Мир Павшего Дракона Цикл Первый, №02 В Дикой Земле- библиотека РусЛит

В Дикой земле Илья Крымов
        Мир Павшего Дракона. Цикл первый #2
        Осень 1631 года Этой Эпохи, волшебник Тобиус покидает вверенный его присмотру лен на самом краю Доминиона Человека и отправляется на юг, в безлюдные леса.
        Дикая земля всегда пугала и будоражила народы Вестеррайха своими бескрайними чащобами, древними руинами, аномалиями и несметным сонмищем чудовищ всех видов и форм. Дикая земля - это приют древних гигантов, копилка тайн ушедших эпох, живой и недобрый лес, пожирающий как одиноких путников, так и целые армии.
        Именно в его объятья решил броситься молодой и самонадеянный Тобиус, жаждая скорее обрести ключи к могуществу. Чем дальше он уходит от родных пределов, тем больше дивных и жутких даров преподносит ему Дикоземье. Мрачные духи прошлого, мистические сущности, звери-исполины, затерянные в зелёных дебрях народы и государства, самые тёмные тайны и неожиданные привязанности ждут его на долгом пути к единственному истинному богатству - знаниям.
        В Дикой земле
        Пролог
        Благодарю коллег по цеху: Бориса Сапожникова, Петра Жгулёва и Александра Рудазова. Хотя они и не принимали непосредственного участия в работе над данным произведением, их советы в иных вопросах помогли мне освободить для неё время и преисполниться дополнительной мотивации.
        Глухая чаща, непролазная часть леса, заросшая настолько, что свет почти не проникал сквозь кроны деревьев-исполинов. Забытое место, в котором даже время тянулось не так, как следует, замедлялось, застаивалось что вода в болоте. Ни одной разумной сущности на многие лиги вокруг, лишь бездумные звери и чудовища, охотившиеся друг на друга. Трудно поверить, что всё это существовало не так уж и далеко от границ, за которыми лес редел, а на равнинах и холмах стояли полные жителей города.
        В Дикой земле чащоба начиналась сразу за опушкой…
        Одинокий путник двигался там, где давно не ступала нога человека. Ветви кустарников гнулись, чтобы дать ему пройти, камни расступались и даже деревья, простоявшие сотни лет на одном месте, казалось, старались потесниться, чтобы не мешать ему. Путник был высок и широк в кости, на могучих его плечах лежал видавший виды зелёный плащ с глубоким капюшоном, рваный и штопаный во многих местах, с изодранными полами. Грязные босые ноги заставляли твердь вздрагивать каждым шагом, а самые свирепые твари Дикоземья при его появлении припадали к земле и замирали, испытывая страх, быть может, впервые в жизни.
        Наконец за деревьями показалось то, к чему путник стремился, потерявшееся так давно и так умело, что даже ему пришлось потрудиться в поисках. Домишко стоял посреди леса. Стоял как попало, среди дикой зелени, будто не строили его никогда, а появился сам, случайно где. Низенькая деревянная хижина, покосившаяся, заброшенная, чёрная от времени, поросшая мхами и вьюнами, снедаемая плесенью, пропахшая сыростью; не дом, - остов дома. Путник приблизился и стукнул в стену рядом с пустым дверным проёмом, отчего вся постройка покосилась чуть сильнее.
        - Хозяйка! Дома ли ты?
        Долгое время ничего не происходило, но потом густые тени, ютившиеся под дырявой крышей, зашевелились едва заметно и одна из них поднялась над прочими. Колышущийся силуэт с намётками на глаза и рот, нечто настолько тонкое, что почти не существовавшее в реальности мироздания.
        - Неужто сам добрый господин, - зашелестел бесплотный шёпоток, - пришёл ко мне в гости? Какая честь…
        - Можно ли войти?
        - Входи, дражайший, входи. Но… какая беда, - забеспокоилась тень, - мне же нечего подать на стол. Совсем нечего…
        - Всегда есть что-то, - молвил гость, сильно пригибаясь, дабы протиснуться внутрь и, распрямившись, подпереть крышу теменем. - Я непривередлив.
        - Ах…
        Тень провела огромного мужчину до кривенького стола, устланного словно скатертью слоем грязи. Стулом ему послужил старый гнилой пень, а вместо яств… что ж, помимо грязи на столе было несколько сухих листьев и надтреснутая крынка с зацветшей дождевой водой, - дары прохудившейся крыши.
        - Чем богата.
        - И тому рад, - молвил гость низким сильным голосом.
        Он аккуратно собрал листья и вскоре они захрустели на зубах, а после была опустошена и крынка. Вытерев губы, путник улыбнулся:
        - Спасибо хозяйка за доброту твою и гостеприимство.
        - Спасибо тебе, дражайший, за то, что позволил сохранить лицо, - прошептала тень. - Всё, что осталось от него.
        Внутри хижины было грязно и пусто. Фрагменты былой жизни ещё угадывались тут и там: обвалившийся очаг, обломки кровати, прогнившие, но ещё не все упавшие полки, черепки от посуды. По уму всё это уж давно должно было быть похоронено под завалившейся крышей и стенами, а потом поглощено буйной зеленью, чтобы даже воспоминаний не осталось, однако того не происходило. Одинокий дух ещё жил в этих стенах, ещё поддерживал из последних сил воспоминание о себе. Когда хижина завалится, её хозяйка навсегда покинет Валемар.
        - Тебя нелегко найти.
        - Я не прячусь, добрый господин. Меня просто почти уже и нет.
        - Тяжело поверить. Когда-то твоё присутствие ощущалось на половине континента, стоило только перебраться через горы.
        - Когда-то, - да. Но больше нет. - Тень приблизилась неслышно к гостю. - Добрый господин… ты помнишь, как я родилась?
        - Помню ли? Да. Помню, как вокруг меня сновали мириады бесплотных частичек, новорождённых богов, которым только предстояло стать настоящими богами. Ни то пылинки, пляшущие на свету, ни то головастики, резвящиеся в пруду. Такие хрупкие, но с таким потенциалом. Помню, как выбрал тебя из сонма, выбрал случайно, честно, беспристрастно, одарил каплей силы и нарёк. Многие получили от меня этот дар, но мало кто из них прожил так долго как ты, Йеггария.
        - Эгге, дражайший, я уже давно Эгге… И верно, никто не дожил до дня сего, - зашептала бесплотная тень, - я последняя рукотворная. Последняя твоя поделка, добрый господин, последняя, кто помнит тебя. Хорн умер совсем недавно. Я почувствовала его предсмертный крик.
        - Знаю, - кивнул путник, - и соболезную твоей утрате.
        - Не надо. Я испытала облегчение. Муж много веков был не в себе, с головой нырнул в омут злобы. Не смог забыть и простить, потерял разум. Мы не общались.
        - И всё же я соболезную. Ну а ты, Эгге, смогла забыть и простить?
        Тень качнулась, выдавая сомнение.
        - Я смирилась, добрый господин и в смирении обрела покой. Одно лишь гложет, - этот замкнутый круг. Мы умираем, потому что нас забывают, но так тяжело умирать, не оставляя памяти о себе. Однако же всё лучше, чем сливаться воедино с этой мерзостью, с этой… Тьмой. Куча озлобленных божков-неудачников, тонущих в своей и чужой ненависти, потерявших свою самость, забывших собственные имена. Нет. Я уйду гордо с памятью о том, что меня звали Йеггарией когда-то. Это имя ты дал мне.
        - И верно, - согласился путник. - Это действительно так.
        А тень продолжала:
        - Я догадываюсь, зачем ты пришёл.
        - Неужто?
        - Да… моя вечность заканчивается. Ты стоял у её начала, пришёл засвидетельствовать и её конец. Я польще…
        От хохота вся хижина затряслась, с крыши посыпалась пыль, последние полки обвалились.
        - Ты решила, что я пришёл проводить тебя в последний путь, Эгге? Неужели? Какая же ты смешная!
        - Добрый…
        - Вот уж нет! - Отсмеявшись, гость утёр навернувшуюся слезу и задумчиво поглядел на лучистый бриллиант, оставшийся в пальцах. - Нет. Я пришёл просить тебя об одолжении, малютка Эгге.
        - Меня? - не поверила тень. - Но что я могу сделать для тебя?
        - Ты многое знаешь, Эгге. Например, нет никого, кто изучил бы руины Мерместуса лучше тебя, все их тайны, опасности и сокрытые тропы. Разве не так?
        - Так, добрый господин, моё изгнание в безлюдных землях длилось тысячи лет, я много чего повидала здесь.
        - Верно, верно. Так вот, Эгге, скоро в Мерместус придёт человек. Один очень молодой, очень глупый и очень любознательный человек, жаждущий власти, могущества, но превыше всего - знаний.
        - Знаний? Если так, то он небезнадёжен.
        - Надеюсь. Человек этот на многое способен и, возможно, протянет дольше иных, однако же, я хочу, чтобы кто-то приглядел за ним.
        - Приглядеть? Но я…
        - Тебе я могу довериться Эгге. Окажи услугу, присмотри за мальчишкой. Но так, ненавязчиво. Нянчиться с ним не надо, пусть набивает шишки, учится, борется за жизнь, раз сам захотел испытать себя. Просто пригляди, чтобы голову не сложил почём зря. Человек должен жить, я надеюсь на него.
        - Надеешься? Ты? На человека? - не поверила тень.
        - Он старой крови, - молвил гость со значением.
        - Ах…
        - Ну что, не откажешь ли в услуге?
        Хозяйка опешила, заколебалась ровно простыня на ветру.
        - Посмотри на меня, добрый господин, что я могу? Не осталось уж последователей, не осталось почитателей. Даже сухой травинки с места не сдвину. Непосильно мне.
        - Поправимо.
        Путник низко пригнулся, чтобы выбраться наружу и пошёл прочь, поступью своей заставляя землю дрожать, а деревья - отползать в трепете. Обернувшись на пятке, он окинул хижину взглядом и измерил на глаз получившееся свободное пространство, куда прорвался-таки наконец свет дня. Решив, что поляна вышла достойная, путник широко расставил ноги, согнул колени, напряг всё тело так, что вздулись могучие мышцы и резким движением вскинул руку вверх. Тот же миг из земли на краю поляны вырвался огромный, грубо отёсанный менгир. За первым движением последовало второе, за первым менгиром - второй, и вот уже вокруг чахлой хибарки воздвигся величественный кромлех.
        Магия Мегалитов, высшее проявление магии Земли в сочетании с техниками Призыва и искусством флорамантии. Овладеть этим Искусством могли только те, кто в равной степени крепко сроднился с душой всех недр земных, а также всего того, что произрастало из земли, от мха до исполинских секвой. Забытая техника, требовавшая от заклинателя воли более твёрдой, чем самый несокрушимый гранит.
        Широкие ладони путника встретились, издав громоподобный хлопок, - и на внутренней стороне кромлеха проявились мягко светившиеся зеленью руны.
        - Сойдёт, - решил он, оценив дело рук своих.
        С древней почти развалившимся жилищем стало происходить нечто странное, его трясло как листик на ветру, грязь осыпалась облачками, а крыша, выравнивавшаяся на глазах, всё выше возносилась над землёй. Прошли минуты, прежде чем «остов» оброс «плотью», превратившись в небольшую деревянную хижину со старой, но добротной черепичной крышей, светлыми окнами и аккуратным крыльцом.
        Путник приблизился и стукнул в дверь.
        - Хозяйка, выйди-ка, окажи милость.
        Внутри зашаркали шаги, скрипнули петельки и на крыльцо, прикрывая глаза от солнечного света, выступила низкорослая старушка, морщинистая, оплывшая, с седыми волосами до самых стоп. На большом её носу сидела бородавка, а подбородок служил пристанищем жиденькой бороды.
        - Неужто солнца свет? - неверным голосом спросила она.
        - Он самый. Как ты в целом?
        - Я жива, - ответила Эгге, оглядывая кромлех и лес за ним, - и я чувствую, как сила Матери наполняет меня. Плоть… как давно я не была во плоти? Как давно не постигала ничего вне своего обиталища…
        Старушка вздохнула и преобразилась, её тело сокрыло чёрное платье, на голове появился платок. Из хижины выползла змея, приподнялась, насколько смогла, пока не уткнулась головкой в морщинистую ладонь и превратилась в чёрную клюку.
        - Добрый господин, - прошамкала старуха, улыбаясь, - теперь уж послужу тебе, теперь уж уважу благодетеля.
        - Я знал, что на тебя можно положиться, Эгге, - улыбнулся путник в ответ. - И помни, не нужно утирать ему сопли и носиться как с младенцем, пусть набивает шишки. В будущем, если не успеет закалиться, то сломается.
        - Пригляжу, пригляжу, не волнуйся, дражайший.
        - Спасибо, Эгге. А я пойду пока. Позже свидимся.
        - Куда путь держишь, если не секрет?
        Путник хмыкнул и ткнул пальцем в небо.
        - Много дел требуют присмотра. Закончились спокойные деньки.
        И он ушёл в леса, слился с их зеленью, а старая Эгге задрала, насколько смогла, голову и, щурясь, выглядела в небесной синеве бледно-розовый росчерк кометы.
        - Стало быть, возвращаются наши Господа. Ох и тяжко будет, ох и тяжко.
        Часть 1, фрагмент 1
        Часть 1.
        Тобиус чувствовал лёгкую вину за то, что не попрощался со всеми деревенскими. Воспоминание о расставании с Эммой тоже не грело, но волшебник подгонял себя мыслью о том, что зима чуть ли не на пятки наступает, а впереди ещё столько важных открытий! По крайней мере, он на это надеялся.
        Воды Ильмы остались позади, и одинокий путник ступил в леса Дикой земли, намереваясь пройти знакомыми тропами насколько возможно далеко, а потом искать дорогу к озеру Фарсал. Продвигался маг медленно, осторожничал, пользовался всеми доступными ему чувствами, чтобы предвосхитить опасность и не стать чьей-либо добычей.
        Какое-то время он считал деревья надёжным убежищем для ночных стоянок, но, проснувшись как-то ночью, Тобиус пересмотрел свои взгляды. Вокруг него смыкался кокон веток и веточек, изгибались, сплетаясь в плотную паутину лозы и вьюны. Волшебник попытался вырваться, но, оказалось, растительное нечто уже хорошо над ним поработало.
        Унимая колотившийся в черепе пульс, душа панику в зародыше, Тобиус мысленно коснулся ритуального ножа и потянул инструмент из ножен. Зачарованное лезвие аккуратно освободило руку хозяина и улеглось в ладонь, после чего остальное серый маг срезал сам. Крутанувшись, он рухнул с ветки, но успел сгустить воздух и не разбился.
        Хотя в ночном лесу царило полное безветрие, ветви старого лоха шелестели, покачиваясь, словно пытались дотянуться до ускользнувшей добычи. Из жезла волшебника с рёвом и хлопками вырвался Топор Шааба1, разваливший ствол пополам. Дерево горело долго и жарко.
        # # 1 Боевое заклинание, основанное на стихии огня.
        Пещеры, порой встречавшиеся там, где лес взбирался на холмы, не вызывали доверия тем паче. По крайней мере, маг не решался лезть в них, пока не бросал впереди себя кусочек мяса. Если пещера не захлопывалась с утробным урчанием как большая каменная пасть, он мог рискнуть и заночевать в ней.
        Но особенно неожиданным подвохом оказались камни, встреченные на берегу одного небольшого озера. То были валявшиеся на боках серые глыбы с небольшими изгибами, так и приглашавшие прилечь на разогретую солнцем шероховатую поверхность и позагорать. Последнее Тобиуса не интересовало, однако совершить омовение было нелишним.
        Он снял свою одежду, аккуратно уложил её на один из камней с намерением позже постирать, после чего вступил в воду, проверяя температуру. Дальше спешить не следовало, ибо глаза мага видели вблизи яркий след чужой жизни. Что-то большое притаилось в иле близ берега, частично слившись с ним и терпеливо ждало.
        Тобиус плавно поднял руку со сжатым кулаком, на указующем персте которого сидело серебряное кольцо. Оно было украшено искусно слепленной полярной совой, сжимавшей в когтях камень антрурит, который блекло полыхнул, извергая из себя сверкнувший конус сосульки длинной в три локтя. Снаряд вошёл в воду, оставив на поверхности тонкую корочку льда, но та была почти немедля сломана, когда со дна взметнулось огромное тело.
        Уболоток, чудовище, похожее на жабу, размером с быка, глухо заклекотал, забулькал, разевая широкую пасть, усеянную зубами, тяжело выбрался на берег. Сосулька вошла в тело почти на всю длину и теперь промораживала нутро твари, распуская по влажной бурой коже зримый иней. Пуча глаза, чудовище двинулось к обнажённому человеку; то один рог, торчавший из-за челюсти, то другой, словно целились в Тобиуса, пока тот медленно отступал, храня в руках ещё несколько магических плетений. На то, чтобы свершить месть, сил у существа таки не хватило, оно упало и вскоре умерло почти без конвульсий, медленно промороженное изнутри.
        После таких событий даже самый аккуратный и ухоженный водоём станет казаться вратами в холодную бездну, кишащую всевозможными кошмарами, но Тобиус, когда это было нужно, умел давать своему воображению оздоровительную оплеуху. Поэтому, убедившись в надёжности разбросанных вокруг сигнальных чар, он смело вступил в воду повторно.
        Когда волшебник вылез на сушу после купания, он обнаружил, что вещи, оставленные на одном из камней, пропали. Периметр охранных заклинаний нарушен не был, а в одном месте из камня торчала часть сумочной лямки. Обострив все свои чувства, он внезапно понял, что стоит рядом с живым существом. Осознание собственной невнимательности привело Тобиуса в холодную ярость! Такие оплошности грозили глупой и бесславной кончиной! Позор! Какой позор!
        Рассвирепев, волшебник ударил по боку валуна Воющим Клинком1 и выбивал каменную крошку до тех пор, пока не добрался до слизистой мякоти. Оказалось, что валун был неподвижным сухопутным моллюском вроде морского гребешка, чья нога уходила глубоко под землю, где впитывала влагу. Также он питался теми, кто имел неосторожность задержаться на его привлекательном каменном панцире. Тот имел способность на короткое время становиться податливым, как желе и добыча проваливалась прямо в желудок, после чего твёрдость защитного покрова восстанавливалась. Оказавшись внутри было уже не спастись, удушье наступало очень быстро, а затем добычу окутывало вязким желудочным соком.
        # # 1 Боевое заклинание.
        Незадачливый охотник был разобран на части, и вся его анатомия оказалась перенесена в книгу заклинаний волшебника.
        Тобиус двигался дальше, обнаруживая неизведанное даже в тех местах, по которым уже проходил с Эммой. То зыбучий песок на дорогу выползет, то на труп гигантского арахнида наткнёшься… вернее не на труп, а на сброшенный старый экзоскелет, свалившийся с одного из деревьев-великанов. Некоторые кроны покрывали слои белёсой паутины и от них Тобиус старался держаться поодаль.
        Не раз серый маг становился свидетелем жуткого естественного отбора, который не прекращался в Дикой земле никогда, а также старался не стать частью этого отбора, постоянно применяя маскирующие чары. Порой существа, за которыми он следил незримо, даже не погибали понятным образом, а просто исчезали, либо на глазах с ними начинали происходить неприглядные метаморфозы, приводившие к полному перерождению или распаду.
        Чудищ в этих лесах было предостаточно, однако не они и не звери пугали человека больше всего. Он по-настоящему боялся описанных выше аномалий. Тобиус то и дело ощущал возмущения в Астрале, пугающе вывернутые и перековерканные образы и картины энергетической прослойки бытия; стянутое узлом пространство и кипящее как расплавленный металл время. Что за катастрофа произошла на этих обширнейших территориях, оставив после себя потоп из остаточной магии, исковеркавший реальность? Те области, большие и малые, он старался обходись особенно осторожно. Страшно было подумать, что стало бы с путником, которого занесло бы на столь опасные тропинки без мощного магического восприятия реальности.
        Худо-бедно, перебежками и крадучись Тобиус добрался до долины золотого дуба. То чудесное место поприветствовало его таинственной синевой, что начинала светиться после заката, и многоголосым воем, что раздавался в густевшей тьме. Но серого мага этот вой не испугал, наоборот, он намекал на крошечное безопасное пристанище в море кошмаров, добрый приют и более-менее безопасный ночлег.
        В окружении светящихся мотыльков, волшебник шагал вдоль реки, стараясь не замочить ноги, когда из темноты выметнулась стая. Он спокойно смотрел, как его окружали громадные лютоволки, варги, пугающие и красивые существа, чьи глаза порождали призрачные отсветы из-за порхания мотыльков.
        Среди прочих выделялся уже знакомый зверь, самый большой, тот, в ком чувствовалась особая сила.
        - Незваный гость, как говорят, хуже мытаря, и несмотря на это я осмеливаюсь беспокоить ваш покой в сей поздний час. Прошу разрешения переночевать в ваших владениях.
        Варги некоторое время переглядывались, потом один подал голос, второй. Они общались свойственными волкам восклицаниями, короткими взвываниями, лаем, резко мотали головами и взрыкивали, пока наконец вожак не издал короткий рявкающий звук. Видимо, стая посовещалась и её предводитель решил, что человеку позволено будет воспользоваться гостеприимством. Посыл выражался в его движениях, изгибе тела и развороте, явственно приглашавшем продолжить путь в долину, под защиту золотой листвы.
        Тобиус выбрался к месту прошлой стоянки, где они вместе с Эммой разводили костёр. Оный, кстати, вновь горел. Собранный хозяевами, неумело сложенный и неумело подожжённый, он всё же горел, даря тепло и уют посреди ночи и даже собравшиеся вокруг лекантеры1 ощущали это. Хотя и старались держаться от огня на некотором расстоянии.
        # # 1 Природные оборотни.
        Они перешли в свои «человеческие» формы, став почти что обычной… слегка одичавшей семьёй какого-нибудь лесника. Дядья и тётки, полдюжины детей и подростков, доминирующая пара из вожака и его, с позволения сказать, жены, и несколько стариков, совсем седых, с прорехами в улыбках. Одетые в шкуры и шерсть, они слегка робко приветствовали чужака, чувствовалось, что вестерлингва давалась им с трудом, словно тем, кто знал её, но изрядно отвык от живой речи.
        Мужчины вытащили ближе к огню тушу, которую на первый взгляд можно было принять за лесного кабана. Однако на самом деле вживую такого зверя Тобиусу видеть ещё не доводилось, он был огромен, не имел клыков, и, судя по форме головы, никаким кабаном не являлся. Деодон, - вот, что это было, зверь, который вымер в Валемаре тысячи лет назад. На туше виднелось множество кровавых следов, оставленных волчьими зубами, особенно на непомерно толстой шее. Понадобились усилия нескольких варгов, чтобы завалить такую добычу. Откуда-то появились острые кремневые ножи, посаженные на рукоятки из костей, началось свежевание.
        Взрослые, не занятые в этом славном деле, расселись вокруг огня, переговариваясь друг с другом; дети же крутились вокруг мяса, вид разверзнутого нутра привлекал их горящие глазки. Вожак, проявляя скорее человеческие черты, чем волчьи, вырезал и скормил щенятам обе почки и часть печёнки. Получив закуску, перемазанные в крови и безмерно довольные, волчата были отогнаны, чтобы не мешали.
        Вскоре костёр превратился в большую кучу горячих углей, на которую лекантеры уложили пластами неровные куски деодоновой вырезки. Стало темнее, но глаза быстро привыкли, да и синева насыщенных гурханой1 растений округ окрепла; запахло жареным. Сидя в ароматном полумраке, Тобиус следил за тем, как щенки играли с выпущенным из сумки Лаухальгандой.
        # # 1 Энергия, необходимая магу для заклинаний.
        - Значит, теперь добрый волшебник путешествует один? - обратился к нему вожак, сидевший рядом на примятой траве.
        - Как видите.
        - Блуждание в наших дебрях без помощника очень опасно. Даже для того, кто повывел зло из старой крепости.
        - У одиночного путешествия есть и превосходные стороны, - я могу быть очень незаметным.
        - И всё же.
        - Вам удаётся жить здесь, уважаемый, придётся и мне постараться. Всё же Дикая земля не чужда жизни, она даёт крошечный шанс приспособиться.
        Стали переворачивать мясо, и оно вновь зашипело.
        - Мы живы привычкой и единством. Прежде многие наши предки погибли, выведывая опасности этих лесов. На их костях зиждется наш уклад, на их костях и плече родни. У вас есть ли такая опора?
        Серый маг не ответил, так как знал, что ответ не требовался.
        - Запах зимы витает в воздухе с каждым утром всё более явно, - сказал лекантер задумчиво.
        Добрые хозяева подали ему немалый кусок сочного, слабо пропечённого мяса, опять же ведя себя, прежде всего, как люди. Впрочем, между собой они следовали волчьим привычкам, и вожак вцепился в пищу первым. Мясо деодона было жёстким, привкус пепла горчил и не хватало соли, но Тобиус ел и нахваливал, не обращая внимания на мелочи. Пир медленно тянулся почти два часа, после чего хозяева ушли к себе, в древесный дом, пожелав спокойного сна. Однако, глядя в темноту наверху, где сквозь листву изредка проглядывал свет той или иной звезды, серый маг точно знал, что кроме Лаухальганды и заклинаний его сон этой ночью будут охранять, как минимум два лютоволка.
        Наутро, распрощавшись с хозяевами синей долины, Тобиус отправился в дальнейший путь. Он искренне надеялся, что удача не оставит его в ближайшем будущем, и что добравшись до места, он не получит устный посыл в обратном направлении, сопровождённый механическим ускорением через соприкосновение чьей-либо ступни с деликатной частью его спины. По мнению радушного лекантера, это было весьма вероятно.

* * *
        Однако следующим серьёзным испытанием на его пути стала безмолвная и равнодушная стихия, - Тобиус выбрался на берег великого Якона.
        Огромная река, проистекавшая вдоль западных границ королевства Ривен от самых берегов Седого моря, позже забирала восточнее, чтобы соединиться с бурными водами Палефата и вместе с ним отправиться дальше на юг. Широкое и глубокое течение, которое описывали ещё гроганские хроники как преграду между владениями благословенной Империи Дракона и землями непостижимыми, дикими, непригодными для заселения.
        Вдосталь насмотревшись на реку с кручи, волшебник призадумался было над тем, как полегче спуститься бы к воде и создать там ледяной плот… правда, когда в последний раз он использовал льдину для сплава по Ильме, в них с Эммой врезался своим панцирем огромный тестудин и Тобиус едва не утонул. А тут не узкая, хоть и бойкая Ильма, тут великий Якон, чьи воды мутны и полны живности. Не то, чтобы серый маг ощущал присутствие чего-то опасного в воде, однако воспоминания о последнем плавании были ещё свежи.
        Искать брод он не собирался, на это могло уйти несколько дней, если не недель, а потому Тобиус решился встать на крыло. Его неприязнь к высоте никуда не пропала, но в тот момент полёт казался меньшим из зол. Нельзя было забывать, однако и о том, что эти территории изобиловали аномалиями. В лучшем случае, попав в таковую над рекой, волшебник мог попросту лишиться Дара и упасть в воду, а худшие варианты и рассматривать не хотелось. Поэтому лишь после тщательного изучения пространства вокруг путём Истинного Зрения, Тобиус пробудил чары Крыльев Орла.
        Незримые крылья легко оторвали его от земли и понесли над спешившими прочь водами Якона. Полёт был кратким и, когда он завершился, маг не смог не обернуться и не бросить взор на оставленный берег. Он чувствовал, что покинул родной и понятный ему мир людей ещё тогда, переходя через Ильму, но теперь, когда позади остался великий Якон, Тобиус ощущал себя едва ли не в чужедальней вселенной.
        Собрав волю в кулак, он смело посмотрел вперёд, вытащил из поясного кольца магический жезл и совершил следующий шаг.
        Пробираясь глубже в леса Дикой земли, серый маг встречал немало существ и явлений невиданных и необъяснимых даже для его учёного разума. Многие другие оставили бы свои тела на прокорм какой-нибудь твари давным-давно, либо забились бы в какую-нибудь нору, седыми от ужаса. Серый волшебник же продолжал красться ловким крысюком. Он был подготовлен и обучен, пусть и не для такого опасного похода, но всё же. Улучшенный человек, мутант, посвятивший всю жизнь магии, а также преуспевавший в изучении бестиологии адепт Академии Ривена. Он насмотрелся на чудовищ и не боялся тварей, что могли бы запугать обычного виллана до разрыва сердца.
        Однако и он познал глубины страха, пока двигался на юг.

* * *
        Однажды, устроившись ночевать на ветке огромного древнего платана, Тобиус лежал неподвижно и смотрел в небеса. Дождя давно не было и не предвиделось, так что их ничто не скрывало и звёзды смотрели на человека в ответ, то и дело подмигивая ему. Астрономия никогда не была особой сильной стороной мага, но некоторые созвездия он знал и мог найти. Вот Гиганты, а там Огненный Пёс, ярко сверкал Пахарь, печально склонили головы Три Сестры. На севере сияло золотом и кровью Драконье Око, - путеводная звезда всех мореходов северного мира. А ещё он заметил Блуждающую звезду. Об этой синей, странной, медленно смещавшейся точке многие маги строили гипотезы, но пока что понять, почему она постоянно передвигается, никто не смог.
        Кроме старых и знакомых на небе расположилось новое тело, красный слизень кометы, уже несколько месяцев ползший по чёрному бархату. Хотя, не так уж споро он полз. Со времени своего появления, несмотря на длинный хвост, комета, казалось, не сдвинулась с места. Чрезвычайно нехарактерно для этих небесных тел. Она будто застряла там, наверху, в великой дали, и это пугало. Комета говорила, что она пришла очень надолго и в спешке нет нужды. Неотвратимость, вот, что она являла собой.
        Отмахнувшись от этих размышлений, Тобиус закрыл глаза и не без труда погрузился в чуткий беспокойный сон. Мир грёз принял его нехотя, натужно, тяжело, принял мешаниной перетекавших один в другой образов разной степени сюрреалистичного безумия. Они окружили его и магу стало казаться, что он тонет, но это не помогло проснуться, как должно было бы, о нет, его лишь затянуло глубже в бездну.
        Постепенно образы исчезли, растворились, уступив темноте, и нечто иное заполнило все грани восприятия. Это иное - ощущение крошечного комочка плоти, наделённого разумом, который словно за тонкую леску тянуло вниз, в самую, что ни на есть глубину, на самое дно океана, так глубоко, что свет никогда не догадывался о существовании этого места, как не догадывалось тепло, и не догадывалась надежда.
        А там, на дне, его ждала пасть.
        Она была огромна. Но не так огромна, как пасть уболотка, не так огромна, как пасть кита или даже дракона. Эта пасть была столь огромна, что могла бы откусывать по полконтинента одним сжатием челюстей, пасть с зубами большими как горы и глоткой что проглотила бы весь океан, кабы захотела. Пасть, которая была широко открыта и пребывала в совершенной, абсолютной неподвижности. Эта пасть знала о нём всё. Эта пасть ждала его там, внизу, необъятная, невообразимая, голодная. Она распахнулась именно для него, и он это чувствовал.
        Паника должна вырывать из сновидений, паника должна спасать, когда становится слишком страшно, и сновидец может получить душевную травму.
        Паника не помогла ему проснуться. Лишь позволила порвать леску и начать подъём, судорожно дёргая всеми конечностями. Вечность прошла, прежде чем он смог вынырнуть и ни на миг ужас не оставил его, ни на миг немой вопль, вырывавшийся пузырями, не прекратился. А потом вода расступилась, и он завопил, барахтаясь на поверхности, всё ещё чувствуя под собой бездну вод, под которой ждала огромная распахнутая пасть.
        Вдруг ноги ударились обо что-то, способное послужить опорой, и серый маг поднялся. Глубины исчезли и теперь он стоял в жидкости едва ли по колено. Стоял мокрый, обезумевший от страха и непонимания, не способный больше кричать. Зрение вернулось к нему, но радоваться было нечему, ведь то, что он увидел…
        Тобиус стоял посреди чего-то, что было, возможно, болотом. Огромным болотом зелёной слизи, с выступавшими над её жирной плёнкой тут и там кочками из осклизлых груд костей. Границы реальности терялись в фосфоресцирующем зеленоватом тумане, и куда ни кинь взгляд, были кости, кости, кости, груды разномастных, покрытых слизью костей или целые остовы, на которых сохранились чахлые, серые, почти растаявшие обрывки плоти, коим ещё предстояло совсем исчезнуть.
        И тут пришло обоняние.
        Тот, кто вдыхал запах трупа, пролежавшего неделю под палящим солнцем, облюбованного тысячами мух и опарышей, трупа, чья мёртвая плоть под натиском разложения стала обвисать, проваливаться в отверстия меж костей, чернеть и убывать с черепа, придавая лицу выражения бесконечно глупые и уродливые, тот кто наполнял свои лёгкие этим тошнотворно сладким ароматом, протягивающим пальцы до самых кишок чтобы вырвать их через пищевод, никогда не сможет понять чудовищной силы того смрада, что источала слизь. Бесконечное гниение, бесконечное разложение, распад, который не прекращался. Несметная тьма трупов, которая гнила тысячами лет, но так и не исчезла, лишь укрепляясь и густея, пока всё, чем они были, не превратилось в кости и густой подрагивающий бульон… непереваренная пища в чьём-то безразмерном брюхе…
        Тобиус понял, что не смог скрыться от ужасной пасти.
        Вонь была столь сильна, что могла убить и во сне, что пальцы сжимали лицо, силясь либо вдавить нос в череп, либо отодрать его напрочь. Но Тобиус пересилил себя. Он осознавал, что спит, и сон сей был не из тех, которые сновидец мог контролировать, о нет. Тобиус понимал, что стоит посреди болота, где почва - кость, плоть - слизь, а туман… что ж, когда-то у всех этих мертвецов были души.
        Ощутив, как ноги медленно проваливаются меж костей, словно засасываемые няшей, он засуетился чтобы выдрать их. И пошёл. Оглядываясь, спотыкаясь, оскальзываясь, содрогаясь от отвращения к тому, что покрывало его тело липкой плёнкой, он шёл по костям всё дальше, шёл в зловонном тумане, не ведая направлений, не веря, что есть выход. Что ещё ему было делать в кошмаре, которым стал его сон.
        Блуждания без времени, блуждания без зримой цели, блуждания по мозаике из великих костяных наслоений. Он шёл долго, шёл трудно, достаточно долго и трудно чтобы сойти с ума, лечь в эту омерзительную гадость и растаять в ней, как все иные. Но Тобиус этого не сделал. Не для того ковали наставники его дух, не для того он превращался в самого совершенного мага, которого мог создать западный мир, чтобы умереть во сне. Не для того!
        Иди.
        Бесплотный шёпот разорвал затхлую неподвижность над слизистым болотом. Тобиус остановился.
        Не стой, а иди. Иди. Уже близко. Иди.
        - Нет…
        Иди. Иди ко мне, волшебник. Я покажу тебе. Я покажу.
        - Нет!
        Тогда я сам приду к тебе. Я уже здесь. Я везде.
        Костяное дно задрожало быстро и сильно, пучась, будто под ним передвигалось нечто большое и неумолимое. Серый маг отшатнулся, когда над болотом вознеслось длинное извивающееся щупальце, покрытое пульсировавшими присосками, из которых то и дело появлялись влажные когти. За первым появилось второе, третье, вскоре их стало много, целый букет огромных, склизких, серых, испещрённых жадными присосками щупалец, на студенистой плоти которых расцветали ещё и маленькие красные глазки.
        - Это ты… опять.
        Вечность позади меня и вечность впереди меня. Я свидетель. Я слуга. Я глашатай. Я полководец.
        - Оставь меня в покое! - закричал Тобиус.
        Ты слышишь меня, волшебник. Твоя душа слышит меня. Тысячи других не слышат, но ты слышишь. Древняя кровь. Благородная кровь. Два великих древа, объединённые воедино…
        - Я знаю, кто ты!
        Ты лишь думаешь, что знаешь, хотя не знаешь ничего. Но я знаю кто ты. Я знаю. Я вижу.
        Щупальца изогнулись, потянулись к магу, пульсируя присосками, пристально разглядывая его сферами, полными крови.
        Оглянись вокруг, волшебник. Всё это может стать твоим. Вся их сила, все знания. Безграничное могущество. Ты уже здесь, просто протяни…
        - Изыди, мерзость! Мне ничего не надо от тебя!
        И щупальца отпряли, издав тихий шелестящий смех. Невообразимо отвратительным образом они стали переплетаться, пока не образовали нечто, отдалённо походившее на длань.
        Я блуждаю по лесам, обращаясь и к тем, и к этим, но они не слышат меня. Владыка Всего оградил их от моего голоса, проклятый Враг, изгнавший истинных Господ, похититель, Узурпатор… Как отчаянна и непроглядна моя тоска по них, моих Господ… Но ты услышал меня! Это был знак, хотя я сомневался. А потом ты убил одеревенелого старика, и я понял, что у тебя великое будущее, волшебник! Вместе со мной. Вместе с ними.
        - Именем Джассара, повелеваю: изыди!
        Склизкая пятерня содрогнулась и потеряла целостность, щупальца мелко завибрировали и закорчились, словно демонические отродья от звуков слова Божьего, но последовавший вопль, донёсшийся откуда-то снизу, из-под костей, причинил такую мучительную боль, что Тобиус забился в конвульсиях, едва не утопая под слоем слизи. Каждая частичка его существа вибрировала болью на грани умопомешательства.
        Никогда не произноси этого имени, волшебник! Иначе разделишь мою боль.
        Слова Шепчущего начали достигать сознания, лишь когда муки немного утихли. Маг еле мог мыслить, всё восприятие тонуло в болевом тумане, но вот над ним распростёрлась вновь колыхавшаяся серая длань.
        Смотри. Смотри волшебник. Славное знамение в небесах.
        По мановению осклизлых пальцев туманы расступились над болотом и стала видна бездонная чернота. Там, куда стремился перст указующий по черноте скакала кавалькада ужасных всадников, верхом на костяных конях и чудовищах, сопровождаемая сворой жутких гончих. Раздавались голоса рогов, громкое гиканье, холодивший душу смех, и невзирая на расстояние, во главе кавалькады можно было разглядеть короля в некогда прекрасных латах.
        Король Дикого Гона обнажил чёрный меч и пронзил им небеса, по которым скакал его конь. Он мчал вперёд, оставляя за собой рваную рану, сквозь кою проливалась краснота. Кавалькада исчезла, но огромный красный шрам кометы остался, растянувшись от края до края небес.
        Они возвращаются. Глупцы думают, что могут остановить их. Глупцы думают, что могут подготовиться к их появлению. Глупцы лелеют надежду. Скоро глупцы узнают, что ошибались. И когда Господа вернутся, ты будешь приветствовать их. Ты, волшебник, тот, кто открыл им дорогу. Возрадуйся!
        Щупальца потянулись к нему вновь, длинные, извивающиеся, живые гнилой, затхлой, мёртвой жизнью, что влачится ужасными тварями на дне морских глубин.
        Возрадуйся! Протяни руку и стань их избранным, любимым рабом! Могуществом своим ты покоришь все троны мира и славою своей затмишь память об Узурпаторе! Весь мир будет твоим! Ну же, протяни руку, волшебник!
        Тобиуса забила крупная дрожь, он попятился от руки, из чьих щупалец полезли когти, от руки, которая кровоточила всеми глазами.
        - Никогда! Джассар мне свидетель! Никогда!
        Шепчущий застонал и ударил наотмашь ослепляющей болью. Тобиус выстоял, не позволил костям вывернуться из суставов, не позволил вытечь глазам, а позвоночнику - вырваться из спины. Он сковал себя волей и заставил двигаться, идти, бежать прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от щупалец.
        Беги, иди, ползи, делай, что хочешь, но от меня тебе никуда не убраться! Я всегда рядом, волшебник! Я всегда и везде!
        Вдруг что-то хрустнуло внизу и Тобиус упал.
        Часть 1, фрагмент 2
        Запах сырой земли… благоухание сырой земли ворвалось в ноздри. Серый маг вонзил в неё пальцы, сжал что было сил и преисполнился великим счастьем. И даже боль в правой ноге, сильнейшая боль, словно конечность попала в медвежий капкан, не омрачала его радости от пробуждения.
        Приподнявшись, Тобиус посмотрел на ногу и увидел чёрный мячик, с прижатыми кошачьими ушами, который так крепко вцепился в ногу, что сломал голень.
        - Лаухальганда, какого ахога1?
        # # 1 А х о г - демон в амлотианской религиозной традиции, низшее воплощение Лжи.
        Но маленький друг не подал виду, что что-то слышит, хватка его могучих челюстей не ослабла. Тогда серый маг попытался оглядеться, наткнувшись взглядом на голую влажную землю вокруг. И на обелиск, торчавший посреди лесной плеши невдалеке. Обелиск из тёмного камня, искусно выточенный неизвестным мастером в виде переплетения щупалец, застывших в противоестественной им неподвижности.
        Память о сне уже почти полностью истаяла, как бывало это почти всегда по пробуждении, однако ужас и омерзение не ушли, они свернулись холодным коконом прямо под сердцем и пульсировали там. Обелиск беззвучно взывал к волшебнику, приглашал ближе, на расстояние вытянутой руки, чтобы пальцы соприкоснулись с древним камнем, на котором не смогло угнездиться за прошедшую вечность ни единое пятнышко мха, ни единый лишайник, словно всё живое сторонилось его.
        Серый маг издал сдавленный возглас и изо рта его хлынул огонь. Живая стихия устремилась во все стороны, опаляя землю, и набросилась на обелиск, но не смогла прикоснуться к нему. Даже когда всё вокруг пылало, камень был невредим и хранил свою глубокую, влажную, затхлую прохладу.
        Тобиус сплюнул последние огненные язычки, подхватил своё тело мыслесилой и понёсся прочь, не разбирая дороги, ударяясь о деревья до треска рёбер и гула в черепе. Его полуслепой побег окончился лишь когда отголоски шёпота затихли. Серый маг смог сбросить себя в корни одного из деревьев-гигантов и сжался там, закрыв лицо руками. Ужас не отступал, ужас ел его поедом и на борьбу были брошены все силы.
        Медленно он стал очищаться, избавляться от яда в астральном теле. Волшебник заключил себя в тиски воли и исторг вредоносные эманации вовне, чтобы опять начать дышать. Годы ментальных практик научили Тобиуса справляться со всем тем, что открывалось разуму владетеля Дара в этом многослойном мире. Без них он не пережил бы обучение и не оседлал бы ветра магии, без них он сошёл бы с ума.
        Заставив руки прекратить предательскую дрожь, он наконец обратил внимание на то, что сломанная нога всё ещё пребывала в столь плачевном виде, а челюсти продолжали сжимать её капканом. Боль горячими волнами накатывала на мозг в унисон с пульсом, помогая сбросить последние путы ужаса.
        - Ты не возражаешь?
        Чёрный мячик издал звук, шевеля при этом ушами.
        - Тебя и обычно-то понять нелегко, а сейчас я вообще не уловил смысла. А-ну выплюнь!
        Лаухальганда отцепился.
        - Фр-р-р-ря-я-я-я! Фр! Фр-р-р! Фр-я-я-я!!!
        - Тише, тише пожалуйста! Да, я в полном сознании, я всё понимаю. Но что вообще произошло?
        Исходя из того, что серый маг смог уловить, прошлой ночью, когда он лёг спать, покой не продлился долго. Тобиус принялся ходить во сне, да так ловко, что спустился с дерева, не свернув шею и проделать долгий путь в ночи. По лесам Дикой земли. Тем самым, которые и днём-то смертельно опасны. Так, незадолго до восхода волшебник выбрался на проплешину и лишь там остановился. Лаухальганда, следовавший за ним и постоянно пытавшийся разбудить, ощутил неясную угрозу, исходившую от того мерзкого памятника древности, а потому, когда серый маг всё же направился к нему, сделал всё, чтобы помешать. К сожалению, последним способом оказалось членовредительство.
        - Это он, - сказал Тобиус задумчиво. - Провёл меня под своей защитой, оградил от чудовищ и аномалий, привёл к себе, чтобы поработить. Сколь же велика его власть здесь…
        Взгляд опустился на компаньона, который, невзирая на неимение глаз, внимательно посмотрел в ответ. Лаухальганда ждал.
        - Знаешь, в подземелье Академии есть тюрьма для магических преступников. Там содержится один волшебник… помнишь, из-за него был этот грандиозный переполох недавно? Так вот он когда-то тоже услышал шёпот во мраке. Я так думаю. Он услышал и, возможно, его тоже позвали сквозь сон. И видимо некому было его разбудить.
        Ещё холодные руки ухватили и приподняли компаньона.
        - Господин Лаухальганда, вы спасли мне жизнь.
        - Мря?
        - И не только мне. Господь-Кузнец ведает, сколькие полегли бы, обрети нечто подобное свободу вновь. Вы герой.
        - Мря?
        - Э… ладно, ты действительно достоин награды. Когда и если я добуду дикого тура, можешь не сомневаться, все кости будут твои.
        - Мря! Мр-р-р-ря!
        - Все кости, шкура и потроха. Видит бог, я не знаю, зачем тебе всё это, но обещаю, что получишь, как только появится возможность! А теперь позволь-ка я займусь собой…
        Исцеляющие чары поправили ногу в единый счёт, но идти на ней оказалось некуда. Тобиус не вполне понимал, где находился и где осталась его сумка, его жезл, где остался мимик в конце концов, платан не был отмечен в его внутренней системе координат. Но и тут выручил Лаухальганда, который смог провести мага по утренней росе к нужному месту.
        Все вещи, включая третьего члена группы мирно дожидались хозяина на ветке.
        Серый маг продолжил путь, мысленно добавив в свою карту ещё одну запретную точку, заодно внеся длинную статью в книгу заклинаний. От сна остались одни только обрывки, их он как мог тоже добавил на страницы индиговым пером.
        Однако просто так ничто не проходит, даже на мага сильные потрясения накладывают отпечаток.
        Позже на Тобиуса не раз накатывали отголоски пережитого, невыразимого, парализующего, душащего. В такие моменты он замирал, привалившись к какому-нибудь стволу, либо старался укрыться в зелёном подлеске, чтобы перебороть атаку. Было тяжело, но ковалась привычка и серый волшебник учился преодолевать себя с каждым разом всё лучше.

* * *
        Дикая земля таила много вещей интересных и даже прекрасных. Приблизительная карта обрастала подробностями, ботанический и зоологический атласы толстели. Не единожды на пути либо в отдалении встречались признаки цивилизации, поглощённые лесом обломки древних зданий; а один раз Тобиус набрёл на руины целого города, скрытого под исполинскими кронами. Он так давно и так прочно врос в лес, что стал его неотъемлемой частью. Входить волшебник не решился, подумав, что расставленные по периметру костяные алтари со следами свежей крови могли быть сочтены приглашением лишь при очень своеобразном взгляде на жизнь.
        Так, худо-бедно, медленно, но верно, преодолев нешуточное расстояние, самонадеянный исследователь выбрался на берег огромного озера. Столь огромного, что дальний его берег едва угадывался, а налетавший прохладный ветер гнал почти морские волны. Там, в окружении вод из тёмных глубин поднималась ассиметричная каменная громада, поросшая мхами и водорослями, - город на озере.
        - Ахог подери.
        Он высовывался из волн как желтовато-зелёный утёс неожиданно правильной формы, с прямыми линиями граней, словно гигантский донжон, окружённый полуразрушенными пристройками и обширными полями кувшинок. Ближе к границам города глубина видимо уменьшалась, там должен был быть жирный ил, из которого росли все эти непроходимые заросли камыша и рогоза. Город выглядел… огромным, но частично незавершённым. Как что-то, что было монументальным в далёком прошлом, потом пало под ударами запустения и упадка, а после было вновь заселено и частично восстановлено на новый, более примитивный лад. Тестудины жили на древних руинах.
        Волшебник не преминул воспользоваться случаем, уселся на травянистом берегу и начал зарисовывать пейзаж. Кто бы мог подумать, что в пределах Дикой земли, можно найти такое… Правда, в принципе, не это было странно. Люди Вестеррайха понимали, что Дикая земля обитаема, но, с разумными существами, населявшими её, нормальный северянин хотел бы познакомиться в последнюю очередь. Другое дело, - открыть цивилизацию в непосредственной близи от человеческих земель! Хотя эти земли и считаются никому ненужным медвежьим углом.
        Несколько часов он провёл в наскоро сооружённом на дереве наблюдательном пункте, из коего при помощи Взора Орла следил за городом и водами вокруг него…
        Одна из веток потоньше той, на которой устроился Тобиус, изогнулась и попыталась вцепиться ему в загривок, но распахнувшаяся пасть нарвалась на подставленный жезл, который и рванула. Свой артефакт серый маг из руки не выпустил, из-за чего был сорван с насиженного места и повис на высоте двадцати пяти-двадцати шести шагов1.
        Существо, напавшее на него, извивалось подобно слепой змее, силясь ни то проглотить жезл, чему мешали шипы на набалдашнике, ни то выплюнуть его, чему мешали они же. Закончилось всё разрядом магической молнии, после коего тварь обмякла, ударив Тобиуса о ствол.
        # # 1 Ш а г - мера длины, составляющая примерно 80 см… Итого чуть более 21 м…
        Маг вынужден был уделил время изучению того, что пыталось его убить. Он стал с некоторой опаской поглядывать на выбранное дерево, ожидая подвоха от других ветвей, но, когда этого не последовало, достал свои хирургические ножи.
        Вскрытие и детальное изучение показали, что существо являлось животным, паразитирующим организмом, крепившимся к стволу дерева и притворявшимся его ветвью. Это слепое нечто большую часть жизни питалось древесным соком, но отнюдь не было травоядным. Оно ловило и пожирало всё, что могло: мелких зверей, птиц, даже насекомых. Ложная ветвь имела пасть, полную зубов и походившую на присоску миноги, но, что особенно интересно, - над основным телом крепилась надстройка в виде естественного древесного дупла, которое привлекало потенциальную добычу.
        Всё в этих землях заточено под убийство, - думал Тобиус, занося последние строки в свою книгу прежде чем окончательно срезать паразита. Не стоит расслабляться, не стоит думать, что раз твоей жизни ничто не грозит сейчас… потому что грозит. Каждое мгновение, земля, вода, растения и то, что обитает среди них, всё это может убить, ибо такова Дикая земля.
        Стоило останкам рухнуть вниз, дерево словно вздохнуло, вся его листва зашелестела на безветрии, ствол заскрипел.
        - Спасибо, - раздалось откуда-то изнутри, - оно жутко докучало мне.
        - Обращайся, - ответил Тобиус, прилагая огромное усилие, чтобы не спрыгнуть на землю и не дать дёру. - Ну и… как оно?
        - Что?
        - Быть деревом.
        - Расту.
        - Понятно. Давай я обработаю рану, а то ещё какой паразит залезет.
        - Это было бы очень кстати.
        Тобиус зачистил повреждённое место и покрыл его толстым слоем глины.
        - Спасибо.
        - Совершенно не за что. Эм. Так. Ты дерево.
        - Да.
        - И как долго?
        - Довольно долго. Но я не всегда был деревом.
        - Правда? - слегка удивился волшебник.
        Тут следовало пояснить, что магия давала право на существование бесчисленному множеству вещей, которые без нея существовать не могли. Магия гнула законы бытия, допуская недопустимое и, наверное, говорящие деревья были не самым странным из всего возможно-невозможного. Однако среди цивилизованных волшебников бытовало мнение, что ни один настоящий цивил не может вот так напрямую говорить с деревом. То удел каких-нибудь друидов, флоромантов… или просто любого человека, решившего попробовать на вкус сомнительный грибной отвар.
        - Да, я почти уверен. Когда-то… наверное, я был человеком.
        - Неужели? И кем же?
        - Воспоминаний совсем не осталось. Помню только последние мысли. Самые яркие. Да, пожалуй, только они и остались. «Зря я покинул дом. Это место полно ужасов. Я здесь умру. Умру-умру-умру-умру-умру». А потом, наверное, я умер. Или нет. Но с тех пор, всё что помню, это рост. Я дерево. Я расту.
        - Эмм… хорошо, что ты обрёл себя. Такое не каждый день услышишь, - пробормотал волшебник, глядя в книгу, - хотя, в Дикой земле столько аномалий, что и не только в дерево… Скажи, а вокруг есть ещё говорящие деревья?
        - Не знаю ни одного, - ответило дерево. - Возможно, они все жуткие молчуны.
        - Ага. Слушай, отсюда хороший вид на город, ты, случаем, не замечал…
        - Здесь есть город?
        - Понятно. М-да, странно было ожидать, что дерево имеет хорошее зрение.
        - Я вообще ничего не вижу. Но везде, куда распространяются мои ветви и корни я ощущаю окружающее.
        Уходя прочь вдоль берега, Тобиус внимательно присматривался ко всему вокруг и думал о том, что следовало бы уничтожить это болтливое растение. Оно ведь всё понимало, но не сделало никакой попытки спасти его. Ещё чуть-чуть и серый маг погиб бы так бесславно и глупо, в самом начале…
        Раньше Тобиус не заметил бы этого, но за последнее время настороженность стала его второй натурой, и он смог ощутить кое-что очень недоброе, - кто-то пытался думать его мысли за него. Нет, возможно, конкретно эта злая мысль и принадлежала ему, возможно, он не хотел бы этого признавать, но с другой стороны, в противовес ей тут же выступала другая мысль: это всего лишь дерево с остатками человеческого Я, что с него взять? Если паразит долго не мог поймать добычу, он начинал сосать древесные соки жаднее. И эта оправдывающая мысль казалась более лаконичной, более родной.
        Тобиус вытер испарину со лба и решил впредь внимательнее следить за собой. Ещё ни один волшебник, потерявший контроль над собственными мыслями, не закончил хорошо.
        Предварительно убедившись, что новое дерево не имело чего-нибудь ему сказать и не являлось пристанищем для какого-нибудь паразита, Тобиус устроил себе новый наблюдательный пункт. Сидя на высоте и пользуясь Истинным Зрением, он то и дело замечал всплывающие над водой панцири, а также кишевшую в лесах живность. Каждую минуту что-то ело что-то другое. Порой хотелось залезть повыше.
        За всей этой круговертью поеданий волшебник и сам ощутил голод, в то время как из припасов уже почти ничего не осталось.
        Главная хитрость в добыче пищи на этих диких просторах заключалась в том, чтобы не ошибиться в выборе. Не каждое существо, выглядевшее как олень, являлось оленем, к примеру. Однажды Тобиус видел, как накинувшиеся на лань волки бежали, когда лань превратилась в аморфную массу плоти с зубами и поглотила двух самых медлительных. Он даже подумал, что это какая-та новая разновидность мимика, способная подражать живым существам, но проверить не решился. Очень уж его впечатлил размер атакующей формы.
        - А ты так можешь? - последовал вопрос к плащу.
        По живой ткани прокатилась волна как от порыва ветра.
        - Не то чтобы я хотел проверить прямо сейчас.
        Вспомнив тот случай, он погладил по укрытому «тканью» плечу.
        - Спасибо, что предупредил. Сам я мог бы и не поспеть тогда.
        Мимик тихонько завибрировал.
        Внезапно началась какая-то возня в сумке, после чего наружу выглянуло чёрное кошачье ухо.
        - Джассар свидетель, здоров же ты спать!
        - М-ря? - подал голос вышедший из очередной спячки Лаухальганда.
        - Да, уже давно.
        - М-р-р-р.
        - Не стоит, здесь и без тебя полно опасных хищников.
        - Ф-ф-ф-р-ря!
        - Как знаешь, но, если тебя проглотят, назад можешь не возвращаться.
        Чёрный мячик выпрыгнул из сумки и ухнул вниз, после чего укатился в заросли крушины ломкой. Пока волшебник собирался с силами, чтобы отправиться на охоту, Лаухальганда успел вернуться и выплюнул под дерево двух зайцев, фазана и, почему-то, ежа. Улыбка существа разошлась от одного кошачьего уха до другого, огромный язык скользил меж зубов из стороны в сторону.
        - Кормильцем я тебя называть не стану.
        - Ф-ря!
        - Хорошо, раз ты добыл, я готовлю.
        Был создан участок земли, окружённый всеми мыслимыми системами защитных и оповещающих чар. На самом деле Тобиус не владел по-настоящему сильными защитными чарами, но, будучи серым, понабрал множество мелких заклинаний на факультативах. Пара от хищного зверя и мелкой нечисти, пара от духов, несколько тревожных колокольчиков. Всё лучше, чем быть беззащитным.
        Маг легко развёл огонь и подвесил котелок на импровизированной перекладине. Вода появилась из воздуха, добыча была освежёвана и вскоре уже варилась с грибами и лесными травами, собранными по дороге. Булькал суп, а лес переговаривался на тысячу голосов, притворяясь, будто в его бесконечных пределах не таилось ничего страшнее медведя или лося. Лес и сам был хищником, умевшим притворяться. Лес и сам мог поглотить…
        - Лаухальганда, - обратился Тобиус к мячику, - там, за деревьями.
        Мгновением позже тот метнулся молнией в заросли чемерицы и можно было следить, как маленький хищник носится в высокой растительности, грозя сожрать вообще что угодно, коли оно наберётся глупости встать у него на пути.
        - Фря!
        - Ничего, да? Хм… Мне показалось, что я видел… м-м-м, женщину? Не знаю. Возможно, это была беспорядочная игра света не древесных стволах и листве, которую мозг попытался переварить в понятный образ. А возможно, это была уродливая старушка, прильнувшая к дереву и следившая за нами.
        - Мря?
        - Смотрел, не отрываясь, пока глаза не заслезились, мне показалось, что она слилась с пейзажем, будто была его узором изначально, но разуплотнилась…
        Стараясь не терять мысль, он полез в сумку за книгой заклинаний, но рука наткнулась на курительную трубку.
        Со времени своего отбытия из Под-Замка Тобиус воздерживался, опасаясь стать излишне заметным; он не мог быть уверен, что запах табачного дыма не привлечёт ненужного внимания. Конечно же, дым отпугивал зверьё, являясь вестником огня, смертоносных лесных пожаров, однако жили на свете чудовища, которых этот и прочие нечуждые людям запахи привлекали. Бестиарии часто описывали тварей, которые выходили из лесов и болот, привлечённые дымом печных труб или пламенем разведённых в ночи костров. Многие чудовища не испытывали ужаса перед огнём, но зато любили человечину.
        Как бы то ни было, Тобиус уступил привычке, плотно набив керамическую чашу трубки и зажав в зубах кончик длинного мундштука. Прикурив, он мало-помалу наполнил лёгкие дымом и ощутил, как ещё яснее становилось мышление. Как же сильно он соскучился по горячему пряному ощущению в голове и груди!
        Когда запись в книге была сделана, похлёбка уже подошла. Однако трапезе не суждено было начаться, ибо поверхность Фарсала с плеском разорвало огромное змееподобное тело. Высоко поднявшись, оно извернулось и пропало в воде, выплеснув на берег целую волну.
        Тобиус воспарил, изымая жезл из поясного кольца. Не зная, пока, что делать, он не спешил, ожидая второго явления, и чудище не заставило себя долго ждать, - вырвалось из-под водных толщ, извиваясь и искря. Угорь. Исполинский речной угорь, тварь, вымахавшая до таких размеров, что смогла бы пожирать речных львов1! Она широко распахивала пасть и топорщила жабры, словно беззвучно кричала, пока вновь не скрылась под водой. Паривший в воздухе маг не мог не заметить, что в глотке угря застряло что-то довольно крупное.
        # # 1 Савах, он же крокодил.
        Брошенный Воющий Клинок решил дело, снеся рыбе голову. Та исчезла в воде, а тело поплыло дальше, извиваясь.
        - Ахогово семя, похлёбки не будет.
        Маг поднял с мокрой земли перевёрнутый волной котёл и понёс его отмывать. Он почти закончил, когда из озера ему навстречу поднялась массивная лобастая голова с выпуклыми глазами и клювом. Клюв приоткрылся и тестудин издал протяжный рокочущий звук.
        - Здравствуй?.. - после некоторой паузы молвил Тобиус.
        Человек-черепаха высунул руку, указывая в сторону затонувшего тела, над которым всплывала кровь и продолжил гортанно гудеть. Понять его, или хотя бы уловить эмоцию было невозможно. Вот где пригодилась бы Эмма.
        - Слушай, я б и рад помочь, да только не…
        Тестудин вышел из воды по пояс и ткнул когтем человеку в грудь. Почти что агрессивно. Тот в ответ выдохнул через ноздри пару огненных струек, - так, во избежание ненужных эксцессов. Человек-черепаха быстро вернулся под воду и больше не появлялся, а волшебник следил за движением его ауры, стремившейся в сторону города. Что-то подсказывало, что лучше будет остаться на месте и никуда больше не ходить, хотя первое представление вышло каким-то невнятным и скомканным.
        Он не ошибся.
        В предзакатные часы на берег выступили массивные люди-черепахи, сверкавшие металлом. Вдобавок к природной броне их тела защищали настоящие латные элементы, украшенные шипами; на головах сидели плоские шлемы, в руках покоились пики. Меж тремя воинами степенно семенил тестудин, через чьё плечо было перекинуто нечто вроде мокрой хламиды, украшенной позолоченными ракушками и с крупными бирюзовыми бусами на шее.
        - Мир тебе, - провозгласил он, поднимая руку с длинными когтями. - Я До-Рей, вестник обители Корс. Ты?
        Речь была понятной, хоть и довольно архаичной. Человек-черепаха вещал на цирелианском языке, когда-то распространённом по всему миру. Удивительно было услышать эту речь в таком месте, ведь после пришествия Сароса Грогана1 и окончания владычества магов в Валемаре, цирелианский стал восприниматься исключительно как язык волшебников. Многие старые заклинаний были составлены на нём.
        # # 1 Основатель Гроганской империи, первый Император-дракон, гонитель магов.
        - Маг Академии Ривена, - ответствовал человек, тщательно подбирая слова. - Прибыл сюда с… культурологической миссией. Я… интересуюсь городом Корс и его обитателями, их историей, и… кое чем ещё. Я…
        - Ты кудесник?
        Волшебник задумался. Старомодное слово могло иметь и не самый очевидный смысл.
        - Я маг. Я занимаюсь магией.
        - Ты кудесник?
        - Э-э-э, да. Я кудесник.
        - Тогда совет наместников Лучших не откажется послушать тебя.
        Тестудин поднял руку и его коготь коснулся воздуха каким-то особым образом, так, что по пространству пошли зримые круги, будто не воздух то был, а водная гладь. Второй, третий коготь повторили за первым, волшебнику почудилось, будто каждый раз он слышал мелодичный звон где-то на грани восприятия. Астрал оставался недвижим, никакая магия не применялась…
        В следующий миг всё вокруг Тобиуса переменилось. Берег озера исчез, исчезли посланцы города. Сомкнулись над ним древние каменные стены, по которым стекала вода декоративных водопадов, омывавшая водоросли и кораллы, росшие на тех же стенах. Помещение было не большим и не малым, под потолком висел на цепях шар жёлтого света, а внизу, отделённые от человека рукотворным ручьём, что журчал в полу, стояли низенькие гнёзда. По крайней мере, на гнёзда походили эти предметы мебели, в которых тестудинам было удобно сидеть, поджав ноги.
        Черепах было пять, все большие, с узорами разного цвета на коже. В одном нетрудно было узнать воина, этот тестудин имел тёмную шкуру, покрытую шрамами, а подле лежало некое оружие, длинный шест с наконечниками в виде острых металлических вееров. Другой тестудин был облачён в сверкавшую тунику, на подобии той, что носил До-Рей, только богаче и больше. Остальные трое пока что оставались загадками.
        - Я Са-Фораг, наместник Лучшего Направляющего обители Корс Ду-Гэмона, - провозгласил носитель красивого одеяния. - С общего согласия прочих наместников Лучших я буду говорить один.
        - Что это сейчас было? - спросил Тобиус слегка ошарашено. - Вот это… я только что…
        - В Запруде принесли тебя сюда. Назовись наместникам Лучших обители Корс.
        Тобиус оглядел важных черепах внимательнее, медленно ощупывая жезл, висевший на поясе. Его не забрали. Как и нож, и сумку. Было ли сие знаком необоснованного доверия, или простым непониманием того, что мог сделать волшебник?
        - Тобиус, маг Академии Ривена. Я…
        - Ты кудесный?
        - Я маг. Волшебник, чаротворец. Если это значит быть кудесным, то, наверное, да.
        Тестудины стали переглядываться, издавая протяжное гортанное гудение.
        - Мы не зовём в город извнейцев, - наконец обратился к нему Са-Фораг, - мы ценим уединённость.
        - Я слышал об этом.
        - Но всё едино пришёл к нам.
        - Любопытство - не порок.
        Тестудин задумался. Его морщинистая шея медленно шевелилась, а веки ещё медленнее смыкались и размыкались.
        - Скоро Лучший Ду-Гэмон возрадует Корс, пробудившись от долгого мышленья. Мы, наместники, радеем о том, чтобы приветствовать его кудесными огнями. Лучший Ду-Гэмон очень любит кудесные огни. Ты умеешь кудесные огни?
        - Кудесные… огни?
        - Кудесные огни. - Длинный жёлтый коготь указал в потолок. - Там.
        - Как этот, в цепях?
        - Нет. Там. В небе. Кудесные огни.
        Рот Тобиуса приоткрылся, брови взлетели. Правая рука провела в воздухе пару изящных линий и из собравшихся щепотью пальцев выстрелило несколько трескучих ярких вспышек, которые озарили зал, весело взвизгнули и пропали, оставив лишь щекотавший ноздри запах праздничных хлопушек. Разумеется, всё то было простенькой иллюзией, но черепахи пришли в явное возбуждение. Они гудели и качали головами.
        - Кудесные огни! - провозгласил спикер, зачарованно водя руками по воздуху. - Благостно очень! Благостно!
        - И что, я могу остаться?
        Они умолкли.
        - Кудесник, - сказал Са-Фораг, - сделаешь кудесные огни для Ду-Гэмона! До того можешь быть в обители нашей. Но на попечении.
        - Что?
        - Будешь жить высоко, много еды и отдыха. Потом кудесные огни для Ду-Гэмона, потом мы одарим тебя богато и проводим.
        - То есть, я буду здесь пока не настанет время фейерверков, повеселю вашего… Ду-Гэмона, а потом меня попросят удалиться?
        - Наградят и попросят. Ты любишь золото, кудесник? Раньше люди любили золото. Они ещё его любят? Мы дадим тебе много золота.
        - А до тех пор мне можно будет передвигаться по городу?
        - Нет. Не нужно нам чтобы извнейцы были в нашей обители.
        - А можно поменять золото на иную награду? Мне более интересен Корс, нежели…
        - Нет. Или согласись, или уходи. Тебя поместят в Запруду и отнесут обратно, а потом ты уйдёшь от нашего озера. Скоро леса поглотят тебя, как поглощают всех иных, и никто не узнает о нашем городе.
        Издевательство, - думал Тобиус. Но если выбор лежит между ничем и почти ничем, всё зависит от того, насколько ты упрям и не пересилит ли гордость твоё упрямство.
        - Кудесные огни так кудесные огни.
        Са-Фораг поднял длань и от прикосновения его когтя по пространству вновь пошли круги.
        Часть 1, фрагмент 3
        В следующий миг волшебник обнаружил себя внутри комнаты, все поверхности в которой были отделаны зеленовато-голубым камнем. Она имела прямоугольную форму и две из её стен пропускали сквозь большие окна свет. Выглянув наружу, серый маг обнаружил, что находится на приличной высоте, где-то на верхних ярусах города.
        Вид Корса сверху ещё больше убедил его, что первое впечатление было верно. Часть построек, там, внизу, не имела крыш, некоторых стен; бросались в глаза обрывавшиеся вдруг колоннады. Асимметрия общего архитектурного ансамбля при неестественной симметрии материалов строительства, - камень, из которого состоял Корс, был Тобиусу неизвестен, но поверхности его блестели на солнце словно полированные.
        Вдосталь насмотревшись, он материализовал синее перо и начал зарисовку, проведя за этим, а также за внесением новых записей в книгу заклинаний несколько часов. Благотворное занятие сие было прервано внесённой в помещение трапезой для гостя.
        Осмотрев предложенные яства, Тобиус стал подозревать, что местные хозяева не то чтобы привыкли принимать гостей. На эту мысль наводила целая сырая рыбина, только что выловленная из озера, волокна свежих водорослей, нераспустившиеся бутоны кувшинки и вырезанная из дерева миска, полная живых пресноводных креветок.
        - А ведь они совершенно не ждали человека.
        Лаухальганда, катавшийся вдоль стен, остановился.
        - Ф-ф-фря!
        - Верно, ни спального, ни отхожего мест, ни понимания, что при таком сквозняке можно помереть. Ты голоден?
        Отложив книгу, волшебник скормил своему компаньону бутоны кувшинок и большую часть креветок. Туда же отправилась рыбья голова и все потроха, после чего половина самой рыбины была положена под плащ, расстеленный поодаль. Остатки продуктов он подвесил в воздухе и продержал во пламени до полной готовности.
        Ковыряясь в зубах рыбьей костью и лёжа на мимике, который стал толще и мягче словно перина, волшебник думал, прикидывал, вычислял.
        Пока ему везло. То есть дико везло. Даже притом, что Дар выручал, везение играло немалую роль. Один раз он чуть не погиб самой страшной и мучительной смертью какая может постичь мага. Не будь рядом Лаухальганды… После той злосчастной ночи он больше не слышал Шепчущего, но спал всё равно тревожно, часто просыпался напряжённым как тетива тугого лука и готовым утопить всё вокруг в огне или морозе. Ужас и боль остались с ним, а все попытки вернуть утраченные воспоминания не дали результатов. Впрочем, так ведь не со всеми снами происходило.
        Например, Тобиус прекрасно, в мельчайших деталях помнил сон, посвящённый Джассару Ансафарусу. Он был уверен, что под воздействием яда с дротиков этих поганых мелких гадёнышей, что жили на болотах близ течения Ильмы, увидел Мага Магов. При этом, правда, серый волшебник не стал бы утверждать, что то не был плод его воображения.
        Вещий сон или просто вынырнувшие из подсознания грёзы? Впервые он услышал о «панцирниках» от хозяина синей долины, затем столкнулся с тестудином, точно узнал о существовании города в Дикой земле и почти сразу после того он оказался нашпигован ядовитыми костяными иглами. Хватило бы столь малого промежутка времени, чтобы в подсознании родился подобный сценарий? Или же каким-то образом была образована ментальная нить, протянувшаяся сквозь тысячелетия? Ответ был прост: неизвестно! Что? Зачем? Почему? И как? Что вообще невозможно для волшебников?
        В любом разе, он здесь, в гостях у небольшой цивилизации, полностью закрытой от мира. У них есть тайны, есть что-то, благодаря чему они выживали на протяжении эпох. Возможно, если он узнает эту тайну, магистерский ранг приблизится ещё на шаг-другой. Настоящий маг своего шанса не упустит!

* * *
        Тобиус обождал до следующего дня, чтобы не сразу третировать хозяев бунтарским поведением, и, разделавшись с утренней порцией сырой рыбёшки, рискнул выглянуть наружу.
        Дверей, как и стёкол в его новой обители не предусмотрели, а осень, кстати, вдруг решила вспомнить, что ей положено быть холодной и промозглой. Бархатная пора закончилась.
        Тобиус выглянул из помещения и не обнаружил там никого. Он вышел, сделал пару шагов, затем ещё пару, и дальше пошёл увереннее. Мимик остался позади вместе с сумкой, жезлом и книгой заклинаний, но Лаухальганда катился рядом.
        Запустение. Серый маг шагал по пустым помещениям, в которых даже мусора не было. Из зелёно-голубой породы состояли стены и полы с потолками. Как такая тяжесть держалась, на каких перекрытиях, - оставалось инженерной загадкой. В большинстве мест поверхности были совершенно гладкими, прохладными, но наблюдались участки, покрытые искусственно нанесёнными повреждениями. В тех местах кто-то сильно постарался, чтобы искорёжить материал до неузнаваемости, а при соприкосновении с ним ощущалось…
        - Ахог меня подери, это же маринит!
        - Мря?
        - Редкая порода, на суше практически не встречается. Только в глубине морей, в самой глубине, на дне.
        - Мур-р-р-р?
        - В старых книгах написано, что из этого камня строили себе дома обитатели моря, древнейшие народы, которых мы огульно прозываем русалками. Как пироманты любят аловит, так гидроманты почитают маринит, он хранит энергию моря и отдаёт её вечно, подпитывая и усиливая их.
        Во многих помещениях потолки и полы сквозили провалами, а порой волшебник оказывался посреди больших пустых пространств, где не было ничего кроме мощных колонн, поддерживавших свод. За очередным поворотом, за очередным пустым проёмом неоднократно оказывался обрыв, пустота на большой высоте с видом на озеро и леса. Тут и там на стенах появлялись изъязвлённые участки. Вскоре он обнаружил особенно большой провал, а на нижнем ярусе оказалась ещё одна дыра, и ниже тоже. Похоже что-то огромное проломило множество этажей, рухнув сверху.
        Тяжёлые шаркающие шаги стали слышны издали, но Тобиус не спешил возвращаться в свою промозглую обитель. Он спокойно дождался, когда покажется огромный тестудин, частично закованный в стальные латы и плоский шлем. В руке воин сжимал древко короткого копья с наконечником массивным и широким, таким, что можно было как пронзить, так и разрубить человека пополам без малейшей трудности.
        - Ну здравствуй, чуткий страж. Я потревожил тебя?
        Воин навис и недовольно загудел, раздувая морщинистое горло. Лаухальганда раскрыл пасть в широченной улыбке и стал издавать протяжное мурчание, подстраиваясь под тональность пресмыкающегося. Тестудина этот жест, казалось, смутил.
        - Вот мне интересно, из какого металла вы делаете себе броню? Не вижу ни единого окисла. Легирование? И где берёте руду?
        Прервавшийся было гул возобновился и стал нарастать.
        - Впрочем, увлекаюсь! Мне поговорить бы с кем-нибудь, кто умеет изъясняться по-человечески, скажи там, кому надо сказать, что, если они хотят кудесных огней, придётся немного смягчить условия содержания. Буду ждать. Лаухальганда, не отставай!
        Долго ждать не пришлось. Вскоре обитель Тобиуса посетил До-Рей.
        - Ты вышел на прогулку, кудесник, - сказал тестудин, - тебя мучает нужда какая?
        - Для начала мне получить бы немного древесины и чистого кварцевого песка, сделаю здесь окна и двери.
        - Окна и двери? - переспросил посланец совета.
        - Тебя не смущает туман?
        - Туман?
        - В моей комнате туман. Я его вижу, он оседает росой на стенах. Осень. Если так продолжится, скоро я заболею и умру.
        Раздалось тихое и протяжное гудение,
        - Как скоро? - уточнил До-Рей, выйдя из задумчивости.
        - Давайте не будем выяснять. - Серый маг повёл рукой, создавая из ничего нескольких светящихся мотыльков, которые плавно взлетели под потолок и стали кружить там, привлекая внимание аборигена.
        - Не будем, - согласился тот. - Что ещё?
        - Да. Мне нужно осмотреться, выйти в город, изучить Корс.
        - Совет наместников Лучших был ясен во мнении своём, касаемо…
        - Значит, вы приведёте его сюда? Тогда ладно.
        Клювастая голова тестудина склонилась чуть набок, выпуклые глаза поочерёдно моргнули, горло быстро раздувалось и сдувалось. Возможно, это являлось признаком растерянности.
        - Приведём кого?
        - Ду-Гэмона, конечно. Приведёте его сюда, а я покажу ему кудесные огни прямо здесь.
        Мотыльки превратились в снопы трескучих огоньков и исчезли.
        - Ведь если вы хотите, чтобы небеса расцвели грандиозными красками, мне придётся осмотреть местность. Где будет зритель, откуда лучше работать, каков объём потребных заклинаний. Большое и качественное без подготовки не появляется, согласны?

* * *
        Хозяевам города потребовалось несколько дней, чтобы рассмотреть его доводы. За это время волшебник, получил запрошенные материалы и обустроился. Он выточил из древесины рамы, выплавил из песка сносное стекло, затем склеил всё с помощью Лака Обновления и с его же помощью вставил рамы в оконные проёмы. С дверью пришлось повозиться дольше, залезть в свои запасы металла, но в итоге и её удалось соорудить. Из воплощённых кирпичей маг собрал камелёк, где теперь висел его котёл, потом смастерил стол и стул, собрал нехитрое ложе. Работал он быстро и умело, словно набравшийся уже опыта подмастерье плотника, но без лишних изысков. За краткий срок пустая и голая комната на вершине города стала немного уютнее, а также заметно суше и теплее.
        Дверь открылась.
        - У вас не принято стучать? - спросил волшебник.
        - У нас, - протянул До-Рей, - не приняты двери.
        - Но слово, как и концепция, вам известны. Это радует.
        Тестудин бочком протиснулся в помещение, стараясь не выломать раму, - объёмы панциря обязывали соблюдать осторожность.
        - Совет наместников Лучших постановил позволить спуститься тебе в город. Подготовка к пробуждению Ду-Гэмона уже начата, будет проведена торжественная церемония. С кудесными огнями.
        - Тогда можем идти?
        Волшебник накинул поверх сливовой полумантии плащ-мимик, который заботливо охватил его фигуру меховым подбоем, Лаухальганда подкатился к сапогам.
        - Прямо сейчас?
        - А чего ждать? Идём!
        Вертикальные зрачки Тобиуса максимально расширились, практически вытеснив желтизну радужек, он смотрел внимательно во всех доступных ему диапазонах, используя также несколько заклинаний для усиления восприятия. До-Рей поднял толстую морщинистую руку, короткие пальцы с длинными когтями коснулись воздуха и по тому побежали едва различимые круги, словно по вертикальной плоскости. Второй коготь, третий, рука замерла совершенно неподвижно и магу показалось, что в тех местах, где концы когтей касались незримой плоскости, вокруг них образовывались маленькие световые колечки. И вот, тестудин сделал это.
        В следующий миг Тобиус переместился, оказавшись внизу, в городе. При этом, он ощутил, что его врождённые чувства дали сбой. Опять. Будучи магом, он очень точно ощущал своё положение в пространстве, а также имел прекрасный внутренний хронометр. Так вот, когда До-Рей снова сделал это, хронометр вдруг перепрыгнул на многие минуты, будто мировое врем рвануло вперёд на короткой дистанции.
        Астрал оставался безмятежно спокойным. Что бы это ни было, черепахи делали это, не прибегая к магии, как её понимали люди.
        - Восхитительно, - пробормотал волшебник, делая пометку в своей памяти, но остальное внимание уделяя тому, что теперь окружало его.
        Город Корс стоял на и в озере Фарсал. Древние маринитовые стены выступали из волнующихся вод, окружённые бахромой камышовых зарослей и полями желтевших кувшинок, которым вскоре предстояло умереть. Лестницы города прямо от построек, с улиц и площадей уходили в озеро, а по ним шагали вразвалочку огромные черепахи.
        Волшебник шёл по влажным улицам меж прямоугольных домов, строившихся сужавшимися к верху ярусами; у большинства жилищ имелся небольшой дворик, являвшийся также крышей нижестоящих домов. К стенам повсюду цеплялись водоросли, местами виднелись наросты ракушек. Тестудины при виде человека оставляли на время свои дела и наблюдали за ним: укутанные в сети рыбаки; ремесленники с различными инструментами в руках, лишённых долгих когтей; грозные воины, бронированные не только самой природой; иные.
        Тобиус смотрел во все глаза, исследуя громаду монолитного высотного здания, похожего на гигантский донжон, нависавший над постройками нижнего яруса. Восточная его сторона имела прямые стены, сужавшиеся к крыше под легчайшим уклоном, западная же нисходила вниз щербатым, ломаным абрисом, который постепенно перетекал в более скромные, малогабаритные строения: жилые, складские, цеховые; а также в улицы. Проще говоря, то, что с берега выглядело городом, некогда являлось колоссальных размеров зданием, чем-то сродни древней гроганской крепости Га-Нор, располагавшейся севернее сих мест.
        Всё, что Тобиус понимал в архитектуре и строительстве - а эти темы сильно захватывали его во времена обучения - укрепляло в мысли, что сие гигантское строение некогда пережило сильный удар неизвестной природы. В результате оно было наполовину разрушено. Обломки тестудины разобрали и превратили в своё жилище. Переход от древней высотной монолитности к современным наслоениям малых габаритов прослеживался совершенно чётко.
        - Мы живём здесь очень долго, - протянул До-Рей, что неспешно следовал за человеком, - и мы…
        - Но жили не всегда, правда?
        - Не всегда. Откуда изведал ты это?
        Волшебник улыбнулся, всё также продолжая изучать.
        - Имеющий глаза да увидит, писано в одной книге. Сколько у вас каст?
        - Пять их. Как раз по числу пальцев на человеческой длани. Забавное совпадение.
        - Воины защищают город, рыбаки…
        - Добытчики они. Охотятся воде, добывают рыбу.
        - Разумно. Значит, воины, добытчики, вы, Направляющие, верно? Кто ещё?
        - Растители дают Корсу зелёную пищу: водоросли, кувшинки, прочее. Ремесленники создают оружие, броню, не позволяют Корсу развалиться. Особенно подводной его части.
        - Понятно. Это ремесленники царапают стены? Я видел там, наверху, участки камня, преднамеренно покрытые глубокими царапинами. Инструменты узнаваемы, - долота и зубила.
        Вопрос остался без ответа.
        - Ладно. Кто правит?
        - Совет наместников Лучших.
        - Наместников? А почему не сами… лучшие?
        - Потому, что Лучшие недосягаемы, - глубокомысленно изрёк До-Рей, шевеля в воздухе длинными когтями. - Лишь в час особой нужды следует взывать к их мудрости и талантам. Остальное время они хранятся в Запрудах, приданные своим мыслям и воспоминаниям.
        - Ага… ясно. И я попал в Корс именно тогда, когда вы решили… разбудить Лучшего Направляющего?
        - Ду-Гэмон, - в гудении тестудина зазвучало неподдельное почтение. - Скоро он явится, и мы поприветствуем его радостью наших сердец и кудесными огнями в небесах!
        Панцири, - думал Тобиус, изучая орнаменты, украшавшие улицы. В обширных углублениях стен Корса поблёскивали выпуклые узоры в виде больших и малых черепашьих панцирей. Монолитные квадратные колонны, напоминавшие гигантские сваи, несущие конструкции из прошлого, покрывали изображения волнистых побегов водорослей, а также водной живности.
        Каждый угловатый дом нёс следы принадлежности к той или иной касте, в зависимости от хозяина, жившего внутри. Что любопытно, тестудины не кучковались по этому признаку. Воины обитали по соседству с растителями, охотники - с ремесленниками. Разве что Направляющих нигде не было видно.
        Жизнь вокруг происходила неспешно, однако была сильна.
        - Ду-Гэмона призовут к пробуждению, - говорил посланец совета, - и тестудины встретят его на площади Нового Начала. Там понадобятся кудесные огни.
        - Два вопроса: где эта площадь и в какое время суток пройдёт… церемония?
        - М-м-м, площадь лежит близ подножья Основы.
        Площадью Нового Начала оказалось обширное свободное пространство в виде… похоже, некогда это был бассейн. Прямоугольный бассейн шириной в семьдесят шагов и длинной вдвое больше1, выточенный полностью из маринита, глубокий и пустой, со ступенями, нисходящими внутрь от парапета. Вокруг было ещё кое-какое пространство, выложенное плиткой, а по периметру место окружали всё те же непритязательные, хоть и вместительные жилища тестудинов.
        # # 1 Примерно 56 м. на 112 м..
        Ярусом выше так называемой площади находился каменный помост, к которому вела широкая лестница. От помоста же тянулся уже мост ко входу внутрь основной громады города. Тестудины так её и называли, - Основой. Стена этой своеобразной башни возносилась высоко над водами и внимательный глаз замечал на её ровной поверхности следы некогда существовавших полов, потолков, осиротевшие дверные проёмы, которые теперь были разбросаны по фасаду как большие невпопад прорезанные окна. Определённо, когда-то этот огромный бассейн находился внутри залы, от которой ныне не осталось ничего. Тобиус укреплялся в своём мнении касаемо прошлого Корса.
        - Это произойдёт здесь? В яме?
        - Наместники будут на помосте, вон там. Внутри бассейна будут барабанщики.
        - Хорошая акустика. В смысле звучание.
        - Вокруг бассейна и на крышах домов соберётся народ чествующий, чтобы приветствовать Ду-Гэмона. Тогда нужны будут кудесные огни в небе. Ду-Гэмон очень любит кудесные огни.
        - Прекрасно, что так. Церемония будет ночной?
        - Возможно.
        - Хотелось бы. Ночью фейерверки красивее. Сколько у меня времени?
        На сей вопрос человек также не получил чёткого ответа. Это немного раздражало.
        Тобиус сделал вывод, что попал в гости к существам весьма развитым и умным, однако мысли их имели обыкновение передвигаться со вполне черепашьей скоростью. Стоило ли винить их в том, что форма всегда определяет содержание?
        И он стал готовиться. Хотя это было слишком сильно сказано, ведь создание объёмных иллюзий неплохо давалось Тобиусу и являлось для него делом непыльным. Масштаб тоже не стал проблемой, следовало лишь составить заклинание заблаговременно… а также заблаговременно сплести стабилизирующие и концентрирующие поток чары. В общем, слов о работе было больше, чем самой работы, но зато теперь он мог беспрепятственно передвигаться по Корсу и изучать, изучать, изучать.
        Волшебник воспользовался обретённой свободой в полной мере. Первым делом он исследовал верхние этажи города, те, где поселили его, и понял, что они были совершенно необитаемы. Хотя черепахи явно держали их в порядке, не позволяя копиться грязи и следили за целостностью стен. Порой он натыкался на ремесленников, что занимались этим и совсем редко видел воинов, вероятно, приглядывавших за беспокойным гостем. Каста Направляющих обитала много ниже, хотя относительно уровня вод это всё равно было высоко. И вот на их территорию его не пускали, дозволяя лишь покидать башню через выходы.
        Тобиус шатался по Корсу, ведя записи, рассматривал его структуру так и эдак, документировал быт аборигенов, их диету, ремесленные навыки и привычки. По всему выходило, что тестудины заканчивали запасать пищу на зиму. Во всю работали коптильни на окраинах города, где днём и ночью в дыму купались большие и малые куски рыбы, а охотники с ремесленниками постоянно доставляли в город новую добычу и лес.
        Особенно интересно серому магу было в одной из кузен, куда его пустили понаблюдать за работой. Несколько кузнецов обрабатывали молотами куски металла, питали огонь древесным углём, занимались литьём и закалкой. Эти тестудины были дюжими силачами, огромными, с инструментарием под их стать. В бликах горнила маг наблюдал кое-что ещё более интересное, чем кузнечное ремесло, - хотя, казалось бы, что может быть интереснее? - а именно резьбу, которая украшала панцири. Тончайшая работа по кости, узоры, изображавшие, судя по всему, хозяев панцирей за работой во время тех или иных деяний: ковки, литья, заточки.
        - Эти украшения, - обратился он к До-Рею при следующей встрече, - имеют значение, не так ли?
        - Это путь, - протянул посланец совета. - Путь, проделанный мастером. Путь к совершенству. Редкий тестудин успевает за жизнь свою покрыть весь панцирь; лишь самый лучший. Память о них хранится долго после смерти.
        - Память?
        - В Зале Лучших.
        - У вас и такое есть?
        До-Рей долго и задумчиво глядел на воды озера Фарсал, тёмные, становящиеся холоднее день ото дня, подёрнутые туманной дымкой.
        - Как продвигаются работы над кудесными огнями?
        - Прекрасно. Я даже сказал бы, успею ли к сроку, если бы знал, что это за срок…
        - Завтра ночью. Завтра ночью Ду-Гэмон вновь вернётся к нам ненадолго, чтобы осветить народ Корса своей мудростью. Ждём с нетерпением.
        Тобиус втянул воздух сквозь сжатые зубы и полыхнул жёлтыми очами.
        - Вот ведь семь несчастий в напёрстке…
        - Беда?
        - С головами вашими плоскими беда, - процедил он на вестерлингве, - откуда вам заторможенным знать, что такое, когда работа в руках горит, вы с каждым днём двигаетесь всё медленнее… - Взяв себя в руки, он вернулся на цирелианский: - Завтра к ночи всё будет готово.
        Слова не должны расходиться с делом, особенно когда ты маг, чьи отношения со словами определяют перспективы на жизнь. Поэтому выпускник Академии Ривена, который и дотоле не сидел сиднем, пуская табачный дым в потолок, слегка взвинтил темп работы и к вечеру следующего дня завершил сотворение заклинания.

* * *
        С заходом солнца Корс охватила оживлённая атмосфера, насколько оживлённой может быть атмосфера в городе черепах. Тестудины стягивались к площади Нового Начала, выстраиваясь вокруг бассейна, в котором уже находились барабанщики. Простые горожане появлялись на крышах домов округ и многие из них держали в руках световые шары неясной природы, которые обильно использовались в Корсе для ночного освещения. Казалось, что всё население собралось, объединённое общим ожиданием.
        Огромные барабаны ожили. Под ударами деревянных булав они стали выдавать быстрый и громкий ритм, неожиданно задиристый, воинственный, гулкий. Под его влиянием один за другим тестудины начали раскачиваться, постепенно приходя к синхронности. Их взоры были обращены к помосту, а из клювов, медленно нарастая, лилось пение. Чем дальше, тем громче оно становилось, возносясь на удивительно высокие ноты, пробиравшие до самой глубины души какой-то волнующей энергетикой.
        На помосте стояло четыре тестудина: командующий войсками Корса, главный инженер, предводитель охотников и старший над растениеводами. Они также как и прочие ждали, когда явится столь многими чтимый Лучший. Они раньше всех увидели, как из главного прохода внутрь Основания появились Направляющие в ярких нарядах, которые вчетвером несли огромную сферу бирюзового свечения. При этом черепахи прикасались к ней лишь кончиками своих когтей, тогда как внутри сферы угадывалось что-то крупное, тёмное.
        Направляющие вышли на центр помоста и заняли позиции с четырёх сторон от сферы, точно напротив друг друга. Грохот барабанов поддерживал ровный и сильный ритм, переплетение голосов формировало яркий звуковой узор, а мастера производили манипуляции: кисти их рук провернулись и плотность бирюзового свечения на глазах уменьшилась. Сквозь неё проступили яснее черты гигантского тестудина, дремавшего, втянув в панцирь голову и поджав конечности. Всю его спину покрывал сложнейший узор, история, повествовавшая о бесконечно долгой жизни, полной деяний. Столь долгой, что, когда место на панцире закончилось, она перебралась на кожу.
        Тестудин мягко коснулся помоста костяной грудью, и достигшая пика напряжения музыка оборвалась, голоса черепах стихли. Корс замер. Корс ждал.
        Долгое время ничего не происходило, пока наконец одна из рук гиганта не шевельнулась и не начала медленно выпрямляться. Тестудин просыпался, вытягивал конечности, поднимал над родным кожаным воротником длинную шею; огромные глаза освобождались от плена морщинистых век, Лучший Направляющий тяжело становился на ноги. К нему уже спешили младшие члены касты, несшие словно парус одеяние, - хламиду, которую как чешуя покрывали золочёные ракушки; отдельно на подушке, набитой сушёными водорослями, подали роскошное бирюзовое ожерелье. Другие нести на плечах извивистый посох, некогда бывший ветвью одного из деревьев-исполинов. Младшие бережно укрыли бронированное тело владыки и вложили в когтистую десницу древко. Наконец Ду-Гэмон предстал перед городом во всей красе, его шуйца медленно поднялась, словно благословляя, и тестудины ответили многоголосым рокотом почтения. Быстро и громко забили барабаны.
        Это было знаком.
        Тобиус, наблюдавший за действом с тёмной высоты, пыхнул трубкой, удобнее перехватил жезл и пробудил весь комплекс чар, столь тщательно им заготовленный. Фейерверк начался скромным рядом вспышек и хлопков, призванных привлечь внимание, заставить всех задрать головы, после чего по нарастающей началась основная часть представления, - ширившийся праздник громовых вспышек, перетекавших одна в другую, силясь, казалось, захватить все небеса. Размахивая жезлом, серый маг подрывал всё новые сегменты заклинания, подбадривая цепные реакции, манипулируя переходами цветов из гаммы в гамму, от тёплых к холодным и назад, играя музыкой грохота, сообщая всей Дикой земле, что сегодня в городе Корс праздновали!
        По завершении представления, волшебник незаметно покинул небеса и переместился в отведённую ему комнату.
        - Мр-р-р-ря-я-я-я-я!
        - Рад, что тебе понравилось, - слегка устало ответствовал он, стаскивая мимика с плеч. - А теперь собирай пожитки. Работа сделана, завтра утром с нами рассчитаются и попросят.
        - Мур-р-р?
        - Про пожитки я сказал образно.
        Волшебник создал несколько мотыльков, улёгся на нехитрое своё ложе с книгой, воплотил перо и стал записывать последние крупицы полученной информации со всей возможной скрупулёзностью.
        Тестудины хотели оплатить его услуги золотом? Что ж, золото никогда не бывает лишним, но истинное золото магов - знания. Пусть из грешного металла извлекают выгоду купцы и светские владыки, маги же уверены, что нет ничего ценнее знаний. Они превыше вульгарного богатства и славных воинских почестей.
        - Получилась неплохая глава моей жизни. И книги заклинаний, если на то пошло.
        - Фря!
        - Я помню, что в ней нет глав. Не люблю главы. Я, ахог подери, образно выражаюсь… Знаешь, с тобой эта практика не работает, пожалуй, пора прекращать.
        Мимик, наброшенный на ноги вместо одеяла, задрожал и замурчал как большой кот.
        - Вот он меня понимает!
        - Мра? Фф-ф-ф-ф-фря! Фр-ряу!
        - Если опустить некоторые выражения, то ты прав. Я не уверен, куда нам двигаться дальше. Осень скоро закончится, а зимы здесь наверняка не из тёплых. В другом лесу выжил бы, Искусство прокормит всегда, но здесь… Надо найти место, окопаться, поднакопить пищи и продолжить исследования. Зимний мир - тоже достоин нашего любопытства. Уверен, эти земли найдут тысячу способов убить нас и из-под снега. Когда черепахи погонят, нужно будет найти точку опоры, твердь под ногами. Соберу лесной форт. Боюсь только, что его снесёт движением руки любой проходящий мимо эттин. Я не уверен, что смогу создать что-то, что выдержит напор Дикой земли, Лаухальганда.
        Серый маг прищёлкнул пальцами, отправляя мотыльков в небытие. Надо было поспать.
        Часть 1, фрагмент 4
        Тестудины, впрочем, решили иначе.
        Его разбудили посреди ночи, едва не вынеся дверь тяжёлыми ударами.
        - Проснулся! Проснулся! Хватит ломиться! Когда вам надо вы можете быть ахоговски прыткими!
        За едва выдержавшей осаду дверью стоял До-Рей.
        - Ду-Гэмон хочет видеть тебя, кудесник.
        - Я иду…
        - Это не нужно.
        - Нет-нет, постой!
        Но тестудин уже поднял руку и в следующее мгновение серый маг очутился намного ниже, судя по тому, как щёлкнуло в ушах.
        Он обнаружил себя стоящим в небольшом, можно даже было сказать, крошечном садике где был маленький круглый бассейн с лилиями, сложенный из маринитовых булыжников, несколько плоских замшелых камней для сидения и красивая, но уже порядком облетевшая вишня, набросавшая листьев в холодную воду. На стенах росли водоросли, кораллы и ракушки, словно на настоящем морском рифе. Их уникальная жизнеспособность вне естественной среды обитания могла объясняться лишь поддерживающей энергией маринита, как думал волшебник.
        Попасть в этот садик можно было через дверной проём каких насчитывалось много внутри здания, а вот напротив входа была пустота. Бассейн буквально стоял в разрушенной комнате на южной стороне башни, над холодными водами Фарсала, так красиво отражавшими свет ночных светил в ту пору.
        - Красиво, да.
        Тестудин восседал на одном из камней, подняв голову к звёздам и мерно вздыхая со звуком гигантских кузнечных мехов. Под остатками потолка висела светосфера, придававшая тёмно-синей черноте, царствовавшей в саду, слабый отголосок зелени.
        - Небо такое чистое, да.
        - Я старался, - признал Тобиус, покручивая мизинцем в ухе, - надо было расчистить его, чтобы фейерверки выглядели как должно. Пришлось начитывать заклинание, обращённое к духам ветра, а я в этом не то чтобы силён.
        - Фейерверки, да? - прогудел Ду-Гэмон.
        - Кудесные огни.
        - Я понял. Ты кудесник. Маг, иначе говоря, да?
        - Тобиус. Выпускник Академии Ривена.
        - То-Биус, да? Человек с севера?
        - Верно. Вы хотели встретиться со мной, почтенный Ду-Гэмон?
        - Взглянуть, да.
        - Я польщён.
        Взгляд тестудина оставил небеса и медленно, степенно, перешёл к маленькому человечку, стоявшему подле. За дряблыми веками мерцал переливавшийся из сосудика в сосудик бирюзовый свет. Неземные, совершенно непостижимо пронзительные глаза словно разобрали Тобиуса на мельчайшие частички, внимательно осмотрели каждую со всех сторон и собрали его обратно.
        - Кудесные огни были очень хороши, да. Я не видел таких с тех пор… с тех самых пор, когда другой кудесник приходил к нам.
        - Другой кудесник? - Серый волшебник силой воли заставил руки не дрожать. - Здесь был другой?
        - А, да, был. Другой кудесник. Как же… это давно было. Очень давно, да.
        - И звали его…?
        Тестудин вздохнул, покачивая посохом.
        - Не помню… кажется… его звали Жар-Саар? Или как-то похоже? Нет, я уверен, он назвался Жар-Сааром.
        Нервное напряжение бежало по телу Тобиуса потоками молний, сердце колотилось как бешеное, а от поднявшегося жара на коже выступила холодная испарина. Он чувствовал себя в шаге от чего-то грандиозного.
        - Ка… каков он был вы тоже… не помните?
        - Хм. Он был совсем не как ты, нет.
        - А…
        - Но в то же время, чем-то ты на него похож, То-Биус, да.
        - Я?! Я по… похож на…
        - Он был большой кудесник, да. С острой синей… бородой? Она ведь так называется, шерсть на лице, да?
        Синяя борода, лихорадочно думал Тобиус, знаменитая синяя борода, которую никто так и не решился повторить ни при жизни Абсалона1, ни после его исчезновения. Нет смысла подражать неподражаемому, только насмешек соберёшь, ведь только один волшебник в истории Валемара носил на лице синеву. И он был здесь. И теперь Тобиус стоял перед тем, кто видел его, говорил с ним… В тот момент даже мыслям о безумном наркотическом прозрении, которое провело его сквозь эпохи и каким-то образом позволило коснуться невероятного величия Джассара, не осталось места. Джассар был здесь! Кумир, владетель вселенной, богоравный…
        # # 1 Титул верховного мага мира, эквивалентный титулам Мага Магов и Владыки Всего.
        - Он пришёл к нам тогда, - припоминал гигантский тестудин, - сошёл с небес, вооружённый кудесными огнями. Он говорил с нами, хотел знать наши секреты, да. Хотел. Мы показали ему, и он сказал, что секреты наши бесполезны для него. Да. Так и было.
        Тобиус утёр ладонью пот, затем спохватился, сгустил из воздуха воды и, не чинясь, умылся прямо перед Лучшим Направляющим.
        - Во взгляде дело, да, - пробормотал тот, когда волшебник вновь обратил к нему лицо, ещё слегка влажное, но зато сосредоточенное и ясное.
        - А что за секреты, осмелюсь спросить? Конечно, я понимаю, что секреты на то и секреты, чтобы…
        - Запруды, - молвил Ду-Гэмон.
        - Что?
        - Кудесник знать желал, как строим мы Запруды. Мы учили его, но потом сказано было, что знание это ему бесполезно, да.
        На высоком лбу Тобиуса мимовольно собрались все доступные по возрасту морщины.
        - Запруды? Какие ещё запруды? В его реки перекрывать учили?
        Если бы у него были губы, звук, который издал Ду-Гэмон, можно было бы назвать причмокиванием. Тестудин медленно поднял руку с очень длинными жёлтыми когтями и протянул её в сторону вишни. Тобиус подумал, что ему пытаются указать на дерево, пробудил чары Истинного Зрения, Внутреннего Взора, взглянул, но не увидел ничего кроме жёлтого листка, сорвавшегося с ветки и, медленно кружась, опустившегося в воду бассейна.
        А потом кончики когтей коснулись чего-то в воздухе и по ткани реальности побежали круги, мелодичный нематериальный звон коснулся ушей человека. Впервые оказавшись по эту сторону, он увидел, как появилась сфера бирюзового света, заключившая в себе часть реальности, в которой пребывало дерево и при малейшем движении руки Ду-Гэмона, листик повторил свой изящный неповторимый полёт. Повторил в точности, но в обратном направлении.
        «…Приписана к силам их власть над временным потоком, кой оные старейшины менять способны по воле своей. Ежели истинно сие, то я непременно выведаю тот секрет и еще больший обрету контроль над пространственно-временным…», - вспомнил он слова, что выводил пером Маг Магов в сновидении.
        - Вы, - во рту серого мага от волнения распростёрлись жаркие пески Семи Пустынь, - вы создаёте запруды для… времени…
        - Истинно так, - отозвался тестудин.
        - И никакой магии…
        - Мы не владеем этой силой. Не одарены, нет. Однако мы научились иному.
        Возвращённый назад листок вновь сорвался с ветки и проделал путь к бассейну, но на этот раз траектория была иной, ведь иной была сила воздушного потока, текшего из дверного проёма наружу. Для вишни одно и то же мгновение повторилось дважды, но весь остальной мир этого не заметил.
        - Он тоже показывал нам огни, да. Такие кудесные… Тебе уже посулили вознаграждение, кудесник? Что выбрал, золото, нефрит, янтарь? У нас ещё жемчуг есть… или был. Раскрошился в пыль, возможно, да. Что ты хочешь за свои кудесные огни?
        Тобиус уставился на гигантскую прямоходящую черепаху, покрасневший от прилившей к лицу крови и с ноздрями, раздувавшимися в великом возбуждении. Ему требовалась решимость, чтобы сделать шаг.
        - Знаний, - прохрипел серый маг.
        - Что?
        - Знаний… хочу… Хочу учиться!
        Пожалуй, вышло слишком уж громко, ибо тяжёлые веки тестудина в удивлении, совсем как у человека, раскрылись шире.
        - Учиться, да? - протянул он, постукивая когтем по древку посоха. - Учиться. Это стремление всегда похвальное. Похвальные стремления нельзя не поощрять, нет. Но есть и условия.
        - Какие? - жадно спросил Тобиус.
        - Два простых условия. Первое таково: поклянёшься, что не раскроешь тайну нашего бытия внешнему миру. Уединение устраивает нас, да.
        - Хорошо, я дам клятву. А второе?
        - Оно таково: взявшись, не покинешь Корса доколе не освоишь ремесло Направляющего хотя бы в азах. А не преуспев, останешься среди нас до конца дней своих.

* * *
        Днём позже, во чреве города Корс, в уединённой зале с гнёздами и рукотворным ручьём, впервые за долгое время занял своё место Лучший Ду-Гэмон. Огромный тестудин тяжело расположился в центральном гнезде и некоторое время сидел, разглядывая стены, на которых сменилось не одно поколение кораллов с тех пор, когда он просыпался в последний раз.
        - Хм, да. Итак? Вы разбудили меня потому, что вам потребовался мой совет. Объясните ещё раз.
        Наместник Са-Фораг, сложивший с себя полномочия и теперь смиренно стоявший по другую сторону ручья, кивнул.
        - Не так давно, о Лучший, было явлено миру тревожное знамение. Вестники перемен вновь поднялись в небеса и понесли смуту по миру, зарождая семена будущих бед. Мы обратились к Карге Лесов, вопрошая о том, и Карга ответила, что человеческий кудесник выпустил их в мир. И он совсем близко. Мы стали готовиться к церемонии вашего пробуждения, о Лучший, но даже не успели довести дело сие до конца, как человек явился к берегам Фарсала. Мы опасаемся, что это он и есть.
        - Кудесник То-Биус.
        - Да, о Лучший. Вы видели… небо?
        - Видел, да. Оно ранено.
        Са-Фораг поклонился, насколько позволяло это забранное в панцирь туловище, и замер. Все взгляды были обращены к древнейшему и мудрейшему тестудину. Ду-Гэмон был древен уже в те времена, когда пращуры наместников ещё не вылупились из яиц. Он помнил Старый мир, он помнил Старый порядок и ужас, ядовитыми щупальцами вползавший в умы миллионов рабов. Он помнил времена великой неволи и скорби. Ду-Гэмон помнил Господ.
        - Что нам делать, о Лучший?
        - Делать, да? - Невероятные бирюзовые глаза выглянули из-за век, внушая трепетное почтение. - А что мы можем сделать? Разве что погибнуть прежде, чем они вернутся. Предварительно убив своих чад, конечно же, дабы ужасное прошлое нашего народа не стало их будущим.
        Столь неутешительное мнение повергло наместников в шок. А шок у тестудинов мог длиться не в пример дольше, чем у прочих, более прытких тварей. Они были там, растерянные, испуганные, тихие, ещё только готовящиеся начать смиряться с этой мыслью.
        - Я посмотрел на него, да, - прогнал прочь долгое молчание Ду-Гэмон, - на кудесника То-Биуса. Карга Лесов что-нибудь вещала о нём?
        - О Лучший, она не называла его имени. Сказала лишь, что в старой твердыне, стоящей на севере, твердыне людей, которую те забросили, кудесник их роду-племени совершил убийство.
        - Убийство, да? Кого же он убил?
        Са-Фораг нерешительно обратился за помощью к прочим наместникам, но те ответили на его безмолвный призыв безмолвным же отказом.
        - Бога, о Лучший.
        - Хм.
        Длинный жёлтый коготь Ду-Гэмона стукнул по кончику клюва, что время изрезало трещинами, словно твёрдыми морщинами.
        - Это… Поступок. Поступок, достойный героя.
        Тестудины часто заморгали. Так часто, как это было им доступно, то есть примерно так же быстро, как обычно моргают люди в состоянии полного спокойствия. Их растерянность лишь крепла.
        - Я видел его время, - продолжал Лучший Направляющий, - оно утекает.
        - Как и у всех…
        - Нет. Его время бежит скорее, будто дни и недели сошли с ума и думают, что они минуты и часы. Долгая жизнь, отмеренная ему изначально, насильно сокращена и он погибнет до срока.
        Тестудины загудели удивлённо.
        - Разве такое возможно, о Лучший?
        - Не в нашем понимании. Но мир сей огромен и неизведанного в нём больше, чем изведанного. До сих пор, да. Вестники перемен вновь оседлали своих ужасных скакунов и пронеслись по небу - вы говорите? Это случалось и раньше на моей памяти. И всякий раз были войны, и были хвори, и голод глодал кости истощённых. Но мир не заканчивался.
        У наместников были собственные мысли на этот счёт, однако выражать их они не спешили, ибо мудрейший Ду-Гэмон всегда держал в своей голове все чужие мысли тоже. Ничьё мнение не могло его удивить, ведь всякое мнение жило в его голове изначально. На этот раз он тоже их не подвёл.
        - Но прежде на небесах не восходило кровоточащее светило боли, нет. Этот раз особенный. Не следует исключать, что последний.
        И вновь они оказались там, откуда начали, в тягостном мрачном молчании, в ожидании участи, ещё далёкой, но оттого не менее пугающей.
        - Неужто ничего нельзя сделать, о Лучший? - взмолились они; он же отвечал также, как в самом начале:
        - А что мы можем сделать? Мы, слабые смертные, да.
        Тестудины скорбно склонили головы.
        - Но мы ещё живы, - напомнил Лучший Направляющий. - Мы живы, не забывайте об этом. И мы проживём остаток своих жизней вместе, поддерживая и защищая друг друга, как было во все века. Для начала пробудите остальных Лучших. Нам нужны все, Лучший Воитель, Лучший Ремесленник, Лучший Раститель и Лучший Добытчик. Все нужны, вместе с ними мы подготовим Корс к возвращению Господ. Все вместе мы дадим им бой и погибнем.
        Несмотря на печаль в голосе, слова Ду-Гэмона несли облегчение и силу в испуганные сердца. Они воодушевляли и укрепляли волю.
        - У нас было много славного времени, - гудел старейшина, - много свободы, много светлых лет. Мы были счастливы и счастливыми мы завершим свой бренный путь. Радуйтесь! Радуйтесь, что мы предупреждены, что мы знаем, как ценно оставшееся время, что погибель не застанет нас врасплох! Радуйтесь!
        Наместники высоко подняли головы и загудели, выражая согласие, приободрённые, воспрявшие духом, сильные.
        - Но что нам делать с человеком тогда, о Лучший? - осмелился напомнить Са-Фораг.
        - Что? С кудесником То-Биусом?
        - Да… или здесь мы тоже не можем…
        - Нет. Здесь мы можем. Он пожелал учиться, как тот, другой, что приходил давно. И как я не отказал тому, также не отказал я этому. Мы будем учить его строить Запруды, да.
        - Но как же… он же человек.
        - Тот тоже был человеком, да. Но он смог. Хотя сердце его и билось так быстро, так нетерпеливо. Он смог. Жар-Саар. Может, и То-Биус сможет. А если нет, то он проведёт с нами остаток своей жизни. Таков уговор, на который он согласился. Да.

* * *
        - Я всегда буду здесь, - шептал мерзкий голос из темноты, - всегда буду… рядышком.
        Истеричный злобный хохот походил на лай больного зверя, который будто на мгновение осознал себя, обрёл разум, подобный человеческому, увидел, сколь он ничтожен волей самой природы, да ещё и болен к тому же, а, не выдержав совокупной тяжести всех невзгод, тут же обезумел. Как-то так смеялся Шепчущий, агонизируя и ненавидя. Точь-в-точь тёмный дух худукку.
        Лающий хриплый хохот резко оборвался и из темноты с чавкающим шипением выметнулись щупальца.

* * *
        Тобиус распахнул глаза и судорожно захрипел.
        Паникующий мозг ощущал на теле когти, прорезавшие кожу, удушье; но трезвая и рассудительная часть сознания заставляла взбесившиеся чувства прекратить этот обман. Серый маг жёстко брал себя в руки и понуждал лёгкие втягивать воздух. Сосредотачиваясь на этом, он в очередной уже раз не смог поймать остатки ускользавших как туман из пальцев воспоминаний.
        Кошмары возвращались. Не каждую ночь они нападали на мага в царстве снов, однако стоило лишь немного успокоиться и подумать, что тревожное время прошло, как Шепчущий стремился разубедить, погасить огонь надежды, вновь напомнить о безысходности. Яд служил ему оружием, духовная отрава. Пора было задуматься о том, чтобы начать принимать снотворные взвары. Хотя это последнее, чего волшебнику хотелось.
        Он уж не помнил, что снилось. Только темнота, только алые глаза, только разверзнутая в сардонической улыбке пасть остались с ним. Волшебник поднёс к лицу руку, на которой кроме серебряного кольца с заточённым внутри духом бурана, сидело и второе, откованное из чёрного чугуна1. В нём сидело нечто более пугающее, чем стихийный дух зимних ветров.
        # # 1 Металл, особенно хорошо проводящий и сохраняющий магическую энергию.
        - Это с тобой у меня ассоциируется новая ментальная хворь, да? Твой образ я подсознательно переношу на то чудовище?
        На коврике, сплетённом из волокон сушёных водорослей, лежавшем между столом и камельком подле кучки дров, зашевелил ушами Лаухальганда. Он зевнул во весь рот, показывая набор больших прямоугольных зубов и розовый язык.
        - Мм-мр-ря?
        - Нет, я не тебе, - ответил Тобиус, подавляя зевок. - Прости, что разбудил.
        Ступни коснулись циновок, которыми он выстлал почти все полы в комнате, человек поднялся и сделал несколько неловких шагов, всё же зевнул и сделал ещё несколько шагов, но уже на руках. Закончив первые утренние упражнения, он сгустил из воздуха воду, очистил её парой слов от грязи, умылся, прополоскал рот с порошком из сумки, оделся.
        На ночь он вывешивал одежду за окно, чтобы освежить, и всегда по первому времени фыркал и дрожал. Шутка ли, осень закончилась и вот сегодня мир должен уже был побелеть. Об этом Тобиус узнал, подслушивая шёпотки духов ветра, занимавшихся своим погодным делом.
        - Идём.
        За дверью комнаты оказалось ещё холоднее, хотя сама комната тоже не была прогрета. Ради закалки серый маг спал в не отопленном помещении. Кому другому это вышло бы застуженными лёгкими и почками, болящими суставами и мышцами.
        Вместе с ушастым мячиком он двигался по заброшенным высотным ярусам главной башни города, обходя провалы в полах, надеясь на прочность старых треснувших лестниц. Стремился он нынче не вниз, туда, где ближе к основанию башни, селились члены касты Направляющих, а наверх, на обширную плоскую крышу.
        Выбравшись под открытое небо, Тобиус обнаружил её в обычном запустении. Когда он нашёл путь впервые, оказалось, что крышу покрывала грязь. Тестудины не выбирались туда, не вели реставрационных работ, вообще не думали о самых высоких этажах, будто не они рухнут черепахам на головы, когда наконец выйдет запас прочности… впрочем, через сколько тысяч лет он выйдет?
        Над приведением крыши в порядок пришлось поработать самому, но зато теперь Тобиус являлся единственным обладателем столь невероятного вида во время тренировок. С такой высоты можно было разглядеть края озера Фарсал, изгибы реки, протекавшей подле него, бескрайний лес исполинов, тонувший в туманах.
        Пока рассвет только занимался, выкрашивая ночное небо в более светлые тона серого, следовало бы приступить к утренней разминке чтобы не опоздать на занятия. Не то чтобы тестудины рано просыпались, зима делала их ещё более медлительными, падкими до подушки, однако и у волшебника хватало дел, а потому он начал.
        Ритуальный поклон всем четырём сторонам света и всему, что они символизировали, включая первостихии. Затем дыхательные упражнения столь интенсивные, что неподготовленный потерял бы сознание от переизбытка кислорода в крови. Прогрев мышц и всех энергопроводящих потоков астрального тела, по которым бежала кипучая гурхана. Выносливость и филигранное владение энергией преумножались самыми примитивными манипуляциями.
        Занята стойка, сосредоточенность, сначала самое лёгкое, - вода. Наиболее дружелюбная к Тобиусу стихия, которая изначально легко откликалась на его позывы. Какое-то время, учась в Академии, он думал, что сможет стать средней руки гидромантом, но этому не суждено было сбыться. Заклинаний низшего порядка желтоглазый адепт освоил много, продвинутых, - заметно меньше, средних - пару, а вот высокого порядка не освоил ни единого плетения, не говоря уж о высшем. Серый маг, что тут ещё сказать.
        По мановению руки в воздухе сгустилось тридцать сфер атмосферной влаги размером с арбузы. Усилием воли мага они уменьшились до размеров человеческих голов, став не просто сферами, но ядрами, - опасно плотными сгустками под давлением, которые при столкновении дробили бы кости как сухие палки. Ядра пустились в пляс вокруг создателя, подтверждая его хорошее владение гидрокенезом. По ходу они изменяли форму, становясь то шипастыми шарами, то плоскими звёздами, что, учитывая давление, было весьма непросто. Решив усложнить, Тобиус воззвал к серебряному кольцу, и вода стала льдом. Опытные гидроманты могли и лёд видоизменять, а вот у него не получалось, формы трескались, крошились и обратно уж не собирались. Повторив упражнение несколько раз, маг развеял снаряды паровыми облачками, которыми управлять даже и не пытался, это у него никогда не получалось.
        На очереди был огонь, вторая освоенная стихия. В день, когда серый установил связь с этим элементом, он чуть не утонул и пребывал без сознания. Кто ещё мог освоить самый опасный элемент будучи без сознания? Как это вообще произошло?
        В далёкие времена ученичества у Тобиуса были сложные отношения с вечно голодной, яростной, и самой беспощадной из стихий. Они все вообще-то пощады не ведали, но огонь казался людям самым опасным, потому что его труднее было приручить. Уже в те времена пламя не ранило волшебника как тяжело как других, ожоги никогда не были для него большой бедой, быстро заживали. Вдохновлённый этим, он однажды заигрался и чуть не присоединился к многочисленным неудачникам, которые не пережили обучения и погибли от собственной самонадеянности. Кабы не помощь Таурона Правого, самое лучшее, остался бы искалеченным уродом до конца дней.
        Тобиус ударил по воздуху резко и сильно, как бывало раньше в кабацких драках на деньги. Горячая гурхана, словно по инерции прокатилась вдоль его костей, сосудов, мышечных волокон, но не остановилась, а вырвалась из астрального тела наружу в виде гудящего огненного всполоха. Вот оно, низшее проявление стихийной магии, просто капелька магической силы, прошедшая сквозь призму внутри магова естества и ставшая живым огнём. Прежде Тобиус и не такое пламя мог создавать из собственной гурханы, однако то была подделка, огонь любого цвета на выбор, послушный и ласковый, лишённый души и свирепой мощи настоящей стихии.
        Пламя, рыча срывалось с кулаков, вспышки, перераставшие в волны одна другой больше. Они закручивались неверными рваными плетьми, кровь едва не закипала в жилах. Но всё это было ерундой. Совсем другое дело пирокинез. Заставить непокорный огонь повиноваться чистой воле заклинателя, укрощать его, направлять и использовать как оружие без плетений и словоформул. Для истинных пиромантов это не вызов, а вот Тобиус, пытавшийся оформлять пламя усилием лишь разума, терпел крах. Его способность исторгать огонь могла впечатлить наставников когда-то, но неспособность контролировать сводила положительное впечатление на нет.
        Почувствовав, что стал выдыхаться, волшебник сделал передышку. Он раскалился. То есть по-настоящему раскалился, исходил сухим жаром. Весь пот, выступавший от физической активности, мгновенно испарялся, одежда разогрелась и пахла теперь словно только что побывала под утюгом. Даже складки разгладились. И так каждый день.
        Восстановил дыхание. Вытянул вперёд руку, разгоняя энергию вновь и заставил родиться на кончиках пальцев пять язычков пламени, заставил их объединиться над ладонью в самую простую и совершенную из всех геометрических форм, в огненный шарик. Вот она, чистая энергия в тепловом и световом диапазоне, питаемая магической силой, но, несомненно, одушевлённая, и жаждущая пожрать весь мир.
        Как забавно. Большинство людей не понимали, что эта воля к поглощению, это бесконечное и беспощадное стремление в равной степени свойственна как лесному пожару, так и огоньку свечки, освещающей вечернее чтение за чашкой сладкого чая. Спустя тысячи лет люди хоть и знают, но всё равно не осознают, с какой силой добровольно сосуществуют. Дай ему волю, огонь поглотит их всех.
        Конечно, прочитав заклинание Огненный Шар, Тобиус смог бы создать снаряд в три раза крупнее и с в десять раз более мощным разрушительным потенциалом чем у этого малыша, ведь на то и нужны словоформулы и чертежи, - чтобы заставлять магию течь в русле, повиноваться шаблонам, точно понимать, чего от неё хотят. Однако так прогресс во владении стихиями почти не движется.
        Оставив наконец огонь в покое, волшебник перешёл к мыслесиле1, пропустив оставшиеся две первостихии. Он знал несколько заклинаний низшего порядка на основе элементов земли и воздуха, и даже элементалей мог призывать весьма сносно, однако сами эти стихии без чар никак не откликались на его призыв.
        # # 1 Телекинез.
        Тобиус силой мысли сделал самое простое, материализовал несколько десятков обычных, но очень качественных кирпичей, разложил их вокруг и стал поднимать, по одному, по два, по три. Чем больше их становилось в воздухе, тем тяжелее давался контроль над объектами. Мыслесила серого мага была велика, он мог перемещать большие и тяжёлые предметы, а вот тонкое искусство манипуляции мелкими являлось штукой деликатной. Лишь одинаково хорошо овладев обеими дисциплинами можно было рассчитывать на звание мастера-телекинетика.
        Под конец он как обычно подытожил свои утренние упражнения, проведя дематериализацию кирпичей. Всегда убирай за собой, не свинья чай.
        Волшебник вернулся в отведённую ему комнату и растопил камелёк, вытянул из морозильного ящика, смастерённого недавно, свежую рыбину, и, с помощью ножа быстро разделал. Костяк, голова, хвост, а также кишки, всё отправилось в бездонную пасть Лаухальганды, филе прожарилось на собственноручно выкованной сковородке и было поделено между Тобиусом и мимиком. Вскипятив воды, серый маг также заварил чай, а после успел ещё и покурить у открытого окна. Приближался третий утренний час2, так что можно было уже неторопливо поспешать к началу занятий.
        # # 2 11:00
        - Нет, ты остаёшься, - сказал маг своему сферическому компаньону, поправляя под горлом фибулу живого плаща-мимика.
        - Ф-ф-ф-фр-р-р-ря-я-я-я!
        - Вот только не надо! Я раньше тебя не брал и сейчас не возьму, ничего нового!
        - Фря! Фря-фря-фрр-р-ря!
        - А он ведёт себя тихо и никого не отвлекает. К тому же греет меня.
        - Ф-ф-фр!
        - Тут тепло, светло и тихо, никто не мешает. Сторожи мои вещи, если угольки посыплются на циновки, просто съешь их во избежание пожара. Угли, - не циновки. Я пошёл.
        В природе многие черепахи впадают в состояние гибернации по зиме, это факт широко известный. Роют норы и засыпают до оттепели, сытных времён. Но тестудины не были простыми черепахами, эти существа обладали преимуществами тёплой крови, могли держаться на морозе, но, всё же, становились совсем медленными. Человек уже больше месяца проходил обучение и пришёл к выводу, что особая заторможенность в освоении ремесла постройки Запруд им только помогала.
        Свой день Направляющие, по крайней мере, самые молодые из них, начинали с приёма пищи. Ели рыбу, нераспустившиеся бутоны кувшинок, водоросли, молодые побеги тростника, а также водяных жуков, которые в обогреваемых внутренних прудах города достигали размеров взрослой форели. Тестудины вообще всё что угодно могли сожрать, ежели это вышло из их необъятного озера.
        После трапезы члены касты занимались своими делами. У старших мастеров это была ежедневная практика, младшие мастера уделяли своё бесценное время обучению молодняка, а молодняк, естественно, учился. Тобиуса определили именно к молодняку, ибо начинать он должен был с самых азов. Когда же выпускник Академии Ривена узнал, в чём заключались эти азы, он едва не расхохотался. Вот уж где не догадаешься искать ключик к пространственно-временному континууму!
        - Время можно представить как что угодно, - глубокомысленно гудел наставник Хо-Рад на цирелианском, сразу после того, как прогудел указания другим ученикам на родном.
        За всё время, что Тобиус гостил в Корсе, он ни на шаг не приблизился к пониманию тестудинской речи, как ни старался, и его хвалёные лингвистические навыки терпели позорное поражение.
        - Как озеро. Как море, - перечислял Хо-Рад, - как… как любую воду.
        Невольно Тобиус улыбался, слушая эти глубокомысленные речи.
        - Но мы представляем время как реку. Быстрый бирюзовый поток, несущийся из…
        - Простите, наставник!
        Тестудин громко вздохнул и уронил руки вдоль туловища.
        - Чего тебе?
        - А почему бирюзовая? - задал свой вопрос Тобиус.
        - Потому, что бирюзовый - цвет времени. Если не можешь придумать умных вопросов, то и не перебивай. Так… время… время… что время? Хм! Время, это быстрый поток, несущийся из ниоткуда в никуда, и несущий вместе с собой всё сущее. Всё живое, неживое, одушевлённое, неодушевлённое. Всё, что не живёт и никогда не жило, всё, что кажется вечным, всё едино подвластно потоку времени. А он неподвластен никому. Нельзя им управлять, нельзя перенаправить, но мы, тестудины, научились строить Запруды.
        Когти наставника коснулись воздуха, раздался мелодичный звук, вокруг их кончиков народились светящиеся кружки.
        - В запруде время можно приостановить. Не остановить совсем, но замедлить настолько, что снаружи пролетят века, а внутри - дни. Время в запруде можно вернуть назад, но ненамного, здесь важнее всего искусность мастера. Запруда может сохранить жизнь тяжелораненому, замедлить его время, если рядом нет лекаря. Но если раненный погиб, сколь искусен ни был бы мастер, сколько ни поворачивал бы время вспять, утраченного не возвернуть в полной мере. Это ясно?
        - Кристально, - старательно кивнул волшебник.
        Хо-Рад приоткрыл клюв, раздувая и сдувая морщинистую кожу на горле.
        - Мне понятно, понятно.
        Черепах медленно моргнул.
        - Ключ, - продолжил он, - к искусству строительства Запруд, заключается в вынесении из потока. Прежде всего нематериальных частей нашего естества. Разума и воображения. Сначала Запруду нужно построить в своей голове, и лишь после - в мире. Единственный способ достичь этого, сосредоточиться в медитативном трансе. Самоотторжение.
        Вот и всё. Вся учёба. Тестудины медитировали. И всё. Весь секрет к власти над тем, чему даже магия была не указ, - ко времени!
        Узнав его, Тобиус, обладавший крепкими, в общем-то, нервами, едва не начал глупо хохотать. Ему сразу представилась целая вечность, проведённая в Корсе за бесплодными попытками «выстроить Запруду в голове». И что казалось самым обидным, у черепах-то получалось! Они действительно могли, действительно взращивали своим нехитрым методом новые поколения Направляющих.
        Впрочем, выбора-то не было. Слова даны, клятвы произнесены, пока не постигнет азов, маг не покинет Корс.
        Ученики восседали на небольших относительно пола возвышениях, выточенных в марините через равные промежутки. В возвышениях имелись округлые углубления где ученики устраивались, поджав под себя ноги и положив руки на согнутые колени.
        Наставник Хо-Рад воссел напротив них в более удобном гнезде и поставил перед собой музыкальную вазу. Она походила на большое глубокое блюдо для фруктов, откованное ажурными узорами, сверкающее начищенной медью как золотом. Тестудин погружал внутрь вазы свои длинные когти и водил ими по рельефным завиткам, извлекая странные мелодичные звуки. Это не являлось музыкой в полной мере, но черепахи явно считали её очень мелодичной… походило на бренчание расстроенного ситара.
        Рассредоточив внимание и ослабив восприятие, Тобиус тоже понемногу пытался разделить их вкусы. Ему в углублении сидеть было тяжеловато, различия в анатомии не позволяли удобно сложить ноги лотосом, а на корточках здоровый человек долго не просидит. Волшебник решил отнестись к неудобству с практической точки зрения. Не сумев отвергнуть такую мелочь, разве же сможешь войти в настоящий медитативный транс?
        Так оно и шло. Тобиус являлся к группе, в тёмную, но просторную залу, освещённую лишь одной жёлтой светосферой, в залу, где с потолка свисали мокрые водоросли, а в полах текли искусственные ручьи; там погружался в медитативный транс, уходя всё глубже в огромный мир, что жил во тьме за его глазами. Покидали медную вазу странные, но чарующие звуки и гудел голос наставника, всё время отдаляясь… день за днём… Но этот день был особенным.
        Музыкальная ваза умолкла вдруг и мерное гудение наставника тоже оборвалось. Посторонние звуки призвали человека назад из великой пустоты самоотрешения. Открыв глаза, волшебник обнаружил, что ученики покинули свои возвышения и столпились у пролома в одной из стен, сквозь который открывался вид на озеро и город. Наконец-то пошёл снег. Взволнованные отроки, стукаясь панцирями гудели наперебой, занятие оказалось сорвано.
        - Бесполезно, - произнёс наставник, после того, как приказал ученикам покинуть зал, - день Новорождённого Снега наступил. Занятия откладываются.
        - Вот как?
        - Праздник. Сегодня остаётся только отдыхать, и завтра тоже.
        Тобиус глубже запахнулся в свой живой плащ, который то и дело пытался превратиться в мягкую тёплую шубу.
        - Скоро озеро станет покрываться льдом… Ступай, человек То-Биус.
        В обжитой части руин, где обитали Направляющие, всегда царил влажный полумрак, пахший морем. Тобиус, никогда на морском побережье не бывавший, по крайней мере, верил, что именно так оно и пахнет. После отмены занятий коридоры заполнились гудением, молодые тестудины спешили наружу, чтобы встретить первые снежинки зимы, а серый маг спешил наверх. Покинув обжитые ярусы, он прислушался к своим ощущениям, не выявил в Астрале никаких аномалий и старательно сплёл заклинание Телепортации. С хлопком исчезнув в одном месте, он с хлопком же появился в другом.
        - Мы идём гулять!
        Услышав любимое слово, Лаухальганда с воплем запрыгнул в сумку, а через минуту, когда огонь в камельке был потушен, Тобиус, скрепя сердце выпорхнул сквозь открытое окно и понёсся вниз.
        Каменные улицы города потихоньку начинали белеть, снег опускался с хмурых небес, кружась в потоках тёплого дыма. Медлительные обычно тестудины выползали из домов и сбивались в кучки, о чём-то разговаривая, пока отроки вперевалочку бегали вокруг с высунутыми языками и ловили подарочки свыше. Тобиус осматривался и понимал, что покуда дети веселились, взрослые, похоже, испытывали тревогу.
        Отложив на время эту мысль, волшебник поддался настроению и сделал то, о чём его никто не просил, - вытягивать из воздуха влагу, формируя из неё изящные фигуры в форме ёлок, после чего серебряным кольцом придавая им ледяную форму. Оставив по несколько мотыльков парить вокруг каждого украшения, он шествовал дальше.
        Возведя ледяные ёлки во многих местах, Тобиус остаток дня провёл в одной из кузниц города, в обители жара и недолговечных искр, где тестудины продолжали тяжело работать, а воздух, вырывавшийся наружу, нёс смерть всем новорождённым снежинкам. Почти готовые изделия кузнецы клали перед человеком, а тот брался за собственный зачарованный молот и чеканы из собственного же набора. Черепахи были большие мастера по делу украшательства, но они не могли не признать, что пришелец создавал узоры столь тонкие и изящные, чуждые стилизации и реалистичные, что те делали бы честь даже старшим мастерам касты ремесленников. Волшебник покрывал металл изображениями черепах самых разных, виденных им в бестиологических атласах, составленных исследователями в разных частях света.
        - Бывают черепахи, - говорил он будто сам себе, - что не умеют плавать. Они ходят по земле, едят только то, что растёт. При том такие огромные, что туземцы тех мест строят на их панцирях большие дома и кочуют так, верхом, целыми деревнями. А бывают черепахи, которые не умеют ходить по суше, потому что у них вместо ног плавники. Они всю жизнь бороздят океаны и выбираются на берег, лишь чтобы отложить яйца в тёплом песке. А ещё бывают черепахи, которые невидимы на илистом дне. Они открывают свои страшные клювы и выставляют на показ яркий язык, похожий на наживку. Рыбы подплывают к ним и погибают, не успев понять, что случилось… Готово. Это последняя на сегодня?
        По пути домой он получил на одном из продовольственных складов большую долю копчёного угря, креветок, водорослей и прочей несъедобной для человека растительной пищи. Не изобретшие денег тестудины просто выдавали пайки всем горожанам по мере надобности и Тобиус был включён в эту систему как минимум до конца зимы.
        Уже под самыми своими дверьми он неожиданно встретил посланника совета.
        - До-Рей, какими судьбами?
        Тестудин не понял.
        - Зачем пришли?
        - Ду-Гэмон хочет говорить с тобой.
        - Не надо помещать меня в Запруду! Я доберусь до него сам и быстрее, чем если меня будут тащить на черепашьей скорости! - быстро предупредил маг. - Угря не желаете?
        - Я уже ел позавчера.
        - Да-да, помню, у взрослых метаболизм ещё медленнее, чем у молодняка, вы каждый день не едите… Что ж, ужин подождёт.
        Лучший Ду-Гэмон ждал его за пределами башни Основы, с восточной стороны «острова», где сохранился лишь небольшой участок выложенного маринитом пола, теперь являвшийся чем-то вроде пляжа. Огромный тестудин сидел на круглом камне и удил рыбу в холодной воде, прицепив леску к кончику длинного когтя.
        - Как улов?
        - Хорошо, - отозвался черепах, - я почти сыт. С утра рыбачу, да.
        - Сложная у вас тут работа. Так чем могу помочь?
        Ду-Гэмон склонил голову, позволяя снежной шапке упасть на плечо.
        - Зима пришла.
        - Да.
        - Снег. Любишь снег, То-Биус?
        - А как же.
        - Это значит?…
        - Люблю.
        - Ледяные скульптуры что ты расставил, что они значат?
        - Ах, эти? Из-за них звали?
        Тестудин не ответил, ожидая.
        - В конце года наступит праздничная пора, Апостольские дни. По одному на каждого из учеников Молотодержца. Последний день года, День Молота, главный праздник к западу от Драконьего Хребта.
        - Праздник, да? Праздники - это хорошо. Сегодня праздник, и завтра тоже. Но потом время тревог.
        - Отчего же?
        - Зима пришла, да.
        Волшебник решил не спешить с продолжением диалога. Мозги тестудинов работали несколько медленнее, короткие в общем-то мысли могли растягиваться на минуты. Хотя любому терпению приходил конец.
        - Вода замёрзнет, не так ли? И по ней к городу можно будет подойти.
        Тяжёлый вздох.
        - Наместники говорят, что они не приходили уже два года. Значит, в этом году они точно придут. Пожиратели, да. Зимой, когда лёд достаточно креп, мы из года в год выступали на него и рубили на куски, чтобы складывать из них защитные стены. Иногда они не пригождались, но порой нам приходилось сражаться. Если только вода могла бы их полностью остановить, если стены были бы для них неприступны. Но они умеют плавать и очень хорошо карабкаются, да. А ещё их очень много, и они не бояться смерти, нет. Пожиратели придут этой зимой, чтобы убивать нас ради мяса. У них будут копья и щиты из наших костей, наших панцирей. Мы отобьёмся, да. Всегда отбивались. И как всегда заплатим красную цену.
        - Но на этот раз так вышло, что у вас гощу я. Хотите помощи?
        - Помощь никогда не помешает, нет.
        - Хорошо, - кивнул Тобиус. - Если вам это нужно, я построю для вас стену. Сделаю это сам, сделаю быстро, помощь мне не понадобится. И когда они придут, я тоже их встречу. Всем, что у меня есть. Но это будет вам стоить.
        Часть 1, фрагмент 5
        Следующим утром после разминки на крыше, Тобиус не пошёл на занятия. Вместо этого он вышел в город и посетил большую мануфактуру, которая служила тестудинам главной ставкой касты ремесленников. Высокое и длинное здание, похожее на базилику, сложенную из маринита. Там наместник Лучшего Ремесленника и старшие мастера касты показывали ему намётки проекта стены.
        То, как они чертили, несколько сбивало с толку, потому что, строго говоря, чертежами эти линии на кувшинковой бумаге не являлись, - лишь грубым образом замысла. Каждый год, когда вода на озере замерзала, образуя достаточно толстый слой льда, ремесленники и воины выходили на него. Первые рубили и таскали кирпичи, вторые охраняли первых. На вопрос Тобиуса, пытались ли они сохранить жидкий ров на морозе, был дан ответ: Пожиратели умеют плавать. Их попадание под лёд грозит прорывом внутрь города через подводные коммуникации. Не стоило забывать, что Корс не являлся островом на самом деле.
        - Я мог бы проморозить воду заранее, - размышлял Тобиус вслух, прикидывая фронт работ. - Это потребует изрядно времени и много сил, учитывая количество воды, но потом понадобится передышка, мои запасы гурханы не бездонны. Опять же погода может кратковременно перемениться и похерить все старания. Вы ведёте запись их нашествиям?
        Черепахи действительно вели хроники, и, хотя летоисчисление, которым они пользовались, как и знаки их письменности, были Тобиусу непонятны, из продекламированного писцом удалось вынести выверенную закономерность. Пожиратели, кем бы ни были эти твари, порой являлись два года подряд, но обычно всё же на каждый второй год; порой пропускали два года, но три - никогда. Ни разу за века, что тестудинам была знакома эта угроза, пожиратели не дарили им трёх спокойных зим к ряду. И являлись они обычно не раньше середины месяца иершема, а значит, в лучшем случае, на строительство стены у мага было чуть больше четырёх недель.
        - Если морозы окрепнут раньше, то проблем не возникнет, а если не окрепнут, я рискну обрушить на наши головы буран и сам заморожу озеро. Так или иначе стена будет стоять к сроку.
        В последовавшие дни он продолжал медитировать под бдительным надзором наставника Хо-Рада, а погода оправдывала ожидания. Снег шёл всё больше, над Дикой землёй метались злые ветра, холодные, громко завывавшие в маринитовых стенах Корса. Зима почувствовала полную свою силу и теперь входила во власть, с утроенной стремительностью затягивая озеро льдом. Ремесленники постоянно производили замеры толщины в разных частях Фарсала, и когда их всё стало устраивать, сообщили об этом человеку.

* * *
        Из своей обители он вылетел рано по утру, подготовленный, полный гурханы и заранее сплетённых заклинаний. Борясь со своей застарелой агорафобией, Тобиус поднялся высоко над городом и окинул взором фронт работ. Периметр Корса немногим превосходил некоторые разросшиеся торговые стоянки, в которых он бывал, Синедол, например. Этот город был велик в высоту, не в ширину, и всё же, обнести его стеной будет непросто силами одного мага.
        Благодаря замерам толщины и отмеченным районам выработки, начал рив споро и уверенно. Пульсирующий красный луч Расщепления ударял с небес, испаряя лёд и вырезая огромную прямоугольную глыбу весом в тысячи фунтов; за ней вторую, третью, четвёртую и так пока не иссякал заряд чар. Затем с помощью мыслесилы Тобиус вытаскивал эти строительные блоки, немного удалял их от места выработки, чтобы не создавать лишнего давления на повреждённый лёд и двигался дальше, вырезая новые. Заготовив три десятка единиц, он скомпоновал их в группы по три, наложил чары Воздушного Шарика, а затем, охватив Прочными Путами, перетащил к месту строительства. Ремесленники уже нанесли разметку, и теперь многие представители их касты внимательно следили за тем, как магия со зримой лёгкостью осуществляла то, что им стоило бы надрывных усилий.
        Тобиус опалял ледяную основу стены огнём, заставляя появляться влагу и, используя её вместо скрепляющего раствора, ставил блоки один за другим. При помощи Искусства он словно мифический великан из северного фольклора, возводил вокруг божественных чертогов неприступные укрепления. День за днём серый маг резал лёд, переносил его и складывал, предварительно обжигая стоявший ниже ряд, чтобы, когда вода замёрзнет, два ряда ледяных глыб становились монолитом.
        Стена росла с огромной скоростью и была она круглой, ибо панцирные инженеры понимали, что отсутствие углов обеспечивало повышенную прочность. Размер и масса ледяных глыб, а также высота стены были ими же выверены, дабы вся конструкция не провалилась под воду. Следовало признать, своё дело они понимали прекрасно, не даром в обществе Корса царили меритократические принципы.
        Волшебник закончил за три с лишним недели, один, не принимая помощи. Уложив последнюю глыбу, он ещё несколько дней прокладывал зазоры между ними замораживаемой водой и работал с такой тщательностью, что в конце стена сверкала идеальной полированной гладью. Ещё некоторое время он укреплял конструкцию с внутренней стороны, а также собирал лестницы, по которым тяжеловесным защитникам было бы удобно спускаться и подниматься. Никаких ворот, - то есть самая уязвимая точка была исключена из структуры.
        - Можете сообщить Лучшему, что самая лёгкая часть работы сделана, - сказал рив, опустившись на заснеженный лёд внутри оборонительного периметра. - Мне потребна передышка.
        К себе в комнату на верхотуре Тобиус, однако, не отправился. Он пошёл по кольцевой галерее, выверяя её ширину, стараясь представить, насколько будет эта площадь удобна для громоздких черепах. Вышло б неудобно, кабы тестудины топтались тут, задевая и сбрасывая друг друга вниз.
        Завершив обход, волшебник уселся на краю воздвигнутого им сооружения, достал из сумки трубку и туго набил её чашу табаком. В опускавшейся ночи он сидел на высоте и оглядывал озеро, чья белая корка очень быстро затягивала раны. Морозы не ослабевали, сухие и злые, они воцарились в исполинском лесу, побелив его, и заставив деревья трещать. Воздух пах свежим снегом и потаённой угрозой.
        На севере был Ривен, во всех остальных направлениях - пугающая неизвестность. Разве что на юге, или юго-востоке, если верить словам лекантера, намного дальше, был ещё народ. Интересно какой он.

