Продавец времени Евгения Кретова
        Юная княжна Неждана грезит о выздоровлении матери, надеясь, что жизнь вернется в прежнее русло. Ее мучает равнодушие отца и явное желание избавиться и от хворой жены, и от дочери. В довершение всего, Неждана узнает, что отец собрался выдать ее замуж, а мать отправить в отдаленный скит. Девушка предполагает отец собрался жениться повторно. Воспользовавшись выходом на городскую ярмарку, Неждана обращается за помощью к обитателям Тайных рядов, которые за плату подсказали ей мастера от всяких хворей, аптекаря Лесьяра. Но юная княжна не знала, что у магических обитателей свои счеты с Лесьяром, а помощь матери может обернуться Древним злом, потревоженным неосторожным словом девушки.
        Евгения Кретова
        Продавец времени
        Пролог
        Кроны вековых сосен сплошным покровом смыкались над головой. Низкорослые ели, насобирав на светло-зеленые иголки полуночную влагу, теперь стояли, нахохлившись и, казалось, дрожали от напряжения. На каждой иголке - словно хрустальный шар ведуньи Чары - крошечная капля росы. Тронь - и осыплется на тебя тьмой ледяных брызг, промочит с головы до кончиков сапог, заберется за шиворот, заставив помянуть лешего.
        А Лесному волод?телю только этого и надо. Кто помянет, тому из Бор?вьего леса обратной дороги нет, так и останется в услужении навечно.
        Пахло молодыми побегами ольхи и грибами - терпко, густо. Над головой стрекотал дятел, да то и дело покрикивали разбуженные им совы, подслеповато ворочались в темно-зеленых кронах. Лесь?р шагал по ельнику особенно осторожно. Ноги, хоть и натруженные дальним походом, упруго ступали на ковер из прошлогодних иголок, ловко перешагивали через поваленных прошлогодней грозой подлесок да корявые корни, змеями тянувшиеся из-под земли. Капюшон путника скрывал его лицо от чужого взгляда, а пошитая наизнанку рубаха надежно прятала от лесного люда - проходи, с чем пришел.
        Лесьяр нынче шел с непростой ношей. Она то и дело шевелилась в заплечной корзине, шипела и недобро взвизгивала. Он не заботился о ней - надежные замки защищали короб, не сбежать. Одно заставляло путника то и дело останавливаться и вскидывать ношу на плечах - проклятья, которые угольным крошевом сыпались через плетеные стенки.
        - Угомон на тебя найди, не то хуже будет, - предупредил беззлобно. Хоть парочку незнакомых проклятий и заприметил, хорошо бы проверить крепость Слова этой твари. Та, что вертелась внутри котомки, замерла.
        - Отпусти-и, - выдохнула, обдав запахом гнили.
        Лесьяр, запрокинув голову, громко захохотал, едва не потеряв капюшон - пришлось придержать его рукой и снова натянуть на глаза.
        - Ага, только о том и мечтаю, чтоб на своем горбу поближе к жилью человечьему тебя принести да выпустить.
        Похлопав узкой ладонью по округлому боку корзины, он вскинул ее еще раз и, посмеиваясь, ускорил шаг - впереди показалась залитая солнцем проплешина.
        Солнце медленно поднималось из-за холмов, тени становились прозрачнее, а над ельником тонкими струйками поднимался туман. Надо делать привал. Лесьяр остановился у края поляны, достал из-за пазухи плоский, как лопух, камень размером с ладонь с черными, рисованными золой, кругами. Подставил его солнцу. Яркий луч коснулся веснушчатого носа молодого человека, позолотил тонкие, натруженные работой пальцы и перетянутые змеиной кожей запястья. От плетеной котомки пошел смрадный пар, а существо, томившееся в нем, отчаянно заверещало.
        - Ну-ну… полно те, - он развернулся так, чтобы спрятать корзину в тень. Тварь внутри подуспокоилась, только осталось слышно ее сиплое, тревожное дыхание.
        Камень на ладони напитался света, засиял. На черном угольном рисунке янтарная роса проступила. Лесьяр резко дунул на нее, заставив подняться вверх и, собравшись в шар, упорхнуть в направлении ближайшего человеческого жилья - налево от поляны, через болотце, к малиннику. Лесьяр прислушался - в указанном шаром направлении, действительно, слышалась человеческая речь. Далеко, к вечеру только выйти удастся.
        Лесьяр вздохнул - значит, сейчас надо отдохнуть.
        Спрятав за пазуху пут?ну - тот самый плоский камень с начертанным рисунком, Лесьяр развязал ремк? и спустил корзину на землю. Тварь внутри завозилась, человеку пришлось прикрикнуть на нее:
        - Умолкни, не то спалю!
        Он специально поставил короб так, чтобы меньшая его часть оказалась в тени, а б?льшая - на полуденном солнце, чтобы заставить тварь внутри вжаться в стенку и замереть. Опустившись на разогретую солнцем землю и вытянув ноги, он неторопливо открыл сумку и достал из нее подсушенную краюху хлеба. Тварь внутри короба тяжело дышала, каждое ее движение - путник знал это совершенно точно - приводило к касанию солнечного луча, жалящего безжалостно, до костей. Тварь взвизгивала и вжималась в стенку короба еще сильнее. Путник, пожевав краюху, достал из холщевого мешочка обычную соль для варки, набрал щепотку и щедро посыпал на краюху, втер. Между пальцами осталось немного серых крупиц. Не долго думая, Лесьяр стряхнул их на крышку короба. Тварь, почуяв неладное, перестала дышать. Путник легко представил, как она с ужасом смотрит наверх, как по острому подбородку, собравшись пеной, стекает зловонная слюна. Крохотные частицы соли, замерев на ивовых прутьях, скользнули внутрь. Тварь внутри взвыла. Забыв об осторожности, отпрянула слишком рьяно, перевернув котомку на бок. Та покатилась по траве, подставив круглый
бок солнцу. Метнувшись по траве, уперлась в сапог путника - тот не передвинул ногу, не позволив котомке скатиться в тень. Вой перешел в нечленораздельный хрип, хрип - в бульканье. Котомка каталась перед Лесьяром по пыльным камням, тварь внутри металась, поджариваясь со всех сторон, пока затихла, обессилев и обезумев.
        Только тогда путник небрежно пнул короб носком сапога, позволив ему убраться в тень.
        Продолжая прислушиваться к тишине внутри короба, молодой человек надвинул капюшон на глаза, плотно скрестил руки на груди, позволив себе пару мгновений послеобеденного сна. Впереди - еще полдня пути, селение пог?ров, сбор Соли и обратный путь. Жаль, что из-за пойманной твари ему придется большую часть ценного товара оставить у Грозового перевала, а потом возвращаться за ним еще раз. Но это лучше, чем оставить где тварь, что сейчас стонет внутри и зализывает свои раны. Удача улыбнулась ему, а гневить ее отказом аркаимский аптекарь Лесьяр никогда бы не решился.
        Часть 1. Лесьяр
        1
        Солнечный луч скользил по простыни. Нежно дотронулся до женской руки, словно прощаясь, блеснул на золотом шитье подушки и спрыгнул на пол. Во дворе голосили кухарки, добуживаясь поварят. Гуси важно галдели в ожидании пастушка Вор?йки, давнего приятеля Нежданы. Вытянувшись, сидевшая на низкой скамье в изножии кровати девушка постаралась увидеть его, но парнишку загородила дородная мать. Неждана сникла. Вздохнув, встала с лавки. Заглянула под полог и прошептала спавшей под ним женщине:
        - Утро уже. Сейчас Ядвига с Ольгой придут, приберут тебя. - Присев на край кровати, девушка взяла в руки бледные пальцы спящей, погладила, продолжая говорить, как с маленькой. - Причешут тебя, в косы ленты атласные вплетут и жемчуга. Будешь красивая, нарядная.
        Девушка с тоской посмотрела на спящую - не дрогнут ли ресницы. Не дрогнули. В сердце девушки растеклось разочарование. Неждана опустила голову, спрятав скатившиеся по щекам слезы. Но те, словно непослушные стрекозы, выскальзывали из-под ресниц и капали на грудь, оставляя на льном домашнем платье темные разводы-ручейки. Тихо взвыв, девушка подняла к потолку лицо, словно пытаясь пустить слезы вспять, упрятать под ресницами. Задышала часто и неглубоко. Шумно сдула с лица челку, успокаиваясь. Похлопала спящую по тыльной стороне ладони.
        - Ничего-ничего. Ты поправишься.
        Дверь покоев тихонько скрипнула, в щели мелькнула усатая рыжая морда кота Кваса, а следом появился и весь он - важный и снисходительный, он пересек комнату и ловко запрыгнул на ложе хозяйки, устроился в ногах. В опочивальню зашли похожие как две капли воды прислужницы - Ядвига и Ольга. На них были одинаково серые платья, с одинаковыми поясами и разноцветными бусами, украшавшими плоские груди.
        - Уже утро, княжна, - сообщила та, что была повыше, Ядвига. Неждана кивнула, но не пошевелилась.
        - Позвольте помочь княгине собраться пред ясны очи князя, - ее сестра, Ольга, поджала и без того тонкие и бесцветные губы.
        - Отец приехал? - Неждана старалась, чтобы голос не дрогнул. Не удалось. Закусила губу и отвернулась.
        Ядвига покосилась на сестру, проговорила едва слышно:
        - Приехал. С ближней дружиной. К данникам тарским пожаловал.
        - Ну и княгиню проведать, - подхватила Ольга. И страдальчески сморщилась: - Княжна, позвольте нам прибрать госпожу. Не то князь решит, что мы ленимся, да и прогонит со двора.
        Неждана, вздохнув, выпустила из рук материнские пальцы, встала. Не проронив больше ни слова, вышла из опочивальни.
        Солнце, пробиваясь сквозь разноцветные стекольца витражей, ложилось словно перышки диковинной жар-птицы на светло-желтые плахи, лавки вдоль стен и нежно-голубые изразцы. Будто сотни рассыпавшихся самоцветов. Со двора доносился шум и гомон. Кричала домашняя птица, ржали кони, до хрипоты лаяли собаки. Все перекрывали бравые мужские голоса. Подойдя к окну, Неждана распахнула створки - под окнами столпились шестеро княжеских дружинников. С гоготом и прибаутками, они поили коней и расчесывали им гривы.
        - А я знамо дело, не слабак, возьми да схвати ее за косу, - шумел один. - Та как взвоет, как живая! И давай крутиться будто змея на угольях. Едва управился.
        - А как. Как управился-то? - с жаром интересовался дружинник помоложе. - Вурдалакиня ж!
        - Да ты, Гриня, не шубурши… Все сладилось. Вурдалаки-то они чего бояться?
        - Чего?
        Тот дружинник, что постарше, выдержал паузу, склонился к молодому, будто какой секрет хотел рассказать. Протянул доверительно:
        - Ласки…
        Остальные мужчины тихо засмеялись. Молодой встрепенулся:
        - Че-го?
        Рассказчик посмотрел на товарищей, пригладил усы, спрятав за ними улыбку.
        - Ласки они боятся, твари эти. Вот я ее приласкал акинаком[1 - Акинак - короткий меч.], да поперек горлышка. - Его хохот смешался с хохотом остальных дружинников. Молодой смутился:
        - Да полно те вам, чего глумитесь.
        Неждана отвернулась от окна. На сердце было тяжело - она понимала, зачем явился отец. Искала в его свите черную накидку, да пока не находила.
        «Неужто надежда есть?» - с тоской подумала.
        Гулко хлопнула дверь в глубине дворца, с нижнего этажа. Неждана вслушивалась в приближающиеся шаги, сердце девушки вздрагивало с каждым шагом. Кто-то шел через проходные сени, помедлил мгновение у двери в гостиный зал, где стояла соляным столбом девушка и теребила золотистую кайму пояска. Вдох-выдох.
        Вдох-выдох.
        Дверь в гостиный зал распахнулась. В проеме появился князь Олег. Неждана вздрогнула, как от удара. Сердце стало большим, обжигающе-горячим, но тут же сжалось, словно обернувшись горлицей, запертой в тесной клетке. Девушка не часто видела родителя, от того затрепетала под его взглядом, не сумев привыкнуть ни к стати его, ни к суровому взгляду, вечно обращенному мимо нее. Будто противно ему на дочь свою смотреть.
        Совладав с тревогой, Неждана шагнула навстречу отцу. Поклонилась в пояс:
        - Здравия тебе, батюшка. Ввечеру ожидали тебя, но ты явился вместе с красным солнышком, о чем радость моя дочерняя.
        Отец небрежно окинул дочь взглядом, цепко схватив, что круги под глазами - значит, опять не спала, не врет кормилица. Отметил, что на лице ссадина свежая. Схватив это все, и кое-что еще, отвел взгляд. Неждана, сцепив пальцы, глубоко выдохнула - от отца не ускользнуло, как затрепетали ноздри девушки, как сжались в плотную линию губы, как побледнели щеки, а на дне ясно-голубых глаз полыхнуло пламя неприязни.
        Князь проговорил сухо:
        - Дела были спешные в стольном граде, от того задержался.
        - Сказывают, к тарским данникам путь держишь, - дочь вздернула подбородок.
        Князь настороженно кивнул:
        - Так.
        - Выходит, проездом у нас…
        Их взгляды встретились, сказав больше, чем следовало. Горячая досада в светлых глазах княжны, в ответ - словно пощечина - холодная решимость князя.
        - Сказывай, как поживаешь, - велел вместо ответа. Он направился к опочивальне княгини. Поравнявшись с Нежданой, схватил ее на локоть, притянул к себе. Взгляд сверкнул, указав на красноватые мозоли, что рассекали ладонь дочери: - Сказывают, ослушалась воли моей, к Александре-воительнице бегаешь, - он оттолкнул дочь - та впечаталась в подоконник, схватилась за распахнутую раму. Отец прикрикнул: - Говори!
        Неждана прошипела:
        - Та коли ведаешь обо всем, о чем еще сказывать?
        Олег медленно вздохнул, окинул дочь взглядом с головы до пят, надменно процедил сквозь зубы:
        - Не отпираешься, значит, княжна.
        - Не отпираюсь, княже. - Девушка вытянулась словно тетива лука, узкие плечи опустились, грудь под платьем ходила широко, горлица в груди билась из последних сил.
        Князь внезапно переменился в лице, устало опустил голову, сник и будто постарел.
        - Зачем так?
        Неждана упрямо поджала губы, прошипела:
        - Затем, что за Гостомыслова внука замуж не хочу. И слово свое перед ним сама держать буду.
        Отец посмотрел на нее лукаво:
        - Сдюжишь ли супротив бравого молодца?
        Дочь перевела дух, бросила в сердцах:
        - Или сдюжу, или сдохну.
        Олег, усмехнулся, скрестил руки на груди:
        - Не люб тебе, от того упрямишься? - он склонился к дочери и проговорил тише: - Или от того, что Я его для тебя избрал?
        Дочь молчала. Князь цокнул языком:
        - Ишь ты какая выросла… Чистая фурия, - он примирительно усмехнулся, похлопал дочь по плечу: - Ну-ну, полно ежиться. Не часто видимся-то… - Он замолчал, и по изменившемуся цвету лица Неждана поняла, о ком будет следующий вопрос. И оказалась права: - Как…княгиня.
        Перед словом «княгиня» отец будто споткнулся. Будто не знал, как назвать ту, что спала уже одиннадцать лет, пробуждаясь лишь в полнолуние. Но и тогда пробуждаясь лишь отчасти: в эти короткие часы она не узнавала никого, не желала ничего и не просила ни о чем. Садилась в постели, смотрела безучастно в окно, растерянно теребила кончики кос, а с первыми петухами снова ложилась в постель.
        Неждана сглотнула едкий комок, подступивший к горлу, прошептала изменившимся голосом:
        - Как прежде.
        Отец рассеянно кивнул.
        - Добр?… - отец развернулся и быстрым шагом пересек светелку и толкнул дверь опочивальни.
        «Да чего ж тут доброго», - хотела крикнуть ему в след дочь, но сдержалась.
        Из материнской спальни с поклонами пятились Ядвига с Ольгой. Неждана заметила, как прислужницы переглянулись, словно что-то знали, что было неведомо ей, Неждане. Нахмурившись, девушка бросилась к спальне, но дверь захлопнулась прямо перед ее носом.
        А еще через мгновение она увидела того, кого боялась больше отца: дверь в гостевой зал бесшумно отворилась, впустив в светелку закутанного в черный балахон волхва. Старик замер на пороге, колко посмотрел на княжну, будто к полу пригвоздил.
        - Добра тебе желаю, княжна, - приветствовал едва слышно.
        Девушка, забыв о приличиях, остолбенела - даже не ответила на приветствие старца. С трудом перевела дыхание. Между тем волхв прошел мимо нее и притихших служанок. Открыл дверь опочивальни княгини и скрылся за ней.
        - Да что же это?! - девушка решительно шагнула к спальне, но войти внутрь ей не позволил отец: выглянув из комнаты, велел строго, чтобы ждала тут. А для верности выбросил пригоршню зайцев-прыгунцов: небольшие деревяные шарики, ударившись об пол, подскочили снова. Уже в воздухе из них выдвинулись аккуратные ушки, распахнулись черные глазки-угольки, а лапки требовательно заперебирали, подбираясь к княжне.
        Захлопнул перед носом дочери дверь и задвинул засов. Ловко лавируя между лавками и замершими от любопытства служанками, игрушечные зайцы оттеснили княжну от двери в опочивальню, засеменили, шумно голося и притопывая - сквозь эту суету та теперь даже если бы хотела, не смогла услышать, что происходило в спальне матери.
        Неждана поняла: все пропало.
        2
        К пог?рам вышел, когда уже собиралась вечерняя роса, а в водах неглубокой и вечно ледяной реки Зв?нки стали играть прошлогодние утопленницы. Завидев путника, вышедшего из-за деревьев, они зашушукались, засмеялись, а те, что посмелее, подплыли к самому берегу.
        - Неужто у нас нынче свежен?нка будет к ужину, - усмехнулась одна из них и плотоядно облизнулась, показав острые зубы-иглы.
        Лесьяр посмотрел на нее, предложил беззлобно:
        - Полезай ко мне в туесок, - будто отрезал и встряхнул свою корзину. Тварь внутри зашипела.
        Русалки отпрянули, на бледно-голубых лицах отразилось отвращение пополам с ужасом. Лесьяр удовлетворенно хмыкнул:
        - То-то же…
        Небольшое селеньице, окруженное излучиной лесной речки Званки и запрятанное меж сосен, готовилось ко сну: в окнах горели желтоватые огни луч?н, у ворот уже примостились вороватые коты, равнодушно поглядывавшие на приготовленное для русалок угощение - кислый хлеб и пиво. Лесьяр пробормотал «заб?ти» и глубоко вздохнул, набрав полную грудь пахшего тиной и мхом воздуха, шагнул на хлипкий мосток, как в прорубь с головой окунулся: на мгновение оглох и ослеп, почувствовал всем телом плотную завесу, и вот уже вынырнул из нее за воротами деревеньки. К нему бежала Чара - молоденькая погорка, еще подросток, угловатая и нескладная.
        - Лесьяр пришел! - кричала она. - Пойдем собирать Соль!
        - Мир дому погора, - отозвался Лесьяр и замедлил шаг, переводя дыхание: переход в подземный мир погорцев давался ему с трудом.
        Чара едва доходила Лесьяру до пояса, маленькая, юркая, она смотрела на него с восторгом и безо всякой опаски, чего не скажешь о взрослых жителях селения, вышедших из своих домов, чтобы приветствовать гостя. Отец Чары, рыжий и бородатый погорец, покосился на заплечную корзину путника, пробормотал:
        - Легкого отдыха, - однако взгляд его стал сухим и неприветливым. - Что за пакость нам приволок?
        - У Грозового перевала споймал, - Лесьяр поставил корзину на землю, похлопал по крышке. - Защита ладная, не вырвется.
        - За воротами надобно было оставить, - упрямился отец Чары, другие погорцы закивали согласно.
        Лесьяр развел руки:
        - Так русалки утащат или откроют! Тогда уж точно беды не избежать. А так под моим присмотром не забал?ет тварюга.
        Рыжий погорец покачал головой, но спорить больше не стал - правила гостеприимства не позволяли. Кивнув дочери, скомандовал тихо:
        - В гостевую избу веди.
        Та кивнула, заторопилась, но не почувствовав Лесьяра за своей спиной, замерла и обернулась. Заметила, как отец схватил гостя за рукав, склонил к себе, прошептав что-то. Она не видела взгляд гостя - его скрыла упавшая на лоб челка, но губы скривились в снисходительной улыбке. Посмотрев на отца сверху вниз, юноша кивнул и, подхватив корзину, закинул ее на правое плечо и пошел в дальний конец улицы, в гостевую избу, к которой уже торопилась Чара.
        - Мне кажется, только ты мне и рада, - пробормотал, поравнявшись с девушкой.
        Та покачала головой, проговорила с обидой в голосе:
        - Неправда твоя, тебе все рады. Только зачем ты ее принес? - она выразительно покосилась на шевелящуюся в корзине тварь.
        Лесьяр погладил плетеный бок:
        - О том сразу и не скажешь. Но очень я рад, что она в мои силки попалась, веришь?
        - Верю, - Чара кивнула. - От нее смертью пахнет.
        - А чем еще может пахнуть от мары кладбищенской?! - Лесьяр тихо засмеялся.
        Чара посмотрела на поднимавшийся над деревней лунный диск, прибавила шаг:
        - Помни только: в подземном мире Слово твое слабеет, а значит и оковы хр?пче. А у невольницы твоей - наоборот - сила в подземном мире прибавляется… И ежели она вырвется, первая жертва - твоя. Таков закон.
        Она посмотрела серьезно.
        Лесьяр кивнул: подумал уже о том же, когда шагал через переход. Покоробило только, что Чара о твари из его корзины отозвалась как о «невольнице», будто ровня ей. Хотел сказать о том, да напоролся на острый, как лезвие клинка взгляд девушки и осекся - в самом деле, его ли это дело, судить о подземных жителях. Вслух сказал:
        - Запомнил, не волнуйся. Скажи батюшке, утром, только месяц коснется сосен, выходим к верховью Званки. Там поговаривают в это полнолуние Соли будет в достатке.
        Девушка кивнула.
        Деловито подбоченясь, скатилась со ступенек и побежала к дому отца. Юноша толкнул дверь и оказался внутри тесной, давно не топленой избы. Темный мох рос по стенам ее, паутина свисала с потолка, опутывая прозрачным коконом засушенные травы, оставленные Лесьяром в свой прошлый визит. Он усмехнулся - не частили гости к погорам: даже перчатки для сбора Соли лежали на том же месте на лавке. Сейчас они покрылись тонким слоем мха, и выглядели забытыми и ненужными. Но это ровно до того момента, как он оживит избу.
        Достав из кармана огниво, он щелкнул им. В хрустальной склянке занялся солнечный свет, осветил полумрак гостевого дома, уставшее лицо путника и его непростую ношу. Оранжевый огонек выскользнул из склянки и метнулся к стене, загорелся на ней ярко и уверенно. Мох подался в сторону, в неосвещенный еще угол дома, но был застигнут огнем и там. Растаял с шипением. Сырость и забытье, торопясь ускользнуть от солнечного света, пряталось по углам но с тихим шелестом испарялось, едва схватившись солнцем. Проделав свою работу, волшебный огонь собрался в полукруг над столом и замер.
        - Вот то-то, - Лесьяр спрятал огниво в карман, поставил корзину на пол и, расстегнув застежку, стянул с плеч плащ, бросил его на скамью.
        Мара внутри корзины затихла. Лесьяр понял - принюхивается, примеряется. А может, если права Чара, силу копит, чтобы оковы с короба снести. Он усмехнулся - не для того он гнался за ней по болотам, чтобы упустить сейчас.
        Пересек комнату. За каменной печкой, на полке стоял холщовый мешок, доверху наполненный чем-то колким и бугристым. Юноша снял его, развязал плотно затянутый узел - внутри была соль, простая, которую добавляют в пищу. Плотные кристаллы, каждый размером с кулак юноши, поблескивали серебром.
        То, что нужно.
        Лесьяр вернулся к корзине, поставил ее посередине комнаты, у стола, как раз под полукругом света. Наклонившись нарисовал кристаллом соли круг вокруг корзины, получилось что-то вроде колбы: сверху солнечный свет, внизу - соль. Только проделав это все, юноша позволил себе сесть на лавку и вытянуть ноги - ступни гудели от усталости, щиколотки свело. Чуть выше, ближе к коленной чашечке, мышцы сводило судорогой - юноша наклонился, обхватив их двумя руками, ловко размял. Стало легче.
        Он вздохнул, стянул с плеч капюшон и бросил его тут же, на лавку. Изба качнулась, юношу потянуло вверх - это изба поднялась на ивовые ноги, защищая сон постояльца от непрошенных гостей. Нужно было пройти за печь, набрать в кувшин воды и умыться. Еще набрать фляги водой и высушить сухари, набравшие за дорогу влаги. Поужинать.
        Но вместо этого Лесьяр, скрестив руки на груди, прислонился затылком к стене и прикрыл глаза. Несколько глубоких вдохов, и вот он уже не чувствует усталости и голода, а мысли быстро перенесли его в прошлое, в душно натопленную и тесную избу, пропитанную запахом хлеба и кислого щавеля, верескового меда и полыни. Тихий шелест работающей на прялке матери, тонкая серебристая нить на веретене, протяжная песня. Здесь было безопасно и уютно. Так безопасно и уютно больше ни было нигде. Давно забытое чувство.
        Женщина за прялкой неожиданно прекратила работу, песня оборвалась. Повернувшись к Лесьяру, она сурово сказала:
        - Уходи!
        Юноша вздрогнул, как от пощечины, в груди растеклась горячая обида, полыхнула под сердцем. И снова навалились усталость и голод.
        Лесьяр насторожился.
        Сквозь прикрытые веки он отчетливо почувствовал движение рядом. Но даже не это было главным. Главным было то, что в комнате царила темнота.
        Плотная завеса давила на глаза, ложилась на грудь душно и осязаемо. Словно темнота в избе стала живой.
        Не размыкая век, Лесьяр прислушался: прямо перед ним, у стола, ощущалось движение: воздух качнулся, подхватил скрип ивовых прутьев - опасливый, несмелый. Запах гнили и сырой, поросшей мхами, почвы дотянулся до носа юноши, подтвердив самые серьезные его опасения: пленница с Грозового перевала сумела совладать с солнечным светом, погасила его и теперь выбирается из своей тюрьмы.
        Лесьяр не шевелился. Ждал. Он старался дышать так же безмятежно, как и раньше, до пробуждения, не привлекать к себе внимания и позволить твари ступить на пол. Чуть приоткрыв веки, сквозь ресницы наблюдал за зеленоватыми огоньками - это гнилушечным светом искрились зрачки кладбищенской твари. Юноша видел, как два огонька выглянули из-за борта корзины, как приподнялись над ней и качнулись в сторону - тварь собиралась сбежать. Ее движения были плавными и осторожными - Чары оказалась снова права, в подземном мире Слово молодого мага теряло силу час от часу. Что ж, у него есть кое-что покрепче, спрятанное за пазухой и в наплечных браслетах.
        Лесьяр весь обратился в слух.
        Тварь, помедлив мгновение, осторожно ступила одной ногой на деревянный пол избы. Коротко вздохнула - в этом вздохе и радость освобождения, и злорадство, и жажда мести одновременно. Лесьяр не пошевелился.
        Мара сделала еще один шаг и вдруг отчаянно, рассекая плотную завесу подземной ночи, взвыла. Под ее тощими ногами полыхнуло ярко-синим, словно молнией, рассыпалось десятком искр, оседая на землистого цвета коже и прожигая ее.
        Лесьяр правой рукой выхватил из наплечного браслета левой руки крошечное кремниевое лезвие, а правой - в это же мгновение - склянку с солнечным светом, спрятанную за пазухой. Голубые искры, не успев осесть к ногам кладбищенской твари, отразились в полумесяце лезвия, собрались на его острие, чтобы вонзиться в тощую плоть пленницы. Та с удивлением уставилась на торчащей из груди наконечник, протяжно застонала. В этот момент, окончательно раскрывшись, над ее головой разлился солнечный свет, затмив непогасшие еще голубые искры от заговоренной соли, оставленной Лесьяром-аптекарем на полу.
        Юноша резко встал, выпрямился и, подхватив ослепшую от боли мару за шиворот, бросил назад, в корзину:
        - Значит, наговоренная соль сильнее твоего слова… Даже сказанного в полночь в подземном мире, - он прищурился. - Я запомню.
        Мара закатила глаза, медленно осела на дно корзины. Прикрываясь лохмотьями от жалящего света, свернулась клубком. Она была размером чуть больше обычной домашней кошки, с черными, спутанными волосами и длинными нескладными конечностями.
        - Ненавижу, - прошептала сквозь зубы.
        3
        Утром его разбудила Чара. Вошла тихо, без стука - знала, что юноша уже давно пробудился и готов к работе.
        - Утро доброе, - сообщила девушка, покосившись на рассыпанную на полу соль. - Росы тонкие, соли будет много.
        Лесьяр взял в руки рукавицы, поправил рубаху.
        - О том и говорил с твоим батюшкой. Пошли, что ли…
        Чара не шелохнулась, с сомнением смотрела на короб:
        - А гостью свою неужто без присмотра оставишь?
        - Не сунется, - уверенно отозвался аптекарь, кивнув на миску с водой, неловко поставленную на крышку короба - так неловко, что того и гляди перевернется. - Пошевелится - соляной раствор прольется и выжгет до костей.
        Погорка покачала головой, брезгливо поежилась. Но спорить с человеком не стала, повернулась к выходу и молча вышла из гостевой избы. Лесьяр последовал за ней.
        Деревня погоров не спала. Все - от мала до велика, собрались у своих домов в ожидании команды старейшины. У кого за плечами висела корзина, у кого за пояс был заткнут плотный холщевый мешок. Отец Чары вышел на крыльцо, прокричал:
        - Погоры! Два раза в год наступает пора для сбора Соли. Никто не знает, наступит ли следующий день или сегодняшний День сбора Соли станет последним. А потому собирайте все крупицы, даже самые крошечные, что встретятся вам на пути. Потому выводите на работу всех. Даже малых деток. Но помните - не повреждайте соляные цветы, не рвите. Корни поврежденных соляных цветов гниют, цветы больше не плодоносят!
        Лесьяр все это слышал и не раз.
        Его мир все больше погружается во мрак. Не остается Силы, той самой, что когда-то позволяла людям летать, словно птицы, понимать язык зверей, сворачивать горы и обращать реки вспять. Сила уходит. Тает медленно, как апрельский снег. И каждый из ныне живущих понимает, что скоро не останется ничего.
        Погоры - один из немногих народов, кто собирает остатки Соли. Это уже не Сила, а ее отражение. Ведь и сами погоры живут в отражении мира людей. И там еще цветут поля соляных цветков, где каждый кристалл хранит невиданную Силу. Ломкая, изумрудно-золотистая, она выступает подобно росе на лепестках и собирается в небольшие, рыхлые кристаллы, которые подземные жители собирали с помощью специальных рукавиц, покрытых чешуйками гладко отшлифованных серебряных пластин. Рукавицы придумал и смастерил Лесьяр, давно. Еще во времена услужения Яге, заметив как-то, что Соль, собранная на такие пластинки, не теряла своих свойств. Отраженная магия множилась в отражениях и не терялась.
        Чара нашла способ высчитывать, когда отраженные поля соляных цветов, будут подходить близко к их деревне, так близко, что до каких-то цветков удастся дотронуться и собрать Соль.
        Сегодня как раз такой день.
        Погоры поторопились к Запруде, небольшому озерцу, в котором отражались неспешные воды Званки. Оно стояло неподалеку от деревни. От него поднимался изумрудно-золотой туман, словно намек на то, что Сила еще в нем. Лесьяр помнил те времена, когда туман полыхал ярко и высоко, словно весенний костер. Заметив тощие языки изумрудного пламени сейчас, сердце аптекаря сжалось. Времени оставалось много меньше, чем он или кто бы то ни было ждал.
        Вздохнув, он встал рядом с Чарой у берега озерца. В темной воде, словно перевернутое блюдце, кружилась изумрудно-золотистая поляна.
        Каждый раз, когда Лесьяру открывалось это чудо, у него захватывало дух. Нежные цветы с распахнутыми бутонами неторопливо кружились, их лепестки подрагивали, издавая едва слышный человеческим ухом хрустальный звон. Чара говорила, что слышит эту музыку иначе, даже пыталась напеть Лесьяру печальную мелодию соляных цветков. От того погоры всегда собирали Соль в молчании, от того «музыка» соляных цветов не затихала до тех пор, пока поляна снова не отходила от берега Запруды.
        Лесьяр встал на одно колено, чтобы не мешать Чаре. Он был выше ростом, руки длиннее, а значит и до цветов дотягивался иначе - мог схватить те, что от погоров росли слишком далеко, во втором или третьем ряду.
        Музыка стала громче. Словно хрустальный дождь, лилась она из глубины отражения, переливаясь и завораживая. Вот так можно было отвлечься на удивительное звучание и не собрать ни крошки. Лесьяр нахмурился, примерился к большому цветку в третьем ряду. «Только бы не вырвать!» - подумал. Вырвет - цветок завянет, да еще и соседние с ним перестанут плодоносить. Будто у них общие корни. Или общая боль.
        «Может, живые они?» - мелькнуло в голове.
        Он протянул руку, развернул ее ладонью вверх и едва коснулся нижнего лепестка. Мелодия изменила тональность, с поверхности лепестка на серебряные чешуйки рукавиц ссыпалось несколько изумрудный крупинок. Попав на отполированные пластины, они заискрились золотым. Набрав крупиц с горкой, Лесьяр ловко ссыпал их в заготовленный короб. И тут же дотронулся до лепестка повыше. С него собралось меньше крупинок, поэтому юноша продолжил собирать, пока на ладони не искрилась золотом добрая горка песчинок. Тогда чуть раскрыв сердцевину, он увидел кристалл - изловчившись, схватил его указательным и большим пальцами свободной руки и отправил добытую Соль в короб.
        - Тебе везет, - тихо отметила Чара. Ее короб был заполнен наполовину. Прищурившись, она посмотрела на поляну, вздохнула: - Будет мало Соли. Соляная поляна повернулась ныне не той стороной.
        - Может, развернуть? - предложил Лесьяр, дотягиваясь до нового цветка.
        - Не рискуй. Вдруг и того лишимся, - она закусила губу. - Соляных цветков все меньше. Урожай все хуже…
        - Надеюсь, я скоро найду решение. - Лесьяр сам не ожидал, что проговорится. Помрачнел. Зато Чара, забыв о работе, уставилась на него с удивлением.
        - Поэтому ты протащил с собой мару с самого Грозового перевала?
        Лесьяр ссыпал горсть Соли в короб и посмотрел на погорку сверху вниз:
        - Я искал ее с осени.
        - Зачем она тебе? - девушка посмотрела строго, словно спрашивала невыученный урок.
        Юноша отвел взгляд, вернулся к сбору Соли, проговорив:
        - Ты знаешь ответ.
        Девушка замолчала, тоже вернулась к работе. Казалось, она напрочь забыла об их разговоре.
        - Нет коварнее твари, чем мара кладбищенская. О том ведомо тебе с мальства, - она знала, что напоминает другу о больном и запретном, тот потемнел лицом, но девушка продолжала говорить хоть и тихим, но твердым голосом, все еще надеясь переубедить: - Мары не ведают пощады, мстительны и алчны. Им нельзя верить, что бы они не посулили…
        - Не коварнее людей будут, - усмехнулся Лесьяр и, чтобы не продолжать разговор, закинул на плечи короб со снадобьем и поставил его подальше от озерца. А сам, взяв новый мешок, пристроился работать рядом с пожилой парой погоров. Работал, а между лопатками жгло, будто горячим воском капало - это Чара смотрела ему в спину.
        4
        Оставив собранную Соль в сторожке за болотами, Лесьяр отправился домой налегке: шесть подсумков с кристаллами на первое время и чтобы расплатиться с долгами - вот и все, что он решился взять с собой. Да в заплечной корзине мрачно молчала мара кладбищенская, и чем ближе молодой аптекарь подходил к своему дому на опушке, тем тяжелее становилась его ноша. Будто мара всеми силами цеплялась за землю, которая могла дать ей силы на побег.
        «Ну уж нет, теперь сбежишь - точно вернешься, - думал Лесьяр. - И тогда уж мне несдобровать. Чара права в том, какие эти твари злопамятные и мстительные».
        Солнце щедро залило розовым золотом небо, подкрасило угольно-черным горизонт, когда молодой человек вышел из леса на знакомую опушку. Вот он, оставленный и припрятанные под корягой серый путевой или поворотный камень с лисьей рожицей-личиной, наступи - и окажешься на крыльце своего дома. А от него и рукой подать до Аркаима. Вон другой, побольше да понеприметнее - только для знающих, ведет в Город Мастеров, Старший Аркаим. Подкрашенная алым плоская личина - это уже в стольный град, в Аркону, в нем он бывал только раз, совсем маленьким, еще до того, как попал в услужение Яги. Были и другие камни. Совсем неприметные, о некоторых никто из ныне живущих и не знал уже. Лежали они, прикрытые травой, мутнели и постепенно слепли. Такие самые опасные. Такие могли завести неведомо куда, откуда и дороги-то не сыскать. Могли и на Тот свет, в Морозь - скованное вечными льдами обиталище неупокоенных духов да ушедших предков. Лесьяр поежился.
        - Ничего, уже недолго осталось, - пробормотал, поправляя лямки. Он уже сошел стропы, чтобы ступить на путевой камень, как представил - несколько мгновений, пока не окажется на пороге своего дома, он проведет с марой в междумирье, в ее мире. «От того она и притихла, - догадался Лесьяр, - силу копит!». И вернулся на тропу.
        Мара зарычала - верно аптекарь подметил, ждала она, что успеет вырваться из оков, наставленных аптекарем.
        Она завыла тихо, протяжно, прощаясь с сестрами.
        - Будет, будет выть, беду кликать, - окрикнул ее Лесьяр. Идти ему теперь своим ходом, добрые три часа пути по вечерней подслеповатой дороге, с воющей за спиной марой и следующими по пятам юноши ее сестрами - он уже слышал шелест их шагов в высокой траве, видел горящие гнилушки глаз, обращенных на него. А потому прибавил шаг. На всякий случай проверил, под рукой ли склянка с остатками солнечного света да кристалл заговоренной соли. Подумав, он вытащил кристалл и зажал его в кулаке - так оно надежнее. А мара продолжала выть, перемежая плач со злым хриплым шепотом.
        - Ишь, шептунья, - отметил он, едва справляясь с паникой - знал, что самое страшное заклятье нашептывается на голову человека. И хоть не выбраться кладбищенской твари из наложенных им оков, порчу навести словом, подкрепленным ненавистью свободных сестер мара вполне могла.
        Почувствовав шаги за спиной, Лесьяр стремительно обернулся и выставил руку с зажатой в ней солью перед собой и, широко расставив ноги, пригнулся к дороге, ожидая нападения. Мара в коробе зашипела, но хоть прекратила выть.
        - Кто здесь?! - аптекарь крикнул в темноту. Крупицы соли падали на дорогу, юноша осторожно наступил на них носком сапога. Свободной рукой дотронулся до склянки с солнцем, приготовил, чтобы успеть выхватить и бросить на дорогу. Придется наступить на хрупкий сосуд - другая рука занята и времени аккуратно вытащить пробку у него, очевидно, нет. Жаль, конечно, дорога до дома еще не завершена, а других запасов солнечного света у него с собой нет. - Выходи!
        Темнота зашевелилась, пропуская на едва освещенную дорогу плотную тень. Лесьяр замер.
        Движение прямо перед ним, блеск глаз и короткое дыхание. Юноша улыбнулся уголками губ и спрятал соль за пазуху. Выдохнул с облегчением:
        - Привет, Малюта. Чего не спишь?
        Он вытащил склянку с солнцем и поднял ее над головой - в блеклом кружке дневного света показался плохо одетый паренек ростом не выше болотной рогозы: волосы всклокочены, на ногах - простые лапти, рубаха до пят, подпоясана кушаком, тощие плечи выглядывают из ворота. Паренек недобро оглядывался вокруг. Отряхнув руки, словно испачкал их в придорожной пыли, сплюнул на обочину:
        - Тебя встречать пошел, как чуял, что подмога потребуется.
        Лесьяр прищурился. Подбоченясь, рассмеялся:
        - Как учуял, что не путевым ходом иду? Разминуться могли…
        Паренек отмахнулся, поравнялся с юношей и пошел дальше, в сторону дома.
        - Чего не догадаться, все твари лесные уже знают, что мару кладбищенскую несешь, водяной рубеж перешел… - паренек посмотрел с осуждением: - Совсем не бережешься, хозяин…
        - Да прекрати… Коли я б берегся, и ты бы погорельцем был, так и мыкался бы у пожарища, - аптекарь деловито направился вперед.
        Тот, кого он назвал Малютой, добавил шаг, чтобы не отставать, посмотрел с опаской на корзину Лесьяра. Покачал головой, не одобряя затею юноши.
        - Но пришел ты вовремя, - аптекарь улыбнулся. - Тварь эта, как поняла, что я обычной тропой иду, так свору свою звать начала, а у меня что соли, что света - на один укус осталось. И твари эти все ближе. Думал, придется тик?ть…
        - Пришлось бы, - вздохнул Малюта.
        - … если бы ты своим домашним теплом их не разогнал.
        - Так на то я и домовой, верно? - Малюта шмыгнул носом и еще раз на всякий случай оглянулся - в кустах светились зеленым злые глаза, следовали за ними, но уже на расстоянии, не приближались к хозяину. Домовой подумал: «То-то же.
        5
        Мары так и следовали за ними до самого крыльца, хоть и за ограду ступить не решились - там Малюта вовсю хозяйничал, наследил-натоптал, насыпал соли по углам, да словом крепким запечатал. Покосился на тварей, притворяя за хозяином дверь:
        - Не уходят… - пробормотал озадаченно и посмотрел на Лесьяра.
        Тот пожал плечами, поставил корзину к стене, сбросив на скамью рядом дорожный плащ и небогатые пожитки. Отозвался безучастно:
        - Знамо дело, сестру будут караулить, вдруг сбежит…
        - А скопом не навалятся? - он окинул придирчивым взглядом небольшой круглый, словно лепешка, дом аптекаря: стол с широкими, удобными для работы лавками, три окна на юг, печку с высокой трубой в центре дома, еще одну - плоскую и длинную, словно разжиревший дождевой червяк с раззявленной голодной пастью, ряды полукруглых ниш с плотными холщевыми занавесками, за которыми прятались короба с кристаллами и крохотные ступки для измельчения ингредиентов, точные серебряные весы и гирьки различных форм - истинное богатство хозяина. С опаской покосился на ряд крохотных оконец под потолком в «жилом» закутке: он был сооружен вторым ярусом вдоль восточной стены дома и держался на крепких сваях, вколоченных в пол. На потолке, на перекрестных балках - пучки трав да связки разномастных склянок со снадобьями, вряд ли они задержат кладбищенских тварей. Домовой задержался взглядом на подполе, припоминая, давно ли в нем проверял охранные печати. Выходило, что недавно, но не грех в такой вечер и проверить.
        От Лесьяра его внимательный взгляд не ускользнул, хозяин хмыкнул:
        - Так и позаботься, чтоб не навалились, - посоветовал.
        Юноша, сбросив с плеч дорожную накидку, уже методично распаковывал вещи, вытаскивал из мешка и расставлял по нишам привезенные от погоров кристаллы волшебной Соли - те, что взял с собой, взобравшись на невысокую лестничку, подвешивал под потолком снадобья, попутно проверяя на запах или вкус те, что уже были давно закреплены под потолком - какие-то снимал и передавал домовому, какие-то оставлял висеть на прежних местах. По дому медленно растекался пряный аромат, густо окутывал своды, упираясь в воздуховод большой печи. Малюта, если бы присмотрелся, то увидел бы зеленовато-сизые языки пропитанного травами воздуха. Но домовому было не до этого. Он нервничал.
        - Так я что, я все запечатал, как обычно, - бормотал Малюта. Переданные хозяином пучки трав, бережно, чтобы ни одна веточка или цветок не осыпались, положил на стол, на заботливо приготовленную холщевую тряпицу.
        Лесьяр тем временем осторожно достал из-за пазухи сверток. Переставив стремянку правее от входа, в самый тайный и темный закуток за жилой зоной, он положил тряпицу поверху балки, под самую кровлю. Проверил, ладно ли лежит, и, оставшись доволен, спустился вниз, отряхнул руки. Малюта понял движение хозяина, поднес ему крынку с ключевой водой. Лесьяр жадно испил воду, несмотря на то, что от ее ледяной свежести сводило скулы, вернул опустевшую крынку домовому. И кивнул на притихшую в коробе мару:
        - Вижу, не одобряешь мою находку…
        Малюта вздохнул. Он суетился у печи, вынимал из устья котелок с ужином: несмотря на небольшой рост, сила у домового была недюжинная, да и ловкости не занимать. Едва он приоткрыл крышку котелка, от стола потянуло тушеным мясом, тыквой и гречей. Лесьяр понял, до какой степени он голоден. Споро вымыв руки и умыв лицо за загородкой, он направился к столу. Домовой уже придвинул к нему глубокую тарелку с нарезанным крупными ломтями хлебом, крынку с водой и миску, доверху наполненной мясом. Аптекарь щелкнул языком от удовольствия, заметив мелко порезанные корешки, которые он принес на прошлой неделе из Большого Аркаима - запарившись, они добавили кушанью незнакомый пряный аромат, чуть островатый вкус, от которого жгло на языке и в гортани.
        Юноша, не пытаясь продолжить разговор, принялся за ужин. Ел обстоятельно, не торопясь. Брал ломоть хлеба, отламывал еще теплую, спелую мякоть и окунал в бульон, дожидаясь, пока хлеб впитает в себя красновато-золотистую жидкость, отправлял ее в рот. Он не смотрел на домового, знал - тот забрался на припечье и наблюдает за ним, ждет, когда насытится и подобреет.
        - Не дают тебе покоя те жилы золотые? - спросил, наконец.
        Услышав голос Малюты, Лесьяр усмехнулся. Но промолчал, продолжая неторопливую трапезу. За окном, далеко в поле, подвывали мары, те, что посмелее, скреблись о калитку, не решаясь переступить отмеченную домовым границу. Аптекарь подавил вздох - спать ему сегодня точно не придется.
        - Говорю тебе - забудь, хозяин, не к добру это, - горячо продолжал Малюта. Его взгляд горел. И без того взъерошенные волосы, казалось, встали дыбом, а в чертах появилось что-то звериное, злое.
        - А что к добру? - Лесьяр вскинул голову, посмотрел на домового строго. Тот сразу сник. - Вот ты говоришь, не к добру это, я а думаю обратно: потому твари эти так берегут секрет жил золотых, что сами владеют им незаконно.
        Малюта вытянул шею, посмотрел округлившимися глазами:
        - О чем это ты?
        Лесьяр отодвинул пустую миску, положил локти на стол. Он какое-то время молчал. И в эти несколько мгновений было слышно, как бьется сердце домового, как сипло дышит мара в коробе - оба в ожидании его слова. Слышал, как потрескивают уголья в остывающей печи. Посмотрев в настороженные глаза домового, юноша наклонился вперед:
        - О том, что крадут они их… у нас крадут, у людей…
        Малюта тряхнул лохматой головой, пригладил в задумчивости загривок, лицо стало растерянным.
        - Никак не возьму в толк, о чем толкуешь, - пробормотал, хоть по глазам ясно было - все он понял.
        Аптекарь криво усмехнулся:
        - О том, мил-друг, что Силы все меньше. Небось, и сам ведаешь… Князь сказывал, на наш век хватит, а дети уж вовсе без нее останутся. Что тогда? Поворотные камни замолчат. Заповедные тропы невидимыми станут. Целые страны опустеют, города сойдут с лица земного, потому как не будет к ним ни тропы, ни дороги. Но и того мало: все знания наши уйдут. Что я, аптекарь Лесьяр Городец, ст?ю без Силы, ежели на ней вся моя работа зиждется? Все мои снадобья… - он беспомощно развел руки, - все мои секреты окажутся просто… травами.
        - Не хочешь ли ты…
        Малюта осекся. Уставился на хозяина со смесью испуга и восторга. Лесьяр, поймав его взгляд, удовлетворенно кивнул, выпрямился и зачем-то переставил пустую миску:
        - Именно о том и толкую, Малюта. - он ударил кулаком по столу, заговорил хоть и тихо, но зло. - Твари эти кладбищенские нашу Силу воруют и ею живут, - он ткнул пальцем воздух в направлении притихшей в коробе мары. Та, словно почувствовав жест, робко пошевелилась. - От того они постоянно трутся у жилья, от того лучше сгорят заживо, чем раскроют свой секрет… Но я близок, как никогда близок, к тому, чтобы раскрыть их тайну.
        Мара внутри издала звук, похожий не то на плач, не то на смех, но не проронила ни слова, снова затихла, вслушиваясь в разговор.
        Лесьяр встал, решительно пересек комнату и оказался в закутке, служившем ему мастерской, вытащил из-под лавки высокую и круглую в основании клетку. Ее кованные прутья перевивались так плотно, что оставляли небольшие, размером не больше куриного яйца, просветы. Открыв дверцу, аптекарь придвинул клетку к узкому рабочему столу, стоявшему у стены, в темном закутке, спрятанном от посторонних глаз плотной занавесью, подбитого оленьей кожей. Отодвинув занавеску, юноша убрал с рабочего стола хрупкие горелки, небольшой сундук с пустыми склянками для снадобий и солей, очистил от накопившейся за время своего отсутствия пыли. Малюта, заметив последнее, заметно покраснел, дернулся, чтобы исправить оплошность, но остановился, как вкопанный, увидев, что хозяин сделал дальше. На остроносом лице домового застыл ужас и отвращение.
        А Лесьяр достал с полки тонкие ветки полыни, положил рядом с собой и, открыв клетку, положил ее на бок на стол, отодвинув от края. А на этот самый край поставил короб с кладбищенской марой и тоже положил его на поп? так, чтобы крышки короба и клетки совпали. Приоткрыв короб, он ударил по дну, заставив мару зашипеть:
        - Выходи! - велел.
        Мара, не подчинившись, забилась в угол короба - Лесьяр чувствовал ледяной холод от стенки и тяжесть. Предупредил:
        - Хуже будет.
        - Хуже не будет, - мара дышала тяжело, отрывисто и со свистом.
        Тогда аптекарь взял ветку полыни и просунул ее между прутьями короба с той самой стороны, где спряталась мара. Та взвизгнула и дернулась к другой стенке. Лесьяр просунул полынную ветку и туда.
        - Неужто так жжется пол?нушка? - юноша говорил сквозь зубы, вставляя все новые и новые прутья и заставляя мару метаться внутри короба, пока по неосторожности та не вывалилась из него прямо в распахнутую пасть железной клетки. И в этот момент Лесьяр ловко захлопнул ее и щелкнул задвижкой. Подняв клетку за кольцо, поставил на стол. Мара, оскалив звериную пасть, бросилась на юношу, но ударилась костлявой грудью о прутья. Клетка качнулась, едва не свалившись на пол. Выставив вперед тощие руки, мара шарила, пытаясь дотянуться до Лесьяра, злобно шипела и брызгала зловонной слюной, шарила руками, но беспомощно хватала только воздух. Аптекарь вовремя отскочил и теперь смеялся, наблюдая за стараниями кладбищенской твари - ее тонкие руки застряли в отверстиях, сковав и сделав легкой добычей - и впалая грудь, и ребра оказались теперь без защиты, Лесьяр мог дотронуться до них без опаски быть исцарапанным ее ядовитыми когтями.
        Он покосился на остолбеневшего домового, прикрикнул на него:
        - Чего встал? Помоги! Жердь подай.
        Малюта, отвел взгляд от плененной и истошно визжащей мары, засуетился: опрометью бросился к другой стене, начисто забыв, что сам поставил жердь у входа в дом. Вспомнив, поторопился туда и подал Лесьяру, уже чувствуя загривком, как хозяин сердится - домовой знал этот словно подернутый темнотой лед в глазах юноши.
        Мара, разглядев Малюту, замерла. Ее неистовый взгляд застыл на его лице, скользнул к четырехпалым рукам. Мара зашипела:
        - Ты такой же, как я… Помоги!
        Лесьяр ударил по прутьям клетки, та содрогнулась и едва не слетела со стола. Мара, воспользовавшись моментом, сцепила зубы и, не отрывая взгляда от окаменевшего Малюты, принялась раскачивать клетку, толкая ее вперед и назад. Ее зеленовато-синие глаза блестели, на губах играла кривая и надменная усмешка. Чтобы юноша не смог к ней приблизиться, она неистово крутила кистями нескладных рук, застрявших между прутьями, от ран по железу сочилась ее зеленоватая кровь, больше похожая на слизь. Острые когти пару раз едва не рассекли грудь аптекаря. Тот подобрался и отскочил, но так, чтобы придерживать клетку за спиной мары.
        - А ну, пасть закрой! Он не чета тебе, - он протянул руку, проорал домовому, выводя его из оцепенения: - Малюта, жердь!
        Домовой, будто очнувшись, всунул деревяшку ему в кулак и стремглав отскочил прочь, к печи, и забился в щель у зольника, обхватив колени руками и вжав голову в плечи.
        Лесьяр, просунув жердь в кольцо, приподнял его и, не позволив маре приноровиться к новому положению клетки, ловко подвесил к потолку.
        - Вот так-то лучше, - пробормотал, закрепляя на крюке.
        Мара, коротко взвыв и окончательно сорвав кожу в подмышках, выдернула руки из отверстий, вцепилась в прутья и принялась раскачивать клетку так, чтобы та соскочила с крюка. Аптекарь лишь усмехнулся. Взобравшись на приступок, он захлопнул крепление, полностью закрыв петлю. На мгновение он оказался лицом к лицу с марой - та с ненавистью уставилась на него, в зеленовато-синих глазах кладбищенской твари искрился страх напополам с отвращением: она, наконец, поняла, что оказалась не случайной жертвой ловкого аптекаря, он охотился именно за ней. И заранее знал, что изловит. Он выслеживал ее, приготовил ей тюрьму, отрезав все возможные пути к побегу.
        Поняв это, мара перестала сопротивляться. Ее нескладные руки опустились. Несколько раз выдохнув, она набрала в грудь воздуха, чтобы закричать сестрам. Но Лесьяр словно ждал этого момента, стоило ей открыть рот, как он бросил ей в лицо щепотку соли.
        Мара захлебнулась собственным криком, захрипела от боли, скорчившись на дне клетки. Закрыв лицо израненными когтистыми лапами, она крутилась юлой и отчаянно выла. Сперва тоненько, потом все громче, мгновение - и ее крик зазвенит под потолком круглого дома аптекаря. Зеленовато-бурая, в темных, словно трупных, пятнах, кожа взбугрилась, покрылась бубонами, которые лопались и сочились ядовито-красной жидкостью. Мара сипела, покачиваясь, все еще не в силах дышать. Лесьяр же схватил клетку и чуть наклонил ее, чтобы запертая в ней тварь точно услышала все его слова до последнего:
        - Ты будешь молчать. - Прошипел, отчетливо проговаривая каждый звук. - Ты не станешь звать сестер, ведь любая из них может занять твое место. А разговор у нас с тобой будет до-олгим и непростым. И тем сложнее он будет для тебя, чем больше станешь отпираться… - он дождался, чтобы мара посмотрела на него. - Мне нужен секрет золотых жил. И я получу его, от тебя ли, от любой из твоих сестер - не суть. Сегодня ночью или через неделю.
        Он резко отпустил клетку, от чего мара больно ударилось о прутья плечом. Опустив от обожженного солью лица ладони, она посмотрела на юношу с холодной ненавистью, но не проронила ни слова.
        Лесьяр понял ее молчание. Кивнул:
        - Желаешь отпираться. Ну что ж… Твоя воля. Запасы обычной соли у меня немалые, сама ведаешь, а особой принес от погоров еще больше. А погорская Соль какая, о том ведаешь?.. Да есть и другие забавы, что понравятся тебе не меньше… Я заставлю тебя говорить.
        Он спустился с приступка. Деловито убрал со стола короб, отставил его к стене, стряхнул с поверхности пыль и мелкий мусор, брезгливо стер тряпицей слизь, оставленную марой. Подумав, бросил тряпицу тут же, под стол, словно будучи уверенным, что она ему еще пригодится. Он чувствовал, что мара наблюдает за ним. Видит, как он снимает с полок короба с солью и другими снадобьями, каждое из которых не способно убить ночную тварь, но изрядно ее помучает. Как деловито раскладывает на столе, да так, чтобы мара могла видеть, что ей уготовано. Идеи приходили к аптекарю она за другой, и по тому, как у пленницы учащалось дыхание, догадался - он выбирает правильные средства. Мара боится соли, боится солнца, боится всего, что пропитано ими. Были у него и другие растения, что впитали ярилину мощь. Были и морские диковинки - мелкие ракушки, собранные со дна и перемолотые в мелкий песок, их он на маре испробует впервые.
        - Что ты хочешь, аптекарь? - обреченно прохрипела мара.
        Лесьяр, не оборачиваясь и не прекращая подготовку в пытке, бросил:
        - Я сказал тебе. Секрет золотых жил, ты здесь из-за него. Скажешь, что это и как собирать их да как пользоваться, отпущу.
        Мара прищурилась. Лицо ее распухло и по выражению теперь нельзя было понять, что она думает. Длинные и когтистые пальцы подрагивали. Она рассматривала их с долей грусти. Посмотрев в сторону болота, из которого Лесьяр приволок ее, едва слышно вздохнула:
        - Не могу я сказать тебе.
        6
        Время тянулось так долго, что цветные стеклышки-павлиньи перья, тянувшиеся от окна к противоположной стене, добрались до нее и стали медленно меркнуть. Неждана старалась не шевелиться, сидела, вжавшись в скамью - тогда зайцы почти забывали о своем задании следить за ней и замолкали. И тогда Неждана могла слышать громкие мужские голоса - один резкий, второй - низкий и певучий. Резкий голос звучал требовательно, словно хотел получить решение прямо сейчас. Неждана узнала властные интонации отца. Он нервничал и определенно злился. Волхв отвечал ему спокойно, убедительно.
