Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Курган Сергей : " 1904 Год Синего Дракона " - читать онлайн

Сохранить .
1904. Год Синего Дракона Сергей Леонидович Курган
        Альтернативная история Русско-Японской войны, которую вынуждены творить герои, попавшие в параллельный мир, очень похожий на наш мир образца года 1904-го от Рождества Христова. Данное произведение - одна из веток сюжета в мире КОС ЕИВ (Основное произведение - роман "Катарсис Империи" Ильи Сергеевича Модуса).
        Курган Сергей Леонидович
        1904: Год Синего Дракона
        Глава 1. Санкт-Петербург - Порт-Артур
        Первая половина февраля 1904г.
        Особый литерный поезд КОС ЕИВ.
        Транссибирская магистраль.
        Вперед-вперед-вперед! Ложечка тихонько позвякивала о край стоящего на столике стакана, вторя перестуку колес на стыках Великого Сибирского пути. Литерный вне расписания даже не мчался - он стрелой летел на Дальний Восток, унося с собой самую таинственную группу людей во всей Империи. Почти два десятка Особых Советников Его Императорского Величества с каждым часом удалялись всё дальше и дальше от Петербурга. Подальше от столичной суеты, сплетен и дворцовых интриг. На самый край земли. Во Владивосток, Маньчжурию и на Квантун. Туда, где они сейчас нужнее всего. На войну...
        Только вчера они пролетели мимо Бугуруслана - красивого небольшого города, расположившегося на возвышенности у берега замерзшей реки в окружении живописных заснеженных полухолмов - полугор. На фоне этой сверкающе-белой оправы городок с его ярко разукрашенными строениями, с горящими на солнце золотыми куполами церквей был особенно красив и выразителен. Словно пришел из народных сказок на берег реки Кинель, да так и остался тут навсегда... А дальше к северу протянулась цепь низких гор, покрытая темными пятнами дубрав по гребням и распадкам - Кинельские Яры... Сами собой пришли на ум строки Аксакова:
        Вот родина моя... Вот дикие пустыни,
        Вот благодарная оратаю земля!
        Дубовые леса и злачные долины,
        И тучной жатвою покрытые поля!
        Да, сии строки Сергей Тимофеевич написал именно об этих местах.
        И вот уже остались позади Оренбургские степи, как до того - Новгород, Москва, Тула, Ряжск, Пенза, Самара... Поезд останавливался на станциях лишь на короткие промежутки - чтобы догрузить тендер паровоза углем и заправить водой, и снова - вперед-вперед-вперед!
        Этой ночью проскочили Уфу, где остановка у тускло освещенных перронов вокзала губернского центра была такой же короткой - уголь, вода - и снова - в путь! На восток!
        В свете утреннего солнца поезд мчался, оставляя вдоль пути роскошные белые усы мятого пара, а в морозную синь ясного февральского неба из паровозной трубы с пыхтением устремлялись клубы темного угольного дыма, моментально "седея" на крепком уральском морозце... Ибо за окнами особого литерного уже величаво плыл Урал. Этот древний и прекрасный Каменный Пояс, отделявший европейскую Россию от Сибири.
        Поезд постепенно поднимался всё выше среди гор, покрытых хвойными и лиственными лесами. Сергей сидел, периодически потягивая чай и молча глядя в на мягкие, округлые очертания древних гор. За миллионы лет природа сгладила острые вершины, и теперь уже почти ничто не напоминало о некогда бушевавшей здесь грозной силе миросотворенья, сжимавшей, перекручивавшей и поднимавшей из недр на огромную высоту миллионы тонн камня. Теперь всё это было обработано ветром и водой - неутомимыми скульпторами природы, создавшими этот своеобразный ландшафт, присыпанный снегом, словно сединой. Горы были почти сплошь покрыты лесом - его зелено-бурый ковер лишь изредка прорывался отдельными голыми скалами - их желтые, красноватые или бурые пятна разбавляли монотонность лесистых склонов, простиравшихся до самого горизонта и терявшихся в его голубоватой акварельной дымке.
        - Серег, вот ты мне скажи - вы с Капером что, родственники? - спросил вдруг Илья, заставив Сергея оторваться от живописного пейзажа, проплывавшего за окном.
        - Нет, адмирале, мы с Володей - однофамильцы! - улыбнулся Сергей, а сидевший рядом Капер тихо засмеялся в кулак - а к чему это вдруг такой вопрос?
        - В смысле - однофамильцы? - глаза Ильи за тонкими стеклами очков округлились от неподдельного удивления.
        - В смысле - Капер - морской разбойник, Вольф - лесной разбойник. Так что мы с Володей - однофамильцы, как ни крути! - Сергей сам не мог сдержать улыбку, глядя на вице-адмирала Российского Императорского флота, сидящего напротив него с круглыми, как пять копеек, глазами.
        - Ты всё, блин, шутишь! - беззлобно бросил Илья.
        - Да, есть такой грешок, но без этого в нашей ситуации можно просто умом тронуться. Так что лучше уж шутить, чем ловить поехавшую крышу. Так с чего был вопрос о родстве-то а, Илья?
        - А ты что, не слышал, о чем мы минуту назад говорили с Володей?
        - Честно? Не слышал. Отвлекся, наверное, глядя на горы. Прости... - была такая черта у Сергея - он мог увлечься чем-то своим, совершенно игнорируя всё остальное, происходящее вокруг, "присутствуя отсутствовать", как он сам это называл, - Так о чем вы там с Володей говорили?
        - Да он мне только что почти слово в слово повторил твой вчерашний монолог о том, что всё наше предприятие - чистой воды авантюра!
        Сергей улыбнулся.
        - Вот видишь, Илья, у умных людей мысли сходятся!...
        - Ты опять со своими шуточками! Вообще-то мысли сходятся, согласно народной поговорке, у дураков!
        - А вот сейчас обидно было! - пробасил Капер.
        - Вот именно! - присоединился к разговору сидевший за соседним столом Флеш.
        - А мне не обидно? - голос "Адмирале" непроизвольно повысился, - вы уже в который раз заводите одну и ту же заезженную пластинку - "авантюра", "мальчишество", "всёпобедизм"... Сколько можно-то, а? Как мы сможем победить, если вы сами не особо-то верите в победу? Я-то думал, что этот вопрос мы решили ещё там, в Елагинском, а вы - опять двадцать пять!
        - Не "опять двадцать пять", Илья! Просто это - правда. Авантюра такая, каких ещё свет не видывал, - Сергей несколько раз покрутил ложечку в стакане с остывающим чаем, а потом, подняв глаза, продолжил, - Я, если честно, до сих пор не понимаю, как Николай решился на подобное и чем ты его там убедил или заманил, но... Другого выхода у нас всё равно нет. Увы... Так что волей, а скорее - неволей, мы все вынуждены участвовать в этой затее. Так сказать - добровольно-принудительно...
        - Ага, колхоз - дело добровольное! - вставил свои "пять копеек" Гарик.
        - Да, типа того, - продолжил Сергей, - И, поскольку деваться нам всё равно некуда, особенно, если учесть, что наш мир всё равно уже не вернуть...
        - Не надо про наш мир, Волчара, пожалуйста... - при этих словах бас Капера прозвучал особенно печально.
        - Хорошо, Володя, не буду, у самого на душе хреново..., - и, уже повернувшись к "Адмирале", - Так вот, Илья, что б ты понимал - одной веры в победу не достаточно. Как и золотых погон на наших плечах. Никто ни в Артуре, ни ещё где-либо в Российской империи местного пошива не будет с радостью выполнять наши распоряжения и приказы только потому, что мы такие вот все раскрасивые.
        - Я это понимаю прекрасно, чай не дурак - тут же отозвался Илья. Он хотел было что-то ещё сказать, но немного не успел - Вервольф заговорил первым.
        - А никто и не говорит, что ты глупец, Илья. Твои планы в принципе правильные, но, как бы это сказать...
        - Да как есть - так и говори!
        - Хорошо! Так вот. Они - слишком оптимистичны.
        - Возможно. И что ты предлагаешь?
        - Немного подыграть нашим недругам. Думаю, они сами нам в этом помогут.
        - В каком смысле?
        - Ну, думаю ни для кого здесь не секрет, - Сергей обвел взглядом всех присутствующих Советников, - что сухопутной обороной Квантуна командуют Стессель и Фок. Если честно, то я даже не знаю, чего в этих людях больше - глупости или предательства. Так вот, не секрет также и то, что командовать им там осталось недолго. Это уж Илья Сергеевич обеспечит.
        Илья расплылся в мечтательной улыбке, очевидно, уже предвкушая, какими пинками он будет гнать из Артура этих "деятелей". Вервольф тем временем продолжал:
        - Но далеко они не уедут, это уж как пить дать. Никак не далее штаба Линевича и Куропаткина. Где-нибудь там и осядут. И будут гадить нам при любой возможности. Или, что ещё хуже, получат от Линевича какой-нибудь армейский корпус и организуют оборону на одном из направлений ударов японцев.
        - И японцы эту оборону проломят в самый неподходящий момент, - продолжил за Вольфа Скиф.
        - Да, тёзка, ты совершенно прав - проломят. Со всеми вытекающими последствиями. Да даже, если и не поставит их Линевич аль Куропаткин командовать каким-либо соединением, а оставит при штабе, то всё равно - на Ялу нашим японцев не остановить. Ты уж, Серёж, не обижайся, но дай-то бог, чтобы с твоей помощью смогли их остановить на линии перевалов.
        - Ну, тут уж я постараюсь. И как можно раньше.
        - Это если тебе дадут крылья расправить. А я, почему-то, уверен в обратном - Линевич у Николая на хорошем счету, Куропаткин - тот вообще у Государя Императора в любимчиках ходит. Так что, боюсь, что задвинут они твою группу Советников на самые задворки. И, что самое противное, нет у нас против них никаких козырей. Пока что нет.
        - То есть, потом они у нас появятся? - нетерпеливо спросил Илья.
        - Надеюсь, что да. Но, не раньше лета.
        - А почему так долго? - не выдержал Флеш.
        - Потому, Вань, что пока они не прокакают сражение на реке Ялу, а это - апрель, пока не нависнет угроза прорыва через перевалы и выхода к Инкоу, а это - уже июнь будет, до тех пор никто группу Скифа особенно в серьез-то и воспринимать не будет. А вот когда они обделаются по полной программе, вот тогда и бросят вас на съедение уже вошедшим во вкус японцам...
        - Да уж, весёленькую картинку ты нарисовал, тёзка, - протянул задумчиво Скиф и подпер рукой подбородок.
        - Обхохочешься просто! - поддержал Гарик, - То есть нужно потерять все выгодные рубежи обороны, положить кучу народу, чтоб до кое-кого в Петербурге дошло, что не всё то золото, что блестит?
        - Как ни прискорбно, други, это звучит, но всё именно так, - Сергей на несколько мгновений замолчал, словно что-то обдумывая, а затем продолжил, - Если хотите знать моё мнение, то единственный выход в данной ситуации - забрать под непосредственное командование группы Скифа какое-нибудь армейское соединение. Скажем - гвардейские части, которые Его Величество обещал отправить нам в помощь, и за то время, пока наши "великие стратеги" будут показывать себя во всей красе - успеть подготовить их к ведению современной войны и в критический момент спасти ситуацию на фронте. Как по мне - то это единственный адекватный выход из назревающей ситуации.
        - Да уж... - протянул Скиф.
        - Не раскисай раньше времени, Серёга! -постарался приободрить своего товарища Вольф, - Может, все ещё обойдется и к тебе начнут прислушиваться раньше. Например - после битвы на берегах Ялу.
        - Да что-то мне подсказывает, что, пока гром не грянет, Куропаткин с Линевичем не перекрестятся. А время-то уйдет!
        - Ты прав, время уйдет! - констатировал Илья, - так что готовься, Советник Скиф, стать "фронтовым пожарным". И команду свою подготовь, чтобы смогли вовремя потушить этот пожар...
        Поезд начал замедлять свой стремительный бег на восток, вагон пару раз качнуло на стрелках. Илья посмотрел в окно.
        - Что за станция?
        Вервольф тоже глянул в покрытое морозным рисунком стекло вагонного окна. На берегу речки в долине меж невысоких, местами покрытых лесом гор, высились трубы, домны, цеха сталелитейных заводов. Над их трубами весело клубились струйки дыма, уходя в высокое зимнее небо. Сам город был практически невидим, скрываясь на берегу озера за поворотом реки среди лесистых гор.
        - Златоустовские заводы, господа офицеры! - громко произнес Вервольф, - Предлагаю выйти - немного размяться. А то, чай, засиделись, поди!
        Пока паровоз заправляли, советники группками прохаживались вдоль перрона. Прямо здесь же, на станции, продавались различные предметы утвари из стали и чугуна, инструмент и клинки. Завидев золотопогонную публику, торговцы наперебой стали зазывать их к своим товарам.
        Вервольф тоже решил посмотреть на предложенное к продаже железо.
        Утюги, сковороды, ухваты и всевозможные чугунные печки его не интересовали, а вот к клинкам он питал давнишнюю страсть.
        - Господин генерал, что вам будет угодно приобрести? Сабли, шашки, кинжалы - всё к Вашим услугам!
        Сергей улыбнулся. Торговец, не особо разбирающийся в тонкостях мундиров и знаков отличия, по ошибке принял его за сухопутного.
        - С превеликим удовольствием, любезный. Только не генерал, а контр-адмирал флота Его Императорского Величества.
        - Прошу-с прощения, Ваше превосходительство, не извольте гневаться - не силен я в военном мундире!
        - Не волнуйтесь, уважаемый! Не престало человеку военному гневаться на то, что гражданский люд не разбирается во всех тонкостях воинского мундира.
        Лицо торговца при этих словах Сергея заметно повеселело
        - И, покажите-ка мне, любезный, что у Вас есть из сабель и шашек?
        - Вот, пожалуйста, Ваше превосходительство - очень широкий выбор. Есть сабли с богато украшенными рукоятями...
        - Нет, любезный, меня больше интересует сабля без лишних изысков на эфесе, но с хорошим качеством клинка. Если таковые есть - покажите.
        - Есть, конечно, Ваше превосходительство, - тут торговец немного приостановился, очевидно, подбирая слова, дабы не обидеть ненароком покупателя столь высокого ранга, - Не извольте сомневаться, клинки у нас очень хорошего качества. Просто я думал, что человеку Вашего ранга... более пристало бы...
        - Носить оружие, украшенное соответственно его статуса? - улыбнулся Вервольф.
        - Совершенно верно, господин адмирал, именно это я и хотел сказать.
        - Так то оно так, любезный. Да вот только едем мы не на парад, а в бою все эти украшения ни к чему будут. Посему, меня в первую очередь интересует качество клинка, его баланс, а уж всё остальное - вторично.
        - Есть у меня такой клинок, Ваше превосходительство! Не особо богат украшениями, но сталь на клинке очень удалась. Вот, посмотрите! - и он протянул Вервольфу ничем издали не примечательную саблю.
        Сергей взял её. Рукоять удобно легла в правую руку. Золоченый эфес, изготовленный без излишеств, был предназначен для выполнения своей основной функции - служить надежной защитой для руки, а не поражать богатством и роскощью отделки. Клинок выскользнул из ножен, тускло сверкнув в лучах февральского солнца. По долам изящно серебрился тонкой филигранью узор булатной стали. В меру тяжелая, сабля была удобной в хвате и производила впечатление добротно сработанной вещи. "Взяв у руку - маеш вещь!" - вспомнилась тут же старая шутливая суржиковая поговорка, заставив его чуть улыбнуться. Отступив от лавки на два шага назад, оглядевшись по сторонам, чтобы случайно не зацепить прохожих, Вольф несколько раз взмахнул клинком - сначала медленно, а потом провел сразу серию быстрых финтов. Баланс клинка был изумителен - сабля словно стала продолжением руки. Это было то самое ощущение, что вот оно - твоё.
        Через минуту, расплатившись с торговцем, он уже шел по перрону с покупкой в руке к группе стоящих у вагона товарищей.
        - О, Волк себе "ножичек" прикупил! - раздались веселые возгласы, Наверное - чтоб было чем колбаску порубить?
        - Ага, и огурчики порезать, если что! - в том же духе ответил Сергей, подходя к товарищам вплотную, - Одно только плохо - тушенку открывать неудобно!
        - Это ещё почему? - с притворным удивлением спросил Капер.
        - Да сразу и крышку и дно банки откупориваешь - всё мясо выпадает! - рассмеялся Сергей.
        - "Только шашка казаку по степи подруга, только шашка казаку в степи жена!" - процитировал-пропел строки Розенбаума Скиф.
        - Не шашка это, а сабля! - возразил Гарик
        - Да знаю я, но ведь из песни слов не выкинуть!
        - А ну-ка, ну-ка! Дайте взглянуть! - Флеш протянул руку к сабле.
        - Спички детям не игрушка! - шутя ответил Вольф, пряча своё приобретение за спину.
        - Да ладно, Серег! Дай посмотреть! - в голосе Ивана прозвучали обиженные нотки.
        - Держи! - всё так же улыбаясь, Вольф достал саблю из-за спины и протянул Ивану. И уже серьезно добавил, - Сабля офицерская боевая заточенная. Так что аккуратнее!
        Флеш взял её и, держа двумя руками за ножны, словно взвешивая, спросил:
        - А чего так официально, Вольф? "Сабля боевая офицерская..."
        - Так положено, Вань! Когда передаешь кому-то оружие, положено называть его и описывать его состояние. Я хоть и давно служил-то, но это не забывается... Только тогда был "АКМ-74 боевой незаряженный", а теперь вот "сабля..."
        - Это точно, Волчара! - раздался бас Капера, - Армия не забывается. Как бы давно не служил!
        - Да вы и сейчас на службе-то! - раздался за спиной голос Ильи, - аль забыли, господа Особые Советники?
        - Забудешь с тобой, как же! - улыбаясь, произнес Капер.
        Тут раздался характерный звук извлекаемой из ножен стали, и Иван несколько раз взмахнул саблей. Клинок, сверкая на солнце, очертил в воздухе дугу, потом вторую, третью...
        - Эй! Поаккуратнее с ножичком! Дырку сделаешь - потом не запломбируешь! - почти процитировал фразу киногероя Гарик.
        - Подумаешь! - фыркнул Флеш, вкладывая клинок в ножны.
        - Я тебе скажу одну вещь, ты только не обижайся, да, Вань?
        - Попробую, Игорь, - протянул Флеш, передавая саблю обратно Сергею
        - Так вот, я просто видел, какие финты крутил Вольф там, возле лавки, и как махал саблей ты тут.
        - И?
        - Серега умеет пользоваться этой штуковиной. В отличие от тебя.
        - Я это тоже заметил - произнес Илья, - Серег, расскажешь нам, как и где ты научился?
        - А вам, парни, какую историю рассказать - правдивую или интересную? - хитро прищурившись, спросил Сергей.
        Над перроном зазвучал протяжный паровозный гудок.
        - Ну вот, господа, не судьба услышать вам сию басню давно минувших дней! - развел руками Вервольф,- По вагонам!
        - Ну, у нас ещё долгий путь впереди, - запрыгивая на ступеньки, произнес "адмирале", - Как-нибудь за рюмкой вечернего чая расскажешь!
        - Всенепременно! Разве что не успею! - произнес ему вдогонку Сергей, пропуская вперед себя Флеша и Володю Капера.
        Первые клубы мятого пара с характерным звуком вырвались на свободу из заточения чугунных цилиндров машины-компаунд и паровоз, под тихий лязг выбирающих слабину сцепок начал плавно увлекать состав за собой. На восток...
        ***
        Поезд, не останавливаясь, обогнул Златоуст, так что особо полюбоваться городом не пришлось, но даже поверх вершин деревьев был виден красивый город на берегу небольшого озера, зажатого меж зеленых от покрывавшего их хвойного леса, гор.
        Поезд мчался всё дальше от Златоуста, по заснеженным долинам меж седых вершин Урала.
        Разбившись на группы, Советники занимались проработкой каждый своих вопросов - примерные зоны ответственности Илья им назначил сразу, и теперь координировать работу Корпуса, а вернее, той его части, что отправилась на восток, стало намного легче. Сейчас Илья периодически наблюдал, как парни в группках о чем-то оживленно дискутировали, потом принимались что-то записывать, потом опять о чем-то спорили вполголоса. А иногда и погромче.
        Тогда Вервольф, сидевший отдельно от остальных, отрывался от карты Квантуна и немного осаживал крикунов.
        Перед Ильей, а официально - вице-адмиралом Российского Императорского флота, командующим Эскадрой Тихого океана и командиром Корпуса Особых Советников Его Императорского Величества Модусом Ильей Сергеевичем лежали несколько экземпляров "Морского сборника" - первый, четвертый и седьмой номера за 1897год. Те самые, в которых Степан Осипович впервые опубликовал свои "Разсужден¬я по вопросамъ морской тактики". Конечно, в знаменитом труде Макарова содержались и спорные моменты, но много было действительно новаторского и нужного. Достать "Рассуждения..." отдельной книгой Илья не смог - они издавались до этого всего пару раз, фактически представляя собой перепечатку из "Морского сборника" - того самого, номера которого ему и достал где-то Вервольф, пока Илья общался с Императором да решал массу других насущных вопросов. "Читай, анализируй и делай правильные выводы, если хочешь стать настоящим командующим эскадрой!" - сказал ему тогда Сергей тоном, не терпевшим возражений. Была у него такая особенность - иногда, в нужный момент, сказать так, что даже мысли не возникало поступить иначе. Те главы
"Рассуждений...", в которых Степан Осипович описывал таранную тактику, Илья, естественно, пропускал, а вот остальные - об артиллерийской стрельбе, маневрировании, важности морального состояния экипажей - всё это давало интереснейшую пищу для раздумий. Иногда - для коллективных обсуждений какого-либо спорного вопроса... Эх! Почему же в этом мире история пошла иначе, чем в его родном? Хоть и, казалось, почти всё так, как было и у них, но... Почему Макаров в этом мире умер в 1903 году, а не подорвался в последний день марта 1904г вместе со своим флагманским броненосцем? Почему её величество Судьба распорядилась так? Или, готовила место для того, кто должен занять место погибшего адмирала? Чтобы победить в войне. Чтобы история смогла пойти по иному пути. Но ведь для этого стоило всего-навсего не допустить гибели Макарова в тот хмурый мартовский день. Или, может, Судьба решила попробовать в этой роли именно его? Посмотреть, хватит ли у них всех сил на эту...нет, всё-таки авантюру - тут Вольф прав. Не безнадежная, конечно, но авантюра. Что ж, придется им всем стать на время героями авантюрного романа... Вот
же занесла нелёгкая!
        Илья в очередной раз оторвался от чтения, оглядев своих товарищей и, по совместительству, подчиненных. Вервольф всё так же, склонившись над картой, что-то замерял циркулем, потом сверялся с записями в рабочей тетради и ставил очередную отметку на карте. Он в общих чертах набрасывал план обороны Квантуна от японской осадной армии. Предложение ускоренными темпами усиливать Порт-Артурские форты он отмел на самом первом совместном совещании, заявив, что если эти форты понадобятся, значит, войну они уже проиграли. Поскольку ключ к обороне Артура вовсе не высота 203 - гора Высокая, а коммерческий порт Дальний. Пока Дальний в наших руках, пока оборона перешейка не взломана - до тех пор можно быть спокойным за судьбу Артура и эскадры. Но, как только Дальний приберут к рукам японцы, с этого момента падение Артура становится лишь вопросом времени. Исходя из этого, и строил свою оборонительную стратегию Сергей. Две недели, что они находятся в пути - хороший запас времени, чтобы просчитать и взвесить основные моменты плана. Тонкости, как заявил Вольф, обсуждать он будет с Кондратенко уже на месте. Как только
Илья взашей вытурит из Артура Стесселя и Фока.
        Скиф, вместе с Кацо и Ресвальдом, сидели за другим столиком, вынашивая планы по ведению войны в Манчжурии. Им, пожалуй, придется труднее всего - Линевич с Куропаткиным вряд ли обрадуются советникам и их советам. По крайней мере - на первом этапе их уж точно никто всерьез воспринимать не станет. Тут Вольф прав.
        Третья группа - группа Вани Флеша. Им предстоит заняться операциями Владивостокского отряда крейсеров. Хоть они и не блокированы, как эскадра в Желтом море, но сторожащий их Камимура - тоже не подарок. Особенно, если учесть его численное преимущество над силами ВОК. Поэтому задача номер один на ближайшее время - привести во Владик корабли отряда Вирениуса. Тогда можно будет говорить с Камимурой на равных.
        А дальше... Дальше - "война план покажет"...
        А за окном мелькали полустанки, разъезды. Ненадолго останавливались в Миассе с его аккуратными домиками, расположившимися в окружении озер и лесов на берегу одноименной реки - пополнили запас воды, и снова - вперед!
        ***
        Днём поезд остановился на довольно крупной станции. На торцевой стене протянувшегося вдоль перрона в основном одноэтажного (только в центре было два этажа) оранжево-белого кирпичного здания вокзала висела вывеска "Ст. Челябинскъ". Российский триколор развивался на высоком флагштоке над крышей из кровельного оцинкованного железа. На перронах высились ажурные столбы электрического освещения. В промежутках между вагонами можно было разглядеть город с широкими, но не мощеными улицами, вдоль которых стояли деревянные, в основной своей массе - одноэтажные дома. Их крытые железом крыши были прикрыты снегом, как и улицы города, отчего последние визуально казались ещё шире. Многочисленные лавки и какие-то склады окружали вокзал и станцию. Дальше, в городе, виднелись купола храма, сверкавшие позолотой в лучах зимнего солнца. Недалеко расположился Николаевский поселок - ровные ряды домиков и бараков для переселенцев. А многочисленные пути станции были заняты вагонами - пассажирскими, грузовыми, платформами. Уже начинали проявляться признаки того, что дорога находится на пределе своей пропускной способности
из-за увеличения объема воинских перевозок. Нужно было срочно реорганизовывать систему движения. И Вольф и Илья это прекрасно понимали. И ещё со времени пребывания в Елагинском дворце было готово решение - на Байкале сейчас как раз находился министр путей сообщения Хилков. Он занимался немыслимым дотоле делом - организовывал и контролировал работу по прокладке железнодорожной колеи прямо по льду Байкала. Как только закончат эту работу, всю неуёмную энергию министра следует направить на организацию работы Транссиба по экстренным графикам военного времени. Поэтому соответствующее письмо Государя Императора к своему министру уже лежало в портфеле вице-адмирала Модуса. Ну а встречи с Хилковым им никак не миновать - дорога тут только одна. И на западный берег Байкала она выходит в одном единственном месте.
        ***
        Конечно, интересно было бы проехаться или пройтись по улицам старого Челябинска, но время... Время неумолимо неслось вперед, и вскоре их поезд вновь рванулся на восток, что есть сил - наверстывать упущенное на бункеровке время. И замелькал за окнами калейдоскоп больших и малых станций - Курган, Петропавловск, полустанки, разъезды...
        Всё так же стучали колеса на стыках. Всё также пейзаж за окнами вагонов стремительно убегал назад, а взору путешественников открывались всё новые виды. Уральские горы постепенно сменились бесконечной, до самого горизонта степью, однородность которой порой нарушали небольшие перелески да замерзшие озера. В её необъятных просторах лишь изредка виднелось жильё, но то тут, то там, попадались заснеженные стога - значит, степь не была такой уж дикой, как казалась на первый взгляд.
        К вечеру следующего дня прибыли в Омск. Холодный, неприветливый ветер встретил их в этой столице Западно-Сибирского Степного края. Тот самый ветер, что летом нес пыль из степи и навевал тоску на каторжанина Достоевского, теперь мел поземкой по перронам станции. Именно тут, в Омске, они пересекли скованный льдом Иртыш, над гладью которого бережно держал дорогу своими могучими стальными клепаными руками огромный мост. Два его береговых пролета были небольшими, но зато шесть главных своими изящными фермами, казалось, парили высоко надо льдом зимней реки. Сам Омск - крупный город, со всеми его домами, гостиницами, магазинами и дворцами, училищами и кадетским корпусом, куполами православных церквей и соборов, шпилями костела и даже минаретом мечети, с вмерзшими в лед реки пароходами у заснеженных причалов - лежал к северу от железнодорожной станции, раскинувшись пестрым лоскутным одеялом на берегах рек Иртыш и Омь в месте их слияния, прикрывшись сверху серым покрывалом пасмурного февральского неба. Тревожным криком птицы прозвучал над станцией свисток паровоза, и приземистое здание Омского вокзала,
вытянувшееся вдоль перрона, медленно поплыло в окнах вагонов назад, словно освобождая место другим пейзажам.
        * * *
        А пейзаж за окном всю первую половину следующего дня не отличался разнообразием - бесконечная сибирская степь. Заснеженная и, на первый взгляд - совершенно дикая и безлюдная. Как же отличалась она от таких привычных взору Вольфа обжитых степей Украины! Или, как сказали бы тут и сейчас большинство - Малороссии. Вновь мелькали небольшие станции с деревянными постройками и множеством грузовых вагонов, ждущих своей очереди на отправку по назначению. Затем начали попадаться редкие перелески. И вот, уже после обеда, на 1328 версте Западно-Сибирской железной дороги, их взорам предстало величественное зрелище - закованная в ледяной панцирь река Обь.
        Могучие стальные руки моста бережно держали над ледяной гладью тонкую ниточку железной дороги, пока поезд на протяжении 820 метров летел по ней над замерзшей рекой. А на берегу - небольшая одноименная станция и поселочки при ней - сначала - у самой воды - мостостроителей, и уже у станции - пристанционный. Деревянные избы ровными рядами, местами стоящие почти вплотную, не очень красивые, выстроенные на скорую руку, несколько каменных домов и церковь в центре. Небольшая промежуточная станция Транссиба - одна из многих. Расположилась она всего в полутора верстах от моста и реки на слегка возвышенном месте, так, что с неё был виден и мост и сама река. Пока поезд заправлялся, советники дружно высыпали на перрон - размяться, подышать свежим морозным сибирским воздухом, да сходить на станцию в буфет - перекусить чего-нибудь для разнообразия. Кормили их в поезде просто замечательно, но человек - такое существо, которому всегда хочется разнообразия и чего-нибудь новенького... Но большинство стояли на перроне станции, любуясь видом могучей сибирской реки, самой длинной реки России, над которой огромными
клепанными пролетами повис железнодорожный мост, который они только что проехали.
        - Лепота! - пробасил Капер, глядя на переплетение стальных балок моста, контрастным узором выделяющееся на фоне заснеженной реки и таких же белых берегов и прекрасно видимым в чистом морозном воздухе даже с такого расстояния. От ближнего, правого берега реки, к противоположному, покрытому местами бело-зеленым лесом, по мосту сейчас как раз катился поезд, спешащий из Сибири в европейскую часть необъятной России.
        - Да, Володя, красиво! - согласился стоящий рядом Вервольф.
        Сквозь стальное кружево моста струился дымок и пар идущего на запад паровоза. Морозец легонько покусывал за щёки и нос, напоминая - ты - в Сибири!
        - Вот только захолустье, конечно, ещё то, - прозвучал за спиной голос Флеша.
        - Да-да! Глухомань! - вторили ему советники.
        Вольф, улыбаясь, повернулся к ним:
        - Глухомань, говорите? Захолустье? - его физиономия всё шире расплывалась в улыбке, - А если я скажу, что мы сейчас с Вами находимся в будущем третьем городе России после Москвы и Питера?
        - Да ну нафиг! Не смеши, Вольф!
        - А я серьезно. Это сейчас он - мало кому известный безуездный город Ново-Николаевск - бывший поселок мостостроителей, а теперь - пристанционный поселок и город переселенцев при станции "Обь", в шесть улиц и четыре десятка кварталов. А в будущем это не что иное - как Новосибирск, господа Особые Советники! - Сергей обвел взглядом слегка ошарашенных товарищей, - Вот так вот! За столетие - из захолустья в третий по населению город страны.
        Советники задумчиво озирались вокруг - ведь они сейчас стояли, фактически, в самом центре будущего мегаполиса. А Вольф тем временем продолжал:
        - Вы посмотрите, какими темпами он уже развивается - вон в центре уже есть кирпичные двухэтажки, собор вон каменный какой отстроили! Да, пока что дома в основной своей массе ещё деревянные, да, местами - построенные на скорую руку кривые избы поселенцев. Но ведь это все - фактически за десяток лет! А ведь скоро отсюда пойдет железная дорога на Семипалатинск, станция Обь станет узловой - и это в разы ускорит развитие города! Питер ведь тоже начинался когда-то с крепости на острове да с домов на болотах...
        - Да, Серег! Ты прав! - все города когда-то начинались с первого дома переселенцев, - задумчиво протянул Илья, - вот только откуда ты это всё знаешь?
        Сергей улыбнулся:
        - Ну так это... Энциклопедический склад ума!
        - Ага! - хмыкнул Флеш, - Большая Вервольфская энциклопедия!
        Вольф рассмеялся:
        - Ну, что-то типа того!
        Поболтав ещё четверть часа на перроне, советники вскоре вновь тронулись в путь - время не ждало, и поезд вновь полетел стрелой на восток. Всё чаще в лучах послеобеденного солнца за окном мелькали леса, всё реже и всё меньшими по размеру становились степные прогалины между ними - река Обь была своеобразной границей между лесостепной и лесной зоной Сибири.
        Леса поначалу были редкими, полупрозрачными, в основном - березовыми или смешанными. На 74-й версте от Оби проскочили маленькую, если не сказать - крохотную, станцию с несколькими домиками служащих. "Ояшъ" - успел прочитать вывеску над входной дверью крохотного станционного домика Вервольф. На 135-й версте по небольшому двухпролетному мосту перескочили через застывшую в зимней спячке реку Лебяжья, на 156-й версте в косых золотистых лучах вечернего солнца мимо окон поезда пронеслось стальное кружево длиной в пятьсот шестьдесят два метра - шестипролетный мост через реку Томь, очень напоминающий ранее пройденный мост через Иртыш. На берегах реки располагались мастерские, станция и небольшая деревня Полоношная. Всё это лишь на минуту мелькнуло за окнами поезда и исчезло из виду.
        Уже на закате, в красновато-оранжевом вечернем свете, взорам советников предстала станция с характерным названием "Тайга". Именно здесь к Великому Сибирскому Пути примыкала ветка, уходящая на север - к Томску. "Тайга" была узловой станцией, поэтому и вагонов, и различных грузов, готовящихся к отправке на ней было намного больше, чем на рядовых, остановочных, станциях. Но пока что это не особо сильно повлияло на саму станцию. Прогуливаясь по перрону, Вервольф видел скромное станционное здание - деревянное на каменном фундаменте оно своей общей планировкой и резными наличниками довольно сильно походило на здание станции "Обь". Ничем особо не примечательное, сейчас, в золотых лучах заката оно переливалось тысячами огненных блесток на заиндевевших деревянных кружевах. Чуть дальше расположилось сложенное из красного кирпича рыже-коричневое паровозное депо на три пути. Или, как выражались в разговорах промеж собой железнодорожники - "на три стойла". Услышав такое название, Сергей улыбнулся. Бывшие крестьяне, а ныне - железнодорожники, сменили своих серых да гнедых коней на новых - железных и
огнедышащих, но, как и прежде, продолжали держать их "в стойлах"... Рядом со станцией - чуть дальше складов и водонапорных башен - виднелся поселок. Сотня деревянных домов, несколько торговых лавок да что-то, напоминающее гостевой дом. Вот и всё...
        - Любуетесь видами станции? - раздался голос за спиной советника
        - Да, Всеволод Серафимович! - Сергей повернулся к начальнику поезда, неторопливо шедшему от здания станции к вагонам, - Вышел вот, знаете ли, воздухом Сибирским подышать да размяться немного. Не всё ведь в вагоне сидеть!
        - И то правильно, Ваше превосходительство! Станция, конечно, не бог весть, но после постройки дороги на Томск - начала помаленьку расти. И народца прибавилось, и домишек.
        - Да, если станция стала узловой, то это и не мудрено - со временем и торговля будет развиваться, и обслуживание железной дороги, - Вервольф зашагал вместе с Всеволодом Серафимовичем к поезду.
        - И то верно - после строительства дороги многие поселки и города вдоль неё заметно оживились и преобразились. Хоть времени и совсем немного прошло, но это уже вполне заметно.
        - Да, я тоже обратил внимание, Всеволод Серафимович, что много новых домов поставлено в посёлках. А ещё больше - времянок и бараков. Переселенцам, видимо, не сладко приходится в здешних местах?
        - Да уж, господин советник. Не сахар. Особенно - в первое время, пока не обустроятся да не обрастут хозяйством. Очень тяжело простому люду, - при этих словах начальник поезда грустно вздохнул, - Но, на старом месте, поди, ещё горше было, раз сюда подались... И ведь немало люду приехало новые места обживать! Дальше по дороге сами увидите, сколько времянок переселенцев у станций да в деревнях вдоль дороги понастроено...
        - Да, - задумчиво протянул Вервольф, - Нелегко живется простым людям на Руси. Во все времена.
        - Ваша правда, господин советник, Ваша правда.
        - Ничего, Всеволод Серафимович! Мы это обязательно изменим. Дайте только срок!
        Начальник поезда пристально посмотрел в глаза Вервольфа:
        - Дай Бог, чтоб так оно и получилось, Господин Советник!
        Боковое окно паровозной будки отворилось и туда показалась голова машиниста:
        - Всеволод Серафимович! Мы готовы! Углем догрузились, водой заправились. Теперь можно до самого Мариинска без остановок лететь!
        - Хорошо Фёдор! Поднимай пар, и будем трогаться в путь! - и, уже повернувшись к Сергею, - Пора и нам с Вами по вагонам.
        Над станцией зазвучал пронзительный сигнал паровоза.
        - Да, Всеволод Серафимович! Пора! - произнес Сергей, глядя, как остальные Советники друг за другом поднимались в вагон, - А когда будем в Мариинске?
        - Около полуночи, господин Советник.
        - Хорошо! - бросил Вервольф, уже поднимаясь в вагон.
        Следом за ним поднялся и начальник поезда.
        * **
        В дверь купе тихонько постучали.
        - Войдите! - бросил Вервольф, не отрываясь от своего занятия.
        Дверь с легким шорохом отъехала в сторону и в проеме появилась голова "адмирале".
        - Не спишь? - тихо спросил Илья.
        - Как видишь, - Сергей кивнул Илье, - Проходи! К тебе, я смотрю, тоже сон не идет?
        - Ага, совсем не спится, - Илья присел напротив Сергея, глядя то на разложенную на столике карту Квантуна, то на револьвер, который Вервольф тщательно протирал тряпочкой, удаляя следы смазки, очевидно, нанесенной совсем недавно, - Ты его решил надраить, как котовы колокольчики?
        - Оружие любит ласку, чистоту и смазку, мой друг! - улыбнувшись, Сергей повернул шомпольную трубку из положения экстракции гильз в положение "под ствол" и с легким проворотом загнал шомпол на место. Закрыв дверцу барабана, он ещё раз прошелся по револьверу тряпочкой и, перебросив его из левой руки в правую, ловко спрятал "Наган" в кобуре, - Вот и всё! Машинка готова!
        Илья, поглядев на весь этот аттракцион, непроизвольно поправил очки на переносице и произнес:
        - Только не говори, что никогда не держал револьвер в руках! Ты с ним так обращался, как обычный человек - с зубной щеткой.
        - Ну, на самом-то деле, конечно, зубной щеткой я пользовался чаще, чем револьвером, - Сергей улыбнулся, - Но, ты прав - с творением братьев-бельгийцев я знаком очень хорошо.
        И кобура с "Наганом" легла на полку рядом с массивным деревянным футляром, из-под крышки которого выглядывала округлая рукоять ещё одного пистолета.
        - Я вот только не пойму, Серег, у тебя ж уже есть "Маузер", на кой черт тебе ещё наган понадобился? Ты что, решил коллекцию оружия собрать?
        - Да нет, конечно... - тут Вервольф задумчиво выдержал паузу, и мечтательно продолжил, - Хотя, после войны собрать коллекцию оружия - а, почему, собственно, и нет? Вполне нормальная идея! А вообще - во-первых, все пистолеты начала века этого века ещё довольно капризные штучки. То смазка замерзнет, то пыль попадет туда, куда не надо. А "наган" - он е есть "наган". Простой, надежный, практически безотказный. К тому же - есть ещё один немаловажный момент...
        - И какой?
        - Илья, вот как ты думаешь, сколько в Артуре будет "Маузеров"? - и Вольф пристально посмотрел на своего командира.
        - Честно? Не знаю. Но, не много. Это точно.
        - Вот именно. Совсем немного. И что нас там ждет - никто не знает. - Вольф сделал паузу, а затем продолжил, - Если, не приведи Господь, придется по-тихому шлёпнуть какую гниду, то пули и гильзы от "немца" - прямая улика на того, кто стрелял. А вот револьверов там хоть завались. Да и гильзы "нагана" не остаются на месте стрельбы. Соответственно, идентифицировать стрелявшего весьма проблематично. А, учитывая практически полное отсутствие баллистической экспертизы в нынешнем времени - просто нереально. Вот так.
        Илья сидел со слегка обалдевшим лицом.
        - Ты меня пугаешь, Серег...
        - Не переживай, Илья! Я иногда сам себя пугаю. Но, думаю, что до этого, всё же, не дойдет. Хотя, на всякий случай, нужно быть готовым к худшему. В любом случае - в бою с японцами лишний "наган" в сапоге не помешает.
        - Ладно, уговорил. Будем надеяться, что стрелять придется только по японцам.
        - И я на это надеюсь, - произнес Вервольф, хотя в голове крутилась совсем другая фраза - "свежо преданье старины глубокой, но верится в него с трудом"...
        Отбросив мрачные мысли, Сергей придвинул к Илье карту, помеченную десятками разноцветных значков.
        - У меня тут на досуге появилась пара интересных мыслей по поводу Дальнего. Хочу услышать твоё мнение...
        * * *
        Чуть за полночь, поезд начал замедлять свой бег на восток. За окном замелькали тусклые огоньки какой-то станции. Чрез минуту Вервольф следом за Ильей спрыгнул на заснеженный перрон, чтобы перед сном подышать немного свежим, морозным воздухом. И тут же натолкнулся на Всеволода Серафимовича.
        - Я смотрю, Вам тоже не спится, господа советники! - с улыбкой приветствовал их начальник поезда.
        - Да, засиделись немного! А что за станция, любезный? - произнес Илья, кутаясь от крепкого сибирского морозца.
        - Мариинск, Илья Сергеевич! Небольшая станция у небольшого городка. Несколько кривых улочек, аляповатые домишки. Ничего примечательного. Хорошо ещё, что зимой едем.
        - А что так, Всеволод Серафимович?
        - Да в теплое время года есть у этого городка ещё одна достопримечательность - гнилой запах, очевидно, от окружающих болот.
        Вервольф оглядел станцию. Тусклый свет фонарей то тут, то там выхватывал из тьмы зимней ночи деревянное здание вокзала, паровозное депо, перрон, складские площадки. Чуть поодаль светились несколько огоньков - очевидно, именно в той стороне был сам городок, мирно спавший в февральской ночи под огромным куполом звездного неба.
        ...Прошло совсем немного времени, и, выбросив в темное небо клубы седого дыма, паровоз начал вновь набирать ход, уходя всё дальше и дальше от маленькой станции, затерявшейся среди болот и лесов на бескрайних сибирских просторах... А Вольф, перед тем, как сон окончательно сморил его, всё глядел на звезды, светившие в окно купе из бесконечных глубин ночного неба...
        * * *
        На следующее утро, выглянув в окно вагона, советники удивлялись произошедшим за ночь переменам. Пейзаж изменился кардинально - их поезд теперь мчался по тайге. Бескрайнее зеленое море кедров, лиственниц, сосен и елей, кое-где перемежавшихся совершенно голыми сейчас лиственными деревьями - буками, березами, ольхой, с обеих сторон окружало тонкую линию Транссибирской магистрали. Вдоль самой дороги деревья были срублены, а подлесок обгорел от искр, периодически сыпавшихся с проходящих паровозов. Но дальше от насыпи вековые красавицы и красавцы гордо подпирали небо своими зелеными хвойными вершинами или словно хватались за него безлистыми в эту зимнюю пору ветвями. Тайга... Плотно сдвинутый мрачноватый лес, надежно укрывающий в полумраке своих чащ несметные богатства живой природы. Тайга была не только приютом для самых разных зверей и птиц. Не только мрачным, тёмным лесом. Она была другом и источником существования для многих людей в этом суровом краю. И каждый находил тут что-то своё.
        Охотники-промысловики, практикующие звероловный промысел в северной её части, получали от тайги "мягкое золото" - меха белки, лисицы, горностая. Для живущих южнее поселенцев этот промысел составлял дополнительный доход в семейный бюджет - пусть и небольшой, и непостоянный, но совсем не лишний в многодетных крестьянских семьях. Мараловоды разводили на фермах-"маральниках" гордых красавцев - маралов (изюбрей), продавая их рога-"панты" китайским торговцам по цене 150-200 рублей за пуд. Кедровый промысел также был весьма развит по всей таёжной территории. Причем, банальные "кедровые орешки", а точнее - их сбор был делом весьма прибыльным - отдельные семьи проходили от своих селений до кедровников до сотни верст, чтобы поучаствовать в сборе ореха. И это вполне себя оправдывало - в хороший сезон семья вполне могла собрать до трёх, а то и пяти десятков пудов кедрового ореха. А это, ни много ни мало, до 150-250 полновесных царских рубликов. Жаль только, урожайные сезоны выпадали раз в четыре-пять лет. А ещё тайга была источником существования для пчеловодов. В подтаёжных деревнях до половины населения
были пчеловодами. Во дворах было до сотни колодок с пчелиными семьями. А ведь некоторые пасеки содержали и до тысячи колодок! А каждая колодка - это, считай, пуд меду в удачный год. И только для землепашца тайга была суровым противником. Особенно - тайга "черная", хвойная. Если "бельники"- участки, поросшие лиственным лесом, относительно легко окультуривались и распахивались, то с черной тайгой дело обстояло намного труднее. Потому и мало было чистых хлебопашцев в этих местах - крестьянин обязательно дополнял свои занятия на отвоёванной у леса земле каким-либо промыслом. А то - и не одним...
        Советники, уплетая завтрак, тихо переговаривались друг с другом или молча глядели в окно. Вервольф предпочел второе. Покончив с основным блюдом, он принялся за чай с печеньем, всё так же глядя в окно на проносящийся мимо бескрайний лес, покрывающий невысокие то ли горы, то ли сопки, на замерзшую небольшую реку, русло которой проходило немного ниже насыпи, на снег, покрывавший всё вокруг и сверкавший мириадами ярких искр в лучах утреннего солнца. И вдруг, среди всего этого безлюдного белого безмолвия на краю леса показалась площадка, расчищенная от деревьев. А посреди неё - небольшая деревянная избушка. Одна-одинёшенька. С крохотным двориком, огороженным невысоким забором.
        - Фига себе! - непроизвольно вырвалось у Ильи при виде этой картины, это что за явление избушки на курьих ножках народу?
        Хотя, конечно, домик был сделан добротно. Но чересчур уж казенный был у него вид - явно не сам себе хозяин строил, а держава "отштамповала"...
        - Сторожевой домик, - догадался Вервольф, - И живет в нём такой себе сторож-охранник-обходчик... От людей подальше.
        - Ага, веселое житьё, наверное, - пробасил Капер, - людей, почитай, только в проходящих поездах и видит.
        - А ночами, наверное, вообще весело - когда на свет окошка волки приходят или, не приведи Господи, медведь-шатун во двор заявится, - Илья отхлебнул большой глоток ароматного чая.
        - Ну, в этих краях бывают звери и пострашнее волков с медведями, - тихо проговорил Вольф.
        - Это ещё кто пострашнее медведя? Уссурийские тигры тут же не водятся? - с удивлением спросил сидевший за соседним столиком Флеш.
        - Зато периодически водятся беглые каторжане, Вань...
        - А человек - это самый страшный хищник на планете, - раздался голос Игоря.
        - Это точно! - произнес Илья.
        - Да уж, точнее не скажешь - негромко согласился Вольф, глядя, как одинокий домик исчезает вдали за стеной зимнего леса...
        Ближе к обеду лес стал потихоньку редеть и впереди, меж невысоких и почти безлесных гор, показалась долина широкой реки, усеянной мелкими островками, которые сейчас выступали заснеженными буграми посреди ледяной глади. Енисей... Поезд катился вниз, к реке, плавно замедляя ход, пока не остановился у приземистого одноэтажного вокзала, над центральным входом которого висела вывеска "Красноярскъ". После Челябинска это было первое каменное здание вокзала - на всех остальных станциях они были деревянными. А тут, как и положено крупному городу - кирпичное, оштукатуренное и выбеленное, украшенное фронтонами и парапетами. Здание было совсем новым и производило весьма приятное впечатление. Крупная станция бурлила, словно муравейник. Движение не прекращалось ни на минуту - пыхтели маневровые паровозы, по платформам сновали грузчики, разгружая вагоны или наоборот - набивая их грузами для далёкого адресата, сновали грузовые подводы, звенели молоты в кузнице, рабочие в обширных мастерских сновали между ремонтируемыми вагонами, на перронах пассажиры поездов размерено прохаживались или спешили в буфет станции.
Гомон толпы, крики рабочих, свистки паровозов, шипение пара и лязг сцепок и буферов сливались со стуком колес приходящих и отходящих поездов в неумолкающий ни на секунду гул. А рядом, опоясанный серебряной лентой замерзшей реки, раскинулся город. Прямые ряды широких, хоть и не мощеных, улиц, каменные соборы и церкви, здания гимназий, Благородного собрания, красивые каменные дома известных в Сибири торговцев - братьев Гадаловых, Техническое училище - всё это было украшением города с населением в сорок тысяч душ. Но в основной своей массе застройка Красноярска была, с одной стороны, аляповатой, словно лоскутное одеяло - с красивым каменным домом могла соседствовать покосившаяся деревянная изба, больше похожая на хижину, а с другой стороны - даже дома на центральной улице - Воскресенской - были все на один лад...
        Через час, шипя паром, поезд направился к исполинскому сооружению, перебросившемуся с одного берега реки на другой. Этот мост не походил на остальные, по которым они уже не раз пересекали сибирские реки - большие и малые. Была в его ажурных фермах особая гармония. Шесть огромных пролетов выгибали свои полукруглые спины к небу, словно дикие кошки, пытающиеся не замочить лап в холодной воде. Размах сооружения тоже впечатлял - без малого километр над могучей, быстрой рекой. Воистину - Царский мост. Так что Гран-при и Золотая медаль "За архитектурное совершенство и великолепное техническое исполнение" на Всемирной выставке в Париже 1900года от жюри во главе с самим Гюставом Эйфелем этим творением ума русских инженеров и рук строителей были получены вполне заслуженно. Ажурное кружево пролетов неслось вдоль окон идущего поезда, а Вервольф задумчиво глядел на реку, над которой они сейчас словно летели, на плавные изгибы её русла среди невысоких гор, на островки, кое-где выступающие над гладью ледяного панциря. А ведь совсем недавно - всего пяток лет назад, этот самый ледяной панцирь реки был единственной
переправой в холодные месяцы... А теперь вот мост какой отстроили! И не прервется связь меж берегами в ледоход, когда через пару месяцев вскроется могучий красавец Енисей и понесет льдины в далекий и холодный океан. Но это будет потом, а сейчас Енисей дремал, тая своё стремительное течение от посторонних глаз под ледяным покровом. Вервольф на несколько мгновений оторвал взгляд от захватывающего пейзажа и поглядел на остальных своих попутчиков. Все они, как один, прильнули к окнам, любуясь суровой и чарующей красотой сибирской реки. Как зачарованные, глядели на раскинувшийся простор. Улыбнувшись, Сергей вновь повернулся к окну. Нет, всё же мальчишки - они и есть мальчишки, сколько бы им лет не исполнилось по паспорту. И, раз уж ввязались в эту авантюру - что ж, так тому и быть!
        Отшелестело за окнами вагона клёпанное кружево моста и поезд, повернув влево, пошел вдоль берега Енисея, давая возможность в последний раз взглянуть на отдаляющийся Красноярск, а затем дорога повернула вправо, и Енисей за окнами вновь сменился лесами, небольшими долинами, мелкими речушками. И вновь замелькал калейдоскоп небольших станций - Зыково, Камарчага, Балай, Канск, и, уже поздно вечером - Тайшет...
        Однообразность пейзажей за окном быстро надоедала, и Сергей вновь развернул перед собой рабочую тетрадь, принявшись делать в ней наброски полевых укреплений - в планшете Ильи этого не было. Совсем. Поэтому тут рассчитывать он мог только на себя и свои собственные знания. И вот на листах бумаги один за другим возникали эскизы ДЗОТов, огневых позиций полевой артиллерии, блиндажей, наблюдательных пунктов. Иногда Вервольф отвлекался на несколько минут, чтобы поучаствовать в споре товарищей, но затем вновь и вновь возвращался к своим эскизам, на которых постепенно появлялись размерные линии, а затем и таблицы примерных затрат на постройку - количество вынутых кубометров грунта, объем леса, металла, а затем - и бетона, когда на листах тетради стали появляться более серьезные укрепления в виде ДОТов. Конечно, внедрить это всё будет не просто. Но, если особого выбора нет. Если сама судьба, уничтожив их родной мир, распорядилась так, что у них теперь нет другой альтернативы, как творить альтернативную историю здесь и сейчас... Такая вот безальтернативность у них теперь получается...
        Следующий день не был отмечен какими-либо особыми достопримечательностями, если, конечно, не считать короткую остановку на ничем не примечательной станции третьего класса "Нижнеудинск" да пары бункеровок на ещё более мелких станциях. И снова - споры о общей доктрине ведения войны, о применении Владивостокского отряда крейсеров, о том, чему нужнее обучать армию и флот, а что может подождать, о доктрине использования вспомогательных крейсеров... И, ставший уже традиционным, вечерний разговор с Ильей на злободневные темы, не подлежащие широкой огласке. На сей раз, речь пошла о маршруте прорыва отряда Вирениуса на театр военных действий.
        Вервольф проснулся рано. Первые лучи солнца только-только начали робко заглядывать в его окно, окрашивая в желто-розовые тона убранство роскошного купе. Поезд стоял - ни покачивания вагона, ни перестука колес на стыках. Снаружи пару раз кто-то кого-то окрикнул. Советник приподнялся и выглянул в окно. Белое каменное здание вокзала протянулось вдоль перрона. Лучи восходящего солнца придавали его стенам нежно-розовый оттенок. Над центральным входом в здание большими буквами было начертано "Иркутскъ".
        Наскоро набросив одежду, Сергей вышел в коридор вагона. Товарищи ещё спали. Тихонько постучал в купе Ильи. Тишина. Постучал чуть громче. Из-за двери донеслось недовольное ворчание. Что-то в духе "Кто это там такой добрый стучит не свет, ни заря?"
        - Илья, вставай! Иркутск проспишь!
        Дверь адмиральского купе приоткрылась:
        - Какого черта, Серег! Рано ведь ещё... - Илья осекся - А почему стоим?
        - И Вам доброго утра, Адмирале! - Сергей улыбнулся, - Так вот и я о том же, Илья, - стоим! Потому как - Иркутск. Скоро - Байкал. Так что давай, умывай свою морду лица, а я пока что узнаю у Всеволода Серафимовича, сколько нам ещё стоять осталось.
        - Ага, - Илья смачно зевнул и потянулся, - Хорошо, сейчас оденусь и выйду.
        И дверь купе затворилась.
        Вервольф тем временем, убедившись что в купе начальника поезда нет, выскочил на перрон. У вагона переминалась с ноги на ногу стража.
        - Здоров, орлы!
        - Здрав желам, Ваше Превосходительство!
        - Да не кричите так, весь народ в округе разбудите! - без злобы, с улыбкой сказал советник, - Что, морозец кусается?
        - Да есть немного, Ваше Превосходительство. Самую малость.
        Вервольф огляделся по сторонам. Движения на станции ещё почти не было. Лишь изредка промелькнёт где одинокая фигура работника.
        - А где начальник поезда, не видали?
        - Так на станцию пошел, уже с полчаса как, - произнес один из караула.
        - Да вон он уже идет обратно, - указал другой на кутающуюся в тулуп фигуру, торопливо двигающуюся по перрону в сторону поезда.
        Через минуту начальник поезда был уже у вагона.
        - Доброго утра Вам, господин Советник!
        - И Вам доброго здравия, Всеволод Серафимович! Давно стоим в Иркутске-то?
        - Да уж два часа скоро будет, - и начальник поезда плотнее закутался в тулуп.
        - Может, зайдем в вагон, а то, я смотрю, озябли Вы совсем, любезный!
        - Было бы весьма кстати, Ваше Превосходительство!
        - Сколько нам осталось до Байкала, Всеволод Серафимович? - уже поднимаясь по ступенькам, спросил Вервольф.
        - Часа три, не больше. Отправляемся через двадцать минут.
        Вервольф взглянул на часы. Что ж, должны засветло переправиться через озеро. И на разговор с Хилковым время должно остаться...
        - Если желаете, могу предложить Вам чаю, - голос начальника поезда вывел Советника из раздумий.
        - Да-да! Конечно, Всеволод Серафимович. И, если Вас не затруднит - ещё один стаканчик для адмирала. А то я его тоже разбудил.
        - Хорошо, будет исполнено.
        Сергей прошел в вагон-столовую и уселся у окна, глядя, как потихоньку оживает спящая станция. Жаль, что и Иркутск, как и остальные города на их пути, промелькнет лишь картинкой за окнами...
        - Вот нет в тебе ни капли жалости к боевому товарищу, Серег! - раздалось за спиной ворчание Ильи, - Разбудил меня в такую рань. Вот на кой, а?
        - Иркутск, адмирал!
        - И что? Ну, ещё один город. Ну и что?
        - А то, что через три часа - Байкал.
        - Блин, вылетело из головы! Переправа, значит?
        - Ага! Переправа-переправа, берег левый - берег правый... А вот и Всеволод Серафимович с целебным утренним бальзамом!
        - Весьма кстати! - Илья повернулся к начальнику поезда, - Составите нам компанию?
        - С превеликим удовольствием, Илья Сергеевич! - и начальник поезда присел за их столик.
        Сделав несколько глотков крепкого ароматного чая, Сергей оторвался от созерцания заоконных видов:
        - Всеволод Серафимович, а Вы не в курсе, Хилков со товарищи уже заканчивает дорогу по льду Байкала?
        - Узнавал сегодня на станции. Вчера ледовая железная дорога ещё не была закончена - грузы и пассажиров перевозили по льду на санях.
        - А ледокол? - поинтересовался Илья, - Там ведь есть ледокол, насколько я помню?
        - Есть Ваше превосходительство. И даже не один. Но ледоколы могут взломать лед только до декабря месяца. Затем его толщина уже не позволяет ходить ледоколам. Приходится на санях по льду перевозить и людей, и грузы. И так - до самого апреля.
        - Весело!
        - Да просто обхохочешься! Придется нам поезд менять, Илья! - Вервольф пристально посмотрел на "адмирале".
        - Придется. Хотя я, честно говоря, надеялся, что Хилков успеет к нашему приезду закончить колею через Байкал.
        - Может, всё же успеют? - печально произнес начальник поезда, - Я уже привык к вам, жаль будет расставаться...
        - Поверьте, Всеволод Серафимович, нам тоже не хочется расставаться с Вами, но, если колея не будет готова сегодня, - Илья вздохнул, - Ждать мы не можем. Слишком много поставлено на карту.
        - Я всё понимаю, Илья Сергеевич.
        Свисток паровоза разорвал утреннюю полудрёму иркутского вокзала и через минуту поезд покатился дальше на восток, плавно набирая ход. Дальше дорога шла по самому берегу Ангары, и отсюда зимний Иркутск выглядел просто великолепно - лучи утреннего солнца играли на куполах церквей и большого пятиглавого собора, окрашивали теплыми оттенками снег на скатах городских крыш, добавляли романтизма колоннадам нескольких вилл, построенных у берега реки. Эдакая претензия на итальянский ренессанс...
        - Значит - через три часа - Байкал? - Вервольф повернулся к Всеволоду Серафимовичу. Тот утвердительно кивнул.
        - Да, через три часа будем на берегу озера. Может - чуть раньше. Но сильно гнать не будем - несколько дней назад на этом участке воинский эшелон сошел с колеи - машинист хотел с разгону пробить сугроб на пути. Несколько человек погибло, пять вагонов в щепы... паровоз и вагоны всё ещё не убрали. Так что - не взыщите - но полный ход я Федору тут давать запретил.
        - И правильно сделали! - Илья утвердительно кивнул начальнику поезда, - Полчаса ничего особо не решат.
        - Что ж! Раз осталось три часа - пора будить парней, пусть приводят себя в порядок и пакуют вещи. - Сергей встал из-за стола, - Всеволод Серафимович, будьте так любезны - распорядитесь сегодня подать завтрак пораньше!
        - Хорошо, господин Советник! Всё организуем на высшем уровне!
        - Спасибо!
        - Да, Всеволод Серафимович, спасибо Вам за чай - он у Вас, как всегда отменный, - Илья тоже поднялся, - И за компанию спасибо!
        * * *
        Через три часа небольшой поезд замер на станции, приютившейся у подножия невысокой горы на берегу замерзшего озера. Как раз в том месте, где берет своё начало красавица Ангара. Несколько аккуратных деревянных строений, станционные пути, и дуга пирса-волнолома, отделяющая ковш небольшой гавани от остального озера. На самом конце волнолома - "вилка" - раздвоенный причал, внутренние очертания которого в точности соответствовали обводам корпуса огромного ледокола-парома и при швартовке происходило совмещение рельсов на причале и рельсов на пароме. Сам исполин-паром "Байкал" стоял у причала, вмерзнув в лёд до весны. Его четыре трубы были расположены квадратом - как ножки перевернутого стола, отчего этот тяжелый, утюгообразный ледокол немного напоминал броненосец "Наварин". Рядом стоял ещё один ледокол, поменьше - изящная двухтрубная "Ангара". Несколько маленьких пароходов и барж стояли ближе к берегу, а чуть в стороне высился огромный прямоугольник выстроенного из лиственницы плавучего дока, чьи высокие угловатые очертания вызвали у Вервольфа стойкую ассоциацию с комодом.
        Но особо долго рассматривать окружающие пейзажи не получилось - по перрону к ним уже шла небольшая делегация. Возглавлял её рослый, крепко сбитый человек, возрастом уже явно за шестьдесят, но бодро вышагивавший по заснеженным доскам. Все остальные сопровождавшие несколько терялись на фоне его фигуры и явно составляли свиту подчиненных. Маленькая, прямоугольная, абсолютно седая, бородка была столь же характерной чертой его образа, как и у Степана Осиповича Макарова, с той лишь разницей, что и размеры, и форма были полной противоположностью Макаровской бороды.
        - А вот и Михаил Иванович, собственной персоной сотоварищи! - Вервольф легонько подтолкнул локтем Модуса.
        - Хилков?
        - Ага, он самый!
        Илья повернулся к остальным советникам:
        - Парни, а ну-ка соберитесь! Как-никак цельный министр путей сообщений к нам пожаловал!
        - Р-р-а-а-вняйсь! Смирно! Равнение напр-р-р-а-а-во! - пронесся над перроном зычный голос есаула, командовавшего казачьим эскортом группы советников.
        Через минуту бодрый голос Хилкова разорвал тишину над перроном:
        - Здравствуйте, господин вице-адмирал! Рад видеть Вас и Ваших товарищей в добром здравии!
        - Здравия желаю, господин министр путей сообщения! Смею Вас заверить, я и мои товарищи также рады видеть Вас в добром здравии! - Илья ответил своей порцией любезностей.
        После череды рукопожатий и обмена приветствиями между двумя группами людей, Илья с Хилковым отошли чуть в сторону, при этом Илья жестом поманил к себе Вервольфа. Чему Сергей был только рад. Пообщаться с человеком, которого по итогам "их" войны японцы считали более опасным врагом, чем Куропаткина, - о таком он мог только мечтать.
        - ...как добрались к нам, господин советник. Всё ли хорошо было в дороге? - голос Хилкова звучал отчетливо, несмотря на шум оживленной станции.
        - Путешествие от Петербурга до Байкала было замечательным, Михаил Иванович! Спасибо за это Вам и Вашим подчиненным. Надеюсь, Вы не будете против, если к нашему разговору присоединится советник Вервольф - начальник моего штаба?
        - Конечно, Илья Сергеевич! Разве я могу быть против разговора с советником Его Императорского Величества? - Хилков улыбнулся.
        - Благодарю, Михаил Иванович! - Вервольф кивнул головой в легком поклоне.
        - Итак, Илья Сергеевич, вынужден Вас несколько разочаровать, ледовая дорога пока что не достроена, - Хилков развел руками, словно извиняясь, - мы гнали изо всех сил, но...
        - Трещины во льду? - поинтересовался Вервольф.
        - Да, господин советник, совершенно верно. Трещины периодически возникают. Причем - совершенно неожиданно. Пока мы нашли приемлемое решение - потеряли насколько дней. Но, смею Вас заверить, через два дня начнем перекатывать вагоны по дороге.
        - К сожалению, у нас нет этих двух дней, Михаил Иванович! - с лёгкими нотками грусти в голосе произнес Илья, - Для нас каждый потерянный в пути день - смерти подобен.
        - Да, я понимаю, Илья Сергеевич! В телеграмме Его Величества приказано не задерживать Вас ни минуты. Поэтому, мы тут уже всё подготовили к переезду через Байкал по гужевой переправе. А у станции Танхой Вас уже ждёт специально выделенный поезд. Так что - загружайте багаж в сани, и - в путь!
        Илья поспешил к остальным советникам, Сергей же, чей нехитрый багаж уже был давно собран, остался с Хилковым.
        К станции как раз подкатил очередной воинский эшелон, и из его теплушек высыпали на заснеженную землю стрелки очередного батальона, направляющегося в Маньчжурию. А чуть поодаль. У пришвартованного ледокола "Ангара" зоркий взгляд Вервольфа заметил группку гражданских, в основном женщин. Некоторые с детьми. Эти-то уж явно не на войну собрались Скорее - от неё. Но почему тогда они тут, на станции, а не в поезде, идущем в Иркутск. Хотя именно пассажирского состава на станции как раз и не наблюдалось..
        - Михаил Иванович, позвольте полюбопытствовать?
        - Да, Конечно, господин советник. Чем могу помочь?
        - Да я тут приметил странную группу гражданских у ледокола "Ангара".
        Хилков, конечно, удивился тому, что явно впервые попавший на Байкальскую переправу советник так неплохо ориентируется в здешних ледоколах, но виду никакого, естественно, не подал.
        - Это в основном жены офицеров и прочего служивого люду Манчжурской армии и гарнизона Порт-Артура. После той аварии, что произошла недавно, - Хилков на секунду замолчал, было видно, что ему неприятно вспоминать этот инцидент, - Вы, наверное видели её следы, когда ехали сюда из Иркутска?
        - Да, господин министр, видел. Паровоз и то, что осталось от вагонов всё ещё лежит в сугробе вдоль пути.
        - Вот-вот! Из-за этой самой аварии мы получили досадную и довольно длительную задержку в движении поездов. А пассажиры всё прибывали по льду с того берега озера. В итоге женщин с детьми пришлось временно разместить на "Ангаре" и в вагонах моего служебного поезда - там хоть условия для обитания более-менее пристойные. Большую часть из них мы уже отправили по назначению идущими в Иркутск и далее поездами, но на сегодняшнее утро осталось ещё коло трёх десятков. Не отправлять же их в теплушках?
        - Нет-нет, Михаил Иванович! Конечно же нет, - Вервольф задумался на секунду, - Но вот нашим поездом - тем, что мы прибыли сюда - почему бы и нет? Всё равно ведь пойдет обратно пустым. А места там хватит вполне на всех.
        - Я уже и сам думал об этом. Если Вы находите подобное решение уместным...
        - Конечно, уместным! Это же дети. Женщины. Наши. Русские. Разве может быть что-то неуместное в том, чтобы помочь им выбраться из той ситуации, в которую они попали?
        - Нет, конечно, - Хилков помолчал в раздумье несколько секунд,- Я думаю, что это вполне приемлемо.
        - Замечательно. Пусть путешествие в комфорте станет для них компенсацией за те неудобства, что они испытали тут, на берегу Байкала.
        Министр улыбнулся.
        - Вот и ладно. Сейчас я, с Вашего позволения, дам некоторые указания начальнику поезда.
        - Конечно-конечно, Михаил Иванович! Это ведь Ваша вотчина - Вам здесь и распоряжаться!
        Пока Хилков разговаривал с Всеволодом Серафимовичем, к стоящему чуть в стороне Вервольфу подошел улыбающийся Илья, уже собравший всех парней с багажом у вагона.
        - Что это вы тут без меня решаете?
        - Да вот, Илья, продал я наш поезд. Недорого.
        - Не понял. Объяснишь?
        Через минуту, выслушав вкратце всю незатейливую историю, Илья, уже с серьезным лицом только кивнул:
        - Молоток! Всё правильно сделал!
        - А как иначе. "Дед говорит - делай добро - бросай его в воду!" - и при этих словах они оба улыбнулись.
        Тепло попрощавшись с Всеволодом Серафимовичем, советники "дружною толпою" двинулись туда, откуда доносилось лошадиное ржание да гул сотен людских голосов - на берег замерзшего озера.
        Глядя на удаляющиеся спины советников, начальник поезда широко перекрестил их и тихо произнёс:
        - Помогай Вам Господь!
        И смахнул скупую слезу. Да не! То просто мороз сибирский!
        Переправа, а точнее - то место, где она начиналась - гудела, как растревоженный улей. Кто-то занимал места в санях - "скорых" тройках или обычных кошевах с одной лошадью, кто-то из переправлявших грузился на подводы. Тут же офицеры строили колоны солдат для пешего перехода через озеро. Рядом грузились на подводы и сани полковые обозы, впрягались в передки, орудийные лафеты и полевые кухни лошади. Отдельной от остального люда группой стояли почтальоны с охраной у тюков с корреспонденцией, ожидая транспорта для переправы. А по сверкающей в лучах зимнего солнца равнине замерзшего озера до самого горизонта черным пунктиром протянулась вереница путников - переправа была в самом разгаре. Тут же, совсем рядом, был устроен спуск железнодорожного полотна и параллельно гужевой трассе, чуть в стороне от неё, по льду пролегла прямая стрела ветки железной дороги. От берега - и до самого горизонта...
        Через несколько минут они разместились в санях-кошёвах, заботливо выстеленных коврами. В каждые сани село по два-три человека так, чтобы разместиться довольно комфортно, по крайней мере - не стесняя друг друга. Вервольф внимательно рассматривал транспорт, поданный подрядчиком Кузнецом, обеспечивавшим гужевые перевозки по льду Байкала в эту зиму. И, судя по увиденному, подрядчик выделил, по требованию министра, лучшие санные экипажи из тех, что имел. Сани были удобными, добротно сработанными. Такими солдат да рабочий люд перевозить не станут. Только пассажиров первого класса поездов-экспрессов да высокопоставленных чиновников. Каждая кошёвка была запряжена тройкой крепких бурятских лошадей.
        Ямщик щелкнул вожжами и окрикнул гнедую тройку:
        - Но, родимые! Пошли!
        И сани с лёгким рывком тронулись с места. Следом за ними двинулась в путь и остальная вереница троек с советниками и некоторыми лицами из свиты Хилкова. Низкорослые, но крепкие и мохнатые лошадки несли сани по льду замерзшего озера с поразительной легкостью. Скорость, на глаз, составляла верст пятнадцать в час. Вервольф внимательно осматривался по сторонам, пытаясь заметить и запомнить всё в деталях. Движение на гужевой переправе было организовано с толком - встречные потоки грузов и людей не пересекались - поток пассажиров и грузов с запада на восток шел по одной трассе, с востока на запад - по другой, проходящей параллельно в сотне шагов о первой. На самих трассах движение тоже не было хаотичным, а придерживалось строгого порядка. Пешие колонны солдат шли по крайней правой части дороги. Причем за каждой колонной двигались подводы, перевозившие нехитрый солдатский скарб, а иногда и весь обоз части вместе с полевыми кухнями, а также две-три пустых телеги. Как объяснил Хилков - для обессиливших, если таковые появятся на переходе по льду. Левее, обгоняя пешие колонны войск, двигались пассажиры на
подводах и в одноконных кошевах. Но таких сегодня было немного. Ну а самые состоятельные пассажиры неслись в скорых тройках. Вот так же, как и весь "советный караван", мчавшийся сейчас вдоль левой бровки ледовой трассы, что прошла по бескрайней глади застывшего в зимней спячке Байкала, соединив хрупким полупрозрачным мостом два берега моря-озера. Сорок две версты ледовой дороги.
        Не прошло и получаса, как прямо на льду озера между двумя ледовыми дорогами показалось деревянное строение. Над невысокой двускатной заснеженной крышей струился дымок из приземистого дымаря.
        "Неужели станция "Середина"?" - мелькнуло в голове у Сергея, но он тут же отбросил эту мысль. Не может такого быть. До "Середины" от берега больше двадцати верст. А они проехали верст пять-шесть, не более того. Значит, на переправе были ещё какие-то постройки на льду, о которых он не знал? Интересно... Что ж, самое время в очередной раз удовлетворить любопытство. Тем более, что Михаил Иванович, судя по его настроению, был совсем не против. Скорее даже наоборот - очевидно, ему импонировало то, с каким любопытством Илья и Сергей вникали в тонкости переправы, да и вообще в организацию работы Великого Сибирского пути.
        - Этот барак - промежуточный путь обогрева. В основном в нём останавливаются пешие путники. Служивый люд. А те, что едут гужевым транспортом, обычно греются уже на "Середине", пока лошади отдыхают.
        - И долго длится эта остановка, Михаил Иванович?
        - Обычно около часа. Этого вполне достаточно.
        Правее ледовой трассы шла железнодорожная колея. Хоть она и проходила на некотором отдалении, но хорошо просматривалась с гужевой дороги. Ещё у начала переправы, возле того места, где рельсы спускались с берега на лёд, Вервольф обратил внимание, что рельсовый путь укладывался не на обычные шпалы, а на длинные деревянные пластины - в две-три сажени каждая. Вполне логичное решение - более равномерно распределить нагрузку от вагона на лед. Теперь же Сергей обратил внимание, что в некоторых местах под рельсовым путём были устроены своеобразные клетки из положенных крест-накрест длинных пластин и брусьев.
        - Это места перехода пути через трещины во льду, господин Советник! - получил он ответ Хилкова, - Самое неприятное в том, что возникают они совершенно внезапно. Когда первый раз лед треснул под колеёй - то один рельс порвало прямо "по живому", а на втором - все болты стыка срезало - чуть людей не поубивало разлетающимся железом. Поначалу мы думали, что это из-за землетрясений, но теперь наши специалисты всё больше склоняются к мысли, что эти трещины возникают из-за перепадов температуры.
        - И что Вы придумали против трещин, Михаил Иванович? - спросил Илья.
        - Да вот такую конструкцию и придумали - "клетка" из лежащих друг на друге крест-накрест пластин, причем колея со шпалами с ними не связана и может скользить по ним при расхождении или сжатии трещины. И стык в этом месте не сбалчиваем наглухо.
        - Чтобы мог "дышать" при подвижке льда?
        - Совершенно верно, Илья Сергеевич!
        - Разумно придумано!
        - Да. Вроде бы просто - но работает. Приходится, конечно, рихтовать иногда дорогу в этих местах. Но рельсы не рвет.
        Чуть дальше они нагнали платформу, груженую рельсами, которую тянула по железке пара лошадок. Чуть впереди неё, в сотне-другой шагов такая же запряженная парой лошадей двухосная платформа везла деревянные пластины.
        Сани мчались вперед, обгоняя марширующие ротные колонны, батальонные обозы да гражданских пассажиров на подводах.
        Вот уже остался позади второй барак для обогрева путников, возле которого строилась в колонну отдохнувшая и обогревшаяся рота. Вервольф невольно оглянулся назад, глядя, как стрелки формируют колонну "по четыре". Западный берег Байкала уже с трудом просматривался в легкой дымке у них за спиной. Ещё через шесть верст миновали третий барак. Маленький кортеж из саней мчался по бескрайней ледяной пустыне, сверкавшей на солнце тысячами искр. Погода сегодня выдалась просто чудная - ни ветра, ни облачка в высоком, ярко-голубом сибирском небе. Полтора часа в дороге пролетели почти незаметно - столько было вокруг нового и необычного. Да и Михаил Иванович оказался очень интересным собеседником. Начинавший свою карьеру с простого рабочего на строительстве дорог в Америке, затем - в качестве слесаря на паровозном заводе в Англии, князь Хилков был опытнейшим профессионалом железнодорожного дела. Он в совершенстве знал всё, что касается пути и подвижного состава. Будучи человеком высшего общества, он, тем не менее, постоянно уделял внимание простым людям, их нуждам и потребностям. Насколько мог, пытался улучшить
условия быта на строящейся Транссибирской магистрали. Был прекрасным управленцем и министром, и при этом не боялся трудностей, постоянно выезжая в наиболее проблемные точки Транссиба, лично на месте решая возникшие проблемы. Это при нем протяжённость железных дорог Империи увеличилась почти вдвое - с тридцати пяти тысяч верст до шестидесяти, а количество грузов, перевозимых по стальным магистралям, удвоилось. Темпов строительства, достигнутых при Хилкове, не смог "потянуть" даже Советский Союз - две с половиной тысячи верст пути ежегодно в России не строили более никогда...
        И вот впереди показалась целая группа деревянных строений, возведенных между двух ледовых дорог. Не один, не два, а целых девять временных деревянных домиков расположились на льду самого глубокого в мире озера. Тут были и бараки кухней для обогрева солдат и офицеров, и буфет с раздельными залами для пассажиров первого- второго и третьего класса. И отдельное здание с кухней для агентов железной дороги. Седой дымок клубился над невысокими, почти плоскими крышами домиков, обильно покрытых сверкающим снегом. Особого оживления пока заметно не было - да оно и не мудрено - по дороге сюда они обогнали большую часть путников, преодолевавших первую половину пути через озеро. Только несколько саней-троек стояли недалеко от центрального дома с надписью "Станц¬я Середина" да небольшая группа офицеров курила у входа в офицерский барак - очевидно, это их лошади сейчас отдыхали в расположенном рядом стойле, иногда перекликаясь оттуда с лошадьми из санных упряжек.
        Пока большинство советников обогревались да перекусывали в буфете, Хилков, после недолгого чаепития, устроил Илье, Сергею и ещё нескольким их товарищам маленькую экскурсию по "станции". Ему было чем гордиться - для временного сооружения станция получилась даже очень неплохой. По крайней мере - свою роль она вполне выполняла, обеспечивая отдых и обогрев на нелегком пути через замерзшее озеро, а в случае ухудшения погоды - то и надежную защиту от стихии. Обошлась вся эта красота, правда, не очень дешево - в пятнадцать тысяч рублей, но... Другого варианта пока не было - Кругобайкальская дорога, строительство которой Михаил Иванович гнал изо всех сил, пока что была ещё очень далека от завершения, дай Бог, чтобы к концу лета закончить (в той, бывшей когда-то реальной для Вервольфа и остальных Советников истории, Хилков забьет последний, "золотой" костыль и соединит Кругобайкалку только тринадцатого сентября 1904 года).
        Так, совсем незаметно, пролетел час, отведенный на отдых лошадей и обогрев путников, и Советники вновь засобирались в путь. За это время "Середина" заметно оживилась - прибыли многие пассажиры, переправлявшиеся на санях и подводах, подошли две первых колонны стрелков - те, что вышли на лед озера рано утром, ещё до приезда Ильи сотоварищи на станцию "Байкал".
        Стрелки размещались на отдых и обед, и многие из них, пользуясь выдавшейся хорошей погодой, располагались группками рядом с ведрами парящей на морозце горячей пищи прямо на льду. Другие же, очевидно, решив немного обогреться, спешили в тепло бараков.
        Через несколько минут небольшой караван советников вновь тронулся в путь, оставляя позади наполняющуюся людским гомоном станцию "Середина". Отдохнувшие крепкие бурятские лошадки вновь несли сани по ледовой дороге на восток, к уже показавшемуся над горизонтом восточному берегу озера. Слева мелькали телеграфные столбы, связавшие тонкими нитями проводов всю ледовую трассу в единый, целый организм. Справа струилась стальной лентой незаконченная ледовая железная дорога. А далеко впереди, в том месте, где полупрозрачные, словно нарисованные акварелью, берега Байкала соединялись с сверкающей гладью ледового панциря, появились сперва очень размытые, но постепенно начавшие приобретать четкость очертания какого-то темного пятна. Вот уже пятно распалось на отдельные точки - где побольше, где - поменьше. Вот уже эти самые точки начали приобретать собственные очертания - где очертания груженых платформ застывших на пути, где - лошадей, саней и подвод, а где - людей торопливо снующих у того места, где оканчивалась стальная магистраль.
        Санный караван свернул с проторенного пути вправо, к тому месту, где строилась железная дорога. И, пока Хилков с железнодорожниками деловито ходил по стройке, то приглядываясь к качеству работ, то давая дельные советы, Вервольф молча созерцал процесс творения, опершись левым локтем на сани. Как гласит народная мудрость: "В мире есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно долго - горящий огонь, текущая вода и то, как работают другие". Здесь же хотелось не просто смотреть. Здесь впору было залюбоваться - работа не просто шла очень споро. Она кипела. И вся эта людская масса работала четко и без сбоев, как точно отлаженный часовой механизм. Каждый знал свою работу и выполнял её быстро и четко. Вот одну за одной на лед укладывают пластины. Вот по ним другие раскладывают подкладки. И уже третья группа тянет рельсы, чтобы уложить их на только что сооруженное основание. Стыковка, пришивка первого рельса к пластинам-шпалам, проверка оси пути, правка, измерение ширины колеи шаблоном, снова правка, пришивка к шпалам второго рельса - в разбежку, через несколько шпал, по шаблону, и - окончательная
пришивка рельс к шпалам. Стихает стук тяжелых костыльных молотков со своеобразным, длинным двусторонним бойком, и вот ледовая дорога стала ещё на одно звено длиннее. А первая группа рабочих к тому времени уже выложила по льду пластинами "постель" для очередной пары рельсов. Цикл повторяется...
        А далеко на востоке темнело ещё одно пятно - точно такая же группа людей тянула стальные ниточки рельсов навстречу - с востока на запад...
        Менее чем через полтора часа низкорослые, но крепкие бурятские лошадки уже вытаскивали сани на восточный берег Байкала. На невысоком берегу озера была выстроена станция и порт Танхой - деревянный причал с такой же "вилкой"-пристанью для ледокола-парома, как и на станции Байкал, множество путей, стрелок и семафоров, одноэтажное здание станции, а над всем этим - высокая и мощная восьмигранная водонапорная башня. Нижний её ярус был сложен из тесанных каменных блоков, а верхний - из лиственницы и обшит листовым железом. Питалась она по водопроводу от реки Осиновка.
        На втором пути уже стоял под парами небольшой пассажирский поезд, которому предстояло стать на ближайшие дни их домом. Но, как истинный радушный хозяин, Михаил Иванович, не мог отпустить своих гостей без праздничного угощенья. И, чтобы не занимать и без того небольшое помещение буфета на станции, да и не привлекать излишнее внимание к особам советников, праздничный обед был устроен прямо в вагоне-столовой. И зазвучали тосты - за здравие Его Императорского Величества, за Хилкова, за Родину и за железнодорожников, за успехи в делах ратных и делах строительных...
        И, уже пред прощанием, состоялся небольшой разговор между Вервольфом и Хилковым на предмет возможности перевозки по льду особого груза весом, не много, ни мало, в одну тысячу восемьсот пудов. Михаилу Ивановичу и его инженерам было о чем задуматься, особенно после того, как на своё заявление, что это не сложно, ибо они собираются перевозить по льду паровозы весом в полтора раза более, вдруг получили от Сергея ответ, что с паровозами так просто всё не получится и их придется делить на три части - тендер, котел и ходовая часть, иначе лед под рельсами будет трещать и прогибаться. Так что было над чем задуматься...
        В четвертом часу, шипя паром, паровоз бодро потащил за собой вагоны особого скорого поезда. На восток...
        Разгоряченные поездкой по льду озера и ещё более - хорошим застольем, советники довольно эмоционально обменивались впечатлениями от прожитого дня. Причем иногда - весьма эмоционально. Вервольф слушал всё это "в пол-уха", зарывшись в свою рабочую тетрадь и делая в ней очередные пометки.
        - А Хилков-то ничего! Бодренький такой мужик, хоть уже лет под шестьдесят, наверное, будет! - донёсся до слуха советника голос Гарика.
        - Вообще-то, в этом году ему уже семьдесят стукнет - негромко пробормотал Вервольф, не отрывая взгляд от тетрадного листа, по которому грифель карандаша рисовал линию очередного чертежа.
        - Сколько-сколько? - Игорь даже приоткрыл от удивления рот.
        - Да ну нафиг, Серег! Ты ничего не путаешь? Да не может быть! - завторили Игорю остальные попаданцы.
        Сергей оторвался от своей тетради:
        - Сколько, да сколько? - проворчал он с нарочно недовольным видом, демонстративно передразнивая товарищей, - Говорю же - семьдесят. Это почти как шестьдесят, только на десять больше.
        Тут уже он не выдержал и заулыбался.
        - Ничего себе! А бегает, как молодой! - произнёс кто-то из обалдевшей группы.
        - Я сам, когда читал о нём, поначалу не верил, что в его годы можно вот так, но потом, когда познакомился с его биографией поближе, то понял, что это - человек попросту неуёмной энергии. Он ведь мог, несмотря на все свои титулы и регалии, запросто сесть в кабину паровоза на трудном участке пути и показать машинисту "мастер-класс", как у нас выражались... Ну а сегодня... Да вы ж сами всё видели!
        - Да! Даёт министр!... - послышались восторженные отклики, которые, впрочем, вскоре сменились не менее восторженными отзывами о путешествии в тройках по замерзшему озеру. Уже практически не слушая их, Сергей вновь вернулся к отложенной тетради...
        * * *
        Поезд мчался по самому берегу реки Селенга. Вечерело, и заходящее солнце багрянцем окрасило зимнее небо, а под ним - горы, сопки, верхушки таёжных великанов. Даже заснеженный лед реки приобрёл кроваво-красный оттенок и искрился в лучах заката тысячами искр всевозможных огненных оттенков - от золотисто-оранжевого до рубинового.
        Вервольф в одиночестве стоял у окна вагона и сквозь слегка заиндевевшее стекло смотрел на эту прекрасную картину зимнего вечера, достойную кисти великих художников. Но не восхитительная красота увиденного владела сейчас его мыслями. Огненный закат напомнил ему совсем о другом...О том, что хотелось забыть. О том, во что его сознание упорно отказывалось верить.
        Погруженный в свои невеселые думы, он не услышал, как по коридору вагона к нему приблизилась тёмная фигура весьма внушительных габаритов.
        - Любуешься закатом, Волчара? - бас Капера прозвучал совсем негромко, но от неожиданности Сергей невольно вздрогнул.
        - Любуюсь... Закатом... - отрешенный взгляд Вольфа был всё так же устремлён куда-то вдаль, и Каперу показалось, что намного дальше, нежели диск торопящегося укрыться за горизонтом солнца.
        - Что-то случилось, Серёг?
        Вольф лишь молча покачал головой.
        - Да не, я же вижу, дружище, что не так что-то
        - Да нет, Володь, Всё нормально... Нормально,- и, уже после небольшой паузы, - В тот день у нас был почти такой же закат...
        Минуту они стояли молча, затем Капер тихо произнес:
        - А у нас в тот вечер почти всё небо было багряным, а потом...
        Вервольф услышал, как хрустнули сжатые до боли кулаки, когда перед мысленным взором Капера предстала картина страшной огненной волны, выжигающей всё на своём пути...
        - Блин, Серег, я ж просил не вспоминать об этом! - и Капер, такой могучий и несокрушимый, вдруг уткнулся лбом в стекло окна.
        - Прости, друг! Но не думать об этом не получается... Тем более - не помнить...
        Поезд вдруг начал заметно замедлять свой бег, затем вагон пару раз качнуло на стрелках, и мимо окон замелькали аккуратные домики, выстроившиеся в шеренги прямых улиц небольшого городка. На центральной площади - небольшая церковь, в золоте куполов которой отражалось багряное солнце. А над входом здания станции висел прямоугольник вывески, на котором русским по белому было начертано "Верхнеудинскъ".
        Капер положил свою лапищу Сергею на плечо:
        - Пойдем, дружище, прогуляемся немного, а то совсем грусть-тоска одолеет!
        - Пойдем, подышим свежим морозцем!
        Вервольф оказался прав - в тот вечер будущий Улан-Удэ встречал своих гостей не только удивительной красоты закатом, но и довольно крепким морозом...
        * * *
        На следующий день ничего примечательного не произошло - поезд мчался по забайкальской тайге среди красных утёсов, желтых песчаных осыпей и серых скал, покрытых тёмно-зелеными волнами хвойного леса, присыпанного снегом изумительной чистоты.
        За весь день было только несколько мест, выпадавших из общей картины таёжного края, сурового в своей первозданной дикой красоте - станция "Петровский завод" с небольшим посёлком и церковью с могилами декабристов, да тоннели - под мысом Шотхоте на реке Хилок и на перевале через Яблоновый хребет. На гранитном въездном портале последнего красовалась монументальная надпись: "Къ Великому океану".
        Ранним утром следующего дня, оставив за спиной пройденную в ночном мраке Читу, прибыли на станцию Карымскую, чуть позже поезд подошел к станции, носившей весьма характерное название - Китайский разъезд. Здесь Транссиб разделялся - одна ветка уходила налево, по берегу Шилки до самого Сретенска, вторая - Кайдаловская - направо, в Манчжурию. После недолгой стоянки поезд направился вправо. Впереди их ждал Китай. Вид из окна изменился - насколько хватало глаз вдоль дороги тянулись совершенно безлесные холмы, вершины которых были покрыты пожухлой прошлогодней травой да кое-где присыпаны снегом - сильные ветры сдували снег с открытых мест и сейчас он лежал, в основном, в долинах меж этими угрюмыми сопками. Станции на этой ветке были небольшие, иные - совсем крохотные. На одной из более крупных станций - Оловянной, местные скотоводы - буряты продавали своих мохнатых и низкорослых, но крепких и выносливых лошадок.
        И вот, уже в лучах вечернего солнца показалась крупная станция с весьма красноречивым названием - "Маньчжурия". Крупный кирпичный вокзал в стиле "модерн" с большими, двухъярусными окнами, склады, пакгаузы, мощная водонапорная башня, десяток станционных путей, депо, мастерские... Всё это не только было хорошим подспорьем для быстрого развития молодого пристанционного посёлка, но и неоднозначно намекало на серьезность намерений Российской империи на севере Китая.
        Всё следующее утро поезд карабкался всё выше и выше среди гор Большого Хингана. Причем, теперь от поезда в затянутое низкими темными облаками небо уходили сразу два столба дыма - поезд шел под двойной тягой - сзади его толкал второй паровоз, облегчая задачу головному локомотиву. Иногда налетала метель, и тогда за окнами всё скрывалось в белой мгле, видны были лишь ближайшие скалы и утёсы того склона горы, по которому и был проложен этот нелегкий путь.
        Паровозы, пыхтя под тяжкой ношей, изо всех сил карабкаются вперед и вверх, и вот, на высоте более трёх тысяч футов над уровнем моря, дорога ныряет в разверстую пасть исполинского каменного змия - Хинганского тоннеля. Это настоящее чудо инженерной мысли, рукотворный памятник его создателям во главе с инженером Бочаровым. Три версты тоннеля в теле восточного отрога Большого Хингана облицованы камнем и скреплены цементом. Поезда уже идут через тоннель, хотя официально в эксплуатацию он ещё не сдан - не все работы окончены. Сейчас они почти не ведутся - стройка в буквальном смысле заморожена лютой зимней стужей, но скоро вновь застучат инструменты рабочих, вновь зашевелится, закопошится гигантский муравейник стройки.
        И вот, миновав три версты мрака внутри горы, поезд вырывается на восточный склон хребта. Отсюда, с высоты восточного портала тоннеля, Вервольф любовался картиной гениального технического решения, найденного инженером Бочаровым - его знаменитой "петлёй" или "спиралью". Петля Бочарова - уникальное сооружение, позволявшее сделать спуск по крутым восточным склонам Хинганского хребта более плавным и безопасным. Дорога от тоннеля шла сначала по склону, а затем сворачивалась в петлю на насыпи высотой более 23 метров, которая, становилась постепенно всё ниже и ниже. Наконец, описав полный круг, дорога, через короткий тоннель в насыпи - каменную "Трубу" диаметром более 9 метров, "ныряла" сама под себя и шла уже дальше по долине среди гор. И вот их поезд пошел в низ, вот он закружил по спирали и, проскочив в "Трубу", пошел дальше - на восток.
        А за окном мелькали красивые пейзажи зимних гор.
        "Интересно было бы проехать здесь весной, когда всё будет цвести",- пронеслось в голове у Сергея. Он оторвался от окна и оглядел своих товарищей. Илья сидел сейчас с группой Скифа и о чём-то оживленно беседовал с Сергеем. Иван вместе со своими товарищами склонились над картой Японского моря, в очередной раз прорабатывая варианты крейсерской войны в исполнении кораблей Владивостокского отряда. "Скоро расстанемся", - пронеслось в голове у Вервольфа, - "Совсем скоро. До Харбина остались одни сутки пути".
        Постепенно долина становилась всё шире, а горы вокруг неё - всё более низкими и пологими. То тут, то там встречались вдоль пути посёлки переселенцев с наскоро построенными избами.
        Архитектура станций здесь существенно отличалась от сибирской. Все постройки были выполнены стилизованными под китайские - крыши из глазурованной черепицы, с загнутыми вверх углами, украшенные по коньку и фронтонам драконами, собаками, змеями. Тут же, рядом со станциями, располагались и посты пограничной стражи - просторные каменные казармы, обнесенные высокой каменной же либо кирпичной стеной-оградой с бойницами.
        На следующий день Харбин встречал их ветром и пылью. Вообще, как заметил начальник поезда, пыль и ветер - обычное состояние этого города.
        Харбин... Молодой, стремительно растущий русский город посреди китайской Манчжурии. Сердце и мозг всей Китайской Восточной железной дороги. Именно здесь, в огромном кирпичном здании, располагалось управление КВЖД, здесь была крупнейшая узловая станция дороги и большой, но при этом не лишенный своеобразного изящества, вокзал в стиле "модерн", было ещё несколько узкоспециализированных станций, мощные ремонтные мастерские, склады топлива, пристань для пароходов на реке Сунгари и самый длинный на всем протяжении Великого Сибирского пути мост - через эту же реку.
        И именно здесь настало время первого прощания - Флэш и Номад отправлялись дальше, на восток.
        Обняв Ивана на прощанье, Вервольф негромко произнёс:
        - Врежьте там Каммимуре как следует!
        На что Иван также тихо ответил:
        - Обязательно. Ты, главное, за Ильёй приглядывай, а то он у нас горячий сильно. Как бы дров не наломал...
        - Хорошо, Вань, присмотрю!
        Вообще, Иван был знаком с Ильёй намного дольше, чем Сергей, да и общались они в том, родном, но безвозвратно утерянном мире, намного чаще. Поэтому решение Ильи назначить начальником артурского штаба не Ивана, а его, Сергея, поначалу вызывало у Вервольфа некоторое недоумение. Он бы, конечно, с намного большим удовольствием занимался крейсерскими операциями на коммуникациях японцев, нежели организацией сухопутной обороны Артура. Хотя, с другой стороны, наверное, Илья всё-же был прав - вдвоём с Иваном эти двое горячих парней точно дров наломают, а так - у каждого есть хороший такой "холодильник" для горячих мозгов - у Ивана - Номад, у Ильи - Вервольф. Как раз то, что нужно. Да и пользы в Артуре от Вервольфа будет, наверное, по более, чем на мостике "Лены" или "Рюрика"..
        - И ещё одно... - Вервольф достал из-за пазухи плотный пакет, и протянул его Ивану, - Тут всё, что я смог вспомнить о перевооружении крейсеров ВОК с примерными эскизами по установке вооружения и добронированию кораблей. Ну и кое-какие мои личные мысли по этому же поводу там тоже есть...
        Через минуту маленький поезд из паровоза и двух вагонов, пыхтя паром и выбрасывая клубы дыма из смешной конической трубы, двинулся со станции в сторону Владивостока.
        Через час и их поезд направился на юг - к Мукдену и Порт-Артуру.
        * * *
        - "Десант в Токио, или как победить за год"... Интересно... Нет, название и в самом деле хорошее. Я бы даже сказал - красивое, Корвин наверняка одобрил бы - Вервольф отложил на столик только что бегло прочитанную рукопись Скифа, которую ему показал Илья.
        - По твоему тону чувствую, что ты далеко не со всем согласен, я прав? - Илья пристально посмотрел на своего собеседника. За окном давно уже стемнело, а, значит, настало время для уже традиционных "около полуночных посиделок".
        - Ну, мне вообще трудно угодить, ты же знаешь! - Сергей слегка улыбнулся,- Но, если честно, то в целом очень многое из того, что написано здесь, справедливо и вполне заслуживает одобрения и скорейшего внедрения в жизнь.
        Лицо Ильи заметно повеселело при этих словах, но Вервольф не спешил "подслащать пилюлю", он продолжал:
        - Так вот, почитав все эти мысли Скифа, я теперь почти спокоен за сухопутную часть нашей кампании...
        - Но, всё же, "почти" осталось?
        - Конечно! Учитывая военный "гений" господина Куропаткина, и его не менее "гениальную" стратегию ведения войны, я вообще не могу быть спокойным, пока он у руля Маньчжурской армии. Но сейчас немного не об этом.
        - Тогда о чём?
        - Все выкладки Скифа по оборонительной войне на правильно оборудованных позициях я всецело одобрямс, но вот насчет десанта в Токио... Вот тут меня терзают смутные сомнения. Пока не будет захвачена инициатива в войне на море, пока японский флот не потерпит поражение, и его остатки не забьются по портам - ни о каком десанте не то что говорить - даже думать не стоит. Да и потом - я бы не советовал планировать операцию вторжения, по крайней мере - широкомасштабную.
        - Почему?
        - Потому как у японцев сейчас патриотический подъем. Причем - общенациональных масштабов. Представь, с каким фанатизмом они будут сражаться с теми, кто вторгся на их родную землю. Надеюсь, потери американцев на Окинаве в сорок пятом напоминать не нужно?
        - Не нужно. Тут ты прав, конечно. Тем более - у нас - ни танков, ни авиации...
        - Вот именно. Но устроить морскую блокаду островов, бомбардировки портов и промышленных городов, о захвате ряда ключевых островов - вот над этим стоит подумать...
        - Но только после победы на море?
        - Именно...
        * * *
        Следующий день принёс ухудшение погоды и новую разлуку - в Мукдене, при штабе Линевича, остались Скиф, Кацо и Ресвальд...
        Дальше, в Артур, отправились пятеро оставшихся Особых Советников - Илья, Вервольф, Капер, Вельхеор и Гарик.
        Вервольф, глядя на остатки некогда шумной компании, с тревогой думал о ждущей их впереди непримиримой и непрекращающейся борьбе. И не только с японцами. Намного больше - с огромной, страшно инертной и неповоротливой русской военной машиной, которую предстояло расшевелить и направить в нужном направлении в самые короткие сроки. Пока у них есть ещё время и кредит доверия императора. Иначе - конец всем надеждам... И не только им. Вообще всему...
        Погода за окнами идущего на юг поезда соответствовала настроениям Сергея "на все сто" - метель со снегом и градом то тут, то там внезапно освещалась сполохами молний. Над южной Маньчжурией бушевала буря с совершенно противоестественным сочетанием грозы и снега. Привыкай, брат - то ли ещё будет! Да и само их присутствие здесь было не менее противоестественным. Скорее - даже более... Но, что уж тут поделать - выбора нет, как и особой альтернативы. И, раз уж старушка Клио решила поиграть с ними в поддавки, то почему бы и не подыграть ей, превращая сослагательное наклонение в историческую реальность. Пусть и не для их собственного мира, а для этого. Какая теперь, в принципе, разница, если отступать уже всё равно некуда?
        За окнами уже стемнело, и лишь изредка зарницы подсвечивали летящие в стремительном вихре снежинки. Голова страшно гудела - то ли на погоду, то ли - от напряжения и постоянного недосыпания последних двух недель. Но, как бы то ни было, не дожидаясь традиционного вечернего чая, Вервольф отправился в своё купе...
        "И приснится же такое!", - подумал Сергей, глядя, как сверкающий, огненно-желтый диск солнца спускается по багряному небосводу к горизонту, где холмы и равнины ухоженных нив на изогнутом огромной излученной берегу соединялись с водами могучей реки, что неспешно несёт свои волны к далёкому морю, - "Советник Его Императорского Величества, контр-адмирал! Маньчжурия, Транссиб, война с японцами... Смех, да и только...". Он оторвал взгляд от неповторимого в своей красоте заката и повернулся к небольшому городку, раскинувшемуся на высоком холме над рекой. "Не, надо завязывать с исторической литературой, а то ещё и не такое приснится. Хотя... Лучше уж попасть в русско-японскую, чем во времена Ивана Грозного." Улыбнувшись, он отвернулся от окна, как вдруг его внимание привлек непривычный отблеск на стенах комнаты, нараставший с каждой секундой. Вот уже они словно освещены мощным прожектором. Он ещё успел обернуться к окну, успел разглядеть гигантскую лавину ослепительного пламени, низвергавшуюся с небес на землю, успел закричать...
        Вервольф сидел на постели, дрожа от только что пережитого. Пережитого в который уже раз... Пусть теперь только во сне - от этого боль нисколько не уменьшалась... Колёса поезда размеренно стучали на стыках, иногда вагон слегка покачивало. За окном уже начинало сереть низкое, пасмурное небо, цеплявшееся за вершины сопок. Тех самых сопок Маньчжурии... Вервольф чертыхнулся и, встав с кровати, оторвал листок календаря. Теперь на него красными типографскими чернилами смотрело воскресенье, 15 февраля 1904 года от Рождества Христова. И ниже ещё одна весьма характерная надпись - "Торжество Православ¬я". Что ж, весьма неплохой день для прибытия в Артур. Может, и правда, в этой истории православное воинство восторжествует в битве с коварным супостатом? Как бы там ни было, но теперь это зависит, в том числе, и от них! Как там было сказано: "Кому много дадено - с того много и спросят"?
        Через полчаса он уже стоял в коридоре вагона гладко выбритый, затянутый в форму и смотрел в окно на проплывавшую мимо станцию. Вывеска над входом в её небольшой, одноэтажный вокзальчик, гласила: "Кинчжоо".