* * *
        После завершения строительных работ, он незаметно покидал Корс, но отдалялся не слишком, всего лишь осторожно передвигался по окрестностям, стараясь не угодить во что-нибудь смертоносное, что пряталось бы под снежным одеялом. Маг помещал тут и там магические ловушки, питая их зарядом гурханы до предела. В основном Пламевороты и Огненные Столбы, такие, чтобы издали было видно. И слышно тоже.
        Тобиус обошёл озеро кругом, но больше всего времени потратил на западную сторону, ибо, если хроники тестудинов не ошибались, Пожиратели шли именно оттуда. Рив мог бы сделать и больше, подготовить поле смерти для врага, но условия сковывали по рукам и ногам. Оставалось лишь ожидать, и Тобиус ожидал, сидя в запертом изнутри городе, вновь посещая занятия, медитируя в попытке достичь нужной степени самоотрешения. Ночами же он спокойно писал в своей книге и пытался разучивать новые чары, схемы которых занёс в неё ещё во времена обучения. Так и длилось, пока однажды, холодной зимней ночью, в тёмном лесу не полыхнула вспышка.
        Серый маг оторвал быстро терявший сонливость взгляд от книги, уставился в темноту за окном.
        - Идут.
        Тобиус вскочил, погасил огонь, сунул Лаухальганду в сумку, распахнул окно и перенёсся на стену, где уже суетились тестудины в броне. Внизу, у первых ступенек ледяной лестницы, присыпанной галькой и песком, кто-то колотил булавой в кольцо, похожее на дырявый гонг.
        - Мы видели некие вспышки в лесу, - сообщил До-Рей, подступая к магу. - Прежде не бывало такого.
        - И вы здесь?
        - И другие Направляющие тоже. Пожирателей слишком много. Без нас даже самые стойкие не выдержат напора. Мы будем биться! - Тестудин повернулся к западу. - Огонь в лесу… вот ещё. И ещё. Пожиратели не дружны с огнём. Непонятно…
        Тем временем воины с громким гудением поднимались на стену, неся охапки коротких тяжёлых копий в корзинах. Они расходились по стене широкой цепью чтобы не мешать друг другу и, устраиваясь на огневых позициях, вглядывались теперь в темноту. Между тусклыми, закованными в металл фигурами, местами поблёскивали золочённые ракушками одеяния.
        Подул стылый ветер в небесах и облака, скрывавшие лунный лик, сдвинулись, даря заснеженным землям внизу хоть какой-то свет. Льды Фарсала превратились в тусклое зеркало и окрестности стали видны как облачным днём. Вспышки и отдалённый взрывы уже отгремели, пожара опасаться не стоило, - не зимой. Потом всё стихло и какое-то время казалось, что ночь поглотила неизвестного лесного смутьяна, что рассвет вернёт в этот мир спокойствие вот-вот… но на далёком западном берегу по льду уже стучали тысячи когтей.
        Никто не видел их, но защитники Корса знали, что враг надвигался. Надвигался тихо, растекаясь по ледяной равнине чёрным покрывалом. Постепенно скорость его росла, покуда покрывало не превратилось в прибойную волну, катившуюся к стене; но ничего кроме стука когтей по льду было не услышать и это пугало до дрожи в поджилках.
        Громко прогудел наместник Лучшего Воителя и остальные похватали метательные копья. Одно за другим тяжёлые снаряды совершали полёты, чтобы прервать очередную жизнь и только после начала метания Пожиратели подали голоса. Клубившаяся чернота внизу разразилась воплями и визгами, продолжая терять десятки, складывавшиеся в сотни ещё до соприкосновения со стеной.
        Тобиус решил, что пора было и ему показать себя, а потому силой мысли вытянул из морозного воздуха многочисленные водяные сгустки, сплющил их в иззубренные диски под давлением и обратил плотным льдом. Едва слышно шелестя, повинуясь его мыслесиле, снаряды устремлялись вниз. Они врезались в надвигавшуюся орду, разрубая тела, её составлявшие.
        Вдали только-только начал вновь белеть истоптанный лёд, когда ревущая орда подкатилась, наконец, к преграде и врезалась в неё, заставив глыбы под стопами тестудинов дрогнуть. Чернота растеклась вдоль плавного абриса, словно слепо ища трещину, проход, возможность обойти препятствие. Но, не найдя его, Пожиратели вцепились в лёд когтями и с проворством воистину пугающим, полезли наверх.
        Со своей позиции Тобиус ударил по них Ветряным Кулаком, буквально сметая приближавшиеся неясные фигуры. Второе заклинание, третье, затем Воющий Клинок принялся очищать стену. Тестудины избавлялись от последних копий, чтобы взяться за двуручное оружие.
        - Как же они лезут! - не смог не поразиться Тобиус.
        - Восхищенье отложи до срока! - прогудел До-Рей. - Они всегда залезают! Всегда успевают! Когда начнётся битва наверху, мы поможем воинам. Постарайся не погибнуть, человек То-Биус!
        - Погибнуть? - улыбнулся тот, старательно изображая браваду. - Вы просто не понимаете! Вы никогда не видели истинного могущества ма…
        Мерзкие звуки, издаваемые существами, приближались, вот когти уже заскребли по краю стены и пришли в движение грозные стражи, обрушив сверху удары топоров, мечей, которые мало какому человеку под силу было хотя бы оторвать от земли. Крошились головы, летели вниз трупы, однако нападавшие всё равно лезли наверх, а когда добирались до вершины, с остервенением бросались на тестудинов. Завязался бой, в котором могучие защитники отбивались от стремительных тёмных хищников.
        Луна вновь скрылась и лишь чары Енотовых Глаз не позволили Тобиусу тут же ослепнуть. Пожиратели набросились на него. Человек испытал леденящий душу ужас, когда удар его жезла пришёлся на подставленную костяную плиту с ещё проглядывавшейся гравировкой, изображавшей чью-то отнятую жизнь. Оттолкнув мага, чудовище выбросило вперёд кривой меч, тоже выточенный из кости тестудина.
        Их головы защищал собственный панцирь, природный доспех; слюнявые пасти изобиловали зубами, а на глаза не находилось и намёка. Пожиратели были слепы, но не беспомощны, они бились яростно, безошибочно метя костяными копьями в шеи черепах, уязвимые участки плоти меж латами, в мягкие глаза, которых сами были лишены. И хотя стойкие тестудины крушили тварей без остановки, снизу лезли остальные и один за другим защитники оказывались побеждены.
        Пришлось бы им всем погибнуть, кабы Направляющие не присутствовали на стене. Члены верховодящей касты стояли рядом, заключая Пожирателей в Запруды, замедляя поток, спасая собратьев, порой отдавая за это собственные жизни, - и стена держалась. Тобиус бился там, среди визгов, клёкота, гудения и трескучих ударов, среди хруста костей и чавканья плоти. Он хватал Пожирателей невидимыми руками мыслесилы, давил, швырял их вниз, уродовал Спиральным Лезвием, Воющим Клинком, Сосульками. Он расчищал один участок стены, переходил на другой, сея смерть, помогая как мог помочь только боевой маг, хоть и связанный по рукам и ногам, но все его усилия умалялись, когда он обнаруживал, что очищенные было участки вновь захвачены врагом.
        Десятки Пожирателей оказались заключены внутри бирюзовой сферы, созданной Ду-Гэмоном, после чего та была разделена на десятки малых сфер, заключавших по одному-два чудовища. Обездвиженные, они подверглись сокрушительным ударам, чтобы только освободить Лучшего и позволить ему создать новую Запруду. Они справлялись. В это нелегко было поверить, но тестудины справлялись!
        Впрочем, не везде и не просто.
        Часть Пожирателей пробилась к одной из широких лестниц и устремилась вниз. Большими скачками чудовища направились к пределам города, на никем не защищённые улицы, к Основе, внутри которой укрылись в ту ночь горожане. Волшебник, увидев это, спорхнул со стены и полетел за ними, обогнал, достиг маринитовой брусчатки первым и сплёл Поток Стальных Игл, вложив в это заклинание немалую часть оставшейся гурханы. Сотни сверкавших снарядов изрешетили наступавших, расплескав их тёмную кровь по льду. Однако оставшиеся, всего ахогова дюжина уродливых чудовищ, следовавших в хвосте, а потому спасшихся от смертельных ран, были уже рядом и жаждали крови.
        - Пора размять кости, а?
        Второе кольцо, сидевшее на его пальце, чёрное, невзрачное, тяжёлое, исторгло из себя облачко клубящейся черноты, внутри которого расплылась алая улыбка и полыхнули алые очи. Раздался тихий агонизирующий смех. Как всегда, призывая эту сущность из узилища, Тобиус почувствовал себя нехорошо. Соприкосновение с Тьмой действовало опустошающе.
        - Убей их!
        Тьма расширилась, встретив Пожирателей стеной когтей и клыков, а серый маг чувствовал, как его покидали остатки гурханы.

* * *
        Утро древний город Корс встречал нетронутым. Ни одно чудовище не ступило на его улицы, ни одна тварь не поживилась черепашатиной, хотя крови защитники потеряли немало. У подножья стены снаружи лежала гора тел, окружённая грязным пятном. Она уже не кровоточила, мороз схватил раны. Среди уродливых тёмных трупов нет-нет, да и посверкивали стальные латы.
        Усталый волшебник взобрался на верхотуру, с которой черепахи сбрасывали мёртвых Пожирателей. Там был Ду-Гэмон, принимавший доклад подчинённых.
        - А, То-Биус, - прогудел Лучший, - какой славный день настал, да?
        - Скольких воинов мы потеряли?
        - Мы, да? - Если бы клюв тестудина мог улыбаться, та улыбка вышла бы печальной.
        - Скольких?
        - То-Биус, запомни, не погибших считать надо, а выживших.
        Волшебник, бледный и продрогший, с тенями, что легли под глаза, окинул взором израненных, изнурённых защитников.
        - Их считай, - сказал Ду-Гэмон, указывая длинным когтем на возвышавшуюся громаду Основы, - всех тех, кто пережил ночь. Всех тех, которых защищал ты.
        - Раньше…?
        Лучший не ответил, уступив эту обязанность До-Рею, который в отличие от него не спал в Запруде долгие века.
        - Всякий раз, - ответствовал посланец, поклонившись, - когда являлись они, - всегда забирались на стену. И бились мы, и держались, но всякий раз врывались они в город. И стремились к Основе. Порой преуспевали. Порой отбивались мы хуже, порой лучше, но никогда ещё не удавалось нам сражаться столь блистательно!
        - Лучший был с вами, - устало ответил Тобиус, для которого ночь стала испытанием на силу и выносливость.
        - И ты, - сказал Ду-Гэмон, - человек благородного духа.
        Человек благородного духа протёр слипавшиеся глаза, заметил на ладонях и рукавах запёкшуюся кровь, дохнул на пальцы горячим паром.
        - Они ещё придут?
        - В следующем году, возможно.
        - Тогда… тогда приберегите несколько тел для препарирования. Когда просплюсь, мне захочется знать, что это было…

* * *
        Как потом выяснил волшебник, потери, которые понесла каста воинов, были ощутимыми, но не катастрофическими. Таков есть тяжёлый путь защитников родного дома, но к следующему году молодые тестудины встанут на место погибших и жизнь Корса продолжится.
        Продолжилась и его жизнь, хотя русло её несколько переменилось, ведь предусмотрительные черепахи смогли сохранить для экспериментов целых четыре живых Пожирателя в разной степени искалеченных. Ду-Гэмон позволил человеку делать с этими ожившими кошмарами что заблагорассудится, но лишь при условии, что несколько членов касты Направляющих будут наблюдать. Несмотря на длительную историю кровавой вражды, черепахи мало что знали о своих мучителях.
        - Вы что, не пытались изучить их? - в который уже раз переспрашивал Тобиус, разглядывая жутких уродов, что притихли в клетках. - Почему?
        - Мы знали о них всё, что нужно было, - ответил До-Рей, входивший в число троицы наблюдателей. - Мы знали, что если ударить их по голове достаточно сильно, она треснет и наружу полезет мозговое вещество.
        - И всё?
        - Нам хватало.
        Волшебник спрятал лицо в ладонях:
        - Даже для черепах вы поразительно нелюбознательны. Люди кладут жизни, чтобы узнать о враге всё возможное.
        Тестудины переглянулись, неспешно совещаясь.
        - В хрониках писано, что в прошлом Корс отправил на запад отряд воинов. Никто не вернулся. На том любознательность наша иссякла.
        В качестве лаборатории Тобиусу выделили обширную маринитовую залу без трещин и провалов, оба выхода из которой охранялись грозными воинами. Из мебели не предлагалось ничего кроме каменного стола, больше походившего на какой-то древний алтарь.
        - Что мы будем делать? - спросил До-Рей.
        - Займёмся экспериментами. - Тобиус выложил на стол книгу и несколько предметов из сумки; Лаухальганду. - Начнём с самого простого, узнаем, что они едят.
        - Они едят тестудинов.
        - Спасибо за инициативу, До-Рей, но давайте начнём с рыбы.
        Вскоре на чистом листке своей книги заклинаний Тобиус отметил много интересного. В частности, он установил, что чудовища споро поглощали как рыбу, так и мясо, но растительную пищу пищей не воспринимали. При приближении к клеткам тестудинов, Пожиратели проявляли ультра-агрессию, но близость человека вводила их в настороженное замешательство, которого они не испытывали на стене. Ряд опытов показал, что Пожиратели были совершенно слепы, при этом имели хороший слух и обоняние. Чары Стена Глухоты лишили их большинства привычных ориентиров, но при этом чудовища продолжали, хоть и заторможено следить за передвижениями объектов снаружи клеток. Тобиус выдвинул гипотезу о том, что пленники воспринимали тепловой фон и подтвердил её, с помощью нехитрых чар присовокупив в Стене Глухоты небольшую прослойку холодного воздуха. Пожиратели ослепли абсолютно.
        - Восхитительно, - заключил он, перечитывая материал, полученный за несколько дней. - Слепые; безухие, но слышат хорошо, возможно улавливают вибрацию всем телом… обладают инфракрасным восприятием. Органов обоняния нет, но обоняние есть, хотя и неожиданно редуцированное для слепых-то созданий… Повышенная агрессия, высокий болевой порок, строгие карниворы. И это мы только начали.
        - Только начали?
        - Да, До-Рей. На очереди эксперименты по интеллектуальному потенциалу.
        Черепахи растеряно переглянулись.
        - Я проведу ряд тестов и постараюсь понять, разумны ли они, а если разумны, то насколько?
        - Разумны? Эти твари?
        - Именно.
        На указанные цели было потрачено ещё несколько дней, но результаты вышли не особо успешными. Завершив очередной этап исследований, волшебник перенёс три клетки в отдалённое охраняемое помещение, оставив в лаборатории лишь одну. Ему пришлось четырежды подвергнуть Пожирателя чарам Паралича, прежде чем тварь наконец потеряла подвижность и была закреплена на каменном столе. Сделав в книге пометку об особенностях нервной системы, он приступил к вивисекции.
        Разверзнувшееся нутро Пожирателя немало удивило, если не сказать «испугало» исследователей. Внутри чудовища не нашлось места ярким цветам, все ткани казались больными, органы словно поразила неизвестная инфекция, столь плачевно они выглядели, а уж зловонье… Тобиус был не из брезгливых, он знал, как пахнет живой человек изнутри, он знал, как изнутри пахнет неживой человек, но этот тяжёлый смрад тухлой рыбы, замешанный на нотках вековечной сырости просто выдавливал из глаз слёзы. Не у него, правда, - Тобиус на своей памяти ни разу не плакал.
        Подтвердилось то, что тестудины и так знали - их враги были амфибиями. Раздутые губчатые куски серой плоти в количестве трёх штук служили им не только лёгкими, но и жабрами, соединяясь с отверстиями в межрёберных прорехах грудных клеток. Нервная система была развита слабо, причём немалую часть работы брал на себя спинной мозг, а кровь консистенцией походила на нефть. Набрав образцы тканей и телесных жидкостей, маг стал испытывать на них воздействие различных веществ, широкий перечень коих имел в своём распоряжении благодаря щедрости сюзерена и стараниям Зюзия Зигрина1. Кислоты, щёлочи, различные ядовитые и безвредные для человека реактивы.
        # # 1 Гоблин-торговец, обеспечивавший поставки разных товаров в пределы Хог-Вуда.
        Отдельной проблемой стало то, что случилось после смерти исследуемого объекта. Для существа, производившего такое плачевное впечатление, Пожиратель неплохо продержался, однако стоило ему умереть, как некроз охватил останки со стремительностью беспрецедентной. Мясо стало валиться с костей пару часов спустя, скорость распада поражала и заморозка помогла слабо.
        - Это зловонье чистого зла, - поделился страданиями До-Рей.
        - Когда-то я такое видел, - сдавленно ответил Тобиус, жалея, что не знал заклинаний, которые смогли бы оградить от полученного обонятельного шока. - Существа, искусственно созданные при помощи колдовства, были выпущены из инкубаторов раньше срока, недозрелыми. Я их перебил, и они сгнили немедля. Почти также.
        - «Ко-до-сто»?
        - Злая магия. У тех биоморфов был ещё очень малый витальный заряд, они не сформировались и быстро разрушились.
        - Кажется, мне ясно, - тяжело прогудел До-Рей. - Пожиратели могут быть… м-м-м… ненастоящими?
        - Искусственными? Вряд ли. Вы и сами видели, что у этой твари есть система репродукции; искусственных существ, по уму, её лишают. Просто… если и другие такие же, то я могу сказать, что эти твари едва живы. То есть природной гвехацу1 в них капля, и та какая-то… не могу понять, нужно больше экспериментов.
        # # 1 Жизненная сила.
        Второй Пожиратель был также разобран на части, но начал Тобиус с того, что аккуратно вскрыл жутко прочный костяной череп и постарался лучше изучить нездорового пурпурного цвета вещество, покрытое коричневатыми пятнами грибка, которое служило чудовищу мозгом.
        В ходе этого исследования имел место инцидент. Отдалённые от лаборатории особи содержались за Стеной Глухоты, которую северянин постоянно обновлял, однако, увлёкшись работой, он позабыл об этом и чары рассеялись, - виной всему энергетика маринита. Как только это произошло, лаборатории достиг крик оставшихся двух Пожирателей, громкий, пронзительный, отбивавшийся от стен, потолков и колонн. Мозговое вещество исследуемого образца в тот миг не просто завибрировало, - небольшой сегмент мозга в затылочной части осветился, словно в него заползло несколько болотных светлячков. Стоило сему произойти, как введённый в состояние близкое к коме монстр резко вышел из летаргии и завопил в ответ, напрягая все мышцы тела. Не будь он зафиксирован на столе чарами Прочных Пут, наверняка напал бы на исследователей, несмотря на вскрытую черепную коробку.
        Тобиус торопливо сплёл Стену Глухоты и перекрыл звуку путь, после чего объект исследования затих. Он завершил свой жизненный путь тут же, от внутричерепного кровоизлияния в мозг… которое, формально, являлось уже не вполне внутричерепным. Разложение справилось с трупом за два с половиной часа и это лишило мага ценного материала для работы. Однако и кое-что важное он тоже узнал.
        С третьим Пожирателем Тобиус провёл огромную работу, накачивая его широким перечнем веществ, которые он не подносил бы к человеческому организму и на десять шагов. Результаты фиксировались со скрупулёзностью. Наконец, подошла очередь последнего пленника, и вот его-то маг сознательно оставил напоследок.
        Четвёртый отличался от сородичей, и не только тем, что имел почти чёрную шкуру, не только тем, что превосходил габаритами, но и тем, что, самое главное, - его череп имел больший объём и особую форму.
        - Вижу, ты у них самый мозговитый.
        Чудовище издало протяжный, полный ощутимой ненависти рык, закапала сквозь зубы мутная слюна, оно опустилось на четвереньки и сгруппировалось, словно перед прыжком.
        - Уже знаешь, что я с тобой сделаю. Конечно же.
        Прежде чем Пожиратель врезался черепом в и без того погнутую решётку, волшебник ударил по ней разрядом молнии и добавил для надёжности два Паралича. Разместив образец на каменном столе и, как следует его зафиксировав, человек начал работу. Видит Господь-Кузнец, если бы наставники по бестиологическим дисциплинам видели, как он проводил ту вивисекцию, они гордились бы им, как никто никогда не гордился серым магом.
        Закончив со всем, Тобиус позволил себе провести один зимний день, не вылезая из комнаты, просто лёжа в сладкой дрёме, либо рассматривая из окна, как сквозь налетевшие туманы проступали очертания стены. Тестудины продолжали обходить её галереи дозором.
        Передохнув, серый маг попросил встречи с Ду-Гэмоном и представил ему доклад с результатами своего научного труда.
        - Разумны, да?
        - Полуразумные, я сказал бы, - неопределённо поводил рукой серый маг. - Очень примитивный интеллект, которого хватает только на создание композитных орудий труда.
        - Многие животные умеют пользоваться, м-м-м, орудиями труда, нет?
        - Верно. Пользоваться палкой, камнем, прутиком много кто может. А вот обработать кость, очистить палку, и соединить их при помощи кожаного шнурка чтобы получилось копьё, сможет только обладатель интеллекта. Чудовища разумны.
        Он коротко предоставил другие результаты.
        - Должен обратить особое внимание на то, что, скорее всего, подавляющее большинство особей подчиняются меньшинству с более развитым интеллектом. Они способны передавать сигналы друг другу с помощью звуковых волн. Это может прозвучать как глупость, но, когда они явятся в следующий раз, постарайтесь встретить их большим количеством огня. Тепловая стена частично ослепит их, а свет поможет вам различать цвета. Вероятно, уничтожение особей с более тёмной шкурой, внесёт сумятицу в их действия и удастся побеждать меньшим потерями.
        Где-то в горле старого тестудина тихонько гудело. Один невероятный глаз сонно глядел на человека, второй - на круглый пруд, в котором плавал поистине громадный карп.
        Часть 1, фрагмент 6
        Помещение, в котором Лучший Направляющий ждал рива, казалось, намного больше подобало личности его масштаба, нежели какой-то полуразрушенный сад. Сравнительно большая маринитовая зала, с двумя рядами колонн, тянувшимися от входа, к противоположной стене. Вокруг колонн на небольших постаментах стояли подставки, а на тех покоились - Тобиуса немало поразила эта картина, когда он вошёл - пустые панцири тестудинов. Огромные пустые панцири, полностью испещрённые тонкой резьбой. Десятки панцирей, принадлежавших в прошлом рыбакам, строителям, охотникам, воинам и тем, кто строил Запруды. Зал Лучших, понял Тобиус. Хранилище воспоминаний.
        Там сидел и Ду-Гэмон. Сидел на точно таком же постаменте, разве что подставкой под его величественный панцирь служила, пока что, живая плоть. Он поглядывал в круглый пруд, имевшийся там же, довольно большой, чистый, населённый единственным обитателем. Карп был действительно огромен, хотя удивляться тому особенно-то не стоило, Тобиус уже видел белок, пригодных для верховой езды, угрей размером едва ли не с драконов, сброшенные шкуры гигантских арахнидов и не только это. Гигантизм форм жизни, которым положено было быть мелкими, являлся лишь скромно долей аномальности Дикоземья. Чешуя рыбы некогда, должно быть, имела яркий цвет, то ли красный, то ли оранжевый, но уж успела выцвести до грязно-белого.
        - И всё это ты узнал за столь короткое время, да?
        Волшебник моргнул, отвлекаясь от созерцания по-своему грациозных движений карпа.
        - Ерунда, узнал бы и больше, окажись у меня материала с избытком. Эти твари исчезают, словно прогнили ещё при жизни и ждали смерти как предлога для того чтобы наконец развалиться.
        - Вот оно что?
        - Именно. И вот о чём я хочу напомнить, пора бы расплатиться!
        - Расплатиться, да? За помощь твою и поддержку? За знания твои, да?
        - Именно.
        - Говори, человек То-Биус.
        Человек То-Биус уставился черепахе прямо в глаз.
        - Я хочу свободы передвижения.
        Тестудин как будто удивился.
        - Для чего? Куда ты собрался идти посреди зимы, То-Биус?
        - На запад. Пойду туда, откуда они явились и попытаюсь узнать, кто они такие и чем живы.
        Длинный коготь несколько раз стукнул о древко посоха, пока его хозяин размышлял.
        - Люди совсем не ведают страха, нет?
        - Ведаем, ведаем. Когда нам страшно, мы сначала замираем на месте, а потом делаем одну из двух вещей: бежим от смерти прочь или бежим ей навстречу с оружием в руках. Надеюсь, вы не станете меня удерживать? Был уговор, я помогаю вам, а вы…
        - Ступай раз так хочешь, То-Биус.
        - Я не ослышался?
        - Это было бы странно, для существа с такими большими ушами.
        - Не думал, что меня так просто…
        - Теперь мы тебя знаем и можем верить. Только возвращайся. Ты не можешь уйти навсегда, пока не получишь знания, о которых сам так просил. Мы не освобождаем тебя от всех обещаний скопом, нет, мы даём тебе свободу приносить Корсу добро, да.
        Серый маг, который не ожидал, что разговор пройдёт так просто, с облегчением выдохнул.
        - Ты так заработался, не хочешь ещё передохнуть?
        - Я достаточно отдохнул. След давно простыл, много времени уж прошло с тех пор, как они появились, а мне ещё дорогу искать. Соберусь и отправлюсь.
        - Но разве год вот-вот не закончится?
        - Что?
        - Год, - повторил Лучший, - заканчивается. Мы, знаешь ли, меряем дни не так, как люди, однако, в нашем сезонном календаре год заканчивается в тот же день, что и в вашем. Мы не делаем из этого праздников, но всё же удивительно, да?
        - Сегодня, - ошарашенный Тобиус попытался посчитать, сколько времени он провёл в обители черепах и понял, что возвращение к научной работе не на шутку захватило его, - двадцать девятый день иершема месяца на дворе, через два дня наступит год одна тысяча шестьсот тридцать второй Этой Эпохи…
        - Одна тысяча… да, наверное. Год действительно скоро закончится, разве у тебя не должен быть праздник, нет? Хочешь идти сразу, а?
        Тобиус открыл и закрыл рот.
        - Выйду в первый день дженавя.
        К своему удивлению, добравшись до отведённой ему комнаты, человек обнаружил на её пороге несколько больших свёртков с едой. Никто не предупреждал об увеличении пайка, так что, можно было считать, черепахи решили устроить гостю праздник, в соответствии со своими смутными представлениями о том, что такое праздник для людей.
        В свёртках оказалось мясо гигантского мраморного угря, нефритовый сосуд со льдом, в котором лежали свежие креветки, а также икра, дикий волокнистый лук, филе морского тунца и ещё много разного, такого, что являлось деликатесом. Часть пайка состояла из морской рыбы, что значило, - ради этих продуктов тестудинам пришлось преодолеть большие расстояния по рекам Дикой земли, кишевшим Кузнец ведает чем, добраться до моря, заключить добычу в Запруды и доставить в Корс, чтобы здесь эта пища хранилась нетленной на особый случай. Случай, который они сочтут таковым.
        Тобиусу было не к месту стыдно получить подобный подарок, он даже не любил рыбу, она уже набила ему оскомину. Однако, когда жизнь даёт тебе рыбу, - вари уху.
        - Лаухальганда, похоже, у нашего третьего Дня Молота вне стен Академии будет морской привкус.
        - Мря! Мр-р-р-р-я!
        Праздники прошли в тишине и уединении.

* * *
        Уходить нужно рано утром, по свежему воздуху, пока все спят. Этот метод Тобиус уже применял, и решил, что, возможно, сделает из него привычку. Поэтому он спозаранку покинул свою комнату, тихо спустился на нижние этажи Основы и вышел на ещё тёмные, совсем пустые улицы города. Тестудины могли быть большими и даже теплокровными, но, как и их неразумные мелкие родственники, они плохо переносили холода.
        Зимнее утро, всегда тёмное и холодное. За ночь выпала новая порция снега, который теперь хрустел под подошвами видавших виды сапог и в тишине, объявшей Корс, этот хруст казался предательски громким.
        - Ты чувствуешь это, Лаухальганда? - тихо обратился серый волшебник к большому кошачьему уху, торчавшему из сумки. - Мы уходим опять. Покидаем безопасность и возвращаемся в мир постоянного страха. Как тебе, а?
        - Мур-р-р-ря.
        - Согласен. Мы уже были там, мы оставались на чеку, и мы выжили. Но вот мы обрели тёплое убежище, и как бы ни рвалась птичка из клетки, правда такова, что в клетке-то безопаснее…
        - Ф-ф-фряо!
        - Вот это было обидно. На пути к знаниям меня остановит только Молчаливый Фонарщик1, но это не значит, что я какой-то безумец и не задумываюсь о вероятности бесславно сгинуть здесь, как сгинули многие до меня.
        # # 1 Персонификация смерти в понимании многих человеческих народов. Высокий лысый бледнокожий мужчина безо рта, несущий на плече длинный шест, на конце которого горит фонарь.
        Он спустился по лестнице с городской улицы на лёд, добрался до стены под взглядами сонных, медлительных стражей, и перемахнул через неё. Белела вокруг спавшая под зимним гнётом гладь Фарсала, над которой ветер гонял снежную пелену. Деревья-великаны, ожидавшие путника на западном берегу, казались прутьями великанской клетки, которую он готовился покинуть.
        Кутаясь в живой плащ, нарастивший внутри шерсть и густой подшёрсток, северянин вышел на берег и ступил в царство гигантов, меж чьими выступавшими корнями можно было бы строить дома, столь велики они были.
        Шествовать по лесу зимой оказалось несколько проще, нежели он мог предположить. Не столь глубокой оказалась снежная перина, чтобы надёжно спрятать все неровности, мелкие камни, могшие попасть под ногу, ямы и овраги, грозившие переломанными костями. Огромные толщи снега тем временем скопились на оголённых ветвях, там, высоко, и местами предутренний мрак казался совсем уж непроглядной тьмой. Грандиозная ледяная крыша, бескрайний навес с незначительными прорехами, вот, во что превратился весь верхний ярус леса. Порой меж дерев раздавался треск и часть снега со льдом рушилась вниз. Человек быстро понял предупреждение.
        Направление западное, - всё что было у Тобиуса в начале пути, и сего скупого ориентира он держался. Оставляя за спиной десятки величественных колонн, рядом с которыми деревья нормальной величины выглядели юным подлеском, маг шагал. Привычка держать ухо востро вернулась сразу же, как и привычка постоянно использовать Истинное Зрение, дабы лучше вникать в суть вещей. Всё что угодно в этой проклятой земле могло обмануть, камни окажутся хищными моллюсками, деревья - бывшими людьми, пещеры - ахог ведает чем с огромной пастью.
        Одиннадцать дней он двигался почти без отдыха, обдуваемый воющим ветром, метавшимся меж стволами, и всюду выискивал следы прошедшей орды, хотя и не верил, что что-либо найдёт. С уходом зелени, в Дикой земле воцарилось зримое запустение, спрятались многие духи-лесожители. Опасностей будто стало меньше, ужасы, бродившие в летнем тепле, залегли в спячку глубокими норами, позволив тварям попроще, оленям да кабанам, до срока царствовать в лесу и бояться лишь оголодавших волков. Так человеку казалось, пока однажды, он не вышел из-за деревьев на обширную плешь, в центре которой возвышался небольшой холмик, а на холмике том торчало нечто маловразумительное.
        Тобиус миновал уж немало пустых пространств, перебрался через многие овраги, по которым к озеру стекались замёрзшие уж ручьи и речушки, так что новым просветом его было не удивить, даже столь странным. Там, где начиналась проплешина не лежало снега, почва была вся сплошь чёрная, словно усыпанная древесным углём и не росло на ней ровным счётом ничего. Истинное Зрение не выявляло никаких странностей, Внутренний Взор не помог отыскать каких-либо источников магии. Тогда волшебник решил сосредоточиться на вершине холма и на том, что возвышалось из него. Издали это походило на, быть может, ствол одинокой сосны, в которую ударила молния, напрочь снёсшая крону и очернившая кору. Эдакая длинная мачта с щерблёной верхушкой.
        Сколько Тобиус ни присматривался, разглядеть это нечто он не мог, временами казалось, что никакой то не ствол, а, возможно, поделенный на сегменты тотем, резной предмет поклонения, сильно пострадавший от огня. Как бы то ни было, даже Взор Орла не помог, заклинание просто не сработало. Все остальные чары действовали как должно, в Астрале не прослеживалось никаких аномалий. Волшебник подумал, что след бы ему обойти то место и продолжить путь, но любопытство привлекало к более близкой цели, как влечёт мотылька близкий огонёк свечи, принимаемый за далёкое солнце. Изъяв из поясного кольца жезл и проверив набор заклинаний, Тобиус пошёл по «древесному углю».
        Шуршало и похрустывало под сапогами, утихли духи ветров и вскоре стало как будто даже теплее. Он шёл, чутко прислушиваясь к своим ощущениям, расширив границы восприятия до предела, используя всё, чем наделила его направленная мутация. И всё это, увы, не давало никаких особых результатов. Ничто вокруг не было странным, и всё же внутреннее убеждение, что что-то тут не так, продолжало расти.
        Безветрие и теплынь подняли над чёрной почвой лёгкую туманную дымку. Тобиус продолжал идти, время от времени оборачиваясь на отдалявшиеся деревья. Ему всё меньше хотелось продолжать путь, уж совсем что-то тревога разыгралась. Ну ладно, нужно хоть поглядеть на эту странную штуку вблизи и назад. Не обязательно даже подходить вплотную.
        Тобиус остановился и понял вдруг, что было ему так странно, - предмет интереса на вершине холма. Он не приближался. Волшебник прошагал по странной почве порядочно времени, кромка леса осталась далеко, однако центр проплешины не приблизился ни на шаг. Остановившись, он с бледным лицом, принялся рассуждать да размышлять. Импульсивные поступки не рассматривались, Тобиус стоял смирно и заставлял голову думать.
        Наверняка имела место быть пространственная аномалия. Неестественное изменение природы реальности, которое может обладать какими угодно нестандартными параметрами. Самое же пугающее заключалось в том, что даже глаз волшебника не был способен распознать её, даже он был слеп, словно глаз простого смертного.
        - Выхода нет.
        - Мря?
        - Я не знаю, что делать. Вообще. Любое действие, как и бездействие, может повлечь или не повлечь нашу гибель или избавление. Я не знаю, что делать. Магия Пространства никогда не была моей сильной стороной… Я не знаю.
        Он стоял там, глядя на далёкий холм в нерешительности, так бы и длилось, пока не было бы принято какое-то волевое решение, но вдруг из туманной дымки раздался звук, а именно, вой. Протяжный, громкий, переходящий в крик.
        - Вот ахог…
        Когда кто-то воет рядом, это по определению нехорошо, но, когда вой переходит в крик, тут уж точно всё совсем плохо. В туманной дымке стала проявляться фигура. Нечёткая, неясная, метавшаяся из стороны в сторону, издававшая неприятные звуки и, в том числе, вой. Она приближалась, что заставляло крепче сжимать жезл, - тяжёлую бронзовую булаву, которая не раз сослужила серому магу службу.
        Ветра, словно сговорившиеся не касаться аномалии, решили, наконец, смилостивиться, опустились и сорвали зыбкую пелену, открывая взору существо. На мгновение в нём могла быть узнана нагая женщина человеческого роду-племени, но лишь на мгновение. Жёлтый глаз мага отметил гипертрофированные позвонки, прорвавшие кожу на спине острыми отростками, удлинённые руки и ноги, оканчивавшиеся когтями, затуманенные пустые глаза и, конечно же, зубы, жуткие звериные клыки, торчавшие из красных дёсен, челюстей столь массивных, что они выдвинулись вперёд, разрывая ткани рта и торчали теперь безобразно собачьей пастью под человеческим ликом. Всё её тело будто иссушил голод, кожа плотно обтягивала кости и была покрыта коркой высохших субстанций: крови, грязи, кала. Существо металось из стороны в сторону, беспорядочно вращая бельмами, рычало и подвывало, пока не заметило наконец человека.
        Серый маг подавил свой первый порыв поднять жезл и ударить чарами как следует, хотя представлял, что случится с ним, если это приблизится на расстояние вытянутой руки. Он страшился узнать, как повлияет возмущение Астрала на аномалию, дотоле вполне спокойную. А вот стоять на месте он больше не мог и потому припустил в ту сторону, с которой явился. Тоскливый вой-стон позади лишь предал Тобиусу скорости, что попутный ветер паруснику.
        Маг бежал и безмолвно молился о том, чтобы странная чёрная чешуя под ногами скорее исчезла, и появилась заснеженная земля! И какие бы боги ни властвовали во враждебном человеку мире лесов, в этот день они не помешали Господу-Кузнецу внять. Тобиус вылетел под тенистую сень крон и развернулся на каблуке, вскидывая артефакт, чтобы с окружённого шипами набалдашника сорвалась магическая молния. Но не сорвалась, - не понадобилось.
        Серый волшебник во все глаза следил за чудовищем, которое неслось в его сторону, роняя голодную слюну, да только зря. Оно застряло в тридцати с небольшим шагах от кромки аномалии и целеустремлённо не двигалось с места. Тяжело дыша, человек сел там же, где стоял и ещё долго наблюдал эту жуткую, поистине лишавшую душевных сил картину. По скальпу и спине то и дело волнами пробегали мурашки, волосы становились дыбом, когда он представлял, что вот так всё могло и…
        - Знаешь, - молвил волшебник уху, торчавшему из сумки, чувствуя, как дерёт пересохшее горло, - а ведь мы тоже могли застрять там. И убегать от неё до самой смерти. Если бы аномалия позволила нам умереть когда-либо, конечно. Непостижимо, я и сейчас её не воспринимаю, ничего опасного.
        Собравшись с духом, маг вернулся к кромке и аккуратно собрал там несколько кусочков странной почвы. Всем она была похожа на древесный уголь, кроме того, что не пахла и не мазала пальцы сажей. Запрятав образцы в маленький шарик Лака Обновления, он раскрыл книгу заклинаний на новой странице, материализовал индиговое перо и начал писать. В тексте присутствовали такие слова как «… не воспринимаемая обычными…», «… неизвестные принципы…», «… вендиго…».
        Он быстро смерился с тем, что не сможет постичь этой тайны Дикой земли, а потому решил вспомнить о главной своей цели и продолжил путь на запад. При этом маг всё же указал в книге приблизительные координаты места, относительно всех остальных ориентиров, которые держал в голове. На всякий случай.

* * *
        Путь продолжился. При тусклом свете дня Тобиус боролся с холодом и постоянно ждал подвоха, старательно обходя места, внушавшие ему предостерегающий трепет. Маг порой натыкался на цепочки следов, как вполне узнаваемых, так и совершенно чуждых любым известным ему формам жизни. Некоторые деревья - не исполины, но обычные - оказывались на поверку дремавшими по зиме дезримзенами, чудовищами магического рода, что только притворялись растениями.
        Новая докука была уж иного толка, серый маг стал ощущать на себе внимание. Вообще-то он с первого дня его ощущал, всё время оборачивался да озирался, словно стремясь и одновременно боясь встретиться с чьим-то внимательным взглядом, провожающим его из-за какого-нибудь отдалённого дерева. К тому непрестанному давлению Тобиус даже смог немного привыкнуть, однако не о нём речь.
        Продвигаясь на запад, стараясь запоминать все ориентиры, даже расположение звёзд, когда ночью их становилось видно, рив замечал поодаль присутствие. Уха его, особенно ночами, достигали некие невнятные звуки: хруст снега, вскрикивания, рык, громкие хлопки, и даже, казалось, невнятная речь. Истинное Зрение показывало несколько форм жизни, которые днём держали расстояние, но по ночам подбирались ближе. Благо он продолжал ночевать на деревьях-исполинах, очень высоко над землёй.
        На третий вечер после встречи с пространственной аномалией, Тобиусу окончательно набила оскомину такая компания. Выбрав более-менее удобное местечко, где рос лишь обычных размеров многоствольный вяз, серый маг взлетел на ветку и закрыл себя живым плащом.
        - Как мы учили: прятки!
        Мимик, немедля изменил свою внешнюю текстуру, подделав на ней рисунок древесной коры и даже охладив свою поверхность до соответствовавшей среде температуры. Засевший в таком укрытии Тобиус прикрыл глаза и в тысячный, наверное, раз, пробудил чары Истинного Зрения. Теперь он мог воспринимать окружающий мир с закрытыми глазами.
        Пришлось просидеть на верхотуре порядочно, прежде чем сгустки жизни, кружившие на периферии восприятия, видно, ища след, стали сужать круг. Медленно, опасливо, они приближались к дереву, всё ещё рыская, когда Тобиус наконец открылся и, не целясь, ударил в темноту ломаными росчерками молний. Вой, визг да восклицания унеслись прочь и ещё долго слышались в отдалении. Рив же, вновь заставлял глаза привыкать к темноте, попутно пытаясь понять, что это были за твари? Бочкообразные тела и короткие ноги словно у кабанов, но из передних частей выдвигались вперёд такие челюсти, какими не всякий савах обладал. Ни в одном бестиологическом атласе маг не видел ничего подобного.
        Когда глаза вновь стали видеть в темноте, волшебник перебрался на гигантскую белоствольную чинару, обвил её набором охранных чар и сплёл заклинание, дарившее крохотный тёплый микроклимат чтобы не замёрзнуть.
        Ел он редко, но плотно, если мог рассчитывать на какую-то безопасность. Тогда Тобиус доставал из сумки укрытые Лаком Обновления куски пищи, насыщался сам, кормил мимика и Лаухальганду, который вновь теперь почти не вылезал из спячки.
        На следующий день, как было заведено, продолжил путь спозаранку, перепрыгивал высокие надземные корни и поваленные стволы, огибал огромные лесные валуны и каменистые гряды, перебирался через глубокие овраги и буераки, осторожно ступал по ледяным лентам рек. Так и добрался до одного особенно глубокого оврага, тянувшегося с севера далеко на юг. Малые деревья и кустарники густо росли по его краям, нависая над земляной складкой, а внизу текла вода.
        Жидкость, которая не кристаллизуется даже в сильный мороз? Это могло быть интересно.
        Убедившись, что ничего на первый взгляд, не грозит его безопасности, Тобиус плавно опустился на дно оврага. Оказавшись внизу, он задрал голову, и подумал, что это было уже настоящее ущелье. Голые стены без мхов и лишая, тёмный камень, сильная нехватка света. Только сама влага на извилистом дне люминесцировала, да и то слабо. Запаха она не имела и никаких коррозийных свойств не проявляла. Воздух тоже был чист. Собрав образцы в небольшую пробирку, рив намерился было вернуться наверх, но помедлил. Когда будет время разобраться в составе незамерзающей жидкости, он узнает о ней больше, однако, шанс понять, откуда она такая взялась, есть только здесь и сейчас.
        Создав десяток светящихся мотыльков, волшебник неспешно полетел над потоком. Он быстро двигался на юг с незначительными отклонениями, порой останавливался в тревоге, но, когда ничего дурного не происходило, продолжал движение. Овраг делался всё менее глубоким, а камни на дне - всё более крупными, пока не стали казаться разбитыми частями чего-то целого. В Корсе такого было предостаточно, элементов былой структуры, лежавших в руине.
        Отсветы волшебного света выхватили очертания фигуры впереди и Тобиус остановился, выставив перед собой жезл. Рядом не было источников жизни или магии, ничего живого, поэтому, приблизившись, он не без удивления увидел человеческий скелет, стоявший на берегу аномальной речки. Стоял тот не сам, - из-под камней тянулись тонкие изящные побеги, чёрные, гладкие и сухие. Они окутывали кости и позволяли им хранить целостность, причём в такой странной позе, будто хозяин замер посреди движения, да так и умер. Ни лоскутка плоти, ни волоска, ни следов какой-либо одежды, лишь голый костяк, поддерживаемый жёсткими чёрными стеблями.
        Обойдя скелет кругом и осмотрев его со всем возможным старанием, Тобиус пришёл к выводу, что кости - они кости и есть. Вполне человеческие. Тем не менее он изъял из ножен свой ритуальный нож и острая бронза легко отсекла небольшой побег. Тот же миг структура распалась прахом, всё растение рассыпалось и кости застучали по камням.
        - Восхитительно, - пробормотал маг без намёка на восхищение.
        Чем дальше он шёл, тем заметнее становились следы цивилизации вокруг, и скелетов тоже становилось больше. Они появлялись по одному и по несколько, все встречали живого пустыми глазницами, все шли когда-то ему навстречу. Шли или бежали. В то же время интерес нарастал, потому что серый волшебник замечал отклонения в структуре скелетов. По большей части все они были правильными, человеческими, но вот у одного из виска торчал небольшой рог, у другого имелся рудиментарный хвост; неразвитая третья рука, дополнительная глазница, двойная рёберная структура, превращавшая грудную клетку в непробиваемый панцирь. Мутанты, думал рив. Люди, несомненно, однако подверженные хаотичным мутациям генома.
        В природе эволюционная мутация проходила постоянно, однако картина, представленная внутри тёмного оврага, свидетельствовала о том, что люди подверглись мутации неестественной, революционной, не продиктованной бытием. Участь сия была незавидна и способов оказаться постигнутым ею существовало много, самый простой - попасть в зону повышенной магической активности, где реальность повреждена и в неё прорываются ветра магии из Астрала. Либо же долго пробыть в зоне, сильно загрязнённой остаточной магией.
        Чары Внутреннего Взора, многократно обострявшие восприятие именно магической энергии, показали Тобиусу, что поблизости ничего такого не было. Ни остаточных эманаций, ни сильных магических источников другого рода.
        - С их смерти могли пройти века, - размышлял он вслух, как делал изредка от нехватки собеседников.
        Не получив ответа на незаданные вопросы, он, наконец, осилил всю длину оврага и вышел в некое раздавшееся вширь углубление, некий провал в почве, сплетённый из старых толстых корней, под которыми едва угадывались последние следы цивилизации. Природа почти стёрла то место с лица Валемара, в стенах оврага, там, где их не укрывали корневые системы и сырая земля, виднелись фрагменты… чего? Подковообразной колоннады? Культовое строение? Именно там обнаружилось больше всего скелетов. Не беспрецедентно много, но десятка три с половиной набиралось.
        В центре круглой каменной площадки, ужасно загрязнённой слоями гнилой листвы, существовало искусственное углубление, совсем небольшое, неглубокое, как раз такое, чтобы внутри поместился человеческий череп. И он неплохо там помещался, глядя в небеса парой настоящих живых глаз. При появлении мага зрачки сместились, беря его во внимание и пристально изучая. Именно из этого углубления неспешно разливался люминесцентный поток. Никакого присутствия магической энергии, ничего вообще.
        Тобиус присел на корточки и долго играл с черепом в гляделки, проверяя свои ощущения. Не всем созданиям земным и неземным можно было смотреть в глаза безнаказанно. Но этому черепу, как оказалось, можно.
        - Думаю, ты мне не расскажешь, что здесь произошло, нет?
        Череп глядел.
        - Жаль.
        Описание аномалии легло на страницы книги заклинаний и путь продолжился, однако недолго он оставался спокойным.

* * *
        Ещё несколько тяжёлых дней минуло, а он всё ещё не обнаружил и намёка на Пожирателей. Всего прошло… да, верно, восемнадцать дней. Восемнадцатый день дженавя месяца был на дворе, а Тобиус почти в одиночестве бродил по Дикой земле, в Господь знает какой дали от цивилизации.
        - Если путь к знаниям - это действительно путь, то Джассар гордился бы мною. В такую задницу ради них никто не забирался веков эдак десять… Лаухальганда, кормилец, просыпайся! Рыба мне остоахожила!
        Выдернутый из спячки и из сумки чёрный мячик, стоило ему продрать не существовавшие глаза разразился недовольным ворчанием.
        - Ф-ф-ф-ф-ф-ря! Фря! Фр-р-р-ря!
        - Да ладно тебе, а вдруг посреди зимы найдёшь тура! Ты представляешь? Сколько костей проглотишь! А учитывая, что это аномальная зона, вполне вероятно, что будет тебе гигант величиной с дом! Помнишь белок? А ведь это были всего лишь белки!
        Лаухальганда чувствовал, что где-то здесь спрятан подвох, что волшебник корыстен, но из всех существ мира он был не самым хитроумным и потому, зевнув напоследок, таки укатился прочь, искать мясную добычу. Тобиус же, слегка удручённый собственной бесчестностью, стал выбирать дерево для ночёвки.
        Взобравшись на ветвь, что была толще стволов многих нормальных деревьев, он создал пару мотыльков и достал книгу. Читать, перечитывать, переосмысливать, переваривать знание, пока оно не будет полностью усвоено. Он должен был постоянно возвращаться к написанному ранее, чтобы убедиться в том, что смог всё объять пониманием, ничего не упустил, ничего не забыл. Для мага это важно, маг обязан уметь пользоваться своими знаниями, а не только ими владеть.
        Лаухальганда вернулся скоро, прикатился к дереву и стал подпрыгивать там, громко мяукая. С высоты его, правда, слышно было едва-едва и пришлось спорхнуть вниз.
        - Что? Что ты нашёл? Я не понимаю, помедленнее… Но… А, ахог, веди!
        Солнце стремилось к западной кромке мира, но времени до наступления темноты оставалось ещё порядочно, можно было рискнуть и побегать напоследок, хотя ноги давно уже превратились в один сплошной источник боли и неудобств. Тобиус гнался за Лаухальгандой, который весело подпрыгивал на неровностях, метался туда-сюда, огибал разведанные препятствия и постоянно издавал призывные мявки. Замедлился он, лишь ворвавшись в рощу обычных берёз, которые смогли пробиться к солнцу на земле, не занятой исполинами.
        - Мря! Мур-р-ря!
        - И что там?
        Тобиус глянул за полосатые стволы и обнаружил, что внутри рощицы было чистое от деревьев пространство. Небольшая полянка, скромная, поросшая малинником, на котором даже зимой осталось немало ярких ягод. А кроме того на поляне стояли олень, кабан и… какое-то существо с хоботом и длинными ушами, небольшое, но мясистое на вид, явное травоядное. Стояли там эти звери, стояли, ушами да хвостами помахивают, озираются. Посреди зимы. Рядом с малинником, полным ягод.
        - А ты, братец, молодец, не повёлся.
        - Ф-ф-ф-фр!
        - Нет, я не считаю тебя таким дураком, просто…
        - Ф-ф-фр-р-ря!
        - Так, знаешь, мне легче просто принести извинения, чем играть с тобой в игры разума, - посмурнел маг, но извинений всё же не принёс.
        Там, на этой, с позволения сказать, поляне, не было никаких трёх живых организмов, да и настоящего растения не было. Там был всего один живой организм, да и то не над землёй, а под ней. Один крупный, глубоко зарывшийся организм, который раскинул на поверхности ловушку для другого хищника.
        - Хотелось бы мне вырыть и выпотрошить эту штуку, никогда ни о чём подобном даже не читал… Постой-ка.
        От постоянного использования Истинного Зрения глаза Тобиуса уже давно хранили красноту, слезились и чесались. Тем не менее, без этого заклинания он был бы слепым младенцем, пролезшим в клетку с голодными львами. И теперь чары, обострявшие восприятие, позволили найти на фоне одного большого организма другой, меньший, подавленный более мощным биологическим полем.
        - Кажется, кто-то попался, вон тот сугроб видишь? Под ним живое… едва живое тело. Биополе едва держится, аура слабая.
        Тобиус осторожно двинулся к охотничьему периметру, то есть к окружности, на которой раскинулась живая ловушка с приманкой. Снег покрывал её, прятал. Маг подобрался к самому краю, но с настоящей почвы на фальшивую не переступил. Вместо этого он потянулся мысленно к сугробу, коснулся снега, напомнил ему, что он, - суть, вода. Небольшой тепловой импульс и вот снег превращён в жидкие сферы, а глазу предстало скрючившееся в неестественной позе тело не пойми кого или чего. По крайне мере это не пойми что было одето в какую-то грязную овчину шерстью внутрь. Из-под полов виднелись ноги, совсем нечеловеческие, звериные, с чёрными подушечками; из рукава торчала пятипалая рука, бледная, также с чёрными подушечками. Все конечности венчали чёрные когти, - не страшные, почти безобидные.
        - Ну раз это ещё живо, значит, оно хочет жить очень сильно. Хорошо.
        - Мря!
        - А что? Я маг? Да! Я вершитель судеб? Ну, для этого существа, я уж точно являюсь первым после бога-творца сейчас.
        - Мур-р-р-ря!
        Наступать на раскинутую ловушку Тобиус не стал. Следовало думать, что если бы этот лежащий некто в шубе мог уйти с неё, то не погибал бы от холода теперь. Он попался, коснулся живой ткани подземного хищника. Что там, природный клей? Неважно.
        Из жезла ударил луч Расщепления, который быстро описал дугу, разрезая плоть хищника, отнимая у него солидный лоскут, прижжённый по краям. Остальная часть дрогнула, фальшивые травоядные и растения покачнулись, стали терять форму, цвет, оплывать и сливаться воедино как тесто. Когда масса полностью улеглась, охотничий инструмент стал стягиваться к центру, уходить вглубь земли, не солона хлебавши, да ещё и раненный.
        Тобиус прошёл по чёрной, голой земле и отвернул хрустнувший воротник овчины, чтобы глянуть на того, кто себя им укрыл в преддверии смерти.
        - Мать моя… неизвестная человеческая женщина… Лаухальганда, это же грёбаный киноцефал! И он едва жив… придётся поработать.
        Часть 1, фрагмент 7
        Действовать пришлось быстро и на скорую руку, но ему было не привыкать. Вырыть мыслесилой яму соответствующей площади, залить водой, заморозить, сделать поправку на расширение ледяной массы, использовать ледяное основание вместо фундамента, раз лучшего не дано, срубить заклинанием Артель Дровосеков достаточное количество берёз, вытянуть из них все соки, просушить, очистить, сложить из стволов сруб, промазать все щели Лаком Обновления и вот, за пару часов активного применения магии, готов дом. Неказистый, но всё же, дом, в котором можно укрыться от непогоды.
        По дороге он не строил таких укрывищ каждодневно по многим причинам: трата сил, времени, гурханы, большая заметность, слабая защита и, в конце концов, напрасный перевод леса.
        Внутри было темно и холодно, однако недолго. Тобиус пустил под дощатый потолок мотыльков, сплёл маленький тёплый микроклимат, поплотнее затворил дверь и занялся уже своей находкой. Маг устал, за день успел порядочно пройти по непролазной местами пуще, потом потратить магическую силу, но он не жаловался, не размякал. Практика ведёт к совершенству.
        Пришлось потихоньку выдирать обмороженного, порядком истощённого киноцефала из одежды, попутно убрав в сторону охотничий лук, колчан, каменный нож. Проблема крылась в том, что к плоти существа пристала клейкая плоть подземного хищника, пристала насмерть, словно соединилась с кожей на молекулярном уровне. Такое Тобиус видел лишь на занятиях по трансмутации, когда незадачливые адепты случайно соединяли молекулы своих тел с какими-то неживыми объектами, то есть сплавлялись воедино с предметами обихода. Вот смеху-то было. Ноне, правда, смеяться не хотелось, ведь плоть хищника пришлось отделять вместе с кожей киноцефала. Счастье ещё, что обширная область приклеивания пришлась на одежду.
        Кроме лоскутков кожи под бронзовый нож пошло несколько отмороженных пальцев, уши; обнаруженный хвост чудом оказался цел, не почернел нигде. Пока орудовал атамом, Тобиус походил на сосредоточенного мясника, весь заляпанный кровью, постоянно поддерживающий стабилизирующие и усыпляющие чары. В душе он радовался, что заклинания работали на нелюде также, как на человеке, а то мало ли как сложилось бы дело.
        Операция была завершена глубокой ночью, когда серый волшебник применил самое лучшее целительское заклинание из всех, ему доступных - Поток Жизненных Нитей. С помощью этого энергоёмкого плетения он восстановил все утраченные части: кости, мышцы, хрящи, кожу.
        Совсем умаялся северянин, однако не так давно приобретённый опыт с братом Марком сделал этот случай вполне успешным. Оглядев ещё слабого, но вполне стабильного нелюдя, Тобиус остался доволен своей работой. Наложив пару тонизирующих плетений, он осмелился высунуться в холодную темноту, чтобы избавиться от запёкшейся крови и протереть лицо снегом. Внезапно посветлело, - это сошёл с лунного лика облачный массив, впервые за долгое время открылась блистательная звёздная скатерть неба и быть ей отрадой для души, кабы не портил всё мерзкий красный слизень.
        Тобиус вернулся в сруб, лишь когда перепроверил охранные чары. Он затворил дверь и укрыл киноцефала его же собственной грубо сотканной рубахой крапивной пряжи, сам сел в другом углу, добавил света, закурил. Уступил наконец своей единственной слабости. Шатаясь по лесу, маг старался не жечь табак, ибо звери дикие, они, как известно, человека, а также всего, что он несёт с собой, бояться. Огня и дыма в том числе. Но тем-то чудовища от зверей и отличаются, что не боятся людей вовсе, и огонь в ночи, как и запах дыма, может их скорее привлечь. Известное дело…
        К слову о чудовищах, - маг внимательно вгляделся в спавшего пациента, - киноцефалы к оным не относились.
        Прикрыв набрякшие веки, Тобиус дал глазам желанный отдых, при этом вспоминая курс мировой истории. Помимо магических дисциплин, Академия Ривена давала своим адептам лучшее в Вестеррайхе общее образование, и, хотя те лекции не обязательно было записывать, да и экзаменации они не подлежали, развитая и натренированная память мага ещё цепко держала кое-что.
        В Четвёртую эпоху Валемара, то есть, примерно двенадцать тысяч лет назад1 народ киноцефалов, или псоглавов, как звала их лишённая научных терминов летопись, обитал на землях, ныне рекомых Доминионом Человека. Среди многих других нечеловеческих народов.
        # # 1 Эпоха нынешняя, звавшаяся «Этой Эпохой», являлась также Десятой эпохой Валемара по главному мировому летоисчислению.
        В то время людские территории всё больше жались к великим горам, но Тангрезианская империя распалась ещё в конце Третьей эпохи, оставив по обе стороны Драконьего Хребта своих наследников: юную Анфиойскую империю на востоке и молодую Эстапорийскую культуру2 - на западе. И вот эти самые эстапорийцы, люди, обретшие со временем полную самость, двинулись на запад и юг, быстро множась и вытесняя всех своих соседей с исконных их земель. Что это были за соседи, известно плохо, ибо вся Четвёртая эпоха вообще является для историков большим слепым пятном, практически никаких летописей не сохранилось, лишь бесценные единичные документы. Однако позже, на многих территориях Ривенского королевства, родины Тобиуса, исследователи обнаруживали древние курганы, в которых спали обряженные в золото, вооружённые бронзовым оружием, короли и вожди не человеческого, а псоглавьего роду-племени.
        # # 2 Данное имя она получала в более позднее время от археологов и историков
        Ныне считается, что киноцефалы воевали с людьми долго, упорно, и не безуспешно, но по итогу те почти истребили собакоголовых гуманоидов, разорив и разрушив их городища, построив поверх свои собственные, загнав остатки нелюдей в Дикую землю, где проигравшие и сгинули. Да не совсем, видать, сгинули. Вот уж чудо, встретить представителя культуры, считавшейся ушедшей безвозвратно.
        Киноцефал лежал на спине, мерно сопя в потолок. Его силуэт казался интересным и странным, ассоциации древних предков можно было понять, - существо действительно напоминало собаку, но в той же мере не напоминало вовсе. Маг сказал бы, что киноцефал имел к собакам не большее отношение, чем человек к обезьянам. От макушки до кончика носа линия его морды выглядела одной плавной дугой, никакой переносицы, будто кто-то схватил собаку за чёрный нос и загнул морду вниз.
        Туловище вполне соответствовало человеческому строением, не считая мелких деталей в виде шести сосков; руки были почти человеческие, разве что пальцы коротковаты, а сама ладонь длиннее; небольшие чёрные когти, не втягиваемые; строение ног отличалось заметно сильнее - они были несколько коротковаты в соотношении с человеческими; длинная стопа, задранная пятка, на таких ногах удобно быстро бегать и высоко прыгать, а вот лазать и карабкаться человеку было бы много сподручнее. Ну и хвост, конечно, не большой и не маленький, не рудиментарный.
        В памяти человечества псоглавы остались мохнатыми, но этот шерсти не имел, лишь начинавшуюся между ушей гриву чёрных волос, что струилась вдоль шеи, да жёсткую бесцветную щетину по остальному телу.
        Вот такая диковинка. Не будь при нём признаков наличия интеллекта, то есть рукотворных предметов, Тобиус счёл бы киноцефала простым чудовищем и давно уже зарисовывал бы его внутренние органы в своей книге.

* * *
        Он не спал всю ночь, прослеживая состояние нелюдя, готовя в собственном магическом котле уху и вместе с тем, пытаясь разобраться в том, из чего состоял образец клейкой ловушки.
        Удалось выяснить пока что немного, например, её свойства не терялись спустя длительное время после отторжения от остального организма. Лоскут всё ещё хранил липкость, влажно блестел и напоминал своим видом тесто. К нему до сих пор крепилась овчина, шерстяные штаны, шерстяная же сумка, кожаная фляжка с водой, ножны, из которых удалось вытянуть каменный нож и некоторые срезанные по живому куски киноцефаловой кожи. Зачарованный бронзовый нож, то есть атам Тобиуса, тем не менее неплохо смог справиться с этой неведомой тканью, пластая её на куски. Как показали нехитрые опыты, кроме металла к ней также не липла древесина, камень, любые предметы неживотного происхождения.
        Время шло к полудню, когда нелюдь стал пробуждаться. Он открыл свои крошечные тёмные глазки, разделённые широченной линией носа и ещё долго не понимал, где он и что он. Возможно, его удивляли светящиеся бабочки, плавно кружившие под крышей, которую он не знал, не мог знать. Набравшись сил, киноцефал начал осматриваться, и давалось ему это большим трудом. Рядом с собой он обнаружил две глубокие пиалы, в одной ждала уха, в другой - чистая вода. В сторонке, на торчавшем из стены крюке висел паривший котёл.
        Он нуждался в пище и ещё больше в воде, однако разум диктовал осторожность и нелюдь подслеповато осматривался. Тобиус изучал его под покровом чар Глазоотвода, но вскоре киноцефал слабо зарычал, глядя в сторону волшебника. Острые уши стояли торчком, нос чутко принюхивался.
        - Я надеялся, что запах ухи укроет меня, - хмыкнул Тобиус, развеивая плетение. - Но твой нос не проведёшь, верно?
        - Мряу!
        Лаухальганда с любопытством покатился к пациенту, но был отозван обратно.
        - Вижу, ты насторожен и ничего не понимаешь, приятель. Очень сложно устанавливать первый контакт.
        В руках Тобиуса появилось немного Лака Обновления, мультифункциональной субстанции, похожей на янтарную смолу, которая по воле создателя могла менять свои свойства, становиться твёрдой, как обожжённая керамика, например. Осторожно набрав себе ухи в оформленную пиалу, он без аппетита стал есть, показывая, что это безопасно, однако киноцефал не сводил с него подслеповатых глаз и не прекращал рычать.
        - Понимаю, понимаю. Иллюзия безопасности лучше, чем вообще ничего.
        Тобиус показал пациенту каменный нож и позволил оружию плавно перелететь по воздуху обратно к хозяину; тренировки с кирпичами не прошли даром. Эта мелочь немного успокоила нелюдя и, глядя как волшебник ест, псоглав тоже потихоньку стал. Вода в пиале не кончалась, а вторая пиала летала к котлу за новыми порциями супа, в котором всё же не хватало овощей. Трудно было сказать, что подобные фокусы спасённому нравились, он крепко держал своё смешное оружие, непроизвольно морщил морду в оскале, но уже не рычал, жадно ел и пил. Набив же брюхо, киноцефал притих под просторной крапивной рубахой и не сводил со спасителя взгляда.
        - Что ж, раз мы так мило сидим, греемся тут, можешь поглядеть сюда.
        На дощатом полу был расстелен порядком уже покромсанный лоскут плоти, к которому прилипли вещи киноцефала, а также некоторые фрагменты. Затем Тобиус бросил в его сторону несколько предметов. Тот встрепенулся, зарычал громче, но видя, что нападение не продолжается, присмотрелся к брошенным вещам, - почерневшим пальцам, ушам. Потребовалось немного времени, чтобы он понял и стал смотреть на себя, на свои новые кусочки, на участки кожи, лишённые щетины и отличавшиеся ярко-розовым цветом от остальной, бледной, такой человеческой кожи. Новые розовые пальцы на руке и ногах, а ещё уши, длинные, острые. Прежде правое отсутствовало наполовину, старая рана, теперь же оба уха были целы, как новенькие.
        - Не за что. Благодари судьбу, что колокольчики не отморозил, их я восстановить не смог бы.
        Пища, отдых, вот и всё, что было ему нужно. Тобиус проверял состояние киноцефала на расстоянии, кормил, поил, не провоцировал. Тот хранил настороженность. Странно ли, учитывая, что вынужденные соседи являлись потомками двух совершенно разных видов, один из которых едва не истребил другой? Тьма веков минула, но киноцефалы, сколько их ни осталось в этой страшной земле, наверняка ещё помнили людей. Люди уж точно помнили бы, люди такого не забыли бы.
        - Ну наконец-то! - Тобиус, продолжавший возиться с трофеем, заулыбался. - Смотри-ка, наконец-то начало отпускать!
        Он медленно стал отнимать плоть хищника от овчины, от шерстяных штанов, от кожаного колчана. Оставались ещё клейкие следы, но сила скрепляющего вещества слабела. Хорошо, что он загодя собрал образцы, ведь клей, скрепляющий на молекулярном уровне - это звучало интересно.
        - Держи. Он ещё немного липкий, но активный биоэлемент разлагается. Вот твои ножны, кстати. Лук нужен? Если захочешь утыкать меня стрелами, будь добр, предупреди.
        Так прошёл день, а затем настал следующий. Всё это время киноцефал старался не ослаблять бдительность, хотя было ему тяжко. Катался на охоту Лаухальганда.
        - Мой компаньон добыл росомаху. Ты когда-нибудь ел росомаху? Отвратительное мясо.
        - Фф-ф-фря! Фряу! Фря!
        - Что бы ты понимал, добытчик.
        Когда маг начинал препираться с ушастым мячиком пациент нервничал. Лаухальганда вообще внушал ему тревогу едва ли не большую, чем человек.
        - В общем, эта гадость съедобна… судя по набору зубов ты мясоед и вполне можешь оказаться сыроедом тоже. Будет тебе запас пищи. В той чаше талая вода, очищенная, тепло продержится ещё суток двое. Прости, не могу больше здесь торчать, так что поправляйся уж дальше сам.
        Они с компаньоном покинули хрупкую деревянную скорлупку, что отделяла их от огромного страшного леса. С тех пор, как позапрошлой ночью прояснилось небо, оно и не хмурилось больше. День обещал быть ярким солнечным, но и холодным тоже, на то она и зима, чтобы дать миру отдохнуть от жары.
        Пользуясь единственным направлением, маг продолжил целеустремлённой идти на запад. Со временем это надо было менять, всё же, по итогу, идея была глупой. Решение двигаться в одну сторону по территории столь великой, столь сложной и опасной себя не оправдало. Приходилось опять взбираться на холмы, присматриваться к древним стволам, к земле, прислушиваться, ожидая удара, замирать от воя ветра, метавшегося в древних пещерах. А уж сколько раз он отклонялся от основного направления, когда ощущал впереди предостерегающий холодок опасности, или видел сквозь деревья пугающие ауры чего-то крупного, пахшего кровью.
        После краткой передышки давалось всё это легче, но вместе с глазами, отдохнул и ум Тобиуса. Теперь он мыслил более ясно, и ясно понимал, что даже двигаясь в одном направлении, мог заплутать навсегда. И что же теперь? Поворачивать? Вернуться ни с чем?
        Упрямство волшебников - великая вещь, оно может двигать недвижимое, оживлять неживое, и обосновывать бессмысленное. Благодаря упрямству рив продолжал идти ещё четверо суток, после осознания неразумности такого поведения. За спиной осталось огромное расстояние, скоро и месяцу конец.
        К закату четвёртого дня рив нашёл громадный голый по зиме дуб с дуплом размером с сарай. Внутри явно кто-то прежде жил, присутствовало немало сухого помёта, перьев… а ещё погадок. Погадок такого размера, что Тобиус никогда не хотел бы встретиться с птицей, которая их там оставила. Всё, правда, свидетельствовало о том, что дупло брошено. Оно и ясно, совы не строят гнёзд и не живут в дуплах постоянно, только во время высиживания птенцов. И к счастью эта сова, жравшая волков как мышей, давно куда-то улетела.
        Он сидел в тепле, им же сотворённом, слушая ветер снаружи, и не зажигал свет во имя безопасности и здравого смысла. Жуя вяленую рыбу, серый волшебник кутался в живой плащ и через силу признавался себе, что с завтрашнего дня путь ему один - обратно в Корс. Попробовал, потерпел неудачу. Что ж, пока он жив, это не могло считаться поражением. Одно лишь раздражало безмерно, - получалось, всё было зря. Сам решил, что должен отправиться на поиски, никто не просил, никто не посылал. В итоге придётся возвращаться ни с чем.
        - Ненавижу делать что-то зря, - пробормотал маг в пустоту. - Ненавижу…
        Часть 1, фрагмент 8
        Резкий звук ножом прорезал ночь. Такой звук, какой можно услышать в месяце мархоте, когда противно орут кошки. Причём голоса их порой кажутся почти человеческими, криками ребёнка или женщины. Этот звук был громок, и Тобиус не мог решить, что делало его страшнее, сквозившее отчаяние или вероятность того, что там, в темноте, возможно, погибало разумное существо?
        - Может, мне проверить?
        - Фря? - коротко донеслось из сумки.
        - Нет, я в своём уме…
        - Мряу, мря.
        - Эм… соглашусь.
        Дерево вдруг задрожало, и вслед за криком, ночь сотряс рёв, долгий и глубокий, от которого сам холодный воздух пошёл волнами. Тяжёлые шаги быстро приближались и человек опрокинулся на бок. Какофония звуков и грохот снаружи не прекращались некоторое время, то отдаляясь, то приближаясь, вопли ужаса повторялись всё истошнее, пока вдруг не оборвались резким взвизгом.
        Во тьме хрустели кости, трещала разрываемая плоть, низко и гулко урчало от удовольствия насыщения нечто большое.
        Тобиус сглотнул и пробудил плетение Истинного Зрения. В ту пору из дупла его вытащило бы только прямое повеление Джассара, столь силён оказался испуг, однако серый маг хотя бы мог окинуть взором то, что властвовало в этой ночи, увидеть его габариты, силу его ауры, жизненной энергии. Он попытался, но не преуспел. Рокот был ещё рядом, ощущение чего-то подавляюще большого заставляло волосы стоять дымом, дерево подрагивало от тяжёлых шагов, но никакой соразмерной ауры, вообще ничего живого подле не обреталось. Тогда он развеял заклинание и пробудил Внутренний Взор, пытаясь уловить опасность хотя бы в диапазоне магической энергии, но наградой было большое и сочное ничего. Тяжёлые шаги отдалялись.
        Сколько он ни всматривался сквозь темноту, расчерченную слабыми токами рассеянной в реальности гурханы, всё было пусто.
        - Полагаю, спать мы этой ночью не будем, - шепнул он. - И обратно не пойдём, а побежим вприпрыжку… постой-ка, это ещё что?
        На самой границе зачарованного восприятия, там, куда чары Внутреннего Взора едва доставали, во мраке светилось магической силой нечто неясное, но значительное, там, немного юго-западнее.
        - Фур-р-р-ря?
        - Нет, ещё немного задержимся.

* * *
        По утру он очень осторожно выбрался из пристанища дабы осмотреться. Ещё осторожнее спустился с дерева, поминутно готовясь взметнуться обратно. Опасность, однако, пока не являла своего лица. Маг немного осмелел и решил изучить окрестности на предмет следов. Поиск оказался небезуспешным… обширное кровавое пятно, правда, стало слабой наградой за усердие. Заляпанные древесные стволы, красный снег, ошмётки плоти, неузнаваемые и непонятные, а вокруг - уйма отпечатков, да таких, которые заставляли крепко задуматься над тем, когда именно ты в жизни не туда повернул.
        Земля изобиловала следами, очень глубокими, невзирая на твёрдость промороженной почвы. Стопы длинной в четыре с лишним шага1 длинной, двупалые, когтистые. Кто-то очень большой и тяжёлый носился вчера вокруг, преследуя добычу. Кто-то, по чьему следу не стоит идти, коли жизнь дорога. Но что, если есть вещи и подороже? Знания, например?
        # # 1 Около 3.35 м..
        Понимая, что поступает опрометчиво, Тобиус всё же двинулся по следу хищника. Он прислушивался и всматривался в лес изо всех сил, потому что знал, - улучшенное чарами зрение не поможет вычислить ночное существо. Очередная аномалия, не поддававшаяся восприятию, вот, что это было. И всё же любопытство поддерживало в молодом маге огонь, не говоря уже о том, что Путеводная Нить не натягивалась как короткий поводок.
        По пути своего движения гигант оставлял солидную просеку, он врезался в деревья-исполины, обдирая их кору и сминал растения обычные. Огромная неповоротливая, но стремительная тварь направлялась на север от места поживы, и Тобиусу пришлось почти полтора часа выслеживать её, прежде чем среди деревьев показался странный отсвет. К этому моменту он стал замечать уже, как сильно преображалась растительность вокруг. И не только. В каком-то странном «тёмном» воздухе чернели стволы деревьев, все сплошь жуткие, с ветвями-лапами, дуплами-пастями, облюбованные мерзкими сороконожками, пульсирующими слизнями и костлявыми птицами, чьи белые глаза глядели в самую душу. Местность изменилась за минуты, а ясное зимнее утро переродилось в какие-то грязные пугающие сумерки.
        - Чувствуешь? - спросил маг, остановившись.
        Ответом ему была полнейшая тишина.
        - Это ужас.
        - Мря?
        - Нет, мне не страшно, - мотнул он головой, - то есть… страшно конечно, однако ужас, который я сейчас ощущаю, это не мой ужас. Это энергия чужеродного страха, разлитая вокруг. Её так много, что я ощущаю этот странный вкус на языке, что-то щекочет ноздри, пробегает током по волоскам на руке. Это оно тут всё так покорёжило.
        - Фря!
        - Ты-то, конечно, ничего не боишься. Не помню вообще, когда ты в последний раз проявлял страх.
        Маг продолжил путь медленнее, ступая осторожнее, с каждым шагом всё лучше видя то, что светило из-за старых кривых осин.
        - Господи!
        Посреди жуткого леса в ткани реальности зияла дыра, трещина, разрыв. Сквозь повреждённый участок в материальный мир втекала энергия ужаса вместе со слабым сиреневатым свечением. Огромные следы стремились к ней и обрывались подле.
        - Всё ясно. Знаешь, что это?
        - Ф-фря!
        - Следи за языком, пожалуйста. Перед нами явление довольно редкое по нынешним временам, разлом между измерениями.
        - Мряу?
        - Ну, ты же знаешь, что Валемар похож на книгу? Сразу уточню: он не прямоугольный и не бумажный. - Из сумки появилась книга заклинаний, забранная в бронзовый переплёт с символом летящего мотылька. - У него есть, так сказать, «страницы». На каждой - свой слой реальности, и, даже соприкасаясь, они остаются отдельными пространствами. С одной на другую просто так не перейти. В прошлом волшебники очень хорошо это умели, ходить по измерениям, а также вытягивать оттуда тамошних обитателей и приводить к покорности. Вся адвомагия1 стоит на этом искусстве. Но вот такие разломи аномальны.
        # # 1 Магия Призыва.
        Книга раскрылась и индиговое перо застрочило по бумаге, занося координаты, характеристики, всё, что Тобиус мог уловить.
        - В Вестеррайхе мы, маги, все подобные явления устранили полностью, куда бы они ни вели. Это опасно, мало ли что может полезть оттуда. И лезет, кстати. - Жёлтые глаза опустились на гигантские следы, чтобы перо зарисовало и их тоже, с метрикой. - Я даже знаю, что за измерение лежит по ту сторону.
        - Мр?
        - Измерение Кошмаров. Древние называли этот слой реальности, в котором скапливается энергия страхов, плещущихся в подсознании разумных существ, Идом. Всякое существо, когда-либо видевшее дурной сон, подпитывало им Ид и формировало его реальность. Мир, где ужасно всё, представля… а ну сидеть!
        - Ф-ф-ф-р-р-р-р-я-я-я-!
        - Никаких «посмотреть»! - выпучил глаза Тобиус, обеими руками стараясь удержать компаньона в сумке. - Смерти хочешь?! Да по сравнению с Идом Дикая земля - это просто парк для прогулок! Успокойся же!
        С горем пополам Лаухальганду удалось успокоить и удержать.
        - Пойдём отсюда.
        - Фря?
        - А чего ты от меня ждал? Я никогда не был силён в магии Пространства и ничего с разломом сделать не смогу. Разве что погибну, когда и если что-то ещё выберется сюда. Старые книги утверждают, что в Иде абсолютно все формы жизни являются смертоносными чудовищами, враждебными человеку и любому другому существу отличной от их природы. Большие, малые, ужасные и обманчиво безобидные, все - чудовища, рождённые ужасом живых душ. Ужас пропитывает всю реальность Ида, воздух, почву, воду. И прёт сюда, уродуя нашу реальность. Совсем немножко, правда, но… уходим, пока не отравились!

* * *
        Болото зимой выглядело ещё хуже, чем в иной сезон. На затопленных территориях, поросших чахлыми, болезненными деревцами даже самый свежий снег превращался в лоскутное одеяло тёмных и светлых пятен влаги. Холода скрепили хлюпкую грязь, заковали в лёд лужи, кочки, сделав почву более проходимой, но и более опасной тоже. За те дни, что солнце радовало мир своим ликом, грязь немного подтаяла, но снег не исчез и теперь коварство топи преумножилось в разы.
        Тобиус внимательно изучил место, к которому шёл три часа сквозь редевшую чащу. Болотные духи, а также мелкая нечисть, которая всегда селилась в топях, спали, как и было положено зимой. Это значило, что не попытается утянуть на дно тинник, что не подсечёт пяточное сухожилье водохлёстка, не вырвется из-под воды голодный уболоток.
        Серый маг выломал себе длинную палку чтобы проверять путь, и пошёл, переступая с кочки на кочку, через валявшиеся замшелые стволы и сквозь засохшие стебли камыша. Целью его похода была невысокая усечённая пирамида, стоявшая посреди топи; издали получалось рассмотреть только общие очертания, но подробности тонули в туманной зыби.
        По мере приближения силуэт её всё явственнее проступал, стал виден рисунок кладки разновеликих блоков, создававших на удивление правильный абрис и гладкие плоскости стен. Вскоре удалось лучше прочувствовать размеры здания, - не столь уж велико оно было, всего-то десять шагов1 в высоту, не больше. И всё же, чтобы сложить такую кучу камней на топких почвах, да не позволить ей просесть, у строителей в рукаве должно было иметься несколько хитростей.
        # # 1 Около 8 м..
        Пирамида зиждилась на островке более-менее твёрдой, как казалось, почвы, покрытой снегом, из-под которого местами торчали стебли отмерших трав, а по периметру этого островка, очерчивая правильный круг с радиусом в примерно пятьдесят пять, пятьдесят шесть шагов2, стояли некие конструкции. Они напоминали фрагменты каменной стены, павшей под натиском времени, но таковыми являться не могли. Слишком схожими выглядели эти нагромождения, слишком аккуратную пунктирную линию держали, слишком одинаковой высоты были. На них стояли прогоревшие свечи, а под ними, как под алтарями, лежало всякое: скелеты, мумифицированные останки, пучки всяких растений и чьей-то шерсти, ожерелья из клыков и когтей, пустые глиняные плошки грубой лепки. А ещё была кровь. Её бурыми подсохшими потёками кто-то щедро покрыл те стороны блоков, что смотрели на пирамиду; засохшая кровь чернела и в посуде.
        # # 2 Чуть более 45 м..
        У места сего была тяжёлая маслянистая аура, напоминавшая воздух, что витал над мясными рядами. Тобиус даже подумал, что два явления столь угнетающей природы, это, пожалуй, слишком много для одного дня. От пирамиды же, кроме крови, тянуло ещё и магией. Медленная гурхана наполняла эти ровные грани, нетронутые приставучей зеленью, но покрытые плёнкой влаги от стоявшего там тумана. Угловатый портал входа был открыт.
        Никаких чар, никаких стражей, ничего, чем волшебники так щедро окружали важные для них места. Усечённая пирамида просто излучала ровный магический фон неясной, мрачной природы. Как и вода, гурхана может быть разной: горячей, холодной, быстрой, застоялой, чистой или отравленной. Гурхана этого места… возможно, Тобиусу казалось из-за бурых разводов на камнях, но она отдавала мерзким послевкусием мёртвой, стухшей крови.
        Сразу за аркой прохода безраздельно царствовал мрак, и туман, облизывавший пирамиду со всех сторон, делал видимость лишь хуже. Тобиус, что стоял в десяти шагах, глядел во мрак как в нечто неотвратимое. Конечно же, он мог взять и немедленно уйти, но что-то там, впереди, беззвучно, ненавязчиво манило. И то не было наваждение, чужое влияние, чары, о нет, то было его собственное родное любопытство.
        - Что нам диктует здравый смысл? - по сложившейся уже дурной привычке, пробормотал маг в пустоту.
        - Мряу! М-м-м-м-р-р-ря! - тем не менее последовал ответ.
        - Верно, верно, убираться подобру-поздорову… вот только раньше мы его никогда не слушали и есть ли смысл начинать теперь?
        В окружении дюжины светящихся мотыльков Тобиус осторожно ступил под свод пирамиды, крепко сжимая в руке жезл. Ничего вокруг не переменилось. Разве что струи тумана заскользили ретивее, но да этого волшебник не замечал.
        Всё внутреннее пространство пирамиды занимало единственное помещение, повторявшее внешнюю форму постройки, - плоский потолок и наклонные стены, толщина которых, впрочем, была очень впечатляющей. Всюду серел всё тот же каменный блок, разновеликие куски были подогнаны друг к другу идеально, пол ровный и даже чистый, ни единого зазора, ни трещины, ни изъяна.
        Слева и справа в стенных нишах, превышавших человеческий рост в полтора раза, стояли на каменных тумбах кувшины красной яшмы. Три с одной стороны и ещё три - напротив. Каждый венчала крышка в виде грубо слепленной бараньей головы. Письмена на яшмовых боках к удивлению Тобиуса показались знакомыми. А вот смысла никакого они не несли. По крайней мере для человека. Символы перемежались столбами и строками, образовывавшими клетку. Попытка проникнуть взором внутрь кувшинов ничем не увенчалась, те оказались непроницаемыми, а вскрывать непроницаемые для чар сосуды было такого калибра ошибкой, после которой многие любознательные волшебники оканчивали существование неким не всегда понятным, но наверняка очень болезненным образом.
        - Это разве же не письмена Беглецов1? Некоторые, во всяком случае. Но они так не пишут… вот этот символ я не знаю, и этого, и этого тоже.
        # # 1 Взбунтовавшиеся против своих господ эльфы-рабы, сбежавшие из Далии тысячи лет назад и принесшие людям магическое знание. Ныне зовутся эльфами Лонтиля.
        Осмотрев все кувшины и тщательно перенеся написанное на них в книгу, волшебник перешёл к главному предмету внутри мавзолея. И он уже понимал совершенно точно, что попал именно в мавзолей. Напротив входа под наклонной стеной стояло нечто, напоминавшее алтарь, на котором покоился яшмовый саркофаг. Подле него не было такого мерзкого безобразия, как снаружи, никакого ритуального мусора, никакой крови. Зато над испещрённой знаками крышкой возвышалось каменное изваяние поразительного уродства.
        Кто-то когда-то постарался, чтобы изобразить в мельчайших деталях мохнатое чудовище с торсом человека и головой круторогого овна, чей рот был распахнут в острозубом оскале, а язык извивался. В когтистых пальцах «овнолака» лежала ровная каменная табличка, служившая лишь подставкой для настоящего артефакта, - расстеленного на ней отрезка чьей-то сухой шкуры с нашитыми поверх внутренней стороны узкими костяными пластинками. Каждую украшала гравировка в виде столбцов символов, вскрытых кровью. Именно от этого странного предмета исходила тяжёлая магическая сила, пропитавшая сами камни вокруг.
        Как и кувшины, саркофаг оказался непроницаемым, а так как магическая сила исходила от артефакта и никакие зримые чары не оберегали его от загребущих рук, Тобиус решил сосредоточиться именно на костяных скрижалях. Серый маг уже хотел начать изучение артефакта всеми доступными ему способам бесконтактного анализа, так как боялся касаться предмета, возможно, носившего в себе охранные чары, когда вдруг ощутил рядом некое неясное присутствие и быстро обернулся.
        Туман неслышно вливался внутрь пирамиды, ширился молочной завесой и медленно наступал. Только теперь в нём стало ясно чувствоваться присутствие чего-то враждебного. Из жезла вылетела Огненная Стрела, с шипением пронзила туман и ударилась о дальнюю стену. Затем волшебник попытался рассеять надвигавшуюся белизну, сгустив влагу, из которой та состояла, но это не оказало никакого значительного эффекта, - туману не убавилось. Ударивший следом из ледяного кольца поток холода также не остановил приближение медлительной угрозы, лишь покрыв стены мавзолея слоем наледи. А потом в тумане проступили смутные, но всё же более густые фигуры с лиловыми искорками на месте глаз.
        Лишь стоило ему понять, с чем столкнулся, буря эмоций захлестнула голову и тут же отступила, дабы рассудок оставался холодным. Туманники!
        Часть 1, фрагмент 9
        Переместиться наружу не получилось, - туман искажал потоки энергии, исключая мгновенный побег, большинство видов атак были заранее бесполезны, а касаться извивавшейся мути ни один волшебник в здравом уме не стал бы. Очень опасно прикасаться к туманникам, если в твоей душе пылает священный свет Дара!
        С тех пор, как Тобиус и Эмма едва не закончили свои дни внутри древней крепости Га-Нор, маг всегда носил при себе готовое заклинание Серая Стена. Поэтому ныне он лишь парой слов пробудил плетение и воздвиг вокруг себя барьер серой зыби. Туман стал обтекать его со всех сторон, перекрывая остатки видимости и лишь лиловые огоньки слабо мерцали извне. На преграду навалилось ощутимое давление, - туманники пробовали её на зуб, но, как сущности духовной природы, преодолеть спиритуалистические чары не могли. Вечно это, однако, не продлится, ибо любое заклинание имеет предел прочности, особенно когда волшебник не владеет им в совершенстве.
        Тобиус перебирал варианты, не позволяя осознанию своего положения подавить разум, ослепить и похоронить заранее. Туманники, ахог подери! Сегодня судьба подбросила ему именно этих тварей, будто прочих ужасов в Дикой земле было мало! Практически безопасные для простых смертных, эти спектральные сущности представляли смертельную угрозу магам всех мастей. Забраться внутрь, пожрать искру Дара и угнездиться в теле на правах нового хозяина, - вот единственное, чего желали они, обретая свою примитивную волю к существованию.
        Должно быть магическое поле этого места привлекло их, пока туманники дремали в рассеянном состоянии. Словно неразумные мотыльки, слетавшиеся на огонь, они порой тянулись к источникам гурханы, однако стоило рядом появиться живому волшебнику, как эти твари пробудились.
        Рив глубоко дышал, концентрируясь на удерживании плетения, дабы туманники не набросились скопом. Он мысленно перебирал десятки заклинаний, что были подвластны ему; список превосходил арсенал иных волшебников в разы, если не на порядок, но лишь несколько их смогли бы помочь в борьбе с духами. На крайний случай Тобиус мог рискнуть и телепортироваться наружу, но видит Господь-Кузнец, что он до смерти боялся последствий. Магический перенос на территории, известной своими аномалиями мог закончиться чем угодно и в каком угодно месте… или во множестве каких угодно мест.
        До тех же пор, вот она Серая Стена медленно исчерпывавшая свой заряд. Что дальше? Что ещё могло пригодиться? Незримый Гонг? Даже если удастся оглушить туманников, они ведь не исчезнут, только замедлятся, сквозь них не пройти, - прилипнут как тэнас1 к шерсти, станут вползать в тело материальное сквозь поры, ноздри, уши, рот, и тут же начнут разъедать тело астральное.
        # # 1 Чертополох.
        Но пока добыча думала хищник действовал и вот, каменные глыбы пола, подогнанные так плотно, что меж них и иголке было не уместиться, стали источать туманную дымку. Твари просочились в тончайшие зазоры кладки и полезли наружу, очень медленно, с трудом, но разве же ведают об усталости те, кем движет неутолимое желание материального бытия?
        Тобиус опустил жезл и ударил по туманнику Светящейся Паутинкой. Заклинание было способно нанести урон духовным сущностям, но не такого сложного порядка и не в исполнении профана. Два заготовленных плетения ушли в расход, ему пришлось плести заклинание ещё раз, вновь, сбивая протягивавшиеся снизу бесплотные «руки». Хищников было слишком много, сбились в туманную стаю, обернувшись несоизмеримо большей опасностью.
        - Проклятье, - прошипел волшебник, чувствуя, как самообладание начинало таять.
        Он стал слышать звук, что дотоле не замечал. Возможно рассудок помутился, но Тобиус мог поклясться, что теперь, в этом тихом противостоянии он слышал, будто совсем рядом, над самым ухом кто-то протяжно выдыхал, опустошал огромные лёгкие, негромко, но бесконечно долго.
        Этот странный звук прервался внезапным грохотом за спиной. Обернувшись, Тобиус не увидел ничего, кроме хищного тумана за Серой Стеной. Полная слепота… только край яшмовой крышки оказался внутри защитного круга. Саркофаг открылся! Бесплотным туманникам такой подвиг был не по силам. Смутный тёмный силуэт поднялся там и среди слабых лиловых огоньков полыхнула пара красных звёзд. Ужас крепко ухватил человека за кишки.
        Нечто смутное, непотребное и рогатое шагнуло к Серой Стене; расширенными глазами следил Тобиус, как проходит сквозь преграду растопыренная пятерня, лишённая кожи. Блестевшие от крови мышечные волокна её подёргивались и извивались, словно живые черви, то и дело оголяя влажную красную кость то там, то тут. Страшные когти сулили смерть, здесь и сейчас, замедлившаяся было кровь, вдруг побежала быстрее, зашумела в голове яростным прибоем, болезненными толчками ударила в глаза, уши, брызнула из ноздрей. Она закипала! Кровь закипала в самих венах! И тогда, лишившись возможности думать, едва храня сознание, волшебник не нашёл ничего иного, как попытаться исторгнуть убийственный жар из своего тела!
        Огонь, живой и голодный, хлынул из его рук с яростным рёвом, выплеснулся и затопил всё в ослепительном свете плазмы. Чистая суть первостихии лилась через мага как через распахнутые врата из измерения, где кроме огня не было вообще ничего. Проход меж слоями бытия лишь ширился, аура приобретала яркий красно-оранжевый оттенок, вытесняя все остальные цвета, запас гурханы таял, поддерживая жар, который испепелял и плавил всё вокруг.
        Неконтролируемый расход магической силы не мог длиться долго, уж слишком быстро волшебник исторгал её. Наконец энергетические кладовые его показали дно, пламя иссякло и на Тобиуса навалилась дикая усталость пополам с головной болью. Он зашатался, жезл едва не выпал из ослабших пальцев, но не бывать тому, чтобы выпускник Академии расстался со своим магическим инструментом! Было худо, очень, очень худо, однако выносливый мутированный организм держался.
        Всё изменилось вокруг, исчез саркофаг, исчезла статуя, кувшины с тумбами, всё испарилось под ударом стихии, исчезло рогатое нечто, оставив лишь смутный след на одной из стен, исчезли… хотя нет, они-то как раз не исчезли. Огонь оттолкнул их, но даже чистая стихийная энергия не могла побороть духовных хищников. Туман испарился, но он служил им лишь суррогатом плоти и без него туманники всё ещё были опасны, и незримы к тому же.
        Раскалённый воздух стал проникать в лёгкие, вызывая кашель, оплавленные стены склепа ещё светились, было жарко как внутри горна, жарко до смерти. Надо было выбираться скорее, пока лёгкие не выгорели, но как выбираться, если вокруг вились невидимые туманники? Вселенная не спешила с ответом, и потому Тобиус, шатаясь, двинулся к каменному порталу. Порой он слышал подле себя звук, похожий на протяжный тихий выдох, и тогда отшатывался, уходил, насколько позволяло это тяжело подчинявшееся тело. Так смог добраться до выхода и выпасть наружу.
        Уже холодный воздух обжёг лёгкие, страдавшие от удушья, но этим хотя бы можно было дышать! Заставляя себя делать каждый новый шаг, оскальзываясь, падая и вновь поднимаясь, он ковылял прочь, чудом уцелевший, но теряющий контроль. Нельзя просто так взять, исторгнуть из астрального тела всю гурхану, необходимую волшебнику для нормального существования, и не почувствовать себя бессильным куском аморфной массы. Если бы не постоянные перегрузки на службе у короля в изгнании, то ныне, без выработавшейся привычки, Тобиус так и остался бы лежать в каменной печи.
        С горем пополам удалось пересечь болото и добраться до больших деревьев, когда силы совсем покинули его. Завалившись в снег среди корней, что как могучие стены возвышались вокруг, он последним усилием открыл сумку.
        - Знаешь… братец… я вздремну… ты уж пригляди…

* * *
        Кромешная темнота охватывала его, лишая всех чувств бесплотным коконом. И вновь он в темнице, вновь заперт с чудовищем, чьи ненавидящие глаза пылают то там, то тут. Оно бродит поодаль, что-то злобно бормоча, сбиваясь на безумный, душераздирающий хохот, который резко обрывается.
        Шепчущий во тьме мог делать это сколько угодно, - утягивал в своё логово и держал в темнице без стен и решёток, бессильного вырваться человека. Хорошая пытка для слабых духом, неготовых ко встрече со всеми ужасами потустороннего мира, но не для мага, который посвятил жизнь изучению подобного.
        Если ужас древности испытующе смотрит тебе в душу, то не отворачивайся, взгляни в ответ, пусть уж он тебя боится.
        Так браво и наставляли опытные и сильные маги в Академии Ривена, лучшие мастера Вестеррайха. Возможно, правда, что им с высоты прожитых лет было легче рассуждать о таких вещах, всем этим магистрам и архимагам, укротителям чудовищ, духов, демонов, повелителям разрушительных энергий. Возможно им и было привычно взирать в глаза ужасам древности, но юный волшебник Тобиус, для своих лет, своего опыта, справлялся не просто хорошо, а блестяще.
        Пока что.
        - Думаешь, что молодец, да? Думаешь, что стоек и упрям? Отказываешься от силы, которая вознесёт тебя на одну ступень с богами… и почему? Потому что вся жизнь твоя была сплошной ложью… Обманутые слепцы.
        Глаза и пасть горевшие ненавистью, резко приблизились к волшебнику и зависли перед его лицом.
        - Отринь ложь, волшебник, отринь ложь и прими правду, молю… Та земля, по которой ты крадёшься наощупь, тщась найти хоть крупицы знания, ключик к могуществу, она вся может стать твоей в мгновение ока. Просто протяни руку, и я наделю тебя такой мощью, что будешь вышагивать по ней открыто, царём царей, и всякий кошмар преклонит пред тобой колени и присягнёт тебе! Абсолютная власть, волшебник!
        - Абсолютно только моё отвращение к тебе. Изыди.
        - Упрямец! Все сокровища мира ждут тебя, но ты так глуп, что даже понять не можешь, какие возможности, какой дар…
        - Тяжёлая ноша, которую я пронесу, не замаравшись о тебя.
        - Не вечна духовная броня, не вечен ствол великого древа. Я найду трещину, я проточу ходы в самую сердцевину…
        - Именем Джассара приказываю тебе, изы…
        Но Шепчущий не ушёл, а с воем и рёвом вцепился в пленника и безумие его гнева перехлёстывало через край, но жертва не смирялась со своей участью и вопреки мучительной боли выкрикивала заветное имя, чтобы мучитель тоже обретал долю мук. Шепчущий уж давно не шептал, лишь визжал и плакал, вырывая крики из Тобиуса, но постепенно его невыносимый голос переродился в странный рык, лай, и стал то ниспадать до яростного шипения, то вновь заходиться собачьей бранью…

* * *
        Возвращение в явь вышло тяжёлым и болезненным. Страх и боль отстали от него, Тобиус их почти сразу забыл, хотя и помнил смутно, что вновь кошмар овладел им во время слабости.
        Зато вернулась гудящая головная боль, все члены были ватными, пульсировали пустые энергопроводящие потоки. Разве что самое поганое похмелье могло бы сравниться с состоянием полного магического истощения. Ну, хотя бы трясучки не было.
        Собачий визг и кошачье шипение лишь стали громче. Пришлось неимоверным усилием приподнять гранитные веки и долго фокусировать взгляд, чтобы осмотреться.
        Перед волшебником подпрыгивал и быстро катался из стороны в сторону Лаухальганда. Живой мячик прижал уши к телу, шипел, клацал зубами и грозно мяукал как готовый к бою кот. Причиной же его ярости был давешний знакомец, киноцефал в паршивой овчине, которого компаньон не подпускал к волшебнику. Псоглав рычал и издавал практически настоящий лай, перемежавшийся скулением, злобным рыком. Он метался из стороны в сторону, однако подступиться к Тобиусу не мог.
        - Чего сваритесь… как кошка с собакой? Ха…
        - Мря!
        Лаухальганда откатился к волшебнику и стал мяукать, будто жалуясь на непотребства, творившиеся вокруг, от которых он, Лаухальганда, Тобиуса героически защищал.
        - Герой, ничего не скажу. Герой. А ты? Вижу, отдых пошёл тебе на пользу, бегаешь уже…
        Киноцефал подступил ближе, издавая звуки, точь-в-точь настоящий пёс. Он полаивал, рычал, перебиваясь на скулёж, едва удерживался от того, чтобы не завыть, и при этом яростно жестикулировал. Это, несомненно, была речь разумного существа, но речевой аппарат, а, следовательно, и сам язык настолько сильно отличался от человеческого, что понять смысл представлялось невозможным. Зато жесты оказались вполне ясными. Бывший болящий тыкал когтистым пальцем в сторону мавзолея, тонувшего в туманном облаке и по нему было видно, как сильно боится псоглав, как пытается объяснить, что нужно уходить прочь от этого места.
        - Обычно, - выдохнул измотанный волшебник, - страх рождается из неизвестности, но сдаётся мне, ты точно знаешь, чего там нужно бояться.
        Кряхтя, он поднялся, прекратил шататься, пошёл. Киноцефал тут же поспешил прочь от болота. Он быстро отдалился, но не исчез, постоянно оглядываясь на чужака, дожидаясь его на видных местах, поторапливая лаем. Двигаться новый спутник предпочитал на всех четырёх, что было понятно, исходя из длины его ног. Будь соотношение длины его конечностей таким же, как у людей, бегать на четвереньках оказалось бы очень неудобно. А так, этот индивид, закрыв тул со стрелами крышкой и укрепив свой небольшой лук в чехольчике, очень быстро и ловко носился округ. При желании он смог бы оторваться от бегущего человека очень легко.
        Тобиус плёлся неспешно, полусонно, старался не отставать, но не особо получалось. День клонился к завершению и псоглав хотел убраться от мавзолея как можно дальше. В его маленьких чёрных глазках нетрудно было распознать отчаянный призыв шевелиться прытче! Он не позволял человеку останавливаться надолго до самых сумерек, которые в лесу наступают быстро. Перед тем, как воцарилась полная темнота, охотник вывел к небольшой скальной гряде посреди леса и ухитрился найти там пещерку, не облюбованную никем достаточно крупным, чтобы нельзя было перегрызть ему горло.
        Некоторое время из пещеры доносилось рычание и возня, а когда всё стихло, киноцефал показался снаружи с окровавленной пастью и жестом позвал в пропахшую мускусом темноту. Сам провожатый некоторое время пометался вокруг, собирая хоть какой-то хворост.
        В пещере лежал труп существа, похожего на опоссума, только был он, что в Дикой земле встречалось нередко, крупнее обычного. Этот зверь вполне мог бы загрызть крупную собаку, но, как оказалось, киноцефал был ему не по зубам. Тот уже обернулся, сбросил на грязный пол деревяшки и унёсся добыть ещё.
        - Интересно, почувствует ли он себя глупо, когда поймёт, что я могу… а, нет.
        Охотник сбросил последнее топливо и на некоторое время затаился у входа, прислушиваясь и принюхиваясь к темноте снаружи. Тобиус, который едва ощущал возвращавшуюся гурхану всё же повёл ладонью над хворостом, вытягивая из него сырость. Нелюдь вскоре вернулся и взялся разводить костёр, достав из-за пазухи кусок трутовика, в котором тлел уголёк. Он невольно отшатнулся, когда брошенная магом частичка огненной гурханы подпалила сложенный хворост, дав жизнь теплу и свету.
        Прекратив рычать, псоглав взглянул очень, очень недобро, но решил полностью сосредоточиться на своей добыче. «Опоссум» был утащен чуть глубже в пещеру, где крепкими когтями охотник вырыл вместительную яму и взялся за нож. Удивительно ловко он орудовал этим примитивным оружием, свежуя тушу после спуска крови; что-то рычал и пофыркивал себе под нос, почти что человек. Охотник избавился от части внутренностей, которую посчитал ненужной, - хотя почки, полпечени и одно лёгкое сожрал сразу же сам - и стал нанизывать кровоточащие куски мускульного мяса на очищенные палки, которые втыкал в земляной пол подле огня.
        Часть 1, фрагмент 10
        Волшебник тоже не тратил время даром. Несмотря на слабость, он материализовал индиговое перо и пустил скудные свои запасы гурханы на документирование полученных знаний. С огромным старанием извлекал он из памяти, замутнённой тревогами, всё, что увидел, пока вырывался из западни, в которую сам и влез. Всё, что успел запомнить, все письмена с крышки саркофага и костяных скрижалей. Покончив с этим, он внёс в книгу очень интересное предположение, касавшееся туманников: «Моё полное избавление от запасов гурханы вследствие шока, вероятно, негативно повлияло на их способность идентифицировать меня как добычу». После огненного потопа не только маг перестал видеть хищных духов, но и они перестали видеть его.
        - Пять дней, - молвил волшебник, закрывая гримуар, - пять дней назад я оставил тебя набираться сил. Когда ты решил отправиться за мной? И зачем? Восхотел отплатить добром за добро или не мог упустить возможность ударить человека в спину, чтобы почтить память предков?
        Уши охотника стояли торчком, глаза были внимательны, полны разума, но, когда пасть открылась, наружу полетели всё те же звуки почти без единой согласной. Псоглав понимал вестерлингву не лучше, чем человек понимал «собачью речь», это было самоочевидно. Тем не менее богатая жестикуляция давала понять, что северянином недовольны. Быть может, окажись эти двое способны найти общий язык, Тобиус узнал бы о себе много нового.
        - Что, хочешь сказать, мне не следовало соваться туда?
        Псоглав яростно зарычал от бессильной злобы, и зубы его внушали почтение, не говоря уж о мощных жевательных мышцах, бугрившихся под кожей.
        - Я и сам это уже понял. Но я выжил, как видишь, и ни о чём не жалею. Потому что приобрёл новое знание. Понимаешь? Стал сильнее и богаче. Ибо знание - это и сила, и сокровище в одном. Многое бы отдал за те знания, что ты носишь в своей гнутой башке, да только никак мне их оттуда не изъять. Ну, чего смотришь?
        Охотник сидел с приоткрытой пастью и часто дышал. Он ничего не понимал, подёргивал ушами, прислушиваясь к чему-то снаружи, редко моргал, а потом вдруг по-собачьи чихнул и рефлекторно высунул длинный язык, чтобы лизнуть собственный нос. Сей простой и естественный поступок вызвал у человека непреднамеренный приступ смеха. НА этот раз псоглав прекрасно понял, что происходит, и не обрадовался. На смех он ответил рычанием, низким и злым, пошла складками кожа на морде, выступили вперёд зубы на чёрно-розовых дёснах. Угроза заставила всполошиться мимика и обычно спокойный живой плащ изменился, - на плечах вместо ткани быстро наросли хитиновые образования с членистыми ногами-лезвиями. Для существа с неустановленным наличием мозга приручённый монстр показывал отличную фантазию, когда надо было придумывать разные опасные формы.
        Увиденное испугало псоглава, но не лишило присутствия духа. Порычав ещё немного, он вцепился в едва подрумянившееся мясо и стал жадно есть. Тобиус же, успокоивший своего компаньона, тоже решил подкрепиться, когда мясо дошло до хоть немного более удобоваримого состояния. Оказалось оно отвратительным на вкус, постным, с неприятным привкусом и запахом, но и то - пища.
        Немного насытившись, волшебник подтянул ноги, уселся лотосом, уложил на колени жезл и прикрыл глаза. Спать он той ночью не собирался, необходимо было помедитировать хотя бы несколько часов, чтобы втянуть из окружающей реальности побольше гурханы. Этот голод превыше простой телесной усталости, жажды, или зова пустого брюха. Хотя, в медитации тело тоже всё-таки отдыхало.
        Киноцефал поначалу приглядывался к нему, однако вскоре понял, что ничего интересного не происходит. Он улёгся под стеной пещеры, закутавшись в овчинку, положил рядом нож и, насупившись, искоса наблюдал за человеком. Словно говорил: «ты не обманешь меня своим оцепенением, плосколицый, я тебе не доверяю».
        Ночь длилась на удачу спокойно. Порой снаружи раздавалось уханье совы и хлопки гигантских крыльев, от которых становились торчком острые уши охотника. Что-то вскрикивало во тьме, от входа тянуло холодом, но волшебнику не было до того никакого дела. Он медитировал, погружённый в себя, - возможно, единственный человек на тысячи лиг вокруг, - и думал, что прошлым днём вновь удалось выжить.

