Сохранить .
Морф Анна Клименко
        # Что может объединить юную волшебницу, охотника и лекаря-клятвопреступника? Почему стало неспокойным кладбище города Талья, а милая старушка оказалась вестником беды? Почему некромантов много, а самых лучших зомби изготавливает только один из них? Ответы на вопросы, несомненно, существуют. Осталось лишь приподнять полог тайны и заглянуть… в прошлое, где промозглой ночью к человеку, сидящему у костра, подошел эльф…
        Анна Клименко
        Морф
        Пролог

… - Мы пришли. Потерпи, осталось совсем немного. Жрецы не смогут мне отказать, и все будет как раньше.
        Эльф задержался ненадолго перед аркой главных ворот города. Она была такой белой, что само существование столь совершенной сверкающей чистоты казалось невозможным. Барельефы, повествующие о жизни Милосердной Миенель-Далли среди эльфов, покрывали арку наполовину, верхняя часть оставалась зеркально-гладкой, так что проходящий сквозь врата мог поднять голову и увидеть собственное тусклое отражение.
        Эльф поднял голову и посмотрел на себя, грязное пятно средь ровной и светлой дороги. Затем, быстро пробормотав молитву богине Великого леса, поправил широкий ремень, перехлестнувший грудь наискосок. Вздохнул глубоко и двинулся вперед, сквозь врата. Свободные концы ремня были привязаны к грубо отесанным еловым веткам, а те, в свою очередь, служили основой волокуш, на которых лежал мертвец.
        Даже после жизни он был прекрасен как фарфоровая кукла, шедевр талантливого мастера: высокий чистый лоб, брови цвета старого золота, словно в удивлении приподнятые, тонкий нос, подбородок самых благородных очертаний. Шея умершего и свернутый плащ под головой были покрыты черными липкими сгустками, от добротной туники - а заодно и от тонкой кольчуги - остались клочья, пропитанные грязью и застывшей зеленой слизью. Под связанными на груди руками покоился узкий меч.
        - Потерпи, будь любезен, - бормотал эльф, налегая на ремень, - недолго уже осталось. Ты вернешься, обязательно вернешься. Мой друг, мой брат… Мой союзник.
        Сам он выглядел ничуть не лучше своей поклажи с той лишь разницей, что еще был способен дышать. Кое-как прилаженная на ребра повязка заскорузла от крови, левая рука болталась плетью вдоль туловища, запястье распухло, посинело. Перед глазами эльфа плыло и двоилось, и он уже с трудом переставлял ноги… но знал, что должен, просто обязан дойти до Крипты, потому что там жрецы, и там - сама жизнь, данная Миенель-Далли.
        Дорога, вымощенная магнезитовыми плитами, величаво огибала дома, такие же белые, как и главные ворота, небольшие водоемы, зажатые в кружевных воротниках из мрамора, и пышные цветники. Навстречу выходили эльфы, но едва завидев печальный груз сородича, безмолвно скрывались из виду: они ничем не могли помочь, а раз не можешь помочь - к чему бередить свежую рану потери?
        Эльф, задыхаясь, продолжал тащить тело. Вскоре дома исчезли, дорога стала прямой как выпущенная из лука стрела и, наконец, в тени гигантской секвойи замаячила цель путешествия - огромное белое яйцо, у которого сбоку проломили скорлупу.
        Он остановился, когда перед ним из воздуха соткался жрец Крипты. Тонкая и высокая фигура в белом, точеный подбородок надменно поднят, а лица не видно из-под капюшона. Конечно же, здесь дело не обошлось без магии, потому что белый цвет никогда не дает - просто не может давать - столь густой тени.
        - Верховный жрец Крипты приказал передать тебе, охотник, что твоя жертва была бесполезной. Крипта не вернет к жизни твоего друга.
        - Что?.. - сил нашлось только на едва слышный сиплый шепот, - я не… верю. Позволь мне пройти.
        - Нет смысла идти дальше, - мягко сказал жрец. Так терпеливая мать разговаривает с больным, а оттого капризным ребенком.
        - Крипта всемогуща, - эльф поправил ремень, - я верю в ее силу, а теперь позволь мне пойти, жрец, или я…
        - Ты не посмеешь поднять на меня руку, охотник. И я повторю тебе еще раз: нет смысла идти дальше. Таковы слова верховного жреца.
        Пресветлая богиня, как же он устал! Ноги налились тяжестью, как будто сапоги были отлиты из свинца, легкие жгло, наспех обработанную рану тянуло и саднило. Эльф скрипнул зубами и дернул из ножен меч. Движение получилось раздражающе медленным и неуклюжим, и если верховный призовет свою охрану, то от него, измотанного долгой дорогой, не останется и мокрого места. Но за спиной, на волокушах, по-прежнему покоился союзник, а впереди сияющим пятном маячила Крипта, которая могла вернуть мертвое тело к жизни.
        - Вероятно, боль затмила твой разум, - озадаченно пробормотал жрец, пятясь, - я доложу верховному о твоем непослушании, охотник.
        - С дороги… Ну, живо!
        Жрец сделал едва уловимое движение руками и рассыпался на дороге пригоршней сверкающих искр. Не оставалось сомнений в том, что он отправился к верховному доносить на непокорного и невменяемого эльфа.
        - Ну, Хаэлли, ты просто превзошел самого себя, - выдохнул эльф и сплюнул горькую слюну.
        Ему, то есть им, оставалось совсем чуть-чуть. Белоснежное яйцо святыни источало жемчужное сияние, звало и манило. Он не хотел думать о том, что только верховный жрец может провести ритуал воскрешения. Четыре дня назад он поставил себе цель - дотащить погибшего Фиальвана до Крипты.
        Шаг, еще шаг. Перед взором разливается самый настоящий пожар, слепяще-белое пламя могло бы выжечь глаза, но лишь томно ласкает кожу. Хаэлли чувствует жаркие касания там, где кровавой коркой взялась повязка на боку, кожу тянет и приятно покалывает, рана закрывается, но сил от этого больше не становится - наоборот, они утекают так стремительно, что колени предательски подгибаются, и он падает, так и не дойдя до Крипты.

… - Хаэлли, - мягкая, никогда не знавшая оружия ладонь легла на затылок, - ты не должен подходить к Крипте вот так, только потому, что тебе этого хочется. Никто не должен.
        Он глубоко вдохнул, приподнялся на руках и обернулся. Над ним возвышалась фигура верховного жреца. Это был седой старец, закутанный в белый шелк. А еще он, в отличие от жрецов рангом ниже, никогда не прятал лица. В этом просто не было необходимости: черты эльфа застыли бледной неподвижной маской, едва тронутой морщинами. Ни эмоций, ни чувств не отражалось на этом загадочном лице, и точно также глаза казались парой прозрачных хризолитов. Бездонные в прозрачной глубине и… пустые.
        - Помогите ему, - выдохнул Хаэлли, - позвольте Крипте вернуть его к жизни, он ушел слишком рано. Его время еще не настало.
        - Но это невозможно, - старик пожал плечами, - ты зря проделал весь этот путь, охотник.
        - Почему… невозможно? - Хаэлли похолодел от внезапного предчувствия. Где-то он ошибся. Что-то сделал неправильно.
        Верховный жрец протянул ему руку, он ухватился за тонкие пальцы, похожие на полированные деревяшки, кое-как поднялся. Кружилась голова, но боль ушла: тело исполнилось странной легкости и отказывалось повиноваться разуму. Более всего на свете Хаэлли мечтал лечь, закрыть глаза и заснуть. Если бы только не тело друга…
        - Я объясню тебе, дитя, - мягко прошелестел верховный, - Крипта может вернуть жизнь в тело, которое еще не претерпело необратимых изменений. Воин, дух которого скоро вернется под своды Крипты, уже не сможет ожить. Я чувствую, что череп его проломлен, а мозг отсутствует.
        - Морро, - неожиданно для самого себя жалобно сказал Хаэлли, - это был морро. Фиальван отошел в сторону, и морро убил его, а я… я не успел.
        - И именно поэтому ты сделал то, что сделал, - подытожил старец, - это поступок, достойный похвалы, но совершенно бесполезный. Мы ничем не можем помочь твоему союзнику, потому что его тело повреждено. Крипта могла бы вернуть его к жизни, останься на месте мозг.
        - Я найду тварь и убью, - прошептал Хаэлли, - сколько бы времени это не заняло.
        - Ты слишком устал, чтобы рассуждать здраво.
        Охотник поднял взгляд на верховного жреца. Бледный лик древнего эльфа оставался недвижим, так что Хаэлли действительно засомневался - а не маску ли носит верховный хранитель Крипты?
        - Клянусь именем Миенель-Далли, я пойду за морро и уничтожу его.
        - Ты видел его?
        - Нет, - Хаэлли вдруг почувствовал, как под ногами разверзлась бездна. Только тот, кто однажды встретился с проклятой тварью, встретится с ней второй раз. Он же - вот беда! - не видел морро. Все, что ему осталось - это слабый астральный след и бездыханное тело Фиальвана. Но он успел дать клятву, что найдет морро и уничтожит, чего бы это не стоило. Следовательно, Хаэлли предстояло бродить по лесам до тех пор, пока не встретится кто-нибудь еще, чья судьба уже ощутила тлетворное дыхание воплощенного зла.
        - Ты ранен, - задумчиво проговорил верховный жрец.
        - Крипта исцелит мои раны, если ты меня к ней пустишь.
        Ничего не изменилось в лице старика. Глаза по-прежнему казались парой холодных и давно уже неживых драгоценных камней.
        - Это не имеет смысла, охотник.
        - Почему?
        - Ты сам знаешь, почему, - голос жреца был прохладен как первый иней на ветвях.
        - Я… - Хаэлли упрямо мотнул головой, - я верю… что Фиальван позволит мне выполнить задуманное.
        - Твой союзник, безусловно, позволил бы. Но не ритуал.
        - Позволь мне подойти к Крипте, - прошептал Хаэлли.
        Он уже понял, к чему клонит верховный, но все еще не хотел - не смел - сдаваться. Стоит сделать хотя бы крошечный шаг назад и - все. Ничего больше не останется - ни Великого леса, ни Крипты, ни Дома Охоты… Только безбрежный и вечный покой.
        Старик в белом едва заметно качнул головой, что-то дрогнуло в его лице.
        - Я вижу, ты все решил, да? Иди, Крипта ждет тебя, раны твои закроются… Надолго ли?
        Обогнув верховного, Хаэлли подошел к телу Фиальвана и опустился рядом с ним на колени. Положил ладонь на холодный чистый лоб мертвого эльфа и долго смотрел ему в лицо, пока каждая черточка не отпечаталась ясно в памяти.
        - Прощай, брат. Видит Миенель-Далли, я надеялся до последнего.
        Потом он медленно поднялся и, переступив через ненужный теперь ремень, двинулся к белому куполу Крипты. Вокруг разливалось сияние, и Хаэлли почувствовал, как растворяются в нем боль и усталость. Ему стало легко, он протянул руки к безупречно-гладким стенам. Крипта ждала его, чуть приподняв кисейный полог вечного покоя.
        Глава 1. Прощай, интернат!
        Случаются дни, когда жизнь переворачивается с ног на голову.
        Они имеют обыкновение притворяться днями ничем не примечательными, порой солнечными, а порой дождливыми. Они изо всех сил пытаются выглядеть как сотни предшественников: все тот же кофе из желудей в столовой, тот же картонный вкус котлеты, которую приходится есть только с помощью ножа, потому что по твердости своей она сравнима с подошвой. Те же мрачные стены, мирный вид на кладбище из окна комнаты, тихое потрескивание светильников, тугая подушечка с иглами… Но предчувствие не обманешь. И вот уже взгляд заполошно мечется по коридору, сердце заходится в груди, воздух становится вязким и горьким как еловая смола. А пару часов спустя ты очень четко осознаешь, что жизнь дала трещину и разлетелась сотнями осколков как чашка, упавшая на каменный пол. Осколки впиваются в тело и ранят душу, а рядом… как обычно, нет никого, кто бы утешил и дал надежду.

***
        Меня зовут Ирбис Валле. Я возвращалась с факультатива по фехтованию.
        Дурацкое имя для девочки, но у магов холода все не как у людей. Мне рассказывали, что как только моей драгоценной матушке показали младенца, она отчего-то разревелась в три ручья и соизволила назвать меня именно так. Ирбис. Есть такой хищный зверь, говорят, красивый, но мне не нравится мое совершенно не женское имя, и когда приходится представляться новому преподавателю, я называюсь Ирби. Получается более женственно и кокетливо, что ли. Ирби Валле из клана магов холода. Ха!
        Вообще-то матушка как в воду смотрела, называя меня Ирбис. В двадцать лет моя фигура мало чем отличается от фигуры мальчишки-подростка, а регулярные посещения факультативов для боевых магов великолепно развивают мускулатуру. И стрижка у меня короткая, терпеть не могу длинные волосы, хотя это, пожалуй, единственное, чем Хайо меня не обделил. Густые, тяжелые, иссиня-черные. У отпрысков клана Холода всегда так, волосы либо платиновые, либо черные, кожа бледная и чересчур чувствительная к солнцу, цвет глаз варьируется от василькового до светло-серого. У меня - просто голубые.
        Но мое худосочное тело - это еще не беда, когда за тобой весь клан из благословенной долины Вагау.
        Настоящая беда в том, что я - этакий уродец, венчающий генеалогическое древо нашей правильной семьи. Где-то в небесных сферах случился конфуз, и у магов холода родилась девочка, чей дар поверг в шок всю родню. Я - самый что ни на есть вышивальщик, существо почти бесполезное и никчемное. Моя магия - запечатлеть заклинание в вышитом узоре, но даже не это самое обидное. Вышивальщик не может использовать изготовленные им же талисманы и обереги. Другие маги - за милую душу, люди - тоже, если постараться. Нося на шее вышитый мною талисман, маг огня может наколдовать ледяную стену, маг воды - огненный вихрь. А для меня все заканчивается на воплощении магии в вышивке. Я даже не могу создать гигантскую сосульку и двинуть ей обидчика по физиономии…
        И поэтому я начала ходить на занятия к боевым магам, чья магия - в виртуозном искусстве боя, рукопашного ли, на мечах ли. Умение сражаться всегда дает чуть больше уверенности в собственных силах, чем просто умение вышивать. На фоне боевых магов я выгляжу жалко, но получаемые синяки и царапины позволяют питать надежду на то, что я хотя бы смогу постоять за себя, если это понадобится.

…Я возвращалась с очередной тренировки. Недавно перевалило за полдень, духота стояла страшная. Небо затянуло серым маревом - этакий намек на дождик, который, прежде чем порадовать учеников, будет собираться еще неделю. Блузка противно липла к спине, свежая ссадина на предплечье напоминала о себе едкой, противной болью. Я мечтала о холодном душе и - совсем чуть-чуть - о мороженом с фруктами. Но последнее на территорию интерната не привозили, а рацион столовой исключал все, что попадало под определение «вкусное».
        Говорят, что в семье не без урода. А быть тем самым уродом - плохо. На тебя смотрят полупрезрительно-полусочувственно, тебя отправляют в школу-интернат за три дня пути от дома и периодически забывают оплатить обучение. Тебе не присылают денег на карманные расходы, тебя, по сути, вычеркивают из жизни клана. А как еще могут поступить маги холода, когда у них рождается вышивальщик?
        Я брела с тренировочного полигона в жилое крыло интерната, пинала мелкие камешки, попадающиеся на дороге, и мечтала о холодном душе - исключительно, чтобы не думать ни о чем другом. Приземистое здание интерната казалось большой уродливой черепахой, печально опустившей к земле бородавчатую голову. Пот стекал по спине и впитывался в холстяные штаны где-то чуть ниже талии. Мерзкий денек, и дождя, судя по всему, не предвидится…
        Когда я входила в холл жилого корпуса, внезапно закружилась голова. Не иначе как от голода, но этим утром повариха превзошла саму себя, наварив котел овсянки на воде и забыв ее даже посолить. Я на несколько минут прислонилась к стене - невероятно приятное ощущение, разгоряченное тело к холодным камням - затем медленно потащилась дальше.
        Моя комната располагалась в самом конце коридора, напротив душевой и, соответственно, отхожего места. Наверное, для любого интерната является негласным правилом гадких утят и хронических неудачников селить именно в такие места. Я была гадким утенком. Как моей соседкой оказалась Рина, непонятно. Она, в отличие от меня, уродилась вышивальщицей в клане вышивальщиков.
        Уже на пороге комнаты я опять почувствовала легкое головокружение. Может быть, недоедание здесь не при чем? Может, я попросту на солнце перегрелась? А, гори оно все синим пламенем! И я принялась яростно ковыряться в замочной скважине, потом пнула дверь, где еще при жизни наших с Риной предшественниц какие-то шутники нацарапали впечатляющий набор бранных словечек на орочьем. В лицо дохнуло ароматом цветущей сирени, и это означало, что моя соседка дома. В отличие от меня, ей частенько присылали денег на карманные расходы, и Рина предпочитала все спускать на помады и духи, а если уж душилась, то так, что «легкий и женственный» аромат мог свалить с ног быка.
        Рина сидела у окна и шила курсовой проект. Не маг - картинка! Платье цвета чайной розы с нескромным вырезом, плавная линия плеч, игривый медно-рыжий локон на нежной шейке. В маленьком ушке - аккуратная золотая сережка. Румянец на щеке, строго сомкнутые губы, аккуратный, чуть вздернутый носик.
        Когда видишь Рину, сразу становится понятно, что в интернат ее отдали только для того, чтобы после обучения иметь диплом об окончании соответствующего заведения. Такие как Рина не держат магических лавок и не калечат глаза, работая ночи напролет. Они быстренько выходят замуж, рожают пару-тройку детишек и употребляют свой магический дар исключительно для того, чтобы повесить карапузу на шею талисман от царапин и синяков.
        Я грохнула о пол тяжелыми ножнами. Рина оторвалась от вышивки, оглядела меня, близоруко щурясь. Все-таки неспроста почти все вышивальщики пользуются услугами целителей: от постоянного и ежедневного шитья быстро портится зрение.
        - Тебе письмо, на кровати, - сказала она, а затем вернулась к своему занятию.
        Письмо? Я поежилась. В последний раз мои дорогие родственнички вспомнили о моем существовании в день смерти прадедушки. Позвали на ритуал прощания, прекрасно зная о том, что я не поеду. Прадедушку успели спустить в семейный ледяной грот еще до того, как письмо приехало в интернат.
        Я не стала кидаться к дешевому, из серой бумаги, конверту, сперва сунула свой любопытный нос к вышивке Рины. У нее, несомненно, был талант: для наставников Риночка готовила нечто экстраординарное. Я попыталась проследить вышитые мелким рубиновым бисером линии, запуталась в первом же узелке.
        - И что это будет?
        Она усмехнулась, провела ладонью по орнаменту - любовно, как будто гладила собственного ребенка.
        - В этот раз я рассчитываю на удвоенную стипендию.
        У меня стипендия была самая обычная, а на большее я не смела претендовать. Тут выбираешь: либо дни и ночи напролет сидишь, скрючившись над вышивкой, либо по пол-дня проводишь на выматывающих тренировках, совершенствуя тело, но сильно теряя в деньгах.
        - Призыв феникса, - наконец пояснила Рина, - ты что, не видишь? Вот это - голова, а это - крылья. Хвост еще не вышила, глаза болят.
        - Ты бы к целителю сходила, - буркнула я. Все-таки счастливая она, эта Ринка, уже хотя бы потому, что ей не придется зарабатывать на жизнь таким дрянным занятием, как вышивка.
        - А, успею еще, - она беспечно взмахнула холеной ручкой, - ты это, письмо не забудь. Мне тоже интересно, кто это сподобился о тебе вспомнить.
        - Да уж, - выдохнула я.
        Добрая, милая Ринка прекрасно понимала, в каком я дурацком положении из-за неуместного магического дара. Она меня жалела, и это была чистая, искренняя жалость, которую не противно принять.
        Я рассеянно дернула завязки на вороте блузы, ловя себя на совершенном нежелании заглядывать в конверт. Ядовитую змею туда, конечно, подложить не могли, но радужных вестей тоже ждать не приходилось.
        - Давай-давай, - подбодрила Рина, - вдруг у тебя помер какой-нибудь прадед и оставил тебе целое состояние?
        - Да у них зимой снега не допросишься, - фыркнула я.
        Да-да. У магов холода. Зимой.
        Внезапно развеселившись, я храбро надорвала конверт, заглянула внутрь. Там лежала четвертушка листа тонкой желтоватой бумаги. Вот ведь сволочи - и почему они так и стараются на мне сэкономить? Я извлекла послание на свет божий, пробежалась взглядом по скупым строчкам и…
        Наверное, я сильно побледнела, поскольку Рина отложила шитье и метнулась ко мне. Взяла мягко под локоть, усадила.
        - Ну, Ирби, что там такое? Говори, не тяни!
        Я молча протянула ей листок. Охр, это был конец. Конец всему: моему будущему, моей умеренно благополучной жизни, всем моим перспективам. Сколько я отучилась? Три года. До окончания еще два…

«Сим письмом извещаем Ирбис Валле о том, что круг старейших принял решение об исключении вас из клана магов холода со снятием всех обязательств, в частности, по оплате обучения в …ском интернате общей магии».
        - Чушь какая-то, - судорожно выдохнула Ринка, - этого просто не может быть. Ошибка какая-то, Ирби! Ну, в самом деле, они не могли так с тобой поступить! Не мог-ли! Поезжай туда, Ирби, отпросись на недельку. Руку даю на отсечение, это дурацкая ошибка…
        Глядя на бушующую Ринку, я думала о том, что - вот он, единственный маг, которому в самом деле меня жалко, которому не наплевать на мою дальнейшую судьбу. Но все равно, сытый голодному не товарищ, у самой Ринки с перспективами полный порядок, и ей не понять охватившего меня черного, смертельного отчаяния. Хоть в петлю лезь, хоть вены режь.
        Конечно, я поеду к своим драгоценным родственничкам, конечно, я буду возражать, давить на жалость. Каких-то два года осталось, охр! И вот так, все скомкать и выбросить?!! В конце концов, я же не шелудивый котенок, чтобы вышвырнуть на помойку…
        Но что-то подсказывало мне: никакой ошибки в письме нет, и от поездки моей ничего не изменится.
        Все будет именно так, как решил круг старейших, провались они к Охру. В конце концов, там у него оч-чень жарко, а что может быть для мага холода хуже, чем пекло?

***
        Отпроситься у наставницы оказалось делом несложным. Добрая тетка не стала вдаваться в подробности, или выдаивать из меня ответы на извечные «ой, а что случилось? А почему такая спешка?». Смерив меня сочувствующим взглядом, наставница поставила подпись на нужном бланке, сухо пожелала счастливого пути и вернулась к прерванному вязанию. Подписанную бумагу я отнесла в преподавательскую и отдала секретарю, похожему на аиста в очках.
        - Значит, на семь дней? - уточнил он, тыкаясь длинным носом в бланк с таким видом, будто я только что подделала подпись.
        - Да, - буркнула я не очень-то приветливо, - семейный дела, знаете ли.
        Но, шагая по коридору в свою комнату, я уже была уверена в том, что вернуться в интернат мне не суждено. Уговаривать магов холода - все равно, что биться головой о лед: и кожу свезешь, и толку не будет. Вот такие они… Ох, то есть мы. Упертые как ослы, и ничего с этим не поделаешь: наследственность. Поэтому к сборам я приступила основательно. Ринка ушла на лекцию - и хорошо, незачем ей знать, что я уезжаю отнюдь не на недельку. Она, конечно, меня жалеет и все такое, но вряд ли поймет, а там еще и донесет кому надо для моего же блага, и сидеть мне взаперти на хлебе и воде. Один раз со мной такое приключилось, мы тогда с Хельгом, боевым магом, выбрались в близлежащий Оссен за элем, но там он ухитрился повздорить с местными и… Начинающий боевой маг способен на многое, если его разозлить. Местные ретировались в великом смятении, но не упустили случая сообщить о происшедшем директрисе. До сих пор в ушах ее визг стоит. Как она верещала! Только что в истерике не билась, вопя о том, что все наши проделки позорят интернат общей магии и что, будь ее воля, она бы уже отправила по домам три четверти олухов, но
что же тогда останется делать их несчастным родителям? Не иначе как наложить на себя руки. И эта истеричная леди заперла и Хельга, и меня в карцер. На десять дней. Потом я еще две недели ползала к лекарю, чтобы вылечить застуженные легкие. Ну, и за выпивкой мы тоже больше не ходили. А по поведению в том памятном триместре влепили мне двойку, что на самом деле было обидно. В конце концов, моя вина заключалась в том, что я без разрешения покинула территорию интерната, а жители славного Оссена пострадали исключительно от руки Хельга. Впрочем, теперь все это было не важно, хотя осадочек на душе неприятный остался, и с Хельгом мы разругались вдрызг.
        Я собиралась в долгий путь, а потому укладывала все, что могло мне пригодиться для создания талисманов. Во-первых, нитки всевозможных оттенков, во-вторых - мешочки с бисером. Канву, войлок и кожу. Магия вышивальщиков - очень хитрая штука. Мы воплощаем нашу силу в узорах, закладываем в них доступные для других заклинания, которые сами никогда не сможем использовать. И, к тому же, непомерно дорогая эта магия. Купишь, к примеру, не самый лучший бисер, получатся недостаточно четкие линии, в результате заклинание, которым будет напитан амулет, или вовсе не сработает, или сработает не так как надо. Вместо шара огня плюнет жалкими искрами под ноги и потухнет. Или вот нитки. Во время работы талисмана они испытывают изрядное натяжение. Купишь нитки подешевле - разлетится твоя работа после первого же использования, расползется как старый носок. А с кожей вообще сплошные неприятности: она ведь защищает владельца талисмана от воздействия магии, зашитой в нем же. И чтобы какой-нибудь маг не получил ожогов, обморожения или не захлебнулся к охру в созданном им же водяном вихре, приходится покупать самую лучшую
и, естественно, самую дорогую кожу. Идеально подходящей для шитья талисманов кожей всегда была кожа орочья. Но - увы! - с некоторых пор его величество король Веранту заключил с зелеными мирный договор, после чего свежевать орков перестали, а цены на их кожу взлетели до небес. Теперь редко-редко привозят в стены интерната какой-нибудь зеленый огрызочек, на котором толком ничего и не разместишь. Ходят упорные слухи о том, что снимают теперь кожу с орков, приговоренных в Орикарте к смертной казни, и это плохо. Как говорится, уж лучше шкура с хорошей коровы, чем с дурного орка.
        Поверх магических принадлежностей я положила смену нательного белья, кусок ароматного мыла, подаренный Риной на день рождения, зубную щетку, коробочку мятного зубного порошка и… все. На этом мои пожитки неожиданно закончились. Все остальное предстояло нести непосредственно на себе: башмаки на толстой подошве, штаны из мышастого цвета холстины, блузку, кожаную тунику и куртку. Впрочем, куртку можно было и утрамбовать в мешок: лето все-таки.
        Путешествовать я предпочитала в образе паренька. Немного смазливого, но все-таки. Это куда удобнее, чем демонстрировать всему миру беспомощность, обряженную в кружева и оборки. К рюшам и бантикам на дороге всегда повышенное внимание, и это еще можно перенести, когда путешествуешь в сопровождении умудренного жизнью боевого мага. Но девица, едущая куда-то в одиночку? Нет уж, благодарю покорно! А если вспомнить, какой сброд шастает по дорогам, то идея странствовать в образе юноши начинает казаться единственно правильной.

…И вот, оглядев свою комнату - скорее всего, в последний раз - я решительно пристегнула к поясу ножны. В горле появился неприятный комок, он напоминал о том, что, как ни старайся, невозможно напрочь вымести из души горечь разбитых надежд. Можно сколько угодно говорить себе - мол, плевать на все, как-нибудь проживу, но… Интернат все эти годы был мне домом, где я встретила понимания больше, чем за все время пребывания в землях родного клана. Гадких утят не любят. А мне, к сожалению, вовсе не светило превратиться в прекрасного лебедя.
        С такими мыслями я покинула интернат общей магии. Тяжело хлопнули створки ворот, отрезая меня от ставшего привычным маленького мирка, а на меня смотрел мир большой, блестя каплями росы и голосами птиц воспевая очередной восход солнца. Я несколько минут постояла неподвижно, соображая, что делать и куда идти: то ли просто отправиться куда глаза глядят, то ли предпринять попытку выбить из старейшин оплату последних двух лет обучения в интернате. Я выбрала последнее. Вдоволь побродить по свету я успею в любом случае, а остаться магом-недоучкой все-таки куда хуже, чем магом дипломированным. Магистрат любого, даже самого захудалого городишки обязательно потребует диплом. Диплом нужен для того, чтобы получить лицензию, лицензия, в свою очередь, позволяет открыть магическую лавку. В общем, сложно все это, сложно. И, положа руку на сердце, я понятия не имела, как мне поступить и чего ждать в будущем.
        До Оссена - часок быстрым шагом, по широкой, мощеной булыжником дороге. Сперва я топала в гордом одиночестве, но по мере приближения к городу мне начали попадаться то крестьянские повозки, то одиноко бредущие подозрительные личности. На меня поглядывали, но без особого интереса: как я уже сказала, путешествовать пареньком куда удобнее, чем девицей. К тому же, меч у пояса прозрачно намекал на то, что в случае чего паренек может и сдачи дать.
        Низкие башни Оссена видно издалека. Они приземисты, невзрачны и кое-где искорежены давней войной. Никто их чинить не собирается, потому что - слава Хайо - новой войны пока не предвидится, да и Оссен из приграничного города превратился в захудалый городишко глубинки Веранту. В далекие лихие годы королевство-победитель отхватило у Орикарта приличный кусок земли, на границе вырастут новые крепости - а стены Оссена продолжали медленно рушиться. Так медленно, как только и могут разрушаться старые и на совесть отстроенные укрепления.
        Однако, в Оссене было кое-что занятное помимо вечно сонных жителей, грязных улиц и базарной площади, где на прилавках кроме подгнившей морковки и картошки с налипшими комьями земли ничего не найдешь. Если вам доведется когда-либо здесь побывать, непременно спросите, как пройти на вокзал. Да, вот такое странное словечко, перекочевавшее к нам из гномьего. Выходцы из горных недр проложили здесь железную дорогу, по которой резво гарцевал паровоз. Именно на нем я и собиралась трястись три дня к долине Вагау, заселенной кланом магов холода. На почтовой карете пришлось бы добираться куда дольше.
        Чем глубже я вдавалась в Оссен, тем сильнее крепла уверенность: что-то изменилось. Раньше город напоминал добродушного старого спаниеля, дремлющего у ног хозяина. Узкие улочки, черепичные крыши, редкие деревца, хилые розы. Незыблемый покой старинного лабиринта, ощущение застывшего в камне времени. Горожане ползают туда-сюда как сонные мухи, и только на рыночной площади царит оживление. А теперь… Откуда-то здесь объявились королевские гвардейцы, по улицам рыскали худосочные некроманты, мимо меня, переругиваясь, бодрой рысью пробежала парочка королевских гончих.
        Хм. Это было нечто новенькое для дремлющей старины.
        Орикарт нынче далеко. Эльфы - те просто не опустятся до того, чтобы наведаться в Оссен, они затаились в западных лесах, к себе никого не пускают, но и сами не показываются. Гномам тоже пакостить не с руки, проложенная железная дорога стала для них и новой золотой жилой, и алмазным дождем. Некроманты, гм… Неужели неспокойно на кладбище? Случалось, что какой-нибудь совершенно чокнутый некромант подымал мертвяков. Кто-то исключительно чтобы насолить соседям, кто-то в качестве кровной мести магистру города, ну а кто просто так, чтобы поглядеть что будет. Но сейчас за подобные выкрутасы - смертная казнь без суда и следствия, а любой, даже очень сильный некромант все-таки нуждается в сне и отдыхе, и тогда ничего не стоит пожечь охраняющих его мертвяков, а самого мастера скрутить и вздернуть на ближайшей осине…
        Я добралась до базарной площади, глянула на большие часы на башне ратуши: до посадки на поезд оставалось еще полтора часа, в кармане бренчало несколько мелких серебряных монет. И я решила зайти в одну из маленьких таверн, выпить горячего чаю с булкой, а заодно и узнать, что приключилось со старым добрым Оссеном.

***
        Таверны Оссена не хуже вокзала и паровоза могли поразить воображение путешественника, поскольку здесь было принято торговаться с хозяевами на предмет стоимости еды и питья. Процветали те, кто позволял неприлично сбивать цену (или делал вид, что позволяет). Таверны, которыми заправляли жадюги или недостаточно хитрые оссенцы, почти всегда пустовали, а потом и вовсе закрывались. В последний раз, когда мы были здесь с Хельгом, как раз пошла с молотка «Глазастая хрюша», сейчас же на ее месте возникла «Рога и хвост» - не иначе как самого охра.
        Приподнявшись на цыпочки, я робко заглянула внутрь. Зал не то, чтобы был переполнен, но и не пустовал; меж столиков подобно паруснику носилась румяная тетушка средних лет. Одного взгляда на нее хватило, чтобы понять: вот как раз это заведение и следовало назвать «Глазастой хрюшей», а вовсе не какими-то там рогами и хвостами. Внутри - как мне показалось - было довольно чисто, и я решилась. Все маги холода на удивление брезгливые, для меня проще переплатить, чем есть с грязного стола.
        Я решительно толкнула дверь и вошла.
        А еще через мгновение осознала, что лучше бы зашла куда-нибудь в другое место.
        Гвардейцы, некроманты, гончие - их сюда набилось предостаточно.
        Конечно, я - не преступник, и не мне бы их опасаться, но все равно… Как-то стало гадостно на душе, и я уже хотела развернуться и выйти, как вдруг увидела в дальнем углу странное сооружение, задрапированное черной тканью.
        Любопытство - не товарищ здравому рассудку. Меня словно магнитом потянуло к этой черной высокой тумбе. Или охр толкнул, что более вероятно. А учитывая тот прискорбный факт, что все присутствующие предпочитали держаться подальше от странного предмета и, соответственно, свободными оставили только столики поблизости от оного, я не придумала ничего лучше, чем демонстративно протопать через весь зал и сесть на свободную лавку, аккуратно поставив рядом сумку. Спиной почти вплотную к драпировке.
        На миг в таверне повисла зловещая тишина, я почти ощутила колкие, устремленные на меня взгляды нескольких десятков мужчин… Затем и гвардейцы, и некроманты вернулись к прерванному обеду. А ко мне, грозя придавить роскошным бюстом, придвинулась
«хрюша».
        - Что будем?
        - Э-э-э, - протянула я, рассеянно глядя на забавные пуговицы на ее очень белой и чистой блузке. Заинтересовали они меня исключительно своей схожестью с глазным яблоком. Восприняв мой взгляд как очередной комплимент, тетка угрожающе придвинулась еще ближе. Наверное, я все-таки была симпатичным пареньком.
        - Так и запишем. Пиво, - она заговорщицки подмигнула, - пинту? Больше?
        - У меня через час паровоз, - с сожалением ответила я, отодвигаясь на другой конец лавки, - так что мне чай, булку с жареной колбаской и…
        - И?
        - Пожалуйста, наполните водой флягу.
        Я протянула ей дорожную фляжку, на которой голубел эмалью герб нашего клана. Внезапно она наклонилась ко мне так близко, что обдала запахом чеснока.
        - Слушай, дружочек, - быстрым шепотом сказала она, - пересел бы ты на другое место.
        - А что? - я наивно похлопала глазами, - к некромантам не хочу. Другие места вроде заняты.
        - Убийцу они везут в Карьен. Да к тому же еще и мага, поэтому и запечатали его со всех сторон. А ты сидишь к нему вплотную, как бы не сделал он чего тебе, - тихой скороговоркой протараторила «хрюша» и унеслась на кухню.
        Мое удовлетворенное любопытство торжествовало. Маг-убийца! Так вот почему в Оссен нагнали некромантов! А под черной тканью наверняка железная клетка, внутри которой, скованный серебром, распят злодей! И я, охр возьми, сижу с ним рядом и, пожалуй, даже могла бы заглянуть под полог…
        Тут я вовремя спохватилась. Ирбис, Ирбис, на кой тебе совать туда свой нос? Тебе мало собственных неприятностей? Или хочешь, чтобы и за тобой гонялись мрачные субъекты в черных балахонах? И без того таращились на тебя как на сообщника. И вообще, самое лучшее, что сейчас можно придумать - это подняться неторопливо и шагать прямехонько к выходу. В конце концов, раньше я как-то без приключений обходилась, а сейчас далеко не самое лучшее время ими разживаться.
        Стоп. А как же обед?
        И я приняла чрезвычайно важное решение: поесть, а потом уйти. Ведь срываться из-за стола, так и не получив заказ, подозрительно не в меньшей мере, чем просто сидеть вплотную к закованному в серебро преступнику.
        Наверное, все мои мысли отражались на лице, потому что «хрюша» усмехнулась, ставя передо мной поднос. Флягу тоже положила рядом.
        - Ну, приятного аппетита.
        - Спасибо, - я покосилась на черноту за спиной и принялась за жареную колбаску и булку. Пинта темного пива (о которой я, впрочем, не просила) оказалась как нельзя кстати.
        И тут, очевидно, злокозненный Охр взял мою судьбу в свои когтистые и скрюченные руки. За спиной всколыхнулась чернота и очень тихий, хриплый голос произнес:
        - Во…ды…
        Я едва удержалась, чтобы не сорваться с места и не рвануть к выходу. Охр, я просто притворюсь глухой и буду делать вид, что ничего не слышала.
        - Именем… Хайо… воды, пожалуйста… - едва слышный хрип с трудом пробивался сквозь плотную ткань.
        Ну почему, почему?!! Почему меня угораздило сюда зайти, а?
        - Воды, - прошептал убийца.
        Я попробовала разбудить в себе злость, что-то вроде - как других жизни лишать, так пожалуйста, а как самому подыхать от жажды - так не хочется? Но вместо холодной, колючей злости получилась мягкая как кисель жалость. Маг, запертый в клетке и закованный в серебряные цепи, умирал от жажды. А я сидела рядом и наслаждалась темным пивом. Охр, что же делать?
        А вот что.
        Неловким движением я уронила на пол сумку. Ворча ругательства, какие подобает ворчать парню моего возраста, незаметно смахнула со стола и флягу. Та-ак. Замечательно. На меня уже не обращали внимания. Я присела на корточки над сумкой, свинтила крышку с фляги и, пока никто не смотрит, сунула воду под драпировку, стараясь поднять ее как можно выше. Тихо, почти неслышно звякнули цепи, на миг мои пальцы соприкоснулись с ледяными наощупь пальцами убийцы, и он тут же вцепился во флягу как зомби в жертву. Охр, похоже, мне придется ехать до Вагау без питья. Ну, или покупать воду на станциях.
        Но жалеть было не о чем.
        Фляга с гербом клана? Пропади она пропадом, возьму другую.
        Напоила преступника? Хайо ему в помощь. Его судьба и так незавидна. Довезут до Карьена и, наверное, четвертуют. Или расплавленное серебро в глотку. У нас с убийцами, да еще и магами, не церемонятся.

***
        Паровоз пыхтел, обдавал чистое небо смрадным дыханием и мчался сквозь лес. Вот так до самой Вагау: сколько ни смотри в окно - только густой, почти черный ельник. Скучно. Но в купе еще скучнее: мягкие диваны, обитые приторно-розовым плюшем, маленький столик, чтобы пассажиры могли позавтракать, наивные подснежники в стеклянной вазочке, которым вовсе не сезон - а если приглядеться внимательнее, то понимаешь, что цветы умело высушены и будут стоять здесь до тех пор, пока не осыплются кучкой пыли. Конечно, не везде в вагонах такие уютные купе, но я не стала экономить на билетах: гулять так гулять, хотя, скорее всего, в последний раз.
        Я смотрела на ельник и все крутила в пальцах крышку от утерянной навсегда фляги. Не хотелось думать о том, что я поступила дурно или неправильно, дав напиться тому, кто без зазрения совести убивал людей. Вообще хуже некуда изводить себя мыслями о том, что уже сделала; правы те, кто говорит - сперва думай, потом делай. Жаль только, что далеко не у всех получается жить именно так.
        И, что еще более забавно, облагодетельствованный мной убийца ехал в соседнем вагоне. Я видела, как, ругаясь на чем свет стоит, полицейские грузили клетку. Вот так. Мне три… нет, уже два дня до Вагау, а ему три дня до смерти. Неприятное путешествие.
        Итак, я была на пути к долине, где двадцать лет назад меня произвели на свет.
        Если открыть учебник географии, то ближе к середине найдется страница, посвященная Вагау и ее обитателям. Там будет написано, что Вагау - одно из живописнейших мест королевства Веранту, находится у подножия горы Манатр и издревле заселена многочисленными семьями магов холода. Помимо этого в учебниках любят отмечать, что даже летом в долине не бывает жарких дней, а зимы достаточно суровы для южного Веранту. Следствие ли это магии холода, либо же наоборот - маги поселились в Вагау исключительно из-за климата - до сих пор толком не выяснено. Самые известные чудеса Вагау - хрустальный дворец старейших в городе Изброн и розовый храм Хайо, чьи шпили высоки настолько, что «позволяют верующим достучаться до небес».
        Дом моей семьи расположился в пригороде Изброна. Там неподалеку есть маленький садик со «снежной» беседкой, где круглый год на головы посетителей сыплется мягкий снежок. Моя семья богата и родовита, отец, Морис Валле, написал известный в узких кругах трактат «О флюктуационной природе заклятий», мать, Лавия Валле, прославилась как создатель ледяных статуй. Кроме того, у меня есть брат и две сестры: Геллис, Мария и Стелла. Геллис давно женился, а вот сестрицы по-прежнему живут в родительском доме. Они ведь истинные маги холода, их навыки радуют родительский глаз и тешат гордость. Гадкого утенка, урода в семье, лучше всего отправить куда-нибудь подальше, в интернат. Меня и в Орикарт бы выслали, но только вот предлога подходящего не нашлось.

…Я смотрела на бесконечную, убегающую вдаль черную кромку ельника и пыталась представить себе очередную и, судя по всему, последнюю встречу со своей семьей. Любопытно, предпринял ли отец попытку изменить решение старейших? Или махнул рукой со словами «с глаз долой из сердца вон»? А мама? Она-то как? Или уже привыкла к тому, что ее гадкий утенок «где-то там», далеко от величественной Вагау и злорадствующих соседей? Хайо. Неужели ни одной слезинки не было по мне пролито? Или же благородная Лавия Валле выплакала все слезы двадцать лет тому назад, когда ей объявили о совершенно негодном даре младшей дочери?
        Что до сестер, я не сомневалась в их прохладном сочувствии. Они всегда меня немножко жалели, примерно так, как жалеют уродца выставленного на ярмарке. «Бедная Ирбис! Как она жить-то будет, с таким даром? Ослепнет к тридцати годам, не иначе. Фу, как все-таки хорошо, что у нас с этим порядок…»
        Хлопнула дверь соседнего купе. Открылась - и также быстро закрылась, как будто кто-то заглянул и двинулся дальше. Сквозь громыхание колес мне послышался чей-то сдавленный крик. Но, верно, послышалось. Мне вечно чудятся всякие ужасы, притом без видимой на то причины.
        Внезапно распахнулась дверь и в мое купе. Я только и успела, что обернуться - дыхание застряло в горле. На пороге стоял здоровяк, каких еще поискать: голова почти упирается в дверную перекладину, плечи широченные, руки все равно что лопаты. Одежда на этом субъекте отсутствовала за исключением маленькой набедренной повязки. А еще - этот тип не был живым. Совершенно. Мне доводилось видеть, как интернатские некроманты подымали трупы на интернатском же кладбище, и этот… этот гад, несомненно, тоже еще недавно спал вечным сном. В сбившихся волосах застряли комья земли, живот распорот от грудины до паха, а потом зашит суровыми нитками через край…
        Белесые буркалы мертвяка впились в меня. Я предприняла судорожную попытку вдохнуть
        - хотя, мамочки, к чему дышать, когда тебя все равно через минуту сожрут? Во рту стало кисло, перед глазами стремительно собирались серые мошки. Да, да, пусть он меня сожрет, пока я буду без чувств, так даже лучше. В гаснущем сознании пронеслись, одна за другой, цветные картинки: вот моим родителям докладывают о гибели вышивальщицы по дороге к Вагау, вот они скорбят, собирая мои останки… Фу, неаппетитно-то как…
        Мертвяк качнулся ко мне, но вдруг попятился, с силой захлопнул дверь и устремился куда-то дальше. Я прислонилась головой к деревянной переборке купе и закрыла глаза.
        А еще через минуту дверь снова хлопнула, и ко мне влетела растрепанная дамочка преклонного возраста с перекошенным от ужаса лицом.
        - Вы видели? Вы видели это? - повторяла она бесконечное количество раз, - вы. Видели?!!
        - Эээ… - промычала я. Дар речи, похоже, еще не вернулся. А престарелая леди в потертом рединготе, судя по всему, была моей соседкой. Это ее тоненький вопль я слышала сквозь перестук колес.
        - Это все они, они! - пропищала она, - они не должны были везти его поездом вместе с приличными людьми!
        - Гм, - глубокомысленно откликнулась я.
        Смысл происходящего медленно, очень медленно начинал доходить до меня. Похоже, все дело в убийце, которого везли в Карьен на казнь. Наверное, у него объявились сообщники, которые решили устроить ему побег. Правда, вряд ли зомби что-то смогут сделать, все-таки преступника охраняют некроманты. А там - кто знает? Некроманты, что обучались в интернате, как-то обмолвились, что качественно сделанный зомби может быть умиротворен только тем, кто его поднял. Рассказы о том, как герой-некромант одним мановением руки укладывает поднятых врагом мертвяков - не более чем сказки.
        - Так что, если он удерет, виноваты только эти тупоголовые полицейские, - заключила леди, ловко заправляя седой локон под шляпку, - а вы, милочка, как думаете?
        Я хмуро оглядела эту не по годам шуструю особу. Плохо, что она вот так сразу во мне разглядела девчонку. А я-то, дурочка, рассчитывала сойти за паренька… Но добрые морщинки в уголках близоруких глаз подкупали, и я уже было открыла рот, чтобы ответить, как леди поспешно добавила:
        - Не беспокойтесь, милочка, кто-нибудь другой обязательно принял бы вас за юношу. Вероятно, вам знакомо слово «прознатчица»?
        - Тогда я могу и вовсе не отвечать, - буркнула я, смутившись окончательно.
        Прознатчиками обычно называли магов, чей дар был Познанием. Они познавали все, что подворачивалось под руку или попадалось на пути. Некоторым было довольно одного взгляда на интересующий их предмет, чтобы узнать о нем всю подноготную.
        - Но мне было бы приятно просто поговорить с вами, деточка, - тут же нашлась моя соседка, - знаете, это так утомляет, когда все, на что ты смотришь, наконец становится похожим на открытую книгу. От этого и с ума сойти недолго. И мне на самом деле совершенно неинтересно, что у вас большие неприятности с семьей, и что вы питаете надежду на то, что все разрешится наилучшим образом… Так что вы думаете, сбежит он или нет?
        - Э-э, - я вконец растерялась. Охровы прознатчики. Наверное, про нее и думать плохо опасно, вмиг прочтет.
        - Меня зовут Минерва, - сказала она и энергично пожала мою руку. Ее пальцы показались мне неестественно горячими, как будто старушка только что держала руки у полыхающего камина, - Хайо, деточка, да вы просто ледяная… Бьюсь об заклад, неживой громила вас изрядно напугал.
        - А вас? - наконец промямлила я. Изумительная немногословность, но все мысли из головы удалились по неотложным делам, осталась гулкая и очень глупая пустота под черепушкой.
        Минерва была приятной старой леди, похожей на маленького сверчка. На загорелом и очень ухоженном лице - россыпи морщинок. Элегантные очки в тонкой оправе - неужели не хватает денег на целителя? Свежая голубенькая блузка была заколота у ворота красивой брошью с полированным куском лазурита, и шляпка, кокетливо прикрывающая седые волосы, была такого же глубокого синего цвета.
        - Я едва Хайо душу не отдала, - леди смешно подкатила глаза, - посмотрим, что теперь будут делать наши доблестные стражи закона!
        - Там едут некроманты, - выдохнула я, - уж с одним зомби управятся.
        Внезапно лицо Минервы осветила озорная улыбка.
        - Милочка, вы слишком высокого мнения о некромантах на королевской службе. Неужели вы верите в то, что наш драгоценный министр будет нанимать на постоянную службу хороших некромантов? Хорошие - они слишком много хотят за свои услуги. А вот поднанять вчерашних выпускников, да еще не самых лучших, которые даже практику себе не в состоянии обеспечить - это пожалуйста. - она на миг умолкла, переводя дух, а затем с энтузиазмом продолжила, - давайте выглянем из купе. На минуточку. Вдруг там что-нибудь происходит?
        Я подумала о том, что совершенно не хочу знать, что творится в коридоре. Мне было вполне достаточно появления зомби в купе, чтобы продолжать искать с ним встречи. Но Минерва - ох уж мне эти шустрые старушки - резво подскочила к дверям и высунула наружу любопытный нос.
        - О, - только и сказала она.
        Это было произнесено так радостно, как будто она только что нашла золотую булавку. Я тоже поднялась с дивана и - Хайо, это не я. Это не я выглядываю в коридор поверх головы Минервы. Мне бы сидеть и продолжать созерцание черного ельника…
        Мимо нас как ни в чем не бывало прошествовала весьма любопытная на вид парочка: высокий и тощий субъект в лохмотьях, а за ним - уже знакомый мне зомби. Тот, который живой, был обрит налысо, лицо злое, страшное. Один глаз не открывается из-за чудовищного кровоподтека, в другом - кромешная темень. Проходя мимо, он мельком глянул на нас с Минервой, что-то прокаркал своему мертвяку, отдавая приказ, и - все. Хлопнула дверь тамбура, и они исчезли.
        - Не повезло ему, - подала голос Минерва, - и еще, милочка, будьте осторожны. Этот молодой человек не прочь вас разыскать. Вы ведь дали ему свою флягу?
        Вот так.
        У меня внезапно пересохло во рту, колени подогнулись, и я, доковыляв до дивана, без сил плюхнулась в его мягкие объятия. Только этого мне не хватало. Меня разыскивает убийца, которого, в свою очередь, разыскивают все гончие и некроманты королевства.
        - Не беспокойтесь, моя дорогая, - Минерва неторопливо прикрыла дверь и повернулась ко мне, - у нас, прознатчиков, есть особая клятва - не разглашать того, что мы читаем. Уж я точно не побегу докладывать о том, что вы пожалели подобного себе, пусть он даже и недостоин и намека на сострадание. Этот… мальчик хочет найти вас, чтобы отблагодарить, но не знает, где и кого искать. А вам не стоит с ним встречаться, потому что он все же преступник и опасен.
        Ничего себе мальчик!
        - Я и не планировала с ним встречаться.
        Минерва испытывающе поглядела на меня поверх очков.
        - Послушайте меня, деточка. Я вижу, у вас большие неприятности, но, пожалуй, я смогу вам помочь. У меня есть брат, он очень стар и ему нужна помощница, чтобы содержать лавку магических талисманов. Я могу дать вам его адрес, он живет в нескольких часах езды на юг от вашей Вагау, в городке Талья. Скажете ему, что от Минервы.
        - А что взамен? - осторожно поинтересовалась я. Маги редко предлагают помощь просто так.
        - А что я с вас могу взять, милочка? - старушка выглядела удивленной, - не хочу вас расстраивать еще больше, но, похоже, вы бедны. Очень и очень.
        - Маги берут еще и услугами, - буркнула я, краснея и отчаянно жалея о том, что вообще коснулась темы расплаты.
        - Вряд ли вы сможете вышить талисман, отодвигающий старость и устраняющий боль, - усмехнулась Минерва, и тут же, резко меняя тему разговора, спросила, - как думаете, убийца уже на свободе?
        - Он кости переломает, прыгая с поезда на полном ходу, - предположила я.
        - Но он же лекарь, - Минерва хихикнула, - тут же и подлечится… Ой! Не нужно было мне этого говорить. Язык мой враг мой!
        - Лекарь?!!
        - Клятвопреступник, - пояснила прознатчица, - лекарь, который убил. И будет убивать дальше, если понадобится.
        Мы помолчали.
        А потом раздались крики, топот. Мимо моего купе пронеслись гончие, проворонившие убийцу.
        - Полагаю, что они его нескоро найдут, - прокомментировала Минерва, - но смерть его… все равно будет ужасна. Должна быть ужасна.
        И в ее голосе не было ни унции сожаления. Кажется, старушка была даже рада, что клятвопреступник получил небольшую отсрочку до того момента, как до него дотянутся руки настоящего правосудия.

***
        Даже в жизни гадких утят встречаются добрые феи, этакие невесомые, сухонькие старушки в голубых блузках и кокетливых синих шляпках, похожие на сверчков. Так что неправду говорят, что, мол, не выдержав наплыва магов, феи упаковали чемоданы и отправились куда-то на запад, в дивную страну, отгороженную от мира высокими горными хребтами. Они - есть. И обращают свой взор даже на тех, кто жалок и не нужен собственной семье. Вопрос только в том, как приманить фею? Я думаю вот что: если поступать с людьми так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой, рано или поздно какая-нибудь фея обратит на тебя внимание. И появится. Не обязательно в блистающем наряде, а, может быть, в аккуратненьком рединготе и новенькой блузке. Мне даже не верилось - неужели я заинтересовала добрую фею, дав напиться клятвопреступнику?
        Кстати, ни один нормальный маг холода не позволил бы себе ничего подобного.

…Мы расстались с Минервой, когда я сошла в Изброне. Она долго махала мне из окна, а я, ежась на пронизывающем ветру, все ждала, когда она растает, как и положено доброй фее из сказки. Но Минерва и не думала таять, когда поезд двинулся дальше, она просто села на диван, обитый розовым плюшем, и поехала дальше, в Карьен. А я осталась стоять посреди шумного вокзала, клацая зубами от холода. В кармане лежала визитная карточка брата Минервы, который, по ее словам, будет несказанно рад приютить хорошую вышивальщицу. Охр! Если этот старый маг похож на свою сестру, то я ни минуты не буду жалеть о том, что меня вышвырнули из прехолоднейшего клана.
        В долине Вагау всегда холодно. Моя семья обожает пригород Изброна и мягкий снег, редкими хлопьями падающий в «снежной беседке». Когда снега становится слишком много, его выметают за пределы мраморного круга, и он быстро тает на летнем солнце. Иногда мне кажется, что за пределами долины Вагау маги холода растают точно также, и поэтому семья вцепилась в наше родовое имение как клещ в собачье ухо, и не вытравить их оттуда никакими силами - даже если начнет обрушиваться небо.
        Я извлекла из сумки куртку, оделась. Стало уютнее, но отнюдь не теплее. То ли отвыкла я от ледяных ветров долины, то ли за время моего отсутствия здесь похолодало еще больше. Подхватив дорожную сумку, я кое-как протолкалась сквозь пеструю толпу приезжих, добралась до ближайшего извозчика. Приняв меня за юного путешественника, он назвал баснословную цену, но я не стала торговаться. Охр возьми, я все-таки дома.

***
        Здесь никогда ничего не менялось. Особняк семьи Валле отгородился от всего мира серой стеной в два человеческих роста, которая кое-где сверкала наледью. Среди магов холода считается признаком хорошего тона украсить поместье каким-нибудь
«холодным» чудом. Наши ближайшие соседи предпочитали разукрашивать кованые ворота невесомой шубкой из инея, вечный холостяк, чей дом находился через улицу, вырастил посреди двора гигантских размеров ледяной сталагмит. А у Валле все простенько, но со вкусом: поблескивающие льдом стены. Ну, и подальше от любопытных глаз - роскошные ледяные статуи, собственноручно изваянные леди Лавией.
        И вот я выгребла из кармана остатки серебра, которые надо отдать вознице… После полугода, проведенных в интернате, я дома. От родных стен веяло холодом, тяжелые дубовые ворота - заперты. Похоже, меня никто не ждал - неприятное начало, ну да ладно. Не привыкать. Но на душе было неспокойно: с истинными магами холода всегда приходится быть настороже. Боюсь, что мой собственный отец и глазом бы не моргнул, если бы меня начали пилить на куски у него под носом.
        Я постучалась, сперва деликатно, а затем настойчиво. Раздались тяжелые шаркающие шаги, на миг свет в смотровом отверстии заслонила чья-то тень, и створка ворот подалась вперед. В образовавшуюся щель высунулась зеленая морда гоблина.
        - Привет, Мырька, - сказала я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
        Теперь я точно дома.
        Гоблина Мырьку подарили нашей семье, когда я еще пешком ходила под стол в отцовском кабинете. Как сейчас помню: его, огромного и зеленого, пригнали в цепях и оставили в сарае на несколько дней - как пояснил отец, чтобы дурь выбить. Гоблин пробыл взаперти неделю, потом с него сняли цепи и отправили работать на кухню. С тех пор Мырька жил в особняке Валле и, наверное, жил неплохо; мне казалось, что ему лучше с нами, чем где-нибудь в вонючей гоблинской хижине. Мырька же предпочитал свои переживания хранить при себе, и только однажды я видела, как он плакал, сидя на грязном полу кухни. Он прижался лбом к стене, и широкие плечи мелко и жалко тряслись под полотняной рубахой. Уж не знаю, какая муха меня тогда укусила, но я бросилась к нему, повисла на локте и, лопоча «не плачь, Мылька, не надо» разрыдалась сама.
        Сейчас Мырька был стариком, век гоблина короче человеческого, не говоря уж о долгой жизни мага. У него выпали клыки, кожа утратила ярко-зеленый цвет и обрела оттенок оливки, вокруг глаз залегли глубокие морщины - Мырька стал хуже видеть и постоянно щурился. Я как-то спросила у отца, почему бы гоблина не сводить к лекарю, но отец только брезгливо поморщился и отчитал меня. Мол, над нами будет смеяться весь Изброн, если мы поведем к целителю гоблина. Был бы Мырька человеком
        - может быть. Но зеленое старое чучело? Нет уж, увольте. Да и незачем, все равно помрет.
        - Входите, миледи, - степенно ответил Мырька, впуская меня, - завтрак уже закончился, миледи.
        Ага, я именно так и думала. Это значило, что никто меня кормить не будет, ну да не страшно - мне не впервой пробираться на кухню. В прошлый раз, когда я приезжала домой, мы очень мило поболтали с нанятой недавно кухаркой. Она отвела душу в разговоре, поскольку с Мырькой не очень-то поделишься девичьими секретами, а я наелась горячих блинов, из которых она собиралась к обеду делать рулетики с паштетом.
        - Миледи, почему на вас одежда простолюдинки? - брюзгливо заметил Мырька, - девице вашего положения подобает носить платья… красивые платья.

…На полпути от дома Мырька свернул с центральной аллеи, и дальше мы шли узкой дорогой, отсыпанной гранитной крошкой. То тут, то там из пышных кустов сирени торчали ледяные статуи леди Валле: полуобнаженные девы, могучие рыцари, взявшие пример с дев и тоже обнажившиеся, благородные и изящные драконы с шеями куда более тонкими и длинными чем лебединые… лед сверкал на солнце, от него ощутимо тянуло холодом, а мне отчего-то взгрустнулось. С каждым моим визитом ледяных фигур прибавлялось. Будь я на месте матери, мне бы давно наскучило это занятие, а она все режет и режет ледяные глыбы, день за днем, год за годом. Предмет гордости семейства Валле, Охр возьми! Для Лавии все эти красавицы, рыцари и чудовища были куда ближе собственных детей. Но моя матушка - маг холода, так и должно быть. Раньше я мечтала о том, чтобы схватить молоток и разнести все это великолепие вдребезги. Теперь - нет. Я знаю, что стоит разбить одни фигуры, мать сделает другие. Разбивая лед не поменять душу.
        - Мырька, - позвала я, - обо мне что-нибудь говорили в последнее время? Ты не слышал?
        - Нет, миледи, - пропыхтел гоблин, - но я редко бываю в доме, вам лучше спросить у Вилены.
        Вилена - это та самая кухарка.
        - А чем занята семья?
        Гоблин едва заметно пожал плечами.
        - Ваш отец все пишет. Я не знаю, что. Каждый день вижу в окно, как он пишет за столом. Матушка делает единорога из льда, - он кивнул на очередную статую, - вот уже который месяц. Что-то у нее не ладится, она в глубокой печали. Леди Мария и Стелла каждый день куда-то уходят из дому, я не знаю, куда.
        - Угу, - я кивнула, - в общем, ничего не изменилось.
        Мырька промолчал.
        - Мырька, а как я тебе?
        Дурацкий вопрос, который уж точно не стоит задавать старому гоблину, сам собой сорвался с губ.
        - Не понял, миледи, - ровно ответил старик.
        - Да ладно, пустое, - буркнула я, - забудь.
        - Миледи выросли, - внезапно прошамкал Мырька, - но наряд миледи огорчит моих хозяев. Зачем девушке вашего сословия оружие? Почему вы вырядились как мужчина? Почему не носите косы?

«Значит, я выгляжу ужасно», - мысленно заключила я, шагая вслед за гоблином.
        Впрочем, невелика беда: особенно прихорашиваться не для кого. Ни один нормальный маг холода из Вагау на меня не позарится.
        Светло-серый особняк как будто выступил навстречу из густых зарослей. Построенный в лучших традициях Вагау, в три этажа, он был по карнизам украшен причудливой резьбой; водостоки выполнены в виде зубастых тварей неизвестной породы, окна - высокие, стрельчатые, - кое-где забраны синими и зеленоватыми стеклами, и от этого в столовой вся семейка имеет вид утопленников, но отцу и матери это нравится. Все это - часть жизни магов холода, уклад которой не меняется веками.
        Я вошла в свой дом через черный ход, поднялась по древней винтовой лестнице, чьи ступени изрядно стерлись, немного замешкалась, раздумывая - то ли идти в свою комнату, то ли сразу к отцу… И зашагала дальше, на третий этаж, где размещался кабинет Мориса Валле.

