Я умерла Наталья Колесова
Колесова Наталья Валенидовна
Я умерла
Старик, как водится, начал с него. Выказывал таким образом свое уважение, что ли?
-Федор, мне очень не нравится, как вы выглядите.
В комнате полумрак, но у Старика совсем не старческое зрение. Федор придавил дергавшуюся щеку.
-Погудел вчера…
-Надеюсь, это никоим образом не отразится на ваших способностях?
Была у Старика раздражающая манера говорить округлым полно-литературным языком.
-Никоим, - подтвердил Федор.
Старик повернулся к заказчику - плюгавому невзрачному мужику. Тот старался не дергаться. Удавалось плохо.
-Ты при деньгах? - толкнул Федора в бок чернявый Юрик. Федор только пожал плечами - денег не было. То есть совсем. Потер коротко стриженую голову. Такие стрижки уже выходят из моды, но он с трудом менял привычки. И оружие любил старое. И друзей. А, может, просто сам стареет?
-Итак, Охотники, - сказал Старик, - вот ваша задача на сегодняшний день…
Юрик вновь толкнул его в бок. Федор подавил желание ответить тем же - и поувесистей. Юрик сказал возбужденно:
-Гляди, баба!
И впрямь - баба. Девка, скорее. Напряженное лицо. Напряженные глаза. Напряженный, плотно сжатый рот. Под дулом пистолета ее снимали, что ли?
-Не-ет, мужики! - хлопнул по коленям Давыд. Поднялся. - Я так не договаривался. Я ни баб, ни детей…
-Вы сядьте, Давыд, - тихо сказал Старик. - Я еще сумму не назвал.
Он назвал, и Давыд сел. Да за такие деньги и баб, и детей… Юрик присвистнул:
-Это что ж она такое вытворила?
Федор с новым интересом всматривался в снимок, втягивая, впитывая каждую черточку. Ничего особенного - сотню раз за день мимо пройдешь, и не заметишь-не запомнишь. Старик раздавал снимки и распечатки с данными. Имя. Адрес. Рост. Вес. Цвет глаз, волос. Имена и адреса родственников, ближайших друзей. Место работы.
-Особые приметы? - спросили у Федора за спиной. Арнольд. Арнольда он не любил.
-На попе родинка! - предположил веселый Юрик.
-Особых примет нет. Может быть одета в легкий халат. На ногах - шлепки. Или босиком. Еще вопросы?
-Она что, из психушки сбежала?
Юриным вопросом Старик пренебрег.
-Сроки?
-Сегодня-завтра.
Охотники зашевелились. Город до миллиона, конечно, не дотягивает, но два дня…
-Подсказки?
-Скорее всего, она будет крутиться рядом с родным домом. Или где-нибудь рядом с домами друзей. Но ее никуда не пустят.
-Почему?
Старик взглянул на заказчика. Тот, сцепив пальцы, откашлялся. Сказал негромким надтреснутым голосом:
-Необходимо вернуть ее туда, откуда она пришла. Пока не поздно. Чем дольше это будет тянуться, тем сильнее она становится. Сейчас она в шоке и поймать ее будет легко, но позже…
Он пожал плечами. Все были заинтригованы, и все молчали. Федор еще раз пробежал глазами распечатку, перевернул, изучил чистую сторону.
-Мало информации.
Заказчик смотрел на него с опаской.
-Это все. Я даю вам данные. Деньги. Это все.
-У нее может быть оружие?
-Боже мой! Конечно, у нее нет никакого оружия! Вы должны только найти ее, задержать… и дать мне знать.
Юрик захихикал:
-Да за такие деньги мы вам ее из-под земли достанем!
Федор смотрел на руки заказчика - они сжались еще сильнее - аж пальцы побелели. Федору не нравилась эта работа. Не нравился заказчик. Не нравилось лицо девушки. Ему не нравились даже большие деньги. Очень хотелось отказаться. Он поймал озабоченный взгляд Старика.
-Ну так кто берется? Федор?
Все смотрели на него. Кто - озадаченно, кто - выжидающе, Арнольд - наверняка с насмешкой. А он сам смотрел на снимок. Почему у нее такое лицо? Что ей сказали? Что она увидела? Глаза глядели не на него, а чуть вкось, и от этого ощущение неопределенности только усиливалось.
-Федор?
Он придержал вновь задергавшуюся щеку. Кивнул.
-Берусь.
Я иду по городу, не замечая удивленных взглядов прохожих на мои босые ноги. Халат тоже неприлично-домашний, неновый уже, но я иду, улыбаясь во весь рот, и чуть ли не напевая. Наконец-то я вернулась домой!
Останавливаюсь у телефонного автомата, опираюсь локтем об его нагретый солнцем обколупанный бок. Сейчас брякну, что звоню с вокзала, а потом раз - и уже стучу в дверь!
Когда знакомый усталый голос произносит:
-Да? - решаю пошутить.
-А Наташу можно?
Пауза.
-Девушка, Наташа умерла.
Гудки.
Я отвожу трубку от уха. Это ведь мамин голос? Да нет, я ошиблась, конечно, я ошиблась номером! Тщательно надавливая кнопки, набираю снова. Старье! Только и знает, что жетоны жрать!
-Алло?
-Мама, это я! Я приехала!
Тишина.
-Кто это?
-Мам, ты что, меня не узнаешь? Это Наташа!
Пауза.
-Девушка, вы ошиблись номером…
Гудки.
Мама. Это была мама…
Женщина подержала руку на телефонной трубке.
-Кто звонил? - спросила подруга.