        Советник тряхнул головой: "Что?"
        И тут же, подтверждая его догадку, в свете хмурого утра он увидел свинцово-серые воды залива не далее, как в версте слева от поезда. Проскочив в купе, он увидел такие же свинцовые волны и справа, хоть и чуть дальше. Поезд шел по перешейку, отделяющему Квантун от Ляодуна. Вот море справа закрыли холмы, тут же перешедшие в округлую, изрезанную оврагами невысокую гору - поезд огибал Наньшань - ключевую позицию обороны Квантуна, так бездарно отданную врагу в их истории. Отданную, несмотря на мужество и стойкость солдат, её защищавших... Нет, в этот раз всё будет по-другому. Совсем по-другому...
        Несколько раз обогнув холмы и сопки, поезд плавно остановился на небольшой станции для заправки водой и топливом. Вывеска на станционном здании бесстрастно гласила: "Тафашинъ". Вервольф вышел в коридор - пора будить парней, до Артура осталось два часа...
        Глава 2. Над Артуром тучи ходят хмуро
        Порт-Артур. 15 февраля 1904года.
        Порт-Артур встретил новое руководство эскадры промозглой зимней погодой. Хмурое низкое небо, зацепившись за вершину горы Высокая, отражалось в таких же серых водах Западного бассейна. Маленький поезд, прошедший за последние две недели огромное расстояние от столицы до очень и очень Дальнего Востока, проскочив по берегу реки Лунхэ ложбину между Обелисковой, Соборной и Перепелочной горами, плавно замер у перрона, выпуская в зимнее небо клубы дыма и пара. Небольшое, но довольно гармоничное одноэтажное здание железнодорожного вокзала под черепичной крышей с двухэтажной башенкой под куполом в центре, полосатые столбики, поддерживающие крыши над перроном, приютившиеся у подножия горы Перепелочная - всё это было первым, что встретило их в Артуре. На перроне царило оживление - их, несомненно, встречали. Но, пока суд да дело, пока все остальные выходили из вагона на небольшой перрон и выгружали свой нехитрый дорожный багаж, пока командующий начинал разговоры с встречающими, Вервольф огляделся вокруг...
        Гавань была со всех сторон окружена желто-коричнево-серыми горами, почти лишенными лесного покрова и только местами покрытыми снегом. Вот характерный контур Золотой горы с батареями 280-мм мортир на вершине. Где-то там, за ней, невидимый отсюда, из гавани, - Электрический утес со своими знаменитыми 10-ти дюймовками. Чуть левее Золотой горы - Старый город и Восточный бассейн, практически скрытые от взора всех стоящих на перроне склоном Перепёлочной горы. Правее - узкий выход на внешний рейд между склоном Золотой горы и извилистым Тигровым хвостом. 'А ведь и в самом деле - хвост тигра' - промелькнуло в голове Сергея.
        На самом кончике этого кошачьего хвоста расположился приметный эллинг, такой знакомый по старым, черно-белым фотографиям. Ещё левее, закрывая всю юго-западную часть горизонта, вздымалась серо-желтая громада Тигрового полуострова. На горбатой спине этого тигра устроилась группа береговых батарей, а внизу, у подножия, надежно укрытый от взглядов с моря - Минный городок. Западнее Тигрового полуострова низкое серое небо подпирали горы Туншань и Каменоломная, севернее - Рыжая и Зубчатая, огромным амфитеатром окружая воды Западного бассейна и приютившийся на его берегу Новый город. А над всеми ними на северо-западе возвышался массив горы Высокая - этот своеобразный Малахов курган Порт-Артура. Ключ к обороне крепости...
        Холодок невольно пробежал по спине - всё, что он видел раньше только на разрозненных старых фотографиях, теперь составляло одну, цельную и живую картину. Такую же реальную, как и вдыхаемый соленый морской воздух, как крики чаек, как сладковатый запах угольного дыма и шипение замершего у вокзала паровоза... И вдруг в сердце что-то ёкнуло - его взгляд остановился на огромных, будто вросших с серо-зеленую воду, глыбах оливково-зеленого металла, над которыми тонкими жидкими струйками поднимался в небо дымок. Посреди гавани стояла 1-я Тихоокеанская эскадра.
        Вервольф затаив дыхание смотрел на этих стальных гигантов. Не фотографии, рисунки, схемы и чертежи... Нет. Живые корабли. Броненосцы, крейсера, истребители... Кто бы мог подумать, что он будет иметь возможность видеть их вот так, вживую, своими собственными глазами?
        - Любуетесь видами, господин военный советник? - окликнул его голос из-за спины.
        Вервольф обернулся.
        Покинув вагон, к нему приблизился Кутейников. Полковник корпуса морских инженеров возглавлял спешно собранную партию рабочих с питерских судостроительных заводов, направленных для ремонта поврежденных в Артуре кораблей.
        С Николаем Николаевичем заместитель командующего Корпусом познакомился за день до отбытия из Петербурга.
        Еще не успели высохнуть чернила приказа о создании Корпуса, а посыльный уже доставил полковнику письмо с просьбой прибыть в Елагинский дворец. И, надо отдать должное, инженер прибыл в обозначенный срок.
        Они проговорили несколько часов, обговаривая ключевые моменты введения в строй поврежденных кораблей в Порт-Артуре. Морскому инженеру крайне польстило то, что новоиспеченный контр-адмирал буквально с первых слов интересовался всеми техническими тонкостями ремонта кораблей, состоянием судоремонтной базы в Артуре, возможностью использования кессонов для выполнения ремонта поврежденных броненосцев Тихоокеанской эскадры. Это, как показалось Николаю Николаевичу, указывало на то, что среди обычного российского разгильдяйства и непринятия всего нового и революционного, служащие неведомо откуда появившегося Корпуса деятельно вникают во все технические новинки.
        Расстались они добрыми друзьями. Контр-адмирал попросил инженера отправиться вместе с новым руководством Тихоокеанского флота в Порт-Артур, чтобы руководить ремонтными работами. Николай Николаевич согласился, пообещав до отъезда сформировать первую группу рабочих, которые отправятся на Дальний Восток практически вслед за новым командующим...
        - Именно так, Николай Николаевич, - Вервольф краем глаза заметил, как командующий медленно, но верно окружается стаей встречающего начальства. Капер и Гарик без особых церемоний тут же заняли места по бокам от Ильи, подобно незыблемым атлантам. Паша Вельхеор скромно двигался позади, пытаясь не отставать от своих.
        Полурота моряков (судя по бескозыркам - с 'Баяна') молодцевато держалась под взглядом вице-адмирала.
        - Здравствуйте, чудо-богатыри! - Еще не окрепшим командирским голосом поприветствовал их Илья.
        Ответное приветствие из десятков матросских глоток оглушило всех, кто оказался на вокзале.
        - Кажется, нас зовет командующий, - соврал Сергей, беря под руку Кутейникова. Вдвоем они двинулись к делегации, которая с противоположной стороны приближалась к Илье, застывшему напротив строя морячков
        - Ваше превосходительство, - Сергей поравнялся с командующим. Кутейников за мгновение до этого ловко высвободился из богатырской хватки заместителя и остался в компании Капера, Гарика и Вельхеора.
        - Распорядитесь, - Илья остановился рядом с лейтенантом, командующим караулом. - Чтобы каждому из матросов выдали по пять рублей премии и дополнительную винную порцию.
        - Слушаюсь, ваше превосходительство! - Бодро отрапортовал лейтенант. Глядя на улыбающиеся лица матросов, которые неизвестно сколько проторчали на морозе, Вервольф понял, что вице-адмирал с ходу заработал несколько очков. Причем - среди самого затравленного экипажа всей эскадры.
        То, что на 'Баяне' капитан муштрует своих подчиненных и держит их в черном теле, Вервольф знал из истории. А внимательным взглядом, у некоторых из полуроты можно было заметить следы этой самой "железной дисциплины".
        - Придумай, на кого сменить Вирена, - сквозь зубы произнес Илья, едва они отошли от караула на достаточное расстояние.
        - Я б не рекомендовал рубить с плеча, Илья Сергеевич! - хоть удивление столь поспешными оргвыводами в отношении Вирена и читалось во взгляде Вервольфа, но голос его этого удивления практически не выражал
        - Что предложишь?
        - Вирен, конечно, сухарь и педант, и палку в отношении экипажа перегибает, местами - очень сильно, но корабль у него в образцовом состоянии, да и командир он, насколько я помню, вроде бы неплохой был. Так что предлагаю провести с ним разъяснительно-воспитательную беседу. Если не поможет - то тогда уже "будем посмотреть", как говаривал один мой одесский друг...
        - Хорошо, Серег, так и поступим. А теперь - давай-ка прогуляемся в порт да в доки, что ли?
        Настоящим сюрпризом стало для местного начальства то, что новый командующий с вокзала направился не в резиденцию наместника, где уже собралось все местное начальство, а в порт.
        Где с места в карьер начал "махать шашкой".
        Не принимая во внимание тех рабочих, что должны прибыть не сегодня-завтра, в Артуре уже трудилась почти тысяча мастеровых с питерских заводов. Причем, судя по черепашьим темпам ремонта - здесь царило привычное русское правило: "Летела лопата - упала в болото, какая зарплата - такая работа".
        В окружении своих товарищей по Корпусу, он прохаживался по мастерским. И если вяло текущий процесс имитации работы по ремонту кораблей нагонял на Вервольфа тоску пополам с желанием кого-нибудь поставить к стенке для задушевной беседы с "товарищем маузером", то сонное царство мастерских у Ильи вызывало желание кому-нибудь оторвать голову сразу, без лишних сантиментов. Но, как на зло, эти самые головы, отвечающие за ремонт кораблей, пока что не появлялись на горизонте. Очевидно, никто не рассчитывал, что адмирал вот так вот, сразу ринется в мастерские... Встречали их только рабочие, причем вид у них был не совсем довольный. На хмурых лицах большинства явственно читалось одно - "принесла нелегкая еще одного начальника". Хотя некоторые с интересом приглядывалась к делегации.
        Когда уже большая часть мастеровых побросала работу и во всю глазела на прибывших, Илья, наконец, нарушил молчание:
        - Здравствуйте, братцы! - в образовавшейся тишине голос адмирала дошел до самых дальних уголков.
        Нестройное приветствие, раздавшееся в ответ наглядно показало, насколько "рады" рабочие очередным морским начальникам.
        - Возможно вы не знаете еще, - Илья снял фуражку и присел на один из свободных табуретов, тем самым давая понять, что разговор переходит в неформальное русло. - Я новый командующий флотом. Звать меня - Илья Сергеевич Модус. В дополнение всего - я командующий созданным по распоряжению императора Корпуса особых советников. И сейчас, прибыв в Артур, я хотел бы узнать, в каком положении находятся люди, от которых зависит скорейший ввод в строй моих кораблей.
        Вряд ли кто-то из рабочих ожидал, что молодого адмирала интересует их судьба. Поэтому, после слов командующего, в мастерских повисло молчание.
        - Смелее, - Илья ухмыльнулся. - Я не кусаюсь.
        Оглянувшись через плечо на стаю начальствующих вояк из встречающей делегации, семенивших за ними от самого вокзала, сквозь хитрую улыбку дополнил 'Обычно', что едва не стало причиной сердечного приступа у незнакомого ему лейтенанта.
        Осторожно, словно опасаясь, что молодой вице-адмирал обратится в медведя, рабочие начали рассказывать. О том, как их обманули, зазывая в Артур высокими окладами и комфортом, как обманули с пайком и проживанием, какие плохие условия работы...
        С каждой новой жалобой Илья все больше мрачнел. Вокруг него, все теснее, напирая на передние ряды, собирались полукольцом рабочие, чем больше их было, тем дальше отходил от молодого адмирала "комитет по встрече". Сергей, отмечая жалобы в небольшом блокноте, увидел сквозь мутные стёкла мастерских, как к воротам порта подъехала пара экипажей.
        - Проснулись, - хмыкнул Капер, кивнув в сторону спешащих к мастерским фигур в морской форме.
        - Вот сейчас пойдет потеха, - улыбнулся Гарик.
        Вервольф хотел что-то ответить Игорю в том же духе, но не успел.
        - Сергей, запиши, - Илья привлек внимание Вервольфа. - Для рабочих - выделить жилье, ближайшую флотскую казарму от доков. Всех, как здесь присутствующих, так и вновь прибывающих - поставить на флотское довольствие. Отметь - проверку исполнения моего приказа осуществить сегодня. К вечеру все должны быть размещены в теплых помещениях и сыты. Флотским медикам - взять под неусыпный контроль состояние портовых рабочих. В случае надобности - лечение проводить во флотском госпитале. Я не потерплю, чтобы мои люди ютились в китайских хибарах и болели через одного!
        "Лихо!" - подумал Вервольф, записывая краткие тезисы в карманную книжку с отрывными листами -"Вот только, где-то я уже слышал что-то подобное... Точно . Или читал... Там, в прошлой жизни... Ладно, позже вспомню". И он вернулся в настоящее, где Илья продолжал разговор с рабочими.
        Гул одобрения пронесся под потолком. Мастеровые приняли нового адмирала. Сергей украдкой улыбнулся. Крепкий тыл был нужен, как никогда. Рабочие, о которых помнят, которые сыты и довольны окладом и жизненным укладом, и работать будут не в пример эффективнее, и под знамена революции вряд ли встанут.
        Илья шел теми же дорогами, что и Макаров в свое время.
        - Но, - Модус поднялся со своего места. - Имейте ввиду: работать нужно за двоих! Враг рядом и стремится поубивать нас всех. И ему не будет разницы, кто перед ним - солдат, матрос или рабочий. Когда японец захватил Порт-Артур у китайцев, то не щадил ни женщин, ни малых детей. Поэтому, чем скорее будут исправлены поврежденные корабли, тем быстрее я смогу прогнать врага прочь от крепости, а затем, даст Бог, и разбить его.
        - Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! - старший среди мастеров вышел вперед. - Будем работать изо всех сил!
        - Рад это слышать, - адмирал нахлобучил фуражку, поднимаясь - Несколько человек из моего штаба, вместе с прибывшим полковником корпуса морских инженеров Николаем Николаевичем Кутейниковым будут приписаны к вашим мастерским и руководить ремонтом кораблей. Они, если будет необходимость, и подскажут, и помогут где надо. Вы, если что, тоже не тушуйтесь - если есть идея толковая - сразу говорите, нечего в себе держать. Премии авторам дельных предложений я гарантирую. А пока, жду от вас самой плодотворной работы. И, по докладным запискам от своих подчиненных, буду решать вопрос о поощрении самых трудолюбивых.
        И, уже обернувшись к Кутейникову:
        - Николай Николаевич, проконтролируйте выполнение моих распоряжений да ознакомьтесь с мастерскими поближе, а я пока что посмотрю, кого это к нам принесло попутным ветром...
        И, оставив Кутейникова и Капера подробно обсуждать наболевшие проблемы рабочих, Илья вместе с Сергеем, Гариком и Вельхеором двинулись к выходу, где уже двигалась навстречу к ним группа во флотских мундирах.
        - Ваше превосходительство, - к советникам приблизились прибывшие офицеры. Вервольф всё никак не мог узнать человека в контр-адмиральском мундире. Греве, что ли? Да, точно, так и есть - командир порта Порт-Артур собственной персоной! А вот сопровождающие его лейтенанты были неизвестны. Ну, кроме Дукельского.
        - Господа? - Илья остановился перед ними и его глаза сверкали колючим арктическим льдом, - Чем обязан?
        - Ваше превосходительство, я командир порта... - начал контр-адмирал.
        - Николай Романович, - Илья нетерпеливо шагал в сторону акватории, нацелившись на стоящий у причала 'Цесаревич'. - Я не гимназистка, чтобы не знать, кто находится в моем подчинении. Потрудитесь проследить за исполнением моих приказов в отношении рабочих порта. В первую очередь - разместить рабочих в ближайшей к порту казарме Квантунского экипажа, поставить всех на флотское довольствие и медицинское обслуживание...
        - Но, наместник считает нежелательным сближение матросов и простых людей...
        - Вот сейчас не понял, - Илья резко остановился. - У нас что, матросы не из простых людей? Или рабочие - люди второго сорта?
        - Нет, но...
        - А если нет, уважаемый Николай Романович, то займитесь выполнением моих приказов. Список вам передадут. Но, если вдруг у вас появится желание отправиться командовать каким-либо другим портом, а не работать во благо Отечества тут - держать не буду. К вечеру - жду от вас либо рапорта о переводе, либо - доклад о сроках введения кораблей в строй и о мерах по ускорению ремонта, о чем запросите сведения у полковника Кутейникова. На этом, закончим.
        - Ваше превосходительство, - лейтенант Дукельский бодро взял под козырек. - Разрешите доложить! Его превосходительство наместник ожидает вас в своей резиденции.
        - Благодарю, лейтенант, - холодно бросил Илья. - Передайте Евгению Ивановичу, что я прибуду, как только освобожусь. Свободны!
        - Алексеев тебе этого не забудет, - обронил Вервольф.
        - А, как известно - у наместников руки длинные, - многозначительно заметил Вельхеор.
        - Ну, так дадим ему по рукам!
        - Гарик, он наместник - первое лицо на Дальнем Востоке...
        - И что с того?
        - Прекратите, - оборвал Илья.
        - Куда теперь направимся, Ваше превосходительство? - поинтересовался Вервольф, чтобы увести разговор немного в сторону от неприятной темы про Наместника...
        - На "Цесаревич"!
        И тут в его мозгу будто что-то щёлкнуло - ну как же, конечно на "Цесаревич"! Сто против одного - Илья решил повторить путь Макарова... Вот только творение писателя Степанова было всё же художественным произведением, но... Раз Илья уж так решил - пусть так и будет. Хотя, не факт, может - просто совпадение. Что ж, посмотрим, что будет дальше...
        Перед их глазами вырастала громада 'Цесаревича'. Серо-зеленая махина боевого корабля французской постройки в февральской погоде выглядела особо грозно.
        Команда выстроилась вдоль борта, с жадностью наблюдая за приближением нового начальства.
        "Цесаревичем" командовал капитан 1-ого ранга Иван Константинович Григорович. Человек, чьи хозяйственные и организационно-распорядительные способности были в нашей истории отмечены адмиралом Макаровым. В результате неудовлетворительной работы Греве, последний как раз таки и был отправлен Макаровым во Владивосток. А его место занял Григорович.
        Как в этой ситуации поступит Илья, ни Вервольф, ни кто-либо другой еще не знали. Но, то, что Илья уже решил сменить Вирена, и прямо высказал неудовольствие Греве, не сулило раздолбаям на Тихоокеанской эскадре ничего хорошего.
        Сам Вервольф считал Роберта Николаевича Вирена, командира единственного в Порт-Артуре броненосного крейсера 'Баян', грамотным и способным капитаном. Но, методы, которыми он добивался на своем корабле... Штурмовщина, побои, взыскания... Деспотизм, царящий на его крейсере был прикрыт внешним лоском и отменной боевой подготовкой. С другой стороны - тот же Эссен, командир крейсера "Новик", смог добиться этого же и без мордобоя и поголовных штрафов и взысканий. В общем, ситуация спорная. И надо не позволить Илье рубить с плеча.
        * * *
        Меж тем новоиспеченный командующий Тихоокеанским флотом, едва поднявшись на палубу броненосца, поплыл, как девица перед завидным женихом, отчего даже Гарик с Вельхеором стали тихонько посмеиваться. Однако, придав себе как можно больше серьезности и солидности, Илья громко поздоровался с матросами и офицерами, выстроившимися по случаю визита командующего. Бодрый ответ на приветствие заставил Илью буквально просиять.
        "Привыкай, "адмирале", тебе ещё не раз придется приветствовать экипажи, выстроившиеся вот так, "во фрунт", на палубах кораблей твоей эскадры. А порой и речи пламенные толкать придется" - подумал Вервольф и тихонько улыбнулся, - "Эскадра, Ильюша, это тебе не только корабли. Это, в первую очередь - люди. Вот с ними-то тебе и придется жить, а порой - и уживаться..."
        В обществе Григоровича, Илья обошел палубу броненосца, после чего направился "в низы"...
        В книгах он как-то читал, что на 'Цесаревиче' матросам жилось лучше, чем на других кораблях эскадры. Во многом, это была заслуга капитана. Поэтому, Иван Константинович Григорович спокойно стоял рядом со своим непомерно молодым начальником и слушал, как матросы, некоторые из которых были чуть старше самого адмирала, бойко отвечали, как им замечательно живется на корабле, и что они всеми фибрами души хотят побыстрей закончить ремонт и вернуться в море.
        - Не терпится японцам ответить за ночное нападение? - Улыбнувшись спросил Илья.
        - Так точно, ваше превосходительство! В порту засиделись, мочи нет!
        - Ну, ничего-ничего. Повоюете еще. А пока, - Илья мельком посмотрел на наручные часы, что привлекло к нему еще больше внимания. - Как думаете, Иван Константинович, не пора ли наших чудо-богатырей на обед отправить?
        - Разрешите свистать к обеду?
        При этих словах Григоровича Вервольф взглянул на свои карманные часы. Казалось, не так давно утро еще было, ан нет, уже и прям - обед. Видно, всё же, немало времени в мастерских провели.
        - Будьте так добры, Иван Константинович! - и Илья улыбнулся, - Вот только, хотелось бы харчей ваших испробовать, что матросам дают. Не поверите, но аж в Петербурге о вашем коке молва идет.
        После этого, Сергей уже не сомневался, что Илья обставляет свое появление так, как это делал Макаров у Сепанова в "Порт-Артуре". Ну, с одной стороны - это, может быть, и правильно, меньше ляпов допустит адмирал. А с другой... Да Бог с ним, пусть будет, как будет.
        Присоединившись к матросам у одного из баков, адмирал попросил и себе порцию. Опробовав, под слегка удивленные взгляды матросов, он расплылся в улыбке.
        - Что ж, братцы, харчи у вас добрые, - изрек он. - Я такой вкусноты нигде не ел, даже, но это я вам по секрету, в Зимнем!
        - На довольствие не жалуемся, ваше превосходительство, - вторили ему матросы. - В море бы нам...
        - Будет вам море, - пообещал Модус. - Думаю, за месяц-полтора, отремонтируют ваш броненосец. Если надо будет, рабочих с 'Паллады' заберу и к вам перекину. Но, вы уж и сами не плошайте. Подкачали наши чины из Морского министерства - нет тут хорошей ремонтной базы. А значит, придется все своими силами делать.
        - Нам уж не привыкать-то.
        - Из Петербурга к нам эшелоны с рабочими и запчастями идут, - Вервольф подключился к беседе. - Но, на скорое их прибытие пока рассчитывать не стоит.
        - Ваше превосходительство, а правду говорят, что вы корабли переделывать хотите?
        Вервольф и Илья удивленно переглянулись. Конечно, планы по модернизации были. Более того - даже в виде приказов направлялись в Артур. Но, судя по всему, были надежно 'зачитаны' в канцелярии наместника и в штабе Старка.
        - Есть такая мысль, - осторожно отметил Илья. - Много ненужного и лишнего на кораблях. Мины заграждения, например, зачем на броненосцах? Им и артиллерии хватает. А мины - это дело миноносцев и минных заградителей.
        - У нас до сих пор шушукаются насчет того, что Вы 'Енисей' с 'Боярином' спасли, - раздался новый голос.
        При этих словах Вервольф непроизвольно вздрогнул. "Неслабо так "сарафанное радио" работает на эскадре" - пронеслось в голове советника. Но Илья, казалось, даже и глазом не моргнул.
        - Ну, не я лично, - усмехнулся адмирал. - Но, кое-что в морском деле смыслим. Чай, недаром государь орлов на плечи посадил!
        Очень скоро на палубе, где адмирал присоединился к матросскому обеду, стало негде яблоку упасть. Причем - практически в прямом смысле этих слов. Матросы и офицеры стекались со всего корабля, чтобы хотя бы немного посмотреть на странного "адмирала-мальчишку", который не гнушаясь, сидел за одним столом с матросами, запретив им на время обеда называть его 'ваше превосходительство'.
        - Адмирал рушит все морские традиции, - с усмешкой заметил Вельхеор.
        - Скорее - рождает новые, Паш, - ответил Гарик.
        Сергей, пока адмирал слушал матросские речи, высмотрев в окружавшей толпе Григоровича, протиснулся к нему.
        - Иван Константинович, позвольте вас на два слова...
        * * *
        После "Цесаревича", Илья, естественно, направился на "Палладу".
        Трёхтрубный крейсер стоял посреди сухого дока, удерживаемый десятками мощных деревянных распорок в вертикальном положении. В левом борту зияла приличных размеров пробоина с вмятыми, рваными краями стальных листов, точащими во все стороны волокнами размозженной деревянной обшивки оборванными листами меди. Вокруг пробоины были выставлены леса, но пока что особого прогресса в её заделке видно не было. Конечно, кое-что из покореженных листов уже было срублено, это видно было и отсюда, с края котлована старого китайского дока, да и в отсеках, пожалуй, уже расчистили кое-что из искорёженных конструкций, но корабль стоял в доке уже неделю, и картинка как-то не особо соответствовала этому сроку...
        И здесь, нерадивому командиру пришлось отведать адмиральского гнева.
        После 'Цесаревича' с его образцовыми матросами, 'палладинцы' выглядели, как бедные родственнички. Да и само общее состояние корабля отличалось разительно.
        - Это что, господин капитан первого ранга, такое? - Прорычал Илья, указывая капитану на захламленную палубу. Обрезки труб, канатов, куски искорёженного металла и разбросанные инструменты, валяющиеся то тут, то там обгорелые и помятые гильзы от 75-миллиметровых патронов к пушкам Канэ, очевидно, извлеченные из поврежденного при взрыве патронного погреба, создавали скорее впечатление разгоревшегося на палубе боя, нежели ремонта корабля.
        - Это у Вас боевой корабль или свалка металлолома?
        Капитан 1-ого ранга Сарнавский, попытался оправдаться, что содержать корабль в чистоте во время ремонта практически невозможно.
        - Скажите это экипажу 'Цесаревича', - сквозь зубы прошипел Илья.
        Дав капитану приказ в недельный срок привести крейсер в порядок, а матросам на сегодняшний день дать отдых, он мгновенно пресек попытки капитана возразить.
        - Владимир Симонович! Власть, а тем более - власть командира - это прежде всего ответственность. За свой корабль. За дело, которое Вам поручено. И за людей, находящихся в Вашем подчинении. И будьте любезны, позаботьтесь об их благополучии, господин капитан первого ранга. Пока о вас не побеспокоился трибунал. И приведите людей и корабль в порядок. Богом клянусь, если подобное повторится - я не пожалею сил, чтобы вы впредь ничего крупнее миноноски не приняли под свое командование.
        Разнос капитану Илья устроил с глазу на глаз, дабы окончательно не уронить его авторитет, судя по всему и без того не очень высокий, среди команды. Владимир Симонович вступил в командование "Палладой" совсем недавно, поэтому Вервольф надеялся, что каперанг, который в их истории дослужился до командующего Черноморским флотом, внемлет голосу разума и приведет крейсер надлежащий вид.
        А их тем временем ждал ещё один трёхтрубный корабль, приткнувшийся к отмели у входа на рейд. На этот раз не крейсер, а красавец-броненосец, детище американской верфи "Крамп и сыновья", который после взрыва японской самодвижущейся мины превратился в неподвижную батарею.
        'Ретвизаном', на котором в очередной раз пытались подвести кессон, Илья остался доволен. Конечно, до молодцеватости 'Цесаревича', местный экипаж не дотягивал, но лишь чуть-чуть. Сказывалось то, что в отличии от 'француза', 'американец' до сих пор еще не попал в гавань, и подвергался регулярным минным атакам, о чем донес до адмирала капитан броненосца.
        - Понимаю, что тяжело, Эдуард Николаевич, - вздохнул Илья. - Помыслим, что можно сделать, дабы облегчить вам жизнь. Не хочу испытывать судьбу, держа корабль вне гавани. Есть информация, что адмиралом Того готовится к бомбардировка Артура с моря, так что здесь 'Ретвизан' будет, как подсадная утка. Так что нужно как можно скорее ввести корабль на внутренний рейд...
        Вервольф тем временем с высоты мостика броненосца смотрел на приближающийся к "Ретвизану" низкий серо-зелёный четырехтрубный корабль. Его стремительный силуэт словно прижимался к волнам. Это один из дежуривших сегодня миноносцев был вызван вице-адмиралом к борту броненосца.
        - Пойдемте, Илья Сергеевич, Александр Семёнович уже швартует свой истребитель к борту "Ретвизана" - негромко окликнул флагмана Сергей, чем заслужил удивлённый взгляд Щенсовича (ещё бы - не успел прибыть на эскадру, а уже знает командиров истребителей по имени-отчеству), и, как скоро выяснилось, не только его.
        Уже подходя к трапу, Илья тихо спросил:
        - Серег, ты что, знаешь всех командиров кораблей по имени-отчеству наизусть?
        - Всех - нет. Но этого - знаю.
        - А почему именно этого?
        - А ты сам прочитай название на носу миноносца... - И Вервольф чуть заметно улыбнулся.
        На серо-зеленом металле выпуклыми буквами было начертано: "Стерегущ¬й".
        Илья невольно замедлил шаг и оглянулся на Сергея, на что тот только коротко ответил:
        - Да-да, Илья Сергеевич! Тот самый "Стерегущий"...
        Стоя на мостике истребителя рядом с его командиром лейтенантом Сергеевым, Модус, объехал все корабли эскадры, на некоторые из них подымаясь. Так, он побывал на 'Боярине' и 'Енисее', 'Новике' и 'Амуре', 'Севастополе' и нескольких истребителях.
        Но, вишенкой на торте, оказалось появление Ильи на 'Баяне'.
        Как и положено, отрапортовав о состоянии крейсера, Вирен никак не ожидал, что командующий задержится на крейсере.
        И, жестоко ошибся.
        Больше всего действия Ильи напоминали обыск. Подобно охотничьему псу он прошелся по всему крейсеру, закончив свою проверку уже в темное время суток. Вернувшись вместе с командиром в кают-компанию, он попросил чаю с лимоном.
        - Вот что, Роберт Николаевич, - командующий снял с лица очки и протер их платком. - Я скажу только один раз. Услышите вы меня, или нет - зависит только от вас.
        Сбитый с толку Вирен сидел как статуя, вращая глазами. Он переводил глаза с Модуса на Вервольфа, ожидая, хоть какой-то реакции от Гарика и Вельхеора, молча сидящих в дальнем углу.
        - Корабль у вас находится в образцовом состоянии, здесь ничего вам плохого не скажу. Но, даже не общаясь с командой, скажу, что большая часть из них вас ненавидит. Нет, не перебивайте. Еще в Петербурге, получив назначение, я, пользуясь властью начальника Корпуса, собрал информацию о тех, с кем мне предстоит бить врага. И, знаете что? Вас характеризовали, как одного из самых лучших командиров. Скажу вам больше - если бы не ваше излишне жестокое отношение к нижним чинам, я бы отправил Рейценштейна в Петербург, а вас бы повысил и назначил командующим крейсерским отрядом.
        - Премного благодарен...
        - Но, этого не будет, - В голосе адмирала появился лед. - На 'Палладе' я дал неделю, чтобы привести боевой корабль в подобающий вид. На тамошних матросов было страшно смотреть - оборваны, грязны, не выспавшиеся. Да, и судя по всему - офицеры там не брезгуют зуботычинами. Я такого не принял там, не приму и у вас. Будь у вас хоть флагманский броненосец - держать матросов в качестве скотины я не позволю. Крепостное право давно отменили, а значит - нижний чин такой же человек, как и мы с вами. Только погонами и происхождением не вышел. И что, теперь его за каждую провинность под суд отдавать?
        - Ваше превосходительство...!
        - Сядьте! - Илья тихо, но властно остановил попытку Вирена подняться, - Мы еще с вами не закончили.
        Как только капитан вернулся в исходное положение, Илья собирался было продолжить, но прибыл вестовой с подносом чая.
        Вирен получил некоторую передышку, пока сервировали столик. Но, как только матрос покинул салон, 'разбор полетов' продолжился.
        - Роберт Николаевич, не сверлите меня так глазами, не поможет. Я попрошу Вас, заметьте, попрошу, а не прикажу, всего один раз. Будьте добрее к экипажу. Запугав их до смерти вы ничего кроме злобы в ответ не получите. Проявите человечность, а я верю, что она в вас есть. Снимите со всех взыскания, поощрите за примерную службу наиболее выдающихся - не только офицеров, но и матросов. Прекратите рукоприкладство на корабле и положите конец тирании. Завоюйте уважение экипажа, а не его страх.
        - Я считаю, что капитана нижний чин должен бояться! - Проскрипел Вирен. - Иначе совсем осмелеют и дебоши будут устраивать.
        - Когда я был на 'Новике', там экипаж буквально глазами ел капитана. При том, что тамошние матросы - самые буйные со всей эскадры. Но, при этом - ни малейшего намека на недовольство. Ваши же матросы чувствуют себя хуже рабов на галерах.
        - Ну, знаете...!
        - А может не стоит? - Гарик посмотрел на Илью. - Он же ничегошеньки не понимает. И не поймет. А, когда доведет матросов до белого каления, и они вместо того, чтобы покорно стоять под винтовкой, его самого на штыки подымут, уже поздно станет.
        - Что вы такое говорите? - в ужасе просипел Вирен.
        - Правду, - Вельхеор хрустнул пальцами. - Неужели вы не думали, что даже у нижних чинов есть предел терпения. Или, вы считаете, что слова адмирала насчет того, что большая часть команды вас растерзать готова - это вымысел?
        - Да их за такое под суд! - Вирен посерел лицом.
        - А вам от этого на том свете легче будет, да Роберт Николаевич? - Тихо поинтересовался Вервольф. - Они сейчас на грани. Сожмете кулак еще сильнее - и вам проломят череп где-нибудь в темном переулке. Или сбросят за борт во время ночного рейда. Вариантов много, а вот результат будет один...
        Казалось, из Вирена выпустили весь воздух. Подобно спущенному воздушному шарику, он съежился, вжался в кресло. Вервольф смотрел на него и понимал, что своим умом этот капитан никогда бы не дошел до того, что ему сейчас рассказывали. И, даже если сейчас все четверо признаются, что они гости из будущего и расскажут Вирену, как его и других офицеров в революцию казнили матросы...
        - Я вас понял, - выдавил из себя Роберт Николаевич.
        - Надеюсь, мне не придется более начинать этот разговор, - Илья поднялся, намереваясь покинуть салон. - К концу месяца ожидаю положительной динамики. То, что вы можете сделать уже сегодня - вы от меня услышали.
        Попрощавшись с экипажем, Илья и его спутники покинули борт крейсера.
        - На 'Победу', - приказал командующий.
        Истребитель резво понесся по вечерней акватории Порт-Артура, держа курс на высокобортный трёхтрубный броненосец.
        - Думаешь, дойдет до него? - Поинтересовался Вервольф у Марномакса.
        - Если и да, то не сразу. Слишком уж он любит, когда его боятся.
        - В нашей истории, с ним только в революцию расправились, - заметил Вельхеор.
        - А у нас - могут и раньше. Смотря, как дело обернётся, - изрек Игорь.
        * * *
        Осмотр эскадры закончился на 'Петропавловске'.
        Новый командующий направлялся на встречу со старым командующим. Несмотря на то, что весь штаб попаданцев было приказано разместить временно на 'Победе', Вервольф настоял на сопровождении Ильи на встречу со Старком.
        - А то еще, не дай бог, адмиралу фитиль пропишешь, - отшутился он.
        На самом деле Сергея в большей степени интересовало состояние будущего флагманского броненосца. Того со дня на день возобновит свои поползновения в сторону Артура. И пока что 'Петропавловск' - единственный из пяти имеющихся в наличии броненосцев, которые могли исполнять обязанности флагманского корабля. Если не считать, конечно, "Пересвет" - но этот броненосец-крейсер совершенно не вариант в качестве флагмана для Ильи.
        А раз так - следует присмотреться к "Петропавловску" повнимательнее. Хотя бы внешний осмотр выполнить сегодня.
        Старк принял их в адмиральском салоне, с ходу предложив чай с ромом. Несмотря на то, что оба продрогли до костей, Илья отказался от рома, а вот Вервольф отдал дань русской морской традиции.
        - Ну что же, Илья Сергеевич, - в голосе Старка сквозил небольшой налет 'отеческой заботы'. Он словно покровительствовал новому адмиралу, который ему в сыновья годился. И, трудно было не заметить, что Марномакс уже с этих первых слов начал потихоньку закипать - Какие новости в Петербурге?
        - Так сразу и не расскажешь, - прищурившись, ответил Илья, глотнув чаю с лимоном. - Чересчур много событий.
        - Доходили до нас слухи об арестах многих высокопоставленных чинов, - многозначительно произнес Оскар Викторович. Но, не дождавшись от своих собеседников реакции, он решил задать вопрос прямо.
        - На меня в Петербурге всю вину возлагают за произошедшее?
        - Вы о неудачном начале войны? - Илья попросил еще чаю. - Вынужден сказать, что да. Но, от себя добавлю, что и я и мой Корпус в первую очередь доказывали государю-императору, что вашей вины здесь мало. Но, боюсь за безынициативное командование, придется все же ответить по всей строгости.
        - В чем же тут моя вина? - Воздел очи к потолку Старк. - Наместник полностью устранил меня от командования эскадрой! Я неоднократно писал записки о том, что он по факту подменяет мое командование, но, они, очевидно, не дошли до адресата.
        - Но, я надеюсь, у вас остались копии? - Вступил в разговор Вервольф. Он прекрасно понимал, что противостояние между Ильей и наместником неизбежно. Одно то, что новый командующий не принял приглашение прибыть пред светлые очи уже попахивало скандалом. Притом - весьма знатным скандалом...
        - Не уверен, стоит посмотреть... - заюлил Старк. Хотя, такие документы, а именно - рецензии наместника на рапортах командующего эскадрой, у него были. И, обладая ими, можно было осадить наместника сразу же.
        - Оскар Викторович, - Илья одернул китель, - Допустим, что такие документы есть. И, предположим, что есть целая структура, приближенная к Государю, которая может эти документы использовать в вашу защиту. Скажите, вы согласились бы сотрудничать с такой структурой?
        Командующий эскадрой быстро-быстро заморгал. Вервольф мысленно поаплодировал своему начальнику. Предложить Старку покровительство и защиту Корпуса в обмен на записи, изобличающие наместника... Решительно, адмирале решил играть по крупному. Вот только пока что Корпус для большинства чиновников ничто, а советники - никто... И Старк вряд ли клюнет на эту уловку сейчас.
        - Я... не знаю... быть может...
        - В таком случае, дорогой Оскар Викторович, - Илья обворожительно улыбнулся. - Если, такие документы вдруг найдутся, не сочли бы вы за труд отвезти их в Елагинский дворец моему заместителю по Корпусу особых советников? В случае, если вы согласитесь, я дам вам рекомендательное письмо. И обещаю, что вы ничуть не пожалеете.
        На "Победу" они вернулись уже к полночи.
        После небольшого совещания, где каждый поделился своими впечатлениями от увиденного и обговорили вкратце первоочередные работы по кораблям, советники разошлись по каютам.
        Вервольф вышел на кормовой балкон броненосца - подышать пять минут свежим воздухом перед сном. Перед ним расстилалась ночная акватория главной военно-морской базы России на Тихом океане. Глаза всё это видели, но мозг порой не хотел верить, что всё это - реальность. Разве так бывает? Разве так может быть? Темные силуэты броненосцев и крейсеров выглядели, словно призраки прошлого. Хотя, на самом-то деле, это они - Илья, Володя, Игорь и Паша сейчас здесь пришельцы. Ну и конечно, он сам - тоже такой же чужеродный пришлый. Из другого мира, пусть и так похожего на здешний... Из другого времени... Глядя на мерцающие на берегу огни города, Сергей вновь предался раздумьям о том, а не сделают ли они с товарищами своими попытками повернуть ход войны только ещё хуже? Хотя... Ни одного выигранного сражения за всю войну... Разве можно сделать хуже??? И Вервольф, грустно улыбнувшись, пошел к себе в каюту. Завтра предстоит тяжелый день...
        Глава 3. Скандал в благородном семействе
        16 февраля 1904 года.
        Порт-Артур.
        Рано утром получив письмо-просьбу-ультиматум явиться пред светлы очи наместника и проявить уважение к персоне, назначенной сюда самим Императором, Илья витиевато высказался, выразив озадаченность действиями Алексеева, от которых попахивало "бабской истерикой". Бросив через плечо "Чем меньше фаллос, тем больше пафос!", адмирал за завтраком уведомил Вервольфа о предстоящей встрече в доме у наместника. Чем практически испортил Сергею аппетит. Потому как мысли сразу же направились в русло предстоящего неприятного разговора в духе "у кого тут орлов на погонах больше?"...
        Через час паровой катер отвалил от высоченного борта "Победы" и направился к пристани Восточного бассейна. Тут их уже ждал экипаж.
        - Илья, вот зачем эти понты? Отсюда до резиденции Наместника десять минут неспешным шагом...
        - Эх, Серег! Хороший понт дороже денег! Негоже командующему Тихоокеанской эскадрой приходить к Наместнику пешком! Мы ж не бедные родственнички! Чай тоже люди при должности и при погонах! Прокатимся с ветерком!
        - Ну, как Вам будет угодно, господин командующий! - И Вервольф отвесил шутливый поклон.
        - Ладно, хорош ломать комедию, поехали!
        Пред входом на территорию резиденции Вервольф неспешно и внимательно оглянулся по сторонам, а потом обратился к Илье:
        - А неплохо тут Наместничек устроился! Особнячок такой немаленький, опять же, с видом на скверик-"Этажерку". Терраска такая застеклённая... Тебе она ничего не напоминает?
        - Например?
        - Например, серпентарий, а?
        - Да ладно, не сгущай краски раньше времени!
        Но, едва переступив порог, Илья понял, что Сергей оказался прав. Их встретили так, словно заманили в ловушку.
        Здесь присутствовал сам наместник, весь его штаб - Илья безошибочно определил флегматично взирающего на всех Витгефта, контр-адмиралы Ухтомский, Лощинский, а так же - сухопутные 'главари поражения' - Стессель, Фок... Радовало только наличие генералов Кондратенко и Белого - эти двое являлись самыми адекватными из присутствующих.
        - Доброе утро, господа, рад Вас, - тут Илья коротко кивнул, встретившись глазами с младшим флагманом эскадры, а так же с двумя последними генералами, - видеть. Благодарю, за приглашение на столь высокое собрание.
        - Илья Сергеевич, - наместник проигнорировал приветствие, что уже указывало на то, что он в крайней степени раздражен и намерен поставить адмирала-мальчишку на место. - Быть может в силу своего возраста или воодушевления, которое вам дали назначение на столь высокий пост, вы позабыли правила приличия, а так же морские законы, предписывающие вам сразу же по прибытию на место назначение нанести как минимум визит вежливости вашему непосредственному командиру?
        - Ничуть, - Илья жестом указал Сергею на пустые стулья напротив собравшихся. - Но, раз уж вам так захотелось 'пропесочить' меня на глазах моих подчиненных, не буду вам перечить. Если не возражаете, я пока займусь чтением докладов о состоянии дел на эскадре, ибо без моего участия вам будет легче 'перемывать мне косточки'.
        - Возмутительная наглость, молодой человек! - Взвизгнул Фок. - Как вы смеете так разговаривать с господином наместником?
        - Полноте вам, господа! - Генерал-майор Белый, начальник крепостной артиллерии вступился за молодого адмирала. - Что ж вы сразу с порога...
        - Согласен! - Насупился Кондратенко. - Молодо-зелено, не раз ошибки сами допускали и от уставов отступали. Ведь не пьянствовал, а делом занимался! Да и мы собрались не в воспитательных целях, а на военное совещание!
        - Дорогие Василий Федорович, Роман Исидорович. - с улыбкой произнес Илья. - Покорно благодарен вам за добрые слова в мою защиту, однако, должен заметить, что цель этого собрания несколько отличается от той, которую вам сообщили.
        Прежде чем наместник, бардовый от гнева, смог возразить, Илья, расстегнув китель, принялся разгуливать по залу.
        - Господа. Как вам известно - до момента назначения меня на должность командующего Тихоокеанским флотом и Корпуса особых советников, обо мне, ровно, как и о моих коллегах не было ничего известно. Понятное дело, что подобное не может не вызывать вопросов. Отвечу вам коротко. Его величество назначил меня на эту должность. И дал мне все нити управления обороной восточных рубежей страны, как раз в виду того, что я обладаю информацией и познаниями, которые могут гарантировать победу в этой войне.
        - Будьте добры, избавьте нас от этого представления, - прошипел Стессель. Однако, на лице Кондратенко, Белого, Витгефта, Лощинского и Ухтомского Вервольф заметил недюжий интерес. Да что там - затаив дыхание сам наместник наблюдал за Ильей. Лишь Фок в излюбленной манере демонстрировал полное пренебрежение к реалиям, пробурчав что-то вроде 'Долго веревочке виться...'
        - Как пожелаете, Анатолий Михайлович, - Илья резко повернулся на пятках и вернулся к своему креслу, возле которого стоял неприметный кожаный портфель.
        - Видит бог, но я не хотел пускать этот документ в дело, - Илья вынул наружу запечатанный конверт. - Господа, прошу засвидетельствовать, что конверт не вскрыт, запечатан личной печатью государя. Роман Исидорович, Василий Федорович, Вильгельм Карлович, Павел Петрович, Михаил Федорович, вы подтверждаете, что конверт не вскрывался и не имеет повреждений?
        Наиболее здравомыслящая часть этого собрания подтвердила целостность конверта.
        - Тогда, я при вашем присутствии вскрою этот конверт и зачитаю его содержимое, - оскал, который прорезал лицо молодого адмирала, нельзя было назвать улыбкой. Вервольфа аж передернуло от того выражения лица, какое было у Ильи, пока он читал приказ Императора. С таким удовольствием травят гадов, которые годами мешают нормально жить, подтачивая целостность дома. И, надо признать, сейчас Илья раздавил самую большую гадину.
        Прослушав информацию, наместник потребовал бумагу на личное прочтение. Окруженный Фоком и Стесселем, он молча изучал документ. Остальные же старшие офицеры поверили Илье на слово.
        - Поскольку я в одном лице являюсь командующим Тихоокеанским флотом, портами и крепостями империи на Дальнем Востоке, а так же сухопутными силами Квантунского укрепленного района с прямым подчинением Его Императорскому Величеству, то, по воле Государя, не подотчетен и не подвластен никому из здесь присутствующих, - слова прозвучали как приговор. В общем-то, ошарашенный текстом приказа, Вервольф не мог смотреть на своего 'адмирале' иначе как на судью и палача в одном лице. Неведомо, какими пряниками Илья задобрил императора, раз тот вручил в его руки полномочия Главнокомандующего всеми морскими вооружёнными силами, действующими против Японии и обороной Квантуна. Конечно, неплохо было бы полностью подчинить себе и Маньчжурскую группировку войск, но эту должность Николай оставил Куропаткину, не решившись, лишить полномочий своего любимчика. Впрочем, в "их" истории Куропаткину не особо помогло расположение к нему Императора и все свои сражения он благополучно проиграл. Как будет здесь - жизнь покажет, но Вервольф очень сомневался, что здешние Куропаткин и Алексеев проявят себя военными гениями...
        - За сим, Анатолия Михайловича и Александра Викторовича прошу сдать все дела по крепости Роману Исидоровичу, который с этого момента является комендантом крепости Порт-Артур, и командуущим Квантунским укреплённым районом - В голосе Ильи звучало победное торжество.
        Ещё-бы! Побелевший от злости Стессель - явление похлеще взорванного броненосца японцев!
        Фок сидел в полной растерянности. Герой последней русско-турецкой, он явно не рассчитывал, что его могут снять через голову Стесселя, с которым он приятельствовал. А уж снять 'Анатоле' - это дело совсем уж немыслимое. За ним же такие силы стоят в Петербурге!
        Сбивчиво поблагодарив Модуса, Кондратенко наблюдал, как Белый тоже получает 'плюшки' от нового начальника.
        - Василий Федорович, - Бумага о полномочиях вновь вернулась в руки Модуса и исчезла во внутреннем кармане кителя. - Не смею лишать вас поста начальника крепостной артиллерии. Лишь заверю вас, что флот в ближайшее время передаст в ваше распоряжение большое количество малокалиберных орудий и боеприпасов.
        - Вы планируете разоружить корабли? - Вспыхнул наместник. - Но, это же измена, это... это - предательство!
        - Измена и предательство - планировать выход в море и накануне войны оставить эскадру на внешнем рейде без противоминных сетей! - Огрызнулся Илья. - Предательство - держать флот в порту, не имеющем ремонтных мощностей! Не говоря про отсутствие второго комплекта снарядов, ровно как и необученность комендоров стрельбе на дальние дистанции, что активно применяет наш противник - вот это предательство! И вам придется ответить за повреждение двух лучших броненосцев флота перед государем! Ровно, как и вам, Анатолий Михайлович и Александр Викторович, за бездарное руководство крепостью и вверенными вам солдатами.
        Наместник был красен как рак.
        - Что Вы себе позволяете, господа! Вы обвиняете меня в измене?! Меня?! Вы хоть не забыли, кто сейчас перед Вами?! - с багровым лицом он поднялся из-за стола, нависая над Ильей. Очевидно, такими методами ему уже неоднократно доводилось внушать трепет и ужас своим подчиненным, да и остальным окружающим.
        Вервольф молчал большую часть времени, наблюдая за реакцией собравшихся. Но после последней гневной тирады Алексеева неожиданно резко встал, да так, что опрокинулся стул, на котором он сидел. Звук удара дерева по паркету заставил Алексеева на миг замолчать, а следующий звук заставил его вздрогнуть - Вервольф, стоящий с другого конца стола тоже подался вперед и массивная деревянная кобура "маузера" тяжело ударила по столешнице.
        - Отчего же не знаю, Евгений Иванович! Прекрасно знаю! Предо мной в данный момент - высокопоставленный чиновник Российской империи, не выполнивший свои обязанности по служению Отечеству. Наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, не оправдавший надежд Государя. Предо мной человек, который всячески способствовал развязыванию войны с Японией и пытался втянуть Самого Государя Императора в грязные делишки с лесной концессией на реке Ялу. Человек, который БЫЛ наделен всей полнотой власти на Дальнем Востоке и доверием Императора, и который мало того, что не справился со своими прямыми обязанностями по укреплению восточных рубежей Отечества, так ещё и при помощи своих подручных и приближенных лиц вводил в заблуждение Государя!
        Обалдевший от такого Алексеев только и смог выдавить:
        - К-когда это я вводил в заблуждение Его Величество?
        - А Вы что, как адмирал и генерал-адъютант не способны отличить таранную подводную пробоину на "Полтаве" от попадания японского снаряда? Что там в рапорте Императору про бой 27 февраля написано о повреждении броненосца? Вы кому вдвоём со Старком врать удумали? Государю? А что Вы там с господином Куропаткиным докладывали о состоянии укреплений Порт-Артура Его Величеству?
        Явно не ожидавший подобной наглости Алексеев, что называется, "завис" на несколько секунд. А большего времени ему Вервольф и не дал:
        - Я напомню Вам и всем здесь присутствующим. Доложили, что крепость хоть сейчас готова отразить любой штурм врага, и, повернувшись к Стесселю, - А не подскажите ли мне, разлюбезный Анатолий Михайлович, степень готовности крепостных укреплений вверенной Вам, как коменданту, крепости Порт-Артур? Например, сколько фортов из шести запланированных, в настоящий момент находятся в боеготовом состоянии, а?
        Стессель сидел, белый, как мел... Но Вервольф уже вошел в то состояние, которое называлось коротко: "я режу правду-матку прямо в глаза и мне пофиг, что вы все обо мне думаете", поэтому продолжал, не давая своим оппонентам ни секунды:
        - А как поживает, например, форт номер шесть, Анатолий Михайлович? Тоже готов хоть сейчас отразить японскую атаку? И ему нисколько не помешает в этом тот факт, что он ещё даже на местности не размечен Вашими инженерами и существует лишь на бумаге? А сколько орудий из 418 запланированных смонтированы на сухопутном фронте и готовы к отражению штурма? - и, уже повернувшись к Белому,- Михаил Федорович, будьте любезны, подскажите, пожалуйста!
        - Восемь... - тихо произнёс бледный как смерть, Белый.
        - Вот! Аж целых восемь орудий! Процент от необходимого количества, надеюсь, сами посчитаете? Да у Вас тут, господа, как я погляжу, просто небывалая готовность крепости к отражению вражеских атак! - и, уже глядя наместнику прямо в глаза, - И это Вы, Евгений Иванович, называете крепостью первого класса? Одной из двух первоклассных крепостей России на Дальнем Востоке? А как там вторая крепость поживает? Владивосток? Готов отразить нападение японцев?
        - Да как Вы такую мысль вообще допускаете! Да они не посмеют!
        - Да неужели? На одну вот первоклассную Вашу крепость они уже напали, Евгений Иванович! Отчего ж на вторую не попробовать-то? Очень даже попробуют. Причем в ближайшее время. И всё благодаря Вашим стараниям и заботам. Только видимо, не о благе Отечества.
        Наместник, Фок, Стессель пребывали в бессильной злобе. Наместника вообще, того и гляди, удар хватит... Их сейчас не только отстранили от дел, но и отчитали как мальчишек. И кто? Какой-то недомерок, по недоразумению получивший двух орлов на плечи? И второй, вообще незнамо кто?
        Илья встал из-за стола:
        - Надеюсь, никто из здесь присутствующих не будет в претензии, что я покину это совещание. Павел Петрович, Михаил Федорович, ожидаю вас через два часа на 'Петропавловске'. Роман Исидорович, Василий Федорович, у начальника отдела моего штаба по сухопутным вопросам - контр-адмирала Вервольфа для вас есть несколько предложений...
        Вервольф повернулся к Кондратенко и Белому:
        - Господа, думаю, здесь не место для обсуждения наших вопросов, поэтому прошу следовать за мной! - и, уже повернувшись к Алексееву, - Евгений Иванович, позвольте откланяться, честь имею!
        И оба попаданца, развернувшись, направились к выходу из дворца.
        Уже за воротами резиденции, повернувшись к Белому и Кондратенко, Вервольф произнес:
        - Во-первых, господа, прошу прощения, что сделал Вас невольными свидетелями сего скандала в благородном семействе. А теперь - по делу. Вас, Василий Федерович, попрошу немедля подготовить подробный отчет о состоянии всей крепостной артиллерии, о всех имеющихся в Артуре орудиях, включая и старые китайские, а также о боезапасе к каждому типу пушек.
        - Будет сделано, господин Советник! Сегодня же вечером отчет будет у Вас на столе!
        - Хорошо, Василий Федорович! Не смею более отнимать Ваше время.
        Пожав руку Вервольфа, Белый развернулся и бодрым шагом направился к своему экипажу.
        - Теперь, Роман Исидорович, давайте обсудим наши с Вами дела, а их у Вас теперь, учитывая Вашу новую должность, прибавится изрядно.
        - Это не страшно, глаза боятся, а руки делают - улыбнулся Кондратенко, - так что Вы хотели бы обсудить? Возможно, нам лучше было бы направится в штаб крепости или в штаб области, и там обсуждать наши вопросы, а то посреди улицы как-то не вполне годиться это делать...
        - Вы правы, Роман Исидорович, совершенно не комильфо делать это на улице, но в штабах мы с Вами ещё насидимся, а есть один срочный вопрос, решение которого не требует отлагательства. Поэтому собирайте свой штаб и через час я жду Вас на вокзале, - на удивлённый взгляд Кондратенко он ответил, - проедемся на Наньшанскую позицию. Думаю, не лишне будет взять с собой эскорт да и лошадей для нас пусть приготовят на станции Кинчжоо.
        - Будет сделано, господин Советник!
        - Ну что ж, тогда - до встречи через час!
        - До встречи!
        И пожав руки, они разошлись, каждый к своему экипажу.
        Илья, уже сидевший в коляске, прищурившись, спросил:
        - И куда это ты уже намылился?
        - Прокатимся на пикничок с Кондратенко, - Вервольф взглядом показал адмирале на спину извозчика, которому вовсе не обязательно было быть в курсе всех передвижений Порт-Артурского начальства, - пройдемся по укреплениям, посмотрим, что да как...
        - Правильно, кивнул Илья, дело нужное.
        И, уже обращаясь к извозчику:
        - На пристань, любезный, к "Петропавловску"!
        * * *
        Через три часа поезд с советником, генералом Кондратенко и его штабом прибыл на станцию "Кинчжоо".
        * * *
        Копыта лошадей подминали пожухлую прошлогоднюю траву и оставляли следы в неглубоком снегу. Целая вереница всадников поднималась от маленькой станции Циньчжоу на горбатую, изрезанную оврагами и балками гору. Наньшань - Южная гора. Гор с подобным названием в Китае было много. Но эту гору, именно эту - мир запомнит надолго. А уж японцы - и подавно. Это Вервольф пообещал самому себе ещё вчера.
        Массив глины и камня высотой в 55 саженей возвышался в самом центре Циньчжоусского перешейка. Полоска суши шириной менее четырех верст между водами двух заливов - Циньчжоусского и Хунуэза - это единственный путь из Маньчжурии на Квантун. И Наншань высился в самом центре этого перешейка, оставляя по сторонам от себя узкие полоски суши шириной в версту, зажатые между склоном горы и мелководными заливами. Причем, с обоих сторон Южной горы на этих полосках высились холмы, позволявшие устроить на них дополнительные опорные пункты обороны.
        Группа всадников уже поднялась на вершину нагорья, и Вервольф спрыгнул на землю. Жалко было лошадку, которой пришлось поднимать на себе его почти двухметровую тушу в 115кг живого веса на вершину хоть и пологой, но всё же горы...
        Как всегда, по старой привычке, поднявшись на гору, он глубоко втянул в себя свежий, хоть и не очень холодный, но влажный из-за близости моря зимний воздух и огляделся вокруг.
        Прямо на север от Наньшаня, меньше, чем в паре верст от её подножия, лежал небольшой китайский городок Циньчжоу, или, как называли его многие русские - Кинжоу. Город имел квадратные в плане очертания и был обнесен стеной. Неплохая защита от банд грабителей-хунхузов, но совершенно несерьезная - от регулярных частей японской армии. Железная дорога проходила юго-восточнее города, поэтому небольшая станция Циньчжоу, от которой они начали свой подъем на Южную гору, ничего общего с этим китайским городком, кроме названия, не имела... Прямо на юг от Наньшаня располагалась ещё одна небольшая станция - Тафашин.
        У подножия Южной горы со всех сторон в долине были разбросаны небольшие китайские деревушки с чудными названиями, которые без карты и не вспомнишь (но нужно будет обязательно заучить, иначе в боевой обстановке никак не получится оперативно складывать в мозгу картинку происходящего), а кроме деревушек по всем направлениям виднелись импани - старые китайские укрепления в виде квадрата из глинобитных стен с башенками по углам. Сохранность их была различной, но боевая ценность практически одинаковой, т.е. - нулевая... А ещё - ещё были современные русские укрепления. Правда, местами недостроенные, местами только обозначенные общими контурами. Вервольф, конечно, погорячился, назвав их в своих мыслях "современными". Ибо из "современного" в них было только время возведения. А так - классические конструкции времен Крымской войны - люнеты, редуты, брустверы. И мечта каждого, кто желает пасть за Отчизну в первом же бою - открытые артиллерийские батареи... Каждая такая цель - мечта вражеских артиллеристов... Линии траншей местами уже ясно прорисовывались на скатах горы, но... Ни пулеметных гнёзд, ни
достаточного количества блиндажей пока не наблюдалось...
        Его многочисленные спутники уже тоже спешились, поглядывая на этого выскочку-советника, прибывшего вчера из Питера и потащившего их с собой на эту гору в грязь строительных и инженерных работ - кто с интересом, кто с некоторой надменностью, а кое-кто - и с плохо скрываемой неприязнью...
        - Итак, Роман Исидорович, вот в этом месте мы и должны устроить новые Фермопиллы, - советник обратился к человеку в генеральском мундире, с аккуратной бородой и шикарными усами, следившему за ним внимательным взглядом своих пристально-пронзительных светлых глаз. - Уж извините за прямолинейность, и как бы это не дико и, может быть, даже обидно для наших инженеров ни прозвучало, но все эти укрепления - это просто бутафория.
        Стоящий рядом полковник Григоренко, начальник инженеров Артура, хотел что-то возразить, но Кондратенко жестом остановил его. Советник продолжил.
        - Не обижайтесь, господин инженер-полковник - обратился он к Григоренко, - но прошу Вас, дослушайте меня до конца, а потом гневайтесь и ругайтесь, коль Вам будет так угодно. Все эти укрепления, хоть и построены по всем существующим положениям и наставлениям, уже давно устарели. Во времена обороны Севастополя, да, пожалуй, и во времена Турецкой войны, им бы цены не было, но сейчас подобное расположение войск и артиллерии приведет лишь к огромным потерям и в людях, и в орудиях. Поверьте мне, японцы выбьют ваши пушки, стоящие на открытых позициях, максимум - за час. Их батареи, стоящие на холмах у подножия горы Самсон, - Рука Вервольфа указала на массивную горную гряду, заслонившую собой весь северо-восточный горизонт, - разделаются с нашей артиллерией очень быстро. А потом - просто будут безнаказанно расстреливать пехоту, стоящую за брустверами, и сидящую в окопах, шрапнелью и гранатами. Позиции наши не замаскированы, многие укрепления прекрасно видны на фоне неба, когда смотришь на них из долины, я это заметил ещё снизу, пока мы с вами стояли на перроне и ждали лошадей. К тому же, нужно принимать
во внимание ещё одно обстоятельство - поскольку мы пока не имеем господства на море, то артиллерийскую поддержку с кораблей мы можем организовать только из залива Хунуэза. Он мелководный, и на время отлива нашим кораблям придется отходить... Залив Циньчжоу нашим флотом пока не контролируется, и я не уверен, что будет контролироваться к моменту японской атаки. Значит, нужно быть готовым к обработке наших позиций японской корабельной артиллерией. Конечно, мы постараемся там набросать мин, да и сам залив тоже мелководный, поэтому близко к берегу они не подойдут, но всё равно, наш левый фланг они способны очень здорово потрепать. А береговых батарей с дальнобойными пушками, чтобы их отпугнуть и заставить прекратить обстрел, у нас с этой стороны позиции вообще нет. Даже старых китайских нет...
        Инженер-полковник, минуту до этого собиравшийся разразиться гневной тирадой в адрес выскочки, теперь слушал его с интересом. Советник продолжал:
        - Эта позиция имеет очень много сильных сторон, позволяющих успешно проводить её оборону. Но имеет и слабость. Её конфигурация позволяет противнику осуществлять артиллерийский обстрел укреплений одновременно с трёх направлений. Поэтому, очень важно будет правильно спланировать и организовать контрбатарейную борьбу. Для этого нужно будет разместить батареи дальнобойных орудий на закрытых позициях так, чтобы японцы как можно дольше не могли засечь их местоположение и продумать расположение корректировщиков стрельбы и их связь со своими батареями. А теперь - самое главное. Мы обратим недостаток этой позиции в преимущество. Её конфигурация позволяет создать замечательную систему обороны с использованием ДОТов и ДЗОТов фланкирующего огня...
        - Простите, с использованием чего??? - спросил подполковник Науменко, опередив аналогичный вопрос из уст Кондратенко и Григоренко.
        Этот подполковник, бывший у Кондратенко начальником штаба, служил прекрасным дополнением своего командира. Пристальный взгляд его умных, серьезных глаз, проникал, как казалось Вервольфу, намного дальше в глубь того, на чем он останавливал свой взор, словно стараясь проникнуть в самую суть вещей...
        - Простите, господа,- спохватился "советник", - Простите, что иногда использую незнакомую вам терминологию. ДОТ - это сокращение от "долговременная огневая точка". Это такой себе мощный закрытый капонир с амбразурами для огня из пушек и пулеметов. ДЗОТ - это "деревоземляная огневая точка" - маленькое, полностью врытое в землю укрепление из бревен, камней и земли на 1-2 пулемета или малокалиберную пушку. Если в общих чертах, то выглядят эти укрепления примерно так...
        Он достал ту самую рабочую тетрадь, которую вёл всю догогу до Артура, и раскрыл её там, где на бумагу были нанесены схемы укреплений, а затем, достав карандаш, на чистых листах стал набрасывать схемы взаимного перекрытия секторов обстрела, расположения окопов, проволочных заграждений, артиллерийских позиций... Начались жаркие споры по существу возникавших вопросов о стойкости и эффективности этих новых, таких непривычных укреплений, зарытых в землю по самое "не могу". Затем начались споры уже над картой Наньшаня и перешейка - как и где располагать передовую линию обороны, сколько должно быть основных линий - две или три, стоит ли сооружать дополнительные опорные пункты на высотах у Южной горы, а если стоит, то как именно, где должны стоять орудия для контрбатарейной борьбы...
        Вся эта пестрая делегация в окружении казачьей охраны весь день передвигалась по горбатой спине Наньшаня, что-то рисуя и черкая на карте, споря и отстаивая свои точки зрения. Затем всё то же самое продолжилось у подножия горы - до самых сумерек. Да и в вагоне поезда, мчавшего их по извилистым долинам Квантуна к Артуру, продолжалась корректировка планов обороны. Вервольф был измотан до чертиков, но доволен. Если инженерные работы пойдут по плану, если японцы не ударят раньше времени (что было маловероятно) и если он таки отстоит в споре с Ильей свою идею о снятии малокалиберных орудий с броненосцев, то через пару месяцев, в мае, японцев у Цинчжоу ждут новые Фермопиллы.
        Только не спартанцы будут стоять тут насмерть. Намертво тут будут стоять русские...
        - Господин советник, а позвольте полюбопытствовать? - голос Кондратенко вернул Вервольфа в реальность из очередного 'самопогружения'.
        - Да, конечно, Роман Исидорович! Что вас интересует?
        - Те схемы полевых укреплений в Вашей рабочей тетради, то Вы показывали нам на Наньшане. Эти Ваши... как их там...
        -ДЗОТы?
        - Да, именно! ДЗОТы! Ведь это были они, я не ошибся? Вы, конечно, простите, но я не нарочно подглядывал в Вашу тетрадь, просто, когда Вы её листали... Когда показывали схему этого бетонного капонира, ДОТа, я обратил внимание, что там есть немало набросков других укреплений.
        'А молодец генерал-то! Ничего не упускает! Споёмся!' - пронеслось в голове у советника, но ответил он более подобающе:
        - Да ничего страшного, Роман Исидорович, нет в том, что Вы это всё заметили. Я всё равно собирался показать эти схемы Вашим инженерам и Вам. Собственно, для того они и были мною составлены по дороге из Петербурга в Артур. Вот смотрите - здесь разные варианты.
        И на стол легла раскрытая тетрадь с более чем десятком различных вариаций на тему ДЗОТа. Склонившиеся над ней генерал и его инженеры с любопытством листали эту, весьма своеобразную, рукопись.
        - Занятно! Весьма и весьма интересно. Вы, как я погляжу, даже подсчет затрат материалов и объем работ выполнили! - и Кондратенко, оторвавшись от тетради, посмотрел на Вервольфа. В его глазах читалось полное одобрение, - Но, всё-же, выдержит ли подобная конструкция огонь артиллерии?
        - В том виде, в каком ДЗОТы представлены тут - вполне выдержат огонь полевых орудий калибром до трёх-трёх с половиной дюймов.
        - Да я вот как-то не особо уверен - пробормотал за спиной генерала полковник Григоренко.
        - Выдержит, Аполлон Аполлонович! - произнёс Вервольф, - земляная подушка поглотит энергию взрыва даже в случае прямого попадания снаряда в ДЗОТ. Только попав непосредственно в узкую амбразуру можно вывести это укрепление из строя.
        - Если позволите, господа, мне бы тоже хотелось высказать своё мнение, - молодой инженер капитан, лет на десять младше Вервольфа, попытался взять слово.
        'Интересно, на чью сторону он примкнёт?' - Сергей пристально посмотрел на довольно молодого офицера. Крепкая, плотно сбитая фигура, правильный овал лица, аккуратно зачесанные назад волосы, короткая бородка и усы. И глаза с лёгким прищуром. Пытливые, живые и, в то же время, излучающие внутреннюю уверенность в себе...
        - Прошу, Алексей Владимирович! Мнение Аполлона Аполлоновича мы уже выслушали, высказывайте и Вы своё! Ведь именно в борьбе мнений зачастую и рождается истина!
        - Благодарю! - и, после секундной паузы, - лично я считаю, что господин советник прав - каменно-земляная подушка, если её устроить так, как здесь обозначено и при толщине не менее пяти футов, да поверх трёх накатов брёвен - вполне должна держать удар полевой пушки!
        - Я тоже так думаю, - произнёс Кондратенко, - Но, хотелось бы услышать ещё и мнение нашего начальника штаба. Что скажете, Евгений Николаевич? Науменко, пригладив левой рукой острую бородку, изрёк:
        - Лично моё мнение, господа, что сия конструкция выдержит. По крайней мере - должна. Но! - и он обвел взглядом собравшихся, - предлагаю не гадать на кофейной гуще, а поступить так, как должно при подобных сомнениях!
        - И как же, Евгений Николаевич?
        - Построить один экземпляр этого укрепления и подвергнуть его обстрелу из полевой пушки. Кондратенко улыбнулся:
        - Что ж! Поистине - соломоново решение! Испробуем этот ДЗОТ в деле!
        - Да, разумно. Весьма разумно! - Вервольф повернулся к генералу, - Вот только есть одна незадача, Роман Исидорович!
        - Какая, позвольте полюбопытствовать?
        - Новая трёхдюймовка не имеет в боекомплекте гранат. Только шрапнель. А у японской 'Арисаки' гранаты есть. И бить они по нашим укреплениям ими будут!
        - Ну, это не является неразрешимой проблемой, господин советник! У нас есть и более старые пушки в три с четвертью дюйма. Уж чего-чего, а к ним гранат у нас достаточно!
        - Замечательно! Тогда осталось решить только один вопрос - когда мы построим это укрепление, и кто его будет строить?
        Кондратенко весело посмотрел на Вервольфа и тихо произнёс.
        - Да вот господин фон Шварц и построит! Он у нас тут самый молодой, тяготеет ко всяким новшествам, так что ему - и карты в руки! Да и укрепления Наньшаня - это его прямое заведование!
        Алексей Владимирович, который действительно, был в данной компании, пожалуй, самым молодым (через месяц он должен был отпраздновать своё тридцатилетие), немного смутился при этих словах генерала. Но Кондратенко, казалось, не обратил на это никакого внимания:
        - Алексей Владимирович! А поезжайте-ка завтра прямо с утра на Наньшань, да устройте там где-то в сторонке, подальше от любопытных глаз, это сооружение. А мы через три дня проведем его испытание, чтобы не откладывать в долгий ящик.
        - Есть, Ваше превосходительство! К третьему дню исполним!
        - Ну, вот и славно! - улыбнулся Кондратенко.
        Следом, уже не скрывая своего удовольствия, улыбнулся и Вервольф. Расторопность нового командующего Квантунским укрепрайоном и то, какая атмосфера царила в его штабе, Сергею определенно были по душе... 'Точно споёмся! - промелькнула мысль, - Как пить дать!'
        А колёса поезда уже отстукивали на стыках последние вёрсты до вокзала Артура...
        Глава 4. Первый гром
        17 февраля 1904г.
        Желтое море у берегов Квантуна.
        Голова колонны с трудом просматривалась сквозь очередной налетевший снежный заряд. Но, когда снег прекращался, видимость становилась довольно сносной... Ветер быстро относил в сторону низко стелящийся дым, и можно было без особого труда рассмотреть идущие впереди два низких стремительных силуэта. Выкрашенные в зеленовато-оливковый цвет, они почти сливались с темной поверхностью моря, на которой то там, то тут мелькали белые барашки гребней волн... Из трёх труб каждого из этих кораблей дымок вился тонкими жидкими струйками - скорость в 15 узлов они выдавали играючи, не напрягая котлы и машины более, чем на треть. "Новик" и "Боярин" - новенькие крейсера 2-го ранга, построенные незадолго до войны, эти настоящие гончие моря, были способны покрывать 22-25 морских миль в час, но сейчас они тихо шли в голове колонны, готовые в любую минуту сорваться вперед, словно стрела с туго натянутой тетивы. За ними, выбрасывая в небо клубы дыма из трёх высоких и тонких труб шел высокобортный корабль, на узкой оливковой корме которого золотой старославянской вязью было выведено имя древней богини охоты - "Диана".
"Сонная богиня" - пронеслось мельком в голове прозвище крейсера. Большой, но тихоходный и слабо вооруженный бронепалубный крейсер. Даже отсюда, с расстояния нескольких кабельтовых, бросалось в глаза слишком малое количество орудий и их совершенная незащищенность - не было даже элементарных противоосколочных щитов для защиты прислуги. Зато была солидная противоминная 75-мм батарея, в равной степени многочисленная и бесполезная в бою с любым противником размером хоть чуть-чуть крупнее джонки или парового минного катера.
        В кильватер "Богини" шел изящный высокобортный двухтрубный корабль, словно брат-близнец похожий на тот, на мостике которого стоял сейчас Вервольф. Тот, кто не был знаком с кораблями Российского Императорского флота, легко мог подумать, что это идут два крейсера второго ранга - настолько стремительными и грациозными были их силуэты. Но опытный глаз моряка сразу заметил бы, что поддерживаемый ход дается этим кораблям с намного большим трудом, чем идущим впереди крейсерам - дым из их труб вырывался куда более густой. Да и огромные округлые лацпорты в нависающей над волнами корме выдавали знающему человеку их истинное назначение. На самом деле, это были минные транспорты "Енисей" и "Амур" - корабли, имевшие специальное оборудование, позволявшее ставить якорные мины заграждения прямо на ходу, без использования минных стрел, балок, плотиков и прочих атавизмов времен Крымской и Русско-Турецкой войны. Впереди идущий "Енисей" отсюда, с левого крыла мостика "Амура", был прекрасно виден во всех мельчайших деталях.
        За кормой "Амура", вяло дымя четырьмя высокими трубами и рассекая кильватерную струю острым таранным форштевнем, шел узкий и длинный крейсер с явными французскими чертами, из носовой башни которого грозно глядел на укрытый дымкой и пролетающим снежком восточный горизонт длинный ствол восьмидюймовки. "Баян" был не просто красив. Он был шикарен, если такое слово, конечно, можно употребить по отношению к военному кораблю. Вервольф невольно залюбовался, глядя, как острый нос крейсера раз за разом лихо разрезал надвое темные волны зимнего моря, подернутые замысловатым кружевом белоснежной пены кильватерного следа "Амура", отчего волны казались ещё темнее. А может, они так контрастировали на фоне пролетавших редких снежинок?
        Легкий ветер дул с севера, со стороны берега, и невольно холодил свежую царапину на щеке советника. Хоть уже и прошло больше трёх недель с момента "попадания" (хотя, правильнее было бы сказать - "попадалова"), но он до сих пор не мог привыкнуть к бритью опасной бритвой, из-за чего периодически царапал свою морду лица... Но бороду отпускать почему-то всё равно не хотелось... "А, ну да и черт с ним! Всё равно привыкну!" - подумал Вервольф. "Хотя, конечно, до смешного странно - шашкой и саблей любой финт могу выкрутить, а вот коротенькой бритвой - режусь... Всё же недаром её называли опасной. Ну да ничего, опыт - дело наживное..."
        И он отвернулся от идущего концевым броненосного крейсера и, подняв повыше ворот тужурки, подставил лицо северному ветерку, несущемуся с гор Квантуна. Между колонной кораблей и серо-коричнево-оливковыми очертаниями берегов по воде скользили две низкие, хищные тени - миноносцы охранения шли параллельной колонной чуть впереди и левее минных транспортов. Советник не стал оборачиваться, но знал, что по правому борту идет точно такая же пара стремительных хищников...
        Сейчас его взгляд был прикован совсем к другому - к гористым берегам Квантуна. Маршрут отряда, проложенный вдоль берега от Артура до Дальнего позволял провести время в пути с пользой, а не праздно шататься по ходовой рубке корабля, мешая командиру и прочим её "обитателям" управлять "Амуром"... А так у Вервольфа была прекрасная возможность изучить побережье с моря - незаменимый опыт для человека, который потом должен будет попытаться организовать защиту этих вот самых берегов, которые сейчас проплывали мимо левого борта корабля неровной серо-желто-коричневой стеной. Налетавший изредка снег, правда, немного ухудшал видимость, но ненадолго. Советник вскинул к глазам мощный морской цейссовский бинокль и принялся рассматривать побережье и высившиеся за ним горы во всех деталях. Уже остались далеко за кормой Тигровый полуостров и Золотая гора, эти надежные стажи узкого входа в гавань Артура, остался и берег округлой бухты Тахэ в окружении гор, изрезанных мелкими речушками, и узкая, затиснутая меж горными склонами бухточка Лунвантань уходила за корму. По левому борту кораблей отряда, шедшего со скоростью
15 узлов, проплывали берега маленьких бухт Сикао и Тункао, разделенные мысом характерной, Т-образной в плане, формы. Прямо от побережья вверх круто поднимались склоны Зеленых гор, только кое-где оставляя узкие полоски более-менее ровной земли у моря. Именно на такой полосочке земли, составлявшей как бы ножку буквы "Т", на мысу меж двух бухточек размесилась маленькая китайская рыбацкая деревушка. Чуть мористее и восточнее мыса в море сгрудилась группка небольших скалистых островков. Именовались эти необитаемые (если, конечно, не считать гнездящихся на скалах чаек) клочки суши - острова Татоза. Отряд сейчас как раз входил в пространство между ними и лежащим много мористее одиноким островом Кэп.
        - Господин советник, Вы тут не озябли? А то погода сегодня не особо располагает к круизам! Да и наш "Амур" не прогулочная яхта - из открытой двери ходовой рубки вышел командир "Амура" капитан второго ранга Бернатович.
        - Да, Генрих Андреевич, совершенно согласен с Вами, зябковато нынче для прогулок! - советник улыбнулся, повернувшись к командиру "Амура" и облокотился на поручни мостика. - Но я - человек не привыкший к шикарным яхтам да Средиземноморским круизам. А Ваш "Амур" - замечательный корабль, да и ценнее любой яхты будет - ведь, как ни крути, а лучший в мире минный заградитель...
        Бернатович улыбнулся, ведь каждому командиру приятно слышать похвалу в адрес своего корабля...Тем более, что в словах советника не было и грамма лести - "Амур" и "Енисей" действительно были лучшими кораблями своего класса. Ни одна страна мира не могла похвастать подобными...
        - Позвольте полюбопытствовать, что Вы там так пристально разглядывали, на берегу? Если это, конечно, не тайна.
        - Да что Вы, Генрих Андреевич! Какая тайна! Никаких секретов - просто осматриваю берег на предмет способов усиления его обороны, да и вообще, пытаюсь максимально изучить местность, где предстоит гонять наших узкоглазых желтолицых братьев! И по морю, и посуху...
        - Вы допускаете, что японцы осмелятся высаживаться здесь? - брови Бернатовича, взлетевшие вверх, выдавали искреннее и неподдельное удивление своего хозяина. Вервольф уже почти не удивлялся подобному. Ибо уже не раз за последние дни сталкивался с мнением, что японцы никогда не высадятся у Порт-Артура. Что наша эскадра этого никогда не позволит... Извечное русское шапкозакидательство... Он тяжело вздохнул...
        - К превеликому моему сожалению, господин капитан второго ранга, я не просто допускаю такую возможность. Я более чем убежден, что именно так и будет. Наша эскадра пока что слишком ослаблена, чтобы полностью предотвратить высадку. Но вот ослабить врага, нанести ему максимальный урон ещё до того, как он вступит в бой - это нам с Вами, Генрих Андреевич, вполне по силам. А там, даст Бог, и прогнать супостата восвояси тоже сможем.
        Голос Бернатовича немного поник от услышанного:
        - Дай то Бог, господин советник, дай то Бог!...
        - Ещё старик Карамзин в "Истории Государства Российского" писал, что "Бог всегда помогает храбрым". Так что, ежели мы с вами тут не оплошаем, то и он нам поможет обязательно. Даже погоду нам сегодня послал самую подходящую для нашей операции - чтобы японцам труднее было нас увидеть...
        - Соглашусь с Вами - погода нам благоволит. Вот только Вы, верно, уже совсем озябли. Может, пройдете в ходовую рубку, отогреетесь?
        - Спасибо за беспокойство, Генрих Андреевич, но очень мне хочется закончить осмотр побережья. А вот от чашки горяченького чайку я бы сейчас, пожалуй, не отказался. Если это позволительно, конечно, на мостике боевого корабля...
        Командир "Амура" улыбнулся:
        - Отчего же нет! - и, повернувшись к рубке, выкрикнул: - Вестовой!...
        Через пару минут Вервольф уже потягивал ароматный горячий напиток, разглядывая проплывавшие мимо со скоростью 15 узлов берега бухты Меланьхэ с укромным мелководным лиманом в глубине бухты, отделенном от моря короткой косой с узким проходом. Глубина лимана, согласно карте, составляла 1 фатом и позволяла устроить там передовую базу для минных и патрульных катеров. Это Вервольф пометил в записной книжке. И подумал, что нужно будет обязательно сообщить об этой идее командующему - уж Илья обязательно придумает, как устроить с помощью этого какую-нибудь каверзу противнику.
        А слева по борту уже проплывало высокое гористое побережье, закрывавшее собой залив Талиенвань и приютившийся на его берегу Дальний. У самого берега из воды высились острова Эртоцидао - крохотные клочки скалистой суши, ещё меньшие по размерам, чем острова Татоза... Вот уже видны и извилистые контуры небольшой бухточки Лахутань - значит, за следующим мысом откроется вход в пролив Дасяншань - самый широкий вход в Талиенваньский залив. Но сейчас пойти этим проливом к Дальнему мог только самоубийца - где-то тут, совсем рядом, в темных волнах зимнего моря поджидала путников рогатая смерть - две линии минных заграждений от маленького островка Паньтау до Южного Саншантау, поставленные "Енисеем" ещё в самом начале войны и чуть не ставшие его последним заграждением, если бы не своевременное предупреждение Малкольма ещё в Питере. Вервольф принялся внимательно рассматривать берег, его высокие сопки и горные вершины. Где-то здесь предстояло выбрать позицию для новых береговых батарей. Именно тут должен был появиться ещё один "электрический утес" - такая же кость в горле Того, как и знаменитая батарея Артура.
Десятидюймовки для неё уже катились где-то по просторам Сибири под мерный перестук вагонных колёс по рельсам Великого Пути...
        Прошло ещё больше часа, прежде чем отряд, перестроившись на траверзе рифа Опасный - маленького одинокого островка, лежащего восточнее Талиенваньского залива, повернул на юг. Теперь "Амур" и "Енисей" шли параллельными курсами на расстоянии в пол-мили, а отряд бронепалубных крейсеров шел ещё на милю восточнее, прикрывая минные транспорты со стороны открытого моря. Четырехтрубный силуэт "Баяна" виднелся западнее основной группы - броненосный крейсер осуществлял дальнее прикрытие. Слева от "Амура" и справа от "Енисея" шло по одному миноносцу. Их задача - расстрелять всплывшую мину, если вдруг у той не сработает автомат установки глубины или случится какая-то другая неприятность. Всё было готово к началу постановки.
        Вот на мачте "Енисея" взвился сигнал о готовности к постановке мин. Через четверть минуты такой же сигнал помчался по фалам "Амура" в серое небо. Низко стелящийся дым иногда мешал чтению сигналов, но не настолько, чтобы, стоя на палубе полуюта, Вервольф не различал их даже без помощи своего великолепного цейссовского бинокля. Вот на фок-мачте "Енисея" взвился следующий сигнал, и тут же командный голос на палубе "Амура" продублировал его вслух: "Начать постановку мин!".
        Советник прильнул вплотную к поручням ограждения на корме "Амура", глядя вниз - уж очень хотелось поближе рассмотреть процесс постановки мин. Из недр минной палубы заградителя, сквозь открытые лацпорты, донёсся крик минного офицера "Левая!". В тот же миг, скатившись по выдвинутому из левого лацпорта монорельсу, первая мина, блеснув своим черным рогатым корпусом, грузно плюхнулась в море. Повернувшись к "Енисею", советник увидел, как и от его кормы отделилась маленькая черная капля и тоже шлепнулась в волны, подняв небольшой фонтанчик из соленых брызг. Конвейер смерти на обоих кораблях завертелся - подаваемые к лацпортам, рогатые красавицы поочередно скатывались вниз и назад по трём монорельсам и ныряли в волны через равные промежутки времени. "Амур" и "Енисей" ставили две линии заграждений с плотностью 45 мин на милю. Этого вполне должно было хватить, чтобы отбить всякую охоту у вражеских кораблей подходить слишком близко к Талиенваню.
        "В жизни есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно долго..." - пронеслось в голове Вервольфа старая шуточная поговорка. Под эти самые мысли очередная смертоносная красавица бултыхнулась в холодные зимние волны. Повернувшись, он приложил к глазам окуляры бинокля и стал рассматривать "Енисей". Его "Амур" сейчас выглядел точно так же - и он словно смотрел на самого себя со стороны. Единственная разница - это фон, на котором наблюдались корабли - если силуэт "Енисея" проецировался на фоне подернутого дымкой гористого берега Дагушаня, то фоном "Амуру" служили туманный горизонт да дымы из труб кораблей крейсерского отряда. Наведя бинокль на мостик, он без труда увидел фигуру Степанова, руководившего постановкой, а рядом - ещё одну знакомую фигуру - Капер стоял на крыле мостика и тоже осматривал море вокруг своего корабля. Когда, как показалось Вервольфу, Капер смотрел на "Амур", Вервольф поднял вверх руку и помахал старому боевому товарищу. Но тот, очевидно, ожидая увидеть Волка на мостике, а не на палубе полуюта, не заметил этого. Поэтому, через минуту советник вновь вернулся к "созерцанию
вечного", время от времени отрывая взгляд от кильватерной струи и исчезающих в ней мин и поглядывая то на запад - на идущий параллельным курсом "Енисей", то в сторону востока и юго-востока на туманный горизонт и корабли охранения.
        Минная постановка подходила к концу - оставалось поставить 5 или 6 мин с каждого корабля, когда судьба решила внести свои коррективы в однообразность ситуации.
        Назывались эти коррективы "Иосино" и "Такасаго"...
        Гром прогремел неожиданно - и Вервольф невольно обернулся на восток. И первое, что он увидел - это то, как по мачтам "Новика" взлетали вверх стеньговые флаги. А далеко на восточном горизонте из мглы вынырнули два низких двухтрубных серых силуэта.
        - Продолжать постановку мин! - во весь голос прокричал советник, и, развернувшись к носу корабля, со всего духу помчался к мостику "Амура", перепрыгивая через две ступеньки на трапах, едва не сбивая матросов на палубе... Меньше, чем через минуту он уже стоял на левом крыле мостика, вглядываясь в серую мглу восточного горизонта. Раскаты грома раздавались всё чаще, в такт вспышкам орудийных выстрелов "Новика" и "Боярина". Серые тени на горизонте вторили им, выбрасывая острые кинжалы пламени в сторону русских кораблей. Перекрикивая канонаду, донесся голос сигнальщика:
        - Ваше превосходительство! "Баян" поднял сигнал: "Транспортам уходить в Артур"!
        Советник повернулся к Бернатовичу:
        - Генрих Андреевич, осталось поставить пять мин. Не позволим "собачкам Того" помешать нашим планам?
        - Не позволим, господин советник. Ставим всё, и только потом уходим.
        - Тогда нужно поднять сигнал "Енисею" - "Продолжать постановку согласно плана"!
        - Сию минуту! Сигнальщик!...
        Но не успели флажки сигнала и половины пути до рея фок-мачты "Амура", как на "Енисее" вверх побежал сигнал.
        - "Енисей" сигналит "Продолжаем постановку!".
        - Узнаю старину Капера! - улыбнулся Вервольф. Он не мог видеть сейчас мостик "Енисея" - ходовая рубка "Амура" перекрывала обзор, но он был более чем уверен, что Капер сейчас улыбался, стоя на мостике рядом со Степановым и глядя на "Амур", размеренно бросающий в море последние мины своей линии.
        В мощные линзы бинокля было видно, как столбы воды поднимаются всё ближе к "Новику" и "Боярину". Вот, в полукабельтове от носа "Новика" поднялся столб воды, почти наполовину выше остальных - восьмидюймовый привет из носового орудия "Такасаго". В свою очередь, три снаряда "Новика" легли почти у борта головного "Иосино", заставив японца резко отвернуть влево. Корабли уже развили почти полный ход, и густой дым из низких труб "Боярина", несомый северным ветром, иногда закрывал не только корабли противника, но и "Новик" от взгляда Вервольфа. Идущая концевой, "Диана" раз за разом посылала сорокакилограммовые приветы непрошеным гостям. Но её 75-мм батарея молчала - слишком велико было расстояние до "собачек". К тому же крейсер уже явно начал отставать от своих быстроходных собратьев. А на северо-востоке над четырьмя трубами "Баяна" вырос длинный шлейф черно-бурого дыма - крейсер явно шел полным ходом на пересечку вражеского курса.
        - Минная постановка завершена! - донесся до увлекшегося созерцанием морской баталии советника голос командира "Амура".
        - Отметьте на карте точные координаты и выставьте миноносец чуть мористее - он будет плавучим маяком для наших крейсеров, чтобы они в горячке сражения не налетели на свои же мины.
        - Будет исполнено!
        Через несколько секунд прожектор "Амура" замигал, передавая приказание шедшему слева по борту миноносцу...
        - "Енисей" закончил постановку! - донесся крик сигнальщика.
        - Ну всё, Генрих Андреевич, пора и нам убираться восвояси!
        - Пора, господин советник, - и, повернувшись к рубке, крикнул - Самый полный вперед, право на борт, вступить в кильватер "Енисея"!
        Вервольф сначала почувствовал, а затем и увидел, как острый нос "Амура" покатился вправо. Корабль с легким, даже каким-то слегка комфортным креном начал описывать дугу, нацеливаясь в сторону "Енисея", который уже тоже ложился на курс к Артуру, выбрасывая из труб всё более густой угольный дым. Конечно, ему не хотелось сейчас отступать, уходя полным ходом к Артуру. Хотелось вступить в бой с врагом вместе с крейсерами. Но он ведь и сам прекрасно понимал, что шесть 75-мм пушек "Амура" - это так, только миноносцы отпугивать, зато один-единственный японский снаряд, случайно попавший в минный погреб, мог превратить заградитель и всю его многочисленную команду в огромную яркую вспышку дьявольского фейерверка...
        Канонада на востоке не утихала, но с каждой минутой отдалялась - встретив явно превосходящие силы, и, в особенности, такой сюрприз, как вынырнувший из мглы "Баян", японцы уходили всё дальше и дальше на юго-восток, увлекая русские крейсера за собой. Через четверть часа канонада стала терять интенсивность. Вервольф видел, как сильно отставшая "Диана", повинуясь приказу с "Баяна", прекратила преследование врага и повернула вслед за минными транспортами к Артуру. "Вполне разумное решение" - подумал советник - "Скорость у неё всё равно намного ниже, чем у крейсеров врага, и, если к японцам подойдет подкрепление, то уйти ей будет трудно. А так и нам с "Енисеем" веселее будет - ведь до Артура ещё почти три десятка миль"...
        Ещё через четверть часа гроза на восточном горизонте затихла - русские крейсера вышли из огневого контакта с врагом и повернули на запад - к Артуру. Последним, естественно, повернул "Новик", выпустив напоследок залп левого борта по тающему в дымке серому силуэту "Такасаго"...
        Обратный путь прошел в напряжении, но уже без особых приключений. Хоть многие и на минных транспортах, и на крейсерах и ждали атаки японцев, но отряд дошел до Артура, не встретив более вражеских кораблей. Уже начинало вечереть, когда корабли отряда, один за одним, прошли мимо дозорных миноносцев на внешнем рейде Артура, мимо всё ещё сидящего на мели подорванного в первый день (а если точнее - то в первую ночь) войны броненосца "Ретвизан", и, преодолев узкий и извилистый вход в гавань, начали занимать привычные якорные стоянки.
        Советник повернулся к командиру "Амура":
        - Ну что ж, Генрих Андреевич! Вот и завершился наш сегодняшний поход! Будьте любезны, прикажите спустить на воду катер. Мне ещё нужно встретиться с советником Капером на борту "Енисея". Да! И, не сочтите за труд, передайте на "Енисей" - "К вам направляется советник Вервольф".
        -Как прикажете, господин советник!
        Через десять минут он уже подошел к трапу, у которого стоял только что спущенный катер.
        Повернувшись к стоящему тут же Бернатовичу, советник произнес:
        - Генрих Андреевич! Позвольте поблагодарить Вас за оказанное гостеприимство и радушный прием на борту Вашего замечательного корабля. Рад был провести этот насыщенный событиями день в Вашей компании! Надеюсь, моё присутствие не слишком стесняло Вас...
        - Ну что Вы, Ваше превосходительство! Вы нас ничуть не стесняли.
        - Ну вот и славно! Думаю, это не последний наш совместный выход в море, господин капитан второго ранга! За сим, позвольте откланяться. Дела-с ждут! До свидания, Генрих Андреевич!
        - До свидания, Ваше превосходительство!
        Пожав руку Бернатовича, он повернулся, и, проворно сбежав вниз по трапу, прыгнул в катер. Через пару секунд катер отвалил от трапа "Амура" и, тихо вздыхая паровой машиной да выбрасывая из трубы сладковатый угольный дымок, пошел по гавани к двухтрубному серо-зеленому силуэту "Енисея", к точно такому же трапу, как тот, от которого он только что отчалил...
        Упершись рукой в планширь, Вервольф смотрел на приближающийся силуэт "Енисея" и предавался раздумьям...
        "Минная война у Артура нам предстоит нешуточная, вот тут-то нам и пригодятся таланты и Капера и, особенно, Степанова. Как, всё же, здорово, что он не погиб вместе со своим кораблем в самом начале войны...Если доживу до победы и вернусь в Питер - проставлюсь Малкольму!". На "Енисее" его уже ждали - на палубе у трапа стояли знакомые фигуры Капера и Степанова...
        Глава 5. Знакомство с Дальним
        18 февраля 1904г.
        Квантунский полуостров.
        Южно-Манчжурская железная дорога.
        Вагон слегка покачивался в такт перестуку колес на стыках рельс. За окном проносился однообразный пейзаж припорошенных снегом горных склонов Квантуна. Литерный поезд особого имперского совета летел из Артура на север...
        Человек с аккуратной бородой и усами в форме техника путей сообщения Российской империи сквозь стекла пенсне внимательно рассматривал наскоро нарисованные карандашом чертежи вагонов и железнодорожных платформ.
        Советник пристально смотрел на него, как и два офицера, одетых в форму Российского Императорского флота. Но, если офицеры смотрели на него с интересом, как на человека, с которым им предстоит воплощать в металл инновационный проект, то для советника человек в пенсне был не просто опытным железнодорожным техником и инженером. Перед ним сидел Михаил Петрович Налётов - замечательный инженер-новатор, изобретатель, человек, которому предстояло в недалёком будущем создать первый в мире подводный минный заградитель "Краб"... Но всё это будет потом. Сейчас же ему предстояло осуществить более насущный и куда менее фантастический проект...
        - И всё-же, господин советник. Позвольте ещё раз поинтересоваться, почему вы обратились с этим вопросом именно ко мне? Я ведь не силен в артиллерии...
        - Потому, любезный Михаил Петрович, что Вы, во-первых, хорошо знаете техническую сторону подвижного состава наших железных дорог, а во-вторых - прекрасно знаете производственные возможности и, самое главное - людей в железнодорожных мастерских порта Дальний, на строительстве которого вы трудились не один год. Но не это главное. Я знаю Вас, как человека, искренне переживающего за судьбу Родины и, что самое главное, как человека весьма инициативного и изобретательного. Вы ведь любите мастерить всяческие технические игрушки и приспособления, в особенности - модели подводных лодок?
        - Да, но... Позвольте, как...
        - Как ко мне попала эта информация - сейчас совершенно не важно, Михаил Петрович. Поверьте мне, я бы с огромной радостью позволил Вам заняться постройкой настоящего подводного корабля, но сейчас перед всеми нами стоит другая, более срочная и более важная задача. Для надежной обороны подступов к Порт-Артуру и позиций, являющихся ключом ко всему Квантунскому полуострову необходимо в срочном порядке - не более, чем за месяц, построить боевые бронированные поезда и мобильные железнодорожные батареи. Я, естественно, понимаю, что Вы не артиллерист. Поэтому, артиллерийской частью нашего проекта будут заниматься господа офицеры. Ваша же задача - максимально увязать все их пожелания с реальными возможностями наших поездов. И самое главное - наладить производственную базу для возможности постройки подобных вагонов и ремонта их боевых повреждений. Это, конечно, не подводная лодка. Но, ежели данный проект будет успешно и в срок завершен, то я приложу максимум усилий для выделения ассигнований на Ваши опыты и эксперименты с подводными судами. Этот вопрос уже обсуждался с Особым Советником Его Императорского
Величества господином Модусом на вечернем совещании.
        - Премного благодарен, господин советник, Это весьма заманчивое предложение. Так чем же, позвольте полюбопытствовать, конкретно я могу быть Вам полезен?
        - Вы все, господа, полезны в первую очередь будете не мне, а, как бы это пафосно ни звучало, - нашей Родине, и делу обороны её восточного форпоста - Порт-Артура. Учитывая всю важность предстоящего дела и его безотлагательность, всем вам даны особые полномочия. Для осуществления проекта можете действовать от имени Особого Советника ЕИВ господина Модуса и от имени начальника сухопутной обороны Квантунского укрепленного района генерала Кондратенко. Вам разрешено привлекать к выполнению работ все наличные трудовые и технические ресурсы железнодорожных мастерских порта Дальний. Всё, что по техническим причинам невозможно будет изготовить в Дальнем - будет в срочном порядке изготовлено по вашим чертежам в судоремонтных мастерских Порт-Артура. Однако, господа, попрошу учесть, что Порт-Артур и без того загружен ремонтом трёх поврежденных кораблей. За сим попрошу вас максимально использовать мощности мастерских Дальнего, - все трое молча понимающе кивнули, а советник продолжал - В случае, если кто-либо задумает чинить препятствия осуществлению проекта - предупреждать его о недопустимости подобного и о том,
что его действия будут расценены, как саботаж и вредительство в военное время. Если это тот час же не возымеет действия - немедленно сообщать мне - а я уж с этими наглецами в таком случае поговорю по-другому. В ваших полномочиях реквизировать любые, ещё раз подчеркиваю - ЛЮБЫЕ материалы, оборудование, подвижной состав для осуществления проекта - Вервольф уже представлял себе кипу гневных петиций на столе у Алксеева от бывших собственников реквизированного имущества. Ну да ничего, они с Ильей шли на этот шаг сознательно, ибо иначе в срок уложиться просто нереально. Да и за реквизированное имущество казна рассчитается, а с особо рьяными собственниками, для которых своя шкура дороже судьбы Родины будет, может и "товарищ Маузер" поговорить... - Особо обращаю ваше внимание, господа, что все реквизиции должны оформляться актами с указанием точного числа и вида реквизируемых материальных ценностей - мы ведь с вами не грабители, а представители государства. Об этом тоже прошу вас не забывать.
        Все трое молча кивнули.
        - Теперь давайте о деле, о наших любимых железяках. Итак, вам предстоит в ближайший месяц воплотить в металле то, что я нарисовал в общих чертах на лежащих перед вами чертежах. Это - бронированный боевой поезд и две шестидюймовые подвижные железнодорожные батареи. То, что перед вами - это лишь общие наброски. Чертежи общего вида. Концепция - что мы должны в итоге получить. Ваша задача, Михаил Петрович, увязать всё это с имеющимся в Дальнем подвижным составом. Особо акцентирую ваше внимание на необходимость использования для орудийных платформ батарей только четырёхосных площадок или вагонов. Шестидюймовка системы Канэ весит без малого пятнадцать тонн, плюс ещё вес боеприпасов, броневых прикрытий и щитов - двухосная платформа, сами понимаете - не потянет такую ношу. К тому же, платформа ещё будет воспринимать и отдачу орудия при стрельбе. Поскольку батареям придется работать не только со стационарных, но и с временных или наскоро отремонтированных путей, то каждая платформа должна иметь дополнительные боковые опоры-аутригеры, откидывающиеся на шарнирах и опирающиеся на насыпь через деревянные щиты.
В транспортном положении они не должны выступать за наружный габарит платформ для свободного движения через разъезды. - Налетов внимательно слушал и, соглашаясь, едва заметно кивал головой - Борта платформы в средней части, напротив орудия должны откидываться наружу в горизонтальное положение, образуя площадку, достаточную для комфортной работы орудийной прислуги - это Вы уже согласуете с господами артиллеристами. - Оба офицера согласно кивнули - Ограждение площадки предлагаю сделать при помощи быстросъемных или складывающихся стоек и цепных лееров. Таки образом, в средней части платформы у нас образуется площадка, обеспечивающая орудию круговой обстрел. В концевых частях площадки должны располагаться броневые короба для боезапаса. Бронирование предлагаю сделать из листовой стали толщиной в три четверти дюйма - этого будет вполне достаточно для защиты от осколков. Прислугу орудия тоже желательно прикрыть коробчатым щитом. Короб для снарядов можно будет даже изготовить с двойными стенками - наружная толстая, внутренняя - тоньше, а промежуток между ними заполнить деревянным брусом или засыпать щебнем.
Это, господа, на ваше усмотрение. Так же на каждую батарею необходимо иметь два бронированных двухосных вагона в качестве командных пунктов - основного и резервного. Паровоз предлагаю взять основной серии, или, как он называется у железнодорожников - "нормального типа обр.1901года" с механизмом парораспределения Вальсхарта. (Вервольф чуть не выругался - ну неужели нельзя было назвать этот паровоз "Овечкой" не в 1912 году, а пораньше, чтобы не ломать язык такими вот прибацанными фразами-названиями техники). Насколько я помню - эти паровозы имеют повышенную тягу при трогании. Так, Михаил Петрович?
        - Да, господин советник, Вы совершенно правы. В этих паровозах установлен аппарат Дульца, подающий при трогании пар высокого давления сразу в оба цилиндра паровой машины-компаунд.
