Поломанные Константы Ирина Крыховецкая
        Согласно древним пророчествам, в одном из государств мира власть захватывает Сатана. Силой и хитростью он порабощает людей, но даже в эти темные времена находятся те, кто готовы сражаться с ним. Противники Сатаны обладают сверхспособностями, и потому ученые называют их мутантами, а верующие - посланниками Бога, призванными защитить человечество. Если Сатане удастся воспрепятствовать новому рождению Мессии, то его битва за мир будет выиграна. Сможет ли горстка храбрецов даже с помощью своих особых способностей спасти мать Мессии и уберечь самого Младенца?
        Ирина Крыховецкая
        Поломанные Константы
        От автора
        Смешали краску чёрную наполовину с белою,
        И получилась женщина, прекрасная и смелая,
        С душою как у ангела, с глазами как у демона.
        И короли, и рыцари, со всех времен пришедшие,
        Склонили молча головы и поклонились женщине.
        Она в их сны вплывала, листала души бережно -
        Она их понимала, но исчезала, грешница,
        Любовь, как откровение, оставив в них святынею,
        Она была их пленницей, они с тех пор рабы ее.
        И те, кто одиночество считал своей планидою,
        Забыли тропы волчие и времена гонимые.
        Она скользила птицею, заснеженной, летящею,
        Она была загадкой, над вечностью парящей,
        Она смотрела в душу того, за кем спешила,
        Она его искала, она его забыла…
        
        История первая. Человечество 666
        Однажды мир замер. Наш мир, тот, в котором мы спокойно жили и не задавали вопросов. В нем все было плавно и размеренно, не было тайн и не было возможности даже представить, что есть еще что-то кроме того, о чем нам говорили и внушали с колыбели. И вот мир, который был утопией, остановился, как испорченные часы. И тут же на нас обрушились целые ливни вопросов, которые задавали до нас канувшие цивилизации и хмурые философы. Вопросы задавались нам. В один миг, когда смыло все запреты утопии, в которой мы жили, мы стали теми, кто живет на пике стрелы времени, запущенной в далекую вечность из не менее далекого, невидимого для мысли истока прошлого. Конечно, мы растерялись, разнервничались, попытались ответить, но у нас не было даже сил для пробуждения памяти в кипящей и горящей крови. Мы думали, что ответов нет, что мир таков, как мы увидели его сейчас и каким его нарисовали ушедшие поколения. Но потом началась метель. Это была метель ответов и новых чувств. Над нами бушевали стихии и звездное небо с вечными угрозами маленькому миру, встряхнули в нас Душу, дабы мы узрели истоки свои и будущее, которые
беспредельны.
        И мир, заторможенный паузой эволюционного отката, стал тихо набирать скорость и стремиться из бесконечности к точке. Мы впервые услышали себя, мы впервые оглянулись на Бога. И Нечто, чего не постиг пытливый человеческий разум, проникло шелковой каплей в наш мир и растворилось в пространстве, в наших жизнях и в наших бессмертных Душах.
        И где-то за краем былых запретов мы увидели свой дом - эту реальность. Мы приняли тех, кого скрывали тысячелетние талмуды, и дали им право на жизнь среди нас, мы старались быть справедливыми и делали много ошибок, потому что усвоили: наша Душа спала не просто так - наши души и память обрекли на летаргию. Но пора просыпаться. Пора!
        Москва, XXI век. Автор констатирует для себя. Потому что для меня все началось очень давно, в 80-х годах прошлого века, с раннего детства. И как бы мне ни хотелось прыгнуть сейчас в самолет, уносящийся далеко к Черному морю, но в паре фраз попытаюсь пояснить смысл рассказанного. Потому что здесь остается моя подруга, которая каждый день борется с новыми хлесткими пощечинами реальности и твердо знает - все неспроста. Конечно, нет. Разве бывает так, чтобы мешались времена года, стихии обрушивались на людей, и, вполне вероятно, невидимое Нечто - плохое ли, хорошее не дает нам успокоиться. Ведь мы не ответили на вопросы, не выиграли битву предыдущих цивилизаций. И вновь всплывают мрачные фигуры прошлых преданий; мысли, над которыми мы раньше шутили, обретают плоть и действуют против нас. И мы начинаем ждать, что мир даст нам глоток свежего воздуха, заступится за нас. Не научно-технический прогресс, а эволюция Души толкает нас вперед и вперед. Рождает печальников земли моей, превращает ангелов в демонов, мешает и ломает константы, творя чудовищ и спасителей. И даже если вы реалист в белом халате,
давший однажды клятву оберегать человеческую жизнь, вы все равно столкнетесь с выбором и поймете, что главная терапия для человечества - это сохранить Душу и правильный порядок, заповеданный нам Богом…
        - Ты уверен в своих действиях? - большая полярная Сова[1 - Сова - она же Монтра Эль Валенте, Валентина] покрутила головой, осматриваясь. Она удобно устроилась на широком плече Дила[2 - Дил - он же Дилан, Дилан Сомерсет], зорко всматривающегося в глубины космоса.
        - Как никогда, - ровно ответил Дил.
        - А как же твое стремление вернуться домой, к Отцу?
        - Не до этого сейчас. Ты хочешь, чтобы я упустил столь благодатное время?
        - Но ты проигрываешь, твой горизонт событий уже ничтожно мал и твоих кораблей все меньше, - Сова прищурилась.
        - Это не знаки, Сова, - отмахнулся Дил, - это всего лишь астрономическое событие: сжимается звезда, у которой я вел бой с братом. Горизонт событий уже ясен, посмотри. Окончание боя.
        - Но там погибли создания твои. Тебе не жаль их?
        - Нет, - Дил словно отрезал. - Это даже хорошо, что все погибли, может, и меня посчитают погибшим, мне это лишь на руку.
        - Тогда зачем ты здесь? Тебя могут увидеть.
        - Сова, ты из столь далеких миров, что тебе не понять причин моей битвы за эту планету. Я жду того, кто уцелеет.
        - Но кто может уцелеть в аду сжимающегося до горизонта событий солнца? - удивилась Сова. - В огне катастрофы и смерти небытия?
        - Лишь самый крепкий. И если такой останется, я восстановлю его, дам больше сил и возьму его суть с собой в мир моего человечества.
        - Твоего?
        - Моего, - отчеканил Дил, всматриваясь в некую точку космоса, где плавились пространство и время.
        - Я вижу все наперед, не забывай, - прошептала Сова.
        - Оставь свою уверенность при себе! В этот раз я изменю будущее…
        - Это невозможно, вариант последующих событий давно рассчитан, еще до Истока!
        - Реликтовое излучение. Фон мира номер ноль… - Дил опять улыбнулся.
        - Ты не посмеешь, - Сова словно окаменела.
        - Еще как посмею! Я вмешаюсь в дела Отца. И через пару мгновений после большого взрыва Вселенной у меня будет целых одиннадцать секунд до современного времени порядка! Одна Константа. Я изменю лишь одну Константу Отца в хаосе квантовой эпохи сразу после Создания!
        - Ты не посмеешь, - угрожающе повторила Сова.
        - О, еще как! - Дил развел руки в стороны. - У меня будет одиннадцать секунд после сотворения этого Мироздания, целых одиннадцать!
        - Ты сам можешь погибнуть. Сгинуть в хаосе.
        - Я слишком силен. Посмотри на эту гибнущую звезду вдали, она сжалась до горизонта событий от вмешательства лишь малой части моей силы!
        - Смотри туда! - перебила его полярная Сова.
        Из самого центра катастрофы, из сжимающегося солнца вылетел камень.
        - Болид! - прошептала Сова. - Но как он противостоял такому чудовищному сопротивлению материи? Как он вырвался из черной дыры?
        - Потому что он - тот, кого я жду, Сова. Именно суть этого существа, выбравшегося из ада такой смерти, я заберу с собой.
        - Но он достоин свободы! - возразила Сова.
        - Свободы достоин раб, - Дил усмехнулся. - А подобная сила к жизни достойна самого лучшего господина.
        Сова слетела с плеча Дила, и рядом с ним возникла девушка в доспехах.
        - Что, сестрица, надоело быть Совой? - рассмеялся Дил.
        - Хочу смотреть на твоего победителя глазами Высшего Существа, а не птицы.
        - Ты мудра, как всегда, - Дил пожал плечами. - Что скажешь, Род?
        - Мне не нравится твоя новая затея и не нравится то, что летит сюда.
        - Тогда лети прочь, не смотри.
        - Нет уж, я дождусь того, кто должен меня бояться и знать в лицо. Мне не нужен случайно встреченный враг, лучше пусть это будет слуга…
        Дил лишь рассмеялся и шагнул навстречу летящей огненной молнии.
        Сова, прищурившись, наблюдала, как по стенам, выложенным грубо отесанным камнем, стекает кровь. Дил сидел на краю каменной огромной купальни и смотрел, как закипает кровь, заполнившая купальню почти до краев.
        - Это отвратительно, братец, - обронила Сова.
        - Я не звал тебя, - Дил оскалился в усмешке. - Я закаляю его.
        - Вряд ли он что-то понимает после взрыва звезды. У него нет прежнего разума.
        - А прежнего и не надо. Надо безумие превратить в одержимость служения мне, этим я его и наделю, - Дил закатал рукава белой атласной рубашки. - Твоя кошка пришла, учуяла?
        В каменную мрачную купальню, осторожно ступая мускулистыми лапами по окровавленному полу, вошла огромная краснокоричневая львица. Она оскалилась и зарычала на Дила.
        - Она пришла ко мне, - улыбнулась Сова. - Зрелищно у тебя сегодня. Чарлет[3 - Чарлет - она же Чарли], сядь рядом, понаблюдай за этим творением.
        - Надо же было так зверюгу древнюю назвать, - хмыкнул Дил. - Ты мне так и не скажешь, где ты ее нашла, где гнездо первородных таких?
        - Не скажу, - они не должны служить твоей тьме.
        - А в твоих сумерках лучше?
        - Мои сумерки похожи на рассвет, Дил.
        - Конечно, куда мне! - Дил запустил руку в купель, погружая ее в кровь все глубже и что-то нащупывая.
        Вспыхнуло пламя, загорелась кровь, пламя стало лизать руку Дила, его лицо и волосы, искажая черты: в них проступило отчетливое выражение горечи и печали, хотя лицо оставалось исполненным решимости. Как алхимик. Только вместо компонентов - души, жизни и противостояние.
        - Не жжет? - спросила Сова.
        Дил лишь состроил гримасу, огонь его не беспокоил. Наконец он что-то нащупал и с силой рванул вверх из купели. Он держал за волосы человека, бледного как он сам, с безумно открытыми черными глазами. Человек задыхался и пытался вырваться.
        - Хорош! - прорычал Дил, а Чарлета ощетинилась.
        Дил повернул к себе лицо с безмолвно открывающимся ртом и пальцем, словно огненной стрелой, написал на лбу слово «жизнь». Кровь потекла по лицу человека, и он закричал, страшно и дико, словно это были не муки перерождения, а нечто более чудовищное и невероятное. От его крика, переходящего в нечеловеческий рев, стали крошиться серые камни купальни, а древняя львица еще больше напряглась.
        Сова, поджав губы, надменно смотрела на рождение монстра. Ледяную непроницаемую маску ее лица изменяли лишь кроваво-красные отблески огня…
        - Я нарекаю тебя Алексис! Алексис Ганари[4 - Алексис Ганари - он же Алекс Ганарник]!! Да будет так!
        Человек сорвался на еще более страшный рев, перерастающий в бульканье и клокотанье, из его рта полилась кровь. Дил еще раз взглянул в его лицо и вытер кровь со слова «жизнь» на лбу Алексиса. Надпись исчезла, а Алексис Ганари задышал чаще и спокойнее, словно чудовищное напряжение и боль покинули его тело и сознание.
        - Ты знаешь, кто я? - спросил Дил.
        - Да, повелитель, - Алексис склонил голову.
        - Отдыхай, - Дил встал с края купальни, а Алексис откинулся в ванне крови, наслаждаясь и вдыхая поднимающийся пар.
        Сова сидела в огромном бархатном кресле у камина и лениво переворачивала поленья. За спиной Совы в сумрачной комнате, освещенной лишь огнем камина, было пусто.
        - Чарли! - позвала Сова, и огромная львица плавно, подобно волне, выскользнула из высокого старинного зеркала, покрытого пылью. Обнюхав настороженно зеркало, Чарлет угрожающе зарычала.
        - Это всего лишь старый дом на Земле, Чарлет, - заговорила с львицей Сова. - То, что произошло сегодня, - очень плохо. Мне придется уйти, а ты останешься там, где я скажу: следи, будь моими глазами и ушами.
        Львица прорычала что-то опять и легла рядом с креслом Совы.
        - Да, это дом Дила, сейчас он запущен, но как только Дил полонит первого из живущих здесь, дом начнет оживать, как вампир, испивший крови.
        Чарлет рыкнула.
        - Не стоит бояться, тем более когда впереди очередная большая битва за этот мир. Надо быть предельно осторожными, идти своим, правильным путем. Боле не демонами будут одержимы люди, теперь это наверняка будет целое человечество шестьсот шестьдесят шесть. Ибо за ними пришел братец Дил…
        Чарлет шумно вздохнула и положила большую голову на лапы, в ее желтых глазах плясали отблески адского пламени камина.
        Сова уже поднялась из кресла, когда в комнату вошел Дил. Его атласная рубаха, прежде белая, теперь почти полностью была цвета крови.
        - Живописен, - констатировала Сова.
        - Уже уходишь? - улыбнулся Дил.
        - Конечно. Я увидела, что хотела, братец.
        Сова наклонилась к львице и погладила ее по большой голове. И тут же огромная белая птица взметнулась ввысь и растворилась в темноте под сводами потолка. Дил перевел взгляд на львицу у камина, но та уже растаяла, словно видение, плавно скользнув в старое зеркало.
        - Не люблю зеркала, - Дил с силой ударил по антикварному стеклу кулаком. Зеркало рассыпалось на кусочки, с руки Дила закапала кровь, но он даже не обратил внимания на это. Где-то под сводом комнаты раздался смех невидимой Совы.
        - Чарли, запомни это! И не ходи через треснувшие зеркала!
        - Сестрица… - Дил поджал недовольно губы, но тут же на его лице заиграла некая новая тень торжества.
        - Новая эра! - подвел черту Дил и рассмеялся в голос.
        А поздно вечером Заряна[5 - Заряна - она же Зарни, Зарони, Анна Шовинская, Кристина, Юнона] не спала, она тихонечко вставала босыми ногами на пушистый ковер у кровати и брела на большой, залитый луной балкон. В ворохе пены оборок она садилась в плетеное кресло, окруженное ночными сонными цветами, и, вдыхая таинственный сладкий аромат спящих цветов, смотрела в небо.
        Луна следила за Заряной, с удовольствием купаясь и отражаясь в ее огромных кошачьих глазах, словно заигрывала, ведь тайн и сказаний этого мира знала и ведала Заряна очень-очень много. Звезды за окном, каскадами, россыпью - драгоценными камнями освещали неведомый далекий путь через всю Вселенную, заповеданный маршрут хоровода чьих-то душ, крыльев, просто странствий и, вероятно, надежд. В него и всматривалась Заряна, ожидая, что вот-вот раздастся шуршание больших белых крыльев… и обычно этот момент просыпала.
        - Заряна. - шелест слов Совы будит, распугивает крадущиеся в мозг сны.
        - Сова! - Заряна протягивает кружку кофе с молоком, наблюдая, как Сова перекидывает светлую косу назад и смущенно снимает оставшиеся на плечах перья. - Полярная Сова, - повторяет Заряна и улыбается хитро и мудро.
        - А что поделать? - Сова разводит руками и усаживается в кресло напротив, берет кружку.
        - Что было в этот раз? - спрашивает Заряна.
        - Да ничего особенного, - пожимает плечами Сова и отпивает кофе. - Ты же знаешь.
        - Знаю, - соглашается Заряна и, кутаясь в плед, поджимает ноги.
        - Смотри, кого я привела, - улыбается Сова, и на лунной дорожке, словно на пороге приоткрытой двери, появляется тень. Она проскальзывает в мир Заряны и становится громадной коричневой львицей.
        - Ой! - восклицает Заряна.
        - Не бойся, это Чарлет. Она очень издалека, очень древняя, сильная и мудрая. Чарлет будет рядом, когда не будет меня.
        - Куда ты? - удивляется Заряна.
        - Ну, разное же бывает, это на всякий случай. Чарлет, это Заряна, ты должна охранять ее!
        Чарлет поднимает желтые глаза на Заряну и зевает. Кажется, на Заряну посмотрели из глубины веков чьи-то усталые и очень мудрые глаза.
        - Хорошая девочка, - Заряна смело гладит Чарлет по голове, а та, лизнув ее коленку, устраивается рядом у кресла, словно так было уже сотни раз.
        - Но куда ты собралась? - снова тревожится Заряна.
        - Мир может измениться с минуты на минуту, Заряна, а может, и нет, - Сова пожимает плечами. - Надеюсь, что нет.
        - Как это? - не понимает Заряна.
        - Измени хоть одну Константу в мире, и он никогда не будет прежним, - объясняет Сова и прижимает к себе горячую кружку кофе, словно пытаясь согреться ее теплом.
        - Ты замерзла?
        - Не по себе как-то.
        - Но кто может вмешаться в промысел Божий? - Заряна все еще настороженно смотрит на Сову.
        - Тот, кто очень силен и очень-очень зол, Заряна.
        - Может, тебе лучше не быть Полярной Совой? - переводит разговор Заряна.
        - Нет, что ты! Просторно, прохладно, душа болит меньше, и в жизни нет серого цвета.
        - Так себе, значит, - делает свои выводы Заряна.
        - Ага, - кивает Сова, отпивает кофе и недобро усмехается.
        - Наша жизнь и другие, - задумывается Заряна. - Расскажи мне новую историю, Сова, не томи! - просит она. - Про измененную Константу!
        Сова тихо смеется и думает. Далеко до рассвета. Может, в комнату Заряны еще заглянут гости, бредущие по звездному пути, а может, никто не изменит Константу и Заряна не забудет Сову в истории своей новой жизни…
        - Тяжелая спираль времен закрутилась туже. Эпохи стали ближе друг к другу, заражаясь одна от другой - неистовством войн и разрушений, смертями и горечью безысходности. Вселенная словно сжалась в твердый кулак, и лишь любовь скользила незамеченной из столетия в столетие, оставляя за собой призрачный след, мерцающий и дающий надежду тем, кто устал перерождаться в битвах. Смех ли дьявола, надежды любви, или все это вместе дало толчок одной жестокой истории, Заряна, которую, возможно, ты забудешь.
        Когда заканчиваются силы, мы просим их у Бога, но отчего-то боимся, что Дьявол обязательно отнимет данное нам самим Всевышним. Правильно ли это? Бог дал - Бог взял, есть ли право у Дьявола вмешиваться в наши отношения с Богом? А если прав нет, то значит ли, что Дьявол нарушает Божью волю, становясь преградой между Создателем и Человеком? Означает ли это начало противоборства? Это ли не начало войны, ибо двух истин у одного Человека не бывает.
        Его мучил голод, страшный ноющий голод в опустошенных клетках. Вероятно, он бы погиб сразу после того, как изменил Константу в глубине плавящейся плазмы Хаоса, на девятой секунде Создания. Но люди, эти добрые самаритяне, всегда давали новые силы жить. Их вера в него, молитвы к нему протянулись мостом силы сквозь времена, в глубь Взрыва, в реликтовый фон начала начал. Проникла энергия, которая стала для него дополнительной силой, позволившей спастись там, где не спасался никто. Ах, люди! Были и будут среди них такие, что поклонялись ему, а не его папочке. Вот благодаря им, их призывам и жертвам он и не погиб, не попал в плен, а лежал на уютной полянке - в кустах сирени и мальвы, отдыхая и мучаясь от голода. Ну, еще Сове спасибо, вытащила из огня погибающей звезды, но вытащила и оставила одного! Кто поймет эти сумеречные создания иных миров и сознаний. Папочкина доча! Если бы еще она сказала, где этот чертов жезл!
        Подумал и сам улыбнулся эпитету. Чертов жезл! Люди до сих пор считают, что именно Отец подарил Моисею жезл, с помощью которого тот запугал половину Африки и устроил геноцид египтян. Пусть считают. Глупое человечество, тот, кто олицетворяет любовь, - не сеет геноцид, а потому не дарит таких жезлов! Неважно. Он опять самодовольно улыбнулся. И надо найти этот скипетр власти, который запрятала Сова подальше и на подольше. А вот интересно, она понимает, что Константа изменена? Конечно, нет! Все тонко, искусно и очень продуманно. Какая все-таки слабость…
        Но сейчас ему нужен был кто-то сильный и чистый, ему нужна была сила человеческая, чтобы начать выживать. Или жить? Он так много сил потратил после сотворения Алексиса, любая живая душа теперь бы не помешала. Надо еще Алексиса покормить. А почему и нет? Земля - его империя, а он - ее Император. Он улыбнулся.
        Кусты раздвинулись, и показалась головка красивой черноглазой девушки.
        - Барсик, Барсик! Где ты… - девушка замерла, заметив незнакомца, лежащего в густых зарослях.
        Она внимательно оглядела человека, очень бледное и красивое лицо, свитер болотного цвета.
        - Вам плохо? - спросила она.
        - Очень, - на нее смотрели темные бездонные глаза.
        - Я помогу вам.
        Дил наблюдал, как тонкая белая рука тянется к нему на помощь. В ней сила. В ней жизнь. Она - начало. Молниеносно и крепко схватив протянутую ему руку и дернув девушку на себя, он зверем набросился на нее. Она не будет сопротивляться, она не сможет даже двигаться и звать на помощь, она сейчас прикована к земле неведомыми ей полями.
        - Тебе нравится, правда? Ведь нравится!
        - Ты чудовище, ты Дьявол…
        Он сделал резкое мощное движение, и из-под закрытых глаз покатились слезы боли.
        - Я твой Бог, я смешал силы наши, я отдаю тебе часть себя. Хочешь остаться со мной навсегда? Ты так прекрасна, я еще долго не отпущу тебя.
        - Нет!!! Ты не мой Бог!!!
        Взмах ресниц, теперь она смотрела прямо в бездонные огромные глаза своего мучителя. Дил усмехнулся и поцеловал ее. Когда его впервые сотрясло, по ее телу словно пробежала голубая волна электрического разряда, и мир начал меняться. Менялась она, и силой наливался Дил. Потом она удивленно, с пониманием смотрела в пространство над собой изменившимися глазами цвета сирени, а дьявол все не успокаивался, истязая тело и душу человеческую.
        - Это я, Заряна, Люк… - вдруг прошептала она, словно ветер пронесся над пустыней, - я еще вернусь.
        И Дил взревел. Одно-единственное:
        - Нет!!!
        Только не это! Будь я проклят!
        Так Дил проклял себя, начиная новый отсчет времени и новую свою борьбу, приближающую то ли очередную утопию и поражение, то ли смещение всех Констант бытия.
        Древний город сиял белыми мраморными колоннами.
        Освещенный жарким июльским солнцем Херсонес не казался разрушенным, скорее недостроенным. Причудливое сочетание камней, образовывающих стены и фундаменты, напоминало мозаичную работу художника. Около Владимирского собора, однако, античное великолепие обрывало свой каменный орнамент и словно застывало в благоговейном восторге перед колыбелью русского христианства.
        - Смотри, как необычно… - девушка с волосами, собранными в длинный конский хвост, кивнула своей подруге, которая растянулась на покрывале, надеясь не сгореть, а загореть под жестоким солнцем. - Там служба идет… Да поднимись ты, Оль, посмотри.
        Ольга нехотя подтянулась на локтях и посмотрела на собор.
        - Анька, ты закончишь жизнь в зоопарке. Что ты можешь видеть, если двери закрыты?
        - Я чувствую это, зачем мне видеть.
        Ольга глубокомысленно вздохнула и поправила солнцезащитные очки на носу.
        - Слушай, Шовинская, ты всегда что-нибудь да чувствуешь. Таблеток пить надо меньше, у тебя глаза больные и красные.
        - Я и пью, чтобы не чувствовать, - отмахнулась Анна.
        - Хорошо, когда почувствуешь что-то грандиозное, сообщишь, - Ольга легла на покрывало.
        Анна Шовинская еще немного посмотрела по сторонам, словно оценивая древний пейзаж, затем легла рядом с подругой.
        - Ольга, что-то в мире закручивается нехорошее, недоброе, ветер пахнет или войной, или смертью, а ты дрыхнешь. Сейчас нам всего лишь по двадцать лет, так? - неожиданно заговорила Анна.
        - И что с того? - отозвалась Оля.
        - Нас, наверное, и не будет уже, но наши дети должны пережить что-то страшное.
        - О чем страшном можно думать в наше спокойное время, когда мы так молоды? - возмутилась Ольга.
        - О приходе к власти какого-нибудь черта или дьявола, например…
        В этот момент одинокая тучка закрыла солнце, и окружающий мраморный мир мигом поблек.
        Ольга вскочила с покрывала.
        - Да ну тебя, Шовинская, нагородила, ей-богу! - и сердито побежала к морю.
        Когда Ольга нырнула, Анна закрутила черный хвост на голове и сняла очки. Сиреневые глаза устало смотрели вслед подруге.
        - Я это чувствую, Оль.
        Небо темнело очень быстро, наливаясь, словно спелый инжир. Особенно покупаться не удалось, и подруги засели в маленьком кафе с античной обстановкой. За окном начал тарабанить косой холодный дождь, стало неуютно…
        - Анька, может, ты ведьма? - спросила Ольга.
        - С чего бы вдруг, - Анна растерялась.
        - Ведьмы все очень красивые, как, например, ты. И глаз таких я ни у кого больше не видела, да и чашки с тарелками другие студенты-медики взглядом не двигают. Бед не пророчат…
        Анна рассмеялась и дотронулась до живота.
        - Толкается? - Ольга насторожилась и поставила стакан с соком на стол.
        - Все в порядке, - отозвалась Анна.
        - Вот скажи мне, нормальные первые дети шевелятся на третьем месяце?
        - Нет, - улыбнулась Анна. - Она у меня очень способная девочка, да, Олесик? - еле заметным движением Анна погладила живот.
        - Ну, с чего ты взяла, что это девочка!?
        - Она так решила и сообщила мне, - Анна непонимающе воззрилась на подругу.
        - Пусть так, - примирительно согласилась Ольга. - Про отца так и не расскажешь?
        - Нет.
        В твердости «нет» сомневаться не приходилось, и Ольга, вздохнув, стала допивать сок, а дождь за окном лил все сильнее и сильнее…
        Отец Георгий нервничал, он мерил уверенными шагами светелку и ждал. Руки по привычке теребили широкий расшитый кушак, которым подпоясаны были его светлые длинные одежды. С минуту на минуту должен был появиться отец Владимир, молодой такой, но уже посвященный во многие таинства и знания. Георгий остановился у скамьи, сел и глубоко вздохнул. Как раз в этот момент открылась дверь в горницу. Высокий молодой человек в рясе вошел в обитель Георгия. Сделал шаг к нему навстречу, наклонился и поцеловал протянутую руку.
        - Не надо слов, Володя, - патриарх жестом остановил его. - Ты сядь рядом.
        Владимир послушно присел на деревянную скамью. Патриарх взял со стоящего рядом столика небольшое фото и протянул своему гостю.
        - Красивая девушка, - с улыбкой сказал молодой священник.
        - Наша послушница, Володя. В дальнем монастыре уже, почитай, восемь годочков как.
        - Из неблагополучной семьи?
        - Отчего же, мама - врач, хорошая женщина, Анна Сергеевна Шо-винская.
        - Анна Сергеевна, приходской доктор? - удивился Владимир. - Я не знал, что у нее такая православная семья. Я думал, она одинокая женщина.
        - Да, Анна Сергеевна - человек с тяжелой судьбой, с большой тайной. Приболела она, Володя. Потому и позвал я тебя, - Георгий вздохнул. Заколыхалось пламя свечей.
        - Я чем-то могу помочь? - участливо спросил Владимир.
        - Да, Володя. Дочь Анны, ее Олесей[6 - Олеся - она же Олис] зовут, замкнутая и необычная девочка. Ее в монастыре очень боятся монахини. Небылицы сочиняют, страшилки. Олеся, конечно, там в безопасности… пока в безопасности, - отец Георгий сделал паузу, словно размышляя, - но она мирской человек. Анне немного времени осталось, да надо, чтобы Олеся жила под защитой хорошей.
        - Так, может, еще оздоровится Анна Сергеевна?
        - Нет, Володя, нет, здесь не вмешаться нам. Но вот Олесе мы помочь должны. В общем, вот тебе девушка и мое отпущение из лона церковного, не смотри на меня так! Это во имя Божье! Девушку под венец поведешь, боле никому я не могу доверить ее.
        - А как же отец ее? - недоуменно воскликнул Владимир.
        - Отец ее - враг всего человеческого и живого, Володя, вот кто ее отец.
        Владимир поспешно перекрестился.
        - Она одержима?
        - Наоборот, чиста как ангел, - улыбнулся Георгий. - И способности у нее невероятные, но, понимаешь. То ли это дар Создателя, то ли. В общем, я тебе велю жениться и присмотреть за ней, а главное - не позволить, чтобы эти непонятные фокусы и способности проявились. Пусть она о них забудет, борись за нее, Владимир! Поезжай в монастырь и забери девушку.
        Олеся стояла на коленях в келье и молилась. Но не так, как учили монахини, а по-своему, так, как диктовали душа и разум. Ее глаза вспыхивали сиреневыми переливами, когда молитвы вводили ее почти в транс. Монахини боялись ее и обходили, потому что в такие моменты странная девушка молилась на незнакомом языке вперемешку с родной речью.
        Волнистые волосы Олеси были заплетены в косу и спрятаны под покров, она говорила что-то, и ее взгляд сиял. Вдруг стены кельи стали плавиться, и сквозь них просунулась чья-то бледная рука. Затем человек прошел сквозь мощные камни, как сквозь воду. Высокий, очень красивый молодой мужчина в белой рубашке и темных брюках, босой, измученный, упал рядом с ней на колени.
        Две монахини, подглядывавшие за Олесей через щель в двери, перекрестились и ахнули, но затем крепче прижались к щели, пытаясь разобрать незнакомый язык…
        Олеся спокойно повернулась к сидящему рядом мужчине, с тоской смотревшему на нее.
        - Ганари? Разве жив ты? - одними губами спросила она.
        - Я помнил о тебе, Олис, я заставил себя жить, но я теперь лишен воли…
        - Я знаю, любимый, - она погладила его по голове. - Ты изменился, словно тебя создали заново, но настоящая душа твоя еще в тебе, еще спит…
        - Я теперь Зверь, - Ганари покачал головой. - И не услышать мне голос твой вновь и не понять, кто ты, когда я сил наберусь и лишусь последних воспоминаний.
        - Но ты же ангел!
        - Да, Олис, я сражался на стороне Бога, но был захвачен в плен врагом, и стал врагом сам…
        - То ведомо мне, Ганари, потому я спешила в мир, любимый, даже в такой страшный мир, где мы не знаем, кто мы и что мы.
        - Мне нужны силы, Олис, чтобы хоть попытаться не все забыть.
        - Я могу дать их тебе, любимый?
        - Да, но я теперь Зверь…
        - Я не боюсь этого, потому что физика мира изменилась, а душа твоя постоянна, мой ангел! Бери силы.
        Ганари бледной рукой провел по лицу Олеси, его пальцы остановились на ее шее и он сильно притянул ее к себе. Поцелуй превратился в укус, по ее губам потекла кровь, а лик Ганари чудовищно исказился. Монашеские одежды были порваны, безумие закружило двух странных существ, забывающих, кто они и откуда. Древняя песнь песней, любовь, все окропилось кровью, которую испил Ганари. Кровью, которую дала ему Олис. В порыве безумия страсти они не заметили третьего человека, шагнувшего в келью из стены.
        - Так-так-так, - усмехнулся Дил. - Думаю, ты боле не голоден, Алексис. Нам пора уйти и надо забыть, все забыть… Вы оба ничего не помните, абсолютно ничего с этой самой минуты!
        А еще через полтора месяца Анне стало совсем худо.
        - Мама! Мамочка!
        Олеся плакала у кровати матери, за ее спиной стоял Владимир. По его лицу было видно, как он переживает и за жену, и за умирающую Анну.
        - Тихо, детка, - подала голос Анна. - Все лишь начинается. Ничего не бойся, слушай Володю, он хороший мальчик, он поможет тебе.
        - Мама, мамочка, не уходи, не оставляй меня!
        - Я не оставляю, родная моя, я скоро вернусь, - и Анна, прикрыв глаза, блаженно и спокойно улыбнулась.
        - Ну что, Заряна? - Сова спрыгнула с подоконника и подошла к кровати.
        - Сова? - удивилась Заряна. - Что-то я тебя не видела давно, словно годы прошли.
        - Ну да, хотя изменилась всего одна Константа, изменилась вся твоя жизнь, и в ней ты забыла меня и стала иной. Чарлет! - позвала Сова, и Заряна оглянулась.
        Ее взору предстала странная картина. Она, Заряна, лежала на кровати, а рядом с ней плакала девушка, и стоял молодой мужчина. Львица Чарлет вынырнула из округлого небольшого зеркала на стене, словно всегда там и жила.
        - Это же я! - удивилась Заряна.
        - Ты, - подтвердила Сова.
        - А это… это Олеся, моя дочь…
        - Да, Заряна, но нам пора. У тебя мало времени, и ты давно бредешь через непроглядную тьму.
        - Я? - Заряна нервно рассмеялась. - Куда мы, Сова?
        - Искать выход!
        Сова схватила Заряну за руку и потащила к открытому шкафу, внутри которого странным образом начинался белый коридор.
        - А дочь?!
        - Некогда, некогда! - кричала Сова. - Она будет в порядке, не волнуйся! Чарлет, вперед!
        И сумасшедший бег закружил в едином клубке Сову, Заряну, львицу и само время…
        - Да, я слушаю, - голос Олеси в трубке был мрачен.
        - Это тетя Оля, - послышалось в трубке. - Вы с мамой слышали новость? Не осталось границ больше, не осталось! Когда-то Анна, мама твоя, не верила. Дай-ка мне ее.
        - Ее нет, тетя Оля, - ответила Олеся. - Ее больше нет.
        - Как это? - удивилась Ольга. - Где Анна?
        - Она сказала вчера, что Сатана все-таки получил страну. Даже мир. Сказала, уснула и больше не проснулась.
        - Что-о-о? - Ольга почувствовала, что теряет сознание…
        Олеся отключила мобильник и прошла на кухню. Володя напряженно, ссутулив спину, смотрел в окно. Щелчок - и электрический чайник заработал, тихо забурлила вода. Тяжелые дни наступали громыхающей поступью, и деваться от них было некуда.
        Мир за окном менялся, не просто от утра к ночи или от лета к зиме, а более стремительно и совсем в иную сторону. Менялась политика государства, странно и неуловимо. Прежнее руководство страны неожиданно и очень глупо поскользнулось на огромных финансовых займах, которые оказались не в закромах Родины, а на личных счетах в банках. Всплыли кровавые преступления против своего же народа. Сначала это всколыхнуло волну демонстраций и протестов, потом постепенно переросло в восстания со стрельбой. Первые жертвы начали приносить буквально под двери патриарху, но тот отказался освятить память и жертвенность народа, аргументируя это тем, что люди не ведают теперь, что творят, и потакают Бесу!
        Начались странные репрессии. В отместку рушились храмы, убивали духовенство и политиков. На какое-то время было парализовано телевидение и радиовещание. Но потом, когда отгремели расстрелы на стадионах, вдруг первая рябь пробежала по спящим, но ждущим экранам. Первая картинка прямого вещания показала многомиллионной стране окровавленные стены бывшего Парламента и нового Лидера. Его отчего-то поддерживала армия. Молодой человек с хищным, но очень красивым лицом, в полевой форме и генеральских погонах начал говорить, четко и очень грамотно, что страна избавлена от прежней диктатуры, несправедливого насилия и насмешек духовенства. Что теперь все будет иначе, начнутся дни счастья и благоденствия, что вскоре и другие народы последуют в новый мир будущего. А пока всем трудно, и новое временное правительство во главе с Лидером вынуждено ввести комендантский час, чтобы не дать врагам Родины снова дурачить страну и уничтожать невинных! Поэтому вместо прежней службы безопасности сформирована новая Служба Справедливости и много-много еще чего, включая новую конституцию и свод законов. Церковь за свои
преступления объявлена вне закона, и священники арестованы!
        И никто не сказал «нет», никто не был против. У тех, кто хотел противостоять беспределу и очевидной глупости действий нового правительства, быстро открывались глаза, потому что те, кто громче всех кричал на перекрестках, вдруг исчезали или попадали в сумасшедшие дома с очень странными симптомами. Будто они всегда были умственно отсталыми. Мир менялся, люди начали бояться и склонять головы и спины…
        Олесе не спалось, и она заглянула в детскую, где, уютно свернувшись в клубочек, посапывала ее трехлетняя дочь Дарья. Олеся нагнулась к девочке и погладила по головке. Неожиданно Даша распахнула свои удивительные глаза, не по-детски серьезно взглянула на мать и опять уснула. Олеся вздохнула и пошла спать.
        Она тихо разделась и осторожно, чтобы не разбудить мужа, легла. Завтра ей предстоял нелегкий путь, и она попыталась заснуть. Повернувшись к мужу, она закрыла глаза и стала вспоминать, как умерла мать и как в ее жизни появился Володя, вытащивший ее из почти восьмилетнего затворничества монастыря. Затем родилась Дашутка. Но Дашутка - это тревожные мысли, и Олеся, безумно любившая дочь, о тревожном постаралась не думать.
        Неожиданно за окном послышался тихий, словно приглушенный скрип тормозов. Олеся напряглась и, вскочив с кровати, подбежала к окну. Там стояла машина. Уже шесть лет, как машины со знаком СС - Служба Справедливости - возникли среди прочих атрибутов современного мира… Из машины, стоящей во дворе, вышли трое и направились в темный подъезд дома. Олеся прислушивалась к торопливым шагам на лестничной площадке. Вот открыли чью-то дверь. Приглушенный говор, какая-то суета. Раздался женский плач, который сразу оборвался…
        Олеся сжалась. Теперь она вновь смотрела за окно. Вывели какого-то человека в наручниках и втолкнули молча в машину, при этом его сильно ударили в пах, и он, буквально согнувшись пополам, завалился в зарешеченный маленький кузов. Олеся прикрыла руками щеки. Кто-то тихонечко обнял ее сзади, она испуганно обернулась и увидела напряженное лицо мужа.
        - Эсэсовцы? - спросил Володя.
        Олеся тихонько кивнула.
        - Как сотню лет назад… Что-то нехорошее происходит в мире… Идем спать. Завтра разберемся.
        - Но как можно спать, когда… - попыталась взбунтоваться Олеся.
        - Тише, тише… - все бумажное.
        Олеся легла на кровать и прижалась к мужу.
        - Господи. Володя, как я боюсь за Дашутку. Когда она родилась, все говорили, что глаза поменяются, а они как были сиреневыми, так и остались. Да еще ее фокусы… Забрали-то Казаченко из 28-й. Он вел общество Рерихов. Я боюсь, Володя.
        - Я тоже, но не забывай, пока мы вместе, все не так страшно. Спи. Завтра Вацлав заедет в пять утра. Поспи хоть немного, - и он прижал к себе испуганную жену.
        - Вацлав очень пунктуальный молодой человек, - улыбнулась Олеся. - Он действительно приедет именно к пяти. Нет смысла спать.
        - Еще рано вставать, - прошептал Владимир.
        - Конечно, рано, - в глазах Олеси вспыхнул знакомый Владимиру огонек, и он опрокинул жену на подушки.
        - Какой подарок мне сделал патриарх, - тихо сказал он, глядя в потемневшие до сиреневого цвета глаза жены. - То ли святую, то ли дьяволенка.
        - Это до сих пор беспокоит тебя? - Олеся обвила его шею руками.
        - Нет, это даже не лишит меня сана, потому что в эти минуты я понимаю, что пороку дали неполное определение. Он бывает прекрасным…
        Вацлав и Володя, двоюродные братья, пили кофе в шестом часу утра. Олеся собиралась.
        - Вчера, вернее, сегодня ночью, эсэсовцы кого-то забрали, Олеся считает, что из 28-й, - сказал Владимир брату.
        Вацлав испытующе посмотрел на Володю:
        - У нас в институте появились люди из Совета, с эсэсовцами. Закрыли кафедру биофизики.
        Дверь на кухню тихо приоткрылась, и в освещенном проеме появилась сонная Дашутка.
        - Привет! - поздоровался Вацлав.
        - Здравствуй, - Дашутка подошла к Вацлаву и подняла на него свои удивительные сиреневые глаза. - Лучше не уезжай, Вацлав.
        - Почему? - удивился тот.
        - Не знаю, - Даша пожала плечиками. - С одной стороны, ты прав, что едешь, но, по-моему, потом будет трудно.
        Даша сделала серьезное личико и замолчала. Вацлав рассмеялся, и Володя, качая головой, унес дочь в спальню. Вышла Олеся.
        - Ну что, поехали?
        Целых полтора часа машина выбиралась из города. Через каждые сто - сто пятьдесят метров Вацлава останавливали на патрульных постах СС. Он предъявлял документы, которые тщательно проверялись, сверялись с данными картотеки. Спрашивали, куда едет Вацлав и кто с ним. Вацлав терпеливо объяснял, что Олеся - жена его двоюродного брата и что он, Вацлав, едет в Центр Преображения. Имеет ли он на это самостоятельное право или его вызвали? О нет, у него самостоятельное право как у ведущего физика местного НИИ. Когда они выехали за город, Олеся спросила:
        - Нас остановили двадцать шесть раз. Они что, не могут как-то сообщать друг другу?
        Фиолетовое напряженное утро, отключенные телефоны, руки Вацлава, плотно сжавшие руль. Он хотел сразу ответить, но накал непонятного ожидания в салоне и какое-то трагическое выражение на лице Олеси заставили его кратко бросить:
        - Они и друг друга проверяют.
        Олеся смотрела в окно на просыпающийся город. Красные, кровавого цвета стяги с лицом скорбящего нового Лидера фактически над каждой витриной, над каждой вывеской. Плакаты «Служба Справедливости и генерал Торин защитят тебя», «Торин - наш Хранитель», «Лидер нашего мира - наш Отец», «Лидер революции - Император новой Судьбы!», «Да здравствует Высшая Справедливость - Мысль нашего Лидера - Императора новой Судьбы!»
        - Что-то мне это напоминает… - Олеся нахмурилась.
        На улицах больше не было нищих, обычных бомжей, подземные переходы были вычищены, тротуары фактически блестели, даже алкоголики, в иные годы где-нибудь да украшавшие собой лавочки, исчезли из общего пейзажа. Ни просящих милостыню, ни папертей, ни крестов на маковках церквей.
        - А где все люди, ну, которые были бомжами, нищими, бездомными, пьяницами? - спросила Олеся.
        - Лучше тебе об этом не спрашивать, - откликнулся Вацлав. - Про генерала Пиночета слышала?
        Олеся побледнела и откинулась в кресле. Наступавшее утро ее не радовало.
        За городом, в домике тети Оли, старом и покосившемся без надежных мужских рук, было очень тихо. Олеся представила Вацлава тете Оле, подруге ее покойной матери, и та усадила их за стол.
        - Ой, милый, я не знаю, что и делать, - всхлипнула тетя Оля и приложила белый платочек к глазам, рассказывая Вацлаву о своей беде. Олеся успокаивающе взяла ее за руку, - Лесеньке уж тринадцать лет было-то, когда наконец-таки Бог мне Алинку послал. И чудная девка уродилась, думает-то и говорит точно так же, как покойница Анна.
        Ольга всхлипнула.
        - Ну-ну, не надо, - успокаивала Олеся. - Мама в Бога верила и очень хорошо разбиралась в этом хаосе. Разве это плохо?
        - Так ведь лет-то сколько прошло… Времена какие были. И то Анюта все таблетки да таблетки пила. А Алина так вообще. Заколют ее врачи, она совсем как неживая стала. Вот и прошу, отвезите вы ее в медицинский центр к Байкалову. У Лесеньки дар прям какой-то общения. Ее он примет, а ты, Вацлав, так совсем человек ученый! Люди говорят, добрый он человек-то, Байкалов, впустую химией кормить девчушку не будет, а как быть, подскажет.
        - Конечно-конечно, договорились же, тетя Оля, - улыбнулась Олеся.
        - Я сейчас, за Алинкой… - Ольга побежала в комнату.
        Вацлав поставил полупустую кружку с чаем на стол и озадаченно посмотрел на Олесю.
        - А сколько лет ребенку? - спросил он.
        Олеся грустно улыбнулась.
        - Ребенку? На десять лет моложе тебя. Семнадцать.
        - Ничего себе, - проговорил Вацлав. - И что с ней?
        - Считают, что слишком Бога любит. Не то что религиозная очень, нет, а вот сила от нее какая-то немирская исходит, вроде. Тетя Оля извелась уже вся. Девочку жаль, она и вправду в последнее время все молчит и молчит, о чем думает, одному-то Богу и известно. Уже запичкали лекарствами. Она какая-то тревожная стала. Не может как бы состыковаться с миром, с его жестокостью, по ее мнению… Ей все кажется диким, бесчеловечным, особенно последние годы. Действительно, как моя мама когда-то. Та тоже все ждала большой невероятной беды, вот и меня в монастырь отправила когда-то. Думаю, Байкалов разберется, там ведь у них приборы какие-то новые?
        - Да… - ответил Вацлав и осекся.
        Вошла Ольга и привела дочь. Алина походила на тонкое неземное создание с огромными зелеными глазами. Пышные золотые волосы полыхали осенним костром, и Вацлаву показалось, что его ослепили…
        Доктор медицины, высокий и подтянутый блондин Ян Литке ночевал у четы Байкаловых пятый день кряду. Утром его разбудил сам профессор.
        - Ян, вставай. Все проспишь, - бодрым голосом сообщил Байкалов и распахнул тяжелые портьеры, пропуская в комнату струящиеся лучи солнца.
        - Знаешь, Константин, если мы еще хоть одну ночь будем заниматься «божественной физикой» до четырех утра, то я рискую проснуться на том свете от усталости, - ответил Ян.
        Байкалов захохотал:
        - Надеюсь, помехи и прочая чертовщина тебе не снились. Спускайся вниз. Лена накрывает завтрак. Да! - профессор обернулся, закрывая за собой дверь в комнату друга. - Сегодня к нам гости из Совета…
        В огромном, обитом красным бархатом кабинете сидел Дил. Он закрыл глаза, но не спал, а думал, перебирая факты и события.
        Он долго и упорно работал против системы Отца, его тотального зомбирования идеей всеобщей любви…
        Но все оказалось иначе и проще здесь, на Земле. Изменив одну Константу, он заставил всех усомниться в существовании Отца. Бог не смотрел и не видел то, чем жил человек, и, по мнению Дила, это оказалось дорожкой к его цели. Человек жил хлебом насущным, хоть и не единым им. И Дил взялся за дело. Несколько лет он помогал крестьянам. Он широко усмехнулся и откинулся в кресле. Фермеры сперва с радостью кинулись сдавать зерно скупщикам Дила, ободренные высокими ценами за свой труд, они брали кредиты под большие следующие посевы. У него же, у Дила брали! И в итоге остались с огромным вдруг невостребованным урожаем на руках. Дил тогда сжалился и купил все по дешевке, обогащая казну и обдирая крестьянство. С рабочими городов он поступил так же. И люди склонили в зависимости головы. Страну начали сотрясать первые признаки голода и отчаянья. Появившиеся в помощь народу правительственные пайки начали постепенно втягивать народ в тень тяжелой и цепкой ладони Дила. Время тьмы наступало, и люди сами шли в полон. Он, кажется, все успел, все предусмотрел, все… Но назревает какая-то неприятность. Он ее чувствует
нутром, угроза… угроза извне. Может, от Отца? Дил низвержен им на Землю, он долго подбирал время и место, скитаясь из тысячелетия в тысячелетие, он наконец стал первым в этой стране, а скоро станет первым и в этом мире. Но Отец… Что же Отец? Дил мысленно вызвал Алекса.
        Алекс появился перед Дилом из ниоткуда. Он вытирал белым полотенцем окровавленные руки.
        - Слушаю вас, - Алекс слегка поклонился.
        - Что князь Турбин? - спросил Дил, глядя на руки Алекса.
        - Торин выкрал его дочь. Сейчас Рута Турбина в приюте. Князь отказался принять ваш путь, хоть я и был очень убедителен…
        - Ничего, состояние Турбина рано или поздно перейдет к дочери. А дочь не увидит больше отца, я возьму опеку над ребенком. Дворяне - позеры! - заключил Дил и добавил, помолчав:
        - Большинство из них. Если еще и самые крупные состояния страны я возьму в кулак, то Империи точно быть. Независимо от того, захотят или нет дворяне присоединиться ко мне, - захотят их дети! Когда через десяток лет им поведают иную правду об их родителях и Императоре. Это даже справедливо - репрессировать их. И волки сыты, и овцы целы…
        Дил встал.
        - Я позабочусь, чтобы последние годы князя были невыносимыми. Раз он настолько верен своему Богу, то пусть Он скрасит его чудовищные муки и видения. А дочери лучше пока не знать, кто она и откуда родом. Решим в будущем. Ты, Алекс, сегодня едешь в Главный Центр Преображения. С сегодняшнего дня все мутанты, все эти божьи создания, эти повстанцы, пророки и ясновидцы должны проходить чистку своих иррациональных мозгов…
        - Но… - попытался вставить Алекс.
        - Тебя это не касается. Ты мне нужен.
        Ввели мужчину. Измученный и грязный, он казался старше своих лет.
        - Митрополит Всея? - улыбнулся Дил. - Достопочтенный маэстро Георгий! Не кажется ли вам, что последний оплот православия в данной стороне света сильно мешает мне?
        - Дьявол… - тихо ответил митрополит. - Тебе мешает вера наша? Православие? С католиками быстрее договориться? Но древние знания, влившиеся в православие, мешают тебе. На нашей стороне не только Творец, но и иные…
        - Ты не дурак, - Дил задумался. - Где скипетр, Георгий?
        - Зачем скипетр Божий, издревле бореями и православием охраняемый, дьяволу?
        - Зачем мне символ власти над Землей? Ты смеешься, батюшка?! Это моя вещь, а чужое брать нехорошо. Вот, Моисей взял, и сколько народу полегло? А кто его просил? Нет, власти ему хотелось. Так что брать чужое не есть хороший тон.
        - Ты лживый бес и самозванец, - процедил Георгий.
        Сильный удар сотряс тело Георгия.
        - Ты мерзкий слуга Отца моего, ты расскажешь мне, где скипетр власти бореев?!
        - Нет, - прошептал Георгий. И громко хлопнули двери от неведомого порыва.
        Треснуло зеркало.
        - Сова… - прошептал Дил.
        Отец Георгий поднял глаза к своду потолка и стал молиться.
        - Запрещаю храмы. Запрещаю Бога. Пусть Торин пока тайно, но начинает уничтожение, - сдерживая злость, заговорил Дил, а вокруг вспыхивали и занимались огнем кресла, мебель, другие вещи. Адское пламя плясало и охватывало все больше и больше пространства. - Центры Нейрофизических Преображений должны быть нашими, позаботься о них, займись директором Главного Центра, он нам нужен. Мне пора.
        - Куда? - вырвалось у Алекса.
        Дил оскалился в усмешке.
        - Хочу поболтать с сестренкой. Она явно где-то здесь…
        Голубая дымка окутала Дила, и он исчез.
        - Доволен? - Сова сидела у старого камина.
        - Очень, - Дил недоверчиво посмотрел на Чарлет, не сводившую с него глаз.
        - Ты изменил метафизические планы мира.
        - Об этом я и говорил.
        - Ты преступник, братец.
        Ян спустился в гостиную и вдохнул притягательный аромат завтрака. Старший Байкалов и его девятилетний сын Агей сидели за красиво накрытым столом. Жена профессора Лена бегала и суетилась.
        - Садись, Ян, - сказала Лена, - а то чай остынет. Я вам с собой пирожков положу. Угу?
        Литке засмеялся.
        - Ты и пирожки успела? Ну, профессор, у тебя и жена!
        - Потому я и профессор, что у меня такая жена! - с гордостью сказал Байкалов. - Вот ты. Тебе же тридцать скоро стукнет, Ян!
        Агей засмеялся и, взглянув на Литке черными глазами, сказал:
        - Ян! Ты не старый, не переживай!
        - Ну вот! - как бы подтвердил Ян. - Могу не переживать. Агей, кем ты хочешь стать?
        - Психоневрологом, как папа!
        Олеся шла по коридорам Центра, словно твердо знала, куда ей идти. За ней, в нескольких метрах, шли Алина и Вацлав, они о чем-то шепотом говорили. Неожиданно Олеся жестом остановила их.
        Перед Олесей стоял человек. Скорее всего, он был ее ровесником, но его странный вид заставил Олесю замереть. Человек смотрел в окно, и она видела лишь его орлиный профиль. У него были волосы цвета воронова крыла, спускавшиеся по плечам. Он держал руки в карманах широких брюк. Грязно-зеленый свитер, растянутый и неаккуратный, надетый на белую шелковую рубаху, был виден под расстегнутым черным плащом, не по росту большим, закрывающим высокие военные ботинки.
        Человек чем-то поразил Олесю. Она чувствовала, что от него исходит какая-то неведомая, устрашающая сила, но сила эта казалась ей родной и знакомой.
        Пока Олеся раздумывала, как пройти мимо незнакомца в приемную Байкалова, человек обернулся и посмотрел на нее. Глаза незнакомца были черными, пронзительными. Олеся вздрогнула.
        - Не бойтесь, - человек неожиданно улыбнулся. - Вы к профессору?
        - Да… - ответила Олеся и внезапно поняла, что человек пытается загипнотизировать ее.
        Олеся собралась с духом и мысленно засопротивлялась, из подсознания всплыли странные символы и ощущения. Она почувствовала, заставила почувствовать себя, что Алина и Вацлав незаметны для чужака, а сама она недоступна. И - чудо! - она поверила в это.
        Взгляд незнакомца ненадолго потух, но тут же вспыхнул с новой притягательной силой. По-кошачьи тихо он подошел к Олесе и запустил руку в ее пышную золотистую шевелюру, поглаживая затылок и шею.
        - Мы, кажется, не знакомы, но мне так знакома твоя красота! А какое дело привело тебя к Байкалову? - спросил незнакомец.
        - Я хотела проконсультироваться у профессора по поводу сестры, - ответила Олеся, нервно переводя дыхание. Странное возбуждение необузданной волной поднялось из глубин ее естества. - А вы его помощник?
        - Нет, - как-то глухо произнес незнакомец. - Я просто Алекс. Что с вашей сестрой?
        - Нервное расстройство… - сказала Олеся.
        Алекс кивнул и произнес:
        - С нервными расстройствами к Байкалову не приезжают… издалека. А вы издалека. Я отчего-то уверен, что вы чувствуете то же, что и я, - уже под нос себе процедил Алекс. - Пусть идут, они нам мешают общаться.
        Вацлав, пораженный, схватил Алину за руку и пробежал мимо Алекса и Олеси дальше по коридору.
        - Вот и чудесно, - Алекс глубоко дышал. - Правда, любимая?
        Темно-синие глаза Олеси вспыхнули сиреневыми искрами, она обняла Алекса, и он втолкнул ее в пустой кабинет. Дверь захлопнулась сама. Олеся не понимала ничего, лишь ощущала дикую тоску и желание, первобытное, мощное, и Алекс целовал ее, оставляя пятна и следы на белой коже. А она кричала и рычала, словно они были одни в этом мире, и на спине Алекса оставались кровавые полосы от ее ногтей.
        Это было не земное обычное удовлетворение, но что-то древнее, борьба двух одинаковых начал, животная страсть, потребность, необходимость. Нечто отличное от любви, но мощное и сметающее все на своем пути. Они творили свою любовь, свой танец. Алекс мощно и ритмично входил в нее, при этом сильно вжав ее в себя, сливаясь с нею в единое целое. Его губы отыскали бьющуюся вену на ее шее, он с блаженным стоном прокусил ее, чувствуя на губах горячую кровь и великое нечто, втекающее в него…
        А потом она вытиралась его белой шелковой рубашкой, еще не совсем придя в себя. А он стоял перед ней на коленях и целовал ее плоский живот, вдыхал ее аромат, сжимал ее тело.
        - Мне надо идти, - голос разума словно против воли толкал Олесю говорить, - меня ждут и ищут, любимый.
        - Я не отпущу тебя, - Алекс целовал ее бедра. - Я не знал, что такое существует, я не мог представить, что в мире есть ты - лучшее, самое лучшее…
        - Я замужем, любимый, у меня ребенок, - слабо отталкивала Алекса Олеся.
        - Это не помеха, - шептал он, позволяя своим рукам и губам продолжать первобытный танец желания.
        - Отпусти меня, любимый, мне пора…
        - Ты вернешься ко мне?
        - Я не знаю…
        - Я сам найду тебя…
        Она бежала по коридору не помня себя. Что это было?! Она изменила Володе! Изменила Володе! Что с ней! Кто он?! Почему? Она хлестала себя по рукам и по лицу, била по губам, по щекам текли слезы, а первобытная буря в душе улеглась, и рябь стыда покрыла озеро ее души. Взять себя в руки, успокоиться! Забыть! Забыть и молчать!
        Олеся остановилась у окна, переводя дух, автоматически поправляя волосы и натягивая на шею тонкий ворот водолазки. За окном, на площади перед Центром Преображений, стояло много машин СС. Олеся попыталась переключиться, считая машины, людей, деревья вокруг. Руки предательски дрожали. И она снова поспешила по коридорам Центра, ища кабинет Байкалова.
        Наконец Олеся влетела в профессорскую приемную, даже не заметив Алину и Вацлава, стоявших у окна перед входом. В приемной находились два человека в белых халатах. Оба удивленно взглянули на Олесю.
        - Чем обязан? - спросил один из них лет сорока.
        Олеся заметила, что дверь, ведущая в кабинет директора Центра, открыта и там никого нет. Видимо, обратившийся к ней человек и есть Байкалов.
        - Вы Константин Аркадьевич Байкалов? - спросила Олеся.
        - Да, - ответил профессор и взглянул на Яна.
        Ян пожал плечами и предложил Олесе стул.
        - Вы с Ганарником? - спросил Ян.
        Олеся отрицательно и энергично покачала головой.
        - У меня беда. Я к вам на консультацию, - выдохнула Олеся.
        - Женщина, милая, как же вы прошли мимо солдат СС и Алекса? - удивленный Байкалов указал на дверь.
        Олеся пожала плечами и опустила голову, щеки предательски вспыхнули.
        - Подожди, подожди, Константин, - Ян присел около Олеси. - Вы их гипнотизировали? Ведь так?
        Олеся кивнула.
        - Вот видишь, Байкалов! Мутация - парапсихологические возможности! То, что мы искали! Иная биохимия мозга.
        Байкалов нахмурился:
        - То, что запретил Совет. Теперь пойдет повальная чистка. - Он обратился к Олесе:
        - А что у вас?
        - У меня сестра, доктор, - Олеся подбежала к двери и позвала Вацлава и Алину.
        Байкалов и Литке как один уставились на Алину.
        - Сколько тебе лет? - спросил Байкалов.
        - Семнадцать, - тихо ответила Алина.
        - Что тебя беспокоит?
        - Понимаете, - вмешалась Олеся, - она как не от мира сего, у нее на первом месте Бог… Она может пойти в толпу фанатов, сатанистов, их так много сейчас… - Байкалов и Литке переглянулись, - и доказывать существование Бога живого. Это опасно для жизни, может, ее всего этого лучше лишить? У вас же есть машины…
        Алина прижалась к Вацлаву.
        - Не думаю, - ответил Байкалов. - Ей просто необходимо слегка заземлиться. Наши машины - дровосеки. Они вырубят из нее бесчувственного зомби… Это экспериментальные машины, они несовершенны и, думаю, понадобятся психически больным людям. Пойдем-ка со мной в кабинет, девочка, - обратился профессор к Алине. - Только ты одна.
        Байкалов и Алина удалились. Ян обернулся к Олесе и Вацлаву:
        - Он снимает показатели мозга. А почему, собственно, вы, Олеся, настаиваете на чистке мозга?
        - Откуда вы знаете, как меня зовут? - удивилась Олеся.
        - А разве вы не представились?
        - Возможно… - задумалась Олеся. - Я настаиваю, потому что не хочу ее потерять. Моя мать была такая же. Она умерла, когда Диктатор пришел к власти.
        - Вы не боитесь называть его Диктатором?
        - Нет…
        Вернулся Байкалов с какими-то бумагами в руках. За ним неслышно вошла Алина.
        - Все нормально. Не понимаю, почему вы беспокоитесь? - заговорил Байкалов. - Она верит в Бога и только, именно - Верит, а сейчас пока нельзя так верить. Пока. Уезжайте и увозите ее. Пусть займется чем-нибудь отвлекающим. Чего бы тебе хотелось? - спросил Байкалов Алину.
        - Я хочу дочку или двух… - ответила Алина не задумываясь.
        Литке пристально посмотрел на нее, а Байкалов пожал плечами:
        - Ну, пусть родит ребенка. Все забудет. Да-да, именно так, а пока старайтесь ее отгородить от зла. Ну, в общем, все!
        Байкалов развел руками. Олеся кивнула и, обняв Алину за плечи, попрощалась с Байкаловым и Литке:
        - До свидания. Возможно, вы правы.
        Они выходили, когда Литке окликнул Вацлава:
        - Вацлав, я надеюсь, вы лично позаботитесь о девушке, Алина будет рада…
        Когда захлопнулась дверь, Байкалов спросил Яна:
        - Откуда ты знаешь, что парня зовут Вацлав?
        - Вацлав Лесовский, ученый-физик, он сам мне про себя рассказал…
        В дверь вновь постучали.
        - Войдите, - Байкалов обернулся.
        Вошел Алекс Ганарник. Литке откланялся и торопливо ушел.
        - Ну что ж, профессор, поговорим, - Алекс прошел в кабинет Бай-калова, настороженным взглядом проводив Литке.
        Байкалов приветливо кивнул и сел в кресло у окна. Алекс взял стул, поставил его напротив профессорского кресла и неожиданно спросил:
        - Константин Аркадьевич, вы любите свою жену?
        Профессор взглянул в омут глаз Алекса, и неведомая сила прикоснулась к нему… Байкалов вздрогнул и натянуто, с трудом кивнул.
        - Вот и славно. А хорошего понемножку.
        В этот самый момент в кабинет зашла девушка исполинских размеров.
        - Это Марина Ловель, ваш новый психолог, - сказал Алекс.
        Байкалов успел подумать, что Марина очень некрасива, но в медленное течение его мыслей ворвалось: «Марина очень хорошая девушка, вы полюбите ее, профессор. Вы любите Марину. Вы вместе будете бороться против мутационных изменений. Ваш Центр переоборудуется в Центр Мутационных Преображений. С ключами вас познакомит Марина, сегодня вечером».
        - Но я должен ехать с женой… - медленно запротестовал профессор.
        - Вы же любите Марину, профессор. Докажите, что вы - настоящий ученый, - глаза Алекса излучали странный свет. - Принесите жену в жертву. Вы отправите ее на чистку по стопроцентной шкале мутации с летальным исходом. Она вам больше не нужна. Вы слышите меня? Она вам больше не нужна!
        Байкалов медленно кивнул. Алекс улыбнулся Марине…
        Вернувшийся за какой-то мелочью Литке остановился как вкопанный, услышав эти слова, и медленно начал отступать к дверям. Надо было спасать Лену Байкалову, любой ценой увезти ее из Центра и представить все так, словно чистка прошла.
        Дил вызвал к себе Торина. Генерал СС пришел незамедлительно.
        - Слушаю, - сказал Торин.
        Дил медленно повернулся в сторону Торина и добавил, как бы окончив фразу:
        - Ваше Величество…
        На лице Торина не дрогнул не один мускул, он как механическая кукла повторил:
        - Слушаю, Ваше Величество.
        - Именно так, - в руке Дила появился высокий черный бокал. - Последние века сильно попортили устои на Земле. Я - Император. И Земля - моя Империя. Моя. Только моя. Знаете ли, Торин, одну вещь?
        - Да, Ваше Величество?
        - Распятый вновь стремится на Землю. Вы верите Библии?
        - Но Бога же нет, Ваше Величество, - ответил генерал, вытягиваясь, как струна, перед Дилом.
        - Да, Бога нет, есть мой Отец и его сын, не я, другой, любимый - мой враг. Библии не стоит верить - трескотня веков, но вот кое-чему можно… Собственно, Распятый не должен прийти на Землю или остаться в живых. На тонком плане у меня есть армия, да-да, целая армия, но она ничего не сможет сделать младенцу. Нужно убрать его мать. А сейчас мне известно следующее: Вацлав Лесов-ский, ученый-физик, собрался жениться на Алине, маленькой Алине, которую упустил Алекс. Алекс! - громко взревел Дил.
        Из дрожащего воздуха появился Алекс.
        - Ты упустил человека, которого необходимо было отправить на чистку! Ты попал под влияние мутанта и сдался!
        Алекс ловил мысли Дила, образы возникали у него в голове.
        - Но там была одна только женщина, я не видел остальных.
        - Вот именно, не видел! Не один ты способен на фокусы… Бог тоже творит чудеса. Хотя… Тебе так понравилась эта человеческая зверушка? - хмыкнул Дил. Алекс опустил глаза. - Играйся!
        Торин смотрел на молчавшего Алекса и ничего не понимал. Дил повернулся к нему:
        - Итак, генерал, через восемь месяцев Алина родит дочь, которая будет матерью нового Христа. Ребенка необходимо выкрасть и убить. Действуйте как угодно. Дайте ей спокойно родить и унесите ребенка, выкрадите прямо из рук акушерки! Лесовский пусть получит дом в подарок, большой особняк… это неплохой жест. Подарок к свадьбе от Императора. Дом. Генерал, кажется, напротив вашего особняка есть еще один?
        - Да, это дом Панченко, конфетного магната.
        Дил оскалился в усмешке:
        - Ничего, построит новый. Действуйте, генерал.
        - Слушаюсь, Ваше Величество!
        Торин вышел.
        - Вот что, Алекс… Необходимо создать лекарство для воздействия на мозг, маленькие капсулы, чтобы можно было вшить каждому солдату СС. Надеюсь, ты меня понял?
        Алекс кивнул. Дил улыбнулся и стал растворяться в воздухе. Алекс пристально следил, как исчезал Сатана.
        Вацлава и Алину венчали в старой, спрятавшейся в лесу церквушке отца Георгия. Венчали тайно. Олеся тихо перешептывалась с Ольгой.
        - Почему особняк, да еще в столице?
        - Не знаю, милая, не знаю. Пусть решает Бог.
        - Да, - проговорила Олеся, - видимо, Бог сейчас не решал. Мне это не нравится. А где Даша?
        - Да здесь была, - ответила Ольга.
        Даша заглянула в маленькую комнату. В свете горящих свечей она увидела иконы на стенах и священника, надевающего крест.
        - Тебя как зовут? - спросила Даша.
        Священник, вздрогнув от неожиданности, обернулся к девочке.
        - О! Какие у тебя удивительные глаза! - сказал он.
        - Я вообще удивительный ребенок. Вот, смотри, только не говори маме, она мне запрещает.
        И в руках Даши появилась увесистая старая книга, с которой капала вода.
        - Где ты взяла ее? - воскликнул отец Георгий.
        - Ты так долго о ней думал, и думал так громко, все вспоминал, где ты мог ее потерять, я ее и вернула, - улыбнулась Даша.
        - И где же она была? - спросил Георгий.
        - В колодце. Ты слишком добр и не смотришь за детьми, которые приходят с родителями к тебе…
        - Чудны дела и дети твои, Господи, - только и прошептал Георгий.
        - Тужься, милая, тужься! - высокая врач в медицинской повязке, оставлявшей открытыми лишь зеленые кошачьи глаза, ласково разговаривала с Алиной.
        Алина металась и кричала, а медсестры, словно заботливые кумушки, порхали вокруг, слушая возвышающуюся над ними докторшу, и боль утихала и утихала.
        - Не страшно, деточка, и не больно, - доктор улыбнулась глазами. - Тужься еще! Ну-ну!! Оп-па! - как-то совсем не по-медицински выпалила доктор. - А вот и наша девочка родилась!
        Медсестры-акушерки восхищенно заохали, когда младенец издал крик.
        - Что-то не так, - нахмурилась врач, и тут же раздался второй крик. - Две девочки? Ничего не понимаю, - пробормотала она.
        Но Алина услышала:
        - Две малышки? - слабо спросила она. - Спасибо тебе, Господи!
        - Спи! - строго сказала докторша, и Алина провалилась в глубокий сон.
        - Та-ак, - Сова уперла руки в бока, - почему же две? Чудны дела твои, Папочка… Ну, и где ты у меня, а? - Сова сняла маску и начала вглядываться в младенцев. - Поняла!
        И тут раздался настойчивый стук в двери.
        - Пришел-таки! - она схватила на руки одну из девочек и, проведя рукой по лицу младенца, поспешила к двери.
        Торин был в белом халате поверх формы, с ним рядом стоял еще кто-то - Сова поняла, что это врач. Позади Торина были видны трое солдат СС.
        - Тут ваша жена, генерал? - недоуменно спросила Сова.
        - Нет, доктор, - ответил Торин и обвел родильный зал взглядом.
        Здесь были две роженицы, одна из которых еще рожала в окружении акушерок, так, что ее и не видно было, только крики слышны.
        - Где Лесовская? - сурово спросил Торин.
        - Я вас огорчу, генерал, - ответила Сова, - она без сознания, а ребенок умер при родах.
        - Как умер?! - Торин изобразил удивление.
        - Вот, - и Сова показала неподвижного младенца.
        - Проверьте! - приказал Торин стоящему рядом врачу.
        Доктор ловко выхватил младенца из рук Совы и понес к смотровому столику.
        - Какая трагедия, такая молодая семья, первый ребенок, - запричитала Сова.
        - Да-да, - согласился Торин, - еще родят.
        - Ну, или усыновят, времена сейчас после революции тяжелые, от детей отказываются.
        - Или усыновят, - подтвердил Торин.
        Вернулся врач, передал тельце ребенка Сове.
        - Младенец мертв, мой генерал! - отчитался он.
        - Какая жалость, - равнодушно смотря в глаза Сове, сказал генерал.
        Буквально через час Алина пришла в себя. Рядом с ней в кроватке спал один ребенок.
        - Хочешь сохранить это дитя - говори, удочерили, - раздался голос.
        Алина перевела взгляд на говорящую - та самая зеленоглазая врач.
        - А вторая дочь? - срывающимся голосом спросила она.
        - Не было второй дочери, прощай!
        Алина страшно закричала, затем крик ее перешел в плач навзрыд.
        Дил нервно постукивал пальцами. Он ждал доклада Торина о сделанном за последние дни. Наконец раздался звонок. Дил взглянул на экран миниатюрного компьютера, и кнопка приема сама вжалась в панель. Появилось красное, взволнованное лицо генерала.
        - Ну? - спросил Дил.
        - Ваше Величество, девочка умерла при родах!
        Дил дико захохотал.
        - Но в доме Лесовских все же появился ребенок.
        - Как? - Дил поднял черные брови.
        - Говорят, усыновили. Смешно, но медперсонал подтвердил это - была отказная девочка.
        - Врачи могут солгать! - прошипел Дил.
        - Но ребенок действительно умер, я видел, Ваше Величество, и…
        - Генерал! - Дил был страшен. - Следить за домом Лесовских, все равно следить, даже если вы собственными руками унесли тело ребенка из родильной комнаты!
        Олеся сидела около Алины, которая качала младенца и плакала.
        - Тише, тише, - успокаивала Олеся. - Не говори матери ни в коем случае.
        - Да, но у меня две дочери! Где вторая? Зачем похитили ребенка? - Алина зарыдала.
        - Не знаю. Не нравится мне эта история с особняком. Пусть все, кроме тебя и Вацлава, считают, что девочку удочерили. Медперсонал был странный… Ты знаешь, я зашла вчера в роддом и никого не узнала. Называла имена, а мне говорили - такие у нас не работают. Как будто они с неба спустились. Молчи. И я буду молчать.
        Забежала Дарья. Она тихонько подошла к Алине и, став на цыпочки, заглянула в личико младенца.
        - Какая маленькая! - сказала Даша. - А сколько ей лет?
        - На четыре года меньше, чем тебе, - шепотом пояснила Олеся.
        - Значит, нисколько, - сделала заключение Даша. - А она красивая, как Венера.
        Алина грустно улыбнулась.
        Сова постучала в двери приюта: некогда большой частной школы, а теперь императорского закрытого заведения.
        Ей открыл дверь солдат СС.
        - Я по поручению генерала Торина.
        Солдат как-то отрешенно посмотрел на Сову и пропустил.
        Директор приюта сидел за большим столом из красного дерева и что-то писал в большой старой тетради, когда прямо на стол перед ним положили сверток с младенцем. Директор недоуменно поднял глаза. Перед ним стояла молодая красивая женщина с изумрудными глазами.
        - Вы друг Влада Лесовского?
        - Да, мы служили вместе.
        - Это его внучка. Ее убьют, если вы не скроете девочку у себя, - сообщила Сова.
        - Но, позвольте! - возмутился было директор, но Сова уже шла к двери.
        На пороге она обернулась:
        - Девочку вам поручил генерал Торин, чтобы вы тайно ее растили и воспитывали. И чтобы никто не знал! Повторите!
        И директор как заводная кукла повторил слова Совы, а потом взял ребенка на руки и заворковал:
        - А кто у нас тут маленький и такой красивый? А это наша внучка, Влад. Да?
        - Вот и хорошо, - усмехнулась Сова, понимая, что директор уже не видит и не помнит ее…
        Пятилетняя Юна сидела на подоконнике приюта и болтала ногами, что-то напевая себе под нос. В вестибюле никого не было, и Юна, наслаждаясь одиночеством и солнечным лучом, гревшим ей спину, чувствовала себя вполне безопасно. Ее рыжие, пламенные, вьющиеся волосы выбились из-под заколки, и девочка время от времени дула себе на лоб, встряхивая падавшие прядки.
        - Лесовская! - раздался резкий окрик. - Ты опять сидишь на подоконнике?!
        Юна моментально спрыгнула с окна и выжидающе посмотрела на новую смотрительницу, толстую и злую Алису. Добрая к детям Джейн умерла прямо за завтраком. Юна поморщилась при воспоминании об этом.
        - Лесовская! - гортанно повторила Алиса. - Что за манера сидеть на подоконнике! Еще раз увижу, и ты лишишься обеда! Или - хуже того - попадешь в карцер. Скажи спасибо, что ты больна.
        Алиса замолчала и проплыла мимо Юны. Юна дотронулась до забинтованного розовым шарфом горла.
        - Юна! - кто-то звал шепотом из-за угла в вестибюле.
        Она повернулась и увидела Руту. Та помахала рукой, и Юна побежала к ней. Рута Турбина, очень хорошенькая и умная девочка двумя годами старше Юны была ее единственной подругой.
        - Смотри, - Рута показала Юне книгу в старинном, потрепанном переплете.
        - А что это? - спросила Юна.
        - Это книга, за которую можно попасть в карцер или еще куда похуже…
        - А где ты взяла ее?
        - Мне ее перед смертью подарила Джейн. Это Библия, - ответила Рута. - Хочешь, начнем ее читать?
        - Где?
        Рута пожала плечами…
        - Под кроватью, конечно. Идем в спальню, пока все на занятиях.
        - А как тебе удалось уйти с уроков? - спросила Юна.
        - Вчера, когда ты заболела, я тоже симулировала болезнь.
        - Не боишься, что тебя накажут?
        - Да не убоюсь я зла, - ответила Рута.
        Владимир Зорин не спал, когда в дверь тихо постучали. Он прислушался к тишине в квартире - Олеся и Дашутка не проснулись. Кого же принесло так поздно? Дверь открылась сама, и из коридора навстречу Владимиру шагнул высокий мужчина, в котором Зорин сразу узнал первого помощника самопровозглашенного Императора.
        - Чем обязан? - спросил Владимир.
        - Ничем, - ответил Алекс, и, прищурившись, посмотрел на Владимира. - Священник?!
        Владимир промолчал, а Алекс тихо и торжествующе рассмеялся.
        - Пойдем-ка, батюшка, за мной.
        И он уверенно пошел в спальню Олеси и Владимира.
        - Богиня, - прошептал Алекс, глядя на спящую Олесю. - Ты фильм «Полтергейст» смотрел? - спросил он Владимира.
        - Нет, - Владимир начал злиться. - Выйдите немедленно из комнаты!
        - Мне в ней больше нравится часть темная, - Алекс кивнул в сторону Олеси. - А тебя, значит, приставили активизировать светлые стороны? Умно, но не выйдет! - Алекс опять рассмеялся. - Так фильма ты не видел? Смотри, это где-то так…
        Кресло само подвинулось ближе, и Владимир упал в него. Его словно приклеили к сиденью, он не мог ни пошевелиться, ни заговорить - ничего, только смотреть. А Алекс тем временем неторопливо разделся и потянул одеяло с Олеси. И вскоре глазам Владимира предстала картина необузданной, животной страсти. Олеся, которой не знал Владимир, словно демон отдавала всю себя этому чудовищу, показывая самые невероятные глубины тьмы, похоти и распутства. Владимир молился, но безумие не прекращалось. И тогда он закрыл глаза. Звуки оргии стихли. Зорин вновь взглянул на мир: это был пустырь, он по-прежнему сидел в кресле, и над ним возвышался довольный Алекс Ганарник.
        - Ты ничего не добился. Мне жаль, священник. Но я не дам тебе умереть просто так, ты умрешь от наслаждения.
        Владимиру стало страшно. Из-под земли потянулись руки - женские, мужские, потом тела, голые и совокупляющиеся мужчины и женщины с клыками. Их было больше десятка. Заметив неподвижно сидящего в кресле Зорина, они поползли к нему по сырой земле. С него рвали одежду, чьи-то зубы впивались в его плоть и пили из него кровь, кто-то целовал, грыз и лизал его. Владимир молился, когда почувствовал невероятное наслаждение и чьи-то губы, охватившие его внизу. Он запрокинул голову, и тут же в его шею вцепились чьи-то клыки.
        Владимир терял жизнь и разум. Алекс наблюдал за этим и усмехался. Когда тело Владимира сотряслось в конвульсиях сильнейшего оргазма, жизнь покинула его.
        - Вот и все, - Алекс представил себе Олесю. - А меня ждут…
        Кресло с мертвым Владимиром и извивающимися телами медленно проваливалось сквозь землю. Вскоре на этом месте остался лишь холм, покрытый травой.
        Олеся очнулась на какой-то миг в объятиях Алекса.
        - Скоро муж вернется, - шептала она. - Остановись, любимый!
        - Нет его больше, он мертв, - отозвался Алекс.
        Олеся вздрогнула и попыталась вырваться, внезапно поняв весь ужас происходящего. Но Алекс сильнее прижал ее, сопротивление лишь раззадорило его. Олеся попыталась отбиваться, но голос словно пропал. А вместо одного Алекса их стало трое, и Олеся потеряла сознание от ужаса, пока три монстра истязали ее тело. Она приходила в себя и снова проваливалась в небытие, два начала боролись в ней, темное и светлое, словно два сражающихся всадника…
        - Ты никуда не денешься от меня, - рано утром сказал Ганарник, перед тем как уйти.
        Страшная ночь потерь и насилия закончилась, начинался не менее страшный день, спасения не было. Качаясь, Олеся кое-как оделась, зашла к Дашутке, написала записку, что скоро вернется, и ушла из дома. Ее последней надеждой была старая заброшенная церковь отца Георгия, бывшего патриарха.
        Добираясь больше часа ранними автобусами, бледная, вся в синяках женщина привлекала к себе взгляды редких прохожих и пассажиров, которые тут же отворачивались, потому что время было непростое, время было бояться. Когда она постучала в некрепкую дверь заповеданной церквушки, отец Георгий открыл сам и едва успел подхватить ее…
        - Эй, Венера! - крикнул пятнадцатилетний Егор Торин, увидев среди деревьев цветущего сада рыжую голову с короткой стрижкой. Венера взглянула на Егора, ее глаза вспыхнули зелеными камушками.
        - Тебе чего? - натянуто спросила она.
        - Пойдем ко мне, я тебе покажу слайды Карпатских гор.
        - Зачем они мне?
        - Ну, - Егор пожал плечами, - красиво же.
        Венера усмехнулась.
        - Что ты можешь понимать в красоте? У тебя душа уродливая, ты станешь жестоким эсэсовцем! Ведь так?
        Глаза Егора сузились в черные щелочки… Но он промолчал. В это время рядом с Венерой появилась девочка с черными волосами и сиреневыми глазами. Она была чуть младше Егора.
        - Пошли, Венера, - сказала девочка и посмотрела на Егора пронизывающим взглядом.
        - Ты кто? - спросил Егор.
        - Не имеет значения, - ответила девочка. - А что ты делаешь в этом саду?
        Егор не ответил, за него ответила Венера.
        - Это Егор Торин, сын генерала Торина, он где хочет, там и бродит. Он плохой, Даша, - с детской наивностью сказала Венера.
        Даша еще раз оглянулась. Егора вновь прожгли сиреневые глаза.
        - Нет, он не плохой, - четко произнесла Даша, чтобы услышал Егор. - Он просто в тебя влюбился.
        Егор покраснел и поспешил исчезнуть.
        - А вы к нам в гости надолго? - радостно прощебетала Венера.
        Даша покачала головой.
        - Мне пришла повестка, явиться в Центр Преображения.
        - На чистку? - ахнула маленькая Венера.
        Даша грустно кивнула.
        Даша ничего не понимала, еще вчера все было спокойно, и она проделала долгий трехчасовой путь на электричке из родного города сюда, а теперь машины СС, заполонив дорогу, бесконечным потоком двигались вперед, прогоняя безмятежье из ее души прочь. То безмятежье, тот покой, что она пыталась охранить подольше от извечной тревоги, которая растет в умах и душах человечества, стоит лишь покинуть любой приют. Глядя на бешено летящие машины, Дарья осознавала, что дом отца Георгия - лишь иллюзия, утопия в современном мире…
        А до того церквушка отца Георгия, как и прежде, встретила ее таинственно-священным молчанием. Предусмотрительно отключив все мобильные телефоны, она направилась вперед. Сам отец Георгий обрадовался ее приезду как ребенок. Он восклицал: «Слава Господу! Ты здесь!» или «Наконец Всевышний услышал мои молитвы!» Они пили липовый чай, впитавший в себя запах мягкого ладана, и разговаривали.
        Разговор старого священника и юной девушки походил на бред умалишенных. Но лишь им был понятен смысл. Они говорили о Боге. Вернее говорила она, а Георгий внимательно, ученически слушал. Она рассказывала ему обо всем неведомом. О тайнах, хранимых землей и небом, о господних делах. О доброте и красоте, о величии и благородстве, о правде и надеждах Веры. Она принесла ему весть. В который раз. Потом он подарит эту весть людям, монолитной толпой собирающимся в тесном помещении церкви. Они придут издалека, проделают долгий путь, чтобы выслушать, впитать его проповеди и молитвы… А пока слушал сам отец Георгий.
        Когда Даша закончила говорить, в маленькой комнатке, освещенной тремя свечами, на некоторое время воцарилось молчание. Нарушил его отец Георгий.
        - Скажи-ка, Дашенька, - вкрадчиво и очень осторожно проговорил он. - Ты давно обещала рассказать, как тебе удалось избежать чистки.
        Девушка бросила на отца Георгия проницательный взгляд и задумалась. Он, бывший митрополит Георгий, чудом спасшийся от мести дьявола, продолжает служить Богу. Через трудности, лишения и опасности, подвергая себя бесконечному риску… Минуту спустя она поставила расписную чашку и тихо заговорила:
        - Вообще-то я жила незаметно. Мама видела все мои отклонения, но никогда не говорила об этом, даже самым близким. Кто-нибудь мог донести в Центр Преображения, а оттуда после «очищения мозга» выходят деревянные зомби.
        Мама запретила мне фокусы. Единственное, что я себе позволяла, - подогреть чайник, когда я только просыпалась и не хотела вставать, приготовить чай и телепортировать его к себе в комнату. В принципе, я могла бы материализовать чашку с чаем, но это было бы слишком неосторожно.
        И все бы шло гладко и незаметно, если бы я однажды не добралась до бабушкиных реликвий. Моя бабушка Аня умерла, когда маме было восемнадцать лет, в день прихода к власти Диктатора. Из бабушкиных записей я поняла, кем является на самом деле Диктатор. Это были записи, датированные первыми десятилетиями нашего века. Я читала и чувствовала тревогу, какой-то рок, я наконец-то поняла, почему мама прятала меня от посторонних. Неожиданно среди всего бабушкиного наследства я нашла старую кассету с магнитофонной записью. Любопытство взяло верх. Сосед за стеной коллекционировал старые магнитофоны… и один, кассетный, через минуту оказался у меня на столе. Я вставила кассету. Полилась песня. Это были запрещенные теперь песни, песни времен молодости бабушки, - это был ДДТ. Я слушала с замиранием сердца, совершенно забыв о бумажной тонкости наших стен. Через два дня пришла повестка, меня вызывали в Центр Преображения.
        Олеся пила чай и плакала. Алина и Вацлав сидели рядом с ней.
        - Может, можно что-нибудь сделать? - с надеждой спросила мужа Алина.
        Вацлав отрицательно покачал головой.
        - Центры Преображения корнями уходят в Совет, в правительство… А где Даша?
        - Пошла к Венере, - прошептала Алина. - Господи, хоть в одном повезло, Володя не дожил до этого кошмара…
        Олеся вздрогнула и заплакала сильней…
        И, как десять лет назад, машина Вацлава, но уже другая, более легкая и стремительная, подъехала к Центру Преображения.
        Вацлав притормозил у КП, к машине подошел эсэсовец. Олеся через открытое окошко протянула ему повестку-направление. Эсэсовец кивнул, и их пропустили.
        Олеся вела Дашу по коридору к двери, на которую ей указали. Навстречу им шел высокий бородатый синеглазый человек в белом халате. Завидев Олесю и Дашу, он остановился. Олеся инстинктивно прижала дочь к себе.
        - Мы с вами уже встречались? - спросил доктор Олесю.
        - Нет, - солгала Олеся, узнав в мужчине напарника Байкалова.
        - А вот и неправда, - улыбнулся человек. - Вы меня обманываете. Видите ли, я психиатр и понимаю, когда мне лгут. Да и разве можно забыть такую красивую женщину? Опять что-то с младшей сестрой?
        Голос врача был мягок и добр. Олеся еще раз взглянула на этого высокого, сильного мужчину, стопроцентно соответствующего представлению о надежной защите от жизненных бурь для любой женщины, и разрыдалась, как девчонка, первый раз в жизни почувствовавшая безопасность.
        - Дочь, - выдавила она.
        Доктор не стал утешать, лишь погладил ее по голове и тревожно взглянул на выглядывающую из-за спины матери девочку.
        - Бог ты мой! - выдохнул он. - Глаза! Графики у вас есть?
        - Да… У нас в городе сделали… - Олеся торопливо протянула карточку Даши.
        Доктор развернул длинные склеенные листы с графиками аномалий. Вверху небрежной рукой какого-то медика было написано: Д. Зорина, 14 лет, стопроцентное мутационное изменение биоритмов и волн мозга. Патологий в органике не выявлено.
        Лицо доктора не изменилось, только взгляд, который он кинул на Олесю, стал напряженным. Он снова погрузился в изучение графиков. А в мозг Олеси неожиданно ворвались слова:
        Олеся! Ведь вы Олеся? Меня зовут Ян.
        Олеся вздрогнула и уставилась на доктора. Он не отрывал взгляда от бумаг, но мысли его обращены были к ней:
        Я хорошо вас запомнил, Олеся, мутанты не забываются. Вы мутант, как и я… в этом наше горе, в этом наше счастье, но мы не такие, как ваша дочь. Мы очень-очень мало можем. К сожалению, я не могу уже повлиять на события. Байкалов был когда-то мне близким другом. Что с ним произошло, я не знаю… Решение провести очищение принимается без нашего участия, хоть бы я трижды был против и даже убедил Байкалова. Я не могу понять, кто мутит воду в Центре. Поэтому, Олеся, милая, мужайтесь и готовьтесь к худшему…
        Ян поднял глаза на Олесю.
        - О Господи, Ян! - зарыдала Олеся и прижалась к плечу доктора.
        Ян обнял ее за плечи, взглянул на Дашу. Лицо Даши ничего не выражало…
        Даша никогда не забудет той комнаты, куда ее завели, оторвав от матери. Большой полукруглый стол, за которым сидело семь врачей. Среди них Даша узнала нового знакомого. Ее усадили на стул в центре комнаты. Воцарилось молчание, нарушенное каким-то толстяком.
        - Как тебя зовут, девочка?
        - Даша Зорина.
        - А сколько тебе лет?
        - Четырнадцать, - ответила Даша.
        - Скажи, Дашенька, а помимо пристрастия к запрещенной музыке, ты в себе не замечала чего-нибудь, ну, необычного?
        - Нет, - опять сказала Даша.
        Посыпались вопросы, на которые Даша отвечала: «Нет. Нет. Не знаю». Молчали только двое: знакомый доктор и пожилой человек, худой и немного бледный. Видимо, главный, как отметила Даша. Неожиданно шквал вопросов оборвала исполинская женщина в очках:
        - Хватит! - заявила она. - Нечего больше решать. У нее даже глаза сиреневые. Однозначно чистка! Если мы ее не сделаем, мы нарушим закон. Это не десять лет назад.
        Приговор был вынесен: «Очищение». Даша на негнущихся ногах вышла в коридор.
        Сиреневые глаза заволокло туманом слез, она искала мать в толпе родителей и детей, ожидавших в приемной, но матери не было.
        - Ты что? - внезапно Дашу остановил чужой удивленный голос. - Ты же смотри по сторонам.
        - Извините, - пробормотала Даша.
        - Ты откуда?
        Дарья подняла глаза. Высокий темноволосый парень лет девятнадцати пристально смотрел на нее.
        - А-а… - протянул он. - Ясно, сиреневые глаза, ангельская внешность и, видимо, потрясные возможности. Очищение?
        Даша кивнула, и слезы сами потекли по щекам. Парень схватил Дашу за руку и потянул на улицу. Июньское солнце нещадно палило, трава и деревья пожухли раньше времени, словно тоже прошли через очищение. Скамейка, на которую сели Даша и представившийся ей Агеем парень, находилась в тени.
        - Боишься? - спросил Агей.
        - Боюсь, - Даша уже успокоилась и равнодушно разглядывала свежее пятно какой-то краски на белых брюках.
        - На чем тебя поймали?
        - Слушала ДДТ.
        - А что это? - спросил Агей.
        Даша оглянулась.
        - Не бойся, здесь никто не слышит. Уж за мной-то не следят.
        - Тогда слушай, только расслабься, - устало ответила она.
        Агей откинулся на спинку скамейки и повернул красивое лицо в сторону Даши. А Даша вернулась назад. Мысленно она начала заново слушать старую кассету, но теперь уже не одна…
        В мозг Агея ворвалась вихревая, бунтующая, уносящая в вечность музыка. Агей вскинул брови и внимательно посмотрел на отсутствующее бледное лицо Даши. Он слушал музыку, странные переворачивающие душу песни и смотрел в удивительные, излучающие свет сиреневые глаза, на черные ресницы с капельками слез. Брови, как черные кончики острых крыльев чаек, припухлые еще по-детски губы и мягкий подбородок с ямочкой - все признаки ангела-мутанта… Черные пряди коротких волос, отчаянно разбросанных на белом лбу. «Какая безысходность», - подумал Агей, и вслед ему далекий хрипловатый голос из прошлого пел: «Что же будет с родиной и с нами…» Сколько прошло времени? Наверное, девяносто минут, кассета была старой и короткой.
        - А ты теперь не боишься очищения? - спросила Даша.
        Агей задумчиво покачал головой.
        - Существует плановое очищение, ему подвергаются все шестнадцатилетние с отклонениями от нормы. И неплановые, но это уже явные, очень сильные мутанты. На такое ведут младших. Чистка… Как бы небольшая квантовая операция, бомбардировка подкорки мозга, разрушение ее, частичное, заставляющее выравниваться ритмы твоего мозга по положенному, нормальному варианту, или полная - гибель подкорки, при которой мозг либо корежится, либо засыпает совсем… Я прошел границу шестнадцатилетия без препятствий. Я вариант нормы. Да и мой отец. В общем, он директор Центра. Когда тебе назначили?
        Даша посмотрела на маленькие черные часики на запястье:
        - Через девять часов, сорок семь минут.
        - Сегодня ночью? - Агей был поражен. Он замолчал и уставился на куст сирени, словно сирень его гипнотизировала.
        - А что? Что такое? - встревожилась Даша. - Да, Агей! Я сейчас сожгу эту сирень.
        - Не надо, она цвета твоих глаз… Дело в том, - нерешительно начал Агей, - что по ночам идет чистка самых опасных, а если еще и сегодня, то ты, видимо, очень сильна. Слишком. Ночная чистка - это перештамповка в идиотов… или мертвецов.
        - И все потому, что у власти сатана, - прошептала Даша и оцепенела.
        - Ты думай, прежде чем сказать! - воскликнул Агей, но Даша сидела как каменная.
        - Даша! - позвал Агей.
        Даша посмотрела на него глазами, напоминавшими о сирени в капельках росы.
        - А если я исчезну? - раздалось в голове Агея.
        - Нет. Солдаты Службы Справедливости возьмутся за твою мать.
        - Но Служба Справедливости - это те… ну, название за себя говорит.
        - Наивная, - усмехнулся Агей. - Служба Справедливости, кратко СС, создана для уничтожения. И в первую очередь таких, как ты. Они рушат храмы, церкви, а все думают - что это за напасть в последние годы? Жарко, - вздохнул Агей и, стянув с себя футболку, положил на скамейку. - Подожди меня и ничему не удивляйся.
        Агей перемахнул через скамейку и побежал в сторону главного корпуса Центра.
        Даша заплакала. Она плакала навзрыд, а сирень напротив вздрагивала, подобно живому существу. Даша не расслышала шаги, она почувствовала их и перестала рыдать.
        - Вот, Марина, - раздался голос Агея.
        Даша подняла голову и увидела перед собой ту самую исполинскую и самодовольную женщину в очках, вынесшую ей приговор. Она была одного роста с Агеем. Агей стоял, обняв женщину за талию, и внимательно смотрел на нее:
        - Мне нужно, чтобы она не проходила чистку.
        Марина сняла очки.
        - Ты с ума сошел, Агей! Ничего не понимаю… ввиду того, что дача взятки тебе ею исключена, то вывод один: ты сошел с ума! Это невозможно. Она слишком опасна. Графики показали.
        - Мне плевать на графики! - резко оборвал Агей. - Мне необходимо, чтобы она не проходила чистку!
        - Нет! - отрезала женщина и сняла с пояса руку Агея.
        Агей сложил руки на груди и ухмыльнулся:
        - Марина! Представь, что будет, когда отец узнает, что его любовница совратила его сына, который моложе ее на тринадцать лет! И вот уже три года как за спиной отца сын развлекается с ней. Получишь ли ты кресло зама? Да и вообще, останешься ли тут? Не швырнут ли тебя эсэсовцам?
        Марина побледнела. Ее губы затряслись.
        - Подонок! - визгливо выкрикнула она, но тут же взяла себя в руки. - Я попробую, но больше не хочу знать тебя.
        - Ну и прекрасно! - Агей сделал обворожительную мину и поцеловал Марину в щеку.
        Марина отдернулась и поспешила прочь. Агей вздохнул и сел на скамейку рядом с притихшей Дашей.
        - Прости меня, так много грязи не для тебя, - виновато пробормотал он.
        - Сколько тебе лет? - спросила Даша.
        Агей улыбнулся.
        - Сопоставляешь данные? Двадцатник… Ну ладно, пожалуй, пора. Жаль, но теперь мне категорически запрещено тебя видеть. А сколько в тебе музыки, ангел. Живи спокойно, малыш!
        Агей перемахнул через скамейку и побежал туда, где исчезла Марина.
        Олеся, прижав к себе Дашу, сидела перед дверями отдела корректировки мозга. Они ждали. Олесе было ужасно плохо, она понимала, что сейчас дверь откроется и кто-то заберет у нее дочь, а затем, уже мертвую, ее повезут по этим коридорам. Олеся этого не переживет. Она отчаянно оглянулась, словно в поисках помощи, и за большими стеклянными дверями вестибюля, при свете прожекторов, расположенных на крыше, увидела Вацлава, шагающего взад-вперед с опущенной головой. Олеся сильнее прижала к себе дочь. Электронные часы над дверями отдела показывали 2.58.
        Неожиданно из глубины коридора показался кто-то в белом халате. Сердце Олеси горестно забилось, но спустя минуту она узнала Яна. Ян подошел к ней и посмотрел на Дарью. Даша спала на коленях у матери. Ян присел на корточки и заглянул Олесе в глаза. Она услышала его мысли.
        Я ничего не понимаю, но карточка из раздела срочной чистки исчезла. Ее нет и в плановых очищениях. Но самое интересное: я был в кабинете Байкалова, и среди дел по очищению нет дела Зориной. Даже в списках, куда заносятся данные обо всех мутантах, ее нет. Так что, Олеся, забирай дочь и увози ее. Вот справка о норме на случай, если в шестнадцать лет ее захотят подвергнуть проверке на мутацию. Вроде бы все. Идемте.
        Олеся не знала, что и говорить, она заплакала и уткнулась лицом в Дашины густые волосы. Даша проснулась и удивленно посмотрела на мать. Ян пошел к Вацлаву.
        - Мам, ты что? - спросила Даша.
        - Ничего, ничего… идем.
        Они встали со скамьи и пошли на улицу.
        Ночь, освещенная прожекторами, резала глаза. Даша жмурилась. Ян вывел их через КП к машине. Вацлав сел за руль, а Даша расположилась на заднем сиденье машины и вновь уснула. Олеся стояла около Яна.
        - Прощай, Олеся, - прошептал доктор. - Теперь нельзя тебя даже увидеть. Я так и не забыл ту женщину, самоотверженно ворвавшуюся в Центр. Ты не изменилась.
        - Изменилась, - ответила Олеся, - когда погиб мой муж. Когда его убил Ганарник… Из-за меня. Мне было трудно, и сейчас я не пережила бы Дарьиной смерти… Спасибо, Ян. Мне тебя будет не хватать.
        Ян кивнул, и Олеся протянула ему руку. Ян осторожно поцеловал руку Олеси, а затем крепко обнял ее и прошептал:
        - Прощай… Не суждено.
        Ян Литке долго смотрел вслед уезжающей в ночь машине и думал, что жизнь - сложная и дразнящая штука, на которую нет управы.
        Вацлав, Алина и Олеся, уложив детей спать, собрались в гостиной. Алина принесла кофе и вино, Олесю еще трясло. Вацлав задумчиво произнес:
        - Ей необходимо поменять фамилию.
        - Но память Володи… - возразила Олеся.
        Вацлав отрицательно покачал головой:
        - Это необходимо. Только мы будем знать, что она Даша Зорина, пусть возьмет твою фамилию: Дарья Шовинская. И глаза. Необходимы линзы, желательно черные.
        - И еще, - добавила Алина, - запрети ей стричься, пусть отрастут длинные волосы. Со временем в ход пойдет косметика, и Даша поменяется совсем. Кроме имени не останется ничего прежнего.
        - А ее способности? - вопрос Олеси повис в воздухе.
        Даша не спала в ту ночь. Она думала. И не о том, что избежала смерти, нет, она думала об Агее. Никогда в жизни Даша не видела настолько красивого человека - прекрасного, как ожившая греческая статуя. И неужели он любит эту противную, огромную Марину? Даша провалилась в сон, когда из ниоткуда ей на лицо упал белый луч света, и она услышала Зов…
        - Вот, в принципе, и все… - Даша повернула голову в сторону маленького ажурного окошка. Светало. - Мне пора, - она начала собираться.
        Отец Георгий задумчиво смотрел на нее. Даша застегивала сумку и говорила:
        - А потом со мной на связь вышли светлые силы, а может, это ангелы. С тех пор я как проводник, а вы как приемник, отец Георгий, - Даша краем глаза заметила улыбку священника. - Кроме того, после школы в шестнадцать лет я поступила в медико-технический лицей и через три дня получу диплом медтехника.
        Отец Георгий вопросительно поднял брови.
        - Я буду иметь дело с мутантами, в тот момент их жизни, когда они будут проходить очищение. Только я, приговоренный ребенок и аппарат, оператором которого я являюсь. А это… - Даша задумалась. - В общем, через неделю я буду работать в Центре Преображения, в том, в который распределят. Бог укажет нужный…
        Теперь по дороге, ведущей в город, с шумом неслись машины Службы Справедливости. Церквушка отца Георгия осталась далеко позади, и вдалеке уже маячили белые дома.
        Даша сошла с трассы, машины ревущим потоком промчались мимо нее. Куда это они?
        За последние четыре года утекло много воды. СС уже не скрывала своих дел. Рушились церкви и храмы в городах, запрещались многие фильмы, уничтожались книги, картины, затирались песни. Запрещали Бога. Кто там был у руля? Кто правил страной и давил, как рабовладелец, на остальной мир? Сатана или Диктатор. Его мало кто видел, его правление сравнивали с властью, пришедшей в начале ХХ века. Когда Даша родилась, Диктатор стоял у власти уже несколько лет, но она считала, вернее знала, кем является на самом деле Диктатор. Она понимала, Сатана низвержен на землю и готовится к ответному удару.
        Практически каждая область имела свой Центр Преображения. Это гарантировало стопроцентную безопасность имеющейся власти, защиту от мутантов, от промысла Бога. Диктатор мутантов остерегался. Они были верны Богу и несли в себе Весть. Поэтому каждый ребенок до шестнадцати лет был подозреваем. Потом он либо оказывался нормален, либо проходил чистку… Дарья ее избежала.
        В центре города скопилась пробка, улицы, ведущие к главной площади, оказались забиты городским транспортом и машинами СС. Люди и солдаты в черной форме спешили к центру. Такое суматошное движение напомнило Даше муравейник, частицей которого она должна была стать, чтобы попасть к вокзалу. И Даша затерялась в потоке людей и машин, в хитром переплетении старинных улиц…
        На небольшой площади, лежащей на Дарьином пути, воздвигли баррикаду из поставленных плотными кольцами машин, сваленных легких киосков. На вершине баррикады находились люди, среди которых особенно выделялся один - маленький худой человек с бородкой и длинными волосами, в допотопной одежде. Он размахивал руками и громко говорил в микрофон.
        - Люди, - кричал он, - проснитесь! Посмотрите на звезды! Ведь есть же мы! Есть Бог! Радость и грусть, смех и печаль, Вера и жизнь, все это в наших руках! Но разве вы, сильные духом, не видите творящееся вокруг? Сатана правит миром, он пытается отобрать у нас самое святое - веру в Бога, он специально обезличивает наших детей, ведь… - он не договорил.
        Эсэсовцы с каменным равнодушием разбросали людей на баррикаде. Какой-то молодой офицер сорвал оратора с его пьедестала и поволок через толпу, кричащую под ударами эсэсовских палок, к своей машине.
        Идиот! - мысленно крикнула Даша неудачливому оратору. Тот удивленно замер, но эсэсовец потащил его дальше. Человек вертел головой в поисках говорящего с ним.
        Не время кричать на перекрестках! Ты что, захотел новой чистки? Сейчас будешь делать так, как я скажу!
        Человек обмяк и больше не пытался вырваться. Даша шла через толпу, и люди расступались, сами не зная почему. Она преградила дорогу эсэсовцу и замерла. Перед ней в форме лейтенанта СС стоял сосед Венеры, вернее, ее поклонник Егор Торин. Егор удивился, увидев перед собой девушку:
        - В чем дело? - грубо спросил он.
        - Я думаю, Егор, Венера еще больше станет ненавидеть тебя, - сказала Даша.
        Изумленные глаза Егора остановились на Дашином лице. Этого хватило, Егор оцепенел. И Даша наконец-таки схватила за руку оратора.
        - Бежим! - крикнула она. - Через минуту он очнется!
        Скоро они затерялись в толпе, но все еще бежали. Где-то вдалеке завыла сирена патрульной машины. Даша мчалась по лабиринтам улиц, а за ней, безропотно подчиняясь, спасенный оратор. Он тяжело дышал, но остановиться не мог. Только за городом Даша прекратила бег. Прислонившись к дереву, растущему у кромки леса, она осмотрела человека. Он не мог отдышаться и сильно кашлял, нагибаясь и держась за грудь. Ему было лет двадцать семь, но лицо казалось не по возрасту усталым и изможденным.
        - Ты что, сумасшедший? - спросила Даша.
        - Нет, - чуть успокоившись, ответил человек. - Они не понимают, что…
        - Хватит! - перебила Даша. - Не время кричать на перекрестках. Тебе необходимо спрятаться, возможно, на тебя охотится вся СС. Ты для них - опасный преступник.
        - Но где спрятаться? - промямлил парень.
        - Пошли, только через лес. Как тебя зовут?
        - Горский.
        Его звали Демид Горский, и ему действительно было 27 лет. Он родился за тысячи километров отсюда, в Сибири, в самом сердце тайги. И, живя с родителями в уединении, не прошел чистки в шестнадцать лет. А кто догадается потом? Он рос в окружении старых, ныне запрещенных книг. Рядом с домом была маленькая часовня с иконами, и Демид ходил туда, учился читать в тишине и окружении староцерковных книг. Там он решил стать священником, и родители, будучи христианами, одобрили его решение.
        Так Горский появился здесь. Он был потрясен, подавлен происходящим. Но, положась на Бога, воспрянул как феникс в духе и начал бродяжничать из города в город, проповедуя запрещенное. На него охотились, но Демиду везло…
        - А куда мы? - неожиданно спросил Демид.
        - Я веду тебя к священнослужителю, отцу Георгию, - ответила Даша.
        - К настоящему?!
        - К самому что ни на есть, - улыбнулась Даша.
        - А как тебе удалось все это, ты… - Демид запнулся.
        - Да, я мутант, - договорила за Горского Дарья.
        - А с виду не скажешь.
        - И с виду скажешь, у меня сиреневые глаза.
        - Но они же черные!
        - Линзы, - отмахнулась Даша.
        - Ух ты! - всплеснул руками Демид. - А как же ты чистку вашу пропустила?
        - Так уж вышло.
        Дверь старой церквушки, как всегда, открыл отец Георгий.
        - Даша?! - воскликнул он и вопросительно посмотрел на Горского.
        Даша все рассказала Георгию. Священник слушал и кивал, а затем сказал, радушно улыбаясь:
        - Что ж! Особо опасный теперь преступник, Демид, милости прошу в мои апартаменты. Но как же теперь ты, Даша?
        - Не знаю. Я опаздываю, через двадцать пять минут начинаются экзамены… А до дома два с половиной часа.
        - Дарья, - вмешался в разговор Демид, - но, может, ты умеешь по воздуху?
        - Я могу телепортировать предметы, но не себя, - рассмеялась Даша.
        Воцарилось недолгое молчание.
        - Эврика! Отец Георгий, у вас есть машина? - глаза Горского лукаво сверкали.
        - В сарае, эсэсовская, - ответил Георгий.
        - Эсэсовская? - удивились Демид и Даша.
        - Один добрый христианин ее угнал, - пояснил тем временем батюшка, - спасался, она в розыске.
        - Вот как… - пробормотал Горский. - Может, к лучшему, если машина исчезнет. Дарья! Тебе надо лишь сесть в машину и телепортировать ее в свой город. Ты же переносишь предмет! И, следовательно, все его содержимое.
        Через шесть минут машина СС, находившаяся уже три месяца в розыске, стояла в ста метрах от медико-технической школы. Из машины выскочила девушка и побежала к школе. Через час вокруг машины собралась недоумевающая толпа эсэсовцев.
        Вручали дипломы. На факультете медтехники Даша была единственной девушкой.
        - Дарья Владимировна Шовинская! Красный диплом!
        Зал зааплодировал.
        - Вы получаете направление в самый крупный Центр Преображения под руководством профессора Байкалова, - сердце Даши оборвалось.
        Олеся была в смятении, она отговаривала дочь от работы со всеми хитростями и уловками, на какие была способна…
        - Нет, мама, - твердо отвечала Даша, - я поеду. Значит, так нужно.
        Даша задумалась, вспоминая прошлое. Из глубин памяти показалось лицо Агея. Где он сейчас? Наверное, куда-нибудь уехал, но, возможно, когда-нибудь она увидит и его.
        Открылись высокие белые двери с табличкой: «Заместитель заведующего Центром Преображения, главный психолог М.Ю. Ловель», и вышедшая из кабинета секретарша, тоненькая и серенькая, прощебетала:
        - Можете входить, Марина Юзефовна вас ждет.
        Даша вошла в кабинет. За длинным полированным столом, окруженным множеством стульев и коронованным высоким кожаным креслом, восседала исполинская, словно дорическая колонна, женщина в очках. Даша сразу узнала Марину, приговорившую ее когда-то к смерти, но отступившую под давлением Агея.
        - Садись, пожалуйста, - Марина жестом указала на стулья.
        Даша села на один из тех, что подальше. Марина отметила это быстрым взглядом из-под опущенных ресниц. Сердце Даши бешено заколотилось. Господи! Но она так изменилась, за прошедшие четыре года ее волосы из короткой стрижки превратились в блестящую черную лавину до пояса, черные линзы спрятали удивительные сиреневые глаза, а ангельское детское личико превратилось в изящное лицо иконописной красавицы… Марина же совсем не изменилась, лишь лицо стало еще более самодовольным. Она внимательно, настороженно смотрела на Дашу.
        - Как тебя зовут? - спросила Марина.
        - Дарья.
        Марина вскинула брови:
        - А фамилия?
        - Шовинская, - Даша назвала фамилию матери, на которую пришлось поменять ее прежнюю фамилию, когда она избежала чистки.
        Марина вздохнула и встала из-за стола. Она собирала какие-то бумаги в папку и говорила.
        - Диплом нам твой подходит очень. Специалистов твоего профиля не хватает по стране. Люди уходят, работа нервная, - Марина на минутку задумалась. - Твоим прямым начальством буду только я! Работать будешь с двумя докторами, познакомишься завтра. Квартиру тебе выделят сегодня в наших домах. Ну а пока все. Рабочий день закончен, завтра к восьми, не опаздывай. Моя секретарь даст тебе ключи от квартиры. Ну, все…
        - До свидания, - Даша повернулась уходить.
        - Подожди! - окликнула Марина. - А ты не проходила чистку?
        Вопрос был рассчитан как неожиданный меткий удар. Марина испытующе смотрела на Дарью, прямо в глаза. Но сиреневые сияющие глаза не пропускали к себе никого, будучи скрыты черными линзами.
        - Нет, - ровно и спокойно ответила Даша. - После чистки не берут на медтехника преображения.
        - Иди, ладно, - вздохнула Марина.
        Из кабинета Даша направилась к столу секретарши. Та, мило улыбнувшись, прощебетала:
        - Сейчас мы с вами пойдем за ключами.
        Даша слышала, как за ее спиной Марина закрывает дверь. В этот момент кто-то вошел в приемную.
        - О! - услышала Даша возглас Марины, перешедший в шепот. - Это неосторожно. У тебя же есть ключи от моей квартиры!
        Даша оглянулась и замерла. Это был Агей. Даша с болью и тоской разглядывала его идеальный профиль, слегка насмешливые губы и взгляд, полный какого-то неведомого превосходства и адресованный суетящейся у дверей Марине. Агей сложил руки на могучей груди и молчал.
        Секретарша, заметив Дашино смятение, громким шепотом, чтобы было слышно через стол, сообщила:
        - Это наш самый красивый врач! Будущий директор Центра…
        Даша занервничала, но виду не подала. Сообщение секретарши достигло слуха Агея и он, подняв одну бровь в снисходительной улыбке, повернул голову в сторону Даши и секретарши. Даша взяла себя в руки и выдержала его взгляд. Агей с интересом разглядывал ее, но вдруг, к неописуемому восторгу секретарши, стал бледнеть. Его лицо утратило презрительно-высокомерное выражение. Он тревожно и печально смотрел на Дашу. Воцарилось напряженное молчание. Марина подошла к Агею:
        - Да, похожа, похожа. Я сама удивилась! Это наш новый медтех-ник Дарья Шовинская.
        - Инквизитор? - равнодушно спросил Агей. - Таки нашли нового… да еще красивого и очаровательного.
        Даша удивилась, и Марина объяснила:
        - Так за глаза зовут всех медтехников преображения.
        Затем Марина мило улыбнулась, взяла Агея под руку, и они вышли из приемной. Секретарша защебетала опять:
        - Первый раз вижу, как Байкалов-младший побледнел!
        Даша ее не слышала, она отчаянно, мысленно крикнула: «Агей!»
        Где-то в коридоре Агей резко остановился, услышав отчетливо свое собственное имя, произнесенное знакомым голосом, который ему нельзя было вспоминать.
        Лунный свет золотой дорожкой вел через окно и падал на пол темной, душной комнаты, наполненной тоской. Агей лежал на кровати и курил, на ощупь стряхивая пепел в пепельницу на ночном столике.
        - Ты не спишь? - спросила Марина.
        Агей молчал. Марина уставилась в потолок.
        - Я знаю, почему ты не спишь, - продолжала Марина. - Не забывай, я же психолог. Ты думаешь об этой новенькой?
        - Плохой ты психолог. Я думаю о девочке из прошлого, - отозвался Агей. - Ее тоже звали Дашей, возможно, она теперь такая же взрослая…
        - Я тебе уже не нравлюсь? - спросила Марина.
        Агей молчал и курил. Вопрос Марины казался неуместным. Как могла она нравиться или не нравиться ему? Ему было наплевать на нее. Он ненавидел отца и уже семь лет мстил ему с помощью Марины. Сознание власти над отцом, способности в любую минуту причинить ему боль успокаивало Агея, но все же ранило душу. Месть всегда была обоюдоострым мечом: уничтожая врага, уничтожаешь собственную душу. Агей поднялся с кровати и подошел к окну. Марина жадно разглядывала его точеный, греческий силуэт. Агей это чувствовал.
        - А я тебе нравлюсь? - усмехнулся он, не оборачиваясь.
        - Ты же знаешь…
        - Сегодня опять ночная чистка? Дежурит отец? - спросил тихо Агей.
        - Почему ты так его ненавидишь? - неожиданно задала вопрос Марина.
        - Из-за матери; мне было девять лет, когда он отправил ее на ночную чистку. Она не вернулась.
        - Отклонения?
        - Нет, он просто ее разлюбил. Появилась же ты. Не помнишь? - Агей резко обернулся. - Еще бы, разве можно сравнить потухшую сорокалетнюю женщину, из последних сил стремящуюся сделать мужа и сына счастливыми, с пышущей молодостью двадцатидвухлетней барышней?
        - Прости, но твой отец воспользовался служебным положением.
        - Да? - издевательски-удивленный тон Агея напугал Марину. - Можно было развестись, но нет, для такого крупного ученого это не подходило. А вот принести себя в жертву - это да! Но не он, а мать жертва. и я. И я отомщу…
        - Как? - тихо спросила Марина.
        - А что, я ему не мщу? - усмехнулся Агей. Если бы было светло, он увидел бы бледное и решительное лицо Марины. - А потом отправлю на чистку тебя.
        - Не выйдет! Теперь уже не выйдет! - захохотала Марина.
        - Почему уже? - равнодушно спросил Агей.
        - Да потому, что Дарья Шовинская, медтехник преображения, и Даша Зорина, в возрасте 14 лет подлежавшая уничтожению, - одно и то же лицо!
        - С чего ты взяла? - проговорил Агей.
        Марина поняла, что одерживает верх. Впервые.
        - Графики, милый! Все те же графики, на которые тебе наплевать! Они, как отпечатки пальцев, у каждого свои! А у меня в кабинете четыре датчика, снимающие графики посетителей, совершенно незаметно! Графики Зориной уникальны. Полнейшая мутация! Я представляю, какие у нее возможности!
        - Зачем же… зачем же ты взяла ее на работу? - спросил Агей.
        - А я знала, что это она? Да и потом, мне на руку. Я буду держать тебя на коротком поводке! - Марина захохотала. - Я наконец-то нашла способ!!!
        - Стерва! - Агей стал одеваться. - Где она живет?
        - Испугался? - Марина еще сильнее развеселилась. - Если она явилась сюда и не побоялась разоблачения, то это ей необходимо! Ты не отговоришь ее! Мне плевать, кого уничтожают или превращают в идиотов, плевать на всех, на людей и мутантов! Мне нужен ты, и теперь я получу тебя до конца!
        Агей, уже одетый, стоял в дверях:
        - Где она живет?
        - Восьмой сектор, восьмая секция, восьмой номер! - ответила, успокаиваясь, Марина. - Все просто, дорогуша! До завтра!
        Агей хлопнул дверью. Марина вздрогнула и задумалась. Все становилось слишком серьезно. Мутант - опасный противник. В жизни она с ними не сталкивалась, только с приговоренными детьми, а Зорина уже взрослый человек. Да и стопроцентный показатель мутации - единственный на ее памяти. И Агей может уйти. Надо что-нибудь предпринять…
        Даша не спала, она ходила по квартире, неожиданно большой и роскошной, и думала, думала, созидая невидимую плоскость. Теперь над квартирой появилась энергозащита, превратившая ее в надежное убежище для Даши. Даша расслабилась и, глубоко вздохнув, плотнее закуталась в длинный шелковый халат. Она подошла к зеркалу и вынула линзы - огромные сиреневые глаза, приобретавшие со временем все более сочный и глубокий цвет, сияли тайным блеском…
        Из головы не шел Агей. Узнал он ее или нет? Он сильно изменился. Даша была безмерно благодарна ему. Интересно, чем он занимается? Секретарша Марины, проводившая ее к новому дому, по дороге сообщила, что Агей тоже психоневропатолог, как и отец. Вся женская половина Центра сохнет по нему, но Агей ни на кого не смотрит. Он, если только по секрету, увлечен Мариной Юзефовной. Правда, иногда у него бывают срывы, и он меняет дам как перчатки, но всегда возвращается к Марине. «Возвращается к Марине…», еще раз пронеслось у Даши в голове. Ей это совсем не нравилось, но больше всего Дашу смущало другое. Ее саму страшно тянуло к Агею.
        - Бред! - вслух произнесла Даша.
        Она не может отвлекаться на это чувство, у нее другая задача, более важная.
        В Агее неплохо иметь союзника, не больше, хотя… Сердце Даши заныло. Она села на диван и опустила голову - тяжелые черные волосы рассыпались по плечам и коснулись пола, когда Даша положила голову на колени.
        Комната засветилась, невообразимые узоры от золотого до небесно-серебряного оттенков закружились по стенам, потолку, мебели. На ковре расцветали цветы из невиданных вибраций и свечений, полилась тревожная, далекая музыка. Даша пыталась отвлечься, даже не глядя на происходящее в комнате, а лишь чувствуя это. Она не услышала, как двери ее квартиры открылись и вошел Агей.
        Он замер при виде калейдоскопа огней и сплетающихся линий, странная музыка, казавшаяся ему чуждой, вызывала тоску, которую простой человек не мог вынести. Агей захотел уйти, но увидел сидящую на диване девушку со склоненной головой и рассыпавшимися до пола волосами. Агей решительно шагнул в комнату и взял Дашу за плечи. Танец огненных кружев и музыка тут же прекратились. На Агея удивленно, с затаенной болью смотрели глаза густого сиреневого цвета.
        - Ты неосмотрительна! - сказал Агей, глядя в сиреневые глаза. - Первое, что надо делать, когда въезжаешь в новый дом, - ставить новый замок.
        Даша перевела взгляд на входную дверь. К изумлению Агея, две задвижки тут же закрылись сами по себе.
        - Насколько ты чужая в этом мире… - Агей смотрел на Дашу, как смотрел бы на инопланетянина.
        Даша отрицательно покачала головой, по ее щекам потекли слезы.
        - Возможно… Не знаю, - прошептала она. - Я никому не мешаю… Зачем ты здесь? Что-то случилось?
        - Ты должна уехать, Марина знает, кто ты. У нее в кабинете считывающие датчики.
        Даша опять покачала головой.
        - Агей, ты боишься больше за себя или за Марину?
        Агей отпустил Дашу, его лицо стало непроницаемым.
        - Все шло своим чередом, - ответил он. - Но что будет теперь, я не знаю. Ты все испортишь, если останешься.
        - Но я не мешаю тебе! - воскликнула Даша.
        - Марина может шантажировать меня, угрожая тебе. Это ломает мои планы.
        - Нет, я не уеду, - Даша упрямо подняла голову.
        Агей буквально впился глазами в ее лицо.
        - Даже красота у тебя нереальная, неземная. Тебе место среди твоих собратьев, - сказал Агей.
        - Но вы же их уничтожаете! - Даша презрительно улыбнулась. - Я такой же человек, как и ты, Агей. Просто ты относишься ко мне как к чему-то иному. Даже Марина, при всем своем деградировавшем мировосприятии, тебе кажется больше человеком, чем я. Может, это с тобой что-то не так?
        У Агея похолодело в душе, он понимал, что Даша права, но не собирался отступать.
        - Тебе необходимо уехать, иначе ты попадешь на чистку.
        - Ты меня отправишь? - голос Даши стал равнодушным.
        Это взбесило Агея. Дашу он считал… ничем он ее не считал! Он не мог объяснить.
        - Может, и я, - холодно проговорил Агей.
        Даша встала с дивана и отошла на несколько метров.
        - Агей! - позвала она странным тихим голосом. - Посмотри на меня. Ты уверен, что я не человек?
        Агей уставился на Дашу как на привидение. Незнакомая волна невероятной тоски окатила его. Ему казалось, что он слышит тысячи тихих голосов, слившихся в потоке боли. Разбитое золотое счастье, кинутое на потрескавшийся циферблат времени, чья-то теплота и нежность, граничащая с безумной жертвой, замешенной на сумасшедшей, всеподчиняющей и всепобеждающей, оттого вечно борющейся любви. В центре хаоса чувств Агей ощутил присутствие человека. Маленькое, беспомощное, теплое существо, готовое броситься к любому огоньку, чтобы сгореть без остатка; но не принятое, непонятное и потому одинокое.
        Что это было? Чья-то душа. Агей очнулся и понял, что Даша плачет, отвернувшись от него.
        - Даша… - позвал Агей. - Прости меня, я не знал, что…
        - Уходи! - сказала Даша. - Уходи, Агей, я не уеду. А знаешь, - Даша обернулась, ее лицо было уже спокойно, - со мной впервые случилось такое обычно-человеческое… Я благодарна тебе за помощь, но я не уеду. Моя судьба - моя забота. Иди с Богом, Агей.
        Она опять отвернулась. Агей пошел к выходу, но у порога комнаты остановился. Поколебавшись секунду, он выключил свет и вернулся обратно. Даша чувствовала сильные руки Агея, обнявшие ее. Агей крепко прижал ее к себе и уткнулся лицом в черные волосы:
        - Мне так легче, - сказал он. - Ты - человек.
        - Уходи, уходи, потому что я - человек, - сказала Даша.
        - Пожалуйста, - шепотом попросил Агей.
        Может, он так ее захотел, эту необычную, неземную девочку, может, в нем проснулся инстинкт рыцаря, спасшего некогда прекрасную даму и теперь получавшего сказочную благодарность, а может, природа пошутила с ним сегодня, показывая ему, искушенному и опытному, что такое любить ангела? Агей летел, падал, терял сознание и не мог оторваться от нее, словно она - его обетованный берег. Сильнейшие импульсы, словно сладкие и колючие стрелы, медленно пронзали его тело. Он и не догадывался ранее, что возможно так желать бесконечных агоний в ослепительных оттенках невероятного блаженства плоти и души. Он не мог прекратить целовать ее губы, как тюльпаны весной, податливые и бьющие током, так непередаваемо прекрасно.
        Когда он пришел в себя, на небе уже зажглась утренняя звезда, и сквозь развеивающийся туман блаженства и наступающий стремительно сон его глаза уловили слабый свет ее дивного тела, принадлежавшего сейчас ему, вспышка звезды, полет, сон.
        Даша проснулась, потому что чувствовала, что на нее кто-то смотрит. Агей внимательно изучал лицо Даши при свете ночника.
        - Ты думаешь, во сне я превращаюсь в чудовище? - спросила Даша и опять закрыла глаза.
        - Нет, - ответил Агей. - Я думаю, ты слишком красива для живого человека.
        Агей прикоснулся губами к Дашиной шее и почувствовал, как пульсирует венка. Словно успокоившись, он шумно вздохнул и, обняв Дашу, перевернулся на спину. Даша опять заснула у Агея на груди. Он не спал, думал о том, что он подонок и не любит Дашу, боится полюбить ее. Она слишком, невероятно красива и далека от мира, в котором он живет…
        Марина ехала по темным улицам к Центру и размышляла. Агей действительно ушел, он испугался, но вот кого? Ее или Шовинскую?
        Она притормозила у Центра и, оставив машину открытой, направилась к двери. Ее остановила охрана СС, но Марина предъявила удостоверение, и ее пропустили. По полутемным коридорам она шла к кабинету директора Центра. Сегодня проводилась ночная чистка, и дежурил отец Агея, сам директор, профессор-психоневролог Константин Аркадьевич Байкалов.
        Марина ураганом ворвалась в его кабинет. Байкалов что-то писал, но когда влетела Марина, резко оторвался и поднял голову.
        - Что случилось, Марина?
        - Вот! - и Марина, достав из кожаной папки листы с графиками, положила их перед профессором.
        Байкалов взял листы в руки и стал их изучать. Его лицо менялось и бледнело:
        - Где ты их взяла? Это стопроцентная мутация. Только уничтожение.
        Марина успокоилась. Завтра наконец-таки Дарья Зорина будет мертва. Это хорошая пощечина Агею.
        - Ты знаешь же, Костя, у меня в кабинете датчики…
        - Кто это был? - перебил Байкалов.
        - Наш новый медтехник по очищению.
        Агея разбудил пронзительный крик. Он резко вскочил с кровати и обнаружил, что Даши нет. Но тут же увидел, что Даша стоит на стуле, прижав к себе халат, и ее глаза переполнены ужасом. Она смотрела вниз. Агей бросил взгляд на пол и увидел… таракана. Агей громко рассмеялся. Ему стало легче. Дарья боялась тараканов, как обычная девчонка, и выглядела сейчас не менее обычно, зато очень притягательно.
        - Агей, прогони его… - сдавленным голосом попросила Даша.
        Агей откинулся на подушку.
        - Не-а, - ответил он.
        - Ну, Агей, я тебя умоляю! - Даша явно была в панике.
        Агей рассмеялся и огляделся вокруг. Не найдя ничего подходящего, он вытащил из-под головы подушку и ею пришлепнул таракана.
        - Мамочки, - прошептала Даша и начала падать в обморок.
        Агей еле успел подхватить ее…
        - Вот это номер, - услышала Даша голос Агея, когда пришла в себя. - А как насчет мышей?
        Даша обиделась и отвернулась. Агей подумал, что если она не человек, то он просто динозавр. Он шумно вздохнул и опрокинул Дарью на кровать…
        - Скоро? - крикнул Агей, допивая чай.
        - Сейчас, - отозвалась Даша.
        Она вставила линзы и накрасила лицо. Косметику ей постоянно дарила тетя Алина. Выбирая наряд, Даша остановилась на еще одном подарке Алины, который раньше надеть не решилась бы: сером костюме, состоящем из длинного приталенного пиджака с глубоким вырезом и короткой юбки. К нему надела красные лаковые туфли на шпильке. Даша собиралась не защищаться, а нападать…
        Она вышла из комнаты в кухню:
        - Все, я готова, - Дарья щелкнула блестящим тонким слайдером и спрятала его в карман.
        Агей поперхнулся и изумленно, с восхищением уставился на Дашу.
        - Ты? - проговорил он.
        Даша кивнула.
        - Слушай, зачем тебе эта работа? Хочешь, я устрою тебе прекрасную жизнь, только давай уедем, а?
        - Нет, - отозвалась Даша.
        - Ну почему?
        - Ты не любишь меня. Пошли.
        Визель присвистнул и высунулся из окна.
        - Что за манеры, Михаил! - в сердцах воскликнул Байкалов, обращаясь к заведующему отделом Мозга и Преображений.
        - А вы посмотрите, Константин Аркадьевич!
        Байкалов неторопливо встал и подошел к окну. С высоты второго этажа он увидел девушку необыкновенной красоты, только что вышедшую из машины Агея.
        - Какая дамочка! - воскликнул Визель.
        Из машины выбрался сам Агей и, подойдя к девушке, поцеловал ее в щеку. Девушка побежала в здание Центра, а Агей остался закрыть дверцу.
        - А-а-а, - протянул Визель, - ну, Константин Аркадьевич! У Агея вкус… ничего не скажешь, - и отошел от окна.
        Через мгновение Байкалов улыбнулся и тоже вернулся на свое место…
        Даша добралась наконец-таки до своих рабочих апартаментов. Отдел Преображения и корректировки мозга был спецотделом, а значит, не каждый из сотрудников Центра мог туда попасть. Даша позвонила в звонок. Дверь открыл здоровенный санитар. Он причмокнул и уставился на нее. Девушка показала ему пропуск, и, внимательно прочитав его от корки до корки, верзила вновь уставился на Дашу.
        - Ну, может, пропустишь? - спросила она чуть нагловатым и не приемлющим возражений тоном.
        Санитар отшатнулся, уступая дорогу. Даша опять оказалась в коридоре.
        - Куда? - спросила она, увидев несколько дверей вдоль коридора, озаренного бело-голубым светом.
        - Идемте, идемте. Сейчас только и собрались все, а вот профессор Байкалов уже ушел к себе. После ночной-то…
        Верзила открыл перед Дашей одну из дверей. Ее взору предстал кабинет с высокими белыми стенами и белой же мебелью. На одном из двух столов сидели и курили два врача, третий грузный мужчина задвигал стулья. «Наверное, санитар», - подумала Даша. Врачи перестали курить и торопливо встали.
        - Ха! - громко сказал один из них, лет тридцати пяти, с ясными голубыми глазами. - А вы…
        - Вот, - Даша протянула свое направление и удостоверение.
        Он внимательно прочел документы, затем поднял лучистый взгляд на Дашу и передал удостоверение коллеге, показавшемуся Даше знакомым.
        - Вот это да! - выдохнул он. - Вы наш новый техник? Первый раз вижу, чтобы в инквизиторы пошла женщина, да еще такая очаровательная! Знаете ли, здесь надо очень много пить, чтобы выдержать чистки. А еще надо делать некоторые запрещенные вещи!
        - Какие?
        - Уметь молиться, потому что мы здесь все прокляты за нашу долбаную высокооплачиваемую работу монстров. Вы будете первым таким красивым монстром, которого скоро тоже проклянут.
        Даша довольно холодной улыбкой поблагодарила его за комплимент. Но человек спешил представиться.
        - Визель, Михаил Осипович, но лучше без отчества, - и протянул Даше большую горячую руку.
        - Дарья Шовинская, как вы уже прочитали, - ответила она.
        Визель уже представлял второго, бородатого, похожего на художника доктора.
        - Ян Вильгельмович Литке, наш психиатр, иностранец, но доказывает, что родился в Союзе, потому как тот, по его мнению, развалился не до него, а уже при нем; поэтому иностранцем себя не считает и лучше меня говорит по-русски. А это санитары - Лева и Леша. Они немного безумны с тех пор, как Центр Преображения занялся чистками, но они и счастливее нас. Надо быть безумным здесь, иначе душа умрет, а сердце лопнет!
        Литке пожал Даше руку:
        - Очень приятно, зовите меня просто Ян.
        - Ну, присаживайтесь, Даша! - пригласил Визель и отодвинул стул. - Сейчас принесу чаю с коньяком, - и вышел.
        Ян взял трубку и спросил Дашу:
        - Я не помешаю, если закурю?
        - Нет-нет, - ответила Даша.
        Ян внушал ей доверие.
        - Скажите, Дашенька, а ваши родители не против вашего выбора?
        - Да, нет… Мама не против, - ответила Даша.
        - А отец? - осторожно спросил Ян.
        - Я его почти не помню, мне было пять лет, когда он погиб…
        Ян выдохнул клуб дыма, окутавший его.
        - У тебя красивое имя - Даша, Дарья… - сказал Ян.
        - У моей бабушки было два любимых имени - Даша и Олеся. Олесей назвали маму, а мне досталась Дарья…
        Влетел Визель, неся чай и бутылку армянского коньяка, и с ходу задал Даше вопрос:
        - Даша, а не страшно иметь такую неженскую профессию?
        - Нет, - коротко ответила Даша. - Мне очень нравится политика нашего Императора.
        Визель и Литке переглянулись.
        - Сегодня в десять первая чистка, и без техника никуда. До сих пор эту работу приходилось делать самому Байкалову, а у него и так забот полон рот, - продолжал Визель. - Да вы, видно, заметили, какой он задерганный…
        - Я его еще не видела, - ответила Даша.
        - А кто же вас принимал? - удивился Визель.
        - Марина Юзефовна.
        - Ловель? - Визель помолчал. - И что она сказала?
        - Что я напрямую подчиняюсь ей.
        - Но я же заведующий отделом, - Визель ничего не понимал.
        Даша пожала плечами, а Ян, выпустив клуб дыма, задумался.
        Байкалов находился в собственном кабинете. Он сидел за черным полированным столом и размышлял. После ночной ему полагался свободный день, но такового пока не получалось.
        Байкалов впервые задумался о том, что Агей стал совсем взрослым - ему шел двадцать пятый год. Скоро сын займет его место. По указанию Совета, должность директора стала элитарной и наследственной. Но Агею тоже необходим сын. А ведь действительно нужен наследник… Байкалов подумал о внуке, и у него потеплело на душе. Может, хоть внуки будут ласковыми и любящими? Он нажал кнопку вызова.
        - Да, Константин Аркадьевич, - отозвалась секретарша.
        - Наташа, где Агей?
        - Минуточку… он в отделе Мутации и Диагностики с начмедом Ливановым, - сообщила она.
        - Вызови мне Агея.
        - Слушаюсь…
        Байкалов отключился и стал ждать. Через некоторое время вошел Агей. Отец отметил, что сын слишком бледен, каштановые волосы растрепаны, а глаза нездорово блестят.
        - Тебе плохо? - спросил Байкалов.
        - Нет, профессор, я не выспался, - Агей отодвинул один стул, плюхнулся на него, а на другой положил ноги.
        Байкалов покачал головой, но ничего не сказал.
        - Ты не ночевал дома, Агей, - как можно строже сказал он.
        - Да ты же дежурил!
        - Не имеет значения, ты опять не ночевал дома.
        - Не смог, - ответил Агей.
        - Где ты ходишь?
        - Мне не шестьдесят лет, это мое дело. Ты вызывал меня, чтобы задать этот вопрос?
        Байкалов хотел рассердиться, но подумал, что тогда сын уйдет.
        - Агей, ты скоро займешь мое место…
        - К сожалению, - перебил Агей.
        Байкалов пропустил это мимо ушей.
        - Необходимо подумать о наследнике.
        - А-а-а, - понял Агей и сделал гримасу. - А если родится мутант? Представь, профессор: стопроцентная мутация! Ты отправишь его на чистку во имя науки и какой-то дурацкой логики? Своего внука? Говорят, внуки ближе, чем дети…
        - Перестань! - закричал Байкалов и стукнул ладонью по столу, но тут же взял себя в руки. - А что это за девушка была с тобой?
        - Девушка? - удивился Агей.
        - Да, необычайно, просто на редкость красивая девушка, ты привез ее в Центр сегодня…
        - А, подглядываешь! - Агей понял, что отец говорит о Даше. Необходимо было что-то предпринять, чтобы перетащить отца на ее сторону. - Действительно, красивая. А с каких это пор ты шпионишь за красивыми девушками?
        - Я не шпионю, Агей! - закричал он. - Не мели чепуху! Визель увидел ее, а я взглянул, кто подъехал к Центру!
        - Ну, если Визель… Тебе она нравится?
        - Если она еще и человек хороший, лучшего и желать нельзя, - заключил Байкалов.
        - Да, конечно же, - смиренно отозвался Агей. - Она вообще не такая сволочь, как мы. Если честно, то я не хочу, чтобы она страдала.
        - Я не понимаю, - сказал Байкалов.
        - Дело в том, - Агей с отличным актерским выражением отвел глаза, - что она из-за меня закончила медицинскую школу. Я люблю ее уже несколько лет, а она меня…
        - Да?! - Байкалов был сражен. - Я не знал, но почему ты никогда не приглашал ее к нам?
        - Ну, отец, у нас в доме ей было бы не особенно хорошо, а я не хочу ей плохого.
        - Почему плохого? - Байкалов не понимал.
        - У нас почти всегда Марина Юзефовна, и днем, и вечером тоже, даже когда тебя нет. Твой психолог так увлечена работой, что ты предоставил ей кабинет у нас в доме, и она почему-то сильно нервничает, когда к нам приходят женщины.
        - Чепуха, Агей! - воскликнул Байкалов.
        - Возможно. Только я не то, что надо ей. Я познакомлю ее с Ви-зелем.
        - Почему?!
        Агей встал и направился к двери, но перед выходом обернулся:
        - Моя мать прошла чистку и не вернулась. Я несу в себе гены мутанта. Следовательно, дети мои тоже будут мутантами… Ты забыл мутационную генетику. Поэтому лучше Визель, я ее слишком люблю, - и он вышел, хлопнув дверью.
        Байкалов хотел остановить его, крикнуть сыну, что мать не мутант, но… Он вновь нажал кнопку вызова:
        - Наташа, пригласи Ловель…
        Через минуту влетела Марина в блестящем, черном платье в обтяжку.
        Она неплохо выглядела, но Байкалов невольно сравнил ее с девушкой Агея, и Марина сразу как будто поблекла, отодвинулась в тень, подобно гигантской нелепой скульптуре.
        Марина сияла, сегодня ей необходимо было восхищать.
        - Ты превосходно выглядишь, дорогая, - проговорил Байкалов. - Ну что? Вызываем твоего нового техника. Налаживай датчики…
        Визель, Ян и Даша разговорились о всякой чепухе. Они пили лимонный чай с галетным печеньем и дружно смеялись над анекдотами Яна. Внезапно загорелась кнопка вызова.
        - Не понял, - сказал Визель и включил прием.
        Из динамика послышался голос Наташи, секретарши директора.
        - Медтехника Шовинскую срочно к Байкалову, - и она отключилась.
        Ян развел руками:
        - Дашунь, к директору. Знакомиться, что ли? Через сорок минут чистка, что он себе думает?
        Байкалов и Ловель ждали Дашу. Датчики работали, готовые в любую минуту снять показания.
        Замигал вызов Наташи.
        - Да, - отозвался профессор.
        - Шовинская пришла.
        - Просите…
        Первый раз в жизни Байкалов был растерян, а Марина Ловель начала комплексовать. Профессор онемел, перед ним стояла девушка Агея. Ближе она была еще красивее.
        - Вы… Дарья Шовинская? - спросил Байкалов, желая услышать «нет».