-Ты права. У меня скоро начнутся галлюцинации. Мне показалось… это наташин голос.
Я нажимаю на звонок еще раз. Никого. Куда они все подевались? Ведь я же телеграмму посылала, когда приеду. Да и Алик еще в отпуске. Может, поехал встречать меня на вокзал, и мы разминулись? Я сажусь у двери на ступеньки. Почему-то очень устала. Хочется спать. А я ведь только и делала, что спала в поезде. Нахмурившись, вспоминаю. Правда, с какими-то кошмарами…
Кто-то спускается по лестнице, непрерывно ворча. Когда выворачивает на мой пролет, ворчание становится отчетливей: "Расселась! Сидеть ей больше негде! Всю дорогу перегородила! Алкаши проклятые! Наркоманы! Все засрали!"
Я оглядываюсь.
-Теть Маш! Здравствуйте! Вы наших не видели?
Старуха приостанавливается, нависая надо мной.
-Чьих - ваших?
-Беляевых.
-Беля-яевых?
Она перекидывает сумку из одной руки в другую.
-Как не видела? Видела. Уехали они. Уехали. Полчаса назад. Алик Сергеевну повез. На машине.
-Куда повез?
-Куда-куда… Куда глаза глядят. Горе-то у них какое!
-Горе? Какое горе?
Блеклые глаза тети Маши блеснули. Она опускает сумку на ступеньки, явно настраиваясь на долгий разговор.
-Так дочку они схоронили. С месяц назад.
-Кого? - тупо спрашиваю я.
-Наташу, дочку! Ой, молодая была, ой, молодая… в гробу-то лежала, как живая… личико нисколько не попорченное… Носик востренький, вся в белом, цветов нанесли-и…
Я беспомощно смотрю на нее снизу. Кто в гробу? Какая Наташа? Какая дочка?
-И не видать вообще, что в аварию попала!
-В аварию?
-Ну да! Поезд-то с рельсов сошел, слыхала, небось? Террористический акт! - старуха со вкусом выговаривает длинное слово. - Человек, может, тыщу погибло! В газетах писали, и по радио, и по телевизору… Кого по кусочкам собирали, а Наташа вся целехонька, на лице даже синячка ни единого. Ой, жалко-то как, молоденькая была… не замужем еще…
-Тетя Маш… - говорю беспомощно. Замолчав, та щурится на меня.
-А ты откуда меня знаешь? Что-то не припомню я тебя, дочка. И нечего тебе здесь сидеть. Нечего. Нет Беляевых. А ты сидишь… И обувь твоя где? Не маленькая босиком бегать. Иди с Богом. Иди.
Я провожаю ее глазами. У бабки крыша съехала. Окончательно и бесповоротно. Еще бы - восьмой десяток. Я, наверное, тронусь уже на третьем… Машинально кидаю взгляд на свои ноги. Действительно. Босая… Шевелю пальцами. Пыльные. Господи, куда я дела обувь? Или уже успела разуться? Оглядываю площадку - пусто. Я встаю, мельком удивившись, что не почувствовала холод ступеней. Отряхиваю подол. А что я тут сижу, собственно, у меня же ключ? Они мне наверняка записку написали…
И задумываюсь. Сумки нет. Совсем ничего нет. Я сумки в камере хранения оставила? Они были очень тяжелые… Но ключи… И обувь… Уж явно не сунула в камеру хранения - при всем моем раннем склерозе! Я вновь серьезно оглядываю площадку. Пытаюсь вспомнить, во что я была обута: не свалились же они с меня по дороге, в конце концов!
И через мгновение понимаю, что совершенно не помню, как очутилась на Театральной площади. Как переодевалась в купе при подъезде к городу, как выходила из вагона, на чем ехала до своей остановки… Господи, неужели я напилась? Нет, только чай, проводница разносила - еле теплый, сладкий… Да и вообще, не напиваюсь я до потери сознания! Тетка напротив перечисляла свои бесконечные болячки, я делала вид, что слушаю, а сама думала - да тебе с такими хворями на погост уже давно пора. Потом…
Что было потом?
Я спускаюсь вниз, сажусь на раздолбанную скамейку у подъезда. И только сейчас понимаю, как я замерзла. Несмотря на теплое послеполуденное солнце меня прямо-таки колотит от холода. Больно смотреть на солнце, на небо, на проходящих мимо ярких людей… Я закрываю глаза ладонью, откидываясь на спинку. Может, я больна? Может, у меня температура, и поэтому я ничего не помню? Но почему так холодно, холодно, холодно?
Я вздрагиваю, как от удара. Сердце медленно, судорожно трепыхается, словно забыло, что надо биться. Почему-то очень трудно дышать…
-Вам плохо?
Я сощуриваюсь. Близкое лицо. Знакомое лицо…
-…Слава?
Я это сказала или подумала?
-Женщина! Вам плохо? Может, «скорую» вызвать?
Я безмолвно смотрю на него. Он стал каким-то другим. Лицо усталое… Слишком серьезное.
-Ну что? Вы в порядке? - спрашивает, повышая голос. Наверное, решил, что я глуховата. Или у него кончалось терпение.
Я медленно киваю. Он поворачивается и уходит.
И он меня не узнал. Что это? Что это такое, господи? Неужели я так выгляжу? Может быть, что-то с моим лицом? Может, я… грязная? Я с трудом поднимаюсь, ковыляю до косо стоящей на газоне машины. Наклоняюсь и осторожно смотрю на себя в зеркальце. Отразилась, слава те господи, я еще не призрак! Нет, не грязная, хотя умыться с дороги бы не мешало… И вполне узнаваема. Слегка бледновата. Побледнеешь тут… Я задумчиво огибаю дом. Узкий тупик, мусорные баки и тут же, зачем-то, - скамейка. Не обращая внимания на вонь, сажусь. Пытаюсь привести в порядок мысли. Или хотя бы чувства. Но все они какие-то… замороженные. Взгляд приковывает куча высыпавшегося из бачка мусора. Что произошло? Что случилось? С ними? Со мной? С миром?