        - Отлично. Именно это и понадобится нам при передвижении тяжелых бронированных поездов и батарей. Бронирование этот паровоз легко допускает до трёх четвертей дюйма. Причем бронировать нужно полностью - и котел, и кабину, и паровые машины и ходовую. Ваша задача, Михаил Петрович, сделать это так, чтобы обеспечивался относительно быстрый доступ к основным узлам паровоза для обслуживания и ремонта прямо в полевых условиях. При этом паровые машины желательно забронировать листами толщиной в дюйм-дюйм с четвертью. Тендер паровоза, кстати, тоже нужно будет забронировать. Итак, по батарее, кажется, разобрались. Теперь по боевому бронированному поезду. Паровоз мы берем такой же и бронируем его точно так же. Вообще - крайне желательно применять одинаковые узлы и конструкции как можно чаще - это сильно упростит ремонт и эксплуатацию наших поездов. Далее - поезд будет состоять из четырех бронированных вагонов и четырех одноосных контрольных платформ. Два вагона будут артиллерийскими - с двумя трёхдюймовками на тумбовых станках по типу морских для 75-мм орудий и с коробчатыми щитами.
        - Простите, господин советник, а не проще ли будет поставить морские 75-мм орудия, чем переделывать станки под полевую пушку?
        Вервольф грустно улыбнулся.
        - Конечно, так было бы намного проще. И, что самое главное - быстрее. Вот только бронебойные снаряды морских пушек по сухопутным целям не будут эффективными. Совсем... Чугунные гранаты - имеют весьма малый разрывной заряд и не будут эффективно поражать живую силу на поле боя. А других снарядов к семидесятипятимилиметровкам Кане у нас просто нет. Так что придется Вам приспособить сухопутную пушку к морскому станку... Эту работу быстрее и качественнее, думаю, сделают всё-же в Артуре в судоремонтных мастерских. Работа эта не быстрая и не легкая, с первого раза может и не получиться, так что вам необходимо сразу же определиться с предельными габаритными ограничениями, чтобы в Артуре знали, от чего им плясать при проектировании гибридного станка. Если есть вопросы - спрашивайте, господа, не стесняйтесь. Я люблю, когда подчиненные проявляют инициативу и не боятся высказывать своё мнение. Даже если оно отличается от моего. Как говорили древние - в борьбе мнений рождается истина. Так что, смелее, господа!
        - Ваше превосходительство, - лейтенант Никольский подался вперед всем корпусом, - если Вы позволите, то я хочу высказать своё мнение, - и, после кивка Вервольфа, продолжил - я не раз лично наблюдал, как взрываются чугунные гранаты при стрельбе по берегу. И, должен Вам сказать, что весьма и весьма неплохой эффект они производят!
        - А шрапнели к ним разве есть?
        - Нет, ни шрапнели, ни сегментных снарядов к ним нет.
        - Вот то-то и оно, Михаил Ильич. Тут, если честно, есть над чем задуматься нам с Вами. Потому как полевая трёхдюймовая пушка имеет шрапнель, но не имеет гранат в своём боекомплекте.
        - Совсем?
        - Совсем, Михаил Ильич. Так что задача ещё та нам с Вами предстоит. Давайте поступим так. В течение трёх-четырех дней Вы подумаете над вариантами артиллерийского вооружения поезда. И потом примем окончательное решение.
        - Есть, Ваше превосходительство!
        Вот и славно. А теперь, давайте вернёмся к остальным вопросам по поезду. Учитывая, что бронепоезд будет заниматься непосредственной поддержкой наших войск на поле боя, необходимо проектировать его так, чтобы он обеспечивал максимальную защиту от прицельного огня противника. Поэтому, отсеки с боекомплектом должны иметь усиленную защиту в виде двойных стенок, пола и крыши с заполнением промежутков между стенками. Два других броневагона - пулеметные. Должны нести по 6 или 8 пулеметов системы Максима. Кроме того, быть оборудованы в качестве командных пунктов, причем полностью резервирующих друг друга. Впереди и сзади бронепоезда прицепляются по две контрольные одноосные площадки с грузом запасных рельс, шпал, инструмента и прочей ж/д мелочи для ремонта поврежденного пути. И самое главное, господа! Никакой информации о истинном назначении поезда и железнодорожных батарей не разглашать. Даже близким друзьям и товарищам. Для всех официально - это поезд сопровождения Наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке и перевозки казны и особо ценных грузов, а батареи - для противодесантной
обороны бухты Хеси и северного побережья Квантуна. К работам привлекать только русских рабочих. Никаких китайцев. Даже на подноске материалов. Никаких данных о том, какие орудия будут устанавливаться на площадки и вагоны. В крайнем случае, можете говорить о 47-мм пушках на бронепоезде и 75-мм - на платформах батарей. Но говорить об этом - исключительно с заговорщицким видом и шепотом...
        Вервольф пристально посмотрел на своих собеседников - те понимающе улыбнулись.
        Поезд замедлил ход, а затем вообще остановился. Глянув в окно, Налетов произнес:
        - Дальний, господа!
        - Замечательно! - ответил Вервольф, - Значит, прибыли на место. Прежде, чем покинуть вагон, скажу Вам ещё одно - для ускорения дела постройки, и, самое главное - для ускорения освоения экипажами новой техники вам будет придан сводный отряд моряков с кораблей эскадры и артиллеристов с армейских батарей. Отряд будет сформирован в ближайшие три дня и прибудет в ваше распоряжение.
        - Спасибо, Ваше превосходительство! Лучший способ обучить людей - привлечь их к постройке того, на чем они потом будут воевать, - отозвался Никольский, - Да и дополнительные рабочие руки нам будут только в пользу!
        - Совершенно верно. Только не забывайте о режиме строжайшей секретности. Вам будет обеспечена охрана, которая будет сопровождать вас днем и ночью, куда бы вы ни направились. Понимаю, что это порой может создавать некоторые неудобства, но слишком многое сейчас поставлено на карту - рисковать мы не имеем права. Помните - японских шпионов и агентов в этом городе больше, чем русских жителей. По людям, участвующим в строительстве - желательно вообще максимально ограничить контакты строителей с местным населением. Проведите с людьми разъяснительную беседу. Но даже для них - основная версия - та, о которой мы только что говорили. Раскрыть карты перед экипажами можно будет только после прибытия в мастерские орудий для монтажа. Но это будет ближе к концу марта. Раньше, думаю, не получится. Ну а сейчас - давайте пройдемся по станции в поисках нужных вагонов и площадок. Прошу следовать за мной!
        Советник, а за ним и остальные, направились к выходу из вагона.
        Исполняющий должность начальника станции "Дальний" - среднего роста человек плотного телосложения, с небольшой бородкой и аккуратными усами, заранее предупрежденный из Артура, уже встречал их на перроне вместе с двумя своими помощниками. Вдоль вагона уже выстроился высыпавший из поезда казачий караул. Никого из представителей градоначальника не было
        - Рад Вас приветствовать, господин советник! - исполняющий должность начальника станции отвесил дежурный поклон. Позвольте представиться... - дальше пошла протокольная часть обоюдного знакомства двух делегаций, которую Вервольфу хотелось прервать как можно скорее, и как только нормы вежливости и такта это позволили, он тут же решил направить разговор в необходимое русло:
        - Что ж! Я весьма рад оказаться в Ваших, так сказать, владениях, Иван Иванович! Поскольку мы сильно ограничены во времени, то прошу меня простить, но давайте в дальнейшем обойдемся без всех этих протокольных церемоний. Нам с господами офицерами из Специальной комиссии, - Вервольф кивнул в сторону своих спутников, - о полномочиях которой, Вам, надеюсь, уже сообщили - начальник станции торопливо кивнул - необходимо безотлагательно осмотреть имеющийся в наличии на станции подвижной состав и локомотивы.
        - Да-да, господин советник. Когда желаете провести осмотр?
        - Иван Иванович! - Вервольф улыбнулся так, как улыбается волк, приближающийся к беспомощному ягненку, - Я же сказал Вам - БЕЗ-ОТ-ЛА-ГА-ТЕЛЬ-НО, - он произносил это слово медленно, с ударением на каждом слоге, и за это время улыбка исчезла с его лица, а глаза приобрели оттенок стали - Это значит - сею же минуту.
        - Да-да, конечно, господа, пройдемте со мной...
        И Иван Иванович торопливыми шагами направился по дощатому перрону в сторону запасных путей и стоящих на них вагонов... Идя следом за начальником станции и двумя его помощниками, Вервольф осматривался вокруг. Недалеко от стации низкое пасмурное небо подпирала мощная труба электростанции. Дальше шли вполне симпатичные европейского вида дома Административного города, в другой стороне - несколько более скромные, но тоже вполне симпатичные и аккуратные домики Коммерческого города. На берегу огромной бухты сквозь промежутки между строениями и заборами виднелись многочисленные причалы. Везде - следы незаконченной стройки, временные узкоколейки, складированные строительные материалы. Да, стройка велась с размахом. Всё же, не все из выделенных казной тридцати миллионов ещё совсем не деревянных, а вполне себе золотых рубликов, осели в карманах чиновников от строительства.
        Они уже подошли к стоящим в три линии вагонам.
        - С чего изволите начать осмотр?
        - С вагонов и платформ, Иван Иванович. Нас интересуют, в первую очередь, четырехосные вагоны и платформы, во вторую - двухосные открытые платформы.
        - Четырехосных вагонов у нас есть всего несколько штук. Точное количество сейчас и не вспомню. Основная масса грузов прибывает к нам из России в двухосных вагонах. (Вервольф об этом и так знал, но перебивать начальника станции не стал) С платформами чуть получше, но их тоже не много...
        - Иван Иванович! Мне нужно знать точное количество, к тому же мои спутники должны сразу же оценить их техническое состояние.
        - Да-да, конечно!...
        Начальник станции повел бодро шагающую делегацию в окружении казачьего караула к запасным путям.
        - Вот, господин советник, три четырехосных вагона. И вон ещё две платформы. А вон там, на втором пути, ещё четыре платформы. И ещё две - в тупике около депо.
        Вервольф задумался. Платформ было достаточно. Вагонов не хватало. С другой стороны, судя по внешнему осмотру, все вагоны и площадки находились в хорошем состоянии. Что ж! Придется один из пулеметных вагонов делать двухосным. Он повернулся к Налетову.
        - Михаил Петрович! Проект меняется на ходу - один из пулеметных вагонов будем делать двухосным с сокращенным вооружением.
        - Хорошо, господин советник, как скажете!
        Вервольф повернулся к начальнику станции
        - Ну что ж, любезный Иван Иванович! Давайте теперь посмотрим на ваши ремонтные мастерские и паровозное депо...
        Через час Вервольф вышел из депо и, распрощавшись с товарищами, которым оставил большую часть охраны из казачьего караула, вместе с шестью казаками личной охраны направился к экипажам, уже ожидавшим их у станции.
        Предстоял ещё один серьезный разговор - с градоначальником Дальнего Василием Сахаровым и ещё одной весьма и весьма интересной личностью...
        Экипаж катил по улице в сторону порта. Глядя по сторонам, Вервольф невольно залюбовался новым городом - широкие улицы с аккуратными неглубокими желобами водостоков вдоль проезжей части, над которыми изящными миниатюрными арками переброшены переходы у каждого входа во двор. Красивые заборчики дворов, а в каждом дворике - небольшой особнячок. Все дома были разными, но выполнены в едином стиле какого-то немыслимого сплава европейской и восточной архитектуры. И планировка города была очень интересной. С мостовыми переходами над железной дорогой, с расходящимися веером улицами, она совсем не походила на регулярную, с прямоугольной планировкой, застройку старых портовых городов России, в которых советнику довелось побывать в той, оставшейся за страшной огненной гранью, жизни. До чего же странная штука - судьба. То, что для окружающих его сейчас людей - кучера, казаков охраны, горожан, провожающих взглядом экипаж с незнакомцем - может стать далеким будущим, для него - советника ЕИВ - это уже давно стало прошлым... Но то прошлое-будущее, которое могло ожидать этих людей впереди и которое было так хорошо
знакомо Вервольфу, совсем его не устраивало. Как не могло устраивать и население этого города, если бы им представилась возможность узнать его хотя бы на год вперед... Дальний...
        Резкое движение экипажа отвлекло его от мрачных мыслей. Лихо повернув на небольшой площади, ландолет направился по широкой красивой улице.
        "Инженерный проспект" - прочитал Вервольф адресную табличку на одном из особнячков. Тут, в центре Административного городка, дома были ещё богаче и красивее, чем в коммерческом городе... Уже несколько минут советника не покидало чувство дежавю. Ведь эти дома он уже не раз видел на старых черно-белых фото. Но теперь всё было цветным, объемным и живым... насчет нескольких минут - это, конечно, Вервольф соврал самому себе. Какие, к черту, несколько минут! Это продолжается уже который день, с самого момента прибытия в Артур. Кого-то это, возможно, напугало бы до чертиков, но Вервольфу наоборот было только интереснее узнавать знакомые по фотографиям места, здания, корабли...
        Вот и сейчас он знал, куда выведет этот короткий и прямой, как стрела, проспект - к площади у здания управления города и порта Дальний. Да и само здание уже виднелось в конце проспекта. Если память ничего не путает, то рядом должны быть гостиница "Дальний" и дом главного инженера строительства и, по совместительству - градоначальника Василия Васильевича Сахарова. Информации об этом человеке из своего прошлого будущего Вервольф знал не много. Талантливый инженер, который смог за шесть неполных лет построить на месте бывшей китайской рыбацкой деревушки крупный морской порт и красивый, даже в таком незавершенном виде, город. Военный инженер запаса, имевший, как говорят, определенные связи при дворе и покровительство некогда всесильного Витте. А ещё некоторые злые языки утверждали, что энная часть золотых рублей из отпущенных казной на строительство Дальнего миллионов, осела в его личных карманах... Даже если это и так, то сейчас не лучшее время учинять разбирательство. Чиновники в России воровали всегда и везде. Так что это не особая новость-то...А вот слегка надавить, при случае, этим фактом на
господина градоначальника, чтобы у него был личный стимул ускорять нужные работы, можно... А сделать предстояло немало. Во-первых, подготовить места для расквартирования дополнительного гарнизона и для железнодорожного батальона. Во-вторых - организовать черновые работы по подготовке трассы под прокладку дорог к побережью бухт Меланьхэ, Лахутань и берегам пролива Дасяншань... А затем... Затем придется провести огромную работу по прокладке самих дорог и по строительству береговых батарей. И на всё это у них нет и трех месяцев... Но, если он смог организовать постройку города за такой короткий срок, то и это организовать сумеет.
        Экипаж въехал на площадь, которой заканчивался Инженерный проспект. Характерное двухэтажное здание городского и портового управления советник узнал сразу. Центральный фасад здания выходил на площадь, два боковых, примыкавших к нему под углом - на расходящиеся лучами от площади улицы. Небольшая башенка над центральным входом, стройные, ритмичные ряды окон, никаких архитектурных излишеств и, в то же время - цельный, законченный образ строгого, но отнюдь не мрачного, административного строения... "Строго, но со вкусом" - пронеслось в голове.
        У входа его уже ждали. Через несколько секунд коляска замерла около ожидавших людей.
        Вервольф ловко соскочил на землю:
        - Добрый день, господа.
        - Здравствуйте, Ваше Превосходительство! - вперед вышел среднего роста темноволосый человек в мундире - Позвольте представиться - Василий Васильевич Сахаров, градоначальник и главный инженер Дальнего.
        - Очень приятно, Василий Васильевич! Советник Его Императорского Величества контр-адмирал Сергей Вервольф.
        - Господин советник, все указанные Вами лица уже собрались в зале заседаний. Если Вам угодно...
        - Да-да, конечно, Василий Васильевич! Пойдемте...
        Конечно, городскому совету подобает собираться в здании Городского собрания, а не в управлении градоначальника, но Вервольф не собирался тратить время на переезды по городу, потому ещё утренней телеграммой из Артура попросил Сахарова собрать городской совет у себя.
        В зале заседаний сидели девять человек, из которых только трое были гражданами России - двое - российские поданные в составе Городского совета и один - представитель КВЖД, входивший в тот же совет.
        - Итак, господа! Я собрал городской совет Дальнего для решения всего одного вопроса. Вы бы могли и сами всё узнать от городского головы завтра, но, я думаю, что лучше я вам сам всё скажу сегодня. Так будет, всё же, более правильно. Объявляю вам, что с этого момента деятельность Городского совета Дальнего приостанавливается до окончания военных действий, - у представителей горсовета расширились глаза и отвисли челюсти, - Поскольку большинство совета составляют представители иностранных фирм, не являющиеся, к тому же, подданными Российской империи, то в условиях военного положения допускать иностранцев к руководству городом, имеющим стратегическое значение, как минимум, неразумно. За сим вся полнота власти в городе переходит к господину градоначальнику, - советник мельком глянул на Сахарова. Тот имел такое же обалдевшее выражение лица, как и остальные...
        Послышались недовольные возгласы, особенно от представителей иностранных торговых компаний, составлявших в городском совете Дальнего большинство. Что Вервольф резко прервал:
        - Уважаемые господа! Все ваши жалобы я рассмотрю, но только уже после войны. Благодарю вас за работу на благо города Дальний, но на этом ваша работа в Совете заканчивается. Поэтому убедительно прошу господ, не являющихся подданными Российской империи, покинуть зал заседаний. Я больше не смею задерживать вас и отнимать ваше драгоценное время. Всего доброго, господа!
        С тихим ворчанием, выражая недовольство всем своим видом, шесть человек неторопливо встали из-за широкого полированного стола и покинули зал. Когда тяжелая дубовая дверь закрылась за ними, советник повернулся ко всё ещё не пришедшему в себя от такого резкого поворота привычного уклада жизни градоначальнику:
        - Ну-с, Василий Васильевич, принимайте всю полноту власти в городе, который Вы же сами и создали! Я надеюсь Вам, как русскому офицеру запаса, не нужно пояснять, что подобные широкие полномочия подразумевают и не меньшую ответственность.
        - Конечно, господин советник! Но...- он сделал небольшую паузу, словно подбирая слова, - всё это несколько ...- ещё одна пауза, - неожиданно. Вот так, сразу, отменить заведенный порядок вещей...
        - Понимаю, Василий Васильевич. Но и Вы должны понимать. Дальний - крупный морской порт в зоне боевых действий. На него базируются несколько десятков гражданских судов и периодически приходят военные корабли Тихоокеанской эскадры. Оставлять управление городом в руках иностранцев в сложившихся условиях - это просто преступление. Особенно учитывая позицию многих зарубежных держав, открыто симпатизирующих Японии и даже финансирующих её. Поэтому - берите себе в помощники русских членов бывшего совета и представителя нашей Китайско-Восточной железной дороги, если нужно - то можете привлечь к этому делу ещё двух-трёх надёжных и проверенных людей. Достойную оплату этим людям, как служащим Империи, Казначейство гарантирует. Но и спрашивать по результатам работы будем соответственно. Вас, Василий Васильевич, я попрошу лично составить штатное расписание аппарата помощников градоначальника Дальнего и представить его на подпись в Артур, Особому Советнику Его Императорского Величества вице-адмиралу Модусу. Это необходимо для выплаты жалования Вашим помощникам. Надеюсь, по этой теме ни у кого вопросов более нет?
Отлично, тогда приступим к делу.
        Итак, не буду от Вас скрывать, что главная цель японской армии и флота - Порт-Артур. Но, не взяв Дальний, им не видать Артура, как своих ушей без зеркала. Поэтому, на ближайшие несколько месяцев, их первой целью будет Дальний. Наша задача - создать надежную защиту города как с суши, так и с моря. Поскольку Дальний строился, как торговый город, а не как военно-морская база, то оборону придется организовывать практически с нуля. Итак, ваша задача на ближайшие дни - расквартировать отряд, который через три дня прибудет из Артура. Численность - около трех рот. Людей нужно разместить компактно и как можно ближе к железнодорожным депо, - советник посмотрел на Сахарова. Тот делал пометки в обтянутую рыжей кожей записную книжку, - Далее - завтра я представлю вам план строительства железных и шоссейных дорог к береговым батареям, которые нам только предстоит построить. Можете уже заранее подбирать и нанимать рабочих к выполнению большого объема земляных работ. И сразу подумайте, как и где расположить, хотя бы временно, железнодорожный батальон и пехотный полк, которые прибудут сюда через неделю.
Представителю КВЖД у меня будет отдельное задание - вам предстоит подготовить материалы для строительства примерно тридцати верст пути.
        Увидев круглые, как пять копеек царского образца, глаза представителя КВЖД, Вервольф поспешил успокоить новоиспеченного помощника градоначальника Дальнего.
        - Понимаю, что много, и такого количества рельс, шпал, костылей и прочей мелочи на складах Дальнего может не быть. Поэтому, уважаемый, Ваша задача - к 8-00 часам завтрашнего утра предоставить мне отчет о наличных на текущий момент в Дальнем материалах. Недостающее изыщем на других станциях КВЖД. Ваша задача будет - доставить всё это в Дальний в срок.
        Представитель КВЖД согласно кивнул и начал торопливо делать пометки в собственную записную книжицу.
        Вервольф обвел всех присутствующих взглядом.
        - Итак, на завтра мне нужны от вас, господа помощники градоначальника, ответы по первому вопросу - о возможности расквартирования артурского отряда, ну и желательно - ваше видение решения остальных вопросов. Встречаемся завтра здесь же, в восемь часов. Не смею вас более задерживать. За дело, господа, и - до завтра!
        - До завтра, господин советник!
        - До свидания, господа!
        Когда дверь закрылась за последним из ушедших, Сахаров спросил:
        - Вы и правда считаете, что Дальний будет основной целью японцев?
        - Да, Василий Васильевич. Дальний будет одной из основных их целей в ближайшие месяцы. Вы не задумывались, почему Того уже не раз бомбардировал Артур и до сих пор не выпустил по Дальнему ни одного снаряда?
        - Ну так ведь Артур - морская крепость, а Дальний - мирный торговый город.
        - Зря вы так думаете, Василий Васильевич! На самом деле японцам плевать - мирный объект перед ними или военный. Дальний не обстреливают потому, что он нужен японцам в целости и сохранности. Они собираются начать блокаду Артура, а все материалы, боеприпасы и тяжелые осадные орудия для своей атакующей армии подвозить к Артуру сюда, через Дальний. Им, через своих шпионов, давно уже известно, что укрепления Артура строятся из расчета противодействия шестидюймовым осадным орудиям. Но, захватив Дальний, они смогут подвезти к крепости намного более тяжелые орудия...
        - И Артур падет! - закончил за Вервольфа мысль Сахаров - Боже мой, этого нельзя допустить, никак нельзя!
        - Вот именно, Василий Васильевич!
        - Неужели мне придется разрушить порт и город, который я создавал столько лет??? - на лице Сахарова читалось отчаянье...
        - Ни в коем случае, Василий Васильевич! Это самая крайняя мера, и я думаю, до неё не дойдет. Наоборот, порт Дальний нам самим очень здорово пригодится и поможет в обороне Артура. Я не стал этого говорить при Ваших помощниках, ибо это им знать пока ни к чему, но, Вам скажу даже больше. Дальний будет маневренной базой легких сил нашей эскадры. (О том, что со временем Дальнему предстоит стать маневренной базой всей эскадры пока не стоило знать даже Сахарову. Как говорится - меньше знает - лучше спит).
        - Вы не доверяете кому-то из моих новых помощников, господин советник? Смею Вас заверить - это уважаемые люди и я не думаю, что кто-то из них может передавать информацию нашему противнику.
        - Резонный вопрос, Василий Васильевич. Я доверяю и Вам, и Вашим помощникам. Просто прошу понять меня правильно. Япония имеет очень разветвленную агентурную сеть. И в Дальнем её агентов более чем достаточно. Поэтому любое неосторожное слово может привести к утечке секретной информации.
        - Понимаю Вас! Вполне логично...
        - Ну, если других вопросов у Вас ко мне нет, то тогда у меня есть один вопрос к Вам, господин градоначальник.
        - Да, слушаю Вас.
        - Когда я смогу встретиться с Николаем Ивановичем? У меня есть несколько вопросов по снабжению, а он, думаю, во многом бы смог помочь.
        - Это верно! Николай Иванович может достать практически всё! И это не преувеличение, поверьте мне!
        - Охотно верю! (Вервольф не лукавил. Насколько он помнил, по отзывам современников Николая Ивановича, этот человек действительно мог достать почти всё...) Так когда же мы с ним сможем повидаться?
        - Он сообщал, что прибудет в Дальний к четырем часам вечера.
        Вервольф посмотрел на стоящие возле дальней стены огромные напольные часы в корпусе красного дерева с амурами на циферблате. Золоченые стрелки показывали без четверти час.
        - Отлично! Значит - у меня есть ещё немного свободного времени. Не подскажите ресторанчик, где можно отобедать?
        - Всенепременно, господин советник! Здесь, совсем рядом, есть уютный ресторан с замечательной кухней...
        Спустя час, отобедав в компании градоначальника и, не забыв при этом, конечно, об обеде для своёго казачьего эскорта, Вервольф направился в порт. Благо до встречи с одним из главных поставщиков русской армии оставалось ещё более часа, а до порта было рукой подать - всего несколько сотен шагов - и вот каблуки уже глухо отмеряют гранит набережной. Отсюда, с самой кромки причальной стенки, открывался замечательный вид, и можно было оценить весь объем проделанных за шесть лет строительных работ. Лежавший перед ним ковш рабочей гавани, одетой в гранитные и бетонные берега, был заполнен самыми разными по размерам и назначению судами - грузовыми пароходами, баржами, катерами, плавучими кранами и землечерпалками... Десятки разнотипных судов и корабликов... Некоторые - довольно крупные, другие - почти совсем игрушечные. Чуть левее из Рабочей гавани в береговую линию врезались два длинных, облицованных камнем котлована - большой и малый сухие доки, надежно отделенные от морских вод двумя батопортами. Ещё левее находились Угольная и Лесная пристани, а на огромной площадке между ними и Административным
городком располагались десятки складов с железнодорожными подъездными ветками, кранами и прочим оборудованием. На восток, правее от рабочей гавани, находилась Массивовая площадь, сплошь занятая складированными материалами, козловыми кранами и железнодорожными подъездами, а от её берега в воды Талиенванского залива уходили два огромных мола с железными дорогами и зданиями складов - массивный внутренний Широкий мол и вдвое более длинный наружный - Рейдовый мол, заканчивающийся маяком. Дальше, среди холодных волн, протянулся длинный волнолом, защищавший гавань от нагонных волн. За ним, почти до горизонта, простирались темные воды Талиеванского залива, окруженные, словно подковой, огромным, подернутым сизой дымкой, амфитеатром гор и украшенные то тут, то там силуэтами маленьких рыбачьих джонок. И только справа, на юго-востоке, воды залива Талиевань, сливаясь, в проливах между берегом и островами Большой и Малый Саншандао, с водами Желтого моря, уходили вдаль до самого горизонта, сходясь с небом в сизой дымке горизонта.
        Прекрасно оборудованный порт с доками и судоремонтным заводом, огромное пространство внешнего рейда, которое при желании защитить было намного проще, чем в Артуре и, которое позволяло быстро выходить в море в нужный момент, не дожидаясь приливов. Лучшей маневренной базы для Тихоокеанской эскадры не было на всем Ляодунском полуострове. И всё это в известной Вервольфу истории умудрились отдать противнику без боя... Почти неповрежденным.
        Используя великолепные причалы, по которым он сейчас шел, третья японская армия в мае месяце с комфортом высадилась в этом порту, прихватив с собой тяжелую осадную артиллерию, которая затем сыграла главную роль и в уничтожении Артурских фортов, и в гибели эскадры... Захват Дальнего стал прологом падения Порт-Артура... Глядя то на появлявшееся в разрывах между облаками низкое зимнее солнце, которое уж начинало клониться к расположенным на западном берегу бухты Виктории горам, то на далекие силуэты гор Талиеваня и Дагушаня, то на панораму порта и города, Вервольф невольно залюбовался окружавшим его пейзажем. Даже в таком, ещё далеком от завершения, состоянии, Дальний был прекрасен...
        Дальний... Когда-то давно, много лет тому назад (или ещё больше лет тому вперед?), когда школьник Сергей читал о Русско-японской войне, это была всего лишь точка на карте. Привычное русское название среди десятков непривычных китайских... Ведь в то время даже оборону Порт-Артура в школе проходили вскользь, мимоходом, уже в старших классах...А ученикам младших классов о ней вообще ничего не рассказывали... Но была у него дома одна книга. Толстая и тяжелая. В темно-синем переплете, с обвитым канатом якорем. "Книга будущих адмиралов", где была даже подробная карта обороны Артура и коротко описан основной ход боевых действий на море... Советник улыбнулся... "Книга будущих адмиралов" - пронеслось в голове, и он вспомнил, как получил золотые погоны с черным двуглавым орлом... Контр-адмирал Вервольф... Да уж, "удружил" Илья! Вервольф надеялся затеряться в тени истинных героев предстоящей войны. Стать "серым кардиналом", советником, дающим свои рекомендации по подготовке и проведению операций, но никогда не выходящим из тени на свет... Но нет. Илья решил не только сделать его начальником своего штаба, что
уже само по себе вызывало некоторый диссонанс, ибо на эскадре и в укрепрайоне были свои штабы и там были свои начальники, а Вервольф был начальником непонятно какого штаба, так Илья у императора ещё и истребовал для своих ближайших помощников звания контр-адмирала!...Со всеми полагающимися атрибутами - мундирами, погонами... Эти самые золотые погоны с черным орлом подразумевали огромную реальную ответственность и только теоретическое наличие власти. Ибо реальную власть, основанную на уважении подчиненных, а не на страхе перед неведомым институтом имперских советников с широчайшими полномочиями, ему ещё только предстояло заслужить. И сделать это в нынешней обстановке будет совсем непросто. Он знал это по опыту своей жизни. А золотые погоны на его плечах - плечах человека, ни одного дня то этого не прослужившего в императорском флоте, могли только навредить. Завистников и недоброжелателей всегда хватает. А уж у выскочки, сходу надевшего адмиральский мундир, их будет с лихвой.
        Но Илья ничего и слушать не захотел. Сказал только своё любимое "Так надо!". И как не ворчал Волк, как не скрипел своими полустертыми клыками, изменить решение Вице-адмирала Модуса не смог...
        Пролетевшая низко над головой большая бело-серая чайка отвлекла советника от невесёлых раздумий. Взглянув на стрелки серебряных карманных часов, он удивился, как быстро летит время. До назначенной встречи оставалось чуть более четверти часа. Пора было заканчивать осмотр порта. Но и приезжать много ранее оговоренного времени не хотелось, дабы не стеснять людей своим присутствием. Поэтому он ещё раз обвел взглядом гавань Дальнего, пытаясь запомнить все мало-мальски важные детали и уже мысленно расставляя на рейде и у причалов корабли эскадры. Наконец, через несколько минут, советник резко отвернулся от моря. Подав знак следовавшей чуть поодаль охране, Вервольф направился к ожидавшим в стороне экипажам, столь любезно предоставленным градоначальником.
        - К дому Василия Васильевича, любезный! - сказал он, разместившись на обитом кожей сидении.
        - Сию минуту, Ваше превосходительство! - и два экипажа покатили по пристани мимо пирамид бочек, вьюшек канатов, штабелей деревянных ящиков и контейнеров по направлению к Административному городку, оставив позади портовых работяг и строителей, на минуту бросивших свои занятия, дабы поглазеть на незнакомца в черном мундире.
        Через несколько минут они уже подъезжали к дому Главного инженера.
        Изящный особняк Сахарова напоминал небольшой французский замок из долины Луары эпохи Людовика 14-го - с башенкой, высокой каминной трубой, многоскатными крышами... На улице подле него уже стояли два черных экипажа. "Очевидно, гость уже прибыл" - подумал Вервольф. Встречу назначили в доме градоначальника, который имел давнишние связи с Николаем Ивановичем. Да по-другому и быть не могло в краю, где для строительства города очень многое приходилось привозить с "Большой земли" или доставать на месте всеми правдами и неправдами...
        Поднявшись по лестнице на высокое крыльцо, советник прошел через распахнутую слугой дверь в шикарную гостиную, где, буквально в дверях, был встречен хозяином дома.
        - Проходите, господин советник, Николай Иванович уже прибыл и ждет Вас!
        - С превеликим удовольствием, Василий Васильевич! Кстати, должен заметить, дом у Вас построен замечательно. Со вкусом. - Вервольф старался не слишком заметно рассматривать богатое внутреннее убранство дома. Да, он соответствовал небольшим французским дворцам-замкам не только внешне, но и внутренним великолепием.
        - Спасибо на добром слове, господин советник! - градоначальник расплылся в улыбке, было видно, что ему понравилась оценка дома, данная советником, - Стараюсь, в меру своих скромных возможностей!
        Ага, как же! Скромных! В своё время подобными скромниками ОБХСС занималась! - пронеслось в голове у Вервольфа, но вслух он ничего этого, естественно, не сказал, продолжая улыбаться и рассматривать убранство дома. С другой стороны, оклад чиновника подобного ранга был весьма не маленьким, а если ещё учесть то, что должность градоначальника позволяла на вполне законных основаниях решать вопросы многих деловых людей и фирм города в нужном направлении, то и без прямого казнокрадства и нецелевой растраты выделенных на постройку Дальнего средств, любой умный, деятельный и целеустремленный человек мог сколотить себе весьма приличное состояние, так что этот особняк действительно выглядел скромным. Особенно, исходя из опыта Вервольфа, видевшего особняки чиновников своей страны времен начала следующего века. На их фоне дом Сахарова был просто чуть ли не флигелем для прислуги... Если Сахаров действительно такой толковый организатор и талантливый инженер, если он сможет быстро наладить строительство обороны подступов Дальнего, то ему, пожалуй, и премию можно будет выделить. За усердие в спасении казенного
имущества...
        Войдя, вслед за Сахаровым в отдельную комнату, очевидно, служившую кабинетом, Вервольф увидел сидящего в кресле круглолицего, уже не молодого, явной восточной внешности мужчину плотного телосложения в темно-синем традиционном китайском костюме. Черные с проседью, уже заметно поредевшие волосы были собраны на затылке в традиционную косу и прикрыты сверху национальной шапочкой из той же ткани, что и костюм.
        - Познакомьтесь, господин советник - купец первой гильдии Николай Иванович Тифонтай. - и, улыбнувшись, Сахаров добавил, - Как я Вам уже говорил ранее, Николай Иванович может достать решительно всё!
        Вервольф протянул руку поднявшемуся навстречу "русскому китайцу":
        - Добрый день, Николай Иванович! Позвольте представиться - советник Корпуса особых советников Его Императорского Величества Сергей Вервольф.
        - Весьма рад знакомству с Вами, господин советник! - Тифонтай говорил по-русски очень бегло, хоть и с небольшим акцентом. Насколько помнил Вервольф, по отзывам современников Тифонтая, это китаец, принявший подданство Российской империи, в отношении любви к России был намного более русским, чем многие чинуши, родившиеся в родовых поместьях под голубым вологодским или калужским небом в окружении белоствольных берез... Цзи Фентай, ставший русским купцом Николаем Ивановичем Тифонтаем, этот деятельный и энергичный человек, бесконечно влюбленный в Россию, про которого даже сами китайцы говорили, что "внешность у него китайская, а сердце - русское", сейчас был перед ним...
        Не успели они разместиться в удобных креслах, как в дверях появился слуга с серебряным подносом в руках. Через несколько секунд проникавшие в комнату золотые лучи заходящего солнца уже искрились в янтарных струйках горячего напитка, льющегося в белоснежный китайский фарфор. Вскоре аромат чая наполнил небольшую комнату, создавая замечательную атмосферу для разговора. А говорить им было о чем. Воюющие армии потребляют ведь не только оружие, патроны и снаряды... Им нужны продовольствие, фураж для лошадей, обмундирование, строительные материалы, инвентарь, инструмент, транспортные средства. Всё это потребляется не десятками и даже не сотнями тонн. Счет идет на тысячи. Не на подводы и вагоны. На эшелоны и корабли... А вся огромная военная машина России на Дальнем Востоке после того, как Япония, с началом войны, перекрыла морские пути снабжения, теперь висела на одной тоненькой ниточке одной железнодорожной колеи Великого Сибирского пути. Поэтому возможность снабжения Манчжурской армии и Артурского гарнизона как можно большим количеством местных ресурсов была равнозначна, как минимум, победе в крупном
сражении. Потому и сидели трое человек в кабинете градоначальника Дальнего, попивая замечательный китайский чай, ещё долго после того, как солнце скрылось за туманными горами, и вечерняя мгла окутала берега Талиеванского залива...
        Николай Иванович оказался поистине бесценным кладом для русской армии на Дальнем Востоке. Благодаря не только своей личной торгово-промышленной империи, но и многочисленным партнерам, он мог обеспечить армию очень многим. И не только материальными ресурсами. Огромное количество его торговых партнеров позволяло получать, в том числе, и информацию разведывательного плана. Особенно Вервольфу понравилось предложение Тифонтая наладить службу разведки для русской армии в Манчжурии, высказанное им уже много позже, когда они с Николаем Ивановичем, покинув дом градоначальника, направились по вечерним улицам Дальнего в "Театр купца Тифонтая", где местная труппа сыграла специально для них небольшую музыкальную пьесу. Насладившись оригинальным выступлением артистов в непривычном гриме и ярких, красочных восточных костюмах, отужинав в небольшом, но очень уютном ресторанчике, тоже, кстати, принадлежавшем Николаю Ивановичу, они продолжили обсуждение этой темы уже в особняке купца в Европейском городе - наиболее престижной части Дальнего.
        Конечно, запрошенная Тифонтаем сумма в один миллион золотых рублей была, мягко говоря, весьма не маленькой. С другой стороны, разведданные на войне - вещь просто бесценная, без них армия уподоблялась слепцу, со всеми вытекающими последствиями. К тому же, "русский китаец" обещал не только организовать сбор сведений о противнике, но и предложил создать на подконтрольных врагу территориях Манчжурии партизанские отряды. Зная, что многие местные ещё помнят "доброту" японских солдат в Японо-китайской войне девятилетней давности, вполне можно было рассчитывать на определенный успех этого предприятия. Как-то вскользь, давно, в той, исчезнувшей навсегда жизни, он читал, что Тифонтай создал подобный партизанско-диверсионный отряд, который действовал весьма и весьма неплохо. Причем, создал и содержал его исключительно на свои же средства, армия предоставила только оружие. Правда, было это в той истории уже где-то ближе к концу войны. Если же помочь Тифонтаю это сделать сейчас, если на эти отряды будут идти не только деньги купца, но и казна мало-мало подсобит, то можно будет создать весьма и весьма неплохую
сеть диверсионных подразделений, терзающих японские пути снабжения и отвлекающие немало сил с главного театра боевых действий. Да и борьба с общим врагом сблизит русских с местными китайцами, позволит преодолеть то взаимное недоверие, что сложилось после событий Боксерского восстания...
        "Что ж, будет ещё одна тема для завтрашнего разговора с Ильей и с генералом Кондратенко..." - подумал Вервольф, засыпая на шикарной шелковой постели в одной из гостевых комнат дома Тифонтая - первоначальный план Вервольфа остановиться в номере гостиницы "Дальний" был решительно отвергнут Николаем Ивановичем не только исходя из правил гостеприимства, но, в том числе, и с точки зрения безопасности. Советник не особо возражал. Дом Тифонтая, пожалуй, был сейчас действительно одним из самых безопасных мест в Дальнем...
        Глава 6. "Коса смерти"
        19 февраля 1904 года.
        Квантунский полуостров. Район Тафашинских высот.
        Трёхдюймовка громогласно рявкнула, слегка подпрыгнув на месте и заставив вздрогнуть стоявших чуть поодаль лошадей. Через доли секунды её снаряд, летевший по направлению к двум расположившимся в низине ДЗОТам, превратился в белое облачко, подняв на бурых холмиках укреплений сотни крохотных земляных фонтанчиков - шрапнельные пули накрыли цель. Не успел легкий ветерок отнести в сторону облачко первого шрапнельного разрыва, как совсем рядом с ним, после очередного раската трехдюймового грома возникло с характерным резким хлопком ещё одно. Вновь с холмиков ДЗОТов вверх взлетели струйки промерзшей земли и камешков. Новое орудие, поступившее на вооружение российской армии всего пару лет назад, демонстрировало замечательную скорострельность и кучность. В гуще армейской делегации, наблюдающей за процессом расстрела новеньких, построенных в крайней спешке всего за два прошедших дня, экспериментальных укреплений, среди сухопутных шинелей выделялись два стоящих особняком человека в черных морских мундирах. Один из них внимательно смотрел на цель в мощный морской бинокль, стараясь не упустить ни малейшей
детали. Цейссовские линзы прекрасно приближали картинку, и, казалось, что шрапнельные пули перепахивали землю совсем рядом, словно в паре метров перед ногами вице-адмирала Модуса. Второй наблюдал за той же картиной то без оптики, то через такой же бинокль.
        - Вот за это трёхдюймовку и прозвали "косой смерти" - тихонько сказал второй и легонько подтолкнул локтем первого, - каково там, а, Илья Сергеевич?
        - Да уж, там, воистину - царство смерти! - ответил вице-адмирал, глядя на результаты "работы" уже четвертого шрапнельного снаряда.
        Как ни тихо они говорили меж собой, но чуткий слух стоящего недалеко генерала Кондратенко что-то, да уловил.
        - Простите, господа, я увлекся и не вполне слышал, о чем речь. Или вы говорили о чем-то своем?
        - Да нет же, Роман Исидорович! - Вервольф улыбнулся - Я говорил адмиралу Модусу, что новая трёхдюймовка - это не просто полевая пушка, а настоящая "коса смерти" для вражеских пехотных цепей.
        Кондратенко было совсем не обязательно знать, что это прозвище русской трехдюймовки должны были придумать немецкие пехотинцы через долгих десять лет, уже на полях Первой мировой войны... Но прозвище это, короткое и ёмкое, ему, похоже, понравилось.
        - А ведь и верно - настоящая коса смерти, в умелых руках, конечно, - он улыбнулся, отчего концы его шикарных усов взлетели вверх.
        Стоило генералу отвернуться от советников к обстреливаемым ДЗОТам, как Илья ткнул локтем по ребрам Вервольфу и тихо прошипел:
        - Не пали контору, Серёга! На кой черт ты ляпнул ему про "косу смерти"?
        Вервольф, не отрываясь от бинокля, беззлобно прошипел в ответ:
        - Не ссы, прорвемся!, - и, игнорируя полный недовольства взгляд вице-адмирала Модуса, делая при этом вид, что увлеченно рассматривает фонтанчики пыли на холмиках ДЗОТов, добавил - К тому же, прозвище красивое и как нельзя более подходящее к пушке. Да и просто - мне оно нравится... И вообще, господин вице-адмирал, поменьше ворчите, а то постареете быстро...
        Илья что-то недовольно, но уже без злобы, фыркнул в ответ, но что именно, Вервольф не разобрал - очередной раскат орудийного выстрела заглушил слова адмирала.
        Тем временем, выполняя ранее полученную инструкцию, артиллеристы перешли от нормальной стрельбы шрапнелями к "клевкам" - установке взрывателя для срабатывания на малой высоте над самой землей. Вообще, такой подрыв шрапнели был неправильным и среди артиллеристов считался грубой ошибкой - пули не успевали разлетаться и не накрывали площадь поражения, а врезались в землю плотным пучком. Но Вервольфа и Кондратенко интересовала именно стойкость укреплений, врытых в эту самую землю. И вполне вероятно, что противник мог попробовать для борьбы с ними и такой вариант подрыва шрапнели, как "клевок". Поэтому, до начала испытательных стрельб пришлось немного объяснить артиллеристам, которые поначалу никак не могли понять, зачем нужно стрелять именно так. Первый сноп пуль ушел в землю немного за укреплениями, но остальные семь четко легли на ДЗОТы. Теперь оставался последний этап первой части испытаний - обстрел снарядами с трубкой, установленной на удар. Поднимая вверх фонтаны дыма и земли, оставляя небольшие воронки на поверхности земляных холмов, снаряды вгрызались в защитную рубашку ДЗОТов и в каменистую
мерзлую землю вокруг них.
        Наконец, всё стихло, и пестрая делегация направилась осматривать результаты стрельбы. Земля вокруг ДЗОТов была сплошь изрыта следами от шрапнельных пуль и перепахана неглубокими воронками. Это была картина тотального разрушения и уничтожения. Окажись здесь кто при обстреле, шансов остаться в живых у него не было бы даже теоретических. Но стоило только спуститься в закопанные в землю деревянные срубы ДЗОТов, прикрытые сверху тремя накатами бревен и полутора метрами камней и земли, как картина менялась кардинально. Внутри царил полный порядок, как будто и не было никакого жестокого обстрела, изрывшего всю землю там, снаружи, страшными оспинами. Кондратенко вышел из ДЗОТа, улыбаясь - ему явно начинали нравиться эти укрепления.
        А вот построенный рядом однонакатный блиндаж, лишь немного присыпанный сверху землей, хоть и выдержал попадания десятков шрапнельных пуль, был пробит поставленным "на удар" шрапнельным снарядом. Это стало самым лучшим доказательством против тех, кто утверждал, что предложенные советниками укрепления требуют слишком много материалов и трудозатрат. Что и обычных блиндажей и укрытий хватит, а советник перестраховывается... Теперь, глядя на проломленные бревна, Вервольф только улыбался - все эти армейские "экономисты" были посрамлены самым наглядным образом и должны будут надолго замолкнуть.
        Через полчаса, когда все вернулись на пригорок к артиллерийским позициям, начался второй этап испытаний. На этот раз стрельба велась из старой 3,42 дюймовой полевой пушки. Несмотря на то, что пушка эта была во многом уже устаревшей и заметно уступала новой трёхдюймовке в скорострельности (из-за поршневого затвора и раздельного заряжания), у неё было одно очень важное преимущество - в боекомплекте этих пушек были фугасные снаряды. После первого выстрела орудие, не в пример новой трехдюймовке, очень высоко подпрыгнуло, сбивая прицел и, не смотря на наличие упругого сошника на лафете, откатилось назад почти на полметра. Да по-другому и быть не могло - орудие не имело ни противооткатных устройств, ни накатников - только каучуковые буфера на оси колёс да упругий сошник, которые лишь частично гасили отдачу при выстреле. Снаряд взорвался с небольшим недолетом, подняв фонтан земли. Разлетающиеся осколки противно и коротко взвыли.
        Расчет, сноровисто подкатил орудие на место и, проворно загнав сначала снаряд, а потом и картуз с пороховым зарядом в ствол, откорректировав прицел, выстрелил. Этот снаряд, очевидно из-за того, что линия прицеливания сбивается при выстреле и подскоке орудия, лег с перелетом. Только третий накрыл один из ДЗОТов, образовав на холме его каменно-земляной подушки намного более заметную воронку, чем трёхдюймовая шрапнель. Израсходовав три десятка снарядов и перепахав не только холмы ДЗОТов, но и всю прилегающую территорию, ибо рассеивание при стрельбе получалось намного большим, чем у новенькой трёхдюймовки, старое орудие замолчало. Вновь наступило время осмотра укреплений, на этот раз - после более серьёзного испытания. Обходя местами ещё дымящиеся воронки, Вервольф вместе с остальными подошел к укреплениям. На месте блиндажа, поврежденного ещё при первом обстреле, теперь была лишь наполовину засыпанная толи яма, толи воронка, из которой вверх торчали обрубки перебитых и поломанных бревен. Входная траншея в один из ДЗОТов также получила прямое попадание и была серьезно повреждена и частично засыпана
землей. Но, войдя внутрь, первое, что увидел Вервольф - это был восторженный взгляд Кондратенко, нетерпеливо проскочившего впереди всех. Укрепление выдержало и это испытание. Видя, что офицерам генеральского штаба тоже неймется поглазеть на результаты испытаний, Вервольф быстренько вынырнул наружу, освобождая место в маленьком помещении для других.
        На вопросительный взгляд Ильи он только молча поднял вверх большой палец и улыбнулся. Укрепления выдержали экзамен. Значит, теперь главное - не упустить время, чтобы уже в апреле позиции на перешейке были полностью оборудованы для длительной обороны. Солнце оранжево-красным шаром уже висело над западным горизонтом. Время летело неумолимо - пришла пора выдвигаться к ждущему совсем рядышком, на станции поезду и - в Артур!
        Что ж! Сегодняшний день явно прожит не зря. С самого утра, в Дальнем, на совещании у Сахарова, они определились с имеющимися в наличии ресурсами для организации его надежной обороны с моря. То, чего не хватало, должны были доставить представитель КВЖД и Тифонтай. Они аккурат успели всё разложить по полочкам к моменту прибытия в Дальний специального поезда Корпуса особых советников ЕИВ, который Вервольф отпустил в Артур ещё вчера. Теперь, следом за вице-адмиралом Модусом, из его вагонов на перрон Дальнего высыпал почти весь цвет штаба генерала Кондратенко во главе с самим Романом Исидоровичем. После беглого ознакомления с началом работ по железнодорожным батареям и секретному поезду в мастерских, куда ещё вчера загнали площадки и вагоны под переделку, после изучения наличных ресурсов, они, в сопровождении офицеров расквартированного поблизости Четырнадцатого Восточно-Сибирского стрелкового полка, прибывших под началом своего командира полковника Владимира Михайловича Савицкого, направились в предгорья, намечать места для строительства береговых батарей, маршруты для прокладки железнодорожных веток
и строительства небольших баз легких патрульных кораблей в бухтах Меланьхе и Лахутань. Предстояло построить закрытые позиции для двух десятидюймовых батарей, а также две шестидюймовых. И всё это - в гористой местности. В каменистой почве. Объем работ был огромным, но вполне осуществимым, если приложить должное усердие и старание...
        Вернувшись в Дальний, вся эта пестрая компания расположилась для короткого обеда в ресторанчике у Тифонтая. Учитывая начавшийся Великий пост, к столам были поданы шикарные рыбные и постные блюда - суп из угря с горохом, запеченный карп, пельмени с грибами... На последние особенно налегал человек, на плечах которого красовались золотые погоны с двумя черными орлами - Илья не очень любил рыбу, а если сказать точнее - то совсем её не любил (разве только красную и только копченую), посему пельмешки оказались как нельзя кстати. Жаль только, что времени насладиться всем этим кулинарным великолепием было очень мало - до заката оставалось три часа, а ещё нужно было добраться к месту намеченного на сегодня испытания новых укреплений...
        И вот сейчас, глядя из окна поезда на заходящий за Тафашинские высоты огненный диск солнца, Вервольф, наконец, смог слегка отстраниться от напряжения и суматохи двух последних дней. Пока что всё идет по плану...
        Хотя нет, не всё - ибо краем уха он уже слышал начавшееся обсуждение итогов сегодняшних похождений. Илья уже начинал тихонько спорить с Кондратенко и склонившимися рядом над картами полковниками Науменко и Григоренко. В поезде КОС ЕИВ имелся специальный вагон для проведения совещаний, переделанный из вагона-ресторана, только вместо множества маленьких столиков тут теперь стоял один длинный стол, отчего вся обстановка больше напоминала теперь кают-компанию корабля, чем вагон Российской императорской железной дороги... И вот теперь на этом столе лежали несколько карт Талиеванского залива и окрестностей Дальнего. Илья что-то помечал на них карандашом, начальник штаба или инженер-полковник что-то ему возражали и ставили какие-то свои отметки. А иногда и Белый подключался к их "художествам".
        "Отсюда до Артура - около часа езды, - пронеслось в голове у Вервольфа, - и если этих умников вовремя не остановить, то они мне всю карту исчеркают!"
        Вот не дадут спокойно полюбоваться закатом! - тихонько ругнулся про себя советник.
        Развернувшись на месте, он в несколько шагов оказался в гуще спора.
        - Господа! Позвольте и мне поучаствовать в вашей занимательной игре "Разукрась карту Квантуна!"...
        Шипение вырывающегося на волю из цилиндров пара нарушило тишину небольшой станции и пейзаж за окном легонько поплыл назад. Поезд, плавно набирая ход, направился в сторону Артура.
        Глава 7. Сквозь метель...
        20 Февраля 1904г Порт-Артур.
        На минной палубе 'Амура' царило оживление - деловито сновали моряки, из погребов, под глухую трель трещоток талей, поднимались мины и якоря к ним, тут же минрепы от якорей присоединялись к корпусам мин, и всё это вместе подвешивалось к проложенным высоко над палубой, под самым подволоком, монорельсам. Постепенно над головами снующих по палубе минеров начали образовываться сверкающие черные гирлянды из смертоносных гостинцев. Вервольф невольно залюбовался слаженными действиями экипажа заградителя. Вот уже все намеченные к постановке шестьдесят мин подняты из погребов и навешены на два монорельса. Оставалось вставить запальные стаканы - и черные капли гирлянд превратятся в жуткое смертоносное оружие, способное месяцы, если не годы, караулить свою жертву в холодных темных водах. 'Амур' готовился выйти на очередную минную постановку, и подготовка к ней была сейчас в самом разгаре. Судя по увиденному, экипаж Генриха Андреевича Бернатовича успевал закончить приготовления с большим запасом по времени, и советник решил не задерживаться на заградителе более необходимого - дабы не смущать и лишний раз не
нервировать моряков своим присутствием - хотя после предыдущего похода отношение офицеров и команды 'Амура' к выскочке-советнику несколько и переменилось в лучшую сторону, но все же некоторая настороженность ещё сохранялась... Однако, как бы то ни было, но уютную, защищенную от непогоды закрытую минную палубу 'Амура' (которая по совместительству являлась и жилой палубой корабля) пора было покидать. Хоть делать это и не совсем хотелось - погодка сегодня в Артуре была из разряда тех, которые Вервольф называл словом 'мерзопакостная' - с самого утра с неба летели крупные хлопья мокрого снега, который, едва упав, тут же таял, превращая немощенные улицы и грунтовые дороги в грязь, покрывая брусчатку мостовых нового города, гранитную отделку набережных и палубный настил кораблей блестящей пленкой ледяной воды. В таком антураже крейсер 'Новик', на который Вервольф направился в то утро первым, казался сверкающей лакированной игрушкой, даже несмотря на мрачную серо-зеленую защитную окраску. После недолгого пребывания 'в гостях у Эссена', советник направился на 'Амур', прибыв как раз вовремя, чтобы застать
подготовку мин к постановке - попал, так сказать, с катера на бал... И вот теперь, наблюдая за работой минеров, он ещё раз убедился в прозорливости решения конструкторов корабля, создавших замечательную, закрытую от всех непогод минную палубу, позволявшую спокойно работать с 'рогатыми красавицами', невзирая на погоду за бортом. А она в тот день откровенно портилась - к десяти часам утра снег превратился в холодный мелкий дождь, подул холодный, сырой, хоть и не сильный, но пробирающий до костей ветер, отчего стало ещё неуютнее. И, не будь у минеров такого надежного укрытия, им бы было совсем тоскливо...
        Уточнив ещё раз с Генрихом Андреевичем все ключевые моменты предстоящей операции, и убедившись, что у людей останется достаточно времени на отдых перед предстоящим выходом в море, советник, спустившись по мокрым сходням в ожидавший у борта катер, направился к 'Диане'
        Глядя издали на знакомый до боли с детства трехтрубный силуэт крейсера, в мозгу невольно пронеслось: 'Что тебе снится, крейсер 'Диана', в час, когда утро приходит в Артур?' Невольно улыбнувшись, он тут же тряхнул головой: 'Не-не-не! Нафиг-нафиг эти революционные ассоциации с 'Авророй'!' Про Октябрьскую революцию хорошо было читать, будучи пионером... Но теперь, стоя на борту парового катера в форме контр-адмирала царского флота, подобная перспектива развития событий совершенно не радовала. Вообще... Совсем... И дело было даже не в нежелании оказаться по разные стороны баррикад с такими же русскими людьми во время Гражданской, и даже не в страхе оказаться поднятым на штыки революционными матросами. Нет. Однажды, он уже прошел сквозь грань между жизнью и смертью в том, его родном, но исчезнувшем навсегда мире. Прошел, потеряв всё - семью, родных, друзей... Потеряв весь мир... Чтобы обрести мир новый, который так похож на не очень далёкое прошлое 'их' мира... Так что теперь в его душе места для страха перед смертью уже не осталось. И, раз уж так было угодно (не важно кому - судьбе, Богу или кому там
ещё), чтобы все они играли теперь новые роли в новом мире, то уж он-то точно сделает всё, чтобы избавить свою новую Родину от тех потрясений, которые пережила его прежняя родная земля много лет тому назад и которые могут ждать живущих здесь людей не так уж и много лет тому вперед... И первый шаг на этом трудном и долгом пути - Русско-Японская война. А если точнее - то победа в ней. 'Маленькая победоносная война'... Ага! Как же! 'Маленькая', блин! Сколько ещё прольется крови, прежде чем эта война, дай-то Бог, станет победоносной! Этого не знает никто... Но одно Вервольф знал точно - он сделает всё, от него зависящее, всё, что сможет, чтобы повернуть привычный ход истории в нужном его стране направлении...
        Вот и 'Сонная богиня'. Одна из трёх сестер, названных в честь богинь античной мифологии. Катер подрулил к трапу у правого борта крейсера, ощетинившегося целым лесом малокалиберных орудий. На палубе его встречали лишь командир и пара офицеров - ещё с 'Амура' сигналом было передано: 'Работ не прерывать'. Несмотря на проводившиеся работы по снятию с корабля лишних плавсредств и общей разгрузке, крейсер содержался в чистоте. Вообще, 'Диана' производила впечатление средненького, ничем особо не выделяющегося крейсера. Впрочем, такой она и была. На самом деле. Совсем не быстрая по крейсерским меркам, вооруженная огромным количеством 75-миллиметровых орудий (целых24 ствола!) и всего восемью шестидюймовками. Причем ни одно орудие не имело броневой защиты. Даже противоосколочных щитов не было. Первоначально задуманная, как русский ответ 'эльзвикским' крейсерам, она, как и вся троица 'богинь отечественного производства' вследствие целого ряда допущенных при проектировании и постройке просчетов, стала 'эльзвиками' навыворот - ни скорости, ни артиллерийской мощи. Единственное положительное качество - корабли
получились крепкими и достаточно мореходными. Но на том перечень их достоинств, увы, и заканчивался...
        После осмотра 'богини' катер, пыхтя своей игрушечной паровой машинкой, попрыгал по волнам гавани сквозь дождь и ветер к стоящему на якоре четырехтрубному красавцу-крейсеру. Вервольф любовался его стремительным силуэтом, острым таранным форштевнем, легким завалом бортов, срезами казематов, из которых глядели шестидюймовки, длинноствольными орудиями главного калибра, казавшимися ещё длинее из-за малого размера башен. Погода всё ухудшалась - к мелкому дождю вновь прибавились хлопья снега, из-за чего берега внутреннего бассейна Порт-Артура теперь казались размытыми и блеклыми. И на их фоне грозный силуэт корабля выделялся особенно отчетливо. У 'Баяна', как и у всех кораблей с французскими корнями, была своя, особенная красота. И вот тут они с Ильей во взглядах расходились полностью. Илья не разделял любви Вервольфа к 'французам' совсем. Хотя, с другой стороны, это было даже хорошо - Сергей всегда мог рассчитывать на свободное место на мостике 'Баяна' или 'Цесаревича' - штаб вице-адмирала Модуса априори был бы на другом корабле. Четверть часа спустя они с Виреном и Рейценштейном сидели в командирском
салоне, склонившись над картой окружавших Квантун вод.
        -И всё-же, господин советник, вы настаиваете, чтобы дело по минированию произвести сегодня? - Роберт Николаевич не использовал звание 'контр-адмирал', как и обращение 'Ваше превосходительство', ибо Вервольф сам попросил его об этом - по возможности, хотя бы в разговорах с глазу на глаз и в узком кругу старших офицеров, потому как сам он себя адмиралом по прежнему не считал, да и прекрасно понимал, что подавляющее большинство офицеров эскадры тоже весьма скептически относятся к орлам на его погонах. В мирной обстановке его, уже, пожалуй, притопили бы где-нибудь прямо в бухте как шкодливого котенка, по несчастью 'случайно' переехав килем какого-нибудь 'случайно потерявшего управление' парохода катер с 'адмиралом'...
        - Да, Роберт Николаевич, сегодня, пожалуй, наиболее благоприятный день для этого.
        - Но ведь метель начинается, не разбредутся ли наши корабли по всему морю? - снег за иллюминаторами 'Баяна' действительно усиливался.
        - Не думаю. Если идти плотной группой, то небольшой отряд, как наш, вполне может сохранить строй. Главное - маневры производить при более-менее достаточной видимости, в перерывах между снежными зарядами, чтобы не столкнуться друг с другом. Но зато наш выход из Артура гарантировано пройдет незаметно для противника.
        - Да, с Вами трудно не согласиться, господин советник!
        И всё же Вервольф каким-то шестым чувством чуял, что Вирен относился к нему намного благосклоннее, чем к Илье. Может из-за того, что он был несколько старше, из-за чего не казался уж совсем зеленым адмиралом-выскочкой, а может быть, кто-то и шепнул Роберту Николаевичу, кто именно заступился за него перед новым командующим эскадрой. Да, Вервольфу тоже не нравились прежние порядки на 'Баяне' с зуботычинами и взысканиями с нижних чинов за мельчайшие оплошности. Но, с другой стороны, корабль содержался в образцовом порядке и постоянной боевой готовности. Поэтому лишиться грамотного и вполне деятельного командира крейсера - вот это уж никак не входило в планы советника. Пока что Вирен как будто попустил явно перетянутые гайки в отношениях с экипажем - и Илья тоже, кажется, сменил гнев на милость. Николай Карлович Рейценштейн, пригладил рукой свою седеющую бороду:
        - Думаю, что придется нам всё-же обойтись без миноносцев, уж слишком велик для них риск потерять основной отряд в такую ненастную погоду, да ещё в ночи.
        - Соглашусь с Вами вполне, Николай Карлович. Если погода к вечеру не начнет улучшаться, то придется нам идти только тремя крейсерами и 'Амуром', максимально плотным строем. Наша задача на ближайшую ночь - выставить минные банки на подходах к островам Эллиота со стороны Кореи. - Вервольф очертил тыльной стороной карандаша участок на карте, - К сожалению, время для минирования самих бухт архипелага и ближних подходов к нему безвозвратно упущено. Наши японские 'друзья', скорее всего, уже выставили в этом районе свои оборонительные заграждения, готовясь создать здесь свою маневренную базу флота...
        - Да, господин советник. Тут я с Вами согласен - проморгали мы Эллиоты. Но, вы и правда думаете, что Того сделает свою базу так близко к Артуру?
        - К сожалению, Роберт Николаевич, я в этом практически убежден. Судите сами - наша эскадра существенно уступает ему и по броненосцам, и по крейсерам. Сейчас он - фактически единоличный хозяин Желтого моря. Пока он прикрывает высадку первой армии генерала Куроки, то и маневренную базу флота он держит у корейских берегов, совершая на Артур лишь набеги, блокируя его да пытаясь закрыть выход из гавани для наших судов. Но, рано или поздно, наступит время для атаки Квантуна с суши. И он, и мы прекрасно это понимаем...
        - Погодите, но как? Между армией Куроки и Квантуном - основные силы генерала Куропаткина. Он не позволит атаковать Артур с суши!
        - Поверьте мне, позволит...
        - Как? - непроизвольно вырвалось у Рейценштейна...
        - Целенаправленно и преднамеренно, Николай Карлович! И я ручаюсь за каждое из этих слов...
        Глаза Вирена и Рейценштейна расширились, став круглыми, как царские червонцы.
        - Да-да, Господа! Вы не ослышались. Позволит! Армия Куропаткина разбросана по всей Манчжурии, а многие резервные полки и дивизии вообще ещё далеко в Сибири. Для полного сосредоточения сил, с учетом пропускной способности дорог, ему понадобится месяца три-четыре. Японцы в это время тоже дремать не будут, наращивая свои войска на материке. В итоге они будут постоянно иметь локальный численный перевес над нашими войсками и постоянно будут отжимать их от побережья вглубь материка. В таких условиях Куропаткин просто объективно заинтересован в том, чтобы часть японских сил оказалась прикованной к Порт-Артуру. И чем больше будет этих сил, тем лучше будет для него...
        Вирен после услышанного сидел с обалделым лицом и лишь молча качал головой. Рейценштейн также хранил молчание, но вид его был мрачнее, чем ненастное небо, нависшее сейчас над гаванью Артура. Сергей продолжал:
        - На этом, собственно, и будет строиться вся тактика и стратегия нашего сухопутного главнокомандующего. Поэтому, учитывая, что у нас не получится восстановить боеспособность эскадры ранее, чем через два-три месяца, то у Того есть прекрасный шанс воспользоваться ситуацией и забросить осадную армию поближе к Квантуну. В месте, которое допускает относительно удобную высадку войск, неплохо защищено с моря и позволяет устроить удобную базу для флота. Рядом с Артуром такое место одно...
        -Эллиоты - закончил за него Вирен.
        - Точно, Роберт Николаевич! Именно Эллиоты. Поэтому и родился план, как подпортить нервы мистеру Того. Я хочу выставить мины вот в этих двух районах, на маршрутах подхода кораблей из Кореи. Что скажете?
        - Южный район я бы сместил немного вот сюда - Вирен очертил контур своим карандашом - учитывая приливно-отливные течения, я думаю, что капитаны японских кораблей тут будут держаться немного дальше от островов Блонд. По крайней мере, я бы вел корабль именно так.
        - Согласен. Значит, вторую банку будем ставить в этом районе. Так, пожалуй, будет даже лучше - не нужно будет в темноте подходить слишком близко к островам Блонд...
        Рейценштейн тоже согласно кивнул:
        - Это, пожалуй, самый лучший вариант...
        Спустя полчаса окончательный план похода с нанесенными на карту курсами отряда был готов. Еще через полчаса на Баян прибыли командиры 'Новика', 'Амура' и 'Дианы' вместе со своими штурманами - миноносцы прикрытия, ввиду усиливающейся непогоды, окончательно решено было не брать. Совещание с обсуждением всех деталей предстоящего похода - от маршрута движения до сигналов и маневров - заняло более часа. В два часа по полудни катера с командирами крейсеров и 'Амура' начали последовательно отваливать от борта 'Баяна' - каждый - к своему кораблю. Спустя четверть часа от парадного трапа у серо-оливкового борта крейсера отошел и катер с Вервольфом и Рейценштейном на борту - пора было направляться на 'Петропавловск' - предстояло большое совещание у флагмана. Снег всё усиливался... К трем часам пополудни над Артуром бушевала уже самая настоящая метель...
        В восемь часов вечера корабли отряда один за одним снялись с якоря и направились к выходу из Внутреннего бассейна. Метель не прекращалась. Лишь на короткие промежутки снегопад ослабевал, но только для того, чтобы через минуту вновь усилиться. Холодало. Температура уже опустилась ниже нуля, и северный ветер стал совсем некомфортным. Корабли последовательно проходили мимо 'Петропавловска'. Вервольф заметил на мостике броненосца группу людей, кутавшихся от холодного ветра и глядевших в их сторону. Расстояние до флагмана было совсем небольшим, и даже сквозь снег он без труда узнал своих товарищей. На душе сразу стало теплее - друзья вышли проводить и его и весь отряд в поход... Жаль, лиц отчетливо не разобрать - ведь всё-таки расстояние, снег, темнота... Когда мостики 'Баяна' и 'Петропавловска' поравнялись, советник вытянулся в струну и отдал честь, приложив руку к козырьку припорошенной снегом фуражки. Совсем как в армии, много-много лет назад... С мостика флагмана ответили тем же... Подгоняемый двумя мощными машинами и отливным течением, крейсер уже шел по проходу на внешний рейд, а 'Петропавловск'
стремительно уходил за корму, словно растворяясь в снежной мгле. Илья, кажется, даже попытался сфотографировать уходящие корабли на свой планшет. Или, может, это только показалось? Расстояние всё увеличивалось, и фигуры людей на мостике флагманского броненосца теряли свою четкость. Вот уже и сама мрачная громада броненосца начала сливаться с темным массивом артурского берега. 'Баян', довернув вправо, величаво пошел меж Золотой горой и Тигровым.
        Корабли отряда один за другим шли по узкому проходу на внешний рейд. Вот уже с обоих бортов сквозь снежную мглу призрачными белыми и красными огнями проплывали сигнальные фонари, установленные на остовах японских брандеров, затонувших при неудачной первой попытке закупорить выход из Артурской гавани. Недалеко, но едва различимый во мгле сквозь летящий снег, к горному массиву прижался трехтрубный силуэт 'Ретвизана' с нависшей над его баком мощной стрелой плавучего крана - броненосец всё ещё сидел на мели, хотя работы на нём не прекращались ни на минуту. Пройдя мимо дежурившего на рейде 'Разбойника', отряд перестроился в походный строй - 'Баян' впереди, за ним 'Амур', слева и справа - 'Новик' и 'Диана'. Огни за кормой, обозначавшие безопасный фарватер меж затопленных брандеров, погасли сразу же после прохода последнего корабля и внешний рейд погрузился в вечернюю мглу. Вот уже и темные очертания ляодунских берегов растаяли за кормой.
        Теперь вокруг кораблей были лишь темные волны да снег, летящий с такого же темного неба да кружащийся в вальсе метели над морем. Повернув на юго-восток и увеличив ход до 15 узлов, маленький отряд растворился в темноте февральского вечера...
        Ночь на 21 февраля.
        Желтое море, Корейский залив.
        50 миль от Порт-Артура.
        Корабли шли вперед, пробиваясь в темноте сквозь пелену метели. Снежная завеса надежно скрыла их от глаз японских дозоров первого кольца блокады Артура. Вервольф периодически покидал ходовую рубку 'Баяна' и выходил на открытый мостик, ежась от неприятного, холодного ветра. Температура всё падала. Термометр показывал уже три градуса ниже нуля по Цельсию, но всё ещё потихоньку полз вниз. Снег и ветер, казалось, пытались найти малейшую лазейку в складках одежды, а стоило только повернуть лицо против ветра, как снег тут же пытался залепить глаза. Да уж! Сигнальщикам сейчас не позавидуешь - хоть они и сменялись каждые полчаса, приятного даже в такой короткой вахте было мало. В дополнение ко всему, началось обледенение - мокрый снег и брызги волн начали намерзать на холодном металле корабля. От внешнего рейда Артура до островов Эллиота по прямой - 70миль. Но они шли по длинной дуге - сначала на юго-восток, потом повернули строго на ост. Почти в середине пути им предстояло повернуть ещё раз - севернее. Таким образом, путь до места минной постановки удлинялся до ста десяти миль, но зато был наиболее
безопасным с точки зрения возможности встречи с дозором японцев. По крайней мере, так считали и Вервольф, и Рейценштейн, и Вирен. Да и погода им благоволила. Глядя на смутно различимый во мгле ночной метели силуэт 'Дианы', идущей слева по борту, Сергей был уверен, что японцы, окажись они поблизости, ни за что их не разглядят. Хоть с расстояния в несколько кабельтовых... Ведь даже идущий в кильватере 'Баяна' на предельно малом расстоянии 'Амур' в снежной пелене казался каким-то призраком, потерявшим плотность и вес... Перейдя с левого крыла мостика на правое, он увидел такой же призрачный стремительный трехтрубный силуэт 'Новика', резавший форштевнем темные волны зимнего моря. В ночной мгле его корпус совершенно сливался с темными водами моря, и лишь белые полосы пены вдоль борта обозначали ту границу, где холодные морские волны переходили в такую же хладную сталь обшивки бортов...
        За полчаса до полуночи отряд повернул в третий раз - на северо-восток, выйдя на тот курс, что должен будет привести их к цели. Температура уже упала до четырех градусов мороза и всё ещё опускалась. За прошедшее время корабли успели уже изрядно обледенеть. Метель не прекращалась, хотя периодически, на короткие промежутки времени, стала ослабевать. Корабли упорно двигались к невидимой цели, каждый час приближаясь к ней на пятнадцать миль. К двум часам ночи метель стала слабеть. Хлопья снега стали заметно более мелкими. К трём часам ночи, когда, согласно счислению, до места минной постановки оставался ещё час ходу, метель постепенно прекратилась. Столбик термометра застыл на отметке минус пять. Через полчаса в разрывах облаков показалось звездное небо, что позволило точнее установить своё местоположение и подкорректировать курс. Отряд уже шел между островами Блонд и островом Торнтон. Уже дважды радист 'Баяна' фиксировал работу беспроволочного телеграфа находившегося неподалеку то ли транспортного судна, то ли боевого корабля. Впрочем, национальная принадлежность этого ночного болтуна практически не
вызывала сомнений - вряд ли это был кто-то кроме японцев на рейде Эллиотов...По крайней мере - это точно не китайские рыбачьи джонки, укрывшиеся от непогоды в бухте Торнтон.
        Соблюдая строжайшую светомаскировку и радиомолчание, отряд всё ближе подходил к своей цели. Вервольф ещё раз вышел на мостик, чтобы лично убедиться в светомаскировке и в исправности специальных длинных бленд, надетых на сигнальные фонари Ратьера - это простое устройство значительно уменьшало угол видимости и без того узкого луча и позволяло передавать светом сигнал лишь строго в направлении адресата, что сводило риск обнаружения отряда к минимуму. Без десяти минут четыре корабли повернули влево на девяносто градусов, ещё через десять минут манёвр повторился. Маленький отряд вышел в точку начала минной постановки. Теперь всё зависело только от 'Амура'. Моргнул кодовый световой сигнал с мостика 'Баяна' по направлению минному транспорту и крейсерам, и отряд начал уменьшать скорость. Вскоре с 'Амура' так же коротко мигнул несколько раз сигнальный фонарь - значит, первая рогатая красавица по команде минного офицера покатилась по монорельсу и грузно плюхнулась в холодные волны за кормой заградителя. Но отсюда, с мостика 'Баяна' этого совершенно не было видно. Лишь темный силуэт минного транспорта,
идущий в кильватер крейсеру. Дважды справа по борту где-то далеко в темноте смутно мигал незнакомый огонек, заставив всех на мостике 'Баяна' здорово понервничать, но более ничего не произошло, и меньше, чем через час, закончив ставить обе минных банки, отряд, увеличив скорость до пятнадцати узлов, устремился к Артуру... До внешнего рейда оставалось чуть более шести часов хода.
        Без четверти шесть небо на востоке начало сереть. Отряд по-прежнему шел на северо-запад, каждые четыре минуты приближаясь на милю к родной гавани. Вервольф стоял на правом крыле мостика 'Баяна', глядя на становящийся всё более светлым восточный горизонт, на корабли отряда, очертания которых всё явственнее вырисовывались на фоне серого неба и такого же свинцового моря, на полосы темного угольного дыма, несомого на юг ветром, летящим с далеких и пока ещё не видимых гор Квантуна...По большому счету, их отряду сейчас особо и нечего было опасаться-то. Ведь броненосные крейсера Камимуры, насколько помнил Вервольф, сейчас должны были быть где-то на подходе к Владивостоку, а в составе сил Того из быстроходных крейсеров были только две собачки - 'Читосе' и 'Такасаго'. Две других должны были быть у Владивостока вместе с 'асамоидами' Камимуры. Но... Так было в 'их' истории, а как на самом деле будет здесь? Ведь в той, знакомой всем попаданцам истории и Степан Осипович не умер в 1903г, а погиб в последний день ещё не наступившего марта этого вот самого 1904 года вместе с флагманским 'Петропавловском'... В
общем, было о чем задуматься.
        В шесть двадцать стало совсем светло - значит, где-то там, далеко на востоке, за серой пеленой низких облаков невидимое отсюда солнце вынырнуло из-за горизонта. Ещё час прошел в спокойном философском созерцании однообразного морского пейзажа в серых тонах, единственным украшением которого был отряд кораблей, уверенно режущих темные волны четырьмя форштевнями. До Артура оставалось примерно шестьдесят миль - четыре часа хорошего хода.
        - Дым справа по борту! - крик сигнальщика нарушил монотонный шум волн и тихий напев ветра в снастях.
        Десятки глаз на мостике 'Баяна' впились в серую мглу. Вервольф тут же прильнул к холодным окулярам своего великолепного 'Цейсса'. Через несколько секунд он обернулся к стоящим тут же Рейценштейну и Вирену, тоже жадно вглядывающихся сквозь линзы биноклей в далекий северо-восточный горизонт.
        - Эх, ошибся Ваш сигнальщик, Роберт Николаевич! Не дым там. Дымы...
        - Да, Вы правы. Три корабля, а то и все четыре...
        - Влево на три румба! - коротко скомандовал Рейценштейн и через несколько секунд по фалам фок-мачты уже ползли вверх сигналы к повороту кораблям отряда. Исполнитеный! И нос 'Баяна' покатился влево. Через минуту они шли новым курсом, пытаясь отойти подальше от незнакомых кораблей и выравнивая на ходу строй. Да, ещё учиться и учиться нам слаженному маневрированию! Сколько уйдет на это времени - оставалось только догадываться. А вот в том, под каким флагом шли незнакомцы, можно было не сомневаться - группами в этих водах ранним утром могли ходить сейчас лишь корабли флота Микадо.
        После поворота дым из низких труб 'Новика', несомый холодным северным ветром, иногда скрывал от глаз тех, кто был на 'Баяне', размытые полоски дыма на горизонте. Примерно через четверть часа стало ясно - маневр уклонения оказался напрасным - их заметили раньше, чем корабли отряда начали отход на юг. Низкие силуэты четырех истребителей уже смутно определялись в серой мгле под грязными мазками дымных следов. А чуть восточнее показались ещё, как минимум, две более крупные дымные шапки - не иначе оставшиеся 'собачки Того'. По крайней мере - далёкие и пока размытые силуэты напоминали именно их. Русский отряд к тому времени вновь повернул на прежний курс, начав перестроение на ходу - 'Амур' под прикрытием 'Новика' выходил в голову колонны, за ними, чуть отстав, шли 'Диана' и 'Баян'. Флагманский крейсер занял почетное - ближнее к противнику - место в походном ордере.
        Теперь, когда дым не мешал осматривать горизонт, Вервольф уже ясно видел приближающиеся четырехтрубные силуэты японских истребителей. Чуть восточнее их и пока что дальше к горизонту на пересечку курсу русских кораблей шли два стремительных серых двухтрубных силуэта - 'Читосе' и уже знакомый по минной постановке 17 февраля 'Такасаго'. Русский отряд уходил к Артуру со скоростью 18 узлов - всё, на что был способен 'Амур'. 'Собачки', развивавшие на спокойной воде 22 узла, теперь, даже на таком небольшом волнении, уже с трудом выдавали чуть больше 20 узлов. Вервольф прикинул в уме скорость обоих отрядов, их курсы и расстояния между ними. Для перехвата японским крейсерам понадобится почти час - к тому времени мы уже выйдем на траверз Дальнего, и времени у них останется часа полтора, ну два, от силы. Учитывая огневой перевес русского отряда у японцев не было никаких шансов на успех. Даже при скоординированной атаке крейсеров и миноносцев. С другой стороны, вызывал беспокойство сам факт того, что, видя явное наличие 'Баяна' в русском отряде (а других четырехтрубников в эскадре Модуса просто не было, так
что с опознанием у японцев проблем быть не могло), 'собачки' продолжали идти на сближение. Пытаются загнать добычу на главные силы Того? Или всё же далеко не все 'асамоиды' в этой вариации истории ушли обстреливать Владивосток?
        В очередной раз раздумья Вервольфа были прерваны криком сигнальщика:
        - Дымы справа по курсу!
        Советник вновь вскинул к глазам окуляры своего бинокля. Через минуту он повернулся к Вирену и Рейценштейну и стоявшим рядом трем офицерам 'Баяна'.
        - Три истребителя, господа. Два двухтрубных и один четырехтрубник. Идут нам навстречу.
        - Думаете, дежурный отряд наших истребителей, подмога нам из Артура?
        - Вряд ли, Николай Карлович! Наши не ходят тройками, да и не послал бы Илья Сергеевич в море отряд разнотипных кораблей. К тому же наши двухтрубные дестроеры германской постройки имеют полубак, а эти имеют уж очень низкий силуэт, скорее всего - гладкопалубные, насколько можно разобрать на таком расстоянии. Думаю, что это японский отряд истребителей возвращается после ночного 'дежурства' у Артура...
        - И как же мы их раньше не заметили-то? - ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил Вирен.
        - Так они почти не дымят. Видно - уголь хороший и кочегары опытные. Вот и подкрались. А мы - проморгали. Чего уж теперь?!
        Теперь пазл сложился - нет никаких 'асамоидов' впереди. Дева просто пытался вывести русский отряд на свои истребители так, чтобы организовать одновременную атаку на него с двух сторон. Черта лысого!
        Вервольф повернулся к Вирену:
        - Роберт Николаевич, сдается мне, что пора прекратить безнаказанную болтовню японцев по беспроволочному телеграфу. Перебивайте их искрой. Наглухо!
        - Есть, Ваше превосходительство!
        Советник повернулся в сторону японцев и, с недобрым прищуром взглянул сквозь линзы бинокля на корабли Девы.
        - Посмотрим, что ты теперь там накоординируешь, Дева-сан! - тихо процедил Сергей сквозь зубы. И уже во всю в мыслях ругал сам себя - ну почему не догадался раньше заглушить японский телеграф к чёртовой бабушке?! А ещё, блин, 'адмирал'! С большими черными орлами на больших золотых погонах. Курам на смех! Тьфу!
        - Отражение минной атаки! - понеслось над мостиком, вторясь по кораблю топотом матросских ног, несущих своих хозяев к местам по боевому расписанию у малокалиберных орудий.
        По команде Рейцентейна русские корабли ещё довернули влево - теперь японцам не удастся пересечь их курс и обойти с левого борта - придется атаковать только с правого борта, причем раздельными группами и в разные промежутки времени... И, хоть корабли идущего от Артура отряда миноносцев всё ещё могли выйти в атаку под довольно острым углом с носа, но... Станут ли? Хотя, что там говаривали здешние морские теоретики нынешнего времени о тактике миноносцев? 'Миноносец должен быть кораблём, выдерживающим шторм, поскольку выгоднее атаковать корабли врага на волнении, когда качка мешает вражеским артиллеристам вести прицельный огонь'. Так, кажется? Ну, или что-то очень близкое к этому...
        - Вот сейчас и проверим вашу теорию... - пробормотал Вервольф, глядя на несущиеся с правого крамбола миноносцы.
        Капитан второго ранга Цучия, командир Третьего отряда истребителей, стоял на обледеневшем за время ночного патрулирования у берегов Порт-Артура мостике 'Усугумо' рядом с его командиром - капитан-лейтенентом Ояма. Сказать, что он был расстроен и зол - значит, ничего не сказать. Его самурайский дух был глубоко оскорблен и посрамлен этими вот самыми четырьмя кораблями северных варваров, что шли сейчас ему навстречу с юго-восточной стороны горизонта.
        Ведь вырвались они из гавани Артура совершенно незамеченными именно во время его патрулирования. И ночная метель была лишь слабым оправданием для самолюбия потомка древнего самурайского рода. 'Усугумо', двухтрубный истребитель, построенный на английской верфи Торникрофта, довернул на русский отряд и увеличил скорость, выводя свою небольшую волчью стаю в атаку.
        В отличие от остальных отрядов истребителей Первой эскадры флота Микадо, в Третьем отряде было всего три корабля - еще один торникрофтовский истребитель 'Синономе' и четырехтрубник 'Сазанами' - детище верфи Ярроу. Вот его истребители третьего отряда увеличили ход до полного, выбрасывая теперь из труб густые клубы дыма, а иногда и языки пламени. Корабли развили двадцать семь узлов - на большее при таком волнении они были уже не способны. Брызги от рассекаемых острым форштевнем волн порой долетали до мостика 'Усугумо', но Цучия, казалось, их сейчас просто не замечал. Всё его внимание было приковано сейчас к атакуемым целям. Но русские, судя по всему, не собирались просто ждать, когда он и заходящий в атаку с севера первый отряд истребителей капитана Асайя выведут свои корабли для синхронной атаки с двух сторон. Отряд под бело-голубыми Андреевскими флагами уже отвернул влево, заставляя Цучию или атаковать русских, идя прямо на ощетинившиеся орудиями борта крейсеров, или вообще отказаться от атаки и уйти в сторону догоняющих теперь русских с кормы истребителей Асайи и крейсеров Дева. И, хотя
благоразумие подсказывало избрать второй вариант, но ущемленное самурайское самолюбие настоятельно требовало первого. И он рискнул, избрав для атаки два головных корабля русских...
        Эссен, казалось, только этого и ждал от японцев - увеличив скорость, он вышел вперед и правее 'Амура', преградив дорогу трем несущимся на русский отряд истребителям. Они стремительно приближались с северо-запада, распахивая надвое волны своими острыми форштевнями, и тогда их носовая часть скрывалась в облаке холодных брызг практически до самого мостика. Каждую минуту расстояние до истребителей сокращалось на шесть кабельтовых.
        Вервольф, глядя на них с мостика 'Баяна', несмотря на напряжение, охватившее всех в завязке боя, был вынужден признать, что это было красиво. Да, это было красиво, черт побери! Всё же права старая английская пословица, утверждающая, что в мире нет ничего красивее танцующей женщины, скачущей лошади и корабля, идущего полным ходом... В этот момент 'Новик' начал пристрелку по атакующим кораблям Цучии. Через две минуты заговорили шестидюймовки 'Дианы'. Разрывы снарядов ложились всё ближе к японским кораблям. Но японец даже не подумал отворачивать - его отряд несся сквозь лес поднятых русскими снарядами фонтанов воды. 'Баян' подключился к стрельбе через три минуты после 'Дианы' - сначала две его шестидюймовки правого борта последовательно послали свои сорокакилограммовые гостинцы японскому кавторангу. А потом носовая башня чуть не оглушила стоящих на открытом мостике громом своей восьмидюймовки.
        Сегментный снаряд мутным серым облаком разорвался прямо по курсу идущего крайним правым 'Сазанами', усеяв море десятками фонтанчиков. Истребитель круто рванул вправо, начав описывать циркуляцию. К грому оркестра крупнокалиберных орудий крейсеров добавилось отрывистое стаккато 75-миллиметровок... Получив попадание между труб, отвернул влево 'Синономе', но идущий в центре 'Усугумо' упорно несся вперед меж столбами воды, сквозь гром разрывов снарядов, вой осколков и стоны раненных. Флагман третьего отряда истребителей начал поворот влево, чтобы с предельной дистанции выпустить мины из развернутых на правый борт аппаратов в низкий трехтрубный силуэт ближайшего русского крейсера. Цучия вынужден был производить атаку с максимальной дистанции - подойти ближе означало верную смерть. Расчет носового орудия пытался попасть по русскому крейсеру, что на подобном ходу и волнении было практически невозможно, но капитан второго ранга не стал их останавливать. Что-то, противно воя, пронеслось мимо него, и тут же, не издав ни звука, рулевой, как подкошенный, рухнул на палубу с пробитой головой, а Ояма схватился за
плечо. Конечно, им сейчас нужно было бы находиться в боевой рубке под основанием носового орудия, но из-за брызг на полном ходу и полного отсутствия видимости в таких условиях оттуда абсолютно невозможно было управлять кораблем. Цучия бросился к оставшемуся без контроля штурвалу, но тут у носового орудия что-то ослепительно вспыхнуло, и какая-то неведомая сила оторвала его от палубы и швырнула в установленные для противоосколочной защиты мостика койки. И всё вокруг погрузилось во тьму...
        С мостика 'Баяна' Вервольф видел, как длинные сигары мин Уайтхеда выскользнули из торпедных труб 'Усугумо'. Одна из них пошла по направлению к 'Новику', оставляя на поверхности волн характерный пузырчатый след, а вторая, очевидно поврежденная осколком ещё в аппарате, начала описывать циркуляцию вправо, но скоро затонула. И тут в носовое орудие 'Усугумо' попал снаряд с 'Новика', разметав в стороны тела артиллеристов из его расчета. Очевидно, после этого попадания корабль потерял управление, начав описывать крутую циркуляцию влево. Впрочем, это спасло его от ещё больших неприятностей - прямо по прежнему его курсу выросли два водяных столба, и, иди истребитель прямо, не миновать бы ему попаданий из шестидюймовок 'Дианы'...
        Впрочем, дестройеру всё равно досталось - от семидесятипятимиллиметровок крейсера - за 'Усугумо' потянулся след пара и дыма, а его скорость упала на несколько узлов. Мина, идущая к 'Новику', затонула, не дойдя до него несколько кабельтовых - слишком велико было расстояние. Но, свою роль в бою она всё же сыграла - Эссен, опасаясь напороться на японскую сигару, не рискнул повернуть в сторону уходящих истребителей третьего отряда, иначе он уже добивал бы 'Усугумо' с дистанции кинжального огня. Теперь же 'Новик', наконец, начал запоздалый разворот, пытаясь достать уходящие на северо-восток дестройеры и особенно - флагманского подранка... Но на 'Усугумо' уже, очевидно, справились с потерей управления и с пробитым паропроводом - и покалеченный истребитель всё быстрее уходил от русского отряда, стараясь нагнать идущие впереди 'Сазанами' и 'Синономе'.
        За кормой 'Баяна' с характерным глухим громовым раскатом один за другим выросли два высоченных водяных столба - восьмидюймовые приветы от носовых орудий 'Читосе' и 'Такасаго'. Предоставив 'Новику' разбираться с истребителями, 'Баян' и 'Диана' синхронно, как на учениях, начали поворот 'все вдруг' вправо, разворачиваясь против 'собачек'. Дева развернул свои корабли влево, вводя в действие всю бортовую артиллерию и уже нацеливаясь на отход к Эллиотам - поскольку синхронная минная атака не удалась, теперь японскому адмиралу стоило подумать о том, как сберечь свои корабли.
        - Господа, думаю, настало время спуститься в боевую рубку! - произнес Вирен, глядя, как очередные два японских гостинца легли с недолетом где-то между 'Баяном' и идущей ему в кильватер 'Дианой'. Уж кто-кто, а Роберт Николаевич по опыту боя 27 января знал, на что способны японские снаряды и их осколки. Хотя, если быть честным до конца, то боевые рубки русских кораблей не давали надежной защиты своим обитателям - непомерно широкие смотровые щели, грибовидная крыша, способствовавшая рикошету осколков внутрь рубки, как и неудачный броневой траверс, применявшийся для защиты входа в рубку вместо нормальной, надежной броневой двери. И, хотя Кутейников с рабочими Балтийского завода и матросами 'Баяна' при помощи импровизированных средств несколько улучшил противоосколочную защиту мозгового центра крейсера, но Вервольф прекрасно понимал, что это всё - временные полумеры, что нужны более кардинальные улучшения защиты. Но всем этим предстояло заняться потом, а сейчас основная задача - отогнать 'собачки' адмирала Девы и его дестройеры подальше от 'Амура', дабы обеспечить его безопасное возвращение в Артур.
Стоя в узкой, тесноватой рубке, он увидел, как впереди по курсу поднялись два столба воды - японцы почти пристрелялись. Вирен чуть довернул корабль вправо, сбивая японцам пристрелку и вводя в дело кормовую башню главного калибра. Обе башни одновременно изрыгнули огонь в направлении врага.
        Дистанция до врага составляла 47 кабельтовых и в дело вступили шестидюймовки русских и 120-мм орудия собачек. 'Диана' била пятиорудийными залпами по 'Такасаго', причем пристрелялась 'богиня охоты' довольно быстро, заставив японца начать маневрирование. 'Баян' же обстреливал флагманский 'Читосе' из четырех бортовых шестидюймовок и обоих восьмидюймовых башенных орудий. Японцы же обоими крейсерами били по 'Баяну'. На стороне адмирала Девы было преимущество в два восьмидюймовых орудия, на стороне русских - бортовая броня 'Баяна'. К тому же, 'собачки' имели неважную мореходность, их узкие низкие палубы становились довольно 'мокрыми' даже при не очень сильном волнении, что существенно снижало скорость и точность стрельбы. Тем не менее, уже дважды характерные для японских комендоров кучные залпы ложились вблизи левого борта 'Баяна', барабаня осколками по бортовой броне. На восьмой минуте боя один из 120-мм снарядов попал в борт 'Баяна' у ватерлинии, не причинив особого вреда, если не считать обгоревшей краски в месте взрыва. На пятнадцатой минуте ещё один снаряд ударил в броню возле каземата второго
шестидюймового орудия левого борта. Броня толщиной в шестьдесят миллиметров устояла, но несколько осколков влетело в зазоры между неподвижной броней и щитом орудия, серьезно ранив одного и легко ранив ещё двоих комендоров. Тем временем 'богиня' накрыла отчаянно маневрирующий 'Такасаго', засадив в его корпус два шестидюймовых снаряда. Но она уже явно отставала и от идущего впереди двадцатиузловой скоростью 'Баяна', и от ещё более быстрых 'собачек'. 'Баян' же к тому времени добился трёх попаданий в 'Читосе' - один шестидюймовый снаряд попал в первую трубу, пробил её навылет и разорвался уже за бортом крейсера над морем, но пара увесистых осколков всё-же долетели до палубы, убив одного и ранив двоих подносчиков снарядов из прислуги 120-мм орудий. Второй шестидюймовый 'подарочек' влетел в кормовую часть корпуса, разбив кают-компанию и вызвав небольшой пожар. Единственный попавший в японцев восьмидюймовый снаряд пробил бортовую обшивку, коффердам, срикошетировал от толстого, четырехдюймового скоса бронепалубы японского крейсера и взорвался внутри корпуса, разбив систему подачи боезапаса к кормовой группе
120-мм орудий. К счастью для японцев, ни один патрон к орудиям Армстронга при этом не сдетонировал.
        К этому времени потрепанный Третий отряд истребителей сумел оторваться от 'Новика' благодаря ложной атаке Первого отряда каперанга Асайя, заставившего Эссена совершить несколько лишних маневров, что позволило подранкам разорвать дистанцию с настырным русским крейсером. Капитан второго ранга Цучия на забрызганном кровью мостике 'Усугумо' медленно приходил в себя после тяжелой контузии. Ему, неведомо как, посчастливилось выжить при том попадании русского снаряда в носовое орудие истребителя. Теперь корабль вел старший офицер, оставшийся в строю, несмотря на перебинтованную руку и голову. Носовая трёхдюймовка смотрела куда-то вправо под совершенно неестественным углом, а её искорёженный щит только дополнял сюрреализм обильно сдобренной красным картины разрушения и смерти... Голова самого Цучии раскалывалась от боли и гудела, как старый колокол. И каждый звук выстрела или взрыва, доносившийся с юго-востока, куда уходили ведущие перестрелку два японских и два русских крейсера, отдавался звенящей болью...
        'Диана' уже изрядно отстала от 'Баяна' и её огонь терял точность. Но 'Баян' всё ещё уверенно доставал до японцев. Как, впрочем, и они до него. Один из стодвадцатимиллиметровых снарядов разорвался при ударе в фальшборт у 75-мм орудия на верхней палубе, убив наповал одного и ранив пятерых человек. Но хуже всего пришлось на сорок второй минуте боя, когда восьмидюймовый снаряд с 'Такасаго' попал в носовую башню 'Баяна'. Пробить её он, конечно, не мог, и взорвался на броне, лишь оглушив прислугу носового орудия. Но осколки от разрыва японского фугаса полетели в сторону ходового мостика и боевой рубки. На миг яркое желто-оранжевое зарево осветило боевую рубку 'Баяна' сквозь смотровые щели, а потом черно-бурый шимозный дым скрыл горизонт. Все, находившиеся в рубке как-то инстинктивно пригнулись. Несмотря на оглушительный раскат взрыва, Вервольф отчетливо услышал характерный короткий звонкий удар рикошетирующего металла. В наступившем полумраке задымленной рубки он заметил, как рулевой с негромким вскриком схватился за плечо, но устоял на ногах, удерживая крейсер на курсе. Слава богу, едкий, горький дым
быстро выдувался из рубки свежим северным ветром... И тут до слуха советника донесся какой-то непонятный, булькающий звук. Оглянувшись назад, он увидел сигнальщика, отброшенного к траверзу, прикрывавшему проход в боевую рубку. Он медленно оседал, сползая спиной по броне и захлебываясь собственной кровью. Его добродушное лицо не выражало ни боли, ни страха. Только удивление.... Через несколько секунд он так и замер, уже сидя, прислонившись спиной к испачканной кровью стали, склонив голову на пробитую грудь и глядя в палубу уже ничего невидящими голубыми глазами...
        - С-с-суки! - Вервольф не кричал, он шипел и рычал, как разьяренный зверь, - Падлы желтопузые! Что б вас!... Какого лешего носовая башня молчит?
        - Очевидно..., повреждена попаданием снаряда..., Ваше превосходительство! - откашливаясь после горького дыма, отозвался старший артиллерийский офицер, лейтенант Деливрон, потирая свежую шишку на лбу и глядя на разбитые циферблаты приборов.
        Глянув сквозь смотровую щель на башню, советник увидел черно-бурое пятно выгоревшей краски, похожее на огромную кляксу, перечеркнутую расходящимися от центра бороздами, оставленными на броне осколками снаряда. Развернувшись, он метнулся к выходу из рубки мимо приходящих в себя Вирена, Рейценштейна и офицеров 'Баяна'. В несколько шагов, осторожно перепрыгнув через вытянутые ноги погибшего сигнальщика, которого ещё не успели вынести спешащие к рубке санитары, Вервольф выскочил на мостик. Фальшборт был пробит осколками в нескольких местах, в ходовой рубке верхнего мостика вылетели стекла, поскольку в суматохе рамы не успели снять в положение 'по-боевому', по правому крылу мостика хромая и опираясь на плечо товарища, ковылял в сторону санитаров раненный матрос, очевидно ещё один сигнальщик или горнист... Буквально слетев по трапу на палубу, дощатый настил которой в нескольких местах был расщеплен осколками, он уже было побежал к задней части башни и расположенной на ней броневой двери, как громоподобный раскат больно ударил по барабанным перепонкам. Длинный кинжал пламени вырвался из жерла
восьмидюймовки по направлению к уходящим японским крейсерам
        - Вашу Машу! Очухались, наконец-то! - он одновременно морщился от звона в ушах и улыбался оттого, что башня действовала. И готов был смеяться и ругаться одновременно, если бы такое было возможно.... Развернувшись на месте, он стремглав понесся обратно, в боевую рубку. Санитары уже вывели раненного рулевого и вынесли тело убитого сигнальщика, теперь о его смерти напоминали лишь следы крови на входе в рубку. Деливрон возился с одним из своих приборов управления огнем, тихонько чертыхаясь на японцев...
        - Разбит окуляр визира левого борта - докладывал Виктор Карлович командиру крейсера, колдуя вместе с оператором оптического визира над покалеченным прибором, пытаясь реанимировать его, заменив разбитую оптику исправной запасной, - Слава Богу, дальномер цел!
        - А остальные приборы? - настороженно спросил Вирен, печально глядя на треснувшие стекла циферблатов
        - Только стекла разбиты, приборы работают...
        Всё то время, пока шел ремонт визира, башни 'Баяна' вели самостоятельный огонь, получая лишь данные о дистанции до противника. Шестидюймовки крейсера молчали, поскольку расстояние до врага уже превышало полсотни кабельтовых и продолжало медленно, но непрестанно увеличиваться. Естественно, в таких условиях стрельба 'Баяна' была лишь условно-прицельной, и попаданий не было. Хотя носовая башня дважды положила свои снаряды близко к концевому 'Такасаго'. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что и огонь противника на такой дистанции был уже не особо точен - восьмидюймовки Армстронга славились своей дальнобойностью, но не точностью на больших дистанциях... К тому времени, когда башни 'Баяна' перешли на централизованную наводку, расстояние до японцев составляло уже шестьдесят кабельтовых. При предельных для орудий русского крейсера шестидесяти четырех. Поэтому, сделав на прощанье два выстрела из носовой башни, 'Баян' отвернул к порядком отставшей от него 'сонной богине'...
        Крейсера медленно нагоняли идущие далеко впереди 'Амур' и 'Новик'. Их призрачные силуэты становились всё более материальными на фоне серого пасмурного горизонта. Вервольф, Вирен и Рейценштейн осматривали повреждения, полученные от японского восьмидюймового снаряда. На броне рубки были множественные следы от осколков, несколько довольно увесистых кусков железа с рваными краями застряли в канатах, обматывавших рубку по нижнему краю смотровых щелей, и, не будь этой, устроенной Кутейниковым, дополнительной противоосколочной защиты, жертв в мозговом центре крейсера в тот хмурый зимний день было бы куда больше... Глядя на общую конструкцию боевой рубки, советник мрачно проворчал: 'Нет! Это не рубка боевого корабля! Это преступление против русского человека'...
        Незадолго до обеда на севере показались берега Квантуна, а прямо по курсу - знакомый пятитрубный силуэт 'Аскольда' под вице-адмиральским флагом и следующий за ним 'Боярин'. Илья вышел в море ещё утром в надежде погонять вражеские миноносцы на подходах к Артуру и провести более детальную разведку и рекогносцировку ближних островов, но, как только получил радиограмму о бое нашего отряда с японскими кораблями, поспешил навстречу. После краткого доклада ратьером с мостика 'Баяна' на подошедший 'Аскольд', сводный отряд направился к Артуру, чтобы успеть войти в гавань по глубокой воде. Вервольфу очень хотелось сейчас оказаться на мостике рядом с Ильей - слишком многое нужно было обсудить, но волнение на море не позволяло использовать катер, посему визит Вервольфа к командующему эскадрой пришлось отложить до прибытия в гавань Артура.
        Глава 8. Добро пожаловать!
        21 февраля 1904г. 1 час пополудни.
        Внешний рейд Порт-Артура.
        Ну вот, наконец, и они - уже становящиеся привычными, контуры Золотой горы и Тигрового! Всё ближе и ближе. Артурский берег приближался, словно вырастал из темных морских волн.
        На подходе к Артуру отряд крейсеров замедлил свой бег, готовясь пройти через узкий проход на внутренний рейд. Идя малым ходом, корабли медленно проходили мимо всё ещё сидящего на мели у берега 'Ретвизана'. Или - уже не сидящего? Показалось, или...?
        Вервольф быстрым шагом перешел на самый край левого крыла мостика 'Баяна', идущего в кильватер 'Аскольда'. Ставший уже привычным за несколько последних дней пейзаж с броненосцем изменился - над ним более не нависала стрела плавучего крана, вместо него теперь стояли два мощных буксирных парохода и ещё четыре - поменьше. Небольшие, словно игрушечные, пароходики стояли с уже заведенными на броненосец буксирными концами и вовсю дымили своими смешными, непропорционально высокими, трубами. Но самое главное было не это. 'Ретвизан' плавно покачивался на волнах. Всплыл! Всплыл, родимый!
        С мостика трёхтрубного гиганта семафором что-то передавали на 'Аскольд'.
        - Щенсович передает: 'Ретвизан всплыл и готов к буксировке в порт', Ваше превосходительство! - произнёс Вирен.
        - Замечательно! - не скрывал радости Рейценштейн, - Наконец-то они будут в безопасности!