* * *
        Зев пещеры смотрел на восток, так что лишь солнце взошло над краем горизонта, вокруг стало светло.
        Охотник всё же не смог не уснуть, умаялся он, выслеживая человека, сколько дней на ногах провёл. Продрав глаза, киноцефал обнаружил своего неприятного временного спутника за тем что тот лёгкими движениями кисти заставлял водить воздушный хоровод несколько деревяшек и камушков.
        - Поправил здоровье самую малость, - бледновато улыбнулся человек. - Но ничего, ничего. Гурхана возвращается каждое мгновение, хотя и небыстро. Могу, честно говоря, вынуть из сумки фиал, есть у меня их несколько, да и восстановиться с избытком, но эти штуки лучше держать на крайний случай. Не так немого мне удалось приготовить из тех славных грибов.
        Нелюдь только фыркнул, - звуки человеческой речи казались ему мало тог, что непонятными, но и чрезвычайно глупыми. Подстать такому уродливому плосколицему существу, впрочем.
        Тобиус о мыслях киноцефала догадывался и старался не терять бдительности. Он осторожно сгустил из морозного воздуха воды, очистил её и утолил жажду.
        - Будешь?
        Предложенный шарик парящей влаги был встречен злобным гортанным рыком.
        - Как хочешь.
        Серый маг встал, покряхтывая, подозвал Лаухальганду и пошёл к выходу.
        - Все остатки сожрал?
        - Мря!
        - И не стыдно? Это была не твоя добыча.
        - Фряу-ау!
        - Тащишь в рот всякую дрянь. Это плохая тенденция, братец.
        Злое шипение.
        - Все начинают с отрицания своих проблем, не только ты один. Не кусаться!
        Волшебник и его компаньон выбрались на поверхность, где солнце искрилось на остатках снега, что запали в трещины меж камней. Небо обещало, что вскоре ясные деньки подойдут к концу, - на юге зарождался фронт тяжёлых облаков, и, если ветер не изменится, суток через двое вновь заметёт.
        Стоило сделать шагов тридцать, как позади раздался громкий возглас.
        - Чего тебе? - обернулся маг.
        Последовавшую тираду он пропустил мимо ушей, но жестикуляция была красноречивее любых слов, - псоглав требовал объяснить, какого демона тупомордый беззубый уродец бродит по чужим лесам, да ещё и творит всякую дикость, суясь в древние мавзолеи. Тобиус задумался над ответом, запустил пятерню в сальные волосы и понял вдруг, насколько они были растрёпаны, и как давно он не имел возможности привести их в порядок.
        - Вообще-то, - сказал маг, развязав кожаный шнурок и собирая волосы в нечто потребное, - я кое-что ищу. Кое-кого. Сейчас, постой.
        Туго затянув узел, он сотворил из потоков волшебного света иллюзию, и пред охотником предстал Пожиратель. Киноцефал отскочил, выхватывая нож и яростно залаял.
        - Спокойно, спокойно, он ненастоящий!
        Пожиратель ссохся в разы и теперь уменьшался на маговой ладони.
        - Видишь? - сказал Тобиус, подступая ближе. - Вот это я ищу. Вот это мне нужно.
        Охотник не спешил успокаиваться, ведь от этого человека можно было ждать чего угодно! Постоянно тот вытворял всякие гнусности! Перегрызть бы ему горло, да только невыплаченные долги могут оказаться ношей очень тяжёлой, такой, что со временем хребет переломят.
        Всё это серый маг прекрасно читал в поведении псоглава, но расставаться с ним теперь не спешил. Простая открытая реакция давала понять, что чудовище, сотворённое магией, ему знакомо. Этот нелюдь, судя по всему, не ребёнок, всю жизнь прожил в Дикой земле. Годы бок о бок с кошмарами всех мыслимых видов, и ничего, не погиб.
        - Мне нужно знать, откуда они являются, - тихо, но твёрдо молвил человек. - Мне нужно. Мы не понимаем речь друг друга, но мы понимаем друг друга. Какая-то странная связь, но сейчас не о том. Хочешь избавиться от меня и не чувствовать себя должником, а? Тогда покажи мне, где они гнездятся.
        Полная слюны лающая пасть разверзлась пред самым Тобиусовым носом, лай был оглушителен, но маг не выказал страха. Это его, надо было думать, обложили отборной бранью.
        - Если ты выговорился, то мы можем продолжить путь? Или просто разойдёмся. Я ведь ни к чему тебя не принуждаю, подумаешь, - спас от бесславной смерти. Каждый день кого-то спасаю, но платы не требую. Ступай с миром, если хочешь.
        Клацнув зубами и недобро глянув, киноцефал потрусил прочь, сначала на ногах, затем на четвереньках. Вздохнув, волшебник провожал его взглядом и думал, как тяжёл будет путь к озеру, если, всё же, погодные духи не передумают тащить тучи на север. Но тут вдруг охотник обернулся, посмотрел на человека с явной нелюбовью и несколько раз пролаял.
        - О, прости, задумался! Лаухальганда, не отставай!
        Больше случайный спутник его не жалел, а то, что накануне он таки жалел, стало ясно, когда киноцефал припустил на всех четырёх и за ним буквально приходилось бежать. Очень скоро волшебник вынужденно воспарил над землёй, чтобы хоть как-то поспевать.
        Охотник двигался уверенно, время от времени рыскал, правда, но замедлялся лишь чтобы припасть к земле. Каждый след, каждый запах в морозном воздухе привлекал его внимание, каждый звук в чащобе, хруст снега, треск голых ветвей на ветру, крик зверя, всё он подмечал и запоминал. Изредка псоглав замирал, припадал на согнутые ноги и вытягивал длинную шею вверх, будто собирался завыть. Но не выл. За день пути он ни разу не оступился, не замешкался и не проявил неуверенности, при этом постоянно стремясь на западный юго-запад. Дважды, замерев и прислушавшись, глядя в какую-то сторону, он резко менял направление и делал большой, очень большой крюк, после чего вновь двигался в прежнем направлении.
        В первый раз, глянув через Истинное Зрение в сторону, откуда киноцефал почувствовал угрозу, Тобиус обнаружил некую огромную форму жизни, которая неподвижно таилась на расстоянии не меньше трёх четвертей лиги. Сущая ерунда для такой громадины, если она вдруг решит стронуться с места. Во второй раз опасный участок ничем опасным ему не показался, а спрашивать у провожатого, что за беда приключилась, было бесполезно.
        Следующий день повторил предыдущий, разве что на восхождении в обширную холмистую территорию корни гигантских деревьев стали совсем уж высоко вздыматься из снега. Они формировали подъёмы и впадины, не уступавшие иным оврагам, и со стороны походили на какую-то странную лестницу. Там волшебник стал опережать киноцефала, ибо, паря, можно было не карабкаться по старой древесине, твёрдой как камень. Охотнику же приходилось, а невтягиваемые собачьи когти совсем не помогали в этом нелёгком деле.
        - Подсадить?
        Аккуратно взяв нелюдя мыслесилой, Тобиус понёс его над перемежавшимися корнями меж двумя колоннами исполинских сосен, а тот злобно скулил, протягивая все конечности обратно к земле.
        - Да не бойся ты, не уроню! Сколько можно ковылять…
        В этот момент что-то произошло. Что-то словно коснулось головы Тобиуса, на мгновение дезориентировав, отчего и сам волшебник, и ноша его чуть не упали. Рычавший и лаявший киноцефал стал сходить с ума, как буйный щенок, вырывающийся из рук хозяина.
        - Прости, прости, прости! - воскликнул рив, спускаясь. - Сам не знаю, что это было!
        Страшные зубы клацнули в трёх фалангах1 от его лица, даже слюну с щеки утирать пришлось и тёплый запах из глотки был оценён в полноте букета.
        # # 1 Ф а л а н г а - вестеррайхская мера измерения длины; 1 фаланга равна 3.5 см.; итого: в 10.5 см..
        - Больше никогда не буду так делать, хорошо. Виноват.
        Загнутая морда всё шла складками, глаза были дикие, но в руках себя провожатый удержал, и решил преодолеть последний вздымавшийся из земли корень, что был выше его роста. С упорством воистину неумолимым он своего добился, но взобравшись на препятствие вдруг спрыгнул обратно.
        - Что? Что там?
        Тобиус оторвался от более низкого корневого отростка, чтобы глянуть за край высокого и не сразу понял, на что следует смотреть. Однако, всё же едва заметил впереди, на расстоянии примерно в три сотни шагов, чью-то фигуру в сером, а рядом другую… присевшую на колено… прячущуюся за высоким корнем сосны-гиганта…
        - Нет… Нет!
        Но пробуждённое плетение Орлиного Взора позволило его взгляду преодолеть расстояние и взглянуть в затылок человеку, который имел привычку стягивать свои волосы цвета воронова крыла с помощью кожаного шнурка. Медленно, не желая верить в происходящее, серый маг потянулся к своему хвосту и сдёрнул шнурок. Его волосы распустились, как и волосы того, за кем Тобиус наблюдал.
        Волшебник рискнул обернуться и увидел на расстоянии примерно трёх сотен шагов позади них огромную ель, над корнем которой виднелся чернявый затылок, а ещё растерянная морда одного знакомого псоглава, который как раз сидел рядом и пялился из-за корня вперёд. Рив медленно опустился и сел на более низкую «ступень» этой дикой лестницы.
        - Что б мне в Пекло провалиться.
        Псоглав тихо скулил.
        - Так! Дай-ка я кое-что проверю, всё-таки не исключено, что это морок, что мы под влиянием!
        Волшебник торопливо полез в сумку за своей книгой заклинаний, отыскал в ней самую обычную пустую страницу, вырвал как мог аккуратно и, сложив маленькую бумажную птаху, поднёс её к губам для наложения чар. В Академии юные адепты баловались порой, посылая друг другу летучие записки прямо на занятиях. Наставники этого дико не любили, будто сами в ученичестве так не развлекались, а потому наиболее увлёкшихся нередко наказывали Перчаткой Боли.
        - Ну, лети! - с замиранием сердца шепнул волшебник, и бумажное его творение затрепетало крылышками, неровно двинулось по воздуху.
        Казалось малейшее дуновение ветерка могло увести её в сторону, только никакого ветра не было. Средь великих деревьев царил штиль примерно с того момента, когда волшебник чуть не уронил себя и нелюдя. С той же поры властвовала и неприятная тишь, глухарь не заклокочет, тетерев не закурлыкает, волк не взвоет. Давящее ничто за пределами видимости, разбавляемое разве что собственным шумным дыханием и сопением мокрого киноцефалова носа.
        Бумажная птичка преодолела расстояние в триста шагов и аккуратно уместилась на плече у того, далёкого кого-то в сером плаще. Очень медленно Тобиус повернул голову и надолго замер, глядя на свою бумажную птичку, сидевшую прямо на левом плече. Когда он вновь задышал, та чуть не упала, но была вовремя поймана. Материальная, вроде бы не морок. Волшебник развернул её в мятый лист и под напряжённым взглядом охотника стал прилаживать обратно в книгу. Слегка неровная линия отрыва страницы сошлась полностью, более того - страница срослась с гримуаром как по живому, и на глазах все мятые линии её разгладились.
        - О господи, за что?!
        Тобиус почувствовал себя как никогда опустошённым. Пустота была духовного свойства, рождённая из осознания положения и вероятных последствий.
        - Это не иллюзия. Птица улетела вперёд и прилетела сзади, страница настоящая, иначе бы книга её не приняла. Значит мы… значит мы попали в бесконечную пространственную рекурсию. Мы находимся внутри аномалии.
        Киноцефал что-то невнятно проскулил. Он тоже понял, что внезапно угодил в беду, и ни его нос, ни опыт, ничто не уберегло бывалого охотника. В трёх сотнях шагов впереди, а также в трёх сотнях шагов позади них реальность повторялась, и, если приглядеться очень хорошо, можно было убедиться, что в обе стороны с промежутками в триста шагов уходила колоннада одинаковых деревьев, создававших небывалой симметричности галерею, длинною в бесконечность.
        - Порой мы вляпываемся в разные беды, - голос серого волшебника дрожал, а глаза смотрели в никуда, - одни страшнее, другие более терпимы. Но знаешь, когда происходит вот такое, ты понимаешь, что раньше бегал по цветочному лугу и играл с щеночками, а вот теперь пришло время ложиться в землю.
        Часть 1, фрагмент 11
        Последовало несколько гавкающих звуков.
        - Я не знаю.
        Рычание, несколько резких жестов вперёд и назад, а также в стороны.
        - Не знаю! Но ты можешь попробовать, если хочешь. Измерить параметры этой аномалии при помощи магии я не могу, уже попытался, а потому не знаю, как она себя поведёт в ответ на наше перемещение в пространстве или на использование активных заклинаний!
        Киноцефал затих, поминутно крутя башкой, глядя вперёд, на свою собственную спину, и назад, на свой затылок, торчащий из-за корня. Пока же он лихорадочно соображал, волшебник пытался унять тянущее чувство обречённости, отогнать его от себя и не сдаваться раньше времени. Он давно уже загинул бы, кабы давал отчаянию волю.
        Решительный рык. Охотник уцепился за край корня, подтянулся и перевалился через него.
        - Рисковый ты сукин сын, - проговорил маг, не оборачиваясь.
        Внедрив себя в состояние спокойствия, в котором, мысли текли медленно ровно айсберги по Седому морю, Тобиус следил как псоглав, там, далеко «позади», перемахнул через укрытие и потрусил к нему по повторявшемуся неудобному ландшафту. Это заняло какое-то время, но вот он, запыхавшийся, с вывалившимся набок языком знакомец уже в десятке шагов ниже по корневой «лестнице», замер там, вглядываясь в неподвижного волшебника своими маленькими чёрными глазками. Каждая следующая ступень давалась ему сложнее, но, верно, не усталость тому была виной, а страх перед природой происходившего.
        - Ну чего ты там встал? Почти дошёл же. - Тобиус протянул руку. - Вот, иди, дотронься, убедись, что я настоящий. Давай. Как и моя птичка, ты тот же самый, что недавно ушёл отсюда. А я тот же самый, что остался здесь. Иди, иди ближе, дотронься до меня.
        Не понимая речи, киноцефал, казалось, понимал смысл. Страх его мешался с гневом, а чадом этих двух чувств была новорождённая нерешительность.
        - Ну? Иди, присядь рядом. - Тобиус опустил руку. - Присядь и гадай, будешь ли ты сидеть на чужом месте, или разницы нет. Решишься?
        Последние шаги преодолеть так и не удалось, киноцефал подался назад и, пыхтя, отправился обратно к «своему» дереву, хотя трудно было определить, какое из бесконечного строя деревьев было «не его». Волшебник же испытывал смешанные чувства, он одновременно и хотел узнать, как бы повела себя искажённая реальность со значительным смещением в ней живого субъекта, но в то же время боялся получить ответ. В любой момент всё это могло потерять стабильность - если взять за аксиому утверждение, что стабильность вообще присутствовала - и, например, «схлопнуться».
        Охотник перевалился через корень и спрыгнул на своё прежнее место.
        - С возвращением. Не хочешь теперь сбегать влево или вправо? Из-за стены деревьев ничего не видно, однако, возможно, там тоже есть такие же бесконечные мы.
        Раздражённый чих стал ему ответом, псоглав поджал колени под морду и уселся у корня на заснеженной почве. Так и сидели в тиши, думая-гадая, что происходило вокруг и как из этого надо было выбираться.
        Очень «скоро» стало ясно, что время не идёт. Ни голод, ни жажда не усугублялись; солнце не сходило со своего места, светило с той части небесного свода, к которой прилипло, и радость его казалась неуместной, неестественной пойманным в ловушку смертным. Казалось, весь мир должен был бояться и скорбеть вместе с ними, но мир об этом не знал.
        Когда все способы постичь суть происходившего были перепробованы по множеству раз и по множеству раз не дали результатов, Тобиус заскучал. От нечего делать он стал пробовать разговаривать с собратом по несчастью, который заперся в себе и лишь тихо ворчал, глядя мимо. Волшебник не сдавался, уж очень не хотелось ему предаваться своим невесёлым мыслям, требовалось отвлечение. Потому ловкие длиннопалые руки принялись сплетать иллюзии.
        Сначала долго шли простейшие понятия, - цвета. За ними простейшие предметы, что в изобилии находились вокруг, то есть камни, деревья, почва, небо, вода. Киноцефал упрямился, но упрямым был и человек, так что спустя вечность настырной демонстрации изображений, он всё же начал подавать голос.
        Одно осталось неизменным, - говорить на языке нелюдя Тобиус не мог, как не мог тот со своим устройством горла повторять звуки вестерлингвы. Но зато оказалось, что не один только маг обладал отличной памятью. Они делились друг с другом знанием о языках некогда смертельно враждовавших народов, запоминали чужие слова и то, что их заменяло, закрепляли за ними понятия, чтобы понимать непроизносимую речь. Поскольку время теперь не имело значения, взаимообмен длился неопределённо долго…
        То есть, «очень долго».
        - Сколько времени нужно, чтобы выучить чужой язык?
        - Не знаю.
        - Это был риторический вопрос.
        - Какой вопрос?
        - Такой, на который не нужно отвечать.
        - Зачем задавать такие вопросы? Это глупо!
        - Глупо, это выкусывать блох, которые не живут на твоём теле в виду отсутствия шерсти. В самом деле, у тебя же и шерсти нет, - одна щетина! Эта скромная грива не в счёт.
        - Ты слишком глупый, ты ничего не понимаешь, Тупая Морда.
        - Действительно, Дружок, откуда же мне, человеку, понимать ваши собачьи проблемы.
        - Я не твой друг.
        - Я знаю, Дружок, знаю. - Тобиус достал из сумки трубку и, не обращая внимание на ворчание охотника, стал её набивать. - Забавно. Еда не нужна, вода не нужна, сон не нужен, а курить хочется и табака остаётся всё меньше.
        - Зловонье твоё невыносимо, Тупая Морда… Убери это от меня!
        - Мр-р-р-р-ря!
        - Ты ему нравишься, вот он и ластится.
        - Убери! Убери! Убери! Уб…
        - Лаухальганда, оставь его в покое. Этот пёс боится котов, разве не видно?
        Дружок зарычал с особой злобой. Но ничего, ничего. Эмоциональные встряски полезны, чтобы не поникнуть окончательно. Возможно поэтому, а не только из любви к курению, Тобиус то и дело дымил трубкой, пуская в воздух почти идеальные кольца. Киноцефал от табака чихал.
        - Ходишь тут, воняешь, топаешь как эттин, воняешь, оставляешь повсюду следы, воняешь. Как ты только ухитрился не сдохнуть, пока не встретил меня, Тупая Морда!
        - Да уж выживал как-то. И даже никому не пришлось спасать мою жизнь от бесславной смерти в желудке какой-то подземной твари. О боже, может хватит? С тех пор как мы стали лучше понимать друг друга, ты всё больше бессмысленно рычишь.
        - Застрял тут с тобой, Тупая Морда. Надоел, надоел, надоел. Убью себя скоро. Но сначала тебя убью. Глотку перегрызу.
        - Лаешь, но не кусаешь. Без меня ты сошёл бы с ума давным-давно.
        - Без тебя, Тупая Морда, я здесь не оказался бы!
        - Верно, верно, - выдохнул волшебник табачное облако, - без меня ты бы… что сейчас делал? Заканчивал перевариваться?
        Способность человека всегда оставлять последнее слово за собой приводила Дружка в тихое бешенство и Тобиус всё больше думал, что лучше прекратить это. Рано или поздно можно перегнуть палку, а нрав у псоглава был воистину пёсий, то есть раздражительный, яростный, остервенело свирепый. Даже волки бывают не столь злы, как иные собаки.
        При этом, справедливости ради нельзя было не отметить, что, будучи тварью разумной, тот неплохо умел контролировать эти звериные порывы.
        - Не злись так, Дружок, не злись. Вероятно, у нас впереди вечность.
        - Я столько не выдержу. Не выдержу. Убью тебя и себя. Убью!
        - Фаталист склонный к суициду. Это ли не идеальный сосед для пожизненного заключения? - Маг вздохнул. - Я чувствую усталость, Дружок.
        - А я нет.
        - Усталость разума, - не тела. Мой разум устал от бодрствования. Возможно это влияет на восприятие проблемы, смещает мой взгляд, заставляет выбраться из собственного черепа. Мы ведь всё попробовали, а?
        Они действительно попробовали всё. Всё, что пришло им в головы, по крайней мере. Движение в любую из сторон по плоскости приводили ровно к тому, что вышло у киноцефала в самом начале, - возвращению в одну точку. В этом без спроса удостоверился и Лаухальганда, отчего маг теперь не был уверен, что обратно к нему прикатился именно тот ушастый мячик, который укатился. Сам Тобиус, когда слишком устал опасаться, предпринимал попытки высоко взлететь, ведь не мог же он там, на условном верху, вынырнуть из земли и оказаться на прежнем месте, верно? Он и не оказался. На определённой высоте, не достигнув даже четверти длины исполинской ели, маг чувствовал знакомую уже слабость и невольно терял концентрацию, отчего камнем летел вниз. Едва не разбившись полдюжины раз, он решил, что этот эксперимент новых результатов не даст.
        - Знаешь, что такое глубокая медитация?
        - Когда ты сидишь с закрытыми глазами как дурак и почти не дышишь?
        - Да. Мне кажется, есть крошечная возможность вытащить нас отсюда путём медитации.
        - Почему же ты этого ещё не сделал, Тупая Морда?
        - Потому что не могу. Дело во времени.
        По изменившемуся положению ушей можно было понять, что Дружок проявил заинтересованность.
        - Видишь ли, пространственная петля, в которую мы попали, никак не подвластна моей магии. Не силён я в магии Пространства. Боюсь, если попытаюсь перенестись отсюда, то буду размазан тонким слоем об то, что не даёт улететь. Таким образом остаётся время.
        - А?
        - Видишь ли, время и пространство неразрывно связаны друг с другом. Как правило, если в каком-то месте одна из этих материй ведёт себя странно, то и другая тоже проявляет аномальные свойства.
        - Много глупых слов из глупого рта. Ты надоедаешь, Тупая Морда.
        - Я к тому, что если удастся воздействовать на время, каким-нибудь образом, то, возможно, удастся воздействовать и на пространство. Каким образом? Не знаю. Погибнем ли мы мгновенно? Вероятно. Но, знаешь, всё лучше, чем сидеть здесь, пока ты не начнёшь грызть моё горло, а я в ответ не начну выжигать твои потроха. Всё ведь к этому придёт, даже не сомневайся.
        Охотник сидел в задумчивости довольно долго. Или не очень. С того момента, как они попались, рив полностью утратил ощущение времени и местоположения, чувствовал себя заплутавшим как никогда.
        - Всё что я понял, ты предлагаешь выход.
        - Маленькую надежду на выход. Или быструю смерть. Или не очень быструю. Всё, что угодно, лишь бы не это. Ты как, пёс, рискнёшь?
        - Что нужно от меня?
        Новая затяжка была особенно глубокой, горячий дым заполнил лёгкие до отказа, разогрел грудь, и следующие слова окружили волшебника сизым облаком:
        - Сейчас я курю не просто табак, он щедро разбавлен хашшимом. Наркотик такой с Правого Крыла. Я никогда не употребляю, да и на мутантов он действует слабее… ух… ценен как ингредиент для некоторых зелий. Но если… ох… замешать его с вороньим глазом, корнем герани, лепестками мирта и двухвостой кошкой… получится… получится такой седатив… никаких видений… галлюцинаций. - Новая затяжка. - Я приготовил вот эти… вот эти вот… Лаухваль… Луам… Отдай ему… ему…
        Лаухальганда раскрыл рот, и длинный как змея язык протянулся к скорчившемуся в омерзении псоглаву. На кончике находился стеклянный пузырёк с чем-то синим, искрившимся.
        - Это… это-это… магия… жидкаяххххммм… жидкая магия! - отдававшиеся было во власть тумана жёлтые глаза на некоторое время прояснились. - Магия убывает и восстанавливается… да… несмотря на… остановку вре-е-э-эмени… Сейчас я усну и сердце моё будет… биться очень медленно… как у… черепахи в спячке… О-о-о, Джасса-а-ар… Если… если сердце остановится… Так, собрался! Если сердце остановится насовсем, если решишь, что я мёртв, просто… влей… влей пол… половину мне в рот… По-по-половину… Ом-м-м-м-м-м-м.
        Прикрыв глаза, волшебник погрузился в глубочайшее из всех медитативных состояний, какие ему приходилось испытывать. Ушёл от реальности, от тела, от всего и вся. Так глубоко, как не мог уйти маленький теплокровный человек, чьё сердечко билось слишком часто, как он ни замедлял бы его, как ни тормозил бы метаболизм. Увы, чтобы замедлиться достаточно, нужно было быть гигантской черепахой с могучим сердцем, которое позволяло жить веками и в память о былой хладнокровности могло биться очень, очень медленно. Ему пришлось искусственно замедлить все процессы, протекавшие в теле, но рассчитать дозу дурмана так, чтобы не потеряться совершенно, не впасть в безвозвратную кататонию или просто не умереть. Последней осознанной мыслью была надежда, что в расчёт дозы не вкралась ошибка.
        Абсолютное самоотрешение.
        Звуки музыкальной вазы теперь звучали иначе. Медленнее. В тысячу раз. Каждое мгновение растекалось симфонией непредсказуемых, но гармоничных звуков, переливчатых, резонирующих с музыкой вселенной. Понятно, почему черепахам она так нравилась. Остановилось всё, материальный мир перестал существовать как нечто важное, вместо него разум, медлительный и сонный, с мыслями неспешными как движение тектонических плит, обратился внутрь самого себя и вместе с тем куда-то за пределы.
        Всякий маг наделён умением ощущать время и пространство, но, оказавшись в ловушке, эти полезные дары Тобиус утратил. Медитируя, он опускался к основам своего бытия, корню сущности, туда, где даже свет внешних слоёв ауры мерк, к нематериальному, абстрактному чему-то, что направляло со дня пробуждения в нём магической силы. Медленный разум, толкаемый остатками воли, с трудом воспринимал это древнее внутреннее нечто, всё время пытался растаять в звуках вселенской гармонии, прекратить существовать во имя идеального самоотрешения, полной нирваны.
        Но воля не позволяла ему, воля принуждала всматриваться. Парадокс состоял лишь в том, что восприятие потока времени требовало полной расслабленности, но отсутствие воли грозило полным растворением. Тобиус отчаянно безмятежно принуждал себя держать баланс и затуманенное Я продолжало искать… искристый бирюзовый поток. Время, как оно есть. Здесь и сейчас, нигде и никогда… Вот оно.
        Пред его внутренним взором предстала змея о сверкающей бирюзовой чешуи, пожиравшая собственный хвост, упорно, бессмысленно и бездумно. Картина, созданная подсознанием, напитанным мифами, аллегориями и абстракциями, но думать об этом не было никакой возможности, сбалансированное чувство восприятия едва-едва могло не упустить сложившийся образ… как они там делали? Протягивали руку к самому времени, касались его потока своими когтями, аккуратно, нежно… создавали Запруду? Но он не видел в этих глубинах никакой реки, он видел змею, образовывавшую замкнутый круг.
        Бесплотный образ руки медленно, очень тяжело, едва сохраняя подобие энергетической целостности, протянулся к бирюзовой змее, к плоской голове с холодными глазами, что столь целеустремлённо пожирала хвост. Бесплотный большой палец прижал бесплотный средний палец, а когда тот распрямился, змей времени получил звонкий бесшумный щелчок и изменился, как изменяется до предела сжатая пружина, наконец освобождаясь. Перемена была мгновенной и совершенно неуловимой; змей не отпустил свой хвост, не прекратил медленного движения, он лишь прекратил быть кольцом, став символом бесконечности.
        И узрев то, понял Тобиус, что было оно хорошо, и стал возвращаться.
        Волшебники всегда знали, что глубокий транс опасен. Не только потому, что можно столкнуться в глубинах своей сущности с тварями, о которых никогда не подозревал, но и по причине зыбкой природы сознания. Некоторые адепты Академии, обучаясь медитативным практикам, ухитрялись отступать от реальности столь глубоко в недра своего существа, что не всякого из них смог вернуть назад великий Сехельфорсус Чтец. Они растворялись в себе. Медитация необходима для восполнения сил и развития астрального тела, но выйти из неё бывало труднее, чем в неё войти, особенно после такого глубокого…
        Часть 1, фрагмент 12
        Тобиус не вполне был уверен, что пробудился. Лишь появившееся ощущение стабильности подсказывало, что живая клетка из плоти и костей вновь сомкнулась вокруг его духа, утвердив в реальности. Он попытался открыть глаза, но то ли веки не повиновались, то ли сердце билось настолько лениво, что кровь отлила от глаз и те слепли. Прикосновения ощущались слабо, очень слабо.
        А потом мир разорвало ураганом горького пламени.
        Стоило нескольким каплям грибного взвара попасть на пересохший язык, как по усыплённым энергопроводящим потокам пронеслись вихри магического огня. Астральное тело, будучи накрепко связанным с материальным пронзило сердечную мышцу энергетической иглой, и та заколотилась как у пойманной в силки птахи. Тугими струями кровь понеслась по телу, заставляя его жить, нагреваться, выгонять прочь зимний хлад.
        Тобиус ожил.
        Жёлтые глаза распахнулись и воспылали парой ярких янтарных угольев, по всему телу словно вены наливались светом гурханы энергопроводящие потоки, маг невольно воспарил, глядя на небо и оскалившись в великом напряжении.
        - Ах… - прохрипел он и задышал так глубоко, словно проспал тысячу лет и бесконечно соскучился по свежему, пахшему зимой воздуху. - Получилось?
        - Да, получилось, - подтвердил Дружок.
        - Мря! Мря! - ликовал Лаухальганда где-то внизу.
        Тобиус принял вертикальное положение и, паря, осмотрелся. Едва ли не до умопомрачения обрадовало его увиденное - изученный до последней иголки, до последнего сугроба вид вокруг исчез. Разные деревья, иной ландшафт; шептал меж великих стволов ветер, всё ожило! Ток времени вернулся в надлежащее русло, и тут бы в пору заплакать, да не получалось. Ни разу на памяти своей Тобиус не лил слёз, и теперь, несмотря на переполнявшие его эмоции, не смог. Только улыбался как дурак.
        Серый маг опустился на землю, положил компаньона в сумку, глянул на киноцефала и, не сговариваясь, они побежали. Лишь бы убраться подальше от места, которое невесть сколько было их тюрьмой!
        Остановились только когда лёгкие у обоих двух горели, завалились подле большого гнилого пня размером со средний дом. Долго и жадно дышали, киноцефал - распахнув пасть и вывалив язык. Его чёрные глазки были совершенно осоловелыми, уши всё время шевелились, ибо соскучились по звукам живой природы, жизни.
        - Как… ты…
        - Сложно… объяснить… Смогли… сделали… Господь-Кузнец помог…
        - Нет… Кхрррай’Яй…
        - С какой… стати твоему… Кх… я даже пробовать не буду… с какой стати ему… мне помогать?
        - Он мне… помог… любит меня очень… я удачливый… и верный…
        Тобиус по привычке хотел было напомнить обстоятельства их встречи, но подумал вдруг, что этот паршивый нелюдь несмотря ни на что всё ещё жив и, следовательно, может статься, что он действительно был небезразличен своему богу.
        - Радуйся, что я с тобой оказался, Тупая Морда, а то так бы и сидел.
        Маг расхохотался бы такой наглости, но дыхание ещё не восстановилось. Потом они всё же отошли, остыли, утёрли пот со лба и пену с пасти. Дружок вернул фиал, в котором убавилось синевы едва ли на четверть, больше не понадобилось.
        - Ты готов продолжать? Не устал?
        - Я готов бежать сто дней и ночей, Тупая Морда! Отдохнул на всю жизнь вперёд! Идём!
        - Идём, идём…
        - Быстрее! В этом пне живут гигантские хищные личинки, я чую их носом. Зимой они спят, но, если пошуметь, не поленятся и вылезут. Они откусывают головы одним движением челюстей, а когда превращаются в жуков… это ужасные жуки.
        Оглядываясь на пень, Тобиус прибавил шаг.
        Запах свободы пьянил и ему ещё предстояло вновь осознать, куда он вернулся и как здесь следовало выживать. Но пока что, жизнь казалась прекрасной. Только что они вместе были узниками аномалии, теперь же, ликуя вновь обретённой свободе, серый маг замечал, будто воспоминания о заточении становятся гладкими, теряют объём словно не с ним всё это случилось. Странное чувство.
        Дружок вёл уже не так уверенно, отвлекался на звуки и ароматы, порой растерянно замирал, - то играла в нём жадность. Всё обыденное теперь казалось драгоценным, всё манило к себе внимание, но и страх уже возвращался.
        За оставшуюся часть светового дня они преодолели солидный путь, двигаясь теперь по некоему плато, где витала странная, несвойственная лесистым регионам энергия, чаща редела и деревья становились ниже. Путники спустились на дно широкого оврага и двинулись вдоль замёрзшей реки, что вывела на обширную чашеобразную проплешину, щедро прикрытую снегом. Там, ощущавший неестественные энергии в Астрале Тобиус некоторое время осматривался при помощи Истинного Зрения.
        - Вот! Что это?
        - Где? - прищурил глазки Дружок.
        - Вон там, эта небольшая неровность с провалами, что это?
        - Ничего там нет.
        - А я вижу.
        Псоглав принюхался, внимательно изучил указанное место, задумался.
        - Может быть… селение. Было когда-то. Там давно пусто, запахов живых ветер не приносит. - Взгляд на небо. - Темнеет. Опасно. Будем искать пещеру.
        - И что, ты каждую ночь ищешь пещеру?
        - Да.
        - А если не находишь?
        - В Великой Пуще без счёта пещер.
        - Но если всё-таки…
        - Кхрррай’Яй дал мне когти и силы, я умею рыть.
        - Промёрзшую землю, да?
        Псоглав раздражённо клацнул зубами.
        - Рать можно и в снегу, Тупая Морда. Глупый, глупый Тупая Морда.
        Тобиус вновь пробудил Истинное Зрение и вперился взглядом в остатки некогда существовавшего города ещё не до конца поглощённые землёй. От него-то и исходило странное, необычное свечение чужеродной энергии. Впрочем, ничего хотя бы отдалённо опасного Тобиус не замечал.
        - Там заночуем.
        - Нет, - отрезал киноцефал. - В заброшенных обиталищах древних всегда уже кто-то живёт. Обычно это кто-то опасный, кто-то, смогший прогнать или сожрать предыдущих хозяев. Я туда не пойду.
        Серый волшебник ещё раз изучил предмет своего интереса издали и ничего хоть сколько-нибудь предостерегающего не заметил.
        - Дружок, мы можем бояться каждого шага, верно? Даже я не всё могу разглядеть, не ко всему могу приготовиться, а, следовательно, вероятность бесславно и глупо умереть очень высока. Но стоит ли жить, ставя эту мысль во главу всего? Идём, всё же, какое-никакое укрытие от ветра. Ничего живого там нет, ничего зловещего тоже.
        - Ты будешь жалеть об этом.
        - Эй, я боевой маг! Если там что-то объявиться, то я просто сравняю этот бесценный археологический памятник с землёй! Я это могу, просто шуметь не люблю. Или ищи себе пещеру, если пожелаешь, а утром свидимся.
        - Каждый раз ты выбираешь самое глупое и делаешь так! Нельзя подходить к руинам древних времён! Нельзя! - крикнул ему вслед киноцефал.
        - Прости, Дружок, но я исследователь! Если я не могу получить хоть крупицу знаний здесь, то все мои блуждания по Дикой земле ничего не стоят! Я не намерен подвергать свою жизнь такой опасности без смысла! Без пользы!
        Гавкнув что-то грубое, охотник метнулся обратно, туда, где деревьев было больше и кроны их всё ещё вздымались высоко.
        - Что ж, видимо, мы слишком устали друг от друга.
        Путь волшебника шёл под пологий склон. Разбрасывая перед собой снег небольшим усилием воли и кутаясь в живой плащ, он ощущал, что плавно спускается. Зимние осадки могли смазать впечатление, но Тобиусу казалось, что когда-то очень давно на этом месте могло быть озеро. Деревья, даже обычные, давно остались позади и пространство вокруг непривычно расширилось после относительной тесноты чащоб. Приходилось идти медленно, ибо почвы под снегом были коварно пересечены, а также оказалось, что окраинные постройки, хоть сколько-нибудь различимые над естественным рельефом далеко отступали от более заметной сердцевины. Это волшебник понял, споткнувшись обо что-то и чуть не рассадив себе лоб.
        Волна мыслесилы, исторгнутая им по возвращению на ноги, открыла холодную безжизненную землю, на сто шагов вокруг испещрённую неравномерными большими и малыми холмиками. Не поленившись и убрав верхний слой почвы, нанесённый ветром за многие годы, Тобиус изъял из холмика камень более-менее правильной, угловатой формы. Промывка водой под высоким давлением содрала с него внешнюю черноту и предположение подтвердилось, - вокруг, в этой впадине было полным-полно маринита. Стало понятно, отчего наземная флора отступала, деревьям казалось, что они росли на морском дне, даже трава не прижилась.
        Маг выбрал место поровнее и стал наносить на него угольком чертёж чар Взор Кутруба, наполнил их силой и взглянул сквозь толщи вниз, туда, где простирались ровные линии маринитовых коммуникаций, поглощённых почвой, а также встречались правильной формы пустоты. Земля похоронила под собою некогда обширную инфраструктуру, огромные залежи маринита, драгоценного камня, пущенного на строительный материал. Поразительная расточительность. Да и где его ухитрились взять? До моря далеко, а залегает маринит в очень глубоких безднах.
        - Тайны, тайны, тайны, чем дальше идёшь, тем больше тайн, Лаухальганда.
        Солнце уже почти коснулось нижним краешком небозёма на западе, там, где теперь, без преграды древесных крон, можно было увидеть белые горные пики, самую дальнюю оконечность безымянного хребта. С востока Вестеррайх ограждал от второй половины мира неприступный Драконий Хребет, но сам Доминион Человека стелился плодородными равнинами и пышнотравными изумрудными холмами. Лишь западные пределы Риденского королевства задевали краем высокие и малоизученные Сельвийские горы. Вот они, кстати, стоило посмотреть на восток и над бескрайним морем деревьев вспыхивали алым закатным солнцем острые макушки. Это завораживало.
        Но надо было торопиться и, выглядывая в снегу гипотетических притаившихся хищников, Тобиус полетел к руинам.
        Время постаралось над ними, вода и ветер принесли землю, зачернили немногочисленные сохранившиеся останки зданий, нескольких… то ли улиц, то ли широких коридоров. Сохранились, правда, некоторые порталы и проёмы более скромные, а ещё колонны. Много их стояло вокруг, чудом удержавших капители, либо же наполовину сломанных, рассыпавшихся. Когда-то на них были рельефы, но теперь камень походил на слизанный леденец без ясных очертаний. Подобные же неразборчивые узоры растекались по уцелевшим порталам, ведшим некогда, быть может, в дома или просторные залы.
        Археологическая экспедиция, вот что было нужно.
        Тобиус остановился, ненадолго унял исследовательский зуд, отстранил от себя книгу, в которую увлечённо заносил наброски грядущей статьи, и призадумался. Он выдавал себя в наступавшей ночи, светил всему Дикоземью, приглашаю чудовищ на трапезу… мотыльки погасли.
        Всё ещё не чувствуя поблизости ничьего присутствия, никакого аномального поведения ткани реальности, волшебник решил облюбовать для ночлега небольшой закуток между двумя уцелевшими стенами. Что это было раньше, проулок или тоненький коридорчик, оставалось только гадать. Для безопасности он перекрыл своё убежище снежными стенами. Защитить они ни от чего не могли, но зато прятали предательский свет.
        Лаухальганда выплевал много топлива. Поняв, что хворост, шишки и прочие мелочи могут быть полезными, этот ушастый мячик, катясь по лесу глотал много чего несъедобного и успел подкопить небольшой запас.
        Тобиус уселся возле огня отправил кусок добытой Дружком накануне оленины жариться на палке и задумался над страницами своей книги. Он рассматривал чертежи ещё не составленных заклинаний, свои наброски, свои попытки, свои поиски; концепции, которые обдумывал. Вот, например, специальное плетение для нарушения чужих плетений, заклинание, которое распускало бы чужие заклинания, перекусывало бы основные контуры, как специальные ножницы перерезают проволоку в кузне. Трудно придумать, чем бы оно сгодилось, скажем, в бою, быстрые заклинания таким методом не остановить, но зато намного проще обезвреживать магические ловушки, не надо распутывать их целиком.
        Или вот другое заклинание, это уже интереснее, его осталось доработать и будет прекрасный образец. Медицинская техника по сути своей, с легчайшим налётом пресветлой люменомантии1, чары, удаляющие мёртвую органику. Отлично помогут в борьбе с некрозом, а ещё с материальной нежитью. Убить, возможно, не убьёт, но временно развоплотить вампира вполне сможет.
        # # 1 Магия Света, практически утраченная ветвь Искусства.
        Были и иные, амбициозные и скромные, чересчур мудрёные или слишком глупые. Время от времени он изымал их со страниц трёхмерными моделями, крутил так и эдак, правил, переправлял, вновь бросал. Составление новых заклинаний - вымученный творческий процесс, вдохновлённый надеждой на чудо.
        На грани слышимости зазвенел колокольчик, чей голосок мог слышать только Тобиус. Оповещающие чары сообщали магу, что охранный периметр пересечён. Сквозь стены можно было различить крадущийся сгусток жизни о четырёх лапах, осторожный, неспешный, принюхивающийся.
        По воле мага часть снежной стены раздвинулась.
        - Подсаживайся к огню, Дружок.
        От такой неожиданности киноцефал смешно подскочил.
        - Я знал, что ты здесь! - яростно пролаял он.
        - Не знал, но чуял, даром что ли остатки того оленя жарятся? Иди, иди, Дружок, гостем будешь.
        Псоглав осторожно прошёл через снежную стену, которая сомкнулась за ним. Явился он не с пустыми руками, но притащил на поясе двух подстреленных тетеревов, довольно худосоких по зиме. Достав нож, он немедленно начал ощипывать и резать.
        - Как видишь, ты немного ошибся. Здесь вполне безопасно.
        Маленькие чёрные глазки блеснули в свете костра.
        - Тупая Морда, голова твоя пуста, бестолкова. Ничуть не поумнел, сколько ни учил бы я. Мягкотелый, беззубый, безносый. Что ты забыл в Великой Пуще? Не место тебе здесь. Не место таким как ты.
        - А кому место? Тебе?
        - Глупый Тупая Морда.
        - Вот опять! - Книга была захлопнута. - Всегда, если подходим к этой теме, ты запираешься, хотя я вижу, что не отказался бы продолжать скалиться на меня. О чём недоговариваешь?
        - А ты о чём? - рыкнул киноцефал с пуком выдранных перьев в руке. - Меня ковыряешь тупым ноготком, стыдишь, да? А сам-то что о себе рассказал? Человек, кудесник, ищешь что-то. И всё? Не веришь мне, Тупая Морда? И правильно. Я тоже тебе не верю.
        Тобиус вынужден был признать правоту проводника. Но вслух этого не сказал.
        - Мы живём здесь теперь, - неожиданно продолжил ворчать охотник, вернувшись к своему занятию. - Это наша земля, мы выжили там, где никто другой не смог бы. А теперь тут крутишься ты. Может, первый из многих? Куда дальше вы погоните нас своими прирученными огнями? Туда, где даже наших сил не хватит чтобы выжить? Туда, где из еды будут только камни и земля? Я не верю тебе, человек, и, надеюсь, Великая Пуща обглодает твои кости добела. Хочешь подойти ближе к пещерам смерти? Я провожу тебя туда, но на том и всё.
        Они всё помнят, подумал Тобиус. Сколько бы ни осталось киноцефалов на свете, в каком бы плачевном состоянии ни пребывали они со своими каменными ножами, выродившиеся из грозной силы в племя или племена охотников-собирателей, они всё помнили. Помнили людей и что люди сделали с ними. Не то чтобы маг испытывал какие-то чувства из-за этого, о, нет, никакого неудобства. Победителям воля, побеждённым - горе, и не одолей люди киноцефалов, те сами изничтожили бы род людской. К западу от Хребта, по крайней мере. Борьба за выживание не может быть красивой и благородной, а победителю незачем мучиться совестью, ибо он спас и себя и всех своих потомков.
        Но всё равно, дальше говорить о делах, что свершились более ста двадцати веков назад смысла не имело и волшебник перешёл на тему, которая показалась ему чуть более приемлемой.
        - Может тебе интересно будет узнать, а может и неинтересно, однако в мире есть другие, похожие на вас. Вероятно, даже, что ваши родственники, с которыми вы разошлись в перипетии эволюционных путей.
        Псоглав продолжал заниматься дичью, и одно только повёрнутое к Тобиусу ухо свидетельствовало, что Дружок слушал.
        Часть 1, фрагмент 13
        - Одни живут на востоке, за Хребтом, за Золотым Червём1 в Имем-Муахит2. Путешественники описывают их как многоплеменной народ пустынных кочевников, жестоких разбойников, стремительных налётчиков. Ибн-джакалла - их имя, сыны Шакала, сами тоже шакалы о двух ногах и двух руках, с булатными саблями, которые они посвящают служению богу-шакалу Зенребу, повелителю мёртвых, и его жрецам - некромантам Аглар-Кудхум3.
        # # 1 Золотой Червь или Золотой Змей, самая широкая и полноводная река известного мира, расположенная на Правом Крыле.
        # # 2 В дословном переводе: «Семь Пустынь» - название огромной пустыни, расположенной на Правом Крыле.
        # # 3 Культ Шакала.
        Убрав начавшую было подгорать оленину от пламени, волшебник некоторое время остужал её, после чего поделил между Лаухальгандой и мимиком. Ушастый мячик проглотил мясо как крошку, но зато живой плащ стал медленно обволакивать своей «тканью» уложенное прямо на плечо угощение и ещё некоторое время в том месте чувствовалось уплотнение.
        - О других я знаю много меньше, даже не уверен, существует ли ещё их народ. Бывалые путешественники прошлого, случалось, забредали в самые отдалённые уголки мира, такие, например, как остров-континент Унгикания. Половина тех земель покрыта зелёными джунглями, вторая половина - жаркой саванной. Она-то и служит домом племенам, зовущимся гн’элле, охотникам саванны, гиенам, что ходят на задних лапах. Некоторые путешественники утверждали, что у гн’элле детей рожают мужчины через свой… но в такую чушь никто не верил.
        К сапогам мага плюхнулась ощипанная и распотрошённая тушка.
        - И зачем мне всё это знать?
        - Может, просто интересно.
        - Плевать мне на тех тварей, которых ты, Тупая Морда, считаешь родственными мне. Они - не я.
        - Понял тебя, - ответил волшебник, рассекая тушку на более мелкие части своим атамом. - Ах, да, должен сообщить, что я не намерен покидать этих руин завтра.
        Дружок вскинулся.
        - Что?!
        - Под нашими ногами, - продолжал волшебник, - целый город. Завтра я спущусь туда, чтобы хотя бы чуть-чуть исследовать его. По уму это работа на несколько лет и не для меня одного, а для множества умелых археологов. Но хотя бы крупицы я собрать обязан.
        По гнутой морде киноцефала побежали морщины злобы.
        - Тебе всё нужно сделать неправильно, а, Тупая Морда? Всегда выбираешь самое неправильное, глупец!
        - Да, таков уж я.
        - Нельзя было приходить сюда! Нельзя! Ты не понимаешь, что нельзя ходить в селения древних! Это не место для живых! Совсем не место!
        Киноцефал не стал чистить второго тетерева и прошёл сквозь снежную стену.
        - Вернусь утром, надеюсь найти твой труп и освободиться наконец!
        - Помолись своему непроизносимому богу, может и на этот раз повезёт!
        Охотник запрокинул голову и принюхался, после чего резко опустился на все четыре и унёсся в ночь.
        - Нам повезло с ним, такой доброжелательный, - пробормотал Тобиус, вновь смыкая снежную преграду, - и собеседник интересный.
        Закончив с книгой заклинаний и ужином, маг обновил все охранные чары и улёгся спать в крошечном микроклимате.
        Подумать только, этот день он начал очень давно, провёл ахог знает сколько не существовавших месяцев внутри аномалии и теперь, лёжа внутри живого кокона, Тобиус сонным своим умом размышлял о том, что не могло это всё пройти даром для душевного здоровья. Но его такой исход миновал. Прошло всего ничего, а вернувшееся ощущение времени словно водой смывало пережитое отчаяние. Память осталась при нём, просто теперь маг не ощущал за своими плечами долгого заточения. Всё словно заняло несколько неприятных минут. Так и должно было быть? Защитный механизм? Следствие исцеления временного потока?
        В отличие от пространства, природу времени волшебники Валемара не подвергали такому тщательному изучению. Не потому, что не хотели, но потому, что Джассар запретил. Магия не должна вторгаться в вопросы времени. Никогда. Так рёк Маг Магов и то стало законом. Для всех кроме него, видимо. Сам-то Абсалон интересовался этим вопросом и, даже, возможно, преуспевал… Си мысль подняла из глубин сознания забытый было вопрос: каким образом он, Тобиус, пусть даже под воздействием сильных психотропных веществ, получил видение прошлого? В Академии у него не было выявлено никаких провидческих способностей, это уж точно, так каким же образом…?
        Усталость одолевала, но засыпал серый волшебник тяжело, долго. Его настигло такое своеобразное ощущение, такая неприятная тяжесть, словно вверху живота образовался ком, - первый вестник дурноты. В такие моменты человек, уже смутно догадываясь, старается отгонять неприятные мысли, не верит. Но ком растёт, тошнота усиливается и приходится признать, что отравился. В этот момент несчастный понимает, что впереди его ждут тяжёлые часы маяты… и примерно на том Тобиус уснул.
        Спал он плохо, боль и жар тревожили рива, в животе словно бродил яд, а царство забвения представлялось сплошным невнятным кошмаром, пеленой смятённых образов, заполнявших разум какой-то затхлой гнилостной вонью, и голосом, что звал издали. То не были ставшие уж обыденностью поползновения Шепчущего, которые Тобиус хоть и плохо, но всё же помнил. Нечто иное обращалось к гиперчувствительному подсознанию мага извне.
        Не в силах больше переносить это мучение, волшебник бессознательно рванул и выбрался из липких объятий кошмара в явь. Первым, что ощутил он, был холод, и не странно, - маринит источал энергию моря, а на море долго держались лишь немногочисленные виды чар. К сожалению микроклимат и даже охранный периметр износились в разы скорее против обычного, их не хватило бы и до утра, которое было ещё неблизко.
        Это, однако, тут же и перестало заботить волшебника, - раскрыв-таки глаза он попытался понять, что же видит перед собой. В глухой мрак закутка, ставшего ему убежищем, проникали тоненькие струи чего-то, напоминавшего бледный фосфоресцирующий туман, а сама снежная перегородка исходила тем же бледно-ядовитым светом. Ощущения не били тревогу, опасности вроде бы не было, но, возможно, тяжёлое чувство в желудке просто всё перекрывало.
        Волшебник поднялся с жезлом в руках, развеял останки микроклимата, вдохнул ночной воздух и выдохнул облачко пара, ощутив мимолётное облегчение. Став к перегородке поближе, он аккуратно проделал в ней отверстие на уровне глаз, сквозь которое в убежище полилось ещё больше потустороннего света. Ну а снаружи… от увиденного мурашки ринулись по коже, а дыхание само собой утихло.
        В состоянии близком к шоку, волшебник следил, как меж уцелевших руин маршировали ровными шеренгами солдаты со скутумами и пилумами. Фигуры, сотканные из призрачного свечения, грозные и красивые, идеально чеканившие шаг. Но под светившимися оболочками взор мага различал иное, - мумифицированную плоть, сухую кость, остатки вооружения и брони, оскаленные рты, провалившиеся носы, пустые глазницы, пылавшие фосфором. Армия мощей маршировала мимо бесконечной колонной, окутанная потоками некротической энергии, дыханием Кромки.
        Сморгнув оцепенение, волшебник стал присматриваться более внимательно, прослеживая направление потоков, которые сходились… сходились к…
        - Quis es1? - раздалось тихое замогильное шипение за спиной.
        # # 1 Кто ты такой? (грог.)
        Маг развернулся, выставляя перед собой жезл, но призрачный всадник даже не обратил внимания на полный боевых заклинаний артефакт. Плащ ниспадал с его плеч на круп коня, нагрудник украшала искусная чеканка, а на шлеме восседал, раскинув крылья, дракон. Сквозь призрачную плоть немолодого, но ещё сильного поджарого мужчины проглядывался иссохший труп верхом на лошадином остове, в котором хватало далеко не всех костей. Но это не мешало мертвецу выглядеть гордо и грозно, источать совершенно особый, призрачный холод.
        Тобиус не знал, что ему делать, ибо улаживать дела с нежитью его учили единственным путём, - полным уничтожением. Это нетрудно проделать с несколькими беспокойниками, но не с целым войском!
        Действуя по наитию, волшебник вскинул сжатый кулак в приветствии и провозгласил на старом гроганском:
        - DracoImperatoregloriamagna1!
        # # 1 Великая слава Императору-дракону! (грог.)
        Древний мертвец недолго буравил человека пылавшими фосфором глазницами, затем медленно поднял кулак и, не сказав боле ни слова, тронул коня. Он проехал сквозь вторую снежную перегородку и поскакал мимо шеренг, оглядывая войско. Тобиус же, позабыв о страхе, вышел тоже и так стоял в пяти шагах от маршировавшей колонны. Наконец он увидел, откуда во все стороны растекались потоки некротической энергии, увидел её источник, - среди вооружённых солдат вышагивал один безоружный, с ощутимой гордостью нёсший перед собой высокий шест. На конце шеста восседала откованная из железа фигура в виде распахнувшего крылья дракона, а под ней на горизонтальной планке колыхалось старинное, истерзанное временем знамя. Кажется, когда-то на его чёрной ткани был вышит бык. Гроганские буквы над быком тоже ещё можно было различить: «LEG - XIII», а ниже, под быком значилось одно только слово: «SEPRETTA». Волшебника поразило озарение, - он видел перед собой драконис, священный штандарт гроганского легиона!
        Действуя бездумно и безрассудно, Тобиус вновь вскинул кулак:
        - ClegarioImperatoregloria1!
        # # 1 Слава императору Клегару! (грог.)
        Мёртвые легионеры, не сбавляя шаг, в едином порыве вскинули пилумы и исторгли многотысячный возглас:
        - CLEGARIOIMPERATORE GLORIA!!! GLORIA!!! GLORIA!!!
        Если бы за Кромкой могли греметь раскаты грома, они звучали бы именно так: сотрясающе грозно, но почти бесшумно, как и беззвучный грохот тысяч ног, чеканивших шаг.
        Хвост походной колонны наконец-то показался, последние мертвецы удалялись прочь в предрассветных сумерках, тихо маршировали, объятые облаками фосфоресцирующего тумана, в коих на глазах Тобиуса и растворялись.
        Поколебавшись, он всё же решил пройти немного по их следам, хотя следов на снегу и не было. Только те, что оставил он сам намедни.
        В свете нарождавшегося утра окрепший ветер носил новорождённые снежинки и Тобиус чувствовал уколы, когда те попадали ему в лицо.
        Маг вернулся в своё убежище, воскресил прогоревший костёр и раскрыл книгу. Работая индиговым пером, он тянул из памяти почерпнутое на занятиях по истории. Среди всех не обложенных экзаменационной повинностью предметов, она была его любимым. Мысли ещё путались, перебивали одна другую, но рив старательно оправлял их в правильные предложения:
        «В истории Гроганской империи упоминаются разными сохранившимися документами четыре легиона, погибших при очень странных, таинственных или необъяснимых обстоятельствах. Одним из них был «Сепретта», славный историей своих побед Тринадцатый легион, набиравшийся в имперской провинции Тульмия, чьи территории ныне поделены между Ривеном и Марахогом. Император-дракон Клегар Гроган отправил «Сепретту» на покорение Дикой земли. Легион пропал в лесах безвозвратно и участь его долго оставалась тайной. Сегодня, в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое дженавя одна тысяча шестьсот тридцать второго года Этой Эпохи, я, Тобиус, маг Академии Ривена…»
        Он как мог подробно описал увиденное, указав неясную природу нежити, неясный источник магического питания, заставлявший её вести квазижизнь, а также то, что обнаруженные существа не проявляли агрессии.
        Тысячи легионеров были поглощены Дикой землёй, Господь-Кузнец ведает, как это произошло, через что они прошли, но одно было ясно, - души этих людей не смогли пересечь Кромку и попасть в надлежащий им загробный мир. Почему и зачем они маршировали Тобиус знать не мог, но не сомневался, что некромантов крайне заинтересует этот переполненный некротической гурханой драконис.
        Поутихшая было дурнота вновь дала о себе знать. В верху желудка окончательно утвердился пульсирующий ком, от которого незримым ядом по телу, вместе с кровью, растекалась слабость. Пока что Тобиус считал её вполне терпимой, но он предвидел, что вскоре всё может стать хуже. Особенно не понравилось то, что тщательное изучение собственного организма с помощью чар не дало результатов. Магия утверждала, что волшебник полностью здоров, но это не значило, что она права. Это значило лишь, что источником дурноты было нечто неопределимое.
        Пищевое отравление, вот что диагностировал себе серый маг, исходя из симптоматики. Но чем он мог отравиться? Тобиус прошёл через процедуру мутации организма ещё в отрочестве, яды всё ещё оказывали на него воздействие, но ослабленное, а уж такая ерунда как несвежая пища и вовсе не беспокоила. Только когда это он ел что-то с душком? Последней трапезой, после которой появилось плохое ощущение, стал только что подбитый тетерев… Смог бы псоглав отравить человека? Ну, попытаться бы смог, хотя чувствительный язык мутанта очень неплохо выявлял токсины ещё до того, как они попадут в желудок. Дичь была чистой. Но что тогда? И почему чары не показывали присутствия ядовитых веществ?
        - Мря-у! Мр-р-р-ря!
        - Да, да, и тебе доброе утро.
        Слегка дрожа, не от холода, а от крепчавшего нездоровья, Тобиус выбрался в тёмные сумерки. Духи ветра и прочие погодники всё же пригнали на север свой проклятый циклон, о вчерашнем солнце оставалось только вспоминать. Теперь рассветы будут долгими и тусклыми.
        Слушая как шипит падающий снег, Тобиус медленно брёл среди сохранившихся стен и смутно представлял, на какой высоте они когда-то находились, что после стольких эпох всё ещё могли возвышаться над ландшафтом. Возможно, во времена расцвета, из того вон окна открывалась величественная панорама. Однако правда такова, что земля всегда пожирает то, что построили и бросили смертные.
        Он время от времени расчищал снег под ногами, наносил чертёж Взора Кутруба и просматривал глубины в поисках полостей. В конце концов было выбрано место на пересечении двух относительно сохранившихся улиц, где с помощью мыслесилы волшебник стал аккуратно вынимать странно, однако прочно соединявшиеся маринитовые фрагменты. Наконец маг проделал в земле отверстие, неровный провал, из которого тут же ударила волна тошнотворного спёртого воздуха.
        От такого удара по носу неприятное ощущение в животе лишь усилилось, волшебник прижал ладонь ко рту и некоторое время сосредоточенно боролся тошнотой.
        В провал полетел камешек и, судя по тому, когда раздался звук удара о дно, высота составляла шагов десять, не меньше1.
        # # 1 Около 8 м..
        - Тебе всё нужно сделать неправильно, совершить все глупости, которые только можно, да, Тупая Морда?
        - Таков уж я, - повторил человек, глядя во тьму. - Спасибо, что пришёл.
        - Думал, что ты умер, но не повезло. Не на этот раз.
        Злая улыбка расцвела на лице Тобиуса.
        - Так ты, сукин сын, знал, что здесь происходит, но ничего не сказал.
        - Разве не сказал? - Радостный оскал Дружка оказался много более внушительным, острозубым. - Селения древних - плохие места для живых. Здесь не стоит быть, не стоит спать здесь, надо скорее уходить. Нет? Разве не говорил? Или ты просто не слушал? Ты, Тупая Морда, думаешь, что самый умный, хотя ничего не знаешь о Великой Пуще. Но не печалься, ты ведь хотя бы живучий. Я думал те мёртвые люди убьют тебя, но нет, не убили.
        - А были случаи, когда они кого-то убивали? - Тобиус умел быстро отбрасывать ненужные эмоции, чтобы сосредотачиваться на важном.
        Киноцефал, неспешно подошёл, но в десятке шагов от провала остановился. Судя по всему, запах тлена, шедший из-под земли, для него был значительно сильнее, нежели для человека.
        - Старики говорят, что эти мёртвые люди постоянно появляются в нескольких местах, там, где никто не живёт, там, куда никто не суётся ночами, чтобы не сложить голову. Но были случаи, когда они являлись к отдалённым поселениям, являлись ночью, возникали из тумана и нападали. Убивали всех, даже детей, как это у вас, людей, принято, и исчезали в тумане.
        - Ох… - Это всё, что он мог сказать.
        Часть 1, фрагмент 14
        По всему выходило, что, Тринадцатый легион продолжал исполнять приказ своего императора. Они погибли давным-давно, однако до сих пор служили делу покорения Дикой земли и Тобиус не мог сразу определиться, было ли это открытие жутким, или воодушевляющим. По сути… вероятно, что сегодня лишь видовая принадлежность спасла его от смерти. Может быть, ещё и знание гроганского языка.
        - Ну что, ты продолжишь искать смерть, Тупая Морда? Но теперь уж под землёй, да?
        - Спущусь на несколько часов. Кто знает, может вернусь ещё раньше и сможем продолжить путь.
        - Оттуда, - когтистый палец указал на провал, - пахнет смертью. Старый тлен, затхлость и гниение. Этого ты ищешь для себя?
        - Я ищу знаний. Полезных и всяких. Подождёшь меня здесь?
        Охотник присел на корточки.
        - Послушаю твои крики.
        - Ты это брось, Дружок, а то я поверю, что не нравлюсь тебе.
        Пробудив Крылья Орла, маг воспарил и стал плавно опускаться в провал. Вокруг зажглись десятки светящихся мотыльков, а в ладони успокаивал своей тяжестью жезл.
        Воздух холодный и сухой встретил его там, странно при этом пахший сыростью; мотыльки распространяли свой неверный свет, паря вдоль маринитовых стен и колонн, выхватывая странные, не поддававшиеся восприятию рисунки, а вокруг них плясала пылевая взвесь. Когда маг опустился на твёрдую поверхность, его сапоги глубоко ушли в нечто странное, походившее на песок, но при этом такой мелкий, что его не получалось взять в пальцы, - так сыпуч он был. От малейшего движения над этим веществом поднимались облачка пыли, такие медлительные и густые, словно Тобиус очутился на дне океана.
        Серый маг оказался на пересечении широких коридоров, повторявших те, что ещё угадывались наверху, только эти руины сохранились лучше. Одна из четырёх дорог, ведших от перекрёстка, обрывалась в семи шагах, её перекрывал завал из камня и земли; вторая тоже обрывалась, судя по тому, как далеко отлетели мотыльки, - шагах в тридцати. Стараясь не обращать внимание на подкатывавшую к самому мозгу дурноту, северянин выбирал один из оставшихся проходов. На юго-запад или на юго-восток?
        - На юго-запад, - прошептал он, потому что вдруг остро захотел услышать человеческий голос.
        Маг осторожно зашагал по пыльным, но очень ровным плитам пола, окружённый светом, которого в них не было очень давно, и смотрел, смотрел, смотрел. О да, посмотреть было на что. Возможно, следовало бояться ловушек и иных каверз, но Тобиус справедливо рассудил, что попал не в древнюю гробницу, а в место, где кто-то когда-то жил. Есть ли смысл устанавливать в жилых местах смертельные ловушки? Да и будь они здесь, за тысячи лет любые, даже самые лучшие механизмы, пришли бы в полную негодность. Разве что насквозь пропитанные мощнейшей магией, но никаких подобающих энергетических колебаний волшебник не ощущал.
        В любом случае, стены слишком сильно занимали разум Тобиуса, чтобы отвлекаться на что-то другое, ведь их покрывали самые потрясающие барельефы, которые он когда-либо видел. Арочные сегменты словно окна, открывали его взору чудесные пейзажи. Застоялый воздух помог им сохраниться и теперь первый за долгое время гость обращал взор на морские бухты, объятые высокими тёмными утёсами, над которыми восходил лунный диск; дивные неземные сады с растениями, которых не найти ни в одном ботаническом атласе, странными, завораживающими и неземными; небесные выси, по которым над бескрайними долина плыли по воздуху непонятные, неясные конструкции, походившие на гигантских медуз и кальмаров; дворцовые комплексы невиданных архитектурных стилей, величественные, огромные, но в тоже время какие-то странно настораживающие, заставляющие подсознание вздрагивать от таинственной тревоги.
        Новая арка - новый вид на рельефные картины, смущавшие сочетанием одновременно обыденности и чужеродности изображённого. Временами Тобиус не мог сам себе с уверенностью ответить, видел ли он кусочки Валемара или какого-то другого мира? Миров?
        Несколько мотыльков были посланы создателем значительно дальше и в какой-то момент свет этих первопроходцев выхватил из вечной тьмы нечто неясное, нечто, что восприятие отказалось сразу же узнавать. Замерший волшебник перехватил жезл и послал вперёд больше мотыльков, одновременно уморив всех, что витали вокруг него, таким образом укрывшись темнотой. То, что показалось там, в дали, когда прибавилось света, долго не позволяло ему шевельнуться. Тобиус напряжённо соображал, пытаясь утихомирить в конец распоясавшуюся дурноту.
        Наконец он осмелился продолжить путь и вскоре вышел в просторное помещение с несколькими колоннами и огромным фонтаном в центре. От их вида немудрено было и поседеть до срока. Художественно вырезанные сегменты колонн и фигура, высившаяся в композиции фонтана, были изображены в виде чудовищ. Ужасающих до глубины души, отвращающих саму суть человеческого естества чудовищ, которые не смогли бы родиться даже в поражённом безумием мозгу.
        - Господь всемогущий… - Волшебник сотворил на себе знак Святого Костра, что делал очень нечасто. Несмотря на сухость воздуха и прохладу, кожу его покрывал липкий пот, хотелось отвернуться и скорее уйти.
        Существа, увековеченные в камне, были… гротескными. То есть безобразными без меры, оскорбительно уродливыми. Уничтожить или убежать, - две мысли, боролись в человеке при виде такого безобразия.
        Большие, больше созерцателя раза в четыре каждое. Те, что были вырезаны в колоннах, сидели, поджав под себя разномастные ноги, и протягивая вверх другие конечности, - все отличные, но парные. У них были громадные клешни и членистые лапы крабов, были извивающиеся щупальца с присосками, змеиные хвосты с жалами, когтистые, почти людские руки, были перепончатые ноги амфибий, плавники торчали из боков, и всё это присутствовало у каждой твари в нескольких видах, по-разному расположенное, отличалось формой. Каждое чудовище было неповторимым, но и походило на остальных, слегка менялись позы, головы имели разный размер и форму; глаза на стебельках, выпученные глаза кальмаров, пасти без нижних челюстей, рты-присоски миног, мощные клювы.
        У статуи, что служила ещё и фонтаном, кроме того, были груди. Женские, человеческие груди в количестве трёх пар одна под другой росли из сегментарного, возможно, хитинового брюха, тогда как голова напоминала пасть глубоководной рыбы-удильщика. Эта тварь выглядела так, словно ласкала свои прелести парой клешней, парой щупалец и парой человеческих рук, а между поджатыми под туловище ногами виднелось что-то, похожее на двуглавую мурену, являвшуюся, вероятно…
        - Какая гадость, - прошептал маг и сам невольно испугался человеческой речи.
        Он поймал себя на мысли, что не хочет поворачиваться к колоннам и фонтану спиной. В них не чувствовалось никакого присутствия, ничто не грозило выбраться наружу, они не могли ожить, но, тем не менее, волшебника брал за сердце холодный ужас от мысли, что что-то такое могло оказаться у него за спиной. А ведь он был не из робких.
        Подумав немного, Тобиус сформулировал мысль: не уродство чудовищ пугало его на самом деле, а то, в каком виде предстали эти отвратительные твари. Их врезали в колонны и водрузили на композицию фонтана. Они призваны были служить якобы силачами, поддерживавшими свод и восхищавшими взор своей эротичностью. То же самое делали люди и эльфы, - увековечивали свою красоту в статуях. А значит, можно было предположить, что в чудовищах этих видели… разумных существ и посвящали им оды из камня.
        Тобиус остро ощутил, что не хотел бы жить в мире, в котором вот эти твари были объектом поклонения. Он отступал от них, пятясь, словно верил, - стоит отвернуться, как они скинут оцепенение.
        Два прохода, ведших из зала с фонтаном, были недоступны. Один завалило, а второй перекрывала каменная дверь, сдвинуть которую с места под взглядом статуй волшебник не смог. Тобиус решил возвращаться, и ещё долго, он шёл, оглядываясь на мрак позади, прислушиваясь в ожидании услышать цокот крабьих ног по камню, шлёпанье ласт; перекладывая жезл из руки в руку, оставляя за собой сигнальные чары. Глупо, он и сам понимал это, но ничего с собой поделать не мог.
        Человек вышел к точке вторжения и посмотрел наверх, где сквозь пролом проникало всё больше света. Его мутило, в желудке крутились тяжёлые каменные жернова, конечности понемногу наливались тяжестью.
        Остался юго-восток. Хотя ухудшившееся самочувствие упрашивало вернуться наверх, вынырнуть из этого места, ставшего в одночасье намного менее притягательным, волшебник его не слушал. Он подозревал, что если поднимется сейчас, то обратно уже не спустится, не сможет себя заставить. Поэтому нужно было проявить волю и доделать дело немедленно.
        Он побрёл по другому уцелевшему проходу, и в этот раз не ласкали взгляд человека дивные виды. Стены покрывала маринитовая плитка со странным узором и не сразу он догадался, что шёл мимо памятников письменности. Значки, что строились ровными строчками не походили ни на что знакомое. Каждый знак походил на хитрое переплетение червей, строчки не содержали пробелов либо какого угодно подобия знаков препинания, однако, несомненно, это была письменность.
        Несмотря на недомогание, волшебник достал книгу заклинаний и материализовал перо, однако стоило ему нанести на страницу первый «червивый» значок, как в том месте бумага почернела, обуглилась, и появилась дыра. Происшедшее настолько поразило Тобиуса, что он, позабыв обо всём, долго стоял в неверном свете мотыльков, не шевелясь и неотрывно смотрел на рану, нанесённую его книге заклинаний. Ничего подобного он никогда не наблюдал, ни о чём подобном не слышал и не подозревал, что такое возможно. Набравшись решимости, маг нанёс другой значок и на этот раз из бумаги вырвался язычок пламени, а он, Тобиус, почувствовал острый укол в сердечной мышце.
        Испорченная страница была быстро вырвана и сгорела в сжатом кулаке, а на письмена с того момента человек смотрел с опаской большей, нежели на какие-то жалкие уродливые статуи.
        Он двигался дальше, периодически встречая развилки и недлинные лестницы. Пока ему везло, - многие проходы были завалены, но всегда оставался хотя бы один, по которому можно было пройти. Пару раз в полу встречались трещины, ведшие на более низкие уровни, но ничего интересного разглядеть через них не удавалось.
        Вскоре письменность исчезла со стен, уступив место декоративной плитке, и от одного её вида Тобиуса мутило всё сильнее. Плитка не изображала ничего внятного, просто узор её напоминал бесконечное змеиное гнездо - тысячи произвольно переплетённых змеиных тел, греющих друг друга во время беспорядочного совокупления. От созерцания этой «красоты» мозг сжимался как мокрая губка в человеческих пальцах.
        Неоднократно в стенах коридоров встречались закрытые двери вроде той, что маг видел в зале с фонтаном. Они не имели петель и были безумно тяжелы; лишь найдя случайно одну такую дверь с зазором, он понял, что они открывались внутрь стен. Применив мыслесилу, Тобиус попытался освободить себе путь. Дверь оказалась чудовищно тяжела сама по себе, а механизм, который, вероятно заставлял её двигаться прежде, давно разрушился внутри стены и теперь мешал. Он всё же справился, расширил зазор достаточно, чтобы протиснуться внутрь и осветил всё вокруг мотыльками.
        Помещение было большим, но конструкция его оставляла мало места для передвижения, потому что в ней насчитывалось три резервуара разной величины и конфигурации: вместительный бассейн, высоко поднимавшийся над полом колодец и круглая ванна человек на семь-десять. Все эти резервуары давно пустовали, а потому ничто не помешало магу пройти по широким, но очень неудобным, каменным лестницам, соединявшим их. В дне каждого резервуара имелось отверстия для слива, тогда как высоко в стене над колодцем, виднелось отверстие, для, судя по всему, подачи жидкости. Резервуар-колодец занимал центральную часть в этой купальной композиции, его уровень был выше, и когда колодец переполнялся, вода стекала по лестницам-желобам в бассейн и ванну. При других обстоятельствах волшебник решил бы, что попал в чью-то купальню, однако…
        Покинув помещение, он с большим напряжением сил смог открыть другую дверь и нашёл там почти то же самое, даже декоративная плитка повторяла виденную прежде; а вот отверстие для подачи воды было окружено барельефом в виде огромного стилизованного… солярного символа? Если бы у солнца было восемь извивистых щупалец с оком в центре.
        Это не бани, это жилые покои, - думал Тобиус, шаркая дальше. Бывшие хозяева города проводили массу времени в воде, она служила основной средой их обитания. Не нужно быть великим мудрецом, чтобы сложить два и два, - статуи из зала с бассейном, вполне могли быть высечены с живой натуры. А сама натура обитала в этих стенах, шлёпала перепончатыми ступнями по этим самым коридорам, плавала в бассейнах и колодцах за закрытыми дверьми. Памятники культуры были на каждом шагу, искусная резьба по камню, свидетельство существования развитой цивилизации, о которой Тобиус ни разу в своей жизни не то, что не читал, даже не слышал ни о чём подобном ни от одного из наставников.
        Отбросив на минуту здравое сомнение в природе тварей столь схожих и столь разных, их невменяемом разнообразии, он допустил, что могла существовать когда-то такая морская цивилизация. Это не было чем-то небывалым, ибо маги знали, - моря и океаны Валемара служат домом для многих разумных существ. Во времена расцвета магии, при владычестве Джассара Ансафаруса, морские царства были доступны для жителей тверди, а твердь была доступна для них. Но когда Абсалона не стало и его ученики затеяли вселенскую свару, морской народ вернулся в родную стихию и добровольно закрылся от остального мира.
        На дне Океана Наг, стоял древний полис Селеменкадаль, где обитали, собственно, наги. История приписывает им скорее змеиные черты, нежели рыбьи, но несомненно то, что наги были рождены в водах Валемара, как и многие их родственники. Ныне связь с подводными царствами у наземников была очень слабой, тамошние владыки, сполна ощутив на себе отголоски Второй Войны Магов, решили, видимо, что с безумцами не следует больше якшаться.
        Однако никто, нигде и никогда не описывал существ хоть сколько-нибудь напоминавших то, что одинокий исследователь нашёл, спустившись в затерянные руины. Даже мифическая земля Тинавло, лежащая, если верить легенде, за морем Кракенов, представлялась чем-то более реальным, чем стены вокруг. Да и как, ахог их подери, эта безвестная цивилизация оказалась так далеко от воды?! Что они вообще делали посреди суши? Зачем было тащить с собой миллионы стоунов маринита? И какую мощь нужно было иметь, чтобы добывать, поднимать на поверхность и переправлять такое количество драгоценного строительного материала?
        Поразмыслив надо всем этим, Тобиус понял лишь одно, - он пытался ворочать глыбами информации чрезмерно огромными и эфемерными, в то время как настоящих знаний не имел почти никаких. Все размышления строились на догадках и гипотезах.
        Впереди наметилось расширение, причём, если судить по эху, обширное. Посланные мотыльки затерялись в пустоте великого чёрного ничто и волшебник понял в чём причина, когда стены словно испарились и он вышел на большую лестничную площадку, ступени от которой вели вниз. Новые мотыльки разлетелись вокруг, и волшебник осознал, в сколь колоссальное помещение выбрался. Ему показалось, что здесь мог бы не раз поместиться весь краснокирпичный замок Райнбэк и ещё места осталось бы.
        Часть 1, фрагмент 15
        Мотыльки метались от стены к стене, слабые крошечные лучинки, не способные разогнать давящий мрак, они выглядели жалкими и одинокими. Десятки новых присоединились к старым и всем им Тобиус послал увеличенный заряд гурханы. Это далось ему непросто, дурнота, с которой серый маг упорно боролся, окрепла безмерно и держался он теперь только на воле и упрямстве.
        Новый свет вывел из небытия помещение имевшее форму грандиозного правильного куба, в центре пола которого находилось обширное прямоугольное углубление, бассейн величиной с озеро; свод поддерживали восемь колонн, каждая величиной с исполинскую секвойю и каждая была «украшена» соразмерной тварью. Уродливые существа с четырьмя, шестью, восемью различными конечностями, страшными пастями и выпученными глазами, в которых человек видел боль от осознания мучительности их собственного существования. Но с этими чудищами Тобиус в душе уже смирился, - намного тяжелее по нем ударили образы, покрывавшие стены грандиозной залы.
        Тобиус кое-как спустился по долгой лестнице вниз и тяжело шагал, испытывая давление колон, с которых слетела почти вся позолота, и картин, разворачивавшихся на стенах. Там были люди. Много людей. Цветная декоративная плитка составляла монументального масштаба мозаику, изображавшую события, от которых самой душе становилось больно.
        Стиль изображения был очень реалистичен, очень искусно воссоздал неизвестный мозаист красивых молодых мужчин и женщин в богатых невиданных одеяниях… бок-обок с тварями, словно рождёнными Идом. Маг наблюдал сцены пиров, наблюдал поклонение, наблюдал немыслимые по своей мерзости межвидовые оргии с переплетениями щупалец и когтей, наблюдал кровь. Вереницы нагих рабов, людей и нелюдей чьи лица застыли в вековечном ужасе, скованных цепями пред пастями слепых змей и иных тварей глубокого моря, порой совершенно непонятных и неузнаваемых.
        Панорамная картина, занимавшая все стены куба и запечатлевшая тысячи действующих лиц, сходилась к композиционному центру, к высокому пьедесталу, на котором сидел, поджав под туловище жабьи лапы золотой истукан. Его голова напоминала тело спрута, длинные щупальца симметрично извивались и держали на своих концах пустые жаровни, а в паху, искусно врезанное в его тело, располагалось нечто, походившее на сиденье. Трон?
        От подножья истукана к бортику бассейна спускалась очень длинная лестница, а наверху, во весь квадратный потолок распростёрся образ восьми щупалец с оком, безразлично взиравшим из центра в пустой бассейн.
        Тобиус шаркал ногами, поднимая всё больше этой легчайшей пылевой взвеси, ему было нехорошо, очень нехорошо, левая ладонь постоянно держалась брюшины, будто это могло помочь. Пульсирующие волны недуга раскатывались по телу, вызывая судорожные импульсы в мышцах, ломоту в суставах, тупую головную боль. Дышать становилось всё тяжелее, в лёгких скопилось слишком много пыли, а вкус затхлости пропитал слизистую, порядком иссушив её и теперь при каждом вздохе волшебник хрипел.
        Он увидел всё что мог, вокруг не было ни единой живой души, ни одного отголоска энергии отличной от волн маринита. Пустота, забытый тлен, умершая память о том, чего помнить всё равно не хотелось. Довольно! Пора было убираться, иначе эта мерзкая обитель могла стать местом его упокоения. Тобиус не желал даже думать о том, чтобы так окончить свои дни… хотя заботиться об этом следовало загодя.
        Но стоило ему двинуться обратно, как звук донёсся с высоты. Светящиеся мотыльки заметались, бросились к колоннам разгонять темень то там, то тут, но тщетно. Звук прозвучал вновь, уже из другого места. Какой охват ни пытался бы создать Тобиус, осветить всю эту пустоту его сил не хватало, не сейчас. Наоборот, ему стало даже хуже, тяжесть наваливалась на плечи с каждой минутой всё ощутимее, от дурноты мутнел взор. Наконец неясные восклицания переросли в хохот, такой знакомый, отчаянный, агонизирующий и безумный, бившийся эхом о стены и колонны.
        - Это хорошее место, - прошелестел из тьмы Шепчущий, - намоленное…
        Что-то произошло внутри стен, со скрежетом провернулись шестерни сокрытых механизмов, открылись шлюзы и из отверстий в бортике бассейна потекла мутная зловонная влага, напор которой ежесекундно крепчал.
        - Подними свои глаза, - шептал тёмный попутчик то из одного сгустка тьмы, то из иного, тихо ликуя, - взгляни на Солнце Глубин!
        Наверху тоже что-то происходило, огромное око скрылось за сомкнувшимися веками, а когда они вновь разомкнулись, вниз устремилась одна единственная крошечная капелька, одна слеза, которая угодила в кипевшее, исходившее пеной варево. Астральное эхо от этого падения прокатилось по миру с таким гулом, что мага опрокинуло навзничь, он чудом не упустил жезл, сжал левой рукой лоб, засучил ногами в пыли и… вдруг всё прошло.

* * *
        Когда Тобиус смог открыть глаза, ему показалось, что в них белым-бело, но в действительности, ярким светом была залита зала. Не только белым, но и цветным. Потоки его били из больших сфер-кадильниц, свисавших с потолка на длинных цепях, и заигрывали золотом, покрывавшим величественные и ужасные колонны.
        Магу попытались помочь, но он, обретя прежнюю силу и гибкость, молниеносно перетёк в вертикальное положение сам и угрожающе взмахнул жезлом, ударная часть которого уже искрила и шипела от переполнявшей её энергии. Люди отпрянули в удивлении… люди… Люди!
        Зала была полна людей. Обряженные в украшения, но при этом почти не обременённые одежной, мужчины и женщины разных оттенков кожи, глаз и волос обступили волшебника и с любопытством рассматривали его. Они были красивы, очень красивы, все до единого, неуверенно улыбались, переговаривались и перешёптывались. Звук живых голосов казался музыкой истосковавшемуся слуху, хотя и настоящая музыка тоже звучала, нежная и ненавязчивая. В свежем воздухе плавали изысканные запахи благовоний и пищи, от которой ломились столы; обнажённые юноши и девушки в тонких золотых ошейниках, плавали вокруг яркими рыбками, предлагая господам вино из хрустальных кувшинов, получая в благодарность поцелуи и мимолётные ласки.
        Меж колонн из больших напольных ваз росли невиданные цветы-гиганты, чей запах опьянял; в отдалении на большом подиуме из атласа и шёлка предавались разнузданной потехе гости. Радость и веселье царили в этой обители света под присмотром исполинов, державших словно не только лишь потолочный, но и весь небесный свод в бесконечном могуществе своём и благородстве.
        - Кто вы такие? - задал маг самый простой и самый неуместный вопрос из всех, что могли прийти ему на ум. - Что произошло?
        - Ты явился, странник, - ответила женщина с глазами чёрными как маслины и кожей цвета золотистой бронзы, в чьём изящном носике поблёскивало алмазное кольцо. - Испей вина, странник, позволь нам обласкать твоё тело, вытравить из него усталость, окружить заботой. Ты многое пережил, чтобы попасть сюда, к нам.
        Волшебник наморщил чело в мучительной попытке вспомнить, что же это он пережил? Память играла с ним какую-то странную шутку, Тобиус помнил себя, своё имя, помнил о своём Даре и о том, что прежде что-то было… вся его жизнь была… прежде. Не сейчас. Ничего точно припомнить не удавалось, в голове царило облегчение - все тревоги остались позади, волшебник был чист и беззаботен, совершенно свободен!
        - Иди сюда, странник, приляг, дай роздых усталым членам.
        Прислушиваясь к приятной пустоте, что образовалась на месте памяти, Тобиус позволил уложить себя на богатую кушетку, вокруг которой яркие словно тропические птицы люди образовали щебечущую стайку. Ему поднесли кубок алого вина, кто-то сзади нежно сдавил плечи, мужчина и женщина, похожие как брат с сестрой, оба с замысловатыми татуировками внизу живота, принялись стягивать сапоги с натруженных ног.
        - Это не мешает тебе, странник? - спросил красивый чернокожий юноша, усевшись на колени перед кушеткой.
        Волшебник посмотрел на свой громоздкий жезл, настоящую булаву, которая была ему, Тобиусу, уже совершенно не нужна. Что-то очень глубоко в душе запрещало расставаться с этим тяжёлым, неудобным, отнимающим руку предметом.
        - Это… мне нужно. Не знаю, зачем, но нужно.
        Красивые люди рассмеялись такому ответу, словно очень остроумному. Волшебник всем был интересен, мил, его окружили заботой, говоря только доброе, с удивлением рассматривали его одежду, такую неброскую и практичную, такую обширную, скрывающую так много тела. Они были любопытны и непосредственны, принялись было стягивать её, но живой плащ пошёл мелкой рябью и из ткани полезли острые костяные отростки, быстро покрывавшиеся режущими кромками из металла. Красивые люди не испугались, но свои щедрые на ласку руки попридержали.
        Волшебник чувствовал внимание к себе, такого рода внимание, которое на жизненном пути исходило от многих женщин и от некоторых мужчин, - точно случаев он не помнил, но что они были, знал, - однако, как прежде, так и ныне, это внимание не находило отклика, мягко отвергалось. Больше всего в то время он хотел не внимания и не вина, а дотронуться до собственных глаз. Те начали вдруг чесаться, словно в лицо попала горсть песка.
        - Ну всё, всё, кыш! Вам лишь бы веселиться! Успеете ещё.
        Красивые люди разошлись, смеясь и щебеча, давая дорогу высокому худому мужчине, укутанному в чёрное платье с острыми плечами. Его голова была гладко выбрита, по темени извивалась татуировка, а в заострённых ушах блестели рубиновые серьги.
        - Вставай странник, дело прежде отдохновения. Вставай.
        Голос его был низок и властен, суров, но в нём не слышалось угрозы, только непривычное отеческое покровительство. Тобиус поднялся, глядя незнакомцу в лицо. Тот улыбался.
        - В одном они правы, - твой путь был долог и тяжёл, но не для того ты, герой, преодолел все невзгоды, чтоб предаваться праздности. Нам нужна твоя помощь.
        - Помощь? - удивился серый маг. - От меня?
        - Да, только ты и сможешь нам помочь. Взгляни.
        Остроухий человек повёл рукой, стирая образы, окружавшей их реальности, и оказались они в голубой небесной воле, над огромным портовым городом, сиявшем разноцветными дворцами, где жили миллионы. Открывшийся вид восхищал, поражал красотой и странностью архитектурных форм. По морю шли гигантские корабли, странные, удивительные, созданные не из дерева и даже не из металла, а словно живые существа: великаны с закованными в хитиновые панцири или кальциевую ракушечную ткань корпусами; юркие и стремительные малыши, сновавшие по волнам как водомерки. Несмотря на расстояние волшебник видел, как один из кораблей приблизился к берегу и вышел на сушу, перебирая лапами исполинского краба.
        - Нравится? - спросил незнакомец, паря подле Тобиуса, заложив узкие ладони за спину.
        - Это… впечатляет. Немного непривычно, никогда не видел таких зданий, таких суден.
        - Всего лишь один полис из многих. Сердце обширной цивилизации магов и учёных, которая находится под угрозой. Десятки миллионов жизней под защитой великих Господ, чья ноша тяжела, но благородна.
        - Это прекрасно, - согласился волшебник, рассматривая великий город и бескрайние леса, простиравшиеся за его пределами; горную цепь на севере. - Не похоже, что что-то не так. Отсюда не приглядеться, но кажется, процветание…
        - Посмотри ближе, коль желаешь.
        Незнакомец повёл рукой, и они оказались посреди оживлённой улицы, запруженной народом. Пёстрым, многоликим народом. По солнечному городу мимо особняков и дворцов из разноцветного мрамора, мимо дивных растений, пришедших словно из иных миров, мимо статуй… статуй… Тобиус потёр веко, глаза докучали всё ощутимее. На улицах города было много жителей, - людей и нелюдей. Серый маг шёл подле незнакомца, часто оборачиваясь, провожая взглядом существ, которых никогда прежде не видел, и тех, что как он знал… откуда-то… тех, что давно вымерли.
        - Гармония и идиллия, - говорил незнакомец. - Вот, чего мы достигли под мудрым и любящим предводительством Господ. Прекрасная сияющая империя, объединяющая народы всех мыслимых форм в едином стремлении к славному и светлому будущему. Но один человек не может, не желает принимать такого уклада. Он движим жаждой всё это изничтожить, чтобы самому властвовать и владеть просторами поднебесного мира. И сколь сильны бы ни были наши Господа, в этот раз без помощи им не выстоять. Поэтому через меня, своего скромного слугу, они взывают к тебе о помощи.
        - Ко мне? Но почему?
        Незнакомец сорвал с дерева, росшего под дворцовой стеной, крупный продолговатый плод с шипами, легко разломил его, с хрустом освобождая дивный аромат и благоуханье, предложил половину Тобиусу.
        - Потому что у тебя есть шанс одолеть зло. Небольшой, но есть. У других шанса противостоять Узурпатору нет, но у тебя есть.
        Волшебник не донёс дар до рта, в сомнении скривил губы, нахмурился.
        - Вы говорите о судьбе? О предназначении? Я не верю в подоб…
        - Нет же, - поспешно воздел раскрытую ладонь незнакомец, - Господа не верят в предназначение! Господа не верят в избранность, о странник. Господа верят в шанс.
        - Не понимаю.
        - Здесь, - рука остроухого медленно протянулась к голове Тобиуса, замерла на пару мгновений, словно её хозяин спрашивал разрешения, и коснулась волос на темени, - здесь лежит отметина. Удар, нанесённый клинком Владыки Хаоса и Повелителя Рока, уже подрубил твою Путеводную Нить по воле древних и пагубных сил, прислужников Узурпатора. Сам ты этого можешь не помнить, или не понимать…
        - Король Дикой Охоты.
        Благостная расслабленность, тёплым туманом заполнявшая часть его естества, рассеялась на миг, позволяя проявиться образу из недалёкого прошлого, и серый маг как наяву узрел пред собою закованного в древние латы всадника, верхом на мёртвом коне, узрел оправленный в обруч короны расколотый череп и страшный меч, воздетый над тем венцом.
        - Я помню его.
        По лицу незнакомца скользнуло искреннее беспокойство.
        - И верно, это тоже его имя, и оно, и тысячи иных в разные эпохи в разных частях мира или миров. Хаос Непредсказуемый, Рок Неотвратимый, не кто-то он, но что-то, явление, поглотившее многих великих, сделавшее их частью себя самого. Ему указали на тебя, о странник, и Король подсёк Нить у корня.
        Глаза мага всё сильнее чесались, и он всё сильнее тёр их. При этом, слушая, Тобиус думал, что его, наверное, всё это должно было волновать не в пример сильнее. Волнений не было однако, лишь небольшое и неясное беспокойство.
        - И что это значит?
        - Что жизнь твоя оборвётся раньше положенного. Повреждённая Нить ослабнет, истончится, и ты погибнешь какой-нибудь страшной смертью. Поверь мне, о странник, я знаю. Они, слуги Узурпатора, его миньоны, развлекаются этим испокон веку, коверкают жизни смертных, вовлекая их в свою игру, те погибают, перерождаются в марионетки, а потом погибают вновь.
        - Не понимаю, зачем?
        Незнакомец вздохнул:
        - Ради игры, которую они ведут на потеху своему властелину. В ней нужны не обычные фигурки, а особые. Игра сложна и жестока, не всякая фигурка имеет даже малый шанс дойти до конца игровой доски.
        - Чтобы сделать такую фигурку, они…
        - Ломают судьбы. Ты, о странник, не проживёшь спокойную долгую жизнь, которую мог бы прожить, их затея наверняка обернётся для тебя великой утратой и великой мукой, ты познаешь страх, разочарование, ненависть и смерть, отдашь всё, чем дорожил когда-либо. Так было с многими до тебя, но после тебя иных таких не будет. Время игры выходит наконец-то…
        Тонкая рука совершила плавное движение, возвращая их назад в светлую залу.
        - Смерть и перерождение уготованы тебе, чтобы был продолжен путь не слабым человеком, но порождением хаоса, шестерёнкой, блуждающей по механизму мироздания без привязки, появляющейся то там, то тут и заставляющей другие шестерни вращаться так, как вращаться они не должны.
        - И что теперь?
        Тобиус оглядел красивых людей, что отложили свои дела и стали теперь вдоль бортика гигантского бассейна, молчаливые, но с лицами светлыми и улыбками благостными.
        - Господа послали меня, чтобы просить о помощи и предложить помощь.
        Незнакомец прошёл к лестнице и медленно погрузился в бассейн по пояс. Вода, наполнявшая этот обширный резервуар, была призрачной и чистой, но светилась нежно-голубым. Блики света танцевали в ней, фантастическую пляску и мягкий пар с запахом лавандового масла наполнял воздух вокруг.
        - Помощь, о странник, Господа просят о ней и предлагают её. Позволь нам помочь тебе, чтобы ты помог нам. Ступи в эти священные воды, благословлённые слезой Солнца Глубин, - руки незнакомца в жесте благоговения вознеслись к потолку, с которого взирало око кракена, - и пройди омовение. Всё старое будет смыто с тебя: старая судьба, старая плоть, копоть, пачкающая душу. Обратно ты выйдешь уже иным существом, благословлённым новой формой, истинной мощью и славой. Ты взойдёшь на этот престол и примешь бразды правления. Абсолютная власть и шанс на величайшее будущее из всех возможных…
        - Имя?
        - Что? - опешил незнакомец.
        - Имя. Ты не спросил моего имени, Тобиус, и своего не назвал. При всём, что было сказано и увидено, не могу я просто довериться тому, чьего имени не ведаю. Как тебя зовут?
        Остроухий усмехнулся.
        - У меня так давно не спрашивали об имени, что я и забыл его вовсе. Таков удел скромного слуги, наверное… Имя… Чу’Ла. Да, так меня зовут…
        Глаза болели. Давление в них росло, кровь приливала, наполняя капилляры. Радужки горели янтарными углями, кровь, собравшаяся вокруг них, стала походить на огненную кайму и сквозь неё волшебник огляделся. Картина двоилась пред ним, словно два образа накладывались один на другой, просвечивая, поочерёдно выступая на более плотный план реальности.
        Тобиус видел сквозь ослепительно освещённую залу слабые огни во мраке; видел сквозь бассейн с мерцающими волшебными водами, кипящую жижу; видел сквозь Чу’Ла столб тьмы, плясавший над грязной пеной с огнями глаз и раззявленной пастью. Маг смотрел на красивых людей и видел сквозь них блеклые призраки из парившего в воздухе праха. Праха их истлевших оболочек, оставленных здесь тьму веков назад. Он видел истину сквозь ложь и тем рассеивал могучее наваждение.
        - Я тебя вижу, - сказал маг, вынимая из поясного кольца жезл, - я тебя вспомнил.
        - Проклятые драконьи глаза, - прошептало чудовище, - как же упорно вы прозреваете в суть вещей… Желаю тебе ослепнуть, волшебник!
        Жезл поднялся над головой заклинателя, гудящий от переполнявшей его силы, стискиваемый обеими руками.
        - Взываю к тебе, о покровитель всех одарённых, о Джассар! Заклинаю тварь эту именем твоим! Изойди, Чу’Ла!
        Мир потонул в потоке света и разбился на осколки от пронзительного визга.
        Часть 1, фрагмент 16
        Архгрра’Храгр бережно поддерживал огонь, скармливая ему хворост, что добыл сам, и тот, что остался после человека. Снег был несильный, но шёл, не переставая и холод пробирал до костей. Время от времени приходилось срываться с места, чтобы быстро обежать руины, принюхаться, убедиться, что никто не крадётся к временному укрытию. Только после этого он возвращался к свету, теплу, вновь поддерживал огонь.
        В минуты отдыха шхаур’харрах позволял себе отдалиться от хлопот насущных, телесных, и подпитать свой дух. Он опускался на корточки для удобства, складывал ладони перед собой, а потом раскрывал их как книгу. И хотя ладони были пусты, пред его глазами действительно была открыта книга. Та книга, которую ему тайно читала старая няня, по которой он учился читать, сначала запоминая священный молитвенный текст на слух, а потом и на взгляд. Всё меньше сородичей уделяли себя изучению исконной веры своих предков, всё чаще они слепо шли за адептами Рогатых Владык и видел Архгрра’Храгр, что было это плохо.
        Он помнил каждую строчку от первого до последнего слова. Перелистывая невидимые страницы, шхаур’харрах водил взглядом по невидимым строкам, слыша невидимые слова в своей голове чётко и ясно. Постепенно он начинал совсем немного покачиваться взад-вперёд, уходя в религиозный транс, но даже в таком состоянии уши стояли торчком. В Великой Пуще тот, кто не настороже, - тот мёртв.
        Потому, когда снаружи раздался короткий звук, похожий на надсадный возглас боли, Архгрра’Храгр закрыл свою священную книгу, достал нож и очень осторожно выглянул из укрытия.
        Он не приближался к яме прежде и даже не желал вдыхать воздух, проистекавший из её затхлых недр, но в этот раз пришлось подойти, ибо на самом краю поверх камней виднелись пальцы. Нависнув над чернотой, задержав дыхание, Архгрра’Храгр увидел человека, висевшего на одной руке. Кхрррай’Яй свидетель, - эта тупомордая тварь выглядела ещё хуже, чем обычно. Верно, потёки спёкшейся крови на лице были тому виной.
        Архгрра’Храгра постиг соблазн полоснуть ножом по пальцам, насладиться коротким падением человека обратно и убежать прочь. Тот выглядел так, словно был на последнем издыхании, он не смог бы воспротивиться… нет, нельзя! Как бы мерзостно ни было его, Архгрра’Храгра позорное положение, но правда такова, что человек спас его от долгой и мучительной смерти. Глупая тварь, неужели трудно было понять, что шхаур’харрах предпочёл бы умереть, а не возиться теперь, помогая кровному врагу выживать в Великой Пуще?! Но дело было сделано.
        Лёжа в дурацком деревянном доме, выстроенном на виду у всех хищников леса, Архгрра’Храгр несколько раз пытался покончить с жизнью, дабы избавиться от долга, но к стыду своему, не смог. За то возложил на себя наказание, тяжёлое, позорное, такое, которое следовало перетерпеть и забыть, никому никогда о нём не рассказывать. Лёгкое избавление сделает наказание недействительным.
        Архгрра’Храгр убрал нож и схватил человека за руку, чтобы вытянуть на поверхность, после чего потащил, оставляя в снегу глубокий след. Вскоре бесчувственное тело уже лежало у костра, в который ушли остатки топлива. Шхаур’харрах подумал было, взять и отложить булаву, в которую Тупая Морда вцепился другой рукой, но стоило протянуть к ней пальцы, как по коже пробежали предостерегающие мурашки. К этой вещи лучше было не прикасаться.
        День давно перевалил за половину, закат приближался, а Архгрра’Храгр ни за что не собирался ночевать в обители древних. Тащить же человека на себе… у долга должны быть какие-то границы.
        Человек захрипел, шевельнулся слабо, попытался открыть глаза, но не смог из-за крови, залепившей веки. Ворча бранно себе под нос, Архгрра’Храгр взял немного снега и стал отирать кровь, смывать её с глаз Тупой Морды. Кровавые дорожки протягивались ещё и из носа, кровь запеклась в уголках рта чёрной сухой плёнкой. Когда глаза открылись, шхаур’харрах отшатнулся, ибо взглянули на него залитые кровью сферы, явно полуслепые, явно болящие.
        - Дружок?
        - Почему ты не сдох там, Тупая Морда? - выплюнул Архгрра’Храгр раздражённо.
        - Я только и делаю, что разочаровываю тебя, Дружок.
        Движения, да и речь, давались ему с заметным трудом, однако человек быстро приходил в себя, убивая последнюю надежду на освобождение до срока. Тупая Морда с натужным стоном подтянул себя к стене, опёрся о неё, уронил голову раз, другой, шея плохо держала вес. Справившись с этим, он обратил внимание на свою правую, в которой лежала булава.
        - Ахог подери, кажется, у меня эпидермис припекся.
        Морщась, человек с силой разжал пальцы, оставляя на рукоятке частицы собственной кожи.
        - Что там было? - решил-таки спросить шхаур’харрах, - что с тобой произошло?
        - М-м-м… Не знаю.
        Архгрра’Храгр оскалился и стал издавать отрывистые хрипы, - смеяться. Ему было так весело, что он даже о колено шлёпал.
        - Какой же ты глупый, Тупая Морда! Какой глупый! Посмотри на себя, полутруп! Посмотри! Едва не сдох там! Едва не сдох! И что, много знаний получил? Много? Уморил!
        Он покатился по притоптанной снежной корке.
        - Сколько прошло времени? Сколько я там был?
        Отсмеявшись, Архгрра’Храгр через силу поднялся.
        - День всего прошёл, Тупая Морда. День.
        - День… господи… а мне казалось, я бродил там неделями…

* * *
        Усечённая пирамида куталась во влажный туман, полный болотных огней. Тишина стояла над подмёрзшей трясиной и лишь тяжёлые шаги нарушали её. Некто огромный шествовал в ночи, меся грязь копытами, и там, где появлялся он, многие опасные твари старались спрятаться в самые глубокие норы.
        Некто брёл к пирамиде, бесстрашно, целеустремлённо, неспешно. Выбравшись на остров твёрдой почвы, некто промедлил немного. Он с силой втянул воздух тремя парами ноздрей, понюхал ещё раз, задумался, и метнулся ко входу. То, что увидел он внутри пирамиды, заставило его окаменеть и ещё долго некто таращился шестью пылавшими во мраке очами на пустое пространство, оплавленные, искажённые стены. Чем дольше он смотрел, тем громче клокотало у него в горлах, звук поднимался из глубин брюха, рос, переходил в рычание. Некто обернулся, вышел под открытое ночное небо и взревел громко, протяжно, страшно. Три голоса его разносился далеко вокруг, заставляя чудовищ сжиматься в ужасе. Но не всех, не всех. Некоторые чудовища беззвучно отозвались на зов и пронзили мрак ночной, добрались до болот и пришли к пирамиде чтобы припасть к ногам звавшего.
        Получив приказ, они обрыскали весь островок, всю пирамиду, и бросились на поиски.

* * *
        Дружок был неправ, кое-что Тобиус с собою вынес. Воспоминания его были отрывочны, маг помнил, как спустился во тьму, как бродил средь стен, видел ужасные… ужасные, ужасные, ужасные статуи, помнил, как нашёл громадную залу… А дальше - болезненное беспамятство. Как ни старался Тобиус найти путь в чертогах своих воспоминаний, терпел неудачу. Сплошной мрак и звенящее бессмысленное эхо, отдающееся болью во всех частях мозга поочерёдно.
        - Всё, что помню, - глаз в вышине и… и… что такое «чула»?
        Киноцефал зарычал.
        - Чула. Чула? Чула…
        - Прекрати, Тупая Морда!
        - Чу… - ещё полуслепые глаза обратились к нелюдю. - Ты знаешь, что это такое?
        - Проклятье! - рявкнул охотник зло. - Злое слово! Нельзя его произносить! Нельзя! Особенно в селениях древних! Нельзя! Не навлекай больше бед, Тупая Морда! Не навлекай!
        - Какая бурная реакция.
        - Довольно! Ты можешь идти? Всё равно! Тебе придётся идти, можешь ты или нет!
        Рыча, киноцефал схватил мага за руку, дёрнул, закидывая её себе на плечо, и потащил прочь. Ему пришлось нелегко, хотя Тобиус и старался не висеть на проводнике. Это был трудный бег наперегонки с солнцем.
        Прежде человек мог сколько угодно смеяться над путями псоглава, но вот его втащили в лес едва ли не на закорках и сбросили на подстилку из еловых веток внутри умело вырытой в снегу пещеры.
        - Ночь переждём, а завтра, Тупая Морда, - сказал киноцефал в темноте, - я доведу тебя до места, которое ты хотел найти. На том и разойдёмся.
        - Завтра? Оно так близко?
        - Полдня пути. Если б ты не занимался своими глупостями, были б уже там. Спи, если можешь. Огня развести не дам, завалит нас, но скоро здесь станет теплее.
        Тобиус лежал на жёсткой колючей подстилке и чувствовал, будто ему за веки сыпанули горячих углей, так сильно жгли и чесались глаза. Душой он всё ещё пребывал там, под землёй, брёл среди страшных изваяний, по мёртвому дому мёртвой цивилизации, пока не натыкался на стену почти полного беспамятства. Что там произошло, ахог подери? Что?
        Промелькнула безумная идея завтра предпринять вторую попытку, промелькнула и пропала, ибо отвага и слабоумие - это, суть, не одно и то же. Что-то там произошло, что-то серьёзное.
        Ещё вчера Тобиус выпил концентрированной гурханы, его хранилища магической силы были полны, он один мог схлестнуться с небольшой армией, взять штурмом город - тоже небольшой - но вот лежит едва живой, глаза болят, голова болит, всё тело словно пережевали и выплюнули. Закрома пусты, а энергопроводящие каналы гудят от перенапряжения. Что бы там ни приключилось, ему, Тобиусу, пришлось исторгнуть из себя огромное количество энергии дабы выбраться на свет божий. Второму такому подвигу не бывать, о нет, не без войска под рукой.
        Человеческое тело странно устроено. Как бы тяжело ни было, истощив ресурсы, оно вынуждает проваливаться в сон, уйходить от боли, страданий. Одно хорошо, - думал Тобиус, - эта паршивая тошнотная слабость осталась там, внизу, и ему вновь было легко.

* * *
        Ему было всё же тяжеловато. Не так чтобы невыносимо, но поддерживать прежний ритм, заданный киноцефалом, волшебник не мог. Все мышцы ныли, голова кружилась, суставы болели, а глаза всё ещё не обрели зрение полностью. Что стало причиной их столь сильного перенапряжения Тобиус боялся уже никогда не узнать.
        И всё же он шёл как мог быстро, подгоняемый охотником по низковатому лесу, что рос на краю плато. Снег всё падал, сугробы становились выше, а волшебник следовал по проторенной дорожке. Одно благо, - понемногу силы возвращались, и он мог время от времени поднимать себя в воздух.
        - Долго… ещё…? - задыхаясь, спросил рив, когда удалось отвоевать у Дружка очередной привал.
        Каждая такая остановка вызывала в том бурю негодования, киноцефал рвался вперёд как пёс с цепи, он чувствовал близкую свободу… и, видимо, не только её.
        - Уже б дошли, Тупая Морда!
        - Прости, прости, но видишь ли, я немного поистрепался в пути.
        - А всё потому что ты дурак!
        - Повторяешься.
        Псоглав зарычал, отбежал на несколько шагов, вскинул голову, принюхиваясь, перебежал в другое место и вновь понюхал воздух. Так четыре-пять раз.
        - Скорее, человек, скорее!
        - Что за спешка? Я понимаю, что тебе не терпится от меня избавиться, но…
        - Хищная плоть, - ответил Дружок, продолжая водить носом из стороны в сторону, - я чую её запах. Хищная плоть где-то недалеко! Не хочу защищать тебя от неё, Тупая Морда!
        - Что такое…
        - Нет времени! Времени нет! Ты израсходовал своё время на глупости, Тупая Морда! Шевелись!
        Они пересекли каменистую область и деревья вокруг стали понемногу вытягиваться, питаемые более плодородной почвой, однако голых каменистых участков, с которых ветра срывали снежное покрывало, тоже виднелось в достатке. Труднее всего было перебираться через проточенные водой овраги.
        - Почти, - хрипло поведал Дружок, замерев у крупного яйцевидного камня, присыпанного снегом, - почти на месте. Иди тихо… они не любят солнце и выходят только по ночам, но на нелюбви всё и заканчивается. Оно не убивает их, так что если услышат, выберутся на поверхность и сожрут. Тебя, сожрут, - я убегу.
        - Рад, что ты уверен в своих силах, - ответил маг. - За время нашего совместного пути ты так и не сказал мне, кто они.
        Гнутая морда псоглава обернулась на мага, брови приподнялись, в маленьких чёрных глазках явственно прослеживалось недоумение.
        - До сих пор не уразумел, человек, что в Великой Пуще есть слова, которых нельзя произносить? Эта земля слышит, эта земля знает, эта земля выведет тебя на того, кого ты зовёшь, или выведет его на тебя, если в имени осталось хоть немного силы. Их имени я не знаю, никто не знает, но старики верно говорят: его и не нужно знать. Последнему, кто знал, залепили рот и нос глиной, связали и похоронили живьём, а с ним и знание это паршивое. Хватит языком чесать, Тупая Морда, смотри вперёд, мы пришли.
        В том месте среди деревьев, росших уже гуще, но всё же не настолько густо, как в самой чаще, в земле зиял большой провал. Часть каменной породы уходила вниз под углом, а там, внизу, под слоем земли и камня, виднелась поперечная перекладина, стоявшая на двух могучих колоннах. И перекладина, и колонны состояли из маринита и в камне том многострадальном были запечатлены твари, место которым на дне океана, в темноте, чтобы никого не мучали своим уродством.
        - И вновь вы, - устало прошептал Тобиус, - как же я вас ненавижу… Чудовища идут отсюда?
        - Они идут отовсюду, откуда хотят, если еда зимой заканчивается, - отозвался Дружок, - но в этой части леса выход единственный на много, много дневных переходов. Нигде ближе входа не найти.
        - Понятно… значит, есть и другие ходы?
        - Помнишь, что я говорил про пещеры, Тупая Морда?
        - Их много.
        - И некоторые ведут вглубь. Под этой землёй столько пустот, столько глубоких подземелий, что и придумать нельзя. И там много всякой дряни. Но тебя это, наверное, не пугает? Ты только скорее побежишь вниз, рыскать и вынюхивать, предлагать свою плоть всякой голодной мерзости. Иди, иди.
        - А вот тут ты ошибаешься, я туда не пойду. И они оттуда не выйдут.
        Тобиус оттолкнулся от дерева, чтобы придать себе дополнительный импульс, и побрёл к провалу.
        - Эй, Тупая Морда!
        - Давай без слёзных прощаний, ты собирался уходить?
        - И ухожу. Хотел лишь предупредить: запах хищной плоти крепчает. Если встретишься с ней, не дай себя коснуться. Ей достаточно одного укуса, чтобы ты стал мертвецом.
        Волшебник усмехнулся и полез в сумку за фиалом.
        - Я учту.
        - На этом я тебе боле ничего не должен! Забудь про меня, как я про тебя забыл!
        - О, я постараюсь.
        Внутри что-то крепко сжало пальцы Тобиуса.
        - А, проснулся? Если б ты под землёй был таким боевым, возможно я вернулся бы не таким измотанным. Подай мне фиал.
        Лаухальганда отпустил, мяукнул что-то невнятное и в руке появился сосуд с концентрированной гурханой. Достав его на свет, человек замер в нерешительности, думая, что ежели вчера спину сорвал, камни тягая, сегодня по утру не след бежать обратно на каменоломню. Но что делать? То есть, делать ли вообще что-нибудь? Его ни о чём не просили, он не обязан был даже идти и искать это место, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринимать. Надо было просто вернуться к озеру и залечь на зиму у черепах. Так зачем же надрываться, особенно если всё это зря? Других ходов много, Пожиратели всё едино пролезут.
        Несколько горьких капель упали на язык, всего несколько капель, но встряхнуло это как от удара небесным огнём по темени, и вместе с силой по астральному телу прокатилась боль. Энергопроводящие потоки гудели и вибрировали, не готовые вновь содержать такую энергию, они были как свежая рана, только-только начавшая затягиваться, но бесцеремонно обновлённая. Маг громко выдохнул пар через стиснутые зубы, утёр пот дрожавшей рукой, старательно восстановил дыхание.
        Воспоследовавшее причинило новую боль, но он всё равно протянул огромные невидимые ладони мыслесилы к колоннам, обхватил их и потянул, сжимая, кроша камень в щебёнку. Колонны сломались, но арка не рухнула полностью, лишь заметно просела. Поэтому Тобиус воздел руки над головой, сцепил их в двойной кулак и обрушил удар сверху, один, второй, третий, пока, наконец, проход не завалило, и изрядная часть ландшафта не просела тоже. Пыли поднялось немного, зато множество деревьев повалились со стоном и треском.
        Закончив дело, волшебник долго переводил дыхание и надеялся, что эта колющая и жгущая одновременно боль скорее уйдёт. Если бы он не прибег к примитивной мыслесиле, но попытался сплести заклинание, последствия были бы тяжелее. Находясь в состоянии энергетического перенапряжения, плести заклинания будет лишь тот, кто желает довести себя до калечности и навсегда распрощаться с полноценным Даром.
        Когда он обернулся, Дружка рядом уже не было, и маг даже не мог применить Истинное Зрение, чтобы увидеть его удаляющуюся ауру. Что ж, и ему надо было уходить. Чем бы ни являлась «хищная плоть», сталкиваться с ней в его состоянии было бы верхом безрассудства. Чувство положения в пространстве и направления указали прямую дорогу к озеру Фарсал, и Тобиус зашагал.
        Путь ему предстоял нелёгкий вдвойне. Следовало задуматься над поиском небольшого и незаметного укрытия, да хоть пещеры, в которой можно было бы отлежаться несколько дней, восстановиться и продолжить в полной силе, но где ж найти безопасную пещеру, когда она так нужна?
        Что ж, дорогу осилит идущий, а обо всём ином придётся заботиться на ходу.
        Часть 1, фрагмент 17
        Архгрра’Храгр бежал быстро как мог, на всех четырёх, хрустя снегом, постоянно слушая и нюхая. Он поторапливал сам себя, останавливался совсем редко, чтобы обрести утраченный след или дать роздых конечностям. Кожа на них была толстой и выдерживала холод, но всё имеет предел прочности.
        Шхаур’харрах двигался по меткам, которые сам же и оставлял, возвращался по собственной моче. Старый то был обычай, примитивный, почти звериный, ноне его народ отошёл от такого, однако, возвращаясь в прошлое, приходится полагаться на привычки предков. Тогда понимаешь, что старые пути - самые надёжные.
        Он бежал меж деревьев, огибая берлоги разных тварей, пережидая, если ощущал поблизости движение чего-то слишком большого или неясную, но существенную угрозу, которая то возникала, что исчезала порой. Человек, которого Архгрра’Храгр вёл за собой недавно, похоже тоже умел чувствовать. Иначе, чем сам Архгрра’Храгр, но умел. Что ж, возможно умение это подарит ему немного лишнего времени. А вот самому шхаур’харраху пора было уже возвращаться домой. Он и так сильно задержался, его могут счесть мёртвым.
        Не будучи скованным медлительным попутчиком, молодой воин бежал быстро и легко, как же соскучился он по этой свободе! Холодный воздух жёг лёгкие, снег жёг ладони и ступни, язык свесился набок, но он всё рано бежал и ликовал… Но не забывался. Скорость и весёлый настрой не помешали ему вовремя заметить их появление. А вот нос подвёл, - ветер быстро переменился и обманул его! Архгрра’Храгр и сам не заметил, как оказался в кольце тварей и пожелай он сейчас рвануть прочь, уж не получилось бы, догнали бы и схватили… но он не собирался вырываться.
        Тел было шесть, все прежде принадлежали лютоволкам. Громадные серые хищнике в пышной зимней шкуре, они сжимали кольцо, мелькая средь деревьев, приближаясь. В пору было бы молиться Кхрррай’Яю, взывать к его милосердию, но Архгрра’Храгр держался. Он придушил свой страх, заставил себя выпрямиться.
        Они казались совсем свежими, почти идеальными, шесть могучих зверей, искавших пищу в это голодное время. Наверняка хищная плоть напала на них совсем недавно. Однако, если присмотреться, признаки её уже виднелись. У одного волка на лапе была рана, мех и кожа исчезли там, виднелась красная мышца, голая и влажная. Хищник не хромал. У другого зверя прореха в шкуре была на бедре задней левой лапы, у третьего почти половина хвоста поблескивала оголённой красной тканью. То было лишь самое начало.
        И тогда Архгрра’Храгр протянул вперёд руку. Протянул медленно, осторожно, отрытой ладонью вперёд, к самой морде лютоволка. Дотоле звери вели себя очень тихо и спокойно, они не то что не рычали, они даже не дышали, пар не покидал их носов, а пасти были закрыты. Из тёмной ноздри показалось нечто красное, походившее сначала на тонкую струйку крови, но кровь не извивается червяком, всё дальше отставая от плоти. Молодой шхаур’харрах содрогнулся от мерзости и глубинного ужаса, но был он силён и держать себя умел.
        Красный червь, слепой и влажный, протянулся из ноздри совершенно неподвижного лютоволка и стал елозить на ладони, оставляя свой отвратительный след. Он собирал частички плоти Архгрра’Храгра, самые маленькие, ненужные, мёртвые частички. Когда собранного материала оказалось достаточно, хищная плоть узнала в нём представителя народа шхаур’харрахов и опасность миновала. Она всё же была не очень умна, эта жуткая тварь, пользовалась телами, только чтобы охотиться, а вот узнавать тех, кого есть нельзя, могла с трудом, следовало проявлять терпение.
        Все шесть тел словно одно пришли в движение и вскоре исчезли в том направлении, с которого явился воин. Он же погрузил руку в снег и старательно оттирал мерзкий след, хотя и знал, что запах останется надолго.
        - Удачной охоты, - буркнул Архгрра’Храгр вслед хищной плоти.
        Мысль о том, что человек будет мёртв ещё до заката, радовала его. А то, что он больше не имел пред этим человеком долгом, - радовала ещё больше. Молодой шхаур’харрах продолжил путь домой.

* * *
        За ним гнались, в этом Тобиус был теперь убеждён. За ним гнались упорно и долго, а он даже не мог хотя бы приблизительно сказать, сколько было преследователей. Без активных заклинаний он почувствовал себя беспомощным, не в первый уже раз, а собственное измотанное тело отказывалось проявлять чудеса превозмогания.
        Беда была и в том, что на самом деле болело астральное тело Тобиуса, кое чарами Исцеления не починить. По сути дела, не будь рив мутантом, завалился бы в первый попавшийся сугроб ещё полчаса назад. Вод где становилась особенно ощутима польза розовых мышц, упрочнённых костей, сухожилий, кровеносной и дыхательной систем, выносливость превыше человеческих возможностей.
        И этот прекрасный образец генной хирургии кто-то собирался сожрать!
        Крупные силуэты мелькали между деревьями то справа, то слева, пытались окружить и преуспели бы, не заставляй волшебник себя перемахивать по несколько десятков шагов разом. Каждый такой «прыжок» отдавался болью во всём естестве, но боль можно пережить, в отличие от смерти. Постепенно он уверился, что за ним гнались варги, гигантские волки, побери их ахог! Но раз так, то где лай, где вой, где перекрикивание охотников? Почему они такие молчаливые?
        Стая нагоняла, добыча выскальзывала в последний момент и совершала отрыв, чтобы продолжить выматывающий бег. В какой-то момент громадный зверь появился прямо на пути Тобиуса, появился и бросился, но был встречен ударом мыслесилы, отбросившим его тело на ближайшее дерево. Волшебник услышал треск и не сразу понял, что это был не позвоночник, а сломавшаяся ветка. Грудь варга расцвела алым, - острый обломок пробил его насквозь. Одной голодной пастью меньше, но при этом как тяжело стало бежать, ноги едва не подкосились!
        Лес также не жалел его, - меж деревьев было полно камней больших и малых, а снежное одеяло скрывало мелкие каверзы, и бегущий человек наконец споткнулся. Удар черепом о булыжник окропил белое красным, поселив в голове долгий пронзительный звон. Сотрясение, - сквозь ослепляющую боль подумал Тобиус, как только способность мыслить восстановилась. Это стало последней точкой, никакой больше беготни он не выдержит.
        Кое-как поднявшись, с ужасом предвосхищая огромную сильную челюсть, что перекусит его хребет в любой миг, серый смог подобраться к стволу старой корявой осины и прижаться к нему спиной. Первое правило, когда отбиваешься от стаи волков: защищай спину. Волки, правда, обычно должны подпрыгивать, чтобы дотягиваться до горла или шеи сзади, но что делать, если им нужно всего лишь податься вперёд?! Варги-то огромные!
        Минуты не прошло, когда они появились, всего шесть серых шкур… всего шестеро! Как будто одного мало, чтобы убить человека! Тобиус поднял жезл. Шесть огромных… глаза подводили, ему показалось, что в теле одного из волков зияла страшная рана. Разве не этого зверя он уже убил?
        Они стали подходить, даже не утруждаясь образовать полукруг, - волки не пытаются окружать белку, она им на зуб.
        - Черепаха, - сказал волшебник.
        Живой плащ охватил его тело, превращаясь в сплошную костяную броню с острыми шипами. Доспех укрыл торс, плечи, руки, но его хватило только до середины бёдер, да голова осталась непокрыта. На ней словно изморось, нарос слой синего кристалла, - гурхановый шлем. Процесс манипуляции чистой энергией был мучительно тяжёл, но всё лучше, чем заклинания.
        Варги были уже шагах в пятнадцати, один небольшой прыжок и… Навстречу им ударило кольцо мыслесилы, расшвыривая тяжёлых бестий. Второй, направленный удар получил тот зверь, что первым вскочил и бросился вновь. Каждое волевое усилие вызывало новый взрыв боли и волну слабости, но он смог, справился, едва не схлопотал внутричерепное кровоизлияние, но, рыча, вопя и сквернословя, разметал хищников, одного за другим, да так прикладывал всякий раз, что кости ломались, шкура рвалась, кровавое месиво вываливалось из брюшин! Но теперь всё, теперь уж не встанут… потяжелевший жезл, раздававший телекинетические импульсы, непосильной ношей потянул к земле, маг опустился, сдулся, едва не пополам сложился, его шлем истаял, а члены отнялись от перенапряжения. Только один вопрос мучал его после такой тяжёлой, хоть и короткой схватки: какого ахога они ещё шевелились?!
        Останки шести громадных волков, получив удары невидимым тараном, замерли, разбросанные по снегу, но лишь на небольшое время. Лапы, головы, хвосты, даже потроха, всё это начало понемногу шевелиться, копошиться само в себе, словно живое; ходили ходуном мышцы, словно в не прекращавшихся конвульсиях, и красное выползало из-под обрывков шкур, покидая их ровно ненужную больше одёжку. Именно выползало, не вытекало.
        На глазах единственного свидетеля мышечные волокна, красные от крови, но живые, самовольно лезли наружу, сплетаясь и расплетаясь длинными червями. Они тянулись друг к другу, стягивались воедино, в один ком плоти… хищной плоти. Громадный красный кусок, гибкий, бескостный, взбухающий и проминающийся как глина в руках незримого скульптора, вырастил из себя несколько длинных отростков, что потянулись к человеку. Медленно, слепо, но уверенно. Его аура была омерзительна, от неё в носу поселился запах стухшей крови, а язык ощущал кислый привкус железа.
        Тобиус вжался в осину, оцепенение сковало его тело, но не ум, и теперь в голове эхом раздавались слова доброго пёсика: «ей достаточно одного укуса». Что ж, зубов у хищной плоти не было, зато зубы были у лютоволков, но им это не помогло выжить, а значит, она и без зубов убьёт его одним касанием. Пальцы медленно сжались в кулак, серебряное кольцо с совой завибрировало и исторгло волну смертельного мороза. Чувствуя, как упускает контроль над духом бурана, маг потерял сознание.

* * *
        Часы прошли, стемнело, а человек всё лежал, глубже погружаясь в снег. Его живая одёжка превратилась в густой меховой кокон, жадно улавливавший и хранивший тепло, однако без укрытия от ветра, без помощи тепла чужеродного, волшебник не справится, околеет насмерть, какой бы крепкий ни был.
        Осина, под которой он возлёг, задрожала легонько, образ её в картине мира смазался на мгновение, и прямо из ствола на снег выступила сгорбленная старушечья фигурка с клюкой. Оглядев человека, она цокнула языком и перешла к замороженной хищной плоти. Этот вид вызвал у старухи одобрительное хмыканье. Она даже постучала по ледяной корке, громко хохотнула.
        - Вот ведь затейник.
        Пухлая короткопалая ладошка потянулась к вороту живого плаща и на том живо появились разномастные зубы, прорезались глаза.
        - Но-но, не балуй мне тут, - строго потребовала старушка, - ишь, пёс сторожевой нашёлся. Не наврежу ему.
        Пальцы ухватили воротник, и женщина сдвинула тяжёлое тело с места. Сдвинула просто, без натуги. Она засеменила часто, не оставляя на снегу никаких следов, а вот волочимое тело торило борозду. Шажки её были мелкими, но с каждым округа заметно менялась, появлялись и пропадали холмы, скалы; поляны, полные острых камней, сменялись ровными заснеженными проплешинами, то и дело мелькали поодаль какие-то руины или стены лесных селений, а уж деревья что вытворяли, - каждый шажок переносил женщину из дубравы в березняк, из березняка в еловый бор, из елового бора в буковую рощу и так пока вскоре не решила она остановиться.
        Место, выбранное старицей, ничем особо не отличалось, округ высился вековечный лес, девственный и нетронутый, но лишь до той поры, пока не свистнула в замахе клюка. Сразу после земля в одном месте просела, открылся в ней проход, тёмная нора, в которую женщина втащила тело волшебника. Землянка оказалась очень низкой и тесной, но большего и не требовалось, главное, что в крыше имелось отверстие для отвода дыма.
        Стоило только старухе стукнуть клюкой о земляной пол, как сами собой снаружи внутрь повалили всяческие ветки, травинки, шишки и прочее отмершее, под слоем снега валявшееся и гнившее. Складываясь посреди землянки, вся эта растопка становилась уже совершенно сухой, и когда набралось достаточно, по щелчку морщинистых пальцев родился огонь, родился свет, родилось тепло.
        Старуха обернулась к человеку, который уже лежал на свежей подстилке из еловых веток, самоходно явившихся по её воле. Вроде бы всё. Скоро в землянке станет достаточно натоплено и эту ночь маг переживёт. До утра его никто не потревожит, а там и до озера недалеко. Доберётся, выживет, не пропадёт.
        И всё же… В темноте, что скрывала облик спасительницы, полыхнула пара алых глаз, она внимательно пригляделась к юноше, вперилась взглядом в самаю его суть, потаённую и самому человеку неизвестную. Оказалось, не солгал благодетель, - малец не самых простых предков потомок. Да только что в нём той старой крови осталось, меньше капли в море. Уж сколько человеческих поколений минуло.
        Волшебник далеко забрался и там выживал, где иной десяток раз с головой распрощался бы. Она уж крепилась как могла, боялась подвести благодетеля, но вместе с тем и строгий наказ помнила: не нянчиться, пылинки не сдувать. Если от всякой беды этого мальчишку ограждать, он ничему и не научится, не окрепнет, не заматереет, а так… что ж, оказывается достаточно крепкий, чтобы не подохнуть даже в царстве подземного смрада. С каждым таким подступом к Кромке, будет он расти над собой и, быть может, у него действительно появится шанс какой. Меченый Хаосом.
        Покинув землянку и прикрыв вход в неё ветками, старуха как смогла задрала голову и уставилась в тёмные, затянутые облаками небеса, туда, где их ранила красная комета.

* * *
        Сон без сновидений, сон без кошмаров, сон без тьмы, рвущей на части. Не сон, а помутнение, полное подавление личности во избежание больших травм. Материальному телу нужно обезболивающее, чтобы не чувствовать болезненных лекарских процедур, телу астральному тоже требовалось подобное, чтобы залечить раны, и в обоих случаях лучшее подспорье, - это сон.
        Но всему приходит конец, и в явь его сознание возвращалось нехотя, оставляло позади сладкую негу небытия. Лишь на предпоследнем слое самым краешком припомнило оно страшный сон, что снился… никакой это был не сон!
        Маг очнулся в полной темноте и выбросил вперёд жезл, с которым так и не расстался! Удар настиг лишь пустоту. Какое-то мгновение Тобиус не понимал, жив он или уже почил. Пришлось как следует стянуть узы воли на паниковавшем сознании, заставить метущийся разум думать, анализировать, сопоставлять! Он осознавал себя и ощущал боль! Серый волшебник определённо был жив.
        Сев, он ощутил под ладонью нечто колючее, пахшее хвоей, а кроме этого запаха в едва тёплом воздухе витал аромат дыма. Тьма тоже не была полной, слабый свет проникал сквозь небольшое отверстие наверху… встав и стукнувшись головой, Тобиус понял, что это не отверстие было высоко, а потолок был низко. Он обнаружил, что находится в крошечной пещерке, со всех сторон окружён земляными стенами и рядом ещё недавно горел огонь, - кучка золы была тепла.
        Ощупав стены, волшебник нашёл ту, что состояла из веток, толкнул и смог подняться над уровнем земли, над снегом, который хорошо скрыл его ночное убежище. То, в котором он сам не ведал как оказался. Чувство времени подсказало, что от хищной плоти он спасался ещё вчера, а значил пролежал без сознания самое малое полдня и целую ночь. На лбу саднила свежая рана, да и сама голова гудела, но с таким сотрясением он вообще оказался счастливчиком, что не умер во сне.
        Сверившись с точками пространства, которые всегда хранил в своей памяти, маг обнаружил, что находится близ озера Фарсал, нужно было пройти на юго-восток всего ничего, чтобы увидеть Корс. И всё это за одну ночь беспамятства.
        - Лаухальганда!
        Изъятый из сумки компаньон ответил на все вопросы широченным зевком. Ничего он не знал и знать не хотел, произвольные периоды гибернации превращали самого надёжного соратника в самый ленивый каучуковый мяч.
        Будучи человеком пытливого ума, Тобиус не мог просто принять что-то хорошее и не задаваться вопросами. Просто так он принимал лишь дурные вещи, - препятствия, трудности. Хорошее же само собой не случалось. Не с ним. Не в этих злых землях. Волшебник определил правильное направление и отправился к Фарсалу.
        Часть 1, фрагмент 18
        Три прошедших дня стали самыми тяжёлыми за всю экспедицию, каждый таил в себе смертельную опасность, каждый мог стать последним для Тобиуса. Ныне, при мыслях о том, что пережил, серый маг вновь испытывал отголоски страха. Однако он не корил себя за безрассудство, и не чувствовал больше пристального взгляда Молчаливого Фонарщика. В конце концов, не этого ли он искал, покидая Доминион Человека?
        Устраивая себе короткие передышки, Тобиус раскрывал книгу и писал, превозмогая острую боль, писал пока новые впечатления не перекрыли и не истощили воспоминания. Гурхана ложилась на страницы простым текстом и шифром, подробными насколько возможно рисунками.
        От спасшей жизнь землянки он добрался до Фарсала часов за пять осторожной ходьбы, вышел на простор из-за деревьев и не смог не улыбнуться тому, как ладно выглядела построенная им стена. С неё тестудинам ничего не стоило разглядеть его загодя и… и что? Стена не имела отверстий, он строил её специально, чтобы ничто не могло проникнуть внутрь. Для существа летучего это не беда, но… после встречи с хищной плотью даже такая мелочь как записи в книге причиняли боль, словно ножом на собственной коже писал; не хотелось даже думать, что случится, если придётся лететь.
        Тестудины действительно приметили одинокую фигурку, но когда маг подобрался к ледяной преграде, пришлось порядочно покричать, прежде чем сверху спустили верёвку, состоявшую из нескольких верёвок покороче. Обвязавшись, Тобиус дёрнул и его медленно потащили наверх, а там приняли и… крепко-накрепко связали.
        - Что это значит?!
        Воины действовали уверенно, а силы в их толстых ручищах было предостаточно.
        - Неужто позабыть меня успели?!
        - Нет, - тяжело ступая, перед связанным по рукам и ногам волшебником объявился До-Рей, - не забыли. Ты уж прости нас, То-Биус, но из недр Великой Пущи что угодно выйти может. Что угодно и в каком угодно обличии. Нужно время, чтобы разобраться, тот ли ты, кто покинул нас не так давно?
        - Да я это, я!
        - Конечно. Если бы я был не я, а кто-то другой, и хотел бы запутать всех, то так и сказал бы.
        - До-Рей, ну в самом деле!
        - Добро пожаловать обратно в Корс.
        Длинные когти коснулись потока времени, раздался мелодичный звон, и серый маг понял, что вот-вот будет создана Запру…

* * *
        Его личное время вновь запустили уже внутри города, в помещении с ручьём, где он представал перед наместниками Лучших.
        Состав в гнёздах немного поменялся: вместо Са-Форага в «гнезде» устроился великан Ду-Гэмон; также поменяло хозяина место, где прежде сидел наместник Лучшего Воителя. Теперь там находился тестудин, почти не уступавший Ду-Гэмону в размерах, шкуру он имел тёмную, изрубленную, а его панцирь - та часть, что можно было разглядеть - покрывала искусная резьба, которую портило великое множество трещин, сколов, следов сильных ударов.
        - С возвращением, - мягко провозгласил Лучший Направляющий, - мы рады видеть тебя живым и невредимым, да.
        - А это точно я? Может, нет? Может, какая-то тварь из леса явилась?
        Огромный темношкурый тестудин протянул руку к оружию, что лежало рядом.
        - Туа-Бун, старый мой друг, он шутит.
        - Шутит? - донеслось из клювообразного рта.
        - Говорит неправду ради веселья, да. Это наш друг, он не опасен. Он построил стену, которая тебе так понравилась.
        - Стену? - Тёмно-красные глаза медленно переползли на волшебника, рука оставила оружие. - Хорошая стена.
        Ду-Гэмон покивал.
        - Как видишь, То-Биус, пока тебя не было, я вернул к нам самого лучшего воина, моего доброго друга и побратима Туа-Буна. Через месяц-другой будем готовы возвращать следующего, да.
        - Рад за вас без меры. Можно мне теперь…
        - Как прошлая твоя… экспедиция? Ты достиг своей цели, да?
        - Я нашёл место, из которого они лезли на поверхность. Почти уверен, что это было оно.
        Тестудины возбуждённо загудели, переглядываясь.
        - Пещерные формы жизни, как и предполагал. Обитают в обширной системе подземелий, выбираются на поверхность только ночами, для охоты, делают запасы на зиму. Если запасов не хватает в тот или иной год, они собирают ватагу и отправляют к вам. Думаю, не только к вам, но и в другие части леса тоже. Зимой меньше солнечных дней, а значит, им легче продвигаться. Ещё, возможно, у них есть места, где Пожиратели устраивают дневные лёжки по пути. Не знаю, всё это мои домыслы. Одно лишь точно, - двигаться они могли намного быстрее меня. Я завалил вход.
        Тестудины внимательно следили, не мигая.
        - Завалил? - уточнил Лучший Направляющий.
        - Обрушил свод и часть подземелья, к нему прилегавшую. Это не значит, что они больше не явятся, в земле тысячи ходов, один завалил, - два других открылись. Но этот был самым близким к Фарсалу. Следующие три года покажут, был ли толк. Если вы дадите мне перевести дух, я всё вам подробно опишу, но потом. Извините, устал.
        - Мы благодарны тебе, человек То-Биус, - молвил Ду-Гэмон.
        - Рано благодарить, ещё неизвестно…
        Плоская голова Лучшего опустилась в молчаливом жесте почтения, и оставшиеся старейшины последовали его примеру.
        - Рано…
        - Явившись извне незваным, нежданным, стал вестником добра, защитником, да. Не много такого приходило к нам из Великой Пущи, и тем ценнее редкий дар. Мы благодарны тебе, человек То-Биус, рисковавший жизнью за нас, помогавший не ради корысти. Ты человек благородного духа.
        Волшебник вздохнул. Вспомнилось ему, как радовались люди Под-Замка простой помощи, насколько легче становились их жизни от его нехитрой подмоги. Достаточно видеть, что труд созидающий приносит плоды, а вот благодарности были излишни. Смущали.
        Попрощавшись, волшебник поплёлся к себе, на самый верх, не обращая внимания на взгляды, немые вопросы, взволнованный шёпот учеников. Его совершенно точно не ожидали увидеть живым вновь. Что ж, панцирники сонные, знайте, каких магов воспитывает славная Академия Ривена!
        Подумав так, он с иронией додумал, что сейчас должен был лежать хладным трупом очень далеко отсюда и жизнью своей обязан теперь неизвестно кому. Хорош, ничего не сказать.
        Воздух в комнате был застоялый, никто и не думал проветривать. Только болтавшемуся месяц по дикой природе человеку этот запах показался восхитительным, и даже холодный воздух словно грел. Вскоре в камельке возгорелось пламя, а волшебник плескался в бадье, что сработали для него ремесленники. Вода тоже была холодной, однако, что ему с его закалкой холодная вода?
        Став, наконец, чистым, Тобиус долго сидел перед огнём, обсыхая. Он был настолько усталым, что не хотел ни есть, ни пить, лишь смотрел в огонь, да чувствовал, как медленно затягиваются раны, полученные астральным телом. Рядом на циновке дремал Лаухальганда, висел на вешалке мимик.
        Глядя в нутро камелька, Тобиус уснул тоже.
        Часть 2, фрагмент 1
        Звон когтей, двигавшихся по медной вазе растягивался в симфонию расслаблявших звуков, помогал растворению в небытии, бессознательному стремлению достичь той части сущности волшебника, в которой лежало его врождённое ощущение времени. Проводя часы в трансе, раз от разу практикуя особенно глубокие «нырки», Тобиус, однако, так и не смог повторить то, что ему удалось во время похода. Всякий раз он просто не успевал достичь цели между ударами сердца. Без дурманов не получалось. А с ними он не желал.
        Волшебник вернулся в Корс больше месяца назад, уж самые лютые фебурские морозы стали потихоньку отходить, отвыли суровые вьюжницы, белившие мир, и начался мархот, первый месяц весны. К сожалению, зима не спешила этого замечать и продолжала крепко держаться в силе. Укрывавшийся в Корсе Тобиус изредка поглядывал на мир со стены, когда проверял её целостность. Лёд - не камень, потрескаться может, а уж когда тепло всё же придёт, придётся магу подниматься на стену много чаще, пока не решит, что пора ломать.
        Звуки стихли, и молодые тестудины стали выходить из медитации. Пора было отдохнуть, полдня прошло уж. Только Тобиус не спешил покидать неудобного своего места. Наставник Хо-Рад по просьбе самого неумелого ученика проводил с ним дополнительные занятия. Тестудин согласился на это очень просто, и то ли был он учителем по призванию, превыше всего чтившим своё дело, то ли бестолковый человек числился у всех на хорошем счету.
        Иными словами, занимался рив вдвое больше других, но всё едино отставал, не будь он исключением из общих правил этого народа, наверное, отправился бы уже на перераспределение в иную касту. А ведь ему и нужно-то было лишь одно, - построить крохотную Запруду, даже не в реальности, а внутри своей головы. Запруду для разума.
        Звук стих в очередной раз, дополнительное занятие окончилось и Тобиуса потянуло обратно в реальность.
        - Благодарю, наставник, - сонно пробормотал он, открывая глаза. - Видимо, не сегодня.
        Покинув зал, волшебник принялся шататься по Основе.
        За время жизни в Корсе у него не появилось близких связей, Тобиус не искал дружбы, и никто не навязывался ему в друзья, а потому, вне занятий и добровольной работы в кузнице, времени было предостаточно. Тратил человек время сие на поиски.
        После подземных руин не давала ему покоя мысль о несметных запасах маринита, из которого строили древние чудовища свои обители. Уверен был волшебник, что Корс в прошлом тоже принадлежал им. Сохранился разве что лучше, стоял выше, не пересохло озеро вокруг. Иначе стал глядеть он на небольшие бригады ремесленников и строителей, что неспешно, год за годом сглаживали нанесённые стенам, быть может, поколения назад увечья. Образы прежних господ были удалены из плоти города и тестудины нынешние тщательно затирали о том последнюю память. Черепахи что-то знали, и Тобиусу казалось, что на нижних, подводных ярусах он тоже сможет что-то узнать.
        Но найти путь вниз оказалось не так просто, все проходы внутри Основы, а также те, что он смог заметить на улицах города, были закрыты массивными плитами и охранялись бдительной стражей. Волшебник мог попробовать пройти сквозь преграды своим, магическим путём, но не желал применять Дар против тестудинов. Слишком хорошо его тут приняли, слишком походило это на предательство.
        Поразмыслив немного над тем, чтобы попытаться проникнуть в город снаружи, то есть провалиться под лёд и обследовать подводную тьму, Тобиус разозлился на себя за блуждания окольными путями и пошёл искать До-Рея в Основе. После пары часов панцирник нашёлся на берегу одного из тёплых внутренних прудов, где он ни то спал, ни то медитировал во мраке.
        - Я хотел бы встретиться с Ду-Гэмоном.
        - Он об этом узнает, - ответил посланец, не раскрывая век.
        - …спасибо.
        - Твои поиски увенчались успехом?
        Волшебник невольно дёрнулся.
        - Какие поиски?
        - О том не ведаю. Только кажется мне, ты что-то потерял. Ходишь по городу, ищешь. Не нашёл?
        Вот они, медлительные, сонные от холода, ничем не интересующиеся, ничего не замечающие тестудины, которых можно особо не стеречься. Воистину глуп тот человек, что считает всех вокруг глупее себя самого.
        - Может, Ду-Гэмон мне и поможет найти.
        Прошло всего три дня, прежде чем его пригласили в Зал Лучших, где вместе с Ду-Гэмоном человека встречал Туа-Бун. Поглядев на Тобиуса красным глазом, Лучший Воитель вернулся к изучению пустых панцирей.
        - Хотел спросить о чём-то, То-Биус, да?
        - Вообще-то да. Помните, по возвращении я рассказывал совету о том, что спускался под землю во время своей экспедиции?
        - Мы помним, - медленно кивнул Ду-Гэмон.
        - Славно. Так вот, я хотел бы спуститься вниз, в затопленную часть Корса и посмотреть, что… как… - Внезапно Тобиус столкнулся с тем, что ему не удавалось полноценно сформулировать мысль.
        - Ступай, тебе откроют проход вниз и можешь плавать там сколько тебе угодно. Ты же не утонешь, нет?
        - Я не утону… нет. Создам воздушный пузырь… Так просто?
        - Хм-м-м. - Огромный тестудин пару раз стукнул когтем по посоху. - Если что-то можно сделать просто, не стоит ли так и сделать сразу, нет?
        - Ну, да…
        - Тогда ступай. Ничего интересного ты там не найдёшь, однако неутолённое любопытство мешает жить.
        - А вы сами…?
        - Уже давно нет. Только наши отважные ремесленники, упреждающие нижние ярусы от разрушения. С этими глубинами связаны неприятные воспоминания.
        - О старых хозяевах?
        Вроде бы Тобиус ничего такого не сказал, но только лишь стих последний звук, как волшебник почувствовал, что стоило бы придержать язык. Невероятный бирюзовый взор Ду-Гэмона и настороженный красный взгляд Туа-Буна сошлись на нем. Две древности взглянули на маленькую подёнку, и подёнке стало как-то неуютно. Тем хуже делалось, чем дольше они молчали.
        - Мне следует извиниться?
        Длинный коготь стукнул по клюву, что не послужило никаким объяснением.
        - Простите, я не понимаю.
        Тестудин протяжно вздохнул и вновь стукнул себя когтем по клюву.
        Тишина затягивалась. Раздражённый Туа-Бун издал гортанное гудение и тоже стукнул себя когтем по клюву. Коготь тот был совсем короткий, но заострённый и такой толстый, что со своей силой Лучший Воитель мог бы проткнуть шкуру быка, если бы взбрело ему в голову заниматься такой ерундой. Он несколькими тяжёлыми шагами надвинулся на человека и несколько раз стукнул когтем по своему клюву.
        - Стойте, что…? Что вы…?
        Гневное гудение окрепло. Тогда Тобиус решил последовать наказу наставников Академии, простому и понятному: в любой непонятной ситуации храни спокойствие и занимайся магией. Поэтому он пробудил Истинное Зрение и присмотрелся, напряг глаза, чтобы различить на кончике клюва нечто неясное, непонятное, нечто совершенно крошечное, едва заметное, но несомненно, магическое. Это было первое проявление истинной магии, встреченное им в Корсе.
        - Какое-то заклинание? Если бы вы мне не указали, то и не заметил бы.
        Тобиус потянулся к плетению, хотел дотронуться до смутного светлого пятнышка энергии, что сидело словно мушка на клюве тестудина, но разряд электричества, сам собой образовавшийся в воздухе отшвырнул его назад ровно соломенную куклу и чудом не подпалил ещё. Потребовалось порядочно полежать, цепляясь за сознание, прежде чем он смог встать.
        - Ты цел То-Биус?
        - У меня хорошая электропроводимость, - невнятно пробормотал он и продолжил намного громче: - На вас наложено заклятие!
        - Как скажешь, кудесник, - вздохнул Ду-Гэмон, - о некоторых вещах мы не можем говорить с извнейцами. И не страдаем от этого.
        - Но кто сделал это с вами? Кто… О-о-о! Неужели?!
        Два когтя стукнули по двум клювам, - тестудины не могли это обсуждать.
        Тем же днём для Тобиуса открыли проход под воды и даже предложили провожатого, но он отказался, спросив лишь между прочим у До-Рея:
        - Послушайте, я тут днями бродил, все пути снизу на поверхность надёжно перекрыты, как Пожиратели могли бы пробираться внутрь из-под воды? Если бы я тогда бил боевыми заклинаниями, насколько легче управились бы!
        Тестудин медленно поводил рукой в воздухе.
        - Тысячи раз мироздание наше обошло солнце по кругу за то время, что мы живём в Корсе, но до сих пор всех его тайн не знаем.
        Потому что не вы его строили, - додумал Тобиус, стоя над холодной водой, что плескалась в открытом для него квадратном люке, - вы лишь обосновались на огромных руинах, претерпевших ужасное сотрясение. Кто знает, что вы упустили, перестраивая обломки этого гигантского комплекса, какие дыры не заметили и не заделали?
        Впрочем, спустя часы, проведённые в холодном мраке, вновь греясь и обсыхая у себя в комнате, ужиная, Тобиус думал о том, что Лучший Направляющий оказался прав, - внизу, в тёмных затопленных переходах он не увидел ничего нового, разве что ещё большее запустение. Многое носило следы ударов, но видимо, под водой тестудины не так рьяно, как наверху старались затереть свою память.
        Решив проверить кое-что, Тобиус ещё какое-то время задавал вопросы тем немногим тестудинам, что говорили на цирелианском, однако все вопросы, интересовавшие его, налагали на черепах обет немоты. И самым правдоподобным объяснением был стародавний визит Джассара в Корс. Неужели Маг Магов действительно наложил заклинание на целый народ, и оно пережило его самого, передаваясь из поколения в поколение? Никому иному такое было не по силам.
        - Воистину велик тот, чьи тайны продолжают терзать любопытство живых эпохи спустя, - сказал Тобиус самому себе. - Я ведь никогда не узнаю ответа.
        - Мря?
        - Потому что нас разделяет бесконечность и не по моим способностям искать ответы на загадки Абсалона. Многие пытались, даже целые ордены магов образовывались с одной лишь целью, - разгадать тайну его исчезновения, но все они потерпели крах. Джассар исчез и все ответы ушли вместе с ним. Остались только безответные вопросы.
        Тобиус зевнул и отправился на боковую, уж слишком суетливыми выдавались последние несколько дней. Скорее бы тепло пришло…
        Часть 2, фрагмент 2
        Тепло весной одна тысяча шестьсот тридцать второго года Этой Эпохи стало приходить ближе к концу мархота месяца. Небеса просветлели, избавились от тяжести зимних циклонов, стихли стылые ветра, отправились спать до следующей зимы духи буранов, и солнце наконец полноправно воссияло. Искристые яркие дни, когда снег ещё не чувствовал дыхания весны, были прекрасны, сердце радовалось, однако воздух день ото дня прогревался всё сильнее, тесно становилось водам под панцирем льда, и началось таяние.
        Тобиус взял за правило каждодневно выходить на ледяную стену. Под солнцем она, став почти прозрачной, особенно ярко сверкала, но предел прочности подходил к концу. Было решено обрушить укрепление в седьмой день эпира, и весть о том разнеслась в тёплом воздухе. Начинавшие отогреваться после долгого оцепенения черепахи изрядно возбудились, и в указанный день многие вышли к окраинам Корса или поднялись на крыши. Ажитация оказалась не меньше чем в день пробуждения Ду-Гэмона. Сам Лучший Направляющий находился на крыше Основы рядом с Лучшим Воителем Туа-Буном, а также Лучшим Ремесленником Ло-Куабом, недавно покинувшим Запруду.
        Волшебник поглядел на старейшин, хмыкнул и пробудил Крылья Орла, чтобы воспарить. В который уж раз высота внушила сердцу страх, вдали от земли ему было не по себе, но привычным усилием воли слабость была подавлена, и маленькая фигурка в развевавшемся сером плаще поднялась выше. Давненько он не использовал настоящих боевых заклинаний, всё больше приходилось изгаляться с тварями, которым такие плетения вреда не чинили. Но сегодня можно было расправить плечи и заняться тем, что получалось у него лучше всего, - разрушать.
        Руки пустились в пляску, пальцы начали плести, поток гурханы шёл из области солнечного сплетения и сердца по левой руке, энергия исторгалась из ладони, а правая рука принимала и проделывала основную работу по оформлению заклинаний. Одно за другим оказывались они завершены, одно за другим наполнялись гурханой быстрой и горячей, парили маленьким хороводом над головой создателя, пока ещё невидимые. Но вот тяжёлая и долгая подготовка была завершена, двенадцать Топоров Шааба, хлопая рукоятками по воздуху, ринулись к разным частям стены, достигнув которых, повзрывались со страшным грохотом. Яркие вспышки, огненные всполохи, ледяная крошка и водяной пар. Потрясённая стена замерла после такого удара и казалось даже, что творение серого мага превзошло все возложенные на него надежды, но вот в затихшем мире раздался треск, часть стены резко просела, а дальше началось общее рушение. Сегмент за сегментом она валилась вниз, трясла успевший истончиться озёрный лёд и вот, во все стороны, к Корсу и от него побежали ломаные трещины.
        Стена пала. Тестудины загудели.
        После полудня в центре города были расстелены обширные плетёные циновки и разложены многочисленные блюда. Было решено подъесть оставшиеся с зимы припасы, после чего добытчики намеревались отправиться за новой пищей. Сонное время уходило, мир просыпался, вновь расцветала жизнь.
        Человек сидел среди черепах, ел среди них, слушал гудение, которого не понимал, передавал тяжёлые глиняные блюда с рыбой, моллюсками, водорослями. Он смотрел на хозяев, принявших его в своём доме, как они перемешивались, не позволяя призваниям, создавать стен промеж собой. Только Лучшие сидели выше прочих, - не потому, что были лучше, но потому, что были сокровищем, живым достоянием Корса, предметом поклонения и любования. Странное общество, странные обычаи, совершенно иная природа. Тестудины стремились к совершенству всем своим существом, проживая жизни в спокойной гармонии. Интересно, способны были бы люди на такое?
        В день сокрушения стены у отстающего ученика Тобиуса не было больше дел, занятия отменили и можно было полностью посвятить себя магии. До самого заката волшебник сидел на крыше Основы и плёл-переплетал свои несовершенные заклинания. К закату он чувствовал себя так хорошо, как давно не было. Обозревая дикий мир с высоты, серый маг постиг почти идеальное спокойствие, только лишь одна мысль смущала: зима закончилась, а Тобиус ещё и не собирался возвращаться. Он ведь хотел лишь перезимовать. Мальвар назвал его сумасшедшим, самоубийцей, и правота Рыжего подтверждалась уж не раз. Однако зима пережита, но клятва держит на юге.
        - Стало быть, того хочет Бог, - сказал Тобиус небесам.

* * *
        Жизнь его вернулась в привычную колею, но отнюдь не надолго. Уже на четвёртый день после крушения стены, к волшебнику явился До-Рей и попросил спуститься на средние ярусы Основы.
        Внизу, в том самом помещении, которое тестудины некогда передали волшебнику под лабораторию, на столе, в окружении Лучших лежало два миниатюрных тела. Тобиус не с первого взгляда понял, что ему довелось увидеть, показалось даже сначала, что то были человеческие дети, но почти сразу наваждение рассеялось.
        - Этих двух бедняг, - молвил Ду-Гэмон, - дозорные обнаружили на берегу устья, которое питает наше озеро от щедрости реки. Они, как ты видишь, То-Биус, очень истощены, изранены, и, возможно, застужены. Сможешь что-нибудь сделать?
        Серый волшебник подошёл к столу, потеснив громоздких старейшин и уставился на существ.
        Две особи без сознания. Исходя из первого впечатления, - разные виды, но со второго взгляда становилось понятно, что разные-то разные, однако близкородственные. Миниатюрные, не больше пятнадцатилетнего доростка. Строение тел антропоморфное, большей частью кожа покрыта шерстью; грязно-белой у мужской особи и серой - у женской. Те участки, что шерстью покрыты не были, то есть лица, горла, части груди, живота, носили схожие чешуйчатые орнаменты при полной гладкости на ощупь. Лица существ отдалённо напоминали человеческие, хотя глаза, вяло реагировавшие на свет, были крупнее относительно объёма голов; небольшие острые носы напоминали таковые у ежей, а во ртах находились мелкие, разнившиеся по форме, но довольно острые зубы.
        Руки существ имели противопоставленные большие пальцы, но не имели мизинцев, строение ног напоминало таковое у животных или тех же киноцефалов. Вдобавок к этому на голове и спине мужской особи из меха выглядывали полые иглы, а у особи женской в указанных областях имелись широкие плоские роговые пластинки, напоминавшие чешую панголина. У этой же особи руки были заметно развитее и снабжены мощными когтями, похожими на кротовьи. Оба существа имели хвосты, у самца - олений, у самки - эдакий крошечный чёрный огрызок.
        - Вы знаете, что это такое? - спросил маг.
        - Не вполне. Мы знаем лишь, что этот народ проживает над рекой, - ответил Ду-Гэмон. - Ранним летом, когда молодые тестудины отправляются к морю, чтобы поучаствовать в продолжении рода на песчаных берегах, они проплывают мимо высоких скалистых берегов, на которых сии создания строят свои подвесные дома. Наш народ никогда не общался с их народом, мы друг другу не мешали и не были интересны. Удивительно, что таким малышам понадобилось в Корсе?
        Тобиус проверил жизненные показатели существ с помощью диагностических чар.
        - Они в плохом состоянии. Не люди, но, судя по наличию сосков, - млекопитающие. Если физиология между нами и ими разнится не кардинально, может, вытяну их. У самки внутреннее кровотечение в брюшине, придётся разрезать, а самец, кажется, подхватил тяжёлую пневмонию, без серьёзного вмешательства тоже не обойдётся.
        С громким хлопком Тобиус телепортировался наверх, к себе, не забыв при этом оставить рот открытым, чтобы уши не заложило. Также быстро он и вернулся, ощутив неприятную потерю в гурхане. Всё ж Телепортация отнимала слишком много сил, но что делать, если нестабильные больные могут в любой миг умереть?
        Трудно оказалось решить, с кого начать, оба случая были тяжелы, но отбросив лишние размышления, он просто приступил к работе. Ближе лежала самка, серошкурая, с когтями. Ритуальный нож легко вспорол её гладкий, безволосый, предварительно покрытый обеззараживающим живот, пролитая кровь была удалена, рана, нанесённая чем-то тупым, почищена и зашита нитками. Работал Тобиус быстро и с таким тонким изяществом, что любая белошвейка позавидовала бы.
        Ничто из области целительства не получалось у него также легко и просто как хирургическая работа. Полное отсутствие страха перед кровью или отвращения к разверзнутому нутру оказались прекрасным подспорьем, а ловкие руки сделали серого лучшим в группе. Соученики, правда, невысоко оценили его врождённый талант, предпочитая принижать, указывать на то, что целителю, освоившему более сложные чары, не нужно опускаться до копошения в кишках.
        Зашив тело, укутав его в кокон целительских заклинаний и помыв руки, Тобиус перешёл ко второму существу. Самец имел более субтильное, более вытянутое строение тела, меньше мышц, когти на руках не внушали никакого уважения, зато жили оказались весьма толстыми, да и длинной тела он самку превосходил. И повозиться с ним пришлось дольше. Потоки целебной энергии проникли в лёгкие, в кровь, истребляли пневмококк, удаляли из альвеол жидкость, заживляли повреждения в органах; много тонких и сложных процессов происходило за раз, чары требовали полной концентрации и вытягивали гурхану, однако Тобиус справлялся. На пределе своих способностей, но справлялся.
        Закончив со вторым существом, он смог передохнуть, отошёл в коридор, к оконному проёму и закурил трубку. Измотался. Два тяжёлых случая разом, большой расход гурханы, но зато какой практический опыт!
        Ближайшие сутки стали решающими, и это время Тобиус провёл в импровизированной лекарне, постоянно проверяя чары, следя за показаниями. Периодически поглядеть на него являлся До-Рей.
        - Ты устал, кудесник, это видно даже мне, - говорил он. - Переведи дух, а я побуду рядом с ними.
        - Нельзя, - был ответ, - чары, поддерживающие этих существ, могут распасться.
        - Вот как?
        - Из-за маринита. - Тобиус обвёл помещение утомлённым взглядом. - Маринит везде, маринит всюду. Он излучает энергию океана, а это губительно для простых чар.
        - Неужели?
        - Да, да… У великой воды сильная энергетическая тень в Астрале, она тоже колышется, накатывает, откатывает, сызнова накатывает, «смывает» сплетённые чары. Нужно сохранять концентрацию, иначе заклинания распадутся, их смоет. Исключения бывают, например, гидромантам эта проблема неведома, они настроены на взаимодействие с морем, их чары только крепнут. Есть, опять же, специальные артефакты, сработанные так, чтобы противятся разрушению, волноломы, например. Но всё прочее ослабевает и исчезает до срока. Если я потеряю бдительность и мои плетения распадутся, эти двое могут и погибнуть.
        Маг спрятал бледноватое лицо в ладонях. Он действительно нуждался в передышке, и сознательно отказывался от неё, ибо дело должно было быть доведено до конца. Если существа умрут, все его предыдущие старания окажутся тщетными, а Тобиус ненавидел делать что-то зря.
        Сутки наконец минули и диагностические чары показывали стабилизацию состояния. Можно было сомкнуть глаза на минуту… на часок.
        Он провозился ещё три дня прежде чем они пришли в сознание, а потом больше недели, чтобы полностью поставить их на ноги. Без помощи целителя эти малявки, погибли бы, а коли не погибли, выздоровление заняло бы месяцы безо всякой надежды на полную поправку.
        Наконец, особи, здоровые и крепко стоявшие на ногах, предстали пред Лучшими.
        - Я смог изучить азы, - сообщил волшебник, - но уже немного понимаю, что они лопочут. Со временем будет лучше, речевой аппарат вполне схож с нашим, скоро научусь…
        - То-Биус.
        - Хорошо. Они говорят, что у них какая-то беда, что они нуждаются в помощи, и потому пришли сюда.
        - Странно это, - молвил Лучший Направляющий. - Что заставило думать этих существ, будто они найдут помощь здесь?
        - Ну, это довольно запутанно. Они, вот этот беляк в частности, повторяют что-то про какую-то… старицу? Деревянную старуху? Старуху из леса?
        - Каргу Лесов? - предположил Ду-Гэмон.
        - Может и так. Эта карга сказал им, что здесь они найдут помощь. Сказала, что найдут здесь… как это? Не… неравнодушного… «без брони»? Да, они так и говорят, «без брони». Я что-то должен знать об этой… женщине? Потому что она обо мне что-то знает, и отправляет сюда нуждающихся. Кто это вообще?
        Лучшие переглянулись.
        - Что ты думаешь об этом, кудесник? - задал встречный вопрос Ду-Гэмон. - Будешь помогать им, да?
        - Я? То есть… Я не понимаю, в чём беда, языковой барьер ещё высок, но эти малыши рисковали своими жизнями, чтобы сюда добраться и как мне стало ясно, кроме них были и другие. Но добрались только эти. Нужда, выгнавшая их из дома в холода, заставившая рисковать жизнями, это такая нужда, которую я не стал бы игнорировать. Поэтому, да, я хочу отправиться к ним и посмотреть, в чём там дело.
        Лучшие посовещались, довольно коротко, и четверти часа не прошло, как гудение стихло.
        - Тогда мы пошлём с тобой нескольких наших воинов в придачу. А ремесленники сегодня же начнут строить лодку.
        - Что? Но зачем?
        - Ты хочешь полететь туда? Их с собой не возьмёшь? Или они тоже полетят? - спросил Лучший Ремесленник Ло-Куаб. - Река освободилась, ледоход не будет тебе преградой, течение само донесёт до их дома. Самый лучший путь.
        - М-м-м, соглашусь, пожалуй, но я не совсем понимаю, зачем мне подмога? Сам как-нибудь справлюсь.
        - Хм! - подал голос грозный Туа-Бун. - За прошедшие эпохи Великая Пуща не наделила нас ничем, кроме бед и забот. От них мы упорно отбивались, ибо руки наши сильны, а панцири - прочны. Никто не помогал нам, и мы не помогали никому. Пока не появился ты, мягкотелый.
        - И что? Сердца ваши тоже освободились ото льда и познали великое благо добрых дел? - Тобиус не был уверен, поймут ли черепахи сарказм, а потому особо не сдерживался.
        - Наверное так, - рассудительно ответствовал Ду-Гэмон, - баланс был нарушен. Мы получили, - мы должны отдать, да. Если ты вновь решишь проявить доброту без причины, мы хотели бы убедиться, что это тебя не убьёт. Если мы сможем помочь другим, как ты помог нам, это тоже будет не худо. Как скоро построится лодка?
        - Для таких малышей? - Ло-Куаб окинул взором оранжевых глаз человека и пару существ, которые совершенно не понимали, о чём толковали местные гиганты, а потому жались друг к дружке и слегка дрожали от звука гулких гласов. - Лучшие плотники управятся за трое суток, если начнут прямо сейчас и будут работать, сменяясь. Я сам прослежу.
        - Славно, славно, да.
        - Вижу, вы всё решили, - уточнил человек, испытывая смешанные чувства. Он заранее знал, что сможет отпроситься, ибо имел кредит доверия, после того как вернулся из первой экспедиции, но он не ожидал, что его ещё и снаряжать возьмутся. - Ладно, это… это прошло не так, как я ожидал. Вы двое, идите за мной.
        А ещё он держал в уме то, что про каргу ему так и не ответили.
        Часть 2, фрагмент 3
        Уговоренное время волшебник проводил с мелкими нелюдями, стараясь успеть лучше освоить их язык перед путешествием, и делал успехи. Вспоминая, скольких мук стоило вникание в рык, хрипы, визги и вой Дружка, Тобиус диву давался, что не сошёл с ума, запертый с киноцефалом в аномалии. С другой стороны, возможно постоянная занятость разума и помогла ему сохранить рассудок в относительной целости.
        Повторяя за существами вновь и вновь, серый волшебник всё лучше ухватывал незнакомую речь, а нелюди и рады были стараться. По крайней мере, самец, он проявлял большую общительность и выказывал человеку симпатию, хотя и становился робким как оленёнок, если Тобиус неосторожно допускал какой-нибудь резкий жест. Однако, с тех пор, как им вернули часть имущества, нелюди вели себя намного более доверчиво.
        В момент обнаружения они носили кое-какую одежду, самец, например, опоясывался тонким кожаным ремешком, поддерживавшим набедренную повязку из грубой нити, а также несколько мешочков со всяким сором вроде сушёных грибов, ягод, блестящих панцирей жуков, чьих-то зубов. Кроме того, он носил маленькую меховую жилетку.
        - И я не удивляюсь, что ты подхватил тяжёлую хворь в такой-то одёжке…
        - Мне никогда не бывает холодно! - воскликнул беляк.
        Фаза - Тобиус не смог не хмыкнуть, когда услышал это имя - всегда восклицал, словно иной формы общения не существовало. А уж жестикуляция… малыш словно всё время пребывал на театральной сцене, хотя сам об этом не подозревал. Но следовало отдать ему должное, после того, как мех был вычищен и высушен, выглядел он весьма прелестно. Особенно пышный меховой воротник, мягкий и тёплый.
        Шкле, с другой стороны…
        - Её действительно зовут Шкле?
        - О да! - воскликнул Фаза, заламывая руки. - не знаю я, зачем они делают это со своими детьми! Дают им такие имена! Зачем?! Зачем, Шкле?!
        Шкле, с другой стороны была обнаружена в длинной чёрной яге, довольно тёплой, должно быть. По темпераменту она являлась полной противоположностью громкого компаньона. Большую часть времени самка сидела на корточках в углу, укрыв чем-нибудь голову и прижав к груди сильные руки.
        Оба существа недолюбливали яркий свет, но когда огромным карим глазам Фазы было комфортно в обычной тени, тёмные как у гоблина глаза Шкле нуждались в густом подземном мраке.
        Со слов самца, «когда-то давным-давно» их со Шкле народы были единым целым. Но после Дня Безумных Небес…
        - День Безумных Небес?
        - О да! - воскликнул Фаза. - День Безумных Небес! День, когда небеса обезумели! Совершенно обезумели! Они меняли цвет, гремели, плевались молниями, а землю трясло, и страшные ветра сжигали всё вокруг! И тогда наш народ спрятался под землёй, и мы ждали, надеялись, что всё закончится, пока… всё не закончилось!
        Волшебник усмехнулся.
        - И тогда часть нашего народа выбралась обратно! А другая часть так и осталась под землёй! Невероятно, правда?!
        - Хм, значит, разошлись в путях эволюции из-за различных сред обитания?
        - Я ничего не понял! Но мне очень интересно, что ты сказал, Тоби!
        - Тобиус.
        - Биус?
        - То… ладно. Твои предки…
        - Тетург-рази!
        - Да, они отправились жить обратно на поверхность, а предки Шкле…
        - Тетург-риду!
        - Спасибо. Тетург-риду так и остались под землёй?
        - Верно! Верно! Верно! - трижды подпрыгнул Фаза, вскидывая вверх руки.
        - Но жили вы рядом, не так ли?
        - Жили, и живём! Недалеко! От реки лишь отойди на несколько деньков пути, и в предгорьях славных пещеру найти! Большую! Там братья наши и друзья, что света пуще чем огня боятся, проживают!
        - Я спросил бы, что это сейчас такое было, но не стану тебя поощрять.
        Во всей этой истории больше всего не хватало дат, а даты вытащить из маленького горлопана оказалось невозможно. Он их просто не знал. Умел считать лишь до семнадцати, и то лишь потому, что обладал шестнадцатью пальцами и одним хвост. Описанный им катаклизм имел место быть «очень давно» и Тобиусу просто не с чем было сопоставить это явление. Если оно вообще когда-либо происходило. Волшебник тщательно записывал всё, что слышал от Фазы, он понимал, что открывает незнакомый мир, но пока что очертания этого мира были смазаны и непонятны. Тобиус никогда в жизни не встречал ни единого упоминания о существах, похожих на тетург-рази или тетург-риду.
        - Скажи-ка мне, друг, кто такая Карга Лесов?
        - Карга Лесов!
        - Да, кто она?
        - О том старшим задать вопрос ты сможешь, когда до дому мы вернёмся вместе! Ты нам поможешь ведь?! Ты нам поможешь?!
        И без того огромные глаза стали ещё больше, влажно заблестели, взглянули с мольбой в самую глубь Тобиусовой души. Котята? Щенки? Крольчата? Если хоть раз взглянуть в жалостливые глаза тетург-рази, все эти звери покажутся не милее пемзового камня для пяток.
        - Я сделаю, что смогу, - мягко пообещал волшебник, полыхнув янтарным взглядом, - а могу я много чего.

* * *
        Вместо трёх суток, строительство лодки затянулось на пять и виной тому стал сам волшебник.
        Тобиус, влекомый любопытством, заглянул в гости к ремесленникам, в чьей плотницкой мастерской обнаружил самый настоящий одномачтовый корабль, или вернее большую лодку с парусом. Работали быстро, ладно, споро, и даже Направляющие помогали, ускоряя процесс, но увидев, что на мачте устанавливали простой прямой парус, серый маг вмешался.
        Не будучи знатоком морского дела, он всё же читал о разных видах корабельной оснастки, и кое-что в памяти сохранил. Тобиус потребовал соорудить косой парус с простым вооружение, иначе ему действительно проще будет лететь с чужаками на закорках, чем плыть. Лучший Ремесленник проворчал в ответ, что туда лодку донесёт сама река, а обратно при надобности потащат посланные на подмогу солдаты. Но Тобиус был неумолим, - если делать, то лучшим образом. Ло-Куаб долго не упрямился, косой так косой, новые знания его тоже заинтересовали.
        Оказалось, что с того дня, когда тестудины нашли принесённую рекой откуда-то с севера пустую лодку и разобрались в её устройстве, мягкотелые человечки придумали что-то новое. Не приспособлены для жизни в водной стихии, вот и изгаляются. Рив предоставил чертежи косого паруса и системы вооружения для него, черепахи принялись переделывать отдельные детали лодки под новые нужды.
        На шестой день всё было готово и три тестудина вытащили одномачтовик из мастерской, просто неся его над головами. Лодка была спущена на воду, и Лучший Ремесленник указал на неё рукой, предлагая оценить работу. Волшебник перебрался на борт, вновь осмотрелся.
        Большая лодка с крепким килем, высокими бортами прямой сосновой мачтой, пахшей смолой; двускатная палатка из парусиновой ткани на юте хранила припасы, а за ней, на самом краю кормы находилась рулевая рукоять. Не самый сложный такелаж был с первого взгляда вполне правильно устроен, а меж плотно подогнанных досок не просачивалось ни капли воды.
        - Сойдёт!
        Ло-Куаб заворчал.
        Тут же рядом обретались пять тестудинов из касты воинов, облачённых в броню, вооружённых. Один из них по имени Го-Дар являлся командующим, и он немного владел цирелианским.
        - А вам не тяжело будет плыть во всём этом металле?
        - Мы не утонем, - прогудел офицер, таращась на человека сверху-вниз. - И не отстанем. Вот. Это для малыша.
        Фаза воскликнул, когда получил в свои руки кожаный цилиндр с лежавшими внутри острыми предметами, слишком короткими для копий, слишком тяжёлыми для стрел. Метательные дротики.
        - У тебя было оружие?
        - Не дурак же я, чтобы выступать в поход без оружия!
        - И то, и то, не дурак.
        - Посмотри, Тоби, посмотри! Это не мои наконечники! Мои из жёлтого металла были! А эти серые!
        - Это сталь, она лучше… меди? Ты уж поверь. Готовы отплывать?
        - Готовы!
        Фаза приобнял Шкле, которая стояла рядом, сгорбившись, натянув ягу на голову, чтобы спрятаться от солнца. Тогда волшебник перенёс их на борт, где самку сразу же поместили в тень палатки. Тобиус мыслесилой оттолкнулся от городской черты.
        - Постараюсь вернуться как можно раньше! - крикнул он, возясь с такелажем.
        - Попутного течения, мягкотелый! - отозвался Ло-Куаб. - Не сдохни там!
        Путешествие началось.