Женщина, с которой я говорила по телефону - моя мама. Тетя Маша, которую я знаю с младенчества… И Славка, господи, Слава!
Мозг тускло мерцает, туда-сюда. Из мирно укачивающего поезда с говорливой соседкой, сюда. К теплому летнему дню, к мусорной вони, к идущему изнутри холоду…
Легкое движение - и я с неожиданным любопытством уставилась на крысу. Огромную, жирную, неповоротливую крысу, появившуюся из-за крайнего бачка. Не серая, не черная, а какая-то бурая, словно вылинявшая, крыса поводит мордой, похожей на акулью, подергивает носом и короткими жесткими усами. Круглые немигающие глазки смотрят на меня. Мне становится не по себе. Откуда-то, точно ее позвали, появляется еще одна. И еще.
И еще.
-Брысь! - резко говорю я, взмахивая рукой. Они наблюдают за мной с ледяным спокойствием. Я встаю на скамейке и вижу, что крысы приближаются - неторопливо, короткими перебежками, словно дожидаясь друг друга. К горлу подкатывает тошнота
- и паника. Метнувшись, я толчком опрокидываю скамейку, и вырываюсь из этой… крысоловки. Отбежав, оглядываюсь. Крысы сидят, сложив на жирных брюхах лапы, и наблюдают за мной с непоколебимым спокойствием - будто знают, что никуда я от них не убегу.
Я перехожу на шаг. Вот и крысы свихнулись…
-Я хочу побывать у нее дома, - сказал Федор.
-Мы же договорились - никаких контактов с родственниками и друзьями!
-А я и не собираюсь контактировать. Я просто хочу побывать у нее дома.
-Мать с братом уехали. Квартира на сигнализации, - проинформировал Старик.
Федор улыбнулся в трубку. Старик как будто увидел эту улыбку, потому что сказал с угрозой:
-Если что - выпутывайтесь сами!
-Угу, - сказал Федор и отключил мобильник.
Я стою возле мусорного бака. Сосредоточенно наблюдаю за бомжихой, шурудящей палкой его содержимое. Вот обнаружила пивную бутылку. Косится на меня и быстро сует ее в свою обширную «побирушку». "Побирушка" приветственно звякает. Бомжиха взглядывает еще. Глаз между заплывшими сине-черными веками почти не видно. Неожиданно тыкает палкой в сторону.
-Обувь вон, - говорит хрипло.
-А?
-Вон там в мешке обутка. Малая мне… - информирует с сожалением. И ковыляет прочь. Я провожаю ее взглядом. Гляжу на свои босые ноги. Просто чудо, что я ни на что еще не напоролась.
В мешке, видимо, поначалу полном, уцелел один зимний сапог без замка, старый кед и пара раздолбанных, но еще крепких сабо. Мне они тоже маловаты, пятка свисает, но чего привередничать?
В это время к баку походит девочка, опасливо косится на меня, набрасывает на стенку стопку одежды и быстро уходит. Я смотрю на свой короткий халат и - задумчиво - на выброшенную одежду…
-…скорбный сороковой день трагедии…
Я иду мимо фонтана. Брызги, почему-то очень теплые, почти горячие, моросью покрывают мои голые руки, лицо, и вновь приобретенный «гардероб». Я щурюсь на солнце, играющее в тугих струях, морщусь от пронзительного визга бегающих по парапету ребятишек. Все, как всегда. Кроме…
-…поезд «Москва-Н-ск», который должен был прибыть в наш город 25-го июля…
Я поднимаю голову. Что за поезд? Почему здесь поезд? Это же не вокзал, где объявляют поезда? 25-го июля… Мой поезд?!
Несколько человек глядят на гигантский экран, с недавних пор установленный на площади. Обычно по нему передают рекламу или спортивные матчи, но вот подишь ты…
-…этот террористический акт потряс город, принес горе и скорбь в сотни семей, оставил незаживающую рану…
-…завтра первое городское кладбище вновь заполнится цветами, траурной мелодией… Мы скорбим вместе с вами, дорогие наши сограждане…
Я стою в фонтане, погрузив руки в воду до самых плеч. Вода дрожит и струится. Руки кажутся бледно-зелеными, расплывающимися, зыбкими. Нереальными. Как я сама.
Как все вокруг.
Я поднимаю глаза. Люди смеются и показывают на меня пальцами. Какого-то ребенка с трудом удерживают на бортике. Пацан ревет - требует немедленно пустить его в фонтан, вон ведь взрослая тетенька купается! Значит, можно?
Зачем я сюда забралась?
Медленно раздвигая воду ногами, я бреду к парапету. Влезаю с трудом, оцарапав колени. Вода течет с намокших шорт. Я гляжу на людей сверху. Но ведь они-то реальные?
-Какое сегодня число?
Смотрят кто с насмешкой, кто и с сочувствием. Потом кто-то говорит:
-Третье сентября, долбанутая! Год и тысячелетие сказать?
Я неловко спрыгиваю, поскальзываюсь на мокрых сабо. Нога подворачивается. Не больно. Я иду прочь, говоря:
-Не надо. Год и тысячелетие - не надо…
Ну, тут трудно перепутать. Налево - запахи валокордина и старых вещей, с которыми не спешат расставаться - комната мамаши. В зале обитает братец, отвоевавший себе угол с компьютером и дисками. Значит, направо проживает клиентка.