***
        Он, как и говорил Мырька, сидел за письменным столом, обложившись баррикадами старинных пергаментов и фолиантов, которые наверняка видели зарождение королевства. Я похожа на отца: те же иссиня-черные волосы, те же густые брови вразлет, тот же острый подбородок. Слишком жесткие черты лица для девушки, но ничего не поделаешь, кровь не вода. Морис Валле усердно скрипел пером, выводя что-то на бумаге и, когда я, постучавшись, вошла в кабинет, едва удостоил взглядом своих великолепных синих глаз. Затем, быстро дописав начатое, отложил перо, сложил ладони домиком и поинтересовался:
        - Что ты здесь делаешь? Тебе больше здесь не место.
        Меня словно под дых ударили. Перед глазами потемнело, а желудок сжался до размеров грецкого ореха. Волной накатила тошнота, и хорошо, что с самого утра у меня и крошки во рту не было. Так, значит, Морис Валле был прекрасно осведомлен о том, что меня исключили из клана! Но, помилуйте, разве он от этого перестал быть моим отцом?
        - Я получила оповещение от старейших, - с трудом шевеля языком, пробормотала я. Слова застревали в горле и кололи нёбо точно конские каштаны, - ты… уже все знаешь?
        В ответ - всего лишь кивок. А у меня появилось впечатление, что отец уже начал вмерзать в свой любимый стул - так же, как матушка примерзла руками к ледяным статуям.
        - Мы не можем оспаривать решение старейших, - спокойно продолжил отец, глядя куда-то сквозь меня, - ты больше не принадлежишь нашему клану, Ирбис, и не должна здесь находиться. Впрочем, наверняка ты с самого начала подозревала, что именно этим все и кончится. Клан не обязан держать в своих рядах… вышивальщицу.
        Последнее слово он выплюнул точно плохо прожаренное мясо.
        - Здесь мой дом, - я в отчаянии стиснула руки на груди, - ты что, меня выгоняешь?
        - Ничуть, - он приподнял красиво очерченную холеную бровь, - но больше жить здесь ты не будешь, таково решение старейших. Пойди, попрощайся с матерью и…
        - И катись на все четыре стороны? - с трудом выдавила я, мысленно молясь Хайо, чтобы весь этот кошмар как можно скорее закончился.
        - Как маг-вышивальщик ты можешь найти работу неподалеку от Вагау, - ободрил меня отец.
        - Угу. Все понятно, - я шмыгнула носом и заморгала, чтобы истинный маг холода не увидел моих слез, - ну я пошла?
        - Иди. Только переоденься. Если мать увидит тебя в таком виде, ей сделается дурно.
        И тут я не выдержала. Подскочила к этому треклятому столу, к которому примерзли локти моего дражайшего папочки и, захлебываясь в собственных слезах, заорала на него. Кричала я о том, что, боги, какой он мне отец, если так спокойно выгоняет из дому только за то, что мой магический дар не удался. О том, что все они тут как мороженые селедки, о том, что вместо сердец у них давно стынет лед, и такой же лед скоро будет в мозгах. А еще… о том, что и семейка Валле, и все старейшие вместе взятые жестоко пожалеют о том, что выгнали меня, что я отомщу… Или нет, я прославлюсь так, что всем им станет стыдно за то, что они меня вышвырнули на улицу.
        - У тебя истерика, - заметил Морис Валле, - иди, умойся. А потом можешь попрощаться с матерью. Я… пожалуй, я смогу тебе дать денег на первое время.
        - Да пошел ты… со своими деньгами! - я грохнула кулаком по столу, хотя очень хотелось заехать дражайшему папочке в глаз.
        - Как хочешь, - он пожал плечами, - в любом случае, я бы не смог дать тебе слишком много. У нас сейчас тяжеловато с деньгами.
        - Ненавижу вас! - гаркнула я под конец и, хлопнув дверью, выскочила в коридор.
        Охр, мне непременно нужно было что-то разбить. Или растерзать. Разорвать в клочья. А слезы дождем лились из глаз, и, если бы я была в состоянии думать, то непременно бы их вытерла. Маги холода не плачут.
        - Да пошли вы все, - пробормотала я, спускаясь по древней лестнице.
        Меня тошнило; старые стены давили, грозя расплющить сознание. Было душно - так, что я рванула ворот рубахи, в стороны полетели маленькие костяные пуговки.
        - Сволочи, Хайо, какие же сволочи… - бессвязно бормоча, я вылетела во двор и бегом рванула к воротам. Повидаться с леди Валле и услышать от нее замечания насчет одежды? Нет уж, увольте. И все они… да, они еще пожалеют. Обязательно. Когда я стану великим магом, уважаемым магом, который создает неповторимые талисманы…
        Безумие отступило уже на улице, я уселась на землю и задумалась. Да какой из меня маг холода? Ну просто никудышний. Из-за этой своей истерики я отказалась от денег, которые предлагал отец, я не повидалась с мамой и сестрами. Охр. Нельзя так, нельзя.
        Редкие прохожие глазели на меня с интересом, и мне стало стыдно. Сижу как нищенка какая-то перед воротами особняка Валле и рыдаю. Я поднялась, и, волоча за собой сумку, толкнула ворота - которые, естественно, оказались заперты.
        - Мырька, - позвала я, - открой, а?
        - Хозяин запретил вас пускать, - прозвучал глухой ответ гоблина.
        - Э?.. - только и смогла сказать я. На большее попросту не хватило сил.
        Замечательно! Теперь я, дочь Мориса Валле, осталась на улице без гроша в кармане. Вернее, какая-то мелочь у меня была, но ее с трудом хватило бы на один обед. Наверное, зря я взяла дорогой билет на поезд, можно было бы и в дешевом вагоне ехать…
        - Мырька, - я приникла лбом к холодной створке, - Мыречка… пожалуйста… вынеси мне… из моей комнаты… там в бронзовой напольной вазе немного денег… Или нет. Попроси, чтобы Вилена вынесла, и еще смену белья. Сделаешь?
        Гоблин засопел так громко, что было слышно даже сквозь ворота. А потом послышались неспешные удаляющиеся шаги.
        О пришел через некоторое время, которое я провела все равно что на иголках. Приоткрыл ворота и протянул мне старательно завязанный узелок.
        - Денег Вилена не нашла, - старик вздохнул, - она своих немного собрала. Ну, и одежда. И немного еды. Всего доброго, миледи.
        - И тебе того же, - прошептала я, - прощай, Мырька. Наверное, больше не увидимся.

… Все, что у меня оставалось - визитная карточка брата Минервы.
        Глава 2. Эльф, покинувший Лес

…Ритуал заключения военного союза позволяет выбрать из сотни охотников тех двоих, чьи души могут быть соединены. После этого прошедшие ритуал становятся друг для друга чем-то куда большим, нежели братья или друзья. Большим, гораздо большим, чем любовники: когда слиты воедино души, единение тел становится совершенно бессмысленным. Когда одному ничего не стоит оказаться в теле другого, когда тень и свет постоянно меняются местами - только и только тогда приходит осознание того, что союзник - это до конца жизни. Он никогда не бросит и не предаст, и ты никогда не будешь больше одинок.
        Фиальван остался, даже когда тело его со всеми полагающимися почестями было предано огню, а пепел развеян среди величественных древ Великого леса. Он приходил прохладными ночами, когда его осиротевший союзник корчился на циновке от сжигающей изнутри боли, и от его света становилось чуть легче - но ненадолго. Поутру являлся глава Дома, задумчиво цокал языком, касался сухой мозолистой ладонью пылающего лба Хаэлли и раздраженно давал указания лекарю. И всем было понятно, почему Хаэлли не отправился вслед за Фиальваном сразу после его смерти: первые дни душа погибшего эльфа все еще была рядом с телом, и именно это позволило охотнику несколько дней кряду тащить волокуши. А теперь душа Фиальвана должна была отправиться под своды Крипты и, само собой, тащила за собой душу самого Хаэлли. Молодое тело охотника сопротивлялось, цепляясь за жизнь, но любому из Дома Охоты было ясно, что это ненадолго. Ничего не поделаешь, так всегда бывает, когда гибнет союзник.
        Хаэлли и сам понимал, что медленно уходит прочь из мира, и что вовсе не полученные в бою раны тому виной - их исцелила Крипта, остались лишь едва заметные шрамы. Потрескавшимися губами он шептал главе Дома о том, что наверняка есть способ разорвать связь, чтобы отпустить Фиальвана. Тогда бы он, Хаэлли, поднялся и нашел морро, чего бы это ни стоило. Ведь иметь разгуливающего под боком морро - это куда хуже, чем нарушить традиции и дать покой только душе Фиальвана. Глава Дома возражал, напоминая о том, что теперь морро отправился к грязным авашири, и не представляет для эльфов никакой опасности, а тех тварей, что были рядом, Хаэлли убил. Ну и, кроме того, ритуала, разрывающего связь между союзниками, попросту не было описано ни в одной из сохранившихся книг. Следовательно - его не существовало.
        Но несколько дней спустя, одним солнечным утром, Хаэлли внезапно сел на постели, медленно спустил босые ноги на пол и замер, глядя в окно и не вполне веря происшедшему. Ему стало легче, жар ушел, боли прекратились. Глава Дома попытался выяснить, в чем причина, но Хаэлли безразлично пожал плечами. Кому плохо от того, что еще один охотник вернулся в ряды великих воинов?
        Позволит ли он жрецам обследовать себя? Нет, пожалуй, незачем. Что он собирается делать? Пока что выздоравливать, а потом, потом… Он будет продолжать исполнять свой священный долг, ради которого и был когда-то отдан Дому Охоты. О данной клятве Хаэлли пока предпочитал помалкивать.
        Эльф никому не раскрыл истинной причины своего выздоровления. Фиальван остался с ним, теперь уже навсегда. Он поселился в самом светлом уголке памяти, где всегда цвел жасмин, а в зеркальной глади пруда отражались клены, покрытые молоденькими, клейкими еще листочками. Там, в воспоминаниях, не было места скорби, и каждое новое утро наступал исполненный торжества день, когда они заключили военный союз. Дух Фиальвана остался, предпочитая полную опасностей жизнь охотника покою Крипты.

***
        Когда-то эльфы пришли в Великий лес. Никто не знал, откуда, об этом умалчивали древние книги, но, так или иначе, народ истинного света появился под этим высоким, хрустальным небосводом и обосновался там, где жить им было безопаснее всего. Первые сохранившиеся записи о походах эльфов на восток гласили о том, что среди уродливых и почти непригодных для жизни равнин воинам встречались странные, дикие существа, не владеющие членораздельной речью и одетые в звериные шкуры. Цвет кожи было невозможно разглядеть из-за покрывавшего ее толстого слоя грязи. Южнее воины света столкнулись с ордой зеленокожих, с которыми эльфы враждовали с часа сотворения всего сущего. На северо-востоке, среди горных цепей, обосновались карлики. Западнее Великого леса был только океан, безбрежный, непреодолимый.
        Обследовав таким образом новый мир, эльфы успокоились и занялись дальнейшим обустройством собственного государства, изредка предпринимая попытки обжить и равнины, потеснив при этом нецивилизованных соседей. Позже появилась великая царица, телесное воплощение Праматери Миенель-Далли. Она учила свой народ милосердию и терпимости, потому что, по ее мнению, именно этого недоставало детям истинного света. Потом, по прошествии еще нескольких столетий после упокоения царицы, откуда ни возьмись, появилась Крипта, ослепительно белая и чистая. А Дом Охоты… Он, похоже, всегда был с эльфами, даже когда они странствовали по иным мирам. Знание, хранимое в крови, нашептывало о том, что на страже границ всегда стояли те, кого называли охотниками.
        Дом обосновался в семи древних секвойях, которые переплелись меж собой под действием магии, а потом, под воздействием тех же чар, изменили свою форму настолько, что внутри стволов образовались спирально закрученные анфилады комнат, муравейники скромных келий и просторные залы, в которых не постеснялся бы жить и сам Владыка. Раз в десять лет врата Дома открывались для того, чтобы принять на обучение мальчиков, достигших восьмилетнего возраста. Еще пять десятилетий из них неспешно готовили охотников, закаляя тело и дух, обогащая мозг драгоценным знанием. Желающих учиться было мало: не много чести для эльфа в том, чтобы отказаться от собственного рода и стать бессловесной собственностью Дома Охоты. Владыка предусмотрительно издал закон, в соответствии с которым каждый из благородных и древних родов раз в столетие должен отдать здорового мальчика на обучение. Одним из этих несчастных, лишенных надежды на будущее (а заодно и на наследство) мальчиков оказался Хаэлли Эль’Альдан Иммиро Тан.

…Силы быстро возвращались. Движения вновь стали стремительными и одновременно плавными, руки не дрожали, а клинок послушно выписывал самые немыслимые петли и восьмерки. Изматывая себя многочасовыми тренировками, Хаэлли пытался убить сразу двух зайцев: во-первых, подготовиться к долгому преследованию морро и финальной схватке, а во-вторых - хотя бы на время изгнать чувство вины.
        Он не мог себе простить, что позволил Фиальвану одному шагнуть в темноту, в заросли. На самом деле на месте Фиальвана должен был быть он, ведь сперва они именно так и порешили. Морро - слишком опасная тварь, и поэтому первым идет опытный Хаэлли, а более молодой Фиальван прикрывает спину. Потом Фиальван вдруг сказал:
        - Нет, погоди. Если так будет продолжаться и дальше, я ничему не научусь. Позволь мне идти первым.
        И Хаэлли позволил, согласившись с союзником, что, бредя по чужим следам мало чего постигнешь. Фиальван нырнул в темные заросли, а через мгновение попросту исчез, как будто его силой выдернули в другой план бытия. Хаэлли почувствовал его смерть, рванулся навстречу боли, слепяще-острой как удар честного эльфийского клинка… И увидел Фиальвана. Эльф распростерся лицом вниз, руки разбросаны крестом, у основания черепа - глубокий черный провал. А еще через мгновение на самого Хаэлли напало чудовище. Но не морро, нет. Кто-то из тех, что частенько крутится рядом, чувствуя могущество самой страшной твари этого мира.
        Хаэлли скрипел зубами, а меч пел в его руке, предвкушая скорую битву. Он обязательно пройдет по следу морро, отыщет тех, кто сталкивался с опасной тварью, и тогда Фиальван будет отомщен. О том, что будет потом, Хаэлли старался не думать, но для себя уже решил, что не будет противиться тому покою, что сулила Крипта.

…На гладкий деревянный пол упала косая тень. Хаэлли сжался стальной пружиной, готовясь к атаке, но затем глубоко вдохнул-выдохнул. Какие враги могут быть в пределах Дома? Обернувшись, эльф увидел одного из юных послушников, имени которого даже не помнил. Внешность этого будущего охотника тоже была настолько эльфийской, что воспроизвести черты юноши по памяти казалось задачей почти непосильной.
        - Ниллан Иммиро Тан, - послушник обратился к нему со всеми полагающимися формальностями, - я хочу кое-что тебе сообщить. Вернее, я не должен этого делать, но мне кажется, что так будет правильно.
        Хаэлли осторожно опустил меч в ножны и, разминая натруженные ладони, направился к юноше, мучительно пытаясь припомнить его имя. Но вместо имени была пустота: он помнил лишь, что этот мальчик отличался примерным повиновением и услужливостью, а еще через несколько секунд Хаэлли вспомнил, что именно за это и недолюбливали послушника старшие. Когда сладкого слишком много, это тоже плохо.
        - Что тебе? - мягко спросил он.
        Юноша быстро огляделся и, убедившись, что они совершенно одни, быстро сказал:
        - Мне, верно, не следует лезть не в свои дела, ниллан, но я уже решился. Вчера вечером я слышал, как приходил жрец и требовал, чтобы наш Глава выдал тебя Хранителям Крипты для выяснения некоторых обстоятельств твоего выздоровления.
        Хаэлли замер. Вот оно, значит, как. Впрочем, неудивительно: он просто не должен был выжить после гибели Фиальвана. И Верховному жрецу стало интересно - а что это такого сделал простой охотник, что дух союзника перестал тянуть его прочь из этого мира?
        - И что ответил Глава Дома? - почти беззвучно, одними губами прошептал он, глядя сквозь послушника.
        Юноша опустил глаза.
        - Он ответил, что пока не разобрался во всем сам. Но как только разберется, почтенные хранители могут тебя забирать.
        - Ты сделал доброе дело, - Хаэлли стало стыдно оттого, что не помнит имени этого честного мальчика, - я благодарен тебе.
        Послушник быстро кивнул и, механически вытирая вспотевшие ладони о подол светло-серой туники, широким шагом вышел прочь.
        Хаэлли остался один, потом ему сделалось невыносимо душно в одном из самых величественных залов Дома, и он вышел на террасу, туда, где в лицо веяло прохладой и запахом хвои.
        События начинали развиваться самым неблагоприятным образом: жрецы потребовали себе любопытный экземпляр эльфа, и это значило, что там Хаэлли разберут по косточкам, чтобы докопаться до истины. А Глава Дома, каким бы светлым и справедливым он не был, никогда не пойдет против воли Верховного, он отдаст одного из лучших и одаренных охотников и даже больше - сам будет живо интересоваться, как там дела. Из всего этого следовало, что морро так и останется непойманным, а Фиальван - не отомщенным. Глядя на эльфийский лес с высоты террасы, Хэлли задумчиво потирал подбородок. Покинуть самовольно Дом? Великая Далли, что за бред! Позволить жрецам изрезать себя на куски? Это, конечно, правильно - охотник обязан повиноваться воле главы Дома, но… Это же бред еще больший…

«А ты что об этом думаешь?» - мысленно спросил он у Фиальвана.
        Союзник, само собой, молчал. Хаэлли не видел и не слышал его, но о том, что Фиальван с ним, просто знал по знакомому ощущению присутствия.
        - Все, что мне нужно для славной охоты, я мог бы сделать и сам, - задумчиво пробормотал Хаэлли, - с другой стороны, я мог бы взять все это и в хранилище.
        И он, не теряя более ни минуты, приступил к сборам, жалея лишь о том, что не осталось времени взглянуть на дом, где родился и провел первые годы жизни.
        Хаэлли взял с собой книгу с образцами рун, оживить которые могла даже его слабая магия охотника. Он незаметно позаимствовал сумку с видящими, хотя его знаний и умений вполне хватало, чтобы этот незаменимый в охоте на морро прибор собрать самостоятельно. И, конечно же, он не забыл взять ритуальный меч - единственное в мире оружие, способное убить тварь извне. Последним аккордом сборов стали подделка приказа Главы Дома и визит в питомник грифонов, где Хаэлли позволили выбрать самое быстрое животное.
        Но взмывая в безоблачное небо, охотник подумал, что - странно! - его не покидает ощущение чего-то неправильного, происходящего с ним. Никто не пытался его задержать. Ни единая душа не следила за эльфом, приговоренным к встрече с хранителями Крипты, как будто для самого Главы заключенный им же договор был новостью.

***
        Оказавшись за пределами Великого леса, Хаэлли отпустил грифона. Благородный зверь бесполезен в лесной чаще, а привлекать к себе излишнее внимание людских магов, кружа в небе, Хаэлли было не с руки. К тому же, грифона нужно было кормить, а ел он непомерно много, как и всякая тварь, синтезированная при помощи чар. Похлопав грифона по белоснежной холке, эльф отдал ему приказ возвращаться.
        Он долго стоял и смотрел на белую точку, удаляющуюся на запад, а потом двинулся на восток, прислушиваясь и принюхиваясь к новому лесу. Приходилось невольно мириться с тем, что видящие хранили безмолвие, а, следовательно, ему улыбалось долгое и неприятное путешествие по землям авашири.
        Лес, в котором очутился эльф, так же мало походил на своего великого сородича, как отвратительная крыса на благородного скакуна. Деревья здесь были низкие, словно земля не давала им пить свой сок в достаточном количестве. Трава, несмотря на разгар весны, казалась вялой и бесцветной, повсюду торчали коряги и трухлявые пни, а вот животные на удивление были агрессивными и начинали неохотно пятиться лишь тогда, когда Хаэлли приказывал им повернуть.
        Несколько раз, бесцельно бредя на восток, Хаэлли натыкался на жалкие, грязные селения, в которых муравьями сновали авашири. Эльф наблюдал за тем, как в лужах рядом со свиньями копошатся дети, как делят добычу мужчины, как низкорослые, неопрятные женщины ведут немудреное хозяйство. После созерцания чужой и чуждой жизни эльфу хотелось по меньшей мере искупаться; ему казалось, что грязь этого муравейника липнет к нему, а потому испытывал отвращение - и к хозяевам эльфийских когда-то земель, и к самому себе.
        Однажды Хаэлли шел по краю болота, старательно обходя трясину. Он услышал, как кто-то, задыхаясь, зовет на помощь. Это было недалеко, эльф подобрался к источнику звука - в двух шагах от твердой земли тонул молодой авашири, совершенно по-дурацки молотя руками по ряске и расплескивая вокруг себя черную болотную жижу. Глядя на то, как медленно погибает человек, Хаэлли мысленно подивился тому, что вообще пошел на крики. В конце концов, ему не было совершенно никакого дела до этих ничтожных, грязных авашири. Он должен был искать морро, а не изучать повадки чужого народа. Хаэлли повернулся и пошел прочь от трясины, стараясь не обращать внимания на раздражающие вопли. Впрочем, они очень скоро смолкли, и эльф наконец смог сосредоточиться на собственном пути.
        Еще несколько дней он успешно продвигался на восток. Чутье подсказывало Хаэлли, что его враг двинулся именно туда, вглубь испорченных авашири земель. Там ему была обильная пища, там ему никто не смог бы противостоять; и морро, само собой, должен был стремиться туда, где ему не будет угрожать никакая опасность. Туда, где скорее всего он сможет встретить и виновника своего появления в этом мире. Существовали, конечно, маги авашири, но Хаэлли был слишком низкого мнения об их способностях и умениях, чтобы воспринимать всерьез.
        А потом он попал в ловушку.
        Уже само по себе это было большой неприятностью, а уж учитывая то, сколько дней он шел, играючи обходя и медвежьи ямы, и капканы, вообще казалось шуткой темных сил Бездны. Но с фактами не поспоришь - и вот уже Хаэлли болтается высоко над землей, подвешенный в прочной сетке. Выхватить кинжал и вспороть плохие веревки было делом нескольких мгновений, Хаэлли, ухватившись за край сетки, повис на руках, собираясь мягко спрыгнуть на землю… Но тут появились авашири, все, как один, вооруженные.
        Горстка варваров не напугает воспитанника Дома Охоты. Он мягко приземлился, выхватил меч, и одновременно воззвал к лесу, пусть не Великому, но все же.

«Ага», - удовлетворенно подумал Хаэлли, наблюдая за тем, как взвились к древесным кронам побеги плюща и сотнями змей попадали на головы врагов. Если приказать плющу опутать противника живой сетью, тот сделает это с превеликим удовольствием; половина атакующих сразу оказалась выведена из строя. А вот вторая половина храбро бросилась в бой, и тут уж меч Хаэлли торжествующе запел, купаясь в горячей крови авашири. Сам эльф не получил и царапины, а вот люди попятились, и в их взглядах бился, пульсировал ужас.
        Хаэлли презрительно оглядел все это горе-воинство и медленно попятился, собираясь исчезнуть в зарослях так, как это умеют делать эльфы. Авашири провожали его ненавидящими взглядами, но снова атаковать не решались: уж больно велики оказались потери.

«То-то же», - эльф невольно улыбнулся, делая последний шаг к зеленой завесе.
        И внезапно пошатнулся. Грудь пронзила острая боль, жаркой волной омыла сознание. Удивленно опустив глаза, Хаэлли увидел, что из-под правой ключицы торчит оперение стрелы. Само по себе это не казалось странным, ведь никто не запрещал авашири стрелять из лука, но… Стрела была определенно эльфийской.

***

…Матушка смотрит жалостливо. В ее огромных глазах цвета молодой листвы дрожат слезы. Тонкие пальцы, унизанные перстнями, тоже дрожат, и руки холодны как та мраморная скамья в саду.
        - Скоро тебе предстоит оставить наш дом, сын мой, чтобы обрести дом новый. Молчи и не задавай лишних вопросов, я ничего не могу изменить. Такова воля Владыки.
        Очень, просто невыносимо хочется взбежать по ступеням и обнять матушку за пояс, уткнувшись носом в подол жесткого парчового платья, но, подняв глаза, Хаэлли словно на незримую стену наталкивается на строгий взгляд отца. Нельзя. Он - потомок великого рода, и должен уметь держать себя в руках.
        - Тебе уготована великая судьба, - медленно, с нажимом произносит отец, - ты станешь защитником своего народа от тварей извне. Ты должен гордиться.
        Хаэлли с трудом выпрямляется, гордо вскидывает подбородок. Да, да, он должен, обязательно должен гордиться своим уже кем-то предрешенным будущим.
        - Наш род продолжит твой младший брат, - поспешно добавляет мать, как будто извиняясь за что-то, - ты же посвятишь свою жизнь Дому Охоты.
        Где-то он уже слышал о Доме. Даже видел однажды эльфа, воспитанника сего заведения: воин был невероятно ловок и силен, каждое его движение казалось отточенным и выверенным. Тогда вокруг шушукались, что, мол, охотник Дома.

«Значит, я тоже стану таким?»
        Это было бы здорово. Все знакомые мальчишки будут завидовать, они и без того завидуют: никто так ловко не может метнуть нож, как Хаэлли. Радость пенится сотнями маленьких пузырьков, и Хаэлли ловит себя на том, что улыбается. Матушка, видя, что он доволен, тоже выдавливает вымученную улыбку. Странно, отчего она печальна, когда судьба ее старшего сына так хорошо устроилась? Неужели он упустил нечто важное, недосказанное в этом коротком официальном разговоре?
        - Я буду вас навещать, - внезапно смутившись, бормочет Хаэлли.
        - Нет, - в глазах отца появляется знакомый стальной блеск, - ты не сможешь нас навещать, Хаэлли Эль’Альдан Иммиро Тан. До конца своих дней ты будешь принадлежать Дому, и в этом твое предназначение.
        - Матушка? - голос предательски дрожит, - как же так?
        Она молча кивает. В глазах, волшебных, неповторимых, дрожат непролитые слезы. Наверное, она будет плакать, но не сейчас, не при отце - а потом, когда останется одна. Очень, нестерпимо хочется подбежать и, обняв ее за тонкую талию, уткнуться носом в парчовый подол. Но это - недопустимо для отпрыска древнего и могущественного рода. Поэтому Хаэлли, прикусив губу, кланяется отцу и, развернувшись на каблуках, уходит прочь.

***
        Он вынырнул из синего, прохладного озера воспоминаний, но вместо воздуха в легких почувствовал магию - чужую, мерзкую, как будто в трахею забралась толстая змея и, засев там, продолжала раздуваться до немыслимых размеров.
        - Вассветлость, остроухий оцнулся, - проскрипел кто-то над ухом, - погодите ессе, сейсяс я все выциссю. Все будет в полном порядке, и не сомневайтесь, вассветлость.
        Он не мог дышать. Не мог пошевелиться. Не мог даже осмотреться, на глаза предусмотрительно наложили повязку. А чужая магия продолжала раздуваться в груди, заполняя собой все пространство под ребрами, расплющивая сердце, пронзая легкие ядовитыми шипами. Рассудок заметался беспомощно, ища выхода или хотя бы забвения. Совершенно не соображая, что делает, Хаэлли напрягся и… усилием воли вытолкнул змею вместе с дыханием. Рядом кто-то оглушительно взвизгнул.
        - А! Охрово отродье! Нет-нет, не беспокойтесь, вассветлость, все будет хоросо. Мерзавец сопротивляется моей магии, но нисего, нисего-о-о…
        - Подлатай его ровно настолько, чтобы мог ответить на все мои вопросы, - прозвучало с другой стороны, - мне плевать, сколько еще этот эльфик протянет.
        - Хоросо, хоросо, вассветлость.
        И вновь горло начало заполняться ощущением мерзкого, чуждого волшебства. Оно медленно поползло вниз, свернуло в трахею и продолжило путь к легким, не давая ни вдохнуть ни выдохнуть. Хаэлли сжался, стараясь вытолкнуть из себя волшбу авашири, но тут же получил такой удар в скулу, что на мгновение погрузился во тьму - все равно что нырнул в глубокий омут под мостом в отцовском саду. Выплыл наверх, к свету, и, напрочь позабыв о том, что охотник должен уметь переносить любую боль, завопил. Страшная змея раздулась, заполнив ядом легкие, превратив их в две полные углей жаровни. Хаэлли кричал, выворачивая запястья, пытаясь освободиться из страшных пут, ломая ногти, сдирая кожу, колотясь затылком о жесткий лежак. В какой-то миг ему показалось, что вот сейчас сердце не выдержит, он просто умрет, и все закончится, но ничего не происходило. Кошмарная тварь чужой магии по-прежнему была в нем, хозяйничала в его теле, заставляя извиваться и кричать самым постыдным образом.
        - Ну вот, вассветлость. Вы довольны?
        Боль медленно угасала, волнами прокатываясь по телу. Хватая ртом воздух, он с трудом разбирал, о чем говорят ненавистные авашири.
        - Ты свое дело знаешь, лекарь.
        Послышался сочный, тяжелый звон монет.
        - Сколько он протянет?
        - Не знаю тосно, вассветлость. Все зависит от того, насколько березно вы будете с ним обрассяться… Рана закрылась, а там кто знает…
        - Все равно, ты славно потрудился. А теперь пшел вон, я хочу поговорить с этим остроухим по душам. Эй, бездельники, поднимите его.
        Поверхность, к которой был привязан Хаэлли, наклонилась и, скрипя, приняла вертикальное положение. Повязку сдернули, эльф заморгал на багровый свет факелов, а как только глаза привыкли к темноте, разглядел и своего мучителя.
        Им оказался типичный образчик авашири, грязный, с грубым, словно вытесанным из деревянного чурбака лицом и рыжими сальными волосами, Лес ведает сколько не знавшими мыла.
        - Ну-с, мой остроухий друг, - авашири потер ладони друг о дружку. Пальцы у него оказались толстыми, короткими и волосатыми, и этого было с лихвой достаточно, чтобы вызвать отвращение, - должен сказать, ты меня расстроил. Просто невероятно расстроил, покрошив моих людей, а других задушив своими треклятыми эльфийскими заклинаниями. Поэтому я буду тебя пытать как для собственного удовольствия, так и для того, чтобы узнать, какого охра ты делаешь в моем лесу. Здесь, знаешь ли, и полукровку нечасто встретишь, не говоря уже о настоящем эльфе. Ты ведь настоящий, я не ошибся?.. Молчишь? Ну и ладно. Скоро запоешь как соловей. Ну, скотина, что уставился? Колдовать пробуешь? Не выйдет, здесь нет ничего, кроме камня.
        Человек прошелся туда-сюда, поглядывая в сторону замершего Хаэлли, затем остановился и, обведя широким жестом подземелье, вкрадчиво сказал:
        - А ты знаешь, сколько подобных тебе издохло под этими сводами? Думаю, догадываешься… Не страшно?
        И тут Хаэлли понял одну странную, почти невероятную вещь: раньше он был слишком хорошего мнения об авашири. Даже когда считал их тупыми, грязными животными. Все оказалось намного хуже: они были не только примитивны, но еще и полностью отвернулись от света, не принимая его в своих грязных, похожих на выгребные ямы сердцах. Нет, разумеется, эльфы убивали, но делали это быстро и спокойно, не придавая убийству никакого значения, кроме того, что враг уничтожен. Но этот человек… это чудовище - великая Далли, он же искренне гордился тем, что по его приказу здесь были замучены десятки, если не сотни его же соплеменников. И те воспоминания, что отражались на недоразвитой физиономии авашири - это были воспоминания о том удовольствии, которое он получал, убивая не в бою, а вытягивая жизнь медленно, по капле.

«А как же морро?» - мелькнула короткая и слепящая, как вспышка молнии, мысль, -
«получается, что я уже не смогу отомстить за Фиальвана?»
        Выходило, что так. Но Хаэлли вдруг подумал, что его союзник не обидится. А потом они снова встретятся под сводами Крипты, и тогда настанет великий, вечный сон.
        - Ты - грязь под моими ногами. Ты не стоишь даже моих мыслей, - прошептал Хаэлли на родном языке. А потом, собравшись с силами, повторил на языке авашири. Может быть, даже с ошибками - преподаватели Дома и сами не шибко хорошо знали этот язык
        - но человек его понял.
        - Ты будешь визжать, умоляя о пощаде, - пообещал он, - то, что с тобой сделал мой лекарь, было только началом.
        Хаэлли закрыл глаза и постарался думать о том, что его матушка по-прежнему прекрасна, отец - все так же строг, а Риальвэ, младшему брату, уже нашли подходящую невесту. Но у Хаэлли было слишком мало красивых воспоминаний, его слишком рано забрали в Дом Охоты, и потому эльф отчаянно цеплялся за любую мелочь, которая могла его отвлечь: за гладкие резные перила мостика в саду, за первую драку с соседскими мальчишками, из которой он вышел победителем, и даже за огромное алое яблоко, которое он находил на столике рядом с кроватью. Он знал, что сочный плод приносит и оставляет матушка, и вместе с красивым яблоком она оставляла своему сыну частичку бескрайней, как океан, любви.
        Вся беда была в том, что авашири слишком рьяно приступил к выполнению своего последнего обещания, и через несколько дней Хаэлли уже знал, что скоро очнется под сводами Крипты. Ему стало тяжело дышать, как будто легкие уже не принимали отравленный воздух казематов, кровавый туман перед глазами почти не рассеивался. Хаэлли с отчаянием утопающего продолжал цепляться за воспоминания, и, пожалуй, единственное, что ему еще хотелось - так это в последний раз увидеть дом, в котором появился на свет.

***
        - Нашел, чем удивить, - сказал однажды кто-то рядом, - или думаешь, я мяса не видел?
        - Это эльф! - возмутился знакомый голос, - эльф, понимаешь? В моих землях!
        - В любом случае, это подыхающий эльф. Вот я и говорю, мой любезный Ариас, меня этим не удивишь.
        Оказывается, так звали палача, и Хаэлли вяло удивился тому, что такому ничтожеству при рождении было дано благозвучное в общем-то имя.
        - Я думал…
        - Вот это, пожалуй, отменная новость. Ты думал, Ариас?
        - Я думал, что узнаю, что он здесь делал. Из его груди выдернули эльфийскую стрелу, мой дражайший Лерий, а это уже кое-что да значит.
        - Действительно, - задумчиво сказал незнакомец, - насколько мне известно, наши остроухие соседи подобными вещами не слишком-то увлекаются. Ну и что, много узнал?
        - Увы.
        - А глаза зачем ему завязал?
        - Не нравится мне, как он на меня смотрит, - Ариас забормотал торопливо, смущенно,
        - у него такие глазищи злые, что мне так и кажется - волшбу творит, зараза… А сколько он моих парней уложил! Это ж просто жуть. Если бы не эта стрела, то так и ушел бы, сволочь остроухая.
        - А магов-дознавателей не пробовал позвать? - быстро спросил Лерий, - ах да, забыл, они же золота много берут за услуги, а ты, мой любезный, человек весьма и весьма экономный. Ну, как бы там ни было, сейчас у тебя на руках подыхающий эльф. Через день-другой будет просто дохлый.
        - Что есть, - злобно огрызнулся авашири, - у меня и в мыслях не было, что они… такие.
        - Какие приспособления из своего замечательного арсенала ты еще на нем не испробовал?
        Воцарилось долгое молчание, Ариас не ответил.
        - А знаешь что, - вдруг предложил Лерий, - продай мне его.
        - На охра он тебе?
        И тут авашири сказал такое, что Хаэлли дернулся и всем сердцем возжелал умереть. Прямо сейчас и ни секундой позже.
        - Я слышал, что эльфийские мужчины в постели еще лучше наших девок.
        В подземелье повисла тишина, щекочущая нервы и пропитанная недоверием. Наконец Ариас откашлялся.
        - Я, конечно, многое о тебе слышал, любезный Лерий, но что-то не припомню, чтобы ты на мальчиков поглядывал.
        - Всегда что-нибудь случается в первый раз, - притворно вздохнул авашири, - я его подлатаю, а потом еще и тебя в гости позову. Ну что, по рукам?
        - Триста, - внезапно охрипнув, брякнул Ариас.
        - У тебя нет совести, мой любезный. Продавать падаль за такие деньги? Я даже не уверен, найдется ли лекарь, способный поднять его на ноги.
        - А тебе на ноги ставить и не надо, любезный мой, если ты действительно собираешься использовать остроухого так, как говоришь.
        - И то правда, - внезапно согласился Лерий, - но все-таки двести золотых, Ариас, не больше.
        Мысли Хаэлли текли медленно и плавно как равнинная река. Торг закончился, продавец и покупатель сошлись на двухстах пятидесяти монетах. Хаэлли перешел в собственность авашири по имени Лерий. Что дальше? Вернее, куда еще ниже? Его купили как подстилку для развлечений. И Хаэлли остро жалел о том, что не умер раньше. О том, что милостивая Миенель-Далли, похоже, повернулась к нему своим незрячим ликом.

…А потом его, не снимая повязки с глаз, вынесли на свежий воздух, уложили осторожно на упругое ложе и куда-то повезли. Хаэлли почувствовал, что медленно начинает плыть, уходя все дальше и дальше во мрак, и ему очень хотелось верить, что это конец всему.

***
        Увы.
        Похоже, ему снова не дали воссоединиться с духами предков.
        Поднять веки оказалось невыносимо тяжело, как будто на каждом повисло по пригоршне сырой глины. Вокруг плавали клочья розоватого тумана, боль привычно обнимала истерзанное тело, дергая в раздавленных пальцах и перебитых руках. Но вместе с этим дышалось легко: вокруг было много свежего воздуха, а еще - горьковатый аромат духов. Хаэлли открыл глаза и уставился на женщину авашири, склонившуюся к нему. Она была немолода, но все еще довольно красива даже по эльфийским меркам, ее огненно-рыжие волосы мелкими колечками обрамляли лишенное загара лицо и рассыпались по пышному белому воротнику под горло. В ушах сверкали изумруды. А за ее спиной маячил высокий черноволосый мужчина с лицом грубым и решительным. Он молчал и глядел прямо в глаза Хаэлли, как будто хотел в них что-то прочесть.
        - Милорд, мое сердце обливается кровью, когда я смотрю на весь этот кошмар, - мягко произнесла женщина, - в конце концов, это просто отвратительно! И после этого мы еще жалуемся, что жители Великого леса принимают нас за скотину.
        - Вы сможете что-нибудь сделать?
        Хаэлли сжался. Голос принадлежал человеку, купившему его. Но, к собственному удивлению, Хаэлли не чувствовал к нему того острого отвращения, которое должен был. Авашири и авашири, не более. Железная воля в темных глазах, в каждом движении. Он привык, чтобы ему подчинялись. А те, кто смел воспротивиться, долго не жили.
        - Милорд, я постараюсь. Но, право же, не могу ничего обещать. Одни источники утверждают, что эльфы довольно живучи, другие - наоборот, что они как хрупкая ваза. Разбив единожды, уже не склеишь.
        - Я склонен согласиться с первыми, - Лерий недобро усмехнулся, - если этот остроухий молодчик до сих пор жив, значит, будет жить и дальше.
        - Где вы его подобрали, барон?
        - Ах, милая моя, разве это так важно?
        Она пожала плечами.
        - Я вижу, что его изувечили намеренно, ваша светлость. И, если бы не наше давнее знакомство, непременно донесла бы…
        - Но, душа моя, вы же этого не сделаете? - голос Лерия ласкал как самый дорогой бархат, - окажите мне маленькую услугу, моя милая, и я в долгу не останусь…
        Он наклонился и что-то быстро прошептал на ухо рыжеволосой женщине, отчего на ее бледных щеках проклюнулся нежный румянец.
        - Я всегда подозревала, что вы большой выдумщик, ваша светлость.
        - Какой есть, моя дорогая, бриллиант моего сердца.
        - У вас слишком много подобных бриллиантов, - заметила женщина, - но все же я сделаю то, о чем вы просите.
        - Ну а я в долгу не останусь, - пообещал мужчина, - оставляю вас, дорогая, наедине с этим несчастным.

…И он вышел, тихо притворив за собой дверь. А Хаэлли, с ужасом глядя на эту человеческую женщину, понял, что она - маг, и что сейчас, скорее всего, повторится то, что с ним уже делал другой маг. Змея, распухающая в груди. Наверное, ужас перед неотвратимым отразился на его лице, потому что магичка озадаченно уставилась на него.
        - О. Вы боитесь меня, мой хороший? Право же, не стоит. Я не знаю, кто с вами проделал весь этот кошмар, не знаю, за что, но поверьте - я приложу все силы, чтобы исправить содеянное.
        Она улыбнулась и опустила руку ему на грудь. Хаэлли захотелось превратиться в дым и тонкой струйкой просочиться в окно. Прикосновение было нежным, но от этого становилось только хуже, и внезапно эльф понял, что больше этого не вынесет. Все. Хватит.
        - Н-не надо, - прохрипел он, - не надо. По… звольте… мне уйти.
        - Почему вы так говорите, мой хороший? Я пообещала его светлости, что постараюсь вас вылечить.
        - Я не хочу…
        - Но, позвольте, я обещала, - женщина мягко улыбнулась, - а я всегда выполняю то, что пообещала. Иногда даже в ущерб собственным интересам. Давайте договоримся. Я вас вылечу - ну или хотя бы попытаюсь - а уж потом вы делайте то, что считаете нужным.
        Хаэлли скрипнул зубами. И, едва не заорав от страшной, дергающей боли в искалеченных конечностях, оторвал руку от кровати и положил распухшие, посиневшие пальцы на тонкое запястье.
        - Вы… вы знаете, для чего меня хотите лечить?
        Она нахмурилась.
        - Если вы, мой хороший, будете так себя вести, я попрошу, чтобы вас связали. Не добавляйте мне работы.
        - Нет! - он почти выкрикнул, - вы знаете?!! Он… сказал вам?
        Магичка задумчиво покачала головой.
        - Я понятия не имею, что вы там себе возомнили, но мне его светлость сказал, что хочет заключить с вами сделку.
        - Оставьте меня, - Хаэлли уронил руку на простыню, - Миенель-Далли, я просто хочу сдохнуть. Как можно… скорее.
        - Ну что за глупости, мой хороший, - с раздражающим спокойствием урезонила его женщина, - лучше мы поступим вот как: вы поспите, а я пока сделаю то, что нужно. Договорились?
        Ее рука по-прежнему лежала у него на груди. От кончиков пальцев по коже растекалось приятное тепло. Хаэлли ждал змею.
        - По-моему, эльфы слишком для нас замысловатые, - пробормотала женщина, - немудрено, что они считают нас варварами…
        Внезапно эльф почувствовал, как глаза начали слипаться. Но это было не беспамятство, а всего лишь крепкий сон.
        Когда он проснулся, рыжеволосая авашири все так же сидела над ним, но выглядела удручающе: под глазами залегли глубокие тени, губы сделались серыми, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Еще через мгновение Хаэлли понял, что у него больше ничего не болит. Совсем ничего. Его опутала слабость, он едва мог шевельнуться. Медленно поднял руку к глазам и не узнал собственных пальцев, за последние дни он успел привыкнуть к багровым подушкам, вросшим в непомерно распухшую ладонь. Эльф перевел взгляд на женщину - она тихо плакала, глотая слезы, потом порывисто наклонилась и поцеловала его в лоб.
        - Как же ты прекрасен!
        - Зачем, зачем вы это сделали? Ради чего? - прошептал он в ее мягкие, как пух, волосы, - что меня теперь ждет?
        После того, что магичка сделала с ним, в ее теле осталось слишком мало жизни. И теперь она могла умереть, отдавая свою энергию совершенно незнакомому эльфу - и не потому, что «пообещала его светлости». В жизни этой женщины всегда было чересчур много чужих страданий, которые она, не колеблясь, взваливала на свои узкие плечи. Эльфы так не поступали. Никогда. И всегда были одиноки, купаясь, как звезды, в собственном свете.
        Хаэлли подумал о том, что окончательно перестал понимать людей. А спустя несколько минут в комнату ворвался «его светлость», обнял за талию женщину, помогая ей подняться, и повел прочь, даже не взглянув на исцеленную собственность.
        - Я хочу вина, - пробормотала магичка словно в полусне, - много вина, Лерий. И поесть. Пожалуй, я останусь у тебя на ночь, мне нужно, чтобы рядом кто-то был… после того, что я увидела. За что это с ним сделали, за что?

***
        То были самые странные дни в жизни Хаэлли. Его никто не трогал. С ним не разговаривали. Он мог беспрепятственно бродить по территории замка, который, как выяснилось, был возведен на остатках эльфийской цитадели, когда-то разрушенной авашири. Наверное, он мог бы даже взять и уйти, но почему-то не делал этого. Несколько раз Хаэлли издалека видел Лерия, который всегда был в компании то торговцев, то, если судить по одежде, таких же нобелей, как и он сам.
        Эльф смотрел и слушал. Над людскими землями плыло лето, знойное, душное, словно явившееся из далеких пустынь. Сюда не доносились запахи родного леса, и от этого было тяжело, как будто от сердца отрезали кусок и выбросили прочь. Порой Хаэлли ловил взгляды горничной, беспокойные и любопытные одновременно, и от этих странных взглядов ему тоже становилось не по себе. Эльфы были ему понятны, авашири - нет. Он оказался в центре пустоты, все равно что слепой среди глухих.
        Хаэлли частенько задавался одним и тем же вопросом: почему он до сих пор не ушел из этого замка. И раз за разом он не мог дать самому себе хоть сколь-нибудь вразумительный ответ: странное и недоброе предчувствие заставляло ждать. А между тем его кормили, поили и одевали, пока что ничего не требуя взамен, и это было мучительно для эльфа, который привык думать об авашири не иначе как о грязи под ногами.
        Но когда, наконец, «его светлость» соизволил пригласить своего пленника на светскую беседу, Хаэлли внутренне сжался. Он попросту не знал, как себя вести дальше.
        Лерий сидел за роскошным письменным столом и перебирал бумаги. Убранство кабинета оказалось под стать столу, хотя, на взгляд Хаэлли, это показное богатство было столь же тяжеловесным, как и поступь его светлости. Эльф задержался на пороге, дожидаясь, пока хозяин соизволит его заметить, а затем, когда Лерий оторвался от бумаг и коротко кивнул в знак приветствия, неслышно прошел внутрь и остановился посреди комнаты.
        - Я вижу, ты поправился, - быстро сказал авашири, - посему буду краток. Я спас твою жизнь, остроухий, и по вашим обычаям могу владеть и распоряжаться тобой как рабом. Молчи, я прекрасно понимаю, что ты скорее удавишься, и будешь абсолютно прав. Тем не менее, у меня есть к тебе предложение. Уж не знаю, за каким охром тебя занесло в Веранту, но мне на это плевать. Раз ты здесь, значит, тебе это было очень нужно, и, подозреваю, ты не прочь здесь задержаться. Мне, в свою очередь, нужен умелый и молчаливый человек для некоторых… гм… услуг. Я закажу тебе фальшивые документы, ты будешь совершенно открыто жить здесь, в Шварцштейне и делать то, ради чего сюда явился. В обмен на это ты будешь время от времени выполнять мои поручения. Обдумай как следует, прежде чем ответить.
        Хаэлли качнул головой.
        - Здесь нечего думать, авашири. У нас не может быть ничего общего. Если хочешь, то можешь меня убить, я не дорожу своей жизнью так, как вы.
        Лерий приподнял широкие, черные как смоль, брови.
        - А почему? Почему ты не хочешь заключить взаимовыгодную, на мой взгляд, сделку?
        - Я уже сказал, - Хаэлли снизошел до короткого, учтивого поклона.
        - Любопытно, м-да.
        Человек положил на стол большие, сильные руки, и уставился на Хаэлли так, словно видел впервые.
        - Что же ты тогда будешь делать, а? Кстати, как тебя зовут? Ариасу ты не изволил представиться.
        - Я выполню то, зачем пришел в эти земли, а потом вернусь… - и Хаэлли запнулся.
        Стрела. Эльфийская стрела, угодившая ему в легкое. Кто-то ведь пустил ее, кто-то из своих?!!
        Лерий усмехнулся, затем неторопливо поднял руки, сложил ладони домиком.
        - Куда же ты вернешься, мой прекрасный эльф? Если то, что о тебе сказал мой приятель Ариас, правда, то тебе возвращаться некуда. Те, кто хотел твоей смерти, пока что не преуспели, и, как мне кажется, им это известно. Нетрудно нанять мага, который скажет - мол, жив еще тот эльф. И как ты теперь намерен поступить?
        Чтобы выиграть время, Хаэлли принялся разглядывать лепнину на потолке, такую же роскошную и бесвкусную, как и все в этом кабинете. Вот она, истинная суть людей: больше позолоты, и плевать, как все это выглядит в итоге.
        - Молчишь, - тихо сказал его светлость, - почему ты не хочешь поработать на меня? Что тебе мешает? Хваленое эльфийское чувство превосходства?
        - Вы… другие, - нерешительно пробормотал эльф.
        - Другие? И чем же это мы другие? Те, кто пустили тебе в грудь стрелу из кустов, чем они лучше нас?
        - Они не упивались моей болью так, как это делал ваш приятель, - не выдержал Хаэлли, - они хотели просто убить меня, быстро и без особых мучений. Народ света никогда не будет заниматься тем, чем занимаетесь вы…
        - И поэтому мы все - не более чем дерьмо у вас под ногами? - вкрадчиво уточнил Лерий, - что ж, я понял. Гордый эльф скорей издохнет, чем будет служить человеку. Так?
        Хаэлли молча кивнул.
        Лерий откинулся на спинку стула, поглаживая холеную, клинышком, бородку.
        - Тогда отправляйся на все четыре стороны, гордый эльф, - вдруг сказал он, - я не буду более тебя задерживать.
        - Что? - Хаэлли не поверил собственным ушам.
        - Ты достаточно хорошо знаешь людей, - насмешливо продолжил Лерий, - Ариас преподнес тебе интересный во всех отношениях урок. Что ж, так тому и быть. Только было бы неплохо, если бы ты временами вспоминал ту женщину, которая тебя вылечила. Тебе не кажется, что она была немного другой?
        Хаэлли замер, а дурное предчувствие уже разливалось в душе бушующим морем. Она была немного другой. Была…
        - Что с ней?
        Кажется, Лерий ждал именно этого вопроса. Он улыбнулся своей кривоватой, недоброй улыбкой.
        - Она умерла той же ночью, эльф. Она потратила слишком много сил, вытаскивая тебя с того света.
        - Я ее не просил, - огрызнулся Хаэлли, сам не понимая, отчего так разозлился.
        - Конечно, не просил. Не нужно себя винить и считать обязанным, эльф. Только вот я знал ее много лет, эту женщину, и поверь - она бы сделала то же самое, найдя тебя на дороге, валяющимся в грязи. Ты ведь эльф. Неужели ты этого не понял и не почувствовал?
        - Зачем ты мне все это говоришь? - слова упорно застревали где-то в горле, - зачем?!!
        - Люди бывают разные, - ухмыльнулся Лерий, - и некоторые из них могут быть куда лучше вас, эльфов. Я просто хочу, чтобы ты знал это. Все, иди.
        Эльф повернулся. Миенель-Далли! Так, значит, та магичка умерла из-за него. А какой-то эльф пустил ему в грудь стрелу, промахнувшись лишь немного. Она умерла из-за того, что отдала все силы на исцеление совершенно незнакомого… и даже не человека, эльфа. И кто-то подло, предательски хотел его убить.
        - Я остаюсь, - медленно сказал он, оборачиваясь к Лерию, - я оплачу свой долг. Но мне бы хотелось получить назад свои вещи… Те, что остались у Ариаса.
        - Это просто, - человек умиротворенно положил подбородок на сцепленные пальцы рук,
        - я скажу тебе, где то место. Ты сам пойдешь и возьмешь все, что тебе принадлежит.
        Глава 3. «Счастливый» день
        До Тальи я добралась за три дня. Пешком, стараясь выгадать каждый медный грошик из поистине королевского подарка Вилены. Ночуя в придорожных кустах, подскакивая от каждого шороха и стараясь не уходить далеко от главного тракта: я тешила себя надеждой, что в людных местах разбойники шалят не так отчаянно, как на диких лесных дорогах. К тому же, тракт охранялся. Не слишком добросовестно, конечно, но то тут, то там солнце отражалось в сверкающих кирасах королевских гвардейцев.
        Утром четвертого дня в облаке так и не осевшей за ночь пыли показались смотровые башни Тальи. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что вокруг городка есть еще и ров, полный ярко-изумрудной воды. Мост, окованный железными полосами, был радушно опущен, по нему скрипели телеги землепашцев, гулко ступали волы, лошади звонко цокали подковами. Перед тем, как нырнуть в арку ворот, приезжие на несколько мгновений задерживались у будки из потемневшего дерева. Тот, кто еще не добрался до таинственной будки, торопливо рылся в кошельках и карманах. Вот вам и Талья! Нищенствующих туда, похоже, попросту не пускали. Значит, богатенький и тихий городок…
        Я зажмурилась. И представила себе, как старый маг берет меня в ученицы, как я тружусь день за днем, создавая уникальные и доселе никем не виданные талисманы, изобретая новые узоры и совмещая в них магические линии, считавшиеся совершенно несовместимыми. Маги начинают съезжаться в Талью только для того, чтобы приобрести мои творения. А потом, потом… Потом слухи о чудесной вышивальщице достигают Вагау, и вот тогда… О, тогда они пожалеют, жестоко пожалеют о том, что выгнали меня из дома. Может быть, к этому времени еще будет жив Мырька, а Вилена по-прежнему будет работать на кухне. Когда прислуга соберется вечерком, Мырька скажет - мол, вон какая миледи, а Виленка поддакнет - а я всегда знала, что из нее будет толк, не то, что из леди Марии…
        Интересно, а как выглядит хозяин лавки? Я вытащила из кармана визитную карточку, которую мне оставила добрая фея Минерва и, наверное, в сотый раз за прошедшие три дня прочитала: Улли Валески, «Счастливый день», лавка магических эликсиров, талисманов и прочей утвари.
        Наверняка он похож на сестру. Милый такой старикан в потертой бархатной мантии, темно-синей, расшитой золотыми звездами. Может быть, у него длинная седая борода? Или наоборот, бороду он бреет, но отпустил фантастической длины усищи? Ох, Ирбис, Ирбис, ты просто невозможная выдумщица. Ну какой маг в наши дни носит балахоны? Или, еще того хуже, длинную бороду? То было давно, а сейчас все как-то очень просто и обыденно, почти неинтересно. Магия - ремесло, быть магом - вовсе не так уж и почетно, как кажется непосвященным. С магов и спрос больше, чем с простых людей и, как мне кажется, это правильно: если тебе подвластны силы большие, чем прочим, значит и за поступки свои ты будешь судим куда строже.
        Задумавшись, я как-то незаметно очутилась у самых ворот, а там и у будки с маленьким оконцем на уровне груди. Оттуда на меня с подозрением воззрился рыжий и усатый, как таракан, гвардеец. Недобро и выжидающе уставился - а меня вдруг прошиб ледяной пот. За спиной зашикали, мол, парень, плати пошлину и отваливай, все торопятся.
        - Сколько? - язык с трудом ворочался во рту, хотя, казалось, для этого не было совершенно никаких причин. Мелькнуло, конечно, опасение, что моих сбережений не хватит на то, чтобы войти в Талью, и это, охр возьми, будет совсем уж глупо: дойти до города и остаться у ворот…
        Гвардеец каркнул в ответ, и я с облегчением отсчитала ему медяки.
        - Эй, погоди-ка, - вдруг сказал он, таращась на меня из будки, - парень, ты тут в первый раз?
        - Да, - кивнула я, - а что?
        - Пройди, подожди за воротами, - он ухмыльнулся, провел грязными пальцами по встопорщенным усам, - у нас обязательный учет тех, кто в первый раз в городе.
        Я пожала плечами. Хорошо. Учет так учет. Мне-то что? Я здесь собираюсь задержаться надолго и, между прочим, стать выдающейся вышивальщицей.
        - Обязательно дождись! - прикрикнул вдогонку гвардеец. Меня уже нетерпеливо подталкивали в спину, желающих попасть в Талью было немало. Я вынырнула из прохладной тени на залитую жарким светом площадку, огляделась. Хм. Подожди за воротами. С какой стороны?
        - Оружие на землю, - прозвучал за спиной резкий голос.
        А в позвоночник у основания шеи так и впилось что-то острое, холодное. Вот те раз! Вот вам и Талья!
        - Оружие на землю! Живо, ну?!!
        Я беспомощно завертела головой: да-да, сюда, похоже, согнали весь гарнизон. Сверкали на солнце начищенные кирасы, холодно блестела сталь. К горлу подкатил тошнотворный комок, голова закружилась. И это все - ради меня? Что, охр возьми, происходит?!!
        - П-погодите, - выдавила я, - я… не…
        - Ор-ружие! - гаркнули в третий раз.
        В шею - уже ощутимо - ткнули острием, и я почувствовала как за ворот по спине потекла горячая капля. Нет, все это не может происходить со мной. Или я сошла с ума? Или… может, дурацкий розыгрыш?
        Но то, что мне уже пустили кровь, было вполне реальным, не шуточным. Тупой животный страх захлестнул сознание, перед глазами мутилось; казалось, что сверкающие кирасы вот-вот сомкнутся вокруг и сожгут меня дотла. Трясущимися пальцами я кое-как отстегнула ножны, и они тяжело ударились о мостовую.
        - Руки за спину, - последовала размеренная, четкая команда.
        Вокруг собиралась толпа зевак: те, кто несколько минут назад подталкивал в спину, теперь злорадно глазели на меня и показывали пальцами, потом откуда-то вынырнула молодая женщина в богатом шелковом кафтане. Жарко сверкнули медно-рыжие косы до пояса, рот скривился в беззвучном крике. Она метнулась ко мне, ловко нырнула под руку пытавшегося ее удержать гвардейца. Ее кулаки с силой толкнули меня в грудь, я пошатнулась - но кто ж даст свалиться? Сзади меня уже крепко держали и добросовестно вязали руки.
        - Это он, он! - выкрикнула она, - убийца!
        Я. Убийца. Охр.
        К мельтешению в глазах добавился нездоровый шум в ушах. Кирасы, обратившись в десяток жалящих солнц, сжимали кольцо, мне стало нечем дышать. Рыжую оттаскивали от меня, она все норовила добраться до моего лица белыми скрюченными пальцами, и все вопила, вопила… Под конец ее куда-то уволокли, но вопли я слышала еще долго.
        Хватая ртом вязкий воздух, я в последний раз огляделась. Нет, нет. Это чья-то идиотская шутка. Поймаю - убью к охру. Но руки… уже связаны, а меч подбирают и уносят прочь.
        - Прочь, - повторила я вслух.
        Одна из кирас с устрашающей быстротой придвинулась. Хак! И, согнувшись пополам, я поняла, что теперь уже точно не могу дышать.
        - В казематы его, - донеслось откуда-то издалека, - оповестите его светлость, что мы взяли убийцу Валески.
        - Я… не… - прохрипела я, с трудом разгибаясь, - я не убивала!
        - Заткнись, ублюдок, - посоветовали мне снисходительно, - виселица тебе уже готова.

***
        Это не я. Это просто не могу быть я. С разбитыми губами, заплывшим глазом и болью во всем теле. Веки поднимаются с трудом, мир вокруг видится сквозь мутные щелки - да и видеть там, в общем-то, нечего. Темная конура, в которой смердит так, что и дышать не хочется. Холод. Боль. Крошечное оконце, забранное решеткой, сквозь которое проникает трепещущий и ржавый свет факела. Каждый вдох дается с режущей болью, наверное, пару ребер точно сломали. По-моему, они даже не разобрались, что схватили девицу. Отлупили от души да швырнули в этот вонючий каменный мешок, мол, жди-пожди, виселица готова…
        Лежа на боку, я пыталась привести в порядок мысли, которые разбегались как овцы при виде волков. Что произошло-то? Я пришла в Талью, и во мне сразу же признали человека, убившего брата Минервы. Но ведь это невозможно, потому что я три дня брела по тракту, а до этого ехала на поезде в Изброн. Охровщина какая-то творится. Кому могло понадобиться так меня подставлять? У Валески были могущественные враги? А может быть, даже маги, которым оказалось под силу провернуть такой трюк с ложной личиной? Н-да. Но ведь не могли они, никогда меня не видев, использовать мой облик?!!
        Голова раскалывалась от острой, пульсирующей в висках боли. Здорово они меня. Страшно даже представить, что было бы, определи доблестные гвардейцы мою принадлежность к прекрасному полу. Одно дело отлупить щуплого паренька, и совсем другое - позабавиться с девчонкой. Но что же теперь делать?
        Лежа в темноте, очень легко представить себе виселицу. Огромную, обитую снизу черной тканью, с неряшливой петлей, переброшенной через перекладину. Она разрастается, этакое деревянное и бездушное чудовище, она дышит страхом, она может проглотить остатки здравого рассудка. Хайо, я не хочу умирать. Я не готова, ведь все только-только начинается. Почему удача отвернулась от меня? И кто подстроил эту ловушку?
        Внезапно мне пришло в голову, что если я честно расскажу, кто такая и зачем пришла в Талью… Может быть, тогда они сообразят, что не все так просто, и что кто-то воспользовался моей внешностью? Кто-то из тех, с кем мне доводилось встречаться раньше?!! Мысль показалась мне настолько хорошей, что я, кряхтя, поднялась, встала сперва на четвереньки, а затем, держась за осклизлые стены, выпрямилась в полный рост. По ребрам вновь прокатилась волна боли, я закашлялась, мысленно пожелав всяческих благ тому добряку, который лупил меня сапогами. С трудом переставляя ноги и шипя на каждом шагу, я добралась до ржавой двери и приникла к оконцу, жадно вдыхая затхлый, но хотя бы не такой вонючий воздух.
        Как и следовало предположить, окошко выходило в узкий коридор. Я сумела разглядеть только горящий и чадящий факел на противоположной стене.
        - Эй! - вместо крика получился хрип. Я откашлялась, постояла несколько минут, прислонившись лбом к влажной шершавой решетке. - Э-эй, кто-нибудь!
        За дверью что-то забряцало, звякнуло - и в область видимости неторопливо, словно золотая рыбка в аквариуме, вплыл доблестный страж. Седоватый мужчина с желчным и морщинистым лицом, непрестанно двигающий губами, как будто что-то пережевывал.
        - Тебе чего?
        Я вцепилась пальцами в решетку.
        - Послушайте, милейший, мне нужно поговорить с кем-нибудь… например, с начальником гарнизона… или с кем-нибудь еще повыше.
        Моя речь, кажется, не впечатлила солдата: он хмуро покачал головой и преспокойно удалился.
        - Эй! - прокаркала я, - да вы тут все с ума… посходили! Я никогда - слышите - никогда не была здесь раньше! Хайо, да я этого… Валески… в глаза не видела! Мне его сестра дала адрес, потому что меня выгнали из клана магов холода! Я думала наняться к нему на работу, я шла в Талью три дня… И вот, пришла…
        Не удержавшись, я всхлипнула и уткнулась лбом в прутья решетки. Кто меня услышит? Кто сжалится? Никто.
        - Пожалуйста, - прошептала я, - позовите начальника гарнизона. Хайо покарает вас, если вы отправите на виселицу ни в чем не повинную девицу из хорошей семьи…
        - Так ты что, девка? - наконец отреагировал гвардеец, - вот те раз. Охровщина какая-то, а на вид - вылитый парень. Девицы в штанах не бегают. Ты, часом, не оборотень какой?
        Я не стала уточнять, что в интернате все боевые маги - даже женщины - ходят исключительно в штанах. В королевстве Веранту женщинам не принято переодеваться в мужчин.
        - Да при чем тут оборотень?!! Хайо, я же говорю, что я из клана магов холода, меня выгнали…
        - Кто ж такую держать будет, - глубокомысленно заметил он, - так что, у тебя есть, что сказать старшому?
        - Да. Да! - простонала я, - Хайо да благословит тебя, добрый человек, мне очень, очень надо поговорить с кем-то…
        Мужчина стоял, раздумывая. Затем, смерив меня холодным взглядом, покачал головой.
        - Позвать-то я могу, только толку? Все равно на рассвете вздернут.
        - Да не убивала я никого! - взорвалась я и тут же зашипела сквозь зубы. Орать в моем состоянии - это чистой воды самоубийство.
        - Хорошо, - не переставая что-то жевать, «добрый человек» кивнул, - я доложу начальнику гарнизона, что ты имеешь что-то сказать. А ты правда из клана магов? Из настоящего клана?
        - Моя семья живет в Изброне, - мрачно заверила я сквозь решетку, - семья Валле. Можете так и передать вашему начальнику. Наша фамилия занесена в большую книгу кланов как одна из старейших фамилий Вагау.
        Вряд ли он все понял из моей тирады, но мне было плевать. Главное, что он куда-то ушел, громко топая тяжелыми сапогами. Примерно через час я была готова запрыгать от радости: в замке заскрежетал ключ, и на пороге моей темницы появился субъект в нарядном обмундировании. Знакомый уже гвардеец нес за ним стул и факел. Последний отправился в ржавую подставку, ввинченную в стену.

