Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Колычев Владимир : " Восемь Лет До Весны " - читать онлайн

Сохранить .
Восемь лет до весны Владимир Григорьевич Колычев
        Было у отца четыре сына. Трое - точная его копия - такие же отпетые бандиты. А младший, Леня, словно не родной, тянется к учебе и хозяйству. Но суровые времена не терпят поблажек. Привлек отец к криминальному промыслу и младшего сына. На первом же деле получил Леня тяжелое ранение и впал в кому. А как поправился - словно все перевернулось в его сознании. В одночасье из тихого парня стал Леня крутым и беспощадным братком: надо - зарвавшегося авторитета прикончит, надо - конкурентов на место поставит, надо - порядок на зоне наведет. Только в одном оказался Леня бессилен: не сумел вовремя распознать женское коварство. А за подобные ошибки нужно платить по-крупному…
        ВЛАДИМИР КОЛЫЧЕВ
        ВОСЕМЬ ЛЕТ ДО ВЕСНЫ
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        ЭПИЛОГ ВМЕСТО ПРОЛОГА
        За окном на ярком солнце разгорался новый день, ветер носил от дерева к дереву пыльцу, семена и запах жизни. А в больничной палате, в сумерках вчерашнего дня, блуждала смерть, пахло тоской и безнадегой.
        На высокой койке под капельницей лежал молодой мужчина со следами побоев на лице и с перевязанной грудью. Он рассеянно смотрел в пустоту перед собой. В холодных глазах теплилась мудрость старика, насытившегося жизнью. Леониду Сермягову не было и тридцати, но смерть его уже давно не пугала.
        Рядом сидел остроносый мужчина в сером костюме. На колене у него лежала кожаная папка. Он нервно постукивал по ней кончиком авторучки.
        - Леонид Игоревич, ну зачем же отрицать очевидное? Признайтесь, что убийство - дело рук вашего брата, и мы снимем с вас обвинения.
        - Мой брат никого не убивал.
        - Вашему брату уже все равно.
        - Все равно. Как и другим братьям. Да и отцу. Я всегда был для них гадким утенком. Но это моя семья. Я никогда никого не сдам. Даже если всем будет все равно.
        - Вашему брату все равно прежде всего потому, что он уже мертв.
        - Все будут мертвы. Мои братья умрут. Если отец не остановит их.
        Взгляд больного остановился, как это бывает с человеком, который теряет связь с реальностью, погружается в бредовое состояние.
        - Может быть, нужно остановить отца? - спросил следователь.
        - Я никогда не любил его. Но это мой отец.
        - Ваш отец - преступник, и вы прекрасно это знаете.
        - Все так думают. Но толком никому ничего не известно. Может быть, я расскажу.
        Молодой человек закрыл глаза, его губы тихонько зашевелились. Следователь пожал плечами. Он прекрасно понимал, что услышит далеко не все, но все-таки не удержался, поднес ухо. Интерес взял свое. Леонид Сермягов - личность бесславная, но по-своему знаменитая.
        ГЛАВА 1
        В нашей большой семье существовал только один закон - слово отца, с которого начинался каждый день.
        Горячая каша уже разошлась по тарелкам. Она была с дымком, но без масла. Оно у нас подавалось отдельно. Добавка не полагалась никому, поэтому мама уже убрала кастрюлю со стола. Она унесла эту посудину, вернулась и робко глянула на отца. Ее пальцы теребили нижнюю пуговицу старой растянутой кофты с оттопыренными карманами. В одном из них лежал платок, в другом гнездилась всякая всячина вплоть до мусора, который мама мимоходом подбирала за нами.
        Дом небольшой, а ртов много - отец, мать и четыре сына. Со всех что-то сыплется. Виталик, например, третьего дня патрон от «нагана» потерял. Мама подобрала его, механически сунула в карман, и только вчера у нее возник вопрос. Отец все объяснил ей. Мама в ответ лишь тихонько вздохнула.
        Отец кивнул, хмуро глянул на маму, одной рукой отодвинул стул и приподнял руку, чтобы стукнуть ложкой по миске. Он обвел взглядом нас, своих сыновей, вспомнил о любимице-дочери, которая жила с мужем в другом городе.
        - Жизнь нужно прожить так, чтобы люди вспоминали о тебе, уже покойнике, только хорошо, - сказал он, тяжело, с расстановкой, четко проговаривая слова. - А день - так, чтобы на ужин была пища. - Отец замолчал, угрюмо, с явным укором глянул на меня и наконец-то стукнул по миске ложкой.
        Смотрел на меня и Валера. При этом он положил в свою тарелку кусочек масла. Больше никто из нас так не делал. Все остальные мазали его на хлеб. В последнее время наша семья жила неплохо. Мы могли бы позволить себе и куда более сытный стол, но у отца имелись свои правила.
        Увеличивая свою пайку, ты привыкаешь к хорошей жизни, а плохая может наступить уже завтра. Тогда тебе придется перекраиваться, приспосабливаться. Поэтому лучше довольствоваться малым. Так говорил отец.
        Я не хотел соглашаться с ним, но мое мнение в семье никого не интересовало. Во-первых, я младший, а во-вторых, отец не очень-то жаловал меня.
        Виталик, Валера и Санька внешне отличались друг от друга, но при этом все в какой-то степени походили на отца. Я же уродился весь в мать. Тот же овал лица, высокие прямые скулы, правильный нос. От отца мне досталось только упрямство.
        Но не сила. Отец своими ручищами мог согнуть толстый арматурный прут. Мои старшие братья были ему под стать, такие же кряжистые, крепкие. Я семью жилами в руках похвастаться не мог, но так это и неудивительно. Мне тогда было всего-навсего четырнадцать лет.
        Юлька тоже похожа была на мать, такая же красивая и статная, но отца это ничуть не смущало. Он точно знал, что Юля его дочь. А вот я появился на свет уже после того, как ему пришлось сесть за ограбление. По срокам я вроде бы и мог родиться от него, но отец так и не поверил маме до конца. Ко мне он относился с недоверием, как будто я был в чем-то перед ним виноват.
        Отец учил нас, что жить нужно сегодняшним днем, но при этом думать об ужине, зарабатывать на красивое будущее в меру своих возможностей и способностей. Насчет возможностей дело обстояло по-разному, зато способности росли вместе с братьями. Старшему Виталику двадцать, Валерке - девятнадцать, Санька на год младше. Все как на подбор крепкие, внушительные, таким на улице на хлебушек не подадут.
        Именно попрошайничеством наша семья и зарабатывала себе на жизнь. Мы нищенствовали, пока отец отбывал срок. Братья бродили по перрону, по вагонам, клянчили милостыню. Я тоже участвовал в этом. Сначала братья носили меня на руках, затем водили за ручку. Еще они научили меня хромать, тянуть ножку, и народ велся, одаривал калеку денежкой на пропитание.
        Милиция нас гоняла не сильно. Куда серьезней нам доставалось от многочисленных конкурентов. Советский Союз разваливался, деньги обесценивались, народ беднел. Зато у людей появилась свобода выбора. Теперь каждый человек сам решал, что ему протянуть, руку или ноги.
        Свое место на паперти моим старшим братьям приходилось удерживать с боем. Давать отпор взрослым «инвалидам» - дело непростое. Но парни с каждым годом становились и сильней, и опытней.
        К тому времени, когда отец вернулся домой, они уже крепко стояли на ногах, сами клянчили подаяние и меня заставляли, даже в школу два года не отдавали, чтобы я не прогуливал работу. Однако мама настояла на своем. В девять лет я пошел в первый класс и отказался попрошайничать, за что был избит братьями. Уговорить они меня не смогли, напротив, я еще крепче закусил удила.
        Упрямство - отличительная черта моего характера. Со временем к нему добавилась еще и гордость. Я искренне считал, что ходить с протянутой рукой унизительно, и никто не мог переубедить меня в этом.
        Впрочем, Виталик очень быстро нашел мне замену. Со временем их выводок малолетних попрошаек увеличился, а там и отец заявился. Он быстро взял общее дело в свои руки, еще больше сплотил семью и выбил с вокзала всех конкурентов. Сейчас там работали только наши попрошайки. А если вдруг возникали проблемы, то Виталик, Валерка и Санька их решали. Опыт по этой части у них был уже большой. Да и ствол появился. Не зря же мама на днях нашла патрон.
        А вчера ночью она тихонько плакала на кухне. Я слышал это, но не подошел к ней, не хотел, чтобы братья лишний раз назвали меня маменькиным сыночком.
        Завтрак скоро закончится, отец и братья отправятся на дело, а я останусь дома. В огороде работы много, да и дом красить нужно. Мама сама со всем не справляется, здоровье у нее не ахти, быстро выдыхается. Шутка ли, пятерых детей выносить да вырастить. Женщина хрупкая, постоянно на нервах. То сыновья что-нибудь учудят, то мужу вожжа под хвост попадет. Отец когда выпьет, злым становится. От него любому достаться может, кто под горячую руку подвернется. Одну только Юльку он никогда не обижал. На маму мог руку поднять, а на нее - ни за что.
        Говорить за столом позволялось только отцу. Все мы молчали. Слышно было только, как ложки по мискам стучат. Отец ел не быстро, но и не медленно, иной раз причмокивал, чай пил шумно, смачно выдыхал после каждого глотка.
        Он учил нас, что есть нужно основательно, сосредоточенно и без жадности. Интеллигентский этикет к черту, ложку мимо рта не проносить. Нельзя ни единой крошке упасть, ни одной капле пролиться. К самой еде нужно относиться с уважением, но без дикого восторга, даже если очень голоден. От отца отставать нельзя, а то можно и не наесться досыта.
        Кашу мы съели, чай выпили. Отец отставил в сторону пустую кружку, рукавом вытер губы. Все, завтрак закончен, кто не успел, тот опоздал. Впрочем, успели все. Отцу надо бы дрессировщиком в цирке работать.
        - Ну что, свистать всех наверх? - спросил он, пристально глядя на меня.
        Отец еще не поднялся из-за стола. Все должны были сидеть и ждать. Закон суров, но это закон.
        Он обращался ко мне, но это совсем не значило, что я должен был отвечать ему. Мое дело - молча слушать и ждать его распоряжения.
        - С нами поедешь, - сказал отец.
        Мама поднялась из-за стола робко, нерешительно, и все же в ее движениях присутствовал протест. Знала она, чем занимается ее муж и сыновья, но терпела, пока отец не трогал меня. А тут вдруг ворон своим крылом снова коснулся моего плеча.
        Но возмущение в бунт не перешло. Отец пресек его резким, сердитым взглядом. Вся решимость вышла из мамы, как воздух из шарика, на который кто-то надавил ногой. Она еще и голову опустила, исподлобья, с надеждой глянула на меня. Как будто я мог и даже должен был сказать отцу «нет».
        Я кивнул, соглашаясь с отцом. Мамина голова опустилась еще ниже, но что я мог сделать? Против отца не попрешь. И он будет волком смотреть, и братья затравят. Они и без того были не самого лучшего мнения обо мне, смотрели на меня все как один, предвкушали забаву.
        Отец сейчас запросто мог отпустить в мой адрес что-нибудь забористое, но на этот раз оставил свои комментарии при себе. Он кивнул, принимая мое решение, выразительно глянул на Виталика и наконец-то поднялся из-за стола.
        С шумом упал стул. Это вскочил Санька. Он мало чем отличался от старших братьев, был такой же круглолицый, щекастый, широконосый. Только вот ушки у него поменьше, чем у других, но очень уж толстые и мясистые, как будто из теста вылеплены.
        Виталик поднимался из-за стола так же медленно и степенно, как и отец. Он начальственно глянул на меня и кивком показал на старенький, но вполне приличный на вид «БМВ», стоявший за окном и призванный подчеркивать новый статус нашей семьи. Это и роскошь, и средство передвижения.
        Машину водили все, а мыл ее только я. Каждый вечер за тряпку, сначала изнутри, потом снаружи. Мне и презервативы использованные приходилось из-под сиденья доставать, и запекшуюся кровь смывать, а вот в пассажиры меня брали редко. Я же отрезанный ломоть, маменькин сынок.
        Честно говоря, на дело я особо не рвался, но все равно прежде чувствовал обиду. Однако сегодня мне оказана честь, и я не должен ударить в грязь лицом. Если, конечно, отец и братья не станут заставлять меня ходить с протянутой рукой. На это я не пойду, надо будет, убегу из дома, но ниже плинтуса себя не опущу.
        Сегодня мне тоже придется мыть машину, но уже потом, когда я вернусь домой вместе со всеми. Где я буду находиться, что мне придется делать, пока не ясно. Но в любом случае приятного будет мало. Возможно, отец и братья втянут меня в какие-то серьезные разборки. А раз так, то старый кнопочный нож с выкидным лезвием вряд ли мне помешает. Он лежал у меня под матрасом, я брал его с собой всякий раз, когда выходил на улицу погулять. С ножом спокойней.
        У машины меня уже поджидал Санька. Он прикрутил клемму аккумулятора, закрыл капот, взял ветошь, с важным видом протер один испачканный палец, другой и после этого врезал мне кулаком в живот. К счастью, неожиданностью это для меня не стало.
        Отец не учил нас драться, но дровишки в огонь подбрасывал. Он заставлял сыновей всегда держаться настороже, быть готовыми к действию. Я знал, что могу получить удар в любой момент. Сама жизнь тренировала мою реакцию. Я давно уже привык подкачивать мышцы живота, на одно только это затрачивал никак не меньше часа в день.
        Санька подкараулил меня на вдохе. Я вовремя затаил дух и напряг пресс, а вот в ответ ударить не посмел. Санька мог не понять юмора, а если он разозлится, то мне придется туго. Уж очень твердые у него кулаки.
        - Молоток! - сказал Санька, одобрительно улыбнулся и даже открыл заднюю дверь, приглашая меня в машину.
        Я кивнул, наклонился, чтобы просунуть голову в салон. В этот момент Санька и поймал меня врасплох. На этот раз я весь скрутился от боли. Хорошо, что корчиться мне пришлось не на земле, а на кожаной мякоти заднего сиденья.
        Я еще не отошел от этой жути, когда появился отец. Он бросил на меня взгляд, все понял, но ничего не сказал, только усмехнулся уголками губ. Но это не показалось мне обидным. Отец повел бы себя точно так же, если бы на моем месте корчился сейчас Санька. Но пока до этого было далеко. Может, мне уже хватало упрямства и гордости, но вот агрессии пока точно недоставало. Как и смелости, готовности бросить вызов противнику, который был заведомо сильнее меня.
        До железнодорожного вокзала мы ехали в тишине. По пути я вспоминал, как ходил этой дорогой пешком, сотни раз, в жару и холод. Раньше я всего лишь попрошайничал, весь в соплях и слезах. Что же ждет меня сейчас? Вдруг мне уже сегодня придется умыться кровавой юшкой?
        Но неважно, что будет впереди. Я в любом случае не имел права на трусость. Особенно, если будет задета честь моей семьи. Неважно, чем занимаются мой отец и братья. Ведь мне на роду написано быть с ними.
        Санька остановил машину недалеко от вокзала, у маленького дощатого павильона, в котором размещалось кафе. Кухня, небольшой зал на три столика, открытая веранда примерно такой же вместительности. Утром кафе утопало в тени большого раскидистого вяза, к полудню здесь уже будет солнечно, а веранда, оплетенная виноградом, так и останется в прохладной полутьме.
        Я хорошо знал это место, помнил, как рвался сюда за сосиской в тесте, а зимой согревался стаканом горячего чая. Однажды Виталик заставил меня выпить тут стакан водки. Братья меня тогда едва откачали.
        В те времена я еще не знал, что это заведение станет резиденцией отца. Место тихое, уединенное. Неподалеку работало новое кафе, поэтому случайные люди сюда редко заглядывали. Здесь только для своих. Для меня в том числе.
        Я всерьез подозревал, что после фирменного семейного завтрака отец и братья подкрепляются тут, совсем не прочь был подзаправиться сосиской в тесте и выпить кофе с сигаретой. Но в кафе меня никто не позвал. Отец и Валера вышли из машины, а Санька повез меня и Виталика дальше.
        - Куда мы? - спросил я.
        В ответ Виталик лишь небрежно приложил к губам палец. Он сейчас был такой же крутой, как отец, не давал мне слова и приказал молчать. Дескать, я сам все тебе скажу, когда придет время.
        Сразу за вокзальной площадью высился старый пятиэтажный дом с навесными балкончиками. Во двор этого дома Санька нас и привез. «БМВ» он подогнал к самому подъезду, едва не подпер бампером входную дверь. О жильцах дома, которые теперь вынуждены были протискиваться между машиной и скамейкой, Санька не думал.
        Мои братья вели себя под стать хозяевам жизни, держались важно, заносчиво, потому как право имели. Во всяком случае, они всерьез так считали. Что и говорить, выглядели эти парни внушительно. Оба в кожаных жилетках, у одного зеленые, у другого коричневые джинсы и ботинки с тупыми дубовыми носками. Такими зуб выбить с одного удара, как дважды два.
        Я тоже мог махать ногами, но мои башмаки просили каши, а старые заношенные джинсы пожелтели от времени. Рубашка и вовсе была курам на смех.
        Впрочем, женщина, которая открыла нам дверь, не осудила меня за мой убогий вид. Может, потому, что сама выглядела неважно. Волосы, выжженные перекисью, слиплись и спутались, под глазами темные обводы, на щеках засохшая тушь. Ее нижняя губа лежала на подбородке. То ли она распухла от чего-то и вывернулась, то ли эта особа такой вот манерой встречала не очень желанных гостей. Губы пухлые, длинные, рот нелепо большой. Дрянной фланелевый халат на ней. Его лацканы едва сходились на пышной груди.
        Она открыла дверь и глянула на меня с каким-то затравленным пренебрежением. При этом я заметил в ее глазах какую-то добровольную обреченность. Я все свое детство провел на вокзале и знал, как выглядят шлюхи, готовые за копеечку лечь хоть под паровоз. Похоже, эта штучка была из той же серии портовых шлюпок или вокзальных дрезин.
        Женщина имела более чем затасканный вид. Черты ее лица, некогда красивого, уже размывались вином, водкой, а то и чем-то покрепче. Она осознавала свою ущербность, наверное, потому и смотрела на меня со дна жизни, хотя и сверху вниз.
        При первом же взгляде на нее у меня возникло чувство, что я ее где-то видел. Высокий лоб, густые, красивой формы брови, волнующая линия носа - все это казалось мне знакомым. Вряд ли эта потаскуха являлась мне в моих эротических снах.
        - Уже мелкоту ко мне водите? - спросила она и глянула на меня с блудливой усмешкой.
        Эта неземная краса мигом угадала свою выгоду. Куда лучше ублажить чистого мальчика, нежели грязного мужлана. Женщина широко распахнула дверь и сдала немного назад, но Санька все же толкнул ее в плечо, требуя подвинуться.
        -Ленька это, наш младшенький, - пояснил он, заглядывая в комнату.
        Виталик ничего не сказал.
        Он просто развел полы ее халата, с хитромудрой улыбкой глянул на обнажившуюся грудь и спросил:
        - Не тесно? - Брат удивленно глянул на меня и заявил: - Ну чего ты встал тут как истукан? Дверь закрой!
        Я кивнул, переступил через порог, взялся за дверную ручку. В это время Санька открыл окно. Порыв сквозняка ударил в дверь, и она с силой захлопнулась. Все бы ничего, но от удара ключ выскочил из скважины и стукнулся о пол. Шлюха усмехнулась, глянула на меня, как на безрукого ушлепка. Она как будто и не замечала, что Виталик стаскивал с нее халат.
        Поднимая с пола ключ, я открыл для себя вид снизу. Женщина казалась мне худенькой, но живот явно не соответствовал ее комплекции.
        Его надула водянка или беременность. Еще я заметил следы от уколов на ее локтевых сгибах. Беременная шлюха-наркоманка. Ну что ж, вокзальное дно и не такое видало. Да и мне в общем-то не в диковинку.
        Из комнаты в тесную прихожую вышел Санька, презрительно глянул на шлюху, кивком показал за плечо и спросил:
        - А чего у тебя не убрано?
        - Сейчас уберем, - заявил Виталик и усмехнулся.
        Взгляд у него замаслился, заблестел, дыхание участилось. Он протолкнул шлюху мимо Саньки и закрылся с ней в комнате. Нетрудно было догадаться, чем он там собрался с ней заняться.
        Я и сам заколотился изнутри, где-то стало жарко, где-то твердо, а внизу живота все это слилось в одно. Грязная затасканная шлюха возбудила меня до неприличия. Мое сознание стекло в область животных чувств, и я ничего не мог с собой поделать.
        - Хочешь? - спросил Санька, кивком показав на закрытую дверь.
        Слова застряли у меня в горле, а кивнуть я боялся. Одно неосторожное движение могло взорвать меня изнутри. Во всяком случае, я чувствовал такую опасность.
        - Хочешь, - заявил Санька, глумливо хмыкнул и прошел на кухню.
        Я шагнул туда следом за ним.
        Там было грязно, на столе засохла всякая мерзость, на полу пепел, банка из-под кофе забита окурками, в мойке громоздилась посуда.
        - Ты уберешься тут? - спросил Санька, в упор глядя на меня.
        Голая шлюха вывела меня из душевного равновесия, а братец мог добавить. Если Санька хотел ударить меня в живот, то лучшего случая и не придумаешь. Но бить меня он не стал.
        - Нет, - зло, сквозь зубы процедил я.
        Да, я в своей семье как прокаженный. Сомнительные дела меня не прельщали, в школе я делал успехи, маму любил больше, чем отца, помогал ей по мере сил и возможностей. Но это же не значит, что меня можно макать в грязь лицом.
        -Нет?
        - Нет!
        Санька мог жестоко меня избить прямо на месте. Я это понимал, но уступать ему не собирался. Лучше ходить с выбитыми зубами, чем убираться за какой-то шлюхой.
        - Тогда Дуську заставь это сделать.
        - Дуську?
        Теперь я знал, как зовут эту возбуждающую грязь.
        - Скоро клиенты пойдут. На хате должно быть чисто. - Санька достал из кармана пачку сигарет, встряхнул, протянул мне.
        Я взял сигарету и шлепнул себя по карманам, давая понять, что ни спичек у меня нет, ни зажигалки.
        - Много мы за нее не просим, пять долларов за раз, десятку за час. За день стольник снимаем. А ей только пожрать и дозу на ночь, чтобы от ломки не сдохла.
        Санька подал мне блестящую облатку. Я не сразу понял, что это такое, и поднес к ней кончик сигареты, собираясь от нее прикурить.
        Санька засмеялся, протянул мне зажигалку и заявил:
        -Дурень! Без этой штуки к Дуське не ходи. Сечешь?
        Конечно же, я понимал, о чем шла речь, и даже знал, как этой штукой пользоваться. Нет там ничего сложного. Наверное. В гости к Дуське зайти смог бы. У других же это как-то получалось. Виталик вполне сумел, если судить по стонам, которые доносились из комнаты.
        Только вот не должен я был идти в гости. Скотство это. Все то, чем занимались мои старшие братья.
        - Она же беременная! - заявил я, наконец-то закурил и вернул брату зажигалку.
        - И что? - Санька удивленно повел бровью.
        - Нельзя, когда баба беременна!
        - А ты что, акушерка?
        - Я человек!
        - Кто человек?! Ты?! - Санька скривился. - Ты никто! Плюнуть и растереть!
        Его ударила моя уязвленная гордость, но разум отказался ее поддержать. Поэтому Санька даже не пошатнулся, когда я сунул сигарету в банку из-под кофе и врезал ему кулаком в челюсть. А на второй удар мне уже не хватило духу.
        - Что это было? - спросил он и потер челюсть ладонью.
        Его глаза наливались кровью, а лицо - краской.
        - Я не плевок!
        - Да? Тогда живи. Я тебя прощаю! - Сашка заставил себя улыбнуться.
        Не захотел он обострять ситуацию, неважно, из нахлынувшего вдруг великодушия или в интересах дела. Все-таки жилой дом, за стенами соседи. Они слишком много слышат.
        Сашка сунул мне в нагрудный карман квадратик из цветной фольги, задорно подмигнул и вдруг ударил меня кулаком в живот. Я разгадал его коварство за мгновение до атаки, остановил дыхание и напряг пресс. И все же приятного было мало. Сила удара опустила меня на табуретку, стоявшую за столом.
        - Короче, наведете здесь с Дуськой марафет, а через час я подъеду, работу привезу. Можешь вместе с ней подставляться или просто вокруг ходить и присматривать. Клиенты разные бывают. Если вдруг псина какая-то попадется, то сразу к нам, бегом. Мы подъедем, разберемся.
        Санька объяснил мне мою задачу, дождался, когда Виталик закончил, и ушел вместе с ним.
        Я не должен был убираться на кухне, но мне почему-то стало жаль Дуську. И наркоманка, и беременная, а еще мужиков через свое надутое пузо должна пропускать. Тем более что я, не в пример своим непутевым братьям, не считал домашний труд зазорным.
        К тому моменту как в кухне появилась Дуська, я перемыл всю посуду. Она вышла ко мне в небрежно запахнутом халате, с дымящейся сигаретой в руке.
        - Мой мальчик решил порадовать свою мамочку? - съязвила эта шлюха и вывела меня из себя.
        Я резко развернулся к ней, хищно оскалил зубы и заявил:
        - Заткнись!
        Вышло у меня убедительно. Дуська испуганно шарахнулась в сторону.
        А я надвинулся на нее и едва ли не выкрикнул:
        - Маму мою не тронь, поняла?!
        - Да поняла, - сказала она и с удивлением посмотрела на меня.
        - Дрянь!
        - Эй-эй, малый! - Дуська возмущенно затянулась и выдула дым мне в лицо.
        - О ребенке бы подумала!
        - Чего?!
        Эта проститутка глянула на меня так, как будто я признался ей в своем внеземном происхождении. Только гуманоид, спустившийся с небес, мог проявить о ней заботу.
        - Того!… Давай, занимайся тут!
        Я взял тряпку, но не швырнул ее, как мне хотелось, а вложил бабе в руку. Однако Дуська разжала пальцы, и тряпка упала на пол.
        - Эй, я не для того здесь! - заявила эта дрянь.
        - Без дозы остаться хочешь? - осведомился я.
        - Эй, а кто ты такой? - с беспокойством спросила она.
        С каждым словом ее возмущение спадало, а голос разума нарастал. Я же брат Виталика и приставлен за ней смотреть. Значит, мое слово могло оставить ее без сладкого.
        -Да я-то нормальный, а ты загадила здесь все, как последняя скотина!
        - А я последняя? - без возмущения, как будто у себя самой спросила она.
        - Нет, первая!
        - Ну, не первая. - Дуська кивнула, подняла с пола тряпку, посмотрела на стол, который нужно было протереть, потом на меня. - Может, ты сам?
        Я мотнул головой, и отказывая ей, и утверждая себя в своем решении.
        - А я бы тебя за это отблагодарила! - Она облизнула губы, бросила тряпку на стол, соблазняюще глянула на меня и расстегнула пуговицу на груди.
        Я ощутил стремительное движение, с которым во мне отрастала третья нога.
        Еще немного, и я смог бы опереться на эту ногу и зайти на ней в гости к Дуське. За дозу она сделает все, что мне угодно. Но я же не сволочь, чтобы воспользоваться ее бедой.
        - Работай давай! - крикнул я, оттолкнул Дуську и рванул в прихожую.
        Я бежал не столько от нее, сколько от себя, но уйти из квартиры не смог.
        Открыв дверь, я увидел на лестнице двух типов опасной наружности, которые направлялись ко мне. Один рослый и мощный, другой пониже и худощавый, но пугающего в них было примерно поровну. Тяжелые хищные взгляды, в движениях спокойная агрессия. Тот, который пониже, перебирал в пальцах четки, на его фалангах красовались перстни.
        Я кое-что понимал в тюремной живописи, но сейчас просто не имел времени на то, чтобы разглядывать наколки. Мне казалось, будто на меня надвигалась штормовая волна, от которой нужно спасаться бегством. Но я же не трус и тем более не паникер.
        Я просто стоял как истукан под грозовой тучей, из которой вылетали молнии. Если вдруг хлынет дождь, то мне ничего не останется, кроме как обтекать.
        - Дуська здесь? - спросил худощавый субъект с четками, обнажая во рту золотую фиксу.
        - Здесь, - сказал я, отступая.
        Конечно же, это клиенты нагрянули. Санька не смог сопроводить их лично, но адресок дал. А тут я на хозяйстве, и гостей приму, и плату сниму.
        - А ты, значит, козочку пасешь, да? - спросил фиксатый тип и пристально посмотрел на меня.
        Он шел, практически не замедляя ход. Его глаза похожи были на шаровые молнии, которые могли сжечь меня дотла. Я пятился, пока не оказался в комнате, у разобранного дивана со смятой постелью.
        - Или ты петушок?
        Отец учил, что за такие слова спрашивать надо с кого угодно, без всяких предисловий, но я всего лишь мотнул головой и волчонком глянул на этого субъекта. Он казался мне настоящим монстром, одолеть которого невозможно.
        А в комнату входил еще один фрукт с такими же наколками на пальцах.
        Сначала он просто втолкнул в дверь Дуську, затем нагнал ее, схватил за шею и спросил своего дружка:
        - Ну что, распишем на двоих?
        - А с пряничком не хочешь? - Фиксатый гад кивком показал на меня.
        - Так мы же с тобой не на зоне.
        Здоровяк улыбнулся, вроде бы принимая шутку, но глянул на него с подозрением. Вдруг у кента дурные наклонности?
        Видимо, тот уловил намек, поэтому переключился с меня на Дуську.
        - Ну, здравствуй, сука! - заявил он, ощерился и вдруг кулаком ударил проститутку в живот.
        А она беременная!
        Я всего лишь представил, как ей больно, и рука моя нырнула в задний карман.
        Боль скрутила Дуську в бараний рог. Она легла на пол, подобрала под себя ноги, закрыла живот руками, и стонала она тихотихо, как будто боялась привлечь к себе внимание.
        - Думала, забуду, не найду тебя, да?
        Фиксатый мерзавец оттянул ногу, задержал ее на мгновение и ударил.
        А я выхватил нож и выпустил лезвие.
        Услышав щелчок, этот гад вздрогнул, резко повернулся ко мне, но не увидел никакой опасности, успокоился и усмехнулся. А я стоял как дурак, не зная, что делать. Не мог я ударить его ножом, рука не поднималась.
        - Ну и чего стоишь, прыщ! Давай, бей! - заявил он.
        Его хищный насмешливой взгляд давил на мою волю, на психику. Мне было страшно, но руку, в которой держал нож, я не опустил.
        - Не можешь, стало быть, да? А я могу!
        Он сунул руку под штанину, вынул нож с деревянной ручкой и шагнул ко мне. Страх парализовал меня.
        В моем сознании билась спасительная мысль: «Он не посмеет! Мне же всего четырнадцать. Погорячился я по детской глупости, с кем не бывает».
        Этот уголовник просто обязан был сделать скидку на мой нежный возраст, но поступил совсем иначе. Он посмел. Я уловил опасное движение, затаил дыхание и напряг мышцы пресса, но жало ножа с легкостью вошло мне в живот.
        - Вот видишь, я могу, - спокойно проговорил фиксатый негодяй.
        Он смотрел мне в глаза и улыбался, как будто ударил ножом понарошку. Это была игра. Мне предлагалось узнать, от кого я получил пинок по заднице.
        Но это была не игра. Уголовник собирался повторить удар, попытался вытянуть нож из раны, но почему-то не смог сделать этого. Лезвие застряло в мышцах живота, не вынималось, как он ни старался.
        Зато я мог ударить его. Нож находился в моей руке, но она так и не поднялась. Он отошел от меня. Ручка ножа осталось у него в кулаке, а лезвие - во мне.
        -Жарик, завязывай! - потрясенно глядя на меня, пробормотал его приятель.
        Жарик ничего ему не сказал и посмотрел на Дуську. Она так и лежала на полу, закрываясь руками, лицом вниз, как будто не хотела видеть всего того, что происходило здесь и сейчас.
        Жарик находился в двух шагах от меня. Ручка обычного кухонного ножа - плохая защита. Я должен был этим воспользоваться, сделать шаг, замахнуться и ударить. Всего-то и делов.
        Но шагнуть к Жарику я так и не смог. Перед глазами у меня поплыло, день вдруг сменился ночью, стало темно, тихо и холодно.
        ГЛАВА 2
        Небо чистое, ни облачка, солнце в зените, ветра нет, воздух даже не колышется. Но не жарко.
        Я сидел на большом камне; со скалы, нависающей над заливом, смотрел на бескрайний океан и ни о чем не думал. Я чувствовал свое тело, но не испытывал ни малейшего дискомфорта от долгого непрерывного сидения, холода, голода или желания спать.
        За спиной у меня, на зеленой полянке среди пальм, стоял небольшой домик, но я в нем ни разу не был. Не хотел. Где я, почему оказался тут? Я не искал ответов на эти вопросы хотя бы потому, что они обходили меня стороной.
        Небо вдруг стало темным, сверкнула молния, море вздыбилось огромной волной. Но у меня не было ни страха, ни восторга, ни даже удивления, вообще ничего.
        В глаза мне вдруг хлынул свет, легкие заполнились воздухом, я задышал. Скала над заливом исчезла. Я лежал в больничной палате под капельницей, над головой что-то попискивало, глубоко в рот вставлены были какие-то трубочки. Под потолком тускло горел свет. На соседней койке лежал какой-то бессознательный мужчина с большим животом.
        У Дуськи тоже был живот. Я вспомнил, как Жарик ударил ее кулаком, как она корчилась от боли. А меня этот скот посадил на нож, но не убил.
        Меня кто-то доставил в больницу. Наверное, врачи сделали мне операцию и поместили в реанимацию. В чувство я пришел только сейчас и даже не знал, хорошо это или плохо. Теперь ведь выздоравливать придется, перевязки будут, боль. А потом я снова окажусь в кабале у своих братьев. Меня ждут проститутки, попрошайки и прочая привокзальная грязь. А на острове в океане было очень хорошо, спокойно, ни холода, ни голода, и думать ни о чем не нужно.
        Сейчас меня мучила жажда, мне хотелось на горшок. Будет и голод. На кусок хлеба заработать непросто. Впереди меня ждет борьба за существование. За что мне такое наказание?
        В палату зашла женщина в белом халате, осторожно приблизилась ко мне, увидела, что я лежу с открытыми глазами, всплеснула руками и побежала из палаты, наверное, за врачом.
        Оказалось, что у меня была кома, и я провел в этом состоянии без малого две недели. Об этом сказала мне миловидная женщина с мягкой улыбкой и усталым взглядом. Она говорила и наблюдала за мной. Ее интересовала моя реакция на происходящее.
        Я же лежал как мумия, смотрел на нее и хлопал глазами так, как будто мне было все равно. Мой разум вроде бы остался где-то там, в загробном мире.
        Не впечатлил меня и результат операции. Врачи не смогли спасти селезенку, ее пришлось вырезать, а это куда серьезней, чем удалить аппендицит. Но меня такой вот факт почему-то не особо расстраивал.
        - Папа твой очень переживал, первые два дня от тебя не отходил, - сказала женщина.
        - А мама?
        Наконец-то во мне прорезалось что-то, похожее на удивление. Мама должна была переживать за меня, но никак не отец. Я для него всегда был в тягость, он не скрывал этого, а тут появилась возможность избавиться от меня. И вдруг телячьи нежности. Может, он лицемер?
        - И мама была, - сказала докторша и улыбнулась. - И братья твои приходили. Виталик дежурил возле тебя, Валера и… - Она задумалась.
        - Санька, - подсказал я.
        - Да, Саша тоже тут был. Очень хороший мальчик.
        Я не мог поверить своим ушам. Моим братьям давно не было до меня никакого дела, и вдруг такая забота. Мало того, эти отморозки прикинулись пай-мальчиками. Что это за игра у них такая?
        - Еще следователь приходил, - сказала женщина.
        Следователь появился утром. Санитарка уже перевезла меня в обычную палату, накормила, перевязала. Должны были появиться мои родные, но следователь их почему-то опередил. Это потом я уже понял, что у него с врачами был уговор. Сначала допрос, а затем уже посетители.
        Широколицый мужчина с раскосыми глазами смотрел на меня как на покойника, над гробом которого он собирался произнести торжественную заупокойную речь.
        Я уже знал, что само по себе мое ранение не очень-то и опасно. Тысячи людей по многу лет живут без селезенки. А в кому меня отправил неудачный наркоз. Кто-то там с чем-то переборщил. Я уже переместился в приемный покой загробного мира, но все-таки вернулся к жизни. Так что зря следователь хоронил меня.
        Он представился, заявил, что должен найти и наказать преступника, посягнувшего на мою жизнь, спросил, как все было, и этим поставил меня в тупик. Если Жарика до сих пор не взяли, значит, у моего отца были причины не связываться с милицией. Дуська тоже ничего не сказала. Наверное, потому, что боялась Жарика до жидкого стула.
        Да и нельзя было сдавать Жарика. Он же из страшного воровского мира, а в семье Сермяговых отроду не водились стукачи.
        - А что говорить-то? Захожу в подъезд, выходит кто-то из темноты. Я и понять ничего не успел.
        - Тебя из квартиры увозили, - парировал следователь.
        -Да?…
        - Значит, некая добрая душа о тебе позаботилась, в квартиру к себе затащила. Это была проститутка Евдокия Павловна Шабанова.
        - И что Шабанова говорит?
        - Скрылась Шабанова, сама уехала или кто-то ее увез. Возможно, этой особы уже в живых нет. - Следователь говорил спокойно, но глаз с меня не сводил.
        - Жаль, если так.
        - Твои братья организовали притон. Шабанова занималась проституцией. Может, кто-то из братьев тебя ударил? - спросил следователь, всей силой своего взгляда призывая меня к ответу.
        Но я всего лишь усмехнулся. Если бы меня пырнул ножом кто-то из братьев, то я точно ничего не сказал бы. Да и отца ни за что не стал бы сдавать.
        - Что скажешь, Леонид?
        - Скажу, что плохо мне, скажу, - прошипел я, притворно закатывая глаза. - Врача позовите!
        На этом допрос и окончился.
        Спустя какое-то время появилась мама, за ней в палату зашел отец, с яблони посыпались яблоки - Виталик, Валерка, Санька. Все улыбались, радовались, не семья, а святая идиллия. Мама заплакала, у отца на глазах выступила скупая мужская слеза.
        - Следователь был, - сказал я, выразительно глядя на него.
        - И что? - Взгляд его затвердел.
        - Я ничего не сказал.
        - Не надо говорить, - заявил Виталик. - Ты сам за себя спросишь.
        Он уже не улыбался, его лицо окаменело. Санька с Валерой стояли, нахмурив брови. Семейный совет вынес решение. Отец утвердил его резким кивком.
        Мама всплеснула руками, с отчаянием глянула на старшего сына, но ее переживания никого не трогали, молчаливые запреты не имели в семье никакой силы. Я ей больше не принадлежал, как это было раньше. Я стал полноценным членом семьи. Отец и братья за меня уже переживали, но до серьезного отношения ко мне было еще далеко. Сначала я должен был отомстить за себя, показать, чего стою.
        Что ж, я готов, если отец и братья помогут мне. А как может быть иначе?
        Весь день я думал, как мне быть, что делать, а ночью моя фантазия разыгралась вовсю. Я лежал без сна и представлял, как подойду к Жарику, посмотрю ему в глаза и тренированной рукой ударю его ножом точно в пупок. Я наносил удары раз за разом, пока не уснул.
        Всю ночь мне снилось, как он гонится за мной с ножом в животе. Я убегал, зная, что надолго его не хватит. Но Жарик почему-то не падал, не умирал. Зато проснулся я еле живой от усталости, как будто действительно бегал всю ночь.
        Утро вечера мудреней. Оно-то и охладило мой пыл.
        Конечно, хорошо, что у нас такая дружная семья, один за всех, все за одного. Отец и врачам заплатил за особое ко мне отношение, и даже ночь возле моей кровати провел. Братья такие же заботливые. Но почему все они ждут, когда я выйду из больницы и отомщу за себя, не могут собраться вместе, выйти на Жарика и наказать его?
        Возможно, отец хотел, чтобы я прошел обряд посвящения, но мне же только-только пятнадцать лет стукнуло. Какое тут может быть боевое крещение?
        Жарика нужно убить. Это как минимум грех на юную душу, а как максимум нож в сердце. Уж я-то знал, с какой легкостью бьет Жарик. Рука у него точно не дрогнет. Чуть замешкаюсь, и все.
        Может, Виталик имел в виду что-то другое? Я не так его понял? Мне и не нужно убивать Жарика?
        Об этом я спросил у отца напрямую. Он пришел ко мне один, долго смотрел на меня и молчал, как будто знал, что у меня на уме. А я не мог не спросить.
        - Жарика нужно убить, - ответил отец, пристально глянул на меня и добавил: - Есть вещи, которые нельзя прощать.
        Я кивнул, мол, все понимаю. Но похоже было на то, что отец не совсем поверил мне. Он увидел мое сомнение, страх или даже детскую истерику. Действительно, как может взрослый мужик толкать своего юного сына на убийство? В нормальных семьях такого никогда не бывает.
        - Сегодня ты простишь Жарика, а завтра он убьет твою мать, - сказал отец, не сводя с меня глаз.
        Я потрясенно мотнул головой. Во-первых, я не должен давать маму в обиду, во-вторых, зачем Жарику ее убивать?
        - А он убьет. Чтобы поиздеваться над тобой. Над твоей слабостью, - чеканил отец. - Жарик такой человек.
        Полный отморозок. Ничего святого.
        - Меня ножом ударил, - сказал я.
        - Вот.
        - Дуську в живот ногой…
        - Нельзя заступаться за шлюху, - заявил отец и брезгливо поморщился.
        - Она беременная шлюха.
        - И что? Даже не родила. А ты чуть не загнулся. Из-за шлюхи.
        - Где она?
        Отец глянул на меня с язвительным возмущением. Мол, что за вопросы, сынок? Он даже не стал мне отвечать, заставлял меня убить человека, но при этом запрещал интересоваться шлюхой, которую сам же загнал в притон. Святой отец.
        К этому разговору мы больше не возвращались.
        Месяца через два я выписался из больницы. Мама забрала меня, Санька привез нас домой и уехал по своим делам. По каким именно, он не говорил, как будто ждал, когда я сам спрошу. Однако мне вовсе не хотелось вникать в семейные дела. Там кровь и насилие. Зачем это мне?
        Жарика убивать я тоже не желал. Никогда теленку не справится с быком.
        Рана моя зажила, затянулась, швы врачи сняли, но рекомендовали мне покой. Чем не оправдательный мотив?
        Но оправдываться мне не пришлось.
        Вечером, ближе к ночи, появились добытчики. Они заработали на ужин. Отец не забыл мне об этом напомнить, дал понять, что ждет от меня смелой заявки на серьезный разговор. Но я молчал.
        Ничего я не сказал и утром. Меня никто не торопил. Все было как обычно. Отец выдал короткую назидательную речь, после завтрака вместе со старшими сыновьями уехал смотреть за своим вокзалом. Там ведь у него не только попрошайки работали, но и проститутки. А может, кто-то и наркотики продавал. Мне оно нужно?
        Отец и братья уехали, меня с собой не позвали. Я на это не обиделся.
        Вечером они вернулись. Отец благодушно кивнул мне, Виталик шлепнул по плечу, Валерка потрепал по щеке, а Санька нажал пальцем на кончик носа. На этом весь интерес к моей персоне и закончился.
        Утром отец и братья почти не обращали на меня внимания и с собой звать не стали. Я опять не обиделся, но машину взглядом проводил. Она уехала, а я так и остался стоять у ворот.
        Мама подошла ко мне, обняла и тихонько сказала:
        - Тебе с ними не нужно.
        - Почему?
        - На следующей неделе в школу.
        Я фыркнул. Какая может быть школа? В шестой класс в четырнадцать лет? Учителя на меня и в прошлом году смотрели, как на дебила-переростка, а что будет в этом?
        - Ты должен выучиться, стать человеком, - проговорила мама и отвела в сторону взгляд, чтобы я не увидел в нем сомнение.
        Я учился без троек, учителя меня хвалили. Мама сомневалась не в моих способностях, а в самой возможности дойти до конца. Это сколько же лет нужно еще учиться, а я уже одной ногой ступил во взрослую жизнь.
        - Не знаю. - Я не стал скрывать свои сомнения.
        - С отцом я говорила, он не против.
        Я качнул головой, косо глянул на маму. Никто не просил ее опускать меня в глазах отца и братьев.
        Ранение давало о себе знать. Мне еще рано было качать пресс, но ничто не мешало заняться мешком с песком, который висел за домом. Сначала я молотил грушу кулаками, затем стал махать ножом, представляя перед собой Жарика.
        Рано еще мне вступать в схватку с таким сильным противником, сначала нужно подготовить себя физически. Да и морально тоже.
        Следующий день я тоже провел в тренировках, беспощадно мочалил грушу, махал ножом, стараясь чиркнуть Жарика острием по горлу.
        А потом наступило первое сентября. В школу я идти не хотел, но мама неожиданно сделала мне подарок, справила новый костюм и кожаную сумку для учебников. Пиджак и брюки сидели гладко. Я даже сходил в парикмахерскую и вернулся оттуда с модельной стрижкой, чтобы выглядеть на все сто.