Федор вошел. Постоял, приглядываясь. Ночное зрение у него отличное, опять же фонарь за окном. Чистенько. Даже слишком. Девица, похоже, малость на порядке повернута. Книги - в линеечку, помада - по ранжиру. На кровати-полуторке - древний мишка. Все в куклы играем, да? За что ж тебя так хотят "вернуть туда, откуда ты пришла"? Федор мимоходом взял флакон с духами. Пахло то ли дыней. То ли арбузом. Свежестью, короче говоря.
Провел рукой по столу. До сих пор любит писать письма, хотя есть электронка и мобилы. А на широком подоконнике читает книги. Про любовь, конечно, про что еще бабы читают? Заглянул в шкаф. Пара вещей дорогих, остальное - дрянь барахольная. То ли денег мало, то ли плевать ей.
Присел на кровать. Посидел, закрыв глаза, и лег. Если бы у него было время, серьезно думал Федор, он бы мог увидеть даже ее сны. А так - обычные женские мыслишки: где денег перехватить, как заставить себя в тренажерный пойти, что ответить ехидне-сотруднице на работе… А, и парень еще, по подъезду сосед, к которому она не ровно дышит…
Федор лежал на спине, раскинув руки-ноги, как морская звезда, и смотрел в потолок. По потолку метались тени от веток, ползли прерывистые линии света от фар проезжавших машин. И что с того, что он лучший Городской Охотник? И что с того, что он знает ее привычки и даже кое-какие мысли? Он не знает главного - почему ее ищут.
А потому не знает - где ее искать.
Федор поднялся. Поправил покрывало и мишку. Прошел по сегодня не скрипящим половицам. В зале было темнее. Он уже направился к прямоугольнику входной двери, как что-то его толкнуло. Остановило.
Фотография. Напряженное лицо, напряженные глаза…
Черная ленточка.
Федор сел на диван. Вот теперь он точно знал - где ее искать.
И по-прежнему не знал - почему.
Я смотрю на арку над головой. Мешаюсь всем входящим-выходящим, но упорно продолжаю разглядывать облезающую краску на металлических буквах. "Первое городское кладбище". Зачем я сюда пришла? А, да. Хотелось побыть вдали от людей, где тихо и зелено. Лучше места точно не найдешь.
И - что еще?
И посмотреть на свою могилу.
Вот так вот.
Иду по пустым дорожкам. Сегодня не "родительский день", поэтому народу мало. Говорят, мэр давно грозится закрыть кладбище - а то живым уже места не хватает.
Все, как я и хотела. Зелено. Тихо. Вдали от людей (живых, понятно).
Я ориентируюсь по последней дате на памятниках - она неумолимо приближается к нынешнему году.
Потом месяцу.
Потом стали одинаковыми дни. Июль, двадцать пятое. Двадцать пятое июля, двадцать пятое… День, когда наш поезд должен был прибыть в город.
Я останавливаюсь. Оглядываюсь. Земля на могилах черно-бурая. Глинистая. Живые цветы уже завяли, искусственные поблекли, а посаженные не выросли. Кое-где отважно пробивается травка.
Значит, вот здесь я и похоронена. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Ощущений никаких - разве что вялое любопытство.
Фотография мне не понравилась. Я ее не любила, а мама вставила снимок в рамочку и водрузила на телевизор - чтобы любой приходящий мог убедиться, какая у нее красавица-дочка. А то, типа, меня рядом нет…
И надписи, кроме фамилии-имени и дат, никакой. Наверное, напишут уже на капитальном памятнике. Какой они собираются поставить? Мраморный? Надо будет поинтересоваться.
Я услышала какой-то звук и машинально оглянулась. Нет, этот звук вырвался у меня самой. Какой-то неопределенный - то ли истерический смешок, то ли неначатый плач. Я сажусь на низкую оградку, прислоняюсь виском к металлическому столбику. Прости, подруга. Не знаю, кто ты, и почему решили, что ты - это я, только меня-то там нет, а тебя кто-то ищет, все на что-то надеется…
-Ой, дочка, - говорят рядом. Я открываю глаза. На меня смотрит пожилая женщина в сереньком блеклом платье. В руках у нее пластиковые бутылки. Наверное, приходила цветы на могилке поливать.
-Смотрю - одно лицо, - продолжает сочувственно. - Близняшка твоя, да? Сестричка?
Я гляжу на нее. Изогнув шею, смотрю на себя на памятнике. Отвечаю сама себе с фотографии неприязненным взглядом.
-Нет, - говорю. - Разве не видите - это я?
-Ой, дочка, - по инерции повторяет женщина. - Горе-то какое!
И замолкает. И делает шаг назад. И еще. Поворачивается и уходит - очень быстро. То и дело оглядываясь. Интересно, за кого она меня все-таки приняла - за ожившего мертвяка или за рехнувшуюся с горя близняшку?
Федор и сам не знал, как находит своих «клиентов». Юрик вон свято уверен: стоит только хорошенько пошерстить друзей-подруг и дальних родственников - и дело в шляпе. Давыд методично докапывается до причин заказа. Федор тоже все это делает
- хоть и без особого рвения.
Ему самому важны личные вещи, фотографии. Он перебирает их, смотрит, трогает… нюхает даже; целыми ночами крутит один и тот же любимый фильм «клиента», пролистывает его зачитанную книгу, слушает музыку…
А потом часами бродит или ездит по городу. Гуляет, не думая ни о времени ни о направлении…
И встречается - если не сказать - сталкивается с объектом.