        - Семафор с 'Аскольда', - донёсся голос сигнальщика, - 'Баяну', 'Диане' и 'Амуру' - следовать к местам стоянки согласно диспозиции. 'Новику' и 'Боярину' остаться на внешнем рейде.
        Пока крейсера первого ранга и минный транспорт становились на якоря, Вервольф с мостика увидел, как от 'Аскольда' к проходу заскользила низкая серая тень кого-то из 'соколят'. 'Смелый', а это был он, шел к, наконец-то, готовому войти в гавань броненосцу. И на мостике дежурного миноносца безошибочно угадывалась высокая фигура в адмиральском мундире.
        - Вот же, блин, единоличник! - беззлобно пробормотал Вервольф. Хотя, конечно, в душе он всё прекрасно понимал - нельзя терять ни минуты, нужно успеть втащить 'Ретвизана' в гавань по высокой воде, чтобы эта махина, не дай Бог, не перекрыла выход, сев на мель в проходе. В конце концов, отсюда будет прекрасный вид на входящий броненосец.
        - Господа, похоже, что нам достались билеты в первом ряду! - озвучил мысли Вервольфа стоящий рядом Вирен.
        -Вы правы, Роберт Николаевич! У нас с Вами самые лучшие места!
        Модус тем временем уже поднимался на кормовой мостик броненосца. Команда выстроена на юте. И вот забурлила вода под кормой у буксиров и маленькие кораблики натянули канаты. Вервольф глянул в низкое серое небо: 'Ну, Боже, помоги!'. И серо-зеленая громада броненосца медленно стала разворачиваться кормой ко входу в гавань. И тут с палубы 'Ретвизана' грянул гимн. Над серыми водами Артурского рейда вместе с дымом отчаянно чадящих буксиров летело 'Боже, царя храни...', подхваченное сотнями голосов, через несколько минут перешедшее в тысячеголосое 'Ур-р-а-а-а!', когда развернувшийся броненосец кормой вперед пошел по походу на внутренний рейд. Этот радостный крик ликования летел над палубами кораблей эскадры, дробился и вторился эхом от окружавших гор, а затем вновь подхватывался и усиливался людьми на набережной и причалах Артура.
        Глядя на ведомый буксирами броненосец, Вервольф тихо прошептал: 'Добро пожаловать домой, Ретвизан!'.
        Глава 9. "Разбор полётов"
        21 февраля 1904г. 3 часа пополудни.
        Внутренний рейд Порт-Артура.
        Эскадренный броненосец 'Петропавловск'.
        В адмиральском салоне флагманского корабля Эскадры Тихого океана было собрано очередное совещание штаба вице-адмирала Модуса и группы Особых Советников. В числе приглашенных также были командир 'Енисея' Степанов, инженер Кутейников, естественно, Рейценштейн и командиры кораблей, участвовавших в походе к Эллиотам.
        Вервольф после боевого похода, по горячим следам докладывал о результатах 'минной вылазки' своего отряда.
        - Итак, как Вам, господа, известно, этой ночью отряд наших кораблей ходил в район островов Эллиота, Блонд и Торнтон для постановки активных минных заграждений на предполагаемых маршрутах снабжения передовой базы японского флота. Именно с этой целью ранее вся зона, прилегающая к берегам Квантунской области, была объявлена зоной боевых действий с запретом торгового мореплавания на несогласованных с нами маршрутах. Хоть это и вызвало определенные возмущения некоторых, скажем так, морских держав (он краем глаза увидел, как Илья недобро усмехнулся при упоминании Англии и иже с ней), но это в некоторой степени развязало нам руки в вопросе минных постановок. Выйдя вчера вечером из Артурской гавани и пользуясь метелью, отряд проскочил незамеченным мимо японских дозоров и сегодня ранним утром скрытно вышел в район минных постановок, где, не обнаруживая себя, установил минные заграждения вот в этих районах - карандаш Вервольфа, служивший в данном случае указкой, очертил контуры минных банок на карте прилегающих к Квантуну вод, - После выполнения задачи отряд направился в Артур. К сожалению, при возвращении,
не удалось избежать встречи с неприятелем - наши корабли были атакованы двумя отрядами дестройеров и отрядом крейсеров, состоявшим из двух 'собачек'. Благодаря умелому маневрированию кораблей под руководством Николая Карловича и командиров кораблей удалось расстроить план врага по синхронизированной одновременной атаке наших сил всеми тремя отрядами. В результате три вражеских дестройера получили повреждения, причем один из них, если правильно опознали - то это флагман Третьего отряда 'Усугумо' - весьма серьезные, также были отмечены по крайней мере два прямых попадания в 'Такасаго' и три - в 'Читосе'. Из нашего отряда досталось лишь 'Баяну' - четыре прямых попадания, множество осколочных отметин на броне и два десятка мелких пробоин в трубах и в небронированном борту. К сожалению, без потерь не обошлось - двое нижних чинов убито, десять ранено, из них двое - тяжело. Конечно, японцы априори потеряли больше - особенно, на миноносцах, но и наши потери для столь скоротечного боя слишком высоки. Как показало сегодняшнее дело, даже устроенная из канатов дополнительная защита смотровой щели боевой рубки -
это лишь временная полумера. Да, благодаря трудам господина Кутейникова, многие из тех, кто был в рубке 'Баяна' остались целы и невредимы, в том числе и я. За что позвольте выразить Вам, Николай Николаевич, нашу признательность! - Кутейников, всё время внимательно слушавший доклад Вервольфа, при этих словах, несколько смутившись, улыбнулся.
        Советник продолжал:
        - Так вот, несмотря на то, что несколько осколков увязло в этих самых канатах, что спасло многим из нас жизни, парочка всё же влетела внутрь - в результате один матрос погиб, один был ранен, повреждения получили приборы системы управления артиллерийским огнем. Меня такое положение с защитой рубок кораблей и их артиллерии совершенно не устраивает. Наши боевые рубки - это не боевой командный пункт. Это преступление против русских людей. И я не хочу, чтобы наши офицеры и матросы гибли в бою из-за, уж простите за прямоту, идиотской конструкции этих самых боевых рубок. Николай Николаевич, как я думаю, сможет детально осмотреть повреждения корабля и дать свои рекомендации по устройству дополнительной противоосколочной защиты, я же имел достаточно времени после боя до самого нашего прихода в Артур, по горячим следам, так сказать всё осмотреть и обдумать, и вот что я скажу вам по этому поводу: ширина прорезей визиров в рубках и в башнях не должна превышать четырёх дюймов. Как это обеспечить на практике, я думаю, мы с Николай Николаевичем и с советником Капером придумаем. Но однозначно никаких визиров
девяти - двенадцатидюймовой ширины быть не должно...
        Все одобрительно закивали головами, особенно Роберт Николаевич, мимо головы которого всего в паре дюймов просвистел тот самый осколок, что затем убил сигнальщика на 'Баяне'.
        - Согласен! - подключился Илья, - Николай Николаевич, пометьте в своей рабочей тетради - в течение недели разработать чертежи дополнительной защиты боевых рубок для всех наших броненосцев и крейсеров. Советнику Владимиру Каперу - оказать посильную помощь Николаю Николаевичу.
        - Есть, оказать помощь! - протяжно пробасил Капер.
        - Советник Вервольф, продолжайте доклад!
        -Благодарю, Илья Сергеевич! Итак, после подтверждения необходимости усиления защиты наших кораблей, вторым важным итогом сегодняшнего похода я бы назвал очевидность слишком большого риска применения наших минных транспортов на коммуникациях врага. Основная причина - недостаточная скорость для совместных действий с крейсерами. Если от броненосцев 'Амур' с 'Енисеем' ещё и имеют шанс уйти, то любой японский крейсер их нагонит, тут уж и к бабке не ходи. Поэтому, я предлагаю использовать 'Амур' и 'Енисей' для постановки оборонительных минных заграждений вблизи наших берегов, по крайней мере до тех пор, пока мы не отберем у господина Того господство на море. А активные наступательные минные заграждения вблизи вражеских баз и на коммуникациях поручить миноносцам и крейсерам.
        - Вы предлагаете ставить мины с боевых кораблей? - удивился Вирен, - Но ведь у нас нет приспособлений, как на 'Амуре', да и мы сгрузили все мины по приказу командующего эскадрой! - и он перевел свой взгляд на Илью.
        Но Вервольф моментально отпарировал:
        - Речь идет о небольшом количестве - один-два, от силы три десятка мин, установленных на специальных лотках в кормовой части корабля. Для их установки не нужно будет использовать минные плотики и прочие архаизмы. Да и не будет мин на 'Баяне' и других крейсерах первого ранга. А вот на 'Новик' и 'Боярин' такие приспособления очень даже полезно будет поставить. Да и высота борта у них меньше - ставить будет удобнее и безопаснее. Но основную работу по установке диверсионных минных банок в водах, контролируемых противником, предстоит выполнять истребителям. Находясь в разведке у вражеских берегов, им просто грех не устроить врагу такую маленькую гадость, как минная банка на пути снабжения. И именно с них и предстоит нам начать работы по оснащению средствами постановки мин. Тем паче, что, насколько мне известно, Владимир Алексеевич Степанов вместе с Советником Капером уже изготовили первое опытное устройство для постановки мин с истребителя.
        - Совершенно верно, устройство практически готово к монтажу на истребитель -подхватил человек в форме капитана второго ранга, с короткой стрижкой и довольно приличными залысинами, короткой же аккуратной бородкой и усами вразлет. И с живыми, сверкающими глазами, за которыми скрывался пытливый ум талантливого инженера. Эта живость и непосредственность, столь характерная для командира 'Енисея' Степанова, в те минуты, когда он увлекался очередным интересным для него делом, очень импонировала Вервольфу.
        Владимир Алексеевич продолжал:
        - Было бы очень полезно смонтировать его на один из модернизируемых сейчас истребителей для испытания постановки мин при различных условиях - как по волнению, так и по скорости корабля.
        - Что у нас по истебителям? - взгляд Ильи уперся в громадную фигуру Капера.
        - На модернизации 'Властный' и 'Грозовой' - по салону 'Петропавловска' покатился его характерный бас - Ставим по второму 75-мм орудию на корму. Первая парочка 'французов' - 'Внимательный' и 'Выносливый' уже готовы. Пришлось, конечно, немного повозиться с их характерными 'французскими' корпусами и навесными палубами, но всё решили, и вторая пара будет готова быстрее...
        Вервольф заметил, как на лице Ильи появилась улыбка - его план по модернизации миноносного флота начинал претворяться в жизнь. Но Капер не спешил сильно подслащать пилюлю:
        - Но, если мы решим ставить на них минные лотки сейчас, то это задержит их ввод в строй, потому как эти, мать их, французские обводы корпуса...
        - Хорошо-хорошо, я понял! - перебил его Модус, - Что еще есть на сегодняшний день в ремонте или модернизации?
        - Ещё есть 'Боевой' - он стоит в ремонте с конца января месяца - после встречи с форштевнем 'Сильного'. Я на него уже заглядывался - для заградителя самое то - широкая корма, минные направляющие практически не будут стеснять действий комендоров кормового орудия. Но его ремонт раньше конца февраля-начала марта нам не завершить - иначе придется отрывать силы от других кораблей...
        - Нет-нет нет! Никого не отрывать от тяжелых кораблей. Я без броненосцев связан по рукам и ногам! - Илья действительно не мог позволить отрывать кого-либо от ремонта 'Паллады', 'Цесаревича' и наконец-то введенного во внутренний бассейн Артура сегодня в полдень 'Ретвизана'. Никого. Ни единого человека. Проще было попробовать отнять у тигрицы её тигрят, чем выпросить у адмирала людей с ремонтируемых броненосцев и крейсера. И Капер это тоже прекрасно понимал.
        - Вот и я про то же, адмирал! Поэтому нужно решать, как быть.
        И тут в голову Вервольфа пришло простое, как пять копеек, решение. Интересно, как он не догадался до этого раньше?
        - Илья Сергеевич! У нас ведь есть пара миноносцев, которые, из-за ненадежных механизмов, мы всё равно далеко от Артура не отпускаем...
        - Да, есть, две 'невки' - 'Бойкий' и 'Бурный'. И? - адмирал пристально глядел на Вервольфа.
        - И я предлагаю использовать один из них для проведения эксперимента с минными постановками по системе Степанова-Капера, - оба соавтора 'системы' при этих словах невольно переглянулись, - Как только третий 'француз' отойдет от стенки минного городка, поставить туда одну из 'невок' и установить на неё систему минных направляющих. Всё равно до исправления механизмов эти истребители можно использовать лишь для охраны внешнего рейда и патрулирования ближних подходов к Артуру. А так мы и основные боеспособные миноносцы не будем отвлекать на проведение экспериментов, и не задержим работы по модернизации.
        - Добро! - произнес Илья, - Так и поступим. Кстати, господин советник, Вы мне как-то намедни обещали посмотреть эти самые механизмы 'невок' на предмет их надежности...
        Интересно, к чему это вдруг Илья вспомнил тот их разговор ещё в первый день после прибытия в Артур? И эта подчеркнутая вежливость и 'титулярность' в разговоре? Вервольф пока не понимал мотивов Ильи, но, учитывая характер 'адмирале', ларчик должен был скоро сам раскрыться...
        - Конечно, господин вице-адмирал, обязательно займемся механизмами 'невок' сразу после модернизации 'французов' и 'немцев'. Но не ранее того. А к тому времени, думаю, я как раз успею закончить составление всего комплекса мероприятий по сухопутной обороне Квантуна вместе с генералом Кондратенко. Ибо невозможно физически находиться в двух точках пространства одновременно.
        - Принимается! - коротко бросил Илья и уже обратился ко всем присутствующим, - Господа! Попрошу приступить к работам по намеченному плану. Командиров кораблей, ходивших к Эллиотам, попрошу представить списки отличившихся лиц, достойных поощрений и наград. Благодарю всех за уже проделанную работу и не смею более отнимать Ваше драгоценное время... Господина Кутейникова и Особых Советников попрошу остаться...
        Ещё четверть часа ушло на решение вопросов по ремонту 'Ретвизана'. Несмотря на все старания Ильи максимально ускорить работы, ему пришлось-таки уступить Кутейникову в вопросе доработки кессона - иначе нормально отремонтировать повреждения корпуса от подводного взрыва было просто невозможно. Конечно, любая задержка в ремонте корабля была злом, но это зло было неизбежным.
        После этого у них осталось ещё около четверти часа до времени отбытия с борта 'Петропавловска' в город - на совместное совещание в штабе укрепрайона по планам предстоящей обороны Квантуна 'с сухого пути'. Илья отпустил Кутейникова в его родную стихию брони, заклепок и кессонов, а Советников - привести себя в порядок и приготовиться к совещанию. Всех, кроме Вервольфа...
        'Штирлиц! А Вас я попрошу остаться!' - пронеслась в мозгу советника фраза Мюллера в исполнении Леонида Броневого...
        Выходя последним из адмиральского салона, Гарик обернулся и поглядел на Вервольфа. На что тот, улыбнувшись, подмигнул ему. Едва дверь за ним затворилась с тихим щелчком, как 'адмирале' рывком повернулся к сидящему за столом Вервольфу:
        - Серег, вот объясни мне русским, мать его, великокняжеским языком, какого черта ты вытворял на 'Баяне'!?
        Вервольф, удивленно подняв брови, посмотрел на Илью:
        - Ну, если Вы, господин вице-адмирал, запамятовали, то напомню - ходил к Эллиотам, мины ставить...
        - Очень смешно!, - перебил его Илья, - Ты мне тут не ёрничай! Я спрашиваю, какого лешего ты во время боя из рубки 'Баяна' на палубу выскакивал? Или ты думаешь, я про твои пробежки к носовой башне и обратно под огнем японцев не узнаю?
        - А-а! Так вот оно что! - Сергей поднялся из-за стола, - Если ты забыл, Илья, то тут как бы немножечко война идет. И иногда немножечко стреляют. И хочешь - не хочешь, но всем нам иногда придется рисковать своей шкурой...
        - Ты меня за идиота держишь? - Илья явно закипал, - Всё, блин, отшучиваешься? У меня каждый человек на счету, а ты свою голову под японские осколки почем зря подставляешь. На кой ляд ты бегал к той башне? Что, на 'Баяне' больше некому было, кроме контр-адмирала, бегать по палубе и проверять, работает носовая башня крейсера или нет? А то, какая на нас на всех ответственность теперь лежит, забыл?
        - Ответственность, говоришь? - прошипел Вервольф так, что Илья невольно умолк,
        - Ответственность? Пойдем, я покажу тебе ответственность! Покажу каждого человека на счету! Пойдем! - и он буквально потащил Илью за рукав адмиральского сюртука за собой из салона в сторону кормы.
        - Куда ты меня тащишь?! - возмущался Илья, вырываясь. Уже в дверях это ему, наконец, удалось.
        - Пойдем, пойдем! - окликнул его Вервольф.
        Выбора особого у него не оставалось и 'адмирале' последовал за Сергеем.
        - Ну? - первым делом спросил он, когда оба оказались на кормовом балконе 'Петропавловска', - и что ты мне хотел тут показать? Я уже почти неделю вижу эту картину перед собой.
        - А ты внимательнее присмотрись, адмирал, - тихо и неспеша произнес Вервольф, опираясь на ограждение кормового балкона. - Присмотрись к каждому кораблю, к каждому дому там, на берегу, к докам, к батареям... Приглядись, адмирал. И ты увидишь там людей. Десятки, сотни, тысячи... Таких же, как и мы с тобой. Ничуть не хуже.
        - Ты это к чему?...
        - А к тому, Илья, что приглядись внимательнее к 'Баяну'! Видишь, свертки парусиновые по сходням на причал сносят? А ещё утром это были такие же люди. Живые... А теперь вот на погост их повезут. И всё... А ведь этого боя в истории быть не должно было. Совсем. Ну не ходил 'Баян' на минные постановки к Эллиотам. И люди эти должны были бы сейчас жить, радоваться очередному дню, пусть даже и такому холодному и промозглому. Мы уже начали менять историю. И теперь каждая смерть - это тоже наша ответственность. Наша с тобой!
        - Я понимаю, Серег! Но это война, и, может я и скажу сейчас банальные фразы, но ведь без потерь тоже не обойдется на этой войне. Нельзя победить в этой войне без жертв, к сожалению... Я понимаю, что первый раз видеть смерть очень тяжело, но, нельзя же вот так...
        - А как? И причем тут - первый раз или не первый? Я за свою жизнь видел достаточно смертей. И это каждый раз тяжело, уж поверь мне. И привыкнуть к этому нельзя. Иначе перестаешь быть человеком. Тут дело не в этом. Если ты на самом деле хочешь победить, то ты должен повести всех этих людей за собой. Даже не так. Мы все должны повести их за собой. А для этого нужно завоевать это право - вести людей. Пред ними самими заслужить такую честь. Чтобы они сами хотели идти за нами. Иначе - ни черта у нас с тобой не выйдет! И этого одними золотыми погонами да красивыми мундирами не добиться. Как и новаторскими рассуждениями да пламенными речами. Работают у того, кто сам работает, и на смерть идут у того, кто сам её не сторонится...
        - Хорошие слова. Правильные. Я запомню...
        - Хорошие. Да только не мои это слова, Илья.
        - В смысле???
        - Это сказал ещё в прошлом, девятнадцатом веке генерал Драгомиров. Кстати, если этот мир не обошелся с ним так же круто, как со Степаном Осиповичем, то старик ещё жив, хоть и в отставке. Эх, если б не спешка с отправкой из Питера сюда, в Артур, я б, пожалуй, заглянул бы к нему в гости - хоть немного ума-разума в подготовке наших воинов поднабраться. Такого военного педагога ещё поискать... А так, видать - не судьба...
        - Эх, мечты-мечты, где ваша сладость...
        - Ушли мечты, осталась гадость! Ладно, Илья, пошли собираться - пора выдвигаться на военный совет к Кондратенко в штаб укрепрайона!
        Спустя пять минут Вервольф, поёживаясь от холодного ветра, уже шел рядом с Ильей по палубному настилу флагмана Тихоокеанской эскадры. Проходя мимо кормовой башни, он машинально провел ладонью по её холодной, слегка шершавой серо-оливковой броне. Несмотря ни на что, ему всё ещё порой не верилось в полноту реальности всего, происходящего вокруг, поэтому он не упускал возможности тактильными ощущениями лишний раз убедить свой мозг в том, что всё, что его окружает - не сон и не галлюцинации. Холод стальной стены высотой почти в два человеческих роста подтвердил - это не сон... Быстро натянув перчатки, он, поправив мимоходом портфель в левой руке, и, козырнув стоящему навытяжку у трапа матросу, следом за Ильей спустился по трапу правого борта до его средней площадки, а оттуда - по сходням на гранитную набережную Восточного бассейна, где их уже поджидали товарищи. Через минуту они направились в штаб Квантунского укрепленного района.
        В штабе их уже ждали - кроме Романа Исидоровича здесь были и Белый, и Науменко, и Григоренко со своими инженерами. Среди последних Вервольф даже не узнал, а скорее догадался по смутной подсказке зрительной памяти, человека примерно своих лет, с открытым высоким лбом, начавшими уже появляться небольшими залысинами, аккуратной острой бородкой и подкрученными вверх усами, в чине капитана - Михаил Иванович Лилье... 'Интересно будет почитать новую версию его знаменитого 'Дневника', если доживем до победы, конечно' - пронеслось в голове.
        'Альтернативный дневник Лилье' - при этих мыслях Вервольф невольно улыбнулся. Но, переведя взгляд на ещё одного присутствующего инженера, улыбка как-то сама собой сошла с его лица - слева от Лилье стоял стройный, подтянутый человек с кудрявой темной шевелюрой, темными же глазами, лицо которого было обрамлено аккуратными усами и короткой бородой. Инженер подполковник Рашевский. Тот самый Сергей Александрович Рашевский, что в 'их' истории был одним из ближайших соратников Кондратенко и погибший вместе с ним при обстреле японцами форта ?2. Человек, который вел не менее интересный дневник обороны Артура, оборвавшийся так же трагично, как и его жизнь... 'Дневник полковника Рашевского'... Он и полковником-то стал уже после смерти... После взаимных приветствий все собрались за большим столом, на котором были разложены подробные карты Квантуна. Особое место среди них занимала карта перешейка с разукрашенной позицией на горе Наньшань.
        Итак, господа, приступим! - голос Кондратенко в наступившей тишине звучал особенно отчетливо, - первоначальные планы расположения наших позиций на Наньшане отмечены желтым цветом. Как видите, оборона должна была состоять из двух, а местами - из трёх линий окопов, пяти редутов и трех люнетов и пятнадцати артиллерийских батарей. Итого - 57 крепостных орудий и 10 пулеметов. Ещё четыре орудия планировалось поставить на Известковой горе, для прикрытия нашего правого фланга. После нашего совещания на месте проект был изменен с учетом рекомендаций советников - добавлены дополнительные линии инженерных заграждений, центр и правый фланг позиции получили по три линии траншей, позиция значительно усилена артиллерийскими и пулеметными капонирами. Общая длина всех траншей - 12 верст, ходов сообщения - почти три версты, Пересмотрен проект батареи 87-мм пушек на Известковой горе на высоте 38, намечены места для подготовки позиций на обратных скатах той же горы у Высоты 45 и у Высот 37, 40 и 44 для установки полевых батарей скорострельных орудий в районе седловин у Тафашинских высот с целью прикрытия флангов
позиции. Также, на склонах оврагов Наньшаня и в их верховьях предусмотрены капониры фланкирующего огня. Основательно усилен левый фланг позиции - Высота 23 с расположенной на ней батареей ?15 получила совершенно новую систему оборонительных сооружений и должна будет стать мощным узлом обороны левого фланга. Также предусмотрен передовой опорный пункт обороны на безымянной высоте западнее деревни Яндятен. По нашим расчетам он значительно задержит продвижение противника на правом фланге позиции. Таков, вкратце, общий план обороны Наньшанской позиции. Какие будут предложения и замечания, господа?
        Гарик поднялся и легкими движениями карандаша начал чертить тонкие линии на карте севернее Наньшаня:
        - Вот тут я бы, пожалуй, ещё добавил бы одну-две линии проволочных заграждений. На направлениях основных предполагаемых ударов японских войск они будут совсем не лишними.
        - Но ведь на таком удалении от основной позиции японцы довольно быстро проделают в них проходы! - попытался возразить Лилье.
        - Согласен, Михаил Иванович! - как всегда встрял в разговор Вервольф, - Но, должен заметить, даже лишних десять-пятнадцать минут под нашей шрапнелью для противника обойдутся весьма недешево! К тому же, думаю, что мсье Гарик хочет подготовить для прорвавшихся через первую линию японцев несколько сюрпризов, я прав? - и он внимательно посмотрел на самого старшего по возрасту из попаданцев.
        - Да, между линиями заграждений неплохо было бы разместить заграждение из самовзрывных и электрических фугасов. Если вы мне позволите поучаствовать в этих работах - веселье японцам я гарантирую! - и добродушный Игорь при этих словах улыбнулся такой хищной ухмылкой, что не по себе стало даже Вервольфу.
        - Принимается! - произнес Кондратенко, - Какие ещё будут предложения, господа?
        - Если Вы позволите... - Вервольф встал со стула и достал из своего портфеля аккуратно сложенную карту. Затем так же неторопливо её развернул на столе поверх карты Кондратенко. На ней была изображена та же позиция, но вокруг пестрел не один десяток условных значков, обозначавших артиллерийские позиции, рубежи обороны, сектора обстрела. Значки были двух цветов - красные, такие же, как и русские рубежи Наньшаня, и синие, расположившиеся напротив, со стороны горы Самсон. А ещё были синие стрелы, упирающиеся в красные линии рубежей и словно стремящиеся их проломить.
        Кондратенко удивленно вскинул брови, подавшись вперед и с неподдельным интересом рассматривая карту, а Илья от увиденного только тихонечко присвистнул - и когда это только Сергей успел?
        - Исходя из анализа рельефа местности, конфигурации нашей позиции и наиболее вероятных действий врага Корпусом Особых Советников сделаны следующие выводы. Имея преимущество в численности войск и, самое главное, в артиллерии, японцы постепенно оттеснят нас с передовых позиций к Наньшаню. На этом этапе основная наша задача - как можно дольше задержать врага на дальних и ближних подступах к основной линии обороны. При этом у нас в активе есть такой замечательный пункт передовой обороны, как город Циньчжоу. Его укрепления вполне позволят нам приостановить продвижение неприятеля и, при умелой обороне, нанести ему довольно чувствительные потери. Город прикрывает подступы к левому флангу и центру нашей основной позиции, перекрывая врагу продвижение вдоль железнодорожной ветки и Мандаринской дороги со стороны Бицзыво. Но при этом подступы от Бицзыво по юго-восточной дороге не перекрываются. Японцы, встретив сопротивление на подступах Циньчжоу, обязательно нанесут удар отсюда, - его карандаш уткнулся в синюю стрелку, - Более того, я почти уверен, что вспомогательный удар с этого направления ими будет
запланирован изначально...
        Илья про себя улыбнулся - Сергей красиво завуалировал то, что знал наверняка - японцы будут бить и отсюда в том числе. Но ведь не мог он просто так взять и сказать об этом всем присутствующим.
        - Весьма здраво! - прокомментировал Кондратенко, - Учитывая оголенность нашего правого фланга у Циньчжоу, нанести удар отсюда вполне логично, чтобы отрезать гарнизон города от основных наших сил.
        - Да, Роман Исидорович. Думаю, японцы направят сюда пехотную дивизию, не меньше. Плюс артиллерийскую бригаду.
        - Вы думаете?
        - Практически убежден. Против нас на Квантуне будет действовать не меньше отдельной армии. Это - четыре полноценных дивизии. Одну японцы выставят заслоном на север, чтобы прикрыться от атаки корпуса Штакельберга. Значит, нам достанется три. При прямом ударе с северо-востока по Циньчжоу трём дивизиям будет тесно на узком пространстве. Да и слишком велик соблазн ударить нам во фланг. Ведь для того, чтобы атаковать Наньшань, нужно сначала взять Циньчжоу, который прикрывает левый фланг и частично центр нашей позиции. Поэтому ударят тут японцы, как пить дать, ударят!
        - Пожалуй, я соглашусь с этим утверждением, Роман Исидорович! - вступил в разговор подполковник Науменко, - условия для атаки у японцев почти идеальны -укреплений у нас на этом направлении нет, фланги наступающих будут надежно прикрыты - слева - заливом Хэнуэза, справа - горой Самсон.
        - Вот тут я и предлагаю преподнести первый сюрприз доблестным воинам Микадо! - улыбнувшись, сказал Вервольф, - Как только они выйдут из долины между отрогами Самсона и высотами на берегу бухты Хенуэза на открытую местность - сразу же обработать их боевые порядки огнем артиллерии с батарей Известковой горы и с канонерских лодок.
        - С канонерок? - перепросил Науменко.
        - Да, Евгений Николаевич! - Илья оживился, получив возможность вступить в разговор - флот не собирается оставлять армию один на один с супостатом. Посему мы приложим максимум усилий, чтобы помочь сухопутной обороне. Как Вы уже знаете, мы сейчас демонтируем малокалиберную артиллерию с судов эскадры для нужд сухопутной обороны. И на этом наша помощь, поверьте, не ограничится.
        - Что ж! - усмехнулся Кондратенко, отчего концы его шикарных усов весело вздернулись, - Весьма приятно слышать подобное, Илья Сергеевич! Совместными усилиями нам будет легче остановить врага! - и, устремив свой взгляд уже на Вервольфа, продолжил, - Канонерки будут нам очень хорошим подспорьем в обороне правого фланга.
        - И не только они, Роман Исидорович! - Вервольф ткнул карандашом в то место на карте, где голубоватой краской отливал залив Хэнуэза, - Как правильно заметил Илья Сергеевич, флот Вас не собирается оставлять один на один с японской армией. А то, не ровен час, разгромите сами всю армию Микадо, а нам и крохи славы не достанется!
        - Ну, это вряд ли! - рассмеялся Кондратенко, - Вам победы над господином Того хватит с лихвой, чтобы покрыть себя славой!
        - Ну а теперь серьезно, господа, - Вервольф не отрывал карандаш от того места, где на голубой глади залива были нанесены значки канонерских лодок, - К сожалению, глубины залива Хэнуэза не позволяют свободно оперировать нашим судам на всем его пространстве. По этой причине часть местности, по которой будут наступать японские войска, бьющие по нашему правому флангу, будет находиться вне зоны видимости для наблюдателей с наших кораблей. Да и высоты на берегу бухты местами будут затруднять стрельбу по противнику. Поэтому предлагаю максимально затруднить задачу для атакующих, использовав в качестве передовых укреплений два старых китайских форта - на высоте 35 у деревни Шудятунь и форт береговой обороны на безымянной горе у деревни Чандятень. С них прекрасно просматриваются и простреливаются все дальние подступы к нашему правому флангу.
        - Да, господин советник, но общее состояние старых китайских фортов далеко от идеального, - вступил в разговор Рашевский, - я их осматривал ещё в январе, когда мы с Романом Исидоровичем готовились к усилению позиции у Наньшаня. По исполнению - форты добротные, строились в своё время под руководством немецких военных инженеров, но они уже почти десять лет не используются, часть материалов местное население растащило на личные нужды для собственных построек. Хотя, при желании, для непродолжительной обороны их использовать можно.
        - Я так подозреваю, продолжительная оборона там и не планируется? - Кондратенко, как всегда, буквально на лету вникал в суть поступавших идей и предложений. Эта черта, подмеченная ещё при рекогносцировке на Наньшане, вновь убедила Вервольфа в абсолютной правильности назначения именно Романа Исидоровича командующим Квантунским укрепленным районом. Да, по другому, собственно, и быть не могло - человек, блестяще окончивший Инженерную академию и Академию Генштаба, он прекрасно разбирался как в вопросах тактики, так и инженерного оборудования позиций. А если к этому ещё добавить его неуёмную кипучую энергию и организаторский талант, то станет совершенно очевидно, что лучшего командующего для укрепрайона и желать нельзя.
        - Совершенно верно, Роман Исидорович! Без серьезной подготовки позиций долго там не продержаться, а на эту самую подготовку у нас сил может и не хватить. Но вот сбить японцам темп наступления, расстроить их планы и нанести им дополнительные потери ещё до того, как они выйдут к основной нашей позиции - этим просто грех не воспользоваться.
        - Согласен с Вами вполне, вот только есть одна немаловажная деталь - отступать с этих позиций нашим частям придется по открытой местности да ещё и под огнем противника. Можем понести серьезные потери в людях. А артиллерию вообще проблематично будет увезти с этих позиций.
        Илья пристально посмотрел на товарища - неужели тот ошибся в своих планах?
        Вервольф и сам видел этот недостаток позиции ещё при проработке плана обороны. И он, сколько ни думал, нашел только один вариант...
        - А мы не будем увозить артиллерию из фортов, Роман Исидорович!
        Кондратенко удивленно посмотрел на советника. Но тот невозмутимо продолжил:
        - Я предлагаю расположить на этих укреплениях старые китайские пушки, причем выбрать наиболее изношенные и те, к которым у нас в крепости наименьший боезапас. Расстрелять по японцам все имеющиеся снаряды, а затем отойти из форта на высоте 35, только не по открытой местности к Циньчжоу и Наньшаню, а в другую сторону - к берегу залива и береговому форту. Во-первых, там на склонах есть пара оврагов, и, используя эти складки местности, можно избежать значительных потерь, а, во-вторых, эта ложбина находится как раз напротив позиций наших легких кораблей. Их артиллерия надежно прикроет отход наших частей. На береговом форте продержаться можно будет дольше, а при отходе, опять же, корабли обеспечат и прикрытие, и эвакуацию гарнизона.
        - И, всё же, отход будет делом довольно рискованным, - Кондратенко пригладил свою аккуратную бороду, - Хотя, с другой стороны, соблазн задержать противника на подступах и нанести ему дополнительные потери - весомый аргумент, чтобы рискнуть.
        - Я бы предложил использовать в данном деле охотников-добровольцев, которые изначально будут знать, на какой риск им придется идти. И командира им подыскать соответствующего.
        - Ну уж за этим дело не станет! Слава Богу, в Русской армии достаточно храбрых офицеров!
        - Да тут, Роман Исидорович, одной храбрости, думаю, маловато будет. Нужен инициативный офицер, способный иногда действовать нешаблонно и не боящийся ответственности за это, если он считает такое действие правильным в данной ситуации.
        - То есть Вы хотите сказать, что уже присмотрели кого-то из моих людей на эту роль? - Кондратенко пристально посмотрел в глаза Вервольфу, слегка улыбнувшись.
        'А Роман Исидорович, на самом-то деле, не так прост, как кажется на первый взгляд. Несмотря на не шибко богатый опыт командования подразделений, людей 'читает' хорошо!', - пронеслось в голове советника, - 'Что ж! Тем лучше для нашего общего дела!'.
        - Да, Вы совершенно правы. Есть у меня на примете один такой офицер. Поручик Владимир Георгиевич Карселадзе. Если не ошибаюсь, он в данный момент прикомандирован к 25-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку.
        - Ну что ж! Раз Вы так в нём уверены, то пусть так и будет.
        - Замечательно! Поскольку на этом вопрос с гарнизоном наших передовых опорных пунктов, в первом приближении, можно считать решенным, то осталось обсудить только инженерное оборудование этих позиций. Посему предлагаю завтра на месте наметить детальный план действий. Заодно предлагаю посетить и китайские береговые батареи Талиенвана.
        - Вы и их планируете использовать для обороны, господин советник?
        - При наличии достаточного количества орудий - в обязательном порядке. Они имеют весьма выгодное расположение - установив на них дальнобойные морские орудия, мы не только перекрываем секторами обстрела практически весь Талиенванский залив, но и можем дотянуться до южных и восточных подступов к Наньшаню, - карандаш советника уткнулся в красный сектор, перекрывавший добрую часть перешейка, - Посему предлагаю: установить на восточном форте дальнобойную батарею с обеспечением кругового обстрела из орудий, а два других форта использовать, как укрепленные казармы резервов и склады боеприпасов и продовольствия.
        - Весьма интересное предложение! - задумчиво произнес Кондратенко, и, повернувшись к Белому, спросил - Что скажете, Василий Федорович?
        Начальник Квантунской крепостной артиллерии, пригладив рукой короткую, с уже изрядной сединой, бороду, изрек:
        - В принципе, позиция действительно хороша и держит под обстрелом как часть перешейка, так и большую часть залива. Конечно, в открытое море с неё не достать, но вот ближние подходы к Дальнему и правый фланг перешейка она прикроет надежно. Поэтому высказываюсь однозначно за! На время строительства новых батарей у Дальнего она прикроет этот порт, а позже - будет дополнительной поддержкой нашему сухопутному фронту.
        - Значит - решено! - подытожил Кондратенко, - Завтра выдвигаемся в Талиенван на старые китайские форты и на месте намечаем план работ. Времени у нас мало, откладывать вопрос в долгий ящик не будем.
        - Тогда осталась нерешенной только одна проблема, - забросил ещё одну 'удочку' советник
        - И какая же, позвольте полюбопытствовать?
        - Левый фланг позиции.
        - Но оборона левого фланга нами уже серьезно усилена, - заметил Григоренко.
        - Серьёзно, не спорю, Аполлон Аполлонович! - Вервольф про себя в очередной раз улыбнулся чудному сочетанию славянской фамилии и греческих мифическо-божественных имени и отчества начальника Порт-Артурских инженеров. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что в Артуре был ещё один Аполлон. И, что характерно, тоже Аполлонович. Но виду, естественно, советник старался не подавать, и потому продолжал и далее вполне серьезно, - Но всё же, не смотря на все меры, предпринятые для усиления позиций, левый фланг является самым слабым звеном в обороне перешейка. Сейчас постараюсь максимально полно аргументировать свою точку зрения. Итак, как Вы все знаете, после вероломного нападения противника и выхода из строя сразу трех кораблей первого ранга и потери четвертого в Чемульпо, наша эскадра утратила инициативы в войне на море. Сейчас положение постепенно начинает исправляться, но 'Ретвизан' и 'Цесаревич' в строй вернутся ещё не скоро, так что в ближайшие месяцы японцы будут иметь преимущество на море. Значит, мы не можем полностью контролировать воды залива Циньчжоу, а ведь именно в него упирается линия
обороны на нашем левом фланге. Таким образом, все наши укрепления на этом крыле обороны окажутся под огнем не только полевой артиллерии японцев, но и корабельных пушек их канонерок. А это, для справки, орудия калибром от 120 до 260 миллиметров. Под их 'чемоданами' не то, что полевые укрепления, долговременные форты долго не выстоят! Это первый фактор, играющий на руку японцам на левом фланге. Второй - это малая глубина прибрежной полосы залива - при отливе дно обнажается на несколько сот метров, что позволяет врагу обойти наши укрепления по полосе обнажившегося дна и мелководья вброд и ударить нам во фланг. Но сделать это они смогут лишь после того, как орудия канонерок подавят наши позиции на левом фланге. Следовательно, основной проблемой левого фланга является именно возможность его обработки корабельной артиллерией. И именно устранение этой проблемы является для нас с Вами, господа, залогом успешной обороны всей позиции на перешейке. Поэтому для нас с Вами просто жизненно необходимо предпринять все меры к скорейшей постройке на левом фланге Тафашинских высот замаскированной береговой батареи,
которая станет неприятным сюрпризом для японских морячков, а также заминировать сам залив там, где это позволяет глубина. Ну и, само собой, инженерные заграждения в полосе прилива...
        Ещё с полчаса они дружно обсуждали, как затруднить обход левого фланга по мелководью, причем Гарик вновь продемонстрировал свои замечательные качества сапёра (которые тоже 'бывшими не бывают'). Потом, в общих чертах, набросали основные принципы управления артиллерийским огнем и взаимодействия между пехотой и артиллеристами. Василий Федорович пообещал продумать всё в мелочах и через два-три дня предоставить свои труды на всеобщее рассмотрение. Как и окончательное расположение позиций для ещё только строящихся железнодорожных батарей. В конце концов, общим собранием к исполнению был принят план обороны, составленный из двух, лежавших сейчас на столе перед Кондратенко, карт - его собственной и Вервольфа.
        Несмотря на давящую усталость - всё-таки уже двое суток без сна, советник был доволен. В основных чертах план был очень хорош. Кое-где - так даже излишен, но... На войне не бывает слишком много убитых врагов. Остались, конечно, не проработанными некоторые второстепенные вопросы, но основной скелет обороны намечен, а мясом он уже обрастет во время подготовки позиции. 'Мелочи отшлифуем по мере реализации' - подумал он про себя.
        Илья, судя по блеску глаз и легкой улыбке, тоже остался доволен. На том и попрощались. Правда, перед этим условились о завтрашней поездке к фортам Талиенваня. И, уже пожимая на прощанье руку Кондратенко, советник попросил Романа Исидоровича взять с собой завтра и поручика Карселадзе. Пусть сразу готовится к тому, что его ждет. Генерал улыбнулся в усы и ответил, что поручик всенепременно поедет завтра вместе с ними.
        На обратном пути, трясясь в коляске по освещенным мутным светом электрических фонарей улицам Артура, Илья вдруг спросил:
        - Серег, я так понимаю, этого самого поручика, как его там?...
        - Карселадзе?
        - Да-да! Карселадзе. Так вот, этого самого Карселадзе ты ведь не случайно решил поставить командовать форпостами нашей обороны? Колись, что за фрукт?
        - Если официально - то Владимир Георгиевич Карселадзе - герой Андижанской резни..., - увидев взгляд адмирале, Вервольф поспешил уточнить - Был такой эпизод - подавление восстания в Туркестане. Повстанцы, убив часового, напали на спящий гарнизон, успели вырезать пару десятков солдат, многих ранили, но остальные дали достойный отпор, рассеяв нападавших и даже захватив их знамя.
        - А неофициально?
        - А неофициально - это человек, который не побоялся публично и открыто назвать Стесселя и иже с ним выскочками и бездарностями.
        - Вот как? И что было дальше?
        - А во что было дальше, я расскажу тебе уже в салоне 'Петропавловска' - улыбнулся Вервольф, - За стаканчиком горячего чаю. Тем более - уже подъезжаем.
        Пред ними действительно уже вырастала из вечерней мглы темная громада флагманского броненосца.
        Сидя за столом, Вервольф тихонько потягивал горячий нектар превосходного чая, с удовольствием ощущая тепло, разливавшееся от янтарного напитка по всему телу.
        - Ну, давай, не тяни! Рассказывай! - Илья сел напротив, рядышком расположились Гарик и Капер.
        - Так вот - эта история в прошлом нашего мира началась с того, что один не в меру пафосный и сверхпатриотичный товарищ, который, к тому же, царский генерал, безмерный восхвалитель дома Романовых, монархист до мозга костей и кончиков всех немногих волос на своей лысеющей голове...
        - Одним словом, кадр ещё тот, - вставил Гарик.
        - Да-да, Игорь, ты совершенно прав! Вот только фамилию его я запамятовал, ну да не суть важно. Так вот, этот крендель и ещё один такой же 'победоносец', уж точно не помню кто, так вот, присылают в Артур открытые телеграммы, в которых сравнивают местное военное руководство, то бишь наших разлюбезнейших Анатоле и Старка угадай с кем? С Нахимовым и Суворовым! И выражают полную уверенность, что эти два великих военачальника в пух и прах разнесут японскую армию и порвут флот Того, как тузик грелку.
        - Придурки... - протяжно пробасил Капер
        - Ну, мы то, Володя, знаем, чем закончилось это их командование в нашей истории! Тут-то этого ещё не знают! Но! Вот тут то и начинается самое интересное. Когда наш поручик прочитал эти телеграммы, то пошел на телеграф и ответил одному и второму... Хорошо так ответил... Душевно... Точное дословное содержание не помню, но то, что открыто называл местное начальство бездарями и выскочками, которым до Нахимова с Суворовым, как до Киева раком - то это точно. За что и был отдан Стесселем под суд, получил то ли арест, то ли гауптвахту, не помню. Потом отправили его из Артура, от греха и Анатоле подальше в распоряжение Куропаткина, где он храбро сражался с японцами. Вот такие пирожки с котятами...
        - А молодец поручик! - произнес Илья
        - Представляю лица этих самых восхвалителей, когда они получили его телеграммы! - Улыбнулся Гарик.
        - А вот это Вы, батенька, зря представляете! - отхлебнув очередной глоток чая, произнес Вервольф.
        - Это ещё почему?
        - Потому как телеграммы никуда не отправили, Игорь, - Сергей вздохнул, - Телеграфист просто сдрейфил посылать подобное, и вместо этого доложил о тексте телеграмм своему начальству, а то - своему, а уж то - Стесселю.
        - Блин!!! Такой облом! - не выдержал Капер, - А как было бы здорово, если бы эти 'писятели', - это слово он произнес именно так, с ударением на первом слоге - получили бы ответ поручика!
        - Ну, ежели кто из Вас хочет написать свой вариант 'Письма запорожцев турецкому султану' или 'Наш ответ Чемберлену' - то может завтра просмотреть телеграммы за последнюю неделю - может они и успели прийти до устранения Анатоле и Старка от командования... Потому как, ежели нет - то уже, наверное, и не будет...
        - Предлагаю не тратить силы на подобную ерунду - у нас и так мало времени, а работ и забот с каждым днем всё больше. - Попытался направить разговор в нужное русло Илья, - А вот выбор твой, Серег, насчет командира гарнизона наших форпостов правого фланга целиком и полностью поддерживаю - если этот, здешний Карселадзе действительно такой же, как и тот, 'наш' поручик - то это именно тот человек, что нам нужен для такого дела.
        - Ну, это мы уже завтра и узнаем. - Вервольф допил последние несколько глотков чая, - А сейчас, если вы не возражаете, адмирале, - я пойду немного посплю, а то что-то разморило совсем.
        - Да-да, конечно! Спокойной ночи! А мы тут с парнями ещё пообсуждаем кое-какие мелочи.
        - Ну, тогда до завтра! - Вервольф поднялся из-за стола и направился к выходу. Уже в дверях он остановился и, обернувшись, тихо произнес - Чуть не забыл! Хочу ещё раз напомнить вам, что двадцать шестого, а может, и раньше, если распогодится, Того придет обстреливать Артур. Обязательно придет. Я на пару дней уеду на Талиенвань и в Дальний, так Вы уж тут, пожалуйста, подготовьтесь к встрече дорогих гостей. А потом уж и я приеду - подсоблю в подготовке.
        - Хорошо, Серег, не переживай, всё сделаем! Иди спать - и так уже двое суток на ногах!
        - Будет исполнено! - и улыбнувшись, Вервольф исчез в дверях...
        Глава 10. Старые камни
        22 февраля 1904 года.
        Порт-Артур. Железнодорожный вокзал.
        - Ваше превосходительство! Поручик Карселадзе, прибыл по Вашему приказанию! - высокий красавец-грузин вытянулся в струну перед генерал-майором Кондратенко.
        - Вольно, поручик! - отдав честь, произнёс Роман Исидорович, - Присоединяйтесь к господам офицерам из моего штаба, нам сегодня предстоит совершить одно весьма любопытное путешествие.
        И, уже повернувшись к своему штабу:
        - Господа офицеры! Если кто не знаком - поручик Владимир Георгиевич Карселадзе! Тот самый, о ком вчера вели разговор на совещании...
        И Роман Исидорович чуть заметно загадочно улыбнулся...
        На полный удивления вопрошающий взгляд поручика он только и сказал:
        - Скоро! Скоро, поручик, сами всё узнаете!
        И взглянул на часы. Без трёх минут девять. Поезд уже минут десять, как подошел к перрону и терпеливо ждал сбора всей делегации, шипя паром и тихонько вздыхая клубами дыма.
        Поручик, повернувшись к стоящим у вагона офицерам, спросил:
        - Господа, если не секрет, скажите, кого мы ещё ждём?
        - Да, Владимир Георгиевич, не секрет! - произнёс Рашевский,- ждём моряков.
        - Моряков?
        - Их самых - ответил ему уже другой голос, - да вот что-то наши 'зайчики', похоже, опаздывают.
        Роман Исидорович нахмурился:
        - Ну как вам не совестно, господа! Нам сейчас как никогда нужно вместе держаться и помогать друг другу, а Вы - 'зайчики'! ... У моряков, между прочим, ещё есть две минуты. К тому же, новое руководство эскадры пока что не заслужило, как мне кажется, подобного сравнения...
        - К тому же, мне прекрасно известна эта 'Сказка про белых зайчиков'! Так что для меня вовсе не секрет, как Вы нас называете "за глаза"...
        От неожиданности многие штабные вздрогнули. Из белёсой пелены стелющегося над перроном пара вынырнула черная фигура с золотыми погонами на плечах. Вервольф улыбался. Совершенно случайно его появление произошло в стиле 'Deus ex machina', застав 'сухопутных' врасплох.
        - Доброе утро, господа! - он совершенно не злился на штабных Кондратенко за 'зайчиков', хотя некоторые из них выглядели сконфужено-смущенно, - Здравия желаю, Роман Исидорович! Рад видеть Вас!
        - Здравия желаю, господин Советник! Вы уж простите...
        - Да не стоит просить прощения, Роман Исидорович! 'Сказочка' - то возникла не на пустом месте. И, если быть честным до конца, то, в некоторые морячки с нашей эскадры вполне заслужили такое к себе отношение.
        После крепкого рукопожатия советник кивнул в сторону поручика:
        - А это, я полагаю, и есть Владимир Георгиевич?
        - Совершенно верно. Поручик Карселадзе, как Вы и просили, будет сопровождать нас сегодня.
        Карселадзе стоял совершенно сбитый с толку. Мало того, что его уже пару минут с нескрываемым интересом рассматривали, словно музейный экспонат, все штабные, так ещё и этот контр-адмирал, которого все почему-то называют 'советником', знает его по имени-отчеству. Не может же он знать всех поручиков Порт-Артура? Значит - что-то тут не то...
        - Господин поручик! Вы, наверное, никак не можете понять, чем вызван такой интерес к Вам? - словно прочитал его мысли тот самый 'советник'.
        - Признаться - да, Ваше превосходительство! Несколько удивлён интересом к моей скромной персоне.
        - Ну что ж! Думаю, пора уже немного и удовлетворить Ваше любопытство. Путь у нас не очень близкий - пока будем ехать, всё и узнаете.
        И, уже обращаясь ко всей группе:
        - По вагонам, господа! Зимний день короток, а сделать нам предстоит немало!
        * * *
        Низкое небо висело над головой лоскутным одеялом, сотканным из туч сотен оттенков серого. Хоть немного и потеплело по сравнению со вчерашним днём, на улице всё же было довольно неуютно. Особенно - после тёплого вагона спец поезда, доставившего их в Тилиенвань. Здесь же, на вершине полуострова, глубоко вдававшегося в тёмные, покрытые белыми барашками волн, воды залива, влажный морской ветер чувствовал себя полноправным хозяином. Вервольф стоял посреди широкого орудийного дворика округлой формы. Сделано было добротно. Как и на первых двух фортах - западном, и центральном, очень похожим на этот, восточный, который они сейчас осматривали. Конечно, годы запустения дали о себе знать, и многое было утрачено, но всё это было вторично - снятые местными жителями двери, оконные рамы, местами разобранная каменная кладка внешней ограды и противодесантной стенки, соединявшей десять лет назад все три форта Талиенваня по берегу. Многое из этого всё равно не понадобится в будущей обороне, остальное - предметы внутреннего обустройства и быта, оборудование погребов - можно довольно быстро установить новые. Самое
главное - полуподземные каменные казармы, подземные пороховые и снарядные погреба, потерны, ведущие от казарм к орудийным дворикам - всё это осталось практически целым и неповрежденным. Правда, везде царили грязь и мусор - извечные спутники разгрома и запустения. Но это всё было вполне поправимо.
        Не спеша, Вервольф поднялся на бруствер. Покрытый пожухлой прошлогодней травой, земляной вал тянулся вперед на многие метры, плавно переходя в береговой склон, а затем круто снижался к самой воде, к тому месту, где пенные волны прибоя разбивались о покрытые водорослями камни под обрывистыми берегами. Далеко на юго-западе, почти скрытый холмом центрального форта, виднелся Дальний, приютившийся у подножия гор на противоположном берегу залива...
        - Ваше превосходительство, разрешите обратиться! - голос Карселадзе вывел советника из состояния задумчивой созерцательности.
        - Разрешаю, поручик!
        - Господин Советник! Мне бы всё-таки хотелось уяснить, почему Ваш выбор пал именно на меня?
        Вервольф улыбнулся. Очевидно, поручика этот вопрос терзал всё то время, пока они ехали в поезде и ходили по фортам, но только теперь, когда представилась возможность задать его наедине, он всё же, решился. Поскольку все остальные сейчас ещё осматривали внутренние помещения форта, то у них с поручиком было минут пять для задушевной беседы.
        - То есть Вас, дорогой Владимир Георгиевич, интересует, почему именно Вам предложили возглавить оборону на передовых рубежах?
        - Да, причем меня смущает именно то, что не приказали, а предложили...
        - Хорошо, поручик, я Вам расскажу. Постараюсь быть с Вами предельно откровенным, потому и Вас попрошу высказываться, не стесняясь. Итак! Предложили потому, что мне на этих позициях нужен человек, который добровольно, именно добровольно, а не повинуясь долгу исполнения приказа, согласится командовать этими рубежами. А почему именно Вам? Вот тут как раз всё очень просто. Мне на этой позиции нужен смелый, решительный и инициативный командир. Который будет действовать в отрыве от остальных сил, не оглядываясь на начальство и способный принимать решения самостоятельно.
        - Вы считаете, что я соответствую данным требованиям?
        - Вполне, поручик! Тем более, что у меня есть две замечательные рекомендательные телеграммы на Вас!
        - Вот как? И, позвольте узнать, от кого, если не секрет?
        - Не секрет. От Вас! - и Вервольф широко улыбнулся.
        На лице Карселадзе застыло удивление:
        - От меня? Вы, верно, шутить изволите! - только и смог вымолвить он.
        - Да, Владимир Георгиевич! От Вас. Именно от Вас! Какие уж тут шутки! Через три месяца японец будет на Квантуне, у меня шутить времени нет, уж простите... А телеграммы - вот они.
        И Сергей достал из полевой сумки два телеграфных бланка.
        - Я Вам зачитаю пару интересных фрагментов в них. Вот, например: '...шлю правдивое сказание о здешних Вас интересующих и волнующих делах: здесь нет людей долга, а есть бездарные выскочки, лишенные творческой плодотворной и предусмотрительной государственной работы...', а вот тоже любопытная фраза: '...никто из нас знающих здесь не верит и не видит, особенно теперь, Суворова, Нахимова и Скобелева, лишь одних достойных предводительствовать великим русским народом в сражениях и баталиях, в том, в ком Вы ошибочно то нашли...'. Любопытные фразы, не правда ли, господин поручик?
        - Как они к Вам попали?!
        - А Вы, Владимир Георгиевич, думали, что телеграфист отважится подобное переслать в Петербург или князю Амилахвари? Негласная цензура-то не дремлет, поручик! Это Вы достаточно смелый и честный человек, чтобы написать такое. А вот генерал Стессель, везде посадивший своих людей, был бы об этих строках совсем иного мнения. И немедля отдал бы Вас под суд. Вот только незадачка вышла. Стесселя то - того, сняли с занимаемой должности. Вот телеграфист и растерялся. И отправлять подобное боязко, и положить на стол некому... Нет Анатоле... В общем, на телеграфе я их сегодня утром и забрал.
        - Вы считаете, что в этих телеграммах что-то не соответствует действительности?
        - Если честно, поручик, то есть там такой момент. Не в том, что касается характеристик, которые Вы дали прошлому руководству крепости и эскадры, а в том, как Вы расцениваете нападение японцев. Дневной бой - тут да, я с вами согласен. Но вот ночное нападение - это не смелая рыцарская атака, как Вы пишете. Это подлое нападение без объявления войны. Как и захват нашего транспортного корабля ДО начала боевых действий. Это всё - нарушение законов и обычаев ведения войны. Они даже все формальности не потрудились соблюсти. Вот так, господин поручик!
        - И что Вы собираетесь делать с этими телеграммами, Ваше превосходительство?
        Карселадзе стоял, весь напряженный. По его лицу было видно, что он готов уйти в глухую оборону, но от своих слов отказываться не собирается. Вервольф улыбнулся - 'Это хорошо, что ты такой упёртый и стоишь на своём. Значит, не ошибся я в тебе!'
        - Что я собираюсь делать? Да ничего особенного. Собираюсь вернуть их Вам! - и он протянул трепещущие на ветру бланки поручику.
        Тот машинально взял их. Но теперь вместо глухой обороны на лице его читалась явная растерянность.
        - И что прикажете мне с ними делать, господин советник?
        - Ничего не прикажу. Решайте сами. Если хотите выслушать моё мнение - то они уже несколько запоздали. Прошлого руководства крепости и эскадры тут уже нет. Конечно, ни я, ни адмирал Модус не тянем на звание 'Нахимова', как и Кондратенко - не Суворов. Так что, если считаете нас такими же бездарностями и выскочками, как Старк, Стессель и иже с ними - то можете отправлять. Препятствий вам чинить никто не будет. Телеграфиста я предупредил - Ваши телеграммы он примет и отправит немедля. Так что решать - только Вам.
        Карселадзе стоял, не зная, что сказать и что делать. Всё только что произошедшее никак не вписывалось в привычный образ действий старого руководства крепости.
        - В общем, - Сергей решил первым нарушить молчание, - не зависимо от Вашего решения, моё предложение возглавить оборону передовых позиций остаётся в силе. Если хотите полюбоваться на эти самые позиции отсюда - то взгляните на вершины холмов на севере от нас. Там и увидите то, что предстоит защищать.
        И Вервольф протянул поручику свой бинокль.
        И, пока Карселадзе рассматривал смутные очертания старых фортов на противоположном берегу бухты Хэнд, на бруствер поднялись остальные, во главе с Кондратенко.
        - По-моему, довольно неплохой форт. Особенно, учитывая, сколько лет он стоял в запустении!
        - Да, Роман Исидорович! - отозвался Вервольф, - Мусора и грязи, конечно, много. Но это не страшно - вычистить-вымести, пробелить свежей известью - и вполне нормальная батарея получится!
        - Я бы даже сказал - весьма и весьма неплохая! - подключился к разговору Рашевский.
        - Сергей Александрович, как считаете - успеем всё здесь привести в порядок к концу апреля?
        - Я думаю, господин советник, что батареи будут готовы к началу апреля, если, конечно, пушки прибудут вовремя.
        - Ну вот и славно! А теперь, господа, думаю, пора нам податься на тот берег бухты, чтобы осмотреть будущие передовые позиции.
        - Поедемте, господа! - произнёс Кондратенко, - Время не ждет.
        От станции Кинчжоо до старого китайского форта на высоте 35 - чуть более пяти вёрст. По дорогам из замерзшей грязи, среди небольших китайских деревень с чудными названиями - Удятен, Киндзятен, Шудятунь. Кирпичные и глинобитные фанзы, крытые черепицей (кто побогаче) или стеблями гаоляна. Сады фруктовых деревьев во дворах. Сараи, хлева... В общем - всё, как в обычных русских деревнях. Только архитектура у построек другая - характерная, китайская. Как и у лиц встреченных по дороге местных жителей.
        Старый форт располагался на вершине холма, над самой деревней Шудятунь. Конечно, до фортов Талиенваня ему было далековато - как по монументальности укреплений, так и по их сохранности. Но, для временной обороны он вполне подходил. Правда, это было видно уже только отсюда, с самого форта. Снизу, от деревни, он казался совершенно бесполезной грудой старых камней. Хотя на самом деле ещё вполне мог способствовать успешной обороне. Но только временной. Ибо господствующие высоты отрогов горы Самсон начинались в полутора верстах севернее позиции - сначала одиночной высотой 45, а затем, чуть дальше - в трёх-четырех верстах - целым массивом высот, переходящих далее к северу в крутые горные склоны. Вервольф повернулся к Кондратенко:
        - Что скажете, Роман Исидорович? Как Вам позиция?
        - Вполне неплохое место для передового рубежа обороны.
        - Мне тоже так кажется. А если всю подготовку форта надёжно замаскировать, чтобы оттуда, снизу, ничего не бросалось в глаза, то можно будет пренеприятнейший сюрприз преподнести врагу, - и, уже повернувшись к поручику, - Владимир Георгиевич, хотелось бы и Ваше мнение услышать.
        - Позиция хорошая. Причем, её можно ещё укрепить. А если будет ещё и пара-тройка орудий - то можно очень хорошо кровь пустить японцам! Вот здесь и вон у того угла можно устроить очень хорошие позиции для орудий...
        - Да, и пулемёты в дополнение к орудиям тоже очень не помешают!
        - Только где ж их взять-то, пулемёты...
        - Не переживайте, поручик. Пулемёты будут. Это уж, как пить дать! Что-что, а пулемёты я Вам обещаю!
        Карселадзе в который уже раз за день пребывал в состоянии крайнего удивления.
        И, если для Кондратенко и его штабных офицеров подобное внимание к мелочам и желание максимально вникнуть в ситуацию на месте стало уже немного привычным, хоть и периодически всё-ещё выбивало из накатанной годами рутинной колеи, до для поручика сегодняшний день стал просто днём удивительных откровений. И они продолжались...
        - Раз мы уж в общих чертах определились с работами по укреплению этой позиции, то настало самое время подумать, как с неё отойти вовремя.
        - Если в бухте Хэнд будут наши корабли - то по обратному от противника скату к берегу и, вдоль воды - к нашим основным силам у Наньшаня.
        - Неплохой вариант! Но, есть ещё лучше, господин поручик! - и Вервольф хитро улыбнулся.
        - И какой, позвольте полюбопытствовать?
        - Начало - такое-же, как у Вас - по обратному склону, а если точнее - то по вот тем двум овражкам - к деревне Чандятен и дальше - мимо вон той одинокой фанзы на берегу - к береговому форту. Кстати, предлагаю направится туда.
        Через пять минут копыта их лошадей уже подминали пожухлую траву склонов холма, спускаясь к руслу небольшой реки. Глядя на пролетающие редкие снежинки советник тихонько мурлыкал себе под нос:
        'По снегу, летящему с неба,
        Глубокому белому снегу,
        В котором лежит моя грусть...'
        А на юго-востоке, всё больше закрывая собой горизонт, трёхглавым драконом вырастала громада Безымянной высоты. Размерами она не уступала Наньшаню, только склоны были более крутыми. И на самой вершине одной из 'голов' этого дракона высилась старая китайская батарея...
        Причем, поднявшись наверх, Сергей был приятно удивлён её сохранностью. Пожалуй, даже лучше, чем на Талинване.
        Поручик вообще был в состоянии настоящего восторга:
        - Это же настоящая крепость! Тут, если укрепиться с умом, можно целую дивизию держать!
        Вервольф улыбнулся:
        - Ну, насчет дивизии - не уверен, но позиция действительно очень хороша. Жаль, что не успеть нам её оборудовать для долговременной обороны...
        - А почему, собственно, не успеть? - оборвал монолог советника Кондратенко, - в Тальенване стоит 13-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, в Дальнем - 14-й. И Пятнадцатый - уже прибыл более чем наполовину. Если задействовать всех этих людей - то можно очень даже неплохо подготовить позиции.
        - Позвольте, Роман Исидорович, но как-же Порт-Артур? - встревожено воскликнул Рашевский.
        - Там и китайцев пока что хватит вместе с наличным гарнизоном. Как-никак - четыре полка!
        Вервольф молча улыбался. Наконец-то руководство крепости начинало думать в нужном русле. Не форты нужно строить в Артуре в первую очередь, а не допустить врага на Квантун, за перешеек. Вот основное условие удачной обороны! И он решился:
        - Ну, Роман Исидорович, раз уж мы так рьяно взялись за обустройство позиций, то не замахнуться ли нам на ещё один большой кусок вкусного пирога?
        - Это Вы, позвольте полюбопытствовать, о чем?
        - А вон о той гористой возвышенности на юго-востоке и о всём, что за ней. О полуострове Даугушань.
        И, уже обращаясь к Рашевскому:
        - Сергей Александрович, будьте любезны карту!
        Разложив прямо на бруствере карту Талиенванского залива, он тут же прямо на ней стал делать лёгкие пометки карандашем:
        - Смотрите, господа, как замечательно получается! Линию обороны проводим по северо-восточным и восточным скатам горного кряжа. Эти позиции будут контролировать всё предполье на входе на полуостров. Таким образом мы сможем удерживать его довольно длительное время. На мысе Пробин устанавливаем береговую батарею - и весь Талиенванский залив полностью нами контролируется. Если будет нужно - сможем использовать его в качестве маневренной базы крейсеров и легких сил эскадры. Одновременно же корабли эскадры обеспечат ведение мощного анфиладного огня по японцам, если те рискнут эту позицию атаковать.
        - А снабжение?
        - По морю - из бухты Один через залив - прямо в Дальний. Мины и береговые батареи надежно прикроют эту линию снабжения даже в том случае, если противник будет иметь на море значительное превосходство.
        Кондратенко молчал. Минуту. Вторую... По всему было видно, что он проигрывает в уме различные варианты развития ситуации. Наконец, он оторвал взгляд от карты:
        - А что! Очень здравая идея! Мне она нравится, - и, повернувшись к Рашевскому, - Сергей Александрович! Набросайте вчерне план оборонительных позиций совместно с артиллеристами генерала Белого, и мы на днях проведем рекогносцировку на местности! Один только вопрос остался - где артиллерии на всё набрать?
        - Насколько помню, Роман Исидорович, не далее, как вчера, прибыли две дополнительные роты крепостной артиллерии. Это, что касается людей. Ну а самих пушек в Артуре предостаточно. Да ещё и китайские трофеи есть в изрядном количестве. Нужно лишь умело ими распорядиться. Так что, уж не взыщите, но завтра я планирую провести вместе с прибывшим вчера подполковником Меллером масштабную инвентаризацию всех наличных китайских трофеев в крепости.
        - Я буду только рад Вашей помощи! Потому как, к своему стыду, мы до сих пор не знаем точно всех наших ресурсов и запасов. Хорошо хоть прекратился вывоз продовольствия и предметов первой необходимости из Артура в Маньчжурскую армию...
        - Что???
        - Да, господин советник, Вы не ослышались! Прежний комендант официально приказом запретил вывоз любых запасов из крепости без его личного разрешения, но раздавал эти самые разрешения налево и направо!
        - Ах ты ж! - Вервольф ударил кулаком по разложенной карте, - Ну, Анатоле!... Ну, блин, комендант хренов!... Каналья!
        Рука как-то самопроизвольно потянулась к торчащей из деревянной кобуры округлой рукоятке... Поймав сам себя на этом жесте, Сергей одернул кобуру, поправил портупею, и сжав на вдохе кулаки, тут же их разжал на выдохе, пытаясь вернуть себе внешнее спокойствие.
        - Господа, если других вопросов по данным позициям ни у кого нет, то предлагаю отправится в обратный путь. Уже вечереет, не хватало нам ещё, чего доброго, на хунхузов в сумерках нарваться! По коням!
        Солнце уже скрылось за горизонтом, обозначив конец короткого зимнего дня, когда маленький отряд, наконец, добрался до станции Кинчжоо. Собравшись внутри небольшого зала станции, путники отогревались, с минуты на минуту ожидая прибытия своего спецпоезда, который уходил заправляться углём на станцию Тафашин.
        В топке единственной на всё помещение печи весело потрескивали полена и отблески пламени сверкали сквозь зазоры в дверце.
        - Ваше превосходительство! Разрешите обратиться?
        Сергей повернулся на голос Карселадзе:
        - Разрешаю!
        - Вы говорили, что я сам должен решить, что делать с этими двумя телеграммами, - и в руке поручика появились те самые два телеграфных бланка.
        - Да, Владимир Георгиевич, говорил. И повторю - решать Вам и только Вам!
        - Да вот я, собственно, и решил..., - и, открыв дверцу топки, Карселадзе швырнул бланки в огонь.
        Вспыхнув ярким пламенем, корёжась от невыносимого жара, два листа бумаги в считанные мгновения превратились в раскаленный пепел...
        * * *
        Войдя в салон "Петропавловска", Сергей застал там всю артурскую группу попаданцев.
        - Проходи, Серег! Как прошла поездка? - поинтересовался Илья.
        - Нормально. Я бы даже сказал - хорошо. А сам-то что не в настроении?
        - Так телеграмма пришла от Флеша.
        - Что-то случилось? - не на шутку встревожился Вервольф.
        - Случилось, - Илья на секунду замолчал, - Камимура бомбардировал Владивосток...
        22 февраля 1904 года.
        Владивосток.
        - Алексей Павлович! Скажите на милость, Ваши люди до десяти считать обучены?
        Начальник штаба крепости Владивосток подполковник Будберг от неожиданности несколько опешил.
        - Так точно, господин советник! Обучены!
        - Тогда где восьмой корабль?
        Начштаба вновь взглянул на идущие с юго-востока кильватерной колонной корабли, пересчитав их ещё раз. Семь. Точно семь.
        - Не могу знать, господин советник. Наблюдается семь судов, приближающихся к Владивостоку.
        - Запросите ещё раз наблюдательный пост на острове Аскольда. Сколько точно они видели кораблей. Не поймите, что я придираюсь, Алексей Павлович. Это действительно важно. Если восьмой корабль был, то, значит, он какую-то подлость сейчас замышляет, пока мы с Вами на остальные семь отвлеклись.
        - Будет исполнено! - отозвался Будберг, - Связь! Срочно штаб крепости! ...
        Иван вскинул бинокль. Отсюда, с вершины Монастырской горы, прекрасно просматривался Уссурийский залив и все восточные подходы к Владивостоку. Советник Флэш уже пятый день находился во Владивостоке. И тихо сатанел ровно столько же времени. Нет, конечно, то, что, в отличие от Артура, крепость сразу же была переведена на военное положение, как только стало известно о разрыве с Японией, было всецело заслугой коменданта - генерал-майора Воронца. Но вот степень готовности к обороне, мягко выражаясь, никак не соответствовала текущему моменту. Поэтому хотелось рвать и метать, но Иван прекрасно понимал, что руководство крепости тут было виновато меньше всего - все, намеченные ранними планами обороны батареи и форты были построены, многие были уже перестроены в постоянный, бетонный вариант. Будберг, как мог, боролся с откровенно идиотскими решениями по строительству новой линии укреплений, проект которых полковник Величко создавал здесь так же, как и в Артуре - исходя не из обеспечения наибольшей боевой эффективности, а из наилучшей денежной экономии. Как того требовали от него те, кто из Питера лучше знал,
как правильно оборонять русские форпосты на Дальнем Востоке. Те, кто и сейчас сидел в теплых кабинетах и уютных квартирах. Те, на кого не перла, взламывая лёд Уссурийского залива, бронированная мощь эскадры Камимуры...
        'Сюда бы сейчас этих клоунов. Поставить вот тут, на морозе, прямо на заснеженном бруствере батареи. Пусть полюбуются на результаты своих 'трудов', если это можно так назвать!'
        Иван крепче стиснул бинокль. Серые силуэты кораблей уже начинали вырисовываться на фоне более светлого льда.
        - Господин Советник! - голос Будберга оторвал Ивана от попытки опознать корабли на всё ещё слишком большом расстоянии, - Получена повторная телеграмма от наблюдательного поста на острове Аскольд. Семь кораблей! Они наблюдали семь японских судов. В первой телеграмме ошибка вышла.
        - А сейчас - точно не ошиблись?
        - Никак нет. Дважды переспрашивали. Семь!
        - Хорошо! Значит - все здесь. Теперь хоть удара с тыла можно не опасаться!
        Иван оглянулся. За спиной, много ниже склонов Монастырской горы, на берегу бухты Золотой Рог лежал Владивосток. Окружающие его сопки и горы были обильно присыпаны снегом, который искрился и сиял в лучах солнца, которое вот-вот достигнет полуденной вершины своего ежедневного пути по небу. На возвышенностях вдоль побережья Амурского залива виднелись многочисленные береговые батареи, прикрывая западные подходы к порту и городу. А вот с восточной стороны всё было не так хорошо - батареи прикрывали только Скрыплевский рейд и восточный вход в пролив Босфор-Восточный, оставляя огромное и практически незащищенное пространство для маневрирования вражеских кораблей.
        По склонам восточных гор и сопок поднимались к вершинам темные точки. Это жители города где по одному, а чаще - группками, собирались посмотреть на приближающиеся к городу корабли японцев. Весть о приближении неприятеля разнеслась по Владивостоку с быстротой молнии, стоило только объявить сбор на корабли находящихся на берегу матросов и офицеров. Иван чертыхнулся. Не хватало ещё, чтобы шальной снаряд влетел в толпу зевак! Сами крейсера дымили трубами в западной части гавани - кочегары в корабельных недрах нещадно шуровали в топках котлов, пытаясь скорее развести пары. Дым высокими столбами поднимался над гаванью и медленно таял в морозном ясно-синем небе.
        Флэш ещё раз поднял бинокль к глазам - корабли значительно приблизились, хотя и видно было, что они идут не по прямой, очевидно - выбирали ледовые поля с меньшей толщиной льда... Сейчас как раз колонна совершала последовательный поворот, выгнувшись дугой, что позволяло прекрасно рассмотреть силуэты кораблей. Впереди, ломая таранным форштевнем почти полуметровый лёд - изящный трёхтрубный корабль, очевидно, 'Идзумо' - флагман Камимуры. Следом за ним шел вытянутый приземистый трёхтрубник, третья труба которого находилась на большем расстоянии, чем первые две между собой, что делало силуэт крейсера несколько несуразным. 'Адзума'. За ним следовал двухтрубный корабль - то ли 'Токива', то ли её сестра-близняшка 'Асама' - не разобрать. Далее - приземистый крепыш под тремя невысокими трубами - не иначе, немец с английскими пушками - 'Якумо'. Замыкал колонну больших крейсеров двойник головного корабля - 'Ивате'. А следом, пытаясь не отстать, по каналу битого льда шли два низких двухрубных силуэта - 'собачки' двигались по проторенной большими бронированными братьями дорожке...
        ... Камимура Хиканодзё внимательно следил за приближающимся берегом. Погода стояла ясная и видимость была хорошей. Однако, несмотря на яркое солнце, находиться на открытых мостиках, вне рубки, совершенно не хотелось - дул норд-вест, к тому же, стоял жестокий мороз - бортовой термометр флагманского 'Идзумо' бесстрастно показывал минус пятнадцать по Фаренгейту. Впереди, покрытые ослепительно-белым снегом, в лучах солнца сверкали склоны гор и лощины меж ними. А вокруг был лёд - не только на поверхности моря, но и на бортах сильно обмёрзших японских кораблей. Мощный форштевень 'Идзумо' взламывал лёд, который лопался с сухим треском, а затем с глухим грохотом раскалывался, крошился и дробился о бронированные скулы японского крейсера. Переворачивался в бурлящей воде, сверкая в лучах полуденного солнца то зеленью изумрудов, то огнём топазов, то бриллиантами чистой воды...
        Хиканодзё ещё раз взглянул на лежащую на штурманском столе карту Владивостока. На ней были прекрасно обозначены сектора обстрела русских батарей, защищавших восточные подходы к крепости. На бумаге, рядом с иероглифами, местами были видны странные буквы, не похожие ни на алфавит англичан, ни на письменность его родной страны Ямато. Русские буквы... Хиканодзё улыбнулся - всё же хорошо работает японская разведка! Он вновь устремил свой взгляд вперед - к приближающемуся русскому берегу. Из-за вершин невысоких гор в небо поднимались столбы дыма - очевидно, противник поднимал пары на кораблях. Что ж! Если гайдзины решаться выйти из гавани, то он устроит им горячую встречу! Прямо на выходе из Босфора-Восточного, избивая русские крейсера поодиночке. Главное - вовремя заметить выдвижение русских. Камимура повернулся к капитану первого ранга Идзичи - командиру флагманского 'Идзумо':
        - Поднимите сигнал: ''Касаги' и 'Иосино' занять места для наблюдения за входом в гавань!'.
        - Есть, господин вице-адмирал!
        Хиканодзё взглянул на часы - двенадцать сорок по токийскому времени. В двенадцать сорок две, исполняя трепещущий на фалах флагмана и продублированный беспроволочным телеграфом сигнал, 'собачки' стали осторожно двигаться по ледовой целине левее курса основных сил отряда, занимая позиции для наблюдения...
        ... Иван пристально смотрел на приближающуюся колонну кораблей неприятеля. Судя по всему, японцам было известно расположение русских батарей. По крайней мере - приблизительно. Потому как они не спешили подходить к простреливаемым местам, а забирали севернее.
        - Два судна противника отделились от линии! - прозвучал за спиной Ивана голос Будберга.
        Флэш взглянул на часы - стрелки показывали двенадцать двенадцать. *
        (*Местное Владивостокское время отличалось на 30 минут от бортового времени на кораблях отряда Камимуры).
        В бинокль было видно, как две 'собачки' вышли из пробитого во льду канала и начали прокладывать свой, расходящийся с курсом основных сил японцев и склоняющийся к зюйду, по направлению к острову Скрыплева.
        'Не иначе - Камимура решил псов сторожевых поставить у восточного выхода из гавани. Для наблюдения за нашими крейсерами' - промелькнуло в мыслях Ивана.
        Отсюда, с командного пункта Уссурийской батареи, все передвижения японских кораблей по заливу были прекрасно видны. Только толку от этого было мало. Единственная дальнобойная батарея с современными пушками Канэ - двадцать первая или 'Новосильцевская', расположившаяся на утесе мыса Новосильцева, оставалась довольно далеко в стороне от курса основного отряда японцев. А вот разведчики могли и попасть к ним на мушку. Но те, как назло, не спешили входить в зону её досягаемости, уменьшив ход до минимального.
        Ударный отряд из пяти броненосных крейсеров продолжал движение к Владивостоку. Дойдя до створа гор Святого Иосифа и Монастырской, Камимура повернул свои корабли прямо на последнюю, словно собирался атаковать расположившуюся на её вершине Уссурийскую батарею. Ивану стало совсем неуютно. Видеть, как на тебя идет строй вражеских кораблей - приятного мало. Но хуже всего было не это. Хуже всего было осознавать своё бессилие. Практически полное. Восемь толстушек-мортир Уссурийской батареи сейчас были развернуты на противника, подняв к небу жерла своих пухлых, кургузых и несуразных стволов калибром в девять дюймов. Но... Слишком далеко до противника. Не дотянуться. А Камимура - не дурак, вряд ли сунется под огонь батарей, имея преимущество в дальности стрельбы.
        Неожиданно, с обоих бортов головного корабля японцев сверкнули вспышки, превратившиеся в клубы желто-коричневого дыма. За ним и остальные броненосные крейсера открыли огонь с обоих бортов. Куда они могли бить? Ведь в том направлении не было ни одной цели? Вот уже и громовые раскаты выстрелов достигли наблюдателей на Уссурийской батарее, а падений снарядов не наблюдалось...
        - Холостые. Стволы прогревают... - мрачно произнес Будберг.
        - Значит, сейчас и начнётся, - негромко ответил Иван, пытаясь придать своему голосу максимальную твердость.
        Во второй раз японцы дали холостой залп. И практически сразу же флагманский 'Идзумо' покатился вправо, разворачивая свои башни на левый борт. Будберг повернулся к офицеру, колдующему у хитроумного механизма, именуемого дальномером Прищепенко:
        - Дистанция до головного?
        - Сорок пять кабельтовых, господин полковник!
        - Черт! Неужто японцы и впрямь знают расположение наших батарей?!
        Иван грустно улыбнулся:
        - Думаю, что знают, Алексей Павлович. И расположение, и дальнобойность каждой батареи.
        В этот момент борт флагмана Камимуры озарился вспышками. Очень захотелось втянуть голову в плечи, да посильнее. Поскольку весьма неприятно было понимать, что снаряды уже летят в тебя, возможно - вот прямо сюда, в амбразуру дальномерного павильона, а ты абсолютно ничего не можешь сделать. Просто - ничего. Только стоять и ждать. Через несколько секунд японские снаряды с надсадным воем прошли где-то над головой. И только потом до батареи долетел гром выстрелов, тут же сменившись раскатами разрывов на западном склоне Монастырской горы. Попасть в батарею, расположенную на самом гребне - та ещё задача. Даже, если батарея тебе и не отвечает. Ибо падений перелетных снарядов не видно совершенно и применять классическую вилку для пристрелки весьма затруднительно...
        Каждый последующий мателот японской колонны, завершая поворот, посылал Уссурийской батарее свой жестокий привет. Вокруг свистело, гудело и грохотало, но попаданий в саму батарею не было, хотя белоснежные склоны горы как перед Уссурийской, так и позади неё покрылись черными оспинами воронок.
        И вдруг что-то изменилось. Находившиеся в дальномерном павильоне батареи поняли это не сразу, ибо снаряды всё так же противно завывали над головой. Но взрывов вблизи батареи больше не было.
        Открыв тяжелую клёпанную броневую дверь, Флэш и Будберг вышли на улицу. Иван посмотрел на корабли Камимуры. Те величаво шли вдоль берега, изрыгая огонь орудиями левого борта. Но теперь снаряды летели не в Уссурийскую батарею. 'Идзумо' и следовавший за ним 'Адзума' били намного ниже и левее. Туда, где только возводилась батарея 'Соболь'. Сейчас весь береговой склон в районе батареи был затянут дымной вуалью, в которой то тут, то там взлетали вверх столбы земли, камней и тёмно-бурого дыма.
        Но к громовым раскатам разрывов и орудийных залпов примешивался ещё один звук - вой пролетающих над Монастырской горой снарядов. Иван оглянулся. В восточной части города и у его окраин то тут, то там вырастали султаны дыма и пыли. Обстрелу подвергался военный городок в районе казарм Сибирского экипажа, долина речки Объяснений и Гнилой угол. Падения носили хаотичный характер. Было очевидно, что три концевых японских крейсера просто бьют по площадям. Иногда снаряды падали в покрытую льдом восточную часть бухты Золотой Рог, поднимая фонтаны водяных брызг и ледяной крошки.
        - По городу бьют, гады! - в сердцах произнес Флэш.
        - Чтоб вам пусто было, макаки желтолицые! - не выдержав, выругался Будберг.
        - Погодите, Алексей Павлович! Пусть порезвится немного Камимура! Преподнесём и мы ему сюрприз...
        Тем временем внимание Ивана привлекла западная часть бухты Золотой Рог, где разводили пары и снимались с якорей корабли отряда крейсеров. Вместо стройной колонны кораблей, выходящих на назначенную им позицию, там сейчас образовалась невообразимая куча-мала из крейсеров и вспомогательных кораблей...
        Из записей офицера крейсера 'Россия':
        "...22-го утром была получена телеграмма с острова Аскольда, что оттуда заметили 8 неприятельских кораблей, идущих к Владивостоку. Как оказалось, позже - в телеграмме была ошибка и вражеских кораблей было семь. Но, поскольку связь с наблюдательным постом на острове Аскольда занимает довольно много времени, * то сразу обнаружить эту ошибку не удалось и точные сведения о составе вражеского отряда мы получили уже около полудня. Команды были уволены, так как это было воскресенье. Послали их собирать и приказали разводить пары во всех котлах. Около 12 часов мы и 'Громобой' были уже готовы. 'Рюрик' сумел развести пары в своих старых огнетрубных котлах лишь к часу пополудни. С берега непрерывно поступали сообщения: "4 трехтрубных судна, и 3 двухтрубных направляются к Аскольду'... 'легли в Уссурийский залив'... 'открыли огонь'. Наконец, около часа дня, ещё до открытия огня противником, мы начинаем сниматься с якоря. "Громобой" стал дрейфовать и навалил на нас, - портовым катерам пришлось растаскивать крейсера в разные стороны. Лёд очень сильно мешает этому. 'Надежный' принялся обкалывать лёд вокруг наших
кораблей, чтобы буксиры смогли приступить к работе и оттащить от нас 'Громобоя', которого ветром и ледяным полем прижимает к нам, не давая нам возможности поднять правый якорь без риска повредить 'Громобоя' и свой крейсер. Японские снаряды уже вовсю рвутся на склонах Монастырской горы вокруг Уссурийской батареи, вот они уже начали падать в восточную часть гавани и в город, а мы всё стоим. Стемман на своём 'Богатыре' пытается самостоятельно выйти в Босфор-Восточный, не дожидаясь ледокола, но боязнь повредить легкий корпус бронепалубного корабля о льды заставляет его снизить скорость до самой малой.
        Очевидно, глядя на всё это безобразие, Трусов не выдержал - его 'Рюрик' двинулся к выходу из бухты, обходя нас с веста, чем сильно помог нам и 'Надежному'. Натиск взломанного ледового поля на 'Громобой' ослаб и портовые катера начали оттаскивать его от нас. Тем временем 'Рюрик' круша своим мощным форштевнем лед в Босфоре, повел за собой 'Богатыря' к назначенным позициям в бухте Улисса.
        Наконец, в третьем часу, вышли и мы...'
        * - сообщения с острова Аскольда шли многоэтапной эстафетой - сначала по телефону с маяка острова на северный берег Уссурийского залива, оттуда - гелиографом на телеграфную станцию на мысе Майделя, далее - телеграфом во Владивосток на станцию правительственного телеграфа и уже оттуда, наконец, в штаб крепости. Иногда сообщению требовалось до трёх!!! часов, чтобы попасть на стол коменданта.
        В то время, когда Иван смотрел на всю эту катавасию с кораблями в бухте, в различных частях Владивостока настроения людей были совершенно разными. Если советник Флэш матерился про себя в духе 'Какого черта эти славные моряки копаются?!', то Будберг и артиллеристы крепости на Монастырской горе тихо сатанели от собственного бессилия ответить из крепостных орудий кораблям врага, видимым как на ладони. А моряки 'России', 'Громобоя' и портовых буксиров не жалели крепких выражений, пытаясь развести в стороны сошедшиеся в клинче крейсера. На 'Рюрике' и 'Богатыре' царило напряженное молчание, прерываемое лишь отрывистыми, короткими приказаниями командиров, ведущих свои корабли к назначенным им позициям. В то же время у собравшихся на горе Орлиное гнездо зевак было совершенно иное настроение...
        Вся вершина этой горы была покрыта плотной толпой местных жителей. Отсюда, с наивысшей точки окружающих Владивосток сопок, горожане рассматривали корабли противника и наблюдали за бомбардировкой города и укреплений. На соседних вершинах творилось то же самое. Многие из любопытствующих прихватили с собой бинокли и трубы, в которые были прекрасно видны и японские суда, и все их маневры. Глядя, как враг обстреливает Владивосток, горожане, тем не менее, пребывали в состоянии, весьма далёком от уныния. Более того - они смеялись! Видя крайне неточную стрельбу японцев по городу, они не упускали случая подшутить над 'меткостью' японцев. Это вызывало среди толпы дружный хохот. Только-только он затихал, как следовал новый залп японцев, новая острота от кого-то из зевак, и новый раскат смеха.
        Смеялись даже китайцы, работающие на строительстве фортов и укреплений. После очередного пролетевшего над головами снаряда один из китайских рабочих сказал, что это японцы делают дырки в небе, через которые скоро сами туда и отправятся...
        В самом городе, несмотря на грохот разрывов, не было ни паники, ни даже сколь-нибудь заметного замешательства. Мальчишки собирали ещё тёплые осколки, и часть этих сувениров тут же раскупалась прохожими. Полицейский околоточный Смирнов, увидев на улице неразорвавшийся снаряд, тут же арестовал его 'за нарушение тишины и спокойствия'.
        Но, среди всеобщего спокойствия и бравурного веселья, в городе всё же не обошлось без трагедий, вызванных снарядами неприятеля.Они летели куда попало, и жертв себе выбирали совершенно случайных. Так, в госпитальный участок угодило четыре снаряда, но разорвался из них только один - во дворе Морского госпиталя, ранив пятерых матросов - одного серьезно и четверых - легко. Ещё дна вражеская граната противно фыркая, попала в угол флигеля, в котором располагался штаб 30-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, а также - квартира его командира полковника Жукова. Проломив стену, он разбил мебель в спальне, расшвыряв вещи по комнате, разрушил печь, прошил ещё одну стену и разорвался близ денежного ящика. Часовой, находящийся у ящика, был сбит с ног, весь осыпан землёй и снегом, но пост свой не покинул, лишь кликнув разводящего, дабы вынести знамя полка из разгорающегося пожара. Но его помощь не понадобилась - пока разводящий бежал к штабу, жена полковника Жукова стрелой кинулась в дым полуразрушенного здания и вынесла знамя.
        Но самая жуткая трагедия того дня произошла от неразорвавшегося снаряда. В Матросской слободке, на улице Воронцовской, в маленьком домике мастера Кондакова, где шальной японский снаряд отнял жизнь хозяйки - Арины Кондаковой. Через несколько дней газета 'Владивосток' подробно описала все жуткие подробности этой страшной истории: "...Проживала она по Воронцовской улице, в Матросской слободке, в собственном небольшом домике; имела четверых детей и была беременна пятым. Она только что вернулась из города с базара и к ней пришла соседка справиться о ценах. Беседуя за чаем, Кондакова упрашивала соседку перемениться местами, но та отказывалась, но когда затем встала, то Кондакова села на ее табурет, соседка же на ее место. В это время к Кондаковой подбегает ее маленький сын. "Уйди отсюда", сказала она и устранила его рукой в сторону. В этот момент ядро ударило под карниз дома, прошло через живот Кондаковой, вырвав его весь, отбило край стола и табуретки, прошло сквозь противоположную стену, упало и зарылось на дворе, не взорвавшись. Соседка и мальчик остались невредимы. Ядро отрыли минеры, оно оказалось
более аршина длиной. Кондакову через день похоронили с подобающей честью, как первую жертву с основания Владивостока, погибшую от вражеского ядра". Злые языки поговаривали, что в тот день погиб ещё один человек - рабочий-китаец, которого убило осколком на склоне Монастырской горы недалеко от Уссурийской батареи. Может и так. Кто ж их тогда считал, китайцев-то? ...
        Вообще, настроения горожан в тот день неплохо характеризует письмо проживавшей во Владивостоке американки Элеоноры Прей:
        '06.03.1904. В два часа нынче днём город обстреливался с восточной стороны семью японскими крейсерами, и это продолжалось около часу. Я сидела здесь и писала, а Тед [муж Элеоноры - примечание автора] сидел рядом со мною. Конечно, мы слышали орудийные залпы, но подумали, что это учения на батарее, и не обратили на них никакого внимания. Тед заметил, что звуки приближаются, и сказал: 'На этот раз это япошки', но никто из нас и не подумал, что это так. Затем мы увидели, что корабли поднимают якоря, и мы поняли, что произошло что-то неожиданное, потому что корабли вовсе не были на парах, а многие матросы находились на берегу. Затем вошёл Ду Ки [китаец-слуга семьи Прей - примечание автора] и сказал, что на другом конце города кого-то убило. После этого Тед схватил полевой бинокль и побежал со всех ног на вершину сопки. Оттуда он ясно увидел семь удалявшихся японских крейсеров и увидел несколько мест в другом конце города, куда упали снаряды; три из них - на лёд недалеко от дома Линдгольмов - не более, чем полутора милях от нас. Он видел, как выходила наша эскадра и выстраивалась вдоль берега под
прикрытием батарей, потому что, будучи крейсерами, корабли не оснащены тяжёлыми орудиями. ...
        ... Вообразите себе снаряд, выпущенный с корабля на расстоянии, по крайне мере, десяти миль, который вошёл в верхний угол помещения, где сидели две женщины и трое детей... рассёк тело одной из женщин надвое, разнёс по пути стол, затем пробил стену и разорвался во дворе. Ни у одного из других людей не было даже царапины. ...
        ...Более 150 снарядов было выпущено по городу и каждый стоит не менее 500 долларов золотом, так что обстрел обошелся примерно в 100 тыс. и всё это за жизнь единственной бедной женщины. Воистину, война ужасна!'.
        Однако, среди всей этой пёстрой палитры чувств, эмоций, слов на Владивостокских берегах звучало и ободряющее: 'Давай, ребятки! Поднажми!'. Это солдаты роты крепостной артиллерии выкатывали на берег Уссурийского залива четыре лёгкие полевые пушки. Установив их у самого края крутого, обрывистого берега, штабс-капитан Бишерт приказал придать стволам максимальный угол возвышения. Через несколько секунд после того, как стальные хоботы задрались вверх, максимально выбрав ход механизма вертикальной наводки, последовала короткая и злая команда: 'Огонь!'. Пушки рявкнули, подпрыгивая на мёрзлой земле, и их снаряды полетели по направлению к кораблям непрошенных гостей. После нескольких томительных секунд ожидания штабс-капитан видит, как его снаряды один за другим взрываются, поднимая облака дыма, битого льда и водяных брызг. Взрываются при ударе о лёд. Не долетев до японских крейсеров две, с гаком, версты... Видя это, Бишерт, вспомнил все отборные сибирские ругательства, какие только знал. Громко так вспомнил... Душевно... А затем... Затем произошла сцена, достойная лучших голливудских блокбастеров -
штабс-капитан, рывком выдернув из кобуры свой наган, разрядил весь барабан в маячившие корабли Камимуры... Палить из нагана в японский броненосный крейсер - это Вам не из 'кольта 1911' в немецкий 'Тигр' шмалять, спасая рядового Райна! История Отечества - режиссер куда круче Стивена Спилберга будет...
        Тем временем, японские корабли продвинулись до траверза бухты Горностай. Иван пристально следил в бинокль то за ними, то за подходящими к месту назначенной для них стоянки крейсерами 'Рюрик' и 'Богатырь'.
        На мачте 'Идзумо' появилась целая гирлянда разноцветных сигнальных флагов, и вот уже флагман Камимуры, сделав последний залп по форту Суворова, начал поворот вправо, от берега. Следом за ним начали последовательно поворачивать и остальные корабли японского отряда. Иван невольно залюбовался чёткостью действий врага - эскадра была отлично сплавана и великолепно держала строй. Через несколько минут стало ясно - японцы ложатся на обратный галс.
        В это же время два русских крейсера замедлили ход около бочек, специально для них установленных в бухте Улисс два дня назад. Каждая бочка соединялась телефонным кабелем с командно-наблюдательным пунктом на Уссурийской батарее, позволяя корректировать перекидной огонь кораблей, укрытых от взглядов японцев за высоким массивом полуострова Назимова. Крейсера швартовались к бочкам, но две из них были по-прежнему свободны. Флеш посмотрел на гавань. Там, насколько можно было судить, 'Громобоя', наконец-то, удалось оттянуть от 'России'. Ещё немного, и два самых мощных крейсера Владивостокского отряда пойдут к своим товарищам, уже стоящим на позиции. Вот только время... Время было уже безвозвратно упущено.
        И тут советник обратил внимание на изменение, произошедшее в окружающем его мире. Гул выстрелов и гром взрывов прекратился. Японцы шли всё той же кильватерной колонной, повернувшись к берегу правым бортом. И - молчали. Вот уже предпоследний мателот закончил разворот на новый курс.
        Подошел Будберг:
        - Связь с 'Богатырём' и 'Рюриком' установлена!
        - А с батареями?
        - Устойчивая. И с Новосильцевской, и с Петропавловской группой.
        - Замечательно! - Иван потёр руки, - Что ж! Пора преподнести сюрприз адмиралу Камимуре...
        На командно-наблюдательном пункте Уссурийской батареи в буквальном смысле яблоку негде было упасть - тут собрались и корректировщики с береговых батарей Петропавловской группы и с батареи Новосильцевской, корректировщики крейсеров, связисты, командование самой Уссурийской батареи, дальномерщик, руководство артиллерии крепости и порта... На карте, разбитой на мелкие пронумерованные квадраты, отмечали место и курс японских кораблей, идущих вдоль берега, руководствуясь данными береговых дальномеров систем Прищепенко и Лауница, начальник артиллерии крепости полковник Магницкий и начальник артиллерии порта подполковник Савицкий. Напряженное молчание нарушалось лишь передаваемыми данными дистанции и пеленга на японский головной крейсер. Чрез некоторое время Магницкий, подняв голову, произнес:
        - Головной японец в зоне поражения Новосильцевской батареи и крейсеров!
        - Только шестидюймовок крейсеров - поправил Савицкий, - Главный калибр 'Рюрика' не достаёт три кабельтова...
        - Подождём... пусть все втянутся в зону поражения, и потом - накроем! - спокойно и неторопливо проговорил Флэш. Эх! Знал-бы кто сейчас, как ему давалось это показное спокойствие! Но надо ждать. Спокойно и хладнокровно. Японцы тоже неспроста молчат - нервы испытывают. Или хотят проверить правильность данных на шпионских картах... Или настолько уверенны в собственной недосягаемости и безнаказанности, что решились на такую высокомерную демонстрацию своего превосходства над крепостью, как длинный галс вдоль берега с демонстративным молчанием, мол: 'Расстреляем вас когда и как захотим!'. Ну-ну! Тем более - не нужно им вот так сразу обозначать максимальную дальнобойность наших батарей. Пусть подойдут поближе... Ближе... Ещё ближе...
        - Японский корабль поворачивает вправо!
        - Место японца?
        - Квадрат НК-37!
        - Что он творит? - вырвалось у Будберга.
        Иван выскочил из павильона и пролетев мимо дворика, в котором артиллеристы возились с затвором мортиры, не давая ему примерзнуть, взлетел на бруствер. Сверкнули в лучах низкого зимнего солнца линзы бинокля, приближая головной вражеский крейсер.
        Да, так и есть, Камимура поворачивал свой отряд вправо - к берегу. Вот уже 'Адзума' повернул вслед флагману, следом начал поворачивать третий мателот.
        Повернувшись к ставшему рядом Будбергу, Иван произнёс:
        - Похоже, Камимура решил ещё один раз пройтись вдоль нашего берега, только теперь ближе, чем в первый раз.
        - Открываем огонь?
        - Нет, пусть вся колонна втянется в поворот, тогда их маневры будут стеснены. И уклоняться хуже будет, и под обстрелом пробудут дольше, пока не выйдут за зону обстрела.
        - Тогда нужно рассчитать квадраты, в которых мы сможем их накрыть при повороте и на выходе из него.
        Корабли Камимуры тем временем описывали широкую дугу, чтобы пройти ещё одним галсом вдоль владивостокских берегов и ещё раз подвергнуть обстрелу город и его укрепления...
        - Центр дуги - квадрат МК-75, выход из дуги на боевой курс японского отряда - ЛК-22! - голос Магницкого под бронированным сводом КНП звучал особенно четко, - Всем батареям и кораблям приготовиться открыть огонь по квадрату МК-75!
        - Уссурийская достает до японца? - повернулся к Магницкому Будберг.
        - Нет, Алексей Павлович, двести саженей не дотягиваемся! Они как будто издеваются над нами!
        - Нет! Ну это уже просто форменное безобразие! - вскипел Будберг, - Японцы знают наши батареи не хуже нас самих! Это черт знает, что!
        И, уже повернувшись к командиру батареи, добавил более спокойным тоном:
        - Распорядитесь увести людей в укрытия!
        - Есть!
        'А вот это - весьма здраво!' - подумал Флэш, - 'Если Камимура догадается, что огонь корректируется отсюда, а он не дурак - обязательно догадается, что Монастырская гора - самый лучший наблюдательный пункт в нынешних условиях, - то он постарается устроить здесь лунный пейзаж, лишь бы затруднить управление огнём по своим кораблям'.
        Тем временем третий мателот японской колонны подходил к центру дуги разворота. Отменная выучка и сплаванность отряда Камимуры в этот раз работала против японцев - прочертив на карте маршрут головного крейсера можно было с вероятностью почти в сто процентов предугадать местоположение мателотов, идущих за ним.
        На батареях, 'Рюрике' и 'Богатыре' царило напряженное ожидание - стволы орудий были подняты почти на максимальный угол, но даже в таком положении до квадрата МК-75 дотягивались только шестидюймовки Новосильцевской батареи, орудия крейсеров и шесть старых шестидюймовых пушек в 190 пудов батареи 'Петропавловская нижняя'. 'Россия' и 'Громобой' следовали в кильватер 'Надёжного', но им для занятия своих мест требовалось ещё, как минимум, двадцать минут...
        Из записей офицера крейсера 'Россия':
        '... Наш крейсер, а за ним - и 'Громобой', шли по узкому каналу, пробитому во льду идущим впереди нас ледоколом 'Надёжный'. Вообще, в этот раз работа ледокола сильно облегчалась - он лишь расширял канал, разбитый до него 'Рюриком'. Крейсера Трусова и Стеммана уже стояли на назначенной им позиции, развернувшись правым бортом в ту сторону, где, должно быть, находился неприятель. Мы только прошли бухту Диомид, как до нас долетел раскатистый гул выстрелов - борта крейсеров последовательно окутались дымами от залпов. Следом за ними, с небольшим промежутком, ударила Новосильцевская батарея, потом, судя по звуку - ещё одна, очевидно, из Петропавловской группы, но которая именно - видно не было. Было крайне досадно, что мы не можем поддержать своих товарищей огнём из-за задержки с выходом из бухты.
        Стремясь скорее занять позицию, мы увеличили скорость, быстро нагоняя идущий впереди ледокол. И вот тут едва не случилась трагедия, которая могла привести к тяжелым повреждениям нашего крейсера или даже к гибели его. Дело в том, что носовой надводный минный аппарат по пробитии боевой тревоги был заряжен. Устройство наружной дульной крышки и внутреннего клинкета аппарата таковы, что крышку, находящуюся немногим выше ватерлинии, можно было закрыть только снаружи - посылкой человека; клинкет, при выдвинутом в положение для выстрела аппарате, вообще не закрывался. Когда крейсер дал полный ход, вода от буруна у форштевня стала бить мину о стенки аппарата. Из опасения аварии мину решили вынуть. Вот тут и случилось непредвиденное - в момент открывания задней крышки напором воды мину стремительно выбросило из аппарата хвостовой частью на палубу, а ударное приспособление (с вынутой заранее чекой) погнуло ударом об аппарат. При этом капсюль оказался согнутым, а игла ударника пронзила насквозь боковую стенку капсюля и капсюльной трубки. Лишь по счастливой случайности не произошло детонации капсюля и
последующего взрыва мины...'.
        Хиканодзё вёл свой отряд для повторной бомбардировки Владивостока. В этот раз он приблизился к берегу, почти достигнув пространства, простреливаемого батареей на вершине Монастырской горы. Но её мортиры по прежнему молчали. Камимура улыбнулся - он представил себе, как сейчас сжимают кулаки в бессильной злобе гайдзины там, на берегу, видя что его крейсер уже завершает разворот и нацеливает свои орудия на город, который они не в силах защитить...
        - 'Асама' под обстрелом! - донесся до рубки крик сигнальщика.