***

…На закате очередь перед воротами Тальи изрядно поредела. Топталась компания молчаливых гномов-путейцев, одетых в кожаные шишковатые робы, делающие их похожими на диковинных ящеров с длинными бородами. За ними пристроился старик с осликом на поводу. Две огромные сумки, перекинутые через спину маленького ушастого создания, были набиты глиняной посудой. И старик, и ослик задумчиво глазели на малиновый шар солнца. Последними подтянулись два путешественника в запылившихся плащах и одинаковых широкополых шляпах. Оба были высоки, но если неестественная худоба первого так и бросалась в глаза, то второй шириной плеч превосходил даже гномов. Путешественники эти молча стояли чуть в стороне от старика с осликом, тощий время от времени поправлял поля шляпы, словно очень хотел остаться неузнанным. Черная, начавшая отрастать борода скрывала и щеки, и подбородок. Здоровяк поднял ворот плаща до самых глаз и зашнуровал его, скрыв всю нижнюю часть лица.
        Они стояли тихо, наблюдая за гномами, и тощий изредка что-то говорил товарищу. Последний предпочитал отмалчиваться, да и вообще стоял совершенно неподвижно.
        Потом, когда и гномы, и старичок с товаром исчезли за воротами, тощий негромко скомандовал:
        - Идем, Роф, - и решительно двинулся вперед, подавая пример.
        Здоровяк несколько раз шевельнул плечами, как будто разминаясь, и неторопливо двинулся следом за ним.
        У будки оба остановились. Тощий выудил из кошелька на поясе полновесный серебряный форинт и аккуратно положил его в оловянную миску сразу за грубо вырезанным оконцем. Оттуда монета почти мгновенно перекочевала в руку гвардейца. Еще бы! Медяков в миске было полным-полно, а вот форинт был первым за день, и не только за день, а вообще за целую седьмицу.
        - Кто такие будете? - скорее ради порядка поинтересовался гвардеец, любуясь блестящей монеткой, - зачем в Талью идете?
        - Мы путешественники, - глухо ответил тощий. Здоровяк безмолвствовал, возвышаясь за его спиной как гора, - хотим посмотреть город. Ведь это не запрещено? У нас достаточно денег.
        - Вижу, что достаточно. Ну, идите, идите, господа хорошие. Вряд ли вас Талья чем удивит…
        - Может, посоветуешь, любезный, где остановиться на ночлег? - мягко поинтересовался мужчина.
        - Если только поесть и поспать, то «Орочья лапа», а если девок хотите, то «Алая хризантема», - отчеканил, как по заученному, гвардеец, - и это, господа… Лица в Талье прятать не принято. Этот твой дружок задрапировался по самые глаза, с чего бы?
        Тощий оглянулся на своего молчаливого друга, затем наклонился к самому окошку и свистящим шепотом пояснил:
        - Он воевал с Орикартом… Ну, понимаешь ли, зеленые ему сильно лицо порезали, когда он в плен попал.
        - А-а-а, - уважительно протянул гвардеец, - ну, проходите, проходите. «Орочья лапа» - хорошее место.
        Они пошли дальше, два изнуренных дорогой путника. Время от времени тощий замедлял шаг, осматриваясь по сторонам и как будто припоминая нечто важное; его товарищ тяжело и безмолвно топал следом.
        Улицы Тальи стремительно пустели. Сгущались сумерки. Тени домов, деревьев исчезали, растворяясь в сизой дымке, и где-то неподалеку надрывно выла собака. Дневной зной сменился душноватой прохладой, пыль, взбитая тысячами ног, висела в воздухе, скрипела на зубах.
        - Как славно, что я раздобыл плащи, - задумчиво пробормотал себе под нос тощий, - Роф, он-то ведет себя умницей, но видок у него еще тот. Да, Роф, дружище?
        Ответом ему послужило урчание, куда более подходящее для большого пса, чем для человека.
        - Ну, ничего. Еще побудешь у меня, и отпущу тебя к хозяину. Домой хочешь, а, Роф?
        Верзила промолчал.
        Тем временем они достигли места, где широкая улица разделялась на две. Первое ответвление по-прежнему вело к базарной площади Тальи, а второе, закладывая петлю и, огибая неуклюжий дом полукруглой формы, исчезало в потемках. Туда-то и свернули путешественники. Собачий вой, казалось, преследовал их по пятам. Еще некоторое время они продвигались вперед по узкой и темной улочке; верхние этажи домов выдавались вперед, закрывая темное небо, где-то неподалеку пищал младенец. Потом тощий остановился перед двухэтажным, тщательно беленым домом, над дверью которого была прибита вывеска «Счастливый день. Магические эликсиры, талисманы и прочая утварь». Он вздрогнул, увидев на дверном молотке черную ленту, бросил осторожный взгляд на Рофа - но тот, похоже, в упор не замечал знака беды. Затем тощий взял молоток и несколько раз постучал; его встревоженный взгляд прилип к траурной ленте, щека нервно подергивалась.
        - Кто там? - прозвучал из-за двери хриплый женский голос.
        - Это я, Шерхем, - негромко отозвался тощий.
        Глухо вскрикнув, женщина торопливо загремела замком; не с первого раза попав ключом в замочную скважину, она распахнула дверь навстречу гостю и бросилась ему на шею.
        - Шер! Ты… Хайо, ты живой! А я слышала…
        И она разрыдалась, уткнувшись носом в пыльный плащ путешественника. Медно-рыжие локоны рассыпались по гладким и по-женски мягким плечам.
        - Ну, ну, не надо, - Шерхем осторожно погладил ее по спине, - у меня дело к Улли.
        Женщина сжалась в комок, ее пальцы судорожно сжались, комкая ткань плаща.
        - Нет больше… Улли…
        - Идем внутрь, - резко скомандовал тот, кого назвали Шером, - быстро. Роф, за мной.
        Лавка «Счастливый день» процветала. Человек или маг, решившие приобрести наделенный магией предмет, сразу оказывались в просторной комнате с высоким потолком. Потемневший прилавок манил пестрым обилием товара. Талисман, отпугивающий тараканов от вашего жилища? Пожалуйста, вот он, лоскут ткани размером с детскую ладошку, на котором вышито нужное заклинание. А может быть, вам изрядно досадили шумные соседи? Извольте, эликсир тишины. Несколько капель на порог, на подоконники, и можно три дня наслаждаться хрустальной тишиной гор в вашем городском доме…
        Здесь не было ни одной свободной полки на стеллажах; здесь можно было разжиться практически любым видом магии. Талисманы для разведения огня на сырых дровах, эликсир стройности, зелья от комаров, клопов и прочей живности, ловцы снов, разложенные строго в соответствии со специализацией. Одним словом, счастливый день для тех, кто привык прибегать к помощи магии.
        У порога Шерхем задержался, оглядывая все это магическое изобилие. Затем, следуя за женщиной, подошел к прилавку, легко скользнул подушечками пальцев по разложенному товару. Черные глаза сделались совершенно непроницаемыми и злыми, он хотел было сказать что-то, но промолчал. Только снял широкополую шляпу и механически провел ладонью по колкому ежику начавших отрастать волос.
        Из лавки во внутреннюю часть дома вела низенькая дверь за прилавком, и Шерхем направился к ней.
        - Как это произошло, Наллис?
        Она старательно запирала входную дверь, опасливо косясь на спутника Шерхема. Затем, выпрямившись, отбросила со лба медно-рыжую прядь, кивнула в сторону здоровяка.
        - Шер, это то, о чем я думаю?
        - Это Роф, - Шерхем пожал плечами, - он совершенно безвредный, ты же знаешь.
        - Ну так вот пусть этот безвредный постоит у порога, - сварливо отозвалась Наллис,
        - еще такой гадости у нас в лавке не было.
        - Как скажешь, - он сделал знак Рофу, и тот, было двинувшийся вперед, послушно остановился и вернулся к месту у двери, - а теперь я услышу о том, что случилось с Улли?
        - Разумеется, - холодно сказала Наллис, - но что-то по тебе не видно, чтобы ты о нем особенно печалился.
        - А разве я должен? - Шерхем прислонился к стене, дожидаясь Наллис, - Улли не был мне другом. К тому же, это ты должна скорбеть. Разве ты не его сестра?
        - За эти годы, что он жил в Талье, я научилась его ненавидеть, - пробормотала она, опуская глаза, - прости, но в этом вся правда.

…Потом они сидели на кухне, и Шерхем большими глотками пил обжигающий чай, а Наллис говорила, говорила… Как только она умолкла, Шерхем отставил чашку.
        - Странно, почему он и тебя не убил, - задумчиво пробормотал он, - если видел.
        - Ну, знаешь ли, мне и этого довольно, - она отодвинула волосы; на скуле багровел кровоподтек, - я так и думала, что уже не очнусь. А на вид такой хлипкий паренек… Рожица смазливая, как у девчонки. И потом, Шер, он вернулся вдруг сегодня утром. Может, хотел довести дело до конца.
        - Вернулся? - Шерхем подобрался на стуле, пальцы нервно забегали по столешнице, - где его видели?
        - У городских ворот видели, - проворчала Наллис, - но люди опознали его. Он теперь в крепости, в подземелье. Поутру должны повесить.
        - Он бы просто так не дался, - задумчиво проговорил Шерхем, - ты ничего не путаешь?
        - Да это точно он. Он! - последнее слово она почти выкрикнула. Затем поднялась со стула и суетливо начала подливать гостю чай. Руки дрожали, и глиняная крышка чайника противно дребезжала.
        - Так, - сказал Шерхем, поднимаясь, - примерно ясно. Скажи-ка, милая Наллис… А где здесь кладбище?
        Охнув, женщина осела на стул. Ее лицо побелело так, что стали видны редкие веснушки.
        - Ты… - прошипела она, - ты… этого не сделаешь.
        Шерхем пожал худыми плечами.
        - А тебе, Наллис, до полудня не советую выходить из дому. Так, на всякий случай.
        Она с силой провела пальцами по лбу, мрачно уставилась на него.
        - Я только одного не понимаю, как это тебе удается. Ты же не некромант! А создатели талисманов магию мертвых воплощать не умеют, это всем известно.
        - Ну, есть вещи, о которых женщинам знать вовсе необязательно, - Шерхем усмехнулся, - так где оно, кладбище?

***

…Свет факела показался невыносимо ярким, так что в первые мгновения я почти ослепла и зажмурилась. В душе мелкой букашкой копошилась надежда: вот он, мой шанс! Я смогу, обязательно смогу убедить вновь прибывшего в своей невиновности, иначе и быть не может. Но для того, чтобы кого-то в чем-то убеждать, надо выглядеть уверенно, а у меня - ох-хо-хох - слишком болели ребра, и прочие места, по которым прошлись сапожищами. Поэтому видок был еще тот - как у грязного, облезлого, подобранного на помойке кошака.
        Щурясь, я оглядела начальника гарнизона: солидный такой мужчина, упитанный, но не жирный. К тому же, совсем не старый - смоляная бородка клинышком, гладко зачесанные назад волосы. Огромный и пышный, как торт, кружевной воротник. Только вот лицо его мне совсем не понравилось, на нем как будто застыло выражение этакой слащавой снисходительности, из-за которого совершенно не поймешь, о чем по-настоящему думает этот субъект.
        Наверное, мне следовало бы подняться на ноги. Я так и поступила, придерживаясь за мерзкую наощупь стену. И тогда мой потенциальный спаситель изволил заговорить. Голос, кстати, у него тоже оказался чересчур сладким и приятным, как будто в чашку чая сыпанули стакан сахара.
        - Гийом сказал, ты хотел сообщить что-то важное, - сказал он, - ну так говори, у меня не много времени на болтовню.
        - Ваше… ээ… - я с ужасом поняла, что не знаю, как величать мою единственную надежду, замялась, а потом решила не мелочиться, - ваша светлость, вы рискуете повесить невиновную!
        - И это все? - он приподнял холеную бровь, - я это почти каждый день слышу…
        - Нет-нет, не все, - у меня сердце как будто в прорубь упало, когда я увидела что этот субъект приподнялся со стула, - умоляю вас, выслушайте! Я Ирбис Валле из семьи Валле, что в долине Вагау, и даже если вы мне не поверите, то я, как маг клана холода, имею право на суд и следствие магов!
        - Валле, Валле… Да, припоминаю, - теперь он нахмурился, и голос утратил прежнюю слащавость, сделавшись холодным и острым как бритва, - так ты утверждаешь, что из клана магов холода? Это могут подтвердить? Если действительно все так, как ты говоришь, то виселица, пожалуй, останется пока что невостребованной. Скажи, кто-нибудь может подтвердить, что ты из клана холода?
        - Любой маг-прознатчик, - я пожала плечами, - или пошлите гонца в Вагау. Семья Валле живет под Изброном, мой отец - Морис Валле. Да и… Ваша светлость, я не убивала. Никого. Сегодня первая ночь, которую я провожу в Талье…
        - Погоди-ка, - моя «надежда» откашлялся в кулак, - ты что, девица?
        - Угу, - я уже привыкла не удивляться.
        - И что тогда означает весь этот… богомерзкий маскарад?
        - Ваша светлость, вам ли не знать, что одинокой девушке нынче опасно разъезжать по дорогам?
        Он кисло улыбнулся, а затем, подумав о чем-то, пробурчал:
        - Девица из семьи Валле и не должна разъезжать в одиночестве. Сам не понимаю, почему должен слушать все эти россказни…
        И он поднялся, собираясь уходить. Моя последняя надежда на спасение таяла как туман пополудни, уплывала, как сорвавшаяся с крючка рыба… И я, превозмогая режущую боль в груди, метнулась к нему и вцепилась в бархатный рукав. В шею кольнуло острие меча - а ну, на место, отойди! - но я и не думала сдаваться. В конце концов, если меня швырнут на место, в вонючий угол камеры, это будет означать одно: смерть на виселице. И, давясь слезами, я принялась умолять «его светлость» не торопиться. Да, я призналась в том, что меня вышибли из клана. В том, что, охр побери, это случилось из-за моего никчемного дара вышивальщицы. Но я же все равно маг! И, следовательно, судить меня тоже должны с участием магов, я ведь очень хорошо знала этот пункт недавней буллы королевского магистра!
        Он хмыкнул и методично, один за другим, разжал мои пальцы.
        - Вышивальщица, говоришь? А не лжешь ли ты, чтобы спасти свою шкуру?
        - Ваш… светлость, - я окончательно раскисла, захлюпала носом, - я могу… доказать… Охр возьми, вы же знаете, что у меня в сумке было! Если только ее не сперли ваши…
        - Не смей возводить напраслину на гвардейцев его величества!
        Начальник гарнизона возвышался надо мной как смотровая башня Оссена, и в его темных глазах зловещими огоньками отражался свет факела. У меня, кажется, начиналась самая обычная женская истерика; я плакала навзрыд и не могла остановиться, пыталась вытереть слезы, но, похоже, только размазывала их по грязным щекам.
        - Э-э, Гийом, - наконец протянул «его светлость», - отведи эту особу в мои покои. Я лично буду ее допрашивать.
        Челюсти Гийома дрогнули и снова задвигались, перемалывая неведомый мне продукт.
        - Руки вязать? - деловито осведомился он у глубоко задумавшегося командира.
        - А? Что? Нет, конечно же, нет, - «его светлость» развернулся на каблуках и вышел вон.

***
        Гийом оказался на диво добродушным субъектом, и за те полчаса, которые заняла дорога к покоям «его светлости», мне была прочитана не только краткая лекция по истории города Тальи, но и пересказаны примерные биографии покойного Улли Валески и начальника гарнизона. Болтовню стареющего солдата можно было свести к следующему: Талья относился к числу тех замечательных городов, о которых мало кто знал в столице, Улли Валески прожил здесь несколько лет и успел снискать всеобщее уважение своими замечательными магическими товарами, а начальник гарнизона Лерий Аугустус был человеком весьма могущественным, но при этом ухитрился обзавестись не менее могущественными врагами. Один из этих врагов погиб недавно при очень странных обстоятельствах. Кто-то проник в его замок, перерезал половину прислуги, а затем добрался и до самого господина Ариаса. Ну, и лекарь его личный тоже не уцелел… А что самое страшное, так это то, что убийца еще и изуродовал трупы. Бр-р-р-р, страх и ужас. Да, кстати. У Валески в самом деле есть незамужняя сестра, Наллис, которая - будь на то ее воля - уже давно стала бы замужней. Богатые
невесты нынче редкость. Сколько Наллис лет? Ну-у, об этом не принято спрашивать у женщин, но вроде как едва четвертый десяток разменяла. Так сказал Гийом. А я уже ничему не удивлялась, вспоминая добрую Минерву, которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала.

…К середине монолога Гийом вывел меня из вырубленной в скальной породе норы на крепостную стену. Оттуда нам предстояло спуститься во двор крепости, а затем подняться в центровую башню, где барон Лерий Аугустус, исключительно благодаря собственным талантам, смог обустроить себе покои «не хуже королевских». Здесь я невольно замедлила шаг: город в невесомой паутине лунного света лежал под стенами крепости как на ладони. Ярко блестел вытянутый конус местной церквушки, кое-где золотились оконца в домах. А чуть дальше, за стенами города, луна отражалась в черном зеркале небольшого, вытянутого как сарделька озере. Я вдохнула полной грудью ночной воздух, покосилась на Гийома - тот терпеливо меня дожидался, прекрасно понимая, что означает желание Лерия «допросить лично в собственных покоях». Скорее всего, я была далеко не первым преступником, с которым барон решил поговорить по душам в комфортной обстановке; у могущественных людей всегда есть какие-нибудь причуды, правда ведь? И Гийом спокойно ждал, пока я налюбуюсь на спящий город, за стенами которого плыла, переплетаясь с прядями лунного света, ночь.
        А еще… Я поморгала, сомневаясь. Что-то отсвечивало зеленью под стенами церкви, зеленью гнилостной, нездоровой.
        - Что там? - спросила я у Гийома.
        Он лишь беспечно махнул рукой. Ну что может быть рядом с храмом Хайо? Конечно же, маленькое городское кладбище, самый обычный погост с покосившимися старинными надгробиями и невероятно колючей малиной, которую сколько ни руби, никак не изведешь.
        Я обхватила себя за плечи руками: отчего-то стало тревожно, как будто в спящем городке зрело что-то страшное, чужое… Готовое прорваться наружу как гнойный нарыв.
        - Пойдемте, леди, - насмешливо пропыхтел Гийом, - господин барон не любит долго ожидать.
        Я молча потопала следом. Честно говоря, меня уже мало занимало то, что мне собирался предложить барон Аугустус: ощущение опасности не отпускало, липло к телу как паутина. Покой Тальи оказался фальшивым как золотой форинт в руках балаганного фокусника… Охр. Надо будет обязательно сказать Лерию о том, что погост, скорее всего, неспокоен. Я как-то болтала с некромантом, которого дорогие папочка и мамочка отправили в интернат, так он говорил, что однажды присутствовал при
«разупокоении» кладбища. Светилось оно при этом гадко, так, что даже смотреть было больно - но не из-за того, что сияло чересчур ярко, а из-за чуждости света человеческому глазу.
        Гийом остановился перед двустворчатыми дверями, по обе стороны от которых на часах стояли солдаты. Даже не дремали, не смотря на поздний час, а вытянулись стрункой, вцепившись в устрашающего вида алебарды - тут я мимоходом подумала, что барон Аугустус изрядно муштрует подчиненных. В Оссене часовые дремали даже днем, не говоря уж о глубокой и глухой ночи. Мой провожатый гаденько ухмыльнулся.
        - Диил, открывай. Вот, на допрос веду, - и он кивнул в мою сторону, гаденько при этом ухмыльнувшись.
        - Да ну? - правый часовой ожил, мгновенно превратившись из подобия статуи в человека. Окинул меня возмутительно наглым взглядом. - Мальчиков давненько не было!
        И хихикнул, зараза этакая. А я почувствовала, как в темноте полыхают мои щеки. Мальчиков, видите ли, давненько не было! Ах, чтоб вас…
        - Это девица из благородного рода Валле, - невозмутимо пояснил Гийом, - нечего зубы скалить.
        В округлившихся глазах обоих часовых мелькнуло замешательство. Ну да, да, знаю. Не сомневаюсь, что дни свои окончу в каком-нибудь удаленном монастыре Хайо. Если, конечно, сумею выпутаться из этой передряги, и меня не повесят.

…В личные покои Лерия Аугустуса вела длинная и темная винтовая лестница. Меня снова начал бить озноб, проснулась утихшая было тупая боль в груди. Гийом нес факел, ломаные тени беспорядочно скакали по стенам, срывая чернильные покровы со старых, очень старых камней. Дыхание сбивалось, лестнице не было ни конца ни края, и я начала отставать. Тогда случилось совершенно неожиданное: Гийом остановился и подал мне руку, причем сделал он это так же невозмутимо, как за пять минут до этого побеседовал с часовым.
        - С-спасибо, - я быстро облизнула пересохшие губы, а потом вцепилась в мозолистую ладонь солдата.
        Это было новое, ни с чем не сравнимое ощущение. В интернате не принято вытягивать кого-то: если ты начинаешь тонуть, то все сделают вид, как будто тебя уже нет. Маг холода, Морис Валле, никогда не подавал мне руки, за него это всегда делала нянечка. Моя матушка предпочитала взирать со стороны на свое неудавшееся чадо.
        - Эх, ты, - добродушно сказал Гийом, - тебе бы дома сидеть с шитьем. А тебя охровы твари понесли приключений искать…
        Больше он не говорил: высоко подняв над головой факел, энергично тащил меня наверх. А я молча смотрела на него, и пегие немытые лохмы, торчащие из-под несуразного шишака, уже не казались мне гадкими.
        К сожалению, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Лестница уперлась в площадку, я наконец получила возможность отдышаться, а Гийом, совершенно не желавший слушать хриплые охи-вздохи, попросту втолкнул меня в низкую и узенькую дверцу, крикнув при этом «арестованная к вам, господин барон». Я даже возмутиться не успела. Наверное, старому солдату просто надоело со мной возиться.
        - Проходите, леди Валле, не нужно ложной скромности, - раздался из полумрака голос Лерия Аугустуса.
        Слова о том, что начальник гарнизона обустроил себе покои ничуть не хуже королевских, оказались чистой правдой: в багровом мерцании камина я разглядела великолепные фрески на стенах, причудливую лепнину потолка, дубовый письменный стол и стул, покрытые столь искусной резьбой, что я даже усомнилась - а не дело ли это рук магов-древесников? Хозяин этого великолепия восседал в углу, в огромном кресле, вытянув ноги и положив их на низкую скамеечку. Он устроился как раз за камином, так что я могла хорошо разглядеть только начищенный носок сапога и легкий блеск хрустального графина чуть дальше. Лицо барона тонуло в потемках.
        Я осторожно шагнула вперед и остановилась прямо перед камином. Теперь мне отчетливо стал виден изящный графин, наполовину наполненный темно-бордовым вином, и столик явно эльфийской работы. Лерий хмыкнул.
        - Ближе, ближе, леди Валле, я не кусаюсь. Вот ваш стул, - и он действительно указал мне на свободный стул в двух шагах от пышущего жаром камина, - садитесь, нам есть о чем поговорить. Ну, право же, не смущайтесь вы так, я все-таки барон, а вы все-таки женщина из хорошей семьи.
        - Спасибо, - буркнула я и медленно, стараясь не растревожить помятые ребра, опустилась на обитое бархатом сиденье.
        Стул оказался удобным, от камина шел жар - все это было невыразимо приятно после казематов. Тепло окутало меня невесомым одеялом, приласкало и начало терпеливо баюкать. Несколько минут прошло в полной тишине; Лерий молча изучал мое лицо, прекрасно освещенное огнем. Затем скрипнуло его кресло, нежно пропел хрусталь, и прямо у меня перед носом появился высокий стакан, полный вина.
        - Возьмите, - кажется, в голосе Аугустуса появилось вполне искреннее сочувствие. Удивительно просто, сколько разных голосов было у этого человека!
        Я механически взяла стакан, но, одумавшись, подняла на Лерия виноватый взгляд. Его лицо по-прежнему оставалось с тени, но зато в свете камина чудно играл бриллиант-капля в мочке баронского уха.
        - Ваша светлость… А еды у вас, случайно, нет?
        Мои щеки полыхали - но это, конечно же, от близости огня. Лерий замялся на мгновение, а затем добродушно рассмеялся.
        - Хайо! Ну конечно же… Я упустил из виду, что вы ничего не ели все это время. Ну, вы можете освежить себя этим прекрасным вином из моих собственных погребов, а я тем временем распоряжусь на предмет позднего ужина. Договорились?
        Я кивнула. И сделала маленький глоточек из стакана. Охр, что же дальше будет, а? Пить на голодный желудок?
        Лерий шустро переместился в угол кабинета, подергал за шнур - и мне показалось, что где-то далеко настойчиво зазвенел колокольчик. Затем он уселся в свое кресло, наполнил свой стакан.
        - Итак, леди Валле, теперь я готов выслушать еще раз вашу историю, начиная с того момента, как вас попросили из клана магов холода. Почему это произошло?
        Я вздохнула. Охр, придется пересказывать заново.
        - Меня изгнали из клана потому, что я родилась с другим магическим даром. Я не маг холода, я маг-вышивальщик. Смешно звучит, да? Я буду всю жизнь вышивать магические талисманы, чтобы другие пользовались моей магией.
        - Звучит недурственно, - заметил Лерий, - это не должно вас печалить, леди Валле.
        - Еще как должно, ваша светлость. Меня выгнали из дома с совершенно пустыми карманами. А до этого я встретила милую старушку, которая представилась сестрой Улли Валески…
        - Никогда не слышал, чтобы у Валески была старшая сестра, - перебил меня барон, - я знаю только Наллис, и она, хвала Хайо, еще совсем не старушка.
        - Так вот, - от нескольких глотков вина я немного осмелела, - старушка мне дала визитную карточку Улли Валески и сказала, что он обязательно возьмет меня в помощницы, потому что сам старик, и ему тяжело делать талисманы на продажу.
        Барон ничего не сказал, просто кашлянул.
        - И я шла в Талью в надежде устроиться помощницей в лавку «Счастливый день», - понуро закончила я.
        Лерий молчал. Потом залпом опустошил свой стакан и со стуком поставил его на столик.
        - Интересная история, - сказал он наконец, - и я даже склонен ей поверить. Вас могли с кем-то перепутать, в конце концов… Но вас узнала сестра Улли, и она утверждает, что именно вы явились три дня назад в лавку Валески и выпустили Улли внутренности «мечом, словно выросшим из руки»…
        - Но для чего мне убивать Улли Валески? - я поняла, что еще немного, и расплачусь,
        - все, что я о нем знала, так это то, что у него есть лавка «Счастливый день», что он очень стар и ищет помощника!
        - Любопытная старушка вам попалась, - констатировал Лерий, - не стоить верить каждой пожилой леди из тех, что встречаются у вас на пути…
        Он хотел еще что-то добавить, но тут звякнул колокольчик уже в кабинете, что-то заскрипело в другом углу - барон поднялся и двинулся на звук. Прошла минута, и комната наполнилась густым, плотным запахом только что приготовленной пищи. Лерий аккуратно водрузил поднос прямо на письменный стол и отвесил мне шутливый поклон.
        - Прошу вас, леди Валле, ужин подан. Позвольте за вами поухаживать… Да-да, я очень галантный кавалер.
        И я была благодарна ему за то, что он пододвинул к столу тяжеленный дубовый стул. За то, что элегантно подливал мне вина. За то, что меня накормил. Отварная телятина таяла во рту, мелкие кочанчики капусты выглядели как вскрытые лаком игрушки, грибной суп оказался нежным как суфле. В общем, к концу трапезы Лерий Аугустус стал для меня едва ли не самым близким другом во всем королевстве.
        - Бедная малышка, - негромко пробормотал он, - я не знаю, что с вами делать. Со слов Наллис, вас следовало бы повесить через два часа…
        - Что?.. - ужин подпрыгнул и перевернулся в желудке так резво, что мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть.
        - Со слов Наллис, вы убили Улли Валески, - безжалостно подтвердил барон, - ей поверят все. Вам - увы, никто.
        - Но… - мяукнула я.
        - Но у меня есть к вам одно деловое предложение, леди Валле.
        Я промолчала. В груди ледяным шариком катался страх. Лерий обошел меня со спины, наклонился к уху.
        - Я перевезу вас в свое имение за городом, - тихо сказалон, щекоча мне дыханием шею, - я смогу все устроить так, что ни у кого не возникнет никаких вопросов. Но за это вы, милочка, должны будете вышить мне один талисманчик. И потом…
        - Что потом? - просипела я.
        - Потом вы будете вольны отправиться на все четыре стороны, - помурлыкал барон Аугустус, - что вы думаете об этом, леди Валле?
        - Разве у меня есть выбор? - я вздрогнула, когда горячие пальцы барона коснулись моей щеки.
        - Выбор всегда есть, леди Валле, - серьезно сказал Лерий, - вы можете выбрать виселицу.
        - Я маг, и судить меня будут тоже маги.
        - Вас повесят, моя красавица. А потом бургомистр принесет извинения вашему клану. Мол, извините, так получилось, мы же не знали, а она нам ничего не сказала…
        Я зажмурилась. Охр, и что тут раздумывать? Барон Аугустус, конечно, не прост, ой не прост… Но мне-то нужно так мало - чтобы меня отпустили.
        - Я вышью вам талисман, ваша светлость, - сказать это оказалось трудно, как будто губы и язык замерзли, превратились в ледышки.
        - Любой талисман? - уточнил Лерий, все еще стоя за моей спиной.
        - На что хватит знаний, ваша светлость.
        - Вам придется изрядно потрудиться, леди Валле. Будем считать, что мы только что заключили взаимовыгодную сделку.
        - Угу, - я кивнула.
        Лерий обошел меня еще раз и остановился, глядя на огонь. Теперь я смогла рассмотреть его лицо куда лучше - оно оказалось холеным, красивым и очень жестоким.
        А затем он откуда-то извлек обезболивающее зелье, капнул несколько рубиновых капелек в вино и мягко попросил меня это выпить. «Ах, леди Валле, не беспокойтесь, я не собираюсь вас травить. Мы же заключили сделку, верно?»

***

… - Тогда вставайте, пора идти, - скомандовал Лерий Аугустус через минуту после того, как получил мое согласие. Мне оставалось только вяло завидовать его бодрости: я обмякла на своем месте и, судя по медленному и плавному течению мыслей в голове, изрядно захмелела. Вот ведь обидно: барон выпил никак не меньше, а свеж и энергичен как выпущенный на луг жеребчик. Ик. А я - все равно что расплывшаяся по стулу медуза. Ну, или заливное, которое вывалили из тарелки и оставили лежать в опасной близости к камину.
        - Куда? - отреагировала я запоздало.
        Лерий нервно передернул плечами, рассматривая меня и, видимо, сомневаясь в полезности пьяно икающего существа. Но сделку мы заключили, так что деваться ему было пока что некуда. Титул барона обязывал изредка вспоминать о чести благородного человека, ничего не поделаешь.
        - Вы, леди, в самом деле маг-вышивальщик? - все-таки уточнил он.
        Я гордо вздернула подбородок и, протыкая указательным пальцем воздух, весомо произнесла:
        - Я не только маг-вышивальщик! Я собираюсь стать… ик… самым известным и уважаемым магом-вышивальщиком. И тогда моя ненаглядная семейка… ик… еще пожалеет о том, что выставила из дому.
        Ни охра было не понять в блестящих черных глазах Лерия Аугустуса, но в тот миг мне померещилось промелькнувшее верткой рыбкой сочувствие.
        - Так что, говорите, вас попросту выставили?
        - Ну да, - я развела руками, - а что?
        - Странно, - он стоял, перекатываясь с пяток на носки и о чем-то сосредоточенно размышлял, - вашего отца никто ведь не заставлял… или заставлял?
        - То, что произошло, - тут я попробовала усмехнуться с горькой иронией, но вместо этого получилась идиотская улыбка до ушей, - это вполне в духе магов холода. Для них… то есть для нас… то есть для них, - я начинала путаться в словах, и это было уж совсем плохо и неприятно, - в общем, для них такое в порядке вещей. Ничего не значит то, что ты - часть семьи. Если старейшины решили, то семья подчиняется. Все.
        - Никогда не понимал магов холода, - подытожил Лерий, а затем повторил, - и все же, поднимайтесь, леди Валле, вам пора.
        Тогда я снова глупо улыбнулась и повторила свой вопрос:
        - А куда?
        - В мой скромный дом, леди Валле. Вы же не думаете, что я буду держать вас в казематах, а всем интересующимся говорить о том, что, мол, вот убийца Улли Валески, но я сейчас не дам его повесить, и даже не отправлю гонца в ближайший магический конклав для ведения суда и следствия?
        - Хм…
        - Для всех вы окажетесь боевым магом, который пришел в город, убил Валески, а потом, когда попал ко мне на допрос, попросту привел в действие талисман портала, который у вас не отобрали при обыске.
        - Гхм.
        - У вас такой вид, словно вам не нравится мой план, - почти обиженно проговорил барон.
        - Не нравится, - откровенно призналась я, - как вы меня отсюда незаметно уведете? Люди увидят, ваши солдаты увидят…
        - Моя дражайшая леди Валле! - Лерий снова расцвел, и голос его сделался таким же медовым, как в самом начале нашего знакомства, - вы меня недооцениваете. Во-первых, прямо из моих покоев за пределы крепости ведет тоннель, о котором знаю только я. Во-вторых, неподалеку от выхода из тоннеля - а он как раз у реки - ждет небольшая лодочка, в которой сидит мой верный слуга. Он отвезет вас в мои владения неподалеку от Тальи, а я, пожалуй, вернусь через пару дней - после того, как проведу старательные и безрезультатные поиски беглеца.
        - Ну, я ведь не знала таких подробностей, - ошеломленно пробормотала я. А потом, положившись на свое пьяное состояние души и тела, спросила ангельским голоском, - барон, а после того, как я вышью вам талисман, вы ведь не откажете мне в хорошем рекомендательном письме? Все-таки мне придется где-то обосноваться, и тогда ваше имя мне бы пригодилось.
        - Разумеется, - быстро и как-то резко ответил Аугустус, - я напишу вам прекрасные рекомендации, которые откроют перед вами двери самых лучших домов Карьена. Ну, а теперь все-таки поднимайтесь, леди Валле.
        Я вздохнула. Покидать насиженное место не хотелось совершенно. В кабинете Лерия было тепло и уютно, меня начинало клонить в сон. Но кое-что я вспомнила:
        - Моя сумка, барон. Надеюсь, ее не распотрошили? И еще… мой меч.
        - Ну-у, дорогая, сумку я вам возвращаю, - с этими словами он прошелся по комнате, и грациозным жестом фокусника извлек из-за письменного стола мой потрепанный мешок, - а вот меч - уж извините. Это исключено.
        - Он мне дорог как память, - промурлыкала я, сообразив, что спорить бесполезно.
        - Я вам подарю новый, - тоном опытного соблазнителя пропел Лерий.
        Что ж, в путь так в путь.
        Он уговорил меня закутаться в теплый плащ, подбитый волчьим мехом, вручил сумку. В дальней стене и впрямь открывался потайной ход, но как именно его открыл Лерий, я не поняла. Просто что-то зашуршало в стене и - оп-ля! - получите. Коридор был узкий, такой, что я с трудом в нем помещалась. Бедняга барон наверняка был вынужден ходить в нем бочком. Я ожидала, что там будет темно до тошноты - но нет. По стенам, выше макушки, были старательно привинчены маленькие светящиеся талисманы, старательно вышитые бисером бублики из кожи (тут я невольно позавидовала тому вышивальщику, который изготавливал их для барона в таком количестве. Наверное, мешок денег получил за такую работу).
        - Светильники делал Валески, - словно читая мои мысли, пояснил Аугустус, - идите, леди Валле, и ничего не бойтесь. Вас будут ждать. Со мной вы увидитесь послезавтра, и тогда мы обсудим подробности нашего маленького дела.

***
        Шагая по узкой кишке, вырубленной в доломитовой скале, я насчитала две сотни светильников. Наверное, Улли Валески был при жизни не только очень богатым, но еще и очень терпеливым магом. У меня любой талисман после двух-трех повторений начинал вызывать отвращение и напрочь отбивал желание колдовать… вышивать то есть. Вот такой я неправильный маг-вышивальщик: мне нравится новое и неизведанное вместо старого и испытанного. Я приходила в восторг от каждого решения, которое не было использовано мной раньше, и поэтому все мои талисманы получались разными, а заодно и обладали свойствами совершенно неожиданными. На последний зачет по бисерному шитью я подготовила изумительную вещицу, которая в жару охлаждала помещение как кусочек льда, брошенный в стакан с соком, а в мороз - наоборот, должна была согревать подобно кружке глинтвейна. Счастливый обладатель такого талисмана мог еще и усиливать или ослаблять подогрев, перетыкая с места на место булавку с шариком из голубого топаза. Жаль вот только, что комиссия предпочитала классическую школу шитья, моя же игрушка в каноны этой школы никак не укладывалась.
        А еще я раздумывала о том, стоит ли доверять барону Лерию Аугустусу, и чем больше думала, тем больше понимала, что ничем хорошим для меня эта сделка не закончится. Надо быть тупым орком, чтобы поверить в сказки о рекомендательных письмах. Если бы барон пожелал заказать что-то безобидное и даже полезное, он не стал бы вытаскивать меня из петли, обратился бы к известному магу-вышивальщику. Ну, а раз Лерию потребовалось нечто… гхм… скорее всего незаконное… Будь я на месте Лерия, то… Вне всяких сомнений, я бы тихо удавила того, кто оказал мне слугу сомнительного характера, потому что покойники лучше прочих хранят тайны. Правда, на всякий трупик найдется свой некромант, но если тело хорошенько спрятать… Или, что еще лучше, расчленить и сжечь, то маленькие секреты барона Аугустуса канут в небытие.
        Конечно, до настоящего момента Лерий не сделал мне ничего плохого. Но моя драгоценная интуиция подсказывала, что ему нужен вовсе не талисман для изготовления разноцветных леденцов. А если человек его положения заказывает нечто серьезное, то наверняка об этом никто не должен знать. Лучший способ сохранить все в тайне - попросту избавиться от вышивальщицы.
        Я поежилась. Мда. Ситуация, если хорошенько поразмыслить, складывалась отвратительная. Положиться на судьбу и отправиться в баронский замок? Но кто знает, удастся ли мне оттуда выйти живой. Попытаться улизнуть сейчас? Рискованно, ой как рискованно, тем более что Лерий знает, где меня искать. Тогда придется очень торопиться, в конце концов, попробовать раздобыть лошадь… Хайо, я же в седле едва держусь. Да и где ее добудешь? У местных вилланов? А чем платить?
        Мысли, точно взбешенные кони, обежали круг. Я успела подумать о том, что не осмотрела сумку, что даже не знаю - проверяли ли ее содержимое. Если да - то плакали мои последние жалкие медяки. Если нет - то у меня еще остались шансы убраться отсюда подобру-поздорову.
        Я остановилась. Потом присела на корточки и, развязав шнуровку, углубилась в изучение своего имущества. Конечно, сложено оно было совсем не так, как складывала его я, но деньги - о, чудо! - деньги оказались на месте, завязанные в носовой платок и спрятанные вместе с мешочками бисера. Хм. Вот и настал момент, когда приходится решать: либо я тихо, незаметно скрываюсь сейчас, оставив Лерия с носом и рискуя быть пойманной его же слугами, либо покорно отправляюсь в замок и, образно выражаясь, добровольно кладу голову на плаху. Я резко стянула шнуровку на сумке, завязала ее тугим узлом. Конечно, обманывать барона… э-э… не очень красиво, но… Вряд ли меня ждет что-то хорошее в его имении.
        Так что, выскользнув из тоннеля, я не буду звать Хаэлли, который ждет в лодке. Я неслышно шмыгну в кусты, потом выберусь на тракт. Можно будет попробовать пристать к каравану, а можно и вовсе попробовать купить смирного мерина не первой молодости. Мальчишка на дороге - это привычное дело.

…Но все, как обычно, решили за меня.
        Тоннель резко вильнул, открылся в темную южную ночь. И там, на фоне бархатного неба с узкой полоской света на востоке, я увидела мужской силуэт.
        - Хозяин оповестил меня о вашем появлении, леди Валле, - негромко произнес он, - извольте следовать за мной.
        Вот так. Коротко и ясно. Значит, барон имел возможность как-то пообщаться со своим рабом, пока я считала светильники и строила наивные планы бегства.
        Вынырнув из тоннеля, я остановилась рядом с Хаэлли. Может быть, воспользоваться своими познаниями от боевых магов и попробовать его нейтрализовать? Ведь просто все как дважды два, и наверняка у меня получится завалить раба-виллана… Наверняка… В этот миг Хаэлли отбросил за спину капюшон, и я едва сдержала возглас удивления. Охр! Передо мной стоял самый настоящий эльф. Миндалевидные глаза, идеально-правильные черты лица, острые уши, торчащие из-под светлой шевелюры. Сомнений не оставалось, но в голове такое попросту не укладывалось: эльф - и верный слуга Лерия? Нет, такого не бывает. Они же все в западном лесу. Или не все? . И какого охра ему здесь делать?
        Мои сомнения разрешил сам Хаэлли (настоящее имя которого наверняка было длиннее раз в десять и включало не только его собственные титулы, но и титулы высокородной родни).
        - Я понимаю, что вас удивило, - с усмешкой сказал он, - в моих жилах все-таки половина человеческой крови.
        - М-м-м, - промычала я в ответ.
        Надежды на то, что я сейчас умелым ударом расправлюсь с этим образчиком эльфийской красоты, стремительно таяли. Он был высок, плечист, и двигался так, что становилось ясно: этот парень, оберегая баронскую лодку, проводит дни в непрестанных тренировках. Да-да, в тени плакучих ив.
        Я даже не стала сопротивляться, когда он взял меня за локоть - крепко, по-хозяйски
        - и повел прочь от тоннеля. Оглянувшись, я усмехнулась про себя: скала за моей спиной стала гладкой. Барон Аугустус нашел умелого мага земли, который зачаровал потайное местечко.
        Впереди слышалось журчание воды. Серебрились в свете троелуния царственные плакучие ивы. Шелестел камыш. Короткая летняя ночь неторопливо уплывала на запад, цепляясь чернильными рукавами за зубцы далеких гор.
        Я тоскливо покосилась на Хаэлли, который продолжал вести меня к реке. Рискнуть? Одного, достаточно резкого удара по шее хватит, чтобы выиграть несколько минут. Потом - бегом, через пригорок, к лесу. А там затаиться, замереть среди теней. Безупречный профиль эльфа выглядел так, как будто его изваял из мрамора магистр магии камня. В глазах - зелень западного леса и глухая, неизбывная тоска. Он вздрогнул, наши взгляды встретились.
        - Даже не думайте о побеге, леди Валле, - насмешливо сказал Хаэлли, - поверьте, я сумею вас найти.
        Когда он усмехался, то был почти похож на человека: у истинных эльфов наверняка не бывает таких глубоких и таких горьких морщин, идущих от крыльев носа к уголкам красивого, чувственного рта.
        - Охотно верю, - буркнула я. А что тут еще скажешь?
        Спускаемся вниз, к журчащей воде. Оказывается, здесь выступил из почвы белесый кусок доломитовой скалы, а из-под него течет родник. Прокладывает себе сверкающую дорожку, чтобы навсегда кануть в спокойной и темной речной глади. У серой стены сухого камыша - лодка. С холодной улыбкой эльф помогает мне устроиться на носу маленького суденышка, сам лихо отталкивает лодку от берега и запрыгивает в нее, даже не замочив сапог. Я успеваю заметить, что под свободной шерстяной туникой у него кольчуга, а в потертых ножнах дремлет меч. Интересный субъект этот Хаэлли, не удивлюсь, если он еще и наследственный боевой маг. Мне, да еще без оружия, с таким не тягаться. Это вам, деточка, не интернат, Хаэлли голову снесет, а барону скажет
        - мол, ничего не знаю, нашел леди Валле именно в таком неприглядном виде.
        Лодка покачивалась. Хаэлли налегал на весла, впрочем, греб без особых усилий. Три луны почти сошлись в зените, было светло как днем. А я куталась в плащ, подбитый волчьим мехом, и все думала, думала… Внезапно сонную тишь разбил далекий грохот. Эльф насторожился, обернулся в сторону Тальи, а мне сквозь зубы обронил:
        - Только попробуй…
        Я поспешно отвела взгляд от водной глади и виновато уставилась на носки собственных башмаков. Охр, да он, наверное, мысли читает! Была у меня идея - пока он пялится на далекий силуэт тальинской цитадели, прыгнуть в воду. Плавать я умела не очень хорошо, но уж до камышей бы добралась.
        Лицо эльфа окаменело.
        - Леди Валле, не испытывайте мое терпение. Мне было поручено доставить вас в имение хозяина, и я вас туда доставлю, чего бы мне это не стоило.
        Затем он махнул в сторону Тальи.
        - Из мортиры залп дали. Что-то неладно там… в городе.
        - Наверное, барон оповещает город о побеге опасного преступника, - мрачно съязвила я.
        - Возможно, - согласился Хаэлли, - а возможно, что-то случилось.
        И я вдруг вспомнила о зеленоватом свечении на городском погосте. Неужели?.. Эх, тогда веселенькое окончание ночи ждет барона Аугустуса, если ему вообще суждено встретить рассвет. Поднимающиеся мертвяки всегда голодны, убить их невозможно - разве что изрубить на мелкие куски и поджечь, приличного некроманта в Талье наверняка нет… Я в упор глянула на невозмутимого Хаэлли: тот греб себе да греб, и с каждым взмахом весла приближалась моя новая тюрьма.
        - Что ты будешь делать, если с твоим хозяином что-нибудь случится?
        Он удивленно моргнул, затем тряхнул головой.
        - Почему вы задаете такие вопросы, леди Валле?
        - Потому что я впервые вижу полуэльфа на положении слуги… или даже раба, - выпалила я, а сама подумала, что сейчас он меня точно изрубит на фарш.
        Но Хаэлли загадочно усмехнулся.
        - Мое положение - оно принято добровольно, леди Валле, и на короткий срок. Моя служба Лерию Аугустусу может закончиться очень скоро. Но, полагаю, нет нужды объяснять, в каких условиях почти-что эльф может согласиться служить человеку?
        - Думаю, лучше объяснить, - я покачала головой, - я читала, что истинный эльф… ну, или почти истинный скорее убьет себя, чем…
        - Вы совсем не те книги читали, - Хаэлли впервые взглянул на меня как-то по-новому, с уважением, что ли? - Есть условия, при которых даже чистокровный эльф может добровольно принять рабство, и эти условия…
        Вдалеке гулко отгремел еще залп, и я заерзала на досках.
        - Это возможно, если человек спас эльфу жизнь, - быстро закончил Хаэлли. И, нервно передернув плечами, проворчал, - знать бы, что происходит в Талье на самом деле…

***
        А на самом деле в Талье происходило вот что.
        Бедняга Гийом, шедший по крепостной стене на место ночного дежурства - в казематы, то есть, - невольно обратил внимание на гнилостное свечение в том месте, где церковь отхватила кусок городской земли под погост. Давно, конечно, отхватила, и тогда это было на окраине Тальи, и никто не думал, что город способен разрастись настолько. Зеленоватый пульсирующий свет шел как будто из-под земли, словно там, под влажным и жирным черноземом билось чье-то неживое сердце. Гийом поежился и выругался, ему тоже казалось, что в душноватом воздухе повисла невидимая паутина, которая мерзко липла ко лбу, к щекам и неведомым образом умудрялась забраться за шиворот. Зло грозовой тучей висело над городом. Если бы поблизости нашелся знающий некромант, то он, не теряя ни минуты, понесся бы на погост и начал ритуал упокоения. Но некромантов в Талье не было, ближайший жил в тридцати милях - да и, в общем-то, считался магом посредственным. Гийом постоял-постоял, щурясь на мерзостный свет, и побрел дальше. Охранять казематы - это, конечно, неприятно, холод пробирает до костей, слышно, как крысы клацают коготками по старым
камням. Но запасливого Гийома грела мысль о припрятанной баклажке с водкой, да еще о краюхе ржаного хлеба с салом, а потому он резво понесся в подвалы. Надо сказать, очень вовремя понесся, потому что не прошло и получаса, как солдат, стоящий на крепостной стене, внезапно обнаружил рядом с собой престранную личность, неведомо как попавшую внутрь кольца стен. Нежданный гость поражал воображение неординарной внешностью: он был одет в истлевшие лохмотья. Более того, лохмотья гниющей плоти на ходу отваливались от его костей. А в глазах горел все тот же гнилостно-зеленый огонь, так не понравившийся Гийому. Часовой обделался. А потом заорал во всю силу легких. И началась неразбериха. Мертвяки лезли по стенам, цепляясь за малейшие и почти незаметные глазу трещины и выбоины, их скидывали вниз, пробовали рубить, поджигать… Мертвяки все равно лезли, их состав почти не менялся - ну, разве что пару-тройку смогли нашинковать так мелко, что они уже не могли передвигаться, а лишь клацали зубами в бессильной злобе. К слову, поднявшиеся с погоста бывшие горожане никого не пытались сожрать или разорвать; они перли в
крепость с упорством кота, пробирающегося к тарелке с жареной рыбой. Барон Аугустус, который вовсе не был трусом, рубил врага вместе со своими солдатами, он приказал дать два упреждающих залпа из мортир, чтобы разбудить город - «если, конечно, там еще кто-то остался в живых».
        А потом вдруг выяснилось, что, пока солдаты доблестно отражали нападение мертвяков, в крепость проник посторонний. Он был высок и худ, его сопровождал медлительный молчаливый верзила-крепыш. Убедившись, что все заняты сражением с нежитью, мужчина преспокойно спустился вниз, в казематы; ему навстречу бросился ретивый часовой, но внезапно свалился мешком на истертые ступени. Переступив через неподвижное тело солдата, мужчина двинулся дальше, туда, где, по его мнению, должны были содержать преступников.
        В казематах цитадели всегда тихо. Если бы не тишина, навеянная чарами, то можно было бы сойти с ума от воплей забытых и умирающих в подземельях заключенных. В казематах цитадели даже не слышны залпы орудий, здесь остановилось время, сюда нет доступа солнечному свету - и потому все гибнет, и люди, и звуки.
        Когда Гийом, оторвавшись от заветной фляги, увидел, как из мрака выплывает бледное лицо незнакомца, он первым делом подумал о призраках цитадели. Но через минуту его сгребли за ворот и так тряхнули, что Гийом начал стремительно трезветь.
        - Кто… что… надо? - с трудом выдавил он, стараясь не клацать зубами. Незнакомец, невзирая на худобу и изможденный вид, отчего-то внушал неодолимый, животный страх.
        - Где убийца Валески? - прошипел он в лицо старому солдату, - говори, ну?..
        Тут Гийом разглядел товарища незваного гостя и заскулил от ужаса: здоровяк-то был мертвяком. А у этого, что вроде как оставался человеком, в газах плескался самый настоящий океан зла.
        - Говори! - рявкнул мужчина, вторично встряхивая Гийома, - ты меня понимаешь? Где убийца Улли Валески?!! Я знаю, он в крепости!
        Старый солдат набрал побольше воздуха в легкие и, понимая, что настал его последний час, выдохнул:
        - Нету… его…
        - Как - нету? - черные брови злодея насупились.

«Ну, все», - решил Гийом.
        - Нету… - хрипло мяукнул он.
        И обмяк в руках незнакомца.

…Через четверть часа все закончилось. Мертвяки развернулись и ушли обратно на погост, зеленое свечение погасло. Никто больше не видел странного мужчину, которого сопровождала нежить. Когда старину Ги нашли на полу в казематах, стало ясно, что он попросту спит. Второй солдат, на ступенях, тоже храпел, и его смогли добудиться только к середине дня. Погибших не было. К числу раненых можно было отнести только одного недотепу, который случайно вывихнул лодыжку.
        Глава 4. Эльф, слуга человека
        Хаэлли и сам с трудом верил в то, что остался. Скажи ему кто-нибудь раньше о том, что он добровольно станет слугой авашири, эльф рассмеялся бы в лицо умалишенному, а потом обязательно бы посоветовал тому сходить в храм Миенель-Далли Милосердной и испросить прояснения рассудка. Ибо ни один эльф даже под угрозой смерти не стал бы служить презренным и грязным авашири. Если такие случаи и были, то о них анналы Великого леса благоразумно умалчивали.
        Хаэлли остался в Шварцштейне на положении телохранителя барона Лерия Аугустуса. Подписанный обеими сторонами и спрятанный в тайник договор гласил, что эльф Хаэлли может пребывать в Шварцштейне ровно столько, сколько сам сочтет нужным, имеет полное право путешествовать по окрестным землям пеший или конный, взамен выполняя секретные поручения барона. Его светлость, отлучившись в близлежащий городок Талья, справил эльфу надлежащие документы о том, что-де полукровка Хаэлли Вирс находится в рабстве у барона Аугустуса с того самого момента, как был собственным отцом отдан за долги (ознакомившись с этим прискорбным фактом своей биографии, Хаэлли поморщился, но возражать не стал. Не зря, ой, не зря авашири для эльфов - варвары; только у варваров и возможно такое, чтобы сына за долги). Ну, а то, что полукровка слишком уж походил на настоящего эльфа, никого не беспокоило: Талья оказался такой дырой, что здесь даже полукровок никто отродясь не видел, не говоря уже о большем. Так далеко на восток эльфы не забирались уже несколько столетий.
        Таким образом, со слов барона, была заключена сделка, от которой обе стороны должны были оставаться в несомненном выигрыше. Хаэлли отвели небольшую спальню рядом со спальней его светлости, и сам барон, самодовольно улыбаясь, вручил своему телохранителю ключи от оружейной, посоветовав выбрать себе оружие, которое почтенный эльф сочтет достойным. Хаэлли вежливо поклонился и отправился вниз, сомневаясь, что сможет выбрать среди варварского оружия что-нибудь приличное.

…Удивительно, но в оружейной презренного авашири нашлось довольно оружия на любой вкус. Хаэлли выбрал меч и палаш, а потом не удержался и взял метательные ножи. Все это могло пригодиться, и весьма скоро: Хаэлли по-прежнему хотел найти и убить морро, а для этого ему нужно было забрать свои вещи из замка другого авашири. Книга с руническими формулами и пояснениями к ним, ритуальный меч, способный разрубить чуждое этому миру тело морро, и видящие, которые могли бы указать путь к проклятой твари.
        Потом Хаэлли зашел к барону, который, сидя в кабинете, занимался изучением счетов, и сообщил о своем намерении на время покинуть Шварцштейн. Лерий Аугустус, не отрываясь от бумаг, мрачно посоветовал своему телохранителю зайти на кухню и запастись провиантом, ибо до замка барона Ариуса Брикка было не меньше суток пути на юг по большому торговому тракту.
        Хаэлли, слегка подивившись проницательности варвара, спросил:
        - Почему вы полагаете, что я иду именно туда?
        Барон поднял на него темные недобрые глаза.
        - С такой рожей, как у тебя сейчас, люди отправляются только для свершения кровной мести, Хаэлли. А я искренне верю в то, что вы не так уж и лучше нас.
        - К чему мне мстить? - эльф пожал плечами.
        - Да мне все равно, чем ты там будешь заниматься, - Лерий усмехнулся, - идешь за тем, что у тебя отняли? На здоровье. Только не забудь прихватить те документы, что я для тебя сделал, и если остановит патруль, смело показывай. Да, и не забудь вернуться, Хаэлли.
        Эльф смерил человека презрительным взглядом.
        - Мне казалось, что мы заключили договор. Эльфы не врут и не изворачиваются, так что не стоит судить по себе.
        - Ох, ну да, да, конечно, - поспешно согласился барон, - я все время забываю, что ты у нас - средоточие света, а вокруг тебя сплошь дерьмо. Иди, Хаэлли, я буду тебя ждать. Но перед этим все-таки на кухню заверни, вдруг лишний кусок пирога да сгодится в дороге?

«Он искренне верит в то, что я собираюсь отомстить тем людям», - улыбаясь, Хаэлли спускался по винтовой лестнице, пережившей не одно поколение владельцев, - «Как глупы эти авашири! Разве дитя Великого леса опустится до мести? Мстят слабые. Мстят те, чьи сердца исполнены тьмы. Я просто… да, просто хочу получить обратно то, что тот человек присвоил. Если он воспротивится, то я его убью. Не более».
        Время было позднее, кухня пустовала. Под столом огромный волкодав Лерия глодал кабанье копыто, в нечищеном котле белым налетом застывал жир, по полу сновали непуганые тараканы. Хаэлли поморщился, попятился и решил, что сможет изловить и зажарить еду по дороге. Вообще странным казалось то, что в такой грязи авашири еще не вымерли от какой-нибудь смертельной болезни; единственным, что объясняло их существование, могла быть только их немыслимая плодовитость.
        Едва покинув кухню, Хаэлли столкнулся нос к носу с горничной. Он понятия не имел, как зовут эту вечно растрепанную, некрасивую и немытую девицу, но то, что она встретилась ему именно в этом пустынном коридоре, настораживало. Он вспомнил о стреле. А если уж кто-то не поленился последовать за ним в земли авашири, то, уж конечно, не поленится и подослать убийцу. Из этой девахи, конечно, убийца вышел бы никудышний, но Хаэлли предпочитал не торопиться с выводами.
        Горничная выглядела испуганной, и отскочила от Хаэлли едва ли не быстрее, чем он от нее.
        - Я вас не заметила, господин! - пискнула она, смешно морща нос, - прошу прощения, господин. Может быть, я могу помочь господину?
        Ее взгляд вновь сделался встревоженным и как будто умоляющим, а Хаэлли вдруг понял, что - да, она специально шла за ним. Заметила, как эльф вышел от барона и направился вниз, и, крадучись, спускалась по скользким, стертым за несколько столетий ступеням. Вот только зачем? На убийцу она в самом деле была мало похожа.
        - Что тебе надо? - он медленно шагнул вперед, положив ладонь на рукоять меча.
        - Мне? - девица отшатнулась, попятилась, - помилуйте, господин, мне ничего не надо!
        - Тогда почему ты следовала за мной? - холодно поинтересовался Хаэлли, внимательно следя за руками горничной. Оружия у нее не было на виду, а там - кто знает?
        - Я… я… - она запнулась, и в глазах блеснули слезы вперемешку с непониманием, - я подумала, господин, что могу вам чем-нибудь помочь. Господа не ходят на кухню… обычно не ходят, и я подумала…
        И Хаэлли решил, что просто смешон со своими подозрениями. Великая и милостивая Миенель-Далли! Да как ему вообще в голову пришло, что это грязное, забитое существо может быть подосланным убийцей или соглядатаем? Судя по всему, она просто хотела услужить… Судя по всему, Хаэлли для нее был таким же господином, как и барон.
        - Тебе не следует принимать меня за господина, - строго сказал эльф, - я тебе не господин.
        - Я хотела вам помочь, - упрямо мотнув головой, повторила девица, - я подумала, что вы все равно ничего на кухне не найдете. Тут вообще мало кто может что-нибудь найти, кроме нашего Николаса.

«Хотела помочь», - эльф повторил про себя ее слова. Эти авашири вели себя совершенно непредсказуемо. С чего бы ей помогать совершенно незнакомому эльфу?
        Но вслух он сказал:
        - Я уезжаю на рассвете, и хотел бы взять что-нибудь в дорогу.
        - Господин… вернется? - почти беззвучно спросила девушка.
        - Разумеется, - он пожал плечами, - но я не вижу причин, по которым тебя это должно волновать.
        Она часто заморгала, а потом кинулась к шкафу, зашелестела свертками. Не прошло и четверти часа, как Хаэлли уже возвращался к себе в комнату с отменным запасом пищи.

«Я так и не спросил ее имени», - вдруг подумалось ему.
        Но тут же эльф решил, что ему нет никакого дела до той странной девицы. Может быть, она всем кидается помогать, когда ее никто и не просит.

***
        Хаэлли добрался до владений барона Брикка глубокой ночью. Троелуние царило в зените, лунный свет заливал лес как река во время весеннего разлива. Все казалось чистым и одновременно ненастоящим; тронь лист - и он зазвенит, словно выкованный из тончайшей серебряной проволоки. Это было так похоже на Великий лес, что Хаэлли на миг засомневался, а так ли уж в самом деле отличается природа земель авашири от родной. Над Великим лесом плыло точно такое же троелуние, и точно так же деревья походили на рукотворное чудо из тонкой, как паутинка, проволоки… Он с силой сдавил виски, пытаясь избавиться от наваждения: нет, это чужой, уродливый лес. Сходства с Великим лесом быть не может, потому что… просто не может быть. Если одинакова природа земель, следовательно, одинакова и природа существ, их населяющих, а это уже само по себе противоречит тому, что знает каждый эльф: только жители Великого леса несут свет в своих сердцах. Прочие твари, разумные и неразумные, всего лишь грязь под стопами светлых. По-другому думать нельзя, потому что сомнения есть трещина в монолите веры, а вера охотника Дома должна быть
нерушима.
        Стоя в тени раскидистой липы, Хаэлли смотрел на стены замка. Не самые лучшие стены, конечно же, уродливые, как и большая часть сооружений авашири, но способны выдержать долгую осаду. Кое-где в кладке застряли кругляки каменных ядер, и было неясно - то ли это остались шрамы после драки добрых соседей, то ли войско Орикарта зашло так далеко. Потом, порывшись в воспоминаниях, Хаэлли вспомнил, что орки больше полагались на темную магию смерти нежели на артиллерию, и следовательно, замок Брикка пострадал от орудий самих авашири.