        В первый день я натер ноги новыми туфлями, на второй набил морду Яшке Соболю из одиннадцатого класса, который поставил под сомнение мои умственные способности. За это меня вызвали к директору школы на ковер. Там я и получил предложение, от которого не захотел отказываться. Мария Степановна предложила мне экстерном сдать экзамены за шестой класс и пойти сразу в седьмой.
        Мне нужно было садиться за учебники. Но, вернувшись домой, я снова занялся грушей и до самого вечера бился в нее лбом, нарабатывал удар головой.
        На третий день в школе я познакомился с Клавой из десятого класса. Для этого мне не пришлось прикладывать никаких усилий. Девчонка сама подошла ко мне и, стараясь сохранять спокойствие, предложила свою помощь.
        - Тебе же нужно перейти в седьмой класс, - с важным видом сказала она.
        - Да хоть в десятый. Если с тобой.
        Я смотрел на нее и качал головой. Где-то я уже видел этот лоб, брови, нос. Но если у Дуськи черты лица уже были размыты водкой, то у Клавы они еще только-только сформировались. И брови у нее красивее, гуще.
        - В десятый не получится. А в восьмой можно. Если очень постараться.
        - А тебя Клава зовут? - без всякого стеснения спросил я, продолжая разглядывать девчонку.
        - И что? - осведомилась она.
        Клаву все больше смущал мой взгляд, но уверенность в своем превосходстве не покидала ее. Отказываться от меня она не желала. Во всяком случае, так мне казалось.
        - А почему не Дуся?
        - Дусей зовут мою сестру.
        - Папа придумал? - полюбопытствовал я и хмыкнул.
        - При чем здесь папа?
        - Папа всегда при чем.
        Оказывается, отец не только у меня странный. У Клавы та же песня. Мой свою семью в банду обратил, а ее - дал дочерям дурацкие имена.
        Я не стал расспрашивать Клаву о ее сестре. Мне и без того все стало ясно. Не зря она так похожа была на Дуську. В них текла одна кровь. Только вот вряд ли Клава гордилась своей сестрой, шлюхой и наркоманкой. Не стоило спрашивать ее об этом.
        Была еще одна причина, по которой мне не хотелось говорить о Дуське. Клава - это школа, чистота помыслов и отношений, а Дуська - вокзал, грязь и мерзость. Я не желал смешивать одно с другим, хотя и вынужден был делить свой день на две половины.
        Утром я садился за учебники, штудировал параграфы, решал задачки. После обеда приходила Клава, спрашивала, закрепляла, нацеливала меня на новые высоты. Когда она отправлялась восвояси, я снова брался за нож и без устали убивал Жарика.
        Так продолжалось недели две, пока Клава ходила ко мне. А потом вдруг отрезало, ни слуху от нее, ни духу.
        Она очень нравилась мне как женщина. Я хмелел от ее нечаянных прикосновений, от голоса, который напоминал шелест листвы над журчащим ручейком. Я ничуть не робел перед ней, не стеснялся вставить в разговор острое словцо, но под юбку к девчонке не лез, на сальности не переходил, ни разу не возбудился так, как это было в доме у вокзала, когда Виталик раздел и повел куда следовало ее сестру.
        Может, потому Клава и потеряла ко мне интерес. Санька говорил, что бабы любят горячих мужиков.
        В принципе, я в ней особо не нуждался. Что учить, я знал, голова работала как надо без всяких репетиторов. К Новому году можно будет сделать первую попытку сдать экзамен. Или даже раньше. Но без нее было скучно и кисло.
        Я уже готов был идти к ней за объяснениями, когда ко мне пожаловала Дуська. Вот уж кого я не ожидал увидеть.
        Я молотил грушу, отдыхал от гранита науки. Ко мне подошла мама, сказала, что пришла какая-то беременная дамочка, спрашивает меня. Нож тяжелил карман, но выкладывать его и оставлять я не стал, не хотел, чтобы мама скривила лицо, увидев это. Так с ним и вышел за калитку.
        Дуську действительно можно было назвать дамочкой. На такое сравнение наталкивала старомодная шляпка с вуалью, которую она сняла, едва я появился. На дворе стояло бабье лето, солнце грело, как в августе, но Дуська была в плаще, под которым бугрился живот.
        «Наркоманам всегда холодно», - подумал я, но тут же заметил, что Дуська не похожа была на себя прежнюю.
        Под глазами чисто, щечки розовые, губы не обвисли, сочно блестели под жирным слоем помады. Но тревога в глазах присутствовала, и в движениях рук ощущалась нервозность.
        - Ты кого-то боишься? - спросил я, с наигранной насмешкой глядя на нее.
        Не было у меня желания защищать Дуську от напастей, но интерес к ней разгорался, как сырая спичка, с шипением и дымом.
        Дуська проигрывала своей младшей сестре в свежести, в красоте, к тому же была на сносях. Но Клава почему-то и близко не возбуждала мои фантазии так, как она.
        -Да вроде не особо, - ответила она, глянула на дом, стоявший за моей спиной, и пожала плечами.
        - Моего отца?
        - Да как бы тебе сказать? - Дуська взглядом показала на беседку, увитую виноградом и прилипшую к соседнему дому.
        Дядя Витя, его хозяин, любил отдыхать в ней за трехлитровой банкой пива. Там можно скрыться от посторонних глаз, спокойно посидеть в тени.
        Я кивнул, соглашаясь. Еще бы я отказался от уединения с женщиной, от которой твердел не только мой характер.
        - Да, я отца твоего боюсь, - сказала она, усаживаясь на лавку. - Да и братьев.
        - Они тебя ищут? - спросил я и сел впритирку с Дуськой.
        Тепло ее бедра хлынуло в меня, воспламенило кровь, и без того уже горячую.
        Она не отодвинулась, напротив, прижалась ко мне плечом и сказала:
        - А вот об этом я хотела бы тебя спросить.
        - Если честно, я не в курсе. Мне до их дел интереса нет.
        - Я сразу поняла, что ты не такой, как они, - проговорила Дуська и еще крепче прижалась ко мне боком.
        - Ты сбежала не от нас, а от Жарика.
        - Ну да.
        - И сейчас бегаешь от него. - Я щелкнул пальцами по ее шляпе.
        - Нет, с ним я расплатилась.
        -Чем?
        Я представил, как Дуська опускается передо мной на колени, и меня бросило в озноб.
        - Молчанием. Он же тебя тогда… А я никому ничего не сказала. Ты же не осуждаешь меня за это?
        - А пришла чего?
        - Ты же меня тогда, считай, спас. Жарик меня убить мог.
        - Не стоит благодарностей, - сказал я, нижним умом думая об обратном.
        - И еще ты к жизни меня вернул, заставил задуматься. - Дуська провела рукой по своему животу. - Нет, правда. Я с тех пор ни разу!… - Она шлепнула себя пальцами по внешнему сгибу правой руки.
        - Рад за тебя.
        - Сама не верила, что смогу. Домой вернулась, рожать вот собралась.
        - Если девочка будет, как назовешь? Можно Авдотьей или Анфисой. Предкам твоим понравится.
        -Девочка будет. Катей назову. Незачем над ребенком издеваться.
        - Как там Клава поживает? - спросил я.
        - Ты знаешь? - встрепенулась Дуська. - Она вроде бы тебе не говорила.
        -Догадался. Носы у вас одинаковые, а вот глаза разные.
        Глаза у Клавы действительно не такие, как у сестры. Не та в них глубина, и яркость обычная, земная, в то время как у Дуськи она потусторонняя. Нечистая сила в них, тихая, но завораживающая. И рот у Клавы небольшой, аккуратный, а у Дуськи длинный. Но этот ее явный минус почему-то казался мне плюсом.
        - Ты оставил бы Клавку в покое, - сказала она и положила руку мне на коленку.
        - Не понял.
        - Не морочь девчонке голову.
        - Она сама напросилась.
        - Парень ты красивый, сломаешь ей жизнь, - не унималась Дуська. - Мне тоже такой вот кавалер, как ты, ее изуродовал. Думала, нормальный, а он меня на иглу подсадил.
        - Зря ты такое про меня говоришь.
        - Ну, с тобой-то, может, и все в норме, а вот если братья твои насядут на девку, то не слезут с нее. Я сказала ей, чтобы она больше к вам не приходила, но коли вдруг что, ты не давай ее в обиду, ладно?
        - Да и не собираюсь, - сказал я, глядя на руку, которая все еще покоилась у меня на коленке.
        Красивая у Дуськи рука, кожа нежная, с матовым оттенком, узорные венки сквозь нее розовеют. Пальцы длинные, изящные, ногти ухоженные. Может, и на локтевых сгибах уже нет синяков от уколов. Если, конечно, она действительно завязала.
        - И не надо.
        Она повела рукой вверх по моей коленке, но тут же спохватилась, пугливо отдернула ее и стала подниматься, глядя куда-то в сторону от меня.
        - Значит, насчет Клавы договорились? - осведомилась она.
        - Уходишь? - с сожалением спросил я.
        - Да. Вдруг твои появятся. Ты им скажи, чтобы меня не трогали, - проговорила Дуська и медленно направилась к тротуару.
        Меня потянуло за ней. Внутри все кипело и булькало, но не мог же я сделать ей непристойное предложение. Во-первых, у нее пузо, а во-вторых, она уже вернулась к нормальной жизни.
        - Ну, если не трудно, - добавила Дуська.
        - А Жарику? Ему я так сказать не могу.
        Я должен был разобраться с Жариком. Этого от меня ждала моя семья, но у меня практически не было никакой информации о нем. Приблатненный отморозок, две ходки за разбой, бандитствовал, приторговывал наркотой. Это и все, что я о нем знал. А где он обитает, не имел понятия. Может, Дуська прояснит.
        - Зря ты его вспомнил. - Голос ее звякнул, как лопнувшая струна.
        При этом она смотрела вправо, на дорогу.
        Там-то по тротуару как раз торопливо спешил Жарик. Лицо багровое, взгляд в кучку, походка шаткая. То ли обдолбался, то ли на грудь крепко принял. Не исключено и то и другое.
        Жарик шел не просто так, из пункта «А» в пункт «Б». Он пошатывался, смотрел по сторонам, искал кого-то взглядом.
        Этот поганец увидел Дуську, оскалился, протянул к ней руку, ускорил шаг и заорал:
        - Вот ты где!
        - Да когда же он сдохнет? - простонала Дуська, поворачиваясь к нему спиной.
        При этом она толкнула меня в плечо, давая понять, что я должен преградить Жарику путь. Но я и не собирался убегать от него. Ноги будто вросли в землю, тело окаменело.
        - И ты здесь? - обрадовался пьяный отморозок, увидев меня.
        Я все так же остолбенело смотрел на него, но инстинкт самосохранения все же прорезался сквозь ступор, который меня охватил. Рука потянулась в карман за ножом.
        - Пошел вон отсюда! - заявил Жарик и махнул рукой, как веником.
        Но я не сдвинулся с места, достал нож и выщелкнул лезвие.
        - Ах ты, сучонок! - прорычал Жарик, остановился, сунул руку в задний карман джинсов и достал такой же кнопочник, как и у меня.
        Это не дешевый кухонный нож, лезвие от ручки у него не отстанет, в живот войдет на всю глубину.
        Я вспомнил, как Жарик убивал меня. Он не рисовался, не угрожал, просто взял и ударил. Этот гад и сейчас поступит точно так же, если я буду жевать сопли.
        Страх продолжал держать меня за ноги, но рука все же пришла в движение. Я и сам не понял, как лезвие моего ножа разрезало рубаху, кожу, вспороло упругую плоть и вошло в живот Жарика. В глаза мне брызнула кровь, но меня это не остановило. Я выдернул нож из раны и тут же ударил снова.
        Только профи может убить человека ножом с первого же удара. Если тыкать наобум, то одного раза будет недостаточно. Иногда и десяти бывает мало. Так говорил мне врач. Сейчас я просто вспомнил об этом. Поэтому бил и бил, в диком помешательстве ускорял движения. А Жарик стоял, опустив руки, и смотрел на меня выпученными глазами.
        Я не хотел убивать Жарика. Мне нужно было просто свалить его на землю, чтобы он не смог ударить меня в ответ. Я что-то не очень хотел опять угодить в больницу, под нож хирурга.
        Жарик дергался, старался поднять руку, в которой мертвой хваткой держал нож. Он пытался меня остановить, но каждый мой удар заставлял его отходить назад.
        Жарик опустился на колени, затем протянул ко мне руки и рухнул на живот. Окровавленный нож оставался в моей руке. Я стоял и потрясенно смотрел на Жарика, который конвульсивно дергал ногой и двигал руками, пытаясь подняться. При этом я видел и самого себя. Как будто душа моя отделилась от тела и наблюдала за происходящим со стороны.
        Наконец Жарик затих, раскинул руки, вытянул ноги.
        - Ленька! - донеслось до меня.
        Душа моя вернулась на место. Я обернулся и увидел маму, которая бежала ко мне, махая кухонным полотенцем.
        А Дуську я не увидел. Не было ее, испарилась она, как моча с крышки унитаза, испугалась и дала деру, не дожидаясь исхода. Но разве я мог ее за это осуждать?
        ГЛАВА 3
        Отец не раз пугал нас переполненными камерами, и мы ему верили. Три раза он был под следствием, дважды уходил на этап, поэтому знал, что говорил.
        Но мне повезло. В хате на десять мест было всего шесть юнцов. Один сидел на столе в позе пахана, выставив напоказ свои татуировки. Под ключицами розы, на плече тюльпан за решеткой и в колючей проволоке. Два глаза на груди, третий на лице, а четвертый - стекляшка.
        Вокруг этого бывалого типа сидели арестанты помоложе и помельче рангом. Торс никто из них не оголял. Им выставляться не полагалось. Их дело маленькое, надо сидеть ровно и слушать, чем грузит их старший.
        Но что-то они не очень-то заглядывали ему в рот. Один тайком под столом тасовал карты, другой зевал во весь рот, третий дремал, закрыв глаза. Все курили. Трехглазого фрукта обволакивал дым.
        Скучно им было, а тут вдруг открылась дверь, и появился новичок. То есть я. Все внимание переключилось на меня.
        Я поздоровался так, как учил отец, но на это никто не обратил внимания. Паренек с пятаком вместо носа презрительно хмыкнул. Он принял мою вежливость за слабость.
        Расписной субъект хищно посмотрел на меня одним своим глазом, нахохлился, напыжился, развел в сторону локти. Вслед за этим он поманил меня к себе пальцем.
        Я пожал плечами и подошел к нему, двумя руками прижимая к себе матрас, свернутый в рулон. Я мог бы положить его на койку, но вдруг паханчику взбредет в голову двинуть меня ногой или даже ударить заточкой в грудь?
        В этом случае матрас обеспечит мне защиту.
        - Что это? - спросил паханчик, ткнув пальцами в глаза на груди.
        - Ищешь сук, - вспомнил я.
        - Откуда знаешь?
        - Знаю.
        - Может, ты и есть сука?
        Я понял, что разговора не будет. Трехглазый смотрящий должен был поднять себя в глазах арестантов. Жертвоприношение - самый лучший для этого способ. Если он выбрал меня, то блеять с ним бесполезно. Только бодаться, причем в полную силу. Других объяснений тут не примут.
        Ступора не было, голова соображала четко, решение созрело мгновенно. Матрас, свернутый в рулон, я поставил на стол слева от паханчика, а ударил его справа, с той стороны, где у него не было глаза. Врезал с размаха, не опасаясь ответной реакции.
        Этот субъект действительно прозевал удар из-за своей ущербности. А бил я достаточно мощно, да и кулак мой угодил точно в переносицу.
        Я помнил, как было с Жариком, и сейчас собирался идти на добивание, но тюремный орел вдруг повесил клюв и опустил крылья. Сознание он не потерял, но покачал отбитой головой и беспомощно сполз со стола.
        Парень с пятаком вскочил и собрался меня ударить.
        Я схватил матрас, упавший на меня, отступил на шаг назад, взглянул на врага и сказал:
        - Это тебе за суку!
        Нога моя коснулась никем не занятой шконки. Я бросил на нее матрас. Но боевую стойку принимать не стал. Это бесполезно, если на меня набросятся толпой.
        - А кто ты такой? - спросил коренастый крепыш с лысой, отполированной до блеска головой.
        Он слегка приподнял руку и придержал свинорылого типа, который все никак не решался атаковать меня.
        - Да чего ты спрашиваешь? - прохрипел паханчик. - Мочи фраера!
        -Ага, нападай сразу все, по беспределу, - заявил я.
        - А что ты знаешь про беспредел? - осведомился свинорылый пацан.
        - Ну, про сук он знает, - заявил лысый.
        - И про розочки тоже, - добавил я. - Загубленная молодость.
        - А что не так? - Паханчик заметно насторожился.
        - Загубленная молодость коблы, - заявил я и скривил губы.
        Тут, наверное, надо пояснить, что на женских зонах так называют активных лесбиянок.
        На самом деле я не уверен был в своих словах, знал просто, что розы и тюльпаны в тюремной живописи цветут со смыслом. Если тюльпан в колючке, значит, за решеткой бывал уже в шестнадцать лет, если роза в том же соусе, значит, восемнадцать стукнуло в неволе. Просто розы - загубленная молодость, роза с шипами на бедре - пассивная лесбиянка.
        - Кто кобла?! - завопил паханчик и вскочил.
        - Так я же не утверждаю. Но ты можешь с меня спросить прямо сейчас, - проговорил я, вызывая огонь на себя.
        Но он не решался идти на реванш и на этом терял последние очки.
        - Не утверждаешь? - деловито спросил лысый.
        - Прогон нужно сделать, спросить.
        - На кого прогон?
        - И на Розочку тоже.
        - На кого? - вскинулся паханчик.
        Но лысый окончательно его добил.
        Он повернулся, рассеянно глянул на него, в раздумье приложил палец ко лбу и проговорил:
        - Ну, с тобой, Розочка, допустим, все ясно, а ты кто будешь? - Пацан расправил плечи и шагнул ко мне.
        Полной уверенности в своих силах в нем не наблюдалось, но желание стать старшим пересиливало опасность, исходящую от меня.
        - Леня меня зовут. Сермягов.
        - А погоняло?
        - Его мне тюрьма даст.
        - Сермягов?… - Свинорылый тип потер кулаком переносицу и спросил: - Это ты Жарика пописал?
        -Я.
        В камере вдруг стало тихо. Слышно было, как скапывает с трубы вода.
        - Слыхали, - наконец-то выдавил из себя лысый.
        Но он не решался идти на реванш и на этом терял последние очки.
        - Не утверждаешь? - деловито спросил лысый.
        - Прогон нужно сделать, спросить.
        - На кого прогон?
        - И на Розочку тоже.
        - На кого? - вскинулся паханчик.
        Но лысый окончательно его добил.
        Он повернулся, рассеянно глянул на него, в раздумье приложил палец ко лбу и проговорил:
        - Ну, с тобой, Розочка, допустим, все ясно, а ты кто будешь? - Пацан расправил плечи и шагнул ко мне.
        Полной уверенности в своих силах в нем не наблюдалось, но желание стать старшим пересиливало опасность, исходящую от меня.
        - Леня меня зовут. Сермягов.
        - А погоняло?
        - Его мне тюрьма даст.
        - Сермягов?… - Свинорылый тип потер кулаком переносицу и спросил: - Это ты Жарика пописал?
        - Я.
        В камере вдруг стало тихо. Слышно было, как скапывает с трубы вода.
        - Слыхали, - наконец-то выдавил из себя лысый.
        - Писарем будешь, - заявил свинорылый парень и осклабился.
        - Резкий ты, - завистливо глянув на меня, пискнул трехглазый паханчик.
        Я задрал рубаху, открыл свежий шрам на животе и обвел взглядом обитателей камеры. Все должны его видеть и знать, что почем.
        - Жарик первый начал. А я ответил. Всегда будет точно так же.
        Трехглазый тип не выдержал мой взгляд, вжал голову в плечи. Он, казалось бы, смирился со своим новым именем Розочка.
        Подавленно смотрели на меня и все остальные. А ведь совсем недавно они готовы были наброситься на меня толпой, забить, затравить, опустить. Но моя решимость поставила их на место, а недавнее прошлое и вовсе загнало в стойло. Если я смог ответить самому Жарику, то мне ничего не стоило так же спросить и с них.
        Правильно говорил отец. Есть вещи, которые нельзя прощать. Я должен был убить Жарика, что и сделал. За это мне честь и уважение.
        Уважали меня теперь не только мои новые сокамерники. Я поднялся в глазах своих братьев. Санька никогда больше не посмеет ударить меня в живот, как он привык это делать. Виталик не поведет трахать бабу, которая мне нравится. Отец не пожалеет денег на передачи в тюрьму. Подогрев мне обеспечен.
        Я не мог знать, сколько лет мне отмерит суд, но сидеть мне, скорее всего, придется. Никто не видел, как Жарик бросался на меня с ножом. Мама говорила, что я всего лишь защищался, но ей не особо верили.
        А Дуська снова исчезла, собрала вещи и куда-то уехала. Ее искали, но без толку. И братьев моих она боялась и с дружками Жарика связываться не хотела. Ее можно было понять.
        Я пытался объяснять следователю, что Жарик уже пытался меня убить, но тот в ответ лишь усмехался. Об этом нужно было сказать сразу, еще в больнице, а сейчас уже поздно.
        Адвокат уверял, что следователь просто вредничает. Но самому суду все равно, когда я сделал признание. Для вынесения приговора важно состояние, в котором находилась моя психика в момент убийства. Если Жарик пытался убить меня в прошлом, то я имел право защищаться от него в настоящем, боялся за свою жизнь, испытывал сильное душевное волнение.
        Необходимая оборона, аффект, малолетний возраст - вот те три кита, на которых строилась моя защита. Адвокат молодой, с амбициями, язык у него подвешен, но сможет ли он выиграть в суде условный срок для меня? Если честно, я не очень-то на это надеялся.
        Да и отец меня не особо обнадеживал.
        «Думать нужно о лучшем, но готовиться к худшему», - говорил он.
        Еще он утверждал, что именно в тюрьме и начинается настоящая жизнь. Нужно только вгрызться в нее всеми зубами. Именно вгрызться, а не приспособиться. Бревна, безвольно плывущие по течению, рано или поздно тонут, опускаются на дно.
        Отец многому меня научил. Но ведь именно благодаря ему я и оказался за решеткой. Это его воспитание заставило меня встать стеной перед Жариком. Иначе я просто дал бы деру и жил бы сейчас себе в удовольствие.
        Сдать экстерном за два класса, продолжить учебу, окончить школу, институт, устроиться на хорошую работу, жить, как человек. Что в этом плохого? Но не судьба. Видно, на роду мне написано соблюдать законы своей семьи, слушаться отца, который ни разу не ангел.
        Я вгрызся в тюремную жизнь, завоевал авторитет и уважение, но все требовалось удержать. Для этого нужно было жить по законам тюремного общества, а это как ходьба по минному полю. Спасибо отцу, я знал, как это надо делать, но ведь мог и оступиться или просто получить подножку.
        Подставить ее мне был способен хотя бы тот же Розочка, который наверняка затаил на меня злобу.
        Я не стал быковать, не заставил Розочку съехать с угловой шконки, не претендовал на центровое место. Его занял Никс. Так звали лысого пацана. Он сделал это с оглядкой на меня, но довольно-таки уверенно. Розочка перебрался на его шконку. Она котировалась чуть повыше, чем та, которую я оставил за собой.
        «Не место красит человека», - думал я.
        В общем-то так оно и было. Я вел себя правильно, братва меня уважала, а там и дачка с воли зашла. Отец не подвел, пригнал много всяких вкусностей. Мы устроили самый настоящий пир.
        Тогда-то Розочка и похлопал меня по плечу с небрежностью хозяина жизни. Он вроде бы и хвалил меня, но делал это с высоты положения, на котором хотел себя видеть.
        Пацанов в камере прибывало. Розочка встречал новичков, изображал крутого, но справедливого босса. Нюню Жорика он откровенно опустил, заставил пускать газы в тазик с водой. Здоровенного, но непроходимо тупого Васю попытался возвысить. Я не возражал, но назвал пацана Пробкой. Это погоняло прочно прилипло к Васе, но не помешало Розочке сдружиться с ним.
        А потом лысого Никса увезли на суд. Обратно он мог и не вернуться. Дело у него было простое, на одно заседание. Если оправдают, освободят, если нет, отправят в камеру для осужденных.
        Я вовсе не хотел быть смотрящим. Меня интересовала только собственная жизнь, а отвечать за всех - нет уж, к черту.
        Блатная, негласная администрация тюрьмы не очень-то вникала в жизнь малолетних арестантов. Никто не стал бы утверждать мое выдвижение, но в случае чего спрос был бы с меня, а не с кого-то другого. А случиться могло все, что угодно.
        Недавно во взрослую камеру заехал какой-то крутой. Зэки приняли его на уровне, а следом прогон с предупреждением. Осторожно, петух! Но было уже поздно. В зашкваре оказалась вся камера вместе со смотрящим.
        Но если с обычными арестантами все когда-нибудь забудется, то на смотрящем крест останется навсегда.
        Не хотел я, но братва видела на месте смотрящего именно меня. Розочка тоже претендовал на эту должность, но шансов у него было куда меньше. Все знали, кто его унизил. Кому нужен пахан, который не может спросить за себя?
        А Розочка не дурак, он все прекрасно понимал. Что-то должно было случиться. Дурное предчувствие не особо терзало меня, но за ночь я не сомкнул глаз, все ждал поползновений со стороны Розочки, сжимал в руке заточку, которую смастерил из черенка ложки.
        Ночь прошла спокойно, а утром на меня наехал Пробка. Я склонился над умывальником, а он грубо меня толкнул. На ногах я удержался, но мыло выскользнуло из моих пальцев и упало на пол, под ноги пацанам, стоявшим за мной.
        Я резко глянул на него, но он лишь ухмыльнулся и пожал плечами. Дескать, случайно вышло. Но я-то знал, что почем.
        Я мог ударить Пробку, но Никса в камере не было. Розочка обязательно устроил бы разбор и обосновал бы мою неправоту. Если Пробка толкнул меня случайно, то я должен был понять его и простить.
        Но и не ответить я не мог.
        - Извинись, - потребовал я.
        - Извини, - с той же ухмылкой сказал он.
        - И мыло подними.
        Даже Пробка понимал, что делать этого нельзя.
        - Сам поднимай.
        Он был выше меня всего на чуть-чуть, но в плечах раза в полтора шире. Руки у него сильные, если схватит в охапку, то мне не вырваться.
        Но все же я решился на атаку, ударил его головой в нос со всей силы, не жалея себя. Ощущение было такое, как будто я врезался лбом в каменную стену с тонким холщовым ковром на ней. Из глаз посыпались искры, в нос ударил резкий запах ржавчины. Голова закружилась. Какая-то сила потянула меня куда-то в сторону, развернула вокруг оси.
        На ногах я удержался, зато Пробка сел на задницу. Парень смотрел на меня шальными от боли глазами. Из носа у него хлестала кровь, но он этого как будто и не замечал.
        - Еще хочешь? - спросил я, надвигаясь на него.
        Пробка даже не пытался подняться. Поэтому я знал, какой будет ответ. Так оно и вышло. Он мотнул головой, отказываясь от реванша.
        - Мыло подними!
        Пробка кивнул, стал шарить рукой по грязному полу. Кто-то подтолкнул к нему ногой обмылок. Он поднял его, протянул мне.
        - В задницу себе засунь, - сказал я, поворачиваясь к нему спиной.
        После обеда камеру выдернули на прогулку. С собой я взял заточку, рассчитывая на то, что обыскивать нас будут без особого пристрастия. Так и вышло. Заточка моя осталась под стелькой кроссовка.
        По коридору нас вели колонной, но у двери, ведущей на свежий воздух, образовалась толпа. Я догадывался, что в тюремном дворике на меня мог напасть тот же Пробка, но удар в спину последовал в тот момент, когда нас еще только выводили на прогулку.
        Что-то кольнуло в спину над почкой, тонко, не очень больно, но глубоко.
        Я резко развернулся и увидел Розочку. Он смотрел на меня с легким раздражением человека, которому я мешал пройти, не более того. За его спиной маячил Пробка и с постным видом смотрел куда-то в сторону. Шницель тоже как будто ничего не видел.
        Розочка притворялся. Меня ударил он или Пробка. Кто-то из них двоих. Но в любом случае кашу заварил Розочка.
        Боль стремительно нарастала, ноги немели, левую руку потянуло вниз. Все же я нашел в себе силы продолжить путь, стремительным рывком перебросил тело из коридора в прогулочный дворик, резко сдал в сторону, остановился, быстро снял кроссовок, вынул из него заточку.
        Розочка все понял, закрылся Пробкой и стал торопливо уходить от меня. Но Пробка умирать ради своего дружка не хотел. Он знал, что я мог пырнуть его заточкой сей же миг, нисколечко не задумываясь. Его напугали мои бешеные глаза, и он быстро сдал в сторону.
        Розочку остановили пацаны, развернули лицом ко мне. В руке у него появилось шило, то самое, которым он меня и проткнул.
        Драку заметил контролер, кому-то что-то крикнул и рванул ко мне, снимая с пояса дубинку.
        - Стой, Сермягов! - донеслось до меня.
        Но только смерть могла меня остановить. Она уже стояла за спиной, однако не удерживала, а даже напротив, подталкивала. И еще я имел время для удара.
        Розочка готовился защищаться, шилом выписывал волны перед собой. Однажды он сказал, что розочка - это не только цветок, но и горлышко бутылки с режущими краями. Разве я не мог его назвать в честь такой смертоносной штуковины? Сейчас у него появился шанс доказать, что так оно и было.
        За мной бежал контролер. Мне некогда было маневрировать, уходить от ударов. Пришла пора бросаться грудью на амбразуру, и я решился на это. С одного удара Розочка меня не убьет, а если вдруг, то смерть - это не страшно.
        Перед моими глазами вдруг мелькнул тот самый домик, который находился у меня за спиной, пока я сидел на камне и смотрел на океан вечности. Так я и не заглянул в него, потому как умер не совсем. А если вдруг, то в этом доме меня ждет вкусный стол, мягкая кровать. Нет, умереть не страшно.
        Шило вонзилось мне в живот, в то самое место, где уже побывал нож отмороженного Жарика. А я ударил Розочку в шею.
        Кровь снова брызнула мне в глаза. Сначала свет затмило красное, а затем - что-то черное. Я не видел ничего, только чувствовал, как кто-то схватил меня за шиворот и оттащил от Розочки. А удар по голове и вовсе отключил мое сознание.
        Снаряд два раза в одну воронку не падает. Так это или нет, не знаю, но одну селезенку два раза точно удалить нельзя. Не было у меня органа, который повредил бы удар спереди. А вот почку я мог потерять, если бы Розочка не промахнулся совсем чуть-чуть.
        Я тоже промазал. Войди заточка в шею чуть повыше, и никакие доктора не спасли бы Розочку. А так он выжил. В городскую больницу его доставили в куда более тяжелом состоянии, нежели меня. Я уже выписался, а он все еще оставался там.
        Суд учел все, выписал мне и за Жарика, и за Розочку. За все про все я получил шесть лет общего режима. Адвокат заявил, что это блестящая победа.
        Отец ему, правда, не поверил, но меня призвал к спокойствию. На последнем свидании перед этапом он сказал мне, что я не должен падать духом.
        Воспитательная колония для несовершеннолетних - испытание не для слабонервных. Беспредел там - такое же естественное явление, как молоко на губах младенца. Все на чувствах, на эмоциях.
        Так оно в общем-то и оказалось. При входе в камеру пацаны попытались устроить мне прописку, но вопрос тут же отпал, когда я назвал свое имя. Все уже знали, что с Леней Писарем связываться себе дороже. Если я не побоялся лечь животом на шило, то и дальше готов биться до конца.
        С этой же репутацией я заехал в зону. Поэтому особых проблем у меня там не возникло.
        Я повернут был на своем честном имени, но блатная романтика меня трогала мало. В число отрицательно настроенных элементов я попадать не желал, старался избегать всяческих конфликтов как с администрацией, так и со своими новыми товарищами. Вопрос о сотрудничестве я закрыл раз и навсегда, о кружках художественной самодеятельности и слышать не хотел, зато проявил интерес к учебе.
        Воспитательная колония давала мне возможность окончить школу. Было бы глупо этим не воспользоваться. Я вел себя ровно, не высовывался, за отличными оценками не гнался, но к восемнадцати годам смог получить аттестат о полном среднем образовании.
        С этой путевкой в жизнь я и отправился в обычную исправительно-трудовую колонию, где не было ни облегченных, ни льготных режимов.
        Осложнения начались уже на карантине. Я запросто мог убить человека, но моя звериная сущность никак не отражалась на внешности. Я был молод, только-только начал бриться и очень походил на мать, которая в молодости считалась красивой женщиной.
        С первого же дня покровительство надо мной объявил амбал с мокрыми губами и липкими руками.
        Этот Расмус, как он себя называл, был таким же новичком на зоне, как и я, но внушительная внешность и солидный возраст возвышали этого субъекта в собственных глазах. Еще он кичился татуировками, которые украшали его тело. Если эти наколки и представляли собой хоть какую-то ценность, то только художественную. К арестантским регалиям они не имели никакого отношения.
        Впрочем, статус Расмуса меня интересовал меньше всего. Будь он даже вором в законе, все равно я должен был избавиться от его нездорового внимания.
        Ночью Расмус подсел ко мне на койку и вкрадчиво спросил:
        - Поиграем?
        - Поиграем! - выкрикнул я и резко поднялся.
        Я не смог сохранить заточку, ее отобрали у меня еще на этапе. Но уже здесь, на карантине, мне удалось найти и вытащить из стены гвоздь сантиметров семи-восьми.
        Его-то я и вогнал себе в грудь чуть ли не по самую шляпку. Вернее сказать, по рукоять, которую я смастерил из сломанной ветки. У Расмуса отвисла челюсть, когда он это увидел.
        Я спокойно вытащил гвоздь из груди, протянул ему и заявил:
        - Теперь твоя очередь!
        Кровь хлестала из раны, но это не мешало мне улыбаться так, как будто я вешал ему на плечи погоны из шестерок.
        - Эй, ты чего? - пробормотал Расмус.
        - Да это не трудно, нужно только знать, куда бить. Ты в курсе?
        Я действительно знал, как всадить в себя нож, не проткнув легкое и не задев крупные кровеносные сосуды, но ошибка не исключалась. Я очень рисковал, но должен был как-то нагнать страху на этого непрошеного благодетеля.
        Расмус анатомию своего тела знал плохо. Но я преподал своему обожателю урок, всадил ему в грудь свой гвоздь и тут же вытащил его.
        - Урод! - взревел Расмус и отскочил от меня, как от прокаженного.
        Но я не дрогнул, не попятился в ожидании ответного хода, смотрел на него с насмешкой камикадзе, отправляющегося в свой последний полет. Расмус замахнулся, но мой негнущийся взгляд заставил его задуматься. Еще больше он боялся заточки, сжатой в моей руке. Я ведь мог ударить и в живот, и ниже, прямо в грязные намерения.
        - Продолжим? - спросил я и повернул заточку жалом к себе.
        Если бы Расмус не дрогнул, я снова ударил бы себя.
        Но амбал не выдержал, сдал назад. Он приложил руку к ране, отдернул ее, глянул на окровавленные пальцы. Лицо его капризно скрутилось.
        - Псих!
        - Продолжим? - настаивал я, шагнул вперед, направил острие на Расмуса.
        - Да иди ты! - выдал он и исчез.
        Поле битвы осталось за мной.
        Утром братва навела обо мне справки, сопоставила истории с Жариком и Розочкой с моей новой выходкой. Люди сделали правильный вывод, оставили меня в покое.
        ГЛАВА 4
        Дом изменился. Отец нанял людей, которые обложили силикатным кирпичом не самые ровные стены из саманных блоков, поставили новый забор, облагородили двор. Они разбили там клумбы, все остальное застелили плиткой. Все это охранял грозный сторожевой пес, сидящий на цепи. Но теперь в доме уже никто не жил.
        - Если хочешь, можешь здесь остаться, если нет, то давай к нам, - сказал Санька и похлопал меня по плечу.
        Я благодарно глянул на брата. Я очень устал от вечного скопления людей, глупых разговоров и дурных запахов. Возможность хоть какое-то время пожить в одиночестве не могла не тронуть меня.
        - Только учти, девок сюда водить нельзя, - сказал Санька и улыбнулся. - Отец убьет, если узнает.
        - И правильно сделает, - заявил я, вспомнив почему-то Клаву.
        Переспать с девочкой, какой она была шесть лет назад - это одно, а трахнуть в своем доме такую шлюху, какой была Дуська, это совсем другое. В одном случае чистота, в другом грязь. Ни с одной из них у меня ничего не было, но если уж выбирать, то Дуську. С ней все будет просто и ясно.
        - Но лучше живи с нами, - сказал Санька. - Дом у нас большой, мама уже комнату для тебя приготовила.
        Семья хорошо поднялась за последнее время. Отец вложился в рынок у вокзала, получил солидную долю в нем, открыл собственный вещевой павильон. Там у него и продавцы, и товар, в основном фальсификат.
        Санька не мог рассказать мне обо всем. Главный разговор будет с отцом, совсем уже скоро.
        Да, он не прогадал, дела его резко пошли в гору. Отец и с долгами разобрался, и дом новый построил на всю семью. Новоселье справили совсем недавно, старый дом еще не выглядел заброшенным.
        Здесь был сделан ремонт, обновлена мебель. Но все равно я уловил запах чего-то теплого, родного, вспомнил, как сидел тут впритирку с Клавой и учил уроки. Но еще более приятное волнение охватило меня, когда я подумал о Дуське.
        Я не был влюблен в эту шлюху, но меня возбуждали даже мысли о ней. Она снилась мне по ночам.
        - Ну что, поехали? - Санька потянул меня к своему внедорожнику «БМВ».
        Он один ездил меня встречать, забрал от контрольно-пропускного пункта. Полдня мы провели в пути, к вечеру прикатили в город, по дороге к новому дому заскочили в старый. Санька сильно устал, торопился бросить якорь, и я его понимал.
        Валерка встретить меня у зоны не мог. Совсем недавно ему вырезали аппендицит и только-только выписали из больницы. Ко мне он выходил с таким видом, как будто потерял как минимум половину желудка. Добродушная улыбка с трудом прорезалась сквозь страдальческое выражение лица.
        - Здорово, братан!
        Халат на нем шелковый с золотом, лицо холеное, взгляд сытый, лишний жирок на боках. Жесткие лагерные ветры обошли его стороной. Он не знал, каково это, выживать в неволе, но посматривал на меня свысока, как бывалый моряк на неопытного салагу. Ну да, он же так много сделал для семьи, на его счету столько заслуг. Куда уж мне.
        Я смотрел на Валеру и понимал, почему Жарик мог выйти сухим из воды. Помогая отцу, Валера куда больше думал о себе, чем о чести семьи. Санька и Виталик тоже рвались в сытую жизнь и вовсе не хотели примерять на себя лагерную робу. Вот и придумали они, что я сам должен отомстить за себя. И жил бы себе спокойно Жарик, если бы не попался мне под руку.
        - Ленечка, сыночек! - Мама спешила ко мне, на ходу вытирая слезы.
        Она почти не постарела за шесть лет, даже стала посвежее. Наверное, потому, что больше не одевалась во всякое старье. Прическа у нее, платье под цвет глаз, жемчуг в ушах и на шее. Тушь на ресницах мокнет, но выражение лица все такое же приятное. Радость не яркая, хотя на все двести процентов искренняя.
        Я обнял маму, подставил грудь под ее слезы. Ощущение было такое, как будто я обнимал свое детство. Оно плакало от того, что было у меня так рано отнято.
        Да, детство ушло, юность тоже. Отчий дом теперь переехал в особняк. Два этажа на высоком цоколе, мансарда, во дворе газоны и фонтан, за домом бассейн и баня весьма солидной величины.
        Она уже была натоплена. Я предвкушал, как напарюсь и с головой брошусь в холодную воду бассейна, но подъехал отец, а вместе с ним Виталик.
        Этот мой братец тоже располнел, но вместе с тем еще больше стал похож на отца, перенял даже его неспешную походку вразвалку. Не зря отец доверял ему, как самому себе, и прочил его на свое место.
        Отец заметно сдал, постарел. Морщин у него стало больше, щеки обвисли. В росте он немного просел, двигался тяжело, устало. Но взгляд был все тот же, сильный и цепкий.
        Отец шел ко мне, стараясь держать лицо. Но губы его расплывались сами по себе, взгляд слабел, теплел, на нижних ресницах заблестели слезы.
        - Ну, здравствуй, сынок! - Он сжал мою ладонь до хруста в суставах, с силой рванул, обнял, прижал к себе. - Рад тебя видеть.
        Я почему-то вспомнил, как он рассказывал мне о вещах, которые нельзя прощать, натравливал меня на Жарика.
        Не исключено, что отец осознал свою вину передо мной. Отсюда и этот горячий порыв, с которым он принимал меня в круг семьи. Виталик улыбался, глядя на меня. Он рад был нашей встрече и к отцовскому чувству относился спокойно. Я же не какой-то черт с бугра, чтобы ревновать меня к нему.
        Отец взял меня за локти, посмотрел в лицо и заявил:
        - Да, ты уже не мальчик!
        - Так не в детском же лагере был, - сказал я и улыбнулся.
        - Слышал я о том, как ты там держался, - с уважением произнес он.
        В эту фразу отец вложил все свое отношение ко мне. Хвалебные интонации в его голосе озадачили Виталика, заставили нахмуриться.
        Как ни крути, а семья поднялась на уголовщине. Сам Виталик в криминале по самые миндалины. Но уважительное отношение к нему строилось на авторитете отца. Сам по себе он мало что представлял.
        А меня в подлунном мире уже знали. Леня Писарь и Расмуса в стойло поставил, и Рыбарю глаз выбил за нехорошее слово в свой адрес. В блатных комитетах не числился, но в зоне вел себя правильно, ни в чем зазорном замечен не был, зашкваров с занесением и без такового не имел. Отец мог гордиться своим сыном.
        Виталик заставил себя улыбнуться, обнял меня. Но я чувствовал, что радость его не особо искренняя. Не совсем я еще свой для него. Да и Валера принимал без искреннего восторга. По-настоящему родную душу во мне вроде бы видел только Санька. Во всяком случае, мне так показалось бы, если бы я сохранил в душе прежнюю наивность.
        Я видел, что мама наконец-то взялась за себя. Теперь она и за внешностью своей ухаживала, и за фигурой следила, но при этом как была, так и осталась труженицей. В доме не было посторонних людей. Мама сама справлялась со всем хозяйством. Я даже пожалел о том, что больше не смогу помогать ей. Вышел я из нежного возраста, и понятия о жизни у меня уже не те.
        Мама накрыла на стол, все заняли свои места. Мама села слева от отца, Виталик справа, за ним Валера, дальше Санька, я замыкающий. Отец окинул нас взглядом и кивнул. Все разумно, совершенно справедливо. Старшие впереди, младшие с краю.
        Все шесть лет я мечтал о маминых голубцах и котлетах. Она как будто знала об этом, приготовила и то, и другое. Мне очень хотелось есть, но набрасываться на угощение я не стал, не животное. Прав был отец. Есть нужно без интеллигентских замашек, но спокойно, без суеты, так, как будто еда не имеет никакого значения.
        - Как жить дальше собираешься, сынок? - после всех предисловий спросил отец.
        - Как скажешь, так и буду.
        А что я еще мог ему ответить? Чем бы ни занимался отец, а другой дороги у меня не было. С ним или никак. Кому я, к черту, нужен без высшего образования, да еще и с судимостью?
        - Будешь. Дел у нас много, - заявил он и замолчал.
        О делах отец заговорил потом, после того как мама оставила нас. Из-за праздничного стола мы переместились в баню, к пиву и ракам.
        Я наконец-то смог напариться всласть, вытравить из кожных покровов лагерную пыль. И так мне стало хорошо! Я совершенно не хотел говорить о делах, но у отца имелось свое мнение на этот счет.
        - Охраной будешь заведовать, - сказал он, разламывая рачью клешню. - На рынке. Павильон, кафе, склады, гостиница. Справишься?
        Я думал недолго.
        -Да.
        - Даже не сомневаешься? - Отец усмехнулся.
        - Сомневаюсь. И все равно да.
        - Я ведь и шкуру спустить могу. На заднице.
        - Он может, - заявил Санька.
        Улыбка лишь едва тронула его губы, а взгляд так и остался серьезным.
        - Что-то чисто у тебя. - Отец выразительно провел пальцами по своей груди, на которой красовались купола, тигры и русалки.
        - Художника не было.
        Я не хотел уподобляться Розочке, который изрисовал себя при первой же возможности, но против самих татуировок ничего не имел. Мне просто не хотелось портить кожу кривыми картинками, нанесенными краской, приготовленной из жженых сапожных подошв и йода. А сделать профессиональное тату я не мог.
        - У меня есть, - сказал Санька.
        На плече у него красовался рыцарский доспех с подвижными пластинками. Очень хорошего качества работа. Она мне понравилась. Я даже захотел попасть на прием к его мастеру.
        - Тюльпан себе сделаю, - заявил я и провел пальцем по правому плечу. - Ножи можно изобразить. - Мои пальцы коснулись шеи, скользнули к ключицам. - Два ножа, - добавил я. - С плетеными ручками.
        Видел я такую татуировку. Плетеная рукоять лежит на плече, а лезвие на всю глубину уходит в шею. Я имел право на два таких погона.
        Отец понял все правильно.