        Камимура тут же выскочил на мостик. Отсюда, с правого крыла, прекрасно были видны все корабли его отряда, описывающие плавную дугу для выхода на параллельный берегу курс. И вблизи 'Асамы', занимающей центральное место в колонне, сейчас поднимались высокие фонтаны из воды, дыма и мелких ледяных брызг, сверкающих хрусталём в лучах зимнего солнца.
        Причем, насколько мог видеть Камимура, огонь вела не одна батарея - слишком часто следовали падения залпов, да и число снарядов в каждом залпе было различным. Но хуже всего было не это. Хоть, судя по разбросу залпов, огонь и велся с закрытых позиций, но он явно корректировался. Сейчас 'Асаму' от накрытия спас только своевременно начатый коордонат вправо. Нахождение русских корректировщиков неизвестно, но есть все основания предположить, что они могут быть на той самой молчащей батарее...
        - Поднять сигнал: 'Всем - огонь по батарее высоты 86!'
        - Есть, господин вице-адмирал!...
        Перед Иваном развернулось совершенно невообразимое действо - крейсера Камимуры били по батарее, одновременно пытаясь сами уклоняться от залпов русских орудий. На КП батареи царила жуткая какофония - вой снарядов, грохот разрывов смешивались с криками дальномерщика, приказаниями старших артиллеристов и указаниями передаваемыми корректировщиками на корабли и батареи. Чтобы не сбивать друг другу пристрелку, батареи и крейсера теперь работали раздельно: первые - по концевым кораблям японской колонны, вторые же пытались достать флагман Камимуры. Дым от разрывов и поднятые на склоне горы перед КП фонтаны земли порой весьма сильно мешали корректировать огонь, но никто и не думал останавливаться - японцы люто били по берегу, русские колошматили лёд вокруг японских кораблей. И только сейчас, глядя на весь этот кишащий, словно муравейник, командный пункт, Иван вдруг понял, какую жуткую ошибку они допустили - в маленьком, тесном помещении было слишком много людей. И, попади сейчас сюда японский снаряд - крепость лишится, как минимум, половины своего руководства... Не приведи Господь! ...
        - Русские пристреливаются, господин адмирал! - голос командира 'Идзумо' не выражал практически никаких эмоций, просто констатировал очевидный факт - восемь шестилюймовых снарядов аккуратно легли плотной группой всего в кабельтове у левого борта крейсера. Следующим залпом, ну, максимум - через залп - аккурат накроют.
        - Вижу, Икидзичи! Коордонат два кабельтова вправо!
        - Есть!
        И нос японского флагмана покатился прочь от негостеприимного берега, на который сейчас пристально смотрели глаза японского адмирала. Монастырская гора сейчас напоминала скорее действующий вулкан - её вершина была почти скрыта дымом от разрывов японских снарядов, но корректировочный пост, судя по всему, пока не пострадал. А, может, он вовсе и не на этой горе? А на вершине другой сопки, коих на здешних берегах превеликое множество? Как бы там ни было, но, отвлекая на себя предназначавшиеся городу снаряды, эта русская батарея уже выполняла свою задачу по защите города. Пожалуй, не стоит более тратить на неё снаряды... Хиканодзё повернулся к следующим за ним мателотам. 'Якумо' сейчас тоже описывал коордонат, только влево. И перелётные шестидюймовые гранаты русских дробили сейчас лёд в полутора кабельтовых за его правым бортом. Пока на его кораблях не видно следов попаданий, да и докладов о повреждениях не поступало... Что-то массивное с гулом пронеслось прямо над мостиком 'Идзумо' и в нескольких десятках метров перед форштевнем японского флагмана с характерным глухим рокотом выросли два высоченных
водяных столба. Их 'создатели' были явно больше шестидюймового калибра.
        'Нет! Везение не может продолжаться бесконечно!' - Камимура тяжело вздохнул: 'похоже - пора уходить!'
        - Господин адмирал! Донесение с 'Иосино'!
        - Докладывайте!
        - 'Наблюдаю дымы в проливе Босфор-Восточный!'
        Камимура печально вздохнул.
        'Пора! Теперь - точно пора!'
        За кормой 'Идзумо', аккурат между ним и 'Адзумой', легли пять шестидюймовых снарядов.
        - Идзичи!
        - Да, господин адмирал!
        - Сигнал отряду: 'Увеличить ход, следовать за мной!'.
        - Есть!
        - Выходим из боя. Право на борт!
        - Смотрите! Япошки отворачивают!
        - Точно! Уходят, проклятые! Уходят!
        На КП батареи царило приподнятое настроение. Хоть и не было отмечено ни одного попадания, но сам факт того, что противник отказался от продолжения бомбардировки, уже был маленькой победой крепости.
        Иван вышел из командного пункта на улицу и вновь поднялся на бруствер. Вся верхушка горы была изрыта воронками от японских снарядов, но ни одного прямого попадания в орудия и сооружения батареи не было. В бухту Улисс входили 'Россия' и 'Громобой', готовясь ошвартоваться у 'своих' бочек.
        - Опоздали вы, братцы, опоздали, - прошептал Иван, - Ложка - она дорога к обеду.
        Но всё равно на душе было радостно. Низкое зимнее солнце уже клонилось к западу, освещая косыми лучами сверкающую ледяную гладь залива, по которой уходили японские корабли.
        А над вершинами сопок с толпами собравшихся зевак, над батареями и кораблями в морозном воздухе катилось нестройное 'Ура-а-а!', выкрикнутое кем-то из толпы и, как это часто бывает, тут же подхваченное остальными.
        - Не понравились видать японцу наши гостинцы!
        Иван чуть не вздрогнул от неожиданности - он и не заметил, как рядом оказался Будберг.
        - Да, Алексей Павлович! Видимо - аллергия у него на наши снаряды! - улыбаясь, произнес Флэш.
        - Ничего! - так же улыбнулся начальник штаба крепости - Мы ему ещё не такой десерт приготовим!
        Глава 11
        23 февраля 1904 года.
        Порт-Артур.
        Утро выдалось на удивление тихим и тёплым. Ласковые лучи солнца освещали Порт-Артурские бухты, играя бликами на оливково-серых бортах кораблей эскадры, на темных бортах четырёх пароходов КВЖД, прибывших вчера из Дальнего и стоящих на внешнем рейде под охраной 'Гайдамака', играли зайчиками на трубах возвращающегося из ночной разведки Печелийского залива 'Баяна'.
        После очередной тревожной военной ночи база Эскадры Тихого океана приходила в движение. Навстречу крейсеру шли два истребителя - 'Решительный' и 'Сторожевой', уходя на дневную разведку ближних подступов к Артуру. Возвращались с ночного дежурства к своим местам у причалов 'Расторопный' и 'Смелый'. Швартовались к бортам своих кораблей минные катера с 'Цесаревича' и 'Пересвета', а также паровой - с 'Полтавы'. У бортов крейсеров швартовались баржи с углём и водолейные боты - предстояло восполнить израсходованные вчера, во время рекогносцировки северного побережья Квантуна, запасы топлива и воды.
        В это же время по узкому проходу в море шел четырёхтрубный миноносец. На его борту в носовой части, совсем рядом с минным аппаратом, нелепо торчащим над изогнутым форштевнем, виднелась выпуклая надпись: 'Бойк¬й'. Вот миноносец уже миновал японский брандер, сидящий на камнях под берегом Тигрового полуострова у самого входа, прошел мимо канонерских лодок 'Гиляк' и 'Отважный', охранявших подходы к проходу на внутренний рейд после ухода 'Ретвизана' в ремонт. В этом нелегком деле канонерки помогали крейсеру второго ранга, а если точнее - то старому клиперу 'Разбойник', уже вторую неделю бессменно стоящему в качестве брандвахты. Двадцать пять лет этот корабль верой и правдой служил своему Отечеству. Вот и сейчас его экипаж изо дня в день, из ночи в ночь безропотно выполнял изнурительную, выматывающую сторожевую службу, еженощно всматриваясь в мрачные тени волн и ежеминутно ожидая атаки коварного врага.
        "Бойкий" прошел мимо старого клипера и направился в море, подальше от любопытных глаз 'китайцев' Порт-Артура.
        Миноносец плавно покачивался на длинных пологих волнах, направляясь в сторону Лаотеншаня. Справа по борту плыли высокие серо-желтые берега Тигрового полуострова и длинный пологий полумесяц пляжей излучины бухты Белого Волка. Капер обернулся. Отсюда, даже с такого невысокого мостика, прекрасно просматривалась вся верхняя палуба небольшого кораблика. Легкий ветерок относил в сторону берега мутный угольный дымок, лениво вываливающийся из четырёх труб истребителя. В глаза сразу же бросались две продолговатых огромных брезентовых 'колбасы' на корме миноносца - по палубе тянулись два длинных устройства, тщательно упакованных в брезент. По одному с каждой стороны от кормовой 47-милиметровой скорострелки. Капер вздохнул - в отличие от четверки французских торпиллеров, уже прошедших модернизацию, хромоногие 'невки' ещё не получили второе 75-мм орудие. Рассекая волны острым, выгнутым вперед форштевнем и оставляя за собой тонкую ниточку кильватерного следа, 'Бойкий' уже шел вдоль скалистых берегов горного массива Лаотеншань к одноименному мысу. Далеко к востоку были видны низкие силуэты ушедших в разведку
дежурных миноносцев.
        - Расчехлить мины! - пронеся над палубой 'Бойкого' звонкий крик капитана второго ранга Цвингмана.
        Капер невольно улыбнулся - когда командуешь подобным небольшим корабликом, командирский голос, должно быть, вырабатывается очень быстро. Матросы быстро снимали брезентовые чехлы и две бесформенные 'колбасы' на корме истребителя превращались в аккуратные ряды мин, установленные на выступающих за корму корабля направляющих. Миноносец обогнул мыс и теперь шел вдоль небольшого песчаного пляжа одной из маленьких, открытых всем ветрам и волнам бухточек юго-западного побережья Лаотеншаня. Именно здесь, вдали от посторонних глаз, на мелководье, решено было испытать новое приспособление для постановки мин.
        Цвингман повернулся к стоящему рядом Степанову:
        - Владимир Алексеевич, всё готово, можем начинать!
        - Хорошо! Уменьшайте скорость до 5 узлов и снимайте крепления с мин.
        - Машина! Малый ход, держать пять узлов! - и, уже обернувшись - На корме! Снять крепления мин!
        Степанов повернулся к Каперу:
        - Пойдемте на корму, господин советник, оттуда весь процесс намного лучше виден будет!
        - Пойдемте, Владимир Алексеевич! - раздался в ответ бас советника.
        И два Владимира, спустившись по узкому трапу на палубу, заторопились мимо бортовых скорострелок, ящика с запасными минами и складной брезентовой шлюпки к ждущим своего часа рогатым красавицам.
        Справедливости ради, всё же, следует отметить, что выстроившаяся на юте миноносца в два ряда рогатая смерть не совсем являлась таковой. А, если точнее - то совсем не являлась. Ибо взамен пироксилина в корпуса десяти стоящих в спусковых лотках мин был засыпан обычный песок. Но - строго по весу. Для правдоподобности эксперимента. Никто ведь не знал, как поведет себя мина, сброшенная в кильватерную струю миноносца совсем рядом с его кормовым срезом. Могло случиться, что её потянет спутным потоком к корпусу корабля. Да и после проведения постановки планировалось мины выловить и тщательно обследовать на предмет отсутствия повреждений. Поэтому и выбрали мелководную акваторию, и углубление мин ставили всего на метр - чтобы потом можно было легко её найти и поднять...
        И вот настал момент испытаний. Стоящий у кормового орудия мичман Петров 11-й поднял руку и отчетливо протянул:
        - Товсь!
        И, через пару секунд, резко опустив руку и включив секундомер, громко выпалил:
        - Правая!
        Матросы столкнули ближайшую мину вместе с якорем и салазками по насаленным направляющим. Бу-у-ултых! Мина подняла небольшой каскад холодных брызг, нырнув в воды Желтого моря. И тут же вынырнула на поверхность, покачиваясь в пене кильватерного следа истребителя и сверкая на солнце своим тёмным округлым корпусом и торчащими из него рожками, пока якорь с разматывающейся вьюшкой минрепа падал в холодной толще воды. Но, стоило только грузу заранее отмерянного метрового штерта коснуться песчаного дна бухты, как стопор тут же прекратил разматывание минрепа и мина, увлекаемая вниз тяжестью якоря, покорно скрылась в волнах.
        Через шестнадцать секунд зычный голос Петрова вновь пронесся над ютом миноносца:
        - Левая!
        И очередная мина, теперь - из лотка левого борта - грузно плюхнулась в кильватерную струю корабля. В то же время матросы уже подтаскивали по лотку к позиции сброса очередную мину правого борта. Следуя со скоростью в пять узлов и сбрасывая мины каждые шестнадцать секунд, 'Бойкий' ставил заграждение плотностью в сорок пять мин на милю.
        Два Владимира стояли рядом и наблюдали всю эту процедуру в действии. Глядя, как матросы с усилием передвигали салазки с миной весом в двадцать восемь пудов к позиции сброса, Капер тяжело вздохнул и повернулся к Степанову:
        - Всё же, Владимир Алексеевич, нужно как можно скорее менять конструкцию якоря. Чтобы у него были ролики для движения по рельсам. Так надрывать людей - это ведь никуда не годится!
        - Вполне согласен с Вами, господин советник! Я уже продумывал аналогичную конструкцию, и кое-какие наброски по ней сделал. По нашему возвращению в Артур я Вам их покажу. Мне самому интересно узнать Ваше мнение.
        За прошедшую неделю Капер, буквально разрывавшийся между ремонтом поврежденных кораблей и экспериментами с минами, уже успел заработать себе репутацию человека с золотыми руками и толковой головой, так что теперь местные 'хроноаборигены', ранее посматривавшее на него настороженно и несколько свысока, не стеснялись обратиться за советом при решении той или иной проблемы с 'железом'.
        - Добро, Владимир Алексеевич! - пробасил Капер, - Вместе помозгуем, что можно будет придумать в этом деле!
        - Левая! - пролетел над ютом очередная команда Петрова. И тут же, следом, - Минная постановка окончена!
        Капер невольно обернулся - на корме миноносца остались лишь два направляющих лотка. А в пенном кружеве кильватерного следа мелькнула рогатая голова последней, десятой по счету, мины и через пару секунд скрылась в волнах. Не прошло и трёх минут, как было выставлено заграждение в два кабельтова длиной. Пусть пока что учебное, но всё было 'в условиях, максимально приближенных...', как любили поговаривать в той армии, где Владимир служил давным-давно. Да... действительно, как же давно это было. Давно...Если так, конечно, можно было говорить о том, чего в этом мире ещё не было. Что здесь только могло стать будущим. Или не стать...
        Что ж! Испытания новой системы постановки мин прошли вполне удачно. Жаль только, что трудность перемещения мин по направляющим резко ограничивала скорость минной постановки, но и достигнутого результата - два кабельтовых минного заграждения менее, чем за три минуты - было вполне достаточно для постановки диверсионных минных заграждений во вражеских водах.
        * * *
        Вервольф поднялся на мостик 'Петропавловска' ещё до того, как 'Баян' вошел на внутренний рейд. Поприветствовав вахтенного начальника барона фон Клебека, Сергей направился на правое крыло мостика, где виднелась высокая черная фигура 'адмирале'. Опираясь обеими руками на ограждение мостика, Илья задумчиво смотрел на гавань, оживавшую в лучах утреннего солнца.
        - Доброе утро, господин командующий! И - с праздником!
        - Доброе! А что за праздник?!
        - Ну Вы даете, Ваше превосходительство! - Вервольф расплылся в улыбке, - 23 февраля, как-никак! Хоть и по старому стилю, но всё-же!
        И его улыбка стала ещё шире.
        - Очень остроумно, нечего сказать! - фыркнул Илья, - Поздравлять с Днём Советской армии царского адмирала на борту царского броненосца! Ты ещё Государю Императору пошли открытку 25 октября, с поздравлением!
        - А что! Это замечательная идея! Если доживу до октября - непременно пошлю! И в первых строках именно так и напишу: ' От имени и по поручению адмирала Модуса...'
        - Ну, тогда ты точно октябрь не переживешь!- уже с улыбкой произнёс Илья, - а вообще - хватит дурачиться!
        - Да не обращай внимания - это просто защита от хронического стресса. Иначе - крыша поедет рано или поздно... Но, ты прав. Действительно - хватит!
        И Сергей встал рядом с Ильей, осматривая внутренний рейд Порт-Артура. 'Бойкий' как раз шел по проходу.
        - Капер со Степановым направляются на испытания приспособления для постановки мин с истребителей, - словно упреждая вопрос Вервольфа, произнёс Илья.
        - Без прикрытия?
        - Два дежурных истребителя вышли на разведку за полчаса до этого. Так что, если корабли японцев решат подойти к Артуру, то мы об этом заранее узнаем.
        - Это хорошо, - одобряюще произнес Сергей, и, уже мечтательным тоном добавил, - Нам бы ещё глазки в небе заиметь, да побыстрее...
        - Раньше конца марта воздухоплавательная рота не прибудет. Транссиб жутко перегружен. Ты ж это знаешь. Причем - и твои любимые пушки - тому виной.
        - Знаю, Илья, знаю! Но без пушек нам - никак. Белый мне тут приготовил отчет о том, что есть в наличии. Количество, конечно, впечатляет. Но...
        - Что - 'но'?
        - Качество... Просто нет слов. Из современных систем - только полевые трёхдюймовки, шестидюймовки Канэ на нескольких береговых батареях и пять орудий Утёса. Всё остальное - старый хлам. Конечно, вполне себе стреляющий хлам, но не вполне отвечающий современным требованиям. По китайским трофеям точных данных вообще нет. Даже по количеству. Уже не говоря о том, что никто не знает, в каком оно там состоянии...
        - Блин! Нет, ну это просто безобразие какое-то! - возмущению Ильи просто не было предела, - столько времени владеть крепостью и даже не знать точно всех её ресурсов?!
        - Собственно, после этого вопрос в духе 'А почему же мы просра... проиграли эту войну?' звучит как бы и не совсем прилично, да?
        - Да, Серег! Это точно - лучше и не скажешь! Что делать предлагаешь?
        - Да вот думаю сегодня взять с собой Меллера, Мякишева и Лутонина да пройтись по загашникам китайских сокровищ. Хотя бы общее количество да общее состояние оценить и наметить первоочередные меры по реанимации того, что найдем.
        - Добро! Только Меллера я тебе пока что надолго не дам. Ему ещё тут работы хватит.
        - Ты о больной двенадцатидюймовке своего флагмана?
        - Конечно, а о чем же ещё? Извини за тавтологию, но больное орудие главного калибра - это очень больной вопрос!
        - Да, умудриться угробить орудие в первом же бою... Это нужно было очень постараться...
        Вервольф в очередной раз мысленно выругался. Дело в том, что после первого же боя с японским флотом 27 января, в стволе правого носового орудия 'Петропавловска' образовалась продольная трещина. Согласно официальной версии местных артиллеристов причиной тому якобы послужила вода, попавшая в ствол перед самым выстрелом. Вервольф же придерживался несколько иного мнения. Скорее всего это была не просто вода, а замерзшая вода. И именно наледь в стволе, которую прозевали артиллеристы, и явилась причиной появления трещины в теле орудия...
        - Меллер вчера, по результатам предварительного вечернего осмотра сказал, что не всё так безнадежно. - голос Ильи вернул Сергея из собственных раздумий на мостик флагмана Первой Тихоокеанской, - Они сегодня с Мякишевым собирались с самого утра консилиум провести по этой пушке. А вот, кстати, и они!
        Из проема открытой двери в тыльной плите носовой башни главного калибра на палубу один за другим вышли Мякишев, лейтенант Кнорринг, мичман Шишко - и невысокий худощавый человек в помятой форме и с погонами подполковника по адмиралтейству - Меллер.
        Вервольф повернулся к Илье:
        - Пойду, побеседую со спецами!
        - Хорошо! Ты сам-то что думаешь? Как механикус?
        - Как механикус? - Сергей улыбнулся. Илья частенько использовал это словечко, чтобы подчеркнуть, что он, в отличие от Вервольфа и некоторых других попаданцев - гуманитарий, и не сильно любит вникать во всяческие мелкие 'заклепкометрические' моменты, - Как механикус, могу тебе сказать, что в его словах есть рациональное зерно. В любом случае - нужно пробовать исправить ствол. Но, всё зависит от размеров повреждения.
        - Тогда пойдем вдвоём. Мне тоже интересно знать вердикт Меллера. Спустившись с мостика на спардек броненосца, а оттуда - на бак, Илья с Сергеем подошли к носовой башне главного калибра. Тут уже был и командир броненосца Яковлев - как всегда - подтянутый, с гордой прямой осанкой, густая кудрявая борода немного торчит вперед, усы вразлёт, фуражка низко посажена на высокий лоб с залысинами, умные глаза внимательно смотрят из-под низких бровей.
        - Господа офицеры! Доброго утра!
        - Здравия желаем, Ваше превосходительство!
        Вервольф смотрел на приветствовавших адмирала офицеров. Насколько разных людей собрала судьба здесь, на флагманском броненосце! Командир корабля, капитан первого ранга Николай Матвеевич - опытный моряк, участник последней Русско-турецкой, чрезвычайно грамотный и широко эрудированный специалист, пользующийся на эскадре заслуженным уважением. Капитан второго ранга Андрей Константинович Мякишев - худощавый, невысокий, отчего голова с тонкими, правильными чертами лица казалась несколько непропорционально большой, из-под козырька фуражки глядят лучистые, проницательные глаза, за которыми скрывался живой, пытливый и новаторский ум талантливого артиллериста. В августе ему должно было исполниться сорок. Рядом стоял молодой, безусый и безбородый лейтенант барон Кнорринг. В свои двадцать шесть Любим Николаевич уже имел орден Св. Анны третьей степени с мечами и бантом и золотое оружие 'За храбрость', как награду за проявленную доблесть в Китайской кампании три с половиной года назад. Рядом стоял мичман Борис Оттонович Шишко - младший артиллерийский офицер броненосца, двадцати четырех полных лет. Несмотря на
столь молодой возраст, Борис уже успел побывать в дальнем походе - под командой Григоровича на броненосце 'Цесаревич' он перед самой войной пришел в Артур... Но самой колоритной фигурой из всей этой группы был пятый. Подполковник по адмиралтейству Александр Петрович Меллер. И именно с ним сейчас говорил Илья:
        - Александр Петрович, каков будет Ваш вердикт по орудию? Жить будет?
        - Будет, Ваше превосходительство! - Меллер чуть заметно улыбнулся, - В теле ствола, начиная от дужки, имеется продольная трещина. Но, думаю, мы сможем остановить её дальнейшее развитие, чтобы она не перешла на следующую обёртку. Правда для этого нужно будет просверлить по нормали к оси орудия сквозное отверстие в конце трещины, а, чтобы не было прорыва газов при стрельбе, залить его потом мягким металлом. Может, несколько рассеивание увеличится, но орудие будет вполне пригодным к стрельбам.
        Вервольф смотрел на Меллера и только удивлялся тому, насколько внешность может не соответствовать содержанию. Ничем особо не приметный, худой, среднего роста, сутуловатый, весь подавшийся вперед, словно вот-вот сорвется с места и побежит куда-то. Беспорядочная острая бородка клинышком, нос с горбинкой, высокий, открытый лоб и глаза - почти бесцветные, как у судака. Иногда казалось, что они вообще ничего не выражают. Однако, в их глубине горел неугасимый огонь жажды нового, жажды действий. Длинные, крепкие и мускулистые руки с тонкими, длинными и одновременно сильными пальцами ювелира и музыканта. Пальто с измятыми погонами, небрежно надетое кое-как, по принципу 'напялил - и ладно!', фуражка, кое-как нахлобученная на голову... В этом и был весь Меллер - 'имидж ничто, дело - всё!' ...
        - Ваши мастеровые смогут выполнить эту работу, Александр Петрович? - Илья пристально смотрел на подполковника.
        - Уж больно работа деликатная, Илья Сергеевич! Так что уж лучше я сам возьмусь за нее. Сегодня всё приготовим и после обеда приступлю.
        - Хорошо! Тут, правда, мой начштаба контр-адмирал Вервольф хотел Вас похитить на денёк...
        - А зачем, позвольте полюбопытствовать? - бесцветные глаза Меллера с интересом смотрели в серые глаза Вольфа. Сергей улыбнулся:
        - Да есть тут, Александр Петрович, прямо в порту, настоящие пещеры Алладина, то бишь китайские арсеналы. Там всякого добра просто видимо-невидимо! И пушки, и станки, и снаряды, и прочая всякая всячина. Вот и хотел я, чтобы Вы и Андрей Константинович на всё это взглянули...
        - О, это было бы очень интересно! - в глазах подполковника вспыхнул тот самый огонёк, - Пока мои рабочие будут доставлять на корабль оборудование и настраивать его, я с превеликой радостью пройдусь с Вами к этим самым кладовым китайских сокровищ.
        - Отлично! - Илья хлопнул в ладоши, - В таком случае, господа Меллер и Мякишев вместе с советником Вервольфом осмотрят арсеналы, а мы с Николаем Матвеевичем и господами артиллерийскими офицерами ещё раз пройдемся по броненосцу и посмотрим, что ещё можно улучшить в его защите, ну а затем приступим к исправлению повреждений орудия. За дело, господа!
        * * *
        Когда печати с дверных замков были сорваны, взорам Вервольфа, Мякишева, Меллера, а также генерала Белого и его помощника полковника Тахателова, крепостного интенданта капитана Достовалова, и вызванного Вервольфом с 'Полтавы' Лутонина, предстали настоящие залежи самого разнообразного военного имущества. Чего здесь только не было! Листы железа и стали, свинцовые слитки, чугунные болванки, бухты всевозможных стальных тросов, километры электрических проводов, болты и гайки всевозможных размеров, шестерни, звёздочки, какие-то валы, две динамо-машины, станки и буквально горы самых разнообразных орудий и снарядов. Горы в прямом смысле.
        При виде того, как хранились эти орудия, у Белого с Мякишевым слёзы навернулись на глаза, Меллер просто лишился на минуту дара речи, а Вервольф, повернувшись к Доставалову, прошипел:
        - Господин капитан! Потрудитесь предоставить мне списки всех лиц, занимавшихся складированием этого имущества и лиц, ответственных за его сохранность. ВСЕХ ДО ЕДИНОГО!
        - Б-б-будет сделано, Ваше превосходительство! - заикаясь, произнес капитан.
        Сказать, что Вервольф осатанел от увиденного - это ничего не сказать. Разнообразные орудия, лафеты к ним, снаряды хранились в полном беспорядке, местами стволы были просто свалены в кучи, друг на друга. В другом месте крупповские орудия лежали, словно штабель брёвен. Тут же высилась гора орудийных станков - очевидно, от них же... Чуть дальше на стоявшие ровным рядком лафеты сверху были просто брошены ещё несколько. Зато битый кирпич и черепица были уложены в полном порядке, аккуратными стопками, чтоб их! Справедливости ради, стоило всё же отметить, что многие орудия были перед хранением законсервированы - их механизмы были обильно смазаны тавотом, как и каналы стволов, бережно закрытые деревянными пробками. Вот только это было не заслугой интендантской службы и управления крепостью... Сергей повернулся к Лутонину, с тоской взирающему на всю эту складскую вакханалию, и, указывая на закрытый пробками ствол очередного китайского трофея, спросил:
        - Сергей Иванович, признавайтесь - Ваших рук дело?
        - Да, Ваше превосходительство. Мои люди консервацию делали. Правда, давно это было, ещё летом 1901 года, когда я был старшим артиллерийским офицером на 'Севастополе'. Мы тогда всё лето простояли у стенки Восточного бассейна. И у меня прямо сердце кровью обливалось, когда я смотрел на то, как обращались с трофейными орудиями!
        - И что, ничего нельзя было с этим поделать?
        - Да я пробовал вразумить этих варваров, но чиновник Военного ведомства, руководивший работами, ответил мне прямо по-хамски: 'Не Ваше дело, не мешайте нам работать!'
        - Да уж, 'наработали' ребятки! Если б не Ваши усилия по консервации, уже большую часть пушек давно ржавчина бы сожрала...
        - Да и так, наверное, многие потеряны уже безвозвратно после стольких лет подобного хранения...
        - А вот это мы ещё посмотрим! - вступил в разговор Меллер, для которого подобные слова были вызовом его знаниям и умениям, - Не торопитесь списывать раньше времени! Я думаю, что большую часть этих орудий удастся привести в порядок и они нам ещё послужат!
        - Что Вам для этого нужно будет, Александр Петрович?
        - Людей толковых десяток, лучше два, желательно - артиллеристов, чтобы всё это отчистить, рассортировать и начать исправлять то, что подлежит исправлению.
        - Замечательно! Тогда, пока Вы будете реанимировать орудие 'Петропавловска', Андрей Константинович, Сергей Иванович и Василий Фёдорович подберут команду из толковых артиллеристов флота и крепости, - и Вервольф повернулся к Достовалову, - а господин крепостной интендант вместе с людьми из того списка, который он мне сегодня к вечеру положит на стол, тем временем, в течение этой недели, проведет полнейшую инвентаризацию всех этих складов, и подготовит отчет, где будет перечислено ВСЁ имеющееся в наличии имущество, вплоть до свинцовых картечных пуль. В противном случае, господин капитан, этот список превратится из списка обычных чиновников-разгильдяев крепости Порт-Артур в список врагов Царя и Отечества, угробивших по своей халатности ценное казённое военное имущество в особо крупных размерах и подлежащих соответствующему наказанию по законам военного времени, как пособники врага. Вам всё ясно, господин капитан?
        - Т-так точно, В-ваше превосходительство...
        - Замечательно! И предупредите сразу своих людей - при попытке покинуть Порт-Артур без моего личного на то разрешения - расстреляю, как дезертиров!
        - Будет сделано! - голос побелевшего, как мел, капитана, заметно дрожал, хоть он старался и не подавать виду.
        - Ну, а, чтобы Вы не считали меня уж совсем извергом и самодуром, я несколько облегчу Вам задачу - огнеупорный кирпич и черепицу пересчитывать не нужно, меня этот хлам не интересует. Исполняйте!
        - Есть!
        Меллер стоял с обалделым лицом, Белый, Тахателов, Мякишев и Лутонин тоже пребывали в состоянии лёгкого шока от только что услышанного.
        - Не удивляйтесь, господа! К сожалению, без подобных мер быстро навести порядок в крепости не получится. А на медленное и постепенное наведение порядка времени у нас с Вами, простите, нет! Так что придется использовать не только пряник, но и кнут, тут уж никуда не денешься. Увы! Но, довольно лирических отступлений, господа артиллеристы! Приступим к делу, - и, повернувшись к Белому, - Василий Федорович! Предлагаю сводную команду артиллеристов возглавить полковнику Тахателову. По мере надобности, особенно для консультаций по крупнокалиберным пушкам и пушкам морских систем приглашать господ Мякишева, Лутонина и других артиллерийских офицеров флота. Ну а господин Меллер будет курировать техническую сторону работ по ремонту орудий.
        - Вполне разумно!
        - Хорошо! Если возражений нет, то у меня к Вам, господа, будет особая просьба - было бы просто замечательно, если бы к концу недели удалось привести в порядок четыре хороших скорострельных полевых пушки. Можно на не совсем исправных лафетах - их всё равно придется переделывать под тумбовые установки. Они мне в Дальнем нужны ещё вчера!
        - Постараемся, Ваше превосходительство!
        - Господин советник! - раздался голос Меллера.
        - Слушаю Вас, Александр Петрович!
        - Если Вы не возражаете - мне пора бы уже на 'Петропавловск' возвращаться!
        - Да-да, конечно! Не смею Вас задерживать! А мы с господами офицерами ещё прогуляемся немного по этим дивным 'закромам Родины'!
        * * *
        Солнце уже садилось за окружающие Артур горы, окрашивая багрянцем низкие облака, накатывавшие с юго-востока.
        - Похоже, погода опять испортится... - задумчиво произнес Вервольф, глядя на облачность, уже скрывшую почти половину неба.
        - Думаешь? - отозвался Илья.
        - Практически уверен.
        Вервольф облокотился на ограждение мостика 'Петропавловска' и повернулся к Коммерческой гавани, где сейчас стояли четыре торговых судна, те самые, что ещё утром были на внешнем рейде - 'Гирин', 'Цицикар', 'Харбин' и 'Хайлар'. Прибывшие из Дальнего суда принадлежали пароходству КВЖД - об этом свидетельствовали две узкие белые марки на их тёмных трубах. На двух из них - наиболее крупных 'Харбине' и 'Хайларе' - сейчас кипела работа - корабли усиленно разгружались от всяческих механизмов, устройств и дельных вещей, демонтировалось практически всё палубное оборудование...
        - Ты всё-таки решил затопить пароходы?
        - Да, Серег, решил. Иначе - вряд ли получится надёжно защитить проход от брандеров. Крепостные минные поля ещё не выставлены. Да и Макаров в своё время поступил точно так же.
        - Знаю, Илья. Причем многие его критиковали за это решение...
        - И многие потом всё же признали его правильность!
        - Да, помнится читал об этом в одном из дневников. Кажется - у Рашевского.
        - У Сергея Александровича?
        - По-моему - у него. Хотя точно утверждать не буду, - и Вервольф загадочно улыбнулся своим мыслям, - Интересно было бы почитать, что пишут сейчас о нас с тобой Лилье и Рашевский. Да и остальные авторы Порт-Артурских дневников...
        - Ну, если доживем до победы - то узнаем через пару лет, когда их опубликуют!
        - Ну да! Но самое интересное, Илья, в данном случае не это, - Сергей продолжал улыбаться.
        - А что?
        - А то, что для затопления ты выбрал те же пароходы, что и Макаров!
        - Да?
        - Да, господин вице-адмирал! Ваще превосходительство соизволило затопить 'Харбин' и 'Хайлар', если я правильно понимаю ту возню по их беспорядочной разгрузке, которую мы можем отсюда наблюдать. Угадал?
        - Угадал. Но, сказать по правде - Макаров тут совершенно ни при чем. Я просто выбрал из всех транспортников КВЖД два самых старых и самых крупных парохода.
        - Логично! А два других зачем притащил в Артур?
        - Если этих двух не хватит для создания надежной преграды против брандеров, то затоплю ещё пару. Насколько помню - наши ведь затопили три или четыре корабля, да?
        - Четыре. Двумя группами, перекрыв японцам путь в проход по прямой. Вот только...
        - Что только?
        - 'Гирин' и 'Цицикар' не совсем подходят для роли барьера.
        - Почему?
        - Маловаты по размеру. Да и топить два относительно новых корабля - лично меня зелёное земноводное давит. Которое жаба. Да и для Талиенванского залива эти кораблики вполне могут пригодиться.
        - Что предлагаешь?
        - Макаров затопил во второй группе 'Эдуард Бари' - большой пароход. Принадлежит не пароходству КВЖД, а какому-то "буржуину" из Санкт-Петербурга. Тоже не старый кораблик, но сильно повредивший корпус при посадке на камни у Дальнего. Вторым Макаров сначала хотел затопить 'Казань' - вон тот здоровенный однотрубный пароход Доброфлота, который стоит тут в Коммерческой гавани с начала войны. Но там было полторы тысячи тонн всяких грузов, которые сначала не хотели разгружать, а потом, когда разгрузили - решили переделать 'Казань' в госпитальное судно.
        - А какой же пароход тогда затопили четвертым?
        - 'Шилку'. Но у мня рука не поднялась бы - новенький пароход, три года всего, и топить... Это просто капец какой-то...
        - Но ведь всё равно нужно строить заграждение?
        - Нужно. Поэтому придется что-то придумать. Но 'Бари' обязательно нужно тащить сюда из Дальнего.
        - Так он - не на ходу?
        - Насколько помню - на ходу. По крайней мере - не помню, чтобы его на буксире тащили из Дальнего. Я б такую 'эпическую' операцию, наверное, запомнил...
        - Если он своим ходом дойти способен - то это хорошо.
        - Соглашусь. Но, кроме заграждений из потопленных судов, нам, а в первую очередь - тебе, Илья, предстоит сделать намного более важное для безопасности внешнего рейда. То, что так и не сделали в ту войну.
        - И что?
        - Организовать нормальную службу охраны водного района. Чтобы японцы не чувствовали себя хозяевами внешнего рейда ночью. Чтобы их корабли и брандеры засекать не в миле от берега, а на более дальних подступах. Чтобы траление мин было эффективным и постоянным. Плановым. Вот после этого можно уже и борьбу за обладание морем организовывать.
        - Есть идеи, как это всё устроить?
        - Есть, господин командующий! В общих чертах, но есть. Предлагаю сегодня после ужина обсудить.
        - Хорошо. Меня, правда, терзают мутные сомнения - где набрать столько кораблей для сторожевиков?
        - Илья, ты серьезно?
        - Вполне!
        - Да посмотри, сколько здесь разных портовых судов, катеров, транспортников, старые корабли, опять же! Каждый из них - потенциальный сторожевик, тральщик, замаскированный минзаг или плавбаза для легких сил. Причем на всех уже есть опытные экипажи. Дополнить их канонирами, и - вуаля! - у тебя целый флот легких сил!
        - А пушек где на всех набрать?
        - А вот насчет пушек - у меня после сегодняшнего похода по закромам китайских арсеналов есть весьма интересная информация!
        - Ну, тогда - рассказывай, что там накопал!
        - Ну, накопал - это громко сказано, только первые, общие впечатления. Копают там сейчас другие люди - те, кому это положено было ещё раньше всё сделать! И, через неделю у нас будут точные данные обо всём, что там лежит.
        - Уверен?
        - А куда они денутся?! У них, Илья, другого выхода нет, - при этих словах Сергей недобро улыбнулся, - Я им сделал предложение, от которого невозможно отказаться.
        - Ладно, надеюсь, ты не перегнул палку. Так что там с китайскими орудиями?
        - Больше сотни штук. И целые горы снарядов к ним. И это - только то, что я видел так, с лёту...
        - А состояние?
        - Большинство можно привести в чувство, хотя, за такое хранение, как на этих складах - кое кого следовало бы расстрелять. Образцово-показательно. Прямо на набережной Порт-Артура.
        - Ладно, не кипятись! Это мы завсегда успеем, если что! - Илья улыбнулся, - Ты, как обычно - карательный отряд флота, да?
        - Да не, Илья, просто это местное раздолбайство уже достало! Натурально достало.
        - Меня тоже. Но ты уж постарайся не расстреливать никого раньше времени, договорились?
        - Договорились! - улыбнулся Вервольф.
        - Тогда пойдем, глянем, что там Меллер с пушкой вытворяет!
        А Меллер, собственно вытворял вот что: оседлав правое орудие носовой башни, он виртуозно работал ручным пневмосверлом. Двое стоящих рядом его подручных регулировали по его команде компрессор и поправляли, в случае необходимости, воздушный шланг.
        - Как успехи, Александр Петрович?
        - Пока что всё идёт очень даже неплохо, Ваше превосходительство! Правда - сверла быстро 'садятся' - сталь у ствола хорошая, поэтому часто править приходится. Но, думаю, за пару дней управлюсь!
        - Замечательно! Чует моё сердце - мне эта пушка очень скоро понадобится! - и, уже повернувшись к Вервольфу, - Пойдем, у нас ещё до ужина время есть, обсудим у меня в салоне твои предложения по сторожевикам и тральщикам.
        - Пойдем!
        И они зашагали по палубе правого борта к корме броненосца. Вервольф на секунду оглянулся - в уже обозначившихся вечерних сумерках в проход выходили дежурные катера и суда. Крепость готовилась пережить ещё одну тревожную ночь. И тут он заметил знакомую коренастую фигуру, спешащую по причалу к трапу 'Петропавловска'.
        - А вот и товарищ Капер спешит домой!
        - Точно! Пойдем, встретим его у трапа!
        - Пойдем! Причем, судя по его бодрой походке - эксперимент оказался удачным!
        Сергей оказался прав - сияющее лицо поднимающегося по трапу Володи говорило о том, что день у него сегодня явно удался.
        - Ну как? - первым делом спросил Илья, едва только Капер поднялся на палубу.
        Вместо ответа Володя поднял вверх большой палец правой руки:
        - Во! - и тут же добавил, - Всё работает, как часы!
        - Ну, тогда пойдем в адмиральский салон - там всё и расскажешь! Во всех подробностях.
        * * *
        Глава 12
        24 февраля 1904 года.
        Порт-Артур.
        Вервольф.
        Как и предполагали вчера вечером Вервольф на мостике 'Петропавловска' и барометры в штурманских рубках кораблей эскадры, погода за ночь здорово испортилась. И сейчас над головой стоящего на мостике советника висело низкое серое небо с ползущими по нему тёмными облаками. На море ночью ветер развёл крупную зыбь, и возвращавшиеся из ночного дежурства миноносцы здорово качало.
        - Всё же будешь ехать? - раздался за спиной голос Ильи.
        - Да, Илья Сергеевич! Нужно поглядеть, что там Налётов сотоварищи сооружают. А то уже почти неделю там сами себе предоставлены.
        - Ну, тогда конечно - езжай! С Богом!
        - Спасибо! Ты тут тоже - береги себя! - пожал руку командующего Сергей, и, уже улыбнувшись, добавил, - И пожалуйста, не утопи без меня весь японский флот!
        - Хорошо, половину тебе оставлю! - широко, совсем по-мальчишески, улыбнулся Илья.
        И Вервольф понеся вниз по трапам броненосца.
        Через три часа он был уже в мастерских станции 'Дальний'.
        Шум вокруг стоял неимоверный, но в душе Вервольфа он звучал прекрасной музыкой. Музыкой творения. И пусть идея была не нова - блиндированные поезда применялись и до этого - и в Англо-бурской войне, и в Гражданской войне в Америке, но этот бронепоезд должен был стать новым словом в деле конструирования крепостей на колёсах. Это было видно уже сейчас - по контурам мощных каркасов, которые под вой и жужжание сверл и грохот молотков обрастали броневым панцирем. Особенно радовали паровозы - три 'овечки' были полностью обрамлены каркасом под установку броневых листов. Причем один паровоз уже был 'одет' более, чем на половину, остальные два - почти на треть. И работа не прекращалась ни на минуту - как раз сейчас четверо дюжих молодцов из флотской команды будущего бронепоезда клепали раскаленные докрасна заклёпки, закрепляя очередной лист бронировки котла паровоза. Изящная 'овечка' приобретала гранёно-рубленные очертания, словно над обликом паровоза работал скульптор-кубист, превращая гражданский локомотив в брутальную военную машину.
        - Здравствуйте, господин Советник! - Налётов вынырнул из рубки паровоза и проворно соскочил вниз.
        - И Вам не хворать, Михаил Петрович! Как поживаете?
        - Всё хорошо, Ваше превосходительство, вот только не ожидали увидеть Вас здесь так рано!
        - Вот и хорошо! Мне торжественные встречи с ковровыми дорожками ни к чему - не люблю мешать людям работать. Так что давайте сразу перейдем к делу - рассказывайте, что тут у Вас?
        - Да вот, как видите, по паровозам работа идет полным ходом. Мне, как железнодорожнику, проект их обшивки броней дался наиболее быстро и легко - и локомотивы знакомые, и с установкой вооружения не нужно голову ломать - только защиту обеспечить, и считайте - дело в шляпе!
        - Пожалуй, соглашусь с Вами вполне, Михаил Петрович! Но всё равно - работу Вы проделали колоссальную! Я, положа руку на сердце, приятно удивлён!
        Из-за ближнего паровоза вынырнули фигуры двух морских офицеров, спешащих к Вервольфу. Вытянувшись в струну, они вскинули к козырьку фуражки правую руку. Вервольф ответил тем же:
        - Здравия желаю, господа офицеры!
        - Здравия желаем, Ваше превосходительство! Прикажете свистать сбор команды?
        - Никак нет! Отставить свистать сбор! Пусть люди работают, не хочу мешать Вам! Вы лучше покажите, что успели к сегодняшнему дню. Вижу, Вам есть, чем похвалиться! - улыбнулся Вервольф.
        - Так точно! Есть немного! - чуть смущенно ответил Никольский. Он пока что никак не мог привыкнуть к тому, как общался с подчиненными Вервольф.
        - Ну, тогда показывайте, Михаил Ильич, что вы тут успели наклепать!
        - Пойдемте, Ваше превосходительство!
        Ближайшие полчаса прошли в обходе и всестороннем осмотре строящихся бронеплощадок как боевого поезда, так и железнодорожных батарей. Последних, правда, было всего две, но на обоих уже были набраны каркасы броневых ящиков для боекомплекта и смонтированы боковые опоры-аутригеры, без которых вести нормальную стрельбу из мощных орудий Кане просто не получится. Конструкция, разработанная Налётовым и Никольским была проста до безобразия и тем гениальна - опоры, сложенные в походном положении вдоль платформы, в боевом положении поворачивались на шарнирах и фиксировались перпендикулярно оси платформы, опираясь при помощи винтовых домкратов на уложенные на грунт башмаки. Во время демонстрации матросы умудрились за пять минут привести платформу из походного положения в боевое. Пулемётные десантно-штурмовые вагоны тоже уже приобретали зримые контуры. Пусть пока только в виде голого скелета стальных каркасов, но всё же... Темп строительства был очень высоким. Вервольф даже не ожидал подобного. А вот с артиллерийскими платформами была беда - поним только-только начали набирать каркас центрального каземата. И
дело тут было не в нерасторопности работников - по всему было видно, что и рабочие мастерских и матросы из сборной флотской команды выкладывались на все сто процентов и даже немного больше. Вопрос был в орудиях для этих самых площадок. Точнее - в отсутствии этих орудий.
        - А знаете, господа, пушки для нашего поезда я нашел! - улыбнулся советник.
        - Позвольте полюбопытствовать, что за орудия?
        - Патронные полевые пушки Круппа в семьдесят пять миллиметров калибром!
        - Если позволите - а где вы их нашли?
        - Да в Артуре, господа, в Артуре! - и, видя полные удивления взгляды офицеров и Налётова, добавил, - Среди китайских трофеев столько полезных и нужных вещей лежит на наших складах, Вы бы только видели!
        - А каково их состояние? Всё-таки долго хранились, да и надзора, наверное, не было никакого за ними, раз забыли про них все...
        - Тут Вы правы, господин лейтенант! Надзора не было никакого. Но у многих пушек сохранность оказалась на удивление высокой. Что меня вчера весьма порадовало среди всего того, уж простите за прямоту - бардака, который там творился на складах! Порадовало - потому как очень хорошие орудия. Почти как наша трёхдюймовка. И боекомплект есть к ним - и фугасные гранаты, и шрапнель, и картечь. Как раз то что 'доктор прописал' для излечения японцев от спеси! Да вы и сами можете оценить, пойдемте!
        И они все дружно зашагали сначала к выходу из здания, а затем - к воротам в заборе, ограждавшем территорию мастерских. Ворота сейчас были распахнуты и небольшой маневровый танк-паровоз заталкивал через них две платформы с накрытыми брезентом предметами. Вервольф сам до конца ещё не верил в произошедшее, но сегодня утром его ждал приятный сюрприз - словно компенсация потраченных вчера нервов. Оказывается, люди из интендантской службы крепости, получив изрядную порцию пилюлей от крепостного интенданта, проработали на складе почти пол ночи, вместе с присланными Лутониным десятком артиллеристов с 'Полтавы', разбирая горы артиллерии и пытаясь уважить просьбу Советника найти ему хорошие полевые пушки. В итоге - к утру у ворот арсенала стояло пять 75-миллиметровых орудий Круппа с длиной ствола в 24 калибра. Ещё через час четыре из них были погружены на прицепленные к поезду советника платформы. Приподняв край брезента, Никольский улыбнулся. Наверное, он ожидал увидеть ржавый хлам, а нашел там орудие во вполне вменяемом состоянии.
        - Это просто замечательно, Ваше превосходительство! Теперь мы можем закончить проект орудийных вагонов и приняться за их сооружение полным ходом!
        - Ну, вот и славно, господа! Рад, что смог Вам подсобить в Вашем нелегком деле! Кстати, а что это шум работы внезапно стих? - до слуха и впрямь более не доносился стук молотов из здания мастерской.
        - Господин Советник! - обратился к нему Налётов, - Время обеда! Отобедайте с нами, если Вам будет угодно! Уж чем богаты...
        - Конечно, господа, с превеликим удовольствием!
        У обедавших мастеровых и матросов в очередной, какой уже раз за эту войну происходил, как сказали бы в мире Вервольфа, 'разрыв шаблона'. Они уже как-то попривыкли за неделю, что два офицера и техник обедают вместе с ними. Но чтобы 'цельный контр-адмирал' уселся с ними за одни и те же столы и стал есть ту же пищу - такого не ожидал никто...
        Уже заканчивая трапезу, Вервольф повернулся к Никольскому:
        - Замечательный обед, Михаил Ильич!
        - Спасибо на добром слове, Ваше превосходительство. Вы уж не взыщите - трапеза у нас скромная, без изысков!
        - Да что Вы, господин лейтенант! Я человек к пище не шибко привередливый. Кстати, не плохо бы пайку вашим людям увеличить - всё ж работают от зари до зари! Скажете интендантской службе, что я лично распорядился полуторную норму довольствия Вашим людям выдавать. И на рабочих - в том числе. А я по приезду в Артур оформлю соответствующее распоряжение письменно.
        - Будет сделано, Ваше превосходительство! Благодарю за заботу!
        - Не стоит благодарности! Все работаем на общее дело! - Вервольф улыбнулся, но, взглянув на стрелки карманных часов, тут же вздохнул, - Что ж! Засиделся я тут у Вас, господа! А у меня ещё работы непочатый край! Так что не взыщите, но пора мне покинуть Ваше гостеприимное пристанище!
        Распрощавшись с Налётовым, Никольским и Развозовым, Сергей направился к Сахарову. После часовой беседы за чаем у градоначальника, настало время наведаться в четырнадцатый полк, а точнее - в те места, где сейчас находились его солдаты. Стоя рядом с командиром полка - Владимиром Михайловичем Савицким, Вервольф смотрел, как его солдаты буквально вгрызались в мерзлую землю и в камень Квантуна. Тут же, рядом, сотни китайцев ежеминутно переворачивали кубометры грунта, устраивая насыпи под 'железку' к строящимся батареям. Надзирателями над китайцами были их же соотечественники, поставленные Тифонтаем. Но, кроме очевидных управляющих-бригадиров, которые сейчас зычно распоряжались рабочими, в пёстрой туземной массе были и скрытые агенты, позволявшие наблюдать за огромным людским муравейником изнутри. Что уже дало свои плоды - за неделю трое японских шпионов прямо со стройки попали в камеры контрразведки в Порт-Артуре, а ещё пара сотен 'неблагонадежных' китайцев была просто не допущена к участию в работах. Пока в Артур не прибыли жандармы, помощники Тифонтая были единственной надежной подмогой для русской
контрразведки. Ибо очень не хотелось, чтобы планы русских работ попали на стол к Того раньше, чем он столкнётся с ними в бою. А работ этих предстояло выполнить, как говорится - вагон и маленькая тележка.
        - Да уж! Задали мы сами себе задачку! - задумчиво протянул советник.
        - Ничего, Ваше превосходительство, всё сделаем, дайте только срок! - тут же отозвался стоящий рядом подполковник. Плотно сбитый, ростом чуть выше среднего, с небольшой бородкой и аккуратными усиками, он по внешнему виду, конечно, проигрывал богатырской внешности Савицкого. Но Вервольф знал, кто стоит сейчас рядом с ним. Командир третьего батальона Крепостной артиллерии, Николай Александрович Бржозовский. Тот самый, что в 1915 году командовал крепостью Осовец. Тогда к нему, уже генерал-майору, под белым флагом парламентера явился германский офицер и сказал:
        - Мы даем вам полмиллиона имперских марок за сдачу фортов. Поверьте, это не взятка и не подкуп - это простой подсчет. При штурме Осовца мы истратим снарядов на полмиллиона марок. Нам выгоднее истратить стоимость снарядов, но не сами снаряды. Не сдадите крепость - обещаю вам, через сорок восемь часов Осовец как таковой перестанет существовать!
        И Николай Александрович, подавив всю бурю кипевших в душе от подобной наглости эмоций, мило улыбнувшись, вежливо ответил парламентеру:
        - Предлагаю вам самим остаться здесь. Если через сорок восемь часов Осовец будет стоять, я вас - извините! - повешу. Если Осовец будет сдан, пожалуйста, будьте так добры, повесьте меня. А денег не возьмем! ...
        Вот такие люди служили в Атуре. И не их вина, что крепость была сдана японцам. Что так бездарно и бестолково была проиграна война... Вервольф тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, - нет, в этот раз всё будет по-другому. Всё!
        - Николай Александрович, хотелось бы услышать Ваше мнение по одному весьма беспокоящему меня вопросу.
        - Слушаю, Ваше превосходительство!
        - Насколько мне известно, существуют приборы централизованного управления огнём, позволяющие наводить все орудия нескольких батарей на одну цель. Вот мне бы очень хотелось что-то подобное этой системе устроить здесь. Что Вы об этом думаете?
        - Вы имеете в виду систему капитана де-Шарьера?
        - Да, Николай Александрович, именно эту систему.
        - Ну, насколько мне известно из публикаций Артиллерийского журнала, то данная система неплохо показала себя на испытаниях в Кронштадте, да и в Севастополе её установили на некоторых батареях. И если её применить здесь, то возможность групповой стрельбы по одной цели очень повысит огневую мощь нашей морской обороны. Которая, к сожалению, сейчас просто отсутствует в окрестностях Дальнего.
        - Да уж, тут Вы абсолютно правы! - вступил в разговор Савицкий, - Построить такой великолепный порт, и совершенно не озаботится его защитой с моря! Срам, да и только!
        - Ничего, Владимир Михайлович! После войны мы воздадим по заслугам всем, кто привел Россию к ней совершенно неготовой. Карающая длань императора никого не минует, это я вам, господа, обещаю! - Вервольф горько улыбнулся: 'Даже если это будет не совсем длань императора, или совсем не его длань...', но в голос продолжил, - А сейчас нам придется, засучив рукава, наверстать семимильными шагами то, что не сделали до войны.
        - И сколько у нас времени? - поинтересовался Бржозовский.
        - Полтора месяца, Николай Александрович. От силы - два.
        - Немного. Совсем немного, - он словно задумался о чем-то на секунду, но тут же продолжил - Ничего. Постараемся успеть, с Божией помощью!
        Вервольф задумчиво глядел на огонь расположенного вблизи костра - одного из десятков, отогревавших мёрзлую землю...
        * * *
        Языки пламени плясали в диком, первобытном танце стихии, поедая сложенные поленья. Дрова тихо потрескивали, переливаясь багряным жаром углей. Казалось, что в топке большого камина пылало целое дерево. Тепло очага наполняло уютом просторную гостиную дома Тифонтая. А аромат превосходного чая только усиливал это ощущение комфорта. После проведенных на холоде часов подобное было особенно приятно. Хотелось просто закрыть глаза и ни о чем не думать. Никуда не спешить. Ничего не решать. Просто сидеть в удобном кресле, наслаждаясь теплом горящих поленьев и горячим нектаром прекрасного напитка. Сергей оторвал свой взгляд от огня и повернулся к 'русскому китайцу':
        - Превосходный напиток, Николай Иванович!
        Тифонтай улыбнулся одновременно с легким полукивком-полупоклоном
        - Гостям в этом доме всегда предлагают лучшее, господин Советник - характерный акцент практически не портил его весьма беглую русскую речь.
        - Да-да, Николай Иванович, я это уже заметил! - улыбнулся в свою очередь Вервольф, - Вы - очень гостеприимный хозяин!
        - Спасибо, Ваше превосходительство, за такие хорошие слова, мне, как хозяину, их очень приятно слышать. В свою очередь, позвольте и мне сделать вам приятное! У меня есть для Вас хорошие новости, касающиеся наших с Вами дел.
        - Замечательно, Николай Иванович! Я весь внимание.
        - Завтра в Артур прибудет первая партия новой униформы, что Вы заказывали. Пять сотен комплектов. И сотня специальных сеток для маскировки.
        - А многоцветная ткань?
        - Она уже лежит у меня на складе здесь, в Дальнем. Я её направляю вместе с униформой. Правда, её немного - только два десятка рулонов. Но через неделю будет ещё. Много времени ушло на подбор оттенков по Вашим эскизам. Но результат. Как мне кажется, неплох. Сейчас сами увидите!
        Тифонтай хлопнул в ладоши и что-то напевной китайской скороговоркой приказал появившемуся в дверях слуге. Чрез минуту тот появился, неся на подносе отрез ткани. Оставив поднос на столике перед хозяином и советником, слуга, отвесив глубокий поклон, тут же исчез за дверью.
        - Прошу, господин Советник!
        Вервольф взял в руки ткань. Хороший, добротный материал, покрытый хаотично разбросанными пятнами различной величины и формы - песочно-желтыми, коричневыми и цвета хаки разной насыщенности. Как раз то, что нужно для маскировки в условиях Манчжурии.
        - Замечательный камуфляж получился, Николай Иванович! Просто великолепно! Я, признаться, даже не ожидал что с первого раза выйдет именно то, что нужно.
        'Русский китаец' улыбнулся. По всему было видно, что похвала заказчика была ему приятна. Да, если быть честным до конца, то не только приятна, но и выгодна. Стать одним из поставщиков Императорской армии - это вам не фунт изюма!
        - Вот только, господин советник, такая ткань намного дороже выходит, чем обычная однотонная.
        - Ну так мы её и не для всех войск будем использовать, Николай Иванович. А только для лучших, отборных подразделений. Так что не особо накладно для казны выйдет. Кстати.
        А что с красителями для тканей?
        - Красители уже прибыли в Порт-Артур и оприходованы интендантской службой. И в Дальнем на складе ещё есть.
        - Хорошо! Тогда у меня будет к Вам просьба - часть красителей, что в Дальнем, передать Четырнадцатому полку, для перекрашивания существующих гимнастических рубах.
        - Хорошо, господин Советник! Учитывая наши тесные отношения, я готов передать красители для этого полка бесплатно.
        - Превосходно, Николай Иванович! Если с вопросами снабжения мы с Вами разобрались, то давайте перейдем к другим нашим делам. Что слышно от Ваших людей в отношении японцев?
        - Японская армия продвигается на север Кореи, но это, наверное, Вам и без меня известно. Но вот следующие сведения могут Вас заинтересовать. По сообщениям проверенных людей японские корабли уже несколько дней находятся в устье реки Тайдон. Очевидно, ждут момента, когда река освободится от льда.
        - Готовятся высаживать войска в Циннампо?
        - Скорее всего - да. Но точно пока не могу сказать. Своих агентов в Корее у меня нет, сведения приходится получать через местных партнёров.
        - Понятно, Николай Иванович. Но даже так - это очень полезная для нас информация, огромное за неё спасибо! А что по островам Эллиота, Блонд и Торнтон? Вашим людям удалось что-то узнать?
        - Да, тут уже проще. Тут мои люди сами многое видели, да и местных жителей проще разговорить. Так вот, ещё восьмого февраля на остров Хан-ян-тау, это тот, что Вы называете Торнтон, высаживались японцы и, облив керосином, сожгли там все русские довоенные запасы угля. С тех пор там часто появляются их корабли, иногда стоят по несколько дней на рейде. Группы японцев уже несколько раз высаживались на другие острова, но, по-видимому, пока только для разведки. Точно определить не удалось - при попытке приблизиться к такой группе нашего лазутчика, его джонку обстреляли из винтовок, пришлось уйти.
        - Спасибо, Николай Иванович! Подобная информация - она на вес золота.
        - Всё, как мы и договаривались, господин Советник. Вы платите деньги, я снабжаю Вас информацией. Конечно, суммы не маленькие, но, поверьте, расходы на агентуру тоже у меня не малые.
        - Да я это всё прекрасно понимаю, Николай Иванович! Поэтому никаких претензий к Вам у меня нет. Сотрудничество должно быть взаимовыгодным, - при этих словах Вервольф заметил, как улыбнулся Тифонтай. Что и говорить, 'восток - дело тонкое'. Да и миллион рублей - сумма весьма немалая. Но, не подав виду, продолжил, - До войны суммы по более разворовывались нашими чинушами, так что - ничего страшного нет в том, что нам теперь приходится тратиться на разведку, раз уж до войны этим не соизволили заняться. Да и не только этим...
        - Что-то ещё?
        - Да, Николай Иванович, есть у меня ещё пара вопросов, требующих обсуждения.
        - Я Вас внимательно слушаю!
        - Тогда приступим! Итак, первое. В Порт-Артуре, как Вам, наверное, известно, есть определенные проблемы с запасами некоторых видов продовольствия.
        - Да, господин Советник, это я знаю. Что мяса маловато заготовлено. И что корабль с грузом консервов японцы захватили по дороге в первый же день войны - об этом весь Артур перешептывается.
        - Так вот, Николай Иванович. Я бы хотел, чтобы Вы поучаствовали в заготовке скота для нужд крепости и всего Квантуна на случай изоляции полуострова и крепости в ходе боевых действий. Только не местным скотом, потому как он здесь не особого качества, да и отбирать у местного населения последнюю рабочую скотинку, обрекая семьи на голод, я не хочу. Я хочу наладить нормальные отношения между русскими и китайцами. Для начала - хотя бы здесь, в Манчжурии. Чтобы, несмотря на все разногласия, что были у нас, мы поняли, что мы - не враги друг другу. Поэтому и хочу, чтобы Ваши люди помогли нашим интендантским эмиссарам раздобыть хороший мясной скот, да и фураж для него, чтобы не весь пускать сразу на убой и засолку, а, чтобы и свежего мяса хватало. Пусть это будет немного дороже, чем местное мясо, но зато - более качественное.
        - Хорошо. Я не вижу больших трудностей, чтобы это всё обеспечить. Скажем, из северо-западных районов. Только нужно будет платить людям наличными деньгами, а не расписками и векселями, как это делали при Стеселе. Иначе - попрячут всю скотину от заготовителей.
        - Я понимаю. Потому - торговать будем честно, и цену будем давать нормальную. Но только за хорошее поголовье!
        - Хорошо, господин Советник! На том и договоримся. Мои агенты помогут Вашим людям в заготовке мяса. Кстати, если хотите, то могу предложить и поставку уже готовых консервов. Но не ранее, чем через месяц.
        - Замечательно. Консервы нам тоже весьма пригодятся, Николай Иванович, так что буду только рад.
        - А каков второй вопрос?
        - А вот второй вопрос серьезнее первого получится. Помните, при первой встрече мы с Вами обсуждали создание китайских вооруженных отрядов?
        - Да. Помню, конечно.
        - Так вот, я думаю, что момент для начала их создания настал.
        - Вы решили?
        - Да, и я, и адмирал Модус, считаем, что пора начинать формирование данных отрядов.
        - А оружие?
        - В Порт-Артуре есть немного довольно неплохих винтовок Манлихера и патроны к ним. Плюс, есть устаревшие винтовки системы Бердана. Но они годятся только для вооружения стрелков второй линии. Хотя, для партизанских отрядов могут и сгодиться на первое время. Конечно, самым лучшим вариантом для них было бы раздобыть японские винтовки - чтобы потом использовать трофейные боеприпасы, захваченные у убитых врагов.
        - Это очень хорошая мысль. Но японские винтовки на рынке не достать.
        - Значит, придется использовать 'Манлихеры' и 'Берданы'. Винтовки Мосина пока дать не могу!
        - Я понимаю. Для партизан, в принципе - и этого будет достаточно.
        - Ну, вот и славно, Николай Иванович. Значит, на том и порешим!
        - Да, господин Советник! Но... Может, всё-таки останетесь в моём доме на ночь? Время-то нынче неспокойное!
        - Я бы с радостью воспользовался Вашим гостеприимством, но, не могу. К великому моему сожалению. Необходимо быть в Артуре ещё сегодня! Так что - увы!
        - Жаль! Что ж! Надеюсь на скорую встречу!
        - Всенепременно, Николай Иванович!
        - Я Вас проведу!
        И они вдвоем направились к выходу из дома...
        Через двадцать минут Вервольф в сопровождении казачьей охраны уже садился в вагон стоящего под парами поезда. Пора возвращаться в Артур...
        Глава 13
        25 февраля 1904 года
        Порт-Артур
        Над головой, как и вчера, низкие серые облака ползли с востока, и, пойдя над гаванью Внутреннего бассейна, над городом, тяжело переваливаясь через гребень горы Высокая, исчезали на западе. На внешнем рейде гуляла крупная зыбь, подгоняемая холодным, сырым ветром. Волны раскачивали дежурные корабли, а затем, завершая свой бег к берегам Квантуна, дробились мириадами брызг, разбиваясь о прибрежные камни Тигрового и Электрического утёса, о борта затонувших японских брандеров, выкатываясь на пологий галечный пляж бухты Белого Волка. Ветер, дующий с моря, развевал флажки на мачте сигнальной станции Золотой горы и флаги стоящих в гавани кораблей.
        Стоящий в глубоком котловане дока высокий корпус трёхтрубного крейсера закрывал от ветра рабочих, суетящихся на лесах у левого борта корабля. Хотя порожденные этим же неприятным ветром сквозняки всё же не позволяли работать в более-менее комфортных условиях. Зато - хорошо раздували уголь в переносной жаровне, установленной на и без того тесных лесах. Но - без неё, увы - никак! 'Заклепки - наше всё!' - пронеслась мысль в голове Вервольфа. Нет, он, конечно, прекрасно знал, что такое электросварка. И неплохо умел ею пользоваться там, в своём мире. И даже вполне мог её здесь организовать. Более того, Володя Капер сей час как раз этим и занимался, сооружая в мастерских сварочный генератор. Но Вервольф на одном из прошлых совещаний высказался категорически против применения сварки для корпусов кораблей. Потому как не было нормальных сварочных материалов. Просто не было. А варить ответственные металлоконструкции электродами из непонятной проволоки с обмазкой мелом на жидком стекле - этого он допустить не мог. Поэтому общим решением сварку решено было применять только для неответственных конструкций или
для временного ремонта. И, естественно - для резки металла, что особенно пригодилось при расчистке пробоин от искореженного железа, которое уже невозможно было выправить.
        Потому и стояла сейчас на лесах жаровня с разогретыми докрасна заклепками, которыми дюжие молодцы из рабочих-судостроителей и экипажа крейсера сращивали под грохот молотов новый шпангоут, устанавливаемый взамен перебитого взрывом. Весь металл, погнутый, поломанный и порванный взрывом японской мины, был уже вырезан и вырублен из зоны пробоины. Теперь настал черед восстанавливать набор корпуса, броневую палубу, а затем - и обшивку.
        Работа спорилась в умелых руках, и Вервольф был вполне доволен. Ещё две-три недели - и 'Паллада' выйдет в море. Да и вообще - за прошедшие со времени первого посещения десять дней на крейсере многое изменилось. И - в лучшую сторону. Даже будучи во многом пессимистом, Сергей это признавал. Сарнавский сумел организовать работы на корабле даже с опережением графика и при этом привел крейсер в почти образцовый порядок. Можно было даже без 'почти' - как для корабля, стоящего в ремонте. При взрыве японской самодвижущейся мины 'Паллада' получила пробоину в тринадцать квадратных метров, а теперь и вовсе, после вырубки и демонтажа всех погнутых листов, стояла посреди дока без тридцати пяти квадратных метров наружной обшивки.
        Но не только заметный прогресс в общем состоянии корабля и в ведении ремонтных работ радовал советника. Параллельно с ремонтом на 'богине' выполнялось усиление вооружения. Правда, визуально пока что этот процесс выражался в строго обратном - в ослаблении. С крейсера были уже демонтированы пятнадцать 75-миллиметровых пушек. Сейчас как раз стрела крана переносила с правого борта на площадку у котлована дока последнюю из назначенных к демонтажу, шестнадцатую по счету пушку. Впрочем, у дока сейчас осталось только восемь орудий, считая несомое краном. Восьмерка же пушек, демонтированных первыми, была уже отправлена в минный городок. Причем четыре из них уже стояли на корме французских 'торпиллеров'. Ещё два вчера опробовали стрельбой после установки на двух 'немцах' - 'Бесшумном' и 'Бесстрашном'. Сейчас же у стенки Минного городка на довооружении стояла вторая пара истребителей германской постройки - 'Беспощадный' и 'Бдительный'.
        Результатом же этой орудийной вакханалии для 'Паллады' стала полностью разоруженная батарейная палуба. Которая теперь сохраняла своё название лишь по традиции, но не по сути. Даже большинства орудийных портов на ней уже не было - они наглухо зашивались. Проходя по палубам крейсера в сопровождении Сарнавского, Вервольф это всё видел воочию. Тем временем верхняя палуба в тех местах, где ещё недавно стояли четыре кормовых 'семьдесятпятки', усиливалась дополнительными подкреплениями. Именно сюда должны были в скором времени встать шестидюймовки Кане, подтянув вооружение 'богини' к уровню, соответствующему её рангу.
        - Семён! Трави конец! - зычный крик откуда-то со стороны носа заставил Вервольфа невольно обернуться, - Да помаленьку, не спеши так шибко! Помаленьку! Так! Так! Хорошо!
        Сергей видел, как под эти крики с боевого марса на канатах вниз потихоньку, хоть и с небольшими рывками, спускалась 37-миллиметровая пушка вместе со станком Андреева - простым вертлюгом, крепившимся прямо к стенке боевого марса или к фальшборту. На марсе 'Паллашки' таких 'грозных' орудия было аж целых четыре. Хотя, пардон, уже три. Четвертое как раз опустилось на уровень лееров верхнего мостика.
        - Гришка! Оттягивай давай, чего спишь!? Оттягивай живее! - продолжал всё тот же голос.
        - Да тяну, дядь Андрей, тяну! - прозвучал в ответ совсем мальчишеский голос, чуть сдавленный напряжением от выполняемой работы.
        - Шибче, шибче давай! - всё не унимался старшой, - Во! Вот так! Молодца!
        Под эти слова небольшая пушка ткнулась в палубный настил и замерла. Вервольф повернулся к Сарнавскому:
        - А что, Владимир Симонович, не жалко расставаться со всей этой артиллерийской бутафорией?
        - С этой - уж точно не жаль. Ради четырех хороших пушек - не жаль даже семидесятипятимиллиметровок! Всё же шесть дюймов - есть шесть дюймов. Достойный аргумент против любого вражеского крейсера. А малым калибром - так им же только миноносцы пугать!
        - Вы совершенно правы, Владимир Симонович, совершенно! - при этих словах советник улыбнулся.
        И было отчего! Раз уж местные командиры, пусть пока и не все, но понимают необходимость изменений на флоте, значит, не всё потеряно. Значит, сможем взять инициативу в морской войне в свои руки. А там, даст Бог - и само море. И превращение 'богинь' из 'вооруженных пакетботов' * в более-менее полноценные крейсера - это один из тех многих и многих шагов, что ещё предстоит пройти эскадре на пути к победе.
        (* В среде морских офицеров ещё до войны ходила грустная шутка о том, что 'богини отечественного изготовления' - крейсера типа 'Диана' - отличаются от океанских пакетботов относительной тихоходностью и некоторым количеством шестидюймовых орудий.)
        - Ваше превосходительство, разрешите вопрос?
        - Конечно, Владимир Симонович! Спрашивайте!
        - Отчего не снять весь боевой марс? Лишний ведь вес!
        - Лишний-то лишний, да не совсем, господин капитан первого ранга! Дело в том, что есть мысль демонтировать только кормовую половину обшивки боевого марса, а в носовой его части сделать усиленную обшивку и сверху прикрыть противоосколочным козырьком.
        - Но зачем, мы ведь демонтировали оттуда всё вооружение? - взгляд Сарнавского выражал неподдельное удивление.
        - А затем, мой дорогой Владимир Симонович, что в этом бронированном марсе мы поставим дальномерный пост. Таким образом, мы убьем сразу двух зайцев! Во-первых - обеспечим дальномерщикам прекрасный обзор при более-менее сносной защите, а, во-вторых - разгрузим боевую рубку - там и так в бою люди, как сельди в бочке, не протолкнуться. А дальномер в рубке будет запасным - на случай порчи основного на марсе. Вот так!
        - Разумно придумано, Ваше превосходительство! Разумно. Я бы и сам должен был догадаться... - тут Сарнавский лишь развел руками.
        - Ничего, Владимир Симонович! Что-то другое придумаете! Главное - не бойтесь проявлять инициативу. Любые полезные предложения должны претворяться в жизнь. Поговорите сегодня с офицерами своего корабля. Особенно - с молодежью. Пусть предлагают свои идеи по улучшению крейсера. А самые толковые из них, уж поверьте, ни я, ни командующий эскадрой не оставим без внимания.
        - Непременно поговорю. Сегодня же!
        - Вот и отлично! Кстати, раз уж у нас заходил разговор о боевой рубке - пойдемте, посмотрим, что сделано по усилению её защиты.
        И, мимо снующих по палубе десятков матросов и мастеровых, Вервольф с Сарнавским направились на полубак крейсера.
        Рубка крейсера значительно преобразилась - непомерно широкие визиры канули в небытие. По всему периметру они были закрыты трёхслойным сэндвичем из дюймовых листов корабельной стали, в которых были оставлены лишь узкие смотровые щели. Под грибовидную крышу был приклёпан мощный противоосколочный козырёк, дополненный жгутом из канатов. Второй такой же жгут охватывал рубку ниже смотровых щелей, препятствуя рикошету осколков вверх по вертикальной броне рубки. Дополнительные противоосколочные прикрытия получил и проход между рубкой и броневым траверзом. Вервольф был доволен - Кутейников прекрасно справился с поставленной задачей. По крайней мере - визуально выглядело вполне солидно и надёжно. Осталось только проверить. В бою...
        И ещё одна вещь бросилась в глаза советнику. Баковая пушка 'Паллады' выглядела сейчас не совсем так, как в его прошлый визит на крейсер. Правильнее было бы сказать - совсем не так. Ибо вся казенная часть орудия была теперь закрыта коробчатым щитом. Матросы сейчас как раз затягивали болты крепления, выполняя распоряжения находящегося тут же лейтенанта. Старшего артиллерийского офицера 'Паллады' лейтенанта Шеремеьтева Вервольф успел запомнить - за прошлую неделю они уже дважды встречались, обсуждая перевооружение корабля.
        - Смир-р-р-но! - пронесся над полубаком голос старшего артиллериста.
        Лейтенант и его люди вытянулись в струну при приближении Вервольфа и Сарнавского.
        - Ваше превосходительство! Силами экипажа проводим монтаж орудийного щита бакового орудия!
        - Вольно! Продолжайте работы!
        - Вольно!
        Матросы вернулись к прерванному делу, затягивая крепежные болты... Вервольф подошел к Шереметьеву:
        - Здравия желаю, Сергей Владимирович!
        - Здравия желаю, Ваше превосходительство!
        - Ну как, господин лейтенант, новый щит?
        - В целом - очень хорош, теперь прислуга орудия будет куда лучше защищена от осколков. Да и комендорам нашим, похоже, по душе пришёлся. Правильно я говорю, Бородин?
        - Так точно, Ваше благородие! - раздался откуда-то из недр стальной коробки приглушенный бронёй ответный голос палладинского комендора.
        - Это славно! - Вервольф улыбнулся. То, что новое руководство эскадры не гнушается при каждом удобном случае узнать мнение не только офицеров, но и нижних чинов, очевидно, не ускользнуло от внимания офицерского корпуса. Поэтому многие офицеры, а особенно молодежь, стали открыто, не стесняясь, делать порой то же самое. Что ж, первый, пусть робкий, но всё же шаг по преодолению той пропасти, что пролегла во многих экипажах между офицерами и матросами, сделан. А это уже немало... - Сергей Владимирович! Вы что-то говорили о щите, что он хорош 'в целом'. Есть какие-то не совсем хорошие нюансы?
        - Да, некоторые крепежные отверстия не совпали, пришлось одни разбивать сильнее, а другие - вообще пересверливать. Но мы уже исправили лекала, остальные щиты должны четко встать на свои места. Ну а первый блин, он - сами знаете... - И Шереметьев развел руками.
        - Ну, это ничего. Главное - чтобы не мешал действию орудия и не стеснял прислугу при стрельбе.
        - Нет-нет, с этим всё хорошо, Ваше превосходительство!
        - Замечательно! Тогда - не смею более отвлекать Вас от работы, Сергей Владимирович! Бог Вам в помощь!
        - Благодарю, Ваше превосходительство!
        И Вервольф вместе с Сарнавским направился на корму крейсера, к сходням.
        Покидая 'Палладу', советник был в целом доволен ходом работ. Продвигались они сейчас быстрее, чем это было в известной Сергею истории. И это при том, что корабль не только восстанавливали после попадания торпеды, но и попутно модернизировали. Конечно, и силы на это были брошены большие, чем в 'их' истории, да и без пары 'волшебных' ускорительных пинков под кое-чей зад в порту не обошлось. Но всё равно - пока что работы шли очень хорошо. Ещё бы прыти добавить нашим 'богиням'. Ведь умудрились же японцы после ремонта разогнать бывшую 'Палладу' до двадцати одного с половиной узла! А тут девятнадцать - за счастье... 'Надо будет что-то придумать...' - пронеслось в голове Советника, пока он шел по набережной Восточного бассейна...
        Солнце клонилось к закату. И Порт-Артур готовился пережить ещё одну тревожную военную ночь. Из дневной разведки на внешний рейд вернулись дежурные миноносцы 'Сторожевой' и 'Смелый'.
        Низкие силуэты двух соколят теперь дополняли вечерний пейзаж Артурского рейда, как и силуэты двух затопленных сегодня днём пароходов. 'Харбин' и 'Хайлар', подорванные ровно в полдень, своими могучими корпусами должны были защитить фарватер единственного входа в гавань от вражеских атак. Глубина в месте их потопления была не слишком большой и верхняя часть борта, палуба и надстройки выступали над водой, поэтому издали казалось, что корабли стоят на якоре, хотя, на самом деле, они к вечеру уже плотно сели на грунт.
        Под тихий перестук керосинового мотора, девятиметровый катер весьма гармоничных пропорций скользил к стоящему недалеко от Тигрового хвоста трёхтрубному крейсеру. Вервольф, сидя на корме катера, смотрел на приближающийся корабль. Изящный форштевень, напоминавший изгиб лебединой шеи, длинный и узкий корпус, приземистый, но всё же более высокий, чем у стоящего рядом 'Новика', с характерными полубаком и полуютом, скорострельные пушки на палубе. Три трубы, элегантно наклоненные в сторону кормы, как и мачты, создавали ощущение легкости и стремительности силуэта корабля. На палубе корабля было заметно оживление - 'Боярин', один из двух быстроходных артурских крейсеров второго ранга, детище датской верфи 'Бурмейстер ог Вайн', - готовился к выходу в море. Обогнув округло-острую крейсерскую корму 'Боярина', катер подошел к трапу правого борта. Как и положено, контр-адмирала принимают на борт с почетного, правого борта. Советник улыбнулся. Всего пара десятков ступеней - и вот он уже на верхней палубе крейсера обменивается приветствием и крепким рукопожатием с Максимилианом Федоровичем. Рядом с Шульцем на
линолеуме верхней палубы стоял лейтенант Семенов. Тот самый Владимир Иванович, что в их истории написал знаменитую 'Расплату'.
        'Интересно, а как же ты назовешь свою книгу здесь?' - промелькнуло в голове Вервольфа - 'Тоже 'расплата' выйдет, или всё же сподобимся на 'викторию'? Впрочем, оставим эти сантименты на потом, а сейчас дело нужно делать'.
        - Максимилиан Федорович, выходим сразу вслед за 'Новиком' и его отрядом. Я вижу, Ваш корабль уже практически готов к выходу.
        - Так точно. Сейчас только трап уберем да катер поднимем. Через четверть часа будем готовы сниматься с бочки.
        - Хорошо! Действуйте!
        Шульц повернулся к стоящему рядом офицеру:
        - Мичман фон Берг, трап поднять, катер - на шлюпбалки.
        - Есть!
        И, уже повернувшись к Вервольфу и Семенову:
        - Предлагаю пройти на мостик, господа!
        Вервольф шагал по покрытой линолеумом палубе вдоль правого борта крейсера, мимо длинного ряда горловин угольных ям, мимо приютившихся в бортовых спонсонах 47-мм скорострелок. Вот впереди уже отчетливо видны все детали казенника носовой 'стодвадцатки' правого борта. Но они не дошли до неё всего несколько метров - два трапа вверх - и вот уже вся троица стоит на мостике крейсера. Отсюда прекрасно виден весь корабль и всё, что творилось вокруг него. А посмотреть сейчас было на что!
        Совсем рядом на такой же бочке стоит 'Новик'. Более приземистый, обтекаемый и более быстроходный собрат 'Боярина'. Он уступает кораблю фон Шульца только в одном - в мореходности. К трапу правого борта сейчас как раз подходит адмиральский катер с 'Петропавловска'. Илья стоит, опираясь на планширь. Не успел матрос на корме катера багром ухватиться за площадку трапа, как высокая фигура в черном, с золотыми погонами на плечах, ловко перепрыгнув с борта катера на трап, понеслась ко ступенькам. Вот уже Эссен и его офицеры вытянулись, приветствуя командующего эскадрой. Адмиральский катер, отвалив от 'Новика', пыхтя угольным дымком из трубы, покатился по гавани к своему родному броненосцу. А на стеньгу 'Новика' тем временем поднимался Андреевский флаг с синей полосой по нижнему краю - вице-адмиральский флаг. Вервольф невольно глянул вверх - на фор-стеньге 'Боярина', выше струившегося из труб дыма, в лучах заходящего солнца развевался флаг святого Андрея с красной полосой понизу. Шульц, перехватив взгляд Сергея, улыбнулся.
        - И когда Вы только успели-то, Максимилиан Федорович?
        - Так сразу же, Ваше Превосходительство!
        Вервольф улыбнулся.
        - Миноносцы подходят! - раздался голос Семенова.
        Вервольф оглянулся - четыре двухтрубных 'шихаусских' истребителя подходили к 'Новику', занимая место за его низкой кормой. А со стороны Минного городка к 'Боярину' уже приближались четыре 'торпиллера'. Их характерный облик, напоминавший из-за сильно выпуклой палубы спину кита, на которую неизвестный художник-сюрреалист добавил рубки, дымовые трубы и пушки, нельзя было спутать ни с чем. Французы - они и в Китае - французы...
        Спустя несколько минут 'Новик' снялся с бочки и плавно ускоряясь, заскользил к выходу из гавани, ведя за собой 'Бесшумного', 'Бесстрашного', 'Бдительного' и 'Беспощадного'. Причем на последних двух кормовые пушки, только-только смонтированные, ещё не были даже испытаны стрельбой. И щиты на них поставить тоже не успели.
        Глядя, как 'Новик' и его миноносцы огибают кончик 'хвоста тигра', Сергей почувствовал, как их крейсер вздрогнул и начал медленно разворачиваться, нацеливаясь на выход. 'Боярин' уже снялся с бочки и теперь фон Шульц разворачивал его машинами. Получалось, если честно - не очень... Как и положено представителю высшего сословия знати, 'Боярин' ворочал неспешно. Словно задумавшись. И виной тому было вовсе не имя крейсера, а то, что датчане построили корабль с нормальным вращением винтов 'вовнутрь'. Поэтому крейсер, такой послушный рулю на хорошем ходу, при маневрировании при помощи машин внезапно терял всю свою поворотливость, превращаясь в медлительного увальня. Но вот наконец двуглавый орел на форштевне уже смотрит прямиком на выход из гавани, обе машины уже работают на 'малый вперед' и корабль начинает всё быстрее двигаться к морю. Мимо эллинга, мимо извилистой косы Тигрового хвоста и стоящих у него джонок. Вот уже мимо проплывают входные скалы, бон и бессменный страж прохода 'Разбойник', канонерки и два приземистых силуэта дежурных 'соколов'. Следом за 'Боярином' гуськом скользят по воде
серо-оливковые тени 'торпиллеров'. Крейсер вместе с четырьмя истребителями французской постройки составляют второй охотничий отряд. Первый - 'Новик' и четыре 'немецких' миноносца - идет впереди них по протраленному и обвехованному фарватеру. Сергей ещё раз оглядел растянувшуюся вереницу кораблей. Два крейсера и восемь истребителей. Весьма внушительная сила, способная устроить неприятный сюрприз любому, кто рискнёт сунуться в окружающие Порт-Артур воды этой ночью.
        Солнце уже ушло за горизонт, когда корабли вышли в открытое море. На мачте 'Новика' взметнулся сигнал 'Отрядам - разделиться!' и следом ещё один 'Удачной охоты!'. В ответ на сигнальных фалах фок-мачты 'Боярина' распустилась разноцветная гирлянда: 'Доброй охоты!'
        Сразу вслед за этим два отряда разделились - 'Новик' со своими миноносцами повернул в сторону Дальнего, а 'Боярин' повел свою 'волчью стаю' за Лаотеншань. Для всех в порту корабли уходили на ночную разведку и рекогносцировку. Отряд Модуса - к Эллиотам и в Талиенвань, отряд Вольфа - к северному побережью Квантуна. На самом же деле, новое руководство эскадры спешило максимально использовать то немногочисленное своё послезнание о ходе боевых действий под Артуром, пока их деятельность ещё не слишком сильно изменила канонический ход событий. Насколько помнил Вервольф, Того должен был вот-вот прийти к Артуру для его бомбардировки. Если ему память не изменила (а она в интимных отношениях с другими пока что замечена не была), то должно было это случиться именно завтра, двадцать шестого февраля. А у господина Того всегда была привычка высылать вперед разведку из пары отрядов истребителей. Всегда. В той, известной Сергею истории, это привело к тому, что в ночь перед бомбардировкой отряд русских истребителей под командованием Матусевича и японский первый отряд под командованием Асая устроили друг другу
'тёмную' - полуторачасовую трёпку с ничейным результатом, а вот другой японский отряд под утро перехватил и утопил возвращавшийся из разведки русский миноносец 'Стерегущий'.
        Терять свои корабли за здорово живешь никому на русской эскадре, конечно, не хотелось. Особенно попаданцам. Которые, в отличие от остальных, пока что знали, к чему идет. Конечно, подготовка к отражению бомбардировки велась полным ходом. Ибо под соусом 'наличия достоверных агентурных данных' перед Мякишевым, Лутониным и Черкасовым была поставлена вполне конкретная задача разработать и, самое главное, реализовать систему перекидной стрельбы кораблей эскадры с Внутреннего рейда в направлении Лаотеншаня. Осталось отучить легкие силы японцев от привычки шастать по артурскому рейду, как по своему двору. И вот, на очередном вечернем совещании 'коллегии попаданцев', и был разработан план нынешней операции. Суть её состояла в следующем. Насколько помнил Сергей, японцы, приходя на рейд Порт-Артура, вступали в перестрелку с дежурными кораблями и в свете открытых русскими прожекторов получали прекрасную возможность оценить обстановку на Внешнем рейде. А затем уходили в темноту - либо в сторону Лаотеншаня, либо в сторону Дальнего. Поскольку невозможно было заранее предугадать маневр японцев, то решено было
создать два 'охотничьих' отряда, которые должны были устроить японцам 'тёмную'. Естественно, посвященными в план операции были только командиры участвующих в ней кораблей...
        И вот теперь вышедшие в море отряды разделялись. Каждый уходил в свой район предстоящего ночного патрулирования, а если повезёт - то и охоты.
        * * *
        Глаза Сейдзиро напряженно вглядывались в ночную тьму. Он, капитан первого ранга Асай, командир Первого отряда истребителей, вел сейчас свои корабли к Внешнему рейду Порт-Артура. Где-то мористее сейчас должен был находиться Третий отряд. У обоих было одно задание - произвести разведку рейда и атаковать вражеские сторожевые корабли. Но пока что получалось выполнить лишь первую часть задания. Находясь во тьме, он смог разглядеть в отсвете периодически работающих русских прожекторов несколько силуэтов, в том числе один явно принадлежал русскому четырехтрубному миноносцу. Ближе подойти пока что никак не выходило - длинные лучи прожекторов вспарывали ночную тьму, прочесывая подходы к рейду. А быть обнаруженным ещё до выхода в атаку - значит сорвать её. В памяти ещё свежи были краски той картины, что он наблюдал несколько дней назад, когда Третий отряд пытался атаковать русские корабли северо-западнее Эллиотов...
        Поэтому его корабли сейчас уже второй раз меняли курс, пытаясь остаться незамеченными. А тут ещё, как на зло, на звёздное небо выплыла серебряная лампа Луны. В её тусклом свете показались мутные очертания берегов. Часы показывали два десять. Ночное светило поднималось всё выше, его серебристый свет ложился тусклыми бликами на холодные воды зимнего моря, на горы Квантуна, на поручни мостика миноносца. Асай отдал короткую команду и Хазама Коота, командир флагманского 'Сиракумо' ещё уменьшил скорость. Сигнал тут же передали следующим мателотам. Отряд японских истребителей крался к Артурскому рейду, как барс подкрадывается к своей добыче. Но что-то пошло не так. Толи кто-то из глазастых русских наблюдателей увидел сигналы японцев о уменьшении хода, толи просто по воле случая или какому наитию русский прожекторист решил осмотреть этот сектор рейда, но так или иначе - луч прожектора с Электрического утёса прошелся по волнам в нескольких десятках метров от головного корабля японцев. Следом сюда же потянулся ещё один луч - на этот раз - с Тигрового. 'Сиракумо' резко отвернул влево, уходя в сторону моря.
Следом за ним пошли и его мателоты. Японскому командиру совершенно не нравилась перспектива попасть под огонь стоящих на рейде русских канонерок, миноносца (а может - и двух - точно сигнальщики пока не разглядели) да десятков стволов береговой артиллерии ещё до выхода в атаку. Поэтому Первый отряд отходил сейчас подальше в темноту февральской ночи. Хотя, предательский лунный свет не позволял ей стать надежной защитой кораблям Микадо. Слишком неплотной была эта тень...
        'Тень... Если бы укрыться в тени от этого лунного света! Но на небе - ни облачка. Ясное. Звездное. С висящей над Квантуном Луной...' - мысли проносились в голове Сейдзиро, - 'Серебристые горы, море под ними, укрытое тенью...'
        И тут его словно прожгло молнией: 'Тенью! Море, покрытое тенью от гор Лаотеншаня! Ну конечно - идеальное укрытие для того, чтобы подкрасться к Внешнему рейду Порт-Артура и атаковать кого-то из зазевавшихся русских!'
        И 'Сиракумо' повел мателотов к смутно проступавшим на горизонте очертаниям гористого мыса.
        * * *
        Глаза, уже давно привыкшие к темноте, смутно различали силуэты идущих в кильватере миноносцев. Хотя, правды ради, следует сказать, что реально различить можно было только первых двух. 'Выносливый' и 'Властный' казались тёмными призраками, крадущимися в темноте вслед за крейсером. 'Внимательный' и 'Грозовой' были видны лишь темными бесформенными пятнами в хвосте колонны, сливаясь с густой длинной тенью, которую отбрасывал высокий гористый берег Лаотеншаня.
        Шел уже четвертый час ночи, но и на рейде Порт-Артура, и в окружавших его водах было тихо. Ни огонька. Ни звука. Лишь прожектора периодически шарили своими длинными световыми щупальцами по внешнему рейду. И всё. Тишина и мрак.
        'Неужели не придут?' - эта мысль вот уже пару часов не давала покоя Сергею, прочно засев у него в мозгу, - 'Неужели канон уже настолько нарушен, что не будет ни ночной разведки японцев, ни последующей бомбардировки Порт-Артура? Возможно. Ведь некоторые события в этом мире изначально отличались от той истории, что мы знали. Так что вполне возможно, что вся эта затея с охотой - зря...'
        - Корабль справа по борту! - приглушенный крик сигнальщика заставил вздрогнуть всех на мостике 'Боярина', оборвав невесёлые раздумья. Фон Шульц и Вольф одновременно бросились на правое крыло мостика. Там, где заканчивалась тень Лаотеньшанских гор, среди посеребренных лунным светом волн, в бледном свете ночного светила шел четырехтрубный истребитель. Сергей вскинул к глазам бинокль. Силуэт неизвестного истребителя до боли напоминал русские эсминцы типа 'Сокол' - такой же низкий бак с черепахоподобной палубой, рубка с пушкой сверху, четыре трубы, минные аппараты в корме... Ни дать, ни взять - русский 'соколенок'. Вот только не было сейчас в море ни одного 'сокола'! Ни одного, за исключением тех двух дежурных миноносцев на рейде у прохода в гавань...
        - Японцы! - коротко бросил Сергей фон Шульцу.
        - Да, Ваше превосходительство, вижу! Корабль - к бою!
        Стоявшая у орудий прислуга тут же начала разворачивать орудия, выполняя команды артиллерийского офицера.
        А следом за первым истребителем из мрака ночи в лунном свете уже материализовался ещё один четырехтрубный силуэт. Затем ещё один...
        Японцы пока что не видели русский отряд, крадущийся в тени берега. Они шли по длинной дуге, очевидно сами намереваясь скрыться в тени от лунного света и затем уже, вдоль берега, выйти к рейду Порт-Артура.
        - Три румба вправо, цель - головной! - раздавались на мостике отрывистые команды фон Шульца.
        Предстоял бой на контр-курсах. Скоротечный и стремительный, в котором решающее значение имеет огневая мощь кораблей и скорострельность их орудий - ведь после первого огневого контакта противники могут просто потерять друг друга из виду. Даже после довооружения, русские эсминцы уступали своим японским визави по весу бортового залпа. Но у игроков из отряда под Андреевскими флагами в этой ночной партии был свой 'джокер' - крейсер 'Боярин'. Шульц выводил свой корабль в атаку на идущую навстречу японскую колонну, стараясь максимально сократить дистанцию до того, как их обнаружат. Чтобы бить наверняка, почти прямой наводкой. 'Выносливый' и 'Властный' повернули вслед за крейсером, 'Внимательный' и 'Грозовой' же исчезли из виду, и оставалось только надеяться, что они не отстали в темноте, а тоже повернули вслед за головными кораблями.
        Вот уже всё ближе на волнах граница тени, пока что надежно укрывающая русские корабли от японцев. Те, похоже, действительно пока что не подозревают о присутствии русских кораблей совсем рядом. Сжав поручни ограждения мостика, Вольф пристально наблюдает за низкими серыми силуэтами вражеских истребителей, подсвеченных бледным лунным сиянием. Вот их головной истребитель отклоняется немного вправо, очевидно намереваясь войти в тень чуть ближе к рейду Артура. 'А может, всё-таки, заметил нас?' - проносится в мозгу шальная мысль. Но дальнейшие рассуждения внезапно прерывают вспышки и гром по корме 'Боярина'.
        'Выносливый', а затем и 'Властный' ощетиниваются кинжалами пламени, которые выплёвывают жерла их скорострелок в сторону японцев. Всё! Дальше ждать нет смысла!
        - Огонь! - разносится над мостиком команда фон Шульца и тут же тонет в грохоте выстрелов. Вспышки на мгновение ослепляют, а хлёсткий звук неприятно бьёт по ушам, привыкшим к тишине за часы, проведенные в ожидании вот этой самой минуты.
        Вот он, момент истины!
        Идущий головным японский истребитель исчез за стеной всплесков, но сквозь каскады опадающих брызг были видны несколько ярких вспышек - очевидно - попадания. Остальные же три неприятельских миноносца, открыв прожектора, принялись шарить их лучами по морю в том направлении, где сверкали вспышки выстрелов. Первым в световой капкан японского боевого фонаря попал 'Выносливый'. И тут же вокруг головного русского миноносца начали вырастать фонтаны воды. Следом осветили 'Властного', беспрестанно бьющего по головному японцу. 'Боярин' успел сделать ещё один залп из темноты, пока, наконец, прожектор концевого японца не осветил и его.
        Сейдзиро Асай проклинал коварных гайдзинов самыми страшными словами, какие только знал самурай. Вокруг его корабля сейчас бушевал маленький филиал преисподней - взрывы русских снарядов, шум опадающих водяных столбов, вой проносящихся осколков, стрельба собственных орудий - всё это сливалось в какую-то жуткую какофонию на фоне светового шоу из вспышек выстрелов и лучей прожекторов. Цельной картины происходящего не получалось - вспышки выстрелов лишь на миг вырывали из тьмы отдельные участки палубы и группы людей у орудий. По правому борту в темноте сверкали ярко-желтые молнии - это русские корабли вели огонь по его отряду. Вот 'Асашио' и 'Касуми' последовательно поймали лучами своих боевых фонарей два русских истребителя. Стоящий рядом с Асаем капитан-лейтенант Хазама Коота бросал флагманский 'Сиракумо' из стороны в сторону, уклоняясь от русских снарядов. Пока что это ему удавалось. Хоть корабль и получил несколько попаданий, но серьезных повреждений пока что не было. Если не считать разбитый прожектор и нескольких раненных. И тут концевой 'Акацуки' осветил головной русский корабль. Намного более
крупный и высокий, нежели у миноносца, корпус, три трубы. Русский крейсер второго ранга. Кошмарный сон японских миноносников. Флагманы двух отрядов - русского и японского - сейчас находились на траверзе друг друга, расходясь на расстоянии восемь, от силы - десять кабельтовых с суммарной скоростью в сорок узлов. Борт 'Боярина' озарился целой гирляндой вспышек. Два снаряда крейсера легли почти у самого борта 'Сиракумо' с недолётом, один с противным фырканьем прошел в паре метров над кораблём, а четвертый попал в кормовую трубу, пробил её навылет, загнув слегка набок, и взорвался уже почти за бортом. Его тяжелые, увесистые осколки прошлись по палубе японского истребителя. Асай услышал, как после взрыва где-то на юте миноносца раздался высокий пронзительный не то вопль, не то - вой, который, впрочем, очень быстро затих. Сейдзиро повернулся к командиру корабля:
        - Коота, лево на борт, уходим отсюда! Это ловушка!
        Словно подтверждая его слова русский малокалиберный снаряд ударил в щит носовой трёхдюймовки 'Сиракумо'. Чугунная граната не разорвалась при пробитии щита, лишь расколовшись на несколько частей. Но этого оказалось вполне достаточно - обезображенное тело японского артиллериста, с практически снесенной напрочь головой, в страшном кульбите полетело за борт.
        - Есть, лево на борт!
        И 'Сиракумо', выбрасывая из труб снопы искр, заложил крутую циркуляцию влево.
        - Да погасите ж вы этот чертов фонарь! - фон Шульц не выдержал, когда 'Акацуки' в очередной раз провел лучом своего прожектора по мостику 'Боярина'.
        Японская колонна круто поворачивала в сторону, пытаясь выйти из-под обстрела невесть откуда взявшихся русских кораблей. Дымящийся 'Сиракумо' умело увернулся от большинства русских снарядов и сейчас пытался раствориться в темноте, уводя за собой остальные истребители. Но русский отряд не думал отпускать противника. Почувствовав вкус крови, торпиллеры сейчас били по проходящим мимо них японцам на пределе скорострельности своих орудий. В 'Асашио' и 'Касуми' летели горячие русские гостинцы калибром в 75 и 47 миллиметров. Вот погас прожектор третьего японского корабля, буквально через несколько секунд на идущем вторым 'Асашио' последовательно сверкнуло две вспышки разрывов - одна между труб, вторая где-то в районе мостика, и его боевой фонарь также погас. Японские корабли, описывая крутую дугу на полном ходу, выбрасывая искры из труб, прорывались сквозь частокол всплесков на юго-запад, пытаясь оторваться от русских и раствориться в спасительной темноте ночного моря. Пушки 'Боярина' били по концевому японцу, каждые десять-пятнадцать секунд озаряя море вокруг крейсера яркими вспышками. 'Боярин' довернул
вправо, пытаясь совершить классический охват хвоста японской колонны и ни на минуту не прекращая огонь по огрызающимся японским истребителям. 'Акацуки', получив два попадания, наконец догадался погасить свой прожектор, притягивавший снаряды к кораблю, словно магнит.
        - Наконец-то! - выдохнул с облегчением Вольф, которому слепящий свет здорово мешал ориентироваться в окружающей обстановке. Они с фон Шульцем стояли на открытом мостике, поскольку из боевой рубки сквозь её узкие прорези рассмотреть хоть что-то в этой мешанине вспышек орудийных выстрелов, всполохов попаданий, ослепляющего электрического света прожекторов было просто нереально.
        - Теперь главное - не потерять японцев в темноте! - процедил сквозь зубы фон Шульц.
        - Да, нужно сбить ход хотя бы одному, Максимилиан Федорович!
        - Сейчас организуем, Ваше превосходительство! - и повернувшись к рубке, - два румба вправо, самый полный вперед!
        Нос крейсера покатился вправо, ложась на курс, параллельный головному японцу, уже почти скрывшемуся в темноте. Изогнутый лебединой шеей форштевень 'Боярина' резал волны, распахивая надвое темную воду, на которую ложилась струящаяся вдоль бортов белоснежная пена. Сам крейсер, слегка приподнявший полубак и словно присевший на корму, выбрасывающий винтами высокие буруны, со стороны сейчас чем-то напоминал гидроплан, начинающий разбег для взлёта. Впрочем, подобную ассоциацию он мог бы вызвать только у кого-то из попаданцев, если б хотя бы один из них мог видеть 'Боярина' со стороны. Но... единственный гость из будущего в этом квадрате моря сейчас стоял на мостике самого крейсера, а все остальные участники разворачивающейся у берегов Лаотеншаня драмы пока что не видели в своей жизни ни одного гидроплана даже на картинке. Да и слова такого ещё не знали...
        - Огонь по головному!
        Через несколько секунд баковое орудие 'Боярина' с грохотом и ослепительной в темноте вспышкой послало свой 'привет' японскому флагману. Чуть погодя полыхнули огнём бортовые стодвадцатки. Старарт крейсера нащупывал дистанцию до головного японца. Сергей, опираясь на слегка вибрирующее ограждение мостика, вглядывался в темноту. Там, где смутно угадывался темный силуэт японского эсминца, один за другим поднимались водяные всплески. Вот первый упал с недолётом. Затем, похоже, перелёт. Теперь снова недолёт, но уже ближе к японцу...
        А за кормой 'Боярина' светопреставление продолжалось - хоть крейсер и перенес свой огонь на головной японский истребитель, но и без того, концевому кораблю японской колонны сейчас доставалось больше всего - после того, как впередиидущие мателоты довернули вслед за флагманом отряда, на 'Акацуки' сосредоточили свой огонь практически все русские истребители, огибавшие по дуге хвост японской колонны.
        Суецуги Наодзиро, лейтенант Японского императорского флота и командир истребителя 'Акацуки', бросал свой корабль из стороны в сторону, пытаясь уклониться от сыпавшихся градом русских нарядов. Иногда ему казалось, что море буквально кипит вокруг, но, хвала Аматерасу, несмотря на то, что уже несколько раз русские снаряды били по корпусу и трубам, истребитель всё ещё сохранял скорость и управление. Эти чертовы северные варвары, подобно ночным демонам, свалились на их голову, явившись прямо из ночной тьмы. А ведь всего месяц назад сам Наодзиро вот так же, вынырнув из темноты на своём истребителе, атаковал ничего не подозревающих гайдзинов на внешнем рейде Порт-Артура. Тогда они взорвали три русских корабля. Хотя могли бы больше. Куда больше... И вот этой ночью богам стало угодно, чтобы они с противником поменялись местами.