«А чего от них еще ждать?» - эльф усмехнулся, отлепился от шершавого ствола.
        В небе по-прежнему ярко сияли луны. Тихо шелестела филигрань листвы. От ритуального меча, видящих и книги рун Хаэлли отделяли примитивные стены и не менее примитивная охрана. Эльф потянулся, чувствуя каждую мышцу и каждое сухожилие, потоптался на месте, примеряясь, а затем острием меча прочертил в земле первую борозду.
        Я, твое дитя, припадаю к телу твоему, Великий лес, и прошу силу в помощь.
        Я прошу то, что уже никогда не вернется к тебе, но отомрет, послужив моим целям.
        Я покорно прошу, чтобы ты, Великий лес, и ты, славная и всеслышащая Миенель-Далли, обратили силы свои против врагов моих, и чтобы пребывали во мне до тех пор, пока не свершится задуманное.
        Хаэлли не был магом, не был жрецом. Он был всего лишь охотником, но принадлежал Великому лесу и милостивой Миенель-Далли. Он мог просить, а они могли ответить и дать просимое, если замыслы эльфа в текущий момент совпадали с волей самих божественных сущностей.
        Закрыв глаза, Хаэлли просто стоял и слушал, растворяясь в лунной ночи и звуках дремлющего леса, а потом, когда пришел ответ, неподвижно смотрел на свежий побег, появившийся посередине одного из проведенных в земле надрезов. Крошечный росток на глазах увеличивался, набухал влагой и силой, и вот он уже в руку толщиной, свивается спиралью, и продолжает расти, гладкий, глянцево блестящий в лунном свете, ширя зеленые кольца, медленно склоняясь в сторону замковой стены. Пробормотав благодарность Великому лесу, Хаэлли обрубил побег у корня; огромная зеленая змея глухо шлепнулась в траву и, извиваясь, поползла в сторону замка. Эльф быстро пошел следом.
        Когда его «росток» начал взбираться по стене, Хаэлли едва успел ухватиться за зеленый «хвост» - вверх дернуло так, что пальцы едва не соскользнули. Извернувшись, эльф уперся ногами в корявую каменную кладку, а змея, подарок леса, все тянула и тянула вверх, и вот уже ее тяжелое тело перевалилось через стену, зашуршало по камням. Озираясь, Хаэлли мягко спрыгнул на перекрытие; меч беззвучно скользнул из ножен. Змея лениво поползла дальше, пусть пугает авашири - а путь самого Хаэлли лежал в центральную башню, низкую и круглобокую, как каравай.
        Эльф спокойно ждал, пока в ночи раздадутся вопли, и немудрено - непомерно вытянувшийся зеленый росток начал вытворять то, ради чего и был порожден лесом: душил в кольцах первого же подвернувшегося часового. Ворота башни распахнулись, оттуда горохом посыпались перепуганные авашири; Хаэлли ощущал кислый запах их страха и неуверенности. Он скользнул внутрь и, походя пырнув кого-то острием меча, двинулся наверх, туда, где, по его мнению, должны были находиться жилые помещения. Снаружи доносились звон оружия и крики, и Хаэлли позволил себе улыбку. Пусть себе рубят дитя леса, пусть испробуют ярости истинного света. А он тем временем…
        Первым ему попался лекарь, который спешил куда-то по коридору. Человек заверещал как заяц в лисьих зубах, метнулся куда-то за угол, но оказался недостаточно проворен и задергался, пойманный за шиворот. Потом его глаза подкатились, из горла на грудь хлынула темная кровь, а внутри все хрипело и булькало - до тех пор, пока Хаэлли не выдернул клинок из его тела. Можно было, конечно, начать спрашивать авашири о ритуальном мече, но тот был магом, а значит представлял собой опасность куда большую, чем обычный представитель этой расы. Эльф быстро опустил тело на пол, привычным движением вытер меч о лекарскую хламиду и пошел дальше - вверх по винтовой лестнице.

…На которой ему встретилась насмерть перепуганная и растрепанная девица в одной нижней рубахе. Едва завидев эльфа, она поперхнулась собственным воплем и хотела дать деру, но Хаэлли ловко схватил ее за пальцы, быстро перехватив, заломил назад руку.
        - Где барон Брикк? - Хаэлли брезгливо взирал на перекошенное и побелевшее лицо.
        - А-а… э-э-э…
        - Где барон? - спокойно повторил Хаэлли, встряхивая авашири. Ее зубы громко лязгнули, но от этого она обрела способность говорить.
        - Пер… первая дверь… налево…
        Хаэлли отшвырнул этот образчик человеческого уродства, девица с визгом покатилась вниз по лестнице, а он быстро пошел вперед.
        Между тем спальня Ариуса Брикка являла собой весьма занятное зрелище, и Хаэлли искренне пожалел о том, что этого не видит никто из его соплеменников. Во-первых, его светлость предпочитал иметь рядом с кроватью свою собственную дыбу. Во-вторых, по стенам были развешаны кнуты и хлысты. В третьих - в углу рыдала очередная пассия Брикка, сквозь изодранную в клочья сорочку багрвели свежие кровоподтеки. И, наконец, хозяин всего этого великолепия гордо восседал на кровати, но почему-то икнул и сразу же с нее скатился, едва завидев эльфа.
        - Доброй ночи, - мягко сказал Хаэлли и провернул ключ в замке, запирая дверь, - я приношу извинения за то, что явился без приглашения, но мне бы хотелось получить все то, что вы у меня отобрали, барон.
        В спальне повисла гнетущая, беспокойная тишина. Даже женщина в углу перестала всхлипывать и округлившимися глазами взирала на эльфа как на выходца из Бездны.
        - Ты! - наконец прохрипел Ариус Брикк, - ты-ы-ы-ы…
        - Да, я, - подтвердил Хаэлли, с отвращением рассматривая его.
        Был он маленьким, круглым и лысым, этот Брикк. Этакий добродушный толстяк с толстыми пальцами и клочковатой рыжей бороденкой. Но ведь добродушные люди не оставляют таких синяков на телах своих любовниц? Хаэлли мельком взглянул на девицу и вдруг понял, что она отнюдь не по доброй воле сюда пришла, и что, скорее всего, она - одна из числа тех хорошеньких вилланок, на каких всегда заглядываются господа.
        - Ты! - голос Брикка наконец обрел кое-какую твердость, - тебя послал Аугустус? Да? Смерти моей возжелал?!!
        - Я пришел забрать свои вещи, - спокойно отозвался эльф, все еще глядя на застывшую девушку, - ритуальный меч, книгу и сумку с…
        - Да я от той дряни первым делом избавился! - взвизгнул его светлость, - все в печи спалил, ясно? А меч… меч торговцу проезжему продал, чтоб и глаза не мозолил!
        - Ты не ошибаешься? - уточнил Хаэлли, - ты в самом деле уничтожил все, что мне принадлежало?
        - Да! - рявкнул Брикк, наверное, от безысходности, - Да, чтоб тебя!..
        - Жаль, - эльф пожал плечами, - это немного усложнит задачу.
        - Да катись ты к своему Аугустусу! Он, надеюсь, уже пользовал тебя так, как собирался?
        - Это касается только меня и барона, - Хаэлли улыбнулся.

…Он улыбался, глядя, как ему на рукав плеснулась яркая кровь из вспоротой сонной артерии. Улыбался, глядя, как медленно оседает на пол барон Брикк. И только когда авашири ткнулся носом в ковер у кровати, Хаэлли нахмурился и посмотрел на девицу. От нее тоже следовало бы избавиться, потому что первое, что она расскажет поутру, будет байка о том, что Брикка и еще многих угробил подосланный бароном Аугустусом… пусть даже и не эльф, человек. Но и этого будет довольно.
        Она же, словно прочтя его мысли, кинулась вперед и, упав на колени, вцепилась Хаэлли в рукав.
        - Гос… подин, пожалуйста… сжальтесь, господин, я буду молчать, я ничего не видела… совсем ничего… сжальтесь, господин, у меня дитя малое дома, как же оно без меня, как?!!

«Сейчас-то она может говорить, что угодно», - размышлял Хаэлли, - «но не проговорится ли, когда начнут спрашивать всерьез? Да и про детеныша она может присочинить, лишь бы свою шкуру спасти».
        Он незаметно повернул меч так, чтобы убить женщину быстро. Она бы даже ничего не успела понять. И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, глядя в заплаканное, залитое слезами лицо, он вспомнил совершенно другую человеческую женщину. Ту, которая поставила его на ноги, а сама умерла той же ночью. Эти незваные воспоминания разозлили эльфа, он рванул за локоть рыдающую авашири и, оказавшись с ней лицом к лицу, прошипел:
        - Ты немедленно уйдешь из этого замка. Ты заберешь своего ребенка, если, конечно же, он у тебя есть, и уйдешь из этих земель. И ты… никогда - слышишь? - никогда и никому не скажешь о том, кто убил его светлость, иначе я найду и тебя, и твою родню. Поняла? Все, пошла вон.
        Она принялась горячо благодарить его, давясь рыданиями, а затем, прижавшись губами к его руке, метнулась прочь из окрасившихся кровавым багрянцем покоев его светлости.
        Глядя в спину убегающей женщине, Хаэлли мрачно думал о том, что только что совершил ошибку. Мысленно помянув все силы Бездны, Хаэлли прислушался - подарок Великого леса продолжал развлекать авашири, так что у него еще оставалось несколько драгоценных минут на то, чтобы уйти незамеченным.
        Но риутальный меч, книга рун, а самое главное - видящие - все пропало, увы. Хаэлли опустился на корточки перед неподвижным телом Брикка, повернул его на спину.
        - Что ж, придется мне у тебя кое-что взять, - пробормотал он на родном языке, - но видит Миенель-Далли, я не в восторге оттого, что мне приходится этим заниматься.

***

…Его светлость Лерий Аугустус развлекал себя тем, что, стоя посреди внутреннего двора Шварцштейна, пускал стрелы в кружащих в небе ворон. Тут же бегал мальчишка, подбирал сбитых птиц и, выдергивая стрелы, складывал их черные и взъерошенные тела горкой. Стрелял барон из рук вон плохо, Хаэлли даже поморщился, вспоминая, что любой мальчишка из Великого леса владеет луком куда лучше. Но груда черных тушек медленно и уверенно росла, барон и не думал прерывать свое занятие, и Хаэлли подумал, что с таким упорством Лерий Аугустус способен достичь очень, очень многого. Как говорится, не мытьем, так катаньем.
        Спиной почувствовав взгляд, барон резко обернулся, опустил лук и без тени улыбки заявил:
        - Вести опередили тебя, Хаэлли. Тебе не кажется, что ты… перестарался? Немного так, на самую малость?
        Эльф пожал плечами. А что, простите, он сделал не так? Его светлость желал бы видеть барона Брикка живым и здоровым? Или сожалеет о безвременной гибели личного лекаря этого человека?
        Барон, прищурившись, внимательно слушал Хаэлли. Смотрел и слушал, и было совершенно неясно, что творится в голове этого авашири.
        - То есть, ты считаешь, что все сделал правильно? - сухо уточнил он.
        - Я не сделал ничего лишнего.
        - Ты вернул себе то, что он у тебя забрал? - голос барона прозвучал неуверенно, как будто он был сильно озадачен чем-то.
        - Не совсем, ваша светлость. Брикк сообщил мне, что избавился от моего имущества так быстро, как только смог… Но у меня есть просьба к вам, ваша светлость. Не могли бы вы дать мне четыре колбы тонкого стекла?
        Эльфу показалось, что в розовом свете восходящего солнца Лерий Аугустус слегка побледнел.
        - Трофеи хранить, что ли? - теперь голос его светлости уже дрожал по-настоящему. Страх, когда он сковывает льдом кровь, не скроешь.
        - Вы не понимаете, - Хаэлли вздохнул, - я прибыл сюда, чтобы достичь собственных целей. Колбы мне нужны для того, чтобы сделать замену одной очень важной вещи, которую по незнанию уничтожил Брикк…
        - Все, все, все, - Лерий Аугустус махнул рукой и отвернулся, - подробностей мне не надо, право же. Иди, скажи Ассии, что тебе нужны эти охровы колбы, и делай с ними, что хочешь.
        - Благодарю, ваша светлость, - эльф помедлил, - кто такая Ассия?
        - Это горничная, которая перестилает тебе постель, - барон приподнял брови будто бы в удивлении, - пора бы уже знать, эльфийское чудовище, с кем ты здесь живешь.
        - Я запомню это имя, - пообещал Хаэлли и побрел на поиски столь необходимых стеклянных колб.
        Потратив пол часа на поиски упомянутой Ассии, которая оказалась той самой девчонкой на кухне, и получив, наконец, просимое, Хаэлли добрался до своей комнаты. Запершись на щеколду, он первым делом избавился от сапог, потом скинул на пол заскорузлую от крови куртку. Штаны последовали в общую кучу, тем более, что на гладко выстланной постели его ждала чистая одежда. Он не отказался бы и от горячей ванны, но никто бы не притащил бадью с водой прямо сюда, в спальню, а спускаться вниз не хотелось. Поэтому Хаэлли просто умылся, от души поплескавшись в тазу, и занялся, не взирая на усталость, изготовлением новых видящих. В конце концов, отоспаться он успеет, а вот если пропадут столь тщательно подготовленные ингредиенты, будет гораздо хуже. Придется опять суетиться, искать новые, а это снова займет время, и может статься так, что морро будет где-то рядом, а он его упустит.

***
        Дни пролетали над Шварцштейном как тени птиц, летящих в теплые края, а жизнь в просторном, но все же кольце стен текла размеренно и однообразно, как будто Создатель расписал ее вплоть до минут. Лерий Аугустус частенько отлучался в близлежащий городок, Талью, и отсутствовал подолгу. Распоряжения от барона получали с голубями, и пару раз Лерий даже воспользовался услугами своего эльфа, таким образом тихо устранив со своей дороги неугодных. Эльфа такой порядок дел вполне устраивал, тем более, что никто не запрещал ему бродить по окрестностям с видящими, запертыми в сумке, а документы, нарисованные одним очень талантливым каллиграфом, сделали Хаэлли законным жителем Веранту. И все шло спокойно и размеренно, и жизнь в Шварцштейне уже не казалась отвратительной, а люди, его населявшие, далеко не всегда вызывали у Хаэлли желание покрошить их в капусту. Но вечерами, когда троелуние царствовало в темных небесах, давала о себе знать черная, грызущая тоска по Великому лесу, куда он не мог пока что вернуться, и выползали из потайных нор темные, мутные размышления о том, кто мог желать смерти охотника. Не
хранители же Крипты, в самом деле?
        звенящими тишиной ночами Хаэлли выходил на стену Шварцштейна, подолгу вглядывался в горизонт в бесполезной попытке увидеть кромку Великого леса, но до самого неба простирались земли авашири. И порой Хаэлли уже начинало казаться, что сам он становится их частью. Эльф, потерявшийся во мраке. Эльф, лишенный счастья быть вместе со своим народом. А на следующее утро он мог получить очередное распоряжение его светлости, и отправиться его выполнять. Пожалуй, единственным светлым пятнышком на совести Лерия Аугустуса по-прежнему оставалось то, что он никогда не приказывал Хаэлли убивать женщин или детей.
        А потом барон обзавелся парой магических перстей, которые позволяли переговариваться на расстоянии. Один такой перстень отошел в пользование Хаэлли, и это оказалось весьма удобно: теперь он мог бродить, где заблагорассудится, не бывая в Шварцштейне неделями, но постоянно знать, что нужно его светлости. Перстень оказался слишком велик для тонких пальцев эльфа, и потому приходилось носить его на шнурке под рубахой, но Хаэлли это даже порадовало, он не любил отягощать свои пальцы чем бы то ни было, кроме оружия.

«Отправляйся к условленному месту, жди там».

«Жди».

«Еще жди. Неладное творится в Талье, ты можешь понадобиться».
        И, наконец - «Встреть магичку и доставь ее в замок. Любыми средствами, Хаэлли, но она должна оказаться в Шварцштейне. Ее имя - Ирбис Валле, и будь с ней учтив, она мне нужна».
        Хаэлли тихо ждал, вслушиваясь в сонный шелест плакучих ив. Луны отражались в озере, на пологий берег наползал молочный туман, и впервые за много дней притихла тоска по родным местам. Потом начала тускло светиться магическая защита, выставленная над потайным ходом, и он досадовал на то, что волшебство серебристой ночи вот так обрывается по воле какой-то там магички. Хаэлли подошел к выходу из тоннеля, мысленно рисуя портрет авашири: наверняка это будет дородная матрона в богатом платье, расшитом руническими письменами. Людские маги обожают украшать свою одежду так, чтобы все видели - мол, идет по улице не просто человечишко, а могущественный чародей. Еще через мгновение защита тихо щелкнула, выпуская на свет трех лун… нет, не матрону. Щуплую девчонку с явными следами побоев на бледной мордашке.
        Великий лес! Она настолько отличалась от всех магов авашири, виденных Хаэлли раньше, что эльф даже усомнился - а того ли человека он встретил. Но стоило приглядеться внимательнее, как сомнения развеялись легким пеплом: Хаэлли прочел в светлых глазах девушки и острый ум, и причастность к тайному знанию магии, а главное - очень, очень сильное желание сбежать. Он хмыкнул и вдруг подумал, что эта худенькая девочка может стать и достойным врагом. Оглядел ее еще раз - и вдруг сердце неприятно сжалось в груди: над юной магичкой витала тень гибели. Это ощущалось так же ясно, как и ее худой, но крепкий локоток в его руке.

«Но она же еще почти дитя, почему это с ней?» - неожиданно для самого себя возмутился Хаэлли. Успокоиться оказалось непросто, и он снова удивился тому, почему его так задела тень над головой голубоглазой девчонки.
        Глава 5. Шварцштейн
        Когда забрезжил рассвет, Талья остался далеко позади. Речка становилась шире и шире, а потом незаметно влилась в узкое, изогнутое крюком озеро. Над водой плавал туман, такой густой, что Хаэлли то и дело пропадал в молочных хлопьях, и все, что от него оставалось - мерные всплески воды, звуки ударов весел о воду. Потом сквозь серую хмарь проглянуло солнце, такое же призрачное, как и все вокруг, начали угадываться черные силуэты горных утесов, и объявился из тумана эльф, слегка разрумянившийся, но продолжающий с упорством гномьего механизма ворочать веслами.
        Я куталась в теплый плащ, тщетно пытаясь сообразить - то ли прыгать в воду сейчас, то ли дождаться, когда останусь в имении барона, и зеленые глаза эльфа не будут испытывающее глядеть мне в лицо. Наверное, в самом деле не стоит злить этого Хаэлли. Я ведь не знаю, что приказал ему делать Лерий, если пленница захочет удрать. Я наигранно зевнула.
        - Долго еще?
        Взгляд Хаэлли из испытывающего сделался раздраженным. Ну да, понимаю - грести несколько часов кряду - не самое легкое занятие.
        - Если леди Валле изволит оглянуться, то она увидит Шварцштейн.
        - Что-что?
        - Замок моего… хозяина, - тоном интернатского преподавателя пояснил эльф, - замок Шварцштейн. Его так назвали мои соотечественники, потому что изначально он был возведен на утесе черного цвета.
        - Так Шварцштейн - это по-эльфийски?
        - Да, это наше название, по-вашему - Черный Камень, - подтвердил эльф, - мы сейчас находимся в землях, которые раньше принадлежали народу света…
        Последнее я пропустила мимо ушей. Из тумана медленно выплывал огромный, устрашающего вида утес. А на его вершине восходящее солнце успело позолотить мрачные, приземистые стены. Кажется, я даже разглядела центровую башню - с квадратными зубцами, черепичной крышей и темными штрихами бойниц.
        - Мне казалось, что эльфы построили бы нечто более изящное, - пробормотала я.
        Мысли заметались под черепом как свора бешеных псов. Шварцштейн, мать его. Как же я оттуда убегу, а?!!
        - Я бы сказал, замок неоднократно перестраивался, - хмыкнул эльф, - истинный Шварцштейн был разрушен почти до основания в ходе последней большой войны между людьми и эльфами. Так что стены, которые вы видите, леди Валле, это уже результат людских усилий.
        Я вздохнула. А потом спросила у Хаэлли:
        - Его светлость не говорил тебе, что со мной будет после того, как я выполню свою часть сделки?
        Лицо эльфа мгновенно окаменело. Глаза сделались парой бездушных сверкающих изумрудов.
        - Хозяин не имеет привычки делиться со мной своими планами, леди Валле. А я не спрашиваю.
        Эх. Только сейчас я обратила внимание на то, что Хаэлли говорит с едва заметным акцентом, выговаривая согласные чуть мягче, чем следовало бы.
        - Не удивлюсь, если он поручит тебе еще и задушить меня.
        Хаэлли деликатно отмалчивался, продолжая налегать на весла.
        И вот мы у подножия утеса. Там устроен крошечный причал, от которого зигзагом тянется вверх вырубленная в скале лестница. Время не военное, поэтому где-то на уровне пояса в скалу ввинчены скобы, а сквозь них продета толстая веревка - исключительно для того, чтобы желающие подняться в замок не сыпались горохом обратно в озеро. Хаэлли пропускает меня вперед, мягко советует не смотреть вниз, а сам идет следом, тащит мою сумку.
        Подъем кажется бесконечным, пот заливает глаза, плащ давит на плечи, стесняя дыхание. Ноги наливаются свинцом.
        - Охр! Я больше… не могу. Можно передохнуть, а?
        Хаэлли безмолвно останавливается, и мы стоим с ним, прилипнув к утесу как букашки к банке с вареньем. Я смотрю, как над озером медленно рассеивается туман. Здесь повсюду лес - темный, неприветливый, деревья корнями цепляются за камни. Неподалеку торчит еще утес, а на нем - еще один замок, как будто каждый владелец малейшего возвышения задался целью обязательно отстроить на нем собственную цитадель. Холм с тальинской крепостью даже не видно, а жаль - так я хотя бы знала, в каком направлении идти. Эльф мягко трогает меня за локоть, я вздыхаю и ползу дальше. Шаг, другой, третий. Шварцштейн, замок, где жили прекрасные ликом светлорожденные, которые первыми пришли в эти земли. Любопытно, как Хаэлли стал слугой барона Аугустуса? Что этот эльф вообще делал здесь? Полуэльфы - еще куда ни шло. Но этот… Ведь он же эльф, чистокровный эльф… Сказки о своей нечистой крови пусть кому-нибудь другому расскажет…
        Я останавливаюсь на дощатой площадке над бездной. Дальше - запертая калитка, тяжелая, дубовая. Хаэлли втискивается между мной и поручнями, два раза дергает за шнурок, который я не заметила. Щелкает отодвигаемый засов - и все. Мы внутри Черного Камня.

***
        Лерий Аугустус не был бы самим собой, если бы не превратил донжон в подобие королевского дворца, а меня не сделал бы пленницей всего этого великолепия. Мне была отведена одна из роскошных гостевых спален с видом на внешнее кольцо стен, меня осчастливили платьем, которое оказалось великовато в груди, единственным человеком, с которым мне было позволено общаться, стала деревенская девица Ассия. Я оказалась запертой в роскошной клетке без надежды на спасение, и если поначалу меня еще посещали мысли о том, что можно попытаться соблазнить того же Хаэлли и сделать его своим сообщником, то к вечеру первого же дня они отлетели как сухие листья с ветки. Во-первых, больше я эльфа не видела. Во-вторых, опыта в делах соблазнения у меня было столько же, сколько и способностей в области магии холода. Печально.
        Я провела отвратительную ночь в роскошной, но холодной и жесткой постели, мучаясь неизвестностью и недобрыми предчувствиями, а наутро заявилась Ассия и, почесывая бок, объявила, что прибыл его светлость барон и желает видеть меня к завтраку. Так и сказала - «видеть к завтраку», как будто я была гренкой с сыром или пудингом. Напустив на себя заговорщицкий вид, Ассия добавила, что хозяин прибыл в дурном расположении духа, и что мне - для моего же блага - лучше угождать ему во всем.
        - Угу, - я покорно кивнула и пошла в обеденный зал.
        Спускаясь по винтовой лестнице, я бросила взгляд в бойницу: посреди пустынного дворика, между кривыми яблонями, расхаживал объявившийся снова Хаэлли. Его невозможно было спутать ни с кем другим из обитателей замка: во-первых, только у него здесь были волосы цвета белого золота, во-вторых - никто из живущих в замке мужчин не обладал столь грациозной походкой хищного зверя. Хаэлли нервно расхаживал от яблони к яблоне, и было видно, что он сильно чем-то встревожен. Что же тебя, друг мой, так обеспокоило?..
        Я вздохнула, подобрала длинный подол платья, и продолжила спускаться. Если Лерий не в настроении, то будет разумным не злить его еще больше и не заставлять ждать слишком долго.
        Ассия не обманула: Лерий Аугустус, похудевший, взъерошенный и осунувшийся, сидел во главе стола и, судя по опасному блеску в глазах, был зол как охрова тварь. Он не стал переодеваться к завтраку, синий бархат его дорогого одеяния покрывали странные пятна чего-то засохшего и зеленого. Тошнотворный запах гниющей плоти мешался с ароматом свежих хлебцов.
        Я присела в реверансе, как меня учили дома. Лерий окинул меня мрачным взглядом, поманил к себе.
        - Завтрак подан, леди Валле. Как вам спалось? - хрипло прокаркал он, и, не дожидаясь моего ответа, продолжил, - вы должны быть мне благодарны за то, что я отправил вас сюда. Оказывается, разыскивает вас один весьма известный маг, леди Валле и, видит Хайо, мне не хотелось бы, чтобы он вас нашел до того, как вы исполните свою часть нашей милой сделки.
        Я моргнула. Вспомнила залпы из мортиры. А Лерий, откинувшись на жесткую спинку стула, усмехнулся.
        - Вам известно имя Шерхем Айлан Виаро?
        - Нет, - честно ответила я. Есть вдруг расхотелось совершенно, в желудок словно набросали ледышек.
        Барон вздохнул, покачал головой.
        - Вы, леди Валле, молоды и, к тому же, плохо знаете историю нашего королевства. Сколько лет прошло с подписания Орикартом мирного договора?
        - Кажется, семь, - неуверенно пробормотала я, - или восемь.
        - Уже почти десять, - зловеще улыбаясь, поправил барон Аугустус, - так вот, моя милая леди. А вам известно, кому обязан окончательной победой наш милостью Хайо монарх? Нет, конечно же, нет. Вы тогда были совсем малышкой, моя душенька, и вас куда больше интересовали куклы. Орикарт потерпел сокрушительное поражение под Снулле из-за того, что на орков напал странный мор, не поддающийся лечению. Любопытно, да? Орки почти никогда не болеют, а тут стали вымирать тысячами. Ходили слухи… слышите - просто слухи, не больше - что к созданию этой изумительной болезни приложил руку талантливый лекарь Шерхем Айлан Виаро. Королю слухи эти не понравились, он искренне хотел верить в то, что мор был случайностью. Более того, его величество желал, чтобы и все верили в высшую волю, а не в мозги простого мага. Ну, а господин Виаро, похоже, слишком много знал и по молодости не желал молчать. Бежал из-под стражи, улизнул из казематов конклава, убивал… скажем, немало, не церемонясь, и нынче считается государственным преступником, за голову которого назначена хорошая награда.
        Я сглотнула и крепко сжала дрожащие руки.
        - Зачем… он меня искал?
        - Вот бы знать, - барон, понемногу успокаиваясь, плеснул себе вина, - Гийом, проспавшись, говорит, что Виаро искал убийцу Улли Валески…
        - А откуда Гийом знает, что это был именно тот… маг?
        - Душенька. - Лерий сделал значительную паузу, отпил сразу половину бокала и кинул в рот кусок жаркого, - душенька моя, приметы Виаро разосланы по всему королевству. Его даже, как говорят, удалось схватить недавно, но преступник бежал, выпрыгнув из поезда на полном ходу.
        - И какие у него приметы? - холодея, спросила я.
        - Высок, худощав, глаза черные, волосы, борода - тоже.
        Та-ак. Очень, очень занятно выходило. Значит, убийца в поезде - это и был Шерхем Айлан Виаро. И он искал убийцу Валески - явно не для того, чтобы просто сказать
«спасибо».
        - Ну, леди, бояться не стоит, - усмехнулся Лерий, - Шварцштейн - одно из самых надежных местечек в этом захудалом королевстве. Виаро сюда не попадет. К тому же, он понятия не имеет, куда делся парнишка, который убил Улли.
        Я потянулась за бокалом с водой, едва не опрокинула его на себя. Надо успокоиться. Немедленно. А моя фляга?… Вдруг Виаро сообразит, что по ней можно вычислить мое местонахождение? Уж не знаю, как это делают - но ведь маги-гончие как-то делают…
        - Лично мне, - откровенно признался барон, - плевать на взаимоотношения короля и лекаря. И, даже объявись здесь Виаро, я не побегу на него доносить. Мне, знаете ли, импонирует его ослиная упертость. Но вас, милочка, я ему тоже не отдам - до поры до времени. Вы ведь еще не забыли про наш маленький уговор?
        Я молча кивнула и приступила к завтраку.
        - Мне нужно, леди Валле, чтобы вы вышили талисманчик, - неторопливо начал барон, знаком отсылая слугу, - особенный, как вы понимаете, талисманчик. Он должен отправить одного плохого парня к Хайо, но так, чтобы другие ничего не заподозрили.
        Я мрачно кивнула, уплетая за обе щеки: что-то в этом духе я и ожидала услышать.
        - Это очень плохой человек, - с нажимом произнес Лерий Аугустус, - но мне нужно, чтобы не возникло никаких подозрений… И в ваших интересах суметь это сделать, потому что в противном случае…
        - Условное заклинание, - буркнула я, - это нелегко, барон. Очень нелегко. И потом, вышивка остается вышивкой. Приглашенный эксперт-вышивальщик обязательно найдет именно те стежки, которые привели вашу жертву к гибели.
        - Думаете?
        - Уверена. Вышитый узор, в который закладывается заклинание, не сотрешь. Он остается, он - все равно что раскрытая книга для знающего мага.
        Лерий нахмурился.
        - Мне нужно, чтобы никто ничего не понял, леди Валле.
        Я с наигранным спокойствием пожала плечами.
        - Допустим, моих знаний хватит, чтобы это сделать, барон. Но могу ли я в обмен на услугу просить о большей откровенности? Могу я узнать, что плохого сделал человек, которого вы хотите убить?
        - Вы слишком любопытны, - хмуро сказал Лерий, - я хочу, чтобы он отправился к творцу, не более. Мы все - рано или поздно - туда попадаем. Так почему бы немного не подтолкнуть судьбу?
        - И все-таки вы хотите убить человека, - я лучезарно улыбнулась, - В чем он виноват, этот плохой парень?
        - Это неважно, - Лерий принялся тихо постукивать пальцами по столешнице, словно наигрывая на клавикорде, - это мои личные дела, не более того. Вы сделаете то, о чем я прошу?
        Я подняла бокал.
        - Разумеется, барон. Сделка есть сделка, не так ли?
        Мы выпили. Настроение Лерия улучшалось с каждой минутой. У меня леденели руки, хотелось убежать в свою комнату и как следует выплакаться в подушку. Но я продолжала мило улыбаться барону и вести светскую беседу, хотя прекрасно понимала, что жизни мне отпущено ровно столько, сколько я буду заниматься вышивкой. Такие, как Лерий, не любят рисковать, я точно знала. Равно как и то, что никакого убийственного талисмана барон не увидит.

***
        Лерию очень хотелось получить талисман. Он не скупился: мне привезли лучший бисер, самые дорогие нитки, какие только нашлись в окрестностях Тальи. Лерий где-то умудрился раздобыть превосходно выделанную орочью кожу, мягкую, как пятки младенца. А для пущего вдохновения мне было дозволено дышать свежим воздухом - естественно, не выходя за пределы замка. Я не преминула воспользоваться добротой барона Аугустуса, в конце концов, знание о том, где ты находишься, никогда не бывает лишним, если хочешь из этого места сбежать. Правда, не прошло и трех дней, как я убедилась в полной безнадежности своего положения: Шварцштейн отстроили на славу. Два кольца стен, между первым и вторым - ров изрядной глубины, на ночь подъемный мост поднимается, характерный скрежет и скрип лебедки превосходно слышен на закате. Утес, на котором стоит замок, высок, с одной стороны - запертая калитка над бездной, с другой стороны - единственная дорога, петляющая по ельнику. Она ведет извне к первым воротам, которые, без сомнения, открываются исключительно по случаю. Конечно, можно себе вообразить, что я смогу достать ключ от
калитки, смогу спуститься к озеру. Но хватит ли сил доплыть до берега в ледяной воде? Я приуныла. И невольно стала приглядываться к обитателям баронского имения в надежде на то, что все-таки найдется субъект, которого я смогу подкупить.
        Моя служанка Ассия отпала сразу. Во-первых, по причине своей благодатной недалекости, а во-вторых - нет, у меня нет ключа от калитки, госпожа, я никогда не покидаю замка. На мой вопрос «почему?» она честно призналась, что за стенами Шварцштейна у нее нет ни одной родной души, вся деревня вымерла еще пять лет тому назад, во время вспышки черной немочи. Разрастающуюся эпидемию тогда придушили собравшиеся маги, но родным Ассии эта мера уже не помогла.
        Кроме служанки, я время от времени сталкивалась со старой ключницей, седой, горбатой и безраздельно преданной Лерию Аугустусу. Позже я выяснила, что он приходится ей дальним родственником и приютил из жалости. В ее глазах Лерий был овеян ореолом святости, а потому пытаться объяснять, что ягненок вовсе не так бел как кажется, было занятием совершенно бесполезным.
        Следующим кандидатом в предатели чуть было не стал Теодор, дюжий детина, работающий то на кухне, то на конюшне. Он, сталкиваясь со мной в коридорах замка, неизменно расплывался в улыбке и подобострастно кланялся, демонстрируя раннюю плешь на макушке. Попытка заговорить с ним стала едва ли не самым большим разочарованием дня: Теодор, оказывается, был глухонемым и, к тому же, скудоумным.
        Помимо упомянутых личностей в замке бывали наездами какие-то растрепанные субъекты, чей внешний вид не внушал доверия. Они таскали через двор бочки, тюки, узлы, набитые неведомым содержимым, из чего я пришла к заключению, что барон Аугустус не брезговал грабежом и разбоем.
        И я начала присматриваться к эльфу который, слава Хайо, снова объявился в замке. Почему бы и нет? Хаэлли, смиренный раб своего господина, выделялся на фоне прочих как крупная жемчужина на сером песке - и не только всегда вымытыми и заплетенными в косу волосами и отсутствием жирных пятен на рубашке. Когда я видела его рядом с Лерием, было что-то необъяснимое в осанке и в глазах эльфа - что-то, наталкивающее на мысль о том, что Хаэлли своего господина только терпит. Ради чего? Неизвестно. Вряд ли из-за того, что Лерий каким-то необъяснимым чудом его спас. И мне очень хотелось узнать истинную причину, отчего гордый эльф из Великого леса толчется в Шварцштейне вместе с грязными вилланами (а в том, что он эльф самых чистых кровей, я уже почти не сомневалась, ну не было в нем ничегошеньки от человека, ни-че-го). Поэтому, собрав всю свою наглость в кулак, я подошла к Хаэлли, который (как обычно) проводил время в упражнениях с палашом (вместо того, чтобы стоять навытяжку перед Лерием и выполнять его любое желание).
        Завидев приближающуюся к нему тощую фигуру, на которой сиреневое платье болталось как колокол, Хаэлли напряженно замер, но оружия не опустил - я, в свою очередь, полюбовалась на царственный разворот головы, на руки, никогда не знавшие ничего, кроме оружия и виднеющийся в распахнутом вороте уголок гладкой кожи.
        - Доброе утро, - сказала я самым дружелюбным тоном, на который только была способна.
        В ответ - молчание и ледяной взгляд.
        - Э-э, - я почувствовала, что начинаю краснеть, и выпалила, - Хаэлли, не дашь ли ты мне несколько уроков?
        Снова выжидающее молчание. А затем, как будто проснувшись, эльф уставился на меня как на умалишенную.
        - Что?.. Зачем это вам, леди Валле?
        Я опустила глаза и пробормотала:
        - Ну, если барон захочет меня убить, возможно, я продержусь минутой дольше.
        Хаэлли опустил оружие, скругленный носик палаша ткнулся в утоптанную землю - прямоугольник между яблонями был единственным не замощенным местечком.
        - Даже если его светлость и решит от вас избавиться, вряд ли вас спасут несколько уроков фехтования, - обронил Хаэлли, - возвращайтесь к себе, леди Валле. Вас ждут иголки и нитки.
        Я взглянула на него исподлобья, на этот образчик нечеловеческой красоты. Мда. Сама непреклонность, а я в его глазах - чудная девчонка, которая просит, сама не зная о чем. Но повернуться и уйти? Эх, придется именно это и сделать.
        И вдруг… мой взгляд прилип к земле. Да-да, я не ошиблась, Хаэлли принес с собой еще и простой меч. Ну, погоди, дружок, сейчас я тебе устрою… И это будет маленькой местью за холодный огонек презрения в зеленых очах.
        Хаэлли вернулся к своим охрово сложным упражнениям, я понурилась и сделала вид, что собираюсь уйти, но вместо этого -
        Наклоняюсь. Подхватываю меч. И бросаюсь с ним на эльфа.
        Осталось только помолиться, чтобы пресветлый Хаэлли не прикончил меня сразу же.

…Я атаковала так же, как на факультативах боевых магов. Безжалостно. Со спины. Не делая никаких скидок на то, что противник не ожидал этакого финта от смешной девчонки в несуразном платье. Хаэлли среагировал мгновенно, не оборачиваясь, но так, что - дзын-нь! - боль прострелила мышцы до плеча. Ф-фух. Перевожу дыхание, и
        - вперед, вперед, к победе. Факультатив боевых магов дал мне то, чего бы никогда не дали вышивальщики: терпеть боль, не выпуская из рук оружия.
        - Вы с ума сошли! - прошипел эльф, без видимого усилия отражая мой второй выпад, - я мог вас убить, леди Валле!
        - Уж… лучше сейчас, чем задушить в постели, - я стараюсь даже не думать о том, что будет, если я пропущу удар. Настоящим боевым палашом, а не деревяшкой.
        - Глупости, - эльф и глазом не моргнул, - Лерий Аугустус - человек чести!
        - Не хочу даже испытывать эту его честь!
        Он играючи уклонился от моего клинка, а затем умудрился поднырнуть мне под руку и двинуть локтем под ребра. Перед глазами потемнело, во рту мгновенно собралась полынная горечь, и я поняла, что стою, согнувшись пополам, и безуспешно пытаюсь вдохнуть.
        - Ну вот, - спокойно констатировал Хаэлли, - вот к чему приводят благородных леди игры с оружием.
        - Охр… Ах, ты… - я сморгнула набежавшие слезы и выпрямилась, - это же… было нечестно!
        Он снисходительно улыбнулся.
        - Да вы еще совсем дитя… Если верите в честность поединка. К слову, где вас обучали, а?
        - Факультатив боевых магов в интернате, - сгорая от стыда, пробормотала я. Теперь уже единственное, чего мне хотелось - так это убежать и спрятаться. Чтобы этот ублюдок не ухмылялся, глядя на меня сверху вниз. Чтобы не пялилась из бойницы ключница.
        - Позвольте, я вас провожу до комнаты, - медовым голосом изрек эльф, - упаси Хайо, еще упадете где-нибудь на лестнице. Хозяин будет недоволен, еще прикажет забить меня плетьми.
        На этот раз мне сделалось так смешно, что я расхохоталась в голос.
        - И что такого я сказал, леди Валле? - холодно осведомился эльф.
        Он осторожно, как маленькую, вел меня под локоток прочь от старых яблонь. Я остановилась, разворачиваясь лицом к Хаэлли, теперь мы стояли почти вплотную друг к другу.
        - Как-то, глядя на тебя, слабо верится в твое рабское положение при бароне, - прошептала я, - и примесь человеческой крови - такие же сказки. Я видела полукровку… они совсем не такие. Что ты делаешь в Шварцштейне, а? Что ты высматриваешь в людских землях?
        Он вдруг улыбнулся - загадочно и красиво, как это наверняка умеют делать только эльфы. Приобнял за плечи и, склонившись к самому моему уху, прошептал:
        - Все это ваши фантазии, леди Валле. Скажите, зачем магу-вышивальщику уроки фехтования?
        - Я хочу остаться в живых, если на меня нападут, - буркнула я.
        - Но это глупо, - сильная рука эльфа ощутимо сжала мое плечо.
        - Что - глупо?
        - Мы в руках судьбы, леди Валле. Может случиться так, что вы будете одним из лучших бойцов королевства, и вашего тела никогда не коснется сталь… А умрете вы, неудачно упав с табуретки. Понимаете, к чему я?
        - Меня некому защитить, - упрямо прошептала я, - если я смогу драться, то, возможно, уцелею чуть дольше.
        - А смысл? - мне вдруг показалось, что Хаэлли печально вздохнул. Он отпустил меня, отступил на шаг.
        - Впрочем, я задаю вам вопросы, на которые вы еще не можете дать ответа в силу малых лет, - он грустно смотрел на меня, - более того, никто из людей не может дать ответа на вопрос о смысле. Да и вообще, ответа не существует… Пожалуй, я передумаю. Вы заслужили несколько уроков, леди.
        И, круто развернувшись на каблуках, Хаэлли быстро пошел прочь. А я осталась посреди двора, прикидывая, что могло повлиять на его решение.
        - Ну, все равно, спасибо, - проворчала я, - надо будет подарить тебе… что-нибудь…

***

… И он начал меня тренировать. Я вновь облачилась в привычную для меня одежду. Я снова почувствовала себя человеком. Когда нас застал вместе барон Аугустус и сухо поинтересовался, чем это мы тут занимаемся, эльф с легким и исполненным презрения поклоном ответил, что, мол, леди желает размяться после долгих часов сидения на стуле. И все. Лерий не стал задавать лишних вопросов, постоял-посмотрел, как я размахиваю мечом.
        - Да вы, леди Валле, опасная штучка, - наконец прокомментировал он и заржал так, что слышно, наверное, было на милю от Шварцштейна.

«Вы еще не знаете, барон, насколько я опасная штучка», - подумала я. А вслух ничего не сказала, потому что именно в этот миг Хаэлли подставил мне подножку, и я плюхнулась носом в пыль.
        - Хозяину вовсе не обязательно не нужно знать, хороши вы в бою или нет, - быстро шепнул эльф, подавая мне руку.
        Я не сердилась, потому что он был прав. Если хочешь победить врага, ошеломи его, достань из рукава козыри, о существовании которых он не подозревал.

… Что до вышивки, то и она продвигалась. Небыстро, но продвигалась. При желании, работая по пол-дня и имея под рукой все необходимое, можно горы сворачивать. А у меня было все, даже хорошая бумага и чертежные принадлежности для расчета вышиваемого заклинания. Барону Лерию Аугустусу очень хотелось иметь при себе талисман с убивающим заклятьем.
        Правда, кроме этого, я вышивала еще и небольшой, изящный кулон, который собиралась подарить эльфу. По моему замыслу, это должен был быть очень полезный подарок, который пригодился бы любому, а уж тем более, эльфу, по неясной причине застрявшему в людском королевстве. Охр. Хаэлли успел научить меня таким штукам с оружием, что я просто обязана была его отблагодарить.

…На вышивку подарка ушло ровно три дня. А пока я сидела у окошка и запечатлевала на канве бело-желтые концентрические круги и зеленые спирали, воплощающие в талисмане магию света, мне пришла в голову по сути дурацкая - но тогда казавшаяся замечательной мысль. Я решила дождаться, пока Хаэлли куда-нибудь отлучится вместе со своим «хозяином», чтобы притащить подарок в комнату эльфа и сунуть, допустим, под подушку. Любопытно потом будет посмотреть на выражение лица Хаэлли. Что он мне потом скажет-то?
        Сказано-сделано. Хихикая про себя в предвкушении забавы, я отыскала ключницу и, одарив ее стеклянными бусами, без труда узнала, где живет Хаэлли. Потом старушенция засеменила к зеркальцу на стене - примерять обновку - а я поспешила в обитель эльфа.
        Как и следовало предполагать, он занимал комнату в том же крыле замка, что и Лерий Аугустус. Неспроста, конечно, а чтобы - в случае чего - быть рядом с драгоценной тушкой хозяина и успеть ее защитить. Я прокралась кошкой по пустынным анфиладам мрачных, но роскошных залов, поднялась по винтовой лестнице, как и указывала милая ключница, нырнула в узкий, но достаточно высокий коридор со сводчатым потолком. Вот и нужная дверь, дубовая, обитая зелеными полосами старой бронзы. Я помедлила: через минуту я увижу святая святых Хаэлли, узнаю, чем он живет. Охр возьми! Возможно, даже узнаю, что он на самом деле высматривает в Шварцштейне… Волнующий момент, не так ли?
        Затаив дыхание, я потянула на себя дверь и сунула свой любопытный нос в комнату Хаэлли. Увы! Меня ждало сплошное разочарование: если по виду человеческой комнаты можно многое сказать о ее владельце, то в этом отношении спальня эльфа напоминала хорошо выскобленный палимпсест: ни намека на то, чем мог здесь заниматься Хаэлли часом раньше.
        Я вздохнула. Ну и ладно. Глупо было предполагать, что, уходя с бароном, эльф оставит разбросанные по комнате сакральные манускрипты. Я достала из кармана свой подарок, на цыпочках подобралась к идеально выстланной постели, пахнущей мятой и, приподняв подушку, положила туда кулон. Пусть Хаэлли удивится, может быть, даже обрадуется. А может быть… Охр знает. Вдруг после моего подарка он проникнется ко мне чуть более теплыми чувствами и поможет сбежать до того, как барон Аугустус будет вынужден испытать на своей шкуре самый большой обман Ирбис Валле?
        Пора уходить. Я потопталась на месте, оглядывая комнату: здесь не было ничего, кроме кровати, небольшого письменного стола и стула. И тут я не удержалась от ма-аленького искушения: подошла к столу и все-таки выдвинула верхний ящик.
        Еще через мгновение моей единственной здравой мыслью было - Хайо, как бы не завопить на весь замок. Потому что в ящике… Охр. В ящике мой драгоценный эльф хранил толстые стеклянные колбы. Они были наполнены желтоватым прозрачным раствором, в котором плавали глаза. По паре на сосуд. Карие, черные, зеленые. В кровавых прожилках. И глаза эти… похоже, были живыми, потому что как-то разом уставились на меня, повернувшись зрачками в нужную сторону. Я попятилась. Раствор в колбах начал стремительно менять цвет - с цвета куриного бульона на гнилостно-зеленый. Сглотнув кислую слюну, я сделала еще шаг назад, совершенно забыв о том, что надо бы закрыть ящик, и… спиной уперлась в неожиданную преграду.
        - Вам не стоило сюда приходить, леди Валле, - злой гадюкой прошипел эльф, - как и не стоило копаться в моих вещах.
        В следующее мгновение, вывернув мне за спину руку, он одним рывком швырнул меня на кровать, а сам вернулся к двери и запер ее на щеколду. Вот и все. Можно с уверенностью сказать, что барон Аугустус уже не получит никакого талисмана.
        Я сжалась в комок, глядя, как приближается смерть в облике прекрасного эльфа. Он не хватался за оружие, но было ясно, что задушить двадцатилетнюю девицу для него все равно, что свернуть шею курице. Хаэллии остановился надо мной, смерил пронзительным взглядом. Быстро спросил что-то по-эльфийски, затем перевел.
        - Тебя кто-то подослал следить? Кто?
        Я затрясла головой, прижимая кулаки к груди.
        - Н-никто.
        Перед глазами все еще стояли жуткие колбы. Хайо, а ведь я была права! Хаэлли - вовсе не тот, за кого себя выдает. Ох, ну почему, почему я вечно лезу туда, куда меня не просят? Не зря ведь… любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
        - Лжешь, - отрезал эльф, - ты копалась в моих вещах. Что ты здесь искала? Кто тебя послал?
        Он наклонился ко мне, и продолжил уже зловещим шепотом:
        - Если ты не захочешь говорить добровольно, маленькая тварь, я найду способ, как тебя заставить, хоть мне это и не нравится. Сперва я буду отрезать фаланги твоих пальцев, одну за другой. Потом обдеру кожу с рук. Потом твои руки укоротятся до локтя. Нравится? И не надо на меня так смотреть, барон мне ничего не сделает. Думаю, уж это ты понимаешь.
        Почему-то у меня не возникло сомнений, что все будет именно так, как говорит Хаэлли. И, не выдержав, я расплакалась.
        - Говори, - повторил он, выпрямляясь, - я с удовольствием выслушаю. А потом, наверное, придется тебя убить. Сейчас… Я не могу позволить, чтобы кто-то за мной следил.
        - Я… я… - из горла выползало скрипучее мяуканье, - я… прости… я только хотела… я не хотела…
        Сунув руку под подушку, я вытащила оттуда свой злополучный подарок и протянула его Хаэлли.
        - Это что? - он уставился на кулон как на треснувшую бутыль с кислотой.
        - Это… подарок. Тебе, - прошептала я, не в силах смотреть ему в глаза, - я хотела сделать тебе подарок… прости… вот таким глупым способом. Меня никто, совсем никто не присылал за тобой следить.
        Кажется, его лицо смягчилось.
        - И подарки нынче делаются исключительно путем заглядывания в ящик стола?
        - Прости, - пробормотала я, - прости меня, пожалуйста. Я не шпионю за тобой. Я всего лишь глупая и не в меру любопытная девица. Ну, у людей девицы почти всегда… такие…
        Взгляд Хаэлли медленно переместился с меня на выдвинутый ящик стола, откуда исходило уже явственное зеленоватое свечение. Кажется, он что-то пробормотал по-эльфийски. Посмотрел еще раз на меня - внимательно, как бы оценивающе. Затем - снова на ящик, как будто не веря собственным глазам.
        - Спасибо за подарок, - неожиданно Хаэлли взял кулон, - как его использовать?
        - Э-э… Это светильник, - ошеломленно пробормотала я, не веря собственным ушам. Хаэлли вел себя так, как будто и не угрожал только что отрубить мне руки, - чтобы он заработал, надо пальцами потереть гелиотроп в середине.
        Он оглядел талисман, пощупал изнанку из орочьей кожи, затем натянуто улыбнулся.
        - Забудем это маленькое недоразумение, леди Валле. Возвращайтесь к себе, дошивайте талисман барона и ничего не бойтесь.
        - Что?!!
        - Надеюсь, вы не будете болтать о том, что видели, - мягко продолжил Хаэлли, - и еще… судя по всему, наши занятия окончены. Ну, идите же… Пока я не передумал.
        Какой милый субъект. Он даже помог мне подняться на ноги, проводил до двери и до-олго смотрел мне в спину, пока я ковыляла прочь.
        Давненько мне не было так стыдно. Охр меня дернул лезть в тот ящик. Ну и толку с того, что я нашла глаза в колбах? Все равно ведь неясно, для чего они Хаэлли, почему начали светиться. И что бы означала его эта перемена настроения? То был готов разорвать в клочья и сделать из моей кожи перчатки, то - ах, леди Валле, идите к себе, леди Валле… Я шмыгнула носом. Некрасиво-то как получилось. И что он обо мне теперь подумает? Даю голову на отсечение, что я теперь для Хаэлли - недостойная, вороватая девица без чести и совести. Неприятно, но что поделаешь…
        Я вынырнула из прохладной утробы замка на яркое солнце. Все. Пора успокоиться и, как сказал эльф, идти и заканчивать работу над следующим талисманом, от качества которого, между прочим, зависела моя никчемная жизнь.

***

…Талисман для барона Аугустуса я закончила той же ночью. Он получился тяжелым. Для того, чтобы все работало так, как мне это представлялось, я не жалела материала: разместила по кругу пять круглых полированных пластинок парчовой яшмы, перемежая их бусинами из радужного обсидиана. Соединенные вышитыми снежно-белыми спиралями, они должны были придать моему талисману достаточно силы для воплощения не столько замыслов Лерия, сколько моих собственных. Я прикрепила к талисману ушко, в которое можно было продеть кожаный шнурок. Хотя вряд ли его светлость будет вторично использовать мое детище - этого талисмана должно было хватить только на одно использование.
        Потом, налюбовавшись отблесками в глубине обсидиановых бусин, я оделась, собрала свою сумку и, аккуратно положив ненужное больше платье на постель, двинулась к выходу. Моя жизнь в Шварцштейне, похоже, подошла к концу - и ждать до утра нужды не было. В ночи куда проще улизнуть от преследователей, достаточно просто добраться до леса и там затаиться.
        Лерия Аугустуса я нашла в кабинете: он сидел у камина, положив ноги на низкую скамеечку, и рассеянно листал книгу. Завидев меня, он зевнул, отложил в сторону чтение.
        - Чем обязан в столь поздний час?
        Я пожала плечами.
        - Ваш талисман готов, барон.
        И протянула ему результат трудов своих, завернутый в салфетку.
        Лерий довольно хмыкнул, бросил на меня настороженный взгляд.
        - Мне его… можно трогать?
        - Разумеется, - как можно более равнодушно заверила я, хотя внутри тряслись все поджилки, - можете его посмотреть. Когда захотите активировать зашитое в нем заклятье немочи, потрете центральную обсидиановую бусину, но это нужно сделать непосредственно перед тем, как талисман возьмет в руки ваш враг. Потом, когда все закончится, было бы недурственно талисман уничтожить - ну, на всякий случай, вдруг кто догадается вышивальщика опытного привести? А если вдруг… ну, не получится уничтожить, то тоже не страшно. На самом деле мало кто разберется в таком. Чужие вышивки вообще очень сложно понять, потому что двух одинаковых не бывает.
        - А у тебя откуда такие познания? - вдруг спросил Лерий, - ты же говорила, что не доучилась.
        - А я книг много читала, - беспечно отозвалась я, - когда нечего делать по ночам, остается только магией заниматься…
        - Да уж, - он задумчиво посмотрел на меня, а сам наверняка подумал - «кто ж польстится на такую?»
        Я неуверенно топталась на месте. Это была моя первая работа такой степени сложности, и неуверенность уже пустила ядовитые корни в моей душе. Вдруг я где-нибудь ошиблась? Дело ведь тонкое, один неверный стежок - и все, работать, как нужно, уже не будет.
        - Вы обещали мне рекомендательное письмо, барон, - проворковала я и чуть не запрыгала от радости. Получилось! Ура! Я буду великим магом-вышивальщиком!..
        Глаза Лерия при слове «письмо» сделались пустыми и очень сонными. Он замер в кресле, не выпуская из рук талисмана - очень, очень хорошо, чем дольше он его сейчас подержит, тем больше времени будет у меня… потом, за воротами Шварцштейна.
        - Письмо? - переспросил он бесцветным, ничего не выражающим голосом.
        - Рекомендательное письмо, - повторила я, - берите перо, барон, и пишите мне прекрасные рекомендации.
        Он кивнул, послушно, как ребенок. Затем неторопливо поднялся, прижимая к груди воплощенное заклятье послушания, и перебрался за письменный стол. Несколько минут он послушно шуршал перышком по куску дорогущего пергамента, я не утерпела, заглянула через плечо.

«Ирбис Валле проявила высочайшую квалификацию … рекомендую воспользоваться услугами…»
        То, что он там писал, начинало мне нравиться. Я ловко подхватила пергамент, помахала им, чтобы высохли чернила, сложила и сунула за пазуху.
        - Вставайте, барон. Теперь вы должны вывести меня из замка.
        - Да, да, - рассеянно пробормотал он.
        Охр! И кто бы мог подумать? Этот блистательный господин, жестокий убийца, хитрый, как лис, был у меня на коротком поводке. Если бы я приказал ему бегать на четвереньках и лаять, он непременно бы так и поступил. Что ж, прощай, Шварцштейн. Прощай, Хаэлли - больше мы никогда не увидимся, и да поможет тебе мой светильник за то, что ты учил меня… Ах, да. Чуть не забыла.
        - Дайте мне меч, барон.
        Мужчина молча протянул мне свой клинок превосходной эльфийской ковки, о чем весьма наглядно сообщали характерные серые разводы. Я, конечно, рассчитывала на оружие попроще, но спорить не стала. Время не ждет.
        - Теперь идем, к воротам.
        И мы пошли как закадычные приятели. Свежий ночной ветер приятно овевал мои горящие щеки, а мне казалось - еще чуть-чуть, и вырастут крылья. У меня есть рекомендательное письмо, я почти свободна…
        - Прикажите опустить мост, - шикнула я жертве своей магии.
        Он подчинился. Даже интересно, когда он придет в себя? А когда, наконец, поймет, что смешная и тощая девчонка обвела его вокруг пальца, будет ли помнить свои собственные слова? Только бы… Хаэлли не вмешался. Хоть бы он спал этой ночью и не проснулся от скрежета лебедки…
        Мы медленно, но неуклонно двигались к внешним воротам. Пока что все шло гладко, я бы сказала - даже слишком.
        - Прикажите меня выпустить из замка, - шепотом напомнила я сонному Лерию.
        Он промолчал. Сердце сжалось в комочек, небо качнулось над головой. Неужели… все?.
        - Прикажите меня выпустить, барон, - повторила я как можно четче.
        Лерий качнул головой и деревянным голосом скомандовал:
        - Выпустите ее за ворота.
        Кто-то возмущенно запыхтел - куда ж, ночь настала? Но здесь с бароном не спорили, тяжеленные створки дрогнули и начали раскрываться наружу.
        - Приятно было с вами иметь дело, Лерий Аугустус, - я присела в реверансе и, больше не оглядываясь, шмыгнула в образовавшуюся щель. Слава Хайо, внешний мост был опущен.
        Вслушиваясь в стук каблуков по дереву, я со всех ног рванула в сторону леса. Дивное, лакомое словечко «свобода» билось вместе с пульсом, и кровь весело бежала по жилам. Даже не верится, что все так чудесно получилось. Мое заклинание повиновения, которое я наспех сочинила и воплотила в талисмане, работало, и работало на славу! Так, ликуя в душе, с баронским мечом на плече, я рысила в сторону ельника. Время от времени я поглаживала сложенный вчетверо новенький пергамент. Все, что мне оставалось - это добраться до какого-нибудь приличного города, заявиться в местный магистрат и предъявить рекомендации, полученные от барона. После этого - как мне казалось - жизнь начнет налаживаться, и я в скором времени стану известной на все королевство магичкой, а мои родители будут горько сожалеть о том, что относились ко мне как к гадкому утенку. Вот так.

***
        Когда на востоке забрезжил рассвет, я уже успела убедиться в том, что бегство из Шварцштейна было самой легкой частью моего плана. Даже летом в ночном лесу прохладно и неуютно, вздрагиваешь от каждого шороха, и - хоть я и старалась держаться неподалеку от дороги - мне всюду мерещились то люди, то звери. Даже не знаю, кто был страшнее в моем нынешнем положении беглянки. Со зверьем проще, они охотятся лишь для того, чтобы заполучить очередной обед. А вот с людьми… хм… Людей в лесу следовало сторониться. Двуногие обладали куда более богатой фантазией по сравнению с хищниками.
        Вконец измотавшись и озябнув, я замедлила шаг. Баронский меч на плече давил словно каменный, в боку кололо, желудок прозрачно намекал на необходимость завтрака. Чтобы не думать о еде, я решила думать о переделке, в которую попала. Странно все это было, необъяснимо - а оттого вдвойне неприятно. С чего все началось-то? Меня выгнали из клана магов холода. Это - раз. Потом я встретила милую старушку, которая отправила меня к якобы-старичку Улли Валески. Два. По прибытии оказалось, что я уже побывала в Талье, основательно выпотрошила Валески, а сейчас зачем-то опять явилась. Три. Ну, и напоследок - барон Аугустус, Хаэлли, злые глазищи в колбах, побег. Тьфу. Если меня и дальше будет сопровождать такое же везение, то, пожалуй, проще сразу купить саван и ползти на погост. С другой стороны - я по-прежнему была жива, под рубашкой мягко шелестело рекомендательное письмо, и - я улизнула от Лерия, так и оставив его ни с чем. Последнее, правда, грозило обернуться какой-нибудь местью с его стороны, погоней, наймом магов-гончих… Похоже, мне оставалось надеяться только на то, что барон сам предпочтет поскорее
забыть свою маленькую неудачу.
        И все-таки: кто и зачем убил Улли Валески, при этом притворившись мной? И не слишком ли доверчивой девицей я оказалась, слушая сказки доброй Минервы?
        Тем временем на королевство накатился новый день. Взошедшее солнце сверкало в бриллиантах росинок, сочная трава шуршала под ногами, в кустах проходило соревнование певчих птиц. Все еще ежась, я пошла быстрее, свернула к дороге, которая в столь раннее время оказалась пустой как интернатская похлебка. Я немного воспрянула духом, зашагала чуть бодрее, и даже меч Лерия уже не казался каменной глыбой.
        Все-таки быть магом-вышивальщиком - не так уж и плохо. Будь я простым магом холода, разве смогла бы я убедить Лерия в том, что мне следует удалиться восвояси? Хм… Хотя, наверное, магу холода это сделать было бы куда проще, особенно если занести над головой барона гигантскую сосульку.
        - Охр! - вырвалось у меня невольно.
        Замечталась, дурочка! Теперь и в заросли бросаться поздно. И откуда они взялись-то, посреди дороги? Эх, не уследила, задумалась… Плохо.
        В каких-нибудь десяти шагах на дороге стояла занятная троица: верзила с подозрительно оливковой кожей и тяжелой челюстью, хлипкий на вид мужичонка в лохмотьях и рослый парень с черной повязкой на глазу. Похоже было на то, что я нарвалась на самых обычных разбойников.
        - Эй, ты, - крикнули мне, - гони сумку и меч. Мож, еще живым отсюда уйдешь.
        Я обреченно оглянулась: дорога позади была пуста. Ни души. В кустах вдоль обочины пели птицы, и солнце поднималось все выше и выше. Страх, дремлющий до сих пор, внезапно встрепенулся, вцепился стальными коготками в сердце. Охр. Что делать-то? Бежать? Догонят. Отдать сумку и меч? Что за ерунда. Эти вряд ли отпустят, и глупо пытаться от них откупиться…
        - У меня ничего нет, - выдохнула я, глядя на приближающуюся гибель.
        Парень был примерно моих лет, широкоплечий, рыжие лохмы сбились в колтун. Зеленокожий - что ж, кажется он и вправду полукровка. Одни клыки чего стоят, и эти свиные глазки. Хлюпик в нищенских тряпках чуть приотстал, вышагивал вальяжно как господин к поданному экипажу…
        - Давай-давай, - почти дружелюбно сказал рыжий. Полукровка смачно плюнул себе под ноги.
        Я невольно попятилась, поднимая меч.
        - Гляди-ка, а железка у него хорошая, - присвистнул из-за их спин оборванец, - парни, давайте быстрее уже, а то еще кто ехать будет.
        - А что нам еще кто? И их туда же, - сонно, обыденно и оттого очень страшно отозвался полуорк.
        И вот тогда мне стало по-настоящему жутко. Хайо, зачем я здесь? Почему меня понесло именно по этой дороге? Зачем?
        Невольно продолжая пятиться, я занимала оборонительную позицию - так, как учили боевых магов в интернате. Во рту плавала горечь, но мысли оставались четкими, ясными как солнечное зимнее утро. Еще одно быстрое движение - и сумка с бисером и нитками мягко осела в дорожную пыль. Правильно, она ведь только помешает, а если меня убьют - то уже не понадобится.
        А они все подходили и подходили, и вот уже одноглазый выхватывает из потертых ножен плохонький меч, ржавый и иззубренный, полуорк берется за кастет, разминает огромные кулачищи.
        - Н-не… не подходите, - шепчу я, понимая, что еще миг - и мне придется драться. Уже по-настоящему. С риском погибнуть самой и, уж конечно, отправить к Хайо кого-нибудь из этих лихих молодчиков.
        - У-тю-тю, ах ты, мой сладенький, - полуорк заржал, - а маму что не зовешь?
        Я промолчала - и правильно сделала, потому что в следующее мгновение рыжий метнулся ко мне, обманным маневром занося меч повыше, в то время как вторая его рука уже сжимала кинжал-дагу.
        - Н-не… - успела выдохнуть я. И все.
        Факультатив боевых магов, потом уроки эльфа. Тело оказалось быстрее мыслей, меч барона пропел смертельную песнь - и рука с кинжалом упала в пыль. Подпрыгнула на дороге с отвратительным хлюпающим звуком. Парень завопил, кровь брызнула струей, падая крупными черными ягодами в пыль. Я бы тоже заорала, но челюсти свело так, что, казалось, сейчас зубы крошиться начнут.
        - Ах ты, сучонок! - полуорк сгреб в охапку стремительно бледнеющего подельника, сжал пострадавшую руку выше локтя, - ну, держись!
        Но вместо того, чтобы броситься в бой, принялся спешно отрывать грязный рукав рубахи. А я… оглянулась. Позади была пустая дорога. Бежать? Может быть, бросить все - и ходу, пока они заняты?