        - Видели тут твою Розочку. Ходит, побирается по углам, - сказал он с пренебрежением и вопросительно посмотрел на меня.
        В ответ я отрицательно качнул головой. Нет уж, добивать Розочку я не стану. Я же не тварь кровожадная, да и получил Розочка свое.
        Отец кивнул. Да, мол, ни к чему кровь лить без особой нужды.
        - А если он в спину ударит? - спросил Виталик.
        Никогда еще он не смотрел на меня так серьезно, как сейчас, знал, о ком идет разговор.
        Розочка провел под следствием целый год, столько же и получил. На свободу его выпустили прямо из зала суда, сломанным и опущенным. Растоптала его тюрьма, он до сих пор подняться не мог. В этом, конечно же, была моя вина. Но не я же первый вынул нож.
        - Не должен ударить, - с сомнением сказал отец, глянул на Виталика и добавил: - Поговорить с ним нужно, предупредить.
        - Это можно, - проговорил тот и глянул на меня с добродушной иронией.
        Кому еще заботиться обо мне, как не старшему брату?
        - Сам с этой Розочкой не связывайся. Не нужно оно тебе, - сказал мне отец. - Завтра с нами поедешь, посмотришь, как там и что. А потом отдыхай. За недельку обдумаешь все, тогда уже конкретно тебя поставлю, без отдыха, в полный рост. Можешь на море съездить. Ошейника и цепей на тебе нет. - В его голосе прозвучало уважение.
        Убийство - преступление тяжкое, скидок по нему вроде как не предусмотрено. Но я знал массу случаев, когда люди, сидевшие по этой статье, выходили условно-досрочно. Мне не повезло, я мотал свой срок до самого звонка, хотя и не конфликтовал с администрацией.
        - Здесь побуду, татуху себе намалюю, - сказал я, собрался с духом, смело посмотрел на отца и добавил: - В институт хочу.
        Но тот даже бровью не повел и вдруг заявил:
        - Дело хорошее.
        - А я уже успел, - проговорил Виталик и торжествующе усмехнулся.
        Я удивленно посмотрел на него. Был в нашем городе филиал экономического вуза с платным обучением. Туда я и нацелился. Но как Виталик мог его закончить? Он же в школе практически не учился, максимум четыре класса образования, к этому делу всегда относился с презрением. И вдруг!…
        - Ученье свет, - сказал Валера и ткнул себя пальцем в грудь.
        Оказалось, что он тоже получал высшее образование, вернее, числился в институте.
        - В депутаты без образования не берут, - выдал Санька и подмигнул мне.
        Я улыбнулся, глядя на него. Мои братья учатся в институте, метят в депутаты. Я подумал, что попал в параллельный мир. Надо сказать, это был приятный для меня сюрприз. Не тянулась моя душа к махровой уголовщине, не хотел я жить в своей семье, как на воровской малине.
        Мама приготовила мне спальню, постелила мягкую перину. Я закрыл глаза и почувствовал теплый поцелуй на щеке. Наконец-то я вернулся домой.
        Проснулся я поздно, в районе десяти утра. А как же фирменный семейный завтрак, после которого отец должен был забрать меня с собой? Оказалось, что мама не разрешила ему меня будить. В конце концов, он ведь сам разрешил мне немного побездельничать.
        Отпуск я действительно вроде бы получил, но сначала должен был побывать на рынке, который находился неподалеку от нового дома. Я без труда одолел пешком тот путь, который мои братья с еще большей легкостью проделывали на своих внедорожниках. У Саньки был «БМВ», у Валеры - «крузер», Виталик ездил на «Гелендвагене». Но для меня все только начиналось, будет и на моей улице праздник.
        Отец действительно вложил в рынок большие деньги. Для бакалеи один павильон, для овощей и фруктов другой, для мяса третий. Все в едином стиле и цвете, чинно и строго. Они впечатляли своими размерами, торговля в них шла бойко, товар расходился хорошо. Вдоль них тянулся длинный ряд пластиковых бутиков, в конце которого стояло кафе с открытой верандой. Дальше располагалась охраняемая территория, занятая складами и небольшой гостиницей.
        Ворота, ведущие туда, были открыты. Стоило мне переступить запретную черту, как передо мной вырос верзила в спецовке, с рацией и попросил меня повернуть назад. Изысканной вежливостью он не отличался, но и не грубил. Хоть на том спасибо.
        Я почему-то думал, что найду штаб-квартиру отца в кафе, но нет, офис размещался в торговом павильоне. На входе стоял парень плотного сложения в униформе охранника. Он ничего не сказал мне, но с места не сдвинулся и в лице не изменился, как был, так и остался истуканом.
        Эмоции прорезались в нем лишь после того, как я назвал имя свое и фамилию. Но это удивление было рождено недоверием. Разве мог сын самого Сермягова ходить в обносках с чужого плеча?
        Старая джинсовая куртка действительно была великовата, а брюкам, напротив, не хватало длины. Весь этот секонд-хенд Санька когда-то для себя покупал.
        Да уж, как ни крути, а охранник был прав. Выглядел я неважно.
        - Ну и чего смотришь? Тебе справку об освобождении показать? - с усмешкой спросил я.
        - Не надо. - Он чуть помялся и пробурчал: - Сейчас.
        Рация была закреплена у него на плече, ему даже не понадобилось снимать ее.
        - Олег, подойди! - тихо сказал он.
        Я не стал ждать, когда появится какой-то там Олег, решил пройти вдоль торгового ряда, посмотреть, чем торгуют. А Олег этот пусть сам меня догоняет.
        Но далеко я не ушел. Мое внимание привлекло знакомое женское лицо. За ближайшим прилавком, в отсеке с кожаными куртками стояла Дуська. Выглядела она отменно. Густые темно-русые волосы толсто сплетены в короткую косу, глаза накрашены, лицо напудрено, рот все такой же большой, но нелепым я бы его не назвал. Губы, как и прежде, сочно блестят, в светлых глазах знакомая глубина.
        Дуська была одета довольно стильно. Приталенный жакет подчеркивал изящество ее фигуры. Юбка средней длины туго обтягивала крепкие, но отнюдь не толстые бедра, живот не выпирал.
        Она повзрослела ровно на шесть лет, но изменилась в лучшую сторону. Не сказать, что редкой красоты женщина, но сколько же в ней сексуальности! Во мне все зазвенело. Как будто кто-то ударил по струнам гитары, скрытой в глубине моей души.
        Дуська поправила куртку, висящую на плечиках. Для этого ей пришлось приподняться на носочках, стройные ножки удлинилась, крепкие икры напряглись. Я невольно залюбовался ею.
        Дуська заметила это.
        - Ну и чего смотришь?… - не очень сердито, даже кокетливо начала она, узнала меня и запнулась. - Ты?!
        - Здравствуй, - сказал я, вкладывая в улыбку и осуждение, и прощение.
        Шесть лет назад Дуська сбежала, бросила меня в лапы закона, а ведь могла помочь, подтвердить мои показания. Однако ее можно было понять. Это во-первых. А во-вторых, я сам усугубил свою вину, наказав Розочку.
        Дуська вышла из-за прилавка, завороженно глянула мне в глаза, провела рукой по плечу. Запах ее духов и знойного тела одурманил мое воображение, и без того воспаленное. Мне вдруг жутко захотелось совершить что-то дикое, непристойное прямо здесь, не отходя от кассы.
        - Я очень рада тебя видеть.
        - Может, прогуляемся? - спросил я, вкладывая во взгляд всю силу своих греховных помыслов.
        Я вспомнил про свой старый дом, в котором никто не жил, подумал, что мы могли бы там уединиться. Дуська все поняла, глазки ее заблестели, щечки порозовели.
        - Я сейчас на работе, - сказала она и с явным сожалением окинула взглядом свое хозяйство.
        - Там у тебя раздевалка, - сказал я, заметив ширму в глубине отсека.
        Я держал себя в руках, но во мне все клокотало. Дуська действовала на меня, как землетрясение.
        - Вот ты какой! - Она хихикнула и отдернула руку, как будто мое плечо ударило ее током.
        - Да, я такой.
        Я раздевал ее взглядом без всякого стеснения, и мне казалось, что она двигала всеми фибрами своей души, помогала мне в этом.
        - А я не такая. Ой! Твой братец к нам!
        Она грациозно качнула бедрами и улизнула обратно за прилавок, пока я разворачивался к Виталику.
        - Надо было позвонить, предупредить, что придешь, - сказал он.
        - Так у меня же телефона нет.
        - Будет, - заявил Виталик и сказал Дуське: - Размерчик с него сними.
        - Уже сняла, - произнесла она, обласкав меня взглядом.
        - Только размерчик! - шутливо проговорил Виталик. - А то я тебя знаю.
        - Ой, да ладно! - ответила ему она в том же ироничном ключе.
        Я улыбнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах началось наше знакомство. Дуська могла совратить меня уже тогда, шесть лет назад. Потому что была самой настоящей проституткой. Мы с Виталиком это знали.
        - Кто-то же должен блюсти тебя. - Он не сводил с нее глаз. - Мы же с тобой почти родственники.
        Развивать свою мысль Виталик не стал, велел Дуське выбрать мне прикид на свой вкус и занести в офис.
        После этого мы вышли из павильона.
        Виталик остановился под козырьком, впритирку к железному столбу, который его подпирал.
        - Клару помнишь?… - спросил он, доставая из кармана сигареты. - Дуськину сестру.
        - Клаву, - поправил его я, тоже собираясь закурить.
        - Клару. - Виталик поднес зажигалку к моей сигарете. - Я называю ее так и когда-нибудь на ней женюсь.
        - Флаг тебе в руки, - спокойно отреагировал я.
        Виталик внимательно глянул на меня. Неужели мне действительно все равно? А с чего это я должен переживать за Клаву-Клару? Ну да, нравилась она мне слегка, и что с того?
        - С Дуськой породнимся, - сказал Виталик.
        - Да я не против.
        - Роскошная баба. - Он кивком показал в глубь павильона.
        - Как вы ее нашли?
        - Да сама появилась. Муж у нее, ребенка родила, с деньгами туго.
        - Муж, стало быть?…
        - Нормальный, в принципе, мужик. Здоровый образ жизни, все такое. И Дуська в завязке.
        - Дуська, - с тихой насмешкой повторил я.
        Клаву Виталик называл Кларой, а Дуська у него таковой и осталась. Не ценил он ее. Возможно, до сих пор за проститутку держал.
        - Ты ее не обижай, - сказал Виталик и посмотрел на меня, пытаясь прочесть мои мысли.
        - Да я и не собираюсь.
        - А то вдруг старое помянешь.
        Я смотрел на людей, которые кишели вокруг. Одни проходили мимо, направлялись к продуктовым рядам, другие сворачивали к нам. Все думали о том, как бы побольше купить и поменьше заплатить. Перспектива остаться без денег могла их напрягать, но не пугать до нервного зуда.
        Один прохожий как-то очень уж подозрительно нервничал. На глазах солнцезащитные очки, кепка низко надвинута, воротник ветровки поднят.
        Погода для сентября месяца хорошая, солнечно и тепло. Ветерок, правда, осенний веет, поэтому курточка сегодня в самый раз. А вот перчатки вряд ли уместны. Они кожаные, но не черные, а под цвет кожи.
        В руке мужчина держал пакет, почти пустой, но вытянутый на всю длину. Он ухватил его как-то странно, не за ручки, а за то, что находилось внутри.
        Этот подозрительный тип еще только поднимал свой пакет, а я уже знал, что сейчас произойдет. Мне удалось угадать направление выстрела еще до того, как тот прозвучал.
        Виталик ничего не замечал, поэтому очень удивился, когда я толкнул его в плечо изо всей своей силы. Брат даже не пытался удержать равновесие, упал сразу. А в железный столб, возле которого он стоял, звонко ударила пуля.
        Выстрела я не услышал, но визжащий звон мигом расставил все по своим местам. Виталик тоже понял суть дела и стал подниматься, а я рванул к киллеру, который собирался стрелять снова.
        Он правильно оценил опасность, переключился с одной цели на другую, направил на меня ствол, закрытый пакетом. Но я не испугался, не вильнул в сторону, пошел на ускорение. Видимо, поэтому рука киллера и дрогнула. Он выстрелил, но пуля всего лишь чиркнула по моей шее, больно обожгла кожу.
        То ли у киллера не выдержали нервы, то ли он решил, что попал в меня. Так или иначе, однако сразу после выстрела я увидел его спину. Этот тип рванул со всех ног, резко набрал скорость, оглянулся, увидел меня и поднажал еще.
        Очень скоро я понял, что не смогу его догнать. На зоне я качался, брал уроки вольной борьбы у одного мастера, но бегом не занимался. А вот киллер улетал от меня с легкостью молодого оленя. Ноги у него были длинные, сильные. Люди расступались перед ним. Никто даже не пытался помешать ему. Расстояние между нами стремительно увеличивалось.
        Виталик быстро нагонял меня. Наперерез киллеру от ворот бежали охранники, но задержать его не смогли. Он с ходу запрыгнул в подъехавшую к нему машину, а ворота были нараспашку. Охранникам осталось только запоминать номера.
        Упустив беглеца, я остановился, склонился в поясе, руками уперся в коленки. Сердце мое билось, как птица в клетке. Мне катастрофически не хватало воздуха, ноги отказывались держать тело. Обожженная шея болела, но я не обращал на это внимания, настолько мне было хреново.
        Виталик подошел ко мне, легонько хлопнул по плечу и сказал:
        - Ушел этот гад!
        - Дело не в нем, - с трудом сказал я и распрямился. - Важно узнать, кто тебя заказал.
        -Да, это реальная проблема, - проговорил Виталик сурово, сосредоточенно посмотрел на меня и добавил: - Ее надо будет решать.
        Он ясно давал понять, что расхлебывать кашу придется всем нам, в том числе и мне.
        ГЛАВА 5
        Пальчики у девушки были нежные, прикосновения шелковые, и пахла она возбуждающе. Но лучше бы меня обслужила Дуська. С ней я не чувствовал бы вообще никакой боли.
        - Вот и все! - сказала Марина, мило улыбнулась и легонько хлопнула меня ладошкой по плечу.
        Роскошная у отца секретарша, не красавица, но хороша. И глазки не прячет, смотрит на меня с откровенным интересом. Я ведь не абы кто, а сын самого Сермягова. Отец мой никаких перспектив ей не обещает. Вдруг девочке со мной повезет?
        Я кивнул в знак благодарности, пальцами нащупал пластырь на своей шее. Рана пустяковая, можно было бы и не заклеивать. На мне, как на собаке.
        - Свободна, - сказал ей отец и кивком показал на дверь.
        Секретарша с игривой обидой глянула на него и покинула кабинет.
        Но Валере этого показалось мало.
        Он вышел в приемную и заявил:
        - Совсем свободна.
        Я услышал, как зацокали каблучки. Юбка у Марины была короткая. Меня это возбудило, но все же я больше думал о Дуське.
        - Что скажешь, Леня? - хмуро спросил отец, внимательно глядя на меня.
        - Это война.
        А что я еще мог сказать? У семьи бизнес, значит, есть конкуренты, враги, а это конфликты вплоть до заказных убийств. Вопрос в том, кто первым начал. Возможно, Виталик сейчас всего лишь получил ответ на свой первый выстрел. Этого я пока не знал, да не в том состояло дело. Я - часть семьи. Раз уж идет война, то мне просто необходимо быть на стороне отца.
        - Мы должны дать ответ, - сказал он.
        - Не вопрос, - заявил я.
        - Не страшно?
        Я удивленно посмотрел на отца. Когда это я боялся смерти?
        - Ты с нами?
        - Само собой. Надо только выяснить, в чем тут корень.
        Сперва отец выразительно глянул на Виталика, и только тогда тот заговорил:
        - Корней у нас два. Вопрос только в том, из которого уши растут. Это Бархат или Шинкарев,
        Бархат бандитствовал в городе с начала девяностых, воевал с Колобом, враждовал с ментами, из-за чего три раза парился под следствием. На этап он так ни разу и не загремел, но бригаду его изрядно пощипали. Было время, когда Бархат и вовсе исчез со сцены. Но нет, он объявился снова, плотно взялся за наркоту, окутал своей паутиной весь город.
        Но оказалось, что в этом бизнесе была своя доля и у отца. Виталик приторговывал кокаином. Бархат попросил его попридержать коней. Братец мой не послушался и сегодня едва не схлопотал пулю.
        Был еще и Шинкарев, который тоже торговал фальсификатом на рынке и делал на этом конкретные деньги. Ему тесно было с отцом в одном городе. Он этого не скрывал, предупреждений как таковых не делал, но был способен на крайние меры.
        Виталик излагал все это, не вдаваясь в подробности, но себя не обелял. И наркотой он не брезговал, и свои проститутки у него были. С миру по нитке, как говорится, голому на «Гелендваген».
        Все это я понял, но главный вопрос так и остался открытым. Кому отвечать, Бархату или Шинкареву?
        - Возьмешь на себя Шинкарева, - сказал мне отец.
        Я с трудом сохранил самообладание. Что-то не хотелось мне кого-то убивать. А что еще мог иметь в виду отец?
        - Пока трогать его не надо, только посмотреть за ним, понаблюдать - добавил он.
        Я успокоился. Одно дело - готовиться к преступлению и совсем другое - совершать его. Глядишь, ситуация скоро успокоится и надобность в убийстве отпадет.
        Ну не мог я убить человека просто так. Вот если Шинкарев нанесет мне личное оскорбление из тех, которые не прощаются, тогда я пойду на него, не задумываясь.
        - С Бархатом посложней, - продолжал отец, глядя на Виталика. - С ним нужно конкретно решать. Возьмешь его на себя.
        Виталик возражать не стал и даже как-то задиристо глянул на меня. Дескать, учись ничего не бояться. Неужели он заметил мое смятение?
        - Ты с братом, - заявил отец и твердо посмотрел на Валеру.
        Тот согласно кивнул, не пытался оспаривать его волю.
        - А ты поможешь Лене. - Отец глянул на Саньку, который даже бровью не повел. - Пока только посмотреть. А там уж станет ясно. - Отец посмотрел на меня строго, взыскательно, как будто я в чем-то провинился, и спросил: - Ты понимаешь меня, сынок?
        - Понимаю.
        Не мог я прятаться за спинами братьев, которые готовы были убивать во имя нашей семьи.
        - Если не можешь, скажи сразу. - Отец тяжело глянул на меня.
        - Смогу.
        - Это правильно. Дело зашло очень далеко. Ты должен быть с нами, или нас просто прихлопнут.
        Я снова кивнул, подтверждая свое намерение идти до конца.
        При этом я чувствовал себя безумцем, которому нужно повернуть назад, а он продолжает идти через непроходимые топи, по пояс в болотной жиже. Еще чуть-чуть, и будет трясина, из которой не выбраться. Отец мог бросить мне веревку, но с петлей на конце. И что мне тогда делать, утонуть или сунуть голову в петлю, чтобы спастись? Может быть, отец не задушит меня, вытаскивая из болота.
        - Все понятно, - сказал я.
        Санька одобрительно кивнул, глядя на меня. Валера зевнул в кулак, давая понять, что для него все то, что происходит сейчас, - привычное дело. А Виталик напряженно думал о своем. Ему тоже предстояла страшная работа, но мне казалось, что размышлял он не о том, как ему быть, а как сделать все безупречно.
        - Саша тебе все расскажет, покажет. Вместе будете работать. Он первый, ты второй. - Отец тихонько щелкнул пальцами, переключая себя с одной темы на другую, глянул на Саньку и сказал: - Ты сейчас давай к Манылину. Вдруг у ментов что-то есть. И Леню с собой возьми.
        Я понятия не имел, кто такой Манылин. Отец отправил меня вместе с Санькой, предоставил возможность узнать все на месте. Еще он наверняка хотел обсудить детали со старшими сыновьями без моего присутствия.
        За дверью в приемную меня ждала Дуська с пакетами в руках.
        - Ну что, мерить будем или так возьмешь? - спросила она, завороженно глядя на меня.
        - Зачем же так?… Мерить надо, - ответил за меня Санька и открыл дверь в свой кабинет, который занимал на правах заместителя директора по снабжению.
        Помещение было маленькое, но комфортное. В подвесном потолке в солнечном свете поблескивали выключенные лампочки. Дуська бросила пакеты на короткий кожаный диван, который стоял напротив рабочего стола.
        Санька посмотрел на нее, на меня, провел пальцами по щеке и сказал:
        - Ты, брат, не торопись. Тебе реально приодеться надо, а Дульсинея у нас по этой части профи. Разве не так? - Ответа Санька дожидаться не стал, бросил ключи от кабинета на стол и был таков.
        - Дульсинея? - спросил я, глядя на Дуську с откровенным вожделением.
        Плевать я хотел сейчас на какого-то там Манылина. Да и семейные подождут, если Дуська рядом.
        - Ну, если тебе нравится, то пусть так и будет, - жеманно проговорила она.
        - Мне в тебе все нравится, - заявил я, взял со стола ключи и закрыл дверь на замок.
        - Не поняла! - Она попыталась изобразить возмущение, но вышло это у нее не особо убедительно.
        - А разве ты не будешь меня раздевать? - спросил я, мутно улыбаясь ей в глаза.
        - Ну, если только для того, чтобы одеть. Давай начнем с пиджака.
        Дульсинея стала снимать с меня куртку. Взгляд ее затуманился, но все же она смогла взять под контроль свои чувства, отдернула руки, полезла в пакет.
        Пока Дуська доставала и разглаживала темно-синий пиджак из натурального велюра, я снял и куртку, и футболку.
        - Ой! Какой ты быстрый! - сказала она с таким видом, как будто пыталась, но не могла напугать себя.
        - Да как же я быстрый? Шесть лет прошло.
        Я мог взять Дульсинею в четырнадцать лет, сейчас мне представился еще один шанс.
        - Бедненький! - Она смотрела на мой живот.
        Ее пальцы очертили круг вокруг большого и маленького шрамов от ножа и шила.
        - Я помню, как эта мразь ударила тебя, - пробормотала Дуська и потрогала шрам, след драки с Рымарем, в которой он сломал мне ребро монтировкой.
        Остался шрам и от гвоздя. Дульсинея не обошла вниманием и его.
        - Теперь я.
        Она меня услышала, все поняла, встрепенулась, засуетилась, помогла мне снять жакет. Я расстегнул пуговицы на ее сорочке. Дульсинею это испугало. Она схватила меня за руки, пытаясь остановить, но при этом прижалась задом к столу, потянула меня на себя.
        - Не надо, - прошептала Дуська, расставаясь с сорочкой. - Зачем? - спросила она, когда ее кружевной бюстгальтер повис на спинке кресла. - А это уже лишнее! - пробормотала Дульсинея, змейкой выползая из юбки.
        Не забыть мне, как раздевал ее Виталик. Сколько раз я мечтал оказаться на его месте. И вот чудо свершилось. Дульсинея сидела на столе в чем мать родила. Кожа у нее гладкая, грудь упругая, соски как ягодки.
        Меня так распирало от кипения чувств, что я позабыл обо всех прелюдиях, вжался в распаленное женское тело, переместился в сон, в котором Дульсинея была моей безраздельно. В этот момент я готов был убить даже родного отца, если бы он посмел помешать мне.
        - Нет, не надо, - постанывала она сквозь зубы, движениями своего тела заставляя меня вжиматься в нее все крепче, как можно сильней.
        Я не знал, когда вернулся в реальность. Дульсинея лежала подо мной на диване. Ее чуть влажноватое тело мелко дрожало. Глаза были закрыты, на губах застыла блаженная улыбка. Она мягко обхватывала меня обеими руками.
        Я тихонько засмеялся.
        - Ты чего? - открыв глаза, с каким-то подозрением спросила она.
        - Ты мне снилась, - сказал я.
        -Где?
        - Там. Я просыпался в холодном поту. Без тебя. А сейчас пришел в себя уже с тобой.
        - Ты мне тоже снился, - сказала она и улыбнулась. - В кошмарах. Ты на мне лежишь, а судья зачитывает приговор. За совращение малолетних.
        -Ты меня совращала.
        - Накажи меня за это, - сказала она, все еще чувствуя в себе силу моего приговора.
        Я действительно готов был наказать ее прямо сейчас. Снова взял старт, приближался к финишу медленно, с расстановкой, смаковал каждое движение и не сдулся, когда в дверь вдруг кто-то постучал.
        - Тихо! - прошептала Дульсинея, замирая от страха.
        Я кивнул, соглашаясь молчать, но останавливаться не стал. А в дверь снова кто-то стукнул, один раз, но громко. На этом все и прекратилось.
        Дульсинея в ритм входила медленно, но в конце концов сама стала задавать темп. Она даже закричала на финишной черте, которую мы пересекли вместе.
        - Одеваться будем? - спросил я, поднимаясь.
        - Вот увидишь, этот пиджак будет на тебе как влитой! - Дуська торопливо оделась, схватила пиджак, глянула на меня и положила его на место.
        Сначала я примерил светло-серые джинсы. Они мне понравились и сами по себе, а в сочетании с пиджаком смотрелись еще лучше.
        Дульсинея полностью одела меня, когда кто-то дернул за ручку двери.
        На это раз я открыл ее.
        В кабинет вошел Виталик, хмуро посмотрел на меня, с подозрением - на Дульсинею. От него пахнуло коньяком.
        - Ну и как? - спросила Дуська и повернула меня лицом к брату с такой бесцеремонностью, как будто я был манекеном.
        - Сколько?… - Виталик вынул бумажник, раскрыл его.
        -Товар не мой. Сейчас посчитаю.
        - Хватит? - Виталик вытащил и протянул ей внушительную стопку тысячных купюр.
        - Да это много, - неуверенно сказала она.
        - Ну, за услуги. Ты же старалась. - Виталик едко усмехнулся. - Мой брат из тюрьмы вернулся. Должен же он был с кем-то развлечься.
        - Это ты о чем? - встрепенулась она.
        - Бери, заработала! - Виталик сунул ей деньги в кармашек жакета.
        - Зачем ты так? - спросил я, наливаясь кровью.
        - Затем! Ты только что трахнул мою бабу! - резко сказал он.
        -Что?!
        - Но я тебя прощаю. Потому что сегодня ты спас мне жизнь. - Виталик заставил себя улыбнуться.
        Я глянул на Дульсинею спокойно, даже не собираясь выяснять с ней отношения. Если я и должен был в этой ситуации кому-то что-то предъявить, то не ей, а брату.
        Дульсинея потупилась, признавая свою вину, но тут же качнула головой. Дескать, может, я и сплю с Виталиком, но у него нет права меня. А как я еще мог ее понять?
        Виталик переступил через порог, повернулся ко мне лицом, но дверь закрывать не торопился.
        - Надеюсь, ты больше не тронешь чужое, брат? - спросил он, едко глянув на меня.
        - Мы еще поговорим об этом. - Я смотрел на него, но обращался больше к Дульсинее, чем к нему.
        - Уверен, что ты и без этого все поймешь, - сказал Виталик и закрыл дверь.
        - Что это было? - спросил я, недовольно глянув на нее.
        Но Дульсинея неожиданно встала в позу.
        - А ты мне доктор, чтобы лечить? - возмущенно спросила она.
        - Да нет, просто интересно.
        -А здесь все кого-то лечат. Твой отец… - Дульсинея запнулась, не решаясь приписать моему дражайшему родителю Марину или еще кого-то. - Виталик - меня.
        Ты же помнишь, как он это делал, позавидовал ему тогда, сам в доктора захотел, да? А не вышло!… Это психологическая травма, малыш! Поэтому я тебе и снилась!
        - Все сказала?
        - В твоем возрасте это лечится онанизмом.
        Я громко хмыкнул, совершенно не желая злиться на эту милую шлюшку.
        - Тебе совсем не обязательно лезть ко мне. А то вдруг братик расстроится!
        - Брат здесь не при делах.
        -Ладно, пойду я. - Дульсинея окинула кабинет рассеянным взглядом, поправила волосы и ушла.
        Но не успел я перевести дух, как дверь распахнулась. В кабинет ворвалась Дульсинея, повисла у меня на шее, покрыла мои щеки поцелуями и слезами.
        - Прости дуру!
        - Тише ты! - Я схватил ее за руки, отодвинул от себя и благодушно усмехнулся.
        - Это у меня психологическая травма! Ты вывернул меня наизнанку! Люблю тебя! - Она снова прильнула ко мне, крепко-крепко поцеловала в губы и тут же убежала, как будто я мог ее за это наказать.
        Она хоть и назвала себя дурой, но знала, что мне никак нельзя целоваться с проституткой, пусть даже и бывшей.
        Я подумал об этом уже потом, когда закрылась дверь, но ничуть не расстроился по этому поводу.
        Санька появился только к вечеру. Ничего интересного в клюве он не принес. Майор милиции Манылин и сам еще толком ни черта не знал.
        На Валеру отец взвалил отдельное расследование, но и он пока не мог прояснить ситуацию. Киллер засветился на видеокамере, но опознать его пока никто не мог.
        - Да это Бархат, сто пудов, - сказал Санька, сел на диванчик, закинул руки за голову, тут же вскочил, открыл дверь и выглянул в коридор.
        Я и сам не раз уже думал, что наши разговоры кто-то запросто мог прослушивать. Например, та же Марина. Где гарантии, что она не была чьими-то ушами.
        - А Шинкарь? - спросил я.
        - Шинкарь. Ты даже не представляешь, какая это гнида, - сказал Санька.
        Он хотел было вернуться на диван, но с подозрением глянул на него, а затем и на меня, и сел в кресло. Ну да, мы с Дульсинеей действительно занимались непотребством на этом самом диване. Он не совсем чистый.
        - Попробую представить, - проговорил я.
        Мне вдруг захотелось встретиться с Шинкаревым где-нибудь в ресторане, нагрубить ему, а в ответ получить ну, например, плевок в лицо. Мне нужна была веская причина для расправы с ним. Интересы семьи для меня пока что были всего лишь неким расплывчатым звуком. Я никогда не жил ими, а теперь должен был привыкнуть к этому.
        - Наглый, жадный, думает, что пуп земли, - сказал Санька.
        Я пожал плечами. Наша не святая семейка тоже была весьма далека от идеала.
        - Нас за людей не считает, мы для него быдло.
        Это обстоятельство я не мог занести в список прегрешений Шинкарева, но и к его достоинствам не причислял.
        - А с бабами что вытворяет? - разошелся Санька. - Взял тут одну недавно. Она ему что-то не так сказала, так он ее на неделю на цепь посадил, воспитывал. Эта Мишель потом сама на все что угодно напрашивалась. Заплатил он ей, правда, сполна.
        - Вы и девочками занимаетесь? - спросил я.
        - Мы занимаемся, - заявил Санька и в упор посмотрел на меня.
        Взгляд его был прямой, как восклицательный знак.
        - И много у нас этого добра?
        - Немного, но все - высший сорт. Ладно, первого тоже хватает. - Санька слегка опустил планку.
        - Мишель в обойме?
        - Ну да.
        - Она могла бы рассказать много интересного, если с Шинкаревым долго была. Где он ее на цепи держал? У себя дома?
        - Да нет, у него жена, дети. Дача где-то есть. А ведь ничего о ней не знаем. - Санька, взглядом выражая мне благодарность за ценную подсказку, вынул из чехла на поясе мобильник, набрал номер. - Шубарь?… Это хорошо, что ты узнал. Мишель хочу. Ну, сауна так сауна. Да прямо сейчас и подъедем, жди. - Брат сбросил звонок, поднялся, посмотрел на меня и показал на дверь.
        - Куда мы?… - спросил я в предчувствии горячих событий.
        - Куда-куда, на допрос!
        Дульсинея вскружила мне и голову, и все остальное. Я не собирался в нее влюбляться, тем более хранить ей верность, и все же подумал об этой особе, выходя из кабинета.
        Сауна «Банный день» находилась в центре города, в тишине парковой зоны, неподалеку от Дома культуры. Когда-то здесь была мастерская для юных техников. Но времена изменились, пионеры повзрослели, им сейчас голых девок подавай.
        Нам подали Мишель, высокую стройную брюнетку с красивыми грустными глазами. К нам в сауну она зашла в тунике, которая снималась одним движением руки. Девушка явно принадлежала к высшему сорту, но, глядя на нее, я снова подумал о Дульсинее. Ее явно здесь не хватало.
        ГЛАВА 6
        Дача находилась всего в двух километрах от города, на склоне холма, возвышающегося над рекой. Дома тут стояли неплохие, убогих скворечников раз, два и обчелся. Наверное, дачники устроили конкурс на лучший дом в момент основания садового товарищества. Если так оно и было, то Шинкарев его выиграл.
        Именно он владел самым лучшим домом. Высокий цоколь, обложенный диким камнем, полтора этажа, во дворе беседка с мангалом, трава на участке выкошена. Сразу видно было, что за порядком здесь следили.
        Сюда Шинкарев и привозил Мишель. Сначала развлекался с ней сам, затем подъехал его друг. Все бы ничего, если бы Шинкарев расписал девочку на двоих обычным, классическим способом. Так нет, он поставил друга смотреть, а сам имел ее у него на глазах. Мишель посмеялась над ним, назвала извращенцем, и он запер ее за это в подвал.
        - Нормальное место, - сказал Санька, оглядываясь по сторонам.
        - Можно сделать все тихо, - проговорил я, прикладываясь к бутылке с минералкой.
        Домой мы вчера вернулись поздно. Уж очень долго допрашивали Мишель, а заодно и ее подружку, которая подошла к нам чуть позже. Девчонкам виски налили, языки развязали, о себе не забыли. Нам надо было держаться в тонусе.
        Хорошо вчера было, а сегодня не очень. Но семейный завтрак мы не проспали, как ни в чем не бывало вышли к столу, а потом прикатили сюда, на место, где неплохо было бы подкараулить Шинкарева.
        - Ствол с глушителем я без проблем организую, - сказал Санька.
        - Можно и ножом управиться, - заявил я. - Если он один будет или с бабой.
        - А если с другом? - осведомился брат.
        - Ну, если друг такой же извращенец, то его тоже не жалко. - Я выразительно провел пальцем по горлу.
        - Извращенцев наказывать надо, - согласился со мной Санька. - Даже если они с проституткой… Под сутенеров закосить можно. Вломимся в дом, предъявим, спросим.
        Я кивнул, представляя, как Шинкарев глумится над женщиной у меня на глазах, насилует ее, избивает. Неплохо было бы получить достойный повод, чтобы расправиться с ним.
        - Не снимает он больше наших баб, - сказал Санька.
        - Но кого-то все-таки снимает.
        -Дело не в том. С врагами нельзя иметь дел. Раньше мы для него таковыми не были, а потом вдруг стали.
        - Конфликт интересов.
        - А интерес у него большой. Он хочет сожрать наш бизнес, под себя его забрать или тупо уничтожить. Нам с ним на одной дорожке не разойтись. Он или мы.
        - Нас много.
        - Ну да, ему с нами так просто не справиться. А нам одного удара хватит. Это не трудно. Если захотеть. Да и отец сказать должен. Он это сделает. Ладно, поехали. Надо машину попроще взять. Эта слишком уж заметная. - Санька поднял руку, как будто хотел ударить по рулю, но прикоснулся к нему мягко, даже ласково.
        Любил он свой «БМВ».
        А мне любить было нечего, я безлошадный, и никому нет до этого дела. Как будто я сирота, а не сын своего отца.
        Ну да, зарабатывать нужно самому. Виталик поднимал деньги на кокаине. У него имелась своя система, поставщики, сбытчики, клиенты. Валера накручивал личный капитал на саунах и массажных салонах, через которые Виталик сбывал часть своего товара. Фактически Виталик и Валера работали в связке, но при этом занимались и делами барахольного рынка.
        Санька был у отца на подхвате. На нем лежала доставка товара. Он имел свой процент с продаж.
        Мне папенька сперва предложил возглавить охрану рынка, а потом навязал разборки с Шинкаревым. Теперь я сам на подхвате у Саньки. Как неприкаянный. На правах бедного родственника.
        Машину Санька раздобыл, взял у кого-то в аренду обычную «девятку». На ней мы и подъехали к рынку, но заходить туда не стали, чтобы не светиться. Саньку там многие знали в лицо. Его появление могло показаться Шинкареву подозрительным.
        Было уже за полдень, когда из служебных ворот рынка выехал крутой «Мерседес», а за ним - такой же «БМВ», как у Саньки Обе машины были с затемненными стеклами. О том, кто находился внутри, мы могли только догадываться. Однако Санька увязался за ними и сопроводил до самого дома, в котором жил Шинкарев. Адрес его нам был известен. Мы всего лишь убедились, что «Мерседес» вез нужного нам человека.
        На этом все и закончилось. Мы вернулись на рынок. Санька оставил меня в своем кабинете, а сам куда-то ушел, скорее всего, к отцу. Общих дел у них было много. Это я болтался, как не пришей рукав ни к какому месту.
        Я сидел на диване, глаза закрыты, руки заброшены за голову, мозг расслаблен. Ну да, нет у меня машины, денег только на карманные расходы, зато живу в комфорте, вчерашний день так и вовсе провел как в сказке. Никакого сравнения с зоной.
        Дверь открылась тихонько, неуверенно. Вряд ли это мог быть Санька. Я открыл глаза и увидел Дульсинею.
        - Привет! - сказала она и вкрадчиво улыбнулась.
        Сегодня Дуська выглядела еще лучше, чем вчера. Прическу обновила, макияж усилила, губы такие сочные, зовущие, платье с опасным декольте. Шары надувают воздухом, а ее грудь заполнена была душой, которая, как мне казалась, рвалась ввысь.
        А я загорелся желанием ее приземлить, глянул на Дульсинею и вспыхнул, как порох в гильзе.
        - Ты один? - закрывая за собой дверь, спросила она.
        Пахло от нее французским дурманом. Возбуждающий аромат усилил бурление чувств.
        - Уже нет, - ответил я и всего лишь протянул к ней руку.
        Дульсинея тут же притерлась ко мне, как шлюпка к пристани. Ее губы едва не коснулись моего уха.
        - Мне кажется, я схожу с ума, - прошептала она.
        Тут дверь вдруг открылась.
        В кабинет зашел Санька, взглянул на нее и спросил:
        - Ты чего здесь?
        Он смотрел на нее с подозрением, но при этом будто бы знал все ответы на свои же вопросы. Почему Дульсинея здесь? Чего это ему может стоить? Вчера брат ничуть не возражал против нашей с ней близости, а сегодня в его взгляде я увидел напряженность и недоговоренность.
        - Да вот, - промямлила она.
        - Тебе это нужно? - спросил меня Санька, давая понять, что прогонит Дульсинею без всяких любезностей.
        Одно мое слово, он махнет поганой метлой и после этого вздохнет с облегчением. Наверное, Виталик шепнул ему на ушко пару слов.
        Но я не стал отказываться от нее и сказал об этом вслух. Не скажу, что плевать я хотел на старшего брата, но Дульсинея не вещь. Если она хочет со мной, то пусть Виталик катится к своей Клаве.
        - Тогда не здесь, - сказал Санька.
        Вскоре он подвез нас к небольшой частной гостинице, стоявшей на въезде в город, насмешливо глянул на Дульсинею и заявил:
        - Иди оформляйся. Ты ведь прекрасно знаешь, как это делается.
        - Да, знаю. Ну и что? Все равно спасибо тебе, - с плохо скрытой обидой в голосе проговорила она.
        - Давай-давай! - Санька кивком показал на стеклянные двери под козырьком, нависшим над крыльцом.
        К гостинице Дульсинея шла с высоко поднятой головой. Я сопровождал ее взглядом, все ждал, когда она вильнет задом, поддразнивая обидчика. Но нет, похабничать Дуська не стала.
        - Что вы все в ней находите? - спросил Санька и пожал плечами.
        - Кто все?
        - Я думал, Виталик с ней так просто.
        - А сейчас что думаешь?
        - Он тебя предупреждал?
        - А тебя?
        -Да я-то его не боюсь. Я за вас беспокоюсь. Еще перегрызетесь из-за какой-то…
        - А ты не беспокойся.
        - И ты не увлекайся. Трахни ее сегодня как следует, и пусть идет по адресу.
        Я посмотрел на Саньку тяжело, мрачно, когда увидел, что этот мой взгляд придавил его, положил ему руку на плечо, вспомнил, как попрощалась с ним Дульсинея, и сказал:
        - Зря ты так. И все равно спасибо.
        - У вас два часа, - бросил мне вслед Санька. - К восьми заеду, заберу.
        Я кивнул, выражая свою признательность. Хороший он парень, Санька, да и говорит все правильно. Не тот Дульсинея трофей, из-за которого мы, родные братья, должны выяснять отношения. Дешевка она. Я и сам это понимал, но ничего не мог с собой поделать.
        Дульсинея сняла номер, закрыла за мной дверь, поставила меня к стене и прижала к ней взглядом, истекающим чувствами, как пчелиные соты медом.
        - Что ты со мной делаешь? - прошептала она, и ее язык нежно коснулся моего уха.
        - Что я делаю?
        - Я все время думаю о тебе.
        Ее пальцы ловко расстегнули мой поясной ремень, затем избавили меня от брюк. А когда Дульсинея присела передо мной, я понял, что в этот момент могу из-за нее убить брата.
        Но Виталик не появился, не помешал нам. А ведь я мог стать для него легкой добычей. Особенно после того, как штормовые волны вышвырнули нас на берег, и мы лежали, будто опутанные рыбацкими сетями.
        - Ты замужем? - спросил я. - Или Виталик натрепал?
        - Он мог и натрепать. Но я замужем.
        - И где муж?
        - Он всегда дома. Прикован к дивану, - с усмешкой ответила она.
        - Больной?
        - На всю задницу. Я вкалываю, а он телевизор смотрит, еще Катю из садика забирает.
        - Да, ты собиралась дочь Катей назвать, - сказал я.
        - Ты помнишь?
        - Я все помню.
        - И я помню. Как тогда к тебе приходила. За Клавку просила. Я как узнала, что Клавка к тебе ходит, так меня всю изнутри передернуло. Все, думаю, пропала девчонка. Ты и правда ее не тронул?
        - Для Виталика оставил, - ответил я.
        - Ну да, у них там все очень сложно.
        - Что сложно?
        - Он то хочет жениться на ней, то не хочет.
        - А с тобой у него как? Тебя он всегда хочет?
        - Вот только не надо! - Дульсинея стала приподниматься на локте, но тут же осадила себя, снова ткнулась головой в подушку.
        -Да я ничего, баба ты вкусная. Да и в руки сама просишься.
        - К тебе в руки прошусь. А Виталик твой мне здорово помог. Работа у меня теперь хорошая. Я ведь не только торгую, но и за всем там смотрю. Получаю хорошо. На Митьку хватает.
        - А тебя на Митьку хватает? - осведомился я.
        - А если не хватает, сам виноват! Не мужик, а размазня.
        - Брось его.
        - Ну да. Катька его папой называет. Как я ей потом в глаза смотреть буду? Сама без отца росла. Думаешь, почему по рукам пошла? Мужского внимания не хватало, вечно искала где-то на стороне. Но что было, то прошло. Виталик мне предлагал за девчонками приглядывать, а я отказалась. Если бы не ты, жила бы сейчас на два фронта, муж да любовник какой-нибудь. Хотя нет, если бы не ты, то я бы уже от наркоты сдохла. Ты всегда имел на меня влияние. Я и сейчас от тебя с ума схожу. - Дульсинея замолчала и повернулась на бок.
        Ее пальчики запрыгали у меня на животе. Да и сама она задвигалась, низом живота прижалась к моему бедру. Я закрыл глаза в приятном ожидании волны, которую поднимала Дульсинея. Волна эта не заставила себя ждать.
        Санька подъехал к восьми, но мы заставили его немного подождать, ввалились к нему в машину запыханные и запаренные.
        - Ты на Некрасова живешь? - спросил Санька, с едкой иронией глянув на Дульсинею.
        - Ну да.
        - А нам на Краснодарскую, это рядом. - Он выразительно посмотрел на меня.
        - И что там? - спросил я.
        - С твоей Розочкой поговорим.
        - С какой еще Розочкой? - с нескрываемой тревогой осведомилась Дульсинея.
        - Если точней, то с каким, - сказал я, приложив руку к животу. - Сначала Жарик, потом Розочка.
        Дульсинея все поняла правильно и заявила:
        - Вот сволочь!
        - А кто сказал про него? - спросил я, обращаясь к Саньке.
        - Виталик звонил. Сам он не может. - Санька бросил на меня красноречивый взгляд.
        - А сделать что надо? - спросила Дульсинея.
        - Сифилисом Розочку заразить, - сострил Санька. - Поможешь?
        - Ты самый настоящий дурак, особенно когда не лечишься! - заявила Дульсинея.
        Санька хотел что-то сказать, но глянул на меня и махнул рукой. Действительно, зачем пытать судьбу? Вдруг я за Дульсинею рот ему порву?
        - На самом деле не смешно, - сказал я.
        Ясно же, что Виталику совсем не обязательно было предупреждать Розочку. Он вовсе не торопился этого делать или даже совсем не собирался. Пообещал отцу для красоты семейного разговора и поставил точку. А сегодня вспомнил. Узнал, что я уехал вместе с Дульсинеей, позвонил Саньке и наговорил на меня. А завтра мне скажет. Или даже сегодня.
        Дульсинея не захотела заезжать во двор своего дома, вышла из машины неподалеку. Я проводил ее взглядом. Она вполне самостоятельная баба. Чужая жена и любовница. Я даже не был в нее влюблен. Просто хотел. Зверски.
        - Виталик все знает, - сказал Санька.