        'Акацуки' сейчас остервенело отбивался от русских истребителей, сосредоточив свой огонь на концевом вражеском корабле. Но тут сработало банальное численное превосходство стволов, бьющих по концевому японцу. Чей-то удачный снаряд вывел и строя рулевое управление японца во время маневра уклонения. И теперь 'Акацуки', двигаясь на скорости за 25 узлов, не поворачивал влево, как остальные корабли японского отряда, а потихоньку покатился вправо, прямо к концевому русскому - 'Грозовому'. Суецуги ругался, на чем свет стоит в синтоистской мифологии, но был бессилен - корабль не слушался руля, стремительно сближаясь с русским истребителем. Сойдясь на дистанцию чуть-ли не пистолетного выстрела, два противника теперь кромсали друг друга снарядами своих орудий.
        Наодзиро видел, как один из его снарядов взорвался в самой середине выпуклого борта русского истребителя, потом ещё один - ближе к корме. Но вот над палубой русского полыхнула вспышка. Не один год прослужив на миноносцах, Суецуги знал этот пороховой всполох очень хорошо. Именно так труба минного аппарата выплёвывает во врага свою смертоносную сигару. Русский стал медленно отворачивать влево - очевидно - также лишился управления. Но всё внимание Наодзиро теперь было приковано к тёмным водам, разделявшим стремительно расходящиеся кораблики. Где-то там, среди холодных волн, неслась к неуправляемому японскому истребителю стремительная тень смерти. Безжалостная и неотвратимая. Вот она! У всех на палубе 'Акацуки', кто видел приближающийся пузырчатый след мины, казалось, остановилось дыхание. Тускло сверкнув меж волнами своим темным корпусом, похожая на гигантского угря мина пронеслась буквально в трёх метрах за кормой японца и исчезла в темноте. Суецуги облегченно выдохнул. Но тут, после очередного глухого удара в корпус 'Акацуки', чуть позади труб из открывшегося люка машинного отделения вверх ударила
шипящая струя пара. Даже сюда, на мостик, были слышны страшные в своей безысходности вопли машинной команды, которая сейчас варилась живьем в жуткой пароварке машинного отделения... Обменявшись ещё несколькими выстрелами, противники потеряли друг друга в темноте. Постепенно замедляясь, 'Акацуки' затерялся в тени берега Лаотеншаня.
        Не обращая особого внимания на события, происходящие в хвосте колонны, 'Боярин', дрожа всеми заклепками корпуса, мчался вперед по ночному морю, выплёвывая металл и огонь из жерл своих орудий в сторону головного японца.
        - Да что ж такое-то?! - сквозь зубы процедил фон Шульц, - Всё никак не накроем!
        - Да, уходит чертов японец, - не отрывая взгляда от смутного четырёхтрубного силуэта, несущегося сквозь столбы всплесков, констатировал Сергей, - Уходит, сучий потрох!
        - И маневрирует знатно, шельмец!
        Над мостиком, противно жужжа, пронеслась японская граната. Ещё через миг вторая такая же ударила в носовую часть крейсера. Коротко взвыв, форс осколков, отраженный бортом корабля, ушел вверх с характерным неприятным свистом. Который тут же утонул в раскате выстрела бакового орудия.
        - Ещё и кусается, блоха японская! - выругался Сергей.
        - Уйдет ведь! Как пить дать - уйдет! - фон Шульц от отчаянья хлопнул ладонью по ограждению мостика.
        - Максимилиан Федорович, а ведь японцев-то только трое осталось!
        - Верно! Но и нашего 'Грозового' не видно.
        - Точно. Отстал где-то. Или дерется один на один с четвертым японцем.
        - Это вряд ли! Не видно вспышек от стрельбы. Наверное - поврежден и отстал. 'Выносливый' вон смотрите - тоже курс с трудом держит. Должно быть - досталось на орехи! Флагман Матусевича и впрямь периодически рыскал то влево, то вправо, пытаясь не отстать от 'Боярина' и сохранить своё место в строю. Да и за следующим за ним 'Властным' тянулся белёсый дым - очевидно, и ему досталась порция японских угощений.
        - Максимилиан Федорович! Смотрите - а третий-то япошка - аккурат у нас на траверзе! - и Вольф протянул руку с биноклем, указывая на идущий менее, чем в миле, 'Касуми', - Может ну его, головного-то! Раз такая мишень сама в прицел просится?
        Шульц лишь на мгновение прищурился, ещё раз прикинув расстояние до головного японца и до 'Касуми'.
        - Алеамбаров! Цель - третий японский истребитель. Огонь по готовности!
        - Есть!
        Через пятнадцать секунд громыхнул залп 'Боярина' и четыре водяных султана, намного более высоких, чем всплески от 75-миллиметровых снарядов, выросли у борта японского истребителя. Третьим залпом 'Касуми' был накрыт. Открыв прожектора, 'Боярин' перешел на беглый огонь на поражение.
        Ослепленный ярким светом, капитан-лейтенант Осима Масатаге попытался вывести свой корабль из-под удара. И это ему почти удалось. Почти...
        Наблюдая в бинокль залитый электрическим светом силуэт истребителя, Сергей видел, ка один за другим у самого борта 'Касуми' в носу поднялись фонтаны водяных брызг. Как минимум - одна подводная пробоина японцу была обеспечена. Японец резко рыскнул вправо, пытаясь сбить пристрелку, но через несколько секунд яркая вспышка в районе третьей трубы, обозначила место нового попадания. За 'Касуми' тут же потянулся густой шлейф белого пара. Следом - два близких падения снарядов из стодвадцаток и почти одновременно - небольшая вспышка в районе мостика - кто-то из русских миноносцев всадил свою порцию металла в японский истребитель. Тот остервенело огрызался, но ещё через минуту в теряющий скорость корабль попал очередной 'привет' с 'Боярина'. Аккурат над ватерлинией. В машинное отделение. Словно пытаясь не остаться в долгу, кормовая пушка японца выбросила кинжал пламени в сторону русских кораблей.
        Почти одновременно с этим очередной снаряд с крейсера пробил навылет вторую трубу 'Касуми', но так и не разорвался, ещё один упал у самой кормы миноносца, скрыв её в фонтане водяных брызг, а вот следующий... Огромный огненный цветок распустился на палубе японского истребителя, разбросав во все стороны раскаленные докрасна обломки, словно гигантский фейерверк. Вот цветок оторвался от искорёженной палубы корабля, превращаясь постепенно в огненный шар вперемешку с дымом и поднимаясь всё выше. Вокруг истребителя в воду падали обломки, поднимая десятки фонтанчиков. И только сейчас до 'Боярина' долетел звук страшного взрыва.
        - Не иначе - в минный аппарат угодило! - резюмировал фон Шульц.
        - Да, похоже, япончик - отбегался! - произнёс Вольф, глядя, как горящий истребитель постепенно теряет скорость.
        Оглушенный страшным взрывом, Осима всё же удержался на ногах. И теперь с высоты мостика смотрел, как на корме его корабля разгорается пожар. Языки пламени плясали между искорёженных листов палубного настила. Вывернутая под неестественным углом площадка кормового мостика, заваленная влево четвертая труба и ствол кормовой трёхдюймовки, глядящий куда-то вниз и за корму дополняли картину хаоса и смерти. И струя пара, бьющая в темное ночное небо откуда-то из огромного пролома в палубе.
        На мостик с трудом поднялся человек, которого Масатаге не сразу узнал. Обваренный паром, в лохмотьях обгорелого платья, с разбитой головой - вид его был ужасен. Это был Минамизава Ясуо - механик истребителя. С трудом удерживаясь на ногах, он даже не сказал - прохрипел:
        - Котёл номер три пробит, обе машины разбиты, господин капитан-лейтенант. Корабль полностью без хо...
        Осима успел подхватить потерявшего сознание механика и аккуратно положил того на мостик. Рядом с телом убитого рулевого.
        Стоявшая перед мостиком пушка коротко рявкнула, посылая свой снаряд в сторону русского крейсера. Но свет прожектора слепил артиллеристов и вряд ли они смогли попасть. Да и не тот это калибр, чтобы серьезно навредить противнику. Но Осима не стал останавливать своих артиллеристов. Он прекрасно понимал, что это - конец. Осталось только правильно уйти в вечность... Впереди идущие корабли отрывались от русских, ускользая из расставленной ловушки и уходя в темноту. Значит, нужно задержать гайдзинов как можно дольше. Нужно драться до последнего. Остальное уже не важно. Носовое орудие успело ещё дважды выстрелить по противнику, прежде чем взрыв очередного снаряда разметал его прислугу.
        Следующего взрыва русской гранаты Осима Масатаге уже не почувствовал - как и подобает самураю, он сложил свою жизнь в бою...
        - Задробить стрельбу! Орудия -на ноль! - распоряжения фон Шульца летели над мостиком крейсера, - Сигнальщикам - усилить наблюдение! Сигнал Матусевичу - прикрыть крейсер!
        Сергей же в это время безмолвно смотрел на плоды разработанной ним же самим операции. Не далее, как в кабельтове от останавливающегося 'Боярина' всё глубже оседал в воду японский истребитель. Совсем недавно гордый стремительный корабль, теперь он представлял собой страшную картину - освещаемый всполохами огня, с искорёженными надстройками, пробитыми трубами, окутанный клубами дыма и пара, он всё быстрее садился кормой в холодные воды Желтого моря.
        - Машины стоп! Моторный катер - на воду!
        Для Сергея команды фон Шульца звучали сейчас, как акустический фон финального акта драмы под названием морской бой. Глядя, как горстка уцелевших японских моряков собралась на палубе у мостика тонущего миноносца, Сергей испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он был несомненно рад победе над врагом. С другой стороны - вид этих несчастных, оборванных и израненных людей вызывал какое-то смутное чувство жалости. Они честно выполнили свой долг перед своей родиной. Но - проиграли. Единственное, на что они могли сейчас рассчитывать - это на милость победителей. В той, известной Сергею истории, утром, после этой вот самой ночи, вот также, среди волн холодного моря, погиб русский миноносец 'Стерегущий', до конца исполнив долг служения Родине, до последней возможности сражаясь с врагом...
        Застучал мотор, оторвав Советника от философских размышлений, и катер, отвалив от борта крейсера, устремился к миноносцу, который всё ниже опускал корму и всё выше поднимал над волнами свой острый форштевень. Вот вода уже потоками вливается через огромные пробоины в палубе корабля. Через минуту, встав почти вертикально, 'Касуми' ушел под воду, оставив на поверхности волн лишь плавающие обломки да головы уцелевших моряков...
        Через несколько минут с катера на палубу 'Боярина' подняли четверых японских моряков. Офицеров среди них не было...
        - Вспышки слева по борту! - крик сигнальщика заставил перейти на другое крыло мостика.
        Да, так и есть - на востоке видны слабые всполохи. Не иначе - и у Ильи рыбка клюнула.
        - Похоже, отряд 'Новика' тоже кого-то встретил, - произнес фон Шульц, - Идем на помощь?
        - Нет, Максимилиан Федорович. Пока не будет трех ракет - мы в тот район не сунемся. Не хватало ещё на дружественный огонь нарваться в темноте.
        Ещё на обсуждении предстоящей операции были четко обозначены зоны маневрирования для обоих отрядов. И, поскольку распознавание своих кораблей ночью весьма затруднительно, то решено было, что отряды могут входить в 'чужую' зону только по запросу о помощи. Таким сигналом сегодня служили три сигнальные ракеты.
        - Отходим на исходную позицию, к Лаотеншаню. Может отставшего 'Грозового' найдем.
        - Есть, Ваше превосходительство!
        - И пусть сигнальщики будут повнимательнее - не известно где бродит потерявшийся четвертый японский истребитель. Не хватало ещё мину в борт получить!
        - Есть! - фон Шульц повернулся к вахтенному начальнику - Сигнальщикам - усилить наблюдение за морем! ...
        Истребитель безвольно раскачивался на длинной, пологой волне, пока его экипаж пытался устранить наиболее критичные повреждения. Чтобы восстановить управление потребовалось не так много времени, но вот запустить правую машину смогли не сразу. Теперь командир 'Акацуки', должен был принять решение, как выбираться из той ловушки, в которую попал его корабль. Пока что он находится в тени под самым берегом Лаотеншаня и русские его не обнаружили. Но это всё - пока. На юго-западе до последнего времени были видны вспышки выстрелов и лучи прожекторов - значит - там продолжали бой его товарищи по Первому отряду. Значит - именно там находится и русский крейсер, чуть не приговоривший его корабль четверть часа назад. На юго-востоке тоже видны вспышки, да и русские на рейде всполошились, прожектора заработали усиленно - очевидно, это Третий отряд вступил в перестрелку с кем-то из противников. Значит - туда тоже нельзя. И где-то сзади в темноте болтается поврежденный русский истребитель. Где он сейчас - на западе, юго-западе или юге - об этом остается только гадать. Оставался единственный относительно безопасный
путь - пройти ещё милю вдоль берега на восток, до траверза западного берега бухты Белого Волка, а потом - на юг на максимально возможной скорости. Так можно было прорваться в открытое море. Не будучи замеченным ни с наблюдательных постов Тигрового и Золотой горы, ни с кораблей противника.
        Суецуги Наодзиро принял решение, и "Акацуки" под одной исправной машиной пошел в тени Лаотеншанских гор к бухте Белого Волка.
        Третий отряд истребителей Первой эскадры Соединенного флота этой ночью состоял из четырёх кораблей - помимо наспех подлатанного после боя с русскими кораблями флагманского 'Усугумо' и уже привычных 'Синономе' и 'Сазанами', в кильватере шел четвертый корабль, родной брат 'Синономе' - истребитель 'Акебоно' - приданое усиление из состава Второго отряда истребителей. Цучия Микикане периодически с тревогой поглядывал на новичка своего отряда, но тот пока что довольно четко держал своё место в строю. Спина, контуженная в прошлом бою, начинала предательски ныть - очевидно, к ухудшению погоды, но виду Микикане не подавал. Ни к чему стоящему сейчас рядом на мостике лейтенанту Масуда знать о слабости командира. Тем более, если это - последствие не совсем удачного решения командира в прошлом бою. Решения, уложившего на госпитальную койку прежнего командира 'Усугумо' капитан-лейтенанта Ояму. Корабли Цучии подошли к Артуру чуть позже, чем корабли Первого отряда. Поэтому истребителей Асайя на южных подходах к рейду они уже не застали. Очевидно, Асай избрал какой-то иной путь для атаки русских. Что ж! Тем лучше
для отряда Цучии - больший простор для маневра и полная свобода действий. Задачами отряда на эту ночь была атака русских сил при их нахождении на рейде, при их же отсутствии - провоцирование береговых батарей и дежурных кораблей на напрасную стрельбу и выбрасывание снарядов в море. Другими словами - игра на нервах русских. Те дежурные корабли, что Микикане увидел на рейде у входа в гавань Порт-Артура, явно не тянули на цель, достойную риска проведения минной атаки. К тому же, отсутствие поблизости Первого отряда могло говорить о том, что его командир уже принял решение атаковать. Значит - не стоит ему мешать. Пусть этот выскочка Асай, критиковавший его, Цучию, за непродуманную атаку русских крейсеров 22 февраля, теперь сам отведает, каково это - идти на готовые к отражению атаки корабли. Нет, он, Цучия, конечно, благодарен Асаю за то, что тот мастерски прикрыл его отход, а если точнее - то бегство от 'Новика' в тот день, вызвав огонь на себя. Но всё же не нужно было вот так, открыто, критиковать решение Цучии об атаке... Микикане сжал поручни мостика со всей силы. Так, что заболели пальцы. Чёртовы
гайдзины! Ничего! Сейчас мы поиграем у вас на нервах! И он повернулся к Масуде:
        - Приготовить к сбросу световые буи!
        - Есть!
        Через минуту с кораблей Третьего отряда в воду начали сбрасывать небольшие буи. В каждом из них был установлен патрон фосфористого кальция. При контакте с водой он загорался ярким мертвенно-бледным пламенем. Группа огней, появившихся внезапно на рейде Артура, не могла не привлечь внимание русских наблюдателей. На то и был расчет - либо гайдзины откроют стрельбу и напрасно будут бросать в море свои снаряды, либо пошлют в разведку кого-то из дежурных кораблей. Чем может для одинокого русского миноносца или канонерской лодки закончиться встреча в темноте с четырьмя японскими истребителями - догадаться не сложно...
        Прожектора тут же вытянули свои длинные щупальца по направлению к огням, мерцавшим среди тёмных волн. Не найдя ничего, достойного внимания, световые лучи принялись обшаривать прилегающую к буйкам водную гладь. Вот один из лучей прошелся по идущему вторым 'Синономе', выхватив на миг его двухтрубный силуэт из тьмы. Тут же второй луч метнулся к отряду Цучии, через минуту нащупав концевой 'Акебоно'. Первый же прожектор в это время успел поймать и почти тут же потерять головной 'Усугумо' и следовавшие за ним 'Синономе' и 'Сазанами'. Следом на берегу замелькали вспышки и в море поднялось несколько фонтанов. Довольно далеко от истребителей Цучии. Но стрельба велась русскими артиллеристами как-то слишком уж вяло и неторопливо - два-три выстрела, потом, очевидно, поправка прицела - опять выстрел-два. В общей сложности, выпустив десятка два снарядов, береговые батареи прекратили огонь по неясно видимой цели. Правда, дежурные миноносцы русских отошли от берега и встали чуть мористее, правда, всё-ещё под надежным прикрытием береговых орудий, так что желания их атаковать у Цучии не возникло. Хотя, может стоит
попытаться выманить их дальше в море? Заодно и подразнить ещё раз береговые батареи...
        - Вспышки на левом крамболе! - крик сигнальщика оторвал Микикане от раздумий.
        Действительно - на юго-западе мелькали зарницы орудийных выстрелов. Причем - стрелял явно не одиночный корабль, а целый отряд. Что ж! Значит Асай добился своего, значит поймал в ловушку кого-то из дежурных кораблей русских. Опять ему повезло! Раз так - нужно и себе попытаться кого-то из стажей порт-артурского рейда завлечь под снаряды и мины. Описав широкую петлю, Третий отряд истребителей развернулся на обратный курс. Ещё через несколько минут отряд Микикане повернул прямо ко входу в гавань Артура. Нужно посильнее разозлить русских. Чтобы кто-то из них, в азарте боя, погнался за японцами в море, навстречу своей смерти. Вот они уже пересекли линию плавающих буёв, приближаясь к Артуру. И вот тут их, наконец-то, заметили. Прожектора метнулись к ним, сначала один, затем - и другой, намертво вцепившись в головной 'Усугумо'. Вновь рявкнула где-то на берегу пушка и фонтан вырос почти прямо по курсу японского отряда. Затем - ещё один. Ближе. Прожектора здорово слепят, так что не разобрать, что происходит на внешнем рейде Порт-Артура, но, кажется, один из русских миноносцев двинулся им навстречу. Клюнул!
Третий фонтан вырос ещё ближе к головному японскому истребителю. В принципе, русским можно даже не менять прицел - 'Усугумо' сам подставится под следующий выстрел. Пора отворачивать!
        - Лево на борт!
        Почти на полном ходу корабли Цучии принялись отворачивать от Артура, направляясь в темноту открытого моря. Вот уже последний его мателот - 'Акебоно' начал разворот на обратный курс. Прожектора русских теперь освещали его, поэтому стало возможным немного осмотреться и разобраться в окружающей обстановке. Русский миноносец, заложив крутой поворот вправо, похоже, возвращался на исходную позицию. В любом случае - в погоню он не пойдет. Нужно придумать какой-то другой фокус, чтобы его выманить. Но судьба не дала на это времени.
        - Корабль слева по борту! - крик сигнальщика заставил Цучию вздрогнуть.
        Но то, что он увидел в следующее мгновение, бросило его в холодный пот. Из мрака ночи на них шел трёхтрубный корабль, чьи стремительные обводы были слишком хорошо знакомы Микикане. Ещё с прошлой их встречи. Из тьмы, рассекая волны своим острым форштевнем, на них шел 'Новик'.
        Открыв прожектора, русский крейсер обрушил огонь своей артиллерии на японские корабли. Но не только он - из темноты на отряд Цучии выплескивали яркий электрический свет ещё четыре прожектора. Значит - 'Новик' здесь явно не один. И эта четверка не только освещала японцев. Целый град малокалиберных снарядов обрушился на концевые истребители Третьего отряда. Вода вокруг них буквально кипела.
        Повернув 'все вдруг' вправо, Цучия пытался вывести свои корабли из-под губительного огня, чтобы потом оторваться, пользуясь преимуществом в ходе. И это ему удалось. В том смысле, что все его корабли одновременно отвернув, начали уходить на юго-запад, подальше от Порт-Артура. Но в эту ночь в отряде Цучии был и 'не его' корабль. 'Акебоно' чуть замешкался с поворотом, за что тут же и поплатился. Микикане видел, как отставший корабль попал под сосредоточенный обстрел всего русского отряда. В принципе, для японца хватило бы и четверки 'шихаусских' миноносцев, но, когда кроме 'подарочков' калибром в 75 и 47 миллиметров прилетают ещё и гостинцы в сто двадцать, то дело идет значительно веселее. Тем более, что комендоры 'Новика' имели куда больше практики, чем артиллеристы того же 'Боярина'. Получивший три сокрушительных попадания, окутавшийся паром, 'Акебоно' стал быстро отставать от остальных истребителей, попав в цепкие лапы четырех русских миноносцев. 'Новик' же продолжал преследовать Цучию, ведя огонь из бакового орудия по уходящим в ночь истребителям. Снаряды визжали вокруг японского флагмана, но,
очевидно, Аматерасу решила, что одного жертвенного агнца из Третьего отряда будет вполне достаточно в эту ночь. Через несколько минут, разрядив по уходящим японцам все орудия правого борта, 'Новик' повернул туда, где всё ещё огрызался угодивший в ловушку 'Акебоно'. Правда, огрызался он всё реже и реже...
        Навалившись на изуродованное ограждение мостика и зажимая рану в боку, капитан-лейтенант Куцуми Ясао обвел взглядом свой корабль. Пробитая во многих местах и залитая кровью палуба тускло блестела в электрическом свете прожекторов. Разбитые утлые шлюпки, лохмотья парусиновых коек, искореженные минные аппараты, подбитые орудия, рядом с которыми - тела убитой прислуги. Пробитые трубы, из которых валил дым вперемешку с паром, поднимаясь в высокое звездное небо... Вокруг то и дело поднимались столбы воды, лопались снаряды русских миноносцев, попадая в его корабль, стонали раненные, свистели и выли осколки, с глухим ударом высекая искры из металлических частей, оказавшихся у них на пути или заставляя вскрикивать от боли, вонзаясь в живую плоть. 'Акебоно' был обречен. Хоть крейсер и не остановился для того, чтобы их добить, это наверняка сделают четыре русских истребителя. Тем более, что из всей артиллерии исправно действовала только одна бортовая 57-миллиметровая пушка под мостиком да кормовая трёхдюймовка. Поредевшим расчётом последней командовал офицер. Без фуражки, с перевязанной какой-то тряпкой
левой рукой. Несмотря на расстояние и слепящий свет русских прожекторов, Ясао узнал его - это был мичман Сима Юкичи. Обессиливший от потери крови, упал рулевой - последний, кроме Куцуми, человек на мостике, ещё державшийся на ногах. С трудом оттащив рулевого в сторону, капитан-лейтенант сам встал к рулю. Впрочем, толку от штурвала всё равно уже не было - даже если рулевое управление ещё и было исправно, в чем Ясао сильно сомневался, то корабль, потерявший ход и еле ползущий по инерции, всё равно уже не слушался руля. Из-под мостика рявкнула пушка, послав очередной снаряд во врага. Ясао грустно улыбнулся. Его моряки сражались с упорством обреченных, но исход боя давно уже был предрешен. Взгляд скользнул по глядящей куда-то в небо искалеченной носовой пушке, по телам её расчета, так и оставшегося на своём посту среди искореженного металла палубного настила и оборванных лееров, по изуродованному мостику, по слепому, разбитому прожектору. Опираясь на ставший бесполезным штурвал, Куцуми повернулся к корме - туда, где раз за разом била по неприятелю кормовая трёхдюймовка. Вот что-то яркое полыхнуло на
палубе в корме, и орудие замолчало. Неужели всё? Ясао посмотрел на столбы дыма и пара, поднимавшиеся в высокое небо. Иногда из пробитых труб истребителя вырывалась одинокая багровая искорка и устремлялась куда-то ввысь, тая где-то там, среди звезд. Словно душа ещё одного японского моряка возносилась к вечному покою... А над всем этим, в темном бескрайнем небе, безразлично взирая на море, плыл бледный диск луны. Сознание услужливо извлекло из памяти строки Ёса Буссона:
        'В одиночестве
        Как никогда оценишь
        Дружбу с луной'
        Кормовая трёхдюймовка вдруг ожила - Ясао увидел, как возле неё, пошатываясь от контузии, копошился Сима Юкичи. Хромая, кто-то из матросов подтащил ему очередной патрон. Несколько секунд - и кинжал пламени вылетает из ствола орудия в сторону гайдзинов. Кормовой трёхдюймовке тут же вторит орудие из-под мостика. Бой продолжается. И дешево победу врагу отдавать никто не собирается... Яркий свет внезапно залил всю носовую часть 'Акебоно'. Два мощных прожектора, бьющие откуда-то с левого крамбола, превратили ночь в день. И тут же высокий столб воды вырос в двух десятках метров от борта истребителя. Следом ещё один такой же, но уже ближе. Затем - удар, где-то в самом носу, у форштевня. Раскаленные искры металлических обломков веером разлетаются в черном небе. Куцуми выпрямился, насколько смог, держась правой рукой за штурвал, чтобы не упасть. Вот теперь - точно всё... Этот свет и тяжелые снаряды означали только одно - 'Новик' вернулся к месту боя, чтобы добить свою жертву...
        Превозмогая боль и с трудом наводя поврежденное орудие, Сима Юкичи едва не упал на скользкую от воды и крови палубу, когда два удара почти одновременно встряхнули весь корпус 'Акебоно'. Снаряды попали куда-то в район мостика. По крайней мере именно там Юкичи видел две яркие вспышки. После этого орудие из-под мостика уже больше не стреляло. Очевидно, либо подбито окончательно, либо все погибли. 'Что ж, скоро настанет и наша очередь...' - пронеслось в голове мичмана. Раненный матрос притащил ему ещё один патрон. Последний. Юкичи с трудом зарядил его единственной здоровой рукой и принялся наводить орудие куда-то в сторону прожектора. Поврежденный механизм наводки работал рывками и со скрежетом пережёвываемого металла, но ещё работал. Только бы успеть... Удар вновь потряс корпус истребителя. Откуда-то из недр котельного отделения вверх ударила ещё одна шипящая струя пара. Выстрел! Орудие рявкнуло и так и осталось в положении отката. Всё, похоже - накатник накрылся! Сима опустился на палубу, прислонясь к тумбе орудия. Рядом, у борта вырос очередной фонтан, окатив его и сидящих рядом двоих матросов
ледяными брызгами. Волны уже начали перекатываться через палубу. Значит, ждать осталось недолго. Из открытого люка машины выбрались на палубу двое - перепачканные, опаленные и оборванные, они никак не походили на бравых военных моряков. Вот кто-то пробирается по палубе, пытаясь добраться до кормы. Но вдруг у самого основания третьей дымовой трубы вспыхивает яркое желтое пламя, и тело моряка, как безвольная тряпичная кукла, летит за борт. Через секунду туда же, в холодные темные волны, падает и сбитая дымовая труба. Что-то металлическое звонко бьет по и без того искорёженному щиту орудия. Но мичман уже не обращает на это особого внимания. На палубе истребителя осталось пятеро живых человек. Пока ещё живых. Но все прекрасно понимают, что это - конец.
        Четверых-пятерых,
        Что плясать ещё не устали,
        Озаряет луна...
        - Прекратить огонь!
        Илья молча взирал с мостика крейсера на тонущий японский истребитель. Здесь не было ослепительно-яркого взрыва мины или глухого утробного взрыва парового котла. 'Акебоно' просто тонул, черпая воду многочисленными пробоинами и увлекаемый ко дну страшной тяжестью металла. Тонул почти на ровном киле - лишь в последний момент корма поднялась вверх, сверкнув пером руля, и тут же скрылась в волнах.
        Через несколько минут со шлюпок на палубу 'Новика' подняли пятерых японцев. Двое из них, включая мичмана, были без сознания...
        Одинокий истребитель шел в полной темноте под самым берегом Лаотеншаня к бухте Белого волка. Идя под одной правой машиной, 'Акацуки' то и дело пытался уйти влево, к берегу. Суецуги Наодзиро уже несколько раз корректировал его курс пытаясь и остаться в узкой полоске тени под берегом, и, одновременно, не выскочить на прибрежные камни. Полоса тени становилась уже и уже - горы на берегу становились всё ниже по мере приближения к бухте Белого волка. Ещё два-три кабельтовых - и нужно поворачивать вправо, покинуть спасительную тень и попытать счастья в прорыве в открытое море. Вспышки за кормой прекратились - значит, корабли Первого отряда оторвались от русских. А вот на востоке бой ещё продолжался. Жаль, что его корабль не сможет дать полный ход - для исправления машины понадобится, как заверил механик, не меньше нескольких часов. Поэтому придется прорываться под одной машиной. Это двадцать узлов, не больше. Но, другого выхода всё равно нет.
        - Буруны прямо по курсу! - крик сигнальщика грубо прервал размышления о предстоящем прорыве.
        Наодзиро увидел впереди, не далее, чем в сотне метров, светлый узор пены, окружавший темную гряду камней. Она тянулась, похоже, от самого берега, местами едва возвышаясь над водой, а кое-где скрываясь в волнах. 'Акацуки' шел прямо на неё.
        - Право на борт!
        Нос корабли покатился вправо, но слишком медленно. Он точно успеет увернуться от расположившейся прямо перед ним каменной гряды, но тут правее Суецуги увидел ещё одну груду камней. Она едва возвышалась над водой, и, будь волнение на море сильнее, её, конечно же, заметили бы намного раньше. А теперь на циркуляции, нос истребителя катился прямёхонько на неё. Правда, между двумя этими грядами оставался почти кабельтов свободной воды.
        - Лево на борт!
        Рулевой с бешеной скоростью стал вращать штурвал в противоположную сторону. Влево 'Акацуки' начал ворочать значительно веселее. Словно сам понимал, что от этого зависит сейчас его спасение. На скорости почти в восемнадцать узлов детище верфи Ярроу под японским флагом влетело в узкий пролив между двумя каменными банками отмели Кай-ио-шо. Ещё через несколько секунд хрящ, ракушки и галька морского дна начали обдирать водоросли и краску с днища истребителя. Проскрипев металлом по камню, 'Акацуки' замер с дифферентом на корму и креном на правый борт.
        Наодзиро поднялся с настила мостика, потирая ушибленное при падении плечо.
        - Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях!
        Он оглянулся - из труб истребителя в небо улетали целые снопы искр - это горела сорвавшаяся от резкого сотрясения сажа, предательски выдавая их местоположение. Но, хвала Аматерасу, скоро искры погасли и всё вокруг вновь погрузилось в темноту...
        ...
        - Затоплений нет, котлы и правая машина исправны!
        - Самый полный назад!
        Винт бешено замолотил воду, и её мутный бурлящий поток понесся вдоль правого борта истребителя, вымывая песок и ракушки из-под кормы корабля. Но корпус не сдвинулся и на сантиметр. Вновь и вновь Суецуги давал задний ход, но, похоже, 'Акацуки' плотно засел в этой природной западне. Как же обидно! Ускользнуть из расставленной русскими ловушки чтобы вот так бездарно сесть на мель! До рассвета меньше часа. Если не удастся снять корабль в ближайшие полчаса, придется взорвать его. Корпус чуть вздрогнул, и дифферент на корму немного увеличился. Неужели получается?
        Луч сигнального фонаря уперся прямо в мостик 'Акацуки'. И затем замигал, передавая азбукой Морзе сигнал. Сначала на английском, потом на японском, хоть и с ошибками, но разобрать удалось: 'Сдавайтесь или будете уничтожены!'
        - К орудиям! За императора! Банзай!!! - только и успел скомандовать Суецуги.
        - Банзай!!! - пронеслось над палубой обреченного истребителя и десятки рук вознеслись к темному, холодному и безразличному зимнему небу.
        Слепящий свет больно резанул по глазам, заставив зажмуриться. И тут же последовало рычаще-шипящее: 'р-ра-атш - бум!' Столб сверкающих ослепительных брызг вырос под самой кормой миноносца. И ещё. И ещё. И снова. Разлетелась воющими осколками рваного железа верхушка четвертой трубы. Вскрикнув порванными струнами антенны, рухнула за борт перебитая мачта. Комендоры приникли к своим орудиям, подносчики торопливо тащили патроны, спотыкаясь, падая. Иногда - чтобы уже не подняться никогда. Несколько чугунных гранат лопнули на палубе истребителя, калеча своими крупными, тяжелыми осколками всё, что попадалось на пути - палубное оборудование, дымовые трубы, орудийные станки, человеческую плоть. А затем на палубу истребителя обрушился ливень. Из свинца.
        Пулемет системы Хайрема Максима - страшная вещь. Жуткая. Машина для массового убийства людей. Первое в истории оружие массового поражения. Каждая секунда стрельбы - это десяток пуль калибра в три русских линии, посланных во врага. На боевом марсе 'Боярина' таких машин смерти было две. С возможностью их свободного перемещения на любой борт...
        Тяжелые свинцовые пули щелкали по палубе миноносца, пробивая легкие конструкции или превращаясь в брызги раскаленного металла при попадании в более массивное железо. Иногда уже после того, как прошли через ещё живую плоть...
        Огрызнуться в слепящий белый свет комендоры 'Акацуки' успели лишь несколько раз...
        Наша жизнь - росинка.
        Пусть лишь капелька росы
        Наша жизнь - и все же...
        - Каков счет от мясника? - поинтересовался Илья.
        - Повреждены 'Выносливый', 'Властный' и 'Грозовой'. Последний - особенно сильно. Вернулся на одной машине, и та работает с перебоями. Один 'Внимательный' отделался легкими царапинами.
        Илья пристально вглядывался в силуэты торпиллеров, медленно идущих к Минному городку. В свете разгорающегося утра даже отсюда, с мостика 'Петропавловска', было видно, что храбрым корабликам здорово досталось этой ночью.
        - А что по людям?
        - Матусевич ранен в руку и легко контужен. Двое нижних чинов убито, двадцать два - ранено. Такой вот счет от мясника, Ваше превосходительство...
        - У меня в отряде - двенадцать раненных. Убитых, слава Богу, нет. Но трое раненных - очень тяжелые. Корабли серьезных повреждений не имеют, хотя несколько заплаток на паре 'немцев' появятся по итогам сегодняшней ночи. Да и 'Новику' пробитую трубу залатать нужно.
        - А улов?
        - Потопленный японский контрминоносец. И пятеро пленных японцев. А у тебя?
        - Потопленный истребитель 'Касуми'. И засевший на камнях под самым берегом 'Акацуки'...
        - Загнали на берег?
        - Да нет. Похоже, он сам по дурости на мель напоролся, пытаясь тихонько уйти после полученных повреждений.
        - Не увидел берег?
        - Не то, чтобы берег. Чуть западнее бухты Белого волка довольно далеко в море выдается каменистая отмель с банкой Кай-ио-шо на конце. Торчит от берега под прямым углом, как оттопыренный палец. Вот на неё-то он и нарвался. А мы его случайно засекли. Мы ж возле этого района место сбора кораблей отряда перед возвращением на рейд назначили. Ну и пришли туда ожидать потерявшегося 'Грозового'. Сначала было, подумали, что это наш миноносец на камнях засел. А потом силуэт разглядели - японец! Ну и прошлись по нему частым гребнем пушек и пулемётов.
        - Сильно поврежден?
        - Визуально - не очень.По крайней мере - пробоин не много, и почти все - над ватерлинией. Затопления - только в двух отсеках, до уровня нижней палубы. С приливом нужно будет попробовать снять. Корвину будет шикарнейший подарок для его пропаганды.
        - Что, японцы не взорвали свой корабль?
        - Не успели. Сразу не подорвали, а потом уже некому было. В плен только восемь кочегаров попало. Могло бы быть десять, но двоих, бросившихся вплавь к берегу, наша противодесантная партия встретила... Уже на берегу... в итоге - живой остался только один. Так что девятый японец где-то у сухопутных сейчас. А палубная команда - вообще вся в винегрет... Вервольф поморщился, вспоминая вид японского истребителя.
        - Что, всё так плохо?
        - Илья, ты знаешь, я видел в своей жизни достаточно смертей. Но то, что творилось на палубе 'Акацуки' - это просто маленький филиал Армагеддона. Палуба вся была багровая. Про руки-ноги-головы отдельно от туловищ я уже молчу. Мы, когда с Семеновым поднялись на борт японца, просто остолбенели от увиденного. Я-то, с дуру, 'Маузер' свой изготовил, ещё когда подходили на катере. Типа на абордаж собрался идти. Корсар хренов! А там и первого катера с ребятами мичмана Денисова вполне хватило бы. Чтобы кочегаров вытащить на свет божий. В общем, скажу тебе, дерутся желтолицые парни отчаянно. Все остались на своих постах. До последнего. На 'Касуми', кстати, такая же петрушка была. Даже после взрыва минного аппарата продолжали отстреливаться. И ни один офицер не спасся.
        - Ясно. У нас такая же история. 'Акебоно', а если верить пленным, то это был он, тоже дрался до последнего. Из офицеров - один мичман спасся, правда, его спасли матросы - он сам без сознания. Не знаю, выживет ли. Но ребята отчаянные, тут ты прав.
        - Нужно дать крейсерам два часа отдыха. Если Того заявится в гости, 'Новик' с 'Боярином' нам понадобятся.
        - Да, я уже распорядился. Пока ты на катере добирался.
        - Это хорошо. Потому как парни измотались здорово за ночь...
        - Зато каков результат!
        - Хорош результат, не спорю. Но второй раз японцы на такую удочку не поймаются. Нужно будет что-то другое думать.
        - Придумаем.
        - Конечно. Куда ж мы денемся?!
        - Вот именно.
        Трёхтрубный высокобортный крейсер неторопливо катился к выходу из гавани, направляясь на внешний рейд.
        - Смотрю, 'богиня охоты' уже направляется на свой пост?
        - Да, Серег, уже пора готовить ковровую дорожку для встречи дорогих гостей.
        Вервольф машинально взглянул на часы - действительно, пора!
        - Слушай, есть предложение! Как только 'Силач' оттащит 'Грозового' к причалу, послать его - пусть с приливом попытается стянуть японца на глубокую воду! Даже если не сможем отремонтировать - всё равно трофей-есть трофей. Микадо от злости съест свой веер!
        - Хорошо, так и сделаем. Если Того не помешает.
        - Добро! - Вольф улыбнулся, - Тогда я погнал на Лаотеншань. Казачки вон уже лошадей приготовили. И Мякишев уже на причале. Так что мне - пора. Береги тут себя!
        - И ты тоже будь осторожен!
        - Обязательно! Я ж в землю зароюсь так, что никакой японский черт меня там не найдет!
        Пожав адмиралу руку, Сергей понесся с мостика флагмана вниз по трапам...
        Проводив товарища взглядом, Илья смотрел, как разрезая подсвеченные взошедшим солнцем волны, в море выходил тральный караван. Обычное, рутинное ежедневное траление внешнего рейда. После напряженной, страшной ночи, оказавшейся для многих последней ночью их жизни, начинался погожий, тихий и ясный день. Двадцать шестой день февраля. Тридцать первый день войны...
        Глава 14
        26 февраля
        Ближние окрестности Порт-Артура.
        Наблюдательно-корректировочный пост
        Тихоокеанской эскадры на одной из вершин Лаотешаня.
        Утро выдалось солнечным, и, несмотря на легкую полупрозрачную дымку, окутавшую юго-восточный горизонт, день обещал быть погожим. С моря дул легкий ветерок, донося до вершин Лаотешаня запах водорослей, смешивая его на склонах гор с запахами хвойного леса и талого снега. В воздухе уже начинал ощущаться тот непередаваемый, еле уловимый аромат приближающейся весны. Далеко внизу невысокие волны накатывались на отшлифованные прибоем валуны, покрытые зеленоватыми водорослями, разбиваясь в конце своего пенного бега о темные прибрежные скалы и тогда лучи утреннего солнца дробились в холодных брызгах тысячами огненно-оранжевых и розовых искр. Выше, среди серых, желто-коричневых и розово-пепельных скал, над зеленым морем сосен белела башенка Ляотешанского маяка. Море у её подножия имело зеленоватый оттенок, словно хвойный лес, местами покрывавший склоны гор, поделился своим цветом с волнами, но дальше от берега цвет волн переходил в насыщенно-голубой, а над ним сверху разлилась синева высокого ясного неба, лишь кое-где украшенная светлыми мазками белесых облачков. Далеко-далеко, на юго-востоке эти две синевы
сливались в одно целое, слегка теряя насыщенность цвета из-за дымки, которая совершенно скрывала ту грань, где заканчивался ультрамарин моря и начиналась лазурь неба.
        На одной из вершин поросшего редкими соснами горного хребта в эту голубую мглу смотрели оптические окуляры новенького 4,5-футового дальномера Барра и Струда. Сам дальномер стоял в центре 'орлиного гнезда' - выдолбленного в скальном грунте капонира, прикрытого сверху маскировочной сетью. С моря заметить этот наблюдательно-корректировочный пост было практически невозможно, зато отсюда открывался прекрасный вид на подходы к Артуру со стороны Печелийского пролива. На горных вершинах слева и справа от главного корректировочного поста были устроены ещё два небольших вспомогательных наблюдательных пункта. Все эти НП были соединены между собой телефонной связью. Главный НП соединялся телефоном с наблюдательным пунктом флота на Золотой горе и со стоящими в гавани на ремонте броненосцами 'Ретвизан' и 'Цесаревич'. Всё дело было в том, что, либо по чьей-то вопиющей военной неграмотности, либо просто благодаря извечному русскому разгильдяйству и головотяпству, но Ляотешанское направление совершенно не было прикрыто береговыми батареями приморского фронта крепости. И это обстоятельство в той, известной
Вервольфу, истории, позволяло адмиралу Того производить бомбардировки Артура, прячась в море за горами Ляотешаня. Строительство двух новых батарей на Ляотешане сейчас было в самом разгаре, но они явно не успевали к первой бомбардировке Артура - работать приходилось в скальном грунте, а тяжеленные орудия - разбирать и по частям тащить волоком по гористой местности к месту установки. Для окончания работ требовалось ещё около двух недель напряженного труда, а, насколько помнил Сергей, первая бомбардировка должна была произойти именно сегодня. Пока что всё шло в соответствии с каноном - ночное появление двух отрядов японских истребителей на подходах к Внешнему рейду только подтверждало это. Да и погода соответствовала - после нескольких ненастных дней, наконец, выглянуло солнце. Это позволит японским крейсерам корректировать стрельбу своих броненосцев, стоя напротив входа в артурскую гавань вне зоны действия береговых батарей и просматривая часть рейда Артура в промежуток между Золотой горой и скалами Тигрового полуострова. Поэтому, когда в рассветной дымке на горизонте, напротив входа в гавань Артура
сигнальщики Золотой горы заметили дымы, а затем - и расплывчатые серые силуэты японских крейсеров, Вервольф понял, что скоро начнется. Не прошло и получаса, как он был уже на главном НП Ляотеншаня. Корректировщики с 'Ретвизана' и 'Цесаревича' были уже тут, всматриваясь в туманный горизонт. Вервольф, злой и невыспавшийся после ночного дела с миноносцами, потирая сбитое в темноте о ступеньку трапа колено, оглянулся налево-назад - крейсера японцев всё так же маячили милях в восьми от входа в гавань. Из-за расстояния и дымки над морем уверенно распознать их было трудно - даже в Цейссовский бинокль они казались лишь расплывчатыми серыми пятнами. Можно было различить количество труб, но с уверенностью распознать - например, где 'Читосе', а где - 'Такасаго' было решительно невозможно.
        Единственной, кого можно было довольно точно опознать в маячившей на горизонте японской троице - это более крупная, чем 'собачки', 'Токива' - родная сестра убийцы 'Варяга' - 'Асамы'. Но точное распознавание японских кораблей, в принципе, было и не важно в данной ситуации. Главное - крейсера контр-адмирала Дева уже заняли свою позицию, значит, сейчас должен появиться и зверь покрупнее...
        Так и есть - сначала на горизонте показалось темное расплывчатое дымное пятно, потом оно начало приобретать очертания явного дымного следа кильватерной колонны. Через несколько минут под тяжелой тёмной шапкой дыма из прозрачной голубой дымки начали материализовываться серые силуэты тяжелых кораблей. Ещё через четверть часа чуть в стороне от главных сил стали различимы небольшие низкие серые тени -истребители. Их стремительные и хищные силуэты уже можно было различить в бинокль. Всего три. Очевидно - это та троица, что оторвалась ночью от 'Новика' и смогла уйти почти без повреждений. Ещё два истребителя, видимо те, что ушли от 'Боярина', сейчас сиротливо жались к 'Токиве'. Хотя, на таком расстоянии можно и ошибиться. Может это и не они. Да и не важно это сейчас. Нынче главные действующие лица на сцене - это броненосцы адмирала Того.
        Далеко за спиной Вервольфа, в гавани Артура тонкие, жиденькие струйки дыма над трубами эскадры сменились густыми, жирными черно-бурыми клубами - корабли разводили пары и готовились выйти на внешний рейд, где пока был лишь один дежурный крейсер - 'Диана', да пара эскадренных миноносцев. Стоящие в ремонте 'Ретвизан' и 'Цесаревич' заранее развернули так, чтобы обеспечить наилучшие сектора обстрела именно в направлении Лаотешаня. К сожалению, носовая башня 'Ретвизана' была разоружена ещё перед снятием броненосца с мели, и корабль пока оставался без половины своей главной артиллерии, но даже имевшиеся в сумме на два броненосца шесть двенадцатидюймовых орудий составляли очень грозную батарею. Теперь же, ежеминутно, по данным дальномера и пеленгов от дополнительных НП, на центральном наблюдательном пункте Лаотешаня отмечали на карте место головного броненосца вражеской эскадры. Это позволяло не только довольно точно определять направление и расстояние до цели для 'Ретвизана' и 'Цесаревича', но и постоянно и точно определять курс и скорость цели, что, при стрельбе на большие дистанции, было не менее
важно. Корректировщики тут же передавали эти данные на броненосцы, и Вервольф в свой мощный бинокль видел, как их 12-дюймовые башни с поднятыми на предельный угол возвышения стволами, медленно поворачивались, следуя за невидимым из гавани врагом. К тому же карта, что лежала на столе Мякишева, была разграфлена на множество мелких квадратиков, каждому из которых был присвоен свой буквенно-цифровой номер. Точно такие же карты были у старших артиллеристов всех броненосцев эскадры. И, в случае необходимости, по сигналу с Золотой горы, броненосцы могли нашпиговать нужный квадрат своими 'подарочками'. Точность при таком варианте, конечно, была бы ниже, чем у корректируемых по телефону 'Ретвизана' и 'Цесаревича', но вероятность попадания всё же была. Не говоря уже про психологический эффект. Повернувшись на юг, он отметил, как заметно приблизилась колонна японских броненосцев. Головная 'Микаса' уже четко вырисовывалась на голубой глади моря. За ней в кильватер шли ещё два серых двухтрубных силуэта - очевидно 'Асахи' и кто-то из типа 'Фудзи'. За ними следовали два трехтрубника - 'Хацусе', 'Сикисима' и
замыкающим - ещё один двухтрубный броненосец типа 'Фудзи'. Сергею стало немного не по себе - Того-сан притащил под Артур весь свой броненосный флот. Денек обещал выдаться жарким - двадцать четыре японских 12-дюймовки должны были обрушить град двадцатитрёхпудовых снарядов на корабли Тихоокеанской эскадры в гавани Артура. И всё же, советник невольно залюбовался, глядя на 'Микасу', распахивающую надвое волны своим острым таранным форштевнем. Флагман адмирала Того каждую минуту приближался на два кабельтова. И тут колонна японских броненосцев начала разделяться - два трехтрубных и один двухтрубный корабль начали формировать отдельный отряд, а 'Микаса' и следующие за ней два броненосца - четко опознаваемый 'Асахи' и один из броненосцев типа 'Фудзи' повернули последовательно на два румба влево, очевидно, с намерением остаться мористее и прикрывать корабли бомбардирующего отряда. Первый же отряд, возглавляемый трехтрубным кораблем, продолжал движение по направлению к Лаотешаню с той же 12 узловой скоростью. На мачте головного корабля гордо развевался флаг, на белом полотнище которого красное восьмилучевое
солнце было обрамлено по нижней и верхней кромкам такими же красными полосами. Такой флаг в японском флоте имели контр-адмиралы, следовательно, головной корабль ударного отряда - 'Хацусе', флагман контр адмирала Носиба, второй идущий за ним трехтрубник может быть только 'Сикисимой', а вот третий? Один из типа 'Фудзи', но кто? Вервольф внимательнее присмотрелся к идущему третьим кораблю... Судя по большим размерам кормовых дефлекторов вентиляторов и полному отсутствию таковых между дымовыми трубами, это должен быть 'Ясима'. Он перевел бинокль на концевой корабль отряда Того. Да, так и есть - 'Фудзи' остался в отряде Того, а в ударный отряд вошел 'Ясима'. Что ж, весьма неоднозначное решение - орудия 'Фудзи' и 'Ясимы' заряжаются только в диаметральной плоскости, поэтому после каждого выстрела башни нужно разворачивать в исходную позицию, заряжать орудия, а потом вновь наводить их на цель. Это сильно снижает скорострельность, и включать такие корабли в отряд с более новыми броненосцами - значит, что, при групповой наводке и корректировке стрельбы отряда, стрелять они будут, скорее всего, через залп, т.е.
на два залпа 'Хацусе' и 'Сикисимы' будет только один с 'Ясимы'... Хотя... Непосредственно в башнях броненосцев типа 'Фудзи' хранилась часть боезапаса, которые можно было заряжать с помощью дополнительных гидравлических досылателей. Но запас этих снарядов в кормовых нишах башен весьма ограничен - максимум восемнадцать. На два ствола. Потом скорострельность неизбежно падала. Вряд ли Того решит использовать этот 'неприкосновенный запас' для бомбардировки. Уж скорее - прибережет на случай боестолкновения с русской эскадрой. Что ж, нам это на только на руку - Вервольф хищно улыбнулся. Значит, не такой уж вы и гений, мистер Того, раз совершаете такие ошибки... С другой стороны, он ведь ожидает полной безнаказанности при обстреле Артура. Зная, что этот сектор не простреливается. Что можно неторопливо, с издёвкой, расстреливать русскую крепость и стоящую в гавани эскадру. Вот и расслабился... А, как говорил знаменитый Вовочка в одном из анекдотов: 'Нельзя в этой жизни расслабляться, а то сразу же поимеют...'
        - Связь! Передайте на Золотую гору: отряд броненосцев разделился. Ударная группа - 'Хасусе', 'Сикисима' и 'Ясима'. Прикрывает их отряд из 'Микасы', 'Асахи' и 'Фудзи'.
        - Есть, Ваше превосходительство!
        Вервольф повернулся к Мякишеву:
        - Андрей Константинович, наша цель теперь - головной корабль ударного отряда.
        - Есть! На дальномере! Цель - головной корабль ближней колонны! Связь - передайте на наблюдательные посты - пусть дают пеленги на головной ближней колонны.
        - Слушаюсь, Ваше благородие!
        И вновь зазвучали цифры дистанций и пеленгов. Только теперь карандаш Мякишева вычерчивал на разбитой на мелкие квадраты карте местоположение и курс младшего флагмана японской эскадры.
        Вот уже расстояние от стоящих в бухте русских броненосцев до 'Хацусе' сократилось до 80 кабельтовых - они вошли в зону поражения, но Вервольф пока не отдавал приказа открыть огонь - чем больше дальность, тем выше будет рассеивание снарядов и ниже точность стрельбы. К тому же, попав сейчас под огонь, Носиба на высокой скорости выйдет из-под него, не получив повреждений. Прислонившись к брустверу и глядя в бинокль на японскую колонну, советник смотрел, как с каждой минутой 'Хацусе' всё ближе и ближе подходила к берегу Лаотешаня. Жаль, что ненастная погода нескольких последних дней и крупная зыбь не позволили выставить на южных подходах минные банки. А ведь подобная задумка была... Как бы кстати были бы сейчас несколько десятков мин на пути японской эскадры...
        Но, и Сергей хорошо знал это, история не знает сослагательного наклонения 'если бы'... Да только - так ли уж и не знает? Ведь сейчас все они - Илья, Капер, Вельхеор, Гарик, да и он сам - все сейчас тут, в Артуре. И занимаются именно тем, что реализуют один из вариантов 'если бы...'. Пусть и не в своём родном мире, а в этом, так похожем на их далёкое прошлое... Он с горечью улыбнулся - что ж, придется отбиваться тем, что есть. За спиной Вервольфа дальномерщик продолжал отсчитывать сокращающееся расстояние до флагмана мистера Носиба. Флагманский артиллерист эскадры, лейтенант Мякишев быстро рассчитывал место, курс и скорость японского головного корабля и через корректировщиков отправлял данные на изготовившиеся к стрельбе русские броненосцы. В действиях всех чувствовалась напряженность, характерная для завязки боя, но всё делалось без лишней суеты и нервозности.
        Истекали последние минуты перед боем, и советник ещё раз оглянулся назад, на гавань Артура. Там, в извилистом проходе, мимо Тигрового хвоста уже летел в море 'Новик', только на рассвете вернувшийся на внутренний рейд. Следом за ним шел 'Баян'. 'Боярин' несколько замешкался и теперь только нацеливался в проход, обходя эллинг для сборки миноносцев на самом краю хвоста. Да, разворот машинами 'со стопа' дается этому кораблику очень нелегко... Теперь, из-за этой досадной заминки легкого крейсера, и 'Аскольд' вынужден был застопорить машины и ждать своей очереди на выход из гавани. А буксиры уже разворачивали носом к выходу 'Победу' и 'Пересвета'. На внешнем рейде, густо дымя всеми тремя трубами, разворачивалась на юг 'Диана'. Жирный угольный дым стелился почти над водой и относился легким ветерком на северо-восток.
        - Ваше благородие! 'Хацусе' поворачивает! - донесся до Вервольфа окрик сигнальщика.
        Он тут же повернулся на юг, к главным силам японцев.
        - Дистанция от 'Ретвизана' до 'Хацусе'???
        - Семьдесят кабельтовых, господин советник!
        Многовато... Но сейчас дистанцию боя выбирал не он... То, с какого расстояния обрушить свои снаряды на русские корабли, сейчас решали только господа Того и Носиба. Но то, что они не рискнули подойти ближе, значило, что они по-прежнему опасаются нас. Выходит, Того всё же побаивается серьезно повредить свои корабли. Не полностью уверен в своих силах и в своём превосходстве на море, старый лис! Это хорошо! Сейчас мы постараемся ещё сильнее его разуверить!
        Броненосцы японского ударного отряда поворачивали вслед за 'Хацусе' последовательно на два румба вправо.
        - А Того осторожничает, не решился подводить ударные броненосцы ближе к Артуру! - словно прочитал его мысли Мякишев.
        - Да, Андрей Константинович! Осторожничает, хитрец. Передайте на Золотую гору - 'Диане' сигнал - 'начать постановку завесы!'
        Вот уже второй броненосец - 'Сикисима', завершил поворот и лег, следом за флагманом, на боевой курс.
        Над Золотой горой взвились в небо три сигнальные ракеты...
        Башни главного калибра японских броненосцев уже разворачивались на правый борт, нацеливаясь на гавань Артура.
        А в это время 'Диана', вспенивая воду за кормой тремя своими винтами, начала разгоняться на юг, идя почти навстречу ветру и пересекая фарватер выхода из гавани Артура. Густой шлейф угольного дыма потянулся за крейсером. Конечно, это не дымовые шашки, но для находящихся на расстоянии в восемь миль крейсеров адмирала Дева это будет весьма существенная помеха в корректировке стрельбы. В это время Дева-сан, стоя на верхнем мостике своего флагманского 'Читосе', наблюдал за непонятным маневром русского крейсера на рейде.
        Последний, третий в колонне, броненосец 'Ясима' завершил поворот и лег на боевой курс. Японские орудия, казалось, смотрели прямо на горстку людей, спрятавшихся среди сосен и скал на вершине горы. Отряд броненосцев начал снижать скорость.
        Что ж! - подумал Вервольф - Весьма разумное решение, если исходить из того, что известно японскому адмиралу - что у нас нет батарей, простреливающих этот сектор, что мы не видим его корабли за горным массивом и не можем прицельно по ним стрелять, что его корректировщики на позиции и готовы вносить поправки в его стрельбу. При таких условиях - чем ниже будет скорость - тем плотнее накрытие цели и тем точнее корректировка огня. Вот только нормальной корректировки не будет. Если Дева уже и начал догадываться об этом, то всё равно ещё не сообщил об этом своему флагману...
        Сюрприз, мистер Того!
        - Скоро начнется, Андрей Константинович!
        Лейтенант согласно кивнул головой.
        Три броненосца из отряда Того маячили на двадцать кабельтовых мористее ударного отряда, следуя параллельным курсом...
        Началось, когда расстояние от головного японского броненосца до 'Ретвизана' и 'Цесаревича' составляло шестьдесят пять кабельтовых, а скорость японского отряда упала до шести узлов. Стрелки на карманных часах Вервольфа показывали десять ноль две...
        Серые башни 'Хацусе' изрыгнули огонь из своих чудовищных пушек. Через несколько секунд четыре огромных стальных борова, весом в двадцать три с лишним пуда каждый, с диким воем пронеслись над горным хребтом Лаотешаня по направлению к гавани. Все, кто был сейчас в 'орлином гнезде', невольно втянули головы в плечи. Через несколько секунд после этого до них, наконец, долетел похожий на раскат грома звук залпа. Еще через полтора десятка секунд посреди Западного бассейна поднялись четыре высоченных фонтана из белого пара, мутной воды, коричнево-зеленого ила и черно-бурого дыма, смешавшихся в каком-то совершенно неестественном сочетании цветов... Вервольф повернулся к Мякишеву:
        - Начинайте пристрелку, Андрей Константинович! С Богом!
        Старая русская традиция - призывать на помощь Бога безграничного света и человеколюбия, стреляя в таких же людей, оказавшихся по ту сторону прицела... Но, с другой стороны - не русские начали эту войну. Подло, как воры в ночной тьме... Так что пусть теперь "желтолицые друзья" не обижаются и не ждут пощады...
        Дым 'Дианы' сильно мешал корректировщикам, поэтому и следующий залп - теперь с 'Сикисимы' - ушел в молоко, а если точнее - то в мутную воду и придонный ил Западного бассейна. Одновременно блеснули пламенем и орудия кормовой башни 'Ретвизана', окутав корму корабля клубами дыма. Через долгих пятнадцать секунд, два трехсот тридцатикилограммовых 'подарочка', проревев над горными вершинами, ушли по направлению к японскому флагману. Ещё через шесть секунд они подняли два высоких белых столба в полутора кабельтовых по левому борту 'Хацусе'.
        Перелёт!
        Мякишев вносил поправки в прицел, а корректировщики передавали их по телефону на свои корабли. За это время орудия 'Ясима' выпустили свои первые снаряды по Артуру. Но нормальной корректировки огня у крейсеров отряда Дева не получалось - гавань и вход в неё были прикрыты черной вуалью дымного следа 'Дианы'. Поэтому и эти снаряды не нашли достойной цели, разорвавшись в районе котлована строящегося дока на северном берегу Восточного бассейна. Два ответных двадцатипудовых 'привета', теперь уже из кормовой башни 'Цесаревича', легли с недолетом в кабельтове от правого борта 'Хацусе'. Получалась классическая 'вилка'. Третий залп должен был дать накрытие. В
        ервольф был готов отдать месячное жалование за то, чтобы увидеть сейчас выражение лица японского адмирала.
        - Андрей Константинович! Огонь из всех заряженных орудий! Сейчас мы его накроем!
        - Есть из всех орудий!
        Как только корректировщики передали поправки, носовая башня 'Цесаревича' и кормовая 'Ретвизана' почти одновременно выбросили кинжалы пламени из бездонно-черных жерл своих орудий. В это время столбы воды от снарядов 'Хацусе' легли довольно близко к разворачивающемуся в направлении выхода 'Севастополю' - несмотря на помехи, японские корректировщики тоже сужали свою 'вилку' вокруг оставшихся в гавани кораблей. Судя по тому, что в проходе виднелся только пятитрубный силуэт 'Аскольда', то первые три крейсера уже должны были быть на внешнем фарватере. Причем, учитывая скорость 'Новика' и бесшабашность его командира, он уже должен был вот-вот прорвать вуаль дымовой завесы и рвануть к маячившим на горизонте 'собачкам'... Японская линия броненосцев огрызнулась залпом 'Сикисимы'. Воздух над головами наблюдателей наполнился рёвом летевших на север четырех японских 'чемоданов' и несущихся им на встречу, на юг, четверки русских... 'Японцам' до цели оставалось ещё секунд пятнадцать. Русским - вдвое меньше...
        'Цесаревич' немного ошибся с направлением - один снаряд из его залпа лег в каких-то десяти-пятнадцати саженях справа по борту напротив якорного клюза 'Хацусе', окатив его палубу водой, другой - в пятнадцати-двадцати прямо по курсу. Один из снарядов 'Ретвизана' лег с перелетом, подняв фонтан брызг саженях в двадцати с левого борта против кормовой башни. Второй же снаряд попал в грот-мачту, начисто срубив стеньгу выше боевого марса и взорвавшись уже далеко за бортом, осыпав спардек японца несколькими увесистыми осколками... Со скрипом и скрежетом стеньга повалилась влево, описав при этом огромную дугу, словно дав отмашку бело-красным лучисто-солнечным флагом, развивавшимся на её клотике. В своем полете вниз она ударила по боевому марсу, сорвав с креплений мелкокалиберную скорострелку и раздавив на месте двоих стоявших у неё артиллеристов, а затем всей своей тяжестью обрушилась на спардек и ростры, согнув две шлюпбалки на левом борту, повредив паровой катер и разбив в щепы одну из шлюпок.
        Через пять секунд японские снаряды со страшным грохотом легли в гавани Артура. Один из них врезался в пришвартованные у причалов вспомогательные суда, разнеся в клочья надстройки одной из землечерпалок. Воздух наполнился воем разлетающихся горячих осколков и рваных металлических частей, раскаленным дождем осыпавших стоящие рядом корабли. В небо тут же потянулся черный шлейф от разгоравшихся пожаров. Второй снаряд разорвался при ударе о воду менее, чем в десятке саженей от громадного трехтрубного транспорта 'Москва' - так теперь назывался бывший вспомогательный крейсер 'Ангара'. Несколько крупных осколков пробили борт у самой ватерлинии, а один - вызвал небольшой пожар на твиндеке... Остальные два - разорвались в водах бухты, не причинив вреда кораблям. Звуки разрывов тяжелых снарядов докатывались к наблюдательному пункту не сразу, дробясь и вторясь между сопок и гор, окружавших гавань, из-за чего казалось, будто над Артуром бушевала гроза...
        На сигнальных фалах неповрежденной фок-мачты 'Хацусе' вверх побежали несколько пестрых флажков. В это же время орудия кормовой башни 'Цесаревича', наконец, перезарядились и послали свою порцию 'приветов' непрошеным гостям. Но в это же время Вервольф заметил, что дым из труб японских кораблей теперь стал намного более густым - Носиба увеличивал скорость отряда, сбивая русским прицел. Поэтому, пролетев по длинной дуге, снаряды 'Цесаревича', нацеленные Мякишевым в самую середину 'Хацусе', попасть в свою цель уже не могли. Но флагману Носибы всё равно досталось - один из снарядов лег менее чем в десяти саженях от кормы японца, второй же, пробив по диагонали с правого борта к левому небронированные верхнюю и среднюю палубу в корме, ударил в скос бронированного карапаса, отрикошетил и, наконец, таки взорвался, уже ударившись изнутри в 102-мм броню кормового пояса. Взрывная волна, обломки рубашки и подкладки под броню, увесистые осколки толстостенного бронебойного снаряда, отраженные скосом бронепалубы и поясом, рванулись вверх и внутрь корпуса японского борненосца. Находившийся двумя палубами выше
расчет кормового трёхдюймового орудия погиб на месте, офицерские каюты в корме были разбиты, настил верхней палубы в нескольких местах встал 'на дыбы', в изрешеченном каземате начался пожар от воспламенившихся трехдюймовых патронов. Хотя внешне всё выглядело не так страшно - Вервольф увидел лишь небольшой султан светлого пироксилинового дыма, возникший в месте попадания. Но затем за кормой 'Хацусе' потянулся дымный след, постепенно становящийся всё гуще... Сигнальщики и связисты 'орлиного гнезда' грянули 'Ура!'.
        Вервольф обернулся:
        - Связь! Передайте на 'Цесаревич' - 'Есть попадание!' - а то сами радуетесь, черти полосатые, а им ведь не видно!
        - Уже передано, Ваше превосходительство! - тут же отозвался высокий черноусый матрос у аппарата. - Я им первым же делом сообщил!
        - Молодец! Как звать-то тебя?
        - Матрос Петр Спиридонов, Ваше превосходительство! - вскочив и вытянувшись в струну, выпалил связист.
        - Ну что ж, матрос Петр Спиридонов! Объявляю тебе благодарность за сообразительность и расторопность! Ибо боевой дух на корабле - это прежде всего!
        - Рад стараться, Ваше превосходительство!
        - Ну а теперь садись к аппарату, матрос, надо дальше дело делать!
        - Слушаюсь, Ваше превосходительство!
        И работа корректировочного поста вновь пошла в привычном русле...
        Через минуту орудия 'Цесаревича' и кормовой башни 'Ретвизана' вновь будут заряжены и смогут послать ещё шесть сюрпризов нашим гостям...
        Вот только Носиба не дал нам этой минуты. Орудия концевого 'Ясимы' уже завершили разворот в сторону Артура после перезарядки. Прошел ещё какой-то миг, и жерла двенадцатидюймовок 'Хацусе', 'Сикисимы' и 'Ясимы', изрыгая дым и пламя, в течение десяти секунд выбросили по направлению к Артуру двенадцать начиненных шимозой снарядов. В небе над наблюдательным постом царила жуткая какофония - рев пролетающих друг за другом снарядов накладывался на долетавший с запозданием гром выстрелов.
        - 'Хацусе' поворачивает! - донесся крик одного из наблюдателей.
        Подскочив к брустверу и взглянув на японские корабли, Вервольф понял, что сигнальщик ошибся. Поворачивал не 'Хацусе'. Вернее - не только он один - поворачивала 'все вдруг' вся колонна японских броненосцев - все три бронированных серых чудища, выбрасывая из труб густые клубы дыма, описывали на ясной морской глади крутую циркуляцию влево. Носиба-сан пытался вывести свой отряд из-под русского огня. Бить сейчас по его кораблям - значит лишь зря тратить снаряды.
        - Андрей Константинович! Дождитесь, когда он закончит поворот, и потом вновь открывайте огонь!
        - Есть, Ваше превосходительство! На дальномере! Дистанция?
        И карандаш Мякишева принялся рисовать на карте большой крюк, отслеживая передвижение японского флагмана...
        Теперь Вервольф стоял, глядя в противоположном направлении - ведь на завершение маневра японскому адмиралу понадобится не одна минута, поэтому есть немного времени поглядеть на Артур. А там вновь бушевала 'шимозная гроза' - один за другим в водах бухты вырастали столбы воды и дыма вровень с мачтами кораблей. Судя по значительному разбросу снарядов, японские артиллеристы явно поторопились с залпом, чтобы успеть до начала поворота. Поэтому попадания в этот раз носили, в основном, случайный характер. Вот один из снарядов взорвался на берегу, где-то в Новом городе, подняв в небо громадное облако бурого дыма, пыли, обломков кирпича, щепок от бревен и досок... Вот ещё один упал на место стоянки китайских джонок на отмели у берега Тигрового Хвоста - вместе с фонтаном грязи в воздух взлетели деревянные обломки, ошметки парусов, бочки, весла...А, может быть, и тела людей - отсюда, с большого расстояния, всех подробностей было не разобрать. Да и, слава Богу. А вот Илья сейчас был почти что в самой гуще событий - 'Петропавловск' под вице-адмиральским флагом на фор-стеньге как раз проходил мимо основания
Тигрового хвоста, устремляясь к морю. За ним следом, словно привязанная, следовала 'Полтава'. 'Победа' уже развернулась носом к выходу и потихоньку обходила кончик хвоста тигра с расположенным на нем эллингом. 'Пересвет' и 'Севастополь' всё ещё стояли на месте, пропуская в море броненосцы, стоявшие до этого ближе к выходу из гавани. Вот, совсем рядом с 'Севастополем', вырос высокий фонтан мутной воды - очевидно, артиллеристы 'Хацусе' всё же учли корректировку после первого своего залпа, ибо через долю секунды на выпуклом борту русского броненосца между башней среднего калибра и кормовой двенадцатидюймовой башней расцвел на миг огненный цветок, обрамленный черно-бурыми лепестками дыма. Сердце советника сжалось при виде этой картины. Но спустя несколько секунд ветерок отнес в сторону дымную шапку от взрыва снаряда и Вервольф внимательно посмотрел на 'Севастополь'. Отсюда он выглядел совершенно неповрежденным. По крайней мере, признаков пожара на корабле не было. Как стало известно позже, уже после боя, японский снаряд попал в бронепояс у самой верхней его кромки под довольно острым углом, так что
пробить его он не смог и взорвался прямо на броне снаружи корпуса. Так что 'Севастополь' отделался несколькими осколочными пробоинами в небронированном борту выше бронепояса, разбитым вельботом и следами от осколков на выступающей части барбета и вращающейся части правой кормовой шестидюймовой башни. Несколько человек палубной команды получили ранения.
        Но долго рассматривать 'Севастополь' не получилось - внимание советника привлекла частая стрельба и звуки взрывов с другой стороны - со стороны моря. Глядя с южного бруствера, он видел, что уже почти развернувшиеся на обратный курс броненосцы отряда Носиба открыли огонь из шестидюймовок левого борта. Их цель была ниже и правее наблюдательного поста - маяк Лаотешань был почти полностью скрыт клубами разрывов японских снарядов. Во все стороны с воем и свистом летели осколки снарядов, обломки скал, падали с перебитыми стволами деревья. Очевидно, японцы решили, что именно с маяка корректируется стрельба кораблей русской эскадры, и решили его уничтожить. Вот уже дважды их снаряды попали в маяк, но белая башенка, иссеченная осколками, с выбитой местами каменной кладкой, пока ещё держалась.
        - Господин советник, японский отряд на постоянном курсе! - доложил Мякишев.
        - Хорошо, Андрей Константинович! Огонь по готовности! Как и прошлый раз - пристрелка - побашенно, при накрытии - полными залпами!
        - Будет исполнено!
        - И ещё, Андрей Константинович! Попробуйте ударить по головному при помощи стрельбы по квадратам.
        - Есть, Ваше превосходительство!
        Сергей не отрываясь смотрел на японские корабли.
        Три громадных серых чудища сейчас шли курсом ост-тень-зюйд, извергая в голубое небо клубы жирного черного дыма из своих труб. Таранные форштевни резали голубую воду и белое кружево пены струилось вдоль бортов, смыкаясь за кормой в кильватерную струю. Их холодные, мрачные стальные борта то и дело озарялись всполохами выстрелов, на секунды окутываясь желто-бурым дымом. Три бронированных колосса, изрыгая пламя и дым, осатанело били по небольшому одинокому маяку, всей своей сокрушительной мощью пытаясь уничтожить крошечную белую башенку, приютившуюся на скалах над морем. Было в этой, открывшейся взору, страшной картине гибели и разрушения что-то завораживающее.
        Стрельба шестидюймовок японцев стихла так же внезапно, как и началась. Вервольф немного высунулся над бруствером, чтобы посмотреть на маяк. Но маяка уже не было - на его месте теперь громоздилась лишь бесформеннаые остатки стен над грудой камней в окружении обгоревших и поломанных деревьев, с которых осколки срубили все ветки, медленно оседали клубы поднятой взрывами пыли, да дым от пожара в развалинах домика смотрителя маяка поднимался в высокое голубое небо темным кривым клинком турецкого ятагана...
        Погода начинала портиться - с юго-запада, гонимые ветром, по небу ползли пока что одиночные облака, но дальше, у горизонта, уже явственно проступала сплошная серая пелена низкой облачности... Но, некогда сейчас было изучать метеорологию, и взгляд Вольфа вновь вернулся к японским броненосцам.
        Вражеская колонна уже шла обратным курсом, вновь наводя свои орудия на Артур. Но прежде, чем они открыли огонь, два водяных столба выросли в двух кабельтовых справа от 'Хацусе' - 'Ретвизан' снова начал пристрелку по флагману ударного отряда. Носиба ответил ему огнём главного калибра всех броненосцев - и двенадцать снарядов вновь понеслись в сторону Артура. Секунд через двадцать пять они с грохотом начали рваться в холодной воде гавани. Залпы ложились довольно кучно, почти у самого кончика Тигрового хвоста, в Западном бассейне и снова - где-то в городе. Но попаданий в русские корабли, если не считать осколочной пробоины в трубе 'Страшного' да пробитой другим осколком шлюпки на 'Пересвете', не было. 'Петропавловск' уже скрылся за Тигровым полуостровом, как и носовая половина 'Полтавы' - сейчас Вервольфу была видна лишь её часть от грот-мачты до кормы. И огромный шелковый Андреевский флаг броненосца - подарок полтавского дворянства. В двух кабельтовых за 'Полтавой' шла 'Победа'. Броненосцы совершали выход, не дожидаясь прилива. Илья сильно рисковал. Нет, в теории такое, в принципе, было возможно. И
даже на практике - Вервольф помнил, как когда то и где-то читал, что Макаров умудрялся проделывать подобный фокус. Но риск был велик - сядь сейчас кто-то из броненосцев на мель, и в проходе образуется куча-мала из кораблей эскадры. И если её углядят крейсера - корректировщики, то всё, пиши пропало...
        Он тут же тихонечко прикусил себе язык - нечего думать о таких вещах, тем более СЕЙЧАС!!!
        А в это же время, в Новом городе, в длинном приземистом здании с арочными окнами, выходящими прямо на набережную и Западный бассейн, с низеньким крыльцом, над которым гордо красовалась вывеска 'Саратовъ', шел весьма оживленный разговор.
        - А что, господин полковник, правда, что Лаотешань не вооружен? - худощавый, среднего роста человек в офицерской форме без знаков различия подался вперед, словно хотел получше разглядеть своего собеседника сквозь круглые линзы очков.
        - Да, господин корреспондент, Лаотешань не укреплен совершенно!
        - И теперь именно оттуда японцы и бьют по городу?
        - Не просто бьют, Евгений, простите, запамятовал, как Вас по-батюшке?
        - Константинович, господин полковник!
        - Так вот, Евгений Константинович! Японец не просто бьет по городу! Он над нами издевается! Учит нас, где нам надобно батареи ставить! - под эти слова прямо напротив окон ресторана в Западном бассейне выросли один за другим высоченные столбы воды, заставив мелкой дрожью дребезжать стекла в оконных переплетах, - Посмотрите, что творится в Западном бассейне! Моряки, слава Богу, огрызаются. А крепость - молчит. Я тридцать пять лет в артиллерии прослужил. И дожился до такого позора! Нас расстреливают, как в тире, а мы притаились и молчим! Стыд и срам! А ведь японцы точно так же бомбардировали Артур, когда он был ещё китайским. Но нам ведь чужие уроки - не впрок!
        - Но, как такое возможно?
        - Как видите, господин корреспондент, возможно! Срам, да и только! - полковник встал из-за стола и направился к выходу из ресторана. Уже в дверях, обернувшись, он с гневом произнес, - Шесть лет мы владеем крепостью и не вооружили Лаотешань! Это даже не срам! Это - преступление!
        Евгений Константинович Ножин, военный корреспондент артурской газеты 'Новый Край', поспешил следом за полковником - на улицу. Едва его сапоги ступили с крыльца ресторана на набережную, как над самой головой с надсадным ревом что-то пронеслось вглубь города. Удар, от которого, казалось, вздрогнула земля, ещё один, и ещё... Страшный грохот близких разрывов, жалобный звон стекла. Чуть левее, над крышами домов взметнулись клубящиеся шапки из черно-бурого дыма и сизой пыли. Ближние дома закрывали места взрывов, и о них можно было судить лишь приблизительно. Но, по крайней мере один снаряд угодил в какой-то из домов. Об этом говорили клубы рыжей кирпичной пыли, что уродливым грибом сейчас поднимались в затягивающееся тучами небо, перемешиваясь с дымом шимозы. Да ещё обломки, что, разлетаясь веером от места попадания снарядов, теперь барабанили по близлежащим крышам.
        На миг воздух вновь наполнился свистом, и почти тут же громыхнуло где-то за спиной. Мощно, почти что слитным дуплетом... Ножин невольно оглянулся - над поднятыми почти на предельный угол возвышения стволами кормовой башни 'Цесаревича' поднималось стремительно расширяющееся облако желтого дыма. 'Молодцы, морячки! Даже подбитые корабли с японцем воюют! Нужно будет обязательно написать об этом в репортаже' - пронеслось в голове. А следом ещё одна - что неплохо бы осмотреть места, куда упали снаряды японцев. И корреспондент торопливым шагом направился туда, где ещё оседала пыль, поднятая взрывом.
        Перекресток. Чуть выше по улице. Ещё один. Налево. Навстречу стрелки торопливо несут носилки, накрытые серой солдатской шинелью. Из-под неё видно только лицо. Бледное, осунувшееся, с какими-то неестественно острыми чертами, присыпанное пылью. Такое же серое, как шинель. Ещё один квартал прямо. Стоп! Вот оно! Дом с выбитым углом, воронка почти посреди улицы. Проезжая часть покрыта битым кирпичом, какими-то лохмотьями, обломками дерева, выброшенными взрывом землей и каменьями. Во всех близлежащих домах от страшного удара взрывной волны стекла вылетели. Причем в доме напротив - вместе с рамами. На стенах - глубокие оспины от осколков. И вся эта страшная картина разрушения прикрыта, словно саваном, серой вуалью осевшей пыли. В воздухе чувствуется горьковатый привкус сгоревшего лиддита.
        Чуть дальше, у забора, валяется какой-то странный бесформенный мешок тряпья. Поправив очки, Ножин подошел поближе. И остолбенел. Потому как это, присыпанный землей и пылью, лежал китаец, свернувшийся клубком. Он уже не шевелился. Даже кровь уже не текла из страшной рваной раны в том месте, где когда-то у человека был живот.
        - Отмучился, бедняга! - голос за спиной заставил корреспондента вздрогнуть. Обернувшись, Евгений Константинович увидел двоих братьев милосердия, очевидно, вышедших из дома с выбитыми окнами. Тот, что повыше, продолжал всё тем же густым баритоном:
        - Мы тут всё осмотрели, пострадавших больше нет. А Вы, Ваше благородие, не стояли бы вот так, посреди улицы, а то, не ровен час, опять прилетит.
        Словно подтверждая его слова, очередная партия японских 'гостинцев' провыла чуть в стороне и с грохотом легла где-то по направлению к Западному бассейну.
        - Я, любезный, военный корреспондент. Мне по долгу службы положено бывать в подобных местах. А много людей пострадало?
        - Здесь - китайца вот убило, да ещё одного нашего стрелка чуть дальше по улице осколками поранило. Его санитары после нашей перевязки аккурат пару минут назад в госпиталь понесли.
        - Да, я их видел по дороге сюда. А чей это дом разбило?
        - Так знамо чей - купца Чурина. Там, дальше по улице ещё в чей-то дом угодило, похоже - котроллера Разумовского, - и брат рукой указал в направлении, где в небо поднимался столб сизого дыма.
        - Тогда айда туда, может, помощь там наша понадобится!
        Где-то со стороны порта опять гахнуло дуплетом, и по небу снова просвистело, но теперь - в обратном направлении. Моряки послали очередной горячий привет 'узкоглазым братьям' по ту сторону гор Лаотешаня.
        Не далее, как в одном квартале, они наткнулись на следы ещё одного попадания японского снаряда. Картина была почти такой-же, как и в предыдущем случае. Правда, как отметил для себя Ножин, здесь обошлось, слава Богу, без убитых. Зато сам дом пострадал намного сильнее - половины крыши как небывало, большущий пролом в стене и пожар в одной из комнат. Который, к счастью, уже практически погасили. Тут же стоят пожарные повозки, запряженные каждая парой гнедых. Которые всякий раз тревожно вздрагивают при звуках выстрелов и взрывов. Большие дубовые бочки, крепко стянутые стальными обручами, сверкающий медью насос - 'водозаливная труба', рукоятки которой лихо раскачивали самые дюжие из пожарной команды, подавая по рукаву воду к брандспойту. Струя заливала небольшие очаги пламени в разрушенном доме, с шипением превращаясь в белёсые клубы пара, всё больше и больше вытеснявшие собой клубы едкого черно-серого дыма.
        Вокруг всего этого хлопотного пожарного хозяйства суетился человек в форме брандмейстера, чуть выше ростом, чем Ножин и с чуть более густыми темными усами.
        - Быстрей качай! Да быстрей же, черти окаянные! Давай, пока не разгорелось! Повернувшись, он вдруг заметил среди немногочисленных присутствующих фигуру корреспондента. И на его лице, покрытом темными ручейками пота, появилась широкая, искренняя улыбка:
        - Ба, Евгений Константинович! И Вы здесь! - по всему было видно, что порт-артурский брандмейстер Вейканен действительно рад встрече со своим другом.
        - Да, господин брандмейстер! Такая уж, видать, у нас с Вами работа, что приходится ходить по следам смерти и разрушений!
        - И то верно! Хорошо хоть вовремя приехали - не успел пожар разгореться.
        Но долго беседовать знакомым не получилось - из-за угла выбежала дама и бросилась к стоящим недалеко от Ножина и Вейканена братьям милосердия:
        - Господа, прошу Вас, помогите! Снаряд взорвался возле дома Сидорского, есть раненные! Помогите, прошу Вас!
        Медики тут же бросились следом за дамой, а Ножин повернулся к Вейканену:
        - Дом Сидорского - это далеко отсюда?
        - Улицей выше, Евгений Константинович. Совсем рядом.
        - Тогда и я поспешу туда - может, и моя помощь понадобится.
        - Добро, храни Вас Господь! Надеюсь, вечером свидимся! - и, уже повернувшись к подчиненным, - Шибче качай, шибче! Эй, на брандспойте! Проливай сильнее, чтоб снова не загорелось! Сильнее, я говорю! Не жалей воды! ... Багром! Багром её оттягивай! ...
        Звук голоса брандмейстера постепенно затих, оставшись где-то за углом дома у перекрестка. Корреспондент бежал по улице вверх, пытаясь нагнать спешащих впереди даму и медбратьев...
        Длинные стволы пушек глядели куда-то в сторону гор Лаотешаня. Грозные орудия сейчас молчали - корректировочный пост на Лаотешанские вершины для батарей крепости вынести не успели, и вот теперь пять современных крупнокалиберных орудий вынуждено безмолвствовали.
        Батарея номер пятнадцать - та самая знаменитая батарея на Электрическом утесе, сейчас была подобна боксёру с завязанными глазами - готовая каждый миг нанести по противнику мощный удар, да вот только противник стал невидим, скрывшись от глаз наблюдателей за горным хребтом. Правда, в первое время по телефону на батарею приходили сведения об обстановке у берегов Лаотешаня - это докладывал мичман Флейшер, находившийся на маяке. Но затем связь с ним прервалась. И вот крепость, приморский фронт которой был довольно солидно вооружен, сейчас молчала. Артиллеристам только и оставалось, что стоять у грозных орудий, слушать вой вражеских снарядов, смотреть, как они падают на город и порт да ругать, на чем свет стоит, проклятых хитрюг-японцев да недалеких проектантов защиты Порт-Артура... И это производило на всех гнетущее впечатление. А испытывать это гнёт собственного бессилия перед врагом было кому - на командном пункте батареи народу сейчас было - хоть отбавляй! Кроме капитана Жуковского, командира 'Пятнадцатой', тут были и генерал-майор Разнатовский, щеголявший шикарными, слегка подкрученными вверх
усами, и инженер полковник Григоренко, и полковник Тахателов - заведующий практическими занятиями Квантунской крепостной артиллерии, чья громадная фигура и лицо с явными кавказскими чертами, окаймленное изрядно поседевшими шевелюрой и бородой, резко выделяли его среди присутствовавших. Тут же, среди других офицеров, были капитаны Затурский и Лилье. Михаил Иванович напряженно вслушивался в гул канонады. Большинство попаданий во внутренние бассейны гавани и в город отсюда были не видны - Золотая гора закрывала обзор. Инженер периодически поглядывал на её вершину - где-то там, среди брустверов и короткоствольных толстушек-мортир тринадцатой батареи сейчас должны были находиться Белый, Кондратенко и Рашевский. Рисковано, конечно. Ведь Золотая гора в нынешних условиях - это прекрасный ориентир для японских корректировщиков - дым 'Дианы' не укрывал её от недоброго прищура японских глаз. Как, впрочем, и вершину Электрического утеса. Хотя 'Тринадцатая', чьи брустверы проецировались на фоне светлого неба, была видна японцам намного лучше, чем десятидюймовки Утёса на фоне горного склона. Поэтому Кондратенко, не
иначе, как по совету Белого, запретил собираться всем офицерам на одной батарее. От греха подальше.
        И всё же на душе у Михаила Ивановича было как-то неспокойно. Одно только радовало - моряки не собирались отсиживаться в гавани. Крейсера лихо выскочили на Внешний рейд, а следом за ними сквозь ворота в бонах, пока ещё укрытый дымовой завесой от японских глаз, тяжело шел 'Петропавловск', густо дымя высокими трубами, подминая волны массивным корпусом и неся у форштевня целый вал пены. Орудия флагмана были развернуты в сторону Лаотешаня, но пока что молчали - корабль шел меж скал Золотой горы и Тигрового полуострова. Да и стрелять по невидимой цели без возможности корректировки - значит - лишь зря выбросить в море дефицитнейшие снаряды. Да и ресурс орудий - далеко не безграничен...
        И всё же - какое-то непонятное и неприятное предчувствие всё больше закрадывается в душу. Ведь японцы до сих пор, почему-то, не пользуются прекрасной видимостью такого замечательного ориентира, как Золотая... Ход мыслей военного инженера был внезапно прерван нарастающим свистом с жутким подвыванием и тут же - громовой удар! С западного склона Золотой горы, чуть пониже брустверов тринадцатой батареи, во все стороны полетели обломки скалы, а в небо взвился столб черно-бурого дыма. Ещё один раскат - и столб дыма поднимается ближе к вершине и батарейному брустверу. Ещё удар - и темная шапка разрыва вырастает уже где-то у самой вершины, в расположении батареи номер тринадцать.
        'Вот же черт! Накаркал! Не иначе - мыслями своими накаркал!' - только и успело пронестись в мозгу капитана, как очередной снаряд ударил в склон Золотой горы чуть ниже тринадцатой батареи, разбросав по сторонам выбитые со склона грязь и камни и рикошетом пронесся над казармой пятнадцатой батареи, каким-то чудом не задев её крышу, поднял ещё один фонтан земляных брызг и, так и не разорвавшись, зарылся в грунт где-то на дне ближайшего овражка. Все, присутствовавшие на Электрическом утёсе, облегченно вздохнули.
        - Смотрите, на мачте Золотой горы - сигнал 'Изготовиться к стрельбе'!
        Кому принадлежал голос, Лилье не разобрал. Да и не важно это было сейчас. Главное - по мачте вверх полз флаг, по условному коду сигналов означавший подготовку к стрельбе по квадратам. Да, так и есть - вот следом пошла верх группа флажков, означавшая номер квадрата. Маленького квадратика на карте, изображавшего такой же небольшой участок моря, к которому сейчас приближались японские корабли. Где-то там, за зубчатым хребтом горного массива...
        Но, не успел ещё Лилье повернуть голову вновь по направлению Лаотешаня, как земля под ногами словно подпрыгнула и совсем рядом с батареей поднялся вверх огромный султан темно-бурого дыма. И тут же - ещё более близкий удар, чуть не сбивший с ног - прямо на обваловке крайнего правого эполимента батареи вырос ещё один столб земли, дыма и камней. Мелкие камни, рыжий грунт и ещё горячие осколки посыпались сверху на всех, стоявших на командном пункте - слава Богу, бетон крайнего траверса надежно прикрыл людей от смертоносного стального дождя.
        Невозмутимо отряхивая землю с фуражки, стоящий рядом Тахателов, произнес:
        - Ох и быстро ж пристрелялись, черти желтомордые!
        Лилье невольно залюбовался той невозмутимостью и хладнокровием, с каким вел себя этот человек под обстрелом. Всё же прежний боевой опыт, видимо, дает о себе знать. Даже в таких вот, казалось-бы, мелочах...
        - Цель - квадрат 310-Ж! - пронесся над батареей зычный голос Жуковского, - Бронебойной стальной бомбой! Заряд боевой! Заряжай!
        Засуетились, словно работяги-муравьи, застывшие до того на своих местах номера расчетов. Ожили, зашевелились недвижные до сих пор длинные стволы орудий. Выставленные на угол заряжания, они сейчас лишь доворачивали слегка вправо, нацеливаясь на ту невидимую отсюда точку в море, куда должны были лечь тяжелые, в пятьсот сорок четыре фунта каждый, снаряды, что пока что мирно покоились в тележках-кокорах. Вот два номера расчета ближайшей пушки остановили вращение рукояток горизонтальной наводки и тут же двое других подкатили тележку со снарядом и двумя зарядами к орудию. Раздвоенная стрела снарядного крана тут же подхватила её и начала поднимать вверх - это ещё двое артиллеристов что есть силы вращали приличных размеров рукоятки привода крана... Лилье поражался слаженности действий прислуги - каждое орудие обслуживало более десятка человек, но действия их были отлажены едва ли не до автоматизма.
        Вот уже кокор у казенника. Несколько секунд - и исчез в стволе снаряд, глухо звякнув врезающимся в нарезы пояском. Еще пара слаженных движений прибойником - и в ненасытной пасти казенника исчезают картузы с порохом.
        Едва кран отвел опустевшую тележку-кокор от казенного среза, как замковой тут же начал бешено вращать рукоятку вала против часовой стрелки, закрывая затвор. А над батареей продолжал разноситься голос её командира:
        - Дистанция - 6260 саженей! Прицел - 487! Отклонение целика - 16!
        Фейерверкер у ближнего орудия тут же дублирует эти цифры наводчику.
        Вот уже вытяжной шнур зацеплен крюком за предохранитель и передан наводчику - он в орудийном расчете - номер один. Он командует всеми движениями орудия. И по его команде стоящий справа от орудия номер начинает что есть силы вращать свою рукоятку, больше похожую на штурвал небольшого корабля, чем на привод механизма наведения. Ствол орудия поднимается всё выше и выше, нацеливаясь в заволакиваемое облаками небо... Потом другой артиллерист, стоящий слева у такого же штурвала, плавно доводит ствол до установленного значения прицела. Всё, точная наводка окончена.
        - Знак! - выкрикивает наводчик и один из артиллеристов поднимает табличку с номером орудия, а те, кто только что вращали штурвалы, фиксируют их зажимными рукоятками.
        - Орудие номер три готово! - докладывают Жуковскому.
        Еще через несколько секунд:
        - Номер один готово!
        Доклады следуют друг за другом:
        - Номер пять готово!
        - Второе готово!
        - Номер четыре готово! - и тут же - Батарея готова, ваше благородие!
        Осталось отдать лишь одну команду, и пять темно-серых снарядов понесутся к кораблям врага. Всего одну...
        Взоры всех офицеров прикованы к мачте Золотой горы. Как только сигнальные флаги с номером квадрата упадут вниз - нужно открывать огонь. Но - не раньше. Звенящая тишина повисла нал Электрическим утесом. Вой японских снарядов, гул разрывов в Западном бассейне, гром ответного огня русских кораблей - всё это, казалось, сейчас было в какой-то иной, параллельной реальности. А в этой существовали лишь пять тяжелых орудий, развернувших свои жерла в сторону далекой зубчатой стены Лаотешаня, да четыре флажка на сигнальной мачте...
        Сергей вновь смотрел в сторону Артура. Вот носовая башня 'Цесаревича' дала залп по японцам. Советник не видел падения снарядов предыдущего пристрелочного залпа кормовой установки 'Цесаревича', но понял, что накрытия пока нет... А на сигнальной мачте Золотой горы уже развевается условный флаг, разрешающий стрельбу не только двум подбитым броненосцам, но и всем, для кого цель находится в секторах обстрела. А ниже ещё гирлянда сигнальных флажков - '310-Ж' - номер квадрата на карте.
        'Прям игра в 'Морской бой''! - пронеслось в мыслях у Вервольфа. Но перекидная стрельба действительно напоминала эту старую игру. Только снаряды и корабли в ней теперь были настоящими. И смерть тех, кому не повезёт в этой игре - тоже будет настоящей... Свист снарядов 'Цесаревича', пролетающих над головой, отвлек его от дальнейших философских мыслей и заставил обернуться к уходящей на юго-восток японской колонне. Через пять секунд два высоких столба водяных брызг поднялись в паре десятков саженей от левого борта 'Хацусе'.
        - Огонь по готовности! - прокричал Мякишев связистам, и те тут же отрепетовали команду, каждый - на свой корабль. Кормовые башни 'Ретвизана' и 'Цесаревича' дали залп практически синхронно. Как артиллеристы 'Цесаревича' умудрились перезарядить орудия в боевой обстановке чуть более, чем за минуту? Ведь самый лучший довоенный результат для двенадцатидюймовок был достигнут на 'Ретвизане' - 66 секунд. Но это - в мирной обстановке, на полигоне. А тут - бой! А перед ним - долгая, изнуряющая, многодневная работа по исправлению повреждений своего корабля. В темноте, зачастую - по пояс в ледяной воде, в духоте спертого воздуха полузатопленных отсеков. Хотя, - пронеслось в голове у Вервольфа - может, именно из-за мобилизации всех сил организма перед лицом опасности, благодаря собранности и сверхчеловеческому напряжению и совершили русские богатыри сие чудо. Как не раз уже, за многовековую историю Руси совершали, казалось бы, невозможное. Ведь они в это время не смотрели на секундомер, а просто делали своё дело с полной самоотдачей...
        И тут советник увидел, что флажки '310-Ж' стремительно даже не поползли, а почти полетели вниз - значит, головной 'Ясима' уже начал входить в намеченный квадрат. И вот уже длинные кинжалы пламени вылетели сначала из орудий 'Севастополя', а затем - и 'Пересвета'. И, чего уж совсем не ожидал Вольф - из пушек идущей по проходу 'Победы'...
        - Команда на открытие огня! - чей-то крик, исторгнутый из груди с практически нескрываемой радостью, разносится над батареей. Лилье лишь на миг глянул на мачту - да, так и есть - сигнальные флажки, до того составлявшие стройную комбинацию, теперь стремительно неслись к земле. Всё! Наконец-то крепость сможет поквитаться с врагом за позор сегодняшнего расстрела!
        - Батарея - пли! - крик Жуковского разносится над орудийными двориками застывшей в диком напряжении 'пятнадцатой'.
        Михаил Иванович ещё успел услышать, как наводчик ближайшего орудия крикнул: 'Орудие!', и тут же: 'Пли!'. Увидел, как он дернул за шнур...
        И тут же всё вокруг утонуло в страшном громе и рёве слившихся воедино выстрелов. Громе настолько оглушающем, что заболели барабанные перепонки. Выбросив в серое небо яркие молнии порохового огня и целые облака желтого дыма, огромные пушки, весом в десятки тонн, откатились назад и вверх, гася жуткую энергию отдачи. Глядя, как эти махины возвращаются на свои места после отката, капитан невольно подумал, какая же страшная энергия разрушения сейчас заключена в тяжелых стальных снарядах, несущихся, обгоняя звук, над горами Лаотешаня в сторону японских кораблей...
        'Интересно, стреляет ли крепость?' - подумал Сергей, глядя на ведущие огонь корабли эскадры. В принципе - пушки Электрического утеса вполне были способны дотянуться до японцев. Но отсюда, с наблюдательного пункта, батарею номер пятнадцать не было видно, а для гаданий на кофейной гуще не было времени.
        Он успел обернуться к японской колонне как раз в тот момент, когда 'Хацусе' и 'Сикисима' дали ответный залп по Артуру. А через несколько секунд первый столб воды поднялся почти у самого борта 'Хацусе'. Второй снаряд, пробив верхушку третьей трубы, упал в море у правого борта, так и не разорвавшись. Третий поднял высокий столб воды в двадцати-тридцати саженях справа по борту, напротив мостика. Четвертый же ударил в левый борт броненосца за средним казематом шестидюймового орудия. Удар пришелся в стык верхнего бронепояса и палубы. Он сотряс весь корпус броненосца - до самой последней заклепки. Его ощутили на всех постах корабля. Двенадцатидюймовый русский бронебойный снаряд легко пробил преграду, прошел через полупустую верхнюю угольную яму и взорвался уже у её внутренней переборки, разбив и покорежив толстостенными осколками переборки всех прилегающих помещений нижней и средней палуб и пробив в двух местах дымоходы второго и третьего котельных отделений. В коридорах и проходах обеих палуб, среди рваного металла и кусков отборного кардиффского угля лежали окровавленные растерзанные тела трёх
японских моряков. Ещё несколько изувеченных, перепачканных копотью и угольной пылью матросов пытались отползти подальше от наполняющихся дымом помещений. Но снаружи корабль казался почти неповрежденным - когда смолкло второе за это утро 'Ура!' на 'орлином гнезде', а ветер отнес в сторону дым от разрыва - за 'Хацусе' тянулся лишь жиденький дымный след, вырывавшийся из палубных люков и горловин угольной ямы над местом взрыва.
        На вид - ничего страшного.
        Колонна серых мастодонтов упрямо шла прежним курсом, устремив на юго-восток украшенные золотыми хризантемами бивни своих таранных форштевней. Оглашая окрестности грохотом выстрелов, озаряя вспышками порохового огня ледяные волны у своих мрачных бортов. И, казалось, никакая сила в мире не сможет их заставить свернуть с выбранного пути.
        Но тут начали падать снаряды вокруг головного 'Ясима'. Конечно, огонь по квадрату давал большой разброс снарядов, но всё же некоторые водяные столбы высотою с мачту поднимались довольно близко к японцу. Вот один снаряд лёг всего в пяти саженях перед форштевнем броненосца. А потом произошло почти невозможное - пробив навылет громадный раструб вентилятора правого борта бронебойный снаряд ударил в правую среднюю шестидюймовку 'Ясимы' и взорвался прямо внутри коробчатого орудийного щита. Вервольф увидел, как ярко вспыхнуло пироксилиновое пламя, а затем орудие, сорванное со станка, вместе с искореженным щитом, кувыркаясь, полетело за борт, подняв при падении в волны тучу сверкающих на солнце брызг. Но для моряков 'Ясимы' этим не обошлось - осколки снаряда попали в приготовленные к стрельбе и сложенные у орудия заряды и снаряды. Яркая вспышка радужного кордитного пламени тут же сменилась взрывом шимозы. Осколки выкосили не только прислугу стоящих рядом трехдюймовок, но и серьезно проредили расчеты носовой и кормовой шестдюймовок правого борта, а также убили наводчика орудия с левого борта броненосца. На
шкафуте тут же начался пожар, и за 'Ясимой' потянулся густой дымный след. В третий раз 'Ура!' зазвучало над горами Лаотешаня.
        Японский же залп едва не накрыл многострадальный 'Ретвизан' - три снаряда разорвались от него на расстоянии менее полукабельтова, четвертый же - и вовсе менее чем в десятке саженей от кессона, прикрывавшего зияющую минную пробоину. От попавших осколков и ударной волны кессон дал солидную течь. Буксир 'Силач', сопровождавший выход 'Победы' на внешний рейд, тут же поспешил на помощь. Другая четверка снарядов буквально перепахала Тигровый хвост между батареей номер 10 и эллингом для сборки миноносцев - их осколки наповал убили двоих артиллеристов и пробили в нескольких местах южную стенку эллинга.
        Японский отряд, повернув 'все вдруг' на четыре румба вправо, спешил выйти из-под обстрела, развивая максимальную скорость. Вода за кормой кораблей Носибы бурлила и пенилась, терзаемая огромными лопастями винтов, вращающихся на максимальных оборотах. На голубой глади моря белые кильватерные струи теперь перечеркивались тёмными полосами дыма, нарушая извечную гармонию первозданной природы. Впрочем, в этой картине была своя, особая красота...
        На юго-востоке крейсера адмирала Дева уже бросили своё бесполезное занятие и пытались составить короткую линию, одновременно отстреливаясь от настырного трёхтрубного крейсера, выписывавшего замысловатые пируэты на скорости почти в 25 узлов, и при этом ещё довольно споро стрелявшего из своих стодвадцатимиллиметровок. А с севера к ним уже приближались на полном ходу 'Боярин' и 'Аскольд'. В итоге, менее чем через четверть часа корабли адмирала Дева поспешили отойти сначала поближе к 'Токиве', а затем, уже втроем - к главным силам под защиту броненосцев Того.
        К этому времени, счастливо избежав новых попаданий (хотя море ещё трижды вставало на дыбы от разрывов снарядов вокруг 'Ясимы', пока он не оказался вне радиуса поражения наших орудий) отряд адмирала Носиба соединился с колонной Того и повернул прочь от берегов Лаотешаня. За 'Ясимой' всё ещё тянулся дымный след пожара, хотя уже и не такой жирный - по всему было видно, что экипаж успешно борется с огнём. Что будет дальше? Перегруппировка и повторная атака? Или Того повернет навстречу выходящим из гавани русским броненосцам? Но тогда ему придется иметь дело не только с тремя уже вышедшими на внешний рейд кораблями, но и с береговыми орудиями крепости... А два его корабля уже повреждены...Свой ход мы отыграли, теперь Ваша очередь, мистер Того!