        Дважды в гостевой зал заглядывала Ядвига, предлагала спуститься в кухню и поесть. Неждана оба раза с раздражением отказывалась. Тогда Ядвига принесла обед в гостевую комнату. Княжна мельком взглянула на поднос и отвернулась, надеясь услышать хоть что-нибудь ценное.
        - Отведай, - настойчиво попросила Ядвига и придвинула поднос к Неждане, чуть толкнув его на лавке. Неждана отмахнулась. Но на ее резкое движение оживились деревянные зайцы, затопали, заголосили с утроенной силой, окончательно заглушив то, что происходило в опочивальне матери.
        Неждана зло глянула на Ядвигу. Схватила кусок хлеба с подноса, залпом выпила крынку молока. С шумом вернула ее на поднос.
        - Все, иди! - махнула рукой, чтобы прислужница ушла.
        Та неодобрительно покачала головой и тихо вышла в проходные сени. По лестнице постучали ее каблучки и через мгновение стихли в нижней горнице.
        Зайцы голосили на десять голосов. Княжна не выдержала, прикрикнула:
        - Да тихо вы!
        В этот момент распахнулась дверь опочивальни, на пороге появился смурной отец. Княжна вскочила. Посмотрев, как дочь не может сладить с игрушками, князь вздохнул:
        - Видишь, с побрякушками не сладила, а с Гостомысловым внуком говоришь сдюжишь, - отозвался с укором.
        За его спиной появился волхв. Князь пропустил его. Старик, опираясь на кривой посох, неторопливо пересек гостевой зал и вышел в сени, не удостоив юную княжескую дочь и взгляда. Олег засобирался за ним, направился к выходу. Неждана преградила ему дорогу.
        - Что… - девушка осеклась, потупила взгляд. Но лишь на мгновение. - Что вы там делали? Так долго.
        Отец смотрел на нее долго. Так долго, что княжна решила - не ответит. В глазах князя сомнение сменилось жалостью, жалось - виной. Но и она потухла под горящим взглядом дочери. Он разомкнул губы, чтобы ответить, но снова смолк. Положил тяжелую ладонь на плечо дочери. Неждана почувствовала, как к горлу подступил противный комок, как он перехватил связки, не позволяя сказать и слова. Опустив голову, сглотнула его.
        - Отец… Я знаю, о чем ты молчишь, но не надо, - она снова подняла на него покрасневшие, припухшие от невыплаканных слез глаза. - Ей лекаря надо. Если надо, то и заморского. Если надо, то отвезти к нему. Она же встает…
        - В полнолуние, - напомнил князь.
        - В полнолуние, да, но встает же. Значит, не мертва. Значит, может выздороветь… Стоит только найти средство.
        - И не узнает даже тебя, свою дочь, кровь от крови своей, плоть от плоти своей, - еще жестче напомнил отец.
        Неждане пришлось снова опустить голову, на этот раз - чтобы спрятать слезы, те предательски скатились по щекам, сомкнулись ручейком на подбородке, упали тяжелыми каплями на грудь девушки. Отец похлопал ее по плечу:
        - Пустое это, дочь… Не мучь ни себя, ни ее… ни меня. Все решено.
        У Нежданы сердце упало, зашлось от страха и замерло. В груди стало холодно, как будто сердце оказалось на ледяном морозе, под жестоким ветром, и тот выстудил из него все живое тепло.
        - Ч-что решено? - прошептала беззвучно.
        Отец посмотрел строго:
        - Завтра я объявлю, что возьму новую жену. До первых заморозков свадьбу сыграем.
        Неждана стояла и не верила тому, что слышит - отец возьмет новую жену, а как же…
        - А как же мама?
        Олег отвел взгляд, скулы стали острее и жестче.
        - Поедет в скит…
        Щеки княжны вспыхнули, взгляд метнулся к двери в проходные сени, за которым скрылся черный волхв, ноздри схватили ставший плотным и пропитанным неприязнью воздухом:
        - К нему? К Черновцу? Да он сгноит ее в Пустоши! Лучше сразу убей ее, чтобы не мучалась!
        Неждана с ужасом представила, как мать очнется ото сна в очередное полнолуние и обнаружит себя в темной келье, на жесткой холщевой подстилке отшельницы, в жалком рубяще. «Это убьет ее».
        Отец будто прочитал мысли дочери, полоснул взглядом:
        - Будет так, как я сказал.
        Сбросив с плеча дочери руку, он стремительно направился к выходу, Неждана бросилась за ним, вцепилась в рукав и повисла на нем. Ткань под ее весом с хрустом разошлась. Девушка перехватила руки, вцепилась в заручье, рухнула на колени:
        - Не губи ее! Позови лекарей! Только о том молю!
        Отец посмотрел на нее не то с жалостью, не то с холодным презрением, выдернул руку - княжна, потеряв опору, рухнула на бок.
        - Поздно, княжна. Решено.
        7
        - Не скажешь?
        Мара, злобно сверкнув глазами, отвернулась.
        Лесьяр почувствовал, как по телу - от горла, перехватывая дыхание, к кончикам пальцев разлилась волна разочарования. И - словно выключили в голове свет - из нее исчезли все мысли, чувства, кроме одного - ледяного бешенства: все зря. Зря ставил ловушки, зря бродил по болотам, зря тащил на своем хребте эту тварь - она никогда не выдаст своих тайн.
        А сам он не мог их разгадать.
        Золотые жилы он обнаружил давно, еще в детстве. Нашел, хотел рассказать Яге, воспитывавшей его. Но старая ведьма в тот день вернулась с охоты особенно злая, с порога наградила затрещиной и велела сгинуть с глаз долой. Ночуя в лесу, на сырой земле, укрывшись лапами старой ели, он сперва от обиды решил, что ничего не расскажет. А потом понял, что и не стоило делиться с каргой такими знаниями, ведь Яга, как он узнал чуть позже, ничего не знала о золотых жилах - она их не видела, хоть и шастала между мирами живых и мертвых.
        Так он стал обладателем секрета, доступного ему одному. Со многими магами и волхвами беседовал он с тех пор, но ни один, бывавший в междумирье, не видел золотых рек.
        Вот тогда-то он и стал в Забытье ходить с особой охотой, не страшился ни холода могильного, ни тишины оглушающей, ни мар, что стерегли все богатства междумирья. Чтобы Яга не заподозрила неладное, он послушно собирал травы для снадобий, искал нужные камни. И наблюдал.
        Заметил, что золотых жил больше у колодцев и ручьев. В междумирье они темнели сырыми протоками, к ним тянулись протоптанные тысячами людских ног дорожки. Тогда аптекарь решил, что жилы как-то с водой связаны. Но потом понял, что нет - во время дождей проливных все жилы исчезали, а потом появлялись, но часто уже в других местах.
        Однажды, подкравшись к небольшой лужице скопившейся в канавке у дома деревенского старосты, попробовал потрогать жидкое золото - не далось. Сквозь пальцы уходило, ни следа на коже не оставляя. Из-за калитки за ним наблюдала мара. Заметив его старания, ехидно рассмеялась. Вот тогда-то Лесьяр и понял, что мары их тоже видят, больше того - они знают, что это за жилы. Тогда-то и началась охота за ними.
        И вот сейчас, когда он не только смог поймать одну из них, да еще и притащил ее в людской мир, все рассыпалось - мара не отвечала. Еле живая, запуганная и замученная, она продолжала упорствовать.
        Подойдя к свернувшейся в клубок твари - ее плечи подрагивали от боли и бессильной злобы, а из ран сочилась зловонная зеленовато-желтая сукровица, прошептал:
        - Скажешь - отпущу. Будешь упорствовать - засыплю солью, а твою сестру поймаю и стану пытать ее… Так же. Месяц потрачу, год. Пока не найду ту, что раскроет секрет золотых жил. Слушаешь меня? - окрикнул и ударил по металлическим прутьям. Клетка опасно накренилась, заставив создание сжаться. - Поняла ли?
        Мара чуть повернула к нему голову, с трудом разлепила потрескавшиеся губы:
        - Отпустишь?
        - Отпущу…
        Мара медленно села. С опаской посмотрела на рассыпанную на столе, совсем рядом с ее клеткой, поваренную соль - от нее поднимался тонкий едко-голубой дымок. Мара втянула носом воздух.
        - Спрашивай.
        Лесьяр не стал ждать, чтобы ему предлагали дважды, приблизился к решетке и склонился к пленнице. Спросил о главном:
        - Что такое золотые жилы?
        Он смотрел пристально, не упуская изменения выражения морды кладбищенской твари, улавливая ее страх и смятение на глубине гнилушно-зеленых глаз.
        - Мы зовем ее акх?нда. Она всегда рядом с людьми… течет, как вода.
        - Для чего она? - спросил, но мара, посмотрев на него, пожала плечами - мол, не знает. Лесьяр спросил иначе: - Какая в ней сила?
        Мара отвела взгляд. Заговорила тихо:
        - Люди говорят - она рождается, с первым их словом. Капля… ручей… целые реки. Акх?нда открывает нам, когда человек умрет - его реки пустеют. Когда болен - его реки начинают течь вспять, если молится о нем кто-то.
        «Ага, значит, жилы как-то связаны со здоровьем», - отметил про себя аптекарь, а вслух продолжил допрос.
        - Вы охраняете ее. Ты меня едва не убила, когда я пытался набрать в склянку, - он вспомнил день, когда познакомился со своей пленницей - там, на Грозовом перевале, у заброшенного кладбища. Там золотые жилы казались совсем высохшими и твердыми, почти как сахарная голова. Он попробовал отколоть кусочек ножом, эта тварь набросилась на него и едва не уволокла к К?щье царство. Именно тогда Лесьяр нанес на мару метку Сварга - крест, чтобы не позволить ей скрыться в мире мертвых, и притащил в мир людей. Тварь взвыла от боли и бросилась в черноту, к сестрам, да только проход схлопывался всякий раз, стоило ей к нему приблизиться. Всякий раз, как мара тянулась в мир мертвецов, домой - крест Сварга не пускал. Лесьяр дождался, когда тварь достаточно ослабеет и, изловив, посадил в короб, обсыпав его поваренной солью.
        Пленница между тем пояснила:
        - Мары пьют акх?нду, чтобы выходить из дома в Заб?тье.
        «Забытье» - так мары звали междумирье, тонкую прослойку между миром живых и миром мертвых, не подчиненное ни чьим правилам и никому не подвластное. Он зацепился за эту фразу - мара явно пожалела, что сказала ее: Лесьяр понял это по сомкнувшимся в замок пальцам, трепету в голосе, по тому, как мара опустила голову, чтобы спрятать взгляд.
        - Акх?нда появляется с первым словом человека и пропадает перед его смертью. - Лесьяр ликовал от догадки: - Золотые жилы - это Сила, что покинула наш мир?!
        Мара посмотрела со снисходительной усмешкой и будто бы даже радостью:
        - Забытье - что сито, ему вашу Силу не удержать. Она тяжелая, тугая, будто смола.
        Аптекарь озадаченно потер подбородок.
        - Тогда что же? - его мучали сомнения: что, если мара лжет?
        Он схватил пригоршню соли и занес ее над марой - та зашипела, вжалась в дальнюю стену клетки:
        - Что такое акх?нда? Откуда она? - мара молчала в ответ. Лесьяр схватился за прутья, дернул клетку на себя, проорал: - Говори, что знаешь!
        Несколько крупинок соли сорвались в его пальцев, упали на прутья решетки, мара округлившимися от ужаса глазами смотрела на них:
        - Я сказала все, аптекарь! - заверещала она. - Акх?нда появляется рядом с людьми, когда те говорят, когда смотрят в воду или на небо… Мы ждем… мы можем пить - вы нет. Ее нельзя собрать.
        Лесьяр вспомнил, что золотых жил особенно много у колодцев и на спусках к реке, где местные бабы полощут белье. И там, и там они болтают без умолку, сплетничают… «Говорят» - это то, что видят мары. А на самом деле они…
        - Время… - Лесьяр отошел от клетки. - Они болтают о пустом, смотрят на звезды, гуляют и теряют время. И оно ускользает от них по капле, собирается в ручейки и реки… и именно это время вы воруете, - он резко повернулся к притихшей маре. - Я прав?
        Та неохотно кивнула.
        Лесьяр стремительно вернулся к столу, на котором стояла клетка, схватился за прутья - соль, задержавшаяся на них, посыпалась вниз, заставив мару взвизгнуть и вжаться в противоположную стенку.
        - Как собрать ее?!
        Мара качнула головой:
        - Ее не собирают.
        - Но ты говорила, что вы пьете ее! - Лесьяр прищурился.
        Мара прикрыла глаза, глубоко вздохнула - юноша подумал, что она вспоминает, о чем еще проговорилась, чтобы не сказать больше:
        - Пьем, не собираем, - она вытянула вперед подбородок, сделала несколько лакательных движений, будто собака. Выпрямилась, чтобы продолжить: - Соберешь - и акх?нда станет кр?дхой, нельзя… - она с удивлением смотрела на своего мучителя, как тот, оставив ее, спешно собирает заплечный мешок, бросая в него всевозможные склянки - стеклянные и глиняные, деревянные и кожаные, с узким горлышком и с широким, с носиком и без. Покачала головой: - Акх?нда убьет тебя.
        Лесьяр только хмыкнул. Обернувшись к пленнице, бросил:
        - Сиди смирно, вернусь - договорим.
        Он вытащил из кармана и бросил на пол плоский путевой камень с начертанным черной смолой треугольником - тот распахнулся бледно-голубым сиянием, пропуская в мир, не доступный для большинства людей. Аптекарь шагнул в него: сияние покрылось рябью, будто поверхность озера от порыва ветра, и схлопнулось, оставив за собой звенящую тишину.
        8
        Едва Лесьяр ступил на путевой камень, как грудь сдавило - будто в колодец упал с головой. Ни небо, ни землю перестал ощущать. Но стоило моргнуть, как он оказался в знакомом мире. Мягкое подбрюшье мира людей, занятое тенями, отголосками запахов и звуков. Не обор?ток мира, а его след. Мары, погоры, а следом за ними и сам Лесьяр, называли его Забытьем. Люди все больше звали Морозью. Здесь время текло иначе, чуть замедляясь, и Лесьяр мог видеть то, что произошло пару мгновений назад. Иной раз обернешься - и увидишь самого себя.
        Именно это место открыл Лесьяр, когда был в услужении у Яги, именно здесь он собирал свои снадобья. Тут расцветал, полыхая заревом, папоротник, тут росли травы и цветы, которые в подлунном мире не сыскать. Горецветы, мадьяры, лопоухие петуньи. Аптекарь не знал всех названий, а потому часто придумывал их сам.
        Вот этот, с синим бутоном, похожий на василек, но четырехлистный - если высушить лепестки, то получится ярко-синяя краска. Окрашенное ею полотно не выцветало. Лесьяр просил за краску по десять соболей за щепоть. А вот этот, невзрачный цветок, похожий на одуванчик, что отворачивался пушистой головкой от человеческого тепла, прекрасно лечил от бессонницы. Лесьяр назвал его сонник. А если его растереть, да смешать с мелко перетолченной травой-кручиной, да добавить пару капель росной воды и замешать на крови, то - сильнейшее приворотное зелье, от которого нет тоски на сердце. Его частенько просили после ночи на Ивана Купала молоденькие девицы, да юноши. Зелье стоило дорого, да еще в него надо было добавить немного крови заговариваемого. А это, ясно дело, риски. Лесьяр брал деньги и за это.
        Сейчас полнолуние. Время сбора самых дорогих и сильных трав.
        Но аптекарь сегодня пришел сюда не за ними.
        Сделав большой шаг - в этом мире его тело словно ничего не весило и могло летать, юноша оказался у ворот Аркаима - невидимый для всех живых, словно дух. Стражники ругались с плотниками, мастерившими помост для княжеской свиты на завтрашней ярмарке.
        - Спорнее ставь, - велел стражник. - Ворот? закрою, как хошь, так и сбирайся.
        Плотники матюгнулись:
        - Сам и ставь, коли споро надоть. Не так сделаем, князь недоволен станет, нам по шее, а вы исполнять и станете. Потому или делаем, как мастер учит, или пеняйте на себя!
        Стражники заворчали, но от рабочих отступили.
        Аптекарь стоял рядом с ними, невидимый и неслышимый, и наблюдал, как вокруг спорщиков, раз появившись, закрутилась змейкой золотистая пыльца, собралась легким вихрем, легла поземкой и медленно осела на землю. Так и осталась лежать золотой жилой, как только плотники работу начали. А вот вокруг стражников, вставших у ворот и принявшихся что-то рьяно обсуждать, золотая пыльца так и продолжала крутиться, собираясь в углублениях и канавках и скручиваясь в золотые ручейки. Присев на корточки, аптекарь в очередной раз попробовал зачерпнуть жидкость из оного из таких ручейков - та просочилась сквозь пальцы, не оставив на них и следа.
        Сняв с плеч мешок, аптекарь достал из него фляжку. Наклонив горлышко вниз, попробовал наполнить. Не вышло. Найдя небольшой пригорок, с которого стекал тоненькой струйкой ручеек, подставил склянку, но золотая вода ловко отклонилась и потекла другим потоком.
        - Как же собрать тебя?
        «Мы пьем ее», - вспомнил Лесьяр, а еще вспомнил, как впервые увидел мару, склонившуюся над золотым ручьем - ему уже тогда показалось, что она пьет. Но, когда мара заметила его и подскочила, никаких следов золотой жидкости не осталось на губах. И тогда Лесьяр решил, что ему показалось.
        Сейчас юноша снова склонился к ручейку и коснулся его губами - жидкость затекла в рот, полилась по подбородку, испачкав ворот рубахи. Во рту стало сладко, прохладно, в глазах полыхнуло огнем и тут же потемнело, будто от удара. Голова закружилась так, что аптекарь вынужден был сесть.
        Когда к юноше вернулась способность видеть, он заметил, что раны на руке, полученные еще в детстве, у Яги, бесследно исчезли. Обветренная грубая кожа на руках стала гладкой и нежной, почти как у младенца.
        - Вот чудеса, - прошептал юноша и стал разглядывать ладони внимательнее. Шрам от ожога на запястье - его не стало. Мелкие ранки, полученные во время поимки мары и сейчас, когда он пересаживал ее из короба в клеть, затягивались на глазах. Аптекарь начинал понимать, что такое эта акханда - золотые нити, опутавшие междумирье. Он пробормотал:
        - Живая вода…
        И теперь он знал, как ее собрать.
        Мара наблюдала за тем, как вернувшийся из Забытья аптекарь вытаскивает из заплечного мешка склянки, доверху наполненные жидким золотом. Оно искрилось даже в мутном свете свечи, а уж когда Лесьяр зажег солнечный свет, то глазам стало больно от разгоревшихся солнц.
        Юноша победно поднял склянку, поднес ее к глазам и посмотрел на свет - несмотря на кажущуюся плотность, жидкость оказалась прозрачной, будто родниковая вода. От нее тянуло пряным ароматом восточных сладостей, чуть сладковатым, с нотками цитруса и ванили. На вкус - теперь он знал это совершенно точно - напоминала липовый отвар, который он варил от простуды, с медом, щепоткой корицы и порошком из цедры диковинного лимона. И она, совсем также, как соляные цветы, пела.
        Юноша ликовал. Мара смотрела на золотистую жидкость со страхом и недоверием.
        - Как удалось тебе?
        Лесьяр лукаво усмехнулся:
        - Так уж я тебе и скажу…
        Мара в клетке подобрала колени, вцепилась тонкими пальцами в прутья, прошептала:
        - Ты получил, что желал. Отпусти меня… Ты обещал.
        Лесьяр пожал плечами:
        - Я обещал, если ты мне поможешь, то тебя отпущу. А ты ничем не помогла: что сделано, то моя придумка. Так что, - он рассмеялся, ловко упаковывая склянки в корзину. Закрыв ее, убрал в нишу и задернул занавеской. Только тогда повернулся к маре и, скрестив руки на груди, продолжил: - Так что отпускать мне тебя не за что…
        Та смотрела на него исподлобья, губы растягивались в недобром оскале, но казалось, она и не ожидала, чтобы аптекарь выполнил свое обещание.
        - Пожале-еш-шь… Ла ха?ра марг?ш-ш, - прошипела сквозь зубы и отвернулась.
        Не то сказала кладбищенская тварь что запретное, не то из леса сполз холодный туман. Да только по спине Лесьяра пробежала волна ледяная, будто от сквозняка. Поежившись, он передернул плечами и прислушалася: волна не повторилась. «Померещилось», - решил он.
        И напрасно. Не стоило ему обманывать мару, каждый день дружившую с самой Смертью.
        9
        Всю ночь аптекарь не спал. Малюта из своего закутка, слышал, как хозяин ворочается и вздыхает, как бормочет несвязно. Выглянув из-под одеяла, которым укрывался, огляделся - мара сидела в клетке, уставившись на него. В темноте ее глаза светились расплавленным серебром. Заметив, что домовой проснулся, мара, наоборот, отвернулась и, свернувшись клубком, легла на дно клетки, подсунула жесткие кулачки под щеку и затихла. Малюта вытянул шею, посмотрел наверх - туда, где отвернувшись к стене лежал аптекарь. Тихонько спустил ноги с лавки и замер, прислушиваясь - за окном вздыхал ветер, скреблись о крышу ветки да коротко вскрикивала в лесу голодная ночная тварь. В очаге потрескивали прогоревшие дотла поленья, хрустели, остывая, уголья.
        Малюта бесшумно пересек комнату, поднял с пола тряпицу, оставленную Лесьяром у ножки стола, сунул ее в клетку маре. Та недоверчиво обернулась, посмотрела с удивлением, но тряпицу взяла, укрылась ею. Малюта, не мешкая, вернулся на свое место и, накрывшись с головой, отвернулся. Последние часы перед рассветом - хорошо бы выспаться. Но что-то тревожное шевелилось в груди, не позволяя сомкнуть веки.
        Словно упустил он нечто важное, а оно теперь непременно понадобится. Да только упущенное не вернешь, не сыщешь.
        Вздохнув от безысходности, Малюта все-таки задремал, да так крепко, что не услышал, как поднялся с первыми петухами хозяин, как затопил печь и вышел во двор - первую росу караулить. Не увидел, как ловко сбросила предложенную на ночь тряпицу мара и скинула сквозь прутья на пол, под стол - чтобы не подставлять домового под гнев строгого хозяина.
        Очнулся, будто толкнул кто, ровно за минуту до возвращения хозяина. Подслеповато щурясь, скрутил платок, нацепил на тощие плечи кафтан, что служил ночью подушкой. Ловко бросился к печи и вытащил заготовленную с вечера кашу - та распарилась в теплом очаге, напиталась кореньями и травами, стала ароматная. Прислушиваясь к бормотанию Лесьяра, глубокой деревянной ложкой зачерпнул каши и сунул в клетку маре, положил горкой прямо у ног пленницы.
        - Храни тебя мать Морена, - прошептала мара и жадно проглотила угощение, хватая его пальцами и обжигаясь.
        В тот момент когда в дом вернулся аптекарь, наклонилась и слизала остатки каши и отвернулась, облизнув когтистые пальцы.
        Малюта деловито суетился у стены, накрывая на стол - поставил бадью с водой, ложку, придвинул к центру стола небольшую пузатую крынку с маслом, глубокую тарелку. Достал с верхней полки сладкие сухари и пряности - Лесьяр любил их, всегда сам добавлял по вкусу.
        - Здравия, хозяин, как спалось? - Малюта положил на угол стола чистое хрусткое полотенце и отодвинулся, продемонстрировав юноше, что успел все приготовить, хоть и непозволительно долго разоспался.
        Аптекарь пересек комнату, снял с полки высокую мутную бутыль. Слил в нее то, что успел собрать за эти минуты во дворе.
        - Как младенец спал, - отозвался рассеянно.
        Малюта усмехнулся:
        - Хм, видать неспокойный ты был младенец, матушка с тобой, небось, намыкалась… Я думал, не засну от скрипа, так ты на полатях вертелся.
        Он прислонился к стене, скрестил руки на груди.
        Лесьяр сурово взглянул на него, направился к столу:
        - Надо к реке идти, на дальний промысел, надобно много росных вод… Много больше. А тут их ветром сдувает.
        Малюта деловито приосанился - за росными водами к дальнему ручью обычно ходил он. И «много вод» требовалось перед ярмаркой, когда хозяин заготавливал много элексиров да снадобий на продажу: какие-то продавал порошками, а какие - мазями, отварами да настойками. Малюта любил ярмарку - малютку-домового всяк любил пряником сладким одарить, чтобы товар аптекаря заполучить со скидкой, да только Малюта хорошо помнил, кто его от беды спас, кто за ним в огонь полез да из огня-то и вытащил. От того служил Лесьяру верой и правдой. А ?шлых покупателей, желавших обманом получить лишк?, с удовольствием объегоривал: скупой да жадный плати двойную цену.
        - Схожу, чего б не сходить…
        - Сейчас отправляйся, - велел Лесьяр, завершая завтрак. - На закате, до первых песен, живицу соберешь, спрячешь в коробе, чтобы ночью не напитались. Дам тебе соли погорской, чтобы все ладно получилось.
        - А росу? - Малюта слушал внимательно, кивал, а сам собирался в дорогу - в заплечный мешок складывала краюху хлеба, воду в деревянной фляге, яблоко. Пока Лесьяр договорил, он уже натягивал на босые ступни сапоги. Тулуп и шапка лежали рядом с ним.
        Аптекарь развернулся к нему, сел поперек лавки. Внимательный взгляд следил за сборами, как деловито и обстоятельно. Но вместе с тем споро и ловко, собирается домовой в путь, как послушно и беспрекословно все исполняет.
        - А росу во фляги соберешь, да смотри, не торопись - дождись первого луча солнца, да как подзолотит ее, так и сбирай, понял ли?
        Малюта кивнул, улыбнулся широко:
        - Да чай не в перв?й!
        - Не в первой, - отозвался юноша, успев поймать беглый, и будто бы извиняющийся взгляд, который домовой бросил плененной маре. Та виду не подала, как сидела в клетке, так и сидела, не двигаясь.
        Малюта взял в руки кафтан, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на хозяина.
        - Я… это… того…
        Лесьяр поднял на него вопросительный взгляд, но молчал - ждал. Домовой вздохнул, склонился к уху юноши:
        - Можно я ее водой напою? - и незаметно кивнул в сторону мары. - А то ведь ты … не станешь.
        У Лесьяра потемнел взгляд, стал пронизывающе-колким и холодным, домовой поежился под ним, но глаз не отвел.
        - Не стану, это ты верно сказал. И тебе не велю.
        Малюта насупился, сжал челюсти, но перечить не стал. Помявшись еще какое-то время, будто ожидая, что хозяин изменит свое решение, отрывисто запахнул полы кафтана, подпоясался и, схватив шапку в кулак, выбежал на крыльцо.
        - Ишь, какой у тебя заступничек обнаружился, - пробормотал Лесьяр, провожая его взглядом.
        - Некоторые твари больше люди, чем сами люди, - пробормотала мара.
        Взгляд аптекаря и то, как спешно отправил домового из дому до следующего утра, ей не понравился.
        10
        Вопреки ожиданиям мары, Лесьяр, как ушел домовой, будто забыл об ее существовании: убрал со стола, накрыл его старой, прожженной в нескольких местах, холщевой тканью. Выйдя во двор, вернулся через пару минут с тремя объемными коробами из березовой коры, и еще несколькими небольшими глиняными ловушками.
        В ловушках и коробах кто-то пищал, стрекотал и бил крылышками. Мара с интересом и опаской наблюдала за этими приготовлениями из своего укрытия и гадала, что задумал аптекарь.
        Ровным рядком тот расставил несколько склянок. В одну налил несколько капель воды. В другую - растопленный на печи жир. В третью - кусочек мягкого свечного воска.
        Сняв с полки одну из банок с золотыми жилами-акхандой, юноша вытянул из крыши толстую соломинку и, отломив кончик, подул внутрь - из отверстия полился тонкий, будто звон комара, свист. После этого, убедившись в чистоте отверстия, аптекарь опустил один конец соломинки внутрь банки. Волшебная жидкость расступилась, образовав что-то наподобие воронки, взобралась по стенкам склянки выше, к узкому горлышку. Лесьяр обхватил губами конец соломинки и легонько дунул - от его дыхания золотая жидкость вздрогнула. Тогда аптекарь втянул немного золотой жидкости в соломинку, заткнул верхнее отверстие пальцем и перенес к подготовленным на столе флакончикам - в каждую выдул по нескольку золотых капель. Не сдержался - покосился на затаившуюся в клетке мару, гордый от своей догадки: раз акханду можно пить, значит, она должна слушаться дыхания.
        В воде золотая жидкость застыла смолой, не смешавшись с ней. Вода при этом загустела и будто бы кристаллизовалась. Лесьяр отправил следующую каплю в склянку с жиром - тот мгновенно закипел, запузырился, а когда накипь осела, в стенки посудины оказался впаян мутно-желтый камень. И сколько Лесьяр не пытался его оторвать от стенок, у него ничего не вышло. Когда же он ударил рукоятью ножа по склянке - та вместе с впаянным кристаллом разбилась в мелкий стеклянный песок, помутнела, окончательно перестав отливать золотом.
        Аптекарь вздохнул. Положил ладони на стол, опустил голову на грудь в задумчивости. Мягкий золотистый свет, что падал из склянок, подчеркивал его профиль - острый нос с горбинкой, непокорные пряди волос, спадавших на глаза и закрывавших их, решительный и мрачный профиль человека, делающего важный выбор.
        Он приоткрыл глиняную ловушку, выдул каплю акханды на сидевшего внутри жука - тот сперва подпрыгнул, будто ужаленный, перевернулся на спинку и какое-то время барахтал тонкими лапками. Место на панцире, куда упала золотая капля изменило свет, скукожилось и стало распадаться, на глазах превращаясь прах. Рана разрасталась, и вот уже от жука не осталось ничего, кроме кучки черного пепла.
        Лесьяр молча смотрел на нее. Подумав, он повторил опыт на пленнике из другой ловушки и, наконец, на пойманной птице - все трое погибли мгновенно, мучительно, одинаково обратившись в прах.
        Мара решила - сейчас он вспомнит о ней и спросит, что не так, но юноша упорно молчал.
        Аптекарь бормотал:
        - Если золотая жила живой здоровой плоти коснется, то убивает ее. Почему?
        Ведь, когда он собирал ее, он касался ее губами, однако остался жив. Или такое губительное свойство золотых жил - в мире людей? Много вопросов, на которые могла бы ответить плененная мара. Аптекарь перевел на нее тяжелый взгляд, заметил, как та жадно наблюдает за ним.
        «Может, много для такой мелюзги?» - предположил, продолжая рассеянно разглядывать мару.
        Та занервничала, отступила от решетки и отвернулась. Холодный и пристальный взгляд аптекаря заставил ее нервничать, ежиться под ним.
        - Они прокляты, коснувшись акханды, - бросила мара, не выдержав взгляда аптекаря. Ссутулившись, села спиной к юноше, скрючившись в своей клетке.
        - Я тоже касался, но жив, - мрачно отозвался Лесьяр. Мара лишь раздраженно повела плечом в ответ, тряпье, прикрывавшее ее наготу, сползло с тощего предплечья - на серой коже поблескивали еще не зажившие следы от ожогов солью и солнцем, которыми он мучил ее накануне.
        Он отвел взгляд. Взял глиняную плоскую ступку, в которой когда-то давно перетирал снадобья, вытер полой рубахи. Плеснув в нее чистой воды, поставил в клетку, рядом с марой. Та не видела, как он все это проделал, а потому дернулась от неожиданности и едва не перевернула угощение. С опаской замерла, принюхиваясь к содержимому чаши. Ее губы потрескались до крови.
        Аптекарь, тем временем отошел к столу, вернувшись к работе и не оглядывался на пленницу. Почувствовав ее замешательство, понял - она не видела, что он налил в ступку, а потому сейчас гадает, не хочет ли он ее отравить.
        - Это вода… - бросил через плечо. - Просто вода.
        Мара уставилась на него с удивлением, осторожно взяла в руки чашку, поднесла к губам. Продолжая смотреть в спину склонившегося над столом Лесьяра, она втянула небольшое количество жидкости в рот, не проглатывая подержала на языке. Прислушалась. И только после этого медленно проглотила. Второй глоток сделала без опаски, наслаждаясь прохладой чистой, колодезной воды.
        Оставив на дне несколько капель, она смочила палец и провела по припухшим и воспаленным ранам и даже застонала от облегчения.
        Аптекарь обернулся на звук - в его руке поблескивала соломинка с оставшейся золотой жидкостью, предназначенная для последней склянки, с пчелиным воском.
        - Спас-сибо, - прошелестела мара, отставляя чашу в сторону. Ее прозрачно-зеленый взгляд скользнул к склянке с воском. Тонкие губы растянулись, неохотно пропустив слова: - Плод живого света… хорошо…
        И она кивнула, впервые посмотрев Лесьяру в глаза. «Плод живого света? Воск делают молодые пчелы, - обдумывал услышанное аптекарь. - Воском можно запечатать слово, слить болезнь или дурной глаз… Я растворяю погорскую соль в пчелином воске».
        Это могло сработать. Затаив дыхание, юноша опустил в сосуд с воском золотую жидкость.
        Та растеклась, повторив изгибы неровного, мутно-желтого кусочка. Но, в отличие от предыдущих опытов, не изменилась сама и не изменила воск - он по-прежнему выглядел самим собой, принимая волшебную жидкость и пропитываясь ею. Аптекарь аккуратно ткнул кусочек воска соломинкой - тот перевернулся на бок, заблестел, словно на него попали солнечные лучи. Лесьяр переставил склянку на печь, в тепло, присел на корточки и стал наблюдать. Воск стал мягче, заискрился. От него потянуло мягким медовым ароматом с диковинными оттенками ванили и ладана. Золотистый свет, шедший из глубин воскового шарика, усилился, тихо заливая дом аптекаря. А аромату ванили и ладана добавился горьковатый и острый запах - полынный. Мгновение, и в склянке оказалось ароматное кремообразное вещество, светящееся изнутри и теплое. Аптекарь снял склянку с теплого камня - вещество внутри никак не изменилось.
        - И что же ты теперь? - пробормотал аптекарь и огляделся.
        Их с марой взгляды снова встретились: он смотрел с вопросом, она - с трепетом и удивлением. Ее взгляд стал мутным, обращенным мимо Лесьяра, задумчивым. Ее лицо изменилось, потемнело еще больше прежнего. Отпрянув, Мара забилась к дальней стене клетки и запричитала:
        - ?ва ах?м[2 - Большое зло.], нет, ?ва ах?м! - она закрыла голову руками. - Нет!
        Лесьяр смотрел на нее с недоумением, пожал плечами:
        - Ива ахим… Знать бы еще, что ты лопочешь.
        Он подошел к корзинам, открыл ту из них, что стояла с краю, у ножки стола, и свободной рукой за шкирку достал почти издохшего зайца с перебитой лапкой. Бедное животное безвольно повисло в его руках. Лесьяр покосился на мару - та перестала причитать, и теперь округлившимися от любопытства глазами уставилась на животное. Аптекарь усмехнулся - этой твари определенно интересно, что получится, но на себе проверять боится. «Ива ахим», - повторил за ней Лесьяр.
        Он поставил склянку со снадобьем на угол стола. Положив животное на стол, внимательно осмотрел лапу, почти сразу нашел место перелома - кости острыми краями прорвали кожу. Аккуратно расчислив от шерсти рану, промыл ее теплой водой. Глиняной лопаткой достал со дна склянки только что приготовленное снадобье и, чуть его втирая, смазал место перелома - посиневшая кожа побледнела, приобрела здоровый вид, а запекшаяся кровь в месте разрыва тканей будто ожила, зашипела и запенилась, он раны пошел едкий пар, как из кузницы, с примесью металла и горячей полыни. На глазах аптекаря кровь будто потекла вспять, а поврежденная кожа на лапке - затягивалась стремительно и бесследно. Мгновение - и вот на бледной коже остался виден лишь синеватый, припухший след. Еще мгновение - исчез и он.
        - Вот тебе и «ива ахим»… Чудеса… - выдохнул аптекарь, склонившись над животным. Он едва успел перехватить его - заяц в одно мгновение подскочил и собрался бежать. Повиснув на руке юноши, он барабанил передними лапками, пыхтел и неистово вращал глазами-бусинками. - Погоди, дружище, дай-ка тебя рассмотреть хоть!
        Лесьяр еще раз прощупал ту лапку, которую только что лечил - только выстриженная и волглая шерсть говорила о том, что на ней были какие-то повреждения. Заяц дергал трепетным розовым носом и пытался вырваться. Аптекарь не отпускал его, осматривая. Отправив назад в корзину, ловко закрыл на замок и спустил на пол, придавив сверху парой поленьев для верности.
        - Посиди-ка, дружок, мне за тобой присмотреть надо.
        Он, наконец, перевел взгляд на присмиревшую мару, посмотрел победно. Та уже успокоилась, снисходительно хмыкнула.
        - Думаешь, нашел все ответы?
        Лесьяр усмехнулся:
        - Думаю, нашел. - подбоченясь, он осматривал стол. - Думаю, что хорошим получится снадобье, на росной воде заведенное. Малюта как раз ее сейчас добывает. Она сильная, самая сильная из всех… И ее коснулось солнце, что хорошо.
        Мара не стала спорить. Откровенно говоря, она была уверена, что аптекарь не соберет акханду, но он собрал. Более того, он пронес ее в мир людей, и его рецепт смог сохранить ее свойства. А - как знать - может быть и открыть новые. Одно было совершенно ясно - в ее помощи аптекарь не нуждается, а значит, рассчитывать на милосердие и свободу не приходилось.
        11
        Малюта шел неторопливо - до вечерней росы еще большой день, а дорога не слишком-то и дальняя: до поворота, в рощицу, на развилке свернуть влево, к ручью, перебраться на другой берег по камням и крупной гальке, не забыв про заветные слова - а там и до росной поляны на краю земли рукой подать.
        На краю земли - это потому что дальше начинались земли, которые стерегла Яга. Темный лес щетинился и скалился зелеными огоньками пустынных домов и заброшенных нор. В том лесу почти не селились - больно Яга на старости лет крута нравом стала, да подслеповата - нет-нет, да нечисть могильную проспит. Та на деревни нападет, скот потаскает, колодцы отравит. Или еще какое лиходейство совершит. Оттого и отгородились от нее ручьем заветным.
        Лесьяр тоже не спал - обереги поставил, Малюта сейчас шел, куда не глянет, везде замечает особые приметки хозяина: вот знак тайный на стволе выжжен, вот ветка особо надломлена, вот поперек дороги соль погорская рассыпана в заранее пробитую канавку, да сверху и присыпана - людскому глазу не видать, а мары да прочий подземный люд уже не пройдет.
        И так весело в груди домового становилось, так легко, словно по дому он шел. Ведь метки-то эти его хозяином проставлены, а значит, никакому иному народцу здесь не пройти. Только для него, Малюты, тропка эта ведома и безопасна.
        Он миновал развилку, свернул налево и почти сбежал с пригорка к ручью. Желтоватая вода лилась по камням, шелестела о высокий, поросший мхом берег. Гладкие, будто пеньки, камни пересекали ручей наискосок и чуть не доходили до противоположного берега - Лесьяр делал большой шаг, Малюте же всякий раз приходилось прыгать.
        Поправив туесок с едой, водой и склянками для росных вод, он ступил на ближайший к берегу камень.
        - Водица-рожен?ца до света проводница, до тьмы распогод?ца, на лихо отвор?тица, - он сделал еще несколько шагов, и, замерев посередине ручья, на самом неприметном камне, укрытом водой, пробормотал: - открой путь…
        Камни засветились, будто подсвеченные изнутри. От центра каждого из них спиралью расходились круги по замеревшему ручью. На берегу, к которому шел домовой, загорелись золотые огни-маячки, приглашая на сушу. Малюта, улыбаясь, направился к берегу.
        Ступив на него, достал из-за пазухи плоский камень, бросил под ноги со словами:
        - Светом путь дорожи.
        От путевого камня в обе стороны, словно рукава, потянулись лучики, обогнули полянку, круглую и ровную, упиравшуюся одним краем в речку, другим - в темный неприветливый лес, да сомкнулись у сторожевого камня, оставленного Лесьяром и запечатанного заветным словом.
        Солнце стояло высоко, а потому у него еще оставалось время отдохнуть с дороги да приготовиться к неспешной ночной работе. Устроившись под березой, он скинул с плеч кафтан, расстелил его на траве изнанкой вверх, бросил поверх него шапку. Ловко снял сапоги и приладил под деревом. И прям как был, в штанах и рубахе, полез в воду.
        Тихая заводь обняла его щуплое тело, погладила натруженные плечи. Малюта, зажмурившись, нырнул под воду и там уже распахнул глаза - подводный мир сразу преобразился, дно отодвинулось, желтоватая вода расступилась. В солнечных бликах, отраженных на дне, играла рыбья мелюзга, стелилась ковром трава. Поблескивала мелкая галька.
        Подводный народец не водился в этих водах - больно мелкая речушка. Ни жилья не построить, ни рыбы напустить. Разве что иногда забредали в них какие пришлые русалки или водяные. Вот и сейчас Малюта заметил, как из тины за ним следят два внимательных глаза - махнул рукой неизвестному знакомцу да отправился на берег, вынырнул в людской мир, наложив обережный знак - ломаный сварожий крест, чтобы нежить не последовала за ним. Над поляной зацвело огненное кольцо. Легло на траву.
        Выбравшись на берег, рухнул в траву. Раскинул руки по сторонам и, широко улыбаясь, уставился в небо - по нему медленно ползли серебристо-розовые закатные облака. Так, глядя на них, домовой и задремал.
        Он проснулся от того, что упал в воду. Вернее, ему это показалось - с головы до ног окунулся во что-то мокрое и ледяное. Будто ушат ледяной воды на него, спящего, вылили. Но когда очнулся и резко сел, оказался сух.
        А на небе уже вовсю разливался красным золотом закат, чернил стволы, прятал в свои погреба краски.
        - Проспал! Вот итить твою растудыть, проспал! - домовой схватился за голову.
        Лесьяр велел собрать живицу, которой ночь еще не коснулась, а где ее теперь найдешь, если ночь вовсю расстилала свои покровы. Малюта вскочил на ноги, торопливо напялил сапоги и кафтан, не застёгиваясь, подпоясался, сунув за пояс и шапку. Встал, подбоченясь. Сон, выпустивший его так резко, трогал кончики жестких волос, серебрил мысли. Малюта проморгался.
        - Че делать-то? - рассеянно бормотал. Выскочив на поляну, заметил, как один из последних солнечных лучей скользит по ней, едва касаясь верхушек высокой травы. Багряные блики играли на крыльях пчел, также собиравшихся на ночлег. Малюта побежал на противоположную сторону поляны, к еще окрашенным закатом соснам, на ходу доставая из котомки склянку для сбора живицы. Подлетев к стволу, привстал на цыпочки, чтобы оказаться выше - там, где ночь еще не коснулась сочащейся через трещины в коре смолы.
        «Лесьяр пришибет же, - застонал: он успел собрать всего половину склянки, когда ночь окончательно накрыла круглую поляну плотным покровом, и ему пришлось спрятать собранную живицу в котомку и обложить кусками погорской соли дабы не подпустить тьму к собранному снадобью. Малюта с тоской посмотрел на другие деревья - сейчас самый сезон, мог собрать бы даже не на одну ярмарку, а теперь…
        «Может, задержаться еще на денек, да собрать жициву завтра вечером? - подумал, но тут же отбросил эту мысль: росная вода испортится. Значит, придется возвращаться и быть выпоротым.
        Малюта вздохнул. Присев на горячую еще от дневного жара траву, поджал ноги и почесал переносицу: как он так опростоволосился, сам понять не мог. Уж не околдовал кто? Он вспомнил глаза в тине, повернулся к ручью: на камнях сидела, улыбаясь Малюте, болотница, вычесывала отломленной веточкой из волос тину и зазевавшуюся рыбешку.
        Домовой замер, бросил быстрый взгляд на охранные печати, оставленные Лесьяром: ярилина метка на первой от кромки воды сосне горела ярче солнца, освещая поляну. Болотница при этом, держалась от границы, очерченной Лесьяром, на безопасном расстоянии.
        - Потерял что? - ехидно спросила, повела голым плечом.
        Домовой, привстав и вытянув шею, нахмурился:
        - Ты чего тут делаешь? Отродясь ваших сестер тут не водилось.
        - Не водилось - завелось, - водяная жительница засмеялась. Смех болотниц был не такой серебристый и переливчатый, как у русалок, отдавал простудой и осенней прохладой. Только эта была совсем молоденькая, еще с зелеными, живыми глазами. И волосы струились серебристым шелком, рассыпались по плечам, едва прикрывая наготу нежити. - Ты вот здесь тоже не водился… а пришел.
        - Я по делу пришел, и моя эта поляна. - пробубнил Малюта, оглядываясь по сторонам с беспокойством: из темноты на него смотрели еще как минимум пять пар глаз.
        Болотница снова засмеялась:
        - Так ли уж и твоя?
        - Моего хозяина…
        Болотница снова рассмеялась, перестала вычесывать волосы, бросила ветку в воду - та поплыла, подхваченная течением, вдоль берега.
        - Не опостылело прислуживать аптекарю? - спросила. - Не пора ли вернуться домой, к свободному народу?
        - Это к тварям, что ли, мертвячьим? Так то не свободные, то гиблые, - он говорил, а сам прикидывал, кто бы мог прятаться в сгустившейся темноте вокруг поляны.
        Болотница тихо спустилась в воду, подплыла к середине ручья, к невидимой глазу обычного человека границе, прочерченной волшбой аптекаря. Замерла у срединного камня, посмотрела на домового призывно и ласково:
        - Только мы служим самим себе, а ты прислуживаешь человеку. Который тебя ни во что не ставит…
        - Который мне жизнь спас, - напомнил Малюта нахмурился: - ты дело говори, по которому пришла. Ведь не с речами этими пожаловала от ближайшего болота?
        Болотница поджала губы, вздернула и без того острый подбородок:
        - Разговор к тебе есть.
        - Так говори.
        - Так то не у меня.
        Малюта подпоясался крепче, нахлобучил шапку:
        - Так зови.
        Тьма вокруг поляны зашевелилась, заблестела зелеными гнилушечными огнями. Сердце Малюты упало - поляну окружили кладбищенские мары, больше десятка, вся семья - старые, с иссохшей до черноты кожей, и молодые, зубастые, с иссиня-черными волосами. Та, что постарше, почти седая и дряхлая, подошла к самой границе очерченного круга. Положила трехпалую ладонь на невидимую стену света, оставив золотой отпечаток парящим в воздухе.
        - Без зла в душе пришла, - проговорила хрипло. - С дарами… - Она кивнула, и мары достали склянки, доверху наполненные живицей. Малюта встрепенулся, в панике схватился за котомку, заглянул внутрь - в суете он и не заметил, что из нее исчезли почти все заготовленные Лесьяром склянки. Старая мара кивнула, подтверждая его догадку. - За сестру просим. У хозяина твоего томится наша Кхар?на, в неволе. Без воды и пищи. Помоги освободить ее.
        Малюта, как завороженный, смотрел на мар. Он был одного с ними роста и племени, понимал их странный, гортанный говор и знал исконную, непобедимую силу, которой они владели. И от которой он, как и многие его соплеменники, отказался добровольно, решив связать свою жизнь с живыми.
        - Как?
        Старая мара пошамкала потрескавшимися губами:
        - Проведи в его дом…
        Малюта отчаянно запротестовал, замахал руками, закрыв уши ладонями, схватился за живот и затопал ногами - чтобы не видеть и не слышать преступных речей мар.
        - Это для вас предательство - мать родная, а для меня дом Лесьяра - мой дом.
        - Твой дом, говоришь? А сам готов наказание принять за ослушание и слабость, - мара кивнула на стоящие на световой границе склянки с живицей.
        - Это мое дело! - Малюта закричал. - Не могу я ее отпустить. Не могу, не просите!
        Старая мара разочарованно кивнула, острые плечи опустились. Она была такого же роста, что и домовой, такая же нескладная и худая, с лохматой нечесаной головой, а сейчас стала похожа на.
        - Одна кровь у нас, - напомнила. - Веками одним народом жили, да только развели нас реки судьбы по разные берега, вы, домовые с живыми остались, нам, марам, оставив заботиться об усопших. Прошу облегчить страдания сестры нашей. А если не получится, избавить ее от них… - она посмотрела пронзительно и остро, добавив шепотом: - Ты знаешь, как.
        И в следующее мгновение они отступили, смешавшись с тьмой. Малюта остался один, даже болотница куда-то запропастилась, может, уплыла, может, притаилась у брода. Только сверкали в остатках солнечных бликов от яриловой печати склянки, доверху наполненные живицей.
        Малюта думал лишь мгновение, бросился к собранному снадобью и покидал в мешок, к погорской соли, авось Лесьяр не разгадает, кто собрал ее и исполнил его поручение. Вернее, его часть - Малюте предстояло еще на заре набрать росных вод, но с этим-то уж он не оплошает.
        12
        Он дождался утра - сидел, поджав ноги к подбородку, не смыкая глаз. Не от того, что боялся проспать. А от того, что чувствовал, как шевелятся кусты, ловил чужие недобрые взгляды в зарослях, шепот заветных слов, которые то и дело слетали с чьих-то губ, но разбивались о выстроенную Лесьяром защиту - домовой видел, как летели злые слова, словно хищные птицы, как ударялись о невидимую преграду, как та загоралась. И падали заклятья, рассыпались искрами. С шипением угасали и ложились на траву. А в том месте, где падали, оставались черные гнилостные лужицы.
        Малюта старался на них не смотреть - было до тошноты жутко и противно.
        Он кутался в кафтан, прятал в воротник курносый нос и сильнее нахлобучивал шапку. И ждал рассвета.
        - Малюта, - послышал всплеск рядом и знакомый голос: болотница.
        - Чего тебе?
        - Почто зверем смотришь, иди к нам!
        Малюта покосился на нежить, отвернулся.
        - Знаю я тебя, только подойди, так на дно и утащишь…
        - Зачем мне? - болотница рассмеялась. - Да и не страшно это для тебя. Ведь ты такой же как мы!
        Домовой вскочил:
        - За отстаньте вы все! Заладили! - он проорал это и тем, кто еще прятался в кустах. - «Один из нас», «один из нас»… Вы на себя-то взгляните?! Что живого от вас осталось? Только жажда да злоба животная. От того и не сидится вам под землей, все к людям лезете…
        Болотница оскалилась, зашипела:
        - Ты предал нас-с… Ты ушел к людям.
        - А коли плохо вам так от людей, так и ступайте восвояси. У нас свой мир, у вас - свой! - отрезал Малюта и тут только спохватился: за разговорами и спором он едва не пропустил первый, самый сильный солнечный луч.
        Подпоясался крепче, схватился за котомку - там, на дне, нащупал особую флягу с кривым и чуть вытянутым горлышком. Лесьяр ее специально для сбора росной воды придумал. Предрассветный туман уже собирался у корней, тянулся тонкими лепестками к блекнувшим звездам - Малюта знал этот момент, когда все вокруг словно погружается в разбавленное водой молоко, окутывается тайной и предвкушением нового дня. И вот в тот момент, когда первый оранжево-красный, цвета молодой еще, едва созревшей крови, луч коснулся вершин сосен, он встал на изготовку, у дальней от него стороны поляны. Туман, завершая свой предутренний танец, медленно оседал, будто золотая пудра ложился на нежную листву и сонные еще, едва приподнявшие головки, луговые цветы. Но то были только отблески первого луча, его предвестники.
        - Роса-роса-росица, земная живица, - прошептал, не отводя взгляда от поднимающегося солнечного диска. - Позволь тобой напиться…
        Он повторял так снова и снова, пока первый луч не полоснул по глазам упав ему под ноги. Роса окрасилась золотом, запела - высокая, чистая нота, самая сильная и яркая. Малюта откупорил фляжку, поймал горлышком солнечный луч. Чуть наклонив емкость, потянул на себя, будто струну - по оранжевому лучу во фляжку стала стекать вода. Малюта стоял так, едва дыша, внимательно наблюдая за солнцем - оно разгоралось все ярче, поднималось все выше, лучи полились потоком, роса зашумела, собираясь во фляжку, запела широким и смелым хором.
        Не дожидаясь, чтобы поток смел его, домовой вовремя дернул фляжку вверх, выдернул луч из ее горлышка и ловко закрыл его пробкой.
        «Хорошая работа», - сам себя похвалил.
        Не дожидаясь наступления дня, собрал свой нехитрый скарб, забрал путевой камень и направился к броду.
        - Водица-рожен?ца до света проводница, до тьмы распогод?ца, на лихо отвор?тица, отпусти до дому…
        Он уверенно ступил в воду… и провалился на глубину. В ушах стоял смех болотницы, вода вокруг оказалась чужой и темной, с сильным несвежим привкусом тут же осевшем на языке Малюты. Домовой, отпустив лямки короба, забарахтался руками, забил ногами о воду, отталкиваясь и пытаясь выбраться на поверхность, но вода становилась все тяжелее, плотнее и утягивала на дно. Она ложилась тяжелыми руками на плечи, давила на них, обнимала все крепче.
        «Ты один из нас», - из глубины выскользнула уже знакомая Малюте болотница, застыла перед ним, двигаясь завораживающе плавно, усыпляя бдительность. Ее волосы струились по плечам, обнаженная кожа поблескивала в прорывающихся сквозь толщу воды лучах, а руки приглашали следовать за ней.
        Домовой почувствовал, как сдавило легкие. Образ болотницы померк на мгновение.
        «Дыши, ты можешь», - соблазняла речная нежить.
        А жадные руки уже тянулись со дна, уже опутывали щиколотки и запястья осокой и болотной травой, уже вплетали в волосы домового красную ягоду-морошку. Малюта знал: вздохнуть болотной водой - в одночасье стать нежитью. «Каждый решает лишь раз», - вспомнил слова старого домового еще в том, сгоревшем доме.
        Качнув головой, Малюта потянулся к горлу и дернул за шнурок - в ладонь послушно лег пузырек в погорской солью. Глаза у болотницы хищно сузились. Она бросилась к домовому. Но тот оказался проворнее - успел откупорить склянку. Из нее вырвался воздушный пузырь и лопнул перед носом нежити. Осыпав ее снопом белых искр - те загорелись на зеленоватой коже твари, заставив ее отступить. Вода снова стала прозрачной, а ручей обмелел.
        Малюта вынырнул, жадно хватил воздух и закашлялся. В несколько гребков добрался до противоположного берега, устало упал, едва переводя дыхание - еще пара мгновений и не вынырнул бы. Теперь в груди горело, боль рвалась наружу, домовой надсадно кашлял, устав, перевернулся на бок. Замер. Короб с заготовками для Лесьяра намок и оттягивал плечи, хорошо, что хозяин позаботился о грузе и наложил защитные заклятья.
        Все еще покашливая, Малюта сел, проверил короб на всякий случай, подтянул лямки. Сняв сапоги, вытряхнул из них воду. Поставил на солнышке просохнуть. Стянул с плеч кафтан, отжал как смог, разложил на камнях. Выдохнул с грустью - дорога предстояла дальняя, а погорской соли у него больше не было. Подумав, открыл короб и проверил кристаллы соли, что защищали живицу. Снял с шеи склянку, насыпал несколько крупинок, которые смог собрать с кристаллов - должно хватить.
        Солнце уже поднялось совсем высоко, когда Малюта, торопясь, взобрался на пригорок за ручьем и направился направо, к развилке, и, миновав ее, направился к рощице, следуя защитным меткам, оставленным Лесьяром.
        13
        Лесьяр нервничал - Малюта по его расчетам давно должен был собрать росную воду и вернуться. Аптекарь уже убрал со стола склянки с золотыми жилами-акхандой, а также все получившееся за утро снадобье на воске и сейчас сидел у распахнутой двери и перетирал в ступке собранные погорами травы - готовился к ярмарке.
        Вскинул голову и насторожился, рука невольно потянулась к ножу, услышав, как к крыльцу кто-то подошел - уверенно и вельможно.
        - Хозяин, дома? - зычно позвали, но в дом не вошли.
        Смутно знакомый голос, мужской, Лесьяр нахмурился - взгляд, и без того пасмурный, потемнел, на переносице пролегла морщина. Отставив ступку с травами, встал. Оправил ножны на поясе и кожаные с медными бляхами обручья. Мара в клетке притихла - аптекарь не спускал сурового взгляда с приоткрытой двери, будто ожидал, что непрошенный гость ворвется внутрь.
        - Да ты жив там?! - гаркнули снова у крыльца.
        Лесьяр, накинув на клетку тряпицу, набросил на стол скатерть, прикрыв свою работу и - для верности - задернул за собой занавеску. Только после этого неторопливо двинулся к выходу.
        Замер на крыльце, положив ладони на притолоку. Посмотрел на гостя сверху вниз - тот стоял, спешившись, конь лениво дергал солому с кровли.
        - Чего шумишь? Кто таков будешь? - несмотря на то, что голос показался аптекарю знакомым, сам гость оказался чужестранцем - высокие сапоги, пыльный плащ, высокая шапка с меховой оторочкой, к седлу прилажен богатый колчан со стрелами. Увидев, что хозяин показался на крыльце, гость улыбнулся широко:
        - Неужто не узнал меня? - расставил руки, будто собираясь обнять.
        Лесьяр смотрел так же неприветливо, вертикальная морщина легла поперек высокого лба, серые глаза смотрели исподлобья, неприветливо и сердито:
        - А должен?
        - Так Званко я, княжич. Неужто не помнишь, как жизнь мне спас прошлой годиной?! - он с недоумением уставился на хозяина.
        Лесьяр вспомнил. Это было в конце позапрошлого сезона сбора Соли. Он возвращался от погоров, когда обнаружил в лесу истекающего кровью дружинника, судя по ранам его изрядно потрепал медведь. Мох, на котором лежал юноша, был насквозь пропитан кровью, лицо от уха до уха исцарапано до кости, нижняя губа распухла и, порванная когтистой лапой, тряпицей болталась у подбородка. Руки-ноги да ребра переломаны.