…Треньк.
        В живот что-то ударило, и мир качнулся, уходя куда-то в бок. Инстинктивно щупаю пострадавшее место, пальцы натыкаются на оперение стрелы. Хайо! Стрела. В моем животе. Что ж так быстро-то, а?..
        А потом просыпается боль, расправляет крылья, чтобы взмыть в небо цвета расплавленного свинца. Я начинаю плыть, все быстрее и быстрее, в сумерки, в бархатную ночь. Я знаю, что они топчутся рядом. Их руки шарят по моему телу, выискивая все ценное, что можно зашить в одежду. Последнее, что различает ухо - злорадный вопль:
        - Гляди-ка, девка!
        Все.
        Из меня не получилось известного мага-вышивальщика.
        Глава 6. Эльф, идущий по следу
        Таким барона Хаэлли еще не видел.
        Нет, бывало, конечно - Лерий Аугустус злился порой, но ярость тлела в нем тихо-тихо, как угли в догоревшем костре. Это было терпимо и даже занятно, потому что даже эльф никогда не мог предугадать, что последует.
        Барон с руганью швырнул злополучный талисман в камин, и Хаэлли это немного удивило
        - ну кто бы мог подумать, что вполне безобидный трюк настолько заденет его светлость?
        Впрочем, если поразмыслить, милая шутка леди Валле могла оказаться и руной замедленного действия: ведь девочка-то слышала, что Лерий хочет кого-то отправить на тот свет, а это значило, что самому барону не будет покоя до тех пор, пока ходит по земле вышивальщица-беглянка.
        Чтобы не думать о Лерии Аугустусе, который метался из угла в угол, размахивая руками и ругаясь, Хаэлли старался углубиться в собственные мысли. Он пытался думать о том, что ему предстояло сделать в ближайшие дни, и как правильно распорядиться знаниями, полученными от видящих. А еще он мысленно благодарил судьбу, которая легко, шутя столкнула его с проводником, ведь каждый мало-мальски обученный охотник знает, что единожды встретив морро, обязательно столкнешься с ним еще раз.
        - Хаэлли!
        Гневный рев барона прорвался сквозь аккуратно выстроенный мыслещит, и эльф вздрогнул. Лерий нависал над ним, холеная физиономия пошла малиновыми пятнами -
«как бы удар не хватил», насмешливо подумал Хаэлли.
        - Ты вообще меня слышишь? - вкрадчиво поинтересовался барон.
        - Разумеется, ваша светлость, - он пожал плечами, - вы только что изволили высказать пожелание, чтобы я отправился по следу вашей вышивальщицы, нашел ее и предал мучительной смерти.
        Лерий отступил на шаг, смерил Хаэлли злобным взглядом.
        - Но мне хотелось бы напомнить вам, ваша светлость, - продолжил эльф, - что убивать девчонку - пустая трата времени. Вряд ли она побежит на вас доносить. Наверняка она сама до полусмерти перепугана и думает исключительно о том, как бы ей запрятаться подальше…
        Теперь Лерий Аугустус покрылся смертельной бледностью. Не отводя взгляда от лже-слуги, он медленно пятился до тех пор, пока не уперся в письменный стол.
        - То есть ты не хочешь ее убивать, - уточнил Лерий, - чем это она тебя проняла?
        - Мне кажется это нецелесообразным, - Хаэлли смотрел ему прямо в глаза, - к тому же, барон, вы мне казались достойным авашири исключительно потому, что в число ваших жертв не входили младенцы. Сейчас же в вас говорит скорее уязвленное самолюбие, нежели здравый смысл.
        Вот это, пожалуй, Хаэлли сказал зря.
        Да и вообще - как раз-таки здравый смысл и должен был подсказать барону, что от девочки надо избавиться, и чем скорее, тем лучше.
        Но по какой-то неясной пока причине (и видящие здесь были совсем не при чем!) Хаэлли не хотелось убивать забавную магичку. Он помнил тень смерти над ней, но все-таки продолжал надеяться, что это был не его, Хаэлли, знак.
        - Значит, вот как мы заговорили? - голос человека упал до хриплого шепота, - а что ты будешь делать, остроухая сволочь, если я на тебя донесу, а? Что, если королевские гончие узнают, что в самом сердце Веранту разгуливает эльфик? Даже если… и не смотри на меня так, лесной выродок, даже если ты меня попытаешься убить, мой поверенный знает, что делать! Не на дурака напал, ясно? Не хочешь ли побегать от королевских гончих?
        Хаэлли задумался на минуту. Мысль об убийстве барона показалась весьма соблазнительной. Но если тот в самом деле принял некоторые меры, после которых за голову эльфа будет предложена кругленькая сумма, то это может помешать, и даже очень помешать свободному перемещению по землям Веранту. Не то чтобы он боялся гончих - вон, какого-то лекаря до сих пор поймать не могут - но они стали бы помехой, а как раз-таки помех Хаэлли хотел меньше всего.
        - Она еще далеко не ушла, - быстро проговорил барон, пощипывая напомаженную бородку, - догони и убей эту маленькую дрянь. И не забудь - пусть прочувствует на собственной шкуре, что значит обмануть Лерия Аугустуса.
        - Что ваша светлость хочет в качестве доказательства? - Хаэлли по привычке перешел на деловой тон.
        - Меч мой принеси, - буркнул Лерий, - уж голову сюда тащить точно не стоит. К тому же, ты же у нас эльф, а эльфы всегда выполняют свою часть сделки. Так ведь, Хаэлли?
        Эльф спокойно кивнул и вышел из кабинета, предоставляя барону беситься в одиночестве. Шагая по коридору к своей спальне, он размышлял о том, как поступить правильно. Убивать смешную девчонку, так ловко обдурившую барона, не хотелось. Кроме того, она была тем самым проводником (а, значит, очень ценным предметом), и должна была дожить до своей второй - и скорее всего последней - встречей с морро. Ей нужно было оставить жизнь, а барону принести меч, который она прихватила с собой. Ну, и придумать душераздирающую историю о том, как маленькая магичка умирала в страшных муках, моля о милосердии.
        - Вот и прекрасно, - буркнул Хаэлли по-эльфийски, пинком распахивая дверь.
        А что дальше? Дальше он договорится с этой леди Валле, чтобы она никуда сама не уходила, и после, вернув Лерию оружие, он незаметно ускользнет из Шварцштейна, и будет следовать за вышивальщицей так долго, как понадобится. Вплоть до того дня, когда нить ее судьбы вновь пересечется с чудовищем.
        Наспех составленный план показался эльфу неплохим. Пока Хаэлли собирался в дорогу, аккуратно ставя видящих в отдельную сумку, мысли продолжали крутиться как мельничные жернова, шлифуя выстроенную последовательность действий и доводя ее до совершенства. Хаэлли поймал себя на том, что улыбается. Маленькая магичка его изрядно развлекла. И кто бы мог подумать, что в этой коротко остриженной головке зреют столь занятные мысли? Сперва Хаэлли был готов поклясться, что девочка будет послушной куколкой в руках Лерия, и сделает все то, о чем он просил. К марионеткам Хаэлли был равнодушен. Но после трюка с подчиняющим заклинанием, да и после того, как видящие признали в леди Валле проводника… Уж что-что, а убивать ее Хаэлли не собирался ни при каких обстоятельствах.
        Все еще улыбаясь, эльф вышел из спальни. Как, однако, задела барона эта изящная шутка с талисманом! Хаэлли не сомневался, что, попадись ему в руки сама леди Валле, тот уже давил бы ей пальцы щипцами и расплющивал в тисках ступни.
        Эльф погладил сквозь рубашку вышитый талисман-фонарик и, пряча улыбку, вышел во двор.

***
        Как и всякий охотник, Хаэлли мог слушать лес и видеть его воспоминания. А еще он мог стать на след подобно хорошей гончей, и для этого ему всего-то был нужен предмет, которого касался искомый субъект.
        У Хаэлли имелся вышитый талисман-фонарик, и этого было предостаточно. Поэтому, отойдя от Шварцштейна на расстояние, достаточное для того, чтобы убедиться в отсутствии баронского «хвоста», эльф немного ушел в сторону от дороги, вежливо прося деревья не мешать. Те, откликаясь на голос существа, рожденного во имя леса, послушно убирали с его пути вспученные корни, сучья и колючки.
        Вынырнув на маленькую, в несколько шагов, полянку, Хаэлли вдохнул полной грудью и еще раз огляделся по сторонам. Прекрасное местечко для маленькой и вполне естественной для эльфа волшбы. С одной стороны - темный ельник, с другой - тонкие, тщедушные березки, стволики окрашены восходящим солнцем и напоминают палочки малинового суфле. Хаэлли положил руку на талисман, забормотал подходящую к случаю молитву Миенель-Далли и Великому лесу.
        Тот глубоко вдохнул, впитывая знакомую речь и, выдыхая, ответил. Почти сразу. Волной, мягко накатывающей на грудь. Перед глазами эльфа запрыгали, замельтешили серые мошки, закружилась голова. С силой сжав в кулаке фонарик, Хаэлли часто заморгал, пытаясь сфокусировать зрение, а когда ему это удалось - мысленно поблагодарил лес. Тонкая нить следа начиналась прямо у его ног, уводя сквозь еловую поросль в сторону дороги. Эльф удовлетворенно хмыкнул, затем водрузил талисман обратно на шею и, заправив его под рубашку, двинулся вперед.

…Великий лес. Там - чистый воздух, многовековые секвойи, изысканные кушанья и светлая красота лунных ночей. Там - тишина, уединение, мысли, текущие в унисон мыслям Праматери. Там - пение предков, когда-то рожденных от леса и для леса, Крипта, сотворенная не во имя смерти, но для жизни. Наверное, поэтому эльфы и не боятся смерти. Каждый из них знает, что дух его навсегда останется в пределах Крипты, пребывая в блаженном сне ровно до тех пор, пока не настанет пора встретить дух родича.
        Шагая по зеленоватой нити следа, Хаэлли думал о том, что, побывай люди в Крипте, не так-то просто было бы оборонять восточные рубежи леса. И великое счастье в том, что оркам на Крипту наплевать, у них, по слухам, своя имеется, только совсем не такая - темная. Неведомо, кто, как и когда ее построил, и какие жертвы были принесены, но с тех пор, как в сердце Орикарта существует Крипта, армия орков была сильна некромантией.
        Наверное - как мог предположить Хаэлли - и у гномов было что-то подобное, какая-нибудь своя Крипта. Но гномы ухитрялись казаться самыми обычными, почти людьми, только живущими в глубоких пещерах, так что никому даже в голову не приходило искать гномье Сокровище.
        Размышляя таким образом, эльф вынырнул из зарослей на дорогу (кусты поспешно расступились), и остановился. Здесь так смердело, так воняло смертью, что у Хаэлли к горлу подкатила тошнота. Это было… так похоже на подземелья барона Брикка, что эльф поежился. Плохо, очень плохо. Здесь, на дороге, случилось нечто такое, от чего трава плакала, а сам лес отворачивался с омерзением. Хороший повод для авашири задуматься - но никто из них не знает, что чувствует лес. Хаэлли тихо выругался, потому что зеленоватая нить следа стала едва видимой, почти прозрачной. И - страшные, почерневшие кляксы в пыли, жирные мухи, кружащие над дорогой.
        Сглотнув, Хаэлли вплотную приблизился к лужам свернувшейся уже крови. Еще через несколько минут эльф понял, что, похоже, опоздал, а заодно потерял единственного найденного проводника. Ну, и леди Валле заодно. Живой, дышащий след окончился так резко, словно его обрубили, дальше Хаэлли шел уже как простой следопыт.
        Вот здесь волокли тело. Сколько их было? Трое, и один - ранен, серьезно ранен. Они тащились в ельник, торопились, уронили… Эльф наклонился и поднял маленький бархатный мешочек, развязал его, высыпал на ладонь несколько алых бусинок. Хаэлли шагал все быстрее, морщась от ощущения повисшей в воздухе смерти. Ясно, что девочка столкнулась с разбойниками. Понятно, что она попыталась сопротивляться, ранила одного из них… за что они ее и убили, или смертельно ранили, а потом куда-то потащили. Если она только была еще жива, даже не хотелось думать о том, что они с ней сделают.
        Внезапно Хаэлли вышел на маленькую залысину в покрове леса, пятачок, со всех сторон отгороженный кустами лещины. Вышел - и сразу же в глаза бросилась почерневшая лужа на земле, липкие сгустки крови, изумрудная муха, раскачивающаяся на травинке. Все. Ирбис Валле больше не было в живых. Эти ублюдки, выродки, которые недостойны даже называться людьми, зверски убили ее, а сами, забрав все вещи маленькой магички, двинулись дальше.
        Хаэлли вздохнул. Но того, что он уже знал, было мало, он хотел гораздо большего, хотя и понимал, что двигаться дальше - все равно что собственноручно вырывать себе ногти, один за другим, и до крови кусать губы, сдерживая рвущиеся из горла вопли.
        Он подошел к старой березе, приник к ней всем телом. Дерево приняло его, начало баюкать, успокаивая, унося в светлую даль цвета древесного сока.

«Я хочу это увидеть», - смиренно попросил Хаэлли, - «ты ведь помнишь то, что здесь произошло? Я хочу знать, как она умерла».
        Береза ответила плотной волной жгучей ненависти, и Хаэлли в очередной раз подумал
        - жаль, что никто из них не чувствует, как жаль. Он даже представить себе не мог, что деревья могут так ненавидеть.
        - Пожалуйста, - прошептал он на родном языке Великого леса, - покажите мне. Я должен это увидеть. Я должен знать…
        Действительность начала утрачивать привычную форму, растекаться ртутными шариками в зеркальном лабиринте. Потом все окрасилось в багровые тона, растворилось в ужасе, который испытала старая береза не более, чем пару часов назад. Хаэлли вцепился в гладкий ствол мертвой хваткой, вталкивая сознание все глубже и глубже в воспоминания леса, заставляя свои глаза смотреть глазами деревьев, травы… И тогда он увидел.
        - Слышь, Рыжий, не скули. Отнесем твою клешню лекарю, он ее обратно приставит.
        Молодой парень, мелово-бледный, держит на коленях собственную руку. Тщедушный мужичонка, сидя на траве, проверяет механизм арбалета, дует на него, трет маленькой тряпочкой. Зеленокожий полуорк задумчиво стоит над распростертым в траве телом, взвешивая в руке дорожный мешок. Наконец полукровка задает вопрос:
        - Кость, что с этой делать?
        - Да что с ней делать? - немедленно откликается мужичонка и откладывает арбалет, - сдохнет скоро. С такими ранами долго не живут. Что у нее в сумке?
        Полукровка приседает на корточки, роется в мешке, затем смачно плюет на траву.
        - Кость… тут эта… бусинки какие-то… ох, мать ее, орочья кожа…
        - Стоп, стоп, стоп. А ну, давай я погляжу.
        Еще несколько минут Кость роется в вещах Ирбис Валле, затем брезгливо отбрасывает сумку в сторону.
        - Охр, да то ж магичка!
        - Вот сука, - шипит рыжий, сдавливая кровящий обрубок руки.
        - Да не печалься, - Кость по-отечески хлопает его по плечу, - она-то сдыхает, а ты живехонек. Руку, говорю, приставим обратно.
        - Да попробуй еще лекаря найди, чтобы такое сделал, - бурчит рыжий, а затем прикладывается к фляге. Крепкий парень, вообще непонятно, как он умудряется держаться на краю сознания.
        Полукровка продолжает задумчиво разглядывать содрогающееся в предсмертных судорогах тело, затем деловито начинает расстегивать пояс на штанах.
        - Ты что это делаешь? - ядовито интересуется Кость, который, видимо, тут за главного.
        - Э-э… ну эта… напоследок…
        - Еще не видел орка тупее, чем ты.
        - Что?!!
        - Ты дурак, что ли? Она - магичка! Проклянет тебя перед смертью еще… Вон, в соседней деревне девок сколько угодно. Оставь, говорю тебе… чтоб хуже не было.
        И Кость хихикает, продолжая протирать спусковой механизм арбалета. Полукровка, обиженно сопя, отворачивается. А затем, внезапно схватив меч, пронзает насквозь лежащее в траве тело.
        - Так ее, - бурчит рыжий и снова прикладывается к фляге. Отрубленная рука, завернутая в ветошь, покоится у него на коленях как младенец.

…Хаэлли с усилием оторвался от березы, как будто белокорое дерево не хотело отпускать его разум, и медленно опустился в траву. Того, что он увидел, было достаточно, даже более чем. Маленькая своенравная магичка. Она искренне верила в то, что если научится драться, то уцелеет. Но умение махать мечом еще не спасает от арбалетной стрелы, пущенной в живот. Не спасает, н-да.

***
        Дальше, как водится, следовало остановиться и подумать о том, как быть дальше. Проводник - Хаэлли досадливо поморщился - был безвозвратно утерян. Нет, конечно, девчонку - чисто теоретически - можно было бы отвезти в Крипту… Но, во-первых, за время путешествия тело успело бы изрядно подпортиться. А какой смысл пытаться оживить существо с умершими тканями мозга, которое даже не будет осознавать того, что живет? Во-вторых… Все это теория, чистой воды теория. Кем должен стать жалкий авашири, чтобы эльфы допустили его к священному сердцу своей страны?
        Хаэлли вздохнул. Он все еще стоял, прижимаясь к прохладному стволу старой березы, и в который раз за последний месяц не знал, как правильно поступить. Проводник утрачен. А это, провались все в Бездну, означает, что ему снова придется бесцельно колесить по людским землям, ровно до тех пор, пока не встретится следующий проводник. Ну, или пока Хаэлли самолично не столкнется с морро, лицом к лицу.
        А тут еще Лерий Аугустус… Извольте принести ему меч как доказательство гибели наглой девки, столь виртуозно его обдурившей. Мысли Хаэлли крутились нескоро, размеренно, как шестерни тщательно откалиброванного механизма. Наверное, меч отнести в Шварцштейн все же будет нелишним. По крайней мере, эта маленькая услуга избавит барона от дурных мыслей вроде - ах, я найму гончих, и они тебя выследят, гадкий остроухий ублюдок. Правда, в том, что людские маги-гончие действительно способны пройти от начала до конца по следам урожденного эльфа, Хаэлли сильно сомневался, но… Чем Бездна не шутит? В любом случае, ищейки будут мешать. А ему, болтающемуся по лесам в поисках морро, необходим покой.
        Хаэлли медленно отлепился от березы, чувствуя, как с треском лопаются соединившие их струны. Хлебнул воды из фляги. Еще раз окинул взглядом полянку. И тут одна странная мысль, блеснувшая как золотая монета на дне ручья, заставила его замереть на месте. Стоп, Хаэлли. А где же то, что осталось от леди Валле? Ведь она умерла здесь, на этой траве. Вон то жутковатого вида пятно - это кровь, вытекшая из ее легкого, щуплого тела. Стали бы разбойники с большой дороги предавать ее земле? Вряд ли. Но тогда по-прежнему оставался неразрешенным вопрос: где тело?
        Это не понравилось Хаэлли. Если бы лес хотел показать ему больше, то показал бы. Кто-то уволок погибшую девчонку? Зверь? Местный виллан? Деревенский некромант-самоучка? При мысли о том, что из Ирбис Валле сделают зомби, набив живот и голову опилками, Хаэлли нахмурился. Не то, чтобы он проникся к вышивальщице глубокими и нежными чувствами, но зомби он терпеть не мог. У эльфов это приравнивалось к надругательству над трупом и каралось смертью. У орков подъятие трупов считалось обыденным делом. Люди, похоже, еще сами не решили, хорошо это или плохо.
        Поразмыслив, Хаэлли решил расспросить тех отчаянных ребят, которым хватило храбрости расправиться с юной девицей. Ну, а заодно и отобрать баронский меч - интуиция подсказывала эльфу, что нарядный клинок утащили именно они.
        И он двинулся дальше, но уже по следам той троицы. Здесь даже не потребовалось обращение к лесу: люди наследили так, что не отыскать их мог только слепой.

… Не прошло и часа, как Хаэлли уже стоял в тени ельника, в пол-уха слушая людской разговор. Рыжий сетовал на искалеченную руку и все чаще прикладывался к фляге. Было ясно, что в ближайшее время до лекаря им не добраться, а, следовательно, отрубленная рука уже никогда не прирастет на место. Полуорк задумчиво возил клинком по точильному камню. Кость, насвистывая немудреный мотив, разглядывал меч Лерия Аугустуса, то так, то сяк подставляя его под лучи солнца и наслаждаясь игрой самоцветов в рукояти.
        Болтали они о ничего не значащих пустяках. Рыжий временами всхлипывал, потому что
        - Хаэлли был уверен - боль в отрубленной конечности была невыносимой. Кость стервозно хихикал и все обещал найти лекаря, хотя уже было понятно, что ничего подобного не произойдет. Оливковокожий полукровка точил оружие, временами отбрасывая со лба черные патлы. Об убитой магичке - ни слова.
        Поэтому, отчаявшись услышать хоть что-нибудь стоящее, Хаэлли вынырнул из укрытия. Проходя мимо, ткнул мечом рыжего в живот, так что тот захрипел и завалился набок. Следующим лег полуорк, судорожно зажимая глубокую рану в правом подреберье. Главаря Хаэлли оставил напоследок: уж с ним-то можно было поговорить и о деле.
        Он сгреб тщедушного и дурно пахнущего человека за шиворот, как следует приложил лицом о ствол дерева - но так, чтобы тот еще мог говорить, сплевывая в траву кровь. Не слушая поток отборнейшей ругани, Хаэлли тряхнул главаря шайки (бывшего главаря, потому что шайка уже почти перестала существовать), и поинтересовался, куда делся труп леди Валле. Магички, что ль? Ну да, магички, которую вы убили.
        - Да никуда-а-а… мы его не дева-али, - заскулил Кость, - бросили там, где сдохла, и мешок ее там же остался… Ничего нам не нужно-о…
        Вот это уже было и любопытно, и удручающе одновременно. Все-таки тело девушки унесли, а кто и куда - непонятно.
        - Отпусти, а? - пропищал человечек. Разило от него как из отхожего места, а то и похуже.
        - Да, конечно, - рассеянно ответил эльф, думая о том, что убитую леди Валле мог утащить и зверь.
        Ему было противно держать это в руках, потому что Кость весь был пропитан смертью, которую нес другим, и весьма походил на барона Брикка. Хаэлли резким, отточенным движением свернул человеку шею, взял меч Лерия Аугустуса. Теперь… Ему оставалось вернуться в замок и доложить его светлости, что наглая магичка умерла страшной и мучительной смертью. И это было чистой правдой.
        В какой-то миг у него мелькнула мысль - а не попробовать ли отыскать тело девчонки
        - но Хаэлли тут же отверг ее по причине совершенной нецелесообразности. Труп есть труп, ему уже все равно.

***
        Решив вернуться в замок, Хаэлли подобрал меч и отправился в дорогу. И поэтому не увидел то, что мог бы показать лес. То, что произошло на полянке спустя час после того, как меч полуорка пригвоздил к земле щупленькую девчонку.
        Раздался треск ломаемых веток, и, топча кусты лещины, на пятачок тяжело вывалился человек, который, будь жив, непременно прослыл бы первым силачом королевства Веранту. Но человек этот был мертв, причем давно, а ритуал, проведенный над ним умелым мастером, сделал из него прекрасного и очень послушного раба. Зомби остановился, шумно втянул носом воздух. Нет, дышать ему было необязательно - но таким образом он мог чуять. И в этот раз он учуял кровь. Свежую падаль, которой можно было бы полакомиться.
        Долго искать источник будоражащего аромата не пришлось. Шагая по рассыпанным в траве мешочкам, кусочкам кожи и перепутанным ниткам, зомби приблизился к замершему телу, на ходу облизываясь. Под действием запаха крови он почти забыл, в каком направлении должен был двигаться изначально - и в этом самый главный недостаток рабов-зомби. Почуяв кровь, они порой отвлекаются от порученных им дел.
        - Роф, - раздался позади раздраженный и усталый голос, - какого охра, мой дорогой? Куда тебя понесло? Thae'n sha gen.
        В последнем предложении прозвучала команда остановиться до следующих распоряжений, и зомби, испустив разочарованный вой, замер на месте.
        Зашелестели изломанные кусты, и вслед за зомби появился человек. Он казался изможденным долгой дорогой и злым на весь мир. Его слегка знобило, он постоянно кутался в потрепанный плащ, который уже давно утратил свой изначальный цвет. Коротко остриженные смоляные волосы торчали во все стороны как перья у взъерошенного ворона.
        - А-а, вот оно что, - протянул он, оглядевшись, - ты попросту захотел жрать, да?
        Зомби тихо заурчал, пожирая тело глазами.
        - Ну-с, Роф, я же не могу тебе так просто дать сожрать человека, - назидательно сказал Шерхем Айлан Виаро, - а вдруг он… или, к охру, она еще жива? Хотя… гхм… с такими ранами вряд ли… И потом, я же все-таки лекарь… В любом случае надо проверить.
        Он опустился на колени рядом с убитым юношей. Арбалетная стрела в животе. И сердце, пронзенное насквозь.
        - Похоже, Роф, тебя ждет сытный обед, - пробормотал лекарь, - хоть мне это и не нравится, но… слуг тоже чем-то кормить надо.
        Рядом было набросано каких-то маленьких замшевых мешочков, цветные нитки, обрывки кожи - и даже орочьей кожи. Те, кто убил паренька, не позарились на содержимое его мешка, оно и понятно, почему. В траве лежало тело убитого мага-вышивальщика.
        Шерхем поежился. Вот так, шел себе мальчишка, шел - да и сгинул бесследно в лесу. А дома его все так же будут ждать, надеяться, что когда-нибудь он еще постучится в дверь… Воистину, не так страшна смерть, сколько ее внезапность. И тут лекарю пришло на ум, что, может быть, у жертвы где-нибудь на одежде остались метки, по которым можно будет разыскать его семью. Гадкое, конечно, занятие, сообщать родным о бесполезности ожидания. С другой стороны - переплачут один раз, и будут жить себе дальше, без этой пытки неизвестностью, с которой он живет уже… В общем, не важно.
        Единственный результат, который дал осторожный обыск тела - так это то, что мальчишка оказался просто худосочной и коротко остриженной девчонкой. Никаких сведений о семье. Ни-че-го. Он ругнулся вполголоса, одновременно прикидывая, что могло заставить девицу переодеться в мужское платье и переть через лес. Небось, глупости какие-нибудь, вроде «не хочу за него замуж». А в итоге?!!
        - Девки-дуры, - пробормотал Шерхем, поднимаясь с колен, - увы, здесь я ничего уже не смогу сделать.
        Он уперся в траву ладонью, пальцы наткнулись на металлический предмет цилиндрической формы. Шерхем рассеянно поднес его к глазам, повертел, взвесил в ладони. Крышка с голубым гербом магов холода. Скорее всего, завинчивающаяся крышка от фляги.
        - Роф, принеси мне мою сумку, - упавшим голосом приказал Шерхем Виаро, - живо.
        Молниеносным движением сунув крышку в карман, он вновь склонился над телом. Пощупал пульс, оттянул веки, похлопал по щекам. Девушка была, как говорится, мертвее не бывает, ничего не поделаешь. Рану в животе еще можно было исцелить, но разрубленное сердце - увы, увы…
        На сей раз зомби двигался шустро. Брякнулась рядом сумка с инструментами, а лекарь уже раздевал убитую.
        - Ну, ничего, - пробормотал он задумчиво, - по крайней мере, это шанс. Эльфы, они, конечно, скряги… Но чудеса ведь тоже случаются, верно? И мы будем надеяться, всегда будем!
        Уложив девушку как можно ровнее, он извлек из сумки плоский деревянный ящик, легко поддел ногтем защелку. Там, в гнездышках из алого бархата, ярко блестели начищенные ланцеты. Шерхем взял один, покрутил в пальцах, примеряясь, а затем, наклонившись к неподвижному телу, быстро сделал надрез под нижним ребром со стороны сердца.
        Глава 7. Лекарь

… Я проснулась.
        И, судя по обилию солнечных зайцев повсюду, на первую лекцию можно было уже не торопиться. Ринка, само собой, ушла еще охр-знает-когда, не утрудившись разбудить. Любопытно, отчего так голова болит? Вроде бы вчера вечером ничего не пили. Я зажмурилась. А что было-то, вчера?
        Воспоминания, тревожные, как пробившийся сквозь плотину первый ручеек. Кажется… Да. Я была в замке. Хайо, как он там называется… Шварц… Шварц… не помню, ну ладно. Эльф, еще там был эльф, и зачем-то мы с ним бились на мечах. Он меня учил. А потом
        - прощальный поклон Лерию Аугустусу - вот же имечко! - и я бегу, бегу сквозь ночь, шарахаясь от каждой тени, с надеждой глядя на восточную сторону неба… а дальше? Треньк. Вот что мне не дает покоя на самом деле. Странный, короткий, хлесткий звук. Я опускаю глаза и вижу, что из моего живота торчит жесткое оперение толстенной арбалетной стрелы.
        И плотину прорвало. С душераздирающим скрежетом, скрипом и низким, вибрирующим гулом, от которого вмиг заложило уши. Все стало на места: замок Шварцштейн, сделка с бароном, старушка в голубой блузке, убийство Улли Валески, к которому я вдруг оказалась причастна. А еще… Я судорожно сглотнула, не смея шевельнуться. Разбойники, которые напали на меня. Одному я отрубила руку, за что поплатилась, и теперь… Хайо, где я?
        Над головой - низкий потолок из переплетенных между собой веток, сквозь него просвечивает зелень и солнце. И - охр побери, я, похоже, связана по рукам и ногам. К тому же, абсолютно голая. Остается только пофантазировать о том, что могли со мной сделать эти ублюдки за то время, пока я валялась без сознания…
        Воображение живо нарисовало мне такую картинку, что сердце подскочило в груди и помчалось вперед, грохоча как гномий поезд. Или… нет? Я ощутила приступ тошноты. Прислушалась. Иногда бывает так страшно, что хочется вывернуть назад все съеденное. Мой желудок попросту был пустым как глаза спящего тролля. Но сердце, мое бедное сердце… Оно, похоже, не билось.
        Можно ли верить собственным ощущениям? Вокруг стояла тишина. Я повернула голову набок, прижалась ухом к деревянному настилу. Когда лежишь таким образом в кровати, всегда сквозь подушку слышится благословенное «тук-тук-тук». А сейчас - гулкая, сводящая с ума тишина. И я, крепко привязанная к лежаку, заботливо накрытая старым, истертым до дыр лоскутным одеялом.
        - Что вы со мной сделали? - пробормотала я. А потом повторила, уже гораздо громче, срываясь на хриплый вопль, - Что. Вы. Со мной. Сделали, гады?!!
        Нет ответа. Я быстро огляделась: в ветхой лесной хижине было пусто. В маленькое круглое оконце заглядывал полдень, и этот же полдень щедро поливал меня солнечным светом. Но мое сердце не билось, а это значило, что…
        Заскрипела, зашелестела отворяемая дверь; мой взгляд, помимо воли, метнулся к вошедшему, огромному детине в поношенной одежде. В свою очередь, на меня безо всякого интереса уставился мертвяк. Самый что ни на есть зомби, которого я видела в поезде, он тогда помогал сбежать убийце, клятвопреступнику и бывшему лекарю Шерхему Айлану Виаро.
        - Роф, на место, - последний переступил порог, устало сбросил плащ на самодельную табуретку, а затем двинулся в мою сторону.
        - Ага, проснулась, - удовлетворенно сказал клятвопреступник, рассматривая меня с нескрываемым интересом, - как самочувствие?
        Вблизи он вовсе не выглядел страшным. Усталым и злым на весь мир - да, но не страшным. Просто… дядька средних лет, которому до смерти надоело скрываться от королевских гончих да от некромантов. Может быть, это потому, что в первый раз я его видела обритым, а теперь волосы немного отросли и торчали во все стороны как перья у нахохлившегося ворона?
        - Э-эй, - он склонился надо мной, пощелкал пальцами перед носом, - ну-ка, следи за рукой. Та-ак, прекрасно. Ты хорошо слышишь?
        Я невольно кивнула.
        - Замечательно. Ты… - он вдруг умолк и как-то настороженно вгляделся в мое лицо, - ты уже… вспомнила?
        Охр. Надо ему что-то сказать. Ну хоть что-то… Хотя на самом деле из груди так и рвется полный безумного отчаяния вопль - что ты со мной сделал, а? За что?!!
        В черных как спелая ежевика глазах клятвопреступника появилось нечто похожее на жалость. А я, кое-как прочистив горло, промямлила:
        - Как… я здесь оказалась?
        - Я тебя принес, - коротко и четко ответил Виаро, - но вообще-то тебя нашел Роф. У него хорошее обоняние и, как и все зомби, он не упустит случая полакомиться…
        Он оборвал себя, не договорив, снова уставился на меня, как будто ожидая чего-то. И тогда я решилась. В конце концов, раз уж этот клятвопреступник пока что не сделал мне ничего плохого, то, может быть, мне еще повезет?
        - Я не слышу своего сердца, - прошептала я, - что с ним такое?
        На миг мне показалось, что лекарь съежился, сжался как часовая пружинка, когда ее прижимаешь пальцем.
        - Что с ним такое? - он покачал головой, - все просто. Ты его не слышишь, потому что оно не бьется.
        У меня волосы на затылке зашевелились. Сердце. Не бьется. Так что, получается…
        - Я умерла?
        - Да.
        - Но как же…
        - Хороший вопрос. Я кое-что мог сделать - и сделал. Мне пришлось зашить тебе под ребра одну весьма могущественную вещицу, магия которой остановила разложение тканей, гоняет по телу кровь, даже быстрее чем нужно. Можно сказать, что я инициировал зомбирование, но довел его ровно до той фазы, когда его еще можно повернуть вспять…
        Потолок, сплетенный из веток, начал куда-то плыть. Кажется, Виаро говорил еще что-то, но я уже не слушала. Ирбис Валле из клана магов холода, которая хотела стать знаменитой вышивальщицей. Ее больше не существовало. Отчаянные лесные ребята выпустили ей кишки, а лекарь - который уж больно смахивает на некроманта - зашил внутрь какую-то дрянь, благодаря которой Ирбис Валле превратилась…
        - Я теперь зомби?
        Он улыбнулся через силу.
        - Нет, конечно же нет. Посмотри на Рофа. У него вместо мозгов опилки, вместо внутренностей песок. У него нет ни воли, ни мыслей, и он всецело повинуется хозяину.
        Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы все это - хижина, Роф, черноглазый убийца - оказалось частью ночного кошмара. Нет, в самом деле. Сейчас ущипну себя за локоть, проснусь. А там, у окна, будет сидеть Ринка и вышивать свой «вызов феникса».
        - Развяжи меня, - тихо попросила я.
        - Только если ты не будешь делать глупостей.
        Каких глупостей? Не понимаю.
        - Зачем ты это сделал со мной? Ты же, вроде бы, лекарь.
        - Да, лекарь, - легко согласился Шерхем, - я умею лечить, но не воскрешать. Прости, но там, где сердце разрублено на две части и не билось некоторое время, магия лекаря бессильна.
        Я почувствовала, как слабеют путы - он возился сбоку лежака, развязывая тугие узлы.
        - Тогда… почему ты не оставил меня там? Зачем ты сделал из меня… это?
        Виаро вздрогнул, замер на мгновение. И прошептал, думая о чем-то своем:
        - Умереть проще всего. Сложить лапки и заснуть навеки, отдаться бесконечному сну. Возможно, я и ошибся, возвращая тебя к такому вот подобию жизни, но… теперь у тебя есть шанс. Знаешь, эльфы умеют воскрешать. Именно воскрешать, а не поднимать трупы.
        Он развязал последний узел, стягивающий лодыжку, и я медленно села, не забывая прижимать к груди одеяло. Хотя - чего он там не видел, этот Виаро? В конце концов, он меня раздевал, отмыл от крови, вытащил стрелу, да еще и зашил что-то там… Эх.
        - Но это смешно, - пробормотала я, - Великий лес закрыт для нас.
        - Значит, ты должна сделать все, чтобы он для тебя открылся, - лекарь выпрямился, окинул меня пристальным взглядом. Так художник смотрит на свою картину, а гончар - на вазу.
        - Ну, я выйду, а ты одевайся, - глухо сказал он, - одежда на столе. Роф собрал то, что разбойники доставали из твоего мешка… Они, кажется, вовремя поняли, что убили магичку, и это хорошо…
        - А в чем разница-то?
        Шерхем грустно усмехнулся.
        - Для девицы, которая сама путешествует от Оссена до Тальи, ты удивительно невинна, причем во всех отношениях. Магичку они просто убили, а будь ты обычной девкой из ближайшей деревни, с тобой бы еще позабавились, да так, что мне пришлось бы накладывать швы повсюду. Сама понимаешь, у молодцев из леса весьма богатая фантазия.
        Он повернулся, чтобы уйти, затем позвал Рофа - мол, идем, дорогой, не будем мешать даме.
        - Откуда ты знаешь, что я была в Оссене? - пискнула я вдогонку.
        - Среди твоих вещей я наткнулся на крышку от фляги. Там тоже герб клана магов холода.

***
        Вот такая она, благодарность. Вот так припомнил мне пару глотков водички Шерхем Айлан Виаро. С его точки зрения - прямо-таки облагодетельствовал. Я продолжала думать, что лучше бы он не лез не в свое дело, а оставил бы все как есть. Ведь умирать-то было совсем не больно, уж это-то я помнила хорошо. Больно только первые мгновения, а потом все уплывает в туман, звуки тонут в серой хмари… И наступает кромешная темнота, в которой нет и не может быть ничего.
        И вот теперь, Ирбис Валле, ты стала нежитью. Превосходная карьера для юной вышивальщицы! Времени на работу - завались. Я вечно молодая, с неведомым талисманом вместо сердца и тремя швами на теле, сделанными суровой ниткой. Кровь не течет, но швы никогда не зарастут, один под ребрами слева, второй - чуть выше пупка, третий - как раз напротив сердца. Любопытно, что я теперь буду есть? Падаль? Или сырое мясцо? Или пойти к деревне, поохотиться на детишек? И, охр возьми, перспективы самые что ни на есть веселенькие: эльфы из Великого леса никогда не снизойдут до воскрешения какой-то неудавшейся магички. Даже если поверить в то, что они это действительно умеют. Так что передо мной - сама вечность. Вечная, твою мать, вышивальщица получилась. Интересно, Шерхем думает, что я должна его благодарить?.. Лучше бы не трогал, ей-богу.
        Холодной волной накатило мертвое отчаяние. Как странно, да? Говорят, надейся, пока дышишь. А я вот вроде и дышу (зачем - непонятно), и даже соображаю помаленьку. Но совсем не осталось ее, надежды этой. Интересно, зомби себя тоже так чувствуют? Тогда, будь я Хайо, непременно испепелила бы всех некромантов, потому что ни одно существо в мире не должно так страдать после смерти.

…Нет, это не больно. Но мне нестерпимо хочется вернуться туда, откуда меня выдернул этот сумасшедший лекарь.
        Я продолжала сидеть на лежаке, прижав к груди одеяло. Ну зачем он это сделал, за-чем? Куда милосерднее было предать мое тело земле - и все. Я всхлипнула. Глаза оставались абсолютно сухими (правильно, нежить не плачет). И чем дольше я сидела, тем упорнее, волна за волной, накатывала ненависть к самой себе, к своему неживому телу… к тому, чем я стала вопреки судьбе. А заодно и к тому, кто меня сделал этим подобием живого. Какое, к охру, право он имел так со мной поступить?!!
        В плетеную дверь деликатно постучали.
        - Ты оделась?
        - Провалился бы ты… в охрово царство, - тихо буркнула я, даже не пошевелившись.
        Зашуршали ветки о земляной пол, и в образовавшуюся щель просунулась взъерошенная голова Шерхема.
        - Чего сидим? - строго спросил он. И ни грамма сочувствия в голосе!
        Я стиснула челюсти и опустила голову. Было бы чем - убила бы, наверное.
        - Эй, - тихо позвал он, а потом, наклонившись, неслышно просочился в лачугу, - почему ты не одеваешься?
        Мне не хотелось с ним разговаривать, а уж тем более - спорить. Но лекарь этот был из тех, кто просто так от своего не отступается: приподнял мой подбородок, тревожно заглянул в глаза.
        - Что случилось? - почти шепотом спросил он, - мне кажется, ты должна себя хорошо чувствовать…
        И тут во мне как будто что-то полыхнуло. Я сбросила с плеча его костлявую руку, что есть сил толкнула в грудь - вопреки моему желанию лекарь не упал, а лишь попятился.
        - Ты… ты! - вопль отразился от шатких стен лесной хижины, - и ты еще смеешь спрашивать… что со мной случилось? Зачем ты вернул меня, а? К чему? Чтобы ходила боги ведают сколько лет недоделанным зомби? Без радости, без надежды? Брехня все это, про эльфов! Никогда и ни один эльф не будет воскрешать человека, и тебе это должно быть известно! А я… Что я теперь? Кто я теперь, а? Ходячий труп! Доволен, да?.. Хайо, да ты даже не представляешь себе, как я хотела… как я мечтала о том, что когда-нибудь встречу… того, кто меня полюбит, и у нас будут дети! А теперь я труп, ходячий труп! Почему ты так поступил со мной? Хайо, да лучше бы я потеряла жизнь. Просто заснула - и все. А ты, ты… ты лишил меня даже надежды, того последнего, что всегда остается!
        И я зашлась в хриплых рыданиях. Слез по-прежнему не было, и от этого становилось еще горше. Кутаясь в драное одеяло, я сжалась в комок, положила голову на землю. Просипела:
        - Да что ж ты мне не дал умереть?
        Стало тихо. Я знала, что лекарь здесь, он никуда не ушел. Наверное, стоял и думал, что - верно, он зря так со мной поступил. А может быть, он сейчас поразмыслит и вырежет обратно свой чудовищный талисман? Ну, тем лучше, тем лучше…
        Внезапно я ощутила, как меня бережно поднимают с пола, так, как будто я была хрупкой фарфоровой статуэткой. Вот же охрово отродье. За все мои двадцать лет жизни никто меня и обнять не соизволил, а стоило помереть - пожалуйста. Он аккуратно поставил меня на ноги, все еще продолжая прижимать к себе, выдохнул:
        - Бедная девочка.
        А затем, помолчав, ледяным тоном произнес:
        - Ты немедленно оденешься и перестанешь корчить из себя несчастную жертву. Да, случилось такое, что кажется тебе непоправимым. Но поверь мне, бывает нечто гораздо худшее. И то, что ты сейчас дышишь и разговариваешь - это и есть твоя надежда на то, что ты станешь достойной эльфов, а заодно и настоящим, живым человеком.
        Ну, понятно. Строгий дядя не будет нюни разводить. Но и мы не лыком шиты. Я подняла на него глаза:
        - Что может быть хуже?
        Шерхем пожал плечами.
        - Хуже - безвозвратно потерять тех, кого любил, понятно тебе? А теперь прекрати ныть, и одевайся. Тебе нужно поесть…
        - Человечинки?
        - Нет, дичинки, - в тон мне ответил он, - а потом… потом мне интересно узнать, сохранились ли твои способности мага-вышивальщика.
        - Мой мешок… - я не торопилась отлипать от его груди. Это, охр возьми, оказалось чрезвычайно приятно. Мой отец меня никогда не жалел и не обнимал, а нянечка - чересчур плохая замена родительскому теплу.
        - Он здесь. Роф собрал все, что из него вытряхнули, я ж говорил уже. Нет, правда, мне бы хотелось взглянуть на твои работы. Если я делал все правильно, то и твой дар магии при тебе. И вообще, - я с сожалением вздохнула, когда он отстранился, - одевайся, пообедай и поговорим о том, что тебе делать дальше.
        Я вздохнула, подняла с пола одеяло. Понятно, что мое бледное тело с незаживающими швами мало кому интересно, но я же все-таки леди Валле… вернее, была ею, и прохаживаться голой перед незнакомым мужчиной - это немного не то, чему учат девиц в королевстве Веранту.
        - Тогда, когда ты искал убийцу Улли Валески… - выдохнула я, - в общем, это тоже была я. Но я его не убивала.
        Мои слова произвели эффект взорвавшейся гномьей руны. Лекарь побледнел, оперся рукой о дверной косяк и уставился на меня так, как будто у меня только что прорезались и отросли хвост, рога, а заодно и раздвоенный змеиный язык. Впрочем, он быстро взял себя в руки и натянуто улыбнулся.
        - Вот как? Значит, тебя опознали как убийцу, но ты не убивала?
        - С какой стати мне было убивать Улли Валески, когда я его в глаза раньше не видела?
        - Хорошо, - Шерхем кивнул в сторону стола, - быстро одевайся и выходи к костру. Об Улли мы тоже поговорим. Если все так, как ты говоришь - то странно, что ты вообще дожила до встречи с разбойниками.

***
        Меня не очень баловали теплом при жизни, а теперь, когда она закончилась, меня стало прямо-таки тянуть ко всему, от чего можно было согреться. Не смея придвинуться поближе к Виаро, я осторожно подвинулась к костру, над которым важно булькал установленный на камнях котелок. Протянула к огню ладони. Охр, какие же они белые стали, точно из алебастра. Синие жилы, синева под ногтями… Видать, талисман не так уж и хорошо кровь гонит. А может быть, кровь такой стала… не живой, но здорово приправленной магией.
        Шерхем, сидя на корточках, мешал в котле оструганной щепкой, запах леса мешался с пряным ароматом чего-то съестного.
        - Не лезь в огонь, - пробурчал он почти не глядя в мою сторону, - обожжешься. Будешь еще и с обугленными пальцами ходить.
        - Мерзну, - объяснила я.
        - Сейчас поешь и согреешься, - он прищурился на меня сквозь дымок, - а заодно и духом воспрянешь.
        - Разве мой дух не в чертогах Хайо?
        Шерхем усмехнулся, постучал указательным пальцем по лбу.
        - Твой дух здесь, милочка. Если мозги работают, то и душа на месте. Там, где она и должна быть.
        Я смотрела сквозь дым на варево в котелке. Голода не ощущалось, но как будто чего-то не хватало. И - холод. Невзирая на жару, я продолжала мерзнуть. Самым сокровенным желанием становилось прижаться к живому, а потому теплому Виаро. Ну, или подвинуться еще ближе к огню.
        - Я так до сих пор и не знаю, как тебя зовут, - он вопросительно уставился на меня, - может, скажешь?
        - Ирби… Ирбис Валле. По крайней мере… я была ей.
        - Очень приятно, - ежевичные глаза изучали меня, - меня зовут Шерхем. Можно просто Шер, по крайней мере, друзья меня звали так.
        - Почему же ты тогда в лесу? - я обхватила плечи руками и с тоской поглядела на костер, - ну, я хотела узнать, почему ты не скрываешься у кого-нибудь из своих друзей?
        Шерхем… Или просто Шер горько усмехнулся.
        - Большая их часть осталась под Снулле. Тогда орки, живые и мертвые, валом валили на нас… не приведи Хайо тебе такое увидеть. Но из тех, что остались… По крайней мере, один из них предпринял некоторые меры, чтобы мне не залили в глотку расплавленное серебро. Он послал мне на выручку Рофа, ну а Роф - сама видишь, крепыш хоть куда. Королевские некроманты ничего с ним не смогли сделать. В результате я на свободе…
        Я, не удержавшись, фыркнула.
        - И что же это за свобода? Сидишь в лесу как дикий зверь. Почему ты не идешь к этому своему другу?
        - Потому что сейчас к нему приехал сын, а мне не хотелось бы своим присутствием испортить жизнь человеку, у которого есть ребенок. Не забывай, что по мою душу в любой момент могут прийти. Гончие - они на то и гончие, чтобы не давать ни минуты отдыха.
        - А-а, - протянула я, - ну понятно.
        - Сейчас миску тебе принесу, - он поднялся и пошел в домик. Я проводила его взглядом и подумала - какой же он тощий. И жалкий. Как больной ребенок.
        Шерхем вынырнул из хижины, держа в руках деревянные миски и ложки.
        - На, держи, - и добавил с гордостью, - сам сделал.
        В глаза бросилось, что рукав серой от грязи рубахи был зашит теми же нитками, что и мой живот.
        Потом Шерхем навалил мне полную миску вареного мяса. Себе начерпал бульона, устроился на траве в двух шагах от меня и принялся большими глотками пить.
        - Улли Валески был твоим другом? - спросила я.
        - Когда-то был, потом перестал им быть. С войны он вернулся совсем не тем, кем был раньше, - непонятно ответил Шерхем, - но, тем не менее, Валески - это очень важное звено одной цепи. Плохо, что он погиб.
        - Дурацкая история, - я почесала затылок, - теперь, когда я умерла, это уже не имеет значения, но…
        - Рассказывай, - приказал Шер. Властно так, что и не ослушаешься, - расскажи мне все с самого начала, не упуская ничего такого, что кажется тебе подозрительным.
        Я вздохнула, прожевала ломоть мяса. Что ж…
        Говорила я долго. И о том, как меня вышвырнули из клана. И о том, как я села на поезд в Оссене. Про старушку, которая мне дала визитную карточку Улли Валески и убедила пойти устроиться к нему помощницей. Ну, и дальше - казематы, барон, талисман, эльф Хаэлли и его глаза в колбах.
        - Хороша старушка-то, - подытожил Шер, - думаю, именно в ней вся загвоздка… И как это, проходя мимо вас, я ее не признал… И почему она не сделала ничего… В общем, странно и непохоже на…
        - Ты ее знал? - встрепенулась я.
        - Не то, чтобы знал, но… А с эльфом твоим неплохо было бы повстречаться, - внезапно сменил он тему разговора, - только где ж его искать теперь?
        - Он - шпион? - я активно работала челюстями. По телу начало растекаться приятное тепло. Холод смерти отступал.
        - Нет, не думаю, - с легкой улыбкой ответил Шерхем, - скорее охотник. Я слыхал о таких, но никогда раньше не встречался. А мне… он был бы очень кстати.
        - А за кем он охотится? - поинтересовалась я с набитым ртом.
        - Э-э, как бы тебе объяснить? Охотник - он разыскивает тех, кто не принадлежит этому миру…
        - Нежить, что ли?
        - Нежить - это наше все, - лекарь продолжал пить свой бульон, - ты ведь училась в интернате, так? У вас были уроки сферознания?
        - Сферознание на пятом году обучения. Меня ж выгнали после трех.
        - Вот как? Очень жаль. Тогда я попробую коротко…
        Последующие два часа оказались заняты весьма интересной лекцией о том, что есть магия в нашем мире. Шерхем вещал так, что у меня закрались весьма обоснованные подозрения о том, что он в свое время преподавал в каком-нибудь столичном университете. Только магистры умеют говорить очень долго ни о чем, в то время как смысл сказанного легко умещается в паре фраз. Но я усвоила кое-что, отделив крупицы золота от песка. Во-первых, мир имеет сферическую форму. Во-вторых, миров-сфер очень много, прямо-таки бесконечное множество. Они лежат друг подле друга как яйца змеиной кладки, и пока в сферах циркулируют магические потоки, миры находятся в постоянном движении, трутся друг об друга, ударяются. Ну, а исходя из того, что магия исходит от разумных существ, населяющих миры, получается, что любое проявление магии заставляет сферу шевелиться на своем месте. Вот так, не больше, но и не меньше. Существо разумное - центр мира.
        - Так, значит, в наш мир могут проникать извне? - моргая, спросила я.
        - В случае, если произведено достаточно мощное заклинание, способное поколебать нашу сферу так, что она продавит соседнюю, - рассеянно заметил Шерхем.
        - Или с той стороны, - уточнила я.
        - Или с той стороны, - согласился он и закрыл глаза. Устал, бедняга.
        - Если ты не против, то я бы вздремнул, - наконец услышала я.
        - Конечно, поспи, - я отставила пустую миску, потянулась. На миг закралось сомнение - а не треснут ли швы? Но никаких подозрительных звуков я не услышала. Значит, Шерхем зашил меня на совесть, - а как они выглядят?
        - Кто?
        - Ну, те, кто попадает в наш мир извне?
        Черные глаза открылись. Шерхем несколько минут молча смотрел в небо, а затем прошептал, отвечая совершенно невпопад:
        - Им здесь очень плохо, и они… ненавидят тех, кто их сюда притащил.
        - Ага. Понятно, - хотя было совсем непонятно. Он так и не ответил на вопрос, как выглядят, собственно, те твари, - ну тогда ты спи. А я… я переберу свою сумку. Погляжу, осталось ли там хоть что-нибудь после этих… этих…
        - Это правильно, - по губам лекаря скользнула мягкая улыбка, - займись делом, Ирбис Валле. Сумка в хижине, под столом. Теперь ты просто обязана стать лучшей вышивальщицей из всех, кто когда-либо жил под этим небом. И тогда тебе откроются все дороги… и дорога в западный лес в том числе.
        - Так я и поверила, - буркнула я, но Шерхем меня, похоже, уже не слушал.
        Он растянулся прямо на траве, закинул руки за голову и закрыл глаза.
        - Ничего не бойся, - сказал он сонно, - Роф нас посторожит.
        - Да уж меня-то можно и не стеречь уже, - сварливо отозвалась я и невольно хихикнула. О, да. Кому-кому, а Ирбис Валле терять было уже нечего.

***

… Из всего моего добра куда-то запропастился только мешочек с алыми бусинами, которые, в свою очередь, служили олицетворением огненной стихии - или здоровой крови, в зависимости от того, в составе какого узора их преподнести. Даже рекомендательное письмо нашлось, заляпанное кровью до такой степени, что показывать его кому-либо было бы просто стыдно. К чему людей пугать-то? Я даже хихикнула, представив себе, как Роф ползает на четвереньках и выбирает из травы все то, что расшвыривали те трое. Старательный парень - Роф. Спешить ему некуда, и выполнит он любой приказ своего хозяина.
        Ну, что ж, Ирбис Валле. Настало время проверить, осталась ли у тебя хотя бы толика былого дара? Я по привычке начала теребить мочку уха, раздумывая, что бы такого вышить - и до заката убедиться в том, что я все еще маг-вышивальщик, а не просто ходячий труп и гадкое умертвие.
        Ведь все очень просто: если нет больше дара - то тогда самое время добыть какой-нибудь острый предмет и вырезать у себя из груди то, что дает мне возможность дышать и двигаться. Без магии я никто, даже меньше, чем никто. Магия - это то, ради чего еще стоило существовать даже такому существу как теперешняя я. Нет магии - нет и меня самой.
        И я решилась. Выбрала простое, но мощное заклинание регенерации, от себя добавила в него маленькое изменение (при этом кровожадный зомби во мне мерзко захихикал). Разложила по столу коробочки и мешочки с бусинами, с душевным трепетом извлекла из тряпицы кусочек неполированного изумруда (эх, в свое время немало форинтов пришлось отвалить заезжему торговцу). Потом отрезала кусок войлока, вдела нитку в иголку и - работа закипела. Стежки ложились ровно, бусинки прижимались друг к дружке блестящими боками, изумруд послушно лег в отведенное ему место. Отрезая в очередной раз нитку, я вдруг подумала о том, как же глупо было желать славы только ради того, чтобы доказать своей семейке - мол, и я чего-то да стою. Нет, в самом деле, как все это было глупо и… мелочно, что ли? Уже после смерти я как будто взобралась на вершину горы, а там, внизу, была я-прежняя, живая, самоуверенная, совершенно не понимающая истинного положения вещей. Ха! Стать лучшей из лучших только для того, чтобы тебя заметили те, кто не замечал прежние двадцать лет. Да они, вмерзшие в свое родовое имение, и головы бы не повернули,
заслышав имя Ирбис. Для них я перестала существовать ровно в тот миг, когда смертным приговором прозвучало название моего магического дара. А я-то, дурочка, искренне верила в то, что мои лавры что-то изменят…
        Нет, и все-таки. Неужели все, чего мы пытаемся добиться, делаем это для себя и ради себя, любимых? Или - наоборот - для других, для тех, кому будут нужны и полезны наши свершения? Наверное, все-таки для себя. Конечно, наивно было думать, что, стань я известной и уважаемой вышивальщицей, моя семья кинется ко мне с лобзаниями. Но, возможно, дорога в западный лес все же стоит того, чтобы постараться? Эльфы не откажут великому магу Ирбис Валле. Я смогу предложить им то, чего до этого не предлагал никто. В конце концов, не зря же мне нравятся неожиданные и нестандартные решения простых, казалось бы, задач?

… Все. Я пришила петельку для шнурка, оглядела собственное творение. Хорошо, что на вышивальщиков не действует магия вышитых ими талисманов, не то пришлось бы мне несладко сейчас. Впрочем, неважно. Это будет моей маленькой местью людям - просто людям, трое из которых меня убили.
        Я вынырнула из хижины в закат, поискала глазами Шерхема - но его, само собой, нигде не было. Только Роф топтался на месте, и было видно, что он и рад бы тащиться вслед за хозяином, но получил весьма недвусмысленный приказ торчать на полянке перед хижиной и охранять мое драгоценное тело. Ну, ладно. Подождем - благо что времени у меня теперь мно-ого.
        Шерхем Виаро явился нескоро, солнце успело сесть, а на лес накатились невероятно красивые фиолетовые сумерки. Измотанный и злой, бросил на траву пухлую сумку, затем отстегнул от пояса мою флягу и долго пил из нее.
        - Ну что за люди, - наконец поделился он своим горем.
        - Что? - я разглядывала его, сидя на теплой еще земле и покусывая травинку.
        - Когда им нужно исцелить недуг, они готовы заплатить столько, сколько просишь, - пояснил Шерхем, - но как только они выздоравливают, выздоравливает, похоже, и их жадность. Был на тракте, встретил караван. У купца - ущемление грыжи, похоже, с омертвением тканей. Еще чуть-чуть, и отошел бы, бедняга. Давай, говорит, лечи, заплачу любую сумму. Ну, я попросил сто форинтов, вылечил пройдоху, а он возьми - и позови своих людей. Ффух. Хорошо еще, что успел их усыпить, попадали в пыль как мешки с картошкой. Тогда купец, конечно, расплатился, но при этом смотрел на меня так, как будто хотел сожрать живьем.
        - Сто форинтов - это немного, - заметила я, - а в сумке что?
        Лекарь пожал плечами.
        - Да так, всего… Одежда, хлеб, соль, огневки…
        - Встретились гномы на пути?
        - Не поражай меня своей наивностью, - Шерхем одарил меня снисходительной ухмылочкой, - огненные руны изготавливаются гномами, конечно, но купить их можно… допустим, у честных контрабандистов.
        - Ты не боишься, что тебя сдадут гончим? - я продолжала гонять во рту травинку, всем телом чувствуя особенное, живое тепло, исходящее от стоящего рядом лекаря.
        Он беспечно махнул рукой.
        - Здесь, в этой глуши, всем наплевать, кто есть кто. Тем более что я давно лечу всех подряд в той деревне, они на меня молиться скоро будут. Ну, а ты? - и он, прищурившись, уставился на меня.
        Я молча протянула ему талисман на кожаном шнурке.
        - Активируется сам по мере надобности. Главное, никто его не должен носить, кроме тебя.
        Быстрый, настороженный взгляд из-под ресниц.
        - А почему?
        - Испортится сразу, - я усмехнулась, - такая вот у меня прихоть, Шерхем. Пусть этот талисман носит только тот, для кого я его сделала. Это регенерирующий талисман, на тот случай, если ты потеряешь сознание и не сможешь себя исцелить.
        - Полезная вещица, - он ловко принял талисман из моих рук, повертел, рассматривая,
        - и работа хорошая. Спасибо.
        - Носи на здоровье, - я кисло улыбнулась, - давай и проверим сразу, а? Может быть, ничего от моего дара и не осталось…
        Шерхем пожал плечами - Хайо, ну что ж он такой худой, рубашка как на вешалке болтается - а потом повесил мой шедевр себе на шею, достал из-за голенища сапога нож и, не поморщившись, полоснул себя по запястью. Закапала кровь - шлеп-шлеп-шлеп. Она казалась почти черной в сумеречном лесу и пахла… м-м-м. Просто сказочно вкусно. Я стрельнула глазами в сторону Рофа, но тот, даже если и почуял, был под действием приказа.
        И, охр возьми, ничего не произошло. Кровь продолжала капать в траву.
        - Лучше б сдохнуть, - прошептала я, заворожено глядя на аппетитный надрез на запястье лекаря.
        - А когда талисман начнет действовать? - спокойно поинтересовался он.
        - Да он уже должен был подействовать! - промяукала я, - Хайо всемилостивый, у меня ничего, совсем ничего не осталось. Сделай доброе дело, забери свою магическую штуку, я хочу просто уснуть и больше не просыпаться…
        Шерхем как-то странно посмотрел на меня.
        - В любом случае, отсутствие магического дара - это еще не конец всему. Живут же простые люди…
        - Живут же простые люди! - передразнила я его, - простым людям не надо в Великий лес, охр побери!
        - А с чего ты взяла, что именно магу суждено туда попасть? - голос лекаря вдруг сделался стальным, - или ты в самом деле думаешь, что, перестав быть магом, ты уже ничего интересного собой не представляешь?
        - Шерхем, - я старалась говорить спокойно, чтобы голос не срывался на рыдания, - ты просто… ты не понимаешь.
        - Я все понимаю, - жестко сказал он, - я понимаю, что передо мной истеричная, недалекая девица, которая мнила себя едва ли не избранной высшими силами, а теперь…
        Шерхем не договорил. Оборвал себя на полуслове, провел большим пальцем по разрезу на запястье, стирая кровь.
        - Надеюсь, это тебя успокоит?
        Кожа была гладкой, чистой. Рана исчезла бесследно.
        - Он работает с задержкой, - растерянно пробормотала я, - наверное, мое состояние…
        - Значит, задержку надо учитывать. Невзирая на состояние.
        Он аккуратно спрятал талисман под рубашку, улыбнулся.
        - Спасибо за подарок, Ирбис Валле. Надеюсь, ты в самом деле станешь знаменитой вышивальщицей… Ну, а теперь - спать, спать. Иди в дом, кровать в твоем полном распоряжении.
        - А ты? - если бы я была живой, то наверное, покраснела бы. Не очень-то красиво выгонять хозяина из его собственной постели.
        - Я уже привык спать на травке, - ехидно сообщил Шерхем, - ты забываешь, что не один день провела в моем доме.
        Ну не спорить же с ним? Я поднялась, отряхнулась и побрела к хижине. В королевство Веранту вступала ночь, душноватая южная ночь без малейшего дуновения ветерка. Меня начало знобить. Запах крови все еще плавал над поляной, снова начал подкрадываться холод. Охр, ну что за странная магия, что за странное тело? В такую жару у меня зуб на зуб не попадает, как ни кутайся в одеяло.