        Через полчаса стало ясно - Того избрал третий вариант. Он просто уходил прочь от Артура. Точно так же, как поступил и в известной Сергею истории после бомбардировки крепости 9 марта, когда вот так же, как сегодня, напоролся на организованную перекидную стрельбу по своим кораблям... Что ж! По крайней мере, теперь ясны мотивы и логика поведения Того в бою: пока русская эскадра не понесла больших потерь и сохраняет боеспособность или пока она не закупорена на внутреннем рейде Артура - до тех пор он не решится серьезно рисковать своими броненосцами...
        Советник теперь уже неспеша осматривал Артур, его гавань и рейд. Над городом в небо поднимался одинокий жиденький столб дыма - наверное, это всё ещё горели руины дома, в который попал японский снаряд. 'Севастополь' и 'Пересвет' так и остались на внутреннем рейде. На палубе 'Севастополя' копошились люди - очевидно, исправляли повреждения от единственного в этот день прямого попадания в боевой русский корабль (Вервольф ещё не знал, что 'Новик' тоже получил пару подарочков от 'собачек', правда и сам в долгу не остался). Вот буксир и пара шаланд уже стоят у борта 'Ретвизана' - очевидно - откачивают воду из поврежденного кессона и пытаются устранить течь. Броненосец заметно осел носом. Значит, вновь задержка в ремонте, отдаляющая ещё на несколько дней ввод корабля в строй... В другом углу гавани пестрая толпа, не иначе - китайцы, собралась на берегу Тигрового хвоста у того места, где тяжелый снаряд в щепы разнес несколько джонок... Сергей вздохнул - что ж, теперь это и их война... На сигнальной мачте Золотой горы ветерок колыхал флажки сигнала "Отбой тревоги"... Русская эскадра собралась на внешнем
рейде - 'Петропавловск', 'Полтава' и 'Победа' в окружении 'Новика', 'Баяна', 'Аскольда', 'Боярина' и 'Дианы' и четырех эскадренных миноносцев... Что ж! Илью можно поздравить - вывести большую часть эскадры на внешний рейд в малую воду за пару часов! Лучший результат в 'их истории' был только у Макарова! Так что - браво, вице-адмирал Модус!
        А отряд адмирала Того к этому времени уже превратился в расплывчатое дымное пятно на горизонте...
        Кованные копыта глухо выстукивали подковами по артурским улицам. И, хоть за прошедшее время советник научился более-менее пристойно держаться в седле, все же нет-нет, да и ловил на себе ироничные взгляды казаков из своего эскорта. И был готов побиться об заклад, что между собой они уж точно подшучивали над ним по этому поводу. Хотя... Для них ведь он - морской человек, не кавалерист. Наверное, именно это и сдерживало казаков от откровенно снисходительного отношения. По крайней мере, они старались не показывать его. Как бы то ни было, но причиной того точно были не золотые погоны с черным орлом - не тот народ... С другой стороны, ехавший сейчас рядом Мякишев держался в седле намного увереннее. Хоть и моряк. Что, впрочем, вовсе не удивительно. Конь - это повсеместно распространенный транспорт этого мира и этого времени. В отличие от родного мира и времени советника...
        Как там пел повзрослевший д'Артаньян: 'Я пахну бензином и синим огнем?'. Да. Тут он трижды прав. От лошади человечество отвыкло. Меньше, чем за сотню лет... И это не скрыть. Даже если ты иногда и садился в седло - всё равно, наверное, очень сильно заметна разница по сравнению с людьми, которые в этом седле - почти всю жизнь. Быть может, именно поэтому лошадку советнику подобрали самую смирную и спокойную. Да оно, наверное, и к лучшему - в дерби ему не участвовать, а для перевозки бренного тела советника из пункта 'А' в пункт 'Б' - в самый раз...
        Эх! 'Посадить бы вас за руль автомобиля - посмотрел бы я, как вы будете управляться с самобеглой коляской!'...
        Стоп! Ведь в Артуре где-то был автомобиль! Точно! Что-то, где-то он читал, что авто в Артуре было. И, если память ему не изменяет, то Меллер привел его в порядок и даже 'лихачил' на нём по порту. Сергей чуть заметно улыбнулся. Нужно будет найти машину и показать, что не лошадью единой... Да, господа кавалеристы! Скоро жизнь изменится. Пары гнедых конских сил в повозке станет недоставать человечеству. Придется запрягать под капот десятки, а потом и сотни. Целые табуны прятать в раскаленные горшки цилиндров...
        Лошадь внезапно рыскнула вправо, обходя лежащие прямо посреди улицы обломки, камни и очень приличных размеров воронку. Сергей, погрузившись в раздумья, проглядел, что они въехали в тот сектор города, куда падали японские снаряды.
        'А всё же у лошади есть определенное преимущество', - советник вновь улыбнулся, - 'постоянно действующая система автопилота, следящая за дорогой. Даже у самой бюджетной модели'.
        Чуть дальше по улице, за воронкой, виднелся низкий одноэтажный дом. Без стекол. Его белые стены были густо покрыты оспинами от осколков, имевших местами весьма серьезные размеры. В окне угловой комнаты рама отсутствовала как класс - вместо неё виднелись лишь жалкие деревянные обломки. Несколько людей собрались возле крыльца. Но вот от группы отделился человек в армейской форме и быстрым шагом направился прямиком к всадникам. Ни погон, ни знаков различия, только какая-то белая повязка на левой руке. Ранен?
        Между советником и явно спешащим к нем незнакомцем тут же словно вырастает фигура Семёна верхом на вороном жеребце. Сергей даже не успел сообразить, как конь казака 'оттер' в сторону его кобылу. Но краем глаза всё же успел заметить руку, лежащую на рукояти шашки.
        - Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! - спешащий к ним человек уже совсем рядом. Уже можно рассмотреть его во всех подробностях - круглые линзы очков, гладко выбритое лицо, за исключением торчащих в разные стороны усов, офицерская форма, но не особо подогнанная, да и знаков различия нет ни одного, как и положено нонкомбатанту, повязка на рукаве - слава Богу - не бинт, а специальная аккуратная нарукавная матерчатая повязка с двумя черными буквами 'В.К.' - 'военный корреспондент'.
        Сергей положил левую руку поверх локтя руки Семена, лежащей на рукояти шашки:
        - Это свои, Семен, спасибо!
        Вороной жеребец со своим седоком медленно, словно нехотя, отступил назад. Но - лишь на шаг. Сергей спрыгнул с лошади и, передав поводья казаку, повернулся к спешащему корреспонденту:
        - Евгений Константинович! Рад видеть Вас в добром здравии! - и, уже после рукопожатия, - Ну-с, рассказывайте, что тут у Вас в городе творилось?
        - Так, господин советник, сами чай, видите - досталось городу. И здесь, и ниже улицей. Вейканен со своими пожарными только-только потушил последний пожар. Так что городу от японца досталось...
        - А пострадавшие? Обошлось, или...?
        В тишине, особенно явственной после рокота пушек и грома снарядов, повисла секундная пауза
        - К сожалению, не обошлось, Ваше превосходительство - выдохнул Ножин, - На нижней улице - один убитый китаец, двое раненных - наши солдаты. Один легко, а вот второму досталось. Да и здесь, в доме поверенного Сидорского...
        В голове что-то словно щелкнуло:
        'Поверенный Сидорский... Дом поверенного Сидорского... Точно! Как же он мог забыть?! Ведь читал же! Вот в книге этого самого Ножина, что стоит сейчас перед ним, и читал! Или - в мемуарах Лилье? Да какая, к черту, разница? Главное - в той, 'их' истории, в доме Сидорского при обстреле погибли сам хозяин и его гостьи - баронесса Франк и мадемуазель Валевич. Барон и двое его детей, бывшие в той же комнате, только чудом уцелели... Блин! Как же можно было забыть-то, а?!'
        - ... они просто каким-то чудом спаслись! - голос Ножина звучал каким-то негромким звуковым фоном к трагедии, разворачивающейся перед советником 'в режиме он-лайн', как сказали бы в его мире...
        'Ведь можно же было предупредить людей!' - при этих мыслях Вольф непроизвольно сжал кулаки, - 'На худой конец - можно было обязать их спуститься на время бомбардировки в погреба, в подвалы. И не было бы столько жертв. По крайней мере - людей из этого вот самого дома можно было бы спасти... А нужно было совсем немного - просто вовремя вспомнить... И все были бы живы - и баронесса Франк, и молоденькая мадемуазель. Да и сам хозяин дома. Просто нужно было вспомнить... Вовремя...'
        - ... он успел как раз вовремя! Ещё бы немного - и всё! Трагедии - не миновать! Там ведь в комнате места живого не осталось! Оконная рама - вынесена взрывом, всюду следы от осколков, битое стекло, разбитая мебель, всё завалено мусором и каменьями с улицы...И удушающий запах сгоревшего лиддита, его ни с чем не спутаешь!
        'О чем это он? Кто - успел?...' Советник тряхнул головой, словно пытаясь прогнать невесёлые мысли.
        - Простите, Евгений Константинович, но я немного не уловил ход Вашей мысли. Кто и что успел?
        - Так я же и говорю Вам, господин советник - мичман как раз успел предупредить людей, чтобы в укрытие шли - и тут этот снаряд как разорвется! Прямо возле дома! Вы только посмотрите, что он тут натворил!
        - Да-да! Это я вижу! - словно отмахнулся Сергей, - А что за мичман, говорите?
        - Не знаю, Ваше превосходительство, может, баронесса нам расскажет. Я-то его уже тут не застал!
        'Баронесса? Вот как? Жива?!' - Сергей взглянул на стоящих у крыльца дома людей - двое мужчин в штатском, оба - в недешевых костюмах, присыпанных пылью, взбудораженные и ошарашенные, рядом - средних лет женщина в измятом дорогом платье, прижимающая к себе двоих детей. Эти трое - просто напуганы случившимся. Что, в общем-то, вполне нормально для данной ситуации. Хотя, судя по тому, что баронесса что-то активно говорит одному из мужчин, скорее всего - своему мужу, уже, наверное, начался 'отходняк' ... На совершенно испорченную прическу своих черных, как смоль волос, присыпанных, как и её платье, пылью, внимания она не обращает...
        - Это баронесса Франк? - на всякий случай советник переспросил у Ножина. И, получив в ответ утвердительный кивок головой, ускорил шаг.
        'Мистика какая-то! Кто мог их предупредить?! Ведь никто из попаданцев ни вчера, ни сегодня утром в разговорах не заикался даже о событиях, произошедших в доме Сидорского. Да и не было ни у кого из Особых Своетников чина мичмана... Странно! Ладно, сейчас узнаем, что же это был за мичман такой!'
        - Добрый день, госпожа Франк, добрый день господа! - Советник уже подошел почти вплотную к крыльцу и стоящим у него людям.
        - Здравствуйте, Ваше превосходительство! - чуть поклонившись, ответил тот, что скорее всего был хозяином дома - поверенным Сидорским.
        А баронесса вдруг схватила советника за руку и затараторила:
        - Спасибо Вам, господин адмирал, за наше чудесное спасение! Спасибо! Уж я боюсь и представить, что было бы с нами! И с детьми! - при этих словах по её щекам покатились слёзы.
        - Ну полноте Вам, госпожа Франк! - Вольф невольно опешил от такой неожиданности, - Всё ведь обошлось! Да и меня благодарить абсолютно не за что! И я...
        - Да как же не за что! Тот офицер с матросами, что пришли нас предупредить, - баронесса не дала советнику договорить, прервав его на полуслове.
        'Вот же трындычиха!' - Советник с трудом сдерживался, чтобы не улыбнуться - 'И где хваленый местный этикет? Воспитание? Впрочем, даме - простительно. Тем боле - пережившей шок артобстрела и ещё не отошедшей от него' А сама дама тем временем безостановочно продолжала:
        - И этот мичман сказал, что он с 'Петропавловска', что действует по приказу адмирала и что всем мирным жителям нужно как можно скорее уйти в укрытие - погреб или подвал. Мы только-только вышли из комнаты, где пили чай, а тут ка-а-к !... При этих словах по щекам мадам вновь побежали слёзы.
        - Так говорите, офицер был с 'Петропавловска'?
        - Да, Ваше превосходительство! - ответил барон, прижав к себе плачущую жену, - И на бескозырках матросов, что обходили соседние дома, тоже было написано 'Петропавловск'.
        'Теперь понятно! Илья послал группу моряков, и может быть, даже не одну, чтобы предупредить гражданских и уменьшить жертвы среди мирного населения Артура! Молодчага!'
        - Так это не меня Вам нужно благодарить, сударыня! Я ведь - не единственный адмирал тут, в Артуре! Это Илья Сергеевич послал офицеров и матросов оповестить жителей и направить их в укрытия. Так что это - всецело его заслуга, а никак не моя!
        - Всё равно спасибо Вам! И всем морякам - спасибо! Храни Вас Бог! - не унималась баронесса, зажав в тонких пальчиках кружевной платок и размазывая по щекам слезы вперемешку с пылью.
        И тут Сергей обратил внимание на то, что должен был заметить ещё при первом взгляде на группу барона Франка - не хватает одной действующей особы. Потому как по канону реветь и утирать слёзы кружевами сейчас должны были две 'мадамы', раз уж им посчастливилось уцелеть. А если точнее - то одна мадам и одна мадемуазель. Где ж Валевич подевалась-то, а? Да и про мичмана узнать нужно подробнее, потому как кроме самого советника, да стоящего рядом с казаками Мякишева более никого в морской форме рядом, не наблюдается.
        - И Вам спасибо за добрые слова! А где сам мичман?
        Тут по щекам мадам вновь потекли ручейки:
        - Так его ж тем самым взрывом ранило! Моряки его в госпиталь отправили! - Сильно зацепило?
        - Да вроде бы - не очень - осколок в плечо. - ответил Сидорский, - Его тут же перевязали и в госпиталь направили. Мадемуазель Валевич вызвалась его сопровождать.
        - Вот как? Не побоялась обстрела?
        - Может, конечно, и боялась. Но заявила, что должна удостоверится, что с нашим спасителем всё будет благополучно - только мы её и видели!
        Вольф улыбнулся:
        - Что ж, раз у нашего героя появился персональный ангел-хранитель, то я уверен, что всё будет благополучно!
        Сидорский и Франк сдержано улыбнулись в ответ.
        Краем глаза советник видел, как Ножин что-то быстро пишет в блокноте. Очевидно - набросок материала в очередной номер газеты... Ладно, пора прощаться с несостоявшимися покойниками - от самой этой мысли по спине Вольфа пробежал холодок...
        - Японец в ответ тоже получил по заслугам, так что в ближайшие дни вряд ли вернется, но на будущее - очень прошу Вас - при первых признаках бомбардировки города - укрываться в убежищах.
        - Да-да! Конечно, Ваше превосходительство!
        -Ну, тогда покорнейше прошу меня простить, но вынужден покинуть Ваше общество! Служба-с! - и советник, коротко поклонившись, направился мимо Ножина к группе всадников.
        - Евгений Константинович! Позвольте Вас на минутку!
        - Да, Ваше превосходительство!
        - Я видел, Вы пометки в своей записной книжке делали. Репортаж готовите?
        - Конечно. Сегодня ведь было столько событий!
        - Это правильно. Единственная просьба - то, что касается наших потерь и вообще - действий крепости и эскадры - покажите сначала мне, добро?
        - Но... Ведь цензура и так проверяет каждый номер газеты, каждую статью. Причем дважды - сначала - армейская, потом - флотская.
        - Вот потому и прошу Вас показать материалы по сегодняшнему дню мне. До цензуры или после неё, но с пометками, что вычеркнуто. Возможно часть того, что Вам зарубит цензура, я разрешу к печати. Потому как господа цензоры иногда слишком сильно перегибают палку. А наш Артур, да и вся страна, должны знать имена своих героев.
        Глаза Ножина аж засветились за круглыми линзами очков.
        - Хорошо, Ваше превосходительство! Непременно покажу!
        - Ну, вот и славно! Но - услуга за услугу, Евгений Константинович!
        - Я весь - внимание.
        - Мне нужно, чтобы Вы сделали серию хороших снимков разрушений гражданских зданий в Порт-Артуре. Именно гражданских. И подготовили репортаж на тему варварства японцев, обстреливающих мирные объекты и убивающих нонкомбатантов. Нужно поддержать ту волну негодования в прессе, что поднялась после обстрела Владивостока. Как выполните это - я Вам хочу поручить ещё одно интересное задание. Но - потом. Договорились?
        - Договорились, Ваше превосходительство. Я и сам собирался сделать такой репортаж!
        - Ну, тогда, значит, наши интересы сходятся! - советник улыбнулся, - Не стану Вас более задерживать - у Вас своей работы много, у меня дел сейчас тоже будет, хоть отбавляй. А день уже идет к закату. Так что давайте-ка каждый займемся тем, чем должно! Засим, позвольте пожать Вашу руку. И - жду от Вас скорейшего предоставления материалов!
        Простившись с корреспондентом, Вольф вскочил в седло и небольшая группа всадников под перестук копыт направилась вниз по улице - туда, где находился порт...
        - Как там наш мичман? - встревоженно спросил едущий рядом Мякишев.
        - Судя по рассказам - ранен не сильно тяжело. Кстати, я так пока и не узнал, кто именно.
        - Дай-то Бог, чтобы всё обошлось...
        - Думаю, обойдется. Но, похоже, что всё равно пропал наш молодой товарищ... - с напускной серьезностью проговорил Вольф.
        - Это почему? - в голосе Мякишева звучала неподдельная тревога.
        - Да потому, что забота юной девицы, которая благодарна за спасение своей жизни - это страшная штука. А ежели девица ещё и хороша собой - то всё! Пропал моряк! - и Вольф с удовольствием наблюдал, как флагарт эскадры широко, совсем по-мальчишески, улыбнулся...
        Когда, наконец, всадники добрались до стенки Восточного бассейна, первое, что бросилось в глаза Сергею, был совершенно опустевший внутренний рейд. Ни одного крупного корабля из тех, что были на ходу. Лишь 'Цесаревич' у стенки, 'Паллада' в доке и 'Ретвизан', снявшийся с бочки и уткнувшийся носом в берег. Даже отсюда был заметен сильный дифферент на нос - форштевень почти полностью скрылся в воде, небольшие волны, гулявшие по гавани Артура, почти доставали до лееров на баке многострадального броненосца. Очевидно, кессону, прикрывавшему зияющую минную пробоину в борту броненосца, всё же здорово досталось от японского снаряда. Из пожарных рукавов, свисавших с палубы за борт, нескончаемым потоком лились струи откачиваемой из кессона и из носовых отсеков воды. Стоявший у борта 'Силач' тоже помогал в меру скромных возможностей своей помпы. На палубе суетились несколько десятков человек, среди которых Сергей заметил габаритную фигуру Володи Капера. И мог побиться об заклад, что рядом с Володей стоит никто иной, как Кутейников. Оба энергично жестикулировали, отдавая распоряжения снующим по палубе морякам и
рабочим, стоя у носовой башни броненосца, которая была затянута парусиновым тентом - ведь её крыша и орудия были демонтированы ещё до ввода броненосца в гавань. И теперь эта стальная махина сиротливо глядела зачехленными глазницами опустевших амбразур на суету людей...
        'Ну вот тебе, Володя, и повод заменить неудачный кессон, против которого ты так долго ворчал, нормальным' - улыбнулся Вольф. Его взгляд непроизвольно остановился на диковинном сооружении, стоящем прямо на стенке Восточного бассейна. Огромный, высотой с четырехэтажный дом, ящик из мощных деревянных брусьев, усиленных металлом. Причем, одна из длинных стенок ящика практически отсутствовала, а короткие торцевые стенки имели лекальные вырезы, повторяющие контур борта 'Ретвизана' в том месте, где они должны были прижаться к нему. Сейчас от 'ящика' раздавался непрерывный стук топоров, 'вжиканье' пил да голоса десятков рабочих. Ещё пара дней - и всё будет готово. Это и был тот самый, 'нормальный', кессон. Всё дело в том, что тот кессон, который позволил откачать-таки воду из носовых отсеков броненосца и втащить его в гавань с внешнего рейда, был слишком коротким, и не полностью охватывал зону повреждения в борту 'Ретвизана' - он перекрывал только пробоину, а места деформации наружной обшивки, там, где металл был вмят, погнут страшной силой подводной ударной волны от взрыва японской торпеды, не попадал в
зону ремонта. В реальной истории эту проблему решили при помощи частичного восстановления обводов корабля деревом. Илья же на совещании по ремонту кораблей сразу решительно заявил, что 'деревянный броненосец' ему не нужен. Поэтому он готов подождать лишнюю неделю, но будущий флагман эскадры нужно отремонтировать как положено. Кутейников и Капер были только 'за', поэтому на следующий же день приступили к сооружению нового кессона, а водолазы целый день ныряли в ледяную воду у борта 'Ретвизана', определяя максимальные границы повреждений и снимая шаблоны с корпуса корабля.
        - Всё же здорово, что не успели поставить новый кессон, - прозвучал голос Мякишева, - иначе японский снаряд разбил бы не старый, а новый, и пришлось бы всё начинать с начала.
        - Да, Андрей Константинович! Как гласит народная мудрость - 'Нет худа без добра'?
        - Совершенно верно! - улыбнулся Мякишев.
        - Андрей Константинович, у меня к вам будет небольшая просьба!
        - Слушаю Ваше превосходительство!
        - Нужно подготовить данные по маневрированию японского флота сегодня, и по перекидной стрельбе. Желательно со схемами. Я думаю, на вечернем совещании у флагмана всё это очень пригодится.
        - Есть! Если более не будет указаний, прошу разрешения отбыть в штаб для составления данного отчета.
        - Добро, Андрей Константинович, поезжайте в штаб и подготовьте отчет. И, как только 'Петропавловск' вернется - передайте его Илье Сергеевичу!
        - Есть! - и, отдав честь, флагманский артиллерист развернул свою лошадь в сторону штаба.
        А Вольф тем временем направился в сторону доков и мастерских. Хотя, по правде сказать, если о мастерских можно было действительно говорить во множественном числе, то о артурских доках так говорить можно было лишь с некоторой натяжкой. Причем натяжка эта была очень приличной. Дело в том, что в Порт-Артуре в наличии было три дока и четвертый строился. Но реально, корабли принимать мог только один большой старый китайский док, удлиненный русскими за прошедшие с момента занятия Артура годы. По факту, док был довольно хорош, был способен вместить даже броненосец. Если бы не одно обстоятельство - входные ворота дока не позволяли ввести туда современные броненосцы - не хватало ширины. Нужно было полностью переделывать и входную часть дока, и изготавливать новый батопорт. Причем, насколько помнил Сергей, новый батопорт уже был даже заказан, но извечная русская неторопливость... В общем, ничего крупнее крейсера до сих пор в док войти не могло. Потому и стояла там сейчас 'Паллада', а не 'Цесаревич' или 'Ретвизан'. Потому и мучились ремонтники в тесноте и духоте кессонов при ремонте броненосцев. Правда,
справедливости ради, нужно было отметить, что на противоположном берегу Восточного бассейна строился новый док, способный принимать большие корабли. Но там ещё даже котлован не был закончен, так что о вводе в действие нового дока в ближайшее время можно было и не мечтать.
        Но, оставались ещё два малых дока. Один из них, находившийся в Минном городке на полуострове Тигровый, имел довольно оригинальную конструкцию. В своё время он позволял спускать на воду и поднимать на хранение в специальном эллинге-гараже крупные миноноски или небольшие миноносцы - китайцы при помощи немецких инженеров создали весьма хитроумную конструкцию из множества рельсовых путей, перекатных тележек, лебедок, полиспастов и прочего. Но сейчас, частично разукомплектованное, это чудо инженерной мысли находилось в совершенно неработоспособном состоянии. С одной стороны - миноносок, для которых создавалось это сооружение, в Артуре сейчас не было, с другой стороны - база минных сил осталась без своего дока. Не только для ремонта, но даже для очистки подводной части любого миноносца требовалось занимать главный и единственный док. И если в мирное время с этой ситуацией ещё можно было мириться, то в военное... В общем, действовать предстояло незамедлительно. И советники действовали. Вольф как раз прибыл к тому месту у южной стенки Восточного бассейна, где во всю кипела работа людского муравейника.
Сотни китайцев торопливо сновали туда-сюда, вынося в корзинах и вывозя тачками глинистую землю, другие месили раствор и подавали его в котлован, где каменщики ровными рядами укладывали кирпичную облицовку - четвертый артурский док, который на планах порта так и назывался: 'докъ для миноносцевъ', удлинялся буквально на глазах. Вольф вспомнил, в каком состоянии он впервые увидел это сооружение сразу по приезду сюда - заваленное всяческим хламом, с работающим через раз насосным хозяйством, и, самое главное - недостаточной длины, чтобы нормально принимать и ремонтировать современные контрминоносцы. За что в тот же день Греве поимел неприятный разговор. Очевидно, беседа всё же подействовала, поскольку уже на следующий день в малом доке начались работы. Сначала, естественно, не очень быстро, но, после пары волшебных пинков под некоторые золотопогонные зады, а особенно после того, как китайцы поняли, что быстрое и качественное выполнение работ нормально оплачивается, стройка в буквальном смысле закипела.
        Глядя на всё это, Сергей испытывал чувство радости и удовлетворения. Ещё пара недель, и малый док сможет принимать истребители эскадры на ремонт.
        И первый кандидат для этого уже есть - Вольф вспомнил силуэт четырехтрубного миноносца, что стоял сейчас, приткнувшись к отмели Тигрового хвоста возле эллинга для сборки 'соколов'. Первый трофей этой войны. Истребитель 'Акацуки'... Корабль, начавший эту проклятую войну...
        Глава 15
        27 февраля 1904г.
        Дальний.
        Ночной шторм давно уже стих и сейчас о нём напоминала лишь зыбь, что всё ещё накатывала свои холодные валы на камни волноломов Дальнего. Во внутреннем бассейне, борт о борт, стояли шесть артурских 'соколов' - 'Сердитый', 'Сильный', 'Расторопный', 'Смелый', 'Решительный' и 'Разящий' - флагман второго отряда миноносцев под брейд-вымпелом капитана второго ранга Гинтера. Рядом, у соседнего причала стояли две канонерские лодки - 'Отважный' и 'Гремящий'. Их девятидюймовые орудия пока что были самым мощным прикрытием порта. И ситуация ещё в течение месяца вряд ли изменится - раньше конца марта береговые батареи на подступах к Дальнему в строй не войдут, несмотря на все старания китайских рабочих и русских солдат и инженеров.
        Вольф с тоскою взглянул в ясное вечернее небо: 'Господи! Неужели нельзя было, если уж так не хотелось сооружать укрепления вокруг 'открытого порта Дальний', хотя бы подготовить позиции для быстрой установки орудий на случай войны?! Ну почему у нас всегда вот так - пока гром не грянет...?' Грустно вздохнув, он вновь опустил взгляд с ясных небес на грешную землю. Хотя, если точнее - на воду. Где у стенки стояли ещё два приземистых серо-зеленых однотрубных корабля. 'Всадник' и 'Гайдамак'. Минные крейсера. Тупиковая ветвь развития военного кораблестроения конца уже ушедшего, девятнадцатого века. Корабли, построенные вопреки элементарной логике и здравому смыслу. Являясь легкой модернизацией неудачного проекта минного крейсера фирмы 'Шихау', корабли устарели ещё в самый момент подписания контракта на их постройку верфью Крейтона из финского городка Або. В то время, как ведущие страны уже вовсю строили миноносцы и истребители со скоростью 28-30 узлов, русские упорно заказали корабли для противодействия им по старому, явно неудачному, проекту. Для того, чтобы понять всю абсурдность заказа этих кораблей
достаточно было сравнить их основные характеристики со вступившим в строй всего через год истребителем 'Сокол' постройки англицкой верфи Ярроу, русские 'клоны' которого в количестве 6 штук сейчас ошвартовались в двух десятках метров от минных 'крейсеров'. И действительно - по скорости эта финская двадцатиузловая парочка не могла никак тягаться ни с 29-узловым 'Соколом', ни даже с русскими 'соколятами', которые были на два узла тихоходнее своего заморского оригинала. Минное вооружение - формально равное - по два пятнадцатидюймовых аппарата, но у минного крейсера только один из них был поворотным, второй же, намертво вмонтированный в корпус, мог выпускать смертоносную сигару только прямо по курсу. Это обрекало минный (т.е. 'торпедный') крейсер на торпедный 'залп' из всего одной торпеды...Ровно вдвое меньше, чем у 'Сокола'. Артиллерийское вооружение тоже отнюдь не соответствовало не только крейсеру, но даже эскадренному миноносцу - шесть 47-милиметровок и три ещё более 'мощных' 37-милиметровки. Курам на смех. Только шлюпки и катера гонять... По сравнению с таким 'крейсером' даже откровенно слабые
'соколы' казались мощными артиллерийскими кораблями - у них, по крайней мере, была хоть одна более-менее дальнобойная пушка Канэ калибром в 75мм. Даже машинная установка крейсеров - один винт, один вал, одна машина. Одно недоразумение. Любая серьезная неисправность или повреждение в бою - и всё, только шлюпками останется буксировать сей грозный корабль. Даже нормальной мореходности, несмотря на все перестройки полубака, получить так и не удалось. Так что вот такие вот 'крейсера' строили для русского флота вопреки всем доводам здравого смысла... Весело, правда? Особенно, когда вспомнишь о характеристиках их японских противников.
        Вот и Вольфу при взгляде на эти шедевры экономного русского судостроения, было так же 'весело'. Но, это было ещё не всё веселье. Даже получив такие неполноценные боевые единицы в состав своего флота, русские, с упорством, достойным лучшего применения, продолжали постройку подобных кораблей - последним из них стал 'Абрек', заказанный практически одновременно с 'Соколом' - чуть более крупная и, наконец-таки, двухвинтовая вариация на тему всё того же минного крейсера типа 'Казарский' фирмы 'Шихау'. Такой же несуразный тихоход... При воспоминании о подобном клиническом идиотизме, словарный запас пристойных слов у Вольфа быстро иссякал. А ругаться без надобности он не любил. Особенно, если руганью всё равно делу уже не поможешь... Поэтому предстояло крепко подумать, как из никуда не годных минных крейсеров получить, по возможности, более-менее сносные сторожевики...И, желательно, поскорее.
        Передышку им Того даст неделю. Максимум - дней десять. Поэтому эти дни нужно было потратить с максимальной пользой для морской обороны Дальнего вообще и для кораблей Дальнинского отряда - в частности.
        Сергей ещё раз обвел взглядом корабли новообразованного отряда легких сил в Дальнем. Десять вымпелов. Не густо. Но, для начала - хватит. Ведь для всех окружающих версия о том, что Дальний станет базой легких сил эскадры - основная и единственная. Вот пусть пока что эти легкие силы тут и базируются, готовя почву для более крупных кораблей.
        Силы, конечно, с виду не ахти, но зато какой потенциал экипажей скрывали эти утлые скорлупки миноносцев да уже порядком устаревшие тихоходы - старая гвардия Тихоокеанской эскадры! Про себя сформировавшийся вчера отряд Вервольф уже окрестил 'Кузницей адмиралов'. И было отчего - на большинстве кораблей сейчас служили те, кому впоследствии предстояло принять на плечи 'беспросветные' погоны с черными орлами. Не считая 'полярного лиса татарской наружности', а по совместительству - вновь назначенного командира миноносца "Сердитый", Вольф вспомнил, как минимум, ещё пятерых будущих адмиралов - Иванова, командира 'Гайдамака', Криницкого - командира 'Сильного', Боссе - командира 'Решительного', конечно же - Бахирева - командира истребителя 'Смелый' и Цвингмана - командира канонерки 'Гремящий'.
        Последний, к слову, получил в командование свою 'боевую черепашку' совсем недавно. До этого заслуженным кораблем, прожившим к этому моменту довольно долгую жизнь, командовал совершенно иной офицер - капитан второго ранга Петр Егорович Николаев.Как и многие, в Артуре он просто отбывал свой ценз. И всё бы ничего, если бы не война. В общем, как беспристрастно гласил Артурский 'матросский телеграф', Петр Егорович решил за благо сказаться больным при первых же намеках, что его кораблю придется участвовать в реальных боевых действиях. Понятно, конечно, что служба- не сахар, а сорок восемь лет - не тридцать... Но явно увиливать от командования боевым кораблем - одного этого уже было вполне достаточно, чтобы загреметь выслуживать весь оставшийся ценз в Николаевск. Или - в Петропавловск. Но тут, как на грех, Вольф вспомнил ещё кое-что из биографии этого офицера. То, как он проигнорировал приказание направиться в Талиенванский залив для поддержки сухопутных войск у позиции Циньчжоу. В результате только самая старая канонерка 'Бобр' с двумя миноносцами поддерживала правый фланг русской позиции в том
несчастливом бою. А ведь это - офицер, командир корабля! Что самое грустное в этой истории, что за подобный 'подвиг' Николаева не то, что не расстреляли привселюдно на набережной Артура. Его даже не разжаловали. Отстранили от командования канонеркой и всю оставшуюся осаду крепости он ошивался вокруг да около госпиталей. В общем, в тот же февральский вечер, как Вольф вспомнил всю эту нелицеприятную историю, командующий Тихоокеанской эскадры был поставлен перед выбором способа лечения больного командира канонерки. Первый был довольно быстрым и предполагал применение свинцовых пилюль калибра 7,62мм, второй был более консервативен и предусматривал длительное лечение на курорте в устье Амура. Поскольку в данной истории до мая месяца и неисполнения приказа было ещё далеко, то Илья Сергеевич остановился на консервативном методе. На следующее же утро, после проверки соблюдения 'больным' режима лечения, ему тут же была вручена санаторно-курортная путевка в виде приказа по Тихоокеанскому флоту.
        Так командиром одной из двух бронированных канонерских лодок Тихоокеанской эскадры стал капитан второго ранга Цвингман. В общем, пришлось Альфонсу Карловичу махнуть не глядя свой новый, но с кучей заводских дефектов, миноносец 'Бойкий' на почтенного возраста канонерку, состояние которой было, прямо скажем, не намного лучше. Начало войны застало 'Гремящего' в ремонте. И, благодаря не особому рвению бывшего командира в его ускорении, велся этот самый ремонт не шатко, ни валко. Нет, ну правда, зачем спешить? Вдруг ещё воевать заставят? А так - корабль в ремонте, командир 'типа заболел'... Разве ж у кого рука поднимется вытолкать в море? Пусть другие воюют, не спят, сутками болтаются на волнах, охраняя рейд от назойливых японцев... А мы тут поболеем немножко. Хотя, сказать по правде, к чести экипажа ветерана Сибирской флотилии, ремонт 'Гремящего' всё же продвигался вперед, несмотря на всю апатию его командира. Поэтому, к приходу Цвингмана, уже успели почти полностью перебрать механизмы и начать более-менее приводить в порядок матчасть крупных пушек - носовой девятидюймовки и кормовой шестидюймовой.
        Цвингман, конечно, не особо обрадовался такому 'подарку' судьбы, и, как подозревал Вольф, возможно даже пару раз про себя назвал Модуса нехорошими словами, но весьма рьяно принялся за дело. И взялся за корабль-ветеран всерьез. В итоге, к концу февраля всё, что можно было сделать по старым пушкам канонерки - было выполнено, хотя, конечно, никто не мог бы поручиться за надежность этих почтенных орудий. Котлы были отремонтированы, машины - перебраны. Осталось только пройти докование - для устранения мелких дефектов. Но... Это очередное артурское "но"! Единственный док Порт-Пртура сейчас был безапелляционно оккупирован 'Палладой'. И ей предстояло просидеть в этом тесном каменном мешке ещё, как минимум, недели три. Поэтому, при подборе кораблей для первого из отрядов, базирующихся на Дальний, было принято поистине соломоново решение - поскольку, в отличие от Артура, док Дальнего сейчас простаивал, то 'Гремящему' пришлось перейти в воды Талиенваня, дабы окончательно вернуться в строй боевых кораблей эскадры. Донельзя 'радостный' от подобного подарка судьбы Цвингман пытался было возражать, но, когда ему
предложили найти такую альтернативу, которая позволит его кораблю окончить ремонт не в начале апреля, а ровно на месяц раньше, то кавторанг без лишних слов отправился готовить 'Гремящего' к переходу в Дальний.
        И вот теперь 'боевая черепашка' стояла в ожидании ввода в док. А он должен был состояться не далее, как завтра утром. Судя по оживленному движению на палубе и у причала, экипаж готовил корабль к предстоящему докованию. Сергей не стал мешать людям, отвлекая их своим присутствием. Тем более, что скоро всем командирам кораблей предстояло прибыть на совещание в здании упраздненного на время войны городского совета, превращенном сейчас в штаб обороны города Дальний.
        'Там с ними и увидимся' - подумал Вольф, и, резко развернувшись, зашагал прочь от гранитной стенки причала...
        * * *
        В зале, за просторным дубовым столом собрались все десять командиров кораблей Дальнинского отряда, а также Гинтер, кавторанг Сакс, градоначальник Сахаров, представитель КВЖД Гиршман и старший инженер по строительству порта Зилов.
        - Итак, господа, приступим! - голос Вольфа заполнил пространство огромного кабинета, - нам сегодня предстоит решить ряд вопросов, касающихся обороны города Дальний и Талиенванского залива с моря. В наличии у нас десять кораблей - две броненосные канонерские лодки, два минных крейсера и шесть миноносцев. Этого, конечно, недостаточно, для эффективной защиты всего Талиенванского залива. Но, пока что, слава Богу, японцы не особо интересуются здешними делами, их больше волнует Порт-Артур. А Дальний они хотят получить неповрежденным. По крайней мере - порт Дальнего. Поэтому у нас есть время на организацию обороны. Хотелось бы выслушать вас, господа, по поводу того, что уже сделано в этом направлении и какими ресурсами мы располагаем.
        Вольф повернулся к Сахарову:
        - Василий Васильевич, прошу!
        - Благодарю! За прошедшую неделю были подготовлены помещения для морских команд, проведена ревизия запасов угля, освобождена часть причалов для швартовки кораблей отряда. Также весь Административный городок и порт, а также мастерские, железнодорожная станция и чугунолитейный завод взяты под охрану. На этих объектах ввели пропускной режим, посторонние лица туда не допускаются. В принципе, мы уже сейчас готовы разместить в порту отряд, примерно вдвое превышающий по численности тот, что пришел из Артура.
        - Хорошо, Василий Васильевич! Спасибо! Эти вакантные места нам очень скоро, думаю, понадобятся, - и, уже повернувшись к Гинтеру, - Что у Вас, Анатолий Августович?
        - Ваше превосходительство, имеем в отряде десять кораблей. Но 'Гремящий' требует докования.
        - Да, я знаю, и советник повернулся к Сахарову, - Василий Васильевич, док готов к приему кораблей?
        - Да, Ваше превосходительство! Сегодня проверили всё насосное хозяйство - завтра утром можно вводить корабль.
        - Хорошо! Продолжайте, Анатолий Августович!
        - Оставшиеся девять кораблей полностью исправны и готовы приступить к охране залива Талиенван. Хотя сил, конечно, маловато. Но, используя то, что имеем, мы можем организовать ежесуточное дежурство пары миноносцев и одной канонерки или минного крейсера. Правда, район патрулирования довольно обширен. Придется сильно растягивать корабли дозора - по одному в каждом из трёх проливов, ведущих в залив Талиенвань. Хоть мы и будем прикрыты с моря минными полями 'Енисея', но нельзя исключать возможность прорыва японца через них, особенно - его истребителей, например, в полную воду. К тому же, есть ещё одно обстоятельство.
        - Какое?
        - Часть мин уже сорвана зимними штормами со своих мест. Вчера вон китайские рыбаки нашли нашу мину, которую сорвало и вынесло к берегу, и решили вытащить её из воды. Естественно - всех в клочья... Так что минные заграждения не являются стопроцентной защитой.
        - Нужны ещё сторожевые корабли?
        - Совершенно правильно, Ваше превосходительство, не помешали бы.
        - Хорошо, Анатолий Августович! Я Вас понял. Приступайте к патрулированию района по предложенной Вами схеме с завтрашнего дня, а мы тут пока что попробуем организовать для Вас несколько дополнительных сторожевиков. Господин Зилов, какими плавсредствами сейчас располагает порт Дальний?
        - Ваше превосходительство, на строительстве порта и для обслуживания стоящих в порту кораблей налицо имеются: две землечерпательницы и четыре 'грязнухи' грузоподъемностью в 310 тонн, три плавучих крана - один с передвижной стрелой в 60 тонн и два - с постоянными стрелами в 50 тонн, четыре двухсоттонных понтона, один водяной бот на двести тонн, четыре буксирных парохода в 150 сил, четыре паровых буксирных катера в 60-70 сил. Есть также зафрахтованный у китайца Тай-хо буксирный пароход в 250 сил. Ещё есть деревянные баржи подъемной силой в 30-50 тонн и три малых плавучих крана в 3-5 тонн. Также есть портовые суда-ледорезы в 200 сил в количестве шести штук и четыре паровых баркаса типа 'Талиенван'.
        -Замечтательно! Спасибо, господин Зилов. Теперь хотелось бы выслушать информацию о состоянии пароходов общества КВЖД. Прошу Вас. Феофил Осипович!
        Поправив пенсне, представитель Китайско-восточной железной дороги в Дальнем и начальник всего её южного отделения, начал:
        - В настоящий момент в порту Дальний находятся семь судов: винтовые пароходы 'Монголия', 'Нонни', 'Зея', 'Бурея', колесный пароход 'Нагадан', буксирный пароход 'Сибиряк' и буксирный деревянный катер 'Лифат'. Из них 'Зея' и 'Бурея' сейчас стоят в ремонте. 'Нагадан' тоже стоит с разобранной для полной переборки машиной. 'Гирин', 'Цицикар', 'Харбин' и 'Хайлар' были переведены в Порт-Артур. Два из них уже затоплены.
        - Да, к сожалению, 'Харбин' и 'Хайлар' пришлось затопить для защиты прохода в гавань Порт-Артура, - голос Вольфа прозвучал с нескрываемой грустью - он любил корабли, причем все - от огромного броненосца до маленького портового буксира. И вынужденное уничтожение своих же пароходов было ему, как серпом... Но другого выхода не было. Просто не было в той ситуации.
        Вздохнув, он продолжил:
        - 'Гирин' и 'Цицикар' затапливаться не будут, так что после войны они вновь вернутся в пароходство.
        При этих словах представитель КВЖД заметно повеселел. Сергей же продолжал:
        - Но с завтрашнего дня проводится мобилизация всех плавсредств порта и пароходства КВЖД. Поэтому у меня к Вам, господа, есть великая просьба - поговорить с экипажами кораблей, чтобы максимальное количество осталось на своих местах. Повышенный флотский оклад для всех, как добровольцам, и статус вольноопределяющихся для тех, кто имеет образование первого-третьего разрядов, я им гарантирую.
        - Будет исполнено, Ваше превосходительство!
        - Замечательно! Тогда подготовьте мне краткое описание по техническому состоянию всех наличных плавсредств - это желательно сделать к завтрашнему утру. И, по результатам завтрашних же бесед с экипажами - списки добровольцев. А Вы, Василий Васильевич, будьте готовы в ближайшие несколько дней разместить три с половиной - четыре сотни моряков. Желательно - как можно ближе к порту.
        - Хорошо, Ваше превосходительство!
        - На этом по вопросам города и порта пока всё, господа. Не смею отнимать у вас время, тем более, нам с господами офицерами предстоит обсудить ещё массу вопросов сугубо военного характера.
        -Да-да, конечно, Ваше превосходительство! - трое присутствовавших гражданских, простившись, покинули кабинет.
        Как только дверь за ними закрылась, Вольф повернулся к сидящим за столом офицерам, развернув на столе подробную карту Талиенванского залива.
        - Итак, господа офицеры, вот карта, на которой в общих чертах набросана схема обороны входов в Талиенванский залив и подходов к портам Дальний и Талиенвань. Наша с Вами задача - перекрыть врагу подходы к порту. Перекрыть надежно. Чтоб ни одна японская муха в залив не проскочила!
        - Легко сказать, Ваше превосходительство!
        - Да, я прекрасно понимаю, что задача для Вашего отряда, Анатолий Августович, поставлена весьма сложная. Со временем, я уверен, нам удастся её облегчить, но первый месяц будет очень тяжелым, - Вольф сделал секундную паузу, пробежавшись взглядом по серьезным и сосредоточенным лицам офицеров, - Итак, дежурить предлагаю тремя тройками - два миноносца и одна канонерка или минный крейсер. Одна пара - сутки в дежурстве, сутки в порту в состоянии полной готовности, сутки - профилактический ремонт механизмов и отдых для экипажа. И так - по кругу.
        - Веселенькая жизнь! - тихо пробурчал Бахирев.
        -Да уж, не сахар конечно. Но, хотя бы - не 'через день - на ремень'. По крайней мере - будут сутки для отдыха людей и профилактики силами портовых мастерских. Как по мне - наиболее приемлемый вариант на первое время.
        Гинтер слегка кивнул:
        - Согласен.
        - Тогда продолжим! Как видно из карты, в залив Талиенвань ведут три пролива - Восточный - между мысом Пробин и остовом Северный Саншантао, Западный - между мысом Входной, или, на некоторых лоциях - Энтри и островом Южный Саншантау и Центральный пролив - собственно, между двумя островами. Первую неделю-две, пока у нас не будет достаточного количества сторожевиков - работать будем по схеме: тихоход - в Центральном проливе, по одному миноносцу - в Восточном и Западном. Для того, чтобы ночью дозорные корабли не вылезли на линии своего же минного поля, на берегах залива и на островах установлены соответствующие створные знаки. Хоть мины 'Енисея' и установлены на достаточном углублении, но в малую воду они вполне опасны и для миноносца.
        - То есть, в прилив японские миноносцы могут пройти над минами? - голос Колчака выражал степень удивления, близкую к крайней. Как и взгляд его татарских глаз из-под темных бровей.
        - Естественно, Александр Васильевич, - голос Вольфа прозвучал совершенно спокойно, так как, в отличие от несколько дней назад прибывшего полярника, он уже успел довольно подробно ознакомиться с гидрографией района, - Высота максимальных приливов в заливе такова, что, либо мины будут видны в отлив, либо миноносцы смогут проходить над минами в полную воду. Увы, но против природы не попрешь.
        - Ясно, вопросов больше нет.
        - Хорошо, тогда продолжим! По самой организации дежурных троек предлагаю сделать их состав постоянным. Сплаванные отряды действуют намного эффективнее. Кстати, наши противники широко используют этот прием - в большинстве случаев состав их отрядов постоянен, более того, даже порядок кораблей в строю практически всегда один и тот же. Поэтому, предлагаю подобную практику ввести и у нас.
        - Я всецело поддерживаю данную идею! - согласился Гинтер.
        - Замечательно, Анатолий Августович! Тогда организацию троек всецело поручаю Вам.
        - Есть!
        - Далее - как только в строй войдут хотя бы несколько сторожевых кораблей, предлагаю изменить первоначальный порядок дежурства - сторожевики займут места истребителей в Восточном и Западном проходах, а истребители с этого времени будут ходить парой чуть дальше в глубине залива, являясь, таким образом, подвижным резервом обороны, который можно быстро перебросить на угрожаемый участок. Прошу высказывать Ваши мнения, господа офицеры!
        - Вполне резонно и разумно, Ваше превосходительство. Ещё бы береговых батарей добавить! - прозвучал голос Бахирева.
        - И вооружение наших 'соколов' усилить, как на кораблях первого отряда! - добавил Боссе.
        - И не только 'соколов'! Наши 'Гайдамак' и 'Всадник' в артиллерийской части - весьма посредственные корабли, - присоединился к разговору командир 'Гайдамака' Иванов.
        Вольф, слушая предложения офицеров отряда, в глубине души радовался: 'Не умерла, значит, инициатива в людях!' А ведь всего-то меньше двух недель прошло, как приехали они с Ильей и товарищами в Артур. Но, если поначалу свои предложения офицеры высказывали, чего греха таить - робко, словно с оглядкой, присматриваясь к новому, неведомому начальству. По принципу - 'как бы хуже не было!'. Но теперь, убедившись, что за инициативу не наказывают, а за толковые идеи даже поощряют, высказывали своё мнение уже открыто. Вольфу это было приятно вдвойне ещё и оттого, что черепушки у людей из образовавшегося в Дальнем 'адмиральского кружка' варили как надо.
        - Что ж, господа офицеры, - разнесся по залу приглушенный голос Сергея, - позвольте ответить вам по порядку. Итак! Батареи, Михаил Коронатович, всенепременно будут. На самом деле, береговая оборона у Дальнего задумана очень серьезная, включая шести- и десятидюймовые пушки новейших систем, - и карандаш Вольфа указал на карте на значки к югу от Дальнего, - вот здесь и вот здесь. Естественно, будет и батарея кинжального огня вблизи мыса Энтри - для прикрытия правого фланга позиции. Также, на мысе Пробин планируется соорудить батарею шестидюймовок в 190 пудов. Конечно, пушки Канэ там смотрелись бы намного лучше, но у нас не будет столько новых орудий даже с учетом поставок по железной дороге. Поэтому - пока так. Теперь по островам Саншантау - на Южном острове предлагаю построить одну батарею на гребне и одну - кинжальную для защиты Центрального пролива.Вот в этом месте гребень довольно узкий и накрыть батарею, зарытую в землю непосредственно на нём - та ещё задача. С учетом двух линий минного заграждения в проливах Западный и Восточный, получится довольно неплохая минно-артиллерийская позиция.
        - Да, Ваше превосходительство, только защита восточного пролива, всё же, считаю - недостаточна, - раздался голос Колчака.
        - И что предлагаете, Александр Васильевич? - Сергей пристально посмотрел в орлиное лицо полярника.
        - Предлагаю установить ещё одну батарею на острове Северный Саншантао.
        - Идея хорошая, - подключился к разговору Гинтер, - вот только остров маленький, места для скрытой установки батареи там мало, гребень там покатый и установленные на нём пушки во временных укреплениях японцы быстро с землей сравняют.
        - Точно! - поддержал Бахирев, - вчера их крейсера обстреляли карантинный городок на Южном острове, часть зданий разрушили. Так что батарею сровняют с землей очень быстро, крупные пушки ведь там не поставишь, да и будут они там, как на ладони.
        - А я предлагаю расположить эту батарею не на гребне, - спокойно возразил Колчак, - а на обратном скате, обращенном к заливу. Так, чтобы с моря она не была видна, но при попытке прорыва через пролив, японские корабли попадали под внезапный огонь с малой дистанции.
        - Да, Александр Васильевич! Не даром Вы были первым среди выпуска Морского корпуса!
        - Вторым, Ваше превосходительство!
        - Бросьте скромничать, господин лейтенант! Эта история с Вашим отказом от первенства в пользу друга довольно известна. И вы вполне были достойны быть в списках выпуска первым, в чем мы все здесь только что имели честь убедиться, - Колчак выглядел слегка смущенно, Вольф же наоборот, улыбнулся, - Ваше предложение принимается, Александр Васильевич. Батарее на северном острове - быть!
        И, уже повернув голову к Гинтеру:
        - Кстати, не мешало бы провести на островах рекогносцировку по уточнению мест расположения батарей, да и небольшую базу для дежурных кораблей на случай непогоды в бухте южного острова неплохо было бы организовать. Это первое. Анатолий Августович и я займемся этим, в ближайшие дни, как только позволит погода. Тем из вас, господа офицеры, кто пожелает присоединиться к этому 'безобразию', я буду только рад!
        По лицам 'адмиральского кружка' и их горящим глазам Вольф понял, что рад он будет всем им. Не иначе.
        - Второе, - продолжал Сергей после секундной паузы, - нужно хорошо продумать защиту подходов к порту и якорных стоянок наших кораблей боновыми заграждениями. Ибо есть у меня такое предчувствие, что сорванная мина, убившая вчера китайцев, не последняя. Будут и ещё. А я не хочу терять людей и корабли на стоянках от взрыва своих же мин. Поэтому присутствующий здесь и многим и вас знакомый капитан второго ранга Сакс возглавит эту работу.
        Человек с погонами, на которых красовались два просвета и три звездочки, легонько кивнул головой:
        - Есть!
        - Николай Александрович, для ускорения Вашего дела разрешаю Вам использовать любые необходимые для работы портовые средства. Время сейчас - дороже всего!
        - Ясно, Ваше превосходительство, будет исполнено!
        Сергей вновь повернулся к Гинтеру:
        - И третье, Анатолий Августович! К сожалению, из Дальнего в Артур придется отправить ещё один крупный пароход из стоящих здесь - 'Эдуард Бари'. К сожалению, потому, что в Артуре нам придется его потопить. Для защиты рейда. Естественно, для охраны придется выделить пару миноносцев.
        * * *
        Глава 16
        28 февраля 1904 года.
        Вершина гребня острова Южный Саншантао.
        - Да, Анатолий Августович, похоже, тут одной батареей действительно не обойдешься! - Вервольф внимательно осматривал очертания острова с самой высокой его точки.
        Справедливости ради, следовало, конечно, признать, что на самом деле Южный Саншантао состоял из двух гористых островов и лишь тоненькая ниточка низкой песчано-галечной косы соединяла вершины двух торчащих из моря гор в один целый клочок суши. В образовавшейся таким образом бухте сейчас стояли вышедшие на дежурство миноносцы 'Смелый', 'Решительный' и канонерка 'Отважный', здесь же был флагман Гинтера 'Разящий' и пара портовых пароходов, а также ещё два 'сокола' - 'Сердитый' и 'Сильный'. Но у них на сегодня была своя, отдельная задача.
        Как и предполагал вчера Вольф, на сегодняшнюю рекогносцировку островов Саншантао собрались все участники вчерашнего совещания 'адмиральского кружка'. Чему Сергей, конечно, был рад. Инициатива, инициатива и ещё раз инициатива! Боевыми кораблями должны командовать люди, не боящиеся принимать ответственные решения. А те, кто несет службу по принципу - 'моряк спит - ценз идет' - пусть командуют портовыми лайбами...
        Итак, за последние два часа были не только исхожены все вершины острова, но и намечены места для закладки четырех батарей - двух дальнобойных и двух кинжальных. На последние возлагались и противодесантные функции. В правильном подборе позиций просто неоценимую помощь оказал уже знакомый Вольфу командир третьего батальона Квантунской крепостной артиллерии Бжозовский, взятый с собой по случаю рекогносцировки. Слушая его дельные советы, Вольф понял, что отныне к 'адмиральскому кружку', наверное, добавится и будущий генерал, даром, что пока он только подполковник. Вольф улыбнулся: 'Многие 'адмиралы' ещё вон, только в лейтенантах ходят!'.
        Ещё почти час ушел на осмотр одинокого Северного Саншантао, отделенного от Южного узким проливом. Всего в десять с половиной кабельтовых соленой морской воды. Именно этот пролив и оставался сейчас единственным не заминированным путем в Талиенванский залив. И к нему с запада, от Дальнего, сейчас подходил, густо дымя, большой торговый пароход. Настало время 'адмиральскому кружку' разделиться и заняться каждому своим делом - Лебедев, Бахирев и Боссе заступали со своими экипажами в дежурство, Клюбакин, Цвингман, Лепко, Стронский и Иванов возвращались на флагмане Второго отряда в порт, к своим кораблям. А вот Колчак и Криницкий двинулись в ином направлении. 'Сильный', а следом за ним и 'Сердитый', направились к идущему в центральный пролив пароходу.
        Миноносцы приближались к 'купцу', взрезая водную гладь своими острыми форштевнями. Вольф стоял на носовой орудийной площадке 'Страшного', слева от семидесятипятимиллиметровки, оставив место справа от орудия, как и положено, для командира. Ведь на 'соколах' не было ходового мостика, как такового. Поэтому командир, зачастую, командовал кораблем, стоя именно на носовой орудийной площадке, подавая команды на руль и на изменение скорости матросам, стоявшим у штурвала и машинного телеграфа прямо на верхней палубе за боевой рубкой. Вольф мельком глянул на Колчака - тот, не отрываясь, глядел на приближающийся пароход. Огромный, по сравнению с низенькими миноносцами, он надвигался на них с севера. Его высокий черный борт стеной поднимался из воды, увеличиваясь буквально на глазах. 'Сердитый' шел встречным курсом так, чтобы разойтись с пароходом левыми бортами. Чуть правее, на раковине, словно привязанный, шел 'Сильный'. Подавая отрывистые и четкие команды, Колчак уверенно вел свой истребитель вперед. Вот над низким корпусом уже нависла тень транспорта, вот мимо промелькнул прямой форштевень, проплыл в
вышине выступающий за борт левый становый якорь парохода, надстройка с высокой чадящей трубой и белыми крыльями мостика, с которого торговые моряки внимательно следили за миноносцем, несущимся встречным курсом вдоль самого борта. Если бы не высокая взаимная скорость кораблей, Сергей вполне мог бы пересчитать все заклепки на обшивке 'торгаша'. Но сейчас черная стальная стена борта, встававшая из вспененных студёных волн, проносилась мимо со скоростью поезда. Как только форштевень 'Сердитого' поравнялся с ахтерштевнем купца, Колчак тут же отдал команду 'Лево на борт!' Миноносец, вспенивая волны и весело швыряя брызги по сторонам, покатился на запад, огибая пароход. На высокой, округлой корме купца белыми буквами было выведено его имя - 'Эдуардъ Бари' и, чуть ниже, порт приписки - 'Санктъ-Петербургъ'. Вольф оглянулся - 'Сильный' заложил такую же крутую циркуляцию вправо и вскоре скрылся с глаз за кормой транспорта - 'Сердитый' уже шел вдоль правого борта парохода, постепенно обгоняя его. Через несколько минут, уравняв свой ход с идущим на предельных десяти узлах 'Эдуардом Бари', миноносцы пошли чуть
впереди его форштевня - слева и справа, словно два огромных, серых дельфина.
        Погода стояла чудная. Даром, что февраль, - с высоты ярко-голубого неба сияло по-весеннему яркое солнце, и его лучи дробились мириадами огненных блёсток на сине-зеленой морской глади. Ни облачка в небе. Ни дымка на горизонте. Только шелест струящейся вдоль борта пены, шёпот брызг от разрезаемых форштевнем невысоких волн да тихое дыхание машин, что легко и непринужденно толкают стремительный кораблик вперед, не выкладываясь и на треть... Даже на потертых латунных частях 'галилеевского' бинокля, в который Колчак сейчас осматривал горизонт, играло солнышко. Давно уже остались за кормой и скалы островов Сншантао, и вход в Талиенванский залив уже скрылся за гористыми берегами Квантуна. Маленький конвой упрямо полз к Порт-Артуру. Сергей оглянулся через левое плечо - подминая воду массивным корпусом и оставляя за собой густой шлейф черно-бурого дыма, за ними следовал 'Бари'. Свободные от вахты нонкомбатанты сейчас стояли на баке и на острове центральной надстройки купца, навалившись на леера и планшири, глядя то на сопровождавшие их миноносцы, то на раскинувшееся под ясным небом бескрайнее море.
        Как там пелось-то?
        Третьи сутки идём - солнце палубу греет,
        Не поход боевой, а шикарный круиз.
        И расслабился транспорт, навалился на леер -
        Что с гражданских возьмешь? Только я - не турист!...
        - Простите, Ваше превосходительство, не расслышал!
        Вольф, обернувшись, наткнулся на пристальный взгляд Колчака
        - Не расслышали что, Александр Васильевич?
        - Вы только-что произнесли что-то, но я увлекся осмотром горизонта и не расслышал, что именно.
        - Так я говорил эти стихи в слух? - Вольф непроизвольно поёжился, словно от порыва холодного ветра. Началось, блин! Хорошо, хоть не много 'наболтал'...
        'Так можно и спалить всю контору. К едрене-фене!' - мысли неслись одна за другой. 'Попытаться увести разговор в сторону? Нет, вряд ли этот полярный лис так просто отступит. Экспедицию барона Толля вон как настойчиво искал в полярных льдах. Не-е-ет! Не отступит Колчак. Не отступит. Тогда - что?'
        - Стихи, Ваше превосходительство?
        - Если точнее - то слова одной песни. 'Так, а что там, в самой песне, крамольного, не из этого времени? Что-то про акустика и погоню за подлодкой. И, насколько помнится, больше ничего...'
        - Если честно, то ни разу не слышал подобную песню, Ваше превосходительство!
        'Ага! Значит - что-то да расслышал! А то - 'простите, Ваше превосходительство, не расслышал, Ваше превосходительство!' Не так прост ты, Колчак, как кажешься!'
        - Пожалуй, соглашусь с Вами, Александр Васильевич! Песня - не очень известна, - Вольф тихонько улыбнулся. 'Ещё бы! Как бы слышал ты её, Александр Васильевич, если до её написания ещё больше, чем полвека должно пройти...' А вслух продолжил, - Но настоящему моменту эта песня соответствует на сто процентов. Как раз про корабль конвоя, сопровождающий торгашей.
        - Напоёте, Ваше превосходительство?
        - Что, сарафанное радио уже разболтало на весь Квантун? - Вольф посмотрел прямо в темные татарские глаза Колчака.
        Тот лишь улыбнулся в усы:
        - Так ведь, от него никуда не спрячешься, Ваше превосходительство!
        - Вот-вот. Стоило пару раз промурлыкать под фортепиано в салоне 'Петропавловска', как тут же окрестили певцом! Но, Вы-то, откуда это узнать успели? Ведь всего несколько дней, как прибыли в Артур?
        На мгновение, тень смущения пробежала по лицу лейтенанта, но в следующий миг он уже с вызовом смотрел в глаза Вольфу:
        - Так ведь хотелось узнать, под чьим командованием придется воевать японца, Ваше превосходительство!
        'Молодец, 'АдмиралЪ', молодец! Горяч, прямолинеен, смел. Споёмся!'
        - Ну и как успехи? Только честно, Александр Васильевич, без утайки, добро?
        - Добро, Ваше превосходительство. Если честно - то - почти никак. Никто на эскадре не знает ни кто Вы такие, ни откуда явились. Ни из одного выпуска Морского училища не помнят..., - Колчак словно запнулся, очевидно подумав, что взболтнул-таки лишнего.
        - Не помнят, чтобы таковые фамилии вообще значились в списках выпускников, - я правильно сформулировал, да? - Вольф грустно улыбнулся, - И, поэтому у всех офицеров - большущий такой вопрос - что за 'фрукты' прислал Его Императорское Величество командовать флотом?
        - Совершенно верно, Ваше превосходительство! Это Вы сказали, как нельзя лучше.
        'Знал бы ты, Александр Васильевич, что местами я тоже не совсем в восторге от подобного хода нашего '...и прочая, и прочая, и прочая', а местами - совсем даже не в восторге! Но, что уж теперь поделать-то? Нет Макарова в этой реальности. Уж год, как нет. Поэтому капец Порт-Артура мог бы получиться ещё более эпичным, чем в известной мне истории. Хотя... Не факт, что мы с Ильёй тут не 'нарулим' такого, что и бульдозером не разгрести потом...'
        - К сожалению, Александр Васильевич, не моя это тайна, вернее - не только моя. Поэтому, не обессудьте, но пока что Вам её открыть не могу, - Вольф вздохнул, - Но, если мы с Вами проживем на этой войне достаточно долго, то, чем чёрт не шутит!
        - Дым два румба слева по носу! - крик сигнальщика пронесся над палубой истребителя.
        - Тьфу ты! Помянул нечистую силу! - Сергей вскинул к глазам свой 'цейсс', пытаясь разглядеть, кого же там принесла нелёгкая...
        Небольшой дымок, не слишком жирный, но, всё же, довольно заметный. Источник пока не разобрать, но явно - не тяжелый корабль. Сергей повернулся к Колчаку:
        - Сигнал 'Сильному' - курс и скорость прежние, прикрывать транспорт! Ну а нам, пожалуй, стоит взглянуть на этого незнакомца, Александр Васильевич!
        - Есть, Ваше превосходительство!
        Облокотившись на плечевой упор пушки Канэ, Вольф с удовольствием наблюдал, как четко, быстро, но без суеты командир отдавал приказы. Вот по фалам единственной мачты уже поползли разноцветные сигнальные флаги, вот звякнул, продублировав команду, машинный телеграф, указатели которого замерли в положении 'Самый полный вперед'. Мерно вздыхавшие машины начали быстро наращивать темп своего палящего дыхания, всё быстрее и быстрее проглатывая тугой раскаленный пар и выплёвывая его, мятый поршнями, в единственный холодильник. Легкий дымок из труб сменился густыми тёмными клубами - кочегары начали усиленно шуровать в топках, чтобы не дать пару просесть из-за резко возросшего аппетита машин. 'Сердитый' разгонялся всё быстрее и быстрее, словно пришпоренный скакун- через несколько минут он уже летел по волнам со скоростью в два с половиной десятка узлов, разбрасывая форштевнем тысячи сверкающих брызг, а за кормой, среди темных волн и солнечных бликов, тянулось длинное белое кружево кильватерного следа...
        - Дымы на правом крамболе! - раздался тревожный голос сигнальщика.
        - Ещё дым!
        - Ещё два дыма в румбе справа по курсу!
        На горизонте, действительно, наблюдалось целое скопление дымков - сначала неясное, словно серо-сизое облачко, оно, постепенно, начинало приобретать очертания дымов отдельных кораблей. Все они концентрировались в той стороне, где был подход к внешнему рейду пока ещё невидимого Порт-Артура. Уже можно было насчитать около десятка дымов, но, похоже, это был не предел.
        'Репетиция концерта для рояля с оркестром' - Вольф вспомнил текст полученной рано утром телеграммы командующего флотом. На что в ответ тут же полетела шифровка: 'Посылку высылаю. Встречай. Твой Э.Б.'. Этот самый 'Э.Б.', он же - 'посылка' - сейчас густо дымил уже далеко за кормой миноносца, сопровождаемый 'Сильным'. А вот другой 'почтальон' сейчас стремительно летел навстречу ближайшему, пока ещё неопознанному дыму.
        Этот самый дымок, стал гуще - незнакомец явно шел им навстречу, тоже увеличив ход. Точнее - незнакомцы - теперь уже явно было видно, что это - пара кораблей, и их ранее створившиеся дымы теперь явственно разделялись.
        Колчак, напрягая зрение что было сил, вглядывался в приближающиеся корабли, пытаясь опознать их, но его 'галилей' явно уступал новенькому 'цейссу' Сергея, который тоже некоторое время разглядывал встречные корабли в свой бинокль, а затем протянул его Колчаку:
        - Два 'сокола', Александр Васильевич. Это - наши!
        Колчак взял адмиральский бинокль, вскинул его к глазам и, после минутной паузы, произнёс:
        - Да, очень похоже, что 'соколы'. Хотя у японцев тоже есть корабли с похожим силуэтом.
        - Есть, и на этом сходстве можно очень сильно обжечься, Александр Васильевич, - задумчиво произнес Сергей, принимая обратно свой бинокль, - особенно - в сумерках или в дымке, но, не в этот раз, господин лейтенант.
        - Почему Вы так уверены, Ваше превосходительство?
        - Потому что - это наша эскадра идет в море от Артура, а эти два миноносца - её левофланговый дозор! Взгляните внимательно на головной корабль колонны на горизонте - его мачты и верхушки труб уже просматриваются!
        Колчак вновь стал напряженно вглядываться вдаль сквозь линзы. Вольф же продолжал:
        - Видите - две высокие трубы, между ними - вентиляционная мачта, заметно ниже верхушек труб?
        - Да, Ваше превосходительство, правда, видно довольно смутно!
        - Это 'Петропавловск', Александр Васильевич! Но, чтобы в корне развеять Ваши сомнения - посчитайте количество труб на корабле, что между 'Петропавловском' и дозором, идущим в нашу сторону.
        - Не могу разобрать, силуэт сливается. То ли четыре, то ли пять!
        - А сколько у японцев крейсеров с четырьмя или пятью трубами, а, Александр Васильевич?
        Колчак улыбнулся:
        - Ни одного, Ваше превосходительство!
        - Правильно! Стало быть...?
        - Эскадра - наша! - закончил Колчак фразу Вольфа.
        Вольф, улыбнувшись, кивнул.
        'Сердитый' всё также несся по морю навстречу своим товарищам. Прошло совсем немного времени, и они обменялись приветствиями со 'Скорым' и 'Страшным'. Последний - новенький, ещё пахнущий свежей краской, только-только прошедший испытания на полный ход. В каноничной истории этот миноносец имел самую короткую из всех артурских кораблей карьеру - всего месяц пробыв в строю флота, он геройски погиб в последний день марта, приняв в предрассветных сумерках за свои корабли японские миноносцы и сражаясь затем до последнего с окружившими его врагами. Гибель этого корабля в то хмурое мартовское утро запустила целую цепочку событий, закончившихся гибелью флагманского 'Петропавловска' вместе с адмиралом Макаровым... Как оно будет, здесь-то?
        Обменявшись сигналами с дозорными миноносцами, 'Сердитый' повернул назад, к коптящему вдалеке 'Эдуарду Бари'. Глядя в очередной раз, как легко миноносец вспарывает форштевнем воду, советник произнёс:
        - А неплохо так Ваш 'соколёнок' ход держит, Александр Васильевич!
        На что получил совершенно неожиданный ответ:
        - Чего же хорошего, Ваше превосходительство? Вот если бы мы шли так вперёд, на неприятеля, было бы хорошо!
        Да! В этом ответе и был весь Колчак! Только вперёд! Вольф улыбнулся:
        - Погодите, немного, Александр Васильевич! Война только началась и серьезные битвы ещё впереди. Японских кораблей на всех хватит!
        Всё оставшееся до Артура время они с Колчаком обсуждали эволюции эскадры, которые та совершала мористее маршрута их маленького конвоя. Иногда Сергей оглядывался на идущий чуть позади, транспорт. 'Какая горькая ирония судьбы! Когда-то именно 'Бари', вместе с несколькими другими пароходами, доставлял в Порт-Артур огромные деревянные ящики, в которых хранились разобранные на части миноносцы. И вот теперь два из них конвоируют его к месту последней стоянки...'
        * * *
        С высоты Золотой горы Сергей наблюдал, как портовые буксиры разворачивали массивный корпус 'Эдуарда Бари' в то положение, которое он должен был занять при затоплении. Вот паровой барказ завез кормовой якорь и пароход отработал последнюю команду своего капитана - втугую выбрал якорные цепи. Всё. Топки погашены, последние ценные предметы снимаются со своих мест. Всё ценное, что может пригодиться на других судах, механики отвинчивают с ещё не остывшей машины. Горько и досадно. Но иначе - никак. Вход в гавань Порт-Артура всё ещё беззащитен - хоть 'Харбин' и 'Хайлар' надежно перекрыли своими корпусами путь японским брандерам вдоль берега Тигрового полуострова, но путь со стороны моря по прямой - всё ещё открыт. И вот теперь настал черед 'Бари' стать рукотворным рифом на пути японских пароходов-смертников.
        Две низкие серые тени, обогнув по широкой дуге замерший пароход, направились в сторону Дальнего. Это 'Сердитый', доставивший советника в Артур около часа назад, направлялся обратно - в Талиенванский залив, вместе со своим напарником - 'Сильным'. Почему корабли не отправились в обратный путь сразу же, как привели 'Бари' на рейд Артура? Была у этой задержки веская причина. Глядя на корму 'Сердитого' в мощный бинокль, Вольф мог её наблюдать собственными глазами - накрытые брезентом, на палубе миноносца сейчас лежали части разобранного станка и ствол семидесятипятимиллиметровки, что ещё не так давно была украшением 'Паллады'. Точно такие же парусиновые свертки лежали и на палубе 'Сильного' - уже подходя к Артуру в разговоре с Колчаком советник имел неосторожность 'заикнуться' о усилении вооружения кораблей второго отряда. И неугомонный татарин тут же буквально вцепился в него, с просьбой разрешить забрать орудие для своего корабля из артурского арсенала прямо сегодня, не дожидаясь когда они прибудут в Дальний с попутным транспортом. Естественно, как только Криницкий узнал об этом, то незамедлительно
вытянулся в струну перед советником прямо на граните набережной Восточного бассейна, прося-требуя и себе такое же орудие и непременно сегодня же...
        И вот теперь эта неугомонная парочка уходила вдоль берега на восток, к Дальнему. Сергей же остался пока в Артуре - нужно было организовать отправку массы грузов различной степени срочности в Дальний. А ещё - ещё предстояло отправить туда орудия для вооружения береговых батарей и сторожевых кораблей. Причем, как подсказывала ему его интуиция, некоторые из них придется отбирать у крепостных артиллеристов едва ли не с боем!
        Но это всё - немного позже. Сейчас же Особый советник Его Императорского Величества просто любовался прекрасной панорамой, открывавшейся с вершины Золотой горы - бескрайняя морская гладь, раскинувшаяся впереди на сколько хватало глаз - до самого горизонта. А до него, судя по всему, было миль так под два с половиной десятка. И всё это лазурное великолепие сверкало солнечными бликами, которые рождали лучи уже начинавшего клониться к западу небесного светила. На этом огромном безбрежном, изменчивом и сверкающем пространстве моря, четко вырисовывались силуэты кораблей эскадры. Отсюда, с высоты горной вершины, эти грозные плавучие крепости казались совсем игрушечными. И казалось, что Илья сейчас вновь вел свой виртуальный флот в симуляторе. Казалось бы, как давно это было! Хотя прошло -то совсем немного времени. Чуть больше месяца. Месяц совершенно иной жизни. В ином мире иной эпохи. Месяц жуткой, нестерпимой боли страшной потери... Потери родных, близких, друзей... Любимых людей и такого привычного мира... Потери всей прошлой жизни... Ради чего? Чтобы стоять сейчас здесь и смотреть, как там, далеко
внизу, игрушечные кораблики из ожившего, далекого прошлого, вычерчивают кильватерными струями новые линии их судьбы, их жизни? А может - ещё для чего-то понадобилось судьбе вырвать его и остальных попаданцев из пламени гибнущего мира? Может быть - чтобы спасти мир этот? Мир, в котором, так же, как и в нашем, есть Порт-Артур. И Золотая гора. И точно такая же разномастная эскадра, как в нашем прошлом, пытается сражаться с превосходящим, хорошо обученным и однородным по составу сил флотом противника. Вольф грустно улыбнулся - 'Ага, тоже мне, мессии нашлись! Спасители, блин!'... Хотя... Вольф опустил глаза вниз. Под ногами был серый бетон бруствера тринадцатой батареи. Невзрачный и неровный, он выглядел даже чересчур реалистичным. Словно окружавший мир вновь и вновь пытался доказать ему - 'ты здесь, в Артуре, и никуда тебе уже не деться!' Сергей машинально провел подошвой правого ботинка по шершавой холодной поверхности. Всё именно так, как и должно быть. Ну и пусть! 'Раз уж так судьбе угодно - будем драться до конца. И хренушки вы нас голыми руками возьмете!' - и советник вновь вскинул к глазам бинокль,
разглядывая далекие корабли эскадры. Густо дымя, броненосцы пытались изобразить подобие кильватерной колонны после очередного маневра. Если говорить честно, то получалось не очень - только одна 'Полтава' выполняла все эволюции синхронно, словно была привязана к идущему впереди 'Петропавловску'. 'Севастополь' тоже старался держать строй, но ему явно не хватало мощности машин при совершении эволюций - этот самый тихоходный броненосец эскадры при каждом повороте немного приотставал от переднего мателота, норовя подставить корму под шикарный таранный форштевень идущего следом 'Пересвета'. Стоящий на мостике последнего князь Ухтомский периодически любил покомандовать и каперангом Бойсманом и его кораблем прямо во время эволюций, что в последние выходы в море пару раз уже едва не закончилось столкновением. Вот и сейчас 'Пересвет' стремительно нагонял приземистого 'Севастополя' на выходе из поворота. Окованный медью форштевень броненосца-крейсера вспенивал воду уже совсем рядом с кормой впереди идущего корабля.
        - Да что ж князенька опять вытворяет-то?!
        Вольф невольно повернулся на голос, хотя и так знал, кому он принадлежит - стоящий рядом Щенснович не отрывал глаз от бинокля, ожидая развязки. Тут же стояли Григорович и Сарнавский - Вольф специально пригласил командиров находящихся в ремонте кораблей к наблюдению за эволюциями эскадры - пусть смотрят и учатся на чужих ошибках, чтоб самим не повторять. Встретившись взглядом с Сергеем, Григорович только пожал плечами, а в его глазах откровенно читалась некоторая неловкость за слова, произнесенные 'идальго', но уж никак не их осуждение. Младшего флагмана на эскадре как-то не особо любили и жаловали...
        - Что же вы, господа, так своего младшего флагмана-то не жалуете!? - тихо произнес Вольф, глядя, как форштевень 'Пересвета' всё ближе и ближе подбирается к корме 'Севастополя'
        - Так Павлу Петровичу не впервой своим кораблём других бодать! - всё также, не отрывая глаз от бинокля, ответил командир 'Ретвизана'.
        - Это в каком смысле 'не впервой', Эдуард Николаевич?
        - А Вы не в курсе, Ваше превосходительство?
        - Если честно - то нет. А что, уже был подобный грешок у Павла Петровича?
        - Да, было дело...
        При этих словах Сергей начал быстро перебирать в памяти все известные сведения о повреждении наличных сейчас в Артуре судов эскадры от таранных ударов, но, кроме уже залатанной пробоины в борту 'Полтавы' и почти отремонтированного 'Боевого' больше ему память, при всей её услужливости, ничего предложить не могла. Тем более - 'Пересвет' пока что точно никого из своих не таранил, если не считать текущую ситуацию.
        - Это было ещё в бытность князя командиром 'Владимира Мономаха', - продолжал тем временем Щенснович, - И было тут же. В Артуре. 'Мономах' тогда здорово ударил штевнем английского 'купца'. Его потом пришлось за казенный счет ремонтировать. Только вот название парохода не припомню...
        - 'Краун оф Арагон' - 'Корона Арагона' по-нашему, - подключился к разговору Григорович, - я в то время в Англии был морским агентом. Потому этот эпизод помню. Хорошо, хоть скандала удалось избежать - дело быстро прикрыли по дипломатическим каналам, пароход отремонтировали, на том вся история и закончилась.
        - Спасибо, что просветили, господа! Не знал! А вот чем закончится сегодняшняя история?! - и Сергей вновь направил взгляд на опасно сблизившиеся корабли.
        В это время 'Пересвет', круто положив руль, пытался всё-же отвести свой могучий бивень от мягкой кормы впереди идущего броненосца. 'Севастополь' тоже пытался увернуться от опаснейшего 'пинка под зад', пытаясь спасти руль и винты от таранного удара.
        Спустя почти минуту напряженного ожидания стало ясно - столкновения удалось избежать. Все облегченно вздохнули.
        'И разошлись, как в море корабли...' - пронеслось в голове советника.
        А ведь в 'их истории' 'Пересвет' действительно догнал на повороте 'Севастополя' в один из учебных выходов эскадры при адмирале Макарове. Правда, произойти это должно было чуть позже. Но всё равно - Илью нужно не забыть предупредить. Чтобы пока маневры отрабатывал при увеличенных дистанциях между мателотами. 'Конечно, интенсивное обучение во время ведения военных действий - не есть хорошо. Но другого выхода сейчас просто нет... Время на довоенную подготовку безвозвратно упущено, единственное, что мы можем сейчас - постараться не допустить крупных аварий во время учебы...Вот только - удастся ли?'
        - Ну что, господа? Слава Богу - обошлось в этот раз?!
        - Да, обошлось! Слава Господу и рулевым! - произнес Григорович.
        - Похоже, на сегодня эволюции окончены! - добавил Щенснович.
        И действительно - 'Петропавловск', чья фок-мачта была густо расцвечена сигнальными флагами, явно нацелился на вход в гавань...
        На Артур опустился вечер. Тихий зимний ветерок холодил щеки. Вольф поднял воротник тужурки, невольно поёжившись. Редкие огни желтыми бликами отражались на подернутой рябью воде Восточного бассейна. Где-то внизу, под кормовым балконом флагманского броненосца тихо плескались крохотные волны. В паре метров от него стояла высокая фигура в такой же черной форме. Только на тускло отблескивавших золотом погонах красовались два черных орла.
        - Кстати, а что там за возня на внешнем рейде была уже после прихода эскадры, а, Илья?
        - Так это, Шульц на своём 'Боярине', оказывается, не просто так уголёк жег в дозоре. А притащил с собой захваченную японскую калошу.
        - И что за пароход?
        - Да какая-то 'мару' ... Название такое - язык сломать можно. Старая и ржавая развалина средних размеров. Шла из Чифу почти что в балласте - только немного риса в трюмах...
        - Это хорошо, что старая развалина - размеренно проговорил Вольф.
        - Это ещё почему 'хорошо'?
        - Топить не жалко будет. Вместо 'Шилки'.
        - А-а-а! - протянул Илья,- Ну, если в этом смысле - то да, хорошо! Я её тоже определил к затоплению. Тут у нас с тобой мысли совершенно сходятся. Так что вся эта возня на рейде - это разгрузка риса и загрузка камней в её трюмы. Завтра-послезавтра затопим рядом с 'Бари'. Всё же - какой-никакой, а заслон от японских брандеров будет.
        - Ага, главное - чтобы наши желтолицые 'друзья' атаковали примерно также, как это было в нашей истории. А то толку от наших баррикад может быть не очень много...
        - Да-да! Особенно в свете твоего сегодняшнего предложения по береговым пушкам Норденфельда. Я, признаться, сначала как услышал - чуть со своего адмиральского стула не упал... И все же, Серёг, ты хорошо обдумал эту свою идею? - Илья внимательно смотрел на Вольфа, облокотившись правой рукой на перила балкона, - Ведь это очень серьезный шаг - разоружать береговые батареи. Не то, что я не доверяю твоим идеям, но всё же...
        Сергей смотрел куда-то вдаль, на вечерний Артур, опираясь на перила обеими руками и словно что-то перебирая в своих мыслях...
        - Конечно, Илья, я всё обдумал, - Вольф повернулся лицом к командующему, - если бы был другой вменяемый вариант, то я, может, и не трогал бы эти пушки, но... Нет его, другого вменяемого варианта. Китайские полевые пушки со складов нам ещё на суше послужат, тем паче - корабельных станков под них всё равно нет. Более крупнокалиберные орудия - слишком тяжелы для портовых пароходиков. А вот 'норденфельды' - это в самый раз для сторожевиков. Да и какой толк от этих 'пристрелочных' пушек? Что там можно 'пристреливать', когда их дальность вдвое-втрое ниже, чем дальность основных орудий береговой батареи? Там, где от них может быть толк - на кинжальных батареях у входа в гавань - пусть остаются. Мне пока остальных вполне хватит.
        - Да, я помню эту твою сегодняшнюю риторику на совещании, когда Белый чуть в обморок не грохнулся после твоего предложения разоружить батареи приморского фронта крепости...
        - Да какой, нафиг, разоружить, Илья! Избавить от ненужного хлама и бутафории - это да! Никто ж не снимает тяжелые пушки - я за такое сам голову кому хочешь, оторву!
        - Не кипятись, друг! Просто мне, как командующему, приходится обдумывать каждый шаг не только со стороны практичности, но и со стороны того, как это будет воспринято в Петербурге. Хотя это до чертиков противно.
        - О да, Илья Сергеевич! Представляю, каково это тебе, особенно - зная твой характер!
        - Вот именно! Но количество кулуарных 'доброжелателей' заставляет оглядываться и на это обстоятельство. И, думаю, что уже завтра в столицу полетит телеграмма, а может быть, и не одна, что Модус сотоварищи покусились на святая-святых - разоружают батареи крепости! И это, кстати, совсем не весело, так что зря улыбаешься!
        В ответ улыбка Сергея стала ещё шире:
        - Забей, адмирале! Про 'разоружение кораблей' телеграмм было не меньше, включая самого наместника! И что?! А ничего! Сняли эту малокалиберную бутафорию, и глазом не моргнули! И последний ночной бой только подтвердил правильность принятых решений. И, поверь мне - придет ещё время, когда и сторожевики себя проявят, и перевооруженные 'Дашка' с 'Паллашкой' отоварят кого-то из японских собачек!
        - Так, господин контр-адмирал! Порошу выражаться более почтительно по отношению к крейсерам вверенной не только мне, но и Вам, эскадры!
        - Всенепременно, Ваше превосходительство! Как только эти океанские пакетботы превратятся в крейсера, так сражу же и начну проявлять своё к ним почтение!
        - Мужики! - раздался бас Капера, выглянувшего на балкон в открытую дверь, - Хватит ломать тут комедию и мёрзнуть! Чай уже на столе, так что пойдем, нужно обсудить пару вопросов!
        - Действительно, пойдем, Серег! Хоть поужинаем сегодня все вместе, а то опять смоешься в свой Дальний!
        - Это да! Завтра опять смоюсь. Как только организую демонтаж и погрузку пушек Норденфельда для их отправки в Дальний.
        Уже в проёме двери Илья оглянулся:
        - Кстати, как там народ в твоём отдельном Дальнинском отряде? Нормальный подобрался?
        Переступая через высокий комингс вслед за адмиралом, Вольф усмехнулся:
        - Нормальный народ. Споёмся!
        И тяжелая стальная дверь с глухим стуком закрылась за ним. Лишь тихий зимний ветерок по-прежнему разгуливал на опустевшем кормовом балконе 'Петропавловска'...
        Глава 17
        3 марта 1904 года.
        Желтое море на юго-запад от Порт-Атура
        'Утро туманное, утро седое...'
        Широкие полосы плотного, густого и холодного тумана ложились на темную гладь зимнего моря. Вполне обычное здесь явление для этого времени года.
        И среди этой висящей в воздухе холодной и густой влаги три острых форштевня разрезали темные волны. Три серых двухтрубных корабля, следуя в кильватерном строю, порою почти теряя друг друга из виду, приближались в утренней мгле к Порт-Артуру...
        Стоящий на правом крыле мостика головного крейсера человек в контр-адмиральской форме Японского Императорского флота периодически оглядывался на шедших за ним мателотов. Вот и сейчас Дева Сигенори смотрел, как в кильватерной струе его бессменного флагмана 'Читосе' режут воду своими форштевнями такой же легкий и стремительный крейсер 'Такасаго' и намного более тяжелая и массивная 'Токива'. Последняя была чужаком в его отряде. Обыкновенно входящий в эскадру Камимуры, сейчас этот крейсер был включен в состав Третьего боевого отряда взамен 'Иосино' и 'Кассаги', которые были временно переданы эскадре Камимуры, нуждавшейся в быстроходных разведчиках для выполнения атаки Владивостока. Хотя, конечно, нигде в документах не значилось слово 'атака' или, тем более, 'бомбардировка'. Ведь бомбардировать город с тысячами мирных жителей негуманно. Нецивилизованно. А Япония так хотела выглядеть цивилизованной в глазах своих западных спонсоров... Вот потому везде фигурировало удобообтекаемое выражение 'усиленная рекогносцировка'.
        Но, поскольку оставаться самому без быстроходного разведотряда Того было нельзя, то было принято соломоново решение - отряд Девы получал в качестве усиления 'Токиву'.
        Глядя на размытый туманной дымкой силуэт концевого корабля своео отряда, Сигенори испытывал смешанные чувства. С одной стороны, конечно, хорошо, что в его отряде есть столь мощный корабль, как 'Токива'. С другой стороны, отрядная скорость теперь ниже, чем была раньше.
        Но что делали эти три японских корабля у берегов Квантуна пасмурным утром 3 марта? Одни, в тумане, вдалеке от главных сил своего флота? Японский адмирал, пребывавший в довольно мрачном настроении, прекрасно знал ответ на этот вопрос. Разведка! Да, именно ради неё три корабля пересекли половину Желтого моря. Ибо адмиралу Того срочно нужны были подтверждение или опровержение агентурных данных.
        Что и говорить! Четвертая атака Порт-Артура, предпринятая Того 26 февраля, была не совсем удачной, а если уж быть и вовсе откровенным, то совсем неудачной. В одну ночь Японский императорский флот потерял три истребителя, а утром ещё и два броненосца получили повреждения, попав под сосредоточенный и явно корректируемый огонь береговых пушек и орудий русской эскадры. Словно их ждали. Ответный же ущерб, понесенный северными варварами, несмотря на то, что по городу и крепости было выпущено более сотни тяжелых снарядов, судя по отчетам агентуры, был просто смехотворно мал. Поэтому, придя на временную базу у берегов Кореи, первая эскадра начала тут же зализывать раны и готовиться к следующей атаке. Нужно было во что бы то ни стало поквитаться с гайдзинами! Даже высочайший рескрипт божественного Тенно, полученный на эскадре через два дня и зачитанный лично адмиралом Того на собрании командиров, не особо радовал флагманов. Хотя, конечно, Его Величество и старался приободрить своих воинов.
        'Мы услышали, что Соединенный флот беспокоил неприятеля в Порт-Артуре и что в особенности первый и третий отряды истребителей, невзирая на опасность, под огнем неприятельских батарей, храбро сражались с превосходящими их по силе отрядами неприятельских миноносцев.
        Несмотря на то, что Наше сердце переполнено скорбью по храбрым морякам Нашего флота, сложившим свои головы в бою, Мы также вновь глубоко радуемся доблести Наших офицеров и нижних чинов, прилагающих все усилия для победы в этой войне.'
        Тут же на бумагу легли каллиграфически безупречные иероглифы ответного адреса:
        'По поводу того, что Ваше Величество соизволили даровать всемилостивейший рескрипт о действиях флота у Порт-Артура десятого марта, мы не имеем слов выразить наши чувства благодарности.
        Теперь, когда холода в Желтом море уменьшились, - нам будет легче вести военные действия против неприятеля и мы с ещё большим усердием будем стремиться к успешному окончанию войны'.
        Однако, несмотря на все эти красивые слова и витиеватые выражения, реальность, окружавшая командующего Соединенным флотом, была не столь радужной. Два броненосца несколько дней вынуждены будут простоять в ремонте, как и пара истребителей. И если последних можно было безболезненно для флота отправить на ремонт в Японию, то броненосцы придется ремонтировать прямо здесь, у корейских берегов. Потому как нужно надежно прикрыть высадку армии Куроки и ослаблять главные силы никак нельзя, особенно учитывая то, что Камимура всё ещё не вернулся со своими крейсерами от Владивостока.
        Но, очевидно, ками здешних вод всего этого показалось мало для испытания твердости духа командующего японским флотом. Потому как вскоре на временной базе у корейских берегов получили агентурное сообщение из Артура - 'Русская эскадра в составе тридцати вымпелов вышла в море'.
        Это могло означать что угодно - от простого выхода русской эскадры на очередную тренировку или рекогносцировку, что при новом её командующем стало уже практически нормой, так и вполне возможный прорыв во Владивосток, на соединение с крейсерами Иессена. Последний вариант был, конечно, менее вероятным, но чего следует ожидать на самом деле от нового руководства русской эскадры, в штабе Того не знал никто. А, если учесть все сложившиеся обстоятельства - что два броненосца первого отряда повреждены, что при главных силах остались только два бронепалубных крейсера и один броненосный, два отряда истребителей вне игры и что Камимура никак не успевает на соединение с Того после бомбардировки Владивостока, то шансы русских на прорыв весьма неплохи - их эскадра даже без поврежденных 'Цесаревича' и 'Ретвизана' сейчас как минимум не уступает силам Того. Поэтому тут же полетели телеграммы Камимурее и Катаоке с указаниями первоочередных действий. Но где сейчас находились главные русские силы, пока не знал никто...
        Сложившаяся неопределенность ситуации совершенно не устраивала Хейхачиро, поэтому следующим же утром отряд крейсеров адмирала Дева ушел на разведку к Порт-Артуру. Ровно через сутки его корабли уже подходили к берегам Квантуна, урываясь от глаз врага за белёсыми полосами тумана.
        Опираясь одной рукой на поручни мостика, Дева Сигенори напрягал всю остроту своего уже немолодого зрения, пытаясь различить на горизонте хоть что-то, кроме бело-серой мглы.
        Пару минут назад в разрывах полос тумана промелькнули смутные очертания гор Квантуна, но почти тут же вновь скрылись в густой влажной пелене. Отряд Девы сейчас шел в зоне довольно хорошей видимости, находясь меж двух клубящихся белых стен, нависших над морем. По расчетам штурмана, до внешнего рейда Артура осталось восемь-девять миль. Вполне достаточное для наблюдения за русской крепостью расстояние в нормальных условиях. Но сейчас между крейсерами Девы и рейдом Порт-Артура находилась плотная, непроницаемая стена тумана. И придется войти в эту плотную полосу мглы, чтобы подойти поближе, в надежде на то, что за ней есть такое же пространство с более-менее приличной видимостью.
        Сигенори отдал короткую команду, вслед за ней на фалах 'Читосе' влажный ветер развернул гирлянду сигнальных флагов и три серых морских хищника один за другим нырнули в белёсую мглу.
        На крыле мостика большого четырёхтрубного корабля стоял офицер - несмотря на уже немолодой возраст - подтянутый, в безукоризненно подогнанной форме, на черном сукне которой тускло поблескивали погоны капитана первого ранга. Роберт Николаевич Вирен, командир единственного в эскадре броненосного крейсера, с тревогой вглядывался в полосы густого тумана, окутавшего подходы к внешнему рейду Артура со стороны моря. Какое-то смутное недоброе предчувствие не давало ему покоя. Совсем неподходящая погода для маневров эскадры. Свободный от тумана участок акватории с рассвета простирался не далее семи-восьми миль от Артура, а теперь ещё уменьшился надвигающимися с юго-востока рваными полосами мглы. По сути, он уже ограничивался пределами внешнего рейда, ну, может, чуть далее... Но ни на сигнальной мачте Золотой горы, ни на реях 'Петропавловска' сигнала об отмене маневров пока что не было.
        Роберт Николаевич ещё раз обернулся, через плечо глядя на массивную фок-мачту флагмана, густо дымящего обеими трубами во внутреннем бассейне. Ничего... И, судя по дымам, практически вся эскадра вслед за флагманом поднимала пары для выхода на рейд. 'Баян' сегодня вышел на внешний рейд первым, только лишь тралящий караван доложил о том, что фарватер чист.
        И теперь крейсер стоял, словно грозный страж, охранявший узкий и извилистый путь из тесной гавани Артура в открытое море. Вот уже 'Пересвет', извергая дым своими массивными трубами, подошел к проходу в боновом заграждении. Следом за ним, держась на почтительном расстоянии, шла его 'младшая сестра' - 'Победа'. Сегодня командующий эскадрой изменил порядок выхода кораблей. Первыми, по ещё высокой воде, шли броненосцы-крейсера, имевшие наибольшую осадку в эскадре. И уже за ними должна была следовать тройка броненосцев типа 'Полтава'. Но их командир 'Баяна' видеть уже не мог - низко стелющийся дым из труб 'Пересвета' и 'Победы' напрочь скрыл внутренний рейд от взглядов со стороны моря. Головной броненосец уже прошел ворота и теперь бревна бонов с обоих сторон синхронно раскачивались волнами, поднятыми острым таранным форштевнем 'Пересвета'. Сюда же, в это узкое пространство вспененной винтами воды уже нацеливала свой нос 'Победа', от бортов которой, отчаянно дымя высокими тонкими трубами, отваливали два небольших портовых буксира, помогавших преодолеть бронированному гиганту самый узкий и мелководный
участок выхода из Порт-Артурской гавани.
        'Выскочка-выскочкой, но, того и гляди, научит эскадру в море выходить как положено, в одну воду. А то вечно ползли, как будто на волах ехали...' - понеслось в голове каперанга. При всём том, что никакой особой симпатии к новому командующему Вирен не испытывал, но не отметить те подвижки в лучшую сторону, что, пусть и не в темпе вальса, но всё же происходили на эскадре, он не мог.
        - Корабль на левом крамболе! - крик сигнальщика вывел командира 'Баяна' из состояния благодушного созерцания выхода эскадры...
        Черт! - выругался Роберт Николаевич, - неужели...
        В разрыве полосы тумана зыбкой серой тенью на несколько мгновений показался силуэт двухтрубного корабля и вновь растаял. Растворился, словно сахар в горячей воде... Но этих мгновений для опытного глаза было вполне достаточно, чтобы опознать старую знакомую 'гав-гав' японского адмирала... Затем, буквально на секунду, мелькнула ещё одна расплывчатая двухтрубная тень. И всё... Разрыв в тумане сомкнулся... Вирен повернулся к рубке, туда, где в уже бесполезный бинокль вахтенный начальник лейтенант Плен пытался хоть что-то разглядеть в клубящейся мгле.
        - Павел Михайлович! Срочно семафор на 'Пересвет', 'Петропавловск' и золотую гору: 'Замечены японские корабли. Крейсера. Предположительно типа 'Такасаго'.
        ... Непроглядный, сырой и холодный саван, окутывавший японские корабли, вдруг расступился, и в разрыве колеблющейся стены тумана Дева Сигенори увидел скалистые берега Порт-Артура. Знакомые желтовато-бурые очертания Золотой горы и Тигрового полуострова словно вырастали из темных вод Желтого моря. И на их фоне, среди разбросанных по рейду силуэтов сторожевых канонерок и миноносцев, выделялся крупный серо-зеленоватый четырехтрубный корабль.
        Такой у русских в Артуре сейчас мог быть только один - 'Баян'. А за ним, у выхода из прохода, виднелось что-то ещё. Судя по всему, более крупное... Но рассмотреть, что же там сейчас выходило на широкую воду из узкого бутылочного горлышка Порт-Артурской гавани, ни японский адмирал, ни более молодые и глазастые офицеры и сигнальщики, не успели. Помешал дым из труб 'Баяна' и то, что разрыв в полосе тумана вновь сомкнулся, закрыв рейд Артура от любопытных глаз....
        'Что ж!' - подумал Сигенори - 'Значит 'Баян' остался в Порт-Артуре. И, скорее всего, остальная эскадра тоже здесь, никуда не ушла. Пора давать радио Того. Хотя... Может, русский адмирал намеренно оставил 'Баян' на виду. Для дезинформации противника. Да и для двух броненосцев, что пока ремонтируются, при их последующем прорыве во Владивосток, быстроходный бронированный разведчик не помешает. А тем временем пятерка неповрежденных русских броненосцев уже может быть где-то у южного входа в Цусимский пролив. Идя навстречу летящему полным ходом на соединение с главными силами Камимуре. И если они встретятся... Пять броненосцев против пяти броненосных, но, все-же, крейсеров... Камимуре не позавидуешь. Нет, нужно ещё раз развернуться и подойти ещё ближе к Артуру. Чтобы рассмотреть всё наверняка. Если что - наша скорость всё равно больше, чем скорость русской эскадры. Оторвемся...'
        И в третий раз за последние полчаса японский отряд изменил курс...
        - Ваше благородие, семафор с 'Баяна'! - крик сигнальщика заставил всех, стоящих на мостике 'Пересвета', повернуть свои головы вправо.
        - 'Баян' передаёт: 'На зюйд наблюдал два японских крейсера, предположительно типа 'Такасаго'. Курс - зюйд-вест'.
        Человек с контр-адмиральскими погонами на плечах повернулся к стоящему рядом с ним высокому статному офицеру в форме капитана первого ранга:
        - Василий Арсеньевич, играйте боевую тревогу! Полный ход. 'Победе' сигнал - 'Изготовиться к бою, следовать за мной!'
        - Есть, Ваше превосходительство! - и командир 'Пересвета' своим раскатистым баритоном начал отдавать команды.
        Вот уже сильнее забурлила вода за кормой корабля, вокруг окованного медью форштевня всё выше стал подниматься пенный гребень, а под реями массивной фок-мачты распустились целые гирлянды сигнальных флагов. Всё пришло в движение. Стальная утроба броненосца наполнилась сотнями различных звуков - к глухому перестуку и вибрациям ускоряющихся машин и гулу котельных вентиляторов добавились лязгающие, стучащие, подвывающие и шипящие звуки лебедок, элеваторов, динамо-машин. И всё это обильно приправлено зычными командами да топотом десятков, если не сотен, матросских ног...
        Развернув орудия на левый крамбол, 'Пересвет', ускоряясь, катился на зюйд-вест по протраленному фарватеру. Следом за ним, вздымая волны острым форштевнем и оставляя за кормой пенные буруны из мутной воды, перемешанной с поднятым винтами илом, из ворот бона уже вышла 'Победа' и теперь, полностью застилая вход в гавань жирным угольным дымом, пыталась нагнать уходящий вперед флагман. Вирен тоже начал доворачивать машинами свой 'Баян' так, чтобы крейсер мог занять место в кильватере 'Победы'. Перспектива оказаться между кораблями Ухтомского и японцами, на линии огня своих же броненосцев, Роберта Николаевича не прельщала совершенно. Но и вклиниться между броненосцами он сейчас не мог, поэтому приходилось ждать, пока 'Победа' не проскочит мимо...
        Ухтомский, Бойсман и все остальные, кто был в эти минуты на мостике 'Пересвета', пристально всматривались вперед и влево, в плотную стену тумана, нависшую над холодными волнами не далее, как в двух-двух с половиной милях на юго-запад. Где-то там сейчас был враг, идущий в плотной пелене вдоль артурских берегов. И упускать возможность одарить дорогих гостей десятидюймовыми подарочками на пригоршней шестидюймовых пряников, ну никак не хотелось. Когда ещё представится такая возможность поквитаться с порядком надоевшими 'собачками' японского адмирала! Тем более, что для Павла Петровича это была прекрасная возможность реабилитироваться и в глазах всей эскадры, да и в своих собственных - тоже. Потому как нагоняй, полученный им по итогам последних маневров, был весьма досадным событием сам по себе, а если учитывать, что нравоучения пришлось выслушивать от какого-то 'юного дарования', по неведомой прихоти императора произведенному в чин вице-адмирала, то досадно и обидно было вдвойне. Хоть, выговор, конечно, был вполне заслужен, но... Его, князя, отпрыска старинной дворянской фамилии, ведущей своё родовое
древо аж от самого Рюрика, давшей отечеству множество офицеров, да и адмиралов, отчитал, словно нашкодившего юнгу, какой-то, в сущности, мальчишка, по совершенному недоразумению получивший орлов на плечи! Хорошо, хоть не в присутствии офицеров эскадры происходило сие действо, а уже тет-а-тет, после основного разбора полётов. Вообще, это новое руководство эскадры странное какое-то. Очень странное. И имена, и речь, и манера общаться друг с другом... Словно иноземцы. Но никакого акцента... Да и методы управления - весьма своеобразные... Хотя, воевать они, похоже, действительно умеют. По крайней мере, легкие силы именно при них добились первых успехов. Да и вся эскадра, кажется, воспряла духом. Два потопленных японских истребителя и один захваченный в плен - даже несмотря на то, что в ночном бою очень многое зависит от госпожи фортуны, это был очевидный успех. Как и отражение японской бомбардировки без малого неделю назад... Тут уж на милость фортуны всё не спишешь... А ему, старому служаке, пока что одни нагоняи достаются. Нет, так более продолжаться не может, тем более такой случай сам идет в руки! Что
могут две японские 'собачки' против двух русских броненосцев? Пусть даже и таких облегченных, как 'Пересвет'? Осталось только нагнать их, беспечно идущих в тумане!