        Лесьяру одного взгляда хватило, чтобы понять - не жилец. Ни оружия, ни коня поблизости не было. Хотел уж уйти, да дружинник застонал, распахнул глаза. Губы хотели прошептать мольбу о помощи, да не смогли. Лесьяр мотнул головой, честно сказал:
        - Не жилец ты, друже, смирись.
        Воин с трудом дернул пальцами, указал на пояс - на нем значилась княжеская печать Гостомыслова войска. Видать, гонец к местному князю добирался, да заблудился, напал на медвежью тропу, догадался Лесьяр.
        Аптекарь присел рядом. Достав из короба завернутый в холстину кристалл погорской Соли, показал раненому:
        - Ежели это не поможет, то ухожу, понял ли? - подумав, добавил: - До ближайшего жилья тут, почитай, верст тридцать да все больше болотами. Не дотащу тебя. И с тобой сгину, что мне не с руки, как понимаешь.
        Растерев кристалл между двух камней, поднятых тут же, у дороги, аптекарь смешал получившийся песок с подорожной травой, втер его в жирную мякоть. Получившуюся кашицу велел проглотить раненому. Тот морщился, пытаясь проглотить ее.
        - Давай-давай, глотай, коли жить хочешь.
        Гонец очень хотел жить. Проглотив огненно-горькую кашицу, замер, прислушиваясь к себе. Боль медленно отступала, огонь лихорадки стихал, проясняя мысли. Тогда-то он и понял - ему нежданно повезло на этой неведомой тропе встретить настоящего знахаря, да еще и груженого своими снадобьями. Перехватив руку Лесьяра, притянул к себе:
        - Спаси. Озолочу, - пролепетал изуродованным ртом, изрыгая фонтан крови из глотки, та алыми пятнами легла на грудь, замочив расшитый кафтан.
        Лесьяр с сомнением посмотрел на него, перевел взгляд на солнце - оно еще стояло высоко, можно было дать пару минут погорской соли, чтобы та как следует связала беду и остановила кровотечение. Оценив риски - конь, вернее всего, вернулся в стойло, а значит, гонца станут искать. И, вернее всего, найдут. Если Лесьяр отзовется и поможет ему, то найдут в доме Лесьяра. Если гонцу станет лучше к тому времени, то хорошо - сбудет с рук, княжескому лекарю передаст да за работу золотом получит. Если гонцу станет хуже, то скажут, что это он, Лесьяр, его и извел. И тогда беды не избежать - пришибут, да еще и на княжеский двор сволокут, суд учинив. Взвесив все, аптекарь встал:
        - Коли встанешь сам, так иди…
        И, водрузив на плечи тяжелую ношу, направился по тропе. Гонец захрипел, изрыгая ругательства. Лесьяр обернулся, покачал головой. Повторил:
        - Коли теперь встанешь сам, то выживешь.
        И гонец встал. Покачиваясь, хватаясь за низкие ветви сосны, приминая ельник. Встал, упрямо посмотрел исподлобья. Лесьяр поманил за собой:
        - Пошли.
        Гонец прохрипел:
        - Не могу…
        Лесьяр пожал плечами:
        - Ну так оставайся, чай найдут тебя.
        Развернулся и пошел, бельше не оглядываясь. Остановился уже у ручья, чтобы отдохнуть и испить из фляжки воды, да набрать новую. Задержался на берегу, напрочь забыв о своей встрече с раненым, от того подскочил и схватился за нож, услышав, как кто-то прет на него, ломая ельник. И усмехнулся, увидев, как гонец, оступившись, упал и покатился с пригорка.
        - Дошел-таки…
        Зачерпывая, гонец жадно пил, с подбородка капала окрашенная кровью вода - алая струйка потекла вдоль берега, теряясь меж камней. Обмыл лицо и, перевернувшись на спину, уставился в небо. Лесьяр отметил, что и рана на лице поджила, хотя шрам все еще был жутким, с синеватыми воспаленными краями.
        - Коли жив останусь, плетью тебя исхожу, лекарь… - дружинник прохрипел, перевел дух.
        Лесьяр засмеялся, склонившись к ручью, чуть выше того места, из которого пил гонец, наполнил фляжку водой:
        - Так может тебя тут и оставить, а, гонец?!
        - Званко… Меня Званко зовут.
        Имя Лесьяру ни о чем не говорило, разве что напоминало название заветной речи, что прятала деревеньку погоров. Но одет гонец был богато. Может, и знатного рода.
        - Ты как на медвежью тропу стал, Званко, - аптекарь проверил пробку на фляжке, подвесил ее к ремню и перекинул на бок, чтобы не мешала идти. Уставился на гонца.
        Тот перевернулся на живот, кряхтя, подтянулся к кромке воды, зачерпнул воды и напился еще.
        - Заплутал я. К князю Олегу спешил, с донесением. - Он привстал на локте, прижал к подбородку лоскут вырванной плоти: - Вот же как потрепал, уродом останусь…
        Лесьяр окинул его взглядом, лукаво прищурился.
        - Останешься, и то дело, - отозвался.
        Так и пристал к нему гонец Званко. До дома добрели уже затемно, Малюта встречать вышел к развилке. Увидев чужого, спрятался в ивняке.
        - Ишь, спужался-то как, - удивлялся Званко, с удивлением разглядывая недорослика.
        Малюта брел в сторонке, опасливо поглядывая то на хозяина, то на прихрамывающего гостя - гонцу к завершению пути стало совсем плохо, он часто останавливался, дышал прерывисто и тяжело. Домовой, поймав взгляд Лесьяра исчез ненадолго, а когда снова появился, подхватил вконец ослабевшего гонца, помог дойти до крыльца и взобраться на него. Уже в доме, гонец рухнул на приготовленный для него топчан и провалился в забытье. Сквозь муторную боль и тошноту чувствовал, как с него сняли рваную одежду, омыли тело теплой водой. Чувствовал мягкое и нежное прикосновение бинтов и травяных примочек, ядреный вкус соли на губах - от нее начинало полыхать в груди, а перед глазами расцветали диковинные каменные цветы на лазорево-синем фоне. Недорослик, что встретил их на развилке, тихо сидел рядом с его кроватью ночами, то водой поил, то отваром, и исчезал, стоило солнцу выглянуть из-за деревьев.
        Прорываясь сквозь плотную завесу бреда и тяжелого, лихорадочного сна, Званко видел силуэт своего спасителя: будто стоит он, прислонившись плечом к столбу-опоре, скрестив руки на груди и пристально вглядываясь в его лицо. В глазах при этом ворочалось что-то тяжелое, настороженно-неприветливое. Заметив это Званко всякий раз напоминал, что щедро заплатит колдуну за свое спасение. Аптекарь отворачивался и уходил.
        Лишь единожды Званко слышал чужие голоса: они раздавались совсем рядом, приглушенные закрытой дверью и плотным занавесом, за которым лежал все это время гонец.
        - Где он?! - тяжелые шаги стремительно прорвали полудрему: занавес одернулся, яркий луч солнца ударил по глазам, Званко узнал отца, попытался привстать.
        - Лежи! - тихо скомандовал хозяин да так, что его не решился бы ослушаться и князь. - Вот одежда его, вычищена и заштопана, по ней раны можете гадать…
        - Я могу его домой забрать? - голос отца изменился, стал хриплым и будто чужим, словно лишился силы и последней опоры.
        - Как встанет, дам знать, - отрезал хозяин и вышел из закутка. - А покуда - ступайте.
        Отец - Званко запомнил это на всю жизнь - присел перед ним на колени, обхватил руку и поцеловал, стало щекотно и колко из-за бороды, прошептал:
        - Хвала богам, жив… Званко, я носом землю рыл, думал, сгинул ты от руки Олега. Едва беды не приключилось, с дружиной уж выдвинулся. Да вот, подсказали люди добрые, что у аптекаря ты. Не поверил сперва, сам примчался проверять, чтобы глаза не обманули, чтобы уши не подвели, чтобы молва не ошиблась…
        - Отец, он спас меня… - смог выдавить из себя Званко. Отец на мгновение крепче сжал его запястье, порывисто поднялся и вышел из закутка. Он слышал, как стремительно удалялись его шаги, в душе стало тепло - его ждут.
        С отцом он больше не встретился - неделей позднее, возвращаясь на княжеский двор со сбором данников, дружина наткнулась на засаду, обоз был ограблен, а отцу пробило стрелой грудь. Он дотянул до княжеского теремена и умер на руках деда Гостомысла. Но об княжич Званко узнал, уже вернувшись домой.
        - С чем пожаловал? - мрачно усмехнулся Лесьяр, спускаясь к Званко с крыльца. - Вроде цел и лекарь тебе не надобен.
        Званко рассмеялся:
        - Так обещал же - озолочу, коли выдюжишь и вытащишь меня с кощьего стола! - он ударил аптекаря по плечам, схватил по-медвежьи, встряхнул. Аптекарь ловко извернулся, сделав подсечку и едва не повалив гостя на траву, подхватил рукой, не позволив упасть.
        - Так вроде не просил я тебя… Знаешь же, не надо мне от тебя ничего. Не для того валандался, все запасы на тебя извел.
        Званко посерьезнел:
        - Во-от, о том тоже разговор есть, коли в дом пустишь.
        Лесьяр прикинул, что сказать гостю, если мару заметит, но понадеялся, что ума твари хватит не высовываться и не угодить под острый меч скорого на расправу гостя. Бросив взгляд на тропу, ведшую из леса и в который раз не заметив на ней домового, кивнул:
        - Ну, коли надо, так давай, потолкуем…
        Уселись за стол. Лесьяр напоил гостя свежей колодезной водой, угостил бражкой да соленьями с печеной картошкой, укрытой сладким деревенским маслом да присыпанной зеленым укропом да мелко покрошенным луком.
        Званко ел охотно, без опаски, поглядывал по сторонам с интересом, но лишних вопросов не задавал - знал свое место, да и хозяин взглядом хоть и не хмурился, лишнего все равно не позволял. Откушав, Званко откашлялся, посмотрел исподлобья.
        - На ярмарку едешь? - кивнул на заготовленные коробы и прикрытые скатертью склянки. Лесьяр промолчал. Княжич кивнул, поняв. - Что ваш князь по остатней Силе сказывает, слыхал?
        - Ты ответа ждешь или сам потрепаться приехал? - аптекарь отпил бражки из круглой, крутобокой бадьи, уставился с укором.
        Званко прикинулся, что не понял дерзости, придвинулся к хозяину ближе. Проговорил, понизив голос до шепота:
        - Сказывают, Силы и вовсе не осталось. Не сегодня, так завтра, все переходы закроются, все пути смешаются.
        Лесьяр это знал лучше него. А потому особенно берег скрытые, известные одному ему переходы да поворотные камни, чтобы не вытоптали из них Силу, не распотрошили. Помалкивал и о соли погорской, тем более что исчезала она, а как добыть ее знали лишь погоры. Гостю кивнул.
        Тот удивился:
        - И не печалишься будто… Хм. Как жить собираешься? - спросил тот. - У тебя ведь работа с ней повязана, без Силы, что ты за лекарь?
        Званко выжидательно прищурился, замолчал, определенно ожидая от Лесьяра ответа. Аптекарь безмятежно пожал плечами, спросил:
        - Ты что предлагаешь?
        Званко перегнулся через стол, склонился к Лесьяру и заговорил, понизив голос до едва различимого шепота:
        - На ярмарке вашей, сказывают, будет особый товар, особой Силой пропитанный, который может заменить нашу Силу…
        Лесьяр отвел взгляд. Ему показалось, что кожа на его руках потемнела, пошла бурыми пятнами, от которых тянулся зловонно-гнилостный запах. Сердце упало, подступило к горлу. На плечи - будто ледяная пелена упала. Пригляделся - нет, показалось, на руках ничего не было, кроме старых, зарубцевавшихся уже ожогов да шрамов. Выдохнул с облегчением.
        - Что за товар? Чей? - он снова глотнул бражки. Не нравился ему этот разговор, всех аптекарей Аркаима он знал лично, ни один не стал бы воровать Силу у поворотных камней, это все равно что рубить сук, на котором укрываешься от стаи голодных волков. Значит, гость говорил о чем-то еще.
        Званко, в самом деле, прошептал:
        - О том не ведаю. Ведаю лишь, что сила в том снадобье дикая, первобытная. Коли ею овладеть, так нам, может, и прежняя Сила не так нужна будет, а?
        Аптекарь хмыкнул:
        - Я аптекарь, а не гадалка. Может или не может, это не ко мне. А вот зачем ты мне это все сказываешь, я никак в толк взять не могу.
        Званко выпрямился:
        - Так ты тут каждого аптекаря знаешь, каждого волхва, подскажи, кто может волшбой такой овладеть? Только намек дай, а я уж дальше сам…
        Лесьяр скривился:
        - Ишь какой ты, расскажи. А может, я и есть этот лекарь? - и лукаво усмехнулся. - Даже обидно, что меня в расчет не берешь.
        Княжич развел руки:
        - Коли ты, так с тобой договорюсь, а коли иной кто, то как? К каждому подход нужен, своя выгода. Вот и прошу тебя покумекать. Да на ярмарке приглядеться, авось что взгляд привлечет.
        Лесьяр вздохнул, кивнул нарочито спокойно:
        - Добро, если что замечу, тебе подскажу, чего ж не подсказать, раз для общего дела… - Он встал. - Ты сам-то на ярмарку заглянешь?
        - Загляну, только сперва дела свои улажу…
        - Дела?! - Аптекарь хохотнул. - Ой, княжич, высоко взлетел ты… кабы не обжегся.
        Званко смутился, покраснел даже и взгляд отвел. Сунув руки за пояс, закашлялся:
        - Так я это… на княжеском дворе буду… Князь Олег с дочерью своей знакомить станет.
        Аптекарь засмеялся, хлопнул Званко по плечу, потихоньку подталкивая к выходу:
        - Да ты теперь женишок? На свадебку позвать не забудь.
        Княжич захохотал:
        - То само собой! Я потому и хочу с этим снадобьем секретным разобраться, чтобы и женушке молодой, и княжеству помощь была, чтобы жил народ в безбедности да без опаски вперед смотрел…
        - Ну-ну, - Лесьяр вывел гостя на крыльцо, тайком взглянул на тропу - Малюты все не было. Вздохнул украдкой. - И то дело. Уговор, значит.
        Уже усаживаясь на коня, Званко спохватился, сорвал с пояса кошель, шитый золотом и серебром. Свесившись с коня, поставил на поручень. Посмотрел в глаза аптекарю:
        - Это обещанное золото, колдун. Теперь в расчете.
        Круто развернув коня, пришпорил его и, осыпав хозяина мелкой придорожной пылью, помчал в сторону стольного Аркаима. Лесьяр смотрел ему в след.
        «Мары», - догадался.
        Разговор с княжичем засел занозой под сердцем - откуда он узнал про дивное снадобье? «Может, не обо мне речь?» - мелькнула мысль. Да тут же Лесьяр и отбросил ее, как опасную: он предпочитал готовиться к худшему, а не лелеять глупые мечты и беззаботно отмахиваться. Он был в Забытьи, добывал золотую жилу. Бродил там много и долго, особо не таясь, да и увлечен был слишком. Его могли видеть мары, могли видеть и то, что он смог собрать волшебную жидкость да перенести ее в мир людей. И конечно им известно, что одна из их сестер находится у него. Мары не могут не думать о том, что она рассказала секрет золотых жил. При таком раскладе «могло» означало «точно случилось». И задержка Малюты тоже говорила скорее за эту версию, чем против. Эти твари нашептали живым, будто на ярмарку колдун приедет да станет соблазнять дарами диковинными и дорогими. За пару дней, оставшихся до сбора гостей, слух обрастет невиданными подробностями - маг станет черным, а зелье будет превращать людей в мерзких жаб или убивать на месте. И дружина княжеская, проведав о таком ужасе, окажется вынуждена вмешаться и станет проверять
всех купцов и торговцев, прибывших на ярмарку, их скарб и товары.
        И Лесьяр, которому такая шумиха не нужна, решит не рисковать, и на ярмарку не явится.
        «Только не с тем вы связались», - он усмехнулся. Аптекарь продолжал стоять на крыльце, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, когда на тропинке, ведшей из леса, наконец, появился Малюта.
        Заметив хозяина, стоявшего на крыльце с самым неприветливым видом, домовой замер.
        - Ты где был? - бросил Лесьяр, подхватывая оставленный княжичем кошель, будто только ради него и вышел из дома.
        Малюта пожал плечами: говорить о визите мар не хотелось, а о нападении болотницы - еще меньше.
        - Да вроде не задержался, - промямлил неопределенно.
        Хозяин изогнул бровь, недоверчиво скривился. Но спрашивать подробнее не стал:
        - В дом заноси, работы полно, - велел, скрываясь в глубине дома.
        Малюта выдохнул с облегчением, заторопился за ним.
        14
        Пока разбирали собранное сырье, Малюта то и дело поглядывал на мару. Хмурился.
        Разговор с ее сестрами на заветной полянке не шел из головы.
        Как все закончили, уселись на крыльце. Лесьяр захватил с собой початую бутыль бражки, вытянул ноги, прикрыв глаза, подставил лицо заходящему солнцу. Оно золотило кожу, трепало светлые волосы юноши. Малюта осторожно присел рядом, подпер кулаком щеку. Покосился на хозяина, придвинулся к нему ближе: казалось Лесьяр в хорошем расположении духа, и с ним можно переговорить. Но домовой все не решался заговорить первым, так и сидел, уставившись на свои ноги да ковыряя ногтем деревянные плахи на крыльце.
        - Сказать-то что хочешь? - аптекарь, не глядя на Малюту, усмехнулся, сделал большой глоток из бутылки. Задержав во рту пойло, медленно сглотнул, будто проталкивая его по гортани. Напиток был терпким и горьким до невозможности, от того Лесьяр, справившись с ним, тихо откашлялся и отставил бутыль в сторону. - Говори или я спать пойду.
        Малюта заторопился:
        - Ты это… Я что хотел-то…
        Аптекарь развернулся к нему и снисходительно уставился. Домовой покраснел, опустил глаза. Пробубнил:
        - Я что спросить хотел: отчего мару не отпускаешь?
        Ни одна мускула на лице аптекаря не дрогнула, только похолодел и будто протрезвел взгляд.
        - Я тебе ее жаль, Малюта? Чай, вы одного с ней роду-племени, или нет?
        - Да окстись, хозяин, не ровня она мне… - домовой отмахнулся. - Просто… Они ж злые. Не ровен час вырвется, все тут покрошит и своих приведет. Живьем в Кощеево царство попасть - века заживо гнить, кому охота?.. А так, глядишь, уйдет да и с концом.
        Слова «про заживо гнить» отдались в голове Лесьяра неприятным воспоминанием, совсем свежим - как сидел за столом, как говорил с княжичем, а на руках проступили язвы.
        Домовой замолчал. Продолжал ковырять деревянные плахи, оставляя в потемневшем дереве желтые бороздочки, да поглядывая тайком на хозяина - не огневался ли. Лесьяр холодно улыбался. Помолчав, задумчиво отозвался:
        - Ты все верно сказал - твари они злобные да злопамятные, каждая по сотне дорожек знает, как тебя на тот свет спровадить. И нет у них ни чести, ни совести, чтобы договор с человеком держать…
        - Так обещал же ты… Вроде как сделка у вас была, - вскинул голову Малюта и тут же, встретившись взглядом с юношей, потупил глаза, стушевался.
        - От того и будет она в клетке сидеть, покудова я уверен не буду, что хуже не сделает.
        Он посмотрел на свои руки - нет-нет, да и снова казалось ему, будто покрывается кожа коричневым пятнами, а в нос бьет сладковато-гнилостный запах. Что это, откуда оно, аптекарь не знал.
        Часть 2. Неждана
        15
        Княжеский двор гудел, словно потревоженный улей - разгружались обозы, плотно связанные тюки и сундуки с добром - одеждой, посудой, коврами и книгами - устанавливались тут же, на деревянный настил у крыльца, дьяк охрип раздавать команды и сейчас присел на сундук и только поглядывал, что куда несут слуги и отмечал в свитке. Меж тюков и сундуков бегала ребятня - раздразнив недавно ощенившуюся суку, они теперь убегали от нее, подпрыгивая и уворачиваясь от острых зубов собаки. Дворовые люди суетились, стараясь как можно быстрее управиться с делами и отдохнуть.
        Конюшие отводили уставших лошадей в стойла, чистили и кормили их - действовали вальяжно и неторопливо, работая за разговорами и прибаутками.
        Неждана наблюдала за ними из окна своей светлицы. Она прибыла с первым обозом и сейчас скучала, тревожно поглядывая за сборами во дворе, вглядываясь в спины работных людей - как вытянутся в струнку, значит, князь едет. Значит, Неждане самое время прятаться - прибыла с первым обозом она сама, в нарушение воли отца. Не хотела перечить, знала, что будет наказана, что и матери из-за нее достанется от гнева отцовского - запретит отец к ней ехать, но решилась ехать раньше отца, чтобы тот не видел ни меч, ни колчан, ни Саввушку - коня любимого, что нес Неждану на спине бережно да разгонялся быстрее ветра, срубая сильными копытами белые головки ромашек. Отец велел бы оставить и Саввушку, и оружие дома, не позволив взять с собой в стольный Аркаим.
        - Тебе пора о девичьей судьбе думы вести, а не по полям скакать, - отрезал накануне. И добавил, сурово окинув дочь взглядом - у той аж сердце горлицей в груди забилось: - Гостомыслов внук прибудет в терем, сведу вас.
        Нежданина радость оказаться на ярмарке, впервые за три года, тут же испарилась словно роса на солнечном припеке - раз сведут, значит, ждать сватов надо. Значит, волю ее спрашивать никто не станет, значит, сбудет ее отец с рук, как поношенный кафтан. Выкинет с глаз долой и из сердца вон. А мать в скит отправит гни горькие горевать.
        «Не бывать этому!» - решила княжна.
        Упрятала меч в сундук кованый, прикрыла нехитрым девичьим скарбом от любопытных и злых глаз прислужниц, одежду мужскую - на дно другого сундука. И Саввушку к колымаге привязала самолично, чтобы никто не осмелился перечить и отвязать. Да успела прямо перед отправлением обоза, чтобы и отцу никто донести не успел.
        - Отобедать не желаете, княжна? - в светлицу заглянула служанка. Неждана не помнила ее имя, но та работала в княжеском стольном тереме уже не один год. Обнаружив девушку у окна, замерла на пороге.
        Неждана посмотрела на нее через плечо, качнула головой:
        - После.
        Служанка вздохнула, посмотрела с осуждением, напомнив:
        - Князь заругает…
        Та закусила губу, нахмурилась - перед смертью, говорят, не надышишься, гнев отцовский можно принимать и на сытый желудок, а с женихом знакомиться и еще сподручнее - кусок в горло не полезет, уж она о том знала наверняка.
        - Ладно, давай.
        Служанка улыбнулась с видимым облегчением, засуетилась, накрывая на стол. Оказалось, за дверью светелки уже стоял приготовленный поднос с ломтиками домашнего сыра, орехами в ароматной карамели и сладкими финиками. Колодезная вода плескалась в глиняной крынке, а под салфеткой похрустывал свежеиспеченный хлеб, какой пекли только в Аркаиме - ароматный, с заморскими травами и диковинными семенами тмина и черного перца. У Нежданы заурчало в животе. Усаживаясь за стол, она еще раз взглянула во двор.
        - Батюшку, небось, ждете? - догадалась служанка.
        Неждана начала припоминать: любопытную девушку, которая постоянно лезла со своими комментариями, куда не просили, звали Леся. Она была старшей дочерью местного конюха, мужика мрачного и неразговорчивого, Неждана как раз сегодня с ним столкнулась, когда Саввушку приводила в стойло.
        - Все ждут, - отозвалась уклончиво.
        Леся поставила перед княжной поднос, расправила ручник, налила в кружку воды.
        - Поговаривают, с гостями прибудет. Как темнеть начало, гонец прибыл, велел ужин готовить богатый, все кухарки с ног сбились.
        Сердце Нежданы упало: отец едет с женихом, Гостомысловым внуком. Кусочек сыра, зажатый между пальцев, остался несъеденным - княжна вернула его назад, на тарелку, опустила голову, чтобы спрятать от служанки свой гнев и слезы бессилия. Леся тем временем продолжала болтать:
        - Сказывают, княжич хорош собой, силен, - она мечтательно посмотрела в потолок. - Сказывают, весел и удал, хорошим мужем будет.
        Неждана вскинула голову, посмотрела сердито:
        - Вот и иди за него.
        Леся посмотрела на княжну с жалостью, рассмеялась в лицо:
        - Так я рожей-то не вышла, не княжеского роду-племени. Так что мне на него и роток раскрывать не след. А вот тебе, княжна, может, и свезло, ежели он так умен и хорош собой, как о нем молва идет.
        Во дворе зашумели подводы, заголосили бабы. Собаки подняли истошный лак, который прерывался резкими окриками конюхов и щелчками хлыста. Неждана поняла: приехал отец с дружиной и нареченным женихом. Отодвинув от себя кушанье. Подошла к окну, тенью встала за ним, чтобы со двора не видно было, окинула взглядом приехавших. Первым спешился отец, бросил поводья подоспевшему конюху, огляделся. Сразу нашел взглядом окна светелки, Неждана едва успела спрятаться, чтобы не встретиться с ним взглядом. Вынырнула осторожно, отметив, что дружинники почти все спешились, повели лошадей к конюшням, а рядом с отцом стоял незнакомец: высокий, светловолосый молодец. Он громко по-хозяйски смеялся, поглядывал на пробегавших мимо молоденьких служанок и тайком - на княжеский терем. Вздохнув, Неждана оправила платье и собралась спускаться вниз.
        Леся спохватилась:
        - Княжна, а отобедать?! Хоть немножечко скушайте.
        Неждана остановилась. Отцу лучше явиться, не мешкая. Показать дочернюю покорность, тогда, может, удастся усыпить его бдительность и заглянуть на ярмарку, да пройти в Тайные ряды. Опять же, чтобы не рассердить отца, лучше часто перед ним не мелькать, а, поприветствовав, откланяться. Прикинув, девушка бросила через плечо:
        - Оставь здесь.
        Как в воду глядела.
        Торопливо сбежав из своей светелки вниз, княжна остановилась в нижней горнице, оправила платье, богато украшенные жемчугом и бирюзой обручья, пригладила бусы. Толкнув дверь, важно вышла на крыльцо и шагнула к ступенькам, окунувшись в яркий овал солнечного света - чтобы отец заметил прежде, чем она подойдет к нему ближе.
        Она увидела его сразу - высокий и статный он был на голову выше остальных, а княжеская стать и боевая выправка делали его особенно заметным. Светлые волосы, чуть растрепавшись и выбившись из-под обруча, рассыпались по плечам упругими золотистыми локонами, крепкими, с глянцевым блеском, какого иной раз не бывало и у вельможных гречанок. Не мудрено, что он решил оставить хворую жену, да жениться во второй раз. Неждану - против воли ее - укололо чувство гордости, да тут же зашевелилось внутри ледяной жабой - отец ее не любил и всегда сторонился, как сторонятся уродливого и нескладного утенка.
        Рядом с князем стоял юноша, болтал с ним не стесняясь и важничая, как с равным, хоть и с должным почтением. Он был чуть старше самой Нежданы, стройный, тонкий и будто натянутый, как струна. Волосы цвета выбеленного льна, смуглая, опаленная степным солнцем кожа, веселая улыбка и горделивая стать - это, должно быть, Званко, внук князя Гостомысла, поставленный после смерти своего старшего сына во главе дружины и назначенный преемником знаменитого деда. Об удачливом княжиче ходили легенды. Поговаривали, будто он побывал на том свете, прошел через Темный лес в чертоги Яги да вернулся оттуда живой и невредимый. Неждана в это не верила: от Яги еще никто невредимым не уходил. Значит, или молва лжет и Званко не бывал у старой ведьмы, или за этой безмятежной улыбкой кроется что-то страшное.
        - Подойди ко мне, дочь моя!
        За своими размышлениями Неждана не заметила, что отец давно смотрит на нее. Бросив на князя тревожный взгляд, поняла - отец не знает о Саввушке, а ее появлением доволен. Еще бы: княжна специально наряжалась, знала, как речной жемчуг и бирюза смотрятся на ее медно-золотых волосах, как отливает серебром нарядный сарафан ярче апрельского неба, как отражается в глазах, играет на солнце. Знала, что хороша. И если что-то и могло смягчить суровое отцовское сердце, так это дочерняя покорность, с которой она ждала его появления на княжеском дворе, да еще тщательность, с которой выбирала наряд. Для своего нареченного Званко - так должен был подумать отец.
        Неждана, чуть приподняв подол сарафана, шагнула с крыльца: нос вздернут, спина прямая.
        Дворовые люди притихли, с любопытством замерли. Переглядываясь и подталкивая друг друга, встали, будто на мгновение позабыли, куда спешили. Князь приветливо улыбнулся:
        - А вот и моя Неждана. Красавица-княжна, душа-девица… Нравом не робка, зато сердцем добра, речами умна да разумна. Золото, а не девица…
        Неждана почувствовала, что краснеет - не то от полуденного солнца, не то от слов отца да мягкого говора. Званко, выступив чуть вперед, прищурился и будто бы оробел:
        - Вижу, князь, не лжет молва, говоря о твоей дочери, - взгляд лукавый, прощупал девушку с головы до пят. Под этим взглядом Неждане стало неловко, почудилось, будто кобылица она на ярмарке, новым хозяином приласканная.
        Посмотрел на княжича, полоснула взглядом, как неверную нить разорвала:
        - Молва не лжет, да отцовское сердце не прочь приукрасить достоинства неразумной дочери. Не забывай, княжич, отец желает сбыть дочь с рук, пока та не стала залежалым товаром… А товар, нахваливая изъяны, не продают.
        У отца потяжелел взгляд, на щеках разлился румянец. Званко рассмеялся.
        - Да, вижу, князь Олег, остра на язык твоя дочь, с такой и беседу вести - душевное счастье, - он постарался смягчить слова княжны, да вместо того угодил в расставленную ею ловушку: получалось, что согласен он с ее словами, а князь лжет.
        Словно раскат грома над княжеским двором прогремел:
        - Так жена не для бесед берется, княжич! - мужики, толпившиеся на княжеском дворе, дружно рассмеялись.
        Неждана задержала на княжиче взгляд, усмехнулась лукаво. Званко нахмурился, чем еще больше рассмешил мужиков - те захохотали еще громче.
        - Так с чего ему знать-то?! Он, небось, и не знает, где что у жены находится и для чего надобно! - ржал один.
        - А оно зачем ему? Он беседы водить будет! - подхватил другой.
        - Теми беседами будет и сыт, и пьян, и обласкан! - не унимался третий.
        Неждана смотрела на княжича, отмечая, как с того слетает безмятежная спесь, как проступает в глазах что-то темное и злое. «А может и был он у Яги», - отметила про себя и, обойдя жениха стороной, подошла к отцу, прильнула к руке, земной поклон отвесила.
        - Как дорога, отец-батюшка? Не слишком ли утомила? - и, будто забыв о княжиче, подхватила отца за локоть, повела в терем: - Я раньше зари выехала, чтобы управиться да встретить тебя как подобает.
        Князь, готовый уже было разразиться гневным словом, притих, сраженный лаской да заботой дочери. На ее слова отозвался рассеянно и, влекомый дочерью в терем, на миг забыл о Званко:
        - Так вот отчего ты вперед меня умчалась…
        - Как и подобает хозяйке дома, - напомнила дочь. - Покуда матушке моя нездоровится.
        Сказала и сама поняла - зря. Отец потемнел лицом, ничего не ответил. Склонившись к щеке дочери, спросил тихо:
        - Что, не люб тебе Званко, так огрела его да на смех выставила?
        Девушка покосилась на присмиревшего, шедшего за ними следом гостя, усмехнулась:
        - Пока больно на индюка похож. А там видно будет, - уклончиво добавила: - Может, и правду говорят - хороший воин.
        Уже входя в княжеские палаты, Олег похлопал дочь по тыльной стороне ладони, проговорил:
        - Ну, из твоих слов вижу, что упрямишься ты из вредности. А еще - что Званко тебе не противен… А в остальном, - он лукаво прищурился: - Ничего-ничего, стерпится, слюбится… Он знатный воин, тут ты права, лучший из многих. Да и земли у него пограничные. - Отведя ее к окну, в сторону от гостей, он развернул дочь к себе и поставив перед собой так, чтобы свет падал в глаза девушки, добавил: - От дружбы с соседями зависит покой и достаток наших земель. А значит, Неждана, смирись. Завтра, на площади, пообещаю ему твою руку.
        Девушка отшатнулась:
        - Нет, - слетело с губ.
        Неждана осеклась, прикрыла губы ладонью, чтобы с них не сорвалось еще какое-то преступное признание. Отец посуровел.
        - Что значит «нет»?
        Девушка часто дышала, смотрела на отца с ужасом и тоской. Его ладони лежали на плечах тяжело, сковывая, будто в тиски, богатое жемчужное очелье давило на лоб, бусы душили. Девушка спохватилась: шумно выдохнув, перевела дыхание:
        - Не так быстро, прошу. Дай свыкнуться… Да и что люди подумают. Будто в самом деле, от меня избавиться спешишь, будто я негодная… Как с такой молвой жизнь новую в доме Гостомысла выстраивать?
        Она почувствовала - по глазам отцовским прочитала - что попала в самое сердце: ославить дочь свое опрометчивостью и испортить еще не начатую шахматную партию он не мог. А значит, стоило продолжать набивать дочери цену, а не навязывать ее в новый дом.
        - И то правду говоришь, - отец взглянул на нее с грустью. - Будь по-твоему. Но знай - сие лишь отсрочка для общего блага, слово мое не изменится. Ты станешь женой Званко.
        «Посмотрим», - мелькнуло в голове Нежданы, но девушка смолчала, отвела взгляд, чтобы отец не прочитал в них ничего. Слово - серебро, молчание - золото.
        Гости усаживались за столы, шумели слуги, скоморохи уже затеяли забавы, играли на гуслях и отпускали одну за другой прибаутки - зал то и дело взрывался от общего хохота, а к княжескому терему тянулись аркаимские купцы - кто на поклон, кто за княжеским судом, кто других послушать, кто себя показать. Князь Олег поцеловал дочь в лоб:
        - Ступай. Завтра поговорим.
        Девушка выдохнула с облегчением, спрятала победную улыбку - ото всех, кроме нареченного жениха, наблюдавшего за ней. Подхватив подол нежно-голубого сарафана, княжна поклонилась отцу, поклонилась пришедшим на обед боярам да воеводам и, опалив Званко колким и ледяным взглядом, выскользнула из трапезной.
        16
        Подождав наступления сумерек, Неждана вызвала Лесю, велела приготовить постель.
        - Устала сегодня, спать хочу, - сообщила мрачно.
        Служанка посмотрела на нее с тревогой:
        - Может, лекаря позвать?
        Княжна покачала головой:
        - Не стоит. То с дороги устала, к утру пройдет.
        Она наблюдала, как Леся взбивала подушки и перины, оправляла одеяла. Свечу зажечь не позволила:
        - Рано еще. Я сама, коли не засну… Ступай!
        Леся замешкалась у дверей светелки:
        - Княжна, позволь с тобой в комнате остаться. Я на сундуке лягу…
        Неждана нахмурилась:
        - С чего бы это вдруг?
        - Да гостей полон дом, мало ли кто окном ошибется. А с меня потом спрашивать станут, что покой княжны не уберегла. - Леся закусила губу и отвела взгляд.
        Неждана нахмурилась.
        - Это кто ж тебя надоумил тюремщицей моей стать? - подумав, смягчилась, подошла к служанке, лаково положила руки на плечи: - Не бойся. Я буду одна и никто ко мне не заглянет. - Леся виновато подняла глаза. Неждана грустно улыбнулась. - Я правда устала и хочу выспаться. Одна. Я так привыкла…
        - Позволь хоть помочь переодеться ко сну…
        - Я сама… Мне одной хочется побыть, - Неждана подмигнула: - Не каждый день знакомят с нареченным.
        - Поговаривают, что на смех ты его подняла, - Леся посмотрела искоса, упрямо не покидая светелку княжны.
        Та вздохнула:
        - Может, и вправду, обидела его. От того и сердце бьется в груди. От того и тревога растет. Веришь ли?
        Леся неохотно кивнула:
        - Верю.
        - Ну, тогда ступай…
        Княжна опустила руки и отошла от служанки на шаг назад. Та еще мгновение постояла в нерешительности, но все-таки развернулась и вышла.
        - Скажи, чтоб не приходил никто, не будил! - крикнула ей вслед княжна.
        Дождавшись, когда шаги Леси окончательно стихнут, Неждана заперла дверь на засов и, пройдя к окну, аккуратно, чтобы не скрипнули створки, прикрыла его. Отошла в уголок, где за изразцовой кладкой притаился ее девичий уголок. Там, отперев сундук с драгоценностями, достала из него шкатулку, сняла с палец кольца и убрала. Отстегнув крепления богато украшенных зарукавий, убрала их в сундук, положила поверх тончайшей фаты. Развязав атласную ленту, стянула кокошник, полюбовалась красивым жемчужным узором. Поправила чуть сместившуюся бусину, стряхнула ворсинку с золотой оплетки края. Вздохнув, спрятала в сундук, в особое отделение.
        Сняв остатки остальных украшений и отвязав дорогие ленты, княжна заперла сундук, а ключ убрала в заветное место, за изразцами. Оставшись в одной сорочке, свернула подушки рушником и уложила под одеяло, аккуратно примяла перины и подушку. Бросила рядом с изголовьем книжицу, поправила в ней закладку. Низкую подставку для ног придвинула к краю постели, поставила на нее приготовленный заранее огарок свечи в серебряном подсвечнике. Бросила рядом огниво.
        Критически оценив проделанную работу, осталась довольна.
        У двери послышался шорох.
        - Княжна, спишь? - Голос Леси, приглушенный плотно запертой дверью.
        - Нет, читаю еще, - отозвалась Неждана и нахмурилась: вдруг служанка захочет войти, придется все приготовления рушить. Опережая просьбы служанки, зевнула: - Мне уже лучше, спать ложусь… И ты спи!
        - Если что, я тут, в горнице, за дверью. Что нужно будет, кликайте!
        Неждана закатила глаза:
        - Хорошо, - и попрыгала на кровати, зашелестела одеялами, будто устраиваясь для сна. Зажгла и тут же загасила свечу, чтобы запах прогоревшего фитиля обманул настырную Лесю.
        Прислушалась - служанка в самом деле устраивалась на ночлег под дверью.
        Княжна поморщилась: вот упертая.
        Но спорить бесполезно. Спорить - это привлечь к себе внимание. Поэтому она притихла, ожидая, когда служанка уснет. Ноги застыли - из приоткрытого окна потянуло ночной свежестью. Неждана забралась в кровать и обхватила ледяные пальцы руками. За шиворот тонкой сорочки забиралась вечерняя прохлада. Внизу, на княжеской половине, шумно гудела пирушка, гремели мужские голоса, смех и пляски скоморохов. Из-под двери в светлицу доносилось ровное посапывание и тихий храп служанки.
        «Пора!», - бесшумно соскользнув с постели, Неждана на цыпочках прошла к сундукам.
        Сдернув с них шелковые накидки и переложив на лавку плоские подушки с персидским узором, откинула крышку у ближайшего. Достала со дна мужскую одежду, обувь. Из другого - еще раз предварительно прислушавшись к мерному дыханию Леси - короткий меч в неприметных ножнах. Ловко оделась, плотнее заплела волосы в косу и убрала ее, закрепив ее короткой бронзовой спицей. Покосилась на распахнутое нутро сундука - на дне остался припасенный холщевый мешок, внутри которого - сухари, фляжка с водой и несколько кусочков вяленого мяса. Все это ей понадобится, но не сегодня. На ноги надела мягкие сапожки из оленьей кожи, легкие, без каблука, от того особенно бесшумные и удобные. Закрепила на поясе оружие, спрятала под накинутый поверх кафтана короткий дорожный плащ. Присев на одно колено, приподняла угол сундука, вытянули из-под него темную тряпицу, развернула ее - на ладонь тяжело лег небольшой кошель. Неждана сунула его за голенище.
        Подтянув пряжку и накинув на глаза капюшон, она еще раз оглядела свою комнату, оправила одеяла и приоткрыв шире окно, подтянулась и села на подоконник. Осторожно вылезла наружу, ступила на карниз, по нему - на выступающие слеги нижнего этажа, подобралась к крыше крыльца, но не спустилась с нее, а перебралась к соседнему окну и перемахнула через водотечник. Уже оттуда забралась на охлупень, прильнула к нему, отдышалась.
        Во дворе было безлюдно. Легкая дымка кутала травы, опутывала паутиной ночных грез кусты. Тянуло запахом горячих угольев, можжевельником и - совсем немного - полынью. Ночь еще не занялась, тусклая луна едва показалась над крышами, а серые сумерки уже плотно укрывали беглянку. Неждана посмотрела вниз - за двором тянулся загон, за ним - сараи и работные постройки, в которых сейчас, она предполагала, сновали слуги - она слышала их неспешные разговоры, смех.
        Значит, ей туда нельзя.
        Придерживаясь за стамики в форме солнечных дисков, девушка перебралась в соседнее крыло, бывшее когда-то материнскими покоями, и спустилась по опорному столбу вниз. Легко спрыгнула на траву. Отряхнула руки.
        Где-то поблизости почудились голоса, Неждана заторопилась к воротам.
        Прижимаясь спиной к стене теремного дворца, держась в тени, она добралась до угла, выглянула из-за него на освещенную факелами площадку. Дружинники вели неспешный спор о способах заточки сабель. Дождавшись, когда они оба отвернутся, девушка ловко перебралась через освещенный участок и скрылась в тени деревьев.
        Мягкая листва окутала ее, оросила сапоги снопом мелкой вечерней росы, холодной и жгучей. Ветер подхватил полы ее плаща, обвил вокруг щиколоток, но тут же отпустил, словно признаваясь, что он с ней заодно, и тоже не прочь совершить что-то тайное и преступное.
        Неждана улыбнулась - сейчас только ветер свидетель ее побега. И удача не отвернется от нее: по крайней мере, княжна не сделал ничего, чтобы ее разгневать.
        Пробежав по садовым дорожкам, она выбралась из княжеского сада ровно в тот момент, когда над теремным дворцом поднялась луна, ярко осветив охлупень и стамики, за которыми мгновением раньше пряталась княжна.
        17
        Отойдя для верности от княжеского теремного дворца подальше, Неждана распрямила плечи. Здесь, в полутемных улочках никогда не спящего пригорода Аркаима, она сливалась с толпой, была одним из многих подростков - без примет и званий. И ради этого - упругой и уверенной походки, острого взгляда и крепкой руки, могущей постоять за себя и при необходимости вырвать из глотки признание, а из рук - запретный артефакт, она до бесчувствия занималась с воительницей Александрой искусством боя и владения мечом, стрельбой из лука. Ради этого она каждый вечер накладывала мази на кровоточащие мозоли на ладонях, делала примочки на порезы и ссадины, изобретая все новые оправдания своему «неподобающему» поведению.
        Княжна должна владеть оружием, так говорили старики. Чтобы защитить свою честь.
        Княжна должна владеть искусством боя, так говорили книги, подсказывая примеры воительниц прошлого, встававших на защиту своих земель. Чтобы иметь холодный ум и вовремя распознать опасность.
        Княжна не может ослушаться отца, о том твердят законы.
        А князь Олег прочит дочери спокойное существование в теремном дворце, воеводство кухарками да прислугой, воспитание детей да сидение в светелке за прялкой и тихой песней.
        Неждана искала другого. Сильного ветра в лицо вместо его отголосков, свободы вместо тесной светелки теремного дворца, жизни, в которой ее слово будет что-то значить.
        Но больше всего она искала справедливости. И материнской ласки, которой она лишилась в одночасье.
        Неждана и сейчас помнила то утро в мелочах.
        Мать собиралась к трапезе, наряжалась. Отец отправился в поход к дальней заставе, собрать ясак с тамошних данников. Да задержался - мать волновалась.
        - Кабы чего не случилось, - вздыхала.
        Не выдержав неизвестности, она отправила гонца навстречу, велела возвращаться до обеда, если не встретит по пути дружину. Дочь вертелась у ног, то и дело, попадая под руку - мать сердилась. Пару раз даже затрещину дала, прикрикнув:
        - Уйди с дороги!
        Неждана спряталась в тени, под деревом. Разложив платок, задремала на нем.
        Проснулась от холода - солнце зашло за тучи, поднялся ветер. Листья на деревьях затрепетали, зашумели. Княжна подхватилась - думала, батюшка уже вернулся, думала, ищут ее.
        Но во дворе никого не было, только рыжий кот сонно поглядывал на дорогу, то и дело дергая острыми ушами и прогоняя от себя назойливую муху. Из-за деревьев показался всадник - взрослый воин, с опаленным в боях, обветренным лицом. Неждана его прежде не видела.
        Спешившись, он взял коня под уздцы и направился к княжескому терему, только не красному - парадному - крыльцу, а к дом?вому, каким пользовалась княгиня и все другие женщины. Из дома вышла мать - Неждана вытянула голову, привстала и хотела было махнуть рукой - думала, что мать ее искать вышла. Но что-то остановило княжну, она притаилась, вслушиваясь в завязавшийся между старшими разговор.
        - Не знал, что встречу тебя вновь, Чернава Всеславна… Но молва привела, - проговорил незнакомец матери, будто знакомой.
        Мать спустилась с крыльца, взяв рыжего кота на руки, направилась от терема вглубь сада - неторопливо и величественно. Воин направился за ней, как привязанный. Девочка видела, он не мог отвести взгляда от материнского профиля, ловил каждое ее движение, вздох, будто зачарованный. Будто княгиня имела над ним великую власть.
        - Не скажешь ничего? Неужто не узнала ты меня? - голос мужчины дрогнул и в то же время изменился, стал тише и будто темней. Княжна, слышавшая теперь каждое слово, закусила губу, не зная, что лучше - выдать себя или подождать.
        - Узнала, Радимир, - прошептала мать и развернулась к витязю, платье легло вокруг ног тяжелыми складками. - Долгие зимы ждала, уж не думала, что свидемся.
        Мужчина, бросив поводья, рухнул перед княгиней на колени, обхватив бедра прижался лбом к мягкому женскому животу.
        Мать не шелохнулась, смотрела на него строго.
        - Зачем сейчас пришел?
        - Прощенья мне нет… Но иду я в земли дальние, к морю Окияну, и, чаю, не вернусь я боле к родным соснам, - прошептал.
        Чернава продолжала гладить кота, будто и не было у ее ног коленопреклоненного витязя.
        - От меня чего ждешь? - проговорила.
        Мужчина вздрогнул, будто от пощечины. Поднял глаза:
        - Слова прощального. Пронесу его через всю землю, заберу с собой, в землю черную, чужбинную, а коли Мара велит мне к себе пожаловать, то унесу в могилу.
        Неждана слушала их разговор, видела лицо матери, видела склоненную перед ней повинную голову неизвестного воина Радимира, но ничего не понимала. Что связывает их? Зачем пришел этот мужчина. О чем просит? В чем провинился перед матерью?
        Но происходящее завораживало, лишало возможности двигаться от любопытства и заставляло детское неискушенное сердце биться часто-часто в понимании - что бы сейчас не происходило, это глубоко тайное, запретное. Это не позволено было видеть никому, от того мать увела витязя подальше от дома, за деревья, подальше от людских глаз и молвы.
        Княгиня перехватила кота удобнее, свободной рукой дотронулась до плеча воина:
        - Ступай с миром. Прощенья не ты должен просить, а я у тебя.
        Мужчина перехватил ее руку, припал губами к запястью. Неждана видела, как тяжело поднимаются его полечи в беззвучном стоне.
        - Как же так случилось, Чернава?
        Княгиня мягко высвободила руку, прижала ее к груди:
        - Не вернешь ничего… Ступай.
        Обойдя его стороной, направилась к терему. Воин встал с колен, окрикнул:
        - Чернава!
        Мать замерла, но не повернулась, а лишь чуть склонила голову к плечу.
        - Помню, сказал тебе запретное… Слово - не воробей, его назад не вернешь, да и время вспять не пустишь. Но хочу запечатать его другим словом, чтобы стереть и умалить вред. Позволишь ли ты?
        Он стоял, переминался с ноги на ногу, рассеянно поглаживал рукоять меча. Неждана по интонации, по мелькнувшему в глубине неспокойных глаз огню, почувствовала - недоброе задумал витязь. Сердце застыло.
        - Не знаю, что ты можешь сделать, чтобы изменить… - Княгиня пожала плечами.
        Что-то в его облике изменилось.
        - Я больше никогда не появлюсь перед тобой, - прошептал, а в голосе Неждана отчетливо уловила угрозу.
        «Уходи!» - кричало детское сердечко, предчувствуя беду.
        - Если так, то говори, - мать повернулась.
        Неждана почувствовала, как холодеет все внутри, а страх сковывает дыхание - Радимир шагнул к княгине, положил руки на ее плечи - та встрепенулась, постаралась отстраниться, но воин лишь крепче взял ее в тиски, склонился коршуном. Заговорил тихо, неистово и с напором:
        - Расчертила ты мне жизнь, Чернава, на лоскуты порвала, нет мне ни покоя, ни милости, скитаюсь из года в год, ищу упокоения. Да не берет меня ничего, потому что тебе сердце отдал, потому что судьбу тебе свою вручил, да растоптала ты ее…
        - Радимир! - княгиня выставила вперед руку, кулаком уперлась в грудь воина, отвернула лицо, избегая смотреть мужчине в глаза.
        Но тот изловчился склонился так, чтобы взгляды их встретились. Радимир заговорил горячо, будто охваченный лихорадкой:
        - Я проклял тебя тогда, все дни, что провел с тобой проклял. Память о тебе проклял и выжег каленым мечом из сердца. Но молва о тебе то и дело змеей обвивала мне руки, скользила в сердце, прорываясь гадюкой, п?едом поедая, заживо изживая…
        Мать, наконец, смогла его оттолкнуть, но лишь на мгновение - в следующее Радимир схватил ее за плечи, жестко встряхнул, оторвав ноги от тропинки. Княгиня ахнула, с трудом сдерживая крик, то и дело оглядываясь на крыльцо княжеского дома:
        - Уйди!
        - Ненавижу! - бросил он с такой яростью, что Чернава перестала биться в его руках и будто онемела. - Пусть сдохнет в тебе то, что держит на этом свете. А уж на том, чаю, свидемся… На том я тебя разыщу…
        Рыжая кошка, которую княгиня все это время прижимала к груди, вырвалась и с диким шипением вцепилась Радимиру в лицо, расцарапав от брови до подбородка. Мужчина закричал. Отпустил, наконец, княгиню, и скорчился. Схватился за исцарапанное лицо.
        - Ведьма! - бросил он матери.
        Вскочив на коня, пришпорил его, осыпав пылью медленно оседавшую на траву женщину.
        - Мама! - Неждана, сбросив оцепенение, выбежала из своего укрытия к матери.
        Та посмотрел на нее, будто с трудом узнала:
        - Как ты здесь?..
        Но ругать не стала. С того дня ее будто не стало. Будто воин тот Радимир, и в самом деле забрал у нее что-то важное, что держало мать на этом свете.
        Неждане тогда исполнилось девять весен. Радимир больше не появлялся, мать о нем не вспоминала, да и сама Неждана помалкивала, держа в тайне то, что увидела тем утром.
        18
        Неждана стряхнула с плеч тоску - обида застилала глаза, делала слепой и глухой, топила в вязкой и щип?чей боли. А для исполнения задуманного, ей надо сохранить холодную голову. Княжна остановилась, спряталась за столбом - два дружинника прошли мимо: смена караула у ворот. Девушке предстояло выйти за них, чтобы пробраться к торговым рядам Большой ярмарки.
        Подождав, когда на дороге появятся прохожие - по виду плотники, они несли тяжелые ящики с инструментами, от них пахло свежеструганным деревом и нелегким трудом, княжна незаметно примкнула к ним. Опустила голову, нахлобучив капюшон на глаза. Парнишка-подмастерье, что оказался рядом, покосился на нее, но ничего не сказал.
        - Кто такие, куда?! - окрикнули стражники.
        - Шатерники Ивана Котобайки, велели осьмой шатер дособрать, - пробасил тот, кто шел первым. - Надоть подсобить братцам, не то всю ночь провозятся.
        Стражники отошли от ворот, толкнули уже прикрытую было калитку:
        - Шагай!
        Один из стражников напомнил:
        - До Серебряной звезды торопитесь, не то не откроем.
        Неждана подняла глаза, посмотрела на серебряную пуговку на черном небосводе - далекую звезду, что светила над Аркаимом. Знала - как только она поднималась над главной башней княжеского терема, по лунным нитям из междумирья, называемого людьми М?розью, пробиралась всякая нечисть, потому ворота запирались накрепко и не отворялись до первых петухов - кричи не кричи.
        «Успею», - сердце зашлось в тревоге: времени оставалось немного.
        Едва выбрались за ворота - в лицо дунул свежий степной ветер, принес на своих крыльях аромат вольных трав, горячего солнца и путевых камней - Неждана знала этот особый, ничем несравнимый запах, который они источали, закрывая проход - прогорклый, крепкий и маслянистый запах раздавленного клопа. Сейчас он доносился все реже - путники берегли Соль и исчезающую Силу. Но накануне Большой ярмарки запах снова расцвел в полный рост - за городской стеной уже поблескивали огни шатров прибывших для торговли купцов. Те, что прибывали из дальних мест, приходили путевыми камнями, расходуя каждый по щепотке драгоценной Соли.
        Неждана видела ее всего пару раз - неприметная, серая, от нее исходили лучики золотисто-ванильные, уютно пахнущие теплой коричной карамелью. Если поднести к ней ладонь, запах усиливался, а свечение, наоборот, гасло. И тогда Соль издавала мерный и гулкий звон, будто ударяла в траурный колокол - «бомм». Неждане казалось, что всякий раз с этим звуком в Морозь спускается одна невинная душа.
        У княжны оставалась крохотная щепотка Соли, которой она собиралась воспользоваться сегодня.
        Если повезет.
        «Должно повезти», - убеждала она себя, слишком много поставлено на кон.
        Шатерники тем временем свернули в один из первых рядов, Неждана сперва пошла за ними, чтобы скрыться от глаз стражников, а потом резко взяла вправо и прибавила шаг, смешалась с густыми сумерками.
        Многие шатры уже были готовы к открытию ярмарки - затянуты яркой тканью, прилавки обиты шелком и бархатом, на каких-то даже уже оказались выставлены товары: огромные глиняные чаны, расписные тарелки, итальянская глазурь, роскошные клетки для певчих птиц с дивными, яркокрылыми обиталями. У задернутых пока пологов Неждана читала вколоченные таблички. «Персидские снадобья», «индийский шелк», «бивень мамонта», «сорочинский пряник», «мёды»… Неждана свернула еще раз, пересекла ярмарочный ряд и оказалась у затянутых черным шелком шатров. Небольшие, с заостренными крышами, украшенными сверкающими пиками и фигурками-оберегами, они покачивались на ночном ветру, нашептывали призывно: «я помогу вернуть долг», «хочешь изменить судьбу?», «мес-сть, месть сладка-а!».
        Неждана остановилась у самого большого, главного из них.
        В Тайных рядах нельзя ошибаться. Здесь разливают по склянкам болезни и запечатывают удачу, здесь льется рекой полынный отвар, а из-под полы можно приобрести пару щепоток запрещенной к продаже Соли. Здесь меняются судьбами и продают будущее. Один неверный шаг - и ты участник обмена. И выйти из него, не заплатив, не получится.
        - Со своим пришла, за своим иду, - прошептала. И тонкая серебристая вуаль, соскользнув в губ подобно дыму, закрутилась вокруг девушки, опустилась на плечи и укрыла невидимым саваном.
        Княжна прислушалась к заговоренному ветру, пробормотала:
        - Где найти то, что вернет из М?рози?
        И сразу сотни голосов всполошились, запричитали наперебой, подвизгивая: «Кто вернет!», «Что вернет?», «Из Морози!», «Она хочет кого-то вернуть из мира мертвых!», «Она отступница!». Последнее рассыпалось в ночном мраке подобно сухому гороху по полу.
        - Не так, - отрезала девушка. Голоса сразу притихли, только ветер тревожил темный шелк магических шатров, сердито и резко хлопал покровами. Княжна покосилась на Серебряную звезду - та коснулась своими лучами ближайших сосен. - Не из мертвых забираю, из хв?рых.
        На этот раз ей ответил один голос - скрипучий и едкий. Он шел откуда-то снизу, совсем рядом.
        - От хвори снадобье не здесь искать надобно…
        - Мне нужно от особой хвори, - Неждана упрямо стояла на своем, выискивала глазами тех, кто встретил ее в Тайных рядах и рискнул заговорить.
        - Осо-обой? - все тот же старческий голос передразнил ее. - Ты хочешь сказать - пр?клятой?
        Неждана сглотнула горький комок - о том, что болезнь матери как-то связана с проклятьем, ей мысли приходили, но гнала она их от себя, все это время гнала. Сейчас же, сказанное невидимым магом, кем бы он ни был, казалось очевидным - мать не просто больна, на нее наложено проклятье, снять которое можно только иным проклятьем: подобное убивается подобным.
        - Все так, - прошептала. - Помоги.
        Сумрак вокруг опять ожил, забурлил на разные голоса: «Проклятье», «Надо знать, за что», «Осторож-жно!».
        - Я не знаю, за что. Но могу поклясться кровью своей, что безвинно проклята!
        Из темноты проступил силуэт низенькой и сгорбленной старухи: темное вдовье платье, шерстяной платок сбился с головы. Серая в ночном полумраке кожа сморщилась, а на изуродованном старостью лице выделялся нос и живые, совсем молодые глаза - пронизывающе-внимательные. Она снизу вверх испытующе смотрела на девушку, склонив к плечу голову. Седые космы неопрятной волной упали на глаза. Старуха убрала их, спрятав под платок.
        - А знаешь ли ты, что будет, если ты ошибаешься?
        Княжна вздрогнула, но проговорила упрямо:
        - Безвинно. Только при свете полной луны оживает, а все остальное время - как спит наяву… Уж много лет как. Помоги!