* * *
        Чем косой парус лучше прямого? Всем. Но самое главное то, что прямой парус будет нести корабль вперёд только при попутном ветре, а косой, коли вооружение изготовлено правильно и моряки знают своё дело, будет ловить любой ветер кроме встречного. Поэтому, когда Тобиус с горем пополам смог-таки правильно расположить свой парус, лодку потянуло вперёд. Тогда волшебник перешёл на корму и взялся за руль, правя курс на устье, питавшее Фарсал
        Миновав этот сравнительно короткий встречный поток, лодка вышла в воды реки, которую на северо-востоке образовывало слияние Якона и Палефата. Сильное течение в широченных берегах устремлялось на юго-запад и парус больше не понадобился. По обе стороны леса высились исполинские деревья, но слева поверх ещё голых крон, виднелись пики Сельвийских гор.
        Течение по воле ландшафта совершило резкий поворот на юго-восток через пару дней плавания, а ещё через полтора дня, вновь устремилось западнее.
        Серый маг, правивший судёнышком, старался держать его ближе к середине реки, не смещаться под сень гигантских деревьев, нависавших над водой. Особенную тревогу ему, постоянно державшему ухо востро, внушали участки, где оба берега реки вздымались вдруг резко вертикально. Нормально, когда один берег пологий, а другой - обрывистый, но когда оба… К тому же в таких местах течение сужалось, вода едва ли не чернела от глубины и казалось, что некогда оба берега были единым холмом, но нечто огромное, острое и горячее разрубило его, проложив русло. Обугленные стены таких берегов только подкрепляли впечатление, хотя Тобиусу на ум не шли заклинания, способные творить подобное.
        - День Безумных Небес, да? - бубнил он себе под нос, ведя лодку в тени двух рассечённых половин.
        Большую часть времени река, всё же, расстилалась широко и казалась безопасной. Сверкавшая на солнце вода бежала мимо песчаных и галечных пляжей, как обыкновенных, так и тех, где самая мелкая галька была величиной с телегу. Многие сотни шагов берега порой покрывали округлые валуны красно-серого цвета. Духи ветра носили ароматы пробудившейся и окрепшей жизни, раскрывались почки, а порой вдали звучала быстро перемещавшаяся трескотня.
        Когда она прозвучала особенно громко, маг даже пристал к берегу, где чувствовал себя увереннее, около часа топтался на мокром песке с жезлом в руках, пока вдруг по небу не пронеслись две огромные тени и вместе с их отдалением стал стихать оглушительный звук.
        - Ты видел, Тоби?! Ты видел их?!
        - Видел, - ответил волшебник, - стрекозы, огромные как сараи, рвать их кормилицу. Го-Дар, вы ни о чём таком не предупреждали!
        - Я не знаю, - отозвался командир тестудинов, разглядывая небо, - мы плаваем к морю, редко поднимаясь над водой. Нам нет дела до того, кто там летает наверху. Но скоро будет опасный участок реки. Там надо будет торопиться.
        Тестудин прогудел что-то и его подчинённые легко загнали судёнышко обратно в воду. Тобиус вышел на середину реки, присмотрелся, пытаясь понять, не решат ли духи ветра его, ветер, переменить внезапно, и закрепил руль.
        Пройдя сквозь палатку так, чтобы не потревожить прятавшуюся среди припасов Шкле, серый волшебник вышел в переднюю часть судёнышка и предложил Фазе кусок вяленой рыбы. Тот принюхался, как делал всегда, прежде чем что-то принять, и с радостью впился в мясо зубами.
        - Знаешь, мы ведь уже неделю в пути.
        - Что?!
        - Семь дней в пути.
        - Верно-верно! Семь дней же в пути! - закивал тетург-рази, пересчитывая пальцы на ногах.
        - И всё это время Шкле кажется мне очень печальной. Она с самого начала кажется такой. Может быть я просто не понимаю, как вы, малыши, выражаете свои…
        - О нет! Шкле печальна как никогда! Знал бы ты, дылда, сколь весела и добра она была раньше! А потому всё, что её бедный брат погиб, пока мы шли!
        - Вот оно что?
        - Да! Бедняга Штра… он жизнь мне спас ценой своей жизни, и не заслуживал такого ужасного имени!
        Волшебник глянул в сторону юта.
        - Она скорбит.
        - Скорбит! Скорбит!
        - Но ты не выглядишь особо печальным. Скачешь вокруг неё, что-то верещишь.
        Огромные карие глаза внимательно посмотрели на человека.
        - Если и я впаду в уныние, то кто будет поддерживать Шкле? Ужимки и прыжки, дурацкие скороговорки, от них так мало толку, но хоть какой-то всё же есть. А если вместе по ушедшим слёзы мы польём, то вместе следом за ушедшими пойдём. Унынью бой! Ещё есть?!
        - Есть, есть… эй, ты где измазался?
        - Хм?!
        Фаза глянул на своё плечо, где оказалось заметное пятно.
        - А! Линяю!
        - Что?!
        - Тепло пришло, пора менять меха! Новый полез уже!
        - Но… он зелёный.
        - Конечно! Зелёный! Летняя шерсть будет красивой! И незаметной тоже! О-хо-хо! Линька! Линька! Линька! А до тех пор очень много пуха! Везде!
        Весь оставшийся день они плыли спокойно, оставив движение на призор реке, нужно было лишь следить за тем, чтобы лодку не снесло к одному из лесистых берегов, а под водой обо всём заботились тестудины. Тобиус всё ещё сомневался на счёт них, но постепенно приходил к мысли, что от громоздких медлительных вояк могла быть польза. Во всяком случае, водное путешествие пока что казалось намного более быстрым, приятным и безопасным, чем его пешая прогулка по чаще. Было вдосталь времени для магической практики, и Фаза, наблюдая за его пробами и ошибками, неизменно приходил в восторг.
        Впрочем, Фазе немного было нужно, чтобы прийти в восторг.
        Тёплый весенний день сменился прохладной весенней ночью. Оба нелюдя спали на юте, под защитой палатки и в тепле искусственного микроклимата, пока маг оставался у руля. Не будь под килем черепах, приходилось бы на ночь приставать к берегу, ибо плыть в темноте по незнакомым водам весьма опасно. Однако черепахи были, и Го-Дар время от времени выныривал из воды подле руля, если стоило подправить курс. Река была глубокой, мели и подводные рифы пока что не угрожали.
        Перед рассветом, однако, маг всё же подвёл лодку к берегу. Со слов тестудинов, следующий день обещал быть опасным, так как впереди водная лента широко разливалась и мельчала. Само по себе это ничего не значило, глубины хватало, однако именно этот участок был несколько заболочен, а где болото, там и особые хищники. Го-Дар готовился к полному опасностей плаванию, а поскольку тестудины много двигались под водой, да ещё и в броне, им следовало предварительно перевести дух.
        Тобиус тоже не смог отказать себе в нескольких часах сна. Доверить руль он прежде никому не мог, спал помалу, урывками, и сам успел вымотаться.

* * *
        Река сильно расширилась, стала мельче и, что самое главное, замедлилась. Видимо в этом месте когда-то текли вспомогательные русла, которые были поглощены основным и превратились в заболоченные старицы. Стоячая или медленная вода, собиравшая в себе грязь, водоросли, всегда служила пристанищем всякого гнуса. Уже цвёл камыш и распалявшееся с каждым днём солнце всё лучше прогревало воду. В этом месте ещё и острова были, небольшие совсем, но и они помогали существовать настоящему инкубатору для…
        - Что-то мелькнуло внизу! - воскликнул Фаза, хватая дротик.
        Дно стало ближе, но вода была мутной от ила и хорошо разглядеть, что там внизу происходило, не получалось. Лишь более тёмные пятна, обозначали присутствие тестудинов. Но кроме них в воде было что-то ещё, что-то двигавшееся очень быстро. Внизу разворачивалось какое-то действо, что-то металось из стороны в сторону, тут и там начинала бурлить вода и неприглядные сгустки поднимались на поверхность. Похоже, шёл бой.
        - Там! Там!
        Над одним из малых островков, густо поросших камышом, гудя и пища, поднялось несколько уродливых горбатых силуэтов с длинными острыми хоботками. Комары, всего лишь комары размером с добрую овчарку. Они рванули к кораблю, сделали круг, прицеливаясь, и спикировали. Брошенный дротик пробил брюхо одному, Воющий Клинок развалил второго вдоль длины всего тела, а потом с небес свалился оглушительный треск, и гигантские стрекозы смели оставшихся кровососов.
        - Ахог! - закричал Тобиус, ибо от поднявшегося ветра лодка едва не перевернулась.
        Стрекозы умчались прочь, пожирая добычу на лету, но то было лишь началом, потому что появление бурдюков с тёплой кровью в комарином гнезде не смогло оставить хозяев в покое.
        - Ненавижу гигантизм! Ненавижу!
        Часть 2, фрагмент 4
        - Ненавижу гигантизм! Ненавижу!
        Комарьё закружилось вокруг лодки плотным облаком, кровососы садились на мачту, убранный парус, палатку, пытались пронзить млекопитающих длинными хоботками на лету, и звук, издаваемый их крыльями, сводил с ума. Фаза принялся скакать и кружиться по палубе, размахивая смехотворным ножом, метая дротики, но не окажись рядом мага, бедный малыш давно оказался бы иссушен. Тобиус с холодной яростью отбивал атаки, с его пальцев рвались ослепительные линии молний, в воздухе появлялись Снежинки-Лезвия, Сосульки, метались из стороны в сторону Воющие Клинки, а лодку шатало всё заметнее. Писк комариных крыльев стал сверлом, которое внедрялось в мозг, уродливые серые тела застилали взгляд и лишь там их становилось меньше, где огромными силуэтами проносились охотившиеся стрекозы.
        Верещащий Фаза бросился в палатку, а через миг выкатился обратно, тыкая ножом в покусившегося на Шкле кровососа, комар погиб, а нож сломался.
        - Я разрешаю! - крикнул Тобиус, босая тетург-рази свой атам.
        Зачарованный бронзовый нож сверкнул начищенным лезвием и легко, словно бумажного, распорол ближайшего к Фазе комара. Оценив новое оружие, тот ликующе закричал и бросился в бой, словно не осталось в мире врагов, способных теперь выстоять перед ним!
        Серому волшебнику было сложно, справиться с такой стаей могло только боевое заклинание с большой площадью поражения; будь он в одиночестве и на твёрдой земле, это не стало бы проблемой, однако на лодке, посреди реки, с хрупкими компаньонами…
        Комарьё гибло, но его не становилось меньше, уже и неба не было видно, гудение и писк крыльев сводило с ума, боевые заклинания, которыми можно было не потопить самого себя, подходили к концу и тихое бешенство клокотало в груди. Отстранённо, смиренно, какая-то часть разума Тобиуса понимала, что начинается приступ дурной крови. Её тёмные потоки по венам рвались от сердца к голове, расчерчивали перекошенный ненавистью лик пугающим рисунком, собиралась тёмными пятнами вокруг рта и глаз, которые бешено пылали. Дымившиеся уже от заклинаний пальцы сжались в кулаки и из чёрного кольца вырвалось облачко тьмы.
        Оно разрослось быстро и решительно, хлынуло во все стороны густыми чернилами, распахнулись алые глаза и улыбавшаяся пасть, тоже алая, издала душераздирающий хохот безумца, переходящий в тоскливый вой, и всё живое, всё, что попало внутрь чёрного дыма худукку, погибло молниеносно, было разорвано, раскромсано, раздавлено, и усеяло своими останками дно лодки и воды вокруг. Сразу стало светлее, отчего тёмный дух, тоскливо подвывая, втянулся обратно в кольцо. Он не любил света.
        Тобиус стоял посреди всего этого безобразия с широко раскрытыми глазами, умом находясь, казалось, где-то далеко. Он медленно и глубоко дышал, не моргал, смотрел в пустоту, но продолжал сжимать кулаки с белыми от напряжения костяшками. Всякий раз, призывая это чудовище, серый маг получал душевную рану, которая болела и ныла, к которой приходилось потом привыкать.
        Сбросив это неприятное состояние, маг огляделся. Он не позволил худукку проникнуть внутрь палатки, куда успел шмыгнуть Фаза, но всё равно требовалось убедиться, что маленькие шерстяные нелюди не пострадали. Те действительно не пострадали… в телесном плане, по крайней мере. Тетург-рази крепко обнимал свою подругу, спрятавшись за плетёной корзиной с сушёными водорослями и оба они дрожали.
        - Ну что, малыши, целы?
        Из-за укрытия глядели две пары огромных глаз, ответа не было.
        - Ну-ну, а вы думали, что помочь вам в вашей страшной беде сможет кто-то добрый и безобидный? О нет. Чтобы справиться со страшной бедой порой нужно позвать беду пострашнее. Ладно, сидите.
        Изгвазданный парус потихоньку тянул лодку дальше. Вокруг всё ещё было немало комаров, однако основная масса погибла, и оставшиеся твари стали робеть. Трудно было с полной уверенностью предположить, что у этих насекомых-гигантов, чьё существование не вполне сочеталось с принципами физики и биомеханикой нормальных насекомых, могло иметься кое-какое понимание. Лишившись массы сородичей, оставшиеся теперь, возможно, понимали, что вероятность обратить на себя внимание стрекоз, возрастала на порядки. А стрекозы были вот они, парили, маша гигантскими крыльями и поднимая влажные вихри в поисках добычи. Лодку и человека они за таковую по счастью не считали, метя именно в комаров. Но Тобиус всё равно достал из поясного кольца жезл и готовился применить плетения, дремавшие внутри него, если хищники передумают.
        Минуло обеденное время и минуло опасное болотистое место, река вновь убыстрилась, стала казаться чище, свежее; над водой поднялось пять мокрых панцирей.
        - Рад видеть, что отряд не понёс потерь, - сказал Тобиус через борт.
        - Нимфы, - ответил Го-Дар.
        - Нимфы стрекоз?
        - Они. Большие, много линек, голодные. Мы славно бились и не подпустили их к лодке.
        - Спасибо. Мы тут, наверху, тоже не прохлаждались. Нужна передышка?
        - Мы ещё не устали.
        - Тогда вперёд!

* * *
        Видимо, Дикая земля сама решила дать им небольшую передышку, и следующие три дня прошли относительно спокойно. Время от времени, когда берега сближались и Тобиус мог присмотреться к суше, он замечал, что с суши кто-то присматривался к нему. Один раз это было существо, висевшее на дереве над самой водой. Оно держалось за ветку длинными руками и касалось воды ногами, выглядело расслабленным и спокойным, как большая отдыхающая обезьяна. Но когда Тобиус сплёл Взор Орла, желая присмотреться, взгляд сам собой соскользнул с существа, и сколько раз маг ни пытался бы всё же рассмотреть его, ничего не получалось. Нечто не желало пристального внимания, а когда существу, вероятно, надоели попытки человека, Тобиус ощутил, как что-то заползает ему в голову, что-то очень неприятное и раздражённое.
        - А вот не стоит.
        С пальцев волшебника слетела Огненная Стрела и тварь быстро подтянулась, спасаясь от снаряда, что врезался в дерево. Рявкнув что-то сердитое, она подалась прочь и скрылась в переплетении ветвей.
        - Что это было?!
        - Не знаю. Вы здесь живёте, не я.
        - Мы не живём здесь! - заявил Фаза, выглядывая из-за борта пугливо. - Мы там живём, дальше!
        Волшебник улыбнулся слегка.
        - Значит, опять разговариваешь со мной, да?
        Нелюдь почесал свою пушистую голову, и выбросил за борт пук белёсой шерсти, под которой осталась другая, короткая, зелёная шёрстка.
        - Вроде не кусаешься, Тоби! Надежда есть поладить и с такой страшилой! Но кошмар! Кошмар! Мы со Шкле испугались!
        - И верно. Сам питомца иногда боюсь, но треть силы волшебника, - это сила существ, которых он смог подчинить.
        - А другие две трети?! Другие?! Это что?!
        - Ну… - Тобиус призадумался. - Вторая треть - это магические предметы, которыми волшебник умеет пользоваться. А последняя - все заклинания, которые он освоил.
        Фаза внимательно следил за человеком, словно ожидая продолжения.
        - Экий ты странный, то ли ёж, то ли нет. Как там Шкле?
        - Скорбит! Скорбит Шкле! Думает о том, наверное, как родителям поведать придётся о судьбе несчастного Штра! Я б славную песнь храбрецу посвятил, да только не люб его предкам! Горлопаном зовут!
        - Интересно почему?
        - И мне интересно! - Фаза вновь почесался и выдрал из роскошного мехового воротника большой пук шерсти, который также отправился в воду. - Не будешь ведь наших пугать, а?! Та штука уж очень страшна, прямо мрак глубины, от него и бежали!
        - Кто бежал?
        - Тетург-риду!
        Тобиус сердито вздохнул, вынудив осторожного собеседника отойти на шаг-другой.
        - Я долго расспрашивал тебя в городе панцирников, что за беда пришла, но ты так ничего и не объяснил.
        - Так непонятно же было! Языком не владел ты достойно! Не понимал тебя я, хоть и пытался! И ты меня тоже! Но учишься быстро!
        - Да уж, быстро… Значит, тетург-риду…? Ну?
        - Покинули дом свой, вот! - ответил Фаза. - В пещерах своих обнаружили что-то неясное! Страх поселился во мраке, хоть прежде его не боялись!
        - Мрака?
        - Того, кто во мраке! Темнота им милее чем нам, под землёй свою жизнь проживают! А тут испугались и к нам всем народом явились! Что-то страшное там угнездилось! Я видел его лишь недолго и было оно… ужасно…
        Значит, - подумал Тобиус, опять придётся лезть под землю. Его прежний опыт подсказывал, что шастанье в подземельях Дикой земли ничем хорошим кончиться не может, да только не оставлять же эту мелкоту наедине с бедой. Джассар велел служить людям, и, хотя тетурги не люди, порой волю Абсалона можно трактовать и шире. Если способен помочь, то помоги.
        - А эта образина не вернётся больше?! - вновь обеспокоился Фаза, поглядывая на далёкий берег из-под ладошки.

* * *
        - Если и вернётся, то со второго раза я её всё-таки поджарю.
        Другой занимательный случай произошёл как-то в сумерках, когда волшебник думал всё же пристать к берегу на ночь и немного поспать, но заметил, как вдали среди деревьев неслись бесшумно антропоморфные фигуры, источавшие слабое свечение. Они скрывались за толстыми стволами и вновь появлялись, замирали изредка, словно ища взглядами судёнышко, и опять бросались бежать. Не то чтобы магу не хотелось узнать, что это за бегуны провожали их, но приставать в тот вечер он всё же передумал. Одно дело рисковать своей шкурой из любопытства, и совсем иное - подвергать опасности почти беззащитных нелюдей, доставлять лишнее беспокойство тестудинам.
        Последовавшая ночь выдалась на редкость душной. От прежней свежести не осталось и следа, ветер совсем пропал, а стоячий воздух загустел, потяжелел. Пока солнце странствовало где-то за горизонтом, ночное небо становилось всё темнее, чернота проглатывала звёзды и брала в плен луну, только уродливый красный шрам кометы долго оставался видимым. Там, наверху, медленно собиралась с силами весенняя гроза.
        На следующий день стало ненамного легче и в воздухе с ночи витало что-то обременявшее сознание неясной угрозой. Собравшиеся облака обещали сильную грозу, но когда? Сколько придётся мариноваться, прежде чем пойдёт дождь? Решив не ждать милости от погоды, серый маг вновь взялся плести чары микроклимата, но теперь не ради тепла, а ради прохлады. Вскоре надо всей лодкой воцарилась блаженная свежесть и путешественникам полегчало. Даже невиданное произошло, в кой-то веки Шкле высунула нос из палатки.
        Прикрываясь ягой, накинутой на голову, тетург-риду нерешительно выбралась наружу, а Фаза приплясывал рядом с ней, что-то посвистывая.
        - Её качает! - крикнул он магу.
        - А?
        - Качает! Ей плохо!
        - Подземным жителям тяжело даётся качка. Но с этим я ничего не могу поделать. Разве что поднять лодку над водой и нести её мыслесилой по воздуху, однако знаете, зачем тогда вообще было пускаться в плавание по реке?
        Фаза провёл Шкле к носу лодки, продолжая что-то говорить, и там уселся с ней. Забота, которую он так старательно проявлял на взгляд человека казалась очень уж раздражающей. Тобиус, однако, занял мысли иным вопросом, - несмотря на то, что микроклимат облегчил жизнь, что-то странное всё ещё было в воздухе, что-то не связанное с погодой… где-то очень далеко закричала ворона. Стоило этому произойти, как Шкле с визгом бросилась обратно к палатке, но, ничего не видя, она споткнулась и вкатилась в укрытие кубарем.
        - Что случилось?
        - Потом! Потом! - Фаза промчался за ней.
        Крик повторялся несколько раз в тот день, всегда неожиданно и всегда пронзительно, а потом пушистые малыши начинали волноваться. Тобиус проявлял то, что, возможно, являлось тактом и не лез к ним. Он всё ещё воспринимал представителей народа тетург как существ хрупких и деликатных, хотя линяющий беляк дрался как стая разъярённых ахогов несмотря на свой малый рост.
        - Что происходит? - донеслось из воды.
        Тобиус посмотрел на небо и закрыл свою книгу заклинаний.
        - Кажется, болезненные воспоминания.

* * *
        Дальнейшее плавание прошло в муках предгрозового ожидания. Небеса становились всё темнее и злее, воздух лип к коже, редкий ветер, налетавший на реку, тоже был до отвращения тёплым и кабы не магическое искусство, путь стал бы невыносимой мукой. Это состояние властвовало над Дикоземьем два дня и к вечеру второго наконец-то грянул гром, да с такой силой, что одинокую лодочку посреди реки тряхнуло. Из сверкавших молниями туч полило и начался потоп. Дождь был тяжёлым, бил сильно, а благодаря ветру - ещё и с разных сторон. Волшебник радовался тому, что заранее прибрал парус и теперь наваливался на руль, ведя лодку к правому, пологому берегу. Течение начинало усиливаться, вскоре оно могло понести судёнышко так, что конец пути настал бы много раньше намеченного, на каких-нибудь скалах.
        Силами тестудинов лодка была вытолкана на берег, на песок и гальку, подальше от потока. Стараясь не тратить время даром, маг приступил к работе и на глазах нелюдей, повалив несколько деревьев, принялся строить небольшой лодочный сарай. Работа вскипела вокруг него, большие стволы измельчались в доски и планки, становились на кирпичный фундамент, гроза гремела, а здание оформлялось невидимыми руками и не прошло даже часа, как стройка была завершена.
        - На одну ночь хватит, - сказал волшебник, зажигая внутри несколько мотыльков, - но не более. Располагайтесь.
        Вокруг лодки, что ещё лежала на мокром песке, появился гладкий деревянный настил, несколько подпорок удерживали её от падения набок, а кончик мачты почти касался середины плоской крыши. Вся конструкция заметно подрагивала, словно мучимая лихорадкой, - то ветер ярился снаружи; колотил в двери и ставни дождь, а за его сердитым шелестом набирала ход река.
        Хотя защита и была собрана наскоро из сырой доски, она героически выдержала все нападки стихии и уберегла путешественников от грозы. Дремали тестудины, сушился Тобиус, дрожали в палатке от громовых раскатов маленькие пушистые тетурги, а вокруг на многие недели пути расстилалась Дикая земля.

* * *
        Растратив за ночь всю накопленную ярость, гроза утихла к утру. Тестудины вытолкали лодку из сарая и уже через несколько шагов она оказалась в воде, - река распухла от небесной влаги и теперь уж не текла, а бурно неслась, таща в своём помутневшем токе всякий сор и даже поваленные стволы деревьев. Тестудинам пришлось, держась за борта, утяжелять и замедлять лодку, чтобы ту не швыряло на берега и не било о плывшие той же дорогой деревья. Плаванье выдалось тяжёлым, но стремительным, не прошло и трёх суток как лодка достигла поселения тетург-рази.
        В том месте правый, западный берег был очень высок и отвесен, он нависал над рекой сплошной каменной стеной, испещрённой трещинами, а на стене, повыше, в недосягаемости, крепились большие конструкции из древесины, которые очень сильно напоминали формой своей ночных мотыльков, сложивших крылья. Будто десяток гигантских коричневых насекомых прицепились к камню, сложили крылья и замерли так, заострённые сверху, широкие снизу, гигантские «спящие мотыльки». Между ними тонкими ниточками висели верёвочные мосты, соединявшие всё это в единое жилое пространство.
        Фаза смог залезть на мачту и принялся тонко подвывать. К моменту, когда лодка оказалась под «мотыльками», в её нижних ярусах скопилось уже несколько сотен маленьких курносых тетург-рази в линялых белых шкурках. Они выли и визжали, перепрыгивая с балки на балку, махали руками, а потом из построек выдвинулись большие деревянные… краны?
        Тобиус нахмурился, не понимая, что он видит там, наверху. То есть умом он осознавал, что это подобия гномских строительных кранов из дерева, снабжённых полиспастами и противовесами, однако не получалось осознать, какого ахога такие механизмы делали здесь?!
        - Что это?
        - Удочки! - возопил Фаза. - Рыбу ловить! Большую и очень большую рыбу! Они хотят поймать нас!
        Часть 2, фрагмент 5
        На концах верёвок виднелись крупные крюки, костяные и деревянные, довольно устрашающие; какому-то маленькому глупцу наверху пришло в голову захватить лодку и поднять её, должно быть.
        - Это лишнее. Пусть прекратят, иначе я их сожгу.
        Фаза заверещал, быстро-быстро маша руками, и крюки поползли обратно.
        - Плывём дальше, Тоби! Дальше! Увидим большую скалу на левом берегу, там на сушу вылезем! Не раньше!
        Лодка неслась быстро, оставляя поселение за кормой, рыскала в мутных водах, проваливалась едва не по край бортов, а потом подпрыгивала, несмотря на тяжесть пятерых воинов, цеплявшихся за неё. «Мотыльки» уже совсем пропали из виду, а на левом, восточном берегу, плоском и пустом, наконец появилась примета. Как и описал Фаза, навстречу крутому отвесному брегу с плоского выступала высокая скала, тоже нависавшая над водами. Её конец и высокий берег соединяла нить подвесного моста.
        Тобиус налёг на руль, ведя судёнышко влево.
        - Го-Дар, берегите ноги!
        Лодку едва ли не выбросило на берег, однако толстые тестудиновы ходули вспороли смесь песка с мелким камнем, принимая удар, гася инерцию. Могучие воины выдержали, выдохнули и неспешно вытащили лодку на сушу, понесли дальше от бурных вод. До леса на этом берегу было порядочно, шагов триста пятьдесят, не менее, а над ним высились, занимая половину неба, такие близкие горы.
        - Приплыли! Приплыли мы! - радовался тетург-рази, скача туда-сюда. - Живыми домой явились!
        Некоторое время Тобиус проверял состояние судна, потом взял сумку, поправил плащ и спрыгнул за борт, едва не поскользнулся на крупном голыше.
        - Вы идёте?
        Го-Дар моргнул, осмотрелся степенно.
        - Если они нападут, ты отобьёшься?
        - Кто? Эти пушистые недоросли? Спаси их бог от такой глупости.
        - Тогда защита тебе не нужна. Мы останемся здесь, дай нам знать, если понадобится помощь.
        Тобиус обернулся к скале, едва смог разглядеть мост, отвесную стену на той стороне реки. М-да. Если ему понадобится помощь, эти пять осадных башен ни за что на свете не смогут перебраться на западный берег. С другой стороны, среди всех опасностей Дикой земли народ тетургов был самой малой из вообразимых.
        Фаза помог Шкле выбраться из лодки на пляж и заботливо повёл к скале. Тобиус отправился следом, щуря глаза от носимого ветром песка, следя за поведением грозовых духов. Те, вроде бы успокоились, стихия прекратит свои нападки совсем скоро.
        Сумка волшебника внезапно затрепыхалась, открылась и наружу выскочил Лаухальганды. Чёрным мячом он проскакал по камням, подпрыгнул, крутанулся вокруг своей оси, а приземлившись, широко зевнул.
        - Посмотрите кто проснулся. Что, пришла весна и медведи полезли из берлог?
        - Мря!
        - Сколько можно дрыхнуть?
        - Мря!
        Тобиус вздохнул и прибавил шаг, перепрыгивая с камня на камень. Скала выступала над рекой довольно далеко, вершина её была заострена, а в каменном теле имелись прорезанные маленькие ступеньки. Очень предусмотрительно. Вскоре маг уже нагнал тетургов и терпеливо проследовал за ними до вершины. Фаза, может быть, и рад был бы двигаться быстрее, но Шкле еле ковыляла, ведь для неё даже свет такого облачного дня оказался ярковат. Подвесной мост покачивался на ветру, и Тобиус следил за тем, чтобы нелюдей не сбросило в бурный поток, нёсшийся внизу.
        На противоположный берег прибывало народу, наиболее нетерпеливая часть населения деревни, если это можно было так назвать, покинула дома-мотыльки и устремилась навстречу вернувшимся сородичам. Стоило Фазе и Шкле ступить на твёрдую землю, как их подняли на руки и стали качать. Вокруг собралась добрая сотня новых Фаз, таких же импульсивных, громких, непоседливых, и уж как они безумствовали, глядя на лысоватого гиганта.
        - Тоби, идём! Идём!
        На вершине высокого берега лес-жердняк довольно близко подбирался к обрыву. Волшебник шёл в окружении приплясывавших нелюдей, стараясь не слушать их гомона, держал в поле зрения Фазу и Лаухальганду. Последний катался среди тетург-рази взад-вперёд, мяукал, ускользал от рук, вынуждая аборигенов гнаться за ним.
        Вскоре впереди появилось некое сооружение из поросшей сорными травами земли и торчавших кольев. Хоть и совершенно запущенный, низенький, но это всё же был палисад. Над щербатой линией частокола возвышалось несколько деревьев, снабжённых смотровыми гнёздами, а в проёмах, лишённых даже намёка на ворота, караулили уже отчасти зелёные тетург-рази с остро заточенными палками-копьями. Толпа пронесла Фазу и Шкле мимо них за охраняемый периметр и Тобиус, шедший следом, оказался в небольшой деревеньке.
        Ему открылось несколько десятков хижинок, собранных из древесины, покрытых потрёпанным старым тростником, которые тесно стояли буквально вплотную к обрыву. Эти обиталища не выглядели особо пригодными для жилья, однако из некоторых высовывали свои носы серошкурые тетург-риду.
        Только тут общее возбуждение немного поутихло, малорослые нелюди поставили путешественников на землю и дали тем слово. Тяжело было видеть Фазу, который звонким своим голоском вещал над головами сородичей о тяжёлом пути на север и о потерях, что понёс его - именно так он сказал: «его» - отряд. С глубокой болью обычно слишком жизнерадостный и возбуждённый, тетург-рази поимённо перечислил тех, кто не смог, тех, кого поглотила Великая Пуща. И чем ближе к концу он подходил, тем больше звонких голосков присоединялось к скорбному хору. У погибших остались семьи.
        Достойно справившись с этой тяжёлой обязанностью, Фаза приблизился к человеку, дотоле молчаливо стоявшему поодаль.
        - Тоби, пора спуститься в большие дома. Совет племени послал нас за тобой по наущению Карги Лесов, и совету мы обязаны тебя представить. Идём?
        Маг выследил взглядом Шкле, которая замерла в объятьях нескольких серых сородичей подле одной из хижин и едва заметно подрагивала. Видимо, произошло объединение с семьёй.
        - Идём.
        Вид с обрыва отрывался внушительный. Благодаря тому, что деревья на противоположном берегу отступили довольно далеко от воды, благодаря красоте и величию горных пиков, кромсавших низкие облака, Тобиус не смог не восхититься картиной. Путь его, тем временем, лежал вниз, по верёвочной лестнице, крепившейся на скальной породе к открытому люку в вершине одного из подвесных домов.
        Снизу эти конструкции выглядели внушительно, но вблизи, что естественно, оказались ещё более массивными. Спуск много времени не занял и вскоре волшебник очутился внутри сложной, собранной из различных пород дерева структуры, в многоярусном доме-мотыльке. В верхней, самой узкой его части располагалась своего рода караульная, где несколько тетург-рази охраняли спуск на более низкие и просторные уровни.
        Следуя за Фазой, Тобиус миновал эту очередную линию защиты и двинулся по низковатым коридорчикам. Хозяева, ясное дело, их таковыми не считали, - в коридорах тех два тетург-рази легко могли разойтись, не касаясь друг друга, а потолки имели высоту достаточную, чтобы до них нельзя было просто так допрыгнуть. Человеку же довольно высокому каким являлся маг, приходилось не забывать пригибаться. Конструкция «мотылька» была устроена таким образом, что коридоры и лестницы располагались на внешних его слоях, прямо под выпуклой обшивкой из тонких деревянных щитов, покрытых неким водостойким лаком. Слои более близкие к скале, содержали жилые помещения, малые и большие, довольно тёмные, полные народу. Запах стоял соответствующий и деревянные полы устилал слой свалявшегося истоптанного пуха. Аборигены все вместе линяли
        Фаза ввёл человека в помещение конической формы, являвшееся, вероятно, очень просторным, по замыслу зодчих. Тобиуса усадили посередине прямо на пол и пока тот не сплёл Енотовые Глаза, темень была непроглядной. Тем временем зала наполнялась народом. Если маг ожидал увидеть какого-то лидера или небольшую группу старейшим, ему пришлось бы разочароваться, ибо, похоже, среди тетургов практиковалось народовластие.
        Мужчины и женщины разных возрастов шумя, рассаживались вдоль стен, толкались, понемногу наступали друг на друга, переругивались, то и дело бросали взгляды на человека. Вскоре, однако, среди них стали выделяться некоторые индивиды, такие как несколько особенно крепких особей, не расставшихся с деревянными копьями; несколько других особей, судя по всему, - ремесленников; а кроме того старик с накинутым на плечи плащом, изготовленным из, вероятно, его собственной линялой шерсти. Этот последний курил длинную деревянную трубку, дым из которой отдавал сандалом.
        Среди тетург-рази набралось несколько особей тетург-риду, в основном женщин, державших на своих когтистых руках малышей.
        Наконец пушистые нелюди расселись и во мраке глаза их горели. Фаза, всё это время, обеспокоенно пританцовывавший вокруг Тобиуса, огляделся внимательно, пересчитал собравшихся, по нескольку раз загибая все пальцы. Видимо, их было достаточно.
        Свой рассказ он повёл основательно, пересказал уже более понятно да складно, что произошло с его отрядом в пути. Как он встретил того, о ком нашептала Карга Лесов, и как вернулся. Тетурги тяжело приняли весть о потерях, но они были обитателями Дикой земли и потери являлись частью их жизни, поэтому время для скорби быстро прошло и настало время думать над тем, что делать дальше.
        - Было бы неплохо мне, наконец, точно узнать, что вынудило вас искать помощи?
        В следующий миг серый волшебник понял собственную ошибку, ибо каждый из присутствовавших считал именно своим долгом лично объяснить великану суть беды. Одновременно со всеми остальными. Какофония поднялась оглушительная, и быстро переросла в драку, так как каждый тетург-рази, справедливо возмутившись, попытался привести неразумных сородичей к порядку и дать ему нормально закончить начатое. К счастью, конфликты у этих существ затухали также быстро, как вспыхивали, а когда порядок удалось восстановить, слово себе отвоевал старик с трубкой.
        - Я скажу! Я буду говорить или идите со своими болячками куда угодно, только не ко мне! - сердито кричал он на соплеменников, размахивая трубкой. Та была довольно велика и при желании могла сойти за палицу.
        Лекарь? - предположил Тобиус.
        - Послушай меня, - велел старик, выдернув из собственного затылка иглу и начав прочищать ею мундштук, - на другой стороне реки, за лесом, в предгорьях живут наши родичи тетург-риду! Это понятно?!
        - Продолжай.
        - Хорошо! Живут они в больших пещерах, под землёй, живут - не тужат… жили - не тужили… Отрыли что-то в земле да камне, забрались куда-то совсем глубоко и это глубоко изрыгнуло на них нечто страшное!
        По рассевшейся вокруг толпе прокатилось слово, которое перевести на понятный человеку язык оказалось сложно. Тобиус смог уловить только общий смысловой оттенок: «страховидло».
        - Оно выгнало их из родного дома, убив нескольких несчастных, и пришлось тетург-риду искать убежища у нас, своих родичей! Оставив здесь женщин да детей малых, собрались мы помочь братьям отвоевать дом, снарядились все, пошли в пещеры, да только пришлось спасаться нам всем! Я был там, я видел это, и скажу так: нет ничего страшнее в мире! Многие погибли без смысла и шанса на победу, прежде чем выжившие бежали! Правду я говорю, Тода?!
        Самый крепкий из тех, кого Тобиус принял за воинов, мрачно кивнул, глядя в пол.
        - Выбора у нас не осталось, отчаялись, но мудрый старый я догадался спросить у Карги Лесов…
        - Да когда твоя Карга Лесов в последний раз отзывалась-то?! Сколько времени молчала!
        - А ты возьми пример с неё и сам заткнись! - отозвался старик, указывая трубкой в толпу. - Помогла она?! Помогла?! Видишь этого лысого гиганта?!
        - Вижу! И что?!
        - И заткнись, вот что!
        Тетурги вновь загомонили и начали драться; в общей сваре старик пустил-таки в ход свою трубку, одаривая сородичей не только тяжёлыми ударами, но и искрами из чаши.
        Тобиусу быстро надоело это веселье, ему было ещё душновато, запах большое скопление нелюдей источало особый, и всю одежду теперь покрывала вылинявшая шерсть. Поэтому он зажмурился и сотворил несколькими пасами сферу волшебного света, которая будто бесшумно разорвалась, разбросав поражённых тетургов не хуже алхимической бомбы. Подвывая и визжа, они жались друг к другу, закрывая чувствительные глаза руками.
        - Враждебности поубавилось? Хорошо, - громким командным гласом возвестил человек, заставляя свет притухнуть, - я Тобиус. Волшебник. Пришёл помочь вам и сделаю для этого всё, что во власти моей. Но прежде я хотел бы больше узнать о беде. Что это? Откуда взялось? Как выглядит? На что оно способно?
        Возвращение темноты стало для них благословением, тетург-рази немного оклемались и теперь гость внушал им новый трепет, вынуждал сжаться и сидеть тихими мышами.
        - Я видел его ближе всех, - подал голос воин Тода, едва закончивший тереть глаза, - и он ужасный! Огромный, уродливый как… как… самый уродливый в мире! Злой, кричит громко, зубастый, с когтями, и ядовитый!
        - Вот как?
        - Ядовитый! - стали восклицать нелюди, к которым возвращалось присутствие духа.
        - Да, он ядовитый, - сказал старик, - но не просто ядовитый! Я видел, как те, на кого попала его кровь, сами становились такими как он! Ужас! Убить их пришлось, что б не мучились!
        - Кровь этого существа, превращало тетург-рази в чудовищ? - уточнил волшебник.
        Утвердительные ответы посыпались со всех сторон.
        - Значит ли это, что теперь там, под землёй, обитает не одно чудовище, а несколько?
        - Так и есть! - ответствовал старик. - Их несколько там, бедолаг, наших братьев, поражённых проклятьем глубин! И чем больше с ними сражаешься, тем больше становится их! Нам пришлось уйти, когда поняли, что не победим!
        Глаза мага тлели парой янтарных углей во мраке.
        - Я намерен отправиться в предгорья и встретиться с вашей бедой. Но мне нужен будет проводник. Выберите…
        - Я! Я! Я! - Фаза, не отходивший далеко, выпрыгнул пред пылавшие очи и принялся скакать на одной ноге. - Я проведу! Я!
        - Ну да, конечно, кто ж ещё, - согласился человек. - На том и порешили? Да? Возражений нет? Что ж.
        Серый маг поднялся, этим резким движением заставив нелюдей отпрянуть.
        - Не будем тянуть мурза за бубенцы, выступлю немедленно!
        Те слова вызвали в тетург-рази шквал восторженных возгласов, им нравилась порывистость и решительность. Гость же удалился, но двинулся он не наверх, а вниз, туда, где из домов-мотыльков, переполненных народом, к воде протягивались краны. Он желал разглядеть их вблизи и желание его сбылось очень скоро.
        Самые нижние ярусы подвесных жилищ были пусты, ни коридоров, ни помещений, кроме одного единственного, - большой мастерской без пола, в которой шумело эхо речных вод. Именно в ней находилась прикреплённая к скале конструкция, сложенный деревянный кран с крюком, приводимый в движение при помощи системы противовесов несколькими тетург-рази, вращавшими колесо.
        При ближайшем рассмотрении кран оказался конструкцией довольно примитивной, однако для околопервобытной цивилизации, которая обходилась каменными ножами и медными наконечниками для дротиков, этот механизм являлся достижением небывалой величины. Он подлежал надзору нескольких умелых особей, в которых маг прежде признал «ремесленников». Строго говоря, ремёслами те не занимались, лишь следили за состоянием крана, вытачивали и заменяли детали по мере необходимости, вырезали крюки, плели канаты и рыболовные сети.
        - Как вы додумались до такого? - спросил Тобиус у того, кого посчитал старшим.
        - Это не мы, а предки наши придумали. Мы только приглядываем, обновляем, - был дан ответ.
        Деградировавшее в техническом плане сообщество, - решил серый волшебник, - сохранившее крупицы былых знаний.
        - Лаухальганда, в сумку, мы уходим.
        Часть 2, фрагмент 6
        Пройдясь по широкому мостку, установленному вдоль всех стен, маг усадил Фазу на спину и ступил в пустоту над рекой. Упасть он, конечно, не упал, но воспарил, а тетург-рази тем временем восторженно выл в самое ухо.
        - Постой! - заверещал нелюдь, когда Тобиус подался к пологому брегу. - Возьмём Шкле!
        - Ты думаешь, эта бедняжка ещё недостаточно пострадала? Может оставить её в покое?
        - Я думаю, что Шкле смелая и сильная! А ещё нам нужен будет проводник под землёй, если Штму помер!
        - Кто такой Штму?
        - Штму - это будущий муж Шкле, они уже дали обещания! Когда Шкле выпал жребий идти за помощью, Штму пришлось остаться здесь! Мне сказали, что месяц назад он собрал многих молодых тетург-риду и повёл их обратно в пещеры! Что они собрались делать никто не знает, но позже смоги прислать сюда пищи. Потом больше никаких вестей не было!
        - Почему мне об этом сразу не сказали?
        - Ты не спрашивал! И яркий свет выбивает из нас мысли! - ответствовал Фаза, щурясь в этот серый облачный день.
        - Лунарные твари…
        Маг взлетел выше, в огороженную палисадом часть селения, где Фаза вскоре нашёл Шкле. Ему не пришлось долго уговаривать её, тетург-риду лишь попрощалась с семьёй, обвязала голову плетёным сооружением, похожим на глубокий чепец, и позволила взять себя на руки. Утяжелённый парой пассажиров, Тобиус под множество восторженных криков перемахнул через широкую мутную ленту реки и вскоре приземлился рядом с лодкой.
        - Я отравляюсь в горы! - сообщил он Го-Дару. - Там есть другое поселение, возможно захваченное некой агрессивной сущностью. Как разберусь, вернусь и сможем отправиться назад.
        - Мы тоже идём, - прогудел воин. - Оставлю только одного стража рядом с лодкой.
        Волшебник поглядел на возвышавшийся горный массив, на возвышавшихся тестудинов.
        - Спасибо, но на самом деле помощь мне не особо нужна. Я человек-армия. Вы будете лишь задерживать меня в пути, и придётся заботиться о вашей безопасности.
        Но черепаха осталась непреклонна:
        - Наказ Лучших был ясен. Мы идём с тобой, кудесник То-Биус.
        Волшебнику оставалось лишь цокнуть языком и попросить, чтобы они пошевеливались. Испытывая лёгкое раздражение, он также нагрузил воинов частью припасов из лодки и Шкле, которой было трудно двигаться на свету. Оглядев подвесное селение в последний раз, человек закурил трубку и решительно зашагал на восток, в сторону леса и гор. Через каждые сто шагов, правда, приходилось останавливаться и ждать, - тестудины были неумолимо выносливыми, но и невероятно медлительными путешественниками.
        Дожидаясь их в очередной раз, крутя головой, Тобиус ощутил на себе светлое солнечное касание, прорвавшееся с вышины сквозь небольшой зазор. Сплошной облачный массив обрёл лишь мимолётную прореху, которая тут же затянулась, едва успев привлечь внимание, но когда свет потускнел вновь, волшебник не смог оторвать от неба взглад. Где-то там, над тучами, было очень светло, очень ярко, очень бело, ну а снизу они выглядели просто серыми, однако на бескрайнем сером полотне теперь проступало нечто более тёмное, нечто поистине исполинское, силуэт, в котором виделись понятные черты: голова, плечи, руки, туловище. Несколько мгновений Тобиус думал, что это мозг играет с ним, пытаясь воспринять и осмыслить бессмысленное, однако вот силуэт сдвинулся с места и медленно растаял, перестал преграждать свет, падавший на море туч сверху.
        - Ты… - во рту пересохло и речь давалась тяжело, - ты видел это?
        - Что?! - спросил Фаза, который был достаточно прытким, чтобы не отставать от человека.
        - Там.
        Тетург-рази попытался посмотреть вверх, прикрывая огромные глаза ладошками. Разумеется, он ничего не видел, ибо старался в небо не глядеть вообще.
        - Ладно, забудь. Всё равно это невозможно. Ничто не может быть настолько большим, чтобы оставлять тень на облаках.
        Путешественники вступили под сень листвы и вскоре путь стал подниматься в гору.
        Тобиус много раз пожалел о том, что приходилось тащить за собой тестудинов, ведь насколько прекрасным подспорьем они были в воде, настолько тяжёлой обузой оказались на суше. Большие, сильные, черепахи несли природную броню, их спины не гнулись, а конечности совсем не предназначались для лазания по возвышавшимся лесным скалам или для перехода по поваленным брёвнам. Там, где Тобиус и Фаза продвигались без труда, черепахам приходилось проламывать себе путь сквозь подлесок, громко трещать ветвями кустов, обходить совершенно непролазные для них заросли. Порой, перебираясь через овраги, Тобиус мыслесилой перетаскивал воинов, ибо прыгать хоть сколько-нибудь далеко они тоже не умели.
        Так прошёл день, и второй. Неспешное до умопомрачения путешествие начиналось с восходом и заканчивалось на закате, что давалось тетургам тяжеловато, однако поскольку не они являлись главной силой отряда, приходилось подстраиваться под больших солярных друзей. На третий день пути Фаза, всё время уверенно находивший дорогу, первым карабкавшийся на поросшие травами и папоротниками уступы, стал забирать севернее.
        - Надо обойти! Обойти одно место опасное!
        - Я пойду напрямик.
        - Постой, Тоби! Туда не ходи! Не надо! Там плохое место!
        Тобиус ощутил это ещё на исходе прошлого дня. Нужно было быть совершенно бездарным волшебником, чтобы не найти среди лесов такой бурный источник гурханы, место Силы, дикое, необузданное, бескультурное. Естественно, тетурги обходили его стороной, ибо для них, существ совершенно чуждых Дару, оно действительно было плохим.
        - Двинемся напрямик. Я прослежу, чтобы с вами ничего не случилось. Не спорь со мной, Фаза, мимо пройти не могу, а без меня ты с этой четвёркой будешь блуждать по лесу век… в смысле, очень долго.
        - Но там… там же…
        - Я представляю, что там. Идём.
        Его уверенность не оставляла выбора, волшебник видел перед собой цель и стремился к ней, влекомый ветрами магии. Вскоре местность вокруг стала преображаться разительно и ненормально, подобно тому, как преображалась она в долине златосерда, во владениях лекантеров. Растения меняли форму с нормальной на любую иную, невиданную, непонятную, но всё равно удивительно красивую. Всюду начинала преобладать синева разных оттенков, густевшая час от часу; распускались яркими бутонами удивительные цветы, светившиеся синие ягоды росли на шелестевших без ветра кустах, синие мхи покрывали камни и гигантские жуки-олени, сверкавшие сапфировыми панцирями, бодались на ветвях громадных индиговых платанов. А кроме в той земле росло множество необычных растений… или не растений, чьи бутоны походили на пять раскинутых и свёрнутых спиральками синих щупалец. Посередине между щупальцами каждого такого «бутона» поблескивало по одной искристой синей капле неизвестного вещества, в которой Тобиус ощущал магическую мощь.
        В месте Силы витала нежно-голубая дымка, умеренной густоты туман, превращавший древесные стволы в подобия нематериальных теней на дальнем плане. Он не был ни сырым, ни осязаемым, лишь кожу покалывало от соприкосновения, да аромат, едва уловимый, тонкий, пряный, горьковатый, лез в ноздри и дальше, окутывал будто сам мозг. Чистая магия с огромным избытком била ключом в этой области и, говоря прямо, для присутствовавших не-волшебников это могло быть опасно. Никто не пытался окультурить такой богатый источник, никто не воздвиг капище или иную систему, справлявшуюся со сбором и выведением избытков гурханы. Дикий родник, затерянный в Дикой земле.
        - Сейчас я оттолкну туман, но вы всё равно дышите реже.
        - Он ядовит? - спросил Го-Дар.
        - Нет. Но тетурги правы, что обходят это место стороной. Здесь повсюду разлита природная гурхана, очень чистая, но очень непредсказуемая. Для меня она совершенно не опасна, а вот вы, надышавшись, к примеру, можете потом… всё что угодно.
        Командир отряда недовольно и громко загудел.
        - Что это значит?
        - Ровно то, что я сказал, - последовал ответ. - Может быть, превратитесь в дерево. Или в камень. Или во что угодно иное. Мутируете, отрастив лишний глаз или вовсе изменитесь до неузнаваемости; приобретёте новые способности, либо потеряете старые. Вы можете вообще исчезнуть с лица Валемара, если на то пошло. В этом месте время и пространство довольно податливы, реальность допускает недопустимое и нужно быть благодарными за то, что всё выглядит таким чистым. История знает случаи, когда дремучие, заброшенные места Силы превращались в аномальные болота, полные такого ужаса, что исследователи сходили с ума прежде, чем успевали этот ужас как следует изучить. Не дышите глубоко, не пейте воду, если увидите и, уж конечно, ничего не ешьтеФазавыбросьэтуягодубыстро!
        Тобиус выбрался на большую поляну, поросшую синей травой и множеством «цветков» с щупальцами, над которой парили маленькие волшебные огоньки. Туман чистой магии расступался, не имея ничего против того, чтобы подчиниться воле человека и дать другим смертным спокойно, без последствий пройти дальше.
        - Здесь, - сказал рив.
        - Что здесь?! - воскликнул Фаза, ожидая беды с любой стороны.
        Тобиус полез в свою сумку, порылся там, убирая Лаухальганду и достал на свет божий стеклянную банку с несколькими сверкавшими золотыми желудями в ней. Один жёлудь был извлечён и банка вернулась обратно. Серый маг прошёл по поляне, прислушиваясь к своим ощущениям, затем присел наземь и стал голыми руками копать яму. Всё глубже, всё упорнее, со всяческим старанием, бормоча себе под нос что-то, отчего под кожей возгорались синевой энергопроводящие потоки.
        - Услышь слово моё, о священный плод, - произнёс он вдруг громче и чётче, беря золотой жёлудь в грязные руки, - здесь лежать тебе, в земле священной и обильной, здесь расти тебе, великим и могучим, здесь освещать тебе тьму своим живительным светом. Не забудь меня и деяния мои покуда не канешь в небытие.
        Кончик жёлудя был не особо остёр, так, немножко заострён, однако надавив большим пальцем как следует, маг смог повредить им свою кожу для получения капли крови, которую вместе с грязью размазал по золотой поверхности. Жёлудь лёг в землю и был засыпан, после чего из воздуха на то место пролилась вода.
        - Можем идти теперь.
        - А что… а что это ты делал?!
        Волшебник сгустил ещё немного воды и омыл руки, облизнул ранку.
        - Я воплотил мечту многих магов, Фаза, сделал то, чего цивилы не делали на протяжении столетий, - совершил ритуал Идуа-Ивгашем. То есть нашёл место Силы и посадил в нём жёлудь златосерда. Знаете, как трудно найти такое место на севере мира? На всех них уже стоят магические школы, а те, где не стоят, находятся под надзором Инвестигации, которая никогда не позволит посадить там златосерд. Все бело-золотые дубы амлотианского Вестеррайха были вырублены, ценой больших усилий и великих жертв, дабы укрепить власть Церкви и построить дополнительную стену между интуитами и цивилами. Интуиты никогда не простят нам такого, для них убитый златосерд хуже, чем для церковников приношение младенцев в жертву Великому Нечистому посреди кафедрального собора. Однако этот ритуал… он… если то, что я читал правда, если я всё сделал правильно, если жёлудь прорастёт и приживётся, в будущем моя связь с этим деревом будет крепнуть, а моя магическая сила возрастёт быстрее и шире. Часть магии этого места будет питать и меня, где бы я ни был, в благодарность за содеянное. Потому что златосерды на свой особый лад разумны, и
память их вечна как они сами.
        Волшебник вживую представил, что в будущем, возможно, лет через пятьдесят-сто, возвысится над прочими, имея в Дикой земле такую опору. Вот, ради чего стоило пускаться в сумасбродные путешествия по миру, полному смерти! Вот оно, здесь! Преимущество!
        - Вы ведь ничего не поняли, верно? - спросил он у своих спутников, заранее зная ответ.
        - Кудесные дела, - бросил Го-Дар.
        - Давайте скорее уйдём! Это опасное место! Плохое!
        - Только не для меня, - хмыкнул Тобиус, ощущая, как всё его естество наполнялось силой до краёв, - но ты прав, задерживаться здесь не стоит.
        Под предводительством волшебника группа продолжила движение по дивным землям, которые походили на фрагмент иного, совершенно чуждого Валемару мира. Им приходилось рассчитывать лишь на заступу человека в том дивном месте, и пока что ветра магии оставались милостивыми. Тобиус глубоко дышал, стремясь впитать хотя бы один лишний иор1. Он отдавался этому делу так самозабвенно, что впервые за долгое время не уследил за дорогой и, споткнувшись, полетел кубарем по синей траве, ухая и злословя.
        # # 1 Приблизительная единица измерения магической энергии.
        Это простое событие внезапно переполошило нелюдей, словно что-то ужасное произошло. Фаза в мгновение оказался на панцире одного из тестудинов с дротиком в руке, издавая громкие пронзительные звуки, тогда как сами могучие черепахи подняли оружие и воинственно загудели.
        - Хватит! Довольно! Ничего не произошло! - восклицал Тобиус, поднимаясь. - Но я рад, что вы не спите на ходу!
        - Смотри! Смотри! Смотри туда, Тоби! Плохое место! Совсем плохое!
        В переплетениях какого-то вьюна, толстого и цветущего, выглядывал из земли пустыми глазницами череп. Именно об него человек и споткнулся. Не ощутив никакой угрозы от этих останков, маг сунул пальцы в глазницы и вытянул череп полностью, отряхнул от земли, присмотрелся с разных сторон. Подумав, покопался в образовавшейся ямке ещё немного.
        - Сегодня я как никогда близок к земле. Бывает, десятилетия проходят между моими погружениями в её плодородное лоно, а бывает целых два раза за день…
        Нижняя челюсть тоже была найдена и приставлена к подобающему месту. Рот получился совершенно беззубым, даже отверстий под зубы в костной ткани не было. Сам череп имел очень немалое сходство с человеческим, но всё же инакость его сразу бросалась в глаза: более вытянутый, с заострённой макушкой, крупными глазницами, небольшим носовым отверстием и ребристой лобной костью. Очередная жертва хаотичной мутации?
        Решив всё же уделить этому время и немного оглядеться, маг смог обнаружить в земле полностью, или частично поглощённые ею семнадцать голых костяков, располагавшихся на небольшом отдалении друг от друга. На момент смерти все существа находились в лежачем положении, во вполне естественных позах. Тобиус не смог отказать себе в желании лучше изучить костное строение и заметил немало новых отличий от человеческих, несмотря на общую схожесть. При жизни у существ были очень сильные руки и ноги, пригодные для прыжков и карабканья, а также, судя по всему, чрезвычайно гибкие позвоночники.
        - Ну давай уже уйдём! Давай уйдём скорее, Тоби! - попискивал Фаза, растерявший самообладание посреди этого старого кладбища. - Тут плохо очень! Тут опасно! Скорее идти надо нам на битву с тьмой глубин! Тоби!
        - Утихомирься, - спокойно и строго ответил маг, занося в книгу последние штрихи, - а то в лягушку превращу. Хм. На этом всё пока. Идём!
        Постепенно синева стала сходить на нет, и путешественники возвращались в привычный им мир зелёных лесов, трав, папоротников, грибов, поваленных стволов и древних пней. Заголосила кукушка, застучал дятел, стая оленей пронеслась в отдалении, реальность пришла в норму.
        Потребовалось ещё три дня не столько тяжёлого, сколько медлительного пути по заросшим лесом холмам, переходившим в невысокие горы, чтобы выбраться из древесного царства под открытое небо. Всё это время Тобиус неустанно следил за округой, ожидая удара в любой миг, но то ли им благоволила удача, то ли выверенная и многократно проверенная дорога, которой пользовались тетурги была тому причиной, но за все три дня медленно бредших путников не настигла никакая беда. Лес исполинских деревьев на время укротил свой хищный нрав.
        За прошедшее время погода окончательно оправилась, радостно светило из небесной выси солнце, воздух полнился ароматами расцветшей жизни и нёс ласковое тепло. В пору было даже забыть ненадолго о том, что за причина завела их в такую даль, но Тобиус не забывал.
        В том месте пологий каменный склон горы зиял провалом, пещерой, не то чтобы большой, но и не малой. Последний участок пути остался позади, тестудины, пыхтя добрались до входа, где их уже ждали человек и тетург-рази.
        Основной породой камня вокруг был невзрачный гнейс, его неровные стены окружали вход в пещеру, перед которым валялись в великом множестве более мелкие камни. А на них темнело несколько десятков подсохших пятен.
        - Я помню это место! Мы бились здесь! И убегали! - воскликнул Фаза, переходя от пятна к пятну, от одного места смерти к другому.
        - Тел нет, - констатировал маг. - Либо съедены, либо, если вы ничего не перепутали, были поражены заразой неизвестного происхождения. Хм, скажу так: всё моё представление основано на ваших домыслах, и я чувствую себя коровой, ступающей по тонкому льду. Идём вниз. Не вы!
        Открытая длань предупреждающе обратилась к тестудинам.
        - Я спущусь на разведку, Го-Дар, а вы ждите здесь. Если понадобится быстро убираться, вы будете нас задерживать.
        Часть 2, фрагмент 7
        Тестудин, могучий и смелый, вынужденно признал правоту человека. Он был славным воином, покрывшим немалую часть своего панциря историей, но никогда прежде Го-Дар не переживал столь долгого и изнурительного путешествия по суше. Вдали от вод, он чувствовал себя тяжёлым, медленным, уязвимым и бесполезным. Кабы не большие водные сферы, создаваемые Тобиусом время от времени, все тестудины уж давно свалились бы больные, пересушенные.
        Серый маг как раз сотворил одну такую сферу поблизости, просто создал большой шар воды, вытянутой из воздуха и подвесил над самой землёй, чтобы тестудины могли по очереди отмокнуть в нём. Закончив с этим, он вытер вспотевший лоб и ступил под свод карстовой пещеры в компании Фазы и Шкле.
        Судя по обилию гуано на полу и звуках, доносившихся из темноты, обитель сию плотно облюбовала колония летучих мышей. Не велика беда, подумаешь, обгадят немного. Однако помня страсть этой проклятой земли взращивать животных-гигантов, Тобиус шагал очень тихо и очень осторожно. Он пробудил чары Енотовых Глаз и держал жезл наготове. Впрочем, скоро выяснилось, что висевшие под потолком вечерницы гигантские оставались гигантскими лишь по имени своему, а на самом деле любая могла легко поместиться на ладони. От сердца немного отлегло.
        Тетурги осторожно шагали вперёд, едва слышно цокая коготками. Было непривычно следить за тем, как вечно бессильная Шкле вдруг оживала. Впервые за долгое время тетург-риду оказалась в родной стихии, в родном мраке, возвращалась туда, где проклятый свет не причинял ей хлопот. Она знала, куда нужно двигаться, находя путь между сталагмитами и сталагнатами, принюхивалась к прохладной влаге, стекавшей по стенам, шевелила чуткими ушами.
        Постепенно пещера стала забирать вправо и заметно вниз, словно винтовая лестница. Вскоре изгиб её стал так крут, что пришлось осторожно двигаться по множеству неровных ступенек, выточенных в абсолютной темноте. Здесь летучих мышей уже не было, лишь шершавые влажные стены. Но вот пол выровнялся вновь и спустя незначительное время троица вышла под своды по-настоящему большой пещеры, раздававшейся и вширь, и ввысь. И вид её привёл Тобиуса в настоящее замешательство.
        По пещере текла небольшая подземная речка, огибавшая участок породы на возвышенности, прилегавший к одной и стен. А на возвышенность ту сквозь прорехи в потолке падали лучи солнечного света, от которых глазам сразу стало больно. Главное же заключалось в том, что под лучами на огороженном участке раскинулся самый настоящий сад, полный диковинных растений множества необычных видов. Да таких растений, которые Тобиус видел только в книгах!
        Волшебник перешёл реку, не достававшую ему даже до середины голени и поднялся на возвышенность, забыв о всякой осторожности.
        - Не может этого быть, - бормотал он, жадно разглядывая подземный сад, - бахеспора, жваганик, кандилия бледная, лунный дракон, муань-дун семицветный… господи… да как?! Они же вымерли!
        Что-то свистнуло и в мага ударило копьё, совсем небольшое деревянное, но достаточно тяжёлое, чтобы пробит кожу, мышцы и застрять меж рёбер. Человек с рыком упал навзничь, а живой плащ вокруг него немедленно превратился в броню. Боль была сильной, но Тобиус переживал и не такое, а потому выставив Щит, удалил оружие из тела. Рана сама собой затянулась благодаря Исцелению, подвешенному на петлю1. К тому моменту в магическую преграду ударило ещё шесть снарядов и летели они все с высоты, со стен пещеры в которых располагались не примеченные сразу галерейки и проёмы.
        # # 1 Подвесить на петлю - заклинание, дополненное магическим атрибутом, известным как П е т л я. Самый частый способ использования - чары Исцеления, которые сами срабатывают на волшебнике, если его тело получило повреждения. Этот способ неудобен тем, что заклинание срабатывает при любой травме - как при переломе, так и при обычной ссадине.
        Маг в мгновение ока переместился туда и ураганом налетел на… тетург-риду, обомлевших от такого явления. Гигант с огненными глазами появился рядом с ними, огромный, ужасный, пышущий гневом! Молнии бегали по его пальцам и дым шёл изо рта, смерть явилась! Огромного труда стоило не убить мелких нелюдей, дерзнувших ранить его; народившийся грохот барабанов войны в голове поутих, Тобиус взял себя в стальной кулак воли и опустил жезл.
        - Есть ли среди вас кто-либо, носящий имя Штму, маленькие червееды?
        Они не ответили сразу, слишком уж сильно испугались неведомого существа.
        - Если мне придётся повторить в третий раз, то кто-то умрёт. А пока, есть ли среди вас Штму? Отвечайте!
        Штму был. Самец тетург-риду приблизился, отбросив деревянное копьё и дрожа в преддверии смерти. Гигант воззрился на него с высоты, его взгляд лизнул как огненным языком, но огромные чёрные глаза Штму не закрылись. Он считал, что должно принимать участь смело.
        - Я рад, что вы тут все живы, - сказал Тобиус, - и Шкле тоже будет рада.
        - Шкле? Что?
        - Я вас всех, недорослей, убил бы сейчас, если бы не Шкле, - процедил маг, - она здесь. Мы пришли помочь.
        Воссоединение было бурным, насколько это слово возможно соотнести с тетург-риду, самыми спокойными после тестудинов существами. Шкле и Штму встретились внизу, сблизились, разглядывая друг друга и тщательно принюхиваясь. Их носы соприкоснулись, а потом и лбы; некоторое время влюблённые стояли так, пофыркивая. Затем Штму приказал сородичам оттягиваться от пещеры в убежище и подмогу, разумеется, позвал за собой.
        Двигаться внутри тоннелей тетург-риду оказалось непросто, они даже для своих создателей были не то чтобы просторны; на стенах и полу маг замечал свежие следы когтей. Пропетляв некоторое время во мраке, оставив позади три развилки, они выбрались в новую пещеру, где аборигены устроили себе временный лагерь.
        - Ладно, - проворчал Тобиус, садясь на земляной пол, - пора обменяться новостями чтобы понять, что происходит вокруг. Начнём с начала. С самого начала, когда в ваших пещерах появилась напасть. Говорите.
        Очи мага всё ещё гневно тлели во мраке и вселяли трепет в тетургов, однако страх ослушаться этого существа перевешивал робость и собравшиеся вокруг землекопы, стараясь поскорее избавиться от данного им слова, рассказывали о том, что знали.
        Подземное поселение этого народа существовало со времён, которые невозможно удержать в памяти, но Тетург-риду всё же помнили, что их предки когда-то бежали сюда от гнева небес, а после не решились больше покинуть обитель. В те времена всего раздолья была лишь пещера с рекой. Но немало времени прошло и народ недр, медленно росший в числе, проложил множество тоннелей, открыл, либо вырыл множество новых пещер. Они питались насекомыми, корнями и рыбой, плававшей в реке, а также грибами и некоторыми минералами вроде соли и мела. Порой удавалось находить залежи относительно мягких металлов вроде меди и передавать их наверх, к тетург-рази. Так и жили из поколения в поколение эти скромные серые существа, незримые в подземном мраке, медленно множились и ширили территории своих владений. Но недавно всё вдруг переменилось.
        Что именно произошло тетург-риду сказать не могли, просто в один ужасный де… однажды из отдалённых штреков пришла беда. Крики ужаса и яростный рёв вибрирующей какофонией метались по пещерам, воцарилась паника, полнейший бедлам, никто не понимал, что происходит, но многие видели жуткую когтистую тварь, которая двигалась по тоннелям, нападая на всех, кого встречала на своём пути. Лишь забившиеся в самые узкие переходы тетург-риду могли избежать её ядовитых когтей и клыков. Чудовище убивало защитников поселения очень легко, но немногие, пережившие её удар, наверняка успели позавидовать погибшим, пока в муках становились такими же жуткими уродами.
        Весь подземный народ, которому удалось спастись от напасти, высыпал на поверхность; по счастью была ночь, и они смогли отдалиться от пещеры в лес, ведомые теми немногими, кто прежде ходил к реке навещать дальних родственников. Путь был тяжёлым, ведь лес полон опасностей, а дневное светило оказалось кошмаром почище чудовища глубин, однако землекопы справились.
        Тетург-рази приняли их радушно, хотя подвесное селение едва-едва могло вместить всех новоприбывших. Пришлось даже строить на поверхности, за палисадом дополнительные жилища и сильно напрячь жили для подготовки к зиме. Если бы не доброта наземников, вероятно, тетург-риду уже исчезли бы, поглощённые Великой Пущей, бездомные и беззащитные.
        Впрочем, скоро после исхода из родных пещер тетурги вернулись назад, но уже с большим подкреплением. Они вошли в подземье, однако дальше первой линии жилых полостей не продвинулись, ибо тварей теперь было вчетверо больше против прежнего. Даже получив десятки ран, они не погибали, а продолжали нападать, огромные жуткие монстры, чья кровь жгла хуже огня и на глазах обращала несчастных жертв в нечто не менее ужасающее. Так, потеряв многих храбрецов, нелюди вынуждены были отступить обратно на поверхность.
        Зима выдалась холодной и скудной, как и положено зиме. Собрать достаточно припасов для всех новых ртов не удалось, так что многие мужчины добровольно голодали в пользу женщин и детей, причём как тетург-риду, так и их хозяева тетург-рази. Пожалуй, с самых времён, когда дороги их пращуров ещё не разошлись не были тетурги столь единым народом как теперь. Чтобы всё же не перемереть от недостатка пищи, они рисковали отправляться в чащу на охоту, и иногда им везло возвращаться оттуда не только живьём, но и с какой-то добычей.
        Всем приходилось тяжело, причём тяжело так, что голод и страх пред бедами дня грядущего заставили кое-чьи старые мозги расшевелиться. Дипу, тетург-рази, ведавший врачеванием хворей, вспомнил про обычай зело древний, знание о котором получил от своего отца ещё в детстве. Раньше, говорил Дипу, предки нередко обращались к Карге Лесов, чей алтарь стоял заброшенный в чаще, и просили у неё советов. Однако со временем та перестала слышать, перестала отзываться и тетурги забросили этот обычай. Тем паче многие полагали его просто глупостью, не больше. Но когда вокруг воцаряется бедствие, за любую ниточку потянешь, любую возможность примешься ловить, лишь бы надежда не угасла. На удивление многих, Карга Лесов отозвалась.
        Она велела тетургам собрать послов и идти вверх по реке до большого озера, на котором стоял город закованных в броню гигантов. Тот единственный гигант, что брони не носил, откликнется на их мольбы и выступит против ужаса глубин. Так и поступили. Не сразу, конечно, сначала пытались понять, стоит ли вообще верить услышанному от Дипу, но тот был непреклонен и всех маловерных бил трубкой по голове. Старших членов общины эти заверения не убеждали, но молодые изъявили готовность.
        Из самых здоровых и выносливых было решено выбрать по шесть тетургов обоих двух родов путём жребия. Так и поступили, собрали дюжину, дали пищи в дорогу сколько смогли, да и проводили со слезами, ибо знали нелюди, в каком мире живут и сколь жестока была Великая Пуща. Подробностей о своих скитаниях Шкле и Фаза рассказывать не стали. Они шли вверх по течению реки и за время тяжёлого пути повстречались с разными тварями, которые взыскали с малышей кровавую дань. Тобиусу удалось лишь понять, что брат Шкле Штра погиб, когда на них напали некие «крылатые ужасы».
        Пока же послы пробирались на север, к озеру, Штму, который не смог отправиться вместе с со своей наречённой против воли жребия, призвал сородичей, мужчин, тех что были моложе и сильнее, вернуться на родину. Не биться, нет, он понимал, что это бесполезно. Однако тетург-риду также понимал, что следует хотя бы попытаться увести от реки лишние рты, хотя бы до поздней весны. Под землёй всегда можно найти еду, не важно что там за сезон, да и кто ещё должен приносить подобные жертвы, если не мужчина? Потому, вместе с самим Штму к пещерам отправилось больше полусотни тетург-риду (счёт он вёл на пальцах, по многу раз перебирая их). Они вполне благополучно добрались, а потом, рискуя всем, спустились под землю.
        - И вы до сих пор…
        Как только Фаза пытался начать говорить в своей пронзительной манере кто-то из сидевших рядом землекопов спешно закрывал ему рот когтистой рукой, а остальные качали головами в знак осуждения.
        - И вы до сих пор живы, - шёпотом сказала Шкле. - Все?
        - Нет, - ответил Штму также тихо, - четверо погибли по неосторожности, но нас стало больше. Мы отправляли к реке еду из кладовых, то что удалось вытащить. В походах за ней и погибали. Когда там узнали, что здесь можно жить, пришли и другие мужчины…
        - Гораздо важнее, - тихий голос человека мгновенно подавлял желание говорить и понуждал внимательно слушать, - вы успели что-то узнать о чудовищах, явившихся из глубины?
        Всё это время, слушая тетургов, Тобиус занимался тем, что переводил накопленную гурхану в заклинания. Он уже достиг лимита запоминания, который ограничивал чисто готовых плетений в голове волшебника; и даже в жезле не осталось места. Делалось это исходя из условий, в которых предстояло вести бой. Все заклинания, подразумевавшие взрывную волну или сопутствующие повреждения стен исключались. Земля и камень были повсюду, для тетург-риду это дом, но человек с поверхности живо представлял, как чужой дом станет его могилой после одного-двух Топоров Шааба. Поэтому пришлось вспомнить менее распространённые чары: Спиральное Лезвие, Плавящий Взор, Испепеление, Рассекающий Порыв, Воющий Клинок, Кислотное Жало, Поток Стальных Игл, Черепокол и ещё парочку. А кроме того не стоило забывать о вспомогательных и защитных заклинаниях.
        - Их семь сейчас, - сказал Штму, сидевший на корточках как и остальные его родичи, - один появился при нас, но остальные уже были. Они очень большие, больше нас и больше тебя, они выглядят так… так будто они не должны жить.
        - Ожившие мертвецы?
        - Что? Нет, мертвецы не оживают. А эти, они как будто ранены и должны умереть, но не умирают и страдают. У них есть когти и они умеют рыть, но шумные, мы слышим их заранее.
        - Потому и разговариваете тихонько.
        - И чтобы они нас не слышали. Уже трижды чудовища прокапывали ходы к нашим убежищам, у них чуткий слух и когти сильнее, берут камень лучше наших.
        - Будем думать. И что же, кроетесь в тех частях, куда они не могут добраться из-за размеров?
        - Так и есть, да. Чудовища пытаются порой расширять тоннели, но они длинные, а твари быстро теряют интерес, особенно если отвлечь. Они очень выносливые, но глупые.
        - А ещё ядовитые, верно?
        Тетург-риду переглянулись.
        - Шдми попал под лапу чудовища. Его отбросило, переломало, но он не умер сразу, бедняга. Мы слышали, убегая, как трещала его плоть, как ломались кости, как он кричал, и как крик его перерождался в рёв. Их стало на одного больше, этих страшных тварей.
        - Значит, семь. И это лишь те, о ком вы знаете. Хорошо. - Волшебник поднялся тихонько, отряхнул плащ. - Мне нужен провожатый. Одного достаточно, чтобы я не заплутал в тоннелях. Кто-нибудь, кто хорошо знает эти места и умеет быстро убегать.
        - Что ты будешь делать?
        - Убью их. Не хотел бы признавать этого, но убивать и разрушать моя магия умеет лучше всего и порой это пригождается. Кто из вас, о храбрецы, поможет мне найти погибель во тьме бездонных недр земли… Я что уже как Фаза разговариваю? Какой ужас.
        - Я пойду с тобой, - сказала Шкле.
        - И я, - отстал на мгновение Штму.
        - Мне нужен один.
        Тетург-риду молчали упрямо и насуплено, держась за руки.
        - Они любили друг друга и хотели умереть в один день, но кто я такой, чтобы разлучать их, верно? Надеюсь, ваша сказка закончится иначе. Ведите.
        Маг верно рассудил, решив, что без помощи аборигенов не выбраться ему из подземелий во век. То были не древние руины, нет, эти тоннели копались веками и подчинялись только логике мышления маленьких нелюдей, которые не всегда видели смысл в ровных стенах, ровных полах, одинаковой высоте потолков. По сути тетург-риду рыли в большинстве своём даже не тоннели, а норы под свой размер, однако с ходом времени самые старые из них под воздействием карстовых процессов расширялись, становясь чем-то большим.
        Уже некоторое время маг боролся с проблемой зрения. Чары Енотовых Глаз, обострявшие светочувствительность, не позволяли видеть в полнейшей темноте. Нужен был свет, хотя бы очень слабый, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Теперь его жезл мягко, очень, очень слабо светился, так слабо, что даже в кромешном мраке простой человек не разглядел бы его, но для существ, рождённых здесь, Тобиус полагал, это неестественное присутствие было слишком заметным.
        Тетург-риду осторожно ступали по обломкам своих старых жизней, замирая при виде останков сородичей, встречавшихся порой. Принюхиваясь, они совали носы в жилые пещеры, состоявшие из множества маленьких пещерок-домов, где больше не слышалось голосов и не теплилась жизнь. Тоннели вели всё дальше и ниже, под горы. Порой они становились довольно узкими, но всё равно слишком просторными, даже для человека.
        - Я нашёл вот что…
        - Не трогай.
        Тобиус повторял это всякий раз теперь, когда его проводники выглядывали что-то странное раньше него. Происходило это постоянно после того как вокруг стал чувствоваться тошнотворный смрад. Природа запаха оставалась неясна даже после того, как удалось восстановить её источник - куски органики, валявшиеся тут и там по дороге. Прямо на полу то и дело встречались шматки влажной кожи со слипшейся шерстью. Кожа источала зловонье, вернее даже не сама кожа, а прозрачная сукровица, лимфа, покрывавшая и пропитывавшая её. Запах распада, запах смерти и разложения исходил от этих образцов, хотя сами они казались довольно живыми, не подверженными гниению. Позже стали встречаться лужицы без плоти в них, но, усиливая свет, человек мог разглядеть и следы крови в лимфе. Вместе с относительно свежими и очень глубокими бороздами в стенах и полу, это подсказывало, что искомые твари находились где-то рядом.
        При этом Тобиус безуспешно пытался обнаружить их, увидеть ауры, найти след чужой жизни сквозь толщи каменной породы. Ни звука, ни шороха, а ведь он с тетург-риду забрался уже очень глубоко, его чувство местоположения не врало. Гнетущее предчувствие донимало всё более явно, ржавой бритвой скользило по натянутым нервам и тяжесть горного хребта над головой росла, словно волшебнику приходилось держать её на собственных плечах.
        - Довольно, - шепнул он, останавливаясь, - идём назад.
        - Но мы же ещё их не нашли.
        - Не нашли, верно. Но эти твари должны были обнаружиться намного раньше. Они же выискивали вас, рыли ходы к вашим лагерям, так что ж теперь перестали? Неспроста. Всё это очень похоже на смену тактики, на…
        Пол под ногами мелко задрожал, в стенах по обе стороны от тоннеля родился какой-то гул.
        - …засаду!
        Взвизгнувшие нелюди оказались подхвачены мыслесилой и прижаты к спине волшебника, вместе с ними он переместился на полсотни шагов назад, когда тоннель на прежнем месте взорвался градом каменных осколков и обрушился под переливчатый многоголосый рёв, разорвавший тьму.
        Два кома плоти не задержал обвал, они выбрались из-под обломков породы и двинулись к человеку, заполняя собой всё пространство, тесня, наваливаясь друг на друга. Чудовища были похожи и непохожи одновременно, - повторялись огромные руки с когтями для рытья, слепые головы с длинными челюстями и остатки серой шерсти на безмерно растянутых лоснившихся от влаги шкурах. Те изобиловали прорехами, будто порвались, не способные выдержать роста мяса, из ран сочилась зловонная лимфа, никакой крови, никакого гноя. Плоть, - Тобиус видел это явно в свете мотыльков, - выглядела нездоровой, не вполне живой, словно её хорошо проварили, так что та частично отваливалась от костей, свисала с оголившихся челюстей тошнотворными серыми шматами.
        - Джассар свидетель, как же от вас воняет!
        Помимо деформированных исконных конечностей, твари обзавелись новыми, разновеликими, устрашающими и бесполезными; хаотично торчали из рваных дыр клешни и розовые щупальца с жалами, наползали одна на другую пластинки костяных и хитиновых панцирей, дряблая дрожащая плоть изобиловала язвами, в которых виднелись шевелившиеся зубы новых ртов, и они не прекращали исторгать непереносимо ужасную какофонию криков, словно множество существ оказались заточены в мясном узилище и не могли перестать вопить от непереносимой муки…
        Стряхнув наваждение, волшебник тоже закричал, взревел свирепым зверем, чтобы отрезать своё восприятие от иных звуков и раскинул руки, воплощая меж пальцев шаровые молнии. Воспарив, он окунулся в лихорадку битвы с головой и обрушил ураган разрушительной магии на мерзких отродий. Заклинания рвали их, кромсали, перекручивали до состояния каши, перерубали кости, вспахивали безразмерные брюшины, из которых вываливались белые кишки и те словно живые лезли обратно, а на краях ран уже вырастали зубы, жевавшие потерянную было плоть, словно пищу. Чудовища не обращали внимания на удары, а их податливые тела оказались слишком велики чтобы быть уничтоженными в один присест. Испепеление не охватывало их всецело, Плавящий Взор оказался бесполезен, молнии почти не оставляли следов, даже лучи Расщепления, опасные не только для тварей, но и для стен, не могли задержать их надолго. Любые раны зарастали и на повреждённых было местах появлялись новые хаотичные отростки, даже располовиненные, прожжённые насквозь, эти ожившие кошмары тут же соединялись, за счёт невесть какой энергии восполняя утраченную массу. Страшные
удары когтей заставляли чары Щита трескаться и требовать обновления, чудовища накатывались безостановочно, протягивая к ускользавшему человеку свои щупальца, плюясь сгустками лимфы, кишевшими какой-то мелкой извивавшейся дрянью и не замолкали, не замолкали ни на единый миг! Грохот их воплей, должно быть заставлял весь Сельвийский хребет исходить лавинами, столь невыносимо силён он был!
        Тобиус отступал, уворачивался от смертельных выпадов, бессмысленно бил в ответ, выставлял перед собой преграды, но ничто не помогало! Абсолютное равнодушие к боли, регенеративные и метаморфические способности, а также превосходящая мощь вкупе с безграничной яростью оказались силой, которую даже поток ослепительной плазмы не мог уничтожить до конца. Только лишь бесконечная лимфа вскипала и испарялась быстрее вместе с тлевшей плотью, наполняя узкое пространство газом, от которого в горле волшебника вылезли волдыри.
        Организм возопил об отравлении, глаза и носоглотку принялась раздирать резь и, что оказалось хуже всего прочего, у Тобиуса заканчивались боевые заклинания! Он израсходовал целый арсенал и остался без снарядов, раненный, посреди битвы. Гурханы было ещё достаточно, но для сплетения новых заклинаний требовалось время, спокойствие, концентрация. Потому серый волшебник, теряя зрение, вышвырнул из своего жезла последние боевые плетения и бросился было наутёк, когда услышал, что в какофонии звуков прорезалась вдруг нестерпимо пронзительная нота.
        Кислотное Жало ударило одного из монстров, с шипением оплавив его голову и та на удивление не спешила зарастать. Образина визжала тоньше прежнего, исходя дымом, пока края нанесённой раны пузырились. Вскоре заклинание исчерпало себя, кислота прошла через алхимическую реакцию с материей, потеряла свойства и плоть вновь принялась стягиваться. Не дожидаясь, пока процесс завершится, маг в отчаянном усилии обрушил своды тоннеля мыслесилой, а сам телепортировался за миг до гибели в завале.
        Они очутились далеко от места схватки, появились в пещере подземного сада, где волшебник рухнул в реку, а тетург-риду спрыгнули со спины, к которой, закрыв глаза и уши, прижимались всё это время. Река была неглубока и не бурна, взрослый человек легко перейдёт, а вот малорослые нелюди могли б и утонуть. Они, однако, умели держаться на воде, и даже не оставили слепого, потерявшегося Тобиуса, помогли ему перестать барахтаться и нащупать ногами дно.
        Вместе троица выбралась на берег, мокрые до нитки, продрогшие, ибо воды были холодны, а маг ещё и задыхался. Он наощупь полез в сумку, кашляя, чувствуя, как по горлу тёк гной.
        - Лаухальганда, - хрипы были сдавленными, едва слышными, - «слёзы иволги», скорее…
        Ушастый мяч промурлыкал что-то, закопошился, и выпрыгнул из сумки, сжимая в зубах небольшой пузырёк, плотно заткнутый пробкой. Маг нащупал сосуд, вынул пробку, попытался принюхаться, но гнойные образования уже почти забили носоглотку, и пришлось положиться на помощь ещё более слепого, хотя и зрячего на свой манер спутника. Содержимое пузырька было выпито залпом, глотать оказалось до одури больно, почти невозможно, мышцы сводило спазмом, но Тобиус делал над собой усилие.
        Опустевший пузырёк звонко стукнулся о камни берега, а серый волшебник затих без движения. Всё, что он мог, это дожидаться действия сильного антитоксина в надежде, что тот причинит наименьшую боль несмотря на низкую температуру1. В животе плескался холод, в глазах, носу и горле бушевало Пекло, и, пребывая в удушливой темноте, чтобы отгородиться от мучений, Тобиус ушёл на глубину, погрузился в транс, которому отдавал львиную долю своей жизни на протяжении месяцев. Он сделал всё, что мог, потерпел поражение в схватке и теперь оставалось лишь зализать раны перед новой попыткой.
        # # 1 «Слёзы иволги» потребно разогревать перед применением.

* * *
        По пробуждении серый маг всё ещё ощущал боль, но уже не убийственную. Жезл, который так и остался в крепко сжатом кулаке, стал источать мерцание и глаза заболели, как от прямого взгляда на солнце. Что ж, это значило, что он не ослеп. Глотку драло, из ноздрей сочилась какая-то мерзость, но высокая температура свидетельствовала о том, что организм боролся. А вместе со «слезами иволги», что ещё ощущались в желудке как горсть ледяных иголок, борьба шла ожесточённая.
        - Что притихли? Я плохо вижу, но слышу, как бьются ваши сердца, как вы сопите.
        Множество тихих шажков приближались со всех сторон.
        - Чудовища ещё не нашли нас?
        - Мы слушаем стены, ходим по отдалённым коридорам, всё тихо пока, - ответил Штму за всех.
        - Хорошо. Шкле, Фаза, возьмите нескольких сородичей, отправляйтесь на поверхность и принесите еды, мне на восстановление нужны силы.
        - Мы всё сделаем.
        - Мы… - тетург-рази быстро закрыли рот.
        Когда они покинули убежище, Тобиус призвал к себе Штму.
        - Скажи-ка мне, эти растения на острове, они там с каких времён?
        Маленький землекоп задумался, было слышно, как его твёрдые когти постукивали друг о друга при шевелении пальцев.
        - С самого начала, - решил он. - Пращуры принесли их собой в День Безумных Небес и высадили там, где солнце проникало через прозрачный потолок.
        - Прозрачный потолок, - повторил маг. - Восхитительно. Ты же понимаешь, что в мире под небесами таких растений больше нет? Они все вымерли там, перевелись.
        - Мы знаем. Потому бережно храним то немногое, что осталось нам от предков. Порой собираем урожаи плодов, а также листьев и стеблей, отправляем к тетург-рази.
        - Зачем?
        - Торговля. Они ведут её с древесными племенами с более дальнего юга.
        - Древесные племена. Ха. Они сами к вам приходят?
        - Мне неведомо. Знаю лишь, что им очень нужны наши растения и они приносят на обмен хорошие лекарства, а ещё большие сладкие плоды. Часть этого получаем и мы, но немного. Урожаи всегда малы.
        Землекоп тихо сидел подле человека, в ожидании новых вопросов, но тот погрузился в мысли. Там, на острове, в большой пещере, росли редчайшие растения, считавшиеся вымершими. Маги древности знали в них толк и отмечали множество полезных свойств, но со временем эти прекрасные образчики флоры исчерпали свой жизненный потенциал, как их ни пытались бы сохранить. Лишь в некоторых особых теплицах остались живые образцы, но в ходе Эпохи Тёмных Метаний и в начале Гроганской эпохи все они погибли. Маги, сражавшиеся с магами, а потом и первый Император-дракон имели заботы более насущные, нежели защита вымирающих видов.
        По воле случая, однако, некоторое количество драгоценных растений выжили здесь, в этой никому неизвестной, потерянной для мира пещере. Их высадили на нанесённой с поверхности земле, тщательно ухаживали, а солнечный свет получал необходимые живительные свойства, проходя сквозь неизвестной природы кристаллические образования в потолке. Вероятно, тетург-риду сохранили последние живые образцы в Валемаре.
        - Как интересно складываются порой замыслы судьбы. А я ведь даже не верю в судьбу.
        Тяжело пыхтя и волоча за собой пару сумок вернулся продовольственный отряд, а затем, будучи единственным обладателем пальцев, неопасных для целостности человеческого лица и глаз, Фаза помогал волшебнику есть. Со сладкой ностальгией вспоминались ужины, которые он посещал в замке Райнбэк. Какое было сытное и уютное время… Хм, оставалось надеяться, что сюзерен не посчитал его мёртвым. Зима давно закончилась, он должен был вернуть, а вместо этого забрался ещё дальше на юг.
        Но сейчас ему особенно требовалась пища, набив брюхо быстро и жадно, маг через медитацию обратился к своему организму и взвинтил метаболизм. Это будет стоить какого-то времени жизни ведь ускоренный метаболизм равен ускоренному старению, но зато иммунитет получит огромную поддержку, и раны, которые заживали бы неделю, заживут в разы скорее. А до тех пор - сон…
        Спал он двое суток с редкими пробуждениями для наполнения опустевшего желудка и оправления естественных нужд. Всё это время температура тела серого волшебника была столь высока, что пот превращался в парок, а процессы в организме неслись с умопомрачительной скоростью. Проснувшись окончательно, Тобиус оказался абсолютно здоров, последним напоминанием о травмах была омертвевшая плоть и слизь, скопившиеся в повреждённых органах. Пришлось долго сдирать коросту с глаз и прочищать носоглотку с горлом, прежде чем он вновь почувствовал себя здоровым человеком. Хотя, - маг невесело усмехнулся, - нормальный человек такого отравления не пережил бы. Спасибо наставникам за тяжёлую и мучительную мутацию, без неё закончился бы их ученик уж давно.
        Полный сил Тобиус создал светящегося мотылька и раскрыл книгу заклинаний на нужной странице. Ему повезло нащупать слабость у беды, невесть откуда заведшейся в этих тоннелях, и волшебник думал над тем, как это использовать.
        Также голову его занимали шумные мысли о природе чудовищ, о том, что у этих жутких порождений ночных кошмаров не было аур. У них должны были быть ауры! Даже окажись они действительными выходцами из Ида, у них всё равно должны были быть ауры. Но оных не наблюдалось. Две горы плоти ухитрились устроить на него засаду, оставаясь невидимыми для Истинного Зрения, и это притом, что магии в них тоже не ощущалось. Это было неправдоподобно, противоестественно, даже нежить ахог-подери, имеет ауру, эти же твари будто являлись предметами неодушевлёнными, безжизненными… но почему? Искать ответ на этот вопрос волшебник не намеревался, не по его силам задача, да и не до того сейчас. Решив помочь тетургам избавиться от напасти, он обязался в первую очередь заняться именно этим и унять до поры исследовательский зуд.
        Книга была открыта на странице, где изображался магический чертёж, снабжённый несколькими аккуратными строчками словоформул и описанием. У боевых заклинаний описания как правило были коротки: тип, интенсивность, площадь воздействия; энергоёмкость в иорах. Всё. Но это не значило, что они сами были просты. Кислотное Жало Тобиус в своё время освоил легко, а вот это, Кислотный Пруд, после пары десятков попыток, большой потери гурханы и смехотворного результата, засунул на дальнюю страницу и больше не вспоминал. Кто же знал, что ядовитое боевое плетение, бившее по площади, когда-нибудь пригодится, если есть уйма других смертоносных заклинаний?
        Часть 2, фрагмент 8
        Обновив в памяти структуру чар и накрепко заучив речитатив, волшебник отправился на поверхность, велев тетургам сидеть тихо и не соваться в отдалённые штреки.
        Он обнаружил Тестудинов на том же месте, на котором оставил их два дня тому назад. За это время черепахи ухитрились собрать из камней оборонительный вал и обвести им вход. Сооружение уже порядком пострадало, выдерживая, правда, в основном напор гуано летучих мышей, но хотя бы было видно, что черепахи не предавались праздности.
        - Как с припасами, Го-Дар? - осведомился маг.
        - Ещё есть. Мы особо не шевелимся и особо не едим. А вот вода…
        Огромная водяная сфера было создана тот же час и воины потянулись к ней, желая напитаться влагой. Дни выдались жаркие, тестудинам приходилось тяжко на суше. Тобиус тем временем перелезал через вал.
        - Куда ты, кудесник?
        - Мне нужно свободное пространство для тренировок, проблема оказалась серьёзнее того, что я ожидал.
        - Я пойду с тобой.
        - Довольно уже. Сне защита ни к чему, - поморщился маг, опуская историю своего самостоятельного похода в глубины. - Я выведал слабость врага, подготовлюсь как следует, вернусь и сломаю угрозе хребет.
        Судя по гудению, тестудина уверенность магова не убеждала. Человек был могуч, но не неуязвим, и Го-Дар считал своим долгом защищать его. Потому что так велели Лучшие, и потому, что так ему велело чувство благодарности за оборону Корса.
        - Мне нужно освоить заклинание, оно ядовито и требует свежего воздуха, а также времени.
        Оказавшись снаружи, серый маг зашагал по каменистой пустоши прочь. Смеркалось и он не стал особо отдаляться, выбрал более-менее ровное место и приступил к практике. Книга заклинаний зависла перед ним, над головой порхало три светящихся мотылька, а руки плели чары под аккомпанемент магического речитатива. Одно за другим на камнях тут и там появлялись уродливые обожжённые пятна. Кислотный Пруд не спешил покоряться, но в упорстве и усидчивости Тобиусу отказать было решительно нельзя. Ночь обещала столько попыток, сколько понадобится.

* * *
        Дорога обратно была влажной от росы, покрывавшей камни, энергопроводящие потоки слегка гудели, а в голове и жезле дремали новые заклинания.
        - Я возвращаюсь вниз.
        - Мы пойдём следом.
        - Правда? Во тьму подземную? Вы? Медленные, неуклюжие, не способные видеть в темноте и далеко не везде помещающиеся?
        - Бездействие более неприемлемо. Если смерть всё же настигнет тебя, кудесник, мы разделим эту судьбу.
        Услышав такое, серый маг немного покривился. У его брата не в чести были патетичные речи о воинском долге, уж в чём в чём, а в вопросах битв и взаимного уничтожения владетели Дара обычно хранили голову холодной.
        - Значит, не передумал, Го-Дар?
        Тестудины надели свои плоские шлемы, взялись за мечи и топоры.
        - Тогда за мной. Будете приманкой.
        Черепахи опешили на миг, но отступать было уже поздно. Вслед за магом они шагнули во тьму, пахшую гуано и сыростью. Очень скоро выяснилось, что Енотовые Глаза на детей Корса не действовали, пришлось сотворить мотыльков, чтобы они не сбивали сталагнаты на ходу. Неспешно спустились к подземному саду где несли свой дозор тетург-риду.
        - Штму, мне нужно кое-что. Достаточно отдалённая отсюда пещера, большая, высокая, с несколькими широкими входами.
        - Найдём, - ответил абориген, прикрывая глаза руками.
        - Поторопитесь.
        Несмотря не требование пошевеливаться, хорошие новости появились далеко не сразу. Следуя за Штму и ведя за собой медленно топавших воинов, человек явился на поле грядущего боя. Убедившись, что предложенное место подходило, Тобиус приказал тетургу бежать прочь, а сам начал чертить углём в середине пещеры большую, довольно сложную и в некотором смысле красивую систему знаков и геометрических фигур.
        - Перекрёсток нескольких широких дорог, - говорил он то ли себе, то ли тестудинам, топтавшимся поодаль, - сойдёт!
        Чертёж был завершён, после чего маг коснулся его, наполняя силой. По рисованным линиям побежали вспышки молний, начинались заданные процессы трансмутации элементов самого лёгкого уровня, - всего лишь изменение формы без воздействия на состав. Каменный пол преобразился, над общим его уровнем вознёсся широкий круглый постамент с парапетом по краю.
        - Прекрасно. Как надолго вы можете задерживать дыхание, Го-Дар?
        - Час, два. Зависит оттого, сколько двигаться придётся.
        - Ясно, ясно. А ну-ка…!
        Один за другим тестудины были оторваны от пола и перенесены на постамент, где встали панцирь к панцирю, после чего серый маг укрыл их прочной полусферой Щита.
        - Когда они придут, просто стойте там и не дышите. Глаза тоже зажмурьте, ни то ядовитые испарения могут их выесть, а я не уверен, что мои целительские чары вам помогут.
        Го-Дар помедлил, клацнул клювом и кивнул.
        - А теперь пойте! Пойте так громко, как только умеете. Я хочу, чтобы ваши голоса проникли во все закоулки этого подземного лабиринта!
        Мимолётная растерянность была быстро преодолена и тестудины один за другим загудели, раздувая горла. Сначала вразнобой, но потом синхронно, одну и ту же тягучую, сильную мелодию, которая рванула эхом во все стороны от перекрёстка.
        Тобиус, который медленно парил вдоль стен, скользя по ним кончиками пальцев, даже удивился тому, сколь хорошо нелюди исполняли его поручение. Но отвлекаться не стоило, а то можно было потерять момент, пропустить… вот она, дрожь тверди, нараставший издали гул. Огромные страшные когти на не ведавших усталости могучих руках рвали породу, отгребали её назад, прорывались дальше. Скоро первый будет здесь.
        Тобиус взлетел выше, завис под потолком ровно над приманкой, ощущая покалывание на кончиках пальцев от готовых к использованию плетений. Ещё немного, ещё чуть-чуть… стена взорвалась, выпуская из своих недр громадный омерзительный ком мяса. Какофония криков перекрыла тестудиново гудение.
        - Не дышать! - взревел маг.
        Сверху упал Кислотный Пруд и вокруг постамента образовалась область, затопленная зелёной жижей, исходившей изумрудным дымком. Чудовище замерло в нерешительности, будто не в силах решить, куда податься теперь, назад, прочь от опасности, или дальше, к столь близкой добыче? Путь к бегству, впрочем, был тут же отрезан чарами Щита, перекрывшими пролом и невидимые руки мыслесилы уже вдавили тварь в кислоту. От визга заложило уши, но Тобиус больше не пытался от него закрыться, лишь улыбался и давил, видя, как мерзость растворялась, медленно переходя в состояние грязной мутной пены и ядовитого газа.
        Вторая тварь не прокладывала себе путь через стены, но выступила из уже существовавшего тоннеля, как и третья; четвёртая вывалилась из стены в другом месте, затем появились ещё две, привлечённые воплями.
        Кислота внизу не успевала как следует разъедать органику, чары выдыхались, а потому маг обновлял их вновь, одной рукой топя визжавших монстров, другой сыпля Кислотными Жалами, метя в головы, усугубляя раны. От напряжения он покрылся потом, энергопроводящие потоки раскалялись, сердце колотилось всё быстрее удар за ударом, шипела кислота, проходившая через реакцию, обновлялись ловушки. И вот их стало меньше, холмы плоти обращались в комки, немногочисленные фрагменты плавали на поверхности побуревшего колыхавшегося месива, зловонье было одуряющим. Вены на лбу мага вздулись, глаза горели, были почти безумными, а губы сами собой кривились в уродливой кровожадной улыбке. И всё же, шесть - не семь.
        Опасность пришла сверху, пробилась сквозь потолок, обрушив вниз каменный град и самую громадную тушу, самую большую из всех семи. Тобиус на чистых рефлексах успел пробудить последнее плетение Щита над собой и закряхтел от натуги, ощутив, какая тяжесть свалилась на подставленную преграду. Силы, потребные для сохранения её в целости, были непомерны, тяжесть грозила сбросить мага вниз, на приманку и раздавить, накрыв сверху.
        - К ахогу в пасть! - закричал серый и со стоном опрокинул чудовище вниз и в сторону, обрушив следом все оставшиеся Кислотные Жала.
        Кислотный Пруд тоже был последним, ударил по твари, и та зашлась в предсмертном крике. Какое-то время Тобиусу казалось, что этого не хватит, что придётся спешно плести новое заклинание, но в итоге действие его продлилось достаточно долго, чтобы превратить и это отродье в мутную зловонную жижу. Наконец-то воцарилась тишина.
        - Слава… Господу… Кузнецу… - выдохнул Тобиус, чувствуя лёгкое головокружение.
        Одного за другим он вытянул тестудинов с возвышенной позиции и перетащил прочь, подальше от наполненной испарениями пещеры.
        - Есть два вида охоты, - говорил человек устало, - два основных вида: преследование и засада. Если неспособен одолеть добычу в одном, то положись на другой. Они вот так и сделали, сначала пытались достать малышей в пещерах, а потом просто затаились в засаде. Для этого не нужно иметь хотя бы подобия разума, многие бездумные твари так делают, млекопитающие, рептилии, насекомые. И тут мне в голову пришла мысль, а чем я хуже насекомого верно? Ох…
        Человек привалился к стене, переводя дух.
        - Семь, значит? Дай боже, чтобы так и осталось. Семь… семь. Семь? Го-Дар, никто не отравился?
        - Мы не дышали.
        - Восхитительно. Интересно, можете ли вы также как некоторые иные черепахи передвигать свои внутренности, чтобы давать лёгким больше места? Нет? Можете не отвечать, это довольно личный вопрос. Пойдём отсюда. Если их всё-таки было больше, то сейчас мы уязвимы.
        Дорога обратно заняла довольно времени, теперь и сам маг едва плёлся, а тестудины не поторапливали, готовые отразить удар с любой стороны. И хотя Тобиус не чувствовал себя таким истощённым как некогда, отдых всё же был нужен, поэтому, вернувшись в убежище, он наелся до отвала и залёг в спячку на добрых трое суток. Как правило этого срока хватало чтобы оправиться от большинства недугов и ранений. А по пробуждении его ждали несколько десятков тетургов, рассевшихся на корточках везде вокруг.
        - Чего собрались? - спросил серый.
        - Чего собрались?! - возопил Фаза. - Тоби, ты пришёл и лёг спать, ни сказав ни слова! Кто так делает?! Чего собрались?! Броненосные гиганты не умеют разговаривать, только гудят и страшно смотрят! Чего собрались?!
        - У вас… получилась? - тихонько спросила Шкле.
        Маг усмехнулся:
        - Если судить по тому, что вы разрешаете этому зелёному балаболу открывать рот, вы и сами знаете ответ.
        По серым рядам землекопов прокатился ропот.
        - По… получилось?
        - Не знаю. Мы убили семь тварей. Если их и впрямь было столько, то, наверное, у нас получилось.
        Тетург-риду радостно загомонили, впервые за долгое-долгое время вспомнив, что можно говорить не только едва слышным шёпотком. Вспомнив, что у них теперь вновь был дом, который можно называть в полной мере своим.
        - Рано, - посуровел человек. - Рано радуетесь, червееды. Ничего ведь наверняка не знаете. А самое главное: откуда взялся нулевой пациент?
        - Чего-кто?! - не понял тетург-рази.
        - Первое чудовище. Это ведь тоже был один из вас. - Тобиус поднялся с пола, поправил на плечах мимика. - Как-то же он таким стал. Значит, кто-нибудь сможет повторить его путь и тогда вновь заметается по этим лабиринтам эхо рёва, и побежите вы, теряя родных и близких. Может статься, что все мои усилия окажутся похерены, а я ненавижу что-то делать зря.
        Подземные жители пришли в растерянность.
        - Нам придётся проверить все подземелья, убедиться, что чудовищ больше не осталось, что никто не затаился даже в самом укромном уголке, а ещё я найду источник этой мерзости и вы мне поможете.
        - Мы поможем!
        - Поможем!
        - Поможем тебе!
        - Куда ж вы денетесь.
        В последовавшие дни он вместе с охраной из суровых панцирных гигантов без устали бродил по тоннелям, в которых тестудины могли помещаться, то бишь по главным ветвям этой запутанной подгорной страны. Попутно волшебник внимательно изучал всякий след, оставленный почившими тварями, то есть находил лужи лимфы, отпавшие части плоти. Этот мусор всё ещё представлял опасность. Свойства лимфы помимо токсичных могли иметь иные виды воздействия, и Тобиус намеревался попытаться изучить материал после всех забот насущных. Найденные образцы опасной субстанции он помещал внутрь сотворённого Лака Обновления, который обращал в твёрдую янтарноподобную массу. Получавшиеся булыжники тетург-риду поднимали на поверхность и складировали там до дальнейших распоряжений. Та же судьба постигла растворённые останки чудовищ.
        Нелюдей, к слову, становилось всё больше. Несмотря на ворчание предусмотрительного мага о том, что всё ещё не кончено, что пещеры опасны, пока не обследован каждый отдалённый штрек, тетург-риду радостными волнами заполняли свои брошенные было жилища. Особо далеко от входа они не забирались, но в ближних пещерах жизнь кипела, всюду велись восстановительные работы. Всё больше мелких группок выдвигались на помощь Тобиусу, ареал обхвата поисковых работ рос и человек невольно замечал, что тетург-риду как-то странно себя вели. В присутствии избавителя существа наполнялись какой-то странной уверенностью, решительностью. Они с готовностью исполняли любую его волю, проявляли полное послушание и, несмотря на свет, что сильно раздражал их чувствительные глаза, смотрели очень преданно.
        Даже со старательной помощью нелюдей поиск заняли немалое время. Ведя счёт дням, Тобиус отстранённо удивлялся тому, как надолго он застрял под землёй. Наверху уж лето началось, юн месяц вступил в свои права, пока маг шатался туда-сюда, разгоняя мрак. И всё же требовалось довести дело до конца. Наставники по лекарскому делу в Академии всегда настаивали, - завершив лечение, нужно убедиться в том, что зараза не вернётся, иное неприемлемо, и позорить их высокую науку не смей.
        Много времени прошло, он уже начал думать, что наверх не выйдет больше, что так и останется жить среди мелких землекопов, когда пришла новость от Штму. Тетург-риду обнаружили нечто новое и непонятное, самый далёкий штрек, тот, о существовании которого они даже не подозревали. И в этом штреке творилось нечто необъяснимое. Вслед за провожатыми Тобиус как мог поспешил туда.
        - Итак? - спросил серый волшебник усталым голосом, встретив жмурившихся от света одинокого мотылька Штму и Шкле.
        - Мы проведём тебя.
        Тестудины остались позади, потому что новые тоннели и самые дальние штреки были малы, в них даже человеку приходилось тяжеловато. Зато это новое место явно и являлось корнем всех зол, свидетельства тому остались на стенах, - глубокие следы когтей в земляных фрагментах, трещины в камне, куски ободранной шкуры и разводы крови, чем ближе ко входу, тем больше.
        - Это началось там, - говорил Тобиус, - глубже. Назад он продирался, постоянно увеличиваясь. Стены сдавливали его, он сдирал с себя кожу пока не вырвался на простор и не направился в старые, обжитые части. Надеюсь, вы не прикасались к стенам?
        - И на пол внимательно смотрели. И сейчас смотрим, - отозвалась Шкле.
        - Ахог, черепаха! - спохватился маг, заставляя мимика принять форму костяной брони. Он не желал, чтобы живой плащ соприкоснулся с чем-нибудь ядовитым.
        - Это место скорее всего разрабатывало несколько наших собратьев, по очереди. Там, дальше, в слое мела будет намётка на перекрёсток, где мы сможем уступить тебе дорогу, чтобы не мешать, - сказал Штму. - Зови, если понадобимся.
        - Конечно, конечно, позову, вы мне очень пригодитесь в этой узкой дыре с ядовитыми стенами, полом и потолком… господи, ну и вонь!
        Она подкралась как будто исподтишка, эта самая ужасающая вонь распада, которую источали чудовища. Впереди показалось что-то непонятное, что-то светившееся во мраке. Мотылёк был развоплощён и маг затих, сидя на одном колене, вглядываясь. Когда глаза попривыкли к черноте, он смог разглядеть невнятные оттенки зелёного, красного, синего, жёлтого, сиреневого… Цвета, чуждые этому глубинному миру, медленно мерцали вдалеке, делаясь то ярче, то тусклее, не приближаясь и не отдаляясь. Не дождавшись проявления какой-либо враждебности, маг пробудил Истинное Зрение, отчего Енотовые Глаза ослабли, и продолжил путь.
        Часть 2, фрагмент 9
        Чем ближе он подбирался, тем яснее понимал, что источниками света служили наросшие на полу и стенах грибы. Огромные, деформированные, походившие на переполненные светящиеся гнойники разных форм. И без того тесное пространство эти уродливые растения-животные перекрывали почти полностью, и любой здравомыслящий человек после одного взгляда понял бы, что прикасаться к ним не следует.
        - Шкле, Штму, если вы ещё там, то убирайтесь подальше! Быстро!
        - Тебе нужна помощь? - донеслось издали.
        - Помощь понадобится тебе, если будешь думать над моими словами, а не следовать им!
        Подождав немного, Тобиус перекрыл тоннель Щитом, затем вылепил из Лака Обновления длинный шест, который просунул сквозь обратную, проницаемую часть заклинания чтобы ткнуть в один из грибов. Раздавшийся хлопок прозвучал глухо, эдакий влажный «чпок», за которым последовала цепная реакция и многие грибы частично разорвало. В Щит ударили комки зловонной лимфы с какими-то мелкими организмами, мерзко извивавшимися в ней.
        - Понятно. Что ж, огонь всё отчистит.
        Щит был незначительно уменьшен, чтобы появился зазор между его краем и стеной, не допускавший образования герметичного пространства. Струя пламени выметнулась в зону заражения и сквозь плотно смеженные веки маг видел белизну. Вместе с тем он отступал, ибо сгоравший воздух, расширение газов, перепады давления и температуры, всё это могло стать крышкой каменного гроба. Так был зачищен весь тоннель, по которому, обдираясь, лез на волю первый заражённый.
        - Всё в порядке, - бросил Тобиус, выбравшись из обрабатываемой огнём области спиной вперёд. - Ждём.
        Когда температура воздуха в очищенном пространстве пришла в пределы, совместимые с жизнью, маг двинулся туда вновь. Он не спешил, был осторожен и внимателен, вновь возжёг свет и терпеливо переносил жар ещё горячего камня сквозь подошвы сапог, смиренно потел и глядел в оба, пока не увидел шагах в пяти от себя конец тоннеля. Тупик.
        Серый волшебник присел на корточки и замер, напряжённо думая. Получалось, что это всё? Источник заражения - аномальная грибница? Ладно, но тогда откуда следы когтей в самом конце? Первый заражённый добирался к нему через грибницу? Но это бред.
        Создав нескольких новых мотыльков, маг присмотрелся к чёрным стенам, силясь увидеть хоть что-нибудь примечательное, однако не зрение, но слух дали подсказку:
        Кап.
        Он осторожно продвинулся вперёд в самый конец, было тесно и это давило.
        Кап.
        Прозрачная капелька упала сверху и оставила влажное пятнышко рядом с носком сапога. Быстро отстранившись, маг уставился вверх, на небольшое углубление в камне, где порода отсутствовала, но виднелась ровная текстура. Ритуальный нож покинул ножны и, управляемый мыслесилой, полетел к тому месту. Раздался лязг, - металл встретился с металлом, не камнем. А там была трещинка, совсем небольшая, но достаточная, чтобы из неё капало нечто прозрачное и зловонное.
        Тетурги ждали его в более широких проходах, там же топтались тестудины.
        - Штму, Шкле, скажите-ка мне, живёт ли кто-нибудь кроме вас под этими горами?
        Нелюди переглянулись.
        - Мы ни с кем не встречались.
        - Ни разу.
        - А раньше кто-нибудь жил? Были ли следы каких-нибудь давних подземных поселений?
        - Ты был в большинстве наших тоннелей, - напомнила Шкле.
        - Нашёл какие-нибудь следы? - поинтересовался Штму.
        - Умники, - хмыкнул волшебник устало. - Я нашёл источник. Первый обратившийся чудовищем рыл проход за моей спиной и задел когтем трубу. Вы знаете, что такое труба? Это тоже тоннель, только не каменный, а металлический, узкий, вставленный в стену. По нему не ходят, а переправляют жидкости или газы. В этой трубе была жидкость под давлением, которой его и обдало. И с этого всё началось. Ваш сородич убежал, а микроскопические грибные культуры, обитавшие в земле и на камне, мутировали под воздействием этой дряни, став смертоносными разносчиками заразы. Предполагаю сильнейший мутаген. Если эту дрянь забросить в большой город, то скорость заражения… М-м-м-м, - он потёр переносицу, - вы же всё равно не поймёте. Так! Я посмотрел сквозь камень, ясно?
        - Ясно!
        Сказано - сделано.
        - В том направлении есть непроницаемая стена, что-то, через что я не могу видеть, а значит, я должен узнать, что это! Ясно?
        - Ясно!
        - Зовите сюда сородичей, расширяйте тоннели, я буду направлять вас, чтобы вы не наткнулись на новые опасности! Проройте мне широкий ход в том направлении! Справитесь?
        - Мы пророем для тебя все горы насквозь если захочешь! - заявил Штму.
        Шкле покивала.
        - Начинайте.
        Какими только производствами Тобиус ни занимался прежде, в Хог-Вуде, даже шахту помогал благоустраивать, но вот руководить горными работами не приходилось. Да и что это было за руководство? Он лишь указывал направление рытья, отмечал участки в опасной близости сокрытых труб и тихо удивлялся тому, как когти тетург-риду вырывали из твёрдой каменной породы куски. Поразительная плотность ткани и, несомненно, быстрое её восстановление. Оставалось лишь гадать, как землекопы стачивали свои природные инструменты, находясь на поверхности. Без постоянной работы те могли превратиться из полезного подспорья в обузу, как резцы грызунов.
        Тоннель ширился и рос, тестудины забирались всё дальше, а дни шли. Старательные тетурги могли работать круглыми сутками, сменяя друг друга, но человек не поощрял такого. У его помощников были нужды, жертвование коими могло грозить самому их существованию, а этот несчастный народец и так уже многое пережил.
        В конце концов работы упёрлись в такой тупик, который даже когти тетург-риду не осилили. Землекопы принялись ширить участок тоннеля в том месте, умело оформляя цельные вертикальные колонны, из камня которые поддерживали свод, пока не появилась довольно вместительная пещера, одна из стен которой была идеально ровной.
        - Думаю, хватит, - сказал волшебник. - Штму, уводи работников, да подальше.
        - А можно мы поглядим?
        Тобиус вздохнул.
        - На что вы собрались глядеть? Эта стена непроницаема для моих чар, я не знаю, что там может быть и полагаю, что ничего хорошего. Поэтому броненосные воины остаются, а вы уходите.
        - Мы можем помочь!
        - Штму, если явится опасность, с которой даже я не смогу справиться сам, то вы станете для неё лишь закуской. А ну исчезли в ужасе!
        Серые шкурки заблестели в свете мотыльков, усталые рабочие потекли прочь по тоннелю, оставляя инородцев одних. Проход за ними был перекрыт тройным слоем чар Щита, обращённых непроницаемыми сторонами к пещере.
        Тобиус приблизился к ровной стене, исследовал её и так, и эдак, попытался определить породу серого камня, из которого та была изготовлена - в её природное происхождение он не верил ни мгновения, - с трудом отколупал ножом образец, постучал вынутым из сумки молотком, пытаясь определить толщину, в итоге остался ни с чем.
        Следующим шагом было Расщепление, - пульсирующий красный луч врезался в преграду и стал медленно углубляться. Даже тут неизвестный материал проявлял большое упорство, но и серый волшебник был упорен. Медленно, но верно он расщеплял плотную материю, обводя контур прохода, истрачивая одно плетение за другим. Ушли часы прежде чем, наконец, работа была завершена, и полностью отделённая от прочих участков часть стены со стуком опустилась на нижнюю плоскость прохода.
        - Господь-Кузнец, как же маятно, - вздохнул Тобиус утирая пот рукавом полумантии и проверяя, сколько готовых заклинаний у него осталось. - Что ж, пора открыть шкатулку тайн и откровений. Го-Дар, у меня есть подозрения, что за этой стеной находится что-то не вполне безопасное.
        Командир четвёрки размеренно и неспешно дышал, сжимая в одной руке огромный меч, а второй пересчитывая короткие, толстые и очень тяжёлые метательные дротики, что были заткнуты за плетённый из водорослей канат, опоясывавший панцирь.
        - Проверим, - сказал он.
        С помощью мыслесилы маг обхватил вырезанный кусок стены, напрягся, словно взваливал его на свои настоящие плечи и медленно потянул. Глыба оказалась очень тяжёлой, ибо стена, из которой её вырезали, была толста, а плотность материала делала этот фрагмент просто неподъёмным. И всё же он смог, вытянул и отставил огромный каменный кусок. Из образовавшейся темноты пахнуло затхлостью и, совсем немного, - тленом. Воины Корса удобнее перехватили оружие, выстроившись позади мага, признавая его право принять первый удар как самого сильного из присутствовавших… что немного расходилось с их стремлением защищать и оберегать его, пожалуй.
        Минута следовала за минутой, Тобиус вглядывался в темноту, ждал, готовился, а потом взмахом руки отправил в проход нескольких мотыльков. Когда и после этого ничего не произошло, он двинулся вперёд, а тестудины тяжело зашагали следом.
        По ту сторону прохода обнаружился широкий, тянувшийся в обе стороны от точки проникновения коридор серого камня, украшенный бессмысленными и повторявшимися орнаментами. Признаться, Тобиус, в душе ожидавший наткнуться на уродливые лики морских чудовищ, выточенные из маринита, одновременно и разочаровался, и вздохнул с облегчением.
        Тем не менее в теле Сельвийских гор обнаружилась неизвестная постройка. Можно было сразу, ничтоже сумняшеся, выдвинуть с десяток гипотез о том, кто, когда и как её создал, делая упор на всю Седьмую и Восьмую эпохи, - времена расцвета магии и существования единого мирового владычества Джассара Ансафаруса; бесконечную войну магов за мировую власть после исчезновения Абсалона.
        При мысли о том, что он набрёл на заброшенную крепость какого-то могущественного волшебника прошлого, Тобиуса с одинаковой силой раздирали два противоположных чувства: алчная радость, предвкушавшая ценность тех потенциальных знаний и артефактов, который рив мог отыскать и присвоить; и разумное опасение пред лицом всех тех потенциально существовавших чар, которыми древние защищали свои жилища. Тысячи лет прошли, конечно, но раньше, как известно, и трава была зеленее, и заклинания - долговечнее.
        Была избрана левая сторона коридора, по которой вторженцы и двинулись осторожно, помня о том, что никто в целом мире не радуется незваным гостям. Серый маг не прекращал осматриваться сквозь призмы то Истинного Зрения, то Внутреннего Взора.
        Единственное, чем могло поразить тайное горное логово, это своей однообразностью. Бессмысленный мотив, расписывавший стены, хоть и был очень искусен, всюду повторялся, пол был ровным, лишённым всяких изъянов, пыльный воздух немного затруднял дыхание и особенно неприятно это было для влаголюбивых черепах. Широкие переходы изгибались округло, либо преломлялись прямыми углами поворотов, но на этом всё разнообразие заканчивалось, ровно до тех пор, пока один из воинов не заметил на стене первый изъян, несколько глубоких борозд, чей вид взнуздал и без того настороженных исследователей. Явственно представилось, как метается по серым переходам эхо яростного рёва чудовищ. Хотя эти следы были много меньше тех, что оставляли твари подземелий.
        Дальше подобных следов становилось больше, как и пыли на полу. Наученный уже опытом, маг подозревал, что это был вовсе не песок, но останки столь древние, что кроме пыли от них ничего и не сохранилось. От смутных опасений отвлек наконец прервавшийся однообразный орнамент на правой стене. Высокий угловатый абрис был там, сомкнутые створки дверей, что открывались внутрь стен.
        - Такое я уж видел. А ну-ка…
        Они поддались с трудом, заскрежетали, расползаясь в стороны, и через образовавшийся зазор наружу выметнулось целое облако пыли, густой, тяжёлой, затхлой. Пыхтя, волшебник развёл створки до конца и отправил вперёд мотыльков. Ждать долго не стал, отправился следом, держа жезл перед собой, и несмотря на толстый слой пыли, звук его шагов обзавёлся эхом. Света стало больше и удалось определить границы довольно вместительного помещения, долгого каменного прямоугольника без изысков, заставленного массивными стеллажами. Десятками стеллажей по десять ярусов в высоту. И на каждом ярусе были совершенно одинаковые… когда-то клетки. Сотни клеток одинаковых размеров, некогда хранивших внутри себя что-то живое, но представших перед чужаками в жалком виде. Небольшая часть сохранила целостность, но большинство были повреждены; они скалились разодранными прутьями, многие двери были выбиты, смяты, иные клетки валялись на полу с рваными ранами в металлических боках. В этом помещении все стены были изборождены чьими-то когтями, движение затруднялось обилием лёгкой взвеси тлена, а в самом дальнем конце, уже в стенах
имелись клетки побольше с прутьями потолще.
        - Здесь содержали что-то живое, - уверенно прошептал серый маг, - это живое вырвалось на свободу и долго бесновалось. Скорее всего их было много. Но все они здесь и умерли. Убили друг друга или сожрали. Тысячи лет тому назад.
        - Хорошо, - прогудел Го-Дар, - значит, уже не опасны.
        Впоследствии они обнаружили ещё два схожих по размеру и назначению помещения, одно из которых выглядело даже хуже первого, ибо там, в больших стенных клетках тоже кто-то содержался, и этот кто-то смог выбраться и разрушить абсолютно всё, до чего дотянулся. Кроме стен; да и двери ему не поддались, слишком прочны оказались материалы скользящих створок. В третьем помещении, в противовес предыдущим царил полный порядок, видимо, там на момент, когда это убежище забросили, никто не содержался. Сохранилось даже нечто вроде механических приспособлений, - многосуставчатой руки, которая могла перемещаться по системе креплений на стенах и потолке чтобы менять клетки местами, вероятно. Ко всем попыткам Тобиуса заставить её шевелиться этот древний, созданный невесть из какого материала механизм оставался равнодушен.
        Наконец, за новой дверью, менее тяжёлой чем предыдущие, стоило отметить, обнаружилось длинное помещение с высокими потолками, вдоль стен которого стояли округлые вертикальные цистерны, с уходившими вверх, в потолок, запутанными системами труб. А кроме того были большие насосы сложного устройства, резервуары, прозрачные трубки, в которых, искажая свет, навек застыла прозрачная жидкость. Много чего ещё было там; о назначении некоторых элементов маг, в силу образованности, догадывался, но прикасаться к ним даже не пытался.
        - В этих резервуарах, видите, это оно, то с чего всё началось.
        - Смрадная жидкость?
        - Мутаген. У меня в башне есть этаж с инкубаторами, в которых можно выращивать биоморфов. Здесь, наверняка, тоже можно было кого-то вырастить. В этих камерах наверняка преобразовывали всякое с помощью мутагена, одни формы жизни лепили из иных. То, что случилось с тетург-риду, - абсолютно хаотичная мутация не эволюционного, но революционного типа. Ужас на клеточном уровне, беспорядочная репродукция мельчайших организмов в лимфатической системе, которые атаковали здоровые клетки носителя и перестраивали тела без общего плана, без понятной цели. Неизвестный бедолага задел трубу, в которой содержалась эта дрянь, всего одну трубу, а сколько их ещё в этой горе? И никто ведь не знает, что тут находится такое…
        - Мы можем возвращаться? - спросил Го-Дар. - Ты нашёл, что хотел, кудесник?
        Тобиус хотел было шутя укорить тестудина в малодушии, но тут же решил не выставлять себя дураком.
        - Ещё нет. Пройдём немного дальше. Камеры содержания организмов и лаборатории по их производству, - это, конечно, очень интересно, однако мне, признаться, хотелось бы найти что-нибудь, что можно было бы отсюда… утащить. Для изучения, разумеется.
        - Разумеется.
        Следующим помещением, в которое им удалось проникнуть оказался обширный пустой бассейн и вот на этом месте Тобиуса вновь начали донимать вполне определённые сомнения. Казалось бы, бассейн и бассейн, пустой, даже следов праха вокруг не наблюдалось, и всё же это было тревожное знамение.
        Часть 2, фрагмент 10
        В конце концов отряд достиг первой преграды, перегораживавшей дальнейший путь по нескончаемому, как казалось, коридору. Высокие двери были там, плотно сомкнутые створки выглядели неприступными и серому магу пришлось как следует напрячь свои ментальные силы, чтобы заставить их уйти внутрь стен. От скрежета, с которым они поддавались, по коже бежали мурашки. Но вот путь был открыт и тяжело дышавший волшебник вновь посылал вперёд волшебный огонь.
        Новое помещение оказалось не столь обширным, как предыдущие, довольно высокий потолок, форма правильного круга и ещё две двери. И пять непонятных столбов, торчавших из пола на равном расстоянии от центра. В самом же центре на полу виднелось искусное изображение глаза, от которого стремились в разные стороны восемь щупалец, образовывавших пугающее подобие солярного символа.
        - Солнце Глубин, - озвучил человек, всплывшие откуда-то с глубин подсознания слова.
        Тестудины громогласно загудели, Го-Дар шагнул к Тобиусу и опустил ему на плечо тяжёлую длань:
        - Надо уходить! Сейчас!
        - Но постойте…
        - Сейчас!
        Рив вывернулся из не успевшей окрепнуть хватки.
        - Спокойно! Сейчас уйдём, дайте только разобраться…
        - Здесь нельзя оставаться! - пугающе яростно прогудел тестудин. - Это обитель древнего зла!
        - Но… но…
        Тобиус обернулся к столбам, торчавшим из пола, все пять находились на тех местах, где оканчивались пять из восьми щупалец. Столбы были полыми, их внутренняя пустота открывалась через длинные распахнутые дверцы, но её скрывал лившийся наружу дым, похожий на испарения жидкого азота. Вопреки требованиям воинов маг не смог не приблизиться. Любопытство и жажда знаний подхватили корабль его разума и понесли на своих бурных волнах. Тобиусу хотелось знать, и он взмахнул рукой, создавая небольшой поток воздуха, сбивая дымку, чтобы увиденное заставило его отшатнуться.
        Внутри столбов висели кальмары. По крайней мере эти предметы походили на гигантских кальмаров формами своих обтекаемых тел. Однако состояли они явно не из мягкой склизкой плоти, но были искусственно собраны из крепившихся друг к другу рукотворных сегментов, покрыты угловатой бронёй бледно-жёлтого цвета, ни то костяной, ни то керамической. Каждая… каждое… каждый кальмар имел в длину шесть с лишним шагов1 на глаз, возможно, немного больше, каждый в точности повторял остальные изделия, словно они были созданы по единым лекалам, огромные уродливые куклы-марионетки, лишённые верёвочек и бессильно дремавшие на стенных крючках.
        # # 1 Около 5 м..
        Внимание привлёк тихий звук и Тобиус заметил, как сегмент пола в том месте, где оканчивалось шестое щупальце, едва заметно шевелился, будто пытались разойтись створки некоего люка, чтобы, вероятно, из сокрытой полости поднялся шестой столб. И в тот момент мозг стал делать то, что лучше всего получается у человеческих мозгов: сопоставлять фрагменты хаотичных потоков информации, поступающих из внешнего мира, искать взаимосвязи для лучшего восприятия. Например, в круглой зале стояло пять столбов, а шестой всё никак не мог присоединиться к ним из-за заевшего механизма люка. В то же время, если посчитать все помещения, в которые отряду удалось вломиться, включая это, получится…
        - Что скажешь, Го-Дар, шестой охранный голем тоже окажется неработоспособным спустя эпохи забвения или…
        - Я не хочу знать!
        - Читаешь мои мысли! - закричал маг, воспаряя над полом.
        Телепортироваться он мог в любой момент, а вот унести за собой хотя бы одного тестудина не вышло бы, слишком сильно каждый из них превосходил его массой. Потому, уделив лихорадочным размышлениям пару мгновений, Тобиус подхватил всю четвёрку и в тысячный уже раз благодаря постоянные утренние тренировки, понёс их за собой. Он торопился, спешил изо всех сил, затхлый воздух обратился ветром, что бил в лицо и оставлял отвратительный вкус во рту, а порой позади раздавался треск, когда один из тестудинов врезался в стены при заносе. Но когда вдали раздался звук, странный, вибрирующий, неясного происхождения, но совершенно точно, враждебный звук, Тобиус понял, что всё это было не зря.
        Остаток пути до точки проникновения он преодолел с чувством, будто вот-вот что-то страшное вцепится острыми зубами в пятку. Выпорхнув из серого коридора в пещеру, маг едва ли не бесцеремонно сбросил тестудинов на пол и вновь захрипел от натуги, поднимая над полом вырезанный фрагмент стены. Кое-как оправившиеся от безумной спешки те смогли подняться и присоединились. Напрягая огромные мышцы, они поддерживали глыбу снизу и подталкивали к проходу. Всё ближе, уже почти…
        С той стороны раздался громкий треск, глыба дрогнула, звук повторился, столь тяжёлый и громкий, что от него становилось больно. Куда там несчастным мутировавшим тетургам до такого! Этот звук заставлял охваченный страхом разум представлять нечто огромное, ревущее из невообразимой морской бездны. Слишком страшно, чтобы нетренированный рассудок смог перенести удар. Но всё же смертные не дрогнули.
        Они налегли на каменную пробку пока не заскрежетало, - сверху через зазор просунулось длинное сегментарное щупальце, не позволившее закончить дело. Извиваясь хаотично, оное пыталось дотянуться до чего-нибудь, пока вдруг его острый кончик не раскрылся несколькими пальцами-лепестками, и не обнаружил скрывавшийся внутри окуляр. Первым, что увидело искусственное око, были тестудины, тогда оно мигнуло и выстрелило ярким зелёным лучом, - зашипела опаляемая плоть, раздались крики. Пульсирующий красный луч Расщепления ударил по щупальцу, оставляя жжёную рану в желтоватом материале. Окуляр-излучатель обратился к волшебнику и получил удар вторым заклинанием. Сила, вложенная в это плетение, была столь велика, что оружие взорвалось и останки его укутало прозрачным огнём, после чего в неимоверном надрыве сил глыба была продавлена Тобиусом до упора. Несколько Лаков Обновления были наложены на зазоры пока камень трясся под ударами, и волей волшебника затвердели до состояния янтаря. Лишь после этого он смог несколько мгновений передохнуть.
        - Го-Дар!
        Первый зелёный луч не промахнулся, - под стеной лежало тело воина, рассечённое наискось, а над ним стояли трое выживших. Го-Дара тоже зацепило, теперь он держался за плечо левой руки, где зияла жжёная рана, сама рука валялась подле мертвеца. Удары с обратной стороны стены не прекращались, глухие отзвуки проникали сквозь камень, заставляя вздрагивать. Тогда волшебник оплёл тело чарами Прочных Пут, соединил обе половинки чёрно-зелёными верёвками.
        - Заберите его! Не забудьте руку! Скорее! Сейчас же! - грозно закричал он, развоплощая три Щита, перекрывавших тоннель.
        С этой властностью трудно было спорить, и рептилии подчинились. Пока же они удалялись, маг расчерчивал на стенах пещеры системы фигур и знаков, расставляя опорные точки для контуров заклинаний, наполняя плетения кипучей взрывоопасной гурханой огненной стихии. Закончив все речитативы, он побежал следом, гонимый эхом собственного топота и слабевшими звуками из покинутого коридора.
        Оказавшись у входа в злосчастный тоннель, маг перекрыл его тройным Щитом и послал обратно импульс пробуждающего слова. Взрыв, раздавшийся вдалеке, встряхнул всю гору, пол чуть не ушёл из-под ног, а потолок едва не устремился к нему навстречу пока рушился тоннель. Ударная волна, сопровождаемая пылевым облаком, врезалась в Щит, разорвала его, затем смяла второй и ударилась о последний. Всякий раз Тобиуса пробивал болевой импульс, но всё же последний Щит смог окончательно поглотить энергию волны. А за ним уже в десятке шагов виднелся обвал.
        Дыхание глубокое и размеренное помогало постепенно сбрасывать напряжение, что гудело в нервных волокнах, заставляло подёргиваться веко, пробегало волной дрожи по ногам и рукам. Тобиус дышал через рот, глядя в обрушенный тоннель, дышал с присвистом, переживая события последних часов и постоянно убеждая себя в том, что он, Тобиус, остался жив. Наконец, сморгнув, он обернулся на тех, кто понёс большие потери.
        - Как… как его звали, - спросил человек не вполне своим голосом.
        - Ун-Рей, - ответил Го-Дар, - он был молодым воином, но хорошим.
        - И разведчиком, - сказал серый волшебник вдруг, глядя на покойника, - я знал его, кажется. От него впервые услышал о существовании Корса.
        - Не может быть, - ответил командир, считая, видимо, что это было важно, - он никогда не стал бы никому…
        - И тем не менее. Если это Ун-Рей, то мы были знакомы… Я не узнал его при встрече. Мне очень жаль.
        По лицу Го-Дара невозможно было понять, что он чувствовал и чувствовал ли что-то вообще. Тестудин не проявлял эмоций, ни по поводу гибели своего воина, ни из-за потерянной руки.
        - Раз потолок не падает. Я могу осмотреть твою рану.
        Клювастая голова склонилась чуть набок, чтобы командир мог видеть запекшийся срез. Крови не было, рана оказалась прижжена в момент нанесения. Потерянная рука лежала рядом.
        - Возможно, удастся приживить обратно. Я не уверен, но сделаю всё, что…
        - Не надо, - ответил тестудин, - теперь буду с одной.
        - Почему? Попытаться-то стоит.
        - Не надо, - повторил Го-Дар. - Наши предшественники, воины Корса, сражались несметное множество лет, защищая свой дом. Они несли потери, жертвовали частями тел и жизнями, зная, что никто не сможет вернуть им утраченного. Это было честно и благородно. Кто я такой, чтобы получать блага, бывшие недоступными для многих поколений моих предков? Неужели я лучше их? Пока не умру, и пока мой панцирь не поставят рядом с их панцирями, этого узнать не удастся. Потому дальше по жизни я пойду вот так.
        - Но, - Тобиус сглотнул, - хотя бы не попытаться, это же… это глупо, Го-Дар.
        - Для меня - не глупо.
        Командир загудел и оставшиеся два воина как могли аккуратно подняли тело. Так они отправились в обратный путь, теперь уже совершенно уверенные в том, что внизу, в опостылевшей подземной тьме, дел у них не было. Тобиус, усталый, взволнованный и чувствовавший некоторую вину, ненадолго отстал. Прежде чем отправиться за тестудинами, которые нуждались в свете, он не смог не поднять с пола отсечённую руку.
        Могучая, но уже мягкая, безвольная конечность была покрыта Лаком Обновления. Открылась сумка.
        - Лаухальганда, сбереги-ка это для меня.
        - Мря!
        С тетург-риду особо долго объясняться не стали, Тобиус просто сказал им, что во избежание повторения ужаса им лучше не рыть больше тоннелей в указанном направлении. Он понятия не имел, на какую длину от сокрытой постройки распространялись трубы с мутагеном, так что радиус риска мог быть довольно обширным. В следующий раз, не дай Господь-Кузнец такому случиться, его, Тобиуса, рядом не окажется. Землекопы это послание восприняли со смирением, а вот уход человека заставил их опечалиться. Предлагались подарки, выдумывались причины ему задержаться в подземном мире ещё немного, однако серый волшебник слишком устал от темноты и чувства стен со всех сторон, ему хотелось подняться наверх.
        Были сооружены кое-какие носилки, так как черепахи не намеревались бросать тело Ун-Рея. Пока они неспешно несли его вслед за Тобиусом, ноша успела отяжелеть из-за множества мелочей, что подскакивавшие тетург-риду прибавляли к ней.
        Не имевшие понятия о деньгах или каких-то особых материальных благах, эти простые существа клали рядом с покойным или прямо на него самородки различных видов, красивые камушки, кристаллики, иной бесполезный сор. То был единственный способ, которым обитатели пещер могли выказать своё почтение жизни, отданной ради них.
        - Теперь ты вернёшься обратно в город на воде?! - спрашивал Фаза, семеня рядом с человеком.
        - Должен. Я учусь там, и не могу покинуть их без разрешения, пока не закончу учёбу. Они отпустили меня сюда, теперь я обязан вернуться.
        - А к нам?! К нам вернёшься ты?!
        Тобиус задумался над ответом и решил отложить его до срока. Он шествовал впереди носилок, освещая путь, а позади них двигалась толпа серых мохнатых тел. Хозяева подземелий провожали своих гостей и спасителей. Заблаговременно послав наверх тетург-рази, маг подгадал так, чтобы оказаться на поверхности посреди ночи. После длительного пребывания во мраке прямые лучи летнего солнца могли нанести ему, да и тестудинам вред. До рассвета следовало войти под сень листвы, чтобы встретить светило в тенях.
        Они выбрались под ясное ночное небо и словно вся вселенная открылась им, все звёзды высыпали как на праздник, безумно яркие, безумно красивые. Их света хватало на то, чтобы видеть весь мир внизу, даже когда Тобиус отпустил мотыльков в небытие. Ночь никогда ещё не была столь светлой на его памяти и на несколько минут серый маг залюбовался.
        - А ведь вы, лунарные, всегда его так видите, да? Днём для вас белое Пекло, резь в глазах, слепота, полная беспомощность, но зато по ночам мир прекрасен как фантазия волшебника, выпившего «пыльцу фей».
        - Ярко днём очень, больно глазам и прятаться негде! Ночью, однако мир красотою своей раны дня исцеляет!
        - Вот-вот, и я о том же.
        Тобиус небольшим усилием развалил оборонительный вал, расчищая путь тестудинам. Он обернулся на пещеру, вгляделся в лица тетург-риду, почти не поддававшиеся узнаванию.
        - Шкле, Штму, держитесь там друг за друга. И хватит так смотреть. Моё дело здесь сделано.
        - Прощайте герои!
        - Мы вас не забудем!
        - Спасибо!
        - Ещё б вы нас забыли, коротышки. Правнукам ещё будете про нас сказания баять. Никто в истории мира для вас больше не делал чем мы. Фаза, веди.
        Ступая осторожно, стараясь не засматриваться на звёзды, они постепенно добрались до первых деревьев. Идти стало тяжелее и вскоре отряд устроил привал. Посреди Дикой земли это казалось сущим безумием, даже с периметром охранных чар. Выбора не было, однако, солнце понемногу красило восточную часть небосвода, и после долгой разлуки встреча с ним обещала стать опытом поистине незабываемым. Как вскоре выяснилось, обещание было правдивым.
        Ещё никогда скромный рассвет не представал в ипостаси пылавшего кошмара, насыщенно-красного, быстро переходившего в жёлтый и белый. Даже сидя к солнцу спиной сквозь почти опущенные веки Тобиус наблюдал за выгоранием всех цветов мироздания, причинявшим глазам неподдельную боль. И если с самого утра казалось, что начались страдания, то ближе к полудню утренние заблуждения рассеялись. Солнце стало ранить уже тело, оно жарило кожу даже сквозь одежду, беспощадно, медленно, неотступно. Тестудинам приходилось сложнее, даже после того как они хорошо отмокли перед восходом. Казалось, что жара мучила их сильнее против прежнего. Однако любовь главного источника жизни в мире следовало заслужить сызнова, и никто не был избавлен от сей повинности.
        Двигаться смогли только вечером, когда смертоносный огненный шар перекатился на западный край мира и стал угасать. Черепахи вновь полезли в созданную для них водяную сферу, а на труп Тобиус наложил ещё одно охлаждающее заклинание. Брести по лесу с ношей, источавшей сладкий аромат разложения значило зазывать на пир орды голодных тварей, а волшебнику это было ненужно.
        Дорога назад к реке выдалась тяжелее, хотя, казалось бы, спускаться с гор обычно легче, чем подниматься на них. Долгое время путники оказывались в солнечном пленении, могли двигаться в краткие утренние и вечерние часы. Постепенно становилось легче, но потом пришлось делать крюк, - на этот раз волшебник решил обойти затопленный гурханой участок леса, просто потому что он не желал иметь дело с мёртвой органикой, напитавшейся эманациями дикой магии. Последствия обещали оказаться непредсказуемыми.
        Со всеми задержками получилось так, что к реке они вышли уже в последних числах юна месяца. Треть лета пролетела, а человек и не заметил.
        Часть 2, фрагмент 11
        Тетург-рази встречали их бурно и шумно, как было принято у их брата, перебрались через реку всем народом, чудом не обрушив мост. Фаза бросился им навстречу, чтобы поскорее поделиться невероятными вестями. Всеобщий восторг, радость и трепет. Ежи хотели было броситься водить хороводы вокруг славных героев, но стоило им завидеть мертвеца, как настрой немедленно сменился. Великий праздник обратился панихидой, каменисто-песчаный берег, зелёный от блестевших, частью выгоревших шкурок, заполнили стоны и слёзы. Всё это оставалось хоть сколько-нибудь приемлемым лишь потому, что тетурги были искренни в своих чувствах.
        - Что дальше? - спросил маг у однорукого воителя. - Погрузите на лодку? Я могу держать его замороженным сколько…
        - Нет. Мы разделаем его на берегу.
        Тобиус вздрогнул.
        - За… зачем?
        - Нужно забрать панцирь. Все части. Жаль, что он пострадал.
        - А остальное?
        - В воду.
        Волшебник задумался.
        - Вынимаем пищу нашу из вод и в воды отпускаем покойных наших? Питаете своими телами тех, кого потом едите сами?
        - Равновесие, - подтвердил Го-Дар, чем напомнил риву Ду-Гэмона.
        - А что потом будет с панцирем?
        - Когда семья простится? Он не был Лучшим или кем-то, приблизившимся к вершинам мастерства, поэтому панцирь разотрут в порошок и тоже отправят в озеро.
        - Вот оно как…
        - Мне нужно поговорить с его братом.
        Го-Дар отправился ближе к воде, туда, где ждала лодка и всё ещё находился поставленный охранять её воин. Он не оставил своего поста, смотрел издали, ожидая позволения командира. Командир неспешно шагал к нему.
        - Надо было оставить их на поверхности, - сказал Тобиус сам себе, - глядишь, и не помер бы этот бедолага так. А я справился бы и сам. Я ведь мог бы… но думал, мало ли, раз уж они так жаждали исполнить свой долг…
        «Чьи-то чужие ошибки будут стоить синяков и ссадин, - говорили наставники Академии, - а ваши будут стоить жизней и поломанных судеб».
        Они были ахоговски правы, ибо волшебники, как те, кто наделён огромным могуществом, оставляли более глубокий след, нежели простые смертные. Везде. В истории, политике, укладе мирском и делах военных. Один маг мог стать причиной событий размаха невероятного, либо же причиной того, что эти события не случились. Думая об этом, Тобиус взвешивал тяжесть последствий от своих ошибок, сравнивал её с ошибками, сотворёнными давно, великими магами, находил разницу ощутимой, но всё равно не мог не чувствовать тени на душе. Для волшебника он был чересчур эмпатичен, что находил своим недостатком. Эмпатия ведёт к излишней эмоциональности, а та - к краху.
        И всё же он пошёл к воде, когда черепахи перенесли тело туда и был рядом, не отводя взгляда, следя за каждым движением, за каждым окровавленным ножом. Тобиус сам в прошлом не один такой нож украсил искусной чеканкой в кузницах Корса. Никогда не размышлял, для чего они такие нужны, широкие, толстые, с упорами для пальцев и массивными металлическими невериями, по которым удобно было бить молотком, если понадобится. Оказалось, для похоронных ритуалов. Ударяя по навершиям ножей подходящими камнями, тестудины разъединяли разросшиеся рёбра, служившие грудной частью панциря, с частью наспинной. Походило это немного на обращение умелых плотников с долотами. Плоть, кости, органы, всё извлекалось и немедленно погружалось в быстрые воды без сентиментальных сомнений, лишь сам панцирь должен был остаться; его внутренние стенки тщательно выскабливались уже иными, изогнутыми инструментами.
        - Я могу соединить их, - сказал волшебник, когда процедуры были завершены. - След жжёный, края оплавлены, часть кости утрачена навсегда и её не восстановить, но я могу хотя бы вернуть целостность.
        Тестудины долго смотрели на него, гудя промеж собой, после чего один, чьего имени человек не знал, кивнул. Видимо, родня покойного дала своё дозволение. Тогда панцирь был соединён при помощи Лака Обновления, между половинками обеих пластин пролегла гладкая янтарная полоса.
        Остаток светового дня волшебник лазал по лодке, проверяя, не решила ли та развалиться, не рассохлась ли, не истончились ли верёвки из водорослей. Его практические знания о корабельном деле заметно уступали теоретическим, но казалось, ещё одно-два плавания эта посудина выдержит.
        - Фаза.
        - Я здесь!
        Тетург-рази так и не оставил Тобиуса в покое. Он не отправился домой праздновать избавление от великой беды, а топтался у воды, близ тех, кого привёл. Возможно зелёный ёж считал своим долгом проводить их.
        - Те растения, что цветут под землёй, вы ведь их продаёте, верно?
        - Про-да-ём?!
        - Меняете?
        - Да! - оживился тетург-рази. - С юга, с далёкого юга приходят мохнатые-хвостатые с палками! Дипу радуется безмерно, горшочки и свёртки их получая! Мази там, и горькие воды, что раны лечат, жар укрощают! И сам он подобное может готовить, но чужое действует лучше!
        - Лекарства, значит.
        - Еда! Сладкая-сладкая! Фрукты в меду, большие!
        - Консервированные сладости, значит. Хорошо. Когда они придут в следующий раз?
        - Когда тетург-риду соберут урожай вестимо!
        Тобиус вздохнул. Допытываться у этого существа о чём-то, касающемся чисел было делом непростым, так как тетурги в основном считали по принципу «раз, два… три… много». Выяснилось только, что пальцев на всех руках и ногах у Фазы не хватит, чтобы пересчитать сутки.
        - К концу жаркого лета, - выдал он расплывчатое, - когда солнце станет добрее, но гроз ещё будет неслышно! Тогда придут они к нам с дарами!
        - Позднее лето, ранняя осень. Постараюсь запомнить.
        - А что?! А что?!
        - Посмотрим.
        Смеркалось. Со стороны подвесной деревни доносился праздничный шум; тестудины сидели рядом с водной кромкой вокруг пустого панциря и гудели тихо, раскачиваясь взад-вперёд. Вечер был жаркий, душный, долгий путь оставил на человеке свои следы и, скинув на камни мимика, сумку, он шагнул в воды.