        - А вот, похоже, и они! - процедил сквозь плотно сжатые зубы адмирал.
        И действительно, на краю туманной стены начало сгущаться темное пятно. Сначала блеклое и размытое, оно становилось всё плотнее...
        - Василий Арсеньевич, самый полный ход, нужно догнать этих беглецов!
        Несколько коротких команд, звяканье машинного телеграфа, приглушенный голос артиллерийского офицера, определяющего направление на противника и отдающего приказы в башни и плутонги...
        Носовая башня броненосца вздрогнула и с глухим гулом начала поворачивать влево, нацеливая длинные стволы своих орудий на размытую тень в тумане.
        Адмирал повернулся в сторону кормы - там, кабельтовых в трех от него, нещадно дымя всеми тремя трубами, пенила воду своим острым форштевнем 'Победа'. 'Баян', судя по всему, собирался вступить ей в кильватер, но пока лишь повернул вправо...
        - Вижу двухтрубный японский крейсер, три румба слева по борту! - крик сигнальщика заставил князя немедленно повернуться вперед.
        Из сплошной стены тумана, там, где за минуту до этого было лишь неясное пятно, на открытую воду вышел серый двухрубный корабль с восходящим солнцем на мачте. Вот только 'Пересвет' сейчас не догонял японскую 'собачку'. Потому что японец шел навстречу, почти параллельным курсом, делая, судя по прикидкам, узлов так под восемнадцать. И он был не один - через минуту, а может, и меньше, из туманного занавеса на сцену явился ещё один 'актер' с таким же изящным серым силуэтом. И, судя по размытому темному пятну по корме второго японца - ему в кильватер шел, как минимум, ещё один мателот...
        Туманное утро переставало быть томным...
        Сказать, что Дева Сигенори был удивлен - ничего не сказать. Ибо, когда его флагманский 'Читосе' прорвав пелену тумана, вышел на чистую воду, то не далее, как в двух с половиной милях от себя японский адмирал обнаружил то, что ранее так и не смог разглядеть в проходе артурской гавани. Большой оливково-серый корабль, высокобортный корпус которого был увенчан тремя широкими трубами и двумя массивными мачтами с боевыми марсами - броненосец-крейсер 'Пересвет'. И сейчас эта бронированная гора шла, судя по бурунам у форштевня и дыму из труб, полным ходом навстречу легкому бронепалубнику японского адмирала. А следом, в нескольких кабельтовых, шел ещё один такой же броненосец русских - 'Победа'.
        Значит, русская эскадра никуда не ушла, значит вся она здесь, в Порт-Артуре. Агентурные сведения оказались неточными. Нужно срочно уносить отсюда ноги, пока русские не открыли огонь! Сигенори повернулся к командиру своего флагмана:
        - Право на борт, поворот на восемь румбов. Самый полный вперед! Сигнал мателотам - Поворот последовательно вправо на 8 румбов!
        Конечно, более правильным, с точки зрения необходимости быстрее спрятать свои корабли в туман, был бы поворот 'все вдруг'. Но после него угроза столкнуться в плотной пелене с кораблем своего же отряда становилась более чем реальной. К тому же, при последовательном повороте под возможный удар русских снарядов подставлялся, практически, только бронированный хвост отряда - 'Токива'. И то, если русские успеют пристреляться.
        Вскинув к глазам бинокль, Дева внимательно рассматривал русские корабли. Те пока не стреляли. Но вот к рее фок-мачты 'Пересвета' начал стремительно подниматься одинокий сигнальный флаг. Пройдя примерно половину пути, флаг словно ожил - легкий ветер развернул его во всю длину. Это был однотонный красный флаг с косицами - флаг 'В' по международному своду...
        В своде сигнальных флагов русского флота этот флаг назывался 'наш'. И означал он не только букву 'Н', но и разрешение на открытие огня...
        Чуть ниже мостика 'Пересвета' что-то блеснуло сдвоенной ярко-желтой вспышкой, и через несколько секунд, противно подвывая, два шестидюймовых привета пронеслись чуть выше труб японского флагмана. Через два десятка секунд ещё один сорокакилограммовый снаряд, на этот раз из средней бортовой шестидюймовки, тоже ушел в молоко холодного и липкого тумана.
        Сигенори улыбнулся - русские артиллеристы не видели всплесков своих перелетных снарядов в тумане, поэтому пристреляться им будет сложнее, чем обычно...
        Но вот следующая пара снарядов легла уже с недолетом примерно в кабельтов, как-раз напротив грот-мачты японца, который уже закладывал крутую циркуляцию вправо, надеясь скрыться в спасительной мгле, до которой было совсем рукой подать.
        'Читосе' уже начал входить в полосу тумана, когда очередной шестидюймовый подарок всё же его достал. Точнее - почти достал - пробив навылет верхушку первой трубы, он разорвался, как и положено, с замедлением, осыпав мостик и полубак японского крейсера немногочисленными, но тяжелыми и убойными осколками. На флагмане Третего боевого отряда был ранен всего один человек. Но этот сигнальщик на всю оставшуюся жизнь стал безруким инвалидом...
        - Есть попадание! - радостно воскликнул старший артиллерист русского броненосца, заметив вспышку разрыва на уходящем в туман японском крейсере.
        - Спокойнее, Михаил Михайлович! Открывайте огонь всеми калибрами на поражение, раз уж пристрелялись, пока этот японский черт в тумане не растаял! - прозвучал в рубке спокойный властный голос Бойсмана.
        - Есть огонь из всех калибров! - едва ли не выкрикнул от нервного напряжения Римский-Корсаков.
        Через несколько секунд характерным оглушающим рявканьем отозвались все шестидюймовки броненосца, в чьих секторах обстрела находился головной японский корабль, звонким та-таканьем заговорили семидесятипятимиллиметровки. А потом, перекрывая всех, мощным, слитным дуплетом гахнули орудия носовой башни.
        Дева с мостика своего уходящего в туман флагмана видел, как уже размытый мутной пеленой силуэт 'Пересвета' озарился десятками вспышек.
        Раскат грома донесся с кормы японского крейсера почти сразу же поле яркой вспышки на юте - кормовая восьмидюймовка отправила свой подарок куда-то в сторону русского корабля, пока тот ещё был виден. Почти без надежды попасть, но всё-же...
        А через несколько секунд сгущающийся вокруг 'Читосе' туман наполнился жутким воем, свистом и рычанием - большие и малые русские снаряды завершали свой полёт, пытаясь нащупать в белёсой мгле вражеский корабль. И, если бы крейсер Девы не описывал крутую циркуляцию вправо, большинству из них это вполне бы удалось. Японский адмирал даже невольно втянул голову в плечи (хоть и на секунду, ибо не подобает такое самураю), когда среди целого леса всплесков два громадных водяных столба выросли слева по борту - каждый высотой с мачту его крейсера. С такой дистанции даже четырехдюймовые скосы бронепалубы не сдержали бы удар снарядов главного калибра 'Пересвета'. Но - не судьба... 'Читосе' растаял в тумане, отделавшись лишь тремя шальными семидесятипятимиллиметровыми снарядами, попавшими в корму. Как итог - двое раненных.
        'Такасаго' досталось серьезнее - до того, как он начал исчезать в тумане, по нему успела пристреляться 'Победа' и два её шестидюймовых 'подарка' хорошо порезвились в кормовых помещениях крейсера. 'Пересвет' же успел дать по нему лишь один пристрелочный залп шестидюймовок до того момента, когда на фоне туманной стены четко обрисовались контуры 'Токивы' и на русском флагманском броненосце, наконец, смогли правильно опознать концевой корабль японского отряда.
        - Вот тебе и 'собачки адмирала Того'! - процедил, не отрывая глаз от бинокля, Бойсман.
        Внезапно, яркие вспышки озарили бак японского корабля - шестидюймовые и восьмидюймовые орудия открыли огонь практически одновременно. Один за другим перед носом 'Пересвета' начали подниматься фонтаны вздыбленной взрывами воды.
        - Переносите огонь на концевой японский крейсер, Михаил Михайлович! - раскатистый голос Бойсмана заполонил, казалось, всё внутреннее пространство боевой рубки.
        - Есть перенести огонь на концевого! - отозвался артиллерийский офицер.
        Но, едва успел Римский-Корсаков передать новые данные в башни и плутонги, как следующим залпом 'Токивы' русский флагман был накрыт.
        - Смотрите, попадание в 'Пересвет'!
        Зацаренный, прильнув к смотровой щели рубки видел, как над бортом окруженного столбами воды флагманского броненосца поднимается облако черно-бурого дыма. Само место попадания отсюда не было видно, но расходящееся вверх и в стороны клубящееся облако было однозначным свидетельством того, что японский снаряд в этот раз встретился не с холодными волнами Желтого моря, а с выкрашенной в оливковый сталью борта русского броненосца.
        Ярко сверкнуло впереди рубки 'Побелы' и гром залпа носовой башни на миг заглушил все остальные звуки вселенной... Люблинский положил снаряды своего броненосца у самого борта уходящего в туман 'Такасаго'. Крутая циркуляция спасла в этот день уже второй японский крейсер от очень серьезных неприятностей.
        Зацаренный же, словно завороженный, смотрел, как сначала бак и борт 'Токивы' озарились вспышками выстрелов, а затем на шканцах 'Пересвета' вновь полыхнуло и очередной черный цветок распустился над палубой броненосца. И, судя по тому, что над носовой частью корабля тоже поднимались черно-бурые клубы, это попадание было не единственным. Наконец, Василий Максимович повернулся к старшему артиллеристу:
        - Владимир Александрович! Огонь по концевому! Нужно выручать флагмана!
        - Есть! - и Люблинский прильнул к оптическому визиру, выдавая на орудия новые данные для стрельбы.
        Логично рассудив, что 'Токива', как и 'Такасаго', будет последовательно поворачивать вправо, идя 'протоптанной' первыми двумя крейсерами дорожкой, артиллерийский офицер 'Победы' чуть добавил установки дальности и подкорректировал установки целика.
        Из трех шестидюймовых снарядов первого залпа 'Победы' по 'Токиве' все три легли почти у самого её борта, из троицы второго -огненным цветком на бортовой броне японского каземата полыхнул один, оставив после себя полупрозрачное облачко зеленоватого дыма. Но и этой, единственной, вспышки, Люблинскому хватило, чтобы засечь накрытие. И тут же носовая башня выбросила длинные кинжалы ярко-желтого огня в сторону уже развернувшегося всем бортом японца...
        Не прошло и шести секунд, как 'Токиву' основательно тряхнуло. Перекошенная на катках и намертво заклиненная кормовая башня потеряла способность не только вращаться, но и вообще вести огонь. То, что второй снаряд "Победы", прошив корпус 'Токивы', искорёжил барбет этой же башни и разрушил элеватор восьмидюймовых снарядов и зарядов, русские моряки так и не узнали. С русских кораблей лишь видели вспышку на юте 'Токивы' у кормовой башни, которая после этого не вращалась, скорбно опустив стволы своих орудий к палубе и то, что и последние два залпа японец, за кормой которого тянулся серый дым, вел лишь из кормовых шестидюймовок...
        * * *
        Дверь широко распахнулась, и в адмиральский салон 'Петропавловска' ввалилась громадная фигура Капера.
        - Да, адмирале, там действительно такие 'ворота' получились над самой ватерлинией, что в носовую часть 'Пересвета' можно чуть ли не телегой заезжать, прямо с причала!
        - Да мы эти дыры ещё раньше тебя видели, как только 'Пересвет' в гавань вернулся. А что говорит Кутейников?
        - А Николай Николаевич дает не меньше недели на устранение повреждений, а то, может, и десяток дней.
        - Зашибись! Вольф как в воду глядел! - и Илья пристально посмотрел на своего зама, который вот уже минут пять сидел над развернутой на столе картой Желтого моря с линейкой и циркулем и что-то там вымерял и записывал в блокнот.
        - Ага, ты ещё скажи, что накаркал! - не отрываясь от своего занятия ответил Сергей.
        - Учитывая последнюю цепочку событий, я к этой мысли склоняюсь всё сильнее и сильнее, - присоединился к разговору Павел.
        Сергей, наконец, оторвался от своего занятия и повернул свою, уже тронутую сединой, голову, к Вельхеору:
        - Не, Паш, я просто вангую!!! Как говорил один известный юморист 'я обладаю даром, но не даром!'...
        - Ага! Свежо преданье... - раздался с другого края стола голос Гарика.
        Сергей улыбнулся:
        - Парни, ну я ж всё-таки 'механикус', как любит выражаться наш досточтимый адмирале, и в заклёпках кой-чего смыслю-то. Так что примерно угадать время ремонта как бы особого труда не составляет... Тем более - там ничего сложного-то по ремонту нет... Вот если задаться более объемной задачкой...
        - Это какой? - оживился Илья.
        - Это такой, которая поможет в следующем бою этим двум полуброненосцам не получать столь обширные пробоины в небронированных оконечностях.
        - Забронировать их?
        - Точно.
        - Я уже сам думал над этим, - Илья повернул голову к севшему за стол Каперу, - И Володя вон тоже. И не раз. Вопрос только в одном - где в этом Порт-Мухосранске взять броневые плиты подходящей толщины?
        Вольф снова улыбнулся:
        - Броневые листы двух- или трехдюймовой толщины в Артуре действительно не найти, да ещё и в таком количестве. Но, во первых, их можно заказать - хоть Ижорскому заводу, хоть Круппу. Без разницы - всё равно раньше начала осени они сюда не прибудут.
        - И толку от них?! - взгляд Ильи красноречиво выражал фразу 'Ты б ещё про чисто теоретическую возможность построить в нынешних реалиях авианосец тут рассказал бы'! Но, данный взгляд Вольфом был начисто проигнорирован:
        - Да не перебивайте, господин вице-адмирал! Так вот, пока наша неповоротливая машина Морского ведомства разродится на броню для этой парочки, а, с учетом, как я надеюсь, прихода 'Осляби' во Владивосток - то и для всего трио этих недолинкоров, то нам придется импровизировать по ходу пьесы.
        - Что предлагаешь?
        - Временный эрзац-вариант. Обычные дюймовые листы корабельной стали или котельного железа. В два слоя у штевней, а у края бронепояса можно и в три слоя сделать.
        - И сколько всё это удовольствие потянет, не прикидывал? - спросил Капер.
        - Прикидывал. Я, когда вечером из Дальнего сюда ехал - немного времени было. Так вот. Всё это удовольствие вместе с подкладкой под листы и крепежными болтами в две сотни тонн выйдет.
        - Не мало?
        - Нет. Не мало. Хотите - могу в столбик при вас, друзья, пересчитать.
        - Да ладно, Серег, не кипятись, верим.
        - Это хорошо, Но, всё же, лучше это дело Кутейникову поручить. Он лучше любого из нас с этой задачей справится. Заодно при подготовке работ получит точные обмеры кораблей 'в натуре' для последующего заказа бронеплит, чтобы тут по месту их потом не резать...
        - Как-то уж слишком складно всё получается - проворчал Вельхеор.
        - Это в теории, Паш, а на практике гемороя хватит, уж поверь!
        - Это точно! - пробасил Капер, - Мы вон сегодня с самого утра с флагманским минером и механиками порта японский трофей практически весь излазили. Так с виду тоже вроде ничего страшного, а там всяких мелких работ - просто тьма тьмущая. Хорошо хоть машины и котлы более-менее живые... Но окончательно всё будет понятно, когда через неделю его введем в новый док для миноносцев.
        Илья улыбнулся:
        - Скорее - в новый-старый док...
        - Учитывая, что достроена примерно треть длины - то тогда уж старый-новый! - возразил Вольф, - А вообще, конечно, Павел прав - всё складывается слишком уж складно. Так почему бы нам этим не воспользоваться?
        - В смысле, Серёг?
        - В смысле - а не пройтись ли нам по японским магазинам?
        - Вот сейчас я несколько не понял!
        - Я имею в виду набег на передовой пункт разгрузки и снабжения Первой японской армии в Корее.
        - Не слишком ли рискованно?
        - До сегодняшнего утра я сам сомневался. Но то, что в отряде Девы была 'Токива', все мои сомнения развеяло окончательно.
        - Ну, тогда рассказывай, чего удумал!
        Сергей подвинул к Илье ту самую карту Желтого моря, что лежала перед ним.
        - Итак! По данным агентурной разведки нашего китайского друга, в устье корейской реки Тайтонг десять дней назад вскрылся лед, а речка эта не простая - чуть выше по реке лежит удобная гавань порта Цинампо. Стоит ли говорить, что, как только река стала освобождаться ото льда, японцы тут же организовали в Цинампо пункт высадки и снабжения своих войск. Шесть дней назад первые четыре транспорта с войсками пришли в Цинампо. Сейчас у японцев в Корее развернута только одна дивизия, а в Первой армии Куроки их должно быть три. Иначе Ялу им не форсировать. Так что конвейер доставки войск через Цинампо будет работать практически безостановочно, потому как от Чемульпо топать до Ялу намного дальше, а про Мозампо и Фузан я вообще молчу...
        - А вот это уже интересно! - в голосе Ильи зазвучали интонации хищника, почуявшего добычу, - А охрана?
        - Охраняют этот пункт всякий доисторический хлам типа старых винтовых корветов, канонерок да отряд миноносцев.
        - Истребители?
        - Вряд ли. Истребители при главных силах у островов Джеймс Холл сейчас должны быть. А тут, думаю, малыши. Хотя они у японцев тоже могут быть кусачие, собаки...
        - И какие мысли по этому поводу?
        - А мысли очень простые. Подготовить к походу два-три наших самых быстрых крейсера плюс четверка эскадренных миноносцев постройки Шихау. Последние с минами на борту. Мины, естественно, замаскированы брезентом. И, завтра поутру, под видом эскадренных маневров, выйти в море. Уже подальше от берега отделиться от основных сил и, двигаясь в стороне от обычных торговых маршрутов, подойти к устью Тайтонга после полуночи. Если позволит обстановка и видимость - миноносцам подняться вверх по течению, поставить мины на фарватере реки и на подходе к устью, если нет - то только на подходах. Если кто из японских транспортов попадется на мушку - потопить торпедами. Если обнаружится кто-то из эскорта - обстрелять и отойти к крейсерам, те с ним разберутся. И, с рассветом - уходить домой.
        - А если там прикрытие посильнее окажется, чем мы рассчитываем? Например - асамоиды Камимуры, что тогда?
        - Не окажется. Если бы Камимура успел вернуться к главным силам Того, то сегодня бы в отряде Девы мы увидели бы ещё две собачки, а не 'Токиву'. Так что у нас ещё день-два есть, пока господин Камимура не вернулся из похода к Владивостоку. Вот потом - уже да, уже рискованно будет подобный финт провернуть.
        - И всё-таки как-то слишком всё складно выходит... - не унимался Павел.
        - Да успокойся, Паш, - пробасил Капер, - Если хочешь, я прямо сейчас ложку дёгтя могу добавить.
        - Это в каком смысле, Володь? - повернулся к нему Сергей.
        - Да в таком, что пока только два 'немца' обзавелись приспособлениями для постановки мин. Больше не успели пока - после ваших с Ильей ночных погромов на рейде пришлось все силы бросить на исправление поврежденных французов. Так что мины только пара 'немцев' нести сможет. Итого - две дюжины рогатых смертей вместо четырёх.
        - Да-а! - задумчиво протянул Вольф, и на несколько секунд в адмиральском салоне повисла тишина, но Сергей почти тут же её прервал - ничего, так даже лучше будет - пока одна пара будет мины ставить - вторая налегке вверх по течению сможет сбегать.
        - Неплохо... Ты, Волчара, определенно неисправимый оптимист!
        - Кажется, ещё пятнадцать минут назад вы меня тут все дружно называли каркающим пессимистом! - с улыбкой ответил Сергей, и повернувшись уже к Илье, - Ну что, Илья Сергеевич, нужно решать. Второго такого шанса может просто не быть!
        Илья с минуту сидел молча, глядя на развернутую перед ним карту Желтого моря. Потом его рука потянулась к колокольчику. Не успел стихнуть его звон, как в дверях салона появился Дукельский:
        - Слушаю, Ваше Превосходительство!
        - Георгий Владимирович! А вызовите-ка к нам сюда Рейценштейна, Грамматчикова, Эссена, Максимилиана Федоровича Шульца и командиров всех четырех шихаусских миноносцев. Это срочно.
        - Есть!
        - И ещё, Георгий Владимирович, будьте добры, пригласите флаг-минера фон-Шульца и флаг-штурмана полковника Коробицына.
        - Будет исполнено, Илья Сергеевич!
        * * *
        Глава 18
        5 марта 1904 года.
        Желтое море юго-западнее устья реки Тайтонг.
        Эта ночь, холодная и сырая, скоро должна была подойти к концу. Луна уже клонилась к горизонту, но её зыбкий свет ещё серебрил дымку, окутавшую корейский берег. Кое-где рваные космы седого тумана ложились на темный бархат ночного моря. Они то сбивались в бесформенные клубки, то принимали причудливые формы фантастических демонов и драконов, то вытягивались по ветру седыми прядями старушечьих волос. А кое-где эти седые пряди смешивались с жидким угольным дымом небольшого отряда кораблей, тихим ходом подбиравшихся к погруженному во мрак берегу.
        Вольф с мостика 'Аскольда' вглядывался вперед, где среди невысоких гор, чьи присыпанные снегом скругленные вершины возвышались над светлым саваном укрывавшей берег дымки, серебрилось широкое блюдце устья незнакомой ему реки. По правому борту темнели очертания небольшого гористого островка, а почти прямо по курсу, посреди покрытого блесками мелкой ряби залива виднелись два крохотных скалистых островка.
        Не доходя до них небольшой отряд русских кораблей разделился. 'Аскольд', 'Новик' и 'Боярин' остались у входа, расположившись огромным полумесяцем, а четыре низкие двухтрубные тени направились в глубину залива. Впереди шла первая пара - 'Бдительный' и 'Бесшумный', вслед за ними направилась и вторая - 'Беcстрашный' и 'Беспощадный'. Причем на корме у двух последних в тусклом свете луны чуть поблёскивали темные шары мин - по дюжине на каждом.
        Капитану второго ранга Накагаве Сигемицу не спалось. Не по причине бессонницы, а потому, что его корабль - канонерская лодка 'Майя' вместе с двумя миноносцами из двадцатого отряда была назначена в дежурство. Все три корабля стояли поперек расширяющегося устья реки Тайтонг северо-западнее Рио-ин-до - нового пункта базирования Седьмого боевого отряда, расположившегося в удобной бухте в десятке миль от Цинампо ниже по течению реки. Сигемицу повернулся в сторону бухты - там, стоя на якорях, вяло дымили девять кораблей. Тонкие струйки дыма понимались вверх и ветер. Пролетавший над вершинами корейских гор, относил их в сторону Цинампо, пока они совсем не растворялись в холодном мартовском воздухе. Каждое утро корабли отряда выходили из устья реки, встречали подходившие транспорты и обеспечивали прикрытие пункта высадки армии от возможных атак русских, а вечером вновь уходили на стоянку в Рио-ин-до, выставляя очередной ночной дозор. День за днем, вот уже целую неделю всё происходило по одному и тому же сценарию. Менялись только дежурные корабли. В эту ночь была очередь канонерки 'Майя' и двух миноносцев
- номер 64 и номер 65.
        Контр-адмиралу Хосоя Сукеудзи в эту ночь тоже не спалось. Очевидно, сказывалось напряжение последней декады - переход в новый пункт базирования, организация мест разгрузки транспортов и охраны рейда, прием первых транспортов... Потом, правда, пошло полегче - на первых четырех пароходах прибыли армейцы из Управления высадки войск. А тут ещё в последние два дня один за другим прибыли транспорты со штабами сначала Гвардейской дивизии, а затем и со штабом всей Первой армии. Что, конечно, было несколько рискованно, потому как минного заграждения, которое должно было бы прикрыть подходы к Цинампо, до сих пор не было. Но всё, хвала Аматерасу, прошло благополучно. А через день прибудет и транспорт 'Дайнан-Мару' с партией минного заграждения. Тогда можно будет чувствовать себя намного уверенней. Сукеудзи едва заметно улыбнулся.
        Хотя гайдзины и не решались ни разу атаковать японские пункты высадки, и, судя по сведениям с Первой эскадры, они заняты только обороной своей базы в Порт-Артуре, но всё же лучше подстраховаться. Особенно, учитывая состав кораблей вверенного ему отряда. Хосоя уже в который раз за ночь обвел взглядом свои корабли. То, что на бумаге гордо именовалось "Седьмой Сен-тай" (яп. - боевой отряд, эскадра), на самом деле представляло собой редкостную коллекцию замечательных образчиков корабельного антиквариата. На рейде Рио-ин-до сейчас стояли самые разномастные корабли, например три канонерские лодки японской постройки почти двадцатилетней давности, с такими же 'современными' пушками Круппа. Две из них - 'Атаго' и 'Чокай' - стояли сейчас на якоре у левого борта флагмана, третья же - 'Майя' - находилась мористее, в составе дежурного отряда. Справа по борту расположилась такая же немолодая канонерская лодка 'Сайен' - бывший китайский бронепалубный крейсер 'Цзи-Юань', тот самый, что 'отличился' позорным бегством с поля боя в битве при Ялу ещё в прошлую, Японо-Китайскую войну, почти десять лет назад. За ней
стояли два ещё более древних корабля береговой обороны, а в прошлом - винтовые корветы 'Каймон' и 'Цукуба'. Эти деревянные однотрубные корабли по прежнему несли, как и полагается корветам, по три мачты. Правда, рангоут был уже существенно урезан. 'Каймону' через месяц исполнялось ровно два десятка лет, столько же было и его орудиям. 'Цукубе' же, даже страшно подумать - стукнуло пятьдесят. Да-да, прошло уже полвека с тех пор, как английский корвет 'Малакка' вступил в строй. Единственное, что было хорошего в этом редчайшем экземпляре военно-морского антиквариата - это орудия, ибо в 1892 году 'Цукубе' заменили её допотопные пушки на четыре современных скорострельных шестидюймовки. Единственная современная канонерская лодка отряда - 'Удзи' - стояла сейчас на правом фланге. Это был небольшой кораблик с малой осадкой, предназначенный для действий в устьях и нижних течениях китайских рек, вооруженный скорострельными трёхдюймовками и пулеметами. Грозный против войск на берегу, для серьезного морского боя он совершенно не годился. Глядя на всю эту коллекцию морских древностей, адмирал невольно улыбнулся - как
не обидно, но всё же не даром его отряд в Нихон Кайгун называют 'Смешной флот'. Ведь даже флагман был под стать остальной 'коллекции старины' - казематный броненосец 'Фусо', двадцати шести лет отроду, спроектированный ещё самим Эдвардом Ридом. За свою долгую жизнь этот корабль успел и повоевать с китайцами, и пережить не одну модернизацию, и даже ненадолго побывать на морском дне после 'близкого контакта третьей степени' с крейсером 'Мацусима'... Сейчас вооружение этого достопочтенного бронированного комода представляло собой совершенно сюрреалистичное сочетание четырех доисторических казематных 240-миллиметровых пушек Круппа с современными палубными скорострелками Армстронга калибром в 120 и 152 миллиметра. Единственное, что скрашивало ситуацию - это Двадцатый отряд миноносцев - четыре небольших, но быстроходных и вполне современных двухтрубных кораблика постройки английских верфей господина Ярроу, очень напоминающие австрийские миноносцы типа 'Випер'.
        Хосоя вздохнул - завтра, а точнее - уже сегодня, предстоял ещё один напряженный день по прикрытию высадки армейских подразделений. До рассвета ещё больше двух часов. Нужно, всё же, заставить себя поспать хоть немного...
        Приказав вахтенному офицеру разбудить себя утром перед съемом с якоря, Хосоя направился с мостика своего флагмана в тепло адмиральской каюты.
        Но увидеть сладкий предрассветный сон адмиралу было не суждено, ибо, как только он начал проваливаться в царство Морфея, как через дрёму до него донеслось характерное та-таканье скорострельных пушек, а следом за ним - гулкий глухой удар...
        'Бдительный' и 'Бесшумный' наткнулись на корабли японского дозора, пройдя по реке почти половину пути до Цинампо. Сначала, в свете вынырнувшей из-за облаков луны, с мостика 'Бдительного' разглядели более высокий силуэт 'Майи', затем - западный миноносец дозора. Это был номер 64.
        К тому моменту, когда с темной стороны горизонта японские сигнальщики разглядели неизвестные силуэты, форштевень каждого из них уже был украшен высоким пенным буруном - оба русских эсминца шли в атаку почти на максимальной скорости - настолько быстро, насколько можно было идти, не выбрасывая факелы пламени и снопы искр из труб... 'Бдительный' несся прямо по центру фарватера реки - на японскую канонерку, 'Бесшумный' склонялся влево, атакуя вражеский миноносец. На мостике канонерки внезапно зажегся яркий свет и в следующие несколько мгновений луч прожектора, скользнув по мутным волнам Тайтонга, длинным световым столбом уткнулся в атакующий русский миноносец. Длинные пенные буруны, растекавшиеся от форштевня вдоль обоих бортов, и трепещущий на мачте Андреевский флаг не оставляли сомнений, что этот кораблик здесь не просто с визитом вежливости, а имеет несколько более серьезные намерения. Спустя несколько секунд хлестким ударом плётки огрызнулась 47-миллиметровка левого борта, потом ещё раз, и ещё, а затем с раскатистым 'бу-бух' и яркой вспышкой, обрамленной густыми клубами порохового дыма, послала во
врага свой снаряд старая пушка Круппа калибром в полторы сотни миллиметров.
        Все, находившиеся на мостике 'Бдительного' невольно втянули головы в плечи, когда увесистая болванка, жужжа, пронеслась над головой. Всё же пролетающий рядом шестидюймовый 'привет' - это совсем не то же самое, что свистящие 'гостинцы' из пушки Гочкиса.
        С мостика русского истребителя прекрасно было видно, как над японской канонерской лодкой в темное мартовское небо взвились одна за другой три ракеты. Поднявшись на несколько сот метров, они с яркими вспышками и резкими хлопками рассыпались по небосводу мириадами ослепительно-белых блёсток. Пожалуй, это было бы даже красиво, если бы не война...
        - Артиллерия - огонь! - зазвучал над палубой 'Бдительного' звонкий голос лейтенанта Хмелева, - Минные аппараты развернуть на правый борт! Приготовиться к повороту влево!
        Баковая пушка 'Бдительного' звонко рявкнула, посылая снаряд во врага и озарив пламенем полубак русского миноносца. В ответ ют японской канонерки тоже озарился вспышкой и тут же скрылся в клубах дыма - старые крупповские пушки стреляли зарядами дымного пороха. Через мгновение ещё одна шестидюймовая граната пронеслась выше и правее палубы русского миноносца и подняла высокий столб мутных брызг в полутора кабельтовых за его кормой. Главный калибр японской канонерки неплохо подходил для стрельбы по неподвижным береговым целям, но для огня по небольшому скоростному кораблю эти пушки не годились совершенно - ни устаревшие механизмы наводки, не позволявшие сопровождать маневренные цели, ни устаревшие замки и раздельное картузное заряжание, значительно снижавшее скорострельность, не позволяли этим орудиям эффективно бороться с миноносцами. Правда, русский корабль уже вышел на дистанцию прямого выстрела и теперь японским артиллеристам могла улыбнуться удача...
        Накагава, стоя на крыле мостика своего старого корабля ощутил, как настил под ним едва ощутимо завибрировал - винты канонерки набирали обороты - ветеран японского флота пытался убраться с боевого курса русского миноносца. Конечно, если артиллеристам удастся всадит шестидюймовый подарок в русский корабль, то, может, он и откажется от атаки... Но Накагава не питал особых иллюзий по поводу возможностей своих орудий. К тому же русские уже практически вышли на дистанцию пуска мин. Теперь спасти может только маневр, но для этого нужна скорость...
        Скорострелка Гочкиса с левого борта его канонерки посылала во врага снаряд за снарядом не переставая. То и дело у борта или форштевня русского корабля вставали невысокие фонтанчики брызг от падения её снарядов. Вот на баке русского корабля сверкнула вспышка выстрела, и с характерной смесью свиста, воя и фырканья русская болванка пронеслась где-то совсем рядом с мостиком. Через секунду Сигемицу увидел, как в носу русского миноносца что-то сверкнуло, разбрасывая в стороны красные искры, подобно китайскому фейерверку. Но снарядом в сорок семь миллиметров атакующий истребитель не остановить. И тут раскатистым 'бу-бух!' и яркой вспышкой отозвалась баковая шестидюймовка 'Майи'. Клубы сизого порохового дыма поплыли вдоль борта канонерки в сторону кормы, мутной вуалью повиснув над волнами реки, скрыв атакующий русский истребитель от глаз Накагавы. Командир на несколько секунд отвлекся на происходящее по носу корабля. Там, почти у самой бровки фарватера, двухтрубный миноносец отстреливался из единственной бортовой скорострелки, закладывая циркуляцию вправо. Очевидно там, куда был направлен луч его
прожектора, за клубами порохового дыма, скрывался ещё один русский корабль. А, может, и не один... Номер 'шестьдесят четыре', окруженный со всех сторон небольшими фонтанчиками от всплесков русских снарядов, тоже пытался убраться с пути русского корабля, пока что различимого только по вспышкам выстрелов сквозь пелену дымного облака. Но вот дымная копна всё сильнее смещается вдоль борта в сторону кормы, постепенно теряя свою плотность. Вот уже можно разглядеть и тот самый русский двухтрубный истребитель, по которому стреляет 'шестьдесят четвертый'. Он даже не мчится, он, похоже, летит над темными волнами реки, окруженный белоснежной пеной. Высокий бурун у носа, из труб в темное небо то и дело целыми группами летят оранжевые и красные искры, а на носу и по бортам время от времени вспыхивают огненно-желтые кинжалы орудийных выстрелов. И над всем этим - трепещущее в потоках встречного воздуха белое полотнище с голубым диагональным крестом...
        'Бу-бух!' На этот раз вспышка со стороны юта.
        Накагава вгляделся за корму - где-то там сейчас должен был быть 'шестьдесят третий' - второй миноносец дозора. Очевидно, русские не обнаружили его, укрытого тенью гористого берега. Но где же он? Почему не стреляет? А, может, выходит в атаку на русский истребитель? Впрочем, сейчас, за облаком расползающегося дыма от выстрела ютовой пушки, его всё равно не разглядеть.
        Зато уже можно хорошо разглядеть русский корабль. Даже слишком хорошо. Он уже совсем близко. Кабельтова три-четыре, а может, и того меньше. И уже не идет на 'Майю' носом, а постепенно склоняется влево. Его пушки бьют не переставая. На каждый выстрел японской скорострелки он отвечает двумя такими же ответными кинжалами пламени и двумя побольше. Странно, ведь во всех справочниках писали, что русские истребители несут только одну трехдюймовку. Что это - ошибка, или коварство северных варваров? Хотя, сейчас, в данной ситуации, пушки не имеют решающего значения. Потому как главное оружие миноносца - его минные аппараты уже повернуты на борт. Значит, момент истины вот-вот настанет... Нос канонерки нехотя и лениво уваливался вправо.
        Слишком медленно.
        Склонившись над переговорной трубой в машину, Накагава, что есть силы прокричал: 'Самый полный вперёд! Что вы там копаетесь, демоны! Выжимайте из машины всё, что можно!' Сзади, по трубе канонерки, что-то ударило с металлическим лязгом. Коротко взвыли мелкие чугунные осколки, разлетаясь над палубой. Кто-то вскрикнул... Сигемицу даже не оглянулся. Сверху, с глухим стуком, на палубу упал кусок рангоута, перебитого ещё одним мелкокалиберным снарядом. Не важно...
        Повернувшись влево, Накагава неотрывно следил за обгоняющим его уже практически на параллельном курсе русским истребителем. 'Скорость! Мне нужна скорость!' Вода за кормой 'Майи' бурлила мутными водоворотами, из трубы в небо летели густые жирные клубы дыма. Но корабль, который и во времена своей молодости-то с трудом выдавал дюжину узлов, просто не мог совершить такой же спурт, как до этого совершил новенький 'шестьдесят четвертый', пытающийся уйти от второго русского истребителя... Копошащиеся за высоким коробчатым щитом бакового орудия канониры, наконец, закрыли затвор, и через пару секунд орудие вновь послало свой привет русским. Он почти достиг цели - высокий фонтан брызг встал у самого борта 'Бдительного', напротив его второй трубы. И, ещё до того, как облако дыма вновь закрыло от Накагавы русский миноносец, он успел увидеть, как над его палубой одна за одной сверкнули три вспышки минных выстрелов...
        - Все мины в воде!
        - Отлично! - отозвался Хмелев, - Четыре румба влево!
        Он молча глядел, как три пузырчатых следа неслись в мутных волнах в однотрубному японскому сторожевому кораблю.
        - Противник по корме! - донесся внезапно крик сигнальщика.
        Отбежав на самый край крыла мостика, к сигнальщику, командир истребителя стал всматриваться в темноту.
        - Где?
        - На левой раковине, Ваше благородие! Только что палил по нам! Вот! Снова!
        - Хмелев уже и сам увидел одинокую вспышку выстрела и в её отблеске - низкий силуэт с двумя близко расположенными трубами.
        - Ещё один дозорный миноносец! Как же ты, братец, раньше его не углядел? - с укором посмотрел лейтенант на своего сигнальщика.
        - Виноват, Ваше благородие! Не углядел японца раньше-то! Никак не видать было! - сигнальщик потупил взгляд в палубный настил мостика...
        Фёдор Кузьмин был одним из самых глазастых в его экипаже. И раз даже он его проглядел... Наверное, японец был в тени высокого берега. Стоял или был на малом ходу, без бурунов... Мудрено разглядеть такую цель. И в самом-то деле, мудрено...
        - Не кори себя, Фёдор. Он, наверное, в тени берега прятался. Но впредь - вдвое внимательнее мне смотри! В четверо!
        - Есть вчетверо, Ваше благородие!
        - Добро! - и, уже повернувшись к рулевому - Ещё два румба влево! Артиллерии огонь по миноносцу!
        Едва лейтенант успел прокричать эту команду, как тот же Федор надрывно прокричал:
        - Японец по нам мину выпустил!
        Повернувшись влево, Хмелев успел увидеть ещё одну вспышку, и тут же сигнальщик подтвердил его опасения:
        - Ещё одна, Ваше благородие!
        - Право на борт!
        - Есть, право на борт! - эхом отзывается рулевой и 'Бдительный' на полном ходу из левого поворота, тяжело переваливаясь с борта на борт, начинает закладывать правую циркуляцию. Охотник внезапно сам превращается в добычу. Впрочем, в добычу весьма клыкастую по сравнению с охотником... Потому как японские миноносцы двадцатого отряда несли всего по две пушки калибром в сорок семь миллиметров. К тому же, расположены они были не совсем удачно - побортно в носу, из-за чего бортовой 'залп' японского миноносца состоял всего из одного орудия...
        А чуть дальше на юго-запад 'Бесшумный' разрядил свои аппараты по отчаянно маневрирующему 'шестьдесят четвертому'. И так сложилось, что в эти минуты, на ограниченном пространстве устья корейской реки, её мутную воду одновременно резали винты сразу восьми торпед - шести русских и двух японских...
        Закладывая лихие циркуляции на полном ходу, японский миноносец и русский истребитель уклонились от предназначенных им 'рыбок'. А вот тихоходная канонерка...
        Столб огня, дыма и мутной воды поднялся с левого борта 'Майи'. Это произошло в тот самый момент, когда Накагаве начало казаться, что опасность уже миновала, ведь он видел, что одна мина прошла перед носом канонерской лодки, а вторая - под самой кормой его корабля. Он ведь даже успел заметить, как мутные струи отбрасываемой винтами воды слегка изменили её курс в сторону. И вдруг... Страшный удар, сбивающий с ног. Грохот. Треск... Поднятый взрывом столб воды ледяным водопадом обрушивается на палубу, мостик. Упавший на колени Накагава вцепился в леерное ограждение, пытаясь противостоять падающим сверху струям воды. И тут к этой картине хаоса откуда-то со стороны носа добавляется скрежет металла и треск ломающегося дерева - фок мачта канонерки, спутывая ванты и обрывая, словно нитки, штаги, обрушивается на мостик...
        Накагава, едва освободившись от накрывших его канатов такелажа, с трудом поднялся на ноги, цепляясь за покореженное ограждение мостика единственной здоровой рукой. Левая, при каждой попытке пошевелить ею, отдавалась сильной болью. Должно быть, перелом... Голова гудела, а перед туманящимся взглядом предстала жуткая картина разрушения. Переговорные трубы загнуты в бараний рог, компас смят и сбит с нактоуза, сам нактоуз разбит в щепы упавшей мачтой. Как и штурвал. Раздавленное тело рулевого тут же, под обломками мачты. Дальше, прижатые к настилу мостика обломками рангоута - окровавленные тела сигнальщика и прожекториста. Хотя нет, прожекторист, кажется ещё жив. Или это - конвульсии? Впрочем, если и жив, то вряд ли надолго.
        Корабль уже заметно накренился и скоро всем, кто остался в живых, предстоит купание в ледяных волнах мартовской реки. Если, конечно, они не успеют добраться до прибрежного мелководья. До берега было, рукой подать. Но Накагава прекрасно представлял себе повреждения корпуса после взрыва шести десятков килограмм русского пироксилина, и особых иллюзий, конечно, не испытывал. Но попробовать стоило. В любом случае - нужно убрать тонущий корабль как можно дальше со средины фарватера, чтобы он после гибели не мешал судоходству. Крикнув старшему офицеру о передаче управления на кормовой штурвал, Накагава, спотыкаясь и пошатываясь, начал спускаться с разбитого мостика...
        'Бдительный', уклонившись от японских мин, наконец закончил разворот и начал было преследовать уходящий японский миноносец, но тот повернув вправо, начал уходить за гористый мыс, послав в темное небо ещё одну серию сигнальных ракет. Значит, было кому сигналить. И тут возможны были два варианта - либо это сигналы транспортам, что сейчас разгружают японские экспедиционные войска, либо выше по реке стоит основной сторожевой отряд, а эти три кораблика - только их передовой дозор. Через пять минут все сомнения лейтенанта Хмелева были развеяны двумя высокими столбами воды, которые поднялись неподалеку от ушедшего вперед 'Бесшумного', всё ещё преследующего японский миноносец вдоль северо-западного берега реки. И столбы эти явно свидетельствовали, что пославшие их орудия были, как минимум, шестидюймового калибра. Вот далеко в темноте обозначились ещё несколько вспышек, и в кабельтове от 'Бесшумного' выросли ещё два столба, а через секунду что-то прожужжало уже над 'Бдительным' и три высоких столба воды выросли далеко за его кормой. Как не хотелось командиру русского эсминца записать на свой счет ещё и
японский миноносец, но взрывы крупнокалиберных снарядов вполне красноречиво говорили: 'пора уходить домой'. Развернувшись почти синхронно, 'Бесшумный' и 'Бдительный' понеслись низ по течению, к морю, к своим крейсерам...
        Стоя на крыле мостика своего истребителя Хмелев наблюдал, как у западной бровки фарватера японская канонерка, всё сильнее заваливаясь на левый борт, уходила под воду.
        Очевидно, её нос уже воткнулся в илистое дно реки и теперь течение разворачивало её корму в сторону моря. Палубная команда отчаянно пыталась вывалить на шлюпбалках за борт барказ левого борта. И тут корпус канонерки судорожно содрогнулся, труба начала валиться влево, а вверх, разбрасывая в стороны мелкие и крупные обломки, взметнулось бело-бурыми клубами огромное, стремительно расширяющееся облако. Низкий, протяжный гул раздался над мутными ледяными волнами реки, дробясь и повторяясь эхом меж гористых её берегов.
        - Что ж это с ними, Ваше благородие? - невольно вырвалось у стоящего рядом сигнальщика.
        - Котлы взорвались, Федор. Теперь им - точно конец, - тихо ответил Хмелев своему сигнальщику, не отрывая взгляда от того места, где вокруг огромного гейзера, в который превратилась сейчас японская канонерка, с неба падали крупные и мелкие обломки, вздымая вокруг гибнущего корабля десятки водяных фонтанчиков.
        - Упокой, Господи, их души басурманские! - и Федор размашисто перекрестился...
        Канонерка повалилась на левый борт и теперь в начинающихся утренних сумерках над водой виднелась лишь часть кормы с обнажившимся правым винтом.
        Через двадцать минут Хмелев вывел оба миноносца в точку встречи с парой 'Бесстрашный' - 'Беспощадный'. Те уже закончили постановку минных банок и только и ждали своих товарищей, чтобы провести их по чистой воде к морю.
        Небо с восточной стороны уже изрядно посветлело и в разрывах среди немногочисленных темных облаков уже начинало окрашиваться в цвета богини утренней зари. Полосы тумана над водой стали гуще, юго-восток вообще затянуло белёсым саваном. Вольф стоял на мостике 'Аскольда', глядя, как в небесах над горами Кореи разливается предрассветный багрянец. Должно быть, новый день будет ветреным... Даже сейчас на мостике довольно свежо. Сергей невольно поежился, подняв ворот тужурки. 'Страна утренней свежести', блин! Если ветер ещё усилится, то станет совсем некомфортно. Впрочем, это не так уж важно. Надолго они тут задерживаться не собираются. Пора уходить домой от негостеприимных корейских берегов. Основную часть запланированной миссии отряд выполнил - мины установлены, Хмелев сообщает, что потопил японскую канонерку, похожую на тип 'Акаги'. Жаль, конечно, что не удалось пощипать жирные транспорты с войсками, но и так сегодняшний рейд - это болезненный укол, нанесенный самолюбию японского флота. Вольф повернулся к стоящему рядом Грамматчикову:
        - Пожалуй, пора нам восвояси, Константин Алексеевич! Светает. Погостили у японца и будет!
        - Да, Ваше превосходительство, пора. Надеюсь, не с последним визитом в гости жаловали.
        - Не с последним, Константин Алексеевич! Мы ещё не раз к ним в сени постучимся. Или как они у наших желтолицых друзей называются, в их домах из рисовой бумаги?
        - Да вот и я не знаю. Нужно будет спросить в Артуре...
        - Может Семенов с 'Боярина' знает? Он, вроде, как изучает японский. Нужно будет по приходу в Артур спросить... Если не забудем за насущными делами, конечно, - улыбнулся Вольф.
        - Одно только плохо - до транспортов до японских мы не добрались. Жаль... - озвучил мысли советника Грамматчиков.
        Вольф его прекрасно понимал. Командир, по факту, самого мощного порт-артурского бронепалубника, Константин Алексеевич, очевидно, чувствовал себя немного неловко в отряде с двумя крейсерами второго ранга, которым уже посчастливилось 'размочить счет' - и у Эссена и у Шульца на счету уже было по японскому истребителю. Даже 'Блительный' Хмелёва сегодня притопил в мутной корейской речке какую-то сторожевую калошу. А его мощный красавец-крейсер в шесть тысяч тонн пока что может похвастать только участием в нескольких перестрелках с японцами.
        - Ничего, - задумчиво глядя на выстраивающиеся в походный ордер корабли отряда, неспешно ответил Сергей, - Будет ещё и на нашей улице праздник. Перевернется и у наших ворот двуколка с пряниками...
        Грамматчиков только улыбнулся в ответ...
        Развернувшись на запад, русский отряд пошел вдоль белёсой стены тумана домой.
        За кормой уже разгорался рассвет нового дня. Где-то там, далеко-далеко за туманом, на временной базе японского флота, среди скалистых островов Джеймс-Холл, адмирала Того и весь его штаб уже подняло на ноги сообщение, что русские корабли атаковали Цинампо. Вольф ни минуты не сомневался в этом. Так что пора делать ноги. Пока по голове не настучали...
        Выйдя на более глубокую воду, отряд увеличил скорость. Они уже оставили слева небольшой скалистый остров, горы которого темной шапкой Мономаха нависали над разлитым по волнам туманом, а ближние скалы темнели в белой пелене мутными, размытыми пятнами. Сейчас этот остров уплывал куда-то за корму, а Вольф машинально провожал его взглядом.
        Но вот в пейзаже что-то неуловимо изменилось. Сергей стал пристальней вглядываться в туманную полосу, окружавшую остров. Показалось? Нет, там, в белёсой пелене, чуть правее темных пятен скал, появилось какое-то смутное темное пятно. Оно становилось всё отчётливее, его темнота становилась всё гуще. Ещё минута и...
        - Корабль на левой раковине! - крик сигнальщика подтвердил, что зрение Вольфа не подвело.
        Бесформенное вначале, пятно медленно но верно приобретало конкретные очертания. Вот уже можно различить темный массивный корпус, невысокую надстройку в центре, тонкую черную трубу, мачты с грузовыми стрелами. Вот уже видна даже тонкая белая полоса, протянувшаяся вдоль всего корпуса - от прямого форштевня до кормы с большим подзором.
        - Вот и перевернулась двуколка с пряниками-то! - улыбнулся Грамматчиков, опуская свой бинокль, - Это японский транспорт!
        - Да уж, Константин Алексеевич! Удачливы мы с Вами оказались!
        - Что есть, то есть! Лишь бы этот стервец не успел вновь в туман уйти!
        - Не успеет Константин Александорвич! Не успееет! Не с его-то десятью узлами! - и Вольф хищно улыбнулся. - Разворот на обратный курс. Семафор 'Бесшумному' и 'Беспощадному' - 'Остановить японский транспорт'.
        Пока Грамматчиков отдавал распоряжения, Вольф внимательно следил за японским купцом. Тот пока что шел прежним курсом, и, насколько мог судить Сергей - на той же скорости. Закладывая циркуляцию влево, крейсера разворачивались 'все вдруг', чтобы лечь на курс перехвата японского корабля. Миноносцам на разворот потребовалось куда меньше времени и пространства, и вот пара друхтрубных корабликов, вспенивая волны, устремляется к японцу. Капитан японского парохода уже, должно быть, разглядел, кто встречает его у самого входа в порт такого, казалось, гостеприимного корейского побережья. Понимая, что дороги назад уже нет, а туман не настолько плотный, чтобы в нём можно было скрыться от преследования, он решил всё-же рискнуть и прорваться в широкое устье Тайтонга. Там, выше по реке - целый отряд сторожевых кораблей. Только бы успеть... Повернув вправо и выбрасывая из трубы густые дымные клубы, японский пароход устремился к Цинампо.
        Отряд русских крейсеров после разворота практически потерял строй - 'Боярину' требовалось меньше пространства, чем намного большему 'Аскольду'. И теперь флагман отряда не шел в кильватер оказавшемуся в голове колонны 'Боярину', а сместился левее. Но это было полбеды - при развороте он едва не приложил крутнувшегося буквально на пяточке 'Бдительного' - слава Богу, Хмелев вовремя шарахнулся в сторону от надвигающейся пятитрубной махины крейсера. 'Новик' же, до поворота убежавший вперед в качестве головного дозора, теперь оказался далеко позади. Выбрасывая клубы дыма из всех трёх своих труб, корабль фон Эссена пытался нагнать идущих впереди собратьев, чтобы тоже поучаствовать в охоте на японца.
        Вольф в бинокль рассматривал постепенно приближающийся японский транспорт. Раньше такие корабли он видел только на старых картинках да фотографиях. Теперь же, по милости судьбы, он уже которую неделю наблюдает их живыми - как пароходы в гавани Артура, ну, или не совсем живыми - как полузатонувшие японские брандеры под скалами Тигрового полуострова. Вот и сейчас перед ним ещё один угловатый 'грузовик'. Ничего особо примечательного - классический грузовой или грузопассажирский пароход конца девятнадцатого - начала двадцатого века. Высокий черный борт с тонкой белой полоской по уровню верхней палубы, тонкая труба, отчаянно коптящая в рассветное небо густыми клубами дыма, которые подхватываются легким бризом и размазываются по чудной палитре рассвета жирными черными мазками. Вода, бешено бурлящая в пенном потоке, который отбрасывает вращающийся на максимальных оборотах винт корабля. А над этим кружевом пены - круглая черная корма с белой надписью. Внизу - причудливым узором иероглифов, чуть выше - английскими буквами - 'Ямаширо Мару'. А ещё выше, облепив все леера, стояли люди в темной форме. Причем,
судя по наблюдениям, этой людской массой была заполнена вся верхняя палуба корабля...
        Тем временем пара русских истребителей уже почти нагнала японца. На идущем впереди 'Бесшумном' подняли сигнал 'Немедленно остановиться!', то же самое передавали семафором, но японский транспорт упорно шел вперед, к устью Тайтонга, напрочь игнорируя сигналы русских. Тянет время? Вольф в бинокль старается рассмотреть мостик японца. Там явно происходит какое-то движение, но корабль продолжает идти тем же кратчайшим путем к устью реки. Никаких изменений. Подойдя чуть ближе, 'Бесшумный' произвел предупредительный выстрел - точно под нос японца. Ноль реакции. Ещё один выстрел - и тут, одновременно с взлетающим вверх фонтаном воды перед форштевнем японца, с его палубы звучит нестройный винтовочный залп.
        - Они не сдадутся! Не тот народ! - Вольф повернулся к Грамматчикову, - Константин Алексеевич, семафор 'Бесшумному' и 'Беспощадному' - атаковать транспорт минами! Крейсерам - открыть огонь чугунными снарядами.
        - Есть, Ваше превосходительство! - и, повернувшись к лейтенанту Майделю, - Христиан Гвидович, как только миноносцы выпустят мины и отойдут - начинайте пристрелку!
        - Есть!
        Сергей вновь прильнул к окулярам бинокля. Там, впереди, два русских истребителя разворачивали минные аппараты на правый борт, а их орудия уже посылали во врага снаряд за снарядом. Длинные и тонкие фонтанчики воды от падения мелкокалиберных снарядов то и дело вырастали у борта японского парохода. Всё же даже на небольшом волнении, которое крейсера едва ощущали, миноносцы ощутимо покачивало и это сказывалось на точности стрельбы, даже несмотря на небольшую дистанцию. Правда, иногда по характерным вспышкам было видно, как снаряды всё же попадали в борт и надстройки транспорта. Вот один из них попал в корму шлюпки, разбросав по палубе надстройки целый ворох щепок. А затем комендор носовой семидесятипятимиллиметровки 'Бесшумного' всадил снаряд прямо в мостик японца... Картинка в бинокле чуть поплыла в сторону - крейсера доворачивали на два румба влево, чтобы ввести в дело все бортовые орудия.
        - Всё-же хорошо, что они не сдаются, - задумчиво произнес Вольф, глядя, как очередной снаряд с миноносца попал в надстройку транспорта, и, заметив удивленный взгляд стоящего рядом Грамматчикова, продолжил, - Если б они остановили пароход и сдались, нам бы пришлось потерять уйму времени на спуск шлюпок, на перевозку пленных на шлюпках к нам, на затопление этого торгового корыта, а, учитывая близость японских отрядов, мне это совсем не по душе... Да и мороки потом с этими пленными. А их там, похоже, целый батальон...
        - А так нам с Вами придется быть палачами, - так же невесело ответил командир 'Аскольда', - нет, я конечно, понимаю, что, если враг не сдается, его уничтожают, но...
        - Пушками и минами Уайтхеда против винтовок? Вы это имели в виду? - и, получив утвердительный кивок Грамматчикова, Сергей продолжил, - Да, не совсем честно, Константин Алексеевич, тут я с вами согласен. И я преклоняюсь перед мужеством наших врагов. Но каждый из них с превеликим удовольствием выпустит пулю и воткнет штык в нашего солдатика там, в Маньчжурии. И каждый убитый здесь и сейчас японец - это спасенная жизнь нашего солдата. Так что я намерен сегодня убить столько японцев, сколько смогу. Без всяких сантиментов и без всякой жалости. Пусть это будет мой грех, и я за него отвечу, когда придет срок...
        И Сергей вновь поднял к глазам бинокль. И как раз вовремя - истребители, не переставая вести огонь из своих орудий, выпустили в японский пароход по одной мине. Вольф очень хорошо разглядел, как из кормового аппарата 'Беспощадного', окутанная клубами порохового дыма, вылетела огромная металлическая сигара и, нырнув в набежавшую волну, устремилась к цели. Развернувшись почти одновременно, 'Бесшумный' и 'Беспощадный' отошли в сторону, чтобы не мешать 'большим братьям' и не попасть случайно под их огонь... Японский же пароход, не прекращая огрызаться нестройным винтовочным огнем с верхней палубы, всё также стремился вперёд изо всех своих сил...
        Ещё несколько мгновений - и борт идущего впереди и левее 'Боярина' озарился вспышками, а через секунду до мостика 'Аскольда' долетел сливающийся воедино гром выстрелов головного крейсера. А через секунду пристрелку начал и 'Аскольд' - пламя выстрела ярким светом озарило мостик крейсера, а ударная волна неприятно хлестнула по ушам.
        Вольф вновь вскинул к глазам бинокль и стал пристально наблюдать за японцем. Вот впереди его форштевня с недолётом легла тройка снарядов 'Боярина', чуть позже за силуэтом транспорта поднялись три более высоких фонтана - это перелётом лёг первый пристрелочный полузалп с 'Аскольда'. Сергей улыбнулся - Майдель явно решил опробовать новую систему пристрелки, разработанную Гревеницем. До этого дня эскадра уже опробовала её несколько раз на последних маневрах, теперь же представился шанс испытать её в деле... Но сейчас Вольфа больше интересовали два пенных следа, прочерчивавших воду по направлению к борту японца. Вот один из них дошел до него вплотную, прямо в центр, против трубы. Ещё секунда и... И ничего. Ни через секунду, ни через две, ни через три... Мина ударилась в борт 'Ямаширо Мару' и не взорвалась. Что было тому причиной - так и осталось неизвестным. Сергей пытался разглядеть след второй мины, но тут в носу у борта транспорта один за другим поднялись три высоких фонтана - Майдель поймал цель в вилку... Потом ещё три фонтана на несколько секунд скрыли от глаз центральную надстройку и мостик
японца - кто-то из малых крейсеров положил свой залп под самый борт парохода. И вдруг, чуть позади грот-мачты, ввысь взлетел огромный фонтан воды и дыма - взрыватель мины 'Беспощадного' сработал, как нужно.
        - Есть! - непроизвольно вырвалось у Вольфа, - Теперь-то ты, дружочек, точно никуда не убежишь.
        Японский транспорт заметно садился кормой...
        Сергей, не отрываясь, следил за попыткой японца убежать от собственной гибели. Тот по прежнему выжимал из машины всё, что мог. Но вода, вливавшаяся сейчас в кормовые трюмы через торпедную пробоину, уже не оставляла ему никаких шансов добраться до устья реки. Очевидно, поняв это, капитан повернул корабль к берегу, чтобы выбросить его на прибрежное мелководье. Но этот же маневр привел лишь к тому, что русские крейсера теперь били по транспорту продольным огнём. Вольф видел, как следующим полузалпом 'Аскольд' накрыл японца - снаряд разорвался на палубе надстройки - в стороны полетели щепки и обломки, разбитая шлюпка перекосилась на кильблоках. Почти тут же два снаряда с 'Новика' разорвались на юте, разбросав в стороны тела людей.
        - Беглый огонь на поражение! - раздалась команда Майделя и тут же шестидюймовки крейсера обрушили на японский транспорт град сорокакилограммовых снарядов. К которым периодически добавлялись двадцатикилограммовые 'подарочки' с малых крейсеров. Выстрелы баковой пушки часто и неприятно били по ушам. Паузы между ними заполняли другие орудия правого борта крейсера. Иногда два-три орудия стреляли почти одновременно. И тогда хлесткий удар их выстрелов сливался в один короткий, неистовый рев. Вольф старался не отвлекаться на эту какофонию. Прильнув к биноклю, он пристально разглядывал японский транспорт. 'Ямаширо Мару' сейчас представлял собой страшное зрелище. Кренящийся на левый борт, оседающий на корму корабль горел у нескольких местах. Его корпус то и дело содрогался от попаданий снарядов, но он упрямо шел к берегу. Корма уже ушла в воду по иероглифы названия, но транспорт всё ещё сохранял ход. Команда суетилась на палубе надстройки, которая по совместительству являлась и шлюпочной палубой. Две уцелевших шлюпки правого борта были уже вывалены на шлюпбалках и подготовлены к спуску. С противоположной от
них стороны, на левом крыле мостика что-то сверкнуло, в стороны брызнули обломки и кто-то, кувыркаясь, полетел за борт. А вода у ботов транспорта буквально кипела - то и дело вверх взмывали столбы воды, поднятые упавшими рядом снарядами. Рядом с ними сотнями поднимались фонтанчики от осколков снарядов, попавших в корпус и надстройки корабля. Вот огненная вспышка расцвела на корме, прямо на одном из иероглифов названия корабля, оставив после себя лишь чернеющую рваную дыру да расходящееся кольцо сизого дыма. Буквально через секунду чуть выше, уже между английских букв, появилось аккуратное круглое отверстие, и в ту же секунду пламя и дым вылетели из разбитых иллюминаторов кормовых кают - шестидюймовый снаряд взорвался внутри корпуса японского транспорта. Два мощных взрыва на надстройке с левого борта окончательно добили и без того поврежденные шлюпки и вызвали ещё один пожар. Вся кормовая часть 'Ямаширо Мару' была избита снарядами, дымилась и горела, но по ней продолжали сновать каким-то чудом уцелевшие в этом аду люди, а над ними угрожающе раскачивалась грот-мачта, опутанная перебитыми вантами и
штагами. Но рухнула вниз не она. Яркая вспышка, треск, и фок-мачта, словно сломанных стебелек сухой травы, начала складываться пополам чуть выше середины. Еще пара секунд - и перебитая фок-стеньга несётся вниз, на палубу бака. То, как она глухим ударом и треском ломаемого дерева обрушивается на палубу и стоящих на ней японских пехотинцев, с крейсеров уже не видят - мешает центральная надстройка транспорта и пожар на шлюпочной палубе с левого борта. Зато прекрасно видно, как очередной снаряд чуть ли не в щепы разносит ходовую рубку обреченного парохода, а следом ещё один увесистый чугунный подарок падает на палубу надстройки уже с правого борта. Взрыв расшвыривает находящихся там людей в разные стороны - кого за борт, кого со всей силы прикладывает о рубку, дефлекторы или световые люки, а кого просто фарширует увесистыми кусками рванного металла. Одна из шлюпок, оборвав посеченные осколками тали, безвольно повисает вертикально, носом к воде, раскачиваясь и ударяя по борту парохода.
        - Вот же живучая калоша! - недовольно пробормотал Вольф, и уже повернувшись к Грамматчикову, - Константин Алексеевич, будьте добры - семафор на 'Беспощадный' - 'Добить транспорт минами!'. А то мы его так до Пасхи топить будем...
        Тем временем японский транспорт, горящий и уже неуправляемый, неумолимо приближался к берегу. До серо-коричневых скал и окружавшего их белоснежного кружева прибоя осталось чуть больше мили, когда корпус парохода содрогнулся от мощного толчка. Проскрежетав железным днищем по скалистой отмели, 'Ямаширо Мару' замер на камнях с приличным дифферентом на корму и креном на левый борт. С треском и скрежетом рухнула за борт поврежденная грот-мачта, оставив возвышаться над истерзанной палубой лишь трехметровый обрубок.
        Приближался финальный акт трагедии 'Ямаширо Мару'. С правого борта транспорта с трудом спустили единственную уцелевшую шлюпку. В неё поместилось четыре десятка человек и знамя батальона. Остальным же пассажирам предстояло выбирать - остаться на пароходе и сгореть заживо в разгорающемся пожаре или попытаться доплыть до берега. На подручных средствах и в ледяной воде... Кто-то медлил, кто-то хватал в руки доску, бочку, обломок шлюпки и прыгал за борт, в кипящую от снарядов и осколков воду. Иногда калеча тех, кто уже сиганул туда раньше и теперь пытался отгрести подальше от корабля. Некоторых колеблющихся прыгать или нет весьма недвусмысленно подталкивали к принятию решения снаряды, продолжавшие попадать в корабль, калеча и убивая оставшихся на его палубе. И вдруг канонада орудий и гром разрывов стих... Только треск горящего дерева, гул пламени и шипение пара нарушали внезапно наступившую тишину. Да ещё стоны десятков раненных на залитой кровью и расщепленной осколками палубе парохода...
        Крейсера на время прекратили убийственный огонь, и 'Беспощадный' методично, как на учениях, всадил в японца две оставшиеся в аппаратах мины. Высокий столб воды и дыма сначала поднялся напротив лишившейся стеньги фок-мачты, смыв за борт с накренившейся палубы тех, кто до сих пор не решался прыгнуть в воду. А через несколько секунд ещё один такой же столб вырос точно посередине корпуса. Для человека, оказавшегося в воде, близкий взрыв нескольких десятков килограммов взрывчатки - это верная смерть. Жуткая и беспощадная...
        Пробитая в нескольких местах дымовая труба парохода с протяжным стоном и скрежетом неспешно, словно в замедленном кино, повалилась на левый борт и рухнула на горящие обломки шлюпок. Вся кормовая половина транспорта - от юта до разрушенного мостика - была уже охвачена пожарами, которые вот-вот должны были слиться в один огромный костер. На баке тоже разгорался пожар - из люков в носовой части корабля валил дым, а их некоторых иллюминаторов вырывались оранжевые и желтые язычки пламени.
        Вольф хотел отдать команду на повторное открытие огня, но тут из трюма номер три вверх ударил столб огня и корпус японского парохода, содрогнувшись, словно в предсмертной судороге, раскололся надвое. Кормовая часть транспорта осела глубже в воду, на юте вода доходила теперь почти до лееров верхней палубы. Носовая же половина накренилась влево градусов до тридцати и так и замерла.
        - Дело сделано! - Сергей опустил бинокль и повернулся к Грамматчикову, - пора уходить домой, Константин Алексеевич. Пока Того не хватился...
        Через полчаса русские корабли растаяли в туманной дымке западного горизонта, оставив у корейского берега одинокий горящий остов японского парохода да немногих уцелевших его пассажиров, пытающихся достичь берега в мартовской ледяной воде Желтого моря.
        Лейтенант японской армии Сэки Като, поудобнее расположившись в маленькой каюте, тщательно выводил иероглифы с именами всех офицеров своего батальона. Этот простой, но красиво оформленный лист бумаги командир батальона планировал вручить капитану корабля по прибытии в Цинампо, в знак признательности.
        Прикладывая максимум стараний, Като выводил сейчас иероглифы, означавшие его имя и имена двух его друзей - Нагаи Собуро и Ясуда Нобу. Собуро был его давнишним приятелем, они знали друг друга ещё с детства, с Нобу он познакомился уже в стенах военной академии. И вот теперь, в составе Второй дивизии, они приближаются к корейским берегам. Чтобы встретиться лицом к лицу с врагом, отнявшем у Японии то, что было завоёвано ею по праву в предыдущей войне с Китаем. Но они вернут своей стране и своему императору то, что принадлежит им по праву. Даже, если ради этого придется погибнуть. Иного - не дано. Таков долг офицера. Таков путь самурая.
        Рука Като окончила последний штрих последнего иероглифа. Он немного отклонился назад, пристально оглядев результат собственной каллиграфии, и остался доволен. Через пару секунд Като протянул листок такому же молодому лейтенанту, стоящему рядом с ним.
        - Взгляни, Нобу! Как тебе?
        - Великолепно, Като!
        Вдруг дверь каюты с шумом распахнулась и в проёме показалась голова Собуро:
        - Като! Нобу! Идите наверх! Быстрее! - голос Собуро выражал крайнюю степень волнения.
        - Что случилось, Собуро? - Като повернулся к открытой двери, но Собуро уже и след простыл. Лишь по коридору отдавались гулким эхом его удаляющиеся шаги.
        - Пойдем, Като, посмотрим, что так встревожило нашего друга! - Нобу поднялся и, накинув на плечи шинель, направился к двери.
        Като последовал за ним. По освещенному тусклым светом редких электрических ламп коридору, по крутым ступеням трапа - на палубу. Через минуту, кутаясь в шинель от холодного ветра, Като подошел к стоящему у лееров шлюпочной палубы товарищу.
        - Смотри, смотри! Вон там, возле берега!
        Но Като уже и сам увидел то, на что ему указывал его друг.
        Большой пароход был объят пламенем. Желтые, оранжевые и багровые языки огня лизали надстройку, вырывались из люков на палубе, узкими лезвиями кинжалов вырывались то тут, то там из иллюминаторов. Черный, серый и белёсый дым поднимался в небо густыми клубами и свежий морской ветер гнал его на северо-запад. Несколько военных кораблей стояли недалеко от горящего транспорта, а их шлюпки крутились у самого его борта, очевидно, подбирая людей из воды. Ибо там, в этом аду, всё ещё были люди. Като видел их движение на палубе, видел, как они в отчаянии прыгали из огненной геенны в ледяную воду. Кто-то выныривал и плыл к шлюпкам, кто-то - нет... И было в облике гибнущего корабля ещё что-то. Что-то неестественное. Что-то, чего Като пока никак не мог понять. Корабль был словно скручен руками огромного демона - носовая половина имела заметный крен влево, в то время как обрубок мачты на корме стоял почти вертикально. И лишь через минуту Като разглядел, что корпус парохода переломлен надвое почти посредине. Словно вырвавшийся из мрачных глубин ада древний демон Они прошелся по всему пароходу своей огромной
шипастой дубиной. Но учиненного погрома ему показалось мало и он в довершение решил разорвать несчастный пароход надвое... Лейтенанту стало не по себе от этой жуткой картины разрушения. И не ему одному.
        - Демоны ада! Это что ж с ними случилось? - невольно вырвалось у стоящего рядом Нобу.
        - Напоролись в утреннем тумане на русские крейсера, - раздался за спиной знакомый голос капитана Ямаситы, - Это 'Ямаширо Мару', вернее то, что от него осталось.
        По спине Като пробежали мурашки. Когда они грузились на транспорты в Японии, 'Ямаширо-Мару' стоял рядом, у соседнего причала. Кто на него грузился - саперы? Или Третий батальон? Като не мог вспомнить, кому не повезло оказаться на этом транспорте. Вот ведь как распорядилась судьба-злодейка - из порта 'Ямаширо-Мару' вышел всего на несколько часов раньше, чем их пароход - 'Дайрен Мару'. Всего несколько часов определили, кому жить, а кому - гореть в страшном пламени пожара или гибнуть в ледяных волнах. Ведь, если бы пароход Като шел чуть быстрее, то не миновать бы и ему русских снарядов. Добавился бы у берега ещё один плавучий костер... А так - повезло...
        Като посмотрел вниз. Там, на верхней палубе парохода, сотни солдат, прильнув к фальшборту, всматривались в страшную картину гибели горящего корабля. По их напряженным позам, тревожным взглядам и немногословным фразам Като догадывался, что сейчас они думают о том же, что и он.
        Горящий транспорт и суетящиеся вокруг него корабли оставались за кормой. 'Дайрен Мару' уже входил в устье Тайтонга, разворачиваясь против течения. Осталось подняться вверх по широкой реке. Гористые берега потянулись с обоих бортов корабля. Высокий скалистый мыс скрыл от взгляда горевший пароход. Лишь столб поднимающегося в небо дыма напоминал теперь о нём. Като смотрел на своих друзей, стоящих рядом. На солдат на палубе корабля. Разбившись на группы, они вполголоса обсуждали только что увиденное. До Цинампо оставалось меньше двадцати миль. Два часа хода. Ещё немного - и они ступят на твердую землю Кореи. Чтобы сразиться с врагом, покрыть себя славой. И отомстить за погибших товарищей...
        Навстречу по широкой глади реки шла канонерская лодка, чуть выше по течению виднелись ещё два военных корабля. На мачте канонерки развевалось по ветру лучистое 'восходящее солнце', а с низкого мостика что-то передавали семафором на транспорт. Като невольно залюбовался, глядя, как сигнальщик с транспорта начал передавать ответное сообщение, замирая с флагами в руках на каждой букве. Четкие, отточенные движения. Лейтенант не знал флотской сигнальной азбуки, но сам процесс был красив, словно выступление артиста...
        Красиво изогнутый форштевень парохода резал мутноватую воду корейской реки. Короткий бушприт - этот корабельный анахронизм ушедшей эпохи паруса - отбрасывал тень на волны Тайтонга. Густо дымя единственной трубой, пароход преодолевал встречное течение, поднимаясь по реке всё выше. Уже в который раз 'Дайрен Мару' привозил японские войска в Корею. С самого начала войны, с той самой первой высадки в Чемульпо, ещё до официального объявления войны, на виду у стоящих русских стационеров, и до сегодняшнего дня этот заслуженный пароход 'Ниппон Юзен Кайша' неустанно совершал рейсы между Японией и Кореей. Никто не собирался делать скидку на его почтенный 19-летний возраст. Пароход эксплуатировали, что называется, по-полной. Вот и сейчас заканчивался очередной, уже третий за эту войну, рейс. До причалов Цинампо оставалось меньше двух десятков миль...
        Като продолжал любоваться работой сигнальщика, когда палуба под ним вдруг содрогнулась, а откуда-то сзади последовал глухой удар. Машинально вцепившись в ограждение, лейтенант оглянулся. На корму корабля оседал водяной столб, поднятый мощным подводным взрывом. Люди на юте разбегались по палубе между ящиков и тюков, пытаясь укрыться от низвергающихся на них потоков воды.
        - Что это? Мина? - спросил Собуро срывающимся голосом.
        - Похоже, что да. Мина... - хрипло ответил ему Нобу.
        Като пристально огляделся вокруг. Начавшуюся было на палубе панику унтер-офицеры быстро подавили в самом зародыше. И пока что, как будто, ничего и не изменилось - пароход всё также двигался вверх по реке, и не заметно было, чтобы он сильно осел кормой после взрыва. По крайней мере - пока. Но что-то неуловимо тревожило молодого лейтенанта. Что-то было не так...
        Тем временем канонерка, уже почти поравнявшаяся с 'Дайрен Мару', круто положив руль на борт, описывала по реке широкую дугу, пытаясь избежать того места, где только что подорвался транспорт.
        Тем временем Като понял, что в окружающей картине было не так. Он перегнулся через поручни лееров и у форштевня парохода разглядел подтверждение своей догадки. Весёлого пенного буруна уже не было. Как не было слышно и гула и вибраций машины. А в небо, вместе с темным угольным дымом теперь с шипением уходила и струя белого пара, стравливаемого из котлов.
        Спустившийся с мостика Ямасита подтвердил страшную догадку Като - взрыв мины разрушил винт и заклинил руль - корабль потерял ход. Какое-то время стометровый пароход ещё шел вперед по инерции, но сильное течение реки быстро тормозило его. И скоро транспорт начало разворачивать поперек реки, снося к тому месту, где он сегодня уже нашел одну русскую мину.
        Превратившись в огромный, стометровый, трал, 'Дайрен Мару' теперь дрейфовал вниз по течению, медленно оседая на корму.
        - Отдать правый якорь! - раздалась команда с мостика.
        Капитана парохода однозначно не прельщала перспектива ещё раз пройти по тому месту, где его корабль уже однажды прикоснулся к смерти. С высоты надстройки Като наблюдал, как баковая команда парохода, выполняя команды боцмана, пыталась как можно скорее отдать якорь. Вот удерживающая якорь в походном положении тонкая цепь со свитом описала дугу в воздухе и мощная кованная лапа якоря, словно нехотя, сползла с подушки. Тяжелое тело якоря упало в воду, обдав брызгами борт парохода. С лязгом и грохотом следом за ним в воду пошла якорная цепь. А в это время палубная команда вываливала за борт шлюпки. Личный состав батальона выстраивался в полном порядке на палубе. Все готовились, в случае необходимости, покинуть корабль. Хотя, как успел заметить Като, шлюпок на всех, находящихся на борту, не хватит. Точно не хватит. Всё-таки 'Дайрен Мару' - грузовой пароход, и перевозка тысячи людей для него совсем нетипичная задача...
        Впрочем, лейтенантам пора было идти каждому к своим солдатам, выстраивающимся стройными шеренгами на палубе. Като и Собуру направились на ют парохода, Нобу же поспешил в сторону бака.
        Якорь как раз забрал грунт и пароход начал замедляться, постепенно разворачиваясь вдоль течения. Спускающийся по трапу на верхнюю палубу Нобу сильнее вцепился в поручни, боясь потерять равновесие на глазах своих солдат. Это ему удалось и он уже почти спустился. Осталось три ступени...
        Сильный толчок и громоподобный раскат взрыва где-то со стороны кормы буквально выбил трап из-под ног лейтенанта. Столб воды поднялся с левого борта парохода. Где-то в районе бизань-мачты. Нобу едва удержался на ногах, в последний миг застыв в положении шаткого равновесия. Но, через несколько секунд, следует ещё один такой же удар и громовой раскат. Только уже много ближе. Кажется - прямо под ногами... Огромный столб грязной ледяной воды взлетает выше трубы, смешиваясь с горячим угольным дымом. И вся эта картинка начинает переворачиваться и летит куда-то в тар-тарары... Больно приложившись спиной о палубу, Нобу, перекатившись по доскам, почти тот час же вскакивает на ноги. Сверху летят потоки ледяных брызг вперемешку с грязью, поднятой взрывом со дна реки. Плотная людская масса на палубе, стоявшая до того стройными шеренгами, теперь скорее напоминает иллюстрацию к броуновскому движению. Однако, не успели ещё опасть вниз все струи ледяного душа, как унтер-офицеры вновь начинают выстраивать шеренги. Неровные, состоящие из мокрых и грязных людей, растерянных и испуганных, не особо напоминающих в эти
минуты славных воинов Ямато... Но они стоят на мокрой и скользкой палубе. А не бегают в панике... Ибо паника на корабле - страшнее всего. А вверху, на мостике, сигнальщик что-то отчаянно семафорит на виднеющуюся впереди канонерку. Та уже, похоже стала на якорь. По крайней мере - её движения не заметно - стоит прямо посредине реки носом вверх по течению в нескольких сотнях метров выше подорвавшегося транспорта. Очевидно, готовится спускать шлюпки. Да, так и есть - большие серые деревянные лодки уже вывалены за борт и раскачиваются над волнами. Вот одна из них поползла вниз, к воде...
        - Приготовиться покинуть судно! - раздается команда с мостика, - шлюпки на воду!
        'Вовремя' - отметил про себя Нобу. Палуба уже ощутимо кренилась влево...
        Като машинально вытер с лица холодные капли воды, глядя, как матросы парохода спускают на воду две большие шлюпки - по одной с каждого борта. Корабль всё сильнее кренился влево и правая шлюпка последний метр своего пути до воды уже скреблась планширем по заклепкам борта парохода.
        Еще немного - и Като начал загонять своих солдат в шлюпку левого борта. Как только все места были заняты, шлюпка, вздрогнув, с небольшими рывками пошла вниз. Като посмотрел дальше в нос парохода - там, у центральной надстройки, его друг Собуро сейчас руководил посадкой в шлюпки солдат своей роты. Като невольно схватился за какой-то канат, что оказался ближайшим - стоять на кренящейся палубе становилось всё труднее. Это был пеньковый трос, которым был закреплен на палубе большой деревянный ящик. Этот канат сейчас был натянут, как струна, но свой груз пока ещё надежно держал. 'Интересно, насколько его хватит?' - пронеслась мысль в мозгу лейтенанта. Это был вовсе не академический интерес. Потому как пароход с каждой минутой кренился всё сильнее, а таких ящиков, тюков и прочего военного скарба на палубе 'Дайрен Мару' было - хоть отбавляй. Вдруг где-то правее послышался скрежет.
        - Берегись! - только и успел крикнуть Като своим солдатам и тут же пригнулся.
        Грузовая стрела, оборвав крепившие её оттяжки, пронеслась над палубой от правого борта к левому. Хвала Аматерасу, солдаты Като успели увернуться от этого тяжеленного бревна, что раскачивалось сейчас над волнами, свесившись за левый борт. Все, кроме одного. Кимура Таро замешкался на секунду, и страшный удар стрелы выбросил несчастного за борт. Напрасно друзья звали его. Таро так и не показался над поверхностью волн...
        Като закрыл глаза рукой. И тут до него донесся какой-то сдавленный то ли крик, то ли хрип... Или, может, показалось? Да нет. Вроде бы кто-то зовет на помощь...
        - Помогите!... Помогите!...
        Призыв о помощи был глухим, словно исходил откуда-то из погреба. Оглядевшись, лейтенант увидел недалеко от себя темный прямоугольник большого люка. Похоже, мольба о помощи раздавалась именно оттуда. Сделав несколько шагов, Като заглянул в люк, ведущий на нижнюю палубу. Ступени трапа терялись в темноте (освещение погасло сразу после второго взрыва), и что там внизу - не разобрать.
        - Эй! Есть кто?- окликнул лейтенант темноту.
        - Помогите!... Пожалуйста, помогите! - раздался в ответ всё тот же приглушенный голос...
        С трудом спустившись по накренившимся ступеням трапа, Като оказался в темном коридоре. После того, как глаза немного привыкли к темноте, он стал смутно различать в полумраке очертания переборок. Чуть дальше по коридору свет всё же проникал через раскрытую дверь - очевидно, в том помещении имелся иллюминатор. Като направился вперед. Корпус парохода скрипел и стонал, было слышно, как где-то рядом шумит поток воды, такое впечатление, что за тонким металлом переборки текла река с мощным водопадом... Нужно как можно скорее найти того, кто звал на помощь.
        - Эй! Где Вы?
        - Я здесь, дальше по коридору!
        Ещё несколько шагов вперед в полумраке. Наконец, Като разглядел темную фигуру на палубе, прислонившуюся к переборке. Он подбежал к нему. Это был один из моряков парохода.
        - Что случилось?
        - Нога! Похоже - она сломана, - в голосе моряка чувствовалось отчаяние, - я направился осмотреть повреждения, причиненные первым взрывом, но тут раздался ещё один, и меня сбросило с трапа. Кое-как я поднялся на нижнюю палубу, но больше сил моих нет...
        - Ничего. Сейчас я Вас вытащу наверх.
        - Спасибо! Нужно торопиться, вода прибывает очень быстро. Руль заклинен, четвертый трюм почти полностью затоплен. Нужно сообщить капитану...
        - Капитан уже отдал приказ покинуть судно.
        - Значит, всё действительно плохо. Нам нужно поскорее выбираться отсюда, пока...
        Что 'пока', Като не услышал - что-то загрохотало совсем рядом, треск и скрежет заглушили слова моряка. Дверь в дальнем конце коридора распахнулась и оттуда в помещение хлынул поток воды. Подхватив моряка, Като потащил его к выходу на верхнюю палубу, светлый прямоугольник которого сейчас казался далёким светом в конце бесконечного темного туннеля. Через минуту, с криками и стонами, имея три здоровых ноги на двоих, они всё же выкарабкались по перекошенному трапу наверх. 'Свобода!' - невольно пронеслось в голове лейтенанта. Он пытался отдышаться. И одновременно - удержаться на кренящейся палубе самому и удержать своего нового раненного товарища. Корабль неумолимо кренился всё сильнее и делать это становилось труднее с каждой минутой. Десятки людей на палубе транспорта также пытались удержаться, кто за что. Некоторые карабкались вверх, к поднимающемуся всё сильнее правому борту. Другие же, наоборот, прыгали в воду. Като оглядывался по сторонам в поисках спасения. Но все шлюпки, и без того переполненные, уже отвалили от борта корабля и сейчас боролись с течением реки. Шлюпок, которые спустила
канонерка, сейчас не было видно. Они должны были подойти с правого борта. Но их закрывала собой вставшая на дыбы палуба накренившегося влево корабля. Далеко ли они, близко ли... Может, нужно продержаться совсем немного, и спасение прибудет прямо к борту?
        - Корабль опрокинется... - произнес моряк.
        - Что? - повернулся к нему Като.
        - Я говорю - корабль вот-вот перевернется! - в голосе моряка не было паники, лишь констатация факта, но от этого Като становилось лишь страшнее.
        - И что нам делать?
        - Найти что-то плавучее - доски, бревна, всё, что угодно - и отплыть от корабля подальше.
        - Но вода же чертовки холодная.
        - Да, но если останемся тут - нас накроет перевернувшимся пароходом, и тогда - точно не выберемся...
        - Хорошо!
        И, придерживая раненного моряка, Като начал спускаться к левому фальшборту, возле которого уже стояло несколько человек. Не успели лейтенант и его спутник добраться до борта, как один из больших деревянных ящиков оборвал крепившие его канаты и заскользил по палубе вниз. Стоявшие у фальшборта солдаты кинулись врассыпную, как мыши при виде кота, а одному пришлось прыгать за борт, чтобы не быть раздавленным. Со страшным грохотом ящик разбился о фальшборт, разбросав вокруг обломки досок.
        - Хватай доски! - крикнул лейтенанту моряк, а потом, повернувшись к солдатам - Хватайте и отплывайте от корабля. Он вот-вот опрокинется!
        Похоже, что он не преувеличивал - корма транспорта уходила под воду, а крен уже превышал сорок пять градусов.
        Впрочем, долго уговаривать солдат Като не пришлось - сверху сорвался какой-то тюк, и, ударившись о комингс одного из люков, подпрыгнул в диком сальто, перелетел через головы солдат и тяжело плюхнулся в воду у самого борта парохода, обдав всех брызгами.
        Один за другим, солдаты Като, схватив по обломку доски, прыгали в ледяную реку.
        Лейтенант, привязав куском веревки доску к раненному товарищу, помог тому перелезть через фальшборт. И тут же удивился тому, что вода уже была вот, совсем рядом! Почти на уровне палубы...
        Оттолкнувшись, моряк грузно плюхнулся в воду и, прижимая к себе доску одной рукой, второй начал яростно грести прочь от тонущего судна. Пора было последовать его примеру. Оторвав от разбитого ящика ещё одну доску, Като на секунду задержался. Ему показалось, что он увидел среди людей, сгрудившихся у центральной надстройки, Собуро. Или только показалось? Да, это Собуро! Като хотел крикнуть своему другу, чтобы тот спасался, но что-то загрохотало рядом и больно садануло лейтенанта в плечо. Потеряв равновесие, Като плашмя упал в мутную воду у борта парохода...
        Вынырнув, Като едва не закричал. Ледяная вода тысячами обжигающих игл вонзилась в тело. Но нужно двигаться. Нужно отплыть подальше...
        - Живой, лейтенант? - знакомый голос совсем рядом.
        Като повернулся и увидел над водой голову того самого моряка.
        - Да вроде живой!
        - Тогда поплыли подальше от парохода. Сейчас начнется самое страшное...
        - Что? - на выдохе между гребками только и смог спросить Като.
        - Сам увидишь, - так же прерывисто ответил моряк, - и лучше в это время... быть подальше... от корабля...Уж поверь... мне...
        И, уже повернувшись к группе солдат, плававших рядом, моряк крикнул:
        - Плывите дальше от корабля! ... Дальше!
        Вот от парохода их с Като отделяет десяток метров. Два десятка. Три...
        Като плыл вперед. Он умел плавать. Они с Собуро с детства наперегонки переплывали небольшое озеро, располагавшееся недалеко от дома. Конечно, широкое устье корейской реки - не маленькое озеро, но вода - она везде вода...
        Сзади раздался какой-то нарастающий шум. Грохот, гул, треск, крики десятков и сотен людей... Всё слилось в одном протяжном, страшном звуке. Като обернулся. И ужас увиденного сковал его тело сильнее холода ледяной воды. 'Дайрен Мару' повалился на борт. Мачты легли на воду, как и тонкая труба, в которую можно было без труда заглянуть, если бы не клубы дыма, всё ещё вырывавшиеся из неё и стелившиеся над самой водой. Палуба парохода стала вертикально и все, кто был на ней и не успел перелезть на правый борт, оказались теперь в воде. А на них сверху летели тюки, ящики, какие-то обломки... Прямо им на головы. Большой деревянный ящик, стоявший на крышке трюма номер три, оборвал державшие его канаты и рухнул вниз, в самую гущу торчащих из воды голов... Като ненадолго зажмурился, хоть это и не подобает самураю... Теперь он понял, о чем говорил моряк... А там, у борта парохода, творился сущий ад. Люди били, кусали и топили друг друга, пытаясь выбраться из страшной мешанины человеческих тел и корабельных обломков. Кого-то течение реки затягивало под корпус и надстройки переворачивающегося парохода. Кого-то
топил его же товарищ, намертво вцепившийся в тщетной попытке не утонуть... Кого-то потоком воды затягивало внутрь гибнущего судна через открытые люки. 'Дайрен Мару', погружаясь в воду кормой и опрокидываясь, превратился в огромную погребальную плиту, которая накрыла собой всю эту барахтавшуюся в воде людскую массу. Всё стихло. Из воды, словно спина исполинского кита, торчало лишь днище носовой части парохода, поросшее водорослями и ракушками. На нём виднелось десятка два счастливчиков, успевших перебраться него при опрокидывании корабля. А течение реки уносило к морю разрозненные группки людей, взывавших о помощи. Да ещё - сотни мелких и крупных обломков, среди которых то тут, то там плыли армейские фуражки...
        Шлюпки с канонерской лодки, наконец, добрались до места крушения и начали подымать из ледяной воды людей. Правда, живыми были уже не все... А у некоторых спасенных сердце останавливалось уже в шлюпках - организм просто не выдерживал холода...
        Вольф с мостика идущего по проходу на Внутренний рейд 'Аскольда', молча смотрел, как сумерки опускались на гавань Порт-Артура. Они вернулись домой на закате. Уставшие, измотанные, но довольные собой. Илья встречал их с 'Баяном' и 'Дианой' ещё на подходе к Артуру. Теперь же 'сонная богиня' и единственный в Порт-Артуре броненосный крейсер стояли на Внешнем рейде, прикрывая уставшие корабли на входе в порт. Хотя это и было излишним, но, следуя старой русской поговорке - 'береженого и Бог бережет'. Следом за 'Аскольдом' по узкому фарватеру шли 'Новик', 'Боярин' и четверка миноносцев. В ковше уже суетились портовые буксиры, готовясь разводить корабли по их стоянкам. На набережной тоже было заметно оживление - Порт-Артур встречал своих моряков. Сергей улыбнулся - теперь, как минимум, неделю, в ресторанах и кабаках только и разговоров будет, что о походе к корейским берегам... Если, конечно, Хейхатиро не подкинет им новой темы. А в том, что Того-сан без ответа их выходку не оставит - можно даже не сомневаться. Только вот что он предпримет? Бомбардировка? Атака брандеров? Плотное минирование рейда? И,
самое главное - когда? Ход войны уже нарушен. Так что теперь всё может пойти совсем не по известному историческому канону. Всё может пойти вообще не так... Так что теперь нужно держать ушки на макушке. И не зевать... В общем, есть что обсудить на вечернем совещании...
        'Аскольд' уже ошвартовался к 'своей' бочке, уже был спущен на воду командирский катер, который сейчас стоял у правого трапа. И на котором спешно разводили пары. С мостика Вольф смотрел, как к стенке Восточного бассейна швартуется 'Баян'. 'Диана' же становилась на бочки ближе к выходу, носом к морю. На всякий случай. На Внешнем рейде оставались только дежурные корабли. Вечерний мрак опускался на город и порт, предвещая очередную тревожную ночь...
        - Ваше превосходительство! Катер готов! - нарушил невесёлый ход мыслей советника Грамматчиков.
        - Однако, Константин Алексеевич! Споро Ваши люди управились, молодцы!
        - Да я, признаться, и сам немного удивлен. Думал - после напряженного похода подготовка катера займет больше времени...
        - Что ж! Тем лучше! - улыбнулся Вольф, - Быстрее окажемся на флагмане. Пойдемте, Константин Алексеевич. Пора нам на 'Петропавловск' - докладывать о сегодняшнем деле.
        Глава 19
        6 марта 1904 года.
        Порт-Артур. Минный городок.
        Крышка люка закрылась с характерным лязгом. На её серой краске до сих пор сохранились следы от двух пулевых попаданий. Человек, захлопнувший люк разогнулся. Солнце, временами пробивающееся из-за серых рваных облаков, тронуло тусклыми искорками золото его погон. Два просвета. Без звезд. Капитан первого ранга Владимир Капер повернулся к стоящим рядом двум фигурам в черном флотском обмундировании.
        - Ну и как общее впечатление от своего же трофея, Вольф?
        - Если честно, Володя, я ожидал худшего, - Сергей чуть не поморщился от не слишком приятных воспоминаний, - в ту ночь, сразу после боя, он выглядел намного страшнее. Всё в кровищи, трупы кругом... А сейчас вот, после приборки да при свете дня - вполне так ничего себе, по сравнению с тем ночным кошмаром.
        Из-за жуткой занятости последних дней Вольф никак не мог найти лишний час времени, чтобы осмотреть повнимательнее трофейный корабль. Хотя, конечно, очень хотелось. Прямо руки чесались. И вот, наконец, сегодня дошли и руки и ноги.
        В принципе, 'Акацуки' ничего особенного и выдающегося из себя и не представлял. Обычный четырехтрубный истребитель миноносцев. Дальнейшее развитие британских 'тридцатиузловых'. Классический четырехтрубный силуэт, черепахоподобная палуба в носу. Типичное детище верфи Ярроу. Внешне - очень похож на своего дальнего родственника, стоящего сейчас в паре десятках метров у соседнего причала Минного городка Артура - эскадренный миноносец 'Боевой'. Но, при всём сходстве, если присмотреться внимательнее, то 'японец' был впереди по всем параметрам. Вооружение - мощнее едва ли не вдвое, мины - калибром в четыреста пятьдесят миллиметров вместо русских трехсот восьмидесяти. Даже котлы и машины, внешне очень похожие, на самом деле отличались, как небо и земля. 'Боевой' был хромым калекой, которого мало кто решился бы отпустить далеко от базы. И даже в случае свершения чуда, то есть безотказной работы машин его предел был - двадцать шесть с половиной узлов. Японский же истребитель относился к последней подгруппе кораблей типа 'Икадзучи', отличаясь от предшественников более мощными машинами. И, как следствие, на
испытаниях он показал скорость в тридцать один узел. В повседневных условиях, понятно, что скорость его была ниже, но всё же полный ход составлял двадцать семь - двадцать восемь узлов - недостижимый рекорд для 'невок' даже в режиме испытаний.
        В общем, корабль Сергею понравился. И он решил, что его обязательно нужно отремонтировать. И забрать к себе, в Дальний.
        Через полчаса Особый советник Его императорского Величества капитан первого ранга Владимир Капер уже шел по граниту набережной Восточного бассейна. В тесном, облицованном камнем, водном пространстве застыли серо-зеленые глыбы броненосцев Тихоокеанской эскадры. Три близнеца - 'Петропавловск', 'Севастополь' и 'Полтава' вяло коптили небо над гаванью. Напротив них, у мастерских, пришвартовались два подранка - 'Ретвизан' и 'Цесаревич'. Возле носовой части первого царило оживление - мастеровые сновали туда-сюда по пирсу, на палубе двигалась масса матросов с броненосца вперемешку с рабочими. Напротив безоружной носовой башни, перпендикулярно к броненосцу, подходил мощный плавучий кран. На его гаках сейчас висел огромный деревянный короб кессона, готовый к установке. А на темном борту 'Ретвизана' белой краской были нанесены вертикальные полосы с цифрами - разметка для установки кессона.
        Не дойдя до 'Ретвизана' пару сотен метров, Капер повернул к стоящему под массивной стрелой берегового крана 'Цесаревичу'. Кессон на его пробоину уже был установлен, и сейчас там, в сырой душной глубине огромного, но вместе с тем - невероятно тесного ящика, работали помпы, осушая отсеки и откачивая просачивающуюся сквозь неплотности кессона воду, вовсю стучали молотки и зубила, демонтируя покореженный взрывом металл. То, что можно было выправить - аккуратно расклёпывалось и на канатах поднималось наверх, отправляясь в расположенные рядом мастерские. То, что уже не подлежало восстановлению - безжалостно срубалось зубилами или срезалось вольтовой дугой. С палубы юта в кессон был спущен штормтрап, и Капер, ловко вцепившись в него, быстро стал спускаться вдоль округлого борта 'Цесаревича' в полумрак тесного деревянного ящика и разрушенных отсеков. Туда, откуда раздавался уже знакомый голос трюмного механика Федорова:
        - Буянов! Давай-ка сюда! Да поскорее!
        ... Солнце всё сильнее клонилось к западному горизонту. Оно то скрывалось в серых облаках, то вновь улыбалось с высоты. Словно говорило: 'Погодите! Ещё немного - и начнется настоящая весна!'. На мостике 'Петропавловска', рядом с высокой худощавой фигурой командующего, стояли двое Советников - капитаны первого ранга Павел Вельхеор и Игорь Горохов. Илья молча глядел, как золотистые лучи вечернего солнца освещали зубчатую стену гор, окруживших внутренний рейд Порт-Артура. Как они играли яркими зайчиками на бортах кораблей, вросших в мутноватую весеннюю воду. Отсюда, от стенки Восточного бассейна, Внешний рейд был не виден. Но все мысли молодого адмирала сейчас были там - над холодными волнами Желтого моря и узкого прохода, ведущего из моря в тихую артурскую гавань. Он полдня провел там, болтаясь на волнах вместе с экипажем дежурного миноносца 'Страшный'. Дважды они с Юрасовским обошли весь внешний рейд. Подходили к проходу с разных направлений. Как бы примеряя на себя роль командира японского брандера. И картина не очень радовала... Наконец, Илья отвлекся от невесёлых дум и повернулся к своим
товарищам:
        - Значит, Вы тоже считаете, что Вольф не сгущает краски?
        - А что, адмирале, есть сомнения? - отозвался Павел.
        - Да особых-то сомнений нет, просто хотелось и ваше мнение услышать. А то собираемся вместе не так уж часто.
        - А что ты хотел услышать? - улыбнулся Гарик, - То, что и сам прекрасно понимаешь?
        - Ну, типа того. Просто этот груз ежедневных забот, проблем и кучи мелких дел, от которых невозможно отмахнуться, уже просто доставать начинает. Вроде и штаб есть. И люди в нём толковые подобрались. И уйму всяких дел на себе тащат. Да и вы с утра до ночи не приседаете. Но вот как-то гора проблем не уменьшается...
        - Ну так а что ты хотел, Илья?! - Паша пожал плечами, - никто ж и не обещал, что легко будет. Но... Ты ж сам назвался груздем - вот и полезай, сам знаешь куда...
        - Ага! - подхватил Гарик, - Только место это не кузовом называется, а на букву 'Ж'...
        - Ладно, не сгущай, Игорь! - 'адмирале' махнул ладонью, словно отгоняя неприятные мысли, - не такая уж и глубокая эта самая 'ж'! Могло быть и поглубже...
        - Да-да! И потемнее! - Гарик снова улыбнулся, - А так смотри, что мы имеем на самом деле. Корабли ремонтируются быстрее, чем в 'нашей' истории - это раз! У Того минус три истребителя - это два! При этом наш 'Стерегущий' - как Ильич - живее всех живых!
        - И 'Боярин' с 'Енисеем', кстати, тоже, - подхватил Павел, - это уже три!
        - Стоп, парни! - прервал их Илья, - я и сам на пальцах до десяти считать умею! Чай, как-никак, высшее образование имеется! Но вот в этом то и кроется опасность. И Вольф правильно всё сегодня утром разложил по полочкам. Раздраконили мы японского адмирала очень здорово. И он обязательно нам что-то очень нехорошее придумает 'в ответочку'. А охрана рейда у нас - ни в дугу, ни в Красную армию! Днём ещё куда ни шло - всё-таки батареи Утёса и Тигрового могут очень больно покусать. А вот ночью - швах! Несколько кинжальных батарей у входа, пара-тройка дежурных кораблей - и всё. Да и тралящий караван ещё толком не работает. А ведь японцы ещё не начали наш рейд минами заваливать. В общем, есть над чем крепко подумать.
        - Ну, если подумать - то предлагаю спуститься вниз да хоть чаю горячего хлебнуть! - раздался за спиной Ильи бас подошедшего Капера, - А то я продрог, что-то! Как собака!
        - Володя, ты меня так когда-нибудь до 'Кондратия' доведешь, честное слово!
        - Да ладно, Илья, ты ещё всех нас тут переживешь, да ещё и всю женскую часть населения перепортишь! - засмеялся Капер.
        - Ладно, парни, действительно, пошли ко мне в салон. И согреемся чайком, и обсудить серьезные вопросы можно будет. Кстати, Володь, что там по ремонту кораблей? - адмирал зашагал по длинному мостику 'Петропавловска' в сторону кормы.
        Уже на ходу, Капер начал свой рассказ:
        - На 'Цесаревиче' всё идет, как нельзя лучше. Люди, правда вымотались сильно, но темп пока не сбавляют. Всё же лишняя сотня толковых мастеровых - это очень хорошее подспорье. На 'Палладе' уже монтируют набор, скоро начнут стальную обшивку клепать. Жалко, конечно, но тика на подводную деревянную обшивку нет. Придется обычной сосной заменять. Оборудование для новых патронных погребов под шестидюймовые снаряды в мастерских тоже клепают вовсю. Как и элеватор и щиты для палубных орудий. В общем, крейсерок получится - что надо. Ещё бы скорости ему добавить...
        - Кстати, мы с Серёгой как-то об этом уже толковали, - отозвался Илья, - Он говорил, что, если рассуждать чисто теоретически, то, если нормально отдеферентовать крейсер, перенастроить детандеры на машинах и правильно подобрать шаг винтов, то пару узлов прибавить кораблю можно.
        - Да, Илья. Это - в теории. На практике - не знаю. Ни у кого из нас таких знаний и практического опыта нет. Впрочем, можно поговорить с флагманским механиком - Линдебеком. Он дед очень толковый.
        - Ну вот и поговори с Александром Яковлевичем. Может, дед что и подскажет. А как дела с моим будущим флагманом?
        - А 'Ретвизан', Ваше превосходительство, как раз сегодня получил свой долгожданный кессон. Пока Вы в море ходили, Кутейников с портовыми инженерами установили его на место. Сейчас вот откачивают воду, водолазы уплотняют периметр. В общем - завтра-послезавтра временную заплату снимут и можно будет пойти и посмотреть на всю эту красоту. В смысле - увидеть воочию весь масштаб повреждений корабля...
        - Ну вот и хорошо! - произнес Илья, уже спускаясь по трапу на палубу своего нынешнего флагмана.
        - Кстати, Илья Сергеевич, а что это за аврал сегодня был у артиллеристов крепости?
        - Так знамо что - снаряды в вагоны грузили да в Дальний отправляли! - с улыбкой произнёс Вельхеор.
        - А чего вы с Ильей лыбитесь, как красны девицы? - поинтересовался Капер, - я чего-то не знаю?

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к