        Старуха пошамкала губами, продолжая изучать девушку. Скользнула взглядом по неприметному, многократно штопанному кафтану, хоть и изрядно потрепанному, но все еще добротному. По тонким сапожкам. Задержалась взглядом там, где Неждана прятала меч. С осуждением подняла глаза на девушку и вздохнула:
        - От такой хвори не знаю, что тебе поможет. Но, - она поманила к себе пальцем, заставив девушку наклониться. Проговорила в самое ухо - изо рта кисло пахнуло табачным дымом и полынными травами. - Поговаривают, что на Ярмарку прибудет кудесник, открывший секрет особой соли. К нему сходи.
        - А как узнаю я его, бабушка?
        Та посмотрела на девушку с удивлением:
        - Сердце подскажет, - и протянула ладонь.
        Княжна, сообразив, достала из-за голенища кошель и вытащила из него пару мелких монет, отдала старухе - в Тайных рядах и совет - товар.
        - Завтра приходи, - посоветовала старуха, пряча монеты за пояс.
        И шагнув назад, растаяла в темноте, оставив девушку в одиночестве. Серебряная звезда поднималась все выше - время было на исходе. Постояв в нерешительности - идти ли искать кудесника и истратить последнюю щепотку Соли, или дождаться завтрашнего дня по совету старухи и найти его. Обитательница Тайных рядов обещала сказать, где его искать. Второй вариант казался все более надежным, чем ярче разгоралась Серебряная звезда и чем протяжнее становились вздохи неведомой нежити, что таилась в темноте, ожидая своего часа. Девушка уже чувствовала обращенные к ней глаза, тоскливые и голодные взгляды, холодный ветер, словно руки мертвеца, касался тела, забираясь под плотную ткань плаща.
        Что-то холодное и липкое коснулось руки. С отвращением княжна одернула руку и отшатнулась - у ног загорелись гнилушечно-зеленым чьи-то злые глаза.
        - За своим приходила, со своим ухожу! - пролепетала и, пятясь, побежала к выходу.
        Что-то темное поднялось над землей, коснулось серебряного луча ночной звезды, принялось плести из нее лунное кружево - во мраке заблестел тонкий, опасно-красивый узор, в котором с коротким вскриком таяли чьи-то заблудившиеся души. Дыхание в груди княжны перехватило. Девушка бросилась бежать, сшибая углы и обрывая ленты у расставленных торговых рядов.
        Остановилась лишь тогда, когда услышала голоса шатерников. Выдохнув, нахлобучила на глаза капюшон и пристроилась следом. Парень, шедший с краю, снова посмотрел на нее, на этот раз пристально и недоверчиво. Неждана подняла вверх руку, приложила палец к губам, в другой - протянула заготовленную монету и положила в раскрывшуюся ладонь парнишки. Тот кивнул, молча сунул в руки ящик с инструментами.
        19
        Неждана едва заставила себя заснуть той ночью - мысли то и дело возвращались к жуткой старухе с беззубым шамкающим проклятья ртом. Во сне она тянулась к горлу княжны, нависала над ней и, заглядывая в глаза, снова и снова спрашивала: «Поминаешь ли ты, на что идеш-шь?». Неждана задыхалась, просыпалась в холодном поту, но стоило прикрыть глаза, снова оказывалась посреди тревожного сна, снова боролась со старухой и повторяла, как молитву, что понимает. «Безвинная, кровью своей клянусь!».
        Под утро, за мгновение до того, как во дворе запели первые петухи, старуха, наконец, отстала от девушки, выпрямилась над ней и потрясла длинным когтистым пальцем:
        - Запомни!
        Неждана подскочила в постели, тяжело отдышалась. За дверью похрапывала Леся. Внизу, в горнице, копошились кухарки, заводили утренние хлеба к княжескому завтраку. Переговаривались тихо, деловито - девушка слышала их успокаивающий говор, лившийся из открытого окна и понемногу успокаивалась сама.
        Ей следовало отправиться на ярмарку, приглядеться, послушать разговоры купцов. А к вечеру вернуться к Тайным рядам за искомым. То, что она непременно найдет верное снадобье, она не сомневалась. Она была уверена, что и отец бы давно сыскал его, желай он на самом деле исцеления матери. Чернава же гасла день ото дня. И от того княжна готова была пойти на любой риск.
        Поднявшись, быстро умылась и нарядилась - простой льняной сарафан, украшенный голубыми лентами, сорочка с кружевом, бирюзовые бусики вперемешку с мелким речным жемчугом. В косу вплела ленту персидского шелка, подвязала низкий девичий кокошник. Не для жениха, для князя - чтобы умилостивить и не дать повода приставить к ней на ярмарке соглядатая. Надев на ноги сапожки, топнула ногой для верности. За дверью, оборвав храп, заворочалась Леся, поскреблась в дверь:
        - Княжна, пустишь?
        Неждана отперла дверь, велела нести завтрак да поторапливаться. Служанка, обнаружив госпожу одетой, постыдилась спорить, сноровито убрала огарок свечи, оправила перины и убежала вниз. Отослав служанку, княжна выдохнула. Отодвинув подушки и достала из тайника между перинами крохотную склянку, поднесла ее к глазам - внутри поблескивали крупицы Соли. Тонкий дымок поднимался от них, клубился внутри закрытого пузырька. Такую большую ценность Неждана не оставила бы в комнате ни под страхом смерти, ни под другим наказанием - пузырек всегда носила на шее, спрятав под исподней рубашкой. Так и сейчас, оглядевшись на дверь и убедившись, что никто не ворвется к ней в светелку, перекинула темный шнурок через голову и спрятала склянку за пазухой. Подумав, достала из сундука лакомник[3 - Лакомник - женская сумка-кошель, которую крепили к поясу.], проверила монеты - их оказалось немного, но достаточно для мелких покупок на ярмарке - и подвязала его к поясу, закрепила на боку.
        Стоило ей прибрать за собой, как в дверь постучали, и почти сразу, пятясь, вошла Леся с подносом. На яркой накрахмаленной до хрусткости салфетке, лежала небольшая, с Нежданин кулак, голова свежего сыра, хлеб, веточки ароматной зелени, а в высоком кувшине плескалась вода. Поставив поднос на стол, Леся шумно выдохнула:
        - Батюшка уже отбыли, о вас спрашивали, - служанка сдула с потного лба прядь волос, выбившуюся из-под платка, заправила ее. - Сказали, за вами вернутся, как открытие ярмарки пройдет.
        Неждана разочарованно поджала губы, но обсуждать приказ отца с горничной не стала. Заставила себя кивнуть.
        «Что ж, значит, у меня есть еще время», - решила.
        Позавтракав, отправилась бродить по теремному дворцу. Заглянула на кухню, отведала печатного пряника, еще теплого и ароматного, покрытого хрупкой сахарной корочкой. Леся, встретив госпожу, угостила карамельным петушком на палочке - уже вернулась с ярмарки, раскрасневшаяся, веселая. Неждана подавила у себя вздох зависти, угощение приняла, спрятала в лакомник. Отчаявшись дождаться отца, поднялась в библиотеку. Здесь было особенно тихо. Яркое солнце, пробиваясь сквозь витражные оконца, кружило в хороводе с мелкой пылью. Та бесшумно оседала на полки.
        Княжна присела у окна, перевернула страницы открытой кем-то книги - знахарские рецепты средиземноморья. Кто-то искал снадобье от лихорадки. Неждана усмехнулась - занятие это было бессмысленным, потому что травы, упомянутые в рецепте, в окрестностях Аркаима не росли. А добыть их можно было только, если оказаться где-нибудь в Византии. «Ну, может, на ярмарку кто привезет», - подумала равнодушно. Отец все не появлялся. Окончательно заскучав, княжна решилась - направилась на ярмарку самостоятельно. «Скажу - заждалась, решила, что забыл батюшка об обещании, а уж товары все раскупят», - придумала себе оправдание и поторопилась спуститься вниз до того, как ее увидит и остановит кто-то из слуг.
        Уже у украшенных красными флагами ворот ярмарки, заметила отца - князь стоял со Званко и ближними боярами да дружинниками. Говорили громко, смеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Неждана с раздражением заметила, что жених что-то показывает отцу, чем-то хвастается.
        Спускаясь с пригорка и стремясь скорее оказаться в водовороте людской толчеи, помахала отцу рукой и подбежала первой, успев нацепить самую широкую и невинную из своих улыбок:
        - Батюшка, доброго дня… - она ловко обошла пожилую торговку, что несла на ярмарку плетеные корзины, обогнала голоногих ребятишек и оказалась перед отцом, чуть запыхавшаяся и лучезарная. Ленты сверкали в волосах, в речном жемчуге играло полуденное солнце.
        - Доброго, - отец нахмурился, посмотрел строго: - Отчего не дождалась меня, али не передали тебе волю мою?
        Неждана покраснела, отвела взгляд:
        - От чего ж не передали, передали. Я заждалась в тереме уже, батюшка. Решила уж, позабыл ты, или дела какие важные случились… Батюшка, не сердись. Очень уж не хотелось первый ярмарочный день пропускать! - взмолилась она весьма натурально, сложила руки в мольбе. - Хоть одним глазком взглянуть бы!
        Отец устало вздохнул, отмахнулся и покачал головой:
        - Чего уж одним глазком, смотри обоими, раз пришла, - и прежде, чем дочь успела обрадоваться, кивнул на Званко: - Вот с княжичем пройдитесь по рядам, посмотри, чего бы тебе хотелось - тканей, лент цветных, каменьев самоцветных, жемчугов… Скажешь Званко, он запомнит, мне передаст.
        Княжна выпрямилась, закусила губу: от такого соглядатая едва ли удастся избавиться да заглянуть в Тайные ряды.
        - Что засмущалась, княжна, - Званко громко рассмеялся. Придвинувшись к девушке, протянул на раскрытой ладони сладкий пряник. - Не слишком хорошо у нас вчера знакомство прошло, так прими гостинец, не откажи в милости.
        Покосившись на застывшего в ожидании отца, Неждана величественно взяла с руки Званко лакомство, поблагодарила без слов, лишь слегка кивнув юноше. Тот рассмеялся, посмотрел на князя весело и тут же протянул девушке другой гостинец:
        - А коли так, то и от подарочка не откажись. Не шибко дорогой, так, безделица…
        В его руке сверкал драгоценными камнями золотой гребень: гибкая нефритовая змейка, сидевшая на россыпи цветов из рубинов и дорогой яшмы, украшала его. Девушка замерла, глаза невольно округлились - прими такой подарок, все равно что пообещай руку и сердце. А замуж за хвастуна Званко Неждана меньше всего хотела идти. Откажись - оскорбишь прилюдно жениха, отца разгневить. Девушка застыла соляным столбом.
        - Ну что думаешь, дочь, - спросил отец вкрадчиво. - Примешь гостинец?
        - Гребень этот - не пряник. А думаю, князь, торопится твой гость дорогими подарками меня, глупую, одаривать. Может и похлеще невесту здесь в Аркаиме сыщет. - Она упрямо уставилась перед собой.
        Отец усмехнулся:
        - И то верно говоришь, дочь моя. По нраву мне твои разумные речи. А чтобы гостя нашего не огорчать отказом твоим, пускай гребень этот у меня побудет для сохранности, - и, лукаво улыбаясь, он сгреб украшение с ладони опешившего юноши и спрятал за пазухой. - Ступайте, погуляйте.
        20
        Стоило им отойти от князя Олега, Званко присмирел и теперь поглядывал на княжну с опаской.
        - Что, не люб тебе? - спросил, когда они поравнялись с первыми торговыми рядами и смешались с толпой, а ярмарочная толчея позволила ему прикоснуться к девушке и склониться над ее ухом.
        Неждана посмотрела на него, будто рублем одарила, отвела взгляд:
        - А коли скажу, что не люб, то что сделаешь? Отстанешь?
        Осмотрев первый прилавок - с малахитовыми украшениям и шкатулками, она отошла ко второму - на нем лежали отрезы дорогой парчи, персидского шелка. От ткани шел остро-сладкий аромат перца и ванили: купец добирался до Аркаима не путевыми тропами, а обычным караваном, со специями. От того ткани пропитались этим манящим ароматом. Княжна рассеянно погладила их. Званко стоял рядом, дышал рвано, с обидой.
        - Не отстану, воля дедова, сама знаешь…
        - Тогда о чем спор? - девушка отошла от прилавка, направилась вдоль рядов, уже не заглядывая к торговцам. Ее привлекла толчея у одной торговки: молодки что-то шумно обсуждали, а до княжны доносились лишь обрывки фраз. - Люб или не люб, меня о том не спрашивают… Как и тебя, впрочем.
        Она подобралась ближе к толпе молодых девушек, свернула влево, стараясь подобраться ближе к Тайным рядам - их иссиня-черные шатры покачивались, заслоняя собой свет.
        - То просто чудо! - причитала, закатывая глаза, молоденькая женщина в красном платке с ярко-синими петухами. - Говорю ж - чудодейство какое-то…
        - В самом деле, будто пять али семь годков скинула.
        У женщины в красном платке от смущения порозовели щеки.
        - Говорю, девкой так хороша не была…
        Ее товарки оглядывали ее со всех сторон, пристально оценивая и поворачивая то так, то этак, будто продажную кобылу. Неждана заинтересовалась, притормозила у лотка с глиняными свистульками, будто бы разглядывая рисунок. Званко молчал.
        - И то верно…
        - А где ты мазь-то энту нашла? Можешь сказать толком?
        Женщина в красном платке махнула неопределенно в аптекарский ряд:
        - У травников, говорю ж… Крайний шатер, неприметный такой. Под навесом еще полынь да лаванда висят пучками. Торговец низенький такой, неприметный мужичок, не из наших…
        - Приезжий?! - с каким-то особым чувством отозвались подружки.
        «Дурочки», - отметила про себя и пошла дальше - разговоры про девчоночьи штучки, ленты да мази целебные были ей не интересны. Пройдя до середины ряда, Неждана внезапно остановилась:
        - А гребень ты тот где купил? - спросила.
        Княжич растерялся, показал рукой:
        - Да вон там, у купца ереванского. Тонкая работа, думал. Понравится, - он выглядел все более жалко, Неждане уже хотелось его как-то приободрить. Подумав, она улыбнулась:
        - Скажи, княжич, а учили тебя, как за девушками ухаживать?
        Званко уставился на нее, побагровел. Вокруг них, словно вокруг острова, суетилась толпа зевак. Их поток рассекался надвое и смыкался снова.
        - Ну…
        - А говорили ли тебе, что девушке не гоже свои чувства показывать?
        - Ну…
        - Веревки гну! - Не выдержала Неждана. - Коли говорили тебе, так отчего ж при батюшке мне свои подарки вручать начал? Чтобы словом повязать?.. Эх ты, и не стыдно тебе?!
        Княжич насупился - именно на это он и рассчитывал на самом деле: княжне будет неудобно при отце давать ему от ворот поворот, а он бы потом уже и князя Олега убедил, что поладили они. Так бы и выполнил дедово поручение прежде оговоренного срока да смог бы заняться действительно важным делом - поиском способа сохранить Силу. Званко вздохнул, уставил взгляд в землю. Княжна вздохнула:
        - Вот то-то…
        Они подобрались еще на один ряд ближе к Тайным рядам. Здесь торговали посудой и стеклом. Неждана задержалась у прилавка с бусами - простенькие и дешевые, они могли порадовать глаз деревенской простушки или девочки-подростка. Княжна взяла в руки серебристые бусы: в пузырьках воздуха внутри преломлялся свет, рассыпался ледяными искрами. Торговец - старый толстоносый грек в тюрбане и в балахоне, запахнутом на восточный манер, заметив интерес девушки, подошел ближе:
        - Византийское стекло, - сообщил он многозначительно. - Желаете ли примерить?
        Княжна повернулась к Званко:
        - Давай, мириться? Ты мне подари эти бусики, а я забуду о том, что обманом хотел мое слово выторговать. И с этого момента играешь по-честному, уговор?
        Княжич просиял:
        - Уговор… - он бросил на прилавок золотой, что было сильно дороже стоимости украшения.
        Но торговец не стал спорить, быстро спрятал добычу и предложил браслетик в пару. Неждана надела на шею украшение, от браслета отказалась, посмотрела строго:
        - Не надо, - и направилась вдоль ряда дальше. Отойдя к середине площади, присела в тени навеса, княжич поднес ей ковшик воды. Девушка посмотрела на него: - Княжич, а пойдем на карусели?
        Юноша расцвел, заулыбался широко.
        - А пошли!
        Неждана подхватилась первой, побежала вперед, через «сладкие» ряды, быстро смешавшись с толпой покупателей, зевак, любопытных ребятишек, плотным кольцом обливавших все прилавки - с сахарными головами, шоколадом, смородиной в мелкой сахарной муке, леденцами и мягкой карамелью. Княжна, поглядывая на Званко через плечо и веселясь, юркнула в толпу, присела и, обогнав ватагу мальчишек, выглянула уже почти у каруселей, махнула рукой княжичу:
        - Догоняй!
        И бросилась через толчею к качелям, забралась в расписную лодочку - мир вокруг завертелся, краски и лица смешались, голоса слились в один клубок. Где-то среди них потерялся голос княжича - «Неждана!».
        Девушка, пригнувшись, перебралась через противоположный борт и спрыгнула на землю. И тут же, укрывшись от любопытный глаз, выбежала за ограждение. Притаившись в толпе, постояла. Нашла взглядом княжича - он все еще выискивал ее у лодочки, пустым, невидящим взглядом, искал в толпе. Девушка, пригнув голову, стянула кокошник и скрылась за следующим аттракционом, уже в следующий момент выскользнув в аптекарский ряд, а за ним - добравшись до Тайного.
        Здесь было тихо. Словно никто не приходил сюда, не просил о помощи. Звуки и гомон ярмарки терялись в неясных, будто притушенных, сумерках, а к запахам примешивался, постепенно забивая остальные, лишь один - тлеющей плакун-травы: ее пучки были подвешены к воротам Тайных рядов. Неждана знала - перейдет врата, станет невидимой. Но и обратной дороги не будет: врата - это договор, сделка. Там уж со своим не уйдешь…
        Девушка, опасаясь быть замеченной, шагнула вперед. Ее будто ледяной водой окатило, мир на мгновение окрасился в серый и тут же выпустил ее, как из пузыря.
        - Чернава, - прошептала имя матери как слово-оберег, именно оно должно было выпустить ее обратно.
        Здесь было прохладно, пахло сыростью… Будто из могилы… Девушку передернуло от сравнения. Еще неприятнее стало, когда она увидела вблизи шатры Тайнорядья - здесь они выглядели изрядно потрепанными. Рваные, полуистлевшие полотнища, развевались на ветру, поднимаясь высоко, почти до неба и издавая тонкий и скорбный вой. Яркие, хоть и мрачные вывески, оказались прогнившими, изъеденными короедами деревяшками, исписанными на незнакомом Неждане языке коряво и неаккуратно. Словно их изготовитель не выбивал их, а выцарапывал когтем.
        Сотни глаз устремились на девушку, стоило ей переступить через врата. Она поежилась, скрестила руки на груди, обняв себя за плечи, и огляделась. У ворот ее поджидала вчерашняя низенькая старуха. Узнав девушку, без слов, поманила за собой.
        Тайные ряды изнутри оказались наподобие стеклянного кокона - внутри пусто, а что творится снаружи творится, тоже видать. Здесь было малолюдно, а все, кто пришел, укрывались под плотными темными плащами, чтобы никто не узнал. Потому что кто в Тайные ряды пришел, тот доброго не затевает.
        Старуха между тем встала у самого края аптечного ряда, у неприметной лавочки с развешанными под крышей пучками сухоцветов - полыни да лаванды. За прилавком сидел низкорослый мужичонка неопределенного возраста в шапке набекрень и подремывал. На лотках перед ним лежало всего пару склянок, ароматное мыло и пузырьки с нюхательными солями - негусто для ярмарочного дня, если… Если он уже не продал свой товар, конечно. Девушка вопросительно посмотрела на старуху. Та кивнула, будто услышала ее вопрос.
        - Этот малый - его слуга. Запомни его, он приведет к снадобью, о которым просила ты, - она собралась уходить, но внезапно остановилась, взяла девушку за руку - ту пробрало могильным холодом - прошептала: - Но помни: если обман в душе прячешь, не миновать беды…
        Неждана кивнула. Присев у прозрачной стены, стала наблюдать за слугой. Тот подремал еще, продал оставшиеся склянки подошедшим горничным богатых горожанок. Выложил на прилавок еще несколько флаконов с разноцветными жидкостями - как раз, когда заметил приближавшихся к прилавку гречанок. Те застыли от удивления, принялись рассматривать диковинные флакончики. Паренек - а «мужичонка» при ближайшем рассмотрении оказался скорее молод, чем стар, - помог вскрыть их, поднес к запястьям иноземок, и несколько раз коснулся. Неждана догадалась - ароматные масл?, настроенные особым способом на травах и оливковом жире, такие у матушки были. Гречанки, защебетав наперебой, стали предлагать друг другу понюхать свои запястья, говорили возбужденно, смеялись от восторга. Малый только кивал, да нахваливал товар: княжна не слышала, что он говорит, но могла догадаться по довольной и нагловатой физиономии слуги.
        Добившись от иноземок покупки, он отсчитал барыши, сорвал с крыши пучки оставшихся трав и бросил их в корзину. Заперев лавку, направился вдоль рядов.
        Неждана, подобрав юбки, поторопилась за ним. Пробегая через ворота, едва не совершила непоправимое - не сказала слово-оберег.
        - Чернава…
        «Чернава» - подхватил могильный ветер.
        «Чернава» - рассыпалось битым стеклом о камни.
        Княжна выскользнула наружу, побежала следом за низкорослым, смешно одетым пареньком.
        К старухе подошла ее товарка, такая же старая, морщинистая и седая.
        - Неужто решилась ты?
        Старуха сперва не ответила, качнула головой, рассыпав по плечам пепельно-серые патлы. Оправила платок на голове:
        - Поживет - увидим…
        21
        Княжна торопилась за низкорослым пареньком, но старалась держаться от него в отдалении. Тот неторопливо прошел вдоль аптечного ряда, свернул в сладкие ряды, остановился у лотка с леденцами. Долго и придирчиво выбирал леденец и купил в итоге малинового «петушка», расплатившись с торговцем пучком травы из корзины. Неждана отчетливо видела, как леденец в руках странного человечка раздвоился в руках. Один он сунул за пазуху, второй - сняв пылинки с липкой поверхности - отправил за щеку. Так, припевая и пританцовывая, глазея по сторонам, весьма довольный собой, он нес пустую корзину с ярмарки. Дойдя до последнего ряда, огляделся, будто почувствовав пристальный взгляд княжны или услышав ее шаги. Девушка едва успела отвернуться к лотку с лентами, схватила первую попавшуюся.
        - Желаете купить? - спросила молодая турчанка в красивой золотисто-красной чадре.
        Княжна рассеянно кивнула, вложила в ладонь торговки монету и убрала ленту в лакомник. Взглядом она уже искала паренька, но не находила его. Сердце упало, забилось горлицей у горла - паренька нигде было не видно.
        «Ну как же так!» - простонала.
        Она выскочила к последним ярмарочным рядам, где они почти смыкались с раскинутыми приезжими купцами шатрами. Яркое солнце на пологе, особые колья с двойными зазубринами, на пеньке присели две девчонки, лакомясь леденцами. Нескладного мужичка с его нелепой шляпой нигде не было видно.
        И тут заметила ее - его нелепую шапку: та мелькнула уже у опушки леса. Как человечек так быстро добрался до леса, она не знала, но бросилась за ним, надеясь только на то, что тот не торопится.
        - Неждана! - услышала окрик Званко и едва не закричала от раздражения и досады. Резко обернулась: юноша направлялся к ней, улыбаясь широко и белозубо. - А я уже думал, ты домой ушла.
        - Собиралась… Гостей много, устала я, - девушка лихорадочно соображала. Схватившись за лакомник, потянула за уголок минуту назад купленную ленту. - Вот, только подружке ленту отдам и пойду.
        Званко воодушевился:
        - Ну, так пошли вместе. Чай, вдвоем веселее будет!
        Девушка покраснела:
        - Не стоит. В девичьи дела парню не след лезть, неужто и о том тебе не говорили? - она лукаво прищурилась, на столько безмятежно, на сколько могла, понимая. что может упустить человечка.
        Княжич смутился.
        - Ну, князь велел присматривать за тобой…
        - А ты и присматривай, - Неждана с готовностью кивнула. - Ты тут подожди, а я быстро - ленту только отнесу и вернусь…
        И не дожидаясь согласия княжича, прерывая споры, развернулась и помчалась к опушке, к тому самому месту, где в последний раз мелькнула неказистая шапка паренька. Она бежала, обходя прохожих, сталкиваясь с ними, не заботясь о том, как выглядит со стороны, бежала стремглав, не отпуская взглядом заветный поворот.
        Оставив за плечами ярмарочные ряды и толчею гуляющих горожан и гостей Аркаима, девушка ворвалась в лес. Узкая тропинка, покрытая прошлогодней листвой, огибала старую ель, уводила круто вправо, к оврагу. За ним - княжна знала это отлично - ничего не было, никаких поселений или домов. Пустошь, которую старались избегать люди. Поговаривали, там обитало Лихо, выло по ночам, зазывая мар кладбищенских на ужин. Скользнув к старому дереву, Неждана присела под разлапистыми ветками - человечек преспокойно сидел на пеньке и доедал свой леденец. Он то и дело поглядывал на солнце, будто надеялся не упустить момент, или поджидал кого.
        Последняя мысль пришла в голову Нежданы внезапно и слишком поздно - за спиной щелкнула, ломаясь, ветка, прошелестела листва. И в тот же момент ветка ели приподнялась, а в укрытие Нежданы заглянул незнакомец - княжна отметила длинную челку, выбившуюся из-под капюшона, и колкий ледяной взгляд.
        - Это кто тут у нас? - спросил едко. - Малюта, ты почто ж не смотришь, что у тебя тут под елкой вместо гриба девица выросла?
        Паренек выронил свой леденец в траву, подошел ближе - он выглядел виновато и растерянно.
        - А я что, я на пеньке, я тебя, хозяин, поджидаю, по сторонам, да под елками не шастаю. Может, она прежде меня тут оказалась? - он с надеждой посмотрел на девушку. Та хотела было кивнуть, но незнакомец с ледяным взглядом опередил ее:
        - Да видел я, как она за тобой от самой ярмарки бежала, только пятки сверкали… - он прищурился, посмотрел с холодным интересом. Спросил сурово: - Что хотела от моего дом?вого человека?
        Неждана вздрогнула, оробела - к такому повороту она никак не была готова, да и речи не успела заготовить. А незнакомец нависал над ней коршуном, жалил взглядом, будто овод. От того отвела взгляд.
        - Коли взгляд прячешь, значит, недоброе задумала, - протянул незнакомец, скользя по ней взглядом.
        - Ничего не задумала, по делу я шла, - не придумав ничего лучшего, княжна решила говорить правду.
        Выбравшись из-под дерева, она оправила платье, отряхнула прилипшие к подолу сухие еловые иголки.
        Незнакомец, опустив, наконец, ветку - та тяжело ударила девушку по спине, окатила сухими и колкими иголками, отошел и устроился на пеньке, который только что занимал Малюта. Девушке, как и смешному пареньку с таким странным именем, пришлось стоять перед ним, будто перед старшим.
        Неждана закусила губу: едва терпела подобное унижение. Но и ножкой не топнешь, иначе незнакомец точно откажет в помощи, а старуха, понятно, к нему отправила, про него говорила, когда обещала помощь - его слуга назвал хозяином.
        - Ну, неужто язык проглотила? - незнакомец, не мигая, смотрел на нее. Под пронизывающим взглядом было холодно, как на студеном ветру.
        Девушка вздохнула, посмотрела на паренька - тот держался в сторонке, не слишком подходя к хозяину, но и на сторону Нежданы не становясь. «Хитрый», - подумала девушка и перевела взгляд на незнакомца. Кем бы он ни был, он был молод, хоть и старше ее. Одет добротно: кафтан новый, крепкие сапоги с узорными бляшками, темный капюшон сбился и соскользнул на плечи, оголив голову со светлыми волосами. Но в отличие от нее или того же Званко он имел обветренное, опаленное солнцем лицо. От чего глаза его казались совсем светлыми, будто даже прозрачными, диковинными. От того и неуютно так было, когда смотрел.
        - Я ходила в ряды Тайные. Там старуха мне его показала, - княжна кивнула на Малюту. - Велела за ним следовать, будто он с моим горем поможет.
        И смолкла.
        Незнакомец перевел недоумевающий взгляд на слугу, тот пожал плечами и скривился. Мол, «Не знаю».
        - Я правду говорю, - на всякий случай отметила Неждана. Чуть громче, чем следовало. Получилось, будто ее уже кто-то обвинил во лжи, а она принялась оправдываться. Покраснев, девушка закусила губу.
        - Яснее не стало, - снова протянул незнакомец. - Что за старуха? Что за дело у тебя к ней?
        - Да не было никакого дела именно к ней. Я прошлой ночью пришла а Тайные ряды, до Серебряной звезды, спросила о снадобье. Отозвалась только она. Ну и …
        - Что за снадобье? - спросил незнакомец, хотя по тону девушка поняла, что он заранее знает ответ.
        Руки опустились плетьми, взгляд вперился в землю - как ей рассказать о своей тайне, можно ли доверять человеку, даже имя которого тебе не известно.
        Между тем ему наскучило ждать ответа, он решительно встал:
        - Ну, будет. Вижу, нечего тебе мне сказать. Неволить не стану, - он оправил кафтан, подтянул пояс и, забросив за плечи котомку, которую Неждана прежде не заметила, махнул своему слуге, приказав следовать за собой.
        - Стой! - Неждана шагнула вперед, схватила его за рукав, повиснув на локте молодого мужчины тряпичной куклой. Незнакомец полоснул взглядом так, что девушка отпрянула, будто кипятком ошпаренная, спрятала руки за спиной. - Я скажу.
        Он, не разворачиваясь к ней, тихо отозвался:
        - Ну, говори, - и замер.
        Он больше не садился, ждал, не сводя с девушки холодного и строго взгляда. Сразу дал понять - больше ждать не станет. И княжна решилась, выпалила на одном дыхании. И про больную мать, и про снадобье, и про совет старухи из Тайных рядов, и про то, что она заплатит за помощь - об этом сказала отдельно. Единственно, что она утаила, это свой княжеский титул. Выпалила и только потом посмотрела на незнакомца.
        Тот перевел настороженный взгляд на Малюту, пожал плечами:
        - Не знаю, что имела ввиду та старуха, но у меня нет ничего, что могло бы тебе помочь. Она ошиблась. А на будущее учти - поостерегись покупать советы у мар кладбищенских; добра в том мало.
        Неждана задохнулась - кладбищенская мара, так вот кто была эта старуха, появившаяся из темноты! В ужасе прикрыла рот ладонью.
        - Но как же…
        Незнакомец уже отошел по тропинке. Услышав голос княжны, обернулся резко, рявкнул так, что та присела, хоть была и не из пугливых:
        - Прочь иди!
        Широко размахивая руками, он стремительно зашагал дальше по тропинке. Паренек, виновато улыбнувшись девушке, прошмыгнул за ним. Ветер донес до нее обрывок его речи:
        - Что ты, хозяин, девчушку совсем напугал, она же…
        Что «она же» Неждана не услышала - и шаги, и голоса путников мгновенно стихли, будто растаяли в один миг.
        Очнувшись, княжна бросилась за ними следом, но за поворотом обнаружила только дымящееся кольцо вокруг плоского, как коровья лепешка, камня. Присев на корточки, девушка дотронулась до него - он оказался горячим.
        - Как странно, - прошептала.
        Запомнив место, она неторопливо направилась в сторону дома, уже на крыльце вспомнив, что сговорилась встретиться со Званко. «Не растает», - подумала с тоской - на душе было гадко, противно, видеть никого не хотелось, говорить тем более. Поднявшись на верх, княжна вызвала Лесю. Та помогла ей раздеться и умыться и уложила в постель, приговаривая:
        - Утомилась княжна, милая, отдохни.
        Неждана отвернулась к стене, свернулась калачиком и не ответила. Она слышала, как служанка прибирала ее вещи, как собрала перепачканные травой и пылью сапожки и вынесла из комнаты - почистить. Княжна не повернулась и тогда, когда в светелку, постучав, заглянул отец, позвал тихо с порога. Она не повела плечом, и для верности прикрыла глаза, надеясь, что ее оставят в покое.
        И вот, тихонько притворив за собой дверь, отец вышел, оставил Лесе распоряжение сторожить дочь и если та захворала, его будить. Все это происходило где-то далеко, будто не с ней.
        Проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон, княжна все еще чувствовала на себе тяжелый и колкий взгляд незнакомца, еще слышала отголоски его речи, которые постепенно смешивались с шумом травы и опустившейся на теремной дворец ночи.
        22
        Проснулась она резко, будто от толчка. Села на кровати и прислушалась к темноте. Гомон вечернего пира стих, за дверью похрапывала Леся. На подоконнике, в лужице лунного света подремывала кошка, видно забралась с улицы через приоткрытое окно. На лавке у стены лежала вычищенная одежда Нежданы.
        Теремной дворец спал.
        Неждана знала, что делать. Быстро переодевшись в мужскую одежду и заправив косу за шиворот, нацепила дорожный плащ, надвинула на глаза капюшон. Подойдя к окну, проверила нож, закрепленный на бедре в кожаных ножнах, кошель и припасенный мешочек с заранее насушенными сухарями, кусочком вяленого мяса и фляжку с водой. Окинув взглядом комнату, она мысленно попрощалась с ней, как и со своим прошлым - она вряд ли сможет вернуться к отцу после сегодняшней ночи.
        Проверив флакончик с Солью, припрятанный на груди, она выдохнула и решительно взобралась на подоконник. Кошка недовольно посмотрела на нее, дернула ухом и ударила хвостом, будто желая хорошей дороги.
        - Спасибо, милая, - Неждана потрепала ее по спине, заставив ту брезгливо вздрогнуть от прикосновения. - Ну-ну, не сердись.
        И выпрыгнула на карниз.
        Она двигалась бесшумной тенью, почти сразу спустилась на землю, мягко приземлившись в траве. Прижалась к ней, вслушиваясь в тишину. Где-то вдалеке плакал младенец, из-за кустов выглядывала узкая мышиная морда.
        Над Аркаимом поднималась Серебряная звезда. Ее длинные лучи-нити уже опутали верхушки сосен, легли паутиной на кровли домов, присыпали белилами деревянные плахи на дорогах. Неждана, держась вдоль стены теремного дворца, проскользнула к конюшням. Аккуратно, чтобы не заскрипело, отворила дальнее стойло - там подремывал ее Саввушка. Стараясь не шуметь, Неждана поставила его под седло, закрепила и оправила сбрую - она вернется за ним до того, как проснутся дворовые. Похлопав коня по гладкой, начисто вычесанной гриве, княжна уткнулась лбом в нее, вдохнула терпкий и такой любимый запах свободы и вольного степного ветра.
        - Ничего, Саввушка, - прошептала, - мы справимся! Будь готов…
        Оставив сонного коня в стойле, она выскользнула во двор, пересекла его и, прячась в тени березовой аллеи, выбралась из дворца в город. Там, петляя по узким и сонным улочкам, бесшумно стремилась к заветной хижине. Княжна присмотрела ее давно, еще позапрошлым летом. Низенькая и неприметная, она затерлась между домами знатных горожан, притаилась, словно стесняясь своего неказистого вида: потемневшие бревна, соломенная крыша, глиняные горшки на кольях покосившейся оградки. Когда-то в ней жил местный гончар, Меняйло. Да уехал в Большой Аркаим. Хижина осталась, со временем обветшала и покосилась.
        Говорят, ее бережет домовый дух, противный старикашка.
        Говорят, от него Меняйло и сбежал в Большой Аркаим, оставив отчий дом, друзей и работу.
        Неждана запомнила этот дом по иной причине. Его скособочившаяся крыша почти легла на городскую стену. Как раз в том месте, где остались леса после надстройки. Кто-то не такой ловкий не смог бы перепрыгнуть и взобраться на стену. Неждана больше года тренировалась.
        Осторожно, чтобы не разбудить противного домового, она ступила на неухоженный, заросший бурьяном двор. Бережно сняла с забора крынку и поставила ее на траву. Сам кол выдернула из земли. По-прежнему прячась в тени, пробралась к стене дома, приставила к ней кол так, чтобы можно было взобраться на крышу с ближайшей к городской стене стороны. Приладив кол и проверив его на прочность, Неждана отошла к ограде, набрала в грудь побольше воздуха и, разогнавшись, запрыгнула на стену, подтянулась и забралась на слегу. Только в этот момент выдохнула.
        Внизу послышался шорох - домовой все-таки проснулся и заинтересовался происходящим.
        «Скорее!» - скомандовала себе девушка.
        - Это что там за охальник у меня по голове лазит! - проскрипело внизу. На крыльцо, покачиваясь, на четвереньках выбрался заросший и неопрятный дед. Взглянув на Серебряную звезду, ласкавшую изгибы городской стены, выпрямился и оглянулся, уставившись прямо на замеревшую на ней девушку.
        У него был яркий, освещенный Серебряной звездой взгляд, холодный и пронизывающий.
        - Пришла-таки, - прошептал.
        «Как он узнал!» - сердце упало. Девушка осторожно проверила капюшон - он все еще скрывал ее лицо, если только старому домовому не подчинялась магия ясновидения.
        Старик, между тем будто поднимался над землей и становился выше, пока не поравнялся с перепуганной княжной.
        - Недоброе ты задумала, девонька, о том два раза пожалеешь, на третий прозреешь, но помощь получишь не там, где искать будешь.
        - О чем говоришь, дедушка, - пролепетала княжна, отражаясь в заполненных чем-то зыбким глазах старого домового. Тот качнул головой, потряс крючковатым пальцем, желая, чтобы девушка запомнила его слова. Повторил их беззвучно… и растаял. Неждана готова была поклясться, что на короткий миг, прежде чем исчезнуть, он превратился в голубое облачко, в котором бесшумно плыли, чуть подрагивая лепестками и звеня, диковинные цветы. Девушка почувствовала, что вместе с этим будто умер и окончательно осиротел старый дом, став холодным, как тело мертвеца.
        Серебряная звезда поднималась все выше, струйка голубоватого света, оставшегося после исчезновения старого домового потянулась к нему, сливаясь с серебряным свечением. Медлить больше было нельзя - еще чуть-чуть и все тропы окажутся заполнены ночными тварями, а с ними княжне никак не справиться. Неждана ловко перепрыгнула и оказалась наверху, на кромке. И прежде, чем ее кто-то заметить, пробежала до ближайшей смотровой башни и воспользовавшись ее тенью спрыгнула за городскую стену.
        Перебравшись через ров, помчалась в сторону ярмарки, но, не добежав до нее, свернула на тропу в сторону леса. Шатры гостей подремывали, покачивая пологами и поскрипывая деревянными лагами, кое-где слышались тихие сонные голоса. Во всем городке горела лишь одна свеча, да и та в домике старосты, отвечавшего за порядок среди приезжих купцов. Неждана скользила мимо временного жилья приезжих, иногда притормаживая и прислушиваясь к шелесту шагов выставленного караула. Ей нужно было миновать городок и выбраться на тропу, вершею к кустам, за которыми она днем нашла Малюту и его мрачного хозяина. Знай бы она эти места получше, можно было бы добраться и окольными путями, без риска. Но девушка запомнила лишь ту дорогу, которой шла днем. Вот шатер с красным солнцем на пологе, вот колья с двойными зазубринами, вот пенек, на котором днем сидели дети, вот развилка, на которой ее окликнул Званко…
        Мысль о незадачливом женихе невольно заставила замедлить шаг - нехорошо она с ним. Получается, обманула - заговорила, запутала, заставила поверить и пойти на попятную, а сама…
        «Не пара я ему просто, - успокоила себя, вновь ускоряясь, - найдет себе хорошую, верную жену». Оправдание оставило на душе червоточину, но Неждана постаралась стереть ее, прогнать из воспоминаний: наутро, как отец узнает, что Нежданы нет в тереме, он вызовет Званко, заставит пересказать все, о чем говорили. И тот, конечно, расскажет про ленту и несуществующую подружку, которой она так срочно понадобилась. И в этот момент обман вскроется. Будет хорошо, если княжна будет уже далеко от Аркаима.
        Чем дальше - тем лучше.
        А пока девушка лишь коснулась сапогами крайних кустов, свернула за ель, ставшую днем ее ненадежным укрытием. Отблески человеческого жилья мгновенно остались за спиной, будто их отрезало. Вокруг Нежданы сомкнулась плотным кольцом ночь - многоголосая, пропитанная неясными шорохами и резкими, неожиданными вскриками. Потревоженная человеком сердито ухнула сова, взмыла в ночное небо, блеснув на княжну янтарными глазами. Воспользовавшись внезапной передышкой, поперек тропинки прошмыгнула полевая мышь и, ударив хвостом по носку Нежданиного сапога, юркнула в норку. Неждана бы тоже сейчас юркнула за ней следом - сердце заходилось от страха, в памяти всплывали страшные истории о лесном люде, большей частью неприветливом и злопамятном. Тут заметила покрытый светом Серебряной звезды пенек, на котором дожидался своего господина Малюта. Здесь они и расстались.
        Девушка выдохнула, заставила себя сбросить с плеч тревогу - она знала, на что шла. Да и истории про леших - большей частью бабушкины сказки, еще не факт, что лесной люд так суров, как о нем поговаривают горожане. Во всяком случае, на памяти княжны не было ни одного несчастья, причиненного лесными жителями.
        Девушка, по привычке опасливо озираясь и втянув голову в плечи, направилась той дорогой, которой незнакомец увел своего слугу. Вот поворот, вот приметный плоский, как лепешка камень - ночь наложила на него свои печати, подсветив тонкую, словно паутина, серебристую спирать - днем она ее не заприметила.
        «Путевой камень!» - догадалась девушка: неприветливый юноша и его слуга исчезли путевым камнем, что было само собой невероятным расточительством - каждый такой переход требовал щепотку волшебной Соли. Но, видно, юноша не так прост и мог себе это позволить. А раз так, то и старуха-мара была права, указав на него.
        Дрогнувшей рукой, княжна потянула за шнурок, на котором болталась склянка с серебристой Солью. Вцепившись зубами в пробку, торопливо вскрыла флакон. Затаив дыхание, опустилась на одно колено, стараясь высыпать на середину спирали совсем немного Соли, пару крупиц.
        Серебряная звезда, подхватив хлопья, медленно опустила на камень - спираль ярко вспыхнула. Это случилось так неожиданно, что княжна потеряла равновесие и завалилась на бок - едва успела подхватить выскользнувшую из рук склянку, потеряв, правда еще одну крупицу. Девушка ахнула, но успела захлопнуть пробку и сунуть флакончик за пазуху.
        Спираль все еще горела синим, слепящим светом - он бил по глазам и дотягивался до черных небес, а по лесу растекался звоном бьющегося стекла, будто сотни крошечных хрусталиков дрожат на ветру. Когда столб стал меркнуть, княжна спохватилась, поняла, что медлить нельзя. Сердце забилось, словно в лихорадке - куда приведет ее магический путь, какой договор заключит она, перейдя световую границу - она не знала. Но медлить было нельзя.
        Свечение дрогнуло и еще чуточку померкло, Неждана поняла, что и хрустальный звон будто бы возвращается внутрь спирали, а сама она завивается против движения солнца. Княжна поняла - сейчас или никогда. И, зажмурившись, шагнула внутрь схлопывающейся спирали.
        Ее сжало со всех сторон, скрутило так, что глаза полезли из глазниц, боль стремительно растекалась по телу, заполняя Неждану, словно склянку и выдавливая крик.
        Благо, все длилось недолго - стоило девушке закричать, как невидимые стены, давившие на грудь, расступились, выпустив в темноту. Здесь пахло сыростью - по-видимому где-то поблизости был ручей, - осокой, еловыми ветками и дымом человеческого очага. Едкий, дразнящий аромат стелился над травой, путался меж камней и стекал вниз, на дно овражика.
        Неждана огляделась - за лесом по другую сторону оврага темнели купола ярмарочных шатров, а на горизонте высились стены Аркаима. Она оказалась в запретном лесу - тайный поворотный камень привел ее именно сюда.
        Тропинка, на которой она стояла, вела дальше, к кромке ручья, где пристроилась небольшая изба - круглая, с плоской черепичной крышей, из которой, словно зубы нищего, торчали трубы, а на кольях развевались защитные метки. Это был дом мага или чародея.
        «Кто ты, незнакомец?» - сердце девушки забилось реже, словно желая оттянуть момент неизбежного, а ноги сами понесли ее подальше от горячего путевого камня, притулившегося на границе оврага - к круглому дому мрачного колдуна.
        23
        Пока она шла к дому колдуна, непрестанно чувствовала, что за ней наблюдают. Пару раз останавливалась, оглядывалась по сторонам - но холодный свет Серебряной звезды не отражался ни в чьем взгляде. Снова шла по тропинке вперед, и снова отчетливо понимала - за ней идут, крадутся тайно, бесшумно, то и дело порывисто вздыхая от нетерпения где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
        - Кто здесь? - бросила в темноту: вопрос отозвался шелестом ночных трав, потревоженными мотыльками - здесь, за оврагом, они светились в темноте подобно светлячкам и оставляли струйки светло-голубого пламени. - Иду без камня за пазухой.
        Последнее было сказано на всякий случай - она слышала, что некоторые маги ставят всевозможные защитные барьеры от любопытных и излишне настырных клиентов. Но тишина только сгустилась за ее плечами, выдавливая в небольшой кружок желтоватого света, который оставляла зажженная у порога колдуна масляная лампа. Рядом с ней стояла миска со свежим молоком.
        Неждана ускорила шаг. Побежала, непрестанно оглядываясь. К горлу подступил страх, ослепил - не разбирая дороги, оскальзываясь и оступаясь, девушка мчала к калитке мага. Что-то огромное, бесформенное, продолжало преследовать ее, явно намереваясь не позволить переступить в безопасное место. Пару раз Неждана в последний момент замечала, как что-то огибает ее справа или слева, стелется по дороге кривыми, словно молнии, лентами. И тогда она подпрыгивала и перескакивала их. Подбежав к калитке, она дернула ее на себя, но та не поддалась, а от плетня россыпью разлетелись золотистые искры поставленной магической печати.
        Девушка, едва переведя дыхание, всхлипнула, оглянулась через плечо: то, что преследовало ее замерло, готовое сделать последний, решающий прыжок.
        Девушка взвизгнула, попробовала толкнуть калитку от себя - та отворилась, но внутрь не пропустила - руки княжны уперлись в невидимую преграду. Шелест за спиной стал все более угрожающим, слышалось тяжелое, с присвистом дыхание, но чем ближе оно было, тем плотнее оказывалась преграда, не пускавшая Неждану в спасительное укрытие.
        Черные руки уже тянулись к горлу Нежданы, готовые схватить, утянуть в непроглядную темень, колышущуюся от злобы и голода.
        - Помогите! - Закричала девушка, забыв об осторожности и своем намерении пробраться к дому мага тайно. И стала лупить по невидимой стене, то и дело с ужасом оглядываясь на укрытую ночной тьмой тропинку - та шевелилась и бурлила.
        Спасение пришло неожиданно: под локтем княжны мелькнула всклокоченная голова, обтянутые простой холщовой рубашкой плечи низкорослого парнишки - тот бросился на тропинку:
        - А ну пошли вон! - и бросил в пустоту щепотку серого песка. Тот, упав на дорожку, мгновенно растворил мрак. Малюта, а это был именно он, деловито отряхнул руки и посмотрел на незваную гостью: - Кто ж по ночным тропам да без защиты ходит.
        - Заблудил…ся я, - пролепетала Неждана, в последний момент вспомнив, что она в мужской одежде, и вероятно, в таком виде разговор с магом ей окажется вести проще - меньше подозрений и споров.
        Малюта посторонился, пропуская внутрь:
        - Проходи, чего уж…
        Девушка торопливо шагнула за ограду, покосилась на поблескивающие серебром крупицы:
        - А что это ты бросил в них?
        - Чего надо, то и бросил, - он пожал плечами и, по-утиному переваливаясь, направился к дому, босые ноги оставляли на мелком песке крупные четырехпалые отпечатки. С удивлением княжна уставилась на него: когда днем колдун назвал его «домовым человеком», она решила, что речь идет о слуге. Сейчас, глядя на необычный след, она поняла - перед ней какое-то другое существо. «Неужто домовой?» - она видела только очень старых домовых и искренне считала, что осталось этих созданий одно-два на весь Аркаим, да может столько же на Большой Аркаим. Откуда у мрачного мага свой домовой, она не могла придумать.
        Малюта, между тем, взошел на крыльцо, толкнув дверь, вошел внутрь. За сенями, отгороженными плотным промасленном пологом, обнаружилось круглое помещение с полатями по стенам. Мягкий золотистый свет струился из печей - в них догорали последние угли, роняя оранжево-желтые блики на побеленные стены. У длинного стола, уставленном свечами, сгорбившись, сидел тот самый мрачный маг: в станах их тонкой оленьей кожа да исподней рубашке, шитой швами наружу, без пояса. У босых ног ластился рыжий кот. Сейчас, в свете свечей, без плаща и надвинутого на глаза капюшона, он казался значительно моложе - почти ровесник Званко, может на пару весен постарше. Сердце Нежданы упало, забилось часто и суматошно, стоило хозяину отвлечься от ленивой игры с котом и посмотреть на вошедшего незваного гостя. Малюта, отодвинувшись к стене, кивнул небрежно:
        - Вот. Путник заплут?л. Едва л?харям в лапы не попал.
        - Так это были лу. хари? - Неждана не слышала это слово, но отвлечь внимание сурового хозяина вопросом надеялась.
        - Ото ж, - Малюта деловито суетился у остывающего очага, доставал на стол остатки ужина - добрую краюху хлеба, соль в плоской солонке, кусок вяленого мяса. - Садись, потрапезничай…
        - А чего это ты к столу чужого зовешь? - с угрозой в голосе прошептал хозяин.
        Но его недовольство ни капли не смутило домового, он продолжал собирать на стол, поставил деревянную ложку, зачерпнул воды из бочки, поставил крынку на стол. На вопрос хозяина дома, отозвался ворчливо:
        - Да неужто мы супостаты какие - живого человека на порог выгонять, когда там лухари лохматые рыщут? Сам знаешь, обидишь путника, не будет тебе в ярмарочный день удачи…
        Последнее он пробормотал как бы про между прочим, но именно это произвело на него особое впечатление, одновременно внушив Неждане надежду сговориться - маг определенно был падок на золото. Усевшись за стол, Неждана принялась за предложенное угощение, не забывая благодарить «доброго хозяина», и при этом стараясь избегать встречаться взглядом с колдуном и тайком разглядывая его жилище - странное, пропитанное запахами запретных трав и снадобий. Особенно ее привлекало золотистое свечение, которое проливалось из-под задернутого полога одной из ниш. Заметив, что гость смотрит туда, хозяин, помрачнев больше прежнего, встал и поправил полог, спрятав от любопытных глаз то, что за ним находилось. Неждана сделала вид, что ей все равно. Отодвинув от себя тарелку, еще раз поблагодарила Малюту, посмотрела на хозяина вопросительно:
        - За тебя молитву богам пошлю, коли скажешь мне свое имя.
        Молодой колдун криво усмехнулся - правый уголок губ взметнулся вверх, упрямый взгляд полоснул снисходительным недоверием.
        - Имя мое тебе, путник, ни к чему, как и мне - твои хвалы богам, я с ними давно порознь живу.
        Неждана осеклась, проглотила невысказанной заготовленную фразу, отвела взгляд - Малюта, неодобрительно покосившись на хозяина, почесал кончик носа, но промолчал и сделал вид, словно не слышал ничего.
        - А что, вам самим-то не страшно в такой глуши жить? - княжна решила зайти с иного вопроса.
        - А чего страшиться: и с такими соседями можно жить, - Малюта, собирая посуду, усмехнулся. И замолчал.
        Разговор не клеился. Неждана не теряла надежду вывести его в нужное ей русло:
        - А что, ярмарка в этом году богатая? Много ли купцов приехало?
        Малюта, покосившись сперва на своего хозяина, стоявшего со скрещенными на груди руками последи дома с самым угрожающим видом, потом на гостя, ссутулился, прошмыгнул в ближний ко входу закуток, чтобы расстелить гостю ложе на ночь - на лавку полетели из сундука подушки да стеганое разноцветное одеяло, отозвался еще более неохотно:
        - Много ли мало ли, что о том болтать, ночь на дворе. Спать надобно, - будто подводя черту под несостоявшимся разговором, он отошел от приготовленной ко сну постели, кивнул на нее гостю: - Добрых снов.
        При его словах что-то зашевелилось в глубине дома, зло захихикало. Малюта смутился, нахмурился. Проговорил ласково, но с нажимом:
        - Ложись-ка спать, добрый человек. Утро вечера мудренее.
        Неждана продолжала сидеть за столом, оставшись к нему в пол-оборота. Посмотрела на хозяина:
        - Сама судьба привела меня к порогу твоего дома, маг, - проговорила. - Давно ищу спасения, не для себя, для близкого мне человека, родного… От хвори тайной и смертельной, ворожбой насланной. А ты, вижу, сведущ в делах таких. Выслушай меня…
        И словно последнее доказательство, сорвала с пояса кошель и бросила его на стол - плотно набитая монетами сумка ударилась тяжело, с шелестом накренилась, склонившись в сторону хозяина дома. Тот молчал под пронзительным взглядом ввалившегося в дом путника.
        - Что нужно тебе? - спросил, наконец.
        Неждана набрала полную грудь воздуха и выпалила:
        - Средство от насланной хвори, от которой человек не живет и умирает, не спит и не бодрствует, никогда не признает, не говорит и не слышит ни слова… Будто в потьм?х живет.
        Хозяин скрестил руки на груди, подумав, спросил:
        - И как долго он живет в потьмах?
        - Давно. Девять лет…
        - Надо же… прям как наша княгиня, - колдун криво усмехнулся, взгляд стал пронизывающе холодным и тяжелым. Юноша неторопливо приблизился к княжне, поставил ногу на край скамьи, заблокировав гостью у стола, склонился к ней: - Так это ты? А я думаю, отчего лицо мне твое знакомым кажется: это ты следила за моим человеком у аркаимской ярмарки!
        Неждана не ожидала, что ее так быстро раскроют, смутилась и покраснела, опустив глаза. А колдун продолжал жалить ее взглядом:
        - Ты следила за мной? Как сюда добралась?
        Девушка закусила губу, пробормотала сбивчиво, еле слышно:
        - Я подметила поворотный камень, которым вы с Малютой ушли от Аркаима. И пошла по нему ночью. Знала, что они хранят последний след.
        Маг выпрямился:
        - А если бы этим камнем да прямо в медвежью берлогу прошла? Мне, аптекарю, то нипочем, я тебя бы медведь заломал…
        Неждана вытерла пот со лба - об этом она не подумала, она слышала, что темные колдуны ставят ной раз такую защиту от живых, которую и не пройти. Вместо ответа, спросила:
        - Поможешь? - голос предательски дрогнул, в горле пересохло.
        - Старая мара из Тайных рядов сказала тебе идти за моим домовым, торговавшим на ярмарке, что тот приведет тебя ко мне…
        - К магу, который владеет нужным средством, - поправила его княжна, бросив невольный взгляд на полог, за которым пряталось что-то, что хозяин не хотел показывать ей.
        Аптекарь отмахнулся:
        - Пусть так. Но ты поверила, ведь так? - Девушка понуро кивнула. Аптекарь продолжал: - А я говорил, еще там, в лесу у Аркаима - марам кладбищенским верить нельзя. Забери свои деньги, а утром уходи. Нет у меня для тебя снадобья.
        - Неужто не поможешь? - ахнула девушка.
        Маг отрезал:
        - Нет.
        Он направился вглубь дома, поднялся на полати и забрался за полог, где уже было приготовлено для сна ложе. Задернув его, устроился на ночлег. Крикнул Малюте:
        - Всем спать!
        Домовой суетливо смел в ладонь со стола последние крошки, бросил в очаг.
        - Добрых снов, - пробормотал. И направился в свой закуток, где долго ворочался, вздыхал, бормотал что-то несвязное, пока не смолк, почти сразу захрапев - тоненько, заунывно.
        Неждана сидела посреди дома, совершенно одна, смотрела на догорающую свечу и оказавшийся никому ненужным кошель с деньгами. В груди горело отчаяние, в висках - обида. Она верила, что мара сказала правду - у аптекаря, отказавшегося называть свое имя, есть лекарство от болезни Чернавы. Но почему он отказался помочь? Ведь ему нужны деньги, по всему видно.
        «Может, мало предложила? Или ему нужно что-то другое?» - девушка посмотрела на полог, за которым делал вид, что спит, аптекарь. Она осторожно встала, подошла ближе и остановилась в паре шагов от полога. Обхватив себя за плечи, она так стояла некоторое время, не решаясь сделать еще один шаг, дотронуться до плотной холщевой ткани и разбудить аптекаря.
        Внезапно занавеска одернулась - Неждана ахнула от неожиданности и отпрянула: хозяин сидел на постели, спустив вниз босые ноги, и смотрел на нее исподлобья. В неспокойных, прозрачно-светлых в таком освещении глазах юноши отражалось тусклое пламя единственной свечи. Они оба молчали: девушка испуганно, он - мрачно. С каждым вздохом гостьи взгляд его становился тяжелей.
        - Ну? - бросил, наконец.
        - Помоги… - Проговорила девушка срывающимся шепотом, опустилась на колени, сложила в мольбе руки. - Батюшка от нас избавиться хочет, меня - замуж за нел?бого, ее - в отдаленный скит, век свой безрадостный доживать. Князь никогда… он не пытался ее спасти… А я знаю, я верю, что можно… Сколько раз просила его, лекарей найти просила. Хоть наших. Хоть иноземных. Найти средство… Но он глух. Ему не надо это… А мне надо… Я все готова… отдать… На все готова, аптекарь… - она с мольбой посмотрела на него, всхлипнула. - Если есть хотя бы самая маленькая, крошечная надежда. Помоги…
        По щекам катились слезы, Неждана давилась ими, размазывала по щекам, оставляя на коже влажные пятна - они поблескивали в неярком свете. А руки при этом дрожали. Княжна избегала смотреть на хозяина, боясь увидеть в глазах отказ и не зная, что делать в этом случае.