* * *
        Обратный путь шёл против течения, маг поставил парус, ловя боковой ветер и налегая на руль, чтобы лодка двигалась прямо. Панцирь покойного Ун-Рея лежал в тени палатки, поскрипывали снасти и нос с плеском резал воду, а четыре тёмных силуэта плавно следовали за судёнышком внизу, лишь изредка всплывая ради глотка воздуха.
        То плавание мало чем могло запомниться, оно было удивительно спокойным для реки, взятой в тиски Дикоземья. Один раз, правда, в разводах утренней зыби волшебнику показалось, что он видел, как над вершинами деревьев-гигантов поднялась длинная острая голова на изящной шее. Цапля? Цапля выше деревьев-исполинов?
        Тобиус предпочёл счесть это видение мороком и даже изрядно попотел, ловя заклинанием ветряного духа и сажая его в парус, чтобы лодка скорее пересекла тот участок.
        Впоследствии, видя, как растягивается время пути, Тобиус неоднократно прибегал к этому приёму, хотя стоило это ему многого. Магия Духов никогда не давалась серому легко. Чтобы повелевать духами, в том числе и погодными, требовался больший талант, либо подспорье, такое, например, как цветок папоротника, который Тобиус хранил в сумке, и которым приманивал духов ветра, а потом, терпя неудачи, расходуя впустую прорву энергии, заставлял их служить. Со временем получалось всё лучше, но от утомления потом руки плетьми висели.
        В воды Фарсала Тобиус вернулся через примерно двадцать дней после отплытия, чуть ли не вдвое быстрее, чем получилось бы без помощи заклинаний.
        Озёрный город не встречал его бурей радости, хотя появление человека было замечено ещё на подходах добытчиками, растителями, стражей. Лодка подплыла к лестницам, ведшим на улицы маринитового города и приподнялась над водой, когда охранники взвалили её на плечи и зашагали по ступеням. Они опустили судёнышко посреди улицы и наружу выступил волшебник, несший панцирь.
        - Не тяжело? - спросил Го-Дар.
        - Телу - нет, не тяжело. Показывайте дорогу.
        Вместе со своими защитниками маг шёл по Корсу, провожаемый взглядами горожан, печальными и спокойными. Нужная улица, нужный дом, нужная семья. Тобиус явился к ним, неся на себе всё, что осталось от их внука, сына и брата, аккуратно сложил эту ношу и выпрямился. Те члены семьи, что не исполняли свои обязанности на работах, вышли вместе, все от мала до велика. Го-Дар обратился к ним, и, хотя речь озёрного народа оставалась неприступной для человеческого понимания, рив догадывался, о чём говорили тестудины.
        - Им интересно, как Ун-Рей погиб.
        - Сражаясь с непреодолимой злой силой, не отступив, не оставив своих соратников.
        - Они не это хотят знать. Мучился ли он?
        Тобиус сжал челюсти, сглотнул.
        - Нет. Мгновенно и безболезненно.
        Родственники почившего подняли панцирь и внесли в жилище, на чём печальная, но обязательная миссия была завершена. Охрана же следовала за человеком вплоть до самой Основы, и только там, передав его с рук на руки вышедшему встречать До-Рею, воители завершили свою миссию.
        - Путешествие выдалось непростым? - задумчиво спросил тот, провожая однорукого командира взглядом.
        - Потеряли одну жизнь и одну руку.
        - Жаль. А что приобрели?
        Маг почесал кончик носа.
        - Ну… у Корса появились могущественные союзники в лесу, целых два племени маленьких примитивных млекопитающих.
        - Это радует.
        - Об остальном я хотел бы поговорить с Лучшими, когда и если у них появится возможность, желание, принять меня. Могу ли я идти?
        - Ступай, кудесник. Я доложу им о твоём возвращении.
        - Сделайте милость.
        Он телепортировался наверх, упал на кровать и много часов пролежал живым мертвецом.

* * *
        Лучшие призвали на следующий день, рано. И когда человек вошёл, встречали его пятеро. Пять громадных существ, явившихся из такого дремучего прошлого, что некоторые из них, а быть может, и все они свидетельствовали явление Джассара Ансафаруса.
        - Как вижу, теперь вы в полном составе, - приветствовал маг стариков.
        - Верно, кудесник, - кивнул Ду-Гэмон. - Это Ри-Дакор, никто не знает о добыче живой пищи столько, сколько он успел позабыть. Это Лун-Рокут, в его руках всё растёт. А это кудесник То-Биус из народа людей. Мы пытаемся научить его строить Запруды.
        Два новых гиганта, фиолетовоглазый и голубоглазый загудели коротко, приветствуя инородца.
        - Таким образом мы впервые за… сколько?
        - Много, - проворчал Туа-Бун.
        - Впервые за много лет объединились, да?
        - Да-да, - продолжал Лучший Воитель, - может, послушаем уже этого маленького мягкотелого? Мне интересно!
        - Можно, можно. То-Биус?
        Без лишних деталей, без ненужных событий маг рассказал черепахам о том, куда его завела судьба, о том, с чем он столкнулся в глубинах подгорной тьмы, рассказал о заброшенном объекте, где, вероятно, создавалось бестиогическое оружие. Те же биоморфы, например.
        - …и в связи с этим я хочу попытаться задать вам вопрос: что такое Солнце Глубин?
        Панцирные гиганты смотрели на него, преисполненные вселенского спокойствие. Прожив так долго, они потеряли способность действовать импульсивно, быстрее скалы стали бы нервничать, чем Лучшие города Корс. И всё же чуткий волшебник, как ему показалось, ощутил изменение в их настрое.
        - Понятно, - сказал он, невзначай постукивая себя по губам. - Позвольте я выдвину предположение. Когда-то очень давно эти земли не были диким лесом. Когда-то очень давно здесь была… страна? Развитая страна, верно? Наука и магия, высокие технологии, обширные владения. И вы помните эту страну. Вы, вечные, всё помните. Но об этом вам запрещено говорить, верно? Джассар Ансафарус наложил печать молчания на ваши ус… рты. Сам владыка мира, верно? Значит, он знал об этой стране, как и вы. Но вот что странно, в истории мира нет ни единого упоминания ни о какой великой стране на западной части континента. А Дикая земля, или Великая Пуща, как вы её зовёте, всегда была такой. Руины есть, заброшенные, до сих пор не рухнувшие постройки есть, но страны нет. Так не бывает.
        Они молчали. Смотрели на него из глубин древности, пряча в своей памяти ответы на вопросы, способные перевернуть целое мироздание. И молчали. Только сам Тобиус не до конца был уверен, рад он их молчанию, или огорчён им? Ведь есть такие тайны, знание которых и хребет может переломить. А он кто, всего лишь молодой выскочка с горящими глазами, на что ему знание о такого масштаба древнем секрете?
        Любопытство как рассвирепевший хорь вырывалась из цепких рук самоубеждения, раздирая их в кровь, но руки оказались сильнее и жажде знаний пришлось на время утихомириться.
        - Ладно, что ж. Нельзя получить всего, что хочется, верно? С вашего позволения вернусь к занятиям.
        - Мы рады, что ты смог вернуться живым и невредимым, То-Биус, - молвил Ду-Гэмон неспешно.
        - А я рад, что вернулся. Спасибо за возможность, помочь им.
        С того дня человек полностью посвящал себя двум лишь вещам, - обучению и магической практике. Всё время делилось между медитациями и опытами с теми веществами, что он смог получить в течение своего последнего похода.
        Тобиус являлся вполне способным зельеварителем и алхимиком, но в биоалхимии был слабоват и оттого не вполне смог понять, чем являлся мутаген. Не помогли никакие чары, а для полномасштабной серии лабораторных опытом не было ни правильной лаборатории, ни исчерпывающих знаний по дисциплине. Одно лишь было точно, - эта дрянь вступала во взаимодействие с любой живой органикой, растительной ли, животной ли. Опыты на свежей мертвечине показали, что мутаген довольно быстро распознаёт отсутствие признаков жизни, даже если животное было умерщвлено недавно и большая часть клеток организма всё ещё сохраняла витальные признаки. Тщательно записывая свои куцые наблюдения, волшебник думал, что более опытные маги из Академии Ривена наверняка смогли бы выведать о мутагене на порядки больше информации… однако мысль о передаче образцов в их руки отчего-то испугала Тобиуса. Эта зловонная жидкость, прозрачная и чистая как слеза младенца внушала ему вполне осознанный страх. Чем бы она ни являлась, её разрушительный потенциал должен был быть похоронен в этой проклятой богом земле и никогда больше не проявляться на лике
мира.
        Кроме того, волшебник постоянно и старательно листал свою книгу заклинаний, обновляя воспоминания о тех плетениях, которыми он владел, но давно не пользовался, а также о тех, которые некогда внёс в книгу, но руки так и не дошли. Не окажись в его арсенале Кислотного Жала, скучного, маломощного, кто знает, как пошли бы дела в пещерах. Единственное преимущество серого мага надо всеми остальными - более широкий выбор заклинаний, и от преимущества сего отказываться было непростительно глупо.
        Между усиленной магической практикой и медитацией Тобиус возвращался к собственным наработкам. Он накрепко утвердился в мысли, что ему требовались заклинания, эффективно уничтожавшие живую плоть, да и вообще любую материю. Даже более эффективно, чем Расщепление с его узкой направленностью луча. Так что к сонму незавершённых сырых наработок прибавилась ещё парочка абстракций на будущее.
        Снаружи башни царила последняя треть лета, выдавшегося жарким, на берегах огромного озера зеленел лес, тела гигантских речных угрей сверкали в лучистых алмазных брызгах, когда очередной охотник забирался рыбе в пасть и доводил её до изнурения, прежде чем убить, - Тобиуса до сих пор в дрожь бросало от тестудинской водной охоты, а через время он узнал, что именно сам Лучший Добытчик Ри-Дакор придумал этот метод, - трели птиц разносились под ласковым небом, а Тобиус всё занимался. Вероятно, что события в пещерах задели его сильнее ожидаемого, что смерть одного малознакомого тестудина оставила более значимый отпечаток, и серый маг полностью погружал свой разум в заботы насущные, чтобы меньше вспоминать.
        Так прошёл месяц юл и больше половины агостара, когда вдруг рив попросил До-Рея о встрече с Ду-Гэмоном. Просьбу удовлетворили быстро, всего через несколько часов волшебник был сопровождён к тому месту за Основой, где Лучший Направляющий любил рыбачить.
        Часть 2, фрагмент 12
        - Как твои успехи, То-Биус? - спросил гигант, поглядывая одним из своих невероятных бирюзовых глаз. - Есть ли… хм… прогресс?
        - Стою на месте. Зато твёрдо и уверенно.
        - И то благо, да?
        Волшебник прочистил горло, предпочтя не обратить внимания на последний вопрос.
        - Я хотел бы… о боже, будто за скамью ученическую возвращаюсь. Я хотел бы отпроситься!
        - Отпроситься, да? - как будто заинтересовался тестудин.
        - Да. Я хочу вновь спуститься по реке, но на этот раз дальше. Один знакомый говорил, что там живёт некий древолазный народ. Мне право казалось, что это намного ближе, но видать, он просто далеко и быстро путешествовал.
        - Хм-м. - Длинный коготь описал в воздухе изящную восьмёрку раз, другой, третий. - А теперь и ты хочешь попутешествовать, да?
        - Путь к знаниям - это путь, говорил Джассар. Ныне волшебники уже не так преданы сему завету, никуда не идут, мало что ищут, сидят в городах на щедром жаловании или продают лекарство от простуды втридорога. А я вот хочу путешествовать и искать.
        - Мудро, мудро. Путь к знаниям - это путь, да? Что ж, ступай.
        И вновь всё вышло слишком просто, но Тобиус не стал задавать вопросов, на которые уже получал ответы - к чему всё усложнять, человечек?
        - Я думаю, То-Биус, что птицу в клетке не удержать. - Тестудин читал его всё также легко.
        - Вообще-то мы, люди, только и делаем, что удерживаем птиц в клетках.
        - И они счастливы, нет?
        - Об этом мы мало заботимся.
        - А мы, тестудины, заботимся.
        - Это значит, что моя клятва…
        - В силе, То-Биус. Суть её не в том, чтобы пленять тебя, а в том, чтобы ты не отправился к своему народу раньше времени. Если хочешь путешествовать по Великой Пуще, то ступай, мы всегда будем ждать тебя здесь. Но в отчий дом возвращаться не моги.
        Чёрные брови волшебника заметно приподнялись, на высоком лбу собрались складки.
        - Это… существенно облегчает мне жизнь. Так я могу отправляться?
        - Как только лодка будет готова и припасы собраны. Или ты решил уйти по суше, да?
        - Нет уж, мне понравилось путешествовать по реке!
        - Понимаю, понимаю, вода - это благо.
        Брови вновь опустились, да ещё и сошлись на переносице, Тобиус стал серьёзнее, суровее.
        - На этот раз только прошу не посылать со мной охрану.
        - Не хочешь охрану?
        - Не хочу. Без них я быстрее, незаметнее. Свободнее.
        Завораживающий свет мерцал внутри зрачка тестудина, его жёсткое лицо ничего не могло выражать, но отчего-то казалось, что Ду-Гэмон слегла печально улыбался. Он видел маленькую подёнку насквозь.
        - Как скажешь, То-Биус, как скажешь. Возвращайся к нам живым и невредимым.

* * *
        Когда обновлённая лодчонка заскользила по воде, волшебник размышлял над тем, что усердный и терпеливый наставник Хо-Рад наверняка поставит на нём крест. Будь он столь же нерадивым учеником в Академии, из Перчатки Боли не вылезал бы, однако жители Корса таких наказаний не практиковали. Являясь самым неспособным, самым безнадёжным, Тобиус должен был поселиться в зале для медитаций и стремиться к полному самоотрешению каждый миг. Впрочем, это в нём говорили старинные привычки. Во времена обучения волшебник рос, в основном, как сорная трава, и когда кто-то начинал верить в него, возлагать надежды, как, например, Никадим Ювелир, Тобиус испытывал жгучее желание надежды те оправдать. Пора было бы оставить эти юношеские привычки.
        Река вновь превратилась из врага в друга, подхватила лодку и понесла на юг, третье плаванье за лето ни много ни мало. Всё, что нужно было делать, это следить за берегами и только. Ремесленники присовокупили к рулю пару съёмных упоров, которые могли удерживать его в нужном положении и освободить единственного члена экипажа. Кроме того, они увеличили высоту палатки и её длину.
        Выходило, что можно было плыть, получая удовольствие, предаваясь магической практике, чем Тобиус и занимался не один день к ряду, пока однажды, чуть позже второго полуденного часа1, лодку не встряхнуло вдруг. За первым толчком последовал ещё один, да такой, что корму подкинуло. Волшебник покатился кубарем, упёрся ногой в борт, схватил книгу заклинаний прежде чем та упала в воду и замер в ожидании.
        # # 1 Чуть позже 13:00.
        Ничего не произошло. Маг бросился к корме, оглядел быстрые воды и ничего не нашёл. Но потом он взглянул сквозь чары Истинного Зрения и увидел, как нечто огромное, длинное и живое, плыло там против течения. Начало его отдалялось, но часть всё ещё была под лодкой. Такой маленькой, такой хрупкой деревянной скорлупкой, которую можно было пустить на щепки, скажем, одним ударом хвоста… Ахог подери, да даже ужасные угри, водившиеся в озере, казались ерундой в сравнении с этим… этим…
        Оно удалилось, проплыло дальше, не заметив болтавшуюся на поверхности потока кроху, или просто не проявив интереса. А человек, утерев холодный пот, напомнил себе, где имел дерзость забыть об осторожности! Дикая, вопиющая глупость!
        С того дня он вернулся к подобающему поведению, не позволял больше нетронутой природной красоте Дикоземья и яркому летнему солнцу заморочить голову. Зимой было проще, куда как проще, когда мир был холодным и враждебным, заставлял держаться собранным.
        Тобиус до того не желал терять бдительность, что прибегал к чарам Второго Дыхания, подстёгивая резервы тела. Резервы, которые даже у мутанта были небезграничные. Порой, только в дневное время, он причаливал к берегу и практиковался в искусстве магического строительства, создавая новые лодочные сараи, затаскивал туда судёнышко, обвешиваясь охранными чарами всех доступных видов. А потом покидал мир яви, как правило, более чем на сутки.
        Всякий раз засыпая, он думал над тем, что чудовища похожи на животных, - зимой многие из них, особенно самые прожорливые, впадали в спячку, чтобы с приходом тепла восстать и придаться обжорству. Не было в Дикоземье сезона, когда смерть не властвовала бы среди великих деревьев.
        Эти мысли являлись плохими провожатыми в сонное царство, из-за них там волшебника то и дело поджидала тьма с пылавшими глазами и страшной пастью, вновь обернувшаяся после долгого отсутствия.

* * *
        Подгоняемая прирученным ветром и несомая водами, лодка достигла наконец заветного высокого берега. Река там была довольно узкой и быстрой, но зато глубокой, а над ней висели огромные деревянные мотыльки, тянувшие из вод полные рыбы сети. Завидев гостя, тетург-рази пришли в буйный восторг, многие из них выбрались на берег и бежали над самым обрывом, галдя, пока не добрались до моста. Вытаскивая судёнышко на сушу мыслесилой, волшебник был встречен радостной толпой подпрыгивавших зелёных ежей.
        На дворе стоял второй день месяца зоптара, самое начало осени. Что-то около года назад рив покинул Под-Замок и отправился на юг, намереваясь испытать себя зимовкой в Дикой земле. А ныне он пребывал так далеко от границ Вестеррайха, как не забирался, вероятно, ни один сын рода людского.
        Утомлённый и помятый, Тобиус старался улыбаться и брёл сквозь ликование народа, выглядывая среди похожих нелюдских лиц знакомое. Оно, однако, нашло его раньше, ибо громче всех вопило и выше всех подпрыгивало.
        - Тоби! Тоби! Ой! Ты вернулся! Ой! Радость-то какая! Ой! - заливался Фаза, расталкивая сородичей, укалываясь об их иглы, но продолжая расталкивать.
        - Скажи-ка мне, друг, - молвил рив, - купцы с юга уже приходили?
        - Что?! Мохнатые-хвостатые?! Нет! Ещё нет! Совсем! Но скоро ждём уж их!
        - Как хорошо, - улыбка на лице Тобиуса приобрела больше жизни и искренности, - успел.
        Тетург-рази непременно пожелали устроить в честь «великого героя» приветственный пир, благо во времена сии обильные они могли себе это позволить. Внутри палисада, где не осталось уж убогоньких хижинок, развели большие костры, над которыми на вертелах жарилась громадная форель, - целиком и рубленая на куски, серебристая в пятнышках мечта всех рыбаков северного мира. А кроме того в несчётных лукошках горками сверкали разноцветные ягоды, порой совершенно незнакомых видов, грибы, коренья, свежие травы, мхи и… закуска в виде насекомых.
        Аборигены пели и плясали вокруг огня, поднося Тобиусу самые лакомые кусочки. В сердцах их был праздник и лёгкость, дремучий лес на какое-то время перестал быть страшным и жизнь казалась совершенно прекрасной. Волшебник благосклонно принимал знаки внимания, насыщался неспешно и вёл беседу с теми тетургами, которых попросил сесть рядом с собой, а именно с Фазой и Дипу. Последнему, к слову, очень уж по душе пришёлся крепкий табак, что удалось выменять на собственный травяной сбор. Таким образом Тобиус распрощался с последними запасами.
        - Когда они придут, - говорил волшебник, поедая печёную рыбу и бросая кости в огонь, - к обычным товарам прибавьте вот это.
        - О!
        - Что это?! Что это?!
        В руки Дипу перешла сверкавшая статуэтка из начищенной меди, изображавшая премилую обезьянку с длинным хвостом. Формы её хранили простоту, но аккуратны, а поверхность покрывали сотни засечек, игравших текстуру меха. Вещица была весьма изящной в своей простоте, а бесхитростным тетург-рази она казалась сокровищем похлеще золотой короны древних королей.
        - А можно оставить её?! Давай оставим! Смотри красивая какая! - тут же загорелся Фаза.
        - Я не для того её создавал, чтобы вам оставлять. Преподнесёте чужакам как дар и ни словом не обмолвитесь о том, где взяли. Нашли, сами не придумали, куда девать, решили отдать дорогим друзьям.
        - А не будет ли от этого, - с сомнением спросил Дипу, пыхтя трубкой и разглядывая статуэтку, - проблем?! Мне нужны их лекарства, знаешь ли! Видишь дураков вокруг?! Они только и делают, что придумывают новые способы захворать! Дай только волю, все слягут и передохнут! А лекарства очень уж хороши!
        - Никакого вреда от статуэтки не будет, верь мне. Или я не победитель подземного ужаса?
        Аргумент оказался весьма увесистый, старику оставалось лишь головой покачать и согласиться.
        На следующий день Тобиус оттащил лодку дальше в лес, нашёл укромное место среди деревьев, установил судёнышко там на крепких подпорках и со всех сторон построил своего рода шалаш. Парус пришлось снять, чтобы не белел посреди зелени, а мачту обвить лианами. Вблизи никого таким укрытием было не провести, но тетург-рази утверждали, что их гости всегда приходят по западному берегу, то бишь им нет нужды пересекать реку и отправляться к горам.
        Пару следующих дней Тобиус провёл невдалеке от поселения нелюдей, он осторожно бродил по лесу, который пока что и не думал убавлять свою зелень в пользу рыжины и золота, изучал растения, грибы, собирал образцы различных плодов и консервировал их в волшебном янтаре для дальнейшего изучения. Зимой у него не было для этого возможностей, а лето ушло совсем не на исследовательскую деятельность, хотелось скорее хоть что-то наверстать. На третий же день с юга пришли чужаки.
        Они явились не по земле, а по деревьям, - мага об этом предупредили, хотя он и не понял, что имели в виду тетург-рази. А имели они в виду десяток гуманоидов, которые передвигались головокружительными прыжками между стволами и быстрыми перебежками по толстым веткам. Невероятная ловкость и скорость немного удивили притаившегося в папоротниках человека и даже вызвали небольшую зависть.
        Он следил за чужаками снизу, укрытый чарами Глазоотвода, засел в укромном месте заранее и не прогадал. Существа явились в середине дня, проскакали высоко в кронах, перекрикиваясь, громко шелестя листвой, постепенно опускаясь на более низкие ярусы леса. Когда они удалились в сторону поселения тетургов, маг быстро направился следом, озираясь на случай если кто-то из древолазов отстал.
        Тобиус явился к палисаду незаметно, издали слыша привычный гостеприимный гомон. Торжественное приветствие, что тетург-рази устраивали для него недавно, теперь они устроили для новых гостей. Рив прошёлся по краю, не погружаясь в народные гуляния, он хотел приглядеться к ним и заодно понять, способны ли будут чужаки увидеть его.
        Их оказалось не десять, а одиннадцать, этих новых знакомцев, все были на удивление схожи с людьми своими телесными пропорциями, разве что руки несколько длиннее человеческих, да ноги чуть короче. А ещё были хвосты, длинные, гибкие, шерстистые. Обезьяны. Давняя догадка Тобиуса подтверждалась, ему предстояло иметь дело с обезьянами. А почему нет? «Человека-пса» он уже видел, «людей-ежей» и «людей-кротов» - тоже. О «людях-волках» и упоминать не обязательно. Почему бы не встретиться с «людьми-обезьянами»?
        Симианы, как серый маг решил пока что называть их, расселись на корточках вокруг костров с готовившимися блюдами и оживлённо общались, позволяя наблюдателю как следует себя рассмотреть. И первое, что бросалось в глаза, - это мышцы. Фигуры нелюдей не казались тяжёлыми, скорее наоборот, длинными, достаточно изящными, но при этом даже сквозь чёрную и бурую шерсть проступали очертания сильных мышц, особенно бугрившихся на ляжках. Наверняка под кожей у них не набралось бы и унции жира, всё сплошь сухое мясо и толстые жилы.
        Вторым, что привлекло внимание, были формы черепов и лиц. Эти существа порядочно отошли от обычных обезьян, которых Тобиус видел в бестиологических атласах, челюстные аппараты стали заметно меньше, хотя всё ещё превосходили человеческие, тяжёлые надбровные дуги сгладились, а лбы выдвинулись вперёд, давая пространство более развитому нежели у животных мозгу.
        Они все носили одежду, и, судя по тому, как разноцветная ткань блестела на солнце, то был настоящий шёлк. Жилетки из грубого волокна сидели поверх роскошных шёлковых сорочек с коротким рукавом, тогда как бёдра и ноги до колена покрывали тканые укороченные штаны. Голени и предплечья оставались голыми, явно, чтобы не затруднять передвижение в ветвях, не цепляться, не мешать. Обуви симианы не носили, зато носили некоторые украшения в больших своих ушах, и на шеях.
        Тетург-рази пели и плясали, поднося гостям угощения несколько часов к ряду, а Тобиус всё бродил кругами, то приближаясь, то отдаляясь от симианов. Довольно быстро он убедился, что чары, отводящие взгляд, действовали на них не хуже, чем на людей, вероятно благодаря довольно схожей физиологии. А вот обоняние у древолазов оказалось получше, и рив замечал, что если подходил слишком близко, даже невзирая на присутствие пищи, дым от костров и обилие зелёных шкур вокруг, гости начинали то и дело оборачиваться. Человеческий запах был им незнаком, и, как всё незнакомое, вызывал напряжение.
        Стемнело, накал веселья немного поутих, но костры продолжали гореть тепло и уютно. В их свете наконец-то начался обмен. Каждый из симианов принёс на своей спине по довольно лёгкому плетёному коробу с лямками, а в коробах тех были плотно уложены, берестяные свёртки, залепленные смолой. Кроме них были глиняные горшочки и глиняные бутылочки с восковыми пробками. Исходя из плотности керамики, даже не беря в счёт содержимого, вес выходил внушительный. И с ним эти существа скакали по веткам. Товары были проложены какой-то ватой внутри коробов, чтобы не бились.
        Со своей стороны, тетург-рази передавали гостям пучки засушенных растений, считавшихся вымершими тысячи лет назад. Плоды, кора, листья, корни, как целые, так и измельчённые в порошки, либо растянутые на волокна. Ко всему симианы принюхивались, всё щупали, кое-что пробовали на вкус, и, в итоге, остались довольны обменом, о чём можно было судить по их живой мимике и жестикуляции.
        Священный акт торговли свершался, а кое чего всё не происходило. Стоявший неподалёку Тобиус досадливо вздохнул, подобрал с земли небольшой камешек и запустил им в спину Дипу. Старый ёж с тревожным оханьем оторвался от изучения лекарств, заозирался, но быстро опомнился.
        В свете огня сверкнула гранями медная обезьяна. Был не до конца ясен способ общения двух разных разумных видов, однако тетург-рази и симианы неплохо понимали друг друга, так что процесс дарения прошёл хорошо. Обезьяны оказались не чужды чувству прекрасного и с удовольствием приняли статуэтку. Они долго восклицали, передавая её друг другу и проявляли благодарность.
        Следующим утром купцы покинули подвесное селение, они взобрались на деревья и отправились на юг. Тобиус же, вынеся лодку к реке, тепло попрощался с тетургами и тоже поплыл вниз по течению. В дорогу он получил один из берестяных свёртков, внутри которого обнаружил продолговатый плод шелковицы белой, покрытый мёдом. В народе это растение семейства тутовых, а также его плоды ещё часто именовали просто тутовником. Правда, нормальные плоды были размером, самое большее, с фалангу большого пальца, этот же походил на небольшую дыньку.
        Пробуя на вкус ужасно приторную сладость, волшебник следил за перемещением в пространстве зачарованного магического маяка, что симианы уносили с собой.
        Часть 2, фрагмент 13
        Река была ретива и шумна, несла настолько быстро, что порой казалось, маг обгонял тех, кого преследовал. Так и было положено вообще-то, но всякий раз после спешки бег вод успокаивался, ширились границы потока, или на пути встречались бурные водовороты, которые приходилось осторожно обходить, отчего преследователь вновь оказывался позади. Пока радовало лишь то, что путь симианов не слишком отдалялся от берегов. Они двигались вдоль реки, делая по три-четыре привала днём и надолго вставая ночью. В это время лодка обгоняла их, но при свете солнца всё вновь вставало на круги своя. Выносливостью нелюдей оставалось лишь восхищаться, сами того не зная, они соревновались со стихией и показывали себя в хорошем свете.
        Несколько раз далеко впереди или позади Тобиус замечал длиннохвостые фигуры, набиравшие воду с берега. Тогда ему приходилось придерживать лодку и пробуждать Глазоотвод.
        Берега пологие, берега крутые, скалистые, песчаные, обросшие давно отцветшим тростником; опасные стремнины и расползшиеся, почти стоячие байю, где приходилось плыть по зелёным коврам среди болотных деревьев. Встречались лесистые острова и песчаные косы, вторгавшиеся в водоток, а порой многоликая река щерилась скалами с дёсен-шивер. Только водопадов не хватало чтобы поведать потом случайному слушателю за кружкой пива, де, плавал по реке и перевидал абсолютно всё.
        В один день, держа курс, как обычно, по середине течения, Тобиус стал замечать, что некоторые брёвна, валявшиеся на берегу среди зарослей высоких трав, стали шевелиться и соскальзывать в воду. Савахи, речные львы, крупные, успевшие откормиться за лето. Размеры их, слава Господу-Кузнецу, оставались в пределах описаний из атласов, однако сим пресмыкающимся и не было потребно чего-то сверх, они и так являлись воплощением смерти для неосторожных рыбаков. Несколько ударов хвостами, несколько челюстных усилий и Тобиусово судёнышко закончит свой краткий жизненный путь в пенных водах.
        Прежде чем начать разбрасываться боевыми заклинаниями, Тобиус попытался подчинить ветряного духа. Это получалось у него неплохо теперь, хотя и не безотказно. Плетение дрогнуло и растаяло, а огромные звери тем временем приближались! Пора было, наверное, прибегнуть к силе разрушения, но стоило на кончиках человеческих пальцев народиться волшебным молниям, как нечто громадное вынырнуло из реки за кормой лодки и проглотило двух львов разом, словно были они не ужасными хищниками, а пескарями! Полная зубов усатая пасть сомкнулась, и оставшиеся львы прыснули прочь.
        Встретившись с гигантским сомом, Тобиус теперь знал точно, с кем именно разминулся по пути к тетургам. Эта ясность, однако, не обрадовала его и, толкая лодку мыслесилой, волшебник постарался убраться с опасного участка пути как можно скорее.
        Так, с редкими передышками по ночам и длилось его путешествие всё дальше на юг. Порой он видел на берегах животных: оленей с рогами столь ветвистыми, что не описать, громадных деодонов, саблезубых медведей, а однажды лодку целых три дня преследовало чудовище.
        Сначала маг принял его за оборотня, но быстро понял, что ошибся. Существо было угольно чёрным, бесхвостым, на спине и вокруг шеи мех развевался густой гривой, лицо напоминало человеческое, искажённое яростью, с оскаленной пастью. Глаза горели синим огнём, когти и зубы тоже светились синевой, словно стеклянные, наполненные биолюминесцентной субстанцией. Лесной глад, - так, думал Тобиус, называли эту тварь старые книги. В человеческих владениях уж не встречалась она, выбитая лесаками1 и магами-охотниками, считалась вымершей, а вот в Дикоземье ещё не все особи перевелись!
        # # 1 Существовавшие в прошлом наёмные охотники на чудовищ.
        В атласах говорилось, что лесной глад безгранично упрям, кровожаден, свиреп и сам не свой до человеческой плоти, во что без труда верилось. Но даже такой твари в конце концов надоело мчаться на голодный желудок, а все попытки её доплыть до куска мяса, быстро прерывались. Оказалось, глад плохо переносил воду.
        Слава Господу-Кузнецу.

* * *
        Так и плыл бы человек, всё заметнее уводимый рекой на юго-восток, кабы в один прекрасный день магическая «искорка», мерцавшая для его глаз сквозь пространство и материю, ни исчезла внезапно. Он не сразу это заметил, а когда заметил, слишком сосредоточился на проблеме и упустил кое-что ещё, - территорию астрального вакуума, пространство, где магии в любых её проявлениях места не было.
        Судёнышко пересекло незримую границу и Дар исчез, та неотъемлемая часть Тобиуса, которую он почитал самой главной в жизни, которая преображала и усиливала все грани его восприятия, наделяла невероятным могуществом, вдруг полностью перестала существовать. И хотя тело волшебника осталось невредимым, оно упало на дно лодки без сил, а не померкший свет сознания заполнил тихий ужас.
        Лодка продолжала плыть по течению без человеческого вмешательства, парус был прибран и прошли часы прежде чем ужасный участок пути оказался позади, а волшебник вновь задышал свободнее. Он вскочил тогда с распахнутыми глазами, бешено крутя головой, чувствуя, как гурхана вновь течёт в его энергопроводящих контурах и мир обретает дополнительную глубину, дополнительные цвета.
        Вот из-за таких возможностей он и остерегался летать! Ввалишься в астральную аномалию, превратишься в обычный кусок мяса, невесть как очутившийся без опоры на высоте, и переломаешь себе все кости! Либо по инерции налетишь на какую-нибудь ветку брюхом. По той же причине он избегал телепортаций.
        - Господи, слава тебе…
        Курс был выправлен и, убедившись, что маяк вновь стал доступен, серый волшебник позволил себе причалить и провести ночь во сне, оправляясь от пережитого. Он ещё не знал, что следующим же днём его путешествие прервётся очень неприятно и неожиданно.

* * *
        Ничто не предвещало беды, насколько можно было сказать так о лесах Дикой земли. Тобиус понемногу оправлялся от пережитого накануне, понемногу ел и пил, считая, через сколько дней ему понадобится выйти на сушу чтобы попытаться поохотиться. Ещё сильнее его волновала вероятность опять попасть в астральную пустоту. При мысли об этом тихий ужас штопором ворочался в кишках. Ужас стать… простым смертным человеком.
        Размышления прервал полёт небольшого дерева над рекой. Небольшой та сосна являлась лишь в сравнении с исполинскими ольхами, из-за которых вылетела вдруг и рухнула в воду шагах в сорока от левого борта лодки. Не сразу понявший, что происходит, Тобиус вскинул руки, поднимая над судёнышком Щит, однако от прилетевшего из-за деревьев валуна, целой скалы, заклинание защитить не смогло. Оно лопнуло и камень упал в воду намного ближе, создав волну, а следом уже летело новое дерево. Пульсирующий луч Расщепления рассёк его надвое, половина ствола угодила в реку, но вторая врезалась в мачту, выломав оную и проломив правый борт.
        - Покинуть судно! - сам не зная, зачем, крикнул Тобиус, подхватил сумку, запихнул туда Лаухальганду, вцепился в скинутый прежде плащ и перенёсся на правый, западный берег реки.
        Там он встал в оборонительную стойку, с жезлом в руках, готовый обрушить на противоположный берег весь свой арсенал, выжечь землю дотла, взорвать, заморозить, растворить в кислотном пруду, всё, что угодно!
        А потом из-за деревьев-исполинов вышел другой исполин, двуногий, двурукий и двуглавый, большей частью покрытый тёмно-зелёной шерстью. У него было два скошенных лба, мощные надбровные дуги и выдававшиеся далеко вперёд челюсти, делавшие гиганта похожим на плод греховной связи обезьяны с верблюдом. Две пары маленьких глаз следили за человеком, два рта скалились в кривозубых улыбках; ещё одно существо из списка мёртвых легенд ожило перед любознательным созерцателем, эттин, - двуглавый лесной великан, двенадцать с половиной шагов1 тупой жестокости ради жестокости.
        # # 1 Около 10 м..
        Вдосталь насладившись испугом человечка, зелёный монстр выпустил из рук глыбу, которой долженствовало отправиться в полёт следующей и побрёл прочь. Он был наг, если не считать собственной шерсти и пояса из переплетённых лиан, на котором болталась наполовину съеденная медвежья туша. Бессмысленное насилие как признак примитивного интеллекта?
        - Сукин сын, что б ты сдох… - выдохнул маг, провожая его взглядом, - скотина, тварь, вылупок бубонный, вот так, без причины и толка… Я рвал твою кормилицу, урод!!!
        Это всё, на что Тобиус оказался способен. Он, право, мог бы ещё подняться в воздух, погнаться за обидчиком и выплеснуть на него свою ярость пополам с боевыми заклинаниями, но что толку? Даже если удастся завалить такую громадину, подвиг сей истратит всё, припасённое на случай беды, боевые заклинания будут грохотать на многие лиги вокруг, кого-то отпугивая, а кого-то наоборот, - привлекая. И ведь так может выйти, что не осилит волшебник врага такого масштаба, такого размаха. Великана просто так не прихлопнуть, а вот он как раз может одним ударом мохнатой ручищи превратить человека в кляксу. Бессмысленно.
        - Ахог с тобой, скотина.
        Силой воли отбросив гнев и искреннюю обиду, Тобиус принялся думать. Его лишили удобного и быстрого средства передвижения с остатками продовольствия, просто вытряхнули в лес Дикоземья силой случая. Проклятье… только не отчаиваться, только не паниковать, он уже ходил по этим лесам, он пройдёт по ним вновь! Дикая земля слабых не миловала и те, кому не по силам оказывалась борьба за жизнь, с жизнью своей расставались. А он не таков будет, он не умрёт, не накормит своим мясом никакую тварь. Маяк всё ещё виден, это значило, что между ним и волшебником не было больше преград астрального вакуума, голова и жезл полнились плетениями, он был готов пройти остаток пути боем!
        - Сделаем это, - хрипло сказал северянин самому себе.
        - Мряу! - донеслось из сумки.
        - Ах, кажется, кто-то решил-таки поучаствовать в моей жизни. Ну вылезай, покатились!
        Леса всё не спешили обряжаться в осеннее платье, пусть даже окетеб должен был наступить вот-вот. Воздух баловал теплом и сухостью, листва зеленела кругом. Только лишь березняки выделялись, следуя своему обыкновению, спешили первыми поприветствовать новую владычицу мира; немного отставали от них редкие в той части леса вязы и липы. Остальные же деревья сохраняли верность лету. Тобиус осторожно шёл по растительному царству, пробирался через приставучий подлесок, внимательно прислушивался, и проверял едва ли не каждое дерево сквозь Истинное Зрение. Лаухальганда катился рядом, с азартом выискивая бессчётные грибы, росшие тут и там, чтобы скусывать и глотать их. Для ушастого чёрного мячика это оказалась новая любимая игра.
        Уже следующим утром, переночевав на высоте, маг понял, что безнадёжно отстал. Симианы двигались по лесам ровно лошади по степи - как существа, идеально приспособленные для жизни и передвижения в этом окружении. Человек представлял, как они скакали по веткам, перепрыгивали с дерева на дерево, обходили поляны, проплешины, скалы, либо, вероятно, перебегали их по земле. Тобиус не ощутил в симианах магической силы, ни в одном из одиннадцати, следовательно, нелюди полагались только на силу своих тел. А может…
        Первый же прыжок чуть не окончился содранным о древесную кору лицом и, в перспективе, сломанной спиной. Если бы не мыслесила, удержавшая его от падения, всё обернулось бы очень круто. Чтобы прыгать также далеко как они, нужно было иметь такие же мышцы, как у них, такие же ляжки, такие же толстые жилы. Никаких прыжков. А что с карабканьем?
        Человеческое тело было приспособлено для отталкивания, в этом люди преуспели, - в отталкивании от земли ногами, в отталкивании друг друга кулаками по лицу, они умели толкаться лучше всех в мире, пожалуй. У симианов, в другую очередь, тела были приспособлены для притягивания. Могучие плечевые пояса, спинные мышцы, даже ноги похожие на руки, всё это существовало чтобы хвататься за ветки и подтягивать себя к ним.
        Подтягивался маг неплохо, цепкий, выносливый, он держался за изъяны коры, лез вверх по наростам на стволах, временами рисковал наступать на огромные чаги и трутовики величиной с приснопамятную лодку, легко держал баланс, шагая по веткам… пока сапог не соскользнул со мшистого участка. Не дав себе упасть, Тобиус стянул с ног старую, проверенную временем и дорогами обувку, спрятал в сумку. Дальше он помогал себе в длинных прыжках мыслесилой, осваивал уверенный шаг, на близкие ветки перепрыгивал сам, своими силами, хватался и подтягивался. Мышцы от непривычной работы гудели, волокна там, под кожей, рвались, чтобы вскоре срастись заново сильнее и прочнее прежнего. Порой он думал, что можно было бы сплести Паучий Шаг, но постоянно отказывался от этой идеи.
        Симианы ушли уже очень далеко, о том, чтобы их догнать не могло быть и речи, а потому и думать об этом больше не стоило. Он мог рискнуть и телепортироваться, используя координаты статуэтки. Невзирая на все вероятные пространственные складки, на все аномалии, что могли отделять его от цели, Тобиус был на это способен. И что потом? Он появится среди нелюдей из ниоткуда, напугает их, и, если они воспримут неожиданность также как люди, будущее рива среди «древолазного народа» окажется заранее похороненным. Терпение.
        Он двигался в прежнем направлении, держась близ реки, всякий следующий день слабее ощущая свет маяка, пока тот не пропал окончательно. Но ничего, ничего, он доберётся, он найдёт их. Развитая фармакология, да? Шелководство, да? Высококачественный цветной шёлк и высокоэффективные лекарства в маленькой дикой деревеньке не создать, нужны опытные ремесленники, обслуживающие множество этапов от сборки сырья до производства товара. То есть цивилизация, существующая на юге Дикой земли, так далеко на юге, что и подумать страшно. А оттого ещё интереснее! Тобиусу оставалось надеяться, что он доберётся до предмета своего любопытства прежде чем любопытство убьёт его.
        Путешествие длилось размеренно, с ветки на ветку, с дерева на дерево. Порой приходилось спускаться, отдыхать от высоты, которую рив, всё же, недолюбливал, но случались внизу такие вещи, от созерцания которых хотелось не касаться земли больше никогда. Не раз и не два там, внизу, разыгрывались сцены кровавого пиршества, когда звери и чудовища, лишь частью поддававшиеся узнаванию, вели друг на друга охоту. Порой что-то происходило и странные существа то исчезали, то появлялись посреди леса, а временами вдали, за деревьями тянулись охваченные серым туманом руины чего-то большого, не вполне материального и не отражавшегося в магическом восприятии.
        Спустя сутки пути он выяснил, что даже на высоте не должен был чувствовать себя в безопасности от тварей земных. По тому, например, что те могли оказаться выше иных деревьев.
        Началось всё по вечерней поре, когда солнце стремилось к западному краю мира. Лес готовился отойти в объятья ночи, и именно тогда величественные кроны тряхнул прокатившийся по чаще рёв, такой громкий и протяжный, что маг чуть не упал из собранного лиственного гнезда в вышине. Дрожь земли от тяжёлых шагов отдавалась в деревьях, незримое до часу чудовище ревело в темневшем мироздании, а волшебник, словно глупый мотылёк, перепутавший свечку с солнцем, летел на шум как на огонь, неспособный понять, что приближался к собственной гибели.
        Взлетев в крону поистине громадной секвойи, маг наблюдал, как там, ниже, схлестнулись два исполина и восторг девятым валом захлёстывал его сознание! Не каждый день встречаешь две легенды, которые ещё и пытаются друг друга убить! Что за невероятная картина!
        Часть 2, фрагмент 14
        Одним из них был взрослый, достигший огромных размеров парзух, совершенно определённо, вечный ящер, чешуйчатый хищник, которого можно было бы перепутать с драконом, кабы не отсутствие крыльев. Чудовищная зубастая тварь с рогом, росшим из головы подобно заострённой скале и с гребнем кривых шипов вдоль всего позвоночника. Бессмертная, вечно голодная гора мяса под прочной чешуёй, схватившаяся с другой, много более крупной легендой.
        Бегемот, исполин древнего мира, четырёхногий зверь с кожей прочной как камень и рыжевато-бурой шерстью; широченная пасть его составляла без малого треть длины тела, короткий хвост напоминал такой же у савахов, из спины за лопатками росло два совершенно гигантских направленных вперёд бивня, или рога, кои на самом деле являлись выгнутыми, проросшими сквозь плоть рёбрами.
        Они схватились, тряся землю и сбивая деревья, ревущий бегемот, чей голос словно саму реальность заставлял идти волнами и парзух, молчаливо набрасывавшийся на травоядную добычу, которая была тяжелее его и лучше стояла на земле. Огромные зубы ящера впивались в шкуру на спине, там, где её не покрывала шерсть, ломались в попытках прокусить, но немедля отрастали вновь. Метаболизм парзуха был доведён до абсурда, это существо заживляло свои раны мгновенно, обновляло клетки постоянно, росло всю жизнь и было бессмертным, платя за такой дар лишь неизбывны голодом. Пища была нужна ему как воздух и ящер добивался её, с молчаливой яростью набрасываясь на бегемота. Второй исполин отчаянно боролся за свою жизнь, он был крепче, сильнее, его предки в одиночку стаптывали города, а стадами могли равнять с землёй целые страны, и этот бегемот знал, как стоять за себя. Удары его костистой головы, напоминавшей китовую, были сокрушительны, тупые зубы тем не менее ранили хищника, а когда он наступал, то подминал парзуха под себя и крушил ногами-колоннами. Вечный ящер неизменно оправлялся от ран, впивался в ноги бегемота,
драл его живот когтями передних, менее развитых лап, получал удары рогов-рёбер, но и сам бил своим острым лобным клином, вскрывая броню травоядного гиганта, заставляя того реветь всё громче. Иступлённая целеустремлённость ящера ужасала не меньше, чем его зубы и когти, молчание, с которым парзух выдирал мясо из расширявшейся раны, заставляло дрожать. Возможно, это чудовище родилось тысячи лет назад и с тех пор только и делало, что охотилось. Но и бегемот не сдавался.
        Мощным ударом рога-ребра он отбросил хищника от себя, опрокинул его, топча, ломая, а пока ящер поднимался, непокорная добыча встала на задние лапы, навалилась ими на ствол исполинского дерева и обрушила оный на врага. Огромная тяжесть, обломки веток, пронзающие тело; за первым стволом последовал второй, и третий. Не по наитию, но на уровне унаследованных инстинктов, бегемот знал, как завалить парзуха. Усталый, раненный, истекавший кровью, великан отступил, ожидая, как скоро выберется его обидчик, но поскольку тот никак не мог освободиться, бегемот развернулся с медлительностью айсберга и потопала прочь.
        Покинув ветку, серый маг на свой страх и риск полетел, совсем низко, над землёй, всё время приближаясь к четырёхногой горе с тыла. Потом, взлетев повыше, он опустился на спину гиганта. В коже прочной как камень не было нервных окончаний, бегемот не заметил букашку, что залезла на него. Букашка тем временем, неверными шагами меряла спину, пытаясь представить, сколько раз на ней поместилась бы деревня Под-Замок вместе с самим замком Райнбэк и окрестностями.
        Шеи у бегемота почти не было, хребет переходил в широкий плоский череп, который продолжался широкой, длинной и тупой пастью. Глаза, как и у многих других травоядных, у этого исполина располагались не впереди, а по бокам, так что на покатом лбу было обширное слепое пятно. Поражаясь своей наглости, то и дело борясь с дрожью, волшебник на том пятне уселся, подтянул колени к подбородку и просто наслаждался пониманием происходившего. Он ехал на бегемоте… никто и никогда не поверит ему. Никто и никогда.
        Исполин, то и дело рыская в наступившей ночи, держал путь на юг. Порой его пасть открывалась и на наездника сыпались листья, щепа, сломанные ветки, - гигантские зубы ломали и перемалывала деревья целиком, а в иные разы нижняя челюсть ковшом взрезала землю, собирая всю зелень, весь подлесок, камни, гнилую органику, бегемот мог пережевать всё. Набив брюхо, он надолго забывал о пище и стремился к воде; река выходила из берегов, когда на ней образовывалась эдакая плотина, а потом течение ниже на какие-то минуты мельчало, потому что бегемот жадно пил. Тобиус то и дело озирался, пристально следил за северным направлением, где остался парзух.
        Странно порой восстанавливалась вселенская справедливость, если взять за аксиому её существование. Недавно у Тобиуса отняли лодку, а сегодня он с большой скоростью ехал на спине легендарного существа, навёрстывая потраченное время. Ох и появился бы сейчас на пути бегемота эттин, жалкий коротышка, двухголовый лилипут, он успел бы почувствовать себя маленькой букахой перед смертью.
        Исполин двигался денно и нощно, выбирая пути, достаточно большие для его габаритов, либо валя деревья. Сон ему, казалось, был совсем не нужен, а время от времени, раз в пять-шесть часов он издавал такой рёв, от которого человека лишь частично спасала Стена Глухоты. Порой ему отвечали, издали и так длилось, пока не выбрался бегемот из лесов.
        Он просто вышел, Великая Пуща осталась позади и взору открылась белёсая от солнца равнина. В ней был каньон, трещина громадной ширины и глубины, сквозь которую и продолжала свой путь река. Никто не предупредил волшебника, ни ахогов лекантер, который, видимо, избороздил Дикую землю вдоль и поперёк, ни тестудины, которые плавали к морю в пору размножения. Никто не упомянул о треклятой равнине и о каньоне, равных которому не было в мире!
        Туда и направился бегемот, тяжело сотрясая землю своей поступью. Он устал, об этом нетрудно было догадаться. Из ран давно перестала идти кровь, плоть в самых обширных почернела, стала пиршеством для мелкого гнуса. Разные летучие твари, как птицы, так и иные, похожие на ящеров с клювами и перепончатыми крыльями норовили подкормиться там, привлечённые запахом. И гигант ничего не мог с этим сделать. Совершенно ничего. Даже Тобиус, то и дело отгонявший паразитов, оказался бессилен, ибо для тела бегемота любые целительные чары были как одиночный залп муравьиной кислоты для медведя - ничем. Ткани просто никак не реагировали на магический импульс.
        Бегемот сместился ближе к реке, что плавно опускалась на дно каньона, где начинала петлять, и глядя, как громадные скалы захватывали мир с двух сторон, Тобиус обновил в памяти старую истину: всегда есть кто-то или что-то больше. Всегда. Бегемот шагал по каньону, взрёвывая, отчего вокруг металось эхо. А потом внезапно ему ответили. Уже давно исполин ревел в пустоту, но вот ему ответили, да так, что человек завопил, вдавливая ушные раковины в череп! Где-то в каньоне, был ещё один!
        Всё вокруг белело, глаза начинали побаливать оттого, как отражали солнечный свет стены и скалы. Там, наверху, они были чёрными, потрескавшимися, обугленными, но на три четверти длины ото дна каньон хранил белизну, словно состоял из мела, местами желтоватого, местами уходившего в беж, но в основном белого. Меловую пыль носил ветер, мел был под ногами бегемота, мел влажно блестел на берегах реки, окрашивая её течение в цвет молочной мути.
        Прошёл исполин совсем недалеко для своих размеров и своей скорости, всего-то лиг пятнадцать-семнадцать1, когда в восточной стене каньона обнаружился тёмный зев, пещера, где поместился бы не только Райнбэк, но и, вероятно, даже королевский дворец, что стоял в Ордерзее.
        # # 1 Без малого 12.5 км..
        Бегемот приблизился к пещере и, - Тобиус был готов к этому, - заревел, а потом из темноты донёсся ответный рёв и на этот раз тройная Стена Глухоты кое-как спасла хрупкий человеческий организм от погибели, чтобы он смог засвидетельствовать явление чего-то большего, чего-то, что существовало только в легендах. Из пещеры, осыпаемый меловой крошкой, вышел бегемот, белый, как и всё вокруг. Живая гора со шкурой, похожей на гряду гранитных скал и седой шерстью. Его громадные рёбра-рога были обломаны, но даже без них зверь превосходил бурого сородича размерами раза в три, не меньше. Испуганный и восторженный человечек, пожирая диво глазами, какой-то неуёмной расчётливой частью своего мозга прикидывал, что на спине этой особи мог бы поместиться средних размеров город, обнесённый крепостной стеной.
        «Древний бегемот», именно так просто и незамысловато называли сие существо бестиологи времён золотого века магии. Некоторые из них считали, что бегемоты бурые, являлись своего рода личинками, не достигшими самой последней стадии взросления существами, при этом совершенно полноценными, способными к размножению. Это явление носило название «неотения», и было свойственно некоторым видам членистоногих, земноводных, но никак не высшим млекопитающим. Гипотеза так и осталась неподтверждённой, бегемоты жили и умирали, сохраняя свой исконный бурый окрас, но лишь изредка встречались среди них белые особи, совершенно громадные, неописуемо старые, - те, кто достиг последней стадии взросления, чего по неизвестным причинам не могли или не желали остальные.
        Древний бегемот вышел навстречу молодому сородичу, и «почва» ушла у Тобиуса из-под ног, потому что его скакун вдруг упал на подкосившихся ногах. Он лежал обессиленный, издавая тоскливые звуки, вздыхал и жаловался, жаловался и вздыхал. Поднимая сильный ветер ноздри древнего бегемота принялись обнюхивать молодого, пока конец тупой морды не приблизился к самой крупной ране на спине. Исполин отшагнул немного, высунул язык и провёл им по белой почве каньона, после чего - по зловонной ране. Это повторялось много раз, мел, камни, прочий сор, перебирались вместе со слюной на эту рану и иные тоже, пока те не оказались полностью покрыты своеобразными пробками, походившими на сгустки строительного раствора. Древний бегемот прекратил, долго нюхал дело языка своего, словно в задумчивости, а потом один его глаз обратился на Тобиуса.
        Серый волшебник мог бы поклясться, что глаз был слеп. Цвет радужки, состояние склер, скопления отмерших клеток, сукровицы, давно засохшего гноя в уголках век - всё указывало на это. Древний бегемот не видел, но знал о существовании крохотной блошки и смотрел прямо на неё своим слепым оком. Крохотная блошка поняла вдруг, что ей пора, что больше её присутствия терпеть не будут. Она спрыгнула с лежащего бегемота и упала на чары Перины, которые держала при себе с того времени, как начала лазать по деревьям.
        Шлёпая босыми ступнями по меловой белизне, маг пошёл прочь. Он двигался в тени головы древнего бегемота, и вся кожа его становилась гусиной и волосы приподнимались дыбом от ощущения рядом чего-то настолько большого. Через время Тобиус вновь оказался под солнечными лучами, но продолжал идти, зная, что в спину ему смотрел второй, наверняка тоже слепой глаз. Он не смел обернуться, не смел убедиться, что на него смотрят, он торопился прочь своими смехотворными, крошечными шагами и солнце озаряло его путь так ярко, что приходилось щуриться.
        Месяц окетеб начался, но сезон тёплой осени имел шансы продлиться ещё недели на полторы, если повезёт. Дальше воцарится пора слякотных дождей и шумных гроз, а маяк всё двигался… Маяк вновь появился! На спине гиганта волшебник немного нагнал симианов и этому нельзя было не радоваться! Дальше, однако, ему предстояло вновь отстать и ничего с этим не поделаешь.
        Порезав ступню об острый кремень, торчавший из почвы, рив всё же решил вновь обуться и продолжил путь, созерцая пустынную красоту каньона. Ветер носил вокруг мел и вскоре Тобиус целиком побелел; даже Лаухальганда, вылезший из сумки, сменил родную черноту на неровную безвкусную белизну.
        Высокие и низкие скалы, великанские столбы, узкие у основания, но широкие ближе к вершине утёсы, крупные камни, всё это разнообразило белый пейзаж, пока человек двигался на юг. Края каньона тем временем ширились, с них падали чёрные крылатые точки, внушавшие лёгкую тревогу. Стервятники на живую добычу не падки, а вот какая-нибудь хищная птица из тех, что покрупнее, вполне могла бы… хотя, откуда здесь взяться стервятникам или хищным птицам? В этой белой пустоши, казалось, жизнь прекратилась уже давным-давно. Если бы не два бегемота, оставленных позади, Тобиус решил бы, что угодил в совершенно лишённую жизни аномалию. Мысли об этом всё твёрже отвоёвывали место у него в голове, уж слишком сильно каньон походил на отрезок чужеродной реальности, каким-то образом затесавшийся в ткань Валемара.
        Белая почва под ногами была сухой и твёрдой, расчерченной ломаными линиями трещин и те растения, что каким-то чудом смогли прорасти в ней, всё равно давно иссохли. Голые остовы кустарников, очень редкие деревца без единого листика, поднеси огонёк - обратятся пеплом в мгновение. А ведь рядом текла полноводная река.
        Солнце словно избрало каньон излюбленным местом своего внимания, бархатная тёплая осень превращалась внутри величественных стен в знойное сухое лето. Такое сухое, что и воды из воздуха было не сцедить. Тобиус потерял счёт времени… когда он осознал это, стало не по себе. Не должны маги терять счёт времени! Не должны… Однако чувство своего местоположения в пространстве он не утратил, нет, точно ощущал расстояния, отделявшие его от многих запавших в память мест, от дома; а также ещё видел искорку магического маяка. Стал вопрос о том, чтобы повернуть назад или, возможно, хотя бы поднять себя в небо. Он не знал, как это помогло бы, но подозревал, что что-то не так с энергетикой этого монструозного шрама на теле Валемара. Ощущение Дара никуда не делось, все заклинания были готовы к использованию, только лишь время…
        Взяв себя в руки, маг ускорил шаг, а потом ещё и воспарил невысоко над землёй. Он держался воды, чтобы постоянно иметь к ней доступ и, продвигаясь довольно быстро, постоянно осматривался. Истинное Зрение подтверждало всё, что видели глаза, - вокруг царило полное отсутствие жизни, даже пресмыкающимся и насекомым не находилось места в этой белизне, а о животных более крупных и говорить не приходилось. Внутренний Взор же внезапно показывал, что по каньону была разлита магическая сила, но оказалось её так мало, что без помощи плетения даже чуткий волшебник не мог уловить изменений в энергетическом фоне.
        За день рив покрыл внушительное расстояние, оставил за спиной лиги пути и несчётные скалы. Ему приходилось держаться течения, угождать капризам ломаных линий каньона, скал, преграждавших свободный проход, постоянно сохранять бдительность, хотя ничего и не происходило. Всё это сильно выматывало, словно за время поездки на бегемоте Тобиус избаловал себя. Ночь он встречал под плоской белой скалой, которую подпирала другая скала, торчавшая из мела, тем самым образовывая небольшой скошенный навес. В это сомнительное убежище смог бы проникнуть кто угодно, если бы вокруг вообще кто-то был, но невзирая ни на какие сомнения, маг развесил сеть охранных чар по периметру ночной стоянки.
        Весь побелевший в пути, он смыл с лица и рук мел, после чего омыл и своего компаньона, которому, казалось, путешествие доставляло огромное удовольствие. Прямо на земле без топлива горел магический огонь, дававший и свет и тепло из переводившейся на это гурханы, а маг неспешно счищал последние мясные волоконца с кости саблезубого оленя, чтобы закончить кормёжку мимика. На себе Тобиус экономил, зная, что сможет провести без пищи дня три-четыре. И если до тех пор не удастся выбраться из каньона, либо найти пищу в нём, что маловероятно, - придётся худо.
        Часть 2, Фрагмент 15
        Ночь сменила день и хлад сменил зной. От перепада давления поднялся ветер и зародился вой. Он был не настолько громким и сильным как голоса оставленных позади исполинов, однако этот неодушевлённый звук, нескончаемо протяжный, почти неизменный, порождаемый массами воздуха, скользящими в ломаном русле каньона, затрагивал какую-то древнюю струнку внутри Тобиуса.
        Он лежал в тепле микроклимата, обхваченный заботливым мимиком, с Лаухальгандой под боком и слушал вой ветров. Каким же маленьким чувствовал себя человек, каким незначительным. С самого начала Дикая земля говорила ему о том, что он таков и есть, но лишь в последнее время, казалось, Тобиус стал внимать.
        Слушая вой, он начинал различать в нём иные звуки. Быть может воображение затеяло злую игру, быть может ничего этого не было и не ревели трубы войны, и не встречали свою погибель в нескончаемых предсмертных криках воины неисчислимых армий. Вой проводил сознание волшебника в сонное царство, где поджидала темнота с пылавшими глазами.

* * *
        - Упорствуешь бессмысленно и бездумно, - шептала алая пасть, вившаяся вокруг Тобиуса ровно морской леопард вокруг раненного белька. - Бродишь по сокровищам, не зная их цены, ломаешь голову над загадками, которые могли бы стать столпами, на которых возвысилось бы твоё могущество. Почему ты такой упрямый?
        - Видимо, такова моя натура. В крови у меня это, наверное.
        - В крови… твой старший родич был не так упрям, - молвил Шепчущий задумчиво.
        - У меня нет родичей с Даром. А без Дара никто тебя слышать не способен. Абсолютно никто. Завираешься в отчаянии, тварь?
        Пасть злого духа искривилась в улыбке, глаза сузились.
        - Тебе ничего неизвестно об отчаянии, волшебник. Отчаяние - это я.
        - Ты жалкая тень из прошлого, грязное пятно, оставшееся после чего-то зловонного и гнилостного. Предлагаешь мне чашу сладкого мёда, но я знаю, что в ней не мёд, - тухлая кровь и только. Всё, что ты есть, всё, что у тебя есть, всё давно сгнило, разложилось, стухло. Сдохни уже, тварь, уходи в небытие, изыди именем…
        - Не спеши!
        Улыбавшийся рваный полумесяц алого, служивший Шепчущему ртом, обернулся трепещущей дырой, из которой вырвался вой, тоскливый и протяжный, совсем не тот плач безумца в темноте, что был всегда прежде, нет, лишь вой ветра в стенах каньона…

* * *
        Проснулся Тобиус усталым, измученным, вспотевшим и бледным как при лихорадке. Будто и не спал, ни этой ночью, ни предыдущей. Свет воцарялся над мелом, неся возрождавшийся жар, а ему всё едино было холодно и руки потряхивало. Что произошло ночью? Что было? Шепчущий поджидал его, маг помнил это, а потом… бой? Что? Лязг металла о металл? Вопли сотен тысяч погибавших, грохот и визг заклинаний? Что всё это…
        Выбравшись из-под ночного укрытия, Тобиус окинул каньон новым взглядом, его неживую белизну, его навечно обожжённые края. Старый шрам… Понимание пришло к нему изнутри, из глубин подсознания, не подкреплённое ничем материальным. Отныне человек был уверен твёрдо, что брёл не просто по какой-то трещине в земле. Он брёл по полю битвы. Грандиозной битвы, в которой сложили головы, быть может, миллионы. Он шёл по ране, оставленной древней магией, такой могущественной, что никакое воображение не могло её представить. Он шёл по мелу, что получился из костей. Гор костей. Горных хребтов, сложенных из костей. Он шёл по мёртвым, навечно ставшим частью этого места. Откуда именно взялось понимание волшебник не знал. Как не знал он и того, почему память народов не удержала в себе воспоминаний о той битве.
        - Проклятье.
        Собравшись, Тобиус продолжил путь, но в этот день ходкость его подводила. Общая слабость, странный упадок сил вцепились в мышцы и связки, заставляя колени дрожать. Лаухальганда прыгал и катился рядом, мурлыча, изучая всякий камень, всякую неровность, облизывая каждый тонкий ствол каждого засохшего деревца. А Тобиус старался не упасть. Его внезапная хворь напомнила ту, что мучала при спуске в подземные руины. Напомнила своей непонятной природой и только. На этот раз ничто тяжёлое или тошнотворное не вило гнездо в желудке, нет, только слабость… слабость и слуховые галлюцинации.
        Ретивый ветер ночи стих давно, превратился в прежний слабый ветерок, носивший мел костей по полю брани, но Тобиус слышал, будто вновь начинало завывать. Пугающими урывками проносился по каньону вой, заставляя то и дело вздрагивать. От всего этого он чувствовал себя особенно уязвимым. Даже больше чем обычно бывало в сем мире кошмаров, наречённом Дикой землёй.
        Серый волшебник попытался взлететь, пробудил Крылья Орла, оторвался от земли, но высоко подняться не смог. Ему ничто не мешало, просто слабость плоти каким-то образом перекинулась на силу чар. Плетение хранило стабильность, энергия циркулировала положенным образом и никаких обозримых преград не существовало, однако каньон попросту не отпускал его на высоту.
        Вновь снизившись почти до самой земли, Тобиус подумал о том, что можно было бы вернуться… пройти назад, выйти на равнину и продолжить путь вне стен каньона или… Или что вернуться в леса и обходить выжженный участок реальности по зелени? Сколько времени на это уйдёт, месяц или два? А маяк всё двигался, огибая пустошь по дуге, всё дальше уходя на юг.
        Прибегнув к мучительному усилию воли, он заставил себя лететь вперёд, лететь так быстро, как только мог. Бесконечный рисунок трещин мельтешил под ногами, скалы проносились по сторонам, а солнце нещадно жарило. Спустя часы потребовалась передышка, нужно было остановиться, найти тень, выпить воды. Слабость не отпускала, а к ней прибавилось ещё и расстройство зрения. Умом Тобиус понимал, что не мог никакой мел отражать солнечный свет так, чтобы вызвать снежную офтальмию, не было в меле кристаллов льда. И всё же теперь перед глазами всё пылало белым как во дни после выхода из пещер тетург-риду. Волшебник будто слеп, ему требовалось перевести дух.
        Вода немного помогла, и он забылся неверным сном, сев в тени большого камня. Там, за порогом яви, пришло видение, в котором маг увидел самого себя со стороны, спящего, обессиленного, покрытого костной мукой, как и всё вокруг. Спящий Тобиус нашёл приют под камнем, не заметив, что на вершине того лежал старый человеческий череп, выбеленный солнцем, жёлтый… но вот череп шевельнулся, из его глазниц вылезли клешни, из-за оставшихся зубов выдвинулись членистые ноги, а из трещины в затылке показалось жало на длинном сегментарном хвосте. Череп-скорпион поднялся и, перебирая чёрными ногами, пополз вниз, к человеку, что уронил голову на грудь и шея его теперь, покрытая белым, была незащищена. Он подбирался всё ближе, замедлялся, словно боясь спугнуть добычу, жало с капелькой яда на конце приподнялось…
        Маг очнулся с криком, рванул вперёд, упал, перекатился через спину и метнул в своё укрытие Топор Шааба. Раздался взрыв, череп-скорпион сгорел мгновенно, камень взорвался раскалёнными осколками. Волна жара опалила самого Тобиуса, заставив волосы и одежду тлеть, но с этим он мог справиться, это ему было по плечу, оставалось только исцелить… Человек почувствовал под собой какое-то шевеление, а затем земля в нескольких местах вокруг с хрустом яичной скорлупы вспучилась и наружу выглянули пустыми глазницами черепа. Из глазниц полезли клешни и вот страшные образы уже полностью на свободе, вылезают один за другим, десятками, сотнями. Тобиус в ужасе воспарил, окидывая мутным взглядом каньон, который теперь кишмя кишел движущимися черепами, стекавшимися в одну точку, карабкавшимися друг на друга, скатывавшимися и вновь карабкавшимися, щёлкавшими клешнями, грозившими жалами… Отринув страх, волшебник вскинул жезл, на конце которого разгоралось, подпитываемое яростью пламя и обрушил его…
        Он открыл глаза. Он всё ещё сидел под камнем. Он медленно обернулся, ожидая удара жалом в глаз. Он не увидел никакого черепа. Он проснулся по-настоящему.
        - Проклятье.
        Вода в реке полнилась мелом, Тобиус видел это даже своим мутным глазом. Множество раз ему пришлось воспроизвести чары фильтрации, чтобы добиться кристальной чистоты, а затем долго и тщательно промывать глазные яблоки. Процедура была неприятной, однако, как только она завершилась, зрение оказалось полностью восстановлено.
        Применив Лак Обновления, волшебник вылепил из этого универсального вещества большую флягу, которую наполнил отфильтрованной водой. Затем он полез в сумку, покопался там, покопался во рту у Лаухальганды, проверяя свои запасы, нашёл хлопковую вату, старую ветошь, иглу, нитки. Спустя четверть часа была готова плотная повязка, полностью скрывавшая нижнюю половину лица. Будучи смоченной, она оставляла неприятное ощущение на коже, мешала дышать, нагревалась, но главное - не допускала к слизистой больше костной муки. Отныне Тобиус дышал только через неё, пил только многократно отфильтрованную воду и раз в несколько часов промывал глаза. К вечеру от его слабости почти не осталось следа, маг вновь чувствовал себя как полагалось чувствовать молодому, полному сил человеку. Оставалось дождаться, когда остатки костной муки покинут организм, но самое важное отныне - не допустить внутрь этого вещества.
        - И как я должен делать это во сне? - бурчал себе под нос Тобиус, глядя на магическое пламя, разожжённое ночью у подножья высоченного каменного перста посреди каньона.
        Заснул он поздно, не снимая с лица влажный фильтр, в котором недавно поменял ватную прокладку, а ещё набросив на лицо свой живой плащ. Той ночью он спал как младенец, без сновидений, без кошмаров, без лишних мыслей, а проснувшись, несмотря на голод, чувствовал себя прекрасно отдохнувшим, полным сил.
        Он подхватил Лаухальганду и свободным соколом устремился на юг, стремительный, сильный, быстрый, покрывающий расстояние лига за лигой, оставляя за спиной шлейф мелового дыма. Он намеревался вырваться из каньона сегодня же. Вероятно, опасности этого места были им преодолены, вероятно, оно не могло предоставить ему большего испытания, вероятно, окажись он простым смертным человеком, невесть как попавшим сюда, умер бы уже от отравления тысячелетними костями. Вероятно. Однако наставники учили всегда исходить из худшего. Всегда. И потому он рвался прочь, пока каньон не попытался удивить его чем-нибудь новым.
        Чёрная точка метнулась на периферии зрения, первая частичка черноты за всё время. От неожиданности Тобиус замедлил полёт, присмотрелся, щурясь, попытался найти её, но не преуспел. Показалось? Опять мел под веки попал? Решив, что путь с утра был проделан неплохой, он дал себе отдохнуть в тени скалы близ молочных вод. Запасы фильтрата были пополнены, глаза промыты, жажда утолена, повязка смочена. Волшебник воспользовался минуткой, чтобы заглянуть-таки в книгу заклинаний и волшебным пером внести в неё географические координаты каньона, сделать несколько зарисовок, дать поверхностное описание и оставить на странице местечко для результатов анализа взятых образцов. Книга закрылась, маг поднялся, готовый двигаться, но двигаться не стал. Если не считать руки, вытащившей из поясного кольца жезл.
        По яркой белизне что-то шло. Неспешно шагало к волшебнику. Нечто, сквозь что было легко смотреть. Фигура вполне человеческая, без тонких черт и подробностей, состояла… нет, она походила на человека-невидимку, совершенно прозрачного, но на котором налипли пятна белого. Там, тут, достаточно, чтобы очертания были понятны, однако при этом большая часть фигуры отсутствовала.
        Жезл был поднят и Тобиус мог бы метнуть что-то разрушительное, но пока не понимал, что. Существо, если оно вообще существовало, не проявлялось на ткани реальности ни в одном из диапазонов, кошачьи глаза ничего там не видели.
        - А может, лучше убежать? Ну правда?
        - Фр-ря! Фря!
        - Твоей воинственности можно позавидовать, однако синяки да шишки получать буду я, верно?
        - Мряу!
        - Так и думал. Прыгай-ка лучше, друг, в сумку…
        Откуда ни возьмись по белой почве метнулась тень, прыжок, беззвучный удар, шакал вцепился прозрачной фигуре в область горла, повалил, несколько секунд яростно трепал и вот ветер уже подхватывает небольшое меловое облачко. Фигуры не стало, но зверь остался на месте, нюхая место, где пропала его добыча. Он был необычный, редкого, глубокого чёрного цвета без иных примесей, - меланист; поджарый, тонконогий, с очень короткой шерстью и длинными острыми ушами. Крайне сомнительно, что особи этого вида обитали к западу от Хребта хоть где-то кроме королевских зверинцев. Но нет же, вот он стоит, совершенно чёрный на фоне белизны, нусридадский ночной шакал, дитя пустынных регионов Имем-Муахит.
        - Как тебя сюда занесло, приятель? - спросил Тобиус, не зная, стоит ли ему опускать жезл или нет. Шакал тоже не отражался ни в одном диапазоне обзора, его не было здесь.
        Убедившись, что добыча не появится вновь, зверь обратил внимание на волшебника. Уши его неизменно стояли торчком, острые, длинные, аккуратные, глаза почти ничем не выделялись на фоне шерсти, совершенно чёрные, без живого блеска. Шакал приблизился, ничуть не боясь, не обращая внимание на большую тяжёлую «палку» в руке человека. Дикое животное никогда так не поступило бы, дикие животные людям не доверяют. От него не исходило угрозы, он даже не рычал, а потому Тобиус рискнул и сделал самую большую глупость, которую может сделать человек разумный, - он протянул зверю руку.
        По какой-то неведомой прихоти судьбы зубы не впились в уязвимую плоть. Вместо них холодный сухой нос ткнулся в ладонь и только. Шакал остался равнодушен. Гораздо больше его заинтересовал Лаухальганда, который, улыбаясь, катался у ног Тобиуса. Зверь наблюдал за ним с минуту, потом лизнул и получил ответную любезность посредством длинного как у коровы языка. Вероятно, это шакала немного ошарашило, такой у него был вид. Оправившись, зверь затрусил прочь, но через десяток шагов встал, повернул голову к человеку, и вновь затрусил.
        Не пёс, совсем не пёс, скакать и лаять, зазывая, не станет, но и этого оказалось довольно, чтобы маг пошёл следом. Затем ускорил шаг, чтобы догнать шакала, но не смог. Затем побежал, но всё ещё не мог догнать. В конце концов он воспарил и устремился за чёрным силуэтом, но даже это было бесполезно, - нусридадский шакал мчался впереди, недосягаемый, неслышный, неутомимый. И хотя ещё совсем недавно каньон обещал путь на несколько дней, спустя всего час его края стали опускаться вниз, пока совсем не растворились в меловой равнине, а вдалеке уж виднелась полоска зелени, лишь увидев которую волшебник понял, как же сильно он соскучился по цветам!
        - О, слава Господу-Кузнецу! - воскликнул Тобиус в сердцах, улыбаясь под дыхательным фильтром.
        - Мря!
        - Не знаю, приятель, кто-ты и откуда взялся, но тебя мне послал бог!
        - Истинно, - ответил меланист. - Но не тот бог, которому ты решил пропеть осанну.
        - Что?
        - Отмеченный Хаосом мертвец, молящийся богу живых. Опомнись.
        И тут шакалу исчезнуть бы, испариться как наважденью, но не таков он был, этот зверь. Не издав боле и звука, животное развернулось и потрусило обратно в каньон. Там, если напрячь глаза, можно было разглядеть ещё две прозрачные фигуры, измаранные в меле, и к ближайшей из них шакал уже стремился, не бежал, - летел, словно паря над трещинами, пока не настиг и не вцепился в горло. Откуда ни возьмись воздвиглась стена колышущегося марева, перекрывшая обзор, а когда она рассеялась, не было уж ни шакала, ни его добычи.
        Часть 2, Фрагмент 16
        - Ты знаешь, - протянул Тобиус, - можно было бы, конечно, сейчас серьёзно задуматься, попытаться отыскать глубинный смысл, но… говорящий квазиматериальный шакал? Я видел говорящие деревья, реликтовых животных и чудовищ, затерянные цивилизации нелюдей, следы погибших цивилизаций прошлого и на фоне этого всего даже как-то не хочется лишний раз ломать голову.
        - Мр-р-ря!
        - Солидарность, наконец-то!

* * *
        Что может излечить душу усталого человека, проделавшего долгий, тернистый, полный лишений путь? Вид отчего дома, быть может. А если не он, то, вероятно, маленький водопад на речушке, питающейся от щедрот великой реки. Уютный кусочек тишины среди папоротников и кустарников, окружённый стеной деревьев, сокрытый зелёной лиственной крышей.
        В этом милом местечке Тобиус, пропутешествовавший по лесу два с лишним дня, нашёл временный приют. Он смог наконец, как следует отстирать свою одежду от остатков костной муки, вымыть белизну из волос, отскрести грязь от кожи. Воистину ему этого не хватал в походе - блаженного чувства простейшей телесной чистоты.
        Место отдыха было по обыкновению ограждено магией, над огнём истекали жиром тушки пары фазанов, добытых Лаухальгандой. Сам ушастый мячик катался по окрестным зарослям, решив послужить хранителем чужого спокойствия, ну а волшебник отмокал близ шумного столба падавших вод. Настрой его был приподнят, чему причиной служило общее благообразие этого места, грядущая трапеза и, особенно, то обстоятельство, что маяк больше не двигался. Именно так, уже почти три дня маяк не удалялся от своего создателя, а лишь медленно приближался, что значило - симианы наконец-то достигли родных пределов… Или просто попали на зуб кому-то достаточно ловкому и сильному, кто их перебил. Увы, такого исхода никогда нельзя было исключать в Дикоземье.
        Выбравшись на берег, маг создал вокруг себя кокон разогретого воздуха, просушил волосы, надел помятую, потрёпанную, но чистую одежду, присел у костра. Как будто лишь того и ждал, немедленно прикатился Лаухальганда. Компаньон получил половину жареной птицы, которая являлась для него скорее данью уважения, а не жизненной необходимостью и довольно улыбнулся. Вторая половина была уложена поверх плаща, что грелся близ огня; из серой ткани тут же проросли довольно устрашавших размеров зубы, сами собой появились складки и вот добыча уже сокрыта где-то внутри. Обжигаясь и дуя на пальцы, Тобиус тоже приступил к трапезе, не забывая поглядывать по сторонам. Он понимал, что шанс быть съеденным возрастает именно во время еды.
        После трапезы, пока ещё не стемнело, рив достал изо рта Лаухальганды котёл, набор алхимических принадлежностей, реактивов, и принялся работать, насколько позволяли условия. Анализ костного мела занял несколько часов, ход простейших экспериментов и результаты реакций с разными веществами, также, как и параметры абриса ауры были тщательно занесены в книгу заклинаний. Когда серый маг смог отвлечься от научной деятельности, было уже довольно темно, а свет открывал его присутствие всем лесным обитателям.
        Тем не менее, ночь выдалась спокойной, хотя и довольно прохладной.
        Тобиус вновь двигался, перебираясь по веткам. Он переживал ту стадию, которая всегда следовала вскоре после начала изучения нового дела. После первоначального прилива энтузиазма, когда ученик понимает, что на освоение предмета придётся потратить много времени и сил, он порой быстро остывает и теряет интерес. В любом непростом труде важно преодолеть эту стадию, чтобы можно было двигаться дальше, совершенствуясь, и Тобиус это знал. Поэтому он продолжал, ежеминутно рискуя жизнью, шагать по веткам, прыгать, подтягиваться на лианах и сдирать руки в кровь раз за разом. Мышцы его вздулись от постоянного прилива крови и постепенно всё становилось проще. Радуясь результатам, однако, он не мог не обращать внимания на то, что за ним кто-то следовал. По веткам.
        Это началось на четвёртый день после водопада, слабое присутствие чувствовалось издали, а ночью сон человека потревожило нарушение охранного периметра. Заклинание Колокольчик едва успело звякнуть, прежде чем потухло вдруг. Просто распалось. Но создателя предупредить успело. Тот обхватил ветку, на которой устроился, ногами, сел во мраке и щелчком пальцев создал десяток светящихся мотыльков, которые парили не подле него, слепя и выдавая, но на расстоянии, даря обзор и скрывая создателя. Он ждал, глядя сквозь Истинное Зрение, но древесный лабиринт вокруг не пестрел аурами живых существ. Кто бы то ни был, он успел убраться.
        Следующий день показал, что ночное бегство было осторожностью, - не трусостью. Преследователь держал дистанцию, передвигался в ветвях намного свободнее человека, быстро перебирался с запада на юг, а с юга на север. Очень быстро. А потом их стало двое, а затем и трое. Дистанция сократилась, они больше не так уж и сильно скрывались, кружили только. Время от времени один из преследователей подбирался значительно ближе. Оставаясь невидимым за множеством преград, он проверял реакцию человека, тогда как два других старались переместиться к противоположной стороне. Попытка отвлечения и удара в спину, вот, что это было. Тобиус неизменно совершал магический рывок, выходя из окружения, но через время преследователи его нагоняли. Они словно чуяли добычу, хотя от места её исчезновения к месту появления никак не могла вести ниточка запаха.
        Больше всего, однако, волновали ауры этих существ. Тобиус не понимал, что видел сквозь призму Истинного Зрения, какие-то радужные переливавшиеся кляксы, неясные, нечёткие, но несомненно, имевшие магическую силу. Прыткие бурдюки с гурханой. Что ж, это наводило на определённые мысли, - его выслеживали не по запаху, а по магическому следу и это было серьёзно.
        Началась погоня в лесах, волшебник попытался оторваться и не погибнуть при этом, не свернуть шею при очередном прыжке, не сверзиться с ветки… не попасть в гигантскую паутину! Огромная сеть белых нитей едва не приняла его в свои объятья, лишь поток пламени, выброшенного из ладони, позволил избежать её. Дальше паутины становилось лишь больше, кроны деревьев, казалось, были полностью окутаны ею на этом участке леса, а между гигантскими стволами поблёскивали настоящие шедевры ткацкого ремесла, прочные, упругие, усеянные редкими капельками биологического клея, коснувшись которых, добыча куда более крупная нежели человечек, прилипла бы намертво. В лихорадке погони было недосуг приглядываться, но несколько раз, Тобиус мог поклясться своим жезлом, он видел громадные тёмные силуэты о множестве ног, взиравшие на копошение мелочёвки множеством красных глаз.
        В один миг под ногой не нашлось опоры, за очередной кроной оказалась обширная светлая поляна и лишь левитационные чары не позволили волшебнику рухнуть. Он мягко спланировал на отчасти жёлтую траву и полетел дальше, ощущая, как растения щекочут ступни. Дальняя стена деревьев уже значительно приблизилась, когда Тобиус, понял, что за ним никто не гнался. Более того, он обнаружил, что поодаль на той же поляне, или скорее лугу, отдыхало стадо крупных зубров, которых вторжение человека немало заинтересовало. Волшебник остановился, огляделся, не ощущая присутствия преследователей. Он терпеливо ждал, подозревая подвох, но те не спешили.
        - Вот, значит, как? Вы только на деревьях такие ловкие? - Злая улыбка коснулась Тобиусовых губ. - А нам, людям, сподручнее, всё же на земле. Что ж.
        Немного задержавшись, волшебник таки пересёк луг, но на деревья карабкаться больше не стал, продолжил путь землёй. Спустя пару часов он вновь ощутил присутствие знакомых расплывчатых аур, которые, судя по скорости и манёврам, были полны решимости догнать его. Теперь всё зависело от поля боя.
        Паутина, слава господу, осталась в прошлом, но и исполины растительного мира его не устраивали, маг отчаянно искал участок, где достаточно места занимали деревья обычного размера, и он нашёл таковой участок, порядком запыхавшись. Встал среди стволов в более-менее свободном пространстве, сжимая жезл, чувствуя на кончиках пальцев плетения, наполненные гурханой, готовые вырваться во внешний мир и стать реальностью. Волнение, азарт и страх перемешивались в крови, полной адреналина, которая питала разогретый мозг, и лишь любопытство могло сравниться с этими чувствами по силе. Ему хотелось знать, какую карту из своей бесконечной колоды ужасов Дикоземье выбросит на этот раз.
        Они появились в вышине, перепрыгивавшие от дерева к дереву на такой скорости, что при остановке, ударялись о стволы с громким хлопком. Человек бы переломал все кости, попытайся он так двигаться, но эти три сущности после каждого прыжка замирали на одно мгновение, чтобы выбрать новую цель, с невероятной силой оттолкнуться и метнуть себя вновь. К деревьям они липли не хуже древесных лягушек и двигались похоже, Тобиусу даже показалось, что лягушки и есть, большие, размером с человека, однако стоило существам выбрать, наконец, позиции, как наваждение исчезло.
        Гуманоиды. Три идентичных существа с бледно-синей кожей расселись на высоких ветвях, поджав конечности под себя и смотрели пристально огромными глазами; моргали изредка и выглядело это отталкивающе, ибо веки оказались вертикальными. Совершенно нагие, жилистые, без каких-либо половых признаков и волосяного покрова, но с сильными ногами и руками, эти существа цеплялись за ветки идентичными четырёхпалыми конечностями. На каждой кисти и стопе было по два хватательных и по два противопоставленных пальца, а на каждом пальце имелось по внушительному чёрному когтю.
        - Ну что, - довольно тихо, скорее для себя произнёс Тобиус, - будем и дальше в гляделки играть?
        Он невербально пробудил три заклинания, которые легли в основу его защиты: Неуязвимость, Обезболивающее и Прилив Сил. В тот же самый миг преследователи подались вперёд, пристально таращась, по их коже прокатилось три быстрых волны чуть более глубокого синего цвета. Существа чувствовали магию, в этом не оставалось причин сомневаться, как и в том, зачем они пришли.
        - Лови!
        Шаровая Молния ослепительным шаром взлетела вверх и ближайшее к ней существо распахнуло рот откуда словно язык хамелеона выметнулся склизкий хоботок. Только лишь его конец коснулся смертоносного сгустка, как тот погас, плетение распалось, заряд гурханы, заставлявший его существовать, оказался поглощён.
        - Гурханофаги, - не своим голосом выдавил Тобиус, наконец-то увидев, что за карту выбросила на стол Дикая земля. - Почему худшие предположения должны всегда подтверждаться, о Джассар?
        Вслед за первой Шаровой Молнией вверх устремилась вторая, и тут уж другое существо пожелало схватить её, но длинны хоботка не хватило и добычу перехватил третий монстр. Выпад неудачника продлился какие-то мгновения, однако зоркие глаза мага успели запечатлеть нужный момент и теперь тот предполагал, что дистанция поражения составляла без малого четыре шага1. Это знание обещало стать полезным вот-вот, когда преследователи перейдут от закуски к основному блюду. Ведь это за его гурханой они шли столько времени.
        # # 1 Около 3 м..
        Вслед за очередным магическим снарядом Тобиус резко метнул Огненный Шар, но не просто шаблонное заклинание, а заряженное энергией чистой огненной стихии. Одно из существ выбросило к плетению хоботок, но мгновенно передумало. Снаряд унёсся в небо и громко разорвался над верхушками деревьев. Гурханофаги жаждали только чистой, сырой магической энергии, сила стихий оказалась им не по вкусу.
        Три пары огромных светившихся синевой глаз уставились на человека, худые лица ничего не выражали, но мрачный настрой существ поддавался предвидению. Один за другим все три пожирателя магии покинули точки обзора и стали спускаться на более пригодную для атаки высоту. Перебрасывали себя они при этом не напрямик к цели, а по периметру роста доступных деревьев, преднамеренно кружа. Наконец один гурханофаг пушечным ядром устремился к Тобиусу. Тот переместился на десяток шагов влево и сразу же едва не получил удар когтями в лицо от второго хищника, который словно предвидел этот манёвр. Третий уже нацеливался для прыжка, но ему пришлось резко подбросить себя вверх по стволу, дабы укрыться от нескольких огромных сосулек, вылетевших из серебряного кольца.
        Существо спрыгнуло на землю и помчалось на Тобиуса длинными прыжками с распахнутым беззубым ртом и раздувавшейся гортанью. Пред ним возник Щит, но стоило хоботку коснуться плетения, как оно потеряло заряд, практически не задержав атаку. Последний прыжок был точно выверен, острая макушка целилась человеку прямо в грудь, но маг упал навзничь, пропуская тело-снаряд над собой, немедленно поднял себя мыслесилой и полоснул живым пламенем, выжигая участок земли перед вторым несшимся существом. Третье свалилось откуда-то сверху словно мешок муки, невероятно тяжёлое для своих размеров. Неуязвимость и Обезболивающее распались, будто и не было их, Прилив Сил тоже иссяк, не успев принести хоть какую-то пользу. Плечи и шею сдавило как тисками, когти прошли сквозь слои одежды и пронзили кожу, но тот же миг раненный мимик обрёл костную структуру и пырнул непрошенного наездника шипами, заставляя спрыгнуть.
        Сделав пробный надкус, гурханофаги быстро вернулись на деревья, где чувствовали себя в безопасности. Тобиус же попытался залечить полученные раны Исцелением, но открыл вдруг, что плетение не работало. Повреждения были не слишком серьёзными, хотя и болезненными, однако они не желали затягиваться и это было куда как паршиво! Вскинув руку, он выстрелил очередью острых ледяных лезвий, но ни один снаряд не настиг цели, - чудовища были неописуемо проворны и легко закрывались деревьями. Учитывая их массу при таких не выдающихся размерах, - Тобиус быстро произвёл расчёт, - гурханофаги обладали превосходящей человеческую плотностью. Они были тяжелее, прочнее и сильнее, но не неуязвимые при этом. А ещё они обладали большей инерцией.
        Маг наложил на себя Кошачьи Рефлексы и когда хищники спустились за ним вновь, движения их стали казаться медленнее. Тобиус на пределе возможностей тела, но всё же успевал избегать когтей, что могли оторвать его мышцы от костей, уворачивался от лобовых, таранных атак, грозивших переломанными рёбрами. В ответ он бил камнями, кусками почвы, вырванными мыслесилой, без продыху материализовывал кирпичи и метал их в головы врагов.
        Синие твари носились вокруг размытыми силуэтами, сверкала в пробивавшихся сквозь кроны лучах слизь на хоботках, земля вздрагивала, когда существа рушились на неё. Их движения казались хаотичными, но были слаженными, и несмотря на боевую выучку, маг чувствовал, что его одолевают. Спасаясь от одной твари, он неизменно оказывался под ударом другой, а третья поджидала момента, когда Тобиус убережётся от второй и уже метила когтями в грудь, живот, члены. Если бы не живые костяные латы, наросшие на большинстве уязвимых точек, маг уже терял бы сознание от кровопотери.
        Он сражался свирепо и храбро, те взмахи тяжёлого жезла, что достигали гурханофагов, были сокрушительны, лопалась кожа, брызгала синяя кровь, но кости оставались целы, а сами твари, помогая друг дружке, неизменно уходили на высоту, чтобы вскоре обрушиться вниз с новыми силами. Несколько раз Тобиус вторгался в их царство, поднимался на магических крыльях, пытался вести наступление, но неизменно оказывался в окружении, - на деревьях гурханофаги были ещё опаснее, чем на земле.
        Часть 2, фрагмент 16
        Битва, в которой почти весь твой разрушительный арсенал оказался не более чем лакомством для врага являлась настоящим кошмаром любого волшебника, но всякий, претендующий на что-то в жизни владетель Дара обязан был уметь думать за пределами собственной головы, видеть под разными углами, и Тобиус не забрался бы так далеко без сего полезного навыка.
        Маг, тяжело дышавший, порядком утомлённый и всё ещё раненный, сцепил зубы, широко взмахнул жезлом и метнул на все четыре стороны четыре заклинания Артель Дровосеков. Вот так, вложив в плетения наибольший из возможных зарядов, чтобы повалить как можно больше деревьев вместе с теми, кто использовал высоту как своё пристанище. Одно за другим стволы начали крениться и рушиться с громким треском, чудовища заметались будто люди, у которых под ногами разверзлась земля, а Тобиус тем временем собирал из воздуха большую водяную сферу и пристально следил за врагом.
        Резкий выпад, - часть влаги врезалась в гурханофага, который пытался не разбиться оземь, а следом ударил сгусток концентрированного мороза, заключивший существо в тюрьму изо льда. Второй пожиратель магии смог безболезненно коснуться земли, но тут же был заперт в водную, а мигом позже и ледяную сферу. Третья особь со скоростью ветра метнулась к магу, один раз опустились его веки, а она была уже подле, вцепилась когтями в плечи и из распахнувшегося рта вырвался хоботок. Тобиус резко отвернул голову, омерзительный поцелуй впился в его правую щёку, которую ожгло морозом и над лесоповалом раздался крик. Будто вся гурхана, которой полнилось астральное тело мага, устремилась в одну точку, вытягиваемая сильнейшим насосом, отчего энергопроводящие потоки воспылали болью! Не в силах перестать кричать, Тобиус достал из ножен атам и вслепую ткнул им вверх. Раз, другой, третий, он колол туда, где должна была быть гортань, где находились связки и мышцы, управлявшие хоботком, а по руке текла едкая кровь, пахшая словно какое-то неведомое, слабо поддававшееся описанию благовонье, какая-то пряность.
        Наконец ужасное чувство отпустило волшебника, липкий поцелуй прервался, а его хозяин упал на колени, зажимая непригодными для этого руками горло. Его хоботок мёртвой змеёй свисал до гладкого паха, вдавленный в череп нос шумно сопел, из него тоже сочилась кровь, а огромные глаза… они смотрели на Тобиуса, совершенно нечеловеческие, но при этом преисполненные самосознанием и мольбой. Не с бездумными тварями бился человек за свою жизнь всё это время, а с существами разумными. Впрочем, это не помешало ему с громогласным первобытным криком изо всех сил ударить врага жезлом ровно булавой в висок, сминая кость, выбивая огромный глаз из глазницы, а мозговое вещество - из огромных трещин в черепе. Труп проигравшего рухнул на забрызганную изрытую землю и задёргался, а победитель, чей мозг всё ещё захлёбывался адреналином, вскинул руки и вновь заревел. На какой-то краткий миг он позволил себе ощущение не таящейся испуганной добычи, но доминантного хищника, громогласно трубившего о своём превосходстве на весь лес. Восторг был упоителен!
        Как и всё великолепное, он прошёл довольно быстро однако, и Тобиус вернулся к тому, что был ранен он сам, был ранен мимик, ещё два существа пребывали в холодном оцепенении, но их ауры свидетельствовали о том, что гурханофаги оставались живы. Тем временем схватка прогрохотала. По-настоящему прогрохотала. Массовое падение деревьев трудно сокрыть, многие птичьи голоса притихли в лесу, многие уши прислушались и оставаться на том месте было чревато.
        Вымыв руку и рукоять ритуального ножа в сгущённой воде, маг приблизился к одной из ледяных глыб. Заметив, как разрасталась в ней сеть трещинок, он перехватил атам обратным хватом, надавил большим пальцем на навершие и изо вех сил ударил. Зачарованный нож легко прошёл сквозь лёд, а также кожу, плоть и кость существа в самый мозг. Тобиус ударил ещё трижды, пока не уверился, что смерть наступила и гвехацу начинает исчезать из размытой ауры. Второй пленник льдов получил только один удар в голову, аккуратный, прямо посередине. Зато благодаря заранее истончённому в нужной области ледяному слою, нож вошёл глубже и этого хватило, чтобы существо погибло.
        Остатки льда были удалены, после чего бледно-синее тело окутал Лак Обновления. Вместе с эдаким инклюзом, парившим за спиной, Тобиус поспешил убраться прочь, дальше, на юг. Он старался не оставлять лишних следов, особенно кровавых, крался в переплетениях высоких корней, продирался через колючие лозы, цветшие дивными голубыми бутонами. Вскоре он услышал столь знакомый шум, и несуществующая дорога сама вывела волшебника обратно к водам великой реки.
        Оказалось, что русло сузилось на том участке, утонуло в тисках тесных каменных берегов, высоко возносивших над водою буйный лес, но при этом скорость реки возросла, как и глубина. Со своего места маг наблюдал перепады высоты противоположного берега, исполинские деревья необычных для северного мира пород, высокие лесистые холмы в отдалении, а ещё дальше - гору. Не Сельвийский хребет, это точно. Просто какая-то гора, довольно высокая, с заснеженной вершиной и только. Никто в Вестеррайхе поди и не знал о существовании этого массива; вероятно, у него даже не было названия в современной историографии.
        Раны продолжали кровоточить, отнимая и без того не бесконечные силы. Иммунитет не распознавал в крови токсинов, не разжигал внутренние печи для борьбы, не выталкивал из желудка содержимое, не допускал болей в голове, мышцах, суставах. Только безостановочное кровотечение. Что было на этих когтях? Антикоагулянт? Но если так, то не сворачивающаяся кровь была бы понятна, отчего же Исцеление не действует?!
        Тобиус одёрнул себя, не время и не место рассуждать над обрывом, когда приближается нечто большое, нечто неясное. Хищники Дикой земли проявили интерес к источнику беспокойства, а его причина ещё недостаточно далеко убежала. Волшебник сделал шаг в пустоту и медленно, очень осторожно полетел вдоль западного берега реки, увитого спускавшимися к воде лозами и вьюнами. Он надеялся тихой сапой прокрасться ниже по течению, ближе подобраться маяку, а там уж и устроить себе логово.
        Таковая возможность появилась раньше, чем он мог предположить, - в теле скалистого берега среди проросших вниз корней, чуть выше того уровня, вдоль которого летел Тобиус, нашлась пещера. Прав был злобный киноцефал, всегда есть пещера, надо только найти! Не почувствовав внутри никакого живого присутствия, Тобиус послал вперёд светящегося мотылька и отправился сам. Инклюз плыл по воздуху следом, время от времени стукаясь о стенки прохода, когда тот изгибался. То, что изначально было принято за пещеру, оказалось кручёным тоннелем, двигаться по которому приходилось то и дело пригнувшись, но очень скоро он вывел внутрь действительной пещеры. В темноте, озаряемой одиноким мотыльком, виднелось несколько больших выступов и естественных ниш, присыпанных опадом, и довольно глубокая лужа с зацветшей водой. В потолке имелось отверстие, через которое вода и листья попадали внутрь, вероятно, многие годы. А ещё, совершенно неожиданно, Тобиус обнаружил, что окружён. Массой образцов наскальной живописи.
        - Прекрасно, - выдохнул он, скидывая сумку и инклюз на пол, - начнём.
        Первым делом с пола пещеры был поднят большой плоский камень, которым маг закрыл потолочное отверстие; вместо клея пригодился незаменимый Лак Обновления. Затем инклюз плавно перелетел на один из выступов, торчавших из неровной стены и напоминавший какую-никакую столешницу. Оставив тело до срока, человек аккуратно уложил плащ на пол, стал снимать свою недавно бывшую чистой, а теперь дырявую и липкую от крови одежду. Над лужей прозвучало несколько проверенных заклинаний очищения, обеззараживания, дистилляции, после чего, началось омовение. Кровь и пот старательно смывались, вновь и вновь ран на спине и шее касалась холодная влага, целительские чары продолжали бестолково расходоваться.
        - Лаухальганда!
        Компаньон неохотно вылез из сумки, сонный и ленивый. Вид раненного волшебника его, однако, растормошил.
        Из широко раскрывшегося рта были извлечены уже довольно старые, но целые бинты, хлопковая вата, несколько пузырьков, в которых ещё остался аптечный антисептик. Если и он не поможет, придётся прижигать металлом, а это вслепую - та ещё морока. Раны были с горем пополам закрыты и перетянуты; временная мера, но всё лучше открытых для заразы повреждений. Пришла пора заняться нуждами друга.
        На всякий случай Тобиус попытался исцелить мимика магией, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно. Существа сии являлись сложными магическими организмами, более того, всегда классифицировались именно как чудовища, а не как магические звери. Их устройство отличалось от человеческого настолько же, насколько отличались устройства корабля и тыквы. Заклинание ожидаемо ушло в небытие, совершенно бессмысленная трата сил. Пришлось обойтись дезинфекцией и впитывающими ватными прокладками. Пока что волшебник ничего иного сделать не мог. В любом разе мимики, как существа, самой природой своей предрасположенные к некрофагии, имели сильный иммунитет, требовалось только время.
        - Ты здорово выручил меня, приятель, - бормотал человек, ласково гладя живую серую ткань, - буквально спас. Ты молодец, просто герой. В отличие от некоторых на тебя можно положиться.
        - Фря?! Ф-ф-ф-ф-р-р-ря!
        - Молчал бы уж. Если ты не спишь, то носишься кругами и занимаешься ерундой, живой сундук, не иначе.
        - Фряу! Мря!
        - Да, охотник ты хороший, но и этим занимаешься только по большим праздникам.
        - Мря…
        - Хватит, Лаухальганда, - устало попросил человек, - у меня нет сил тебе что-то доказывать. Просто нет.
        Тобиус присел на корточки, ему требовалась минута, не больше. Порой в бесконечной череде действий, даже если время не терпит, а дел немереное количество, требуется минута, хотя бы одна минута чтобы сесть и передохнуть. Дышать - это важно. Оставить мысли, успокоить нервы, ни к чему не присматриваться и ничего не делать. Дышать и слушать своё дыхание. Хотя бы одну минуту. Как целебно порой бывает найти её и использовать.
        - Прости меня, друг. Ты не заслуживаешь такого отношения. Не будь тебя, не было бы уже и меня. О таком забывать нельзя. О таком забывать стыдно. Прости.
        - Мряу! Фр-р-ря!
        - Ты великодушен как всегда. И всё же, я должен был извиниться. Спасибо за понимание.
        Несколько ослабших мотыльков, паривших под потолком пещеры, были развоплощены и заменены новыми. Книга заклинаний повисла прямо в воздухе, открытая на странице, где кроме небольшой шапки пока что не было ничего. Тело гурханофага освободилось от янтарного плена и лежало смирно, ещё свежее. Лак Обновления был известен своими прекрасными консервирующими свойствами. Тобиус взялся за хирургический нож, обождал минутку, собираясь с мыслями перед препарированием, вдохнул, выдохнул, приступил.
        В работу серый маг ушёл на долгие часы, забыв про голод, жажду, усталость, раны; содержимое чужой брюшной полости поглотило его внимание целиком. Распоров гурханофага Тобиус, без преувеличения, окунулся в целый новый мир, абсолютно чужеродную всему понятному и изведанному реальность, существовавшую по собственным законам и принципам. Организм приспособленный для питания одной только магической энергией, приводил в восторг. Столько непонятных, диковинных, фантастических органов, такое тонкое, но вместе с тем и надёжное устройство, такие упругие плотные ткани, такие оригинальные цветовые решения; полное отчуждение от гаммы человеческого нутра.
        Ни понятного сердца, ни понятных почек, ни лёгких, - какие-то уменьшенные подобия, даже не парные, ассиметричные. Словно не требовалось таким сильным тяжёлым телам качать кровь или глубоко дышать. Вся сила шла от гурханы, энергии мало подвластной условностям примитивной материи. Невероятные органы, часть которых сами по себе напоминали отдельные организмы, сращенные с другими организмами всех оттенков синего и белого, всё ещё пытались жить, шевелились, время от времени пульсировали, но всё реже.
        Он вынимал их, опустошал брюшную полость, а после очень тяжёлой работы над разделением грудины, стал доставать органы и из верхней части тела. Нервные волокна, невероятной толщины жилы, особенно на кистях и конечностях; монолитные кости без полостей, суставы, способные гнуться в любую сторону. И хоботок. Гортань твари вообще ни на что не походила, никаких голосовых связок, лишь сложная система контроля хоботка, а также полости для содержания оного в свёрнутом виде.
        Один за другим органы отправлялись в Лак Обновления, формировались маленькие инклюзы. Кое-какие образцы маг собирался изучить и самостоятельно, однако наиболее ценные, целые органы, например, в существовавших условиях он скорее мог испортить, а не познать. Производился забор телесных жидкостей, отделялась от прочих тканей кожа, скелет терял одну кость за другой. Тобиус работал часами напролёт, попросту разбирая диковинку на части и пакуя их в аккуратные янтарные брикеты, пока не осталось практически ничего. К тому моменту книга приобрела не один десяток заляпанных страниц, пестревших зарисовками и множеством абзацев текста.
        Особое место в сердце исследователя занял освобождённый от плоти череп, чьи формы были практически идентичны формам черепов, найденных не так давно в диком источнике магии по пути к горам. Тобиус не смог отказать себе в удовольствии тихо утробно посмеяться, представляя, как гурханофаги, находившие тот обильный, почти неисчерпаемый источник пищи, жадно припадали к нему и обжирались до смерти. Эта представленная картина одарила его мимолётной радостью.
        Грязные инструменты легли в сторону, волшебник отступил от своего импровизированного прозекторского стола, вспотевший, измаявшийся, сонный, голодный, обезвоженный, пропахший «пряностью». Он взглянул на свои руки, окрасившиеся в неравномерную синеву и, судя по ощущениям, вскоре кожа должна была начать облезать.
        Что-то новое появилось, что-то прибавилось… какой-то шум? Дождь! Дождь шёл снаружи!
        Волшебник выполз из временного укрытия в густые сумерки, которым совсем немного оставалось до перерождения в ночь. С тёмных небес, которые успело заволочь тучами, падал тяжёлый и холодный дождь, такой удивительно желанный и освежающий. Влага смывала с человека следы проделанной работы, сбивала запах, усталость. Навалились все естественные нужды: поесть бы, поспать бы, ощутить бы себя в безопасности хоть ненадолго.
        Что-то прогрохотало в пещере и Тобиус бросился назад, бесшумно обещая Лаухальганде все кары земные и небесные, если тот что-то учудил. Когда серый волшебник вернулся, компаньон его действительно пребывал в состоянии возбуждения. Он прыгал на одном месте рядом со слабо шевелившимся мимиком и яростно мяукал. Тем временем каменная затычка, бывшая прилепленной к отверстию в потолке, лежала теперь на полу, расколотая. Тобиус не сомневался и секунды в том, что её выбили сверху, задействовав недюжинное усилие. Он наложил на себя несколько заклинаний, поднял над головой Щит и стал осторожно приближаться к отверстию, пытаясь разглядеть сквозь камень чьё-либо присутствие там, наверху. У него ещё были в запасе боевые заклинания.
        В ноздри ударил не первый уже отталкивающий аромат за сегодня, - лютая смесь протухших фруктов и отсырелых тряпок.
        - Ты чуешь это?
        - Мря!!!
        Ощущение присутствия чего-то большого вдруг возникло за спиной, Тобиус резко обернулся, мельком увидел жуткую тёмную морду и потерял сознание от удара наковальней откуда-то слева.
        Часть 3, фрагмент 1
        Тум-тум-тум, тум-тум-тум.
        Кто-то колотил Тобиусу по голове парой тяжёлых палок. Колотил от всей души, гулко, быстро, с силой и упорством, достойными лучшего применения.
        Тум-тум-тум, тум-тум-тум.
        Или всё же не по голове? Даже его череп не выдержал бы, начни кто-то извлекать такие звуки. О нет, тут колотили по чему-то более твёрдому. С неистовой силой колотили, соблюдая только какое-то примитивное представление о чувстве ритма.
        Тобиус с огромным трудом разлепил глаза, лишь чтобы увидеть колышущуюся зелень и желтизну над собою. Шелест как-то пробивался сквозь гулкие удары, листва шевелилась, подвластная касаниям ветра, воздух был влажным и холодным. Когда волшебник приподнял голову, зашумело как в прибрежном гроте во время прилива, а поморщившись, он также ощутил сильное жжение в левой половине лица. Ещё Тобиус обнаружил, что лежал, укрытый плетёным одеялом, меж растительных волокон коего торчала рыжая шерсть.
        Попытки хотя бы сесть чуть не привели к полёту головой вниз с ветки, на которой была разложена некая примитивная лежанка. Пришлось ещё немного отдохнуть, тихо молясь Господу-Кузнецу, чтобы этот треклятый барабанный бой прекратился. Человек подозревал у себя сотрясение мозга и каждый удар отдавался болезненным эхом в черепе. Особенно больно постреливало в левом ухе. Собравшись с силами, Тобиус вновь попытался сесть и на этот раз удержал равновесие.
        Судя по всему, находился он в кроне ивы. Исполинской ивы. Дикая земля хранила верность своим привычками и, вероятно, каждое из когда-либо существовавших деревьев было представлено здесь в самой невероятно большой своей ипостаси. То оказалось совершенно гигантское дерево с запутанной, перекрученной системой ветвления стебля, корой, потрескавшейся от времени и чёрной как уголь, и длинными прутьевидными ветвями, на которых осталось ещё много желтевших листьев.
        Лежанка, или, вернее, широкое гнездо, где Тобиус себя обнаружил, располагалось на месте расхождения ветвей. Там был установлен каркас из изогнутых палок, прикреплённый к толстым побегам стебля и обтянутый ивовыми же прутьями, а также иным растительным волокном. Тут и там валялись плетёные одеяла, во все щели забилась шерсть, пахло весьма… специфично.
        На ветвях вокруг гнезда висело множество странных вещиц, нанизанных на грубые волосяные нитки. Когда в крону врывался ветерок, они начинали постукивать, танцуя вместе с прутьями ивы. Украшения? Обереги?
        Несколько листьев упали на одеяло, укрывавшее ноги волшебника. Решив, что довольно уже отлежался, он встал, прислушался к ощущениям, оглядел толстую тёмную ветку, служившую гнезду опорой, оценил градус наклона и сделал шаг. Без помощи мыслесилы Тобиус верно сорвался бы, однако пока что удавалось скользить подошвами по коре. Это дерево наверняка пережило не одно столетие; человек преодолел много развилок, видел другие «гнёзда» поменьше, старые, замусоренные, брошенные. Звуки подвесных украшений преследовали его, а удары на нижних ярусах ивы то стихали, то возвращались. Вскоре ветви стали такими толстыми, что по ним без труда смогли бы пройти двое человек, а то и больше.
        Внизу, там, где находилось самое старое разветвление стебля, до поры невидимая сверху из-за листьев, обнаружилась построенная прямо на дереве хижина. Постройка опиралась на ствол и его самые толстые побеги, имела кривоватую, неправильную форму; состояла она преимущественно из перевязанных самодельными верёвками и прутьями палок, которые держали на себе плотные циновки, промазанные глиной. Пригнувшись, Тоибус вошёл внутрь.
        Под потолком жилища висело множество постукивавших оберегов, на полу тут и там валялись предметы примитивного быта: грубо слепленная и обожжённая посуда, острые осколки кремня, какие-то мешочки, тонкие одеяла, валики шерстяной ткани. В середине помещения был установлен плоский камень, покрытый золой и пеплом, над коим зияла дыра, - очажное место.
        Один из трёх выходов вёл на своего рода балкон, небольшую площадку, где спиной к человеку сидел некто крупный, облачённый в лохматый плащ рыжей шерсти. Он-то и колотил по чему-то невидимому, вскидывая длинные руки, да так увлечённо, что ничего вокруг себя не замечал. Кошачьим шагом Тобиус направился к незнакомцу, ощущая на кончиках пальцев сразу несколько заклинаний, способных обездвижить и лишить сознания.
        Что-то круглое выкатилось из глубокой тени и подпрыгнуло высоко, издав радостной «мря!».
        Тук-тук… - ритм сломался и неизвестный замер.
        Минута прошла, за ней вторая. Наконец музыкант приподнялся неспешно и обернулся, загородив собой весь проём. На Тобиуса уставилась огромная рыжая обезьяна, сжимавшая в каждой руке по внушительной деревянной дубине. Лицо существа было почти круглым из-за двух боковых наростов, эдакий чёрный, поросший седой щетиной блин. Тёмные глаза казались маленькими на фоне такого-то богатства, нос был вдавлен в череп, как и у большинства других обезьян, челюсти заметно выпирали, а по бокам ото рта рыжели усы, переходившие в бороду. Примат носил свою длинную шерсть как огненную мантию, полы которой мели сор по хижине, стоило сделать шаг. В противовес длиннющим рукам, ноги были коротки и едва виднелись из-под огромного брюха.
        Обезьяна приблизилась осторожно, не делая резких выпадов. Дубины были заблаговременно оставлены позади, вероятно, в знак доброй воли. Хотя при таких размерах и мышцах, существо едва ли уступало в силе мохобороду1, а мохобород мог сломать человека пополам без особой натуги. Даже опираясь на руки, абориген немного возвышался над человеком, это очень хорошо чувствовалось на расстоянии в несколько шагов, как и запах. А потом обезьяна села, подтянула ноги под брюхо и подпёрла голову чёрными кулачищами.
        # # 1 Разумные лесные гиганты (в полтора раза выше и в два раза шире человека), обитающие в лесах фронтира между Вестеррайхом и Дикой землёй, а также в более глубоком Дикоземье. Иногда отправляются в человеческие королевства на заработки.
        - Что, не будем продолжать обмениваться любезностями? У меня левая половина лица огнём горит, может, хочешь и правую с ней уравновесить? А потом я тебе задам. Эту морду, пожалуй, круглее уж не сделать, такую-то ряху, но я что-нибудь придумал бы …
        - Уа Вийджа! - выдала обезьяна, тыкая себя скрюченными пальцами в пузо.
        - Хочешь сожрать меня? Или нет? Рискну поверить в лучшее для разнообразия. Уа Тобиус!
        - Ыйи-и-и-и! - Улыбка хозяина состояла из крупных жёлтых зубов, совершенно тупых. Клыки тоже имелись, но довольно скромные для такого крупного существа.
        - Фитафаг, да? Хербивор?
        - Мря! Мря! Мряу!
        - Да неужто? - Волшебник скосил на компаньона взгляд. - Ты его понимаешь?
        - Мря!
        Собственно, в этом не следовало сомневаться. Лаухальганда являлся магическим существом неизвестной, непознанной природы. Он общался не на языках, доступных смертным, а собственными мыслеобразами, сопряжёнными со звуковыми сигналами. Вообще-то, общаться с ушастым мячом могло любое разумное существо, но для того было потребно настроиться, что получалось далеко не у всех и далеко не сразу.
        - У меня всё ещё шумит в голове, болит лицо, челюсть щёлкает, шатается несколько зубов, потому что он ударил меня, однако я готов говорить, если он готов. Это же он, верно?
        Покряхтывая, волшебник тоже сел, прямо на пол. Лаухальганда занял место между двумя разумными существами, облизнулся и замяукал. Когда кто-то из них говорил, ушастый мячик повторял за ним, выдавая противоположной стороне смысл сказанного. Дальше всё зависело оттого, насколько хорошей памятью обладали собеседники, как сильны были их лингвистические способности.
        Тобиус, из-за осложнений со здоровьем, немного плавал, однако самой природой данная ему способность к языкам, не подводила. Маг упрямо запихивал в память новые сочетания звуков, намертво привязывая их к смыслам, игнорируя звон в ухе и головокружение. С собеседником тоже повезло, - Вийджа оказался весьма хваток на слова. Трудно было поверить, но этот пахучий субъект, чья кожа была ему велика на несколько размеров, одетый лишь в собственную шерсть да деревянные бусы, был весьма умён. Он быстро постигал вестерринг и умело объяснял нюансы собственной речи через переводчика, был терпелив, усидчив и почти не портил воздух, как бы требовательно ни булькал его необъятный живот. Таким образом к концу первого дня знакомства оба собеседника уже знали азы и благом для обоих явилась схожесть не только речевых аппаратов, но и паттернов мышления. Оказалось, что люди и симианы, были очень друг на друга похожи. Ах да, сами себя эти разумные обезьяня называли словом «сару», что значило «народ».
        - Я Вийджа, - говорил хозяин древесной хижины, подкладывая на камень хворосту, - Вийджа из народа понхи!
        - Сару-понхи, значит? Понхи, понхи… - бормотал Тобиус, припоминая, что это слово сегодня уже звучало.
        - Понхи! - Огромная чёрная ладонь аборигена протянулась к пламени. - Понхи!
        - Верно, огонь… Ты из Огненного народа? Сару-понхи - Огненный народ?
        - Да! Да! Огонь! Мы огненный народ! - говорила обезьяна, дёргая себя за длинные рыжие лохмы.
        - А наши бестиологи прозывают вашего брата «орангутанами». Не знаю, с каких пор так повелось, слово древнее, из прошлых эпох проросло.
        Вийджа почесался под широченной складкой отвисшей кожи, которая ниспадала с его шеи на грудь подобно настоящему оплечью.
        - Никогда не слышать!
        - Я удивился бы, кабы слышал это слово, учитывая, что я первый человек, явившийся в эти края за… всегда?
        - Че-ло-век, - повторил Вийджа. - А я думать, ты - хунгуэб-гиду. Они не звать себя «че-ло-век».
        - И что это должно значить?
        Потребовалось время и помощь Лаухальганды.
        - Безволосые твари? - усмехнулся маг, тяня к хиленькому пламени руки. - Что это вообще?
        - Такие как ты. На тебя похожие.
        - То есть?
        - Приходить в страну Народа. Торговать, меняться. На тебя похожие.
        - Насколько похожие?
        - Очень! Очень! Такие же! Только уши нет.
        - Нет ушей?
        Вийджа задумался на минуту.
        - Уши есть! Острые! Острые уши!
        Эльфы? - предположил Тобиус. Могло ли это быть правдой, ведь Лонтиль, всё же, очень, очень далеко на востоке? Тысячи лиг непроходимого, полного опасностей леса разделяли эльфские владения и то, что новый знакомец называл «страной Народа». Неужто могли остроухие нелюди покрывать такие расстояния в пределах Дикоземья?.. С другой стороны, если не они, то кто?
        - Мы с ними не в родстве. Расскажи о себе больше, Вийджа, а я расскажу о себе. Нет лучше способа учить чужой язык, чем беседа.
        - Верно, верно говорить! Я ауйнари кутек!
        Лаухальганде пришлось потрудиться, чтобы смочь передать смысл. По всему выходило, что орангутанг являлся чем-то вроде святого отшельника. Как стало ясно из дальнейшего рассказа, Вийджа, рождённый среди пчеловодов и торговцев продуктами пчеловодства, всю жизнь занимался перенятым у предков ремеслом в родных землях. Но уже в зрелом возрасте, когда его лицевые мешки приняли окончательную форму, успешный сару-понхи решил внезапно, стать своего рода клириком. Происходило это среди сару довольно просто, следовало всего лишь отказаться от прежней жизни и уйти в лесное отшельничество. Через много лет такого странного жизненного пути, можно было перейти на следующую ступень и поселиться рядом с Образом Предка.
        - А это что?
        - Образ Предка! - ответил самозваный святой. - Идти, идти туда, смотреть вниз! Под деревом он стоять!
        Волшебник, несколько неуверенно, выбрался из хижины. Ниже ветвей уже не было, однако расстояние до земли всё ещё казалось значительным и пришлось аккуратно сползти по несколько накренённому стволу.
        У его толстого разбухшего основания стояла большая статуя. Видимо, когда-то очень давно её высекли из цельного менгира. Работал мастер грубо, однако смог каким-то образом передать живость, одушевлённость того, что изображал, а именно, - обезьяны. Обычной обезьяны, глядевшей настороженными глазами. У подножья идола виднелись засохшие цветы, пустые миски, какая-то ветошь.
        - Я долго бродить в лесах, - продолжил Вийджа, тяжело спрыгнув на землю рядом с человеком. - Сторониться народа, думать об Образе Предка. О себе в нём, о нём в себе. Много лет проходить. Потом стали признавать святого. На праздники подношения давать немного, совета просить. Потом больше. А потом я узнать, что есть одинокий Образ Предка здесь, далеко-далеко, на краю страны. Я приходить и здесь жить. Много лет уже жить.
        - То есть ты как священник при храме?
        Лаухальганде, спрыгнувшему на землю и долго скакавшему вокруг вновь пришлось потрудиться. Оказалось, что сару не особо знакома концепция дома божия. Образ Предка для них был чем-то вроде двери, за которой жил бог. Двери, которую принято было выносить за пределы оживлённых поселений, чтобы не донимать хозяина суетой и шумом. С другой стороны, Образ Предка, по мнению своей паствы мог… скучать. Именно так, разумные обезьяны считали, что бог - это такой суровый, но немного сентиментальный старик, который терпеть не может шума ребятни за окном, но и совсем без внимания ему тоже плохо. Поэтому, некоторые особо заслуженные отшельники, приходили отшельничать рядом с одиноким тотемом.
        В обязанности, добровольно возложенные Вийджей на его собственные плечи было слежение за чистотой вокруг Образа Предка и самого Образа тоже. Он оправлял некоторые ритуалы: гадал, одобрял или не одобрял имена новорождённых, давал советы от имени божества, принимал подношения от имени божества, употреблял подношения от имени божества, а главное, - развлекал божество. Пел песни, болтал, тарабанил дубинами по большому бревну, сиречь, музицировал. Всё это было ради Образа Предка, и чтобы показать сару-хэм, что святой отшельник добросовестно делает своё дело.
        - Хэм, хэм, хэм… Хвост? - уточнил Тобиус.
        - Верно!
        - Хвостатый народ?
        - Длинные хвосты! Верно! - улыбался Вийджа. - Жить в большом городе недалеко, ниже по реке, на том берегу. Приходить иногда с подношениями! Этот Образ Предка их предки поставить давным-давно, когда дерево быть ещё молодым и тонким!
        Симианы, за которыми он явился в эти земли, звали себя «сару-хэм» - мотал на ус серый маг, - то есть Длиннохвостым народом. Или Хвостатым? Одно и то же. Без особой выдумки, но вполне обоснованно. Вероятно, они выбирали себе имена в далёком прошлом, исходя из племенных особенностей и пород.
        Тобиус много чего ещё хотел узнать, но толстый орангутанг уже лез обратно, ловко цепляясь за наросты на стволе, подтягивая тяжеленую тушу всё выше.
        - Пора поесть! - заявил он, взобравшись на первую толстую ветку. - Помочь тебе… о!
        Вийджа даже не заметил, как легко волшебник вспорхнул к нему.
        - Помогать не нужно. Поесть, говоришь?
        Как и предполагалось, Вийджа питался в основном грубой растительной пищей: листвой, молодыми лозами, некоторыми видами мха, грибов, коры с деревьев. Также в многочисленных глиняных мисках нашлось некоторое количество ягод, сушёных и свежих, какие-то непонятные штуки, похожие на лук, а также гигантские плоды тутового дерева в меду. Этих было особенно много.
        Вкушая угощения, Тобиус был вынужден рассказывать уже о себе. Выбирая слова, а также стараясь перекладывать эти слова на язык сару, он повествовал о том, что явился из дальних краёв, где все были такими как он - безволосыми существами, ходившими по земле, а не по деревьям. Первый за многие годы он отважился ступить в великие леса и с тех пор уже год путешествовал среди исполинских деревьев, ища самых желанных богатств на свете - знаний.
        - Год? - подивился Вийджа с набитым ягодами ртом. - Ты ходить по Великой Пуще целый год? По земле? И живой?
        - Как видишь.
        - Так не бывать! Только сару-рилл могут ходить по земле и не погибать! На земле очень много злых тварей! На деревьях их тоже много, но на земле - очень много! Ты не лгать мне?
        Рилл, - припоминал Тобиус - камень на языке обезьян. Каменный народ.
        Часть 3, фрагмент 2
        - И всё же, я выжил, как видишь. Я крепкий.
        - Крепкий! Крепкий! - рассмеялся Вийджа, от переизбытка эмоций принявшись хлопать себя ладонями по пузу. - Мелкий, худой, но крепкий! Я тебе затрещину дать, бояться голова отлететь, но ты крепкий!
        - Да, кстати, - Тобиус прикоснулся к левой половине лица, - затрещина. Не расскажешь, как ты оказался там, в той пещере?
        - В той пещере? Это моя пещера! Моя рисовальная пещера!
        Волшебник приоткрыл рот в немом вопросе.
        - Я ходить туда рисовать. На стенах. Ты не видеть?
        - О!
        - Да! Да! - затряс головой сару-понхи. - В тот день я лазать на той стороне реки, искать красные плоды с кустов. Они ядовитые, есть нельзя, но для краски очень хороши! Вдруг я услышать грохот, треск, в небе реветь огонь! Я не дурак, чтобы на звук идти, потому спрятаться надолго. Темнеть уже, дождь идти, страшно! Тогда я решить реку назад не переходить в темноте, чтобы не сорваться, решить заночевать в той пещере, где я любить рисовать! Приходить, а дыры в земле нету! Я следить, видеть тебя. Странное существо без волос выходить наружу. Что делать в моей пещере? Не понимать. Ну тогда я и схитрить.
        - Высадил пробку, дождался, пока я отправлюсь проверить, а сам пошёл следом.
        - Так! Именно так и делать! Трудно быть, я большой, живот большой, еле помещаться в тот проход. А потом пролезть и… ты уж простить. Непонятная жуткая штука ты есть, без волос, с ручками короткими и ножищами длинными. Очень жуткий сначала показаться. Я бояться. А надо было спрятаться от дождя! Огненный народ очень не любить вода, очень!
        - Обезьяны не умеют плавать, - припомнил Тобиус вполголоса, вычитанное в старых книгах.
        - Я с сожалением думать, чтобы тебе голова пробить, знаешь?
        - Что?!
        - Когда ты лежать там, неведомая штука, всё заляпать синим, испортить рисунки. Я не знать, чего ждать, может опасность, думать ударить ещё раз и голову разбить. Но на счастье там твой добрый друг быть, который меня вразумить! Как хорошо, что я тебя не убить, Тобиус!
        Поняв, что говорят о нём, Лаухальганда широко улыбнулся собравшимся. Он знал, что он молодец. Он всегда знал, что он всегда молодец.
        - Да уж, очень хорошо, иначе и не сказать. А… где мой… плащ? И, если не возражаешь, мой янтарь?
        - Что?
        Вновь пришлось обратиться к универсальному переводчику.
        - А, янтарь! Да! Янтарь он съесть! И как столько влезть в такого маленького малыша?!
        Скрюченный чёрный палец указал в сторону Лаухальганды, на что тот открыл рот и из тамошнего мрака заблестели гранями твёрдые куски Лака Обновления. Компаньон предусмотрительно проглотил все плоды тяжёлой многочасовой работы.
        - Но плащ в пещере остаться. Я хотеть его взять, но у плаща отрастать глаза, зубы, когти. Твой друг говорить, что он ранен и его лучше оставлять в покое.
        - Я должен за ним вернуться.
        - Правда? Не страшно тебе такой злой плащ на себе носить? Он же и сожрать мочь.
        - Нет, не страшно. Вернее этих двух у меня никого нет, они никогда меня не предадут… Ещё есть ученица, но её я оставил дома. А плащ надо забрать завтра первым делом.
        - Как сказать, как сказать, если он не кусаться, я не возражать!
        Они ещё долго болтали друг с другом, кое-как поддерживая огонь и притворяясь, что этот небольшой костерок действительно противостоял ночному хладу, властвовавшему над миром. Тобиус старался как можно лучше усваивать речь и был собою сильно недоволен, хотя для начинающего, справлялся он прекрасно. Также волшебник упорно пытался как-то исправить то, что Вийджа вытворял с глаголами.
        Ночь выдалась насыщенной, тяжёлой. Человек отказывал себе в сне, ибо при сотрясении он был чреват. В конце концов сару-понхи всё же провалился в царство грёз, укрывшись старыми шерстяными одеялами, а Тобиус остался сторожить пламя, от которого было мало толку.
        Подбросив в костёр крохотную капельку стихийной, огненной гурханы, которая немедленно прогрела всё вокруг, он подпёр голову кулаками и долго размышлял над тем и над этим. Со слов Вийджи совсем рядом находился Ронтау, город народа сару-хэм на дереве или город-дерево, Тобиусу так и не удалось понять этот нюанс языка сару. Завтра, как только он заберёт мимика из пещеры, волшебник собирался отправиться вниз по течению, туда, откуда ему посверкивал магический маяк, и немного разведать обстановку.

* * *
        Потребовались силы духовные и физические, чтобы продержаться до рассвета, учитывая, сколь тяжёлыми выдались предшествовавшие дни. Когда же небеса просветлели, волшебник выбрался из хижины и вяло побрёл по руслу ручья, протекавшего через пруд, над коим склонилась ива. Ручей тот тянулся издали, стекал с гор, петлял в лесах, пока не достигал обрывистого берега реки и не присоединялся к ней искристым водопадом.
        В росистый час, когда тени были молоды и длинны, Тобиус перепорхнул над потоком, постаравшись не смотреть в ревевшую пропасть и скоро достиг своего недавнего убежища. Монстр-притвора лежал там, изображая часть каменного пола, присыпанного листвой. Надо было отдать ему должное, маскировка вышла виртуозной. Тобиус приблизился, сел на корточки.
        - Прости, приятель, не по своей воле оставил тебя здесь. Надеюсь, ты не скучал?
        По «полу» пробежала цветовая рябь, изменилась его текстура, изменился цвет, камушки и щербинки превратились в складки ткани, на проявившейся фибуле распахнулось алое око. Человек аккуратно снял с ран мимика прокладки и обнаружил, что те удивительно хорошо зажили. Хотел бы он сказать то же о своих. Плащ занял законное место на маговых плечах и в мире одной правильной вещью стало больше.
        Возвращаясь к иве, он заслышал издали непонятные звуки, голоса. Сделавшись незаметным, волшебник подобрался ближе и увидел перед Образом Предка небольшое скопление сару-хэм. Длиннохвостых насчиталось чуть больше двадцати, все - в разноцветном шёлке и шерстяных накидках поверх него. Женщины с корзинами, мужчины - с длинными прямыми шестами, обитыми бронзой по концам. На шестах висели гроздьями пустые бутылочные тыквы, в которых, судя по всему, трещал сушёный горох.
        Две особи прямоходящих обезьян стояли к идолу ближе прочих и рядом с ними пылал рыжиной орангутанг. Огромный, безобразно расплывшийся, совершенно нагой, Вийджа казался лесным чудищем подле высоких и сравнительно изящных сару-хэм, но никого из них это, казалось бы, не смущало. Святой отшельник держал в одной руке плошку с чем-то красным, а пальцами другой чертил этим красным нехитрые знаки на лбах двух молодых особей. Закончив, он окурил их дымом, проистекавшим из другой плошки и издал громкий у-укающий вскрик, который подхватила вся группа. Полые тыквы на шестах затрещали, собравшиеся запрыгали вокруг разукрашенной парочки, поликовали немного, да и пошли прочь. Путь их лежал на юг по над рекой. После столь массового визита у корней ивы осталось несколько корзин с пищей, кое-какая, судя по всему, новая посуда, а также несколько свёрнутых валиками шерстяных одеял и вязанки хвороста.
        Вийджа провожал их долгим взглядом, стоя на всех четырёх и не замечал рядом с собой человека, пока ветер не переменился. Прежде чем он успел обернуться, волшебник сбросил с себя Глазоотвод.
        - Ох! Ты когда появился?!
        - Только что. Не хотел мешать. Что ты делал?
        - А? Объединял возлюбленных же! - поделился святой отшельник с улыбкой. - Было двое, стало одно! Вместе жить будут, детей плодить!
        - Бракосочетание, значит. М-м-м… послушай, друг, ты не рассказывал ли им обо мне?
        Орангутанг почесал брюхо.
        - Незачем. Я отшельник, много не разговариваю. Не нужно им знать. Длиннохвостые - народ стремительный, но не задумчивый. Наделают глупостей.
        - Осмотрительно, осмотрительно, спасибо. А это что?
        - А! Дары! Принесли даров, еды, вон там хворост и одеяла. Очень хорошие дары. Зима придёт, опять буду мёрзнуть. Одеяла и хворост очень нужны.
        Маг задрал голову.
        - Не странно. В такой-то лачуге… ты не обижайся, Вийджа, но она состоит из дыр, никакое тепло не держит. Тебе нужен дом получше.
        - Какой сумел, такой и построил, - хмыкнул орангутанг, - не строитель я.
        - А я вот строитель. Если отлучишься на денёк куда-нибудь, по возвращении окажется у тебя новый дом. Из дерева, с дверьми, очагом, такой, в котором зимой будет тепло, а летом прохладно. Как ты на это смотришь?
        Сару-понхи хмурил брови, вытягивал губы трубочкой, качал головой, вероятно прикидывая, каким образом его хотят обвести вокруг пальца.
        - Что-то я не понимаю.
        - Тебе нужен новый дом, - так я построю. Только под надзором работать не люблю, а потому, иди ягод собери. Или не иди, я ведь не настаиваю. Будешь сидень всю зиму вот в этой уютной самодельной… этом гнезде. Ты как?
        - Нельзя построить жилище в одиночку и за один день.
        - Что не позволено святому, то позволено грешному. Тебе нужен новый дом или ты уже достаточно жира накопил пред морозами? А, новый друг?
        - Нельзя построить…
        - Вот так мне вечером и скажешь.
        Спровадить орангутанга удалось немалыми усилиями, хотя странно было бы, окажись всё иначе. Крутившийся под ногами Лаухальганда вопросительно замяукал.
        - Просто хочу отплатить добром за добро, раз у меня отёк уже спал. Ты видел, как он живёт? У него ведь на самом деле не мех, а волосы, длинные, но редкие. Никакого подшёрстка. Он мёрзнет.
        - Мря?
        - Не хочу пока что казаться чем-то кроме страшной лысой штуки из леса. Пока он не знает, кто я и что я, он меня не боится и лучше идёт на контакт.
        - Фряу! Фря!
        - Да, хорошие отношения со лжи не начинаются, это верно, однако вопросы морали позволь решать мне. Хм. - Маг оглядел кривоватое, кое-как собранное гнездо в ветвях. - Начнём с того, что вынесем всю утварь, а потом развалим это к ахоговой матери.
        Вскоре от древесной хижины остались одни обломки, а волшебник уже подтаскивал к иве срубленные стволы сосен и лиственниц. Он один ошкуривал, рубил, вытачивал, сгибал, сушил, всё делал без остановки, без продыху, но и без напряжения. Изредка прислушиваясь к ощущениям, выискивая подкрадывавшиеся опасности, которых не было вокруг, Тобиус скорее отдыхал. Готовые детали вскрывались Лаком Обновления, склеивались, собирались в элементы более крупные, водружавшиеся на самую старую и сильную развилку и укреплявшиеся там. Разумеется, всё происходило через посредство магических приёмов.
        Слово было сказало и дело было сделано, перед закатом, когда темнота в лесном мире стала слишком уж пугающей, Вийджа вернулся к пруду и увидел на гигантском дереве нечто прекрасное. Ему построили новую хижину, построили из выгнутых гладких досок, непроницаемых для воды, с несколькими круглыми окошками и дверьми, выводившими на главные пути в верхние ярусы кроны. В итоге новый дом походил формой на две глубокие тарелки, поставленный одна на другую и донышками в разные стороны.
        Открылась дверь на верхней наклонной поверхности и Тобиус выбрался на ствол ивы по верёвочной лестнице, а потом аккуратно соскользнул вниз. Он был весь в деревянных опилках, завитках, слегка усталый, но довольный собой. Минуту назад волшебник заново перевязывал раны и понял, что кровь вновь приобрела свою свёртываемость.
        - Добро пожаловать! С другой стороны я воссоздал твой балкон и уже положил там бревно. Весь скарб внутри. Есть выходы на все большие ветки, чтобы было удобно лазать на верхотуру. Стены будут хорошо держать тепло и не пускать воду. Под полом кладовая, можно складывать туда пищу. Очажное место огорожено небольшой решёткой, чтобы угли не рассыпались. Всё же вокруг дерево, надо следить за…
        - Ты построил дом за один день! - не поверил Вийджа, подпрыгивая на месте. - Как?! Как ты это сделал?!
        - Просто мы очень хорошие строители там у себя. Умеем. Нравится?
        - Он такой… такой… красивый! А будет ещё красивее, когда я его разрисую!
        - Делай, что хочешь, только лак не царапай, а то древесина гнить начнёт.
        Отшельник взобрался на дерево, залез в свой новый дом, огляделся, стал бродить по кругу, ощупывая гладкие стены и гладкий пол.
        - Как хорошо здесь пахнет!
        - Свежие доски всегда хорошо пахнут, - сказал Тобиус, забравшись следом. - У нас когда кто-то приходит жить в новый дом, это считается небольшим праздником и нужно немного повеселиться. Хочешь повеселиться?
        - Я всегда готов повеселиться! - радостно воскликнул Вийджа. - Постой-ка!
        Орангутанг присел, насколько позволяли короткие ноги, подпрыгнул и обрушился на пол всем своим весом. Дом стойко выдержал испытание.
        - Вот теперь будем веселиться!
        В тот вечер они вновь много разговаривали, обильно ели и, по настоянию Вийджи, пели. Он любил петь настолько же сильно, насколько никудышно у него это получалось. К счастью Образ Предков не являлся тонким ценителем, иначе сару-понхи давно бы упал с высоты и расшибся по воле божества. Веселье святого поддерживалось также содержимым большой бутылочной тыквы, принесённой намедни свадебными гостями. Плеснув себе предложенной жидкости, Тобиус поморщился, - сок плодов тутового дерева, забродивший на разбавленном меду. От напитка сего желудку моментально становилось не по себе; сладость его была малоприятна, а опьянение столь слабо, что простому человеку пришлось бы выпить несколько пинт, не говоря уж о мутанте. Но орангутангу очень нравилось, он легко опьянел и оттого стал петь песни громче.
        - Знаешь, друг Вийджа, я хочу… ты слышишь меня?
        - Да, да! Давай споём!
        - Я хочу завтра отправиться в Ронтау, хочу познакомиться с Длиннохвостым народом. Как думаешь, с чего стоит начать?
        Пьяные тёмные глазки с трудом сосредоточились на лице мага.
        - Начни… на-а-ачни с того, чтобы… и… не ходить…
        - Это почему же?
        - Ну… - на лице орангутанга отразилось мучительное сомнение, - они… убьют тебя!
        - Ой, как жаль. Но зачем?
        Вийджа рассмеялся.
        - Ты себя… себя видел-то, друг Тобиус? Видел ты… себя? Ты же страшный! А у нас так… если из леса что страшное выходит, его… его же надо убить поскорее… До того, как оно… тебя убьёт. Об этом все знают!
        - Но ты же меня не убил.
        - Я… я слишком много думаю… - изрёк Вийджа глубокомысленно. - Потому что… живу один. А длиннохвостые, они же… они… простые. Увидел что необычное - убей! Так и выживали всегда. Они убьют тебя… убьют… а потом залезут внутрь.
        - Это ещё зачем?!
        Глазки орангутанга слипались, он утомился от целого дня бродяжничества, от переизбытка эмоций, от расслабляющего действия выпивки.
        - Потому что… - тихо отвечал отшельник, - ты не из народа… у тебя нет… души… А значит… значит, можно заглянуть внутрь…
        На этой философской и даже немного теологической ноте он захрапел. Вздохнув, серый маг поднатужился и перевернул собутыльника набок, после чего накрыл его одеялом.
        На очажном камне горел огонь, жилище было хорошо прогрето и освещено, крепкие стены отделяли этот маленький кусочек спокойствия от кромешного мрака и холода лесов. В ту ночь волшебник впервые за долгое время забылся глубоким и спокойным сном, зная, что не свалится с ветки.