…Поэтому, промучившись где-то до полуночи, я вышла из хижины и легла спать рядом с Виаро. Честно говоря, мне было наплевать на то, что он мог подумать о моей нравственности. Да он и не подумал ничего, молча прижал к своему боку - так, чтобы я могла согреться.

***

…Бывает же так - с вечера ложишься спать, прекрасно засыпаешь, а потом среди ночи тебя что-нибудь будит… И все, прощай, сон.
        А еще говорят так: спит хорошо тот, кто мало думает. Увы, Шерхем Виаро не относился к числу этих счастливцев. Он проснулся, когда ощутил прижавшуюся к боку девчонку, холодную как вынутая из воды лягушка. Бедняга мерзла, а кое-какие новые инстинкты, появившиеся вместе с камнем под сердцем, безошибочно привели ее к ближайшему источнику живого тепла. Что ж, ничего не поделаешь. Все-таки он, Шерхем, никогда не был некромантом, а то, что он успел сделать с убитой Ирбис Валле, и без того выходило за все дозволенные пределы.
        Шерхем лежал неподвижно, боясь спугнуть сон - ее и свой собственный. Но потом Ирбис Валле заснула, смешно засопев носом, а он… К сожалению, его начали изводить мысли, приходящие по ночам.
        Он вспомнил свою жену Луизу и славного, щекастого карапуза, которым их наградил Хайо. Тело Луизы ему показывали, а вот сынишку - нет. К чему была эта совершенно бессмысленная жестокость? Шерхем так и не смог понять, даже спустя годы, когда боль чуть притупилась. Жив ли Дан, славный мальчуган? А если жив, то по каким дорогам ходит? Увы, не узнать. В ту роковую ночь, когда схватили Луизу и подросшего, шустрого мальчугана, пропал и тихоня Арнис, об участии которого в эксперименте помимо него, Шера, знал только Улли Валески. Много позже выяснилось, что он тогда отбыл по срочному делу в свое имение - и хорошо, что отбыл, он хотя бы не рисковал понапрасну, находясь рядом с главным козлом отпущения. С Шерхемом Айланом Виаро, то есть.

… Доколе бегать по лесам, водя за собой гончих? И есть ли в этом смысл, когда не осталось тех, ради кого он бы терпел любые муки? Определенный смысл, конечно, был: его величество не сможет спать спокойно, пока Шерхем на свободе. Но зачем мстить королю, когда тот не сделал ничего такого, к чему бы его не обязывала корона? Охр возьми, все как обычно: тысяча вопросов, и нет, ну совершенно нет ответов.
        А теперь еще эта девочка с мерцающим магией коконом вместо сердца. Он уже и сам начал сомневаться в том, что принял верное решение, возвращая ее к этой недожизни. Ребячество, иначе и не скажешь. Возомнил, что так будет лучше, что у нее хватит сил, чтобы достучаться до эльфов и уже этим свершить самое большое чудо этого мира. Не смог бросить тело единственного милосердного человека в королевстве. Думал, что дает надежду, истинную надежду на воскрешение в Великом лесу… Ну не дурак ли, а? И она, похоже, поверила. Как ослик, перед носом которого держат морковку на веревочке, шагнула вперед, в это подобие жизни. Теперь вот хочет стать великим магом, вышивать неповторимые талисманы, закладывать в них песнь своего сохранившегося дара…
        Который, как ни крути, у Ирбис Валле имелся. Даже в избытке. Сам он никогда не пробовал разбираться в магии вышивальщиков, но почувствовал, что талисман регенерации на самом деле не так уж и прост. Она сказала, что поломается, если его примерит кто-то другой. Весьма нетривиальное, так сказать, решение. Но поломается ли? Шерхему казалось, что он будет действовать, но как-то иначе. И почему-то, глядя в зеленые глаза неживой девушки, он не осмелился устроить допрос на предмет ее искренности. Главное, что на нем талисман сработал как надо. С небольшой, правда, задержкой - но правильно.
        А еще где-то в лесах Веранту кружил охотник из Великого леса.
        Кружил, конечно же, не зря. Вот бы разыскать его… Но пытаться обнаружить в лесу эльфа не будучи королевской гончей - все равно что искать иголку в стоге сена. Охр!
        Шерхем безуспешно пытался уснуть, убеждал себя в том, что вот-вот наступит новый день, и ему надо будет отправляться на охоту - вернее, на заработки, пока не пришла пора уходить в другое место. В небольшой и глухой деревне серебра не водилось, но зато там имелись дивные, откормленные гуси и утки, которых господин лекарь ел с большим удовольствием. А позавчера по деревне молодка на сносях ходила. Может быть, ему уже пора торопиться со своими лекарскими услугами?
        Ирбис Валле спокойно посапывала под боком. Шерхем снова вспоминал Луизу, которую уже не вернуть. Думал о щекастом мальчугане, которого потерял. Об эльфе. Об Арнисе Штойце. И еще раз об эльфе.
        А потом он вдруг снова увидел себя, молодого, наивного чародея, полкового лекаря, сгорбившегося у походного костра. Да, тогда им пришлось несладко: орки шли, шли, шли… Живые, мертвые. Те, кто падали, на следующее утро поднимались и снова шли в бой. А он, Шерхем Виаро, лечил, лечил и еще раз лечил. Закрывал рубленые и колотые раны, вправлял вывихи, обезболивал - чтобы к ночи сидеть перед костром и смотреть на танцующее пламя. Спать он уже не мог. И вот тогда из тьмы соткался эльф - неслышно, прямо посреди лагеря. Подошел, мягко ступая, к костру, и уселся напротив Шерхема.
        - Ты маг, - напрямую сказал он, - ты можешь опрокинуть орков, смять их и победить.
        - Интересно, каким образом? - Шерхем даже не удивился тому, что перед ним житель Великого леса. Сил не осталось даже на это, - я не смогу усыпить целую армию.
        - Мы не вмешиваемся в войну людей и орков, - мягко прошелестел эльф, - но можем дать совет. Мертвые перестанут подниматься, если вы сможете завладеть тем камнем, который шаман носит на шее, не снимая.
        - Ну, и как я это должен сделать? - он поднял брови, - пойти к ним и сказать, мол, отдайте вашего шамана?
        - Думай, человек, - эльф вздохнул, - на то тебе и голова дана, чтобы думать.
        Он неспешно поднялся и шагнул обратно во тьму, так же незаметно, как и появился.

«Но меч - штука обоюдоострая», - сонно подумал Шерхем.
        Он проваливался в сон, невзирая на то, что вокруг светлело. А потом ему привиделось нечто, состоящее как будто из радужных пузырей, в которых непрестанно мешались цветные пятна. И, вспомнив, Шерхем закричал от ужаса и отчаяния, понимая, что теперь он совершенно, абсолютно беспомощен.

***
        Нет, в самом деле любопытно, что должно присниться, чтобы вот так кричать. И лицо такое… беспомощное, что ли. Когда он бодрствует, то просто злой и жесткий как черствый хлеб. А во сне как будто молодеет лет на десять, морщины разглаживаются, и - этот страх, обреченность. Что ж, судя по всему, тени войны с орками все еще бродят по долинам его памяти, и уходить никуда не собираются. Я легонько потрясла Шерхема за плечо, он сжался в комок и открыл глаза, уставившись на меня мутным со сна взглядом, в котором продолжал метаться ужас.
        - Я снова кричал во сне, - мрачно подытожил он, глядя на меня.
        - Да. Тебе опять приснились орки?
        Шерхем усмехнулся, сел на траве. С силой провел пальцами по лицу, как будто пытаясь сорвать прилипшую маску ночного кошмара.
        - Если бы только орки… - он прищурился на светлое небо, окинул взглядом молчаливые деревья.
        Я молчала. К чему лезть человеку в душу, если сам он не хочет рассказывать? Внезапно он протянул руку, коснулся моей щеки.
        - Да ты совсем холодная к утру стала. Так, поднимаемся, готовим завтрак. Судя по всему, тебе надо регулярно питаться… чтобы чувствовать себя человеком.
        - А куда эта пища девается? - я прислушивалась к своим ощущениям, - такое впечатление, что у меня в животе как было пусто, так и осталось… Я уже совсем не похожа на живого человека, да?
        Он почесал зарастающий щетиной подбородок.
        - Думаю, съеденное тобой идет на поддержку тех сил, которые тебя сохраняют в таком вот виде. Ну, ну, не начинай все снова. Мы же договорились, что у тебя теперь просто много времени, чтобы попасть к эльфам?
        Я пожала плечами. Да, верно. Кажется, мы договорились. Но как же сложно принимать себя такой, какая я сейчас… Ходячим полузомби.
        - Не смей хныкать, - жестко сказал Шерхем и вновь стал похож на затвердевшую до каменного состояния хлебную горбушку, - давай позавтракаем, а потом я схожу в деревню за едой и одеждой. А ты пока пойди, сними рубашку… Охр, не надо на меня так смотреть, замотайся чем-нибудь, я тебе из деревни новую принесу. Да, я не могу навскидку определить нужный размер.
        Он говорил, а сам уже разжигал костер, отправил Рофа с котелком к ближайшему ручью, расстелил на траве не очень-то чистое полотенце и разложил на нем хлеб и нарезанное толстыми ломтями сало.
        - Ну-с, леди Валле, прошу к столу.
        Я не стала ломаться, и вскоре сидела на траве и пережевывала завтрак, а потом и Роф принес воды. Шерхем установил котелок над костром. Сыпанул туда каких-то травок, и над поляной поплыл кисловатый аромат лекарского снадобья.
        - Это правда, что король назначил награду за твою голову? - спросила я, вспомнив рассказ Лерия Аугустуса.
        Он быстро и пристально глянул на меня, как будто я могла специально что-то выведывать, а затем, чуть расслабившись, ответил:
        - Конечно, правда. Тебя интересует, сколько ты можешь поиметь, сдав меня гончим?
        - Мне деньги не помогут, - парировала я, - просто… интересно, чем ты так насолил его величеству?
        Шерхем скривился.
        - Наш король делает то, к чему обязывает корона, понимаешь? Вот представь, что было бы, если бы меня официально объявили тем единственным героем, благодаря которому Орикарт в свое время позорно бежал - и это невзирая на то, что орки были близки к победе как никогда?
        - А что было бы?
        - А вот что. Когда в пределах королевства появляется этакий герой-избавитель, королевская власть начинает слегка шататься. Ну, и потом всегда найдутся любители устроить смуту, а там и до бунта недалеко. Народ получает правителя-героя, а прежний правитель отправляется к охру… ну, или в изгнание. Все это чревато войной, Ирбис. А война никому не нужна. Так что наш монарх делает только то, что должен делать… К сожалению, - тут он сделал долгую паузу, пялясь куда-то в пустоту, - к несчастью, методы его далеки от совершенства.
        Я чувствовала, что он не лжет. И, пожалуй, знала, что - да, вот этот маг сделал нечто такое, благодаря чему Орикарт отступил.
        - Так это тебе мы обязаны победой? - я наивно моргнула, - честно говоря, я в это раньше не верила. А теперь, кажется, верю.
        - Да, - просто сказал лекарь, - мне. А еще Улли Валески и Арнису Штойцу, но о них мало кто знает, потому что их имена не упоминаются в официальных бумагах. Они мне помогали, но основную работу делал я… и сполна заплатил за то, что было сделано.
        Он нахохлился как больной ворон, а на лице появилось отсутствующее выражение. Мыслями Шерхем пребывал далеко.
        - Э-э, я, пожалуй, пойду в дом, - тихо сказала я, - займусь своей магией.
        - Иди, - безжизненным и пустым голосом отозвался лекарь, - а я пойду в деревню. Рубашку мне свою вынеси, пожалуйста.

…Потом он ушел, оставив Рофа «стеречь», а я, обмотавшись одеялом, уселась за стол и принялась перебирать свои бусины, прикидывая, чтобы такого еще сделать интересного. Но ничего не придумывалось, и я снова начала тонуть в трясине отчаяния.
        Труп, ходячий труп. Тьфу. Ну что за жизнь, а? Почему именно я? Почему другие живут себе спокойно, а мне было предначертано столкнуться с этой проклятой троицей?
        Я закрыла глаза. Представила себе, как иду под венец, в храме. На месте жениха почему-то представился Шерхем - хотя это уже походило на бред. Какой из него жених, к охру? Ему бы расхлебать то, что сам он заварил много лет тому назад… Когда ты только-только переступаешь порог взрослой жизни, то не считаешь дни и годы. Кажется, что все еще впереди, и все еще будет. А потом вдруг оказывается, что может и не быть - ни счастья, ни любви, ни свершений, к которым так старательно готовилась. И что тогда? Что мне теперь делать?..
        Я смахнула несуществующие слезы. Зомби и прочая нежить - они не умеют плакать. Главное, Ирбис Валле, ты должна взять себя в руки, стать великим магом и войти в Великий лес не как просительница, а как весьма значимая особа, из тех, что ничего никогда не выпрашивают и не вымаливают. Достойная цель, не правда ли? И времени на ее воплощение теперь…целая вечность.
        - Ирбис! Ты здесь? - на пороге неожиданно возник Шерхем Виаро, какой-то взъерошенный и злее обычного.
        - Извини, новой одежды я тебе не принес, - торопливо проговорил он, - сегодня у меня плохие вести, милочка.
        Я молчала, глядя на него. Похоже, и в самом деле приключилось нечто из ряда вон выходящее. С чего бы ему так быстро вернуться? Похоже, и до деревни не дошел…
        - До деревни я дошел, - ухмыльнулся он, - ну-ка, освободи мне стол, мне надо письмецо накидать… в деревне мне сказали, что к ним уже приходили гончие, которые идут по моему следу. Купчишка донес, зараза, не надо было его лечить. Так что, сама понимаешь, пора сворачивать этот лагерь и перебираться в другое место.
        Пока он говорил, я спешно сгребла свои сокровища в сумку. Шерхем уселся на табурет, положил перед собой четверть листа плохонькой бумаги, откуда-то добыл чернильницу и облезлое гусиное перо.
        - Я еще кое-что узнал, - продолжил он, глядя куда-то сквозь меня, - те разбойники, что баловались неподалеку… Ну, полуорк там был…
        - Я помню, - помертвевшими губами прошептала я, - полуорк… Что случилось, Шер?..
        - Их кто-то убил, твоих приятелей, - зло усмехнулся лекарь, - убил жестоко. Они долго мучились, прежде чем отправились к охру. Тебя… это радует?
        - Вряд ли меня что-то может порадовать, - я вздохнула, - ну, убили их… а мне-то что с того?
        - Кто-то за тебя отомстил, - несколько озадаченно сказал Шерхем, - что, ни капли радости?
        - Может, капля и есть. Но ма-аленькая…
        - Хорошо, поехали дальше, - он начал выводить что-то неразборчиво на бумаге. В интернате бы точно сказали - пишет как курица лапой. - Нам придется разойтись в разные стороны, Ирбис Валле. Да, это обязательно, не спорь. За мной идут гончие, и покою мне не будет, пока наш государь жив. А я принципиально не желаю доставлять ему удовольствие и сдаваться. Поэтому придется еще побегать… уж не знаю, как долго. Но дело не в этом. Ты отправишься к моему приятелю, Арнису Штойцу, в его родовое имение. Он некромант… Думаю, если я попрошу, то ты сможешь оставаться там так долго, как сочтешь нужным.
        - А сам ты у него не хочешь спрятаться? - брякнула я. В голове не вязалось, что мне придется опять самой брести сквозь лес к неведомому магу-некроманту.
        - Я же говорил, - терпеливо пояснил Шерхем, - не хочу компрометировать человека, к которому приехал на лето сын. Да и вообще… Зачем мне делать Арнису плохо? Если он поможет тебе, то этого будет более чем достаточно.
        - Я же не знаю, куда идти, - прошептала я.
        - Ты пойдешь не одна, - лекарь усмехнулся, - тебя поведет Роф. Поверь мне, он прекрасно знает дорогу к замку.
        Он быстро дописал письмо и затряс им в воздухе, чтобы просохло.
        - Ну, что приуныла?
        - Мы… еще увидимся?
        В ежевичных глазах появилось нечто, отдаленно напоминающее удивление. Странно, что он удивляется. Чем-то он зацепил меня, этот клятвопреступник, убийца и, похоже, просто хороший человек, которому не повезло оказаться не в том месте и не в то время.
        - Я понятия не имею, - честно признался Шерхем, - даже не знаю, буду ли жив завтра. Да и… Ирбис, к чему тебе это? Даже если ты никогда больше обо мне не услышишь, поверь, так будет лучше для тебя. Да, так будет лучше.
        Глава 8. Эльф, продолжающий поиски
        Ирбис Валле, похоже, решила последовать примеру Фиальвана, и навсегда обосновалась в душе эльфа. Это казалось невозможным: авашири никогда не станет союзником для эльфа, и уж тем более никогда не сольются их души… И все же что-то произошло. Что-то странное и непонятное для Хаэлли, чего он никак не мог объяснить. Ему все казалось, что вот-вот выйдет из-за угла худенькая и гибкая, как ивовый прутик, магичка, а потом выкинет что-нибудь этакое, чего от нее совсем не ожидаешь. Вроде того, как она подхватила его меч и храбро ринулась в атаку, даже не подозревая, что была на волосок от гибели.
        Хаэлли изо всех сил пытался понять происходящее с ним и дать этому вразумительное объяснение. Быть может, все дело в том, что Ирбис Валле оказалась первым человеком, который сделал эльфу подарок? Эльфу, которому никогда ничего не дарил? Предположение казалось Хаэлли весьма жизнеспособным, в коцне концов, его вырастили воином Дома, который не распоряжался даже собственной жизнью. А тут - подарок. Просто так. Ну, вероятно, в благодарность за несколько уроков, которые он ей преподал.
        А если не только поэтому? Тогда - что?
        Неужели его настолько впечатлило бегство Ирбис Валле?

…Так или иначе, Хаэлли по-прежнему не мог принять факта ее смерти. Странная девчонка, которая бежала от одной беды, чтобы тут же попасть в другую. И теперь… Все, что осталось от непостижимой и совершенно непредсказуемой леди Валле - вышитый талисман на шее, светящийся в ночи золотисто-желтым.
        Он поймал себя на том, что с новой силой возненавидел авашири, и это тоже казалось странным: ненавидеть всех людей за то, что трое из них лишили жизни одну девицу. Сколько их было таких, никем не запомненных, никому не нужных? Зарезанных, задушенных, сброшенных с городской стены? Не счесть. Но на тех эльфу было наплевать. А вот печальная судьба леди Валле засела ржавым гвоздем меж лопаток, причиняя почти такую же боль, как и отсутствие рядом живого Фиальвана. Стены Шварцштейна давили, его светлости ничего не стоило довести Хаэлли до зубовного скрежета, от тревожно-жалких взглядов Ассии хотелось забраться на самую высокую смотровую башню и там удавиться. А Ирбис Валле продолжала незримо преследовать его, протягивая тускло поблескивающий камнями талисман.
        И Хаэлли не выдержал. Просто пошел и сказал барону, что должен уйти, потому что… потому что настало время. Лерий Аугустус оторвался от счетов, несколько мгновений мрачно взирал на эльфа, затем тяжело сказал:
        - Садись.
        Время было позднее, в кабинете барона тихо потрескивали свечи. Огоньки отражались в черных глазах его светлости, и казалось, что и глаза у барона - вовсе не глаза, а раскаленные уголья. Он положил крупные руки на кипы бумаг, задумчиво склонил голову к плечу - совсем как грифон, присматривающийся к беззащитной добыче.
        - Ты не умеешь лгать, Хаэлли, - сказал барон, - ты в самом деле собираешься уйти, потому что так нужно? Или у тебя вдруг проснулось подобие совести, и ты проникся теплыми чувствами к убитой тобой вышивальщице?..
        Хаэлли сжал зубы. Желание врезать по наглой и самоуверенной физиономии авашири оказалось столь сильным, что он вцепился в собственный пояс и застыл, боясь пошевелиться. Да, да! Его светлость, этот презренный авашири почти угадал. И если бы эльф заговорил, то он сказал бы многое - о том, что ему тошно находиться рядом с человеком, который приказывает убить девушку только за то, что она его провела, о том, что ему до смерти надоело жрать из посуды, по которой по ночам снуют тараканы, о том, что все авашири не могут вызывать никаких чувств, кроме ненависти. Почему? Да потому что они… такие, какие есть, их сердца - дыра для сброса нечистот, и они стремятся уничтожить любое пятнышко света в своем царстве зловонного мрака.
        - Я должен уйти, потому что пришло время, - непослушными губами повторил Хаэлли, глядя в пустоту прямо перед собой.
        - Тебя позвали соплеменники? - в голосе барона слышалось сомнение.
        - Да, - просто ответил эльф.
        - А не боишься, что тебя прикончат, а?
        Хаэлли только плечами передернул.
        - Я не боюсь смерти, ваша светлость. Я знаю, что со мной будет после, и потому не боюсь.
        - Ты счастливое существо, - задумчиво проворчал барон, - а я вот боюсь. Наверное, потому что не знаю, что дальше? Как ты думаешь?
        - Я не понимаю вас, - откровенность авашири сбивала с толку, и Хаэлли насторожился, пытаясь понять, к чему клонит собеседник.
        - Ты в самом деле убил магичку? - вдруг прищурился Лерий Аугустус и еще больше стал походить на грифона, но теперь уже замершего перед прыжком.
        - Да, - деревянным голосом ответил Хаэлли, - она умирала… медленно и мучительно. Как вы того и хотели, ваша светлость.
        Плечи барона расслабились, и он откинулся на спинку кресла.
        - Что ж, Хаэлли. Уходи, если так надо. Удачи, однако, я тебе желать не буду, потому что ежели она тебе будет сопутствовать, то, значит, наш Хайо просто слеп.
        - Благодарю, - Хаэлли поднялся. Последние слова Лерия удивили его, поди пойми этих людей, что они имеют в виду.
        Свечи, роскошный кабинет и барон - все медленно и неотвратимо уплывало в прошлое, тут бы снова ощутить себя свободным - но Хаэлли не мог. Просто не мог, и все тут. Стоя на пороге своей маленькой спальни, эльф снова думал о морро, о Фиальване, о стреле из зарослей и… о девчонке, так глупо пропавшей. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, а затем принялся собираться в путь.

***
        А несколько дней спустя, во сне, к нему пришел младший брат. Риальвэ. Это тоже было странно и удивительно, учитывая, что в последний раз братья виделись как раз перед отбытием Хаэлли в Дом Охоты. Он даже не представлял себе, как сейчас выглядит Риальвэ, но вот ведь чудо - в сновидение протиснулся вполне взрослый эльф, который был его младшим братом.
        Время превратило щупленького мальчишку в цветущего мужчину. Прозрачную зелень глаз Риальвэ унаследовал от матери, иссиня-черные волосы - от отца. Широкоплечий и высокий, истинный глава Рода, Риальвэ смерил старшего брата холодным взглядом.
        - Ну, здравствуй, Хаэлли.
        - Это сон, - вовремя сообразил тот, - как ты здесь очутился?
        - Охота была на тебя посмотреть, - нехорошо усмехнулся Риальвэ, - каким ты стал, брат мой.
        - Ты мог бы это сделать раньше, - недоуменно пробормотал Хаэлли, - почему же пришел только сейчас?
        - Потому что именно сейчас настало время, когда ты мне нужен меньше всего.
        Риальвэ неожиданно крутнулся вокруг себя, резко выбрасывая вперед руку, а Хаэлли огорошенно уставился на рукоять кинжала, торчащую чуть ниже правого подреберья. Печень. С такой раной долго не живут. Но почему, почему?!!
        - Ты мне не нужен, брат! - зло рявкнул Риальвэ и рассыпался серой трухой.
        А Хаэлли проснулся, судорожно хватая воздух и шаря взглядом по изысканному плетению еловых ветвей над головой. В правом боку неприятно и непривычно покалывало.
        Потом эльф сел и, закутавшись плотнее в плащ, задумался. Определенно, такой сон не мог быть просто мимолетным сновидением. Это был Знак, знак судьбы, взгляд самой Миенель-Далли на свое преданное дитя. Такой сон могли бы истолковать жрецы, но где ж их взять в самой сердцевине людских земель? Внезапно к нему закралась мысль о том, что стрела в легкое могла оказаться приветом от Риальвэ, но Хаэлли тут же отмел ее: глупо так думать. К чему Риальвэ предпринимать попытки устранить старшего брата, принадлежащего Дому? Риальвэ, у которого есть все: богатства Рода, могущество главы Рода, и, самое главное, возможность иметь наследников? Правда, Дом настолько старательно ограждал своих птенцов от соблазнов и интриг эльфийского двора, что Хаэлли понятия не имел, как обстоят дела в его бывшей семье.

«Мы чисты помыслами и принадлежим истинному свету», - торопливо, как будто оправдываясь перед самим собой, подумал охотник, - «подлость - это удел авашири».
        Придя таким образом к некоторому согласию с самим собой, Хаэлли поднялся и двинулся дальше на восток. По большому счету ему только и оставалось это бессмысленное блуждание по измельчавшему и болеющему всеми возможными недугами лесу; морро ушел в земли авашири, а Хаэлли вовсе не собирался отступать от ранее намеченного плана.

…А потом у эльфа появилось очень ясное, продирающее до костей ощущение слежки. Кто-то шел следом, и этот кто-то был не авашири - последние передвигаются по лесу с грацией кабана, продирающегося сквозь колючки. Хаэлли не дал себе времени на раздумья, нырнул в сторону, под защиту корявых дубов, и очень вовремя: коротко и зло просвистев, в кору ткнулся отравленный дротик. Хаэлли опередил собственную смерть на волосок.
        Мысли текли быстро и легко. Тело, превосходно подготовленное лучшими мастерами Дома, уподобилось стальной пружине. И пока незадачливый убийца застыл, размышляя, что делать дальше, Хаэлли уже возвращался назад, змеей скользя меж деревьев. Впрочем, нападавший тоже свое дело знал: за время, пока охотник достиг его позиции, он плавно и неслышно переместился куда-то вверх, в густую развесистую крону, и замер. Хаэлли едва не рассмеялся: глупо думать, что воспитанник Дома не доберется до врага, затаившегося в листве. Эльф остановился на миг, вовремя пригнулся, едва не получив в глаз второй дротик, а потом, уже не сомневаясь, прыгнул.
        Он стащил сопротивляющегося врага вниз, бросил его на жухлую траву, и вдруг понял, что опоздал - опоздал самым позорным образом. Тело нападавшего били судороги, на губах появилась желтая пена, распухший язык вытолкнул остатки раскушенной капсулы. Через несколько мгновений все было кончено: перед Хаэлли лежал абсолютно, бесповоротно мертвый эльф. Охотник выругался и в сердцах пнул тело носком сапога. Огляделся. Прислушался. И, убедившись в том, что снова один, уселся на трухлявый пень.
        Тут было над чем подумать, не так ли, Хаэлли?
        Сперва эльфийская стрела, затем - отравленный дротик. И мертвый эльф, лица которого Хаэлли не мог припомнить, а это значило, что убийца был воспитан вне Дома, но, невзирая на это, свое дело знал хорошо и, поняв, что проиграл, предпочел отравиться. Хаэлли казалось, что он бредит: все происходящее никак не вязалось с укладом Великого леса. Ну, слыхал он о частых дуэлях среди знати. Ну, бывали и суды. Но чтоб так, подослать наемного убийцу к ничего не подозревающему эльфу?!! Миенель-Далли не могла допустить такого бесчестия. И, тем не менее, это произошло.
        Хаэлли поднялся с пенька и присел на корточки перед телом. Перевернул мертвого эльфа на спину, брезгливо обыскал, но, как и следовало предположить, не нашел ничего, что могло бы указать на заказчика. В конце концов, не хранители же Крипты принялись рассылать убийц? Хаэлли покачал головой. Нет, если бы это был Верховный хранитель, то он бы отрядил небольшой отряд магов, которые бы не оставили беглецу ни одного шанса. А тут - убийца-одиночка… Хаэлли принялся за осмотр содержимого сумки эльфа, но и там не обнаружилось ровным счетом ничего интересного - ни писем, ни иных указаний, ни магических предметов.
        Вздохнув, он поднялся, выпрямился. Пробормотал неохотно:
        - Да упокоится дух твой в Крипте.
        Наверное, следовало предать тело земле, но Хаэлли это показалось бессмысленным: так или иначе, плоть этого эльфа все равно будет принадлежать лесу, и тут уж все равно какому - Великому или скромному лесу авашири. Он повернулся, чтобы уйти, но тут же поймал себя на том, что хочет еще раз внимательно смотреть тело. Непонятно зачем и почему - но вот хочет. И Хаэлли, привыкший прислушиваться к собственным ощущениям, снова присел над своим убитым сородичем.
        Интуиция не подвела: через пол часа Хаэлли нащупал нечто круглое, зашитое в шов куртки. Эльф вспорол кожу, и на ладонь выкатился гладкий кусочек опала, тлеющего магией. Хаэлли сжал его в кулаке, прикрыл глаза - он не мог определить, что за чары были наложены на камень, но по ощущениям… Это весьма напоминало перстень Лерия Аугустуса.
        А это значило, что рано или поздно заказчик свяжется с нанятым убийцей.
        Хмыкнув, Хаэлли завернул зачарованный камень в тряпицу и сунул в нагрудный карман. Потом все-таки уложил тело эльфа на спину, сложил ему руки на груди и, пробормотав короткую молитву Миенель-Далли, пошел дальше. От спрятанного талисмана веяло теплом эльфийской магии.

***

… И однажды, блуждая лесам Веранту, Хаэлли увидел погоню. В том, что это именно погоня, он не сомневался. В наличии имелись: изможденная, задыхающаяся от долгого и быстрого бега жертва и трое преследователей. Хаэлли, как и полагалось охотнику, успел хорошенько разглядеть всех участников драмы. Жертвой был высокий мужчина в лохмотьях, он удирал со всех ног, время от времени оборачиваясь и швыряя в преследователей пучками магической энергии, свойственной только авашири. Троица в сером отражала эти атаки почти играючи, с каждой минутой сокращая расстояние до цели.
        Хаэлли призадумался. Он видел, что беглец черпал силы исключительно в странном решении идти наперекор злой судьбе, что осталось ему недолго, и на сей раз ему не уйти. В свою очередь, от преследователей так разило смертью, что эльф не почувствовал никакой разницы между ними и бароном Брикком. Впрочем, если мыслить здраво, ему не было никакого дела до грязных делишек этих авашири - как не было дела ни до барона Аугустуса и его смертельно опасных интриг, девицы Ассии, убогого городишки Талья, а заодно и леди Валле. Хаэлли выругался, используя новые словечки, усвоенные в Шварцштейне. Леди Валле, которой больше не было в живых… Да, пропади все пропадом, что ж она так привязалась?!! Но ведь и вправду, никакого до них дела. Ведь так?..
        Он ощутил тепло на бедре, машинально сдвинул сумку с видящими и… замер, не веря собственной удаче. Это, провались все в Бездну, был Знак! Видящие, самодельные, не самые сильные, внезапно ожили. А это значило только одно: тощий авашири оказался еще одной путеводной нитью, которая могла привести к морро. Следовательно, человек должен был остаться в живых, а он, Хаэлли - сию минуту сделать все, чтобы преследователи отстали.
        Более эльф не медлил. Наверное, те люди в серых клобуках и были теми самыми королевскими гончими, которыми стращал барон Аугустус: у каждого из них на груди красовался намалеванный белой краской песий оскал. Быть может, эти гончие и представляли бы серьезную опасность… где-нибудь в городе, в лабиринтах узких, залитых помоями улочек. Быть может, они даже могли добавить изрядно острых ощущений любому авашири, за которым охотились. Но для истинного охотника, да еще и посреди леса, гончие оказались весьма пресной и безынтересной пищей: он успел убить их по одному, в спину, до того, как они сообразили, что из грозной своры сами превратились в дичь. Беглец еще некоторое время продирался сквозь молодой ольховник, дыхание с хрипом вырывалось из его груди, а потом свалился на землю и, подтянув к груди колени, замер.
        Наблюдать за ним оказалось занятно: мужчина ждал, что его вот-вот настигнут. Но минуты текли одна за другой, гончие не появлялись (оно и понятно, у них теперь вообще не было никаких забот!), и авашири осторожно приподнялся на локтях, вслушиваясь в полуденную тишину леса.
        Хаэлли смотрел и ждал.
        Этот измученный человечек оказался весьма любопытным экземпляром, интересным в эльфийском восприятии. Хаэлли невольно сравнил его с луковицей: сдираешь один слой, казалось бы, совершенно понятный, а дальше - следующий, за ним - еще и еще. Вот, например, барон Брикк был совершенно понятен как булыжник, опускающийся на чью-то голову. Палач и стервятник, иного не дано. Лерий Аугустус оказался не то, чтобы намного приятнее, но гораздо сложнее - а потому стократ опаснее. Девица Ассия, если вообще обратить на нее внимание, напоминала корову, внешность ее, впрочем, была не при чем - просто в глазах служанки Хаэлли никогда не видел ничего, кроме коровьей покорности и обреченности сродни той, что бывает в глазах буренки, ведомой на убой. Леди Валле… Ах, да, леди Валле… Она походила на ртуть. Эльф никогда не понимал, что именно творится в голове магички, но, завороженно наблюдая за танцем беспокойного металла, не смог предугадать ни одного ее поступка.
        Человек, за которым Хаэлли наблюдал сейчас, показался еще интереснее леди Валле. Даже образ его отдавал такой же горечью, как луковица, но ведь всем известно, что
«лук от семи недуг».
        Авашири поднялся и, покачиваясь, двинулся дальше, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Хаэлли незаметно шел за ним, не смея верить в собственную удачу и надеясь в скором времени встретиться с морро.
        Ведь те, чьи судьбы пресек кровавый тесак морро, обязательно столкнутся с ним снова. А в этот раз видящие весьма прозрачно намекали на то, что встреча эта произойдет скоро.
        Но - спаси и сохрани нас Миенель-Далли - этот авашири и в самом деле оказался явлением из ряда вон выходящим. Чем дольше Хаэлли смотрел на него, тем меньше понимал. Несомненно, сам по себе мужчина не был ни злым, ни подлым. Но от него веяло тленом и смертью, которые он уже принес другим. Смерть поселилась и в его черных, как спелая ежевика, глазах - то ли предчувствие собственной гибели, то ли навязчивое воспоминание о том, что случилось с ним раньше. Но то все были цветочки по сравнению с тем, что понял эльф к концу дня: авашири, оказывается, долгое время соприкасался с самой Тьмой, владычицей Орикарта. А на другой чаше весов - умение исцелять, и желание исцелять, и тревожные мысли о тех, кто был дорог.
        Луковица, пришел к выводу Хаэлли. Просто луковица. А с такими субъектами надо быть особенно осторожным, потому что, ободрав один слой, можно напороться на сюрприз, который станет последним для любопытствующих.

…Эльф не обманулся в ожиданиях. Человек-луковица в самом деле преподнес ему сюрприз - да такой, о котором Хаэлли не смел и мечтать: встретился с другим человеком, над которым висело все то же проклятие морро. Тот, второй, показался Хаэлли столь же интересным, как и его находка: он был некромантом (что уже само по себе внушало отвращение), оставаясь при этом, в общем-то, человеком добрым. А еще Хаэлли понял, что некромант скрывает от своего приятеля нечто важное.
        Позже, когда некромант уехал, эльф пожалел, что не двинулся за ним. Но ведь за двумя зайцами погонишься - останешься ни с чем, и Хаэлли принял решение продолжать следовать за своей «луковицей». Это было куда проще, ведь некромант возвращался в свой замок, а там… камни, город, много авашири. В лесу проще и понятнее.

***
        Талисман, отобранный у наемника, внезапно ожил ночью. Разогрелся так, что обжег сквозь тряпицу, и Хаэлли едва успел выхватить его из кармана, как прямо в воздухе, перед глазами, начало разворачиваться цветастое полотно. Сообразив, что может последовать, эльф спешно отвернулся, поднял ворот куртки, но краем глаза все-таки успел выхватить цветную мозаику жизни, о которой успел забыть: роскошные гобелены, мебель из светлого дерева, украшенную вычурной резьбой, затейливый витраж, выдержанный в тепло-золотистых тонах. Охотники Дома не знают роскоши, потому что им ничего не принадлежит; то, что показал талисман, было сродни взгляду в прошлое
        - прошлое, которое могло бы стать и настоящим, будь на то воля отца.
        С картины изысканной, истинно эльфийской роскоши на Хаэлли пристально взирал незнакомый эльф: щупленький, лицо острое как у мыши. Но чело украшал тонкий золотой венец с россыпью изумрудов, что говорило о высоком происхождении эльфа.
        - Визиерис, - сказал он, - я хочу знать, выполнен ли мой заказ.

«Значит, моя смерть все-таки была чьим-то заказом», - мрачно подумал Хаэлли, по уши уходя в воротник куртки. Если он видел заказчика, то последний, соответственно, видел его. Оставалась надежда только на густую, вязкую темень.
        - Заказ выполнен, - прохрипел Хаэлли, - я скоро вернусь.
        - Хорошо, - щуплый удовлетворенно потер хрупкие ладони, - это хорошо.
        А потом словно очнулся:
        - Почему ты отворачиваешься? Визиерис?!! Миенель-Далли, ты не Визиерис!..
        На миг его острое лицо перекосила гримаса ярости, он что-то накрыл ладонью перед собой - наверное, такой же камень как у Хаэлли - и картинка с глухим хлопком погасла. Талисман лежал в траве, холодный и безжизненный, эльф подобрал его, снова завернул в тряпицу и сунул в карман. Потом передумал и швырнул магический камешек в кусты, на тот случай, если неведомому врагу захочется выследить свою несостоявшуюся пока жертву. Разумеется, на повторный разговор Хаэлли не рассчитывал.
        Он подобрался к краю полянки, где заночевал «человек-луковица». Сон авашири был неспокоен (впрочем, как всегда), он что-то бессвязно бормотал во сне и ворочался с боку на бок. Эльф расслышал имя Улли Валески, потом спящий внезапно заплакал, всхлипывая как ребенок. Хаэлли хотел разбудить его, чтобы прервать череду кошмаров, но почему-то не решился - отполз назад, к своему лагерю, и снова стал думать о том, что кому-то он мог помешать в Великом лесу. Он, от которого по всем правилам отреклись родители, он, который с малых лет не знал ничего, кроме циновки на полу и огромных залов Дома, исполненных теплого золотистого сумрака. То, что эльф заказал убийство эльфа, приводило Хаэлли в замешательство: ему отчаянно хотелось верить, что среди чистых душой эльфов (как утверждал наставник), такое попросту невозможно.
        Нет, если поразмыслить здраво, Хаэлли все-таки сбежал - причем сбежал от хранителей Крипты. Но эльф, с которым довелось побеседовать каких-нибудь пол часа назад, не принадлежал к их числу, он был просто благородным эльфом, а верховный Хранитель привык все возникающие проблемы решать сам и никогда не стал бы распространяться о своих делах в кругу высокорожденных. Но кто тогда? Кто?!! И за что?
        Хаэлли спиной оперся о древесный ствол, сложил руки на груди и закрыл глаза. Близился рассвет. С полянки доносилось хриплое бормотание «человека-луковицы». Хаэлли нащупал под рубашкой талисман, подаренный Ирбис Валле. И что на него нашло тогда? С чего он решил, что бедная маленькая магичка подослана к нему как шпион? Глупо все это было, ах, как глупо. Напугал девчонку почти до обморока своими угрозами… А потом она подарила ему талисман. Хаэлли внезапно ощутил странные, непривычные спазмы в горле, стиснул зубы до ломоты в висках. Ирбис Валле, н-да. А теперь вот нет ее.
        Впрочем, как и многих, многих…

***
        Поутру «путеводная нить» Хаэлли повел себя в высшей степени странно. Сперва он долго сидел перед дымящим костром, нахохлившись как больной ворон, пил травяные отвары и грыз сухие хлебные корки, но при этом почему-то все время озирался по сторонам, как будто почувствовал присутствие охотника. Затем, покончив со скудной трапезой, развернул карту и старательно изучал ее, водя пальцем по изрядно потертым нитям дорог - но все равно при этом то и дело вскидывался, оглядывался и вообще, выглядел куда более растерянно, чем во время бегства от королевских гончих. Хаэлли насторожился: похоже было на то, что, во-первых, авашири все-таки ощутил чужое присутствие, а во-вторых - испугался самого себя, ведь такое растерянное лицо бывает у человека только тогда, когда он не знают, что делать с самим собой.
        Авашири легко закинул на плечо тощую дорожную сумку и двинулся вперед. Хаэлли - следом. И вышли они, как и следовало догадаться, к небольшому поселку. «Луковица», побери его Бездна, решил вернуться к своим.
        Что оставалось Хаэлли? Вторую путеводную нить он отпустил добровольно. Теперь ему оставалось не упустить эту. Терпения эльфу было не занимать, и он, затаившись у окраины деревни, стал ждать.
        Глава 9. Замок некроманта и его обитатели

…Нежданно-негаданно выяснилось преимущество умертвий перед живыми. Вернее, об этом, казалось, знали всегда, но вот испробовать на собственной шкуре, да еще находясь при этом в здравом уме, мало кому доводилось.
        Умертвия не знают усталости. И поэтому Роф молча шел вперед, всем видом показывая, что далеко не в первый (и не в последний) раз идет к замку Арниса Штойца. Топал, зараза этакая, медленно, но не останавливаясь. Мне же ничего не оставалось, как рысить следом. И так три дня и три ночи куда-то на север от последнего лагеря Виаро.
        И вот к рассвету четвертого дня мы оставили позади лесную чащу, ельники, такие густые, что меж стволов приходилось продираться боком, шумную летнюю грозу, пролившуюся на нас ледяным дождем. Мы вынырнули из леса прямо на пустынный тракт, пересекли его, утопая по щиколотку в жидкой глине вперемешку с навозом (здесь тоже прошел дождик). Роф безошибочно угадал, где начинается нужная тропа, и дальше нам пришлось шагать в гору, снова продираясь сквозь молодую еловую поросль. А потом зелень осталась позади. Мы уперлись в серую стену, сложенную, видимо, из тех камней, которые добывались непосредственно из этой же горы. Тропинка шла прямо под стеной, Роф устремился по ней как лошадь, почуявшая кормушку. Я задержалась, задрав голову, рассматривая кладку, а заодно прикидывая - сколько ж мертвяков надо было согнать, чтобы выстроить такое. Потом я побежала догонять Рофа; мы обходили замковую стену и, вероятно, приближались к воротам. Поблизости от замка ужасного некроманта не встретилось ни единой живой души. Зомби, правда, тоже не попадалось: все здесь было тихо и как будто мертво.
        Честно говоря, в те, последние минуты нашего путешествия, мне уже не грезился Великий лес. Единственное, о чем я мечтала - это о куске хлеба, который мог бы меня согреть. Горячая ванна казалась несбыточным чудом. Хотя - охр, я ведь забыла спросить, можно ли мне купаться, с моими-то зашитыми, но не зарастающими ранами.
        Странным я стала существом с подачи Шерхема Айлана Виаро. Магия, которую он зашил в мою грудь, непонятным образом остановила кровотечение, как будто кровоток изменил русло. Но в том, что раны не заживали, я уже убедилась: иной раз даже ощущала, как трутся друг о дружку части разрубленных внутренностей.
        Наконец Роф остановился перед дубовыми воротами. Я только моргнула: нестарое еще дерево было так изрыто оспинами-шрамами, что не приходилось сомневаться: этот замок выдержал не одну осаду. Зомби как стал, так и замер изваянием. Никто нам не торопился отворять. Пошарив взглядом по окрестностям, я высмотрела обросший мхом камень-валун и забралась на него.
        Так мы проторчали под воротами до полудня. А потом - когда я уже начала сомневаться в наличии в замке существ разумных - тяжелые створки вдруг дрогнули и начали раскрываться наружу; я поторопилась занять свое место рядом с Рофом. В щель уже виднелся свет по ту сторону арки и широкоплечий силуэт, который в итоге оказался вполне себе живым Арнисом Штойцем.
        Некромант был один. Но если некроманты на службе его величества попадались все больше тощие и чахлые, с глубоко запавшими глазами и синюшными губами, то этот экземпляр так и лучился здоровьем. У Арниса Штойца на щеках играл здоровый румянец, лицо было покрыто легким загаром, глаза сверкали парой голубых топазов. Длинные каштановые волосы свободно ниспадали на белоснежный воротник шелковой блузы, а короткая бородка почему-то придавала ему вид неисправимого романтика, большого плута и дамского угодника одновременно.
        Он ничем не выдал своего удивления при виде моей растрепанной и взъерошенной личности. Только коротко кивнул Рофу, позволяя пройти в ворота (что зомби и сделал с непроницаемым лицом), а затем выжидающе уставился на меня. Так мы и застыли друг против друга, я - перед воротами, Штойц - в тени арки.
        - Добрый день, - пробормотала я, помня, что леди Валле надлежит быть воспитанной девицей, - я от вашего приятеля.
        И, быстро сунув руку за пазуху, извлекла подмокшее во время грозы письмо.
        - Вот, это вам.
        Арнис Штойц медленно шагнул назад, поманил меня к себе. Как странно. Он не торопился выйти на встречу, а казалось, ждал, пока я переступлю невидимую черту. Но стоило оказаться под аркой, как снова заскрипели лебедки - ворота закрывались.
        - Милочка, давай обойдемся без официальных приветствий и представлений, - он взял из моих рук записку Шерхема, быстро прочел ее, потом смерил меня задумчивым взглядом.
        Я вдруг испугалась - а вдруг он отправит меня обратно в лес? Что я буду делать сама, совсем одна?
        - Надеюсь, я вам не слишком помешаю? - промяукала я.
        - Дело не в этом, - мягко ответил некромант, - конечно же, я выполню просьбу моего друга… господина Виаро. Но то, что он сделал… гхм… весьма занятно, юная леди. И неожиданно для столь здравомыслящего субъекта как Шер… Впрочем, теперь уже ничего не изменить. Так ты, значит, Ирбис Валле?
        Я кивнула.
        - Арнис Штойц, потомственный некромант. Имею все основания полагать, что мой добрый друг обо мне говорил, - он, улыбнувшись, галантно поклонился.

***
        Будучи потомственным некромантом в пятом поколении, Арнис Штойц имел в жизни всего две страсти, далекие от подъятия мертвецов. Во-первых, господин Штойц обожал весь женский пол и практически любых его представительниц, чего и не скрывал, а во-вторых - он был большим любителем стройки. Располагая почти ничем неограниченными ресурсами рабочей силы - «не совсем легально, конечно, милочка, но ты же понимаешь, никто не даст разрешения на изготовление сотен зомби для собственных нужд» - и получив в наследство одиноко торчащий на горе донжон, за десять лет Штойц умудрился выстроить настоящую крепость, из которой выкурить его не представлялось возможным.
        Пока мы шли от первого кольца стен ко второму, от второго - к третьему (не забудь, душечка, ров достаточно глубокий, и если ты туда свалишься, придется собирать тебя по частям), Арнис с гордостью поведал мне о том, как пару зим назад взбунтовались местные вилланы и, похватав топоры и вилы, двинулись на замок. Повод к тому был самый ничтожный: Арнис простодушно увел целиком весь их погост, загнал получившийся «материал» рыть лабиринт под замком, а заодно начал очередной ремонт своего скромного дворца. Ну, того самого, до которого мы еще не дошли. Все кончилось, как обычно: крестьяне поорали-поорали, поцарапали ворота своими дрянными железками и удалились восвояси, пригрозив отправить посланца в Карьен. А уж этого Арнис опасался меньше всего, поскольку самолично поставлял ко двору самых качественных зомби, каких только мог изготовить. Зомби, которых не нужно было кормить и срок службы которых раза в два превышал срок службы обычного мертвяка, зачарованного «этими юнцами с серыми физиономиями».
        - Я отведу тебе, милочка, одну из заново отделанных спален, - добродушно излагал Штойц, - и ты можешь оставаться здесь столько, сколько сочтешь нужным. Кстати, могу я поинтересоваться, какие планы ты вынашиваешь в своей прекрасной головке?
        Мы как раз миновали последнее кольцо стен, вдоль которого, словно школяры, мерно вышагивали зомби в серых штанах и рубахах. Отсюда открывался превосходный вид на то, что раньше было унаследованным донжоном, а сейчас усилиями все тех же зомби превратилось в изысканный дворец, поблескивающий на солнце как пряник в глазури.
        - Здесь я провел некоторые преобразования, - не без гордости пояснил Арнис, - сам за зодчего был. Как мне кажется, результат весьма неплох. Так что насчет планов?
        Я оторвалась от созерцания белоснежного чуда посреди изумрудной лужайки. Охр. Измаранная в грязи, в рваной одежде, я, похоже, была совсем чужой на этом пиру жизни.
        - Шерхем сказал, что я могу попытать счастья в Великом лесу.
        Арнис молчал мгновение, переваривая услышанное, затем торопливо и как-то заискивающе улыбнулся.
        - Великолепная идея, Ирбис. Шерхем, он - голова насчет всяких задумок. Но могу ли я узнать, чем ты собираешься купить наших старших братьев?
        - Своими талисманами, - буркнула я, чувствуя себя все более и более стесненно.
        - Хорошо, - Арнис потер ладони, - давай поговорим об этом чуть позже.
        И он крепко о чем-то задумался, шагая по направлению к парадному входу. Затем, опомнившись, повернулся и протянул мне руку.
        - Я привык быть галантным кавалером, - подмигнул потомственный некромант, - о, детка, да ты просто ледяная. Подозреваю, что пришла пора как следует согреть твой опутанный магией организм.
        Дворец был великолепен. В качестве прислуги Арнис использовал исключительно улыбающихся зомби, выряженных в темно-синие с золотом ливреи. Спальня, отведенная мне, оказалась самыми роскошными покоями из всех, где мне доводилось жить прежде. И как, спрашивается, я могу садиться в это молочно-белое кресло, если, упав во время грозы, выкаталась в грязи как свинья?
        Господин Штойц хитро улыбнулся, что-то скомандовал своим мертвякам. Не прошло и получаса, как прямо в спальню была внесена огромная бадья горячей воды. Еще один зомби принес чистое белье и небесно-голубое платье, легкое, как сахарная вата.
        Арнис сделался серьезным, мановением руки отправил мертвяков прочь.
        - А теперь, дорогая, раздевайся. Я собираюсь присутствовать при твоем купании.
        - Что? - я не поверила собственным ушам, - но… Охр, я ж… умертвие!
        Некромант сидел на стуле, закинув ногу на ногу, положив локоть на резную спинку. Красивый, холеный мужчина в расцвете сил. Лицо такое открытое, приятное, высокий лоб мыслителя… Появись он в интернате, наши девицы повисли бы на нем как пиявки. Но во мне проснулась гордость магов холода.
        - Я буду благодарна вам, господин Штойц, если вы проявите ко мне уважение, достойное настоящего мужчины, и покинете эту комнату.
        - Ах, леди Валле, вы, оказывается, умеете отшивать поклонников, - он ответил мне в тон, - но не надо себе так льстить. Мне нужно осмотреть ваши раны и то, как наш общий друг их обработал. Кроме того, меня смущает то, что вы полезете в воду, а мне хотелось бы удостовериться, что чистая вода не нанесет вам ущерба. Вы ведь знаете, что классические зомби никогда не лезут в воду по собственной воле?
        Мне захотелось провалиться сквозь землю. Нет, в самом деле. Похоже, сделавшись умертвием, я начала стремительно тупеть.
        - Так, - видя, что я застыла в нерешительности, некромант приблизился, - если ты никак не решишься, то я, так и быть, помогу. Как ты понимаешь, у меня есть некоторый опыт в избавлении дам от столь неуместных покровов.
        У него были теплые сильные руки. И сам он был… таким живым, теплым, что мне захотелось закрыть глаза и прижаться к нему всем телом. Просто так, чтобы согреться, чтобы принять в себя хотя бы толику живого тепла, услышать, как стучит чужое сердце. Я прикрыла глаза, в то время как Арнис Штойц умело развязывал тесемки на рубашке, и плыла, плыла в окутавшем меня согревающем потоке. Одежда с шорохом упала на пол.
        - Ну, право же, Ирбис, - задумчиво пробормотал он, - тебе следует быть сильной. Ты просто обязана добраться до эльфов и заставить их вернуть тебя к жизни.
        Мне захотелось плакать. Эльфы, Великий лес. Как все это далеко - так далеко, как мне до простого человека… Но плакать я не могла. Краснеть от стыда - тоже. И потому, судорожно вздохнув, я начала выбираться из штанов.
        - Вот видишь, все просто, - подытожил Арнис, окидывая меня спокойным и внимательным взглядом, - давай поглядим, в каком состоянии швы. Может, приляжешь, чтобы мне было удобнее их осматривать?
        - Я грязная, - пробормотала я, - а кровать слишком чистая.
        - Как скажешь, душенька.
        И он принялся ощупывать несрастающиеся раны, зашитые суровой ниткой. А я молча слушала его бормотание:
        - Замечательно, просто замечательно. Я бы не сделал лучше. Разве что можно было внутри еще один шов наложить? Или не трогать, и так все достаточно крепко?..
        Выпрямившись, он заглянул мне в глаза.
        - Болит? - и нажал куда-то под ребра.
        - Не-а. - мотаю головой. - а так? - и так ничего…
        - Ну и хорошо, - удовлетворенно сказал Арнис, - давай теперь попробуем влезть в воду. Если не почувствуешь жжения на швах, то можешь смело купаться и дальше. Кожа у тебя хорошая, не порвется, швы разойтись не должны, признаков загнивания тоже пока не видно…
        Напоследок он все-таки поводил ладонями у меня над сердцем, словно пытаясь что-то почувствовать, пробормотал - «вот и славненько».
        - У меня хорошие новости, милочка. Похоже, та штука, которую Шерхем зашил тебе в грудь, вросла в твое бедное сердце, опутала его энергетическим коконом и гонит кровь. Стука ты не слышишь, потому что магия качает кровь немного не так, как это делает человеческое сердце. Но самое главное - у тебя есть все шансы в этом состоянии добраться до Великого леса… если тебе вообще суждено туда добраться.
        - Я дойду, - сказала я, направляясь к бадье, - обязательно. Я достигну такой степени мастерства, что они сами меня попросят… к ним прийти.
        - Ну, что ж, Ирбис, - он развел руками, - у тебя много времени. Живи здесь столько, сколько сочтешь нужным… в конце концов, я в долгу перед господином Виаро, а он за тебя просил.
        Я полезла в воду, но, как бывает в глупых романах, поскользнулась, и обязательно ударилась бы затылком о мраморный пол, не подхвати меня господин некромант.
        - Ох, - только и пробормотала я, вдыхая легкий аромат свежести, исходящий от него. А я-то думала, что все они пахнут мышиным пометом и сушеными лепестками роз…
        - Отец! - сказал кто-то укоризненно.
        Я быстро, насколько могла, вывернулась из объятий Арниса, плюхнулась в бадью и только тогда обернулась на голос. В дверях стоял худенький подросток, только-только входящий в пору юности. Похоже, это был второй живой человек в замке помимо самого Штойца. И этот несуразный и долговязый мальчуган так же походил на своего родителя, как вороненок может походить на лебедя.

***
        - Отец, - срывающимся голосом повторил мальчишка, - ты же обещал! Я еще могу понять и простить эту бесконечную череду шлюх, дорогих и не очень. Но умертвие? Хайо, до чего же ты докатился!
        И, резко повернувшись, он стремительно вышел. Мой перепуганный взгляд метнулся, встретился со спокойным взглядом Арниса Штойца.
        - Неприятная сцена, леди Валле, - пробормотал он, - прошу меня извинить. Мне следует объясниться с моим… сыном. Прошу вас, принимайте ванну, а затем спускайтесь вниз, в холл. Там будет накрыт обед. Судя по вашему виду, чистая вода совершенно не причиняет вам неприятностей, так что наслаждайтесь.
        Я осталась одна по шею в теплой, пахнущей вербеной воде, наедине с неприятностями, которые буквально преследовали меня на каждом шагу. Впрочем, они прицепились ко мне давненько - именно тогда, когда меня угораздило дать воды приговоренному к смерти лекарю.
        Часом позже я выбралась из ванны, чистая и благоухающая как утренний сад. Льняные полотенца, которые оставили мне бессмертные слуги, были новыми и приятно царапали кожу, напоминая о том, что я еще состоянии чувствовать как человек. Потом я нырнула в нижнюю сорочку, отделанную чудным кружевом, облачилась в платье, прикидывая, как могла выглядеть прежняя его владелица и где она сейчас. Как и следовало ожидать, платье оказалось слегка велико в груди, но - милая, пора бы и привыкнуть к тому, что все вокруг женщины как женщины, а ты - гадкий утенок. Под платьем нашлись атласные туфельки, в которых совершенно невозможно передвигаться по лесу, но зато удобно прогуливаться по полированному полу. Я добыла из сумки свой гребень, украшенный гербом семьи Валле, подобралась к белому трюмо на гнутых ножках. Из прозрачных зеркальных глубин на меня уставилось существо с бледной до синевы кожей, нежно-сиреневыми губами и радужками, источающими слабое гнилостно-зеленое свечение. Мда. Хороша девица-то. В таком виде к людям лучше не соваться - ибо сразу получу под ребра вилы, а в сердце осиновый кол - и поди докажи,
что ты добрая и человечиной не питаешься.
        Я приуныла. И при жизни не была красавицей, а сейчас вообще превратилась в чудовище, в монстра. Девочка-умертвие.
        Впрочем, наверняка эльфам без разницы, как я выгляжу. И если… вернее, когда я стану великой и знаменитой… Думаю, им будет наплевать на то, как я выгляжу, ведь главное - хорошая, взаимовыгодная сделка.
        Я пригладила гребнем волосы, еще раз тоскливо посмотрела на собственное отражение и побрела к выходу. Настроение становилось все паршивее и паршивее с каждой секундой, и, скорее всего, именно поэтому я почти не удивилась, когда мне на голову обрушился поток отборных помоев.
        Да, именно так и случилось: я высунула нос за дверь, и - шшшух! На рукаве повис рыбий скелет, декольте украсили гнилые картофельные очистки.
        - Ах ты, гаденыш, - процедила я, сплевывая. Все, что пришло в голову.
        Мальчонка оказался непрост, ой как непрост. Судя по тому, как ловко он над дверью подвесил водяной шар, сыночек Арниса Штойца пошел не в отца. Любопытно, как отнесется клан некромантов к водяному магу? Или у некромантов нет единого клана?..
        Эх, трудно, нечеловечески трудно брести по прекрасным коридорам беломраморного дворца, оставляя позади шлейф изумительной помойной вони. Я искренне надеялась на то, что зомби в ливреях не хихикают и не перешептываются за моей спиной. Они должны стоять смирно и тихо, наблюдая, как улиткой ползет не до конца мертвая девица, оставляя за собой мокрый след.
        Так я добралась до холла и, высоко подняв голову, направилась к обеденному столу. В одном, пожалуй, я оказалась права: кроме папочки и сыночка не было здесь больше живых людей. Ну, или просто их забыли позвать к обеду. Арнис восседал во главе стола, свежий, умытый. Каштановые кудри томно рассыпались по кружевному воротнику. Камзол - ах, какой камзол! - мой отец никогда не носил таких, ибо привык жить скромно и по средствам. Темно-синий, бархатный, вся грудь расшита золотыми нитями и жемчугом. В общем, не некромант, а прямо-таки мечта любой воспитанницы нашего интерната общей магии.
        Мой враг - а кто бы сомневался, что этот молокосос им станет? - восседал по правую руку от господина Штойца, примерный мальчик, достойный отца. В белой рубашечке, в черных штанишках. Непослушные лохмы цвета воронова крыла были зачесаны назад и собраны в короткую косичку. На смуглой мордахе застыло выражение совершенной и непревзойденной невинности.
        Они сидели и мирно беседовали, неспешно поедая суп. За спиной Арниса стоял улыбчивый мертвяк, который, видимо, был изготовлен специально для того, чтобы прислуживать за столом.
        А потом все это благолепие разбилось вдребезги, потому что некромант оторвался от созерцания тарелки и взглянул на меня.
        - Ирбис?.. - вкрадчиво прошелестел он, - что ты…
        Затем он побагровел. Я, правда, так и не поняла - то ли от гнева, то ли с трудом сдерживая здоровый смех.
        - У вас, господин некромант, очень странный дворец, - прощебетала я, испепеляя взглядом паренька. Тот сидел как ни в чем не бывало, разве что ложку на узорчатую салфетку отложил.
        Тогда я продолжила:
        - Здесь странным образом перемещаются помои. Сами по себе. И имеют обыкновение зависать над дверями. Как странно, да?
        Арнис глубоко вздохнул. К нему постепенно возвращался привычный цвет лица, и это обнадеживало: смеяться надо мной он и не думал.
        - Гверфин, сын мой, - некромант уставился на своего отпрыска, - не изволишь ли объясниться?
        - Понятия не имею, о чем говорит это умертвие, - отозвался мальчишка, зло сверкнув глазищами, - да и с какой стати вам, отец, ее слушать? Вам ли не знать, что они иногда болтают совершенную чушь?
        - Сын мой, я вижу, что ты успешно обучаешься в Карьене, - голос некроманта упал почти до шепота, - чему еще тебя там научили? Быть может, ты теперь умеешь не только красиво изъясняться, но и оскорблять ни в чем не повинных людей? Незаслуженно оскорблять?
        Мне показалось, что Гверфин струхнул, причем изрядно. Видимо, было что-то в голосе его отца… нечто такое, что намекало на скорую порку.
        - Отец, я…
        - Пошел вон из-за стола, - очень обыденно сказал Арнис, - иди в свою комнату. Мы с тобой еще обсудим перемещение помоев по дому.
        Паренек шмыгнул носом. С шумом отодвинул стул и, смерив меня презрительным взглядом, отправился восвояси. Некромант поманил меня к себе, указал на место по левую руку.
        - Сядь, поешь. А потом я дам тебе другое платье. И… право же, не сердись на моего сына, он будет наказан, и больше этого не повторится.
        - А запах аппетит не перебьет?
        - Милочка, - Арнис натянуто улыбнулся, - не забывай, кто я. Потомственному некроманту нельзя испортить аппетит запахом кухонных помоев. Я перекусываю во время зомбирования, если ты, конечно, понимаешь, что это значит.
        Наверное, я понимала. А потому не стала ломаться, села за стол и придвинула к себе тарелку. Тут же подскочил зомби и принялся, держа поварешку штопанными-перештопанными пальцами, наливать мне прозрачный бульон с фрикадельками.
        - Как там… Шерхем? - между прочим поинтересовался Арнис Штойц.
        Уплетая за обе щеки обед, я ответила не сразу.
        - Ну… Он страшно худой. Еще бы, по лесам бегать от королевских гончих.
        - Вряд ли они его поймают, - откинувшись на спинку стула, Арнис добродушно за мной наблюдал, - я отправил Рофа обратно.
        - Так это… по твоему указу Роф освободил Шера… ну, в поезде?
        - Разумеется. Ну, а что Шер тебе рассказывал?
        Я пожала плечами.
        - Честно говоря, ничего толком. Он больше меня слушал.
        - Да, да, - Арнис рассеянно провел рукой по лбу, - думаю, он мне изложил в записке все, что счел нужным. Так что, говоришь, он плохо выглядит? Может, болеет?
        - Он же лекарь, - я отодвинула опустевшую тарелку, - думаю, он просто устал, вымотался. Но сдаваться не собирается.
        - Принципиальный он человек, - некромант мягко улыбнулся, - это про него сказано: что нас не убивает, лишь сильнее делает.
        - Но когда-нибудь они все равно его поймают. И что тогда? - я голодными глазами следила за тем, как зомби ставит на стол блюдо с жареным молочным поросенком.
        - Когда-нибудь нам всем придет конец, Ирбис Валле.
        Некоторое время мы молчали. Я наслаждалась теплом, которое разливалось по телу и делало меня почти живой. Арнис думал о чем-то, опершись подбородком о сцепленные пальцы рук и глядя на меня исподлобья.
        - Он дал тебе надежду, - наконец пробормотал некромант, - цени это.
        - Ценю, - буркнула я с набитым ртом, - но иногда… вернее, даже очень часто мне кажется, что лучше бы Шеру было оставить все как есть.
        - В тот момент ему показалось, что будет правильно именно так, как он поступил, - отозвался Арнис, - в любом случае, у тебя есть шанс. Вот когда мы воевали под Снулле… тогда казалось, что шанса нет. Ни одного, даже самого маленького. А сейчас я сижу здесь, живой и здоровый, и болтаю с тобой.
        - Вы вместе воевали?
        - Ну да. Он был полковым лекарем, а меня, тогда еще только выпускника Карьенской академии, отрядили для изучения темной магии Орикарта. Думали, что я у орков накопаю что-нибудь интересное и полезное…
        - И как? Получилось? - я отвалилась от тарелки, оставив в ней только мелкие косточки.
        - Я не нашел там ничего такого, о чем наши магистры не знали бы раньше, - мягко ответил Арнис, - но вместе с Шером и Улли… мы кое-что сделали… Впрочем, что ворошить былое?
        Он с улыбкой смотрел на меня - и сквозь меня, все еще пребывая далеко. В битве под Снулле, где были разбиты войска Орикарта, нашего темного и извечного врага.
        - Наелась? - совершенно по-домашнему спросил Арнис, - теплее стало?
        - Спасибо, - я кивнула, - чувствую себя вполне по-человечески.
        - Это хорошо. Тебе придется снова искупаться, а я пока поищу новое платье…
        - А можно… штаны? - млея от собственной наглости, поинтересовалась я.
        - Разумеется. Только не говори, что тебе еще и меч понадобится для тренировок, - поморщился Арнис.
        - А что, и меч есть? - от радости я чуть не подпрыгнула.
        - Есть, есть, - он смерил меня задумчивым взглядом, - я вот что хочу тебе сказать, душечка. Я буду радушным хозяином, ты можешь ходить везде, где тебе вздумается… за исключением тех помещений, которые заперты на ключ. Даже не пытайся туда попасть.
        - Угу, - я торопливо закивала, - именно там некроманты хранят отрезанные головы бывших любовниц, которые не смогли им угодить. Верно?
        - Может быть, - в голосе Арниса сквозило почти женское кокетство, - я буду благодарен, если ты запомнишь это простое правило. Так мы договорились?
        - Не вопрос, - я отодвинула стул, - я буду вести себя так, как подобает.
        - Вот и замечательно, душечка.