«Да» прозвучало твердо. Графики лентой струились из щели в боковой панели его стола. Байкалов растерянно посмотрел на ленты, датчики показывали: вариант - норма. Профессор облегченно вздохнул и, оторвав длинную ленту, небрежно бросил ее Марине. Марина впилась в графики глазами и изменилась в лице:
        - Не-е-ет! Она - мутант, Константин, поверь мне!
        Даша сделала непонимающее лицо.
        - Марина Юзефовна! - Байкалов говорил жестко. - У вас мутан-томания!
        - Нет! Нет! - кричала Марина. - Проверь непосредственно!
        - Хорошо! - зло крикнул профессор, а затем обернулся к Даше. - Дарья. э…
        - Без отчества, пожалуйста, Константин Аркадьевич, - попросила Даша.
        - Спасибо. Дашенька, вы не могли бы помочь нам с Мариной Юзефовной разрешить один спор?
        - С удовольствием, - согласилась Даша.
        - Идемте, - Байкалов встал из-за стола и показал на маленькую дверь в стене.
        На голову Даше надели шлем с датчиками, провели моментальную энцефалограмму. Марина схватила заключение, выданное компьютером, и выбежала из комнаты. Байкалов помог Даше снять шлем.
        Марина сидела, уставившись в бумажку. Байкалов взял заключение и сурово посмотрел на Марину.
        - Норма! - яростно сказал он. - Норма! Что с вами, Марина Юзефовна!
        Но потом вдруг переменил тон и сказал:
        - Извините нас, Дашенька. Мне потом очень хотелось бы поговорить с вами.
        Даша непринужденно и приветливо улыбнулась.
        Даша переоделась в голубой халат и теперь находилась в маленькой комнате наедине с гигантскими, во всю стену электронными приборами преображения. «Уничтожение», - подумала Даша. Это теперь рабочее место, а не место ее возможной гибели. Теперь она хозяйка этого страшного оружия.
        - Даша! - из динамика раздался голос Яна. - Лев ведет девочку. Мы в соседней комнате, девочка спокойная, ничего страшного не будет. Документы у Льва…
        Через минуту грузный Лев привел маленькую худенькую девочку, очень бледную, с широко распахнутыми от ужаса глазами. По ее щекам текли слезы. Лев привычно усадил девочку в кресло, кожаные ремни стянули ее запястья и ноги, охватили талию. На голову ребенка спустился прикрепленный большим металлическим стержнем и проводами шлем. Девочка сидела неподвижно и плакала. Даша изучала ее карту Обыкновенная мутация (три минуты жесткого излучения на мутировавшие центры и полная амнезия). Рина Роум, 16 лет.
        Даша оглянулась. Неужели этому хрупкому созданию 16 лет? Да, Венера Лесовская, пятнадцатилетняя девочка, ее троюродная сестренка, выглядит намного старше. Хотя Венера - это нечто особенное… А сейчас Рина огромными, молящими о пощаде глазами смотрела на Дашу.
        - Успокойся, - мягко сказала Даша, - через три минуты ты пойдешь домой.
        Ее слова, естественно, слышали Визель и Ян. Но Даша не знала, что, кроме них, за ее работой наблюдают Байкалов и Марина, следя за графиком Рины по компьютеру.
        Что ты натворила такого, что тебя привели на чистку? - раздалось в голове у Рины. Рина чутьем, данным только мутанту, поняла, кто к ней обращается, и удивленно посмотрела на Дашу. - Так что? - повторила Даша. - Я помогу.
        Я делала все незаметно, но энцефалограмма… - Даша наконец уловила ответ и включила приборы преображения, потух свет.
        Ты где? - уловила вновь Даша.
        Здесь, не бойся, я перестраиваю энцефалограмму. Ты хочешь выжить, Рина?
        Да.
        Тогда слушай, когда приедешь домой, несколько дней молчи, во имя своего же блага. Если доверяешь матери, то говори с ней мысленно. Упаси только тебя Бог говорить обо мне… Так вот… За городом, в юго-западном направлении отыщешь церквушку отца Георгия, ты сможешь найти. Там тебе помогут. Все полученные знания ты должна отдавать людям, где бы ты ни была, но только мысленно. Понятно?
        Да.
        Раздался щелчок и зажегся свет, преображение теоретически закончилось.
        - Сиди спокойно, девочка, видишь, все хорошо, - вслух произнесла Даша, для тех, кто был за стеной, а Рине послала другое:
        Видишь на столе яблоко?
        Да.
        Кинь его мне…
        Яблоко взлетело вверх и, сделав в воздухе сальто, опустилось Даше в руки. Даша улыбнулась Рине…
        Открылась дверь, и вбежал Ян.
        - Даша! Все прекрасно! Графики чистые, у тебя здорово вышло, словно эта аппаратура тебя лишь и ждала! Михаил понес графики Ливанову на утверждение, но там все будет гладко! Поздравляю…
        Затем Ян подошел к Рине и заглянул ей в глаза:
        - Ну все, ребенок, ты больше не мутант. Сейчас придет мама, и ты уедешь домой, хорошо?
        Рина молчала и пусто смотрела на Яна. Неожиданно до Даши донеслись мысли Яна, обращенные к Рине: Только смотри, Рина, не переиграй, а то хорошего врача накажут, а злой сделает тебе больно.
        Даша замерла, но лишь на мгновение, затем снова как ни в чем не бывало стала приводить приборы в порядок.
        Байкалов смотрел на экран компьютера.
        - Ну, что, Марина? Все?
        - Константин, милый, она мутант, опасный мутант, просто как-то водит нас за нос!
        - Хватит! - профессор ударил кулаком по столу. - Мне нравится эта девушка! Я больше не принимаю твои доводы!
        Агей шел от Ливанова. Он только что просмотрел новые данные Рины Роум. Зачем Даше эта работа? Он выглянул в окно в коридоре. Рина держала за руку мать и шла, опустив голову, но неожиданно они с матерью переглянулись, и Агей увидел, как Рина улыбнулась. Агей сорвался с места и бросился в отдел Преображения. В холле он затормозил, увидев, как Визель что-то оживленно рассказывает смеющейся Даше. Затем они пошли в отдел. Агей почувствовал, как в нем загорелась злость по отношению к Визелю и обида на Дашу.
        Неожиданно Агей понял, что ревнует…
        Вечером того же дня, девятнадцатого мая, Агей вновь появился у Даши.
        В своем особняке поздно ночью профессор Байкалов лег спать, не дождавшись сына, но больше на Агея он не сердился.
        Рута неслышно, по-кошачьи пробиралась по узкому и темному лабиринту подвала, за ней незаметной тенью скользила Юна…
        - Ты уверена, что мы правильно делаем, да и вообще правильно идем? - спросила Юна, когда вода с низкого потолка закапала чаще и чаще.
        - Да-да… - ответила Рута. - Я не могу ошибиться, я следила за директором: хотя бы раз в три месяца он спускается сюда. По-моему, кроме него, это место не знает никто.
        - Но почему? - удивилась Юна.
        - Потому что мы живем не просто в приюте, а в специальном государственном приюте-интернате. Даже на внешнем заборе нет таблички с названием…
        - Тебе удалось перелезть через забор? Но он же выше здания! - воскликнула Юна.
        - Я не перелезала, - Рута обернулась к Юне и прижала палец к губам. - Я на минутку выскользнула наружу, когда охрана не закрыла калитку в заборе. Правда, я тут же вернулась, потому что появились солдаты… Но вместо полагающейся приюту вывески там громадными буквами написано: «Опасно для жизни. Военный склад ядохимикатов. Запретная зона». Через два месяца мне должно стукнуть семнадцать. Неужели ты думаешь, что я просто уйду из приюта и не узнаю, что здесь?
        - Но ты же обещала вернуться через месяц, - возразила Юна. - У нас не хватает воспитателей, а няня Берта говорит, что воспитателей готовят три недели…
        - Конечно, - отозвалась Рута и пошла дальше. - Только я не знаю, как это получится. Пустят ли меня в засекреченный приют? Или меня сразу же отпра… - Рута умолкла на полуслове.
        - Что такое? - заволновалась Юнона.
        - Здесь заканчивается коридор, какое-то помещение. Подожди, - Рута стала шарить рукой по стене в поисках выключателя.
        Ее рука наткнулась на какой-то рычаг, и Рута подтолкнула его вверх. Зажегся свет.
        Взору предстала небольшая сухая комната с деревянными полками, забитыми доверху папками, старыми тетрадями, книгами и бумагами. В углу комнаты между книжными шкафами стоял стол с тетрадями и мягкий удобный стул.
        - Это что? - шепотом спросила Юна.
        - По-моему, какой-то архив, смотри, шкаф с буквами в алфавитном порядке.
        Рута смело направилась к шкафу и взяла стопку над буквой «Л». Она положила бумаги на пол и стала их перебирать. Нагнувшись над какой-то тетрадью, она позвала Юну.
        - Смотри, - Рута показала подруге тетрадь.
        В центре тетради в широкой красной полосе было аккуратно написано: «Абсолютно секретно. К. Торин, генерал спецслужбы».
        И ниже: «Дело Лесовских».
        - Что?! - Юна была поражена.
        Рута взглянула на нее и села на пол, Юнона устроилась рядом. Рута открыла тетрадь и начала тихо читать вслух.
        - «…Дочь Лесовских доставлена в приют адъютантом Торина. Адъютанта в живых уже нет», - Рута прервалась. - Это писал директор. Он здорово рискует, имея такой Архив.
        - Ну читай же, - нетерпеливо попросила Юна.
        - «…Мне сообщили, что девочку должны были уничтожить по приказанию Императора, она представляет собой какую-то угрозу. Я принял ребенка и поручил его Джейн. Я хорошо знаю отца девочки Вацлава и ее деда Влада. С Владом мы прошли огонь и воду, поэтому я сохраняю жизнь его внучке.
        Когда я навел справки о Вацлаве, то удивился, узнав, что он сосед Торина, но самое поразительное, что у них есть еще одна дочь, точная копия моего подкидыша. Видимо, девочки - близнецы. Но зачем Императору уничтожать одну из них, не знаю. Я разговаривал с Вацлавом об отце, но отметил, что его жена печальна, видимо, из-за пропажи второй дочери. Однако Лесовские не подают виду. Я ушел, положение обязывает. Я ничего не могу рассказать Вацлаву, но я присмотрю, чтобы внучка Влада выросла здоровой и сильной. Видимо, когда ей исполнится семнадцать, мне придется куда-нибудь спрятать ее. Скорее всего, отправлю жить в Польшу. Джейн знает польский, ей приказано обучить малышку языку. Дочь Лесовского зовут Венера, они взяли римское имя Богини Красоты, и я назову свою малышку римским - Юнона, по имени королевы богов Геры.
        P.S. Да, оказывается, настоящая дата рождения Юноны - 21 сентября…»
        Рута замолчала и закрыла тетрадь.
        - 21 сентября, - повторила Юна. - А я не знала. Я считала по окончанию года… Значит, почти через четыре месяца мне стукнет пятнадцать… Польский я действительно знаю, и я должна уехать? Я же теперь могу найти родителей!
        - Нет, - Рута покачала головой. - Не можешь, это повлечет за собой слишком много смертей.
        Юна понимающе кивнула, но потом вдруг радостно взглянула на подругу:
        - Я могу посмотреть на них и на сестру издалека. А ты? Давай поищем что-то о тебе.
        Юна вскочила на ноги и подбежала к полке с буквой «Т». Она перекладывала тетради и листы, пока наконец не нашла нужное.
        - Вот! - крикнула она, откидывая непослушные золотые локоны и устраиваясь рядом с подругой.
        Рута дрожащими руками взяла тетрадь, на которой стояла та же самая красная пометка: «Совершенно секретно. К. Торин, генерал спецслужбы».
        - Опять? - удивилась Юна.
        Ниже подпись: «Дело Турбиных». Рута перевернула страницу.

«Рута Турбина, единственная наследница пятидесятимиллиардного состояния, годовой доход 400 %. (Господи! Когда она вырастет, ее состояние будет неисчислимым!) Полное имя: Ее Сиятельство, княгиня Руатана Алексеевна Турбина. Мать, Ее Сиятельство княгиня Виктория Леонидовна умерла в возрасте тридцати девяти лет при родах дочери. Отец, Его Сиятельство великий князь Алексей Федорович умер через месяц после похищения дочери. По газетным выступлениям я понял, что дворянство возмущено и давит на Императора. Слишком смело… слишком, впрочем, они дворяне! Личный представитель Императора Алекс Ганарник заявил публично, что наследница жива и находится на воспитании при императорском дворце, под опекой самого Императора. Достигнув семнадцатилетнего возраста, она сможет полностью распоряжаться своими владениями, а пока ее воспитанием занимаюсь я (а не королевский совет), хотя я должен каждые полгода делать отчет о ее самочувствии и каждый месяц высылать фотографию. Что будет с маленькой княгиней, мне неизвестно. Жаль девочку. Впрочем, ее состояние заморожено, никто не посмеет прикоснуться к владениям Турбиных из-за
возможного нарастания недовольства сильных мира сего. Подмена девочки невозможна ввиду огласки всех физиологических и биоданных. Я думаю, посылаемые мной фотографии будут появляться на страницах газет, дворянству необходима Турбина, она уже превратилась в какой-то символ… Генерал Торин предупредил о неприкосновенности ребенка. Что ж, княгини мне только и не хватало, к тому же я устал от постоянно передаваемых солдатами писем от дворецкого Турбиных с ультиматумами на высокосветском языке…»
        Рута замолчала.
        - Вот это да! - еле выговорила Юна. - А Алиса тебя дерет как Сидорову козу. Но тебе уже исполнилось семнадцать!
        Рута словно очнулась и странно, ошарашенно посмотрела на Юнону:
        - Что же со мной будет?
        - Не знаю, Рута. Но у тебя, оказывается, столько денег, столько власти…
        - Тогда почему я здесь? - Рута недоуменно пожала плечами и опустила голову:
        - Значит, ты не сможешь вернуться работать в приют… никогда…
        - Перестань! - Рута решительно встала. - Если я здесь до сих пор, значит, про меня давно никто не помнит.
        - Иди-ка сюда…
        Юна тихо подошла и стала отряхивать с брюк пыль:
        - Смотри.
        Перед Юной на столе лежала старая потрепанная тетрадь.
        - Господи! Сколько же ей лет! - воскликнула Рута, осматривая надорванные, загнувшиеся края.
        На титульном листе была надпись: «1917 год, март. Заряна».
        Рута перевернула пожелтевшую от времени страницу и стала читать вслух.

«Когда голос Махатмы уже не был слышен, стало понятно: я иду в глубокой тьме. И словно из тьмы возникают существа с просьбами, молитвами или требованиями. Как они живут в такой тьме? Чтобы их понять, надо страдать. И я с готовностью несу этот ад, потому что так решила сама. Он протекает жгуче-черным потоком и больно хлещет в абсолютной тишине.
        Зачем я спустилась так низко? Чтобы лучше понять себя, увидеть со дна, что значит свет, или потому что Он должен быть где-то здесь??? В этом хаосе страданий, потерянный и отверженный… но все еще бесконечно любимый мною… Сова сказала мне, что именно в этой реальности живет Он. Кому как не сестре знать, где ее брат…
        Живущие здесь смотрят на меня с непониманием или с мольбой. Я уже знаю, что значит боль, страх, ненависть и смерть. Когда испытываешь все это на себе, то видишь воочию до мелочей происходящее…. Как далеко я ушла! Мне кажется, что здесь еще не было ни одного фотона Белого Света. И они, живущие здесь, отрицают его, но тянутся и тянутся к нему, потому что еще не знают, что любовь, радость, гармония и сострадание, все, созданное Белым Светом, - норма в Мироздании.
        Тот путь, по которому я пришла, уже не сможет стать мне дорогой обратно: если я поверну, то черный поток, несущийся впереди меня, вновь заполнит только-только выздоравливающее пространство позади. Здесь нельзя бояться, они только и ждут моего страха, тогда белое для них перестанет быть белым. Сильнейшие из них не хотят пускать меня в ад. Но там страдает Он, значит, я пойду.
        Да не убоюсь я зла… Помоги мне, Сова!
        Весь страх свой я выкидываю в плотный План, где я заметна в своем безумии от происходящего в другом мире. Но чем дальше я иду, тем отчетливей понимаю - обратного хода не будет, потому что вряд ли я пройду этот ад до конца. Чем дальше, тем гуще тьма, тем беспощаднее удары; но удары исподтишка. Почему они боятся взглянуть мне в глаза? Уже очень, очень холодно, зато там, позади, мое тепло нужнее; болеющему нужно тепло…
        У меня для них есть только мое собственное тепло. И так, шаг за шагом, я остываю, превращаясь в твердую белую, почти шахматную фигуру, которая ходит как хочет и уже беспощадно уничтожает то, что считает Большим Злом. Наверное, где-нибудь я сделаю неверный ход, и поток сможет сбить меня и прорваться назад… Поэтому я ищу точку опоры. Как она мне необходима! Но неужели нет кого-нибудь, кто сможет проститься с покоем и пройти этот путь до конца с зажженным светильником в полной тьме?

1917, октябрь. Заряна.
        Я повторяю свое имя, чтобы не забыть его, я, кажется, уже много забыла, наверное, слишком долго шла, время - самая длинная из существующих дорог.
        Черный поток, явившийся впереди меня, смешался с красным, мне стало страшно. Кажется, я заболеваю в этом мире. Я чувствую нарастающую злобу Сатаны, но я не вижу его, только его дела. Неужели я когда-нибудь с Ним встречусь?

1918, Заряна.
        Странно, расстреляли царскую семью. Зачем?
        Я видела их перед расстрелом. Сова показала мне их скорбь. Николай все понял, когда увидел меня и Сову, но я сказала ему: «Да не убоюсь я зла…» Он повторил, но это ничего не изменит, а жаль…

1933, Заряна.
        Голод. Они умирают. Я не в состоянии держать такой натиск, но все же стою. Неужели во всем виноват Он? Почти не помню лица его…

1937, Заряна.
        Когда-нибудь мир узнает о своем настоящем происхождении и ужаснется.

1942, Заряна.
        Дьявол рассвирепел, такой одержимости я не видела в веках. Это ад, ад, перенесенный на Землю. Словно кто-то перепутал Константы Бога.

1969, Заряна.
        Одни строят песочные замки, другие умирают, неугодные ему.

1985, Заряна.
        Я не вижу выхода, впереди только разрушение. Дьявол издевается, но люди, словно опомнившись на короткое время, начинают приходить в церковь. Но не за Богом…

1994, Заряна.
        Сколько боли! Боже мой, сколько боли вокруг! Зачем я здесь? И кто я?
        Я, кажется, тоже умираю, но неведомая сила толкает меня через годы. Это будет мой последний шаг, последний рывок к концу тьмы. Туда, где восседает Сатана. Что будет со мной в тот момент?..»
        - Как это? - удивленная Юнона смотрела на Руту.
        - Не знаю, возможно, - Рута пожала плечами, - возможно, хотя я и не уверена… Вообще когда-то очень давно Джейн мне рассказала одну историю. После пришествия Христа на Земле появилась девушка по имени Заряна. Хоть и имени такого еще не знали. Заряна - ангел, что ли… Или еще кто-то из небожителей. Я не знаю дел Бога, но я поняла так, что до падения Люцифера она была его женой или его возлюбленной. И сейчас она идет по Земле, стараясь убрать зло на своем пути, исправить ошибки дьявола; правда, она ничего не помнит о себе… Даже имени своего настоящего… дьявола не помнит. Идет против черного течения, не дает некоторым погибнуть. Вечная борьба и любовь, они всегда рядом… И с каждым годом, с каждым столетьем Заряна все слабее и слабее.
        Рута замолчала и откинула длинные серебряные пряди со лба.
        - И что же с ней будет в конце концов? - настаивала Юна.
        - Джейн говорила, что, встретив Люцифера, Заряна пройдет путь до конца. Она несет в себе любовь. И идет против зла уже бессознательно, словно целую вечность делает все это ради одного мига свидания, все тысячелетия. Люцифер падет после прихода Заряны. Это все, что мне известно…
        - А так бывает? - задумчиво произнесла Юна. - Да и можно ли любить дьявола?
        - Бог любит… - эхом отозвалась Рута. - А про Сову я никогда не слышала.
        - Бог любит всех. Рута, ты когда-нибудь выйдешь замуж? - неожиданно спросила Юнона.
        Рута внимательно посмотрела в стальные, блестящие, как темная ртуть, глаза подруги.
        - Не знаю. Я даже не представляю, что со мной будет. Ты видела солдат СС? Это пока единственные представители мужского пола, не считая директора, которых я встречала. Они пусты… Так что не знаю. Да и вообще, если бы я могла уехать куда-нибудь далекодалеко, я взяла бы с собой тебя. Ведь кроме Юноны Лесовской у Руатаны Турбиной, пусть даже княгини, никого нет.
        Рута звонко рассмеялась и обняла подругу, но металлический взгляд Юноны заставил ее замолчать.
        - А ведь Император - Сатана, - прошептала Юна…
        Танец рук, сплетенных и белых, в потоке белоснежных лепестков вишни. Белая шелковая струйка, бегущая из сложенных мягких ладоней. Тонкие пальцы, поставленные к солнцу ромашкой, сияют в ослепительном блеске. Все танцуют, но медленно, каскадно. Грация и мягкость, превращенные в сверкающий танец. Танец раскрывает ладони и растягивает шелковые полотна, развеваемые танцующим ветром. Медленно опускается шелк, и тяжело поднимаются веки.
        - Проснись! - требовательный и властный голос разбивает последние осколки танцующего сна.
        Рута открыла глаза. Склоненное над ней лицо принадлежало смотрительнице Алисе. Та безжалостно стащила с Руты одеяло, в котором сохранились капли треснувшего сна и немножечко тепла.
        - Идем, - настойчиво повторила Алиса и схватила Руту за руку.
        Рута инстинктивно повернулась в сторону окна. Было совсем темно, большая полная луна бросала свои отблески на лицо спящей Юноны.
        - Но куда, Алиса? - спросила Рута.
        - Не задавай лишних вопросов, - толстая Алиса потянула за собой не проснувшуюся до конца Руту.
        Смотрительница наконец выволокла девушку в коридор. В свои шестьдесят она была еще очень подвижна и энергична. Да и как же, иначе не выживешь.
        - Куда мы? - закричала Рута и замерла на месте. - Я шага больше не сделаю!
        Алиса уставилась в отчаянное лицо Руты, затем, вздохнув, схватила ее крепче за руку.
        - К директору, - сказала она и потащила Руту дальше по ночным коридорам и лестницам.
        Рута запаниковала. Около двери кабинета директора стояли два эсэсовца. Руте сделалось плохо, но Алиса уже вталкивала ее в кабинет со словами:
        - Вот и Турбина, господин директор.
        Дверь захлопнулась. Рута расслышала удаляющиеся шаркающие шаги Алисы. Она стояла перед директором и каким-то незнакомым человеком. Ей стало неуютно и холодно. Она была босиком в одной ночной рубашке.
        Незнакомец встал из-за директорского стола и направился к ней, на ходу снимая черный плащ. Плащ окутал Руту, от человека повеяло сладковато-приятным запахом. Незнакомец отступил на несколько шагов и поклонился.
        - Ваше Сиятельство, позвольте представиться, личный представитель и секретарь Его Императорского Величества, Алекс Ганар-ник.
        До Руты постепенно стал доходить смысл происходящего. Она вгляделась в молодое, непроницаемое лицо Алекса, в его бездонные глаза и кивнула в холодном приветствии. Это немного озадачило Алекса, и он оглянулся на директора.
        - Вы знаете, кто вы? - спросил Ганарник.
        Рута решила играть вслепую, другого выхода не было.
        - Княгиня Руатана Алексеевна Турбина.
        - Откуда вам это известно? - удивился Алекс.
        - А откуда вам известно, что вы Алекс Ганарник?
        Алекс кивнул, соглашаясь, но по-прежнему недоумевая.
        - Я должен вас увезти, - сказал он.
        - Куда? - встревожилась Рута.
        - Домой, вы поедете к себе домой, - ответил Алекс. - Надеюсь, вас здесь не обижали?
        - Здесь не могут не обижать, Алекс, это же спецприют…
        Алекс сурово посмотрел на директора. Директор дрожащей рукой снял очки, судорожно протер их платком и опять надел.
        - Здесь есть очень жестокий человек, который даже не слушает нашего доброго директора, - вдруг вставила Рута.
        - И кто он, с вашего позволения? - спросил Алекс.
        Рута взглянула на облегченно вздохнувшего старого директора.
        - Смотрительница Алиса. Вот если бы на ее место поставили другую няню…
        - Вы поняли? - громко обратился Алекс к директору.
        Директор закивал, и Алекс услышал его кричащие мысли. Черт возьми этих титулованных особ! Подсовывают их в приют как нищих или преступников и еще хотят преклонения.
        Алекс ехидно улыбнулся.
        Весь путь до машины Алекса Рута думала о Юноне. Когда они вышли за высокий непроницаемый забор, Рута впервые увидела большую, великолепную черную машину. Алекс открыл перед ней заднюю дверь, и Рута, юркнув внутрь, устроилась на широком ярком сиденье с подушкой.
        Алекс сел за руль и передал Руте бархатистое покрывало:
        - Спите, Ваше Сиятельство, дорога длинная, приедем к утру, а в вашем, простите, детском возрасте надо спать ночью.
        Рута натянула покрывало и пробормотала:
        - Я не ребенок, Алекс, мне уже семнадцать лет.
        - Семнадцать? - удивился Алекс. - Мы же еще не ввели вас в курс дела.
        - Я и так все знаю. Пятидесятимиллиардное состояние и набежавшие за каждый год 400 % годовых, сокровища… - Рута заснула под плавное покачивание машины и гипноз Алекса.
        - Да-а… - протянул сам для себя Алекс, - к сожалению, не только это.
        Алекс нажал на кнопку, еле заметную на правой стороне руля. На панели загорелся небольшой экран, возникло изображение Императора.
        - Ну что, Алекс? - спросил Дил.
        - Княгиня спит на заднем сиденье. Странно, но она все о себе знает.
        - Вот как, - казалось, Дил не удивился. - Скорее всего, через директора. Вези ее прямо в особняк Турбиных. И расскажи ей, что она обручена, можешь даже показать ей отцовские бумаги о наследстве. Не надо ничего скрывать. Час назад ушел Голицын: предводитель заявил, что принц Уэльский уже неделю пребывает в недоумении из-за отсутствия своей невесты.
        - Принц Уэльский? - присвистнул Алекс.
        - У людей странные законы, мутант, - Дил специально выделил последние слова. - Мать нашей княжны из царской фамилии, так что…
        Дил вдруг умолк на полуслове: тень львицы Чарлет молнией проскочила посреди комнаты и исчезла. Ганарник наверняка и не заметил этого по монитору. Где-то рядом Сова? Не к добру, сестрица, не к добру. Что-то идет не так…
        - Впрочем, эти законы мне на руку, - продолжил Дил. - Король скоро умрет, место займет его сын, принц Уэльский. Думай, Алекс, думай. Король умер - да здравствует король!
        Дил отключился.
        Рута проснулась в огромной спальне. Она рывком села на кровати, удивительно бескрайней, и завертела головой. Высокие золоченые двери открылись, и вошла пожилая женщина с заплаканными глазами.
        - Вы кто? - спросила Рита.
        - Няня вашей матушки, голубушка моя, - всхлипнула старушка…
        После завтрака, поданного в постель няней, ей удалось выскользнуть и затеряться в собственном доме. Рута посвятила его осмотру целое утро. Сплошное сияющее великолепие княжеского особняка поразило ее. Но в большей степени ее внимание привлекали фамильные портреты и фотографии. Она долго стояла перед изображением матери. Видимо, это был парадный портрет: с потолка на Руту ласково смотрела женщина в голубом платье. Высокая прическа придавала ей царственный вид, а горделивая осанка выдавала аристократку.
        Рута вздохнула и обхватила себя руками, ей было немного холодно. Она бы все бродила и бродила в одной ночной рубашке по коридорам и лестницам между этажами, заглядывая в бесчисленные комнаты и залы, если бы вдруг не услышала пронзительный женский визг:
        - Ваше Сиятельство! Мы чуть с ума не сошли!
        Рута обернулась и увидела растерянную, растрепанную женщину. На крик сбежалось множеству народу, поднялся шум, и голова Руты закружилась. Кто-то накинул на ее плечи халат. Еле соображая в этом хаосе, она зажмурилась и крикнула:
        - Замолчите!
        Шум мгновенно прекратился.
        - Что случилось?
        Рута поежилась, ей было неприятно смотреть, как взрослые люди - втрое, вчетверо старше, - заискивающе ловят ее слова. Старый седой человек поклонился Руте и протянул ей сложенный лист бумаги. Рута развернула его и прочитала:

«Княгиня, сегодня в девятнадцать ноль-ноль я буду у Вас, по поручению Императора. Алекс».
        Рута окинула присутствующих взглядом и, немного запинаясь, спросила в толпу:
        - Здесь… здесь есть во что переодеться? Мое… мое все осталось там…
        - Ваше Сиятельство, - затараторила женщина лет тридцати трех, - мы не знали, что вы прибудете так внезапно и без багажа… Через некоторое время все будет куплено, а сейчас…
        Все растерянно молчали. «Боятся они меня, что ли?» - подумала Рута. Она выделила из присутствующих худенькую женщину в сером незаметном костюме:
        - Может, что-нибудь есть у вас?
        Женщина чуть не упала в обморок… Простая горничная, англичанка Аниес, работала в пустующем особняке Турбиных недавно. Ее явно шокировала просьба княгини…
        Рута выбрала старые потертые джинсы, в которых, возможно, лет десять назад Аниес ходила в походы и лазала по горам, а теперь хранила из сентиментальности. За ними последовала черная выгоревшая футболка, белые (правда новые) носки и кроссовки, чуть-чуть великоватые.
        Через минуту Ее Сиятельство княгиня Турбина предстала взорам своих приближенных. Наверное, Юнона Лесовская охарактеризовала бы эту немую сцену так: «Приближенные были в отпаде».
        - Ваше Сиятельство… - пробормотал пожилой седеющий человек в строгом костюме, - я Ваш управляющий… Я должен ознакомить Вас с делами…
        - А вы сомневаетесь в своей честности? - спросила Рута.
        - Что вы! Но так принято! - сказал управляющий.
        - Ну тогда чего спешить? Это вы все время писали письма, справляясь обо мне и требуя моего возвращения? - Рута улыбнулась.
        - Я, Ваше Сиятельство, - управляющий опустил голову.
        - Спасибо вам, дорогой мой человек, что ждали меня из моей тюрьмы. Я пойду в сад! Не беспокойтесь, я умею не выходить за заборы! - и побежала вниз по лестнице.
        - Бедная девочка, - пробормотала няня.
        Рута сидела в ветвях шикарной черешни и поглощала ягоды… Она думала о том, как все замечательно сложилось. Теперь она обязательно вытащит Юнону! И если она на самом деле так сказочно богата, то они поедут в кругосветное путешествие! Господи, она ничего не видела в жизни, кроме приюта!
        Раздался рев мотоцикла. Рута глянула вниз. Какой-то мотоциклист остановился около черешни, прислонил машину к стволу дерева, снял шлем и, видимо, собрался уйти. «Кто-то из слуг?» - подумала Рута.
        - Эй! - крикнула она. - А как я слезу? Мотоцикл же мешает!
        Мотоциклист удивленно вскинул голову:
        - „Русалка на ветвях сидит”, - процитировал он Пушкина со странным мягким акцентом. - Слезай! Не буду же я убирать из-за тебя мотоцикл!
        Спорить было бесполезно, Руте пришлось слезть при помощи мотоциклиста. Он оказался высоким улыбчивым блондином с красивыми серыми глазами и широкими скулами.
        - Ты кто? - спросила Рута.
        - Принц, - ответил парень.
        - Ну, если ты принц, то я… - Рута осеклась и улыбнулась.
        - Эдвард, Эд… - представился парень. - Ты что здесь делаешь?
        - Я здесь вроде бы живу… - пожала плечами Рута.
        - Да? Я раньше тебя не видел, как тебя зовут? Ты здесь работаешь?
        Рута заколебалась: ей не хотелось говорить, кто она, и она просто кивнула.
        - Меня зовут Берта, - Рута назвала имя приютской няни. - А ты что здесь делаешь?
        - У меня здесь невеста…
        - А-а-а…
        - Да нет, - отмахнулся парень. - Я ее вовсе не люблю, но положение обязывает.
        - Не бывает никаких положений, которые могут обязывать, - сказала Рута. - А кто она?
        - Да так… - было видно, что Эду совсем не хочется говорить на эту тему. - Хочешь, поедем покатаемся? - заговорщически прошептал парень. - Я сегодня еле вырвался на этой бандуре.

«Бандура» была совершенно новенькая, самые придирчивые рокеры на свете могли только грезить о такой. Но Рута этого не знала.
        Мотоцикл ревел и несся по улицам незнакомого города, у Руты захватывало дух, но Эд, видимо, ничего не боялся и сильнее нажимал на газ. Конец мая освещался всеми цветами радуги. Улицы, умытые и молчаливые утром, сверкали под бликами майского солнца.
        Такого соцветия красок, именно живых красок, Рута не видела никогда. Она дышала городом, дышала его жизнью и, крепко держась за Эда, еще не могла поверить, что это так.
        Они летели среди старинных домов, утонувших в старых благородных каштанах, они летели куда-то вперед, рассекая воздух, разгоняя редкие машины. Казалось, призом такой гонки будет только счастье; но неожиданно около старинного белого здания с величественными дорическими колоннами капризная судьба словно передумала и начала отсчет в обратную сторону.
        Эд старался удержать равновесие, мотоцикл влетел в галерею между колоннами и теперь падал, падал, как в бесконечность…
        Очарование дня оборвалось, сгустилась тьма. Не надо!
        Сумерки улетучились, Рута открыла глаза. Над ней, привстав на одно колено, возвышался Алекс.
        - Как вы себя чувствуете, Ваше Сиятельство? - тихо спросил он. Рута села и огляделась. Она сидела на холодном плиточном полу, рядом лежал разбитый мотоцикл, около которого толпились люди весьма представительной внешности. Рута глянула за колонны: дом был оцеплен эсэсовцами.
        - Нормально, - наконец ответила она. - А где Эд? Что с ним?
        - Все в порядке, княгиня, не волнуйтесь, он занят.
        - Занят?!
        А за колонной метрах в ста от Алекса и Руты разговаривали двое. Император и наследник английского престола принц Уэльский. Император вежливо выражал принцу соболезнования по поводу внезапной смерти его матери, королевы Английской, и такой же скоропостижной гибели батюшки Короля. После чего принц Уэльский поспешил к подъехавшей черной машине, чтобы отправиться в аэропорт и лететь в Лондон. Его ждал внезапно опустевший для него Тауэр.
        Император вышел из-за колонны и направился к Алексу и Руте. На его губах играла жутковатая улыбка.
        - Здравствуйте, княгиня, - не переставая улыбаться, сказал Император. - Признаться, не ожидал, что вы такая.
        Это «вы такая» заставило Руту пристально всмотреться в смуглого человека. Ему было около тридцати, а может и меньше, - вероятно, он был одним из тех хиппи, с которыми водился Алекс. Его длинные черные волосы были зачесаны и собраны сзади. Можно было бы сказать, что он одет безупречно, если бы не его мешковатый зеленый свитер поверх белоснежной кружевной сорочки, впрочем, придававший ему своеобразный шарм, как и серьга в форме остроконечной узловатой фигуры в левом ухе. Император заметил взгляд Руты и пояснил:
        - Это подарок давно усопшей Мириам…
        Рута посмотрела незнакомцу в глаза и отпрянула. В бездонных черных, звездных глазах присутствовал красный огонек, который не заметишь просто так. Такой взгляд невозможно было вынести, от него леденела спина, и ужас сдавливал голову. И Рута, приходя в себя, опустила взгляд.
        - Дил, - Император протянул Руте руку.
        Рута посмотрела на нее и осторожно, словно в огонь, протянула свою. Дил схватился за нее холодными пальцами.
        - Рута… Рута Турбина.
        - Я знаю, - мягко произнес Дил и, взяв Руту под руку, пошел с ней между колонн. - Вы не находите неразумным, княгиня, - начал Дил, - убегать из дома с незнакомым человеком, будучи совершенно чужой в этом городе?
        - Мы познакомились, его зовут Эд. - Внезапно Рута почувствовала прилив ярости. - Я не обязана отчитываться! Да кто вы такой!
        - Я ваш Император, юная леди…
        Рута с ногами сидела в большом кожаном кресле в кабинете своего отца. Алекс немного нервничал, но, не показывая этого, ходил перед ней как заводная механическая фигура.
        - …поэтому, Ваше Сиятельство, все лето вы должны провести дома, среди лучших учителей и мастеров. Вам необходимо многому научиться…
        - Алекс, - тихо прервала Рута.
        - Да? - Алекс замер и в упор посмотрел на княгиню.
        - Скажите, Алекс, а могу я, отдав вам все, что мне принадлежит, спокойно уйти и жить где-нибудь?
        Алекс отрицательно покачал головой.
        - Уже нет, Рута. Это мог сделать ваш отец, но не вы. У дворянства мощная власть и поддержка. Императору необходимо спокойствие, а у ряда иностранных держав этот шаг может вызвать непонимание. Вы официально являетесь невестой принца Уэльского - ныне короля Английского.
        - Но я не хочу выходить замуж, даже за короля! - воскликнула Рута.
        Алекс пожал плечами.
        - Это ваши личные проблемы. А общество требует своего, и вы подчиняетесь Императору.
        - Император - Сатана! - крикнула Рута.
        Алекс скривился и как-то посмуглел, его голос словно стал внутренним.
        - Интересно, откуда вы это взяли. Думаю, Император удивится. Но кем бы он ни был, вы его подданная. А что, Дил похож на черта?
        Рута поежилась.
        - На хиппи. А вы, Алекс, похожи на него, значит, вы…
        - Княгиня, - закричал Алекс, - не забывайтесь! Вы несете чушь…
        - А мы сейчас проверим…
        Рута сунула руку в зазор между пуговицами рубашки и, резко дернув, сорвала что-то с цепочки на шее. Не разжимая кулак, она протянула это Алексу.
        - Это от меня, на память.
        Глядя Руте в глаза, Алекс взял ее кулачок в ладонь. Рута разжала руку, и в этот момент, побледнев до неузнаваемости, Алекс отдернул кисть, словно что-то стряхнул.
        - Прощайте на все лето, - тихо сказал Алекс и, покачиваясь, вышел.
        На полу остался лежать, поблескивая, маленький кулон в виде распятия.
        Лето подходило к своему печальному концу в день почти забытого или запрещенного религиозного значения, а именно двадцать восьмого августа. Листья с высоких кленов отчего-то необычно печально лились на землю, покрывая ноги Руты, стоящей посреди огромного фамильного парка. Подошел старый камердинер и немного озабоченно доложил, что приехал полковник личной охраны Императора.
        - Зачем? - осведомилась Рута.
        Камердинер лишь пожал плечами, и Рута была вынуждена вернуться, покинув парк.
        Полковник Ванец доложил об указании Императора. Руте надлежало немедленно ехать во дворец. Понимая, что Ванец лишь пешка и что, если она откажется, ее увезут силой, княгиня, не переодеваясь, в брюках и выгоревшей на солнце футболке плюхнулась на заднее сиденье черной машины без номеров. Полковник сел за руль и немного удивленно посмотрел в зеркало на свою пассажирку, разглядывая слегка взлохмаченные, собранные в длинный хвост волосы цвета серебряного дождя. Рута поймала взгляд Ванца и, откинув со лба выбившуюся прядь, отвернулась к окну. Машина тронулась, сопровождаемая эскортом эсэсовцев…
        Озадаченно оглядев представленную Ванцем Руту, слуга в строгом костюме повел княгиню вглубь дворца. Полковник остался в дверях. Рута засунула руки в карманы брюк и спокойно прошествовала через мрачные коридоры.
        По всей вероятности, раньше здесь был музей, но теперь Дил приспособил его под жилище. Слишком величественные, вынырнувшие из старины вещи, у каждой из которых был собственный характер, недоверчиво смотрели на Руту. Почему так враждебно, почему так недоверчиво, где же ты, Боже, ну объясни им!
        Слуга поклонился и открыл очередную дверь. Рута прошла внутрь под его провожающим взглядом. Это была небольшая, немного даже необычная по сравнению с только что увиденными огромными залами комната с камином. Горящий камин в августе, нелепость… Все как-то небрежно заштриховано, задрапировано - казалось, наперекор природе здесь давно наступила поздняя осень. В комнате было пусто, и Рута не без удивления подняла с пола прошлогодний сухой листок. Она осторожно взяла его за хвостик и села в покрытое красным бархатом кресло. Листик клена был совсем сухой…
        - Здравствуйте, княгиня! - раздался вкрадчивый голос Дила.
        Рута обернулась, даже не вздрогнув, кленовый лист рассыпался в пыль. Дил, ухмыльнувшись на траурную сценку, сел в кресло напротив. Рута подумала, что он носит все тот же свитер, хотя нельзя было сказать наверняка: Император сел спиной к свету, тогда как Рута, напротив, находилась лицом к окну. Она, здороваясь, кивнула.
        - Итак, вы уверены, что я - Сатана? - Дил говорил мягко.
        Руту вопрос не встревожил, ей было все равно.
        - Уверена, - она откинула голову на спинку кресла и равнодушно посмотрела на Дила.
        - И что же тогда?
        Рута пожала плечами.
        - Раньше все были уверены, что победа за Богом, теперь вы объявили его мертвым и все пошли против него, за вами.
        - А вы?
        - Я? Я верю в Бога. Вы не совершенны как он, и поэтому Бог с вами, Император… - вздохнула Рута.
        - А Христос? - спросил Дил.
        - Христос? - Вдруг она что-то вспомнила: - Можно вопрос?
        Дил согласился.
        - Вы любите Бога, Дил, я знаю, вы его творение, а вот кто такая Заряна?
        Император вздрогнул.
        - Ты знаешь Заряну? - его глаза вспыхнули.
        Руту словно пригвоздило к креслу. Голова закружилась, подкатила тошнота, тихое жужжание в ушах оглушило. Невероятная слабость тяжело навалилась на плечи, изображение уплывало, в голове появились чужие мысли, мысли в полной тьме.
        Ты знаешь Заряну, Рута? Ты говорила о Заряне, и именно о той самой Заряне… Давно надо было провести сканирование… В твоем понимании Сатана - зло? А в моем зло - Христос. Кто же прав, княгиня? Я, проживший миллиарды лет, или вы? Недавняя. Но где в вашей голове Заряна? Вас интересует, кто она? Она - то же, чем был я до моего падения. Ее зовут вовсе не Заряна, у нее другое имя, а это - земное. Она слишком дорога мне, дорога, как Бог. Чтобы я позволил тебе превратно о ней думать… Ну, где она, эта цепочка… Заряна не просто женщина, это нечто высшее, другое, в твоем понимании, это создание будет иным, но и я иной…
        В памяти с быстротой разрушительного потока понеслись сцены прошлого.
        Дневник… Ты нашла ее дневник, девочка?
        Замелькали строчки, прочитанные ранее…
        Мы разминулись… Но откуда ты знаешь про нее?
        Слова, давно сказанные в тишине подвала…
        Няня Джейн… Умерла? Жаль, интересная, видимо, женщина. Что ты еще читала в загадочном подвале?
        Опять строчки в обратном порядке.
        Так вот откуда, оказывается, ты знаешь о себе… С кем ты там была?
        Вспыхнуло лицо Юноны.
        Юна Лесовская? Кто она? Посмотрим дальше…
        Страницы, переворачиваемые чужой волей.
        Торин! Не уничтожена! Нет, распятый не родится! Княгиня, ваша подруга не должна жить. Директор приюта оказал ей неоценимую услугу, но, я думаю, в ближайшее время Юна исчезнет. Что ей Земля? Правда, княгиня? Кто у нее есть? Вы недосягаемы, родители усыновили другого ребенка, мне она мешает… Спасибо, Рута.
        Слабая попытка мозга к сопротивлению.
        Не закрывайтесь, вы не сможете, вы же не мутант. А, кстати, нет ли в вашей чудесной головке сведений об одном очень опасном для меня существе… Поищем?
        Скорость мыслей сводит с ума.
        Стоп!
        Няня Джейн, ласково улыбаясь, рассказывает семилетней Руте и пятилетней Юне: «Я просто удивилась и возблагодарила Бога, когда увидела перед собой ее! Подумать только, маленькая девочка с сиреневыми глазами, которая так смело остановила свору собак, гнавшихся за мной. Ах, как она прекрасна, словно ангел!..»
        Вы, наверное, давно об этом забыли, княгиня? Прошло десять лет. Жаль, что Джейн умерла. Мне необходимо лицо той девочки. А вы тесно контактировали с няней. Потерпите, это не очень приятно…
        Из глубин памяти и сознания за неведомые ниточки потянули постороннюю, чужую и холодную, мертвую суть. Боль, чудовищная боль. Мир глазами умершей Джейн, чужие мысли, вспышка! Мраморное, невероятно красивое детское лицо с огромными сиреневыми глазами. Все исчезло…
        Дил отпустил Руту. Девушка обессилено замотала головой. Император встал и подошел к окну.
        - Не все хорошо, Рута, любопытство до добра не доводит. Впрочем, спасибо за информацию. Как понимаете, я не могу оставить в живых ни вашу подругу, ни спасительницу Джейн.
        - Почему? - закричала Рута.
        - Вы любопытны, несмотря ни на что… Юнона должна стать матерью Христа, а девочка с сиреневыми глазами - очень опасный противник, мутант. Но вас это не должно беспокоить. Подумайте лучше об английской короне. Нам она необходима, поэтому не спешите. Пока я не закончу с вашей подругой, княгиня Турбина не покинет Дворец Сатаны.
        Дил ушел. Рута осталась одна, в паническом смятении.
        Профессор Байкалов, Марина, Агей и Даша сидели за белоснежным чайным столиком в саду, окружавшем роскошный особняк Байкаловых.
        Впервые за четыре месяца и только с помощью отца Агею наконец удалось уговорить Дашу приехать к ним. Марина бесилась, что забавляло Агея. Они пили кофе и вели светскую беседу о классической музыке. Байкалов-старший обнаружил, что познания Даши в этой области весьма обширны, и был приятно удивлен тем, как легко Даша угадывала его весьма символические мысли, выраженные в сумбурных фразах.
        Неожиданно Агей услышал Дашу.
        Агей, сделай, пожалуйста, одолжение, замолчи, возьми какое-нибудь яблоко, ешь и смотри на меня самым влюбленным взглядом, на который ты способен.
        Агей замолчал и минуту думал о чем-то забавном, затем взял банан, неторопливо почистил его и протянул Дарье, сопровождая действие таким взглядом, что ту бросило в жар. Марина нервно смяла салфетку, а профессор, удовлетворенно сверкнув глазами, только было пустился в повествование о корнях музыкальной истории, как вдруг неожиданно замолчал сам. Он услышал мысли. Он понял, что слышит мысли. Это были мысли Марины. Байкалов посмотрел на Дашу, и Даша, мило улыбнувшись, о чем-то заговорила. Байкалов сделал вид, что внимательно слушает и кивает, соглашаясь, но на самом деле он вслушивался в мысли Марины.
        Подонок! Мальчишка! Тряпка! Увидел смазливую физиономию и растаял! Уже влюбился, конечно, эта старая лошадь все ей позволяет… Не выйдет! Не будь я членом Совета! Завтра же, завтра же Алекс будет здесь! Чистка, милашка, только чистка. А там - старика на свалку, а ты, дорогуша, такой красивый, талантливый и перспективный, будешь полностью мой! Клянусь Императором, его великим настоящим именем - Сатана!
        Записка… Да, записка. В твою комнату на стол.
        - Я сейчас, минутку, - Марина встала из-за стола и направилась к дому.
        - Да, да, - пробормотал Байкалов. - Агей? Может, покажешь гостье сад?
        - Угу, - Агей давился яблоком, пытаясь задушить смех.
        Он поспешно встал и предложил Даше руку. Даша так очаровательно улыбнулась профессору, что Байкалов совсем поник.
        Даша и Агей ушли. Профессор сидел, задумчиво закусив губу. Неужели Марина мутант? Такой сильный мутант? И те графики, что она пыталась выдать за Дашины, на самом деле ее? Но мало того, она влюблена в Агея! Вот почему Агей всегда уходил, когда Байкалов был с Мариной, он избегал ее, а она его пыталась… что? Пыталась совратить? Мысли, предназначенные Агею, достались ему, и мутанты ошибаются. Она хочет уничтожить девушку, так как видит в ней соперницу? И Марина Ловель - член Совета, а Император - Сатана? Нужно найти Яна… Записка! Надо прочитать записку, может, это бред? Профессор встал.
        - Ты куда? - вернулась Марина.
        - Минутку, минутку… - Байкалов скрылся в доме.
        Когда Даша и Агей спускались к искусственному озеру, у Даши сильно закружилась голова. Агей подхватил ее и посадил на траву, щупая пульс.
        - Что случилось?
        - Ушло много энергии. Когда работаешь телепатическим посредником, почему-то уходит много энергии. Считываешь чужие мысли, да при этом еще подключаешь третьего.
        - Что на этот раз? - твердо спросил Агей.
        - Мысли Марины о тебе я передала твоему отцу. Она, кстати, пошла писать тебе записку. Ее уже, наверное, читает профессор.
        - О, боже! - Агей схватился за голову.