* * *
        Утром, спросив у сонного хозяина дозволения, маг как следует искупался в пруду, наскоро перекусил и отправился по восточному берегу реки на юг. Святой отшельник говорил, что Ронтау всего в нескольких часах быстрого хода вниз по реке, что его нельзя пропустить, его видно издали, и Тобиус, осторожно кравшийся над громкими водами, действительно ждал… чего-то. Он внимательно изучал противоположный берег, но кроме перепада высот, кроме огромных лесистых холмов, больше походивших на горы, ничего не мог выделить. Дошло до того, что во время одной из остановок, раздумывая, а не стоит ли ему взлететь, волшебник пропустил момент, когда несколько лиан, ниспадавших с берега вниз, к воде, изогнулись и обхватили его щиколотки.
        Часть 3, фрагмент 3
        Ахогнувшегося Тобиуса потащило от скалистого обрыва к деревьям, через колючий кустарник, по камням и корням, ударяя о повалившиеся деревья и кривые пни, пока среди желтевшей листвы не проявился абрис большого мясистого бутона, который, пульсируя, всасывал лианы в самаю свою середину. Маг подбросил себя вверх мыслесилой и крутанулся вокруг собственной оси юлой, разрывая лианы. Сбросив с себя эти истекавшие соком отростки, волшебник протянул руки к бутону, скрючил пальцы и установил связь с соками, дававшими растению жизнь.
        - Я только что смог принять ванну, - шипел человек, вытягивая из клетчаточных тканей влагу, - только что!
        Получившаяся крупная сфера зеленоватой жидкости воспарила над землёй, а скукоженное тело неудачливого хищника оказалось предано огню. Испытав кратковременное удовлетворение, Тобиус вздохнул и избавился от сока. Отправившись обратно, в сторону речного потока, он размышлял над тем, что год жизни в Дикоземье сделал его несколько… резче. Особенное раздражение маг испытывал ныне оттого, что позволил какому-то неизвестному чудовищу застать себя врасплох, да ещё и погубил пригодный для исследования образец!
        - Соберись, ахог побери! Соберись!
        Дальнейший путь он проделывал осторожно, постоянно прислушиваясь к своим ощущениям, исследуя ауры окружающего мира и вскоре, среди россыпи источников жизни, населявших лес, вычленил одну ауру, принадлежавшую некоему живому существу, сидевшему на высоте, в кронах.
        Тобиус наложил на себя чары Глазоотвода и старался двигаться как можно тише, приближался к ничем не примечательному ясеню, довольно большому, но не исполинскому. Там, в кроне, кто-то был, кто-то сидел тихо. Серый волшебник не смог отказать себе в жажде удовлетворить любопытство, так что он тихонько взлетел, проскользнул меж ветвей и обнаружил сокрытый на дереве секрет, небольшой сторожевой пост, умело замаскированную площадку, на которой нёс свой дозор представитель народа сару-хэм.
        Одинокий симиан наблюдал за происходившим внизу сквозь небольшие прорехи в листве, время от времени меняя позицию, прислушиваясь, то и дело накладывая на очень длинный и тугой лук стрелу. Приставленный к стволу там был колчан; в нескольких накрытых тарелках, хранилась, вероятно, пища, а также имелся хитро свёрнутый из какого-то большого древесного листа фонарь, где в масле покоился закрученный спиралью фитиль.
        Понаблюдав за наблюдателем, который с восхитительным старанием исполнял свой долг, Тобиус решил не беспокоить его и огляделся. Он не без удовольствия обнаружил подвешенный между этим и соседним деревом мост из верёвок и дощечек, также незаметный с земли. От того дерева тянулся другой мост и вскоре волшебник уже парил вдоль высотной тропинки, которая понемногу становилась шире, превращаясь в дорогу. Так, следуя путями сару-хэм, он постепенно вернулся к реке, где от одного скалистого берега на другой тянулся широкий подвесной мост. Крепился он не к самим берегам, а к большим деревьям, на них росшим. И вот с этой точки обозрения Тобиус наконец-то увидел Ронтау.
        - Н-да…
        Город Длиннохвостого народа находился на западном берегу, он возносился над великим лесом склонами небольшой горы, более чем наполовину очищенной от всяких деревьев. Примерно посередине склон по кругу перегораживал воистину огромный частокол, набранный из великанов растительного мира, не вертикальный, но отвесно торчавший вперёд и вверх щербатой линией брёвен. За частоколом начиналось поселение из тысяч больших и малых построек, стоявших на земле, глиняных, деревянных, одноэтажных, двух- и трёхэтажных зданий; но всё это было ерундой, грязью в тени чего-то поистине великолепного, а именно - громадной жёлтой шапки леса, которая сплошной крышей покрывала почти всё пространство внутри частокола. В большинстве мест густая и величественная, в некоторых листва всё же отчего-то редела. Там становились видны высотные постройки на непомерно толстых ветвях, переплетения которых опирались на многочисленные прямые стволы… прямые…
        Тобиус заставил чары Взор Орла дать ему наилучшее приближение, чтобы разглядеть ветви, покрытые вместо листвы рваными лоскутьями паутины. Чем дольше он всматривался, чем больше думал, тем лучше понимал, что видел там, в дали. Это был не лес на огромном холме с ровной плоской вершиной, это было одно единственное поистине огромное растение, это был ахог его раздери хандунский фикус!
        В тот день он вернулся к жилищу отшельника в весьма приподнятом расположении духа.
        - Где ты был?! - крикнул ему орангутанг, восседавший на крыше своего нового дома с мисками, где ещё осталось немного краски. - Куда пропал друг Тобиус?!
        - Я гулял.
        - Гулял в лесу?! Ты безумен?!
        - Это спорный вопрос, но я рад, что мой друг Вийджа волновался обо мне. На самом деле я ходил посмотреть на Ронтау. Это величественный город!
        Несмотря на свою тяжесть и возраст, сару-понхи довольно ловко спустился на землю и осмотрел человека подозрительно. Он принюхивался, хмурился, кружил, проявлял невиданную доселе настороженность.
        - Что-то не так?
        - Это и пытаюсь выяснить, - проворчал святой отшельник.
        - Я что-то не так сделал?
        - Пока нет. - Громко выдохнув и несколько раз чмокнув губами, орангутанг вроде бы успокоился. - Иногда те, кого ты знаешь, уходят в лес, а когда возвращаются, это уже не они.
        - Не они? - переспросил Тобиус.
        - Не они. Возвращаются уже другие. Недобрые, опасные. Те, кто их съел, те кто украл их облик, те, кто залез внутрь и хочет подкрасться под знакомой личиной. Все они несут гибель и народы нашей страны с детства об этом знают. А ты ходишь по земле как по веткам, словно это безопасно. Не бережёшь себя, друг Тобиус.
        - Теперь буду беречь, спасибо. Не обессудь, но я немного проголодался…
        - Темнеет уже, нечего снаружи делать, полезли наверх!
        Третий вечер в гостях у Вийджи походил на два предыдущих, серый маг немного ел, немного пил, болтал, вёл записи в книге, составляя словарь нового языка, который так быстро осваивал, и слушал рассказы своего доброго хозяина о разном, том и этом. Пожалуй, орангутанг был послан риву самой судьбой, так как жажда общения, кою тот не мог утолить среди сородичей, заставляла его быть особенно открытым для чужака. Такое поведение мало кому из разумных существ являлось свойственным.
        - Скажи-ка мне друг Вийджа, - бормотал Тобиус, вежливо отказываясь от предложенной выпивки, - а вот эти плоды, они называются…?
        - Это кобан! - отвечал орангутанг, вкушая крупный белый тутовник.
        - И этот сладкий дар растёт…?
        - Ну как же! Плод кобан растёт на дереве кобан!
        - А дерево кобан это…?
        - Это Ронтау!
        Вийдже показалось, что сразу несколько страниц из книги его гостя быстро перелистнулись сами собой. Отшельник с подозрением уставился на бутылочную тыкву у себя в руке и крепко задумался над тем, чтобы сделать перерыв, немного отойти от расслабляющего пьянства. Тобиус же быстро записывал свои мысли.
        Хандунский фикус, - он помнил это неплохо, - и в обычном своём виде мог занимать огромные пространства. Его ветви тянулись параллельно земле и формировали множество так называемых воздушных корней, - мягких побегов, ниспадавших ближе к земле. Большинство этих корней со временем усыхали, но некоторые дотягивались до почвы, твердели, толстели, и начинали нести службу настоящих древесных стволов, становились опорой для продолжающегося роста дерева вширь. Такая форма произрастания называлась ботаниками термином «баньян». Аномальная природа Дикой земли сделала его просто невероятно огромным, не любой настоящий вестеррайхской город занимал ту площадь, которую поглотил этот баньян. Но изменения в генной структуре дерева наверняка не ограничились размерами, ибо плоды хандунского фикуса, небольшие, красные, малопривлекательные для человека, превратились в огромные и сладкие плоды шелковичного дерева. И шелковица, и хандунский фикус являлись членами одного и того же семейства - тутовых. Так в исполинском баньяне соединились черты двух дальних родственников. Но и это было ещё не концом размышлений.
        Тобиус окончательно уверился, что обширные прорехи в листве баньяна являлись не чем иным как пастбищами. Ведь не зря сару-хэм облачались в прекрасный шёлк как в повседневную ткань, - они познали тонкости шелководства, они владели тутовым шелкопрядом, гусеницы которого, шелковичные черви, питались листвой баньяна и снабжали целый обезьяний город шёлковой нитью.
        - Если я кому-нибудь там, дома, расскажу, что здесь происходит, какая жизнь бьёт здесь ключом, мне же не поверят, - бормотал маг, чёркая в книге заклинаний чернилами из чистой магии.
        Два его слушателя, Лаухальганда и мимик, не обратили внимания. Они давно привыкли к тому, что Тобиус порой бормотал себе под нос в минуты задумчивости. Тем временем он принял решение.

* * *
        Следующим утром человек решил покинуть дом орангутанга, чем несколько того удивил и даже огорчил. Возвращение к честному отшельничеству, когда из собеседников только каменный идол обещало стать для Вийджи тем ещё духовным испытанием.
        - Я пойду обратно, - говорил Тобиус, - вернусь на север.
        - В Ронтау не пойдёшь? Ну и правильно, - степенно кивал святой отшельник, - ничего хорошего там не нашёл бы. Народ не любит чужаков.
        - Твой совет очень мне пригодился, спасибо. - Маг оглядел место своего отдохновения, вздохнул. - Надеюсь, Длиннохвостые не помчатся за мной вдогонку?
        - Я не стану им говорить. А даже если б и сказал, не отправились бы они в такой дальний путь ради невесть чего. Дома дел достаточно.
        - Хорошо, хорошо. Ну, будь здоров, Вийджа!
        - Постой.
        Сару-понхи снял со своей затерянной в кожаных складках шеи бусы, набранные из деревянных шаров, белых и чёрных, вскрытых неизвестным лаком и водрузил их на шею Тобиуса.
        - Дар на память. Хм. Что ж, и ты тоже будь здоров, сумасшедший безволосый че-ло-век. Я начну просить Образ Предка, чтобы ты добрался до своего дома живым и невредимым… придётся очень много просить.
        Рассмеявшись, маг взмахнул рукой и отправился в сторону реки.
        Он двигался вверх по течению, при этом не забывая оглядываться в поисках опасностей, проверять каждый камень, каждое дерево, везде видеть опасность. Также он убедился, что симиан не следовал за ним, не провожал. Вот и прекрасно.
        Тобиус перемахнул через реку и углубился в лес на той стороне. Он нашёл укромное местечко в корнях огромного клёна, прикрытого сверху словно навесом пожелтевшими листьями лопуха. Его никто не видел, можно было заняться делом, а именно, плетением иллюзии.
        Сначала перед магом появился нематериальный носач, затем ревун, затем милая игрунка. Обезьяны и обезьяноподобные, которых он когда-то видел в атласах, древесные жители юго-восточных регионов мира, тёплых островов, а также Унгикании. Не то чтобы он помнил абсолютно всех, но цепкая память как скряга копила образы всего и вся, так что многое сохранилось. Большие и малые, разных цветов и форм, обезьяны появлялись и исчезали, пока, наконец, Тобиус не остановился на одном непримечательном малыше. Красное лицо, густая серая шерсть с коричневым оттенком, руки почти человеческие, ноги похожие на руки, от хвоста коротенький огрызочек. Вот она, снежная обезьяна, также известная как макак гвехэньский, обитатель лесов и гор.
        По воле создателя образ встал на задние лапы, выпрямился; изменились пропорции тела от обезьяньих к человеческим, стали длиннее ноги, укоротились руки. Подошла очередь головы, тут он воплотил особенности сару-хэм, увеличил лоб, уменьшил челюсти и глаза. Получившийся образ был точно подогнан по росту и прочим параметрам к фигуре Тобиуса, после чего обряжен в одежду волшебника. Тоибус укоротил рукава, штанины, избавился от сапог. Вот и готов представитель нового вида разумных обезьян, - сару-данх.
        - Теперь ты, - обратился маг к своему плащу, - видишь это?
        На фибуле открылся красный глаз.
        - Видишь, молодец. Смотри внимательно, - по воле Тобиуса нематериальный симиан показался со всех сторон, - голова и предплечья должны быть мохнатыми, если они пожелают меня схватить, потрогать. До ног дотронуться не дам, но там тоже нужно будет что-то придумать. Сможешь изловчиться?
        Как и со многими иными направлениями Искусства, магия сплетения иллюзий давалась Тобиусу на весьма ограниченном уровне. Его иллюзии могли очень легко обмануть всего два из пяти основных чувств человека: зрение и слух. Значительно хуже дело обстояло с обонянием, не говоря уже о вкусе и осязании. Были в Академии Ривена маги, умевшие создавать дворцы из чистой магии, возводить крепостные стены, выпускать на бранное поле иллюзии солдат, способных неиллюзорно огреть противника алебардой по голове. Не существуй церковных запретов, такая магическая мощь могла бы превратить славный Ривен из королевства в империю… как бы то ни было, Тобиус к оным умельцам не принадлежал, а потому нуждался в хоть каком-то материальном подспорье.
        Полы плаща укорачивались по мере того, как его ткани, меняя текстуру, наползали на голову серого волшебника живым капюшона. Две ленты плоти ползли по рукавам полумантии, начинали расширяться в локтях и обхватывать предплечья пушистыми манжетами. Тобиус провёл ладонью по новообретённой меху, оценивая его густоту, потрогал живой капюшон, в котором появились слуховые дыры, обросшие хрящевыми образованиями - большими обезьяньими ушами. Мимик даже спустился к ногам и создал на сапогах меховые чехлы для полного соответствия.
        Походив вокруг немного, подвигавшись, прислушавшись к ощущениям дополнительной утеплённости, Тобиус вступил внутрь нематериального образа и превращение оказалось завершено. Что ж, осталась сделать всего пару незначительных мелочей: научиться изображать симиана не только видом, но и поведением; убедиться, что в Ронтау нет магов более сильных чем он сам. Ведь иначе этот мохнатый маскарад отправится мурзу под хвост при первом же столкновении.
        В сторону города он побрёл под всё тем же надёжным Глазоотводом. Благодаря Истинному Зрению волшебник быстро обнаруживал на деревьях секреты и тихо обходил их, пока не выбрался на простор. Там, с запада, петляя, текла к обрывистому брегу незнакомая река, впадавшая в тело реки более могучей, приведшей волшебника в этот край. Чтобы приблизиться хотя бы к подножью городского холма, окружённому лесом, надо было перебраться через неё. Подвесной мост Тобиус проигнорировал и просто перенёсся, когда убедился, что пространство в этой области не способно было подстроить ему каверзу.
        Противоположный, стало быть, южный берег, порос густым и высоким лесом. Ничего доселе невиданного, разве что некоторые породы деревьев узнавались с трудом. А надо всем возвышался приплюснутый холм, целая гора, тщательно избавленная внизу от растительности и опоясанная исполинским частоколом.
        Лес на южном берегу просто кишел постами. Некоторые из них не являлись секретами вовсе, - большие площадки с деревянными парапетами, из-за которых вокруг глядело сразу по несколько симианов. По подвесным мосткам, длинным и широким постоянно перемещались группы аборигенов, жизнь там, на более высоком ярусе леса, кипела, а также стали появляться небольшие конгломераты построек, - деревеньки, как назвал их для себя Тобиус.
        Округлые здания деревенек состояли из переплетённых веток и висели на стволах как кормушки для птиц порой по несколько десятков штук, малых и великих, соединённых для удобства жителей лианами и плетёными канатами. В кронах некоторых особенно больших, раскидистых деревьев, помещались целые площади, собранные из своего рода плотов, - связанных воедино тонких брёвен. Все деревеньки соединяла общая сеть воздушных мостов, говорившая однозначно: сару-хэм могли пойти на что угодно, лишь бы пореже спускаться на землю. Скоро, правда, незримый шпион узнал, что они не ко всем были так милосердны, как к себе.
        Часть 3, фрагмент 4
        На многочисленных полянах и лугах в обезьяньем лесу паслись тучные стада животных, подобных которым Тобиус не знал. Те были не велики, но и не мелки, представляли собой нечто похожее на массивных, раскормленных тапиров с кабаньими клыками и непомерно длинными ушами-опахалами. На нижних частях тел этих животных шерсть имела светло-коричневый цвет и не отличалась длинной, зато на спинах и, частично, боках, своей структурой она напоминала овечью, - густая, курчавая, пропитанная животным жиром, тёмно-бронзовая по цвету.
        За пасшимися «тапирами» присматривало, как правило, по нескольку обезьян, и вот они-то уж точно не являлись частью сару-хэм. Более мелкие, менее развитые, облачённые в непритязательные обноски, эти симианы принадлежали, как правило, к разным видам. Пастухи занимались тем, что не позволяли стадам разбредаться при помощи трещоток и заострённых палок, за самими же пастухами с высоты, наблюдали сару-хэм, вооружённые длинными луками.
        Кроме скотоводства обезьяны занимались ещё и собирательством. За время своих блужданий, маг не раз встречал группы симианов, ведших массовый сбор трав, ягод, семян, копавших коренья, таскавших корзины и мешки. Все они за редким исключением не были Длиннохвостыми, в то время как сару-хэм неусыпно контролировали работу с мостков и дозорных площадок. Собиратели об этом знали, опасливо поглядывая вверх.
        Вскоре, подобравшись ближе к подножью холма, волшебник обнаружил многочисленные делянки, на которых процветало земледелие. Обезьяны не просто собирали, но и окультуривали нужные им растения… ахог подери, они даже создали несколько настоящих больших парников! Качество стекла оставляло желать лучшего, но ведь и в известном Тобиусу мире такие конструкции возводились только по указке очень богатых людей и позволить их себе могли немногие!
        Из леса по нескольким дорогам, сливавшимся в одну, вверх, к огромным вратам ползла бесконечная вереница симианов, тащивших на себе собранные ресурсы. Со стен за всем наблюдали многочисленные лучники, а внизу поток работников… или рабов, контролировали вооружённые длинными шестами стражники.
        Тобиус наблюдал за этой картиной издали довольно долго, пока не сменился ветер. Он уже не раз замечал, что человеческий запах сару чувствуют и начинают проявлять признаки волнения. С этим ещё предстояло что-то сделать, а дотоле можно было подвести обнадёживающий итог, - за день скитаний волшебник не встретил ни единого брата по Дару. Ни одна обезьяна не носила в себе хоть сколько-нибудь серьёзных магических задатков, никто ни разу не обратил внимание на кравшегося по опадавшей листве чужака, если тот не особо шумел и не стоял с наветренной стороны.
        Пока что маг был собою доволен.

* * *
        В последовавшие дни Тобиус обошёл холм со всех сторон, выискивая какие-либо признаки магического присутствия, активные чары, остаточные чары, призванных слуг, оживлённые с помощью заклинаний изделья, хоть что-нибудь. Но тщетно. Либо на той земле уже вечность не творилось никакой волшбы, либо кто-то весьма искусный тщательно прибирал за собой. Во второе Тобиус не верил. Пока он не пробрался в город судить было рано, однако всё указывало на то, что народ сару-хэм обладал ничтожным магическим потенциалом.
        Такое случалось довольно часто, не все народы Валемара были способны практиковать магическое искусство, а некоторые обладали врождённым отторжением магии, как гномы, например. Да что уж там, сами люди, ныне входившие в пятёрку наиболее чувствительных к Дару видов, до Пятой эпохи были совершенно лишены этого великого блага.
        Пятая эпоха, или Эпоха Беглецов, получила своё второе имя в честь массового исхода младших эльфских народов из Далии. Побегу своего рода. Многие из них осели по пути, но основная масса прибыла к южным берегам Лонтиля и основала поселения. Довольно скоро в исторической перспективе эльфы стали доминирующим разумным видом в тех обширных владениях и повстречались со своими северными соседями, - людьми Тинерийских царств.
        Знакомство вышло настолько неудачным, что потребовалось несколько веков кровопролитной вражды, а потом несколько важных династических браков, чтобы загладить первое впечатление. Уже благодаря влиянию эльфов была рождена новая обширная человеческая культура, - Сибфорская, и людям этой новой, терпимой к эльфам общности бессмертные скитальцы передали священное пламя магии, которое впоследствии сами же и раздували. Таким образом, вся человеческая магия пошла от первомагов, которые получили её у эльфов.
        А сару-хэм, видать, никто подобной услуги никогда не оказывал.
        Всё ещё не спеша, хотя начавшиеся дожди и похолодание подталкивали к действиям, Тобиус кружил по туманному лесу, отмечая про себя, что эти территории были обнадёживающе безопасными. Они всё ещё таили некоторые подвохи, в определённые места чащи забредать не следовало, ибо оттуда шла неясная угроза, но в таких местах и воздушных мостов не наблюдалось. Зато везде, где сару-хэм считали возможным появляться, было относительно спокойно. Впервые за своё более чем годовое путешествие в Дикой земле нашёлся достаточно обширный участок пространства, пригодного для жизни и, вероятно, достигалось это большим трудом многих поколений, кровопролитной ежедневной войной с порождениями Дикоземья.
        В определённый момент соглядатай забрался довольно далеко на запад, ему хотелось попытаться узнать границы области влияния Ронтау, какую площадь покрывала сеть подвесных дорог, сколько территорий могли удержать дозорные. Отойдя от холма на значительное расстояние, волшебник продолжал встречать окультуренные, возделанные земли, а также пастбища, но их становилось всё меньше, как и древесных деревенек, как и мостов, спрятанных в листве.
        Однажды, он заночевал близ удалённой плантации, на которой уже заканчивался сбор каких-то корнеплодов. Видимо, они были поздними, эти корнеплоды, ибо в человеческих странах к тому времени полевые работы давно уж прекращались. На полях работали всё те же разномастные батраки под призором сару-хэм и ничто не предвещало беды, однако во втором срединочном часу1 близ плантации начался какой-то переполох. Охранники небольшого форта, служившего складом урожая, а также защищённым местом ночлега для работников, зажигали свои лиственные лампы, факелы и гурьбой выскакивали за ворота.
        # # 1 Между 04:00 и 05:00 утра.
        Применив Енотовые Глаза, сидевший на ветке маг следил, как сару-хэм, с гневными криками и пронзительными воплями, больше приличествовавшими неразумным животным, носились по полям и умело загоняли других явившихся из леса симианов. Судя по всему, эти другие попытались обворовать плантацию под покровом ночи, но были замечены, и зоркая стража немедленно спустилась на землю. С пугающей ловкостью и сноровкой Длиннохвостые орудовали своими боевыми шестами, отбрасывая воров с их дубинками, копьями, камнями. В ход пошли ловчие сети и у ночных гостей не осталось шансов, визжащих и вопящих нарушителей потащили внутрь форта.
        Рано было делать выводы, но человеку показалось, что теперь он имел представление о том, как доминирующий вид симианов пополнял ряды своих бесправных работяг. Это подбросило ему пару идей.
        На следующий день колонну пленников уже конвоировали по подвесным дорогам. Судя по всему, неудачливые воришки получили изрядную трёпку, так как выглядели и двигались они жалко. Изредка некоторые ещё смели огрызаться на понукания сару-хэм и тогда получали отлуп столь жестокий, что больше не смели даже поднимать глаз. Тобиус последовал за этим конвоем до самого Ронтау и видел, как вереницу пленников провели через городские врата.
        - С одной стороны, - сказал сам себе серый маг, - теперь мы знаем верный способ проникнуть внутрь. С другой же стороны, вероятно, что их там пустят на мясо. Ну в самом деле, симианы особо не церемонятся с мелочёвкой, они явно не пылают любовью к тем, кто от них отличается.
        Из сумки раздался неразборчивый мявк.
        - Согласимся, - меня они на мясо не пустят, это верно. Я сам кого хочешь на мясо пущу, и всё же… А! Была не была! Только тебе придётся на время раствориться в ночи.
        Сумка задёргалась, когда компаньон попытался вылезти из неё, громко мяукая.
        - Я не могу ещё и тебя подо что-то замаскировать. Придётся тебе проглотить сумку… сапоги придётся проглотить тоже и скрыться. Найдём тебе укромное местечко, а там и зима подоспеет!
        - Фря! Ф-ф-фря!
        - Нет, мне очень нужно туда попасть.
        - Фря!
        - А я хочу. Я буду первым человеком, соприкоснувшимся с этой неизведанной цивилизацией.
        - Мря!
        - Да, тщеславие. Но я заслужил эту прерогативу, я достаточно заплатил за это всеми пережитыми опасностями, всеми бедами, что нас коснулись за время путешествия, упорством, отвагой, находчивостью…
        - Мряу! Мряу!
        На это оставалось только вздохнуть и воздержаться от дальнейших препирательств. Лаухальганда не отказывался помочь, он просто желал убедиться, что человек знает, - маленький ушастый мячик видит его насквозь и для этого даже глаза не нужны.
        Поиск подходящего дома для компаньона на время исследования города занял некоторое время, но всё же увенчался успехом.
        От Ронтау Волшебник отошёл не слишком далеко, выбрал один небольшой форт-амбар, где хранилось нечто вроде дикой, мелкой, но зато очень плодовитой репы. Урожай уже собрали, но поскольку симианы не имели тяглового скота и передвигались едва ли не по воздуху, процесс переправки на городские склады растянулся. Так что когда волшебник тихой сапой перебрался через стену и проник за запертые двери хранилища, там оставалось ещё в достатке корзин с крышками, в которые можно было бы залезть, обставить всё как воровство, надкусить несколько корнеплодов для острастки, да и улечься там же. Подумав немного, волшебник ещё повозился в темноте и затолкал немного пищи за пазуху.
        При себе у него помимо одежды почти ничего не было, от сумки, жезла, сапог и даже дарёных бус волшебник избавился, сдав всё на хранение в безразмерное внутреннее пространство Лаухальганды. Оставил лишь ритуальный нож на поясе, глупо было являться без поклажи, да ещё и невооружённым. Внедрение и так обещало стать сложным.

* * *
        Когда ранним холодным утром ворота амбара открылись, работяги, пригнанные чтобы взвалить на себя грузы и нести их до самого города, обнаружили на урожае спящего сару невесть какой породы, невесть во что обряженного. Ночной вор, сумевший добраться до еды, напихал оную под одежду, а кроме того нажрался так, что уснул прямо на месте преступления.
        Разумеется, симианы подняли шум, ведь им не было ни малейшего резону связываться с, возможно, опасным чужаком, не говоря уж, что стражи могли и им устроить наказание. Оные стражи явились на шум быстро, грозные, сердитые, резкие со своими боевыми шестами. Работяги сыпанули в стороны, крича и указывая в полумрак амбара, где начинал шевелиться вор и вид его привёл Длиннохвостых в очень дурное настроение.
        Налетевший сару-хэм схватил Тобиуса за плечо да дёрнул так, что не скрепляй полумантию кроме ниток, ещё и многие наслоения сберегающих чар, плакала бы одёжка. Мага стали трясти и болтать из стороны в сторону, пока «украденный» урожай не был возвёрнут на место. После этого он кричал. Не от боли, не от страха, а просто потому, что так было нужно.
        За время своего изучения, такого поверхностного, но всё равно полезного, маг понял, что громкие звуки, экспрессия, резкая мимика являлись нормой в обществе симианов. Он уже сносно знал язык этого народа и понимал, что львиная доля восклицаний не несли никакого смысла, - звуковые эмоции. Поэтому теперь он вёл себя так, как никогда не посмел бы в обществе людей. Окружённый нелюдями, очень ловко вращавшими над головами шесты, скалившими клыки, он делал выпады, не пытаясь, впрочем, по-настоящему драться, скакал кругами, выражая искренний страх, безуспешно пытался удрать, но не отбивался. Любая попытка драться привела бы к очень плачевным последствиям, а полагаться на чары Неуязвимости человек не желал.
        Наконец стражи решили, что этот странный воришка был вдосталь наказан, один из симианов ловко подскочил, сбил с ног, навалился, скрутил руки за спиной и туго обвязал запястья. Лишь после этого сару-хэм решили повнимательнее присмотреться. Они были удивлены. Мало того, что краснолицый чужак принадлежал невесть к какому роду-племени, он оказался ещё и уродом! Пропорции тела отличались не столь разительно по сравнению с сару-понхи, но разница была заметна: у чужака оказались мерзкие коротенькие ручки и невразумительно длинные ножищи! А хвост… этот обрубок даже зваться хвостом права не имел!
        - Что за тварь такая?
        - Видели когда-нибудь что-то подобное?
        - Ну и морда…
        - Может, близкородственные связи? - предположил кто-то из симианов, задумчиво разглядывая фальшивую личину.
        - А может и так! - подхватил другой. - Я слышал, что есть мелкие племена, где всего несколько семей осталось, ни с кем не дружат, плодятся в тесном кругу, а от этого кровь заболевает и рождается всякое… ну вроде этого.
        - Или какая-то дрянь его так скособочила. Мало ли во что может превратиться сару, если зайдёт не в ту часть леса.
        - Убьём его?
        Сказано было без излишней кровожадности, так, просто чтобы предложить.
        - Нет. Уж очень на нём одежда странная. Что за ткань? Лён? Нет? Откуда такой цвет? Потёртая, но выглядит… А это что?
        Обычно за попытку без спроса прикоснуться к книге заклинаний, посоху, жезлу, ритуальному ножу волшебника нарушитель личного пространства платил тяжёлой калечностью, либо жизнью, однако в этот раз изображавший тихую панику Тобиус сознательно позволил изъять из ножен свой атам. Бронзовое лезвие сверкало и было остро настолько, что при малейшем касании породило на коже симиана капельку крови.
        - Непростая заточка, - молвил страж, суя палец в рот.
        Остальные с интересом и даже алчностью взирали на полированное лезвие.
        - Вот что, - решил симиан, - убивать нельзя. Этот вор отправится в город, как и все другие, а там уж пускай воспитатели работают. Заодно пусть умники изучат вот это вот… не тронь! Без пальцев останешься! Довольно отдыхать, этих в амбар, этого наружу! Живо!
        Свои слова главный подкрепил несколькими пронзительными вскриками, отчего все вокруг ускорились. Тобиуса вывели под хмурое утреннее небо, чтобы работяги смогли похватать корзины и мешки. Дальше дорога их лежала к дозорной башенке форта. Внутри оной находилась лестница, а от смотровой площадки тянулась к ближайшему дереву подвесная дорога.
        - Где ты взял такой нож? - спрашивал старший стражник плантации. - Ты меня хоть понимаешь, красномордый?
        - Немного, - пробормотал человек.
        - Кто ты такой? Из какого племени?
        - А про нож отвечать уже не надо?
        Тяжёлая оплеуха поселила в голове Тобиуса противный писк и породила множество смешков вокруг.
        - Если такой умный, урод, надо было придумать как не попасться на воровстве, - молвил старший, показывая зубы в знаке угрозы. - В любом случае проблема не моя. Воспитателям в Ронтау расскажешь всё. Тащите его наверх!
        Старший отрядил из охраны двух стражей с боевыми шестами, которые получили наказ доставить незнамо кого в город. Также им был поручен бронзовый нож.
        - Если потеряете урода или этот клинок, - говорил старший, сурово глядя на подчинённых, - я добьюсь, чтобы вас лишили волос и поставили воспитателями! Ясно?!
        Несомненно, они уяснили, что если попытаются присвоить странное оружие и избавиться от Тобиуса, правосудие, несомненно, запустит пальцы в их потроха.
        Часть 3, фрагмент 5
        Под присмотром конвоиров волшебник поднялся по башенной лестнице и оказался на подвесной дороге. Его ждал полный спешки путь, который пришлось преодолевать, сильно сутулясь, ибо когда человек пытался двигаться с прямой спиной, сару-хэм начинали гневно вскрикивать и бить его ладонями. Так подтвердилась другая догадка, - осанка в обществе симианов говорила о статусе, прямо как у людей, и ныне Тобиус имел право лишь бегать на четырёх, или жалко горбиться со связанными руками.
        Взгляд на мир с высоты подвесных дорог был интересен и даже дух захватывал, когда у пленника появлялась возможность поднять голову и стряхнуть с лица пот. Всюду желтела листва, и она же кружилась в воздухе, стоило подуть ветру. Мосты дрожали под ногами бегущих, а особенно нелегко становилось, когда навстречу тоже кто-то двигался. Несколько раз Тобиус едва не упал, ему явно не хватало ловкости симианов.
        Используя древесные деревеньки как большие развилки, конвой несколько раз менял направление, всё приближаясь к заветному холму, пока наконец не спустился вновь на землю внутри деревянного форта близ подножья. Остаток пути они пробежали трусцой по грязной от влаги дороге, постоянно поднимаясь в гору. Собранные из монументальных стволов врата приблизились медленно, величаво нависли, раскрыв свой зев для потока работяг с поклажей.
        - Ещё один недоумок? - спросил стражник врат, когда конвой приблизился.
        - Ещё один, - ответили ему сопровождавшие пленника сару-хэм.
        - Не пущу. Сверху спустили указание новых в этом году не собирать. Их итак в избытке, обожрут нас за зиму. Отведите в сторону и забейте.
        Скрюченный пленник смотрел в землю, ожидая исхода этой внезапно важной беседы. В любой миг его мог настичь удар обитым бронзой концом шеста.
        - Это, конечно, можно, но ты сначала на морду его взгляни.
        Сильная длиннопалая рука ухватила мимика за шерсть и дёрнула. Тот был научен терпеть подобное обращение и лишь крепче цеплялся за голову человека, дабы не разрушить прикрытие. Стражи ворот увидели странное красное, словно ошпаренное лицо, обратили внимание на ещё более странное платье.
        - Мы поймали его сегодня неподалёку, странный урод.
        - Тем паче не нужен. Ни учиться, ни работать не сможет.
        - Этот урод смог близко подобраться к городу, и никто его не заметил. При нём было вот это, - один из конвоиров показал атам, - нож режет камни и дерево, будто они мягкие. Он не тупится и не ломается, мы проверяли. По виду - полированная бронза, но на деле… нам бы больше таких ножей, вот что!
        Защитников врат постигли понятные сомнения, они не имели права решать вопросы особой серьёзности и нуждались в новых приказах. Внутрь, впрочем, конвой пропустили, но тут же отправили «наверх» вестового за указаниями.
        Оказавшись внутри стен, в плотной слякотной тени, Тобиус стал жадно оглядываться.
        Нижний город являл собою пример массивной и беспорядочной застройки, здания стояли как попало, образуя не улицы, а рисунок спонтанных трещин, больших и малых. Их строили из древесины и глиняных кирпичей грубого обжига; соломенные, черепичные крыши, уйма навесов тут и там, всюду суета и движение. Дымили трубы, перетаскивались грузы, велась стройка и ремонтные работы. И всюду царствовала грязь. Строители нижнего города не озаботились мощением улиц и летом, возможно, на земле росли травы, с приходом же осени почвы превращались в неглубокое болото.
        По нему, правда, в городе мало кто передвигался, ведь на стенах большинства построек имелись укреплённые деревянные полки и пандусы, по которым можно было подняться прямиком на крышу, везде через улицы были перекинуты широкие дощатые мосты, - даже в своём доме, безопасном и надёжном, аборигены предпочитали держаться над уровнем земли. У больших зданий как правило не находилось входов на нижних этажах, чтобы симианам не приходилось спускаться, вместо этого двери и ворота располагались не ниже второго, а то и вовсе под самой крышей, на чердаках.
        Самыми большими постройками являлись склады материалов и амбары, кои не имели на стенах удобных полок и были защищены высокими частоколами, по которым передвигались лучники. Остальные здания держались от них на расстоянии. Также во всех этих маленьких крепостях имелись собственные башенки, связывавшие жизненно важные точки инфраструктуры с системой подвесных дорог. О да, внутри города она тоже была. Подвесные мосты, - гибкие, как вне стен Ронтау, либо собранные исключительно из дерева, опоясывали сложной паутиной всё пространство над нижним городом. Передвигались по ним в основном сару-хэм. Пока внизу работяги перетаскивали тяжести в грязи, перебираясь с полки на полку, с крыши на крышу, Длиннохвостые повсюду зорко следили за ними.
        Опорами для подвесных коммуникаций служили мощные столпы воздушных корней баньяна, на которые повсеместно опиралось это невыразимо громадное дерево. Вокруг некоторых из них вились винтовые лестницы, уводившие ввысь, к кроне, к широченным горизонтальным ветвям, где текла совершенно иная жизнь высокого города. Также в разных частях города симианы соорудили платформы-подъёмники для доставки наверх особенно тяжёлых грузов, в частности, - огромных кувшинов с водой.
        Тобиуса едва ли не пинками загнали на верхотуру и заставили пробираться над грязью, по мостам и плоским крышам среди многочисленных симианов, обращавших на чужака не так много внимания. Там были и сару-хэм, работавшие на кирпичных мануфактурах, в кузницах, плотницких мастерских. Длиннохвостые занимались ремёслами, тогда как всякие инородцы выполняли самую тяжёлую работу: «подай, перетащи, не мешай, поди прочь». Цивилизация обезьян Дикой земли, судя по всему, остановилась в искусстве приручения животных на мясном и шерстяном скоте… Возможно, потому, что тягловых животных не так легко было затащить на верхотуру.
        Пленника вели запутанными воздушными дорогами куда-то в юго-западную часть нижнего города, где здания становились всё ниже и всё малочисленнее, где в вершине холма зияло углубление, - нечто походившее на глиняный карьер, огороженный от остального пространства собственным охраняемым частоколом без ворот. Единственный вход и он же выход в свойственной себе манере сару-хэм расположили на вершине башни, которая являлась частью самого большого из виденных волшебником доселе фортов. Защищённая крепость с высокими стенами, через которые не перелезет ни один симиан, множество надзирателей с луками, а внутри… видимо, это была тюрьма.
        Мост, ведший через частокол, был широк и полностью сработан из дерева. Тобиус ступил внутрь башни, спустился в охраняемые помещения и вновь выбрался на тусклый свет через нижние ворота, где прежние спутники наконец оставили пленника, предварительно разрезав верёвки. С той минуты он был предан заботам новых надзирателей.
        Ими тоже оказались сару-хэм, но разительно отличавшиеся от всех прежних. Эти были совершенно лысыми. На мускулистых телах симианов не осталось тёмных волос, даже ресниц, зато неприятные мрачные лица серого цвета «украшали» непонятные татуировки. Эти обезьяны не носили шёлка, - только тёплые шерстяные вещи, а поверх всего - грязные пончо. В руках каждого имелось по оружию, похожему на обычный человеческий клевец, только целиком из дерева.
        - Ты, урод, - прорычал один из симианов, указывая оружием вниз, на дно карьера, - пошёл туда!
        Ослушание подразумевало много боли, это понимание пришло Тобиусу мгновенно, стоило лишь оценить злой огонь глаз, рисунок морщин на лбах и блеск слюны на клыках, когда губы обезьян растянула брезгливая гримаса.
        - Иду, иду!
        Тобиус поспешил вниз, сильно горбясь, преувеличенно тревожно оглядываясь. В стенах карьера виднелось множество тёмных проходов внутрь пещер, на многочисленных ярусах стояли деревянные конструкции с навесами, где толкалось множество обезьян, всюду царило оживление, все чем-то занимались под присмотром лысых надзирателей. На самом же дне карьера находилось множество разновеликих полусферических клеток, собранных из палок. Большинство пустовали, но в некоторых сидели симианы-одиночки, либо целые группы. Всё время пути за новичком следили, а когда он спустился на дно карьера, его ухватили за шкирку и бросили в одну из клеток к группе симианов, которые тут же подняли громкий, но непродолжительный гвалт. Ответив рыком и оскалом на несколько попыток дёрнуть себя или ущипнуть, человек заслужил крошечный пятачок пространство и уселся на корточки подобно всем остальным.
        В клетке присутствовали сару нескольких разных видов, и представители оных старались держаться себе подобных, выказывая настороженность ко всем отличным. Заключённые всё время следили за пространством вокруг, то и дело задирали соседей, проверяли друг друга на способность защититься от нападок. Тобиуса, как единственного в своём роде, стали дёргать вновь, когда разглядели необычный наряд. Все прочие носили какие-то обноски или пребывали в естественном виде, мало чем отличались от нагого зверья, тогда как «макак» щеголял цветной тканью необычного происхождения.
        Прошло не так уж много времени прежде чем несколько жилистых сару, похожих на чёрных мангобеев, попытались заполучить чужое имущество. Они были неприятно удивлены тем, как странно двигался незнакомец, тем как резко он выбрасывал вперёд сжатые кулаки, и тем, что попытки его укусить наталкивались на непонятную непроницаемую защиту. «Мангобеи» были жестоко биты в заполненной визгами клетке и метнулись обратно в родной стан. Тогда лишь вмешались надзиратели, вскочившие на клетки и принявшиеся вопить, приказывая прочим заткнуться.
        Темнота под кроной баньяна наступала быстро, обычные сумерки в нижнем городе были уже ночью и засыпали аборигены рано.
        Тобиус сидел в клетке, разглядывая собратьев по неволе сквозь призму Енотовых Глаз. Сару жались друг к другу, стараясь сберечь тепло и это было правильно, ведь холодный ветер, хоть и не сильный, пронизывал до костей. К тому часу все работы в карьере были прекращены, а занятые на них работяги разошлись по многочисленным пещерам, мерцавшим во мраке отблесками огня. Также в яме на разных ярусах горели костры, где грелись надзиратели. Время от времени лысые сару-хэм отправлялись с факелами вдоль пещерных зевов, прислушиваясь, и спускались на самое дно, к клеткам. В такие моменты волшебник притворялся спящим, а спавшие дотоле сокамерники наоборот, начинали волноваться.
        Надзиратели уходили прочь, Тобиус же раздумывал, не стоит ли ему прямо сейчас укрыться Глазоотводом и перенестись на волю. Добираясь до места заточения, он не забывал изучать пространство Истинным Зрением, пытался ощутить возмущения в Астрале, но всё зря, магия в этих местах не творилась, быть может, никогда и никто бы не смог его обнаружить.
        В соседней клетке началось некое оживление. Присмотревшись, Тобиус заметил, как ближе к вершине конструкции через прореху меж палок и верёвок протискивался небольшой сару непонятной породы, какая-то малорослая мартышка в набедренной повязке и жилетке. Ей, в отличие от большинства оказалось по силам найти отверстие достаточной для побега величины. Только с соседями не повезло, - освобождение сокамерника привело тех в несколько неуместное возбуждение, кое, в свою очередь, привлекло внимание надзирателей.
        Довольно быстро те поняли, что происходит и, похватав факелы, бросились разгонять тени. Карьер наполнился воплями и визгом, которые резонировали в его расширявшихся стенах, довольно быстро надзиратели обнаружили беглеца. Мелкая мартышка пыталась укрыться в какой-нибудь из пещер, но отовсюду её яростно изгоняли. Побег окончился быстро и печально, - неразумного сару забили деревянными клевецами насмерть и даже издали это выглядело крайне жестоко.
        Подумав некоторое время над перспективой прогуляться в ночи, волшебник всё же закрыл глаза и погрузился в чуткую дрёму.

* * *
        Следующее утро в нижнем городе было тёмным и сырым, надзиратели пробуждали обитателей ямы ударами по медному диску, висевшему перед закрытыми вратами форта. Они же принесли к клеткам несколько огромных деревянных вёдер с ковшами и вынули из конструкций ветки, что позволило пленникам нерешительно выбраться. Надзирателям даже пришлось стучать по деревянным прутьям, чтобы заставить их шевелиться.
        - Пить! - рычали они. - По очереди! Воды хватит всем, недоумки! Пить! Ходить туда, в тот каменный круг! Если какой-нибудь недоумок опростается вне каменного круга, будет бит!
        Не то чтобы пленённые обезьяны за ночь в клетке не справляли нужд где ни попадя, однако получив предупреждение, многие из них помчались к обширной площадке, действительно обложенной камнями и присыпанной песком. Тобиус воздержался от питья, так как мог утолять жажду в любое время, а до ветру ему было не нужно.
        Когда все напились и оправили нужду, надзиратели, окружив толпу, повели её к противоположному краю самого нижнего круга карьера, где предстояло ждать. Никто не давал объяснений, никто не говорил, что происходит и часть симианов начала скучать, тогда как другая часть стала волноваться. Однако любые волнения резко пресекались окриками надзирателей, которые также не позволяли заключённым садиться на землю.
        Какое-то движение наметилось только спустя полтора часа этого маятного ожидания, раздался новый удар в медный диск, после которого ворота форта открылись. Работяги, дотоле занимавшиеся делом на разных ярусах карьера, оставили свои занятия, уставились в сторону ворот и присели, сильно скрючившись.
        Из тёмного проёма появилась небольшая процессия. Группа из четырёх воинов с боевыми шестами вышагивала впереди носилок, которые двигались на плечах четверых безоружных сару-хэм, а следом шагало четыре лучника. На самих носилках восседал старый сару-хэм, укрытый белыми шелками. Очертания его тела скрывались под блиставшей тканью, из рукава торчала лишь бледная сморщенная ладонь, державшая разукрашенный бабочками веер. На седой голове обезьяны покоился тонкий обруч, лишь немного не соединявшийся в целое кольцо на лбу.
        Носилки были спущены на предпоследний ярус, так, чтобы старец мог окинуть заключённых подслеповатым взглядом и напрячь в гримасе пренебрежения все доступные морщины. Некоторое время на сияющего пришельца из верхнего мира глядели, раскрыв рты; всех пленников заставили опуститься на четвереньки, а надзиратели сильно горбились и приседали на корточки. Старец держал спину прямо, что в его возрасте, должно быть, давалось непросто.
        Носильщики подали господину яркую красную пиалу, он осушил её, пронзая сброд внизу яростным взором, а потом резко метнул посуду вверх. Что-то свистнуло в воздухе, пиала разлетелась вдребезги, а пред завизжавшей толпой в глину вонзилась стрела. Надзирателям пришлось потрудиться, чтобы привести обезьян к повиновению.
        - Первое, что вы должны уяснить, маленькие грязные недоумки, - дребезжащим, но на удивление громки голосом возвестил старик, - сбежать отсюда нельзя! Если воспитатели не выбьют из вас душу, как из того жалкого придурка прошлой ночью, то обязательно достанут лучники! Всякий недоумок, осмелившийся попытаться улизнуть без спросу, умрёт!
        Обезьяны внизу тряслись и жались друг к дружке, невзирая на расовую принадлежность. Тобиус тоже изображал страх, хотя внутри посмеивался, по достоинству оценив, как тщательно «верхи» подошли к этой картинной демонстрации.
        - Зима скоро вступит в силу, - продолжал старик, - и вы, жалкие недоумки, повадились, как и во все былые времена, нападать на наши поселения, на склады, стремясь набить желудки. Пустоголовые, бесполезные дурни! Вы не способны сами пережить худое время и нас приближаете к голодной смерти!
        От переизбытка эмоций он даже закричал, оскалился и завыл, размахивая руками. Потребовалось обождать, пока гнев спадёт.
        Часть 3, фрагмент 6
        - Будь моя воля, приказал бы забить вас всех насмерть, не притаскивая в Ронтау всякую зловонную мерзость! Однако на ваше счастье, отребья, вы тоже часть народа! Вы тоже имеете схожесть с Образом Предка и лишь потому мы вас ещё не истребили! - Голос старика стал звучать спокойно и сильно, даже дребезжание исчезло. - Этой зимой и весь следующий год вас будут учить! Воспитывать! Приводить в большее подобие с Образом Предка! Вы, грязные дикари, чуть лучше бездумных животных, научитесь мастерить орудия труда, пользоваться ими, строить жилища, ставить ловушки, собирать травы и готовить хоть какие-нибудь лекарства, чтобы не дохнуть во цвете лет! И вы будете работать без продыху, грязные твари, ибо лишь труд сделает из вас что-то стоящее! Через одну весну на вторую вас изгонят из города, снабдив запасом пищи, семян, одеждой и приспособлениями, с которыми у вас будет шанс зажить в Великой Пуще по-новому! Не все смогут, конечно, однако на том благородная миссия Ронтау будет закончена! А до тех пор, - седые брови соединились на переносице, старые гнилые зубы показались в оскале, - вы все принадлежите городу!
Любое неповиновение будет покарано! Вы либо будете учиться и работать, либо мы пустим вам кровь и выбросим в лес посреди зимы так и знайте! Я всё сказал! Несите меня прочь из этой выгребной ямы!
        Гость из верхнего города, кем бы он ни был, покинул карьер, а на место, с которого он вещал, явился один из надзирателей. Его татуированное лицо коверкали старые шрамы, большие уши были порваны, правый глаз заволокло бельмо и всё это складывалось в такой пугающий образ, что многим захотелось скорее вернуться обратно в клетки.
        - Сейчас вас накормят, - молвил он с тихой угрозой. - А потом начнут учить. В этом году работ на полях не будет, но вы заранее научитесь возделывать землю, чтобы весной отдать долги за безопасную зимовку в этих уютных и надёжных стенах. Ещё вы научитесь делать инструменты из камня и дерева, плести верёвки, иную утварь, строить подвесные дороги, которые смогут вознести ваши будущие жилища на безопасную высоту. Вы многому научитесь у нас, чтобы больше не приходилось воровать еду и скот, - то, как было дано это обещание, даже человека заставило поёжиться, - а если окажетесь слишком глупыми или ленивыми, мы скормим ваши останки дунтранкам. Они всеядные.
        Кривой взмахнул своим чеканом и надзиратели, или, вернее, воспитатели, повели толпу на третий ото дна ярус, где было обустроено большое место под готовку и принятие пищи. Повара из числа работяг, уже побывших в этой… школе какое-то время, раздавали глиняные миски с густым чем-то из, видимо, гороха, репы и какого-то непонятного мяса, присутствовавшего чисто символически. Когда первого же сару, разбившего свою миску, а за ним и того, кто помчался просить добавки, выхватили из общей группы и избили перед всеми, стало ясно, что процесс обучения будет длиться беспрерывно и во всех аспектах жизни. Тобиус убедился, что покрывавший его предплечья мимик был равнодушен к местному пайку, спокойно всё съел сам. Он решил этой же ночью выбраться из клетки и раздобыть для соратника мясную пищу.
        Занятия начались сразу же, и заключались они в том, чтобы научить разномастную группу обезьян вить верёвки из сена, волокон тростника, крапивы. О том, как изготовить сии волокна им ещё предстояло узнать, в частности о поиске сырья, подготовке, обработке, но то будет уже в следующем сезоне. Плести верёвки предлагалось как просто пальцами, так и деревянными крючками, сделанными из веток; воспитатель, сидевший перед группой, отложив чекан, вещал размеренно, скучно, хотя пальцы его проявляли завидную сноровку. Не вполне веря, что он в этом участвует, Тобиус среди прочих принялся работать. Выходило неплохо на зависть соседям.
        Затем обезьянам показывали разные породы камней, учили находить кремень в разных его видах, учили подбирать другие камни нужной формы и твёрдости, чтобы методом скалывания создавать заготовки для орудий труда. Волшебник послушно исполнял указания, постигая поистине наиболее примитивные ремёсла из всех существовавших в мире, тихо поражаясь тому, что существ, уже способных разговаривать, нужно учить подобному.
        Будучи человеком учёным, он знал, что все соседствующие цивилизации более или менее уравнивают друг друга в степени развития. Перенимание технологий и прочих знаний у соседей неизбежно, по крупице, по капле, они просачиваются сверху-вниз, подтягивая отстающих. Здесь же создавалось впечатление, словно сару-хэм и их менее развитые сородичи обитали в отдельных, едва-едва сопрягавшихся мирах и плотина на реке знаний была столь высока, что знания эти приходилось прививать силой.
        Следующая ночь походила на предыдущую, разве что бежать никто не пытался. Сделавшись незаметным, оставив вместо себя нематериальный образ, Тобиус переместился бесшумно за пределы клетки и отправился бродить по карьеру. Воспитателей он избегал, его странный запах те могли учуять легко, не говоря уж о вероятности выдать самого себя парком, - ночные холода лишь крепчали.
        Мимики могли не есть годами, Тобиус прекрасно это знал. Его собственный компаньон просуществовал в виде сундука, запертого в пыльной комнате заброшенного замка, наверное, несколько веков, при этом ему хватило сил в определённый момент проглотить первую подходящую добычу, которая оказалась в досягаемости. И всё же маг стащил от костра воспитателей несколько шматков мяса, жарившегося на палочках, и быстро удалился, дуя на пищу, слушая, как позади началась ругань, обвинения.
        Понемногу кормя мимика, который изменил конфигурацию на более широкий обхват и принялся вырабатывать тепло, волшебник странствовал по крышам спящего города, отмечая устройство жизни аборигенов: частоту, с которой на улицах были разведены костры для освещения, кажущуюся скупость, с которой сару-хэм устанавливали на стенах факелы и что те всегда крепились к глиняным зданиям. Экономия топлива и обоснованный страх перед пожаром в городе, на немалую часть состоявшем из дерева.
        По подвесным путям прохаживались ночные кустодии, фигуры которых только редко выхватывали из мрака установленные там, наверху, факелы. Из-за ветра они давали мало света, но и тот, помогавший сару-хэм не упасть, делал обезьян более слепыми, периодически лишая ночного зрения. Решив, что ничего дурного не будет, Тобиус взлетел над городом и стал исследовать паутину мостов.
        Она растянулась повсюду, самые длинные секции состояли из твёрдых каркасов, стойко державших удар воздушных потоков, короткие вились гибкими верёвочными лентами. Опирались небесные дороги на башни, что торчали подле всех важных хозяйственных построек, длинные столбы, установленные исключительно ради подвесных путей, а также, разумеется, на огромные стволы баньяна. В центре Ронтау находился единственный истинный ствол, непомерно толстый, старый, облепленный постройками словно гигантскими трутовиками, но побочные стволы держали на себе только круговые постройки-кордегардии, где стражи могли укрыться от непогоды.
        Последив немного за редкими дозорными, кутавшимися в шерстяные накидки и согревавшими ладони дыханием, волшебник взлетел ещё выше, в верхний город, который тоже крепко спал тем поздним часом. На грандиозных горизонтальных ветвях баньяна ближе к основному стволу всё пространство было преобразовано в настоящие улицы, перекрытые массивными балками, что держали на себе деревянные перекрытия. Трудно было представить, сколько весили конструкции, но дерево выдерживало и их, и небольшие подворья, что стояли на перекрытиях как на земле. Чем дальше от сердцевины баньяна, тем мельче становились постройки, тем легче они были, крепясь к ветвям в одиночестве или группками.
        У верхнего города было множество ярусов, над обширными нижними возносились меньшие по площади, но застроенные более массивными зданиями, волнистыми, созданными с опорой на ствол и некоторые ветви, довольно изящными, хотя и чуждыми человеческому восприятию мира.
        Чужак не стал лезть на самую верхотуру, он крался меж невысоких белых заборов нижнего яруса, отмечая разительную разницу архитектур, преобладание плавных форм над угловатыми, аккуратность круглых дверных и оконных проёмов, штукатурку и побелку стен, укрытых черепицей и разрисованных орнаментами в виде листьев и бабочек. Туманную слякоть разгоняли редкие фонари с мутным стеклом, висевшие подле дверей, да слабые отсветы лучин в некоторых окнах. Также по верхнему городу передвигались стражи, носившие горящие фонарики на шестах, чем сильно напоминали само воплощение смерти.
        Нарушать границы частных владений он не пожелал, хотя и мог. Насладился лишь тем, что его кругозор и картина мира немного расширились. Пора было возвращаться.

* * *
        Неделя пролетела как одно мгновение и за это время маг провёл время с великой пользой. Он впервые в жизни чувствовал себя золотым учеником, самым успевающим, самым талантливым. Будучи умелым в сложных ремёслах, примитивные приёмы щёлкал как орешки, с которых кто-то уже снял скорлупу. Видя этот «невероятный прогресс», воспитатели без задержек переводили способного уродца на более сложные ремёсла. За ту неделю они внезапно выявили среди зелёных недоумков умелого мастерового, который обрабатывал камень и дерево, создавал всевозможные полезные предметы ненамного хуже их самих. Тобиус мог и лучше, его мастерство стояло на плечах сотен поколений ремесленников родной цивилизации, во многом обогнавшей цивилизацию эту, но осмотрительный человек не спешил бахвалиться. Мало ли, что пожелали бы сделать с ним мрачные и жестокие сару-хэм, увидев такое превосходство.
        - Может, выбросим его в лесу прямо сейчас, раз он такой рукастый, этот короткорукий уродец? - хмыкали промеж собой воспитатели, косясь на способного ученика. - Дадим пару камней, пару палок, верёвки готовой, глядишь, до весны протянет, а дальше легче будет.
        - Это я дам вам пару палок и отправлю в лес, если вы не вернётесь к своим обязанностям.
        Старший воспитатель имел почти сверхъестественную способность возникать за спиной тех, кто этого меньше всего ждал. Подчинённые боялись его не меньше, чем подопечные, и чтобы поддерживать в яме стальную дисциплину, кривой сару-хэм тратил совсем немного сил.
        - Тёплое наконец-то принесли, раздайте.
        Воспитатели помчались прочь на трёх конечностях, они и на всех четырёх помчались бы, кабы не приходилось таскать с собой чеканы. Кривой же остался рядом, глядя, какой ладный лук получался у Тобиуса. Не дальнобойный композитный лук под длиннющие руки обезьян, конечно, однако вполне достойный инструмент примитивного охотника.
        - Ты, небось, и стрелять умеешь?
        - Нет, господин, - пробубнил маг, протягивая оружие Длиннохвостому, - могу справить неплохие стрелы. Если бы допустили до горнов, выковал бы острые наконечники, и в оперенье оправил бы, но стрелять из лука не умею. Я больше пращник.
        Тетива громко тренькнула в сильных пальцах.
        - Пращник, значит? Можешь смастерить пращу?
        - Нужна кожа, нитка, иголка и немного времени. Хотя можно обойтись просто хорошей верёвкой, пращу же нетрудно сплести.
        Единственный глаз старшего воспитателя, казалось, прожигал в человеке дыру.
        - Какого ты роду-племени, уродец?
        Этого вопроса Тобиус ждал давно, однако не думал, что задаст его кто-то вроде… этого.
        - Сару-данх мы, господин.
        - Земляной народ, - повторил кривой, - что за чушь? Впервые слышу.
        - Мы…
        Раздался удар по медному диску, и работа на многочисленных ярусах замедлилась. Из приоткрывшихся ворот форта выступила одинокая фигура, затянутая в белый шёлк. Это был довольно высокий мужчина, идеально прямой, подпоясанный расшитым золотой нитью поясом, с тонким золотым ожерельем на шее. Он шагал, обутый в диковинные деревянные сандалии, походившие на эдакие скамеечки со шнурками. Обувь возносила его достаточно высоко над грязью, чтобы полы одеяния, похожего на многослойный халат, не марались. В правой руке, отведённой чуть за спину, симиан нёс длинный боевой шест белого дерева, окованный по обоим концам позолоченными металлическими насадками. На тёмной голове блестел тонкий железный обруч.
        Не обращая внимание ни на кого и ни на что вокруг, пришелец из верхнего мира снизошёл на самое дно карьера и обратился прямо к старшему воспитателю:
        - Руада.
        - Господин Тенсей, - просипел кривой, приседая на корточки и сгибая спину.
        - Рад видеть тебя на таком месте, из которого нелегко убежать.
        На лице высокородной обезьяны проступила улыбка, самую малость демонстрировавшая зубы. Старший воспитатель этого, впрочем, не видел, он таращился единственным глазом в землю.
        - Мне нужен один из твоих недоумков. - Из просторного левого рукава выскользнула ладонь, сжимавшая Тобиусов атам. - Когда его схватили, сей недоумок имел при себе нож.
        - Я об этом ничего не знаю, господин Тенсей, - ответил кривой.
        - Вероятно так. Но ко мне поступил доклад, описывающий краснолицего сару непонятной породы, длинноногого и короткорукого урода в странной цветной одежде… вот как этот, сидящий здесь. Это был твой нож?
        Тобиус притворно сжался, демонстрируя страх и покорность, хотя в голове вспыхнула одна мысль: «ты даже не представляешь, насколько этот нож всё ещё мой, - настолько, что мне нужно просто захотеть и он отрежет тебе голову».
        - Да, господин, - промямлил волшебник, бросив на артефакт мимолётный взгляд.
        - Из чего он сделан? Выглядит как бронза.
        - Это бронза, господин…
        - На клинке ни царапины, он очень твёрдый и прочный, а главное… Руада, вытяни вперёд свой танульт.
        Главный воспитатель, делая над собой усилие, поднял руку с чеканом. Одним лёгким движением зачарованный нож срезал с оружия щип, вторым рассёк толстое, покрытое царапинами древко и также легко нарезал его до середины длины.
        - Восхитительная острота. Откуда ты взял такой нож, недоумок?
        - От кузнеца, господин.
        - Что за кузнец способен ковать бронзу, чтобы она получалась прочнее железа и острее бритвы?
        - Кузнец Земляного народа, - был ответ.
        - Какого народа?
        - Моего народа, господин.
        - Никогда о таком не слышал.
        - А мы о вас слышали. Все считают, что память о старой родине это всего лишь сказка, но я решил проверить. Я был прав.
        Мимика людей и сару оказалась довольно похожей, как и способы мышления, вероятно, так что по лицу высокородной обезьяны можно было понять, что она не поверила ни единому слову. Господин Тенсей, кем бы он ни был, видел перед собой странного неправильного сару, который где-то достала диковинную одежду, отрыл в каких-нибудь руинах волшебный нож, созданный, наверное, давным-давно, и теперь пытался его, мудрого господина Тенсея обмануть, надеясь на какие-то выгоды. И всё же он попытался дать недоумку шанс:
        - Ты, - без особой надежды начал незнакомец, - можешь выковать такой же нож?
        - Я не кузнец, господин, мне такое не по плечу, - ответил Тобиус, когда-то собственноручно выковавший себе атам.
        - Бесполезен, - констатировал гость сверху. - Что ж, время потрачено зря… вспомнил. Ножны.
        - Господин?
        - У тебя на поясе до сих пор висят ножны, недоумок. Судя по оформлению, - ножны от ножа. В других он не держится, слишком острый, прорезает. Давай сюда.
        Тобиус и сам не понял отчего этот приказ вызвал в нём такое чувство внутреннего протеста. Он смог расстаться, пусть и временно, с очень ценным для себя предметом, новая потеря не стала бы большим испытанием, но отчего-то нрав волшебника взбрыкнул, и он помедлил, за что был наказан тут же. Шест молнией выпорхнул из-за спины господина Тенсея и один из набалдашников врезался человеку в лицо снизу-вверх, отшвыривая его назад.
        Часть 3, фрагмент 7
        - Ножны, Руада, - потребовал пришелец, - быстро. Я уже провонял этим местом, но не хочу, чтобы запах проник под кожу. Придётся опять принимать паровые ванны, а от них шерсть курчавится.
        Чьи-то грубые пальцы вцепились в пояс волшебника и пытались разобраться в том, как он расстёгивался. Справившись наконец, старший воспитатель освободил ножны и передал их Тенсею. Тобиус этого не видел, он валялся на спине, стоная, держась за окровавленное лицо. Волшебник не ожидал нападения, на нём не было чар Неуязвимости или Обезболивающего, так что ни присутствия раны, ни боли от неё изображать не приходилось.
        - Счастливо оставаться, - молвил Тенсей таким тоном, словно явился в яму не избивать безответных пленников, а цветы понюхать.
        Когда он скрылся за воротами форта, Руада присел рядом с раненным.
        - Убери руки, надо посмотреть.
        Тобиус через сиилу подчинился, отлепляя чёрно-красные ладони от раны. Изуродованное шрамами лицо симиана перекосило чуть сильнее прежнего.
        - Всегда понимаешь, что дело плохо, если видна кость, - сказал он. - Оттащите его в клетку, я пошлю за лекарем.
        - Не надо… лекаря… - попросил волшебник.
        - Заткнись, недоумок.
        Мага взяли под локти, поставили на ноги и довольно аккуратно повели на дно ямы. Поглощённый болью, с кружившейся головой, он слышал, как удалявшийся за спиной голос старшего воспитателя гневно раздавал приказы и угрозы, возвращая симианов к работе.
        Дело было плохо, но не из-за травмы, а из-за обстоятельств. Ударили его действительно сильно, по кости пошла трещина, чудом уцелел глаз, обширное рассечение и контузия плоти, несколько зубов вылетели, была порвана губа. И всё это Тобиус мог поправить парой заклинаний, даже приставить обратно зубы, покуда они не поняли, что отняты от остального тела. Но теперь приходилось ждать какого-то лекаря, который обязательно придёт и начнёт трогать его, человека лицо сквозь иллюзию… это было плохо. Слава Господу-Кузнецу волшебник не потерял сознание и успел внести изменения в иллюзорный облик, иначе было бы очень странно - кровь течёт, а лицо целое.
        Он наложил на себя чары Обезболивающего, слегка утихомирил чехарду, царившую в черепе, огляделся. В глазах троилось. Посидев на корточках возле клетки, пытаясь сосредоточиться, волшебник убедился, что никто не собирался крутиться рядом, у всякой обезьяны было своё дело. Ну и прекрасно. Сосредоточившись, волшебник сложил ладони лодочкой, сгустил в них воду и кое-как нашептал короткую череду словоформул, которые сделали водную поверхность приемлемым зеркалом. Слой ложного лица слегка растворился, открывая лик истинный.
        Увиденное не порадовало, и будь Тобиус не так крепок духом, мог бы даже закричать. Но да ничего, видал раны и страшнее. Убедившись, что никто этого не замечал, волшебник стал медленно изменять ложную личину, делать рану наскоро сочинённую ближе к ране истинной. Ему нужно было добиться идеального совпадения краёв и надеяться, что никто не заметит разницы в слоях. Также он направил поток целительной энергии на устранение трещин и самую малость срастил ткани.
        Всё это время он тщательно подавлял терзавшую его ярость, не давал волю тёмным мыслям, побуждавшим немедленно отбросить ложную личину, отправиться вслед за обидчиком и отомстить должным образом. Цивилизованный маг не должен отдаваться эмоциям, не должен терять бразды контроля, иначе мир погрузится в хаос.
        Раздался удар в медный диск.
        За последнее время весь этот шёлк прочно связался в человеческом разуме с неприятностями, так что тонкая изящная фигурка, затянутая в блестящую белую ткань, не вселила никаких светлых надежд. Несколько воспитателей сопровождали её, гордо прямую, едва ли не на четвереньках. Женщина, судя по всему молодая и… чужак едва ли смог бы назвать кого-то из аборигенов красивым существом, но эта особь являлась наименее отталкивающим представителем вида из всех виденных доселе.
        Она приблизилась на своей деревянной обувке, как-то хитро подоткнула халат, садясь на корточки, чтобы он не испачкался, и посмотрела на человека очень внимательно. Не было в том взгляде привычного раздражения, гнева, отвращения, как не было и тепла либо сочувствия, - лишь сосредоточенность и серьёзность.
        - Переусердствовали? - спросила она.
        - Что вы, госпожа, - поспешил с ответом Руада, - мы не живодёры, знаем, как и куда бить, чтобы урок не стал истязанием.
        - Драка? Другие раненные есть?
        - Нет, госпожа, не драка. Этот недоумок вызвал гнев благородного господина Тенсея и закономерно поплатился.
        Только теперь на чистом, светлокожем лице самки проступили эмоции, гнев появился мимолётно и улетучился.
        - Ты меня понимаешь? - спросила она у Тобиуса.
        - Да, госпожа.
        - Рана плохая, останется шрам, но ты не умрёшь. Сейчас я сниму боль, потом почищу всё и зашью. Но ты должен вести себя смирно, иначе я прикажу воспитателям крепко тебя держать.
        - Я понимаю, госпожа. Благодарю за помощь.
        Последние слова её немного удивили, но эта девушка была слишком серьёзна и слишком сосредоточена, чтобы тратить время на удивление.
        Из сумки, которую лекарша принесла за спиной, появлялись разные предметы, сначала восковой шарик, который она раздавила в пальцах и тщательно растёрла по своим рукам густую жидкость, бывшую внутри, сильно пахшую алоэ; следом показался глиняный горшочек с крышкой и несколько палочек с намотанными на них шариками шерсти, вероятно, - очёсами.
        Пропитав оные шарики в содержимом горшка, женщина стала тщательно прикладывать их к ране. Развеявший к тому моменту обезболивающие чары Тобиус ощущал, как пульсирующая боль потихоньку уступала место прохладной бесчувственности. После горшка была изъята из сумки трубочка, скатанная, видимо, из лоскутка бересты, залепленной по краям воском. Сковырнув одну из пробок, лекарша принялась аккуратно выдавливать на рану тёмно-зелёную пасту, от которой даже через анестетик пробивалось жжение и покалывание. Бактерицидное вещество. Когда рана оказалась полностью обеззаражена и кровотечение прекратилось, врачевательница взялась за филигранно выточенную из, быть может, рыбьей кости кривую иглу, заправила в неё шёлковую нитку, проткнула иглой ещё один восковой шарик, протянула нить насквозь, дабы не оставить в ней места заразе, и только после этого принялась зашивать.
        Работала незнакомка долго, старательно и безустанно, стараясь стянуть получившееся после удара безобразие во что-то менее безобразное, менее страшное. Когда она закончила, больше половины дня минуло уж. Воспитатели принесли чистой воды и лили на натруженные руки, пока не были смыты все засевшие под ногтями сгустки крови и остатки лекарственных веществ.
        - Спасибо, что так быстро пришли, госпожа Вифани, - бормотал Руада.
        - Я работала в нижнем городе по указу матери, набивала руку в определении хворей, так что охраннику, посланному наверх, не пришлось проделывать весь путь.
        - Я возблагодарю Образ Предка. Моё нижайшее почтение госпоже Локре.
        - Передам. Скажу, что ваши шрамы хорошо зажили.
        - Уже давно, госпожа, давно зажили. Были хорошо сшиты и хорошо зажили, - кивал симиан.
        - Жаль, что глаз спасти не удалось.
        - Нельзя иметь всего, что хочется…
        - Ты, - она посмотрела на Тобиуса, молчаливо слушавшего этот разговор, - рану не трогай, рот широко не открывай, пей воду, ешь маленькими порциями. Если повредишь швы, внесёшь заразу, то сдохнешь. Я не буду бегать по городу ради недоумка, который не способен исполнять простейшие указания. Ты запомнил?
        - Запомнил, госпожа, - ответил человек непослушными губами, - я всё запомнил. Спасибо вам, госпожа.
        Лекарша отправилась прочь вместе с учителями, а маг, убедившись, что никто его не замечал, вновь создал себе маленькое зеркало. Тонкая работа, - оценил он швы, - аккуратная, изящная, ровная. Над ним постарались.
        - Если берёшься делать, то делай хорошо, - вспомнил Тобиус слова одного из наставников Академии Ривена.
        Остаток дня его не тревожили, ни к какому делу не приставляли. Кто-то из воспитателей даже отправил незнакомого симиана принести раненному порцию пищи. Ночевать пришлось, как обычно, в клетке, но той ночью было много теплее, ибо воспитанникам ямы раздали что-то вроде шерстяных пончо, некрашеных, старых, в высшей степени непритязательных одеял с вырезами для головы, но зато в них не было лишних дыр и паразитов. Обновки пахли травами, кто-то озаботился тем, чтобы простирнуть и продезинфицировать их после предыдущих владельцев. Забота о новых владельцах? Вряд ли. Забота о профилактике пандемий? Вероятно, так.
        Он покинул узилище, как покидал не раз до того и взлетел во мрак над головой, в верхний город. Оттуда, из переплетения ветвей и улиц ему незримо светил атам, зачарованный ритуальный нож, навсегда являвшийся частью своего создателя. Внутри рукояти атама была укреплена первая фаланга мизинца правой руки Тобиуса, которую он самолично отсёк, разварил, извлёк кость, покрыл её соответствующими магическими письменами, зачаровал множеством сложных заклинаний и слил воедино с обычным прежде клинком. Этому инструменту не нужно было нести в себе каких-то особых чар дабы служить маяком, серый маг и так всегда знал, где находилась его частичка.
        Недолгий путь привёл в одно из белых подворий с черепичными крышами, имевшее огороженный забором сад, аккуратный и ухоженный. Не будучи защищённым, это жилище легко пустило незримого и незваного гостя под крышу. Он тихо парил в темноте, разглядывая скромное, но приятное убранство дома, белые стены, деревянные полы, утварь на кухне, шёлковые одежды в стенном гардеробе, боевые шесты, выточенные из разных пород, покоившиеся на подставках; миниатюрную, но тонко сработанную мебель. Человек обошёл все комнаты первого этажа, пересчитал прислугу, пересчитал спавших детей различных возрастов и поднялся на второй этаж по узкой лесенке с перилами.
        Спальня хозяйской четы отделялась от остального дома плотной плетёной занавесью. Тенсей спал в своего рода гнезде из шёлковых подушек и простыней, что лежало на полу, огороженное деревянной конструкцией, напоминавшей раму от ширмы. Рядом с ним спала женщина, а над ними на паре крючков, торчавших из рамы, покоился белый боевой шест, прошлым днём принёсший человеку кару. Там же висели ножны с атамом, которые немедленно перелетели в руки к истинному владельцу. Зачарованное бронзовое лезвие неслышно освободилось.
        Тобиус стоял над спавшим обидчиком и слушал его дыхание, его сердцебиение, слушал свою боль, что возвращалась в право владения лицом. Мысли человека были холодны и упорядочены, он не испытывал смятения, чувства не захлёстывали разум. В памяти всплывали накрепко затверженные максимы, приобретённые во время обучения магии, подаренные строгими наставниками, а также те, которые юный ученик вынес сам, из книг, не рекомендовавшихся к прочтению, хотя и не запрещённых. Наставники всегда твердили следующее: посягнувшему на его благочувствие и благосостояние волшебник имеет право воздавать сторицей. Но Слово Кузнеца учило, что есть время для гнева, но есть время для прощения. Смирение духа убивает демонов, посягающих на душу человека; потворство страстям губительно. А что если не страсть отомстить, ощущал Тобиус, лавовым озером разливавшуюся в груди ныне?
        Лезвие вернулось в ножны, его хозяин медленно и глубоко вздохнул. Сегодня он решил, что короткая, но приятная месть недостойна того, чтобы нападать на спящих. Оставалось надеяться, что серый волшебник никогда не изменит себе в этом убеждении.
        Чужое жилище было покинуто, и одинокий бродяга отправился в северо-восточную часть кроны. Чем ближе к краю он подбирался, тем светлее становилось, ведь именно с этой части города много дней назад начался сбор листвы. Симианы выгнали на ветви баньяна десятки артелей работяг, которые без продыху лазали по ветвям и срубали огромные жёлтые листья, не успевшие ещё опасть. Если бы они этого не делали, весь нижний город был бы в скором времени завален опадом. К той ночи уж половина дерева избавилась от красно-жёлтого одеяния, отчего внизу становилось светлее.
        Оказавшись на задворках верхнего города, там, где не ходили стражи и почти не было жилищ, маг уселся на тонкой ветви и постарался не думать о бескрайней пропасти внизу. Он создал и подвесил в воздухе водяную плоскость, зачаровал, сделав из неё зеркало, скинул личину. Из зазеркалья смотрел порядком изуродованный человек с перепачканным засохшим лекарством и кровью лицом. Рот перекосило, и теперь верхняя губа с левой стороны навеки застыла в небольшом оскале. Достаточно оказалось одного хорошего удара и нескольких часов тщательной работы, чтобы прежде чистый лик вот так исказился…
        Бронзовое лезвие вновь освободилось, твёрдой рукой Тобиус поднёс атам к лицу и стал под одному срезать швы. Жаль было портить чужую работу, но всё же он избавился от всего лишнего и с помощью заклинания полностью себя исцелил, так что даже шрама не осталось. Выбитым зубам, правда, ещё предстояло вырасти, но да ничего, несколько недель потерпеть можно.
        Остаток ночи волшебник просидел на высоте, разглядывая чистое ночное небо, слушая вой ветров, метавшихся над холмами и в ущелье речного русла. Очень далеко по тёмному бархату ползла красная комета.

* * *
        Вскоре выяснилось, что воспитатели в яме не сыпали пустыми угрозами, обещая избавиться от самых неспособных, малоумных и непокорных. Некоторые ученики стали покидать свои группы под угрозой схлопотать чеканом. Они исчезали в воротах форта и никогда больше не возвращались. Вместе с тем, проявившие способности к обучению симианы получали некоторые привилегии. Тобиуса и других, достигших определённого уровня постижения умений, переселили из продуваемой со всех сторон клетки в пещеру.
        За время своего проживания в яме Тобиус уяснил, что постоянного и неизменного населения у пещер не было, извне прибывали и вовне убывали группы работяг. Время от времени сару-хэм перераспределяли их по Ронтау и, если низшие симианы проживали не в яме, то удерживали их в одном из многих деревянных фортов города под постоянным присмотром.
        Ко времени переселения из клетки как раз освободилось несколько пещер, распределение проводилось воспитателями, которые не жалели разбивать группки сородичей. Прежде это могло бы привести к драматичным сценам, но уже наученные повиноваться ученики старались не провоцировать сару-хэм и просто радовались улучшению своих жизней, ведь в пещерах ночами было гораздо теплее.
        Новое жилище мага оказалось одним большим помещением, вырубленным в глинистой почве и укреплённым каменной кладкой. Для обогрева был построен промазанный глиной камелёк с дымоходом, выходившим наверх, на более высокий ярус карьера. Спальные места оказались устроены в виде вырубленных в стенах ниш и полок, куда жителям пещеры отныне приходилось набиваться и дополнительно греть друг друга. По правилу, установленному воспитателями, ночь делилась на три смены, в каждую из которых возле камелька нёс дозор один из жителей, поддерживавший огонь и следивший за тем, чтобы тепло не утекало вовне. Устанавливать очерёдность обитатели пещер должны были сами, на своё усмотрение, однако было дано предостережение, что если кто-то из недоумков начнёт валиться с ног от недосыпа, оттого, что остальные постоянно спихивают на него эту работу, если в пещере потухнет пламя и все обитатели заболеют, то последует битьё долгое и суровое.
        Тобиус, видевший в таком подходе обучение справедливому распределению обязанностей, лишь усмехнулся.
        В своей пещере, где помимо человека обитало ещё семнадцать разномастных симианов, он довольно быстро стал каким-то суррогатом вожака. Тобиус следил за расписанием ночных дежурств, решал все споры, пока о них не прослышали воспитатели, с молчаливого согласия большинства обзавёлся правом карать, и, самое главное, - от него шло лекарство и лекарская помощь.
        Часть 3, фрагмент 8
        Волшебник давно обогнал всю цепь обучения, заготовленную для недоумков и какое-то время воспитатели заставляли тайного человека помогать менее бойким симианам. Сам же Тобиус постоянно лез на более высокие ярусы, туда, где более опытные работники занимались более сложными делами. Прежде всего его интересовали скопления женщин, занимавшихся сортировкой, просушкой, измельчением и перемешиванием трав, кореньев, семян. Работяги женского полу готовили простейшие лекарства, либо составляли смеси, служившие заготовками для более сложных препаратов. Методы были примитивные, но и это по меркам отсталых племён являлось прорывом в области медицины.
        Воспитатели несколько раз гоняли наглого урода прочь, считая, что он, паршивый, крутился возле женщин с естественным интересом, но когда стало ясно, что краснолицего тянет не к женщинам, а к их ремеслу, с молчаливого согласия Руады, Тобиусу позволили слушать уроки травничества. До весны было ещё далеко, осенние сборы почти закончились, разе что коренья некоторые за городом ещё копались. Так что воспитатели преподавали отдельные смеси. Кое-что из ингредиентов, то, что знал, маг украдкой прятал за пазухой; то, что не знал, тоже прятал, надеясь потом разобраться.
        Так, обретаясь среди прочих учеников, которые то и дело простывали, либо жрали что-то не то, ранились, занося инфекции, рив по мере сил латал симианов. Воспитатели тоже делали своё дело, ведь часть лекарств оседали у них, но был лимит расхода на каждое мохнатое тело и превышать его лысые не собирались. Просто не могли. То, что готовил Тобиус, было сложнее, действовало лучше и дольше. Так или иначе шепотки гуляли среди недоумков, и краснолицый урод приобретал некоторое влияние.

* * *
        Неборис месяц заканчивался, холода всё крепчали, духи погоды готовили миру первое в грядущем сезоне снежное одеяло в тысячи лиг шириной. Тобиус думал над своей жизнью.
        Он внедрился в Ронтау относительно недавно, обживался неспешно на дне обезьяньего общества, совершенствовал язык и понимание мироустройства по-симиански. К сожалению некоторые его представления о грядущем оказались несостоятельны, - весть о «давно утерянных родственниках с севера» не вызвала в сару-хэм ни интереса, ни доверия. А тем временем надо было как-то взбираться по лестнице вверх, на более высокие уровни, туда, где лекари и аптекари готовили свои столь манящие препараты. Ведь это был его, Тобиуса, равноценный открытию новой цивилизации интерес. Оставалась пара пустяков, всего-то и было нужно придумать, как прийти к успеху.
        Пока же маг прозябал в быту, пытался извлечь что-то из уроков воспитателей, занимал себя всякой ерундой, ходил в парилку, имевшуюся при яме, которую предпочитали симианы купанию; в меру сил лечил болящих и следил ночами за огнём. В его пещере всегда было натоплено особенно хорошо, хотя хвороста жглось также мало, как и в других пещерах. Конечно, без магии не обошлось.
        В определённый момент Тобиус стал замечать готовящийся бунт.
        Это открытие не особо потревожило его, не особенно заинтересовало. Однако он принялся вычислять тех симианов, что прятали материалы для изготовления луков, стрел и копий, отмечал всех потенциальных участников, считал их. Так длилось больше недели и в ночь с двадцать девятого на тридцатое число небориса месяца началось движение.
        Волшебник всегда спал один в небольшой стенной нише, сторонясь чужого тепла. В ту ночь ни одна из очажных смен не принадлежала ему и предполагалось, что маг проспит до утра, но Тобиус не спал. Уже несколько ночей подряд он обходился неглубокой медитацией, отдыхая, но и следя за всем в родном уделе.
        Приоткрыв один глаз человек видел Мисику, чей черёд был следить за огнём, и ещё семерых симианов. Более всего они походили на обезьян, известных бестиологам под именем рыжебрюхих саков, среди которых затесалось два чернолобых сака; все принялись доставать из-под соломенных подстилок оружие, стараясь вести себя тихо. Под предводительством Мисику подались к пологу.
        - Я как-то упустил момент, когда были дозволены ночные прогулки или же вы, братцы, решили нарушить порядок?
        Они обернулись, но к тому мгновению Тобиуса на его обычном месте уже не было. Озираясь, они вдруг обнаружили лжесимиана перегораживавшим выход.
        - Я притворюсь дураком и спрошу вас, что вы намерились содеять? Мисику? Это ты их взбаламутил?
        Рыжебрюхий сак оправился от шока быстро, хотя мысль о том, как Тобиус исчез со своего места и появился в другом не могла не вызывать острого любопытства.
        - Отойди, лекарь! Мы идёт отвоёвывать нашу свободу!
        - Вы идёте умирать в холодную злую ночь. Ты съел дурманных трав, Мисику?
        - Прочь! Я не хочу тебя убивать, но если ты не уберёшься, станешь первым мертвецом сегодня! - пригрозил симиан, наставляя на Тобиуса копьё с кремневым наконечником, довольно сносно обработанным, можно было отметить.
        Волшебник вздохнул.
        - Зачем? - спросил он.
        - Свобода! - был ответ.
        - Свобода пухнуть с голоду и отмораживать лапы до черноты? Мисику, зима почти настала. Даже если у вас что-то выйдет, а у вас не выйдет, вы всё равно не выберетесь из ямы. Вокруг воины сару-хэм, помнишь? Они больше вас, сильнее и лучше дерутся. Ведь именно поэтому вы сюда и попали, разве нет?
        - Мы попали сюда, потому что были голодны и слабы! Теперь, - оскалился сак, - у насесть хорошее оружие! Нас много!
        - Много - это сколько? - не уступал человек. - Пальцев на твоих руках и ногах много, Мисику? Нет, их немного. Вы не знаете, что такое «много», потому что не умеете считать. Длиннохвостых, - вот, кого много. Даже если вы сможете побить воспитателей, - а вы не сможете, - даже если вы сможете прорваться в форт, - а вы не сможете, - вас всё равно всех перебьют.
        - Нет! - оскалился симиан. - Свобода! Еда! Растопка! Мы подожжём это место, подожжём проклятый Ронтау! Не будет больше Длиннохвостых, никто не будет нас тащить в клетки! Никто не будет убивать нас за то, что не получается вязать верёвки или колоть камни!
        Ярость лилась из этой сравнительно небольшой и сравнительно разумной обезьяны обжигающим потоком. Всё живое жаждет свободы? Возможно. Даже если свобода сопряжена со смертью? Да, весьма вероятно.
        - Ты попал сюда вместе со мной, Мисику, - молвил Тобиус серьёзно, - я помню тебя, приморенного голодом облезлого и слабого. За месяц ты отъелся, научился делать оружие, и решил, что теперь весь мир у твоих ног. Они учат вас. Если вы дадите им, они помогут вам обрести истинную свободу там, снаружи. Это тяжело, это страшно и трудно, Мисику, но их путь - единственный. Позволь им помочь вам.
        - Я не буду ждать и терпеть! Я сам всё возьму! Я свободен!
        Выпад его был очень быстрым, кабы не Кошачьи Рефлексы, Тобиус мог бы и не успеть перехватить древко, обдирая пальцы, отвести удар в сторону и потянуть на себя, пользуясь тем, что обезьяна потеряла равновесие. Удар ногой в грудь отбросил Мисику, а человек крутанул копьё и сделал резкий выпад, пугая его единомышленников. Тобиус заговорил повелительным голосом, не терпевшим возражений, голосом человека, который не допускал и тени мысли о том, что его могут ослушаться:
        - Бросьте оружие и возвращайтесь на свои места. Спите. Того, кто промедлит, я сам убью.
        Все обезьяны оцепенели и промедлил, не вняв человеческим приёмам. Тогда он сделал быстрый шаг вперёд и со страшным лицом рыкнул:
        - Живо!
        Копья, луки, стрелы попадали на пол, ловкие симианы запрыгнули на свои места и уставились оттуда на краснолицего урода. Они боялись. Все кроме Мисику, который лежал на полу, похрипывая и держась за грудь, - в чём в чём, а в пинках человеческие ноги были намного лучше обезьяньих.
        В упрямом взгляде бунтаря, однако, ещё пылала ненависть.
        - Я спас твою жизнь, - сказал Тобиус, подойдя ближе, - но не жду благодарности.
        - И не жди! Ты… ты… жалкий раб! Прихлебатель Длиннохвостых!
        Пятка копья с глухим звуком ударила симиана в лоб и тот потерял сознание. Тобиус заставил других обезьян устроить тело на спальном месте, сам же занял пост следящего за огнём и стал отправлять в камелёк обломки оружия, зная, что многие пары глаз следили за ним. А потом Стена Глухоты, которая перекрывала выход из пещеры развеялась и внутрь ворвались громкие вопли да визги, вой, уханье, стоны. Обитатели жилища было заволновались, но человек рыкнул на них, принудив вернуться на полки.
        Вскоре полог резко распахнулся и внутрь сунулось сразу три Длиннохвостых с окровавленными чеканами; у одного имелся факел. Оскаленные яростные лица, запачканная одежда, незначительные ранения, кровоподтёки на голых черепах. Они явно были готовы разорвать кого и что угодно, однако в этой пещере царил порядок, и лишь одинокий страж пламени одарил их удивлённым взором.
        - Что-то случилось? - округлил глаза Тобиус.
        Видимо, сару-хэм растерялись, так что помедлили с ответом, стали переглядываться.
        - До утра, - наконец пролаял один из них, - из пещеры ни ногой!
        - Конечно, как и каждую ночь, - покивал Тобиус.
        С рассветом всех симианов стали выгонять из пещер под частый бой медного диска. На стенах собралось множество лучников, а воспитатели проявляли особенную ярость, такую, какой не было даже в самом начале. Чеканы со свистом рассекали воздух, сару-хэм рычали и кричали, заставляли всех недоумков двигаться на четвереньках.
        На многих ярусах глиняного карьера растекалась под окоченевшими за ночь телами кровь, некоторые пещеры были ею залиты едва ли не полностью. Недоумков же спускали на самое дно, туда, где на предпоследнем ярусе стоял Руада вместе с несколькими подчинёнными, которые держали связанных бунтовщиков. Когда сбор закончился, старший издал пронзительный вопль, заставив все прочие звуки стихнуть. Наступившее молчание затянулось, оно было давящим, пугающим, под взором одного живого и одного мёртвого глаза недоумки становились ещё меньше, словно теряли остатки воли.
        - Не проходит и трёх лет, - голос Руады прокатился громом, хотя и не был громок, - чтобы какая-нибудь безмозглая животина не попыталась поднять восстание. Мы вас учим, мы вас кормим, мы даём вам шанс вместо того, чтобы просто убивать, как было сотни поколений подряд, но вы, недоумки, никак не усвоите главный урок: вы нам не ровня! Мелкие, слабый, безмозглые, жадные твари, которые опустошают наши плантации, вместо того, чтобы создать свои, вы не достойны жить, голозадый корм для тварей лесных! До вас снисходят, но вы слишком тупы, чтобы это оценить! Не проходит и трёх лет! Вы не учитесь!!!
        Бурый от крови чекан с размаху вошёл шипом в живот одного из пленников, мускулы Руады взбугрились, - он рванул так, что из отворившейся брюшной полости в каскаде брызг вывалилось всё содержимое.
        - Вы не учитесь!!!
        Второй пленник с воплем был распорот.
        - Вы не учитесь!!!
        Третий расстался с жизнью.
        - Вы не учитесь!!! Не учитесь! Не учитесь!..
        Казнь завершилась, трупы, оставляя шлейф крови и растянутых внутренностей сползли вниз, к живым, а сверху, тяжело хрипя, жёг взглядом старший воспитатель, оскаленный, дикий, злобный, с тоненькими ниточками слюны, свисавшими с подбородка.
        - Пайки урезаются вдвое! - рявкнул он. - Топливо и лекарства тоже! Одеяла долой, вы будете мёрзнуть и харкать кровью, тупые твари! Все, кроме тебя! - Орудие убийства указало на Тобиуса, спокойно созерцавшего действо, стоя на четвереньках. - И всех, кто был с тобой в пещере. Единственной пещере, в которой не проросло семя тупой неблагодарности! Ни одного неблагодарного урода! А теперь живо за работу, недоумки, иначе я ещё несколько душ отправлю в небытие!
        Воспитатели стали разгонять толпу, часть подопечных, при этом, была отправлена убирать тела и замывать кровь. Тобиус, следя за всем, размышлял над происшедшим в точки зрения симиана.
        Казнь сама по себе была весьма жестокой, но
        Полудикие мартышки иного не понимали. К тому же не столько вид крови напугал всех, сколько аспекты, так сказать, теологические. Волшебник прожил среди сару достаточно долго, чтобы уяснить кое-что: несмотря на свою разумность и развитость в ряде вещей, эти существа обладали весьма примитивным религиозным мировоззрением. Они буквально верили, что душа, находится у них где-то в брюшной полости как какой-то сгусток священного газа, и если эту самую полость как-то серьёзно повредить, то душа выскользнет и… исчезнет на ветру.
        Руководствуясь этим убеждением Руада привёл в исполнение самую страшную казнь, - он отказал душам в возможности быть похороненными под землёй, чтобы взрасти из-под неё в виде чего-то иного. Старший воспитатель лишил пленных бунтовщиков права на обращение в круговороте перерождений.

* * *
        Со времени неудавшегося бунта отношение к Тобиусу переменилось в худшую сторону. Это было предсказуемо, всё же волшебник умел предвидеть и просчитывать, а симианы были очень, очень похожи на людей и во многом действовали соответствующе.
        Их не интересовали мотивы, им не были интересны результаты и то, что воспитатели знали о готовящемся бунте заранее. Недоумки вдруг стали считать себя общностью, сплотились под пятой угнетателя, хотя там, за стеной, ненавидели друг друга по родовому признаку, испытывали отвращение ко всем, кто не походил на них самих. Правда, вопреки всему, презрение не мешало кашлявшим, мёрзшим, полуголодным сару пользоваться помощью лекаря. Они ненавидели Тобиуса теперь, веря, что если бы не он, то хватило бы сил вырвать свободу, но лекарств просили. Старались незаметно бросить осколок острого кремня в его миску и просили лекарств…
        Человеку было всё равно. В конце концов, не такова ли участь волшебника даже среди себе подобных? Тот, кто одарён несравненно больше, тот, чья помощь необходима, но при этом всегда чужой, несравненно далёкий и без острой необходимости нежеланный. Всё как всегда.

* * *
        Снег выпал очень поздно, на пятый день месяца иершема, и был он по первости приятным украшением. Белая владычица, спроваженная в мархоте, вернулась вновь, как возвращалась десятки тысяч лет прежде и будет возвращаться до скончания времён. Ещё молодая, обряженная в искристый белый наряд невеста без жениха, зима прошествовала по лесам Дикоземья, окружённая сонмищем подданных духов всех величин. Могучие повелители буранов следовали за её долгой фатой, вьюжницы и метелицы устилали её путь белыми хлопьями, готовили подарки студенцы, схватывавшие воды так быстро и крепко, что в них погибала рыба и иной зверь, которому не повезло очутиться в реке или озере в неподходящий миг. Время года сменилось.
        Уже на следующий день зима решила напомнить смертным тварям, каковы порядки в её доме и как крепко она берётся за их соблюдение. В ночь с пятого на шестое начался снегопад столь обильный, что сугробы возрастали на глазах. Сразу стало ясно, сколь удобна была придумка делать входы в жилища нижнего города на высоте, ибо вскоре, сметаемая с крыш белизна завалила улицы.
        А уж какой напастью снег стал для верхнего города! Сару-хэм приходилось по несколько раз в день гнать в ветвистую крону работяг, дабы те сметали его, не позволяли дополнительному грузу лечь на натруженные ветви баньяна. Некоторые обезьяны срывались со скользкой коры и устремлялись навстречу гибели, но часть их, падая в большие сугробы, выживали, несмотря на огромную высоту. Таким везунчикам оказывали помощь лучшие лекари города. У сару-хэм выживший «летун» считался хорошей приметой и временно освобождался от работы, переходя на обильное питание. Но несмотря на очевидные выгоды, среди работяг не находилось желавших добровольно рискнуть жизнью в прыжке.
        Часть 3, фрагмент 9
        Тобиус уже некоторое время не покидал пещеру по ночам, не бродил тайно по городу. Надоело. На этом этапе он узнал всё, что мог, следовало двигаться дальше, а как сделать это, маг пока не понимал. Вместо прогулок он, как положено было воспитаннику ямы, ночевал в пещере, восполнял силы во время медитации. Рив стал чаще посвящать себя этому занятию, возобновил попытки достичь полного самоотрешения.
        И всё же помимо медитации он нуждался и в обычном, глубоком сне, в который повадился возвращаться дух из глубинной тьмы.
        Шепчущий не обращался к Тобиусу, не увещевал и не пытался принуждать, но вместе с ним из подсознания являлись тяжёлые сны. Грёзы полные жаркого огня и крови, в которых Ронтау пылал и среди обугленной, расщеплённой кроны находился Тобиус в ореоле молний. И симианы распростёрлись ниц пред ним. Одного единственного боевого мага было достаточно, чтобы покорить целую цивилизацию, лишённую волшебных знаний; напасть внезапно, вырезать верхушку и с особой жестокостью творить расправу надо всеми, достаточно дерзкими, чтобы выступить против. Всего несколько суток пламени, льющегося с небес, молний, разносящих в труху дома, ледяных копий, пронзающих насквозь, и воцарится такой хаос, такой страх, что выжившие примут источник гнева небесного за явившееся божество. Покорность. Так можно было завладеть плацдармом, подготовить армию и с её помощью завоевать всю страну! Его боевых навыков хватило бы для такого дерзкого удара, несомненно, надо было лишь начать быстро, решительно! Сделать рывок и завоевать себе королевство для безграничного правления! Всего один рывок…
        Тобиус вырвался из отравленного полусна и открыл глаза наяву. Он лежал на своём месте в нише, покрытый горячим потом, разбитый слабостью тела, но твёрдый духом. Вырвался, устоял, отбился. Которую ночь подряд. Кажется, чудовище древности набралось сил, отражение его ударов давалось тяжёлым напряжением ментальных и духовных способностей. После каждого такого удара, болезненного, тяжёлого, требовалось восстанавливаться.
        Перед камельком сидел хранитель огня, который не заметил, что один из обитателей пещеры покинул спальное место. Оставив позади нематериальную копию своего облика, волшебник выскользнул за полог и тут же воспарил, чтобы не оставить на снегу лишних следов.
        На разных ярусах карьера горели костры, меж коих, согнувшись, втянув головы в плечи, то и дело перебегали воспитатели. Лишённые волосяного покрова, они мёрзли особенно сильно, несмотря даже на дополнительное количество шерстяных одежд. Состоявшие в нынешней дозорной смене считали, наверное, секунды до того момента, когда смогут сдать посты и отправиться к деревянным домишкам, что ютились у основания внутренней стороны стен, - воспитательским баракам.
        Маг воспарил выше. Защищённый микроклиматом, он не боялся пронизывавшего ледяного ветра, бросавшегося колючими хлопьями, а горевшие тут и там огни позволяли не потеряться. Снег внизу казался тёмно-синим, почти чёрным, стражи старались не выбираться на верёвочные мосты, да и вообще далеко не отходили от крытых кольцевых убежишь, что крепились к стволам баньяна. Сару-хэм переносили морозы не лучше, а может, и хуже людей.
        Город не пылал в огне, - слава Господу-Кузнецу, - а тихо спал, бережно храня тепло в тесных, перенаселённых жилищах. Там большие семьи, лёжа вповалку, помогали сами себе не окоченеть. Снаружи костры горели только на плоских крышах глиняных построек, образуя ещё более скупую систему освещения, чем прежде. Снега навалило слишком уж много, а то ли ещё будет…
        Зависнув на средней высоте, маг краем глаза заметил движение внизу. Присмотрелся, обождал и смог убедиться, что не показалось. По крышам нижнего города кто-то крался. Именно крался, иначе ведь и не назвать передвижение со столь длительными задержками, старательное избегание световых пятен, выжидание, пока наверху пройдёт полуослепший от снега в глазах страж.
        Снизившись, соблюдая осторожность, Тобиус последовал позывам любопытства и полетел следом, вскоре насчитав почти два десятка фигур. Они продвигались в сторону главного ствола под покровом белых меховых шкур. Судя по тому, как ловко двигались неизвестные, то были симианы, однако не удавалось узнать большего, пока один не остановился и не задрал голову, принюхиваясь. Ветер переменился.
        Тобиус немедленно сместился, чтобы его запах не тревожил больше обезьяну, а сам вперился взглядом в существо, чей лик теперь открылся. Это оказался не сару-хэм. У симиана внизу были близко посаженные глазки и удлинённое лицо, почти что морда, отдалённо схожая с собачьей; по бокам головы располагались пышные серые бакенбарды. Что-то знакомое… что-то уже виденное в атласах…
        Тем временем симиан, вынюхивавший человека, стал морщиться, - ему на нос упала снежинка, вызвала зуд, чих обещал быть громким… но второй симиан вовремя подскочил и схватил первого за нос. При этом его собственное лицо исказилось до неузнаваемости, губы разошлись, являя оскал поистине жутких клыков. Куда там Огненным и Длиннохвостым! Вот это были зубы! Жуткие кривые клыки!
        Маскировка сохранилась, и вереница чужаков продолжила путь, а Тобиуса осенило внезапно всплывшее воспоминание: унгиканский гамадрил! Обезьяна, обитающая в безграничных прериях и саваннах континента Унгикания, теплолюбивый наземный зверь, отчаянно свирепый и яростный.
        Заинтересованный неожиданной находкой, волшебник последовал за гамадрилами, которые медленно, но верно крались к ведомой только им цели. Прошло изрядно времени, но упорные чужаки смогли преодолеть необъятный ствол баньяна до половины, незримые для стражи, сторонящиеся света. Там, где не получалось подниматься проторенными путями, они просто перелезали на кору и карабкались с помощью парных клинков, чего-то вроде массивных мясницких тесаков с крючковидными изгибами лезвий в верхних передних частях. Невероятно умелые или невероятно везучие лазутчики.
        В конце концов они достигли кроны и двинулись уже по её улицам, крадясь меж заборов подворий, перемахивая с ветви на ветвь, скользя по оледенелым канатам, таясь в тенях. Лишь единожды группа оказалась под угрозой раскрытия, - одинокий страж с фонарём на шесте внезапно свернул в проулок, где застыли под шкурами гамадрилы. Молниеносный прыжок, удар ногами в грудь, страж был опрокинут и тут же получил тяжёлый удар по горлу, раздробивший трахею. Фонарь был потушен, а тело скрылось под кучей снега. Но больше они никуда не двигались, застыли под забором и хранили неподвижность.
        Чего гамадрилы ждали стало понятно спустя некоторое время, - внизу, под кроной зародился тёплый огонёк. Затем другой поодаль, третий, четвёртый. И вот Ронтау вздрогнул, отошёл от цепкого зимнего сна, ибо под кроной начались настоящие пожары! И горели не просто здания, горели склады с пищей и запасами топлива! А когда пожары вспыхнули в нескольких местах на кроне последние паутинки неги оказались разорваны и город превратился в растревоженный муравейник! Если и было что-то, чего симианы боялись больше воды, так это огонь!
        Отвлёкшийся было Тобиус опомнился, глянул вниз, но гамадрилов там уже не было. Пока он озирался, чужаки успели перемахнуть через забор, ворваться в дом и уже покинули его. Двадцать симианов неслись прочь по охваченным паникой и огнём улицам и некоторые из них несли на себе что-то… или кого-то.
        Решив не отставать, волшебник нагнал их и с увлечением следил за гонкой. Пользуясь хаосом, гамадрилы мчались по ярусам верхнего города уже не скрываясь, сохраняя определённое формирование. Они безжалостно убивали каждого, кто попадался на их пути, используя короткие, но тугие луки, свои тесаки с крюками и даже собственные зубы. К основной группе несколько раз присоединялись маленькие группки от трёх до пяти особей, многие были испачканы в крови. Те редкие воины Ронтау, которым удавалось понять неправильность происходящего, которые замечали группу чужаков, быстро погибали, не успев сделать ничего значимого, хотя нет-нет, да и выбивала тяжёлая стрела гамадрила-другого.
        Оставляя за собой кровавый след, чужаки прорвались к широкой винтовой лестнице одного из вспомогательных стволов и намеревались опуститься на средний ярус города, на мосты. Вдруг с улиц-ветвей, расположенных выше, раздался пронзительный гневный вопль, гамадрилы задрали головы и увидели, как сверху, совершив самоубийственный прыжок, спрыгнул кто-то в белом. Он ударился о нижнюю ветвь, трижды перекувыркнулся и вскочил живой, не переломанный, с длинным боевым шестом в руках и лицом, перекошенным безумной яростью.
        Тенсей не говорил, он рычал и выл как зверь, наступая на целый отряд гамадрилов, которые почему-то не решались на него нападать. Несколько раз тренькнули тетивы, - шест крутанулся расплывчатым белым диском, ломая и отбивая стрелы.
        Наконец один из чужаков, самый крупный, издал три вскрика, и лазутчики устремились прочь, в низ, сам же он остался в компании ещё пары сородичей. Они скинули покровы белого меха и в отсветах пожара замерцали бронзовые пластины. Три ламеллярных доспеха и шесть тесаков встретились с одним шёлковым одеянием и одним боевым шестом.
        Бой поразил. Симианы, более ловкие и сильные чем люди, более быстрые, сражались на ветке, что росла высоко над землёй. Прыжки и головокружительные кульбиты делали ощущение смертельной пустоты внизу особенно острым, но обезьяны об этом, похоже, не размышляли. Они были отчаянно свирепы, неукротимо яростны, совершенно беспощадны к себе и к врагу, шёлк окрасился кровью, вопли и звон металла стояли до небес, но закончилось всё быстро. Один из гамадрилов упал с ветви, сброшенный умопомрачительной силы ударом шеста в живот; второй получил удар в голову, да такой сильный, что череп раскололся переспелой дыней и на законном месте осталась висеть только нижняя челюсть. Последний, самый опытный гамадрил валялся на истоптанной древесной коре с переломанными ногой и рукой, лишённый оружия; многие бронзовые пластинки его доспеха отсутствовали теперь из-за порванных шнурков-креплений, другие были погнуты в местах страшных ударов. Маленькие тёмные глазки взирали на Тенсея снизу-вверх без тени страха в них, чужак не морщился от боли, не умолял и не цеплялся за жизнь, он лишь улыбался, показывая жуткие жёлтые
клыки, пока последний удар не прервал его жизнь.
        Сару-хэм победил, но в процессе схватки его несколько раз сильно ранили, едва не покалечили. Он победил, но отстал и не мог теперь пуститься в погоню. Зато он мог возвысить свой голос и продолжать выкрикивать возгласы, понятные сару-хэм. Стражи города стекались к Тенсею отовсюду, всех их он отправлял вниз, за похитителями, велел бить тревогу, поднимать городской гарнизон, всех, кто не был занят в тушении пожаров!
        Тобиус, хотя к нему это не относилось, тоже отправился нагонять чужаков и уж он-то преуспел больше всех. Идти по следу оказалось несложно, ведь несмотря на воцарившийся хаос теперь гамадрилам приходилось платить за проход и своей кровью. Они неслись прочь от центра Ронтау, петляя по крышам нижнего города, убивая и погибая. Направление их несколько раз менялось, чтобы в итоге симианы выбрались из заснеженного пространства крыш к монументальному частоколу с северо-восточной стороны. Пред ними оказался участок очищенного от снега, но покрытого ледяной коркой дерева, отвесно наклонённый над нижней частью холма. В тёплое время взбежать от основания стены до заточенной кромки брёвен не составило бы труда, однако теперь это обещало стать испытанием.
        Стражников на участке не оказалось, так что гамадрилы опустили свою ношу и разделились на две группы. Первая принялась карабкаться к галерее, что находилась у края стены, тогда как вторая, вооружившись луками, следила за окрестностями. Когда первая группа достигла галереи, уже её члены достали из-под шкур луки, а вторая группа засобиралась следом. Некоторые мешки, что гамадрилы тащили на себе по городу, были уже наверху, оставалось перетащить два наиболее крупных продолговатых шёлковых свёртка, которые немного шевелились.
        Тобиус парил неподалёку и не вмешивался. У него не было никаких мотивов кому бы то ни было тут потворствовать или препятствовать. Внедрившийся в жизнь симианов человек считал себя созерцателем, ибо являлся по сути никем, никому ничего не был должен, не нёс ответственности. Бывает, однако, что игроку в торжок выпадает одна неожиданная карта, превращающая его потенциально сильную руку в набор бесполезных картинок, то бишь всё может измениться в одночасье по воле случая.
        Один из гамадрилов подступил к большому свёртку, схватил его и тот резко выгнулся со стоном. Край шёлковой ткани распустился, являя взору растрёпанные длинные волосы, искажённое болью лицо женщины, которая, казалось, была не в себе, бесцельно извивалась в состоянии полусознания. Присмотревшись, Тобиус заметил, что часть её волос на голове слиплась от крови. А ещё он заметил, что по воле случая вновь встретился с лекаркой, зашивавшей его разорванное лицо.
        Человек опустился наземь, сбрасывая чары Глазоотвода и симианы всполошились от такой неожиданности. Незнакомец был один, вооружён лишь коротким ножом, да ещё и странно скроен. Он появился из ниоткуда и смотрел без капельки страха на ахогову дюжину воинов.
        - Не знаю, понимаете ли вы меня, но всё же попытаюсь уладить это без лишней крови. Мешки можете взять с собой, вы заплатили за них жизнями, но пленники останутся здесь. Прежде чем попытаться убить меня, усвойте одно: я есть сила непостижимая и непреодолимая для вас, пошедший против меня умрёт. Каков ваш…
        Четыре стрелы с бронзовыми наконечниками ударились о Щит и сломались, отскочили. Следом отправилось ещё шесть, - без толку. Волшебник вздохнул и сделал шаг, а навстречу ему метнулось двое воинов с тесаками. Наложенные вспомогательные чары позволили не мешкать, а нож рубил бронзу как марципан, проходил сквозь плоть и кость с лёгкостью, распарывал симианов как набивные игрушки. Ещё трое погибли, не успев даже приблизиться, когда атам выпорхнул из ладони мага и нанёс несколько неизящных, но размашистых ударов. Вернувшись к хозяину, он был весь покрыт горячей кровью.
        - Восемь осталось. Мне убить вас всех?
        Они не спешили. У гамадрилов хватало нервов на то, чтобы перед лицом смерти, посреди горевшего города, полного врагов, предаваться задумчивости. Тогда Тобиус дал им привычный для симианов стимул, - изменил ложный облик, нарастив зубы, увеличив размеры, воспламенив налитые кровью глаза и издав рёв, достойный парзуха.
        Гамадрилы испарились в морозном воздухе. Они просто метнулись за край стены, сиганули с высоты и исчезли. Подойдя ближе, Тобиус увидел, что на заострённом конце одного из брёвен был вбит бронзовый крюк, с которого свисала очень длинная верёвка, сплетённая из нескольких верёвок поменьше. Интересно, как они собирались по этому спускать плеников? Там, внизу, под навесом стены снега было меньше, но дальше по склону он мог легко скрыть и человека, не то что бегущих обезьян. Либо скроются, либо околеют в белом плену.
        Атам был очищен и спрятан в ножны за пазухой. Волшебник проверил второй большой свёрток, где тоже оказалась женщина без сознания, только постарше. Диагностические чары не выявили серьёзной угрозы жизни, хотя, если оставить этих двух на холодной земле, потребуется совсем немного времени перед нанесением непоправимого вреда. Тобиус уложил симианов рядом, накрыл испачканными в крови белыми шкурами и сплёл небольшой микроклимат, который уберёг бы их до скорого подхода помощи.
        Человек заметил, что Вифани следила за ним. Девушка перенесла сильный удар по голове, ей было тяжело, но она продолжала бороться, удерживать себя на пороге забытья, не переступая через него. Вряд ли она полностью осознавала происходившее. Тобиус опустился на колено рядом, бережно коснулся головы, думая о том, как странно, что шерсть на скальпе у сару-хэм была длиннее, чем на остальном теле и превращалась именно в волосы, лишённые подшёрстка. Прямо как у людей.
        От руки мага струилась тёплая, укрощающая боль энергия, он смотрел в едва приоткрытые глаза девушки.
        - Я всё запомнил, госпожа. А теперь спать.
        Чары Усыпления окутали мозг Вифани. Маг сделался незаметным и переместился прочь.
        Часть 3, фрагмент 10
        Ронтау залечивал раны после вероломного нападения извне. Процесс шёл тяжело, происшедшее потрясло сару-хэм до глубины души, для Длиннохвостых словно всё мироздание перевернулось. Пожары нанесли ущерб, но не критический, огонь был потушен, ресурсы перераспределены, а стражу города начали трясти нещадно, вымещая на ней гнев. Но прежде всего общество пострадало не от потерь в продовольствии, и даже не от определённого количества жертв, сару-хэм столкнулись с тем, что считалось невозможным - с зимним рейдом; с несовершенством и уязвимостью своего оплота, кой они дотоле считали неприступным.
        Враг носил имя сару-хада, Клыкастый или Длиннозубый народ, - Тобиус так и не смог решить, какое значение в переложении на вестерринг с языка симианов передавало бы смысл наиболее точно. У сару-хэм и сару-хада оказалась долгая и тяжёлая история, полная взаимной ненависти и вражды; за последний только век они сталкивались в четырёх настоящих войнах, заливая Дикую землю кровью. Сражались за охотничьи угодья и иные ресурсы, грабили владения друг друга, уводили работяг в полон. Последний конфликт закончился тем, что Клыкастые лишились немалой части рабочей силы, а также понесли значительные потери в военной. Длиннохвостые тоже многих потеряли, но победа оказалась очень убедительной и подарила едокам тутовника семь лет относительного спокойствия, целых семь лет. Пока лазутчики не вторглись в святая святых.
        Руада шатался по яме сам не свой, его, запертого здесь вместе с недоумками, происшествие словно затронуло больше всех. Заслышав, как иные воспитатели украдкой обсуждали рейд сару-хада, он мог налететь на них в порыве ярости и разогнать. При этом старший кричал, размахивал чеканом, грозил выпустить душу вон. Несмотря на то, что время наказания вышло и недоумкам вернули полный паёк, прочие малости, жизнь стала лишь тяжелее. Старший воспитатель то и дело повторял одну и ту же крамольную мысль: он верил, что врагу помогали изнутри города, подозревал предательство.
        Но всё это было маловажно для Тобиуса, который продолжал считать себя безучастным наблюдателем вплоть до того самого дня, семнадцатого числа месяца иершема, когда раздался удар в медный диск и ворота форта приоткрылись.
        Две фигуры в белом шёлке спустились на заснеженную землю, ступая очень осторожно, ибо держаться на деревянных сандалиях в такую погоду было дело совсем нелёгкое. Навстречу им уже спешил старший воспитатель, сгибавший спину, опиравшийся на левую руку при ходьбе, чуть ли не как зверь.
        - Рад видеть вас в добром здравии, госпожа Локра, - говорил он, разглядывая ноги гостей, - вас обеих. Надеюсь здравие действительно доброе, до нас долетали слухи…
        - Мы живы, слава Образу Предка, - ответствовала женщина постарше.
        - Клыкастые выродки не преуспели, проклятье на весь их род! Отрадно! Отрадно! Чем я обязан вашему визиту?
        - Моей дочери, господин Руада, - Локра повела рукой в сторону девушки. - Несмотря на то, что я полностью восстановилась, она вбила себе в голову, что…
        - Пожалуйста, мама, не спорьте, мы уже всё решили и даже спустились вниз, - насупилась Вифани.
        Старшая женщина вздохнула, выражая тем самым мысль «с такими потомками будущее нашего народа незавидно».
        - Она вбила себе в голову, что нам в доме понадобится помощник и охранник.
        - В свете последних событий, мама…
        - Нас не спасли бы и десять охранников, Вифани, - веско заявила дочери Локра. - И со своими обязанностями я всегда справлялась сама. Либо с твоей более чем избыточной помощью.
        Девушка не стала продолжать, лишь сильнее надула губы, подведённые чем-то чёрным. Померившись с ней взглядами, мать вновь вздохнула и неспешно отправилась на более низкие ярусы, позволяя Руаде помогать ей. Несмотря на то, что женщина держала спину безукоризненно прямо, а тот едва ли не в узел заворачивался пред ней, создавалось впечатление взаимной симпатии невзирая на разницу статусов.
        - Она хочет кого-то сильного, выносливого и достаточно умного, чтобы разносить заказы по городу. По идее Вифани, это освободит её время для лучшей помощи мне.
        - Ум - не самое частое достоинство недоумков, госпожа, - заметил старший воспитатель, явственно краснея от прикосновения женской руки к своему плечу даже сквозь несколько слоёв шерстяной одёжки.
        Вифани не слушала их, она оторвалась от старших и без малейшего страха шествовала среди недоумков, внимательно заглядывая каждому в лицо. Те горбились, приседали, отводили глаза. Все, кроме Тобиуса, который спокойно принял её взгляд, не переставая толочь каменным пестом в каменной ступе нехитрый травяной сбор. Став порошком и будучи добавленным в питьё, тот сбор мог стать неплохим жаропонижающим.
        Заметив это, Руада переменился в лице, совершил два длинных прыжка и оказался рядом с поднятым чеканом.
        - Ты! Как смеешь глядеть так нагло?! Я мало тебя бил, урод!
        Волшебник опустил глаза и закрыл голову руками, изображая страх.
        - Простите, госпожа Вифани, я накажу этого наглеца, совсем распустились, пользуясь добротой моего сердца…
        - Не надо его наказывать. Мы заберём этого короткорукого.
        - Этого?!
        Старшая женщина оценивающе взглянула на выбранного дочерью индивида.
        - Но милая, он вряд ли сгодится… хоть на что-то. Погляди, уродился ущербным. Как вообще до зрелости дожил, непонятно.
        - Мама, этот недоумок самый крупный здесь, взгляните лучше. Он едва ли уступает воспитателям, наверняка ещё и силён. А чтобы носить за спиной короб особо длинные руки не нужны, тут дело в плечах и пояснице.
        - Это верное наблюдение, но всё же… А почему он сидит среди женщин, господин Руада?
        - Так… э-э-э… - Старшему воспитателю смертельно не хотелось как-либо рекомендовать своего самого странного воспитанника, но о том, чтобы вводить господ из верхнего города в заблуждение и речи идти не могло. - Говоря откровенно, госпожа… нам, в принципе, нечему его учить. Всеми прикладными навыками выживания, которые можно преподать до прихода весны этот недоумок либо уже владеет, либо осваивает сразу. К тому же он постоянно лезет к травам, которые мы заготавливаем, ему нравятся растения. Настолько, что он их даже ворует, когда думает, что мы не видим. По первому времени я ждал, когда он отравится, чтобы, так сказать, преподать урок, но он, кажется, начал сам что-то готовить и… лечить остальных недоумков.
        По лицу госпожи Локры было видно, как менялось её отношение, как зарождался лёгкий интерес.
        - А что со здоровьем?
        - Хорошее. - Руада морщился так, словно жевал лимон. - Не самый ловкий, но очень выносливый, двужильный.
        Женщина рассматривала краснолицего макака и так, и эдак.
        - Речь?
        - Владеет сносно, хотя и не болтлив… Госпожа, я бы не…
        - Значит, умный, выносливый и проявляет способности в аптекарском деле, - поспешила подвести итог Вифани, - как видите, мама, мой выбор весьма неплох.
        Локра не ответила, продолжая изучать Тобиуса, потом также молча сунула руку в поясной мешочек и, покопавшись там, бросила к ногам волшебника сушёный корешок и ещё свежий, недавно сорванный стебелёк, похожий на перечную мяту.
        - Представь, что у тебя под шерстью выступила сухая красная сыпь, а во рту появились мелкие язвы, что и чем будешь лечить?
        Тобиус поднял предложенные предметы, осмотрел, сжал в пальцах, чтобы понюхать выступившую влагу, куснул корешок за краешек, распробовал, стал старательно отплёвываться.
        - Этим, - он показал зелёный стебелёк, - я стал бы лечить только ушную инфекцию, госпожа, а именно то, что у нас зовётся отитом, аккуратное промывание или ватные пробки, пропитанные мазью. А вот этот корешок я подмешал бы в еду тому, чьей смерти желаю. Если же смешать оба элемента, добавить ещё кое-что, можно будет приготовить хорошее лекарство для сухой кожной сыпи. Для язв во рту придётся придумывать что-то иное.
        Брови госпожи Локры немного приподнялись, а выразительные симианские губы вытянулись трубочкой.
        - Мы возьмём его с собой, - решила она. - Как выдастся время, разберусь, где он нахватался.
        Руада хотел что-то сказать, хотел найти доводы чтобы отговорить женщину, но у старшего воспитателя не хватало слов, он не мог веско объяснить, почему именно не следовало забирать из ямы этого недоумка.
        - Я… я… как вам будет удобно, госпожа. Ошейник при вас?
        - Вот он! - Девушка протянула лысому симиану кожаный ремешок с медным медальоном.
        Приняв этот предмет, старший воспитатель обернулся к Тобиусу и присел на корточки рядом, чтобы затянуть ошейник на мохнатой шее.
        - Если ты что-то натворишь, - шёпот, потёкший в ухо волшебника был столь тих, что почти и не звучал, - эти стены не удержат меня, найду, буду резать на кусочки, а когда ничего иного не останется, разворочу брюшину.
        Мозолистая ладонь похлопала человека по щеке, и её хозяин привстал.
        - При малейшем признаке неповиновения шлите его обратно, госпожа Локра, госпожа Вифани.
        - Не сомневайтесь. Ты! Как тебя зовут?
        О, Тобиус давно ждал, чтобы хоть кто-то задал ему этот вопрос. Только никого имя краснолицего мохнатого урода совсем не интересовало.
        - Тарка, госпожа. Меня зовут Тарка.
        - За мной, Тарка. Держись ближе и пусть бирка будет всегда видна.
        - Бирка будет всегда видна, госпожа.
        Человек покорно пошёл за своей новой хозяйкой, низко сгибая спину, опустив голову. Провожали его взгляды всех обитателей ямы, как воспитателей, так и воспитанников. Даже Руада, ковылявший рядом с Локрой, дабы подставить ей своё плечо, нет-нет, да и озирался на лжесимиана.
        Ворота форта открылись и Тобиус испытал некоторое волнение, будто покидал суровое узилище, из которого не сбегал ночами по первой прихоти. Там Руада остановился, он-то как раз не мог покидать своих владений без дозволения, как не могли и недоумки. Но его глаз будто продолжал буравить в спине волшебника дыру даже сквозь деревянные стены.
        Вслед за женщинами серый маг поднимался к вершине дозорной башни, откуда подвесная дорога вела на средний ярус города. К тому времени мать и дочь избавились от деревянной обувки и двигались намного легче, ловчее. Вместе с ними Тобиус проделал путь в верхний город уже не таясь, что было весьма необычно. Он шёл в переплетавшихся потоках народа, видимый, заметный, поднимался всё выше по винтовым лестницам, сторонился суровых воинов, всё ещё пребывавших в состоянии особо нервозном. Время от времени женщины останавливались, когда встречали знакомых; исходя из того, как к Локре и Вифани обращались, выходило, что мать и дочь пользовались всеобщим уважением, имели высокий статус. Путь оказался долгим и утомительным, но человек не дал слабину, предчувствие долгожданного прорыва наполняло его силами.
        Новые хозяйки жили на третьем снизу ярусе кроны, что, вероятно, говорило об их статусе ещё более красноречиво. Тобиус уже знал тот дом, именно оттуда их похитили: два этажа с чердаком под зелёной черепичной крышей пагодой, сад, окружённые невысокой стеной, круглые двери и окна, белые стены, разрисованные множеством разных трав и цветов. У ворот, ведших в передний дворик с клумбами, собралась небольшая очередь, даже две небольших очереди. В первой стояли сару-хэм, пришедшие за помощью, во второй - обладавшие ошейниками недоумки, посланные хозяевами. Эти вторые держались на расстоянии и сидели на корточках, низко опустив головы.
        Как только госпожа Локра вошла в свой дом, было дано распоряжение натопить тепла и вместе с Вифани Тобиус отправился на кухню.
        - Очажное место всегда должно быть растоплено, - властно распоряжалась девушка, - и следить за этим - твоя обязанность. Если огонь потухнет без дозволения, или случится пожар, тебя накажут.
        Человек молча внимал.

* * *
        Впоследствии жизнь его быстро вошла в новую стезю, которая, хоть и отличалась от прежней, но лишь в лучшую сторону.
        Отныне день Тобиуса начинался с пробуждения в первом предутреннем часу1, когда за окном ещё царила холодная зимняя ночь и хотелось немедленно заснуть опять, однако очаг не собирался сам собой разгораться, а вода не собиралась сама собой разогреваться, чтобы в ней можно было смочить шерстяные полотенца и ещё горячими подать их в спальни хозяек точно ко второму предутреннему часу, когда они должны были проснуться уже в слегка прогретом доме и с горячими полотенцами для умывания… фух! Поэтому, стоило только продрать глаза на тёмном чердаке, волшебник сразу же вылезал через небольшую дверку на лестницу, представлявшую собой два ряда торчавших из кладки кирпичей, спускался по внешней стене дома на уровень первого этажа и пролезал в кухню через окно, чтобы приготовить всё к пробуждению женщин.
        # # 1 06:00.
        Симианы не любили погружаться в большое количество влаги, их это не на шутку пугало, отчего ваннам предпочитались бани, а обычному умыванию - влажные обтирания с ароматическими добавками. После них, разжевав восковой шарик с целебной пастой для зубов и прополоскав рот, хозяйки спускались на первый этаж, где в прогретой кухне должен был ожидать завтрак. Тот состоял, как правило, из законсервированного в меду тутовника, пареной репы, медово-ягодной смеси, орехов, залитого кипятком травяного сбора и хлеба, испечённого из, судя по всему… муки щетинника. Очень посредственная замена известным людям злакам, но сару-хэм ели, не морщась. Мяса никогда не было много и его Тобиус подавал лишь едва поджаренным, порционно.
        После утренней трапезы хозяйки отправлялись заниматься своими делами, а также помогали друг дружке облачаться в сложные шёлковые платья-халаты, пока их слуга разбирался с домашними нуждами. Локра принимала пациентов на дому, периодически отправляясь в смежную с приёмным кабинетом аптекарскую лабораторию, где постоянно трудилась Вифани.
        Приём посетителей начинался ровно во второй утренний час2, а уже в третий утренний час Тобиуса, занимавшегося дотоле мытьём полов, уборкой пыли, готовкой пищи для грядущего обеда, слежением за огнём и уборными, подносом травяного питья ожидавшим пациентам, ждал деревянный короб, полный лекарств, собранный дочерью хозяйки. Взвалив на себя эту тяжесть, он выслушивал и на зубок запоминал все места, куда обязан был отнести лекарства болящим, сначала в верхнем городе, а затем и в нижнем. Письменность сару-хэм пока что оставалась для человека недоступной, его никто не учил читать, так что хорошая память оказалась драгоценным подспорьем.
        # # 2 10:00.
        По первому времени после появления в доме слуги, Вифани сама водила его по Ронтау, заставляя запоминать дома и имена всех клиентов матери, коих оказалось превеликое множество, но человек быстро освоился и вскоре начал бегать по улицам-ветвям один. Блеск бирки ошейника позволял ему не привлекать внимания стражей, а наличие груза, сиречь, хозяйского поручения, освобождало от необходимости постоянно сгибаться и припадать на все четыре, - приходилось только часто двигаться на полусогнутых.
        Новый уклад несильно обременял, хотя, казалось, работы было неисчерпаемое количество. Только ею волшебника не испугать, пятнадцать лет его жизни в Академии состояли не только из прозябания в библиотеке, но из тяжёлого, подчас смертельно опасного труда. Временные хозяйки относились к слуге сносно, много требовали, но не имели дурных наклонностей и были по-своему добры. Например, ему позволялось питаться ровно тем же, чем питались они, есть досыта. Бывало, правда, и грозы прокатывались по жилищу.
        Довольно быстро Тобиус понял, что оказался под крышей, под которой обитало две очень похожие женщины с очень сильными характерами. Обычно дочь проявляла к Локре едва ли не церемониальное почтение и блюла полную покорность, но порой, - Тобиус не был свидетелем причин, - они с Вифани превращались в две свирепые грозы и бушевали, бушевали… тогда ему приходилось разносить еду по комнатам, ибо совместные ужины отменялись.
        Но всё это было ерундой, покуда весь чердак принадлежал ему, ведь там хранились настоящие сокровища. Вместо пыльной ветоши и хлама, на чердаке лекаря располагались запасы ингредиентов для приготовления лекарств.
        Часть 3, фрагмент 11
        В подвешенных на стенах мешках и мешочках, в глиняных банках с плотно подогнанными крышками, в закупоренных кувшинах и подписанных бутылках хранилось великое разнообразие знаний, накопленных народом сару-хэм. Знаний о растительных и животных субстанциях, которые можно было найти в Дикой земле. Господь-Кузнец ведал сколько поколений обезьян сражались за жизнь в этих населённых ужасом пределах, накапливая единственные признаваемые серым волшебником сокровища, и теперь он чувствовал себя вором, пролезшим в королевскую сокровищницу.
        Когда наступала ночь и хозяйки отправлялись на боковую, серый, тихо сидя у себя на чердаке в одеялах из валяной шерсти, перебирал всеразличные интересности. Какие-то узнавал, а какие-то лишь открывал для себя. Пользуясь повреждёнными образцами лабораторной посуды, сосланными на чердак и починенными волшебством, для проведения опытов по преобразованию субстанций; применяя чары для изучения потаённых, духовных свойств, маг вёл записи на украденных листках шёлковой бумаги самодельными чернилами. Полноценный сон Тобиус практиковал через три ночи на четвёртую, в остальное время предпочитая медитации и научные изыскания. Он вообще не спал бы, если б мог, но это было невозможно. К тому же вскоре начали проявляться последствия, - маг стал менее расторопным и вынужденно увеличил суточную норму сна до шести часов.
        Остаток месяца иершема вышел совсем незаметно, тридцать первое число пролетело в рутинных заботах, наступил одна тысяча шестьсот тридцать третий год Этой Эпохи. Тобиус понял это мимоходом, когда вечером тридцать первого числа готовил для своих хозяек вечернюю трапезу.
        Человек больше года выживал там, где, как принято было считать, человеку выжить невозможно; бродил по лесу, полному диких животных, гигантов, чудовищ и аномальных зон. Возможностей погибнуть было больше, чем память могла уместить, но в итоге вот он, помешивает густой суп над пламенем, нарезает нечто похожее на батат, чтобы потом обжарить в масле неизвестного происхождения, достаёт с ледника окорок дунтранка… Не так он представлял себе деяния, которыми придётся заниматься в полном смертельных опасностей походе. И всё же грех было жаловаться.
        В тот вечер, накрыв стол для хозяек, Тобиус вернулся на жаркую кухню, набрал еды себе и неспешно ел, глядя на тёмный заснеженный огород Локры, где грядки были укрыты низенькими теплицами. Мысли волшебника унеслись далеко к границам Доминиона Человека, где посреди дремучих лесов стояла выбеленная снегом деревня при краснокирпичном замке. Где была его башня, его сюзерен, лен, за который он взялся нести ответ, где стоял небольшой, но очень уютный трактир «Под короной», наверняка ещё полный народу в это время. Как они там без него? Поди решили, что сгинул давно, раз не вернулся с зимовки…
        Тобиус скучал по дому.

* * *
        Весь дженавь прошёл в заботах, волшебник работал без продыху, носился по разным ярусам Ронтау, разбирался с домашними хлопотами, а по ночам грыз адамант магического искусства, втихомолку пытаясь применять новые формулы. Заклинания, которые он огранял как бриллианты, принимали всё более чёткие очертания.
        Так и длилось, пока однажды, где-то в середине месяца фебура, вернувшись после доставки очередной партии лекарств, Тобиус не заметил странного. Он как обычно обошёл дом сзади, влез на кухню через окно и сразу понял, что в его отсутствие, её посещали. Ничего необычного, хозяйки пили травяной отвар, грея им и себя, и посетителей, но после Вифани на кухне всегда оставался идеальный порядок, она не терпела неряшливости ни в чём.
        Покинув кухню, волшебник высунулся в переднюю часть дома, неслышной тенью приблизился к двери гостиной, из-за которой доносились голоса. Постояв немного, он решил было уйти, но в поле его зрения попала прихожая, где на двойной вешалке, всегда пустовавшей прежде, покоился длинный белый шест. Знакомый буквально до боли.
        Послышались шаги, маг наложил на себя чары Глазоотвода и скользнул назад. Двери гостиной отъехали в сторону и появился Тенсей. В последний раз, когда Тобиус видел того, он только что убил трёх опасных сару-хада и яростно вопил, истекая кровью. Перемены были разительны, симиан полностью оправился, вновь стал прямым и надменным в каждом движении тела, в каждом выражении лика. Он направился ко входной двери, а следом шествовала Локра. Лицо старшей хозяйки показалось незримому волшебнику озабоченным, но когда гость взял свой шест и обернулся для прощания, голос её звучал совершенно спокойно и очень учтиво.
        - Был рад видеть тебя, - сказал мужчина, - прости, что не навестил раньше.
        - Взаимно, Тенсей. Я тоже рада была тебя видеть. Заходи почаще.
        - Дела, дела.
        Симиан вышел в поздний морозный день, а хозяйка дома вернулась ко входу в гостиную.
        - Ты не проводила гостя, - сказала она, - это было так грубо.
        Ответа не последовало, но вскоре в коридор выступали Вифани. Спина прямая, плечи разведены, голова гордо вздёрнута, лицо безмятежное… Она прошла мимо матери к началу лестницы, ведшей на второй этаж, обернулась и совершенно неожиданно выкрикнула:
        - Я не выйду за него!
        Девушка преодолела лестничный пролёт длинной в десять ступенек одним совершенно неприличным, но зато очень обезьяньим прыжком. Локра некоторое время смотрела вслед дочери и выглядела печально. В конце концов лекарша вернулась в гостиную и, заслышав звон посуды, Тобиус решил появиться.
        Он сунулся в помещение, ссутулившись и сразу же кинулся помогать.
        - Уже вернулся, - заметила хозяйка бесцветным тоном, не глядя на волшебника.
        - Да, госпожа.
        - Всё разнёс?
        - Да, госпожа.
        - Хорошо. Уберись здесь.
        - Да, госпожа. Я начну готовить ужин?
        Локра помедлила с ответом.
        - Я не буду ужинать, а Вифани, думаю, сегодня уже не спустится. Приготовь себе. И не беспокой меня больше.
        С этим женщина удалилась в свою лабораторию, предоставив слугу самому себе. Впервые за долгое время получив изрядно свободного времени, волшебник невольно даже растерялся. Он действительно отправился на кухню, чтобы заняться готовкой, а в процессе откуда-то из высших сфер ему явилась мысль довольно нетипичная. Волшебники как правило не имели привычки излишне заботиться обо всех вокруг, хотя, с другой стороны, исполняя обязанности слуги… Иными словами, Тобиус собрал на подносе ужин и отправился на второй этаж.
        Внутри своих домов симианы делали двери, что не поворачивались на петлях, но скользили в стороны. Приблизившись к спальне, Тобиус постучался в такую дверь.
        - Госпожа, никто не сказал, будете ли вы ужинать, так что я приготовил… госпожа?
        Он постучал ещё несколько раз, но ответа не дождался. Что ж, всякому приступу человеколюб… симианолюбия рано или поздно должен наступить конец.
        Пора было забраться на чердак и потратить время с пользой, ведь чем ахог не шутит, если он сможет довести свои заклинания до ума, наберёт нужную массу новых знаний, внесёт вклад в анналы библиотеки Академии Ривена, то, может быть, Тобиус сможет претендовать на пос…
        - Что ты здесь делаешь?
        Человек вздрогнул всем телом и едва не выронил поднос, сгорбился, медленно обернулся. Внутри он клял себя на чём свет стоит за то, что вновь позволил безопасному окружению притупить инстинкты; перестал выглядывать сквозь материальные преграды ауры, позволил Вифани приблизиться к себе со спины. Все выработанные механизмы выживания ржавели, пока он ими не пользовался.
        Девушка, быть может, вернувшаяся из уборной, стояла прямо, держа в руке глиняную плошку с маслом и горящим фитилём. Света не хватало, но волшебнику показалось, что глаза её были воспалены и блестели. Вифани отодвинула дверь и прошла к себе.
        - Внеси.
        - А… слушаюсь, госпожа.
        Сару-хэм не имели обыкновения захламлять свои жилища излишками мебели, посуды, иного. Всё было нужно, а если и применялись украшения, то они не занимали много места и призваны были услаждать лишь взор. Посему в спальне девушки, довольно небольшой, и обстановка была скромной. Почивала она в «гнезде» из подушек и одеял, на полу лежал старый, заметно потёртый ковёр, а вся мебель ограничивалась стенным шкафом для одежды, круглым столиком-недомерком о трёх ножек и небольшой тумбочкой, на которой стояли разные сосуды с благовоньями.
        Девушка села на ковёр, поджав под себя ноги, демонстрируя тем самым приличествующее статусу воспитание. Сару вообще было намного удобнее горбиться и сидеть на корточках, однако жители верхнего города себе такого не позволяли. Плошка опустилась на стол, туда же Тобиус поставил поднос и стал пятиться, но был остановлен.
        - Вернись и сядь.
        До его прихода она какое-то время плакала, теперь человек был в этом уверен, однако вела себя Вифани как обычно гордо и собрано.
        - Как тебе у нас живётся, Тарка?
        Сидевший на корточках Тобиус потаращился на неё пустым взглядом, прежде чем ответить:
        - Хорошо, госпожа.
        - На чердаке не холодно?
        Вновь пауза.
        - Много одеял, не мёрзну, госпожа.
        Вифани забавно шмыгнула носом.
        - Тогда зачем ты зажигаешь на чердаке огонь?
        - Я?! Нет! Никакого огня на чердаке! Пожар может начаться! - нервно замахал руками маг.
        - Никакого огня?
        - Нет!
        - Посмотри туда, на потолок. Видишь, над моим спальным местом?
        Тобиус послушно перевёл взгляд и увидел, что часть штукатурки с потолка осыпалась. Виднелись разделённые щелями доски, одна, вторая и немного третья. А над ними находился чердак. Всё это было не к добру.
        - Иногда, - заговорила Вифани, - я вижу сквозь эти щели отсветы непонятной природы. То, что ты лазаешь по нашим запасам мы с мамой знаем.
        - Я…
        - И не порицаем. Мама только из-за любопытства к твоим целительским наклонностям согласилась пустить в дом недоумка. В нашей семье, знаешь ли, последним держал такую прислугу мой дед по отцовской линии. Отец уже не держал, не держали и мы после его смерти. Так что пока травы и настойки не перепутаны, не потеряны и не испорчены, тебя за это не накажут. Но могут наказать за разведение огня. Огонь смертельно опасен для города.
        - Я не разводил огня, господа, - тупым и испуганным голосом произнёс Тобиус.
        - Тогда что за свет горит у тебя по ночам?
        - Свет? Свет… я не…
        - Прежде чем ты начнёшь врать мне, - рука Вифани скользнула за отворот шёлкового одеяния, - советую придумать, что всё это такое.
        Возможно, если бы Тобиуса интересовала фигура молодой хозяйки, он дотоле заметил бы, что та немного прибавила в области бюста, однако, поскольку его она не интересовала, появление из-под одежды кучки скомканных лоскутов шёлковой бумаги оказалось неожиданностью. Узоры на ней не позволяли сомневаться, - Вифани нашла его записи.
        - Сегодня, когда ты ушёл, я не в первый уже раз поднялась на чердак. Как и прежде, там не нашлось следов огня и всё было в порядке. Но зато я наконец нашла вот это. Судя по запаху, ты постоянно прятал их в разных мешках с травами. Я и туда заглядывала, но только сегодня мне повезло. Не хочешь объяснить, что это за каракули?
        Тобиус буравил взглядом ковёр, стараясь продумать свою стратегию. Он не был загнан в угол, простым смертным вообще непросто загнать мага в угол, если на то пошло. Однако стоило подходить к вопросу вдумчиво, уж слишком хорошо рив устроился, чтобы разом всё терять.
        - Значит, не хочешь. Может быть мне вдохновить тебя на откровенность.
        Бумага была поднесена в опасную близость к плошке и тут Тобиус встрепенулся, - такая напряжённая и важная работа оказалась под угрозой!
        - Это мои исследования, госпожа! Это письменность моего народа.
        Рука Вифани немного удалилась от масла и пламени.
        - Какого народа?
        - Мы Земляной народ, госпожа, мы сару, живущие на великих равнинах севера.
        Густые брови приподнялись, склонный к раздумьям лоб пошёл морщинками.
        - Ты знаешь, что за враньё хозяевам здесь недоумков сажают на цепь и морят голодом? Это же чушь!
        - Мне с первого дня так говорят, госпожа. Поэтому я перестал объяснять и просто положился на судьбу. Мой дом находится на дальнем, очень дальнем севере, где деревья намного ниже и их намного меньше. Там на равнинах возделаны обширные поля, а стены каменных городов рвутся к небу, там, на самом севере, плещутся воды холодного моря, и по нему ходят огромные деревянные лодки…
        - Ложь, ложь, ложь! - начала злиться Вифани. - Сару не ходят в воду!
        - И на ровной земле не живут. Но мы живём и ходим. - Тобиус неотрывно следил за шёлковой бумагой. - Мы - Земляной народ, отколовшийся от остальных и ушедший на север, очень, очень далеко. Туда, где заканчиваются границы Великой Пущи.
        - У Великой Пущи нет границ.
        - Есть, госпожа, есть. Там мы расселились и построили города, а потом научились не бояться воды. В тех местах довольно места, много еды и железа. Металла, что здесь ценят превыше золота. У нас так много железа, что мы делаем из него обувь для лошадей.
        - Ло-шад-ей? - не поняла девушка.
        - Да, для больших и опасных тварей, которые могут проломить грудь ударом копыт, откусить пальцы, содрать с тебя лицо. Мне кажется, однажды я видел, как лошадь ела птицу… Но зато они очень быстрые и на них можно ездить верхом.
        Судя по выражению лица Вифани, в ней боролись два чувства: уверенность в том, что её обманывали самым бесстыдным образом и жгучее желание услышать больше.
        - Госпожа, уберите мои наработки ото пламени пожалуйста, и я расскажу вам всё, что пожелаете узнать.
        Поколебавшись, симиан выполнила просьбу, но записи не отдала.
        - Кто ты такой, Тарка? - спросила она.
        - Путешественник, исследователь, картограф и ваш собрат по цеху - лекарь. Там, на севере, ходят легенды о старом, полузабытом доме наших братьев, доме, который мы оставили ещё до великого катаклизма. Многие уже не верят, но остались упоминания в хрониках. Сейчас никто из Земляного народа не осмеливается ступать в Великую Пущу, но мне удалось собрать горстку смельчаков и отправиться на юг по руслу полноводной реки. Все мои единомышленники погибли по пути, сгинули в зубах чудовищ, пропали в местах, куда не стоит попадать живому существу. Лишь я добрался до цели. До великого Ронтау… Что ещё вы хотите узнать, госпожа?
        Он говорил всю ночь, ничего почти не придумывая, просто рассказывая о цивилизации людей, давшей ему жизнь. О королевствах, народах, некоторых исторических событиях. Разумеется, в рассказе Тобиуса вместо людей судьбу того, далёкого северного мира вершили симианы с короткими руками и длинными ногами, которые не прокладывали подвесных дорог, но зато умели плавать. Хорошее знание истории давало безгранично богатый выбор для построения собственной легенды, но кое-чего говорить не следовало. Например, он утаил от слушательницы концепцию магии.
        Тусклый восход подкрался незаметно, а Тобиус мог говорить ещё много часов.
        - Новый день настал, госпожа. Позвольте мне уйти, иначе ваша почтенная матушка может задаться вопросом…
        Вифани казалась слишком усталой, чтобы удивляться, возмущаться или смущаться, но цепкости её разума позавидовал бы и клещ.
        - Даже если всё это не бред сумасшедшего, я не понимаю, что за разноцветный свет горит на чердаке ночами?
        Волшебник поёжился, придумывая, как объяснить свет магической энергии, возникавший в процессе пробных плетений.
        - Это… алхимические опыты. Я признаюсь, госпожа, огонь был. Но совсем маленький, подконтрольный! А разные цвета потому… что разные вещества делают огонь разноцветным.
        Вифани хмурилась непонимающе, она устала и хотела спать.
        - Ну, натрий красит пламя в жёлтый, медь, барий и сурьма - в зелёный, бор и селен - в синий, а уж если раздобыть хлорида калия, то можно возжечь багряное пламя.
        Она продолжала не понимать.
        - Это алхимия, госпожа. Алхимия - тема для бесед на тысячи ночей. Отпустите меня госпожа, нужно готовиться к пробуждению госпожи Локры!
        Часть 3. фрагмент 12
        Вероятно, девушка уже его не слушала, она выглядела погружённой в свои мысли, слишком многое свалилось на неё сегодня помимо дневных переживаний и общей усталости. Тобиус привстал, подумал о том, чтобы попытаться заполучить обратно свои записи, но решил не спешить пока. У него впереди был день, полный работы, а затем, весьма вероятно, ночь, полная слов.