Но как, скажите, разыскивать того, кого встретить уже невозможно? Кого уже не нужно искать?
Сегодня он сел на машину. Не спеша колесил по городу. Последний день. Похоже, задание они провалил скопом - уже звонил Юрик, осторожненько расспрашивал. Давыд поинтересовался прямо и сразу отключился. Арнольд - понятное дело - на связь не выходил, но раз их не отозвали, в пролете все Охотники…
Уже стемнело, когда Федор свернул в проулок, известный только таксистам да местным жителям. Фары освещали редкие темные фигуры прохожих - небо хмурилось и люди спешили убраться под крышу. Федор зажег фары дальнего света - и тут же погасил. Майка, шорты, шлепки… руки, зябко обнимающие плечи, склоненная голова… неторопливая, чуть неверная походка человека, идущего в никуда…
Машина следовала за мной по пятам. Не знаю, почему я в конце концов обратила на нее внимание. Я и без того очень рассеянна, а в свете недавних событий…
Итак, она медленно ехала за мной вдоль тротуара. Такой машине следовало бы нестись по улицам города, нарушая все правила дорожного движения скопом, сбивая пешеходов и подрезая менее крутые иномарки…
Эта почти ползла.
Я несколько раз оглянулась. Вряд ли в своем новом прикиде я могла внушить кому-нибудь неземную страсть. Никто не пригласит меня в ресторан или
«прокатиться». Надо бы свернуть куда-нибудь, чтоб убедиться, что «джипермен» едет именно за мной, но было мне очень лень. Вообще было как-то расплывчато-все-равно - как будто меня оглушили. Пыльным мешком из-за угла ударили.
Я остановилась и стала смотреть на машину. Машина остановилась и стала смотреть на меня. Да-да, казалось, что смотрит именно машина - своими раскосыми глазами-фарами - а не сидящий за тонированными стеклами человек. Потом дверь открылась. Мужчина - коротко стриженый, мордатый - выглянул наружу.
-Наталья? Беляева?
Я моргнула. Приятное исключение - в последнее время меня предпочитают не узнавать. Только теперь я его не знала.
-Да-а-а…
-Садись в машину.
-Зачем?
-Надо поговорить.
-Зачем? - тупо повторила я.
Мужчина полез наружу. Мои ноги совершенно самостоятельно сделали несколько шагов назад. Он увидел это и вскинул ладони. Правда, «успокоить» у него не получилось, потому что руки были здоровенные - подстать машине. И сам он был поперек себя шире.
-Не убегай. Давай поговорим, просто поговорим - и все.
Я огляделась. Темнело. Собирался дождь. Прохожих вокруг было мало. Да и вряд ли кто вмешается. Если что. Я сделала еще шажок назад. Парень развел ручищами и прислонился задом к капоту.
-Видишь? Стою. Не двигаюсь. Ну что? Говорим?
-Говорите.
Он молчал. Я переступила с ноги на ногу.
-Ну?
Он открыл рот, вздохнул - и снова ничего не сказал.
-Я ухожу, - предупредила я.
-Ты умерла, - сказал он быстро.
Я просто кивнула.
-Знаю. А вы что… вы откуда?
-Долго рассказывать. Я хочу в этом разобраться. Понять. А ты?
Наверное. Я молча смотрела на него. Мужчина огляделся. Сказал - почти просяще:
-Слушай, садись в машину, а? Я же не один такой… Могут еще… понаехать.
Кто? Откуда? Зачем?
Он знал про меня. Он узнал меня - единственный во всем городе. То есть, я все-таки существую. Иногда я сама в это не верила. Он хочет разобраться. Может, и мне заодно все объяснит?
-Садись, - сказал парень и сел в машину.
Мы ехали быстро и молча. За окнами мелькал вечерний город. Устав смотреть на огни, я посмотрела на водителя. Не отрывая глаз от дороги, он повернул голову, показывая, что слушает.
-Куда мы едем?
Взгляд мельком.
-Домой.
Я пожала плечами. Ответ как ответ. От других теперь и этого не дождешься. Он не напугает меня больше, чем все остальное…
Ехали около часа - это я обнаружила, всплывая из обычного теперь серого забытья. Вокруг были новостройки. Двухэтажные коттеджи. Многие окна еще темные - в них никто не жил. Позвякивая ключами, хозяин пошел к своему, отгороженному от дороги невысоким забором. Над крыльцом зажегся свет. Открыв дверь, парень обернулся, сказал негромко:
-Иди.
Я вылезла из машины, оглядываясь и прислушиваясь. В какой стороне вообще город? Куда теперь бежать? Я медленно подходила к дому, из темноты выплывало его лицо… Откуда он взялся? Почему посадил меня в машину? Почему за всю дорогу ни одного вопроса?
Федор машинально посторонился, пропуская ее в дом. Спохватился через мгновение:
-Стой!
Собаки уже радостно скалились навстречу гостье…
-Нельзя! - рявкнул Федор. И удивился - оба кобеля послушались, затормозили резко, осев на задние лапы. Он шагнул мимо неподвижной девушки. Похлопал по спине старшего Ральфа: ротвейлер крупно дрожал, отворачивая от двери тяжелую башку и пряча глаза. Стаффордшир Хан осел в углу, набычившись и широко расставив лапы. Что они натворили? Федор оглянулся. Девица рассеянно смотрела вглубь дома.
-Собак не боишься?
Она ответила через паузу - то ли не услышала, то ли не сразу поняла. Обкуренная, что ли?