        - Да, я уже понял.
        - А он тебя предупреждал.
        - Он Розочку должен был предупредить.
        - Сам не хочет этого делать, на тебя переложил. Да и на меня.
        - А мне оно нужно? - Я скривил губы и с презрением подумал о смерти.
        Умирать совсем не страшно.
        - Розочка сейчас в рюмочной, с дружками, - сказал Санька и повел головой в сторону Краснодарской улицы.
        - Тебе оно нужно?
        - А тебе?
        - Нет, - заявил я, всем видом давая понять, что не желаю возвращаться к этому разговору.
        - Тогда домой, - принял решение Санька.
        Отец был уже дома, а Виталик с Валерой еще не подъехали. Давно уже закончились те времена, когда вся семья собиралась за ужином. А Виталик и вовсе мог не появляться сутками. Дел у него было много. А еще ему нужно было уделять внимание Клаве, спать с ней по ночам. После дневной встряски с ее старшей сестрой.
        Но Виталик все же приехал. Я уже лег спать, когда он вломился ко мне в комнату. От него ощутимо тянуло коньяком.
        - Ну и как дела, братишка? - едко спросил он, хищно глядя на меня.
        Я ему ответил тем же. Наши взгляды схлестнулись, как сабли, разве что искры не полетели.
        - А если Дуська мне все шесть лет снилась? - напористо спросил я.
        - Возьми себя в кулак, - сказал Виталик и ухмыльнулся, обдумывая, как со мной быть. - Или найди себе другую бабу.
        -Ты ничего не понимаешь.
        -Нет?
        - Я не стану тебе ничего объяснять.
        - Класть я хотел на Дуську. Ты ее хоть в хвост, хоть мимо, мне все равно. Дело ведь не в ней, а во мне. Трахая ее, ты трахаешь меня!
        - Я тебя понимаю.
        Виталика и в самом деле можно было понять. Он меня предупредил, а я на него наплевал. Я бы на его месте как минимум обиделся.
        - И что нам теперь делать? - спросил он.
        - Договариваться.
        - Сегодня ты Дуську штопаешь, завтра - я? Не вариант. Я не могу не сдержать своего слова. Это против моих правил. Я не отказываюсь от своих вещей.
        -Дуська не вещь, - предостерегающим тоном сказал я.
        - Она продается и покупается, значит, вещь.
        - Мне она не продается.
        - А мне она - поганая проститутка!
        - Успокойся! - потребовал я.
        - Я драл ее и буду драть! Потому что она - проститутка!
        Я ударил с размаха. У Виталика было время на то, чтобы уйти от атаки, но, видимо, коньячный хмель притормозил его реакцию. Я врезал ему кулаком в челюсть. Виталик удержался на ногах, но заметно просел в коленях. Его порядком повело в сторону.
        Все же он мог ударить меня в ответ, но его рука остановилась на замахе. То ли брат вину свою осознал, то ли что-то в глазах у меня увидел. А я действительно готов был его в этот момент убить.
        - Это ты зря, - потирая отбитую челюсть, сказал он.
        -Да, зря.
        Я согласился с ним, но не имел желания отмотать время назад. Я правильно все сделал.
        - Ты об этом пожалеешь.
        - Может быть.
        - Я тебя предупредил! - заявил Виталик, ткнул в меня пальцем и вышел из моей комнаты.
        А утром, уже на рынке, отец вызвал меня и Виталика в свой кабинет.
        Я отмалчивался, Виталик тоже, но отец и без того располагал информацией.
        - Камова остается здесь! - сказал он и ткнул пальцем в пол у себя под ногами. - Под моим присмотром.
        Когда-то Дульсинея была Шабановой, сейчас стала Камовой. О ней и шла речь. Не мог отец обойти ее вниманием после вчерашнего инцидента в моей спальне.
        - И вы у меня под присмотром, - продолжал он. - Увижу кого-то с этой шалавой, вырву весь интерес. Я не шучу!
        Я пожал плечами. Тянуло меня к Дульсинее. Я даже не знал, когда наконец-то смогу насытиться ею, поэтому и отказаться от нее не мог, но краник все же согласился прикрутить. На время, пока не схлынет волна. А там будет видно.
        Виталик кивнул, но с оглядкой на меня. Мол, если ты остановишься, то и я слезу с Дульсинеи. Не привык он спорить с отцом, потому и готов был отказаться от нее. Но я ему не верил. Виталик мог думать точно так же, как и я. Ситуация утрясется, и он снова впрыгнет в седло.
        - Свободен! - мрачно глянув на меня, сказал отец.
        Виталик остался с ним в кабинете, а мы с Санькой отправились к рынку.
        Шинкарев не заставил себя ждать. Мы сели ему на хвост и весь день водили его по городу. И в администрации он был, и в банке больше часа пропадал, в ресторане обедал, а вечером, как и положено примерному семьянину, отправился домой.
        Мы поступили точно так же, поужинали дома и легли спать, не дожидаясь, когда вернутся Виталик и Валера.
        Утром мы узнали, что Бархат разбился насмерть на своей машине. Он гнал как сумасшедший, возвращаясь из ресторана. То ли сами по себе тормоза отказали, то ли кто-то вывел их из строя.
        В кабинете у отца Виталик загадочно улыбался, да и Валера посматривал на меня свысока. Теперь я понимал, почему они не ночевали дома. Если тормоза - их рук дело, то мне ничего не оставалось, как снять перед ними шляпу.
        - Случайно, стало быть, все вышло? - спросил отец.
        - Совершенно случайно, - с усмешкой ответил Виталик.
        - И никто ничего?
        - Мы можем спать спокойно.
        -Да нет, за бархатовскими пацанами глаз да глаз нужен. Вдруг они ответку нам придумают?
        - Все под контролем, - с важным видом проговорил Валера.
        - А что с Шинкаревым? - спросил отец, поворачиваясь к Саньке.
        - Ну так ждем, когда ты скажешь, - произнес тот, с завистью глянув на Валеру.
        - А вы готовы?
        - Я же говорил, охраны у него много. Но на дачу он может сам поехать, без нее. А там сейчас холодно, камин топить надо, угореть можно.
        - Угореть, говоришь? - Отец ненадолго задумался. - Это было бы неплохо. Спешить нам в общем-то некуда. Давайте, работайте, вдруг получится.
        Я понял, что на Шинкарева дана конкретная отмашка, но с отсрочкой приведения приговора в исполнение. Это ведь когда Шинкарев поедет к себе на дачу, да еще и без охраны? Может, никогда. А отец уже не хочет убивать с шумом, ему теперь несчастный случай подавай.
        Мы снова отправились на рынок.
        Санька всю дорогу угнетенно молчал, а когда мы припарковались неподалеку от служебных ворот, с досадой выплеснул:
        - Дожили! У меня такое ощущение, как будто мы рогами в стену уперлись!
        Я молчал. Честно говоря, в чем-то я завидовал Виталику и Валере, но что-то не очень хотел оказаться на их месте и проливать чужую кровь за семейные интересы. Уж лучше болтаться в проруби у закрытых ворот, чем убивать. Солдат, как говорится, спит, а служба идет.
        - Даже не знаю, как они смогли тормозуху слить. Или что там было?
        - Спроси у них.
        - Да я-то спрошу. Валера мне скажет.
        - И по плечу похлопает, - с усмешкой заявил я.
        - Нам тоже повезет, вот увидишь. А угарный газ - нормально, да? Или обычный?
        - Ну, обычного газа там точно нет, - сказал я. - На даче камин или печка. Надо бы заглянуть туда ночью.
        - Именно ночью, - подхватил Санька. - Прямо сегодня и рванем. А то расслабились мы с тобой, братец.
        - Под лежачий камень вода не течет.
        - Ну, это смотря с кем лежать. У тебя с Дуськой хорошо получалось. Может, мне с ней попробовать, вдруг понравится? Санька шутил, но я обеспокоился всерьез. Виталик сделал дело, отец им доволен, и Дульсинея сейчас на рынке. Что ему стоит увести ее в гостиницу, расположенную за охраняемыми воротами? Идти далеко не надо, затащил, обиходил и двинул обратно.
        Я ревновал, даже готов был набить Виталику морду, но бежать на рынок не порывался. Как ни крути, а Дульсинея - женщина общего пользования, и с этим нужно смириться. А если поделить ее с Виталиком, то можно пользоваться через день.
        Или же мне действительно нужно найти себе нормальную бабу, такую же знойную, как Дульсинея.
        - Ладно, шучу, - сказал Санька, открывая дверь.
        - Ты куда?
        - Я быстро, пять минут. Ну, может, десять.
        Санька ушел, а я взял на прицел юную блондинку в короткой клетчатой юбке. И смазливая, и фигурка хоть куда, ножки на загляденье. Но все не то.
        Может, Дульсинея околдовала меня, приворот какой-то сделала? Или я действительно получил психологическую травму, когда пялился на нее тогда, шесть лет назад? Переспал бы с ней еще в те времена, да и забыл.
        Я ушел в себя, вспоминал, как Виталик раздевал Дульсинею у меня на глазах и закрывался с ней в комнате, а когда очнулся, увидел вдруг Розочку. Он стоял возле машины, смотрел на меня одним глазом через лобовое стекло и щерился, обнажая выбоины в передних зубах.
        Волосы всклокочены, под стеклянным глазом синяк, на носу царапина. Куртка на нем откуда-то со свалки. Бомж самый натуральный.
        Я вышел из машины.
        Розочка шагнул ко мне, но я толкнул его в грудь и заявил:
        -Держись от меня подальше, скотина!
        - А то что? - прошепелявил Розочка.
        -Давай, проваливай отсюда!
        Я с презрением смотрел на человека, который когда-то попробовал меня убить. Розочка тогда пытался вернуть себе авторитет. Только за одно это он был достоин уважения. А сейчас передо мной стояло опущенное человекообразное существо, у которого в жизни только одна радость - выпить да пожрать с помойки. Плевать ему на уважение людей, не станет он выяснять со мной отношения, спрашивать за старое. Глупо предупреждать его о последствиях такого шага.
        - А ты чего такой борзый? Думаешь, если Сермягов, то все можно?
        - Тебе денег дать? - спросил я, скривив губы.
        - Купить меня хочешь? Так на это у тебя бабла не хватит. Это ведь ты во всем виноват, падла!
        - Пошел на хрен! - Я огляделся по сторонам в поисках камня, которым можно было бы отпугнуть эту собаку.
        - Это все из-за тебя! - провыл Розочка, сунул руку в карман, оттянутый чем-то тяжелым, и вынул из него самый настоящий «наган».
        Я похолодел от дурного предчувствия. Я не боялся смерти, но умирать именно сейчас не хотел.
        - Ну, давай, стреляй, если жить надоело! - сказал я, расправляя плечи.
        Розочка стоял метрах в двух от меня. «Наган» был нацелен мне в грудь. Я мог только хорохориться в надежде на то, что в барабане нет патронов.
        -Да нет, я только начинаю жить, - сказал Розочка и ухмыльнулся.
        - Ну-ну.
        - Привет тебе от Виталика! - произнес вдруг Розочка и нажал на спусковой крючок.
        Резкая боль пронзила мою грудь, дыхание остановилось, но сердце билось, кровь приливала в голову. Я видел, как Розочка скалится, наслаждается своей победой. На ногах я удержался, но шагнуть к нему не мог, как будто врос в асфальт.
        А Розочка снова нажал на спуск. Ствол его револьвера смотрел мне в лицо, но пуля на этот раз прошла мимо. Откуда-то появился Санька. Он и толкнул с разгона Розочку за мгновение до выстрела.
        Розочка упал, но залеживаться он не стал, поднялся и побежал.
        - Стой, падла! - крикнул Санька, но не бросился вдогонку за Розочкой.
        Он подскочил ко мне, отвел руку, которой я закрывал рану.
        - Больно? - спросил брат, с ужасом глядя на дырку в моей груди.
        - За ним давай! - прохрипел я.
        Но Санька вернул мою руку на место и метнулся к машине.
        - Аптечка! Сейчас!
        Я повернулся к Розочке, который бежал по газону. «Нагана» у него в руке не было. Он лежал на асфальте впритирку к бордюру. Розочка выронил его, когда падал. Я собрался с силами, смог поднять оружие и был готов отомстить за свое унижение. Розочка должен сдохнуть, или я не Леня Писарь.
        Розочка споткнулся, упал, поднялся, оглянулся, увидел, как я целюсь в него, и побежал дальше. Преследовать я его не мог, а Санька суетливо искал в машине аптечку, толку от него не было никакого. Мне оставалась только стрелять.
        У меня немели руки, мне не хватало воздуха, я задыхался. А Розочка уже был достаточно далеко, метрах в двадцати, никак не меньше. И все же я достал его с первого же выстрела. Розочка вздрогнул, раскинул руки, выгнулся в спине, сделал еще несколько шагов и упал.
        Перед глазами у меня затуманилось, руки отказались держать револьвер, дыхание снова остановилось. В ушах звенело, но я слышал Санькин голос. Он что-то мне говорил. Я не разбирал его слов, а затем и вовсе перестал слышать.
        ГЛАВА 7
        Больница городская, но режим содержания в ней близкий к тюремному. Убил я Розочку, пуля перебила ему позвоночник, а по пути в больницу отказало его сердце. За это меня взяли под стражу и обвинение уже успели предъявить, так что хорошего было мало.
        Но настроение мое все же оставалось неплохим. Во-первых, я отомстил, а во-вторых, выжил, хотя запросто мог легко умереть. Пуля натворила бед, раздробила ребро, задела плевру и легкое.
        Я два дня провел в реанимации и даже успел побывать на своей любимой скале с видом на море вечности. В этот раз дом находился совсем рядом, но я в него опять так и не зашел. Еще успею.
        Потом стражи порядка предложили мне пройти в другой дом, в казенный. Из реанимации я был переведен в палату, зарезервированную для подследственных и осужденных, и таким вот манером угодил под охрану. Я едва дышал, о том, чтобы подняться с постели, не могло быть и речи, мой тюремный срок, считай, уже начался. Сколько бы ни назначили мне по приговору, время, проведенное в заключении, пойдет в зачет.
        - Не переживай, сынок, выкрутимся, - сказал отец, грустно, с явной досадой глядя на меня. - Важно стоять на своем. Ты был в шоке, когда стрелял, не соображал ничего.
        Все же больница не тюрьма. Режим здесь не столь суровый, куда проще договориться с охраной. Отец решил вопрос, поэтому смог навестить меня. Мама завтра будет, может, и братья подойдут, если захотят. Санька точно придет. Но больше всего я хотел видеть Виталика.
        Я качнул головой, не соглашаясь с отцом. Все я соображал, знал, зачем убиваю Розочку. Но тогда я действительно находился в состоянии шока. Все мои мысли, так же, как и пуля, нацелены были только на Розочку, который стрелял в меня. Виталик тогда оставался на задворках моего сознания. Зато сейчас я все время думал о нем.
        Это ведь он все организовал. Не зря братец завел речь о Розочке, когда мы с Дульсинеей кувыркались на гостиничной койке. Виталик вспомнил о нем, дал понять Саньке, что не хочет заступаться за меня. А после того как я набил ему морду, он все же отправился к Розочке, подбил его на братоубийство, заплатил ему и «наган» дал.
        Бархата погубил несчастный случай, я же должен был стать жертвой старой тюремной вражды. Виталик не дурак. Он знал, как убить и остаться в тени. Но вышла осечка, Розочка не смог меня прикончить. Мало того, он еще и проговорился, передал мне привет от Виталика.
        Не смог Виталик простить мне обиду, поднял руку на брата. Но так и я не из тех, кто умеет прощать. Рано или поздно я выйду на свободу и обязательно отомщу.
        - Ты, главное, держись, - сказал отец и положил руку мне на плечо.
        Я кивнул, соглашаясь с ним. Я непременно выкарабкаюсь. Но отцу вовсе не обязательно знать, зачем мне нужны жизнь и свобода. Не стану я говорить ему ничего про Виталика. Не отдаст он мне на растерзание этого предателя, встанет между нами непреодолимой стеной. Да и сам Виталик может принять меры. Он закажет меня, или же сам, своими руками подаст мне стакан с отравленной водичкой.
        - И ни о чем не думай, - продолжал отец. - С Шинкаревым мы разберемся без тебя.
        Я удивленно повел бровью. Совсем отец помешался на своих делах. Ему о родном сыне нужно думать, а у него Шинкарев в голове. Или он думает, что утешает меня, снимает с моих плеч непосильную ношу?
        Отец ушел, а я остался в компании со своим соседом. Мужику в СИЗО уголовники раскроили череп. Он был доставлен в больницу, перенес операцию и сегодня утром переведен из реанимации в общую палату. Приходил следователь, хотел поговорить с ним, но арестант лишился чувств. Я думал, он симулировал обморок, чтобы уйти от допроса, но шло время, следователь давно уже ушел, а сознание к этому бедолаге все не возвращалось.
        Я тоже находился на грани обморока, но сознания не потерял, просто заснул.
        А разбудил меня шум голосов. За окнами было темно, в палате горел свет. Медсестра что-то сказала врачу и накрыла простыней тело, лежащее на соседней кровати.
        - Санитаров позову, - произнес врач и открыл дверь.
        Женщина заметила мой взгляд, расстроенно улыбнулась мне и сказала:
        -Лежи, миленький, все хорошо.
        Перед уходом она щелкнула выключателем, оставила только дежурное освещение. Это чтобы я не обращал внимания на труп своего соседа.
        То ли врач забыл о своем обещании, то ли санитары заблудились. Время шло, а они все не появлялись.
        Тут-то я и вспомнил роман о графе Монте-Кристо. Этот человек, заточенный в крепость, спал и видел, как отомстить своим обидчикам. Чтобы выйти на свободу, он прикинулся покойником.
        Я тоже должен был отомстить. Труп совсем рядом, только не ленись.
        С кровати я еще мог подняться, но как перетащить мертвеца с одной койки на другую? Для меня это непосильная ноша.
        Но так, может, и не надо этого делать? Вдруг санитары не знают, на какой койке лежит покойник?
        Я кое-как поднялся, открыл лицо мертвеца, повернул его голову набок, вернулся на свое место и с головой влез под простыню.
        Мой нехитрый план сработал. Санитары действительно приняли меня за покойника. Мне оставалось лишь напрячь мышцы, изобразить трупное окоченение. Эти ребята переложили меня на каталку и вывезли из палаты.
        Мент, дежуривший у дверей палаты, вполне мог приподнять простыню и посмотреть, кто под ней находится. Однако, к немалому моему счастью, он не стал этого делать. Но само ожидание беды перевело меня в бредовое состояние.
        Мне казалось, будто я нахожусь в аду. Два черта с рогами везут меня по закопченным каменным лабиринтам к большому котлу, в котором варятся убийцы, насильники и прочие уголовники.
        - Девушка, сколько вам говорить, нельзя здесь! - с возмущением проговорил мужской голос.
        - Да, я уже ухожу, - тихо отозвалась девушка, которую кто-то откуда-то прогонял.
        Вряд ли она просилась в общий котел и получила отказ. Значит, нет тут никаких чертей. Не суждено мне вариться в кипящей смоле.
        -Да ладно тебе, Витек, пусть остается, нашего жмурика охраняет, - проговорил второй санитар.
        Мне было слышно, как цокали каблучки по кафельной плитке. Значит, девушка уходила. Вслед за ней куда-то подались и санитары. А я остался лежать на каталке. В морге. А куда еще меня могли привезти?
        Но мне здесь не место. Моя цель - свобода и месть! Виталик даже не представлял, на что я способен. Надо будет, я воскресну из мертвых, но отомщу. А воскресать надо, и чем скорее, тем лучше.
        И все же я не спешил срывать с себя белый саван, должен был убедиться в том, что вокруг нет ни единой живой души. Вроде бы так оно и было. Тихо и холодно, как и должно быть в морге. Этот холод проникал в самую душу через рану, горящую в груди.
        Я откинул простыню и в тусклом свете увидел длинноволосую девушку. Она стояла спиной ко мне, скрестила руки на груди и смотрела куда-то вниз. Это к ней обращались санитары. Именно она уходила отсюда, цокая каблучками, зато вернулась тихонько. Даже я ничего не услышал.
        Зато она услышала меня и резко развернулась. Мне поздно уже было лезть под простыню.
        Крик ужаса застрял в ее груди. Она беззвучно открывала и закрывала рот, отчего походила на рыбу, прибоем выброшенную на берег.
        Я поднялся с каталки и вскользь подумал о том, что эта светленькая девушка может стать седой. Но мне-то какое до этого дело? Я ее в морг силком не тянул.
        От физического усилия у меня закружилась голова, туловище повело в сторону. Я вцепился в каталку и стал падать вместе с ней.
        - Ой! - Девушка инстинктивно подскочила ко мне, удержать не смогла, но падение замедлила. Когда я приземлился на пол, она в ужасе отлетела от меня.
        Тело слушалось меня плохо, язык вообще не хотел шевелиться, но голова соображала. Поворачиваясь к незнакомке спиной, я даже подумал о том, что на мне обычная пижама, а не та, которую показывают в американских фильмах. Что-то не хотелось мне светить перед этой барышней голым задом.
        И еще я понял, что нахожусь в подвальном коридоре. Вдоль стены под потолком тянулись трубы, пол под ногами кафельный, студеный. Босиком по нему идти - одно сплошное мучение.
        Девушка будто окаменела и не могла сдвинуться с места.
        Я шел к лестнице, заметной в конце коридора. Справа и слева тянулись двери, на которых висели таблички с названиями кабинетов. Читать я не мог, но возле одной из них вдруг почувствовал сквозняк под ногами. Из-под этой двери сильно дуло. Я остановился, толкнул ее. Она со скрипом открылась.
        За этой дверью находился прямой выход на больничный двор. Короткий путь туда дался мне с огромным трудом. Я уже готов был свалиться в обморок, но глоток свежего воздуха вернул меня к жизни.
        Дорога тянулась вдоль больничного корпуса, сворачивала к главным воротам. Но этот самый короткий путь к свободе был освещен фонарями. Меня могли увидеть, поднять тревогу. Поэтому я пошел в другую сторону, к больничному парку, в глубине которого светил один-единственный фонарь.
        За парком должна была быть калитка. Вряд ли она будет открыта в столь поздний час. Однако я готов был карабкаться через забор, лишь бы вырваться из цепких лап закона.
        Я шел босиком, постепенно погружался в темноту. Но у первой же скамейки в парке меня одолело искушение. Мне захотелось присесть, а еще лучше - прилечь.
        Нельзя было поддаваться соблазну. Я прекрасно это понимал, но все же остановился, не в силах идти дальше.
        Так я и стоял, когда кто-то тронул меня за плечо. Прикосновение осторожное, пугливое, в нем угадывалась легкая рука. Говорил я с трудом, но мне легче было сказать слово, чем повернуться к своей преследовательнице:
        - Чего тебе?
        - Ты живой? - спросил знакомый девичий голос.
        Значит, я не ошибся, это действительно была та самая особа из преддверия морга.
        - Мертвый.
        - И как оно там?
        - Хорошо. Море, дом.
        Я заставил себя идти дальше. Но на первом же шаге нога подкосилась, и мне пришлось опуститься на лавочку.
        - Обратно хочу, - пробормотал я, опуская голову.
        Угодить в больницу, а затем в СИЗО я не желал, а на свою скалу с видом на море - с удовольствием. Там не мерзнут ноги, нет боли, царит вечный покой.
        - Я тоже хочу, - тихонько, с заметной опаской сказала девушка. - К сестре.
        Я пожал плечами. Какая, к черту, сестра?
        - Она умерла. Я хочу, чтобы она вернулась.
        Я сидел с закрытыми глазами, а девушка стояла рядом. Я не мог видеть, но память сама нарисовала передо мной ее образ. Роскошные волосы, нежный овал лица, милый носик. Еще я видел ее глаза, чистые глубокие озера с ярким хрустальным дном. В этих озерах голышом купалась длинноногая глупость.
        - Ты дура? - спросил я, заставляя себя подняться.
        - Почему дура? - возмущенно осведомилась она, взяв меня под руку.
        - Спасибо.
        Девушка помогла мне подняться, и я просто обязан был ее отблагодарить.
        - Почему дура? - настаивала она.
        - Веришь всяким.
        - Кому всяким?
        От ее глупых вопросов звенело в голове. Но это обстоятельство не мешало мне идти по парковой аллее к фонарю, свет которого меня пугал.
        - А куда ты идешь?
        Увы, но я не мог отвязаться от этих вопросов. Да и не хотел. Голос у блондинки приятный, но главная польза от нее состояла в том, что она держала меня за руку.
        - На кладбище. Самозакапываться. - Я удивленно повел бровью, выговорив столь сложное слово.
        - Это как?
        - Увидишь.
        - Да? - задумалась она.
        Мы уже вышли под фонарь, когда девушка вдруг встрепенулась и оттолкнула меня. Я с трудом устоял на ногах.
        - Ты все врешь! - выпалила она, всклокоченно глядя на меня.
        - Значит, ты не дура, - заявил я, хмыкнул и продолжил путь.
        Незажившая рана в груди давала о себе знать, но боль как будто вошла в спокойное русло, текла, не выплескиваясь, как кровь по жилам. Голова кружилась, меня тошнило, но я справлялся и с этим, мало-помалу приближался к заветному забору.
        Блондинка шла рядом, хотя теперь и не помогала мне.
        - У меня сестра умерла. Ты даже не представляешь, как мне больно, - сказала она.
        - И что?
        - Издеваешься надо мной!… Эти дурацкие шутки!
        - Да, я и босой тут нарочно.
        Девушка глянула на мои ноги, задумалась и молчала до тех пор, пока мы наконец-то не подошли к калитке. Я остановился.
        Она замерла передо мной, глянула на меня с горящим пионерским приветом и сказала:
        - Давай все сначала!
        - Заканчивать уже пора, - с трудом пробормотал я, едва удерживая себя, чтобы не сесть на землю.
        Но блондинка не унималась.
        - Что ты делал там, в коридоре? - спросила она, махнув рукой в сторону больничного корпуса.
        - Спасался.
        - От кого?
        - От бандитов.
        - Ага. - Она зависла в раздумье.
        -Да, это очень опасно, - сказал я, усмехнулся, впритирку обогнул блондинку и попытался открыть калитку, которая, конечно же, была заперта.
        А забор высокий, кирпичный. Без посторонней помощи мне через него не перебраться.
        - А куда ты идешь? - медленно, в раздумье, спросила эта красотка и тут же скороговоркой потребовала: - Только не говори про кладбище!
        - Там меня точно никто искать не будет, - заявил я.
        - А у меня дома?
        Я опустил голову, не в силах держать ее на весу. Еще чуть-чуть, и я сам повалюсь на землю.
        - Ты точно дура, - пробормотал я, не видел, как посмотрела на меня блондинка, но почувствовал ее возмущенный взгляд.
        - Тогда на даче. - Эта ее фраза прозвучала куда спокойней.
        -Да, мы туда собирались, - сказал я, опускаясь на землю.
        Я не потерял сознание. Просто ноги отказались держать тело, вдруг почему-то резко потяжелевшее.
        А собирались мы на дачу к Саньке. Как раз перед появлением Розочки.
        - Ты побудь здесь, я сейчас, - сказала блондинка.
        Ее голос удалялся, но мне было непонятно, кто из нас уходит, - я или она. Она могла уходить наяву, а я - в бреду.
        Я не терял сознания, но у меня не было сил подняться. Ноги леденели от холода, в груди разгорался пожар, от перепада температур меня трясло как в лихорадке.
        Сознание работало, как телевизор, в котором один за другим беспрерывно переключались каналы. Вот надо мной склонился следователь. Тут же Виталик подошел и посмеялся мне в лицо. Отец что-то говорил ему, пытался остановить, но тот лишь ухмылялся. Дульсинея смотрела на меня с укором. Ей не нравилась ясноглазая блондинка, которая так и не назвала своего имени.
        Я покрутил пальцем у виска. Как можно ревновать к девушке, которая бросила меня умирать. А если она ушла за ментами? Вдруг они уже идут за мной?
        Но блондинка пришла одна.
        - Пошли! - сказала она, заставила меня подняться, куда-то повела, затолкала меня в какую-то маленькую машинку. - На дачу поедем, - пояснила девушка и включила первую скорость.
        «Прямо сегодня и рванем. А то расслабились», - заявил Санька.
        Я мотнул головой, отказываясь убивать Шинкарева. Именно к нему на дачу меня и везли. А куда еще?
        - Меня Лиля зовут, - сказала блондинка.
        - Мишель, - прошептал я.
        Мишель тоже была на даче у Шинкарева. Возможно, она и сейчас там, но я не смогу переспать с ней. Да и с Лилей тоже, если они подруги. Пусть немного подождут, пока я форму наберу. Мы потом зададим им жару. Вместе с Санькой. Он грохнет Шинкарева и возьмет себе его девочку.
        Здравый смысл отказал мне, мое воспаленное сознание генерировало сплошной бред. То Шинкарев ползал передо мной на коленях, умоляя не убивать, то Лиля танцевала стриптиз перед гробом, из которого торчала стальная коса.
        -Давай! - Лиля помогла мне выйти из машины.
        Холодный ночной воздух развеял бредовый туман, в свете фар я увидел небольшой кирпичный домик с низким фундаментом. Мы шли к нему по высокой траве, затем я долго стоял столбом, пока Лиля искала ключ, спрятанный где-то под крыльцом.
        Наконец она провела меня в дом с двумя маленькими комнатками, в одной из которых стояла чугунная печь с трубой, уходящей в потолок. Здесь царил холод. Неплохо было бы согреться, но меня больше интересовал покой.
        Лиля уложила меня на диван. Я благодарно кивнул ей и отключился.
        В чувство я вернулся от боли. Я лежал на спине, а Лиля, хлопая глазами, осторожно снимала повязку с моей груди.
        - Зачем?… - спросил я, схватив ее за руку.
        - Там у тебя все в крови.
        - Швы разошлись.
        Мне чем-то нужно было расплачиваться за чудом обретенную свободу. И если я загнусь от кровопотери, моя жертва не будет напрасной. Лучше умереть на свободе…
        Я осадил себя, чтобы не впасть в бредовое состояние. В этом случае мне снова придется разговаривать с Виталиком, терпеть его ужимки. Да и Дульсинею я не хотел видеть. Она же могла поднять меня на смех за то, что я проиграл Виталику, переспать с победителем у меня на глазах.
        -Да нет, вроде все хорошо, - осматривая рану, сказала Лиля.
        - Ты в этом разбираешься?
        - Нет. Но я хотела стать врачом.
        - Патологоанатомом?
        - Почему патологоанатомом?
        - Ночью, в морге!… Ты очень смелая или…
        Я не решился назвать Лилю чокнутой, но девушка и без того все поняла.
        - А если я и правда умом тронулась? - сказала она и вздохнула.
        - Наверное, ты очень любила свою сестру.
        - Да у меня дороже нее никого нет. Ну, если только мама. - Лиля шмыгнула носом.
        Брови ее опустились, губы, напротив, приподнялись, из глаз хлынули слезы. Одна или две упали на мою открытую рану.
        - А мама где?
        - Дома. Я скоро. - Лиля поднялась и вышла из дома.
        А я увидел Саньку.
        «Аптечка! Сейчас!» - крикнул он и полез в машину.
        Я схватился за револьвер, навел его на убегающего Розочку, но стрелять не стал. Незачем убивать исполнителя, нужно наказывать заказчика. Сначала надо расправиться с Виталиком, а потом уже браться за Розочку.
        - Так, подержи здесь! - Передо мной сидела Лиля.
        Она держала меня за руку, прижимала ее к марлевой накладке, приложенной к груди, а потом заставила меня перекатываться с боку на бок, чтобы обмотать бинты вокруг тела.
        - Вот и все, - сказала девушка и шумно выдохнула, закончив перевязку.
        Я не знал, насколько хорошо она все это сделала. Не исключено, что мне теперь станет только хуже. Но меня радовал сам факт ее участия в моей судьбе. Чокнутая она или не очень, но я находился на свободе, лежал на мягком диване. В печке шумел огонь, приятно пахло дымом. Рана под сухой повязкой болела не очень, вполне терпимо.
        - Такое ощущение, как будто меня подвесили вверх ногами, - сказала Лиля.
        - Что тогда приключилось бы с твоей юбкой?
        - Все шутишь? - Она уныло глянула на меня, но руки к бедрам все же приложила, чтобы подол платья вдруг не поднялся.
        - На самом деле все с ног на голову.
        - Сама не знаю, зачем к Любе спустилась. Вернее, знаю. Меня совесть замучила. Нет, я ни в чем не виновата, просто мы с ней недавно поссорились. Вот я и сказала ей… - Лиля обреченно махнула рукой. - Плохо сказала. Не хочу об этом говорить.
        - И не надо.
        - Прощения у нее просила. А что ты там про дом говорил, про море?
        - Я два раза умирал, а в дом так ни разу и не зашел. А Люба твоя уже там. Думаю, ей теперь хорошо.
        - Это страшно?
        - Нет, даже не печально.
        - Два раза умирал? - Лиля обвела пальцами шрамы на моем животе.
        - Тебе нужно успокоиться, - сказал я и взял ее за руку.
        - Я теперь переключилась с Любы на тебя, сижу тут и чувствую себя вполне спокойно. Это чистая правда, спокойно. Я сразу должна была себя чем-то занять, а в этот подвал поперлась, стояла там как полная идиотка. Нет, я и в самом деле дура набитая! - проговорила Лиля.
        - Ты уже поумнела.
        Я по-прежнему держал ее руку, а она перебирала пальчиками, касалась ими моего запястья. Но это меня не возбуждало, может, потому, что я был слишком слаб. Ее прикосновения всего лишь убаюкивали меня. Мне захотелось спать, и я заснул.
        Я очнулся, когда за окном уже светило солнце. Лили нигде не было. Комната остыла, от печки теплом не тянуло.
        Идея с угарным газом родилась в Санькиной голове, но он ведь не делился ею с Лилей. Вряд ли она хотела меня отравить, потому и оставила наедине с затухающей печкой.
        Об этом я думал спокойно. Мысли не смешивались в бредовый коктейль, бурлящий в голове.
        Я чувствовал себя не так уж и плохо, смог подняться, сесть, осмотреться, увидел на полу старые грязные калоши, сунул в них ноги и вышел во двор.
        Дом небольшой, стены побелены кое-как. На полу дрянной линолеум. Из мебели только диван, старый шкаф и буфет со столом на кухне. Печка и плита на баллонном газе. Дом необитаемый, двор запущенный, трава по пояс. Зато тишина вокруг, слышно только, как сороки где-то потрескивают.
        Но чувство тревоги нарастало. Где Лиля? Почему ее нет? Вдруг она уже сдала меня ментам? Вчера ее заклинило на повороте, а сегодня она пришла в себя, раскаялась и обратилась, как говорится, в компетентные органы.
        Нужно было уходить, но куда? Я даже не знал, где нахожусь, а наводить справки у первых встречных - гиблое дело. Сотовый телефон сейчас у каждого второго, позвонить в милицию проще простого. А мой внешний вид просто не мог не вызвать подозрений. Я решил пока затаиться где-нибудь на участке, спрятаться за куст орешника, а ночью отправиться в путь.
        Но пока я думал об этом, к дому подъехала машина. Я услышал, как скрипнули тормоза, и поплелся к тому самому кусту, о котором думал, но Санька меня опередил.
        - Эй, куда ты, болезный? - крикнул он.
        Я остановился, повернулся и настороженно глянул на Саньку. Вдруг он уже на стороне Виталика? Да по-другому и быть не могло.
        Но Санька не собирался меня хватать и вязать. В его улыбке не было никакого коварства.
        Еще я увидел Лилю. Она шла за ним, растерянная, расстроенная, хорошенькая, залюбоваться можно. Девушка смотрела на меня с чувством вины.
        Санька пожал мне руку крепко, но обнял слегка, как будто боялся потревожить мою рану. Это его братское ко мне отношение успокоило Лилю.
        - Давай в машину! - оглядевшись по сторонам, сказал Санька.
        - Что за срочность?
        - Угадай с трех раз! - заявил Санька, кивком показав на Лилю.
        - Я никому ничего не говорила! - с возмущением выпалила она.
        - Мне сказала.
        «БМВ» с заведенным двигателем стоял за воротами. Санька открыл переднюю дверь, но не стал дожидаться, когда я сяду. Лиля осталась во дворе. Мой братец не позвал ее за собой.
        - А в больнице сейчас такой шухер! - восторженно сказал он, закрывая за собой дверь.
        - А Лиля? - спросил я, осторожно усаживаясь на сиденье.
        - Ничего. Просто видели ее там, у морга, Манылин мне сказал, я сразу к ней. А если бы менты первыми подъехали?
        - Она же им про меня не сказала, да?
        - А дача эта на кого оформлена? На ее сестру. Думаешь, менты дураки последние? - Санька отпустил педаль тормоза.
        Только тогда появилась Лиля, открыла заднюю дверцу и сердито спросила:
        - Эй, куда это вы без меня?
        Санька остановил машину. Девчонка забралась на заднее сиденье.
        - Я дом закрывала, - сказала она, хотя никто и не требовал от нее объяснений.
        Внедорожник стремительно набирал ход.
        - Я тебя на остановке высажу, - сказал Санька. - Дальше сама.
        - А если меня спрашивать будут?
        - Не говори ничего. - Санька в раздумье поскреб щеку.
        - Вы можете меня похитить, я не против, - заявила Лиля. - Только маме позвоню, скажу, что все у меня нормально.
        - Девочка, у тебя все дома? - спросил Санька.
        - У нее все нормально, - с добродушной улыбкой сказал я.
        Неординарная натура у девчонки, авантюрный склад характера. Но именно это меня вчера и спасло.
        - Ну ты, братишка, и учудил вчера. Это же надо, в морг заехать!
        - Не совсем в морг.
        - Не хватало еще, чтобы совсем.
        - Куда мы едем? - спросил я.
        Домой отправляться нельзя, в лабиринтах рынка не скрыться. Гостиница - тоже не лучшее решение.
        - Да есть одно место, - сказал Санька, глянув через плечо.
        Не хотел он брать с собой Лилю. Да и я, если честно, не очень доверял ей. У всех таких вот авантюрных натур переменчивый характер.
        - Там можно спрятать беглого преступника? - спросил я и тоже посмотрел на Лилю.
        - Кто преступник? - спросила она.
        -Я.
        - Ты же от бандитов убегал, - сказала девушка.
        - А если я сам бандит?
        - Да нет, не похож ты на бандита, - проговорила она.
        - Я шесть лет отсидел. За убийство. И сейчас под следствием. За то же самое.
        - И кого ты убил?
        - А кто в меня стрелял, того и убил.
        - Ты же защищался.
        -Да, но меня ищет милиция. Если найдут, посадят.
        - А если найдут из-за тебя, то проблемы будут у всех. И у нас, и у тебя, - сказал Санька этой умнице и красавице. - Они тебе нужны?
        - Ну, хорошо, высади меня на остановке. - Лиля тяжело вздохнула.
        Все-таки благоразумие взяло верх над глупой блажью. С одной стороны, это хорошо, а с другой - мне будет скучно без этой шебутной блондинки.
        Санька высадил Лилю у автобусной остановки, а сам свернул на объездную дорогу.
        - Домик у нас есть в Подгорке, - сказал он.
        - На пожарный случай, - догадался я.
        - Надо было сразу тебя туда везти, - заявил брат. - Я туда «Скорую» вызвал бы. Медики вытащили бы пулю.
        - Нет, они не смогли бы меня выручить, - заявил я. - Там сложно было. Операция, реанимация, все дела. Ты правильно сделал, брат.
        Дом находился на окраине поселка, в обычном жилом квартале, одноэтажный, из красного кирпича, с шиферной крышей. Забор тоже шиферный, сплошной, без просветов. Все соседские дома одноэтажные, из окон во двор не заглянешь.
        Да и не в том я был состоянии, чтобы гулять на свежем воздухе. Мне очень хотелось лечь, успокоить рану и душу, хорошенько выспаться.
        ГЛАВА 8
        Дом был старый, отремонтированный на скорую руку. В спаленке стояла удобная кровать, на тумбе ждал своего часа современный телевизор. Было налажено газовое отопление, по трубам циркулировала горячая вода. Искупаться можно было в летнем душе, но сейчас на улице стоял холод. В бак придется заливать горячую воду, а это целая проблема.
        В доме было тепло, но постельное белье мне показалось сыроватым. Здесь нечего было есть, поэтому Санька уложил меня спать и отправился в магазин. Он продуктов накупил, набрал в аптеке бинтов с мазями, но перевязать меня не решился, не смог.
        - Может, Дуську привезти? - скорее в шутку, чем всерьез, спросил он. - Она умеет.
        - Привези, - сказал я.
        Глупо было бы отказываться от такой сиделки. Я же не умирающий лебедь, голову держу прямо, а Дульсинея меня еще и на крыло поставит. Да, она умеет, уж кому как не мне это знать.
        - Ну, если отец разрешит.
        - Или Виталик, - добавил я.
        - А что Виталик?… Не очень-то и нужна ему Дуська, а ты в таком положении. Но я, конечно, спрошу. - Санька замялся.
        - А мужа? - с насмешкой осведомился я.
        - Шутишь? Дуське оформим командировку, а мужу выпишем груш.
        - Не надо командировку. - Я отрицательно качнул головой. - И Дуську не надо. Незачем с Виталиком ссориться.
        Рано бросать перчатку старшему брату, нет у меня сил против него. Сейчас я мог только выиграть время. Хитрость в этом деле - не самое слабое оружие.
        - Ну да, он может не так понять, - сказал Санька.
        - А как он может понять?
        - Ну, еще решит, что мы это нарочно с Дуськой придумали, чтобы за Розочку отомстить.
        - Ему отомстить?
        - Так ведь он же должен был с ним разобраться. Да Виталик тебе сам скажет, сюда подъедет.
        - Когда?
        - Точно не знаю. Отец его и Валеру на Шинкарева нацелил. Мы же не справились. - Санька тяжело вздохнул.
        - А если он с нами справится?
        - В каком смысле?
        -А вдруг он понял, что мы следили за ним, когда Розочка нарисовался? Шинкарев может на нас наехать, да и бархатовские пацаны способны спросить, - сказал я, на ходу выдумывая мифическую причину для реальной просьбы.
        - С кого спросить? - не понял Санька.
        - Ствол мне нужен.
        - Ага. Хорошо, завтра подвезу.
        Санька покормил меня, напоил горячим чаем и уехал.
        Вечером у меня поднялась температура, и я всю ночь колотился в лихорадке.
        Утром появился Санька, и не один, а с отцом. Сразу же было принято решение. К обеду подъехал врач, осмотрел рану, сделал перевязку, назначил лечение и сделал укол.
        А вечером появилась Дульсинея. Ее загадочная улыбка и вырез на платье повысили температуру в моей крови, но жар при этом спал. Мне стало легче, настроение поднялось, причем во всех смыслах.
        - Командировку оформили? - спросил я, с ироничной благодарностью глянув на Саньку.
        - Оформили. На Северный полюс, - ответил он. - К мужу она через день вернется.
        - Не хочу я к мужу, - подсаживаясь ко мне, сказала Дульсинея.
        Она приятно пахла хорошими духами, но еще больше меня возбуждали магнетические волны, исходящие от нее. Ни одна женщина не содержала в себе столько секса, сколько заключено было только в одном ее прикосновении губами к моему лбу.
        - У тебя температура, - заметила Дуська.
        - Это у него на тебя, - заявил Санька.
        - Не беспокойся, мы не бревна, - ответила ему Дульсинея. - Не сгорим.
        - Ты уезжаешь? - спросил я, обращаясь к брату.
        - Это тебе, чтобы не скучать. - Санька протянул мне вороненый «ТТ», немного подумал и шутливо спросил: - Стрелять умеешь?
        Но засмеялся не я, а Дульсинея. Конечно же, она знала, почему меня ищет милиция.
        Санька уехал, а Дульсинея сделала мне укол. Медицинского образования у нее не было, но с этим она в свое время наловчилась. Причем не внутримышечно, а в самую вену. Капельницу она тоже могла поставить.
        К счастью, мне этого не требовалось.
        - Неплохо ты здесь устроился, - включив телевизор, сказала Дуська.
        - С тобой стало еще лучше.
        - Это правда, что ты с Виталиком подрался? - спросила она.
        В ее глазах я видел и восторг и тревогу одновременно.
        - Кто сказал?
        - Ну, люди говорят, - уклончиво ответила Дульсинея. - И отец твой на меня наехал. Чтобы я ни с ним, ни с тобой.
        - Ты со мной.
        - Знаешь, а мне нравится быть подарком, - немного подумав, с игривой улыбкой сказала она и провела языком по губам, усиливая их блеск, и без того сочный.
        - А ты подарок?
        - Ну, если твой отец сам меня попросил за тобой смотреть.
        - А Виталик?
        - Виталик не просил. Он сволочь самая настоящая, - со вздохом проговорила Дульсинея.
        Молчание - знак согласия, именно поэтому я ничего не сказал.
        - Живет с моей сестрой, а спит со мной.
        - Когда?
        - Что когда?
        - Когда спал?
        - Ну, вообще.
        - А в последний раз?
        - Ты что, ревнуешь? - осведомилась Дульсинея и просияла.
        - Ты не ответила на мой вопрос.
        - Смеется тот, кто смеется последним. - Она хитромудро улыбнулась и подсела ко мне.
        Дуська говорила вовсе не о смехе. Я должен был переметить ее после Виталика. Именно это она и предлагала мне сделать. Ну и как я мог относиться к этой блудливой душе всерьез?