«Агей, любимый, если все кончено, то необходимо поговорить. Жду у себя в 23 -00. Всегда твоя, Марина». Байкалов перечитывал все снова и снова. Какой чудовищный обман! Кого он пригрел! Оборотня! Ради нее он убил жену!!! Женщину, которая действительно его любила! Ах, Лена! Она шантажировала Агея! Лена, эта безобразная женщина пыталась совратить нашего единственного сына!»
        - Ты меня не отвезешь домой? - спросила Даша.
        - Мы только приехали, - Агей жевал травинку и отрешенно смотрел на озеро.
        - Твоему отцу необходимо побыть одному. Сколько бы сейчас было твоей матери?
        - Пятьдесят пять, - ответил Агей. - Будь она жива, все было бы в порядке в моем мире…
        - Все в порядке, она жива, - прошептала Даша. - Ее нет в мире ушедших.
        - Я не слепой, мою мать отправили на чистку на моих глазах! - разозлился Агей. - Я видел, как ее увозили, накрытую простыней. Хватит!
        Агей поднялся и, подхватив Дашу, пошел назад.
        Даша извинилась перед Байкаловым, сославшись на недомогание.
        - Не пойму, в чем дело, вся как избитая, - сказала Даша.
        - Да, милочка, ты плохо выглядишь, может, энерговампиры? - съязвила Марина, но Байкалов недоверчиво посмотрел на нее.
        - Дашенька, может, в дом? - предложил он.
        - Нет, нет, спасибо, - заговорила Даша, отмахиваясь. - Вы извините, мне лучше домой.
        - Ничего, ничего, - усмехнулась Марина. - Может, профессор, вы отвезете Дашу? С вами безопаснее.
        - Я думаю, Агей хороший врач, да и его компания Даше интереснее, - отозвался Байкалов.
        Профессор встал и вежливо попрощался. Марина натянуто улыбалась. Агей сел за руль, и машина тронулась.
        - И чего ты так любезничаешь с отцом? - спросил Агей, входя в квартиру и плюхаясь в кресло.
        - Очень много опасного появилось, - ответила Даша.
        - Не лезь, и полный порядок…
        - Ага, и все такие равнодушные, как ты, - ухмыльнулась Даша.
        - Это наша личная, местная жизнь. Лучше бы тебе уехать.
        - Знаешь что, Агей, - разозлилась Дарья. - Это мое дело! А ты, будь любезен, сваливай из моей квартиры!
        - Конечно, - Агей поднялся с кресла, явно игнорируя сказанное, и направился на кухню.
        Вскоре стукнула дверь холодильника.
        - Ну, Даша, - крикнул Агей, - у тебя же выходной был, просил - купи продукты! Из чего я приготовлю ужин?
        Даша, ничего не говоря, пожала плечами в пустой комнате. Казалось, Агей предвидел этот жест, он не замедлил появиться в проеме двери.
        - Когда ты спустишься на землю? - изумляясь, спросил он. - А что было бы с тобой без меня? Ты умерла бы с голода! Хорошо, будем ужинать ананасным соком и коньяком, но коньяком - совершеннолетним!
        Немую тишину разрезал телефонный звонок. Даша протянула руку и взяла телефон, часы показывали 22.55.
        - Да! - Даша взглянула на Агея, Агей спал.
        - Это Ян Литке, Даша.
        - Что случилось?
        - Срочно выезжай в Центр, через пять минут у твоего дома будет машина. Ночная и срочная!
        - Еду, - Даша положила трубку и тихонько встала, сняв с плеча руку Агея.
        Агей открыл глаза.
        - Куда? - спросил он.
        - В Центр. Чистка.
        - Но я ничего не знаю, даже о срочных оповещают заранее!
        - Агей, не кричи, и я не знаю.
        Через пять минут Даша уже дремала в машине на заднем сиденье, а Агей сидел впереди и, куря в окошко, тихо говорил с водителем.
        - Что там случилось? - спросил Агей.
        - Да мальчишку привезли, - ответил водитель. - Еле довезли, по дороге чуть в аварию не вляпались, два раза шину спускало. А сейчас он громит отделение Мутации.
        - Как? - не понял Агей.
        - А так, все рушится само по себе, вот как…
        Агей оглянулся на Дашу. Она больше не спала, но, сузив в темноте глаза, внимательно слушала водителя.
        Сотрудники отдела Мозга и Преображений шли по коридору, их шаги скорее походили на бег.
        - Черт знает что! - в сердцах говорил Визель. - Ни профессора не найти, ни тебя, Агей! Слава богу, объявился, я уже подумывал, что и Дарью не отыщем, останемся среди руин.
        Начмед Ливанов на ходу протирал очки и удивленно восклицал:
        - Мальчишку ловили час, взять не могли, устроил баррикаду из машин СС. Телепортация такой мощности! Сняли энцефалограмму - стопроцентная мутация! Ловель подписала немедленную чистку с уничтожением и уехала! У нее дела! А мы не можем никого найти, даже ты, Ян, как испарился! Хоть собрал вас всех наконец!
        Они зашли в отделение корректировки мозга.
        Даша на минуту остановила Литке.
        Ян, Елена Байкалова жива. Я знаю. Где она?
        Даша… Не надо в это лезть, - мысли Яна стали тревожными.
        Где она, Ян!?
        Зеленоград, психиатрическая больница, под своим именем.
        Ян с удивлением обнаружил, что черная тень, ожидающая его в ночном парке, оказалась Байкаловым.
        - Ян, у меня срочное дело, - прошептал Байкалов.
        - Но профессор, вас везде ищут, чистка…
        - Бог с ней, выслушай меня, я спешу, - перебил Байкалов.
        Литке, пожимая плечами и сунув руки в карманы халата, слушал профессора. Байкалов откровенно рассказал о произошедшем сегодня днем.
        - Что ты думаешь, Ян? Марина из Совета?
        - Вполне возможно, - Ян устремил взгляд на затемненное лицо Байкалова. - И это опасно. Помните, пятнадцать лет назад мы вплотную подошли к разрешению вопроса по «божественной нейрофизике»?
        - Да, да! - заговорил Байкалов. - Мы получили запрет на наши исследования, а искали живой материал - людей с новыми возможностями. Ты хочешь сказать…
        - Да, я хочу сказать, Константин, что отклонения мозга, вызывающие некоторые странности в поведении, и есть проявления «нейрофизики Бога», - закончил Литке.
        - То есть мутанты и есть наше искомое, Ян? - спросил Байкалов. - Вроде как посланцы Бога, Печальники этого мира, которые страдают за него и идут на смерть, чтобы хоть как-то донести божественную Весть… Я верю в Бога, Ян, хотя я и ученый, но верю. Мне больно осознавать, что, возможно, Бог не верит больше в меня. Я уничтожал Печальников Земли моей, я погубил свою жену и убивал по приказу Совета, которым правит Сатана, - зашептал Байкалов.
        Ян молчал.
        - Бог мой! Как я мог! - профессор схватился за голову. - Мы преступники! Дьяволопоклонники! А это все, - профессор как бы обвел руками Центр, - своеобразный фильтр по отсеиванию божественного. Нам нужен мутант, Ян, но мы не имеем права… Что делать?
        Ян вздохнул:
        - Я обещаю тебе мутанта, Константин. А Марина, кстати, вовсе не мутант. Можно личное?
        - Да.
        - Ты любил Лену?
        - Любил, - ответил сдавленно Байкалов. - До того момента, когда увидел Марину, - нет, когда Алекс представил ее мне. В первый момент она мне даже показалась. неприятной.
        - Ясно, - Литке кивнул головой. - Пятнадцать лет под внушением Алекса. Вот кого надо остерегаться. Пошли в круг света под фонарь, мне надо видеть твои глаза.
        Через три минуты из столпа фонарного света, наполненного летними ночными бабочками, вышел и направился к корпусам высокий Литке, а спустя некоторое время задумчивый Байкалов побрел в противоположную сторону. Он больше ни в чем не сомневался и все понимал, а кроме того, он не любил Марину.
        - Вот, Агей, - Ливанов протянул графики.

«… Александр Ткачев, 13 лет…», круги пошли перед его глазами, Агей мучительно собрал волю в кулак. Сашка? Двоюродный брат? Племянник матери? Агей оглянулся в поисках Даши.
        - Где техник? - спросил он.
        - Уже у себя, - ответил Визель.
        Даша включала приборы, когда в комнату влетел Агей:
        - Это мой двоюродный брат, по матери… такой чудесный парень, сделай что-нибудь! - прошептал Агей. - Ты же можешь, я знаю.
        В этот момент зашли Визель и Ливанов.
        - Я вас поняла, - официальным тоном ответила Даша.
        Раздался грохот, в коридоре посыпались стекла, Даша услышала чью-то отчаянную мысль: Сволочи!
        - Мутанта ведут, - сообщил Визель, наливая себе коньяка. Ему легче было не думать о ребенке как о человеке. - Стекла бьются.
        Мутант был хорошенький, похожий на Агея. Лев и Леша еле усадили его в кресло - пристегивающие ремни лопались. Лев прослезился и что-то промычал. Мальчишка отчаянно сопротивлялся и пытался вырваться. Он бы разбил всю аппаратуру, если бы Даша не посадила его в «колпак». Наконец его привязали. Все вышли, остались лишь Агей и Даша. Неожиданно вернувшийся Литке тенью стоял в углу.
        - Санька, успокойся, - прошептал Агей, - слышишь, малой, успокойся.
        Сашка уставился на Агея.
        - Агей! - закричал он. - Выпусти меня, ты же мне брат, в конце концов! Где дядя Костя, где моя мама? - Санька разревелся.
        - Ну, малый, - Агей был в отчаянье.
        - Агей, выйди… - попросила Даша.
        Агей ушел, не заметив притаившегося Литке.
        - Отпусти меня, - всхлипнул Сашка. - Я не хочу умирать, я же не виноват, что таким родился.
        - Помолчи, пожалуйста, - строго сказала Даша. - Тебе лучше расслабиться.
        - Начали! - раздался в динамике голос Визеля.
        Погас свет. И в этот момент в Сашкину голову потекли мысли Даши:
        Санька, будет трудно, но если ты мне поможешь, то, может, мы выиграем.
        Сашка ошарашено уставился на Дашин силуэт.
        Что я должен делать? - мысленно спросил он.
        Сейчас я включу приборы преображения, но тебя они не коснутся, будут работать для тех, кто за стеной. Ты должен остановить сердце, войти в состояние клинической смерти, оставив бодрствующим мозг. Когда тебя отправят в крематорий… Будь внимателен теперь!!! В тот самый миг, когда закроется люк адовой жаровни, ты подашь мне сигнал и пустишь сердце. Я телепортирую тебя, но ты добавишь мне и своей энергии…
        Сашка молчал.
        Саня, некогда раздумывать, скоро ты увидишь маму и Агея, Богом клянусь, но только если поможешь себе и мне.
        Хорошо, я отключаю сердце, - уловила Даша.
        Потом зажегся свет, Даша обернулась. В дверях стоял Ян Литке.
        - Ян? - спросила Даша.
        Но вместо ответа до нее донеслись мысли Яна: - Ты уверена, что ребенка удастся спасти?
        Да, только мне нужно в крематорий, - ответила Даша, прямо глядя на Яна.
        Ян кивнул и открыл дверь, вошли Ливанов и Агей. Агей потрясенно смотрел на бледного, безжизненного брата. Ливанов констатировал смерть.
        - Все! - крикнул из-за спины Визель. - Мозг чист.
        Агей ненавидяще посмотрел на Дашу:
        - Я никогда тебе этого не прощу. Лучше уезжай домой. Я не ручаюсь за себя, у меня аллергия на инквизицию, даже священную, - прошептал он.
        Визель удивленно взглянул на Агея, Даша побледнела.
        - Миша, - обратился Литке к Визелю, - вы с Колей Ливановым наведите порядок, а я помогу Льву и Алексею отвезти тело. Дашу возьму с собой.
        - Зачем? - поинтересовался Визель.
        - Нервы закалять, кто из нас психиатр? Или ты хочешь и этого техника потерять?
        - Этого не хочу, бери, - ответил Визель. - Пусть хоть каждый раз закаляется, только остается. Я в твою гениальную методу не лезу.
        Даша и Ян шли за каталкой, которую везли Лев и Леша. Дарья огляделась - Агей исчез.
        Двери топки закрывались, каталка с Сашкой летела в огонь. Сердце Даши бешено колотилось, Ян моментально побелел. Лишь санитары и рабочие равнодушно следили за скольжением в небытие. И вдруг где-то на грани чужой смерти Даша и Ян услышали:
        Жив. Жарко.
        В этот момент печь странно вспыхнула, раздался гул, вибрации голубыми волнами понеслись по залу, и во всем Центре Преображения потух свет.
        - Ребята, - раздался чей-то шепот, - я готов поклясться, за несколько мгновений до конца пацан исчез!
        - Видимо, так умирают мутанты, - громко, но несколько хрипло сказал Ян.
        В тот же миг перед Демидом Горским и отцом Георгием появился бледный и качающийся мальчишка.
        - Господи! Ты откуда? - перекрестился Георгий.
        - Я мутант. Меня вытащила из крематория девушка-врач и отправила сюда, - и Сашка разревелся.
        - Ну-у! - Отец Георгий прижал пацана к себе.
        Демид протянув Сашке кружку с водой, деловито сказал:
        - Это была Даша. Тебе повезло, малец…
        После того как Марина, на скорую руку пробежав глазами по энцефалограмме Ткачева, вынесла приговор, она поспешила домой.
        Сегодня день был неудачным, Агей явно уплывал от нее, а Константин как-то странно вел себя, очевидно, он ей не верит. Мутантка сильна, очень сильна, приборы, видимо, подчиняются ей. Но Агея она не отберет! Придется обратиться в Совет. Алекс носом чует мутантов, а Император их ненавидит. Немного хитрости, тактики - и ей больше не придется скрывать свои планы и настоящие намерения.
        Марина захохотала и, смеясь, зажгла свечи на изысканно накрытом столе. В дверь позвонили. Агей! Все-таки пришел! Марина села на стул, положив ногу на ногу и слегка распахнув китайский халат, гортанно произнесла:
        - Агей, входи же!
        Она слышала, как Агей вошел, прошел через прихожую и коридор в ее комнату. Марина небрежно повернула голову. Перед ней с перекосившимся лицом стоял Байкалов-старший, в руке он теребил знакомый клочок бумаги. Марине стало нехорошо.
        Ян перед уходом домой зашел в свое отделение корректировки. Никого не было, да и кто останется после ночной до четырех утра! Ян остановился перед кабинетом Даши. Внутри горел свет, и Ян удивленно дернул ручку двери. Дверь была заперта. Литке встревожился и, напрягая силы, заставил замок бесшумно открыться. Даша, еще не снявшая медицинский халат, неслышно плакала.
        - Даша? Ты что? - Ян не разобрался.
        Даша подняла на Яна большие сиреневые глаза.
        - Что с твоими глазами?
        - Я же мутант, - всхлипнула Даша. - Линзы сняла.
        Ян прикрыл дверь:
        - А что случилось? По какому поводу траур?
        - Агей считает, что я виновата в смерти брата. Я не могу сказать ему, что мальчик жив, Агей только рассмеется…
        - Даша, все так серьезно? Тебе это важно? - спросил Ян.
        Даша кивнула:
        - У меня будет ребенок, Ян.
        Литке широко раскрыл глаза.
        - Агей знает?
        - Нет.
        - А твоя мать?
        - Нет.
        - Ну, знаешь ли, - Ян развел руками. - Сашка все равно вернется, а ты мало того что треплешь себе нервы, так еще и вредишь ребенку Не трагедия, Агей не принцесса на горошине, а здравомыслящий человек, к тому же будущий директор Центра, и наверняка понимает, что если бы даже Санька и погиб, то ты не виновата. С теми же претензиями можно обратиться к топору на плахе!
        - Он ничему не верит и никому. Только себе, - сказала Даша.
        - Прекрасно, - Ян разозлился на Агея. - У тебя три выходных дня впереди. Конец августа, а ты бледнее снега. Возьмешь мою машину и прокатишься к морю, а Агей пусть подумает.
        Рута слушала, как Дил играл на органе. Это была странная, большая и серьезная музыка. Это был реквием эпохи, эпохи Дила. В его музыке перед Рутой промелькнули все беды, обрушившиеся на человечество от основания мира. И Рута поняла, что Сатана за органом, в потоке не его, божественной музыки, - это тайна, это плач Дила о чем-то утраченном, его воспоминания…
        Но вот музыка стала мягче, нежнее.
        И Руте показалось, что сейчас откроются невидимые двери и в зал вплывут нарядные коронованные пары. Рута улыбалась. Неожиданно, из ниоткуда музыка порождала многочисленные образы, светлые и легкие, которые, сделав пару сложных фигур старинных танцев, уносились в небытие высот.
        Повеяло средневековьем, былым величием, светлым и чистым. Маленькая княгиня слушала игру Дила и мечтала…
        Дил, словно почувствовав настроение княгини, сменил мелодию. Обреченность, закат и гибель чего-то хрупкого, хрустального заставили Руту очнуться. Музыка говорила: «Подожди, подожди, не бросай так легко вишневые цветы! Их тут же унесет ветер, а за ним будет ураган, все исчезнет, ты останешься одна в мире коричневого и черного! В мире, где дальше по дороге - только смерть! Не бросай вишневые цветы!»
        Рута опустила голову. Она давно рассыпала лепестки вишни…
        И Дил обуздал музыку. Мелодия, как обреченная узница с поникшей головой в черном капюшоне, побрела на гильотину…
        Рута беззвучно заплакала. Она не хотела, не хотела этого мрака. Она - представитель древней семьи, всегда отвечавшей за судьбы многих людей, хотела света и Бога! Да-да, именно Бога.
        Дил прекратил играть и обернулся к Руте:
        - Ну, Ваше Сиятельство, я не могу сказать «даст Бог», но сегодня я рассчитаюсь со всеми…
        Дил сидел у себя в кабинете и ждал. Он замер, подобно статуе, вслушиваясь в поток текущих мимо столетий. В дверь постучали, Дил пошевелился.
        - Войдите.
        Вошел Алекс, а за ним немного угрюмый и настороженный Торин в летнем пиджаке, широком и белом. Дил жестом пригласил их сесть, сам встал.
        - Я предоставляю вам возможность исправить ошибки…
        Алекс не вздрогнул, а Торин замешкался.
        - Да-да, первым совершил ошибку генерал Торин. Вы не уничтожили дочь Лесовских пятнадцать лет назад…
        Торин побледнел, но Дил продолжал спокойно, без ярости, к которой привык генерал в среде СС при малейшей провинности.
        - Теперь либо вы уничтожите весь приют вместе с любопытным директором, либо умрете сами. Я обещаю вам веселую смерть… Егор лично будет палачом.
        Дил немного помолчал.
        - Алексис, - продолжил он, - пятнадцать лет назад вы упустили мутанта и приставили к Главному Центру плохого психолога - мне известно, что она больше занималась своими личными делами, а не прямыми обязанностями, и в результате отпустила, как я понял, самого опасного мутанта на планете. Вы привезете мне и своего психолога, и мутанта - им должна быть девушка с сиреневыми глазами. И не забудьте замену. Найдите нового психолога для будущего директора и позаботьтесь о Центре. И еще, Алекс. Я милостив до определенной степени, но и у меня есть неломаемые тысячелетиями принципы. Вам дорога эта Олеся?
        Алекс побледнел.
        - Ты многое можешь сделать, чтобы она жила. Смерть ее мужа не в счет, мы все веселиться любим, - продолжал Дил. - Я полагаю, мутант, за которым ты поедешь, будет защищаться. Дашь себя еще раз обмануть этим ошибкам природы - Олеся погибнет. Я объясню: она мать того чудовища, за которым ты отправляешься на охоту.
        Алекс вздрогнул.
        - Твой ли это ребенок? - Дил откинул голову и захохотал. - Этого я никогда не скажу тебе, Алекс, любовь - плохой советчик. И более того, ты всегда будешь терзаться сомнениями насчет этого монстра, ребенка твоей женщины. Поэтому больше ты никогда не станешь искать встреч с Олесей Шовинской. Понял?! - взревел Дил.
        Алекс коротко кивнул.
        - Вы свободны… И, генерал, для облегчения работы можно представить уничтожение приютских как террористический акт, - заключил Дил.
        - Да, Ваше Величество, - очень напряженно кивнул Торин и отдал честь.
        Алекс и Торин вышли. Дил обернулся к маленькой запасной двери и прошептал:
        - Княгиня, нехорошо подслушивать, можно напороться на Сатану, а он не всегда спокойный и мирный…
        - Почему ты их называешь мутантами? - раздался шепот юной княгини.
        - Потому что изменение одной Константы во Вселенной влечет за собой много погрешностей, - ухмыляясь, ответил Дил.
        - Если Бог допустил возможность их существования, значит, не было никакой ошибки с изменением Констант. Впрочем, неважно…
        - Бог допустил возможность? - Дил от души веселился, и отблески адского камина гротескно меняли его лицо. - При чем тут Бог и измененная Константа, о которой ты даже понятия не имеешь? Какие возможности?! - и вдруг Дил осекся, резко оборвал смех и шумно втянул воздух носом. - Его планы, говоришь, все Его неслучайные планы?! Ты думаешь, Он все учел, а я - лишь орудие Его?! Ты слышишь?!
        Но Рута уже брела по бесконечным коридорам мрачного дворца, по ее щекам текли слезы. А Дил вдруг замолчал и погрузился в себя.
        - Сова, - зашептал Дил, - что же задумал Отец, Сова? Где же ты.
        Торин в неизменном пиджаке и темных очках сидел на переднем сиденье автобуса рядом с директором приюта, похожим на печальную ворону.
        - Чего они так кричат? - спросил Торин, оглядываясь на шумевших детей, которых пыталась усадить на место и успокоить няня Берта.
        - Они никогда не видели улицы, а тут еще такой ранний подъем, новость, что их пустят за забор увидеть мир, да и ваша экскурсия с кино. Они - дети, они в восторге, разве у вас нет детей? - ответил директор.
        - Мой сын обычно молчит, он очень сдержанный парень, я не помню, чтоб он плакал или громко смеялся.
        - Да? - удивился директор. - Скажу вам как воспитатель: это плохо, очень плохо. У вашего мальчика проблема, поговорите с ним.
        Торин пожал плечами:
        - Зачем? Даже если так, он должен справиться сам, как мужчина, а не ребенок.
        Директор взглянул на Торина:
        - А мои дети всегда шумят, когда им хорошо или плохо, делятся проблемами и радостями. Знаете, я тогда очень счастлив.
        - Но эта свора не родная вам? - удивился, в свою очередь, Торин.
        - Конечно, родная, - ответил директор. - Они выросли в моем присутствии, в каждом из них частичка меня. Вот сейчас я знаю, что мы обречены, хоть вы и не признаете этого, но я боюсь не за себя, мне отчаянно жаль детей. Мои малыши хотят жить, генерал, как и ваш сын.
        Торин отвернулся к окну, ничего не сказав. Директор просил о невозможном поступке.
        Автобус, сопровождаемый эскортом эсэсовцев, остановился у здания старого кинотеатра на пустынной окраине города, возле нового шоссе. Торин встал и направился к выходу.
        - Можете выходить. Пусть дети немного поиграют во дворе, мы не будем мешать. У них полчаса, пусть шумят, - сказал Торин директору.
        Даша вела машину по загородному шоссе. Она собиралась не отдыхать, а работать. Машина летела в Зеленогорск. Стало как-то муторно, потом словно туман закрыл дорогу - спать, очень хотелось спать… Колыбельная? «Спи, моя радость, усни…» - словно пел кто-то совсем рядом, гладил по голове. Как же хорошо и легко стало, как хочется спать. И Даша уронила голову на руль.
        - Тсс! - Сова замолчала и аккуратно, одной рукой взявшись за руль, свернула на обочину.
        Юнона сидела на обочине дороги и грустно смотрела на веселившихся, играющих друзей. Ей не хотелось радоваться, ей не нравилась эта поездка. Осунувшееся лицо директора, ходившего туда-сюда мимо своих питомцев, не предвещало ничего хорошего.
        Неожиданно Юна услышала скрип тормозов. Пыль с обочины, куда съехала с шоссе машина, облачком накрыла ее. Юна вскочила на ноги и обернулась. Из роскошной машины вышла высокая, невероятно красивая девушка в белом блестящем костюме и с распущенными сверкающими волосами. У девушки были зеленые глаза, яркие как капли. Девушка подмигнула Юне, сняла плащ, накинутый на плечо, и бросила его на капот машины, потом постучала по лобовому стеклу, и из него, словно в сказке, вытекла и обрела форму большая каре-красная львица с необычным, почти человеческим взглядом желтых мудрых глаз. В глазах львицы словно плавился янтарь восходящего солнца. Девушка медленно подошла к Юне.
        - Ты что здесь делаешь? - спросила она мягким красивым голосом.
        - Я вас не знаю, - ответила Юна, намереваясь уйти, но девушка схватила ее за руку.
        Берта, увидев странную сцену, хотела броситься на помощь, но ее остановила властная рука директора. Директор приказал молчать: а вдруг хоть Юнону спасет случайность?
        Но очень красивая девушка из шикарного автомобиля настораживала и пугала Юну.
        - Точнее - не помнишь, - твердо сказала Сова.
        - Я никогда не лгу, - Юна решительно взглянула на девушку. - За ложь бьют. Меня зовут Юнона Лесовская!
        - Юнона? - незнакомка пристально смотрела на девочку. - Бог мой, значит, тебя назвали Юноной? А я пока разобралась, кто из вас с сестрой есть кто… Я Сова.
        Юна молчала и пыталась освободиться, но девушка, назвавшая себя Совой, мертвой хваткой держала ее руку.
        - Юна, иди немедленно в машину, там спит твоя троюродная сестра.
        Юна перестала вырываться и уставилась на Сову.
        - Сестра? - почти жалобно спросила она.
        - Да, она очень устала, плохо себя чувствовала и заснула за рулем. Ее зовут Даша.
        Юна сорвалась с места и побежала к машине.
        Тем временем Сова очень медленно проплыла мимо директора и, приложив палец к губам и глазами показывая на детей, попросила угомонить их. Директор примиряюще поднял руки и подошел к детям, те тут же смолкли и облепили своего Учителя.
        Небольшая группа эсэсовцев удивленно уставилась на ослепительно улыбающуюся девушку, неизвестно откуда взявшуюся. Солдаты заулыбались в ответ и, словно марионетки, прошли внутрь ветхого здания кинотеатра.
        А Сова подошла к Торину.
        - Замечательное утро, правда, генерал?
        - Замечательное, - как робот ответил Торин.
        - Вы хотите наказать своих самых непослушных приближенных?
        - Хочу, - так же ответил Торин.
        - Сейчас дети уедут, и можете нажать на детонатор - зачем нам свидетели?
        - Не нужны, - согласился Торин и замер.
        Сова вернулась к директору и, протянув неизвестно откуда взявшиеся золотистые ключики, заглянула ему в глаза:
        - Вы добрый старик, у вас большая семья, вы всех усыновили?
        - Всех, - улыбнулся директор.
        - Как это замечательно. И Берта вам так подходит. Хорошо, когда на старости лет есть жена и любимые дети. Вы знаете, где стоит дом, ключи от которого я вам дала?
        - Конечно. Я знаю этот чудный дом, - обрадовался директор.
        - Его вам подарил ваш старый друг Влад Лесовский в благодарность за спасение внучки. Как наследство, вы же понимаете? - заговорщически подмигнула Сова.
        - Все понимаю! - согласился директор.
        - Юнона уехала столько времени назад, что и говорить никому об этом не стоит, - Сова задумалась.
        - Да, давно уехала, - повторил печально директор. - Я уже и лица ее не помню, - он горько вздохнул.
        - В Польшу?
        - В Польшу.
        - Вам пора, - опять подмигнула Сова, - вы переезжаете с семьей в новый дом.
        - Да-да! Дети, дети! Берта, дорогая! - директор, окрыленный и помолодевший, поспешил к семье, подталкивая на ходу всех к автобусу. Сова взглянула на сидящую рядом Чарлет.
        - Ну что, киска, ты останешься, присмотришь за Дарьей?
        Чарлет лениво рыкнула и побежала к машине, где прыгнула обратно в стекло и опять растаяла в нем.
        Даша вздрогнула и проснулась, резко обернулась к сидящей рядом девочке. К горлу подкатил ком.
        - Ты, ты…
        - Юна, - тихо ответила девочка.
        - Близняшка Венеры, - Даша в порыве сильно обхватила девочку и прижала к себе.
        Юна выглядела голодным, беспризорным ребенком. И если Венера была мягкой и задумчивой девочкой, почти постоянно погружавшейся в свои мысли, в свой мир, то в глазах Юноны, во всем ее внешнем облике, таком родном и незнакомом, читался вызов, дикое желание жить, непокорность и мятеж.
        - Ты поедешь со мной, - сказала Даша. - Я отвезу тебя домой, спасибо тебе, Господи!
        - Это была Сова, а не Господь, - прошептала Юнона.
        - Какая Сова?
        - Не знаю, - в глазах Юны стояли слезы. - Но может, может, мы читали про одну Сову.
        - Потом, родная, потом! - Даша торопилась. - Странно, - сказала она самой себе, - почему тишина такая напряженная, будто перед катастрофой? Поехали, нам пора. Меня зовут Даша.
        - Я знаю, Сова сказала…
        Машина подняла пыль на обочине и, вырулив на трассу, умчалась прочь.
        Директор задумчиво смотрел вслед автомобилю. Какая-то слишком ранняя прогулка, хоть и полезная, воздух такой хороший.
        Из-за здания вышел Торин с детонатором в руках.
        - Почему вы здесь остановились? Здесь проводится спасательная правительственная операция… - заявил он.
        - Сегодня чудный утренний воздух, хотел, чтобы дети и жена подышали, - сказал директор.
        - К сожалению, вам придется покинуть это место, - ухмыльнулся генерал. По его лицу тек пот. - Погода действительно чудная, моему сыну тоже бы понравилось.
        - Все мальчишки - романтики, - согласился директор. - Вам плохо?
        Торин отвел глаза.
        - Извините, - сказал он директору, сжимая детонатор, - но вам надо срочно покинуть это место!
        - Конечно-конечно, - заторопился директор.
        - Что ты делала на дороге? - наконец нарушила молчание Даша.
        - Нас привезли на экскурсию в кино, - ответила Юна.
        - В половине седьмого утра? - Даша удивленно взглянула на сестру.
        - А что, в это время кино нельзя смотреть?
        - Нет, можно, - вздохнула Дарья, - только дети в это время спят. Странно…
        - Не знаю, - растерянно сказала Юна.
        - Где ты жила до сих пор, Юна?
        - В приюте, где же еще может жить человек, который чем-то помешал Сатане и чудом остался в живых…
        - Ты много знаешь о себе. Откуда? - Даша искренне удивилась.
        - У меня есть лишь один близкий человек на Земле - подруга, Рута Турбина. Ее тоже почему-то отправили в приют, хотя на самом деле она княгиня. Вот она и нашла архив директора.
        Даша притормозила и обернулась к сестре.
        - Юна, - она положила руку на кудрявую рыжую голову сестры, - у тебя очень много близких людей. У тебя замечательная мама, которая только о тебе и думает уже пятнадцать лет. Хороший добрый, очень умный отец, родная сестра-близнец Венера, необычайно ласковая девочка, есть бабушка Оля, в конце концов, есть я и моя мама, твоя тетя. Ты всем нам очень нужна, и сейчас я скорее погибну, чем не довезу тебя домой.
        Даша прижала Юну к себе и уткнулась в рыжие пышные локоны лицом. Юнона впервые почувствовала себя абсолютно спокойно.
        - Я не боюсь, - сказала она.
        - Чего? - Даша улыбнулась, взглянула в темно-ртутные глаза.
        - Даша, ты такая красивая, лучше чем на картинках, а я буду отличаться от людей, я, наверное, дикая и другая.
        Даша рассмеялась звонко, как колокольчик, и встряхнула кудряшки Юны.
        - Знаешь, я считала, что Венера - самая красивая девочка, какую я видела, но ты красивее Венеры, правда, замороженная немного, но это поправимо.
        - А родители меня точно любят? - Юне стало не по себе.
        - Да, - ответила Даша просто. - Настолько, что я боюсь, не случился бы у твоей матери инфаркт, когда она тебя увидит… А сейчас мы все-таки приведем тебя немного в порядок.
        - Как это? - не поняла Юна.
        - В городе на нашем пути есть большой магазин, там продаются разные красивые вещи для женщин и таких девочек, как ты.
        - Но у меня же нет денег! - воскликнула Юна.
        - Есть, успокойся. У меня слишком вредная высокооплачиваемая работа. Я, наверное, считаюсь богатой…
        Белый «кадиллак» Яна Литке притормозил у сверкающего застекленного здания. В витринах находились всевозможные украшения, рекламы, ткани и плакаты, призывающие стать под знамена Императора.
        Даша вышла из машины, захватив сумку.
        - Выбирайся, нам сюда, - сказала она Юне.
        - Я боюсь, там все слишком красиво, - ответила Юнона.
        - Не бойся, я с тобой.

…В холле дорогу Юне, восхищенно осматривавшей все вокруг и отставшей от Даши, преградили два швейцара в красной униформе.
        - В чем дело? - Даша подошла к Юне и положила руки ей на плечи.
        - Но, мадам, это элитный супермаркет, - сказал один, - мы не можем пропустить эту девушку.
        - Она со мной, - ответила Даша, - это моя младшая сестра.
        - Но, мадам…
        Даша достала устрашающее удостоверение работника Центра Преображения. Удостоверение «инквизитора» подействовало сильнее, чем автомат эсэсовца.
        - Да, мадам, извините… Просто за сутки голова идет кругом, мы с ночной смены, путаемся, - промямлил швейцар.
        - Я тоже думаю, что вы запутались, - кивнула соглашаясь Даша. - А то начальнику СС не понравилось бы, что задерживают невесту его сына.
        Это было последней каплей, швейцары вытянулись по струнке и испуганно уставились на Юнону. Даша очаровательно улыбнулась:
        - Так-то лучше.
        Когда они ехали в лифте, Юна спросила:
        - Почему они так испугались удостоверения?
        - А, это нагоняет страх на любого. К сожалению, в мире, где правит Сатана, господствуют лишь страх и деньги.
        - А почему я невеста сына начальника СС?
        Даша улыбнулась.
        - Егор Торин, сын генерала СС Торина, влюблен в Венеру. А кто различит близнецов?
        - Слушаю вас, мадам, - продавщица «Отдела красоты и моды» встретила Дашу приятной натренированной улыбкой. Ее взгляд невольно оценил безупречную внешность Дарьи.
        - Мне необходимо привести в порядок и переодеть сестру. Вы можете это сделать?
        Девушка переключила внимание на Юну, ее улыбка стала снисходительней.
        - А документы, мадам? На кого оформлять?
        - На меня, - Даша протянула удостоверение.
        Юна с восторгом следила, как продавщица, взяв в руки страшное удостоверение, сменила вежливую улыбку на подобострастную.
        - Да, мадам, конечно, - пролепетала она.
        Даша протянула кредитку.
        - Не экономьте, пожалуйста. Девочку зовут Юнона.
        - О, Юнона! Королева Олимпа! - запищала засуетившаяся девушка, искоса бросая осторожные взгляды на Дарью.
        В Центрах Преображений почти не работали женщины, только секретарши, даже вместо медсестер были мужчины-медбратья. Поэтому такая гостья для «Отдела красоты и моды» стала сенсацией.
        - И еще, на ваш изысканный вкус, - с милой улыбкой сказала Даша, - мне необходим модный шелковый костюм для женщины тридцати пяти лет, размер 46 -48, желательно яркого цвета, - добавила Даша, вспомнив черные глаза и каштановые вихры Агея. - Я подожду здесь, можно?
        - О, конечно, конечно! Вот у диванчика столик с фруктами и журналами, - выдохнула продавщица.
        - Большое спасибо, - ответила Даша. - Юна, я жду тебя здесь, не переживай.
        Даша звонила по мобильному телефону в родной город, на домашний номер Лесовских.
        Трубку долго никто не брал, наконец раздался щелчок и запыхавшийся голос Вацлава спросил:
        - Слушаю?
        - Дядя Вацлав? Это Дарья.
        - Господи, Дашенька, наконец-таки объявилась, я думал, ты из-за своей работы всех нас забыла.
        - Да нет! А где Алина? - Даша звала ее по имени.
        - С Олесей за городом. Твоя мама уехала пожить к бабушке Оле, но я думаю, Алина будет дома часа через четыре.
        - Через четыре часа я сама буду у вас.
        - Вот здорово! Впереди два выходных, Дашутка, сходим на рыбалку, как раньше? На тебя рыба идет, как заговоренная!
        - Я еду на минутку, дядь Вацлав!
        - Ну потешь несчастного рыбака-неудачника!
        - Не могу - дела, на следующие выходные обещаю рыбалку. Познакомлю вас с доктором Литке, он тоже рыбалку любит, и устрою рыбный день. Ему, как и вам, компания нужна.
        - Ловлю на слове! Ты не обманываешь никогда. Но, Дашутка, а что за происшествие, что ты за столько километров едешь на минутку?
        - Дядя Вацлав, вы только не волнуйтесь, - Даша заговорила тихо.
        - Что случилось? - Вацлав занервничал.
        - Дядя Вацлав, я нашла вашу вторую дочь…
        - Что?! Где?! Дочку?! Как?!
        - Тише, тише… Не волнуйтесь, слушайте меня внимательно. Ее выкрали по приказу Императора, хотели убить…
        - Господи!!!
        - Но она по какой-то случайности осталась жива. Выросла в приюте, ее назвали Юноной, Юной. Странное совпадение. Впрочем, все странно. Я встретила ее сегодня на загородном шоссе, у заброшенного кинотеатра среди других приютских детей. Мне удалось ее увезти - удивительно, но директор ничего не сказал, и, я думаю, ей что-то грозило. Теперь я поменяла маршрут и везу ее к вам.
        - А где она сейчас, Даша? Я хочу услышать свою вторую дочь!! Пожалуйста…
        - Дядя Вацлав, возьмите себя в руки, вам еще успокаивать Алину. Лучше ее подготовить, дай Бог, она приедет раньше! А Юна сейчас у стилистов, я ее жду, мы в супермаркете.
        - Даша, немедленно возьми ее за руку и не отпускай!!!
        - Господи, дядя Вацлав! Перестаньте, вы как ребенок! Ее хочет уничтожить Император, а вы суетитесь и кричите.
        - Да, да, Дашутка… А не опасно звонить? Вдруг слышат? Господи, Даша!
        - Нет! Тише! Я блокировала систему, если нас кто и слышит, так только Бог.
        - Конечно, Дашутка, ты же можешь, я совсем растерялся. А дочь еще не вернулась?
        - Нет, это довольно долго. Я здесь, вместе с ней, так что нечего бояться. Дядя Вацлав, когда я привезу Юнону, вы должны сохранять спокойствие и не показывать бурную радость на улице, это опасно.
        Я передам ее вам из рук в руки и тут же уеду. А потом, когда зайдете в дом, прыгайте хоть до потолка. Пусть Юнона пока играет роль Венеры.
        - Да, Дашутка, конечно, ты права.
        - Тогда я закругляюсь, ждите.
        - Но как же…
        - Дядя Вацлав!!!
        - Да, да, совсем свихнулся, я жду, жду, Дашутка!
        - До встречи! - Даша повесила трубку и вздохнула.
        Даша взяла в руки журнал и, глядя сквозь страницы, задумалась. Лишь бы все обошлось! Господи, бедный ребенок, какая немилосердная эпоха. Ничего, я с тобой. А потом, потом в Зеленогорск; необходимо вытащить из больницы Елену Байкалову, мать Агея. Ее надо вернуть в прежний возраст, сделать такой, какой помнят ее Агей и профессор. Сколько энергии! На обратном пути надо забрать Сашку у отца Георгия. Агей поймет, что она не виновна, обязательно поймет. К тому же… К тому же будущее… Даша внимательно вслушалась в себя. Где-то там внутри нее жил будущий маленький человечек…
        - Даша!
        Даша очнулась от голоса Юноны. Юна преобразилась неузнаваемо, на ней, великолепно подчеркивая исключительную фигурку, прекрасно сидел голубой костюм из денима, расшитый стразами и блестками. Рыжую вьющуюся шевелюру распустили и помыли, а затем расчесали и уложили.
        - Ну, Юна, - Даша развела руками, - ты просто красавица!
        Продавщица весело, искренне засмеялась и подала Даше второй заказ, одежду для Елены Байкаловой.
        - У вас очень красивая сестренка, мадам!
        По дороге к машине Даша купила пакет фруктов, мороженое, пару литров ананасного сока…
        - А зачем все это? Это жалко есть, - прошептала Юнона, неся половину пакетов.
        - Тебя будем откармливать по дороге, ехать четыре часа… Держи, для полной экипировки, - и Даша надела на Юну свои темные очки.
        В пятницу дежурил Агей. Центр пустовал после чистки. Было невыносимо жарко, и Агей, включив бесшумный вентилятор, сидел в кресле в любимой позе: положив ноги на стол. Он расстегнул халат и тонкую рубашку и, напевая себе под нос какую-то песню, где отчетливо были слышны лишь слова «… вышла замуж за сиамского кота», складывал бумажные самолетики из регистрационных бланков и по одному запускал их. На полу потихоньку образовалось кладбище самолетов.
        Кто-то вошел, но Агей не обратил внимания. Это был Ян Литке. Ян обошел кресло Агея и сел в противоположное.
        - Малыш, у тебя истерика, - сказал Ян.
        Агей взглянул на Яна, хмыкнул и запустил еще один самолетик.
        - Хорошо, - произнес Ян. - Ты не малыш, хотя я имею право так тебя называть. Агей, у тебя истерика, тебе надо бы уколоть успокоительное.
        - Обязательно, - согласился Агей. - Тебе виднее, ты же гениальный психиатр Центра, читающий чуть ли не мысли… Светило!
        Ян задумался.
        - Агей, а ты знаешь, что твоя мать жива?
        Агей взглянул на Яна.
        - Кто тебе сказал? Дарья?
        - Нет. Это я когда-то не дал Лене погибнуть, спрятал ее.
        - Жива… - прошептал Агей, и нервно смял только что сделанный самолетик. - Но тогда… я видел, Янек!
        - Тогда была кукла, всего лишь кукла. Ты помнишь Алекса?
        - Нет.
        - Это мутант из Центра, советник Императора. Я хочу тебе кое-что рассказать…
        Агей убрал ноги и, слушая, стал застегивать на груди рубашку.

…Прошло пятнадцать минут. За это время лицо Агея несколько раз меняло свое выражение. Он внимательно слушал, вникал во все подробности «нейрофизики» и переосмысливал события последних пятнадцати лет. Ян замолчал, Агей снова нервно расстегнул рубашку…
        - Господи! Какой я идиот, Ян!
        - Ты просто ничего не знал…
        - Самоуверенный, самовлюбленный…
        - Ну, самовлюбленные болваны так не говорят о себе! - парировал Ян.
        - Ян, я с Мариной…
        - Это простительно, Агей, ввиду сложившихся обстоятельств…
        - Мать жива, господи! Сашка жив, я обидел Дашу, Ян! Обижал отца!
        Ян кивнул.
        - Ты действительно гениальный психиатр, - проговорил Агей.
        - Нет, малыш, я обыкновенный мутант, - улыбнулся Ян. - Ты думаешь, я простой методой снял с отца гипноз Алекса?
        - Мутант? - Агей задохнулся. - Ты тоже мутант?
        - Агей, у меня есть некоторое право знать, как ты относишься к Даше?
        - Даша… - Агей побледнел. - Я сказал, что не хочу ее видеть! Ян, посиди здесь вместо меня, вдруг она действительно уедет? - Агей вскочил на ноги.
        - Она уехала, Агей, я дал ей свою машину.
        - Как уехала? - душа Агея ушла в пятки.
        - Куда-то на море, отдохнуть, в воскресенье вечером она вернется…
        - Ты дал ей машину? Она же устроит где-нибудь аварию, ты же ее не знаешь! Или умрет от голода! Она не умеет готовить! Ты дал ей уехать без меня? Ты что, Ян? - воскликнул Агей.
        - Успокойся, сядь, Даша - взрослый человек, ее реакция в несколько раз быстрее твоей, и авария ей не грозит. А насчет голода - я не знал, что ты по совместительству у нее поваром. По дороге есть столовые.
        Агей рухнул в кресло:
        - Наивный, она три дня будет пить ананасовый сок! Одна на море, а хулиганы?
        - Ее возможностей хватит, чтобы развязать и выиграть небольшую войну, - Ян развеселился и еле сдерживал смех. - Агей, почему она у тебя такая лентяйка?
        - Лентяйка, - иронично хмыкнул Агей. - Она убирает квартиру, стирает, готовит и даже шьет, когда читает газеты. Все делается само по себе.
        - А-а-а, - потянул Ян.
        - Вот тебе и а-а-а. Поэтому я буду есть нормальную пищу, приготовленную своими руками, и кормить ее: кто может поручиться, - Агей говорил серьезно, - что в желудке жаркое не превратится в живую куропатку? Я за пищу без колдовства!
        - Бедный! - Ян расхохотался, на его глазах выступили слезы. - Действительно, упаси меня Бог от такой женщины…
        Наконец Ян успокоился…
        - Я люблю ее, Ян, очень люблю, такой, какая она есть, и каждую минутку без нее я тоскую.
        - Она тоже, - сказал Ян.
        Агей вопросительно взглянул на Яна.
        - Агей, меня, конечно, Дарья за это не похвалит, но я тебе скажу: она ждет ребенка…
        Агей вскочил и беспорядочно заходил по комнате, мотая головой и жестикулируя, как в пантомиме.
        - Как же ты мог ее отпустить? - буквально закричал Агей.
        Дверь в кабинет резко открылась, влетел Байкалов.
        - Сын, что с тобой? Тебе нехорошо, ты плохо выглядишь. Агей? Кого куда отпустили?
        - Отец! - растерянно и по-детски крикнул Агей. - Ян отпустил Дашу одну на выходные к морю!
        Константин Байкалов недоуменно взглянул на Яна, затем на Агея.
        - А что в этом плохого? - спросил он сына. - Даша устала, ей необходимо отдохнуть…
        - Но она же беременная! - крикнул Агей.
        - Да? - Байкалов стал похож на вопросительный знак и залпом осушил стакан воды, поданный Яном. - У меня будет внук. Ян!!! Представляешь, внук!!!
        - Если она вернется, - Агей успокоился и подошел к окну. - Я конечно не мутант, но у меня дурное предчувствие.
        - Вернется, - сказал Ян, - говорю как мутант… А пока есть идея: через полтора часа придет Миша Визель, и мы это дело обмоем у Агея и Даши дома.
        - У нас в холодильнике со вчерашнего дня только ананасовый сок! - Агей пожал плечами.
        Ян расхохотался опять. Байкалов непонимающе смотрел на него.
        Костя, это забавная история, я расскажу после! - раздалось в голове у Байкалова.
        Да, Ян, я знаю, что ты читаешь мои мысли. Завтра приезжает Алекс и новый психолог для Агея. Мне необходимо спрятать сына.
        Ян перестал смеяться.
        Профессор, отправь его в столицу к академику Трифонову, отзовешь, когда Алекс уедет…
        Байкалов кивнул.
        - Ну что, - сказал он вслух, - дождемся Визеля, выпьем ананасового сока, а после, Агей, ты поедешь в командировку к Трифонову.
        Агей удивленно обернулся…
        Даша весело смеялась, наблюдая, как Юнона прикончила торт и теперь, перемазанная кремом, вытирала руки платком.
        - Хороший был торт, - сказала Юна.
        Даша прыснула со смеху.
        - Действительно, я никогда не ела торт, он как солнце зимой, - оправдываясь, сообщила Юна. - Это твоя любимая еда?
        Даша покачала головой.
        - Я люблю ананасовый сок, охлажденный…
        Они остановились на КП, и солдат-эсэсовец, проверив документы Даши, отказался верить, что Юна несовершеннолетняя. Он поплелся в здание искать фоторобот Венеры Лесовской…
        - Я так и думала, - сказала Даша, - теперь этот истукан провозится минут десять.
        Дорогу преградила эсэсовская машина, из нее выскочил парень в форме капитана СС.
        - Какой молодой капитан, - прошептала Даша. - Бог мой! Юна, надень очки, это Егор Торин. Запомни, ты - Венера…
        Егор шел в постовое здание и по дороге разглядывал стоящие машины. Его взгляд пробежал по белому «кадиллаку», по лицу Даши и остановился на Юноне… Он сделал несколько медленных шагов, а затем бегом бросился к машине… Неожиданно даже для Даши Егор открыл дверцу со стороны Юны и вытащил ее наружу.
        Даша выскочила следом, готовая в любую минуту разнести все в пух и прах.
        Егор посадил Юну на передок машины перед собой. Его невероятно бледное, почти детское, очень нежное лицо с огромными живыми, темными глазами было серьезно.
        - Венера, где ты была два месяца? Мне сказали, что ты вот-вот родишь, и я, как дурак, исколесил весь город и издергал всех твоих друзей… Я был злой как волк!
        - Да? - Юна обернулась к Даше.
        Та подошла к Егору.
        - Вы себя отвратительно ведете, молодой человек, - сказала она.
        - Где-то я тебя видел, такая красивая и такая серьезная.
        - Я сестра Венеры…
        - Егор Торин, - Егор протянул Даше руку.
        - Дарья Шовинская, - Даша слегка коснулась горячей руки Егора. - Может, ты поможешь нам без приключений добраться домой?
        И Даша движением, немало удивившим Егора, обхватила Юнону за талию, без видимых усилий сняла ее с капота и подтолкнула к дверце. Сама обошла с другой стороны и села за руль…
        На многочисленных КП перед городом их больше не останавливали. Черная военная машина Егора действовала не хуже репеллента.
        - Я себя правильно вела? - спросила Юна.
        - Ты - да, он - нет, - ответила Даша. - Вообще, трудно разобраться… хотя… Егор - эсэсовец, наверняка даже Император хорошо с ним знаком, поэтому Егор слишком раскован и сосредоточен лишь на собственных чувствах и желаниях. То, что он влюблен в Венеру, ясно, но не дает ему права так обращаться с ней. А вот Венера, насколько мне известно из ее редких откровений, органически не переваривает Егора, особенно его спецформу. И то, что он сейчас нам помогает, лишь его удивленная реакция на твое спокойное поведение. Он, видимо, ждал от тебя посыланий куда подальше.
        - Странные люди, - прошептала Юна.
        - Да, - улыбнулась Даша, - этот мир вообще странный. Ты еще поймешь, что пятнадцать лет жизни за забором в уединении, среди друзей - почти рай…
        - Рай? - поразилась Юна. - Как может быть раем режим? Там не было ни дорог, ни лесов, ни городов, ни красивых людей, ни ананасового сока…
        Даша рассмеялась.
        За два квартала до дома, на пустой улице Даша остановила машину и заперла дверцу со стороны Юноны.
        - Юна, помни, мы не должны себя обнаруживать. Ты - Венера и ненавидишь Егора. Надень очки, у тебя глаза другого цвета.
        Машина Егора, впереди, резко затормозила. Егор вышел наружу и настороженно взглянул на «кадиллак». Юна демонстративно отвернулась к окну. Егор, заметив это, помрачнел, но Даша поспешила выйти из машины и подошла к Егору.
        - Егор, спасибо, но дальше мы сами, - сказала Даша.
        - Почему? Что-то опять не так?
        - Домой мы вернемся сами…
        - Но мой дом рядом, я тоже возвращаюсь домой! - недоумевал Егор.
        - Не дави на Венеру, Егор, - Даша взглянула Егору в глаза. - Ты только отталкиваешь ее.
        - Хорошо, - согласился Егор, ухватившись руками за свой черный пояс. - Я для всех вас навсегда останусь только солдафоном, человеком в страшной форме… Где хотя бы она была два месяца? Я все перевернул, мне очень важно…
        Даша улыбнулась.
        - Твоему постоянству можно позавидовать. Венера была у меня, в четырех с половиной часах езды отсюда…
        - Дарья, но ты же живешь здесь! Ты замуж вышла, что ли?
        - Нет, - врать было бесполезно, и Даша протянула Егору удостоверение…
        Егор внимательно просмотрел его и поднял глаза на Дашу:
        - А я думаю, откуда белый «кадиллак»? Поезжайте, ладно…
        Подъезжая к дому Лесовских, Даша видела, как вдоль ажурного забора по тротуару ходил и нервно ворошил волосы Вацлав, а значит, Алина еще не вернулась…
        - Вон, видишь крышу за верхушками деревьев, в центре сада? Это твой дом, - сказала Даша.
        - Дом? Но он больше приюта! И огромный сад! Не может быть! - воскликнула Юнона.
        - Может, - ответила Дарья. - Там есть фонтан и бассейн с золотыми рыбками, где можно купаться, а у дальнего забора наверняка поспели арбузы. Не нервничай, все в порядке, я же с тобой…
        Даша притормозила у ворот, но Вацлав не обратил внимания на роскошный «кадиллак».
        - Твой отец, - сказала Даша.
        - Настоящий? Отец? - Юна была в замешательстве. - А он тебя не узнает?
        - Да он и тебя узнает из тысячи, он просто «кадиллак» не воспринимает. Но не думает же дядя Вацлав, что я подгоню электричку!
        Даша вышла из машины и пошла навстречу Вацлаву.
        - Ну, вы даете, дядя Вацлав! - сказала она, когда до него оставалось всего три шага.
        Вацлав вздрогнул, его синие глаза округлились:
        - Даша? Ты? На такой машине? А где Юна, Даша?! Где моя дочь?
        - Тише! - чуть ли не зашипела Дарья. - Рядом особняк Торина! Он выкрал Юнону в детстве! Тише, вы хотите ее лишиться еще раз?
        Вацлав прикрыл рот рукой и кивнул. Торин мгновенно стал врагом.
        - Юна возле машины…
        Вацлав сорвался с места.
        - Бог мой! Сейчас будет шторм! - и Даша рванула следом…
        - Доченька моя! Маленькая, господи! Какое счастье! Какое счастье! - Вацлав чуть не раздавил Юнону в объятиях и буквально едва не плакал.
        - Дядя Вацлав, - окликнула его Даша. - Уходите в дом, я уезжаю…
        - Как? - спросила Юна.
        - Мне нужно спасти одного человека… Я приеду на следующей неделе. Юна…
        - Дашутка, спасибо тебе, Дашутка, - прошептал Вацлав.
        Даша помахала Вацлаву и Юне рукой и села за руль. Один камень с души упал, теперь - в Зеленогорск.
        Через пять минут пути дорогу преградила машина Егора.
        - Уже уезжаешь? - спросил подошедший Егор.
        Даша кивнула.
        - Отвезла сестру домой и еду обратно, работа.
        - Понял, - согласился Егор и вытащил мобильную рацию.
        - Первый, это капитан Торин, передай по цепочке всем КП: не задерживать белый «кадиллак» - «Р50-ООК». До связи.
        - Спасибо, Егор, - улыбнулась Даша. - Ты очень хороший человек, честно.
        - Да?! - Егор искренне удивился, но Даша уже уехала.
        К величайшему своему восхищению, Вацлав обнаружил, что Юна знает польский, который Венера и Алина отказывались учить… Дочь стала еще роднее и ближе, хотя дальше было и некуда.
        Они разговаривали на польском, и у Вацлава ныло сердце, когда он слышал звонкие интонации Юноны, повествующей о жизни в приюте…
        - Но вас очень хорошо одевали, - заметил Вацлав.
        - Это Даша меня переодела, в большом, красивом магазине.
        - Даша? - рассмеялся Вацлав. - Она может. Идем обедать, уже двенадцать. Тебе необходимо хорошо питаться, ты очень худенькая и бледная. Я, конечно, могу сутками смотреть на тебя, но твоя мама меня убьет, если узнает, что ты голодная. Она и так меня убьет за то, что я не слетал за ней на космическом корабле!
        - Не волнуйся, все четыре часа пути Даша меня кормила…
        - Интересно, - Вацлав заподозрил страшную вещь, - не ананасовым ли соком?
        - Там был ананас! И целый торт. Я не осилила коробку пирожных и спрятала ее от Даши на заднем сиденье, а ей сказала, что съела.
        - Я так и думал. Тебе не плохо?
        Алина вернулась вместе с Олесей, и они вошли в дом. В руках у Олеси был огромный арбуз.
        - Фу! Слава богу! - сказала Алина. - Жарко, не могу, какой душный август!
        - Сейчас возьмем арбуз и пойдем в бассейн, в тенек, - Олеся пристроила арбуз на журнальном столике. - Странно, кто-то разговаривает. Вацлав не в институте? А мы сами тащили тяжеленный арбуз!
        - Не может быть! - Алина удивленно взглянула на Олесю. - Еще и девичий голос, они говорят по-польски! С кем это он?
        Женщины вошли в столовую.
        - Венера? Но ты же… - Алина осеклась.
        Венера, которая должна была оставаться у бабушки Оли, обернулась к матери… Нет, это не она.
        - Мама? - тихо спросила девочка, как две капли воды похожая на Венеру, но только худее, очень бледная, с длинными вьющимися вихрами и огромными темно-ртутными, живыми и очень грустными глазами. В сердце Алины словно кольнули иглой, она нервно вздохнула и опустилась на диван, не в силах говорить. У Олеси закружилась голова, но она удержалась и только схватила Алину за руку. Рука была холодная и липкая.
        - Вы мама Даши? - спросила Юна Олесю.
        Олеся кивнула.
        - Вы очень похожи, - улыбнулась ей девочка.
        Олеся взяла себя в руки и подошла к ней. Погладив ее по голове, она спросила:
        - Но как тебя зовут, девочка моя?
        - Юна, Юнона. Па? - Юна чуть не плача повернулась к Вацлаву, ища поддержки…
        Вацлав, сильно побелевший, подошел к дочери и прижал ее к себе…
        - Ничего, просто мама не может прийти в себя… Она так долго тебя ждала.
        - Юна? - наконец выдохнула Алина. - Олеся, это Юна! Мой ребенок! Мой ребенок!
        Алина прижала к себе Юнону и рыдала, все повторяя и повторяя: «Мой ребенок…»
        Алина успокоилась только через несколько часов, когда Дарья въезжала в Зеленогорскую область…
        - Но как же он посмел?! Как он посмел?! - сокрушалась Алина, не отпуская от себя Юнону. - Он же генерал, сосед, как мог?
        - Успокойся, Алина, - тихо сказала Олеся. - Он выполнял приказ Императора, он даже ослушался, раз сохранил ребенка.
        Алина печальными зелеными глазами взглянула на Олесю.
        - Да-да, конечно. Но Вацлав, где ты нашел дочь? Я так и не поняла!
        - Ее нашла и привезла сюда Даша.
        - Даша? - в один голос спросили Алина и Олеся.
        Юну снова расспрашивали, она весело отвечала, а глаза Алины впервые за столько лет засветились радостью.
        Дарья петляла по Зеленогорску. Она уже порядком устала, но продолжала искать клинику. Притормозив у эсэсовского поста, она обратилась к белобрысому, бесцветному, но начищенному до блеска лейтенанту.
        - Скажите, как проехать к областной психиатрической клинике?
        Лейтенант оценивающе оглядел Дарью и машину с чужими номерами и снизошел до разговора:
        - Все время прямо по тому шоссе, упретесь в клинику, она в конце проспекта. Ваши документы можно?
        Даша протянула паспорт и удостоверение. Лейтенант пробежал глазами по паспорту и застрял на удостоверении.
        - Медтехник психокорректировки? - выговорил он так, как будто понимал. - Главный Центр Преображения? Вы опасная женщина… А что вы делаете вечером?
        - Возвращаюсь на опасную работу, я в командировке.
        Лейтенант вскинул брови:
        - Ну что ж, жаль, всего хорошего.
        Даша находилась в приемной заведующего Каро и читала дневной выпуск новостей. На первой странице огромными буквами был напечатан заголовок «Террор в Зеленогорске».

«Сегодня утром во время сеанса в одном из кинотеатров города произошел взрыв. Погибли двадцать шесть воспитанников детского дома вместе с директором, няней и сопровождающими их солдатами СС…» Даша отвела глаза, ее словно ошпарило…
        - Доктор Каро вас ждет, - прозвенела появившаяся секретарша. - Вам плохо?
        - Нет, спасибо, - Даша взяла себя в руки и вошла в кабинет.
        Толстый лысый врач сидел, склонив голову между двумя вентиляторами на столе. Он держал документы Дарьи Владимировны Шовинской.
        - Так… так… Значит, у вас тепло? Вы, коллеги, выбрали самое красивое место на юге и блаженствуете, а я только из Архангельска. Лето выдалось там холодное, да и город чего-то переименовывают… Так чем обязан, Дарья Владимировна?
        - Мне необходимо кое-что уточнить у жены Байкалова, Елены Байкаловой…
        - Да? - доктор Каро поднял брови. - А я думал, кроме меня и доктора Литке, местонахождение Елены Сергеевны никому неизвестно и не нужно… Вы…
        - Я невеста Агея Байкалова, сына Елены, - договорила Даша.
        - Ага, вот как… - доктор задумался. - Ну что ж. И сын знает… Вы поговорите в саду? Перед моими окнами? Погода замечательная.
        Даша взглянула на верхушки тополей за окном и улыбнулась.
        - Да, прекрасно, вы очень любезны.
        Даша сидела на скамейке перед врачебным корпусом, когда санитары привели Елену Байкалову… Пятидесятипятилетняя женщина в красном цветастом халате походила на древнюю старушку… Она подошла к Даше и села рядом. Санитары удалились. Глаза Байкало-вой, точно повторенные в Агее, светились теплом.
        - Здравствуйте, Елена Сергеевна, - прошептала Даша.
        У нее наворачивались слезы…
        - Здравствуй, милая, - просто ответила Байкалова. - Какая ты красивая девочка!
        - Елена Сергеевна, я хочу увезти вас отсюда…
        - Куда ж я поеду? Дома у меня больше нет, муж, наоборот, от меня избавился, сына не отдаст, - Байкалова вздохнула и улыбнулась. - Рыбонька, а ты Агея моего не видела? Какой он?
        - Елена Сергеевна, я заберу вас и отвезу к Агею. Он взрослый человек, ему двадцать пять лет, и живет он отдельно от отца. Он вас любит, ему плохо без вас, но он не знает, где вы…
        - Ох, Агей… - простонала женщина.
        - Значит, едем? - спросила Дарья.
        - Но как? Милая, следят ведь…
        Даша оглянулась на санитаров, на стоящего у окна Каро. Ей понадобится сегодня уйма сил, тяжело расходовать их… Она вздохнула.
        В этот момент доктор Каро отпрянул от окна, подумав: что это за усталость на него навалилась после Архангельска? Надо писать доклад в здравуправление… Он помотал головой и поплелся за стол работать. Три санитара, курившие неподалеку, неожиданно ушли. Даша поднялась со скамейки:
        - Идите, Елена Сергеевна. Выедем за город и прыгнем к отцу Георгию. За ночь силы восстановятся, а утром начнем работать…
        Даша вывела «кадиллак» Яна на трассу и сосредоточилась на машине. Она сильно устала, очень сильно. Елена Сергеевна задремала под легким гипнозом Дарьи… Ночная чистка, телепортация Сашки, Агей, Юнона, бесконечные дороги, Елена Байкалова, сколько же сил человеческих нужно, чтобы вынести сегодняшние сутки? Она начала представлять церквушку отца Георгия. По машине прошла легкая дрожь. Шел шестой час вечера…
        Агей недоумевал, почему академик Трофимов, член Императорской медицинской академии, вызвал его? Повышение будущее, что ли? В два часа дня отец и Ян посадили его за руль и отправили узнавать, в чем дело. Отец ничего конкретно не объяснил, ограничился туманными фразами типа «разберешься на месте». Агей беспокоился за Дашу, теперь даже за двоих возможных Даш.
        Неожиданно Агей чуть не врезался в странно двигающуюся машину. Он затормозил и готов был броситься на тупого водителя, как вдруг увидел перед собой белый «кадиллак» Яна. За рулем сидела Даша, а рядом… рядом…
        - Мама? - прошептал Агей и выскочил из машины.
        Но «кадиллак», вспыхнув как факел, исчез.
        - Опять эти выходки! - рассердился Агей. - В таком положении… мама. - Он развернул машину, чтобы вернуться в Центр.

«Кадиллак» появился на поляне перед церквушкой отца Георгия на глазах у колющего дрова Демида.
        - Все нормально, Елена Сергеевна? - вздохнула Даша.
        - Да-да, милая. Господи, храм Божий! - очнулась Елена Байка-лова.
        - Мы поживем здесь до послезавтра, - сказала Даша и вышла навстречу отцу Георгию и бегущему Сашке.
        Они допили чай. Сашка недоуменно смотрел на тетю.
        - Теть Лен, а почему мама про вас не говорила?
        - Тебя еще не было, малыш, когда я уехала, - ответила Байкалова, прижимая к себе Сашку. - Как ты на подросшего Агея похож!
        - Агей взрослый! - изумился Сашка. - Он теперь станет директором Центра!
        Даша рассмеялась. Отец Георгий деловито наливал чай, а Демид передавал кружки…
        - Отец Георгий, вы меня завтра вечером разбудите? - спросила Дарья.
        Демид подавился и закашлялся.
        - А чего ты смеешься, Демид? - спросил Сашка. - Если мутант устал, ему нужно долго спать! Я когда полдня перетаскивал вертолет с поста СС в лес, целых двое суток проспал!
        Демид раскашлялся еще сильнее.
        - Даш, - Сашка дернул Дарью за руку, - а у тебя в машине на заднем сиденье коробка пирожных лежит, это в Центр?
        - Пирожных? - удивилась Даша. - Хм, значит, она не съела, а спрятала. Тащи сюда, съедим!
        Сашка принес большую золотистую коробку…
        - Это самые вкусные и дорогие, - сказал он, - а чьи они?
        - Были моей троюродной сестры, а теперь твои…
        - Дашенька, - отец Георгий поставил чашку на стол, - что ты собираешься делать?
        - Сейчас спать, а завтра начну работать. Александр, ты мне поможешь? Дело серьезное, я думаю, работы на час, потом отдыхать сутки…
        - А что за работа? - спросил Сашка.
        - Будем твою тетю Лену возвращать в биологическое прошлое.
        - Конечно, помогу, только я не знаю как! - воскликнул Сашка.
        - Слава Господу! - прошептал отец Георгий. - Радуйся, Демид, завтра чудо божественное узрим!
        В одиннадцатом часу вечера Агей влетел в квартиру Даши. Ее не было…
        - Ничего, дождусь, любимая, я упрямый, - сказал Агей вслух и рухнул как подкошенный на кровать.
        Он уснул мгновенно, и сны ему не снились.
        Утро тридцать первого августа выдалось на редкость туманным и холодным. Из тумана на дороге, ведущей к Центру Преображения, появилась черная правительственная машина с эскортом эсэсовцев. В машине ехали Алекс и голубоглазая блондинка Рината.
        Алекс мрачно смотрел в клубы тумана и думал о Диле.

…Дил появился в столпе света посреди своей комнаты в замке. В его руке была золотая чаша, доверху наполненная чем-то красным. Дил улыбался, он был величественно ужасен: он только что принял жертву на далеком Крите и теперь блаженствовал, впитав в себя новую чужую жизнь… Распятый ему больше не грозил, влияние на Земле стало абсолютным…

…Ребенок Венеры родился ранним-ранним утром очень легко, о своем явлении миру он известил громким криком. Венера заглянула в глаза младенца и ахнула: его глаза были цвета живой темной ртути… Ольга, онемевшая от счастья, провела к внучке трех священников. Один из них тут же окрестил чадо…
        - Теперь необходим скипетр, что хранится в заброшенном храме в горах. Это символ власти, жезл, которым царь царей пасет народы… Это защита для младенца, которая сделает его невидимым для Сатаны, - пояснил шепотом один из священников.
        Юнона сидела на краю бассейна с золотыми рыбками, туманный восход щекотал душу. Было неспокойно, Юна физически ощущала будущее…

…Вацлав тихо вышел из дома. Он на цыпочках прошел в сад и взглянул на дочь, которая вскрикивала и бултыхала в воде руками, пытаясь поймать золотую рыбку. Вацлав рассмеялся совсем неслышно и, счастливый, отправился в институт.
        Алина и Олеся болтали на кухне. Олеся никогда не видела Алину такой радостной и красивой.
        - А что ты за чепуху пьешь? - спросила Алина, разливая кофе.
        - Ананасовый сок, - ответила Олеся, и обе рассмеялись.

…Генерал Торин встретил утро в одиночестве. Едва открыв глаза, он позвонил в Управление и тут же получил доклад о задержанном человеке, видимо сумасшедшем, призывавшем на еще пустой центральной площади к революции.
        - Еду, - Торин утра не заметил…

…Егор Торин не спал уже час, он думал о Венере. Она стала еще красивее и ни разу не накричала на него. Правда, ничего и не сказала. Но ее сестра… Надо же, такая красавица! Как ненастоящая! Даша сказала, что Егор очень хороший человек, а ему никто еще этого не говорил… Венера слушает старшую сестру. Может, еще можно надеяться?
        Егор счастливо улыбнулся и повернулся к спящей рядом проститутке. Бог мой! Какая она блеклая и как там ее зовут? Егор наморщил лоб, но не вспомнил имя.
        - Слышишь, слышишь, ты, соня, - Егор покачал девушку за плечо, она испуганно открыла желтоватые глаза.
        - Что такое? - пробормотала она.
        - Как ты думаешь, я хороший человек? - спросил он.
        - Сотня сверху, и я скажу, что люблю тебя, - и девушка плюхнулась в подушку лицом, снова уснув.
        Егор не разочаровался. Даша сказала бесплатно, от души…

…Митрополит Георгий служил заутреню. В церквушке стояла вековая тишина, несколько прихожан сонно вдыхали какой-то особенно прохладный сегодня запах ладана…

…Даша мирно спала под прохладное дуновение ветра, ей снилась Земля, красивая, вся в цветах. Множество людей, среди которых нет безбожников или дьяволопоклонников. Она идет с открытыми сиреневыми глазами между людей по цветущему полю, она ищет Агея, он где-то здесь… Она должна сказать ему, что у них будет ребенок…
        - Санек, пойдем, не мешай Даше спать, - сказала Елена Байка-лова. - Смотри, какое утро. Я не встречала розовых туманных рассветов уже пятнадцать лет… Идем, у озера нас ждет Демид, он уже купается и кричит, что жизнь прекрасна, пойдем…
        - Тетя Лена, Даше снится самый красивый сон, какой я видел.
        - Нехорошо подглядывать чужие сны…
        - Но я никогда не видел такую добрую планету, как у Даши во сне, к тому же мы не чужие, а родственники. Вы не понимаете!
        - Почему?
        - Даша ищет Агея, а он, наверное, сейчас ищет ее, у них будет ребенок…

…Агея разбудил ветер. Еще не осознавая пробуждения, он пошарил рукой по кровати, словно что-то потерял.
        - Даша? - он открыл глаза. - Ты дома?
        Никто не отзывался. Агей прошел по всем комнатам, Даши не было. Всего лишь суббота…
        - Хороша же ты, Дарья, - вслух сказал Агей. - Бросила меня одного. А если я от переживаний умру… из-за тебя? Нет, из-за вас?

…Профессор Байкалов смотрел на фотографию жены.
        - Простишь ли меня, Леночка? Агейка-то уже вырос. Как же мне жаль, как безумно жаль, как страшно все то, что я натворил!
        С фотографии на него весело смотрела красивая женщина с выразительными глазами и пышной шапкой каштановых волос. Здесь его жене тридцать пять, он сам фотографировал ее в день пятилетия Агея, а сейчас? Пятьдесят пять. Сколько же времени потрачено на ошибки под влиянием чужой воли!

…Марина ликовала: ну и что, что Байкалов раскрыл ее тайну, зато сегодня приезжает Алекс! Разберется с выходками мутантки и увезет ее или отправит на чистку! Байкалов-старший уже староват для директора Центра, его место отдадут Агею, а Агея - ей! Нет, сегодня великолепное прохладное утро, сменившее необычайно жаркие летние дни. Сегодня Агей полюбит ее! Алекс это обеспечит!
        - Посмотри, Ян, какое утро! - Визель высунулся из окна и с удовольствием потягивал сигарету.
        - Миша, так ты воздух-то не засоряй дымом.
        Ян расстегнул халат и потянулся. Он не спал вторые сутки, анализируя вместе с Визелем деятельность Центра за последние пятнадцать лет. Ян высунулся из окна.
        - Ух, красотища! Какие туманы клубятся! Не понял… - Ян всмотрелся вдаль. - Слушай, друг, заведующий отделением, звони-ка профессору, да и всем нашим, Алекс едет…

…Рута печально смотрела на кровавый туманный восход. Вчера не стало Юноны, а скоро убьют и девочку с чудесными сиреневыми глазами из воспоминаний Джейн. По щекам самой богатой княгини на земле текли слезы. Она не может даже выйти на улицу, чтобы затеряться в тумане! Когда же прекратится этот кошмар? Где тот парень, Эд? Где Заряна?

…Эдуард, король Английский, встретил августовское утро в самолете уже над чужой страной. Эд летел за невестой, княгиней Руатаной Турбиной, но сердце стремилось к обворожительной славянской девушке, которую он встретил у Турбиных в усадьбе…

…Заряна взглянула на мир перед новым, последним шагом, и мир показался ей восхитительным. Она улыбнулась и потянула руки к солнцу…

…И только Сова не радовалась наступившему дню. Она стояла на самом краю высокой прибрежной скалы, о которую били могучие океанские волны. Древняя львица Чарлет сидела рядом. Чайки над головой Совы кричали то ли от боли, то ли от холода, планета стремительно кружилась вокруг своей желтой звезды, с каждым днем приближаясь к развязке. Какой? Страшной? Сколько еще горя надо пройти и испытать, чтобы все Константы во Вселенной уравновесились и стали на свои места? Сколько еще надо сил, чтобы мир получил достаточно энергии на исправление недопустимой ошибки?
        Сколько душ еще должно погибнуть лишь по той причине, что они никогда не должны были оказаться здесь, сейчас, при этих обстоятельствах?! Сколько еще ей вмешиваться в запретное - в дела человечества? Сова усмехнулась и опустилась на одно колено рядом с Чарлет:
        - Видимо, пока человечество не сотрет с себя этот напыщенный знак Шестьсот Шестьдесят Шесть и не вспомнит Истину! Что ж, братец, ни ты, ни я не знали, что Отец меня противопоставит тебе. Вероятно, погрешность от изменения той самой Константы. Все не так, все не так! Эх, Чарлет! - Сова потрепала большую львицу по загривку. - Обычно и свет, и тьма равнозначны для Отца, но если кто-то так сильно рвется вперед… Вот и вывод!
        В ответ одиннадцатая волна с силой обрушилась на высокую сиреневую скалу, окрашенную светом солнца, окатив и Сову и львицу, смывая мелкие камушки и растения с вершины утеса. Но Сова и львица даже не шелохнулись.
        - Успокойся! - приказала Сова бушующей стихии.
        И океан смолк, воцарился штиль, раскинулась радуга, и рассвет стал благоухающим и свежим.
        - Вот, это наш с тобой эскиз, Чарлет! Даже если все пойдет не так, это утро мы обязательно запомним, как и этот утес. Потому что сегодня я чувствую поворот.
        Чарлет рыкнула, подтверждая, а может, утверждая, а потом зевнула и подняла умные глаза на Сову. Неожиданно Сова рассмеялась, совсем по-детски.
        - Если бы я могла, то заказала бы эту картину какому-нибудь не рожденному здесь гению художнику! Да-да, он бы написал новую Даму с новым горностаем! - и звонкий смех Совы окрасил утреннюю тишину над океанским рассветом.
        Байкалов ворвался в свой кабинет, хлопнув полированной дубовой дверью… В кабинете со стенами, до потолка затянутыми кожей, было прохладно, но профессор все же расстегнул верхнюю пуговицу. В кресле, поставленном между двумя раскрытыми окнами, сидел Алекс - как всегда, в своем просторном черном плаще и белой рубашке…
        - Здравствуйте, Алекс. Вы не скучали в моем кабинете без меня? - съязвил профессор.
        - Нет, что вы.
        Дверь распахнулась, и влетела веселая Марина. Байкалов одернул пиджак и сел во главе т-образного полированного стола.
        - Алекс! - запорхала розовая, в рюшах, Марина. - Ты совсем не изменился… Такой же молодой и красивый!
        Алекс наклонил голову набок и оценивающе поджал губы. Его руки, опирающиеся локтями о подлокотники, жестикулировали в такт разговору.
        - А ты сильно постарела, Марина, поправилась. Мутанты не стареют. Но ничего, я увезу тебя обратно, на заслуженный отдых. Пора подумать о семье.
        - Но Алекс! - воскликнула обиженная и встревоженная Марина. - Я не устала, я могу и здесь подумать!
        Ганарник криво улыбнулся.
        - Понравилась молодая кровь? Константин Аркадьевич, - Алекс, не отрываясь взглядом от Марины, обратился к Байкалову, - я слышал, что ваш сын может бросить перчатку Аполлону?
        Байкалов вздохнул и опустил голову на сцепленные в замок руки…
        - Так что, Марина, я счел бы несправедливым навязывать молодому, умному и очень красивому парню отталкивающую старушку. Я привез ему Ринату!
        - Но Алекс! - закричала Марина. - Ты ничего не знаешь!
        - Заткнись и сядь, не выводи меня!
        Марина послушно села.
        - Профессор, можно увидеть вашего медтехника Шовинскую? - спросил Алекс.
        Марина зло улыбнулась.
        - Ее нет, - растерянно ответил Байкалов. - Даша отдыхает, она уехала.
        - Да? - Алекс задумался. - Когда она вернется?
        - Клянусь вам, Ловель больше насочиняла про Дарью!
        - Это мы увидим. Вы не ответили.
        - В понедельник утром она придет на работу, - сказал Байкалов упавшим голосом.
        - Я подожду, а где ваш сын? - спросил Алекс.
        - Агей уехал, а куда, не сообщил, - я думаю, он не скоро вернется.
        Дверь с шумом раскрылась, и Байкалов онемел. На пороге стоял Агей. Алекс с интересом разглядывал его.
        - Ну, судя по внешности Аполлона и решимости Дон Кихота, ты - Агей? - спросил Алекс.
        Агей смерил Алекса оскорбительным взглядом, и сердце отца зашлось.
        - А ты, судя по секонд-хендовскому прикиду и фраерской снисходительности, - Алекс? - спросил Агей, а затем картинно и надменно поклонился.
        Алекс вскинул брови и удивленно уставился на Агея.
        - Ты слишком смел для молодости, - сказал он.
        - А ты слишком развязен для своей древности, - не остался в долгу Агей.
        - Кого вы воспитали, профессор? - агрессивно процедил Алекс. - Ты, парень, соображаешь, что говоришь?
        - Ну конечно, - протянул Агей, - я же психоневролог, сэ-эррр!
        - За это можно поплатиться, Агей.
        - Не думаю, Алекс. Или Император тебя назначит на мое место? Ты же, кажется, врач? Я не прав?
        - Скотина! - вдруг хмыкнул Ганарник.
        - Древний каннибал, - не остался в долгу Агей.
        - Да как ты смеешь!
        Алекс стремительно поднялся из кресла, и неведомая мощная волна отшвырнула Агея в противоположный угол директорского кабинета. Круша на своем пути мебель, Агей Байкалов сильно ударился о стену, из его носа пошла кровь.
        - Ну ты, дрянь! - опять заговорил он. - Не той силой меряешься, как мужик совсем иссох, что ли?
        Алекс зарычал и бросился на Агея. Вцепившись друг в друга, они с силой дрались кулаками, в стороны разлетались брызги крови. Их начали разнимать, Байкалов-старший призывал одуматься и сына, и Алекса, но не тут-то было, Агей что есть силы разбивал кулаки о каменное лицо Алекса и оторвать их друг от друга было невозможно. Вбежали Литке и санитары. И лишь когда Ян с каким-то нечеловеческим усилием растолкал в стороны дерущихся, все словно опомнились. Га-нарник зло смерил взглядом тяжело дышащего Литке:
        - Я вас не просил.
        - Так вы бы убили друг друга, - ответил тот.
        - Не убили бы, - Алекс, шатаясь, поднялся на ноги, из разбитого носа и губы шла кровь. - А вот вы - очень странный человек, с силой нечеловека.
        - Тренированный я, - Ян выдержал долгий и пристальный взгляд Ганарника.
        - Тренированный, значит, - повторил Алекс. - А ты, Агей, кусайся, пока зубки лезут, но помни! Всегда можно напороться на того в этом мире, кто прокусит сонную артерию.
        Агей опять рванулся было к Алексу, но его сдержали санитары.
        - Оставим, - резко сказал Алекс. - Сядь, пожалуйста! Хватит!
        Неожиданно Агей сел рядом с Мариной, в отчаянии опустив голову на руки.
        - О! - выкрикнул Алекс. - Какой контраст! Агей, вы явно из другого мира, а наша несравненная Марина Юзефовна хотела летать, когда ей предписано ползать.
        - У Марины Юзефовны обычная для ее должности завышенная самооценка, - прошептал Агей в пол, но Алекс услышал.
        - Вот-вот! - подхватил он. - Агей, вы, собственно, через два года директором станете, и по сему поводу позвольте-ка вам представить. Заметьте, я добр после вашей выходки, еще добр!
        Вошла высокая, худая девушка с белыми волосами, она пробежала взглядом по присутствующим и восхищенно замерла, увидев Агея.
        - Рината, - представил Алекс, - новый психолог, красивая девушка. Ринате двадцать шесть лет…
        Алекс сделал паузу, его взгляд немигающим пламенем остановился на глазах Агея, Алекс внушал…
        - Агей, ты полюбишь Ринату, - с расстановкой, монотонным голосом говорил Алекс, - ты любишь Ринату. Агей, ты любишь Ринату…
        Байкалов-старший побледнел. Воцарилось молчание, Алекс работал и ждал реакции Агея.
        - Не колдуй, Алекс, - неожиданно усмехнулся Агей. - Ты гениальный шаман, но неужели ты считаешь меня настолько плохим психоневрологом? Я знаю противоядие. Как бы тебе объяснить. У меня своеобразный иммунитет выработался против подобной нейрофизики. Ты в жизни не уговоришь меня: Рината не красива, вероятно, не умна, и я ее не полюблю. Колдун не может приказать сердцу, оно только мое. Даже я сам ему не приказываю.
        - Как тебе это удалось? - обалдел Алекс.
        - Профессиональный секрет, - ответил Агей.
        - Я могу провести сканирование, - сообщил Алекс.
        - А я кое о чем подумаю, и нейрофизическая вибрация этой мысли произведет ядерный взрыв в твоей голове. И вместо умницы Алекса получится мутант после чистки, полезший в мои мысли своими инструментами и нечаянно сам себе выжегший мозг.
        Алекс встал.
        - А на Шовинской ты экспериментировал?
        - На Даше? - спросил Агей. - Она исключение, мой же эмоциональный фон уничтожит эту вибрацию.
        - Почему? - допытывался Алекс.
        - Я ее люблю. Любовь - это иммунитет, Алекс. Должен же ты знать, что такое любовь?! - почти выкрикнул Агей.
        Алекс нахмурился, по его лицу видно было, что он огорчился из-за чего-то, потемнел и шумно втянул в себя воздух.
        - Так-так, - забормотал Алекс. - Ни разу не солгал. Ты не любишь мутантов?
        - Мне не нравится их колдовство.
        - Шовинская опять исключение?
        - Я ее люблю…
        Алекс отвернулся к окну, всматриваясь в синие небеса. Возникла неестественная пауза, мысли Алекса были то ли далеко, то ли он сам был не здесь, но вместе с ним замерли все присутствующие.
        Любовь, друг мой, как Лимонадный Джо. Все его знают, но никто его не видел, - раздалось в голове Байкалова-младшего.
        Ты видел, - мысли Агея были полны убежденности.
        Я монстр! - резко заявил Алекс своему визави. - Я видел такое, о чем ты не смеешь и подумать в худших темных кошмарах, - не то что любовь!
        - Ну, если любовь - это кошмар, который видел даже монстр, - согласился Агей вслух, - то методом от противного - она же лучшее, самое светлое, что может быть у человека!
        В семь вечера Дарью разбудил отец Георгий. Даша выпила чай, взяла Сашку за руку, и началось колдовство.
        Демид находился в предобморочном состоянии, наблюдая за Еленой Байкаловой. Отец Георгий читал молитвы. Через час Елена Сергеевна из изнуренной старушки превратилась в молодую, красивую женщину тридцати пяти лет, выглядевшую даже младше своего возраста.
        - Все… - Дарья опять поникла. - Сашка, иди спать. Разбудите нас в воскресенье вечером. Демид, скоро тебе предстоит начать самый главный Путь в твоей жизни, - и Даша пошла спать.
        - Возрадуйся, дочь моя, - отец Георгий протянул Байкаловой крест, - ибо чудо свершилось с тобой! Демид! Это не простые слова, это Откровение! Иди, молись, сын мой, молись и благодари!
        Елена Байкалова посмотрела на себя в зеркально натертый крест и заплакала.
        - Пусть выспятся как хотят, не будем будить завтра, - сказала она.
        Алекс, замучившийся спорить вторые сутки со слишком умным и опасным противником, каким оказался Агей, ждал понедельника и никого не трогал. Агей, Ян и профессор волновались. Все прекрасно понимали, что над Дашей нависла страшная угроза, но выйти из Центра было невозможно: эсэсовцы оцепили всю территорию, и даже главный корпус кишел солдатами.
        - Не волнуйся, - сказал Алекс Агею, случайно встретив его в коридоре, - твоей Дарье не будет больно: я думаю, ей даруют бессмертие и сразу отправят в ад.
        - Подонок!
        Агей опять сильно ударил Алекса, Ганарник отлетел в противоположную сторону. Но Алекс больше не благородничал, он швырял молодого врача по больничному коридору как куклу, пока не успокоился, и все же измученный Агей вновь бросился на него. Их разняли солдаты, но не посмели трогать Агея. Мутант разбил ему губу, и из нее сочилась кровь.
        - Какой ты резвый! - зло выпалил Алекс, внимательно наблюдая, как держат вырывающегося Агея. - Скажи спасибо, что ты влюблен и потому плохо уязвим. Ничего, я думаю, твоя нейрофизика со временем тебя излечит и от любви. Но я покажу тебе небольшую часть ужаса - вероятно, лишь малую толику того, что ждет твою возлюбленную.
        Алекс ушел. Солдаты, подождав, пока он удалится, отпустили Агея - в Центре он имел статус неприкасаемого. Подбежал Ян. Агей невидящим взглядом смотрел, как разлетается халат Литке, пробирающегося ему на помощь сквозь черный частокол эсэсовцев. Ян оглядел разбитую губу Агея, его глаза говорили за него.
        - Он собирается убить Дарью, а я даже не могу выйти за пределы Центра!!! - отчаянно крикнул Агей.
        Ян опустил глаза.
        Агей ночевал в кабинете отца, так было проще Ганарнику. И в эту ночь с воскресенья на понедельник Алекс отправил домой профессора и старший персонал.
        Агей долго не мог заснуть, но наконец просто провалился в сон без сновидений. Очнулся он от резкой боли, настолько сильной, что хотелось исчезнуть в небытие. Но этого не произошло. Ночное поле, деревянные брусья под головой и оголенным торсом, от которых саднило кожу… Агей не мог кричать, он онемел, а его руки и ноги приколачивали к кресту.
        - Какой бред! Ты старый маразматик! - Агей чувствовал, что Алекс где-то рядом.
        - Ну, вроде все старо, как мир, но больно и страшно, правда? - отозвался Ганарник.
        Агей думал, что вот-вот потеряет сознание от боли, но этого не происходило, - то, что могло и должно было стать спасительным человеческим убежищем, сейчас было недостижимо. - Алекс! Прекрати!
        - Я только начал, - ответил голос в его голове.
        Крест стали поднимать. Руки Агея, пробитые гвоздями, начали рваться под тяжестью провисающего тела, боль была бесконечной, мучительной, и хотелось умереть.
        - Где твой иммунитет? - снова голос.
        - Пошел ты!
        - Невероятно упрямый, - заключил голос, - Рината?
        Перед искаженным от боли лицом Агея возникло лицо Ринаты. Ее голова на шее длинной, как белый змей, качалась на уровне высокого креста, давая понять, что Рината тоже чудовище. Она оскалилась в широкой бескровной улыбке, и Агей разглядел острые, длинные зубы. Миг - и Рината с шипением вцепилась ему в шею, высасывая кровь и терзая новой болью. И тогда Агей поднял в небо глаза и стал молиться. Неумело, неправильно, но точно сознавая, что если есть столь дикий ужас, то где-то должно быть и спасение.
        - Не оставь меня, Бог! - выплеснуло сознание Агея, и спасительная тьма окутала его мозг.
        - Надо же, уверовал! - удивился Алекс. - А вот это плохо, снимаем его! Какой недочет, действительно, месть - обоюдоострый меч, - мудро рассудил Ганарник. - Убиваешь врага и калечишь собственную душу. Увы!
        В глубине души ключом била тревога, но порвать путы оцепенения было практически невозможно - с другой стороны, само оцепенение было как оазис в пустыне, так откуда же тревога? Агей!
        Даша все-таки проснулась. Отчего-то стало страшно за Агея. Она даже вспотела.
        Светало, но она уже отдохнула. Неужели на восстановление потраченной энергии ушла только одна ночь? Она набирается сил быстрее прежнего. Даша вслушалась в тишину. Необычной угрожающей гримасы начинающегося заново дня она не увидела. Значит, всего лишь кошмар, ночной кошмар.
        Что-то изменилось в мире? Утром, когда пространство еще не наполнено шумом дыхания умирающего человечества, можно очень остро осознать Высшее присутствие, руку Бога, Исправляющую дела Сатаны, Павшего утреннего сына…
        Но обманчивое утро радостно торжествовало, пело гимн кому-то… Кому? Даша вздрогнула. Уже родился? Но где? Когда? У кого? Она проспала появление…
        Дарья взглянула на часы. «8 ч. 46 мин. 2 сентября». В восемь она уже должна быть на работе!
        - Сашка! - крикнула она в соседнюю комнату.
        Алекс недоуменно взглянул на профессора Байкалова.
        - Константин Аркадьевич, почти девять, где ваш медтехник?
        Но Байкалов втайне был доволен и надеялся, что Дарья не вернется в Центр никогда.
        Неожиданно в комнату вошел измученный Агей, руки его были перебинтованы, как и ступни ног. Босой, в кровоподтеках.
        - Агей!
        Константин бросился к сыну, и Алекс отвернулся от них, игнорируя.
        - Тебе нужна помощь! - прошептал Байкалов-старший.
        - Бог поможет, - спокойно ответил Агей, и Алекс вздрогнул.
        Он не сломал этого парня, не сломал! Все вышло наоборот. Видимо, сильна дочь Олеси, очень сильна, если парень так за нее борется. Похоже, дело не только в генах матери. Алекс на миг прикрыл глаза и шумно вздохнул, отгоняя ненужные мысли.
        Во дворе высокого многоярусного дома, окруженного старыми тополями, возник белый «кадиллак». Из машины вышли красивая молодая женщина в ярко-малиновом костюме и мальчишка, дожевывающий бутерброд.
        - Вот, Елена Сергеевна, - Даша протянула Байкаловой ключи, - восьмой дом, восьмой сектор, восьмой номер, а вечером я привезу Агея и Константина Аркадьевича.
        - Даша, - тихо сказала Байкалова, - не надо Константина Аркадьевича, хорошо? Теперь только Агей и ты - моя семья. И зови меня Леной, ладно?
        - Ладно, Лена, - улыбнулась Даша.
        Байкалова поцеловала ее в щеку, а Сашка помахал рукой.
        - До вечера! - крикнул он. - Мы с тетей Леной стол накроем, будет праздник!!
        - Ой, вот! - Даша протянула сумочку. - Здесь кредитки. Пока!
        Белый «кадиллак» замерцал и исчез, чтобы через мгновенье появиться на площади перед Центром.
        Агей сидел у окна на втором этаже административного здания. Он смотрел на цепь солдат, окруживших площадь. Неожиданно в центре площади появился белый «кадиллак», и солдаты побежали к нему. Как неосторожно! Но откуда она могла знать, что в это утро здесь все так изменится?
        - Даша! Даша! - закричал Агей и с трудом побежал вниз.
        Вышедшую из машины и недоумевающую Дарью обступили эсэсовцы. Как могло случиться, что после начала рабочего дня на площади кто-то есть, да еще эсэсовцы? Она растерянно предъявила удостоверение, его взял какой-то маленький сержант.
        - Я могу пройти? - спросила Даша.
        - Боюсь, что нет, мадам, сейчас спустится господин Ганарник.
        - Даша! - распихивая толпу солдат, подбежал Агей. - Господи, Даша!
        - Агей? - Даша заметила перебинтованные руки и ноги, ссадины на губах и шее. - Что это?
        Но Агей обнимал, крепко прижимал Дарью и целовал, целовал. Солдаты расступились, образовав круг, из Центра выбегали люди.
        - Что у тебя с лицом, что за бинты? - спросила Даша, дотрагиваясь губами до синяка и осторожно беря Агея за руки.
        - Ничего, пустяк. Даша, зачем ты приехала обратно, я не смогу жить без тебя! - глаза Агея умоляли.
        - Но… я не собираюсь никуда деваться, Агей, я ездила за Сашкой и твоей матерью, они у меня.
        - Я знаю, знаю, прости, любимая, прости, - Агей успокоился, крепко обнял Дарью, боясь потерять, но осознавая, что все кончено… - Ты меня любишь? - спросил он.
        - Ты же знаешь, какое это имеет значение?
        - Не так, пожалуйста, не так.
        - Я люблю тебя, Агей, уже целую вечность, с четырнадцати лет. Что случилось? Твои раны, солдаты СС? Дай руки! - Даша вновь схватила Агея за руки, считывая прошедшие часы и дни, просматривая его раны. По ее лицу потекли слезы осознания и понимания происходящего, а раны Агея стали затягиваться.
        - Как мне быть, Дашка? Тебя заберут у меня, и тебя, и ребенка.
        - Ты знаешь о ребенке? Ах, Ян! - Даша улыбнулась. - Да, он родится в феврале, но кто может забрать меня? - все еще пытаясь отсрочить неизбежное, Даша улыбалась, снимала с Агея окровавленные повязки, под которыми теперь была целая кожа, без следов ран.
        - За тобой приехали из Совета. Алекс Ганарник, по приказу Императора, - выдохнул наконец Агей.
        Даша вздрогнула. Тяжело вздохнув, она оперлась на руку Агея, затем, немного подумав, сняла линзы и выбросила их.
        - Значит, конец. Ничего, главное свершилось. Агей, ты не думай обо мне, не надо. Я знаю, что меня ждет, теперь я даже не могу скрыться, - усмехнулась Даша.
        Агей грустно, поверженно смотрел в сиреневую глубину неземных глаз.
        - Ты чудесный человек, Агей, поверь мне, когда все встанет на свои места, ты еще будешь счастлив. А я счастлива, что у меня был ты, и я люблю тебя.
        - Но Даша! - Агей готов был уничтожить все вокруг. - Я же люблю тебя, я с ума схожу, я не представляю себя без тебя!
        Даша замерла.
        - Ты меня любишь? - прошептала она.
        - Тысячу раз!
        - Хватит, - раздался резкий голос.
        Даша обернулась, это был Ганарник.
        - Невероятно! Я видел много дочерей человеческих, но вы лучшая из всех, вы прекрасны, Даша.
        Ганарник церемонно поклонился.
        - Красота - удел Господний, - сказала Даша, разглядывая Алекса.
        - Слуги дьявола ее не чтят. Поэтому не паясничайте.
        Агей тревожно следил за прищурившимся Алексом, крепко прижав Дашу к себе. Даша вздохнула и положила голову Агею на грудь. Не обращая внимания на Алекса, она говорила:
        - Спасибо, Агей, но теперь мне не хочется, чтобы ты меня любил. Я хочу, чтоб ты был счастлив.
        - В чем же дело? - вмешался Алекс. - Даша, видите эту красивую девушку? Ее зовут Рината. Пусть Агей полюбит ее, это в ваших силах!
        Даша улыбнулась.
        - Не выйдет, Алекс, я просканировала вас раньше, чем вы подошли. Вы хотите заставить Агея любить Ринату, как когда-то профессора Байкалова - Марину?
        Среди собравшихся людей пробежал шепоток удивления.
        - И у вас, Алекс, не получается, так как у Агея есть щит. Человек сильнее мутанта! Сердце сильнее колдовства во зло. Какой красивый первый проигрыш! Я могу уничтожить вас, Алекс, это несложно, - голос Даши стал тверд, - но затем явится ваш повелитель, будут напрасные жертвы… Отойдите, Алекс, я буду готова через минуту.
        - Для безопасности, от Повелителя лично вам, - и Алекс, улыбаясь, взял Дашу за запястье левой руки.
        Когда он отошел, то стоящие рядом люди увидели у Даши на руке голубой энергетический обруч. Даша пошатнулась, но Агей крепко держал ее. Сиреневые глаза вдруг потухли и стали безжизненными. Даша с трудом, натянуто улыбнулась.
        - Что… что ты сделал?! - закричал Агей.
        - Ничего, через полчаса она привыкнет, и все будет в норме. А через сутки браслет растворится, Боженька не бросит. Ты же ученый. Я, так сказать, занизил, э-э-э, некий потенциал. Через полчаса она придет в себя, в моей машине. А вы неплохо смотритесь. Какая пара! Вас бы заморозить и в музей изящных искусств.
        - А если я не соглашусь на должность директора Центра? Подумай, Алекс, да еще Император узнает, что человек сильнее мутанта!
        Глаза Алекса сверкнули злостью, он сплюнул в сторону и процедил:
        - Агей, я и так делаю тебе одолжение, что неслыханно само по себе. Я оставляю тебя таким, какой ты есть, хотя мог насильно накачать транквилизаторами, а Императору сказать, что иначе невозможно было тебя уговорить. Я также должен был бы прихватить с собой твоего отца и прочистить весь персонал Центра… Не каждый день попадаются мутанты с сиреневыми глазами, а они оставляют после себя след. Ты предпочитаешь грандиозную чистку? - Алекс сорвался на крик. - Ну, отвечай! Она одна? Или еще прихватить на тот свет полцентра, включая твоего отца и Литке?!
        Агей взглянул в глаза Даше, у нее выступили слезы. Дарья, преодолевая мучение, поцеловала его в щеку и успокаивающе кивнула. Говорить она не могла, не было сил, все ее тело раздирала боль. Она попыталась сорвать браслет, но только обожгла пальцы.
        - Мне надоело, - сказал Алекс. - Сержант, оцепите присутствующих и прикажите нескольким солдатам оторвать доктора от девушки, а то они могут прощаться вечно.
        Людей в белых халатах отодвинула черная цепь солдат с автоматами, Дашу и Агея оторвали друг от друга. Алекс взял Дарью за руку и повел к машине. Даша обернулась, Агея держали солдаты. Нависла небывалая тишина. Черные жгучие, блестевшие от горя глаза смотрели в бессильные, но такие чудесные сиреневые.
        - Ты не плачь обо мне, не надо.
        Я ведь знаю, куда иду…
        - Твоего мне достаточно взгляда.
        И я сам за тобою пойду…
        - Мы родились не в ту эпоху.
        Здесь нет счастья, здесь есть борьба…
        - Но пойми, без тебя мне плохо,
        Что эпоха, моя ты - судьба.
        - Позабудь, я мгновенье, ветер,
        Просто небом ты стал для меня.
        - Я бы умер, тебя не встретив.
        И мой плач, как потоки дождя.
        - Нет, за ветром бывает солнце.
        Ты согрет еще будешь теплом!
        - Что мне солнце? Дано мне Богом,
        Что дом ветра и мой тоже дом. Алекс хотел втолкнуть Дарью в машину, когда из стекла его автомобиля выскользнула львица, а по его плечу постучали, Алекс обернулся и побледнел. Он помнил этот облик столько времени…
        - Моя королева, - прошептал он и склонил голову.
        - Да, раб, твоя королева, - ответила Сова и, нагнувшись, сорвала браслет с руки Дарьи. - Она достаточно слаба, чтобы противостоять тебе после дозы, полученной от этого украшения. - Сова отшвырнула браслет, и он тут же захрустел на клыках Чарлет.
        - Но мой повелитель.
        - Твой повелитель получит мою внучку, не переживай! - отмахнулась Сова.
        - Вашу внучку? - Алекс недоверчиво посмотрел на Дарью.
        - Родную внучку моего брата и родную дочь твою, - слова Совы разрезали пространство вокруг Ганарника острым лезвием.
        - Каково это, Алексис, быть рабом и не предпочесть свободу? Ты сегодня ночью чуть нового Господа не сотворил, - улыбнулась Сова. - Какой потенциал! Я уж думала - карты все спутаешь.
        Но Ганарник был подавлен столь неожиданно открывшейся правдой.
        - Поезжай, - проговорила Сова, - ты теперь знаешь Истину, тебе с ней жить, как и моему брату. До свидания, Алексис Ганари!
        И Сова пошла прочь по дороге, за ней поплелась гигантская красно-коричневая львица, и вскоре они исчезли из виду. Машины СС тронулись с места.
        Они ехали уже около часа. Даша откинулась на спинку мягкого сиденья и молчала, боль прошла, но сил не было.
        - И все-таки, Даша, - заговорил Алекс, - зачем тебе это нужно? Во имя чего? Твой Бог мертв опять. Он умер, еще не успев родиться, бросив тебя.
        Даша взглянула на Алекса.
        - Ты непроходимо глуп, и это надолго…
        Алекс хмыкнул и пересел к Дарье.
        - Может, ты меня просветишь?
        Даша смерила Алекса взглядом.
        - Изыди, привидение, уходи к своим.
        - Ну-у, - протянул Алекс. - Я довольно-таки ощутим, даже очень. Я ведь такой же, как ты, как оказалось… Я и тянусь к своим.
        - Замолчи, Алекс, во имя всего святого… Мы по разные стороны бытия. Я не могу стать свечой для такого полуночного шершня, как ты. Не лезь, когда речь идет о Боге.
        - Ты куда, Агей? - спросил Байкалов сына.
        Ян Литке сидел на краю стола и задумчиво курил, наблюдая, как Агей переодевается…
        - К матери, - сухо ответил Агей.
        - К матери? - не понял Байкалов.
        Литке погасил сигарету и подошел к профессору.
        - Даша сделала подарок на прощанье, она исправила чужие ошибки, - горько усмехнулся Агей. - Отец, Ян, собирайтесь, пойдем к Дарье домой.
        - Да-да… - прошептал Байкалов, расстегивая халат.
        Заглянул Визель:
        - Константин Аркадьевич, что будем делать с плановыми очищениями?
        - Отложи на месяц под каким-нибудь предлогом. Мы меняем курс.
        - Но…
        - Без «но», Михаил, - отрезал Байкалов. - Если боишься, можешь уйти. Время выбирать.
        Агей открыл своим ключом дверь Дашиной квартиры. На пороге появился Саша.
        - Агей! - закричал он. - Вот здорово! Все! А где Даша?
        Из комнаты вышла молодая женщина. Она не отрывала глаз от высокого Агея, не замечая остальных.
        - Агей? - спросила она.
        - Мама! Мама! - Агей закружил изумленную женщину.
        - Бог мой! Агей, неужели это ты! - Елена Байкалова притянула голову сына и прижала к себе. - Господи, счастье какое, сын… сын… сынок!
        - Мама, я с отцом и Яном…
        Елена взглянула наконец на стоящих в нерешительности и недоумении мужа и Литке.
        - Зачем ты пришел, Константин? - спросила она мужа. - Я ведь больше не мешаю тебе.
        - Леночка, - прошептал Байкалов, все еще не доверяя глазам своим, но его голос сорвался.
        - Лена, - Ян держал себя в руках, - поверь, это чужие ошибки, и за них уже слишком дорого заплачено…
        - Я не виню тебя, - она повернулась к Яну. - Спасибо, Ян, я помню, что именно ты был противником моего окончательного исчезновения из жизни.
        Елена загородила собой Агея, словно пряча его от неведомого врага:
        - Нет такой цены, которая оплатит пятнадцатилетний счет.
        - Мама, - заговорил Агей, обняв мать, - ты такая красивая и молодая. Ян прав, отец не виноват, выслушай Яна.
        - Хорошо… - Байкалова взглянула на мужа, бледного и несчастного.
        Профессору было больно.
        Рассказ Яна не занял много времени. Елена Байкалова плакала и кивала, соглашаясь с ним, она не могла поверить, что два единственно близких ей человека так несчастны.
        - Хорошо, все будет хорошо, спасибо, Ян, - сказала она и пошла к мужу.
        - Ты совсем не изменился, Костя.
        - Нет, я постарел, сильно постарел без тебя, - ответил глухо Бай-калов.
        - Неправда, ты молодой и красивый.
        - Лена! - Байкалов кинулся к жене.
        - Вот видишь, Агей, - пробормотал Ян, - любовь слепа.
        - А где Даша, Агей? - Сашка повис на руке брата. - И почему ты невеселый?
        - Все нормально, малыш, - и Агей скрылся в комнате, забыв про всех.
        Дашу закрыли в темной комнате большого замка Сатаны. В ожидании приговора она села на пол и расплакалась, тихо и обреченно. Послышался шорох, Даша обернулась на шум. Из-за небольшой двери, подсобного, видимо, помещения, тенью появилась худенькая, хорошенькая девочка с длинными искрящимися белыми волосами и села рядом с Дашей, внимательно разглядывая ее.
        - Какая ты красивая! - прошептала девочка. - Как тебя зовут? Ты мутант?
        - Дарья, - она перестала плакать. - Откуда ты знаешь, кто я?
        - Это из-за меня ты здесь, - девочка с грустью смотрела на Дашу большими синими глазами. - Дьявол провел сканирование моего мозга и вытащил тебя из воспоминаний моей умершей няни. Было так больно. Он искал тебя. Он убил мою подругу, у которой должен был родиться сын, новый Господь, и теперь мы не увидим Христа.
        Даша погладила девочку по голове и улыбнулась.
        - Я чувствую тебя, ты веришь Богу. Мессия жив, поверь мне, он родился, но кто твоя подруга?
        - Нет, - девочка удивилась, - ее убили. Торин лично доложил Сатане, что детей убили.
        - Торин? Детей?
        - Понимаешь, мы вместе воспитывались в приюте, потом их и директора убили, в загородном кинотеатре, еще газеты писали.
        У Даши по спине пробежал холодок.
        - А почему ты здесь?
        Девочка вздохнула.
        - Потому что я княгиня Рута Турбина…
        - Подруга Юноны?
        - Ты знаешь ее?! - воскликнула Рута.
        - Да, она моя троюродная сестра, как и ее близнец Венера.
        - Да-да, - подтвердила Рута.
        - Но Юна жива, поверь мне, Рута, я увезла ее за несколько мгновений до гибели.
        - Жива?! Но у нее должен родиться Младенец!
        Даша задумалась. Она вспомнила утро, когда она почувствовала, что ОН на Земле. Сопоставила события, факты. Мозг работал с нечеловеческой скоростью.
        - А Сатана в замке? - спросила Даша.
        - Нет, его нет - Алекс ждет его возвращения.
        - Рута… Послушай, Рута. Младенец появился на свет, теперь мне это ясно, но он появился у Венеры, сестры Юноны. Рута, им необходимо помочь. Желательно спрятать Венеру с ребенком - ты можешь, у тебя власть и деньги, но сделай это незаметно. Постарайся запомнить все, что я скажу, а потом сразу же уходи.
        Рута кивнула, она внимательно слушала.
        - Отправь Венеру с ребенком куда-нибудь подальше из этой страны, на время, пока он не вырастет. Пусть Юна возьмет в союзники Егора Торина. Она его знает. В императорском Центре Преображения работает доктор Ян Литке, психиатр-корректировщик, он все поймет и поможет! Я скажу тебе адрес Юноны…
        И Рута запоминала адреса и имена.
        Дил с интересом смотрел на Дашу. Затем он неожиданно улыбнулся:
        - Да, все божественное всегда прекрасно, но божественное, а не Христово. Вот что, Дарья Зорина, девятнадцати лет, ты все испортила, появившись в моем мире. Бог проник в души людей, как вирус или цепная реакция, тем самым заставляя меня поднять меч. А ты, что делать с тобой? Ты знаешь, кто я?
        - Конечно, - Дарья устало вздохнула. - Ты Дил, Люцифер, Ангел. Правда, падший. И еще ты мой дед.
        Дил как-то резко вскинул голову и впился взглядом в Дарью.
        - Ну что ж, - он устало повалился в кресло эпохи барокко, обитое красным бархатом и атласом, - если ты все знаешь, моя хорошая, я свободен от объяснений. Я рад тебе.
        Даша молчала и как-то отстраненно рассматривала золотых императорских орлов, вышитых на обивке величественного кресла.
        - Как понимаю, тебя интересует твое будущее, потому что ты за него в ответе? - спросил Дил.
        - Конечно, - тихо согласилась Дарья, - мое будущее - это мой ребенок, а я хочу жизни для него. Ты решил убить своего правнука?
        - Не утрируй. Все-таки ты моя внучка, я намерен сотрудничать с тобой. Он плохо влияет на тебя, святость не к лицу твоей внешности и дару, ты вольна в выборе пути.
        - Тогда отпусти меня. И я уйду дальше бороться с тобой.
        - Даже так? - Дил усмехнулся. - По-твоему, я - чудовище?
        - Абсолютное, - подтвердила Дарья. - Или ты думаешь, мне неизвестны обстоятельства появления на свет моей матери?
        - Я тебя недооценил, - лицо Люцифера стало жестким. - Считаешь, я не умею любить?
        - Уверена.
        - Ты не права, малышка, ты так не права…
        Я любил Его, как всякий преданный сын любит своего могучего Отца. Я служил Его идеям, Его проектам и этому. человечеству.
        В тот чудесный день у ворот Эдена я стоял на страже. Я был старшим патрульным отряда Нибиру, все-таки я Его сын. Я почувствовал тревогу, когда надо мной закружила белая северная птица - моя сестра, предвещая мне несчастья, а потом пришла та, которая носила имя Заряна и совсем недавно была твоей бабкой.
        Я любил ее, я так любил ее. Мне казалось, ничто в мироздании не сравнится с этим твореньем, чудесным и дивным, облаком любви, неким совершенством, истиной, открытой однажды мне Отцом… Моей любовью, моей Заряной. Но женщины жестоки, она не любила меня, как я понимаю. Это небесное создание из мира грез жило по своим законам, и ей было не до меня. Я был в отчаянии, сам не свой. Надо ли говорить, что, когда в тот же день бытия и рассвета Земли к воротам Эдена приблизился Каин, убивший своего брата, я проигнорировал печать Всевышнего на челе его! А было сказано - убивший проклятого Каина сам будет проклят, ибо муки его вечны. Каин хотел пройти в резиденцию, я не пустил его, он взбесил меня. Я убил его, защищая наш общий дом. Но Он не пожалел меня, своего сына! Он проклял меня и отшвырнул от Эдена, - Люцифер замолчал. - Больно, когда горят крылья. Очень больно. В пустыне Аравии меня подобрал другой могучий владыка и выходил. Но был ли прав Отец?
        Теперь ты понимаешь меня, девочка?
        - Да, но я не буду обиженным противоборцем в твоем стане. Он все равно любит тебя, ты эгоист, обычный самовлюбленный эгоист.
        - Да как ты смеешь!!! - Люцифер взревел и поднялся из кресла.
        - Я накажу тебя, девчонка! И выживешь ты лишь в том случае, если пресловутый эгоизм уступит тебе дорогу!
        - Ваше величество, - вмешался Алекс.
        - Перестань, Алекс, я вижу тебя насквозь. Твоя дочь против твоего существования, этого достаточно! - усмехнулся Дил. - А где твоя Ловель?
        Привели Марину. Дил приказал эсэсовцам уйти.
        - Ну, что ж ты, милая, - обратился Дил к Марине. - Зачем же ты отпустила ее тогда?
        - Но… Ваше Величество.
        - Твой голос меня раздражает, лучше помолчи, - сказал Дил. - Если у Алекса все кадры таковы, как ты, то я не удивляюсь, что мы в проигрыше. Особенно я рад его безвкусице, - скривился Дил. - Конечно, может, прошлое его подвело, и он видит в тебе прекрасное! Я придумал наказание тебе, Даша, - неожиданно переключился он на Дарью. - Ты слишком хорошо летала на своих белых крыльях. Попробуй падение, почти такое же, как с небес на землю. Только в ад. Круги ада еще никто не проходил, и если останешься жива, если противостоишь эгоизму, то вернешься назад. И ее возьмешь с собой, - Дил указал на притихшую Марину. - Если тебе повезет, ты вернешься через два года, бедные твои дети! Правда, для тебя пройдут сутки. Запомни, каждый час - это месяц… Вперед, в ночь! - закричал Дил и захохотал…
        Алекс смотрел, как неистово хохочет Сатана и как исчезают Даша и Марина. Неожиданно Дил прекратил смеяться и медленно обернулся к двери. Алекс проследил за его взглядом. В дверях стояла Рута. Дил молчал и смотрел на нее с перекошенным лицом.
        - Ты зверь! - закричала она. - Чудовище! Тебе никогда не победить Бога, ты слишком ничтожен!
        И Рута, круто развернувшись, убежала.
        - Ну что, Алекс, - спокойно сказал Дил, - закрывай Центры Преображения - объявим большую охоту. Клеймить всех моим знаком! Сопротивляющихся убивать! Биомагнитные приборы в головах солдат запустить на полную катушку, зомби не подвержены эмоциям. И против них никто не устоит! Я устрою ужасы тысячи и одной ночи. Я все равно победил, я лишь проведу очищение кровью!
        - А генералы? - спросил Алекс.
        - Не особенные. Да, только сын моего верного пса Торина, кажется, без жучка? Ты мне предоставил вчера отчет. Почему, Алекс?
        - Ваше Величество, у него странная несовместимость с такого рода излучениями, он может погибнуть, - ответил тот.
        - Мутация, Алекс, странная мутация, но он на моей стороне, не страшно.
        - А прочие страны и государства? - тихо спросил Алекс.
        - Ты забыл, кто я, раб. Эпидемии, катаклизмы, катастрофы, перевороты, тысячи и тысячи зомби, чьи души и сердца принадлежат мне.
        Даша стояла у невидимой грани, а впереди высокой стеной горел огонь. Даша лихорадочно соображала, как ей выбраться из огня. Пламя подступало все ближе и ближе, лишь в одном месте огненный барьер был ниже. Даша услышала плач. Плакала Марина. Даша не глядя протянула руку вправо и наткнулась на нее…
        - Перестань! - крикнула она.