Качнула головой.
-Только крыс.
-Проходи.
Прошла. Ральф сильней прижался к хозяйской ноге и громко заскулил. Хан сделал лужу, чего с ним давно уже не случалось. Шлепками и пинками Федор выгнал их наружу:
-Гулять!
Потянул носом. Пованивало… И не собаками. На помойке она ночевала, что ли?
-Слышь, иди в ванную.
Ванна была огромная, Федору она очень нравилась. Ни одна женщина, побывавшая здесь, не могла остаться равнодушной. Эта стояла посередине, оглядываясь и моргая на все, точно сова. Вода бодро и весело била в подымавшуюся пену. Федор деловито потрогал воду.
-Раздевайся, я сейчас тебе какой-нибудь халат…
Он не думал, что она воспримет его слова буквально, но когда вернулся, девушка уже сняла с себя все, вплоть до белья. Федор с разгону шагнул вперед, протягивая ей халат. Она замедленно взяла, хозяин буркнул:
-Мойся! - и остановился.
-Это что?!
Проследив его взгляд, девица уставилась на огромный синяк, черневший над грудью.
-О, господи, откуда это? Когда это я так ушиблась?
Федор смотрел недоверчиво. «Ушиблась»? Такой удар может запросто сломать грудину. Остановить сердце. Не заметить его просто невозможно.
Она осторожно потрогала пальцами синяк. Вскинула глаза.
-Мне не больно! Совсем.
Федор машинально протянул руку, коснулся - и тут же отдернул.
-Ты ледяная! Ты где так замерзла?
-Н-не знаю…
-Лезь в ванную. Я горячей добавлю. Сиди подольше.
Ногой подгреб сброшенную одежду. Линялая красная широкая майка. Раздолбанные шлепки. Невозможного - парашютного - размера шорты. Девушка, осторожно влезая в ванну, пояснила:
-Я все в мусорных бачках нашла. Вы знаете, оказывается, выкидывают вполне приличные вещи!
Хмыкнув, Федор подобрал с пола «сэконд-хэнд».
-Ну вот и я выкину.
Трусы, правда, ей оставил. Женского белья у него в доме не водилось.
Почти час в ванной, а лицо даже не порозовело. Правда, пахла она теперь только водой и шампунем. Оглянулась с прежним отсутствующим видом. Федор показал ей на диван.
-Садись. Есть будешь?
-Есть? - глубоко задумалась, будто он спросил ее нечто эпохальное. Потом очнулась, сказала с каким-то удивлением:
-Нет. Я не хочу.
-А я буду.
Федор ел, поглядывая. Пожалуй, даже на том снимке она выглядела лучше. Правда, с тех пор прошло два дня… Два дня они пытались схватить ее за задницу.
-Почему тебя ищут? - спросил дружелюбно. Дело есть дело. Но интерес-то надо удовлетворить!
Она вздернула голову. Если б можно было, побледнела еще больше.
-К-кто?
-Конь в пальто!
Девица смотрела большими глазами. Федор знал, что они у нее серые, но сейчас, от расширенных зрачков, казались черными.
-Какой… конь?
-Вот я и спрашиваю… Ладно, ты кто?
Она утянула ноги с пола. В красном свете лампы ее невысохшие волосы отливали матовым теплом. Сказала себе в колени.
-Я уже и не знаю…
-Это как?
-Я думала - я Наталья. Беляева. А теперь не знаю…
Федор слушал. Она не врала, он бы понял. Глаза слабо поблескивали, когда Наталья взглядывала на него или в темное окно, где они отражались вместе с комнатой.
-У вас нет… штор? - спросила неожиданно. Он оглянулся.
-Нет. А что?
-Страшно, - просто сообщила Наталья.
Федор пожал плечами.
Эта девица - его добыча. Его деньги. Он выполнил задание, и ему плевать, почему ее ищут, и что с ней будет потом. Один звонок…
Федор поднялся, сделав рукой неопределенный жест, который она приняла за приглашение. С сомнением оглядел комнату для гостей. Окна нет. Кровать, шкаф, тумбочка с аппаратурой. Дверь крепкая. Если запереть, она не сумеет удрать… Наталья, в смысле. Не дверь.
-Будешь спать здесь.
-Вы что, такой добрый?
Он аж дернулся. Пробурчал:
-Даже и не думал…
Закрыл за собой дверь - пока не на замок.
Голос Старика был сонным и недовольным.
-Зачем он вам, Федор? Вы же знаете наши правила. Все вопросы - только через меня. Ну хорошо, он перезвонит вам на мобильный.
Федор смотрел на собак. Они, против обыкновения, оставались в коридоре. Дремали у самой двери и даже жратву не трогали. Ральф под его взглядом приподнял одну рыжую бровь.
-Он мне нужен лично.
-Вы с ума сошли!..
-Я знаю точное местонахождение девчонки.
Голос Старика из брюзжаще-недовольного стал бодрым и деловым:
-Вот даже как? Вы ее нашли?
-Да.
-И где же она, если не секрет?
Федор начал смеяться:
-На кладбище!
Молчание.
-Федор, - задумчиво произнес Старик. - Это не смешно.
-Вы просто ему передайте.
Старик привез заказчика через час. Пробурчал что-то нелюбезное в адрес Федора и ушел досыпать во вторую гостевую спальню. Заказчик сел в кресло, уставившись на хозяина воспаленными глазами. Сейчас он казался гораздо старше, чем в первую встречу.
-Меня… э-э-э… Сергей Сергеевич обнадежил, что вы лучший из Охотников.
Федор кокетничать не стал.
-Да.