        - Посмеемся? - спросила она и вдруг добавила: - А ты меня не заразишь?
        - Чем? - Я оторопело глянул на нее.
        Вообще-то это мне следовало задать ей такой вопрос.
        - Моргом, конечно же. Как там, холодно?
        - Ну, если никто не греет, то да, - сказал я, обняв Дульсинею.
        - Я нагрею! - сказала она и поднялась.
        С водой Дуська возилась долго, нагрела большую кастрюлю, смешала горячую с холодной, поставила на веранде таз для стирки. Она раздела меня и заставила забраться в эту купель.
        Дульсинея мыла меня долго и аккуратно, старалась не намочить рану. Потом она уложила меня в постель, быстро разделась и забралась под одеяло. Температура моей крови мигом поднялась до точки кипения.
        Вслед за этим я долго остывал, наслаждался ощущениями, которые эта женщина вырвала из меня своей неуемной страстью. Мне было так хорошо, что я готов был получить вторую пулю, лишь бы Дульсинея оставалась моей сиделкой.
        И ужином она меня накормила, и укол сделала, а на ночь легла ко мне в постель.
        - Видел бы нас Виталик, - сказала Дуська, аккуратно прижимаясь ко мне.
        - Собака на сене.
        Я чувствовал, как поднимается температура, но это меня ничуть не пугало. Лечение назначено, антибиотики уже в моей крови, и Дульсинея рядом. Она хоть и не ангел, но с ней спокойно.
        - Тебя-то он не укусит.
        - Ты думаешь?
        - Так ты ведь ему жизнь спас. Он сам говорил.
        - Виталик со мной уже за это расплатился.
        - Мною?
        - Пулей.
        - Какой пулей?
        - Нормально все будет, - сказал я.
        - Что нормально?
        Я не ответил. Потому как сам не знал, чем закончится вся эта история. Вдруг менты навестят меня раньше, чем Виталик? А если нет, то смогу ли я выстрелить в своего родного брата?
        - А зачем тебе пистолет?
        - Чтобы ты спросила.
        - Я серьезно!
        - Я тоже. Все очень серьезно, - сказал я не ей, а самому себе.
        - Не хочешь со мной говорить?
        - Говорилка у меня слабая.
        - Молчу-молчу.
        Температура поднялась, но меня не беспокоила, кошмарами я не страдал, за ночь вполне выспался.
        Утром я чувствовал себя хорошо, с аппетитом позавтракал и с удовольствием пригласил Дульсинею к себе в постель.
        Мы уже заканчивали, когда вдруг открылась дверь, и в комнату зашел Виталик. Дульсинея пискнула, перевернулась на спину и с головой накрылась одеялом.
        - Нехилые у вас тут процедуры, - с ухмылкой сказал Виталик и с неприязнью глянул на меня.
        - У тебя для этого Клава есть, - в том же тоне ответил я.
        - Клара. Я просил называть ее так.
        - А Розочку ты как называл? - спросил я, нащупав пистолет, лежащий под подушкой.
        Он был заранее снят с предохранителя. Мне оставалось только нажать на спусковой крючок.
        - Я говорил с ним, он не понял, - заявил Виталик и посмотрел на меня холодно, свысока.
        - Конечно, говорил, - с едкой усмешкой сказал я. - И он согласился…
        - Не трогать тебя, - закончил он мою фразу.
        - А зачем он тогда передал мне привет от Виталика?
        - Когда он передал тебе привет от Виталика?
        - А когда стрелял. Это ведь ты заказал меня.
        - Тебе лечиться надо.
        - Есть вещи, которые нельзя прощать, - словами отца сказал я и выдернул из-под подушки пистолет.
        - Ты точно больной. - Виталик пытался изображать невозмутимость, но краска схлынула с его лица.
        Дульсинея высунула голову из-под одеяла, в испуге глянула на пистолет.
        - Леня, не надо!
        Но словом она меня остановить не могла, ударить по правой руке тоже, потому что находилась слева от меня. Промазать я мог только по своей вине. Я находился в неудобном положении, моя рука дрожала от напряжения, перед глазами все плыло. Я выбрал не самое удачное время для стрельбы по брату и все же должен был это сделать.
        - Извини, но я не могу тебя простить! - сказал я и уже начал давить пальцем на спусковой крючок, но в комнату вдруг зашел Валера.
        - Эй, ты что, очумел?
        Дульсинея лежала как мертвая, не шевелилась.
        Валера, не задумываясь, оттолкнул Виталика, занял его место, закрыл брата своим телом. А мой палец уже почти выжал слабину на спусковом крючке. Еще чуть-чуть, и я выстрелил бы в него.
        - Уйди! - сказал я и опустил руку с пистолетом.
        Но Валера уже не пытался взывать к моему разуму. Он резко шагнул ко мне, вырвал пистолет из моей руки и замахнулся на меня.
        - Валера, не надо! - пискнула Дульсинея.
        -А ты заткнись, шалава! - огрызнулся он, но бить меня не стал, отошел и передернул затвор пистолета.
        Патрон, кувыркаясь, упал на стол и звонко стукнул по чашке, стоявшей на нем.
        - Придурок, он же заряжен! - качая головой, сказал Валера.
        Виталик же изображал невозмутимость.
        - Я не заказывал тебя, - спокойно проговорил он.
        Я закрыл глаза, не собираясь разговаривать с ним. Не смог я выстрелить, облажался. Теперь его очередь спрашивать с меня. Пусть убивает, лишь бы только кота за хвост не тянул.
        - Розочка не мог передать тебе от меня привет, - холодным голосом палача сказал Виталик.
        Я открыл глаза, чтобы смотреть своей смерти в лицо. Но Виталик не целился в меня. И Валера держал пистолет в опущенной руке.
        - Ты все придумал, - заявил Виталик.
        Он вроде бы был спокоен, но угроза, переполнявшая его взгляд, пронизывала меня насквозь.
        -Давай, не тяни. Я умею проигрывать.
        - Что давай? Ты и правда думаешь, что я могу убить родного брата? - Виталик с презрением посмотрел на меня.
        Валера видел во мне больного на всю голову, на которого грех обижаться. Но все же он изобразил плевок себе под ноги. Не сделал этого, но показал.
        Первым повернулся ко мне спиной Виталик. Валера не заставил себя долго ждать.
        Они ушли. Я услышал, как за воротами завелся двигатель.
        - Ты что, и в самом деле хотел убить Виталика? - спросила Дульсинея.
        - Ты все слышала?
        - Это из-за меня?
        Я уловил в ее голосе тщеславные нотки.
        - Нашла, чему радоваться!
        - Я радуюсь? Ну, знаешь, не надо валить с больной головы на здоровую!
        Дульсинея выскользнула из-под одеяла, оделась. Возможно, она уходила совсем, но мне было все равно. Я не просто лежал, а бревном плыл по течению. Куда вынесет, там и буду. Менты появятся, сам протяну им руки, пусть вяжут. Киллер от Виталика придет, подставлю голову, пусть стреляет.
        Как же нехорошо вышло! А если Виталик не заказывал меня? Вдруг Розочка все придумал? Он мог. Подлости в нем ничуть не меньше, чем дерьма, и хитрости столько же.
        Но Дульсинея меня не бросила. На веранде загремели тазы, открылась входная дверь. Вскоре в доме запахло супом. Но есть мне не хотелось. Слишком уж тошно было на душе.
        Санька появился как раз к обеду, весь взволнованный и всклокоченный.
        Он сразу же набросился на меня.
        - У тебя что, крыша съехала?
        Я не хотел объясняться с ним, но мне пришлось это сделать.
        - Виталик не мог тебя заказать! - заявил Санька.
        - Я это уже слышал, - буркнул я.
        - Виталик на такое не способен! - настаивал он.
        В этот момент с грохотом распахнулась входная дверь.
        - Менты! - взвизгнула Дульсинея, находящаяся в соседней комнате.
        - А на что он способен? - зло спросил я, с едким торжеством глядя на Саню.
        - Это не Виталик! - проговорил он, но его голосу явно не хватало уверенности.
        Стражи порядка особо не церемонились, Саньку сбили с ног, приложили носом к полу. Мне повезло чуть больше. Эти ребята всего лишь скрутили мои руки за спиной.
        - Ну что, гражданин Сермягов, пора тебе домой возвращаться, - злорадно проговорил незнакомый мне оперативник.
        Менты засунули меня в машину и прямым ходом доставили в следственный изолятор, но поместили не в камеру, а в медчасть.
        Врач осмотрел меня только утром, сказал, что пару дней я еще могу провести на больничной койке, а потом пойду в камеру, на общий режим содержания.
        Следователь сократил время лечения еще на один день, и все потому, что я молчал, не желал впутывать Саньку в свою историю. Никто не помогал мне бежать, о доме в Подгорке я узнал сам, а Санька приехал, чтобы отвезти меня в следственный изолятор. О Дульсинее следователь почему-то не спрашивал, а я о ней не говорил.
        Однако в медчасти я провел почти месяц. Отец не навещал меня, но в этом послаблении чувствовалась его рука. И дачки я получал через день, только вот они меня не радовали. В каждом куске колбасы, в любой затяжке фирменного табака я чувствовал отцовский упрек.
        А что думал обо мне Виталик, я и знать не хотел. Это ведь он сдал меня ментам. Позвонил им по пути в город, назвал адрес.
        Камера мне досталась далеко не самая худшая. В ней были свободные шконки, а это избавляло арестантов от необходимости спать поочередно. Девять сидельцев, из них один вор и двое приблатненных. От этой троицы и зависела моя участь.
        Но бить себя кулаком в грудь мне не пришлось. С Корягой мы пересекались на взрослой зоне. Я тогда только-только заехал туда, а его срок уже заканчивался. Виделись мы мельком, я его запомнил, а он меня нет. Но про Леню Писаря этот фрукт слышал, вспомнил, как я разобрался с Расмусом, и усмехнулся. Знал он и о том, кто и за что грохнул Розочку.
        Коряга лично позаботился о том, чтобы мне была выделена четвертая по значимости шконка. Я бросил на нее матрас, свернутый в скатку, и этим открыл новый этап в своей тюремной жизни.
        Коряга вел себя правильно, сам почем зря никого не трогал и другим не позволял. Но и безобидным человеком я бы его не назвал. Был среди нас парнишка со слабым характером. Мы его не чморили, но в камере он был вечным дневальным, шуршал, что называется, от заката до рассвета, и Коряга не видел в том ничего предосудительного.
        А через несколько дней после моего заезда к нам прибыл новый постоялец, видный мужчина слегка за тридцать, хорошо одетый, с мягкой улыбкой и жестким взглядом. Назвался он Зевсом. В нем угадывались повадки бывалого зэка.
        На его арестантский стаж указывал и перстень с черным прямоугольником, выколотый на пальце правой руки. Человек, отбывший свой первый срок от звонка до звонка, заслуживал уважения.
        Но Коряга так не думал и велел новичку раздеться до пояса. Зевс отнекивался, но Коряга дал отмашку Прохору и Гуле, и те раздели его силой. Внизу спины у новичка обнаружились шестиконечная корона и надпись «Орфей». Оказалось, что Зевс был человеком авторитетным, но исключительно среди опущенных. Перстень он свой переделал, закрасил белую половину.
        Били мы Зевса недолго, но на совесть. Бедняга потом несколько дней ходил кровью и постанывал, ползая вокруг параши. Желающих попользоваться этим петухом среди нас не нашлось, но тряпку из рук он не выпускал.
        Шло время, приближался мой час, но Корягу забрали на суд еще раньше. Вслед за ним в камеру к осужденным перебрался и Прохор. Теперь Зевс начал расправлять крылья. Гуле не хватало характера загонять его на парашу после каждого смыва, и он это почувствовал.
        Тогда же до меня дошла не очень-то хорошая новость. Виталик долго тянул с Шинкаревым, но, в конце концов, решился. Я не знал, сам он пошел на дело или с Валерой, но менты взяли его одного. В подробности я посвящен не был, просто оказался в курсе того факта, что на Шинкарева было совершенно покушение.
        А через два дня после этого к нам в камеру надзиратель привел Виталика. Я лежал на шконке и пускал дым в потолок. Он стоял у двери, обеими руками прижимал к груди матрас и сумку, не решаясь поставить ее на пол.
        Выглядел мой братец неважно. Под глазом синяк, на щеке шишка, губа разбита. То ли менты постарались, то ли телохранители Шинкарева.
        Увидев меня, он натянуто улыбнулся, но я отвернулся от него. Хотя по большому счету должен был подойти к нему и вогнать заточку в печень. Только так Леня Писарь поступал со своими врагами.
        Я уверен был в том, что это Виталик сдал меня ментам. Заказать меня мог только он. Я даже расширил список своих аргументов против него. Розочка стрелял в меня из «нагана». У Виталика когда-то был револьвер той же системы. Это совпадение? Вряд ли. Виталик вполне мог отдать Розочке свой старый револьвер.
        Были у меня основания винить брата в покушении на свою жизнь. Но я почему-то уже не хотел быть беспощадным Леней Писарем. Что-то не позволяло мне убивать его ради своего честного имени.
        Но и руку помощи Виталику я протягивать не собирался. Эту миссию взял на себя Зевс.
        - Ну и чего встал как закопанный? - спросил он.
        Я не поверил своим ушам, услышав его голос. Меня возмутили вальяжные нотки в нем. Я повернул голову и увидел, что Зевс уже стоял у стола, подпирал его своим «орфеем». Руки сплетены на груди, голова высоко поднята. Гулю вывели на допрос, приструнить оборзевшего петуха было некому. Я молчал, наблюдал за этой сценой.
        - Хабар на шконку клади, - заявил Зевс.
        Свободное место было только одно, на втором ярусе у параши. Нижнюю шконку там же занимал Зевс, но Виталик этого не знал.
        Он оценил все правильно, поэтому обратился за помощью ко мне, рассчитывая на мое родственное к нему отношение. Я ничего не сказал, когда брат уложил скатку мне в ноги, но и скидывать ее не стал, хотя и мог.
        - Первоход? - все с тем же важным видом спросил Зевс.
        Виталик кивнул, с подозрением глядя на него.
        Мне стало интересно, как поведет себя мой крутой брат. Он сразу набьет морду Зевсу или немного обождет?
        - Зовут как?
        - Виталий Игоревич.
        Я усмехнулся. Все правильно, с опущенными только так и надо.
        - Зевс! - назвался петух и протянул Виталику руку.
        Я уже предвкушал, как тот плюнет ему в ладонь, но прогадал. Виталик стал поднимать правую руку. Еще немного, и он испоганится на всю оставшуюся жизнь.
        Я вскочил как ошпаренный, оттолкнул Виталика, занял его место, локтем рубанул Зевса в челюсть и тут же ударил его ногой в живот.
        За такие подставы убивают. Зевс это прекрасно понимал, поэтому даже не сопротивлялся. Может, потому я быстро успокоился.
        - Смотри, кому руку подаешь! - сказал я, со злостью глянув на брата.
        И надо же было мне руки марать из-за этого недоумка.
        - Спасибо! - поблагодарил меня Виталик.
        - Какое на хрен спасибо! - Я мотнул головой, скривил губы.
        Не принято здесь говорить спасибо. Отец не однажды упоминал об этом. Интересно, чем слушал его примерный сын?
        - Ты не злись. Просто меня тут всего пропарили, - сказал Виталик.
        Он смотрел на меня с тоской потерянного человека. Ему нужно было мое участие, но я не хотел с ним говорить.
        - У тебя еще все впереди. Вот здесь будешь париться, - сказал я и хлопнул рукой по шконке, на которой сидел недалекий Пульман.
        Этот мужик вел себя в общем-то правильно, но не совсем ровно. То молчит часами, а потом как откроет фонтан, хоть уши затыкай. Про баб любил рассказывать, от которых у него якобы отбоя не было, но мы ему не очень-то верили. Характер у него слабоватый для громких подвигов. Мягкотелый он, рослый, крупный, но сущий тюфяк.
        - Ну и чего сидишь? - спросил я и кивком показал на свободную шконку.
        - Э-э… - Пульман протестующе выпучил глаза.
        - Не зли меня. - Я хищно сощурился.
        Обычно я никого в камере не задирал, но Пульман достал меня своей трепотней, а тут случай представился.
        Пульман не выдержал давления, выразительно глянул на Виталика, давая понять, что в одиночку против двойной силы не потянет, и в конце концов освободил место.
        - Извини, веничка у меня нет, - сказал я, хмыкнул и глянул мимо Виталика.
        Сам пусть обустраивается, я ему не нянька.
        Не хотел я с ним общаться, сдирать корку с подживших ран. Может, и не он заказал меня Розочке, да и ментам не сдавал. Были у меня сомнения на этот счет. Но вдруг Виталик проговорится, и я получу неопровержимые доказательства его вины? Хотя я не хотел убивать не только родного брата, но и никого вообще.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        ГЛАВА 9
        За это время рынок не изменился. Все тот же павильон и бутики. Над крышей кафе вьется дымок от мангалов. Охранник прохаживается вдоль ворот складского двора. Люди бродят туда-сюда.
        Только вот теперь их тут было заметно меньше, чем восемь лет назад. Да и павильон уже не смотрелся как новый, утратил блеск, даже слегка просел. Дела шли вовсе не так хорошо, как раньше.
        - Шинкарь, сука, всех к себе перетянул, - посетовал Санька.
        В этот раз он до лагеря не добирался, слишком далеко надо было ехать. Брат встретил меня на вокзале и привез на рынок, где находился отец.
        У входа в офис не стоял охранник, дверь была просто закрыта на замок. В самих помещениях царила теснота. На лестнице, в коридоре, всюду, где только можно, громоздились коробки, тюки с одеждой и обувью.
        - Склады мы в аренду сдаем, а сами здесь все держим, - с досадой в голосе сказал Санька, чуть помолчал и добавил: - Товар легальный. Ну, почти весь.
        - Это хорошо, - автоматически выдал я.
        - Где же хорошо-то? Налоги большие, маржа маленькая, - проговорил Санька, вздохнул и открыл дверь в приемную. Здесь тоже все было завалено товаром. Секретарша отсутствовала как биологический вид. Держать ее было невыгодно. Да и отец оказался уже совсем не тот, что прежде. Он с трудом поднялся из-за стола, тяжело, вразвалку подошел ко мне.
        Постарел сильно, голова совсем белая, лоб в глубоких бороздах, под глазами морщины, пусть мелкие, но многочисленные. Старческие пигментные пятна на висках и щеках. Отец располнел, обрюзг. Было подозрение на сахарный диабет, но его к врачам не затащишь.
        - Ну, здравствуй, сынок!
        На глазах у отца заблестели слезы. Он крепко обнял меня, через минуту отпустил, полез в шкаф, достал оттуда початую бутылку армянского коньяка.
        Я совсем не прочь был пропустить грамм сто и даже двести. В зоне нам не наливали. Там сплошь тяготы и лишения. Наконец-то я вырвался из этой безнадеги.
        - Как настроение? - спросил отец, откупоривая бутылку.
        - Лучше всех.
        А какое еще могло быть настроение у человека, который после долгих лет, вычеркнутых из жизни, вернулся домой?
        - Боевое настроение? - Отец наливал себе, мне и Саньке, при этом внимательно смотрел на меня.
        - А нужно боевое? - Я подозрительно сощурился.
        За убийство Розочки я мог получить всего три-четыре года. У адвокатов были серьезные шансы на успех. Но судья получил указание сверху, и мне влепили все восемь лет. Как и в прошлый раз, условно-досрочное освобождение объехало меня стороной, и я снова вышел по звонку.
        Виталику пришили покушение на убийство и намотали десять лет строгого режима. Давили на отца, били по семье. Через три года за сбыт наркотиков закрыли Валеру. Ему еще сидеть и сидеть.
        Отца загнали в угол. Он находился под колпаком, поэтому вынужден был жить по закону, а делать этого не умел. В тюрьму садиться папаша не хотел, понимал, что не выдержит, не тот уже возраст. Поэтому он и барахтался в луже, в которую угодил.
        Но, видимо, наполеоновские планы не давали покоя отцу, потому и настроение у меня должно было быть боевым.
        Кого в этот раз нужно убить? Мало ему, что Виталик и Валера в тюрьме?
        - Проблемы у нас, - сказал отец.
        - Банкротство?
        - Пока нет. Но возможно все, в том числе и это. Шинкарев не успокоится, пока не раздавит нас. Ну, давай за возвращение, сынок!
        Мы выпили. Отец полез за сигаретами. Мы с Санькой с удовольствием его поддержали.
        - Снова Шинкарев? - спросил я.
        - А ты не знаешь? - Отец посмотрел на меня, перевел взгляд на Саньку. - Шинкарев у нас теперь большой человек, заместитель главы администрации. Все самые лакомые куски под себя подобрал. Строительство, благоустройство, торговля.
        - Хозяин жизни?
        - Так оно и есть, - подтвердил отец.
        - А нам он чем угрожает?
        - Я же говорю, развернуться не дает. Проверками давит.
        - То менты, то налоговая, пожарники приходили, сказали, что закроют нас к черту, - сказал Санька.
        - Ну так склад нужно освободить, туда баулы перенести. - Я кивнул в сторону приемной.
        - Ты это серьезно? - осведомился Санька и глянул на меня как на ненормального. - Они же к чему угодно придерутся!
        - А если Шинкарева не будет? - спросил я.
        Отец улыбнулся, не размыкая губ, и поднял указательный палец. Мол, не будет Шинкарева, и все наши беды закончатся.
        - Сам я не справлюсь, - совсем невесело сказал Санька.
        - Виталик не справился, - заявил я. - Валера срок мотает. Ты тоже туда хочешь? - спросил я, в упор глядя на него.
        -Да я не боюсь… - начал Санька, но я его перебил:
        - А я боюсь! Мне всего двадцать девять, из них я четырнадцать отсидел, света белого не видел.
        - Не хочешь? - Отец смотрел на меня вроде бы с пониманием, но от своих планов отказываться явно не хотел.
        А я желал другого - танком проехаться по нему. Ненормально это, когда отец своих родных детей толкает на преступления. Он меня на Жарика натравливал, и чем все это закончилось? Не семья у нас, а самая настоящая мафия, в худшем смысле этого слова.
        Но я решил не выплескиваться. В конце концов, я не какой-то размазня, в зоне держал себя на уровне, на удар отвечал ударом. Убивать мне больше не приходилось, но меня боялись. И сейчас я не хотел казаться трусом.
        - Дай хотя бы годик на свободе погулять.
        Отец кивнул, вроде бы соглашаясь, но слово поперек все же сказал:
        - За годик все может случиться.
        - А мне много не надо. - Я твердо посмотрел на него.
        Не нужны мне миллионы, к которым стремился отец. Да и власть над людьми меня не интересовала. Мне бы на воле погулять, воздухом свободы подышать, хоть в бедности, хоть в достатке - все равно.
        - А много и не будет, - заявил отец. - Работы у нас не особо. Мы с Санькой с ней вполне справляемся.
        - Ничего, я и склады охранять могу.
        Помнится, восемь лет назад отец предлагал мне возглавить охрану. Вдруг это предложение осталось в силе?
        - Это уже не наша охрана.
        - Торговать могу, - сказал я, подумав о Дульсинее.
        Она уже не работала на рынке. У нее был свой магазин в центре города, и дела вроде бы шли успешно. Мне хотелось бы повидаться с ней. Почему бы и нет?
        - Что-нибудь придумаем, - сказал отец. - Без работы не останешься. У меня пока все.
        Домой мы с Санькой отправились сами. Отец остался на рынке. Кто-то должен был подъехать к нему и что-то порешать. Так, мелкая возня из набора каждодневных забот.
        - Ты на отца не обижайся, он же как лучше хочет, - сказал Санька, стронув с места свой «БМВ», уже далеко не новый. - Мы ведь хорошо начали, на рынке закрепились, думали дальше расти. Помнишь, я депутатом хотел стать?
        - Так в чем же дело?
        - Шутишь? Шинкарев меня на пушечный выстрел к власти не подпустит. Мы для него прокаженные, копошимся тут в остатках былой роскоши.
        - В наркоте вы копошились. Не надо было этого делать.
        - Да я говорил. А кто меня слушал? Там такое бабло шло! Однако это уже дело прошлое, а хочется будущего. Сейчас в коммуналке такие бабки крутятся, наркота рядом не стоит. Шинкарев знал, куда лапу всунуть.
        - Если его убрать, что изменится?
        - Да все изменится, - не очень уверенно сказал Санька. - Руки себе развяжем, дышать станет легче.
        - Душить нас будет некому, да?
        - Ну, если у Шинкаря к нам особые счеты, то да.
        - А за него самого не задушат? Если вдруг получится?
        Если с Шинкаревым что-то случится, то меня приземлят однозначно. Пусть даже его грохнет кто-то другой, все равно на меня свалят. А мне свобода дорога, да и убивать я никого не желал. Так что пусть отец идет и пляшет со своими хотелками.
        - Да, проблемы у нас будут, - проговорил Санька.
        - И тебя закроют, и меня. С кем отец останется? А мама?
        -Да я все понимаю. Поэтому особо не рыпаюсь. Но если ты поможешь… Понимаешь, есть у нас идея мусор под себя взять. В смысле, его вывоз. Мы уже пробовали, однако Шинкарев на нас мигом наехал. А дело прибыльное, город у нас большой, дерьма много. Свалку под себя возьмем, с транспортом, в принципе, не вопрос. С Шинкаревым проблема. Нет, сейчас ее решать не надо, время должно пройти.
        - Занимайся своими делами, Саня, и наслаждайся свободой. Поверь, это самая прекрасная женщина.
        - Кстати, о девочках. Можно организовать пикничок. Есть у меня две цыпочки. - Санька с удовольствием переключился на сладкое.
        - Жениться тебе надо, - сказал я и закрыл глаза.
        Девочки меня вдохновляли, но сначала мне надо было приодеться. В прошлый раз моим гардеробом занималась Дульсинея. Почему бы ей не повторить свой подвиг?
        Но к Дульсинее мы не поехали, сначала я должен был повидать маму.
        Она тоже постарела, но выглядела не в пример лучше отца. Все такая же худенькая, шустрая, семижильная. Мать по-прежнему тянула дом в одиночку. Скорее всего, дело тут было не в ней, а в отце, который совсем не прочь был сэкономить на рабочих руках. Он ведь мог нанять дворника, но траву, которая лезла сквозь плитку, мама выдирала сама. За этим занятием я ее и застал, а потом до самого вечера дергал траву вместо нее.
        На следующий день мне тоже нашлась работа. Двор еще не пришел в упадок, но некоторая запущенность тут уже наблюдалась. Плитка кое-где вспучилась, а я знал, как с ней обходиться.
        Дел было много. Мне даже нравилось помогать маме, как это было в далеком прошлом, в которое я хотел вернуться.
        Но все же я нашел время на то, чтобы выбраться в город. Отец расщедрился, отвалил мне приличную сумму и разрешил взять во временное пользование «крузер» Валеры. Права он мне купил восемь лет назад, а ездить я научился еще раньше.
        Дульсинея заведовала магазином, в котором продавалась исключительно брендовая одежда. Просторный зал, большой выбор, молоденькие продавщицы. Одна из них вызвала у меня повышенный интерес. Я совсем не прочь был отправиться вместе с ней в раздевалку, с ворохом одежды в охапке.
        Но появилась Дульсинея, и я мигом забыл о смазливой милашке. Ей было уже за тридцать, но годы ничего не могли с ней поделать. И красивая она, и стильная, и ухожена по полной программе, но фирменным ее коньком по-прежнему оставалась аномально повышенная сексуальность.
        Дульсинея лишь слегка удивилась, увидев меня, чуть-чуть повела бровью и отстраненно улыбнулась. Однако взгляд ее все же подернулся томной поволокой. Чем ближе она ко мне подходила, тем гуще и теплей становился этот туман, так хорошо мне знакомый. Женщина остановилась и инстинктивно подалась вперед, как будто хотела, чтобы я ее обнял и даже поцеловал.
        - Тебя не узнать, - сказала она, сгоняя с губ улыбку, наползающую на них.
        - Повзрослел я?
        - Постарел.
        Дульсинея сказала это нарочно, чтобы я не зазнавался.
        Я был почти уверен в этом и заявил:
        - Зато ты все молодеешь.
        - Я помню этот блейзер. - Ее пальцы нежно скользнули по лацкану моего пиджака.
        Улыбка все-таки тронула губы этой особы.
        - Пора заменить его, - произнес я.
        - Можно посмотреть там. - Дульсинея повела рукой в сторону мужских рядов, но при этом смотрела мне в глаза.
        Взгляд ее истекал туманом, как спелая вишня - соком.
        -А можно по компьютеру. Пойдем. - Дульсинея повела рукой и повернулась ко мне спиной.
        Движением этой руки она увлекла меня за собой, привела в свой кабинет, закрыла за собой дверь и застыла, пальцами касаясь монитора компьютера.
        - Зачем ты пришел? - Пальцы другой руки она манерно приложила к своему лбу, опустила голову и закрыла глаза.
        - Помнишь, как у Саньки в кабинете? Сначала ты разденешь меня. - Я обвил рукой ее талию.
        Она и хотела бы оттолкнуться, но лишь еще сильнее притянулась ко мне и прошептала:
        - Пошел вон!
        Моя рука легла ей на грудь, и Дуська шумно втянула в себя воздух.
        - Хочешь, покажу, в какой позе ты мне снилась? - полюбопытствовал я.
        - Скотина!
        - Я и в самом деле чувствую себя животным, - сказал я, расстегивая пуговичку на ее юбке.
        Молнию она расстегнула сама, повернулась ко мне задом, руками оперлась о стол.
        - Не хочу быть сукой, - пробормотала Дульсинея.
        - Это ненадолго.
        - Не торопись, - прошептала она, переступая через юбку, упавшую на пол.
        - Я не торопился, шел к тебе восемь лет.
        - Заходи, раз пришел, - едва слышно проговорила Дульсинея.
        Сначала она просто подстраивалась под мой ритм, затем принялась сама задавать темп, и мне пришлось вырывать у нее инициативу. Мы соревновались в скорости и выносливости, но к финишу пришли одновременно и долго наслаждались победой.
        -Я, между прочим, замужем, - пробормотала Дуська, легонько постукивая пальцами по клавиатуре, лежавшей на столе.
        Она как будто писала мужу жалобу на меня.
        - Еще не совсем, но сейчас будешь.
        - Я ни разу не изменяла Мите. Ну, с тех пор…
        - Ты изменяла мне.
        Я вдруг понял, что иду на второй круг. Крылья расправлены, пушки заряжены.
        - Эй… - вяло запротестовала Дульсинея.
        Она хотела оттолкнуть меня задом, но попала в прицел. Я вошел в пике, надавил на гашетку, и Дуська затряслась под градом огня.
        После второго захода она остывала недолго, торопливо оделась, оправилась, подала мне джинсы, опустилась в кресло, с оскоминой глянула на меня, махнула рукой на дверь и заявила:
        - Давай отсюда!
        - А как же шопинг?
        - Я скажу Лике, она подберет все, что тебе надо. Хорошенькая, кстати, девушка.
        - Блондиночка с ямочками на щечках?
        - Хочешь, познакомлю?
        Судя по улыбке, Дульсинея пришла в восторг от собственной задумки. Действительно, если муж у нее на первом месте, то почему бы не отдать меня в добрые руки, чтобы я к ней больше не приставал?
        - Познакомь.
        - Хочешь? - Дульсинея продолжала улыбаться, но в глазах у нее было больше возмущения, чем радости.
        - Прямо сейчас, пожалуй, нет, но скоро захочу. В ресторан с ней сходим, в Подгорку съездим. Тут недалеко. Она мне повязку сменит.
        Я спрашивал у Саньки про Подгорку. Дом так и остался в собственности семьи, хотя уже потерял актуальность как схрон. Отец выставил его на продажу, но покупателей не было из-за слишком уж высокой цены.
        - Повязку? Тебе? - Дульсинея нахмурилась.
        - Мне. Она. Если ты отказываешься.
        - Я не отказываюсь. А в Подгорку давай завтра съездим! - заявила Дуська.
        - Можно и сегодня. Оформим командировку и двинем туда недели на две.
        - Командировку?…
        - Ты же можешь отправиться за товаром?
        - Ну, если только дня на два, не больше.
        - Поехали?
        - Если только завтра, - хныкающим тоном сказала Дульсинея.
        «И зачем ты только тут появился?» - спрашивал меня ее взгляд.
        - Давай завтра, - согласился я.
        Из магазина я сразу отправился в Подгорку, до самой ночи приводил в порядок двор, очищал его от бурьяна и в доме порядок навел. К тому времени, как подъехала Дульсинея, там все блестело. Приготовил я и праздничный обед в предвкушении сногсшибательного десерта.
        Но мы не успели сесть за стол, когда возле дома резко затормозила машина. С грохотом открылась калитка, и к нам ворвался мужчина плотного сложения в дорогой кожаной куртке. Его голова, посаженная на мощную шею, обладала дубовой прочностью. В этом я убедился, рубанув гостя лбом в переносицу. Некогда было разбираться, кто это, мент или грабитель. Для меня все было едино.
        Мужик выдержал удар, зато меня самого повело в сторону. Он воспользовался этим. Сильный удар по ногам опрокинул меня на спину, и я с грохотом рухнул на пол.
        - Митя! - вскрикнула Дульсинея.
        Только сейчас я понял, с кем имел дело.
        Я-то думал, что муж у нее какой-то мягкотелый рохля с жирной задницей, которую невозможно оторвать от дивана. А на меня бросался тренированный атлет с твердыми, как булыжники, кулаками. Если бы я не повернул голову, то Митя выбил бы мне все зубы. А так он всего лишь вырубил меня ударом под ухо.
        В чувство меня привела холодная вода, выплеснутая в лицо. Я лежал на полу, а Митя стоял надо мной с кружкой в руке.
        - Митя, не надо! - Дульсинея стояла в углу комнаты, сомкнув под подбородком ладони.
        - Митя, не надо! - повторил я, поднимаясь.
        Руки у меня были развязаны, а в кармане лежал нож. Я резко сдал назад, уходя от возможного удара, достал нож, но лезвие выщелкивать не стал.
        - Ну и чего ты? Достал нож, так бей! - Митя смеялся мне в лицо, собирался ударить ногой.
        - Еще не достал, - заявил я. - Если достану, то убью!
        - Да ну?
        - Митя, это Леня Сермягов! - дрожащим голосом сказала Дульсинея.
        - Вот как?! - Митя скривился. - Снова Сермягов?
        - Леня.
        - Тот, который всех убивает? - Митя продолжал улыбаться с чувством превосходства надо мной, но страх уже схватил его за ударную руку, опустил ее.
        - И тебя убьет, - сказала Дульсинея.
        Мите совсем стало не по себе. А мне вдруг стало очень обидно за себя.
        В четырнадцать лет его страх привел бы меня в восторг, но сейчас я почувствовал себя чудовищем, которым можно пугать детей. Мне очень хотелось стать нормальным человеком.
        - Не знаю, - сказал я, разжимая правую руку.
        Митя проводил взглядом нож, падающий на пол, и немедленно поплатился за это. Я ударил его с размаха, со всей силы рубанул кулаком сверху вниз, и он не успел среагировать. Сильный удар в надбровье покачнул его. Добавка ногой в пах согнула моего противника пополам. Но добить его я не успел.
        Дульсинея оттолкнула меня, тут же обняла, блокировала руки и заявила:
        - Все, хватит!
        - Успокой своего мужа.
        -Да я спокоен, - сквозь зубы процедил Митя, пытаясь распрямиться.
        - Вот и давай, спокойно вали на все четыре стороны!
        - Собирайся! - сказал Митя, зло глянув на Дульсинею. - Дома поговорим!
        -А я что, раздетая, чтобы собираться? - возмущенно протянула она, разворачиваясь к нему.
        - Еще не успела?
        - И не собиралась. Леня дом продает, я приехала посмотреть. Ты же сам дачу хотел.
        -А это? - Митя кивком показал на стол, на котором лежала бутылка виски, упавшая во время наших разборок.
        - Да, что это такое? - гневно спросила меня Дульсинея. - Ты что, напоить меня хотел?
        Я, конечно, оценил изворотливость этой особы, но в ее спектакле участвовать не желал.
        - Дом покупать будете? - угрюмо спросил я.
        -Нет!
        - Тогда на выход!
        Митя стоял на пути к двери. Обходить его я не хотел, поэтому пошел напролом. Он дрогнул, сдал в сторону. Я распахнул дверь и кивком показал на ворота.
        - И сколько за дом просишь? - спросил Митя, осматривая комнату.
        - Лимон двести.
        - Ну, если за лимон договоримся, то можно. - Митя посмотрел на меня глазами риелтора, оценивающего сделку.
        А ведь я только что собирался отыметь его жену. Вчера мы с ней дали копоти. Возможно, он заподозрил что-то, поэтому проследил за женой и даже готов был наказать ее любовника. Пока не сломался.
        - Договоримся, - сказал я.
        Санька говорил, что цену давно пора было опустить даже с учетом инфляции.
        - Что скажешь? - спросил Митя, в ожидании чуда глядя на жену.
        Он готов был простить ей все, если она купит этот дом. А решающее слово оставалось за Дульсинеей, потому что деньги зарабатывала она.
        Не желал бы я быть на месте Мити. Если, конечно, это место не в постели с Дульсинеей. Уж очень хотелось мне закончить начатое, но, видимо, придется отложить десерт на потом. Не тот человек этот Митя, чтобы ради него отказываться от Дульсинеи. Если я из-за нее против брата пошел, то перед ним точно не остановлюсь.
        ГЛАВА 10
        У автобуса подломилось колесо, он стоял с наклоном вправо. Водитель пребывал в растерянности, пассажиры - в смятении. До города километров пять, надо на чем-то добираться, а попутные машины останавливались неохотно.
        Я тоже проехал бы мимо, если бы не заметил знакомое лицо. Лиля не тянула руку, стояла чуть в стороне от автобуса. Рядом с ней держались два мужика, крупный и тощий, и дородная женщина с баулами. Сумка была и у Лили. Она держала ее в руках, прижимала предплечья к животу.
        Курточка на ней коричневая, джинсы в обтяжку, полусапожки. Волосы распущены, глаза накрашены, губы сочно блестят.
        Я рассматривал девушку и притормаживал. Лиля оживилась, но машина ее интересовала больше, чем водитель. На меня она глянула вскользь.
        Я остановился рядом с ней, но баба с баулами оттолкнула ее, открыла дверь и заявила:
        - До города! - Одну сумку она оставила у себя под ногами, вторую стала впихивать в салон.
        - В багажник, - сказал я, вышел из машины, открыл багажник и подмигнул Лиле.
        Она узнала меня и смущенно улыбнулась.
        Тетка стояла у открытой передней двери, не собиралась уступать место, которое уже считала своим. Сумки в багажник должен был поставить я. Она опустила их на землю перед собой.
        Мужчины вели себя куда скромней, но посматривали на задние двери, надеялись на мою доброту. Я готов был распахнуть им и двери, и душу, но сначала должен был угомонить эту особо умную бабу.
        Я переставил сумки, взял ее за руку, открыл заднюю дверь и задал ей направление.
        - А что, впереди нельзя? - возмущенно спросила она.
        - А впереди сядет моя жена. Ну и чего стоишь? - спросил я, приглашая Лилю занять освобожденное место.
        Она не заставила себя уговаривать и, пока я укладывал сумки, забралась в салон. Взял я и мужиков, чтобы толстухе не было скучно.
        - Бакинских комиссаров, сто восемь, - сказала она.
        Я кивнул, вроде бы соглашаясь, но высадил ее на ближайшей остановке, вместе с мужиками. В машине осталась только Лиля. Ее-то я готов был везти хоть всю ночь.
        - Я не твоя жена, - с добродушным укором сказала она.
        - Они мне поверили, - сказал я, обратив внимание на ее правую руку, на золотое обручальное кольцо.
        - Мой муж не поверит.
        -Да.
        Везло мне сегодня на замужних женщин, но так это не они в том виноваты. В первый мой срок замуж вышла Дульсинея. Пока я мотал по второму кругу, окольцевалась Лиля. Тем более что никто из них не обещал меня ждать.
        - Из Подгорки едешь? - спросила Лиля.
        - Ты откуда знаешь?
        - Угадала.
        - Про Подгорку откуда знаешь?
        - Ну а куда тебя собирался везти твой брат?
        - Так ты же там не была.
        - Почему не была? - совсем тихо сказала она. - Может, и была.
        - Когда?
        - А ты, значит, отсидел свое?
        - Меня там, в Подгорке, и взяли.
        - Да, я знаю.
        - Все-то ты знаешь.
        - А если я за тобой как дура последняя бегала? - Лиля резко повернула голову и пронзительно глянула на меня.
        Я все понял. Наша давняя встреча для нее бесследно не прошла. Судя по искрам в глазах, что-то еще осталось. А ведь еще не вечер, до Подгорки отсюда двадцать минут хода. Можно разогнаться, закружиться и со всей одури броситься в постель.
        - Куда ты бегала?
        - И в Подгорку бегала, и вообще.
        - Поехали? - спросил я, разворачивая машину через двойную полосу.
        - Куда поехали? - Вид у Лили был такой, как будто земля ушла у нее из-под и она вдруг повисла в открытом космосе.
        - В прошлое.
        - Прошлое не вернешь, - заявила Лиля, но машину развернуть не потребовала.
        - Для меня это было всего три-четыре дня назад.
        - Что было? - Ее голос дрожал от томного волнения.
        - Меня взяли. Ты тогда могла быть со мной.
        - Да, но с тобой была другая. - В ее голосе я услышал застарелую ревность и свежее возмущение.
        - Кто там со мной был?
        - Неважно! - отрезала Лиля.
        Я улыбнулся, представив, как Лиля следит за мной. Тогда у нее была машина, и она вполне могла прокатиться за Санькой. Вопрос в другом. Зачем она это делала? Авантюрный дух или любовь. Возможно, и то и другое.
        - Важно то, что сейчас со мной ты.
        - Ну да.
        - Я часто думал о тебе, - сказал я.
        - Мой муж думает обо мне постоянно.
        - Любит?
        - Он-то любит.
        - А ты?
        - А я люблю его еще больше! - на повышенных тонах сказала Лиля, но назад не попросилась.
        Ведь она откуда-то ехала, у нее были планы на вечер, но сейчас это уже не имело никакого значения. Возможно, я заблуждался в своих самодовольных суждениях, но, как бы то ни было, вскоре мы оказались в Подгорках.
        Лиля заходила в дом, опустив голову, шевелила губами, как будто беззвучно проклинала себя за слабость. Муж у нее, семейный долг, а она идет, как овца на веревочке.
        - Хорошо у тебя здесь, - сказала Лиля, невидящим взглядом окинув комнату.
        Со стола я убрал, но скатерть была смята, крошки на ней, пятно от кетчупа, половик скомкан, пустой пакет на диване валяется. Совсем не хорошо здесь, но Лиле все равно.
        - Хорошо там, где есть ты, - сказал я, поворачиваясь к ней.
        - Это ты всем так говоришь?
        Лиля пятилась от меня, пока не уперлась в стенку.
        - Кому всем?
        Я уперся руками в эту же стенку, фактически обнимал Лилю, хотя и едва касался ее.
        - Ты же здесь с бабой был! - Она посмотрела на меня с возмущением обреченной жертвы.
        - Ты можешь уехать, - сказал я, отталкиваясь от стены.
        Она кивнула, давая понять, что уедет с удовольствием, но сказала совершенно другое:
        - Ты привез, ты и отвезешь.
        - Я тебя хочу… отвезти. Но не сейчас.
        - А я тебя не хочу.
        Лиля была напряжена, как пружина мышеловки. Она не двигалась с места, тянулась ко мне в ожидании поцелуя.
        Я поцеловал ее в губы, мягко, но плотно. Лилия порывисто подняла руки, цепко обвила ими мою шею. Мышеловка захлопнулась.
        Лиля была хороша собой. Ее зрелая молодость пьянила меня, как играющее вино. Она отдавалась мне как порочная женщина, осознающая бездну своего падения, уговаривала себя, что все это в последний раз, выжималась досуха. Мы падали вниз с таких высот, что «американские горки» отдыхали.
        И все же у меня не захватывало дух так, как с Дульсинеей. Не было в Лиле той магии, которая переполняла ее. Когда все закончилось, я не ощутил желания повторить, решил, что отвезу Лилю домой, поцелую на прощание, и на этом все. Ни к чему дергать ее, заставлять изменять мужу.
        А Дульсинею я в покое оставить не мог. Лиля еще не пришла в себя после встряски, а я уже думал о другой женщине. На днях Дульсинея будет здесь, еще раз осмотрит дом и скажет, что ей нужно прикинуть, покупать его или нет. Размышлять об этом она будет в постели, а потом скажет «нет», чтобы приехать сюда снова. Ей все равно, что там будет думать Митя. Плевать на него.
        - Ты знаешь, я ведь всегда была натурой влюбчивой, - сказала Лиля.
        - Всегда - это когда? - без особого интереса спросил я и глянул на свои джинсы, которые висели на спинке стула.
        Пора одеваться и уезжать. Чем раньше я верну Лилю мужу, тем лучше будет для нее.
        - До того, как встретила тебя. С тех пор как отрезало. Замуж вышла потому, что мужчина хороший попался. А любви не было.
        - Да, такое случается.
        - Ты не понимаешь! - заявила Лиля, расстроенная моим равнодушным тоном. - Я в тебя тогда влюбилась! Раз и навсегда!