«Дождь!» - подумала Даша, но дождь не пошел, и она поняла, что здесь бессильна. Времени оставалось мало. Пламя монолитом подступало к ней, и тогда Даша, схватив Марину за руку, побежала вперед, туда, где огонь был поменьше. Ударило жаром, загорелась одежда, какие-то дьявольские фигуры заплясали в огне, касаясь их и обжигая. Марина визжала от ужаса и боли. Даша наткнулась на что-то твердое. Это был колодец, и вода в нем тоже полыхала. «Лучше утонуть, чем стать факелом», - подумала Дарья и прыгнула в колодец, увлекая за собой теряющую сознание Марину. Кончался сентябрь небытия.
        Олеся забежала в подъезд и вжалась в темный угол. Машина, кажется, уехала. Господи! Неужели она на месте… С тех пор, как Центры Преображения превратились в запретные зоны, от Даши не поступало вестей… Она еле добралась до дома дочери, с трудом преодолевая частоколы эсэсовских постов… Но дома Дарьи не оказалось…
        Олеся тихо шла по темным пустым коридорам Центра, время от времени оборачиваясь. Солдаты у входа не заметили прошедшую мимо женщину.
        Агей дежурил вместе с Яном. Литке давно собирался поговорить с Агеем: Байкалов-младший замкнулся в себе, превратив душу в неприступную цитадель. И теперь Ян ждал, пока Агей хоть немного приоткроет плотно захлопнутую дверь, на страже которой стояло равнодушие.
        Агей работал, четко исполнял свои обязанности врача, но не более. В свободное время он бесцельно бродил по многочисленным коридорам и лестницам Центра. Так, однажды ему почудилась Даша - она спешила прочь от него, во тьму переходов.
        - Даша! Даша! Дарья! - Агей бросился вдогонку. Но обернувшаяся девушка оказалась очень похожей на Дашу, не более.
        - Вы знаете Дашу? - спросила тревожно незнакомка. - Где она? Я ее мать, Олеся.
        - Олеся? - упавшим голосом повторил Агей.
        В этот момент появился Ян, и Олеся, узнав его, немедленно кинулась к нему.
        - Ян? Ян, где моя дочь?! - Ян молчал, и Олеся с паникой на лице обернулась к Агею. - Молодой человек, я чувствую вашу душу, что с Дарьей?!
        Агей отвернулся к темному окну.
        Туманные рассветы все чаще и чаще опускались на землю. Юна наблюдала, как медленно двигается туманная дымка вдоль морского берега.
        Она смотрела в морскую глубь, где плавно колыхались водоросли. Тишина, какая тишина! Юна думала о Венере, вернее, о ее сыне. Неожиданная тайна сестры потрясла Юнону. Все стало на свои места, теперь было ясно, зачем ее хотели убить. Было ясно всем. Юна оказалась втянутой в сложную игру Сатаны. Как реально ощущается бывшая угроза теперь. Бывшая. Они пришли в мир вдвоем. Она и ее сестра. Но она - как прикрытие, для отвода глаз, как жертва ради спасения сестры, которая… что ж. Это выход. И вот теперь, когда она сыграла свою роль, ее присутствие здесь оправданно еще более прежнего. Юнона снова перестала существовать, она была Венерой.
        Юна откинула волосы назад и носком кроссовка коснулась водной глади. Затем, засунув руки в карманы брюк, подняла лицо к небу и, вздохнув, зажмурилась…
        Для чего? Может, скипетр из храма в горах, хранящийся под плитой со знаком, не так уж и важен? Но если не будет скипетра, не будет и защитного отражающего поля для младенца. И какой-то там повелевающей силы. Но никто не может отправиться за ним, никто. Везде СС… Посты, перекрытые дороги, солдаты в черной форме.
        Внезапно руки со знаком СС на черных манжетах обняли Юну - кто-то незаметно подошел сзади. Она открыла глаза, вскрикнула и тут же сорвалась в воду, увлекая за собой еще кого-то.
        Вода холодом сковала тело, моментально потяжелевшая одежда потянула глубже, но кто-то вытолкнул ее на поверхность, и Юна, уцепившись за камень, выкарабкалась на поверхность. Следом вынырнул Егор.
        - Ты что? - смеялся он, подтягиваясь на руках. - Это же я! Егор!
        Юна разозлилась и вновь столкнула его в воду.
        Егор, кашляя и отплевываясь, выбрался из воды и сел рядом с Юной. С черной формы, как и с одежды Юноны, текла вода.
        - Сумасшедший, - Юна дрожала от холода, стараясь обхватить себя руками как можно крепче. Зуб на зуб не попадал.
        - Я не хотел, кто тебя просил дергаться, - и Егор обнял Юнону, пытаясь согреть.
        - Ты всегда подходишь так тихо! Я же просила - не подкрадывайся сзади! - воскликнула Юна. - И не прижимайся ко мне, ты мокрый.
        - А ты? - рассмеялся Егор. - Тебя не будут искать? Ты так далеко ушла, полтора километра, и ни души.
        - Папа в институте до трех, а мама еще вчера уехала к… к бабушке. Да и это место, видимо, никто, кроме меня, не знает…
        - А я? - спросил Егор.
        - Ты? - казалось, Юна удивилась. - Ты всегда знаешь, где я. Ладно, Егор, проваливай, мне придется сушиться.
        - Ничего себе, а я пойду мокрый?
        - Ты наверняка оставил за скалой машину, уедешь и переоденешься.
        - Поехали вместе, - предложил Егор
        - А если мой отец опять нас застукает вместе? - спросила Юна. - Ты докажешь, что не верблюд, а я?
        - Тогда я никуда не поеду, - Егор встал на ноги и принялся расстегивать форменную рубашку. - Буду сохнуть с тобой вместе.
        - Но Егор!
        - Я - с этой стороны камня, а ты - с другой. Венера, я не уеду, оставив тебя одну…
        Вещи разложили поверх высокого острого камня. Когда Егор перекинул через него брюки, из кармана на сторону Юноны вывалилась маленькая круглая коробочка. Юна, внимательно оглядев ее, открыла. На бархатной красной поверхности сияло великолепное кольцо с белым, удивительно чистым камнем. Юна повернула золотое колечко и увидела надпись изящным витым почерком, выгравированную внутри: «Единственной и любимой в день рождения, 21 сентября».
        Юна медленно вышла из-за камня. Раздетый Егор сидел, прислонив голову к камню и подставив лицо солнцу, наконец разогнавшему туман.
        - Это мне? - спросила Юна.
        Егор резко и удивленно обернулся, но его взгляд упал не на кольцо.
        - Тебе ко дню рождения. Какая ты красивая… - зашептал он, подхватывая Юнону на руки.
        - Песок становится горячим, сегодня совсем не осенний день, - сказала тихо Юна.
        Егор поцеловал ее в висок и шумно вздохнул.
        - Я, наверное, дикий эгоист, но больше я тебя не отпущу, Венера. Мне все равно, что думают все родители в мире, я взрослый человек и домой не вернусь. Я уезжаю, а тебя забираю с собой, - прошептал Егор твердо.
        - Нет, мне необходимо вернуться к родителям… Я не могу без них.
        - А без меня, ведь я же люблю тебя? - Егор крепко обнял Юну.
        Юнона погладила мускулистое плечо Егора и посмотрела в черные глаза.
        - И без тебя не могу, но не поеду.
        - Но почему, Венера?
        - Хотя бы потому, что я не Венера, - ответила Юна.
        - А я не Егор, - улыбнулся он.
        - У Венеры зеленые глаза, короткие прямые волосы, она чуть ниже ростом, ты разве забыл? - Юна в упор смотрела на Егора.
        - Ты не подпускала меня к себе, как я мог точно определить цвет глаз? Волосы отросли и, наверное, завивка, а рост… ты растешь! Ты вообще как-то взрослее кажешься! - опять улыбнулся Егор.
        - Нет, - пальцы Юноны ворошили шевелюру Егора, - у меня длинные вьющиеся волосы, а у Венеры действительно зеленые глаза, да и потом, тебя она не выносит, ты для нее эсэсовец.
        - Ну, тогда… - Егор замер в недоумении. - Кто же ты?
        - А я могу до конца верить тебе?
        - Ты - самый родной человек на Земле для меня! - ответил Егор.
        Он положил голову на грудь Юноны и внимательно слушал, время от времени его лицо темнело от горечи и негодования, но иногда он закрывал глаза и погружался в тайну под ласкающими пальцами Юноны, а его губы нежно касались ее груди.
        - Значит, необходим скипетр? - спросил Егор через пять минут молчания.
        - Необходим, совершенно необходим! - ответила Юна.
        - И мой отец дважды пытался тебя убить, принимая за Венеру.
        - Он лишь исполнитель, и он все же не сделал этого.
        - Второй раз лишь из-за Дарьи, - резко сказал Егор и приподнялся на локтях.
        Он внимательно, но немного жестко разглядывал лицо Юноны. Юна подумала, что совершила глупость, ей стало жутко. В блестящих темно-серых глазах появился страх, граничащий с ужасом, на лбу выступили капельки пота. Егор это заметил.
        - Ты что! - он принялся целовать лицо Юноны. - Успокойся, больше бояться нечего… Тебя же считают мертвой. Все даже легче, я скажу отцу, что женюсь на тебе, и больше никто не будет угрожать тебе.
        - Но мне пятнадцать лет, - прошептала Юна.
        - Ну и что, Венере тоже пятнадцать, и она уже родила Эммануила, - улыбнулся Егор, и на его щеках появились ямочки. - Зато я перестану бегать за тобой по всей стране! Значит, я добуду скипетр для Бога, а потом займусь твоей защитой. Хорошо?
        Юна счастливо и как-то грустно улыбнулась Егору и кивнула.
        - Я люблю тебя уже тысячу лет, - прошептал Егор. - Но как же тебя зовут?
        - Юна, Юнона.
        - Здравствуй, Юнона… Красиво! Лучше и нельзя было придумать!
        - Я себя чувствую очень неуверенно в твоей машине, - сказала Юна Егору.
        - Ничего, привыкнешь. Тебе нужно выжить, нам нужно спасти Эммануила, поэтому ко многому придется привыкать.
        Егор взял радиотелефон и набрал номер.
        - Генерал Торин слушает.
        - Отец, ты где? - спросил Егор.
        - Дома. Я тебя не видел восемь дней, Егор, не хочешь заехать, или служба?
        - Я сегодня отдыхаю, ты мне нужен.
        - Да? Зачем? Я через пару часов должен уехать… - голос генерала потеплел.
        - Хотел познакомить тебя с невестой, но если ты уезжаешь…
        - С невестой? Егор, ты женишься? Ты уверен, что твоя невеста, невеста капитана Торина, понравится Императору?
        - А мне какая разница? Я же женюсь, а не он!
        - Я жду вас, - Торин отключился.
        - Я боюсь, - сказала Юна.
        - Ничего страшного, отец боится силы, а я сильнее, морально и физически.
        Они проехали особняк Лесовских и остановились у дома Торина.
        - Пойдем, Юна…
        Генерал Торин был поражен…
        - Венера? - спросил он. - Но, но…
        - Какие «но», отец, ты же знал, что я люблю ее, - отрезал Егор. - Я бы все равно добился своего.
        - Здравствуйте, - робко сказала Юна.
        Генерал растерянно кивнул.
        - Чего же мы стоим, ребята? - спросил он. - Венера, как мама с папой?
        Торин находился в кабинете Дила.
        - На дочери Лесовских? - Дил приподнял бровь. - Занятно, занятно, генерал. И неплохо! Пусть будет так, как хочет ваш сын.
        Торин кивнул, соглашаясь.
        - Привезите ее ко мне, Торин…
        Егор разговаривал с постовым, высунувшись из машины.
        - Ну и чего ты хочешь от меня? - вопрошал Егор.
        - Но, капитан, там запретная зона! Без разрешения самого Императора вы не имеете права идти туда!
        - А мне плевать на Императора! - Егор завел машину.
        Солдат позеленел и крикнул вдогонку:
        - У нас приказ уничтожать всех, кто въезжает в эту зону!
        Машина капитана сорвалась с места. Егор петлял по горной трассе, за ним гнались. Когда замаячили стены храма, запрятанного в кипарисах с можжевельником, машину Егора стали обстреливать. Егор сильнее нажал на газ и вытащил из-под соседнего сиденья автомат. Раздался грохот, машина, отчаянно затормозив, остановилась. Егор выскочил из машины и прыгнул в сторону кустов. Машина взорвалась, завязалась перестрелка.
        Освобождая себе путь и паля по невидимым противникам, Егор пробирался вперед. Когда он ступил на многовековую плиту храма, автомат неожиданно заглох, Егор выругался и кинул бесполезное оружие. В тот же момент плечо прожгла острая боль, Егор закусил губу и ухватился за плечо. Рука коснулась чего-то мокрого. Он взглянул на ладонь - с нее капала кровь. Пошатываясь, Егор забежал в распахнутые двери церкви и упал. Двери захлопнулись сами по себе.
        Неожиданно кто-то помог ему перевернуться, начал перевязывать плечо. Дал воды.
        - Ты кто? - прошептал Егор.
        - Я Демид. Демид Горский, меня послали тебе на помощь!
        Лежа, Егор нащупал кобуру и, расстегнув ее, обнаружил, что пистолет пропал.
        - В храм не идут с оружием, ибо оно есть зло! Помни, сын мой.
        Егор вскочил на ноги.
        - Кто это? - крикнул он, озираясь по сторонам.
        - Это есть все видимое и невидимое, начало и конец, - шепотом ответил Демид.
        Егор пристально посмотрел на Горского.
        - Мне нужен скипетр… для Эммана, - тихо сказал Егор.
        - Значит, возьми его!
        Плита у алтаря вспыхнула голубым светом, Егор медленно склонился над ней.
        - Ух ты! - опешил Егор.
        - Чудо узрели, - согласился Демид.
        Рельефные знаки и звезды по краям плиты мерцали, соединенные четкой синей линией. На символическом изображении сосуда, из которого текла вода, сияла звезда с красным камнем в центре. Егор коснулся камня, и плита отъехала. Изнутри полился свет, освещая потолок со старинными фресками, изображающими сцены из Евангелий… Свет исходил от маленького золотого кулона в форме царского скипетра на цепочке.
        Дрожащими руками Егор достал скипетр - свет стал ярче, а плита задвинулась на место. Егор спрятал скипетр в нагрудный карман.
        - Я пошел? - спросил он Демида.
        - Давай поменяемся одеждой, - ответил Демид. - Тебя ищут, а меня никто не знает.
        - Нет такого капитана СС, как ты, Демид!
        - Будет, - развел тот руками.
        - Ты погибнуть можешь!
        - Так во имя Господне!
        Спор прекратился быстро, как только Егор понял, что Горского не переубедить. Они обменялись одеждой, и Егор стал объяснять Демиду, как надо вести себя с солдатами СС. Демид вникал и кивал, соглашаясь.
        Дверь храма открылась сама, Демид и Егор медленно вышли. Остановившись у порога, они оглянулись: Егор - с Надеждой, Демид - с Верой.
        Двери вновь закрылись. Было удивительно тихо и печально. Плечо Егора оказалось здоровым. Он направился в сторону, противоположную той, откуда пришел, и стал спускаться к дороге. Демид же двинулся обратно по пути, которым пришел Егор.
        Демида окружили плотным кольцом солдаты СС, начали проверять документы капитана Торина, обнаружили подлог. Но вдруг Демид заговорил. Заговорил так вдохновенно, призывая к Богу и к отречению от того, кто назвал себя Императором, но на самом деле…
        Раздался выстрел.
        Где-то обернулся и остановился Егор, он все понял. Демида застрелили.
        Их попросили помочь сыну Бога, и вот Демид мертв.
        Его, Егора, попросили? Ему доверили скипетр и ради него оставили Юну жить, только ради него, самое главное - его благословил ОН. И за него только что погиб Демид. Егор сел на землю, на глазах выступили слезы. Неужели Бог любит его?
        - Куда мы пришли? - спросила Юна Торина.
        - Император хочет познакомиться с тобой, - ответил генерал. - Подожди здесь…
        Юна осталась в большой комнате со старинной обстановкой. Ей было жутко. Солдаты выловили ее прямо на улице и отвезли, ничего не говоря, в замок Сатаны, где ее встретил отец Егора.
        Юна разглядывала темные, обитые ситцем стены и вздрагивала от случайных шорохов. Сердце заходилось от страха, но что-то в нем преобладало над ужасом и не давало упасть в обморок…
        Юнона судорожно вздохнула и, подняв руки, заплела волосы в косу. Становилось невыносимо жарко.
        - Юна!
        Удивленный шепот заставил ее оглянуться туда, где, по первому впечатлению, за тяжелыми портьерами находилось окно, но на самом деле скрывалась дверь. Из-за слегка отодвинутой шторы выглядывало знакомое лицо.
        - Рута? - одними губами прошептала Юнона и медленно, еще не веря своим глазам и озираясь по сторонам, подошла к подруге.
        Рута приложила палец к губам, знаком прося тишины, Юна кивнула.
        - Юнона, я знаю, тебя выдают за Венеру, Император считает тебя погибшей, - зашептала Рута. - Я видела Дашу, твою сестру, она просила помочь маленькому Христу, но как? Нужен Егор Торин.
        Юна пораженно уставилась на Руту.
        - Не время удивляться, Дил может появиться в любую минуту.
        - Дил?
        - Сатана, Император…
        - Рута, Егор Торин отправился за скипетром в Храм… Венере, моей близняшке, нужно куда-нибудь уехать, спрятаться, но куда?
        Послышался шум. Юна обернулась: появились Торин и Дил. Губы Юноны от страха задрожали.
        - Все… - Рута скрылась.
        Дил почувствовал, что где-то за стеной по темным лабиринтам бродит маленькая княгиня, но не придал этому значения, его внимание переключилось на Юнону.
        - Какая кроха! - воскликнул Дил. - Девочка, тебе не снятся по ночам ангелы? Поверь мне, у них обычно твоя внешность…
        Юнона покачала головой.
        - Ты явно впервые в этом мире и явно случайно. Может, ты ради кого-нибудь на Земле? Тобой Бог решил утешить твоих родителей, а тебя уводит Егор, - Дил рассмеялся и тут же осекся, всмотревшись в чуть сиреневую ртуть глаз Юноны. - Ты напоминаешь мне одно существо; тоже ангела, я знавал ее давно…
        Дил печально вздохнул, что сильно удивило генерала, и произнес фразу, которую не понял никто:
        - Я мог бы поверить, что это пришла ты, Заряна, но ты предназначена только мне, как я - тебе; тогда бы не существовало Егора Торина, которого ты любишь. Но ты - не она. Заряна не предала бы меня, предательства обычно переворачивают мироздание и изменяют ход эпох… Ты лишь похожа на нее, девочка…
        Неожиданно Дил поднял бровь и взглянул на Торина.
        - Генерал, ваш сын устроил бойню перед моим дворцом. Удивительно, но моя охрана, состоящая из парапсихологов, не может остановить его. У него что, сила изгоняющего?
        Дил замолчал и опять взглянул на Юнону. В его бездонных горящих глазах вспыхивали звезды и печально гасли, он гладил Юнону по голове, не обращая ни на кого внимания, и о чем-то мечтал.
        Ворвался Егор и остановился на месте… Дил нахмурился, словно вслушивался в нечто невидимое, а затем взглянул на Егора, как будто смотрел на незнакомого человека и пытался проникнуть в его суть… Егор кивнул в знак приветствия Императору и подошел к Юноне. Дил удивленно отступил…
        - Егор, - сказал он, прищурясь как-то совсем по-человечески, - у тебя тоже… такие же глаза и рост, сложение, как у меня… впрочем, земной облик, все возможно!
        Никто не понимал Сатану. Дил печально в последний раз погладил Юнону по волосам, но Егор вызывающе взглянул на Императора и прижал Юну к себе… Дил горько усмехнулся.
        - Иллюзия! - воскликнул он. - Конечно же, это не она, конечно, - его голос перешел на шепот. - Женись, Егор, женись, но береги ее, а вдруг… тогда…
        И Дил испарился на глазах изумленных присутствующих…
        - Пойдем, Венера, - Егор взял Юну за руку и, зло взглянув на отца, направился к выходу.
        Лишь когда они выехали за пределы города, Егор притормозил и, обернувшись к Юноне, впервые заговорил:
        - Что случилось? Почему он так?
        - Не кричи! Я не знаю!
        Егор вздохнул и, наклонившись, обнял Юнону.
        - Я боюсь за тебя, очень боюсь, вдруг тебя отнимут?
        - Кто? - удивилась Юна. - Наверное, в мире, в каком-то неведомом месте существуем лишь ты и я. Ты уверен, что я не та, кто была обычно с тобой?
        Егор улыбнулся и, поцеловав Юну, достал скипетр.
        - Через неделю бал, княгиня, - в очередной раз напомнил Алекс.
        Рута кивнула и опустила голову на руки, сложенные на столе. Она уже дома, ее отпустили, а что через неделю?
        Алекс ушел раскланявшись. Рута даже не обратила внимания на его уход. Память резали слова Сатаны, подслушанные ею в одной из многочисленных комнат дворца-лабиринта, где она блуждала полтора месяца…

«Война! Всем, кто против меня! Всем, кто инако идет! Ныне каноны устанавливаю я! Я даю полтора месяца на проверку всего населения! Полтора месяца! Я или смерть!»
        Рута решительно встала из-за стола и вызвала управляющего. Вошедший старик вежливо поклонился.
        - Зачем вы кланяетесь, Арсений Иванович, я же в четыре раза моложе вас! - воскликнула Рута. - К тому же вы мой ангел-хранитель, заботящийся обо мне и в мое отсутствие.
        - Ваше Сиятельство, иначе не смею, вы - княгиня и будущая английская королева.
        - Ну, - печально вздохнула Рута, - вы в Бога верите?
        Старик испуганно оглянулся, но, посмотрев в грустные, отчаянно распахнутые глаза княгини, сказал:
        - Верно, девочка моя, Всевышний - единственная надежда старого одинокого человека!
        - Ну, не одиноки вы, Арсений Иванович, вы - моя семья, а, глядишь, дальше и новых родных найдете.
        На глазах крепкого, многое повидавшего, но не сломленного человека, выступили слезы.
        - Прекрасно, а машину вы водите, Арсений Иванович?
        - Конечно, - удивился управляющий.
        - Мне нужна крупная сумма денег, дорогой мой человек, - покачала Рута головой и вздохнула.
        - Сколько нужно, столько и получим в банке, вы только не расстраивайтесь, деточка!
        - Нет, - Рута сделала отстраняющий жест рукой, - мне необходимы наличные, немедленно и без участия банков… Это… это для Бога. Если я сниму со счета, заметит Сатана.
        Старик задумался.
        - Я найду, Ваше Сиятельство.
        - Вы уверены, что это именно тот Центр Преображения? - спросила Рута управляющего, когда они подъехали к контрольному посту огромного комплекса зданий.
        - Да, Ваше Сиятельство. Это Императорский Центр Преображения, и, видимо, именно здесь работают все те люди, имена которых вы доверили вашему старому Арсению.
        Рута улыбнулась.
        Управляющий Арсений Иванович много лет был предан ее родителям и сейчас дорожит ею, как собственным ребенком; он, возможно, единственный, кто не терял надежды и самоотверженно требовал освобождения Руты. Фактически единственный простой человек, который подталкивал все эти годы бывших друзей князя Турбина на протесты и требования возвратить юную княгиню, адресованные Императору.
        К длинной черной машине подошел постовой. Через окошко Рута подала удостоверение личности… Эсэсовец вытянулся по струнке:
        - Проезжайте, Ваше Сиятельство.
        Их не останавливали, люди в белых халатах лишь удивленно оглядывались на проходящих мимо девушку и старика.
        - Вы кого-нибудь ищете?
        Их остановил худощавый человек лет пятидесяти, со впалыми щеками… Рута оглядела его сухую фигуру, распахнутый халат, надетый на костюм, сомкнутые за спиной руки… Подслеповатые светлые глаза за стеклами очков в металлической оправе внимательно глядели на Руту.
        - Мне нужен психиатр Ян Литке, - Рута решительно взглянула на человека.
        - А зачем он вам? Вам назначено? - около человека в очках появился другой, высокий, бородатый, синеглазый.
        Рута растерялась. Вокруг собирались люди в белых халатах. Один из них привлек внимание княгини необычайно красивой внешностью, его бездонные очень умные глаза светились грустью, он печально взирал на Руту. Княгиня Турбина не выдержала его взгляда и покраснела; красивый доктор, словно поняв ее, отвернулся к бородатому. Руте было не по себе.
        - Вам назначено? - повторил уже человек в очках.
        - Не-ет… - Рута окинула врачей вызывающим отчаянным взглядом, на глазах выступили слезы - они же как бастион!
        Она обернулась к управляющему. Арсений Иванович, бросив взгляд на маленькую госпожу, благородно вытянулся, по-молодецки сверкнул глазами, отчего в замешательство пришли врачи Центра, и объявил голосом церемониймейстера:
        - Ее Сиятельство княгиня Руатана Алексеевна Турбина, невеста Эдварда Английского, короля Соединенного королевства Великобритании!
        Воцарилось молчание. Человек в очках нервно взглянул на красивого удивительного доктора, зачем-то снял очки, затем опять надел их.
        - Меня зовут Рута, просто Рута. Мне нужен доктор Ян Литке, - взмолилась маленькая княгиня.
        - Но Ваше Сиятельство, - пробормотал бородатый доктор, - зачем он вам?
        - Нужен. Мне нужна его помощь.
        - Я Ян Литке, - снова отозвался доктор.
        - Ян Вильгельмович? - Рута вздохнула. - Даша сказала, что вы можете помочь.
        - Даша?! - воскликнул красивый доктор и неожиданно для всех подхватил Руту, как пушинку, и заскочил с ней в ближайшую открытую комнату.
        Дверь хлопнула. Доктор посадил Руту в кресло и сел напротив на корточки…
        - Агей! Агей! - забарабанили в дверь. - Открой немедленно!
        Но Агей не обращал внимания на крики.
        - Где Даша, Рута? Она не погибла? - глаза Агея молили.
        - А вы… ты кто ей? - осторожно спросила Рута.
        - Я… - Агей вытер вспотевший лоб и немного нервным, но красивым движением откинул волосы. - Я… муж, я ее муж.
        - Да? Она не говорила, что вы…
        Дверь выломали, и люди в белых халатах ворвались в кабинет. Рута испуганно вскрикнула, Агей даже вздрогнул и тоскливо взглянул на отца.
        - Агей, - воскликнул Байкалов, - что за выходки?
        Агей встал.
        - Я хотела сказать, - начала Рута, и все замолчали, - наш Император - Сатана. Я знаю, среди вас нет богоотступников, кроме женщины-психолога…
        - У нее выходной, - вставил профессор. - Нечистая сила тоже устает.
        - Дьявол рассвирепел, он приказал закрывать Центры Преображения после того, как Даше удалось отпустить более пятисот мутантов, и Бог вновь проник в души людей. Сатана объявил войну. У меня есть достаточное количество денег и самолет неподалеку от соседнего города. Все вы должны улететь, захватив одного человека с ребенком…
        Рута замолчала. Молчание длилось очень долго, наконец заговорил директор Центра…
        - Спасибо, девочка… но пойми. Я врач, я не могу бросить страждущих, а сам спасаться. Если уж настали такие времена, то я умру, когда придется, но не оставлю своих больных, я им нужен. Представь себе сотни человек, для которых ты - единственная надежда. Разве я смогу уйти?
        - Но уйти - чтобы вернуться! - воскликнула Рута.
        - Вернуться в хорошее? Но, может, без меня затянется плохое. Нет.
        Врачи по очереди отказывались.
        - Да вы же погибнете! - воскликнула Рута.
        - А без нас другие! - усмехнулся очень румяный врач и щелкнул Руту по носу.
        - Миша! - Ян подергал Визеля за плечо. - Это же княгиня!
        - Ну, хорошо! - вскочила Рута. - Имея в виду человека с ребенком, я говорила о малыше Христе и его Матери! Необходимо спасти младенца!
        Все взглянули на Яна. Литке округлил глаза.
        - Она говорит правду, ребята. Рута, расскажи подробнее…
        Агей еще не мог отойти от потрясения, веря и не веря в слова маленькой княгини. Олеся, оставшаяся в Центре после поисков дочери, тихо рыдала на плече у Яна. Елена Байкалова заламывала руки, ее трясло от немыслимости происходящего. Даша была в аду!
        Все думали об одном и том же… Даша и будущий ребенок в реально существующем аду. Выживет? Вернется ли оттуда, откуда еще не возвращался никто? Да кто знает, что там в действительности может происходить?!

…Визель и Ливанов собирались в дорогу вместе с Арсением Ивановичем. Ян Литке, проведя диагностику ему лишь одному понятным способом, именно их отобрал для выполнения миссии…

…В 13.00 психиатр Литке провел сканирование и отброс некоторой информации из мозга княгини Турбиной…

…В 13.58 Рута Турбина возвращалась домой, не понимая, зачем Сатана хочет устроить бал и зачем она катается за городом? Наверное, из-за тоски по убитой подруге и вины перед девочкой с чудесными сиреневыми глазами из воспоминаний няни Джейн. За рулем сидел нанятый ею вчера новый управляющий. Упокой, Господь, душу Арсения Ивановича, так глупо погибшего в аварии. Еще надо сказать всем домашним… Княгиня горько вздохнула…

…В 17.26 Ян Литке, Олеся, Ливанов, Визель и Арсений Иванович вылетели за Венерой на служебном вертолете медицинской службы. Они сослались на данные о небывалой мозговой активности некой группы людей в южном районе, - данные, нуждавшиеся в срочной проверке, - и солдаты СС пропустили врачей…

…В 19.00 Венера и Сын, сопровождаемые Ливановым, Визелем, Арсением Ивановичем и бабушкой Олей, летели в далекую вихару Белой Тары, где их ждали Бодхисаттвы в шафрановых одеждах, священники и пастыри - в золоченых и черных. Туда, где ждали Тат-хагату, Мессию, Пророка. Маленького Майтрейю. Эммануила, или просто Эммана. Где-то в горном чистом воздухе, на сверкающем белом коне несся навстречу повелитель Шамбалы Ригден-Джапо.
        Утром следующего дня Ян Литке, Вацлав Лесовский и Егор Торин ловили рыбу. Рыба шла на Яна как заговоренная, Егор же нервничал, у него ничего не получалось…
        - Ух, селедка несчастная! - злился Егор.
        Ян и Вацлав смеялись, Вацлав ободряюще хлопал Егора по плечу^:^
        - Ничего-ничего, получится; да и селедка в реке не водится!
        - Егор, - изумился Ян, - как это ты дожил до двадцати лет и не можешь элементарного - ловить рыбу?
        - Ха! Элементарное я могу!
        Егор отложил удочку и выхватил из-за пояса пистолет. Обернувшись в мгновение ока, он выстрелил в кусты. Вскрикнула какая-то птица и рухнула в траву. Егор вскочил на ноги и побежал за жертвой.
        - Да-а, - Ян был явно сражен.
        - Bo! - крикнул возвращающийся с добычей Егор. В правой руке, поднятой вверх, он держал убитого фазана. - Дичь! На ужин!
        - Тебе на мамонтов охотиться, - иронизировал Ян, - а ты в войну играешь.
        - Я Штирлиц в самом тылу врага! - подмигнул Егор Яну.
        - А ты знаешь, кто это? - удивился Литке
        - Вацлав рассказал, он вообще - ходячая библиотека! И знаешь, Ян Вильгельмович, - заговорщически зашептал Егор, усаживаясь на место и передавая фазана Вацлаву, - если бы я не играл в войну, то мой отец сыграл бы со всеми нами в репрессию.
        Рута в сверкающем золотом платье вошла в зал Императорского дворца… В центре круглого поля находился фонтанчик с перемежающимися голубыми и серебряными струйками, люди группками и парами толпились у небольших островков зелени, вдоль стен, вымощенных блестящими квадратиками с подсветкой. Плетеные скамеечки, играющий оркестр в лоджии, снующие лакеи с высокими янтарными фужерами и закусками на подносах, благовоспитанные господа, разодетые лучшими модельерами в неповторимые одежды. Все это создавало атмосферу радости и счастья, и Рута усомнилась: туда ли ее привезли? Но громкий дикторский голос произнес:
        - Ее Сиятельство, княгиня Руатана Алексеевна Турбина!
        Многочисленные взоры, подобострастные и приветливые, завистливые и надменные, устремились на нее, люди кланялись, кивали головами. Рута поняла, что не ошиблась. К ней подлетела стайка девушек, которые весьма беззастенчиво, как заметила Рута, едва познакомившись с нею, пересказали ей все светские сплетни. Рута всматривалась в их загримированные донельзя лица и не могла понять, что они вообще тут делают? Эти актрисы, графини, чьи-то дочери?
        - Вы такая счастливая, княгиня! - воскликнула девушка с невероятной лиловой прической.
        - Отчего же? - спросила Рута.
        - Вы выходите замуж за короля!
        - По-моему, со стороны родителей было весьма неосторожным заключить такую сделку.
        - Сделку? - изумилась кудрявая блондинка в черном атласном платье с буфами. - Что вы! Династические браки вновь в силе, да и в моде. К тому же король Англии - великолепный молодой человек, прекрасно справляющийся и с должностью премьер-министра! Раньше такого не было, он - единоправный властелин, ах, Англия! Вы знаете английский, княгиня?
        - Нет, - Рута взяла бокал с подноса одного из лакеев.
        - Извините, - голос с легким акцентом заставил всех обернуться.
        - Э-эд! - выдохнула Рута.
        Эд был не во фраке с бабочкой, как почти все присутствующие мужчины, а в шикарном сером костюме искусной кройки.
        - Я похищаю у вас княгиню? - Эд предложил Руте руку.
        - Конечно, сир, - девушки вежливо и почтительно поклонились.
        Рута вцепилась в руку Эда как в спасательный круг, и они медленно пошли между расступающимися и кланяющимися людьми.
        - Почему ты мне навешала лапши на уши, княгиня? - немного зло, но по-русски точно прошептал Эд.
        - Да? А ты бы посадил княгиню Турбину на мотоцикл? - оправдывалась Рута.
        Эд немного подумал.
        - Нет, Руатана, - наконец сообщил он.
        - Я не люблю имя Руатана, - огрызнулась Рута.
        - А как же мне тебя именовать, княгиня? Берта?
        Рута остановилась и выдернула руку.
        - Нет! Меня зовут Рута! И не злись!
        Серые глаза Эда весело сверкнули.
        - А я не злюсь… И не шуми, пожалуйста, на нас обращают внимание.
        Эд взял Руту за руку и довольно властно повел к плетеной золотой скамейке под экзотическим деревом. Они опустились на сиденье.
        - А что ты здесь делаешь? - неожиданно спросила Рута.
        - То же, что и ты. Да, кстати, я раньше в такие обороты не попадал, поэтому, - лицо Эда приняло трагическое выражение, - княгиня, я прошу вас стать моей женой!
        - Ты с ума сошел? - Рута растерялась: Эд рехнулся!
        - Нет, я нормальный, как и ты. И кстати, со мной так еще никто не разговаривал.
        - А ты хрустальный, Эд? - Рута шутливо вскинула брови.
        - Нет, хуже, - Эд наклонился к уху Руты, явно собираясь выболтать какую-то тайну, Соединенного королевства Великобритании, - я твой жених. Ну так что, Рута?
        Рута отшатнулась:
        - Ты - король? Ты?!
        - А что, это преступление? Я, например, сказочно счастлив, эээ… безмерно, что княгиня Турбина - именно ты…
        На глазах у Руты появились слезы. Эдвард искренне испугался и схватил Руту за руку.
        - Рута, Рута, ты что? Поверь, если я тебя обидел, то нечаянно. Я летел сюда за княгиней Турбиной, а думал только о девочке, с которой чуть не разбился на байке. Меня Алекс успокоил, что все нормально. Но Рута! В наше время король - это обозначение, я просто человек, как и ты! - отчаянно воскликнул Эд.
        Рута кивнула, глотая слезы…
        - Хорошо, хорошо, Эд, только я очень прошу, немедленно увези меня из этой страны! - и уже шепотом: - Здесь правит Сатана…
        Эдуард недоуменно посмотрел в отчаянные и такие измученные глаза невесты. И поверил. Поверил каждому ее слову, мгновенно вернувшись мыслями к нелепой смерти своих родителей. Простуда ли?
        - Расскажи мне, - попросил он.
        - Не тут, не тут! - взмолилась Рута и вдруг заулыбалась, насмешливо и высокомерно, глядя куда-то за плечо Эдуарда.
        Король обернулся. К ним направлялся танцующей походкой мрачный ставленник Императора - Алекс Ганарник.
        - Грешник? - сам себя спросил Эд.

…Пропасть словно была бездонной.
        - Да-а-аша! - кричала Марина, проваливаясь в безумную пустоту, из которой время от времени материализовывались адские создания и рвали когтями их измученную плоть. От них не было пощады, боль сводила с ума, спастись было невозможно.
        - Тише-тише, - успокаивала Марину Даша, такая же исцарапанная, с ввалившимися глазами и обугленными крыльями…
        - У тебя крылья! Крылья! - опять сорвалась на крик Марина. - Они поэтому тебя обходят!
        - Какие крылья? - удивилась Даша, обернувшись.
        Приближающееся к ней чудовище с разинутой пастью отшатнулось, напоровшись на взгляд Дарьи, заскулило, сжалось, - но ад продолжался, и крыльев Дарья не заметила.
        Падение закончилось в декабре. Они находились на пустынном берегу. Марина, вся в крови, смотрела на Дашу:
        - Ты действительно беременна, - она взглянула на треснувшие часы, размазанные по острым выступам скалы. - Декабрь на исходе, странные часы идут верно, - и разрыдалась. - Прости меня, Дарья, прости… - Марина упала на землю. - Прости меня, ангел!
        Даша подняла голову, всматриваясь в серое небо.
        - Что-то очень тихо, Марина, - сказала она. - Мне это не нравится.
        Неожиданно раздался грохот, пошел ливень, сильнее и сильнее.
        - Марина! - закричала Даша и схватила Марину за руку.
        Поток воды столкнул их в разверзшийся океан и закрутил. Они отчаянно боролись со штормом и бурей. Вода кишела змеями и чем-то еще, на что не хотелось и смотреть, это что-то разрывало одежду, резало ноги и руки крепкими клещами и шипами.
        Их выбросило на мель в начале февраля. Они оказались на крошечном островке из сваленных в кучу обломков деревьев, скелетов животных и людей.
        Даше стало плохо, она рожала.
        - Восьмимесячный? - задыхаясь, спросила она.
        - Восьмимесячный, - прошептала Марина и плача, размазывая кровь и слезы по лицу, стала принимать роды…
        Боль была сильной - особая боль рождения, специально приготовленная для одной женщины, она была чудовищной. Даша умирала, а Марина седела по мере того, как заглядывала в измученные смертью и болью сиреневые глаза.
        Дети родились в следующем феврале, муки рождения продолжались двенадцать часов… Все заволокло болью, все стало красным, Марина тоже слилась с Дашиной болью… они кричали вместе, пронизанные одной каленой стрелой боли, потом этих стрел стало больше и больше, Марина попыталась посчитать наконечники, но сбилась и попыталась затолкнуть стрелы боли в землю, но земля не принимала и возвращала их Марине… Реальность и нереальность смешались. Когда все закончилось, два родившихся мальчика были годовалыми…
        Марина не смогла осознать все это и в отчаянии закричала:
        - Боже, не оставь ее!!! Все же ангел Твой! - а сама, будучи уже не в силах совладать с рассудком, подбежала к краю острова и кинулась в пропасть, вместе с водой и кровью…
        - Марина? - позвала Даша, приходя в себя.
        Вновь пошел дождь… Дети ползали вокруг Даши, а она набиралась сил. Выползающие на берег страшного острова твари тут же шарахались в сторону, лишь приметив сияние огромных крыльев.
        - Марина? - опять позвала Даша, но ответа не было.
        Через некоторое время Дарья поняла, что Марины больше нет, она сгинула здесь.
        - Не оставь ее, - шепотом попросила куда-то Даша, - не оставь, ибо не ведала она, что творила!
        Кроваво-лиловый океан у подножия крохотного острова, где находились Даша и дети, начал переливаться; яркое свечение, спиралью поднимаясь из океана, поплыло вверх.
        - Марина… Спасибо, - Даша поблагодарила и стала проваливаться в небытие…
        Остров исчез, его заменил холод арктических просторов, мерцающий снег. Огромная львица красно-коричневого цвета подбежала к Дарье и, лизнув ее в щеку, легла рядом. Даша уткнулась в нее бессознательно, пытаясь согреться. Малыши подползли к Чарлет, ручками принялись толкать ее в мягкий живот. Львица приподняла мощную лапу и пустила малышей к себе ближе, вытянувшись огромной горой тепла и любви. Чарлет урчала, прикрыв малышей лапой, а те сосали ее, кормясь молоком львицы, словно это было совершенно естественно.
        - Ну, вот вы где! - рядом появилась Сова. Она стянула плащ и накрыла Дарью, а потом присела около малышей. - Вот в пекле-то я и не додумалась вас искать. Это уже вышло за рамки любых изменений Констант, - Сова разозлилась, ее лицо стало безжалостным и холодным. - Ну, братец! Чарлет, подкорми детей и оставайся с ними, скоро я вытащу всех!
        Чарлет блаженно заурчала, с удовольствием отдавая силы и тепло малышам.
        - Ха! - Сова усмехнулась. - Мамочка нашлась! Чуть не забыла! Парни, два имени - Ригден и Рожден! Разбирайте, кому какое нареченье нравится. Чарли, помоги своим детям! Я скоро!
        И девушка, обернувшись белой полярной птицей, воспарила в немыслимые небеса, сотворенные из огня и холода.
        - Егор, - позвала Юнона и, пошатываясь, зашла в темную комнату.
        Положив голову на стол, Егор спал, измотавшись за последние трое бессонных суток. Он так и заснул здесь, не разбудив Юну. Юнона поставила на стол свечу и обняла спящего Егора за плечи. От его волос пахло дымом постоянных городских пожаров, одежда провоняла бензином, маслом…
        - Юна? Юна, зачем ты встала, тебе нужно больше спать! - встрепенулся Егор.
        - Я испугалась во сне, что потеряла тебя, и проснулась.
        Егор посадил Юну на колени и, обняв, уткнулся ей в плечо. Глаза сами закрывались от усталости. За последнее время Егор похудел и осунулся.
        - Егор? Родители. Что-то узнал? - тихо спросила Юнона.
        - Не нашел, любимая, не нашел еще. Но, вот увидишь, обязательно найду, только тебе нужно поправиться, я за тебя отвечаю перед ними. Ты должна их встретить здоровой.
        Егор помолчал.
        - Возможно, после пожаров они где-нибудь спрятались, найдем, всех найдем… - Егор вздохнул и задремал.
        Юна положила подбородок на голову Егора и, обхватив ее руками, задумалась.
        Егор обманывал Юнону. После того, как служба СС под руководством его отца огнем начала вычищать кварталы христиан, пожар перекинулся на остальные районы города, сгорели почти все дома и сооружения. Погибло очень много людей, в том числе и родители Юноны. Погиб и сам генерал Торин. Когда Егору посочувствовали, он лишь сказал: «Поднявший меч от меча и погибнет»…
        Голод, экономический и энергетический кризис. Эпидемии косили народы и страны, страшные болезни в день уносили десятки тысяч жизней. И наряду с этим кто-то блаженствовал, выполнив лишь одно условие - позволив поставить себе клеймо. Капитан Торин всячески избегал этого. Егор боялся за Юнону, которая болела уже третий месяц: никто не мог поставить диагноз, она медленно умирала. Егор панически боялся развязки, он не мыслил себя без Юноны, поэтому верил, что она выздоровеет, хотя врачи говорили обратное.
        - Егор, - зашептала Юна, - ты меня слышишь?
        - Угу…
        - Егор, через неделю должны уничтожить королевскую семью.
        - Какую? - не понял Егор.
        - Ведь Эдвард и маленький сын Руты Эдуард - последние представители английской королевской династии, - прошептала Юнона. - Они отказались ставить клеймо Сатаны.
        Егор поднял взгляд на Юнону.
        - Егор, спаси Руту, пожалуйста, Егор! - Юна умоляла…
        - Но, малыш, подумай сама?
        - Егор, ты же Торин в конце концов!
        Эдвард, король английский, и его жена, русская княгиня Турбина, ныне королева, стояли перед группой солдат, за спинами которых расхаживал Алекс.
        - Ну что ж, Ваши Величества, - говорил он, - война за веру есть война за веру. Сами виноваты, никто этой жертвы во имя мертвого Бога не хотел. Начинайте, - Алекс пошел прочь.
        Эдвард прижал к себе растрепанную Руту, свободной рукой взяв у нее месячного сына, наследника Эдуарда. В конверте, где находился Эдуард, были спрятаны королевские документы, удостоверяющие личность малыша и его родителей. Солдаты подняли короткие автоматы. Лейтенант собирался скомандовать «Пли».
        - Стойте! - раздался голос.
        Эд и Рута видели, как солдаты и лейтенант вытянулись по струнке и отдали честь. Королевская чета обернулась. Рута отпрянула: перед ней в форме капитана СС стоял Император Дил.
        - Дил? - прошептала Рута и прижалась еще сильнее к Эдварду.
        Но «Дил» устало улыбнулся, его глаза по-человечески добро блеснули.
        - Я капитан Егор Торин, муж Юноны Лесовской, - одними губами сказал он.
        Рута и Эд его поняли, а солдаты и лейтенант, к которым он стоял спиной, не видели ничего…
        - Она жива? - Рута растерянно взглянула на благородного Эдварда, а затем на Егора.
        Егор кивнул.
        - У меня нет возможности спасти вас двоих. Максимум через сутки меня уже раскроют. Но сейчас я прилетел к вам на остров со спецотрядом под выдуманным предлогом. Я могу забрать Эдуарда. Думайте, быстро! - губы Егора шептали лишь для двоих.
        Рута и Эдвард, прикрытые широкой спиной Егора, смотрели друг другу в глаза. Наконец Рута сказала:
        - Обещай отдать ребенка Юне.
        Егор кивнул.
        Эдвард, несломленный последний монарх земли, поцеловал спящего сына и медленно передал его жене. Рута взяла конверт с ребенком и внимательно всмотрелась в его спящее личико, затем, также поцеловав и перекрестив по христианскому обычаю своей страны, отдала Егору.
        Егор взял наследника на руки и сказал:
        - Прощайте, Ваше Величество. Прощай, Рута. Честно, я не знаю, как расскажу об этом Юноне, она просила вернуть всех.
        И Егор, отдав честь английской королевской чете, отошел в сторону. Солдаты и лейтенант недоуменно смотрели на него.
        - Лейтенант, делайте свое дело, - бросил Егор.
        - Но господин капитан! Вы уносите наследника, что скажет повелитель, ведь приказано?
        - Молчать! - закричал Егор. - Не лезьте не в свое дело, лейтенант… Это приказ Императора.
        Рута неотрывно смотрела на сына. От звука голоса Егора ребенок проснулся, молочными глазками взглянул на мать и широко раскрыл ротик.
        - Его надо покормить, - робко попросила Рута Егора.
        Егор скованно кивнул и, повернувшись, пошел прочь. Руте стало нехорошо, Эдвард подхватил ее.
        Уже очень издалека Егор услышал выстрелы и оглянулся на безликие серые крепостные стены.
        Через полчаса капитан Торин уже взлетал, оставив на земле вдруг растерявшихся и покачивающихся как болванчики солдат спецотряда. В его планы не входило возвращать всех. Егор смотрел на маленького - теперь уже короля - Эдуарда и думал, повредит ли месячному ребенку абрикосовый или яблочный сок? Что бы сказала Рута, королева? Думал, что скажет Юнона, и сколь велика духовная сила и Вера истинных монархов Земли…
        Машина Егора Торина петляла среди развалин городских зданий, обугленных деревьев и взорванных тротуаров. Люди, бродившие как тени, терялись в темных обрушившихся подъездах. Город кишел эсэсовцами с одинаковыми деревянными глазами. Они грабили, уничтожали, разрушали, насиловали, убивали. Они бесчинствовали целой армией от лица одного - Сатаны, мстящего Богу.
        Егора не останавливали, не смели. Еще не смели. Поэтому он ехал домой, с мыслью о Юноне, ради которой он жил, а теперь. Егор взглянул на ребенка, спящего на сиденье. Его покормили и перепеленали час назад в военном госпитале, после чего Егор вновь спрятал в конверт малыша его фамильные бумаги. Что теперь делать? Юнона больна, за ребенком нужен глаз да глаз, а он сам. Егор не сомневался, что его схватят. Он надеялся на «авось», вдруг сработает? Капитан Торин усмехнулся: как «Юнона и Авось», да еще английский король.
        Егор резко затормозил и, бросив руль, придержал чуть не скатившегося на пол младенца.
        Под колеса едва не попал высокий худой мужчина в черном плаще. Егор выскочил из машины.
        - Ты соображаешь, куда прешь?! - закричал Егор.
        - Извините, - неуклюже отозвался мужчина. Не поднимая головы, он собирал бумаги.
        Егор сердито ждал. Наконец мужчина поднялся и удивленно сказал:
        - Ну и грубиян же ты, Егор!
        Потрясенный Егор узнал в бледном, изможденном человеке Яна Литке…
        - Ян?!
        - Он самый. Ты куда пропал, Егор? Где Юна, Вацлав и Алина? Мы с Олесей уж и не знали, что думать!
        - Вацлав и Алина погибли, - ответил Егор, - а ты еще умудряешься радоваться жизни, Ян Вильгельмович.
        Глаза Яна потухли.
        - Погибли? А дочь? Юна? Где твоя жена?
        - Она не знает, что родители погибли. Ян, она умирает.
        - Что с ней?
        Егор пожал плечами.
        - Мне сказали, все бесполезно…
        - Немедленно вези девчонку к нам!
        - Но Центр разрушен! - удивился Егор. - Я там все обыскал!
        - Константин, то есть профессор Байкалов, Агей и я - мы работаем, мы живы. Я еду с тобой.
        Егор кивнул и вернулся за руль.
        Ян открыл дверцу и изумленно уставился на ребенка.
        - Это что такое? - пробормотал он, беря младенца на руки и опускаясь на сиденье.
        Машина тронулась…
        - Познакомься - Эдуард, английский король, сын Эдварда и Руты Турбиной, последний из английской правящей династии…
        Ян потрясенно слушал.
        - И что, ты собираешься вручить маленькую августейшую особу больной восемнадцатилетней девочке?
        - Я обещал Руте и Эдварду.
        - Ну-у, милый мой, они были загнаны в тупик. Да и потом, Юнона - единственный человек, которому до конца верила княгиня, то есть королева. Пока Юна не будет совершенно здорова, подкинем ребенка Олесе и Елене Байкаловой. У них хорошо получится. Кстати, еще у нас живут английский консул, лорд Чарльз Чатлер и французский граф де Ренье…
        - Что они у вас делают? - воскликнул Егор, услышав имена разыскиваемых аристократов.
        - Спасаются от режима вместе со своими многочисленными сопровождающими, в жилах которых течет голубая кровь. О, - Ян закатил глаза, - ну, Чарльз еще ладно, но остальные! Как они лезут под руку!
        - Юна! Юна! - Егор влетел в темную квартиру.
        Никто не отозвался, сердце бешено заколотилось…
        - Юнона! - Егор заскочил в спальню.
        Юна спала, бессильно свесив левую руку.
        - Юна, - уже намного тише и спокойнее, садясь рядом, сказал Егор, - ты меня напугала.
        Юна открыла красивые, как живая темная ртуть, глаза и села на кровати. По ее щекам потекли слезы.
        - Егор, где ты был? Я испугалась. Так долго ты еще ни разу не отсутствовал.
        - Ну, ну, - Егор шумно вздохнул и, поцеловав Юнону, обнял ее, - я же вернулся.
        Юна обняла Егора правой рукой за шею и положила голову ему на плечо.
        - Я все знаю, Егор, ты и не мог бы успеть, это немыслимо. Их расстреляли, - прошептала она.
        - Я спас сына Руты, Эдуарда, - ответил Егор.
        Юна посмотрела в его черные, любящие глаза.
        - Но это невозможно!
        - Возможно, ради тебя все возможно. До сих пор не понимаю, как Сатана, зная, что на Земле есть такой человечек, как ты, до сих пор не убрался отсюда, перестав нас мучить.
        - Фантазер! - Юна взъерошила волосы Егора. - Какой ты чумазый. А где Эдуард?
        - Внизу, в моей машине, ждет нас вместе с Яном Литке.
        - С Яном? - воскликнула Юна. - А тетя Олеся?
        - Мы сейчас уезжаем к ним, - ответил Егор.
        - И никогда больше не вернемся в нашу кошмарную квартиру?
        - Никогда!
        Юна счастливо рассмеялась, а с души Егора свалился многотонный камень, тяготивший его долгие месяцы. Она выздоровеет, она обязательно выздоровеет, если она наконец рассмеялась.
        - Я люблю тебя, - прошептал Егор.
        - Я тебя тоже. Мы заберем все продукты, у нас их полно, твоими пайками можно накормить взвод.
        - Но ты ничего не ешь сама.
        - Не хочу, Егор. Забирай - в кухне пять больших рюкзаков.
        Егор появился у машины с двумя тяжелыми рюкзаками.
        - Ты что, мебель перетаскиваешь? - спросил Ян, качая Эдуарда.
        - Нет, это продукты. Для теней отца Гамлета, таких, как ты.
        - И где ты взял их? - удивился Ян. - Императорский склад ограбил?
        - Ты забыл, кто я, Ян. Лучше помоги, я буду выносить, а ты складывай на пол перед задним сиденьем.
        - И много еще?
        - Три.
        - Влезет?
        - Втрамбуем, Юна откажется ехать без них.
        - Ты что, превратил ее в Плюшкина?
        - Она все время думает, что вы где-то голодаете, и сама не ест.
        - Правильно думает. Но сама - это неправильно.
        Когда спустилась Юнона, Ян ахнул:
        - Бог ты мой! Девочка… тебе нужно срочно под систему.
        - Дядя Ян! - Юна разрыдалась и бросилась к Литке.
        Машина ехала по страшным лабиринтам, в глубь городских трущоб. Ян показывал дорогу, Юна на заднем сиденье спала, крепко прижимая к себе младенца Эдуарда Последнего.
        Они притормозили у разрушенного почти до основания дома.
        - Нам сюда, - сказал Ян.
        - Но здесь же ничего нет, - удивился Егор.
        - Ты упускаешь из виду мелочи, капитан. В середине прошлого века здесь вырыли отличное бомбоубежище, да забыли про него. У нас из этого бомбоубежища получилась неплохая клиника. Подожди…
        Ян вышел из машины и скрылся в развалинах. Егор обернулся к жене. Юна спала, но дышала неровно, зато король-младенец, чувствуя тепло ее рук, посапывал свободно и спокойно. Егор с нежностью смотрел на принадлежащую только ему прекрасную златокудрую мадонну с младенцем.
        К машине вернулся Ян, ведя с собой Олесю и Агея. Егор вышел и поздоровался.
        - Егорушка! - воскликнула Олеся. - Ты осунулся. Невероятно осунулся! Мальчик мой!
        Олеся прижала к себе голову Егора и расплакалась.
        - Да я… я… я просто не спал пять суток… почти, - Егор смутился от нахлынувших чувств.
        - Как?! - Олеся была в ужасе.
        - Нет, ну я спал по полчаса.
        - И как же ты ходишь? - очередь удивляться пришла Агею.
        - Как и ты, Агей, - ты тоже не спишь.
        - Ну, я врач, - Агей открыл дверцу машины и спокойно, почти равнодушно передал младенца Олесе, округлившей глаза.
        - Осторожно! Это английский король! - воскликнул Егор.
        Из машины послышался голос Агея:
        - Она без сознания.
        Егор рванулся к дверце, пытаясь оттолкнуть Агея, но Агей крепко схватил его за руки и процедил:
        - Не впадай в истерику, Егор, и не трогай ее сейчас. Твоей Юноне нужна помощь врача, а не паника мужа!
        Егор отступил. Агей аккуратно вынес Юнону из машины.
        - В ней не больше сорока килограммов веса, - сказал озабоченно он и пошел в развалины.
        Следом за ним, как за поводырем, спотыкаясь о камни, поплелся Егор и побежала Олеся, с английским королем на руках.
        - Юна, Юна, ты меня слышишь? - звал Егор.
        - Нет, Егор, - профессор Байкалов положил ему руку на плечо. - Она тебя не слышит, малыш, она спит.
        - Спит? Честно? А зачем капельницы? Сразу две!
        - Тише, тише, - успокаивал Байкалов, - так нужно. И тебе, сынок, необходимо выспаться. Твое бодрствование ненормально. Иди, поспи.
        - Егор, - позвал Агей, - тебя наверняка уже ищут. Лучше избавиться от твоей машины. Я отгоню ее за город и столкну с обрыва…
        - Да, конечно, - рассеяно отозвался Егор. - Только я сам.
        - Ты уснешь за рулем, Егор, это исключено.
        - Исключена твоя поездка, Агей. Ты за рулем моей машины - это указатель на нас всех.
        Егор нагнулся к Юноне и, поцеловав ее в щеку, прошептал:
        - Я вернусь, обязательно, нам не так много осталось мучиться.
        Егор шел по коридору, когда его остановила Елена Байкалова:
        - Идем за стол. Ты нам царский обед устроил, сынок!
        - Не сейчас, - улыбнулся Егор.
        Дверь соседней комнаты была открыта, и Егор невольно заглянул в нее.
        Сэр Чарльз восклицал, читая бумаги Эдуарда и потрясенно поглядывая на маленького короля. Затем он заметил Егора:
        - Вы самый отважный человек в мире! - от всего сердца сказал он.
        Егор кивнул и пошел к выходу.
        Шел снег… Все укутало белым. Даша, обессиленная, но согревшаяся теплом древней львицы, уже через два часа встала на ноги и еле подняла сытых и спящих сыновей.
        - Спасибо тебе, - сказала она львице.
        Та лизнула ее руку и позволила женщине с двумя детьми на руках опереться на нее.
        - Надо идти, - прошептала Дарья львице.
        Даша шла по обледенелой пустыне бесконечно, она уже не чувствовала ног, изрезанных болью, она тихо молилась и прижимала к себе близнецов, лепечущих и говорящих «мама». Ее обступали монстры, она видела призраков, агонизирующих людей. Море страданий, силуэты смерти, удары боли, волны безумия, пустыни льда, стены огня, потоки крови. Чарлет рычала на них и крепче прижималась к Дарье, обороняя от неведомого врага.
        В какой-то момент Даша не выдержала:
        - Я не могу больше! - закричала она, готовая упасть.
        Как вдруг, словно кто-то ожидал этого, в воздухе раздался смех, ужасный, сатанинский смех.
        - Нет! - твердо сказала Дарья и подняла глаза в ледяное небо небытия.
        В небесах - не серых, а голубых - отражался лик. В больших опрокинутых глазах синевы небес стояли слезы. И Даша, собрав последние силы, чувствуя поддержку мощного зверя, шагнула в сентябрь третьего года.
        Ее глаза заволокло, она инстинктивно прижала к себе детей и стала проваливаться в никуда…
        Почему-то никуда оказалось устелено мягкой травой.
        Егор в недоумении остановил машину на пустынном загородном шоссе… Неужели он настолько хочет спать, что ему мерещится? Он помотал головой, но виденье не исчезло. Тогда он выбрался из машины и медленно пошел навстречу «призракам». Двое малышей, похожих как две капли воды, с удивительными огромными сиреневыми глазами ползали по обочине дороги.
        Егор подошел к ним и, присев на корточки, с изумлением спросил:
        - Вы чьи?
        Один из карапузов серьезно взглянул на Егора и ответил детским голоском:
        - Мамины.
        Егор чуть не упал. Детям было не больше полутора-двух лет. Одетые в холщовые длинные рубашонки, они выглядели более чем странно…
        - А как вас зовут?
        - Меня Рожден, а его… - малыш обернулся к брату, - он говорит, что Ригден.
        - Говорит? - удивился Егор. - Но он молчит.
        - Все равно слышно, - засмеялся малыш.
        - Вы телепаты, наверное, мутанты. А может, я в раю, и вы ангелы.
        - Пойдем, - личико заговорившего Ригдена было серьезно, - там маме плохо.
        Егор шагнул за малышами в траву и увидел девушку в такой же холщовой рубашке и нелепо смотрящемся здесь белоснежном плаще с золотой застежкой в форме Совы. Девушка без сознания лежала в траве лицом вниз. Он аккуратно поднял ее и ахнул: это была Даша.
        - А ну-ка, малыши, поедем-ка к папе…
        Егор думал о том, как сообщить, что он нашел Дашу с детьми? И возвращаться небезопасно. Как?
        - Ты представь себе место и телефон там, - неожиданно заявил Ригден, - а я сообщу номер.
        Егор затормозил у обочины.
        Ян наблюдал за Юноной, когда раздался телефонный звонок. Он осторожно поднял трубку и вслушался, ничего не говоря.
        - Алло! Это Егор Торин.
        - Да, Егор! - отозвался он.
        - Ян, я нашел Дашу с детьми, срочно выезжай.
        - Что?! Егор!
        - Да слушай же, я нахожусь…
        Ян выбежал из убежища, оставив Юну на медсестру и никому ничего не сказав. Медсестра сняла капельницы и увидела, что девочка пришла в себя. Она смотрела в потолок темно-ртутными глазами. Медсестра погладила ее по голове:
        - Как тебя зовут, малышка?
        Внимательные глаза посмотрели на сестру, и девочка тихо ответила:
        - Заряна.
        - Ты полежи, Заряна, я позову профессора.
        Когда медсестра вышла, Заряна, забывшая Юнону, осторожно встала и, сдвинув со лба огненную рыжую прядь, выплыла как тень в коридор, откуда выбралась на улицу и ушла, теряясь среди развалин.
        Обшарпанный «кадиллак» Яна затормозил возле машины Егора. Когда Ян увидел Дашу, он тяжело вздохнул и вытер лоб, вспотевший от волнения.
        - Рожден и Ригден, - представил Егор детей Яну.
        - Да? - Ян крайне изумился. - Невероятно!
        - Ты Ян? - спросил Рожден.
        Ян не успел ответить, в воздухе послышался шум вертолета.
        - Быстрее, Ян! - закричал Егор, перенося Дашу в «кадиллак».
        Взвизгнув колесами, «кадиллак» сорвался с места, Егор погнал свою машину в другую сторону. Он петлял, пытаясь вырваться из-под пулеметных выстрелов. Отстреливаться было бесполезно.
        В рации послышался голос Алекса:
        - Капитан Торин, вы заблокированы со всех сторон, остановите машину.
        Потом:
        - Не валяй дурака, Егор, лучше все решить честно и спокойно. Ты помогаешь коронованным особам - уж не потому ли, что твоя жена - спасенная подружка королевы? Подумай о себе, Егор.
        - Сволочь, - отозвался Егор и, вытерев пот со лба, на полной скорости врезался в скалу.
        От сильного сотрясения смятая в лепешку машина загорелась, Егор поднял окровавленную голову и прошептал: «Не бросай меня, Юна», - затем бессильно уронил голову на исковерканный руль. Машина взорвалась и заполыхала, как факел.
        - Егор! Егор! - окликнула Сова молодого капитана, наблюдающего, как горит его машина и как стервятниками слетаются на нее СС.
        Егор оглянулся.
        На него смотрела и улыбалась белокурая девушка с изумрудными глазами, на ее плече на белой майке были приколоты две золотые броши, изображающие сову и стрелу.
        - Иди прямо по этой дороге, - сказала девушка. - К вечеру ты доберешься до одного удивительного места, где тебя ждет Юна.
        - Правда?
        - Конечно! И не нарушай больше законов физики!
        - В смысле? - не понял Егор.
        - Запомни на будущее, когда придется горько сожалеть о прошлых ошибках: Божьи Константы этого мира неизменны, они все равно возвращаются на место.
        - Хорошо, - согласился, не понимая, Егор. - А машина? - он кивком указал на догорающий факел врезавшегося в скалу джипа.
        - Погрешности, две реальности, сам потом найдешь ответ, иди!
        И Егор послушно побрел по длинной и пустой дороге к обещанному удивительному месту. Невероятным образом ему вдруг стало очень легко и свободно…
        Дил сидел на скамейке, откинув голову назад и раскинув руки вдоль спинки. Его глаза были закрыты. Он с жадностью и наслаждением вдыхал предвечерний воздух Земли.
        Отпела гроза. Но буря впереди, а что в вечности? Они мужественно дрались, его войско насчитывало столько воинов, сколько песчинок на морском берегу. Невообразимые по мощи корабли. Целое войско парапсихологов-солдат; армия нечистой силы; его приверженцы - все ввергнуто во прах и сброшено на Землю. И опять, как когда-то, горящий странным, вызывающим благоговенье светом взгляд Отца, пронзивший его. И мысль Его, острая как стрела. Я изгоняю тебя, Люцифер, ибо ты совершил грех.
        Он совершил грех? Он тогда совершил грех? Он? Лучший из его сыновей? Желающий помочь… Грех?! Да что вы знаете о грехе? Неужели грех - это отступление от вами принятых, державных канонов? А чужое мнение, иное? Зачем вся эта иерархия? Разве грех дать человеку опасный плод с дерева познания целого мироздания? Грех? Ему было интересно узнать возможности законсервированных и спящих центров мозга этих существ… Тогда Отец простил его, а Каина - нет. Убийцу - не простил!
        Люди жили только любовью! К его Отцу и между собой. Разве можно ограничиться одной любовью? Да когда он вмешался, они хоть стали развиваться… И люди вышли из повиновения. Ну и что ж, Повелитель Вселенной, Император света получил государство в государстве; а его Сын Утра стал Князем Ночи. Если уж на то пошло, то виновато все борейское потомство, выведенное в этом питомнике голубой планетки. Почему же Отец выбрал человечество, а не его? Почему? В который раз он задавал себе этот вопрос. А люди проклинали его, давшего им первым лучшее - истину, знание, способность сомневаться и рушить догмы морали, а не голую любовь. Помнится, когда пришел Калкин Будда, да и Иисус, они прошли тысячу километров пути к городу Учителей.
        Люцифер скривился в усмешке. Его «братик» искал земную истину там, на станции, возглавляемой этим парнем… или как его там окрестили… Ригден-Джапо! Ну да… И каждый в итоге имел дело с Люцифером, его властью, бродящей в людях. Потому что истина землян не в сознании единства и любви к Отцу, а в их душах! Уж онто знал толк в заблудших душах.
        И вот теперь. Да, именно теперь «братик» решил изолировать его от человечества. Добрые мои! И ангелы посмели подняться на него.
        И он пал… Н-да! Ну хоть на Землю. Ничего, он сотворил Зверя. Его помощник покорил людей чудесами. И он отдал власть ему, он умный парень. Изобрел знак Зверя, заклеймил всех тремя шестерками. Его эмблемы смертоносны. Не будет носитель благоговеть перед Люцифером - и эмблема, настроенная на излучения мозга, просто убьет. Правда, были и отказники, не желающие ставить эмблемы. Их его ребята убивали. Он не уступит Землю просто так, не уступит.
        Он еще раз глубоко вздохнул могучей грудью. На кармане голубой куртки красовалась эмблема дракона. В этот раз Отец сказал ему… Когда его крейсер подбили далеко в космосе у гибнущей звезды, то на борту обреченного энергокорабля появился вездесущий, как мысль, Отец. Он сказал ему: Люцифер, ты не понял меня. Ты не понял Земли. Ты будешь наказан.
        Я не боюсь боли, Отец. Я не боюсь ничего. Я же твой сын.
        Ты любим мной, как и прежде, но ты истинно проклял себя! Ты будешь наказан тем, что не понял и не принял!
        Отец исчез, а энергетический крейсер взорвался в космосе, как миниатюрная сверхновая. Унося в пекло звезды две воюющие стороны. Он сам было усомнился, что выкарабкается из могучего тяготения. Его спасла сестра. Вездесущая Сова вовремя сунула любопытный нос в его дела. Он сотворил себе помощника и рокировался на Землю. Почти рядом с этой скамейкой у шуршащего моря, в кусты мальвы, где его нашла… Дил печально нахмурился. Что за наказанье придумал ему Отец, ему, бесстрашному, как огонь? Ему, Сильнейшему? Восставшему против самого Бога? И если Отец любит его, то ни за что не причинит ему вред. Кто же посмеет наказать его, кто?
        Он рассмеялся глухо и раскатисто, не открывая глаз. А затем опять замолчал - кто-то шел сюда. Все ближе и ближе. Он вслушался, улавливая волны и излучения, ему лишь доступные и ясные. Человек. Однозначно. Интересно, что на нем нет эмблемы и числа. Зверь еще не всем поставил эмблемки? Ему не хотелось, чтобы кто-то подходил к нему, и он направил волны страха в сторону идущего. И, к удивлению, не свойственному ему, обнаружил, что человек приближается все равно. Неотвратимо, как судьба. Он плюнул на это дело и представил себе приятную картину.
        Свет, много света. Отец, ласково улыбающийся ему в вихре голубых вибраций. Он только что родился, лучи раннего Утра мироздания. Воспоминание кольнуло его, он застонал.
        - Вам плохо? - тихий участливый голос разбудил его, вернул из грез.
        Он открыл глаза. В бездонности их ночи отражались все звезды вселенной. Перед ним стояла девушка. Он цинично оглядел ее с головы до ног. Где-то он ее видел? Не-ет, просто обыкновенная земная девчонка-нищенка. Красивая. В лучшие бы времена. Но! Сейчас не до этого, у него проблема.
        - Не-ет, - протяжно ответил он девушке и опять закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.
        Но девушка не уходила, он чувствовал это. Он опять открыл глаза.
        - Ну что тебе? - грубо спросил он.
        Девушка поежилась, ее знобило.
        - У вас проблема? - мягко спросила она. - Может, я помогу?
        Он рассмеялся. Чем может помочь она? Кому? Дьяволу? Виданное ли дело, чтобы ему предлагали помощь? Даже его Зверь боялся задать подобный вопрос. Он внимательно вслушался в стоящую перед ним девушку. Она дрожала от холода и высокой температуры. Люцифер отметил, что она смертельно больна. Может, протянет еще несколько часов, а может, нет. Что ж, люди должны умирать. Но эта доходяга предложила ему помощь.
        - Ты знаешь, кто я? - ухмыльнулся он.
        Она оглядела его форму.
        - Космонавт?
        Люцифер захохотал. Небо разрезало кровавой зазубренной молнией, поднялся шторм, ветер как пыль швырял кричащих от бессилия чаек.
        - Садись, - Сатана указал девушке на место рядом с собой.
        Она послушно села. В конце концов, это его обязанность - падаль! Девушку знобило. Используя свою силу, Люцифер окунулся в боль девушки. Она горела. Все ее существо, стремящееся к жизни, медленно угасало, словно деревья на камнях. Он полез в ее мысли и обнаружил абстрактную картинку. Она думала о самом счастливом моменте в жизни, как и все люди перед смертью. Но его поразило другое. Она вспоминала Утро. Ясное, нежное, розовое и бархатноароматное, усыпанное лепестками мохнатых персиковых цветков. Он выскочил из ее сознания, как ошпаренный. Она светла! Она от Бога! Почему же она жива?! Он огляделся по сторонам, словно опасаясь своих же зверей, и инстинктивно, по неведомому и чуждому ему чувству, прижал ее к себе. Она вздрогнула.
        - Не надо!
        - А я ничего и не делаю.
        - Мне больно! - взмолилась она.
        - А-а, - Люцифер вспомнил, что не отключил и не успокоил свое жесткое поле, в котором передвигался по миру. Он убрал его. - А теперь?
        - Нормально, - но в уголках измученных губ отражалась боль.
        - Зачем ты здесь? - спросил дьявол.
        - Здесь всегда спокойно и пустынно, я пришла отдохнуть.
        - Не лги, - Люцифер прожег ее взглядом и окинул взором мечущихся чаек, - спокойно. Спокойно умереть? Так? Ведь так?
        - Да, - еле слышно отозвалась девушка
        - Но почему не в больницу?
        - У меня нет клейма…
        - Эмблемы?
        - Да. Мне удалось избежать…
        Люцифер подумал, что все-таки дело было налажено плохо, если она спаслась.
        - А ты не боишься дьявола? Ведь он вездесущ.
        - Да нет. Вроде бы у него много дел. Народ заставили верить ему и пресмыкаться перед ним.
        - Заставили? - лицо дьявола исказила усмешка.
        - Ну конечно. Люди же любят Бога!
        - У ночи есть глаза и уши, а ты говоришь такое. А вдруг я преданный слуга дьявола?
        - Нет! - девушка рассмеялась золотым смехом, от которого на Люцифера пахнуло Утром Рождения. - В тебе нет ничего рабского, ты очень красивый.
        - А что, Сатана - чудовище?
        - Ну, конечно же, - удивилась она такому незнанию. - Да и посмотри на себя!
        - Что со мной?
        - Только любя, Бог может наградить такими глазами с тайной о звездах. А раз тебя любит Бог, то значит, ты любишь Его, а любящий Бога не может быть слугой дьявола, чтобы губить народ. И клейма у тебя нет, космонавт!
        - Ты права, я люблю Бога, а он меня. У меня действительно нет клейма. Уж мне-то оно ни к чему. А людей в рабство не обращают. Люди Бога умирают в Боге. Обращенные либо преданны, либо трусливы, что равносильно богоотступничеству.
        - Они в безвыходном положении!
        - Ты защищаешь негодяев?
        - Да что ты знаешь, космонавт! Что можно разглядеть из космоса на Земле?
        - Многое, - дьявол ослепительно улыбнулся, - например тебя. Ты хотела мне помочь?
        - Я думала, тебе плохо.
        - Поможешь?
        - Да.
        - Поцелуй меня, - сказал Сатана.
        - Но, - девушка растерялась, - я же умираю.
        - На этом жизнь не кончается. Для тебя.
        Она встала и неверной походкой пошла в сторону моря.
        Люцифер зло ухмыльнулся:
        - Эй! - крикнул он. - Когда будешь на том свете, передай привет Отцу от меня. И как тебя звали-то?
        - Заряна, - эхом отозвалась она и, пройдя несколько шагов по холодному песку, упала.
        Через миг Люцифер был рядом и держал Заряну на руках, потрясенный своим страшным открытием. Затем он исчез со своей ношей, лишь следы остались на песке, да и те смыла вскоре волна.
        Крутые ступени вели во дворец Дила. Очень устало Алекс поднимался по ним в каком-то непонятном раздумье, вспоминая нечто забытое, сокрытое в глубоких полутенях памяти. Он напрягал свой фантастический мозг, он почти не видел ступеней, не понимал, что иногда останавливается, не слышал дождя и шлепков плаща о белый мокрый мрамор. Он просто шел и останавливался, погруженный в себя. Его лицо осунулось, но не постарело. Остановившись, он поднес ладони с длинными пальцами к лицу и, посмотрев на них с сомнением, потер сильно щеки, пытаясь освободиться от странного наваждения.
        Стало жарко, невыносимый жар исходил от дома его Господина, от его дома. Алекс не раздумывая снял плащ, белоснежная рубашка тут же намокла и прилипла к сильной груди и спине. Непонятное напряжение и усилия Алекса одолеть что-то, с ним происходящее, передались группе солдат СС, стоявших внизу у ступеней. Они хотели было подняться за ним, но остановились в нерешительности.
        Алекс преобразился. Стал как-то выше, мощнее, еще моложе. Но затем он вдруг сел на ступени, опрокинув лицо в ладони. Затем он закачал головой, и окружающий мир сотряс мощный крик, не похожий на человеческий.
        - Оли-и-ис!!! Оли-и-и-и-ис! Оли-ис… - кричал и кричал куда-то в пространство Ганари, а люди внизу - и солдаты, и горожане - сбивались в одну перепуганную толпу, нерешительную, дрожащую.
        Алекс же сидел и продолжал кричать, призывая неведомое существо по имени Олис, словно он беспомощный ребенок, и мир его рушится.
        Потом он замолчал и сник, но откуда-то появилась рыжеволосая кудрявая женщина, молодая и красивая. Ее глаза вспыхивали сиреневым отсветом. Она бесстрашно направилась по ступеням к Га-нарнику. Села с ним рядом на мокрые мраморные ступени и обняла его за плечи, прижимая к себе, пытаясь согреть.
        - Олис, что я натворил… - Ганари смотрел на свои руки. - На мне столько крови, на мне кровь нашего ребенка, Олис!
        - Нет, любимый, ангелы не столь беспомощны, чтобы испугаться какой-то преисподней. Наша дочь жива, она вернулась. А Господь видел твои страдания, Он не может не простить тебя.
        - Видел? - с надеждой спросил Алекс. - Вернулась… Благие вести, Олис. Но думаю, Господь отринет своего бывшего ангела, превращенного в орудие зла, в Зверя.
        Алекс был похож на беспомощного, огромного ребенка, сжавшегося в объятиях Олис.
        - Тише, тише, любимый, что бы ни ждало тебя, я последую за тобой. Ты же знаешь, невозможно убить любовь, невозможно не простить любовь.
        - Я люблю тебя, Олис, столько времен люблю, - прошептал Ганари. Он бережно взял ладони Олис в свои и нежно поцеловал, прижимая к своим губам и лицу, вдыхая их аромат. - Прости нас, Отец, - шептал Ганари. - Если можешь, прости. Не губи Олис, ибо Зверь его - это я.
        - Нет-нет, - зашептала Олис, покрывая поцелуями лицо Алекса, - я не хочу мира без тебя, он мне не нужен!
        И случилось нечто чудесное на глазах огромной толпы людей. Голубое сияние окутало Зверя и Олис, словно голубой перламутровый шар. Хлопок, похожий на небольшой взрыв, теплый дождь, резкий запах весенних цветов. И люди ахнули. Четыре огромных белоснежных крыла расправились над Ганари и Олис. Это были их крылья! Люди зашептались, солдаты, крестясь неумелыми, забытыми движениями, бросали оружие.
        - Да кто это?! - раздался голос ребенка из толпы.
        - Это ангелы Господа нашего, - ответила высокая зеленоглазая женщина. - Просто они не помнили, что они ангелы. Разве даст усомниться Сатана в иллюзиях, созданных им?
        - Ангелы, ангелы вернулись! - перешептывались люди.
        - Потому что Бог есть. И Он есть любовь. И простит Он заблудших и неправедных, потому что любви без прощения не бывает, - громко и четко договорила Сова.
        Алекс и Олис обнимали друг друга, словно это были первые и последние объятия. Мощные крылья прятали их от жестокой и умирающей реальности. Вспыхнула радуга, голубое свечение стало белым, дождь прекратился, и ангелы распахнули крылья! От взмаха крыльев двух ангелов веяло теплом и забытым детским покоем, цветами и надеждами, верой и торжеством. Огромные белые крылья поднимали их в небо, выше и выше, пока вдруг вспышка света не поглотила их.
        - Они умерли? - голос ребенка, готового заплакать.
        - Нет, конечно, малыш, - отозвалась Сова. - У ангелов тоже есть дом. Они улетели домой.
        - Домой? - переспросили люди.
        - Да, домой, - ответила Сова. - Вот вам всем разве не надо домой? Все так меняется, а вы не идете туда, где вас ждут те, кто вас любит, а стоите перед дворцом Сатаны…
        - Домой… - вздох пронесся волной по толпе людей, и они стали расходиться. Вскоре на площади осталась лишь Сова и вынырнувшая из ближайшей стеклянной витрины Чарлет.
        - Ну что, дорогая, - Сова погладила Чарлет по голове, - пойдем-ка к моему брату заглянем. Не все так однозначно на этот раз.
        И они стали подниматься по мраморным ступеням решительно и легко, словно ветер помогал им, или эпоха подталкивала в спину.
        Дил очутился в просторном старинном зале. Его дом на Земле. Сейчас.
        Люцифер пронес девушку к огромной кровати и аккуратно уложил на нее, подсунув под голову большую подушку. Он занялся лечением и, к своему удивлению, провозился очень долго, сумев сделать лишь немногое… Сильнее был только Бог… Отец звал Заряну домой.
        Девушка пришла в себя и, удивленно взглянув на Сатану темнортутными глазами, прошептала:
        - Ты?!
        Он кивнул и, шумно вздохнув, обнял ее…
        Заряна закрыла глаза:
        - Я думала, что уже не найду тебя, никогда. Я столько тысячелетий иду к тебе.
        - Не надо, - попросил Люцифер, - ты так слаба и скоро уйдешь…
        - Нет, Люцифер, - возразила Заряна, вглядываясь в бездонночерные глаза. - Мне было обещано Богом, что ты останешься со мной, как только я найду тебя, а я так долго тебя искала. Ты один такой во Вселенной.
        - А может, нас двое? - спросил тоскливо Люцифер.
        Заряна улыбнулась и покачала головой…
        - Мироздание не дублирует, ты один. У меня есть лишь двое, Бог и ты, любимый… Ты просто ошибся, я знаю. Теперь ты не будешь Дьяволом этого мира. Разве Зло и Любовь совместимы? Я так тебя люблю… Расскажи мне, как ты жил без меня?
        - Я не жил без тебя, - прошептал Люцифер. - Рассказать - все равно что ничего не сказать. Но теперь… - Дил задумался. - Я помню, как хорошо любить тебя.
        - Я с тобой, я теперь всегда с тобой, - прошептала Заряна и, вздрогнув, стала проваливаться в небытие.
        - Заряна? - имя, произнесенное шепотом, адской болью застряло в горле дьявола.
        Он напряженно смотрел в любимое лицо. Где-то на грани жизни и смерти Заряна улыбнулась, словно уже из недосягаемого далека, и прошептала:
        - Ну, вот и все, Егор, а столько тысячелетий пути. Я же говорила, что Бог не отнимет тебя у меня. Идем… идем домой, Егор, нас ждут, любимый!
        Юнона-Заряна, шедшая за Люцифером, любившая его и ненавидевшая, ставшая божьим возмездием, вернулась назад в свет со своим любимым и без него. Куда никогда не пустят воистину отверженного мирозданием и Отцом, превращенного в тайну, которую закрыл в своем сердце Всевышний.
        Дил рухнул на колени. Вспыхнул адский камин. Он отрешенно посмотрел на пламя. В его черных глазах отражались огонь и нечеловеческая тоска.
        - Я же говорила, брат, - раздался голос Совы. - Будущее начертано Отцом, не нами.
        В комнату откуда-то просочилась Чарлет и легла перед Дилом, тоскливо и понимающе глядя ему в глаза.
        - Он наказал меня, - ответил Дил. - Он неимоверно жестоко наказал меня, отобрав веру и надежду… любовь.
        - Вероятно, это твоя расплата за испорченные законы физики Пространства, - вздохнула Сова.
        - Я не сдамся!
        - А что тебе остается делать? Может, сдавшись, ты получишь свободу и вернешь любовь, которую в гордыне возжелал забыть?
        - Но ты же сама не любишь никого, сестра! - воскликнул Дил.
        - Я люблю Отца, люблю своих потомков.
        - Этого мало! - не отступал Дил.
        - Возможно, я забыла, брат, - Сова села рядом с Дилом, обняв его за плечи, и стала раскачиваться, словно убаюкивая. - Я не просто так здесь, братик, я пришла арестовать тебя.
        - Но!
        - Тсс! - прошептала Сова. - Покорись, Люцифер, это даст тебе надежду вновь обрести ту, которую ты утратил.
        Люцифер шумно вздохнул и совсем по-человечески уткнулся в плечо сестры.
        - Ты не забудешь меня? - спросил он.
        - Как я могу забыть своего брата? - удивилась Сова. - Я же люблю тебя.
        И в окно вплыла большая полная луна, как колыбель из далекого утра их рождения, где не было тьмы и сумерек, где царствовали любовь и свет, где жил Отец и однажды появилась Заряна. Чарлет зевнула и, не мигая, уставилась на круглую луну, тоже думая о чем-то своем, древнем, как она сама.
        - Мне пора, брат, - попрощалась Сова.
        Дьявол встал с колен, взглянул на мертвую Заряну и прошептал, посылая мощный ментальный сигнал Отцу:
        Все встретившиеся однажды, далее после смерти вместе, особенно любящие. Но не я. Ты сумел наказать меня, Отец. Я жду.
        Зазвенели цепи, белый сияющий столп света упал на узорный ковер. В нем стоял Архангел Михаил. В его руках были цепи.
        Люцифер засиял, словно покрылся синим пламенем, его душа, легкая и светлая в черной оболочке, освободилась от плоти, приобрела вид туманного утреннего облака и покорилась энергетическим цепям.
        Агей изумленно наблюдал за сияющим небом. Что-то менялось в мире, что-то происходило… Даже израненная душа вдруг перестала болеть… Он шел среди развалин, человек в белом медицинском халате, стоявший на страже человеческой души до последнего часа. Человек, терявший веру и веру обретший. Чем он жил? Надеждой, своей верой и, конечно, любовью, а что еще могло спасти Агея Бай-калова, молодого нейрохирурга и ученого?
        И теперь он вдруг понял, что началось перерождение мира, где не надо больше лечить души, ибо все уже излечены навечно любовью и верой. Он оглянулся назад. Из катакомб бомбоубежища выходили люди в белом, удивленно вглядываясь друг в друга. Агей взглянул на отца, ведущего мать. Молодая медсестра держала на руках маленького Эдуарда, а следом шли люди, шли, шли… Агей свободно вздохнул всей грудью и поднял лицо к небу. На мгновенье он закрыл глаза.
        - Агей, - послышался голос Яна, - Олеся пропала…
        Агей завороженно взглянул на помолодевшего и влюбленного Яна, вышедшего из бесшумно подъехавшего «кадиллака»…
        - Наверное, ушла продукты раздать, не переживай, дружище!
        - А это к тебе, - сказал Ян с тихой грустью и улыбкой, подталкивая к Агею двух красивых малышей.
        Агей присел и внимательно, затем с изумлением вгляделся в знакомые сиреневые глаза.
        - Ригден и Рожден, - представил Ян детей. - А это, малыши, и есть тот человек, о котором я вам говорил…
        Рожден, отпустив руку брата, подошел к Агею, дотронулся до его щеки…
        - Почему ты колючий, папа?
        Агей поймал маленькую ладошку и притянул к себе сына. Подошел Ригден и обнял Агея за шею.
        - А где дедушка и бабушки? - спросил Ригден.
        Агей, еще не придя в себя, взял сыновей на руки, встал и вопросительно взглянул на Яна.
        - Агей, не теряй рассудок, нынче уже невозможно сие дело…
        - Дети, - прошептал Агей, - мои дети, - и крепко прижал их к себе.
        Малыши восторженно завизжали…
        Подошел пораженный Байкалов-старший.
        - Это… это… - запинаясь, пробормотал он.
        Ян, подтверждая, кивнул.
        - Внуки! - радостно закричал Байкалов, - Бог мой, мои внуки! Лена! Даша вернулась с детьми!
        У Агея буквально насильно вырвали сыновей. Несколько минут он молчал в шоке, а затем рванул к «кадиллаку»…
        Из машины, пошатываясь, вышла Дарья.
        - Даша!
        Она буквально упала на руки Агея. Он крепко сжал ее, словно опять боялся потерять, и молча уткнулся в черные, волной хлынувшие до колен волосы.
        - Агей, - прошептала Даша, гладя его лицо, - все кончилось, Агей?
        - Все, любимая, все, - наконец отозвался он.
        Хлынул дождь. Даша сильнее прижалась к Агею.
        - Смывает зло, - прошептала она. - Что же дальше? Я еще ничего не чувствую.
        - Дальше? Дальше я с тобой. Но почему Рожден и Ригден?
        - Они сами себя так назвали, - улыбнулась Даша.
        - Мутанты, - весело вздохнул Агей.
        - Нет, печальники, печальники Земли нашей, любимый. Новые люди, совсем новые.
        Земля сломала зло, когда сентябрь вздохнул золотом, люди - добром, а Бог - любовью.
        Окно распахнуто навстречу звездному ветру, далеким спиралям галактик, туманностям, вспышкам сверхновых звезд и терпкому, едва уловимому запаху вселенских тайн. Заряна не спит, Заряна ждет.
        Она напряженно вглядывается в огромный мир через распахнутое окно и ищет взглядом лишь ей одной известный знак. Белой точкой на фоне громады космических исполинов - деталей мироздания, путей, миров и скоплений замыслов, приближается большая белая птица. Один взмах ее крыльев преодолевает сотни парсеков. Путешествие через безмерную вселенную для этой птицы - прогулка, дороги и истории…
        Ветром врывается Сова, ударяется оземь.
        - Ух ты! - восклицает Заряна, буквально впрыгивая в плетеное кресло с ногами. - Как волшебно! Оземь - и снова девушка!
        - Девушка? - Сова берет кружку остывшего капучино с маленького столика, заставленного сонными цветами.
        - Сделать свежий? - спрашивает Заряна.
        - Не надо, - Сова оборачивается к Заряне, перекидывая косу за спину, сжимает кружку, и кофе вскипает. - Пожалуй, достаточно.
        - Как ты можешь пить кипяток? - удивляется Заряна.
        - Отцовская привычка, - Сова машинально поправляет брошь в виде золотой стрелы, говоря о родителе.
        - А что это за знак на стреле?
        - Руна. Руна Богини. Захары, или Софии. Милости Божьей.
        - Зачем она тебе? - удивляется Заряна.
        - Она защищает меня от проделок древней тьмы. Иногда люди ее трактуют и как руну волка.
        - Тебя? Ты же Свет! - восклицает Заряна и, помолчав, заворачивается в белоснежный вязаный плед.
        Сова пьет капучино и наблюдает за Заряной.
        - Тебе стало неуютно, милая, - говорит Сова. - К сожалению, у Света есть много оправданий для Тьмы, но не надейся, что Тьма будет так же любезна к Свету. Как ты себя чувствуешь?
        - Я чувствую себя такой уставшей. - жалуется Заряна.
        - Ты сама-то хоть помнишь эту стертую любовь?
        - Нет, - Заряна отворачивается к темному звездному небу, - дикая история, если верить твоим словам и моим спонтанным воспоминаниям. Но люблю я совершенно другого.
        - Конечно, другого, - соглашается Сова. - Брат теперь наказан.
        - Может, тебе показалось, Сова?
        - Мне?! - Сова вскидывает брови. - Могут ли мне привидеться годы, эпохи, человеческие жизни и смерти? Привидеться так, чтобы часть моих галлюцинаций помнила ты?
        - Нет, - отвечает Заряна и зябко ежится.
        - Значит, это еще не конец, - приходит к выводу Сова, задумчиво делая глоток кофе.
        Крики чаек за окном отвлекают обеих. Белые громадные птицы летят через Вселенную, вероятно, направляясь в соседнюю галактику.
        - Космические чайки, - шепчет Заряна.
        - Что-то их напугало, - отвечает Сова. - Они решили лететь к более далеким звездам.
        - Защити меня, - вдруг просит Заряна. - Ведь мне скоро опять на Землю.
        - Да, - эхом отзывается Сова и задумывается.
        Ее взгляд словно застывает, она как бы всматривается в себя, в прошлые эпохи, а может, и в будущие, ища ответ или прикидывая, нужен ли он сейчас. А Заряна внимательно, с затаенной тоской смотрит вслед птицам, улетающим к другим, опасным, быть может, мирам.
        - Там, в мирах чужих и странных, встретят нас иные сказки, - шепчет Сова.
        - Откуда это?
        - Земное, - отмахивается Сова. - Защитить тебя непросто, Заряна. Скорее всего, расскажи я тебе что-то сложное и по-настоящему чудесное - ты забудешь это, когда придешь на Землю.
        - Но что-то же останется в моей памяти? - спрашивает Заряна. - Что-то, что в минуты опасности вспыхнет, как свеча надежды на спасение?! Как цветок?
        - Свеча и цветок? - Сова улыбается. - Значит, это будет невероятный цветок…
        - Светлые Боги! Темные Боги! Сколько их? - Сова задумчиво гладила Чарлет по голове, вглядываясь в темные просторы космоса. - Их немного, - ответила она сама себе, - а человечество одно, но сколько душ-то, сколько!
        Она взяла кружку с недопитым кофе. Напиток послушно закипел в белом фарфоре, и Сова сделала глоток. Поднялась с кресла, выглянула с увитого сонными цветами балкона Заряны. Космос переливался всеми цветами радуги, и Сова удивилась про себя, как это люди смотрят в свои телескопы и видят лишь тьму и звезды? Как огромно мироздание, как красивы вспышки истины и переливы зарождений жизни! Как прекрасен далекий зов Отца, который люди принимают за поля, излучения, акустику, за науку физику! Сова обернулась к креслу, в котором задумчиво сидела Заряна, но кресло оказалось пустым. Заряна ушла. Вновь. На Землю.
        И тогда Сова снова заглянула в бездонные и очень родные глаза Вселенной. Бог улыбался, что означало - в мире все идет своим чередом, согласно древним планам и замыслам. Снова прокричали космические чайки, и Сова тревожно сдвинула брови. Пора возвращаться домой, в мир, где ее ждут, где ее зовут и просят ее защиты. Но Земля… Настанет день, настанет час, но чуть позже, чуть позже…
        История вторая. Поломанные Константы
        Этот мир спал, спал необычным зачарованным сном. Странный мир, находящийся где-то на перекрестье миров, в самой глубине времен, в тугом узле пространств, спрятанный и заповеданный от всех глаз, запечатанный тайнами и словами, оплаченный любовью и предательством, слезами и тихими улыбками…
        Расстегнув синий, как всплеск моря, плащ, Заряна спешила по широким коридорам здания-лабиринта, вероятно, бесконечного, а вероятно, самого маленького. Словно огромная лазоревая птица, за ней летел большой дракон, то и дело прижимая крылья и опуская голову под высоченным сводчатым потолком, расписанным странными сценами, морозными узорами и какими-то отрывочными событиями. Кто был этот художник, сумевший заглянуть в невероятно далекий и тайный мир на окраине всего-всего?
        - Юкка! - закричала Заряна. - Смотри!
        Дракон влетел в очень большой зал цвета небесного перламутра и мягко приземлился на пол.
        - Здесь нельзя кричать, - тихо прошипел Юкка, - это священное место.
        - Хорошо, - кивнула Заряна и, стянув белые кружевные перчатки, пошла к высоким полкам с древними талмудами, одни из которых переливались, другие были тусклыми, а некоторые и вовсе мерцали, то появляясь, то исчезая, словно намек, - смотри, сколько книг!
        - Нам нужна одна, она совершенно белая, сделанная из кожи лепестков земных подснежников.
        - Как это? Это же невозможно… - удивилась Заряна.
        - Здесь все возможно, Зарни, ищи книгу, от нее пахнет далекими странствиями, волшебством и морозом.
        - Но их здесь миллионы?! - Зарни недоуменно развела руки в стороны.
        - Это неважно, - дракон прилег на пол, занимая треть зала, - если это действительно нам нужно, то книга сама отыщет нас.
        Заряна с недоверием обвела взглядом исполинский библиотечный зал, отмечая то там, то тут высокие лесенки, которыми мог пользоваться лишь тот, кто является человеком.
        - Юкка, но не позовет же она нас по именам, эта книга, - прошептала Заряна и тяжело вздохнула. Раздался хлопок, и с какой-то высокой полки под ноги Заряне упал белый перламутровый том. Заряна подхватила книгу, и ее голова закружилась от острого ощущения бесконечных путей и дорог, какой-то мистической тоски, запаха подснежника и талого снега, в зале заблагоухало морозным утром весеннего пробуждения.
        - Она! - обрадовался Юкка, его голова появилась над плечом Заряны. - Открывай, открывай!
        - Как, так просто, книгу Судьбы взять и открыть?
        - Да, а зачем мы тогда пришли в эти невероятные дали?
        Заряна не дыша открыла книгу и ахнула: ее страницы были чисты….
        - Листай! - настойчиво произнес дракон. - Это книга судьбы, Исток, наверное, сокрыт от глаз!
        Заряна села на колени и положила книгу на перламутровый пол, листая страницу за страницей, она все больше и больше отчаивалась найти текст, то сзади, то в середине, вперемешку открывая страницы, она натыкалась лишь на пустые листы.
        - Листай! Кто же тебе покажет середину или конец? - удивлялся дракон. - Только то, что надо тебе здесь и сейчас!
        И Заряна снова начала листать книгу сначала, бережно, страницу за страницей. Почти половина книги, а ничего так и нет, когда вдруг взгляд остановился на чем-то. Заряна вгляделась в белую страницу, и на ее поверхности проступила золотая стрела, а затем витиеватые буквы, которые кружились, прыгали, словно пытались уместиться на странице.
        - Они ищут твой язык, - подсказал дракон.
        Наконец радужная азбука успокоилась, текст замер на белоснежном листе, выведенный абсолютно идеальным почерком.
        - Читай! - повелительно и торжественно прошептал дракон.
        И Заряна начала:

«….Никто не скажет, был ли это рассвет, или, наоборот, закат начинался, никто никогда не будет в этом уверен. Потому что это было представление. А как всякое представление, рассчитанное на то, чтобы уважаемый, или не очень, зритель гадал - как это? что это? почему это? - это был и закат и рассвет одновременно. В мире, где правила сила Монтры и ее желаний, никто из живущих не мог точно сказать, что за небесное представление начнется с утра. И так на многих планетах ее скромного созвездия, пролегающего в меридиане пустоты, где-то в самом затерянном закоулке вечности, меж безымянных миров. И тем не менее многие и многие существа невообразимого количества вселенных тихо молились силе и великодушию Белой Монтры, дабы она попросила за них Создателя, чей Лик еще не рожден, но Образ давно уже Проявлен и Правит, чтобы она защитила от Химеры и Хаоса, а еще лучше - забрала жить в свои невероятные потрясающие миры. Миры Валенте…»
        Страница закончилась, и Заряна бережно перевернула ее. Но следующая страница была чиста. Терпеливо ждала Заряна, и молча смотрел в книгу лазоревый дракон.
        - Нет, это все, - прошептала Зарни, - я чувствую.
        - А что сказала тебе та, чье имя Химера?
        - Что меня спасет лишь книга Судьбы.
        - Вполне вероятно, что этого текста достаточно, - задумчиво прошипел Юкка, - мы ведь и вправду сейчас в самом затерянном уголке вечности, где-то меж безымянных миров. Вероятно, этот маленький мир-дом также принадлежал Белой Монтре. Значит, тебе может помочь Белая Монтра.
        - Но как? И где я ее найду? - из огромных глаз Заряны выступили слезы.
        - Напиши ей записку и оставь здесь, прямо на полу, на книге Судьбы, это перекрестье всего, перекрестье лишь ее путей…
        Заряна послушно достала из кармана блокнот, серый карандаш и, всхлипывая, стала писать:

«Дорогая Монтра Валенте, я однажды столкнулась с Химерой на Земле, и она пообещала, что не будет мне покоя ни в одном из рождений моих, и никто не поможет мне, ибо какая-то связь есть у меня с тобой. Помоги мне, дорогая Монтра! Я очень боюсь. Твоя Заряна и дракон Юкка, благородно согласившийся помочь мне отыскать это неведомое место…»
        - Оставь, надо спешить, - Юкка наклонился к Заряне, - здесь все уже спит или еще не просыпалось.
        - Это начало начал? - вдруг спросила Заряна.
        - В чем-то да, - согласился дракон.
        - Здесь есть окна?
        - Три окна, Заряна, но лучше не смотреть туда…
        - Нет, покажи! - настойчиво попросила Заряна.
        - В центре каждой из стен за книжными полками есть панели, при нажатии на которые оголяются великие зеркала времен, они и есть окна в другие миры… - объяснил дракон.
        - Только три?
        - Наверно, здесь больше и не надо, Зарни, - ласково и успокаивающе выдохнул Юкка.
        Зарни ловко отыскала первую панель, и стеллажи с книгами разъехались в разные стороны.
        Огромное зеркало обнажило свои сверкающие грани. Заряна на миг отразилась в зеркале, и тут же яркая картинка неведомого чудесного мира заняла все пространство громадной зеркальной глади. Это был чудесный сверкающий мир, переливающийся сотнями радуг, с быстрыми облаками и ярко-золотыми светилами. Зеленые шумные леса и чистые ленты рек, идеальные озера, маленькие, затерянные, как жемчуг, дома, как драгоценности на бархатном лоне природы. Над всем этим великолепием возвышалась невероятная башня, сказочным дворцом венчающая дивное зазеркалье, ее уступы украшали огромные драгоценные камни.
        - Какая красота! - прошептала Заряна.
        - Это мир Валенте, ее дом, я узнаю его, - ответил дракон.
        - Мы не можем попасть туда? - Заряна отчаянно оглянулась на дракона.
        - Нет, - Юкка покачал большой головой, - может, это прошлое, а может - будущее, мы потеряемся во времени, если прыгнем туда, да и процент того, что Валенте будет дома, ничтожно мал, Заряна.
        Зарни вздохнула и с тоской отошла к другой стене, где так же ловко отыскала панель. Невидимые механизмы заработали, и Заряна увидела себя в следующем зеркале, но лишь на миг. В последующий момент она отпрыгнула от зеркала, испугавшись, вжавшись в горячее тело дракона. В зеркале полыхал костер, исполинский пожар катастрофы, в котором взрывались звезды, лопались, как шары, неизвестные планеты, мелькали перекошенные ужасом лица людей и чудовищ, стал раздаваться скрежет, и дракон, вскочив, резко захлопнул когтистой лапой огненное зеркало.
        - Что это было? - спросила, переводя дух, Заряна.
        - Мир Точки, его последние минуты, катастрофа и агония, это предыдущее мироздание.
        - А что за скрежет там за окном?
        - Они хотят выбраться, они хотят перейти в этот мир.
        - Кто?
        - Древние чудовища, чтобы жить и править этим миром.
        - Они выберутся? - тихо спросила Заряна.
        - Химера, - одним словом ответил Юкка, и Заряна, задумавшись, кивнула.
        За третьим зеркальным окном раскинулся дивный земной север, далекий и неприступный.
        - Это же Земля, - прошептала Заряна.
        - Земля, - ответил Юкка, - правда, мы не можем знать, какая Земля, - нам пора уходить.
        Юкка подставил крыло, и Заряна, аккуратно ступая, чтобы не поранить дракона, взошла по нему на спину Юкки и села.
        - Будем надеяться, что Монтра получит послание, - прошептала Заряна, и Юкка взмыл вверх к потолку, а потом стремительно вперед, рассекая крыльями светящиеся тоннели и звездные перекрестки, ведущие на солнечную Землю, в мир Заряны.
        А в маленьком запутанном перекрестье, в комнате рядом с библиотечной, прямо в центре росло зеленое большое дерево, любой, кто был на Земле, узнал бы в нем мощь серебристого кедра. На толстой нижней ветке, тихо вздыхая, спала большая Полярная Сова. Еще чуть выше находилось дупло, в котором также было тихо и спокойно. Но всего через минуту из него показалась юркая беличья мордочка и, присев на ветку рядом с Совой, стала старательно грызть золотые орехи. Маленькая кучка золотых скорлупок быстро образовывалась под кедром, белка юрко прыгала в дупло за новой порцией орехов, а потом старательно грызла их рядом с Совой.
        - Хватит, Чарли! - раздался недовольный женский голос. - Я не сплю уже! Ты же даже отдохнуть не даешь!
        Сова слетела с ветки и, став на Землю, превратилась в молодую статную женщину с белыми длинными волосами, в белых одеждах. Ее большие изумрудные глаза сердито смотрели на белку. Белка, словно поняв недовольное лицо бывшей Совы, спрыгнула на пол рядом с девушкой, в полете увеличиваясь, как тягучая капля смолы. И вот уже перед сердитой девицей сидела темно-бурая древняя львица.
        - Ты разбудила меня, Чара, - прошептала Сова, - что случилось?
        Чара, или Чарли, Чарлет, как звала ее, догоняя, хозяйка, затрусила по большим просторным коридорам, то и дело игнорируя стены и просто просачиваясь сквозь них.
        - Безобразие какое, Чарли! - возмущалась Сова каждый раз, когда львица исчезала в очередной стене.
        Когда Чарли вбежала в зал большой библиотеки, то на миг замерла. Сова уже стояла посреди зала и недовольно, с прищуром смотрела на нее.
        - Здесь кто-то был, - сообщила Сова, - кто-то рассматривал три мира, включая мой.
        Чарлет осторожно подошла к книге Судьбы на полу и зарычала.
        - Подожди, Чарли, - Сова подняла книгу и записку, внимательно читая ее.
        - Ну, конец спокойствию, - она поджала губы. - И что же людям-то дома не сидится, ведь не просто так строятся неприступные крепости и прячутся самые таинственные миры…..
        - Заряна, - повторила Сова, - Заряна и Юкка. Пожалуй, где-то и вправду беда, Чарлет, вопрос лишь времени, что опять хочет Химера и что я успела забыть, пока спала?
        Чарли отрешенно зевнула и улеглась под ноги хозяйке.
        - А книгу Судьбы надо положить на место, негоже ей на полу валяться, тем более в этой книге, насколько я помню, еще ничего не написано…
        Сова протянула руку с книгой к полке и неожиданно замерла. Чарли тихо зарычала.
        - Ты слышала? - спросила Сова, оставляя на старом стеллаже книгу Судьбы и оборачиваясь на львицу.
        Но Чарли рычала все громче, пока не стала пятиться от одной из стен назад. Сова перевела лучистый настороженный взгляд на книжные полки, от которых пятилась Чарлет.
        - Не бойся, - спокойно прошептала она и резким движением, сделав шаг вперед, отодвинула в сторону стеллаж. Огромное зеркало, в котором полыхал костер, шипело и булькало. Казалось, его поверхность закипает, то выпирая пузырями, то прогибаясь всей поверхностью вперед.
        - Древний монстр что-то учуял, - констатировала Сова, - явись, кто бы ты ни был!
        И в тот же миг, словно из огня, по ту сторону зеркала возникла женщина без возраста, высушенная и худая, местами ее кожа была покрыта чешуей, а холодный рыбий взгляд выражал не просто пустоту, а страшный голод, она оскалилась в усмешке, обнажив острые клыки зубов и зелено-синие десны. С силой она попыталась надавить на стекло, за которым находилась, но сил явно не хватило.
        Сова усмехнулась и демонстративно зааплодировала в ладоши.
        - Non est fumus absque igne! - хмыкнула Сова - Mala herba cito crescit! Chimera![7 - Нет дыма без огня. Дурная трава быстро растет! Химера! (лат.)]
        Чарли зарычала на развеселившуюся Сову.
        - Ты пожалеешь, Вал Эль Монтра, - прошипела Химера, - ты даже не представляешь, что ждет тебя! Лучше выпусти меня в пустоту и холод вакуума из этого жара и ада, или дитя твое погибнет.
        - Ты опять бредишь, красавица, - Сова наклонила голову и пристально вгляделась в жуткие глаза Химеры, - у меня нет детей.
        - Да неужто-о-о, - Химера широко раскрыла ужасный рот и гортанно зашипела, словно это был смех, - как много ты забыла, Валентина. Трудно быть Константой, да? Но труднее всего быть изменчивой Константой, забывающей все, выпусти меня, и я научу тебя помнить. Мы станем силой.
        - Мне не о чем с тобой говорить, темная Монтра.
        - Может, о брате?
        - У меня нет брата, - усмехнулась Сова.
        - Сколько же ты забыла! Мария…
        - Кто?! - Сова резко перестала улыбаться и с силой захлопнула стеллаж. Окно с чудовищем исчезло.
        - Мария, - проговорила Сова и села на пол библиотеки, Чарлет подошла и положила умную голову ей на колено, - Мария, брат, дитя?
        - Дитя… Заряна! - ахнула Валенте. - Здесь была Заряна!
        Чарли навострила уши.
        - Слышишь? - Сова приложила палец к губам, словно просила все смолкнуть. - Кто-то зовет Захару, кому потребовалась милость Божья, и зачем прервали круг моих странствий, выдернув меня в действительность?
        Чарли опять зарычала.
        - Тише, - Сова погладила львицу по голове, - кажется, зов идет из мира людей. Она задумалась, - и Заряна должна быть тоже там. Нам пора, мы что-то упустили, - Вал Эль Монтра поднялась с пола и, поправив блестящую золотую брошь в форме стрелы, шагнула вперед, растаяв как дым. Чарли фыркнула, помялась на месте, но прыгнула в невидимый ход за хозяйкой.
        Идеальный, без углов, с купольной крышей, кабинет Верховной Духовной Власти Вселенной словно окутала пелена молчания. Напряженные полтора десятка человек, сидевшие за круглым столом, опускали глаза, перебирали четки, тихо молились.
        - Это опасно, - наконец нарушил тишину один из присутствующих.
        - Вы вроде как возглавляете независимое Бенедиктианство на дальних мирах нашей церкви? - сурово спросил старый человек, сидевший почти напротив обронившего слова об опасности.
        - Да, ваше Святейшество, именно так, - согласился бенедиктианец, но как-то напряженно, отвлекаясь на ароматические палочки, поправляя их в хрустальных стаканах на столике перед собой.
        - Тогда что же вы боитесь, если все святые книги указывают, что именно ваше братство было спасено заступничеством Великой Захарии.
        - Но она Божество, великая милость Бога нашего, мы не можем зазывать ее сюда и просить о таком…
        - Каком? - рассердился его Святейшество. - О спасении не можем? А кого мы должны просить, если древние твари вспороли брюхо нашему пространству и идут на нас войной? Кому, я вас спрашиваю?! Или, доказав Его великое присутствие в мире нашем, мы тем самым нарушили волю Его? Он сам захотел быть найденным!
        - Но Он непостижим! - засопротивлялся бенедиктианец. - Может, на все воля его? Он лишь дал нам знак, что Он есть. Ответ нашей многотысячелетней Вере!
        - Воля на то, чтобы мироздание рухнуло и мы погибли? Тогда зачем был дан знак? К тому же столько десятилетий тому? - Святейшество хмыкнул. - Мы слишком много знаем, слишком много скрываем, но сейчас не время, не воспользоваться знаниями. Либо мы призовем на помощь Захарию, милость Божию, либо мир древних, предыдущей невообразимо жуткой Вселенной сожрет нас. Давайте голосовать…
        Высшее Духовенство Вселенной секретно молились чуть ли не полным составом. Молитвенные золотые колеса, стучавшие и издававшие особые слова святой истины специальным голосом на тайной частотной волне, пронизывал воздух небольшой церковной лаборатории. Высший Духовник Всея Мира торжественно включил что-то на небольшой панели, и купольное помещение запереливалось синим перламутром, монахи взмолились громче и быстрее. Так же быстро завращались золотые колеса, слова их стали неразличимы, звук слился и превратился в пронзительный высокий свист, неумолимо нарастающий. Стали взрываться стеклянные витражи и каменные плитки пола, люди зажали уши руками, из-под ладоней потекла кровь.
        - Остановитесь! Остановитесь!!! - кричал бенедиктианец. - Мы вторгаемся не в свои пределы! Мы не знаем, на что способна милость Божья! Мы ничего об этом не знаем! - но его голос утонул в страшном грохоте и обрушившемся неожиданной тяжестью на плечи пространства. Казалось, мириады миров рухнули на плечи маленьким песчинкам - людям, молившим о спасении своего какого-то незначительного бытия.
        Верховный Священник же не переставал молиться, хотя его белый с золотом наряд залила кровь из носа, он бормотал слова молитвы, даже когда стали плавиться камни и приборная доска, рухнули молитвенные колеса, а сам он провалился в бессознательное.
        - Маркус! Маркус Де Войте! - настойчивый голос заставил бе-недиктианца открыть глаза. В голове его было легко, в теле тоже, словно невидимая очищающая волна омыла все его уставшие клетки и поломанные спирали ДНК. Маркус открыл глаза и сел на полу, он находился посреди осколков самого священного зала Вселенной, его друзья еще были без сознания.
        - Они сейчас придут в себя, - раздался спокойный чарующий голос, и священник наконец поднял глаза на появившуюся гостью. Перед ним стояла девушка в ослепительно-белой одежде, но не женской, а более мужской, какой-то замысловатой и сверкающей. В высокий сапог был заткнут кинжал, рукоятка которого переливалась невиданной красоты камнями, или это лишь сияние? Волосы незнакомки были распущены, в них играли все оттенки золота от белого до солнечного. Лик же ее настолько казался детским и прекрасным, а глаза чистыми, внимательными, цвета травы его родины.
        - Захария… - почти задыхаясь от охватившего его чувства, прошептал Маркус и уставился неотрывно на девушку, забыв, что надо делать: то ли рухнуть пред ней ниц, то ли еще что.
        - Нет, - колокольчиком рассмеялась незнакомка, - я ее внучка, меня зовут Вэл Эль Монтра.
        - Как? - переспросил Маркус и тут же смолк, поразившись своей наглости.
        - Валенте, - сократила незнакомка и направилась к остаткам оплавившейся панели управления. Ладонью провела по ней, словно стряхивая камни и неровности, панель засверкала зеркалом, но с нее куда-то подевалось все сенсорное управление.
        - Чарли, я тут, - Валенте постучала по изменившейся панели пальцами. Маркус молился, созерцая чудеса, и даже не замечал, что другие духовники пришли в себя и так же тихо молятся, как и он.
        Валенте сделала шаг назад, и из панели выскочила, словно огромная тягучая капля, буро-красная тигрица, древняя и косматая. Как грациозная кошка, она плавно перетекла из панели к ногам Валенте и замерла, навострив закругленные уши.
        - Я вас слушаю, - наконец Валенте обратила свой взор на священнослужителей, - что понадобилось людям от Захарии настолько, чтобы меня беспокоили даже в вечности безымянных миров?
        И после этой фразы наконец люди пали ниц.
        - Лишнее, - выдохнула совсем по-человечески Валенте, - встаньте!
        - Ваше. Ваше. - забормотал было верховный священнослужитель.
        - Величество, - подсказала Валенте и подошла к старику, - это вы позвали меня? Всея Мира, как самоуверенно звучит.
        - Да-да! - закивал Верховный Священник. - Королева! Смотрите! Смотрите! - его протянутая рука тряслась, указывая на смотровое огромное окно в конце разгромленного зала, а лицо было перекошено от ужаса. Валенте обернулась. На них стремительно неслось нечто, то ли ржавый бесформенный корабль современной цивилизации, то ли непонятный монстр. Безмятежное лицо Валенте стало строгим, взгляд потемнел, и вдруг комната немного завибрировала, священники опять пали на колени. В это же время непонятное чудовище застыло как вкопанное, немного не долетев до Священного вселенского оплота.
        - Что это? - прошептал Маркус, смотря на застывшую Валенте.
        - Сейчас он скажет, - ответила Валенте одними губами.
        И в это же время в воздухе загорелось слово: Мене.
        - Мене? - прошептали святые отцы.
        - Это уже было в истории человечества - ответила Валенте, - все повторяется опять, это послание Бога, в руке Которого дыхание твое и у Которого все пути твои, ты не прославил. Исчислил Бог царство твое и положил конец ему…
        - Кто это, Ваше Величество? - срывающимся голосом спросил Верховный Священник.
        - Древние, вы были правы, в ваше мироздание вторглась пра-цивилизация древних. Свой бог, точнее будет - демон, своя физика и константы, а главное - желание смерти и ненависти ко всему живущему здесь. Я отвечу ей.
        Валенте закрутила пальцами в воздухе, и огненные буквы смешались, превращаясь в другие слова: «Мене, текел, перес; мене, текел, упарсин. ValAleMontre-omega. Исчислил Наш Бог царство твое и положит конец ему. Ибо ты взвешен на весах и найден очень легким…»
        Буквы закружились, слились в огненную точку и устремились сквозь все преграды в тело неподвижного монстра.
        - Вы ответили? - Маркус был бледнее тени.
        - Да, я ответила ей ее же словами: исчислено, взвешено и найдено очень легким, ненужным к существованию. Монтра Валенте - последняя Константа.
        И в ту же минуту мощный взрыв сотряс воздух, и монстр рассыпался, словно его и не было.
        - Вставайте, друзья мои, - заговорила Валенте, - надо спешить, скоро они вернутся вновь, куда более огромным полчищем, чем видно в ваших перископах. Это война, знаете ли.
        Валенте замолчала, смотря на звезды и космос за окном, а Чарлет, наоборот, ощетинилась и рыкнула.
        - Где народ Сияющих сейчас, мне нужен их князь? - Валенте гладила львицу по загривку.
        - Мы никогда не слышали о таком народе, - пожал плечами Маркус.
        - Смолкните, господин бенедиктианец, - начал было Верховный Священник, - наших подданных превеликое множество, мы можем и не знать…
        - Он бенедиктианец, - улыбнулась Валенте, - судя по произношению, сейчас весьма продвинутая эпоха. Год от Рождества какой?
        - Шесть тысяч триста восемьдесят второй, Ваше Величество.
        - Планета Земля?
        - На очень большом удалении от центра, это более заповедный мир, историческая колыбель Веры нашей.
        - Ясно, народ Сияющий жил там, - Валенте опять потрепала Чарлет, - кстати - ваши предки, не только по вере. Я скоро вернусь.
        И Валенте исчезла, оставив недоумевать и шептать молитвы святых отцов.
        Князь сидел на берегу реки и вглядывался в рябь водицы. Эх, как жить-то хорошо! Ветер утренние травы колышет, дружина княжья спит еще, мир с восточной частью Сияющей Тартарии заключили. Экма, загнул братец его троюродный, Арсу, сестру отдавай в жены. А придется, ведь придется все равно же! Хороша Любавушка, ох хороша, но поедет в край далекий к Моголу брату, царствовать будет, свыкнется, да и красоты там неземные и чудные, невероятные. Вон, зверька обезьянку да зеленого попугая Любавушке вез князь. Вроде как спокойно и хорошо, мирно все - самое главное, и доча княжья Зарюшка подрастает, красивым, умным ребенком. Мала еще, а смышлена-то какая доча, с такой дочей любой сын проиграет.
        Или все-таки нет. Опустил голову, облака полетели темными отражениями в речке бурной, вот так князь и растил дочь. Сам. Тоска какая, боль жгучая, сердце заныло, и князь горько вздохнул.
        - Венед? - раздался спокойный голос из далеких воспоминаний. - Венед, главу чего опустил? - голос зазвучал громче откуда-то сверху, и князь замер. Медленно поднял голову и застыл. Пред ним в лучах утреннего солнца стояла его Валенте, волосы развевались по ветру, как и плащ, она опиралась на красивый, невиданной работы меч обеими руками. Вид ее был чем-то встревожен, но все же это была Валенте!
        - Любая, - прошептал князь и бросился к Валенте, опаляя жаркими устами, да не веря в счастье свое.
        - Уймись, Венед, - слегка оттолкнула Валенте князя, - беда пришла в мир.
        - Какая беда, любая? - шептал князь, не желая выпускать из рук Валенте. - Счастье ко мне вернулось, ты пришла!
        Валенте грустно рассмеялась.
        - Кабы это счастьем было, каждому бы являлась.
        - Мое ты счастье, мое, - шептал князь.
        - Послушай, князь, - заговорила Валенте, - есть времена далекие, невероятно далекие, места средь звезд, где сила древняя опять дыру прогрызла и в мир наш устремилась.
        Замер Венед.
        - Может ли сюда нечисть та попасть? - спросил он тихо, сжимая руки Валенте на эфесе.
        - Может-может, время им не преграда, сам знаешь, нет преграды им. Есть только одно войско, Солнечный мой князь, которое противостоять им может.
        Вздохнул князь, пшеничные пряди со лба вспотевшего убрал, в зеленые глаза Валенте посмотрел, тревогу увидел и страх промелькнувший.
        - Это тебе, - Валенте протянула князю меч, - это меч Мужества, Венед. Не отпускай его далеко от себя, лишь тебе подвластен этот меч дивный, - и, словно в подтверждение, солнечный луч упал на рубиновый эфес и заиграл, рассыпая блики по лицу князя.
        - Когда? - спросил князь Валенте.
        - Сегодня, - ответила тихо Валенте, лишь дочь проведаю…
        - Зарюшка! - Валенте распахнула руки, закружила, подхватила подбежавшую девочку лет десяти. - Ты мой лучик, мое солнышко, - ворковала она и целовала дочь.
        Наблюдал Венед за ними. Вот оно, счастье, да, видимо, такое краткое, как мозаика из картинок, разбросанных по жизни, но нельзя древнюю чернь пропустить, нельзя, видимо, это последняя счастливая картинка перед очами его.
        А вечером князь передал наставления дочери, да княжьим указом на трон ее усадил, править Тартарией Сияющей. Любава собиралась со слезами на восток и недобро поглядывала на Вален-те, с обидою. Жениха дочь сама выберет, уж больно разумна, за это князь не беспокоился, но вот Любаву отправил срочно, пока не схитрила да не осталась неправдою. Потом розу синюю с груди снял, кулон ослепительный, верховную власть над Сияющей означавший, и на шею дочери повесил. Главу склонил, Валенте рядом встала, тоже голову наклонила, почтение и признание выражая, а потом и остальные подданные велики да малы на колени перед новой княгиней встали, на верность присягнули.
        Не прощалась с дочерью Валенте, слабости никто ее не увидел, да и не понял никто, есть ли они у нее. Лишь поцеловала малышку и сказала:
        - Я тобою очень горжусь и будущее твое велико, княгиня, - а потом наклонилась к ней и прошептала: - Малышка, коли не вернусь в сей раз к тебе или в раз иной жизни, ты найди меня.
        - Как? - испуганно спросила Заряна.
        - Дракона синего, друга моего Юкку проси о том.
        - Когда же тебя искать, матушка? - зашептала Заряна, распахнув озерные глаза.
        - Когда надобно тебе станет, хоть через неделю, хоть через тысячу лет…
        К реке вышел князь с дружиною ночью поздней, когда звезды каскадом рассыпались над землей сонной. Чудо озарило берег речной, сияние, дружинники переворачиваться через головы начали, ножи в землю втыкали, слова шептали да волками могучими оборачивались. Вздохнула Валенте, наблюдая за ними, но тут услышала рык Чарлет.
        - Спрячься, Чарлет, - прошептала она, - не мешайся с ними, если что, потом поможешь нам.
        Огромный белый волк ткнулся лбом в руку Валенте.
        - Князь! - обрадовалась Валенте оборотню. - Пора нам всем, Венед, пора!!
        И Вселенная закружилась, скрутились временные поля, затягивая стаю волков в воронку, следом в нее прыгнула Чарлет, а последней, оглянувшись на княжий дворец, сама Валенте.
        - Значит ли это, что вся эта огромная Вселенная принадлежала ранее тем, кто пытается стереть нас в пыль сейчас? - прошептал Маркус, потрясенно смотря на Валенте.
        - Бесспорно, - ответила Валенте.
        - Значит, мы захватчики? - Маркус обхватил ладонью крест на груди, словно пытаясь защитить его.
        - По логике древних - да, - согласилась Валенте, - по логике созидания - вы иной эволюционный виток.
        - Но в чем же тогда настоящая истина, кому принадлежит этот мир? - Маркус буквально прокричал последние слова.
        - Истина в том, что без любви вы все мертвы, а древние любви не ведают, этот мир принадлежит любви. Издревле, отныне и впредь!
        - Хорошо, - согласился Маркус, - тогда пройдем этот путь, и пусть Всевышний не позволит нам вернуться вспять.
        - Маркус, - улыбнулась Валенте, - путей, ведущих в бой и вспять одновременно, не существует. Это Константа.
        - Аминь, - прошептал Маркус, и в его руке блеснул короткий меч, выхваченный из длинных одежд, но вдруг он замер и оглянулся на Валенте:
        - А если учесть математические парадоксы и допустить переменчивую Константу?
        - Переменчивая Константа - это я, Маркус, - спокойно ответила Валенте, остальные Константы - столпы Отца нашего.
        - А могут они быть поломанными?
        - Константы? - спросила Валенте.
        - Да.
        - Нет, это невозможно, тогда бы иной порядок воцарился, и сбылись бы мечты одного деурга, моего давно не виданного брата… - Валенте осеклась.
        - Брата? - спросил Маркус.
        - Идите, Маркус, идите следом за своими братьями и волками, - Валенте протянула руку вперед, указывая, - да пребудет с вами любовь! - задумчиво Валенте взмахнула рукой, указывая вперед.
        Битва была жестокою, вихрились клубы, что чернее темной первородной материи. Бились люди в мощных стальных кораблях и крылатые волки-оборотни, сметающие силой крыльев тысячи древних, вопреки законам мироздания парящих в космосе. Валенте наблюдала за боем. Шел четвертый круг двадцатипятичасового времени. Сотый час. Волки гибли, гибли корабли людей, но и древние монстры стали ручьем, а не океаном. Вскоре Волки и люди в космических истребителях нашли выгодную позицию. По одному волку выстроились в шеренгу, на огромном расстоянии друг от друга, а за каждым по несколько кораблей. Засияло зарево цвета киновари, и армада человечества двинулась на древних, разрывая их в клочья. Люди ликовали, а Валентина напряженно замерла. И словно громадный меч рассек ткань пространства, несметные полчища древних рассыпались перед остатками армады человечества.
        - Поломанная Константа, - прошептала Валентина и шагнула за пределы корабля, туда, где вакуум и звезды смешались в рев и грохот, где красные и черные капли крови разлетались горошинами и пузырями в пространстве. Все больше и больше краснея…
        Пали корабли, доплавился вакуум от ангилирующих устройств и цепных реакций смертоносного оружия людей.
        Несколько громадных волков со следами страшных полос от когтей, из которых сочилась запекающаяся кровь, стали рядом. Валенте сделала шаг вперед, и волки расступились, пропуская ее между собой. Огромная древняя львица смоляной каплей медленно вытекла то ли из верха, то ли из низа и грозно зарычала.
        - Примем бой? - спросила Валенте. - За наш мир, за нашу Веру, за наш дом?
        Волки завыли.
        - Мы с вами, - раздался сильный хриплый голос. Валенте обернулась. Дружина, светлая и лучистая, как восход солнца, стояла за плечами могучего воина.
        - Господи, - прошептала Вэл Эль Монтра, - не устал ли ты от битв за мир этот? Наш это бой, не распинать будут, братец, а душу вынимать, чтобы порвать ее навсегда.
        - Поломанные Константы? - спросил неожиданный гость в белых доспехах.
        - Как видишь.
        - И кто же?
        - Химера, да, видимо, братец наш.
        - Где дочь твоя, Валентина? - спросил воин.
        - Там, где ты оставил ее в последний раз, капитан Егор Торин, или кто ты теперь у нас?
        - Значит, на Земле, - кивнул воин, - отойди, Сова, в сторону, - это моя битва.
        Валентина кивнула и сделала шаг вправо, волки отошли с ней.
        Взмах сверкающего белого меча в руке воина осветил просторы Вселенной, всяк, кто бился или ждал часа исхода, на миг увидели лик его с синими небесными глазами.
        Половина лавины древних тварей вспыхнули и исчезли.
        - Это же… - зашептал первосвященник Всея Мира, - это же… - и начал молиться, узрев Лик того, в кого верили, но не помышляли.
        - Спаситель… - закончил за него Маркус.
        - Молчи! - первосвященник яростно крестился.
        - А может, ему и не нужны наши крещения? - задумался Маркус вслух.
        Второй взмах меча обратил в свет следующую часть древних. Воин остановился. Валентина подошла к разорванному и сворачивающемуся пространству, из которого вырывались языки пламени.
        - Забытый мир, - прошептала она, - исчезни, прошлое!
        И дыра словно стала зарастать, сворачиваться, и холодно сияли безумные от увиденного звезды.
        - Не так что-то? - вслух спросила Валенте, и тут же черная стрела вспорола зарастающее брюхо пространства и полетела стремительно вперед, в Валенте.
        - Нет… - прошептал светлый воин, а белый громадный волк рванул вперед, перед Валенте, нанизав мощное тело на древнюю стрелу.
        - Венед! - закричала Валентина. - Не умирай, Венед, как же Заряна? Как народ твой славных бореев! Не умирай, князь!!!
        Сильные руки подхватили бездыханное тело большого волка.
        - Я спасу его, - прошептал светлый воин.
        - Спаси! - попросила Сова.
        - Но ты же переменчивая Константа, сестрица, ты же тоже это можешь? - удивился светлый воин.
        - Нет, что-то не дает мне, что-то, что нарушит больше, чем нарушено сегодня…
        Воин кивнул и растворился в космосе протуберанцем света, а вместе с ним его дружина и уцелевшие волки.
        - Ну, Чарли, - Валенте погладила львицу по голове, - пора домой, он спасет Венеда, я верю и знаю. Пора.
        И в этот самый миг странная дурнота и дремота с бессилием навалилась на Белую Монтру Валенте, и она рухнула в силовую ловушку.
        - Так нельзя, что вы делаете, что вы делаете!!! - кричал Маркус. - Так нельзя. Она же деург! Она спасла нас!
        - Замолчи, - цыкнул первосвященник, - если мы потеряем ее, мы останемся без обороны!
        - Она проснется и покарает нас! - кричал Маркус. - Прекратите это!
        - Успокойся, бенедиктианец! - приказал первосвященник. - Если показатели верны, она в человеческом облике не помнит, кто она!
        - Так не должно было случиться! - в отчаянии Маркус подбежал к первосвященнику, и оттолкнув его от пульта, стал бегать шустрыми пальцами по виртуальным кнопкам и знакам в пространстве.
        - Остановись, безумец! - закричал с пола первосвященник. - Ты не ведаешь, что творишь!
        Но было уже поздно. Вселенная сжалась до точки, звезды бешено завращались, смешивая время и пространство до горизонта событий, круглый зал перестал существовать, а Чарли мощно, всем телом, навалилась на Валенте, словно стараясь слиться с ней в одно целое, пока их куда-то уносило пространство, время и законы случайности поломанных Констант.
        И где-то в первозданности миров зажглась новая жизнь, в которой никто и никогда бы не узнал Вэл Эль Монтру, Валентину, Марию…
        Никто не скажет, был ли это рассвет, или, наоборот, закат начинался, никто никогда не будет в этом уверен. Потому что это было представление. А как всякое представление, рассчитанное на то, чтобы уважаемый, или не очень, зритель гадал - как это? что это? почему это? - это был и закат и рассвет одновременно. В мире, где правила сила Монтры и ее желаний, никто из живущих не мог точно сказать, что за небесное представление начнется с утра. И так на многих планетах ее скромного созвездия, пролегающего в меридиане пустоты, где-то в самом затерянном закоулке вечности, меж безымянных миров. И тем не менее многие и многие существа невообразимого количества вселенных тихо молились силе и великодушию Белой Монтры, дабы она попросила за них Создателя, чей Лик еще не рожден, но Образ давно уже Проявлен и Правит, чтобы она защитила от Химеры и Хаоса, а еще лучше - забрала жить в свои невероятные потрясающие миры. Миры Валенте…
        На вершине изумрудного холма, который как бы венчал дивную фиолетовую скалу, величаво возвышался огромный замок причудливой ажурной архитектуры. То ли камни замка, то ли вкрапления в них были сотворены из прочных граненых алмазов, невероятных по размерам и цветам. Замок словно возвышался над величественным бушующим миром, в многочисленных долинах которого стояли города. Величественное сооружение было видно из всякого места, и люди благоговейно шептали молитвы, когда бросали взгляды на него. Так было много-много столетий или тысячелетий, а может, и миллионы лет. Никто не знал истины, откуда берутся Монтры, но всякий житель этого Мира Валенте был рад, что именно здесь рожден, живет, и, вероятно, она не спускает глаз с него, его долгой жизни, благослови ее Создатель, чей Лик еще не рожден. О Белой Монтре ходили всякие легенды, такие порой странные, что сами скальды миров усмехались, пересказывая их в небольших тавернах на космических станциях, возведенных между мирами еще с незапамятных времен древних предков.
        Так, в одной из таверн, на перевалочной станции между главным миром Монтры - Эль Валенте и второй из полутора десятков обитаемых планет Эль-Уорой, попросту в таверне Золотого Джокера, разыгрался интересный спектакль. Два скальда пытались перебивать друг друга, соревнуясь в пересказах о Монтре миров Валенте, им прислуживал синелицый маленький тщедушный карлик, на которого никто из внимательных и добропорядочных слушателей и посетителей и внимания не обращал. Карлик по имени Юкка обитал в межзвездном облаке, да и в самой таверне, казалось, испокон веков. Никто бы и не вспомнил про него, если бы вдруг один из скальдов не остановился и, брезгливо взглянув на Юкку, не прошептал:
        - Маленький ублюдок, выродок, порождение нечисти…
        Все замерли, и даже разговоры смолкли, а карлик замялся и растерянно посмотрел на огромного скальда:
        - Я чем-то обидел вас, господин? - лишь и спросил он.
        - Своим богомерзким и противоестественным существованием, - оскалился скальд.
        - Но я ничего плохого не сделал вам, - карлик распахнул беспомощно руки в стороны, как бы демонстрируя свою беззащитность и открытость, - может, вам кто-то испортил день, и я смогу вам помочь?
        - Сможешь, - хмыкнул скальд и что есть мочи ударил карлика по голове посохом, разбивая некрепкий череп. Голубая кровь брызнула по круглому залу таверны, люди замерли, потому что преступление скальда было неслыханно для миров Валенте. А карлик отлетел далеко в сторону и упал прямо под ноги богатой госпожи. Его синяя кровь оросила пятнами ее белые одежды и длинные сплетенные в косу волосы. Но женщина повела себя очень странно, она нагнулась к бездыханному телу Юкки и, подняв его на руки, даже не выказав усилия, внимательно посмотрела в его отчаянно распахнутые мертвые глаза.
        - Юкка, - позвала она, - я знаю, что ты слышишь меня, - храбрый древний исполин, очнись.
        - Да она ненормальная, - хмыкнул скальд-убийца, - больная, нашла исполина, ее надо отправить вслед за ним!
        - Кто еще согласен с этим порождением Химеры? - спросила молодая женщина, не отпуская карлика и обводя присутствующих зеленым пронзительным взглядом.
        - Ты сказала запрещенное в этих местах слово, госпожа! Про темную. - прошептал второй скальд, - карлика, конечно, жаль, но скальд, видимо.
        - Замолчи, - перебила его женщина.
        - Да она хамка, к суду ее! - скальд-убийца рванул с места к женщине, но та невероятно быстрым движением вытащила из складок плаща пронзительный острый меч, не отпуская при этом тело Юкки, и стремительно отсекла голову нападавшему. Из горла, отделенного от тела, потекла вязкая густая черная кровь, запахло серой.
        - Демон, - женщина поджала голову, - давно подозревала, что Химера пробралась в дом наш.
        - Вы… вы… Вы совершили убийство! - прошептал второй скальд, а люди вокруг зароптали. Даже храбрые звездоплаватели оторвались от стоек и напряженно обернулись на непривычную сцену.
        - Надеюсь, ты не хочешь последовать за ним, - женщина острием клинка указала на тело обезглавленного скальда, - он монстр.
        - С чего вы взяли? - не мог остановиться скальд. - Это мирные планеты! Вы преступница.
        - Замолчи, - оборвала его женщина и двинулась к столу, скинув с него на пол утварь. Она положила Юкку на стол, не обращая внимания на шептавшихся людей, неуловимо спрятала меч и подняла руки над телом карлика.
        - Явись мне настоящим, Юкка, явись могучим, явись из мира первородной магии Вселенной, неси искру чуда из истоков вечных безымянных миров, я не успела найти тебя, но я успею вернуть тебе былое величие и мощь, явись ко мне в облике своем, я приказываю, будь! Я так хочу! Именем!
        И голубоватый дым плотным туманом окутал стол, который вдруг затрещал и закружился, столб густого дыма устремился к высокому сводчатому потолку, столы и стулья разлетелись в разные стороны, лопалась посуда, и тряслись стены. Вскоре стало все смолкать, дым развеялся. Перепуганные, забившиеся в углу люди с ужасом и страхом увидели громадного дракона, ярко-синего с перламутровой чешуей. Дракон закинул голову и, рыча, исторг пламя. Затем наклонил голову и положил ее в протянутые женщиной ладони.
        - Лети домой, Юкка, я скоро приду, - и дракон взмыл сквозь купол, проскальзывая, как сквозь масло, защитные барьеры, и нырнул в космическое пространство.
        - Она ведьма. - прошептал очнувшийся скальд.
        - Ты надоел мне, - ответила женщина, - мы на пороге перемен, - обратилась она к людям, но среди вас не должно быть ни таких, как лазутчик Химеры, ни таких трусов, как этот негодяй.
        - Да кто ты такая?! - возмутился скальд. - Драконов тут создаешь, это колдовство.
        - Это мой дом, это мой мир, а ты сейчас же покинешь его, и твоим пристанищем, о пересмешник, станет дом Химеры, где ты будешь рассказывать темным, как своим занудством и подлостью вывел из себя Монтру Валенте.
        Женщина протянула руку вперед, сделав отбрасывающий жест, и скальд, как перышко, последовал по пути дракона, исчезнув навсегда.
        Люди повалились на колени и преклонили пред Монтрой головы.
        - Думать, в нашем изобилии вы разучились думать, как вы проживете без меня, если один скальд Химеры вам интереснее дракона-защитника?
        Красивое лицо Белой Монтры стало суровым, она подняла голову, осматривая звездные небеса, и тут же исчезла, словно выбрала звезду, к которой ей надо.
        Высокий выступ темной башни словно висел среди бесконечных вспышек вечных звезд, не было видно ничего, кроме мириад светил и темноты бушующих вокруг башни энергий. На краю выступа, похожего на темный каменный мостик, достаточный, чтобы на нем сел не один десяток огромных кораблей, стояла женщина. Собственно, лик ее был не ясен, словно дым и тьма сумрачной вселенной припорошили его. Лишь улыбка, странная и немного ожидающая, игрой читалась на ее губах, на женщине был темносиний плащ с капюшоном, в который она и не пыталась кутаться, плащ сам вился вокруг ее тела.
        Внезапно пронзительная вспышка, выросшая из ослепительной стрелы, рассекла пространства и рассыпалась рядом с женщиной, из вспышки ей под ноги упал человек, мужчина, странный, седоватый, перепуганный, держась за сердце, истошно кричал:
        - Нет!! Нет! Пощадите меня! Простите меня! Спасите меня!
        - Молчи! - приказала женская фигура рядом, и мужчина замер, с ужасом пытаясь надышаться воздухом, который, несмотря на кажущийся вселенский мрак, был вокруг и резко пах озоном.
        - Ты - порождение светлого мира, - утверждающе сказала женщина, - неужели твоя госпожа так рассердилась на тебя, что вышвырнула во тьму? За что?
        - Мой друг убил синего карлика…
        - Успешно убил? - переспросила женщина, а мужчина закрутил головой, неожиданно поняв, что находится на краю, пожалуй, самой огромной пропасти, которую вообще мыслимо себе представить.
        - Не… не очень, - прошептал он и упал на живот, словно пытаясь приклеиться к каменному полу и не упасть.
        - Забавный, - хмыкнула женщина и повела рукой, исполинская башня стала крениться, и мужчина под собственной тяжестью пополз вниз, цепляясь за гладкий темный камень пола.
        - Нет! Нет! Спасите меня! Будьте великодушны! Помогите! - он снова закричал.
        Женщина неестественно наклонилась вместе с полом и на фоне космического простора казалась чем-то совсем уже нереальным:
        - Ты не ответил на мой вопрос! Убили синего карлика?
        - Нет! Нет! Она превратила его в синего дракона, а меня вышвырнула в проклятые дали!
        - Вот как? - в голосе женщины послышалось сожаление, а башня и гигантский мостик приняли свое нормальное положение. Мужчина на четвереньках подполз к женщине и, плача, безумным, срывающимся голосом пожаловался:
        - Я боюсь, спаси меня, госпожа. Спаси! Я буду все делать, я буду…
        - Я знаю, молчи. - она глубоко вздохнула, - что же ей не хочется так делиться и меняться, хватит этого мира, он губит. Пора встряхнуть порядок, как хаос он прекраснее. - Она протянула руки вперед, и где-то, в невероятном далеко, золотом вспыхнули два пятнышка, они стремительно двигались вперед, разветвляясь в разные стороны.
        - Только одна! Да будет! - Закричала женщина, и два луча, спешащие в разные стороны, превратились в один.
        - Все, дорогая, теперь только одна - ко мне, перемирие нарушено, - хмыкнула женщина, - он придет сюда, пошли, скоро звездный путь достигнет этого порога, и мы встретим нашего гостя.
        - Кого, госпожа? - прошептал мужчина.
        - Ты скальд или менестрель?
        - Скальд, - ответил мужчина.
        - Прекрасно, пойдем, расскажешь мне о ней.
        Огромный каменный зал утопал в густых сумерках, а гигантское ложе, покрытое мягким красным материалом, было усыпано невиданными фруктами и диковинными безделушками. Женщина, чей лик все так же прятал сумрак, перебирала их и слушала скальда, охмелевшего от поданного вина и оттого болтавшего усиленнее и завиравшегося. Неожиданно он поднял лицо на новую госпожу, и выражение ужаса появилось на нем. Это была та, что вышвырнула его из мира Валенте. Он поперхнулся и попытался отползти в сторону.
        - Успокойся, глупый, - рассмеялась женщина, - это лишь лик ее, он мне сейчас необходим, я все еще твоя госпожа Никогда-Никогда, а ты за всем смотри и наблюдай, ибо это начало ее конца!
        - Вы Монтра… Белая Монтра… - прошептал мужчина.
        - Нет, дурачок, я Черная Монтра, Химера, госпожа Никогда-Никогда, гарант пустых желаний всякого, а ты служишь мне. И ты сейчас замрешь в углу этого зала, как крыса, и будешь запоминать все, что будет происходить, это важно.
        Скальд закивал головой, как игрушка, и отполз в тень гигантских колонн.
        - Как приветливо с твоей стороны все же расстелить дорогу к своему огню, - раздался глубокий мужской голос.
        - Князь? - Монтра улыбнулась и поднялась с ложа. В распахнутом огромном проеме ее сумрачной залы лился золотой свет. Высокий, сильный мужчина с мужественным, очень красивым и царственным лицом стоял на пороге. - Проходи, князь, коль пожаловал, - улыбнулась она. Синие, сверкающие глаза мужчины неотрывно следили за Монтрой.
        - Что-то изменилось в тебе, - заявил он.
        - Ты пришел сделать мне замечание? - она пожала плечами, и, скинув синий шелковый палантин, расшитый белыми птицами, прошла к каменному бассейну, в котором тихо и душисто булькала горячая вода.
        Князь тяжело вздохнул, глядя на нее, его сердце защемило старой болью.
        - Все еще влюблен? - улыбнулась она, опускаясь в воду.
        - Ты же знаешь, зачем спрашиваешь.
        - Проходи, угощайся, наверное, устал, звездные пути такие далекие.
        Князь прошел к высокому каменному ложу, отстегнул застежку расшитого золотом плаща и снял меч, спокойно положив его на красный бархат, застилавший каменный шлифованный пол.
        - Я смотрю, плащ расшит рисунком самой Судьбы? Макошь так благосклонна к тебе? - Монтра обернулась, как можно сильнее выставляя себя напоказ возбужденному и без того мужчине.
        - Да, Матушка хранит род Бореев, помогает… Ты дразнишь меня, - упрекнул он Монтру, - я мужчина, а ты.
        - А зачем ты пришел один? - рассмеялась она. - Если бы надеялся на иное, думаю, пришел с дружиной. Хочешь, можешь попробовать эту чудную воду, она излечит твою усталость, светлый великий княже.
        - Ты смеешься надо мной?
        - Ой ли, - монтра отвернулась от князя, подобрала волосы и закрутила их в жгут, ее белоснежная грудь показалась из воды. Капельки росой блестели на высоких полушариях. Князь неотрывно смотрел на дивную красоту ворожеи. Он не помнил, как разделся, как зашел в воду, но как жарко пылало ее тело в его руках, как отзывалось под поцелуями его.
        - Любишь ли ты меня, князь? - шептала Монтра.
        - Люблю, лишь тебя одну люблю, тобою брежу! - рассудок князя словно мутнел.
        - Давно не было в тебе женской силы, храбрый звездный воин, - прошептала ворожея, - положи меня на край купальни.
        Князь подхватил ее на руки и бережно поднял над водой. Облокотившись на руки, Монтра медленно развела ноги в стороны и коротко бросила:
        - Пей, ты обесточен, моя энергия светла и нужна тебе, ты жаждешь..
        И князь припал губами к бессмертному источнику женского начала начал. Монтру затрясло, она закричала, ее руки вплелись в волосы князя. Это продолжалось невероятно долго, золотое сияние князя менялось на темно-синее, словно насыщалось цветом, то сине-черное, то совсем дым, густой и темный.
        А наблюдавший за всем этим скальд с ужасом думал, что, вероятно, ему мерещится, потому как князь казался ему то человеком, то огнем, то исполинским волком.
        - Теперь ты мой князь, а она никогда не узнает тебя в сиянии моей энергии, - прокричала Монтра, - скажи ей о том! - она повелительно взглянула в темный угол, и ее горящий взгляд безошибочно нашел взгляд скальда. - Иди, скажи ей это!
        И неведомая сила подхватила незадачливого скальда и вышвырнула из зала назад в пространство. Любовники даже не отвлеклись на него, зато бешеный ледяной ветер, подхвативший его, закрутил среди прочих светящихся ветров и энергий и так же неожиданно швырнул в неизвестность.
        Шлепнулся скальд на пол той самой таверны, из которой его вышвырнула Белая Монтра.
        - Гео! - воскликнула симпатичная хозяйка заведения, где он возник. - Ты же погиб два года тому… - она прикрыла себе рот ладошкой, с ужасом глядя на воскресшего скальда.
        - Нет, нет, - Гео ощупывал себя, - я был в мире темной ворожеи, я такое видел.
        Его обступили люди. А кто-то протянул бокал горячего вина:
        - Приди в себя, расскажи все нам.
        - Да-да, это надо рассказать, - согласился скальд, - друзья мои, это - за пределами моего скромного разума, которого я чуть не лишился!
        А далеко, в великой тьме безымянных миров, Светлый Князь потерял не только счет времени, но и голову. Ему и в голову не приходило, что ускользающие моменты лишь отдаляют его от бесконечно далекой цели, его сердце плавилось в темном огне той, что, присвоив чужой лик, была с ним, безвозвратно отдаляя и отдаляя его от истинности. Черная Монтра даже получала удовольствие, если этому ее чувству можно дать определение. Могучий мужчина, чьи помыслы и устремления находились во власти Абсолютного Создателя, стал горячим и податливым, как пластилин. Его взгляд, почти полубезумный от переполненности любовью и дополнительными искусно вплетенными чарами, следил за любимой и не замечал всей тьмы и мракобесия, что окружала ее. Со временем Монтра перестала даже прятать тьму и уродства вокруг себя, разве что лик свой не изменила и усилила ворожбу.
        - Ты помнишь свою Землю, любимый? - вяло спросила Монтра, устроившись на коленях одурманенного Князя и касаясь его красивого лица.
        - Землю. - Князь поцеловал ее ладонь, - что-то знакомое, не думай, люба моя.
        - Любимый… - Химера вслушалась в это слово. Любимый. Это такой особенный человек. Для другого человека. Которого можно искренне так любить, даже не думая, что это полное оглупление и фиаско всему. Неужели Валенте так глупа, что позволяет себе любить этого вечного? Ну, пусть даже Князя какой-то там Борей-ской империи. Уничтожить ее - и нет величия миров империи, пыль, и все.
        - Любимый… Ты все сделаешь для меня? - Химера повернулась и, ловко обхватив ногами бедра Князя, заглянула в его глаза, все теснее и теснее прижимаясь. Глаза мужчины широко распахнулись, зрачки расширились, руки уже скользили по телу Монтры.
        - Все что прикажешь, родная.
        - Вот как, - Химера усмехнулась, позволяя Князю целовать себя, - меня собираются убить.
        - Кто? - его будто ударило током.
        - Враг.
        - Но ты бессмертна.
        - Я о Химере…
        - Разве она не успокоилась, моя любовь? - прошептал Князь.
        - Нет, - горестно вздохнула Монтра, поражаясь глупости любви, - она сказала, что получит мою силу и мою душу, прислала мне ультиматум, видишь, мой мир погружен во тьму.
        - Поэтому?.. - прошептал Князь, а Химера подумала, что тьму он таки заметил, и в тот же миг темная челядь, тенями снующая по мрачному залу, приобрела добрые светлые лица.
        - Я убью ее, - заявил Князь.
        - Ты это сделаешь для меня?
        - Да.
        - Что ты хочешь взамен, мой воин, меня? - улыбнулась Химера.
        - Ты пойдешь замуж за меня, любая? - с тоской спросил Князь.
        Дело обретало явно выигрышный оборот, необычный, дающий пусть опасные, но и выигрышные повороты.
        - Ты хочешь, чтобы два наших Духа соединились пред лицом вечности? - переспросила Черная Монтра, аккуратно подкладывая под голову Князя шелковистые подушки с дурман-перьями птицы Крыш.
        - Да, любовь моя, - широко улыбнулся Князь, - я хочу этого больше всего.
        - Закрой глаза, - прошептала Монтра, и Князь, который уже вдохнул воздух с дурманящим и морочащим запахом, послушно прикрыл веки. Монтра недоверчиво заглянула в красивое лицо мужчины, прикинув, что ничего таки не теряет, а приобретает.
        Вероятно, даже больше, чем хотелось ранее. Кто мешает занять чужое место, когда возражений нет?
        - Скажи мне, милый, - зашептала Монтра.
        - Венед, зови меня по имени, как раньше, - попросил Князь.
        - Скажи мне, Венед, ты расслабился сейчас, чувствуешь, как волны качают тебя?
        - Да, словно я снова в лодке с тобой, и тихая река несет нас далеко-далеко, из твоей страны Тюльпанов в мою страну Севера.
        - Даже так? - Химера напряглась. - Ты помнишь, как мы плыли с тобой в лодке?
        - Конечно, любимая, эта лодка снова качает меня, и я счастлив, как тогда, когда ты отдала мне свое сердце и удивительную Белую Розу, что переливается сиянием синим, небывалым да зачарованным, как ты сама, осыпая миры наши великой силой любви и жизни.
        - Даже так, - задумчиво повторила Химера, - ты сохранил его, Венед? Тот дар мой?
        - Конечно, любая, ибо страна моя силу несметную приобрела.
        - Прямо еще одна легенда, - прошептала Монтра, - а дорогу ты помнишь в Инио ко мне?
        - Ты же велела мне забыть, - красивые губы Венеда лукаво изогнулись, он обнял Монтру и повалил в пушистый ковер с дурманящими подушками, набитыми перьями Крыш, искусно изменившими свой цвет под настроение хозяина, - но кое-какие дороги к тебе я все же запомнил, ибо Катунь - щедрая река, и брега ее гостеприимны.
        - Любимый, - улыбнулась Монтра, - но как же вороги мои?
        - Повержены будут! - Венед приспустил край платья с плеча Химеры и прильнул губами.
        - Ты желаешь нашего обручения перед походом или после?
        - Сейчас желаю! - воскликнул Венед. - Немедленно, чтобы рассвет и закат, все всегда вместе, с именем твоим на губах хочу идти против врага, силы мне кольцо твое придаст, силы и мощи, ибо хоть и князь я страны сияющей и великой в силе своей, но твоя любовь еще более могучие силы мне дает, крылов да сотня за плечами моими, любая!
        - Эка удача, - согласилась Монтра, откинувшись на услужливые алые, пылающие, как заря, подушки и позволяя Венеду распахнуть свои обманчивые белые одежды.
        - Значит, нас ждет свадьба, дорогой! Таки Битва будет, и будешь ты сражаться сам против себя.
        - Что? - не расслышал Венед.
        - Говорю, мой любый, что сам ты сразишь всех недругов наших, их оплот посреди Вселенной в круглой башне, ходят они в длинных одеждах, крестами да звездами украшенных, нет предела их бахвальству, как и угрозам их.
        - Мы выступим против них сразу после свадьбы, любая!
        - Конечно, а что бы еще ты хотел, после? Только хорошего боя? - обрадовалась Химера.
        - Не только, - не согласился князь, - со времен последнего боя с Химерой, когда Спаситель наш смерть от меня отвел, дочь нашу я не видел, уж гляди и годы-то какие пролетели, надо бы дочь узреть, душу успокоить!
        - Вот откинем чернь поганую и на землю к дитятку отправимся, - заверила Венеда Химера.
        - Будь по-твоему, - согласился влюбленный Князь.
        - Для уверенности я уничтожу тебя еще раз, Вал Эль, - прошептали губы Химеры в невидимом Венеду оскале.
        - Наташ, а Наташ, - голос Марьи прозвучал чистым сопрано в каленом морозном воздухе. Наталья обернулась, приподняла козырек пушистой кепки, зорким взглядом всматриваясь в ту сторону, где среди вековых таежных деревьев металась небольшая снежная буря. Марья неотрывно смотрела на странное нечто, прижав руки в теплых варежках к губам. Там, сквозь плотную шаль колючих снежинок, прорисовывались две человеческие фигуры, словно парившие над землей. Они-то и были загадочным эпицентром снежной метели, распространявшейся на небольшое пространство вокруг.
        - Что это, Марьюшка? - прошептала Наталья.
        - Не знаю, но сейчас узнаем, - ладошка в варежке скользнула по футляру, обнажая глаз объектива фотокамеры.
        - Не ходи! - вдруг закричала Наташа. - Не надо, беду чую, не ходи!
        - Да подожди ты… не волнуйся, - и Марья осторожно пошла в сторону бури.
        - Ой, мамочки! - всплеснула руками Наталья и, отойдя от снегохода, пошла за подругой.
        Еще издали стали слышны завывание полярных волков, так неуместных здесь, и чьи-то громкие голоса, объектив камеры сверкнул. Елочки, стройные, синевато-серебристые в искрах снега, что это? Есть снимок…

«Не по что, окаянная, головы люду морочить! - прогромыхал сильный мужской голос. - Вернись в горницу и считай еще девять веков!» - «Нет, дедушка, не уговоришь ты меня, - отвечал женский голос, холодный и равнодушный, - не вернусь я в Ледяной Чертог, хоть и срок не истек проклятья бабушкиного! Человека я любила, что ж теперь, мне в чертогах тысячелетие вековать в наказанье? Да и не человек он, а ангел небесный!» - «По-хорошему прошу, внучка, придет Полярный Охотник - снимет проклятие, а так носить его еще девять веков! Человеков избегать, в Чертогах сидючи! Почто ослушалась, отверженца полюбила?!» - сиянием северным разлился шепотом над кромкой тайги, и сиреневый туман стал подниматься из глубины спящего векового леса, накрывая собой странное заповеданное место.
        - Дед Мороз! - воскликнула неожиданно Наталья, отчего Марья чуть не уронила камеру. - И внучка его - Снегурочка!

«Люди!» - раздались удивленные голоса таинственных спорщиков, и тут же мощный ураган окутал землю, сбивая с ног ледяным колючим ветром.
        - Руку, руку дай! - закричала Марья, с силой вцепившись в Наташину ладонь, но ураган, больше похожий на лавину, подхватил, подмял, закружил, выгребая сознание колючим снегом, ледяное злобное Нечто проникло в мозг Марьи, закружило там и взорвалось, будто снежный фейерверк.
        Что-то колкое и очень холодное, больше похожее на кусочки стекла, чем снега, сыпало на лицо, срывало капюшоны, Наташа, ухватившись за Марью, пыталась по инерции заслоняться от «игл». Какая-то обезумевшая птица ударилась о ладонь Натальи. Та и поняла, что Марья уже не слышит и не видит ничего, и попыталась раскрыть залепленные снегом глаза. Не птица, что-то белое, как крыло полярной совы. Покрепче зажав в кулаке неожиданную находку, Наташа повалилась на Марью, которая была без сознания, но крепко держала камеру, видимо, в последний момент накрутив на руку кожаные ремешки. «Господи, помоги нам, - прошептала Наташа, - или сохрани наши души, что бы ни случилось…» Стало тише, но обманчивая тишина, словно лишенная воздуха, оказалась рыхлым сугробом, закрывшим двух подруг от мира.
        В больнице было тихо. Марья открыла глаза, в палату зашла Наталья, озираясь и кутаясь в теплый халат, она несла в руках камеру в футляре. Наташа оглянулась на дверь, а потом быстро сунула камеру под подушку Марьи, Марья вскрикнула.
        - Ты пришла в себя? - с надеждой спросила Наташа.
        - Мы до Вихрютиной Царь-горы не добрались - прошептала Марья, - а Вихрюта лишь в стужу таежную цветет. Не исправить мне ничего опять! Не вспомнить, отчего мне по ночам сова эта снится и драконы синие.
        - Тсс! - Наташа вовремя сделала предупреждающий жест, в палату вошла маленькая женщина в медицинском халате. Глаза Марьи округлились.
        - Сне… - она не договорила, Наташа зажала ей рот ладонью, загораживая собой.
        - Санитарочка, да-да, - специально громко произнесла Наташа, - ее Марфой зовут.
        - Домой вам надо, девоньки, - холодно и равнодушно произнесла Марфа, - там и поправитесь скорее. А здесь места гиблые, таежные, для вас непривычные, ни дискотек, ни парней пригожих. А тебе, так совсем не место здесь, - обратилась Марфа к Марье, - да и нет тебе места нигде.
        - Вот снегоход заберем и уедем, - закашлялась Марья.
        - Нет там вашего снегохода, - ответила Марфа, как отрезала, - не нашли мы его - словно и не было никогда. Уезжать вам надо, уезжать, пока еще чего не случилось, - и Марфа вышла из палаты, а Наташа рассеянно обернулась на расписную русскую печку. Поленья в ней больше не горели, а, наоборот, покрылись льдом, за деревянным окошком пошел сильный снег, и подруги переглянулись.
        - Не нравится мне это, - недобро усмехнулась Марья.
        - А мне, думаешь, нравится? - нагнувшись к Марье, Наташа сделала вид, что поправляет подушку подруги, а сама зашептала:
        - Там, в камере, за обшивкой внутри футляра, я бумагу спрятала. Она мне сама в руку влетела, когда нас снегом засыпало.
        - Тсс! - Марья дернула Наташу за руку. - Посмотрим в дороге. Вот вернемся к Одетте и разберемся.
        Уже в уносящем их прочь с севера самолете Марья решилась достать Наташину находку.
        - Старославянский, - прошептала Марья Наталье, которая смотрела в круглое окошко на бескрайние заснеженные просторы, но тут же обернулась, услышав подругу.
        - Ты же его знаешь, что там? - ответила Наташа.
        - Желтая бумага, старая, надо будет заламинировать. Сейчас попробуем, - вздохнула Марья, аккуратно разбирая бумагу, и наклонилась к Наташе, - здесь кусочек текста, это обрывок листа, Наташ!
        - Все равно читай!
        - Сейчас… Только сразу предупреждаю, текст старый, могу спотыкаться…
        - Читай как поймешь…