* * *
        Жизнь изрядно изменилась с тех пор, как у Тобиуса появился хотя бы один слушатель, который отчасти ему верил и был достаточно умён, чтобы воспринимать человеческую науку. Алхимия стала той неожиданной связующей цепью, которая объединила человека и женщину-симиана, заставив их провести вместе несчётные часы.
        Россказни о давным-давно потерянной части собственного народа интересовали Вифани намного меньше, чем внезапное открытие - то, чему она и её мать посвящали свои жизни, имело у таинственного Земляного народа сложное название «фармакология», и ключом к совершенствованию в этом деле могла послужить так называемая «органическая алхимия». Многими ночами усталый слуга бесконечно чертил на бумаге схемы алхимических формул, перечислял элементы, открывал тысячи незнакомых терминов и сотни новых путей познания, помогал ставить опыты и сетовал на то, что не смог взять с собой свой великолепный атанор. Вифани всё ещё с трудом представляла себе этот предмет даже после детального чертежа, но тайно питала восхищение теми, кто смог придумать сие чудо.
        Мало-помалу девушка выходила из границ, очерченных традиционной медициной Длиннохвостых, по своему прекрасной, местами поразительной с точки зрения чужака, но всё же не совершенной. Мало-помалу Вифани теряла способность считать это умнейшее существо по имени Тарка ниже себя, столь плодотворным был их взаимообмен знаниями. Ему нелегко приходилось работать днём и предаваться с ней пиршеству разума ночью, так что девушка решила вернуть себе часть домашних обязанностей. На вопрос матери, она ответила, что женщина не может забывать о делах простых, обыденных, исконно женских, даже если голова её обычно занята умными мыслями.

* * *
        Фебур закончился и почти пролетел мархот, первый месяц весны с точки зрения людей. Для симианов, однако, весна начиналась не раньше эпира, хотя сами они, разумеется, такого поименования не знали. Не знали они также праздников окончания года, всех иных человеческих традиций, но двадцать восьмого числа месяца мархота Тобиус открыл, что кое-какие празднества обезьянам были известны.
        Снег и ледок ещё лежали местами на ветвях верхнего города, тогда как в нижнем всё это быстро перерождалось в бесконечные и обильные слои грязи. Дни всё заметнее прирастали и радовали мир, изголодавшийся по теплу и свету, однако ночами постаревшая за несколько месяцев бабка-зима ещё огрызалась, выдыхая на лес потоки холодившей кровь стужи. И всё-таки век её вышел, новая владычица в нежно-зелёном шествовала по миру, пробуждая ото сна землю и воду, благословляя чёрно-белые просторы на рождение новых цветов. Весна пришла.
        По самому раннему утру в Ронтау начали бить огромные барабаны. Их установили на деревянных помостах по всему городу, в обеих его половинах, и стоило солнцу взойти, как дюжие барабанщики взялись за палки. По большим улицам-ветвям потекли колонны симианов, облачённых в белые шёлковые одеяния, подпоясанные особенно яркими поясами, более нарядные, самые новые из всех. Обезьяны двигались несинхронно, движение начиналось с задних шеренг, как бы волной передавалось в передние и так раз за разом. Сару шумели трещотками и играли на свирелях очень быстрые, весёлые мелодии; иные пели хором. Каждую колонну возглавлял симиан особо высокого статуса, имевший на голове железный венец, а на одеянии - особенно длинные и широкие рукава. Эти «вожди» несли шесты, на концах которых были установлены деревянные рамы в виде бабочек с обтянутыми шёлком крыльями. Шесты быстро поднимались и опускались, отчего бабочки взмахивали крыльями, а ветер, носившийся меж ветвей, трепал шлейфы шёлковых лент разных цветов.
        Прогуливаясь по верхнему городу с хозяйками в тот день, - вернее прогуливались они, периодически присоединяясь к выкрикам и аплодисментам, подбадривавшим участников действа, - Тобиус видел в колоннах подобия длинных белых червей, и не простых, а шелковичных, ритмично передвигавшихся по ещё голой кроне. Тут и там стояли лотки, где гуляющие могли обзавестись сладкой закуской, тёплым питьём, мелкими безделушками, - ни дать, ни взять ярмарочные гуляния.
        Чуть позже Локра покинула дочь, встретившись с парой подруг, кои увели лекаршу за собой, шумно переговариваясь и хохоча. Тобиус продолжал следовать за молодой хозяйкой в гомонившей толпе, он смиренно горбился и редко поднимал взгляд, держался позади.
        - Это так унизительно.
        Волшебник улыбнулся словам Вифани.
        - Не берите в голову, госпожа.
        Она тяжко вздохнула:
        - Ты не должен звать меня госпожой, я же говорила.
        - Благодарю за доброту вашу, госпожа, но мы в обществе.
        Со стороны раздался особенно звонкий хохот, высокий, заливистый, преисполненный жизни. Это группа молодых симианов в короткополых шёлковых нарядах, при длинных шестах кружилась вокруг стайки девушек, щебетавших как птички и восторгавшихся тем, насколько прекрасна была жизнь. Весна билась в их переполненных энергией сердцах. Прикинув так и эдак, человек понял, - то были сверстники Вифани.
        Одна из девушек, завидев молодую хозяйку, радостно запрыгала, призывая к себе, на что та ответила лишь вежливым помахиванием и продолжила путь.
        - Я мог бы вернуться домой, госпожа, не хочу, чтобы вы пропускали веселье из-за меня.
        - Нет, не уходи. Ты единственная компания, которая мне нужна, Тарка, - молвила девушка, - с тобой я могу говорить на равных.
        Ещё один нежный цветок, отягощённый мудростью векового дуба, - подумал маг с сочувственной усмешкой, - как же всё-таки тяжело быть молодым и умным одновременно.
        В верхнем городе было не так много больших свободны плоскостей. Симианы не злоупотребляли перекрытиями, предпочитая не перегружать ветви, однако несколько своеобразных площадей имели место быть и одна из них условно принадлежала… Тобиус назвал бы то обширное здание с представительным фасадом военной академией. Именной в ней обучались искусству боя и, собственно, войны, все защитники Ронтау. Основными видами оружия являлись пресловутые боевые шесты и длинные луки. Последние были полезной необходимостью, но владение первыми считалось благородным и возвышенным искусством.
        По случаю праздника «военная академия» вывела на площадь более полутора сотен своих молодых учеников, одетых в одинаковое белое одеяние, приталенное, удобное для движения. Они распределились на одинаковом расстоянии друг от друга, образовав правильный квадрат. Взгляды учеников были обращены к нарядно украшенному помосту, где сидели особо почтенные горожане, а взгляды зрителей следили за учениками. Тобиус и Вифани находились на одной из более высоких ветвей, с которой открывался словно со смотровой площадки отличный вид. Когда раздался клич, призывавший начинать и забили барабаны, ученики представили на суд зрителей восхитительное действо. В их длинных сильных руках шесты превращались из инструментов войны в инструменты искусства; сару-хэм давали яркое представление, использовали элементы боевых навыков для создания акробатического номера. Они делали головокружительные сальто со смещением по диагонали, проявляли мастерство равновесия, ловкости и силы, но главное - безукоризненную синхронность.
        Исполняя обязанности разносчика, маг, бывало, останавливался примерно на той же высоте, заглядывал сверху в обширный квадратный двор и следил за тренировками. Луки ему были безразличны, зато мастерство обращения с древковым оружием вызывало зависть, хотелось и самому попробовать.
        - Великолепно, - поделился он своим мнением с Вифани.
        - Развлечение для народа, не более того, - ответствовала та строго. - В бою всё иначе, там их красота бесполезна, а ловкость спасает далеко, далеко не всегда. Они умирают в лесу, когда совершают разведывательные вылазки, когда сражаются с соседями. Об этом надо думать, носить броню вместо шёлка, отдавать хоть немного почтения защищённости в ущерб скорости и ловкости… Пойдём скорее.
        Они поспешили мимо рукоплескавших жителей верхнего города, прочь по одной из широких ветвей-улиц, теряясь в толпе и какофонии звуков. Девушка вела его всё дальше от центра баньяна, туда, где на более молодых и тонких ветвях лепились маленькие жилища, соединённые системой канатов, где вместо улиц были тропинки и почти не наблюдалось народу. На одной из таких ветвей пару настиг зычный глас, Вифани остановилась и сдавленно что-то сказала, - таких слов Тобиус ещё не знал, но решил запомнить на случай важных переговоров.
        С той стороны, с которой они с девушкой пришли бойко шагали три симиана. Их одежды были по-весеннему укорочены и одинаковы, ибо совсем недавно эти трое участвовали в представлении, шесты также были при них. Ничего особенного, крепкие молодые самцы, разве что первый из троицы, особенно широкоплечий, имел пышную гриву волос на голове и безмерно самодовольную улыбку.
        - Куда же ты так спешишь, Вифани? - вопросил он, останавливаясь в нескольких шагах и глядя на женщину сверху-вниз. - Досмотрела наше выступление и бежать? Даже словом обмолвиться не желаешь?
        - Была бы рада, Гароу - ответила та голосом, стоявшим на грани между холодностью и прямой грубостью, - но даже не знаю, о чём мы с тобой могли бы поговорить.
        - Как о чём, - продолжал улыбаться симиан, - о нашем представлении! Разве тебе не понравилось?
        - О представлении или о тебе в нём?
        - Можно и обо мне. - Названный Гароу медленно, один небольшой шажок за другим приближался к девушке, словно искусный заклинатель змей к ядовитой гадине. Он явно побаивался, но и испытывал удовольствие. - Чем же я плох в конце-то концов?
        Два других симиана негромко засмеялись. Они тоже были весьма крепки, но в сравнении с лидером явно занимали подчинённые позиции. Наблюдавшему Тобиусу вспомнились годы обучения, когда, бывало, он оказывался один против трёх-четырёх соучеников. Иногда на его стороне оказывался Малкарус, и они вместе вели неравный бой, расквашивая в кровь носы, весёлое было время… Но начиналось всё как правило похожим образом, - один противник рычал, а остальные подгавкивали: «Моль! Моль! Сын Безымянного!».
        Правда тут основной мотивацией для нападения была симпатия, а не антипатия.
        - Действительно, давайте поговорим о господине Гароу, ведь ничего интереснее и важнее в мире нет. Как всегда.
        Уголок рта юноши дрогнул, выдавая натяжение нервов.
        - Нет… ну, нет! Что ты! Давай поговорим о тебе! О тебе тоже очень интересно было бы поговорить! - попытался выплыть он.
        Даже Тобиус, мало что знавший об общении с женщинами, подивился неуклюжести ухажёра. Всё это обещало очень быстро и неприятно кончиться.
        - Правда? Ну, спасибо! И что же ты хотел сказать обо мне, Гароу?
        - Ну, Вифани, просто… ну, у тебя красивые глаза…
        - Спасибо. Что-то ещё?
        - Ну… и… и… хвост!
        - Что - хвост?
        - Он такой длинный… сильный.
        - Что-то ещё, Гароу?
        Тобиус не видел лица девушки, так как стоял позади, но отчего-то был уверен, что на нём была холодная и опасная улыбка. Вифани не ведала пощады.
        - Ну… э… фигура твоя… она тоже очень красивая, - Гароу не понимал, что движется в западню, ему казалось, что под ногами как раз появилась крепкая ветка. - Гибкая такая…
        - И это всё, что ты обо мне знаешь, Гароу. Понимаешь, в чём беда?
        - Я… не, не очень.
        А ведь только что он вёл себя так самоуверенно, - подумал Тобиус, - сколько времени бедолага набирался смелости? Он думал, что выступление на площади как-то поможет ему растопить сердце девушки, даст преимущество на старте? Только она была иной, не такой как большинство сверстниц, в её умной голове роились совсем другие мысли, а её, как было верно подмечено, красивые глаза, взирали на мир иначе.
        - Мы чужие друг другу, обитаем в разных мирах, Гароу, - молвила Вифани, - мы не знакомы, нам не о чём говорить.
        - Но ведь я пытаюсь… я… когда я говорю с тобой… ты же никогда…
        - Ты утомил меня, Гароу. Мне сейчас нужно немного одиночества. Буду признательна, если вы все трое отправитесь на церемониальное гадание и оставите меня в покое.
        Сказано было жёстко и хлёстко, парня словно розгой по лицу ударили, он даже немного отшатнулся. Вокруг глаз и на переносице собрались морщины гнева и недоумения. Гароу явно был из тех, кто не привык уступать и терпеть поражение, однако эту сравнительно хрупкую девушку он побаивался настолько, что твердокаменная обычно решимость шла трещинами. В растерянности, раздражении взгляд тёмных глаз метался, пока вдруг не наткнулся на молчаливого согнутого сару неизвестного роду-племени. Этот сару был донельзя уродлив, всё, начиная с цвета шерсти и заканчивая ужасной красной мордой, отвращало. Не говоря уже о шраме и…
        - Чего ты улыбаешься, урод? - с тихой злобой спросил симиан. - Надо мной смеёшься?
        Тобиус, стоявший едва ли не на четвереньках и притворявшийся, будто его не существует, не улыбался. Просто ложная личина, в отличие от настоящего лица мага, сохранила сложный шрам, который должным образом натягивал левую часть верхней губы. Могло действительно показаться, что «сару-данх» усмехался, да ещё и зубы были видны, а в обществе симианов выставленный на обозрение оскал иначе как враждебность не трактовался.
        - Надо мной смеёшься, урод?!
        - Не смей! - вскрикнула Вифани.
        Шест крутанулся в длинных и сильных руках, но Тобиус не намеревался дважды допускать одну и ту же ошибку. Он отпрыгнул, мыслесилой помогая себе совершить приличествующий симиану кульбит, оказался на расстоянии и припал к потёртой коре баньяна.
        Маг был готов уклоняться сколь угодно долго, и ему пришлось прибегнуть к чарам, так как для спутников Гароу движение шеста словно послужило сигналом. Ловко обогнув Вифани, которая яростно кричала на вожака, эти двое налетели на недоумка, а тому оставалось лишь уходить от ударов. Любой из них мог разоблачить его, покалечить или убить, в то же время человек не мог отвечать никаким образом. Законы Ронтау были просты, - сару-хэм имели право учить недоумков уму-разуму, а те не имели права огрызаться.
        Он был быстр, ловок, неестественно хорошо держался на ветке, даже когда должен был соскользнуть и упасть, успевая при этом приглядывать за Вифани. Девушка обрушилась на рослого ухажёра холодным штормом, заморозила до состояния ледяной статуи, не способной пошевелить и мускулом. Не всякая женщина смогла бы совместить холод и ярость так гармонично, как делала это она.
        Наконец раздался громкий вопль и запыхавшиеся палкамахатели оставили недоумка в покое. Гароу шёл прочь с напряжённой прямой спиной и извивавшимся хвостом, прихлебатели поспешили за ним.
        Когда человек приблизился к девушке, та пылала праведным гневом, ноздри Вифани раздувались, кулаки были сжаты до дрожи, глаза уставились в одну точку, - спину Гароу.
        - Несносный, тупой, капризный, самовлюблённый эгоист, - цедила она сквозь зубы, - думает, что весь мир вращается вокруг него, а как только не получает желаемого по мановению хвоста, превращается в большого ребёнка и начинает всё вокруг крушить! Ненавижу! - Опомнившись, она переменилась в лице и обернулась на Тобиуса. - О Образ Предка! Ты не пострадал, Тарка?! Тебе нужна помощь?!
        - Спасибо, Вифани, я цел и невредим.
        - Это точно? - Её пальцы были крепки и чутки.
        Диагност от бога, Вифани прекрасно владела техниками пальпации, могла нащупать неестественное уплотнение под кожей даже в самых густо поросших шерстью местах; Тобиус не раз наблюдал за ней, когда девушка брала его на дневные обходы по городу и проверяла болящих. Чужак многому научился у молодой лекарши. Мягко отстранив от себя её руки, пока Вифани не нащупала никаких аномалий, несвойственных анатомии сару, волшебник взглянул в очень обеспокоенное лицо.
        - Клянусь перед Образом Предка, они ни разу по мне не попали. Не беспокойся так, я учёный жизнью, привык уже избегать ударов.
        Некоторое время она всё же продолжала внимательно смотреть на Тобиуса, постепенно овладевая своими эмоциями, дыша спокойнее, глубже.
        - Пойдём, есть одно место выше, в кроне, там ветви тонкие, очень высоко, но может быть, ещё успеем посмотреть гадание.
        - С удовольствием.
        Им действительно пришлось подняться по лестницам на целых два яруса кроны, чтобы оказаться над большим своего рода дворцом. По меркам Ронтау это был дворец вполне наверняка. Здание крепилось к основному стволу баньяна, имело много этажей, зелёную черепицу, расписной фасад и множество окон. Перед главным входом была ещё одна рукотворная площадь, где собралась масса народу, как и на прилегавших могучих ветвях. Играла музыка, колонны-гусеницы «ползали» кругами, сару-хэм веселились, танцевали. А вот на той высоте, на которую выбралась Вифани, никого не было. Так высоко в кроне симианы не селились.
        Часть 3, фрагмент 13
        - Так, и что происходит? - спросил Тобиус, садясь на корточки.
        Ловко подоткнув подол халата под колени, Вифани изящно присела рядом.
        - Праздник гадания, праздник весны, - стала объяснять она, - проводится незадолго перед началом нового шелководческого сезона.
        - Шелководческого, - повторил человек, глядя вниз.
        - Да. Шёлк, - это ткань, из которой мы делаем себе одежду…
        - Я знаю, что такое шёлк. У нас он тоже есть, дорогой и редкий материал. Бумагу из него не делаем.
        Она прочистила горло.
        - Так вот, этот праздник проводится для того, чтобы произвести большое ритуальное гадание. После всего, что сегодня было, там, на главной площади, один из старшин вытащит из бочки жребий с предсказанием. Руку выборщика направит Образ Предка, и так мы узнаем, придёт ли весна.
        Маг нахмурился, глянул на узор из солнечных лучей и тени, покрывавший всё вокруг.
        - Мне кажется, весна уже наступила.
        - Ну, да. Однако погода бывает непредсказуема, коварна, внезапно вернувшиеся морозы могут нанести большой ущерб фермерам. Гадание - старая традиция, она, конечно, ни на что не влияет, но знаешь, народ любит приметы, любит… м-м-м…
        - Получать знаки из воздуха, чтобы успокаивать себя ими, - покивал волшебник, - руку готовы отдать, чтобы хоть одним глазком подглядеть будущее.
        - Именно! Даже если это так глупо! - рассмеялась Вифани. - Одним словом, они нагадают, что весна не покинет нас до начала лета и начнутся приготовления. Через месяц, когда распустятся почки и начнут расти листья, зреть плоды, сохранённые на зиму кладки будут вынесены на солнце и вскоре из них выйдут маленькие черви. Сначала их будут кормить с рук, потом поведут на выпас, и они сами начнут есть, чтобы… ты ведь знаешь, как делается шёлк.
        - Знаю.
        Вифани смущённо умолкла и некоторое время они вместе следили за шумной церемонией внизу.
        - Это был средний сын Тенсея, - сказала она тихо.
        Волшебник дёрнул щекой.
        - Я догадался по повадкам, - бить шестом в лицо при любом случае, это у них, наверное, семейное.
        На этот раз девушка даже не улыбнулась. Она выглядела печальной.
        - Я должна стать его женой.
        Тобиус вздохнул и сочувственно погладил её по плечу.
        - И ничего нельзя сделать?
        - Нет. Договор с Тенсеем заключал мой отец ещё при жизни. Они были друзьями, отец и Тенсей. И Руада тоже.
        - Старший воспитатель Руада?
        - Да. - Её глаза неотрывно следили за действом внизу, хотя вряд ли Вифани что-то видела, полностью отдавшаяся мыслям. - До того, как быть подвергнутым всеобщему порицанию, Руада был воином, верным соратником Тенсея. Отец в молодости тоже обучался воинскому мастерству, но понял, что его душа лежит к медицине. Однако во время войны он всегда был там, с ними.
        - На поле боя, - понял волшебник.
        - Да. Он и Маэлак.
        - Хм?
        - Мой старший брат, наследник и ученик отца.
        - О.
        - Всегда нужны лекари, ведь наши воины не носят никакой брони. Шёлк может остановить стрелу, не позволить ей глубоко войти в тело, он порой даже не рвётся, однако нельзя надеть на себя достаточно шёлковых одёжек, чтобы защититься от бронзового шкарама Клыкастых. О нет, эта мерзкая штука с клювом вместо острия, найдёт путь к кишкам сквозь любые преграды, что им наш шёлк. И пуф-ф-ф - душа выскальзывает.
        Вероятно, можно было ожидать, что мысли о покойных родителе и брате заставят её пролить слёзы, но сару-хэм не умели этого. Нет, плакать-то они плакали, волшебник сам видел, но при этом не лилось слёз. Однако Вифани и не плакала вовсе, лишь грустила.
        - А твоя матушка не может расторгнуть помолвку?
        - Помол-ку?
        - Договор о грядущей свадьбе.
        - Так это у вас называется? Нет, она не может. Это договор между мужчинами, один из которых умер, сражаясь за Ронтау. Даже если она упрётся и не позволит, для всех это станет знаком вопиющего неуважения к отцу. А Тенсей оскорбится. Это он умеет делать ещё лучше, чем драться. Никому не нужен такой недруг как Тенсей.
        - Он… на вас давит?
        Вифани хмыкнула с прорезавшимся оттенком веселья:
        - Нет, конечно. Вообще-то он проявляет несвойственную ему терпеливость. Обычно этот жестокий задира действует быстро и без раздумий, как было с тобой. Но мама уже больше года тянет шёлковую нить, постоянно ищет причины чтобы мне дольше оставаться свободной. Тенсей ждёт, ему не нравится, но он ждёт и лишь изредка наносит «визиты вежливости».
        - Он яростно бился, чтобы предотвратить ваше похищение, - сказал Тобиус и быстро добавил: - я слышал. Многие говорят, что он сцепился со сворой врагов, убил их предводителя, сам едва не погиб.
        - Скорее всего это правда, - пожала плечами Вифани, - при всём его дрянном характере, в отваге и силе Тенсею равных нет, недаром же он тейд.
        Этот термин Тобиус уже знал, - тейдом Длиннохвостые именовали того, кто в мирное время был просто первым среди воинов, но когда начиналась война, получал полномочия избранного народом диктатора.
        - А что Руада? Он ведь не всегда был лысым?
        - Руада… ах, это такая долгая история, и такая сложная.
        - Нам не впервой делиться долгими историями, - усмехнулся волшебник.
        Вифани покачала головой в сомнениях, но всё же уступила:
        - Во время последней войны Тенсей придумал новый военный ход: он приказал Руаде, который тогда был ещё не лишён почёта, тренировать небольшую армию недоумков для настоящего боя. Руада всегда был хорошим наставником и сильным командиром. Сам он не обрадовался такому поручению, но подчинился и усердно готовил этот странный резерв. Ближе к концу войны, на землях Клыкастых Тенсей решил использовать недоумков как жертвенного дунтранка и Руада должен был направить их в самую гущу, чтобы облегчить задачу настоящим воинам.
        - А он ослушался.
        - Он заколебался. Кто-то говорит, что от страха, - Вифани шмыгнула носом, - но мама не верит. Когда недоумки вступили в бой и надо было удерживать их в нём, Руада не сделал этого как должно, бросил клич на отступление. Он не испугался, а просто пожалел их. Битву, как и войну, мы выиграли, но жертв было очень много… и отец с Маэлаком среди них. Тенсей был в бешенстве. Он назвал результат провалом и обвинил Руаду, попытался его убить даже, но лишь покалечил. Мама долго выхаживала его… не знаю, как у неё это получилось.
        - Госпожа Локра - лучший лекарь…
        - Я не об этом!
        - А. - Волшебник печально покивал. - Думаешь, всё же он виноват?
        - Я думаю, Тарка, что виновата наша глупость. Великая Пуща безразмерна, места хватит всем, но вместо взаимной помощи мы практикуем взаимное уничтожение! А наши воины ещё и традиционно брони не носят, глупцы!.. - Запал Вифани быстро прогорел. - Мама не видит за ним вины, она говорила в его защиту перед старшинами и потому Руаде не выпустили душу. Хотя, я думаю, такому как он легче было умереть, чем прозябать там, вниз.
        Церемония внизу подходила к кульминации, музыка перешла в непрерывный «барабанный бой предвкушения», в центре площади, на помосте в окружении народа стояла большая бочка, окованная бронзовыми кольцами и заполненная одинаковыми, ошкуренными палками. Уже знакомый Тобиусу старик, тот самый, что осенью прошлого года явился на носилках объяснять недоумкам из ямы их место в жизни, степенно подбирался к ней. На этот раз он шаркал родными ногами, опираясь на трость, преисполненный пониманием важности своей роли, да и нужная палка наверняка ни коим образом не была отмечена среди прочих.
        Волшебник ощутил на себе взгляд, уже некоторое время он игнорировал это внимание, но оно не ослабевало и Тобиус повернулся к Вифани.
        Девушка действительно смотрела на него, смотрела внимательно, странно, задумчиво, пристально. Тепло. Даже совершенно неопытный в некоторых вещах Тобиус понял, что что-то происходит, а когда пришла уверенность, его мысли заметались в голове как испуганные мыши, оказавшиеся перед котом.
        - Я знаю, что это был ты, - прошептала Вифани очень тихо.
        - Что - я? - также тихо спросил Тобиус, хотя и ждал этих слов много, много недель.
        - Я знаю, что это ты не дал им нас похитить.
        - Это невозможно.
        - Не знаю как, или почему, но знаю, что это был ты.
        Её ясные глаза скрылись за веками с ресницами-опахалами, лицо медленно приближалось, губы чуть вытянулись. Надо было принимать решение быстро, так что он принял и тоже чуть подался вперёд. Поцелуй, совершенно невинный, детский, длился всего несколько секунд и был прерван взрывом криков, донёсшихся снизу. Их губы расстались и двое замерли, глядя друг на друга, лицом к лику, очень близко.
        - Кажется, - первой нарушила молчание она, - весна всё же наступила.
        - Да, наступила.
        - Пойдём домой?
        - Да, пойдём.

* * *
        И весна действительно наступила.
        После поцелуя ни один из участников инцидента ни разу не упомянул о нём. Тобиус продолжал исполнять свои обязанности днями и учиться ночами, порой он также сопровождал Вифани во время обходов, помогал диагностировать и лечить пациентов. Лишь иногда посреди обсуждения формул или во время несложных алхимических опытов девушка ненадолго становилась молчаливой и можно было заметить, как алели кончики её ушей.
        С официальным приходом весны наконец-то открылись ворота и сару из высотных деревенек потянулись в город, чтобы пополнить некоторые запасы, кое-что выгодно обменять, поделиться новостями. Главной темой для разговоров с пригородными жителями оказалась дерзкая вылазка гамадрилов. Небывалая наглость и небывалая удача. Жители деревенек неустанно вспоминали шум тревоги, крики и звуки погони под своими жилищами; стражей, мчавшихся по среднему ярусу и пускавших вниз стрелу за стрелой. Многие из них решили, что опять недоумки устроили зимний набег на склады. Слава Образу Предка, что проклятые зубастые твари не смогли выкрасть одну из лучших лекарей Ронтау! Бог явно был на стороне правильных сару!
        Эпир прошёл незаметно, а за ним наступил по-настоящему тёплый и солнечный эйхет, предвестник лета. Голая крона баньяна стала одеваться в зелень, почки распускались повсеместно, зеленел и весь остальной мир. Почти сразу же вместе с листьями стали появляться зародыши плодов шелковицы, маленькие, бледные, жёсткие и несъедобные. Росли они неравномерно, где-то густо, а где-то пусто.
        Возликовали разводчики шелкопряда, которые месяц готовились к началу нового шелководческого сезона. Посовещавшись в последний раз, они принялись выносить из прохладных хранилищ оставленные предыдущим поколением мотыльков кладки, - тонкие деревянные щиты с тысячами жёлтых грен, проведших зиму в состоянии безмятежного сна.
        Под ласками тёплого солнца они вылуплялись, далеко не все, но очень, очень многие, и как только новорождённые гусеницы рождались на свет, заботливые фермеры просто заваливали их свежими листьями тутовника. Ясли открывались для шелковичного червя тут и там на дереве, сотни симианов охраняли их, заботясь о довольно уродливых бледных насекомых как о родных детях, радуясь их пугающе быстрому росту день ото дня. Этим уродцам, мягким, глупым, совершенно беззащитным, предстояло всё время есть, прерываясь только на сон, чтобы пройти через четыре линьки, после которых они станут совершенно огромными.
        С весенним потеплением из Ронтау в окрестности устремились многочисленные лекари и травники, коими был славен Длиннохвостый народ. Все желали пополнить запасы редких и особо ценных ингредиентов: цветов, кореньев, ранних ягод. Более прозаические, но всё равно полезные травы тоже ждали своей очереди, но их собирать отправят обученных этому работяг. Ученики ямы, а также остальные недоумки таким образом будут нести пользу городу, заодно постигая азы травничества под присмотром воспитателей и стражей.
        Тобиус выходил на сбор ценных ингредиентов вместе с обеими своими хозяйками. Ему дозволено было наблюдать и запоминать, пока они вели поиски и сбор, а также он, как и многие другие домашние работяги, служил носильщиком больших корзин. Воздух благоухал, зелень радовала глаз, сама земля пульсировала жизнью и пульс этот отдавался эхом в древесных стволах. Следуя за хозяйками, одним ухом маг слушал их, а другим прислушивался к лесу. Кроме мира материального, его жёлтые глаза наблюдали и другой мир, - духовный.
        Время от времени рядом с Локрой оказывались симианы, обитавшие на деревьях вокруг холма, как правило, женщины с детьми или пожилые особи. Находясь не так высоко в иерархии симианского сообщества, они имели немного шансов встретиться с одним из лучших лекарей Ронтау, а потому, горбясь, приседая, превозмогая робость, улучали момент. Лечившая многих влиятельных сородичей женщина к её чести никогда в помощи не отказывала. Другие лекари, буде им заметить Локру за этим занятием, морщились и качали головами. Видимо, они считали, что должны быть недосягаемы для простонародья, но Локра имела своё мнение. Она никогда ничего не принимала в обмен на советы или даже лекарства, которые носила с собой, а оттого часто сбор трав превращался в незапланированный приём пациентов.
        - Если бы можно было исцелить всех, пожертвовав своим сердцем, - сказала Вифани, - она так и сделала бы.
        - К счастью или к сожалению, свою жизнь другому не отдашь, - тихо ответил маг. - А сердце у неё очень доброе.
        - Истинно. Порой даже слишком.
        В скором времени хозяйка выхлопотала серому право самостоятельно отправляться на сбор трав вне города. Тобиус получил статус благонадёжного и благовоспитанного, что являлось редкостью в среде недоумков.
        Отныне маг, с большой корзиной за спиной и уймой шёлковых ленточек в запасе, один, без хозяек, выходил из огромных врат и направлялся вниз, в лесные владения. Для него новые обязанности стали чем-то сродни благословению небесному! Только вновь оказавшись среди деревьев, он понял, насколько сдавленно ощущал себя внутри города. Работа и исследования не позволяли особо задумываться над этим, но всё же, за месяцы путешествий, он привык к иному.
        Тобиус бродил по чаще, пересекал ручьи и речушки, выбирался к подножьям иных, необжитых холмов, часами рыскал по полянам в поисках нужного цветка или стебелька. Порой он ещё встречал симианов-работяг, в основном, пастухов дунтранков, за которыми приглядывали лучники.
        Сару-хэм и за человеком приглядывали тоже, уж слишком вольно и непринуждённо тот бродил по пригородам, однако вторая бирка являлась надёжной защитой от стрел. Вечерами, уже в сумерках, усталый, но довольный собой маг возвращался в Ронтау, спеша успеть до закрытия ворот. Нагруженный добычей, - обвязанными шёлковой лентой пучками всеразличных растений, мешочками ягод и цветов, мхами, лишайниками, прочим сором, он являлся домой к хозяйкам и, как правило, состряпанная Вифани еда уже ожидала его.
        Весна прошла в приятных заботах.

* * *
        - Прыгаю!
        Разбежавшись, Тобиус сиганул в воду, чем вызвал у столпившейся по обоим берегам речушки стайки отроков возгласы удивления и страха. Стоял ясный летний день и весь мир изнывал от жары. Она не отпускала даже в густых тенях, преследовала всех и каждого неумолимо и неотступно. Спасением могли стать водоёмы, коих вокруг было в избытке, но вот ведь беда, - обезьяны не умели плавать и боялись воды. Хотя, молодёжь во все времена была безрассудна.
        Что может лучше подчеркнуть перед сверстниками твою неоспоримую отвагу, граничащую с суицидом, чем прыжок через реку, держась за палку, привязанную к верёвке? Особенно если все вы не умеете плавать, и, упав в воду, помощи не дождёшься? Пожалуй, ничто. Придя к этому нехитрому выводу, дети из окрестных деревенек придумали себе развлечение, в котором краснолицый работяга стал неожиданным лидером. Он не боялся воды, что давало определённое превосходство, прыгал в речку с восторженными воплями прямо с верёвки. Через это оказалось несложно вызвать у более простых деревенских ребят уважение и втереться в доверие к ним.
        Часть 3. фрагмент 14
        Вместе с молодняком Тобиус носился по деревьям вдали от подвесных дорог, - они же бунтари, они не будут бегать по удобным высотным дорогам, им было интереснее прыгать с ветки на ветку, пользоваться лианами, рисковать. Волшебнику это было интересно тоже. Вот уже много недель он быстро набивал корзину травами, намного опережая прочих соискателей, а остаток времени проводил среди аборигенов. Тобиус в меру сил перенимал их полезные навыки передвижения по древесному «бездорожью», взамен помогая бороться с гидрофобией. Некоторые начинали потихоньку входить на мелководье, одобряемые восторженными друзьями.
        - Мне пора! - возвестил волшебник, выбираясь на берег весь мокрый.
        Детвора провожала его радостным хохотом, что было понятно. Как ещё относиться к работяге, который по своей воле целиком погружался в воду, а теперь идёт весь такой уморительно мокрый, с обвисшей шерстью, да ещё и след за собой оставляет? Смешно же!
        Скрывшись с глаз симианов, Тобиус легко просушился и отправился по обезьяньему лесу бойким шагом, всё дальше забираясь на юг. Изучая эту область, он не переставал удивляться чистоте от чудовищ и искажений реальности; настоящее убежище посреди бескрайнего враждебного леса, такое уютное, светлое.
        Тобиус уже неплохо удалился от основных подвесных дорог, по которым передвигались бдительные стражи и спустился по каменистому склону, у подножья которого находилась пещера. Поверхность вокруг входа покрывали грубо исполненные угольные рисунки.
        - Эй Ригари! Ты дома? Ригари! Я принёс мёд и горькие корешки!
        Ответа не последовало.
        - Я принёс последний клык, слышишь? Ригари!
        Волшебник почувствовал приближение со спины, обернулся. На его глазах в кронах деревьев, близко подступавших к подножью склона, мелькнула быстрая тень. Исчезла тут, появилась там. Если бы не способность видеть ауры, человек и не уследил бы.
        - Я тебя вижу, старик!
        - Ха-ха-ха-ха!
        Держась за кору пальцами вниз соскользнул ловкий симиан. Он спрыгнул со ствола, когда до земли оставалось не меньше четырёх шагов1, перекувыркнулся через голову и встал на все четыре конечности, совсем как обычная обезьяна.
        # # 1 Более 3 метров.
        - Что, говоришь, принёс, Красномордик? - поинтересовался симиан, приближаясь. - Мой зуб?
        - Последний зуб. А ещё мёд, корешки, кое-какие ягоды и хлеб из щетинника… Образ Предка ведает, как ты его ешь.
        Ригари улыбнулся, показывая уйму жёлтых, потраченных старостью зубов. Из четырёх положенных клыков присутствовали три, да и те - плод усердной работы волшебника. Прежде симиан вообще их не имел. Он был стар, этот сару, которого, если верить бестиологическим атласам, можно было именовали мандрилом. От густой гривы Ригари мало что осталось, шерсть отступила ото лба, образовав лысину, а в тех местах, где волосы сохранились, они были седы; некогда яркое лицо с красным носом и синими скулами побледнело, да и борода потеряла былой оранжевый оттенок, хотя и стала длиннее. И всё же старик был всё ещё крепок и ловок на зависть многим молодым.
        Тобиус встретил его случайно, когда искал для своих хозяек совершенно особых сороконожек. Миссия его растянулась на два дня и пришлось магу забираться всё дальше от города, в места не столь безопасные. Суждено было случиться тому, что в лесу на след Тобиуса напал крупный зверь, мурз, гигантский хищный кот. Его аура была замечена довольно быстро, но попытки сбить зверя со следа не возымели результата.
        В тот раз беда не пришла одна, и человек обнаружил, что словно подслеповатый грибник забрёл по осени в «болото», - вокруг него проявилась зона нестабильной реальности. Эта довольно заурядная аномалия встречалась и в Доминионе Человека порой, вреда от неё простым смертным не было никакого, разве что волшебникам затрудняла жизнь самую малость. При попытке телепортироваться из этой аномалии повышалась вероятность оказаться не там, куда метил, и не с полным набором органов. Конечно, Тобиус мог попробовать улететь, но, честно говоря, волшебник не был уверен, что хоть этот способ безопасен.
        Он не хотел убивать мурза, зверь чудовищем не являлся и мог бы просто жить свободно, кабы не выбрал неподходящую добычу. Однако, если приходилось выбирать, кому жить, а кому питать живущего… Рив выбрал место для обороны, воззвал к Дару, готовясь расправиться со свирепым хищником, от которого не смог убежать. Гигантский кот показался довольно быстро, коричнево-серый, пятнистый, не такой пушистый, как перед зимой, но всё равно огромный, сильный, голодный. Обычно мурзы любили охотиться из засады, как и все одинокие кошачьи, но не всегда. Запах новой добычи вызвал любопытство, а оно, как известно, не одну кошку сгубило. Эта, однако, не напоролась на Спиральное Лезвие.
        Когда мурз готов был уже прыгнуть на маленького человека, наверху раздался вой, и крик, и визг, что-то с треском принялось носиться в ветвях, заставив кота присесть, испуганно заозираться. А потом на землю спрыгнул мандрил. В руке старика грозно вращался, издавая свист и вой, боевой шест; сам же симиан походил на ополоумевшего дикаря, скакавшего и плясавшего в чём мать родила. Оправившийся от шока зверь хотел было утихомирить безобразника, но в течение десяти мгновений ока получил пять тяжёлых ударов шестом по морде, после чего симиан как-то материализовался на его загривке, вцепившимся в шкуру и колотящим по бокам. Обезумевший от ужаса мурз заметался, мяукая и ревя, да так и пропал среди отдалённых деревьев.
        Тобиус долго стоял на своём месте, не зная, как ему всё это понимать. Что, ахог подери, всё это было? Откуда… что? Что?!
        - Я повидал глупых недоумком, но такого как ты… н-да, надо же быть настолько безмозглым, чтобы позволить рукатту настигнуть себя на земле. Ты то, на дерево взобраться не мог?
        Голос доносился сверху, оттуда, где на лиане, сжимая её пальцами ног, висел давешний спаситель. Живой, невредимый, с пугавшей беззубой улыбкой.
        - Да я так… к смерти приготовился… Он же кот, он же меня и на дереве достал бы.
        - Дурной, совсем дурной! - расхохотался незнакомец. - На дереве ты был бы быстрее! Ха-ха! Идём!
        Симиан без страха спустился на землю и позвал Тобиуса за собой, что было необычно для подобных ему.
        - Что, из города сбежал?
        - Нет.
        - С каких пор вас стали отпускать так далеко? А! Две блестяшки! Хорошо выслужился, раб? - Ужасная улыбка, хитры прищур.
        Тобиус не стал отвечать.
        Старик привёл его к своему скромному жилищу, небольшой пещере, перед которой виднелись следы кострища, а внутри наблюдались самые примитивные предметы быта, которые можно было придумать. Новый знакомец назвался Ригари и предложил разделить с ним трапезу. На вопрос, не являлся ли он святым отшельником, Ригари лишь расхохотался.
        - Я отшельник, но не святой! Совсем не святой!
        Коренья, ягоды, насекомые, молодые побеги, всё это в изобилии было предложено гостю. Хозяин же старательно перетирал пищу с помощью камней, прежде чем отправить её в рот, так что времени на разговоры было предостаточно, а поговорить Ригари любил.
        - Я происхожу из Яркого народа! Мы самые лучше воины! Но не самые многочисленные, понимаешь?
        Тобиус кивал, запоминая, - сару-инкса.
        - Наши дальние родичи Клыкастые, хоть и мельче нас, но больше их было всегда, и на скалах своих сидели крепко. Так что наш народ во все времена крутился рядом с их народом, во всех больших войнах вместе выступали. Воевали с Длиннохвостыми, с Носатыми воевали, с иными. Ты слушаешь?
        - Более внимательно, чем ты можешь себе представить.
        - Хорошо. Я был отроком тогда, когда Длиннохвостые пришли. Они опять воевали с Клыкастыми, все наши мужчины были с родичами, но небольшой отряд Длиннохвостых оказался далеко от главных битв. Заплутали, наверное, наткнулись на наше поселение. Женщины похватали детей и давай бежать, у меня же матери не было, да и сам я давно в подростках ходил. Ну и глуп был.
        Мандрил забросил в пасть раздавленное месиво и громко зачавкал, упуская отдельные комки.
        - Конечно, мням-мням, мне дали по голове, посадили в мешок и, мням, очнулся я уже в Ронтау, мням, голодный, слабый, давно не пивший и капельки воды. - Заскорузлые пальцы принялись чесать под бородой. - А там и воспитатели взялись за дело. Бывал в яме?
        - Да.
        - Меня там пытались превратить в раба, да только непросто учить того, кто больше тебя и с зубами, длинными как пальцы! - Старик загоготал. - Правда… зубы-то они мне выдрали потом, видишь?
        Тобиус видел только восемь больных источенных резцов, а на месте клыков не осталось даже отверстий в дёснах, - давно заросли.
        - Но оказалось, что я плохой ученик, ха! Несговорчивый, сколько ни бей! Я сильный, выносливый и злой! Ха! Они сделали из меня таскальщика! Тащи туда, тащи сюда! А я дрался! И кусался чем было!
        Тобиус нахмурился.
        - Как тебя не убили? Если бы кто-то из нас нынешних попытался так себя вести, нас истыкали бы стрелами!
        - Стреляли! Сюда, сюда, вот сюда! Хотели убить и убили бы, кабы в тот последний раз, не попала мне в руки палка! Длинная!
        - Боевой шест?
        - Он самый! Я ведь знаю, как они любят махать им, как больно бьют! Видел много раз! Так и я могу! Сам один побил два десятка Длиннохвостых! Лучший день в моей жизни, клянусь Образом Предка!
        Ригари залился торжествующим гоготом, держась за мохнатый живот.
        Сару-хэм сильно удивились, внезапно узнав, что раб со вздорным нравом, слабо поддававшийся воспитанию, проблемный и ненужный, оказался гением. Как-то так сошлись над ним звёзды, что сару-инкса из какой-то богом забытой деревни, где все сражались бронзовыми клинками и никогда не брали в руки дурацкое оружие Длиннохвостых, уродился гением этого оружия. Палкой махать - не бронзу ковать, подумаешь! Когда мастера из «военной академии» прознали о таком способном недоумке, они не смогли приструнить своё любопытство и вытребовали его к себе. Так у Ригари появилась новая жизнь, в которой не нужно было больше таскать грузы и слушаться воспитателей. Всё, что он делал теперь, это махал боевым шестом и колотил молодняк Длиннохвостых. Он и стариков колотил бы, да только они оказались не лыком шиты и сами его поколачивали, вбивая новые знания о том, как надо лучше махать палками.
        - Я много лет прожил среди них, размахивая шестом, - говорил симиан, поглаживая длинную бороду, - много-много лет. Они стали давать мне дурацкие белые одёжки, в которых сами ходили; учить держать спину ровно… Скудоумцы! Так же неудобно и смешно до одури! Зато кормили хорошо!
        - Так и как же ты оказался… здесь?
        Мохнатые брови недоумённо изогнулись:
        - Ушёл, конечно! Они мне не сказали, пустоголовые, что я могу уйти! Ты представляешь?!
        - Нет, - честно ответил Тобиус.
        - Они сказали однажды, что я «уважаемый городской старшина» и «свободен делать всё, что мне заблагорассудится»! Понимаешь?! Оказалось, я уже много лет как мог уйти, а они мне даже не сказали!
        - Постой-постой, - остановил старика человек, - то есть ты всю жизнь прожил в Ронтау и занимался обучением Длиннохвостых бою на шестах?
        - Я колотил их палкой!
        - За твой вклад в это благородное искусство тебя, недоумка, возвысили, превозмогая врождённое отторжение сару к инаким?
        - Меня заставляли носить неудобные тряпки и смешно ходить! Издевались!
        - Может они и железный венец на тебя надевали?
        - Тот кругляш? Кажется, он в пещере валяется. Хочешь, бери себе.
        Тобиус сидел неподвижно и буравил собеседника взглядом.
        - Чего? Они мне зубы выдрали! - насторожился тот.
        - Ты достиг всего и просто ушёл?
        - Там было плохо.
        - Но почему тогда ушёл так недалеко?
        - Я состарился в этом дурацком городе! - вдруг вспылил Ригари, подскакивая на месте. - Куда мне идти?! Мать мертва, отец тоже давно мёртв, - раз уж я старик, он давно уже лёг в землю! Куда мне идти? Никуда! Здесь живу!
        Потребовалось время, чтобы старец успокоился.
        - Здесь живу, - повторил он, вяло работая камнем.
        Волшебник смотрел в сторону, переваривая нежданное душеизлияние нежданного знакомца. Одинокий старик, живущий уединённо, отказавшийся от общества, которое всегда считал чужим себе. Ему, как и Вийдже, было одиноко, и так получилось, что единственным годным собеседником оказался незнамо кто из чужедальних земель.
        - От тебя как-то странно пахнет, Красномордик, - подозрительно отметил Ригари.
        - Слушай, а хочешь, я починю твои зубы! - выпалил Тобиус быстро и неожиданно даже для самого себя.
        Ригари опешил.
        - Как это?
        - Я заменю тебе все зубы на новые, здоровые и красивые! - продолжал серый волшебник. - Будут они такие, что сможешь орехи со сколупой пережёвывать!
        - Зачем мне есть орехи со скорлупой?!
        - Незачем, но просто сможешь! И клыки! Длинные, как положено!
        Мандрил явно не поспевал за мыслью.
        - Это как это?
        - Не спрашивай! Предлагаю честную сделку: ты учишь меня махать палкой, а я возвращаю тебе зубы! Каково, а?
        Замешательство старика было понятно, - сару-хэм, среди которых он провёл жизнь, являлись восхитительными фармацевтами, прекрасными лекарями, могли определить тысячи болезней и подобрать тысячи лекарств, но когда дело доходило до зубов, методы их мало чем отличались от человеческих «выдрать и забыть», если прежде лекарства не помогли. До зубных протезов цивилизация лесных обезьян как-то не додумалась.
        - Ты хочешь вернуть мне зубы, Красномордик, а взамен нужно просто избить тебя палкой?
        - Избивать долго и усердно.
        - Самая лучшая сделка в мире! - расхохотался мандрил и пустился в пляс, хлопая в ладоши.
        С тех пор Тобиус постоянно приходил в гости к старику и просто проводил операции прямо в пещере. Если бы не магия, всё это закончилось бы ужасными травмами и обширным сепсисом, но с набором необходимых заклинаний человек менял один зуб на другим, ускоряя процессы заживления, не допуская заражений. Протезы он вытачивал из древесины шелковицы сам, по заранее снятым меркам, полируя, укрепляя, накладывая чары долговечности в несколько слоёв. Сначала были заменены все оставшиеся жевательные зубы, вставлены недостающие, затем резцы и лишь в последнюю очередь маг занялся клыками. Так как они были потеряны раньше прочих, челюсть успела значительно деформироваться и пришлось постараться, чтобы вернуть гордость мандрила на законное место.
        В обмен на эти чудесные услуги радостный Ригари от души колотил благодетеля боевым шестом. Этот симиан был прост душой и чист помыслами, ему не приходили вопросы о том, как, почему и откуда? Зубы возвращались, они были крепки и надёжны, дёсны не болели, а еда перестала быть проблемой! Ну разве же не любимец он Образа Предков?
        Занятия были долгими, изнурительными и болезненными, иных способов обучения Ригари не понимал и не признавал. Он вообще был очень плохим учителем, но зато очень хорошим воином и его ученикам приходилось на ходу вырабатывать рефлексы, либо копить травмы. Самое лучшее и самое опасное обучение.
        Тем же путём шёл и Тобиус, остервенело отбивавшийся от урагана ударов, который был везде и одновременно нигде. Стиль Ригари являлся для такого человека как он пределом мечт, ибо мандрил, не обладавший длинным хвостом, довёл до совершенства приёмы, подходящие именно для него.
        - Давай, давай, Красномордик! Сверху! Снизу! Сверху! Снизу! Сверху! Сверху!
        - Аргх! Ты же сказал «сверху»! - возопил маг, получив удар в бок и валяясь теперь на земле.
        - А ты мне больше верь, может чему и научишься! - радостно приплясывал вокруг старый симиан. - Давай, давай! Наивный и глупый как сопляк Тенсей! Тоже всегда верил, что сверху! А-ха-ха-ха-ха!
        Маг стал подниматься, потирая болящие рёбра и успел присесть, когда шест пролетел над головой.
        - Ты учил Тенсея? - Кувырок через голову, шест снова в руках, прыжок, серия ударов, выпад, обратный кувырок через голову..
        - Учил, учил! Слева! А! Молодец, не поверил! Я всех их колотил! Ха-ха! Жив ещё сопляк Тенсей?
        - Жив, жив, аргх!
        Шест Ригари врезал по пальцам левой руки, маг потерял концентрацию и, получив тычок в живот, вновь оказался на земле.
        - Подарил мне этот шрам!
        - Дурной нрав! Всегда был дурной нрав!
        - На себя бы…
        Ураган ударов погнал человека кувырками и зигзагами под хохот и гиканье. Когда тот наконец выдохся, Тобиус был загнан на дерево, сжимая в руке обломок палки, которой отбивался.
        Часть 3. фрагмент 15
        - Хорошо, хорошо, - одобрительно говорил старик, - чему-то я тебя научил, а? После десяти лет тренировок, сможешь вернуть Тенсею должок! И другую половину лица тоже подпорть, на память о любимом учителе!
        Заливаясь хохотом, Ригари, отправился к пещере.
        - Правда, в одном ты его уже превзошёл, - в выносливости! На редкость выносливый недоумок, и где таких делают?
        Тобиус не был выносливым, он был неуязвимым. Чары защищали его от травм, позволяя впитывать удары без последствий. Иные ученики мандрила уже по дюжине раз отправлялись бы к лекарям, зато маг быстрее учился. Больно правда было неимоверно.
        - Последний зуб, - сказал он, подсаживаясь к костерку.
        - Покажи мне его!
        Клык перешёл в руки будущего хозяина, отполированный до блеска, выбеленный, прочный как железо, но лёгкий и острый.
        - Красивый!
        - Ещё бы. Столько времени убил на него. Готов?
        - Готов! Уже почти язык не прикусываю!
        Ригари улёгся прямо наземь, подложил под голову камень. Тобиус же достал из корзины несколько бутонов солодки, перетёр в ладонях и рассыпал над лицом мандрила, попутно накладывая чары. Пусть думает, что это травы его усыпляли всё время. На всё ушло не больше часа, и то только потому, что расковыривать давно заросшую десну старика, а потом сращивать её заново в надежде, что протез хорошо займёт своё место во рту, - дело непростое. Опять же баланс между глубоким магическим сном без боли и полной остановкой сердца должно выдерживать, бодрый и бойкий Ригари был всё же стар.
        - Ну вот, открой сомкнуты негой очи, старик, всё готово. Улыбнись миру полным набором!
        Симиан разлеплял глаза медленно и зевал так устрашающе, что поджилки тряслись. Он проверил раненным языком все четыре кинжала во рту, потрогал пальцами и пришёл в восторг. Радости не было придела, старый Ригари приплясывал, кружился на месте и прыгал через себя, плюя на годы.
        - А-ха-ха-ха-ха! Все мои! Вернулись! А-ха-ха!
        - Рад, что смог тебе угодить. Ну что, продолжим?
        - Продолжим! Продолжим! Бери палку, Красномордик! Сейчас я щедро тебе отплачу! - ликовал учитель.
        Изнурительный бой без пощады, заставлявший выживать на грани возможностей стал Тобиусу наградой. Прыжки, удары, перекаты, защита, атака, обман, вновь атака.
        Усталый, но довольный, волшебник покидал уединённое жилище в преддверии сумерек.
        - Приходи завтра, Красномордик! Я ещё многому тебя научу, пока кости целы!
        - Приду, приду, - с улыбкой хмыкал рив себе под нос.
        Когда он пришёл не следующий день, Ригари был мёртв.
        Мандрил скончался во сне, лёжа у себя в пещере на небольшом выступе, в позе умиротворения и даже с тенью улыбки на лице. Получив назад свои зубы, старик спокойно завершил жизненный путь.
        Серый маг вынес тело из пещеры и закопал, ибо погребальные обряды сару были приближены к человеческим. Душу следовало словно семечко положить в землю, дабы она смогла прорасти в другом живом существе. Нехитрая утварь покойного интереса не представляла, разве что валявшийся на земле в самом углу железный венец, покрытый ржавчиной, Тобиус взял. Просто на память. Он старательно не хотел верить, что его манипуляции с погружением Ригари в беспамятство могли оказать плохое воздействие на организм и приблизить конец.
        Воткнув в изголовье могилы шест покойного, волшебник отправился прочь с лёгким чувством печали.

* * *
        Лето одна тысяча шестьсот тридцать третьего года выдалось жарким и богатым на дела. В пору света и тепла Ронтау прирастал населением, - на его площадях в нижнем и верхнем городах открывались рынки, где бойко торговали рыжие орангутанги, а также иные сару из различных земель. Этих допускали в пределы города маленькими группками и под строгим присмотром, ради чужедальних товаров, ради олова, меди и их дочери бронзы, ради медов, воска, золотых украшений и редких специй. У Тобиуса, проходившего по улицам-ветвям, порой в глазах рябило от разнообразия всяких обезьян.
        Это произошло в четырнадцатый день месяца юла, в самом разгаре лета, когда мир был светел и казался безопасным. Тобиус уже некоторое время не совался за пределы частокола, его посылали разносить лекарства, на рынок, с письмами. В тот день серый маг вернулся как раз с рынка.
        Когда он успел лишь войти во двор, из дома опрометью выметнулась Вифани. Глаза её были круглы от страха, рот приоткрыт, а говорила девушка, постоянно запинаясь.
        - Там… мать… иди! Я за… я за лекарем!
        Она умчалась прочь длинными прыжками, неизящно, однако очень быстро. Тобиус вошёл в дом и вскоре нашёл старшую из хозяек в гостиной. Локра лежала на мягких подушках, скрючившись в позе эмбриона, и страдала от боли. Незаметно пробудились диагностические чары, позволившие волшебнику изучить состояние внутренних органов лекарши и через минуту у него был диагноз. Всё очень плохо.
        Возложив на неё руки, маг подарил облегчение, утихомирил острую резь и уселся рядом на пол. Всё время, пока не вернулась девушка, он боролся с желанием достать из-за пазухи нож и быстро сделать дело.
        Вифани привела с собой пожилого симиана и его молодого ученика, после чего человек тихо удалился за дверь и замер в коридоре на случай, если понадобится. Он рассеял обезболивающие чары, чтобы диагноз был поставлен правильно и некоторое время слушал ответы Локры, перебивавшиеся стонами и вскриками. Определившись во мнении, лекарь дал женщине усыпляющее зелье.
        - Боюсь, ваше подозрение полностью верно, госпожа Вифани, - говорил он, выходя в коридор, - прискорбно, очень прискорбно.
        Руки девушки были сцеплены на груди, необычайно бледная, она словно ничего перед собой не видела, но смогла ответить кивком.
        - Не провожайте.
        Лекарь, преисполненный сочувствием, вздохнул и направился к выходу, увлекая за собой помощника. Тобиус неслышно выпрямился за спиной Вифани и долго они стояли так, она - потерянная где-то, а он - в ожидании её возвращения. Наконец человек подошёл ближе.
        - Мы можем поговорить?
        Девушка вздрогнула, обернулась, вспоминая о его существовании и по тому, как изменилось её лицо, стало понятно, - это плач. Она тихо и бесслёзно плакала на его груди, дрожа всем телом, безуспешно пытаясь овладеть собой, пока Тобиус гладил скорбящую по спине.
        - Прошу, послушай меня, это важно.
        Он проводил Вифани в гостиную, где в медикаментозном сне лежала её мать, и усадил рядом с низеньким столом на подушки.
        - Вы уже знаете, что это?
        - Мы знаем, - ответила она, глядя на Локру, - воспаление гокара.
        Маг кивнул:
        - И как вы это лечите?
        Вифани чуть вновь не зарыдала, но усилие воли сдержалась.
        - Это не лечится.
        Такого ответа рив и боялся. Лечить аппендицит медикаментозно либо при помощи заклинаний умели только лучшие целители человеческого мира. Парадокс, - волшебники одерживали победы над страшнейшими пандемиями, могли поднимать на ноги полумёртвых, отращивать утраченные части тел, а излечить воспаление маленького кусочка кишки без вскрытия, не могли.
        - И что же теперь, она просто умрёт?
        Руки девушки подрагивали то и дело.
        - Не сразу. Пройдёт несколько мучительных дней, или недель, это всегда происходит по-разному. А потом быстрая, но болезненная смерть. Не выживает почти никто.
        Он ощутил желание вспылить от этих слов. Взглянул на себя и на это желание со стороны, возвёл стену, отогнал эмоции. Не время. Совсем не время.
        - Её можно спасти.
        Красные глаза взглянули на него.
        - Мы знаем эту болезнь тоже. Без правильной помощи всё будет так, как ты сказала, но если рядом вовремя окажется толковый лекарь…
        - Такой как ты?
        - Да, такой как я. Разреши мне, и я закончу за четверть часа.
        - Что разрешить?
        Его рука скользнула за отворот полумантии и вынырнула обратно, сжимая в пальцах ножны с атамом.
        - Операцию.
        Сказанное слово испугало её больше внезапно обнаруженного оружия, сама идея оказалась пугающей. Сару-хэм познали высокое искусство хирургии, однако если дело касалось операций на брюшной полости… табу. Абсолютный запрет. Именно из-за него Длиннохвостые с незапамятных времён выбрали своим главным оружием дробящие шесты и презирали Клыкастых с их рубящими тесаками.
        - Хочешь вырезать из моей матери душу?!
        Она взвилась, горя негодованием, подпитываемым болью, заранее глухая к любым доводам и объяснениям. И всё же, идти против ураганного ветра, - это ли не то, что должны уметь волшебники?
        - Я делал это уже не раз…
        - Блажь!
        - Никто не умирал, худшие последствия, - проблемы с пищеварением…
        - Это богохульство!
        - Нет же, я не отрицаю существования души, я лишь говорю, что она не в животе…
        - Прекрати! Я не позволю тебе резать мою мать!
        - Но я мог бы спасти её…
        - Или убить!
        - Говорю же, Вифани…
        - Хватит, Тарка! Хватит! Наши народы разделяют тысячелетия! - вскрикнула девушка. - У нас разная физиология! Посмотри на себя! Короткие ручонки и ноги-ходули! Ты всегда готов нырнуть в воду, всё время ищешь острых специй, которых мало кто ест! Чем ещё мы отличны? Ты знаешь?! И я не знаю! Так что я не позволю рисковать душой моей матери! Как бы сильно ни желала ей долгих лет, слышишь?!
        Его ладони сжались в кулаки, а на вспотевшем лбу проступила жилка. Бывали времена, не часто, но всё же бывали, когда Тобиус сомневался. В своей вере. Греховность сих сомнений не подлежала обсуждению, и всё же…
        Волшебники редко тянулись к религии, ибо они знали, а знание несовместимо с верой. Волшебники знали о богах, они знали, как можно говорить с богами, заключать договоры, вести дела. Не с Ним, конечно, Он не нуждался в их помощи, Он затмевал своей мощью всех прочих, но всё же, вопреки всем догмам Амлотианства, Он был не единственным, и Тобиус, опалённый амлотианин, под гнётом знаний и таких жизненных обстоятельств как нынешние… сомневался.
        Вера являлась его выбором, утолением нужды, которая возникала не в каждом сердце, и, бывало, она требовала слишком многого, слишком властно. Церковь двигала вперёд науки, пестовала светлых разумом мужей в монастырях, но при этом запрещала многие благие дела, которые могла бы воплотить магия. И порой Тобиус… сомневался.
        Церковь извела всех люменомантов, убила одно из сокровищ Валемара, просто потому что никто и ничто не может быть настолько же чистым, как Господь, никто и ничто не имеет права воскрешать мёртвых, и не служить Господу. Временами Тобиус… сомневался в целесообразности религии как таковой, и ныне, находясь так далеко от ближайшего амлотианского храма, он видел, что не только его родная вера могла стать помехой на пути к заветной цели. Даже на таком коротеньком, таком простом пути.
        Серый волшебник вышел вон, взобрался на крышу и уселся там на прогретой черепице в тени листвы. Подтянув колени к подбородку, словно незрелое дитя в минуты душевных терзаний, он просидел так много часов, слушая шум листвы. В голове гудели пчёлами, сталкиваясь друг с дружкой мысли о вере и о болящей женщине внизу, которой было так легко помочь. И так трудно. Магия открывала великий набор возможностей, давала власть неописуемую для обычного смертного. И всё было не то.
        Он мог… что? Усыпить Вифани и провести операцию так, что не останется даже тоненького шрама? Он мог это сделать, несомненно, нарушая все принципы этики. Но что тогда? Что он мог знать о живых душах и о том, как с ними потребно обращаться? Эта магия была утрачена вместе с величайшими волшебниками прошлого. Вера формирует реальность, - это он знал точно. Вера мага в свою магию позволяла ему ею пользоваться. Вера тысяч людей в бога, сосредоточенная в клирике, могла дать последнему власть над силами природы, наделить даром целить или сокрушать, повелевать животными, чудовищами и даже нежитью. Насколько сильно верили симианы в местоположение своих душ? Достаточно ли, чтобы их вера определила реальность?
        Но что тогда? Всё изменить? Он ведь и это мог. Его маяк, его медная обезьяна, была в городе, находилась выше, в том большом дворце, куда маг наведывался пару раз ночами. Она так понравилась городским старшинам, что её не пустили на переплавку, и оставили на видном месте, в каком-то, возможно, зале совета?.. Тобиус мог начать вещать через неё в любой момент. Он мог объявить незнакомым с магией существам от имени их бога, что душу так просто не потерять, что хирургия брюшной полости больше не табу, возрадуйтесь… Обманом перевернуть устои части самобытной цивилизации ради того, чтобы получить возможность спасти одну жизнь и невзирая на то, что в будущем такое изменение породит ещё много религиозных войн, в которых будет утрачено много иных жизней… этика, проклятая ты сука, иди вон!
        Прошло много времени с последнего раза, когда он обращался к своей Путеводной Нити. Времена метаний и поисков самого себя прошли, волшебник нашёл своё место в мире и с величайшим облегчением успокоился. Дальнейшие решения он принимал уже легче, полагаясь на наитие, как бы трудно ни было, как бы далеко ни забирался. И вот вновь сомнения вернулись. Прикрыв глаза, волшебник ушёл глубоко в себя, почти на грань сознания, растворился в медитативном трансе.
        Так прошла ночь и вместе с тем, как пробуждался мир, возвращался в реальность и Тобиус. Он очнулся. Медленно из-за затёкших конечностей спустился с крыши и вернулся в гостиную, где не сомневался застать своих хозяек. На Вифани было больно смотреть, эта ночь стоила ей нескольких лет жизни, не иначе.
        Волшебник приблизился молча и сел рядом, отрешённый и спокойный.
        - Должен быть другой путь. Найди его.
        - Что?
        - Должен быть другой путь.
        - Нет его, - тихо и хрипло ответила девушка. - Если бы был, разве же я бы…
        - Ты не слышишь меня, Вифани, - подался он чуть вперёд. - Должен быть другой путь. Любая возможность, любой шанс, сколь бы неочевидным он ни был. Думай.
        Страдания ожесточили её обычно приятный облик, добавили морщин, заострили скулы.
        - Ты стал слишком много себе позволять. Невзирая на моё отношение к тебе, Тарка, это недопустимо.
        - Накажешь зарвавшегося недоумка позже, когда сможешь заставить эту умную голову работать и дашь матери шанс. А теперь соберись, Вифани! Я должен сделать… вещь! Но я не смогу её сделать, пока ты не скажешь мне, что это за вещь! Любая возможность! Даже невозможная!
        Он смог по-настоящему напугать её напором, вероятно, впервые за время их знакомства. А страх заставлял думать вне привычных границ, заставлял искать выход там, где прежде его никогда не было. Вифани задумалась.
        - Алхимия, - сказала она почти неслышно.
        - Что - алхимия?
        Девушка убрала с лица непослушную прядь, она была измотана, но ещё не опустошена, полный знаний мозг работал.
        - Помнишь, что ты говорил об этой вашей великой науке? Что легло в основу изысканий первых алхимиков?
        - Желание найти панацею и эликсир бессмертия.
        - Панацея, - повторила Вифани чужеродное слово, - лекарство от всех болезней. У нас есть рецепт.
        - …Ещё раз?
        - Мы знаем, как приготовить лекарство от всех болезней, это непросто, однако все ингредиенты есть. Кроме одного, самого редкого и тяжёлого в добыче.
        Вифани ушла и вскоре вернулась из лаборатории матери со свёрнутым рулончиком шёлковой бумаги. Он был расстелен на столе, предлагая читателям письменность сару-хэм, в которой Тобиус уже неплохо разбирался.
        - Это «Сказание о Талручине», - сказала девушка, - герое древности, которого почитают многие народы, приписывая себе родство, хотя на самом деле он был нашего роду-племени. Текст описывает подвиг Талручина, его победу над опустошающим голодом, явившимся из Великой Пущи. Герой, бесстрашный воин, лучший из всех, он единственный не погиб, но смог одолеть чудовище, заманив его в ущелье и забросав камнями. Ты слушаешь?
        - Нет, я читаю… опустошающий голод, бессмертное чудище, исцелявшее все свои раны, огромный рог на голове, сосредотачивающий живительную мощь. Ахог меня побери, ну конечно, почему бы и нет!
        - Тарка?
        - Вы можете приготовить панацею из рога этого чудовища?
        - У нас есть рецепт…
        Тобиус прикрыл лицо руками, потёр глаза, лоб.
        - Ты меня пугаешь, Тарка.
        - Почему всё должно быть так сложно? Почему нельзя… на что нужно пойти из-за… я не знаю.
        Отняв ладони от лица, он некоторое время слепо и неподвижно таращился в стену.
        - Теперь я знаю, что за вещь должен сделать. Нужен рог.
        - Это невозможно.
        - Не мешай, я думаю… нужен рог, но с живого не добыть. Пока он жив, рог неразрушим, он прочнее алмаза. Убить же… убить этого великана… Я постараюсь вернуться так быстро, как только смогу. Не знаю, сколько времени это займёт, но я постараюсь…
        - Куда это ты? - не поняла молодая лекарша.
        Он сжал и разжал кулаки.
        - Ты уверена, что нельзя просто взять и удалить воспалённый гокар, Вифани?
        Ответа не последовало.
        - Тогда мне ничего не остаётся, кроме как убить для вас мифическое чудовище.
        Девушка мотнула головой:
        - Это существо не мифическое и у него есть имя, - дохмаргвон, гигантский плотоядный ящер с непостижимыми регенеративными способностями. Он обитает в Великой Пуще и со времён Талручина забредал в наши земли ещё дважды. Его невозможно убить, не силами одного сару.
        Волшебник слегка растерялся.
        Часть 3, фрагмент 16
        - Х-хорошо, и как тогда вы с ним справлялись?
        - Также как Талручин, - ответила Вифани устало, - заманивали в ущелье и забрасывали камнями. Многие гибли, но в итоге мы спасали страну от разорения и получали ценнейший ингредиент.
        - Ущелье ещё существует?
        Ей было тяжело, бессонная ночь, полная переживаний, сделала своё дело и теперь девушка еле соображала.
        - На юго-западе, да…
        - И что его можно использовать?
        Несколько глубоких вздохов, борьба с тяжёлыми веками.
        - Конечно. Расчистить, пригнать дунтранков ко входу, заготовить камни. Там их много, но нужно время, чтобы приготовить обвал… Таковы заветы Талручина, - быть готовыми. Но эти чудовища редки, они появляются раз в несколько сотен…
        Человек почти не сомневался:
        - Я приведу!
        - Мне не до шуток, - отвернулась Вифани.
        Волшебник наклонился и мягко повернул её лицо к себе, заглянул в глаза.
        - Я приведу сюда это чудовище и заманю его в ловушку. Если иного пути ты не приемлешь, так тому и быть. Я сделаю это. Приготовь всё необходимое.
        - Ты не в своём уме.
        - Я вершитель судеб, тот, кто подчиняет законы мироздания и обращает их себе в услужение. Чего я стою, если не могу спасти одну хорошую жизнь… рискнув тысячами других? Будь готова!
        Он покинул дом без разрешения хозяйки, ушёл, сделался незаметным и проскользнул на верхние ярусы кроны, ко дворцу, где устроился на самой высокой крыше. Серый маг сидел там недолго, собираясь с мыслями, бормоча словоформулы, затем достал из-за пазухи ритуальный нож. Атам был перехвачен за клинок и поднят, слова складывались в заклинание, под веками проявлялось видение: комната, где стояла статуэтка. Тобиус видел её смутно, однако достаточно, чтобы заметить движение, различить симиана, старательно подметавшего пол. Человек дёрнул рукой с ножом и внизу, в здании раздался звон. Ещё раз, ещё.
        - Призовите ко мне старшин, дети, ваш бог желает молвить слово! Немедленно… чего встал?! Домёл? Хорошо. Живо созвать старшин! Шевелись!
        Громкий и низкий голос, доносившийся из статуэтки, произвёл некоторый эффект. Вскоре симианы внизу заметались и с разных концов города стали съезжаться важные шишки. На памяти их подобное ещё не случалось, так что все были немного взвинчены и не знали, как себя вести. К их счастью, «бог» пришёл не просить советов, а давать их.
        - Готовьтесь, дети мои. Вскоре явится к вам ужас из лесов, опустошающий голод. Схороните народ за стенами и подготовьте ущелье, запасите камни побольше и в большом количестве. Ведите туда стада тучные и ждите… ждите… ждите…
        - А… - донеслось до мага через статуэтку, - сколько нам…
        - Сколько потребуется! - разъярился «бог». - Я о вас беспокоюсь, предупреждаю, а вы даже подождать не можете! Неблагодарные! Смотрите мне! Всех в лягушек превращу!
        - А… почему в лягушек?
        Связь была разорвана и смысла задерживаться в Ронтау не осталось. Тобиус встал на волшебное крыло и полетел в указанном направлении, туда, куда указывала Вифани. Ему пришлось постараться, чтобы найти каменистое плато, в подножье которого было ущелье, высокое, длинное, извилистое. Тысячи разновеликих камней валялись в той части леса, от крошечной гальки до валунов размером с дом. Если подумать, прикинуть масштабы, то это ущелье как раз подходило для того, чтобы в него прошёл даже очень большой парзух и свободно добрался до самого конца. Там, однако, из-за строения своего тела, длинного и узкого, гигант должен был оказаться сдавлен и потерять возможность развернуться. Умно.
        Решив немного помочь, волшебник стащил к концу ущелья множество больших и средних глыб, - обезьянам предстояло и без того много тяжёлой работы.

* * *
        Это место лежало к западу от реки, в чащобе, заброшенная медвежья берлога, вход в которую скрывали заросли бузины. Птицы в том месте пели тише, мало какой зверь осмеливался приближаться, лес казался настороженным… что было странно, ибо когда Тобиус отыскал это место, оное ничем особым не выделялось.
        Преодолев заросли, серый волшебник спустился под землю и прополз до самого конца на четвереньках, ощущая при этом довольно тяжёлый смрад. Берлога и прежде розами не благоухала, теперь же… Тобиус пережил несколько неприятных мгновений, когда свет одинокого мотылька выхватил из темноты пугающие очертания чего-то окровавленного. Фрагмент кости черепа с торчащим рогом, вероятно, турий. Тут и там земляной пол чернел пятнами крови, были видны обрывки чьей-то шкуры. Посреди сего безобразия мирно дремал маленький чёрный мячик с ушами.
        Тобиус ткнул в компаньона пальцем.
        - Лаухальганда, вставай, вставай, друг, пора действовать…
        Крупные зубы клацнули, едва не откусив магу несколько пальцев, Лаухальганда зевнул протяжно, навострил уши.
        - Мряу?… Мря… Мря-я-я! Мря! Мр-р-ря!
        Он прыгнул и повалил человека, заливаясь радостным мяуканьем, облизывая.
        - Довольно! Хватит! Я тоже скучал, но… хватит! Лаухальганда, у нас очень важное дело! Пожалуйста, давай выберемся, здесь невозможно дышать!
        Уже при свете дня волшебник поведал своему компаньону о задумке и молчание того было красноречивее любых слов.
        - Я знаю, что это глупо. Я знаю, что вероятность погибнуть крайне высока, но знаешь…
        - Фря.
        - Пожалуйста, не в таких выражениях…
        - Фря.
        - Я всё понимаю, но если не мне такое по силу, то никому.
        - Фря.
        - Нет, я просто… ты со мной или здесь подождёшь?
        - Мря! - радостно отозвался подлец, преисполненный восторгом от грядущего приключения. Ему было плевать на смертельную опасность, он просто хотел пожурить человека за долгое отсутствие.
        Из широкого рта появился жезл, а следом и сумка пожаловала. Воссоединение с собственным магическим артефактом вышло скоротечным, но трогательным. Тобиус взял инструмент в руку, сжал пальцы и почувствовал, как энергия волной прокатилась по астральному телу, появилось чувство полноценности, прироста в силе.
        - Как я скучал… Пойдём! Нет, полетим!
        - Фря?
        - Знаю! - ответил маг. - Прежде я всегда передвигался на своих двоих либо по воде, просто потому, что, летя на скорости, легче вляпаться во что-то, чего не успел разглядеть. Но! Сейчас времени у нас нет, и мы готовы рисковать. Полетим!
        Крылья Орла подняли волшебника на огромную высоту, вознесли над кронами самых высоких древесных исполинов и начался путь обратно. Расстояния, что занимали бы дни тяжёлого пути покрывались за часы и даже стало казаться, что прежде Тобиус напрасно ограничивал себя в вольном полёте… пока он вдруг ни с того, ни с сего не угодил в воздушный колодец и мгновенно рухнул на высоту шагов в сотню1. Серый маг просто провалился без видимой причины, когда чары, державшие его на лету, ослабли, а плетение замигало перепадами напряжения гурханы. Тело, несомое инерцией, с треском кувыркалось сквозь ветви деревьев, кожа лопалась от ударов, кровь рубиновыми каскадами орошала кору, и треснуть бы черепу от встречи со стволом, кабы стабильность плетения не восстановилась вдруг.
        # # 1 80 метров.
        Он сызнова взмыл, чувствуя, как ветер жёг раны, как с хрустом возвращались на место вывихнутые кости и как Исцеление исправляло полученный ущерб. Позади не было ничего, никаких волнений в астральной прослойке бытия, никакой доступной для восприятия аномалии, маг просто чуть не умер.
        Решение лететь немного ниже, над самыми верхушками, едва не стоило ему жизни, когда из зелёного моря крон выметнулись длинные лианы. Укоротив их Алмазными Лезвиями, он прибавил скорость, но ещё до темноты в небе появилось три чёрных силуэта с острыми крыльями. Издавая пронзительные крики, они проявили упорство и чудеса воздушной акробатики, следуя за добычей, уворачиваясь от боевых заклинаний. Семь потов сошло с Тобиуса, прежде чем он смог убить одну тварь и отвязаться от двух оставшихся. Маг продолжил полёт, держась подальше от обширной меловой плеши. Он совершенно не желал вдыхать дурманящий разум воздух того места.
        Тревожная ночь прошла на дереве, в небольшом дупле, где давно уже никто не жил, а днём следующим стало немного легче. Место, вытоптанное сражавшимися бегемотом и парзухом ещё не успело полностью зарасти. Разумеется, вечного ящера там больше не было, он давно вырвался из ловушки. Тобиус нашёл то самое дерево, которое бегемот повалил на хищника первым, истерзанное когтями, изуродованное, местами лишённое коры и, что самое важное, всё ещё в коричневых пятнах. Часть обломавшихся ветвей попортила хищнику шкуру и в древесине ещё сохранилась кровь.
        - Слава Господу-Кузнецу.
        От ствола была отделена большая бурая щепка. Несмотря на прошедшее время, на смену сезонов, на влажность, она смогла сохранить в себе ценную субстанцию, - кровь парзуха. Ну что ж, пора было посмотреть, чему научила Тобиуса Дикая земля.
        Древесины было набрано с избытком, окровавленные щепки погрузились в котелок мага и варились там в смеси эликсиров, пока вся кровь не была изъята. Крохотные её частицы извлекались из котла и помещались внутрь чаши, вылепленной из Лака Обновления. Прошло два с половиной дня, прежде чем удалось собрать из дерева достаточное количество органического материала.
        Книга открылась на нужной странице, там, где маг изобразил письмена, увиденные в пирамиде на болотах, а по пути к месту битвы дополнил своими измышлениями. Немало времени за прошедшие месяцы он провёл, крутя в памяти эту головоломку, исписывая шёлковую бумагу, пробуя восполнить пробелы одними элементами, другими, терпя неудачу за неудачей в попытках понять суть заклинания. И, как водится, перебрав все неправильные варианты, маг нашёл единственный правильный, единственный рабочий. По крайней мере такой, из которого что-то получилось. Много символов осталось без применения, но те, что смогли стать частью единой системы оформились в заклинание. Не будь Тобиус знаком со столькими гранями Искусства, не имей столь широких, хоть и не глубоких знаний, он не преуспел бы. Но он преуспел.
        Словоформулы были повторены много раз подряд, пока гурхана струилась из тела мага сквозь восстановленную кровь. Бурая жидкость ходила ходуном внутри сосуда, становясь гуще. Наконец чаша вырвалась из рук и содержимое ударилось оземь плотным упругим комком. Тобиус смахнул со лба пот и улыбнулся:
        - Круоромантия1 освоена. Меня могут за это сжечь… потом.
        # # 1 Магия Крови.
        Комок, медленно переваливаясь, пополз куда-то, такой омерзительный, но вместе с тем такой забавный малыш, движимый единственным желанием, - вырасти. А чтобы вырасти ему требовалось больше крови, которая находилась в теле хозяина. Будучи посаженным обратно в чашу, он пытался лезть наружу, безошибочно тянясь в сторону парзуха.
        Гигантский хищник ушёл далеко на северо-запад, не став преследовать упущенную добычу, и маг отправился за ним. Вновь рискуя шеей. На своём пути он едва не стал добычей стаи существ, похожих на голых восьминогих кошек с шипастыми хвостами, которые мчались по ветвям в тысячу раз ловчее симианов. В другой раз из чащи выметнулась ладонь, на которой уместился бы трёхэтажный дом; чудом проскочив меж пальцев, Тобиус поднялся над деревьями и продолжил полёт. Сквозь Истинное Зрение он выглядывал большие ауры, обширные источники жизни, и ведает Господь-Кузнец, этого в Дикоземье было хоть отбавляй, пока, наконец, не нашлась та единственная.
        Зверь неспешно двигался по лесу, продолжая свой вечный поиск пищи, неутолимо голодный, бесконечно жадный, беспощадно яростный. Он берёг силы, выискивал что-то достаточно большое, ради чего стоило ускориться.
        - Что ж, - чаша с кровянником улетела вниз, - с нами Господь-Кузнец, что может пойти не так, верно?
        - Фря! - донеслось из сумки.
        - Разберусь!
        Тобиус снизился, полетел между деревьями, быстро нагоняя ящера, а когда проходил над шипастой спиной, ударил по ней Топором Шааба. Взлетая выше, он слышал… он ничего не слышал, ибо гигант молчал, и это было жутко. Крутой вираж и новый заход с уже несколькими взрывными снарядами. Затем были Ледяные Копья, Каменный Кулак, Кислотные Стрелы, всё, чтобы причинить парзуху боль, разъярить его как следует, заставить сшибить пару деревьев, а потом, снизившись, припустить прочь в соблазнительной близости от пасти….
        - Получилось! Получилось… Господи, не дай сгинуть!
        Волшебник мчался испуганной мухой, слыша, как великан древнего мира сотрясал землю позади. Звук его шагов придавал такой скорости, что окрылённый страхом Тобиус смог бы опередить канареечного йуки1!
        # # 1 Один из самых миниатюрных настоящих драконов, известных науке. Имеет ярко-жёлтую чешую, тонкую и лёгкую, предпочитает избегать любых конфликтов. Считается одним из самых быстрых летунов в Валемаре.
        С безумной скоростью волшебник стремился на юг, подогревая интерес чудовища к себе всё новыми ударами. Приходилось держать выверенную дистанцию, чтобы не стать кусочком плоти между зубами, но и не позволить вниманию гиганта рассеяться. Надо было подпитывать его интерес, разжигать тихую ярость, не позволять отвлекаться на иную добычу. Лишь одно было хорошо, - там, где нёсся парзух, все остальные охотники до человеческой плоти растворялись среди зелени.
        Это оказалось ровно настолько тяжело, насколько Тобиус ожидал. Вечный ящер не нуждался в сне, он лишь время от времени бросался на ту или иную дичь, что оказалась недостаточно расторопна чтобы убраться с пути, а вот Тобиус уставал. Прилив Сил поддерживал его всё хуже, требовался сон. Он держался как мог, перебивался короткими передышками, прячась от преследователя на самой вышине, после чего приходилось бросаться искать парзуха. Поразительно было, какое расстояние гигант покрывал за три-четыре часа, когда терял из виду больно жалившую муху.
        Ценой огромных усилий Тобиус обвёл парзуха по широкой дуге, минуя меловую пустошь, и явился в царство симианов, в надежде, что сару-хэм не подвели. Серый волшебник протащил великана к ущелью, успевая замечать, что деревни и подвесные дороги пустовали, а в воздухе витал запах горелого. Сару-хэм стянули народ за городские стены и подпалили костры, чтобы напитать воздух леса дымом и спрятать запах массы живого мяса, дрожавшего за исполинским частоколом. Слава Господу-Кузнецу, они действительно знали, что делали!
        Пролетев по обезьяньему лесу, волшебник вывел парзуха к подножью плато, туда, где при входе в ущелье, теперь перекрытом изгородью, собрались сотни голов скота. Тобиус сделался незаметным и взмыл вверх, глядя, как вечный ящер, уже забывший о нём, ринулся к невесть откуда взявшейся добыче. Трубя в ужасе, дунтранки потекли прочь от ограды вглубь ущелья и вскоре парзух ворвался следом, не обратив внимание на тесные каменные стены, что превышали высотой его самого.
        Бойня растянулась по всей длине, хищник прошёл от начала до самого конца и закончил кровавый пир, добравшись до тупика. Стоило воплям скотины стихнуть, как над краями ущелья поднялись сотни симианов и сотни камней единовременно рухнули вниз. Зверь заметался, но поздно, - он был в ловушке, длинное тело не могло развернуться, чтобы обратиться в бегство, а камнепад лишь наращивал скорость. Полетели вниз огромные валуны, которые подкатывали и сбрасывали десятки крепких мужчин; они рушились на хребет, ломая колючки, придавливали тело ко дну всё сильнее. Шло время, камни мельчали, но не переставали падать, засыпая тело, гигант задыхался, еле-еле мотал тяжёлой головой. В определённый момент его огромная пасть открылась и парзух подал-таки голос, издал протяжный тоскливый рёв, обращённый небесам.
        Когда поток камней наконец иссяк, с краёв ущелья на верёвках спустились симианы. К тому времени из-под завала торчала только голова и часть шеи; пасть, огромный как скала рог, глаза, что заволакивала туманная дымка. Это могло тянуться сутками, куча камней ещё шевелилась от толчков пленённого тела, гигант пытался выбраться, выплыть.
        Часть 3, фрагмент 17
        Не намереваясь давать ему шанс, сару-хэм накидывали на рог верёвки, падали от судорожных рывков, но продолжали накидывать и тянуть, закреплять верёвки, обездвиживать. Самые смелые, в числе которых был тейд Тенсей, подступили вплотную с молотами и плоскими медными штырями огромной длины. Они были приставлены к основанию черепа и началось вбивание, брызнула кровь, забился о стены рёв, симианы вновь оказались разбросаны, но тут же возобновили работу. Несмотря ни на что они вбили штыри меж позвонков, повредив нервы, после чего голова прекратила двигаться. Следующими были главные кровеносные сосуды, которые оказались перерублены, а во избежание заживления ран, в них вставили деревянные щиты.
        Огромное число сару-хэм уже смелее опустились с высоты и начинали работать топорами, пилами, медленно, упорно отделяя громадный череп, пока тот не отпал и крови не стало ещё больше. Верные заветам Талручина, его потомки убили опустошающий голод.
        Тенсей, весь бурый от крови, подступил к голове с зубилом и молотом. Он уже сильно устал, но всё равно не пожалел сил и времени на откалывание небольшого куска кости, который победоносно поднял в руке и издал вопль радости. Каким-то неведомым образом этот осколок из его пальцев выскользнул, а куда упал никто не увидел.

* * *
        Тобиус вошёл в дом, скрипя половицами. Вокруг было тихо и пусто. Шаг, другой, третий. Из гостиной выметнулась тонкая фигурка со всклокоченной головой, измождённое лицо, бледная кожа, острые скулы. Окровавленный кусок кости был выхвачен из протянутой руки и фигурка метнулась обратно.
        Волшебник уселся на пол прямо там, спрятал лицо в грязных ладонях, чувствуя, как они дрожали, как наваливалась невероятной тяжестью скопившаяся усталость. Хотелось уснуть, и он смог бы, но заставил себя встать, заставил идти, в гостиную, в приёмный кабинет, в лабораторию, где металась исхудавшая за долгие дни и бессонные ночи Вифани. Измельчала, смешивала, подогревала, растворяла, выпаривала. Вокруг царил беспорядок, запахи гари и испорченных лекарств наполняли дом. Сколько раз она избавлялась от простоявших ингредиентов и начинала заново?
        Всё собралось в чаше тонкой бронзы, под которой горел огонь, помешивания походили на священный ритуал, девушка едва дышала, глядя в зеленоватую муть…
        - Готово, - прошептала она, - готово…
        Вифани без сил упала на колени и упёрлась руками в пол.
        - Помоги… помоги мне, Тарка.
        Тобиус налил немного мути в чашку, поднял почти невесомою лекаршу и перенёс её в гостиную, где лежала Локра. Воздух был тяжёлым, болящая выглядела страшной, измученной, она едва держалась, опоенная сонными зельями.
        - Мамочка, - Вифани смогла взять чашку, - мамочка, пейте. Мамочка, молю…
        Рот болящей приоткрылся не без помощи Тобиуса и лекарство было влито, после чего ладонь дочери крепко закрыла его и прикрыла ноздри пока не услышала звук сглатывания. Мгновенья длились что часы, и вот, обе женщины уже спали. Поглядев на это, волшебник вздохнул, и упал ничком.

* * *
        Когда он проснулся, в сумраке гостиной раздавался тихий плач. Голова Вифани лежала на коленях матери, и Локра гладила дочь, заботливо собирая растрёпанные волосы в какое-то подобие порядка. На лице старшей хозяйки было облегчение, замешанное на печали, но тень улыбки всё равно заставляла её выглядеть счастливой.
        - Что случилось, Тарка? - тихо спросила женщина. - Она не говорит мне, только плачет.
        - Чудо, госпожа. Из лесов вышел дохмаргвон, однако мы были предупреждены. Осколок его рога удалось доставить в срок.
        - Это действительно чудо, - рассудила Локра и склонилась к дочери. - Ты смогла завершить такой сложный рецепт, Вифани? Моя дочь, моя ученица, такая умная, такая способная. Отец был бы горд тобой.
        - Мне достаточно того, что вы живы, - шмыгнула носом девушка, - это было почти невозможно, почти… но мы смогли!
        Тобиус поднялся и стал пятиться.
        - Нет! Стой! - встрепенулась девушка. - Мама, это он! Это он совершил чудо! Мама, это он привёл чудовище из лесов и подготовил ловушку!
        - Милая, что ты…
        - Клянусь памятью отца! - в широко распахнутых глазах Вифани не было места лжи.
        Старшая женщина не сразу поборола замешательство.
        - Это как-то связано со всеми теми ночами, что вы провели вместе? Хм? Не смотри на меня так, дочь, это мой дом, я знаю обо всём, что происходит под его крышей.
        - Но… почему тогда…
        - Потому что ты очень умная девочка и никогда не наделала бы никаких глупостей. К тому же, невзирая на все его достоинства, Тарка… он… о Образ Предка, посмотри на него, ну кто бы позарился на такого? Он ужасный!
        - Вы меня ещё без грима не видели, - пробормотал Тобиус.
        - А я… а я… Я с ним целовалась!
        Это признание одинаково поразило всех, даже саму Вифани.
        - Что?! - взвизгнула чудом спасённая от смерти Локра. - Что?! Ты - что?!
        - Мама, я была на всё готова, чтобы мой первый поцелуй не достался этому отсталому дураку Гароу! Даже поцеловать недоумка!
        - Это было немного обидно, госпожа.
        - А что ещё своё первое ты не готова отдать Гароу?!
        - Мама, вашу жизнь спасли не для того, чтобы вы могли делать такие несуразные и отвратительные намёки!
        - Я устал. Если вы не против, я пойду спать.
        Его не замечали, он больше не был важен. В доме вновь появилось две сильные женщины, чьё противостояние восстановило естественный баланс. Какое-то время мать с дочерью будут радоваться тому, что опасность миновала, и это прекрасно, ибо что может быть лучше смерти, с которой удалось разминуться на волоске?
        Прогретый чердак, пахший травами и, немного, пылью, принял измученного человека, дав ему покой на целых трое суток беспробудного сна.
        Когда же Тобиус восстановился, его ждал серьёзный разговор внизу, на кухне. Вопреки обыкновению, пищу приготовил не он, а предстоявшая утренняя трапеза должна была пройти наравне с хозяйками.
        - Прежде всего я должна принести извинения, - молвила Локра, чей лик приобрёл необычную свежесть.
        Лекарство не только спасло лекарше жизнь, но и явственно обновило организм, эффект был поразительным.
        - За что же, госпожа?
        - Я не уделила тебе должного внимания, не отнеслась серьёзно к твоим странным познаниям в области травоведения. Дочь всё мне рассказала, провела для меня несколько ал-хи-ми-чес-ких опытов. Всё это время под моей крышей жил учёный муж, но я была слепа. За то приношу извинения.
        - Извинения приняты, - ответил маг, глядя как перед ним расставляли тарелки с пищей. - Спасибо, Вифани, всё выглядит так аппетитно… Мне понадобятся рецепты.
        - Печёных яблок? Супа? Медовых плодов шелковицы?
        - Рецепты ваших лекарств. Медицина Длиннохвостого народа, а вернее, слух о ней, провели меня через сотни опасностей. Вифани многому меня научила, мало кто дома смог бы сравниться с ней в искусстве врачевания. Однако теперь я жажду получить рецепт лекарства, ради которого тащил сквозь леса опустошающий голод. Разумеется, вы мне ничего не должны, я делал это не награды ради, но… это лекарство от всех болезней… оно многим сильно помогло бы.
        - Если ты смог бы добыть для своего народа дохмаргвона, - безусловно помогло бы, - согласилась Локра.
        Панацея, приготовляемая без применения магии, - думал маг, - это такое сокровище, обладание которым может перевернуть весь северный мир. Знание, являющееся чистым сокровищем, таившимся в лесах тысячи лет, не ради этого ли он отправился в такую даль?
        - Если ты согласишься остаться среди нас, и продолжишь играть роль, которую придумал, - сказала Вифани, - мы передадим тебе секрет лучших лекарей Ронтау. Правда мама, мы пришли к согласию?
        - Под твоим напором не выдержали бы даже внешние стены города, дочь!
        - Он привёл из леса дохмаргвона, мама! Дохмаргвона! Привёл и выжил! Вы делали что-то подобное когда-либо? А кто-то из нас, лекарей, делал? Нет! Но мы достойны, а он нет?
        - Мы Длиннохвостые, милая, а он чужак, - спокойно констатировала мать. - И вообще, как можно привести дохмаргвона? Он не дунтранк…
        - Я сел ему на рог, держа длинный шест, на конце которого была верёвка с привязанным куском мяса. Видя мясо, он просто шёл туда, куда я желал его направить.
        Объяснение было столь абсурдным, что обе женщины долго разглядывали краснолицего симиана, не вполне веря, что они услышали то, что услышали. Волшебник молча ел, по пробуждении он ощущал драконий голод.
        Наконец Локра сокрушённо покачала головой.
        - Я передам тебе секрет рецепта, панацеи, как ты её называешь, ибо ты совершил нечто вроде эпохального поступка. До единоличного подвига Талручина не дотягивает, но будь я проклята, если не успела распрощаться с жизнью в страшных муках, а потом эти муки прекратились и никому не пришлось платить своей жизнью за мою. Никому кроме опустошающего голода.
        - Это стоит благодарности, - вставила слово Вифани.
        - Кроме того вновь наступает золотое время для лекарей. Из тела гиганта мы сможем создать столько прекрасных лекарств, что влияние и богатство Ронтау возрастут на несколько поколений. Пусть Образ Предка накажет меня, если это не заслуживает награды!
        - Но никому другому об этом лучше не рассказывать, ибо Тенсей и остальные старшины могут рассудить, что долг долгом, а инородного соглядатая лучше удушить, - вновь внесла ясность девушка. - Так ты согласен, Тарка?
        - Я…
        - Последний момент, который нужно прояснить, - подняла руку старшая хозяйка, чьё помолодевшее лицо сделалось вдруг твёрдым и жестоким, - никаких больше поцелуйчиков!
        - Мама, какой ужас! Вы позорите нас обеих перед светлым умом иной цивилизации!
        - Я согласен, - ответил маг, понимая, что его вновь никто не слушал, - никаких поцелуйчиков.

* * *
        Сон был как явь, ясный и чёткий, но не настолько, чтобы можно было без оглядки поверить в его реальность. Тёмное, каменистое побережье, над которым парили крикливые чайки, пена, сгущавшаяся в лакунах меж скал, увешанных гнившими водорослями, шум моря, которого маг никогда не слышал своими ушами.
        Он стоял на большом чёрном камне, мокром, поросшем ракушками, в основании косы, уходившей от берега. Солнце палило ярко, но отчего-то было холодно, а небеса округ светила заволакивала тёмная дымка. На губах оседала горьковатая соль.
        В дали из пучины поднималась на колоннах небольшая выпуклая крыша, на которой сияла откованная из металла звезда, солярный знак о восьми щупалец. Ветер завывал в ушах всё громче, начинался отлив.
        Морская вода отходила от брега, обнажая косу, а та стремилась всё дальше и спускалась всё ниже, превращаясь в дорогу из каменных столбов. Постройка с колоннами росла тоже, становясь из небольшого павильона в вершину шпиля, венчавшего громаду подводного храма. Это был храм. Любой созерцатель в мире сказал бы, что это храм. Любое разумное существо во вселенной узнало бы в этом здании храм. Вниз, к подножью архитектурного комплекса и вела дорога-коса.
        Тобиус долго следил за монументальным памятником, который лишился жидких покровов и испытывал смутное сомнение. Солнце пылало ярко, но день оставался холодным и тёмным, внося свою лепту в тяжесть предчувствия. И всё же человек сделал шаг, покорный тихому голосу, звавшему вниз. Чем дальше отходило море, тем шире и величественнее становился храм; немало времени минуло прежде чем стопы волшебника коснулись оголившегося дна морского. Он шествовал меж живых коралловых рифов, переступая через захлопывавших раковины моллюсков, отбрасывая с пути крабов, мокрые ракушки, утопая в песке.
        У храмовых врат не было створок, громадный зев портала встречал волшебника тёмной пустотой и лишь две большие статуи по краям зорко следили за ним улыбаясь.
        Моряки северного мира, которым довелось повстречаться с этими рыбами, звали их морскими ахогами или чёрными быками, но моряки южного мира, знавшие их намного лучше, наградили сих существ сотнями имён, каждое из которых предупреждало о смерти на чёрных плавниках. Армолебусы, гухоны, бурн’йа’нтуу, панцирные акулы. Они были велики, самой природой ли, волей магов-создателей ли закованы в гибкий чёрный панцирь с мощными рогами и спинным плавником столь твёрдым, что им можно было вспарывать днища многих кораблей. И они улыбались. Твёрдые пасти морских ахогов навечно застыли в широких злобных улыбках, с которыми эти твари терзали свою добычу. Убийцы, наслаждавшиеся муками, любители играть с беспомощными жертвами: есть по кускам, томить в долгом кружении, топить несчастных сухопутных тварей, а потом возносить к поверхности ради глотка воздуха чтобы опять топить.
        Две полноразмерные статуи этих морских чудовищ наблюдали за человеком, входящим под своды храма.
        Воспоминания об ужасах, пережитых в подземных руинах просыпались, выходили из самых далёких закоулков подсознания и словно призраки, возвращавшиеся к жизни, обретали плоть. Во сне Тобиус потерял возможность удивляться чему-либо, но чистым разумом он понимал, что это могло быть важно, что наяву маг утратил путь к ценному знанию. Проснувшись, он вновь лишится этих новообретённых богатств, закроется от них, чтобы не повредить разум… или это они скроются от человека, чтобы утаить важное? На грани рассудка пыталась выжить мысль, о том, что надо было вцепиться и держать, не расставаться с этим сокровищем, но меж нею и помыслами серого мага воздвиглась стена спокойного безразличия. Тревогам и удивлению не могло быть места в таком сне, всё что было важно днём, не имело значения ночью.
        Холодная и влажная темнота приняла его в свои объятья, и там, где шагал по лужам человек, стены озарялись мягким светом. Поверхность колонн внутри храма навечно запечатлела в себе двуглавых морских змеев и исполинских кашалотов, сражавшихся с глубинными кракенами; тысячи подводных жителей отдали свои образы на украшение священной обители богов моря, тысячи понятных и тысячи невиданных, безобразных, чуждых пониманию созданий обретались там. Среди рыб и моллюсков мелькали силуэты русалок всех мыслимых форм и размеров, от карликов, до китообразных гигантов, и все морские обитатели переплетались в причудливых хороводах вокруг повторявшегося вновь и вновь символа - Солнца Глубин.
        Неизвестные зодчие украсили храм и статуями тоже, их было много, стороживших перекрёстки, большие залы, следивших за Тобиусом, карабкавшимся по бесчисленным лестницам. И все эти статуи изображали одних и тех же тварей, верных стражей затопленного храма, - морских ахогов. Казалось, что из всех обитателей морских, помещённых в храм, эти чудовища занимали совершенно особое место.
        После долгих скитаний, серый маг явился в долгую залу с очень высокими потолками, которые, как и полы, и стены, покрывали искусные барельефы. Снизу собрались всевозможные твари глубин, и в каждой из них, от кита до крошечной креветки скульпторам удалось воплотить выражение нижайшего поклонения. На стенах же застыли виды колоссальных и чужеродных городов, погружённых на морское дно. В частности, одна стена не была украшена пейзажем, о нет, барельеф её покрывавший был настолько ужасен, что пелена отрешённости созерцателя впервые поколебалась. На той стене изображались тысячи крошечных угловатых фигурок, которые падали, кувыркаясь, вниз. Рыбы вокруг них говорили о том, что фигурки на самом деле не падают, а тонут; внизу же, у самого пола была изображена во всю ширь стены громадная пасть, полная зубов, великих как горы. Она раскрылась, ожидая утопленников, неумолимо приближавшихся к её безразмерному зеву.
        Отдельного слова была достойна картина, помещённая на потолок. Всё то колоссальное пространство занял силуэт, выложенный тёмными ракушками по более светлой голубовато-зелёной эмали. У силуэта был человеческий торс с парой рук и голова, во лбу которой горел единственный глаз-самоцвет; вместо ног же силуэт имел множество длинных и коротких щупалец, извивавшихся и заполнявших большую часть потолка.
        В самой середине пола располагалась круглая дыра, совершенно огромная, тёмная, уходившая в бесконечный мрак под морским дном. Приближаясь к ней, Тобиус чувствовал запах протухшей рыбы и гнилых водорослей, который мог бы поколебать кого иного, не вдыхавшего зловонья болот мёртвой слизи. Волшебник вновь хранил совершенный покой, понимая умом, что любая разумная тварь бежала бы прочь из этого страшного места и от любых воспоминаний о нём тоже. Ничто живое не обрело бы в глубинном храме благ и радостей, только бесконечную тоску забвения рядом с ожившими ужасами древности.
        Часть 3, фрагмент 18
        Но те думы не властвовали над Тобиусом, он шагал к краю дыры, откуда слышал беззвучный зов. К краю дыры, которая своей огромностью, своей пустотой, запахом, что поднимался из неё, могла свести с ума. Голос призывал серого волшебника приблизиться и заглянуть. Бросить один только взгляд… Он встал на самом краю. Так близко, что кончики пальцев ног оказались вровень с кромкой, хватило бы сильного порыва ветра, чтобы маг упал туда, на глубину, под дно морское, туда, где было так глубоко, что… что… Зловонье мёртвой рыбы выбивало из головы мысли. Будто за непроглядной чернотой внизу раскинулось бесконечное кладбище выброшенных на сушу китов, раздувающихся и взрывающихся от переполнявших их трупных газов. Мысли растворялись в этом запахе как в едкой кислоте, что не мешало слышать безмолвный призыв. Сделать шаг, - всё, что было нужно. Сделать шаг. Всего один шаг.
        Человек медлил, удерживая себя тем, что создал сам за годы медитаций и тренировок. Воля волшебника должна быть крепка, и именно эта воля не позволяла ему покориться зову, что сломал бы и подчинил простого смертного без промедления. Воля волшебника и отчаянное противление подсознания удерживали Тобиуса.
        Нет, - решил он.
        Храм вздрогнул мелко и в его тёмных влажных галереях зародился шум. Начавшись тихо, он переродился уже громкий и свирепый, рёв моря, которое возвращалось во свои владения. Величественная и ужасная постройка укутывалась в покровы пенного прилива. Совсем скоро всесокрушающий поток воды ворвётся в залу, подхватит крошечного человечка, не заметив и изольётся в пустоту под дном морским. Тобиус предвидел это, но ужас так и не смог завладеть им до самого последнего мгновения. Лишь когда мутная волна, в которой метались огромные тёмные силуэты, ворвалась в залу и нависла над человеком, пелена безразличия рассеялась…

* * *
        Он очнулся в ночи, не осознавая, слышит ли ещё грохот морской воды, или это шум реки, доносившийся снизу? Сердце колотилось в груди, каждое мгновение грозя разорваться, но при этом удалось устоять, не рухнуть со скалистого берега, на котором он оказался.
        Немного дрожа, волшебник сделал шаг назад, затем ещё несколько, пока не упал на седалище и не смог выдохнуть. Бескрайнее иссиня-чёрное небо простиралось над ним, прекрасное полотно, прибитое к небосводу серебряными гвоздиками звёзд, такое красивое, по-летнему чистое… наделённое единственным лишь изъяном, который будто решил испоганить небеса Валемара навеки.
        Кошмары вернулись более полутора недель назад, поджидали редкие часы сна, когда волшебник отвлекался от работы над книгой заклинаний и от исследований. Только теперь они были иными. Шепчущий не брал Тобиуса в свой плен, не устраивал мучительных пыток, силясь проникнуть на глубинные слои сознания. Теперь человека всегда ожидал поход в храм.
        Он мало что помнил по пробуждении, сны улетучивались из памяти, но всегда было море, всегда был отлив и огромное здание, в обманчивой пустоте которого обитало нечто очень большое. И дыра, пугающий путь под морское дно. Эти образы сохранялись в памяти фрагментарно, слишком яркие, чтобы можно было их забыть. Как правило всё заканчивалось одинаково, Тобиус удерживался от опрометчивого шага и вместе с приливом к нему возвращалась возможность чувствовать ужас. На этом спасительном плоту серый маг и выныривал в явь. Но никогда прежде он не покидал своего спального места. Никогда прежде не оказывался на берегу реки. Одного шага не хватило на расставание с жизнью.
        Предаваясь тяжёлым думам, Тобиус отправился назад в город по душной и жаркой ночи.
        Агостар скоро должен был перевалить за середину, и погода стояла жаркая. Солнце с особой яростью палило днём, а ночи не приносили обитателям Ронтау облегчения. Ещё немного смущал запах.
        Верно, тот, кто живал рядом с шелковицей знал, во что превращается земля под деревом в сезон плодоношения - в ковёр пятен разного оттенка с характерным и довольно сильным запахом. Плоды великого баньяна, правда, не были чёрными, отчего не красили улицы нижнего города, падая. Однако в них же было и больше сахара, больше сока, так что те из плодов, которыми не успевали заняться сборщики, разрывались внизу, поливая всё вокруг и привлекая тучи пчёл, ос, мух. Время выдалось непростым.
        Кроме же роёв мелкого гнуса появились в Ронтау и иные летуны, огромные, грязно-белые, долгожданные. Шелковичные черви, объедавшие крону с весны, уже давно облепили ветви и ствол громадной шёлковой паутиной, в которую вплетали крупные белые коконы, - невероятное количество шёлковой нити. Сару-хэм не дожидались, пока все бабочки созреют, о нет, сметливые обезьяны бригадами, состоявшими исключительно из Длиннохвостых, лазали по дереву и срезали коконы, спуская их на землю.
        В нижнем городе к тому времени гончары слепили из глины и обжигали огромную чашу, целый бассейн, стоявший на земле своей центральной частью, но возвышавшийся краями. Работа была непростой, однако у них имелся многовековой опыт. В эту чашу, залили чистой воды, разожгли под ней костры, и стали партиями погружать коконы. Опытные шелководы, не боявшиеся горячего пара, ухватывали концы шёлковых нитей и крепили их к большой деревянной катушке с рукоятками, после чего варившиеся коконы начинали разматываться путём вращения катушки. Десятки их кружили в горячей воде часы напролёт, пока не разматывались целиком и в воду не попадала уже погибшая куколка.
        Оные несостоявшиеся бабочки считались среди сару-хэм сезонным деликатесом. Чем больше коконов разматывали шелководы, тем больше исключительно питательного белка попадало на столы обезьян, и вот это мясо они ели с куда большей охотой, чем плоть дунтранков.
        Что же до той золотой сотни, до шелковичных червей, которых пастухи отмечали как самых здоровых и многообещающих за кем постоянно следили и чьи коконы не отправили в кипяток, эти счастливцы смогли закончить перерождение и вышли, став огромными грязно-белыми бабочками, совершенно безобидными и беззащитными тварями, которые не способны были даже летать, - только перепархивать с ветки на ветку, предаваясь любовным утехам. Век их был короток под жарким солнцем, они не нуждались в пище и питье, только лишь продолжение рода являлось их смыслом на этом окрылённом этапе жизни. Волшебник сделал немало зарисовок в свободные минуты.
        Вернуться в верхний город не составило Тобиусу труда, но оставалось лишь задаваться вопросом, как он смог во сне проделать путь сверху через стену к самой реке, не привлекая ничьего внимания.
        Тогда рив попросил у Локры первый за время своей службы день отдыха. После того, как они заключили договор, и сама лекарша стала учить человека наиболее сложным рецептам лекарств прошло не так много времени, но учиться у неё оказалось настоящей честью. Тобиус понял это, когда осознал всю глубину познаний женщины в фармацевтике и травоведении, а в той части алхимии, которая была доступна Длиннохвостым исторически. Серый волшебник был усерден в учёбе и работе, но вот уже некоторое время, лишённый здорового сна, он ощущал упадок сил. А теперь ещё вот это.
        - Мне нужно немного отдохнуть. День, может, два. Если вы не возражаете.
        Локра насмешливо покачала головой:
        - Тарка, мы много лет жили с Вифани вдвоём, и справлялись как-то. А ты слишком хорошо отыгрываешь слугу, хотя мы более не относимся к тебе как к таковому. Ты можешь отдыхать столько, сколько тебе нужно.
        С тех пор серый маг занимался лишь медитацией. Проходили часы, менялось время суток, а он сидел на чердаке без движения, погружаясь всё глубже внутрь себя. Всегда следовало искать причины внутри. Медитативный транс, самоотрешение, встреча с темнотой, что живёт за глазами, и поиск. Балансирование на грани между преследованием цели и непониманием любых целей, потерей способности вообще что-либо понимать. Тобиус искал то, что почти смогло заставить его умереть, но не преуспевал. По крайней мере, однако, он больше не спал. Отныне медитация заменяла ему иной отдых, неполноценный, но наилучший суррогат. Пока он не сможет разобраться с этой новой напастью.
        Утро семнадцатого агостара ознаменовалось тем, что с восходом солнца на чердак забрался Лаухальганда. Чего стоило мячику без конечностей залезть наверх по торчавшим из стены кирпичам оставалось лишь гадать, ибо компаньон никогда не проделывал этого фокуса прилюдно. С тех пор, как Тобиус принёс его в город, Лаухальганда целыми ночами исследовал Ронтау, его любознательности было где развернуться, а потому в ту злосчастную ночь он не остановил отправившегося погулять волшебника. Мимик при всех его достоинствах оказался слишком несообразителен в некоторых тонкостях человеческого поведения.
        Но кроме появления блудного мячики, утро сие оказалось примечательным ещё и потому, что стоило солнцу взойти, как далеко внизу забили барабаны. Тобиус вообще не слышал их ударов иначе как в праздничные дни, а семнадцатое агостара праздником не являлось никаким. Однако барабаны били.
        Он спустился на кухню и впервые за последнее время принялся готовить завтрак, за чем волшебника застала сонная ещё, растрёпанная Вифани. Войдя на кухню зевая, она быстро запахнула ночной халат и несколько мгновений стояла сконфуженная, не вполне понимая, что происходит.
        - Ты разве… ты не… М-м?
        - Барабаны разбудили, - соврал Тобиус. - Что за праздник?
        Она задумчиво взяла протянутую ей пиалу с травяным отваром.
        - Наверное, гункангом приехал. Как всегда в это время года.
        - Это ещё что? Я такого слова не знаю.
        - Странно, хотя… Гункангом это…
        Тобиус попытался вникнуть в её объяснения и, стесав некоторые углы пришёл к выводу, что в Ронтау приехал паладин, или же «высокодуховный защитник».
        Со слов Вифани, этим словом называли лучших воинов народа сару-рилл, лучших воинов всей страны сару, если на то пошло, которых воспитывали в Горкагохоне, Храмовом городе, где обитал Каменный народ. Паладинов среди сару почитали решительно все, их заслуги перед народами страны были неоспоримы и именно поэтому каждый из редких визитов приветствовался громом барабанных ударов.
        - В Горкагохоне, - говорила Локра, подсаживавшаяся к столу и принимавшая миску овсяной каши с шелковицей, - стоит Храм Предка и Каменный народ охраняет его. В Храме Серебряные мастера воспитывают паладинов, которые странствуют всюду и защищают нас от чудовищ, порождаемых Великой Пущей.
        - Так это благодаря им сей край столь безопасен?
        - В том числе, - Вифани с упоением хрустела свежей зеленью, - стражи городов постоянно следят за всякой дрянью, которая приближается к нашим владениям, но изначально расчистить земли от всех ужасов помогали именно паладины. Теперь же они в основном ведут охоту в землях между владениями разных народов, охраняют дороги, торговцев, отзываются на призыв о помощи, когда появляются твари, с которыми невозможно сладить сами.
        - Если бы дохмаргвон явился к нам неподготовленным, власти Ронтау сразу послали бы за помощью к сару-рилл. Они наделены особой силой.
        - Какой такой силой?
        - Особой, - повторила за матерью дочь.
        Жуя свой тутовник пополам с щетинниковым хлебом, запивая отваром, Тобиус крепко задумался над тем, что, вероятно, в город пришёл его собрат по Дару. Наделённые особой силой паладины? Почему бы и нет? Судя по всему, этот гость будет принят с высочайшим почтением, окажется среди старшин, и Тобиус намеревался поглядеть на него исподтишка.
        Правда он не ожидал, что встретит этого самого загадочного гостя намного раньше запланированной вылазки на верхние уровни кроны.
        Началось всё с того, что сразу после полудня на улице зазвучали голоса флейт, бубенцов и барабанов, отчего все соседи высыпали из жилищ. Нарядная процессия двигалась чинно и неспешно, держа в своей середине огромного всадника на жутком скакуне.
        Сару-рилл являлись близкими родичами - Тобиус не усомнился ни на мгновение - унгиканских равнинных горилл, и волшебник мимоходом ухмыльнулся созвучию их названий. Тем временем процессия остановилась, и всадник оказался как раз напротив их дома. Верхом он выглядел очень большим, но лишь когда паладин спустился на землю стало понятно, насколько же он всё-таки был огромен. Прямоходящая горилла с очень длинными руками и короткими ногами возвышалась надо всеми живой горой. При желании она могла бы сжать голову любого симиана в своей чёрной ладони как крупное яблоко; покрытое бурой шерстью тело с невероятными плечами и большим животом покрывали явно созданные Длиннохвостыми шёлковые одежды, а поверх них сидели доспехи… выточенные из дерева. Искусно подогнанные, украшенные прекрасной резьбой, вскрытые многими слоями лака и несшие следы битв, эти тяжёлые латы состояли из древесины робинии, чем поразили человека. С плеч паладина ниспадал белый шёлковый же плащ, контрастировавший с коричневой бронёй, а рукоять меча виднелась из-за матерчатого пояса. Чернокожее лицо выглядело сосредоточенным и серьёзным.
        - Госпожа Локра? - пробасил он.
        - Это я, - поклонилась лекарша, за которой последовала её дочь, а семейный слуга и вовсе опустился на четвереньки.
        - Не окажете ли честь приглашением в ваш дом?
        - Вся честь будет оказана мне, мастер.
        Сару-рилл пришлось сильно наклониться чтобы попасть под кров, а потом двигаться очень осторожно, чтобы не проломить стены и не задеть головой потолочные балки. Последнее было весьма непросто, так как из-за мощного сагиттального гребня на черепе голова паладина имела весьма вытянутую макушку. Кое-как проникнув в гостиную, гигант опустился перед столом на колени и уложил рядом вытащенные из-за пояса ножны с мечом.
        Тобиус быстро поставил на столик поднос с дымящимся травяным отваром и выскочил в коридор. Он успел оглядеть гостя очень внимательно, во многих диапазонах, и пока что не ощутил никакой магической силы. Это разочаровывало.
        - Чем мы обязаны вашему визиту, мастер?
        - Дела политические, - был дан ответ. Паладин взял пиалу как рюмку и сделал очень маленький глоток. - Я прибыл в Ронтау, чтобы сопроводить отсюда в Горкагохон караван. Как и всегда в это время года мы собираем послов, а также торговцев чтобы устроить осеннее торжище и пополнить наши запасы. В этом году, однако, мне велели просить вас присоединиться к каравану.
        - Меня? Я всего лишь скромный лекарь.
        - Один из лучших, если верить старшинам Ронтау. Вы и ваша дочь приготовили эликсир, возвращающий жизнь и здоровье, когда воины города повергли дохмаргвона. Весть об этой славной победе облетела всю страну уже.
        - Многие собратья по ремеслу знают рецепт.
        - Но немногим удаётся его правильно воплотить. Мне приказали просить вас нанести визит в Горкагохон ради Серебряного Монкнута.
        Лекарши посмотрели друг на другу.
        - Как он… поживает?
        - Мы думали, он уже давно умер.
        - Вифани! Как тебе не стыдно?!
        - А что я сказала? Серебряный Монкнут - легенда, он очень стар и о нём давно ничего не слышали, вот и…
        - Ваше замешательство совершенно понятно, - учтиво молвил паладин. - Серебряный Монкнут действительно давно не покидает своей обители, ибо время его на этом свете приближается к концу, силы покидают учителя учителей. Мы все смиренно принимает естественный уклад вещей, но не можем не надеяться продлить дни его ещё хоть сколько-нибудь. И это одна из причин, почему госпожу Локру призывают в Храмовый город. Вторая причина появилась только по приезде в Ронтау.
        - Не понимаю?
        - Дипломатия. - Паладин сделал ещё один крошечный глоток. - Прошлой зимой на Ронтау был совершён набег, а вас пытались похитить.
        Тобиус не видел лиц своих хозяек, но представил схожие гримасы, вызванные тяжёлыми воспоминаниями.
        - Мы не вмешиваемся в конфликты народов, наше дело - оборонять страну от тварей, что идут извне. Но если же нас просят, мы не отказываем в посредничестве. Простите, что говорю прописными истинами. Недавно к нам обратились Клыкастые. Послы Бокарукау попросили Храм о содействии.
        - Что нужно этим грязным зубастым уродам?!
        - Дочь, - голосом холодным как льды Оры, произнесла Локра, - если ты позволишь себе ещё один подобный возглас перед лицом нашего почтенного гостя, - выгоню из дома и отрекусь от тебя.
        Вифани села и уставилась в пол.
        Часть 3, фрагмент 19
        - Приношу за неё извинения, продолжайте, мастер.
        Паладин помолчал немного, думая, наверное, что с тварями Великой Пущи иметь дело было несколько легче, чем с некоторыми сородичами.
        - Последние годы были тяжелы для них. Не только поражения в войнах, но и эпидемия подточила силы Клыкастых. Если так продолжится, вероятно, Бокарукау больше не восстановит силы и часть нашего всеобщего народа окажется на грани вымирания. С этим они пришли к нам, желая заключить мир с Ронтау. Клыкастые готовы щедро возместить вашему народу все потери и прекратить металлически голод, поставить столько меди, олова, латуни и готовой бронзы, сколько вам нужно. Готовы расстаться с частью запасов железа. Эту весть я привёз к старшинам вашего народа сегодня. Мне показалось, многие из них прониклись оглашённым предложением, но тейд Тенсей молвил веское слово: было пролито много крови и нанесены тяжёлые оскорбления, прощение которым не найти, но если госпожа Локра сможет, то и остальные смогут тоже. Я думаю, что он опирается на вас как на стопор, который не даст миру свершиться. Ваша семья принесла многие жертвы, нам известно о вашем муже, о его отце и отце его отца, о вашем сыне… простите, что пробуждаю тяжёлые воспоминания. Храмовый город не оправдывает того, что Клыкастые попытались сделать прошлой зимой
и ваше право негодовать неоспоримо. Однако если вы сможете найти в себе силы и принять от их послов личные извинения, мир может быть заключён. На том сошлись старшины Длиннохвостых.
        Сару-рилл аккуратно поставил пиалу на стол и поднялся, понуждая встать и хозяек.
        - Не смею ожидать немедленного ответа, госпожа, но надеюсь, что вы примите решение в течение трёх дней, пока я буду в Ронтау и…
        - Не нужно ждать так долго, - сказала Локра почтительно, глядя на гиганта снизу-вверх. - Я отправлюсь в Горкагохон, приму их извинения, а потом поеду в Бокарукау чтобы лечить всех больных.
        Тобиус, выглядывавший из-за края двери, следил одним глазом за симианами. Он видел, как шевелились ноздри вдавленного носа гориллы, как мысли мелькали перед его внутренним взором. Наконец гигант очень глубоко поклонился, сложился пополам, глядя в пол.
        - Примите моё восхищение, госпожа, силой вашего духа и благородством сердца. Мысли о таких сару как вы наполняют меня решительностью, когда приходит время выступать против чудовищ Великой Пущи. Я в восхищении.
        Когда паладин покинул дом, на некоторое время воцарилась тишина. Тобиус понимал, что это затишье перед бурей и буря не заставила себя долго ждать.
        Мать и дочь бились до самого заката с редкими передышками и было брошено много тяжеловесных слов, произнесено много упрёков и клятв. В конце концов разошлись они, не придя к согласию и магу пришлось вновь разносить по комнатам ужин.
        В любом разе Локра осталась непоколебима.

* * *
        Длиннохвостые снарядили караван, гружённый лучшими товарами Ронтау: шелками, плодами шелковицы в меду, лекарствами. Всё это должны были нести в больших наспинных коробах крепкие симианы, совершившие уж немало тяжёлых переходов. К многочисленным носильщикам были приставлены воины, возглавляемые самим Тенсеем, и все эти сару собирались в нижнем городе подле врат. Там уже находился паладин.
        Сару-рилл сидел на спине существа, с длинным телом, походившим и одновременно не походившим на ящера. Оно было вельми крупным, с четырьмя сильными когтистыми ногами. Нижнюю часть его покрывала чешуя, на верхней росли длинные спутанные волосы, начинавшиеся с головы и заканчивавшиеся недалеко от кончика хвоста. Очень вытянутая костистая пасть, выглядывавшая из-под чёлки, напоминала морду речного льва, но имела такие размеры, что могла бы этих речных львов перекусывать пополам… злоба, которую источало это существо, чувствовалась даже кожей. Несомненно, оно являлось чудовищем.
        Тобиус тоже взвалил на себя тяжёлый короб, в который хозяйки положили уйму лекарств и ингредиентов, а кроме того несколько других носильщиков теперь были нагружены посудой из дорогого стекла и всем остальным, что могло понадобиться Локре в Храмовом городе. Юная Вифани всё ещё не разговаривала с матерью, но её участие в путешествии не подлежало обсуждению.
        Аборигены провожали сородичей небольшим торжеством и под их одобрительные возгласы караван вышел из Ронтау. Очень быстро симианы поднялись на средний ярус леса, где им было спокойнее, а паладин продолжал ехать внизу. Так они держали западное направление, постепенно смещаясь к северу, оставляя за спиной высотные деревеньки.
        Минули дни прежде чем караван добрался до самых окраин обжитых территорий. Большие деревянные форты стояли там, построенные чтобы следить за ничьими землями и связанные с цивилизацией сару-хэм лишь тонкими ниточками мостов. Из их врат караван направился в по-настоящему опасный путь.

* * *
        Гружёные такими тяжёлыми коробами, да ещё и в столь большом количестве, сару-хэм не могли ловко носиться по ветвям без риска сорваться и погибнуть. С великой неохотой они двигались по земле.
        Великая Пуща земля в царстве обезьян была ничуть не более дружелюбной, чем во всех иных своих частях, если за порядком не следили бдительные воины. Правда, там имелись дороги. Впервые на своей памяти волшебник шествовал по настоящим дорогам, что виляли между огромными корнями деревьев. Небеса закрывала бесконечная зелёная крыша, а в жаркой лесной тени всё дышало жизнью.
        Лето в Дикой земле не ведало пощады даже на своём исходе, оно царило среди сочной зелени, которая всё заметнее отличалась от более привычных северных растений. Кричали птицы, слышались голоса животных, а поодаль, то приближаясь, то отдаляясь, шумела река Нулмакил, бежавшая на восток. Земли те полнились множеством ручьёв, снабжавших путников водой, а также порой встречались построенные очень высоко на деревьях осиные гнёзда. Осы, обитавшие в них, вопреки ожиданиям имели обычный размер, чего было не сказать об их жилищах. Колонии составляли, вероятно, десятки тысяч особей и каждый симиан замолкал в ужасе, когда по каравану прокатывалась волна молчаливых предупреждений, - от такой напасти не смог бы защитить даже паладин. По счастью удача оберегала сару от ядовитых жал.
        Впрочем, нигде было не скрыться от иных созданий, что жаждали утолить голод, и очень скоро сару возблагодарили Образ Предка за ниспосланного им защитника.
        Это произошло на четвёртый день после исхода из земли Длиннохвостых, когда караван переходил по добротному деревянному мосту через речку, питавшую Нулмакил. Местность оказалась крайне живописной, вокруг было предостаточно других речек и ручьёв, растительность имела насыщенный изумрудный цвет, радовали глаз цветы и птицы услаждали слух пением… пока среди деревьев не стали раздаваться иные звуки, хлюпающие и булькающие.
        Паладин обратил на это внимание одним из первых, он громогласно приказал обезьянам собраться в кучку, дабы воины могли окружить носильщиков оборонительным построением. Тобиус молча повиновался, держась ближе к своим хозяйкам, обеспокоенным и взволнованным. Сам посланец Храмового города потянул из ножен меч и стоило ли удивляться тому, что изогнутый клинок был целиком выточен из древесины?
        Сару-рилл повёл осёдланное чудовище вперёд, по мелководью, держа оружие в опущенной руке, вслушиваясь. По мере того, как хлюпающие звуки приближались, прочие стихали, только реке не было дела до творившегося близ её вод. Стало ясно, откуда надвигался источник шума, - с небольшого возвышения на месте схождения двух более мелких речушек в одну. Там земля поднималась каменистым всхолмьем, поросшим земляничными деревьями. Когда близость встречи стала совершенно очевидна и все сару присели в тревоге, из тени что давали кроны выметнулось несколько длинных розовых отростков с когтями на концах. Проявив бескостную гибкость, отростки изогнулись, вцепились в деревья и напряглись, вытягивая на свет нечто бесформенное.
        Оно выбралось на край всхолмья массивной подрагивавшей массой розовой плоти величиной с дом; блестящее от влаги, перевитое толстыми пульсировавшими венами, не организм, - какой-то орган, вырвавшийся из тела великана и решивший зажить собственной жизнью. Из мест, которые можно было бы условно наречь боками существа, росло множество длинных гибких жгутов, кои оно поочерёдно выбрасывало вперёд, цеплялось за что-то и волокло тело по земле. Хлюпающие, булькающие, чавкающие и иные, ещё менее приятные звуки доносились из многочисленных упругих складок, а когда монстр по-настоящему закричал, голос его походил на драконью отрыжку, - в воздухе разнёсся едкий кислотный запах.
        Какое-то время оно торчало на всхолмье, вытягивая вверх переднюю часть тела безо всяких понятных органов чувств, пока, вдруг в розовой плоти не открылось отверстие, из которого появилось несколько длинных стеблей со сферами глазных яблок на концах. Истекавшие слизью, они протягивались в разные стороны, пока не сосредоточились на крупной фигуре, восседавшей верхом на ящере. Отверстие раскрылось шире, являя многие кольца зубов на пульсировавшем красном нёбе… и чудовище сорвалось с места!
        С умопомрачительной быстротой замелькали конечности-жгуты, стаскивая тушу вниз, разбрасывая землю и камни, взрывая воды каскадами. Оно оказалось перед паладином в мгновение ока, распахнуло огромную пасть и выбросило когти, чтобы схватить добычу, но свистнул деревянный меч и многие из них отвалились без видимой причины. При всей своей длине клинок просто не мог достать до тех мест, где монстр получил раны. Скакун ловко развернулся, ударяя розовую тварь хвостом, рассекая её плоть, с рыком вырвал два жгута и отстранился боком. Булькавшее и визжавшее существо размахивало повреждёнными конечностями и разбрызгивало в реке кровь, оно попыталось вновь наброситься на паладина и вновь лишилось нескольких конечностей, из-за чего потеряло в скорости. Чёрный ящер постоянно двигался, уклоняясь от попыток себя схватить, из его пасти капала мутная слюна, хвост хлестал воду, а всадник тем временем странно размахивал мечом и что-то выкрикивал.
        Они кружили в воде, то сходясь, то расходясь и на мягком теле чудовища появлялись всё новые раны, хотя сару-рилл ни разу не замарал своё оружие в крови. Наконец, лишивших большей части жгутов и половины глаз, израненное нечто отвернулось от пищи, которую не смогло поглотить и устремилось к другой добыче, сгрудившейся в сторонке. Теперь оно передвигалось как червь, уже не так резво, но всё едино с пугающей прытью, растягивая и утягивая пасть, издавая мерзкие звуки. Навстречу полетели стрелы, но существо сего не заметило; воины приготовились дать отпор, чего бы им это ни стоило, но до столкновения не дошло. Из-за туши раздался громовой возглас и случилось нечто неясное, - тварь вдруг распалась на две половины, разрезанная чем-то большим вдоль всего тела. Две кучи плоти продолжали извиваться, являя взглядам отвратительное нутро этого… этого…
        - Обычный ползучий желудок, - пробасил паладин, приблизившись к перепуганным Длиннохвостым, - сытый, вон сколько непереваренной пищи ещё было.
        Нескольких обезьян громко стошнило.
        - Это хорошо, - продолжала размышлять горилла, - будь он голоден, смог бы плеваться желудочным соком, а с этим бороться куда как непросто. Хм, все целы?
        Все были целы, не пострадал ни один симиан, хотя многие струхнули. Пережитый испуг заставил Локру и Вифани забыть о пробежавшей между ними кошке и мать с дочерью стояли теперь, вцепившись друг в дружку. Продлилось это, впрочем, недолго, - что-что, а врачевать и стоять на своём они умели. Тобиус же оставался безмолвным созерцателем, хотя в один момент готов был уже сам встретить хищника боевым плетением. Но не пришлось.
        Что бы ни сделал паладин, как бы он ни сражался, магия тут была не при чём. Особая сила, да?