…К вечеру я стала обладательницей великолепной одежды и не менее прекрасного меча с инкрустированной перламутром рукоятью. Что поделаешь, я была из тех сумасбродных девиц, что мнят себя равными мужчинам. Я занималась вместе с боевыми магами, чтобы хоть как-то компенсировать ущербность магического дара. Толку, правда, от занятий получилось не много.
        Существа вроде меня не испытывают усталости, но я все равно легла в постель. Сон оставался как бы напоминанием о том, что я все-таки человек, и что об этом надо помнить. Перед тем, как провалиться в дрему, я успела подумать - как там Шер? Ушел ли, запутал ли гончих? Или - все, схватили, и снова тащат на казнь, в Карьен? Несмотря на пуховое одеяло, мне по-прежнему было холодно, и так не хватало рядом того, кто позволил бы пить, как целебный бальзам, его тепло. Шерхем позволил мне это делать. Позволит ли Арнис? Кажется, не стоит и пробовать. Это будет настоящим свинством - мол, кроме предоставленного укрытия изволь еще и обогревать.

«Надо спросить, не завалялось ли у него шерстяных чулок от какой-нибудь подруги»,
        - сонно размышляла я, проваливаясь в сон без сновидений.
        И вдруг я услышала крик, шедший, как мне показалось, из-под самого основания замка. Жуткий вопль, полный боли.

***
        Утро выдалось душное и пасмурное. Я оделась, выглянула в окно: отсюда внутренний двор был как на ладони. Круглые зеленые клумбы, беседка, оплетенная вьющимся розовым кустом, маленький мраморный фонтан. Все это навевало ощущение тихой безмятежности, но стоило чуть-чуть поднять взгляд - и становились видны ряды зомби, расхаживающие по внутренней замковой стене. Серые фигуры, конечно, сводили все приятные ощущения на нет. Что ж, кому-кому, а не мне падать в обморок при виде мертвяков. И я отправилась вниз, надеясь обнаружить некроманта, а заодно и завтрак.
        Стол в обеденном зале был накрыт, вчерашний зомби невозмутимо стоял, чуть склонившись над пустующим креслом Арниса. Я потопталась на месте, оттягивая время и не зная, что делать: то ли садиться и завтракать, то ли бежать разыскивать хозяина замка. Из головы не шел услышанный ночью крик, и я уже начала допускать мысль о том, что вопить-то мог и сам некромант.
        - Отец уехал на рассвете, - прозвучал ломкий мальчишеский басок, - не жди его.
        Я молча дождалась, пока Гверфин приблизится к столу и займет свое место. На меня он больше не смотрел, но последствий порки тоже не наблюдалось. Он принялся хрустеть румяными гренками, запивая их молоком, а я все стояла и молча его разглядывала, хотя это и было глупо.
        - Что? - наконец он поднял на меня глаза, - что ты на меня так смотришь, умертвие?
        В черных глазах я увидела столь знакомое раздражение и злость. Так Шерхем смотрел на весь мир, а мальчишка - исключительно на меня. Охр возьми, маленький злобный щенок, того и гляди палец оттяпает. Но лицо было умным. Если бы этот Гверфин улыбался почаще, то его можно было счесть весьма и весьма привлекательным.
        - Ты слышал ночью крик? - брякнула я первое, что пришло в голову.
        Он щелчком расправил кружевные манжеты. Усмехнулся совсем по-взрослому и как будто сделался старше на пяток лет.
        - Замок некроманта, - медленно и задумчиво произнес Гверфин, - ничего странного. Замок некроманта хранит много мрачных и неприглядных тайн. Возможно, ты слышала крики призрака.
        - Здесь есть призраки? - я нахмурилась, пытаясь припомнить, что на этот счет слышала от знакомых некромантов в интернате. И - хоть убейте - в памяти не всплывало ровным счетом ничего.
        - В замке некроманта могут быть призраки тех, кого он подверг зомбированию, - ровно заметил Гверфин, продолжая прерванную трапезу и всем видом показывая, что не собирается тратить на меня свое драгоценное время.
        - Твой отец зомбировал живых? - не унималась я, - но это же…
        - Послушай, умертвие, - он даже отставил стакан, - я не собираюсь обсуждать с тобой, что должен, а что не должен делать мой отец. Я уже знаю, что ты не виновата в том, что с тобой сотворили, но… Тебе дали здесь приют - радуйся. И не надоедай дурацкими вопросами.
        Я молча уселась на свой стул, подцепила с блюда гренки и несколько кусков тонко нарезанной ветчины. Высокомерия в этом подростке было хоть отбавляй, но я не собиралась сдаваться так просто.
        - Я не совсем умертвие, - тихо сказала я, - у меня есть шансы вновь стать живым человеком.
        Гверфин пожал плечами.
        - Мне это безразлично.
        - А мне было бы приятно, если бы ты называл меня по имени. В конце концов, разве в академии Карьена не обучают более учтивому обхождению с дамами?
        - С дамами - да.
        - А я, значит, кто?
        Он смерил меня презрительным взглядом.
        - Я уже говорил, кто. И оставь меня в покое.
        - Зомби - не лучшие собеседники, мне с ними скучно, - скривилась я, - придется потерпеть, милый Гверфин.
        Мальчишка обреченно вздохнул и уставился на меня так, как будто я была тараканом на его тарелке.
        - Ну, хорошо. Что тебе от меня нужно? Вечером отец приедет, с ним будешь разговаривать. Впрочем, если он привезет с собой Линду, то ему будет не до разговоров.
        - А кто такая Линда?
        Гверфин поморщился.
        - Одна из шлюх, почитающих за честь здесь появляться.
        - А может быть, она любит твоего отца, - высказала я предположение, - разве ты считаешь, что Арнис Штойц недостоин любви?
        - Достоин, - Гверфин начал мять пальцами лист салата, - но сдается мне, что Линда здесь исключительно оттого, что слишком любит подарки, которыми отец ее засыпает. Она дурная, эта Линда. Если бы была жива матушка… И вообще, мне не хочется об этом говорить… Ирбис.
        Что ж, все стало ясным как летний день. Почти выросший ребенок потерял мать, отчаянно тосковал и, соскользнув с обрыва, все быстрее и быстрее погружался в пучину безысходной тоски и одиночества. Скорее всего, он никогда не был близок с отцом, а когда тот начал ухлестывать за другими женщинами, обозлился на весь этот несправедливый мир. Впрочем, разве есть в этом что-то новое?
        - А меня моя семья выгнала, - пробормотала я.
        - Да ну, - в голосе Гверфина проснулся некий интерес.
        - Я родилась в семье магов холода, но мой дар - увы, это дар мага-вышивальщика. Поэтому клан счел, что мне нечего делать в Вагау.
        Паренек удивленно моргнул.
        - Вот меня и выгнали, - добавила я хрипло. Воспоминания забурлили в душе, грозя прорваться наружу потоком слез. Увы, я теперь не умела плакать.
        - А что… сказали на это твои родители?
        Вздохнув, я тяжело уставилась на Гверфина.
        - Мой отец сказал, что мне больше нечего делать в их доме. А мать я даже не видела.
        - В академии Карьена считают, что все маги холода - козлы, - безапелляционно заявил Гверфин.
        - Э-э… ну я бы не стала… вот так.
        Внезапно он, перегнувшись через стол, схватил меня за руку и сжал пальцы.
        - Если бы тебя не выгнали, может быть, ты осталась бы живой, - скороговоркой выпалил Гверфин, а затем вскочил и быстрым шагом вышел вон из зала.
        - Эй, ты куда? - крикнула я вдогонку, но юный маг даже не обернулся. У него была своя боль и свое горе.

…Я нашла Гверфина через час. Он стоял на внешней замковой стене и смотрел куда-то вдаль, где лоскутные поля мешались с ломаными тенями ельника, а на бархатно-зеленом холме белела стена соседней крепости. Начинал накрапывать летний дождик, но маг воды уже соорудил вокруг себя тонкую сферу щита, от которого отскакивали редкие капли. И вот теперь, когда мы остались один на один над бездной, я вдруг поняла - а мальчик-то стал взрослым, потеряв мать. Мало того, что я своей макушкой оказалась чуть выше его подбородка. У него был очень серьезный взгляд человека, уже покинувшего благодатную страну детства и отрочества.
        - Мне кажется, - вдруг сказал он, не оборачиваясь, - что я ненавижу собственного отца. У него есть только строительство замка и эти бесконечные шлюшки. Больше ничего.
        - А как же его магия? - осторожно спросила я.
        Гверфин пожал худыми, но крепкими плечами.
        - Я уже не помню, когда он последний раз проводил экспериментальное зомбирование. Ему это… не очень интересно. Все ограничивается королевским заказом. Может быть, ему даже не стоило рождаться некромантом.
        - Ты еще слишком юн, чтобы судить о таких вещах, - заметила я назидательным тоном.
        - А ты? - он с ухмылкой посмотрел на меня.
        - А я и не сужу. Хочешь, я тебя научу биться на мечах? В интернате я тренировалась с боевыми магами. А потом меня обучал… один эльф.
        - Да ну. Врешь, эльфов здесь нет.
        - Можешь не верить, - я улыбнулась, - но все равно, я знаю парочку таких приемов, которым даже боевых магов не учат.
        Гверфин задумался. Потом повернулся ко мне, и я заметила, как потеплел его взгляд. Охр, ему просто нужен был друг. Мне, судя по всему, тоже.

…Мы не стали откладывать в долгий ящик то, что можно было сделать сегодня и сейчас. К тому же, мне не мешало размяться. Гверфин откуда-то притащил тяжелую боевую шпагу, куда больше похожую на меч, и я принялась ему объяснять, что дальше со всем этим делать. В Карьене магов воды, конечно же, учили только магии воды.
        К вечеру мы стали лучшими друзьями, ледяная стена между нами растаяла. А потом вернулся Арнис Штойц, один, усталый и раздраженный. Что-то тяготило его, и сильно, но Гверфин, казалось, этого не замечал - или делал вид, что не замечает.
        - Что, помирились? - хмуро пробормотал некромант, - вот и славно. А я, пожалуй, пойду отдыхать, денек выдался паршивый.
        - Линда дала от ворот поворот, - хихикнул в кулак мальчишка.
        - Нехорошо потешаться над неудачами отца, - шикнула я и толкнула его локтем в бок,
        - ну что, продолжим?

…А ночью я вновь проснулась оттого, что услышала вопль.
        Он, казалось, снова шел из-под земли.
        И, ворочаясь в постели, я поняла, что не смогу здесь спокойно жить до тех пор, пока не разузнаю, действительно ли в замке живет призрак.
        Глава 10. Еще один эльф

… Они сидели друг напротив друга, два старых приятеля, которых на всю жизнь связали тысячи чужих смертей. Между ними потрескивал костерок, в закопченном котелке кипела похлебка, на которую с интересом смотрел замерший неподалеку зомби. Если бы он мог думать, то наверняка бы тихо мечтал о том, как его угостят остатками ужина, но разум Рофа не был обременен ни одной мыслью - а потому он просто испытывал голод и не понимал, отчего это, и что сделать, чтобы прекратить странную ноющую боль в набитом опилками и магией животе.
        - Жалко Улли, - наконец прошептал Арнис, - хотел бы я знать, почему ты уцелел тогда в поезде? Ну, если конечно та старушка была именно тем, кто нам нужен?
        Шерхем, съежившись, смотрел в багровые переливы угольков.
        - На этот вопрос никто не ответит. До сих пор не пойму, почему тогда он не тронул Ирбис. Видать, у них совсем другая логика, если таковая вообще существует. И совсем другой механизм мышления. Нам не понять.
        Он обхватил себя руками за плечи. Возвращались навязчивые воспоминания: ночь, костер, эльф, выплывающий из темноты. Думай, человек, думай… Почему судьбе было угодно распорядиться именно так? Почему именно он, Шерхем Айлан Виаро, оказался единственным лекарем, который уцелел в изматывающих боях под Снулле? Почему именно ему было предначертано отвечать за то, что сделали втроем?
        - Как она? - вяло спросил он у счастливчика Арниса. Не то, чтобы завидовал, но чувствовал во всем этом чудовищную несправедливость. Арнис, судя по всему, тоже ее чувствовал, и именно поэтому соглашался на всякие авантюрные мероприятия вроде
«приютить не до конца зомбированную девицу».
        Штойц расслабленно улыбнулся и, взяв палочку, помешал угольки. Он не торопился отвечать, времени у них было предостаточно. Королевские гончие канули бесследно, а раз никто не дышал в затылок, можно было просто сидеть у огня и вести такую вот почти что светскую беседу.
        - Она в порядке, - наконец сказал Арнис, - мне, правда, непонятно, зачем ты все это натворил. И вообще, ну кто ж так распоряжается столь редкими и ценными талисманами?
        - Это был мой кусок, - буркнул Шерхем, - что с ним хочу, то и делаю.
        - Да, конечно. Но ты дал девочке надежду. Не напрасно ли?
        - Думаю, что надежда никогда не бывает напрасной.
        - Гверфин возомнил о ней невесть что, - недовольно буркнул Арнис, - упрямый мальчишка, Хайо ведает, что с ним делать.
        - Я не хочу, чтобы он ее обидел. Поговори с ним, объясни ему, как сможешь. Кстати, сколько ему лет-то?
        Взгляд Арниса сделался настороженным.
        - Пятнадцать недавно исполнилось, Шерхем. А что?
        - Ничего.
        Он помолчал, а сам подумал, что его щекастому крепышу тоже могло бы уже исполниться пятнадцать. Или уже шестнадцать? Охр, как же быстро время летит… Чтобы не думать о безвозвратно утерянном счастье, Шерхем почесал заросший щетиной подбородок и поинтересовался, как поживает их общий знакомый.
        - Поживает, поживает, - мрачно заверил Арнис, - и никуда он от нас не денется. Не мешало бы еще одного поймать… Пока держится структура заклинания.
        - Если ничего не трогать, она продержится еще несколько лет, - заметил Шерхем, - мы ловим его, он ловит нас… Я порой и сам не знаю, с человеком ли говорю, или нет… И помимо этого Ирбис рассказала, что где-то в лесах ошивается эльфийский охотник.
        - Все интереснее и интереснее, - Арнис скупо улыбнулся, - ей-то откуда знать?
        - Ирбис видела, что у него были колбы с глазами. Тебе это ничего не напоминает?
        - Угу. Напоминает. Плохо, что нам нужно только двое сразу. Сложнее…
        Арнис вздохнул, покачал головой. Ну вот, сейчас встанет, отряхнется, и скажет, что ему пора. Не бросать же замок без присмотра.
        - Я, пожалуй, пойду, - обронил некромант, - ты это… пока что ко мне Рофа отправь, мне его подзарядить надо.
        - Хорошо.
        - За девочкой я прослежу, все будет в порядке.
        - Спасибо за соль, - прошептал Шерхем, не глядя на приятеля, - все никак не привыкну жрать без соли. Хотя давно пора было.
        Он смотрел, как Арнис отвязал жеребца, лихо вскочил в седло. Вскоре единственным, что напоминало о его визите, была небольшая сумка со снедью и сменой одежды.

***
        В те дни, когда некромант Штойц безвылазно сидел в замке, я постигала тайны вышивки. Казалось, он проникся моей бредовой идеей из никому неизвестной девчонки стать великим магом: раскопал в своей библиотеке старинные учебники по талисманоделанию, материаловедению и основам магической композиции и отдал их мне. Наверное, это были очень хорошие учебники, если исходить из того, что я не понимала и половины написанного в них. Поэтому пришлось просить словари, где я бы смогла найти толкование новых терминов. Некромант отдал мне и их, а заодно приказал перенести в мою комнату один из тяжеленных письменных столов, что зомби и проделали с неизменными улыбками на сизых физиономиях.
        По вечерам, на закате, я учила Гверфина обращению с оружием. По ночам лежала, мерзла под пуховой периной и слушала тишину, которую нет-нет, да разбивал полный безнадежного отчаяния крик.
        Когда Арнис Штойц выезжал за пределы своих владений, я откладывала книги в сторону и отправлялась исследовать территорию замка. Хитрюга Гверфин всегда находил предлог, чтобы уклониться от роли проводника. Оно и понятно, сам-то он знал замок как свои пять пальцев, и сопровождать девицу-умертвие ему наверняка казалось наискучнейшим занятием. Но я старалась не падать духом. В конце концов, мое вынужденное одиночество имело и преимущества - если я и забредала в какое-нибудь нежелательное для посещения местечко, то некому было меня оттуда выдворить.
        Я узнала кое-что новое о замке. Например, на кухне работал один живой повар преклонных лет, Шпарс, и помогало ему три свеженьких зомби. Само собой, к еде они не притрагивались, но котлы таскали бодро, и дрова подбрасывали в печь без напоминания. Сырое мясо хранилось в леднике, в который можно было спуститься из кухни, а для прочих припасов использовалась кладовая размером с тронный зал его величества. Помимо этого имелся и винный погреб, от одного вида которого любой воспитанник интерната обязательно грохнулся бы в счастливый обморок, да я и сама была не прочь провести ревизию пыльным бутылкам, но понятия не имела, как на мой не совсем живой организм подействует спиртное. Спросить у Арниса я почему-то стеснялась.
        А еще я наконец обнаружила те самые местечки, куда был заказан вход людям, не имеющим отношения к темным делишкам Штойца. Тяжелые, из потемневшего дуба двери не то, чтобы были заперты - но охранялись особенно злющими мертвяками. Они начинали рычать и клацать зубами, стоило приблизиться к охраняемой двери, так что я всякий раз предпочитала ретироваться и не играть со своей и без того не очень-то счастливой судьбой.
        Потом Штойц снова засиживался в замке, а я училась быть великим магом и тренировалась с Гверфином. Штойц уезжал - я бродила, вынюхивала, пыталась узнать… пока безрезультатно.
        А еще я думала о том, как там Шерхем. Не взирая на то, что он дал мне эту вторую непрошеную жизнь, я мысленно молила Хайо, чтобы с ним ничего не случилось, и чтобы гончие потеряли его след. Особенно часто я вспоминала о нем в дождливую, ненастную погоду: неуютно, даже когда крыша над головой, а каково в лесу? Шерхем представлялся мне сидящим в ком-нибудь шатком и всем ветрам открытом шалашике, закутанным по уши в ветхий плащ. Ну, и выражение лица соответствующее: злое и усталое. Мне казалось, что если бы лекарь не был таким измученным и загнанным, то внешностью ничуть не уступал бы холеному и лучащемуся энергией Арнису Штойцу.
        Дни бежали друг за другом, и так прошел месяц. К его концу господину потомственному некроманту вздумалось в очередной раз усовершенствовать беседку, что за левым крылом дворца. Он разобрал прежнюю, мрамор сложил в кучу и заставил зомби долбить в скальной породе яму под фундамент. Уж не знаю, что именно не нравилось Арнису в старой беседке, вероятно, отсутствие фонтана, потому что мертвяки явно вознамерились рыть канаву, чтобы подвести воду.
        В общем, все бы ничего, но этот кусок дворика был нашим с Гверфином излюбленным местом для тренировок. Мой приятель, правда, не возражал, утверждая, что пусть лучше отец занимается строительством, чем бегает по шлюхам.

***
        Ужин подавали в пять. Церемонно раскланиваясь и не переставая скалить довольно острые зубы, наши зомби расставляли на кипенно-белой скатерти фамильный фарфор Штойцев. Прибежал раскрасневшийся и запыхавшийся господин Шпарс, сообщил, что артишоки вот-вот доварятся, и уж тогда мы сможем приступить к ужину. Штойц спокойно выслушал его, отослал прочь истинно королевским жестом, а затем, сложив домиком ладони, уставился на Гверфина. Он частенько вот так на него таращился, но, видимо, это свойственно всем отцам: сморит на дитятю и налюбоваться не может. Я сидела и помалкивала. Да и что тут говорить? Ждем ужина, все тихо, мирно. Арнис перевел взгляд на мою скромную особу и как бы между прочим поинтересовался, не замечаю ли я загнивания тканей. Ну, где-нибудь. Я пожала плечами. Да нет же, все отлично. Швы держатся, протухшим мясом тоже не воняет - иначе Гверфин наверняка бы мне об этом сказал…
        - Вот и замечательно, - мягко сказал некромант, - значит, я уеду со спокойным сердцем.
        - Отец?
        Арнис улыбнулся отпрыску.
        - Сегодня принесли донесение, что под Фребином кладбище неспокойное. Сами понимаете, я должен выполнить свой долг некроманта и привести погост в надлежащий вид. Так что, детки, вы без меня не шалите и дверь никому не открывайте… - тут он сделал паузу и, поразмыслив, закончил, - никому, даже моему старинному приятелю Виаро. Ты, Гверфин, его видел однажды.
        Гверфин поморщился.
        - Извини, отец, что-то не припомню.
        - Такой высокий и худой, вечно взъерошенный, - с улыбкой подсказал Штойц.
        - А-а-а, понятно. Этот тот, которому я еще милостыню хотел подать?
        Я невольно прыснула в кулак, представив себе эту сцену. Подаяние. Шерхему Айлану Виаро. Любопытно, милосердный Гверфин только испугом отделался? Мальчишка сверкнул на меня глазищами и погрозил кулаком, но так, чтобы отец не заметил. Вообще между нами установились весьма близкие, но очень приятельские отношения: он, не взирая на просыпающийся интерес к девицам, определенно не видел во мне существо противоположного пола. Ну, оно и понятно - все-таки умертвие, которое ходит и дышит исключительно благодаря зашитому в грудь талисману. Я, в свою очередь, тоже упорно не замечала в нем подрастающего мужчину.
        - Именно, - елейным голосом подтвердил Арнис. - за ворота никого не пускать. Ни-ко-го. И если… ну… Все мы смертны, так ведь? Ты помнишь о тайнике?
        - Да, отец, - Гверфин задумчиво опустил голову.
        В этот миг в дверях наконец появился Шпарс, за ним - зомби с тяжеленным подносом, и разговор как-то сам собой утих. Так мы и поужинали в каком-то неприятном, напряженном молчании; неясная тень тревоги нависла над нами, покалывая игольчатыми лапками под сердцем. Арнис тоже был как не в своей тарелке, а Гверфин - тот глубоко о чем-то размышлял, меж бровей залегла глубокая складка.
        Когда зомби начали убирать со стола, я догнала его. Гверфин, судя по всему, направлялся на крепостную стену, откуда можно было обозревать местность до самого горизонта. Это было его любимым местом во всем замке и, надо отдать должное, именно здесь закаты бывали по-особенному красивы. Холмы, черный ельник и сполохи розового огня на жемчужных облаках.
        - Почему Арнис так обеспокоен? - я заглянула в напряженное лицо Гверфина, - мы же здесь в безопасности?
        - Он не любит меня здесь оставлять одного, - ровно ответил тот. Уселся на прямоугольный зубец, похлопал по камню рядом с собой, - сядешь?
        Я не стала отказываться. Гверфин был, конечно, худой как щепка, но все равно - очень теплый, по-человечески теплый. Ну, а меня в моем теперешнем состоянии это манило похлеще конфет.
        - Мне не нравится, когда отец говорит о тайнике, - тихо выдохнул мой приятель, - в прошлый раз о тайнике говорила матушка перед смертью…
        - Ты никогда мне не рассказывал о маме, - пробормотала я.
        - А тебе интересно? - он вскинул на меня глаза, черные омуты, наполненные грустью.
        - Ну… - я задумалась, - не то, чтобы из любопытства, но мне бы и правда хотелось послушать про твою матушку. От чего она умерла, Гверфин? Твой отец богат. Он мог бы нанять хороших лекарей. Тот же Шерхем Виаро, он ведь очень одаренный… в смысле, мне кажется, что он мог бы помочь.
        И тут у меня возникло странное ощущение, что сидящий рядом худенький паренек куда взрослее и мудрее меня. А я рядом с ним как дитя малое, сижу и задаю глупые вопросы.
        - Лекари не всесильны, - размеренно начал Гверфин, - у мамы было очень больное сердце. Очень. Оно какое-то у нее было… неправильное, не такое, как у всех людей, и потому срок ему был отпущен короткий. Лекарь может срастить порез. Или даже рубленую рану. Но он не может сделать новое сердце, понимаешь?
        Я молча кивнула. Мне было стыдно оттого, что Гверфин указывает мне на вещи очевидные, а я об этом даже и не подумала. Помолчав, паренек провел пальцами по непослушным, торчащим в разные стороны волосам, и добавил:
        - Отец очень любил маму. Пока она была жива, он ни на шаг от нее не отходил. А вот когда не стало, пошел… искать утешения. У всех юбок на свете. Скажи, разве это правильно?
        - А ты бы предпочел, чтобы он горевал до самой смерти? - шепнула я осторожно, - разве ты бы хотел, чтобы это горе свело бы и его в могилу?
        - Не знаю, - Гверфин медленно потер ладони, - честно говоря, даже не знаю…
        - Так что за тайник? - я решила сменить тему разговора.
        - А, тайник? В последний раз, когда я стоял перед постелью мамы, а она смотрела на меня и гладила по руке… представляешь, у нее уже не было сил, чтобы поднять руку и погладить меня по лицу, и она могла только пальцами касаться моей ладони… Она сказала, что когда я останусь совсем один… Когда и она, и отец покинут этот мир, то я должен буду вскрыть тайник и прочесть свиток, который там хранится. Мама сказала, что в тайнике есть нечто важное для меня.
        - А ты не пробовал прочесть все это раньше?
        По лицу Гверфина скользнула тень.
        - Однажды мне хотелось это сделать, - честно сказал он, - где-то через полгода после ее смерти. Но я не хочу нарушать ее волю, Ирбис. Я дал ей обещание, что поступлю с тайником именно так, как она хочет.
        - Угу. Понятно. - я помолчала, болтая ногами, - а у тебя есть ее портрет?
        - Конечно, есть. Он висит в холле. Разве ты не видела там красивую даму в голубом платье?
        Разумеется, я ее видела. Но меня изрядно смутило, что дама была белокурым ангелом, и Арнис Штойц был шатеном. Впрочем, что мне за дело до чужой семьи? Вон, у нас, в семье Валле, есть и платиновые блондины, а я вот брюнетка получилась…
        - Не хочешь потренироваться? - я спрыгнула с каменного зубца, отряхнула ладони, - скоро темнеть начнет.
        Гверфин неохотно поднялся.
        - Хочу, наверное. Я уже сам не знаю, чего хочу. Да и отец этой своей беседкой перепортил наше место…
        - Нам хватит, - я пожала ему руку, - так еще интереснее будет. Кто первый в яму свалится?
        - Не хочу в яму, - тут Гверфин впервые за целый день улыбнулся, несмело и трогательно.
        - Вот и посмотрим, кому оттуда выбираться придется, - я усмехнулась, - спорим, что тебе?

… И вот мы стали в позиции на краю глубокого котлована. В кровавом свете заходящего солнца Гверфин напоминали мне… Охр, я сама не могла понять, на кого так похож этот нескладный юноша, но определенно с кем-то похожим я уже встречалась. Лерий Аугустус? Что ж, может быть. Барон тоже был брюнетом, и лицо - красивое такое, породистое. Вздохнув, я крикнула:
        - Ну, готовься! Сейчас будешь на дне, - небрежный кивок в сторону вырытой зомби ямы.
        - Это еще кто там будет, - Гверфин самонадеянно усмехается.
        Надо сказать, учила я его старательно. Пожалуй, даже слишком старательно. Он налетел на меня как ястреб, я отбила первые выпады - не скажу, что легко, но все же. Фыркнула:
        - Каши мало ел!
        - На себя посмотри! - огрызнулся мой приятель и снова ринулся в бой.
        А потом все как-то случилось само собой. Только что я была на ногах - и вот уже сползаю на животе вниз, в яму, отчаянно пытаясь ухватиться за каменные выступы и понимая, что пора Гверфина посылать за веревкой. Зомби, будь они неладны, так старательно обтесывали стенки котлована, что самой мне оттуда не выбраться, это точно.
        На фоне темнеющего неба показалась взлохмаченная голова Гверфина.
        - Что, съела?
        - Веревку неси, - буркнула я, садясь на дне ямы.
        - И она еще говорит о том, что я безнадежен, - хихикнул паренек, - берешь свои слова обратно?
        - Еще чего!
        - Тогда сиди до утра, - противно хихикнул он и исчез.
        - Эй! - я вскочила на ноги. Ночевать в котловане не хотелось совершенно. И кто бы мог подумать, что Гверфин окажется мстительной и злопамятной сволочью?!! - Гверфи-и-и-ин! Вытащи меня отсюда, слышишь? Немедленно! Отцу пожалуюсь!
        - Ябеда, - констатировал он откуда-то сверху, - берешь свои слова обратно или нет? А то мне охота ванну принять. Да и спать уже можно ложиться.
        - Беру! Только веревку принеси!

«А уж я тебе оплеух еще навешаю», - мысленно закончила я.
        - Хорошо, - как ни в чем не бывало отозвался Гверфин. Наверху воцарилась тишина. Видать, ушел, поганец.
        Я поднялась на ноги, подобрала оброненный меч. Изумительно. Ученик превзошел учителя. Кажется, я перестаралась, раскрывая перед Гверфином все тайны мастерства боевых магов. Или - что вероятнее всего - просто земля под ногами начала осыпаться, и Гверфин тут совершенно не при чем. Да, именно так.
        Темнело. А веревки все не было и не было. Я попробовала выбраться самостоятельно - но, охр возьми, какие же прилежные зомби у Штойца! Если он им говорит - вырыть яму именно такой формы, то они руки до локтей сотрут, а сделают так, что на стене котлована не удержишься. Я вздохнула. Прошлась туда-сюда, прикидывая, что делать, если все-таки Гверфин воплотит в жизнь свою маленькую и мелочную месть. Нет, ночевать здесь я не буду, это точно. Начинать звать на помощь?.. Я уставилась на противоположную стену, моля Хайо ниспослать мне взгляд испепеляющий и все на своем пути разрушающий. И вдруг увидела дверь.
        Нет, даже не так.
        В потемках мне померещилось, что в стене котлована под беседку вдруг обнаружилась низкая дверца. Или не померещилось?
        Не веря своим глазам, я подошла, потрогала старое, покрытое каменной пылью дерево. Похоже, Арнис ошибся в каких-то расчетах - или зомби где-то перестарались - но прямоугольный котлован явно вскрыл один из подземных ходов замка. Теперь уже не возникало сомнений: дверь была самая настоящая, отнюдь не плод моего воображения. Она была окована листами позеленевшей от времени бронзы и, как и полагается дверям, имела замочную скважину.
        Охр, все-таки Арнис ошибся, где-то недоглядел, просмотрел что-то в планах подземелий… Да и был ли у него этот самый план? Я поковырялась пальцем в крупной, старинной замочной скважине, извлекла из нее камушки. Гверфин, небось, позеленеет от зависти, когда узнает, что я тайное подземелье нашла. Конечно, может оно и не тайное вовсе, но дверца выглядит так, как будто ей в последний раз пользовались лет… в общем, очень много тому назад.
        Я дунула в замочную скважину, оттуда вылетело облачко пыли. И охр же меня дернул загадочным голосом прогудеть в нее:
        - Кто-о-о ты, узник этого замка?
        Тишина. Как и следовало ожидать.
        Я вздохнула с легким разочарованием, отошла от загадочной двери, за которой, скорее всего, Штойц и подземелье приказал засыпать. А потом я ощутила, как зашевелились волосы на затылке: сквозь эту треклятую замочную скважину до меня донесся стон.
        Там, клянусь Хайо, кто-то был. И этот кто-то страдал.
        - Эй, держи!
        Я отпрянула, когда под ноги упал конец веревки. Над краем котлована отрисовался силуэт Гверфина.
        - А я уж думала, ты меня бросишь здесь.
        - По себе судишь? - весело поинтересовался он, - вылезай, а то уж и вправду поздно.
        - А где твой отец?
        - Завтра на рассвете уедет, - Гверфин помрачнел, - хоть бы вернулся скорее.
        - Я тебя буду охранять, - хихикнула я, - держи там покрепче, а?

***
        За завтраком некроманта уже не было, он уехал поутру, бесшумно, как вступающий в Веранту рассвет. Гверфин спустился, когда я уже почти доела свою порцию гренок с сыром, и выглядел неважно: видать, плохо спал после разговоров про тайник. Но рубашка сверкала привычной белизной, волосы гладко причесаны.
        - Привет, - буркнул он, усаживаясь за стол.
        Подвинул к себе тарелку, стакан с молоком, глянул на меня пристально и немного виновато.
        - Ты не сердишься? За вчерашнее?
        - С чего бы? - я скривилась, - все равно, это земля под ногами осыпалась.
        - Ну, пусть будет земля, - Гверфин улыбнулся, - жалко, что ты неживая.
        - С чего бы?
        - Да так.
        Очень, очень содержательный разговор. И очень странное выражение в черных как спелая ежевика глазах этого худенького юноши. Чтобы не изводить себя лишними мыслями (а ведь всем известно, что много думать вредно), я усиленно заработала челюстями. А-ах. Если бы не пища, то проклятый смертный холод никогда не отпускал бы меня. И никого не было рядом, чтобы меня согреть. Я украдкой наблюдала за Гверфином: тот неторопливо жевал свой завтрак, временами прикладываясь к молоку. Счастливый. Учится в Карьене, через несколько лет станет уважаемым магом водной стихии. А самое главное - живой! Ценить это, казалось бы, незначительное преимущество начинаешь только оказавшись по ту сторону.
        - Гверфин, - тихо позвала я.
        Он отставил недоеденный завтрак и выжидающе уставился на меня, буравя все тем же задумчивым взглядом.
        - Э-э-э… - я замялась, не зная, с чего бы начать, а потом брякнула то, что вертелось на языке, - ты не знаешь, твой отец никого в подземелье не держит?
        Смуглое лицо Гверфина вмиг окаменело. Он медленно взял салфетку, но почему-то вместо того, чтобы промокнуть ей губы, принялся отрывать тонкие бумажные полосы и бросать их на стол.
        - С чего это ты взяла? - сухо поинтересовался он, не глядя на меня.
        Ну, все понятно. Наверное, не следовало заводить с ним этот разговор. Сын, достойный своего отца, иначе и не скажешь.
        - Так, показалось… - прошептала я, - раньше мне слышались крики по ночам. Я же тебе говорила, помнишь?
        - Но тогда…
        - Тогда ты мне сказал, что это призрак. Может быть призрак. Но… Мне кажется, что тогда ты относился ко мне хуже, чем сейчас.
        - А что это меняет? - он усмехнулся, покачал головой и сжал в пальцах несчастный огрызок салфетки, - я хорошо отношусь к тебе, Ирбис. Правда. Мне стыдно, что я вел себя как невоспитанный дурак, и я не стесняюсь сказать об этом тебе. Но от этого ведь ничего не изменилось. Здесь могут бродить призраки, - с нажимом произнес он, все также глядя мимо меня, - и ты действительно могла слышать и крики, и стоны. Не забывай, что здесь раньше жили некроманты, понимаешь? И именно поэтому отец отправил меня в Карьен. Ему не нравится, когда я здесь. Он считает, что это место… не самое лучшее для подрастающего мага воды.

«Значит, не скажешь», - я поймала себя на том, что огорчилась.
        Мне всегда казалось, что от друзей ничего не скрывают. С другой стороны, если как следует поразмыслить, может ли юный маг считать другом умертвие? Эх, жаль. А я-то думала…
        - Ну, ладно, - я торопливо вытерла дрожащие пальцы салфеткой и поднялась из-за стола, - спасибо за завтрак.
        - Ты куда? - он уже был на ногах, напряженный как натянутая тетива.
        Я пожала плечами.
        - Вышивать, конечно же. На что я еще гожусь?
        - Я думал, что мы можем…
        Ну конечно, дорогой, теперь ты за мной еще и присматривать сподобишься.
        - Мне надо учиться, - я выдавила жалкую улыбку, - надеюсь, ты помнишь о том, что мне надо попасть к эльфам?
        - Да, - он поник и ссутулился, - извини.
        - Не стоит.
        И я действительно отправилась в свою комнату. И в самом деле просидела с пяльцами до заката. Из своего окна я видела, как Гверфин в одиночестве бродил по своей любимой стене, и я знала, что он меня ждет - но продолжала упрямо торчать за столом, то зло втыкая иголку в канву, то листая пожелтевшие страницы учебников. Потом он ушел, солнце село. И тогда я, поеживаясь от привычного уже холода, отправилась на прогулку. Естественно, к яме. Но сперва пришлось завернуть в кладовую и добыть там моток веревки.
        С отбытием Арниса Штойца все работы по строительству новой беседки были остановлены, рядом с котлованом не топталось ни одного зомби. Одним концом веревки я обвязала корявый ствол ближайшей яблони, другой сбросила вниз и, упираясь ногами в отвесные стены ямы, спустилась на дно. Прекрасно. Таинственная дверь оказалась рядом, вокруг - ни души. Гверфин наверняка дрыхнет и видит цветные сны.
        Я склонилась к замочной скважине.
        - Эй. Э-эй. Есть кто живой?
        Где-то далеко закричала выпь, я вздрогнула. Потом приблизила ухо к двери. Замочная скважина выглядела как прокол в тканых сумерках, ведущий в извечное царство мрака. Внезапно стало страшно, словно сейчас… да, именно сейчас я собиралась переступить некий порог, после которого уже нельзя повернуть назад.
        А может быть, мне все примерещилось? И, может быть, по замку Штойца в самом деле бродит неприкаянный призрак? И, наконец, Гверфин Штойц не сказал мне ни слова неправды?!!
        - Эй, - тихо позвала я, уже скорее для очистки совести.
        Тишина. Это, наверное, даже хорошо, что никого там нет на самом деле. Ха! Тебе все послышалось, Ирбис Валле. А за дверью на самом деле слепая кишка давно забытых подземелий, и никого там не было вот уже несколько сотен лет.
        Но судьба была бы слишком милосердна ко мне, будь это так на самом деле. Сквозь замочную скважину донеслось едва различимое бормотание на неизвестном мне языке. Оно все приближалось и приближалось к двери, потом кто-то заскребся, как будто крыса под полом.
        - Ami’deletharn?
        Вмиг покрывшись ледяным потом, я вдохнула поглубже.
        - Я не понимаю вас. Кто вы?
        По ту сторону воцарилось молчание, а затем все тот же хриплый голос проговорил, коверкая слова:
        - Йа… ист эльвен. Кто йесть вы?
        Я задрожала. Происходящее казалось бредом умалишенного. Ну зачем, зачем некроманту Арнису Штойцу держать в подземелье эльфа?!! Кто он такой на самом деле, этот Штойц? Чем занимается? И - во имя Хайо - зачем ему эльф?..
        - Меня зовут Ирбис, - растерянно пробормотала я, - скажите, почему вы там? Вас заточил некромант?
        Неведомый эльф по ту сторону двери некоторое время молчал, видимо, раздумывая над моим вопросом, потом шумно вздохнул и сказал:
        - Да. Йа есть пленник. Йа… он делает… эксперименты. Йа есть… материал… для эксперимента.
        - Вот козел, - прошептала я в сердцах, - и давно вы здесь?
        - Не знаю, - прохрипел эльф, - но как… вы есть здесь, леди? Вы есть пленник как йа?
        - Я нашла эту дверь случайно, - честно призналась я, - здесь двор замка.
        - Помогите мне. Умоляю. Не могу больше… терпеть…
        Ну вот, Ирбис Валле. Это, конечно, замечательно - найти узника, над которым зловещий Арнис Штойц проводит опыты. Но что делать теперь? Узник - оно и понятно - хочет удрать. И ведь он совершенно прав, нечего сидеть в подземелье неведомо сколько месяцев или даже лет. Но как ты, Ирбис, можешь ему помочь, если дверь закрыта на замок?
        - Я… не знаю, как вам помочь.
        - Откройте дверь, - зашептал узник, - мои мучения столь велики, что их нельзя описать словами. Каждый вечер, когда он приходит, я умираю, но чародей не дает мне отправиться к предкам, и каждый раз возвращает меня в это проклятое тело, от которого я бы хотел освободиться. Если только в вас есть милосердие, помогите мне… или помогите умереть.
        Вдруг он умолк. Воцарилась страшная, гнетущая тишина, я чувствовала всем телом, как по ту сторону дубовой двери гибнет прекрасное и живое существо.
        - Эй, - выдохнула я, - вы еще там?
        - Да, леди, - задумчиво проговорил эльф, который, начав говорить на языке людей, говорил все лучше и лучше, - если вы освободите меня, то… клянусь Криптой, я отведу вас к своим соплеменникам, и они вернут вам то, в чем вы нуждаетесь.
        Ох. Неужели он чувствовал это через разделяющую нас дверь?
        - И что… они вернут мне? - я внезапно охрипла. Наверное, от предвкушения близкого счастья.
        - Жизнь, - ответил он, - только помогите мне.
        Я с силой провела пальцами по лицу. Охр. Что же делать-то? Что?!!
        - Не знаю… я подумаю, как вам помочь, - пробормотала я, - некромант уехал из замка. Может быть, я что-то смогу сделать… Но… вы в самом деле отведете меня в Великий лес?
        - Клятва эльфа нерушима, леди, - прошелестел узник.

***
        Как, оказывается, все просто. Мне не нужно было зубрить магические формулы и проводить годы, зарывшись в пыльные книги или согнувшись над пяльцами. Освободи узника, Ирбис Валле, и он сделает все, чтобы жизнь вернулась в твое тело. Наверное, он какой-нибудь знатный эльф, если дает такие обещания. И скорее всего как две капли воды похож на Хаэлли: зелень в глазах, светлые, почти белые волосы, гладкая кожа. Нечеловечески правильные черты лица. А господин некромант, оказывается, тот еще красавчик! А на вид и не скажешь, что отпетый мерзавец… И Гверфин тоже фрукт еще тот, достойная смена папочке подрастает. Как же обманчива внешность: ведь, глядя на Штойца, никогда и в голову не придет, что он… вот такой.
        Рассвет незаметно прокрался в мою спальню, разочарованно скользнул по застланной постели, заставил искриться бусины, рассыпанные по столу. Я не ложилась сегодня, всю ночь занималась поисками решения непростой задачки под названием «вызволи эльфа из темницы». К утру решение пришло как бы само собой, и я тут же занялась его воплощением в жизнь. Вся беда в том, что частью моего гениального плана был Гверфин, и от этого мне становилась как-то гадостно и мерзко на душе. Я старательно давила нежную поросль угрызений совести: в конце концов, Гверфин ясно дал понять, что заодно со своим папочкой-извергом. А мне, охр возьми, вовсе не нравилось, что эльфа, создание света, подвергали чудовищным пыткам. Правильным будет освободить его.

…В дверь деликатно постучали.
        - Ирбис? Ирбис, ты там?
        - Да, там, там, - проворчала я, - милости прошу.
        На пороге, как и следовало ожидать, неуверенно топтался Гверфин. Чистенький, аккуратненький, в то время как в подземелье заперт ни в чем не повинный эльф. От этой мысли захотелось основательно начистить юнцу физиономию - в соответствии со всеми уложениями боевых магов.
        - Ты не спустилась к завтраку, - осторожно сказал Гверфин, блестя глазами - с тобой все в порядке?
        Я опустила на стол вышивание, повернулась к нему и сухо ответила:
        - В порядке. Все просто отлично. Мне тут… э-э-э, мысль одна интересная в голову пришла, тороплюсь ее закончить, чтобы не забыть.
        - А-а, - протянул паренек, - может быть, на воздух выйдешь? Какая-то ты совсем синяя с утра.
        - Ну, что поделаешь, умертвие все-таки, - съязвила я, - думала, что ты уже привык. Если не жалко, пусть мне еды принесут сюда, а?
        - Конечно, принесут, - Гверфин закивал и исчез, аккуратно притворив за собой дверь.
        А я все шила. И шила. И шила.
        Я должна была закончить начатое к вечеру. Потому что Арнис Штойц мог вернуться и помешать, потому что мне надоело ходить недоделанной мертвечиной. Хайо, мне еще никогда не хотелось жить так, как сейчас! Раньше была тоска по невозвратно утерянному, а теперь, когда сверкнул солнечный зайчик надежды, я только и мечтала о том, как войду в Великий лес в компании освобожденного эльфа, и как меня подведут к их… как там ее… Крипте, что ли? А потом мое сердце забьется вновь, и я стану живой, настоящей Ирбис Валле. Я даже простила свою ледяную семейку. Охр возьми, когда я стану живой, то обязательно поеду в Изброн, и мне снова откроет Мырька… Я взбегу по лестнице, ворвусь в кабинет к отцу, а потом… расцелую его, и просто буду счастливой, даже если он и отчитает меня за неподобающее для магов холода поведение.
        - Хайо, помоги мне, - прошептала я, прижимая к груди готовый талисман.
        Заклятье, заложенное в него, получилось невероятно сложным. Условие за условием, разрушительный цикл, инициированный компонентой огня. Но если сработает, как надо
        - и эльф окажется на свободе, и я останусь как бы не при чем. Именно «как бы» - потому что все ошибаются, и я могла вышить заклятье с ошибкой, которое сработало не совсем так, как нужно. А главная роль в предстоящем спектакле отводилась старине Гверфину, который - хороший мальчик - уже занял привычное место на своей стене и пялился куда-то на горизонт.
        Глубокий вдох. Выдох.
        Я положила талисман в карман. Он получился небольшим, легко умещался на ладони, и при этом был приятно-тяжелым и очень пестрым. Камней я туда не пожалела: и огненный агат, и сердолик, и гелиодор, а по кромке - сенгилитовые бусинки, песочно-коричневые, в прожилках… В общем, загляденье просто, хотя в интернате такое бы не одобрили.
        Ну-с, Гверфин, прости меня - но теперь твой ход.

…Он стоял на стене и смотрел вдаль, но как только заслышал мои шаги, переключил внимание на мою скромную персону.
        - Привет.
        - Привет, - я через силу улыбнулась, - отца высматриваешь?
        - Нет.
        Гверфин заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда, как будто над чем-то раздумывая. Розовый закат играл на его смуглой коже, отражался огненными искрами в глазах - а я вновь с тоской подумала о том, как обманчива внешность, пусть и благородная.
        - Ты сердишься на меня, - внезапно заключил маг, останавливаясь, - ты злишься оттого, что я не могу рассказывать тебе многих вещей.
        - Пустяки, - я насторожилась. Неужели он сейчас плавно съедет на обсуждение эльфа в подземелье? Но, конечно же, Гверфин был твердым орешком.
        - Я бы с радостью рассказал тебе, но не могу. Не могу, понимаешь? Я поклялся отцу хранить тайну замка…
        Хе-хе, милый мой, да тайна-то уже и не тайна вовсе. Но я ведь из тебя не выдавливаю ничего, если надо, то продолжай хранить ее и дальше, а мы тем временем…
        - Неважно, - буркнула я. - Все это пустяки. Я хотела вот о чем попросить, Гверфин: ты не опробуешь мой новый талисман? Можно сказать, настоящее изобретение.
        Я вытащила из кармана свое секретное оружие и протянула Гверфину.
        Он же не торопился брать в руки неведомо что, как будто почуял подвох.
        - И что он делает?
        - Ну, ты ж вроде маг водной стихии? Значит, огонь тебе чужд. А я вот вышила талисман, который позволяет магам воды возводить стену огня.
        - Ух ты, - сказал Гверфин, но как-то не уверенно, - я никогда раньше не пользовался талисманами. И как это работает?
        Я улыбнулась самой обольстительной улыбкой, на какую только была способна. Подозреваю, что в моем нынешнем облике выглядело это несколько… устрашающе, но что делать.
        - Вот я и хочу, чтобы ты его опробовал. Давай спустимся во двор, и ты инициируешь огненную стену… гм… ну, допустим, в котловане.
        Гверфин развел руками.
        - Да я-то не против, Ирбис! Но что я должен делать? В смысле, что должен сделать маг воды, чтобы твой талисман сработал как надо?
        Тут я состроила глубокомысленную физиономию и прочитала краткую лекцию по талисманопользованию. Итак, чтобы чародей произвольной специализации мог воспользоваться талисманом, ему достаточно сконцентрировать свою энергетическую суть на талисмане, а уж тот сделает то, что в него заложил маг-вышивальщик.
        - Ух ты, - потрясенно выдохнул Гверфин.
        - Только это… я заранее предупреждаю, что он сработает с задержкой. Так получилось оттого, что я теперь… умертвие.
        - Не называй себя так, - вдруг обозлился юнец. Сверкнул глазищами в мою сторону.
        - Но ведь это правда, - я усмехнулась, - что тут поделаешь?
        - Ты обязательно станешь живым человеком.

«Конечно, стану», - подумала я про себя, - «жаль, что не благодаря тебе или твоему отцу…»
        Мы спустились к заветной яме, я торжественно вручила Гверфину талисман, а сама отошла на безопасное расстояние. Полыхнуть могло знатно, даже первокурсники знают, что гелиодор и сердолик - весьма взрывоопасная комбинация. Но мне нужно было произвести впечатление на Гверфина, а ничто так не впечатляет, как зрелищное заклятье.
        - Что мне делать? - он задумчиво рассматривал вышитые оранжевым бисером волны.
        - Сконцентрируйся и направь энергопоток через талисман.
        - Хорошо, попробую.

…Сначала ничего не произошло. Гверфин в замешательстве глянул на меня, я пожала плечами.
        - Задержка.
        А потом жахнуло так, что языки бешено ревущего пламени поднялись выше замковой стены.
        - Ого, - я и сама не ожидала, что получится настолько эффектно. Гверфин впал в состояние, близкое к трансовому, но затем медленно попятился, загораживая ладонями лицо.
        - Ну ты даешь… Ирбис.
        - А то. И умертвия не лыком шиты, - улыбка вышла чуточку самодовольной.
        - Ты не…
        - Какая разница? Не стоит об этом даже думать, Гверфин.
        И мне в самом деле было плевать, умертвие я или нет, потому что… как раз в эти минуты должен был завязаться узелок второго заклятья, которое к ночи отворит старую дверь и позволит узнику увидеть солнечный свет.
        Потом мы разошлись по комнатам, а когда окончательно стемнело, я спустилась во двор, к котловану. Привязала один конец веревки к яблоне, второй сбросила вниз и соскользнула на дно, к заветной двери. Осмотрев дверь, я мысленно поздравила себя с маленькой победой: запущенная огненной стеной вторая часть заклинания заставила замок рассыпаться ржавой трухой. Я насторожилась. Еще раз провела пальцами там, где раньше были дверные петли. Охр! Как будто дверцу уже открывали, а затем аккуратно приставили назад. Неужто эльф решил не дожидаться меня, а действовать на свой страх и риск? Я осторожно потянул дверь на себя, и едва успела отскочить, когда посыпались тяжеленные дубовые доски. Вот этого я, конечно, не предусмотрела: теперь развалившаяся дверь валялась на дне котлована, а вход в подземелье зиял голодным ртом чудовища.
        - Эй, - тихо позвала я, - вы еще здесь?
        Мне никто не ответил. И я, ругаясь на чем свет стоит, ринулась в кромешный мрак. Охр, неужели он сбежал? Неужели он… меня обманул?!!
        Задыхаясь и изрядно поплутав по узкому и темному коридору, я влетела в круглую комнату со сводчатым каменным потолком. По стенам ярко светили талисманы, сделанные, скорее всего, Улли Валески. В центре подвала гнилостной зеленью мерцала шестилучевая звезда. Дверь, ведущая из комнаты наверх, была заперта. Все.
        Я медленно сползла на пол. У меня не осталось сил даже на то, чтобы расплакаться. Впрочем, слез-то все равно нет… Он меня обманул, этот эльфик. Наобещал, наврал с три короба, а сам улизнул. Я врезала кулаком в стену, да так, что сбила до крови костяшки. Эх, ну это ж надо быть такой дурой?..
        По комнате неторопливо плыл переливчатый мыльный пузырь, и лопнул с тихим хлопком где-то между лучами зеленой звезды. Охр, а пузыри-то здесь откуда? Или эльфик только тем и занимался, что мыльные пузыри пускал?

…Нет, это надо было быть полной идиоткой, чтобы вот так дать себя провести. И, во имя Хайо, что мне теперь делать с распавшейся на куски дверью?!!

***
        Я смогла заснуть лишь под утро, а проснулась от немилосердного тумака. Потом меня сгребли за шиворот, стащили с кровати и принялись трясти как грушу.
        - Тварь! Отвечай, зачем ты это сделала? - гаркнул Арнис Штойц, - я тебя, умертвие, приютил, а ты вот как мне отплатила?!! Кто тебя просил? Что он тебе наобещал, чтобы ты его выпустила? Что?!!
        Вернулся, значит. И первым делом проверил, как там узник. Потом побеседовал с сынулей, и тот ему чистосердечно признался в шалостях Ирбис Валле.
        Я попыталась выдраться из железных пальцев некроманта.
        - А ну, не смей, - он побледнел и внезапно сорвался на визг, - arr’the’tri-nholl!
        И я поняла, что не могу шевельнуться. Треклятый некромант. А я - по-прежнему слегка не-живое, и потому ему подвластное существо.
        - Говори, что молчишь? Ну?!! Что он тебе наобещал?
        - Ж… жизнь, - выдавила я, с трудом ворочая языком.
        - Ах, жизнь? - голос Арниса упал до шепота, - он тебе жизни наобещал, да? И ты поверила, что первый встречный приведет тебя в сердце Великого леса? Хайо, и это ж надо быть такой дурой?!!
        - Отец, постой, - раздался голос Гверфина, - не надо… ее… так…
        - Не надо? А как надо? Башку ей открутить надо, а? - некромант был в бешенстве, - ты тоже хорош, сыночек! Иди с моих глаз, пока я из тебя зомби не сделал! Ты вообще соображаешь, что она натворила, а?
        Я не могла видеть Гверфина. Все, что мне было отпущено, это созерцать перекошенную и смертельно бледную физиономию Арниса Штойца.
        - Тварь, - процедил он сквозь зубы, - я бы тебя убил, но, к сожалению, это сделали до меня. Таких дур, как ты, вообще надо держать подальше от света…
        - Ты… его… пытал, - прошипела я.
        - Кого?
        - Эльфа…
        - А ты уверена, что это был именно эльф?!!
        Внезапно он выпустил меня, и я бесформенным тюком сползла на пол. Тело по-прежнему меня не слушалось.
        - Эльф, значит, - издевательски произнес Штойц, - а тебе не приходило в голову, что это мог быть вовсе не эльф, а существо, которое… стало похожим на эльфа, после того как сожрало его мозги? Нет, не приходило? Вижу, вижу, что подобные мысли не посещали твою пустую голову. И точно также тебе не могло прийти в голову, что я не просто так держал его в подземелье… А ты, выпустив это, ставишь под угрозу сотни жизней. Дура!
        Я медленно закрыла глаза. Подозрения, которые закрались ночью легкими тенями, полностью подтвердились. Да еще как. И что теперь будет со мной? Он меня убьет окончательно? Или выпотрошит и набьет песком?
        Некромант пнул меня носком сапога, покачал головой. И, надо сказать, еще ни разу я не видела его таким… опустошенным, что ли…
        - Почему ты это сделала? Почему? Тебе было мало того, что ты живешь с нами как член семьи? Тебе не хватало развлечений? Хайо, зачем я вообще пустил тебя на порог?
        - Отец, пожалуйста, - пробубнил откуда-то сбоку Гверфин.
        - Заткнись, - ответил родитель, - заткнись, и пошел вон отсюда. Моли Хайо, чтобы жив остался.
        - Она не знала, - почти выкрикнул юноша.
        - Она не должна была лезть не в свое дело!
        А я лежала на полу как сломанная кукла, и не могла ни пошевелиться, ни заплакать. Единственное, чего мне действительно хотелось - это обратиться в прах, и не смотреть больше в полные неясной боли голубые глаза Штойца.
        Он склонился ко мне, несколько секунд рассматривал, а затем прошипел:
        - Значит так, милочка. Кажется, я знаю, что теперь с тобой делать. Но, право же, видеть мне тебя больше не хочется. Пусть Шерхем сам решает…
        Глава 11. Спокойствие
        Казалось бы, все хорошо: королевские гончие отстали, словно канули в никуда, погода стояла вполне сносная, а свежая сорочка, привезенная Штойцем, напомнила о тех золотых деньках, когда лекарь Виаро был уважаемым в Талье человеком, по утрам кушал гренки с сыром и раз в неделю заходил в уютный кабачок пропустить стаканчик-другой. Но разум, взбудораженный погоней, начал выкидывать странные шуточки: Шерхему время от времени казалось, что за ним кто-то наблюдает. Чувство слежки было так сильно, что порой он даже ощущал покалывание меж лопаток, как будто неведомый соглядатай решил пробуравить там дырку. А однажды Шерхем вдруг проснулся среди ночи, и где-то на самой границе зрения метнулась в заросли расплывчатая тень. Он вскочил, выхватил из костра пылающее полено и бросился следом за лазутчиком, но не нашел даже и намека на то, что к нему кто-то приближался.
        Оно попробовал использовать простую, лекарскую магию - но ничего человеческого поблизости тоже не обнаружил.
        А если предположить, что шел за ним нечеловек, то… Шерхем не совсем понимал, отчего тот тащится следом так долго и до сих пор не напал, не проломил череп, не выпил, в конце концов, мозг…
        Поразмыслив над этой одновременно и печальной, и смешной ситуацией, Шерхем пришел к выводу, что на состоянии его рассудка начинает сказываться бесконечное бегство в лесной глуши. Подумав еще чуть-чуть, лекарь развернул на траве затертую до дыр карту королевства Веранту.
        На сей раз гончие загнали его непозволительно близко к замку Штойца. Это, конечно, было плохо: не хватало еще и Арниса впутывать в это безнадежное противостояние мага, короля, а заодно и магического конклава. С другой стороны, некромант подбросил немного провианта, чистой одежды и даже кусок лавандового мыла. К хорошему быстро привыкаешь, и Шерхему вдруг захотелось как можно чаще купаться и менять белье, но роскошь сия оставалась доступна исключительно на расстоянии дня пути от замка повелителя зомби. Дальше Арнис просто не стал бы гнать коня - даже для того, чтобы поддержать давнего приятеля.
        Шерхем взвесил все «за» и «против», а потом кусочком графита обвел в кружок поселение чуть западнее владений некроманта, означенное на карте как Малые коряги. Больших коряг в пределах Веранту не наблюдалось, но Шерхема это не смутило. Он свернул карту, сунул в дорожную сумку и пошел, продолжая ощущать на себе чей-то тяжелый взгляд. Нет, все-таки с такими симптомами лучше некоторое пожить с людьми. Даже Роф, шагай он рядом, не исправил бы положения - у здоровяка наблюдался один огромный недостаток: он был зомби.
        Шерхем достиг цели своего путешествия к концу второго дня. Местность вполне оправдывала название: когда-то буря повалила здесь изрядное количество елей, вывороченные из земли корни поросли мхом, напоминая дохлых мохнатых пауков. Перебираться через всю эту красоту было непросто, Шерхем ругался сквозь зубы, порвал штанину и вышел к Малым корягам злой как собака. Деревня встретила его настороженным молчанием: видать, путники здесь были настолько редким явлением, что даже дворовые псы озадаченно примолкли, размышляя - то ли дремать дальше, то ли поднять шум. Оглядевшись, он подсчитал количество дворов - пять штук, коров - две, козы - четыре, питейное заведение - одно, да и то с заколоченными окнами. Наверняка раньше близ Малых коряг пролегала какая-нибудь приличная дорога, тогда и трактир не пустовал, а потом… наверное что-то изменилось, и деревенька начала медленно сползать в пропасть забвения.
        Шерхем прислушался к себе: невидимый соглядатай отстал, смятый свежими впечатлениями. Лекарь воспрянул духом и зашагал к первому двору. Вот оно, лекарство от сумасшествия! Всего-то добраться до людей. Вряд ли они тут же побегут сдавать его гончим, в таких глухих и далеких от столицы местах народ простой, и преданных слуг его величества не очень-то жалует.
        Затявкала собачонка размером не больше курицы. Из-за плетня высунулась белобрысая голова мальчугана, по самые глаза вымазавшегося вишневым соком. Он поморгал, глядя на Шерхема как на неведомую зверушку, а потом метнулся куда-то вглубь двора, вереща и вопя. Спустя несколько минут из калитки высунулась его мать. Или сестра - тут уж Шерхем не разбирался, да и к чему? Она была молодая, румяная и очень белокожая, даже слишком белокожая для простой крестьянки. Голову венчало подобие короны из льняных, выгоревших на солнце кос, шея была повязана черным платком.
        - Чего надо? - спросила женщина и окинула Шерхема подозрительным взглядом.
        Выглядел он, конечно, не лучшим образом. Но, во-первых, уже очень давно ему было плевать на свой внешний вид, а во-вторых, путешествие сквозь коряги никому не добавляет шарма и очарования.
        - Я лекарь, - сказал он, - хочу попроситься на постой.
        - Ой, да какой ты лекарь! Лекари - господа знатные, в каретах разъезжают. А на тебя посмотришь, так вылитый лихой молодец. Шел бы ты отсюда… пока собак не спустила.
        Шерхем и ухом не повел.
        - А что, трактир не работает? - поинтересовался он, кивнув в сторону заведения с забитыми окнами.
        - Ты мне зубы не заговаривай! Катись-ка отсюда… Не то пойду сейчас мужа позову.
        - Ну, позови. С мужиком я куда быстрее договорюсь, - Шерхем улыбнулся. Понятное дело, что никто никого звать не собирался. Да и мужа у этой женщины не было, на что весьма прозрачно намекал «вдовий» черный платок.
        - Уходи, откуда пришел, - она сердито поджала губы, - тебе не надо здесь останавливаться.
        - Как скажешь, - Шерхем пожал плечами и медленно побрел к следующему двору.
        Встречают по одежке, тут и удивляться нечего. Невидимый попутчик возвращался, между лопаток начало покалывать. Резко обернулся - ну, конечно же, никого. Позади пустая дорога, и коза объедает чью-то выбившуюся за ограду фасоль.
        - Определенно, мне стоит здесь задержаться, - пробормотал Шерхем и постучался в тусклое, затянутое пузырем оконце следующей халупы.
        Здесь все повторилось, с той лишь разницей, что вышел к плетню здоровенный детина. Он и выходил боком, протискиваясь в узкую дверь. Не пустишь ли постояльца, добрый человек? Нет, нам здесь чужие не нужны. И даже те, кто называет себя лекарем. Да и какой из тебя лекарь? Господа маги совсем, совсем не так выглядят…
        Шерхем пожал плечами и поплелся дальше. Он не торопился уйти из Малых коряг, все еще теплилась надежда, что найдется и здесь какой-нибудь здравомыслящий субъект. Хотя - нет. Наоборот. Как раз все они здесь чересчур здраво мыслят: только дурак пустит к себе домой такую оборванную личность, как нынешний Шерхем Айлан Виаро. В душе проклюнулся первый росток злости, на себя прежде всего, а потом и на весь мир впридачу. На эльфов, провались они к Охру. Ведь если бы не тот бледный, почти прозрачный эльфик под Снулле, то все было бы по-иному.