        Выплакав все слезы, она немного успокоилась. Аптекарь все это время молчал, и это вроде бы дарило надежду. Пока он не сказал «нет».
        - Неужто на все согласна? - спросил.
        И голос его - сухой, тихий, будто яд, сковал девушку, выжег все внутри - глаза мгновенно высохли, руки перестали дрожать, а плечи безвольно опустились: вся тяжесть сказанного мгновенно камнем обрушилась на нее. Она едва смогла поднять взгляд и выпрямиться, как от удара.
        Маг продолжал рассматривать ее - холодно, равнодушно, изучая, словно букашку - проколоть насквозь и оставить в коллекции или выбросить? Голова чуть склонилась на бок, губы тронула снисходительная усмешка. Взгляд Нежданы задержался на его щеке, опустился вниз, чуть тронув скулу. Остановился на рваном шраме на смуглом оголившемся плече - что могло оставить такой жуткий след?
        - На все, - прошептала девушка, хоть и без прежней уверенности.
        - Хорошо ж… Да только вот незадача - нет у тебя того, что мне нужно. - И добавил строго: - А потому, как проснусь, чтоб и ноги твоей не было в моем доме… Не уйдешь, посажу на цепь и отдам лухарям следующей же ночью.
        Он лег, отвернулся к стене и, потянув на себя лоскутное одеяло, укрылся им. Поджал к груди ноги. Вспомнив о том, что не задернул полог, повернулся, еще раз посмотрел на коленопреклоненную княжну и закрылся от нее.
        Неждана долго сидела, боясь пошевелиться. Будто умерла или окаменела. В груди горячим оловом растекалось разочарование, обида и злость. Она жгла под сердцем, застилала глаза. Холод, пробиравшийся от колен, вывел из оцепенения ощущением острой, пронизывающей боли. Неждана встала. Покачиваясь, направилась к отведенному ей для сна месту. Не раздеваясь, легла и, укрывшись с головой одеялом, прикрыла глаза, прячась от света единственно свечи, ставшей невольной свидетельницей ее позора.
        Ей удалось провалиться в странный, беспокойный сон, в котором старый домовой спорил с марой и ругал ее на чем свет стоит, а та хохотала ему в лицо и отплясывала вокруг, будто полоумная. Проснулась девушка будто от толчка - на нее кто-то смотрел. Подскочив, резко села и огляделась, первым делом подумав на домового, но тот похрапывал в своем закутке, накрутив на голову одеяло и сбросив подушку на пол. Голые пятки то и дело подергивались во сне. Аптекарь тоже спал - девушка слышала его ровное дыхание из-за плотно прикрытого полога.
        За окном светало - через прозрачное стекло лился тусклый, серебристо-сизый свет. Где-то вдалеке, на окраине Аркаима запели первые петухи, загоняя последних ночных тварей в свои логова. Пора собираться - аптекарь велел уходить.
        «Мара ошиблась», - мелькнуло в голове.
        «Мары никогда не ошибаются», - отозвался чей-то чужой, сиплый, голос.
        Девушка замерла - взгляд невольно упал на тот самый полог, что так тщательно прикрывал аптекарь этой ночью. То, что спрятано за ним - не для ее глаз. «Но, возможно, именно оно мне и нужно».
        Стараясь не шуметь, наступая на половицы так, чтобы они не скрипнули и не разбудили хозяев, девушка прокралась к закутку и отодвинула уголок ткани, заглянув внутрь. Там оказалась неглубокая ниша с добротными дубовыми полками, оструганными тщательно, до почти зеркального блеска. На них, в небольших корзинах, лежало и стояло не меньше полста флакончиков с густой золотистой жидкостью, именно от нее лился тот манящий и теплый свет. Забыв об осторожности, Неждана, забралась за полог и замерла перед полками, разглядывая флакончики. Маленькие и большие, искусно выполненные и грубые, с простыми пробками и с затейливыми, они все были доверху наполнены этим странным зельем. Вероятно, аптекарь готовил его к продаже, поэтому некоторые флакончики были изготовлены с особой тщательностью, закрыты красивыми пробками, а на боках значились какие-то причудливые названия - Неждана не знала языка, на котором они написаны, но это были разные названия.
        И это было снадобье, которое прятал от нее аптекарь.
        А еще он сказал, что у нее нет, того, что бы он взял в качестве платы. Значит нужное ей средство у него все-таки было, старая мара оказалась права. Просто по каким-то причинам аптекарь не захотел помочь.
        Не долго думая, девушка схватила несколько пузырьков, сунула их за пазуху и выскользнула из-за полога. Ей показалось, что кто-то захихикал из полумрака. Девушка остановилась, прислушавшись, но странный звук не повторился. Схватив свои вещи, девушка решительно бросилась из дома аптекаря. Напоследок она бросила взгляд на кошель с деньгами - пусть останется здесь в качестве платы, она не воровка.
        24
        Кажется, у нее выросли крылья - так быстро она бежала, так легко ей было это делать. Дорожный плащ хлестал по ногам, капюшон то и дело съезжал на глаза, закрывая дорогу - княжна сбросила его. Добежав до поворотного камня у оврага, бросила несколько крупиц волшебной Соли на его середину, дождалась, когда зацветет в утреннем свете сияние и бросилась в него, очертя голову. На счастье вынырнула там же, у безлюдной кромки аркаимского леса, бросилась по тропинке. Стражники уже отворили врата, первые купцы потянулись на ярмарку, лениво собирая свои товары и расставляя то, что не продалось накануне. Кто-то тревожно поглядывал на облака - они темнели, готовясь к грозе. Недовольно бормотали, что с такой погодой не будет никакой торговли.
        А Неждана, наоборот, радовалась - дождь собьет со следа погоню, если вдруг кто ее решится догнать. Споро добежав до теремного дворца, не обращая внимания на рано пробудившихся прислужников и работников, она забежала в конюшню, где подремывал под седлом Саввушка, разбудила его, угостила сухариком.
        Вскочив в седло, пришпорила коня и в пару прыжков уже очутилась за воротами.
        Не тревожась больше о впечатлении, которое производит, и внимании, которое привлекает, она мчалась домой, к матери. Отец еще спит. Вряд ли кто рискнет будить князя сообщением о том, что дочь куда-то спешно уехала. Да и о том, что торопливый всадник - именно Неждана, наверняка узнают лишь добудившись до Леси и достучавшись до ее, княжны, опустевшей светелки. К этому времени она уже будет на подступах в дому. А там…
        Что «там» княжна не очень представляла. В самых радужных и смелых мечтах она давала матери снадобье, та выздоравливала в один миг, чем доказывала отцу, как тот был не прав, отказывая Чернаве в помощи и лечении. И дальше - или он застыдится своей черствости и они заживут семьей счастливо, или мать гордо удалится в свои родовые поместья, забрав приданое, а она, Неждана, отправится с ней. И это все лучше, чем затворничество или ненавистное замужество.
        Что будет, если снадобье не поможет, она не думала…
        Прискакав в домашний терем, спрыгнула с коня, бросила поводья едва успевшему подоспеть конюху.
        - Княжна, как ты… Не ждали так рано… - бормотал конюх.
        - Напои Саввушку, - крикнула ему девушка, уже взбегая на высокой крыльцо. - И в стойло поставь! Ну, живо!
        Из комнат выглядывали сонные слуги, где-то в глубине терема слышался торопливый топот - никто не ожидал приезда дочери хозяина и сейчас спешил заняться делами.
        Неждана ни на кого не смотрела, ни на кого не обращала внимания. Ядвига, выскочившая было навстречу и оторопело замершая в проходе, вынуждена была прижаться к стене - княжна, стремительно прошагав мимо нее, бросила в руки пару монет и, ворвавшись в материнскую спальню, с шумом захлопнула за собой дверь.
        Тихий покой забытого в болезни человека. Шелест шелкового балдахина, потревоженного ветром. Ленивое щебетание птиц под окном.
        Чернава спала.
        В отсутствие Нежданы, ее никто не убрал на ночь, не заплел светлые волосы в косы, не заменил ночную сорочку и не поправил подушки - княгиня спала, неудобно завалившись на бок, рука свесилась почти до пола. В другой раз княжна бы распекла нерасторопную прислугу да заставила прямо при ней выполнять свою работу, да только сейчас все это не имело значения - успеть бы до того, как сюда пожалуют дружинники отца или Званко собственной хвастливой персоной.
        Поэтому сейчас, отбросив раздражение, девушка стянула с плеч заплечный мешок, одновременно опускаясь на колени у материнской постели. Нежно подняла руку матери, заботливо уложила поверх одеяла.
        Где-то вдалеке ударил гром - словно кто-то хотела напомнить, чтобы не отвлекалась княжна, чтобы поторапливалась.
        Развязав веревку, та достала добытое в доме аптекаря, не пожелавшего назвать свое имя, сокровище. Она только теперь посчитала, что взяла из его дома семь флаконов - три больших и четыре вдвое меньше, все - с обычными деревянными пробками, залитыми воском. На свету содержимое казалось обычным медом, Неждана даже забеспокоилась, не обманулась ли. Посмотрела на свет - нет, то был не мед. В янтарной жидкости отчетливо поблескивали бесчисленные нити, которые, перепутавшись, то собирались в клубок, то растекались по стенкам. Откупорив один из флаконов, Неждана принюхалась - изнутри потянуло жженым сахаром, полынью и вечерней зарей, пьяняще пропитанной липовым цветом.
        Жидкость оказалась очень густой, девушке пришлось потрясти склянки и тщательно разогреть их в ладонях, чтобы содержимое оказалось хоть немного жиже. Тогда она поднесла флакончик к губам Чернавы.
        «Что будет, если ты ошибаешься?» - из памяти выскользнуло и покатилось ьревожным шаром воспоминание: старуха-мара, Тайные ряды и опасливый шепот, круживший вокруг, словно сухая листва.
        Рука девушки дрогнула: «Кровью своей клянусь, что безвинна».
        «Кровью…Клянусь… Она клянется кровью, хи-хи-хи», - вокруг, словно круги на воде, рассыпался чужой настойчивый шепот, пока не стих совсем, унесенный ветром и подхваченный очередным раскатом грома.
        Неждана по чуть-чуть стала переворачивать флакончик, следя за затем, чтобы драгоценная жидкость не потекла мимо рта матери. Запах усилился, девушке показалось, что он стал приторнее и слаще. Он ударил матери в нос, заставив сделать ее глубокий вдох. Содержимое, которое успело влиться в горло княгини, вырвалось золотой пыльцой и повисло у лица Чернавы.
        Ресницы Чернавы вздрогнули, кончики пальцев судорожно вцепились за край одеяла. Кожа порозовела. Женщина глубоко вздохнула, вобрав в себя всю золотую пыльцу, облаком повисшую у ее головы. Распахнула глаза.
        Неждана обрадовалась: помогает!
        Но Чернава, будто бы придя в себя на одно мгновение, снова ослабела, взгляд помутнел, улыбка, вспыхнувшая было на губах, поблекла.
        «Нужно еще!», - не раздумывая ни мгновения, она одну за другой приготовила для матери еще три больших флакончика, каждый раз удивляясь, что запах из них становится все отвратительнее. Последний она открыла, старательно отворачиваясь - из флакончика явственно пахн?ло мертвечиной. Девушка озадаченно нахмурилась - может, зелье испорчено? Она перевела взгляд на мать - Чернава погружалась в сон. Княжна решительно пододвинулась к матери, приподняла ей голову и помогла выпить еще два из трех приготовленных флаконов. От разносившегося по опочивальне запаха гниения мутило. Мать не двигалась, но после последнего выпитого флакона резко села, перевернулась на бок и задышала тяжело, хрипло. Из приоткрытого рта струйками вытекала окрашенная золотом слюна, капала на сорочку, стекала на постель, оставляя отвратительные мутно-зеленые пятна, грудь княгини сотрясалась от рвотных позывов. Лоб покрылся испариной и потемнел. Женщина задыхалась.
        - Мама!
        Неждана коснулась плеча матери, та небрежно сбросила его, отвернулась.
        Девушка с недоумением уставилась на открытый и разогретый в руках флакончик - густая жидкость сама собой обернулась в пар и, вырвавшись из горлышка, поднялась в воздух и тонкой струйкой потянулась к Чернаве. Княжна хотела развеять рукой, но тот, ловко извернувшись, снова поплыл по направлению к княгине. Та дышала все тяжелее, в комнате все отчетливее чувствовался тяжелый запах гниения. Девушка постаралась закрыть флакончик, но не тут-то было - золотистый пар выталкивал пробку, как бы сильно девушка ее не удерживала. Но что самое удивительное, так это то, что и остальное снадобье, в одно мгновение выбив пробки, вырвалось из своих емкостей и, обернувшись золотым паром, потянулось к матери. Он впитывался в нее через ноздри, приоткрытый рот, глаза, он пропитывал ею кожу и волосы. И всего, чего он касался, теряло живую свежесть, темнело на глазах и покрывалось яркими черно-бурыми пятнами.
        Неждана испугалась. Бросив склянки, она вскочила на ноги и подбежала к окну, распахнула его, впустив внутрь комнаты свежий воздух.
        Княгиню начало тошнить. Утробные стоны перемежались с отвратительными рвотными спазмами. Мутная, мерзко пахнувшая слизь фонтаном выплескивалась на постель, дорогой ковер, оставляя потеки на стенах.
        Княжна отшатнулась, вжалась в подоконник.
        - Мама… Что же я наделала?!
        Княгиня по-прежнему не узнавала свою дочь, обернулась на голос и посмотрела на нее холодно и даже враждебно - у девушки опустилось сердце. Чернава опустилась на четвереньки, развернулась к дочери. Тусклый неживой взгляд вперился в девушку, из приоткрытого рта на подбородок лилась зловонная жижа - женщина и не пыталась ее вытереть. Княгиня встала, соскользнула с кровати, и. пошатываясь, подошла вплотную к дочери. Протянула к ней худую руку с отросшими ногтевыми пластинами. Неждана пискнула и что было силы зажмурилась.
        Чернава шумно выдохнула, угрожающе зарычала.
        Княжна в ужасе распахнула глаза - за то мгновение, что у нее были закрыты глаза, княгиня стала выше ростом, ее кожа потемнела, покрылась зеленоватыми струпьями, а волосы прядями падали к босым ногам. Нижняя челюсть по-звериному выдвинулась, обнажив желтоватые клыки и воспаленные, припухшие десны. Отойдя от дочери к центру комнаты, Чернава схватилась правой рукой за резную опору для балдахина. Утробно зарычала. Когтистые пальцы побелели от напряжение, а дерево стало крошиться под пальцами женщины… или того существа, в которое она обращалась на глазах окаменевшей от ужаса дочери.
        - Сварог всемогущий, помоги!
        Княгиня запрокинула голову, из ее ввалившейся груди вырвался истошный визг, от которого содрогнулась и упала в недра Морози душа девушки - сердце на мгновение перестало биться, а тело парализовало. Грудная клетка жуткого монстра раздалась, разорвав в клочья ночную сорочку. Ткань, соскользнув с бедер, упала к ногам. Неждана осела, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать крик отвращения - вместо живота у этого существа оказался полупрозрачный пузырь, сейчас примерно наполовину заполненный мутно-зеленой слизью: она плескалась внутри, ударялась о стенки. Тощие кости ребер, едва обтянутые кожей, словно костлявые лапы придерживали его, а сквозь стенки просвечивал позвоночник. Из-за спины, с хрустом разрывая кожу на лопатках, появилась еще одна пара рук и вцепилась ими в ткань балдахина.
        Неждана заскулила:
        - Как? Почему?
        Существо, кажется, прекратило обращение, повернуло обтянутый кожей череп к княжне. Оно было сильно выше человеческого роста, с двумя парами когтистых лап, вывернутыми наподобие волчьих ногами. Из осклабившейся пасти вывалился раздвоенный язык. Круглые, лишенные век и ресниц глаза, смотрели по-звериному голодно.
        - Кто ты?
        Та, что пару мгновений назад еще была человеком, рывком сдернула ткань балдахина, с грохотом перевернула и опрокинула на пол постель. Шагнула к Неждане.
        - Нет, - девушка сделала шаг назад и уперлась спиной в подоконник.
        Она беспомощно посмотрела на жуткого зверя - тот встал на четвереньки и утробно зарычал, оскалив длинные и острые, словно сабля, клыки. Неждана запрыгнула на подоконник и выбралась на карниз. Схватившись за резной наличник, закричала:
        - Помогите!
        Никого во дворе не было - девушка, только далеко, за лесом, началась гроза - черные ленты дождя уже заполнили собой небо. От земли потянуло мертвенной сыростью. Рев за спиной заставил девушку сбросить оцепенение, оторвать руки от наличника, и, балансируя на карнизе, забраться на крышу крыльца и скатиться по столбу вниз. Оказавшись на земле, девушка бросилась в сад, укрывшись за листвой.
        Зверь выпрыгнул за ней, принюхался. По тому, как жадно двигались его ноздри, как шарил он четырьмя руками вокруг себя, Неждана поняла - это создание слепо…
        Девушка, стараясь держаться ближе к стволам деревьев, бросилась к конюшням, надеясь, что успеет добраться до Саввушки до того, как ее схватит чудовище. А еще, что конюх по привычке не расторопен и не успел расседлать коня.
        Девушка услышала, как зверь хрипло вскрикнул, за спиной послышался хруст ломавшихся деревьев. Кто-то завизжал во дворе, чудовище зарычало. Княжна бросилась к конюшням, уже не таясь, молясь лишь об одном - чтобы удача не отвернулась от нее.
        Влетев в конюшню, она нашла Саввушку под седлом. Выдохнула с облегчением:
        - Милый, как хорошо, что ты здесь… - Она торопливо погладила коня по шее. - Надеюсь, ты хоть немного успел отдохнуть.
        Она боязливо огляделась, прислушалась - по тишине за стенами конюшни было не разобрать, рядом с конюшней монстр или ушел в другую сторону, а может и вообще сбежал в лес. Поправив стремена, девушка запрыгнула в седло и прижалась к гриве. Погладила по шее. Тихонько нашептывая ласковые слова, пришпорила, направив к выходу из стойла. В этот момент крыша затрещала, на голову Нежданы посыпалась солома, глина и обломки опорных столбов. Саввушка встал на дыбы и заржал. Крыша отъехала в сторону, в образовавшуюся щель, пролезла тощая когтистая лапа с черной и плотной щетиной, стала шарить внутри.
        - Н-но! - Неждана пришпорила Саввушку и что было силы рванула наружу. Зверь, смявший крышу, словно скорлупу гнилого ореха, бросился за ними. Княжна завизжала, вцепилась в поводья. - Быстрее, Саввушка, милый! Не подведи!
        И, пришпорив коня, девушка вырвалась из здания и помчалась по тропе, удаляясь от отцовского дома.
        Часть 3. Малюта
        25
        Лесьяр слышал, как уходила ночная гостья. Он проснулся, но продолжал лежать, перевернувшись на спину и закинув за голову руки - думал. Думал, может, стоило выслушать девчонку, вдруг смог бы помочь? Когда заболели родители, он все бы отдал, чтобы их вылечить. Да и отдал - Яга дала зелье в обмен на службу, он выполнил уговор. Хотя сейчас червь сомнения ранил все сильнее - а было ли зелье, был ли у родителей шанс спастись. Раньше он не допускал даже мысли. Сейчас думал об этом почти постоянно. И раздражение на Ягу росло с каждым днем. Раздражение и злость, подпитанные недоверием.
        Лесьяр уже приподнялся на локте и спустил ноги на пол, готовый выслушать княжну и хотя бы попробовать найти подходящее средство. Но входная дверь открылась, скрипнули половицы на крыльце и девушка легко сбежала по ступеням.
        «Ну, выходит, не судьба», - вздохнул с облегчением и встал. Одернув занавеску, придирчиво осмотрел опустевший дом. Сразу заметив оставленный на столе кошель с деньгами. «Еще и монеты свои забыла», - подумал разочарованно. Надо прибрать, авось свидятся, так вернет - ему чужого не надо.
        День пролетел в суете - сперва собирал Малюту на ярмарку, собрал ему заготовленные на Золотых жилах снадобья, велел повысить цену вдвое. А на последние склянки - так и вовсе втрое. Сам снова идти отказался - все еще опасался, чего задумали мары кладбищенские, зачем слух пустили о нем. Да и со Званко не желал встречаться, все же знал старый знакомый больше того, что положено, а княжеский статус иной раз и язык не к месту развязывает.
        От того, снарядив домового и проводив его до поворотного камня, он вернулся к дому, уселся на крыльце. Мысли то и дело возвращались к Неждане. От воспоминания о встревоженном взгляде девушке, трогательной наивности, свербело под сердцем. В доме копошилась в клетке мара, Лесьяр пару раз гаркнул с крыльца - уж больно не хотелось возвращаться в дом, но плененная тварь никак не успокаивалась, гоготала и все твердила о рождении какой-то жницы.
        - Чего? - аптекарь поморщился, услышав.
        Мара сразу притихла, обвила пальцами прутья решетки:
        - Жница ложью рождена, вечно голодн? она, нет спасения в пути, если клятва на крови, - прохрипела и, растянув тонкие губы в улыбке, часто задышала, изображая сдержанный, язвительный смех.
        От этого смеха у Лесьяра побежала мурашки по спине, он уж собрался бежать за Малютой, но тот сам показался на тропинке, ведшей к дому - здоровый и вполне довольный собой и сегодняшней торговлей. Аптекарь выпрямился, медленно выдохнул, рассматривая, как слуга идет, напевая под нос песенку и сбивая прутиком лохматые головки одуванчиков. Не обращая внимание на бормотание мары, он вышел на крыльцо:
        - Все хорошо прошло?
        Малюта озадаченно округлил глаза:
        - Знатно… Три выручи тебе принес, хозяин! Бабоньки, как и говорил ты, все смели. Я рискнул двойную цену к полудню поставить, а четверную уж опосл?… Так я и то думаю, что все ж продешевил, надо было пятерную ставить…
        И широко улыбнулся.
        Лесьяр хмыкнул:
        - Ты завтра не забудь раскрыть, кто твой хозяин… Не то на этих барышах и останемся…
        Он вернулся в дом, сел за стол.
        - Давай, показывай, что наработано.
        Малюта, поставив пустую корзинку на лавку, достал кошель, положил на стол. Вытянул из-за пазухи второй кошель, тоже плотно набитый монетами. И, победно взглянув на хозяина, достал от туда же тряпицу. Развернув ее, придвинул в аптекарю - внутри оказалось жемчужное ожерелье и перстенек.
        Лесьяр с удивлением поднял глаза. Малюта многозначительно кивнул:
        - Слухи о кудеснике дошли до самого Египту… Вельможа тамошний пожаловал. Думаю, завтра не один заявится.
        - Надо бы побольше снадобья сделать.
        Лесьяр решительно встал, направился в закуток, где хранил добытую в Забытьи акханду. Крикнул из-за занавески:
        - Малюта, воск готовь да жир тащи…
        Он выставил наружу и поставил на стол корзины, заполненные склянками с золотой жидкостью, и начал их методично расставлять на столе. Красивые хрустальные флакончики, которые в прежние времена он наполнял ароматными благовониями, крохотные флакончики для нюхательных солей, грубоватые склянки для специй с простыми деревянными крышками… Он замер, посмотрел на домового:
        - Их было десять… Сейчас семь.
        Малюта вмиг посерьезнел:
        - Может, закатились куда?
        Аптекарь гаркнул:
        - Куда они могли закатиться? - с трудом взяв себя в руки и подавив плескавшийся внутри гнев, уточнил: - Ты не брал?
        Домовой отчаянно мотнул головой:
        - Нет!
        Аптекарь методично вытащил из корзины все склянки, разобрал их по видам склянок, проговаривая вслух сколько каких было и где он их собирал:
        - Десять больших у ручья, в Подоле. Трех не хватает. Флаконы собрал у окна старосты. По капельке с карниза капали. Все на месте. Вот эти, - он указал на небольшие склянки для хранения перемолотых заготовок трав, - собрал у колодца, их было семнадцать. Четырех не хватает…
        - Может, ты больше заготовил, да я продал сегодня? - предположил, впрочем, совсем неуверенно, домовой.
        Лесьяр даже не стал на него сердиться, только в задумчивости покачал головой.
        - Это она их взяла, - он вспомнил, как блестела акханда, как гостья заметила свет из-за занавески, и ему пришлось встать и задернуть полог. И княжна заметила это - он понял по глазам. И, получив от него отказ, не нашла ничего лучше, чем взять без спроса…Оставив деньги на столе. - Зараза…
        Мара, все это время слушавшая их разговор, тихо засмеялась, но поперхнулась смехом, едва Лесьяр взглянул на нее. Он шумно втянул носом воздух, пытаясь успокоить гнев, развернулся к притихшей маре:
        - Что будет, если дать человеку эту вашу акханду?
        - Сме-ерть… - мара лукаво осклабилась. Когда Лесьяр уже почти отвернулся от нее, добавила: - Смерть лучше.
        - Что ты сказала? Смерть лучше?
        Мара захохотала, нечеловеческий, пробирающий до костей хохот словно парализовал аптекаря - вот что задумали эти твари: сперва они пустили слух, что на ярмарку явится искусный маг с чудодейственным средством, подослали княжескую дочку, заморочив ей голову, и убили княгиню тем средством, которое вроде как придумал таинственный маг, то есть он. Все видели Малюту, утром начнется сыск, а может уже и сейчас начался. И тогда его ждут тюрьма и виселица. Последнее - по княжеской милости, если ночная гостья права и князь Олег на самом деле хотел избавиться от жены. А вот если не хотел… тогда умирать Лесьяр будет долго и мучительно… и смерть покажется ему избавлением.
        - Надо собираться, - бросил Малюте: что бы не случилось, гнев княжеский лучше переждать в стороне.
        Он замер, услышав короткий вскрик и последовавший за ним жуткий грохот у калитки - на двор, перекошенная от страха, промокшая насквозь, ввалилась ночная гостья. Задыхаясь от быстрого бега, она повисла на калитке, сорвав ее с петель. Обессиленная, упала на колени и подняла руку в мольбе.
        - Помоги!
        26
        Званко с трудом скрыл разочарование, когда князь Олег отправил его с Нежданой за покупками. Он и гребень тот достал, чтоб княжна разобиделась, да глупость сделала - убежала, а может и еще чего похлеще. Но девица оказалась остра на язык да сдержанна. Отвадила его подарок спокойно. Вот и пришлось княжичу за ней плестись вдоль торговых рядов.
        - Что, не люб тебе? - спросил, когда они поравнялись с первыми торговыми рядами и смешались с толпой, а ярмарочная толчея позволила ему прикоснуться к девушке и склониться над ее ухом.
        Неждана полоснула по нему взглядом, выдернула локоть:
        - А коли скажу, что не люб, то что сделаешь? Отстанешь?
        Нехороший разговор получался. Званко посмотрел вдаль, на аптечные ряды, к ним стекалось все больше люда. Навстречу, уже поднимаясь от аптекарских рядов, шли три молоденькие женщины.
        - То просто чудо! - причитала, закатывая глаза, та, что шла по центре, в красном платке с ярко-синими петухами. - Говорю ж - чудодейство какое-то…
        Ее подружки то и дело забегали вперед, осматривали ее, восхищенно цокали языками. Званко прислушался.
        - В самом деле, будто пять али семь годков скинула.
        У женщины в красном платке от смущения порозовели щеки.
        - Говорю, девкой так хороша не была…
        Званко затаил дыхание, молясь только о том, чтобы княжна не заговорила, чтобы не отвлекла от подслушанного разговора.
        - А где ты мазь-то энту нашла? Можешь сказать толком?
        Женщина в красном платке махнула в сторону аптекарских рядов:
        - У травников, говорю ж… Крайний шатер, неприметный такой. Под навесом еще полынь да лаванда висят пучками. Торговец низенький такой, неприметный мужичок, не из наших…
        - Приезжий?! - с каким-то особым чувством отозвались подружки.
        И тут:
        - А гребень ты тот где купил? - спросила княжна, задумчиво играя лентами вплетенными в косу.
        Княжич растерялся, не сразу сообразив, о чем говорил Неждана, показал рукой:
        - Да вон там, у купца ереванского. - А сам запомнил: «Крайний шатер, неприметный, с пучками лаванды и полыни».
        Он особенно обрадовался, когда Неждана побежала к каруселям - там было проще затеряться. Званко специально приотстал, позволив девушке смешаться с толпой, покрутился еще и, юркнул к аптекарским рядам. Там, притаившись, он наблюдал за девушками и женщинами постарше, которые ручейком стремились к шатру с лавандой под кровлей. Они толпились, шумно спорили, и за их спинами не представлялось возможным разглядеть хозяина товара, наделавшего столько шума на ярмарки. Только когда все разошлись и у лотка оставалась одна покупательница, он смог рассмотреть того, кто стоял за прилавком.
        Это было странное, неуклюжее создание, ростом чуть выше ребенка, но со вполне взрослым лицом. Лохматые волосы, кафтан не по размеру, шапка нахлобучена на макушку. Но сомнений не было - это был тот самый недорослик, что поил его отварами в доме Лесьяра.
        «Не может быть»…
        Он хотел проследить за ним, но вовремя успел заметить, как навстречу, появившись буквально из-под земли, бежала княжна. Сгорбившись. Княжич отвернулся и отошел в тень Тайных рядов - девушка пробежала мимо так стремительно, что Званко подумал, не его ли она ищет. Но нет - девушка, то и дело придерживая шаг, следила за недоросликом, что торговал чудодейственными мазями, от которых местные красавицы становились краше и моложе прямо на глазах.
        Он окликнул ее за ярмарочными рядами, сразу после того, как княжна купила ленту и рассеянно спрятала ее в сумку. Окликнул:
        - Неждана! А я уже думал, ты домой ушла.
        Девушке не удалось скрыть разочарование и испуг, она то и дело оглядывалась по сторонам в поисках причины, как бы ей снова избавиться от княжича.
        - Собиралась.
        Это забавляло Званко - в отличие от Нежданы, он встал так, чтобы видеть передвижения недорослика, да и не сильно переживал, если его потеряет - где его искать он знал. Чего не скажешь о княжне. Дразня девушку, предложил:
        - Ну, так пошли вместе. Чай, так веселее будет! - он наивно широко улыбнулся.
        Девушка покраснела:
        - Не стоит. - Именно в этот момент она придумала, как избавиться на назойливого парня, просияла: - В девичьи дела парню не след лезть, неужто и о том тебе не говорили?
        Званко старательно разыграл недоумение и озабоченность:
        - Ну, князь велел присматривать за тобой… - покосился на мелькавшую между зеваками шапку недорослика, аптекарского слуги - тот уже почти скрылся у кустов. Заметила это и Неждана, заторопилась:
        - А ты и присматривай. Ты тут подожди, а я быстро - ленту только отнесу и вернусь…
        И не дожидаясь ответа княжича, стремглав бросилась вниз по склону, к опушке, к тому самому месту, где в последний раз мелькнула неказистая шапка аптекарского слуги. Званко хотел было проследить за княжной, но прикинул, что народу там не много, оглянется - решит, что не поверил, что следил за ней. Еще князю нажалуется. А Званко это было ни к чему. Да и понимал он, что, скорее всего, едва спрятавшись от любопытный взглядов горожан, недорослик скажет заветное слово, да растает в тени, за один миг переместившись в дом Лесьяра.
        Потоптавшись еще немного, он вернулся на ярмарку, поглядел на петушиные бои, забавы горожан и, окончательно заскучав, вернулся в княжеский терем.
        Неждана еще не появилась.
        «Ну, посидим, посмотрим», - устроившись в тени, он продолжал ждать еще какое-то время. Видел, как вернулась домой княжна - судя по сгорбленной спине - не солоно хлебавши, усмехнулся: он-то до недорослика доберется, дай только срок.
        27
        - Помоги! - княжна, казалось, была не в себе.
        Лесьяр и подоспевший к нему на помощь Малюта помогли ей дойти до дома, усадили за стол. Пока Малюта суетился с водой - напоить девушку, аптекарь пытался взять в толк, о чем она говорит.
        - Я не знаю, как… Но она… Сварог всемогущий, как страшно, - она вцепилась в поданный домовым ковш. Припав к ней губами, жадно пила, обливаясь и захлебываясь.
        Малюта и Лесьяр, наблюдая за ней, только настороженно переглядывались. Когда девушка напилась, домовой принял у нее из рук ковш, отметив как дрожат руки гостьи, многозначительно поднял бровь и вздохнул, кивнув хозяину.
        - Ну, теперь скажешь? - тот нетерпеливо поторопил гостью. - Что приключилось с тобой?
        Девушка твердо посмотрела на него, сжала кулаки так, что побелели костяшки худеньких пальцев. Лесьяр хмурился в ожидании. Не дождавшись спросил строго:
        - Ты зачем золотые жилы украла?
        Княжна в одно мгновение перестала дрожать, отпрянула. Глаза у нее округлились, щеки и шея покрылись красными пятнами, в глазах промелькнуло и тут же погасло смятение, сменившись решимостью - то, что ее разгадали так быстро было ей даже на руку.
        - Жилы? Так вот что это было? - Она медленно, будто через силу, втянула носом воздух. - И не украла я, оставила плату.
        Они одновременно, не сговариваясь, посмотрели на все еще лежавший на столе кошелек. Княжна напомнила:
        - Я просила о помощи. Ты отказал. Я взяла то, что должно было помочь…Совсем немного.
        - Семь флаконов, - отметил Лесьяр и приподнял бровь. - Это немного по-твоему? Хорош? княжна…
        Неждана кивнула, соглашаясь:
        - Семь флаконов, все так. Но я заплатила за них с лихвой!
        Аптекарь потемнел лицом, ноздри хватали воздух, взгляд стал жестким, раздраженным. Он терял терпение, был зол и едва сдерживал себя, чтобы не схватить девчонку и, не церемонясь, вытрясти из нее всю правду.
        - Ты их кому-то отдала?
        Девушка сперва покачала головой, потом кивнула, отозвавшись:
        - Я напоила ими маму.
        - Напоила? - Лесьяр недоверчиво скривился: он помнил, как золотые нити никак не превращались в жидкость и выпить их было невозможно. Он озадаченно стал ждать ответа.
        Девушка кивнула.
        - Да… Только. Я ждала, что ей станет лучше, ей вроде бы и стало лучше, она встала. А потом…
        Княжна замолчала, не желая воскрешать в памяти то, что произошло позднее. Аптекарь, между тем склонился к Неждане, прошептал настойчиво.
        - И?
        Девушка кусала губы и отводила взгляд - в груди юноши, на мгновение отключив разум, вспыхнула ярость.
        - И?! - он схватил девушку за плечи, встряхнул ее.
        Домовой возник рядом, положил руку на плечо хозяина - и будто забрал часть его гнева, принял на себя - взгляд юноши стал светлее, руки разжались. Перепуганная девушка пролепетала:
        - И эта золотая жидкость превратилась в дым, и мама вдохнула его. И даже те склянки, что были запечатаны, они открылись… сами. А жидкость внутри тоже обратилась в дым… И тоже… к маме.
        По неровной, сбивчивой речи Лесьяр понимал, что они подходят к главному, именно оно привело девушку в его дом с повинной головой. Он даже в глубине души примерно понимал, что там случилось: княгине стало плохо, мара предупреждала, что чистой акханду употреблять нельзя. Он сам видел, что происходило с жуками и букашками, над которыми он ставил опыты накануне - все они погибли, в мучениях обратились в прах. Проводить опыты над живыми людьми он не смог (или просто не успел), а тут само провидение помогло ему узнать.
        - Дальше! Что было дальше? - проигнорировав на этот раз предупреждение домового, он схватил девушку за руку, сдавил запястье.
        Девушка смотрела на него остекленевшими от ужаса глазами - присмотреться, и можно было увидеть на их дне то, что она пережила.
        - Сперва она стала задыхаться, потом ее рвало, а потом… Она превратилась в какого-то жуткого зверя. - Девушка зажмурилась, прогоняя от себя видение матери, но аптекарь сжал запястье еще сильнее, заставив девушку очнуться и заговорить быстро-быстро, захлебываясь собственным страхом, таким живым и реальным.
        Только когда она замолчала, обессиленно опустив голову на грудь, Лесьяр отпустил ее руку - на запястье остались сине-красные кровоподтёки от его пальцев. Аптекарь смотрел в пустоту:
        - Значит, если использовать ее в чистом виде, то человек обращается в мару…
        За его спиной рассыпался сухой, будто горох, смех.
        - Это Жница.
        Лесьяр обернулся - в углу к их разговору внимательно прислушивалась плененная мара. Переспросил:
        - Жница?
        - Мать всех мар, вечно голодная нежить, которая не успокоится, пока не уничтожит самую свою суть. - Пленница тихо смеялась, ее глаза загорались все ярче, шепот становился все мстительнее: - Она всех вас убьет… Она идет сюда, я чувствую ее запах. Запах свежей плоти, еще липкой и пропитанной горячей человеческой кровью.
        Аптекарь посмотрел на Неждану:
        - Это правда? Эта тварь идет сюда?
        Девушка всхлипнула:
        - Я не знаю… Я почти загнала Саввушку, убегая от нее, - в ушах все еще стояло душное дыхание жницы, ее рык, хруст веток и сломанных стволов молоденьких берез и тяжелый бег жуткого монстра за спиной.
        Аптекарь перевел взгляд на домового:
        - Надо убираться….
        Мара истерически захохотала:
        - От Жницы не убежать! Она вышла на охоту…
        Но юношу было так просто не испугать, он решительно засобирался, бросил небрежно:
        - Это мы еще посмотрим. - Он направился к полкам со снадобьями, сгребая их без разбора, запечатывая тайным словом то, что не умещалось с собой - склянки исчезали с полок, оставляя за собой ветхую паутину и пыль. За всем этим он вернется позднее, когда станет безопасно. В том числе за собранной акхандой. Поставив на стол старую деревянную шкатулку с металлическим ободом, скомандовал домовому: - Забирайся, переезжаем.
        Малюта кивнул, но сперва бросился собирать сухари, воду в дорогу, бросая все в заплечные мешки - по одному для княжны с аптекарем, отсыпав в кулек и сунув в мешок девушки чуть больше кореньев и целую головку пережженного сахара, пристроил в него вяленого мяса. Огниво убрал Лесьяру.
        Их торопливые сборы под хохот и шипение мары внезапно замерли - на тянувшейся вдоль оврага тропе послышался шум. Малюта и Лесьяр переглянулись. Домовой, прикрыв глаза и, вобрав в себя воздух, будто попробовав его на вкус, прошептал:
        - Чужие, Лесьяр… из города. Конные, семеро.
        Лесьяр побледнел:
        - Быстрее!.. Малюта, живо в шкатулку!
        Схватив то, что уже было готово, Лесьяр взял Неждану под локоть, увлекая за собой к выходу и одновременно натягивая на плечи кафтан, мешок и наматывая вокруг плеч капюшон.
        - Я задержу их, - Малюта остановился посреди дома, в глазах плескался страх пополам с надеждой. - Коли увидят они, что дом пуст, что ни тебя, ни меня нет, сразу поймут, что ты виновен в смерти княгини. И не сдобровать тебе. А я скажу, мол, в лесу ты, на заимке. Мне они ничего не сделают. А ты к Яге сходи… Эти твари из кощьего царства - по ее части.
        Мара захихикала, что-то забормотала, но неразборчиво.
        - Я вернусь за тобой, - Лесьяр мрачно кивнул - топот лошадей становился все ближе, времени на раздумья не оставалось. Зато он вовремя вспомнил о своей пленнице. Ринулся к маре, схватил клетку и снял с крючка. Опрокинув, вытряхнул мару в короб, щедро сдобрив его крышку поваренной солью: - А вот тебя тут точно никто чужой не должен видеть.
        Кивнул княжне - та, прижав кулаки к груди, наблюдала за его приготовлениями и глаза ее все больше округлялись. Он протянул ей руку:
        - Ты идешь? - спросил, выводя ее из оцепенения. - Или желаешь предстать перед княжьим судом за убийство матери?
        Его узкая ладонь в ссадинах и ожогах подрагивала от напряжения.
        - Ну же!
        Девушка вложила свои пальцы в его руку, и тут же была с силой выдернута на крыльцо.
        Увлекаемая стремительным аптекарем, она спрыгнула с крыльца, спотыкаясь о камни и обивая носки сапог, юркнула в ближайшие кусты. Не разбирая дороги, она бежала за юношей до ломоты под ребрами, до ряби в глазах - видела только его спину и темнеющий лес, слышала голоса за спиной - где-то там, где была калитка к дому мага, но все звуки быстро остались позади.
        - Не могу больше, - девушка рухнула на колени.
        Лесьяр - так назвал аптекаря домовой, как слышала Неждана - несколько шагов протащил ее за собой, выпустил руку и с раздражением отметил:
        - Бежать надо.
        Княжна подняла вверх указательный палец:
        - Я больше не могу и шага ступить. Мгновение, прошу…
        Лесьяр застыл рядом. Напряженно вытянувшись, вслушался в лесные шорохи. Откуда-то потянуло дымом, над кронами поднялась сперва тонкая, затем густая струйка дыма. Примерно там, где стоял его дом. Сердце сжалось от тоски и догадки. Резко выдохнул, отошел от девушки и, прислонившись спиной к старенькой березке, скрестил руки на груди: Малюта прав - единственный, кто может знать, что делать с жницей - Яга. Только не станет она ему просто так помогать, да и он ни за что не пойдет к ней в услужение. В голове стало муторно, перед глазами потемнело. Лесные запахи исчезли, уступив чужим, незнакомым, приторно-сладким до тошноты, до одури. Бросило в холодный пот. В коленях появилась слабость, а между лопаток холодным покрывалом пролегла испарина.
        «Что это?», - аптекарь медленно опустился на землю, пытаясь унять дрожь - руки перестали слушаться, к горлу подступила тревога, сковав дыхание и вытравив все мысли. В этой вязкой, прогорклой тишине он потянулся к фляжке с водой. Сорвал ее с пояса, рывком откупорил крышку. Сделал небольшой глоток, чтобы смочить горло и выровнять дыхание. Собранная Малютой вода смыла муть из головы, заставила мысли проясниться. Взгляд снова отчетливо улавливал очертания знакомого леса, тропинки. Нос - улавливал знакомые запахи, а сердце билось ровнее. Он задержался взглядом на скрючившейся у пенька и тяжело дышавшей княжны - вот уж кому в самом деле плохо.
        - На, испей, лучше станет, - он протянул ей фляжку. Зарукавье чуть сместилось, оголив голую кожу под браслетом - на ней аптекарь обнаружил пятно. Темно коричневое, с бордовой воспалившейся каймой вокруг темного волдыря, оно нещадно саднило и источало тот самый тошнотворно-сладкий запах гниения.
        Одернув руку, он бросил фляжку княжне, отвернувшись, посмотрел на рану ближе. Но той не оказалось. «Померещилось?», - аптекарь озадаченно изучал то место, где только что видел рану.
        - Акханда убьет тебя, я предупреждала, - прошептала мара из короба.
        Лесьяр сердито покосился на нее, губы растянулись в снисходительной усмешке:
        - Коли каждой твари верить, то до утра не доживешь…
        - А сейчас, думаешь, доживешь? - мара хмыкнула.
        Лесьяр и сам не знал, но сдаваться не собирался. Прикинув, сколько времени еще надо идти до дома Яги, он посмотрел на вершину росшего неподалеку дуба - старого и разлапистого, с богатой кроной. Поднявшись, подошел к нему, сбросил с плеч заплечный мешок, бросил тут же, в траву. Неждана, отпив немного из предложенной аптекарем фляжки, наблюдала за ним и медленно приходила в себя - ее тоже привлек запах гари, который ничего хорошего не нес. Сырость глухого леса, аромат сухого ельника и грибов.
        - Ты что делаешь? - спросила, сев, наконец, и подобрав под себя ноги.
        Лесьяр ее вопроса будто не услышал. Подхватив корзину с марой, забросил ее на плечо, а сам, подпрыгнув, зацепился руками за нижнюю ветку. Подтянулся. Закинул правую ногу на ветку, подобрался. Осторожно встал ногами у основаниями ветки, забрался выше. Потом еще и еще раз, пока не оказался почти у самой маковки. Там, на гибкой и неустойчивой ветке он оставил клетку с марой, закрепил ее так, чтобы не перевернулась, а на плоскую крышку насыпал пригоршню соли. Хлопнув ладонью по стене, предупредил пленницу:
        - Будешь вертеться и дергаться, соль просыплется сквозь прутья и тебя насквозь прожжет, сваришься в ней заживо, поняла? - и словно в доказательство своих слов, чуть качнул корзину - несколько кристалликов соли, пробиваясь сквозь плетение, посыпались внутрь - мара завизжала, неистово забилась внутри. - Не говори, что я не предупреждал.
        И, оставив в таком положении пленницу, ловко спустился вниз. Там его ждала княжна - девушка уже поднялась на ноги, поправила заплечный мешок:
        - Зачем это? - кивнув на короб, спрятанный между ветками, вернула ему фляжку.
        Аптекарь отряхнул руки, оправил рубаху и зарукавья, натянул на голову сползший на плечи капюшон. Взял фляжку и закрепил ее на поясе. Пробормотал с холодной ухмылкой:
        - Жалко ее? Она б тебя не пожалела…
        Девушка отвела взгляд - с кладбищенскими марами она не сталкивалась и знала об этих тварях слишком мало, чтобы осуждать Лесьяра.
        - Я про то, зачем на дерево посадил… - девушку знобило, лихорадочный румянец сошел, оставив на щеках девушки мертвенную бледность. Пытаясь унять дрожь, она обхватила себя за плечи.
        Лесьяр подобрал дорожный мешок, нацепил на плечи. Второй, который несла Неждана, подумав, тоже надел себе на спину.
        - Внутри, - он указал пальцем на клетку, пояснил отрывисто: - мара кладбищенская. Вся ее сила - на земле. Чем выше, тем слабее она. А соль на крышке, чтобы не вздумала опрокинуться с ветки, да и сестер не звала… Все, пойдем, времени нет, того и гляди нагонят нас…
        28
        Званко лишь наутро узнал о побеге Нежданы.
        - Что? - схватил слугу, принесшему странную весть за локоть. - Как пропала?
        - А так, княжич, служанка ее, Леся, утром пришла в опочивальню. А княжны и след простыл. Ложе неприбранно, вещи разбросаны, а самой княжны нет…
        - Так может, похищена?
        Слуга пожал плечами:
        - Так и Саввушки нет, коня ее.
        Князь Олег лютовал во дворе, распекал нерадивых конюхов за то, что про коня не сказали, что княжну упустили, что теремной дворец не стерегут, а служанку Лесю - что хозяйку упустила, проспала. Он метался по двору, кого бил плетью, кому раздавал оплеухи. Из глаз его сыпались молнии.
        Завидев Званко, гаркнул:
        - А ты, княжич, чего на крыльце мнешься, словно кляча голодная? - он дождался, пока Званко подойдет вплотную, крепко взял юношу за плечи, словно железными ободьями сковал, отвел в сторону. - Ну, сказывай!
        Званко озадаченно вскинул голову:
        - О чем? Я не знаю, куда Неждана делась.
        - В это верю… А вот куда она могла деться тебе вполне по силам догадаться… Припоминай, о чем вчера толковали на ярмарке, кого видели? - князь развернул юношу перед собой, положил руки на плечи, будто опасаясь, что тот сбежит.
        Званко покосился на руки Олега, вздохнул, прикидывая, что стоит говорить князю, а о чем стоит умолчать:
        - Да ничего особенного, пустая болтовня. На каруселях катались. Пряники ели. Потом Неждана ленту купила, сказала, подруге отнести надо. Меня ждать оставила, велела не идти за ней. Я ждал-ждал, не дождался, решил, разминулись, вернулся в терем. Неждана почти следом за мной и явилась. Задумчивая очень, я не стал тревожить, думал утром поговорить…
        Олег задумался.
        - Подруга… Какая у нее тут подруга может быть, ежели она в Аркаим раз в год приезжает, на Ярмарку? - он огляделся, крикнул Лесю, подозвал к себе: - Ты скажи, о какой подруге княжна с вечера говорила?
        Служанка полоснула княжича взглядом - мол, что он там натрепал князю, отозвалась:
        - Да не говорила она ни о какой подруге…
        - А кто здесь мог быть? Ну, из дома, например? Из старых знакомцев?
        Леся насупилась, вспоминая:
        - Да никого, княже. Я об том не ведаю. А ведала бы сразу и сказала, - она еще раз сердито покосилась на Званко.
        Олег вздохнул:
        - Ладно, ступай… - И тут же повернулся к княжичу. - Вот что, бери-ка ты дружину, самых верных ребят, человек пять-шесть, и поищи окрест. По домам, по шатрам посмотри, поищи следы Нежданы. Только спрашивай осторожно, понял? Нам лишних вопросов не надобно!
        Званко кивнул - ему самому не терпелось скорее проверить свою догадку и заглянуть в дом аптекаря. Не зная тайных троп от Аркаима до него - три часа пути. Самое время сбираться, чтобы ночь в дороге не застала.
        29
        Малюта каким-то звериным чутьем понял - не с добром мчатся всадники. В его сердце отдавалась злость, с которой кони топтали копытами полевые травы, сила, с которой седоки били своих коней по взмыленным крупам, пришпоривали, оставляя кровавые рубцы на крутых боках.
        Ветер доносил до его чуткого уха обрывки фраз с улюлюканьем.
        - Чужие, Лесьяр… из города. Конные, семеро, - прошептал.
        Хозяин все понял, подхватился:
        - Быстрее!.. Малюта, живо в шкатулку!
        Домовой коротко взглянул на распахнутое нутро простой деревянной шкатулки, какую когда-то высек из молодой сосны Лесьяр, приговаривая слова заветные, да чертя узоры особые. Без нее Малюта не может покинуть дом и остаться с хозяином. Без нее он станет скитальцем, примкнув к презренным марам.
        - Я задержу их, - решил. Потому что другого выхода не видел.
        Лесьяр, может, и поспорил бы, не будь у него за спиной перепуганной княжны, да не расскажи она о пробужденной Жнице. Но шкатулку оставил. Как знак, что вернется. Что домовой Малюта - не сирота бездомная.
        Вздохнув и притворив за бежавшим хозяином и его гостьей дверь, домовой припрятал шкатулку, рассыпал на столе муку, перепачкал ею лицо, будто возился с тестом. Приготовил крынку с молоком.
        На дворе послышался топот, кто-то взбежал на крыльцо и, с ноги, не потрудившись постучать, выбил дверь. Малюта, как был, с растопыренными пальцами, перепачканными тестом, выпрямился и застыл, с настороженным любопытством разглядывая незваных гостей.
        - Ты… - услышал.
        На пороге, раскрасневшийся от скачки, с прилипшими ко лбу светлыми прядями и горящим враждой взглядом, стоял княжич Званко.
        - Я, - просто признался Малюта и почесал под носом - на и без того перепачканной физиономии остался свежий след еще жидкого теста.
        Он хотел было сказать заготовленную фразу, мол, хозяина нет, на дальней заимке, будет к вечеру послезавтрашнего дня, ежели надо, мол, тогда и приходите, но не успел - слова застряли в горле, а самого домового подбросило вверх, прижало к перепачканному мукой и тестом столу. Руки больно заломило.
        - Говори! - орал за спиной княжич. - Где снадобья, заготовленные твоим хозяином?!
        И, не дожидаясь ответа, словно домовой удумал перечить, схватил за шиворот, перевернул лицом к себе и ударил наотмашь по лицу - на щеке Малюты загорелся след княжеской печати. Малюта застонал и рухнул на пол, перевернув себе на голову муку и заведенное в тазу тесто. Скорлупа разбитых яиц рассыпалась по полу, укатилась под лавку - Малюта автоматически приметил, чтобы потом убрать.
        - Да побойся Сварога, княжич, - пробормотал, вытирая кровь с разбитой губы, - вот же все снадобья. - Он кивнул на расставленные по полкам и не припрятанные Лесьяром склянки, которые ворвавшиеся следом за Званко дружинники сгребали на пол.
        Домовой с недоумением смотрел, как рассыпаются, смешиваются с пылью целебные мази, отвары, чудодейственные снадобья, рецепты которых Лесьяр годами собирал и высчитывал. Слышал, как с шелестом или тихой песней из них улетучивается накопленная магия и рассыпается волшба. С удивлением поднял глаза на Званко - по злобному оскалу молодого человека понял, что тот определенно, он пришел не за снадобьями. Словно в подтверждение его догадки, княжич схватил домового за грудки, заставил подняться на ноги и, приблизив к своем лицу, прошептал горячо, исступленно:
        - Мне нужно то снадобье, которым ты голову морочил на ярмарке.
        Малюта сглотнул:
        - Так неужто не сказал бы тебе, коли б ты спросил? Неужто громить надобно все?
        - Я сам разберусь, что нужно. Где товар?!
        - Так распродан весь… - Малюта развел руками. - Ты б пораньше засуетился, может, и тебе бы досталось снадобье. Глядишь, по старой дружбе хозяин и скидку бы тебе сделал…
        Княжич, озверев, с такой силой тряхнул домового, что у того в глазах потемнело и искры золотой крупой посыпались из глаз. Швырнул к стене - Малюта ударился плечом о стену, скатился по ней и больно опрокинулся на лавку. Застонал. Попробовал встать, да не успел - дружинники подхватили его под локти, скрутили руки за спиной. Остальные продолжали методично переворачивать дом вверх дном, рушить полки, разбивать склянки, глиняную посуду и с таким трепетом собранные Лесьяром ступки и весы, топтались по осколкам - зло, намеренно превращая их в мелкое крошево.
        - Да что ж ты творишь, княжич, - домовой сплюнул на дощатый пол кровь вместе с парой выбитых зубов, язык заплетался от боли и обиды, из гортани вырывался хрип. - За что?
        Княжич подошел к нему, схватив за волосы, резко потянул вверх. Процедил в лицо:
        - Ты еще, тварь безбожная, учить меня станешь? Дрянь свою княжне Неждане продавал?
        При упоминании дочери князя, Малюта не смог сдержать улыбку:
        - Снадобьями молодильными все больше постарше бабоньки интересуются, княжич. Неждана наша больно молода для них…
        Званко больно дернул его за волосы. едва не вырвав из них клок:
        - Я спрашиваю: продавал или нет?!
        - Нет!
        - Зачем Неждана тебя искала? Зачем следовала за тобой?
        Малюта, не моргнув, солгал - то, что творили на его глазах с его домом, давало ему право не только на это:
        - Не знаю, о чем ты, княжич. - Он чувствовал, как связь между ним и хозяином тает - тот ушел достаточно далеко, пересек водную преграду. Выдохнул с облегчением. - Не видел я нашу княжну…
        Званко его ответ озадачил, в глазах промелькнуло сомнение - домовой понял, что тронул нужные струны, запричитал:
        - Клянусь, не говорил я с княжной, не ведаю ничего…
        - А хозяин твой? - спросил Званко, уже без прежней уверенности.
        - А ему-то с чего?! - Малюта вытаращился. - Он на ярмарку и не ходит, меня отправляет. А сам тут травами да заготовками занимался. Он ведь маг, не чета мне…
        Княжич, потяну волосы Малюты еще сильнее, склонился к нему и выдохнул в лицо:
        - Лесьяр - тот тайный маг, о котором твердит вся округа? - он пристально вглядывался в черты домового, пытаясь прочитать смятение, неловкость, ложь - любой знак, который позволил бы ему догадаться. - Ну! Говори!
        Малюта очень натурально расплакался, забрызгав княжича слюной:
        - У-у, не ведаю ничего! - завыл он. - Отпусти, княжич! Хозяин много добра всем делает, от хвори спасает, от смертной муки… Чудеса иной раз творит, о том тебе лучше многих известно…
        Званко не позволил ему закончить, ударил по щеке, выпрямился и заставил себя перевести дыхание. Окинул взглядом разгромленный дом аптекаря - перевернутые корзины, разрубленную, разбитую и растоптанную утварь. Вдохнул горьковато-сладкий аромат трав, меда и сырой глины. Ничего не говорило о том, что молва не ошиблась. Щелкнул пальцами - хватка дружинников ослабла, Малюта смог выдохнуть и в свою очередь оглядеться, с горечью понимая, сколько труда погублено. Посмотрел на княжича с осуждением. Княжич отошел от него, в задумчивости замер. Трое дружинников, обшаривавших дом аптекаря доложили:
        - Нет ничего княжич.
        В этот момент на крыльце раздались торопливые шаги, в дом вбежал еще один дружинник - домовой сразу понял, что дело неладное. Вбежавший крикнул:
        - Княжич! Совсем свежие, пешие следы нашли, в сторону леса тянутся… не больше часа оставлены! Один мужской, один детский или женский.
        На лице Званко расплылась холодная усмешка, он повернулся к зажатому между двух дружинников домового, проговорил:
        - Значит, не видел-не знаешь…
        Домовой растерялся, пробормотал:
        - Княжич, я…
        Княжич раздраженно вскинул руку, велев ему замолчать. Бросил остальным:
        - В погоню!
        - А с уродцем этим что? С собой брать? - один из воинов кивнул на притихшего домового.
        Званко оценивающе на его посмотрел:
        - А зачем он нам?.. - и, окинув разгромленный дом своего спасителя, брезгливо бросил: - Жгите…
        - Княжич! - Малюта бросился в ноги, но получил сапогом в лицо, взвыл от боли и, скрбчившись, откатился под лавку.
        - Пшел вон, тварь!
        Когда, вздыхая и вытирая с лица кровь, выбрался из-под лавки, дружинники уже вышли и подперли снаружи дверь. Сверху, от крыши потянуло знакомо едким и злым, сизые ручейки занимавшегося пожара потянулись внутрь дома, стекая по стенам. Малюта прикрыл нос и рот рукавом, прислушался - всадники запрыгивали на коней, стремительно удалялись от подожжённого ими дома. Домовой встал на четвереньки, огляделся.