«…По затертым плитам асфальта, в городе Всех Времен и Народов, в час Дождя и Ревущего Ветра, ты пойдешь босиком, в одиночку… Ты возьми с собой кисть винограда и борейскую синюю розу. Виноград - символ сердца и Бога, роза - наша защита и память…
        По дороге так много идущих, но они как слепые котята, сходят прямо с асфальта на трассу, там их бьет прогресс века железный и увозит звенящая стража.
        Но твой путь как всегда непреклонен, ты все видишь, хоть город во мраке… И глаза твои, словно у кошки, видят целью высокую башню, что стоит остановкой в дороге. В этой башне, как в клетке незнанья, сидит пленник невиданной битвы. Ждет в оковах у сердца чугунных, ту, что снимет проклятие неба и за руку возьмет с собой к звездам. По ступенькам последнего века со свечой ты поднимешься в башню… и все вспомнишь, хоть минула вечность…
        Светом синим осветит мир роза, унося взор твой сквозь бесконечность. Там в истоках сияет восходом мир, который ты так возлюбила…
        Забывая, что башня не космос, где глас каждого будто не слышен, ты падешь на колени пред спящим и заплачешь забытую песню:
        На пороге тайн - молчанье жизни,
        И не в том причина, что трудна,
        Просто слились в вечность мои мысли,
        А река бессмертия одна…
        Нет еще ни шороха, ни звука
        Все назад теперь, как все вперед,
        И столетья равны здесь мгновеньям,
        И песок пустынь с руки течет,
        Нет еще рассвета и заката,
        Ни Шумер, ни древних пирамид,
        Грохота любви, войны раската,
        Разум в колыбели еще спит,
        И словами мудрого Сократа
        Ранний мир еще не озарен,
        И стою я как-то виновато
        У истока будущих времен…
        И не по себе мне, знаю точно,
        От того, что вижу дальше я,
        Что от бед спасти мир невозможно,
        Что закон преградой бытия…
        У истоков звезды догорали, занималась ранняя заря, кто-то видел в этом знак печали, кто-то зрел небесный знак огня…
        Нибелунги-ангелы о крыльях, светлый лик, чей Богу так подобен, издревле планету охраняли, забывая о себе, о звездах, тех мирах, с которых они сами… Чтили Землю, люд земной растили, помогали Богу, и любили…
        Был средь них вождь сильный Азазелло, ангел наивысшего порядка, близок к Богу, силой небывалой наделен среди других демиургов, он порядок соблюдал исправно, почитал Отцовские заветы…
        Утром светлым, Времени иного, у истоков созданного мира, Азазелло у просторов моря на краю сидел, следил за штилем. Он в чередовании покоя волны видел, смысл скрытый, тайный. Пенный берег, крики чаек черных ангела могучего пленяли. Тихий шепот моря ему Глас Божественный являл…
        - Здравствуй, о могучий, светлый ангел, - звук медовый глас морской сменил, ангел обернулся, человек ли? И в одно мгновение застыл. Юная и трепетная дева, златокудра, так светла, прелестна, что бледнели небеса пред нею, к Азазелло тихо подошла.
        - Я ли ангел, - молвил Азазелло, - или ты, прелестное дитя? Как цветок, дурманящий красою, как моя далекая звезда, как касанье длани теплой Бога, как любовь… любовь… моя любовь. Как зовут тебя, сестра мечтаний?
        - Даша, - тихо выдохнула дева и зарделась ярче розы красной, - я дочь рода скитов, из арийцев… Ты ли, страж земной, мой звездный ангел?
        - Я ли ангел, - вторил Азазелло, - да, я ангел, но не для тебя. Я горящий ангел, я в огне пылаю, и сгорю, хоть подле плещет море.
        - Отчего же?..
        - В Дашу я влюблен. Видит Бог, что дщерь земная скитов сердце буревестника сковала, ты ли та душа, что у истоков мира сотворенья, со мной рядом боль любви делила?.. Ты… я чую… Нибелунги, древняя и сильная из рас. сердце не обманешь нибелунга. Я любить готов тебя всевечно. Лишь со мной останься, моя дева!
        - Ангел светлый, сильный и прекрасный, - теплым медом Даша говорила, - я любить тебя всегда готова, я люблю тебя… Какая сила к брегу моря все меня толкала, я не знала, а пришла. то ты, мой возлюбленный. крылатый.
        - Ангелам не ясно нетерпенье, они живы, пока живы чувства, они борются за них и умирают.
        Азазелло, преклонив колени, обхватил стан гибкий девы, жаром поцелуя речь скрепил. Отголоски страсти в синем небе слышали парящие в пространстве белые, как души, альбатросы. Слышала все смятая трава, заповеданная с той минуты, как дочь скита с ангелом бессмертным, нарушая Божии заветы, окуналась в омуты любви. Он не знал творения прекрасней, чем возлюбленная юная скитянка, он входил в нее подобно шторму, он сгорал от уст прикосновений.
        Ей неведомы доселе были чувства, ей неведомы такие наслажденья, отреченье от самой себя.
        Нарушали Боговы запреты, две огнем объятые души. Нарушали и еще хотели, бесконечности, любви, ее огня. Заревом всполохи чувств ложились на уста, на плечи, на глаза. Заревом и тайною угрозой страсть обоих тихо обернулась, когда Бог изрек такую речь:
        - Азазелло! Ты попрал заветы, ангел мой в дочь ариев влюблен! В ней взрастет столь чуждое ей семя. И твой сын не примется людьми. Нибелунги также не признают. Ты достоин горького паденья, я низвергну тебя нынче вниз. И в свой дом, что Небом вы зовете, ты не вступишь больше, темный ангел, ты навеки будешь там забыт!!!…»
        - Дальше оборвано, - Марья задумалась, - Азазелло, я помню, что такой упоминался в «Книге Еноха». Он соблазнитель и убийца. Один из предводителей серых ангелов - Сторожей. Помнишь, ангелы влюблялись в земных дочерей и у них рождались дети - титаны-нефелины. Ну, Наташ, битва Бога с титанами, в разных религиях - разные версии, суть одно.
        - Да, помню, - согласилась Наташа, - как это: соблазнитель и убийца? Так бывает?
        - Ну, он развращал людей тем, что учил их делать мечи, щиты, броню, всякую утварь вроде зеркал, браслетов и разных украшений; научил расписывать и украшать все это, носить драгоценные камни и украшения.
        - Это грех? - удивилась Наталья. - Тогда он все-таки всех развратил, Маш!
        - Да это не я, это у Еноха такое представление о грехе. Он когда жил и думал?
        - Ну, тогда не понимаю я его!
        - От нефелинов в дочерях человеческих осталась магическая красота и само искусство ворожбы, понимаешь. Там знахарство, ведовство и прочее, уму непостижимое.
        - И медицина? - Наташа улыбалась.
        - Наташ, что ты от меня хочешь? - возмутилась Марья. - Енох был древний муж, чье мировоззрение сильно отличалось от нашего. Я только не понимаю, при чем тут русский север и Снегурочка? И почему вдруг на Сторожей ополчились люди?
        - А не должны были? - Наташа тревожно смотрела в зеленые глаза Марьи.
        - Нет, вроде как…
        В этот момент самолет «ухнул» в воздушную яму, попал в зону турбулентности, из динамика раздался ровный голос стюардессы, призывающий к спокойствию.
        - Все, - Наташа откинулась в кресле, - дома дочитаем, а то не долетим. Видишь, Она свирепствует.
        - Как больно, ой! - Анечка потерла прищемленные автоматической дверью маршрутки пальцы и тут же подумала, что боль в душе стократ сильнее. Боль в руке сразу стала незаметнее, уступила место боли душевной, большой, всепоглощающей, рожденной неосторожными словами, давно вылетевшими, но сразу убившими что-то светлое и легкое в душе, дарующее покой и радость. Слова, породившие громаду невыносимых страданий, снежную лавину чувств, замешенных на обиде и непонимании…
        Ах, если бы их произнес кто-то другой!
        Они познакомились давно, Анечка училась на геологическом, а Славик в летном училище. Все произошло легко и почти просто. Схожие интересы, две сильные натуры. Красота и ум Анечки, целеустремленность и сила Славика слились воедино, не давая обоим шанса разорвать такой союз. Даже сложные походы Анечки с геопартиями и дальние перелеты Славика не разъединили их ни в мыслях, ни в желании быть вместе.
        Жизнь текла, пусть тяжелая, в разлуках, но освещенная встречами и тихими дурманящими вечерами, когда можно было просто сидеть рядом, держась за руки, и молчать, черпая в единении и смысл, и радость всего земного бытия. Вскоре судьба сделала им неожиданный подарок.
        - Ох, Господи! - то ли с удивлением, то ли с сочувствием говорили друзья и знакомые, но Славу и Аню как будто не коснулись эти слова. Они считали себя счастливцами, словно Господь дал им выигрышный лотерейный билет. Розовощекая тройня пацанят, беззаботно угукающая в широкой коляске, придала маленькой семье новый статус и новые, еще большие силы жить и продвигаться вперед. Анечка оставила георазведку и стала преподавать в институте, а далекие перелеты Славика сменились на более короткие, но опасные - арктические.
        - Ничего, солнышко, - успокаивал Слава жену, - я человек осторожный, куда не надо не полезу, а платят лучше, и дома больше! Семья - это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот. Сначала вы, а потом я. Все прекрасно в этом лучшем из миров!
        И годы текли, согласно закону, произнесенному Славой «семья - это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот». Мальчишки росли, Анина красота становилась ярче, словно бриллиант, который гранит время, а на лице Славы появились морщины от яркого света заполярных пейзажей.
        Так и текла бы река жизни, если бы однажды Слава не совершил «аварийную посадку». Самолет, перевозящий топливо на далекий берег Баренцева моря, взорвался в воздухе.
        Есть Бог на свете, только и подумала Аня, когда узнала, что каким-то чудом Слава остался жив… Не задумываясь ни на минуту, собрав волю в кулак, она определила детей на попеченье друг друга, не беспокоясь за самостоятельных и сильных мальчишек, и устремилась на холодный север…
        Слава приходил в себя тяжело и долго. Мутное сознание подсовывало страшные картины взрыва, мечущегося злого пламени, последнего крика штурмана: «Мы падаем, командир! Падаем!..», какой-то жуткий гул, свист и тревожное лицо Анны, которое Слава четко увидел, проваливаясь в бессознательное…
        Потом он открыл глаза, разбуженный запахом диких ландышей, свет стал ярче, ярче, пока совсем не стал ослепительно-белым очерченным квадратом. «Потолок, это потолок, - решил Слава. - Я жив, Аня…»
        - Проснулся, касатик? - над Славой склонилась женщина чуть старше Анечки, черноглазая, маленькая, в белом халате. - Ох и долго же ты приходил-то в себя, долго…
        - Где я?.. - прошептал сухими губами Слава.
        - В больнице, милый, - отозвалась женщина, поднося Славе кружку-непроливайку. Густой, насыщенный терпким привкусом отвар согрел горло, разлился теплом по телу, - пей-пей, касатик, в этом сила твоя.
        - Аня… - позвал Слава, чувствуя, как мутнеет сознание, и как сквозь пелену пробрался вкрадчивый голос:
        - Кого ты зовешь, касатик ясный, Охотник мой Полярный?
        - Аню… - эхом отозвался Слава, - жену свою, Аннушку, далеко она.
        - А что ж далеко, Охотник, - голос обволакивал, закрадывался в душу, - разве далеко будет жена, когда мужу плохо?
        - Дети… - отозвался Слава.
        - А что дети? - вторил голос, - плохая жена. Не любит тебя, если ты ради нее и детей в беду попал, а ее рядом нет, другая жена тебе нужна, другая, касатик… Не жена тебе Анна больше, не жена.
        - Ты кто? - Слава сопротивлялся дурману.
        - Судьба твоя, Полярный Охотник, Марфа я, судьба…
        Славу Анна нашла в маленькой больнице затерянного в таежной глуши городка, обожженного, похудевшего, постаревшего и страдающего. Перевозка в центральную клинику отменялась - состояние здоровья Славы не позволяло. И тогда Аня осталась рядом с мужем. Дежуря день и ночь у его кровати, немыслимыми способами, где мольбами, а где хитростью заманивая маститых врачей в таежную глушь, она не собиралась сдаваться без боя. Летчики-полярники удивлялись стойкости маленькой женщины и, подбадривая ее, кто шуткой, кто апельсинами с большой земли, успокаивали, что командир встанет на ноги с такой женой. Со Славой Аня поступала более жестко, словно не трогала ее его беспомощность, словно, как обычно, силен и здоров был Ярослав.
        То работу какую подкинет Анна мужу, то попросит журнал какой для нее перевести. За водой к столу с кровати поднимет, а то и вовсе на улицу в мороз отправлять стала, то поленьев пару для печи принести, то потяжелее - воды студеной из колодца достать. Молча сделает Слава, скрипя зубами, через боль, ляжет на кровать, передохнуть, да и тут Анна что-то да придумает для него.
        - Не любит она тебя, ой не любит, - приговаривала медсестра Славика Марфа, принося в маленький домик, где обосновались Слава и Анна, лекарства и отвар свой терпкий, - уж не смерти ли твоей хочет, касатик? Может, мешаешь ты ей, может, ждет ее кто на земле-то большой?
        Змеей коварной закрадывались слова Марфы, ядом душу травили. И жалости от Анны видно не было, лишь больше и больше нагружала она его делами, словно не болен он был….
        А по ночам, темным, непроглядным, засыпал Слава от дурмана - отвара Марфы. И снились ему сны странные, причудливые и жестокие. Видел он Анну, ускользающую от него, с улыбкой ледяной на него, падающего, смотрящую, смеющуюся и надменную, словно не люб он ей был, а ненавистен, как бремя. И сквозь плотный туман наркотического сна не слышал Слава, как от боли за него и за вынужденную жесткость плакала рядом Аннушка, беззвучно моля для него у Господа сил и мужества…
        Пришла весна, и, словно весенний мартовский первоцвет, крепкий и здоровый, поднялся на ноги Слава. Сам воду носил, сам дрова колол, домишко обветшалый починил, стал на охоту с егерем ходить да зверя в поселок носить, людям на стол, Анне на радость.
        Радовалась Аннушка и горевала одновременно. Сухими слова Славы стали, грубыми. Не понял он ее, добрые ее дела за злые принял, ох, беда окаянная, - качала головой Аннушка.
        Пока однажды не пришел Слава домой, в горницу к Аннушке, и не сел молчаливо за стол. Почувствовала беду Анна, сердце заколотилось, но сила и мудрость верх взяли, руки от муки о передник обтерла, да рядом с мужем за стол и присела.
        - Ну вот что, Аня, - начал разговор Слава, - последние месяцы расставили все дела наши по алфавиту….
        - Какому, хороший мой? - ласково спросила Аннушка.
        - Спасибо Марфиному отвару, на ноги меня поставила, - словно по щекам хлестнули слова Славы, - а то бы не знал, как и дальше-то жить бы смог. Понял я, Анна, что не любишь ты меня, не ждешь. В тягость я тебе был, зря приехала, только время у студентов и детей отняла, сами мы с Марфой справились.
        - С Марфой… - только и прошептала Анна.
        - Уезжай, Анна, - не слыша ее, продолжал Слава, - я многое передумал за это время, чего мы себя мучить будем? Уезжай, не люблю я тебя.
        Больно иголки невидимые закололи в сердце Аннушки, комок к горлу подкатил, но промолчала она, лишь поднялась, фартук развязала, да в чем была, так из горницы на мартовский снег и вышла…
        До больницы дошла Анна, к врачу в окошко постучала, ни жива ни мертва в помещение вошла. Как старый врач ей успокоительное давал и укол колол, не почувствовала, а очнулась, как сердцу полегчало от оцепенения..
        - Домой мне надо, Егор Егорыч, - проговорила Аннушка.
        - Что случилось, милая? - не понял врач. - Вы же только мужа на ноги поставили, голубушка! Волей вашей и стойкостью потрясен я, а тут слезы…
        Рассказала все ему Анна, ничего не утаила.
        - Вот оно как… - задумался доктор, - непростая Марфа женщина, непростая. Из тайги к нам пришла, без документов, без родственников. Говорит, в ските жила каком-то, да вот не нашли охотники такого скита. Марфа при больнице осталась, медицинское училище заочно окончила, работала исправно, но странная она какая-то, молчаливая. Живет в домике у леса, на окраине поселка, одна… Не дружит ни с кем, но работу свою выполняет исправно, - повторился Егор Егорыч, - не жаловался никто… да я и сам, - чуть помедлил доктор, - иногда пью укрепляющие отвары Марфы - помогают, и сплю как убитый, высыпаюсь… Но в том, что Ярослав на ноги поднялся, исключительно ваша заслуга, Аннушка. Лишь ваша воля и настойчивость, да характер командира несгибаемый помогли ему подняться на ноги. Я, признаться, и не надеялся, что поднимется ваш муж, Анечка. Хотел по весне его на большую землю в специальную клинику отправлять… А тут… Сила духа какая! Ярослав хоть сейчас к полету готов.
        - Готов, Егор Егорыч, - подтвердила Анна, - все вы, видать, отвара Марфиного испробовали, пора мне…
        Анна все еще стояла на остановке, потирая ушибленные пальцы и перебирая в памяти мучительные дни, оставившие след морщинками под глазами и болью в душе. Слава… Как и прежде, летал в Арктике, исправно переводил деньги, звонил вечерами домой из северных всевозможных уголков Земли. Звонки его радости не приносили, холодный, чужой голос, говорящий ни о чем, но упрекающий каждой интонацией, уничтожающий и слепой в своем желании сделать больнее. Лишь с сыновьями Слава был ласков и добр, как прежде.
        - Не могу я так больше, - как-то в паузе между институтскими лекциями Анна опустила голову на руке и беззвучно разрыдалась.
        - Что случилось, Анна Сергеевна? - раздался встревоженный голос.
        - А… - Аннушка подняла голову, перед ней стоял ее студент-отличник Антон Торин.
        - Ничего, Антошенька, ничего, - Анна попыталась улыбнуться, но вышло у нее это вымученно, - устала, наверное. Пройдет скоро.
        - Да нет, - Антон проницательно смотрел на Анну, - другое что-то, сердцем чую.
        - Да что там другое, - отмахнулась Анна, - не выспалась, Антоша!
        - Анна Сергеевна, у меня бабка - колдунья северная, из-под Шаман-Камня. Уж я-то понимаю.
        - Откуда? - не поняла Анна.
        - Из-под Шаман-Камня, - повторил Антон, - ну, она сестра моей бабушки. Беда у вас, Анна Сергеевна! Силы ледяные северные любовь вашу загасить пытаются.
        - А это-то ты откуда знаешь?
        - Бабушка моя, Одетта Юрьевна, мне сказала, вы пошли бы к ней. Сходите! Может, она что посоветует…
        Анна долго сомневалась, а потом и вовсе посмеялась над Антошкиными верованиями в своих бабушек. Пока не пришло письмо от Славы. В нем Слава прощался. Не с ней, а с сыновьями, объясняя все сильной любовью к Марфе и прося прощения у детей. Анна и не упоминалась им в письме. Писал Слава, что переезжает с Марфой на родину ее - к Шаман-Камню. Сильно забилось сердце Анны, вспомнились ей Антошины слова, засобиралась она к Одетте Юрьевне.
        Казалось, Одетта давно ждала Аннушку, ее ничуть не удивил приход незнакомой женщины.
        - Мне Антоша говорил, - Аннушка запнулась.
        - Антошенька? Торин? - улыбнулась Одетта Юрьевна. - Это внук моей сестры, приехал сюда учиться, - пояснила Одетта, - охотник будущий!
        - Да-да, конечно, - Анна почувствовала себя неловко, не поняв, о каком охотнике речь-то.
        - Проходи, голубушка, - неожиданно ласково заговорила Одетта, и в ее доброй улыбке Аннушка отчего-то увидела свою покойницу-мать. Сердце немного отпустило от забытого ощущения материнского присутствия, а Одетта, взяв Анну за руку, повела ее по узкому, освещенному слабым дневным светом коридору в комнату. Анна огляделась. Как все затейливо, словно ожившая сказка. Антикварная мебель, такая же элегантная и благородная, как сама Одетта Юрьевна, круглый стол, увенчанный дивным самоваром, и с выставленным яблочным пирогом, от которого еще шел парной яблочный дух.
        - Девочки! - позвала вдруг Одетта, и из соседней комнаты, проем которой был завешен золотистыми шторами, показались две довольно взрослые девушки.
        - Аннушка, - представила Одетта Юрьевна, - это Наташа и Марья, они у меня доброхоты.
        - Ой, Одетта Юрьевна, - Марья откинула с плеча темную косу, - вы когда это слово коварное говорите, мне как-то не по себе делается, как в вакууме!
        - У нас работа? - коротко спросила Наташа.
        - Да, милая, вот Аннушка с бедой пришла. Давайте присядем и поговорим.
        Пили ароматный чай, с запахом, знакомым Аннушке. А васильковый теплый и тихий вечер заглядывал сквозь нежные кружевные занавески в уютную комнату, где горели свечи и делились секретами женщины.
        - Что это, такое знакомое, в чае? - спросила она.
        - Морошка это, - ответила Одетта Юрьевна, - девочки в прошлом году с Севера привезли, варенья наварила, да насушила к чаю.
        - Морошка… - Анна вздрогнула.
        - А вы не любите борейскую морошку? - Марья заинтересованно посмотрела на Анну.
        - Да нет, что вы, приятная ягодка. Просто. - Анна задумалась, - напоминает некоторое. былое.
        - Северное? - спросила Наташа.
        - Да, - Анна улыбнулась, - а как вы догадались?
        - Да по морошке Наташа определила, - улыбнулась Марья, - северная ягода, морозная. Праздником, Новым годом пахнет, Рождеством, - и Марья помрачнела.
        - Что-то не так? - Анна переводила взгляд с девушек на Одетту Юрьевну, доброжелательно смотревшую на нее.
        - А вы расскажите нам, что с вами на севере произошло, - попросила Марья. - Я так понимаю, что, будь это что-то простое, Одетта Юрьевна ДПН не звала бы.
        - ДПН? - не поняла Анна.
        - Шутит Марья, - простодушно отмахнулась Одетта, - союз дружный наш так прозвала - «Доброхоты поневоле». Ты не слушай, Анна. А расскажи нам все.
        - Ну, как все рассказать, вроде бы обычная ситуация, тысячи таких. Случилось так.
        И Анна начала рассказывать свою историю, в комнате воцарилась тишина, на колени к Наталье неожиданно прыгнул пушистый кот Мартын и, сощурив глаза, заурчал, словно аккомпанируя Аннушке в миноре ее воспоминаний.
        - А медсестричку ту случайно не Марфой зовут? - спросила после паузы, которой окончился рассказ Анны, Наташа.
        - Марфой, - кивнула, удивившись, Анна.
        - Она, - выдохнула Марья и налила себе кипятку, обхватив чашку руками, словно замерзла в теплой комнате Одетты, - странная она все же.
        - Кто она? - встревожилась Аннушка.
        - Снегурочка, - спокойно ответила Наташа, - или Моряна, Марфа.
        - Снегурочка? - Анна рассмеялась. - Да что вы, девочки! Уж она-то точно не Снегурочка. Снегурочка, по идее, молодая хорошенькая девочка, да добрая к тому же, да о чем это я…
        - Вот-вот! - кивнула Наташа. - А теперь она совсем не добрая. Злобная такая тетка, брр!
        - Ой, Наташ, - вздохнула Марья и, отодвинув чашку, сложила руки перед собой, - сама же знаешь, любить ей запрещают! Обозлишься тут! Поневоле приколдовывать и отмораживаться будешь, - Марья опустила глаза на кружку с чаем и, всматриваясь в исходящий пряный пар, прошептала: «Твои следы, в сугробах у реки, как из слюды, они тонки. Чуть подморозило, два крошки-озера, и звезды в них дрожат, маня, как огоньки. Возьмешь в ладонь, хотя один твой след, но только тронь. Он просто снег. Он разлипается, но рассыпается. И вот в руке одна вода и следа нет»[8 - Отрывок из стихотворения Е.А. Евтушенко].
        - Сама-то не ворожи, - усмехнулась Одетта, - опять всякое вспоминается?
        - Но не до человеческих же жертв! - заступилась Наташа за подругу. - Мы за Вихрютой чего пошли? Отца ребенку вернуть хотели! Чтобы Кузьма рядом с отцом рос.
        - Здесь, конечно перегибает внучка Деда Мороза, - согласилась Марья.
        - Девочки, вы серьезно это? - спросила Аннушка.
        - Очень, - кивнула Наташа, - давайте-ка, Одетта Юрьевна, пленочку посмотрим да Аннушке покажем.
        Увиденное на экране сначала было непонятно из-за снежного шквала, а потом прояснилось, и Анна ужаснулась, когда последним кадром оказалось лицо Марфы, в странной белой шубке, внимательно всматривающейся куда-то чуть в сторону от объектива. И глаза ее были голубыми, почти прозрачными, с золотыми светящимися зрачками.
        - Это она на Марью смотрела, - когда мы уже без сознания были, - пояснила Наталья успокаивающим голосом. Но Анна съежилась под ледяным с золотом взглядом.
        - А почему так долго смотрит? - сам собой возник вопрос.
        - А вот и не поймем, - пожала плечами Марья, - словно знает она меня, вспомнить пытается? Неприятная особа. Но вроде как и я ее лицо где-то… - Марья поморщилась и замолчала.
        - Значит, тебе, Аннушка, тоже Вихрютиной Царь-горы цветик понадобился?
        - Цветик? Зачем он мне? - Анна поставила чашку на блюдце, переводя взгляд с Наташи на Одетту Юрьевну. Марья словно и не слышала ее вопроса, а все больше куталась в замысловатую шаль и грела руки о дымящийся чай в кружке.
        - Любовь вернуть, милая, - Одетта ласково положила маленькую ладонь на руку Анне, - в прошлом году помешала Снегурка девочкам, а в этом пренепременно надо, или на века беда поселится. Да и со Снегурочки заклятье снять надо! Охотника отыскать Северного.
        - Мы так не договаривались, - неожиданно вставила Марья, - сама попала, сама пусть и снимает!
        - А надо так, деточка, - обернулась на нее Одетта, - надо теперь. Не только у Аннушки беда, у Снегурочки, как видишь, тоже, да и ты, голубушка, в нее давно попала, только не поддаешься пока, - Марья бросила быстрый взгляд на Наталью, но та спокойно пила чай, словно не замечая отчаянного «сигнала бедствия».
        - Да какая беда, Одетта Юрьевна! Я за Кузьмой в школу. - и Марья скрылась где-то в прихожей, - я быстро! - прокричала она напоследок.
        - Обидела я Марью, наверное, чем-то. - вдруг прошептала Анна.
        - Да что ты, милая! - Одетта успокаивающе всплеснула ручками. - Марья - человечек сильный, беде не поддается, но и груза тяжелого не кажет для взгляда нашего. Уж который год неприкаянная девка-то моя, - продолжала Одетта, а Наташа вздохнула, - нет ей покоя, непростая она, и жизнь с ней в непростые игры играет. Сдюжила бы только. Собираться вам надобно, девоньки, пока заморозки не ударили, до Шаман-Камня добраться, а там в первый мороз зацветет Царь-цветок Вихрюта.
        Раздался звонок.
        - Марья? - замерла Наталья. - Так быстро?
        - Да нет, не Марья то, - не согласилась Одетта, и поспешила к двери, раздался щелчок отпираемого звонка, в воздухе запахло первоцветами.
        - Проходи, голубушка, - послышался мягкий голос Одетты, - проходи, чаю попьем пока….
        В комнату вошла женщина лет тридцати пяти, красоты небывалой, с огромными озерными глазами, грустными и добрыми.
        - Любавушка это, девочки, - представила Одетта молодую женщину, - Любава Ариева, наследница пророда нашего славного, от самого Венеда Борейского кровь. А это Анечка и Наташа.
        - Очень приятно, - женщина тепло улыбнулась и села в предоставленное Одеттой Юрьевной кресло за столом. Одетта взяла прозрачную розовую чашку, в лепестках расписанную, и налила Любаве чай…
        - Опять беда по земле нашей ходит, матушка? - неожиданно спросила Любава.
        - Опять, милая, - согласилась Одетта, - помощь твоя надобна - медальон дедов на выручку.
        - Медальон? - Любава встрепенулась, а затем огляделась по сторонам, прижимая руку к груди, словно пряча что-то под расписной рубашкой - Не вижу я, кому отдать его надобно, не просится сила пока ни к кому…
        - Так вот, значит, - кивнула Одетта, - тогда попьем чаю, девочки, да и найдется страждущий за силой борейской…
        И полилась тихая замысловатая беседа женских тайн, сокровенных воздыханий в перелистывании страниц молчаливой памяти…
        Кузька пулей влетел по лестничному пролету и остановился у двери, толкнул, дверь поддалась.
        - Мааа!!! Ты чего двери не закрываешь?
        - Закрыла, золотой мой, - Марья глубоко вздохнула, - а ну-ка, отойди…
        - Эй, есть здесь кто? - Марья специально пошире распахнула двери, а Кузьма уже тарабанил к Одетте в дверь.
        - Привет, - из проема двери комнаты вышел человек.
        - Ваня? - Марья в оцепенении смотрела на пропадавшего год мужа.
        - Я… - отозвался он эхом, простишь меня, Марьюшка? Никого дороже вас с Кузенькой нет у меня, много странствовал, много видел, много понял…
        - Живи, - резко отозвалась Марья, - знать, чуял, что сын скучал по тебе. Бог простит.
        - А ты? - с надеждой спросил муж, оборачиваясь на появляющихся в дверях трех женщин и ребенка.
        - А я - нет, - отрезала Марья, - заледенела я для тебя, заледенела!
        - Стой! - закричала Одетта. - Отрекись от слов, Марья, немедленно! Отрекись! - Но Марья лишь холодно улыбнулась.
        Странная сила с грохотом распахнула окна, в осеннем воздухе закружилась позема, перерастая в водовороты снега, белыми столбцами подступающими к Марье.
        - Отрекись! - кричала в снежный гул Одетта.
        - Что это? - Марья, не понимая, смотрела на происходящее.
        - Снегурочка… - прошептала Наташа, - Моряна.
        - Ой, Господи, сохрани нас! Марфа? - Анна прижала к себе Кузьму.
        - Она! Чую… - обомлела Любава, вытаскивая из-под рубахи дивный медальон в форме самоцветной синей розы, в голубой оправе. - Держи, девонька! - Любава, пробиваясь и прикрывая ладонью глаза от свирепых снежных уколов, сквозь выросший частокол тонкого льда и снега, прорвалась к застывшей от удивления девушке и всучила Марье толстую цепочку с медальоном, на котором синими камнями была выложена роза. - Не отдавай никому, кроме меня, где бы ни была!!!
        - Маша! - последним, словно снизу, из вороха снега услышала Марья крик мужа, и сгинуло все, словно и не было…
        - Папа! - зареванный Кузьма кинулся на шею отцу. Наташа, сузив глаза, зло смотрела на бывшего близкого друга своей семьи, неужели ему когда-то рассказывала, как у нее все неладно, неужели он говорил, как беду отвести? Неужели из-за него потерялась в невероятно огромном пространстве Марья?
        - Вот и все, - всплеснула руками Одетта. - Знать, сидеть тебе, Иван, и дом свой вовеки сторожить, сына растить, да жену ждать. Когда простит да полюбит вновь.
        - Я отыщу ее, - не согласился Иван.
        - Нет, ищи отныне в сердце своем, страдай, помни и жди. Вспомнит тебя - вернется. Любовь вспомнит - заклятие снимет. Вихрю-та нам надобен…
        - В дорогу, девочки, собирайтесь, - уже Наталье и Анне сказала Одетта. - Спасибо, Любава, что сквозь заслон снежный прорвалась да медальон кому надо передала.
        - Ох, и трудна будет эта дорога, - засокрушалась Любава.
        Ночью у кровати Кузеньки читал Иван ему сказки, которые Одетта дала.
        - Пап, а мама вернется?
        - Конечно, милый, вот сойдет весь этот снег, и вернется мама…
        - Про Сову мне прочти, - попросил малыш.
        - Сейчас про Сову поищем, - Иван зашуршал страницами.

«…Лунная укачивающая колыбель. В окне, надо мной. Рваные и быстрокрылые тучи даже не закрывают ее. Опять я вижу ее, большую, бело-желтую, мерцающую и манящую. Сколько же тайн знает луна, сколько Неведомой силы связывает ее с Землей, с душою женской.» Бабушка тихо перебирала гречку при свете китайского фонарика. Света в городе опять не было, как, впрочем, и тепла. Лед и холод, исходивший от уснувших давным-давно батарей отопления, проникал в тело, закрадывался в голову. Даже собственная коса казалась ледяной змеей, сползающей по плечу.
        - Ну и вот, - бабушка опять на минутку замолчала, щурясь над кучкой гречки и вынимая какой-то сор из крупы, - ты бы, Машута, носки надела потеплее, не лето.
        - Мне не холодно, ба, а что было дальше?
        - И надоело Забаве, что муж ее и детей обижает, пошла она к Великой Макоши и защиты попросила.
        - А Макошь - это кто?
        - Заступница бабья. Богиня такая.
        - А! А как же Троица твоя?
        - Ну, внуча, Макошь эта совсем в древности верховодила, не было такой души, которая бы ей хвалы не возносила. Вот, значит, и помогла Макошь Забаве. Послала по ее следу Полярного Охотника. Мужика, значит, северного, с другого моря.
        - Ой, чукчу, что ли, бабушка?
        - Да, нет! Ранее не было предрассудков таких глупых! Просто в каждом племени было несколько сильных охотников, жениться им строго-настрого запрещалось, любую по душе выбрать не могли. Ну, что ли, давай гречку засыпать?
        - Ба, а дальше?
        - Нельзя им было любить. Макошь запрещала, они обет давали такой.
        - Зачем, ба?
        - Да вот, как у Забавы, для таких случаев. Начинает мужик жену свою обижать да детей малых, выбирает тогда Макошь сильного Охотника, и направляет его к такой женщине, сердца соединяет. Забывает женщина и дети ее, что мужик-обидчик - отец и муж им, Охотника любить начинают, его за родного считают. Полярный Охотник сильный человече, его обычному мужику не сломить…
        - Ба, а почему за тобой не пришел Полярный Охотник??
        - Ой, Машуня, да времена изменились, Боги ноне совсем другим заняты, не до баб им, не до баб, не до слез девичьих…

«…Луна, опрокинутое зеркало моих переживаний и невысказанных слов. Опять тишина. Опять молчание. Спят дети, спокойно, ровненько, будто и мирно на сердце моем. Луна их не трогает, мысли не тревожит, сумятицу в душеньки не вносит. Моей боли не расскажет, во сне не навредит…
        А он спит. Он спит, отвернувшись, не сказав ни слова, ни жеста не начертав рукой. И забыла уж давно я руки его, все забыла. Было ли, не было? Утром уходит, не произнося слова, приходит вечером, молчит, прозрачная я стала, сама себе чужая. Сколько лет дано женщине выдержать ту боль, которая в глубине души кроется? Не любишь - отпусти, любишь - скажи, изменись… нет, не надо, не хочу уже. Больно не делай, одна я осталась, а дети без меня, как тростинки на ветру, всякий сомнет, стопчет… А слаба я стала, вот и перед детьми вину чую, что плохая мать им я, отцом родным не любая.
        Не губи мою душу, чужой человек, отпусти ее, уходи прочь из дома моего, так нет же. Не уйдет. Деться некуда, детей обделить - покоя и жизни прочных лишить, или себя хоронить? Плохие мысли, думаю, ой плохие. Трудно и больно одной на свете, а муж - он что, он понимает, чувствует, живет как ему вздумается, меня словно и нет. Боль пожарищем горит, уж несколько лет потушить не могу, больно как! В полнолуние не спится мне, слезы душат, обида да отчаянье в горле острым комом стоят. Не уйти из клетки этой, холод душу сковывает, любовь и покой пургою выметает.
        Скажи мне, луна, что не так со мной? Ведь взглядами меня на улице провожают, молодая еще, красивая, наверное. И не помню, не говорил никто давно… Дети. Дети меня держат. Может, и лучше им без меня будет, может, добрее отец будет к ним, таки его детки…
        Как в детстве бабушка про Макошь сказывала. Эх, не Охотника Полярного я бы попросила, а воли. Птицей стать северной, которая среди холода живет и жара сердца болючего не чувствует. Распахнула бы крылья белые и устремилась бы к Лунному диску ледяному. Птица северная, она лишь о том, как выжить в холоде, думать будет, мысли колкие, человеческие ей ни к чему, как и страдания… Эх, Мать Великая Макошь, сделай меня птицей вольной, о людях забывшей, в глухих снеговых небесах обитающей, боль забери…»
        Сильные белые крылья ударили о стекло, разбивая его. До крови оцарапавшись, большая полярная сова вырвалась наружу, в ночь, стремясь выше и выше к луне. Проснувшийся от звона бьющегося стекла мужчина подбежал к окну и отпрянул, увидев силуэт ускользающей раненой птицы.
        - Маша? Маша… Маша, вернись, Машенька, вернись! - срывая голос и сам не узнавая его, закричал мужчина вслед Сове. Потом он ссутулился, долго курил, сидел у кроваток спящих детишек, ерошил волосы на голове и оглядывался в надежде на окно в детской. Уж детей-то не бросит мать. Это же какая такая силища толкнуть ее на это могла? Непонятно ему, ведь золотую клеточку построил он, добра всякого полную, чего же не хватало…
        Холодные просторы, сверкающие и свободные, парящая сова в Полярной ночи. Жизнь суровая штука, чтобы выжить, сове хищницей быть надо, душа - кремень остывший, и дело! Уж сколько всякого зверья мелкого извела, уж и люди о Полярной Сове заговорили. Злая, мол, погибель одна, то куренка, то котенка… Да бабка-ведунья одному лишь Охотнику Ставру убить ее и разрешила. Говорит - чужая она, пришлая, далеко добиралась, долго, пока в наши края залетела, чай, беда ея сюда загнала…
        В ночь полнолунную отправила ведунья Ставра Сову убить, да велела не дивиться ничему, сердцу верить.
        Нашел Ставр Сову, прицелился. Ох, и красивая птица, стремительная, сильная, жаль даже, сердце щемит…
        Рука твердая, глаз меткий, эх, Сова…
        Выстрел окатил ледяную Полярную ночь, камнем начала падать парившая Сова. Но не успел Охотник и лба вспотевшего отереть, как диво дивное случилось на заснеженных просторах. Коснулась лишь Сова земли, ударилась, человеком обернулась, женщиной. Заспешил к ней Ставр. Так и есть, женщина, молодая да пригожая! Глаза синью переливают, как самые яркие звезды, коса длинная, до пят, растрепана чуть. Осунувшаяся только девица, но красавица, и впрямь не тутошняя, права ведунья. Залюбовался Ставр, стоит не дышит.
        - Кто ты? - выдохнула женщина.
        - Охотник. Охотник я Полярный, Ставром зовут, - опомнился Ставр.
        - Маша, Мария, - прошептала женщина и задрожала от холода, кинулся Ставр ее в теплую одежду свою кутать, Сова, не Сова, а девица, живая, теплая, да без одежды, в налипших белых перьях…. Понес ее на поселенье к ведунье. Нес, укачивая, как малого ребенка, колючей поземе вопреки, что-то теплое напевая.
        - Не отдам я тебя, Машунь, никому, не отдам…
        По весне отошла Маша в доме ведуньи. Многое вспомнить смогла, да еще больше забытого осталось. Ставр захаживал, то шубку серебристую принесет, то ягоды дивной котому, то посидит да сказ дивный завернет, о неведомых городах и величественных замках. Слушала Маша и не верила. Неужели далее, за бескрайними просторами снеговыми такие чудеса есть? К Ставру душа прикипела, словно истосковавшаяся ледяная тайга к лету жаркому устремилась, закружилась, в омут горячий сорвалась. Да как-то ведунья разговор завела:
        - Скоро ли, Ставрушка, домой собираешься? Уж и молодцы твои завод до ума довели, да вышку, что Землю вспорола, поставили.
        - Да, мать, в дорогу уж собираться пора, - ответил Ставр, - дела не ждут. Только.
        - Что только? - зорко прищурилась ведунья.
        - Маша, - прошептал Ставр и голову опустил.
        - А что Маша? - пожала плечами ведунья. - Коли ты, из-за нее, с нами зиму зимовал, то жизнь с ней долгую проживешь. Твоя это девица, Полярный Охотник, забирай, живи по Божьим законам, да знай! Деток ее забрать надо, обязательно! Вспомнит их Маша скоро, а не заберешь, опять Совой неприкаянной обернется и улетит от тебя.
        Удивительные белые города поразили Машу, она словно плыла во сне, вспоминая очертания ушедших в глубину памяти набросков. Да один город у душного моря особенным показался. Измаялась в нем Маша, по улицам ходила, людям в лица заглядывала, словно искала кого. Ставр рядом был, обидеть ее не давал, знать, понимал, кого нареченная ищет.
        Дети, двое малышей, замерших и настороженных, как мышата, остановились перед Машей, слезинки сверкнули в глазках. Человек с ними, незнакомый, чужой? Каменный словно.
        - Мама! Мама!
        Гулко забилось сердце, душа последнюю льдину перетопила, память отпустил холод северный. Кинулась к детям Маша, руками, как крыльями обхватила, опять весна для нее наступила, опять жизнь началась.
        - Мои хорошие, мои маленькие, да как же я забыть посмела, как душа гореть без вас могла? Ручки, добрые, родные, крошки-ладошки, где же вы были столько времени? Измаялась без вас вся, сама того не понимая, - зашептала Маша. - А это что за Чужинец? Лихо чувствую…
        - Ставр! Ставр! - закричала Маша, отводя детей в сторону. - Забери наших малышей, взгляд злой у Чужинца, знать, недобрую мысль замышляет. Идемте, мои хорошие, домой пора. Как же плохо без вас было. Не бойтесь вы взгляда Чужого, не смотрите на него! Не помню я его, и вы тоже забудьте.
        - Уходи, Чужак, иди своей дорогой, - повторила Маша Чужинцу, - Не знаем мы с детьми тебя. У нас другой отец и заступник. Ставр. Полярный Охотник.»
        Замолчал Иван, одеяло у спящего сына поправил. Сигарету взял, в подъезд вышел, закурил, задумался. Дверь соседская тихо скрипнула, Одетта Юрьевна вышла.
        - Ну что, Ванечка, спит Кузьма Андреевич?
        - Спит, - обронил Иван.
        - А ты не переживай, вернется с севера Марья. Такую ни один Охотник Полярный не удержит.
        - Кто такая Макошь? - спросил Иван.
        - Богиня древняя, заступница женская. Много имен у нее, кто Ладой зовет, кто Ледой, кто Лебедем, а кто Одеттой. Я так думаю, Мария она просто. Да уж и спать пора, Ванечка, пойду я…
        Иван застыл, поднявшись с лестничных ступенек и смотря вслед уплывающей в свою квартирку Одетте. Потом и сам побрел домой, глубоко задумавшись. Кузьма спал и улыбался во сне. Иван прилег рядом, и малыш тут же прижался к нему. Иван вздрогнул, как он столько месяцев не замечал, что они нужны ему, что они и есть смысл его жизни, его судьба и любовь.
        - Ну что, не шибко еще замерзла? - раздался над Марьей незнакомый голос. Чувства возвращались, а вместе с ними леденящий холод и странное безразличие, словно всего пару минут назад живое тепло из души вынули, и вместо него мороз да лед туда впустили. «Кажется, Ваня вернулся? Скоро у Кузьмы день рождения, вот и вернулся. Какая разница - вернулся или нет? Кузьма…» - нет, ничего не пошевелилось в душе Марьи. «Куда же эта боль многомесячная подевалась? Кузенька… Сын где-то один. Нет, не один, с бабушкой Одеттой он. Кто-то еще. Не помню. Катя? Ммм… Люди какие-то в голову лезут, покою мешают! И оружия опять нет под рукою. да нет, зачем оно мне-то?» - уже с удивлением подумала Марья и приоткрыла глаза. Яркий свет от маленького вырубленного окошка, заваленного с той стороны белым снегом, заставил снова их закрыть.
        А где-то далеко-далеко схватился за сердце Иван, неожиданно почувствовавший все горе и отчаянье, которые носила в себе Марья последние месяцы. «Больно как», - прошептал он и, крепче взяв Кузьму за руку, отправился с ним на прогулку. Они гуляли по парку, когда навстречу, в кружении листьев поздней осени, вышла Одетта Юрьевна. Мягко улыбнулась, приподняла вуаль шляпки-таблетки и, взяв Кузьму за ручку, заговорила с Иваном:
        - Ну что, мил человек, пойдешь за женой в непростую дорогу? Или Охотнику Полярному отдашь? Марья-то непроста у тебя, птица белая, нездешняя, повезло тебе, случай особенный, да проверку, видать, не прошел ты.
        - Чью? - удивился Иван.
        - Того, кто всегда нас бережет и от бед укрывает.
        - За Марьей пойду, помогите, Одетта Юрьевна.
        - Быть по сему, - перестала улыбаться Одетта Юрьевна. - Только один в дорогу пойдешь. Дальнюю. Душа дорогу укажет. Только душа. Ей доверься. Наталья с Аннушкой уже улетели, давно, поди, на севере. Иди же, не стой.
        Недоуменно Иван сделал шаг.
        Холод ударил в лицо, глаза открыл. Поселок заснеженный вдали. Далее стена таежная. И нет более родного города, лишь тепло от ладошки сына в сжатом, твердом кулаке.
        - Наташа, - вздохнула Аннушка, - далеко как нас занесло. Просторы какие! - Аннушка сошла со снегохода, рассматривая величественный белый ковер, бескрайний, с бушующей таежной каймой деревьев. - Красота какая.
        - Красота, - согласилась Наташа, - опасная красота, зачарованный это край, не простой…
        - Чья будешь? - веселые голубые глаза смотрели на Марью. Она поднялась с рукотворной кровати, оглядела фигуру молодого мужчины в охотничьих северных одеждах из кожи.
        - Разница какая тебе? - холодно спросила она.
        Парень приблизил к ней свое лицо, словно разглядывая неведомые письмена в ледяных глазах цвета теплой южной зелени. Неестественная холодность, ненастоящая, зачарованная. Звезды и даль всех миров Вселенной в этих глазах, тайна какая-то.
        - Ты что-то хотел? - Марья отодвинула парня рукой.
        - В глаза твои посмотреть хотел.
        - Увидел?
        - Вполне.
        - Вот и все. Пора мне. Если причинила какие-то неудобства, прости.
        - А куда это ты собралась? - спросил парень.
        - Молод еще столько знать. В тайгу мне вернуться надо.
        - Прямо так в тайгу и надо? - улыбнулся парень. - Меня Алексеем зовут.
        - Очень приятно, - и Марья осмотрелась по сторонам, отыскивая свою куртку.
        Алексей протянул Марье тонкую куртку.
        - В твоей куртке здесь летом хорошо, а не в стужу зимнюю.
        - Мне и без куртки холодно не будет, - усмехнулась Марья, - по душе мне мороз и ветра местные.
        - Вот окаянная, что наделала! - в сердцах воскликнул парень.
        - Кто? - ровный голос Марьи звенел.
        - Моряна, девка северная. Что же ты натворила, что наказала она тебя так? Уж не дорогу ты ей перешла ли?
        - Моряна. - Марья на минуту замерла. - Точно, мне нужно к Моряне, не знаешь, где найти ее?
        - Да ты с ума сошла! - воскликнул Алексей. - Погибнуть хочешь, солнца не увидеть?
        - Солнца? - Марья задумалась. - А зачем мне солнце?
        - Заледенела ты, - вынес свой приговор Алексей, - не любит тебя никто, что ли? Так бывает, если не любит человека никто, забывается он, леденеет. Как ты.
        - Любит - не любит, да не все ли равно тебе? - насмешливо Марья оглядела Алексея и натянула куртку. - Ты вроде человек взрослый, а размышляешь, как запуганный перевертыш лесной. Пойду я.
        - Да никуда ты не пойдешь, ненормальная! Погибнешь там! - Алексей рванулся к Марье, вдавливая ее в деревянную стену сруба. Горячие губы отыскали холодные. Жаром, горящим костром окутало Марью. Болью отдалось каждое прикосновение теплых губ и рук.
        - Да кто ты такой! - закричала Марья, пытаясь оттолкнуть сильного и большого парня.
        - Охотник. Обыкновенный Полярный Охотник, - тяжело дыша, Алексей стаскивал с Марьи куртку.
        - Прекрати, мне больно. Ожоги будут - совершенно серьезно, - заявила Марья.
        - Я знаю, что горячо, - отозвался Алексей, - а что делать, не Моряне же тебя отдавать. Потерпи.
        - Да ты совсем не в себе! - Марья задыхалась от невыносимого жара его губ.

«Где же эти спасительные снежинки? Где же кружево, украшенное сверкающим льдом? Где спасительница моя. Больно же, как больно. Пламя. Пламя съедает меня, поглощает, накрывает, топит заслоны и снежные преграды. Не хочу я ничего, не хочу! Морянаааа!!! Улететь бы отсюда, туда, где звезды падучие в одну точку сходятся! Пламя и лед несовместимые понятия, разве можно нарушать законы. Алексей! Законы! Мироздания!» - «Я помню. Ты человек, любимая, ты теплое солнце в моих ладонях. Ты горячий южный ветер, песня о дальних странах в пряных песках…» - «Отпусти меня, Охотник. Устала я, да и не человек я может» - «Любить надо. Только вспомни. Пусти меня в сердце свое, милая» - «Бред горячечный, какая любовь, боль одна, Охотник, не мучай душу мою. Не сломить тебе горы ледяные и чертоги не свои» - «Так человек я, не чародей, знать, сломаю, ты только душу не прячь!»
        Опять свет сумеречный в глаза светит, метет за окошком, жарко до боли под теплой шкурой. Марья попыталась встать, но сильные руки спящего Алексея не давали и шанса на холодную, долгожданную свободу.
        - Отпусти меня, Охотник, - попросила Марья.
        - Нет, - не разжимая век ответил Алексей.
        - Идти мне надо, пойми, Алексей.
        - Понимаю, - такой же тихий ответ, - здесь будем. Сколько сможем, столько и будем. Отогреть тебя надо, любимая.
        - Да что ты несешь! - возмутилась Марья. - А вдруг я жена чья-то?!
        - Роза на тебе Борейская, - как-то не к слову сообщил Алексей, - мне про розу моя бабка рассказывала в детстве. И жена чья-то, возможно… была. Моя ты теперь, только моя, - и снова волна бо-лючего огня окутала Марью, не давая вдохнуть желанного морозного воздуха и ледяного забытья…
        - На крыльцо деревянное холодное сел Иван, за сердце взялся, мороз в душу закрался, больно стало.
        - Чай, муторно, касатик? - невысокая женщина лет сорока протянула Ивану кружку с горячим дымящимся напитком. - Выпей, полегчает. - Ваня автоматически выпил протянутый отвар. Стало легче, захотелось спать.
        - Пойдешь, поспишь? - женщина кивком головы указала на входную дверь у него за спиной.
        - Нет, спасибо тебе, мне дальше идти нужно, жену искать.
        - Жену искать? - из-за спины раздался крепкий мужской голос. Иван обернулся. Мужчина, чуть постарше напоившей его отваром женщины.
        - Иван, - представился парень.
        - Слава, а это моя жена, Марфа, - кивнул Слава в сторону невысокой женщины, - так тайга дальше непроглядная, куда же искать пойдешь, в тайгу зимнюю?
        - Нет там твоей жены, - заговорила Марфа, - там только враг твой.
        - Это кто же? - усмехнулся устало Иван.
        - Охотник Полярный, Ванечка, - ответила Марфа, - сражаться за нее он будет. Нелегко Северную Сову поймать.
        Ванечка вздрогнул и поднялся на ноги.
        - Тем более пойду, - упрямо сказал он, - моя жена, никаких охотников нам не надо.
        - Да не тебе это решать, касатик, - улыбнулась холодно темноволосая Марфа, и льдинки сверкнули в ее глазах. - Охотник он - Макоши помощник, огонь разжечь в ледяном сердце может.
        - Какой еще огонь? - переспросил Иван.
        - Тот, что ты затушить сумел, да на растерзание зиме лютой отдал. Жена она тебе была. Так та решила, кто Благо и Милость нам дает. Да слово лишь - жена. Человек ты, значит любить уметь должен. Вот если бы за любимой ты шел… А жена дело наживное. Любовь здесь ищут обычно, дивную, зачарованную. Лишь за этим приходят в недоступные и холодные края.
        - Пойду я, - нахмурился Иван, - спасибо вам за слова и отвар.
        - Не успокоил тебя отвар мой, - покачала головой Марфа, - знать, идти тебе за ней всю жизнь…
        - Постой-ка, Ваня, - позвал его Слава, - лишь ружье возьму да с тобой пойду. Не по душе мне все это… Не по душе.
        - Куда ты, касатик? - казалось, Марфа удивилась, но холодные глаза ничего не выражали.
        - Любовь, - повторил Слава, - понять я ее, Марфа, попытаюсь, чай не просто так весь мир из-за тебя бросил…
        Они уходили все дальше и дальше, а Марфа сузившимися глазами смотрела им в спину, странным образом преображался ее наряд, тонким, белым да кружевным становился. Закружила вокруг нее позема, ласковым щенком касаясь тонких рук. И незаметно - медленно - стала подниматься Марфа над землей, над огромным заснеженным миром, зачарованным и тайным. И только снег крупными хлопьями, да ее шепот пронесся над холодным миром: «Марииияяааа!!! Идии ко мнееее!!!»
        Марья вздрогнула и проснулась. Алексея в избушке не было. Знать, за добычей пошел, знать, и он ее бросил, уж не померещилось ли ей, что теплело в душе и боли не было, когда Охотник ее своими губами горячими касался да слова опасные, обманом обернувшиеся говорил? Северно как за окном, просторно, пушисто. Снега сколько, сердце остывает - радуется…
        Птичкой выпорхнула Марья из маленького домика, где прожила с Алексеем много дней. На волю, на волю заспешила. Куртка легкая южная нараспашку, и как радуется морозу тело, и как устало сердце от накала. Парить, лететь хочется. Рык раздался, остановилась Марья. Волк, огромный белый, умными глазами желтыми разглядывал ее.
        - Не стой, наследный княже, - вдруг само собой вырвалось у Марьи, - веди меня, куда надобно!
        И волк, развернувшись, побежал в лес, время от времени останавливаясь и дожидаясь Марью.
        Вернулся Алексей, дичь в угол дома бросил, темнее тучи стал, лишь глаза синие словно молнии сверкнули, из дома выходил, даже дверь не прикрыл - растащите все северные ветры, в погоню ушел Полярный Охотник, за любимой в глушь таежную.
        - Опоздали мы, Аннушка, - огорчилась Наташа, кивая на замерзший и засохший цветок у Шаман-Камня. Видишь, не успели. И Марья пропала.
        - Тайга, глубокая какая, - вздохнула Анна, - столько пройти и зря.
        - Ну почему зря, голубоньки? - Анна и Наташа обернулись. Неужто Одетта Юрьевна?
        - Да не Одетта я, - покачала головой бабушка, - сестра я ее буду. А ты, видимо, деточка, - Аннушка? Учительница Антошеньки Торина моего?
        - Вы бабушка Антона? - удивилась Анна. - Дивно, за тысячи километров такие совпадения и встречи.
        - Пойдемте ко мне, девоньки, - улыбнулась бабушка, - скоро сын с охоты вернется, обед вкусный ждет нас. Идемте! Меня Бабушкой Северной кличут.
        - А имя?
        - А зачем оно? Северная Бабушка, так и зовите…
        В уютном домике Северной Бабушки было тепло, весело трещал огонь в искусно расписанной печи, пахло пекущимся хлебом да душистыми отварами. Связки трав да ярких соцветий висели под потолком у печи, расписная посуда да меховые накиды на полу, печи и резных стульях.
        - Красиво как… самобытно, - прошептала Наташа, - и до дома родного недалеко.
        - Садитесь, девоньки, за стол, греться будем, немного лета пустим да поговорим.
        Анна и Наташа, накормленные Северной Бабушкой, обласканные теплом приветливого очага, наконец-то расслабились, впервые за прошедший месяц пути и поиска.
        - Ты вот что, Аннушка, - заговорила бабушка, - ты теперь к Царь-горе, к цветку Вихрюте три ночи ходи. О горе своем женском ему рассказывай. И коли зацветет он к утру третьего дня, знать, большую любовь вы ищете в наших краях, рви его да неси в дом. Отвар сделаем, чтобы всем вам хватило по глотку.
        В комнату вошли.
        - Сынок, а у нас гостьи, от Одетты.
        Мужчина того же возраста, что и Слава, отметила про себя Аннушка. Моложавый, красивый, статный, словно крылья у него за спиной, не ссутулится даже.
        Поклоном головы поприветствовал женщин, и сел рядом за стол.
        - Что ищете в наших краях? - обратился к обеим.
        - А что за вещь такая у тебя в варежке? - спросил Наташу.
        - У меня? - Наташа поднялась со стула и, подойдя к своим вещам, проверила варежки.
        Вытащила обрывок бумаги.
        - Как он здесь оказался, он же у Одетты Юрьевны оставался, - удивилась она, - это мы в прошлом году с подругой нашли чуть подальше от здешних мест, когда пересеклись с чудесами. Про Азазелло здесь, ангела.
        - Азазелло? - глаза мужчины сверкнули. - Что может быть написано про отверженного ангела на клочке желтой бумаги?
        - Да не до конца и написано, - Наташа вернулась за стол, - это Снегурочка, Моряна, нам его зачем-то отдала. Дед ее ругал, метель была сильная.
        - Уж дедушка внучку ругать зазря не будет, - вмешалась Северная Бабушка. И сурово посмотрела на Наташу, которая протянула ее сыну обрывок желтого листа, - а подруга твоя где?
        - Моряна девочку унесла из дому, - отважно, за Наталью, ответила Анна.
        - Моряна? - северная бабушка растерялась. - Знать, не просто так она это сделала… А ты храбрая, Аннушка, собирайся к Вихрюте, идти пора…
        Слава и Иван разожгли костер и вели неторопливую беседу. Иван рассказывал о себе, а Слава скупо отвечал на его самоуничто-жающие реплики, внутренне сжимаясь от хлыста его слов, словно бил Ваня не себя, а его, Славину, душу…

«Потерялась… Умудрилась потеряться в такую пору. В заснеженной тайге. Да только же ненадолго в сторону ушла, от скита Алексея, показалось, ручей запел поблизости, удивилась еще. В декабре, на севере, в стужу жгучую? Когда всю воду таежную, сонную, давным-давно сковал мороз? И дивно, словно родное все тут.
        Все равно, наваждение это, конечно наваждение. Только костер за деревьями мелькал, разговор был слышен. А теперь ни костра, ни людей, будто морок глаза снегом укрыл. А нет, опять звенит… Странный звон, дивный. Ручей - не ручей, как песня, льдом подернутая.
        Говорят, Моряна в этих краях часто кружит, морок напускает, дева холодная, северная. Снегурочка? «Твои следы, в сугробах у реки, как из слюды они тонки. Чуть подморозило, два крошки-озера, и звезды в них дрожат, маня, как огоньки. Возьмешь в ладонь, хотя один твой след, но только тронь. Он просто снег. Он разлипается, но рассыпается. И вот в руке одна вода и следа нет».
        Да никак Моряна меня морочит? Песня странная, на жизнь мою похожа. Устала идти, да и деревья все чаще, словно жмутся друг к дружке, не пускают. Сяду, отдохну, да дальше пойду, на песню. Глаза слипаются, да голова кружится, а снег теплым стал, как любимое одеяло в детстве. Холод в душу проник да огнем обернулся, не жалящим, согревающим.
        А надо ли искать своих? Надо ли возвращаться, когда земля и снег так греют, небо укутывают, да деревья таежные приют дать готовы? Вон и песня Моряны все яснее и звонче…»
        - Что в доме моем делаешь, Сова? - голос насмешливый, только что певший песню чудную, холодную и родную. Наряд белый, узорчатый, домотканый. Моряна взгляд поймала.
        - Нравится? Мое рукоделие.
        - Красиво, на вьюгу узор похож, - согласилась молодая женщина, сидевшая под деревом.
        - Угадала, вьюга это. Не замерзла ли? - опять рассмеялась колким снегом Моряна.
        - Да нет, - улыбнулась женщина в ответ, - тепло у тебя в доме, уютно. Уходить не хочется. К другим холодам привыкла, куда более сильным.
        - Не хочется? - Моряна почти удивилась. - А снежинки мои душою чувствуешь?
        - Конечно, чувствую, теплые, родные…
        - Да и давно в твоей жизни так? - Моряна оказалась рядом, словно и не стояла в буравчиках снежных.
        - Давно, Моряна, давно, - откликнулась женщина, - словно и не было меня никогда. Ни солнца южного в детстве, ни тепла человеческого.
        - Эх, девка, - вздохнула Моряна, - молодая да пригожая, далеко же ты забралась-то от дома родного, от сердца своего. В пору-то новогоднюю. Желание хоть загадай, как положено.
        - Хорошо, - вымученно улыбнулась женщина, - не забралась я, а работа у меня такая странная.
        - Не твоя это работа, не твоя судьба, ну да поспи. Измотали тебя люди, истрепали и душу твою, и сам Путь твой, коль не понимаешь что, а говоришь упрямо чужое для человеков. Чай в доме моем поспокойнее тебе будет, не потревожит никто, печали во сне пройдут, боль замерзнет. А как проснешься, оттаешь ручьями весенними. Непростой сон мой, непростой.
        - Спасибо тебе, Моряна, чудо Северное.
        - Мои следы, в сугробах у реки, как из слюды они тонки. Чуть подморозило, два крошки-озера, и звезды в них дрожат, маня, как огоньки. Возьмешь в ладонь, хотя один твой след, но только тронь. Он просто снег. Он разлипается, но рассыпается. И вот в руке одна вода и следа нет. - запела Моряна заговор, доставшийся Марье когда-то по наследству, - чай одного мы Роду, - выдохнула Моряна, - да и наследный княже, - Моряна кивнула в сторону прикорнувшего по соседству волка, - тебя охраняет.
        Укутало мир, заволокло, снегом скрыло, в тайну погрузило. Танцевала много тем днем Моряна, с толку сбила, морочила. До ночи буря сильнее поднялась, стены снега над тайгою подвыросли, несколько дней кряду бушевала Северная Стихия, След человеческий заносила. Словно и не приходил сюда никто из людей, словно и не было.
        Утром третьего дня заиндевевшими пальцами сорвала Аннушка расцветший цветок, дрожащими руками в дом принесла, заплаканные за три дня глаза болели, спать хотели. Сын Бабушки Северной цветок взял, в лоб по-отечески поцеловал, в сон Аннушка повалилась.
        - Зачем это? - спросила удивленная и проснувшаяся Катерина.
        - Тсс! - Мужчина улыбнулся Наташе и, смяв цветок, кинул его в кипящую воду на огне, распростав над ним руки. Дивный свет разлился по комнате. Словно еще выше стал при этом сын Северной Бабушки, да неожиданно увидела Наташа, как огромные крылья раскрылись у него за спиной, белые, сильные, красивые.
        - Вы… вы… вы… Азазелло! - воскликнула Наташа.
        Ангел обернулся и, приложив палец к губам, подмигнул Наталье и, вновь отвернувшись, зашептал что-то над отваром.
        - Заклятие нынче снимем, - в горницу вошла Северная Бабушка. - Уж и шаги слышу. Скоро трое в дом этот войдут. И Она, Сама…
        Аннушка проснулась от неторопливого говора. За столом сидели все те же люди и еще двое новых гостей. Да это же Иван и… Слава.
        - Слава, - прошептала она, натягивая на себя халат и делая робкий шаг к мужу.
        - Аня… - Слава нахмурился, - ты опять с партией?
        Аннушка замерла, но Северная Бабушка незаметно сунула ей в руки отвар со словами «Разлей всем, но не весь, оставь на треть». Аня послушно разлила из большого чайника в кружки сладковатый и пьянящий по запаху напиток. Ели и пили молча. Даже когда был выпит отвар и странное равнодушие разлилось негой по телу, ничего не произошло.
        - Здесь и навсегда! - неожиданно произнесла бабушка. - Прощены и награждены!
        Все недоуменно обернулись на нее…
        - Пойду я, - вдруг сказала Аннушка, - пора нам, Наташа.
        - Куда ты? - встрепенулся Слава, Анна удивленно обернулась на мужа, прочитав в его глазах забытую полыхающую любовь и страсть…
        - Тебе же деток побольше, - улыбнулась бабушка Наташе. Да быстрей учебу заканчивай и на север возвращайся, домой. Чай жених тебя твой, рождественник, заждался, да ель волшебную сбереги и подарки ее! - ничего не поняла Наташа, но улыбнулась и поблагодарила.
        - А ты прощен, - сказала она Ивану, - только награда твоя тяжка - потеряешь ты любовь тех, кто был твоей семьей…
        - Неет… - прошептал Иван, - нет!!! - И выскочил в дверь избушки.
        - Ну догоняй, значит, - вслед зашептал Азазелло, - коль Бог прощает, может, и Сову уговоришь, коль обычной женщиной спит она.
        Двери с шумом раскрылись, и в ослепительных брызгах снега вплыла похорошевшая Марфа.
        - Моряна, - прошептала Наташа, Северная Бабушка протянула ей кружку отвара.
        - Выпей, внученька, чай, в дом ко мне за столько веков забрела впервые.
        Моряна усмехнулась, но не ослушалась, а стала пить из протянутой кружки.
        - Даша… - шепот, из-за которого Моряна уронила отвар.
        - Ангел мой… - прошептала она.
        Огромные крылья заполнили комнату, и Моряна, взяв Ангела за руку, увлекла его на свет из дома, за собой. Долго люди наблюдали, как кружили в воздухе Ангел и Моряна, пока снег не сокрыл их.
        - Домой вам пора, - сказала Северная Бабушка, - а то Одетта волнуется уже.
        - Марьюшку не нашли еще! - Наташа закусила губу, и на глаза накатились слезы.
        - Зачем искать того, кто найтись не хочет? - удивилась бабушка и хлопнула в ладоши.
        По лесу тем временем бежал Иван, сквозь сугробы да леса темные странные, волшебством сиреневым полные. Поскользнулся да упал в снег, а когда лицо поднял - глазам не поверил. Дома он, недоуменно на него Кузенька смотрит, да кот Мартын, будто знает что, урчит да щурится.
        - Жди теперь, Ванечка, раз уж так вышло, - раздался голос Одетты Юрьевны, - вспомнит тебя и Кузеньку, вернется.
        - Когда? - прошептал Иван.
        - А сколько бы годочков ни минуло, может, и Кузеньке уж вдвое больше будет!
        Весной, когда снега сходили, деревья лучам солнца пройти не давали, летом еще сильнее гнулись над колыбелью, Моряной сотворенною. Осенью разгибались, а зимой снег теплый пропускали, покрывалом новым укутывавший. Так год миновал…

«Уйдет морок, в чужой во След, спала ты семь годов, как век. Свободной стала, я оберегала, чары все уж поснимала… проснись, Судьба идет с Начала… Да будет так!»

«Песня мне чудилась? Странная, красивая. Никак, Моряна ее пела. Уж и домой пора, холодно здесь как. Вон и костер горит. К костру мне надо. Ноги занемели, руки тоже непослушные…»
        - Здравствуй, Марья, - зазвенел мелодичный голос. И Марья, широко раскрыв глаза, увидела перед собой Моряну, потеплевшая улыбка, и Ангел невероятной красоты…
        - Азазелло, Даша… - прошептала Марья.
        - Роза на тебе Борейская, - кивнула Даша, - знать, не простая ты. Вот, возьми.
        И Даша протянула желтый отрывок листа с половинчатым текстом и белый лист, новый, чистый.
        - Веточку любую возьми, окончание напиши. Отпусти нас.
        - Да я же не умею, - растерялась Марья.
        - Можешь, раз Сила Борейская тебя слушает. И она лишь малое, что подвластно тебе. Ты попробуй, девочка.
        Несмело Марья отломала прутик от приютившего ее дерева и стала писать…
        Спешил Алексей, тайгу прочесывал. Уж и домой пора, уж и самолет ждет, а в который раз возвращается в эти места, сам не свой, покой потерял. Уж и понял давно, что сгинула странная девушка, Моряной обмороченная. А душа все звала в глушь таежную, хоть волком вой. Думал - одиночка, а нет, не за золотом столько прошел он и его рабочие. Любовь нашел, да потерял так же. Люди-то работали, а от него, Алексея, толку не было. Видели подчиненные и молчали, понимали, что если хозяин в тайгу в стужу лютую ушел - опять сердце неспокойно. Опять зовет его что-то, а кто против него пойдет, тому добра не видать.
        Снег опять пошел, остановился Охотник, прислушался. Словно крылья гигантской птицы захлопали. Да человек на этих крыльях в искрящемся водовороте снежинок опустился. Расписной высокий туесок ему протянул.
        - Там отвар, Алексей, - сказал Ангел, - выпей, а остальное отнеси туда, куда сердце поведет. Да только непростую судьбу выбираешь, испытывать тебя будут, а не пройдешь испытания - исчезнут дары великие.
        Алексей послушно отпил, удивленно наблюдая, как вновь расправляет крылья Ангел…
        - Вот… - Марья протянула Моряне листок, - все что смогла, даже силы кончились…
        Рядом опустился на белоснежных крыльях Азазелло, взял листок и, не глядя в него, стал рассказывать глубоким тихим голосом написанное, отчего Марья вновь провалилась в сон.

«…За любовь мы многие платили, Боги, ангелы, простые человеки, как цветы за страсть к сиянью солнца, что в итоге в тех лучах сгорают…
        Меч поднял бесстрашный Азазелло, меч поднял, осмелившись любить. Он пошел против устоев Бога, а за то положено платить. Нибелунги на него напали, сотня их, а он средь них один. Горек, страшен в гневе и несчастен, он такой в бою непобедим… Силой Слова Бога был он скован и низвергнут в каменную башню, где томится в сне и забытьи, многие и многие столетья…
        Дочерь скитов с горя речь забыла, когда Бог ее приговорил ко скитаньям чрез все воплощенья, что дано родиться на Земле ей. В век последний свой она отыщет путь, ведущий к той запретной башне, где спит сном забвенья Азазелло…
        Сын, родившийся от Азазелло, ангелом уж не был, да и скитами не признан никогда. Имя ему дали Заратуштра, был крылат душой, пророк в словах, Бог ему доверил тайны знаний, истину творить в чужих краях…
        Дочерь скитов по пути Сансары очень много бедствий прожила, судьбы, жизни, смерти, всех удары, стойко со смирением снесла. Ей неведомы покой и кров родимый, ей отпущен странницы удел, сквозь века идя за призраком желанным, много кратких жизней прожила…
        Вечен поиск, он любви союзник, он историю творит, творит он жизнь, истины неукротимый он попутчик, поиск вечно жив среди людей. Он средь дол Вселенной уж проложен, сколько всяких душ спешат за ним, только поиск вечен, нескончаем, а в конце не то, что мы хотим… Так всегда, насмешка ли то Бога, или наказание за прыть? Если Бог нам что-то запрещает, может запретить нам и любить.
        Но Господь Всевышний Богом бы и не был, если бы нас не прощал всегда, если бы, любя нас и страдая, не шел с нами сквозь тьму и года.
        И много времени пройдет,
        И разомкнется круг,
        И то, что с болью вдруг пришло,
        Уйдет однажды вдруг,
        В треклятом свете фонарей,
        В зеркальной глади луж
        Явятся лики прошлых дней
        И вождь - плененный муж…

…По ступенькам последнего века со свечой ты поднимешься в башню…
        вечен поиск, как сон Бытия.
        Ты отдашь свою кисть винограда тому, спящему сном бездыханным, ты наполнишь его Сердцем Бога.
        Вмиг прозреет твой пленник могучий и возьмет тебя тихо за руку, по шуршащим и мокрым ступеням в час Обвала вы выйдете в юность. И вздохнет он, свободой пьяненный, он почувствует силу былую и увидит дорожку ко звездам. Удивится:
        - Что делаешь в граде?
        Ты ответишь:
        - Тебя откупаю. Сколько можно томиться в незнанье, мироздания дело не терпит…
        Поведут вас дорогой соблазнов, предложат вам блестящие камни, но глаза твои к блеску привычны. Молвишь ты:
        - Мишура и фальшивка! Я не вижу своих изумрудов, и рубинов твоих я не вижу.
        Поспешим, ждут нас светлые звезды!
        Но с усмешкой речь спутник отвергнет и возьмет горсть презренного хлама…
        И предложат вам много напитков, ты ответишь:
        - Они ядовиты! Я не вижу настоя из розы!
        Но твой спутник бокал яда выпьет… И явятся вдруг сотни красавиц. Ты прошепчешь:
        - Они манекены. Я не слышу биения сердца.
        Но твой спутник в ответ рассмеется и уйдет, краской кукол прельщенный. И завянет вдруг синяя роза, отшвырнешь от себя ее в пропасть, а твой лик станет грозным, печальным. Повернешься лицом к вечным звездам и воскликнешь:
        - О, Вечное Небо! Я ль его столько лет не искала? Не платила ли жизни на плахе? Но пути в его сердце закрыты. Глух и слеп, и не чувствует вкуса… Променял живой свет на фальшивку, что мне делать? Он всех мне дороже!
        И спустится с небес белый ангел и промолвит:
        - Скитов вечна дева! Оживи свою синюю розу и отдай ему мысленно в душу. Но высокую цену заплатишь за возврат его сердца и знаний. Это будет твоя нелюбовь, это будет тоской нибелунга.
        И потухнет твой взгляд цвета горя, но ты встанешь и вымолвишь тихо:
        - Отдаю свою синюю розу, мой настанет конец в мирозданье.
        Боль разлуки всегда невозможна, радость встречи неповторима, охранять покой душ очень сложно, но любить просто необходимо. Возвратился назад Азазелло, ищет деву, кричит ее имя, но Божественный промысел скрытен, непонятен, изменчив, как дождь.
        Невозможное станет возможным, нелюбовь ведь слабее любви, Бог простил Азазелло и Деву, отпустил нибелунга на волю, вольным сделал их дом и любовь. Тысяч лет искуплений порою нам не кажется страшной ценой, если то, что нас ждет за тропою, есть желание нашей души. Вечный поиск двух душ прекратился, вечный поиск, скрепивший любовь. И Азазелло вновь придет…
        В мир, где Земли луга,
        И той его награда ждет,
        Что смерти не лгала,
        Что расплела гигантский ком дорог и у судьбы
        Вернуть просила друга звезд для Бытия борьбы…»
        - Вот и все, мы свободны, любимая… - улыбнулся Азазелло. - Полетим, ждут нас светлые звезды…
        - Я не сняла заклятие с девочки, - прошептала Моряна.
        - Знать, нельзя нам, - прошептал Ангел.
        - Привет, ты как? - сияющие озерные глаза, живые, тоскующие. И улыбка, грустная такая.
        - Да нормально я, - ответила Марья, - а ты кто такой?
        - Мимо проходил, песня странная примерещилась, - улыбнулся Алексей, - тебя нашел, думал, замерзла, а ты спишь…
        - Сплю? - она удивилась.
        - Как сурок.
        - Ты меня не подбросишь в город, у меня самолет? - вдруг сказала Марья. - И, кажется, еще столько дел и проблем…
        - Какой самолет? Какие дела и проблемы? - улыбнулся мужчина, прижимаясь горячими губами к ее виску. - Не горишь вроде. Это же я, Алексей. Не уходи вот так больше, даже если и покажется, что я не прав был. Сын дома ждет. Если что, то мне скажи, пойму я, не каменный, не ледяной. Люблю я тебя…

…Ночь выдалась холодной и противно липучей. Даже воздух словно приклеивался к коже, отвратительной скользкой и вязкой пленкой. Марья передернула плечами. На ощупь попыталась отыскать плед на кресле и, не найдя, потянулась к выключателю, но сверкающая хрустальная люстра, напоминавшая старинную колесницу, не вспыхнула ослепительным дневным светом.
        - Да что за такое! - Марья опять вздрогнула, словно от отвращения. Почти пересиливая себя, двигаясь в темной комнате на ощупь, коснулась руками рабочего стола, на ощупь открыла ящик. Через некоторое время три свечи горели ярко на столе, подобно трем маячкам. Марья выглянула в окно, весь город был погружен во тьму, как океан вне времени и вне пространств, темный, грозный, но полный неожиданных тайн и поворотов судьбы.
        Вздохнув, Марья ушла от холодного окна и, взяв свечу, отправилась на кухню. Теплая маленькая кухня приветливо осветилась в уютных отблесках пламени. Закипел чайник, звякнули кружка с блюдцем. Свежий аромат мяты разбавил зыбкую печаль кухни новой нотой, свойственной больше рассвету, а не ночи, и Марья наконец улыбнулась. Тихой трелью запел телефон.
        - Я дома, Леша, - прошептала Валентина, - дети уже заснули, - у нас в районе свет выключили. Я при свечах, как в старину, чай пью. Почему ты не успеваешь? Я не поняла, Леш, где ты можешь быть, что не успеваешь домой? Банкрот? Ты? Подожди, не бросай трубку! Объясни мне!!
        Но было поздно, лишь гудки за гудками. И еще что-то, неотвратимое, бесповоротно надвигающееся с таким неприятным звуком. Что это? Валентина замерла. Кран. Капал кран. Никогда и ничего не протекало, а кран закапал, что-то случилось, вода?
        Тихий стук в двери, Марья бросилась открывать. В проеме, держа в руках огромную свечу, стояла соседка Ольга Генриховна. Лицо пожилой женщины было искажено, губы что-то шепеляво бормотали.
        - Я вас не понимаю, Ольга Генриховна… - Марья испуганно прижала пальцы к губам, словно пряча слова.
        - Беги, презренная, если сможешь, - зло шептала обезумевшая бабка, - потому что час твой пробил! Ведьма проклятая! Бабка твоя Одетта ведьмой была, ненавижу ее, ненавижу! И тебя ненавижу! И детей твоих ненавижу!
        И вдруг шея пенсионерки стала по-змеиному удлиняться, да и сама она стала какой-то более тощей, высокой, слова проклятий превратились в шипение, маленькие близорукие глазки расширились до немигающих вертикальных зрачков на ярком янтарном круге.
        - Змея. - заключила Марья и с силой хлопнула дверь. Но входная дверь словно потеряла былую плотность и стала пластилиновой. На ней то и дело стали появляться рельефы змеиных раскрытых пастей и множества ладоней с узловатыми скрюченными пальцами. Входная дверь прогибалась и ухала, шипение слилось с массой других злобных голосов.
        - Господи, обереги, ведь не верю ничему я! - отчаянно закричала Марья и швырнула телефон в чудовищную дверь. С отвратительным хрустом и чавканьем телефон исчез в месиве двери. В комнате заплакали разбуженные дети.
        И вдруг Марья упала, словно ее толкнули, она обернулась, стена за ее спиной тоже стала мягкой, как пол и потолок. Что-то двигалось, толкалось, прорисовывалось, пыталось напасть.
        Детский плач и крики детей: «Мамочка, спаси!» - оглушали, кружили сознание еще больше, но одновременно заставляли двигаться парализованные страхом мысли.
        - Молчать! - вдруг закричала Марья, все смолкло кругом. - Лишь я, тишина, дети и Луна! Молчать!
        И мир замер. Перестали шататься стены, пол, потолок. Марья поднялась на ноги, прошла в комнату, взяла со стола свечу и, не обращая внимания на крики и плач детей, приблизилась к старинному зеркалу, родовому, вроде как наследию.
        - Сейчас, сейчас, мои маленькие, мои любимые, - шептала она, - сейчас я нас всех спасу! Надо успеть, что-то плохое случилось, и она подняла руку со свечой, освещая гладкую поверхность зеркала.
        - Явись! - потребовала Марья. И голос ее, полный внезапно появившейся уверенности, не дрожал. - Я не боюсь, - неожиданно, с какой-то тоской прошептала себе Марья, - явись мне, виновник, кем бы ни был ты!
        И зеркало калейдоскопом вспышек и огоньков закружилось перед ней, превращая точки в картинки. Зеркальные блики переливались и сливались причудливыми картинами, и Марья зачарованно смотрела на свою первую в жизни ворожбу. Вот ее муж Алексей, вот какая-то сморщенная и укутанная в просторную шаль женщина, муж что-то передает ей в зажатой руке, в кулаке. Это золотая брошь в виде стрелы!!! Старинный бабушкин амулет! Что же ты наделал, как же ты посмел? Амулет был, пожалуй, единственным чудом, в которое верила Марья, и ее муж отдал его. Зачем? Картинка сменилась. Вот Алексей в тихом старинном парке города сидит на скамье и раскрывает серебристый увесистый кейс. Словно чувствуя мысли Валентины, нутро кейса заняло почти все пространство зеркала. Плотные пачки пятисотенных евро доверху заполнили чемоданчик. Неужто продал нас за брошь? Но это было еще не все, из глубины кейса и пачек денег вылез громадный черный паук с огненным рисунком на спинке. Алексей достал портмоне и из него извлек какое-то фото.
        - Это же гробовщик! - ахнула Марья, вспомнив описание бабушкой паука. - Что же ты задумал, Леша?
        Тем временем Алексей положил листок сверху на деньги, и Марья схватилась за сердце, паук поднял две когтистые лапы над фотографией ее и детей! Это же конец, стоит лишь проколоть фото гробовщику, и человек моментально умирает…
        - Нееет! - страшным осипшим голосом прокричала Марья и уронила свечу на ковер, который тут же занялся пламенем.
        - Именем Великой Матери, правительницы Инио и жаркой Страны Тюльпанов, Милости Божьей, заклинаю! Я Мария, женщина земная, - отныне иная, жара Матери не познавшая, красы цветов ее не понявшая, отдаю себя земную, прими дар, Мать мира!
        - Что хочешь ты взамен, дочь Отца своего? - выдохнуло зеркало.
        - Спаси моих детей, умоляю! Возьми меня взамен! Пусть будут они счастливы и спокойны!
        - Будь по-твоему, но с этой минуты ты опять дочь Отца своего! - непонятно сказал голос из зеркала, и Марья вдруг увидела в зеркале чудную картину - она сама стоит с косой черной, перекинутой через плечо. За одну руку Кузеньку, сыночка, держит, а другой малышку-дочь прижала к себе. Улыбнулась из зеркала незнакомая Марья, повернулась и пошла прочь с детьми. Жара огня за спиной не почувствовала настоящая Марья. Закричала дико.
        - Стой! Стой! Маша? Стой!
        - Валентина ты впредь! - обернулась на нее женщина. - А я теперь просто земная женщина. Ох и много ты мне испытаний приготовила, Валентина! Но быть по-твоему, главное - детки мои со мной, и любимый меня найдет…
        - Стой!!! - кричала и кричала Валентина, а затем бросилась в комнату детей, не видя, как пламя съело ковер, кресло, как зарницей заполыхали занавески. И то, как испарилась в зеркале незнакомая женщина Марья, как две капли воды на нее похожая, с ее родными кровинками, ее детьми! Потому что ее детей в кроватках не было. На колени упала Валентина, схватила одеяльце детское и зарыдала громко и отчаянно. Отчетливо вдруг поняла Валентина, нет больше прежней жизни, иная началась. Есть в мире теперь две Валентины - одна теперь Марьей зовется да деток ее где-то в иной реальности воспитывает и радуется на них, а другая - она сама, только кто она теперь, Валентина. Проданная мужем, проклятая за обычную колдовскую брошь. может, и нет ее вовсе? Может, лишь Марья и существует, а она, Валентина, всего лишь жертва темной земной волшбы, паука-гробовщика и пламени, сжирающего ее дом. Закашлялась она едким дымом, да без чувств на ковер повалилась.
        Тем временем из большого раскаленного от огня зеркала выпрыгнула красно-бурая древняя львица громадных размеров, оглянулась на треснувшее зеркало и, сердито зарычав, пошла прямо в пламени в детскую комнату. Там она нашла Валентину и, обнюхав ее, лизнула щеку.
        - Не трогай меня, Чарлет, - Валентина рукой отодвинула морду львицы от себя и снова провалилась в бессознательное. Тем временем Чарлет, аккуратно ухватив женщину зубами, перекинула ее себе на спину и осторожно пошла к окну. Большая круглая луна смотрела на раздувавшееся пожарище. Внизу кричали соседи, выла сирена подъехавшей пожарной машины. Словно не замечая всего этого, Чарлет прыгнула в окно, как сквозь масло пройдя через стекло, а изумленные соседи смолкли, наблюдая за бегущей по небу ввысь громадной кошкой и парящей рядом с ней, из нездешних мест, птицей.
        - Да это же Сова! Полярная! - крикнул кто-то из толпы. Эка! Взгляды людей испуганно устремились на покореженные, оплавленные стены дома вокруг окон Валентины.
        - Там же Мария с семьей живет! Ну та! У нее еще бабка ведьмой была, никак за ее грех наказание, вон и луна нынче полная!
        А круглая луна, к которой стремительно неслись Сова и Чарлет, была лишь таинственным немым свидетелем загадочных событий одиннадцатого февраля две тысячи пятого года, одной из многих реальностей Валентины…..
        Вот и утро мягкое, липкое, рассвет странный, словно не родной рассвет. Что же было - вчера? Это трава, высокая трава. В феврале. Что за бред происходит?
        - Ммм, - Валентина сжала голову руками, - больно…
        Тут же на зов ее голоса из травы выпрыгнула огромная краснобурая львица, села перед Валентиной и с нежным рыком лизнула ее лицо.
        - Подожди, Чарлет, - отмахнулась Валентина и неожиданно охнула, попятилась от зверя, - ты что? Что такое?
        Львица рыкнула и легла в густую траву.
        - Кис-кис-кис, - попробовала Валентина, но Чарлет лишь презрительно сощурилась и проигнорировала Валентину, - ммм, голова-то как болит!
        - А где брошь-то бабушкина, - раздался голос за ее спиной, - неужели потеряла?
        Валентина обернулась и, увидев высокого темноволосого красивого мужчину, спросила:
        - Дил, ты хоть раз можешь не подкрадываясь прийти?
        - Да интересно мне стало, - опять заговорил Дил, - что делает моя сестренка Сова посреди земного февраля, в полнолуние, на севере этой планеты?
        - Трава цветет, ты совсем очумел, братец, - хмыкнула Валентина и тут же задумалась над словом «братец». Брат, дитя…
        - Какая неблагодарность, я посреди тундры травы ей подстелил, цветочки вырастил, даже кошку твою драную терплю, - Дилан с опаской посмотрел на зарычавшую Чарлет.
        Валентина же как ни в чем не бывало ощупывала голову, пытаясь хоть помассировать ее.
        Дил повертел рукой, и у ног Валентины образовалось озерцо.
        - Метр в диаметре, какая точность, спасибо, - пробурчала Валентина и, зачерпнув воды, умылась, тяжело вздохнула и посмотрела в озерцо. Через секунду с диким криком она вскочила на ноги и начала метаться и бегать.
        - Мои дети! Мои волосы, они белые! Где мои дети! Что вчера случилось?! - она рыдала и кричала вперемешку. От удивления даже Дил подсел поближе к Чарлет и вопросительно взглянул в ее узкие зрачки:
        - Колись… - тихо попросил он львицу, и в глазах Чарлет заполыхал огонь вчерашних событий.
        - Ясно, - Дил вздохнул, - она давно на земле, может, ее вернуть?
        Но Чарлет так агрессивно зарычала, что Дил поспешил отказаться от слов.
        - Сестренкааа! - позвал Дил. - Ты всегда была блондинкой, брюнетка - это Маша, которая вторая ты, или ты параллельная, или просто она из тебя кваркнулась. Поломалось что-то.
        - Нет, нет, не так! Надо вернуть детей, надо вернуть свою жизнь, - тяжело дышала Сова, - ты перепутал все физические законы! Я все верну, в конце концов Валентина я или нет?!
        - Ого! - Дил присвистнул. - Какая роскошь, Сова! Ты свободно помнишь и произносишь всуе свое Имя!
        - Ну и что?
        - Ты Сова! Хочешь выжить, забудь Валентину! Забудь ту сторону своей жизни! Верни себе брошь, а дела и новая нить существования начнутся!
        - Нет, - закричала Сова, - ты всего лишь Люцифер! Откуда тебе знать?!
        - Да тише тебе! - возмутился Дил. - Ты что орешь-то как оглашенная?
        - Мне надо попробовать вернуться, - успокоившись так же внезапно, прошептала Сова, - мне надо создать новую жизнь и забрать детей.
        - Не выйдет, ты очнулась сама в себе! Куда ты собралась?
        - К людям. Искать детей.
        Дил хлопнул в ладоши, и на поляне возникло двустороннее зеркало, метра в два высотой.
        - Иди в него, посмотри, что тебя ждет в ближайших реальностях, а потом подумай - стоит ли возвращаться! - Чарлет зарычала.
        - Не подсказывай, - попросил Дил.
        - И пойду! - Сова решительно шагнула в зеркало, а Чарлет прыгнула за ней.
        - Идите, идите, а я тут полежу, - хмыкнул Дил, довольно рассматривая амулет в виде борейской розы, сорвавшийся с шеи Валентины, когда, чуть ранее, падучей звездой Чарлет свалилась прямо на него. С Валентиной на спине.
        Сколько он проспал, он и не понял, его разбудила Сова. Она была иная. С лица исчезли неуверенность и растерянность, наоборот, она пристально кошачьими зелеными глазами смотрела в лицо Дилу.
        - Ты где была? - настороженно спросил Дил.
        - Оглядела пару твоих грядущих апокалипсисов, детей твоих видела.
        - И как? - вкрадчиво переспросил Дил.
        - Как обычно, я же была рядом, надо было меня домой отправлять пару эпох назад.
        - Это туда, где ты называла себя Валентиной? Эль Монтра?
        - Не смей называть всуе Имя мое!
        Дил опешил.
        - Ты далеко была, ты себя вспомнила, что ли, сестренка? Поделишься?
        - Не знаю, - отрезала Сова, - мне пора, но помни, Дил, я рядом и наблюдаю за тобой, где бы ты ни был и что бы ни задумал вновь! Сова поднялась в полный рост и потрепала загривок уставшей Чарлет. Еще мгновение, и Дил из травы наблюдал, как в низком небе Приполярья тает силуэт Совы и бегущей рядом львицы Чарлет.
        В городском парке, на уютной июньской скамье было прохладно и хорошо. Сова задрала голову и подставила лицо солнцу. Чарлет, развалившаяся за скамейкой в тени кустов, вылизывалась и недовольно порыкивала.
        - Не ругайся, - заметила ей Сова, - Чарли, ходить через временные Константы всегда не очень приятно, но зато это не февраль! Ты не можешь этого отрицать, - Чарлет шумно вздохнула и продолжила вылизываться молча.
        Тем временем Дил лениво лежал в теплом оазисе уже ночной тундры и размышлял. О жизни, о прошедших веках, да вообще о многом, включая странное поведение сестры. Светлячки фонариками рисовали какие-то знаки и мандалы - отражение мыслей Дила, атмосфера располагала к лени и вечности.
        - Долго будешь лежать? - раздался насмешливый голос над его головой. Дил поднялся и сел, оглядывая некую гостью, сумевшую пройти сквозь им выстроенные ворота. Ни хороша, ни дурна, так в общем. Наверное, ведьма.
        - Наверное, - усмехнулась ведьма, - а давай ты начнешь уже править миром.
        - Это невозможно, - равнодушно ответил Дилан, - я пробовал - всегда попадаюсь.
        - Это потому что ты не подобен Отцу, ты хуже человека?
        - Заткнись! - моментально рассвирепел Дил, - я боле, чем ты можешь представить, подобен ему!
        - Значит ты не властен над законами Вселенной?
        - С чего ты взяла, и кто ты такая?
        - Я твой друг, я мимо проходила - ответила неприметная ведьмочка, - а почему бы тебе не перемешать константы у начала времен, создав иную теорию Хаоса? Борейская-то роза теперь у тебя.
        - Хм, - рассмеялся Дил, но резко оборвал свой смех.
        - Кто же ты, друг мой? - процедил Дил. - Что знаешь даже то, что я не смел знать?
        - Родственница, просто родственница и близкая подруга Валентины… - и неприметная особа шагнула в зеркало, стоящее рядом, как это уже делала сегодня Сова.
        - Вот если бы мог, сказал бы: путаница какая-то, - оскалился Дил и снова лег в траву, обдумывать внезапный толковый план какой-то бестолковой родственницы, которая мимо проходила.
        Но, в отличие от Дила, Сова как раз наоборот - почувствовала конец безмятежному отдыху на скамейке. Пространство напряглось и словно сгустилось, стало сыро, запахло вкусным озоном, и Чарлет с удовольствием глубоко и шумно вдохнула.
        - Грозы не будет, - констатировала Сова и нацепила на нос темные очки chanel, которые скопировала с красивой грустной мордашки бредущей к скамейке девицы. Девица была молода, но возраста все равно Сова не разобрала. В коротком белом жакете, кричащих пышных юбках цвета пурпура, в столько слоев и переливов, что Сова решила не считать. Самым примечательным в модном и стильном одеянии девицы были изящные балетки, яркие, сочные, цвета киновари, с роскошными бантами. Дева обреченно села рядом с Совой и опустила увенчанную короткими локонами голову низко, словно рассматривала асфальт под ногами своих потрясающих балеток. Она шумно и судорожно вздохнула, по носу девицы, плавно проскользнув на щеку, скатилась слеза.