-Что, если уж вы не найдете, другим это будет явно не под силу.
Ха-арроший пиарщик наш Старик!
-Я нашел, - сказал Федор. Заказчик приподнялся, вцепившись в массивные подлокотники. Федор посмотрел и хмуро продолжил. - Только не пойму, за что вы такие бабки отваливаете, если и так знаете, где она? Я что, тело должен выкапывать? Так это другая работа… Наймите «падальщиков».
Заказчик осел обратно, устало потер лоб.
-Я так и знал, что возникнет путаница!
-Похоронена не она?
-Она.
-Тогда кого мы ищем?
-Ее.
Федор посмотрел в потолок. Иногда он жалел, что бросил курить. Проверяет ли Старик заказчиков на предмет вменяемости? Ладно, попробуем с другого боку…
-Почему вы ее ищете?
-Нарушен закон.
-Какой закон?
-Непреложный. Мертвые должны оставаться мертвыми.
-А что, кому-то удается… избежать? - спросил Федор с искренним любопытством.
Заказчик вздохнул.
-Не согласитесь съездить со мной в одно место?
-Какое?
-На первое городское кладбище.
Федор моргнул. Отвернул рукав и посмотрел на наручные часы. Два часа ночи. Самое время для кладбищ.
-Зачем?
-Там вы получите ответы на все свои вопросы.
А здесь, конечно, их получить невозможно. Ехать (и почему только?) не хотелось. Федор со вздохом поднялся.
-Ладно. Идите к машине, я сейчас.
Протащил за шкирку вяло сопротивлявшегося Ральфа до гостевой спальни номер один. Уложил у запертой двери.
-Охраняй!
Главное - Старика туда не впустить - а то вдруг его бессонница замучает, начнет шастать по дому… Старика Федор тоже проверил: в гостевой спальне номер два витал деликатный храпок. Из-за угла выглядывал Хан. Увидев, что Федор на него смотрит, шмыгнул и затерялся в просторах дома. Побоялся, что хозяин его тоже к делу приспособит.
-Ну, пока, - сказал Федор дому.
И отъехал на кладбище.
Луна была круглой и яркой, как прожектор. Полнолуние, самая пора для всяческих психов, оборотней и… прочих прелестей. Заказчик явно знал дорогу, шустро огибая нагромождения разнообразных памятников. Федор старался не отставать. Мучило его раздражение и любопытство. И кое-какие страхи. Потому как получил Федор в свое время ха-арошую порцию триллеров и стивенов кингов.
-А вы покойников не боитесь? - не выдержал он, наконец.
Заказчик оглянулся. Глаза и зубы его лунно блеснули.
-А чего нас бояться?
И он этот анекдот знает…
-Не беспокойтесь, Федор, скоро четыре часа, петух пропоет…
Федор хмыкнул.
-Вот, посмотрите.
Заказчик посторонился - чтобы не застить лунный свет. Федор осторожно, а потому неуклюже переступил низкую оградку. Наклонился к памятнику.
Эта фотография была гораздо лучше. На ней Наталья выглядела просто хорошенькой.
-Ну? - хмуро сказал он, пару раз перечитав ФИО и даты через черточку. Огляделся. Могилы вокруг были свежими. На многих еще временные памятники, венки и не снятые бомжами таблички из нержавейки. Федор затосковал. Не-ет, его - только в крематорий! И чтоб прах - по ветру.
-В тот день было много похорон, - сказал заказчик, проследив его взгляд. - Помните железнодорожный теракт?
Федор указал пальцем на памятник:
-Что, перепутали, не ту похоронили?
-Ту.
-А кто тогда та? - теперь он ткнул пальцем за плечо.
-Она же.
-Значит, - скептически сказал Федор, - ей надоело тут валяться, она вылезла и пошла навестить родных?
-Нет, - сказал заказчик.
У Федора лопалось терпение. Он постучал носком ботинка в еще не осевший холмик.
-Вы мне вот что скажите! Если выкопать гробик и, знаете, так… аккуратненько вскрыть, там что-нибудь будет?
-Будет, - уверенно сказал заказчик.
-Что?
-Тело Натальи Беляевой.
-Вот и славненько! Одно тело мы нашли. Сколько их у нее всего?
Заказчик стоял и молча смотрел на него. Федор заскучал. Пейзаж навевал тоску. Домой бы… ага, к непохороненной Наташке! Не-по-гре-бен-ной.
-Почему вы уверены, что она одна и та же? - продолжил он. - Просто похожая девица.
-Вы плохо меня слушаете!
-Чем больше я вас слушаю, тем больше понимаю, что вы… это… э-э-э… п-фф… не в себе.
-Да? Спросите у нее, что она помнит о поезде? Помнит ли вообще, как оказалась в городе? Помнит, где ее одежда, вещи?
-Мало ли, чего я не помню! А, может, она тоже с психушки сбежала? Вы, случаем, не тамошний санитар? Шла пациентка, шла, зашла на кладбище, увидела на себя похожую - и готово! "Я умерла!"
-Хорошая фантазия! - оценил мужик с серьезным уважением. - Нет, Федор. Я не пациент. И не санитар. Я ведьмак.
-Ага, - Федор огляделся. С какой стороны они пришли-то? А Старику он голову открутит. Все-таки надо проводить какой-то отбор-отсев! А то в следующий раз заказ придет уже на вурдалака!
-Вы знаете, кто такой ведьмак? - не отставал чокнутый.
-Видел фильм. Борец с чудищами, да? Ты молодец, мужик! Вот и борись дальше. А я пошел.