        - Ты стелись по долам огонь-ботюшка, не губи мою душеньку, не трепи злыми в?трами мою с?дьбушку…
        Найдя в ворохе черепков и разбитой посуды оставленную Лесьяром шкатулку, оттащил ее к погребу, сбросил вниз. Когда забирался внутрь, успел заметить, как оранжевые языки уже вовсю лизали стены, а пламя, разгораясь, начинало гудеть зло и голодно - не услышав его просьб.
        Вздохнув и притворив за собой дверь в погреб, домовой прикрыл глаза, представил себя размером с горошинку, и укрылся крышкой шкатулки, надеясь лишь на то, что поставленная недавно защита не подведет, и огонь не пройдет через границу жити и нежити, а Лесьяру удастся добраться до реки и Мертвого леса раньше, чем его настигнет разъяренный княжич.
        «Ох, говорила мара, предупреждала. Не послушал Лесьяр, беду накликал», - посетовал Малюта.
        30
        Уже с опушки заметили, на сколько темнее и глуше стал лес. А, как пересекли вброд мелководную речку с мутными, словно кисель, водами, так сухие еловые ветки стали укрывать землю плотным ковром, скрадывавшим звуки шагов и скрип веток. Совы, обычные хранительницы этих мест, сонно помалкивали, будто не желая спугнуть добычу, поглядывали с вершин желто-зелеными глазищами и печально ухали. Тогда лес вздыхал вместе с ними. Здесь не водились звери. Даже волки обходили эти тропы стороной, опасаясь расставленных Ягой капканов. А их тут было немало - Неждана то тут, то там видела остовы раззявленных пастий, отточенные колья, торчащие из оврагов и ям, силки да подвешенные клети. Попади в такую - век не выберешься, станешь добычей воронов да мошкары: о своих слугах Яга заботилась.
        Княжна с опаской поглядывала на Лесьяра - тот шел по тропе уверенно, особо не поглядывая по сторонам и не таясь. Будто знал здесь каждый кустик и каждую ловушку сам ставил. «А может и вправду сам», - мелькнуло в голове, она ведь его совсем не знала. Только один раз, уже на подступах к дому Яги, он резко остановился и велел остановиться и княжне.
        Присев на корточки, он потянул вверх тонкую витую медную проволоку - та соединяла два ближайших куста. Не выпуская перетяжку из рук, он осторожно продвинулся к одному из кустов, который оказался ближе, и заглянул под него.
        - Что-то новенькое, - усмехнулся: Яга поставила завесу. Перейди через нее и не увидишь ее дом, хоть рукой трогай, хоть носом сырую землю рой.
        Аптекарь указал княжне идти в обход, за кустами, а проволоку уложил на тропу и присыпал сухим ельником, как было.
        Неждана обошла тропу, как велел Лесьяр, остановилась - на круглое, словно блюдце поляне, опоясанной по краям черными обугленными волшбой кустарниками, стояла, опираясь на срубленные до середины старые березы, домовина. Корневища вылезли и торчали по сторонам подобно когтистым лапам, светлая когда-то кора потемнела и обсыпалась, напоминая теперь струпья. Обычная домовина, в каких хранили пепел усопших. Человек в ней никак не мог поместиться - размером она была чуть меньше ведра.
        - Что замерла? - Лесьяр встал рядом.
        Девушка подняла на него удивленный взгляд:
        - А где?..
        - Дом Яги? Так ты смотришь на него, - он уверенно кивнул на домовину.
        Будто узнав его голос, домовина качнулась. Из единственного оконца, в которое обычно и закладывали прах, потянулся черный дымок. Сперва тоненькая, пахнущая золой и звенящая струйка, затем толще и жирнее, мясистее, она тянулась, будто палец слепца, то вниз, то в бок, пока не вытекла к подножию домовины. Из темного облака шагнула навстречу грязная и неопрятная старуха. Седые патлы торчали из-под сбившегося на затылок, истлевшего и изъеденного молью платка, бусы из медвежьих когтей и рябины болтались на тощей распахнутой груди.
        - Лесья-яр, - прохрипела старуха. - Явился-таки…
        Аптекарь поперхнулся и закашлялся:
        - Напомню, прежний долг свой я отработал. - Он поднял вверх указательный палец. Он остановился, оперся на посох, посмотрел сверху-вниз. - А сейчас, может, тебе свезло вогнать меня в новый.
        Старуха скривилась, оголив измазанные черной смолой зубы.
        - Да нужен ты больно… Таких как ты… вон… косой десяток кажен день просится в ученики, - она сварливо прищурилась, сплюнула себе под ноги.
        Лесьяр деланно огляделся:
        - Где? Не видать так-то… Так я не понял, слушать будешь иль мы своей дорогой пошли… Найдем кого посговорчивей.
        Старуха с любопытством покосилась на Неждану.
        - Пошли они, - передразнила хоть и ворчливо, но по тону княжна поняла - заинтересованно.
        Девушка посмотрела на аптекаря с восторгом и надеждой. Что не утаилось от Яги. Старуха фыркнула:
        - Ишь, как зырит на тебя, Лесьяр… Никак полюбовницу свою приволок. Послед припрятать хочешь? Так я душегубством не занимаюсь, сам ведаешь.
        Неждана опешила. Но аптекарь, кажется, ожидал, что перепалка со старой Ягой продолжится, весело хмыкнул:
        - Ты, мать, в гадалки подалась? Тебе надо на ярмарку, вот тебе мой совет, в Большой Аркаим. Там твоим гаданиям сто копеек по рублю дадут…
        Старуха вздохнула.
        - Зубоскал какой сыскался… - Она повернулась к домовине, махнула рукой: - Ладно уж, проходи. Чай, дорогу-то помнишь?.. И девку свою веди, поглазею хоть поближе.
        И она, снова обернувшись черным облаком, поднялась к домовине и втекла в нее, словно обратив время вспять.
        Неждана с ужасом наблюдала за этим, дернула Лесьяра за рукав:
        - И нам так надо?
        Аптекарь остановился:
        - А ты как хотела? Знала же, к кому идем. Яга одной ногой в к?щьем мире, второй - в людском. Хочешь помощь получить - плати дань.
        Девушка растерялась.
        - Дань?! А у меня нет ничего!.. Я последний кошель с деньгами тебе отдала… - У нее округлились глаза, а рука невольно потянулась к заветному сокровищу - флакончику с последними крупицами Соли.
        Он, поймав ее жест, усмехнулся, посмотрел снисходительно:
        - То, что ей нужно, у тебя есть… Оно у каждого живого есть. - Юноша повернулся к домовине, стал спускаться по склону к ней. Обернулся к Неждане, усмехнулся лукаво: - Она временем берет… От того никогда не помрет, карга старая, потому что просителей всегда предостаточно.
        Девушка смотрела ему в спину, наблюдая, как аптекарь спускается с пригорка по направлению к домовине Яги, идет широко, уверенно.
        - Временем? - повторила. Спохватившись, побежала за Лесьяром, да запнулась о корявый корень, поскользнулась и едва не упала - юноша успел подхватить ее под локоть. Неждана заглянула в глаза: - И много берет?
        Лесьря в миг посерьезнел, отпустил девушку, а сам пошел дальше, к домовине. Пробормотал тихо:
        - А это уж как ей покажется, столько и возьмет.
        Девушка коснулась пальцами собственной щеки, поправила волосы… Лесьяр обернулся, посмотрел на нее с издевкой:
        - Что, боишься, что все заберет? А от Жницы подохнуть не боишься? - он криво усмехнулся, положил ладонь на рукоять посоха. Взгляд снова стал тяжелым: - Все одно, княжна, на том берегу окажемся, сегодня ли, завтра ли - не все ли равно, когда… Так что, идешь?
        Он снова посмотрел на нее - затяжно, колюче. Княжна дрогнула, шагнула навстречу.
        - Я боюсь, - прошептала, когда поравнялась с ним, заглянула в глаза, на мгновение отразившись в двух прозрачно-голубых омутах.
        Аптекарь склонился к девушке и неожиданно поцеловал - в губы, как целуют любимую, сладко-протяжно и призывно. Обнял за плечи, привлек к себе, скользнул горячей ладонью по спине, укрыв полой дорожного плаща. Прожигая насквозь. Его поцелуй пах лесными травами, был горьким и терпким на вкус, а руки оказались легкими и нежными. Они словно подняли девушку выше облаков, понесли над черными елями, увлекая в неведомое. Сердце княжны билось часто-часто, не желая вырваться на волю, а наоборот, надеясь, что ласка эта - внезапная и жгучая - окажется бесконечной. Девушка тянулась за ней, чувствуя, что растворяется, отвечала на нее. Но Лесьяр, вобрав в себя трепетное девичье дыхание, мягко отстранился и посмотрел лукаво.
        Девушка, все еще находясь в его объятиях, укрытая его плащом, стояла и оглядывалась, онемев - неведомо как, но они оказались внутри домовины.
        Лесьяр изогнул бровь и отстранился.
        Избенка Яги внутри была чистенькой и светлой. Княжна бы приняла ее за обычную деревенскую избу, если бы не травы, развешанные по стенам, да отсутствие окон. За столом, накрытым белой скатертью, сидела Яга - теперь она выглядела моложе, приветливей, была одета чисто и опрятно. На щеках алел румянец, будто хозяйка только что из баньки вышла. Только бусы знакомые из медвежьих когтей да рябины по-прежнему болтались на тощей груди.
        Посмотрев на гостей, отметила:
        - Обратно тоже так поведешь?.. Хитрован какой…
        Лесьяр, не отпуская княжну взглядом, склонился к ней, коснулся губами виска:
        - Не бойся. Она страх чует лучше матери Морены…
        - Ты чему там ее уськаешь? - Яга привстала, сверкнула глазами. - В моем дом?, да с камнем за пазухой?!
        Аптекарь потянул девушку к столу, усадил рядом, хоть руку и не отпустил - так и продолжал удерживать. Яге бросил примирительно:
        - Не шуми. Разговор к тебе есть.
        Свободной рукой достал из-за пазухи флакончик с золотой жидкостью, той самой, что превратила Чернаву в Жницу. Неждана, заметив ее, дернулась в сторону, едва со скамьи не упала - аптекарь сжал ее пальцы, заставив успокоиться.
        Яга же уставилась на поставленный перед ней флакон.
        - Это что? - прохрипела.
        - То, что ищешь сто лет. Зачем в чертоги Кощеевы тайком лазишь.
        Старуха с трудом отвела взгляд от сверкающей склянки с волшебной смолой. Ее взгляд стал удивленным и недоверчивым, а губы растянулись в кривой ухмылке:
        - Врешь…
        - Никогда во вранье не был замечен.
        Старуха помолчала, изучая его. В глазах горело сомнение.
        - Как удалось тебе? - спросила, наконец.
        - Не о том речь. Как удалось - скажу, но за другую услугу, ибо цена такого разговора немаленькая, сама, небось, понимаешь. Этого, - он кивнул на склянку, - тебе на ближайшие зим пятьдесят хватит, не меньше.
        Он удерживал флакон между пальцами, заставляя жидкость внутри сверкать от напряжения, а глаза Яги - темнеть от желания обладать чудесным снадобьем. Старуха стала все больше походить на хищную птицу, того и гляди вцепится в Лесьяра, вырвет флакончик из рук. Неждана с опаской переводила взгляд с Яги на аптекаря и назад, готовая бросить наутек. Но, кажется, юноша знал о своей бывшей хозяйке больше, а потому держался уверенно, если не сказать, что нагло, дразня старуху.
        Яга молчала. Долго изучала аптекаря, в одно мгновение забыв о присутствии княжны, пару раз переводила взгляд на склянку, беззвучно шамкала губами.
        - Без обмана? - прохрипела, наконец.
        Лесьяр, не выпуская руку Нежданы, снял с пояса нож и полоснул по пальцам - кровь брызнула на чистую скатерть - Яга жадно хватила ноздрями окрасившийся металлом воздух, на мгновение показав свою звериную суть. Княжна с отвращением съежилась, но смолчала, закусив губу. Зажмурилась. Когда же снова приоткрыла глаза, Яга выглядела привычно. Аптекарь тем временем взял склянку, вцепившись зубами в край пробки, дернул ее, открыв. Смело перевернув, дождался, когда тонкая струйка паров, потянувшись к ране, буквально несколько крупиц, коснется кровоточащей раны. И убрал флакон, быстро закупорив крышку. Вернул его на стол. Демонстративно положил руку на скатерть раскрытой ладонью вверх, чтобы Яга своими собственными глазами видела, как затягивается глубокая рана, как молодеет кожа и заживают, не оставляя следов, старые, зарубцевавшиеся порезы и шрамы.
        Она даже привстала и посмотрела ближе - придирчиво вглядываясь в каждый изгиб молодой руки бывшего ученика. Удостоверившись, что рана зажила, опустилась на свое место, положила локти на край стола.
        - Что взамен хочешь?
        - Моя подруга, - Лесьяр кивнул на Неждану, - по незнанию оживила одну тварь неместную. Надобно ее в Кощеево царство обратно забрать. И там оставить, чтобы она живой люд не баламутила. Это все.
        Сказал он это подчеркнуто небрежно, будто предлагая Яге веселую прогулку. Старуха почувствовала неладное, перевела взгляд на княжну - та пялилась на юношу. Дрожащими губами прошептала:
        - Нет, Лесьяр. Мы так не договаривались… Я не убить ее просила.
        Юноша отрезал, не оборачиваясь:
        - Другого способа нет.
        Яга прошелестела:
        - Ха… Что за тварь? Как оживила ты ее?.. И зачем? - княжна, потупив взор, молчала. Тогда старуха посмотрела на аптекаря, удивленно изогнула бровь и спросила уже у него: - Сам скажешь, али мне гадать?
        - Она дала хворой матери неправильное снадобье, противоядия к нему нет. И мать стала… - он сделал паузу, подбирая подходящее слово, - опасна. Когда увидишь, сама поймешь.
        - А где она, далеко ли?
        Лесьяр уклончиво отозвался:
        - Думаю, где-то рядом. Она всегда теперь где-то рядом.
        Яга задумчиво посмотрела на княжну, та беззвучно плакала - слезы стекали по щекам, собирались дорожками на подбородке и падали на грудь девушки. Старуха кивнула, молча переглянулась со своим бывшим учеником.
        - Хорошо, сделаю. Зови.
        31
        Неждана была словно во сне. Лесьяр потянул ее за руку, поднял, подвел к стене. Положи в руку на плечо, другой снова укрыл полой своего плаща и провел безымянным пальцем по лбу девушки - от переносицы к волосам. Прошептал:
        - Жить.
        В его загорелся свет, темень лесных троп, окутанных туманом, золото светлячков. Перед глазами Нежданы помутнело, избушка будто подернулась маревом и стала рассыпаться, а лес - наоборот, надвигался тяжелой непроглядной стеной. В следующее мгновение все трое - Яга, Лесьяр и Неждана - оказались у подножия домовины. Старуха снова стала страшной и отвратительно неопрятной. Прислушалась:
        - Что-то чую… - она схватилась за горло, оторвала ягодку рябины и отправила ее в рот - ягода лопнула с жирным чавкающим звуком, по губам старухи потек густой алый сок, стекая с уголков по подбородку и заливая грудь. Слишком много для одной полусухой ягоды…
        «Если, конечно, это ягода», - Неждана с ужасом подняла глаза на Лесьяра. Тот прищурился, сделал вид, что не заметил, только чуть подтянул к себе ближе и загородил собой.
        Деревья содрогнулись. Из леса потянуло тиной и тухлым мясом. Неждана перестала дышать, не в силах отвести взгляд от того, что к ним приближалось.
        - Не смотри ей в глаза, - прошептал Лесьяр и поставил боком, так, чтобы девушка могла спрятаться за ним.
        Голос его прозвучал глухо, Неждана даже не разобрала слов: из-за вершин обугленных елок показалась черная голова Жницы. Длинные руки раздвигали верхушки деревьев.
        Яга перевела удивленный взгляд сперва на Неждану, потом - на Лесьяра. Проговорила:
        - Это Жница… Ты не сказал, что мать твоей подруги обернулась в Жницу.
        Она с досадой цокнула языком. Аптекарь безмятежно пожал плечами:
        - А это имеет значение? Она - не людского мира, значит, ты ее должна забрать в Кощеево царство. Это твоя работа. И я тебе за нее обещал щедрую оплату, - он покрутил между пальцев флакончик с золотистой жидкостью.
        Их разговор - словно сквозь пелену сна: Неждана смотрела на замершее на опушке существо. Жница стала выше с момента «рождения». Кожа стала гладкой, черной, будто густо смазанной смолой. Морда вытянулась, сильнее напоминая теперь голову саранчи с оттопыренной нижней губой, острыми жвалами и круглым омерзительным ртом. Под ребрами, в прозрачном пузыре, в мутно-зеленой слизи барахталось что-то живое. Неждана почувствовала, что ее сейчас стошнит - это был перепел. Сделав еще несколько безуспешных попыток вырваться наружу, он дернулся в последний и раз и опустился на дно пузыря.
        Яга хмыкнула, покосилась на девушку:
        - Н-да, ну и работку ты мне подкинула… - она перевела взгляд на Лесьяра: - Получится или нет - не скажу, я такое за все триста двадцать годков в первый раз вижу. А потому, коли худо будет, девку свою уводи, да подальше.
        - Понял, - юноша кивнул.
        Яга с сомнением хмыкнула, пробормотала:
        - Не понял еще, но так поймешь. - Она выставила вперед указательный палец, посмотрела с укором. - В девке этой главная отгадка Жницы. Я тебе так скажу, Лесьяр - она сказала тебе хорошо если половину правды, которую знает сама. А сама она еще и не все знает… Вот так-то, вот и думай.
        И, словно забыв о людях, она направилась к застрявшей между елей Жнице. Неждана дернула аптекаря за рукав:
        - О чем она говорит? Я все рассказала.
        Тот мрачно на нее взглянул, пробормотал:
        - Там видно будет.
        Яга двинулась к Жнице. Она будто летела над травой, двигалась стремительно и бесшумно - под ней не шелохнулась ни одна травинка. Подойдя к опушке, вырвала из земли ствол черной ели, не отпуская взглядом Жницу, отломила сухие ветки и отбросила их в сторону.
        - Господарь Великий Велес, бело к живу обрати, черну нечисть не пусти, заведи за ровен круг, чтоб спустила она дух, - кончиком елки Яга чертила вокруг себя крутую дугу. И стояла она будто бы на месте, а дуга получилась широкой - от края поляны и до края. Земля под Ягой пришла в движение, разворачивая замершую у кромки деревьев Жницу - нанесенная на земле кривая не смыкалась как раз у ног твари, но, сделав еще один оборот вокруг Яги, оказалась позади Жницы. Яга щелкнула пальцами - нанесенная на землю линия ожила, затрепетала, выровнялась и сомкнулась в правильный круг.
        В его центре находилась Яга. Прямо перед ней - Жница.
        - Мать Морена, пропусти, твою стражницу впусти. Заплутала черна девка, уж набила свое чр?вко. Я замок возьму в леву рученьку, я ключ поверну, я посохом в твои ворота постучу.
        И приподняв ствол, ударила им трижды.
        Кольцо взмыло в воздух, закрутилось вокруг Яги и Жницы, раскрывая воронкой землю. И вот уже Яга парит над пропастью, а расширяющийся вихрь затягивает Жницу внутрь, под землю. Та хрипло зарычала, взвизгнула и, вытянув руки, вцепилась в стволы. Парочку елок выдернула сразу, отбросила в сторону Яги. Рыкнула грозно, посмотрела на старуху - та снова и снова повторяла заговор, раскручивая вокруг себя пропасть. На ее дне - Неждана видела это отчетливо - шевелилось что-то живое, окутанное седым туманом, поднималось и тянуло к Жнице свою гигантскую лапищу.
        - Царь Кощей, забери косточки земной девки, затопи ее кровушкой реку Смородушку, чтоб смор?дила она, чтоб текла бойчей, не пускала вброд ни зверье, ни людей.
        Девушка забыла, как дышать. Что было сил вцепилась в локоть Лесьяра, выглядывая из-за его плеча. Жница дернулась в сторону леса, зарычала утробно, изрыгая зеленовато-мутную слизь с фрагментами разорванных тушек животных и птиц.
        - Мать Морена, царица темная, у ворот твоя служенька…
        Седая рука, сотканная из дымящегося льда и тумана, вылезла из ямы, слепо пошарила по краям, оставляя снежные следы на траве. Нащупав Жницу, схватила ее за ногу и потянула вниз. Неждана пискнула:
        - Матушка! - бросилась к Жнице.
        Лесьяр резко развернулся, перехватив девушку, зажал ей рот рукой - та взмахнула руками, вцепилась в запястье юноши, выбиваясь из его железной хватки, царапаясь.
        Жница, истошно взревела, схватилась за траву, с корнем вырвала несколько стволов и жухлую траву. Она неистово сопротивлялась, рвалась вверх. Четыре лапы хватали камни и бросали их в яму, отбиваясь, зубы вгрызались в землю. Яга скручивала спиралью воздух над ямой, будто заваривала в гигантском котле смертельное варево, приговаривала заклятье - то именем Марены, то именем Кащея, призывала силы Солнца и Луны.
        Услышав голос княжны, Жница встрепенулась, замерла на миг и повернула оскалившуюся морду. Ее взгляд - мутный и неживой - встретился со взглядом Нежданы. Жница, будто зацепившись за него, потянулась за ним и полезла из ямы. Передняя пара лап цеплялась за рыхлую землю, вторая - за корни. Задние лапы, которые все еще удерживала выбравшаяся из подземного мира Морена, скребли по камням. Крутанувшись вокруг своей оси, Жница вырвалась из мертвой хватки Морены, одновременно сбив с ног Ягу. И бросилась к Неждане.
        Два мощных прыжка - и вот она уже на расстоянии вытянутой руки, Лесьяр едва успел опрокинуть девушку в сторону, спрятать за домовину. Разорвав связь между княжной и Жницей, он будто на мгновение ослабил ночную тварь - та слепо огляделась. Схватив онемевшую от страха девушку за шиворот, юноша поволок ее к деревьям, в противоположную от Жницы сторону. Неждана, округлив глаза, кричала - тонко, истошно, разрывая барабанные перепонки и пугая лесную мелюзгу.
        Аптекарь отбросил ее за кусты, спрятав от Жницы, сорвал с шеи флакончик с разбавленным росной водой зельем и, вскрыв его, запустил его в бросившуюся было за Нежданой Жницу - золотой фонтан брызнул на ее кожу, оставив белые пузырящиеся ожоги. Жница взвыла и отпрянула. Остановилась в нерешительности. Мгновения замешательства хватило, чтобы Лесьяр скрылся за кустами, успев схватить перепуганную Неждану за руку и, кинув в траву поворотный камень, шагнуть в распахнувшуюся бездну.
        Неждана, наблюдая, как мечется за деревьями Жница, лепетала:
        - Что же я наделала…
        Часть 4. Чара
        32
        Солнце еще не коснулось вершин сосен, когда к теремному дворцу прискакал гонец:
        - Княже! - рухнул в ноги с порога. Олег встал, чуя - недобрые вести привез гонец. Открытая книга, что читал в ночи, соскользнула с одеяла, упала на пол. Ударившись уголком, захлопнулась. «Знахарские рецепты средиземноморья» - буквы блеснули в солнечных лучах.
        Гонец, как был, на коленях, подполз ближе:
        - Княже, беда пришла, откуда не ждали: княгинюшка исчезла. Дворец разорен, опочивальня матушки нашей разрушена.
        Олег ожидал чего угодно, но не этого. Брови сомкнулись в одну линию, лицо потемнело: княжна исчезла, княгиня следом за ней. «А не звенья ли это одной цепи?» - сердце глухо заколотилось, едва не выскочило из груди, гнев затопил разум, застелил глаза.
        - Коней седлать! - рявкнул служке. - Дружину ко мне…
        Он выскочил на крыльцо, вскочил на подведенного к нему жеребца, пришпорил, не дожидаясь дружины, помчался вперед - к дому. Мчал, не разбирая дороги. Ветви хлестали по лицу, ветер стегал спину. Где-то за перевалом гремела гроза, будто отголоски того, что творилось на душе князя: дочь обманула его.
        «Лживое семя!», - ноздри трепетали от гнева, хватали ставший влажным и липким воздух. За спиной слышался лошадиный топот - это верная дружина догоняла его. Нагнали на полпути к мосту.
        Олег, срезав путь, направил жеребца к броду. Разгоряченный конь фыркал, высоко поднимал лобастую голову и сбивал с кончиков ушей холодные брызги, копыта скользили по мху и камням.
        - Н-но, но! - князь пришпорил коня, направил к берегу. Скатываясь снова и снова в ледяную воду, он кое-как выбрался по крутому склону на берег. Опять пришпорил на коня, не позволив ему отдохнуть. Он задыхался.
        «Дочь выкрала Чернаву, чтобы не позволить перевезти в скит», - пульсировало в висках, не позволяя остановиться и перевести дух. Память услужливо подбрасывала воспоминания, которые так недавно радовали отцовское сердце - покорный взгляд, послушные речи, девичий наряд да достойные ответы Званко.
        «Все ложь!» - красным маревом затмевало мысли, но одного взгляда на изувеченный двор, выкорчеванные березы и столетние сосны, брошенные тут же, словно щепки, свернутую кровлю конюшен, хозяйственных построек ему хватило, чтобы понять - в дело вмешалось что-то еще.
        Придержав коня, князь пересек двор, то там, то тут сталкиваясь с домовым людом - все больше перепуганным. Подъехал к крыльцу, спрыгнул с уставшего коня - тот покосился на хозяина с опаской и обидой, фыркнул и поспешил отойти от него, следуя за подоспевшим конюхом.
        Олег замер. Крыло княгини оказалось разрушено: одна стена обвалилась, крыльцо накренилось, будто на крышу его упало нечто тяжелое. На вывороченных досках остались глубокие царапины. Разломанные в щепки карнизы говорили о недюжинной силе того, кто их вырвал и разбил. Крошево цветного стекла рассыпалось по двору, некоторые осколки были видны даже на другой стороне двора.
        - Что здесь произошло? - злость на дочь мгновенно уступила место страху - даже если дочь причастна к похищению Чернавы, сотворить такое не смогла бы. - Кочевники?
        - Нет, княже, - отозвался старший служка, Артемий, обычно невозмутимый и хозяйственный, в руках которого спорилось любое дело, а все домашние слушались его не хуже княгини, пока та была здорова и вела домашние дела. Сейчас же Артемий казался растерянным, смотрел на князя бегло и все отводил взгляд. - Сами не ведаем.
        - Как было все, сказывай! - князю пришлось прикрикнуть. Взбежав на крыльцо, он поспешил на второй этаж, в опочивальню Чернавы. Там, остановившись на пороге, он не смог сдержать вздох удивления: комнаты жены выглядела так, будто в ней хозяйничал разъяренный медведь. Тяжелая дубовая кровать перевернута, стойки балдахина переломаны пополам, будто сухие ветки, дорогие ткани разорваны в клочья, а на ковре - зловонная жижа.
        Артемий заглянул, тихонько присвистнул:
        - Матерь моя Ладушка… Даже не ведаю, княже, что сказать.
        - Говори, как есть, - Олег замер посреди разгромленной комнаты.
        Артемий молчал, мялся на пороге, старательно отводил взгляд и вздыхал. Олег перевернул лавку, на которой обычно сидела Неждана, поставил ее у стены, сел. Локтем уперся в колено, посмотрел на служко строго:
        - Ну!
        - Такое дело… Утром, чуть рассвело, княжна прискакала на Саввушке… - начал было Артемий.
        - Откуда у нее Саввушка?
        - Так она его с собой на ярмарку взяла, з?годя…
        «Плутовка», - князь качнул головой, жестом велел продолжать.
        - Ну, значится, прискакала. Поводья Федьке бросила, сама в покои княгини побежала, служанок прогнала, заперлась там… А потом такое началось…
        - Княгиня, как Неждана к ней в покои пришла, в светелке была? - спросил. Артемий неистово закивал головой. последняя версия - что княгиня похищена - отпала сама собой. Князь кивнул: - Хорошо, что именно началось после того, как в спальню к княгине пришла моя дочь?
        - Загрохотало тут все. Ольга, служанка, значится, стучать принялась - она под дверью так и стояла, ждала, что позовет княжна обиходить матушку, ага… Княжна не отозвалась, но кричать стала, матушку звать. Тут уж Ольга шум подняла, старших позвала. Мы с мужиками подоспели, принялись дверь выламывать. - Он замолчал, опустил голову.
        - Дальше сказывай, - прошептал князь, - не томи… Куда Неждана делась? Где княгиня?
        - Княжна сиганула из окна, бросилась к конюшням, села на Саввушку и ускакала, только ее и знали.
        - А княгиня?
        Артемий мотнул головой:
        - А вот о том, батюшка, не ведаю - когда дверь-то мы выломили, светлица вот такой и была. Мужики, что на дворе были, видели, как из окна выбралась тварь жуткая, хтоническая, о шести лапах, зубастая, как пес, зловонная. Ростом выше человека. Выломав тут все, она спрыгнула да помчалась в лес… Как ворвались мы, княгини в покоях не было… - он поднял виноватый взгляд. - Думаем, тварь эта княжну в покоях матушки поджидала. Может, она того… Княгиню и прикончила.
        - Глупости не мели! - прикрикнул князь, сверкнув глазами. - Кто тварь в покои пустил? Как могла она в покои пробраться незамеченной?
        Артемий молчал. Князь вскочил, схватил служку за грудки:
        - Измена?!
        Артемий запротестовал, осел в руках господина. Залепетал, утирая пот со лба:
        - Что ты, что ты княже! Не ведаю я… Но измены не могло быть. Сам посуди - как тварь такую тайно в терем провести, как в покоях упрятать? Ты же сам видел, что сотворила она, выбираясь наружу!
        Князь резко отпустил служку, он едва сдерживал раздражение.
        - Волхва зови… - рявкнул.
        Артемий выдохнул с облегчением, засуетился, довольный тем, что его тяжкое бремя сообщить князю о гибели супруги, завершено. Пролепетал, махнув неопределенно за дверь:
        - Так позвали уже…Тут он.
        В самом деле, за его спиной появилась темная фигура волхва из Пустоши. Выпроводив служку, он притворил за ним дверь, обошел разгромленную спальню Чернавы, замер, скривившись, над зловонной лужей. Проговорил сухо:
        - Я говорил тебе, княже, не к добру она в доме.
        - Я не полоумный, чтоб мне сказанное повторять. Сейчас делать что?! - Олег посмотрел на волхва, плохо скрывая досаду и злость.
        Тот покачал головой. Обошел комнату еще раз, осмотрел внимательно следы когтей, отпечатавшиеся в дереве. Кивнул на разбросанные на полу лоскуты:
        - Княже, а ты на это посмотри, это ли не одежа княгинюшки? - он пошевелил посохом перепачканные слизью ткани.
        Князь посмотрел небрежно, пожал плечами:
        - Почем же мне знать… Надо у Ольги да Ядвиги спросить, во что они Чернаву накануне наряжали.
        Волхв усмехнулся:
        - Ты глупость-то не мели. Не к лицу тебе, княже. Тряпье-то дорогое, кто еще мог носить его.
        - Да какая разница?! - князь кулаком ударил по стене.
        Волхв примирительно хмыкнул, поцокал языком:
        - А ты не кипятись, княже… Крови следов нет, а тряпье разорванное есть.
        Олег смотрел на ворох тканей, среди которых без труда узнал сорочку, в которой не так давно уже видел супругу. Молчал. Волхв, между тем, продолжал:
        - Думаю, княже, тварь эта шестилапая, что перепугала дом?вых, да дом разгромила - это и есть княгиня…
        Князь побагровел лицом, прошептал с угрозой:
        - Да ты в своем уме, Черновец?!
        - А ты сам думай, княже, говорю же тебе. Держи голову в холоде… Все говорит о том, что прав я был - одержимая она, проклятая. Ежели бы раньше меня послушал, ничего бы этого не случилось. А сейчас - на тебе вина. И будет больше, ежели Чернава, в тварь обращенная, людишек начнет баламутить да на деревеньки нападать, воруя скот да разоряя посевы.
        Князь осел. Опустившись на лавку, закусил губу, положил голову на скрещенные руки. Качнул, будто сам с собой спорил.
        - Что хочешь ты? - прохрипел.
        Волхв выпрямился, вздохнул. Посмотрел на князя строго, сверху вниз, как на подданного.
        - Извести ее надо… Знаю обряд один, безотказный. Только слово скажи, все сделаю…
        Он выжидательно замер, встал перед князем, положил пожелтевшие от старости руки на наконечник посоха. Он так еще больше походил на старого ворона: Олег мрачно отвел взгляд, нахмурился.
        - Я велю изловить ее. Если ты прав, хочу убедиться в этом сам… Ступай, волхв.
        Старик недовольно качнул головой, сверкнул глазами, но спорить не стал, удалился, тихо притворив за собой дверь.
        Князь остался один. В окно влетел воробей, опустился на угол перевернутой кровати, чиркнул коротким клювом по дереву. Посмотрел на человека.
        - Что скажешь, дружочек? - спросил у него князь и отвернулся. - Хотел, как лучше, получилось только бед наворотить, - он растер лицо рукой, будто надеясь стереть с него усталость. - Думал, выдам Неждану замуж, отлипнет от матери, своей жизнью займется… Детишки пойдут, хозяйство, дела государственные. А то ж заживо похоронила себя рядом с Чернавой… Все пути хотел обрубить, даже про свадьбу свою ляпнул… А оно видишь, как вышло… - он тяжело вздохнул, перевел дыхание. - Теперь ни жены, ни дочери.
        Воробей, склонив голову, слушал внимательно. Князь сунул руку в кошель, нашел там несколько крошек, аккуратно ссыпал их на ладонь, положил на бортик кровати - угостил воробья. Наблюдая, как птица клюет хлебные крошки, пробормотал.
        - Эх… Кабы Званко нашел ее скорее.
        33
        Вынырнув в стороне от Жницы, Лесьяр поднял с земли путевой камень - еще горячий, сунул его за пазуху, огляделся.
        - Зачем я это сделала? - бормотала Неждана.
        Она стояла, прислонившись к стволу, бесцельно смотрела в пустоту и повторяла раз за разом: «Зачем я это сделала?»
        Лесьяр хмуро покосился на нее, собрал горсть прошлогодних веток, черных от сошедших морозов, ворох еловых веток, пристроил в корнях березы и поджег. Положив на горку тлеющей листвы склянку со снадобьем, обещанным Яге, присыпал ее землей и подождал, когда склянку окутает сизый дымок. Склонившись к тощему костерку, прошептал:
        - Хранительнице чертога Марены шлю, в счет уплаты долга.
        Дымок стал еще более плотным, скрыл склянку. А когда развеялся, склянка исчезла. Тогда Лесьяр затушил костерок, засыпал его землей. Встал. Оправил кафтан.
        - Зачем я это сделала? - Неждана уселась на голую землю, обхватив колени руками, раскачивалась из стороны в сторону. Выглядела больной, с лихорадочным блеском в глазах и блуждающим взглядом.
        Аптекарь подошел к ней, протянул руку:
        - Пойдем, мы здесь слишком близко. Жница может нас найти.
        Девушка подняла голову, прошептала:
        - Это я виновата…
        - Ты, - просто согласился Лесьяр.
        Девушка вздрогнула, будто от пощечины, замолчала, перестала плакать. Взгляд, конец, стал осознанным:
        - Что мне делать? Как вернуть маму?
        Лесьяр усмехнулся:
        - Я не знаю, как дожить до утра, а ты такие вопросы задаешь. - он покачал рукой, настойчивее приглашая спутницу отправляться в путь. - Пойдем, нам еще мару забирать…
        34
        Обойдя кругом поляну с домовиной Яги, над которой все еще поднималось и тянулось к небесам темное облако, закрывая собой солнце, они вышли к дубу, на котором оставили корзину с плененной марой. Девушка послушно следовала за ним тенью, шла не разбирая дороги, то и дело спотыкаясь и позволяя веткам хлестать себя по щекам.
        Почти дойдя до места, Лесьяр неожиданно остановился, схватил Неждану за руку и потянул к себе, отведя за собственную спину.
        Княжна очнулась. Пригнувшись, огляделась по сторонам - в глазах загорелась паника.
        - Что? Опять она?!
        - Тс-с.
        Лесьяр вскинул вверх руку, заставив Неждану замолчать. Жестом приказал держаться рядом. Девушка прислушалась - в обычные лесные шорохи и вскрики, шелест ветра и клекот птиц в высоких кронах добавилось что-то еще. Неясное, неразличимое, от которого поднимался к горлу уже знакомый комок страха. Девушка попробовала крепче вцепиться в рукав Лесьяра, но тот, наоборот, резким движением высвободился. Широко, будто крылья, раскинув руки, он припал к траве. Взгляд стал по-птичьи острым, зорким, готовым отразить атаку. Неждана, стараясь держаться поближе к нему, прижала руки к груди, таращилась по сторонам - она по-прежнему ничего не видела, но все отчетливее чувствовала чье-то присутствие. Сердце заходилось от страха, ноги подкашивались.
        Юноша, осторожно, будто боясь спровоцировать хищного зверя, сбросил с плеч мешок, чтобы тот не стеснял движения, вытянул из-за пояса кремниевый нож с полукруглым, словно серп лезвием. Перебросив его в левую руку, правой шарил в пустоте, будто перебирал невидимые Неждане струны.
        Тень отделилась от ближайшего дерева, метнулась к Лесьяру, пытаясь накрыть его. Тот сделал резкий выпад, поднялся, ловко вспоров тьму каменным серпом - та с визгом рассыпалась, окутав аптекаря с головы до ног крупным и жирным пеплом. Не успел он рассеяться, как на него набросились еще несколько теней - Неждана не смогла сосчитать все. Они сыпались откуда-то с веток, вырывались из-под кустов, кружили вокруг аптекаря - тот то уклонялся от них, то рассекал сгустившийся вокруг него мрак. Он клубился, чернел на глазах, а в горле княжны застрял крик.
        Вытянувшись в струну, девушка круглыми словно блюдца глазами смотрела на мечущегося по поляне Лесьяра, то припадающего к земле, то перекатывающегося по ней и скрывающегося за деревьями. Она коротко вскрикивала всякий раз, когда кривое его клинка касалось тьмы, а та рушилась к его ногам. Каждый раз еще сильнее прижимала руки к груди и кусала костяшки указательных пальцев.
        Пока очередная тень не выросла прямо перед ней.
        Она ей показалась огромной. Живой черный дым колыхался, складываясь в уродливую фигуру не то человека, не то зверя. От туловища отделились тонкие руки с длинными, до земли, когтями - они струились, словно волосы, опутывая жуткое создание. Два серебристый глаза уставились на княжну, чуть ниже них разверзлась зубастая пасть. Существо дернулось вперед, на Неждану.
        Лесьяр крикнул, чтобы бежала, пряталась за деревьями. Но Неждану парализовал страх, тяжелыми колодками сковал ноги, перехватил дыхание, не позволив пошевелиться. Серебристые глаза все ближе - Неждана уже ничего, кроме них не видела, темная фигура закрыла собой небо.
        Будто нарыв, из груди княжны вырвался крик.
        Он лился, формируясь где-то в глубине ее щуплого тела, ручейком стремился к гортани и выплескивался из нее широким, бесконечным водопадом, который стремительно заполнил собой всю поляну. Черные тени застыли как застыл и Лесьяр - его нож так и остался занесен, чтобы поразить очередное чудище, но то заколыхалось и, подхваченное криком Нежданы, обратилось в тонкий дымок и улетело прочь.
        Поляна уже очистилась от теней, только черной пылью оказалась припорошена трава да окрашены близлежащие ветви кустов и деревьев, а Неждана все еще кричала - как не задохнулась. Схватив высокую ноту, она держалась за нее, словно за соломинку - тонущий в трясине.
        И точно так же как ее парализовал страх, теперь ее обездвижил собственный крик. Лесьяр, оглядевшись, убедился, что они остались на поляне одни, спрятал нож. Он подошел к Неждане, провел перед лицом ладонью - та не отреагировала. Тогда юноша встал перед ней, взял за плечи - девушка не почувствовала. Заглянул в глаза - они были пусты. Встряхнул.
        - Неждана!
        Встряхнул еще раз.
        И только после этого девушка, сбившись, захлебнулась: хватая ртом воздух, она сипела и медленно оседала в руках юноши. Тот ловко подхватил ее на руки, отнес прочь. Усадив на пеньке, снял с пояса фляжку с водой, откупорил и передал девушке - та жадно припала к ней, сделав несколько больших глотков. Лесьяр, скрестив руки на груди, стоял рядом, все еще больше напоминая сейчас коршуна, чем человека.
        - Что это было? - прохрипела княжна.
        - Л?хари, - Лесьяр беспечно пожал плечами. - Но ты ловко от них избавилась. Я и не знал, что они могут слышать…
        Девушка сделала еще несколько глотков, вернула фляжку Лесьяру.
        - Я так испугалась…
        - Оно и понятно, эти твари только страхом и питаются… - он убрал фляжку, проверил крепление ножа, остатки соли, спрятанной в мешочке на груди, наличие склянки с разведенной акхандой. Огляделся по сторонам. - Надо убираться отсюда, княжна, как бы Жницу не приманить твоим криком.
        Неждана поднялась, сделала несколько неверных шагов - все плыло перед глазами.
        - Как они нас нашли? Лухари эти…
        Она помнила, что именно их она повстречала по дороге к дому аптекаря, именно от них отбил ее Малюта. Но как они оказались здесь, в густом лесу вдалеке от человеческого жилья, она не знала - а потому продолжала оглядываться, опасливо всматриваясь в тени. Лесьяр шел впереди, ступал спокойно, уверенно, пружиня шаг - так, словно не сражался минуту назад с невидимыми и бестелесными тварями.
        - На страх мары пришли… Наверно так, - он кивнул на оцарапанный когтями ствол дерева, на котором висела корзина с марой. - Ее страх - это тоже пища…
        - Зачем ты ее с собой взял? - спросила Неждана, наблюдая, как юноша ловко поднимается по дереву к коробу, снимает его с крепления и, набросив лямку на плечо, осторожно спускается вниз. - Почему не отпустишь?
        Лесьяр промолчал, сделал вид, что не услышал вопроса - не рассказывать же княжне об акханде, о странных намеках кладбищенской твари и уговоре, который он всячески старался забыть. Не оглядываясь, стремительно направился по тропинке, уводя Неждану дальше от дома Яги. Когда они вышли к реке, он остановился, присел - вдоль берега тянулась вереница свежих следов спешившихся всадников. Неждана выглянула из-за его плеча, судя по направлению следов, они шли прочь от Аркаима.
        «За нами отправили погоню», - подумал каждый из них, и каждый промолчал, сделав вид, что ничего существенного не произошло. А потому оба, не сговариваясь, прибавили шаг.
        Осторожно перебираясь по мокрым камням, княжна спросила:
        - Куда мы теперь?
        - К погорам…
        35
        Он молчал всю дорогу.
        Молча доставал из мешка то хлеб, то коренья, отламывал себе кусок, остальное отдавал Неждане - не оборачиваясь, словно зная, что девушка плетется следом, боясь отстать от него даже на шаг.
        Позволил присесть только у оврага. Аркаим остался далеко на востоке. Они миновали реку, больше не встретив следов всадников, перешли ее вброд еще раз, перебрались на другую сторону гладкого, как зеркало, озера, воспользовавшись припрятанной в камышах лодкой. Каждый раз Лесьяр, когда они меняли маршрут, делал странные вещи - рвал с дерева можжевельник, и, перетирая - от его рук поднимался густой хвойный аромат, бросал под ноги, заставляя княжну переступать через нее. Так этот аромат и окружал их, отгоняя другие запахи леса - спелых ягод голубики, сырых грибниц, влажной от дождя тины. Эти запахи прорывались тонкими ручейками сквозь можжевеловую завесу и тут же прогонялись вновь - с новой порцией терпко пахнущей кашицы под ногами. Неждана понимала, что так аптекарь заметает следы, но не понимала, от кого, то и дело оглядывалась. Но ее окружала тишина, с каждым шагом все более гнетущая.
        - Куда мы идем? - она посмотрела вверх: небо потемнело, предвещая приближение сумерек.
        - На Кудыкину гору, - отрезал Лесьяр. Покосившись на девушку, снисходительно добавил: - Потерпи, скоро отдохнем.
        Неждана не столько устала - все-таки хоть и тайком от отца и не регулярно, но занималась с Александрой-воительнице, учившей владению мечом, выдержке и выносливости. Она устала от неизвестности, хотела знать, что будет дальше - устала оглядываться и вслушиваться в каждый шорох. Любой резкий вскрик в чаще заставлял ее вздрагивать, а стая испуганных птиц, внезапно сорвавшихся с веток, обрушивала сердце в пятки.
        - Я спросила не как долго идти, а куда…
        Лесьяр внезапно оглянулся на нее, усмехнулся:
        - В Боровьем лесу лучше планами не делиться, не то Леший много будет знать, да кому не стоило растреплет… Правда, дружище?! - и он посмотрел куда-то вверх, на кроны.
        Неждана проследила за ним взглядом, с ужасом сообразив, что крона близлежащего дерева ожила и начала надвигаться на них. Лесьяр вскинул руку, предупредил:
        - Не кричи только, весь лесной люд перепугаешь.
        Княжна захлопнула открывшийся было рот, отпрянула: крона спустилась на тропу между ней и Лесьяром, окутала юношу - будто проглотила. Загрохотала:
        - Я думаю, неужто не видишь…
        - Не надейся, я тебя еще у озера заприметил. - Лесьяр высвободился из объятий зеленого чудища, направился дальше по тропе. - Чего прятался?
        Крона, шелестя ветками и осыпая листву, потащилась за ним, оттеснив Неждану с тропинки, но при этом - девушка почувствовала это - посмотрела на нее:
        - Так ты с чужаком, - пробасила крона.
        Лесьяр усмехнулся криво, поправил короб:
        - Тогда уж с чужачкой, - он рассмеялся.
        А куст будто бы опасливо покосился на девушку, придвинулся к юноше.
        - Зачем притащил ее в мой лес? - сварливо спросил.
        Аптекарь хмыкнул. Посмотрев на спутника, поднял вверх указательный палец:
        - Без надобности не шел бы.
        Крона, опять покосившись на княжну, склонилась к аптекарю - на этот раз княжне показалось, что куст проглотил только голову ее спутника:
        - Из-за реки сказывают, Яга на тебя осерчала шибко…
        Лесьяр встал посреди тропы:
        - А чего осерчала? Об услуге ее попросил по чину, за услугу цену уплатил, какая оговорена… Никто не тянул старую за язык в помощницы набиваться…
        Крона добавила, еще тише, Неждана едва разобрала слова:
        - Еще сказывают, всадники появились. С оружием! И с печатью княжеской … А то совсем плохо, Лесьяр. Мы так не договаривались с тобой.
        Аптекарь кивнул, направился по тропе дальше:
        - Плохо, кто ж спорит. А ты что, забыл, как с незваными путниками справляться?
        - Да я и так их окольной дорогой пустил, - обиделась «крона». - Но они ж конные, выберутся.
        Неждана тайком дотронулась до темно-зеленой листвы куста, что не отставал от аптекаря. Куст недовольно пошевелился.
        - Ты - леший? - спросила девушка.
        «Куст» остановился, посмотрел на нее - глаз, конечно, девушка не увидела, но взгляд почувствовала. Добавила с укоризной:
        - Я обидеть не хочу, я просто раньше ни одного лешего не встречала.
        - Вот чудн?я девка… Ясно дело не встречала, я один такой на всю округу. В лес по ягоды-грибы не ходишь, вот и не встречала. - Леший снова повернулся к Лесьяру, догнал его, ушедшего немного вперед. - Слышь, Лесьяр, так там еще и тварь появилась… Она подлесок ломает и все подряд жрет, неугомонная… Чего молчишь, оглох никак?
        - Слышу я, отцепись. Это Жница.
        Леший продолжил идти следом, теперь уже поравнявшись с княжной - та не могла отвести от него взгляд.
        - Ну хватит пялиться-то, - проворчал тот. - Крону подожжешь. Слышь, Лесьяр, - он опять прибавил шага, чтобы догнать ушедшего вперед аптекаря. - А Жница-то эта весь лес уж перебаломутила. Ты б извел ее, что ли…
        - Угу… извел. - Юноша отозвался сердито. - Яга не извела, а я изведу…
        Леший озадаченно протянул:
        - Яга-а… - повернулся к княжне, уточнил: - точно? Яга не справилась?
        Неждана кивнула и покачала головой. Леший присвистнул:
        - Плохо дело… И чего делать думаешь? - это он опять догнал Лесьяра, коснулся ветками плеча.
        - Еще один спрашивальщик, - юноша тихо выругался. - Отвалите вы, оба!
        Дойдя до оврага, велел дожидаться тут. Сбросил с плеч корзину с марой, отряхнулся устало и, не присев, двинулся по склону сниз, а через мгновение скрылся за ельником.
        - Куда это он? - Неждане стало не по себе: в корзине возилась, бормоча проклятия какая-то злобная тварь, а рядом возвышался говорящий куст.
        Леший прошелестел:
        - Знамо дело, за Солью пошел, - он вздохнул. - Там у него сторожка скрытная, кой-чего прячет.
        Неждана не поняла:
        - Какой такой солью? Он ужин варить собрался? Тут, посреди леса?
        Леший фыркнул, устроился на траве, став почти одного с княжной роста:
        - Так то не обычная соль, знамо дело, а погорская… Видать, только ею от Жницы и отгородиться можно. - И вздохнул совсем печально: - Плохо дело, совсем плохо.
        Неждана о погорской соли не слышала. А потому, присев, рядом с Лешим, спросила:
        - А погорская соль - это что? Это поможет?
        Леший вздохнул, посмотрел на нее снисходительно:
        - Слышала, небось, что Силы не осталось совсем? Всю извели… - девушка кивнула. - Ну вот. Мало кто знает, что Сила в кристалликах сохраняется, а те - на цветах особых, мы их афалитами зовем - оседают, будто роса утренняя. И цветы эти закрыты для человека простого, они в отражении изнанки мира растут.
        - Отражении или изнанки? - не поняла княжна.
        Леший отрезал:
        - Как сказал, так и есть: отражение изнанки… И раз в год или два, подступают эти поля совсем близко к границе с миром живых. Тогда до них можно дотянуться и собрать крупинки, как пыльцу пчелы собирают.
        - А погоры при чем?
        - Так погоры ту изнанку-то и стерегут. Малый народец, не злой, опасливый, никого чужих не подпускает… - он снова вздохнул, добавил задумчиво. - Вот, Лесьяра нашего подпустил уже не знаю, как.
        - И что, много той Соли у Лесьяра?
        - А мне почем знать? - Леший встал, засобирался. - Я ему в мамки не гожусь. Придет, вот сама у него и спроси.
        Он повернулся и направился в лес.
        - Погоди! - Неждана подскочила, схватила его за ветку, на ладонях остался ворох зеленых листьев. - А, что, может помочь эта Соль погорская, от Жницы?
        Леший помолчал, видно было, что он и сам задумался.
        - Жницу что-то привело в наш мир, - пробормотал. - Она просто так не появляется… Грех какой-то за этим стоит, большой, на крови замешанный да словом запечатанный… Обида человеческая она такая, до беды прижигает.
        Короб с марой будто ожил, тварь внутри засуетилась, завертелась, изнутри послышалось тошнотворное верещание и пронзительный хохот.
        Леший качнул кроной, пробормотал задумчиво:
        - Ишь как взбеленилась, видать, правильную я думку додумался… Эхх.
        Он махнул веткой и пошел в лес. Неждана отошла от корзины с марой, обхватила себя за плечи и повернулась к оврагу лицом, выискивая глазами фигуру Лесьяра - может, возвращается уже.
        - Отпусти-и меня, - прошипела тварь из короба. - Отпусти, я могу помочь.
        Девушка обернулась, замерла.
        - Ты знаешь, как справиться со Жницей?
        Создание внутри короба не успело ответить - из-за кустов, ломая подлесок, выбрался Лесьяр. Глянув на Неждану сурово, бросил:
        - Пойдем, до темноты надо добраться до деревни.
        Неждана не стала спорить, заторопилась за аптекарем - тот прибавил шага, и теперь девушка едва поспевала за ним. Но остановиться не просила - сама боялась что нового нападения лухарей, что мар, что Жницы. Не прашивала и о деревне, в которую шли. По бокам тропинки темнели высокие сосны, ели, нахохлившись, ожидали приближения ночи. Из-за пригорка темнели кресты заброшенного кладбища - когда-то тут стояло поселение новгородских купцов, да сгорело дотла пару зим назад. Люди ушли, погост остался. И сейчас, когда Неждана шла за аптекарем, из-за покоившихся крестов то тут, то там светились гнилушечным светом глаза голодных кладбищенский мар.
        Тварь, что сидела в коробе за спиной Лесьяра, заволновалась, корзина заходила ходуном. Лесьяр ударил по стенке, пригрозил:
        - Умолкни! - и добавил не то себе, не то Неждане: - Ишь ты, дом почуяла …
        Княжна замерла, когда подвел он ее к берегу неглубокой и вечно ледяной речки Зв?нки. Зубастые утопленницы, завидев Лесьяра с гостьей, зашипели:
        - Как посмел ты! - прыгнули на мокрые камни у берега, потянули свои покрытые тиной руки к княжне, пытаясь схватить за полы плаща, утянуть на дно.
        Княжна взвизгнула, бросилась к аптекарю, с перепугу схватила его за руку.
        - А ну тихо! - рявкнул Лесьяр, обращаясь одновременно и к ней, и к русалкам. - Разверещалась нежить… Вас забыл спросить.
        Им открылось небольшое селеньице, окруженное излучиной реки и запрятанное меж сосен. В окнах уже горели желтоватые огни луч?н. Лесьяр направился к шаткому мостику, упиравшемуся в туман. Бросил Неждане:
        - За мной иди.
        Он пробормотал «заб?ти», глубоко вздохнул и набрав полную грудь холодного, болотистого воздуха, шагнул в туман. Неждана, к которой уже подбирались русалки, поторопилась за ним, нырнула, как в прорубь в ледяной туман. На миг оглохла и ослепла, почувствовала плотную завесу, но вот уже вынырнула из нее и оказалась рядом с Лесьяром, за воротами деревеньки. К ним бежала девушка-подросток, угловатая и нескладная.
        - Лесьяр пришел! - кричала она. - Не ждали тебя.
        - Мир дому погора, - кивнул аптекарь. - Здравствуй, Чара.
        Их поселили в домике - не то избушка, не то землянка, Неждана так устала, что не поняла. Рухнула на скамью, едва найдя силы поблагодарить Чару. Суетившуюся для гостей. Девочка поставила на стол крынку с водой, принесла нехитрый ужин. Посмотрела на княжну с тревогой:
        - За ней беда тянется, - проговорила.
        Лесьяр, сидевший на лавке, вытянув ноги и прикрыв от усталости глаза, кивнул:
        - Так и есть. Она разбудила Жницу.
        - Беда, - Чара присела рядом с ним. Дотронулась до руки, но тут же одернула руку: - Отец будет против, чтобы вы остались в деревне, ты знаешь уговор… Я просила только за тебя одного.
        Лесьяр кивнул:
        - Знаю. Ночлег прошу, на заре уйдем.
        Чара кивнула, встала и направилась к двери. Задержавшись у входа, прошептала:
        - Тебе время поможет… - и вышла, тихонько притворив за собой дверь.
        Сквозь сон Неждана слышала их разговор. Потом слышала, как со скрипом избушка качнулась и будто бы поднялась. Пробудившись на миг, открыла глаза. Увидела, как Лесьяр, встав у свечи и раздевшись по пояс, осматривал и обмывал раны. У него было красивое, сильное тело. По спине, от шеи до поясницы темнел затейливый рисунок. Руки работали споро, ловко втирая в кожу золотистую жидкость, которую Лесьяр капал себе на ладони. Тело на миг освещалось золотым, искрилось, впитывая волшебное зелье. Мара шипела из короба, угрожая и проклиная.
        Лесьяр с тревогой рассматривал темные пятна, снова проявившиеся на коже. Они припухли, некоторые покрылись тонкой коркой, под которой скапливалась дурно пахнувшая слизь. Другие ссохлись и трескались, кровоточа. Но раствор акханды, заведенный на росной воде, помогал - язвы бледнели и таяли, будто их и не было. Но теперь Лесьяр знал - они появятся вновь.
        Мара, возившаяся в коробе, прошептала:
        - Знаешь, почему она стала Жницей?
        Лесьяр замер. Бросил быстрый взгляд на спавшую на скамье Неждану.
        - Если есть, что сказать, говори, - нахмурился, уставившись на короб.
        Мара мелко захихикала, завертелась:
        - Одной акханды мало для рождения Жницы. Нужна проклятая кровь… Грех, запечатанный ложью…
        Сердце Нежданы упало. Зажмурившись, она мечтала только об одном - чтобы мара не умолкала, чтобы объяснила, что произошло. Но тварь внутри короба умолкла. Княжна слышала, как Лесьяр убрал таз с водой, оделся. Посидев за столом, он отправился спать, а девушка повторяла услышанное: «нужная проклятая кровь», «грех, запечатанный ложью». «Жницу что-то привело в этот мир, - пробормотал Леший. - Она просто так не появляется… Грех какой-то за этим стоит, большой, на крови замешанный да запечатанный словом».
        Давно минувшее мелькало в памяти Нежданы: отец, мать, явившийся Радимир и его проклятье. И ее, Нежданы, клятва старухе-маре, что мать невиновна… «Что, если я обманулась?».
        36
        Князь ходил чернее тучи. Волхв уходил в лес, возвращался с рассветом, каждый раз принося новости одна страшнее другой: лесные жители встревожены, по лесам бродит зло голодное, зверье тревожит, на одинокие деревеньки нападает, скот ворует.
        - Ежели это княгинюшка в таком образе, то ее упокоить надо… Пока людишки одно с другим не сложат, да вопросы не начнут задавать. Только скажи, в миг обряд проведу.
        Князь не слишком верил обрядам. А если действенны окажутся, не бы уверен, что хочет избавиться от жены.
        - Подождем…
        Волхв качал головой и смотрел с упреком:
        - Гнев народа похлеще гнева богов, как начнутся бунты, что князь не заботится о людях своих, помян?шь слова мои. А коли пройдет молва, что ты жену свою прикрываешь, то не сносить тебе головы.