* * *
        Их путешествие на запад продолжилось и с каждым пройденным днём Тобиус убеждался, что несмотря ни на что он всё же уступал симианам физически. Человек был способен поднимать огромные веса, если они ложились на плечевой пояс, а мутировавший человек мог и того больше, но долгий путь с тяжёлой ношей за спиной постепенно сказывался и на ногах, и на пояснице, и на коже, которую лямки даже сквозь одежду превращали в сплошную рану. Мышцы при этом, правда, становились твёрдыми как гранит и такой силы в теле без применения магии волшебник никогда не чувствовал, но… усталость убивала.
        Караван двигался днём не более чем с двумя остановками для принятия пищи и оправления нужд, - процедур, интимность которых беспощадно нарушалась, не считая небольшой переносной ширмы. О том, чтобы отделяться от каравана и уходить из-под присмотра паладина и речи идти не могло. Все вместе и никак иначе.
        Было похоже, что в пище, воде и сне нужды не испытывал только сару-рилл. Паладин постоянно находился на страже, охраняя носильщиков, стражу; ведя их днями, он ехал в седле, а ночью лишь его присутствие позволяло бесстрашно устраивать биваки на земле и разводить огонь. Воин Горкагохона не спал, но сидел перед отдельным костром в полном облачении, положив меч на колени. Его скакун в это время был подле, сворачивал своё огромное тело полумесяцем и, вероятно, дремал, частично окружая хозяина. Порой паладин внезапно вскакивал и мчался на трёх конечностях прочь от света, в самую тьму, откуда потом разносились леденящие душу крики. По возвращении белый плащ как правило украшали новые капли крови.
        Остальные симианы относились к нему с огромным почтением, но незримая и непроницаемая стена стояла между Длиннохвостыми и Каменным, словно являлись они порождениями разных миров.
        - Интересно, ему там не одиноко? - бросил как-то раз волшебник, мешая в котле горячее реповое пюре с ягодами и щетинниковыми сухариками.
        - Не говори глупостей, Тарка, - отмахнулась Вифани.
        - Вполне возможно, что ты прав, - вопреки дочери сказала Локра. - Каменный народ немногочисленный, однако семейные узы среди них чрезвычайно крепки. Отправляясь в походы против чудовищ, подолгу сражаясь в одиночестве, паладины приносят большую жертву.
        - Не говоря уже о своих жизнях.
        Мать и дочь всё ещё не пришли к согласию, хотя и не спорили больше. Упрямство этих женщин было подобно упрямству гор, сдерживающих удары ветров. Но и горы со временем превращаются в пыль, а когда вокруг тебя смерть и в любой день Великая Пуща может придумать что-то особенное… волей-неволей станешь крепче держать близкого за руку.
        - Когда поешь, отнеси и мастеру еды, если нетрудно. То, что он может не есть, не значит, что он не голоден.
        - Пожалуй, отнесу прямо сейчас.
        Вместе с глубокой глиняной миской и деревянной ложкой волшебник прошёл меж группок симианов, сидевших подле костров к тому, что горел с краю. Почуяв его, ящер поднял голову и в глотке чудовища заклокотало. Паладин, как будто доселе медитировавший, открыл глаза.
        - Не хотите ли поужинать, мастер? - спросил Тобиус, боясь приблизиться вплотную.
        - Опытный воин Горкагохона может месяц жить на воде и внутренней энергии, - молвил сару-рилл.
        - Это прекрасно, однако желания не обязаны идти вровень с возможностями. Почему бы не подкрепить силы, раз в этом не будет никакого вреда?
        Тобиус был удостоен серьёзного взгляда со значением.
        - Складно ведёшь речь для выходца из племенной общины.
        Рука паладина была протянута, лишь после чего монстр умолк и опустил голову. Тобиус осмелился передать миску.
        - Я долго учился у умных Длиннохвостых господ.
        Первая ложка исчезла, вторая, третья.
        - Мы в Горкагохоне, - пробасил симиан, - знаем все народы страны наперечёт. Все большие города и маленькие поселения, всех оседлых сару и всех кочевников. Но о таких как ты мы не знаем. Кто ты и откуда?
        Вот и проявил почтительную заботу, - подумал рив.
        - Кхем, я, мастер, Тарка, из Земляного народа.
        Горилла тщательно облизала ложку и протянула её вместе с пустой миской Тобиусу, однако, когда тот взялся за противоположный край, огромные чёрные пальцы не разжались.
        - Нет такого народа.
        - Здесь нет, мастер. Наши предки давно ушли на север и обосновались там. Ужасно давно. Не все у нас верят, что…
        - Нет такого народа.
        Карие радужки глаз паладина вдруг изменили цвет, став белыми, чуть заметно светясь изнутри. Волшебник не ощутил никакого магического присутствия, Астрал был спокоен, однако родилось чувство… непонятное… что-то появилось рядом. Что-то, что могло смять его как соломенную куколку.
        Часть 3, фрагмент 20
        - Есть, - спокойно ответил маг, готовясь переместиться в любое мгновение, - нас много, и мы процветаем.
        Странные белые глаза пристально смотрели на него ещё несколько секунд, пока не приобрели прежний оттенок; пальцы гориллы наконец разжались.
        - Моя благодарность госпоже Локре.
        К своему костру Тобиус возвращался в несколько растерянных чувствах. Сомнений быть не могло, - паладины симианов обладали какими-то сверхъестественными способностями, но ничем таким, что волшебник смог бы опознать и объять пониманием.
        - Кажется, ему понравилось, - сказал он женщинам.
        Ужин серый пропустил, аппетит где-то потерялся, а когда обезьяны стали укладываться спать, подобно паладину, уселся в свету и тепле костра с закрытыми глазами.
        Нехватка полноценного сна накладывала свой отпечаток, усталость накапливалась понемногу день ото дня, делая наспинный короб всё тяжелее. Однако, на ранних стадиях медитации, когда она ещё походила на дремоту, а не на глубинное погружение, волшебник успевал обдумать сотни мыслей, провести перед внутренним взором десятки магических плетений, в который уж раз рассмотреть концепцию новых големов из древесины и железа. Последние месяцы были невероятно продуктивны, Тобиус захлёбывался в исследованиях, и его голова постоянно полнилась мыслями, но даже их ретивый бег сошёл на нет, незаметно уведя серого волшебника в мир снов…
        Море. Храм. Дыра. Прилив…
        Он проснулся и увидел вокруг лишь непроглядную тьму. Духота, запах земли, гниющих растений, голоса ночных птиц и зверей, обитавших в темноте. Лес. Бескрайний ночной лес. В отдалении, но не так чтобы совсем уж далеко шумит река… на этот раз он не успел дойти до берега, не успел добраться до воды, к которой уводили кошмары.
        Первое чувство - страх. Сковывающий и сильный, мешающий пошевелиться, страх, убеждающий, что в темноте вокруг уже полным-полно ужасных тварей, успевших подкрасться вплотную и замерших в ожидании одного единственного движения. Страх, от которого седеют. Тобиус сжал челюсти и сбросил оковы, туманившие разум, обрёл власть над собой и пробудил Енотовые Глаза.
        Никого вокруг не было, никаких чудовищ во тьме, только Дикая земля, которая и сама по себе могла сожрать. Однако он уцелел, хотя забрёл довольно далеко от ночной стоянки. Врождённое чувство направления указывало, куда надо было возвращаться, и Тобиус пошёл, надеясь, что тот тусклый звёздный свет, что пробивался сквозь кроны, не скрадут облака, иначе придётся зажигать в ночи свет - призывать на ужин настоящих хищников Дикоземья.
        Сжимая в правой руке атам, серый маг пробирался обратно, бесшумно молясь о помощи и поддержке, проклиная свой внезапный душевный недуг, уже который по счёту со времени начала его путешествия. Надо было всё бросать и скорее возвращаться домой, искать помощи у какого-нибудь опытного мага Разума, ни то годам к тридцати Тобиус мог превратиться в буйного безумца. А он не намеревался становиться таковым до двухсот пятидесяти лет.
        В своих ночных скитаниях человек выбрался к громадному каштану с бесформенным перекрученным стволом. Подле этого старика, не гиганта, но всё равно очень большого дерева, ручеёк породил небольшой пруд, почти что лужу. Подумав мгновение, Тобиус решил не пытать судьбу и обмыл лицо в сгущённой из воздуха воде, чем немного освежился. Стоянка была уже сравнительно близко, оставался последний рывок, а затем нужно было незаметно вернуться на своё место. Лишь Господь-Кузнец знал, как рив опять смог незаметно пройти во сне мимо стольких глаз… хотя многие из них наверняка были сомкнуты.
        Однако судьба не собиралась просто так отпускать серого волшебника. Он ощутил присутствие, а следом - запах тухлой крови; омерзительно сильный привкус железа разлился во рту, призывая желудок вывернуться наизнанку. Эти признаки Тобиус помнил слишком хорошо, чтобы усомниться хоть на миг. Он успел отойти от дерева на полдесятка шагов всего лишь, когда резко обернулся, выставляя перед собой руку с серебряным кольцом.
        Их было трое, три существа выбрались из-за каштана и расположились на его толстых корнях, словно чего-то ожидая; три одинаковых фигуры, блестевшие кровью на голых мышцах: человеческие торсы, оленьи ноги, руки со страшными когтями - медвежьими и львиными, а головы… головами служили черепа разных животных. Тобиус узнал рогатый олений череп, кабаний череп с длинными клыками, а также череп медведя со всеми зубами на страшных челюстях. Все три головы крепились к телам мышцами снизу как родные, но белели голой костью в верхних частях, все три смотрели пустыми глазницами… из которых что-то торчало. Подавляя отвращение, человек заставлял себя сосредотачивать внимание на блестевших красных «червях», что извивались на месте глаз.
        - Не в этот раз, - предупредит он с угрозой.
        Существа стремительно и изящно пришли в движение, но тут же Астрал всколыхнулся от пробудившихся заклинаний. «Кабан» получил леденящую волну из кольца, превратившую всё его тело в статую; грудь «медведя» пронзило Огненное Копьё, подарившее ночному лесу целое мгновение яркого света; «олень» же… та скорость и ловкость, с которой этот уродец обратился в бегство, была свойственна истинным оленям, существам кротким и стремительным, недосягаемым для хищника, выдавшего себя раньше времени. Чудовище мгновенно растворилось в лесу, оставив сородичей позади.
        «Кабан» замер на земле с парой отломанных конечностей, а пожираемое огнём тело «медведя» отплясывало в нескольких шагах от первого танец ужасающих безумных конвульсий, будто все мышцы его ожили и стали самостоятельно тянуться в разные стороны, пока их пожирал огонь. Зрелище оттого было таким пугающим, что всё происходило в абсолютной тишине, хищная плоть не издавала ни единого звука.
        - Не в этот раз, - повторил волшебник, глядя на огонь.
        Переполненный магической силой, он готов был продолжать сколько угодно, распахнуть врата гневу и уничтожить любое отродье Дикой земли, которое посмело бы предстать перед ним в тот час. Жаль только, что все охотники до парной человечины куда-то пропали, растворились во мраке, боялись высунуть носы из логовищ. В прошлый раз, встретив хищную плоть, Тобиус был ослаблен и не отправился в иной мир лишь благодаря какому-то неведомому чуду, теперь же ярость кипятком перетекала в его венах, требуя выхода, но тщетно, врагов не осталось.
        В наступившей тишине скоро вновь зародились звуки, притихший лес ожил. Кто-то быстро двигался сквозь чащу, неся впереди себя свет, шелестел и трещал подлесок, рычало что-то большое и опасное. Успев распознать ауры, серый маг отступил за ближайшее дерево и перенёс себя к стоянке, благо, она была недалеко. Совершенно не хотелось объяснять паладину, что он делал за охранным периметром посреди ночи.
        На месте стоянки царило оживление, симианы сгрудились к центру, воины по обычаю окружили тех, кого должны были защищать и взволновано всматривались в темноту, будто могли что-то там разглядеть, - близость огня лишала ночного зрения и делала обезьян слепыми. Под покровом Глазоотвода маг проскользнул мимо стражей и кое как протиснулся к своим хозяйкам. Никто не заметил, когда и как он стал вновь зримым.
        - Тарка, где ты был?! - воскликнула Вифани, обнаружив краснолицего сару рядом.
        - Здесь, здесь, как-только проснулся затерялся в сутолоке! А что творится?
        - Какие-то вспышки в лесу, - ответила Локра, тревожно озираясь, - паладин всех разбудил и приказал быть готовыми.
        - К чему?
        - К чему угодно.
        Горели костры, воины Ронтау под предводительством Тенсея не ослабляли бдительности, а в кронах исполинских деревьев ухали совы. Прошло немало времени прежде чем сару-рилл вернулся к Длиннохвостым. Близость паладина принесла несказанное облегчение, тот не проявлял признаков тревоги и спокойно покинул седло.
        - Нам следует опасаться, мастер? - спросил тейд, приближаясь.
        - Всегда и везде, - последовал ответ. - До рассвета не смыкать глаз и, главное, поддерживать огонь. Такого давно не случалось, но теперь нам нужно особенно поспешать к Горкагохону. В пределы страны вернулась хищная плоть и я обязан доложить об этом Серебряным мастерам.
        Новость о хищной плоти заставила шерсть симианов подняться дыбом, они изрядно перепугались, но порядок сохранялся. Тобиус, тоже отыгрывал волнение, про себя думая о третьей… особи? Третьем куске? Не важно, серый маг думал о том, что если бы третья «особь» не обратилась в бегство, ему сейчас было бы намного, намного спокойнее.

* * *
        На следующий день караван сместился ближе к берегу реки и остаток пути проделал, не покидая вод. Как вызнал волшебник, «все сару знают, - кроме огня хищная плоть боится только воды, она совершенно не способна плавать». Это полезное знание он решил накрепко затвердить. Симианы забирались дальше на запад, к большому плато, присутствие коего становилось всё более заметно по возвышавшемуся впереди массиву леса. Прочие разные деревья постепенно стали уступать место обширным владениям робинии, разросшейся в этих местах. В период цветения она была прекрасна, однако зоптар, первый осенний месяц, подходил к концу и утраченную красоту оставалось только представлять.
        С каждым днём симианы вели себя всё спокойнее, веселее, напряжение, родившееся после явления хищной плоти, растворялось. Утомлённые месячным переходом Длиннохвостые приободрялись и всё равно двигались пружинистым шагом, охотно шумя. Чувствовалось, что цель путешествия уж совсем рядом, в ещё горячем осеннем воздухе витало предвкушение.
        В девятнадцатый день зоптара одна тысяча шестьсот тридцать третьего года Этой Эпохи караван из Ронтау наконец достиг обители народа сару-рилл, Храмового города Горкагохона. Явление чужаков сопровождалось шумом большого водопада, низвергавшегося с резко очерченного края плато, на котором и стоял город. Там, наверху, пенистый поток делили надвое весьма крупный скалистый выступ, нависавший над рекой и бескрайним лесом. На нижней части выступа было высечено огромное лицо гориллы, словно исполинская обезьяна обозревала мир с высоты.
        Единственный обозримый проход наверх, - лестницу, прорубленную в камне правее водопада, закрывали большие бронзовые врата, на коих несли дозор многочисленные воины Каменного народа. Приближение каравана было замечено, как только путники покинули лесное царство и выбрались на обширный расчищенный участок земли. Над воротами раздался рёв медных труб, пересиливший грохот воды, но даже когда караван оказался на подходе, створки оставались закрытыми. Лики сару-рилл, украшавшие их, смотрели мрачно и враждебно, а лица стражников, нёсших охрану, казались и того суровее.
        Паладин остановил скакуна в густой тени плато, до заката оставалось не так много времени и воздух становился холоднее. Руки его протянулись вперёд, чёрные пальцы скрючились, и вместе с тем, как сару-рилл потянул на себя, сворки врат сами собой подались вперёд. Гориллы наверху засуетились и вскоре проход оказался открыт.
        Стражи шумно приветствовали гостей, ухая и маша с галерей, вырезанных в стенах рукотворного ущелья. Когда врата вновь закрылись, путники наконец-то оказались в полной безопасности. Сопровождаемые эхом, они совершали непростое восхождение по каменным ступенькам. Но даже это испытание осталось позади и Длиннохвостые поднялись над поверхностью плато. В самом сердце Горкагохона.
        Как только гости преодолели последнюю ступеньку, они оказались на большой площади, заставленной латками, шатрами, и переполненной симианами всех мыслимых видов. По краям высились каменные дома в три и четыре этажа, сужавшиеся от основания к плоским крышам, в центре же рос тысячелетний дуб, с чьих ветвей свисали многочисленные фонарики. Появление Длиннохвостых привлекло внимание торговцев и покупателей с ближайших рядов, однако вскоре уже весь рынок знал о них, - навстречу неспешно плыл по над головами сопровождаемый суровыми стражниками-гориллами помост, украшенный белыми полотнищами и фонарями.
        - Посольские почести, - сказал паладин с высоты седла. - Ваши товары и торговцы отправятся в отведённые им жилища. Они смогут начать торговлю как полагается. Вы же, госпожа Локра, и вы тейд, будете жить при Храме вместе с остальными послами. Прошу наверх для почётного прохода.
        Оружие у стражников, как Тобиус заметил, было куда более практичным, чем у паладина, - бронзовые наконечники на копьях, бронзовые топоры, а у, видимо, офицера, так и вовсе железный меч, то есть знак невероятной роскоши.
        - Что этот недоумок себе позволяет? - Холодный голос Тенсея привёл волшебника в чувство. - Отошли его, Локра.
        - Мой слуга будет следовать за мной.
        - Ты хочешь привести в Храм недоумка?
        - Мне он нужен.
        - Послушай, это нелепо, ему не место…
        - Тейд Тенсей, - пробасил паладин, - в Горкагохоне никто не недоумок. Все мы по образу Предка, как малые, так и великие. Если госпожа Локра желает взять с собой слугу, - это её право, как почётной гостьи. Но она будет за него отвечать. Довольно задерживать проход.
        Он жестом подозвал одного из солдат, склонился с высоты седла и что-то сказал тому, после чего отослал.
        Дюжие сару-рилл отняли у серого мага короб и вместе с другим имуществом лекарши легко поставили его на помост, куда по лестнице уже взбирались послы Ронтау. Когда все оказались наверху, четыре гориллы подняли помост как паланкин и началось неспешное движение. Кроме солдат к процессии присоединились ещё и музыканты, каждый из которых ритмично колотил в переносной барабан или дул в трубу. Музыка получалась в меру быстрой и торжественной, но вместе с тем даже немного воинственной.
        Аборигены Горкагохона приветствовали послов на широких улицах и выглядывая из окон. Чем дальше от торговой площади забиралась процессия, тем меньше вокруг виднелось пришлых и больше сару-рилл.
        Они были сильны, крепки, тверды и жили среди высоких каменных домов на мощёных булыжником улицах, отчего, вероятно, и получили своё общее имя. Всюду гориллы воздвигли большие статуи себя самих, грозных и суровых паладинов, поднимавших к небу клинки; украсили стены павильонов своими ликами, создали систему акведуков и стоков, доставлявших воду всюду и возвращавших её обратно в реку, протекавшую в каналах. Этот величественный город казался древним настолько, что частично сросся с природой, - его здания опутывали лианы, на камнях и между ними росли мхи, прорастали папоротники, а деревья… деревья громоздились порой не только на улицах, но даже на крышах высоких построек, врастая в здания корнями. Это было странно, но вместе с тем, каким-то образом, очаровывало.
        Самым же большим зданием Храмового города был, несомненно, Храм Предка, высокий, грузный и широкий, окружённый парком древних деревьев. Его фасад имел глубокую и высокую нишу, которую полностью занимала поистине огромная статуя, - не сару-рилл, но абстрактной обезьяны, Предка, давшего частицу себя многим народам страны. От подножья храмового комплекса открывался хороший вид на ночной город.
        Гостей несли довольно долго, солнце совсем зашло и теперь можно было оглядеть россыпи ночных огоньков, прорезавших тьму улиц повсеместно. В отличие от Ронтау, Горкагохон ночами мог и не спать. Особенно светло было в месте скопления симианов, на ярморочной площади.
        - Сегодня уделите время отдыху, - посоветовал паладин. - Завтра вас, госпожа Локра, сопроводят к Серебряному Монкнуту, а через два дня начнутся переговоры. Послы из Бокарукау принесут свои извинения в присутствии послов остальных народов и наблюдателей из Храма. Надеюсь, вы не передумали заключать мир?
        - Не передумала, можете не сомневаться.
        - Отрадно. Благодарю.
        - Это мы благодарим, что вы смогли провести нас по такому долгому и полному опасностей пути, мастер. Спасибо.
        Паладин качнул головой.
        - Для этого я родился.
        В Храме не было слуг, вместо оных гостей встретили послушники, молодые сару-рилл, которые только проходили обучение. Эти сравнительно небольшие юнцы с почтением сопроводили Длиннохвостых по каменных галереям, широким коридорам, мимо величественных колоннад, поддерживавших своды.
        Часть 3, фрагмент 21
        То и дело по пути встречались другие носители деревянных мечей, а изредка Тобиус видел горилл с неестественно белой шерстью. Эти индивиды не имели лат и оружия, но облачались в шёлковые мантии и опирались на искусно украшенные посохи, точь-в-точь волшебники рода людского. Правда магии в них не было совершенно. Прочие симианы, даже паладины, выказывали белым знаки почтения; выказали и Длиннохвостые, когда один, а затем другой Серебряный прошествовал мимо.
        Локре с дочерью выделили очень просторные и красиво обставленные покои. Когда послушники указали им нужный дверной проём, перекрытый занавесью, лекарша сделала Тенсею предупреждающий жест:
        - Даже не начинай. Я не желаю больше об этом говорить.
        Воин раздражённо фыркнул, но смолчал, хотя несколько мгновений назад хотел было напроситься на приватную беседу. Его проводили дальше по коридору.
        Серый волшебник знал, что хотел бы сказать тейд, за время пути эта тема возникала не раз и порядком утомила Локру. Тенсей всё время пытался убедить лекаршу в том, что мир - не выход, что если ему дадут волю, он решит вопрос Клыкастых раз и на всегда. Женщина держала оборону.
        - Если вам что-то понадобится, госпожа, - сказал отставший послушник, - обратитесь к любому из моих собратьев по учёбе. Они несут дозорную службу во всех коридорах и вокруг Храма. А пока что можете сказать мне, чем желаете отужинать.
        Тобиус, неспешно исследовал покои, пересчитал спальные места, понял, что на третьего гостя гориллы не рассчитывали, хотя о двух позаботиться успели, и смог подивиться вырезанным в камне стен барельефам, изображавшим всё тех же горилл. Ему явно предстояло искать собственное место для ночлега, поэтому рив направился к выходу. Однако прежде был перехвачен Вифани.
        - На несколько слов, - тихо бросила она, беря за руку и отводя в сторонку.
        - Да?
        Девушка бросила взгляд по сторонам.
        - Тарка, - казалось, что ей было непросто говорить, - ты помнишь ту ночь, когда неподалёку от нашей стоянки появилась хищная плоть?
        Недоброе предчувствие посетило Тобиуса.
        - Помню.
        Вифани помедлила немного, собираясь с духом.
        - Я видела тогда, как ты уходил в темноту.
        - М-м-м…
        - Ты шёл так спокойно и так целеустремлённо, сначала я подумала, что к ширме, но вот ты исчез в темноте и я не знала что думать.
        - Вифани, я…
        - Тихо, слушай. Я не знаю, что произошло той ночью, я даже боялась, что ты как-то связан с хищной плотью, что ты инфицирован, я несколько раз подсыпала тебе эспарон в еду чтобы убедиться, но оказалось, что тебя миновала эта страшная судьба.
        - Эспарон?.. А, вот, значит, что это был за привкус, - пробормотал Тобиус, - эспарон? У нас это растение зовётся эстрагоном… хищная плоть его не жалует?
        - Сосредоточься! - зашипела она. - Самое главное ещё не сказано: знай, что кроме меня твой странный поход во тьму видел только паладин.
        Волшебнику стало сильно не по себе. Он будто ощутил себя несмышлёным котёнком, забравшимся на псарню.
        - Я всё никак не могла понять, что мне делать, стоит ли об этом говорить, как лучше…
        - Вифани, - Тобиус улыбнулся и неожиданно для девушки, крепко обнял её, - спасибо.
        - Что здесь происходит? - недоумённо спросила Локра, закончившая говорить с послушником.
        Тобиус обнял и её тоже, изрядно обескуражив.
        - Мне было очень приятно встретить вас, госпожа. Те знания, которые вы мне дали, бесценны.
        - Чт… что? Что ты имеешь…
        - Очевидно, - сказал серый волшебник с ещё более широкой улыбкой, - что здесь нет места для меня. Этот славный будущий паладин в коридоре не ушёл, верно? Он наверняка сможет показать, где скромному слуге удастся перевести дух.
        - Да… э… полагаю. Вифани?
        - Всё хорошо, мама. Попрощайтесь с Таркой, он уходит.
        - Прощай, Тарка…
        - Прощайте, я был счастлив быть с вами.
        Улыбаясь, Тобиус вышел, поклонился своим бывшим хозяйкам напоследок и смиренно последовал за послушником, который пообещал устроить и его. В одной из свободных послушнических келий, например. Но когда в одном из помещений, через которые проходил их путь, стоило лишь дойти до середины, за спиной обнажили мечи два поджидавших паладина, серый маг незримым шагнул в сторону, оставляя своего иллюзорного двойника идти дальше.
        Один из могучих сару-рилл попытался схватить его за плечо, но пальцы прошли сквозь нематериальную видимость. В следующий момент иллюзия распалась, заставив симианов зафыркать в недоумении. Радужки их глаз светились белым, настороженные взгляды метались из стороны в сторону и Тобиус мог поклясться, что один пытался обнаружить его, постоянно смотрел едва ли не в упор, чувствуя присутствие чужака, но заклинание не позволяло, отводило глаза. Наконец, он закрыл их и глубоко втянул носом воздух, а в следующий момент с воплем выбросил вперёд раскрытую ладонь:
        - Каддам!
        Выставленный Щит треснул и разлетелся, а мага отшвырнуло в коридор, из которого он пришёл! Чары Глазоотвода слетели и гиганты, рыча, бросились на него. Не тут-то было, человек перенёсся на добрых двадцать шагов дальше, а потом и вовсе с хлопком телепортировался прочь из Храма Предка.
        Не поймали, не смогли.
        Волшебник появился на изрядной высоте, завис в ночи, где дул прохладный ветер и звёзды несметным множеством помигивали с небес. На душе была лёгкая тень грусти оттого, что так внезапно и резко оборвалась его жизнь среди обезьян.
        - Кажется, тебе больше не нужно служить мне прикрытием.
        Мимик сполз с головы, освободил руки и ноги, став вновь серым плащом за спиной.
        Найдя тихое местечко в ветвях дерева, росшего над одной из улиц прямо из плоской крыши дома, волшебник провёл какое-то время в раздумьях над ближайшим будущим. Что теперь делать? Никаких планов не осталось, никаких перспектив, никаких… для Вестеррайха он уже два года как без вести пропавший, наверняка и Академия списала молодого дурака со счетов. Зима была близко, в такую суровую пору осилить ли обратный путь? Выполнимо ли? Можно было рискнуть и оторваться от земли, пролететь по своим следам назад, к Ронтау, а затем вдоль реки на север. К черепахам. Пока не было выполнено обещание, данное им, попасть в Вестеррайх волшебник не мог. Вот и думай теперь об опрометчивых решениях прошлого себя.
        - Будь ты проклят, глупый прошлый я! - тихо, с ироничной ухмылкой воскликнул Тобиус.
        Не приняв никакого решения, он спрыгнул вниз и отправился гулять по Горкагохону в обличие обыкновенного сару-понхи. Орангутангов было довольно много на торговой площади, они продавали меды, скупали всё подряд и вообще казались самым общительным народом.
        Хотя многие улицы были освещены горевшими фонариками, обтянутыми разноцветным шёлком, большинство аборигенов уже спали, только в сердце торговли симианы никак не могли отправиться на боковую. Одним рыжим больше, одним меньше, никто не замечал его. Волшебник ходил среди прилавков, среди нарядных шатров, разглядывал товары, разложенные на шерстяных одеялах прямо на брусчатке. Разные лица, разные фигуры, разные одежды. В одном месте собрались сару со всех концов страны, все, кому было что предложить и хотелось что-нибудь увезти с собой. Торговали в розницу, делали большие закупки, деньги или обмен.
        Среди множества лиц, волшебник наткнулся на одно длинное и яркое, синие скулы, красный нос, - вот кого оказалось действительно трудно найти среди прочего разнообразия. На одном из одеял, обложенный оружием сидел сару-инкса, взрослый крупный мандрил в поношенной льняной куртке некогда красного цвета, хмурый, со спрятанными в подмышки руками.
        - Нужен нож? - спросил он не слишком приветливо.
        Судя по количеству нераспроданного товара, торговля у этого симиана шла не бойко.
        - Да вообще-то, м-м-м, хороший нож никогда не помешает, верно? Но не то чтобы мне было что предложить.
        - Явился на главный рынок страны, открывающийся раз в году и не хочешь меняться? Странный ты.
        - Мне говорили.
        - Что у тебя есть?
        Тобиус с сомнением полез в сумку, отодвинул Лаухальганду, нащупал несколько небольших глиняных бутылочек.
        - У меня есть немного лекарств, кажется.
        - Лекарства?! - сару-инкса подался вперёд, приоткрывая рот. - Какие?
        - Так, тут… мазь от растяжений, зелье от кашля, это нужно растворять в горячей воде и вдыхать, если нос плохо дышит, этим можно обрабатывать язвы…
        Мандрил засуетился, водя руками над множеством ножей, пока не выбрал самый, пожалуй, большой из всех. Даже слишком большой. Нож покинул кожаные ножны и блеснул серым. Железо, самый дорогой из металлов этой страны. Хорошо обработанный и заточенный клинок, хотя не сталь, совсем не сталь, слегка искривлённые формы, нож охотника, но такой большой, что почти античный меч, и тяжёлый, с чуть более длинной рукоятью, чем надо было бы человеку.
        - Дорогая штука, - оценил маг, - дай угадаю, друг, ковал в надежде, что какой-нибудь Каменный обменяет на что-нибудь достойное, да? Но почему сделал рукоятку такой короткой? У них же вон какие лапы.
        Сару-инкса поёжился.
        - Я болел, мне было нехорошо.
        - Болел? Я слыхал, в ваших местах, у Клыкастых, какая-то зараза витает.
        - Есть такое, - вздохнул кузнец. - Яркий народ ещё кое-как переносит это поветрие, мы покрепче будем, но Клыкастым совсем худо. Никак болезнь не изойдёт из нашей земли.
        Волшебник покрутил нож в руках, не видя в нём никакой полезности. Большой и тяжёлый, даже не сталь, никакой магии. Однако, этот бедняга извёл уйму драгоценного материала, работал, преодолевая болезнь, а потом ещё подвергался опасности, добираясь в Горкагохон. Кто ж виноват, что он оказался неудачливым и неумелым торговцем?
        - Вот, возьми. У меня ещё есть, это готовилось лучшими лекарями Ронтау. Ты, главное, надписи не перепутай, что от чего.
        Лекарства, рецепты которых Тобиус уже изучил и которые готовил под пристальным вниманием Локры, перекочевали в руки мандрила, на глазах разбогатевшего и повеселевшего. Ненужный нож вместе с ножнами был брошен в сумку и забыт.
        - Не болей, друг.
        - Спасибо! Спасибо тебе, рыжий!
        Тобиус ещё долго слонялся по рынку, суясь туда, разнюхивая здесь, запоминая, чтобы потом всё записать. Это помогало ему пока что отложить трудное решение. Серый маг даже попробовал один из местных деликатесов, который обменивал на всякую мелочь его «сородич» с переносным лотком. То была деревянная палочка, щедро намазанная мёдом и обваленная в красных муравьях. Все вокруг ели это с таким удовольствием, что он тоже не смог удержать любопытство. Оказалось сладко, кисло, жгуче и кусаче. Хитин так и хрустел на зубах.
        Вдруг посреди ночи, когда человек разглядывал медные кольца и серьги на одном прилавке, раздался голос труб снизу, от врат. Многие торговцы навострили уши и стали приглядываться к верху лестницы. И зрелище не заставило себя долго ждать, ведь вскоре над последней ступенькой стал подниматься высокий, очень высокий силуэт, совершенно точно не принадлежавший симиану.
        Фигура пришельца составляла больше четырёх шагов1 в высоту, и это, не считая громадных лосиных рогов, украшавших его голову словно величественная корона. Он опирался на длинный посох из не ошкуренного ствола молодой осины и носил плащ из побегов вьюнка, на которых росли живые листья и цветы. Длинное лицо чужака имело широкие скулы и растрёпанную бороду, а в острых ушах поблёскивали кольца. Громко цокая раздвоенными копытами, лаушани, воин-чародей, защитник лесов, ступал по камням и оглядывал сару мягко светившимися глазами.
        # # 1 Около 3.2 м..
        Вслед за ним поднимались древоходы, - ещё более громадные фигуры, созданные из зловеще переплетённых живых ветвей, лиан, одетые в накидки из мха, поросшие грибами и сорняками, а также обвешанные тюками, суммами, мешками. Лишь когда полдюжины этих гигантов оказались на поверхности плато, появились те, кто был много меньше и изящнее. В Горкагохон пришли эльфы.
        Тобиус с открытым ртом следил за тем, как остроухие, все сплошь в растительных плащах, вооружённые луками, короткими саблями, кинжалами, скидывали капюшоны, открывая свои лики созерцателям. Все они носили на лицах клановую раскраску, и если волшебник хоть что-то помнил из «Хроник Красной Листвы» Аркравия, то голубовато-серый лоб, грязно белый низ лица и жирная чёрная полоса, разделявшая их покрывая переносицу и глаза, могла принадлежать только одному, самому кровожадному, жестокому и мерзкому из эльфских племён. В гости к симианам явились ублюдки из дома Сорокопута.
        - Добро пожаловать в Горкагохон, друзья! - громко поприветствовал эльфов паладин, выехавший навстречу верхов на каком-то крупном, неизвестном Тобиусу чудовище. - От имени всего нашего народа говорю вам: добро пожаловать!
        Вровень с рогатым лаушани встала невысокая, но очень изящная эльфка, что подняла тонкую длань в ответном приветствии.
        - Я Тильнаваль дочь Эгорхана из дома Сорокопута! От имени моего отца и самого великого Рогатого Царя несу послание мира и вечной дружбы из священных лесов Лонтиля! Eua aykete tuve eyallen arn’falet morndreynen1!
        # # 1 Я желаю, чтобы ваша весна не закончилась никогда! (лонт.).
        Судьба не жалела Тобиуса, без устали нанося всё новые удары. Он не знал, верить ли собственным ушам, но если эльфка не соврала, то она являлась дочерью врага всего рода людского!
        На подоспевший помост взошла сама Тильнаваль, - на языке лонтильских эльфов это значило то ли «подснежник», то ли «лютик», - а кроме неё лаушани и ещё два эльфа.
        Покуда их уносили прочь под торжественную музыку, остальные нелюди принялись обустраиваться. По их воле древоходы, переместившиеся на свободное место, сняли с себя поклажу, и стали менять форму. Расплетаясь, эти существа срастались воедино, образуя на глазах у завороженных сару небольшой изящную постройку, лавку, внутри которой уже раскладывались товары. Лонтильцы явились за сотни лиг от дома чтобы поторговать.
        - Какие уродливые безволосые существа, - проскрипел мартышкообразный старичок, стоявший поблизости своему собеседнику-носачу.
        - Но зато товары у них знатные, - ответил тот, - умные вещи! Я вот собираюсь выменять кое-что.
        - Тогда поторопись, не ты один такой охотник, вон сколько народу собирается.
        Итак, - думал Тобиус, спеша скрыться на соседних улицах, - старый Вийджа не ошибался и не кривил душой, рассказывая, что в затерянное средь лесов царство разумных обезьян знали дорогу эльфы Лонтиля. Здесь они никому не были совсем уж в новинку, хотя и считались, видимо, эдакой диковиной. Привозили свои товары, удостаивались посольских почестей. Представляли опасность.
        Истинных чародеев следи эльфов рождалось намного больше, чем среди людей, но даже те эльфы, которым не посчастливилось обладать Даром в полной мере, имели его зачатками, - то есть видели и ощущали больше любого заурядного человека. Попав им на глаза, Тобиус рисковал выдать себя. Те четверо, что уехали, вероятно, в Храм, были настоящими чародеями, сильными, он сразу это почувствовал. Если бы маг оказался ближе, не прикрытый толпой, они легко заметили бы его и вскрыли маскирующие чары.
        Отныне с магией в городе придётся быть очень осторожным, а мудрее всего запастись пищей и убраться поскорее. Уж лучше тяготы суровой зимы, чем крепкие руки извергов из дома Сорокопута.

* * *
        Невзирая на свой первый испуг, Тобиус не сбежал из Храмового города сразу. Это неизведанное место, оплот чужой цивилизации требовало хотя бы какого-то исследования. Он не смог бы считать себя тем, кем желал являться, кабы просто утёк. Вместо того серый маг наполнял свою книгу заклинаний зарисовками с разных ракурсов и описаниями. Особенной красотой отличался каменный мост, перекинутый через реку практически над самым водопадом. Вид с него открывался завораживающий, а с некоторых участков крепостной стены, отделявшей Горкагохон от остального плато, в определённые световые часы можно было сделать восхитительные рисунки Храма.
        Часть 3, фрагмент 22
        В конце концов он смог оторваться от любимого занятия. Торговцев на площади становилось меньше день ото дня, они расходились по своим родным землям, предчувствуя, что до снегов осталось немного времени. Симианы делились на большие группы и отправлялись вовне, ведомые паладинами.
        Тобиус успел накупить некоторое количество еды, составить карту мест, по которым он прошёл вместе с сару и где с высокой долей вероятности можно было пролететь, не попав ни в чью пасть и не став жертвой пространственной аномалии. Серый хотел рискнуть и попробовать. Датой отбытия из Горкагохона он выбрал двадцать восьмой день зоптара, когда погода стояла ещё солнечная и тёплая, но по ночам становилось действительно холодно. Духи ветров накануне вели себя сонно, а значит, ещё довольно долго небеса останутся чистыми. Прекрасное предзнаменование.
        Однако, проснувшись утром выбранного дня, волшебник понял, что предсказывать погоду это всё же не его сильная сторона.
        В воздухе висел красновато-бурый туман, в котором не было места обычным духам ветров, или творцам облаков. Природа тумана, совершенно определённо, имела магическое происхождение, это чувствовалось. Прохаживаясь по стенной галерее, будучи невидимым, Тобиус своим естеством ощущал нечто зловещее и тяжёлое, набиравшее силу ежеминутно. Во рту разливался металлический привкус крови.
        Всем, кто находился внутри Горкагохона запретили покидать защищённые пределы, Храм Предка поставил под копьё всех паладинов, послушников, а также обычных стражников. Туман тем временем густел, делая солнце почти невидимым светловатым пятном на бурых небесах. Когда оное завершило путь с востока на запад, наступила непроглядная ночь. Темнота была густой и масляной, липкой, носившей дурные запахи. Источники света в ней слабли, - шипели факелы, едва горели лампы и уличные фонарики. Город захлестнула всеобщая тревога.
        Как ни странно, свет взошедшей луны пробивался сквозь туманную пелену намного легче, нежели солнечный и после времени совершенной темноты, наконец-то стали видны просторы мира, окрашенные в призрачно-красный, давящий оттенок. Долгое время гориллы, обходившие стены и смотревшие вниз с края плато, тщетно выискивали причину, или хоть какой-то намёк, пока в первом полуночном часу из лесов не начали доноситься звуки. Они не стихали очень долго, лишь становясь громче, множась в числе… наводя ужас.
        Чёрно-красное небо над Дикой землёй наполнил рёв, стоны, вой и блеяние, истошное, яростное, жуткое. Голоса летели из тьмы лесов, вторгаясь в город необоримой армией, скача захватчиками по улицам, заставляя сару-рилл дрожать внутри своих жилищ, крепко прижимать к себе детей. А потом на расчищенную от деревьев землю там, внизу, выступили чёрные фигуры. Они продвинулись не очень далеко и остановились под предупреждающие звуки труб, десятки тёмных силуэтов, которые невозможно было хорошо разглядеть.
        Истошное блеяние и крики стихли, как затих лес, а чёрные фигуры так и остались стоять в ожидании.
        Вскоре из бронзовых врат Горкагохона выступил отряд сару-рилл, состоявший из верховых паладинов, а также присоединившихся к ним эльфов.

* * *
        Серебряный Дремм вызвался быть тем, кто выйдет за ворота и встретится с напастью. Послы безволосых тварей, что звались эльфами, настояли на своём присутствии. Они утверждали, что сила, сотворившая туман, имела связь с магией, в которой оные были искушены. Решение далось прочим Серебряным непросто, ибо старейшины Храмового города не желали впутывать инородцев в дела сару по многим причинам. И всё же Тильнаваль проявила удивительную настойчивость и дипломатические навыки, убеждая сару-рилл.
        Отряд паладинов, возглавляемый Дреммом и поддерживаемый эльфами, выступил из врат. Свет факелов, которыми они освещали путь, казалось, задыхался в густой красноте, слабел и рассеивался, позволяя, самое большее, хорошо видеть, куда ступала нога. Впереди же их поджидала зыбкая, слегка клубившаяся темнота, облёкшаяся в формы десятков чёрных силуэтов, совершенно непроглядных, совершенно недвижимых и… злых. Злобой был отравлен воздух, злобой и протухшей кровью.
        Приближаясь, сару-рилл и эльфы чувствовали крепчавшее зловонье, тошнотворное и губительное. Источавшие его фигуры молча взирали из мрака горевшими красным очами, преисполненными кровавой жажды; все они были рогаты, но одна отличалась от прочих разительно. Это существо было не только выше прочих, но на широких своих плечах носило три головы вместо одной. На голове средней оно имело рога столь толстые и длинные, что, запрокинув оную назад, могло пронзить остриями собственную спину. Две крайних головы обладали рогами менее величественными. Длинные руки триглава оканчивались когтями-крючьями, а ноги упирались в землю раздвоенными копытами. Свет боялся касаться его покрытого шерстью тела, отчего фигура казалась темнее самой тьмы, поглотившей чащу; он вдыхал воздух и выдыхал миазмы панического ужаса, окутывавшие тех несчастных, которым выпало встать против него.
        Но Дремм не содрогнулся, не бросил посох и не ударился в бегство. Глаза его светились белым, сила переполняла немолодого уже, но опытного мастера и наставника. Он видел тысячи ужасных оскалов Великой Пущи за долгую свою жизнь, и уже разучился бояться. Поэтому голос посла сохранял твёрдость и превосходство:
        - Явившись сюда, вы нарушили древний договор между нашими народами. Убирайтесь в свои земли сейчас же. Иначе мы не остановимся, пока не изведём весь ваш род под корень.
        Волна негодования прокатилась в темноте меж рогатых фигур, чужаки замотали головами, завыли, зарычали, заблеяли, стали бить копытами в землю так, что та задрожала, но всё оборвалось в мгновение ока, стоило носителю трёх голов поднять длань. Его голос шёл через пасть средней головы будто с глубины, гудел так низко и тяжеловесно, что заставлял даже руки эльфов, проживших, сражаясь, многие века, трястись. Этот голос мог двигать горы и поворачивать вспять реки. Так верил каждый, кто слышал его.
        - Угрозы свои прибереги для тех, кого они не заставят смеяться, бледное подобие воина. Мы пришли не за твоим народом, не за твоей землёй, и даже не за этими мерзкими остроухими выродками, которых вы пускаете в свой дом.
        Тильнаваль сжала зубы до скрежета, воспламеняя в душе гнев. Сильнее! Ещё сильнее! Гнев сделает её плетения сильными, гнев поможет ей не чувствовать себя маленькой беззащитной девочкой, глядящей в раззявленную пасть Зверя! Гнева! Больше гнева!
        - Зачем же вы пришли тогда, ненужные, незваные, нежеланные?
        - Вы, - коготь указал на Дремма, - дали укрытие нашему врагу.
        Серебряный чуть скосил взгляд в сторону Тильнаваль.
        - НЕТ ЖЕ!!! - воскликнул триглав на все три глотки, да так громко, что ездовые чудовища под паладинами припали к земле ровно испуганные мыши. - Вы укрываете у себя нашего врага! Мага! Человека! Он нанёс нам смертельное оскорбление, убив моего отца, больного, немощного старика! - Речь прервалась взрывом свирепого рыка, переходившего в блеяние и обратно, а потом уж головы завыли в полный голос: - ОН УБИЛ МОЕГО СЫНА, ВОРВАЛСЯ В ЕГО УСЫПАЛЬНИЦУ, КОГДА ТОТ БЫЛ СЛАБ, УЯЗВИМ, И УБИЛ ЕГО!!! МОЕГО СЫНА И ВОЕВОДУ!!!
        Мир застонал в ужасе, когда пришельцы возблеяли, завыли и заревели, потрясая рогатыми головами, раздирая на себе шкуры когтями, визжа и… плача. Из лесов им вторил многоголосый вой боли и гнева, а потом в красном свете луны, из-за деревьев хлынула волна. Тысячи Пожирателей устлали землю живым покровом своих тел, тысячи слепых чудовищ явились на зов. Среди них двигалась и хищная плоть, формировавшая тела при помощи чужих костей, либо струившаяся бесформенными мышечными комьями; а ещё были колоссы, - скелеты мёртвых гигантов, найденные в лесу, собранные как попало жутко, кривые, неповторимо-уродливые, многорукие и многоголовые, обвитые кровоточащими живыми мышцами. Целая армия пришла из далёких западных земель в страну сару, страшное воинство, которое не остановит никакая высота и никакие ворота.
        - Мы выследили его, - вновь заговорил кровавоглазый предводитель, - мы чуем его. Он в вашей обители, и если это не изменится до следующего заката, если вы не выдадите его нам, клянусь перед лицом великих Господ, я сравняю Горкагохон с землёй, а вас всех превращу в хищную плоть! И не только вас! Я ПРОЙДУ КРОВАВОЙ ПЛЕТЬЮ ПО ВСЕМ ВАШИМ ЗЕМЛЯМ И ВЫЧИЩУ КАЖДЫЙ ГОРОД, КАЖДОЕ СЕЛЕНИЕ!!! Я СОЖРУ ВАС ВСЕХ!!!
        - Грязное отродье! - взревел лаушани, поднимая посох. - Ты сдохнешь здесь!
        - МОЛЧАТЬ, ПРЕЗРЕННЫЙ ЧЕРВЬ!!! РОГА НЕ ДЕЛАЮТ ТЕБЯ РАВНЫМ НАМ!!! ПОДДЕЛКА!!! ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИЛ ИХ!!! ТЫ НЕ РОДИЛСЯ С НИМИ!!! ЕЩЁ ОДИН ЗВУК, И Я ПРИБЬЮ ТЕБЯ К ДЕРЕВУ, ВЫРВУ ПЕЧЕНЬ И БУДУ ПОЖИРАТЬ ЕЁ НА ТВОИХ ГЛАЗАХ!!! НЕНАВИЖУ!!! КАК ВЫ СМЕЕТЕ ЗВАТЬ СВОЕГО ЖАЛКОГО ВОЖДЯ РОГАТЫМ ЦАРЁМ, НИЧТОЖЕСТВА?!! Я РОГАТЫЙ ЦАРЬ ЛЕСОВ!!! Я БЫЛ ИМ, ЕЩЁ КОГДА ВАШИ ПРАЩУРЫ ПОДЫХАЛИ В РАБСКИХ КАНДАЛАХ, ЖАЛКИЕ, ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЕ…
        - Давайте не будем терять самообладание.
        Серебряный Дремм, казалось, обладал собой столь полновластно, что вид ужасного воинства не вызывал в нём ничего кроме скуки.
        - Воевать с эльфами ты можешь в их земле и без нашего участия, если хочешь. Вы, госпожа посол, пожалуйста, следите за своими спутниками, ибо ни они, ни вы, не имеете права голоса в этих переговорах.
        Воцарившуюся тишину нарушало лишь громкое и глубокое дыхание чудовища, захлёбывавшегося своей ненавистью и сжимавшего кулаки так сильно, что когти пропороли ладони и теперь наземь капала ядовитая густая кровь.
        - Я буду ждать до заката. Если вы не выдадите нашего врага, мы уничтожим вас.
        - Я передам твои слова остальным, Ярон, - молвил Дремм, - однако скажу сразу, ты ошибаешься. Мы никого не укрываем. А если бы даже и укрывали, то ты не получил бы его, сколько бы гнилого мяса ни привёл. Если к закату завтрашнего дня всё это протухшее воинство не исчезнет из пределов нашей страны, защитники Горкагохона напомнят тебе, почему нельзя нарушать данное Храму слово.
        Смех триглава был неожиданно тих и как будто даже устал. Он взмахнул рукой и армия, тряся землю, утекла обратно под сень деревьев, оставив за собой изрытую тысячами ног землю.
        - Выдайте убийцу моего сына, и я пощажу вас.
        На том чёрные силуэты, которых боялся касаться свет, стали исчезать, растворяться в кровавом тумане, пока не осталось никого.

* * *
        Серый маг пробил по улицам, прислушиваясь и приглядываясь. Вокруг царила тревожная тишина, всё живое стремилось найти укрытие, лишь симианы при оружии продолжали нести свой дозор. Теперь, когда направление было известно, сару-рилл всё больше собирались над краем плато, рассчитывая, как будут вести оборону.
        Волшебник пытался узнать, что за новости расходились среди них, но не осмеливался подойти близко. Мало того, что паладины могли ощутить его присутствие, так ещё и эльфы теперь были при них. Остроухих насчитывалось мало, однако они явно собирались присоединиться к защитникам. Лаушани и два чародея вместе творили какое-то мощное заклинание, вероятно, охранное, Астрал отзывался на их зов охотно и громко, Тобиус всё время чувствовал перемещение энергетических масс.
        Кроме эльфов, магию творили и те, кто явился из леса. Там, в царстве пожелтевших древесных крон что-то происходило, какое-то большое и зловещее колдовство, какой-то туго скручивавшийся ком магии. Слишком пугающий и чуждый пониманию, чтобы человек осмелился потянуться к нему и попытаться воспринять.
        Тем не менее, прислушиваясь к изменениям в энергетической прослойке бытия, Тобиус решил провести эксперимент. Он сместился на отдалённые окраины Горкагохона, спрятался в пустом закоулке и попытался осуществить Перенос, то есть просто переместиться между двумя точками, как делал это обычно. Не вышло. Пространство упруго оттолкнуло волшебника, утвердив на изначальной точке. Тогда он попробовал телепортироваться и на этот раз отдача оказалась сильнее, - завибрировало и заболело всё тело. Когда же он попытался взлететь, Крылья Орла оторвали его от земли на высоту шага в полтора-два и только. Вывод был прост, над Храмовым городом распростёрся обширный купол плетения, блокировавшего любую транспортную магию. Ни войти, ни выйти иначе как на своих двоих.
        Решив, что риск оправдан, волшебник всё же проскользнул внутрь Храма. Паладинов там стало меньше, а из чародеев осталась одна лишь эльфка. Рив легко смог прокрасться внутрь, гораздо труднее оказалось сориентироваться, Храм был велик и имел множество больших и малых помещений. Стражники, - молодые послушники, не уделяли внимания зачарованному человеку, как и разговорам, так что подслушать их не удалось. Возвращаться к бывшим хозяйкам он не стал, вряд ли кто-то делился с ними информацией. Поразмыслив, Тобиус решил попробовать найти обитель старших иерархов, для чего стал подниматься на более высокие этажи.
        Один раз он видел дверной проём, который сторожили два эльфа. Проскользнув мимо того коридора, маг ещё некоторое время плутал, стараясь не приближаться к сару-рилл, дабы не привлечь их. Обычно удавалось, послушники были не столь чувствительны, тогда как от паладинов приходилось держаться подальше. Он бродил довольно долго, пока вдруг, в одном из переходов, который рив изучал, не появились стразу два паладина. Они приближались плечом к плечу, полностью перекрывая всё пространство, огромные взрослые гориллы в деревянных латах.
        Первая мысль велела отступить, убежать, спрятаться… Оглядевшись, Тобиус скользнул в ближайший дверной проём, благо самих дверей в Храме не было, только занавеси, а за той занавесью как раз оказалось темно и тихо. Замерев там мышкой, волшебник слышал, как прошли мимо паладины и смог наконец выдохнуть.
        - Кто это? - донёсся тихий голос из темноты, от которого человек вздрогнул. - Кто здесь?
        Волшебник молчал и почти не дышал. Он не мог даже применить чары Енотовых Глаз, столь сильно не желал привлечь эльфов.
        - Я знаю, что кто-то здесь есть, - продолжал слабый голос. - Если ты не отзовёшься, я позову стражу. Эй, там!..
        Голос стал лишь немного громче, он был надтреснут и подрагивал, принадлежа, видимо, существу немолодому. Вряд ли кто-то вне комнаты слышал этот призыв.
        - Эй… неужто никого? Куда же все подевались? - причитал голос. - Что ж, придётся самому.
        Вдруг посреди кромешного мрака вспыхнули две белые точки и незримая сила схватила Тобиуса за горло, вцепилась в члены, сдавила грудь. Он не мог понять, что это было, такое сильное, способное раздавить его, но при этом и совершенно неосязаемое! Сила паладинов Храма…
        - Пожалуйста, не надо… - захрипел волшебник.
        - А, теперь ты решил говорить со мной. Всего-то и было нужно, что немного надавить. С дураками всегда так. Хм. Здесь светло?
        - Что?
        - Я спрашиваю, в моей опочивальне светло? Ну же, я ведь слеп!
        - Здесь темно…
        - Тогда иди на голос, незваный гость, тут, подле ложа, ты найдёшь свечу. Сможешь разжечь наощупь?
        - Постараюсь…
        - Постарайся. И не пробуй бежать, ни то я сломаю тебе спину. Понимаешь? - Голос окреп, стал твёрже. Видимо его хозяин отошёл ото сна и теперь чувствовал себя лучше.
        - Понимаю.
        Ощущение чужой силы осталось только на горле, да и то ослабло, хотя в любой миг оно могло сдавить туже удавки. Тобиус двигался на ощупь, понимая, что помещение, которое он сначала посчитал тёмной кладовой, было довольно просторным. Рив нашёл небольшой деревянный предмет, стоявший на полу, тумба, нащупал свечу и сжал фитиль пальцами. Такой мелочи эльфка заметить была не должна.
        Родился огонёк, проливший свет на каменный стены, испещрённые множеством знаков обезьяньей письменности и искусными барельефами. В дальнем углу комнаты находилась стойка, на которой пылились деревянные доспехи и подставка с треснувшим вдоль клинка деревянным же мечом. В середине комнаты находилась лежанка, обычное для сару спальное гнездо, правда, без ограждения.
        На мягкой перине, укрытый шерстяными одеялами, лежал старый сару-рилл. Его шерсть была белой очень длинной и всклокоченной, изрезанная шрамами и морщинами кожа имела неестественный для этого подвида белый же цвет, а глаза совершенно точно ничего не видели. В паре белёсых бельм, однако жил свет. Старик вытащил из-под одеял руку и Тобиусу стало окончательно ясно, насколько немощным тот был. Ладонь огромная, но на ней почти не осталось мяса, только обтянутая белой кожей кость, да ещё и два пальцы скрючились из-за высохших сухожилий.
        Часть 3, фрагмент 23
        Невидимая сила толкнула волшебника вперёд, и старец смог ощупать его лицо.
        - Эльф?
        Маг скривился, когда его ухо было больно сжато.
        - Нет, - поправил себя сару-рилл, слепо таращась в потолок, - человек. Вот, значит, что, слухи не врут, в Горкагохон проникло человеческое существо. Впервые за всю историю.
        - Извините… господин…
        - Кажется, мои братья не верят в твоё существование, - не обращал внимания старик, - но вот он ты, здесь. Удивительно. И что же ты натворил?
        - Я… я ничего не…
        - Неверно, человек, неверно. Ты, как говорят, есть кровный враг круторогих с запада.
        - Круторогих?
        - Никогда не слышал? Сами себя они зовут фа’ун, но мы всегда звали их иначе. Я слышал, ты убил Хорна, их всеотца, а потом ещё и собственного сына Ярона - их повелителя. Хм. Это, если спросишь меня, настоящий подвиг. Однако армия чудовищ под стенами несколько смазывает впечатление. Дал себя выследить.
        Тобиус оказался ни жив, ни мёртв, внезапная весть поразила его ровно молния.
        - Где… вы такое слышали, господин?
        Старик тихо закашлял:
        - Воды.
        На низенькой тумбе кроме свечи и блюдца с несколькими травяными шариков была ещё и миска. Тобиус взял скатанный из трав шарик, принюхался, узнал сложный сбор. Оставив лекарство, он подал сару-рилл воды и терпеливо ждал, пока закончатся мелкие глотки.
        - Бедная женщина, - сказал старик, напившись, - столько сил на меня потратила, столько зелий извела, да всё зря. Незачем цепляться за жизнь в мои годы, тело разрушается, пора в землю.
        - Вы Серебряный Монкнут.
        - Самый старый из Серебряных Храмового города, - подтвердил слепец. - Я учил многих других Серебряных, когда они были послушниками. Я учил учителей некоторых молодых Серебряных тоже. Думаю, этим я заслужил некоторое почтение и потому, даже теперь, когда я не в силах исполнять свои обязанности, они стараются доводить до моего сведения всякое. Спрашивать моего мнения. Так я и узнал, что происходит снаружи, человек.
        Тобиус оказался потерян и молчал, не замечая, как пропало присутствие незримой и непонятной силы, как погасли глаза старца. Перед его внутренним взором мелькали неприятные, надо признать, воспоминания: прогнившее нутро крепости Га-Нор, в которой была умерщвлена тёмная сущность; усечённая пирамида, затерянная на болотах и обитатель саркофага, оказавшийся недостаточно мёртвым для своего ложа; хищная плоть, удовлетворившаяся тем, что нашла мага.
        - Они пришли за мной.
        - О чём прямо и сказали.
        Маг сглотнул.
        - Что вы будете делать?
        - Я? - старик улыбнулся слабо, показывая остатки зубов. - Время моих деяний давно прошло, ныне деют другие. Но когда эти другие спросили меня, я дал им совет: взять оружие, сомкнуть ряды и дать врагу такой бой, который отвадит его от нашей земли ещё на тысячи лет. А лучше - изничтожить всех под корень. Круторогих осталось не так много, и они давно уже не множатся, хотя и от старости не мрут, вечные твари. Были бы силы, сам возглавил бы поход и истребил эту мерзость наконец, сделал бы мир чище напоследок.
        - Их там неисчислимое множество. Пожиратели, хищная плоть… ещё бог знает что. Вы не должны платить такую обильную дань жизнями и…
        - Мы были созданы, чтобы сражаться с чудовищами. Собрать паладинов, сжать кулак воли и очистить мир от этой мерзости… Думаешь, старику легко грезить о войнах, в которых он уже не поучаствует?
        - Я думаю…
        - Я знаю, о чём ты думаешь, если не лишён совести. Вот тебе совет: когда начнётся битва, уходи так далеко, как только сможешь. Ты послужил поводом для тяжёлого, но хорошего дела и наш народ наконец-то стряхнёт с себя грязь бессмысленных междоусобиц, объединится против общего врага. Ярон наплодил мерзости, как это он умел всегда, поверил, что теперь за ним великая сила, но это не так. С тех пор, как Господ не стало, их прихлебатели покрыты несмываемым позором и уничтожены в своём бессилии. Все вместе как было заповедано, плечом к плечу будем мы биться и сокрушим… жаль, что не я. Беги, человек, здесь тебя не ждёт ничего кроме вечных страданий… Прощай.
        - Постойте! - воскликнул Тобиус. - Господа! Что за господа?!
        Серебряный Монкнут вздрогнул всем своим иссохшим, но всё равно обширным телом, захрипел и испустил дух, превратившись из личности в предмет. Остаток свечи к тому времени прогорел, и маг оказался один в темноте рядом с мертвецом, но увы, не только с ним. Окрепли тяжёлые мысли, воспылали вопросы, разрослись сомнения.
        Каким-то образом посреди нигде, посреди земель, прозванных Дикими, он один ухитрился стать причиной войны, которая обойдётся… во сколько жизней? Сотни? Тысячи? Тысячи симианов, не людей, а обезьян, далёких и чужих сыну Вестеррайха, должны будут положить свои жизни на то, чтобы избавить мир от чего-то очень дурного. И их лидеров такой исход вполне устраивал.
        Только человека, ставшего причиной, почему-то нет.
        Он просидел подле тела довольно долго, слушая собственное дыхание, собственные мысли, и пытаясь нащупать внутри Путеводную Нить.
        Выбор. Вопрос выбора появлялся перед волшебниками также часто, как перед обычными смертными. Роль Нити в нём играла странную роль, доводя до парадоксов. С одной стороны, маги любили утверждать, что судьбы не предначертаны, а с другой часто отслеживали, куда стремилась их Путеводная Нить и старались не натягивать её слишком сильно, послушно следовать. В чём же разница? А в том, что простые смертные не чувствовали никакой Нити, руководствовались наитием и тем освобождали себя. Маги же могли сознательно идти иной дорогой, отрекаясь от той, на которую легла Нить.
        И тогда, в темноте, Тобиус принял решение не противиться своей.

* * *
        День прошёл в тревожных заботах, и ко времени наступления заката все, кто мог сражаться, были над краем плато. Тысячи сару-рилл взяли в руки оружие, и первыми среди них готовились вступить в бой паладины. А кроме них вооружались все остальные симианы, которым не повезло попасть в западню. Выходцы из всех племён объединились как некогда прежде, хотя были напуганы и с надеждой смотрели на могучих горилл.
        Зато эльфы не проявляли и тени страха. Боевой раскрас нанесённый на их лица единожды, почти не трескался, ибо воины дома Сорокопута, сражались и умирали бесстрастно. Они не удостаивали врагов выражениями ярости, боли, кровавого торжества, они были намного выше этого. Разве что долгие искусные пытки, которым подвергались их пленники, заставляли эльфов улыбаться.
        Два чародея из их числа, творили магию на опустевшей площади, расплетали и сплетали заново древоходов, создавая из шести орясин одного гиганта в виде кабанообразного существа, из спины которого рос человекоподобный торс с длинными руками-хваталками. Заклинание происходило через красивый синхронный танец чародеев, состоявший из изящной череды жестов и магических песнопений. В это время Тильнаваль и рогатый лаушани пребывали рядом с Серебряным Дреммом, возглавившим воинство сару. Остальные Серебряные тоже заняли свои места среди воинов, они являлись главным оружием города, ровно как Направляющие Корса.
        Солнце зашло. Над лесами раздался громовой рёв и Астрал заволновался, отзываясь на него. Серебряные ответили, колотя себя ладонями в грудь и ухая, дабы вселить в сердца сородичей отвагу. Их глаза горели белым, а глаза прочих сару воспламенялись решимостью. Крики и гомон вознеслись над Храмовым городом защитным пологом в дополнение к тому, что воздвигли чужеродные чародеи.
        Из лесов выступили рогатые фигуры. Они скользили поодиночке, не держа порядка, не спеша и не медля, но за каждой тянулся ширившийся клин слепых чудовищ; огромные комья живых мышц перебирали отраставшими и убывавшими ногами, вышагивали, шатаясь неестественно, каркасные великаны.
        Самый большой ком хищной плоти выбрался вперёд, неся на себе триглава. По мановению руки предводителя чудовищная рать замедлилась, а потом замерла в тишине.
        - ВРЕМЯ ИСТЕКЛО, - долетел с низин тройственный глас, - ВЫДАЙТЕ МОЕГО ВРАГА, ИЛИ УМРИТЕ!!!
        Ответа не было, сару приготовились к обороне, а эльфы намеревались поддержать их своей магией настолько, насколько смогут.
        - РЕШЕНО!!! ТАК ТОМУ И…
        Никто не заметил, как крошечная фигурка упала с края плато, однако все заметили, как в месте, куда она упала, родился источник ярчайшего света. Как гость из иного, светлого мира, он полыхнул и погас, а крошечная фигурка продолжила свой путь от города в сторону леса.
        Тобиус был обнажён, если не считать сумки, что висела на его шее и длинного кожаного шнурка с десятками небольших пластинок на нём, - ожерелья. Пластинки были деревянными, глиняными, металлическими, костяными, на каждой помещались тонко нанесённые магические знаки, каждая была напитана гурханой. На том же ожерелье висели кольца волшебника, серебряное, вмещавшее дух бурана, и чугунное, в котором спал худукку. В правой ладони серый волшебник держал горсть всякого сора: гранитные камушки, крупные кристаллы морской соли, красные кристаллики мутного, дешёвого аловита. В левой лежал фиал с грибным эликсиром.
        Продвинувшись достаточно далеко, Тобиус откупорил фиал и залпом осушил его. Бурлящий ток силы вторгся в его астральное тело, заставляя кровь вскипать, ломя виски, проявляя вздувшиеся, потемневшие вены по всему телу. Несравненное чувство мощи наполнило его.
        - ПОКАЗАЛСЯ!!!
        Маг переборол дрожь, гулявшую по телу, успокоил мышцы, требовавшие действия, сосредоточился, глубоко вдохнул.
        - Они… меня… не укрывали! Я прятался… ото всех!
        - ЭТО БОЛЬШЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ, ОТРОДЬЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, ПРИДИ КО МНЕ И ПРИМИ СВОЁ НАКАЗАНИЕ!!! ВЕЧНОСТЬ БОЛИ ЖДЁТ ТЕБЯ!!!
        - Иду, иду…
        Чары Силы Гиганта пробудились, начав трансформацию тела, стремительную и мучительную. С треском и хрустом удлинялись кости, росли огромные мышцы, человек увеличивался втрое против себя прежнего, а поверх его раскалившейся кожи нарастал светившийся индиговый панцирь материализовавшейся гурханы.
        - Иду!!!
        Топор Шааба врезался в хищную плоть, взорвался, заколыхав её и охватив пламенем. Мышечный ком задёргался в немой агонии, стал терять плотность, но триглав его уже покинул. Он воплотился рядом с Тобиусом, скалясь тремя пастями и протягивая к волшебнику длань.
        - Боль!
        И человек ощутил боль, внутри его тела словно проросли тысячи тонких иголок, которые… тут же пропали. Ярон слегка отшатнулся в недоумении.
        - БОЛЬ!!! - взревел он на три глотки.
        И вновь иглы возникли на миг, чтобы тут же исчезнуть.
        - ЧТО С ТВОЕЙ КРОВЬЮ, СМЕРТНЫЙ?!!
        Перевитое тёмными венами лицо человека, нездоровое, пятнистое, исказилось вымученной улыбкой:
        - Твой… сын, кажется, пытался вскипятить её, - Тобиус материализовал в руке копьё из твёрдой гурханы, - и перед встречей с тобой я решил немного… разбавить. Сейчас во мне столько алхимических реактивов, что печень и почки уже пульсируют болью, однако ты можешь попытаться найти и кровь тоже!
        Маг совершил выпад и вонзил копьё фигуре в горло, но та потеряла плотность, растаяла и вновь восстала уже далеко, во главе орды.
        - РАЗОРВИТЕ ЭТО СУЩЕСТВО НА ЧАСТИ И ПРИНЕСИТЕ МНЕ ЛОСКУТЬЯ!!!
        Массы Пожирателей всколыхнулись и чёрной волной устремились в сторону Храмового города, зашагали колченого гиганты, заструилась хищная плоть. Тобиус обозрел эту несметную силу, вздохнул, возвёл очи горе. Свет луны кое-как разгонял кровавый туман, и волшебник был ей благодарен. Собираясь с силами, он думал о том, что порой, желая сделать правильный выбор, человек понимает, что выбора-то и нет, что путь лишь один. Вот это он и был.
        Во второй руке мага всё ещё лежали камушки и кристаллы, испещрённые магическими знаками, - плод долгих практик в создании элементалей, заклинания призыва, освоенные до такого совершенства, что не требовали больше расчерченных кругов. Он выбросил несколько мутных аловитов, чувствуя, как магия открывает проходы в сопредельные планы бытия и вытягивает в Валемар сущности, обитавшие там. Пять столбов живого огня обрели своё место в реальности, а следом за ними шесть элементалей воды появились из соляных кристалликов, и наконец один огромный каменный элементаль с могучими руками и спиной, покрытой свежей травой посреди осени.
        - Расчистите мне путь!
        Огненные элементали поднялись в воздух, обретая форму птиц; водные отрастили гибкие и длинные хлысты, а земляной опустился на четвереньки, позволяя создателю утвердиться на его спине. Пятки ударили в бока и элементаль пошёл рысью, быстро разгоняясь.
        Пылавшие птицы образовали клин и исторгли вниз потоки пламени, погнали по земле сплошную стену огня. Пожиратели обращались пеплом, попадая в неё, а по дымившейся просеке в их рядах мчался элементаль земли. Водяные скользили по бокам и сзади, орудуя хлыстами, не позволяя чудовищам накатываться на создателя, рассекая и останавливая их собой. Визг и рёв вокруг стояли непереносимые, в сумятице орда обратилась сама против себя, ибо каждая тварь стремилась исполнить волю Ярона, а все прочие из-за толчеи мешали ей, как и она мешала всем прочим. Тобиус скакал в самую гущу как настоящий безумец, ни на мгновение не ослабляя напор боевых заклинаний, ибо любое промедление значило для него быть похороненным под несметным количеством тел.
        Словно звезда, упавшая в царство слепцов, он сиял, разбрасываясь сгустками разрушительной энергии. Огонь, лёд, молния и кислота были ему оружием, Пожиратели гибли десятками, мощные удары мыслесилы отбрасывали и крушили их, земляной элементаль давил тварей на скаку, а те, что чудом ухитрялись добраться до тела мага, обламывали зубы о неразрушимую гурхановую броню! Переполненный Силой Гиганта, волшебник мог давить головы чудовищ в руках как переспелые плоды, но он не разменивался на мелочи, нет, он ощущал экстаз магического боя без оглядки и сдержек, с упоением убивал магией, тряся мир вокруг себя, расщепляя вековечные деревья, отнимая сотни жизней в дерзком и быстром манёвре!
        Вот Огненный Шар врезается в кучу монстров и разрывается с такой силой, что всё вокруг поглощает пламя, а на сетчатке остаются белые пятна! Вот ледяной фронт одевает в зимний наряд участок леса шириной в восемьдесят шагов и длинной в сотню; всё, что попало в него обращено мёртвым льдом! Вот в ладони зарождается Шаровая Молния величиной с тыкву, Тобиус возносит её над собой, сжимает пальцы, и во все стороны плещут белые ломанные линии, пронзающие десятки тел, выжигающие сердца и мозги! Вот несколько ужасных освежёванных тел, созданных из хищной плоти прыгают на скачущего мага с вершины какой-то скалы, но удар мыслесилы отбрасывает их за спину, а там уже образовался Кислотный Пруд, и эти жуткие твари растворяются в нём, как и другие чудовища, не смогшие осилить прыжок! Боевая магия, почти лишённая ритуальных инструментов и самих ритуалов, быстрая, мощная, убийственно эффективная, ибо направленная на разрушение, устроила красочную жатву, проредив чудовищное воинство, которое никак не могло сжать добычу в тиски!
        Где-то за воем и рычанием тысяч глоток раздавалось истошное блеяние фа’ун, пытавшихся управлять своими созданиями. Пожирателей становилось всё меньше, хищная плоть неизменно напарывалась на жестокий отпор и погибала во пламени, а гиганты, созданные ею, предназначались для штурма укреплений, - укрепления не убегают. Продолжая отбиваться, маг чувствовал, что у него появился шанс, небольшая надежда.
        Тобиус потратил большую часть гурханы и приготовленных плетений, его астральное тело болело от перенапряжения, как болело бы тело раба, без устали ломающего спину на каменоломне. После войны с целой армией нужно было перевести дух, пока он попросту не выгорел от такого напряжения.
        У всего этого было две цели, и одной он, похоже, добился, - отвёл чудовищ от Храмового города. Что бы ни говорил старик перед смертью, Тобиус не мог последовать его советам. Если сару когда-либо схлестнутся с фа’ун, пусть сами начнут эту войну, а на пришлом человеке не будет их крови. Ибо совесть у него действительно была, в этом Серебряный Монкнут не ошибся. Теперь же рив жаждал достичь вторую цель, - выбраться за пределы тумана. Каким магом он ни был бы, не обладал Тобиус силой сокрушить целую армию. Для такого нужен был архимаг не слабее Талбота Гневливого, а не посредственный серый волшебник.
        Часть 3, фрагмент 24
        Огненные элементали получили приказ развернуться и сеять сумятицу среди отставших чудовищ; не стоило держать их рядом как огромную летающую метку, указующую на создателя. Из полудюжины водных осталась половина, да и тем нужна была подпитка, чтобы не разлиться бессильной влагой. Земляной ещё держался, хотя перед его и ноги были испачканы в крови и потрохах раздавленных Пожирателей.
        Поиски края затягивались, серый маг метался в тумане, стараясь держать одно направление, веря, что рано или поздно, вот-вот, вырвется за границы. Но когда он замечал просвет в тошнотворной красноте, тот успевал пропасть, прежде чем волшебник достигал его. И так раз за разом. В конце концов рив стал подозревать, что его водили за нос. Тогда он соскочил со спины скакуна и чуть не упал на подкосившихся ногах.
        Сила Гиганта исчерпала себя и новой он применить не сможет ещё долго. Тело материальное вернулось к нормальным размерам, а остатки кристаллизованной гурханы втянулись в астральное. Человек вновь стал мягким и слабым, уязвимым, вновь оказался на грани своих сил. Его ожерелье тоже большей частью опустело; оно было набрано из множества заклинаний, вплетённых в материальные носители и к часу сему, большинство потеряло силу. Чары защитные, поддерживающие, исцеляющие, всё это позволяло магу стать разрушительным как живая стихия, но лишь на время.
        Разорвав шнурок, Тобиус надел кольца на пальцы и выбросил бесполезные носители чар, все, кроме одного. В оставшейся пластинке был заключён единственный воздушный элементаль, которого серый маг призвал. Эта стихия всё ещё не повиновалась ему всеобъемлюще, и призывать её частицы было трудно, ещё труднее, чем готовиться к битве в страхе, что эльфские чародеи почувствуют его присутствие. Однако этого элементаля он смог призвать заранее и теперь, когда любые несчастья Горкагохона больше не могли лечь на его плечи, волшебник решил, что пора.
        Туман закружился, увлекаемый движением воздуха и элементаль в виде устойчивой воронки смерча появился перед создателем, ожидая приказов.
        - Унеси меня отсюда! Вверх!
        Существо из первостихии охватило человека и оторвало от земли. Когда это произошло волшебник ощутил радость, сравнимую с радостью от вознесения души в Чертоги Небесного Горна, освобождение из царства отчаяния, побег от ужасов и стремление к свету! Как только он сможет возвыситься над кровавым туманом, - Тобиус верил, - он сможет перенестись так далеко, что когти круторогих не дотянутся до него.
        Но дымка не собиралась отпускать жертву так просто. Он ощутил вдруг боль, тут и там на его теле появились следы, будто невидимые руки вцепились в тело человека, пронзая кожу до крови, оставляя длинные борозды. Маг закричал, забился, пытаясь вырваться, стряхнуть с себя руки, но для него они были неосязаемы, - не так, как он для них. Чувствуя смятение разума создателя, воздушный элементаль заметался тоже. Стихийные духи, подобные ему, не испытывали к своим господам ни привязанности, ни верности, всё, чего они желали, - это поскорее вырваться из рабства и вернуться в родное измерение. Поэтому, как только контроль был утрачен, элементаль разорвал связывавшие его чары и улетучился, сбросив человека вниз.
        Встреча с землёй получилась жестокой, удар выбил из Тобиуса воздух, сломал несколько рёбер и что-то внутри оборвалось, но даже сил закричал не было. Он мог только лежать и пытаться восстановить повреждения, спешно начитывая про себя словоформулы Исцеления.
        Среди тёмных стволов заметались голоса, - громкое строенное блеяние, переходившее в хохот и обратно. Доносились из кровавого тумана и другие звуки, например, крики Пожирателей, которыми они искали путь. Чудовища окружали мага, со всех сторон, выступая смутными силуэтами среди красной дымки, а над ними возвышались рогатые фигуры, которых боялся касаться свет. Одна, особенно огромная, несшая на плечах три головы, приближалась. То ли туман стал гуще, то ли это свою кровь Тобиус чувствовал во рту так сильно.
        - Он хотел убежать от меня, - рычала средняя голова, - думал потеряться в моём владении, думал, что его отпустят. Эта погоня была упоительна!.. Что ты там дёргаешься? Это агония? Я ведь даже ещё начал!
        Тяжёлые шаги приближались, огромная чёрная фигура нависла над человеком и шесть глаз её пылали алым, а через несколько мгновений воспылал и сам Ярон, ибо белое пламя охватило его. От крика, который издал триглав, по воздуху прокатились видимые волны. Круторогие испугано заблеяли, словно из кошмаров древней пущи переродились в стадо испуганных овец. Намного хуже пришлось их слугам, - волокна хищной плоти потеряли структуру, превратились в мешанину конвульсивных нитей, а Пожиратели пришли в состояние неконтролируемого безумия; они катались по земле, словно пытались сбить с тебя пламя, ударялись обо всё вокруг, став совершенно слепыми, топтали друг друга, впивались в сородичей и бешено рвали плоть.
        Чувствуя ожог на губах и слабость во всём теле, Тобиус заставил себя подняться и побежать. Вокруг разворачивалась сцена поистине ужасавшая сознание, не раз он был на волоске от когтей и клыков слепых чудовищ, но чудом разминался с ними и продолжал бежать. Куда? Зачем? Волшебник не знал, ибо цель была потеряна, но даже во мраке кромешном он не мог сдаться.
        Академия Ривена растила всяких магов: решительных и несмелых, порывистых и осмотрительных, воинственных и миролюбивых, но все они учились стоять за себя и сражаться пока сам Фонарщик не положит конец их жизням!
        Поэтому он бежал, обдирая кожу среди ветвей, а позади уже гремел оглушительный тройственный рёв, в котором было только бешенство и боль. Затуманенным своим разумом Тобиус подумал, что уж очень устал от того, что всевозможные чудовища всё время издавали громкие звуки рядом с ним. Он слишком утомился бояться, хотелось просто отдохнуть, забыть на время об этой проклятой земле, чьи истинные хозяева оказались так не рады ему.
        Волшебник вырвался из-под крон на берег широкой, но неглубокой речки, побежал, ощущая ногами ледяную влагу, оскальзываясь на покрытых водорослями камнях, он почти добрался до противоположного берега, когда внезапно осознал, что дышит чистым ночным воздухом, свежим и прохладным, что кровянистая грязь пропала из воздуха и луна, выглядывавшая из-за облаков, стала так бела! Сколь быстро можно отвыкнуть от естественной красоты мира, когда тебя её насильно лишили!
        - Господи…
        Он обратился к Дару, надеясь, что сможет сотворить ещё одно заклинание, последнее, просто телепортироваться прочь невзирая на риск угодить в пространственную аномалию! Между бедой вероятной и гибелью неотвратимой, он выбирал первое и… Что-то взорвалось с такой силой, что речное дно исчезло из-под ног, а потом ударило в них и серый маг упал в холодную воду. Он чуть не захлебнулся, носимый обезумевшей вдруг рекой, но когда всё образовалось, увидел, что её перегораживало теперь два ствола исполинских елей слева и справа от него. Они росли на берегу, с которого Тобиус пришёл, но теперь были выворочены из земли, а у торчавших кривых корней, в клубах накатывавшего тумана высилась фигура триглава.
        Чудовище двинулась по воде, оставляя сородичей и рабов позади; тогда и стало ясно вдруг, что чистый лунный свет был единственным, не боявшимся Ярона. Он отбросил тёмные покровы, явив человеку истинный образ… и тот оказался ужаснее многих тварей, виденных Тобиусом доселе. Огромное тело покрывала шкура, изрезанная старыми шрамами, шерсть была чёрной и слипшейся от крови, а там, где белое пламя коснулось владыки фа’ун, плоть сгорела, края ожогов покрыли громадные волдыри и тошнотворный запах гари вился вокруг кольцами сизого дыма. Сильнее остальных пострадала левая сторона тела, особенно левая голова. Кости её оголились и почернели, один рог превратился в угольный обломок, один глаз запёкся в глазнице и сквозь прорехи в мясе виднелись челюсти с десятками острых зубов… тех из них, что не выкрошились.
        Средняя голова пострадала много меньше, правой же повезло. Обе они имели неясные, смешанные черты: козлиные, бараньи… медвежьи? Чего-то иного, чего-то хищного, голодного до кровоточащего парного мяса. Одно лишь не изменилось в образе чудовища, - его уцелевшие глаза горели алым. Роняя слюну, выдыхая неровное блеяние, Ярон наступал. Он был слишком взбешён, чтобы говорить, думать, громадные когтистые ладони тряслись в нетерпении, вода вокруг копыт окрашивалась бурым, вымывая из шерсти кровь, ещё десяток шагов, ещё…
        Тобиус поднялся. На это ушли последние крохи его сил, но невзирая на всё пережитое, невзирая на страх и неспособность отвести взгляд от этих страшных клыков, смерть свою он хотел принять стоя. И тогда, на берегу, которого волшебник чуть-чуть не достиг, в темном проёме меж двух обычных берёзок возжёгся свет. Ярон остановился посреди запруженной реки, уставившись жертве за спину.
        - Ты… - простонал он. - Нет… Нет! Не может быть! Нет! ТЫ УМЕРЛА!!!
        Тобиус тоже обернулся и увидел… нечто вроде… арки? Мягко светившегося абриса, помещённого в проём из деревьев. Посреди этого, вероятно… портала?! Посреди него стояла невысокая полная фигурка, тёмная и непроглядная.
        - Если хочешь жить, мальчишка, то беги!
        И человек побежал, будто не истратил этой ночью всё, будто не умер бы от перенапряжения сил, кабы промедлило чудовище. Он бросился к неизвестной, безымянной, может быть, ложной надежде, предвосхищая каждый миг когти, пробивавшие спину, но прежде чем что-то впилось в его измученное тело, маг оказался перед невысокой старушкой, опиравшейся на клюку. Маленькая пухлая рука схватила его за предплечье и с неожиданной силой швырнула в портал, а затем абрис прохода погас.
        Осталась лишь она, сгорбленная несметным количеством лет старица в тёмном платье, с головой, перетянутой платком. И остался триглав, который запоздало бросился за человеком, но не успел схватить того, ибо незримая сила отшвырнула его назад. Теперь Ярон стоял в воде на всех четырёх и бешено блеял, выгибая спину дугой, мотая головами, будто пытаясь боднуть хоть кого-то.
        - ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?!! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?!! ЗАЧЕМ?!!
        Старушка тихо усмехнулась, храня обе руки на клюке:
        - Чтобы посмотреть, как ты мучаешься, Ярон. Чтобы насладиться твоей беспомощной яростью и болью. Тебе же больно, правда? Ну же, порадуй меня ещё.
        - ТЫ ТОЛЬКО ЗА ЭТИМ ЯВИЛАСЬ, СТАРУХА?! ТОЛЬКО ДЛЯ ЭТОГО ВЕРНУЛАСЬ ИЗ НЕБЫТИЯ?! ДА БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА!!!
        Скрипучий старушечий смех разнёсся в ночи.
        - КТО?! - ревел триглав. - КТО ПОСТУПАЕТ ТАК СО СВОИМИ ДЕТЬМИ?!!
        - ДЕТЬМИ?!! - возопила она в ответ, силой одного лишь голоса швырнув гиганта назад и заставив сжаться. - НЕБЛАГОДАРНЫМИ ДЕТЬМИ, КОТОРЫЕ ЗАБЫЛИ ПУТЬ К АЛТАРЯМ РОДНОЙ МАТЕРИ!!!
        Старушка засеменила к воде, на глазах становясь выше, шире, а потом ещё выше и ещё шире, она ширилась и разрасталась, вылезая из прежнего обличия как ужасная бабочка из крохотного кокона. В конце концов, изменившаяся до неузнаваемости великанша нависла над повелителем фа’ун горой и три алых глаза взирали с её ужасного козьего лика, и пять рогов росли из головы, и пасть полнилась зубами, и обвивал шею гигантский констриктор; её дряблые груди с чёрными сосцами ниспадали ниже живота, - растянутого и обвисшего чрева, давшего жизнь несметным полчищам детей; от угольно-чёрной шерсти на её кривых козлиных ногах шёл удушающий смрад, который всё же не мог сравниться с тем, что она выдыхала из пасти.
        Великанша сдавила среднюю голову Ярона парой когтей и поднесла его, бессильно дрожавшего, к своему лицу.
        - Я ПОРОДИЛА ТЕБЯ, ЯРОН, НО ЕСЛИ ПОД СЕНЬЮ МОИХ - МОИХ!!! - ЛЕСОВ ТЫ ЕЩЁ ХОТЬ РАЗ ПОСЯГНЁШЬ НА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА, Я СОЖРУ ТЕБЯ!!! СОЖРУ ТАКЖЕ, КАК СОЖРАЛА ТВОИХ СТАРШИХ БРАТЬЕВ, ЯРОН, И НА ЭТОТ РАЗ ОТЕЦ НЕ ЗАСТУПИТСЯ ЗА ТЕБЯ!!!
        Триглав упал обратно в воду, а плоть на дряблом животе великанши проросла длинным вертикальным разрезом, который раскрылся, явив лунному свету огромную зубастую пасть. Увидев сие, повелитель фа’ун бросился прочь, визжа и блея, не помня собственного имени, не желая оглядываться или останавливаться никогда! Чудовищное воинство долго не могло нагнать его.
        Какое-то время она ещё стояла на реке, наслаждаясь ощущением давно утраченного могущества, но всему приходит конец, как пришёл он и ей. Жуткий образ стянулся и свернулся, Эгге вновь превратилась в маленькую старушку в чёрном вдовьем наряде. Она сняла с шеи змейку, обернула её обратно в клюку и растаяла в воздухе.

* * *
        Когда Тобиус прошёл сквозь портал, он очутился на обширной поляне, где невзирая на осеннюю ночь, царил тёплый воздух. Над высокими травами перелетали светлячки, небо было чистым и звёздным, пахло летом.
        Посреди поляны стоял приземистый, но добротный домик, старый, с поросшей мхом крышей, но крепким крыльцом и дымком, поднимавшимся из печной трубы. Оглядевшись же, волшебник обнаружил, что по краю поляны возвышалась колоннада из громаднейших менгиров, перекрытых сверху кругом таких же громадных каменных балок. Тобиус впервые в жизни своими глазами видел языческий кромлех, и от камней тех шла сильная энергия. Волшебник даже перестал ощущать близость смерти.
        - Чего стоишь? - послышался дребезжащий голосок подле. - Давай заходи, вода нагрета, еда готова, кровать застелена свежим. Я всё подготовила. Давай скорее, не век же голышом бегать, мальчишка!
        Старуха появилась как из воздуха и направилась к крыльцу, не дожидаясь ответа. Риву не оставалось ничего, кроме как последовать за ней в пахшее пищей, травами и ламповым жиром тепло домика. Внутри оказалось тесновато из-за обилия всякой утвари, но вообще жилище выглядело очень обжитым, очень чистым. В камине горели дрова, играли огоньки на фитилях настенных светильников, под потолком сушились пучки трав, на полках громоздились сосуды со всяким разным… некоторым из них лучше было бы иметь непрозрачные стенки.
        - Идём-идём, - бормотала старушка, прислонив клюку к стенке, - сюда, в эту комнату. Сумку оставь на той вешалке и пошевеливайся, я не буду греть воду ещё раз!
        Волшебник повиновался. Не то чтобы он не хотел задать несколько вопросов, но… когда в тебе царит такая усталая пустота, и когда голос «строгой бабули» приказывает, трудно не повиноваться. Тобиус никогда не имел «строгой бабули», но даже он каким-то образом ощущал, что лучше проявлять покорность.
        Вода в бадье была не просто тёплой, а чуть ли не кипятком, однако он окунулся с наслаждением. Не видя настоящей горячей ванны месяцами, маг и сам не понял, как успел соскучиться по ней. Старушка засучила рукава, взяла мочалки более кусачие чем голодные волки, щётки с ручками более длинными, чем руки Инвестигации, и мыло более едкое, чем слова старой девы, брошенные юным девушкам, после чего содрала с рива всю грязь, прихватив немало от верхнего слоя кожи.
        Укутанный в огромное полотенце, он был посажен за низенький столик возле камина и к тому моменту на заплатанной скатерти не нашлось бы ни одного пустого места. В середине стоял котёл с густым супом, на разновеликих тарелках ждало мясо, хлеба, овощи, знакомые и незнакомые приправы, уйма ягод и грибов всех видов.
        Старушка села в кресло, смастерённое из крупных звериных костей, обтянутое шкурами невесть каких тварей. В маленьких пухлых ручках появились спицы, не хватало только пары милых котят, игравшихся с клубком пряжи у ног хозяйки, чтобы этот вечер стал идеалом уюта.
        - Могу ли я вас спрос…
        Одна из спиц блеснула, указав на котёл.
        - Только через мой… суп! Ешь давай!
        И ему пришлось есть. Право, так вкусно Тобиус не едал ещё никогда в своей жизни. А ведь для него готовил и королевский повар. Чем больше он поглощал, тем больше хотел, и невзирая на то, что один желудок никак не мог вместить такую прорву пищи, он вместил. Все тарелки были вычищены, котёл опустел, не осталось и крошки, правда волшебник оказался в состоянии близком к смерти от переедания. Он смутно запомнил, как старица выволакивала его из-за стола, и толкала к небольшой грубо срубленной кровати, как укрывала одеялами и шкурами, как потух в домике свет, а вместе с ним и создание.
        В ту ночь, впервые за долгое, очень долгое время, серый маг по-настоящему заснул и не увидел совершенно никаких дурных снов.
        Часть 3, фрагмент 25
        Пробуждение было долгим и сладким, как в редкие утренние часы тех праздничных дней, когда Академия освобождала адептов от занятий и не надо было пробуждаться ни свет ни заря. Эту роскошь серый волшебник позволял себе так редко, что мог вспомнить все разы.
        Воздух за пределами теплового мешка под одеялом слабо пах сосновой смолой, цветами и мёдом, свет проникал в дом через зашторенные окна и распахнутую настежь дверь. Нежась в полудрёме, Тобиус разглядывал потолок, убранство стен, бессмысленно шевелил пальцами ног, лениво потягивался и чувствовал себя несказанно хорошо. Таким живым, здоровым, сильным, он будто бы никогда прежде и не бывал.
        Сев наконец, на кровати, волшебник попытался сгустить из воздуха влаги для умывания и только тут вздрогнул - от укола в астральном теле. Пускай плоть и восстановила силы, но Дар всё ещё отходил от полученных травм и, видать, в ближайшее время Тобиусу придётся пожить простым смертным. Не самая приятная мысль, однако все прочее ощущалось так хорошо, что рив почти не ощутил уныния. Более того, подле его ложа находилась скамья с умывальным кувшином и тазом, а на протянутой через комнату верёвке висела его одёжка, выстиранная, высушенная, благоухавшая лавандой. Начищенные сапоги стояли у двери.
        Тобиус умылся как следует, оделся в свежее, стянул волосы шнурком и, прежде чем начать обуваться, полез в сумку. Все вещи, которые были на нём ныне, он перед уходом из Храмового города сам же в сумку и сложил. Однако вот они, изъятые. Мысль о том, что кто-то изучал его имущество вопреки охранным чарам, не обрадовала. Тем не менее, волшебник нашёл внутри всё, что должен был найти, кроме, пожалуй, Лаухальганды.
        Оглядевшись, он не обнаружил своего компаньона поблизости, однако внимание привлекла статуэтка, стоявшая на каминной полке. Прошлой ночью он не заметил её, но теперь вещица бросилась в глаза, видимо, очень старая, из почерневшего дерева, но всё равно до странности завораживающая. Неизвестный резчик изобразил в причудливой соблазнительной позе женщину без одежд, сидевшую на коленях спиной вполоборота к созерцателю. Привлекала внимание изящная плавная линия позвоночника, волнующий изгиб длинной шеи, груди с острыми сосками. Она была бы совсем обворожительна, кабы имела лик молодой девы, а не юной козочки, и кабы ноги её не были покрыты мехом, и не оканчивались раздвоенными копытцами. Статуэтка вызывала одновременно отторжение и необъяснимое притяжение, которые боролись, сменяя друг друга, и, если провести перед ней достаточно долгое время, Тобиус думал, можно было сойти с ума.
        - Довольно возиться, копуша! - донеслось снаружи. - Иди чай пить!
        Перекинув сумку через плечо и взяв сапоги в руку, волшебник босым вышел на крыльцо, чтобы стать там и глубоко вдохнуть ароматы цветения. Прошлой ночью ему не померещилось, - воздух внутри большого кромлеха был прогрет и пах летом. При свете дня распустились цветы, над которыми теперь перепархивали бабочки, жужжали пчёлы. Кое-где в траве белели шкурки кроликов… За пределами же каменного круга царствовала осень. Деревья там уже частью лишились жёлто-красного убранства, да и небо не радовало голубизной. Казалось, будто лучи солнца светили в полную силу лишь для этой поляны.
        Под окном домика прямо на траву был поставлен стол и два кресла. Старушке хватило сил перенести наружу мебель; и времени, - чтобы заставить скатерть снедью. Посреди всего царственно возвышался старый, мятый, но очень большой чайник, гревшийся на чаше с горячими углями и непрестанно выдыхавший пар. А кроме него на тарелках горками были навалены лесные ягоды всех видов и сезонов созревания, горшочки с мёдом жидким и тарелки с сотами, судя по запаху, дикого, липового мёда; обильно были нажарены и напечены оладьи и блины, ватрушки, а также лимонные, клюквенные и вишнёвые пирожки; исходила душистым паром большая кружка круто заваренного чая. Маг с ходу различил запахи мяты и тимьяна ползучего.
        - Садись, завтракай. Сейчас уж обед, но я не стала тебя будить.
        - Спасибо…
        - Хотя могла бы, ведь ты проспал пять дней и ночей подряд.
        - Сколько?!
        - Устал, мальчишка, набегался, оно и ясно. Ешь.
        Старушка сменила большое «звериное» кресло на изящное кресло-качалку и спокойно покачивалась теперь слева от стола. Если в ночь своего появления Тобиус и мог разглядеть в ней тень таинственной, мистической силы, то при свете дня он видел пред собой лишь маленькую сморщенную толстушку, совершенно безобидную хрупкую женщину во вдовьем платье. Лишь пара моментов его немного смутили, - колени старицы укрывал плед, бывший, совершенно точно, мимиком, а поверх него мурлыкал, позволяя гладить себя, Лаухальганда. Мало кого Тобиусовы компаньоны допускали принимали так близко.
        Усевшись за стол, маг с тревожным предчувствием обозрел горизонт грядущих свершений.
        - Не вздыхай так, всего есть не обязательно. И можешь говорить. Чай зовётся напитком мудрецов, потому что за ним протекают самые осмысленные беседы.
        Кивнув, серый волшебник отхлебнул горячего и крепкого чая, отломил ножом и отправил в рот кусок медовых сот.
        - Как мне обращаться к вам, госпожа?
        - Для тебя я бабушка Эгге, мальчишка. Хотя, за время своих путешествий ты мог слышать иное моё имя…
        - Карга Лесов? Да, я уже дога…
        Взгляд, брошенный старушкой искоса, не на шутку обеспокоил рива. Ему почудилось, что в маленьких заплывших глазках полыхнуло алым.
        - Простите… я… больше… не буду вас перебивать.
        - Уж лучше бы тебе своё слово сдержать, Тобиус из Ривена. Ага, твоё имя мне известно, можешь не утруждаться представлениями, волшебник. Я, знаешь ли, приглядывала за тобой, и ты какое-то время ухитрялся замечать меня. Но потом привык и «ослеп». Хах, люди! Вы и драконов замечать перестали бы, коли те не палили б вас огнём!
        Эгге скрипуче рассмеялась.
        - Спасибо, - сказал маг, свернув трубочкой блин, смазанный малиновым вареньем, - без вашей помощи я сейчас переваривался бы в брюхе чудовища.
        - Нет-нет, мальчишка, нет! Ярон не таков. Даже в самом жутком бешенстве он не подарил бы тебе быстрой смерти. Твоя агония длилась бы веками, не сомневайся.
        Он нервно проглотил блин.
        - А вы, бабушка Эгге, хорошо знакомы с привычками… этого существа.
        - Мать должна знать своих детей, - пожала старушка покатыми плечами, - иначе что она за мать такая, верно?
        Волшебник долго прихлёбывал чай, заедая восхитительно вкусными блинами и оладьями, вымазанными свежей сметаной и пытаясь при этом осознать услышанное.
        - Вы… - начал серый нерешительно, - вы дали жизнь… этому?
        - И этому и многим другим. Хм. Знаешь, мальчишка, я могла бы пуститься в воспоминания о делах былых, окунуться в собственную древность, поведать историю… да не буду. Всё, что нужно тебе знать, - в прежние времена я была богиней. Встречал богов на своём пути уже?
        Тобиус растерялся.
        - Да как-то не приходилось, бабушка.
        - Врёшь! - беззлобно погрозила ему пальцем Эгге. - Лучше думай!
        - Клянусь… ой. А ведь…
        - Эхе-хе-хе, - довольно улыбнулась она.
        - Но ведь тогда получается… - догадка прогремела у волшебника в голове громовым раскатом. - Это я одел вас во вдовье?
        Эгге не спешила с ответом. Умиротворённая, хоть и печальная немного, она раскачивалась в кресле. Жужжали пчёлы, подпевал им мурчанием Лаухальганда.
        - Не бери в голову. Он был стар, безумен и уже давно мёртв. Тьма поглотила и извратила его, так что… спасибо тебе, Тобиус. Я не смогла бы сделать это сама.
        Не каждый день вдова благодарила убийцу своего мужа, Тобиусу такое было внове.
        - Значит, он тоже был богом, я не ошибся в предположениях.
        - Хорн - его имя. Самое первое. Хотя в истории этого мира их ещё в достатке было: Херн Охотник, Дулкас Сильный, Йорненгар, Владыка Охоты. Не путай с Дикой Охотой.
        - Эти имена мне знакомы, - уверенно сказал рив, - мифология! Боги-охотники разных народов, неужели это всё был он?!
        - По большей части когда-то был, - подтвердила Эгге глубокомысленно. - Я же была богиней диких лесов и всего, что обитало в них. Мы составляли хорошую пару, жили в ладу очень долго, но ты же понимаешь, что никакое счастье не длится вечно?
        - Разлад?
        - Разлад, - печально согласилась старушка. - А когда сварятся родители, страдают их дети. Что думаешь о моих фа’ун?
        Он растерялся.
        - Ну, ну, говори открыто, за правду не наказываю…
        - Они ужасны и омерзительны во всех отношениях! Даже по меркам кровожадных чудовищ эти твари просто… просто… я знаю больше десяти языков, но даже у меня слов нет! И…
        - Так, довольно! Я поняла твою мысль, и она справедлива. Хватит.
        Какими ужасными ни были бы дети, а мать всё же остаётся матерью всегда.
        - Хватит хулить их, мальчишка. Хули уж меня. В конце концов, родились они все маленькими, белыми, мягкими, пушистыми и очень, очень добрыми созданиями. А в том, во что они превратились, виновата я. Как и в том, как низко пал на закате своих дней их отец. То моя вина. Дело древнее, кровавое, и очень тяготящее мою совесть. Но на том и всё. Это ясно?
        - Как полдень посреди пустыни, - не стал перечить Тобиус.
        Некое чутьё подсказывало ему, что не стоило подвергать слова гостеприимной хозяйки сомнению. Много кто мог назваться богом, но мало кому ты верил.
        - Так и… зачем?
        - Хм? Хочешь знать, с какой стати я проявила к тебе интерес и спасла? - совершенно точно истолковала его Эгге.
        - Если вы не против… это очень вкусный мёд!
        - Ну почему же. Я приглядывала за тобой с тех пор, как ты перешёл речку, духа которой поработил своим жезлом. Тонкая работа, кстати, молодец. Но не это привлекло моё внимание. За тебя попросили, мальчишка. Кое-кто, кого я очень, очень, очень сильно почитаю, кто сделал для меня очень много добра, попросил за тебя.
        - И…
        - Аб-аб-аб-аб! Нет, не раскрою я его или её имя. Ни к чему. Меня просто попросили приглядеть за тем, чтобы ты не умер, и, должна признать, мальчишка, действительно что-то делать мне пришлось лишь дважды: после твоей первой встречи с хищной плотью и после твоего знакомства с моим сыном. Ты, не могу не признать, невероятно живучий, везучий и сильный человек. Что такое, не удивлён?
        - Тем, что это вы спасли меня той зимой? Нет, я догадался ещё во время умывания. Но на добром слове спасибо. - Волшебник допил чай. - В таком случае, быть может, вы расскажете мне про фа’ун?
        - Они доживают свой век в забвении Дикой земли, вот и всё, что тебе нужно знать.
        - Ладно… это было резко. Тогда, наверное… я не раз наталкивался на следы некой древней и довольно жуткой цивилизации в этих…
        - Имя ей было Мерместус и стала она историей задолго до того, как род людской начал хоть что-то из себя представлять в Валемаре, так что знание это тебе ни к чему, поверь…
        - Но тогда… - Тобиус чувствовал, что у него в руках оказалось сокровище, источник знаний древний и уникальный, который стремился растаять прежде чем маг сможет хоть часть его присвоить. - Тогда, может быть, вы что-то расскажете мне о Диком Гоне, раз уж сами упомянули? Ну хоть это можно у вас спросить?
        Рука Эгге, гладившая Лаухальганду, замерла, отчего его уши встали торчком.
        - Он появился в тот день, когда я… убил Хорна. Дикий Гон, Дикая Охота, кавалькада…
        - Я знаю, что это, мальчишка. В отличие от тебя. В тот день и час, когда ты убил моего мужа Король, имя коему Хаос, оседлал своего коня Суматоху и повёл свиту по небесным дорогам. Его меч оставил на тебе отметку, знаешь?
        - Что?
        - Отмечен Хаосом! - голосом внезапно окрепшим и углубившимся повторила Эгге, полыхнув алыми очами, отчего Лаухальганда в ужасе скатился наземь, а следом сполз и мимик.
        Тобиус понял, что уже какое-то время сидит ни жив, ни мёртв, парализованный, окаменевший, с тревожным холодом, разлитым по телу. Довольно быстро это чувство прошло, однако вместе с ним ушло и желание как-либо дальше испытывать терпение хозяйки. Похоже было, что и ей самой это странное происшествие причинило неприятные чувства.
        - Скажи, Тобиус из Ривена, - вернулась прежняя Эгге, - был ли ты кормлен, поен, мыт, да спать уложен?
        - Был, - не задумываясь, ответил тот.
        - Стало быть, законы гостеприимства соблюдены. Осталось лишь одарить тебя перед уходом.
        - Вы сделали для меня больше, чем я мог мечтать, - быстро заговорил маг, - спасли меня! Дважды! Мне больше ничего…
        - Не части, мальчишка, это не вопрос твоего желания, это вопрос гостеприимства. Накормить, напоить, помыть, да спать уложить, а перед уходом - одарить.
        - Звучит как то, что ведьмы в сказках делают. Некоторые, по крайней мере.
        - Конечно, - сказала Эгге, поднимаясь с кряхтением, - так и есть. Это старые ведьмовские законы, которые я же ведьмам и придумала. Была когда-то их богиней и королевой, оставила след.
        Она удалилась в домик, а ошарашенный Тобиус вновь застыл, но уж по своей воле.
        - Йеггара?! - спросил он, когда Эгге вернулась. - Богиня ведьм?! Госпожа Перекрёстков? Хозяйка всех тёмных сил?!
        - Всех? - хмыкнула она. - Богиня и королева ведьм, многому их научила. Перекрёстки… ну, они для многих волшебников важны, места-то магические. А вот про тёмные силы, это всё слуги твоего бога надумали. Всех к Тьме и пеклу привязывали, кто их «чистому» огню не кланялся. Ведьмы, - тоже люди, и, как уже говорено было, они разные бывают. Тёмные в том числе, но не все же! Вот, кстати, возьми.
        Тобиус уставился на статуэтку женщины-козы.
        - И… что мне с этим делать?
        - Лучше, конечно, носи в сумке. Или в своём дружке, места в нём полно. Это тебе подарок на память. Хороша была, скажи?
        Его брови взлетели.
        - Это вы?!
        - В юности. Один охотник вырезал подношение, чтобы хорошо шла добыча ему и его родне, возложил на алтарь. Мне понравилось.
        - И что же, встретил он добычу?
        Старушка вложила статуэтку в руки Тобиуса.
        - Ну, и да, и нет. На следующей охоте его растерзал и съел вепрь. А что ты так смотришь? Деревяшки деревяшками, а кровавая жертва кровавой жертвой. Зато потом его семья не знала голода целый год, и никто из них ни разу не пострадал. Я умела быть благодарной.
        Серый маг взглянул на, вероятно, очень древний предмет искусства, покрутил в руках, да и сунул в сумку.
        - Теперь всё, можешь идти.
        Клюка указала за пределы кромлеха, и теперь там вместо сплошного осеннего леса, за ближайшими деревьями виднелся водный простор.
        - Это…
        - Да, это озеро, где живут черепахи. Ты ведь слово дал, а?
        - И верно.
        - Хочешь хитрый совет от старой женщины, Тобиус? Чтобы достичь успеха в их нелёгком ремесле, отринь то, чем ты являешься в первую очередь. Хоть на миг отринь. Нельзя достичь самоотрешение, не отдав самого дорогого.
        - Я… попробую…
        Вместе они дошли до огромных менгиров, на которых мягко светились незнакомые человеку знаки.
        - Мы ещё когда-нибудь встретимся? - спросил волшебник.
        - Как знать. Я обретаюсь только в Дикой земле, и нигде больше. Здесь я многое вижу, многое слышу, многое могу. Коли забредёшь опять в эти леса, возжаждешь помощи, - позови. Может, услышу, может, явлюсь, может, помогу. Но знай наперёд, Тобиус, я задаром ничего не делаю. Старая привычка с божественных времён. Будь здоров!
        Старушечья ручка с неестественной силой толкнула рива в спину и тот вышел из каменного круга, сразу ощутив укус холодного сырого воздуха и мгновенно уловив изменение света. Без особой надежды он обернулся и нисколько не удивился тому, что за спиной своей не обнаружил ничего, кроме дикого леса.
        Его возвращение в Корс не вызвало никакой особой ажитации. Тестудины занимались своими обыденными делами, жизнь требовала постоянного труда и на всякие мелочи времени не оставалось. Однако черепахи всё же отрывались от дел и гудели, видя давно утраченного чужака живым. Никто из них, пожалуй, не допускал и мысли о том, что существо столь мелкое и мягкое могло выжить в Дикой земле. Но всё же они были рады, что ошибались.
        Несмотря на общую медлительность аборигенов, весть о возвращении человека достигла Основы раньше, чем сам человек. Там его уже встречал посланец совета Лучших.
        Часть 3, фрагмент 26
        - До-Рей! Как я рад!
        Попытка обнять тестудина не удалась даже наполовину, уж слишком тот был широк.
        - Мы тоже рады видеть тебя живым, То-Биус. Это зело неожиданная радость. Лучшие ждут.
        И они действительно ждали у себя, в Зале Лучших.
        - Вернулся живым, да? - протянул Ду-Гэмон, покачивая когтем в сторону всех остальных. - А я говорил вам. Я говорил. Ну что расскажешь, какие приключения ожидали тебя на пути?
        Волшебник вздохнул, собираясь с мыслями, и повёл рассказ. Который занял несколько дней. Таким образом отчитавшись, маг попросил дозволения перевести дух перед возвращением к учёбе, на что, разумеется, получил утвердительный ответ.
        Неделями, складывавшимися в месяцы, он медитировал у себя, работая ровно над одним - усмирением Дара. На это время рив полностью отказался от любых магических практик и всячески замедлял ток гурханы в астральном теле, что было внове для него. Обычно маги делали ровно обратное.
        Почувствовав себя готовым, Тобиус пришёл на занятие к наставнику Хо-Раду и погрузился в транс под звуки музыкальной вазы. Ощущая магию слабее, чем когда-либо за всю прежнюю жизнь, он познал великую внутреннюю пустоту, словно огромное пространство, занимаемое прежде чем-то крайне важным и большим, освободилось и серый нырнул сквозь эту пустоту легко, да так глубоко, как не нырял никогда. Полное самоотрешение, существование на грани растворения своего Я, погружение к корням существования, туда, где жило чувство ощущения времени.
        Тобиус открыл глаза и не осознал, что внутренний взор его устремился на чешую бирюзового змея, который образовывал символ бесконечности. Волшебник неосознанно, движимый отголоском оставленного позади стремления, вновь протянул к этой аллегории руку и коснулся чешуи сначала одним пальцем, затем вторым и третьим. Всякий раз раздавался мелодичный звон, а когда запястье начало проворачиваться…
        Открыв глаза, Тобиус обнаружил себя посреди залы для занятий, окружённым тестудинами, - как молодняком, так и взрослыми мастерами касты Направляющих. Надо всеми древним утёсом высился сам Ду-Гэмон и его неподвижный клюв всё равно выглядел так, словно Лучший улыбался.
        - Второй человек, смогший воздвигнуть Запруду вокруг своего существа. Чествуйте его!
        Они загудели, раздувая свои горла, они стали раскачиваться в синхронном танце на месте, топать, стукаться краями панцирей.
        - Молодец, То-Биус! - возвестил Ду-Гэмон. - Ну хватит уж чествовать! Идём, хочу потолковать с тобой.
        Серый волшебник, пребывавший в состоянии близком к эйфории от осознания содеянного, прислушивавшийся к себе в попытках ощутить разницу, не вполне понимал, о чём его просили, но повиновался приглашавшему жесту. Вместе с Ду-Гэмоном он выбрался на улицы Корса и, подстраиваясь под неспешную ходьбу гиганта, добрался с ним до самых вод озера.
        - Как ты себя чувствуешь, То-Биус? - протянул тестудин, глядя на открывшийся с края улицы простор. - Как тебе изменения?
        Человек медлил, хмурясь, искренне пытаясь найти их.
        - Не утруждайся так, ничего не почувствуешь. Однако я могу их видеть прямо сейчас.
        - Правда?
        - Запруда построена внутри головы и теперь голова защищена от тока времени, а также всего, что связано с ним. От магии, например.
        - Простите, но боюсь, о магии вы знаете не больше, чем я о об искусстве строительства Запруд.
        - Или даже меньше, - кивнул Лучший Направляющий, - ибо я за свою жизнь не сотворил ни единого кудесного деяния, но ты смог совершить первый шаг по пути нашего ремесла. Справедливо сужу, да?
        - Этого не отнять.
        - Но даже я знаю, что цвет магии - глубоко синий с искрами бирюзового, не так ли? А бирюзовый - это цвет времени. Магия существует во времени, не так ли?
        - Я… имел возможность в этом убедиться.
        - Эти явления связаны эфемерными, гибкими, но прочными узами. Ограничение времени так или иначе ограничивает магию, но не наоборот, что интересно. Однако, чтобы сосредоточиться на одной из этих сил, тебе пришлось отринуть иную. Ты освободил себе путь к глубокому пониманию времени. Отныне знай, что разум твой закрыт для любого кудесного посягательства, ни одна волшба не проникнет внутрь Запруды, ибо ты отгородился от тока времени малую, но важную свою частичку. О том мы знаем от Жар-Саара.
        Вспыхнувшее понимание нового преимущество вскружило Тобиусу голову! Если старик не ошибался, ничего не путал, и серый получил полный ментальный блок, то… это было невероятно полезной особенностью! Такой полезной, что многие архимаги могли лишь мечтать! В мире, где существовали чтецы мыслей, иметь защиту от них… великолепно!
        - Теперь, То-Биус, думаю, ты захочешь вернуться восвояси, да? Мы не гоним тебя, оставайся насколько пожелаешь, человек благородного духа. Но я понимаю, что зов родных земель силён. Он всегда силён.
        - Это правда. Раз наш уговор исчерпал себя, я отправлюсь на север сегодня же.
        - Так скоро, да? Что ж… тогда я буду просить тебя о снисхождении.
        - Снисхождении?
        - Вернувшись в царство сородичей своих, ты наверняка пожелаешь рассказать о находках. От имени всех тестудинов молю не открывать тайну нашего существования тому миру. Видишь ли, мы привыкли к уединённой жизни, будучи сравнительно близко к вашим границам. Если люди твёрдо вознамерятся отыскать нас, это потребует от них скромных усилий. Нам не хотелось бы …
        - Ду-Гэмон, - серьёзно обратился к черепахе человек, - вам не нужно ни в чём меня убеждать. Достаточно просто высказать пожелание. С безмерным почтением к вам и любовью к вашему народу я клянусь, что не выдам его местоположения ни одной живой душе. Но я не могу обещать, что никто из людей никогда не найдёт дороги в Корс.
        Древний старец вздохнул протяжно и шумно, сбрасывая с себя тяжесть тревог.
        - Благородный дух, - протянул он, сверкая невероятными глазами.
        Казалось, что Тобиус покидал Корс в спешке… но так и было. Он быстро собрался, попрощался со всеми, кого знал, перебрался на северный берег, укрытый снегом и, бросив последний взгляд на приют удивительной цивилизации, поспешил домой.
        То ли зима была тому причиной, или, быть может, благословение Эгге ещё сопровождало его, но вплоть до самой границы Дикоземья с волшебником не случилось ничего дурного. Он пересёк великий Якон, чьё течение не смогли полностью сковать морозы, и выбрался к долине златосерда. Проходя близ обители клана лекантеров, Тобиус слышал отдалённый вой, но видать, двуликие не заметили одинокого путника, и никто не поспешил встретить его. Решив, что не стоило беспокоить это уединённое жилище, маг продолжил путь, а через несколько дней пешком перешёл речушку Ильму.
        После зимовки, превратившейся в более чем двухлетнее путешествие, волшебник и исследователь вернулся в Доминион Человека.
        Когда он приближался к южным воротам деревни Под-Замок, над частоколом которой возвышался краснокирпичный замок Райнбэк и вились дымные столбы. Стояло морозное утро десятого дня месяца дженавя новорождённого одна тысяча шестьсот тридцать четвёртого года Этой Эпохи. К его удивлению, волшебник увидел, что за пределами частокола, который он же помогал возводить, тут и там стояли сравнительно новые дома и домишки, хлева, амбары, огороженные плетнём подворья. Всего-то два года прошло, а деревушка разрослась, вылезла за границы, которые и прежде-то были довольно просторными для неё. Надо же, кто приехал селиться в таком медвежьем краю?
        - Стой! Назови себя! - донеслось с дозорной башни, что стояла прямо за воротами.
        - Новенький? - крикнул Тобиус вместо подобающего ответа, продолжая идти к воротам. - Скажи там кому-нибудь, что блудный маг вернулся из Дикой земли!
        - Чего?! Стой! У меня мушкет заряжен!
        - Удачи с этим!
        Волшебник перенёсся на башню и хлопнул укутанного в олений тулуп стража по плечу, отчего тот, совсем молодой парень, вскрикнул и выстрелил. Мушкетный залп, - это как раз то, что неплохо бодрит по утрам.
        - Ты что там, опять по воронам палишь?! - донеслось снизу гневное.
        - Господин старший сержант, тревога! - возопил дозорный и попытался ударить Тобиуса прикладом в лицо. - Вторжение!
        - Поздравляю с повышением, старший сержант! - крикнул маг, уклоняясь.
        - Не может быть! - ответил Эрвин, который вместе с несколькими другими стражниками выскочил из караульного домика на мороз. - Господь-Кузнец! Не может быть! Чар Тобиус, вы ли это?! Рядовой, отставить! Отставить, я сказал!
        Когда волшебник спустился с башни, солдат встретил его крепкими объятьями, которые тут же прервались, - от переизбытка чувств Эрвин проявил недопустимое панибратство.
        - Прошенья просим! Эй, парни, а ну-ка немедля доложить в замок, что чар Тобиус вернулся! Живо! Ей богу, чар Тобиус, это… это… вы простите, но мы уж и не чаяли! Господи, два ведь года…
        - Не стоит больше слов. Ты на посту?
        - Конечно! Уйти не могу, простите, но вам выделить сопровождение…
        - Не заблужусь! Выпьем позже в трактире!
        - Я только рад буду!
        Волшебник зашагал по небольшой улочке, осматриваясь и отмечая про себя, что домов со времени его ухода появилось больше, а сами они стали выше. Меньше древесины, больше камня, старые деревенские домики были частью снесены, а новые явно строили умелые люди из города. Выбраться на крошечный пятачок перед замковыми воротами много времени не составило, однако теперь то место было выложено булыжником и напоминало самую настоящую площадь. Пройдя по другой, некогда единственной и главной улице, Тобиус не смог сдержать улыбки при виде трактира «Под короной». Сколько вечеров было проведено в этом уютном заведении, сколько историй сказано, сколько пива выпито!
        Вокруг, несмотря на ранний, сумеречный час появлялись люди, выстрел слышала вся деревня, многие проснулись и теперь встревоженно покидали жилища. Некоторые лица были новы, но другие, удивлённые и сомневающиеся, всплывали в памяти Тобиуса, обзаводясь именами. Раскрылась дверь «Под короной» и на крыльцо выступил Томас Бэйн, сжимавший в руках старую свою алебарду.
        Трактирщик малость изменился за два года, отдал положенную дань годам, но это был всё тот же полный невысокий мужчина с заплетённой в косицы бородой, ещё крепкий и вполне здоровый. Бывший солдат уронил боевую подругу, улыбаясь, и распростёр объятья.
        - С возвращением, чар Тобиус! Слава Господу-Кузнецу!
        - Чар Тобиус! - кто-то обхватил волшебника сзади и сжал так, словно стремился выдавить саму жизнь.
        - Доброго утречка, - прохрипел маг, - господин Гофер!
        Вслед за старостой, приветствовать радостно и громко волшебника стали все, и те, кто его помнил, и даже те, кто поселился в деревне после его ухода. Трактирщик возвестил громко, о том, что сейчас будет кормить волшебника завтраком и на это время никто не посмеет мешать усталому человеку! Все вопросы потом, когда чар Тобиус передохнёт и оклемается! На нём же лица нет! Но прежде чем сердобольный Томас Бэйн втянул серого под крышу трактира, над собравшейся толпой разнёсся зычный глас:
        - Чар Тобиус! Король ждёт вас!
        - Тобиуш? - прищурившись, уточнил маг.
        Сын деревенского старосты из высоченного и широкоплечего малого с простым добрым лицом переродился в заматеревшего и посерьёзневшего капрала королевской стражи. Панцирь, шлем и палаш выглядели на нём как влитые, на лице появилось несколько новых шрамиков.
        - Точно так! Рад видеть вас в добром здравии! Соблаговолите следовать!
        - Рожу сделай проще! - насупился Мартин Гофер-младший. - Ишь ты! К нам наш дорогой чар Тобиус вернулся, а ты даже руку пожать ему не хочешь!
        - Ну пап, - процедил Тобиуш сквозь зубы, - я на службе, не положено!
        Рассмеявшись, маг, провожаемый людьми, отправился к воротам небольшого замка, сложенного из красных кирпичей. Райнбэк, бывший славным тем, что внутри отчего-то казался много больше, чем снаружи, встретил его чистыми коридорами, множеством хороших свечей в подсвечниках, опрятной прислугой и стражниками, стучавшими алебардами в пол, когда Тобиус шёл мимо.
        Словно в свой самый первый день более двух лет назад, он вошёл в большой замковый чертог, бывший, на самом деле, довольно небольшим, но зато намного более чистым и хорошо обставленным чем прежде. Бейерон Карторен встречал его не подле своего высокого кресла, но быстро шёл навстречу, сухопарый и твёрдый мужчина за шестьдесят, обладатель высокого лба, пронзительных синих глаз и усов, переходивших в пышные бакенбарды. Отрёкшийся монарх заключил волшебника в объятья, словно родного сына, однако Тобиус не отважился ответить соответствующе.
        - Сир. - Освободившись от рук сюзерена, он отступил, опустился на одно колено и упёр в пол рядом с собой жезл. - Я вернулся и готов продолжить службу!
        - Полноте, чар Тобиус! Встань же, дай взглянуть на тебя! Господи!
        - Да, мне сегодня уже часто это говорили…
        - Богохульство - тяжкий грех, - послышался за спиной тихий голос, лишённый эмоций.
        - Брат Марк! - радостно воскликнул маг, оборачиваясь.
        Ему в лицо плеснули освящённой над церковным огнём водой, горячей и пахшей благовоньями. Следом прозвучала короткая молитва изгнания нечистой силы. Утерев лицо, не изгнанный Тобиус усмехнулся:
        - Доброе утро, брат Марк!
        - Благословенное начало дня, - по своему обыкновению ответствовал серый монашек. - С возвращением, чар Тобиус. Рад, что вы ещё живы.
        - А я-то как рад!
        - Брат Марк, дадим нашему магу возможность передохнуть. Вероятно, он желает посетить свою башню, может быть, поесть. Мы умерим наше великое любопытство.
        - О, благодарю, сир, я… я не устал, но я утомлён… очень хотелось бы вернуться в башню… знали б вы, как я скучал по ней! - по-детски улыбнулся тот. - Сейчас проверю, не похерила ли ученица все мои наработки, а потом… что?
        Отрёкшийся король и монах ордена Петра переглянулись.
        - Не знаю, как сказать, но лучше не стану оттягивать, Тобиус: Эммы здесь больше нет.
        - …что?
        - Она ушла, - молвил брат Марк. - Однажды ночью просто исчезла.
        - Мы не знаем куда, чар Тобиус. Вероятно, за тобой?
        Вот эта новость огрела его пыльным мешком. Два года прошло, - думал серый маг, - всего-то два. Как такое могло произойти? А с другой стороны, он бросил её на целых два года…
        С мыслями столь невесёлыми, он вышел на стену замка и добрался до двери в основании своей собственной башни. Дверь оказалась уже довольно давно заколочена, однако он смог выдрать доски и попасть внутрь без труда.
        По меркам волшебников башня Тобиуса была роскошной, особенно для молодого мага. Семь этажей, вмещавших библиотеку, лаборатории, мастерскую, жилое помещение и не только. Поднимаясь выше, он заставал всё таким, каким оставил перед уходом, Эмма ничего не поменяла. Все вещи покрывал слой пыли и воздух был спёртым, неприятным. Добравшись до последнего этажа, Тобиус надолго замер возле окна, обозревая заснеженные окрестности. Завершение подъёма далось ему непросто, ибо, наверное, он в глубине души верил, что всё же сможет застать нерадивую ученицу дома. Теперь эта странная надежда была развеяна и серый остался наедине с тишиной и пустотой.
        И всё же, долго в прострации он не пробыл. Дела! Дела ждали! Навести порядок, создать периметр охранных чар вокруг Под-Замка, расспросить людей о делах насущных, о проблемах, заняться целительством страждущих, завалиться в «Под короной» к старому доброму Томасу Бэйну и рассказать слушателям несколько историй, коих благо скопилось несметное количество, а вечером… вечером будет прекрасный обильный ужин в большом чертоге. Да. Как бывало в прежние времена.
        - Дом, милый дом, - тихо сказал Тобиус. - Наконец-то я вернулся…

* * *
        В своём лене Тобиус провёл весь дженавь и фебур, исполняя обязанности мага, присягнувшего феодалу, и применяя своё Искусства по всему аллоду Хог-Вуд. Он служил, повинуясь древнему завету Джассара Ансафаруса, и это было славное время! Ну а когда никто не просил его помощи, волшебник запирался в своей башне и усиленно работал над магическими плетениями и составлением атласов, отчётов, описаний.
        Часть 3, фрагмент 27
        Одним прохладным вечером в самом конце месяца фебура, сидя за столом при Бейероне, серый волшебник обратился к тому с просьбой:
        - Сир, э, могу ли я… могу ли…
        - Чар Тобиус? - поднял взгляд отрёкшийся король.
        - Сир, я хотел бы испросить вашего дозволения отправиться в Ордерзее.
        Сюзерен промокнул губы салфеткой.
        - В столицу? Зачем, позволь осведомиться?
        - Сир, я… я хочу сдать экзамен на получение магистерского ранга! - выпалил маг.
        - Хочешь получить посох?
        - Да, сир! Я понимаю, что в моём возрасте это звучит странно, так рано магистрами не становятся, но я всё же уверен, что у меня есть шанс и…
        - Раз уверен, то езжай. Мы будем молиться за твой успех.
        Тобиус шумно выдохнул.
        - Сир, моя благодарность не знает границ.
        - Взаимно, - улыбнулся седой как лунь Бейерон Карторен. - Раз ты уверен, то дерзай, мой друг. Мы продержимся без твоей заботы, а потом будем чествовать тебя как героя, вернувшегося с победой. Господа, тост!
        Собравшиеся за столом люди, а именно староста Мартин Гофер-младший, его сын Тобиуш, брат Марк, Томас Бэйн, приехавшие на короткий срок из Хогсдальна принцесса Хлоя и генерал Бальден, все подняли бокалы и кубки.
        - За чара Тобиуса, - молвил король, - того, кто принёс нам надежду, а также процветание и безопасность!
        - За чара Тобиуса!
        - Благослови его Господь.
        - За чара Тобиуса!
        - Успеха и славы!

* * *
        Ранним утром в первый день мархота он покинул свою башню, плотно закрыв дверь и наложив на неё несколько заклинаний, которые не должны были позволить кому-либо пробраться внутрь. Тобиус был не один, его сопровождали две фигуры в длинных плащах с капюшонами, издававшие необычное поскрипывание при ходьбе. Вместе с ними он спустился в замковый двор и оттуда, под взглядами усталых стражников, вышел на площадь.
        В этот раз маг не смог уйти незамеченным. На маленькой площади несмотря на мороз и темноту, собрались многие важные для него люди, стремившиеся пожелать удачи в пути и на испытаниях. Благословлял серый монашек, одобрительно молчал король, крепко жал руку трактирщик.
        - Я вернусь через пару месяцев, - говорил Тобиус, неловко улыбаясь, - не стоило меня провожать! Я скоро вернусь! Даст Господь-Кузнец - с посохом!
        - Мои двери всегда открыты для вас, чар Тобиус! - выкрикнул раскрасневшийся Томас Бэйн, маша рукой вслед магу, покидавшему Под-Замок через северные ворота. - Мы будем ждать!
        И так в первый день весны волшебник покинул свой дом, чтобы отправиться в короткое, как он думал, путешествие. Устремившийся за дерзкими мечтами словно мотылёк, перепутавший солнце со свечкой, он исчез на долгие годы…
        ЭПИЛОГ.
        … в двух частях, первая из которых возвращает нас на два года назад в дебри Дикой земли…
        Архгрра’Храгр бежал по лесам много дней и ночей, постоянно рискуя попасться какой-нибудь твари на зуб. За прошедшее время это стало естественной частью его жизни и обычно молодой воин избегал погибели… избегал так долго, как не всякий другой сумел бы, но и его удача иссякла в один день. Воспоминания о позорном спасении жгли душу хуже раскалённых углей, он многое отдал бы чтобы избавиться от них навсегда!
        Дни копились, огромные расстояния уходили за спину, а Архгрра’Храгр всё бежал на юго-запад. Он спал мало и тревожно, добывал пищу охотой, часто прятался, предчувствуя опасность и нигде ему не было безопасного убежища, пока не стали попадаться на пути обширные участки леса, захваченные хищной плотью.
        Для всех иных живых тварей эти места таили гибельную угрозу, - жуткие рощи, деревья в которых, а также сама земля были покрыты бесконечными живыми мышцами. Запах крови в тех местах стоял одуряющий, тут и там из плоти выглядывали фрагменты животных, которых она поглощала и многие из них так и оставались живыми, но именно в этих малых прибежищах ужаса Архгрра’Храгр находил отдохновение от всех невзгод. Ни один иной кошмар Великой Пущи не осмеливался приближаться к хищной плоти, а та позволяла детям народа шхаур’харрах беспрепятственно миновать свои владения, следуя древнему договору, заключённому между ними и её хозяевами.
        Со временем таких красных клякс на теле леса становилось больше и Архгрра’Храгр понимал, что пересекает границы Каганата отчего сердце его радовалось невероятно! Выбравшись из очередного кровоточащего урочища, молодой шхаур’харрах был замечен разъездом верховых ратников, которые немедля направили скакунов в его сторону, опустив пики. Вместо того, чтобы бежать прочь, Архгрра’Храгр запрокинул голову и завыл, вкладывая в свой голос всё, что желал сообщить.
        Ратники придержали поводья, отводя оружие, подъехали медленно, внимательно всматриваясь в находку. Все они носили воронённые чешуйчатые доспехи и закрытые шлемы с прорезями для дыхания в виде оскаленных пастей. Увидев сородичей вблизи Архгрра’Храгр чуть не заскулил от восторга, но сдержал этот недостойный порыв и гордо выпрямился, словно это не они, а он был выше.
        - Я тегин Архгрра’Храгр! - рявкнул он властно.
        Они соскочили со спин скакунов и пали на колени.
        - Слава тебе, о могучий тегин!!!
        - Говорите быстро, жив ли мой отец?
        - Да, о могучий тегин!!! Великий каган жив, цел, здрав и да пребудет таковым в вечности!!! - хором отвечали ратники.
        Архгрра’Храгр улыбнулся, показывая острые зубы, хотя видели это только скакуны - рагххрары. Три всадника и три скакуна.
        - Я вижу, вы ждали меня, доблестные воины?
        - Да, о могучий тегин! - ответил за остальных старший. - Мудрый жрец Кхрага рассылает из Одинокого Клыка дозорных, веля ждать тебя дабы встретить и сопроводить! Благословение снизошло на нас, ибо мы те недостойные, которым выпала честь!
        Архгрра’Храгр усмехнулся про себя - слуга Рогатых Владык узрел будущее, предвидел приближение тегина. Всё ему надо знать, ко всему быть готовым, Кхрага, подлый плут.
        - Что же вы, глупцы, забыли взять заводного? Я теперь должен на крупе скакать? - ещё шире улыбнулся молодой шхаур’харрах, кладя руку на рукоять ножа.
        Когда ратники бросились на тегина, он был готов и каменный клинок рассёк воздух, входя под шлем одного из них, ломаясь.
        Глухо рыча в шлемах, оставшиеся попытались наколоть блудного сородича на пики, однако у Архгрра’Храгра уже была в руке сабля убитого предателя, которой он обрубил одно древко, а от острия второй пики ушёл ловким крутящимся движением. Ратники побросали неудобное вблизи оружия и достали свои сабли, подняли небольшие щиты. Они были уверены, что смогут убить тегина, ибо их было два, и на них сидела броня, а он явился из лесов, одетый в обноски, один, усталый… как же они ошибались!
        Тегин, с рождения учившийся сражаться, набросился на врагов, лихо размахивая оружием, его удары были стремительны и тяжелы, он танцевал на пружинистых ногах, не обременённый весом лишнего металла, его покрытое шрамами тело набралось огромной силы за те годы, что шхаур’харрах вынужден был каждодневно выживать, пока эти глупцы несли сытую и безопасную службу! Архгрра’Храгр издавал лающий хохот, улыбался яростно и радостно, ронял слюну из распахнутой пасти. Движения ратников были для него медленными, сонными, тяжёлая сабля же повиновалась любому желанию, колотя по шлемам, щитам, пальцам, пока не перебила фаланги одному из врагов! Взвизгнув, тот упустил своё оружие, а тегин уже был тут как тут, вогнал остриё под шлем и тут же пригнулся от третьего клинка.
        Бросив застрявшее оружие, он напал на последнего ратника с голыми руками, вцепился в него и стал трясти, бешено рыча, заставляя дребезжать и лаять. Вместе они повалились наземь, где тегин прижал коленом правую руку врага, дёрнул его шлем так, что лопнул ремешок, а потом вгрызся в горло. Взвизгнув, задёргавшись, тот быстро обмяк и уставился в небо мёртвыми глазами.
        Архгрра’Храгр поднялся над поверженными. Он дышал громко и хрипло, руки, только что переполненные силищей, дрожали, его гнутое лицо было красной от крови и вперемешку со слюной та вязкими канатиками впускалась всё ниже, капала на землю. Тегин не проглотил ни капли.
        Найдя на телах фляги с водой, он умылся как следует, прополоскал рот, омыл руки. Оглядевшись, решил прихватить одну из сабель с ножнами и поясом, бросил ненужный уже лук и сломавшийся каменный нож, а также остальное, чем жил в лесах.
        За всем, что произошло, внимательно следили рагххрары. Они не испугались и не разбежались, они были достаточно умны, чтобы понимать происходящее, но, как и многие поколения их предков, эти скакуны всегда хранили молчание, соблюдая тяжёлый родовой жребий.
        Тегин приблизился к ним с кинжалом одного из убиенных, заставив вздрогнуть, но не побежать. Рагххрары принимали свою судьбу. Однако не смерть ждала их, но свобода. Сняты были сёдла, срезаны с гнутых морд намордники с уздечками. Облики рагххраров поразительно походили на облики шхаур’харрах, выдавая общего предка.
        - Вы свободны. Но не ты. Повезёшь меня в Одинокий Клык.
        Получившие свободу, обнажённые, такие же розовокожие и щетинистые, как и сам Архгрра’Храгр, скакуны потрусили прочь вдвоём. Тегин же взлетел в седло третьего, натянул поводья, крепившиеся к наморднику, и издал лающий хохот:
        - Едем в Одинокий Клык! Едем скорее!
        Молодой шхаур’харрах помчался вперёд, а память указывала ему путь. Скоро он выехал на широкую дорогу, проложенную среди деревьев-великанов и помчался дальше. Вскоре он выехал из леса на простор и увидел вдали высокие стены пограничного города-крепости Одинокий клык.
        Тегин сжал бока скакуна коленями и помчался, на скаку поднимая громкий вой, коим сообщал всем вокруг о завершении своего путешествия и десятки голосов перенимали это послание, передавая дальше! К тому часу, когда он приблизился к стенам города, над всеми окрестностями стоял переливчатый вой, разносивший благое известие: тегин вернулся!
        Обитатели пригородов высыпали на улицы и падали на колени, надеясь, что их коснётся хотя бы пыль из-под ног рагххрара, на котором скакал Архгрра’Храгр; ворота города были заранее раскрыты для него, стражи громко выли и радостно лаяли; голоса тысяч сородичей встречали его внутри каменных стен, когда тегин мчался с вывалившимся из пасти языком по улицам, не щадя скакуна, счастливый без меры! Он вернулся на родину, он вернулся к своему народу!
        Лишь перед вратами самой крепости, что послужила основой для закладки города, Архгрра’Храгр натянул поводья и пустил измученного рагххрара шагом. Он въехал степенно, гордо, свысока глядя на ратников, торопливо поправлявших на себе броню и высокородного тудуна, воссевшего править на этих землях от лица великого кагана. Тудун, одетый богато и красиво, могучий, но уже отяжелевший прожитыми летами и сытостью, упал на колени пред тегином и накрыл голову руками, проявляя тем самым покорность, граничившую с самоуничижением.
        - Я вернулся из Великой Пущи! - провозгласил Архгрра’Храгр, вскидывая сжатый кулак. - И пускай знают все, что я выдержал испытание великого кагана!
        Ратники в восторге заголосили, вой и лай разнеслись по всему городу, привлекая народ ближе к крепости, сообщая важную новость.
        - Отрадно видеть тебя живым и невредимым, о могучий тегин.
        Единственный голос перекрыл сотни других, хоть и был он тих. Огромная сила чувствовалась за этим голосом, зловещая, страшная, пахшая кровью сила. Шелест полов багряного одеяния и цоканье шагов сопровождали хозяина голоса всегда, также как испуганная тишина. Жрец Кхрага покинул капище и явился в крепость, чтобы самостоятельно поприветствовать Архгрра’Храгра, вернувшегося из земель, откуда не было возврата.
        Точно как на памяти тегина, слуга Рогатых Владык тяжело опирался на узловатый посох и носил на лице золочённую маску с витыми рогами, подражая своим кумирам, а ноги его, хотя это скрывали одежды, были обезображены. Подобно всем багряным жрецам, Кхраге отрубили пальцы, приладив вместо них золочёные копыта из бронзы, которыми он теперь всегда цокал, неверно, неуклюже ковыляя.
        - Восславим Рогатых Владык! - воскликнул жрец, растягивая шрамированный рот в улыбке, показывая гнилые зубы, торчавшие из кровоточивших дёсен. - Вознесём хвалу!
        - Слава Рогатым Владыкам!!! - рявкнули ратники послушно.
        - Сегодня мы устроим приветственный пир! - продолжал вещать Кхрага, смотря на всех сквозь прорези маски, на которой ещё поблёскивали капли свежей крови. - А завтра я пошлю гонцов к столичным стенам, отправлю великому кагану радостную весть!
        Архгрра’Храгра приняли с почестями, соответствовавшими его положению. Тегина старательно отмывало пять девушек, после чего слуги нарядили его в украшенную броню и поднесли саблю с ножнами, обтянутыми красной кожей. Пир, устроенный в честь его возвращения, прошёл на ворсистых коврах и мягких подушках с обилием мяса и вина, а когда почти все гости уснули, объевшиеся и упившиеся, немногие ещё трезвые перебрались в отдалённое помещение с толстыми стенами.
        Их было пятеро, считая самого Архгрра’Храгра. Среди собравшихся был тудун Одинокого Клыка, его сын и двое знатных воевод, пользовавшихся уважением среди ратников.
        - Мы исполнили распоряжения, которые ты отдал перед уходом, о могучий тегин, - говорил тудун, - запасы сделаны, все важные воеводы с нами, а племенных эльтеберов мы сможем убедить. Слава о твоём подвиге уже разносится по Каганату. Мы и наши сторонники готовы поддержать тебя, если ты не передумал.
        Архгрра’Храгр, который на пиру не проглотил ни единого кусочка и не сделал ни единого глотка, опасаясь ядов, осушил кружку студёной воды, поднесённую сыном тудуна. Жажда наконец была утолена.
        Заговорщики поедали его глазами.
        - Выступим на столицу завтра.
        Они вздохнули с неясным чувством, - не с облегчением, но и не с огорчением. Все они были готовы рискнуть головами и теперь знали, что точно придётся сделать это.
        В одну из дверей предупредительно постучали, и заговорщики схватились за сабли, но появившийся к комнате ратник приблизился с низкими поклонами, неся окровавленный мешок. Вскоре пред их глаза была положена отрубленная голова Кхраги.
        - Остальные багряные жрецы? - спросил Архгрра’Храгр.
        - Ничего не успели сделать, о могучий тегин.
        - Слава Кхрррай’Яю.
        - Слава Кхрррай’Яю, единственному истинному богу, - тихо, но фанатично проговорили все остальные.
        - Братья, пора освободить Каганат от власти кровавых уродцев, - прорычал тегин, наследник великого кагана, - это наша земля, и либо Рогатые будут уважать наш древний договор, утверждавший равенство, либо мы огнём и сталью заставим их!
        Заговорщики зарычали, присоединяясь к гневу своего предводителя.
        - Мы не рабы! Мы не слуги! Мы не корм для их алтарей! Мы будем пользоваться их силой, а не пресмыкаться пред ней!
        - Мы умрём за тебя!
        - Мы умрём за Каганат!
        - Мы не рабы рогатых уродов!
        - Веди нас, о великий каган!
        Вторая часть эпилога вновь возвращает нас в год 1634 Этой Эпохи.
        Старая Эгге сидела на крыльце своего домика, звякая спицами вязала что-то пока неясное. Вязание нравилось ей как занятие само в себе, ценнее всего был процесс, а не результат. Мерно качалось взад-вперёд кресло, заставляя поскрипывать сухие доски под собой. Старица то и дело отрывалась от спиц и вглядывалась в успокаивающий вечерний пейзаж за пределами кромлеха, всё ожидая гостя. Тот, однако, явился не из-за деревьев, а возник в свечении светлячков, порхавших по тёплому воздуху.
        Эгге отложила вязание и тяжело поднялась, чтобы выйти навстречу с улыбкой.
        - Здравствуй, дражайший! Добро пожаловать!
        Он упреди её от поклона, улыбаясь из-под своего зелёного капюшона.
        - Ты прекрасно выглядишь.
        - Твоими стараниями, - кивнула она. - Проходи в дом, проходи, я наготовила для тебя, не придётся больше мне встречать гостей сухой листвой да дождевой водой, благодетель!
        - Прости, Эгге, но не смогу. Дела не отпускают меня.
        Руки бывшей богини упали плетьми.
        - Как же так, дражайший?
        - Прости, - повторил путник. - Явился лишь чтобы спросить о той услуге, которую…
        - Ты и сам знаешь, поди. - Старушка вздохнула. - Он провёл в руинах Мерместуса два года и ушёл живым, закалённым. Поразительная живучесть.
        - Ребёнок понравился тебе, Эгге?
        Она пожала плечами и указала вверх, туда, где в ночном небе тревожно горел красным росчерк кометы:
        - Скажу прямо, дражайший, невзирая на исключительную живучесть и находчивость, благородная кровь в нём слаба, как и во всех потомках двух древ. Огнём драконьим он плеваться умеет, этого не отнять у потомков Грогана, но мало этого. Должно происходить что-то поистине неописуемое, чтобы пламя внутри них разгоралось. Если ты думаешь, что он сможет сразиться с Господами, когда они вернуться в мир… не сможет. Маленький и слабый.
        - Он отмечен самим Хаосом, Эгге, он и только он из всех предыдущих. Чего можно ждать от такого человека?
        - Абсолютно всего, дражайший, и поражения - тоже. - Она пожевала губами, в тревоге отводя взгляд. - Я присмотрелась к его Путеводной Нити… она подрублена мечом Короля. И перекручена! Кто-то завязал её узлом, вероятно…
        - Да, ты верно угадала, - кивнул путник.
        Пухлые кулачки Эгге сжались.
        - Никак они не успокоятся! Сломали ещё одну судьбу!
        - У них свои пути, Эгге, свои цели. Они желают получить Ответ на Вопрос. Я тоже хотел бы, чтобы это свершилось, но Джассар в свойственной ему манере всё так перемудрил, что уж и не верю в способность смертных разрешить его загадки. Он никогда не понимал до конца, что вещи, кои казались ему естественными, были тайной для многих других умов. Он… он наверняка не ожидал, что всё так затянется. Когда Господа вернутся, знай, что нам придётся биться с ними без Абсалона. И битва будет тяжёлой.
        - Но когда они вернутся? Когда мне быть готовой?
        - Как знать. Я отдаляю этот день как могу, и готовлюсь, собираю союзников. Рогатый Царь пока держит их вдали, но они неостановимы. Может быть сто лет, а может и десять. Даже я в неведении. Но влияние их со временем будет расти, как и сила слуг, сохранивших верность.
        - Мои…
        - Да, фа’ун будут набирать силу каждый день и час. А кроме них и иные. Через несколько лет, я уверен, все великие силы Валемара начнут ощущать давление, приближение чего-то большого и страшного. Некоторые быстро осознают угрозу, иные будут оставаться в неведении до конца. Я предвосхищаю, что боги и демоны потеряют покой, пошлют к смертным своих эмиссаров и тогда, начнётся настоящий хаос и суматоха. Если ребёнок выживет и попросит о помощи, ты знаешь, я не имею права помогать ему…
        - В любое время можешь надеяться на все мои скромные силы, - сказала старица с тревогой. - На всё готова, чтобы не по повторилась Четвёртая эпоха! Я помогу ему, если он попросит!
        - Спасибо, Эгге, - ответил странник, медленно растворяясь в воздухе, - я могу положиться на тебя…
        Он исчез также, как появился, оставив бывшую владычицу лесов одну. Вздохнув напоследок, та поплелась к крыльцу, сняла с крючка застеклённую лампу, чтобы задуть огонёк, но тут в свет влетел ночной мотылёк, промелькнул перед самым её лицом и заметался вокруг, ища направление. Сморщенные губы старицы невольно допустили улыбку.
        - Потерялся, милый? Бедняга… плутать тебе ещё долго, но ничего, ничего. Другие, опалив крылышки, падают и уже не поднимаются, но ты поднимешься. Готова поставить на кон свою новую жизнь. Полёт твой будет долог, серый мотылёк. Долог и труден.