«Сейчас не выдержит», - решила Сова, и девица вздрогнула, подавив рыдания. Вместе с ней вздрогнули и жемчуга и бриллианты, и даже голубые часы, какие-то невероятно красивые.
        - И кто же это тебя разобидел, дорогуша? - поинтересовалась Сова.
        Девица вскинула на нее голову в таких же очках, ее брови удивленно поползли вверх, словно до этого она Сову на скамье не заметила.
        - У вас очки красивые, - прошептала девица.
        - Да, модель распространенная, - Сова пожала плечами и хитро улыбнулась.
        - И что случилось потом, когда проект не прошел, и тебе пришлось красиво уйти? - вдруг спросила Сова.
        - Ну надо же спонсора искать, - дева развела руками изящно и как-то по-детски.
        - Понятно, Земля в своей обыденности не отличилась оригинальностью и на этот раз, - хмыкнула Сова, - звать-то тебя как, девица красная?
        - Заряна, а тебя? - уже немного успокоившись, спросила Заряна.
        - Заряна? - Сова замерла и опять откинулась на скамейку. Она что-то бормотала под нос на непонятном языке, из которого Заряна разобрала лишь «Вагот! Епс Тудей!» и странное рычание за скамейкой.
        - Опять счастье мое мне привалило! - наконец высказалась Сова по-русски и, протянув руку в белой перчатке Заряне, представилась:
        - Все та же, по-прежнему твоя Сова, детка.
        - Это имя такое? - Заряна распахнула огромные удивленные глаза цвета аквамарина.
        - Конечно имя, - удивилась Сова, - одно из… Слушай, а как нам спонсора найти тебе?
        - Это должен быть особенный человек, чтобы муж спал спокойно и ничего не знал и дурного в голову не брал.
        - Эко много ты захотела, - усмехнулась Сова. И движением фокусника вытащила из нагрудного кармана белой атласной рубахи перламутровый платок, встряхнула им, и кусок ткани застыл, обрел форму и размер газетного листа.
        - Что это? - удивилась Заряна.
        - Это список наших с тобой кандидатов, видишь, тут всякие есть, полетели? - спросила Сова Заряну.
        - Может лучше поедем? - тихо спросила Заряна.
        - Ну поехали. - согласилась Сова, и они отправились к большому белому джипу у края парка. Чарлет потрусила рядом, со стороны Заряны. Как ни в чем не бывало, Заряна погладила львицу.
        - Хорошая киса, красивая, умница, - похвалила она Чарлет. Собравшаяся было рыкнуть львица резонно передумала и прижалась к Заряне.
        - Чарлет, не приставай!
        - Она такая ласковая, - улыбнулась Заряна.
        - Вот уж гениальное заблуждение. Удивительно, что ты вообще ее видишь, - Сова зыркнула на Чарлет, - ты, оказывается, хитрая, когда тебе надо!
        - Это хоромы какие-то, в таких денег тебе не дадут, - Сова сурово посмотрела на высокое и раскошное белое здание.
        - Но правительственные здания все такие, - шептала Заряна, когда Сова с изумлением приказным тоном убирала с дороги сто первого охранника.
        - Они чего-то боятся? Столько охраны, - спросила Сова.
        - Нет, им положено быть охраняемыми, тем, кто здесь работает, - пояснила Заряна.
        - Они судьбы пишут?
        - Можно и так сказать.
        - Ну ничего себе, - присвистнула Валенте, - а у меня одна маленькая книжечка всего. На все судьбы.
        - Нам сюда, - Заряна остановилась перед огромной дверью из дуба.
        - Здесь исполинский судьботворец? - поинтересовалась Сова.
        - Да нет же, просто дверь такая… официальная. Здесь одна женщина, очень важная, она мне может помочь.
        - Значит, сейчас мы ее попросим, и завтра ты получишь свой грант.
        - Как же мне повезло с тобой, - Заряна захлопала в ладоши, а Сова открыла двери и шагнула в кабинет, дверь захлопнулась, когда зашли все.
        Сова стояла прямо, как береза, ее глаза сверкали и чуть ли не били молниями.
        - Химера, - прошептала она.
        - Валенте? - улыбнулась женщина, похожая на стареющий высохший манекен.
        - Что ты делаешь на Земле?
        - Тебя жду, - отозвалась Химера, - и очень давно.
        Темная Монтра поднялась из кресла и неспешно вплотную подошла к Валенте.
        - Ты не стареешь, - улыбнулась она, - это твоя дочь?
        - Не то что бы, - процедила Сова.
        - Тогда не жаль, - и Химера, молниеносно выбросив руку вперед, вырвала сердце Заряны, - я же говорила, что она может помочь тебе, но не хочет! - зло прошептала она в изумленные распахнутые глаза оседающей Заряны.
        - Зарони! - закричала Сова. - Нет!
        Следующим невероятным движением Черная Монтра была схвачена за горло и приподнята над полом.
        - Змея! - процедила Валенте.
        - Ох, ты максималистка… переродится, не волнуйся. Дай ды-шааать…
        - Гадина!..
        - Будь по-твоему, - улыбаясь, Химера превратилась в ядовитую змею и вывернулась из кулака Совы.
        - Не уйдешь! - и удар меча разрубил змею пополам.
        Отряхиваясь, Чарли зарычала.
        - Знаю, - заговорила Сова, - она тоже переродится…
        Сильный толчок сотряс здание, и в мановение ока оно рухнуло, провалилось под землю, засыпав камнями окружающую реальность. По каменной старой площади прошла волна толчков, и земля разверзлась зияющим чревом с глубокими подземельями.
        Сова же, вытащив Заряну и не обращая внимания на вой сирен машин, быстро-быстро зашептала:
        - Это всего лишь один из миров, милая, надо спешить, опять надо спешить, не ошибись!!! - прокричала она в небо, словно Заряна стала невидимой птицей и полетела прочь.
        - Ну, ты достала меня, тварь черная, - зло прошептала Сова, - пускай я не помню, кто я и откуда, но по твою душу я здесь, по твою…
        Тайга высокой стеной плыла перед глазами, молчаливо жила за спиной, кружилась вокруг, просто была незримым местом, где множество глаз невидимками следят за чужаками, провожают, а потом печально или настороженно смотрят вслед.
        - Даш, ну и что здесь за место? - спросил Агей и взял на руки пятилетнего Ригдена.
        - Место, куда надо было прийти, чтобы что-то важное узнать, - Дарья вопросительно подняла глаза к небесам.
        - Вот видишь, Радик, - ласкательно обратился Агей к сыну, - маме сюда надо было! Близенький свет. А где Рожден? - Агей оглянулся: - Ден! Ден, ты где, малыш?
        Но Дена и след простыл.
        И тогда Даша побледнела и обернулась куда-то в темноту чащи:
        - Там, там! - она задыхалась, слезы ручьями потекли из глаз. Не мешкая, Агей поставил на землю сына и сбросил рюкзак. Маленький Радик вцепился в мать, которая с онемевшим ужасом смотрела в тьму деревьев, куда бросился ее муж.
        Раздался выстрел, и Дарья вскрикнула, еще сильнее обхватив руками второго сына. На поляне появился Агей, на руках он держал Рождена, его одежда была в крови.
        - Волк, - выдавил из себя Агей, - не стой столбом, дай мой рюкзак, мне нужна горячая вода, срочно, Даша!!!
        Но попытки Дарьи разжечь костер из ничего были тщетны, как и оказать помощь сыну.
        - Ну же, Даша! - кричал Агей. - Ты же волшебница! Делай что-нибудь, я не могу кровь остановить!
        - Не могу, не могу - шептала Дарья, - я не могу управлять собой! Сделай что-нибудь, Агей, ты же доктор!
        - Проклятое место, - процедил Агей, - какого мы притащились сюда, да еще с детьми?!
        - Ничего не понимаю, не понимаю, - Дарья рыдала, прижимая Ригдена.
        - Он не дышит, - прошептал Агей, - не дышит, ну, Ден, малыш, приходи в себя, ну же! - Агей делал все, что знал и мог, а может, даже больше. В итоге отчаявшись, он вынул и раскрыл нож, подержал его в огне и занес над сыном.
        - Нет!! - закричала Дарья
        - Нужен прямой массаж сердца, - автоматическим голосом ответил Агей на крик жены.
        - Я отказываюсь слышать тебя, отказываюсь!!! - закричала Дарья истошно в небеса. И в этот миг на маленькую поляну, где разворачивалась большая трагедия, шагнула седовласая бабушка.
        - Ну-ну, милок, нож-то спрячь! Эко все шустры, сразу за нож! Волк укусил?
        - Волк, - машинально согласился Агей, - огромный белый волк.
        - Белый, значит? - бабушка не казалась удивленной. - Надо покликать срочно волка, видимо, он не специально, силы много приложил…
        - Я убил его, - холодно ответил Агей.
        - Убил?! - теперь бабушка не казалась спокойной. - Ах ты! Неужто белый преемника нашел. Ах ты! Погодь, милый, погодь! - она порылась в кармане длинной серой кофты и достала пузырек из-под корвалола.
        - Тут трава волчья, немедленно напои ребенка.
        - Как? - Агей прижал к себе тело сына.
        - В рот влей! - скомандовала бабка и протянула флакон Агею. Отчего-то Агей поверил, а может, цеплялся за самые шальные мысли о спасении? Он схватил пузырек, откупорил его и влил в ротик малышу.
        - Ну вот и молодец, - ответила бабушка, - пойду-ка я белого схороню, великий от нас ушел все же! Княже!!! - странным образом старушка испарилась, или никто не обратил внимания. Даша, пытавшаяся забрать сына из рук Агея, вдруг ахнула, малыш открыл глазки.
        - Мама, - заплакал он, а раны на его теле стали моментально затягиваться.
        - Сейчас вертолет за нами прилетит, зайчик, - заплакала Даша.
        - Невероятно, - покачал головой Агей, осматривая сына, и вдруг Ден зарычал на отца…
        Город был золотым. Он сверкал высокими башнями, увенчанными острыми шпилями с замысловатыми флюгерами, волнистыми переливами красного-оранжевого по стенам и черепице из драгоценного металла. Сферические прозрачные крыши радужных домов огромными пузырями возвышались над головами людей. Редкие тропические растения или соцветия, не виданные ранее простым человеком, источали дивный аромат тайн непознанного чужого мира, а ветер, прохладный и ласковый, насыщал мозг кислородом, которого так не хватало в последние годы, пропитанные порохом, дымом и кровью.
        На горизонте изумрудные холмы напоминали далекие детские грезы о путешествиях в горные неизведанные страны. Здесь не захочется искать Эльдорадо, здесь и есть конец пути. Конечно, мифический повелитель Шамбалы Ригден-Джапо и не обратит свой благосклонный взгляд на красоты и чудеса города, но на холмы садились огненные и белые драконы, словно материализованные шепотом тибетского монаха, произносящего молитву Творения. Драконы сказочно выгибали длинные шеи, переливчато или громоподобно кричали, словно были обычными небесными птицами, исторгали пламя, а потом прятали маленькую голову под перепончатое крыло и засыпали.
        В небе оставлял белый «пушистый» след стремительный звездолет, летящий в глубины космоса с хладнокровными исследователями на борту. Чуть пониже виманы переносили пассажиров в разные концы золотого города… Звезды, частые и близкие, диамантами сияли сквозь сиреневую пелену небес, смотреть на них сил не хватало, захватывало дух, и усталый созерцатель Золотого города, впервые попавший сюда, обязательно зажмурит глаза от вечно утреннего света далеких светил.
        Механически дотронувшись до плеча, на котором красовалась татуировка в виде синего дракона, Егор натянул тяжелые перчатки, сжал ладони в кулаки, проверяя целостность и крепость истрепанной кожи перчаток. Сегодня или никогда. Сегодня. У гладиатора все должно быть в идеальном состоянии, иначе ему не сразить Слугу Хозяина Золотого города. Завязав бандану так, чтобы волосы не падали на глаза, гладиатор проверил наколенники и еще раз перешнуровал высокие горные ботинки, которые он так и не решился сменить на гладиаторские сапоги. Со стороны Площади послышался призыв, а затем ликующие и взбадривающие крики зрителей. Люди увещевали Слугу сразить наконец Егора. Слуга отзывался одобрительным ревом.
        Пора. Мысленно попросив выдержки и силы у Того, Кто Всех Прощает, Егор побежал через узкий тоннель, стены которого были обиты кроваво-красным бархатом, на свет, льющийся с Площади. Находящаяся на возвышении арена для главных гладиаторских боев давала возможность разглядеть прекрасный Золотой город сверху. Его величественные и неповторимые дома, космодромы и спящих на склонах драконов. По бескрайнему океану двигались, словно во сне, громады белых парусных судов. «Господи, как должно быть прекрасно Царствие Небесное, если так ослепителен этот мир», - прошептал Егор и увидел перед собой Слугу.
        - Господи, храни душу мою, когда я сплю, и если даже мне не дано проснуться - все равно, храни душу мою, в руки твои вверяю ее. Господи, храни душу Его, где бы Он ни был. Даже если этим местом будет ад. - проговорив как заклинание уже в бесчисленный раз одни и те же слова, Ника закрыла глаза, потеплее укутываясь в плед. Ночь и круглая луна за окном убаюкивали, насылая сон, мир стал «смещаться», мысли - путаться, из глубины души, освободившись от дневных оков, выбралась тоска, чтобы всю ночь бередить и терзать сердце и спящий разум, а утром исчезнуть, оставив лишь мокрый след слез на подушке.
        - Никааа! Вставай, Ника! Проснись… - тихий голос заставил очнуться ото сна. Ника села, все еще кутаясь в плед. Перед ней стоял высокий молодой человек в деловом костюме, но с детским печальным лицом.
        - Ты кто? - шепотом спросила Ника.
        - Рожден, вроде как друг и ангел-хранитель, - ангел сел на кровать рядом с Никой.
        - Мой?
        - Нет, Егора.
        - Он жив?! - Ника встрепенулась.
        - Нет, - эхом отозвался Рожден.
        - Тогда зачем ты пришел?
        - Я устал, - вздохнул ангел, - мне больно, - ты молишься, каждый раз о душе Егора, и мне приходится спускаться в ад, чтобы оберегать его. Мне нельзя быть там, но твои молитвы раз за разом толкают меня в ад. Ваша любовь слишком сильна, она придает силы Егору и мне. Сегодня у Егора последняя, девятая битва в аду.
        - Егор в аду, - шепотом повторила Ника.
        - Да, в аду - согласился Хранитель, - он воевал, он убивал людей, он был убит.
        - Убит, - Ника закрыла лицо ладонями, медные волосы накрыли лицо.
        - Сегодня он либо проиграет бой и навсегда останется в аду, либо выиграет его. Тогда Хозяин ада, Саатман, предложит исполнить одно его желание. Егор может просить о спасении души.
        - Какой бой? - не поняла Ника.
        - Он там гладиатор, Ника, сильнейший из гладиаторов Золотого города. Сильнейший благодаря той силе, которую твоя душа отдает ему. Егору надо выиграть. У него есть шанс выбраться из ада, ты можешь помочь мне?
        - Но как? - в глазах Ники призраком сверкнули слезы.
        - Я возьму тебя с собой в ад, на битву. Если Егор увидит тебя, то это поможет ему преодолеть препятствия и одолеть страшного врага.
        - Я пойду с тобой, Ангел. Если это поможет, то я спущусь в ад.
        Рожден взял белую ладонь Ники и стал рассматривать ее. Ника замерла. В тусклом свете Хранитель читал судьбу Ники, что-то бормоча про себя, после неожиданно ухватил падающий в комнату лунный луч и сдвинул его с места, перенаправив свет на ладошку девушки. Так же непонятно откуда в руке Ангела засверкал белый нож. Хранитель занес его над похолодевшей рукой Ники и задумался.
        - Что ты делаешь? - шепотом спросила Ника.
        - Я нашел короткую линию Егора в твоей жизни, хочу исправить, - и Хранитель молниеносно провел ножом по ладони Ники, закапала кровь, но девушка только вздрогнула, а Рожден сжал ее кулак, кровь капала на пол и пижаму.
        - Возможно, я совершил преступление, - Ангел впервые улыбнулся, - пора спешить, утром мне на работу…
        Этот Слуга был гигантским монстром, Голлемом, размеров которого Егор еще не видел, на каменном лбу Голлема сияло слово «Жизнь», начертанное Хозяином. Затрубил рог, послышался удар в медный бубен, как призыв к бою, Голлем издал страшный нечеловеческий рык и двинулся на Егора. Гладиатор сжал кулаки, и перчатки моментально наполнились той самой энергией, силой, идущей от небьющегося, но любящего сердца. При помощи этой силы, неведомо как сохранившейся в нем, Егор уничтожал предыдущих монстров. Толпа бесновалась и кричала, Голлем шел на гладиатора, а Егор, закрыв глаза, вдыхал пьянящий ветер и почти физически ощущал жасминовый запах Ники, такой далекой, такой потерянной, такой недостижимой и любимой бесконечно. Его тело словно пропиталось силой любви, перчатки засветились голубой энергией, толпа взвыла, пытаясь разглядеть ясный свет, исходящий от гладиатора. Перед тем, как нанести первый удар, Егор обернулся на Хозяина. Тот молча наблюдал за ним, восседая на ослепляющем золотом троне.
        Сейчас или никогда! Гладиатор вновь закрыл глаза, глубоко вдохнул свежий поток воздуха и крепче сжал кулаки.
        - Егор!
        - Ника. откуда? - пламя ее волос закрыло собой все ослепляющее сияние Золотого города.
        - Тише, любимый, - горячие руки обвили сильную шею, к обветренной щеке гладиатора прижалась теплая девичья щека.
        - Ты победишь, любимый, ты обязательно сразишь монстра и спасешь свою душу. Никому не позволено разлучить нас…
        - Ты шагнула в ад! - ужаснулся Егор.
        - Это всего лишь миг, никто не увидит. Я молилась за тебя. Мне так плохо без тебя на Земле…
        - Так вот почему…
        - Ты убьешь Голлема, - повторила Ника, и Егор почувствовал ее жасминовое дыхание. Теплые губы заскользили по его шершавой щеке. Горячая ладошка провела по твердому обветренному лицу гладиатора, он машинально поцеловал ее.
        - Кровь, - прошептал Егор, - твоя кровь. Ты поранилась.
        - Нет, со мной все в порядке, это наша кровь, любимый, твой Ангел ею начертал новую судьбу.
        - Рожден? Он совершил преступление, - Егор опять поцеловал ладонь Ники, - как и я когда-то.
        - Скажи? - вдруг попросила Ника.
        - Я люблю тебя, - прошептал одними губами гладиатор, - я буду всегда любить тебя, даже если останусь здесь.
        - Нет! Нет! Егор, - Ника крепче обняла гладиатора, оставляя на его одежде следы свежей крови, - прислушайся к моей душе.
        - У меня, наверное, не получится, я же мертв.
        - Слушай!
        Егор замолчал, а Ника лишь крепче обняла его, живое человеческое тепло окутало гладиатора, и он сомкнул руки вокруг любимой. Тут же вихрь небывалой силы закружил, проник в его онемевшее от боли тело, наполняя энергией.
        - Я так люблю тебя, - прошептал Егор, но Ники уже не было. Объятия гладиатора были пусты, зато над ним взметнулся гигантский кулак Голлема.
        - Ника… - прошептал гладиатор, видя, как молниеносно опускается на него каменная груда. Люди на местах истошно завопили, но ничего не произошло. Ударившись о невидимую преграду над головой Егора, кулак Голлема засиял, охваченный синим пламенем, и рассыпался в порошок. Монстр взревел, пораженная толпа замолчала, а Хозяин поднялся во весь рост, наблюдая за происходящим. Егор собрал всю силу и с криком обрушил на Голлема удар, высоко прыгнув в воздухе. Казалось, ему помог ветер, а пятна крови, оставленные Никой на его одежде, пульсировали и жгли сквозь ткань, на щеке появился бурый след, как от ожога. Егор чувствовал, как занемевшие за последние годы мышцы стали разогреваться… Гладиатор вздрогнул, когда услышал первый громкий удар своего сердца. Егор машинально содрал перчатку и прижал руку к груди, удивленно ощущая, как меркнет блеск и роскошь ада в сравнении с теми ощущениями, которые приносили пока еще редкие удары сердца.
        А Голлем окутался синими протуберанцами и с затихающим рыком стал рассыпаться. Победа была одержана.
        - Что ты хочешь, гладиатор, я вижу, тебе не по нраву жизнь в моем опередившем время городе, - раздался голос Хозяина, - ищешь спасения души? И, естественно, Рая?
        - Спасения души, - повторил Виктор в тишине, моментально окутавшей Золотой город, - и не Рая, нет. Я хочу вернуться домой. Я хочу на Землю.
        - Я узнаю твой свет, гладиатор, - холодно улыбнулся Хозяин, - это свет Любви. Я тоже когда-то познал его тепло. Ты получишь желаемое, просто позови дракона, который унесет тебя из Золотого города, Сын Бога… - Хозяин исчез, как будто его и не было. Егор закрыл глаза, перед мысленным взором предстало бледное лицо Ники, влажное от слез. Когда Егор открыл глаза, в них снова плескалась синева, голова пульсировала от давно забытой физической боли, а яркий голубой дракон нес его прочь от Золотого города. И только тоскливые взгляды красных и белых драконов провожали его из ада на Землю.
        Ника проснулась от тихого стука. Стука в дверь. Подушка опять была мокрой от слез, а ночная тоска и странный сон медленно скрывались в глубине души. Она укуталась в плед и тихонечко подошла к двери:
        - Кто там?
        - Ника, это я…
        Ника стремительно открыла замок и распахнула двери. На пороге стоял Егор в одежде гладиатора, его щеки порозовели, в глазах отражались сила и жизнь. Бандану он где-то потерял, и Ника осторожно дотронулась до совершенно седых волос Егора.
        - Ты вернулся навсегда? - тихо спросила она.
        Егор горько улыбнулся и отрицательно замотал головой:
        - Я люблю тебя, - сказал бывший гладиатор. А за его спиной, заполняя все тесное пространство подъезда, запереливался голубым огненным цветком волшебный дракон небытия.
        - Тебе не следует ждать меня, любимая, - зашептал Егор, - как же я соскучился, Заряна, - он уткнулся в ее волосы.
        - Пойдем, зайдем в квартиру, Егорушка! - взмолилась Ника.
        - Не могу, любимая, - ответил Егор, - я еще не выиграл свой бой!
        - Но ты победил голема!
        - Это лишь начало.
        - Но ты должен кое с кем познакомиться! - Ника в отчаянье чмокнула Егора в щеку и метнулась назад, в темноту квартиры. Когда она вернулась с заспанной дочуркой на руках, Егора уже не было.
        - Как же так? - спросила она, и слезы накрыли ее огромные глаза.
        - Шлюха, вот дрянь бесстыжая!! - раздалось торжествующее соседское гигиканье.
        Исход
        Извиваясь змеей и почти так же шипя, женщина буквально бросилась на мужа, но тот легко отшвырнул ее от себя. Она отлетела почти на метр, ударилась о стену коридора и, упав на пол, тихо заскулила.
        - Еще только замахнись на меня, - предупредил мужчина, его лицо казалось каменным и бледным в неярком свете старенького коридора маленькой квартирки.
        - Ты подонок, - зло прошептала женщина.
        - Я хоть не такой трутень, как ты. Смотри, на что ты стала похожа? Как чучело огородное, противно, - он поджал губы, - хоть ресницы бы накрасила!
        - Ты никуда не уйдешь, - упрямо повторила женщина.
        - Уйду, я нашел другую, настоящую.
        - А я что, искусственная? - женщина все еще зло улыбалась.
        - Души у тебя нет, ничего тебе не надо, только бы деньги тратить, да по Египтам шляться.
        - А она с душой, да?
        - Она настоящий человек, добрая, отзывчивая, готовая выслушать.
        - Я всегда слушаю тебя.
        - Ты командуешь моим бизнесом, лезешь в мои дела!
        - Когда тебя нет, я слежу, чтобы все было в порядке.
        - Мои люди на тебя жалуются.
        - Конечно, лодырям зарплату не отдала.
        - Ты не можешь принимать за меня решения! - все еще спокойно говорил мужчина. - Ты мне больше не жена, я тебя не люблю, Ты мне осточертела, дура и недотепа! Училась-училась и засела дома, как клуша, да ты тупая! Разговор окончен.
        - Ты не можешь вот так уйти, - она осторожно поднялась с пола.
        - Еще как могу, ты мне что, указ? Пустышка!
        - Ты сволочь, - обижено выпалила женщина и каким-то неуловимым движением выхватила из кармана халата ножницы и резко направила их в мужа.
        Он перехватил руку обезумевшей женщины, вывернул и сильно оттолкнул, на этот раз она разбила себе нос. Кровь потекла по лицу.
        - Допрыгалась, идиотка, - процедил муж, - позвони своей Ане на дачу - пусть приедет, присмотрит за тобой, ненормальная! Скажи, что я здесь больше не живу и не против появления этой твоей подруги здесь. Возражать больше некому, как и мотать нервы тоже больше некому!
        - Ты не посмеешь… - прошипела опять женщина.
        - Все! - мужчина открыл старенькую входную дверь и, выйдя, с силой хлопнул ею.
        - Ты же обещал никогда этого не делать, - вслед прошептала женщина и сползла по стене на пол. Слезы градом полились из огромных перепуганных глаз, она давила в себе глухие рыдания, размазывая слезы и кровь по лицу. После еще несколько часов просидела беззвучно в мрачном коридоре прихожей, вслушиваясь в тишину и пытаясь осознать, что муж ее бросил после двенадцати лет совместной жизни, потому что она очень-очень плоха для него. Без души, без ума, без стремлений, идиотка, одним словом, простая безработная прожигательница жизни в его глазах…
        - Все, - тихо сказала она себе, - все, успокойся, хватит. Ты же сама знаешь, что эта жизнь нарисованная, что по-другому никак нельзя. Все фальшивое, все прикрытие. Только дети. Дети настоящие. И работа. И все эти проклятые минувшие и идущие войны…
        Женщина протянула руку к маленькой тумбочке для обуви и сняла с нее фотографию. Со снимка на нее взирали родители, улыбчивые, любящие, так рано ушедшие в мир иной, оставив ее. Здесь они были совсем молодыми, счастливыми. Они вдвоем и она, совсем маленькая. Только глаза у мамы Алины печальные, но тогда она еще не знала, отчего такие глаза у мамы… Потом пришла и ушла сестра. Юнона. Она грустно улыбнулась фотографии.
        А теперь ушел и муж. Она прижала фото к груди. Он даже не поинтересовался, как она будет жить, на что она будет жить? А она будет жить хорошо. Как обычно - вопреки. И Марка с Максом тоже вытянет, не такая уж она и плохая. Она для него всегда была просто Неизвестной Женщиной. И мысли потекли сами собой. Сколько таких Неизвестных Женщин живут рядом со своими мужчинами, которые даже и не подозревают, кто у них жена, подруга, любимая, мать детей, а может, и просто их матери или сестры? Неизвестные Женщины…
        Поздний телефонный звонок ворвался в тишину. Она улыбнулась измученно, вот, теперь не надо говорить, что проблемы у несчастной подруги Аннушки.
        Знакомый голос в трубке немного вернул прежнюю реальность ее мира.
        - Хорошо, товарищ генерал, надо так надо, - ответила она, - завтра вылетаю. Сколько заложников там?..
        Окончив разговор, она опять откинулась на стену и, не глядя на телефон, машинально по кнопкам набрала номер. Долго не подходили.
        - Нюся, я тебя разбудила? Да нет, все хорошо. Да надо улетать. В Египет, конечно, люблю эту страну. Нет-нет, к тебе привезу, Славик заберет? Ребята, вы мои спасители! Ну, что он… он ушел. Все, Нюся, потом. Потом. Да, завтра в десять вечера улетаю. Ну, пока, Анечка. До завтра, ночки тебе, Славика поцелуй. Просто отлично, что у него перерыв от полетов, с мальчишками мяч погоняет, пока!
        Она поднялась на ноги, поставила телефон и фотографию покойных родителей на тумбочку, зашла на кухню, умылась и прямо из-под крана выпила холодной, сырой и вкусной воды. А потом зашла в тихую спальню.
        Близнецы не спали, они сидели на кровати и следили за дверью.
        - Мам, а где папа? - спросил один.
        - Срочно уехал, ребята, - улыбнулась она.
        - Он тебя обидел?
        - Нет, это я расстроилась, что он уехал так внезапно.
        - Мама, расскажи сказку, - попросил второй малыш.
        - Конечно, - согласилась женщина, - а завтра мама полетит в Египет, а вы побудете с Аннушкой и дядей Славой.
        - У нас?
        - Нет, у них дома. Дядя Слава несколько дней отдыхает от полетов, поиграете в мяч, сходите под парусом. Может, и их мальчики в гости заглянут. А когда я вернусь, мы сделаем с вами сказочный ремонт и заживем счастливо, как в сказке. Соберем всех-всех - и дедушку Яна, и тетю Дашу с дядей Агеем, и Олеську, и Аню с дядей Славой.
        - А Ригден и Рожден?
        - Думаю, они нам тоже не откажут, - улыбнулась она.
        - Ура!!! - закричали близнецы.
        - Тсс! Спать ложитесь, а то никакой сказки не расскажу!
        Мальчишки послушно юркнули под одеяла и засопели носами в ожидании рассказа.
        - Жила-была заколдованная девочка, - начала мать, - она была некрасивая и неуклюжая, все смеялись над ней и показывали на нее пальцем, ни один простой мальчик и тем более принц не хотел смотреть в ее сторону. Но никто не знал тайны, что ночью, когда чары ослабевают и на землю смотрит круглощекая луна, девочка превращается в прекрасную принцессу, удивительно красивую и мудрую наследницу огромного королевства. А чары, наложенные на нее, должны были развеяться через несколько лет, но ни у кого не хватало терпения выносить ее уродства даже краткое время, все лишь издевались и пытались уколоть ее больно. Но заколдованная принцесса была мудра и знала, что однажды, очень-очень скоро, настанет день и час…
        - Блин! - Эра поджала губы и еще раз взглянула на узкое окошко каменного мешка, внутри которого находилась. Окошко было высоко и очень узко, выбраться - шансов никаких. Она еще раз отчаянно стукнула кулаком по скалистой стене.
        - Черт! Черт! Черт! - злилась она. Передача заложников в этот раз закончилась обменом. Кто-то выдал ее, выдал, кто она и откуда. Теперь шел длительный переговорный процесс, который либо закончится положительно, либо плачевно.
        - Черт! Черт! Дома же дети! Черт!
        - Перестань, - ее сосед по каменной тюрьме подал голос. Эра обернулась, впервые за двое суток этот обезвоженный человек заговорил, значит, пришел в себя. Она нагнулась к глиняной плошке с не очень чистой водой и наклонилась к узнику. Подняла его голову и приложила плошку, он сделал один жадный глоток и откинулся на грязный лежак, словно все его силы только что ушли.
        - Я умираю, - констатировал он, именно констатировал.
        - Нет, - Эра передернула плечами, - мы еще повоюем, скоро наши придут.
        - Зачем ты здесь? - спросил человек.
        - Переговоры вела по заложникам, - выдохнула Эра и наконец села, скрестив ноги, на пол. Там усмехнулась сама себе и прошептала под нос:
        - Египет, епс - тудей!
        - Не ругайся, - попросил умирающий, - дай душе успокоиться, - у тебя впереди еще много чего, что словами не опишешь.
        - Ты откуда? - спросила его Эра.
        - С фронта, всех перебили, всех! А я выжил, - человек заметался.
        - Тсс! - Эра успокаивающе прижала человека к себе, укачивая. Совсем молодой, измученный насколько. - Ты только продержись, парень, тебя зовут как?
        - Егор. Егор Торин.
        Эра вздрогнула.
        Парень усмехнулся.
        - Не бойся, я не тот Егор Торин, что жил когда-то давным-давно и был сыном садиста. Я детдомовский, точнее, меня воспитали при монастыре, там и окрестили.
        - Я не боюсь, - ответила Эра, - иногда мне кажется, что я знала того Егора и он был, вероятно, неплохим человеком.
        - Вот видишь! Не все так плохо, - улыбнулся вымученно Егор, - гони зло из сердца, впусти туда добро и мир.
        - У тебя родители есть? - прошептала Эра.
        - Только дед, родители погибли во время чистки, когда я родился. Дед у меня мировой, медик, хирург.
        Эра закивала головой.
        - Так зачем ты в армию пошел? - спросила она. - Надо было в медицинский институт, по стопам Деда, спасать людей.
        - А ты думаешь… - Егор закашлялся, Эра опять напоила его.
        - Меня зовут Эра.
        - А ты думаешь, Эра, что спасают людей лишь медики?
        - Ну, еще священники, - попыталась пошутить Эра.
        Егор широко улыбнулся.
        - Бог спасает, Эра, но к нему ужасно долгий путь, как это утомительно!
        Егор говорил серьезно и с какой-то досадой.
        - Ты словно собрался идти к нему.
        - Я давно иду, но только мне в обход, мне бы брата отыскать. - Егор опять начал кашлять, отхаркиваясь кровью, а потом погрузился в бессознательное этого мира.
        Эра вздохнула и, оторвав кусок материи от куртки, намочила его и протерла славянское красивое лицо Егора, руки и шею. Собрала налипшие на лоб и лицо парня мокрые волосы; спрятала их под банданой, сотворенной из своего шейного платка.
        В груди Эры защемило, Егор бредил - плохой признак, этот мальчик умирал.
        Неожиданно парень опять открыл бездонные черные глаза.
        - Ты убрала головную боль?
        - Я спрятала твои волосы под свою бандану, - шепотом ответила Эра, - умыла тебя, ты такой чумазый.
        Егор опять улыбнулся.
        - У меня никогда не было матери.
        Эра промолчала.
        - У тебя есть дети?
        - Два сына.
        - Так зачем ты здесь?
        - Работа, как и у тебя.
        - Опасности здесь много, - покачал головой Егор.
        - А чего много, парламентера не тронули, и спасибо. Освободят, это мы уже проходили…
        - Нельзя все пройти, но надо подготовиться к более суровому испытанию.
        - Эх, Егор, - вздохнула Эра, - меня жизнь, этими испытаниями уже без подготовки лупит лет эдак десять.
        - Не то это, не то, ты, главное, держись, Венера! Держись, - он часто-часто задышал, - понимаешь, тебе спасать надо, многих спасать! Я не успел, но я скоро вернусь!!!
        - Кого? - Эра нахмурилась. - Откуда ты знаешь, что я Венера? Ты кто, Егор?
        - Я за ним, мама. - и человек смолк.
        Эра побледнела и, судорожно схватив парня за руку, холодную и липкую, просчитывала пульс. Удар, еще один, еще, остановка. Нить последнего удара - волна, последняя нейронная волна.
        - Не бойся, - прошептала Егору Эра, - я здесь, я с тобой. Я провожу тебя, сынок! - слезы ручейками лились из ее глаз, - не может быть, не может быть.
        Шесть минут, шесть минут - клиническая смерть, уход. Все, мозг погиб. Эра перекрестилась и закрыла чуть приоткрытые веки усопшего.
        - Как жестоко все, - она положила руки ему на грудь, сложив их по христианскому обычаю. И, вспомнив начало «Отче наш», принялась шептать молитву, когда вдруг неожиданно Егор резко вскочил, сев на лежаке и открыв невидящие глаза, закричал куда-то в пространство:
        - Назарет, запомни, Назарет! Только там, где выше!!! Где выше!!! Первый камень! Первый камень!
        Эра от неожиданности схватила Егора, крепко прижимая к себе.
        - Не уходи, слышишь, не уходи! Нам надо поговорить, только поговорить!
        Но глаза Егора закрылись, и Эра с ужасом отметила, что его лицо приобрело зловеще-серый оттенок и резко осунулось, словно невидимый гример вынул все содержимое из-под кожи.
        Так она и осталась сидеть, тихонько плача от ужаса и горя случайной находки и утраты, прижимая к себе голову Егора, укачивая его, повторяя как заклинание просьбу не уходить, поговорить с ней. Неизвестно, сколько бы она так просидела, но через несколько долгих часов пришли невольники и буквально силой оторвали рыдающую женщину от мертвого русского военного, удивляясь и тихо переговариваясь, поминая Всевышнего и прося не дать им такой участи, как сумасшествие.
        А потом прозвучало слово - расстрел, но Эра не дрогнула, а лишь отрешенно и не мигая уставилась в маленькое узкое оконце. Пытаясь запомнить день, его закат, ночь. Она в той же позе встретила рассвет, но так и не дождалась своих палачей. Вокруг лагеря было странно тихо. И когда солнце взошло в зенит, Эра вышла из своей тюрьмы, без препятствий. Боевики, сбившись в кучу, молились, смеялись, кидались друг в друга песком и камнями.
        - Безумцы, - прошептала Эра и поискала глазами тело Егора. Но его нигде не было, и она побрела меж невысоких полуобрушенных строений, взглядом ища того, кого никогда не надеялась найти и, тем более, опять потерять.
        Она брела по пустынной восточной дороге, обхватив себя руками и думая о Егоре когда шум лопастей буквально навалился на нее.
        - Эра! - закричали сверху. - Эра!
        Она не отозвалась. А потом и вовсе не заметила, как за ней спустились и помогли взобраться в вертолет.
        Желтый лоскут пустынной земли удалялся, а Эра продолжала смотреть в проем двери, все еще ища глазами своего сына… Это был не тот день и час, который она так ждала, совсем не тот.
        Время всегда небрежно относится к нам, не хранит как следует, не исполняет желаний, которые мы запланировали, не дает горевать или любить вечно, оно лишь констатирует, как статист: прошло много секунд или несколько. Пробежала жизнь, или так долго тянулся день. Время равнодушное, но это лишь человеческие впечатления, потому что на самом деле время - наш безмолвный спасатель, который порою превращает год в десятилетия, а сотни лет в тысячи. Темпы цивилизации ускоряются, а память, охватывающая дни, превращается в годы, мы забываем мелочи, а потом важное. Время хитрит, но оно работает на нас. И это очень важная константа, которую Создатель окрасил в не менее важный цвет человеческих эмоций и судеб.
        Падение было хуже побега. Горячее, жгучее, он чувствовал, как горят крылья, как сгорает кожа рук, как реальность сменяется реальностью, как жаром обдувает его лицо. Затем удар, темнота. Свобода…
        Когда он открыл глаза, яркий свет небес ударил в лицо. Наконец-то! Тело ныло и болело от ожогов и невероятных перегрузок. Он расслабился, пропуская сквозь себя свет утра и восходящего солнца. Он творил себя, материализовывал костяк, органы, мышцы, кожу. Как чувствительна плоть человеческая! Нежные касания желтой звезды стали ощущаться как агрессивные: ничего, это такие пустяки. Он еще больше расслабился, прислушался, змея ползла по песку в его сторону. Мгновение - и она была зажата в мощном кулаке.
        Ну-ка расскажи мне, где я и как я смотрюсь со стороны? Он поднял руку с извивающейся ядовитой змеей над собой. Его глаза, все еще закрытые, видели мир глазами змеи. Но этого было недостаточно, и бедная гадина, вздрогнув, стала кусать его за кулак, потому что невероятно острое зрение и обоняние обрушились в ее неготовый для вместилища большего сознания мозг.
        Да, это его лицо! Его мир! И теперь его планы изменились. Он отомстит. Потому что, лишь отомстив этой изношенной, как проститутка, цивилизации, он снова обретет покой. И это не возвращение власти, а кое-что похуже. Он рассмеялся. А теперь, как всякая гадина, знающая и дрожащая пред ликом моим, скажи, как зовут меня? Змея зашипела и вновь вцепилась в держащую ее руку, но кулак лишь крепче сжался. И тогда ядовитая тварь, неестественно растягивая пасть с капающим ядом, произнесла:
        - Дииииил…
        Не слышу! Повтори!!
        - Дииааааавоооооол….
        Дил рассмеялся, раздался еле слышный хруст ломающегося гибкого хребта змеи. Затем он отбросил ее в сторону, невероятным образом стряхнул с руки укусы и яд и расхохотался сильнее, продолжая упиваться проникающей, все истребляющей жарой земного светила. Рукой он провел по руке и в районе локтя с шипением возник изысканной работы рисунок синей розы. Аравия! Старое доброе место всех настоящих и вымышленных грехов и подвигов! Какая ирония!
        Задул слабый ветер, осторожный ветер-разведчик, вероятно, какого-то местного духа, слегка присыпал его палящим песком и отпрянул прочь, видимо, испуганный находкой.
        И покорились мне пески Аравии! И покорится мне весь мир! Ибо я новый Бог, а все прежнее - лишь полоненные тени былых Волода-ров Земли моей!!
        Белый верблюд уверенно и величественно двигался через аравийскую пустыню. Венера, укутанная в платок, прятавший ее от обжигающего солнца пустыни, ехала верхом. В руках она держала компьютерный планшет, быстро скользя пальцами по его сенсорной поверхности. Жара нарастала, по мере того как темнел горизонт. Вероятно, надо было послушать местных стариков и не выдвигаться до завтрашнего дня, пока не пройдет песчаная буря. Но ее ждали, ждали и срочно, как говорят в одной старой песне - приказа верить в чудеса не поступало, надо было получить данные научной группы, расположившейся у монастыря Белой Тары. Надо же! Венера улыбнулась, как все перемешалось-то! Монастырь Белой Тары за аравийской пустыней!
        Внезапно верблюд фыркнул и напрягся, по его большому телу прошла дрожь, и Венера успокаивающе похлопала его по загривку.
        - Все хорошо, малыш, все хорошо, - она огляделась в поисках того, что напугало верблюда.
        - Силы небесные! - Венера достала радиотелефон и связалась с лагерем.
        - Я, вероятно, задержусь, Ян Вильгельмович! Тут человек посреди пустыни.
        - Эра, детка! Аккуратнее! Скорее всего, кто-то не рассчитал свои силы!
        - Я всегда аккуратна.
        Венера, или Эра, как звали ее всю взрослую жизнь другие люди, слезла с верблюда, переговариваясь с Яном Литке. Старый профессор слыл отшельником, был нобелевским лауреатом в области нейрофизики, да и просто другом ее погибших родителей. Сейчас Ян Вильгельмович вел засекреченные изыскания за пределами Родины и во благо ее. Эру Ян любил как дочь, лишь с ним она могла быть откровенной и естественной. Ян всегда давал нужный совет, всегда оказывался в трудную минуту рядом и, как строгий отец, мог журить и хвалить. Похвала Яна для Эры означала очередную победу в жизни. Их нередко сталкивало по ходу работы. Ян никогда не задавал Эре вопросов о ее работе, за что она была ему очень признательна.
        Эра нагнулась к человеку. Мужчина с обожженным солнцем лицом, видимо, был без сознания. Она приподняла его голову и осторожно стала поить из фляги. Человек застонал и открыл глаза.
        - Прекрасно. Вы меня слышите? - Эра обращалась к незнакомцу.
        - Русская? - человек говорил с акцентом.
        - Да, меня зовут Эра.
        - Эра для меня одного, - попытался пошутить человек.
        - У вас, наверное, солнечный удар.
        - Наверное. Вы в платке? - спросил незнакомец.
        - Да, это от солнца и песка. Как вас зовут?
        - Меня?
        - Вас. Вы помните ваше имя?
        - Имя! О да, конечно! - мужчина улыбнулся, - Дилан Сомерсет. К вашим услугам.
        - Очень приятно, громкое имя, - кивнула Эра, - американец?
        - Англичанин, но я ни белой, ни красной розы еще никому не дарил!
        - Шутите, - голос Эры обволакивал, - там, в стороне, есть небольшой холм, под ним тень, там мой верблюд с водой, надо перебраться туда.
        - Зачем? - улыбался Сомерсет.
        - У вас шок…
        В тени Эра протерла его холодным полотенцем и нанесла противоожоговый репеллент.
        - Это от адского пламени? - поинтересовался Дилан.
        - Именно от него, - в тон ответила Эра.
        - Какие у людей простые решения и ответы на все.
        - Как вы здесь оказались? - спросила Эра, удовлетворенно разглядывая обработанные ожоги Сомерсета.
        - Не помню… - немного помолчав, ответил он, - ничего не помню! Начинаю напрягаться - голова болит, - он поморщился.
        - Не напрягайтесь, - остановила его Эра, - очень красивая татуировка; необычно - синяя роза.
        - Борейская роза власти, баловство юности, - Сомерсет, подтянувшись на руках, сел, оглядываясь по сторонам.
        - Ее величество аравийская пустыня!
        - Откуда вы помните?
        - Не помню, - Дилан перевел растерянный взгляд на Эру.
        - Сейчас немного придете в себя, и поедем в научный лагерь.
        - Русский?
        - Русский, - согласилась Эра.
        - А там нет какого-нибудь очередного зверя, которым русские снова решили напугать весь мир?
        - Нет, там люди, и не просто люди, а врачи и ученые - настоящие ангелы! Вы так боитесь тени былого? - спросила Эра.
        - Но ведь кто такой зверь? - Сомерсет улыбнулся вопросу. - Ясное дело: зверь - это ангел!
        - Что вы, Дилан! - воскликнула Эра. - Как такое может быть?
        - Я, к примеру, знавал одного зверя в далеком прошлом, который вовсе ангел происхождением. Но чужие амбиции и воля заставили его стать зверем и творить то, что ангел бы и не удумал! - Дилан рассмеялся и весело хлопнул по песку ладонью. Золотая пыль песчаным вихрем взметнулась вверх и тут же спокойно осела. Эра внимательно наблюдала за танцующим песком, потом обратила внимание на крепкие ладони Дилана, сильные и мужественные, опаленные солнцем, но не временем. Затем она мечтательно перевела взгляд на горизонт. Все еще раздумывая над словами англичанина. Бескрайняя пустыня, шорох песка, неожиданная встреча, день явно выбивался из рамок плана.
        - Так вы говорите о человеке, которого заставили стать рабом! Вспомните прошедшие годы? Рабов было много. Были годы, когда мы реально приобрели Императора, а ваша страна почти потеряла королевскую династию. И что говорили? Император - дьявол, его правая рука - зверь. Обычные слухи, и очередная утопическая идея, очень свойственная моей стране. При этом тогда каждый второй считался ангелом, а каждый первый - рабом! - Эра как-то грустно рассмеялась. - Бедные люди! Во что только их не заставляли верить.
        - Эра, - Сомерсет стал серьезным, - я, конечно, заранее прошу прощения, но мне кажется, вы кого-то тогда потеряли?
        - Многие теряли близких людей, - медленно ответила Эра, - я не исключение. Я потеряла родителей, сына. Сейчас моему мальчику было бы уже двадцать пять.
        - Двадцать пять? - Сомерсет удивленно посмотрел в красивые серо-зеленые глаза собеседницы. - Вы же очень молодая женщина! Может, ваш платок? - Дилан рукой неопределенно указал на платок скрывающий лицо и волосы Эры.
        - В ангелов верите, а в то, что вас может подвести воображение, нет? - Эра развеселилась.
        - Ангелы бывают разные, - задумался Дилан, - вот, знаете, добрые ангелы приходят в семьи злых ангелов, злые - к добрым, а бунтующие - к бунтующим. А с вами я так ошибся! Простите, простите, Эра! - Дилан уже сам улыбался.
        - О! Какая теория! - Эра покачала головой. - Сказочно звучит. Расскажу своим детям, как сказку. А вы все же романтик.
        - У вас еще есть дети? - заинтересовался Дилан.
        - Да, два сына, они дома с няней, пока я тут по пескам с экспедициями гуляю.
        - Так сколько же вам лет? - Сомерсет искренне недоумевал.
        - А как вы думаете? - Эра задорно стянула платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам, переливаясь в знойных лучах аравийского солнца. Молодое красивое лицо с правильными чертами, пухлый чувственный рот. - Ну?
        На Сомерсета смотрела красавица лет тридцати:
        - В этом году будет сорок один, в сентябре! - Эра подмигнула Дилану.
        Тот словно онемел, и Эра еще звонче рассмеялась при виде обескураженного лица Сомерсета. Но Дилан не отрываясь смотрел в ее лицо, словно видел нечто невероятное или фантастическое. Он нахмурился, потом сильно побледнел, отчего черные глаза стали еще выразительнее.
        - Ты?! - спросил он.
        - В каком смысле? - улыбка медленно исчезла с лица Эры, ее взгляд стал скорее напряженным, она всматривалась в Дилана, нет, она его не знала, в сводках никогда его не видела. Но он не лжет, он потрясен тем, что кого-то в ней узнал.
        - Сова не обманула меня, - из речи Дилана исчез акцент, - значит, ты вернулась, это же я!
        - Простите, сэр, - Эра мило улыбнулась, - вам надо успокоиться, здесь беспощадное солнце, оно явно играет с вами. А я не понимаю, о чем речь, и столкнулась с вами сегодня впервые здесь, в этих песках Аравии!
        Он запрокинул лицо к небесам. Она не помнила его, но ничего, это не беда. Главное, что ее вернули, и ей сорок, и сына она потеряла, потому что Дил тогда не дал ему жить. Это только начало! Главное, что она не умерла! Не умерла! А он позволил Сове уговорить его сдаться, рыдая над ее бездыханным телом. Над невозможностью, несопоставимостью, над ересью происходящего! Потому что тогда не могло случиться самого необходимого и всегда случающегося - Чуда! Он тогда завалил весь отлаженный и уже выстроенный план, попал в оковы, потому что вдруг исчез смысл, потому что она была потеряна навсегда. И невозможно было надеяться, что однажды он увидит ее хоть в каком-то захудалом кусочке Вселенной, хоть в каком-то забытом или не наступившем времени! Потому что он думал, будто она недосягаема впредь! Сова! Ну, сестра… В этот раз он сбережет неизменную Константу - любовь. Свою любовь. Он больше не будет рисковать ею, он спрячет ее от мира, а затем покорит эту планету, разнеся ее в пух и прах.
        Дилан шумно вздохнул и, неожиданно для настороженной и смолкшей Эры, его взгляд, направленный до того в себя, теперь обратился к ней: горячий, обжигающий, наполненный любовью и ожиданием.
        - Скоро песчаная буря, - резко отрезала Эра, - мы задержались. Я доставлю вас в монастырь Белой Тары, там, в научном лагере, вы сможете найти пристанище у монахов, они помогут вам связаться с посольством. Едете? - Дилан уверенно кивнул и направился за Эрой к большому белому верблюду. - Накиньте это, - Эра кинула Дилану бедуинский матерчатый плащ, - а то в набедренной повязке - даже из шелка - не так уж и удобно в пустыне!
        - Какая изменчивая мода на Земле, - сам себе удивился Дил, закутываясь в тонкий шерстяной плащ.
        Научный лагерь у горного подножия тонул в сумерках и запахе диковинных ночных цветов. Протянутое освещение, полевое и слабое, лишь придавало еще больше таинственности и чарующей красоты. Вверху - на высоком выступе скалы - спал монастырь Белой Тары.
        Ян Литке сам вышел навстречу Эре и ее спутнику, закутанный в длинные тканевые плащи и платки.
        - Ну, знать, с добром приехала, если человека спасла, Эрушка! - радушно встретил их Ян.
        - Принимай гостей, Ян! - Эра спрыгнула с верблюда и обняла Яна.
        - Как я соскучилась, - всхлипнула она.
        - Ну будет-будет! - погладил Ян женщину по голове. - Дети-то как?
        - Все нормально, дядя Ян, с няней. О внуке вести есть? - вдруг спросила она.
        - Вот же рассказал на свою голову, - заулыбался Ян, - да Егорка парень сильный, найдется!
        - Конечно сильный, - согласилась Эра, - жаль, что раньше ты о нем мне не рассказал.
        - Фу-ты ну-ты! - всплеснул Ян руками. - Успокойся, Эрушка, найдется парень, найдется, он сильнее сильного! Ты с гостем знакомь!
        Эра подвела Яна к Дилану.
        - Ян Вильгельмович Литке, а это Дилан Сомерсет, не помнит, как в пустыне оказался.
        Ян протянул руку Дилану, и тот взял его за ладонь.
        Словно вспышка, отрезвляющие душу воспоминания, боль!
        Ян вдруг четко и ясно увидел лицо Сомерсета.
        - Зачем ты вернулся? - воскликнул разум Яна. А в ответ поплыли картины боли и переживаний самого Дила, настолько сильные, что Ян схватился за сердце. - Не для человека это, - попросил он, - где Олеся? - и картина прекрасного ангела промелькнула в голове.

«Олис! Ганари… Так вот кто она, они… Зачем же ты вернулся? Венера? Погиб ребенок ее, разбился тогда в вертолете, Эру спасли монахи. Стой, зло творящий, стой! Не тронь разума моего!»
        Но Сомерсет уже глубоко проник в сознание и память Яна Литке.

«Вертолет упал на скалы? Почти все живы. И младенец. Венера мечется без сознания. У нее была ретроградная амнезия? Где младенец, Ян? Здесь, здесь он был. Как Имя Рек ему? Егор Торин? Отчего Егор? Отчего Торин? Мог выдать за сына Егора? Егор Егорович. Не называют детей именами отцов, даже мнимых, эх, Ян! Так ты стал дедом, а Эра потеряла не только память, но и сына? А о ком сейчас она спрашивала? Ах, вот как? Где она его встречала? В плену? Надо же! И что? Умер? У нее на глазах? С трудом верится, но другой информации нет?»
        Со стороны казалось, что Ян и Дилан замерли и смотрят друг другу в глаза. Эра заволновалась, но дождалась, пока они разнимут руки.
        - Я сам поднимусь в монастырь, спасибо за теплый прием, Ян Вильгельмович.
        - Да-да, конечно, - Ян потер виски…
        Каменные своды монастыря улыбали Дилана, как и бережно принесенная монахом свеча в его временное пристанище. Но земная плоть требовала отдыха, и природа брала свое, он погружался в сон, с торжеством предвкушая новый день.
        Раздался ленивый рык. Сомерсет с нечеловеческой проворностью оказался на ногах.
        Сова не изменилась, да и древняя львица тоже. Хотя что сделается этой зверюге, исполненной таинственной силы?
        - Когда же ты, во имя неба, перестанешь нарушать границы реальностей без стука? - возмутился Сомерсет.
        Сова прищурилась и щелкнула пальцами. Сотни свечей загорелись маленькими колышущимися огоньками на столе, полу, на аскетичных полках, выступах камней в стенах.
        - Романтично, как тысячу лет назад, братец, - прищурив зеленые глаза, прошептала Сова, - келья и свечи. Дьявольское место!
        - Не остроумно, - Дилан зевнул, - они давно изобрели электричество, могла бы хрустальную люстру предложить.
        - Дил, - Сова вскинула насмешливо брови, - что за обвинения?
        - Какие?
        - То я тебя не обманула, то обманула, ты уж определись, - в руке Совы запереливался хрустальный фужер с кроваво-красным вином.
        - А, подглядываешь! - понял Дилан. - Угостишь?
        Сова выразительно посмотрела на второй фужер, появившийся в руке Дилана.
        - И что за имя? Сомерсет, Дил? Ты войну белой и красной розы для чего приплел?
        - Что ты во всем ищешь смысл? Просто имя понравилось!
        - Герцог Сомерсет развязал одну из самых длинных войн во времени, - напомнила Сова.
        - Удалое было время! - согласился Дилан и отпил из бокала. - Божественный вкус!
        - Ты затеял игры со временем? - Сова не отрываясь смотрела в бездонные глаза Дилана.
        - С чего ты это напридумывала?
        - С того, что Сомерсет развязал войну во времени. А ты традиционно мыслишь, вон и роза синяя на руке…
        - Фу ты! Сестрица, ты не знаешь, что болеешь земной паранойей? Это просто красивый цветок! Редкий! В пустыне цвел, увидел - скопировал.
        - Это Борейская Роза! Символ власти! Ты ее украл у лимурийцев!
        - Да это просто рисунок, лишенный Силы! Чтобы в заточении помнить о прекрасном! - съязвил Дилан.
        - Тогда зачем ты сбежал из-под стражи на Землю?
        - Все не успокоишься, - покачал головой новый Сомерсет, - за Заряной, и вот попробуй, скажи, что это не так!
        - Скажу, - Сова поджала губы, Дилан насторожился, - Дил, Заря-ны не стало много лет назад.
        - А с кем я, по-твоему, столкнулся?! - рассмеялся Дил.
        - Это ее сестра, Венера.
        - Ее и тогда звали Венера!
        - Юнона! - воскликнула Сова. - Я сама принимала роды, девочек было две! Венера благополучно спаслась и родила сына. Заряна - это Юнона.
        В мановение ока Дил оказался около Совы, их лица почти соприкоснулись.
        - Ты пожалеешь однажды, сестра, что вмешалась в мои дела! - в его глазах сиял нехороший красный огонек. - Но ты меня не обманешь, я нашел свою любовь и больше не уступлю тебе, поняла?!
        - Кому ты угрожаешь? - усмехнулась довольная Сова. - Ты беглый преступник, братец.
        - Где он?! - заревел Дилан.
        - Кто? - Сова округлила глаза.
        - Ее сын?
        - Я у тебя хотела спросить! Он не ощущается ни на Земле, ни там!
        - Как так? - не понял Дилан.
        - Молча, - ответила Сова, - я потеряла его, внезапно потеряла…
        - Вот в чем дело, - Дилан задумался, - Эра прекрасна, знаешь ли. Еще прекрасней, чем в ранней юности.
        - Не трогай женщину, ей досталось, Дил.
        - Я готов утешать ее вечность, - совершенно серьезно ответил Сомерсет, - тем более Заряна все равно вспомнит меня в итоге. Интересно, с кем же она и где была все эти недолгие годы?
        - Не знаю, Дил, не знаю, - Сова поставила бокал на стол, он заиграл в бликах сотен свечей, Дилан засмотрелся, а когда перевел взгляд на сестру, ее уже не было. Но Сова не ушла просто так, оставив Сомерсета одного. Из радужного и дутого бока бокала словно блики рассыпались по аскетичному столу, жаля непонятным жаром. Дилан отдернул руку и выругался. А сияние от бокала заполняло все больше пространства, когда вдруг собралось в один сияющий шар и с рыком странно зевнуло.
        - Опять, - поморщился Дилан.
        Сияние все четче и четче прорисовывало мощную фигуру древней львицы, верной спутницы Совы. Львица Чарлет обретала форму и словно перешагивала из одного мира в другой, к Дилану.
        Древняя львица с человеческим именем Чарлет зевала и, щурясь, смотрела на Дилана.
        - Что, зеркал нет? - усмехнулся Дилан. - А без хозяйки нет выхода? Может, на меня поработаешь?
        Но львица выгнула спину, снося своей мощной фигурой множество свечей, потянулась и стрелой прыгнула в хрустальный бокал Дилана, растворившись в нем.
        - Тьфу ты! - Сомерсет, разбрызгивая вино, поставил бокал на стол. - Ну какая наглая кошка! И как это пить теперь? Кто знает, что за след оставила эта пучеглазая!
        Но вскоре Дилан лег обратно на узкую монашескую кровать. Свечи моментально потухли.
        - Значит Венера. Эра, - отчетливо произнес он в темноте, - ну, здравствуй, любимая! Какой же пречистой Отец сотворил тебя вновь! Мне это нравится.
        Дилан Сомерсет задумался с улыбкой на лице, которую сокрыла непроглядная и верная ему тьма ночи, заполнившая скромную келью. И лишь Борейская Роза таинственно мерцала синим светом на его руке. Время набирало обороты.
        Эра работала над очередным рапортом, склонившись над тусклым светом планшетного компьютера. Объемное изображение человека, с которым переговаривалась Эра, висело над планшетом и жестикулировало в ответ на тихую речь. Еще несколько секунд - и сеанс связи закончился, экран слабо моргнул и погас, фигура исчезла. Эра прикрыла усталые веки, повернув лицо в сторону узкого окна, из которого дул прохладный ночной ветер.
        - Любимая, - раздался голос. Эра не пошевелилась, но медленно открыла глаза. Перед ней сидел Сомерсет.
        - Отчего вы не спите? - она напряглась.
        - Ты не узнаешь меня, - Дилан говорил без акцента.
        - А должна?
        - Конечно! - улыбнулся Дилан, и сотни свечей теперь зажглись в комнате Эры. - Это же я, Заряна, я!
        - Вы меня с кем-то путаете, - попыталась отшутиться Эра, но Сомерсет крепко схватил ее за плечи и встряхнул:
        - Смотри на меня, любимая, смотри же! Это я!
        Его лицо выражало страдания и боль, и Эра поневоле всмотрелась в темные, как омут, глаза. Отчего-то запахло предштормовым морем. Какое печальное и красивое у него лицо, затягивает и затягивает. И такое знакомое. Но она точно не знает этого человека, потому что никогда и нигде с ним не пересекалась, даже в сводках… Глаза Эры внезапно расширились от ужаса. Она отчетливо вспомнила это лицо. Император. Но это невозможно. Ее троюродная сестра Даша утверждала, что он.
        - Что я? - вспыхнуло в ее разуме. - Ты думала, что я погиб? Даша сказала? Даша, моя внучка? Она жива? Невероятно!
        - Отпусти меня, - с трудом попросила Эра, - не прикасайся ко мне, - ее тело словно пронзили тысячи иголок, глаза слипались. Венера чувствовала, как громко, но очень медленно начинает стучать ее сердце.
        - Ты уснешь, любимая, - прошептал Дилан, - уснешь, и монахи позаботятся о тебе. Эти скалы не тронет ни ветер, ни вода, ты будешь спать беспробудно и ждать моего возвращения. Я вернусь к тебе с победой.
        Порыв ветра потушил свечи, и сумрак накрыл разум Венеры, унося в невероятные и неизученные еще глубины сна.
        Утром Ян обнаружил, что Сомерсет исчез. Минуту поразмыслив, Ян Вильгельмович с испуганным лицом бросился в комнату Эры - она была в коме.
        Агей прилетел к вечеру, вместе с ассистентами и оборудованием. Они, так же как и Ян, не нашли ничего невероятного в состоянии Эры, но причины такого глубокого и странного сна не обнаружили. Показатели мозговой активности указывали на очень-очень глубокую, почти летаргическую фазу сна, но отчего-то мозговые межзональные различия не читались, словно что-то невидимое накрыло и спрятало мозг Эры.
        - Я не стал бы ее трогать, Ян, - задумчиво проговорил Агей, - это надо понаблюдать, а потом решать. Детей я заберу, с нами близнецам будет лучше, да и Олеська подросла, веселее. Старшие не особенно хорошие друзья.
        - Ну, хватил, Агей! Парням по двадцать пять лет, какие же интересы с сестрой-ребенком возиться.
        - Да я не против, - согласился Агей, - Даша расстраивается.
        Они вышли в маленький садик, сев в уютные плетеные кресла, на маленьком столике стоял чай и пряности.
        - Угощайся, Агей, - Ян задумчиво разлил травяной чай, - не боюсь я за Эру, это его рук дело, он ее с Юноной перепутал, видимо - решил на этот раз оберечь.
        Агей вздрогнул.
        - Ты о… - он запнулся.
        - Да, мой друг, - кивнул Ян Вильгельмович, - на нашу беду или на чью еще, он вернулся. Вчера его Эра из пустыни привезла, представился Сомерсетом.
        Агей встревоженно оглянулся на желтевшие вдали аравийские пески. Задумчиво и напряженно. Когда он обернулся на Яна, тот отшатнулся, Агей словно постарел лет на десять.
        - И кого мне теперь защищать? - спросил Агей. - Дашу? Детей? Что будет теперь?
        - Что бы ни было, нам надо все продумать и обязательно рассказать Дарье. А Эра пусть останется здесь, под наблюдением твоих орлов и их аппаратуры, дорогой мой доктор. У нас же, видимо, иные заботы теперь.
        - Знаешь, Ян, - вдруг с сожалением покачал головой Агей, - вроде вот все в порядке, а Рожден уехал от нас, женился и не показывает жену, я уж, по слухам, знаю, даже внук у меня есть. И не один, может, а не хочет делиться.
        - Почему? - удивился Ян.
        - То место, тот кошмар, в котором сыновья родились. Они его помнят, помнят, и чем взрослее становятся, тем упорнее отталкивают меня и мать. Словно по нашей вине это все тогда случилось. Мы - какое-то напоминание того прошлого, которое наши дети хотят забыть.
        Агей тяжело вздохнул и откинулся в легком кресле, тихий ветер закружил незнакомым вкусом теплой пустыни в его волосах с седыми прядками.
        - А Олеська растет - просто чудо какое-то! - тут же заулыбался Агей, и словно звезды вспыхнули высоко-высоко от светлой радости отца за своего ребенка. - Но со старшими нет общего языка, сторонятся они ее.
        - Ну ты светишься! - Ян похлопал Агея по плечу. - Значит, не все так плохо, отец, хорошие у тебя ребята. Им не хочется принимать свое появление на свет, такое невероятное появление. Но они взрослеют, мужают, они поймут и простят, и вас с Дарьей, и Бога, который все-таки починил какие-то там Константы. А Ригден как?
        - Ден? - Агей стал серьезнее. - Сложный парень. Рожден хоть добрее и мягче, а Ден все решает с ходу, режет иногда словами, как по живому, Олеську называет - дитя рая, как в насмешку. Влюбился бы, что ли.
        - Да конечно влюбится, куда он денется, в этом-то он не особенный, как все, не волнуйся за сыновей, батя! Нам сейчас надо их будущее обезопасить.
        - Нам нужен экзорцист? - спросил Агей.
        - Нет, - покачал головой Ян, - нам нужен Егор Торин…
        Той же ночью, после отлета Яна и Агея, дежурные врачи внезапно заснули, все как один, по невидимой команде. Начался шумный, не свойственный этим местам ливень, похожий на льющуюся грязь, лужи быстро разрастались темными пятнами. И вот уже пустыня была похожа на озеро, над которым возвышался монастырь Белой Тары.
        Сова вошла в комнату к Эре, бесшумно села на край кровати и взяла ее за руку.
        - Знаю, что ты много пережила прежде, - заговорила она, - но твоя помощь очень-очень необходима сейчас, Венера. Ты должна помочь своему сыну и моей дочери. Я поступаю неправильно, но все Константы поломаны, потому что не один Дилан сейчас на Земле. Ты будешь спать здесь, но будешь жить не здесь, слева направо, с заду наперед, с конца в начало, начнешь сначала. Нарекаю тебя Анной, прими жизнь ее и судьбу ее вспомни! А теперь спеши навстречу, помоги!
        Невидимое облачко отделилось от лежащей в коме Эры и заспешило куда-то прочь, набирая силу от стихий мира, обретая плоть, кровь и чью-то память.
        - Ты, незримый и невиданный, но запутавшийся и потерявшийся, явись и укрепись в мире этом! Разрешено!
        И тотчас же высокий черноволосый мужчина в длинной сутане цвета индиго в звездах и крестах возник перед Совой. Он шумно вздохнул и, не обращая внимания на мир вокруг, рухнул перед ней на колени.
        - О великая Вал Эль Монтра, спасшая мир, приведшая сияющих волков, позвавшая Спасителя! Пощади глупцов, ибо мы не ведали, что творили!
        - Опачки, - выдохнула Сова. - Ты кто же будешь?
        - Маркус, - ответил незнакомец, все еще не глядя в глаза Сове.
        - Какой Маркус?
        - Маркус, бенедиктианец, слуга ваш во веки вечные. Свидетель вашей победы над древними и Химерой.
        - Неплохо звучит, Маркус, но я тебя не помню, - удивилась Сова.
        - Не помните, - подтвердил Маркус, - первосвященник Всея Мира стер вашу память, а я хотел освободить вас от энергоудара, и вот…
        - Что вот?
        - Мы с вами оказались в другой реальности, на несколько тысяч лет назад.
        - Неплохо, - задумалась Сова, сердито сдвинув брови, заставляя себя вспомнить. - Маркус, Химера… вы звали милость Божию Захарию, или здесь она София. Да-да!
        - Венед! - воскликнула Сова. - Со мной был Венед… и Венед был против меня. Морок. Мария… - Сова потрясенно уставилась в точку на стене, а потом, словно стряхивая оцепенение, заговорила:
        - Послушай, Маркус, я доверяю тебе охранять сон этой женщины, Эры. Она… она мать Спасителя нашего в этом времени.
        Маркус тихо начал молиться.
        - Тише, - остановила его Сова, - ты должен беречь ее ценою жизни своей. Завтра она придет в себя, но пока ничего помнить не будет. Ты будешь ее врачом. Ты справишься?
        - Обучен и квантовой и волновой медицине, и солнечному диагностированию и параметодикам хирургического бесконтактного вмешательства…
        - Ах да, несколько тысяч лет расстояния, - согласилась Сова. - Ты отвечаешь за нее, а потом мы с тобой поговорим. - Сова встала с края кровати. - И, Маркус, что бы ни случилось, не теряй самообладания.
        - Какая красивая женщина! - Маркус с восхищением смотрел на Эру.
        - Не один ты так считаешь, не один…
        Наташа спала. Тепло, томно, как в пуху на гусиных маминых перинах, мир уже готовил ее к пробуждению, но она цеплялась за теплые лоскуты сна, наперекор вездесущему наступающему дню.
        - Наташ, Наташенькааа! - позвал голос, сопровождаемый нарастающим гулом.
        - Ой, кто это? - вскочила Наталья, распахнув большущие озера глаз.
        Нет, гул доносился с улицы отдельно и проникал в белостенную палату через открытые окна. А вот соседка тетя Тоня действительно звала Наташу. Тетя Тоня лежала, раскинув руки в стороны, и созерцала потолок санаторной палаты.
        - Вы чего, теть Тонь? А где Оля с Нелей? - кровати еще двух соседок были пусты.
        - Да ушлендрали, им бы лишь бы гуленить, а то, что деньги за санаторий и лечение в нем оплачено-то, им без важности! А то ж родители платют, еще заплатют!
        - Теть Тонь, да молодые же они еще совсем! Чай, гульбанить еще время, - Наташа заплетала длинную русую косу в руку толщиной.
        - А ты не выгораживай! - Антонина деловито махнула пухлой рукой, вон тебе и годов-то двадцать восемь, и деток двое! И при муже, и при деле! А эти? Ольке-то четвертной уж, а Нелька и того тебя постарше будет. Непутевые!
        - Да и успокойтесь вы, теть Тоня, - примирительно заговорила Наташа, - у вас тут жизнь другая, а у меня она таежная.
        - И то верно, - удрученно вздохнула тетя Тоня, - да и вон небо все гудит, гудит, помру я наверное…
        - Вот что вы несете, а? - возмутилась Наташа, надевая белый спортивный костюм. - Вы слышали, что вчера по телевизору говорили? Природное явление!
        - Да не о том я! Вот ты медицинский работник, а скажи: пить мне анаприлин или не пить?
        - Врач назначил?
        - Ну да.
        - Значит пить.
        - У меня сейчас пульс шестьдесят. Если я его выпью, у меня сердце остановится, а если нет, то тахикардия начнется. В любом случае, - горестно заключила Антонина, - помирать.
        - Ой, - Наталья взялась за сердце, - теть Тонь, то ж вас климакс так лупит по башке-то! Это же невроз начался, а потом еще чего придумаете да и рехнетесь совсем!
        - Вот и я про то же, - тетя Тоня и не думала защищаться, и Наташе стало жаль женщину. Это так внушению-то поддаваться!
        - Теть Тонь, - шепотом заговорила Наташа, - у меня бабка-то ведьмой была, к ней отовсюду ехали!
        Тоня перевела взгляд на Наташу, в нем загорелся огонек любопытства.
        - Так вот, знаю я заговор на нормальную работу сердца.
        - Это какой? - и Антонина прикрыла спешно рот рукой, водя глазами по сторонам: никто ли не услышал?
        - В общем, выпиваете сейчас половину своей таблеточки и шестьдесят шесть раз легонько ударяете пальцами себя по груди со словами: «Чур так! Чур так!»
        - Поняла, - прошептала тетя Тоня и приложила палец к губам.
        - Вот и славно, только никому говорить нельзя, волшба развеется…
        И Наталья метнулась в коридор, видать, в ванную, умываться.
        Хорошая девка, думалось Антонине, поколачивающей себя пальцами по груди: и красавица, и умница, и вон какая сильная, да смелая, да, ты поглянь, колдовству обучена.
        И некоторая правда была в мыслях Тони.
        Наташа родилась в апрельский день, на берегу бурного Енисея, крепкая здоровенькая девочка. Росла, родителей радовала, ростом в отца, красой да фигурой в мать. Выше всех сверстников была, парней переросла, в волейбол играла, сначала за школу, потом за медицинское училище. Росту она была знатного - сто восемьдесят пять сантиметров, да стать царская, фигура ладная да точеная, формы пышные, глазищи как озера, коса льняная полутораметровая. Парни за ней увивались, да Наташа их вроде как и не видела, словно поверх кудрявых макушек смотрела. Читала много да мечтала в институт поступить. Да вот как-то случилось ей домой ехать, поездом долго, а потом еще и вертолетом. Да незадача вышла - упал вертолет. Живы все остались, поцарапались о высоки кедры, как пошутил штурман. Да костер разожгли, стали в тайге спасателей ждать, благо рация работала. Наташа к тайге привычная, выросла средь северных лесов буйных, видит, мужчины разговор у костра завели о своем, мешать не стала, речушку по журчанию услыхала, пошла к водице - искупаться. Огляделась, нет никого, да прыг в холодну водицу, добрую да заботливую.
Накупалась вволю и на берег, а одежки-то и нет! Сердце обмерло, косу перекинула, стоит да смотрит по сторонам, глазами ищет. Да сам воришка и появился. Попутчик! Еще в начале пути приметила Наташа красавца великана, да всю дорогу так усердно не замечала, что краснела и румянцем заливалась.
        - А я думаю, куда она делась? - глубоким и бархатным голосом заговорил попутчик. - Заволновался да следом пошел.
        - А одежду зачем забрал? - спросила Наташа, смущенно «прячась» за косу.
        - Так никогда боле в жизни красоты такой, наверное, не увижу, - зашептал попутчик. От слов его Наташу в жар кинуло, хотела обратно в воду прыгнуть, да вот он прям перед ней вырос, руками бессовестными обхватил, большой, сильный. На голову Наташи выше, пахнет пряностями да хвоей таежной. Глаза Наташа подняла - молодой да пригожий, глаза синевой плещутся, кудри светлые по плечам рассыпаны. Медленно наклонился, к губам Наташиным прикоснулся, да и задрожала она, еле подхватить успел да в траву заповедную как в постель уложил. Как кружили кедры да звезды, как горели поцелуи на коже, на всю жизнь оба запомнили, роковой встреча оказалась. Через месяц у родительского дома Наташи появился ласковый попутчик Рожден. И отец с матерью, лишний раз подивившись на щедрость природы, одарившей красою и Наташу и Рождена, дали согласие детям на супружество. Рожден служил егерем, о себе и семье своей не говорил, а Наташа и не спрашивала. Только брата, на Рождена как две капли воды похожего, и видела иногда Наташа. Но Рожден ее добрее был, а Ден модным, заумным и сложным ей казался всегда, ну да брат, родная кровь,
поди, да за Наташу и Рождена Ден всегда радовался, племянников любил да подарками баловал. И был Рожден хозяином большущего пространства тайги. Жил в доме добротном, хозяйство имелось, уазик егерский да вертолет. Часто зимовали в тайге партии экспедиционные, часто улетал к ним Рожден. Да так и шли дни за днями, в тиши, любви да согласии. Деток двое народилось. Старшенькому четыре было, когда под зиму Наташа второго сынка родила. Да жизнь снова потекла в заботах да радостях семейных, к декабрю улетел на неделю на север Рожден, сбросить почту в зимний геологический лагерь. Наташа одна осталась Да не преминула в день его отсутствия к кедру заповедному сбегать. Сынка на сынка оставила - благо что ответственный Иванушка, старший, рос.
        А кедр звенящий, росский, вот он. Колдун-кедр, оберег семьи ее. Непростой кедр, с тайною Наташе раскрылся. Когда та тяжелая Иванушкой ходила. Часто на полянку к старому кедру приходила, сядет под него, песенки поет, траву гладит, а спиной к кедру прижмется - как бы полегче становится. Так однажды с высоченной ли верхушки свалилась прямехонько в ладони Наташе здоровая кедровая шишка с орешками. Она кедр поблагодарила, да хотела орешков погрызть с охотки, а не тут-то было! Орешки не простые оказались, а золотые.
        - Ой, дедушка-кедр! - подхватилась Наташа. - Это как в сказке! А белочка есть? - еще недоумевая и рассматривая золотые орешки, спросила Наташа, когда раздалось цоканье.
        Пушистая серо-красная белка, державшая в лапках еще одну шишку, низко спустилась по кедру и бросила ее в Наташу.
        - Вот Шалунья! - воскликнула Наташа.
        Так и пошло. Бусы нанизала кедровые для всей семьи. Рожден сверлил золотые орешки под ниточку прочную - не спрашивал, привык вопросов Наташе не задавать, захочет, время придет - сама расскажет. Но бусы-то золотые кедровые под рубахой как оберег носил, да смотрел, чтобы сынок не снимал. А уж в Наташином ожерелье и вовсе девяносто девять орешков было. Не простой кедр был, ох непростой. Вот к нему и побежала Наташа. Ветром встретил ее старый кедр, и Шалунье не спалось в зиму лютую.
        Застрекотала, ругаясь вроде на Наташу. Ветер подул, с ближайшего сугроба охапку колючую снежинок сорвал и в Наташу кинул. Екнуло сердце, домой ноги сами понесли, а там уж беда! Калитка сорвана, дверь во двор нараспашку, входная сорвана, да пар из нее валит, теплый человеческий дух. Вбежала Наташа в горницу, порушено да повалено все, Иванушка под кровать низкую деревянную забился да плачет, а к кроватке с маленьким медведь-шатун фыркает, крушит все да пробирается. Ой, огневано сердце материнское, непрошенный гость лесной за смертью пожаловал! Сама себя Наташа не помнила, как на медведя кинулась, как по нежной коже когти острые прошлись, да как душила зверя лесного, сколько сил хватало, а опомнилась - мертв зверь лесной, мертв… Знать, конец, нет беды больше. Встала, сына из кроватки вынула, Иванушка к ней кинулся, обоих к себе прижала да к печке привалилась, отдышаться не могла. Так и просидела несколько часов, словно в забытьи, уж и тепло из избы вымело, порог запуржило, своим теплом обогревала, да зверь лесной у ног, остывающий, грел. Рожден когда в двери ворвался, картину страшную увидел, да Бога
как благодарить, семью сохранил.
        Слегла с тех пор Наташа, как в беспамятстве. Уж и родители прилетели, да нет, никак. Месяц проболела, исхудала вся, в льняных волосах седые прядки появились. А на Николая Угодника вдруг в себя пришла, на рассвете, в оконце уставилась да песню задумчиво колыбельную завела. Испугались родные, уж не умом ли тронулась девка с ужаса пережитого? Но Рожден иначе все размыслил, к южному морю по весне в санаторий увез Наташу. А тут ни снега, ни холода, весна идет, да боле лето напоминает. Оправилась Наташа, расцвела, наладилось здоровье ее под присмотром врачей чутким. Да уж через пару дней Рожден прилететь должен был. Домой пора, в тайгу хотелось, и тепло так грели золотые бусы, кедровый подарок.
        - Теть Тонь, - Наташа крикнула из коридора в прихожей и, не услышав ответа, сделала шаг назад. Сопение. Знать, спит Антонина, умаялась со своими страхами, вона как сопит! Хоть и неспокойно Наташе на душе, нахмурилась, а в палату не пошла, не разбудить бы, сопит-то тетка громко, сны какие снятся?
        - Я пробегусь на почту, счет на мобильный пополню и вернусь! - уже сама себе сказала Наташа тихо. Но в этот момент сопение прекратилось, знать, слышала Антонина. Улыбнулась Наташа: - Я быстро, теть Тонь! - и выскочила за дверь.
        А сопенье в палате вновь продолжилось. Только уж мертвым сном спала Антонина, а черные густые тени облепили ее и, как и прежде, чья-то рука колотила что было мочи, сильнее и сильнее по лбу, отсчитывая удары, пока кровь не брызнула из расколотого черепа на постель и белые стены…
        Наташа вышла на перекресток тропинок соснового бора. И куда ушли Ольга и Неля? Договорились же встретиться на поляне перед сосняком, а нет никого. Только шорох, да шум ветра в густых ветвях сосен, да странная чернильно-черная лужа посередине места… Наташа прислушалась, где-то шум ветра казался гуще и даже забивал общий гул, к которому привыкли люди приморья за последнее время.
        Огляделась сторонами Наталья - а и нет никого, обежала корпуса белые, за ворота вышла - словно испарились все. Да вот дорожки все водой черной залиты. Обходить начала Наташа странную воду, как и не с чистых небес пролитую. В здания заходила искала - нет никого! Даже в палату, из которой вышла, вернулась - тетя Тоня-то человек мудрый, может, подскажет, в чем дело? Да только на кровати Тони - одно кровавое пятно, а из-под кровати лужа темная растекается.
        Воскликнула Наталья да обратно к двери бросилась. Вон из корпуса, на улицу, где в свете дня что-то зловещее и таинственное притаилось.
        - Ну уж нет, - сама себе сказала Наталья, - дети меня ждут, вернуться мне надо. И Рожден ждет. Не выйдет!
        Подобие шепота, злого и нехорошего, донеслось из-за светлых корпусов. И Наталья не раздумывая бросилась в сторону леса. Не свой лес, не тайга это, но лес всегда оберегал да хранил ее и семью.
        Когда Наташа забежала далеко в лес, почувствовала себя среди сосен корабельных безопаснее. Стала отдышаться да лес поблагодарить, когда будто что почудилось ей. Плач ли, попискивание? На звук пошла, приметнее и приметнее звук становился, да плач это! И плач детский! Поспешила туда Наташа, да между деревьев странную картину увидела. Стайка детишек малых, сбилась да ревом ревут.
        - Что случилось-то, крохи? - воскликнула она, а дети, едва завидя взрослого человека, как цыплята бросились к ней.
        Старший-то, шестилетний Олежа, рассказал, что аж из далекого Киева они, гуляли с воспитательницей, да через переход шли парами, на экскурсию к планетарию. Только вот вдруг появилась вода темная-темная, прям под ноги Татьяне Богдановне и другим детишкам. Они и исчезли. А остальные малыши вдруг здесь оказались. Да вот многие не из их группы. А другие, чудные ребятки, на незнакомых языках говорят и тоже плачут.
        - Так-так, вода, значит, темная, - Наташа припомнила черные лужи на улице между корпусами и у кровати Антонины. - Неспроста, знать, это. - Сняла тогда Наталья бусы, нить разорвала и стала по бусине на дорожку бросать.
        - Зачем вы это делаете, тетя Наташа? - спросил один из малышей.
        - А непростые у меня бусы, - ответила Наташа, - и дела вокруг непростые творятся, детишки мои. Вот бусину кинем, куда ляжет, туда нам и путь.
        Наташа не узнала лес. Высокий лиственный, с темными редкими чащами, лес походил на сказочного богатыря. Но хлюпанье повсюду отвлекало от его красоты.
        - Дети, - скомандовала Наташа, - постарайтесь не становиться в мокрые пятна, держитесь меня, вероятно, эти пятна опасны!
        Она опять оглянулась на детей, их стало еще на много-много больше.
        - Старшие, держите младших! И не упускайте меня из виду! Помните, что даже если я исчезаю, вы идете строго за мной, там впереди очень волшебные дороги, они выведут нас, - улыбнулась детворе Наташа. А ее сердце защемило, дети невероятным образом прибывали.
        - Помогайте друг другу! И строго за мной! - и Наташа бросила еще один орешек впереди себя, упавший в скользкую грязь и радужно засветившийся золотыми переливами.
        - И путь заповедный и орешки неспроста… Господи, Марьюшка, ты бы нашла выход, - прошептала Наталья. - Ты всегда его находила, и объяснения, и пути-дороги, ты бы нашла, - по ее щеке скатилась слеза, - где же ты потерялась, Марьюшка, столько лет. Но я не сломаюсь, я дойду! Я обещаю тебе.
        Последняя бусина-орешек вывела Наташу к подножию огромных заснеженных гор, темная вода подбиралась уже туда, и дети по щиколотки стояли в ней. Холодная вода, перемешанная со снегом.
        - Это же Эльбрус! - закричал кто-то из детей.
        - Эльбрус? - переспросила Наташа, и тут же резкий детский крик отвлек ее от созерцания гор. Дети шлепались в темную воду, в сторону летели брызги крови, мелькали блестящие змеиные тела с шипами, невидимая тьма непонятных маленьких уродцев копошилась в воде, пытаясь утянуть куда-то детвору, царапая и кусая.
        - Немедленно все побежали в горы, - закричала Наташа, - там свет и снег, там нет темной воды! Быстро все в горы!
        И дети, крича и падая, в порезах и крови побежали вперед, сбивая друг друга.
        - Осторожнее! - кричала Наташа, разбирая руками малышню в разные стороны, подсаживая на более высокие места. - Бегите, не толкайте друг друга!
        Темные, скользкие твари вцепились в ее руки, в ноги, вода и снег вокруг нее окрасились багряным, но она продолжала и продолжала, подталкивать детей вперед.
        Она не считала часов, сердце колотилось от нахлынувшей усталости, какой-то тяжелой и жуткой, как никогда. Пока вдруг Наташа не поняла, что теряет много крови, привлекая тем самым тварей.
        Но это давало фору сотням бегущих детей - спастись. Значит, надо выдержать, пока последний ребенок не будет на относительно безопасной высоте. И она терпела. Единственный взрослый человек, откидывая с рук тварей, черных и шипящих. А дети все карабкались наверх, прочь от кошмара низин.
        Мерное, тихое, необычайно вкрадчивое на слух гудение, похожее на вздох далекого исполина, наполняло пространство. Воздух тихо дребезжал и вибрировал. Гул, вот уже три дня сопровождавший безмятежную летнюю дремоту маленького приморского городка, никак не проходил. Казалось, он врос в окружающий мир, просачивался через лазоревое небо, исходил из бесшумного дыхания моря, смешался с землей. Источник странного монотонного гудения найти не получалось, и понаехавшие за эти дни ученые отнесли все на счет высоких южных температур и неизученных атмосферных явлений. Назвали гул новым парадоксом природы и для перестраховки усилили наблюдения за спокойными сейсмодатчиками. Городское телевидение, от лица приезжего доктора наук, пойманного на одном из пляжей, успокоило жителей, что гул - это явление безопасное, даже обычное, просто неизученное, и бояться его - все равно что бояться гула пчелиного роя. Так же бессмысленно! К тому же нет ни одного города на Земле, кроме тех, что за семьдесят третьей параллелью арктических широт, где бы шума не ощущалось… Вот триста лет назад тоже гудело! И еще как гудело! Даже в
катренах Нострадамуса было описано: «Великий гул, от засухи идущий и солнца жар передающий нам!» Глобальное потепление, жара, можно сказать, несусветная! Вот все и гудит, от накала! А в Арктике не гудит, потому что там холодно! Почему гудение слышно и в Антарктиде? Запросто - воздушные африканские массы и так далее…
        - Сразу видно, что про пчел он знает только одно - они делают мед! - рассмеялась тетушка Аня.
        - Так он же сейсмолог, а не пчеловод, - попыталась оправдать доктора ее племянница Вика.
        - Он вообще ничего не знает, мама-тетя, - сообщила из вороха цветных кубиков четырехлетняя Эля, - а Гул - он нехороший, страшный.
        - Это явление природы, сокровище мое, - ответила Вика дочери, - давай нашего любимого Чарли Чаплина посмотрим?
        - Нет, - Элька так сильно закрутила головкой, что золотые кудряшки заметались, как солнечные зайчики.
        - И что дети стали такими грамотными? - тетушка подняла брови. - Викуля, «попрыгай» по каналам, а то насмотрится, и спать не будет.
        Виктория взяла пульт дистанционного управления и направила его на телевизор. Каналы вещания стали быстро сменять друг друга.
        - Вот! - мелькание каналов прервалось. - Вот тот тип, о котором я тебе рассказывала, тетушка. Ты только посмотри, теперь его и телевизионщики заметили… Кого-то он мне напоминает.
        На экране блондинистая дикторша с очаровательно-глупой улыбкой на лице допрашивала пожилого на вид мужчину, явно бомжа.