        Князь кивал и возвращался к работе.
        37
        - Будто по кругу ходим, - отозвался один из дружинников и придержал коня.
        Лес, обступивший небольшой отряд, стал непроглядным и непролазным. Звериные тропы петляли, уводя в чащу, кроны смыкались над головой, не пропуская и лучика солнечного света. От того лес казался мрачным, гнилым и неприветливым. Тропа цепко удерживала их - несколько раз они пытались сойти с нее, но вокруг тут же обнаруживались топи или зыбучие пески. Всадники возвращались на тропу и плелись вперед.
        - Леший чуд?т… - подтвердил второй, привстав в стременах.
        Званко нахмурился:
        - Дел ему больше нет, кроме как нас по лесу водить, - пробормотал и, пришпорив коня, вырвался вперед.
        Дружинники переглянусь, направились за ним, хотя каждый и продолжал опасливо оглядываться по сторонам.
        Едва показывалась проплешина между деревьями, они к ней торопились, но стоило к ней приблизиться, как отдалялась она или закрывалась плотной листвой.
        - Княжич, - самый старший из дружины нагнал Званко, - погоди! Надо на дерево забраться да сверху посмотреть. Не то сгинем так в лесу.
        Званко притормозил коня, посмотрел сперва вверх, на едва пробивающееся сквозь плотную листву небо, потом - на своих людей: в глазах многих уже поселился страх.
        - Думал, смелых да бывалых воинов в поход беру, - процедил.
        Старший из дружины и бровью не повел, хмыкнул:
        - Коли враг встретится, так там и поляжем, а с тварями лесными, что даже из тени не выходят, вошкаться - упаси Перун… Лес незнакомый, мы с дороги сбились… До темноты не выберемся, достанемся лесной нечисти… - Дружинник прищурился: - Ты за тем нас созвал?
        Званко недовольно выдохнул, раздраженно спешился:
        - Добро… Делай, как знаешь. - И отвел коня к дереву.
        Дружинники выбрали дерево с крепким стволом, прочными ветками, взобрались на него. Да только как ни пытались добраться к вершине, не могли - ветки словно дразнили, поднимались все выше, то сбрасывая людей, то заманивая вверх и не позволяя спуститься.
        - Вот Леший, водит… - злились мужики. Кони все больше беспокоились, ржали.
        На лес спускались тьма, становилась все живее, и будто загоралась десятками огней темнота.
        - Что делать будем? - обессилев, дружинники спустились с деревьев, так и не сумев разобраться, где они находятся.
        Вдруг один из них, самый молодой рыжеволосый, ткнул пальцем в кусты:
        - Гляньте, там огонек!
        И собрался было пойти к нему. Старший успел остановить его, схватил за рукав:
        - Да ты погоди, - он указал на поднимавшуюся над деревьями первую звезду. - Ночь пришла, то огонек может быть с того света, дружок.
        Парень замер.
        - И что теперь?
        Старший вздохнул:
        - Теперь только надеяться, что Леший просто с нами забавлялся, да смерти нам не желал. Тогда к утру отпустит…
        - А если нет? - молодой вытаращил глаза, опасливо огляделся.
        Дружинник вздохнул, посмотрел на сомкнувшиеся кроны.
        - А если нет… - прошептал, - то вряд ли мы доживем до утра и увидим рассвет.
        Званко шикнул на него.
        - Ну, накаркаешь! - взяв коня под уздцы, уставился на горящий в ночи свет. Подумав, взял коня под уздцы, шагнул за деревья.
        - Стой, неужто не помнишь, что днем было? - старший дружинник держал его за рукав, загородив собой дорогу.
        Княжич смерил его взглядом, отодвинул локтем:
        - Прочь уйди… Здесь стойте. Я вас привел в чащобу, я вас и выведу. А если не вернусь, то значит. принял Леший мою жизнь как плату за проход. Домой возвращайтесь…
        И шагнул за кусты.
        Он слышал голоса дружины, тихое ржание коней. Лес, такой неприветливый днем, сейчас притих, с любопытством уставился на чужака. Тот шел, не оглядываясь и не отпуская взглядом огонек. Но и не теряя из внимания голоса людей. Будто схватился одной рукой за огонек, а другой - за людей, и так и шел, как скоморох по натянутому над пропастью канату. Даже моргать боялся, думал - моргнет, и нить разорвется, огонек потеряется.
        Он не знал, сколь шел, чувствовал только биение своего сердца, слышал только собственное дыхание и тихое, тревожное ржание своего коня. Ноги замерзли - казалось, он босиком идет по ледяному туману, проваливаясь в него все глубже.
        А огонек не приближался.
        Прямо из-под копыт коня выскочила ночная птица, ударила крыльями и взмыла ввысь. Конь дернулся в сторону, встал на дыбы - Званко едва смог удержать поводья.
        - Хватит! - крикнул, разрывая полотно ночи. - Что хочешь ты? Не обжали твоего леса ни смертью безвинной, ни словом злым. За что гневаешься?
        Он повил на поводьях, конь будто сошел с ума, вырываясь. Протащил Званко по тропе, окунув в ледяную росу с головы до ног.
        - Тпруу, - рявкнул княжич, натянул поводья.
        Конь встал, будто и не рвался мгновением назад вперед. Поник головой.
        Из тумана, освещенного луной, вышел не то старец, не то юноша. Медвежья шуба засыпана листвой, на шапке - мох. Взгляд темный, неживой. Встав в паре метров от Званко, оперся о посох.
        - Зачем пришел непрошенным? - прошелестел.
        Званко выпрямился, пригляделся - но лица, как не смотрел, разглядеть не смог.
        - Невесту свою ищу… Нежданой зовут. Знаю, в твоем лесу она.
        Леший хмыкнул, проговорил недоверчиво:
        - Мало ли народу в моем лесу бродит… Почем я знаю, что не лжешь?
        - Не веришь, так в глаза посмотри, нет в них неправды. Неждана с аптекарем Лесьяром здесь, не по своей воли. За нее прошу, и за людей своих - дозволь выйти из чащи и от тварей ночных огради.
        Лесной володетель оторвал от шкуры ветку, бросил княжичу:
        - Добр?… Так лови… Только утром чтобы вас больше тут не было…
        Званко моргнул и оказался прямо за деревьями, рядом со своей дружиной - мужики принялись беспокоиться уже, договаривались, кто пойдет следом вызволять княжича.
        - Никого вызволять не надо, - отозвался княжич и вышел на тропу. - Спать ложимся, завтра ранний подъем.
        И не проронив больше ни звука, стреножил коня и, подложив под голову переметную сумку, лег на мох и отвернулся, почти сразу заснув. Дружинники, с трудом борясь с зевотой, попадали тут же. Едва их глаза закрылись, из-под земли поднялся туман, укрыл их с головой, будто одеялом, а промеж кустов показался все тот же лесной володетель в медвежьей шубе. Проверив крепость сна непрошенных гостей, обвел их ночлег посохом, выставить защиту.
        А едва поднялось солнце, туман схлынул. Дружинники поднялись, обнаружив себя на опушке леса - на горизонте, за речкой высились расписные стены Большого Аркаима.
        - Это как же нас угораздило оказаться так далеко от дома?
        Званко отозвался строго:
        - Нам нужно вернуться и найти княжну…
        38
        Наутро Неждану разбудили голоса - за столом сидели Чара и Лесьяр. Чара - в простом льняном сарафане, босоногая, волосы перехвачены голубой лентой, ворот рубахи Лесьяра был распахнут, рукава закатаны до локтей, оголив сильные руки с тонкими запястьями, прикрытыми широкими зарукавьями. Оба - и Чара, и Лесьяр - склонившись над плоским блюдом, заполненным водой, что-то смотрели в отражении и переговаривались тихо.
        - Может, у дальнего ручья посмотреть? - говорила Чара, показывая пальцем.
        Лесьяр упрямо качал головой:
        - Далеко. Если Жница нападет, негде укрыться будет…
        Погорка тихонько вздохнула, тайком - Неждана заметила это и почувствовала укол ревности, - посмотрела на аптекаря, задержалась взглядом. Тот, кажется, тоже почувствовал ее взгляд, посмотрел в глаза Чары быстро и тут же отвел их, кивнув на воду:
        - Остается Черная расщелина…
        На этот раз Чара покачала головой:
        - Там уже нет ничего, три сезона как нет.
        Неждана села, оправила одежду:
        - О чем речь? Чего нет?
        Чара повернулась к ней, посмотрела с интересом.
        - Да вот, думаем с Лесьяром, как Жницу напоить….
        - Напоить? - княжна подсела к столу.
        Чара кивнула:
        - Ну да. Жница - вечно голодная мара, она не успокоится, пока не утолит свой голод…
        Княжна уже слышала это все прежде. Сейчас ей удалось рассмотреть погорку. Невысокая, ладная, со светлыми, словно бирюза, глазами и льняной косой, она походила на подростка, хотя, судя по речам, была старше.
        - Как можно напоить вечно-голодное? - спросила, не дослушав.
        Чара посмотрела на нее с осуждением, но все-таки ответила:
        - Это смотря чем пытаться накормить. Если кровью живых, то можно, но не надолго. Если снадобьем сильным, то можно навсегда. Но снадобье должно быть подобрано особо… - она посмотрела на княжну внимательно. - Вот что разбудило твою Жницу?
        Под взглядом волшебницы Неждане стало неловко, она повела плечом:
        - Не знаю… Я угостила ее купленным у Лесьяра отваром.
        - Украденным, - напомнил аптекарь.
        Девушка вскинула голову, вздернула нос:
        - Я оставила деньги. Выходит, купила…
        Лесьяр не успел ответить - Чара, прервав их перепалку, предложила:
        - Я кажется знаю, что делать… Нужна живая вода. - Лесьяр закатил глаза, покачал головой. Чара настаивала: - Не та, что ты подумал, а особая, собранная из последних вздохов мотыльков.
        Она посмотрела на аптекаря, во взгляде плескалась жажда внимания и похвалы.
        Лесьяр задумался:
        - А что, может и получиться… Луг здесь недалеко, у самого мостка. И время сейчас самое подходящее.
        Неждана выпрямилась, улыбка, появившаяся было на ее губах, медленно таяла.
        - Какие мотыльки? Какой последний вздох? Это же просто мотыльки… Вы меня сейчас разыгрываете?
        Чара усмехнулась. Лесьяр ответил вместо нее:
        - Нет. Мотыльки обычные. Они живут недолго и быстро уходят в Кощье царство, чтобы возродиться вновь. А потому все время как бы на границе обитают, между живыми и мертвыми… Нет, это отличная идея.
        Чара повернулась к нему, посмотрела строго, напомнив:
        - А после вы уйдете, как ты обещал моему батюшке.
        Она встала и быстро вышла из избушки, оставив Неждану и Лесьяра готовиться к работе. Аптекарь встал, подошел к печи, снял с нее корзину, доверху наполненную всяким скарбом - там были и склянки, и туески, и котомки, и берестяные свитки, и воск для печатей, и связка свечей, и огниво, и пара блестящих, будто из рыбьей чешуи перчаток. Лесьяр, внимательно осмотрев содержимое, вытащил несколько фляжек.
        - А как их собирать, вздохи эти? - спросила Неждана, наблюдая за сборами Лесьяра.
        - На песню.
        У Нежданы округлились глаза:
        - К-какую песню?
        Юноша задумчиво посмотрел на нее, будто увидев впервые, отозвался просто:
        - Поминальную… твое дело - петь, мое - сбирать. Так и справимся. - Он направился к выходу, толкнул дверь. Обернувшись к Неждане и отметив, что та не пошевелилась, поторопил: - Ну, пойдем же! Времени мало!
        Тем же путем - через мостик над омутом, обернувшись к изнанке мира, они вышли на вчерашнюю поляну. Русалки и болотницы, вынырнув из тени, смотрели настороженно, но близко не подходили, хоть наблюдали с ревнивым интересом.
        Оказавшись на берегу, Лесьяр прошел дальше, свернул с тропинки к соснам и ушел к дальней излучине. Там, укрытая от чужого взгляда, оказалась поляна. Сочная осока доходила Неждане до пояса, утреннее солнце подсвечивало траву, делая ее полупрозрачной, сказочной, а крохотные капельки росы, поднимавшиеся над ней, преломляли золото наступающего утра - и будто огоньки поднимались к небесам. Княжна завороженно наблюдала, даже не сразу заметив, что поляна эта вся от края и до края усеяна мотыльками.
        Лесьяр, остановившись у края поляны и стараясь не шуметь, поставил склянки на поваленный дуб, стянул сапоги, пристроил их рядом, сбросил с плеч рубаху и, оказавшись обнаженным по пояс, закатал штаны до колен. Взяв в руки склянку, обернулся к княжне, посмотрел строго:
        - Ты тут стой, в воду не ходи, не то русалки на дно утащат.
        Неждана кивнула и послушно сделала шаг назад.
        - Ну, готова? - Лесьяр смотрел пристально, ожидая согласного кивка. Девушка кивнула, припоминая строги поминальных песен. - Начинай тогда…
        Девушка откашлялась, затянула тихо:
        - Ты взойди, мое солнышко, утоли мою боль-кручинушку, что засыпала тебя мать сыра-земля, придавила грудь черным камушком…
        Поляна осветилась. Крылья сотен мотыльков, услышавших песню, окрасились синим, из-за чего вся поляна стала искриться, поблескивая золотом росы и цветом бабочек. Лесьяр шагнул вперед, оказавшись по колено в воде. Сделал первый осторожный шаг, раздвигая свободной рукой осоку, а другой - поднося к голубому свечению склянку. Мотылек, потревоженный аптекарем, поднимался над травой, но тут же падал в воду, оставляя вместо себя яркую искру. Как последний вскрик. Именно их и собирал Лесьяр. Один за другим, осторожно и ловко.
        - Я не буду петь песен звонких, не снесут меня резвы ноженьки да на берег твой, к твоим рученькам…
        Песня Нежданы лилась, смешиваясь с сиянием мотыльков, привлекая русалок да болотниц. Те усыпали берег: кто-то выбрался и уселся в тени, кто-то прилег в камнях. Синие да зеленые волосы их, спутавшиеся с болотной травой, покрывалом стелились по земле, струились, потревоженные ветром. По щекам текли слезы, и вот уже русалки, подхватив песню Нежданы, затянули:
        - Нет спасенья мне от глухой тоски, не видать теперь счастья светлого…
        Их серебристые голоса, подхваченные лесным эхо, взмыли ввысь, к склонившимся кронам столетних ив, легли на плечи лесных птиц и полетели во все края, осыпаясь слепым дождем.
        Лесьяр возник перед Нежданой, дотронулся до ее рукава - в его руках были две склянки, доверху наполненные голубым сиянием.
        - Пойдем, - прошептал, склонившись к уху девушки и обернулся на русалок. Те, не заметив, что девушка смолкла, затянули уже о своем: о тяжкой жизни на болотах, о тоске по свету, по дому, о близких, что забыли о них.
        Лесьяр, подхватив рубашку, на ходу натянул ее, притормозив, надел сапоги, повел княжну прочь.
        - Мне так жалко их, - Неждана смотрела на поющих русалок, по щекам текли слезы.
        Лесьяр усмехнулся:
        - Жалей-не жалей, а каждая здесь оказалась по своей воле…
        - Ты имеешь ввиду, что они сами утопились?
        Лесьяр кивнул:
        - Кто сам от боли душевной да от глупости, а кто по алчности, поведясь на посулы болотного царя.
        Они шли по тропинке к мостику, ведшему к погорской деревне, ее силуэт проступал в утренней дымке, как воспоминание или мираж. Неждана вздохнула:
        - Тем более жалко - одна ошибка, а мучиться потом веки вечные.
        Лесьяр замер, вытянул шею, посмотрев на поляну, откуда они только что пришли:
        - Слышишь?
        - Что? - Неждана тоже оглянулась, но ничего необычного не услышала.
        - Песня стихла.
        И тут же, будто отвечая на самые его страшные предположения, тишину разрезал неистовый русалочий визг и громкий всплеск. Птицы тучей вспорхнули вверх, зависли над поляной. А русалки, судя по звуку, в рассыпную прыгали в воду и уходили на дно - их крик стал приглушенным и словно тянулся со дна.
        На тропинку, ломая молодые сосенки, выбралась Жница.
        39
        Схватившись одной парой рук за ивовые ветки, а другой - за макушки молоденьких елок, она уставилась на Неждану - та пискнула и спряталась за спину Лесьяра.
        - Как она нас так быстро нашла?!
        - Она ищет, вот и находит, - голос аптекаря стал глухим, сосредоточенным. Бросив быстрый взгляд на мостик в погорскую деревню, он проговорил: - Нельзя допустить, чтобы она проникла в деревню погоров. Я слово дал… Надо уводить ее.
        - Как?!
        Девушка тяжело дышала, не в силах отвести взгляд от черной фигуры Жницы, ее когтистых лап и морды, с которой на тощую грудь капала слюна, с отвращением видела, как внутри пузыря, прикрытого ребрами, плещется что-то противное, буро-серое, очень напоминающее чей-то не до конца разложившийся труп.
        Не в силах сдержать тошноту, Неждана отвернулась, осела. Ее вырвало.
        - Нашла время, - пробормотал Лесьяр, делая шаг назад и в сторону, к тропинке. Он с сожалением понимал, что по лесу далеко не убежит. Жница рыкнула и сделала шаг навстречу.
        Лесьяр забрал склянки, проговорил, стараясь не поворачиваться к голодной твари спиной и не выпускать ее из вида.
        - Разделимся. Как скажу, ты в лес беги, во весь опор. Я ее отвлеку и от погоров уведу. Поняла ли?
        Неждана кивнула, но исполнять приказ не торопилась.
        - А как найдемся в лесу?
        - Заблудишься, Лешего зови моим именем, он тебя ко мне приведет. - и шумно втянув носом пропахший тиной воздух, сгорбился, поманил рукой, приглашая Жницу следовать за ним. - Что ты, тварь к?щья, по миру шастаешь, не угомонишься никак?
        Жница переводила искрящий ненавистью взгляд с Нежданы на него и опять на Неждану. Та, приникнув к траве, шагнула к кустам. Тварь угрожающе зарычала.
        Лесьяр поднял толстую ветку, кивнул княжне:
        - Сейчас! - и тут же бросил корягу в Жницу, целясь той в голову.
        Неждана бросилась наутек. Скрывшись за ветками, она помчалась по тропе, оставив за спиной дикий рев Жницы. Деревья с хрустом и стоном крошились, звук неистовой борьбы уходил куда-то в лес, к оврагу. Неждана мчалась до тех пор, пока не поняла, что вокруг нее - тишина, что даже шелест отдаленной битвы до нее не доносится. Прильнув к земле, прислушалась - тоже тихо. Ни топота ног, ни грохота. Только шелест листвы, да щебетанье птиц.
        - Лесьяр… - позвала и ее голос, подхваченный птицами, полетел высоко, выше деревьев, выше облаков. Опустившись на землю, девушка обхватила колени руками и принялась ждать.
        Лесьяр, спотыкаясь и падая, манил за собой Жницу. После первого удара, та взревела, от злости вырвала несколько елок с корнями, бросила в человека - аптекарь едва успел увернуться.
        - Та-ак, ручищ у тебя много, а глазомер никуда не годится, - юноша, не отпуская ее взглядом, пятился к кромке леса. Там, за вековыми соснами, он знал каждую тропинку, каждая коряга могла стать укрытием, а мелкие, неприметные болотца могли утянуть в свою пучину не одно создание, будь то нежить или жить. - Давай, пойди-ка, прогульн?сь по сад?чкам, по маленьким лесочкам…
        Жница, бессмысленно пялясь на него, шла следом, будто привязанная. Лесьяр, манил ее за собой, уводил дальше от погорской деревни.
        Добравшись до ближайших деревьев, юркнул в густую листву и побежал. Жница зарычала где-то над головой, на Лесьяра пахнуло тошнотворно-сладким, гнилостным.
        - Эй, ты чего отстаешь?! - заорал он, чтобы тварь не подумала переключаться на Неждану и надеясь, что девушка послушала его и убежала уже достаточно далеко, чтобы тварь ее не почуяла.
        Треск вырываемых с корнями деревьев, ворох веток и листвы осыпал юношу, будто дождем. Вырвавшись вперед, он нырнул под корягу и отдышался. Стараясь не шуметь, он поглядывал в щель в коре, наблюдая как Жница подслеповато смотрит по сторонам, как таращится в пустоту и рвано дышит - она у него на крючке, никуда не денется. Лесьяр, встав на четвереньки, переполз под соседнее дерево, как раз вовремя - зловонная морда показалась рядом с его прежним укрытием, принюхалась.
        Юноша перекатился подальше, снова укрывшись от ее взгляда. Быстро поднявшись, побежал. Отбежав немного, позвал за собой. Поднял камень, удачно валявшийся у тропинки, бросил в сторону твари, удерживая ее внимание. Та, ломая кусты, бросилась ему наперерез, Лесьяр едва успел уклониться и юркнуть между деревьев. Жница сунувшись было за ним, застряла. Зарычала, с зубастой пасти потекла длинная слюна.
        Лесьяр, уперев руки в колени, согнулся пополам, посмотрел исподлобья:
        - Ух, и ловкая ты тварь, едва меня не прикусила… - Он выпрямился. - Но я-то ловчее буду.
        Жница, уставившись на него, дернулась, зарычала утробно, зло - жидкость внутри ее желудка-пузыря закипела, вспенилась. Лесьяр поморщился:
        - Фу, ну и вонь от тебя…
        Жница рывком дернулась вперед, умудрилась просунуть одну руку вперед и потянулась к юноше - тот отскочил, оступившись, упал, больно ударившись коленом о корень. Застонал. Дерево, удерживавшее Жницу, затрещало. Крона его всколыхнулась, накренилась, дерево угрожающе застонало. Лесьяр понял - нужно торопиться, приготовил одну из склянок, откупорил пробку.
        - Лесья-яр, - пропел знакомый голос, - уж не думал, что тут с тобой встретимся.
        От неожиданности, у аптекаря выпала из рук склянка - на тропинку вышел Званко, да не один, а с дружиной. Лесьяр моргнул, покосился на замершую за спинами людей тварь.
        - Званко, - покачал головой, - ты не вовремя…
        Княжич не успел что-то ответить, тварь, заметившая людей, коротко рыкнула, напрягла грудь и переломила дерево чуть выше собственного роста. Лесьяр озадаченно выдохнул: плохо дело. У него повреждено колено, бежать не сможет, Званко со своими людьми, и он не успел напоить Жницу живой водой. Совсем все плохо. Званко замер, уставившись на тварь.
        - Что это? - спросил изменившимся голосом.
        Лесьяр повел плечом, отозвался невесело:
        - Это Жница, она хочет меня съесть… Но, может, теперь тебя даже больше…
        Дружинники и Званко, как один, отпрянули к деревьям. Лесьяр с сомнением поморщился: не поможет - Жница уже выбрала их своей жертвой.
        Бросившись к людям, она схватила ближайшего дружинника одной лапой, встряхнула его так, что с него слетели сапоги, а голова на сломанной шее повисла безвольно. Схватив его за голову другой рукой, дернула ее, окончательно оторвав - кровь брызнула на деревья, листву, окропив Званко, Лесьяра и остальных дружинников. Жница, отбросив тело и встав на четвереньки, выгнула спину - приготовился к атаке.
        - Беги! - Лесьяр успеть крикнуть прежде, чем она сделала следующий шаг. Сам хватил обломок вырванного ею дерева, огрел тварь по хребтине, заставив оглянуться на него.
        Обозлившись, она оттолкнула его, сбив с ног и бросилась на оцепеневших людей. Падая, Лесьяр видел, как полетели в разные стороны их растерзанные тела, оторванные руки, головы. Видел, как полоснула она когтистой лапой по Званко, тот осел, но тут же был прикрыт своей дружиной, доставшей из ножен мечи.
        - Уходите! - орал Лесьяр, перекрикивая хруст ломающейся плоти. - Убирайтесь отсюда!
        Вложив пальцы в рот, он пронзительно засвистел, привлекая внимание рассвирепевшей твари. Оставшиеся в живых дружинники, не сговариваясь, подхватили раненого Званко, побежали прочь. Жница, дернувшаяся было за ними, была остановлена Лесьяром: разведя руками, будто заваривая варево в невидимом котле, он шептал:
        - В черном теле злая боль, унесла весь разум твой, рассекая часть души, мать Чернава, покажись… - он не смог подняться, отполз к дереву. Смотрел на Жницу исподлобья, пронизывая взглядом, припечатывая словом - последняя, совсем призрачная надежда.
        Жница застонала. Встав на четвереньки, опустила на грудь голову, тряхнула ей. Огляделась, скользнув взглядом по изувеченным телам, фрагментам человеческих тел.
        Лесьяр откупорил склянку, повертел перед собой - Жница уставилась на светящиеся огоньки, вырывавшиеся из склянки, озадаченно прислушалась к серебряному звону, рассыпавшемуся вместе с ними. Аптекарь поманил ее к себе, протянул склянку:
        - На, отведай… Неждана готовила.
        Услышав имя княжны, Жница встрепенулась, издала звук, похожий на плач, Лесьяр склонил голову к плечу и подобрал ноги, попробовав сесть. Жница подобралась ближе. Аптекарь приготовил вторую склянку, откупорил ее.
        - Лови! - Лесьяр бросил обе склянки в пасть Жнице - та проглотила их, как наживку - светло-голубые огоньки осели на глубине мутной жидкости внутри пузыря.
        Жница застонала, схватилась передней парой лап за голову, запрокинула ее и по-человечески заплакала. Лесьяру на мгновение показалось, что снадобье стало помогать. Воодушевившись, он привстал, оперся ладонью о ствол дерева. Он наблюдал.
        Рухнув на землю, Жница металась. Она стонала, изрыгала проклятия, ее кожа покрылась бурыми пятнами, похожими на гниющие язвы, дыхание стало рваным и больным, сиплым.
        - Ну же… - Лесьяр не уходил, ждал.
        Жница затихла. Тощая грудь вздымалась, из гортани вырывался не то стон, не то молитва. Перевернувшись на живот, она встала и, покачиваясь, побрела прочь - и от поляны, и от погорского жилья. И чем дальше она отходила, тем тяжелее становилась ее походка.
        Лесьяр понял - снадобье спасло ему жизнь, но на Жницу не подействовало. Что-то еще держало ее в этом мире и не давало опрокинуться в кощье царство.
        40
        Ветер, будто ожидая удобного момента, донес ему:
        - Лесьяр…
        Голос Нежданы, смешавшись с шелестом листвы, упал на ладонь, загорелся серебристым облаком.
        - Веди…
        Аптекарь подбросил его, тот, рассеявшись, потянулся к озеру. Это хорошо, там у Лесьяра была тайная хижина, где он пережидал непогоду или дожидался приглашения от погоров. Он шагал, то и дело останавливаясь и прихрамывая. На груди был припрятан флакончик с золотыми жилами, нужно добраться до хижины, обмыть рану водой. Он с тревогой посмотрел на руки - новые пятна не проступали, зато старые загрубели и темнели теперь бляшками каждая размером с голубиной яйцо.
        С этим нужно что-то делать.
        Он собирал акханду слишком опрометчиво, рискуя, и сейчас подозревал, что его ждет та же участь, что настигла Чернаву - стать вечно голодной тварью. Жнице, может, еще повезло - она стала ею в одночасье, вмиг потеряв человеческий облик. Возможно, ему уготовано иное - осознание собственного обращения, расчеловечевания. Если, конечно, он не найдет способ, как помочь княгине. А заодно - и себе.
        Серебристое облако вывело его к низкорослой березе, под ней, сгорбившись и уткнувшись в колени, сидела Неждана.
        Аптекарь подошел к ней:
        - Цела? - девушка кивнула, с удивлением рассматривая его. Он только сейчас подумал, что не стер с лица кровь растерзанных Жницей дружинников. - Пойдем.
        Он пошел дальше, зная, что княжна поторопится за ним. И услышал ее шаги за спиной.
        - Что Жница?
        - Ушла…
        Девушка ахнула:
        - Не помогло?
        Лесьяр покачал головой вместо ответа. Княжна помолчала:
        - А чья кровь на тебе? Ее?
        - Нет… Это дружинники Званко, они вышли к Жнице.
        Неждана остановилась, застыла посреди тропинки. Лесьяр шел дальше, не сбавляя шаг - боль в ноге становилась сильнее, хотелось бы добраться до хижины.
        - А Званко? Что с ним?
        Лесьяр покосился на девушку, заметил тревогу в глазах. Отрезал мрачно:
        - Ранен, его унесли. Я смог отвлечь Жницу, только и всего…
        Они добрались до озера - в него впадала тихая речка Званка, обиталище русалок, болотниц и прочей подводной нежити, врата в мир морского царя. На берегу, укрытый старой ивой, стоял крохотный домик, что домовина Яги, только на земле. Лесьяр толкнул дверь, опустился тут же на скамью. Прикрыл глаза и, вытянув ноги и на мгновение расслабившись, замер. Княжна опасливо передвигалась по тесной каморке - искала ведро.
        - В озере воду нельзя брать, русалок приманишь, - не открывая глаз, предупредил Лесьяр.
        Девушка остановилась.
        - А где тогда?
        - За ивой… - он махнул рукой. - Колодец.
        Княжна быстро вышла из лачуги, зашумела у колодца. Вернулась быстро. Зачерпнув кружкой, подала Лесьяру воду - напиться. Пока тот пил, сняла с полки разномастные плошки, стряхнула с них пыль, обмыла.
        Лесьяр осторожно встал, покосился на девушку:
        - Выйди…
        Та, полыхнув, выскочила наружу, как кипятком ошпаренная, притаилась, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Аптекарь громыхал ведрами, шелестел плашками. Что-то упало и разбилось. То и дело доносился его тихий шепот, слова заклинания от ран и для снятия проклятий. Девушка ждала.
        Спустя еще несколько мгновений из дымовой трубы потянуло разожженными дровами, теплом. Лесьяр открыл дверь, посмотрел хмуро:
        - Входи… Отдохнем и вернемся к погорам, вещи заберем… Да и короб мой там остался, беспокоить Чару будет.
        Внутри было тепло и сухо, пахло запаренными травами, а на столе стояла, поблескивая в полумраке полупустая склянка с золотой жидкостью. Лесьяр быстро убрал ее, перекинул шнурок через голову и спрятал под рубашкой.
        - Садись, у меня тут сухари припасены да оленина вяленная. Не ахти что, конечно…
        Они ели молча, смотрели на горящие уголья, думая каждый о своем. Неждана опустилась у очага на колени, тихо заплакала:
        - Неужели я не смогу спасти ее?
        В груди Лесьяра жгло. Он хмурился, пытаясь понять - надо ли говорить княжне, что Жница отозвалась на свое имя, да и ее, Неждану, помнит? Решил, что - нет: никто не знает, удастся ли излечить Жницу, или придется опрокинуть ее в мир мертвых как есть. Будет Неждана знать, что мать в Жнице еще жива, дрогнет - он бы сам дрогнул, окажись он на ее месте. А потому решил сберечь, промолчал.
        Опустившись на колени рядом с девушкой, он осторожно привлек ее к себе, положил голову на свое плечо. Она прижалась к нему щекой и плакала - горячие слезы капали на грудь, оставляя темные пятна на рубахе. Юноша гладил ее по голове, по спине, надеясь, что Неждана успокоится раньше, чем их обнаружит Жница.
        - Полно те, полно, - шептал, убаюкивая.
        Задумавшись, он смотрел сквозь костер в темноту: в угольях плавилась, сверкая, акханда.
        Он очнулся, почувствовав, что Неждана смотрит на него - ее дыхание обжигало кожу на шее.
        - Что?
        - Мне так хорошо сейчас… Спокойно.
        Признание, которое заставило Лесьяра удивиться - бровь изогнулась дугой, снисходительная усмешка искривила губы.
        - Да уж, лучше не бывает, - протянул со вздохом.
        - Нет, я не об этом… Хорошо, что очаг горит, что тихо, что ты рядом. И твоя рука на моем плече.
        - Убрать? - Последнее замечание было сказано странным, неопределенным голосом и обескуражило аптекаря.
        Вместо ответа девушка подтянулась и коснулась губами - еще горячими и влажными от слез - его щеки. Будто плеснула на грудь кипятком - стало жарко. Лесьяр, с удивлением читая смуту, что творилась в глазах Нежданы, снисходительно улыбнулся и свободной рукой погладил висок девушки, заботливо заправил за ухо выбившуюся из косы прядь. Пальцы замерли на обнаженной шее.
        - Не делай того, о чем пожалеешь, княжна.
        Взгляд девушки стал тяжелым.
        - Отец хочет избавится от меня, всегда хотел… Редко дома бывал, а когда приезжал, говорил со мной, будто повинность отрабатывал… - ее взгляд потемнел от затаенной обиды.
        - Но у тебя он есть, отец, - Лесьяр вздохнул и посмотрел с укоризной: он бы дорого заплатил, чтобы его отец перемолвился с ним хоть словечком.
        Девушка замерла.
        - Мне страшно, - Неждана, отринув страх и скромность, приподнялась на локте, потянулась к нему: - Поцелуй меня, как там, у дома Яги… Хочу снова почувствовать себя живой… Нужной…
        - Неждана, - он позвал тихо, мягко отстраняясь и надеясь, что девушка одумается.
        Почувствовав отчуждение, та отпрянула, в одно мгновение заледенев, Лесьяр едва успел перехватить ее руки и потянуть к себе и опрокинуть на свою грудь. Она попробовала вырваться, ударила кулачком по плечу, уворачиваясь от поцелуя. Не удалось - юноша ловко обхватил ее голову, приник к губам - соленым, впился жадно. Лесьяр видел только ее горящие глаза, чувствовал только ее тепло, которым хотел обладать снова… как тогда. Прижимая девушку к себе, он пил остатки ее решимости, ощущая, как становятся мягче и податливей девичьи плечи, с какой негой отзываются ее губы на требовательные и такие нетерпеливые теперь ласки, как ее дыхание сливается с его. Оно пахло тоской и скорбным одиночеством, как полынью.
        - Не отпускай меня, - прошептала, когда высвободилась из его объятий, задыхаясь. - Прошу…
        Девичья грудь поднималась высоко, с губ срывалось тревожное и трепетное дыхание, от которого мутнели мысли в голове, рассыпались, смешиваясь с дымком растекающегося вокруг огня упускаемого времени-акханды. Лесьяр хотел запомнить этот миг - тепло разгоряченного поцелуем тела Нежданы, ее взгляд и блуждающую улыбку. Он любовался изгибами гибкого и сильного стана, изящной красотой шеи, нежной припухлостью полураскрытых, истерзанных его голодной лаской губ.
        - Л?бая моя, - прошептал, сам не ожидая, с какой нежностью сказанное отзовется в груди. Можно ли верить в то, что разгоралось сейчас внутри - он не знал, но был уверен в другом - оно останется с ним навсегда.
        Неждана, в одно мгновение будто протрезвев, привстала - Лесьяр пожалел, что неосторожным признанием спугнул ее, прикрыл глаза, сделав вид, что ничего не говорил и надеясь, что княжна решит - показалось. Но та села удобнее. Забравшись к нему на колени, прошептала.
        - Я знаю, чего ты боишься, - ее локти уперлись в его плечи. - Я тоже того боюсь.
        Лесьяр положил ладони на бедра девушки, открыл глаза - Неждана была прямо перед ним, смотрела призывно. Он безмятежно улыбнулся:
        - Я ничего не боюсь, ты же знаешь, я - аптекарь… От всего знаю снадобья.
        - Мы не ровня, - перебив его, жарко отозвалась Неждана. - Отец никогда бы не дал дозволения на нашу свадьбу, но… - тут девушка задумалась, на мгновение отвела помутневший взгляд, выдохнула обреченно, - но тут есть кое-что, что может его заставить.
        - И что же это? - Лесьяр хотел дотронуться до нее, вот такой - подчеркнуто серьезной, хотел поцеловать подбородок, пощекотать кончиком языка чуть вздернутые уголки губ, хотел ласкать до одури, до звона в ушах.
        - Я - нелюбимая дочь, от которой торопятся избавиться. Если я окажусь еще и порченная, то никому, кроме тебя меня не отдадут, - она посмотрела с вызовом.
        Лесьяр продолжал улыбаться, чувствуя, как, превращаясь в гримасу, а улыбка гаснет на его лице, как отражается в девичьих глазах глухой решимостью.
        - Порченная? - Он аккуратно высвободился из-под Нежданы, перекатил ее, усадив рядом. - Вот, значит, как…
        Девушка покраснела:
        - Ты сказал только что, что любишь… И я подумала, мы можем сделать вид, что… знали друг друга давно, что… - она задыхалась, - ты… Что мы… Не говори, что ты не понимаешь, о чем я!
        - Понимаю, - Лесьяр кивнул. Подбросив в очаг несколько веток - те сразу занялись, окутав тесную комнатенку горчично-пряным ароматом. Юноша встал, направился к выходу из дома. Уже протянув руку к двери, обернулся. Посмотрел пронизывающе остро: - Только ты будешь моей или по праву, или никак. Лесьяр Городец никогда не будет вором, и это знают все в Аркаиме…
        41
        - Скорее, скорее надо, - дружинники, перемазанные кровью своих товарищей, пылью и потом, торопились из леса. На опушке они оставили под охраной пары воинов коней, и сейчас торопились к ним. Что это за тварь на них напала, они не знали, даже вспоминать о ней побаивались - как бы не навлечь беду.
        Княжич стонал. На груди, медленно пропитывая кафтан кровью, растекалось темное пятно.
        - Как бы не помер княжич, - бормотал старший дружинник.
        Ему никто не ответил.
        Добравшись до опушки, они торопливо перевязали княжича, усадили в седле, закрепили, и, подхватив коня под уздцы, оглядываясь, будто воры, поторопились к ближайшему жилью.
        42
        Князь Олег, приехав из Аркаима, спешился. Передав поводья уставшего коня конюху, подошел ближе, рассматривая, как идет работа по ремонту поврежденного крыла княгини. Старший служка, Артемий, поторопился к нему, доложил:
        - Кровлю наладили уж, карниз мастера заменили, так что еще пару дней и все будет как новое.
        - А стена что? - Олег кивнул на фрагмент выломанный стены из спальни Чернавы.
        - Там венец перебирать придется, но я уж вызвал плотников, что твой теремной дворец, княже, апосл? прошлогодней бури и пожара ремонтировали, к веч?ру будут. А уж как сделают, так и доложу тебе…
        - Добр?, - князь вздохнул, направился к крыльцу, но заметив у него черного волхва, замедлил шаг.
        - Все гуляешь, княже, - сварливо отметил Черновец, когда Олег поравнялся с ним. - По грани ходишь, по тонкой тропочке над пропастью…
        Олег посмотрел на волхва исподлобья, тяжело вздохнул, но спорить не стал, проговорил устало:
        - А ты все сердишься, волхв…
        Старик нахмурился:
        - Страшную тварь, выше деревьев видели у терема твоего, вся округа в страхе… Помни, князь, как пойдет первая кровь, не отмажешься, - старец выставил вверх указательный палец, угрожающе покачал им. В глазах - неистовая жажда крови.
        Олег прищурился, усмехнулся:
        - Ты, волхв, будто мечтаешь о ней… А может, тварь эта, которую якобы видели - не тварь вовсе? А может, не питается она ни птицей, ни скотом?.. Во-от молчишь, волхв, потому что не знаешь. А смуту сеешь! И меня на нее подбиваешь.
        Олег, довольный собой и возможностью прекратить неприятный разговор, взошел на крыльцо, оставив волхва у крыльца. Бросил примирительно, будто старому приятелю:
        - Ты поузнавай все, а там и решение примем - или оставим тварь в покое, или соберем людей дворовых да поселян, вооружим их, усилим дружиной, и отправим на поимку зверя.
        Он уже собрался войти в терем, когда на двор заехали дружинники, бывшие со Званко - на поводе они держали его коня, придерживая княжича в седле. Едва заехав на двор, его опустили на руки дворовых, уложили на траву. Князь бросился к нему:
        - Званко, что случилось. - он махнул рукой служке: - Лекаря! Скачите за лекарем!.. Его надо перенести в дом.
        Княжич схватил его за рукав, пробормотал:
        - Лесная тварь… Демон. Чудовище… Выше деревьев, черный и в брюхе, будто в склянке, пища переваривается…
        Старший дружинник добавил:
        - Трое из дружины разорваны, растерзаны… Княжич ранен… Едва спаслись. Княжну не встретили, прости, Олег…
        Олег выпрямился, помрачнел лицом. Стараясь не встречаться взглядом с волхвом, проговорил:
        - Вот и доказательства… Ты прав был, волхв, а я - нет. Делай, что д?лжно.
        Уже вечером, собравшись у запруды, в стороне от жилья, он наблюдал, как служки докапывают канавку в форме сварожьей звезды, как бабоньки заполняют ее колодезной водой, а волхв посреди образовавшейся площадки разводит костер из черных веток. Черный дымок поднимался к заходящему солнцу, сливался в вечерней росой и улетал на плечах северного ветра. В воздухе пахло солью, горячими камнями и полынной травой - это волхв достал и положил в центр сварожьей звезды путевой камень и присыпал его магической Солью. Кивнув, разрешил Ядвиге передать волхву корзину с разорванной одеждой, найденной тем утром на полу комнаты Чернавы. Тот взял вещи и поместил в костер - едкий дым окутал их.
        - Взываю к вечернему солнцу! - крикнул волхв, и его голос подхватил ветер. - Пусть найдет его кара зверя, что сотворил это!
        Огонь полыхнул, яркое пламя охватило поленья, опалило одеяние Чернавы. Олег стоял в стороне, скрестив на груди руки - он все еще был не уверен, что действует правильно. Наверху, на облаках что-то загрохотало. Вода, заполнившая канавку, осветилась синим, зарябила - это на поверхность упали первые капли дождя.
        С противоположной стороны, из речной травы, появилось странное создание - низкорослое, худое до изможденности, в рваном и грязном тряпье, едва прикрывавшем тощие чресла. Оно остановилось, повело по ветру носом, облизнуло пересохшие губы, будто пробуя ветер на вкус. Посмотрела на князя, словно к нему и шла:
        - Ты б костер затушил, княже, - прошептало. Его голос едва прорывался через треск горящих веток, но Олег точно слышал его у собственного уха. - Убьешь Жницу, убьешь Чернаву… А с ней и дочь свою Неждану. Беда будет…
        Создание прищурилось и замерло, ожидая ответа. Костер, разгоревшийся было, стал чадить, огонь - гаснуть. Темные пучки огня выбрасывались из него, словно чахоточный кашель.
        Люди, стоявшие рядом с Олегом встрепенулись, закричали:
        - Мара! Мара кладбищенская! - И бросились в рассыпную.
        Волхв повернулся в незваной гостье, замахнулся на нее посохом. Та посмотрела на него с издевкой:
        - Ударишь? А без посоха не боишься остаться? - она щелкнула пальцами, и посох волхва рассыпался в его руках, будто тлен.
        Мара перевела взгляд на князя.
        - Меня зовут Кхар?на. - Проговорила. - Я должна твоей дочери свою жизнь…
        Часть 5. Князь
        43
        Накануне днем
        К деревне погоров подходили в молчании - Лесьяр впереди, Неждана поодаль. Девушка то и дело поглядывала на прямую спину юноши, но тот, словно улавливая ее взгляд, каждый раз старательно избегал оборачиваться, чтобы не встретиться взглядами. Он то и дело настороженно вскидывал голову, прислушиваясь к птичьему гомону.
        У мостка, взял Неждану за руку, потянул внутрь - девушку снова окатило ледяным холодом, перехватило дыхание. Но только они оказались у ворот, сразу отпустил и прибавил шагу. У ворот, притулившись к ограде, стояла Чара. Лесьяр подошел к ней.
        - Я видела Жницу, - призналась девушка и посмотрела на юношу с осуждением. - Ты зря привел девушку к нам.
        Лесьяр кивнул.
        - Прости, что тебе пришлось за меня хлопотать…
        Она схватила его за рукав, притянула к себе:
        - Дурное ты задумал, Лесьяр, - прошептала, заставив склониться к ней - Чара едва доходила ему до локтя. - Беду чувствую… И ближе она, так близко, что не уклониться теперь…
        Она пронзительно взглянула на него. Юноша аккуратно высвободил руку, прикрыл рукавом потемневшие язвы - Чара успела их заметить, поджала губы и огорченно качнула головой. Княжна наблюдала за ними, понимая, что этих двоих объединяет многое: знания, общее прошлое и тайны, о которых они оба стараются не говорить много. Под сердцем стало тяжело, будто ледяной яд разлился под ребрами, проник в легкие и сковал сердце - стало невозможно дышать. Девушка опустила голову, медленно втянула носом воздух - сырой, тинистый, но невесомый, будто пропитанный утренними лучами. Стало легче. Чара подошла к ней, кивнула в сторону стремительно удалявшегося Лесьяра:
        - Ему нельзя идти дальше, смерть караулит, стоит ему сделать еще пару шагов по избранному пути…
        - А какой путь он избрал? - княжна посмотрела свысока - юная погорка перевела на нее взгляд, посмотрела пронзительно остро.
        Чара, вздохнув, отвела взгляд и хмуро посмотрела под ноги:
        - Уходи… Этим и его спасешь, и себя.
        Неждана побледнела:
        - Как так «уходи»? Он знает, как с моей бедой управиться, он поможет… он обещал… - она осеклась под взглядом погорки. Чара усмехнулась:
        - Ты беду сотворила, своими руками сделала, а Лесьяр должен с ней управиться? Он испробовал все, что знает - Яге отдал то, что не отдал бы ни за что на свете, - При этих словах Неждана вспомнила флакончик с золотистой жидкостью, оставленный Лесьяром в качестве платы за услуги старой карги. Чара продолжала: - Он собрал живую воду для тебя. И она помогла лишь на миг. Иных средств боле нет…
        Княжна содрогнулась, небеса стали тяжелее, воздух - плотнее, горше. Голос погорки звенел в висках, тисками сковывая голову и не позволяя унять слабость в ногах. С трудом сглотнув, девушка отрицательно качнула головой:
        - Нет… Не может быть.
        Чара смотрела с сочувствием:
        - Это правда. Я не знаю боле ни одного средства. И Лесьяр не знает, что бы он тебе не обещал.
        Время словно остановилось. Погорская деревня - низенькие домики, крепки и ладные, с кривыми черепичными крышам и разномастными оконцами - плыла перед глазами. Княжна выдохнула:
        - Что же делать?
        - Смириться, - голос Чары стал жестким, взгляд потемнел. - Это сложнее всего, когда любишь. Но это спасение для тех, кого еще можно спасти. О том думай… Так легче.
        Неждана перебирала то, что говорил о Жнице Лесьяр, Леший, что слышала от Чары, пытаясь найти хоть ничтожную зацепку, чтобы возразить молодой волшебнице. Та, убедившись, что возразить княжне нечем, кивнула:
        - Я проведу тебя назад.
        - А Лесьяр? - Неждана сжала губы, чтобы не дрожали, посмотрела на опустевшую дорогу, по которой недавно прошел Лесьяр.
        Чара коснулась ее руки, прошептала доверительно:
        - Так будет лучше, княжна. По одиночке вы справитесь, останетесь вместе - сгинете оба.
        Неждана нахмурилась. Посмотрела на вцепившиеся в локоть пальцы волшебницы.
        - Но почему? - спросила, хотя казалось, она знала ответ.
        Чара бросила быстрый взгляд на дорогу, по которой ушел Лесьяр, прошептала:
        - Он проклят, княжна… Видела ли ты темные пятна на его руках? - Неждана с усилием кивнула в ответ. Чара продолжала: - Я видела их прежде. Сперва они то появляются, то исчезают. Потом становятся похожими на язвы и уже гниют до тех пор, пока не сгноят заживо человека. Лесьяр тлеет изнутри, пока не чувствуя боли и не осознавая беду. - Чара заговорила тише, заставив княжну склониться к ней: - Он совершил страшное. Чтобы все исправить ему придется сесть в лодку самому и просить милости богов, а вместо того он оттягивает неизбежное и носится по лесам, выискивая способ спасти тебя от Жницы… Отпусти его, позволь ему выжить… Молю. Он - все, что у меня есть. - Она побледнела, спохватившись. - Что есть у нас…
        Взгляды Нежданы и Чары встретились - погорка плакала, и княжна не знала теперь, правда ли сказанное волшебницей или ловко придуманная ложь, чтобы избавиться от нее, Нежданы. Но ясно было одно - Чара верит в сказанное.
        - А мне что делать? - она не отступала. - Как мне вернуть маму?
        - Жница ушла… Лесьяр назвал ее по имени, она услышала…
        У княжны округлились глаза. Чара закусила губу - поняла, что сболтнула лишнего. Неждана схватила ее за плечо, встряхнула:
        - Ну, дальше!
        Чара снова покосилась на дорогу, вздохнула:
        - Вижу, не сказал тебе, уберег и от этого. Я видела их стычку здесь, у прохода. Жница напала на служивых людей князя, отправленных на твои поиски. Лесьяр бросил ей живую воду и назвал по имени, это часть ритуала… И он сработал - Жница ушла. - Чара посмотрела с вызовом. - Может, на самую крохотную частичку, но она еще Чернава.
        Неждана осела. С трудом сдерживая слезы, задыхаясь, схватилась за ограду, отвернулась:
        - Боги…
        Она помнила, как Жница ломала деревья, как в мутной жиже ее пузыря трепетал еще живой перепел.
        Чара дотронулась до ее плеча, проговорила строго:
        - У тебя своя беда, у Лесьяра - своя. Иди своей дорогой и отпусти его.
        Княжна взяла себя в руки, в глазах горела решимость:
        - Что сделать, чтобы Жница ушла, а мама осталась?!
        Чара покачала головой:
        - Никто не знает… Ты дала слово, что она безвинна. Дала обет… - Чара шагнула к княжне, посмотрела прямо. - Так появляются Жницы. И только тебе ее освободить, вернув данное слово. Ступай! Я проведу тебя…
        Она взяла Неждану за руку, потянула к мостку - та не сопротивлялась, позволила вывести себя в мир людей. Окунувшись снова в ледяной туман, замерла, столкнувшись с Чарой на узеньком мостике - та замерла посреди него, загородив собой и вдавливая назад. А перед ними, стоя по пояс в воде, стояла Жница.
        44
        - Чара! - ахнула княжна.
        - Назад! - погорка пятилась назад, к переходу, но как внего войти Неждана не знала - всякий раз ее, как несмышленыша, проводили через него. А потому, сделав шаг назад, соскользнула с мостка и упала в воду.
        Ледяная глубина сдавила легкие. В прозрачной синеве отражались огни волшебной деревни, не ведающей о беде, что замерла у ее ворот. Тонкие черные водоросли поднимались со дна, будто волосы гигантской куклы, тянулись к щиколоткам девушки, опутывали их, чтобы уже никогда не отпустить.
        Княжна сделала рывок, пытаясь выбраться к поверхности, крик застрял в горле, руки неистово молотили по воде, ноги отталкивались, но княжна продолжала бесконечное падение. Последнее мгновение, на границе миров и бесконечности оно оказалось ослепительно ярким: оранжевое утро, ароматная, пахнущая хлебами рожь, огоньки мелкой мошкары, потревоженной ее рукой - утро, когда она была счастлива. Она знала, там, под раскидистым дубом, мать с отцом, прильнули друг к другу, нашептывая клятвы. Они оба еще не знали, что у них родится дочь, оба трепетали в ожидании чуда, а она порхала над ними ясным летним лучом, вешней птицей, сладким ветерком касалась материнской щеки - раскрасневшейся от быстрой скачки.
        «Мама».
        Последнее слово выскочило из груди с последней каплей воздуха - именно поднялось к поверхности и разорвалось над ней, окатив Жницу и Чару брызгами. Сама Неждана медленно уходила на дно, когда что-то с неистовой силой вырвало ее из цепких лап черной бездны и выбросило наверх. Разрывая легкие, в них вошел воздух, Неждана зашлась кашлем - она оказалась в деревне погоров.
        Вокруг оглушительно визжали, кричали погоры, разбегаясь по узким улочкам, прячась за домами, запирая их на засовы и выставляя защитные заклинания - они светились слабыми золотыми огнями над их домами. К воротам, расталкивая толчею, торопился невысокий даже по погорским меркам, седовласый старик.
        - В укрытия! Раг?да ар?ль! - кричал он остальным, размахивая руками.
        К нему выскочили еще несколько человечков, все четверо торопились к Чаре, разматывая, будто волшебную веревку, нить защитных заклинаний.
        - Прочь с нетвоей земли! - перекрывая общую суматоху, кричала Чара - она стояла уже у ворот деревни, выставив вперед руки и загораживая ее жителей от чего-то, еще не до конца проявившегося через туман перехода. Но Неждана знала, что там Жница. Подобрав под себя ноги, девушка отползла к ближайшему дому и приникла к крыльцу, выглядывая из-за него: Чара под натиском наступающей Жницы и отстреливаясь заклинаниями, ворохом клубившимися над ней, заступила за деревенскую черту.
        В тот же миг защита пала.
        Погорская деревня оказалась в мире людей - Неждана ясно видела поляну, на которой вчера сидели русалки, тропинку, по которой утром шли с Лесьяром собирать вздохи мотыльков, мосток, служивший вратами в отраженный мир живых, обиталище погоров.
        Жница, встав в полный рост, утробно зарычала, мутная жидкость внутри пузыря всколыхнулась, запенилась. Черные тени расползались за ней, словно голодные волки.
        - Прочь! Заклинаю путевыми камнями, золотом времен и черными озерами, - шептала Чара, от ее рук исходил туман - Неждана поняла, девушка пытается выстроить защиту вновь. - На чужой земле стоишь, силы теряешь, соль земли истрачиваешь…
        Жница встала на передние лапы и приникла к земле - так она могла видеть крохотную Чару. Неждана закусила губу из своего укрытия, молясь только об одном - чтобы ее не заметили, втянула голову в плечи.
        Четверо погорских мужчин подоспели к Чаре, встали рядом.
        - На чужой земле стоишь, - вторили они, пытаясь оттеснить Жницу от границы своего мира и своей деревеньки.
        Та качала головой, то наступая, то делая шаг назад, будто слепая шарахалась из стороны в сторону. «Может, она в этом мире, в самом деле, не такая сильная?» - с надеждой подумала княжна.
        Жница шарила в пустоте четырьмя когтистыми лапами, шаталась, будто хмельная, на нетвердых ногах, рычала, изрыгая хриплый и неясный крик. Погоры теснили ее назад, к мостку. И в тот момент, когда Жница почти встала на него задними лапами, та передней нашарила, наконец, золотые нити защитных заклятий, замерла, прищурившись. Оскалилась и, резко дернув их на себя, опрокинула двух погорских магов в воду и бросилась в атаку.
        - Берегись! - короткий окрик пожилого мага был обращен к Чаре - именно к ней Жница бросилась в первую очередь, ведь девушка собой загораживала проход в деревню и все еще стояла на ее пути. Чара успела отскочить, но тут же направила в Жницу сноп заклятий, те рассыпались над головой Жницы золотыми искрами.
        Покачиваясь, лениво отбиваясь от погор, словно от мошкары, Жница выбралась на берег, подслеповато огляделась по сторонам и зарычала. Неждана, втянув голову в плечи еще сильнее, сжавшись, отползла к соседнему дому, а потом, пробравшись под плетеной изгородью - на другую улочку. Визги и крики погор стали громче - Жница принялась крушить ближайшие к себе строения, смахнула в реку подоспевших мужчин.
        - Чара! - донеслось сквозь крики и гомон. Неждана вздрогнула: это был голос Лесьяра.
        Жница возвышалась над постройками, озиралась по сторонам и оглушительно ревела, скалясь. В нее сыпались горшки с горящими угольями, вырванные из оград жерди, комья грязи. Жница размахивала тремя лапами, наступая то на чей-то дом, то затаптывая огород. В четвертой она сжимала Чару.
        Неждана привстала, выглянула из своего укрытия, но тут же спряталась и отползла под розовый куст, раскинувшийся вдоль плетня. Царапая кожу, разрывая ткань рубаха, цепляясь волосами и оставляя их клоки на шипах, она лезла дальше. Исступленно, не оглядываясь, не обращая внимания на крики за спиной и топот, хруст веток и разрушающегося жилья, прислушиваясь только к биению собственного сердца - лихорадочному, до покалывания в груди и удушья. Едва переведя дыхание, она пробралась в щель между плетнем и сараем, проскользнула внутрь и, зарывшись в ворохе соломы, притаилась. Крики погоров то приближались - и Неждана тогда сжималась, замирала, то отдалялись - и девушка выдыхала, но только лишь для того, чтобы снова до одури, до головокружения вжаться в настил.
        Страх, парализовавший ее, немного отступил, ей показалось, что она в безопасности - Жница не видела ее, а погоры, яростно отбивавшие свою деревеньку, отвлекали ее. Неждана, прильнув к щели между досками, посмотрела наружу.
        Паника накрыла деревню погоров. Жница теснила жителей все дальше, продвигаясь к центре селения. Она срывала крыши, крошила черепичные крыши, бросала их в обитателей. Тех, кто подступал слишком близко, она хватала и отбрасывала прочь - маленькие погоры отлетали в стороны, ударялись о стены или падали в воду. Многие не поднимались.
        Жница двигалась рывками, то вставая на передние лапы и делая несколько крупных прыжков, то снова вставая на задние и расчищая себе дорогу. За ней оставались разоренные дома, покосившиеся стены и дымящиеся постройки. То там, то здесь в просветах между домов, мелькала голова Лесьяра - он пытался организовать погор и остановить Жницу.
        Кто-то, наиболее удачливый, смог достать Жницу - заточенный кол вонзился в ее подреберья, чуть ниже пузыря со слизью. Жница взвыла - у Нежданы заложило уши. Лесьяр кричал где-то совсем рядом, возможно, за соседним домом:
        - Быстрее, бросайте камень ей под ноги и сыпьте Соли! Щедро!
        Неждана поняла - он пытается отправить Жницу куда-нибудь подальше от деревни погоров, опрокинуть ее в переход и запечатать его, чтобы не вырвалась. Княжна с надеждой прижала руки в груди, прильнула к щели, через которую наблюдала за схваткой. Но что-то пошло не так, Лесьяр закричал:
        - Боромир, левее! - И тут же простонал: - Нет!