        - Как же нам теперь быть? - Я вяло взял ее за руку, на которой красовалось обручальное кольцо.
        Лиля резко поднялась, села, спиной прислонилась к мягкому ковру, висящему на стене.
        Грудь у нее высокая, упругая, эталонной формы, соски аккуратные, прямо как ягодки. Не кормила она еще этой грудью, не было у нее детей.
        - А я тебе нужна? - в упор спросила она.
        Ей требовался однозначный ответ, но я не хотел говорить «нет».
        - Не хочешь уходить от мужа?
        - Уйду! Прямо сейчас! Ты только позови! - В ее голосе звучало отчаяние.
        Женскую интуицию не обманешь. Она шептала ей на ушко, что не готов я к серьезным отношениям.
        - Куда я тебя позову? Сегодня на свободе, а завтра что со мной будет? Я же рецидивист, мне за любой пустяк десятку могут впаять.
        - Буду ждать. Я бы тебя все восемь лет ждала, если бы ты меня тогда позвал, не предала бы тебя, как эта дрянь!
        - Ты о ком?
        - О той бабе, с которой ты здесь тогда был.
        - Я тогда ранен был. Сиделку ко мне приставили.
        - Лежалку, - заявила Лиля и пренебрежительно скривила губы.
        - Так ты же свечку не держала, - не без раздражения сказал я.
        - А если я совсем рядом была?
        - Где ты рядом была?
        - Там была, за кустом. - Она махнула в сторону окна.
        - Зачем? - нахмурив брови, спросил я.
        Вдруг это Лиля вызвала ментов? Приревновала она меня к Дульсинее и сгоряча набрала номер. Картина Репина «Так не доставайся же ты никому».
        - Затем! Говорю же, влюбилась в тебя как идиотка!
        Лиля сердилась, как будто я силой влюбил ее в себя.
        - И как же ты через забор?
        -Да я не собиралась, просто стояла. Смотрю, эта выходит, с телефоном. Там вывеска на заборе, номер дома. Сорок четвертый, говорит.
        - Кому говорит? - Я приподнялся на локте, всполошенно глянул на Лилю.
        - А кому она звонила? Адрес твой назвала. Я тогда подумала, что ничего страшного в этом нет, а потом вспомнила, что тебя милиция ищет, а она адрес назвала. На следующий день приезжаю, смотрю, парни какие-то выходят. Потом я узнала, что это твои братья. Старшего Виталиком зовут, да?
        - И что?
        - Они калитку открытой оставили, а меня как будто черт за руку дернул или за ногу.
        - Короче!
        - А что короче? Смотрю, эта твоя выходит, опять с телефоном. Ты, говорит, Виталика хотел убить, но не смог.
        - Кто говорит? - Я вскочил с дивана, развернулся, сел и пытливо глянул на Лилю.
        - Эта лежалка твоя, - ответила она. - Хотел, дескать, но не смог. Не получилось.
        - Что не получилось?
        - Виталика убить. - Лиля в смятении глянула на меня.
        - Зачем мне его убивать?
        - Я откуда знаю?
        - А ты все это слышала?
        - Своими глазами.
        - И видела?
        - Своими ушами. Да, и видела и слышала.
        - А чего ты так разволновалась?
        - А чего ты на меня так сморишь? Не я тебя предала, а та самая лежалка.
        Я кивнул, принуждая себя поверить Лиле. Не могла она знать, что я готов был выстрелить в Виталика. Дульсинея же видела, как я целился в брата. Ей никто не мешал сдать меня ментам.
        - Не надо было мне этого говорить, - посетовала Лиля.
        Но я пропустил ее слова мимо ушей, смотрел на то место на полу, где восемь лет назад стоял Виталик и куда менты уложили Саньку, потом глянул на дверь, в которую меня уводили менты.
        Виталик говорил, что не заказывал меня. Но я не мог ему поверить. И «наган» у Розочки был, и привет он мне от Виталика передал. Про привет Розочка мог и соврать, а вот «наган»?…
        Виталика кто-то мог подставить. Были у меня такие мысли. Но кому нужен был такой развод? Отцу? Нет. Валере и Саньке? Вряд ли.
        Дульсинее? А почему нет? Она любила меня, а Виталик пользовал ее как портовую шлюху. Можно допустить, что она хотела избавиться от него моими руками, сделать так, чтобы я потом сел за убийство?
        Одного в могилу, другого в тюрьму?
        Я поднялся, схватился за сигареты, закурил прямо в комнате.
        - Если ты думаешь, что я в чем-то перед тобой виновата… - расстроенно проговорила Лиля.
        - Нет, мы с тобой познакомились случайно. - Я рассеянно посмотрел на нее.
        Нет, она точно была не при делах.
        Подставить меня могла Дульсинея. Я вспомнил, как мы возвращались из гостиницы, где провели втайне от Виталика несколько чудесных часов. Но Виталик узнал о нашей встрече, разозлился, позвонил Саньке, тот поделился со мной. Тогда и произошел разговор о Розочке. Дульсинея знала, какая опасность может мне угрожать. Разве она не могла оживить ее?
        Но зачем ей нужно было убивать меня? Розочка ведь стрелял по-настоящему. Я тогда чудом остался жив.
        Возможно, Дульсинея собиралась убить сначала меня, а потом Виталика. Но за что? За то, что мы не давали ей спокойно жить? Но меня-то она любила, хотела по-настоящему. Или искусно притворялась?
        Я мог только догадываться, а мне нужно было знать точно, как было все на самом деле. Зачем Дульсинея разожгла костер, кто ей помогал, кому она звонила?
        Нужно было ехать в город и брать ее за горло. Да и Саньке стоило позвонить. Мне сейчас очень пригодилась бы его помощь.
        Но вдруг Санька сам замешан в этой истории? Может, ему Дульсинея и звонила из Подгорки? Но ведь Санька и без нее знал адрес.
        Я решил пока не трогать его и велел Лиле собираться.
        Всю дорогу она с тоской посматривала на меня. Лиля понимала, что не увидел я в ней единственную и неповторимую, и все же решилась на совершенно конкретный намек, когда я остановил машину неподалеку от дома, в котором они с мужем снимали квартиру.
        - Ромы сегодня не будет, - сказала она, глядя на ручку двери.
        Но я не оправдал ее ожиданий.
        - Включи свет в коридоре, - посоветовал я.
        - Дело не в этом. - Лиля вздохнула и продолжила: - Мне все равно придется сказать Роме. Не могу я его обманывать. - Она с надеждой глянула на меня.
        Вдруг я попрошу ее не торопиться, чтобы мы спокойно могли обсудить наши серьезные планы на будущее?
        - Давай ты завтра мне об этом напомнишь. Тогда я и скажу тебе, что надо делать.
        Я взял у Лили номер телефона, сказал, что завтра позвоню ей. Это ее немного успокоило.
        Дульсинею можно было взять за горло, вытрясти из нее всю правду, но я решил не торопиться и проследить за ней. Целых восемь лет прошло с тех пор, как эта особа сдала меня ментам. Неужели я еще пару дней не подожду?
        Было уже темно, когда я подъехал к магазину, в котором работала Дуська. Ее белый «Лексус» стоял на месте. Значит, и она где-то тут, еще при исполнении.
        Из магазина Дульсинея вышла вместе с мужем. Сначала появился он, затем она. Дульсинея смотрела на Митю с едва заметным отторжением. Она не кривила губы, не щурила глаза. Выражение ее лица было совершенно спокойным. Чувство презрения растворялось в нем, как сахар в кофе.
        Он приблизился к машине, взялся за ручку двери, но Дульсинея не торопилась открывать, пока не подошла вплотную, на кнопку брелока не нажала.
        Я пожал плечами и отпустил педаль тормоза. Я не знал, где сейчас живут Камовы, но так это не проблема. Достаточно позвонить Саньке. А раз так, то какой толк ехать за ними?
        Да и опасно это, во всяком случае для меня. Плохой я водитель. Вдруг не удержусь у Дульсинеи на хвосте, да еще и врежусь в кого-нибудь, преследуя ее? Но в то же время мне нужна была тренировка.
        Дульсинея держала путь за город. Я следовал за ней и оказался в знакомом дачном поселке. А ведь у Камовых вроде бы не было дачи. Я предположил, что они ехали к кому-то в гости. Вдруг к Шинкареву?
        Я помнил этот поселок. Именно здесь находилась дача Шинкарева. Сюда он и привозил Мишель, чтобы отыметь ее на глазах у своего дружка. Помнится, мы с Санькой хотели посмотреть, как он пользует проституток, чтобы наказать его за извращенное представление о сексе.
        «Лексус» действительно подъехал к знакомому дому, в окне которого горел свет. Митя вышел из машины и какое-то время постоял у калитки. Ее кто-то открыл. После этого он распахнул ворота, и Дульсинея заехала во двор.
        К этому времени я уже вышел из машины и осторожно, под прикрытием кустов и деревьев, подкрался к воротам. Собака во дворе не лаяла, на гостей не бросалась, ко мне не рвалась. Она на цепи сидела или же ее не было тут вовсе.
        - Вы же не обижаетесь? - донесся до меня мужской голос, в котором звучали вальяжные барские нотки.
        Когда мы с Санькой приглядывали за Шинкаревым, мне приходилось слышать его. Это был он.
        - Митя у нас всегда всему рад, - отозвалась Дульсинея.
        Камов закрыл ворота, но я все же разобрал слова Шинкарева.
        - Хороший у тебя муж, - с явной усмешкой сказал он.
        Затем я услышал, как захлопнулась дверь, и озадаченно поскреб затылок. Что привело Дульсинею в этот вертеп? Стариной тряхнуть решила? Трахнуться за деньги в присутствии мужа? Шинкарев - извращенец знатный, а Дульсинея - проститутка по жизни. Муж у нее не гордый. Он привык жить за ее счет.
        Забор вокруг дома остался прежним, с фасада - высокий, со стороны проулка - гораздо ниже. На машине туда не попадешь, только пешком или на велосипеде. Там пышные кусты и раскидистые деревья.
        Никто не заметил, как я перемахнул через забор.
        ГЛАВА 11
        Подкрадываясь к дому, я думал, как бы мне изловчиться и заглянуть в светящееся окно. При этом я чувствовал себя извращенцем, потому как совсем не прочь был увидеть Дульсинею в позе краба, чтобы задушить в себе все лучшее, что было с ней связано. Грязная шлюха, обманщица и предательница. Так я хотел о ней сейчас думать. При этом мне легче было бы взять ее за горло.
        Но Дульсинея не одна. С ней Митя. Он, может, и альфонс, но удар у него мощный.
        Да и Шинкарев мужик не слабый. Во всяком случае, он производил впечатление человека, увлекающегося спортом. Еще с ним мог быть телохранитель.
        В прошлом Шинкарев и шагу не решался ступить без охраны, но на даче с Мишель был один. Поэтому мы с Санькой и планировали сделать его там. Прошло восемь лет. Неужели мечты сбываются?
        Но тогда я мог рассчитывать на пистолет и на плечо брата, а сейчас оказался один. Из оружия у меня была только финка, спрятанная под штаниной. Да и не собирался я убивать Шинкарева, даже если это так нужно моей семье.
        Дом стоял на высоком фундаменте. Вокруг ничего такого, что можно было бы использовать в качестве постамента. Но на окнах находились решетки. Я смог дотянуться до одной из них, зацепится за прутья. Теперь мне можно было подтянуться, носками зацепиться за верхний срез фундамента, зафиксировать положение тела и смотреть.
        Но ничего путного из этого не вышло. Человек в черной кожаной куртке незаметно подкрался ко мне, железной хваткой вцепился в ноги, с силой дернул. Телохранитель Шинкарева хотел опустить меня на землю с размаха так, чтобы мое правое полушарие поменялось местами с левым. Ему удалось добиться своего. Я ударился головой о бетонную отмостку вокруг фундамента. Ощущение было такое, как будто черепная коробка раскололась напополам.
        Я не выключился, но притворился, будто лежу без сознания. Охранник склонился надо мной, потрогал за плечо.
        -Эй!
        В этот момент я и ударил, но, увы, моя хитрость была разгадана на раз. Мой левый кулак угодил в захват. Парень крепко сжал его своей пятерней и пришел в полный восторг от этих вот собственных удачных действий. Он стоял и потихоньку выкручивал мою руку. Боль клонила меня к земле, а он смотрел мне в глаза и наслаждался своей победой.
        А я тем временем выхватил нож. Не хотел я никого убивать, думал, выйду на свободу, да и все, никаких больше сложностей. Потому и от Шинкарева отказался.
        Но сейчас на кону стояла моя жизнь. Шинкарев знал, кто я такой. Он мог принять меня за наемного убийцу или за мстителя, который пришел, чтобы спросить за брата. В любом случае живым мне отсюда не уйти.
        Да и не верил я в свой удар. Слишком уж сильным казался мне противник. Один раз он меня уже прочитал, значит, и вторую попытку пресечет на корню.
        Но нет, мой нож вошел ему в ногу, под коленную чашечку. От боли мужик даже не смог заорать. Шоковый спазм пережал ему горло.
        Свою лапищу телохранитель не разжал. Моя рука так и оставалась в захвате, но при этом противник уже не пригибал меня к земле. Теперь я мог атаковать его сам.
        Я распрямился, но из захвата так и не вырвался. Более того, телохранитель оправился от шока и замахнулся. Мне ничего не оставалось, как ударить его ножом в живот.
        Я знал, куда бить, как проворачивать нож в ране. Да и финка моя как нельзя лучше подходила для нанесения смертельного удара.
        Мужик дернулся, попытался соскочить с ножа, но могучее тело больше не хотело его слушаться, ноги отказали, руки повисли плетьми. Он смотрел на меня так, как будто перед ним стояла сама смерть.
        - Не надо было на людей бросаться, - тихо сказал я и еще раз провернул нож в ране.
        Я уложил мертвое тело на землю, тут же замер и прислушался. Вроде тихо вокруг, не видно никого, и шагов по ступенькам не слышно.
        Из дома донесся громкий стон. Я узнал Дульсинею. Видимо, Шинкарев не стал утруждать себя прелюдиями, перешел к делу сразу, в присутствии мужа, для остроты и полноты ощущений.
        Дульсинея, конечно, сука. Но и Шинкарев еще та мразь, если пользуется ею как последней проституткой. Не исключено, что он делает это уже давно, начал еще до того, как мы с Виталиком ушли на этап, а то и еще раньше, прежде чем она устроилась к отцу на рынок. Возможно, Шинкарев ее туда и пристроил, чтобы она шпионила за нами. Если так, то Дульсинея блестяще справилась со своей работой. Ну а Шинкарев - последняя тварь.
        Я осторожно обыскал покойника, нащупал пистолет в наплечной кобуре. Это был «ПМ» с полной обоймой. Нашел я и запасную.
        Я уже понимал, что назад мне ходу нет. Шинкарев сразу смекнет, кто убил его телохранителя, и устроит самую настоящую облаву. Если меня не убьют, то посадят надолго. А я уже и без того хлебнул полной ложкой.
        Судя по всему, это произошло по милости Шинкарева.
        Дверь в дом была открыта. Видимо, телохранитель не запер ее. Он думал, что уходит на минутку, а шагнул за порог навсегда.
        Возбужденное воображение меня не обмануло. Дульсинея стояла на коленках, Шинкарев пыхтел, как паровоз, а Митя сидел на полу, наручниками прикованный к трубе. Он должен был смотреть, как барин унижает его жену.
        Наручники в этом акте наверняка проходили по графе «реквизит», но прикован Камов был по-настоящему. Да и пистолет в моей руке вовсе не являлся игрушечным.
        Митя откровенно халтурил. Он должен был смотреть на жену, но сидел с закрытыми глазами. Дульсинея притворно стонала, кровать скрипела.
        Этот шум заглушал мои шаги. Да и смотреть на меня было некому.
        Я решил не торопиться, обошел весь дом, но никого из охраны больше не обнаружил. Перевес в силах явно был на моей стороне.
        Я не спешил, и Шинкарев успел управиться со своим делом. Дульсинея без сил лежала на животе, а эта потная мразь сидела в кресле, прикрыв свое хозяйство полотенцем. Камов так и оставался на цепи.
        - Балдеешь, плесень? - Мой голос прозвучал как гром среди ясного неба.
        Шинкарев дернулся так, как будто из кресла разом выскочили все пружины и угодили ему в причинное место. Зашевелилась и Дульсинея. Один только Митя не шелохнулся, решил, наверное, притвориться невидимкой.
        Шинкарев стал подниматься, но я направил на него ствол и спокойно спросил:
        - Ты хочешь, чтобы твои мозги по стенке размазались?
        Шинкарев мотнул головой и вернулся на место.
        Дульсинея поднялась, потянула на себя покрывало, закуталась в него и проговорила:
        - Леня, ты не так все понял. То есть наоборот, именно так. Но это все только потому, что нам очень нужны были деньги, а Константин Федорович хорошо заплатил мне. - При этом она, стыдливо глядя в пол, нисколько не краснела.
        - За Виталика? - спросил я, с презрением глядя на нее.
        - При чем здесь Виталик? - Дульсинея вскинула брови.
        Она изображала возмущение, близкое по своей сути к приговору, вынесенному мне врачом-психиатром.
        - Это ведь ты сдала его этому типу, - сказал я, кивком показав на Шинкарева.
        - Да что ты такое говоришь? - Дульсинея не хотела соглашаться со мной, но краска сошла с ее лица.
        - Это ведь она рассказала тебе про Розочку, - сказал я, глядя на Шинкарева. - Ты дал ему «наган», заказал меня.
        Тот в ответ лишь негодующе мотнул головой, но меня это ничуть не удивило. С чего бы это ему признавать свою вину?
        - Не понимаю, о чем ты, - заявил он.
        - Это же ты хотел стравить меня с братом. Тебе нужна была моя семья. Сначала ты сдал ментам меня, затем и Виталика. Валера тоже присел по твоей наводке, разве нет?
        - Не понимаю.
        - А эта сука на тебя работала. - Я окатил Дульсинею презрительным взглядом.
        - Работала! - подтвердил вдруг Митя.
        - Заткнись, ничтожество! - зашипела на него Дульсинея.
        Но Камов не обращал на нее внимания, он думал исключительно о своей шкуре.
        - И наехал я на тебя сегодня, Леня, только потому, что Костя попросил меня об этом. - Он пальцем показал на Шинкарева.
        - Какой я тебе Костя? - вспылил тот.
        - Костя попросил! - настаивал на своем Митя. - Убей, говорит, его, и все, ты мне больше ничего не должен.
        Я скривил губы и глянул на Дульсинею. Не убил меня Митя. Поэтому пришлось ему расплачиваться за долги собственной женой. А эта сука только тому и рада.
        - Да кого ты слушаешь? - заявила Дульсинея.
        - Убить тебя должен был Розочка, - сказал Шинкарев, пытаясь придать своему голосу важность. - У него был пистолет. А этот слизняк имел хоть что-то?
        Оружия у Камова не было, но, честно говоря, меня это мало волновало. Тем более что Шинкарев фактически признал свою вину, когда заикнулся о Розочке.
        - Кто дал ему пистолет? - спросил я.
        Шинкарев не ответил на этот простой вопрос.
        - Леня, он заставлял меня! - проговорила Дульсинея и приложила ладони к груди.
        Она верила, что мне ничего не стоит упокоить Шинкарева.
        Митю трясло от страха за свою шкуру. Одно дело жену в аренду сдавать и совсем другое - умирать из-за нее. Он даже готов был преувеличить свою вину, лишь бы заслужить мою милость.
        Впрочем, Митя мог убить меня и без пистолета. Кулаки у него настолько же крепки, насколько мягка мужская гордость. Он мог бы забить меня до смерти, если бы не дал слабину по своему обыкновению.
        - Ты же знаешь, как я тебя люблю и хочу! - не умолкала Дульсинея.
        - Может, она тебя и хочет, - с ухмылкой произнес Шинкарев. - Но еще больше ненавидит. Всю вашу породу сермяговскую терпеть не может!
        - А ты, стало быть, нас в угол загнал, да? - спросил я.
        - Ну зачем же в угол? Мы можем договориться.
        Шинкарев смотрел на меня серьезно, призывал верить себе, но откуда-то из глубины его глаз на меня уставился вероломный дьявол. Душу я не продам, подписывать с ним договор не стану, а нож в спину точно получу.
        Но и убивать Шинкарева я не хотел даже при том, что из-за него мне пришлось вычеркнуть из жизни целых восемь лет. Жалости во мне не было, но я не хотел выглядеть монстром в глазах того же Камова.
        Дульсинея тоже считала меня чудовищем. Все думали именно так.
        - Ты Виталика сдала, - сказал я, переключаясь на Дульсинею. - Из-за тебя он сел.
        - Нет! - выкрикнула она.
        - Ну как же нет? - Шинкарев усмехнулся. - Ты его и сдала.
        - Да нет же! - Дульсинея остервенело смотрела на него.
        Мне казалось, что она вот-вот вцепится ему в волосы. Шинкарев будто учуял опасность, исходящую от нее, поднялся с кресла, собираясь отбиваться.
        - И на Валеру ты наводку дала.
        - Нет!
        Все-таки Дульсинея набросилась на Шинкарева. Он в испуге отскочил от нее в сторону, ближе ко мне, но лишь пытался обмануть меня. На самом деле это был бросок кобры, движения точные, быстрые, мощные. Шинкарев не промазал, ударил меня по руке, в которой я держал пистолет. Но за мгновение до удара я успел нажать на спусковой крючок. Пуля пробила грудь Шинкарева.
        От грохота у меня зазвенело в ушах, но я все же услышал, как взвизгнула Дульсинея.
        Пистолет вылетел из моей руки, ударился о стену, стукнулся об пол. Но Шинкарев уже не мог развить свой успех. Пуля, попавшая в грудь, выбила его из колеи. Он не сумел погасить инерцию своего тела, врезался в ту же стену, о которую ударился пистолет, потерял равновесие и рухнул на пол.
        Какое-то время Шинкарев смотрел на меня, пытался что-то сказать. Но взгляд его погас. Он дернул ногой и затих.
        - Кто следующий? - спросил я, стараясь сохранять самообладание.
        Может, я и не монстр, но и не слюнтяй.
        - Леня, это все неправда! - Дульсинея в ужасе смотрела на меня. - Ты же видел, он пыль тебе в глаза пускал! Нарочно врал!
        - Но кто-то же дал ментам наводку на Валеру. - Я холодно взглянул на нее. - И Виталику крылья подрезал.
        - Да не я это!
        - А с Розочкой кто все придумал? - гнул я свою линию.
        Монстр я или нет, но мне нужно было идти до конца, и Дульсинею зачистить, и ее мужа. Иначе меня ждал бы пожизненный срок. Или удар в спину.
        - Я, конечно, во многом виновата! - сказала Дуська, всплеснула руками и захныкала.
        - А кто хотел меня сегодня убить? - спросил я, взглядом выстрелив в ее мужа.
        - Я не только хотел, но и на самом деле убью! - с бледным видом выпалил Камов.
        - Меня?
        Если я не прикончу Митю, то он сделает это со мной. Тут уж третьего не дано. Меня даже обрадовала такая постановка вопроса. Конечно же, я выбрал себя.
        - Его! - Камов ткнул пальцем в покойника, лежащего на полу. - Это я убил Шинкарева!
        -Ты?
        - Он полез к моей жене, и я его пристрелил.
        Я хмыкнул. Митя выбрал единственно правильный способ сохранить себе жизнь. Я не хотел ему верить, но в данном случае он обмануть меня не мог. Не удастся ему отвертеться, если на орудии убийства будут не мои, а его пальчики. А Дульсинея не станет выгораживать своего законного супруга, если, конечно, я сумею договориться с ней на этот счет. А свою шкуру она дорого ценит.
        Я поднял с пола пистолет, вынул обойму, передернул затвор, выкинул из ствола патрон. После этого я тщательно протер оружие и протянул его Камову. Тот кивнул, взял пистолет левой рукой и переложил в правую, прикованную к трубе.
        - Этого мало. - Я смотрел на него не мигая. - Тебе выстрелить надо. Чтобы порох на руке остался.
        Митя кивнул, соглашаясь со мной.
        - Выстрелишь? - спросил я, кивком показав на Дульсинею.
        Он задумался на целую секунду, отрицательно мотнул головой и умоляюще глянул на меня.
        - Эта шлюха не станет ждать тебя из тюрьмы, - с презрением к Дульсинее сказал я.
        Митя отвел в сторону глаза. Дуська потупилась.
        - Ладно, можешь не стрелять. Хватит и пальчиков, - смилостивился я, поднял с пола пустой пластиковый пакет и положил себе на ладонь.
        Митя аккуратно опустил на него пистолет со своими отпечатками.
        - Это тоже твое, - сказал я и сунул ему в руку свою финку, которая тут же отправилась вслед за пистолетом.
        - Я честно свой срок отсижу! - заявил Митя, прилепил свободную руку к своей груди и посмотрел на меня преданными глазами.
        - Какой срок? Да тебе за два убийства вышка светит. - Я кивнул на окно, за которым лежал труп телохранителя.
        - Да?… - Голос Мити сорвался.
        - Вариант у тебя только один. Ты сейчас грузишь трупы в машину и везешь, куда хочешь, в лес, на реку.
        -Я знаю одно место! - заявил Камов. - Там глубоко. Гири у меня есть. Штангу можно…
        - Чем быстрей начнешь, тем лучше.
        Ключ от наручников лежал в тумбочке. Я отстегнул Митю от трубы, и он сразу же схватил Шинкарева за ноги. Крови на пол натекло немного. Если ее не размазывать, то убраться можно за пять минут. Однако тело нужно было нести, а не волочь.
        - Ну и чего стоишь? - спросил я, с издевкой глянув на Дульсинею. - Давай, запрягайся!
        -Я?…
        -Ты!
        У меня не было ни жалости к этой стерве, ни желания заботиться о ней. Пусть корячится вместе с мужем.
        Они затолкали тела в машину Шинкарева. Потом Дульсинея взялась за тряпку и замыла кровь, но этого было мало. Я заставил ее навести в доме идеальный порядок, как будто нас здесь и не было. В машину она садилась, едва живая от усталости.
        Сначала от дома отъехала Дуська, за ней Митя. Что-то не хотелось мне пристраиваться к этой парочке, но пришлось. Я взял машины на сопровождение.
        Через полчаса мы подъехали к многоквартирному дому, в котором жили Камовы. Митя забрал оттуда штангу и гири. Дульсинея оставила там свою машину, но подсела не к мужу, а ко мне. С одной стороны, все правильно. Эта сука должна быть под присмотром. С другой - я ее видеть не хотел.
        - Дальше что? - подавленно спросила она.
        -Дальше похороны, - стронув машину с места, ответил я.
        -Чьи?
        - Не кривляйся. Если бы ты меня боялась, то давно бы уже слиняла.
        Возможностей сбежать от меня у Дульсинеи было предостаточно. Дала бы газу, пока ехала в город, и скрылась бы в темноте Только бы я ее и видел.
        - Я тебя боюсь, но должна тебе все объяснить. Шинкарев заставил меня работать на себя.
        - Против нас.
        - У меня не было выбора.
        - Не надо ничего объяснять. Просто живи. Где-нибудь далеко-далеко от нас.
        - Где далеко-далеко?
        - Да где угодно, хоть в аду. Продавай дом, магазин и сваливай отсюда.
        - А если нет?
        - Через год выйдет Виталик. Он с тобой церемониться не станет. Посадит на цепь, будет к тебе как в сортир ходить. Нужду справлять.
        - Не надо на цепь. Я сама буду приходить. К тебе. Любой каприз, - негромко, с томным придыханием сказала Дульсинея.
        Ее рука легла мне на коленку. А голову она могла сунуть под руль.
        От возбуждения на моих джинсах едва не лопнула молния, но все же я удержался от искушения, сбросил руку и заявил:
        - Исчезни! Или когда-нибудь я тебя задушу.
        - Зачем же так? - Она обиженно глянула на меня.
        Я резко ударил по тормозам, остановил машину.
        - Пошла вон!
        Дульсинея разочарованно вздохнула, но, закрывая за собой дверь, глянула на меня с надеждой. Это сейчас я такой злой. Завтра меня припрет, а она - самая лучшая «скорая сексуальная помощь». Да уж, этого у нее никак не отнять.
        Я помог Мите сгрузить покойников, утяжелить их. Потом он влез в холодную воду, утащил тела на самую середину реки, там и сбросил.
        - Кажись все! - Митю трясло от холода, но улыбка не сходила с его лица.
        Он действительно отделался легким испугом. А ведь могли менты по дороге остановить или охрана Шинкарева на дачу нагрянуть.
        - Это еще не все. Ствол и финка у меня. Если ты что-то не так сделаешь, то все это будет у ментов, - проговорил я.
        - Да ну, зачем это мне? Я тихо, никому ничего.
        - И Дульсинея…
        Я еще только начал, а Митя меня уже перебил.
        - Да я не против, - сказал он. - Можешь с ней когда и где угодно. Хоть в Подгорке, хоть на горке.
        -Дульсинея должна исчезнуть. - Я смотрел на него, и меня подташнивало от отвращения. - И ты вместе с ней.
        - Ну, как скажешь.
        - А это тебе за горку!
        Митя вел себя как последнее чмо, но выглядел очень даже внушительно. Чтобы сбить его с ног, мне пришлось вложить в кулак всю свою силу. Он воспринял это как должное, даже поблагодарил меня за урок.
        «Мерседес» Шинкарева мы отогнали подальше от места захоронения, бросили на дороге и подожгли, чтобы огонь уничтожил следы на сиденьях. Домой Митя отправился один. Не захотел я сажать его к себе в машину, боялся зашквариться.
        Убивать его я не желал, хотя и понимал, что это может выйти мне боком.
        ГЛАВА 12
        Ночью мне приснился начальник цеха, в котором я работал, когда находился в колонии. Ему нужен был план, он готов был расстрелять всех за его невыполнение. Всю ночь я бегал от него, прятал в кармане лист бумаги, на котором крупными буквами было напечатано: «План».
        А утром за мной пришли менты. У них тоже был план. По раскрытию преступлений. Ко мне они заявились наяву.
        Я не сопротивлялся, спокойно проехал в управление, где и было оформлено мое задержание. Но в камере я провел не больше часа. Меня выдернул на допрос сам начальник уголовного розыска.
        Подполковник Колотыгин был похож на бульдога, такой же мордастый и лысый. Взгляд у него собачий, не злой, но угрожающий.
        -Давай рассказывай, где ты был четырнадцатого октября, - сказал он, экономно расходуя свои слова.
        Я решил не тянуть волынку, хотя мог бы спросить, какой год его интересует.
        - В Подгорке. Там у нас дом.
        - Что делал?
        - Порядок наводил. Там запущено все.
        - С кем?
        - Сам. А в чем, собственно, дело?
        Колотыгин смотрел на меня спокойно, но сказал резко:
        - Шинкарева убили.
        Эти слова были проговорены четко, категорично. Он как будто точно знал, кто разобрался с Шинкаревым.
        Я не исключал, что так оно и было. Дульсинея могла настучать или Митя. Но тогда Колотыгин зашел бы с козырей. Или же он по какой-то причине решил их пока попридержать. Я в любом случае должен был держаться до последнего.
        - Шинкарева, стало быть. Ну да, знавал я такого типа.
        - Твой брат пытался его убить.
        - Давно это было.
        - Меня интересует позавчера. Алиби у тебя, я так понимаю, нет.
        - Алиби на весь день или на момент преступления? Когда его убили?
        - Вместе с ним погиб и его телохранитель. - Колотыгин навалился на меня всей тяжестью своего взгляда.
        - Я здесь при чем?
        - Тебя ждет пожизненный срок.
        - Бум-бум-бум. Давайте четко и по делу. Что, где, когда, факты, улики. Словоблудие тут не поможет. Я процессуальный кодекс знаю.
        Очень скоро я понял, что ни улик у Колотыгина не было, ни фактов, ни даже трупа. Одни только голые предположения и сгоревший «Мерседес». Но Шинкарев исчез, и уголовный розыск отрабатывал версию убийства.
        Оказалось, что под подозрение попал и Санька. Он был доставлен в управление чуть позже меня. Но у него алиби нашлось. Ночь он провел с одной из своих подружек. Эта девчонка подтвердила его показания в тот же день. Санька отправился домой, а меня закрыли на ночь в камеру.
        Под утро меня разбудил шум, с каким дверь в камеру стукнулась о блокиратор.
        В камеру зашел Санька.
        - И что это значит? - спросил я, поднимаясь на локте.
        -Да вот, проездом заскочил, - с улыбкой проговорил он.
        Дверь закрылась.
        Санька подсел ко мне и тихо, с оглядкой сказал:
        - Шинкарев реально пропал.
        - И что?
        Я доверял ему, но говорить ничего не стал. Вдруг полезет к Дульсинее за разъяснениями, наломает дров? Да и мужа ее трогать не стоило.
        - Машину сожгли.
        -Кто?
        - Меня подозревают. И тебя. Но я-то выкрутился. Тебе тоже алиби надо соорудить. Зачем ты Дуську покрываешь?
        - Покрывает бык телку.
        - Была она позавчера в Подгорке. Ее машину там видели.
        - Кто видел?
        - Мужик по соседству живет.
        - Когда видели? А когда Шинкарев пропал? Дуська была в полдень, а с Шинкаревым вообще ничего не ясно.
        - Все равно скажи, что с ней ночь провел. Она подтвердит. Плевать на мужа.
        - Я с другой бабой ночь провел. Мне на ее мужа не плевать.
        Я помнил, как расставался с Лилей. Домой она меня к себе не звала, но мы могли бы вернуться в Подгорку, потому как муж ее где-то пропадал. Я мог провести ночь с ней. Она подтвердила бы мое липовое алиби.
        - Что за баба?
        - Только учти, никакого давления! - предупредил я. - Если захочет мне помочь, хорошо, если нет, что-нибудь другое придумаем.
        Лиля захотела мне помочь. Санька поговорил с ней, передал мне весточку, я дал показания, Лиля их подтвердила.
        В тот же день менты выпустили меня на свободу. Впрочем, я и без того вышел бы, потому как ничего серьезного против моей персоны у них не было.
        Санька ждал меня в машине, причем не один. На заднем сиденье расположилась Лиля. Она смотрела на меня так, как будто я был ей должен.
        Пассажирское кресло спереди пустовало, но я подсел к Лиле. В конце концов, она не последний в моей жизни человек.
        Выглядела эта женщина соблазнительно, о прическе позаботилась, приоделась, накрасилась, и пахло от нее вкусно. Да и вообще лучше с ней, чем с Дульсинеей.
        - Спасибо тебе, - сказал я и хотел поцеловать ее в щеку, но Лиля подставила губы и мило улыбнулась, давая понять, что это вовсе не шутка.
        - Спасибо мужу, - заявила она, отстраняясь от меня.
        - За что?
        - За то, что все понял и отпустил. - Лиля смотрела на меня с замиранием.
        Я знал, как чувствует себя человек, которому судья зачитывает приговор. Всякий раз мне назначали наказание, а Лиля ждала помилования.
        - В Подгорку со мной поедешь? - спросил я.
        Лиля кивнула и расплылась в улыбке. Пока что я оправдывал ее ожидания.
        - Давай домой, - сказал я, глянув на Саньку.
        С мамой надо поздороваться, машину взять. Тогда уже можно будет и в деревню. Если, конечно, Лиля не передумает.
        - Значит, в Подгорку решили? - спросил Санька, останавливаясь перед светофором.
        - Да, поживем пока там, - ответил я.
        - А как же работа?
        Я промолчал. Какая у меня могла быть работа? Отец дулся на меня, ничего серьезного не предлагал, а рынок подметать я что-то не очень хотел.
        - Я говорил тебе про мусор. Этот проект надо двигать, - сказал Санька.
        - Поговорим об этом завтра или послезавтра, - проговорил я и мысленно добавил: «А еще лучше никогда».
        Шинкарева больше нет, но никуда не делись люди, которые занимались его делами. Проект утилизации мусора, затеянный им, сам по себе не рассосется, его душить надо, а это насилие. Возможно, придется убивать. Если Санька такой храбрый, то пусть сам таскает из огня каштаны для отца.
        Я не стал знакомить Лилю со своей мамой. Она и сама понимала, что это слишком, осталась у Саньки в машине, чуть погодя пересела ко мне в «крузер», и мы рванули в Подгорку.
        Там я ее и взял, с ходу, без прелюдий и предисловий, после этого остался в постели, а она принялась готовить ужин. Сначала Лиля навела порядок в летней кухоньке, где установлена была плита на баллонном газе, затем приготовила яичницу с тушенкой и подала ее прямо в постель.
        Весь вечер она не знала покоя, убралась в доме, нагрела воды и наполнила бак в душе. На улице было уже достаточно холодно для летнего душа, но мы рискнули и не пожалели об этом. Сначала нас грела теплая постель, а затем - жаркая страсть. Засыпал я в состоянии, близком к полному блаженству.
        Поднялась Лиля чуть свет и снова взялась за тряпку. Оказывается, вчера она убралась наспех, а сегодня у нее было время вычистить дом до блеска.
        Втянулся в процесс и я, съездил на хоздвор, привез утеплитель и вагонку. К вечеру мы могли принимать душ, не опасаясь замерзнуть.
        Утром я снова принялся за дело. Мне нужно было решить проблему с водой для душа. Ведрами таскать ее туда было неудобно. К полудню я закончил с этим, а после обеда лег спать в состоянии легкой приятной усталости. Оказывается, семейная жизнь не так уж и плоха.
        Я не знал, как выглядел Рома, муж Лили, которого она бросила, но увидел его во сне и сразу понял, с кем имею дело. Он шел на меня с «наганом» в руках, а за его спиной, тыкая в меня пальцем, смеялся Шинкарев.
        Он же и крикнул мне: «А ему дали пистолет!»
        Рома трансформировался в Розочку, который целился мне в живот.
        «Привет от Виталика!» - крикнул он.
        Тут же появился и сам Виталик. Он стоял перед моей койкой, гладко выбритый, в модном пальто, в котором по лагерю не походишь, уже немолодой, взрослый, даже заматерелый.
        Я не сразу понял, что Виталик возник передо мной наяву. Он смотрел на меня без улыбки, но не зло. За его спиной, за приоткрытой дверью я увидел Лилю. Она вытирала руки о полотенце, висящее на ее плече.
        - Ну, здравствуй, братишка! - сказал Виталик и все же улыбнулся, пусть и скупо.
        Я кивнул, поднялся, шагнул к нему, подал руку.
        Мы обменялись рукопожатиями, но обниматься не стали. Та давняя ссора до сих пор стояла между нами камнем преткновения.
        - Стрелять не станешь? - спросил Виталик.
        - Не стану.
        - Тогда принимай гостей.
        Я глянул на Лилю, а та как будто ждала сигнала.
        - Я сейчас! - сказала она.
        Виталику до конца срока оставался целый год, но ему повезло чуть больше, чем мне. Он был освобожден условно-досрочно.
        Я еще не успел расспросить брата о его делах, а Лиля уже накрыла на стол. Она картошечки с мясом нажарила, колбаски нарезала, банку с огурчиками раскатала, капустки квашеной поставила.
        - Выпьешь? - спросил я, свинчивая пробку с бутылки.
        Коньяка у нас не было, виски тоже, только водка. Но я подумал, что вряд ли Виталик станет воротить от нее нос после зоны. Если только ему не западло со мной выпить.
        - Легко, - сказал он, усаживаясь за стол.
        Я наполнил рюмки, взял одну, Виталик - другую. Третью я подал Лиле, которая сидела на краешке стула, готовая вспорхнуть в любой момент.
        - Ну, за встречу!
        Виталик выпил, выдохнул, бросил в рот капустки и произнес:
        - Я тогда машину здесь оставлю.
        - И сам оставайся.
        -Да нет, сейчас Санька подъедет, заберет меня.
        - Как знаешь.
        - Он человек занятой. Проект у нас новый. - Виталик с нажимом глянул на меня.
        Видимо, отец успел пожаловаться ему на то, что я держусь в стороне от семейных проблем. Зато сам Виталик не успел вернуться, а уже в курсе мусорного проекта.
        - Куй железо, пока горячо, - сказал я.
        - Я сейчас! - сказала Лиля и хотела было подняться.
        Она пока что не член семьи. Разговоры о делах и проектах не для ее ушей. Очень хорошо, что она это понимала.
        - А ты, значит, и есть та красавица, которая Леню нашего спасла? - Виталик повел рукой, осаживая ее.
        - Ну, не красавица, - зажеманилась она.
        - Как я сказал, так оно и есть. Давайте выпьем за красавиц. Но не за всех.
        Не сложилось у них с Клавой, не дождалась она его, замуж вышла, ребенка родила. Но так и Лиля не свободна. Да и у Дульсинеи вроде как муж есть.
        За Клаву Виталик ничего не сказал и про Дульсинею не вспомнил, зато с Лили глаз не сводил.
        После пятой или шестой рюмки он, уже слегка захмелевший, сказал:
        - Красивая ты, Лиля. Так и увел бы тебя у Леньки.
        Я предостерегающе глянул на Виталика. Он, конечно, мне брат, но есть вещи, за которые можно получить в морду. Причем не в первый раз.
        - Но не могу. Ленька и без того на меня дуется, думает, что я убить его хотел.
        - Леня убить тебя хотел, - заявила вдруг Лиля.
        Водку она пила наравне с нами. Неудивительно, что язык у нее стал заплетаться.
        - Так это уже потом, - сказал Виталик.
        - Не получилось, - пробурчала она.
        - Не получилось, - подтвердил он.
        Я провел пальцем по губам, призывая Лилю молчать, но было уже поздно.
        - А кто-то хотел, чтобы получилось, - сказала она.
        - Кто хотел? - осведомился Виталик.
        - Ну, кто-то хотел. - Лиля спохватилась, посмотрела на меня, но этим лишь плеснула бензина в костер.
        - Я чего-то не знаю? - спросил Виталик, поднимаясь из-за стола.
        Он шевелил пальцами правой руки, как будто собирался взяться за рукоять пистолета.
        - Пойдем покурим, - сказал я, взглядом пригвоздив Лилю к стулу.
        Ей совсем не обязательно было выходить на воздух вслед за нами. И уши пусть на гвоздик повесит вместе с языком.
        - Это Шинкарев меня заказал, - сказал я. - А тебя он подставил.
        - Ты это знал? - Виталик с осуждением смотрел на меня.
        - Узнал.
        - И что?
        - Шинкарева больше нет, - отчеканил я.
        - Как ты это узнал?
        - Шинкарева больше нет. - Я качнул головой, давая понять, что подробностей не будет.
        - Что с ним?
        - Шинкарева больше нет.
        Не стал я сдавать Дульсинею с ее мужем. Если Виталик сам догадается и выйдет на нее, то пусть она сама винит себя в этом. Кто не спрятался, я не виноват.
        - Ты в этом уверен? - Виталик так сильно затянулся сигаретным дымом, что закашлялся.
        - Абсолютно.
        - Это правильно.
        - Не надо тебе ничего узнавать. Не стоит.
        - Я понимаю, - сказал Виталик, в раздумье глядя на меня.
        - Тогда пойдем.
        Мы выпили, закусили, откупорили следующую бутылку, добавили. Но Виталик не пьянел и на Лилю не обращал внимания. Он думал о человеке, которому должен был отомстить, но тот вдруг ушел из жизни, о том, какие перспективы открывала ему гибель Шинкарева.
        Потом появился Санька, и они уехали двигать эти самые перспективы.
        А я остался в Подгорке налаживать наш быт с Лилей. Меня как-то не очень пугало мое будущее, в котором я мог обабиться и обрасти детишками. Лучше жить в деревне и растить капусту, чем стричь купоны с трупов.
        Еще я знал, что если мне суждено стать многодетным отцом, то моя семья никогда не станет мафиозным кланом.
        В семейную жизнь я втянулся основательно и наслаждался тем приятным, чуть суетливым покоем, который она дарила. Лиля не могла разжечь тот огонь, в котором мне хотелось гореть вместе с Дульсинеей, но и от скуки я не умирал. Кровать мы расшатывали каждую ночь.
        Мне казалось, что отец потерял ко мне всякий интерес. Виталик наверняка поведал ему о моем участии в судьбе Шинкарева, но отец, скорее всего, ему не поверил или решил, что я убивал в своих личных интересах. Может быть, он ждал, когда я сам явлюсь на поклон.
        Иногда появлялся Санька, привозил маму. Только он и она проявляли живой интерес ко мне. Но при этом Санька обходил стороной семейные дела. Я не знал, в какую сторону движется их мусорный проект. Он не говорил, а я не хотел спрашивать.
        Но семейные проблемы сами ворвались в нашу с Лилей жизнь. Лил холодный дождь, ветер швырял капли в окно и качал фонарь над воротами. К дому подъехала машина, Виталик завел во двор хромающего Саньку.
        Я подумал, что тот крепко под градусом, но оказалось, что в ноге у него сидела пуля. Похоже, новая охота не задалась.
        Пуля задела кость, возможно, даже раздробила ее. От боли Санька искусал все губы, но не стонал, держался молодцом. Хирургом я не был, но не раз лежал на операционном столе. Может, поэтому и позаботился об аптечке, в которую включил скальпель и пинцет, все, чем смог разжиться. Там даже хлороформ был, но его я отставил в сторону.