-Сапко-овский?.. Н-не совсем верно. Ведьмак - это тот, кто приглядывает за ведьмами и колдунами. И не дает разгуливать мертвым.
-Ну-ну, - сказал Федор, огибая Натальину могилу. Извини, деваха, что побеспокоили. Больше не повторится.
-Наталья скончалась на месте от удара в грудь. Сердце остановилось.
У Федора самого сердце сделало основательный перебой. Он медленно повернулся. Заказчик смотрел на него.
-Она не помнит катастрофу. Она не знает, что она умерла. Для нее жизнь склеилась, как кинопленка, от момента катастрофы до прибытия в город. Дотронься до нее. Она холодна, как этот памятник. Уколи ее и посмотри - течет ли у нее кровь.
Федор смотрел настороженно. Неприязненно.
-Вы все еще не верите мне, Федор? Напрасно. Редко, крайне редко, но бывает, что мертвые возвращаются.
-В смысле, привидения?
-Да, чаще всего, в виде призраков. Мороков, которые не могут расстаться с родными из-за их печали. Бывают также неупокоенные души невинно убиенных… Но у нас другой случай.
-Угу, - кивнул Федор. - Ваш «случай», насколько я понимаю, можно руками потрогать!
-Иногда случается возвращение физическое. Я не могу рассказать, как это происходит. Механизм еще недостаточно изучен.
-За столько-то веков? - сурово вопросил Федор. Славный разговор посреди могил, под светом полной луны! Всю жизнь о таком мечтал!
-Увы… Но эти вернувшиеся - не люди. Нелюди. Нежить. Ходячие мертвецы. По религии Вуду - зомби. Но и не об этом я!
Поощрительные вопросы у Федора уже иссякли. Он просто молча слушал.
-Иногда, - как-то украдкой сказал ведьмак и оглянулся, точно боясь, что его подслушают. Федор с трудом удержался от того же. - Иногда они оживают. Понемногу набираются сил, возвращаются к жизни. И если все оставить, как есть, до сорокового дня, вновь превращаются в живых.
-Опаньки! Во родным-то радость!
Ведьмак-заказчик топнул ногой.
-Вы не понимаете! Она умерла. Мертвецы не должны возвращаться! На земле для них уже нет места! Она нежить, не-жить!
Федор кивнул. Понятливо.
-И поэтому вы должны отправить ее обратно.
-Вот именно!
-А как? Молитвой, святой водичкой… или… этим, как его, осиновым колом?
Ведьмак отмахнулся.
-Есть способы!
-Угу-угу. Профессиональные секреты, понял, не дурак. А вот скажи ты мне, мужик… ладно, как там тебя, ведьмак… Ты в существование души-то веришь?
-Естественно!
-Тогда скажи мне - вот этот… двойник вернувшийся - это просто тело ожившее? Или у него душа имеется? А если имеется, то чья - того, кто умер? Или уже чья-то другая?
Ведьмак сказал неохотно:
-Этот вопрос тоже не до конца изучен!
-Тогда какого ж… рожна ты эту неизученную душу во второй раз убиваешь?!
-У меня нет права на жалость! Чем она лучше матери троих детей, которая ехала с ней в купе?
-А чем она хуже того подонка, что в поезд взрывчатку подложил?! По его-то душу ты не отправишься!
Тишина. Ведьмак сказал устало:
-Я не господь бог. Я не могу судить живых людей. Я присматриваю за мертвыми. Повторяю еще раз - она не человек. Она - нежить. Ее существование противоречит всем законам природы.
-Противоречит? - Федор поднял голову. Луна бледнела. Светлел восток. - Тогда почему она все-таки существует?
Старик на кухне брезгливыми глотками пил растворимый кофе. Не глядя на Федора, буркнул:
-Что, спугнули заказчика?
Ведьмак обратно не поехал. Сидел, отчаявшись, на могиле Натальи Беляевой-один, и не отзывался на ненастойчивые Федоровы призывы.
-Спугнул, - признался Федор. - Ему не мы нужны, а эти… заклинатели змей, вышибатели бесов… Не наш профиль, Сергей Сергеевич!
-Не наш, - буркнул Старик. Поставил чашку в мойку. - Что за гадость вы пьете, осмелюсь вам заметить! Беречь себя надо, беречь, холить и лелеять! Нам на радость.
Долго одевался, то так то сяк укладывая на шее шелковый шарф. Актриса на пенсии, да и только! Федор зевал во весь рот.
-Профиль, - бормотал Старик, разглядывая себя в зеркале. - Какой там профиль, Федор, побойтесь бога! Вам ли о профиле говорить! А собачку-то не забудьте убрать от спальни, девочка, может, писать хочет, а вы…
-Не хочет, - машинально ответил Федор. - У нее там ванная отдельная… Серге-ей Сергеевич!..
Не отрывая восхищенного взгляда от своего отражения, Старик погрозил Федору тонким пальцем.
-Не будь у меня на вас больших планов, вы бы так легко не отделались! А насчет профиля - вы меня не смеши-ите! Ваш профиль - поиск. Детей, преступников, сбежавших собачек, оживших мертвецов… Профиль у него!
И ушел, ворча и поскальзываясь на ошметках жирной новостроечной грязи к поджидавшему его такси.
Федор смотрел ему вслед.
Наступало сороковое утро.
Федор отпустил с облегчением вздохнувшего Ральфа. Осторожно приоткрыл дверь.
Нежить-девица Наталья Беляева-два сидела на кровати, накинув на плечи одеяло. Смотрела на него и болтала, как ребенок, ногами.
Сказала - торжественно:
-Я - хочу - есть!
|