        Жница зарычала и, тяжело опустившись на передние лапы, - Неждана видела ее голову, возвышавшуюся над покосившимся домом с сорванной крышей, - схватила кого-то из погор передней лапой и встряхнув, ударила о стену и, схватив голову зубами, оторвала ее. В возникшей тишине тело погибшего ударилось о деревянный настил мостовой с отвратительным чавкающим звуком. Кто-то совсем рядом оглушительно завизжал. И это стало словно командой для Жницы. Ослепнув от ярости, она принялась крушить все вокруг, разметать погор, будто подрезая серпом спелые колоски. Что-то небольшое, летевшие над сараем, в котором пряталась княжна, на мгновение загородило собой небо и упало прямо перед щелью, в которую, словно приклеенная, смотрела девушка, не в силах ни отползти, ни оторваться. Поняв, что именно опустилось перед ней, Неждана, закусив костяшку указательного пальца, завыла, одновременно подскочив и, не в силах подняться на ноги, отползая спиной вперед - это было тело Чары, изломанное, будто тело тряпичной куклы, со стеклянным взглядом. Тонкая струйка крови стекала с уголка упрямо сомкнутого рта, успев собраться в
небольшую, густо-красную лужицу. Чара была мертва.
        - Нет, нет, нет, - всхлипывала Неждана, продолжая пятиться. Спина уперлась в противоположную стену, рядом скрипнула дверь, заставив девушку резко оглянуться и закричать. Вскочив на ноги и сжавшись, она выбежала из сарая и бросилась по дорожке прочь. Перескочила через низкий палисадник, перевернула чан с водой, перескочила через озерцо с кувшинками, мимо домов, мимо опустевших улочек, прочь от Жницы. Она металась из стороны в сторону, не зная, как выбраться из окруженной рекой деревеньки. Заскочив в первый попавший дом, она захлопнула за собой дверь, она придвинула к ней стол, лавку, потом еще одну и, забившись в противоположный угол, за печкой, притаилась.
        Здесь было тихо. Бойня, устроенная Жницей, казалось, осталась где-то далеко. Но Неждана хорошо помнила, как легко Жница срывает крыши - рано или поздно, она ее настигнет.
        За оконцем полыхнуло золотым огнем, что-то громко взорвалось и будто бы перевернулось. Но, когда грохот прекратился, в деревне, кажется, стало тихо.
        Прошел час, может, больше - Неждана не знала, она продолжала сидеть, не шевелясь, глотая слезы и пытаясь прогнать образ искалеченной Чары, что все еще смотрела на нее с мертвым осуждением.
        - Я не хотела, - всхлипывала девушка.
        За крохотным оконцем стали сгущаться сумерки, а крики стихли.
        Вытерев рукавом слезы и размазав их по щекам, Неждана осторожно подобралась к оконцу и, подтянувшись, посмотрела за окно: ни одного огня. Будто погорская деревня вымерла вся, без остатка.
        45
        - Что же я наделала, - прошептала девушка. - Они же все погибли из-за меня…
        У стены, совсем рядом с Нежданой, кто-то тихо хмыкнул:
        - Значит, прозрела, наконец… - донесся оттуда хриплый голос.
        Неждана оглянулась - у стены стоял короб, тот самый, что таскал за собой Лесьяр. Каким-то неведомым образом княжна оказалась в том домике, который погоры оставляли для гостей, и в котором она провела последнюю ночь.
        Девушка подошла, толкнула его ногой:
        - Эй…
        - Это была последняя деревня погоров, - пробормотали из короба.
        Неждана открыла крышку короба, заглянула внутрь - там, скрючившись, сидело отвратительное существо: болотно-серого цвета кожа, сухая и потрескавшаяся, в комьях грязи и с запекшейся кровью на плечах и чуть вытянутой морде, зубастая, тощая и, казалось, едва живая.
        Неждана окинула ее взглядом, брезгливо отпрянула.
        - Кто ты?
        - Кхарана мое имя. Я мара… - мара смотрела снизу вверх, но с таким независимым видом, что княжна отшатнулась. А может, такой эффект на нее произвело слово «мара» - одна из них ей посоветовала найти Лесьяра.
        Девушка отошла к печи, сползла по ней на пол, уставилась в потемневшее окно.
        Кхарана привстала, выглянула из короба, с опаской покосилась на груду из лавок, стола и прочей домашней утвари.
        - Даже проверить не пойдешь, может, жив кто еще? - спросила с издевкой. - Так и будешь прятаться за их спинами?
        - Молчи! - голос Нежданы звенел, в глазах сверкнул гнев.
        Мара усмехнулась, снова села на дно своего короба, сложила локти на бортик:
        - Конечно, что может быть проще, чем заткнуть рот плененной маре… И наслаждаться покоем, пока не истлеют тела погибших вместо тебя жителей деревни.
        Княжна посмотрела на мару, взвыла. Схватившись за голову, она стала раскачиваться из стороны в сторону:
        - Нет, прошу, не говори так! - она шептала, словно в лихорадке. - Это не правда! Жница… Во всем виновата Жница, это она напала на них…
        - Но привела ее ты, - отозвалась мара и усмешка коснулась уродливого лица, сделав его еще более жутким. - И пришла она за тобой. Тебе это известно лучше, чем мне…
        - Нет, конечно! - Неждана фыркнула и замерла - эта мысль не приходила ей в голову, а если и подбиралась слишком близко, девушка тут же поспешно прогоняла ее.
        Кхарана хрипло рассмеялась:
        - А почему же она оказывается всякий раз там, где оказываешься ты? - она засмеялась громче. - Ты ее породила, напоив священной акхандой и подарив время, которым Чернава не обладала, украв его… Моя мать предупреждала тебя, что нельзя клясться ложью… Ты солгала.
        Девушка запротестовала:
        - Нет!
        - Солгала. - Будто не слушая ее, продолжала Кхарана. - И ты знаешь лучше меня, что это так: на твоей матери - грех. И она проклята по праву, за содеянное преступление.
        - Нет, замолчи! Это ложь! - Неждана вскочила на ноги, сжала кулаки, готовая схватить клеветницу, уничтожить ее.
        Мара замолчала. Когда заговорила вновь. Ее голос стал таким тихим и таким слабым, словно шелест прошлогодней листвы:
        - Ее постигла кара, какая настигает всех клятвопреступников - жить на краю смерти и до скончания собственных дней наблюдать момент своего падения.
        Девушка стояла посреди домика. Она медленно оглянулась, вытерла рукавом рот. Во взгляде - пустота. В душе - ледяной холод.
        - Не может быть… Этого не может быть, - тень улыбки, жалкой и потерянной, скользнула по ее губам: она вспомнила слова Радимира, брошенные много лет назад в лицо матери.
        На ватных ногах она прошла к завалам, разгребла их и вышла на крыльцо - деревня погоров умерла. Над покосившимися и осиротевшими домами струился серебристый дым - совсем такой же, какой она видела позапрошлой ночью, когда на ее глазах умер старик-домовой. «Два раза пожалеешь, на третий прозреешь», - сказал он, соединившись со светом ночи.
        Прозрение было тяжелым, оно стоило жизни десяткам погоров. Неждана спустилась с крыльца и побрела по улочкам, обходя кучи обломков черепичных крыш, соломы, обрушившихся кирпичный стен, разбросанных пожитков. Под ногами хрустели глиняные черепки, разорванные бусы, поблескивали бисерные украшения да обломки копий и ножей. Над деревней тянулся едкий полынный запах - она чувствовала его всякий раз рядом с матерью. Наверно, это был запах смерти, угасания.
        То тут, то там лежали тела погибших погоров. Маленькие, беззащитные, они сражались до последнего вздоха, и сейчас, когда она идет между их тел, над ними загорается сине-голубой свечение и улетает прочь, смешиваясь в ночи.
        Она специально обошла тот проулочек, где - она знала - лежало тело Чары, словно немой укор, словно напоминание: она предупреждала. А еще сказала, что Жница помнит что-то человеческое, а, значит, к ней можно было воззвать и спасти этих несчастных. Но княжна спряталась, оставив их умирать. И сейчас брела, борясь с болезненной слабостью в коленях, тошнотой и ощущением собственной низости, немыслимого стыда, который давил на плечи, разгораясь.
        Но тела Лесьяра не было нигде. Зато она нашла его поворотный камень - небольшой, плоский, размером с ладонь. Подсвеченный поднимающейся над деревней Серебряной звездой в его центре сияла спираль, а от самого камня поднимался тонкий пар - поворотным камнем воспользовались совсем недавно, он не успел остыть.
        Словно желая проверить догадку, Неждана опустилась на одно колено и дотронулась до камня - он был горячий, а на его поверхности темнели несколько зловонных капель и кровь: этим путем прошла Жница.
        «Лесьяру удалось ее увести», - догадалась княжна.
        Она села на землю, опустила плечи. Посреди разоренной деревни, трупов растерзанных погор, приютивших ее, в нескольких шагах от погибшей Чары, так старавшейся отвести беду.
        - Это я во всем виновата. Я могла это остановить…
        Движение за спиной не удивило и не испугало - Неждана сейчас приняла бы любую смерть как избавление от стыда. Рядом с ней встала Кхарана.
        - Мне так жаль… - прошептала девушка и опустила голову на руки.
        - Она все еще ищет тебя, - проговорила мара. - Допустишь ли ты новые смерти? Решение за тобой…
        Девушка кивнула - она понимала это, но не находила сил пойти навстречу страшной смерти - перед глазами снова вставали мертвые глаза Чары.
        - Не я пленила тебя, но… Лесьяр… не знаю, жив ли он… И зачем он держал тебя в плену, - прошептала Кхаране.
        - Он хотел знать секрет акханды, секрет, который спас бы его.
        Неждана кивнула:
        - Боюсь, сейчас уже слишком поздно. Ступай… Это все, что я могу для тебя сделать.
        - Ты отпускаешь меня?
        Неждана пожала плечами:
        - Прошу только, если ты найдешь Лесьяра, не навреди ему…
        Кхарана, хмыкнув, топнула ногой: земля под ней развезлась, открыв глубокую нору, тянувшуюся, кажется, к самому центру земли. Из нее пахло холодной сыростью. Мара, уже собравшись было шагнуть в образовавшуюся яму, замерла.
        - Лесьяр увел ее, - она кивнула на поворотный камень, на котором все еще горела серебряная спираль. - Соли достаточно. Ты можешь еще исправить хоть что-то… Если не продолжишь прятаться.
        Сказав это, мара прыгнула в нору, скрывшись в одно мгновение с глаз Нежданы.
        Княжна пригляделась - вокруг камня, действительно, было насыпано много серо-белой крупы, похожей на крупную соль. Ту самую…
        46
        Лесьяр торопился к гостевому домику - дурное предчувствие тревожило и не отпускало: Жница ищет Неждану. Именно ее. А значит, деревня погоров в опасности. А погоры - единственный верный ключик к Соли, тем ее крупицам, что еще доступны для людей.
        «Беду чувствую… И ближе она, так близко, что не уклониться теперь» - взволнованный шепот еще звенел в ушах юноши. Чара бы просто так такого не сказала. А значит, Жница где-то рядом, одна ошибка - и смерть.
        Мимо пробежала ватага погорских детей - сверкая голыми пятками, они с хохотом бежали вглубь деревни. Самый старший - Лесьяр помнил его по сезону сбора Соли - остановился и приветливо махнул рукой, шагнул навстречу, но, заметив что-то, остановился - юноша прочитал в его глазах ужас и отвращение. Схватив спутников, тоже бросившихся было навстречу Лесьяру, шикнул на них и торопливо утянул за угол.
        Аптекарь остановился.
        Его мутило - непривычное жжение и темнота перед глазами то и дело заставляли останавливаться и переводить дыхание. Липкий пот стекал по спине. Едкий запах гниющей плоти снова ударил в нос - это объясняло, чего испугались погорские дети и подтверждало слова Чары. Времени не осталось.
        Взбежав на крыльцо гостевого дома, он толкнул дверь и ввалился внутрь, придавив спиной дверь. Он тяжело дышал. Дотронувшись до груди, потянул за шнурок, вытащив на свет флакончик с остатками зелья акханды - его не осталось.
        - Времени больше нет, - усмехнулась из короба плененная мара не то спрашивая, не то утверждая.
        Юноша зло отбросил пустой флакончик - тот отлетел под стол. Лесьяр закатал рукава - кожу покрывали кровавые язвы наподобие чумн?х, источавшие мерзкий запах. Распахнув ворот, юноша увидел такие же на груди, шее.
        «Опоздал», - мелькнуло в голове.
        Словно прочитав его мысли, мара снова заговорила:
        - А ты что хотел, судьбу обмануть? Думал, найдешь способ справиться со Жницей, тем же способом от своей беды избавишься? - она тихо рассмеялась. - Да только за Жницу отвечает княжна, а за тебя - ты сам…
        - Замолчи! - он ударил кулаком о стену.
        Мара рассмеялась еще громче:
        - Ты вор, аптекарь! Ты украл акханду, завладел временем, которым не владеешь…
        - Но ведь вы же им пользуетесь! - он сердито сверкнул глазами.
        - Пользуемся, - мара отозвалась весело. - Но ведь мы уже прокляты, мы уже почти мертвы… Что нам будет? А вот живым пить акханду - быть проклятым.
        Аптекарь поднялся, прошелся по дому - он метался от стены до стены. Мара была права - узнав, что Неждана напоила мать зельем, он надеялся, что найдя способ вылечить ее, избавиться и от своего проклятья. Живая вода была его надеждой - сильное средство, которое снимало почти все заклятья, наложенные на человека, если они касались жизни и смерти. Собрать его в одиночку, даже с Чарой или Малютой, было невозможно - их голоса не откликались мотылькам, песня Нежданы сильно упростила задачу… И подарила такую яркую надежду.
        Но все рассыпалось. Мысли неожиданно метнулись от живой воды к самой княжне.
        «Она все еще помнит о том, что Неждана - ее дочь», - юноша озадаченно остановился.
        - Потому что она - ее дочь, они связаны кровью…
        - Есть что-то еще, - Лесьяр повернулся к коробу с марой.
        Та притихла, будто вслушиваясь в его мысли.
        - Есть, - прошипела. - Что же еще есть, а, Лесьяр?
        Она мелко захихикала, будто издеваясь. Минутой раньше это вывело бы юношу из себя. Но сейчас он даже не обратил внимание на хохот кладбищенской твари.
        - Она не просто так идет за Нежданой… Я думал - потому что Неждана ее породила, но нет… Она помнит ее имя. Значит, связана с ней сильнее… Сильнее крови.
        - Сильнее, - мара ждала, подталкивая его к разгадке. - Времени все меньше… Лесьяр, ты умрешь.
        Лесьяр вскинул руку:
        - Погоди… Молчи.
        Что-то важное ускользало от него. Он лихорадочно прокручивал в памяти все, что слышал о Жрице.
        - Ты опоздаешь, аптекарь… Ты умрешь, - радостно сипела мара.
        Он отошел к стене, положил руку на печь - на пальцах остались белые следы от побелки.
        - Из связывает не только родство. Неждана - часть проклятья, - головоломка сложилась неожиданно. - Поэтому Жница идет за ней, будто привязанная, поэтому не отстает и находит в самом укромном уголке. Неждана проклята вместе с ней, их объединяет один грех! Нужно сказать об этом Неждане…
        Вот, что важное он упускал все это время! Вот, что заставляло его снова и снова воскрешать в памяти обрывки фраз и разговоров о Жнице.
        Что-то привлекло внимание аптекаря - он оглянулся и посмотрел в окно: с улицы доносились крики и шум спора или борьбы. Юноша выпрямился и замер на мгновение, пытаясь распознать, что происходит в деревне. Мара притихла, даже хихикать прекратила.
        - Ты опоздал, аптекарь. Она уже здесь…
        «Этого не может быть!», - успело промелькнуть перед тем, как Лесьяр выбежал на крыльцо.
        Здесь крики были отчетливее. Были слышны короткие, подхваченные ветром команды.
        - Быстрее!
        - Заходи справа!
        - Арнар, берегись!
        И отчаянный женский крик, хруст обрушившегося дома, крики и плач детей. Над невысокими погорскими домиками, примерно в том месте, где находятся врата деревни из мира людей, мелькнула голова Жницы.
        - Как она сюда проникла? - Лесьяр уже бежал к ней.
        Навстречу ему бежали перепуганные погоры - уводили детей и стариков подальше от проникшей в их деревню твари, но юноша прекрасно понимал - особо далеко они не спрячутся: деревня погоров со всех сторон ограждена рекой, потому так долго и прячется от чужих любопытных глаз, от того до сего дня оставалась нетронутой ни княжескими людьми, ни магами или волхвами. Выбраться из нее можно или в мир людей по мостку, на котором сейчас, очевидно, идет битва со Жницей, или в отражение этого мира - к соляным цветам, но из Долины не выбраться. Это путь без обратной дороги. А потому погоры обречены.
        - Спрячьтесь за домом старосты! - крикнул Лесьяр им. Дом старосты стоял на отшибе, на возвышении. Если Жница пробралась в деревню за Нежданой, она вряд ли пойдет разорять все дома.
        Над некоторыми домами загорались огни защитных заклятий - неяркие, сотканные наспех - это их обитатели пытались укрыться от Жницы. Аптекарь знал - напрасно, если Жница уже сорвала защиту, построенную вокруг деревни и проникла сквозь врата.
        Его самые худшие подозрения подтвердились, стоило ему добежать до реки - он не увидел ни тумана, ни бледных огней, окутывавших реку. Берег оказался как на ладони, можно было увидеть скачущих с ветки на ветку белок и слышать отрывистый стук дятлов. Как Жнице удалось пробить защиту, можно было лишь гадать.
        Издалека он видел, как Чара, ее отец и братья пытаются восстановить защиты деревни и не допустить Жницу глубже в деревню - тварь терялась, слепла от обрушившийся на ее голову магии. Потряхивая головой, она шарила лапами по берегу, выбираясь на сушу. Лесьяр окинул толпу погор - Нежданы среди них не было. Но, учитывая, что Жница настырно лезла в деревню, он понимал - княжна была где-то поблизости. «Спряталась», - догадался аптекарь, бросился к Чаре.
        Не успел - Жница, ворвавшись в деревню, опрокинула отца Чары и двух ее братьев, те словно тряпичные куклы перевернулись в воздухе и рухнули кто у плетня, кто в воду. А Жница продолжала наступать.
        - Чара! - крикнул Лесьяр, видя, как волшебница оказалась опасно близко к Жнице и упустила из виду вторую пару лап твари, которыми она размахивала. Звериный рык - тварь обрушила кулаки на ограду, разрушила ее. А в одной из лап оказалась Чара. - Держись!
        Он бросился к волшебнице.
        - Лесьяр! Помоги! - кричала она, пытаясь высвободиться. Жница подняла лапу, сжимавшую ее, еще выше, тряхнула - Чара выпала из когтей и с визгом полетела вниз.
        - Ловите ее! - кричали погоры.
        Лесьяр был уже рядом. Схватив с кровли пучок соломы, бросил на землю, как раз туда, куда могла упасть Чара. Но Жница успела перехватить ее над землей, не позволив упасть. Снова изо всех сил тряхнула - Чара безвольно повисла в черных лапах.
        Погоры метали в Жницу комья грязи, горячие уголья - крынки с ними осыпались огненными искрами на траву. Вырывали из ограды прутья и метали их в тварь, все еще надеясь отбиться от нее.
        Жница сорвала несколько крыш, обрушила их на головы погор, кого-то придавила. Переступив через поверженные тела, ударила кулаком в стену, выломав ее. Внутри, из дома, завизжали. Жница сунула лапу в дом, будто в корзину, пошарила внутри и вытащила горсть погор. В нее полетели камни и остро отточенные прутья ограды.
        Один из прутьев угодил в плечо Жницы. Другой оцарапал щеку - из раны потекла бурая жидкость. Жница озверела. Сжав кулак с пойманными погорами, отбросила их - те рухнули бездыханными, поломанными поперек ограды, рванула к центру деревня, прямо в гущу ее обитателей.
        - Правее! - орал Лесьяр, пытаясь остановить охватившую обитателей панику. Он бросился наперерез Жнице, все еще сжимавшей в лапе Чару - светлые волосы скрывали лицо волшебницы, но аптекарь все еще надеялся, что та жива. - Гоните ее на меня!
        Выхватив кол из ограды, забрался на кровлю. Оттолкнувшись, спрыгнул сверху, надеясь повиснуть на лапе Жницы - оказался на кровле соседнего дома, притаился, подобрался к краю. Он сам не понимал, что будет делать, оказавшись на Жнице, чем это поможет, действовал интуитивно - оседлать тварь, вбить кол в ее слабое место - ведь должно же быть у нее слабое место. Он холодно примерился - шея, ключицы, глаза, уши, пузырь. Понятно, что попытка будет только одна - или ему повезет, или он окажется на земле, растоптанным и раздавленным.
        Снизу погоры, догадавшись о замысле Лесьяра, отвлекали Жницу, оттесняли ее к дому, на кровле которого поджидал ее юноша.
        Жница, заметив его, оскалилась. Оторвав край черепичной крыши, ударила ею по укрытию Лесьяра - тот едва успел увернуться и откатиться в сторону. Кол выскользнул в рук, отлетел в сторону. Лесьяр, сделав выпад, подтянул его к себе.
        Воспользовавшись моментом, что Жница отвлеклась на Лесьяра, кто-то из погор - аптекарь не мог видеть, кто именно, смог достать Жницу - заточенный кол вонзился в ее подреберья, чуть ниже пузыря со слизью. Тварь взвыла - Лесьяр едва не оглох от ее рева. Схватив кол, бросился на Жницу, запрыгнул на плечо и вонзил кол чуть выше ключицы - тварь взбесилась, дернулась в сторону, ударила лапой по плечу, сбив аптекаря вниз, на землю. Заревев, попробовала наступить на него - погоры успели оттащить его в укрытие.
        - Цел?
        Он кивнул, выглянул из-за угла: Жница металась по улице, срывала кровли, хватала погоров, отбрасывала их с такой силой, что те падали на землю трупами. Она рвала их тела, а тех, кто еще пытался сопротивляться - проглатывала, отрывая куски. Кровь стекала по ее подбородку, заливала грудь, жирными ручьями текла по ней следом. Лесьяр понял - единственный способ спасти деревню - увести Жницу отсюда подальше. Но без Нежданы та не уйдет.
        «Нужна ловушка».
        Он достал из кармана три поворотных камня - небольшие, они годились лишь для крохотных переходов, но сейчас и такие сгодятся. Повернувшись к погорам, спросил:
        - Соль есть? - погоры кивнули. Тогда Лесьяр отдал два камня из трех им. - Их надо поставить с двух сторон твари, у ног. Сможете? Попробуем разорвать ее и затянуть в переходы частями.
        Погоры, переглянувшись, кивнули, выдвинулись к Жнице, заходя один справа, другой - слева. Когда они оказались достаточно близко к твари, Лесьяр выскочил из своего укрытия и побежал к Жнице наперерез, одновременно вытаскивая из-за пазухи мешочек с Солью.
        Закричал:
        - Быстрее, бросайте камни ей под ноги и сыпьте Соли! Щедро! Боромир, левее! Сейчас!
        Один из погоров, желая убедиться, что Жница попадет в ловушку, замешкался, устанавливая камень. Нужно было бросить его спиралью вверх и отбежать в сторону, из укрытия бросив щепотку Соли. Боромир же стал доставать Соль тут же. Ослепшая от ярости Жница металась по дороге, то наступая, от отступая здоровыми лапищами. Обломки черепиц, стекло и керамика хрустели под ее ногами. Наступив на острый осколок, она подпрыгнула и одной ступней наступила на подготовленную ловушку - очень удачно, оставалось только бросить Соли. Именно в этот момент из своего укрытия выскочил Лесьяр и бросился к Жнице, швырнув под нее третий камень и одновременно бросая Соль - та взмыла в воздух, веером оседая на дорогу. Боромир же, застывший у своего камня, оказался под ударом - Жница, отпрыгнув, наступила на него, а не на камень. Прокрутившись на месте, она отпрянула.
        - Нет!
        Чара, выпав из рук твари, отлетела в сторону - Лесьяр успел заметить, что она упала на соседний с гостевым домиком двор, достаточно далеко, чтобы Жница не смогла до нее добраться. Он надеялся, что волшебница все-таки жива.
        Ловушка, хоть и неловко расставленная, распахнулась - сизый дым соединил два поворотный камня, закрутил узконосым смерчем рассыпанную вокруг Соль, увлекая в водоворот замершую Жницу, не успевших спрятаться погор и самого Лесьяра. Заревела, проваливаясь в распахнувшийся переход - аптекарь сам не знал, куда его выбросит. Дыхание перехватило, грудь сперло - зажмурившись, юноша позволил себе нырнуть следом за Жницей.
        47
        Тесный проход, в котором перед лицом Лесьяра то и дело оказывалась окровавленная и щелкающая зубами пасть Жницы, а в нос проникал, забивая остальные запахи, отвратительная вонь свежей плоти, казалось, не закончится никогда.
        Они падали долго.
        Уловка, подготовленная Лесьяром, не сработала - переход оказался слишком слабым, при входе в него Жницу не разорвало, как ожидал юноша. А может, и не могло ее разорвать - теперь и не узнать. В ушах звенело. Руки, покрытые темными пятнами язв и перепачканные кровью Жницы, зудели. Раны жгло, будто на них солью посыпали. Лесьяр с трудом терпел, не позволяя себе потерять сознания и упустить тварь, болтающуюся рядом с ним, из вида. Понимал - даст слабину, она его тут и разорвет.
        Жнице, кажется, тоже было несладко. Капли крови отрывались от ран, отлетали к стенкам перехода и терялись в темноте. Хватая ртом воздух, она то и дело коротко всхлипывала, рычала тихо и жалобно. Пока, содрогнувшись, не опорожнила свой желудок - отвратительная слизь с фрагментами изуродованных тел погоров, недопереваренными птицами и мелкими грызунами, которыми тварь питалась в лесу, выплеснулась наружу. Пузырь повис под ребрами мутной тряпицей.
        Лесьяр, сморщившись, отстранился, отвернулся в сторону и поджал живот, уклоняясь от зловонного фонтана. Возможно, из-за этого они вывалились из перехода вместе - сперва Жница, следом Лесьяр, едва успев сгруппироваться и откатиться под кусты, чтобы не быть застигнутым тварью. Рядом посыпались мертвые погоры - те, что были рядом с поворотными камнями при их открытии как раз убило при входе.
        Лесьяр встал. У него не осталось ни Соли, чтобы сражаться, ни поворотных камней, чтобы скрыться. Он огляделся в поисках какого-никакого оружия.
        Жница стояла напротив него, из ее шеи и бока сочилась кровь, падала крупными каплями на траву. Тварь, запрокинув голову, ждала. А может и предвкушала скорую победу, поняла, что аптекарь полностью безоружен.
        Лесьяр сделал шаг вперед, развел руки:
        - Теперь только ты да я, верно? Одно отрадно, до Нежданы ты теперь доберешься нескоро. - он посмотрел на ее кровоточащий бок. - А может и раньше издохнешь.
        Из-за деревьев тянуло сыростью. Лесьяр догадался - там был ручей. Прислушался к тихому плеску воды - от был приглушенный и неровный, будто кто-то переваливал вместе с ним крупную гальку, да то и дело швырялся ею. «Ров? Если достаточно глубокий, то может все-таки удастся уйти?» - мелькнуло в голове, правда, без особой надежды - Жница хоть и была ранена и изрядно потрепана переходом, быстро восстанавливалась: кровь остановилась, раны затягивались, в опорожненном пузыре снова собиралась слизь.
        Юноша поморщился - не хотелось бы ему завершить свой век внутри него.
        Он шагнул к деревьям. Медленно, чтобы не привлечь внимание, наклонился за веткой. Осторожно поднял ее, обломал мелкие ветки - палка получилась увесистая, вполне пригодная, чтобы запустить ею в Жницу.
        Та рыкнула.
        - Тебе тяжело, ты ранена, брюхо, вон, пустое, - бормотал юноша, не отпуская ее взглядом и делая еще один шаг к деревьям. Над головой шелестела листва. Солнце село, но луна еще не взошла. Рыжие облака, темные и тяжелые, тянулись над кронами.
        Лесьяр бросил взгляд на один из путевых камней - второй потерялся в высокой траве - вдруг к нему прилипла Соль, спираль горела синим, но медленно гасла.
        И тут - по глазам полыхнуло холодным светом, заставив отпрянуть. Жница тоже замерла, с удивлением уставившись себе под ноги, подняла вверх все четыре лапы.
        Из пучка света выскочила… Неждана.
        - Только не это, - выдохнул Лесьяр, краем зрения успев заметить, как Жница, коротко вздохнув, хлопнула в воздухе передними лапами, словно ловя настырного комара - хотела схватить княжну. Успел крикнуть девушке: - Берегись!
        Медлить было нельзя. Размахнувшись, он бросил в Жницу корягу, заорал княжне:
        - Беги!
        Он успел заметить, как Жница полоснула по Неждане, снова попытавшись схватить, слышал, как девушка взвизгнула, как присела и бросилась к противоположным деревьям именно в тот момент, когда брошенная им коряга достигла цели и ударила по Жнице. Попала по ране на щеке.
        Тварь, осев, на мгновение упустила княжну из вида. Лесьяр закричал из-за деревьев:
        - Я здесь! - заманивая Жницу за собой.
        Лес закончился, внезапно выбросив его на каменистый край оврага, на дне которого безымянная речка шелестела ледяной водой. Резко затормозив, юноша едва успел ухватиться за тощие кусты, сорвал кожу на ладонях, но смог удержаться на краю. Присел и оглянулся - ломая кустарник, Жница торопилась за ним.
        Схватив камень, аптекарь запустил им в чащу, как раз в то место, откуда по его расчетам должна была выскочить тварь - чтобы разозлить ее, заставить прибавить скорости и броситься на него. Судя по реву - попал, Жница взревела.
        Лесьяр закрепился на краю, намотал тонкую ветку на запястье, умерся ногами в камни и выпрямился во весь рост. Жница выскочила, набросившись на него. Он ловко отступил назад, увернулся и приник к земле. Жница, споткнувшись о него, перекувыркнулась, не удержалась на краю и в следующее мгновение рухнула на дно ущелья. Неглубокое, оно едва скрыло ее, но рыхлый склон какое-то время удержал бы ее, позволив людям скрыться.
        «Была бы Соль», - с грустью подумал Лесьяр и побежал назад.
        48
        Он нашел Неждану в ельнике, совсем рядом от того места, где на нее напала Жница.
        - Цела? - спросил, хотя понимал - что-то не так, девушка лежала, приникнув к траве и завалившись на бок, прижав ладонь к животу.
        Посмотрев на юношу, качнула головой.
        Он отвел ее руку в сторону - на боку зияла рваная рана длиной в полторы его, Лесьяра, ладони. Глубокая. Он цокнул языком, вздохнул - без своих снадобий он чувствовал себя как без рук. Огляделся по сторонам в поисках помощи.
        С опаской прислушался - за деревьями выла и рвалась на свободу Жница.
        - Она не отстанет от меня, - прошептала княжна и подняла на юношу глаза. - Уходи…
        Он усмехнулся, показал на свои язвы:
        - Если кому и помирать сегодня, так это мне. И поделом - кто эту кашу заварил, тому и с Жницей пляски отплясывать. Как считаешь, княжна, танцор из меня каков?..
        Он не слушал отвел, торопливо сдирал с кустов листву, растирал в ладонях, вычищая от пыли и грязи.
        Девушка бросив короткий взгляд на его приготовления, рвано вздохнула, посмотрела на небо.
        - Ты не понимаешь, мне мара все рассказала. Она, - Неждана кивнула за деревья, где вверх по склону скреблась Жница, - не уйдет, пока не заберет меня. Она еще не одну деревню погубит… Ей нужна я. Слишком рано я это поняла.
        - А я сказывал тебе уже поменьше мар кладбищенских слушать, - Лесьяр нахмурился. Оглянувшись на овраг, деловито оторвал от края рубахи полотнище, подтянулся к придорожной траве, и приложил ее к ране девушки, присыпал сверху растертой до ароматной терпкости можжевеловые ветки, ловко примотав все это к ране. Улыбнулся - получилось вымученно и натужно: - Вот, так-то лучше. Ты должна добраться до ближайшего жилья…
        Жница зарычала за деревьями, послышался хруст веток - ей почти удалось выбраться. Лесьяр заторопился:
        - Я скажу, как выйти к людям. - Он опустился на колени и стал судорожно искать в траве, вытянув поворотный камень, вскрикнул: - Есть!
        Присев на корточки, он внимательно осмотрел землю в том месте, где нашел поворотный камень - тот самый, что сам открыт у ног Жницы. Он насыпал щедро Соли и надеялся, что она не вся прогорела во время перехода, что остались хоть пара крупиц - этого хватило бы для одного человека и небольшого перехода.
        Совсем рядом хрустнули кусты, Лесьяр вскинул голову, встретившись взглядом с Нежданой. Он приложил указательный палец к губам, посмотрел строго. Сердце княжны билось через раз - страх пробрался под ребра. Лесьяр - особенно собранный и злой сейчас, не поднимаясь на ноги, перенес вес на другую ногу. Скользнув к тропе, выглянул сквозь листву - Жница по пояс вытянула себя из оврага.
        Посмотрел на Неждану и, протянув руку, положил в ее ладонь еще горячий поворотный камень. А в другую - несколько крупных крупинок Соли: он приклеил их коже на подушечках пальцев.
        - Слушай меня, княжна. сейчас ты встанешь и пройдешь пятьдесят шагов в сторону во-он той сосны, - он кивнул в противоположную от оврага сторону. - Там найдешь ровное место и положишь поворотный камень. Встанешь на него и скажешь «Хвороба». Окажешься на опушке, где с лешим встретились, помнишь такую? - княжна кивнула. - С того места до деревни - рукой подать. Кликнешь лешего трижды моим именем, он проведет.
        Он дотронулся до плеча Нежданы, улыбнулся:
        - Живым останусь, встретимся. Так посватаюсь к тебе, помнишь, ты сказывала, что желаешь того? - он думал, Неждана смутится, но девушка, словно зачарованная наблюдала за ним. «Слышит ли» - засомневался Лесьяр. Но повторять времени не осталось - Жница выбралась из оврага.
        - Все, ступай!
        Он дернул Неждану за рукав, заставив подняться, подтолкнул по тропинке в нужную сторону, а сам шагнул к Жнице.
        - Я связана вместе с ней, - проговорила княжна. Она по-прежнему стояла за спиной аптекаря, смотрела на него, будто забыв, что совсем рядом - вечно голодная мать всех мар. - Она не уйдет без меня.
        Лесьяр обернулся и беспечно улыбнулся:
        - Ты думаешь, у нее такой тонкий вкус?.. - глаза стали серьезными: - Ступай, княжна, чтобы гибель моя не оказалась напрасной…
        - Лесьяр!
        Он вышел на тропинку навстречу Жнице.
        Луна вспыхнула, вырвавшись из-за туч. В ее холодном и однообразном свете, отражаясь в глазах Нежданы, горела серебром спираль поворотного камня, светились на распахнутой девичьей ладони крупинки волшебной Соли. Лес притих, прислушиваясь к тому, что происходило у обрыва - только золотистые светлячки парили меж деревьев, не то глухие к происходящему, не то озабоченные чем-то более важным. Жница дышала тяжело, смотрела прямо на юношу - но без злости, скорее равнодушно, как на уже побежденного врага. Сделала шаг вперед. Черная кожа твари поблескивала в лунном свете, глаза горели белыми бельмами.
        - Иди, Неждана, - прошептал Лесьяр, отчетливо понимая, что если Жница увидит княжну, то все окажется зря. - Ты должна…
        Жница повела плечом, прислушиваясь к предательски тихому лесу.
        «Она ее слышит или чувствует», - отчетливо догадался Лесьяр. Закричал:
        - Эй, тварь неживая! Что зыришь?!
        Жница перевела на него взгляд, посмотрела с удивлением, облизнула губы, будто пробуя воздух на вкус. Юноша чуть повернул голову, надеясь убедиться, что княжна послушала его и ушла подальше. Шумно выдохнул - княжна все еще стояла за его спиной и смотрела, не отводя взгляд от Жницы.
        Та шагнула, подмяв под заднюю лапу несколько молодых елок - те хрустнули, по лесу, смешиваясь с тишиной, разлился сочный еловый запах. Где-то далеко вскрикнула сова, прошелестела крыльями, перебираясь с ветки на ветку. Коротко ахнула какая-то ночная живность. Совсем рядом. Так близко, что Неждана от неожиданности - не вскрикнула, нет. Выдохнула.
        Сырой ветер подхватил ее дыхание, словно последний вскрик мотылька - Лесьяр видел его хрустальный блеск, окрашенный Серебряной звездой, потянул к небесам. Жница протянула руку, подхватила его - серебристая нить мягкой паутиной легла на ладонь, опутала пальцы.
        - Нет, - прошептал Лесьяр.
        Жница, не видя препятствий, направилась к Неждане.
        Лесьяр, сбрасывая оцепенение, оттолкнул девушку:
        - Беги!
        Жница, сделав рывок, отшвырнула его - пролетев несколько метров, юноша ударился спиной о ствол, съехал по нему. В глазах потемнело - только горел подсвеченный серебром силуэт Жницы на темном фоне замершего в ожидании развязки леса.
        - Неждана, беги, - Лесьяр, удерживая себя на краю сознания. Руки не слушались, тело стало словно чужим. Жуткая, пугающая беспомощность, когда не остается ничего, кроме рассудка. И держишься ты за него только ценой ощущения собственной боли, борясь с таким желанным и сладким безвременьем, распахивающимся у твоих ног. Лесьяр соскальзывал в него.
        Жница возникла совсем рядом, но прошла мимо. Короткий вскрик Нежданы, потасовка. Жница одернула руку - Лесьяр надеялся, что это княжна все-таки сопротивлялась. Хоть и недолго и, вероятно, безуспешно - в следующее мгновение Жница схватила ее совсем так же, как недавно Чару - сгребла в кулак и подняла над землей.
        Лесьяр перевел взгляд на лежащий у дороги камень, им бы сейчас запустить в тварь, может, та выпустила бы княжну из лап, а его, Лесьяра, раздавали наконец, чтоб не мучался.
        - Мама, - крикнула Неждана, заставив Жницу замереть. - Я знаю, ты меня слышишь… Это я, Неждана, твоя дочь. Что бы не происходило, я твоя дочь, кровь от крови твоей, плоть от твоей плоти. Я знаю, ты пришла за мной. Слишком поздно это поняла, еще позднее приняла. Я боялась, мама. Как же я боялась! До дрожи в коленках, до помутнения. И я позволила тебе убить целую деревню погоров. Пряталась за домами тех, кто подарил ночлег, в щелочку наблюдая, как ты их рвешь и убиваешь! Так что я такая же, как ты, соучастница твоя… Прошу тебя, давай остановимся, не убивай боле никого, - она всхлипнула. - Возьми меня, мою жизнь - она ведь всегда принадлежала тебе, и я готова была тебе ее отдать. Там, в отцовском доме, когда он собирался отправить тебя к волхву. Я хотела выкрасть тебя. Хотела избавить от одиночества и боли, стать затворницей рядом с тобой… Потому что… Потому что я знаю, откуда пришла твоя хворь, - ее голос звенел над лесом, - я была там, в саду, когда приходил Радимир! - прозвучавшее имя заставило Жницу содрогнуться. - Да, я слышала, как он бросил тебе в лицо проклятье. Не поняла ничего да
постаралась забыть. Не потому, что думала - неважно. А потому что струсила. Я всегда была трусихой, мама! И сейчас трушу… Боюсь, что ты уйдешь и оставить меня жить с этой тяжестью, с этой болью в груди - что я тебя предала! Прости меня… Это я напоила тебя той отравой, украла ее… Да еще и зная всю правду, поклялась кровью, что хворь твоя безвинная. И через мою ложь ты превратилась в Жницу… Моей ложью пусть все и закончится…
        Она сникла. Жница жалобно выдохнула, наклонилась, будто собираясь поставить девушку на землю. Та ударила по кулаку, ее сживавшему:
        - Не смей меня оставлять! Что ты там должна сделать? Проглотить меня? Разорвать? Утащить с собой в царство Кощее?!
        Жница зарычала, будто собираясь проглотить княжну.
        Тонкий, пронзительный визг раскрылся над деревьями, будто крылья гигантской птицы.
        Луч Серебряной звезды подхватил его - мягкая паутина вуалью повисла над лесом. Лесьяр отчетливо заметил, как по нему кто-то идет. Маленькая фигура в лохмотьях, прихрамывающая на правую ногу. За ней - высокий мужчина в камзоле.
        Услышав визг, крохотная фигурка скатилась на траву. И в том месте, где она замерла, из темноты засверкали гнилушечно-зеленый огни.
        «Мары!» - крик застрял в горле Лесьяра. Они были повсюду, окружая раненого аптекаря, Жницу с зажатой в лапах княжной.
        Свет луны упал на лицо прибывшей мары, Лесьяр узнал ее - это оказалась та самая тварь, которую он пленил совсем недавно. Мара покосилась на него с издевкой, отошла от небольшого круга света, чтобы позволить спуститься по нему своему спутнику.
        - Я исполнила обещание, князь, - прохрипела мара и отступила к своей родне, почти смешавшись с толпой кладбищенских тварей, но не уходя далеко. «Ждет возможности, чтобы расквитаться со мной!», - догадался Лесьяр. Странно, но мысль оказаться в руках мар не внушила ни страха, ни отчаяния - ему было все равно, что будет теперь с ним. Бесконечно мучить его все равно не смогут - отмерено ему считанные часы. Ну, может, дни.
        А вот Неждана привлекала все его мысли.
        Князь Олег, ступив на траву, позвал Жницу по имени:
        - Чернава, остановись! - Жница зарычала, уставившись на него. - Ты много лет страдаешь, много лет ешь себя поедом за грех, который давно простил тебе. И ты знаешь о том. Но нет более жестокого судьи, чем собственная совесть. Твоя тебя почти убила!
        Жница будто бы стала чуть меньше ростом, клыкастая морда стала менее звериной, чуть более плоской - или Лесьяру это показалось. Он почувствовал, как что-то холодное коснулось его руки - вздрогнул, заметив, как оно копошится у пальцев. Пригляделся: бледные нити, проявившиеся из земли, опутывали его тело. Он бы сбросил их, но не мог. Снова переведя взгляд на князя, он встретился взглядом с плененной марой - та смотрела исподлобья, не отпускала его взглядом. С губ слетали заклятья на неизвестном аптекарю языке.
        «Не важно, теперь уже неважно», - решил аптекарь и сосредоточился на том, что происходило между князем и Жницей.
        Та стала еще ниже. Тощая, поникшая, с пустыми грудями, она стояла перед ним на трех лапах - в передней все еще сжимая Неждану. Девушка была жива, пыталась высвободиться, смотрела призывно то на Лесьяра, то на отца.
        - Я любил тебя, Чернава. И тогда любил, когда брачный обет давали, и потом, когда родилась дочь, и сейчас. И даже тогда, когда случилось непростительное, любил. И сказал тебе о том, когда пришла ты с повинной головой. Правда эта, хоть и горькая, была для меня важнее. Я благодарен был тебе за нее.
        Жница выпустила Неждану - девушка, упав на траву, отползла в сторону, к корням деревьев. Опустившись на колени, прохрипела:
        - Она не твоя дочь…
        Неждана ахнула: так вот, о чем говорил Радимир! Вот из-за чего проклял мать! Закусив костяшку указательного пальца, княжна сжалась.
        Олег опустил голову, прошептал:
        - О том ведаю, а ты никогда не позволяла о том забыть. Словно отравленная коршуница всякий раз напоминала мне о том, что Неждана - плод греховной страсти твоей.
        - Мы прокляты обе: кровью проклятой повязаны, ненавистью соединены… Не разорвать.
        Жница, все более возвращавшаяся к человеческому облику, говорила отрывисто, хрипло, через силу. Она стояла перед князем - нагая, уродливая, смотрела на него пристально и колко.
        - А меня в чем винишь? - спросил Олег. - Что простил тебя? Что в женах оставил да принял твой послед как дочь… Воспитал как родную, не отказывая ни в ласке, ни во внимании… За что на меня обратила свой гнев?
        Мара, стоявшая все это время в стороне, захихикала:
        - Принял как дочь? - повторила слова князя. - Если бы не было в ней твоей крови, не нашла бы тебя, князь…
        Олег опешил, посмотрел на Неждану.
        - Так значит?..
        Мара кивнула:
        - Я не аптекарь, путевой магией не владею. А потому могу найти только по запаху. Твоя кровь привела меня к тебе. Благодаря крови Серебряная звезда подарила свой луч и проводила к дочери. Какие еще доказательства тебе нужны, человек?
        Олег упал на колени.
        - Отец, - выдохнула Неждана и неловко подползла к нему, обхватила за плечи. Олег обнял дочь за талию. Прижал к себе. Рядом с ними, став ростом с обычного человека, замерла Жница. Ее кожа, все еще темная и местами сухая, стала светлее, лицо преобразилось, вернув свои человеческие черты. Вторая пара рук усохла, втянулась под лопатки. Покачиваясь, она стояла под лунным светом, омытая его серебром.
        Путевой камень, загоревшись, поймал луч Серебряной звезды. Кхарана, бросив в него несколько золотистый нитей, заставила его разгореться ярче, поглотив князя, княжну и Чернаву.
        - Иногда люди привязывают к своим грехам всех, кого винят в их свершении, вольных или невольных участников, - прошептала.
        Посмотрев на Лесьяра, шагнула к нему. Его беспомощное, израненное тело уже было полностью окутано тонкой лунной паутиной, приковано к земле. Другие мары тоже выглянули из своих укрытий. Аптекарь усмехнулся:
        - Вот и поменялись мы с тобой, мара…
        - Кхарана мое имя, - отозвалась мара, встав у его ног.
        - Кхарана… Только не повезло тебе, я долго не протяну, а значит, помучить вдоволь ты меня не успеешь… Вот такая я скотина.
        Он снова усмехнулся и прикрыл глаза, ожидая следующего шага мар. Но его не последовало. Когда Лесьяр снова открыл глаза, семья Кхараны уже не было видно. На лесной тропе, меж деревьев, остались лишь аптекарь и когда-то плененная им мара.
        - Я мара, аптекарь. Я приду за тобой, когда ты меня не будешь ждать… - она усмехнулась. - Я дарю тебе то, чего вы, люди, больше всего боитесь получить - ожидание своей смерти.
        Она развернулась и ушла в черноту ночи, растворившись в ней. И словно проснулся лес. Заголосили птицы, зашевелилась трава. Сверху, громыхая кроной, спустился Леший.
        - А ну, кыш отсюда, не твои это земли! - он склонился к Лесьяру, запричитал: - Это хорошо, что я вовремя пришел! Не то б унесла тебя эта тварь…
        Лесьяр был слишком рад видеть своего друга, чтобы разочаровывать его. Он позволил ветвям поднять себя и увлечь куда-то высоко, где скользил свет Серебряной звезды, а ветер ткет полотно лунного узора. Оттуда был так хорошо был залитый ночными огнями Аркаим!
        Эпилог
        Он очнулся на заимке, той самой куда надеялся отвести Неждану от Жницы. Жесткая подстилка из еловых веток, можжевеловый чай в большой, выдолбленной из дерева кружке, запах леса и свежей росной воды. Открыв глаза, улыбнулся - в небольшой квадратик окна заглядывало солнце.
        - Очухался? - от стены отделилась Яга, проворчала куда-то в сторону, в угол: - Очухался он, видишь? Лыбится, паразит окаянный. Отворяй, давай, дел у меня окромя тебя нету, что ли больше?!
        В углу зашевелилось что-то большой и лохматое, зашуршало листвой. Лесьяр догадался - Леший.
        - Это ты, что ли, Ягу приволок, меня с того света вызволять? - прохрипел, слабо улыбаяст.
        - Я, че уж…
        Леший встал, загородив лохматой гривой окно. Старая ведьма скрипнула дверью, прикрикнула:
        - Отворяй, говорю, сухая деревяшка!
        - Не серчай, - прошелестел Леший, виновато качнул ветками.
        Яга не унималась:
        - Не серчай! Хватают, тащат куда ни попадя, запирают. А у меня, между прочим, своя жисть имеется, окромя вот того, что вас, оглашенных вызволять…
        - А ты похорошела, Яга, - тихо отметил Лесьяр.
        Старая ведьма поперхнулась своим ворчанием, примолкла. Вытянув шею, заглянула в лицо бывшего ученика:
        - Вот хотя б ты заметил. Не то, что этот чурбан… - и добавила: - Правда помолодела?
        Лесьяр попробовал привстал, пока не удалось - только голову чуть приподнял да повернул в сторону Яги: старая смотрела с недоверчивым любопытством. Аптекарь усмехнулся:
        - Так говорю ж. Неужто б врать стал…
        Яга поправила волосы, пробормотала:
        - Да с тебя станется… Ладно, все, Леший, выпускай меня! Сами уж дальше, без меня разберетесь!
        - Спасибо, Яга! - Лесьяр поймал ее руку, сжал. - Не забуду.
        - Да уж пожалуйста, не забудь…
        Он отворила дверь, и, продолжая ворчать, вышла. На крыльце еще слышались ее шаги, когда Лесьяр спросил о Малюте:
        - Дома был?
        Леший промолчал. Лесьяр все понял и без слов, вздохнул:
        - Проводи меня.
        - Отлежись до завтра, утром и отведу, - отрезал Леший и, качнув над головой аптекаря ветками, заставил заснуть.
        Утром, как обещал, отнес к дому.
        У Лесьяра сердцн сжалось, как он увидел пожарище.
        - Ох, Званко, ох, наделал ты дел… - пробормотал, высвобождаясь из лап Лешего. Тот замер у сорванной с петель калитки.
        Юноша прошел к дому - тому, что от него осталось - один.
        Как на любом пожарище, здесь было особенно тихо и тоскливо. Совсем как на кладбище. «Оно так и понятно, тут дом умер», - отметил про себя Лесьяр.
        Кончиком сапога он расшевелил золу, увидел поломанные лавки, черепки да осколки утвари - все пустое, вещи новые наживет. А вот друга нажить не получится - иногда друг один и на всю жизнь находится.
        - Малюта! - позвал.
        Погибший дом молчал.
        Лесьяр прошел дальше. Найдя обломок метлы, шевелил им сгоревший мусор, уголья да щепу. Дошел так примерно до центра дома, заглянул под стол - крепкая деревянная плаха прогорела с одного угла, а с другого была хоть и сильно присыпана пеплом, покорежена, но цела.
        - Малюта! - снова позвал аптекарь.
        Он добрался до остова печи, пошевелил золу. Там, под ворохом сырых, не прогоревших палений, нашел шкатулку - ту самую, что мастерил для Малюты, в которую звал, когда собирались переехать. Шкатулка хоть и потемнела, но была цела. Лесьяр поднял ее с пола, отряхнул от мусора. Осторожно открыл.
        - Малюта! - домовой, скрючившись, дремал на дне.
        На голос хозяина встрепенулся, сел, протер кулаками глаза:
        - Неужто вернулся? - Лесьяр кивнул. - А Жница?
        - Все, Чернава вернулась… Ты выходить-то будешь или так до нового дома отсиживаться собираешься?
        Малюта, подтянувшись на руках, выглянул из шкатулки. Вздохнув, выпрыгнул, по кошачьи изогнув спину и став привычного роста. Отряхнувшись, подбоченился:
        - Ни слабо так-то княжич повеселился, - он деловито огляделся. Посмотрел на Лесьяра: - Тут будем перестраиваться или в леса уйдем?
        Леший от калитки крикнул:
        - Лучше тут… Тут оно как-то привычнее… Я подмог?, соломы, глины да дерева выделю.
        Лесьяр подал плечами:
        - Значит, тут и останемся. - Он посмотрел за лес, туда, где высились крыши Аркаима. - Оно и мне тут привычнее.

* * *
        ПРОШЛО ТРИ НЕДЕЛИ
        Солнце светило неярко. На иголках нахохлившихся елок поблескивала роса, словно бусины. Лесьяр шагал тяжело, заставляя делать себя каждый следующий шаг. На плечи давил короб с остатками Соли, что собрал по старым заимкам. Новой не будет. Деревня погоров разорена - он сам запечатал проход. Того, что осталось, хватит на пару лет. Если беречь, то на десяток. Не густо, но спасибо хоть и за это.
        У поворотного камня заметил чужой след - узкий и маленький, будто бы детский. Вздохнул - неужто опять просители пришли: проведав о магическом зелье, что дарит молодость, к нему до сих пор тянулись слуги знатный аркаимских хозяек. Всем давал от ворот поворот - не осталось у него золотых нитей.
        А за новыми он не пойдет.
        Толкнув калитку, крикнул:
        - Кто пришел без проса, проваливай!
        - А коли без спроса, но по делу? - Неждана, сидевшая на крыльце, улыбнулась ему.
        Заметив княжну, помрачнел, но шага не сбавил. Прошел к дому - еще остро пахнущему новым деревом и сырой, не просохшей глиной - осторожно, чтобы не толкнуть Неждану, поднялся на крыльцо.
        - Отчего в дом не зашла?.. Глаза тут мозолишь.
        - Тебя ждала, аптекарь.
        Он толкнул дверь, вошел внутрь, но дверь за собой не притворил, будто приглашая княжну проследовать за ним. Та не пошевелилась, продолжила сидеть на ступеньке.
        Лесьяр вышел из дома, оставив внутри свою ношу, в одной холщевой рубахе, уже успев снять плащ и кафтан. Сел рядом.
        - Зачем пришла?
        - Помнишь, ты говорил, что твоей буду только по праву? - она посмотрела искоса.
        Лесьяр нахмурился. Он смотрел прямо перед собой, поэтому Неждана видела только его профиль - суровый, со знакомой и такой любимой смурнинкой на переносице, похожий на сокола. Княжна протянула ему руку, раскрыла ладонь - на белой девичьей коже заблестел княжеский перстень с родовой печатью.
        Аптекарь бросил на него короткий взгляд:
        - Это к чему?
        - Отец разрешил… Так что, если еще не передумал меня в жены брать, засылай сватов: хошь Лешего, хошь Малюту - кто там у тебя еще в дружках водится, - девушка, захлопнув ладонь, порывисто встала. Развернулась и замерла перед глазами Лесьяра. - Так ждать?
        Он поставил на траву тяжелую ношу, выпрямился, посмотрел исподлобья:
        - А не запугается батюшка твой моих сватов?
        - А о том моя забота… - она коснулась указательным пальцем его щеки.
        Лесьяра будто молнией ударило: схватив девушку за запястье, вскочив с крыльца, притянул к себе и заглянул в глаза-омуты:
        - Не шутишь ли?
        Девушка привстав на цыпочки, прильнула к нему, раскрыла губы для поцелуя, но не поцеловала, выдохнув:
        - Не шучу. Отец все знает, ему Кхарана рассказала… Велел не множить их с матерью ошибок, за л?бого выходить, да л?бому слово держать.
        Она читала в его глазах смятение и недоверие, страх и мрачную решимость. Глубоко вздохнув, поцеловала в губы - словно в омут с головой нырнула, сразу оглохла и ослепла. Его губы пахли лесными травами, горьковатой полынью и полуденным солнцем. Его руки сжимали талию, скользили по бедрам ласково и жадно. Его поцелуй обжигал, становясь все глубже, все требовательнее и сильнее. Неждана не чувствовала ног. Не знала о времени - она летела навстречу чему-то ослепляюще яркому, от которого становилось тепло в груди и легко на сердце. И это «что-то» было целиком в его, Лесьяра власти. Она не заметила, как оказалась внутри его дома, скрытая от любопытных глаз. Она покрывала его лицо поцелуями, ласкала плечи и проваливалась в серебристо-синюю мглу, которая окружила их, пьяня.
        Нежный хрустальный звон вокруг наполнил тишину. От россыпи драгоценных камней по черному водному зеркалу рябило в глазах. Неждана не сразу поняла, что это, пока не увидела расцветающие вокруг хрустальные лилии.
        Лесьяр коснулся одного из них, собрав щепотку серебристых кристаллов. Неждана догадалась - об этих цветках, афалитах, рассказывал Леший.
        - Соль… - прошептал удивленно. Он повернулся к Неждане: - Возможно, это последнее озеро с соляными цветками.
        - Подарок Чары?
        Лесьяр кивнул и тут же пожал плечами: откуда он мог знать. Они оказались на пологом берегу, том самом, где совсем недавно он с погорами собирали Соль. Лесьяр прошептал:
        - Неждана, я люблю тебя. Но здесь, у тайных вод, скажу: я аптекарь, мой дар - готовить зелья и сборы, запечатывать в склянки избавление от хворей… По сути, я - торговец временем. Тем самым, что люди теряют каждый день. По капле, по минуте. Мое место не в княжеском дворце, а здесь, в лесах и топях…
        Неждана положила ладонь поверх его руки.
        - Мама рассказала мне свою историю. Она любила Радимира, но пошла за отца, не стала перечить воле родителей. А потом, спустя годы, встретила Радимира… Она считала все эти годы, что понесла от него. А Радимир считал, что она украла у него право называться моим отцом… Потому проклятье, брошенное им, достигло цели. Оно ранило и ее, и меня, навеки связав. Я не прошу тебя изменить свою судьбу. Я надеюсь, что смогу разделить ее с тобой.
        В темном небе отражался знакомый лес, вдалеке темнели крыши Аркаима. Изумрудный ковер из травы обнимал аптекаря и его невесту. Серебристый звон окружил их, венчая. Шепот сотен голосов подтвердил законность их связи. В бликах тысяч хрустальных лепестков отразилась их любовь.
        - Будешь женой аптекаря? - Лесьяр усмехнулся.
        - Буду женой аптекаря. Потому что каждая минута вместе с тобой - это упущенное время моих родителей, вернувшееся ко мне сторицей.
        notes
        Сноски
        1
        Акинак - короткий меч.
        2
        Большое зло.
        3
        Лакомник - женская сумка-кошель, которую крепили к поясу.