        Сначала я обезболил рану, затем расширил ее скальпелем, пинцетом вытащил пулю. Крови я не боялся, поэтому не торопился, прежде чем зашить рану, очистил ее от осколков кости. Анестезия работала плохо, от болевого шока Санька потерял сознание. Зато в себя он пришел уже в мягкой постели, с плотной стерильной повязкой на ноге.
        Виталик не торопился отчитываться передо мной, но я и без того все понимал. Видимо, мусорный или какой-то другой проект требовал жертв, и Саньке с Виталиком пришлось выйти на тропу войны.
        - Ты должен понимать, что это уже не схрон, - сказал я Виталику.
        Мы вышли с ним покурить на летнюю кухню, заодно и чайник поставили.
        - Да ты не переживай, хорониться уже не от кого, - произнес он.
        - Чисто сработали?
        - И чисто, и начисто. Саньку жаль. Зацепило его.
        - Да, Саньку жаль.
        - Поверь, игра стоит свеч.
        Я промолчал, не очень-то соглашаясь с братом. Слишком уж дорогой ценой доставались нам эти игры. Сколько лет пропало за колючкой, а сегодня еще и Саньку могли убить, да и Виталика тоже. Он ведь не бронированный.
        - Большая игра. - Виталик смотрел мне в глаза.
        - Верю.
        - Как у тебя здесь? Ты еще не прокис?
        - Нет.
        - А с деньгами как?
        - Да так.
        - Мать подкидывает?
        Я кивнул и недобро глянул на Виталика. Отец «крузер» взять разрешил, Санька денег на первое время дал, мама приезжала, подбрасывала. Не шиковали мы с Лилей, но и не бедствовали.
        - Только не думай, я тебя не упрекаю. Ты свое дело сделал. Или это лажа насчет Шинкарева? - Виталик хитро сощурился.
        - Так он же вам теперь не мешает.
        - Не мешает. Замочил ты его на даче. Два трупа, два свидетеля.
        Я медленно покачал головой, глядя на Виталика. У него, конечно же, был разговор с Дульсинеей. Я не знал, где она, исчезла из города или осталась тут. Если последнее, то Виталик мог заехать к ней на палочку чая, по старой памяти или по новому подозрению.
        - Дуська мне все рассказала, - с усмешкой проговорил он.
        -Все?
        - Даже как сдала меня Шинкареву.
        - И что ты с ней сделал?
        - Отодрал, как последнюю шлюху. На глазах у мужа.
        Я вопросительно повел бровью. Виталик приколоться решил или дурным примером заразился.
        - Шучу, но знаю, как там все было. Шинкарев, оказывается, еще тот черт.
        - Был.
        - Ну да. Дуська пусть живет. А Митьке я все хозяйство отрежу, если он хоть пальцем к ней прикоснется.
        - Режь, дерьма не жалко.
        Митьку и в самом деле не жалко, особенно если кто-то другой с ним разберется. Сам я такими делами больше не занимаюсь. Дуська мне теперь не нужна. Пусть Виталик ее хоть вдоль, хоть поперек, хоть крестиком по нолику. Не смогу я с предательницей, даже если очень захочу. А ведь у меня появится такое желание, если она вдруг заявится ко мне.
        Чайник закипел, но я не обращал на него внимания.
        -Да я тоже мараться не хочу, а приходится, - сказал Виталик. - Поговорили мы с человеком, объяснили вежливо, подвинься, мол. Нет, не захотел. Мы сами его подвинули. Кто теперь против нас?
        Кипяток с шипением выплеснулся из чайника, затушил огонь. Теперь кухню освещал фонарь, висевший над воротами.
        - Например, менты, - сказал я, перекрывая конфорку.
        - И ментов прижмем. Наша власть в городе будет! - заявил Виталик.
        - Удачи вам!
        - Ты с нами.
        Я пожал плечами, сам напрашиваться не собирался, если позовут, пойду, но убивать не стану.
        - Мокроты не будет, - сказал Виталик, будто прочитав мои мысли, немного подумал и пояснил: - Не царское это дело. Незачем нам самим подставляться. Есть люди, которые все сделают за нас.
        - Где они? - Я кивком показал на дом, в котором находился раненый Санька.
        Нет у Виталика никаких киллеров, если он вместе с Санькой на дело пошел.
        - С отцом спорить бесполезно. У него все по принципу «сделай сам». Ты сколько лет отмотал? А я? А Валера? Нет, у меня все по-другому будет.
        - У тебя?
        - Отец меня на хозяйство ставит. - Виталик смотрел на меня так, как будто ждал, когда я наконец-то догадаюсь поцеловать ему руку в духе сицилийской мафии.
        - Хороший выбор, - сказал я, скрывая иронию.
        Виталик был достойным сыном своего отца, такой же нацеленный, жестокий, готовый идти до конца. Это я сдулся, распустил сопли, а он и дальше пойдет по трупам. С одной стороны, брат заслуживал уважения, но с другой - я очень устал от крови. Давно уже пора остановиться.
        - Ты в зоне работал? - спросил он.
        - Вибролитье, бордюры, плитка, все такое, - ответил я.
        -То, что нужно. Нам и бордюры пригодятся, и плитка. Будем город благоустраивать.
        Я кивнул, вспоминая, о чем говорил Санька. Шинкарев и строительством занимался, и благоустройством на бюджетные деньги. Почему бы нам не освоить это золотое дно?
        Неплохо было бы организовать собственное производство. Я мог бы им руководить, зарабатывать на этом деньги и спокойно жить с той же Лилей. Я готов был взяться за любое дело, лишь бы не убивать. А Виталик пообещал закрыть мокрый вопрос.
        - Тихо! - резко шепнул он.
        Где-то за летней кухней скрипнул забор, как будто кто-то лез во двор с соседнего участка.
        Виталик молча вынул из-за пояса пистолет, протянул мне. Я взял его. Какие могут быть разговоры, если врагу самых ворот?
        Был у Виталика и второй ствол. Он оставил его себе. Мимо кухни, мелькая в окне, прошли двое. Виталик тихо передернул затвор. Я поступил точно так же.
        Ночные гости тоже были вооружены. Один держал в руке пистолет, а другой вынул из кармана что-то небольшое и тяжелое.
        - Граната! - первым сообразил Виталик и тут же выстрелил.
        Человек с гранатой успел только разжать усики, но чеку так и не выдернул. Виталик уложил его тремя точными выстрелами - в голову, в грудь и шею.
        Я опоздал всего на мгновение и не попал в своего противника. Он даже успел выстрелить в ответ. Пуля разбила окно и прошла совсем рядом со мной, но это не сбило меня с толку. Я опять нажал на спуск и прострелил мужику голову.
        - Давай к воротам! - крикнул Виталик и рванул за кухню.
        Вдруг там еще кто-то стоит за забором?
        Я, рискуя жизнью, бросился к воротам, но за калиткой никого не нашел. Только где-то вдалеке стронулась с места машина. Я слышал шум двигателя, но не видел даже габаритных огней. Видимо, напуганный водитель не решился включить фары.
        Незваных гостей добивать нам не пришлось. Они были мертвы.
        - Давай в машину! - Виталик показал на «крузер», который стоял во дворе передком к воротам.
        Я тяжко вздохнул, открывая крышку багажника. Не хотел я поганить салон кровью, но дело было не только в этом. Снова я вляпался в историю, взял смертный грех на душу. Когда все это закончится?
        ГЛАВА 13
        Бордюры один к одному, без трещин и сколов, гладкие, будто полированные, такие же плотные, как спрессованный графит. Я знал свое дело, процесс у меня был отшлифован, технологическая линия настроена, как скрипка виртуоза, работала без сбоев.
        - Хорошо! - Санька провел рукой по бордюрному камню, лежащему на самом верху штабеля.
        - Фирма! - заявил я.
        - Да, фирма - это замечательно. Но тут сбыт нужен.
        - С этим пока не очень, - сказал я и выразительно глянул на Саньку.
        Я сделал все, что от меня требовалось, выбрал площадку в районе Подгорки. Там под моим руководством был быстро возведен цех, установлено оборудование. Я организовал производство, но работа пока шла больше на склад, чем на сбыт. Подъезжали покупатели, брали плитку, бордюры, блоки. Мы на рынке точку открыли, но всего этого было мало.
        - Мы работаем, - сказал Санька.
        Нога у него давно зажила. Он ходил нормально, не хромал, торговлей рулил, Виталику помогал мусорным бизнесом ворочать. Свалка у них, транспорт, весь вывоз твердых отходов.
        Всех, кто возражал, мы утилизировали. Мне тоже пришлось поучаствовать в этом. К счастью, обошлось без последствий. Трупы ночных налетчиков мы спокойно вывезли за город и сожгли дотла. Почти год прошел с тех пор, но я все помнил. Такое не забывается.
        - И я работаю.
        Закончилось то время, когда я дневал и ночевал в цеху. Конвейер налажен, товар худо-бедно продается, кредиты мало-помалу выплачиваются.
        Вечером, в районе семи, рабочий день для меня закончится. Дома Лиля накормит ужином, нальет стопку беленькой, уложит спать.
        Меня такая жизнь вполне устраивала. Денег для нее много не надо. Так что я не рвался к большим прибылям, как, например, Виталик. Если он не сможет вывести сбыт на новый уровень, то я буду довольствоваться тем, что есть, и потихоньку расширяться.
        - Надо работать вместе, - заявил Санька и пристально посмотрел на меня.
        Я насторожился. Если ему надо решить с кем-то проблему, то меня впутывать не стоит. Мое дело маленькое. Мне много не нужно.
        - Центральную площадь городские власти реконструировать будут, - продолжал Санька. - Плитка нужна, бордюры. Сбыт гарантирован. Если тендер выиграем.
        - Что для этого нужно?
        - С администрацией договоренность есть. Пусть пока и предварительная. Тут главное - решить вопрос с конкурентами. Это компания «Благовест», родная дочь покойного Шинкарева.
        - «Блатинвест», говоришь?
        Слышал я о такой конторе. Там и производство, и строительство, и масштабная система подрядов. Мы еще находились в зачаточном состоянии, а у них размах. С таким конкурентом в честной борьбе не потягаешься.
        Конечно же, Санька это понимал. Поэтому бить он собрался ниже пояса. Вместе со мной.
        - Блат с них нужно снимать, - сказал Санька. - Закончилось их время.
        - Они это знают? - не без иронии спросил я.
        - Знают. Мы на них потихоньку давим.
        - Боятся?
        - Нервничают.
        - Это сильно.
        - Кирицын телохранителей нанял.
        - Но заявку с тендера не снимает?
        - Нет. И даже находит понимание в администрации. Короче, надо с ним поговорить.
        -Как?
        - По-человечески. Это пока, для начала. - Санька смотрел на меня с каменным выражением лица, улыбались только его глаза, и то едва-едва. - Если не поймет, то по-другому говорить будем. Но это уже без тебя. Сейчас нужно только твое присутствие. Можешь даже ничего не говорить, просто стоять и молчать.
        - Какой в этом смысл? - осведомился я.
        - Просто стоять и молчать, - повторил Санька.
        Смысл этой акции стал доходить до меня, когда мы вышли на цель.
        Нас было трое: Виталик, Санька и я. Кирицын, мужик брутального вида, выезжал из ворот своего офиса. Мы же просто встали у него на пути и даже не шелохнулись, пока широкомордый «Мерседес» надвигался на нас, как будто знали, что Кирицын не посмеет идти напролом.
        Так оно и вышло. Его машина остановилась.
        Сначала из нее выбрались плотно сбитые парни в черных костюмах, затем появился и сам Кирицын. Выходил он из машины неуверенно, с опаской. Но настоящий испуг в его глазах появился, когда этот фрукт заметил меня. Как будто дьявола во плоти увидел.
        - Да ты не бойся, Владислав Андреевич, - с едкой насмешкой сказал Виталик.
        Он медленно приближался к нему, но Кирицын лишь вскользь глянул на него. Все его внимание приковано было ко мне. А я не терялся, смотрел на него тяжело, гнетуще.
        - Мы чисто поговорить, - продолжал Виталик.
        - Не о чем мне с вами говорить, - выдавил из себя Кирицын, оторвал от меня взгляд и в упор посмотрел на него.
        - Это твое последнее слово? - спросил тот.
        Кирицын не выдержал давления, дрогнул и пробормотал:
        - Ну, если вам так нужен этот подряд…
        - Он Леониду Игоревичу нужен. - Виталик повел головой в мою сторону. - Человек работал, старался. Теперь ему требуется выход на рынок.
        - Леониду Игоревичу… - Кирицын сглотнул слюну, смочил горло, пересохшее от волнения.
        - Ну так что, Владислав Андреевич? Расходимся с миром или ждем войны? - дожимал его Виталик.
        - С миром, - выдавил из себя Кирицын и ослабил узел на галстуке, который почему-то стал ему тесен.
        - Тогда привет жене. Да и дочерям, - сказал Санька и подмигнул ему.
        -Дочерей не надо вмешивать, - прохрипел Кирицын, медленно поднял правую руку, но удержать ее не смог, опустил.
        Однако разговор уже закончился. Виталик и Санька повернулись к нему спиной. Я тоже последовал за ними, но сначала качнул головой и глянул на Кирицына.
        «Дочерей твоих трогать никто не станет», - хотел сказать я.
        Но, видимо, мужик не так меня понял. От страха за своих близких он совсем сошел с лица.
        Телохранители были и у нас. Виталик взял для антуража трех крепких парней. Они стояли у своей машины.
        За руль «Гелендвагена» Виталик сел сам. К нему присоединились только мы с Санькой. Посторонним среди нас не место.
        - Вопрос решен, - сказал Виталик, включая скорость.
        - Уверен? - спросил я.
        - Уверен. Ты видел, как он на тебя смотрел?
        Я кивнул и угрюмо глянул на Виталика.
        Кирицын - человек Шинкарева. Возможно, это он дал Розочке «наган», знал, кто это такой, как и за что я набросился на него с заточкой в тюрьме. Не исключено, что Дульсинея рассказала ему, как я прикончил Жарика. Еще меня подозревали в убийстве самого Шинкарева.
        Я не работал на свою репутацию, однако завоевал дурную славу. Именно поэтому Кирицын увидел во мне жестокого и беспощадного убийцу.
        Он должен был угадать в моем лице свою смерть. Именно поэтому Санька взял меня на стрелку, использовал как пугало. Это сработало, но мне легче не стало. Я не хотел быть монстром.
        - Отвези меня домой, - сказал я Виталику.
        - Так мы туда и едем, - сказал он, чуть помолчал и добавил: - Отец хочет тебя видеть.
        - Отвези меня в Подгорку! - Я зло глянул на него.
        Не нужен мне такой отец, который делает из своих сыновей чудовищ.
        - Хорошо, - сдался Виталик.
        - Завтра подъезжай с Лилей, - сказал Санька.
        Он не хотел ссориться со мной. Может, тоже меня боялся?
        Лиля уже развелась с мужем, но еще не стала моей женой. Она даже не просилась за меня выйти, хотела, но не решалась торопить события. Почему?
        - Лиля, ты меня боишься? - за ужином спросил я.
        Она приготовила жаркое, селедочку почистила, принесла с огорода огурчиков, помидорчиков. Все это было хорошо, но меня сейчас больше интересовала водка. Мне вдруг захотелось напиться. Я с ходу махнул сразу сто грамм и тут же добавил еще столько же.
        - Почему я должна тебя бояться? - настороженно осведомилась она.
        - Так я ведь убиваю. Два срока за это отсидел. Осенью, помнишь, тут было? - Я махнул рукой за окно.
        - Ты же не нарочно.
        - Два срока у меня. Зачем я тебе такой?
        - Ты меня бросаешь? - Она заметно разволновалась.
        - Вовсе нет. Просто люди меня боятся.
        - Я тебя не боюсь!
        - Страшный я.
        - Ты страшный? А вот и нет! Ты самый красивый, - проговорила Лиля и нежно улыбнулась.
        - Самый-самый? - Я мигом повеселел.
        - Я в тебя сразу влюбилась.
        - Сразу?
        - Как только ты ожил, так и влюбилась.
        - В морге? - с улыбкой вспомнил я.
        - Если честно, мне совсем не весело.
        - А замуж за меня пойдешь?
        - Уже веселее, - заявила она.
        - Завтра я скажу маме, что сделал тебе предложение.
        - А ты его уже сделал?
        - Я давно его уже сделал. Просто ты этого не поняла.
        От души отлегло!… Может, кто-то и считал меня чудовищем, но Лиля точно так не думала. Действительно, что во мне страшного? Не гуляю, выпиваю только дома и по чуть-чуть, прикрикнуть иногда могу, но руки не распускаю. Лиле грех на меня жаловаться.
        Все же горький осадок, оставшийся после стрелки с Кирицыным, давал о себе знать. Все-таки я перебрал с водкой, не помнил, как оказался в постели и заснул.
        Утром я отправился на работу, к четырем закончил, заехал домой, забрал Лилю, и мы вместе отправились к родителям. Там я и объявил во всеуслышание, что женюсь на Лиле, даже назвал примерную дату свадьбы. Мама прослезилась, а отец пожал плечами. Он-то не против, но ему нужны наследники, а мы с Лилей уже почти год вместе. И с мужем она не понесла, и от меня живот ее не надувался.
        Отец ничего не сказал, но Лиля все поняла, загрустила и уколола меня взглядом. Это ведь я не хотел детей. Из-за меня ей приходилось предохраняться.
        После ужина женщины остались в доме, а мы, мужчины, закрылись в бане. Я напарился, освежился холодным пивком.
        - Правильное решение, сынок, - сказал отец, помахал перед собой рукой, как будто веером, и пристально, с намеком посмотрел на Виталика.
        Тот понял все без слов, но свел все к шутке, отдающей похабщиной.
        - А может, тебе лучше было бы на Дуське жениться?
        Я качнул головой. На Дульсинее жениться нельзя. Семья у нас далеко не образцовая, но шлюхам и предательницам в ней не место.
        - А сам-то ты как? - спросил и с насмешкой глянул на него отец.
        -Да у меня все в порядке! - ответил Санька и расправил плечи.
        И я удивленно глянул на него, и Виталик повел бровью.
        - Алиса зовут! Классная девчонка!… - Санька выставил вверх большой палец.
        Отец смотрел на него заинтригованно, но с недоверием. Он, может быть, и готов был поверить в серьезность его намерений, однако Санька сам все испортил.
        - А подружка у нее во! - Он выставил вверх оба больших пальца, глянул на Виталика и сказал: - Могу познакомить!
        Отец цокнул языком. Если Санька собирался знакомить кого-то с подружкой своей девушки, значит, скоро у него не будет ни той, ни другой. Даже отец это знал.
        Да и я давно изучил своего братца. Вроде бы серьезный он парень, смышленый, хваткий, в бизнесе подметки на ходу рвет. Только с женщинами у него ветер в голове. Снять, потрахаться, получить кураж, и больше ничего. Сегодня одна, завтра другая, а послезавтра и нет никого. Ну и черт с ними. Всегда можно проститутку снять. Да и бабы у него, как правило, такие же несерьезные. Ни одной не хватило ума или желания надеть хомут на Саньку.
        Виталик хотя бы собирался жениться. У Валеры тоже с кем-то было что-то серьезное, хотя до свадьбы дело и не дошло. А вот Санька так и прыгал со звезды на звезду, не хотел приземляться или просто не мог найти ничего достойного.
        Отец цокнул языком, махнул рукой и заявил:
        - Одна Юля за всех отдувается.
        Наша старшая сестра так и оставалась для него самой главной радостью в жизни. Правда, сама она отца не очень жаловала, знала, чем он занимался в прошлом, не верила ему и в настоящем. Дочь сторонилась его, в гости с внуками приезжала редко, да и братьев не очень-то хотела видеть.
        Я ее в общем-то понимал.
        - К ней и поеду жить, внуков нянчить, - сказал отец. - На старости лет.
        - Ну, когда это будет, - капнул медку Санька.
        - Не будет, а уже есть.
        Отец вскинул голову, расправил плечи и обвел нас всех строгим взглядом.
        - Все, устал я, сынки. Отхожу от дел. В люди я вас вывел, дальше вы сами. А я на печи буду лежать да сверху на вас, дурней, смотреть. - Он подавленно улыбнулся.
        - Дурней уму-разуму нужно учить, - сказал Виталик.
        - Ну, подсказывать, может, и буду. Но главное свое слово передаю тебе, старший сын. Ты теперь за старшего, тебе все и решать.
        Я ждал от отца напыщенных речей, пафосных советов, а он просто поднялся, оделся и ушел, сделал это с таким видом, как будто ему действительно не терпелось поскорее забраться на печь да просушить кости, распаренные баней.
        - Устал отец, - сказал Виталик и посмотрел на меня так, как будто я сомневался в этом, а он должен был убедить меня.
        - Ты теперь за него, - заявил Санька, давая понять, что признает полное старшинство брата.
        Кивнул и я, соглашаясь на отцовский выбор.
        - С Валерой свяжешься, скажешь ему, - обращаясь к Саньке, сказал Виталик. - Он скоро выходит, должен знать.
        - Скоро выходит, - эхом отозвался Санька.
        - Планы у нас большие, дел много, а работы еще больше. - Виталик набрал в легкие воздух, строго глянул на меня.
        Мне казалось, что сейчас он разродится пламенной речью, станет кирпич за кирпичом выстраивать планов громадье.
        - Но не будем пока об этом, - сказал он, глянув на дверь, которая недавно закрылась за отцом. - С мыслями собраться надо.
        Я и сам находился в разобранном состоянии. Виталик еще в прошлом году намекал мне, что скоро возглавит семейный бизнес. Я отнесся к этому достаточно серьезно, и все же сегодняшнее решение отца стало для меня неожиданностью. Но вряд ли Виталика оно застало врасплох.
        - Но ты, Леня, все равно думай, как тебе жить дальше, - сказал он, сосредоточенно всматриваясь в меня.
        - И как мне жить дальше? - Я быстро и твердо поставил на стол кружку, которую долго и расслабленно держал в руке.
        - В нашей струе. Мой интерес - твой интерес. Я сказал, ты сделал без всяких разговоров.
        - Что сделал?
        - Пока ничего. Сейчас ты справляешься. Производство поставил, работа идет. Дальше двигаться надо. Подряд на благоустройство продвигать. Заявку на участие подтвердить, с людьми договориться, рабочих нанять, с техникой решить. Главное - с финансами разобраться. Это наша головная боль.
        Я кивнул, соглашаясь с Виталиком. Отец профинансировал производство лишь частично. Мне самому приходилось брать кредиты под проценты. Еще далеко не все они были выплачены.
        А реконструкция городской площади - удовольствие еще более дорогое. Осваивать это дело нам придется на свои деньги. Бюджетное финансирование похоже на эхо в горах. Оно и откликается не сразу, и тянется долго. Я все прекрасно понимал и трудностей не боялся.
        - А у нас не Москва, - продолжал Виталик. - Банков раз, два и обчелся. Могут возникнуть сложности.
        - Могут, - легко согласился я.
        - Люди далеко не всегда понимают по-хорошему. - Виталик замолчал, сложил средний и указательный пальцы правой руки, изобразил пистолет и нацелил его на воображаемого банкира.
        - Не всегда, - согласился я.
        - Доброе слово должно быть с пистолетом, - с усмешкой проговорил Виталик.
        - Да, но стрелять не обязательно, - сказал я.
        - Стрелять должен страх. Перед нами, братьями Сермяговыми. И если кто-то нас не боится… - Виталик замолчал, предлагая мне самому закончить его мысль.
        - Ты же обещал без мокроты, - сказал я.
        - Кому я обещал? Тебе это не нужно, да?
        - Не нужно, - твердо сказал я.
        - Вот я и спрашиваю, как ты собираешься жить. Могу ли я на тебя положиться?
        - Зачем убивать банкиров, если с ними можно просто договориться?
        -А тебе и не придется никого убивать, - сказал Виталик и с пренебрежением скривил губы. - И мне, и Саньке. Есть люди, которые сделают все как надо.
        - Кому надо?
        - Нам надо, чтобы нас боялись.
        - Не вижу в этом никакого смысла.
        - А в тюрьме ты видел смысл? Там все знали, что с Леней Писарем связываться опасно. Он всегда ответит. Тебя боялись. Я был там, поэтому знаю.
        - Так то в тюрьме.
        - Там ты был сам за себя и здесь остался таким же. Семья для тебя пустой звук, - с укором сказал Виталик.
        -Деньги найду! - заявил я и глянул на него напористо, с вызовом. - Все сделаю как надо! Без мокрого обойдусь!
        - Дом продашь? - не без намека полюбопытствовал Виталик.
        Ну да, живу в общем доме, как в своем собственном, и считаю, что по-другому и быть не может.
        - Надо будет, продам! - отрезал я.
        Отказываться от дома я не стал. Я же не капризная девочка, цену своим заслугам знаю. Хотел я убивать Шинкарева или нет, но сделал это. Теперь Виталик лопатой гребет деньги. Ему неважно, что они приходят со свалки. Он и на все остальное замахнулся, потому как остановить его некому.
        - Да ладно вам собачиться, - сказал Санька. - Нашли из-за чего.
        - Из-за чего? - спросил Виталик и сердито глянул на него.
        - Да не дело это, чуть что, и сразу мочить, - буркнул Санька.
        -Дело не в этом! Надо, чтобы нас боялись и уважали!
        - Так нас ведь уже боятся.
        Санька глянул на меня, но ничего не сказал. Тот же Кирицын больше боялся младшего брата, чем старших, но Виталику об этом лучше не говорить. Похоже, он ревновал меня к моей дурной славе, но совсем не прочь был воспользоваться этим обстоятельством в своих интересах.
        - Закрыли тему, - сказал я.
        - А вот это мне решать! - резко проговорил и надвинулся на меня Виталик.
        Я мог бы подняться и уйти, но просто промолчал, как и положено подчиненному. Ведь Виталик теперь у нас старший. Я должен был его слушаться, иначе наступят бардак, анархия и, как итог, катастрофа. А я только начинал жить.
        ГЛАВА 14
        Бордюрные камни без трещин и сколов, гладкие, как будто полированные. Плитка такого же высокого качества. Может, потому на складском дворе так просторно. Там стояли несколько поддонов с плиткой, и та уже была продана. Если так и дальше пойдет, то городскую площадь перестилать нам будет нечем.
        Впрочем, с тендером пока ничего не было ясно. Кирицын отозвал заявку. Мы оказались в приоритете, но решения все не было. А ведь уже август, осень на носу, а там и зима с горы съедет, снегом на голову.
        Я был в администрации, говорил с начальником управления по благоустройству. Он обещал вот-вот, а воз и ныне там. Это Кирицын саботировал или же Виталик что-то мутил мне во вред. У него сейчас новая фишка появилась, вернее сказать, ожила хорошо забытая старая. Он хотел открыть подпольное казино с музыкой и девочками. Элитные проститутки сейчас в цене, если ему верить.
        Надо будет с Трохиным говорить. Если он опять примется завтраками меня кормить, то я ноги ему повыдергиваю. В принципе, Виталик прав. По-хорошему люди никак не хотят понимать.
        Я стоял на складском дворе, сжимал в руке блокнот с подсчетами. Прибыль у меня была не очень большая, можно даже сказать, маленькая. Хорошее качество продукции без правильной технологии не получить, а это удовольствие не из дешевых. Цемент требуется отменный, и загружать его нужно в полной мере, с песком тоже халтурить нельзя. А цену на товар особо не повысишь. Люди перестанут покупать.
        Или можно поднять? Хорошее качество дешевым быть не должно.
        В голове арифметика, вопросы и сомнения, но все же я не уходил в себя и заметил белый «Лексус», остановившийся у ворот. В душе дрогнула толстая струна, причем, как оказалось, не зря. Из машины вышла Дульсинея, вся в белом, блейзер притален, брюки внизу свободные, на бедрах в обтяжку.
        Она изменилась за последний год, но скорее в лучшую сторону, чем наоборот. Красивая и еще больше сексуальная.
        Дульсинея шла ко мне. Я смотрел на нее с замиранием, но с места не двигался. Если ей нужно, то пусть сама подгребает. Швартовы у ее шлюпки я не приму. Не заслужила она такой заботы.
        Дуська хотела поздороваться со мной, но ее озадачил мой неприветливый вид. Улыбка не сошла с ее лица, но в голосе я слышал претензию.
        - Ты на меня в обиде, - сказала она, остановившись чуть ли не впритирку со мной.
        Аромат ее духов и тела налетел на меня теплым весенним ветром, от которого оживает природа и даже в самых засохших деревьях бурлят соки.
        - Рад тебя видеть, - сухо сказал я.
        - Не рад.
        - Тебе видней.
        - Я к тебе по делу. Ты вроде бы дом продавать хотел.
        Я с откровенной иронией глянул на Дульсинею. Виталик не давал ей покоя, и потряхивал ее, и потрахивал. Он-то и мог ей сказать о нашем с ним недавнем разговоре, возможно, даже унизил меня в ее глазах, назвал малодушным или даже малахольным, себя, конечно же, превознести не забыл.
        - Уже нет, - ответил я и обвел взглядом двор.
        Товар уходит, прибыль капает. Совсем не обязательно продавать дом, и без того выкручусь. А если Дульсинея не уловит ход моей мысли, то и не надо.
        - Жаль, - сказала она и вздохнула без особой печали.
        - Ничем не могу помочь.
        Я повернулся к цеху. Там шла работа. Этот процесс нуждался в моем присутствии. Некогда мне было лясы точить.
        - Ты куда? - с неприкрытой обидой спросила Дульсинея.
        - Новый дом строить. Как только, так сразу подъезжай. Я тогда старый тебе продам.
        - При чем здесь дом? - с досадой спросила она.
        - А что при чем? - Я снова повернулся к ней.
        - Может, я просто соскучилась по тебе?
        Она смотрела мне прямо в глаза, и я физически ощущал, как в меня втекает паточная тяжесть, насыщает кровь и твердеет в самом низу живота. Но я знал лекарство от соблазна. Как только Дульсинея исчезнет, я сразу исцелюсь.
        - Уезжай, - спокойно, но твердо, без сомнений сказал я.
        - Виталик меня простил. - Дульсинея зашла с козырей, которые мало что для меня значили.
        - Я не Виталик.
        - Может, ты его боишься? Так он ничего не узнает. - Дульсинея смотрела на свою машину, голос ее вибрировал от душевного напряжения.
        Я сажусь к ней в машину, мы едем куда-нибудь на берег реки, и там она мне отдается. И плевать на все. Но это ей, а у меня, извините, принципы.
        - Чего он не узнает?
        - Ты что, не понимаешь? - спросила она, пронзительно, с обидой глянув на меня. - Я хочу чувствовать себя нормальной женщиной.
        - Стань ею. Тогда и будешь чувствовать себя как надо.
        - Нормальной женщиной я могу стать только с тобой! - сказала Дуська, изображая крик души. - С Виталиком я чувствую себя мазо, с Митей - садо.
        - У тебя богатая внутренняя жизнь, - заявил я.
        - Я с тобой серьезно.
        Дульсинея всхлипнула, как будто собиралась заплакать, повернулась ко мне спиной и слабеющим шагом направилась к машине. Она ждала, что я ее остановлю. Нельзя ей было ехать отсюда с распахнутой настежь душой. Вдруг простудится? Дуська ее открыла, а я должен был закрыть. Где-нибудь в интимном уединении.
        Но я ее не остановил, не наказал за предательство, как это сделал Виталик, устроив ей то самое садо, о котором она говорила. А я сейчас полжизни отдал бы за то, чтобы поставить ее на локти.
        Дульсинея уехала.
        Я весь день думал о ней, а ночью сбросил пар в постели с Лилей. Надо сказать, мне полегчало, но сожаление об упущенных возможностях осталось.
        Утром я отправился в администрацию, на прием к Трохину попал в порядке записи, на общих основаниях. В конце концов, я человек вежливый и воспитанный. Если меня не злить.
        Но именно этим и занялся Трохин.
        - Боюсь, что этот вопрос закрыт до следующего года, - сказал он, но взгляд не удержал, повел головой в сторону окна.
        - Боитесь? - осведомился я и кивнул, давая понять, что так он и должен теперь себя чувствовать.
        - Конечно, боюсь! Площадь требует ремонта, денег в бюджете нет, Прокопов отказывает в финансировании, а спрашивать с кого будут? С меня!
        -Да уж, вам, Алексей Афанасьевич, не позавидуешь.
        - И не говорите… э-э… - Трохин щелкнул пальцами, предлагая мне напомнить свое имя.
        - Неважно, - сказал я и улыбнулся одними губами.
        - Ну как же неважно? - Трохин заглянул в свои записи. - Вы, Леонид Игоревич, не расстраивайтесь. На следующий год финансирование будет подтверждено. Думаю, весной вы сможете начать работу.
        - Ничего страшного.
        Я даже приложил руку к груди, выражая свое почтение, покинул администрацию и поехал в соседний город, где купил краситель для плитки. К вечеру я вернулся, сделал трафарет, развел красящий порошок и поздно ночью отправился на площадь.
        Я не хотел убивать людей, но меня не пугало обычное хулиганство. Руки мои не дрожали, когда я выходил на пустующее открытое пространство, которое могла патрулировать милиция. Я спокойно довел свое дело до конца.
        Утром ко мне в цех пожаловали оперативники из уголовного розыска. Несговорчивый чиновник понял все правильно. Это я написал на площади огромными буквами: «Трохин - козел и чмо!», использовал краску, которую практически невозможно было смыть.
        Но напрасно менты возили меня на допрос, брали на экспертизу краску, которая имелась в наличии на производстве. Свидетелей не было. Лиля подтвердила мое алиби.
        Я избежал даже административного штрафа, но так и не смог заставить Трохина пойти на попятный. Не вызвал он меня, не предложил перестелить плитку на площади и поплатился за это уже личным имуществом. Я взял баллончик с краской, нарисовал на его машине мишень, наклеил на нее пробоины от пули. Вышло очень красиво.
        За мной снова приехали менты. Однако и в этот раз я вышел сухим из воды, сразу же отправился к Трохину и ногой открыл дверь в его кабинет.
        Чиновник побагровел от злости, увидев меня, но я продолжал улыбаться, вкручивал в него свой взгляд.
        - Алексей Афанасьевич, это какое-то недоразумение, - проговорил я, надвигаясь на него. - Я сидел не за хулиганство, а за убийство. Два раза именно за это.
        - Тем более! - Он гневно нахмурил брови, напустил на себя начальственную важность, но голос его сорвался на писк.
        - Зря стараетесь. Я опять сяду не за хулиганство, а за убийство, - как о чем-то уже решенном сказал я и повернулся к нему спиной, собираясь уходить.
        - Почему вы сядете за убийство? - в замешательстве спросил Трохин.
        Но я даже ухом не повел, спокойно взялся за дверную ручку.
        - Леонид Игоревич, постойте! - Голос Трохина плыл, дрожал, ему явно было не по себе.
        Я остановился, повернулся к нему.
        -Да?… - Я был сама вежливость, а вот Трохин имел бледный вид.
        - Мы могли бы заключить договор, - пробормотал он.
        Я улыбнулся и вынул из кармана авторучку, давая понять, что готов приступить к работе прямо сейчас.
        - Сначала обсудим детали.
        - Я слышал, господа военные уже отказались от безоткатных орудий, - с намеком сказал я. - Я тоже готов работать без них.
        В принципе, проблему с откатами мы обсудили уже давно. Я не стал отказываться от общепринятых правил. Возможно, в этом Трохин и увидел мою слабость.
        А вот сейчас он почувствовал мою силу. Я согласен был с ним делиться, но в меру и с выгодой для меня. Почему бы мне и в самом деле не закупить материалы у самого себя по несколько завышенной цене. Городской бюджет все стерпит. Если не слишком задирать планку.
        Договор мы подписали в тот же день, через неделю глава администрации утвердил его. К этому времени я сколотил бригаду рабочих, взял кредит в банке, решил организационные вопросы, и дело закрутилось.
        Я дневал и ночевал на городской площади, работа не затихала ни на минуту. На первом месте стояло качество, но и к срокам я относился с не меньшей ответственностью. Фирма у меня новая, пока еще темная лошадка. Именно поэтому оплата должна была поступить по факту выполнения работ. Никаких авансов, все за свой счет. Но я именно так и заключил договор с рабочими. Все расчеты после.
        Мы были уже на половине пути, когда люди вдруг взбунтовались. Кто-то пустил слух, что я собираюсь кинуть их, не выплатить ни копейки. С деньгами было туго. Я собирался взять новый кредит, но подъехал Виталик, привез наличку.
        - Что-то я не понимаю, брат, мы одна семья или где? - с укором спросил он. - Или ты все под себя взять хочешь?
        Я промолчал, но деньги взял.
        - Если вдруг что, звони, всегда поможем, - сказал Виталик.
        - И ты звони, - коротко, без всякого пафоса произнес я.
        - Вот это разговор, брат! - заявил он, хлопнув меня по плечу.
        Но помощь братьев мне больше не понадобилась. Я выплатил рабочим аванс, и работа вернулась в прежний ритм. Объект мы сдали точно в установленный срок. На устранение недочетов мне понадобились всего сутки.
        А еще через неделю поступили деньги. Они пришли на счет фирмы, по безналу, а откатить требовалось в кэше. Я снял необходимую сумму, дал знать об этом Трохину.
        На стрелку подъехал его человек, я передал ему кейс. В этот момент все и произошло. Я заметил появление ментов еще до того, как они ко мне подошли, но убегать не стал. Я же не брал, а всего лишь давал взятку. Впрочем, это не помешало стражам порядка закрыть меня вместе со взяточником.
        В управлении нас уже ждали. Я прямым ходом отправился в изолятор временного содержания. На следующий день следователь уведомил меня о возбуждении уголовного дела по факту дачи взятки, тут же предъявил мне обвинение и оставил меру пресечения без изменения.
        Виталик и Санька подсуетились. Адвокат подъехал, передал мне вещи, провизию и предупредил, что вести себя нужно осторожно. Похоже, кто-то начал против меня серьезную игру.
        Я даже знал, кто это мог быть. Это ведь Кирицын саботировал нашу сделку с администрацией, а когда она все же состоялась, подставил подножку Трохину. За непослушание. Заодно он наказал и меня. Я рецидивист, и за дачу взятки мог получить по верхнему пределу.
        - Восемь миллионов - это особо крупный размер, до пятнадцати лет лишения свободы, - сказал адвокат. - Но у вас, Леонид Игоревич, взятку вымогали. Вы обязательно должны показать это на следующем допросе.
        Факт вымогательства мог полностью освободить меня от уголовной ответственности, но я почему-то в это не верил. В мою тюремную судьбу всегда вмешивалась чья-то злая воля. Суд никогда не был милостив ко мне.
        В спортивный костюм я переоделся в помещении для допросов. Адвокат забрал мою одежду, а я отправился в камеру.
        Там появились новые постояльцы. Оба рослые, накачанные, на плечах татуировки, но все вольного содержания - готические узоры, эльфийские орнаменты, восточные драконы, ничего серьезного. Да они в общем-то и не пытались изображать из себя бывалых уголовников, приняли меня довольно-таки дружелюбно.
        Но в разговоры со мной эти качки вступали неохотно, о чем-то перешептывались между собой, переглядывались. Я заподозрил неладное сразу, едва только переступил порог.
        Если они подельники, то не могли быть закрыты в одной камере. Эти ребята вели себя так, как будто давно знали друг друга. Наседками они не являлись определенно, потому как я не собирался запираться в своих показаниях, и опускать меня не торопились. Это значило, что все худшее только впереди.
        Санька не догадался передать мне заточку, но я нашел выход из ситуации, вспомнил старый способ.
        Я сломал черенок ложки и согнул тупой конец, чтобы удобней было держать. Второй конец можно было назвать острым лишь весьма условно, потому как наточить я его не мог. Напильника у меня не было, а пол, как назло, был деревянным. Да и стены, покрытые мягкой штукатуркой, никак не могли заменить мне точильный камень.
        Нечистая сила появляется в полночь. Примерно в это время все и началось. Лысый Гоша сходил по нужде, возвращался к своей шконке, зевал на ходу и даже покачивался спросонья. Но весь этот спектакль закончился, едва он поравнялся со мной.
        Этот тип навалился на меня. Парень здоровенный, руки длинные и сильные. Я ничего не смог бы с ним поделать, возьми он меня в захват.
        Но я готов был к нападению. Гоша смог обхватить меня своими лапищами, но не сумел заблокировать руку, в которой я сжимал незаконченную заточку. Я ткнул его черенком в глаз, постарался погрузить его на всю глубину.
        Гоша взвыл от боли, отскочил от меня как ужаленный, но его место занял скуластый Витя. Этот мудрить не стал. Он ударил меня кулаком в голову, припечатал ее к шконке. Я сам не понял, как смог подняться. Витя снова ударил меня, и я растянулся на полу.
        Взбешенный Гоша размахнулся, но промазал и отбил пальцы о железный уголок шконки. Еще он помешал Вите добить меня Мне удалось подняться, закрыться руками. Витя ударил ногой. Я схватил ее, потянул на себя и смог бы уронить его на пол, если бы не Гоша. На этот раз он был куда точнее. Моя голова едва не треснула от мощного удара в лоб. Все же я удержался на ногах и даже смог закрыться от следующего удара.
        Качки прижали меня к стене и били с двух сторон, но я каким-то чудом продолжал держаться на ногах.
        Первым выдохся Гоша. Я не знал, выбил ему глаза или нет, однако травматический эффект сказывался. Этот амбал стремительно терял силы. В конце концов он стал больше мешать Вите, чем помогать, а потом и вовсе вышел из игры.
        Витя увлекся, молотил меня, пробивал мою хлипкую защиту. Ему казалось, что я вот-вот упаду и больше не поднимусь. Он уже перестал думать о защите. Поэтому я умудрился схватить его за шею и свалить на пол. Я задушил бы его, если бы не открылась дверь и не появились менты.
        Бить меня они не стали, просто перетащили в другую камеру. Там я и лежал до утра, как тухнущая отбивная.
        Потом появился врач и оказал мне помощь. Вслед за ним пришел следователь и сказал, что принято решение о переводе меня в медчасть следственного изолятора. Я же потребовал прокурора.
        - Я сейчас отсюда выхожу или делаю заявление о том, что меня мочили менты, - с трудом проговорил я.
        Амбалы выбили мне два передних зуба. Лицо мое как будто побывало в мясорубке. Но я был жив и рвался на свободу.
        Следователь понял все правильно, изменил меру пресечения на подписку о невыезде. Я отправился в обычную больницу. Виталик и Саня не заставили себя долго ждать. Вместе с ними подъехали парни внушительной внешности в черных пиджаках. Это уже была настоящая, а не бутафорская команда.
        -Давай рассказывай! - в дружелюбном тоне потребовал Виталик.
        Он напоминал боксера перед выходом на ринг, двигался резко, энергично, просто рвался в бой.
        - Меня хотели убить, - сказал я.
        Наверное, я должен был быть найден с петлей на шее. Может быть, с посмертной запиской в кармане. Дескать, зашел в тупик, не вижу смысла жить, что-нибудь еще в этом же роде.
        -Кто?
        -Да подселили каких-то. Надо выяснять.
        - Обязательно выясним, - сказал Санька.
        - Это стопудово Кирицын, - зло проговорил Виталик.
        Я кивнул, не собираясь оспаривать эту версию.
        - Не хочет уступать, - поддержал его Санька.
        - А ты говорил, по-хорошему надо, - попенял мне Виталик.
        - Тут не только меня, но еще и Трохина слили, - сказал я.
        - Так Кирицын и слил, больше некому, - сказал Санька.
        Именно это я и ожидал услышать. Кирицын разыграл комбинацию, собирался одним выстрелом убить сразу двух зайцев. А кто еще мог это сделать?
        - Ты давай отлеживайся здесь, зализывай раны, - с усмешкой произнес Виталик. - Мы сами разберемся.
        Сотрясение мозга у меня, нос сломан, в ребрах трещины, лицо - один сплошной ушиб. Не боец я, но если вдруг припрет, то поднимусь в полный рост.
        Санька с Виталиком ушли. Чуть погодя от них прибыл крепкий на вид парень, который взял под охрану мою палату.
        Появилась и Лиля. Она окружила меня вниманием, накормила, помогла помыться, уложила спать, осталась на ночь и лишних вопросов не задавала.
        Да, у меня проблемы. Опасность еще не миновала. Но так на то она и жизнь, чтобы черные полосы в ней чередовались с белыми.
        Утром Лиля уехала, к обеду обещала вернуться. Я сказал ей, что торопиться вовсе не обязательно, да и на ночь можно уже не оставаться. Но Лилю не разубедишь.
        В одиночестве я оставался недолго. Не прошло и получаса, как появилась Дульсинея, как всегда неотразимая. Я не смог скрыть своего удивления. Вот уж кого здесь не должно было быть.
        - Не ожидал? - с улыбкой спросила она и сама же себе ответила: - Да, не ожидал.
        Я не был прикован к постели, мог подниматься, худо-бедно передвигаться. Спортивный костюм на мне вместо пижамы, кровать заправлена. Я лежал поверх одеяла, но не поднялся навстречу Дульсинее, хотя и мог.
        - Да как-то не думал.
        - Ты обо мне не думаешь? - слегка расстроенно, но все еще с улыбкой спросила она.
        - Была мысль. Вспомнил, как с пулей лежал.
        - В Подгорке, - сказала Дуська. - Ухаживала я за тобой, повязки меняла. Ты сейчас там с Лилей живешь, да?
        Я усмехнулся. Не в том положении Дульсинея, чтобы требовать у меня отчет.
        - И как она тебе? - В ее голосе звучала ревность.
        Я снова промолчал и этим разозлил Дульсинею.