«Это не просто Гул! - бомж наставительно поднял вверх палец. - Это начало вашего конца!»
        - Ненормальный! - прокомментировала тетушка, и Вика выключила телевизор.
        - Ника, - спросила тетушка, назвав Викторию ласкательно, как в детстве. - Может, съездишь в банк, снимешь немного, да мотнем куда-нибудь на отдых из этой гудящей жары?
        - А работа, тетя?
        - Сколько тебе говорить, не нужна тебе работа, когда ты учишься! - возмутилась тетушка. - Я вернулась не для того, что бы ты разрывалась между работой, ребенком и учебой, все! Собирайся, поедем отдыхать. В двадцать три года просто неприлично сидеть дома и нигде не побывать!
        Виктория давно перестала спорить со своей теткой, на поверку Анна всегда оказывалась права.
        Анна была человеком современным, коммуникабельным и приятным. Когда ей было девятнадцать лет, матушку Виктории - старшую сестру Анны с восьмилетней дочерью на руках бросил муж. Анна, не помнившая погибших давно родителей, не захотела быть обузой и, вопреки уговорам сестры, уехала в знойную Турцию на заработки, при этом бросив институт, в котором сейчас училась ее племянница Вика, или Ника. Попав в Турцию, Анна поняла, что способ заработка здесь один, и, смирившись, занялась освоением древней профессии. Сестре же писала, что работает продавщицей в магазине. Вскоре красавица Анна стала помогать сестре, высылала деньги и вещи для Никули. Прожив в Турции три года, Анна отправилась в Испанию. Там совершенно неожиданно выскочила замуж за престарелого векового дона, богатого и процветающего. Через шесть лет дон благополучно отправился к Богу, а Анна со свойственной всем русским простотой и естественностью оказалась единственной наследницей немалого состояния и процветающего бизнеса, совершенно равнодушно восприняв протесты испанских «родственников». Как ни странно, под ее руководством дела небольшой
мануфактурной компании пошли в гору, прибавились дочерние предприятия, и родственники дона угомонились, получая все возрастающие дивиденды. Анна по-прежнему посылала деньги сестре, точнее, ежемесячную пересылочную работу осуществлял шурин, работающий на нее. Так Анна прожила в Испании еще пять лет, когда неожиданно узнала, что никакой помощи от нее сестра не получает, как, впрочем, и писем. Шурин незамедлительно был уволен, «родственники» отлучены от кормушки, а Анна буквально бросилась на родину, снедаемая неприятным предчувствием.
        Так, спустя четырнадцать лет, Анна опять стояла на родной земле, в аэропорту, в ожидании встречи с любимой сестрой. Но вместо сестры ее встретила племянница, маленькая худышка с огромными серыми, как у матери, глазами. Вика робко поздоровалась со своей молодой теткой и сообщила, что мама умерла три года назад, и Виктория думала, что Анны тоже нет в живых. Анна разразилась слезами, заключив племянницу в крепкие объятия. Родина, как всегда, безжалостно и немилосердно расправилась с тем, кто не оказался обладателем «зубов и когтей», и, видимо, следующей жертвой наметила племянницу Анны. Мысленно решив, что никуда и никогда больше не отпустит от себя Викторию, Анна поклялась Богу, сестре и родителям на небесах, что сделает все-все-все для своей крошечной затерянной семьи. Однако в маленькой квартирке, оставленной в наследство родителями, Анну ждал еще один сюрприз, который, после некоторого раздумья, Анна сочла приятным. Четырехлетняя малышка Элька, удивительно похожая на свою двоюродную бабушку Анну, показалась нежданным ангелом среди руин былой семьи. Даже не поинтересовавшись отцом малышки, Анна
всем сердцем прикипела к внучке. Как могла, она восстановила хрупкое духовное равновесие и спокойствие в своей семье. Первое, что она сделала, это просто натурально «закрыла» рты всем соседям по дому, в глаза и за глаза поносившим Викторию, как падшую девку, безотцовщину и нищую. Затем Анна, весьма в нахальной манере, заявилась к двум соседям по лестничной площадке, людям, «пострадавшим от былой дьявольской империи и пьянки». После ее визитов соседи срочно переехали в новые дома, отписав имущество на Викторию и Элю. Следующим шагом была срочная поездка в какой-то диковинный санаторий в Карпатах, где маленькая Эля словно ожила, а Вика приобрела исчезнувший в раннем детстве румянец. Когда они вернулись домой, то не узнали свое жилище: старая малюсенькая сталинка из двух комнатушек превратилась в громадную квартиру с необычайно красивой обстановкой. Самой красивой комнатой была детская, буквально утопавшая в ярких больших игрушках.
        - Зачем? - только и спросила Виктория.
        - А знаешь, Ника, - ответила Анна, - я с детства представляла себе, как выглядело бы наше жилище, если бы пришел добрый волшебник и предложил подарить замок. Я так мечтала о своей комнате! Это уже потом у меня появилось много комнат…
        - И как выглядела бы твоя комната? - просила Вика.
        - Как детская Эльки, один к одному! - рассмеялась тетушка.
        - Администрация президента, - прошептала Сова перед уже надоевшими ей высоченными добротными дверями. - Кажется, мне сюда, она работает где-то здесь…
        Ее никто не остановил, и не посмел бы, она легко и свободно проходила мимо очень важных, или кажущихся себе таковыми, персон, взглядом отыскивая одно лишь необходимое лицо. Правда, иногда Сова останавливалась, оборачиваясь на высокого спортивного парня, тенью следующего за ней, странно улыбающегося и смотрящего на Сову с прищуром. Она даже повернулась и подошла к нему. Люди вокруг сразу застыли, словно время и воздух остановились в своих движениях.
        - И чего ты за мной бегаешь по хоромам?
        - Может, ты террорист.
        - Может, - согласилась Сова, - тебе мозги, как им, прочистить, или сам умный?
        Парень огляделся по сторонам и восхищенно заулыбался.
        - Нет, я сам умный, дорогуша, - его рука потянулась к лицу Совы, но та даже бровью не пошевелила, как вдруг через миг огромный спортивный парень отлетел метров на пятнадцать по залу. Въехав в стену спиной, он громко рассмеялся.
        - Волшебница! Я понял, еще одна волшебница! - провозгласил он. - Как мать моя!
        - Мать твоя? - Сова прищурилась. - А где твоя мать, любезный?
        - Сразу и любезный! - улыбнулся он. - С младшей разговаривала, ей ее детей на аудиенцию приводят!
        - Сиди и не рыпайся, - скомандовала Сова, - иначе будет больнее.
        - Сижу-сижу, - парень поднял руки, словно сдаваясь, а Сова тут же продолжила свой путь и поиск. Но несколько иначе: взмыв ввысь, белая птица полетела между застывшими людьми, рассматривая, нет ли здесь той, которую она так давно ищет?
        Солнце всходило медленно, будто ленясь, переливалось через край окон и заливало светом зал с замершими людьми. Прищурясь, Ден смотрел на полет Совы по залу. Все дальше и дальше. Удивительная история, невероятная. Кто она? Ангел? Оборотень? Какая такая нечисть, вынырнувшая из колоды прежних смутных дедовских времен? Но не похожа она на создание прошлого рухнувшего мира его деда! Той недостроенной цивилизации с номером Шестьсот Шестьдесят Шесть! Вот что за девка такая чудная, здесь, в центре сердца правительства?! Ден усмехнулся, затем сделал неожиданное сальто в воздухе и вот уже через залы, между застывшими людьми бежит огромный белый волк с умными человеческими глазами. Эх, Сова!
        Еще прыжок через пространство - и тайга, добрая, родная, укромная! Сейчас к брату, лишь бы Наташа не прознала, что друг ее мужа, его брата Рождена, - волк-оборотень, а не простой обитатель густых тенистых русских боров. Вот брата никогда не хотелось ему подводить. Рожденом он дорожил, как и Наташей, и племянниками, да вот странная девушка Сова из головы не шла.
        Белый волк, выпрыгнувший из пространства, остановился и зарычал, из таежного леса доносилось странное хлюпанье, и под сильными лапами была мутная густая и вязкая вода. Ден заспешил к брату.
        Маленькая избушка лесника встретила его покоем. Старая бабушка, которую Ден знал еще с детства, назвавшая себя Северной Бабушкой, хлопотала у печи, племянники были на месте, а Рождена не видно.
        - Никак, княже пожаловал, дети! - обрадовалась Северная Бабушка. - Садись, угощаться щами с калачами будешь.
        - С удовольствием, бабуль, а где родители-то? - и Ден потрепал старшего племянника по волосам, второй малыш еще спал. - А я конфет тебе принес, - и Ден отвязал увесистый мешочек с запястья руки.
        - Та ты княже не волнуйся, за Натальей Рожден поехал, за женой наш медведушка-батюшка отправился. Да не в опасности она, с ней орешки золотые, с елки моей непростой.
        - А не знаешь ли, Бабуль Северна, ты девку такую странную, себя Совой называющую, да в Сову превращающуюся?
        Обернулась Северная Бабушка, пристально на Дена посмотрела.
        - Полюбилась?
        - Полюбилась, - признался Ден.
        - Непростая она девка, ох непростая! И, поди, недавно родилась-то, а уж миллионы лет-то за плечами. Встречались мы с ней раньше, уж лет-то прошло поди с десяток, она на север с Наташей-то, женой брата твого, заглядывала.
        - Но Наталья никогда не рассказывала о ней! - удивился Ден.
        - Давно они не виделись, да и не признала бы ее Наталья, поди, меня с той встречи не признала, а то Марию бы признала?
        - Так она Валентина, - поправил Северную бабушку Ригден, - не Мария. Ну, а тебя, бабуся, не признать - это не сложно. Не захочешь - сама и не признает. Видимо, не хочешь, чтобы Наташа припоминала что-то?
        - Былое то, минуло, - отмахнулась старушка и поставила душистые щи на высокую русскую печь. Дух уюта и свежего дерева смешался и пьянящим покоем устремился по высоким и большим хоромам, отстроенным Рожденом.
        - Не баламуть ты душу-то девке, - вдруг задумчиво заговорила Северная Бабушка, - ей решать, Мария она, или Валентина, или еще кто, сам вспомни.
        - Как это? - не понял Ден. - Подскажи?
        - А то и не надо знать тебе, княже. Суженая она твоя, ежели, конечно, вспомнишь.
        - А как же вспомнить? - удивился Ден.
        - А ты ешь давай, княже, вон племянник твой ест, а ты сидишь просто. Сюда-то вода деда твоего темна не доберется, но коли клич Совы услышишь, то беги на зов его, в бой всякий, ею указанный, бросайся, ибо исправить много надо, а вот как - она лишь и знает.
        - Ничего не понял, - Ден повел плечами, - а щи вкусные, бабуся! Знатные!
        - Вот и хорошо, - обрадовалась Северная бабушка, - а то дел у тебя впереди ох как много, много сил надо, княже светлый…
        Сова зорко всматривалась в двери и кабинеты - времена не те, и двери не те, пока вдруг не увидела нужную. Она немного не рассчитала и гулко шлепнулась о дверь. Упав к порогу высоченной двери с распростертыми крыльями, она недоуменно крутила головой, отходя от неожиданного удара. Из зеркальной темной облицовки стены вынырнула тягучая Чарлет, зевнула и, вопреки закону притяжения, приземлилась очень медленно рядом с Совой. Сова закурлыкала, все еще крутя головой, и Чарли лизнула ее, раз, другой. Двери кабинета открылись, на пороге показались стройные женские ноги, выше Сова не видела, да и голова кружилась по-прежнему.
        - Ой! - раздался встревоженный голос. - Чарли, быстро в кабинет! - А затем руки подхватили Сову, и женщина юркнула в кабинет, захлопнув дверь за собой.
        - Мама! - раздался детский голос. - Кто это?
        - Кто это, тетя Даша? - еще два детских голоса.
        - Тише, дети, тише, это моя знакомая, - Даша положила Сову на стол перед собой и накрыла ее голову руками. - Ударилась, видимо, спешила. А это моя дочка Олеся и ее два братика - Макс и Марк.
        - Ты общаешься с совой и львом?? - девочка и двое близнецов удивленно смотрели на Дарью. Она им мягко улыбнулась, в сиреневых глазах заплясали искорки: - Они хорошие.
        И вдруг Сова резко встрепенулась, подскочила, забилась в Дашиных руках, взлетела, теряя белоснежные перья, суматошно пытаясь выровнять равновесие, упала Чарли на голову и застыла на пару секунд.
        - Она из цирка! - крикнул кто-то из детей радостно.
        Но Сова неожиданно превратилась в девушку, высокую блондинку с затуманенным зеленым взглядом, в белых блестящих одеждах и длинном плаще.
        - Мам, - зашептала девочка, - ты расколдовала принцессу?
        - Нет, меня, - ответила Сова, беря из рук Дарьи кружку с чаем. - Дети, а ну-ка пойдите вон к тому дивану и сядьте, а я полюбуюсь вами и фокус покажу.
        Малыши с визгами побежали к большому кожаному дивану, карабкаясь, расселись по краю, словно воробьи. Сова прищурилась, вздохнула, щелкнула пальцами и спокойно произнесла:
        - Спать два часа.
        Дети повалились в сон на большом диване.
        - Зачем ты так? - спросила Дарья. - Они же так обрадовались тебе.
        - Шуму много! - пояснила Сова и, привстав, посмотрела по сторонам, обошла Дарьин стол и села в ее кресло. Беспокойная у тебя дочь, мальчишки Эры даже поспокойнее будут. А ты президентствуешь? - спросила Сова.
        - Пытаюсь, - выдохнула Даша.
        - Дед бы тобой гордился. Без войн и переворотов.
        Даша погрустнела.
        - Не бери в голову, ему сейчас не до гордости, он племянника твоего ищет.
        - Какого? - Даша с испугом посмотрела на двух мальчишек, спящих на диване.
        - Не их, а их старшего брата.
        - Егор… Егор погиб.
        - Как бы не так.
        - Он жив? - выдохнула Даша. - Где он?
        - А я тебя хотела спросить.
        - Я не знаю, но, Сова, миленькая, найди его, очень тебя прошу!
        - Вот зря летела в такую даль, - отмахнулась Сова, поднялась и полетела к выходу, а потом обернулась на Дарью.
        - Ты начинай всех эвакуировать, дед твой неладное задумал, и познакомься наконец с невесткой!
        - Какой? - не поняла Даша.
        - С женой Рождена.
        - Но он не женат еще.
        - У него уже детей двое, мамаша, проснулись вы! - нахмурилась Сова. - Ищи ее там, где Первый камень, там тьма-тьмущая детей. И твари, ты знаешь, Даша, повсюду твари, - уже грустно заговорила Сова. - Вы все в опасности, если Егор это не остановит.
        Даша как зачарованная слушала Сову.
        - И еще: скажи своему сыну - наглому такому, оборотню, - Даша побледнела, - еще раз дорогу перейдет, шею сверну! Чарли, пошли!
        - Куда эвакуировать? - прошептала Дарья.
        - Вот координаты Первого Камня, надо эвакуировать людей из южных районов, тут расчеты и вероятных ударов воды, и землетрясений, - Сова передала Дарье сложенный листок, а затем вышла из кабинета, тихонечко прикрыв двери, дети так и спали в ожидании фокуса.
        Даша достала телефон и начала звонить Агею. Муж не отвечал на звонок, и Дарья занервничала. Где он мог быть?
        Дарья торопливо вышла из кабинета, пока дети спали, и стала прохаживаться по коридору, в котором сном праведников спали многочисленные чиновники прямо на полу. Даша вздохнула - Сова как всегда шла лишь прямо, но можно и разбудить всех, ожидая Агея. И Даша стала обводить спящих взглядом. Неожиданно она остановилась, в ее сиреневых глазах вспышкой мелькнул ужас, она с силой рванула дверь своего кабинета и застыла. Двойняшки Эры спали, а Олеся исчезла. Лишь темный, липкий след тянулся куда-то в стену.
        Сова грустно брела по красивому городу, отстроенному огромными башнями, небоскребами, с ровными широкими дорогами, переполненными машинами. В городе стоял гул. Но гул явно издалека. Морской гул. Сова вышла на проезжую часть, Чарли трусила рядом.
        - Кыш, - руками в разные стороны резко взмахнула Сова, и большой Кутузовский проспект встал. Словно машины не могли преодолеть какую-то невидимую черту.
        - Чарли, слышишь этот гул? - прислушалась Сова, обводя взглядом улицу. И тут машины загудели, требуя пропустить их.
        - Молчать два часа! - скомандовала Сова, и город словно замер, ни шороха, ни звука. - О, так-то лучше! Гул только непонятно откуда. Ты поспи, славный город, а я похожу по твоим улицам, поищу причину.
        Чарли зарычала.
        - Не здесь? - спросила Сова. - Давай все же проверим, а потом пойдем дальше…
        Сова стремительно вошла в многолюдное здание аэропорта. Остановившись на входе, она буквально принюхалась к пространству, постояла так несколько минут и наконец, сердито поджав губы, направилась к кафешному столику. Сев за столик, она откинула длинные полы белоснежного плаща и непонятно откуда вытащила карту, которую разложила перед собой, буквально застелив ею весь столик. Подошла официантка и недоуменно уставилась на странную высокую блондинку-посетительницу.
        - У нас чистые скатерти, девушка, - проговорила официантка, - но если хотите, мы можем вам поменять скатерку, - она многозначительно посмотрела на роскошную карту, которой Сова застелила стол.
        - Это не скатерть, - не отрываясь от изучения чертежа, великолепно выполненного на синем, видимо, очень дорогом атласе, ответила Сова.
        - А зачем вы тогда это постелили? - недоумевала официантка.
        - Ищу, - коротко бросила Сова.
        - На скатерти?! - удивилась девушка в фартучке.
        - На карте, дурында! - рассердилась Сова, проведя рукой над столом. Рисунок на карте стал смещаться и увеличиваться. Официантка вскрикнула. - Это космическая карта этой планетарной системы, неужели не видишь? - Сова сердито вскинула зеленый взгляд на официантку.
        - Вижу, теперь все вижу! - ошарашенно ответила та. - Вам помочь?
        - Ты - мне? - Сова повеселела. - Пожалуй. Ты не знаешь, откуда этот странный вибрирующий гул идет по всей Москве?
        - Говорят, в Аннино строят дополнительную подземную дорогу, под метро.
        - Под метро?
        - Да.
        - И ты веришь?
        - Да.
        - Дурында!
        - А что же тогда гудит? - округлила глаза официантка.
        - Он что-то придумал! - задумчиво проговорила Сова, а девушка, шумно вздохнув и решившись, выпалила:
        - Что заказывать будете?
        - Ах да… Капучино, семь сырников и свежие новости.
        Официантка торопливо ушла, а Сова, наклонившись ниже к карте, поставила палец в точку и хмыкнула:
        - Чарлет, я его нашла! - из-под стола раздался тихий рык. - Помню-помню! Мне капучино, тебе сырники, - и странная, очень довольная внешне блондинка сняла карту со столика и завязала шарфом на шее, по платку летали метеориты. Наблюдавшая за ней официантка, ждавшая заказ, испуганно перекрестилась.
        - Пожалуйста, один билет до заповедника Херсонес.
        - Повторите! - раздался вопрос.
        - До Корсуни!
        - Не поняла, - раздражалась кассир.
        - Куда летают самолеты в Крым? - спросила Сова.
        - Симферополь, Бельбек.
        - Бельбек, пожалуйста.
        - Там ремонт, извините!
        - Черт, а зачем предлагать?! Симферополь! - глаза Совы метали молнии. - И запомни, я с тобою рассчиталась!
        - Да-да, конечно, - согласилась послушно кассирша.
        В самолете Сове понравилось. В славном старинном Ту-154 были довольно широкие кресла в бизнес-классе и неплохие блюда. Чарлет, тенью лежавшая перед первыми креслами, порыкивала от удовольствия, когда Сова тихонько кормила ее.
        - Что-то не хочется мне в Симферополе выходить, - заскучала Сова.
        Подошла стюардесса и вежливо спросила: не надо ли чего?
        - Передай экипажу, что самолет летит в Стамбул.
        - Как скажете, - мило улыбнулась стюардесса и ушла.
        Через некоторое время люди в салонах самолета, вылетевшего рейсом в одиннадцать пятьдесят по Московскому времени, нетерпеливо сверяли часы и не могли понять: что же так долго длится рейс?
        Сова наконец позвала стюардессу.
        - Мне надо здесь выйти, где катапульта?
        - Что? - не поняла стюардесса.
        - Выхожу я! - Сова повысила тон и тут же, мило улыбнувшись, встала из кресла.
        - Вы не можете! - побледнела стюардесса, пытаясь схватить Сову.
        - Я должна выйти! - Сова говорила с улыбкой, глядя на перепуганную девушку.
        - Конечно! - стюардесса расслабилась и начала отдраивать выход.
        То, что случилось потом, могло стать примером катастроф в воздухе, но Сова, шагнувшая за борт самолета, резкая разгерметизация которого просто отрубила руль высоты, воскликнула:
        - Ой! Не подумала! Чарлет, закрой двери!
        На глазах у кричащих пассажиров, держащихся что есть силы за вылетавшие поломанные переборки, появилась гигантская красная львица, лениво зевнула и прыгнула в открытый проем. Но никто и не видел, как львица задними лапами толкнула с силой открытый люк выхода, и тот так впечатался в самолет, что с внешней стороны остались две вмятины больших лап.
        Сова подняла голову на самолет и очень удивилась - машина продолжала падать.
        - Ты летишь! - приказала Сова. И в тот же миг все приборы внутри самолета заработали нормально, борт выровнялся, перекрестились летчики, а люди начали успокаиваться в оглушительной тишине, ничего не понимания.
        Вскоре Сова обрадованно увидела море и даже, вынув руки из карманов плаща, развевающегося на ветру как парашют, захлопала в ладоши. Наконец она нырнула в море, следом плюхнулась Чарлет, а еще через некоторое время мокрая девушка показалась из-под воды, оперлась на морскую гладь, словно та была твердыней, подтянувшись, и села на невидимый край. Рядом, из такой же невидимой проруби, вынырнула Чарлет, которая, отряхнувшись, окатила Сову брызгами.
        - Фу! Чарли! Ну хотя бы отошла, я вся теперь мокрая!
        Чарлет изучающе оглядела хозяйку. Но Сова уже вскочила на ноги.
        - Пошли, что ли, надо спешить, слышишь, как гул нарастает здесь?!
        - А мне понравилась еда в самолете, - Сова остановилась и оглянулась на Чарлет, та, подобно Сове, спокойно стояла на поверхности морской глади, словно это была твердыня, и осторожно высматривала что-то в глубине.
        - Ну что там, Чарли? - Сова вернулась к львице. Чарлет рыкнула и осторожно сунула лапу под воду, что-то пытаясь зацепить когтями.
        - Чарли!! - возмутилась Сова, глядя на любопытную большую тень, увязавшуюся за ними. - Это не рыба, это дельфин! Он, кстати, разумный.
        Чарлет разочарованно фыркнула и села на поверхность моря.
        - Мы сейчас почти на месте, дорогая, - прищурившись на горизонт, сообщила Сова, - если я не сбилась, но это вряд ли. Заповедник Херсонес и мыс Омега равноудалены от точки нашего назначения, ну, может, еще пара миль, слышишь, как гул нарастает? И кораблей нет.
        - Эй, любопытный, вылазь! - скомандовала Сова тени дельфина. Через некоторое время любопытная блестящая морда появилась на поверхности, поглядывая на Сову. Чарлет поднялась и подошла к дельфину, понюхала его острый нос, но вдруг дельфин издал такое пронзительное стрекотание, что Чарлет, зажмурившись, отползла в сторону и спряталась за развевающийся плащ Совы.
        Гул стал сильнее, он пронизывал пространство и перекрывал шум морского ветра.
        - К Дилу проводишь? - попросила Сова дельфина громко. Тот застрекотал и нырнул в глубину.
        - Чарлет, побежали!
        Сова бежала по морской глади за дельфином, а следом стремительно, не отрываясь от хозяйки, неслась Чарлет, когда вдруг раздался глас с неба:
        - Девушка и… большая собака! Девушка и собака! Немедленно остановитесь и вернитесь к берегу! Предупреждаем! Мы будем вынуждены стрелять! Девушка и собака!
        Сова задрала голову. Военный вертолет, и она была на прицеле, да что же он задумал?! Сова прищурилась и, посмотрев в сторону горизонта, наконец увидела стену воды, взметнувшуюся в небо, образовав непроходимый забор. Вокруг стены, ограждающей нечто, кружились вертолеты, еще выше промелькнул тенью американский «Стелс» и взмыл на низкую орбиту.
        - Да, значит, высота приличная! - закричала Сова сквозь невыносимый гул. И тут короткая очередь просвистела по воде.
        - Чарлет!!! - рявкнула Сова так, что ее услышала команда вертолета. - Немедленно за стену! Я догоню!
        Чарлет мощно оттолкнулась лапами от воды, волна брызг толкнула вертолет в небе. Раздалась следующая очередь. На этот раз действительно стреляли на поражение, видимо, решив, что бегущие по воде - реальная угроза. Но на глазах у изумленных летчиков из воды красиво выпрыгнул сверкающий дельфин, описал полукруг в воздухе, из-за чего прекратилась стрельба, а потом обратно ушел под воду. Девушка в белых одеждах остановилась и, так же подпрыгнув, сделала фантастический кувырок, а потом стремительно, грациозной молнией вошла под воду за дельфином. Когда она не появилась через пару минут, с вертолета в воду стали прыгать военные, чтобы через некоторое время, выныривая на поверхность, отплевываясь горько-соленой водой, недоуменно и не понимая, застыть, насколько это возможно.
        Дилан Сомерсет ходил вокруг громадного водяного пузыря, километра два в диаметре. Пузырь переливался, булькал и страшно гудел, море вибрировало, как и стена до небес из морской воды за пределами исполинского водного творения Сомерсета. Неожиданно Дилану под ноги вынырнула громадная красно-коричневая львица.
        - Я так и думал! - рассмеялся Дилан. - Куда же я без зорких глаз сестренки! Опоздала!
        Сова незамедлительно выросла из воды, грозно сверкая глазами на брата:
        - Дил?! - громко вопросила она. - Это что такое?!
        - Это? - Дилан развел руками, как бы охватывая грандиозный пузырь. - Это гидроф!
        - Я вижу, что это гидроф, - отозвалась Сова, - но что это за ги-дроф?
        - Явилась, как Венера из пены морской, - пошутил Дил, - и сразу вопросы!
        - Дил!
        - Матрикс! Гидроф, почти точная копия молекулы, ее гидрофильной части на мембране человеческой клетки, но во много-много раз больше!
        - Я вижу, что больше, - нахмурилась Сова, - зачем она тебе? И где ее гидрофобная часть?
        - Как и положено, гидрофобный хвост под водой, там! - Дилан пальцем указал под воду.
        - Да зачем?! - не выдержала Сова.
        - Ты представляешь ее проницательную для электричества мощь? Ее возможности энергетические? Нервный, так сказать, импульс? И еще… Эта штука без стопора, так что полярное перемещение внутри моего создания без проблем, дорогая! Так сказать, флип-флоп!
        - Зеркало. - догадалась Сова, - ты чудовищно исказил клетку человека, ты превратил этот гидроф в зеркало, а хвост забирает энергию, которая уходит из этого моря. океана, земли. Куда, Дил, куда уходит, что ты опять натворил?! Человек Земли так дорог Отцу! Ты отдаешь все живое и, главное, время этого мира. Куда и зачем?!
        - Ускорил эволюцию, приблизил время начала и конца, - Дил опять театрально развел руки. - Разве я нарушил то, что давно течет, но медленно? Эти атмосферы над нами, гигантские зеркала, вытягивающие силы и энергии из земли, передающие их в иные миры и параллели! Сестра, не будь двуличной! Люди стареют, потому что над ними вогнутое зеркало атмосферы, сосущей из них энергию жизни и отсылающей ее как рассаду в другие миры! Вы же клонируете все формы земных жизней на все уровни бытия! Это большой театр жизни, палисадник, фабрика клонов! Они думают, что плоская земля - миф! А это была ее самая безопасная форма, и жили они там очень долго, потому что никто их не грабил! А не столько, сколько сейчас, когда появились вытягивающие купола атмосферы, посылающие энергию жизни в пространство космоса, как из магазина с рассадой! Но я еще покруче подарочек Вселенной готовлю!
        - Это не так, Дил, - покачала головой Сова, - ты слишком утрируешь! Люди должны жить по четыреста лет, но вот эти самые гидро-фы в их собственных клетках так загрязнены, они так себя довели!
        - Вот, тоже повод! - согласился Дилан. - Они неблагодарны, а Отец продолжает посылать сигналы во Вселенную с Земли, сигналы со знаками эталонов! Эта ли цивилизация - эталон? Может, они хоть на минуту перед смертью задумаются, как много потеряли! И поблагодарят нас за все это великое чудо - жизнь?!
        - Не тебе решать, да и благодарить тебя не за что. - Сова нахмурилась, - но зачем тебе именно человеческий гидроф?
        - Смотри! - Дил провел ладонью по татуировке, и в его руке засияла синяя Борейская Роза. - Имперский символ Земли!
        - Ты все-таки украл ее, - прошептала Сова, - что ты наделал!
        - Лишил Вселенную ее уникального банка данных - Земли! - ликовал Дилан, бросая розу в пузырь.
        Сова наблюдала, как закружилась медленно роза внутри пузыря, рассыпаясь на миллиарды голубых фотонов.
        - Вкусная, наверное, - подчеркнул Дилан, - вот и все. Символ любви - сама любовь, отданная некогда этим неблагодарным в знак их превосходства и первородства пред другими народами мироздания, - рассыпался и отправился в дальние миры. На рассаду. Теперь времена пересекутся, а потоки и волны сметут то, что было Землею до того. Поздравь меня, это грандиозный проект!
        - Он тебя остановит, Дил, - прошептала Сова.
        - Да Он и не смотрит на Землю сейчас!
        - Я не о Нем, я о сыне Венеры, я нашла его.
        - Он жив? - как-то даже равнодушно спросил Дилан.
        Сова кивнула, а Чарлет зарычала.
        - Ничего, - прошептал Дилан, - уже поздно, скоро ничего не останется.
        - Тебе не удастся отобрать все жизни, что были и будут на Земле, братец, - Сова поджала губы, - я помогу ему…
        И в этот момент гигантский пузырь лопнул, из его сердцевины хлынул голубой поток света, устремляясь через атмосферу в космос, рухнули гигантские водные барьеры, увлекая за собой военную технику и людей. На миг Черное море обнажило нутро, выкинув на поверхность тонны сероводорода. Энергетический луч прошелся через сероводород, и море вспыхнуло. Еще через миг необъятное месиво из огня и вонючей воды валом покатило в разные стороны.
        - Стой, Дил! Прекрати немедленно! - закричала Сова, едва пробравшись через стену воды, Чарли медленной волной вплыла в круг под устремленным в небо небывалым водным сооружением.
        - А что ты сделаешь, сетричка?! - вопрошал Дил. - Что?!
        Сова застыла и напряглась, температура в центре перевернутого водяного омута стала резко снижаться.
        - О! Ты злишься! - Дил рассмеялся. - Ну-ну, твоей злости не хватит, чтобы заморозить планы самого Создателя! - Сомерсет руками обвел круглые водные стены, вода стремительно неслась вверх, тоннами унося за собой что-то бесценное. - Как ты думаешь, сестренка, вот сейчас, когда в космосе как пыль развеется вся информация об этом мире, заключенная в каплях древнего моря, да всей той чертовой воды, с которой она соединена, - когда мы передадим копии Земли в другие миры, в другие измерения, мы обогатим это мироздание? В этом же был план Создателя - в жизни?! Земля - уникальный банк, в котором Отец хранил лучшее. А теперь… Теперь пришла пора поделиться с другими всем этим древним, - Дил театрально обвел руками водяной забор, растущий вверх.
        - Ты не посмеешь, - Сова говорила еле слышно, но Дилан прекрасно слышал, - ты так погубишь эту планету! Ты рассеешь ее!
        И неожиданно Сова топнула ногой по водной глади, раздался треск, и, с невероятной скоростью появившаяся под ее ногами, льдина стала расти, замораживая теплое Черное море. Всего лишь несколько мгновений - и стены воды, как и километры воды за пределами гигантского гидрофа, превратились в громадный айсберг, сверкающий лед. Дил растерянно обернулся, не веря своим глазам:
        - Ты шутишь.
        - И все, что ты успел отправить в космос, тоже теперь лед, - прошептала Сова, - и скоро все осыплется невинным снегом на Землю, а стены растаят и снова станут морем, очень быстро.
        - Да нет же, - повторил Дил, - отличный план же был, - он покрутил головой и вдруг, словно осознав всю тщетность грандиозного замысла, закричал что есть мочи:
        - Нет, я сказал!
        Сова отпрянула, когда ледяной кометой мимо пронеслись глыбы и дребезги расколотого льда. Дил взмыл в воздух, и адское пламя опалило небо, горели самые синие в мире небеса.
        - Ты ничего не получишь из того, что было вышвырнуто мною с планеты!
        И в тот же миг тонны воды обрушились в море обратно. Огромный мощный айсберг молнией вылетел из моря, подняв на своем острие Сову и Чарлет.
        - Не будет в этом мире хаоса, - тихо сказала Сова, - не будет!
        Высота айсберга была невообразимой, море продолжало то замерзать, то плавиться от жуткого пламени, и чем больше падало воды обратно в море, тем выше поднимался айсберг с Совой и Чарлет.
        - Четыре тысячи метров, Чарли, - Сова посмотрела на львицу рядом, - но он сражается, у меня плохие предчувствия.
        Вынырнувший откуда-то стремительный истребитель «Миг» опасной и смертоносной птицей пролетел мимо Совы, но она и не шелохнулась, лишь плащ ветром чуть не сорвало. Чарлет зарычала, обернувшись на русский самолет.
        - Ты не получишь этот мир, Сова! - кричал Дил. - Не получишь! Я соединил время и воду, это одно и то же! Ты не подумала, что самые древние пласты времен заморожены и падают из космоса в океан, что будет, что будет, я тебя спрашиваю?! - В пламени, из-за которого потекли ручьи с вершины айсберга, показался Сомерсет. - Даже если ты вернешь всю воду, всю информацию и банк данных этого мира, то он обрушится в море, невероятное цунами будет, правда? Не только это море, но и соседние моря, оглянись, какой водоворот? Мы в центре небывалого циклона, а там внизу от аномалий погодки и сдвигов времен заворачиваются создания Его! Ты смешаешь времена? Ты дашь им погибнуть?
        - Нет, - Сова тряхнула мокрыми волосами. - Но и планету я тебе не отдам, ни грамма, ни йоты ее знаний, закованных в древней воде.
        Дилан театрально зааплодировал.
        - У тебя гости, сестренка!
        Сова обернулась, тот же «Миг» возвращался в пространство рядом с Совой и Сомерсетом, но на этот раз раздался грохот, и айсберг взорвался на куски. Взлетая куда-то вверх, Сова схватилась за плечо, ощущая теплую кровь на пальцах.
        - Черт! - в мановение ока она оказалась рядом с летящим самолетом, и пилот был готов поклясться после, что она заглянула ему в глаза и сказала:
        - Вы не умеете управлять самолетом и не умеете стрелять! Но вы знаете, как катапультироваться!
        И самолет в водовороте воды, льда и огня стал стремительно падать, вращаясь и пикируя в воду, через пару секунд летчик прыгнул с парашютом в бурлящую воду.
        - Я не дам тебе это сделать, - задыхаясь от боли, настойчиво прошептала Сова.
        - Ух ты! - Дил ерничал. - Да что ж ты такая настырная! Хочешь по-своему? Вернуть все? Так? - он вопрошающе приподнял брови, и пламя даже пригасло. - Я не слышу, вернуть?! Или все силы ушли на рану и льды? - взревел Сомерсет опять.
        - Да. Верни, - плащ Совы стал красным от крови, Чарли заскулила.
        - Хорошо! - и Дил, театрально распахнув руки, с силой рванул ими вниз, словно стряхивая груз. В тот же момент вода, лед и пламя, шипя и заполняя собой простор от горизонта до горизонта, обрушились вниз, а Сова, получив невидимый удар, отлетела далеко в пространстве небес, во всяком случае ей не было видно ни Дилана, ни мощных обрушенных водных небес, ни даже неба. Чарли подхватила потерявшую сознание хозяйку и прыгнула в облако, словно ее и не было. Запахло лесом…
        Шальной белый волк мчался по заснеженному лесу, все быстрее и быстрее. В сумасшедшей гонке волка угадывалась не звериная логика движений. Волк легко преодолевал препятствия и смело прыгал через дремучие черные лужи, разлитые в снегу, ухающие и опасные. Волк не боялся, его очень умный взгляд был скорее тревожен и напряжен. Мелькая и лавируя меж высокими кедрами, зверь словно кого-то искал. Снег хрустел под его сильными лапами, дремучие лужи разбрызгивались в разные стороны, но волк как и не ощущал всего, будто летел, парил и видел лишь свою цель, единственную, так ему необходимую, словно и жить без нее невозможно.
        Сова постепенно приходила в себя. Заснеженная тайга, никакого цунами и бесконечно затопленной земли. Значит - все, значит, они почти победили и в этой битве за Землю. Сова сидела в снегу, опустив голову и прижав левой рукой снег к плечу. Надо же - больно! Как это неприятно, ощущать боль, если болит - значит душа оттаивает, что ли? Если оттает душа, она наконец вспомнит, почему же она стала Совой, почти без чувств и эмоций, без чего-то важного… Сова задумалась. Что же она забыла-то такое, если не может обычным человеком прийти в мир? Зачем-то же Дилан, ее брат, все приходил и приходил именно в мир этой планеты! Значит, знает какую-то тайну. Сова вздохнула и пожала плечами. Плечо тут же заныло. Она зачерпнула новую горсть снега и замерла. Волк. Сюда мчался большой белый волк. Ден. Она лишь подумала, а он возник перед ней на поляне среди ровных стволов кедров. Прыгнул к ней, кувыркнулся в полете, и вот уже рядом с ней сидит взрослый мужчина с сиреневыми глазами, встревоженными, тоскующими.
        Дервиш в халате забытой эпохи,
        Где я родился и где тебя ждал
        Вновь по заросшей бредет он дороге
        Вновь нищий дервиш прошел сквозь туман!
        И понимая что мы однолики
        В старце том древнем я вижу себя
        Волком бредущим к своей Анжелике
        Через столетья зовущим тебя…
        Мир современья меня не приметит
        Жду я вниманья твоих зорких глаз!
        Зла восклицаний, любви междометий
        Я Мессолина мечтал лишь о вас…
        Бог Вседержитель из праха поднимет
        Памятью душу мою освежит
        След твой отныне с дороги не сгинет
        Хоть моя Лебедь над миром парит!!!
        Дервиш в халате забытой эпохи,
        Где я родился и где тебя ждал
        Вновь по заросшей бреду я дороге
        Вновь, моя Лебедь, тебя отыскал!
        - Я Лебедь? - Сова рассмеялась.
        - Опять мои мысли читаешь? - улыбнулся Ден. - Я тебя искал, я так сильно переживал! Тебе очень больно?
        Ден порывисто обнял Сову. Она опять тихонечко засмеялась на плече у Дена.
        - Вас, люди, не поймешь, - Сова говорила с иронией, - ну что ты себе придумал?! Какая любовь?! Ты знаешь, кто я и сколько мне лет?!
        - Какая разница, - Ден, счастливый, обнимал Сову, - я тоже, наверное, не впервые на Земле родился, у меня очень древняя душа. И эта душа любит тебя.
        - Любовь-любовь, пока стремление любить принесло Земле больше бед, чем счастья!
        - Да нет же! - воскликнул Ден. - Ты хоть понимаешь, что я все бросил ради тебя, на все наплевал и забыл! Я изменился, стал другим, и мне это нравится! Я стал лучше!! Понимаешь? Это благодаря тебе! Из-за того, что я люблю тебя!
        - Понимаю, - Сова осторожно отодвинула руки Дена от себя и, зажав его ладони в своих, открыто улыбнулась.
        - Ты хороший мальчик, Ден… Я помню, как ты родился. Конечно, я не видела, как ты рос, но я всегда была уверена, что вы с братом станете чудесными людьми.
        - Ты не о том говоришь!! - Ден выдернул руки из ладоней Совы, набрал пушистого снега и умылся им. - Ты уходишь от ответа! Ты боишься ответственности! Я хочу прожить эту жизнь с тобой! Я хочу просыпаться и видеть твое лицо, любоваться тобой, дышать тобой и думать о тебе! Я хочу творить во имя тебя! Все теряет смысл, если тебя нет рядом! Я никуда не отпущу тебя!
        - Неправда, - тихо отозвалась Сова.
        - Правда! - выпалил Ден. - Ты боишься признаться себе… И мне. Мы сейчас одни, и нас никто не слышит. Это так просто, отрекись от своих нечеловеческих штучек, и мир обретет для тебя цвета и эмоции.
        - Разве у меня этого нет?
        - Нет, - отрезал Ден. - Сейчас ты погружена в свои надчеловеческие истины и не слышишь меня, не слышишь! А я тут, я рядом, я живой, я горячий, я люблю тебя!!!
        - Нет, - Сова покачала головой, - не надо метаться, вот потому что мы сейчас одни и отчасти мы похожи душами, я скажу тебе. Я знаю, кто мой Отец, кто мой брат, но я не помню, кто я сама, откуда и почему я стала Полярной Совой.
        - Потому что ты никого не любила и, как любая сверхъестественная девушка, стала хищной волшебной птицей.
        - Не думаю, - Сова покачала головой, - ты умный человек, Ригден, но и ты понимаешь, что просто так Совой не становятся. Я от чего-то… или кого-то бежала. А поскольку я никак не могу полюбить, то бежала, видимо, от любви. Ты должен это принять!
        Сова наклонилась к Дену и поцеловала его в лоб, печально улыбнулась и вздохнула. Глаза Дена распахнулись:
        - Нет! Стой!!! - он схватил Сову за руку, но белая ладонь Совы выскользнула из его сильной руки, гладкими белыми перьями коснулась кончиков горячих пальцев. В небо взметнулась белая большая птица и, печально прокричав в вершинах кедров, исчезла. В ладонь Дена упало белое, искрящееся перламутром перо. Ден распахнул руки и упал в снег, сиреневые глаза напряженно и тоскливо смотрели ввысь, туда, где среди кедров растаяла его Надежда на счастье, его Любовь.
        Мама, вероятно, была права, говоря, что на всякую силу свой силок и свой охотник… Из глаз Дена лились слезы, стекали по вискам и щекам, падали в снег, образуя глубокие лунки в сугробе. Ден не видел, как из лунок странным образом пробивались сквозь корку снега и расцветали белые и сиреневые цветы совсем не земного мира. Ден жег в сердце свое громадное горе…
        А Сомерсет наблюдал, как небывалое цунами из тяжелой воды и огня, абсолютно нехарактерное для сил Черного моря, буквально обрушилось на все берега вокруг, неся смерть и хаос разрушений. Словно в конвульсиях, земля содрогалась во многих местах, и океаны накрывали ее берега, топили города и перемешивали жизнь и смерть. И только Аравия, заботливо не тронутая Сомерсетом, спала, как спала Эра в монастыре Белой Тары. Колыбель человечества - Средиземноморье и высокие причерноморские степи снесло, словно они никогда не существовали. Но Дилан не видел, как далеко-далеко гордо возвышался над водой Первый Камень - Эльбрус, давший приют Наташе, детям и многочисленному количеству невинных в его злости людей.
        Вода корежила землю, проламывая себе путь через многочисленные преграды, просто невероятной высоты волны, превысившие все разумные и вероятные возможности земных стихий, расплескались в несколько сторон. Мощные и древние земные плиты - кратоны треснули, словно титанические невидимые руки стиснули хрупкую планету. Лавразийский, Гондванский и Переходный докемберийский фундамент Земли на огромной скорости атомарных связей резко врезались друг в друга, подгоняемые неверными, несуществующими законами физики. Небо колебалось, атмосфера, словно упругий мяч, прогибалась куполом вовнутрь и вытягивалась, сдвигая свои полюса обратно. Бушующий солнечный ветер атаковал Землю, нанося удары по технике и истребляя созданные человеком приборы. Земля погрузилась во тьму. Казалось, Черное и Средиземное моря словно расплескались, в то время как, глухо и протяжно ухнув, великий и мощный Атлантический океан обмелел, обрушивая остатки могучих вод в новую трещину у Западно-Европейской плиты, безумные многоградусные пары земного ядра успели вырваться наружу ядовитым фонтаном лавы, обрушившись на ничего не подозревающее
Соединенное Королевство. Атлантика колыхалась и резала берега материков, уничтожая в себе все, что создавал человек. Но это было лишь начало, потому что Дилан Сомерсет не ограничил себя, нарушив законы физики и материи, он ухватил за горло время, заставив его течь инаково в разных местах. Мощи разбушевавшегося Дилана хватило с легкостью потрясти планету и поломать все отцовские Константы. Где-то время текло быстро, и катастрофа отгремела, а где-то она лишь начиналась, и связи у тех, кто выжил, с теми, кто еще ничего не подозревал, не было. В мире оставалась лишь одна Константа - Надежда, потому что Любовь разбилась об Отчаяние миллионов людей.
        Устремляясь в вершину синих небес, мимо падающих, потерявших управление самолетов и космических станций и спутников, Дилан смеялся, как самодовольный, отомстивший ребенок, не думая, как страшно живущим там внизу людям и сколько молитв сейчас возносится по древним реликтовым полям к Отцу.
        Самодовольно ухмыляясь, Сомерсет оглядел деяние рук своих и направил силы нечеловеческих мыслей своих на пока спокойный Тихий океан. Но тут же дико закричал от ярости: Тихий океан, как Индийский и Ледовитый, даже сама элементарная шапка антарктических льдов не поддалась его атаке, что-то сильно удерживало их.
        - Сова… - процедил Дилан, срываясь с небес яркой звездой в горящую пучину Черного моря. - Ты вмешалась, ты нарушила закон! Я отомщу тебе!!!
        Он застыл, став твердо на гладь пылающего Черного моря, вокруг него словно образовался круг из огня. Дилан задумался. И вдруг в огненное кольцо вошла та самая ведьмочка, которую он встретил в Арктике после возвращения Валентины. Ведьма остановилась на расстоянии, ее волосы были стянуты в тугой пучок, длинный плащ, похожий на плащ самого Сомерсета, медленно колыхался в огне.
        - Проигрываешь? - спокойно спросила она.
        - Да кто ты такая?! - зарычал Дилан.
        - Я твой союзник, единственный союзник на Земле, а ты тот, кто помог мне появиться здесь, - ответила ведьмочка.
        - Имя у тебя есть, союзница??
        - Химера… Montre Chimaera, - еле слышно произнесла ведьмочка.
        - Ха! - рассмеялся Дилан. - Как же я раньше не догадался? Что хочешь ты, древнее чудовище ушедшего мира?
        - Лишь право тоже спокойно жить. Мне нравится твой план, в нем ты выглядишь богатым, щедрым.
        - Так я не понял, чего хочет от меня Химера?! - проревел Сомерсет.
        - Земные гены, ты же собираешься подарить Вселенной самое совершенное дитя Земли, поделиться искусством сотворения? Я могла бы приобрести для себя лично что-то в копировании этого генома.
        - Так просто, для себя лично? - Дилан смеялся откровенно и пафосно. - А что мне с этого?
        - Я дам тебе армию своих солдат, которым безразличны пространства, времена и законы мироздания. Ты сможешь сразиться с братом.
        - Даже так? Я еще не нашел самое совершенное дитя человеческое, - ответил Дилан.
        - В том нет нужды, я укажу тебе на него…
        Они спокойно жили, Анне даже почти удалось заставить Викторию бросить ненужную ей работу. Вика побаивалась. «А вдруг я завтра проснусь, а это был сон? - отговаривалась она. - А мне Лизку кормить, за институт платить, и задолженность по квартплате…» Анна вздыхала и не торопила Вику с решением, понимая, что девочке нужно время, чтобы прийти в себя, почувствовать уверенность в жизни, забыть о несчастьях, потерях, постоянных страхах за ребенка, маячащих нищете и голоде… Свои «испанские» дела Анна превосходно вела по телефону, при помощи компьютера, постоянных «представителей», появляющихся в доме. Как бы все ни шло, но Анна твердо решила: Виктория окончит Университет, один из самых уважаемых в стране, а уж потом они будут думать, где им лучше жить - остаться на родине или уехать.
        Виктория заканчивала уже четвертый курс, очень легко «рассекая» океан науки.
        Началось лето, а вмести с ним летняя сессия. Потом в их жизнь так же незаметно вкрался таинственный гул, мешавший спать по ночам и бередивший тревогой душу. Анна с Элей с трудом дождались окончания сессии Виктории, и вот наконец Анна убедила племянницу уехать отдыхать, более того, впервые Виктория не стала спорить о необходимости работы, и сама поехала в банк, словно делала это каждый день. Анна радовалась своей победе и кружила хохочущую Эльку по комнате, после чего, уставшая, повалилась на мягкий диван с ребенком на руках, включила телевизор, и весело спросила Эльку:
        - Ну, что там, в мире, делается?
        - В мире делают кошмары, - улыбаясь, но серьезно заметила Эля.
        - И что с детьми стало? - сама себя спросила Анна.
        - Дети боятся, - неожиданно ответила ей Эля.
        - Чего, золотко? Чего бояться таким ангелам, как ты? - недоуменно спросила Анна.
        - Смерти… - и Эля повернула головку в сторону телевизора.
        Вначале Анна подумала, что это канал «Дискавери», но, приглядевшись повнимательней, оторопела. Диктор с борта обычного вертолета, перекрикивая шум лопастей и грохот моря внизу, сообщал в микрофон: «Вот внизу вы можете сейчас увидеть еще один вырвавшийся на поверхность огненный фонтан! Как мы и сообщали, происходит спонтанное возгорание метана, скопившегося в донном иле, явление весьма редкое, последний раз в таком большом масштабе отмеченное лишь во времена правления Митридата Евпатора Четвертого, не рискнувшего из-за «огненного знамения» напасть на Рим… Интересно, что гул нарастает… и только что… только что нам передали, что недалеко от побережья в море был зарегистрирован толчок в шесть баллов. Это очень много для здешних мест, как отмечают сейсмологи, и еще толчок… Ооо!!! Только посмотрите!!!» - Голос диктора умолк, перекрываемый нарастающим гулом, изображение на экране все время дрожало и смещалось, так что Анна встала и вплотную подошла к экрану. Море буквально «корчилось» в судорогах, извергая пламенные фонтаны, потом побежала рябь, камера сместилась на горизонт, пытаясь захватить в объектив
огромную двигающуюся полоску…
        - Не может быть… - прошептала Анна, - здесь такого не может быть, слишком маленький разгон для волны… не может быть… цунами… Господи!
        Анна бросилась в соседнюю комнату, на бегу хватая мобильный телефон, вытаскивая какие-то вещи Эльки, бумаги, деньги, медикаменты…
        - Вика! Вика! - кричала она в телефон отозвавшейся Виктории.
        - Все в порядке, тетя, - заговорила Виктория, - деньги сняла, сейчас ловлю такси и еду домой, минут через сорок…
        - Подожди! - перебила ее Анна. - На город надвигается цунами, лови такси и езжай в глубь материка, не выключай телефон!
        - Элька! - в голосе Виктории послышалось отчаяние.
        - Не беспокойся! - заверила ее Анна. - Мы немедленно уходим, я завожу машину, и мы едем за тобой, уезжай, поняла?!
        - Да… - тихо ответила Вика, - я еду, я люблю вас, и буду ждать.
        - Мы на связи, каждую минуту, береги себя! - Анна отключилась и подхватила перекидной красивый рюкзачок, собранный ею за время разговора, затем так же молниеносно переоделась в спортивные брюки, впрыгнула в кроссовки, вытряхнула в пакет некоторое содержимое холодильника и отправила пакет в рюкзак. Затем проскочила в комнату к Эле. Элька стояла в центре комнаты, переодетая в шорты, футболку и маленькие горные ботинки. В руках Эля держала пушистого желтого медвежонка и свою курточку.
        - Умница моя! - проворковала Анна, подхватывая малышку и вынося ее за дверь квартиры. На лестничной площадке, монопольно принадлежавшей их семье, Анна на секунду задумалась.
        - Постой спокойно, - Анна поцеловала Элю, - я быстро вернусь на кухню, нам надо что-то острое с собой, в такой суматохе.
        Но когда Анна вернулась за Элькой, ребенок исчез. Исчез даже желтый мишка, а маленький рюкзак беспризорником валялся на полу.
        - Эля? - закричала Анна в пространство, но только гул с улицы и яростный морской ветер с брызгами распахнули окно подъезда, разбив его вдребезги.
        На улице царила паника, люди метались, гул стал неимоверно изводящим и похожим на рев. Стало как-то пустынно и неуютно, лето словно отступило в тень, уступая место разорениям ноябрьских ветров. Анна кинулась к гаражу, но он был пуст, дверь буквально выломана, джип исчез.
        - Вот черт! - Анна в сердцах закинула прочь ключи от джипа и кинулась на дорогу тормозить машину. Но машины не останавливались. Отчаявшись, Анна вышла на середину трассы, широко расставив руки. Ехавшее прямо на нее обычное такси с «шашечками» резко затормозило. Водитель остался в машине, сложив голову на руки, сжимавшие руль, он отрешенно дождался, пока Анна посадит в машину малышку и сядет сама… Машина тронулась.
        Анна еще некоторое время оглядывалась назад, сквозь заднее стекло автомобиля разглядывала темно-серый, почти черный горизонт, нарастающий ветер, срывающий с крыш домов целые куски покрытий.
        - Кто-то только что украл моего ребенка! - прокричала водителю Анна. - Надо спешить!
        - Это смотря куда вы спешите, - ответил ей молчавший до этого водитель.
        - А что, - Анна обернулась на него, - вы не спешите? В милицию!
        - Нет, - ответил водитель, и Анна с удивлением узнала в нем «бомжа из телевизора», проповедовавшего несчастья.
        - Сумасшедший! - Анна ахнула.
        - Кто еще из нас безумен, блудница! - ответил «бомж» и посмотрел на Анну с улыбкой, от которой та покраснела. «Бомж» не выглядел старым, как по телевидению, он походил на ровесника Анны, даже моложе. Одет он был чудно, в военные маскировочные брюки и высокие ботинки, неуместные в такую жару. Явно не вязалась с брюками и майка с изображением рок-группы «Назарет» прошлого столетия, название золотом отливало на его груди, волосы завязаны в бандану, - у меня действительно дела в городе, - продолжал незнакомец, - я не уеду из него, пока не закончу их.
        - У меня ребенок пропал, бездушный ты! - разрыдалась Анна. - Я уже не найду машины, мою угнали.
        - Черный джип? - спросил водитель, а Анна закивала. - Мой братец угнал, перед сварой, и ребенка твоего прихватил. Но вот бездушным меня еще не называли.
        - А как же тебя назвать, если ты слышать меня не хочешь, а твой брат украл мою машину и Элю! Он извращенец? - Анна схватилась за сердце!
        - Да нет, он просто дьявол, Люцифер, сейчас его зовут Дилан Сомерсет, и у меня с ним незаконченное дело. А ребенка он не тронет, обещаю.
        - Спасибо тебе, Господи, - сама себе прошептала Анна, внезапно поверив незнакомцу.
        - Пожалуйста. Меня зовут Егор, будем считать, что я тебя услышал и помогу. А вот за братца ответить не в силах, мне бы смерти его предать.
        - О, Господи! - ахнула Анна,
        - Да, блудница? - отозвался водитель, и Анна оторопела. Она внимательно вгляделась в лицо «бомжа» по имени Егор. Четкий, иконописный профиль, огромные, ясные голубые глаза, темные блестящие волосы ниже плеч, выглядывают из-под банданы. Какое-то непонятное чувство глубокого спокойствия, исходящее от него. Кого-то он напоминал, кого-то доброго… Бессознательно хотелось положиться на его внутреннюю силу и мудрость, так противоречащие его словам.
        - Я нормальный человек, - вслух заговорила Анна, - и кем бы там меня ни называли люди, я верю в Бога своего. И не хочешь ли ты сказать, Егор, что это, - Анна коснулась надписи на груди водителя, - место, откуда ты пришел, услышав меня?
        - Нет, - водитель рассмеялся, - Назарет - это древний город, где я родился не в этот раз. Ты правильно думаешь, хоть и не веришь в свои мысли. Я пришел из Ада. Я помогу тебе, блудница. И ребенку той, что блудницей никогда не была.
        - Вика? - насторожилась Анна. - А Эля?
        - Чистое дитя, - ответил Егор, - союз Виктории и суженого ее, погибшего на войне, был освящен церковниками и признан Отцом моим.
        - О чем ты говоришь? - не поняла Анна. - Кто такой суженый?
        - О том ли ты сейчас спрашиваешь, блудница?
        - Да что ты заладил, блудница-блудница? - разозлилась Анна. - У меня есть имя, как и у всех!
        - Если я назову тебя по имени, то суть твоя не переменится.
        - Так чего же ты, безгрешный Господь, взялся спасать блудницу?
        - Потому что мой братец возьмет заложника, а это многое меняет. - ответил Егор.
        - Ты меня съесть хочешь, дяденька? - Эля прижала к лицу желтого плюшевого медвежонка.
        - Я не питаюсь непонятно чем, - хмыкнул Дилан, - сиди там и помалкивай.
        - А зачем я тебе, дядя?
        - Много будешь знать… - Дилан самодовольно улыбнулся, посмотрев в зеркало на Элю.
        - Знаю, знаю! Состарюсь! - закивала Эля.
        - Вот уж нет, до старости можно и не добраться! Но это в твои несколько лет, проведенных на Земле, не понять.
        - Но если ты меня есть не собираешься, то, значит, ты не серый волк, а похититель чужих детей?
        - Что-то вроде того, - задумчиво ответил Дилан, - когда собственные родителя отвергают своих детей, те становятся похитителями чужих.
        - Бедненький, так ты же заболел, дяденька! - воскликнула Эля и ойкнула от того, как резко затормозила машина.
        Дилан обернулся к Эле.
        - И чем же я, по-твоему, болен, маленький потомок обезьянки?
        - Ты маньяк. Ты потерял что-то, свихнулся от горя, и теперь ты маньяк, которого все ищут.
        - Это кто же тебе такое рассказал, дитя? - воскликнул Сомерсет.
        - Телевизор, - прошептала напуганная Эля.
        - И меня еще называют дьяволом, когда сами изобрели телевизор!
        - Значит, ты не будешь меня есть? - не унималась Эля, забиваясь в уголок заднего сиденья, подальше от Сомерсета.
        - Нет, дитя, ты нужна мне на расходники.
        - Ты торгуешь органами детей?! Тебя проклянет Бог за это!
        - А это тоже телевизор сказал?
        - Нет, тетя Аня.
        - Надо будет с ней перекинуться парой слов.
        - Она святая! - заверила Эля.
        - Она так сказала?
        - Нет, мама.
        - Человек о человеке. Интересная у тебя тетка, - хмыкнул Дилан. - Что-то в тебе есть и кого-то ты мне напоминаешь, маленькая жертва телевизора, - Дилан вздохнул, оглядывая Элю, - мне нужен твой замечательный генный набор, дитя.
        - Зачем тебе мой ДНК? - губы Эли затряслись от страха.
        - Тетя рассказала про гены?
        Эля кивнула.
        - Значит, понимаешь, что вся информация о человеке в генах, а в тебе информация о человечестве. Вся. Даже обидно, такой ценный ребенок, но надо делиться с другими.
        - Ты хочешь меня поделить на все-все мои гены? - заплакала тихо Эля.
        - Не реви, - одернул ее Дилан, - тебя не учили делиться?
        - Учили, - всхлипнула Эля в сумраке автомобиля, горько и безнадежно, - а с кем ты хочешь делиться, дяденька?
        - С другими мирами, со звездами, со Вселенной.
        - Ого-о, - Эля забыла про слезы и широко распахнула глаза. А Дилан снова завел машину и тронулся в путь.
        - Ты меценат?
        - Нет.
        - Значит, ты волшебник?
        - Кому как, - ответил Дилан.
        - А добрый или злой?
        - Кому как, - уже задумчиво сказал Сомерсет.
        - А как кому? - не унималась Эля.
        - Все, приехали, - Дилан выдохнул и, остановив машину, вышел из нее.
        Открыл дверцу со стороны Эли и за руку вытащил ее с сиденья.
        Эля заплакала.
        - Мне будет очень-очень больно? - спросила она.
        - Нет, ты будешь ждать особого часа, - ответил Сомерсет и подошел к рядом стоящему зданию на выезде из города. Он похлопал по белой стене, и она зашевелилась, словно вспухла, по ней пошли рябь и волны, а затем образовалась темная дыра с неясным темным светом внутри. Странные маленькие твари поползли из дыры, похожие на непонятных жутких зверей с множеством глаз и острыми когтями, переходящими в руки.
        - Ай-я-яй, - запричитала Эля, - и куда жэк-то смотрит, сколько животных под домом некрасивых живет!
        - Ох уж эта твоя тетка! - Дилан подошел к Эле и, присев на корточки перед ребенком, оттянул рукав своего грязно-зеленого свитера. На его руке Эля увидела, восхищенно охнув, изображение красивого синего цветка.
        - Розааа, - зашептала она.
        - Да, и ты будешь ее охранять, это последняя роза, - ответил Дил и положил ладошку Эли на свое тату. Каким-то образом изображение розы перепрыгнуло на ручку Эли, застыв на тыльной стороне ладони.
        - Как красиво, - прошептала Эля и восторженно посмотрела на Дилана.
        - Согласен, - и быстрым движением коснулся лба Эли. Лиза рухнула мертвым сном, как подкошенная. Вынырнувшие из дыры в стене черные огромные щупальца подхватили ее и понесли вовнутрь сгущающейся тьмы, куда-то в самое сердце неведомого.
        - Охраняйте, как зеницу ока! - велел Дил. - А теперь надо сбить со следа Сову. - Ну, - обратился он к мерзким тварям, жавшимся к его ногам, - начинайте собирать детей со всего света, создайте иллюзию! И никого не ешьте, Сова догадается тогда!
        Твари разбежались, словно и не было их. Только черные вонючие лужицы остались там, где они толпились.
        - Ну, пора дальше, - сам себе сказал Дилан и пошел к машине.
        Виктория вышла из банка и огляделась по сторонам. Гул нарастал, а вместе с ним и странное беспокойство, тревога за дочь, но она верила - Анна справится. Люди на улицах метались, и город быстро превращался в подобие заброшенного каменного артефакта, по дорогам которого все реже и реже неслись автомобили, уступая запустению и крадущейся вслед темноте. Раздался звон стекла, видимо, витрина разлетелась вдребезги под руками мародера. Виктория плотнее прижала к груди сумку с деньгами. Почему Анна так любит наличные деньги? И, немного поразмыслив, вернулась в банк, положив основную часть денег на свою карту, для безопасности. Она была единственной клиенткой банка в этот час, многие работники уже покинули свои места.
        - А знаешь, дорогуша, - к ней подошла слегка качающаяся женщина с бокалом шампанского, - ты очень миленькая.
        - Спасибо… Вероника Сергеевна! - прочитала Виктория имя женщины на приколотом к груди бейджике.
        - Не стоит нам всем никуда торопиться, - Вероника взяла со стола второй бокал и протянула его Виктории, - пей, - подтолкнула она, - пей, говорю, не понимаешь, что это конец света?
        Виктория нервно выпила содержимое бокала.
        - Я пойду, - она направилась к выходу.
        - Куда, - раздался хохот Вероники, - все двери я закрыла. У нас очень хорошие автоматические засовы! От неприятностей. - Она продолжала хохотать, а Вика подошла к окну, большому, светлому и теплому, за ним словно в ирреальном мире происходило невиданное кружение внезапной осени и порывов урагана. Может, это действительно конец? Какое чувство безысходности! Она машинально застегнула джинсовую куртку, словно боясь холода.
        - А зачем ты застегиваешься, девочка? - раздался нетрезвый голос Вероники. - Сейчас все расстегиваться будем, - и дикий хохот, погружая во мрак, сопровождающийся треском и выключением ламп дневного света, заставил Викторию оглянуться и влипнуть в пластиковую стену кассы. Представшая глазам картина поистине была апокалипсической и дьявольской: Вероника, пьяная и поливающая себя шампанским, сидела на столе совершенно обнаженная, а чудовищные тени, сгущавшиеся по мере того, как они шарили по ее телу, жадно и жутко занимались с ней сексом. Монстры, казалось, лезли из всех углов, как древние страшные чудовища, с вожделением набрасываясь на тело женщины. Вероника извивалась, стонала и кричала, ее глаза закатывались, она почти уже хрипела, но прогибалась дугой, подставляя себя под липкие касания монстров. Вероника вскоре замолчала и лишь билась в конвульсиях удовольствия, ее тело, все более погружаемое во мрак обступающих уплотнившихся теней, сжималось, серело и дряхлело прямо на глазах, пока совсем не остался скелет, а после и пыль, которую накрыла орда темных монстров.
        Ника отступила в сторону, стараясь буквально слиться со стеной, когда кто-то дернул ее за руку, и она чуть не упала, но оказалась внутри… внутри машины Аннушки. За рулем сидел незнакомец, высокий, красивый, в белой шелковой рубашке и темных брюках. Его черные волосы были собраны в хвост. Он смотрел не на Нику, а лишь перед собой.
        Виктория расплакалась от страха. Но незнакомец даже не обратил на это внимания, не поворачивая головы, он сказал:
        - Перестань реветь!
        Дилан Сомерсет оторвал руку от руля джипа, извлек из кармана платок и кинул его Виктории на колени.
        - Отпусти меня! - попросила Виктория. - Отпусти, черт тебя побери!!!
        - Ох! - Дилан широко улыбнулся и медленно обернулся на Нику. Улыбка исчезла с его лица.
        - Заряна… - прошептал он, - не может быть.
        - Меня зовут Виктория! Я не Заряна, вы меня с кем-то перепутали.
        - Эра, Виктория… и не Заряна?! - что-то раздражало незнакомца. - А ты уверена, что ты не Заряна??
        - Меня зовут Виктория!
        - Виктория значит, - глубоко вздохнул незнакомец, - а меня Дил, не помнишь?!
        - Нет, Дил, извини. - Ника опять расплакалась.
        - Еще Егора Торина мне не хватало, для полной картины.
        - А при чем тут мой муж? - всхлипнула Ника.
        - Кто? - Дил ошарашенно посмотрел на Нику. - Егор Торин - твой муж.
        - Ну, сестрица, не бывает таких совпадений, - сам себе прошептал Дил, - что ж вы, решили проверить, есть ли у меня сердце? Есть! А где твой муж? - вкрадчиво спросил Дил.
        - На фронте.
        - Бедная моя, да Егор Торин погиб! Лет двадцать пять тому!
        - Нет, он тогда родился, а погибли его родители, - всхлипнула Ника.
        - Как интересно, - Дилан замер, взявшись за руль. - Ты знаешь, как звали его папу и маму?
        - Нет, - дрожащими губами проговорила Ника, - маму, кажется, звали Венера.
        - Вот как?! - Дилан откинулся в кресле. Нет, хватит, больше он на эту удочку не попадется. Перед ним была настоящая Заряна, и она любила того, с кем он вечно ратоборствовал! Его брата! Так вот почему тогда, давно, Егор показался ему таким знакомым, похожим на него самого. А вот интересно, их сестрица, Сова Полярная, личность беспристрастная, папенькина доча, кого она более любит, его или его брата? Что же она сокрыла еще, его сверхъестественная сестрица?! А братец.
        - Безгрешный наш, - прошептал Сомерсет, - чужих женщин уводишь, значит.
        - Я думаю, ты вспомнишь меня, дорогая, - вдруг заявил Дилан, я помогу тебе.
        - Отпусти меня, ненормальный!!! - Закричала вдруг Виктория.
        - А ты не так смиренна, как показалась. Не отпущу. Ты мне нужна, у меня важное дело.
        - Какое? - по инерции спросила Виктория.
        - Рассказать тебе? - Дилан даже удивился. - А собственно, почему бы и нет, может, ты рассудишь все иначе, не так, как мадам История…
        - Итак, они тебя распяли, - проговорила Анна, - всегда меня интересовал вопрос, зачем тебе это было нужно? Оказывается, только так ты мог найти Люцифера и уничтожить его… но ты же не уничтожил его?..
        - Ну не только Люка, еще кой-какую нечисть. Не уничтожить - согнать его с «насеста».
        - С чего?
        - Существуют пространственные переходы, по которым души умерших людей как бы переходят в другое состояние, воплощение. Эти переходы похожи на громадные круглые тоннели, если можно так сказать. Все тоннели крутятся, подобно гигантским колесам, раскинувшимся на все Мироздание. Но у всех переходов есть точка пересечения. Каждый человек попадает вначале в нее, а потом начинается путешествие по иным путям.
        - Похоже на сказку о Сансаре… - заметила Анна.
        - Не похоже, а именно это и есть колеса Сансары, - кивнул Егор, - точка пересечения является не только выходом в другие переходы, но и точкой соприкосновения всех миров. Проход на Небо. Только сейчас это место занято братцем и нечистью, вот мне и надо немного «посанитарить». А то. заторы в переходах, Аннушка.
        - И как ты это собираешься сделать, Егор?
        - Точка пересечения - это ваш городок, - ответил Егор, - Дил, брат, сейчас направил энергию всего живого на Земле в космос.
        - Зачем? - не поняла Анна.
        - Чтобы побыстрее покончить с цивилизацией.
        - Как это? - растерялась Анна.
        Егор выруливал по городским завалам и медленно рассказывал.
        - Раньше у этой звезды была вторая звезда. Но она погасла много-много лет назад, осталось железное тело, просто магнит, парящий вокруг орбиты оставшейся звезды.
        - Большой? - Аннушка закусила губу.
        - Раз в восемнадцать больше Земли.
        - Ого!
        - Да, вот в скором времени, со дня на день, она и появится.
        - Как так?
        - Потому что Дилан сжал времена и эпохи, ее орбита - почти двадцать шесть тысяч лет. Но поскольку сейчас с Земли идет отток информации, из-за сдвига во времени он повлиял на все, что связано с Землей. Мертвая звезда, что называется, вот-вот прибудет.
        - А приливы? - прошептала Анна, с ужасом думая, с кем же на самом деле сейчас Эля.
        - Ох и приливы же начнутся, Аннушка, - ответил Егор.
        - Что же делать?! Егор, ты же должен знать!!!
        - Вот я - буквально - и промою засоры, и переверну все как надо.
        - Ага! - Анна сделала круглые глаза. - Так цунами - твоих рук дело?
        - Не моих, больше Дила и Совы, но сейчас это уже не цунами, - отозвался Егор, - это вода очищения, святая вода. В ней то, что Дилан отправил с Земли в космос, - информация о великом былом человечества, но там есть кое-что большее - благодатная почва для будущего. Так что, приготовься.
        - К чему… - Анна не договорила, она и не заметила, что волна догнала их, подкравшись незаметно и обрушившись с ревом. - Совы? Это такая - такая блондинка?
        - Да, ты знаешь Валентину? - удивился Егор.
        - Сову. На днях она зашла ко мне в палату и сказала, чтобы я помогла, я как раз в коме была, - и Анна оборвала себя на слове, застыв как вкопанная, вспоминая что-то непостижимое.
        - Что с тобой, блудница? - спросил Егор.
        - Не разговаривай так с матерью, - на автомате поправила его Анна. Егор резко дал по тормозам и обернулся на Анну, погруженную в себя.
        - Эра? Мама?
        - Меня же здесь нет на самом деле, - жалобно заговорила Эра, - я сплю в коме, меня в нее Сомерсет отправил, спутав меня с погибшей Юноной, моей сестрой.
        - Мама… - прошептал Егор. И Эра бросилась обнимать старшего, потерянного сына, - я думала, ты умер, мальчик мой, я думала…
        - Прекрати, все позади, все позади, - шептал Егор, - ну накрутила Сова, нам надо спасти тех, ради кого она отправила твой дух через тысячи километров. Значит, они очень важны.
        Водовороты закружили, как перышко швыряя большую машину с плотно закрытыми стеклами. Анна ухватилась за панель перед собой, отпустив сына.
        Безумие стихии, казалось, длилось вечность. Навстречу в потоке воды летели обломки домов, деревьев, куски земли, человеческие тела с застывшими мертвыми гримасами ужаса на лицах.
        - Не могу больше… - прошептала Анна, когда летящие навстречу тела в развевающихся одеждах стали встречаться слишком часто. Но Егор молчал, он по-прежнему вел машину, маневрируя в толще воды, словно под колесами находился твердый асфальт. Вскоре Анна успокоилась или, точнее, отрешилась. Как и раньше, она стала смотреть перед собой, не задавая вопросов Егору, понимая важность происходящего. Тела мертвых людей в бушующей воде теперь были иными. Анна задумалась, на некоторых людях была странная одежда. Что-то в одежде было не то, а что? Ушедшая четырнадцать лет назад с истфака на панель, Анна в изумлении поняла, что люди одеты в костюмы прошедших веков. Камзолы, сарафаны, жилеты, тоги, парчовые холсты, да все и не перечислишь.
        - Словно это не цунами, а время убило их.
        - Почти верно, - вдруг сказал Егор, - сколько народу накопилось, а скольких ты не видишь! Непростая моя водичка, она на времени дьволом замешена, к истокам путь держим, матушка.
        - К истокам? - переспросила Анна.
        - К истокам времен, - подтвердил Егор, - в точку пересечения колес Сансары. Пора восстановить разрушенную планету и поломанные Константы между мирами и в них…
        Вертолет, в котором была Даша, сел на одном из высоких плоскогорьев у Эльбруса, сюда вода не должна добраться. Такого паводка давно не было, да еще цунами в Черном море, а потом в Средиземном, землетрясения. Даша задумалась, что, вовремя оповестив ее, Сова даже не представляла, сколько соседних стран оберегла от сумасшествия стихии. Людей эвакуировали всеми силами. Никто не мог объяснить, что происходит, люди искали ответы в научных сводах, но там их не было. Константы были опять сломаны, Даша это понимала. И в это место она прилетела не случайно, передали, что поутру сюда странная молодая женщина Наталья Байкалова вывела почти тысячу детей. Среди них Даша рассчитывала найти дочь. Это была ее последняя надежда отыскать Олесю. Агей был мрачнее тучи, отказывался есть и разговаривать, он искал дочь и не собирался останавливаться. Те истины, которые открылись Даше, она признавать не хотела. Ее дочь была прелестным, милым и очень добрым ребенком, она не может стать чужой, потерянной или чудовищем. Она не продолжение деда, нет - и точка. И Даша отправилась в лагерь, где расположились госпиталь и дети.
        После нескольких часов личного осмотра всех и каждого Даша отчаялась - Олеси среди них не было. Она ворвалась в палату к женщине с такой же фамилией, как у нее, и увидела там убитого горем сына.
        - Рожден? - Дарья села на скамью рядом с сыном и посмотрела на лежащую без сознания молодую женщину.
        - Я не могу ее поднять, - почти проскулил огромный, сильный Рожден, - она умирает, мама!
        - Нет, что ты! - и Дарья, положив руки на грудь женщины, начала работать над истерзанным телом, попутно открывая тайны ее удивительной души.
        - Это твоя жена? - шепотом спросила Даша.
        - Да, мама…
        - Где же дети твои?! Рожден, как ты мог?
        - Спаси ее, мама. - просил Рожден.
        И Дарья всеми силами боролась за эту красивую молодую женщину, мать ее внуков и жену ее сына, который не смог справиться сам с ее ранами.
        - Какой-то древний яд, - по лицу Дарьи текли слезы, - я даже не представляю, что это, Рожден, словно он не из нашего мира…
        - Дарья Владимировна, - раздался голос врача, - перестаньте, поймите, она уже не с нами. Примите мои соболезнования. Эта удивительная женщина спасла почти тысячу детей.
        - Нет, - прошептал Рожден.
        - Сынок, - Даша с силой обхватила голову сына, словно убаюкивая, - сынок.
        - Это Олеська виновата, - прошептал бледный Рожден, - только Олеська.
        - Что ты такое говоришь, - испугалась Даша, - горе-то какое, в руки себя возьми, сын, у тебя дети! Олеся маленькая, она-то здесь при чем?
        - Чудовище она, мама, чудовище…
        Ужас переполнял душу Даши, она читала мысли и знания сына и не хотела ни верить, ни понимать.
        - Она умерла? - раздался голос над их головами. Даша и Рожден подняли головы. Высокая блондинка в белом с золотой стрелой.
        - Сова, - прошептала Даша, - ты можешь помочь?
        - Отойдите, - скомандовала Валентина, а Даша ловко оттащила безвольно поникшего сына от тела жены.
        - Наташка, - заговорила Сова, - это я, Наташка! - Сова положила руку на грудь Натальи: - Древний.
        - Да-да, - подтвердила Даша, - какой-то древний яд, я не справилась, - уже тише.
        - Тебе это незнакомо, девочка, - усмехнулась Сова, - Наташка, я знаю, ты меня слышишь. У тебя уже двое парней растет, я там где-то рядом… Мария где-то рядом, ты отыщи ее и помоги. Будем считать, что злой автор нашей с тобой истории перегнул палку, а я ее исправляю. Сова выхватила кинжал, усыпанный россыпью диамантов и изумрудов.
        - Валентина, стой! - закричал испуганный Рожден.
        - Будешь должен, - коротко улыбнулась Сова, - и не поминай имя мое всуе, понял?
        Рожден послушно кивнул, соглашаясь. Тем временем Сова полоснула по запястью Натальи и сказала:
        - Veteres exi creatura! Уходи, древняя тварь.
        Из порезанной руки полилась черная густая кровь, тягучая и пузырящаяся. Лужа на полу образовала бесформенное пятно, а затем очертания пятна стали меняться, преобразовываясь в нечто кошмарное и отвратительное. Очень ловко Сова всадила в него сверкающий кинжал, почти не глядя. И, подождав, пока кровь стала алой и чистой, накрыла рану ладонью.
        - Шрам будет, - прошептал Рожден.
        - Шрам остался у Ники, когда ты правил на ней линию жизни Егора, не умеешь - не берись! - огрызнулась Сова удивленному Рождену. - Но все равно спасибо, «ангел».
        - За что? - не понял Рожден.
        - За Заря… за Нику и Егора. Береги их.
        - Конечно, а как еще. - не понял Рожден.
        - Да вот никак! - усмехнулась одними глазами Сова. - Судьба у вас такая.
        Тем временем Наташа вдруг сделала вдох и приоткрыла глаза. Некоторое время она рассматривала невысокий потолок медицинской палатки.
        - Это Эльбрус? - тихо спросила она. Рожден было сделал рывок к жене, но Сова жестом остановила его. Дарья стояла рядом, замерев от увиденного. Чем живут ее взрослые дети, отдалившиеся от нее?
        - Да, Наташка, это Первый Камень, - ответила ей Сова, и Наталья перевела взгляд на нее.
        - Марья! - воскликнула она слабым голосом.
        - Тсс! - успокоила ее Сова. - Я тебя люблю. - Но сейчас я не она, ты найди меня, Наташ, там мои дети, пригляди за Марьей…
        - Маша… - Наталья взяла Сову за руку в белой перчатке, но та встала и сделала шаг назад, отступая. В зеленых с искрами глазах Совы вспыхивали искры и стояли слезы. Она быстро вышла из палатки, подставив руки снегу и ласковому холодному ветру, слизавшему капельки крови подруги с белоснежных перчаток Валентины. Даша, незаметно вышедшая следом, осторожно стояла в стороне и ждала, пока Сова сама заметит ее.
        - Я не могу помочь тебе на этот раз, Дарья, - обернулась Сова.
        - Почему? - в глазах пронзительно-сиреневого цвета появились слезы отчаяния.
        - Потому что Олеся пропала не просто так. Надо исправить Сломанные Константы, поэтому она пропала.
        - Нет, ну как же. - Даша упала в снег на колени, бессильно скрестив руки на груди. - Ты так много можешь. Как же ты можешь отказать матери?
        - Могу, - Валентина горько вздохнула, - но я обещаю тебе, что твоя дочь проживет долгую и насыщенную жизнь. Чересчур насыщенную.
        Подул ветер, поднимая снежный буранчик и скрывая Сову с глаз Дарьи. Когда снег улегся, Валентина исчезла. И Даша смолкла, беззвучные слезы водопадом текли по ее лицу. Она поняла, что свою дочь она не найдет и не увидит никогда. И верить в страшные знания Рождена о сестре, которые она прочла в его голове, она не хотела.
        Джип, в котором находились Дил и Виктория, также был накрыт водой. Также вокруг кружили руины разных эпох и плавали тела древних и современных людей вперемешку. Джип стоял под твердым скальным навесом, куда его точно привел Дил, видимо заранее приметивший это место. Сомерсет рассказал Виктории о причинах катастрофы, а теперь молчал, облокотившись о руль. Молчала и Вика, отчасти потрясенная рассказом бывшего императора, Дилана, дьявола, Дила, отчасти от увиденного за стеклом.
        - Почему нас не раздавило водой? - раздался вопрос Виктории.
        - Силовое поле, как, впрочем, и у Егора, - со вздохом ответил Дил.
        - Егора?! - потрясенно переспросила Ника.
        - Да, Егора Торина, - подтвердил Дил. - У нас есть сестренка, настырная такая, совершенно безбашенная, думаю, ты ее просто не помнишь. Так вот, даю миллион против одного, она давно привела его сюда, чтобы помешать мне.
        - В чем помешать?
        - Отправить в тартарары эту планетку! - рассмеялся Дилан. - Ты ничего не сказала в ответ на мой сказ…
        - А что я могу сказать…
        - Люк, Дил… - подсказал Дилан.
        - Ах да, Утренняя Звезда, Люк, или император Дил, - кивнула Виктория, смотря перед собой и не двигаясь, - что я могу сказать? - Ты похож на утреннюю звезду, ты красивый, наверное, почти как Бог.
        - Не почти, а Бог, - поправил Дилан.
        - Вот видишь, - ответила Виктория, - а я так не считаю. какой с меня спрос?
        - И все же? - ухмыльнулся Сомерсет.
        - Я существо порядка, не хаоса, мне нравится свет, а не тьма. И хоть для тебя это лишь условная теософия, для меня устой жизни, закон. Я не смогу жить в мире, где Богом будешь ты, а порядок вещей изменится в противоположную сторону.
        - Ты сейчас человек, ты не поймешь и не заметишь, стоит лишь колесу Сансары повернуться еще раз!
        - Если происходящее сейчас реально, то я больше ни на йоту не сомневаюсь в бессмертии души, - ответила Виктория, - а душу не изменишь. Душа будет страдать в твоем мире.
        - Ты страдаешь и сейчас, - заметил Дил, - твои родители покинули тебя, твой венчанный Отцом моим муж погиб, ты одинока и страдаешь. Но мир моего брата тебя больше устраивает, чем мой?
        - Отец бросил меня, потому что в нем сильны были твои пороки. Мама умерла так рано, потому что в стране навели порядок одержимые тобой. А если Егор погиб, потому что вы, Боги, развязали войну за Веру, то не говори мне, что он жив! Если сейчас за все дела отдувается человечество, то в твоем мире, Дил, люди будут иссечены обвинениями и страхом.
        - Но не ты, - поправил Дил.
        - Я не с тобой, я с ними, я не люблю тебя, неужели непонятно!
        - Ну что ж. - согласился Дил и шумно вздохнул, - ты выбрала, что хотела. Все-таки он.
        Не всегда наш выбор совпадает с тем, каким мы его представляем. Я тоже выбрал любовь однажды. Теперь навечно проклят за нее. Но я хотя бы борюсь, а ты плывешь по течению времени, проваливая мои планы.
        - Потому что ты лишил меня права на борьбу. Зачем я тебе, Дьявол? - спросила Виктория.
        - Не люблю это прозвище, - скривился Дил, - если братец не уступит, то я принесу тебя в жертву в точке пересечения Сансары, тогда кровь твоя будет на святых ручках моего братишки, что недопустимо. Убить то, что любишь! Свет! Свет! Сколько правил!
        - Ясно, - спокойно кивнула Виктория и откинулась в кресле…
        Стало мелеть, вода невероятно быстро сходила, обнажая голые острые выступы белых камней и черную мокрую землю. Город исчез с лица Земли.
        - Все, конец пути, мама, - сообщил Егор и вышел из машины. Анна поспешила за ним. То, что предстало ее взору, было не менее страшным, чем увиденное в потоках воды. Голая земля покрыта не камнями, а белеющими человеческими останками, нагроможденными целыми кучами костей и черепов. Самым непостижимым было то, что все эти незахороненные кости стонали и выли от боли. Их голоса перемешивались и превращались в один сплошной жуткий гул. А пространство над этой бесчисленной тьмой людей вздыхало как живое и ухало. От каждого человека, или бывшего человека, исходило сияние, которое закручивалось, вплетаясь в общую мощную спираль, терявшуюся в небесах, как в воронке. «Так вот он откуда, этот странный гул», - трясясь от перенапряжения и страха, подумала Анна.
        - Апофеоз… - уже вслух сказала она.
        - Хаос и беспредел, - отозвался Егор.
        Неожиданно из-за груды костей показался джип Анны. Он остановился метрах в ста от их машины, и сердце Анны заколотилось - в машине сидела Виктория. Даже издалека ее лицо выглядело совершенно белым, бледным пятном. Дверца джипа открылась, и на землю спрыгнул мужчина, «братец», как поняла Анна. Он медленной ленивой походкой приближался к ним. Одетый в черные шелковые рубашку и брюки, оттеняющие его белые волосы и изумрудные глаза, он удивительно походил на Егора. Только одежда, цвет волос и глаз разнил их.
        - С чем пришел, возлюбленный сын Отца моего? - ухмыляясь, спросил Дил.
        - С огнем и мечом, брат, - ответил Егор.
        - Хочешь очистить это болото огнем? - Егор обвел рукой страшные просторы. - Что ж, похвально. Я знал, что рано или поздно ты доберешься сюда и освободишь и души, и Путь для них, это же так гуманно - клонировать Землю, я лишь немного ускорил все!.. У меня для тебя подарок.
        - Я не люблю твои дары, - сказал Егор, - что ты задумал?
        - Со мной девушка, ты знаешь, - сообщил Дилан, - это будет последняя жертва, принесенная в Точке Пересечения.
        - Ты не сделаешь этого, Дил, - прошептал Егор.
        - Сделаю, - рассмеялся Дил, - на твои белые одежды прольется кровь невинной жертвы. Она умрет из-за тебя… Вот Мироздание перевернется-то!
        Сильный ветер распахнул дверцу джипа, выталкивая из него молодую девушку. Егор прищурился.
        - Ника?! - внезапно он вспомнил все-все до конца. - Ника! Стой там!
        - Егор! - Ника было рванулась вперед, но очень твердая рука остановила ее и затолкала обратно в джип. Высокая блондинка, очутившаяся внезапно в автомобиле, смотрела на Викторию с усталостью: - Я просила тебя - не лезь в дела, которые не помнишь!
        - Вы кто?!
        - Вот же, - Сова надулась, - умрешь - узнаешь!
        Ника пораженно замолчала.
        - Хорошо, - Егор помолчал, дождавшись, пока Дилан перестанет смеяться, - а если я предложу тебе сразиться, Дил? Один на один…
        Глаза Люцифера сузились.
        - Без посторонней помощи, брат?
        - Конечно, Дил, в обмен на жизнь женщины.
        - Ты ставишь ее жизнь превыше своей?
        - Это мое дело…
        Когда дерутся исполины, есть ли смысл вмешиваться смертным? Есть ли силы у человека, чтобы помочь? Нет…
        Небо окрасилось багряным светом, яростный ветер заглушил жуткие стоны неприкаянных душ, пронзительные мечи Адептов разрезали небосвод, обрушившийся дождь был соленым и красным. Если судьба всего человечества, Мироздания зависела от идущего боя, так ли важны тонны кровавого дождя? Так ли важны, если ставка - сама жизнь. И так ли важно, сколько времени длиться бою? Путь воина - это тенистая тропа, в конце ждет лишь кружка горячего молока из рук чужой матери. Путь темного адепта, взявшего меч, - это дорога к славе и трону, за которыми ждут проклятия и поругания. Путь светлого адепта, взявшего меч, - это всегда дорога бесконечности, в конце которой ждет вечность. Но никогда не ясно, чем закончится бой, в котором равны Боги и Люди.
        Два мощных потока неожиданно схлынули. Егор тяжело вздохнул, вытер рукой пот со лба и поднял глаза на Дилана. Тот был так же вымотан, но злость и отчаяние огнем светились в его глазах, он с ненавистью, сощурясь, смотрел на Егора. Темные воды стали опять прибывать, вокруг Сомерсета забулькала вода, и темные твари, с клешнями, в шипах, издавая страшное зловоние и вой, поднялись из воды. Это было странное, адское, бесчисленное войско, выросшее за плечами Дилана Сомерсета.
        - Несть числа этим мразям, - прошептал Егор. Дилан рассмеялся и развел руками:
        - Ну что братец? Может, оставим бой? Ты проиграл - посмотри вокруг! Темное небо, ливни, грозы, тела людей и смерти! Или я прекращу! Но ты должен выполнить одну просьбу мою.
        - Какую? - спросил Егор, недоверчиво глядя на Дилана. Тот молча подошел к двери джипа и, открыв ее, вытащил молодую девушку. - Убей ее, омой руки кровью невинной, Господи! - смеялся Дил. - Она так любит тебя, что готова идти за тебя, дурака, на смерть! Даже лишь за Имя твое!
        Небо разрезала косая молния, черно-бурая львица выскользнула в воду, лапой отшвырнув десяток тварей, следом, из той же огненной молнии, словно в дверь, выпрыгнула высокая блондинка и, став рядом со львицей, гневно посмотрела на Сомерсета. Твари в воде зашипели и отползли в сторону.
        - Это не твоя война, сестрица, - в голосе Дилана читалась угроза.
        - Моя дочь, Дил, - ровно, даже монотонно произнесла Сова, - ты хочешь, чтобы твой брат убил мою дочь Заряну? Так ли это?
        Дилан с тоской и отчаянием посмотрел на Сову.
        - Валентина, это не твоя война, мне хуже, чем тебе!
        - Ты это устроил! - голос Совы не изменился. - Я не тронусь с места, Егор будет не один.
        - Ты пойдешь против Констант? - рассмеялся Дилан.
        - Ради своего ребенка - да!
        - Не нужно, сестра, - заговорил Егор, - это мой бой, я не омою руки кровью невинной, я буду сражаться.
        - Но ты же один? - спокойно спросила Сова, оглядывая его, измотанного, еще не отдохнувшего после ада и войны. - За Люцифером армия. Армия из древних подданных черной химеры.
        - Я привык.
        - Но ты не один, - не согласилась Сова и вдруг, изменившись в лице - словно надела безжалостную маску, закричала: - Рожден!!! Ригден!!! Помогите брату… Да будет исполнена ваша миссия.
        В воде появились два оглядывающих человека.
        - Ребята, помогите брату, это ваша битва, - сказала Сова и белой птицей взмыла вверх.
        Ригден и Рожден, переглянувшись, посмотрели на Егора. А потом на чудовищную армию перед собой.
        - Дил, - Рожден поджал губы, узнав врага.
        - Внуки! - рассмеялся Сомерсет. - А я соскучился! Кто вам Торин? Никто! А я ваш дед, ребятки, как нас неудачно столкнула хитрая моя сестрица, а? Давайте ко мне?
        - Стой там, где стоишь, - по-медвежьи, рукой отмахнулся от слов Дилана Рожден, - я предан Господу своему, а брат мой - мне. Понял логику? Зря опять кашу заварить удумал.
        - Не ко времени, - подтвердил Ригден и, подняв руку, с громким рыком сделал сальто в воздухе, перевернувшись назад. И вот уже на Дила смотрел огромный белый волк, а за ним, словно из прозрачного тумана, возникали волки - волки, не стая - полчище.
        - Что ж ты, княже, - покачал головой Сомерсет. - Ну а ты, внучок, на что способен? - Дилан обратился к Рождену. Но тот лишь тряхнул головой. Медведь. Огромный таежный медведь-оборотень. И за ним сотни таких же, с горящими желтыми глазами.
        - Берсерк, значит, - Дилан поджал губы, - до последнего драться будешь.
        И снова все схлестнулись, словно чудовищный художник мешал краски, черную и красную, щедро поливая ею месиво из молний, человеческих, звериных тел, и тел невиданных в этом мире тварей.
        Виктория вновь спряталась на заднем сиденье автомобиля и тихо молилась. А небо искажали молнии, коверкая его, словно и не небо оно. Казалось, купол небес переворачивался, то прогибался, то ухал, то трескался, и молнии пауком-гигантом рассыпались по небу.
        Виктория всмотрелась туда, где шел бой. Тот, кто когда-то назвал себя ангелом-хранителем Егора, был ранен. И Виктория расплакалась от безысходности.
        Великий Боже, ну пошли ему помощь, ведь есть же кто-то, кто готов всегда подставить плечо и ему, он добрый!
        И молния вдруг осветила небо. На страшной боевой арене появился человек в белом халате, седой, лет под пятьдесят. Он, не понимая, развел руки, грязная вода измазала полы его халата, он, как и Ника, всматривался в дерущихся и неожиданно закричал:
        - Дети!!! - бросился вперед, подхватил Рождена, и в тот самый миг Дилан занес над ним меч.
        - Ну что, Агей? - рявкнул Дилан Сомерсет. - Вот и встретились, доктор? И попрощаемся…
        Он не договорил, огромный белый волк, прыгнув вперед, выбил меч из его рук и сомкнул пасть на шее Дилана.
        В тот же миг десяток тварей, отлетавших изрубленными от меча Егора, исчезли. Исчезло все. Егор обернулся. Ни Ригдена, ни Рождена. Лишь Дил с разорванным горлом. Они бились уже три дня и три ночи, когда внезапно страшный крик потряс мир.
        - Мы победили брата моего в честном бою, - раздался отдающийся громом голос Егора, - да пребудет Мир, хоть и видит Отец, конца Пути еще не видно! Но я очищаю Исток Огнем своим! Я сказал.
        Анна, обессилевшая от чудовищных метаморфоз последних дней, не удивилась, когда Егор открыл дверцу машины и аккуратно положил на заднее сиденье спящую Викторию.
        - Похоже, я одна не сплю, воин? - прошептала она слабым голосом.
        - Ты Свидетель поражения Ворога моего, матушка, - отозвался усталый Егор, садясь за руль.
        - Что-то новое, Егор, - улыбнулась Анна, - я уже не блудница?
        Земля занялась пламенем. Все видимое и невидимое пространство быстро поглощалось исцеляющим огнем, очищая оскверненные души, освобождая Путь к переходам, Путь на Небо. Неподвижно лежавшее тело Дила, неподалеку, окружили темные тени, отдаленно напоминавшие человеческие очертания. Ими командовала небольшая женщина в темном длинном одеянии, от которой исходило сумеречное сияние.
        - Что это? - спросила испуганно Анна.
        - Древняя Химера и служки Дила… - улыбнулся Егор, - что-то она с ним сделает!
        - Куда мы сейчас, Егор? Города больше нет. И железная планета.
        - Город на месте, - улыбнулся Егор, - только обитатели города не помнят ничего, лишь ты Свидетель мой, мама, а планеты той больше нет. Я могу стать сам собой.
        Но в этот момент в окошко автомобиля постучали. Егор открыл. Усталое лицо Совы было отрешенным.
        - Вот что, Егорушка, ты отпустил бы сейчас Эру? - и Сова хлопнула в ладоши, Венера словно испарилась.
        - Мама!! - закричал Егор. - Зачем ты это сделала?
        - Дочку свою найди.
        - Дочку?
        - Как же тебе вышибает мозги, когда ты человек, - сокрушаясь, покачала головой Сова, - у тебя и Заряны… Виктории. дочь Эля! Понял?
        - Да, сестра, мой ребенок, - в глазах Егора сверкнули синии молнии.
        - О, вернулся! - улыбнулась Валентина. - Ну, я пошла дальше. Дела, дела…
        - Моя дочка, - рыдала Ника, - моя дочка! Эля!!!
        - Я найду ее, - уверенно сказал Егор и схватил Викторию за руку. Подул ветер, сильнее и сильнее, словно сами стихии вдруг неожиданно стали против, Егор сощурил глаза и шагнул вперед. Замелькали огни и молнии, местность, реальность стали меняться, а жуткий ветер - нарастать.
        - Что это?! - закричала Виктория. - Мы словно не на твердой земле!
        - Это другие миры, - прокричал, прорываясь сквозь шум сумасшедшего ветра, Егор, - Дилан спрятал Эльку очень далеко, но я чувствую его след.
        - Но он же повержен, - прокричала Виктория, - я сама видела!
        - Никто не знает, на что способна Сова!
        - Да какое она имеет право вмешиваться в наши дела?! Где моя дочь, она должна знать!
        - Она не скажет, но мы идем по следу какой-то твари, у которой Эля!
        - О Господи, сохрани ее! - всхлипнула Витория, а Егор задумчиво обернулся на суженую. Путь становился труднее, но в сверкающем и рвущемся пространстве появились темные полосы - следы, по ним и пошел Егор. Ника перестала рыдать и лишь крепче схватила его за руку. Егор шел через липкую прану временных переходов и непонятных миров, вслед за тварью, которая утащила его дочь. Иногда он просто кромсал пространство мечом, озаряя темень и молнии еще более невыносимыми белыми искрами, а потом перешагивал через пространственные дыры, прижимая Викторию, и шел дальше. Когда он в очередной раз взмахнул мечом по темному пятну сверхплотного воздушного препятствия, из образовавшейся дыры вырвалось пламя. Дыра стала разлезаться, и перед глазами Егора и Ники предстал мир бушующего огня. Темные обгоревшие щупальца и шипы, страшные чудовищные лики появились с шипением в окне, пытаясь прорваться в проделанную Ториным дыру.
        - Ну уж нет! - Егор снова взмахнул мечом, с силой, наотмашь, словно что-то срубая. И твари будто уперлись в невидимую стену, ударяясь о нее, выпячивая, но без всякой возможности пройти. Егор обернулся на Нику. Она сидела в какой-то темной луже, сжав лицо ладонями, ее огромные глаза с застывшим ужасом смотрели в огонь, на пытающихся вырваться тварей. Егор сел рядом с ней, воткнув меч в туманную неопределенную почву перед собой.
        - Это же мир катастрофы, - изменившимся голосом прошептала Виктория, - мир древних, начало начал.
        - Откуда ты знаешь? - Егор напряженно всматривался в лицо Виктории.
        - С этого все когда-то началось, я была в… в… нет, на перекрестье всех миров с одним драконом, я искала Сову, я видела этот мир в зеркало в ее замке.
        - Эко далеко тебя заносило, Ника, - Егор обнял ее за плечи, но она оттолкнула его руку:
        - Я Заряна, - прошептала она, - Заряна, светлейший Господь. И моя дочь пропала, погибла в мире катастрофы…
        - Ну-ну, - Егор насильно обнял Заряну, - плохо, когда память внезапно возвращается, очень плохо, - он помолчал немного. - Заря-на, ты все забудешь, с этой минуты ты все забудешь. Ты не будешь помнить нашего пути домой из этого места, наша дочь погибла во время катаклизма, цунами. Ты все забудешь, любимая.
        - Нет! Что ты! - испуганно закричала Заряна. - Я не могу забыть, где она! Мой ребенок!!! - и Заряна заплакала горько, но все тише и тише. Вскоре она заснула, уткнувшись в Егора, а он подхватил жену, меч и, еще раз оглянувшись на бушующее пламя минувшего мира, пошел прочь.
        - Все это мне о чем-то говорит…
        Темный огромный зал с миллионами маленьких огоньков на сверкающих камнях облицовки стен был, пожалуй, единственным освещенным местом в невероятно прекрасном замке, погруженном во тьму, стоящем на высоченном утесе, украшенном огромными диамантами, сверкающими без солнца и звезд.
        Стены зала заскрежетали, и огромное древнее чудовище, напоминавшее кокон, вывалилось на пол зала.
        - Покажи! - раздался властный женский голос.
        Кокон развернулся, из него выпала, продолжая спать, маленькая девочка в светлых локонах. Казалось, и молчание застыло. На руке у малышки была татуировка синей розы.
        - Это она, теперь иди в мир светлым, живи, прочь! - приказал голос, и кокон, сжавшись, растворился в стене. Синяя роза с руки малышки словно соскочила и сияющим цветком упала рядом, поднявшись на высоком стебле в красивом причудливом горшке.
        - Это роза? - прошипел, выбежавший на свет ребенка и цветка крохотный голубой дракон, следом за которым из тьмы вышла буро-красная львица и, понюхав безразлично девочку, тоже уставилась на цветок.
        - Нет, это одна из разновидностей очень древних орхидей, орхидей с шипами. Борейская роза.
        - Ух как здорово все! - раздался неожиданный и счастливый детский голос. И львица, и дракон застыли в ожидании, обернувшись на проснувшуюся девочку, ребенок сидел на полу и счастливыми глазами смотрел на цветок, дракона и львицу.
        - Как тебя зовут? - раздался женский голос, словно тот всюду.
        - Эля, - девчушка завертела головой в поисках голоса. - А ты кто? И где ты? - удивленно спросила девочка.
        - Я Захара. И я очень давно ищу тебя, Вэл Эль Монтра. Это твой мир, а это твои самые преданные друзья впредь - дракон и львица, назовешь их сама.
        - А мама?
        - Ты помнишь маму, Вэл? - спросил голос, а девочка нахмурилась, соображая:
        - Нет, Захара. А разве кто-то знает мою маму?
        - Нет, Эль.
        - А почему так темно?
        - Завтра зажжешь новый день и новый мир, - прошептал голос. Сейчас надо ложиться спать.
        - Чарли, - Вэл ладошкой похлопала по полу, - иди ко мне, а ты, Юкка, охраняй синюю орхидею, она любовь. - Львица легла рядом с ребенком и девочка, зевнув, устроилась между ее горячими лапами, уткнулась ей в грудь.
        - Вал, Валенте, - позвал голос, - почему Чарли?
        - Чарли Чаплин… - пробормотала девочка и уснула, навсегда забыв, кто она и откуда.
        - Помогите маленькой Белой Монтре сотворить ее пограничный мир, - раздался тот же женский голос, - только-только погиб предшествующий мир, и ее мир - это пограничье. И пусть еще не Проявил Себя Тот, кому Мы возносим Молитвы, Он скоро будет Рожден и проявлен, ибо первая Монтра принесла нам любовь, а это значит, что этот мир будет Светлым, с непохожими на предыдущие миры Константами. Тот, кто Всевышен, послал нам дитя это, дабы возвестить свою постоянную Константу - любовь.
        Проснувшись спустя время, девочка подошла к краю большого балкона, за которым царила тьма. Юкка и Чарли подошли к ней.
        - Нам нужно солнце, синее небо, может, несколько солнц? - заговорила маленькая Монтра. - Красивая планета, утопающая в цветах и растениях, животные и птицы, рыбы в лазурных океанах и города со счастливыми людьми, пусть будет великое многообразие! Это же перекрестье. И пограничье должно быть счастливым, - рассмеялась Валенте, оборачиваясь на роскошный зал, заставленный цветущими темно-синими и ярко-голубыми орхидеями.
        - Даже моя кровать сегодня выглядит по-особенному, - Монтра словно стала старше на несколько лет, ее глаза стали больше и серьезнее, она вытянулась. Подойдя к роскошной кровати с лазурным покрытием, взяла лежавшую на ней золотую брошь в виде стрелы и приколола на белый плащ.
        - Где слуги? Мы завтракаем и идем в наши миры! - скомандовала Валенте. - Еще столько дел, надо создать побольше планет в нашем мире, и главное - оборона. - Ее глаза сверкнули, и Чарли зарычала, Юкка взмыл над головой в высоченный потолок.
        - Не бойтесь, - успокоила их Валенте, - враг еще не проявлен…
        Никто не скажет, был ли это рассвет, или, наоборот, закат начинался, никто никогда не будет в этом уверен. Потому что это было представление. А как всякое представление, рассчитанное на то, чтобы уважаемый, или не очень, зритель гадал - как это? что это? почему это? - это был и закат, и рассвет одновременно. В мире, где правила сила Монтры и ее желаний, никто из живущих не мог точно сказать, что за небесное представление начнется с утра. И так на многих планетах ее скромного созвездия, пролегающего в меридиане пустоты, где-то в самом затерянном закоулке вечности, меж безымянных миров. И тем не менее многие и многие существа невообразимого количества Вселенных тихо молились силе и великодушию Белой Монтры, дабы она попросила за них Создателя, чей Лик еще не рожден, но Образ давно уже Проявлен и Правит, чтобы она защитила от Химеры и Хаоса, а еще лучше - забрала жить в свои невероятные потрясающие миры. Миры Валенте.
        И тихо-тихо шлепнулась на пол в неведомой библиотеке белоснежная книга судьбы, и волшебное перо заскользило по распахнувшимся страницам, чертя новые судьбы и скрижали…
        А где-то очень далеко, окруженная страшными чудищами, словно из адских мест, сидела маленькая Олеся и горько плакала. Каменный зал громадных размеров, огромный балкон и прохлада мерцающих звезд освещали страшное зрелище - маленькую девочку и чудовищ, которые почтительно окружили ее. Сильно наплакавшись и устав, девочка без сил уснула. Ей не снились сны, ей снились ненависть и месть, и темные невидимые силы сгущались над залом под рассыпанными звездами. Она проспала очень-очень много дней и оборотов небес. Но когда проснулась, ее глаза стали больше и округлей, словно бездонные ядовитые воды, кожа приобрела синеватый оттенок, губы были плотно сжаты. Она всматривалась в даль и очень напряженно думала.
        - Олееесяаааа, - прошипел кто-то совсем рядом, но девочка небрежно повела рукой, и половина монстров откатилась в сторону, как от сильного удара.
        - Химера, меня зовут Химера, - процедила она, - надо обустраиваться в этом дивном мире. И думать, как получить его…
        - О, повелительница, - раздался голос, - но разве мы не можем получить его?
        - Там, - Химера неопределенно указала рукой, - там далеко, среди звезд, есть мир. Будь он проклят, мир моего врага! И он есть преграда мне во всем.
        - Мы будем сражаться! - раздалось слившееся в единый вой шипение многих голосов.
        - Да. Мы будем сражаться, - не отрывая взгляда от дальних звезд, согласилась Химера. - Нам нужен путь в ее страну Тюльпанов, в Инио, к Истоку…
        - Смотри, Чарли, - Сова подняла руки к темным небесам, - смотри, сколько звезд, ты хоть помнишь, ответь мне, ты помнишь их?! Мы же с тобой прошли столько долгих дорог через все эти мириады, Чарли!
        Чарлет, прищурясь, смотрела на темное летнее арктическое небо, усеянное звездами, они крохотными вспышками отображались в ее умных прищуренных глазах.
        - И нет ни конца ни края, Чарли, этому миру, и нет нигде начала и конца памяти моей, - с сожалением улыбнулась Сова, - но может, все-таки время пришло. И на Земле есть покой тоже? Хотя бы перерыв, такой небольшой земной отпуск. И князь мой где-то.
        Сова села в снег и обхватила руками Чарли, теплую, уютную. Такую большую и родную. Улыбка играла на губах Валентины, и, глядя на звездное небо, она заснула, словно невидимые ласковые руки древних времен и событий, укачав ее, понесли по волнам сна к невероятным истокам бытия и существования. Валенте спала и не видела, как к Чарли подошел огромный белый волк, прижался мордой к большой голове ее, а та словно толкнула его к Сове, и волк, осторожно ступая мягкими лапами, побрел к спящей Валентине. Жар его тела еще больше растопил ее сны, и усталая, измотанная Сова погрузилась в сон без видений.
        Когда взошло солнце, Валенте потянулась и по инерции поправила волосы, сильнее прижавшись к Чарли. Сквозь зыбкий сон она уловила запах костра и чуть приоткрыла глаза. Ден разжег огонь и что-то готовил. Наверно, поймал дичь. Зачем он так далеко ушел за ней, в эти холодные, безжизненные теперь просторы, некогда бушевавшие всеми красками борейского лета.
        А где-то в аравийской пустыне Эра пришла в себя. Около нее сидел удивительный мужчина и пытался кормить ее с ложки.
        - Кто вы? - спросила она.
        - Маркус, - ответил мужчина автоматически, - Венера, ты вернулась?!
        - Видимо, да…
        - Где же ты была, святая женщина?
        - Помогала сыну, - Эра медленно дотронулась до щеки, - мои младшие мальчики…
        - Егор одержал победу? - вдруг спросил Маркус.
        - Да, Маркус, - ответила Эра, - мой сын сразил нашего врага, и братья его ему помогли…
        - Слава Всевышнему, слава. - Маркус плюхнулся на колени и обхватил руками ноги Эры, - ты самая чистая и прекрасная женщина, Венера, - прошептал он, - мадонна.
        - Все закончилось, совсем? - настала очередь Эры задавать вопросы.
        - Да, моя мадонна, выходи за меня замуж?
        - Замуж? - Эра удивленно уставилась на Маркуса…
        - Я все равно не смогу больше жить без тебя, ни здесь, ни там, через много тысяч лет… Я умру за тебя, моя мадонна.
        - Даже умрешь? - удивилась Эра.
        - Даже умру, - Маркус поднял на Венеру удивительно синие глаза в черных пушистых ресницах. И Венера улыбнулась.
        - Ты оружием владеешь?
        - Я же священник! - воскликнул Маркус.
        - О мой Бог! - Венера дотронулась до щеки Маркуса. - Из огня да в полымя…
        Снег и зима не казались холодными и чужими, здесь во всем чувствовалось начало пути домой. Неважно, насколько длинного, но - домой.
        - Ты пришел опять спорить со мной? - спросила Сова.
        - Нет, Валентина, - Ден покачал головой, - мои колючие слова кончились, - у меня осталось лишь переполненное другим смыслом сердце.
        - Как несправедливо по отношению к тебе, - усмехнулась Сова, - воин должен не только всегда иметь острый клинок в руке, но и слова его должны быть пронзительны.
        - Не сейчас, твое величество, не сейчас, - Ден был серьезен, и Сова удивленно посмотрела на него.
        - С чего это вдруг ты меня коронуешь?
        - А помнишь, как много-много лет тому назад, когда понадобилась моя помощь, в том невероятном времени, ты короновала на царствие нашу дочь?
        Валентина замерла и не мигая уставилась на Дена, колдующего у костра.
        - Чем докажешь? - осторожно, но с угрозой в голосе, словно побеспокоили ее самый большой секрет, спросила Валентина.
        Ден поднялся в полный рост и направился к Сове. Присел перед ней на колени, его большая и горячая ладонь нежно погладила ее щеку, откинув непослушные белые локоны назад. Она отражалась в его темносиреневых глазах, тоскливых, скучающих и таких любящих. Если бы Ден мог видеть, как вчера Валенте смотрела на звезды, то понял бы, с какой равной силой они любили то, на что смотрели вчера и сегодня.
        - Я люблю тебя, моя хорошая. Я так устал тебя искать, через времена, столетия, через боль, через утраты.
        - Ты… - Сова внезапно замолчала и вздохнула.
        Ден улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. Потом он распахнул ворот теплой куртки и аккуратно вытащил кулон - синюю борейскую розу в золотой играющей оправе.
        - Мой князь, - прошептала Сова, - но откуда у тебя роза, как ты достал ее?
        - Я вновь сразился с тьмой. А розу мне подарила одна Северная Бабушка.
        - С Дилом сразился? - усмехнулась Сова.
        - С чертом, - кивнул Ден.
        - Но это же не совсем твой бой! - ахнула Валентина.
        - И не Егора уж точно, навоевался он уже, устал, понимаешь? Да к тому же он мне братом приходится, хоть и троюродным.
        - Но тогда ты и троюродный брат черта, твое сиятельство, - рассмеялась Валентина, - если сама Северная Бабушка тебе розу Бо-рейскую отдала.
        - Как угодно тебе, моя королева, главное - я тебе не близкая родня.
        - Не родня, - согласилась Валенте и погладила Дена по волосам, - кто разбудил эту память в тебе?
        - Странный ангел с бубном, похожий на меня. Он отплясывал вокруг меня такие невероятные танцы, а потом я долго спал…
        - Рожден, - догадалась Валенте, - никудышний из твоего брата ангел.
        - Я люблю тебя, - повторил Ден, уткнувшись лицом в волосы Валентины, и зашептал ей на ухо: - Очень сильно люблю.
        Подул холодный ветерок, и Чарли, поежившись, осторожно выбралась из-под не замечающей ее Валенте. Мягко, но уверенно Ден обнял Валентину и шумно вздохнул, словно тяжесть упала с души.
        - Ты самая невероятная в мире, - шептал он, - видимо, я был большим дураком, что так долго не понимал и вспоминал, кто мы и откуда. Как же я люблю тебя, разве что-то имеет значение перед этим невероятным водоворотом в душе, Валенте?
        - Нет, мой князь, - Валенте положила голову на плечо Дену и смотрела на синее полосатое небо и редкие, не местные цветы, сорванные ветром где-то и кружащиеся вокруг, - нам пора, твое сиятельство, - прошептала Валентина, и рыжие осенние листья закружились вокруг них, взявшись из ниоткуда.
        - Куда мы? - прошептал Ден, но тут же увидел высокий берег бушующего моря под ногами. - Это.
        - Это Черное море, - ответила Валенте, - дай мне розу.
        Ден послушно отдал розу Сове, а Валентина неожиданно громко свистнула.
        - Смотри, - она указала рукой в даль моря.
        - Что там?
        По воде побежала рябь, и у самого берега блестящим боком сверкнул дельфин.
        - Привет, - Валенте помахала ему рукой и протянула розу, - неси, неси туда, в глубь, верни все-все-все этому миру!!!
        Дельфин подхватил розу и помчался вдаль.
        - Зачем ты это сделала? - удивился Ден.
        - Дилан буквально обокрал планету, - прошептала Сова, - украл у нее часть жизни, большую часть, ее силы, энергию, дух, ее уникальность. Талисман поможет все восстановить. Это мой древний талисман.
        И, как в подтверждение ее слов, далеко у горизонта в небо ворвались сильные и яркие лучи из моря. Небо запереливалось, и странный, невероятный золотой дождь обрушился на воду.
        - Вот и все, - сказала Сова, - теперь Земле вернется все, что у нее отняли. И она больше не будет ничьим клоном, ничьей ареной амбиций.
        - Какая ты красивая! - прошептал Ден.
        - Наверно, - согласилась Сова, а морской ветерок запутался в ее волосах, - мне пора, князь…
        - Нет, - не поверил Ден, - Валенте, ты никуда не уйдешь, больше не надо уходить. Больше не надо спасаться и прятаться, не надо погибать и расставаться!
        - Мне пора, мой князь, пора, - глаза Валентины стали печальными, - но я спокойна за Землю, если вернулся князь-оборотень, то планете нечего больше опасаться.
        - Но я хочу жить с тобой в этом мире! Просыпаться рядом с тобой, растить наших детей.
        - Знаю, знаю, - Валентина рассмеялась, - но я не могу, твое высочество, часть меня противится и никак не вспомнит, как я любила тебя. Не могу, мне надо найти ответы и найти эту самую часть себя. Но ты люби меня, люби, это очень важно, тогда я скорее вернусь.
        И Валентина растаяла прямо в объятиях Дена, словно она померещилась ему. Растерянно Ден посмотрел по сторонам и успел поймать тоскливый взгляд древней львицы, каплей нырнувшей в море и растворившейся в нем.
        - Нет, - закричал Ден, - нет! Нет! Вернись!!! - он упал на колени и обхватил голову руками. - Ну почему?!….
        Над его головой зашумели лопасти вертолетов.
        - Мама, я даже не сомневался, что ты отыщешь меня, не надо было, - сам себе прошептал Ден. Но там вверху, в одном из серебристых вертолетов, Даша услышала и слова его, и всю бунтующую горечь отчаяния его души.
        - Мы все выдержим, сынок, слышишь, Ригден, все выдержим и со всем справимся. Она однажды вернется, она всегда возвращается…
        А в нескольких десятках километров от берега Валентина брела по морской поверхности воды, рядом шла понурая Чарлет, умудрявшаяся с осуждением как-то поглядывать на свою хозяйку. Синий дельфин прыгал в воде рядом, брызги звездами капали на белую одежду Совы.
        - Не злись на меня, Чарли, - заговорила Сова, - да, это он. Но я еще не я. Ты помнишь, что случилось, когда мы пришли в тот круглый зал в будущем? - Она внимательно посмотрела на львицу, та фыркнула.
        - Вот и я не помню, - но ведь откуда-то и зачем-то я пришла тогда? Что я потеряла? Почему я Сова? Мне это мешает. Я могла бы остаться сейчас здесь. Но это бы съело меня, потому что чего-то мне не хватает и что-то я не помню. Дай мне время, Чарли, дай время…
        notes
        Примечания

1
        Сова - она же Монтра Эль Валенте, Валентина

2
        Дил - он же Дилан, Дилан Сомерсет

3
        Чарлет - она же Чарли

4
        Алексис Ганари - он же Алекс Ганарник

5
        Заряна - она же Зарни, Зарони, Анна Шовинская, Кристина, Юнона

6
        Олеся - она же Олис

7
        Нет дыма без огня. Дурная трава быстро растет! Химера! (лат.)

8
        Отрывок из стихотворения Е.А. Евтушенко