        - Что-то не видно ее здесь. Я бы не отходила от тебя на ее месте, - заявила она.
        - Здесь она, в магазин ушла, сейчас будет, - сказал я. - На вторую ночь останется.
        - Вторая ночь - это для нее. А первая - это со мной.
        - Нашу первую ночь ты предала, - жестко сказал я.
        - А если меня поставили в сложное положение?
        - Я видел тебя в этом положении, - с насмешкой сказал я. - Под Шинкаревым.
        -Давно бы уже забыл. - Дульсинея села на краешек кровати, глянула на меня с мольбой и укором, провела рукой по моей груди.
        Движения мягкие, касание нежное. Я ощутил волнение, причем отнюдь не легкое. Во мне поднялась штормовая волна. Именно этого и добивалась соблазнительница.
        - Такое не забывается, - сказал я и взял ее за руку, отказываясь от опасной прелюдии.
        Дульсинея способна была взорвать меня изнутри, но я уже научился ставить себя на предохранитель. Эта особа огнеопасна, когда находится вблизи, поэтому нужно держаться от нее на расстоянии. Главное - вовремя напомнить себе об этом.
        - Виталик забыл, - сказала она.
        Я усмехнулся, вспомнив, о чем говорил мне Виталик. Он не просто занимался с Дульсинеей любовью, наказывал ее за предательство. Возможно, что сейчас у них там все немного по-другому, но мне какое до этого дело?
        - Я тебя к Виталику не ревную и равняться с ним не собираюсь.
        - Все равно пора уже забыть, - проговорила Дуська и с надеждой глянула на меня.
        - Не могу.
        - Мне плохо без тебя.
        Я видел тоску в ее глазах.
        - Уходи.
        Она хотела сказать что-то еще, но в это время зазвонил телефон. Я только рад был этому.
        - Леня, ты как там? - спросил Санька.
        Он явно был чем-то встревожен. Голос напряженный, сдавленный, громкий.
        -Да ничего, нормально, - сказал я, глянув на Дульсинею.
        Еще бы от нее избавиться, и вовсе хорошо все будет.
        - У нас проблемы. Тебе на выписку надо. Давай с врачом там перетри. Мы у тебя через пять минут будем, заберем.
        - Через пять минут выйду, - сказал я, поднимаясь с кровати.
        Если нашей семье объявлена война, то больница для меня не самое безопасное место. Я прекрасно это понимал, поэтому готов был убраться отсюда прямо сейчас. Еще мне нужен был хоть какой-то переполох, в толчее которого Дульсинея могла бы вытрястись из моей головы.
        - Все, визит окончен, - заявил я.
        - Виталик сейчас будет? - осведомилась Дульсинея.
        - Дело не в нем, а во мне. - Я набрал номер Лили и показал ей на дверь.
        - Прощай, - сказала она, поворачиваясь ко мне спиной.
        В этот момент Лиля ответила мне.
        - Ты уже дома? - спросил я.
        - Сейчас буду.
        - Там и оставайся. Мы сейчас подъедем, - сказал я, глядя, как за Дульсинеей закрывается дверь.
        Я переоделся, сказал врачу, что ухожу, спустился вниз, глянул в сторону больничного парка и вспомнил, как шел через него ночью, босиком.
        Лиля очень мне тогда помогла, фактически спасла. Нет, не мог я бросить ее ради какой-то сучки, которая предаст меня при малейшей опасности.
        ГЛАВА 15
        Виталик подъехал на своем «Гелендвагене», с Санькой, но без охраны. Я еще не успел закрыть за собой дверь, а он уже стронул машину с места и сразу же заложил крутой вираж, от которого у меня закружилась голова, а к горлу подкатил горький комок.
        - Это Кирицын все устроил, - сказал Виталик. - От него уши растут.
        - Не только уши, - заявил Санька. - Но и погоны. Менты с ним в доле, поэтому ты под пресс пошел.
        - Менты - это плохо, - в раздумье проговорил я.
        Лучше с киллерами дело иметь, чем с ними, пулю получить, нежели срок.
        - У нас в ментовке есть свои завязки, - сказал Санька. - Заровняем ситуацию. Главное, что ты выстоял, не дал себя убить. А кабаны там реальные, врыли бы тебя в пол наглухо.
        - И что с Кирицыным делать? - спросил я.
        Если его надо убить, то я братьям плохой помощник.
        - Пока ничего, - ответил Виталик. - Он сейчас на стреме, менты его пасут. Ситуацию надо тупо пережить. А Кирицын ждать не будет, ему спешить надо. Может, он уже в больницу к тебе кого-то заслал. Ты у него цель номер один. У отца пока поживешь. Там и охрана, и уйти можно, если что.
        - Лилю надо забрать, - сказал я.
        - Где она?
        - В Подгорке.
        - Заедем, - заявил Виталик.
        Я позвонил Лиле, сказал, что еду за ней. На этом наш разговор и закончился.
        Мы уже подъезжали к Подгорке, когда Лиля вызвала меня.
        - Леня! - истошно зашептала она. - Не приезжай! Они ждут тебя!
        - Сука! - крикнул кто-то, вырвал у Лили телефон и, похоже, ударил ее.
        Я услышал короткие гудки и крикнул:
        - Виталик, гони!
        - Что такое?
        - У нас дома засада! Лиля там!
        - Уверен? - Виталик заметно прибавил газу.
        - Они сейчас уйдут вместе с ней!
        -Тебе нужно подкрепиться, - сказал Санька, протягивая мне пистолет.
        - Спасибо, брат!
        Соплей не было. Я готов был убивать, лишь бы спасти Лилю, наказать кого угодно за нападение на нее.
        Мы подъехали к соседнему дому, ворвались во двор, до икоты напугав хозяйку, огородами вышли к летней кухне. Я первым перемахнул через забор, Виталик и Санька повторили мой номер. Мы собирались застать противника врасплох, но, как оказалось, зря старались.
        Дверь нараспашку, в доме все перевернуто, как будто слон потоптался. А Лили там не было.
        -Далеко они не ушли! - сказал Виталик, открывая калитку.
        Он и Санька отправились за машиной, а я остался, увидев во дворе дома напротив бабку в белом платке. Она стояла у ворот и смотрела в нашу сторону.
        Я еще ни о чем не спросил, а она уже махнула рукой, показывая мне, в каком направлении уводили Лилю. Вернее, уносили. Какой-то здоровяк волок ее на себе, перекинув через плечо. С ним был еще один, поменьше ростом. Лиля не сопротивлялась, то ли без сознания была, то ли под наркозом. Эти негодяи донесли ее до машины, загрузили в салон и куда-то увезли.
        - Я уже и в милицию позвонила! - сказала бабуля и с подозрением посмотрела на меня.
        Уж очень ей не нравились украшения на моем лице, синяки, ссадины, пластырь на носу, голова перебинтована. Пришлось объяснять, что упал с мотоцикла, лежал в больнице, вернулся домой, а жены нет.
        - А номер машины вы случайно не запомнили? - спросил я.
        - Так далеко было, я не видела. - Женщина близоруко сощурилась и цокнула языком в знак сожаления.
        - А марка машины?
        - Не знаю, не разбираюсь.
        Ко мне подъехали Санька с Виталиком, посигналили.
        - Та машина тоже черная была! - заявила бабушка.
        Я еще раз поблагодарил ее, запрыгнул в машину и показал Виталику, куда двигаться.
        - Когда они уехали? - спросил он, разгоняя «Гелендваген».
        - Да бабуля уже милицию успела вызвать.
        - Это у них быстро. Но все равно давно.
        Черный автомобиль мы догнать не смогли, шли по следу, пока не уткнулись в тупик, вернее, в перекресток, с которого похитители могли взять курс в любую сторону.
        - Я его убью.
        Мой голос прозвучал настолько тихо, что я и сам не понял, то ли вслух это сказал, то ли просто подумал.
        - Что? - Виталик встрепенулся.
        - Я убью Кирицына!
        -Дело, конечно, нужное. Но не сейчас.
        - Я убью его сейчас.
        - Вместе пойдем, - сказал Санька.
        - Вообще-то я уже и людей под это дело подпряг, - произнес Виталик.
        - Ты уверен в этих людях? - спросил Санька.
        - Ну, не очень.
        - Где живет эта мразь?
        Я готов был отправиться к Кирицину прямо сейчас, и никакие головные боли не могли меня остановить. Перед глазами все плыло, пальцы рук мелко дрожали. Это, конечно, могло сказаться на точности стрельбы, но идти все равно нужно было.
        - Дом у него на Новой улице, - ответил Виталик. - Он и соседний участок прикупил. Через него зайти можно. Охраны там нет, забор высокий, но камеры видеонаблюдения на нем не стоят. Соседи могут увидеть, если через забор лезть. Это по темноте нужно делать.
        - Сейчас пойдем! - решительно сказал я.
        - Сейчас опасно, - проговорил Виталик. - Ночью нужно.
        - Сейчас!
        До ночи с Лилей могла случиться любая беда. Я должен был торопиться.
        - Можно под мусорщиков закосить, - сказал Санька.
        Мы заехали на территорию автотранспортного хозяйства, которое занималось вывозом мусора. Пока Виталик разбирался с заменой для своего «Гелендвагена», Санька решил проблему с униформой: и для себя грязную робу раздобыл, и для меня. Еще он достал где-то накладные бороды, а также театральный грим, с помощью которого мы изменили внешность.
        Впрочем, я в маскировке особенно не нуждался, с моими-то синяками и ссадинами. Но это я так думал, а Санька первым делом постарался заретушировать именно их.
        Подготовка к нападению отняла у нас не больше двух часов, немыслимо короткий срок на организацию убийства. Это дело было очень опасным. Одна ошибка могла надолго вернуть меня в места не столь отдаленные. И все же я решил не останавливаться, да и не мог я этого сделать. Гордость не позволяла, и сама обстановка требовала ускорения. Я должен был как можно скорее узнать, где находится Лиля.
        Виталик сел за руль мусоровоза и привез нас к нужному месту.
        Новая улица потому так и называлась, что появилась в городе совсем недавно. Дома там строились в основном большие, богатые. А на соседней, параллельной с ней улице теснились старые.
        Одну такую хижину и прикупил Кирицын. То ли участок свой расширить планировал, то ли собирался построить второй дом по соседству с первым. Так или иначе, но охраны здесь не было.
        Виталик слегка подкорректировал номер машины, тройку изменил на восьмерку, а букву «Р» - на «В». Он подъехал к самим воротам. Вряд ли соседи обратили на нас внимание. Может, весь двор этого дома завален строительным мусором?
        Мы зашли во двор, там и остались. Виталик выждал какое-то время и уехал.
        Мы с Санькой зашли в душную и пыльную сараюшку, там и затаились. Солнце никак не хотело сползать с небосклона за горизонт, как будто кто-то за веревочку его держал.
        Соседских глаз мы могли не опасаться. Вокруг дома разросся заброшенный сад, в огороде бурьян и бузина по грудь, малина, смородина, орешник.
        Мы смогли подобраться к забору, за которым находился дом Кирицына, а вот дальше возникла загвоздка. Забор высокий, столбы кирпичные, пролеты заполнены профлистом. Перелезть через него в общем-то не проблема, но заметить это могли не только соседи, но и хозяин дома.
        А Кирицын сейчас настороже. У него могла быть вооруженная охрана. К тому же не факт, что он сейчас дома. Рабочий день еще не закончился, а дел у него, как обычно, много. Может, только к ночи вернется. А Лиля в опасности, ее нужно срочно спасать.
        Пока я переживал за Лилю, Санька сходил к сараю и принес оттуда пару гаечных ключей. Один из них подошел к саморезам, на которые крепился профлист. Незачем лезть через верх, если можно устроить себе проход.
        Санька открутил несколько болтов, осторожно потянул на себя лист, отогнул его, заглянул во двор.
        - Нормально, дом вижу, - прошептал он.
        Я лежал прямо на земле, подложив под голову охапку свежей травы. Голова кружилась, да еще и разболелась. Меня одолевала тошнота. И все равно я должен был двигаться вперед.
        - А Кирицына?
        -Да нет, не видно ни его, ни охраны. Так, мужик какой-то идет, светлый пиджак. За ним Кирицын! - Санька всполошился.
        Я дернулся, поднимаясь. Острая боль прилила в голову вместе с кровью.
        - Сюда идут! - едва слышно сказал Санька.
        Я провел пальцами по кожуху своего «ТТ», как будто собирался передернуть затвор. Но делать этого не стал. Патрон уже и без того находился в стволе. И глушитель на него накручен. Все как положено.
        У забора, неподалеку от нас находилась беседка с мангалом. В нее Кирицын и зашел.
        Сначала я уловил запах сигарет, а затем услышал знакомый голос:
        - Проблема, Костя, серьезная, и ее нужно решать.
        Кирицын говорил негромко, а вокруг столько шумов! Тут и птицы, и ветер, и музыка где-то вдалеке играла. В какой-то момент мне даже показалось, что я не столько слышу, сколько домысливаю слова Кирицына. И проблемы у него могли быть, и решать их нужно.
        Я увидел, как Санька выключил рацию. Было условие, что Виталик не пытается выходить с нами на связь, мы сами вызываем его. Но вдруг он соскучится и подаст звуковой сигнал, который всполошит Кирицына?
        - Я же сказал, люди уже в готовности, - произнес собеседник Кирицына.
        Говорил он без напряжения, спокойно, но голос у него сам по себе был громкий, звучный. Я легко различал слова.
        - Сегодня все сделаем.
        - А если нет? - обеспокоенно спросил Кирицын.
        Костя красноречиво промолчал. Мол, ни в чем нельзя быть уверенным.
        - Костя, на кону стоит наша с тобой жизнь!
        - Я все прекрасно понимаю, - сухо, даже раздраженно сказал Костя.
        - Сермяговы сами не остановятся. С ними нужно разбираться.
        - Я даю отмашку? - Раздражение в голосе мужчины усилилось.
        Я мрачно усмехнулся. Страшно Кирицыну объявлять нам большую войну, но делать это нужно. Вот он и уговаривал на решительный шаг и себя, и Костю.
        Это мы удачно с Санькой зашли. Мало того что к жертве на расстояние плевка подобрались, так еще и важный для нас разговор подслушали. Сейчас Кирицын даст отмашку своему человеку, и мы все окажемся у него на прицеле.
        -Да, конечно. Но прошу тебя, давай без осечек.
        Санька вдруг резко загнул кверху лист железа и тут же просунул под него руку с пистолетом.
        - Костя, что это такое? - спросил Кирицын.
        Санька выстрелил несколько раз, но этот субъект остался жив.
        - Ты кто такой? - спросил он дрожащим от страха голосом.
        - Сюда пошел!
        Я уже поднялся и тоже смотрел в пролом. Видно было Кирицына, Костю, лежащего на земле, и дом за длинной стеной из подстриженного кустарника. Людей на заднем плане не наблюдалось. Никто не спешил Кирицыну на помощь. Не зря, оказывается, я так сюда спешил, как будто сама госпожа Удача заманивала меня.
        - Куда сюда? - спросил Кирицын.
        Санька отвечать не стал, просто сощурился, взял его на прицел. Кирицын решил, что сейчас его убьют.
        - Иду!
        Он торопливо вышел из беседки, также быстро приблизился к забору и вдруг набросился на Саньку, попытался вырвать у него из руки пистолет. Но братец мой предусмотрительно отскочил назад. Кирицын поймал пустоту и через пролом с одного своего участка провалился на другой.
        Санька схватил его за голову, я - за руку. Мы окончательно втащили этого господина в пролом. Санька приставил ствол к его виску.
        - Ну ты и придурок! - сказал он, собираясь нажать на спуск.
        - Не надо! - От ужаса Кирицын засучил ногами.
        Я, помнится, так делал в кресле у стоматолога, когда тот сверлил мне зуб.
        Я с удивлением глянул на Саньку. А как же Лиля? Почему он не спрашивает про нее?
        - Лиля где? - выкрикнул я, схватив Саньку за руку.
        - Какая Лиля? - пробормотал Кирицын, с ужасом глядя на меня.
        Возможно, он узнал меня под маскарадом. Если же нет, я должен был дать пояснение.
        - Ты заказал Леню Сермягова ментам?
        - Да. Хотя это не совсем так.
        - Зачем ты заказал его Лилю?
        - Не знаю никакую Лилю!
        - Ну и хрен с тобой, золотая рыбка! - с ожесточением проговорил Санька и нажал-таки на спусковой крючок.
        Пуля прострелила голову насквозь. Кровавая гуща фонтаном брызнула в траву.
        - Уходим! - сказал Санька, вкладывая пистолет в руку покойника.
        Я кивнул. Мы поднялись и на полусогнутых, под прикрытием кустов направились к дому. На полпути я остановился и повернул назад.
        - Ты куда? - прошептал Санька.
        И придумал он все хорошо, и Кирицына смог перетащить с одного участка на другой. Поцапался мужик со своим другом или даже любовником, убил его и застрелился сам. Бывает такое.
        Да только вот менты не дураки. В момент выстрела из пистолета на руку выбрызгиваются микрочастицы пороха. Если у Кирицына их не будет, то опера не поверят в суицид в состоянии аффекта.
        Кирицына уже могли хватиться. Не исключено, что к нам сейчас шли его вооруженные люди или даже менты. Но я не повернул назад, добрался до покойника, вложил ему в руку пистолет и выстрелил в небо. Теперь все, можно уходить.
        За спиной гавкнула собака. Если это сторожевой пес, то дело дрянь. Он запросто пойдет по нашему следу. Я ускорил шаг, но не побежал.
        Мы с Санькой спокойно вышли из дома, по улице добрались до места, где нас ждал мусоровоз.
        - Быстро вы! - Виталик посмотрел на Саньку с подозрением.
        - Все, нет больше Кирицына, - деловито изрек тот, закрывая за собой дверь.
        - И куда он делся? - Виталик завел машину.
        - Самоубился.
        - А рацию ты зачем выключил?
        - Это уже неважно! - отрезал Санька.
        -Давай рассказывай!
        - А чего рассказывать? Кирицын заказал нас какому-то Косте. У того люди на стреме. Осталось только отмашку дать. Но не пошла она, я остановил. И Костю завалил, и Кирицына.
        - Кто вас видел?
        - Может, камера какая-то где-то стояла, а так никто. Да, Костю типа Кирицын завалил, а потом сам застрелился. Мы не при делах.
        - Нормально, если так, - сказал Виталик.
        - Нормально?! Да это высший пилотаж! Помнишь, как вы Бархату тормоза подрезали! Я еще круче сработал!
        Я глянул на Саньку и с укором, и с завистью. Сам я своими трупами не гордился, тем более не хвастался. С другой стороны, хотел бы я так глубоко вжиться в свою семью, чтобы радоваться своим победам, одержанным во имя достижения общей цели. Но как-то не сложилось у меня с этим с самого детства. Виталик, Валера и Санька больше тяготели к отцу, а я - к матери. Так и не стал я полностью своим для родных братьев. Но, как бы то ни было, мы в общем корыте. Если утонем, то все разом.
        - Ты сработал?
        - Мы с Леней. Но стрелял-то я!
        - А позвал тебя кто? - спросил Виталик.
        - Все равно когда-нибудь надо было…
        - Успокойся! - глянув на Саньку, сказал Виталик. - По сторонам смотри. Мы еще не причалили.
        Я кивнул, соглашаясь со старшим братом. Мы еще не избавились от одежды с уликами на ней, не смыли грим, не отогнали машину в парк. Вот когда заметем следы, тогда и можно будет бить себя кулаком в грудь.
        Еще я переваривал недавние слова Виталика. Это ведь я принял решение убить Кирицына и фактически потащил за собой Саньку. Если бы Кирицын не похитил Лилю, то он сейчас продолжал бы жить в ожидании нашей смерти. Похищение Лили подхлестнуло меня, превратило мою руку в ядовитое жало.
        А вот кто похитил Лилю? Кирицын все отрицал, но вряд ли ему можно было верить.
        Хотя вдруг Костя пошел против нас без его ведома и Лиля стала частью его игры?
        Виталик не стал мудрствовать. Он остановил машину, снял с номеров изогнутые полоски черной изоленты и отвез нас домой.
        Там мы и помылись, и переоделись. Грязную одежду Виталик забрал с собой, но увез он ее лишь после того, как отчитался перед отцом.
        Отец ничего не сказал, скупо улыбнулся Виталику, кивнул мне. Но я понимал, что серьезного разговора не избежать. Вернется Виталик. Мы соберемся все вместе. Нужно будет обсудить, как быть с Костей, вернее, с его людьми, которые по-прежнему представляли для нас реальную опасность.
        Но еще раньше вернулась Лиля. Она подъехала к дому на такси, вызвала маму, попросила расплатиться. Тут и я подоспел, хотел обнять ее, крепко прижать к себе, но Лиля юркнула во двор и попросила меня закрыть калитку. Глаз у нее был подбит, щека расцарапана, футболка и джинсы порваны, а так вроде ничего страшного. Но это лишь на первый взгляд. Я не знал, как там было на самом деле, и закрыл калитку.
        Лиля бросилась мне на шею и прошептала:
        - Они где-то рядом!
        - Кто они?
        - Не знаю. Я их никогда не видела.
        - Они тебя отпустили?
        - Я сбежала. Они меня хлороформом усыпили, я проснулась, руки свободны. А эти типы ругаются, на меня не смотрят, на перекрестке остановились, я дверь открыла и убежала.
        - Ругались чего?
        - Один сказал, что они зря в это дело ввязались.
        - В какое дело?
        - Они же не просто так в дом к нам зашли. Ты им нужен был. Я прихожу, а они уже там.
        - Я им нужен был?
        - Я так поняла.
        - А сами они что говорили?
        -Да ничего. Просто связали меня и ушли.
        - Куда ушли?
        - В летнюю кухню.
        - Зачем?
        - Может, они там тебя ждали? Ты зайдешь в дом, а они на тебя оттуда набросятся.
        - А как ты мне позвонила?
        - Связали они меня плохо. А телефон рядом был. Я взяла, позвонила тебе. Тут ворвался один…
        Я кивнул, вспомнив, как этот козел назвал Лилю сукой, и сказал:
        - Мне нужно знать все, о чем они говорили.
        - Один спросить меня хотел… - Лиля замолчала и задумалась.
        - О чем?
        - Он дружку своему сказал, может, спросим, мол, у нее, то есть у меня. Вдруг она знает?
        - Что ты знаешь?
        - Второй заявил, что не надо. Он что-то про брата сказал.
        - Про какого брата?
        - Ну, нельзя, сказал, брата светить.
        Хаотичное брожение в моей голове вдруг остановилось, факты и вопросы выстроились в логическую цепочку. Как могли налетчики знать, что меня сегодня выпишут из больницы? Какого брата они могли засветить? Почему Лиля смогла развязаться и позвонить мне? Ее похитили, и что за этим последовало?
        Ответы не замедлили выстроиться в стройный ряд. Виталик знал, что меня выпишут из больницы и я отправлюсь за Лилей. Перестрелка не входила в его планы. Поэтому Лиля позвонила мне. Она вспугнула налетчиков согласно их собственному плану. Они ушли, забрали ее с собой. А я обозлился на них до умопомрачения и во всеуслышание объявил войну Кирицыну.
        Этого и добивался Виталик. Для убийства у него уже все было готово: и машина, и маскарад. Он знал, как подобраться к Кирицыну.
        Когда вопрос был решен, Лилю отпустили. Вернее сказать, ей позволили уйти.
        Лиля услышала, как стукнули ворота, сдвигаясь с места, и вздрогнула.
        Во двор въехал «Гелендваген» и остановился. Из него вышел Виталик, с удивлением и тихим восторгом посмотрел на Лилю.
        - Вот это сюрприз! - заявил он, улыбнулся мне, но тут же увидел, как я достаю из-за пояса пистолет, и нахмурился. - Не понял!
        - Тошнит уже от твоего притворства!
        Я смотрел на него, скривив губы и хищно сощурив глаза. Пистолет оставался в моей опущенной руке.
        - Ленька, ты чего? - подал голос Санька, доселе молчавший.
        Я резко шагнул от него в сторону, руку с пистолетом так и не поднял, но выстрелил в него взглядом.
        - Ты же все знал!
        - Что я знал?
        Санька и Виталик непонимающе переглянулись, но это не должно было вводить меня в заблуждение.
        - Это ведь ты устроил весь этот спектакль! - предъявил я Виталику.
        Я вспомнил, как он впервые приехал к нам с Лилей после отсидки, красавицей ее называл, глазами раздевал.
        - Какой спектакль?
        -Лилю похитили! Чтобы я Кирицына… - Я осекся.
        Лиле совсем не обязательно было знать, что сегодня произошло. Да и мама могла подойти. Она вроде бы всего на минутку отошла.
        - Леня, тебя снова клинит! - заявил Виталик и посмотрел на меня жестко, с осуждением.
        Я помнил, как предъявлял ему за Розочку, именно поэтому не наводил на него пистолет. Тогда я ошибался, да и сейчас мог так же опасно заблуждаться.
        - Кто похитил Лилю? - спросил я.
        - Леня, я не при делах, - сказал Виталик и предостерегающе глянул на меня.
        Он больше не собирался прощать, если вдруг я наставлю на него ствол. Это не должно было меня пугать, но я знал, что могу ошибаться.
        - Тогда кто-то тебя подставляет, - сказал я.
        - Ты можешь нормально все рассказать?
        Я кивнул, соглашаясь обсудить ситуацию. Лиля увидела в этом добрый знак, выдохнула и взяла меня за руку, в которой я держал пистолет. Виталик мог этим воспользоваться, но даже не шелохнулся.
        - Негодяи, которые похитили Лилю, говорили про тебя, - сказал я.
        - Что они говорили? - Виталик жестко посмотрел на Лилю.
        Она, бедная, завибрировала изнутри под его взглядом.
        - Про тебя не говорили. Сказали, что есть брат, который может узнать…
        - Какой брат? Что узнать?
        - Им что-то было нужно. Они хотели спросить у меня, но не сделали этого, боялись, что брата засветят, - проговорила Лиля.
        - Какого брата?
        - Не знаю. Просто брата.
        - Я не просто брат, - сказал Виталик, строго глядя на меня. - Я старший. А ты бросаешься на меня, как цепной пес.
        -Да нет, я не пес. И не цепной. Это ты хочешь меня на цепь посадить.
        - Да вали ты отсюда на все четыре стороны! - Виталик махнул рукой на ворота.
        - Стоять! - Санька встал между нами, раскинул руки. - Сейчас мы спокойно все обсудим.
        - Твой брат спятил! - заявил Виталик и посмотрел на него, пытаясь изображать ледяное спокойствие.
        - Ничего, закрутим шарики. - Санька глянул на Лилю и заявил: - Давай с самого начала! Как все было?
        -Да, было. Захожу домой, смотрю, там все вверх дном. Тут вдруг сзади кто-то подходит…
        - Уже вверх дном все было? - спросил Санька.
        - Ну да.
        - Может, эти гоблины что-то искали?
        - Да, может быть, - согласилась Лиля.
        - А если они вас просто грабили? - Санька перевел взгляд с нее на меня.
        - Просто, говоришь, да? Замут с Кирицыным не просто, а ограбление - просто? Так не бывает, - заявил я.
        - Замут с Кирицыным довел тебя до больничной койки. Тебя не было дома. Лиля была с тобой?
        Я кивнул. Лиля действительно должна была быть со мной, но ее потянуло домой.
        - А искать могли бабки, - гнул свое Санька. - Ты же обналичил транш, одну часть отстегнул Трохину, другую оставил себе.
        - Весь нал я отдал Трохину.
        - Ну, это ты знаешь, а больше никто.
        Я качнул головой и глянул на Виталика. Он мог втянуть меня в мокрое дело, но тупо ограбить, дать кому-то наводку на деньги - это вряд ли. Наверное, разговор шел о каком-то другом человеке. Допустим, кто-то из моих замов подговорил своего брата, и тот забрался ко мне в дом.
        - Мы с этим обязательно разберемся, - сказал Виталик, холодно глядя на меня. - Найдем всех, кто был у тебя дома.
        «Тогда тебе станет стыдно за то, что ты понапрасну винил меня, своего брата», - намекал он мне.
        Но ведь я винил его не понапрасну. Разве он не впутал меня в убийство? Да, я сам вызвался прикончить Кирицына, но Виталик мог меня остановить. Он же обещал не впрягать нас в мокрые дела.
        Но в то же время не дело это - винить брата. Я сам во всем виноват. Можно сказать, потянул Саньку на гиблое дело. Я сегодня был провокатором, но Санька даже не пытался предъявлять мне.
        - Обязательно разберемся, - сказал я, перевел взгляд на Лилю и спросил: - Ты видела этих людей в лицо?
        - Да, конечно.
        - Мне нужно знать, как они выглядят.
        - Составим фоторобот, - заявил Санька. - С этим сейчас без проблем. Ментов можно подпрячь. Вдруг там пальчики остались?
        - Работайте, - произнес Виталик, недовольно глядя на меня.
        Он еще скажет свое слово в мой адрес, предъявит и спросит. Но это будет потом, после того как мы разберемся с вопросом. Виталик, похоже, ничуть не сомневался в своей невиновности.
        ГЛАВА 16
        Менты в Багульске делились на четыре категории. Одни обслуживали Шинкарева и его последышей, другие помогали нам, третьи - кому-то еще, а все остальные работали на себя, без всякого стеснения крышевали бизнес, стригли купоны с наркоты и проституток.
        Эта четвертая категория представляла для нас опасность, но, к счастью, капитан Лепехин из районного ОВД кормился с наших рук. Мы не забывали о нем даже в самую тяжелую для семьи пору. Санька лично держал с ним контакт. К нему он обратился и сейчас.
        Фотороботы, которые слепила Лиля, Лепехину ничего не сказали. Он организовал эксперта, вместе с ним выехал на место.
        Налетчики действительно что-то искали в доме, в нескольких местах даже взломали пол. Они работали в перчатках, но без накладок не обошлось. В погребе один из них почему-то прошелся голой рукой по банкам с закатками, до которых и добрался дотошный криминалист. Не зря Санька отстегнул ему двадцать штук за левую, сверхурочную работу.
        Лепехин позвонил нам. Мы подъехали к летнему кафе, в котором нас ждали. Там капитан и выложил результат на стол.
        - Бакулов Алексей Матвеевич, семьдесят шестого года рождения. Не судим, но был под следствием.
        - А короче? - Санька внимательно посмотрел на опера, выискивая в нем подвох.
        - Зачем он вам? - Лепехин положил руку на стол, накрыл ладонью фотографию Бакулова.
        - Как зачем? Он дом наш выставил.
        - Когда?
        - Тогда.
        - В тот день убили Кирицына. - Лепехин пристально взглянул на Саньку.
        - Да, я что-то слышал об этом. Застрелился он, да?
        - Ага, застрелился, - с усмешкой ответил капитан.
        - Какие ко мне претензии? - сухо спросил Санька.
        - Да есть подозрения. - Опер не сводил с него взгляд.
        - Это интересно.
        - Не мог Кирицын сам застрелиться.
        - Это домыслы. Факты давай.
        - Факты…
        - Нет у вас ничего. Не надо в носу ковырять. Как Бакулова найти?
        - Как он связан с Кирицыным?
        - Никак!
        - Ну, хорошо, - со скрипом сдался Лепехин.
        В машину мы садились в подгаженном настроении. Лепехин не мог быть только нашим человеком, в любом случае являлся винтиком большой системы. Если ему вдруг представится возможность отправить нас на скамью подсудимых, то он сделает это, не задумываясь, не исключено, что уже копает. Как и его коллеги, которые расследуют убийство Кирицына. Может, и не было у ментов прямых улик против нас, но подозрения имелись.
        - Да ты не переживай, брат, - сказал Санька. - Нет у ментов ничего. Да и зачем им в дерьме копаться, когда можно на самоубийство списать?
        - Да я не переживаю, - произнес я.
        - Или ты не при делах?
        Я резко глянул на Саньку. Да, мне вовсе не хочется убивать во имя семьи, и от грехов своих тошно, но с покаянием к ментам я не пойду и от своей вины в смерти Кирицына не откажусь. А она есть. Соучастие - это реальный срок. Когда-нибудь я обязательно сяду. Если меня не убьют.
        Не в восторге я от своей семьи, Виталика плохо перевариваю, с Валерой как был, так и остался в натянутых отношениях. Но не слезть мне с этого креста, так что придется смириться со своей участью.
        - Да ладно тебе, - пошел на попятную Санька. - Шуток не понимаешь?
        - Да какие уж тут шутки? Мочим людей за милую душу, только щепки летят.
        - И нас замочить могут.
        - И нас могут.
        - Но мы фартовые, обязательно прорвемся.
        - Санька, ты всегда такой уверенный в себе?
        - Этим и живу!
        - Ну так живи, брат.
        У Саньки руки по локоть в крови, но я не желал для него наказания за грехи. Пусть живет себе, куролесит со своими бестолковыми девочками. Я тоже буду жить и грешить. Если никто не остановит. Было у меня такое предчувствие, что конечная остановка уже близко. Может, оно и к лучшему?
        - Ну да.
        - И город наш будет.
        Я промолчал, не желая раздувать фантазии. Мне много не нужно. Свой дом, жена, дети, достаток в семье. Но ведь и этот кусок приходится вырывать у судьбы зубами, с кровью.
        Бакулов жил в старом двухэтажном доме с обшарпанными стенами. В подъезде воняло мочой, звонок не работал, пришлось стучать в дверь.
        -Кто?
        Голос доносился из-за двери и показался мне знакомым.
        «Сука!» - вспомнил я.
        Человек, стоявший за дверью, отрывал от телефонной трубки Лилю.
        - Пожар! - крикнул я.
        - Какой пожар?
        Дверь открылась, и я увидел перед собой физиономию, опухшую от чрезмерных возлияний. Мужик здоровый, плечи широкие, но бицепсы на руках не просматривались. Майка-алкоголичка не обтягивала мышцы, бугрившиеся на груди, за отсутствием таковых.
        - Нормальный пожар!
        Я ударил ногой в пах, с оттяжкой, от всей души. Бакулов согнулся, и я влепил ему коленом в лицо. Мужик упал и закрылся руками. Страх передо мной заставлял его защищаться, хотя он мог бы атаковать меня.
        В квартире было грязно, воняло перегаром и тухлой едой. Стол на кухне завален был объедками.
        Мы схватили Бакулова, впихнули его голову в газовую духовку, прищемили шею крышкой. Санька включил газ, а я щелкнул зажигалкой так, чтобы мужик слышал.
        - Не надо! - взвыл Бакулов. - Я все скажу!
        Санька выключил газ, но голову из духовки мы вынимать не стали.
        - Что ты делал в моем доме?
        - Стволы искал!
        - Какие стволы?
        - Ну, пистолет. И нож.
        Я ничего не понимал. Пистолет у меня еще мог быть, а нож можно найти в любом доме.
        - Кто сказал?
        - Колька попросил.
        - Где Колька?
        - Да не знаю.
        Санька снова включил газ, а я щелкнул зажигалкой.
        - Да это не Колька, а брат его!
        - Брат его с тобой был?
        - Нет, он сказал, что ствол нужно найти. Там «ПМ» или «ИЖ».
        - Так-так-так. А брата как зовут?
        - Митя.
        - Жесть! - Я удивленно глянул на Саньку.
        Не думал я, что Митя Камов может зайти так далеко. Ствол ему понадобился, из которого я убил Шинкарева. Не давали ему покоя пальчики на нем и на ноже, которым я остановил шинкаревского телохранителя.
        Я оттащил Бакулова от печки, пропечатал ему коленкой нос, отобрал у него телефон и предупредил, чтобы он не смел звонить Камову с какого-то другого аппарата.
        В машине я поделился с братом своими догадками, сказал и про Дульсинею:
        - Теперь я понимаю, зачем она ко мне приходила, про Лилю спрашивала, мол, где она. Я сказал, что рядом. Лиля к дому подъезжала…
        - А там Митькины дружки, - продолжил Санька. - А ствол где?
        -Да выкинул уже давно. Мелкая душонка он, этот Камов.
        - Мелкая, не мелкая, а смотри, как размахнулся, - проговорил Санька.
        - Страшно ему стало. Меня менты замели. Вдруг я на Митьку подумал бы, сдал бы его?
        Я не был уверен в истинности своей версии, хотя она имела право на существование.
        Возможно, Митя был в контакте с
        Кирицыным или с Костей, связанным с ним. Я сейчас ничего не мог исключать.
        - Сам он себя сдал. Где живет, знаешь?
        - Сначала к Дуське, - заявил я. - Поговорить. И в глаза посмотреть.
        Дульсинея вроде бы расширила свой бизнес. Теперь она владела не одним, а двумя магазинами. Мы как раз проезжали мимо первого. О втором я толком ничего не знал, только слышал, да и то краем уха.
        Дульсинея была на месте, осматривала товар в подсобке, была так увлечена своим делом, что не сразу переключилась, увидев меня.
        - Ты? - Она заметно разволновалась и повела рукой, выставляя за дверь свою миловидную помощницу.
        -Да вот поговорить пришел.
        - О чем? - Дульсинея остолбенело посмотрела на Саньку, поняла, что ничего хорошего встреча с ним ей не сулит.
        - О Виталике.
        - А что Виталик?… - Она перевела взгляд на меня. - У нас с ним свободные отношения. Очень даже. Случилось что-то?
        - Я Виталика на днях чуть не убил.
        - Да? - Дульсинея снова посмотрела на Саньку.
        Он явно действовал ей на нервы своим присутствием.
        - Из-за тебя.
        - Из-за меня?
        - Так ты же приходила ко мне, напрашивалась.
        - На что напрашивалась?
        - На то, что Виталику не понравилось.
        - Но так не было же ничего.
        - Почему не было? Я думал, это Виталик Лилю мою похитил, а на самом деле твой Митя все организовал.
        - Мой Митя?! - Дуська сошла с лица.
        - Подставили вы Виталика. Как и в прошлый раз.
        - Не понимаю, о чем ты.
        -Дуся, ты же знаешь, что спасти тебя может только правда, - сказал Санька, с презрением глядя на нее.
        - Правда?
        - О такую дешевку, как ты, даже руки марать в падлу. Но если не скажешь… - Санька сунул ладонь под пиджак, как будто собирался взяться за пистолет.
        - Да я-то здесь при чем?
        - А в больницу ко мне кто приходил? - спросил я. - Ты же не просто так там появилась.
        - Митя меня попросил… Он совсем помешался на Шинка… - Дульсинея осеклась, но тут же поправилась: - На том самом. Все думает, что ты его сдашь. Тебя же за взятку замели.
        - А на базу ко мне приходила?
        - А вот это чисто из побуждений! - Дульсинея повела рукой, собиралась приложить ее к груди, но в движении та опустилась и накрыла низ живота. - А ты меня послал!
        - И что?
        - И все равно я остановила Митю. Он хотел тебя убить.
        - Твоего Митю остановил страх, - с усмешкой сказал я.
        - Ты не понял. Он все еще хочет убить тебя. Не может простить тебе своего унижения.
        - Ну да, и Шинкареву не мог. Потому его и нет больше, да?
        - Митя сейчас совсем другой.
        - Ну да!
        - Он чокнутый! - Дульсинея очень хотела меня напугать, но что-то не очень это у нее получалось.
        Я стоял и ухмылялся, глядя на нее. Лыбился и Санька. Ну никак не мог впечатлить нас Митя Камов.
        - Уже никого не боится! - продолжала Дульсинея. - Хочет тебя убить!
        - Если бы хотел, то убил бы, - заявил Санька.
        От страха перед ним у Дульсинеи заслезились глаза.
        - Я его и в самом деле останавливала. - Она умоляюще посмотрела на меня. - Сколько могла. А когда не сумела, решила подстраховать.
        - Ты, как и всегда, ни в чем не виновата.
        - Ты виноват! - выплеснула она. - Ты должен был мне уже все простить.
        - Виталик простит.
        - Я люблю тебя! Понимаешь, тебя! А Виталика всего лишь терплю. Ты знаешь почему! - Дульсинея скривилась и опять глянула на Саньку.
        Он и пугал ее, и бесил своим присутствием.
        - Почему? - спросил братец.
        - Потому, что вы втаптывали меня в грязь! Потому, что Леня открыл мне глаза! И вообще… - Дульсинея обреченно опустила голову.
        - Браво! - Санька хлопнул в ладоши.
        Дульсинея играла на публику. Она умела это делать, но в то же время ей можно было верить. Дуська действительно хотела вернуть наши отношения в прежнее русло, поэтому сама пришла ко мне.
        - Да пошли вы все! - буркнула она.
        - Митя где? - спросил Санька.
        - А не скажу! - Дульсинея резко подняла голову и глянула на него.
        От неожиданности Санька даже слегка вздрогнул.
        - А ему скажу! - сказала она, поворачивая голову ко мне.
        - Ладно, скажи Лене, - слегка растерянно произнес Санька.
        Дульсинея не просто смотрела на меня. Мне казалось, что она признавалась мне в любви, смотрела жарким солнцем на лед в моей душе. Я таял, стекал к ее ногам. Мне жутко хотелось остаться с ней наедине и наказать ее, следуя дурному примеру Виталика.
        - Я могу позвонить Мите. Он приедет сюда, - сказала Дульсинея.
        - Позвони.
        - Ты же потом не уйдешь?
        - Не знаю.
        Я ничего не желал ей обещать, хотел ее до волчьего воя, но простить не мог. Да и не смогу. Как ни крути, а она снова предала меня.
        - Я позвоню Мите, пусть приезжает. Вы тут сами с ним разбирайтесь.
        Дульсинея взяла телефон, но не успела набрать номер, как появился Камов. Он ворвался в подсобку с пистолетом в руке. Глаза дикие, рот искривлен, на губах пена. Но я лишь усмехнулся, глянув на него. Не сможет этот тип выстрелить.
        - Я уже здесь! - выпалил он, нажимая на спуск.
        Он выстрелил Саньке в голову. Я видел, как пуля выбила ему глаз.
        - Митя! - взвизгнула Дульсинея.
        Пистолета у меня не было. Я достал нож и уже выщелкнул из рукояти лезвие, когда Митя выстрелил в меня.
        Пуля ударила в грудь. Я повалился на пол, не чувствуя своего тела. Глаза мои, кажется, были открыты. Я видел перед собой только белую пелену, плотно затянувшую всю вселенную, но при этом слышал голоса.
        - Ты меня сдала! - крикнул Митя.
        - Ты не так все понял! - взвизгнула Дульсинея.
        - Сдохни, тварь! - Митя снова выстрелил.
        Я окончательно отключился.
        Небо темное, на горизонте багровые отсветы, море черное, как смола. Дул студеный ветер, но я его не чувствовал. Дульсинея тоже не мерзла, хотя сидела со мной на камне в одной прозрачной сорочке.
        За моей спиной стоял знакомый дом. Из окна на меня смотрел Санька, звал нас, махал рукой. Где-то там, у него под ногами, должен был сидеть на полу Митя, прикованный к батарее.
        Он хотел убежать, но путь ему блокировали менты во главе с капитаном Лепехиным, который, как оказалось, следил за нами. Митя рванул обратно, закрылся в подсобке и пустил себе пулю в лоб.
        Санька застрелил Костю и подставил под убийство Кирицына. По иронии судьбы он сам стал жертвой той ситуации, которую разыграл. Митя убил его и застрелился, но все было по-настоящему. Я точно это знал.
        - Пойдем? - спросила Дульсинея и взяла меня за руку.
        Она улыбалась, ее томный взгляд пьянил меня, обещал что-то невероятное. Я не верил ей, не хотел идти, но дом тянул меня к себе.
        Санька уже находился там. Все-таки он добился своего, схлопотал пулю, на которую так долго напрашивался. Когда-нибудь это должно было с ним произойти. Земной мир ответил ему злом, которое он сам и взращивал в нем.
        Виталик скоро будет с нами. Валеру ждет та же участь, если он не остановится. Этого не произойдет. Отец не позволит ему бросить якорь в тихой гавани.
        - Пойдем! - Дульсинея потянула меня за собой.
        Тут я услышал голос, идущий откуда-то из глубины души.
        - Леня! - позвала меня Лиля.
        - Ты слышишь? - спросил я.
        - Пойдем! - сказала Дульсинея.
        - Леня! - Лиля звала меня во весь голос.
        Дульсинея не могла не слышать ее, и все же она продолжала тянуть меня за собой. Но я не собирался идти с ней. Лиля звала меня, пыталась вернуть к жизни. Я не знал, куда идти, понимал, что нужно просто оставаться на месте, да так и сделал Рано еще мне умирать. Да и братьев нужно остановить.
        ВНИМАНИЕ!
        ТЕКСТ ПРЕДНАЗНАЧЕН ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ.
        ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С СОДЕРЖАНИЕМ ДАННОЙ КНИГИ ВАМ СЛЕДУЕТ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ЕЕ УДАЛИТЬ. СОХРАНЯЯ ДАННЫЙ ТЕКСТ ВЫ НЕСЕТЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ. ЛЮБОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ И ИНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КРОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНО. ПУБЛИКАЦИЯ ДАННЫХ МАТЕРИАЛОВ НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗА СОБОЙ НИКАКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ВЫГОДЫ. ЭТА КНИГА СПОСОБСТВУЕТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ РОСТУ ЧИТАТЕЛЕЙ И ЯВЛЯЕТСЯ РЕКЛАМОЙ БУМАЖНЫХ ИЗДАНИЙ.
        ВСЕ ПРАВА НА ИСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПРИНАДЛЕЖАТ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ И ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к