«Но тогда бы и тебя здесь не было», - подумалось лекарю, - «все бы полегли под Снулле… А чем твое сейчас отличается от того, что было бы? Да ничем. И тогда не было бы жизни, и теперь ее нет».
        Он вздрогнул от неожиданности, когда его окликнули со стороны заколоченного трактира. Оказывается, заведение не было окончательно заброшено: на пороге, прислонившись к притолоке и скрестив на груди волосатые руки мясника, стоял смуглый мужик. Лица его было не рассмотреть: почти от самых глаз росла пышная борода, немытые непослушные вихры падали на лоб. Портрет завершали бордовый камзол без рукавов, одетый на голое тело, и непонятной расцветки штаны.
        - Что тебе, человече? - пророкотал басом житель Малых коряг, - ищешь кого, или что?
        Шерхем усмехнулся. В том, что перед ним рядовой бандит, сомневаться не приходилось; ничего не будет удивительного в том, если у этого милого человека в трактире сложены топор, кистень и удавка. Может быть, он даже скромно коллекционирует золотые зубы, выдернутые у убитых им людей, а по вечерам пересматривает их и прячет в расписную коробочку.
        - Ищу место для постоя, - ответил он, чуть помедлив.
        - Для постоя, значит, - мужик сплюнул себе под ноги, - а монета у тебя имеется? У нас, знаешь ли, деревня бедная, задарма никого не пустим.
        Вместо ответа Шерхем похлопал по кошельку на поясе. Бандит алчно сглотнул.
        - Ну, заходи тогда, будет тебе постой.
        - Спасибо, мил человек, - Шерхем чуть заметно поклонился.
        Мужик скрылся в темном провале двери, и лекарю ничего не оставалось, как последовать за ним.
        Дальше произошло примерно то, что и ожидалось: стоило шагнуть в тень, как на шею набросили шелковый шнурок. Молча, без единого звука. Шерхем едва не рассмеялся: ох, какие же они предсказуемые. Не то, что…
        Брошенное заклятье, короткий и острый, как бритва, мыслепоток уложил смельчака, и уже в следующее мгновение лекарь смог глубоко вздохнуть. Глаза постепенно привыкали к темноте, он заметил, как к нему метнулись еще двое, но, не добежав, сложились пополам и задергались на дощатом полу, подвывая от боли. Он остановился посреди обеденного зала и осмотрелся: его недавний знакомый в камзоле испуганно жался к стене. Еще шестеро окружили некое подобие трона, где, положив подбородок на широкий кулак, сидел атаман, который, надо отдать должное, не выглядел чересчур испуганным. Или лекарские фокусы его не слишком впечатлили, или он просто хорошо владел собой.
        - Это за твою голову король назначил награду? - голос атамана даже не дрогнул.
        - Вы решили проверить, правду ли обо мне говорят? - Шерхем кивнул в сторону двоих счастливчиков. Они уже не выли, а, пыхтя, медленно поднимались на ноги. Третий, что с удавкой, неподвижно валялся у дверей. С ними, конечно, все будет хорошо - но исключительно потому, что он, Шерхем Виаро, старался не убивать без лишней на то надобности.
        - Мы видим, на что ты способен, лекарь, - атаман резко поднялся, разбойники прянули в разные стороны, освобождая дорогу.
        Человек, который держал в повиновении шайку, оказался все-таки нечеловеком. Орочьего в нем было совсем мало, но кровь не вода - и Шерхем ясно увидел в грубом овале лица и слегка заостренных ушах дикий оскал зеленокожего воина.
        - Если бы на твоем месте был кто-то другой, то мы бы уже скормили труп свиньям, - сказал он, - что ты здесь делаешь, лекарь? Зачем сюда пришел? Ты приведешь за собой гончих, а нам это ни к чему. Давай-ка лучше договоримся, а? Мы тебя отпускаем, и ты уходишь. Просто уходишь. Идет?
        - Нет.
        Разумеется, это было почти безумием, спорить с полуорком на виду у всей его банды. Разумеется, ни одно лекарское заклятье не защитит от умело брошенного ножа или метко пущенной стрелы. Но возвращаться в лес? Снова бродить кругами, постоянно ощущая на себе пристальный взгляд подкрадывающегося безумия?

«Хайо, ну как объяснить им, что мне просто… просто надо пожить среди людей?»
        - Тогда чего ты хочешь? - хриплый голос атамана сделался сладким как патока, - денег? Но мы не можем дать тебе много, наши дела и без того плохи.
        - Я уже сказал, чего хочу, - огрызнулся Шерхем и кивнул в сторону бородача в бордовом камзоле, - вот ему сказал. Я хочу здесь пожить. Все. Больше мне ничего ни от кого не надо.
        Полуорк уперся руками в бока и проворчал - но не злобно, скорее задумчиво.
        - За тобой рано или поздно придут гончие.
        - Тогда я уйду, - Шерхем пожал плечами, - в свою очередь, я могу и вам… кое-что предложить.
        - И что же? - атаман сделал удивленное лицо, хотя наверняка уже обо все догадался.
        - Свои услуги, мил человек, - Шерхем ухмыльнулся, - пока я здесь, буду штопать твоих людей. Пока я здесь, ни один из них не сдохнет от кровопотери или от заражения крови.
        Атаман провел огромной лапой по жестким, остриженным щеткой волосам. Расправил плечи, поиграл мускулами на обнаженной груди.
        - Хорошо, лекарь. Оставайся.
        Разбойники одобрительно загудели. Лекарь в шайке - это не просто хорошо, это отлично. Даже странно, что атаман так долго размышлял, но страх перед королевскими гончими велик, простолюдины склонны преувеличивать их возможности…
        - Айк, отведи его к Милаведе в хату, - пророкотал полукровка, - пусть погостит у нас… пока что.

***
        Айком оказался все тот же обладатель камзола без рукавов. Метко сплюнув себе меж носков давно нечищеных сапог, он почесал бороду.
        - Ну что, пойдем, лекарь?
        Слово «лекарь» прозвучало уважительно, почти с придыханием - видать фокусы Шерхема все же впечатляли. Странно, почему: кто еще, как не лекари, знает, куда надо надавить, чтобы человеку стало плохо? Ну, разве что некроманты, но те работают с неживой материей. Куда как удивительней другое - почему-то редко кому в голову приходит, что истинный лекарь может применить свои знания во вред пациенту. А когда это случается, как, например, полчаса назад, зрители выглядят так, будто их чем по голове огрели.
        - Пойдем, - Шерхем коротко поклонился атаману и вновь вынырнул на солнечный свет.
        - Далеко идти?
        Айк, со знанием дела почесываясь, кивнул головой в сторону окраины Малых коряг.
        - Да туда, откуда ты и пришел. У Милаведы дом первый от леса, откуда ты вылез.
        Ага, понятно. Видели, знаем.
        - Только ты того… Осторожнее с ней, - продолжал напутствовать Айк, - она баба бешеная, никого не боится, и атаман ей не указ… Слушает она его, конечно, но огрызается как собака, того и гляди покусает.
        - Что так? - они уже шли по дороге, пыль желтыми облачками клубилась под ногами, а вдоль плетней все было золотым от одуванчиков.
        - Сестра она ему, - негромко пояснил разбойник.
        - Да ну, - Шерхем нахмурился. В той молодой женщине он не заметил ни капли орочьей крови. Только кожа белая, даже слишком для Малых коряг, таким лицом можно было и в Карьене щеголять.
        - Сводная, говорят.
        - Понятно.
        Так, перебрасываясь короткими фразами, они добрались до крайнего сруба. А там их уже ждала и хозяйка, за подол которой цеплялся белобрысый мальчишка. Взгляд ее голубых глаз показался Шерхему острее бритвы.
        - Что, привел? - прошипела Милаведа, - на кой ты мне его привел, а? Что мне, делать больше нечего? Только и осталось, как чужих мужиков ублажать?!!
        Она стояла за плетнем, такая маленькая, что Айк по сравнению с ней казался медведем - и, тем не менее, подался под ее напором, покраснел - это было видно даже под бородой - и начал неразборчиво бубнить о том, что, мол, приказ Эрда. Милаведу это ничуть не смутило, она отодрала сына от юбки и, легонько шлепнув его по тощему заду, отправила в сад.
        - Передай Эрду, что я ему не прислуга, - сварливо сказала женщина, уперев руки в бока, - ишь, нашел гостиницу!
        - Милаведа, - у голосе Айка послышались умоляющие нотки, - ну, не позорь ты перед людьми, а? Не стыдно? Господин лекарь устал с дороги, отдохнуть хочет…
        - Да? - голос Милаведы упал до шепота, - а куда мне его укладывать? Об этом Эрд не подумал? Кровать он мне принес? Или мне… вот его… сразу рядом с собой полагается?
        Шерхем вздохнул и мысленно обратился к небесному лику Хайо, чтобы тот ниспослал ему толику терпения - хотя бы до тех пор, пока Айк умаслит Милаведу, и та согласится его пустить. Усталость, бесконечная усталость уже вцепилась когтями в плечи, заставляя сутулиться, гнуть спину. Хорошо бы закончить все это… даже не перепалку разбойника и сестрицы атамана, а вообще. Все это.
        Милаведа вдруг умолкла, точно язык проглотила; она несколько бесконечно долгих мгновений пристально вглядывалась в лицо Шерхему, а затем резко дернула на себя калитку.
        - А, ну тебя к Охру. Входи. Только смотри, если моего парня обидишь, живым отсюда уже не уйдешь, и плевала я на Эрда… И, слышь, Айк, кровать принесите мне. И еще…
        Что там еще, Шерхем уже не слушал. Он осторожно, упаси Хайо задеть, протиснулся между распахнутой калиткой и Милаведой и побрел… не в дом, в сад. Затявкала рыженькая шавка, звеня цепью, где-то за спиной совсем по-мужски ругнулась хозяйка. Шерхем дошел до раскидистой яблони, сбросил ставший вдруг неподъемным мешок, и с размаху уселся в траву, откинулся на ствол. Хайо, как же мало надо человеку для счастья!
        Он прищурился на нависшую над ним Милаведу.
        - Ну, и что ты здесь расселся? В дом иди.
        - Это необязательно, - прошептал он. Двигаться не хотелось, совсем. Вот так бы закрыть глаза и сидеть, не шевелясь… неделю, не меньше.
        - Здрасьте, - Милаведа не сдавалась, - а что я скажу братцу дорогому? Что оставила гостя подыхать в саду?
        - Да я же не собираюсь…
        - А то по роже твоей не видно, да? - Шерхем вздрогнул, когда не по-женски сильные пальцы вцепились ему в руку, - давай, поднимайся, ну?
        Лицо у Милаведы сделалось злым и некрасивым, а лекарь как-то отстраненно подумал о том, что - нет, она могла быть и не сводной сестрой полуорка. Просто… у кого-то темная кровь на виду, а у кого-то и внутри.
        - Я к тебе в дом не напрашивался, - он вывернулся из железной хватки. - А ночевать и под деревом могу, привык уже.
        - Ну, хорошо, хорошо, - Милаведа сдула со лба выбившуюся из прически льняную прядь, - иди хотя бы пообедай. В дом.
        Шерхем усмехнулся.
        - Подавай на стол, хозяйка. Сейчас буду.
        Она ушла, шелестя по траве длинным подолом, а Шерхем снова откинулся спиной на ствол старой яблони и закрыл глаза. Шумели над головой листья, но не так, как в лесу - а особенно, по-домашнему. Неподалеку кудахтали куры, тявкала рыжая собачонка, гремела горшками сестрица атамана. Интересно, куда ее мальчонка убежал? Снова на вишню забрался? Ох уж это орочье отродье… Шерхем начинал проваливаться в воспоминания, как в трясину. Орки. Там, где они, всегда беда. А когда орочья кровь мешается с человеческой - еще хуже. Полукровка никогда не придет в согласие с самим собой, вроде как Милаведа - сперва разве что скалкой не гонит, а потом пускает, да еще пытается заботу проявлять. Охр, если бы не поганое чувство слежки, ни минуты бы здесь не задержался… Проклятые орки. Далеко они тогда зашли на земли Веранту, Снулле в окружение попал. Хайо, да за что ж мне все это, а? Старался не для себя. Если бы не три мага, Снулле с землей сравняли бы, непременно. И если бы не тот эльфик у костра…

***

…Эльф ушел, утонув в промозглой ночи как размокший бумажный кораблик в луже. Шерхем только головой покачал и вяло удивился тому, что у него не осталось даже сил на то, чтобы вскочить, погнаться за пресветлым, выяснить, наконец, каким образом ему удалось просочиться сквозь осаду. Он обхватил себя руками за плечи и уставился на багровые угли в сердце костра. На самом деле положение у отряда было не то что незавидное - оно было попросту безнадежным. Снулле - старый и плохо укрепленный замок на холме, помимо гарнизона сюда сбежались еще и жители окрестных деревушек, зря сбежались, потому что орки скоро сравняют с землей эти и без того рассыпающиеся сооружения, а уж что тогда говорить о людях? Но кроме того Снулле прикрывает широкий купеческий тракт, ведущий прямехонько к Карьену, и поэтому является важным стратегическим объектом в наступлении зеленокожих. Подкрепления ждать не приходится, орков слишком много - в темноте их костры горят тысячами разгневанных звезд. А еще их мертвые на следующее утро идут сражаться вместе с живыми, и остается только диву даваться, насколько велика мощь их шамана. Н-да. Как
подвывал вчера молоденький рядовой, которому Шерхем был вынужден ампутировать то, что осталось от ноги, - все мы тут сдохнем, все. И никакой камень с шеи шамана не поможет, да и как его добыть? Жалко, что сын вырастет беззащитным сиротой и не будет помнить отца. Неизмеримо жаль, что Луиза останется одна. И от этих мыслей становится так больно, что хочется и самому завыть в темное небо - Хайо, куда ж ты смотришь, если допускаешь такое?!!
        Хрустнула ветка под тяжелым сапогом. Шерхем, не шевелясь, покосился на прибывшего. Им оказался некромант, которого незадолго до осады прислали из Карьена, молодой, ровесник самого Шерхема. Он после выпуска предпочел остаться в стенах академии и дальше исследовать такой занятный феномен, как смерть, а вот Шерхем сразу отправился практикующим лекарем в Талью.
        Арнис Штойц привычным жестом поправил когда-то щегольский, а нынче обратившийся в грязные лохмотья плащ, подбитый волчьим мехом. Уселся рядом на деревянный чурбачок, почесал заросший подбородок.
        - Ну, что?
        Шерхем пожал плечами и неохотно ответил:
        - Да ничего. Ничего нового.
        Не то, чтобы он недолюбливал Арниса. Просто не понимал, какого охра тот вообще приперся в Снулле как раз за пару дней до осады. Штойц сразу сказал, что его сюда отрядили из академии якобы для исследования магии зеленокожих, не верить ему не было причин. Понятно, что теперь, когда всем обитателям Снулле остались считанные деньки, сам Штойц был уже не в восторге от своего местонахождения, и потому сделался раздражительным и недовольным.
        - А спать чего не идешь? - спросил некромант, - завтра тебе еще веселый денек предстоит.
        - Успею выспаться, - Шерхем усмехнулся, - скоро все выспимся.
        Они помолчали. Потом Шерхем тихо спросил:
        - Уже и не рад, что тебя сюда прислали?
        - А ты бы радовался на моем месте? - Штойц приподнял красиво очерченные аристократические брови. Даже сейчас, грязный и оборванный, он являл собой образец породистого мага из старой и всеми уважаемой семьи.
        В голове у Шерхема всплыл образ эльфика. Камень на шее у шамана, как же… Но Штойц
        - он все-таки был некромантом, а поэтому должен был чувствовать, что происходит на самом деле.
        - Шаман их… Арнис, он так легко водит в бой мертвых из-за того талисмана, что у него на шее?
        - А то, - мрачно буркнул маг.
        - И что ж ты молчал?
        Тут Арнис Штойц напустил на себя изумление, которое можно было бы счесть за совершенно искреннее.
        - А то вы не знали!
        - Не знали, - Шерхем покачал головой, - здесь магов-то всего ты да я. Мне сила некромантов недоступна.
        - Хм, - неопределенно промычал Арнис.
        - То есть… если мы заберем эту штуку у шамана, он уже не сможет с такой легкостью водить в бой тех, кто должен лежать в земле?
        Штойц задумался, прикрыв глаза. Он вытянул перемазанные глиной сапоги к огню и замер.
        - Думаю, он сможет поднимать мертвых, - наконец прошептал маг, - но, разумеется, уже не в таком количестве и не с такой легкостью. То, что у него болтается на шее, удесятеряет его собственную мощь и, кроме того… Оно само может поддерживать мертвое тело.
        - Как это?
        - Я не могу тебе объяснить, - Арнис скривился, - это слишком сложно. Меня, собственно, и отрядили сюда для того, чтобы я попробовал накопать чего-нибудь свеженького.
        - И? - Шерхем даже привстал.
        - Да ничего такого, о чем наши мэтры не знали бы раньше, - сердито буркнул Штойц,
        - слушай, Шер, ты бы все-таки поспал, что ли. Нет, я тебе, конечно, не мамочка, но завтра…
        - Надо забрать у шамана тот камень.
        - И как ты это собираешься сделать? - Арнис развел руками, - порталы мы открывать не умеем, в лагерь к зеленым не проберешься… Эх, Шер, Шер… Только и осталось, что мечтать.
        Он вздохнул. А потом вдруг резко вскочил со своего импровизированного стула. В голубых глаза появился нездоровый блеск.
        - Слуша-ай, Шерхем, - загадочно протянул Арнис, - кажется, ты прав. И, кажется, я знаю, кто нам может помочь.
        Некромант быстро огляделся и, убедившись, что их никто не слушает, наклонился к сидящему Шерхему, прошептал торопливо:
        - Улли Валески.
        - Это кто еще такой?
        - А-а, да ты его и не знаешь, - Штойц хмыкнул, - даром что земляки! Он тоже из Тальи, но хитрый паренек, помалкивает о себе. Его поставили на кухне работать, он и работает, в бой не рвется. А на самом деле… Ну, я его застал за одним любопытным занятием. Улли этот - вышивальщик, причем неплохой вышивальщик. А еще, видимо, просто изготавливает талисманы из подручных материалов. И он…
        - Он может нам сделать талисманы для отвода глаз, - заключил Шерхем, - только вот захочет ли?
        - Не говори ерунды, - Штойц беспечно махнул холеной, но очень давно немытой рукой,
        - жить-то всем хочется.
        - Так он и сам уйти может. Что ему? Талисман на шею - и вперед.
        - Э, нет, - на губах Арниса появилась самодовольная улыбка, - ты, видимо, забыл, что на самих вышивальщиков их талисманы не действуют? Забыл, да?
        - Идем к нему, - Шерхем поднялся, - после того, как мы устраним шамана, у Снулле появятся шансы выстоять.
        Упомянутый Улли Валески спал прямо на кухне, прижавшись спиной к еще теплой печи. Щуплый рыжий паренек, ногти обломаны, белые запястья тонкие как у девицы. Арнис наклонился к нему, встряхнул за плечо - Улли мгновенно проснулся, уставился мутными со сна глазами на незваных гостей.
        - Доброй ночи, - усмехнулся Шерхем, - извини, но раньше не было времени с тобой поболтать, я был слишком занят целительством.
        - Что вам надо?
        Голос юного мага дрожал, да и его самого била крупная дрожь. Кому ж понравится, когда среди ночи являются люди, один из которых знает о твоем маленьком секрете?
        - Арнис сказал, что ты вышивальщик, - напрямую сказал лекарь, - скажи, ты можешь вышить два талисмана, которые бы позволили нам пройти сквозь кольцо орков?
        - Могу, - Улли внезапно усмехнулся, - а что, сбежать решили, господа маги? У меня вот уже есть два готовых талисманчика-то, как раз для отвода глаз… И на орков подействует…
        - Для себя шил? - съязвил Шерхем, вновь забывая о досадной особенности дара вышивальщиков.
        - Не-е, - парень вдруг поник, - мне начальник гарнизона, господин граф заказал. Для себя и для жены. Когда совсем туго станет, то они - фьюить! - и нету их.
        - Какой дивный здесь начальник гарнизона, - прокомментировал Арнис, - слушай, Улли, отдай их нам. С возвратом. Шерхем, я так понял, ты хочешь сам туда отправиться?
        - Ну да… наверное…
        - Правильно, орочий камешек никому, кроме как нам, и не нужен. Никто с ним не сладит. Я с тобой прогуляюсь. Все-таки магия орков, магия смерти. Будет, что мэтрам показать.
        - Мы хотим добраться до шамана и отправить его на покой, - пояснил Шерхем, - тогда он уже не сможет поднимать мертвых воинов, и тогда, может быть, твои талисманы не понадобятся даже начальнику гарнизона.
        - Мертвых-то у них много, а живых еще больше, - пробормотал Улли в нерешительности, - слушайте, парни… господа маги… а я вот тут на досуге, пока кашу варил, мозгами пораскинул. Я давно почуял, что камешек у орков знатный имеется. А что, если мы его сами используем?
        - Поднимать своих? - Шерхем с силой провел пальцами по лицу, - ты это имел в виду?
        - Зачем же? - Улли пожал хрупкими плечами, - я ж вышивальщик. Я чую, какой камешек на шее у шамана. Далеко он, конечно, от меня… Но я его нутром чую. Мы сможем сделать так, что от армии Орикарта ничего не останется. Ничего.
        - Ты сможешь? - уточнил Арнис.
        - Нет, мы все. Тут умения господина лекаря пригодятся, без них никак. Ну и я, конечно, в академиях не учился, но папка говорил, что дар у меня нешуточный, да и мозги имеются.
        - Ага, - задумчиво выдохнул Шерхем, - вот что значит на пару часов отвлечься от работы. Столько любопытного сразу выясняется…

***
        Он резко открыл глаза и несколько мгновений испуганно вглядывался в кромешную темноту, судорожно соображая, как сюда попал и куда бежать. Потом глубоко вдохнул-выдохнул и тихо рассмеялся: над головой шелестела листва, а сквозь прореху в рыхлом листвяном покрове виднелся клочок неба, самого обыкновенного ночного неба, усыпанного веснушками звезд. Шерхем вздохнул. Нет, ну вы только посмотрите: присел отдохнуть под дерево и заснул. Казалось ведь, что глаза на минутку прикрыл, а уже и ночь наступила. Проспал весь день, совершенно не думая ни о идущих по следу гончих, ни о том, что милые друзья-разбойнички могли глотку перерезать во сне. Идиот, да и только.
        Шерхем пошевелился, нащупал шерстяное одеяло, которым его заботливо укутали. Спина затекла от неудобной позы, шея ныла. А в доме светились оконца, и ночью сруб отчего-то походил на детский фонарик, внутри которого зажигают свечу. И - Хайо, да когда ж это все закончится? - снова ощущение слежки. Шерхем выругался, потянулся; в этот миг со скрипом отворилась дверь, и из дому вышли две фигуры. Одна могла принадлежать хозяйке, вторая - только ее братцу. Потому как даже в потемках сложно с кем-то спутать полуорка.

… - Что это он так свалился? Может, болен чем? - донесся гулкий бас атамана.
        - Не знаю, - сухо ответила Милаведа, - ох, не нравится он мне, Эрд. Как бы беду не накликал, честное слово… Тень над ним.
        - Если бы поблизости шастали гончие, я бы знал. А ты того… будь с ним поласковее.
        - Ты за кого боишься, а? - взвилась Милаведа, - за себя? Или за меня? Эрд, нутром чую, за ним идет смерть. Я не хочу, чтобы он привел беду сюда. Не себя, сына жалею, хоть это ты в состоянии понять?

«За ним идет смерть», - повторил про себя Шерхем, ежась. Он и сам об этом знал, и точно также знал, что когда-нибудь она его настигнет. А все попытки обмануть и нанести удар первым… Что ж, никому не ведомо грядущее, но пока что преуспели только Арис на пару с Улли.
        Брат и сестра приблизились и, остановившись на расстоянии нескольких шагов, принялись о чем-то шептаться. Потом Эрд все-таки подошел ближе и осторожно позвал:
        - Эй, лекарь. Просыпайся, что ли? Хорош под деревом сидеть, еще застудишься.
        - Привык уже, - отозвался Шерхем, - который год в бегах.
        - Не надоело по лесам шастать? - вмешалась женщина, - иди в дом, ужин на столе. Я уж не знала, что и думать, то ли будить сразу, то ли дожидаться, пока сам проснешься.
        Шерхем кое-как отодрался от яблоневого ствола, начал складывать одеяло, но Милаведа быстро взяла инициативу в свои руки, одеяло отобрала и ткнула братца локтем в бок - мол, проводи гостя к столу.
        - Ладно тебе, - проворчал Эрд. Бросил на Шехема задумчивый взгляд, - идем, лекарь. Сеструха моя - просто зверь-баба, ты это знай.
        - Уже знаю, можно и не напоминать, - Шерхем обогнул полукровку, которому при своем высоком росте доставал макушкой до уха.
        А сам, все еще находясь во власти воспоминаний, вдруг вспомнил про вышивальщика, но только уже не про Улли Валески.

«Ты бесчувственный чурбан и дурак, господин Виаро», - пронеслось в голове, - «ты слишком занят собой и чересчур себя жалеешь, в то время как существо, которого ты не отпустил на небеса, застряло между жизнью и смертью. Ей тяжело, очень. И, наверное, одиноко».
        Стоило только начать вспоминать, как все опять закрутилось цветной круговертью. Он снова увидел себя стоящим на коленях перед начавшим остывать телом, ощутил приятный холодок скальпеля в одной руке и тяжесть талисмана в другой… Имел ли он право так поступить с человеком, который его пожалел когда-то? Имел ли право давать пустую надежду на воскрешение? Или просто… оказался обычным трусом, побоявшись оставить все, как есть? Эх, если бы только у Арниса хватило ума как-нибудь ее утешить. Или занять чем-нибудь интересным, чтобы она коротала свои дни, не замечая того, что уже перестала быть живым человеком.
        И вдруг Шерхем покрылся ледяным потом. Он застыл на пороге дома, не видя ни накрытого стола, ни белобрысого, но уже отмытого от вишневого сока мальчишки. По воздуху медленно плыл, переливаясь всеми цветами радуги, большой мыльный пузырь.

…Шерхем отшатнулся, попятился, давясь рвущимся из легких воплем. Кто-то схватил его сзади за плечи, резко встряхнул.
        - Лекарь, охр тебя дери, да что с тобой сегодня?!!
        Мальчишка, весело хохоча, шагнул к мыльному пузырю, ловко проткнул его соломинкой, и тут же, поболтав ей в жестяной кружке, выдул пузырь новый, еще краше и еще больше. Шерхем понял, что еще немного - и он грохнется в обморок. Ну да, да. Ты устал, Виаро, бесконечно устал. Но не стоит забывать, что тебе еще предстоит встретиться и с мыльными пузырями, и еще с чем похлеще…
        - Лекарь! - гаркнул в лицо атаман, - ты что, ума лишился?
        Откуда-то сбоку появилась Милаведа с большой кружкой в руках.
        - Прекрати его трясти, - сказала она кротко, - видишь, господину магу дурно сделалось? Вот, выпей, сразу полегчает.

…Конечно же, в кружке оказалась брага, да такая, что дыхание застряло где-то на уровне бронхов, а по пищеводу вниз покатилось расплавленное серебро, не иначе. Шерхем глубоко вдохнул. Выдохнул. И виновато посмотрел на Эрда.
        - Я… Мне, правда… Мне все мерещится…
        - Знаю, что тебе мерещится, - ухмыльнулся полуорк, - небось, пациентов своих вспоминаешь? Ну, тех, кого прямиком к Хайо отправил?
        - Так, ребятки, хорош, хорош, - Милаведа осторожно, но крепко взяла Шерхема за локоть, - прошу к столу, господин маг. А то после нашей целебной водицы тебе еще упыри начнут мерещиться, или иная пакость. Знаю я вас, магов. Все как один на голову больные.

…Потом он сидел за столом, ел блины с жирной сметаной, и с любопытством разглядывал хозяев, все еще пытаясь понять - есть ли в Милаведе орочья кровь или нет.
        В том, что отцом Эрда был орк, сомневаться не приходилось: парень получился вполне себе человеческой внешности, со светлой кожей и льняными волосами, но при всем при этом настолько походил на орочьего воина, что это не могло быть простым совпадением. Ну, и характерная черта орков, крупные, выпирающие из-под губы клыки. Эрд в своем стремлении быть просто человеком подпилил их, но от этого вышло только хуже: теперь, когда он скупо улыбался, из-под губы торчали толстые пеньки.
        А вот Милаведа была изящна и миниатюрна по сравнению с братцем. Ни клыков, ни острых ушей. Мелькало, правда, странное звериное выражение на ее лице, но оно было столь мимолетно, что высмотреть его мог только очень внимательный наблюдатель.
        - Это правда, что благодаря тебе орки из-под Снулле ушли? - вдруг поинтересовался Эрд.

«После этого он меня точно прирежет», - сокрушенно подумал Шерхем, а вслух сказал:
        - Так говорят.
        - Нет дыма без огня, - усмехнулась проницательная Милаведа, - мы слыхали о тебе, господин Черный лекарь. Много интересного про тебя рассказывают.
        - Не стоит верить всему, - осторожно сказал Шерхем.
        - А правда, что ты мертвяков можешь подымать? - глубоко посаженные глаза Эрда светились живейшим интересом.
        - Сейчас не могу, - Шерхем покачал головой, - раньше для этого у меня был талисман специальный, теперь его нет.
        - Потерял или отобрали? - уточнила женщина.
        - Сам отдал другу.
        - Это что ж за друг такой? - Милаведа хитренько улыбнулась, - разве у Черного лекаря есть друзья?
        Шерхем грел пальцы о кружку с горячей водой и, задумавшись, ответил не сразу.
        - Мне бы хотелось… да, мне бы очень хотелось, чтобы мы были друзьями. Но боюсь, теперь она меня ненавидит за то, что я сделал.
        Брат и сестра навострили уши, но Виаро поспешно прикусил язык. Только откровений в этот поздний час не хватало.
        - Завтра мы на тракт пойдем с мужиками, - тихо сказал Эрд, - пойдешь с нами.
        - Глотки резать никому не буду, - Шерхем смотрел в чашку, где плавали редкие чаинки.
        Полукровка усмехнулся.
        - А я тебя и не прошу, сами управимся. Но за постой надо платить, так ведь?
        - Я же говорил, чем заплачу, - буркнул Шерхем, - я все-таки лекарь, клятву давал.
        Милаведа звонко рассмеялась, закидывая назад голову. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам сияющей волной, ворот блузки сбился набок, и стало видно рабское клеймо под ключицей.
        - Ой, уморил, - отсмеявшись, она хлопнула ладонью по столешнице, - клятву он давал! Мы даже здесь слыхали, как справно ты эту клятву выполнял все эти годы!
        - Я тебя с нами беру, чтобы ты, если беда случится, всегда под рукой был, - серьезно сказал Эрд, - а все остальное тебя не касается.
        Шерхем пожал плечами. Похоже, ему ничего не оставалось, как поутру участвовать в разбое. Ну и охр с ним, Милаведа права - сколько раз уже пришлось клятву нарушить? Он неспешно ковырнул ложкой сметану, намазал ее на сложенный вчетверо блин.
        - Так все-таки это ты из-под Снулле орков прогнал?
        Снова Милаведа. Да что ж ей так неймется? Шерхем посмотрел на нее в упор, все еще пытаясь угадать, что последует за прямым и честным ответом, а потом махнул на все рукой. Если все закончится прямо здесь - значит, так тому и быть. А об Ирбис, хотелось бы верить, позаботится господин Штойц.
        - Да. Я сделал так, что они передохли как головастики в засуху.
        - Ну, я ж говорила, - Милаведа подмигнула братцу.
        - За это, лекарь, тебя должны были золотом осыпать, - пробасил Эрд, разглядывая собственные ногти.
        - Мнения простолюдинов и монархов частенько расходятся, - Шерхем усмехнулся, - а вам-то это к чему знать? Кровный отец под Снулле остался по моей вине?
        Брат и сестра воззрились на него с нескрываемым удивлением, а затем одновременно расхохотались. Из-за занавески выглянул проснувшийся мальчишка и, потирая глаза, подошел к матери.
        - Ах, ты мой сладенький, - Милаведа взяла его на колени, звонко поцеловала в макушку.
        Эрд вытирал выступившие от смеха слезы.
        - Ты это, лекарь, не сердись, - наконец проговорил он, - все неправильно думают, все. Там, под Снулле, ты отца нашего спас. Он только год назад к Хайо отправился.
        - Отец наш был сотником, - добавила с улыбкой женщина, продолжая ласкать мальчонку, - хорошим был человеком… наверное… раз пожалел рабыню-полукровку, выкупил ее и в жены взял.

***

…К вечеру стало ясно, что печалиться о несчастных из ожидаемого обоза уже не стоит. Не произошло ровным счетом ничего, за исключением проведенного в кустах и среди комаров дня. Купеческий обоз так и не появился, хотя Эрд клялся именем Хайо, что осведомитель надежный и не мог подвести. Все кончилось тем, что усталые и раздраженные, все вернулись в деревеньку и разбрелись по своим избам. Эрд отправился к себе, в трактир, а Шерхем - туда, куда его поселили.
        Милаведа накрывала на стол, ее мальчишка, Ронник, пропадал где-то в саду. Кивнув хозяйке, Шерхем прошел во двор, стянул пропотевшую насквозь рубаху и от души поплескался в начищенном медном тазу. Стоило повернуться - а предусмотрительная Милаведа уже протягивает кусок холстины, а заодно и свежую рубашку, явно с плеча атамана.
        - Иди ужинать, лекарь. Уж больно ты тощий, - сказала она и нахмурилась, - обоз не пришел, да?
        - Не пришел.
        - Значит, беда скоро придет, - обронила женщина и, повернувшись, пошла в дом.
        Оторопев, Шерхем несколько мгновений молча смотрел ей вслед. Затем, не вытираясь, нырнул в чистую, пахнущую луговыми травами рубаху.
        - Подожди! Милаведа!
        - Что тебе? - остановившись на пороге, она исподлобья смотрела на лекаря.
        - С чего ты это взяла? Про беду?
        Женщина вздохнула.
        - Иди ужинать, маг. Ты хороший человек, но за тобой по пятам идет смерть. У моего брата клыки орочьи, а у меня - чутье. Я вижу тень над тобой. И никуда от нее не денешься.

…Она уселась за стол, подперла кулачком румяную щеку и молча смотрела, как Шерхем мешает ложкой кашу в миске. Он старательно разглядывал липнущие друг к дружке разваренные зерна пшеницы, а в голове крутилось только одно: как же они похожи на сферы миров, как же похожи… Одно зернышко толкнешь, другое тут же шевельнется, а третье и вовсе отскочит к самому краю миски. Счастлив тот, кто не знает, воистину горе в знании. А над ним, простым лекарем из Тальи, простерла крылья смерть, и женщина с каплей орочьей крови в венах знает об этом, но не может помочь. Наверное, даже не хочет, ей важно, чтобы сын рос в безопасности, и чтобы гончие никогда не явились в Малые коряги…
        Он съежился, когда стукнула отворяемая дверь. На пороге гранитным утесом возвышался Эрд - и все замерло в доме, потому что пришла беда.
        - Идем, лекарь, разговор есть. Осведомитель мой явился, - тихо сказал атаман.
        Милаведа неслышно поставила на стол чайник и отвернулась. Она безмолвно ждала, когда незваный гость покинет ее дом, и даже не глянула в его сторону.

…Осведомитель сидел за столом, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в кружку с вином. Его бил озноб, а глаза стали похожи на два осколка мутного стекла. Светлые волосы слиплись коркой засохшей крови, грязная рубаха на плече взялась кровавой коростой.
        - Садись, лекарь, - устало скомандовал Эрд и указал на свободный табурет, - а ты, Николас, расскажи еще раз все, что ты только что сказал мне.
        Взгляд мужчины затравленно метнулся к Шерхему, и у того сжалось сердце. Ну да, беда пришла, как и говорила Милаведа. Другого быть просто не могло, потому что сидящий за столом молодой и крепкий мужчина находился на грани обморока, уж это-то лекари чувствуют очень хорошо.
        - Кто это, Эрд? - прохрипел Николас, клацая зубами.
        - Я лекарь, - быстро ответил Шерхем, - я тебе помогу. Где это ты так расшибся?
        Вместо того, чтобы усесться, Шерхем обошел стол, осторожно коснулся разбитой головы осведомителя. Тот затрясся, предпринял слабую попытку уйти от прикосновения.
        - Ш-ш-ш-ш, все хорошо, сиди смирно, - Шерхем начал говорить с ним, как с ребенком, который разбил коленку, - голова, небось, болит? Сильно? Тошнит?
        Все это, разумеется, было. Николас приложился головой знатно, оставалось лишь гадать, как это мозги еще на месте остались. Он обмяк на стуле, оперся локтями о стол и вдруг тихо заплакал.
        - Я… я… Хайо, лучше б я этого… не видел…
        - Что ты видел? - холодея, тихо спросил Шерхем.
        Мягко надавливая на края раны, он запустил механизм регенерации тканей, заставляя ссадину затягиваться молоденькой розовой кожицей. Ну, а заодно убрать последствия удара, и уже только потом перейти к плечу.
        - Говори, Николас, - вмешался Эрд, - а ты, лекарь, слушай внимательно. Ты ж маг все-таки, должен о таком знать.
        - Я шел за обозом, - мужчина всхлипнул, механически потер лоб и вымазал руку в крови. - я шел за ними, как ты и велел, Эрд, держался так, чтобы они меня не видели. Ну, и приотстал слегка, а когда нагнал, то…
        Шерхем быстро наложил обезболивающее заклятье, затем резко рванул присохший рукав. Оставалось и с этой ссадиной повторить то же, что и с предыдущей. Кости были целы, и, в общем-то, Николасу уже должно было стать значительно лучше.
        - Они все были мертвы, Эрд, - прохрипел мужчина, - все до единого! Даже лошади, даже собака… Все… выпотрошены как свиньи на бойне. Я перевернул одного, и… и…
        - Череп оказался проломлен, а мозг отсутствовал, - тихо закончил Шерхем, - как ты себя теперь чувствуешь?
        Николас уставился на него ошалело, но смотрел сквозь.
        - Кто-то сожрал им мозги, - пробормотал он, запинаясь, - что это было, лекарь?

«Моя смерть», - как-то очень спокойно подумал Шерхем. Затем, отряхнув руки, отошел от Николаса и сел на табуретку. Комната поплыла перед глазами, а в висках вместе с ударами пульса бился вопрос: как это могло произойти? Как?.. Ведь Арнис говорил, что они с Улли все предусмотрели, и что им оставалось поймать еще одного, потому что только двое могли уйти - это было бы правильно, не нарушило бы равновесия сфер.
        - Они лежали не на дороге, - тем временем продолжал Николас, так и не дождавшись ответа, - все они были чуть дальше, к ельнику… и я… я пошел вглубь… не знаю уже, зачем. Что-то звало меня туда, и я опомнился только тогда, когда… там купол вырос, странный такой, как будто студень кто-то вывалил кучей. Купол до неба… И мыльные пузыри, лекарь! Понимаешь?!! Мыльные пузыри летали повсюду! Они летали и не лопались, как будто внутри их что-то было! Кто их там мог пускать, а?.. Кто?!! Хайо, это было так… страшно, что я… побежал…
        Шерхем пожал плечами, в упор глянул на Эрда.
        - Мне надо уходить.
        - Значит, Милаведа не ошиблась, - пробормотал полукровка, - что это за тварь, лекарь?
        - Просто тварь, Эрд.
        Место паники заняло спокойствие обреченности. Но вот Арниса было жаль, очень. И - помилуйте! - в замке была еще и Ирбис. А еще - Гверфин. Хайо, куда ж ты смотришь? И не слишком ли жестоко наказываешь за то, что три мага должны были сделать тогда, под Снулле?
        - Мне надо попасть к замку некроманта, - выдавил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком, - ты знаешь туда короткую дорогу?
        Эрд натянуто улыбнулся, продемонстрировав свои подпиленные клыки.
        - А то. Ты, лекарь, скажи - та тварь сюда не придет?
        - Если я уйду сейчас же, то, думаю, не придет.
        Атаман поднялся, провел ладонями по лицу.
        - Я скажу Милаведе, чтобы собрала тебя в дорогу. У нас из подпола в трактире ход есть подземный. Ведет не очень далеко, но хотя бы через коряги не нужно будет лезть.
        Глава 12. Морф
        Некроманты мстят с размахом и фантазией. Зачем цепи и казематы, если есть хорошие, отточенные за века заклятья?
        Арнис Штойц, игнорируя вопли Гверфина, заставил меня прошагать в заваленный строительным мусором угол двора и там оставил, заметив при этом, что, проделай он нечто подобное раньше, ничего плохого бы не приключилось. К несчастью, наложенное заклятье крепко держало и мой язык, а потому я не смогла возразить, что, расскажи он немногим раньше о том, кто и зачем сидит в подземелье, точно бы ничего не случилось. Арнис, выругавшись, схватил за локоть приунывшего Гверфина и потянул его прочь. Я осталась одна.
        Весь день нещадно палило солнце. Будь я жива, уже измучилась бы от жажды. К вечеру небо внезапно вспухло черными тучами, по землям Веранту хлестнули струи ледяного ливня. Я по-прежнему стояла и, разумеется, никто не соизволил завести меня хотя бы под навес. К утру дождь закончился, на хрустальном небосводе засияла яркая радуга, потом прилетели откуда-то два пестрых маленьких дятла и принялись усердно долбить ствол старой груши у внутренней замковой стены. С наступлением утра завозились и зомби: кто-то полез в котлован, кто-то тянул огромное корыто с известью. Рысцой промчался мимо Шпарс, остановился, смерил меня растерянным взглядом, и потрусил дальше. Я продолжала безмолвно стоять, как фарфоровая кукла, у которой сломался внутри механизм. Закончился второй день моего наказания, небо с запада окрасилось в глубокий синий цвет, тогда как на востоке редкие облака казались золотыми. Загорелись первые звезды. Я поморгала, попробовала шевельнуться - нет, по-прежнему ничего. Арнис Штойц неспроста считался одним из лучших некромантов Веранту, и неспроста его зомби поставлялись ко двору. А когда взошла
огромная круглобокая луна, первая из трех, ко мне пришел Гверфин: все та же кипенно-белая рубашка, черные бархатные штаны, подпоясанные широким клепаным поясом. Гладко причесанные черные волосы и - батюшки! Не снится ли мне? - легкий аромат одеколона, вероятно, позаимствованного у папаши.
        Он быстро приблизился, ступая неслышно как кошка, подошел почти вплотную, так, что я даже ощутила заманчивое тепло живого человека. В этот миг что-то сломалось в душе, и я была готова броситься мальчишке на шею, лишь бы только отогнать сковавший меня холод, но… Естественно, не смогла и пальцем шевельнуть. Гверфин резко встряхнул темным свертком, который держал в руках, оказалось - плащ. Он накинул мне на плечи тяжелую ткань, застегнул у ворота фигурную пряжку, затем отошел на шаг полюбоваться результатом. Последний был скорее всего настолько убог, что не вызывал даже смеха. Гверфин тяжело вздохнул, и наконец наши взгляды встретились.
        - Ты на меня сердишься, да? - спросил он тихо.
        О, нет, мой драгоценный. Сейчас я даже не сержусь. Все, что мне нужно - это твое тепло, а не этот дурацкий плащик. Я бы обняла тебя как возлюбленного, положила бы голову на плечо, закрыла глаза и хотя бы на миг почувствовала себя живой.
        - Послушай, Ирбис… - он перешел на шепот, - я правда не мог тебе сказать раньше. Я поклялся отцу, понимаешь? Ты выпустила в мир ужасное, кровожадное создание… Я пытаюсь уговорить отца, чтобы он тебя отпустил, но он уперся как баран, говорит, что, мол, пусть Шерхем решает, что делать с этой дрянью… ох, прости. Но отец не в себе с того утра, как обнаружил пропажу. Он перерыл замок вверх дном, он обошел все с собакой, но тварь исчезла бесследно. Или слишком хорошо затаилась и выжидает. Хотя собака - должна отличить ее от живого человека. Понимаешь, пока ты не взломала ту дверь, замок был в сохранности, а теперь…
        Я поморгала. Это единственное, что оставил мне Штойц. Если бы могла, то заплакала. И обязательно бы попросила обнять себя покрепче, хотя бы на одну крошечную минутку. Гверфин нахмурился, лоб прорезала столь знакомая уже упрямая складка.
        - Я не отступлюсь, Ирбис. Я не отстану от отца, пока он тебя не освободит. Глупо наказывать за незнание, верно?

«Но незнание не освобождает от ответственности», - пронеслись в голове любимые слова моего дражайшего папеньки, Мориса Валле.
        Нет, в том, что я выпустила на свободу не просто эльфа, сомнений уже не возникало. Но - Хайо! - почему они не захотели сказать мне раньше? Почему заставили бродить в тумане посреди лабиринта загадок и недомолвок, чтобы в итоге я устремилась за дразнящим болотным огоньком?
        - Отец отправил Рофа за господином Виаро. Рофа ведет магия, и никого, кроме Шерхема, он привести не должен, - задумчиво сказал Гверфин, - если этот Виаро тебе друг, то он не даст тебя в обиду.

«Или, узнав последние новости, загонит в сердце осиновый кол», - я мысленно усмехнулась.
        Надо полагать, Шерхем Виаро не придет в восторг от сделанного мной.
        - Не держи зла на моего отца, - попросил Гверфин, - он… хороший.
        Безусловно хороший, Гвер. Наконец-то ты это понял. Быть может, даже перестанешь ревновать его к каждой юбке.
        Внезапно Гверфин придвинулся еще ближе, быстро чмокнул меня в щеку и, словно испугавшись собственного поступка, рванул прочь, в темноту. Я осталась во власти смертного холода, все еще чувствуя прикосновение его горячих губ.
        Охр. Только этого мне не хватало. Оставалось надеяться, что нынешний поцелуй был не более чем данью учебе в карьенской академии: может, там, в столице, это у них обычное дружеское прощание?
        Я прикрыла глаза, попробовала поспать, чтобы скоротать время до прибытия Шерхема. А потом медленно, очень медленно начала проваливаться в странное полусонное состояние, когда видишь себя со стороны, понимаешь, что надо бы проснуться - и не можешь.
        Вокруг застыл странный серый лес. Он выглядел так, как будто по нему прошелся ураган: деревья повалены, корни торчат как растопыренные пальцы стариков, все покрыто пятнами плесени и странной слизью, словно минуту назад здесь ползала тысяча жирных гигантских улиток. И посреди всего этого великолепия - мыльные пузыри, яркие, у каждого на дрожащем зеркальном боку по радуге. Я остановилась, озираясь: местечко было, мягко говоря, гадким. И вдруг увидела Шерхема. Узнала, правда, я его с большим трудом - привыкла, что он вечно в тряпье ходит, а тут кафтан бархатный, рубашка белоснежная, только вот… Вся в крови, и на серую землю тянется черная глянцевая струйка, и взгляд застывший. Кажется, я закричала, заорала во всю силу легких, рванулась к нему и, упав рядом на колени, приподняла голову. Он был еще теплый, но жизнь ушла безвозвратно, сердце не билось в развороченной груди.
        - Не надо, не надо, не надо! - шепчу я, сжимая в ладонях лицо, вдруг ставшее таким неизмеримо дорогим, - пожалуйста, вернись, как же я буду без тебя? Как же я?..
        А потом приходит осознание того, что - все. Его уже не вернуть. Захлебываясь рыданиями, я раздираю ворот рубашки, моего талисмана нет и в помине, куда ж ты его дел, почему снял?.. Талисман, мой талисман… И вдруг руки сами собой опускаются туда, где под моими ребрами суровой ниткой сделан шов. Кто я такая? Да никто по большому счету, так, неудавшийся маг-вышивальщик, по которому никто не будет плакать. А вот ему сейчас очень бы пригодилась та штука, которую я ношу под сердцем.
        С хрустом рвется кожа, но я продолжаю, стиснув зубы, раздирать шов. Глубже, глубже, пальцы касаются чего-то твердого и холодного наощупь… Только бы успеть вложить талисман в грудь лекарю, до того, как сама провалюсь в небытие.

***
        Я задергалась как кузнечик на булавке и проснулась с криком. И тут же с головой ушла в воду, горячую, кисло пахнущую лимонами. Охр. Я снова могла двигаться! Штойц, мать его, сам передумал или Гверфин его урезонил? Я вынырнула, кашляя и отплевываясь, по глазам резнуло ярким светом полудня. Потом, наконец, оперлась о бортики лохани, приподнялась - и тут же, охнув, нырнула обратно. В углу комнаты, положив ногу на ногу и покачивая носком сапога, сидел господин Виаро.
        Я затаилась как мышь, спрятавшись в воду по подбородок. Хайо, что я ему скажу? А что он скажет мне? С момента нашего расставания Шерхем почти не изменился: такой же тощий и злой, только шевелюра отросла, и в обрамлении беспорядочно висящих черных прядей лицо казалось еще более худым и болезненным. На коленях он держал сложенные полотенца, вцепился в них так, что костяшки побелели. И - тоска во взгляде, смертельная тоска, ни проблеска надежды.
        - Плохи наши дела, малыш, - с убийственным спокойствием подытожил он и умолк.
        Молодец, Шерхем. Я и без тебя уже догадалась, что плохи, иначе Арнис не поставил бы меня вместо статуи. Может, хотя бы ты не будешь ходить вокруг да около и расскажешь, кого же я отпустила на волю?
        - Ты слишком долго простояла без движения и окоченела, - сообщил он, и тут же добавил, как будто извиняясь, - Арнис, когда злится, совершенно собой не владеет. Что толку махать кулаками после драки? Вернее, к чему все эти наказания, когда все уже решено?
        Сказано это было таким замогильным тоном, что у меня мурашки по коже побежали.
        - Что… решено? - просипела я.
        - Судьбы решены, - мягко отозвался Шерхем, - я пришел так быстро, как только смог. Пришлось пообщаться с собачками, и только после этого я смог войти в замок… Вылезай, если согрелась, поешь. Мне надо было еще раньше тебе все рассказать, наверное, но исповедоваться и каяться мне не хотелось, а тебе это знание не принесло бы никакой пользы.
        - Зато незнание принесло вред, - буркнула я, - как это тебе удалось уговорить Арниса, чтобы он снял заклятье?
        Шерхем поднялся со стула, сложил полотенца на край лохани и деликатно отвернулся. Я с сожалением выбралась из горячей воды, быстро вытерлась и уже начала озираться в поисках одежды, когда лекарь спокойно сказал:
        - Ты - единственный человек здесь, с которым можно оставить Гверфина, когда мы уйдем. К тому же, тебя чрезвычайно сложно убить…
        Я подавилась собственным дыханием. Трясущимися руками завернулась в холстинное полотнище, обошла Шерхема и остановилась перед ним.
        - Что? Куда это… вы уйдете?
        Он вдруг улыбнулся, жалко и скорбно, как умирающий.
        - Исправлять свои ошибки, малыш. Мы пытались все это время, но не очень-то получалось. И мы искренне надеялись, что сможем сделать это втроем, я, Арнис и Улли, отправляя за пределы этого мира сразу двух тварей. Не по одному, а двух сразу. Так надо.
        Мне захотелось его ударить. Или обнять, повиснуть на шее и никуда не отпускать, потому что люди, уходящие с таким выражением в глазах, обычно не возвращаются. Но вместо этого я протянула руку и прикоснулась к его груди под застегнутым на все пуговицы воротом.
        - Ты… Носишь его?
        - Конечно, ношу, - Шерхем пожал плечами, - я же не могу ослушаться мастера-вышивальщика?
        - Не снимай. Никогда не снимай! - последнее я почти выкрикнула, - куда вы собрались, Шер?
        Он покачал головой и почти неслышно прошептал:
        - Ирбис, нам придется отправиться в логово тех тварей и сделать все, чтобы они покинули наш мир.
        - Они?
        - Ну да, - снова скорбная улыбка умирающего, - их двое, ты меня плохо слушаешь. Оденься, пожалуйста, нам надо поговорить.

… Когда-то, поговорив ночью во взятом в кольцо Снулле, Шерхем Виаро, Арнис Штойц и Улли Валески пришли к некоторому соглашению. Потом Улли остался в крепости, а Шерхем и Арнис, вооружившись талисманами для отвода глаз, ухитрились проникнуть в лагерь орков - и не только проникнуть, но еще и убить шамана, снять с него одну прелюбопытнейшую вещицу и вернуться обратно в осажденный город. Потом лекарь явился к коменданту и попросил кое-какие нужные ингредиенты для сложного заклинания, Арнис Штойц несколько коротких осенних дней штудировал орочий талисман по части некромантии, а Улли Валески на кухне занимался изготовлением талисманов вспомогательных, но от этого не менее важных. Орков стало чуть меньше, их ряды поредели - но не настолько, чтобы они развернулись и ушли. Снулле продержался еще несколько дней, ровно до тех пор, пока три мага не подготовили врагу особенный подарочек. Да, такое бывает: втроем они ухитрились сделать то, о чем по сию пору спорили магистры, соединили несоединимое - магию целительства, некромантию и волшбу рукотворных талисманов. А в результате получилась болезнь, выкосившая армию
Орикарта под корень. Жалкие остатки удирали, побросав мертвых, но ушли недалеко. Странная болезнь достала всех, кто пришел на землю Веранту, волной докатилась почти до столицы Орикарта и сама по себе угасла. И это при том, что орки вообще редко когда и чем болели. Вот так и получилось, что три мага впустили под небесный купол смерть; отдача от заклинания оказалась столь великой, что мировая сфера дрогнула, навалилась на соседнюю и… продавила ее. Ненадолго, всего лишь на пару мгновений - но их оказалось довольно, чтобы на месте разрыва к нам просочилось два иномирца.
        Люди знающие называют их морфами, потому что под нашим небом они не имеют своей формы, а принимают форму тех, кого касались.
        Кроме того, люди знающие предпочитают держаться от любых морфов подальше, потому что ставший морфом мстителен, нелогичен с нашей, людской, точки зрения, и мечтает отомстить тем, по чьей вине он оказался вне своего мира.
        Позже комендант Снулле вспомнил, кто приходил к нему за ингредиентами для заклинаний, и имена Штойца и Валески так и остались неназванными. Магический конклав признал Шерхема Айлана Виаро виновным в «творении заклятий уровня, опасного для нашей сферы» и лишил лекарской лицензии. Его величество решил довести дело, начатое магами, до некоторого логического завершения, и подписал приказ казнить мага, снискавшего ненужную популярность в народе.
        Но два морфа-то знали, что в их путешествии виновен не только лекарь Виаро. И с тех пор все существование двух противоборствующих сторон свелось к чрезвычайно простому принципу «если не ты, то тебя». Маги ловили морфов, морфы - магов. Потом удалось одного морфа заточить в замке Штойца, второй был вне досягаемости, и следовало бы изловить и его - но, увы, не получалось. Морфы - они такие, непонятные для нас существа. Мыслят по-другому, и потому нет смысла разгадывать, чем они руководствуются в своих действиях. Вот, к примеру, почему принявший форму старушки морф не напал на лекаря Виаро в том поезде, и почему предпочел под видом девчонки-вышивальщицы явиться в Талью и прикончить Улли Валески?.. Нам никогда этого не понять, но, видимо, у морфа тоже был свой особенный план.
        Что до орочьего талисмана, то судьба его была незавидна: Шерхем, Улли и Штойц разделили его на троих. Куда дел свою долю Улли, до сих пор так и осталось тайной. Штойц при помощи темной магии камня наловчился изготавливать самых лучших зомби во всем Веранту. Шерхем Виаро свою часть зашил в грудь девчонке, преждевременно отправившейся к Хайо.
        - Ну, вот так оно и было, - Шерхем остановился у окна и сделал вид, что разглядывает двор замка.
        Я вскочила и принялась мерить шагами комнату. Лучи заходящего солнца снопами падали на мраморный пол, вились редкие золотистые пылинки, с портрета в массивной раме на нас равнодушно взирал кто-то из предков Штойца.
        - Охр! - я остановилась, - и что теперь?
        Шерхем устало прикрыл глаза, провел худыми пальцами по волосам. Он отмыл с себя въевшуюся за время пребывания в лесу грязь, переоделся, и теперь, наконец, походил на нормального, только изможденного человека.
        - Морфы свили гнездо неподалеку отсюда, - сказал он, - нам с Арнисом ничего не остается, как прогуляться туда и попробовать выдавить их из нашего мира. Для этого нужно всего лишь очень сильное заклинание, достаточное для того, чтобы сферы опять соприкоснулись, и тогда морфы уберутся отсюда…
        - Всего-то, - съязвила я, - какое это нужно заклинание? Поднять все погосты в округе? Или перетравить всех местных жителей?
        - Или исцелить их, - тихо поправил Шерхем, все еще не глядя на меня, - мы что-нибудь придумаем, не беспокойся. Но для этого, конечно, желательно, чтобы они нас не успели убить.
        - Да, кстати… А почему бы вам их просто не убить?
        - А как можно убить сущность, у которой нет формы? Сковать одного из них получилось по чистой случайности, мы даже не надеялись… И, более того, структура заклинания делала замок невидимым для второго морфа. А потом, сидя в подземелье, тварь ухитрилась-таки разобрать часть кладки, просочилась в коридоры, но на волю смогла выбраться только с твоей помощью.
        - Но вы убили тысячи орков!
        - Тогда я знал, на что нужно воздействовать, - он потер подбородок, - про морфов же неизвестно ничего, кроме того, что они есть.
        Я скептически хмыкнула.
        - Почему бы не позвать на помощь карьенский конклав магов, если уж они все там такие умные? Может быть, магистры что-нибудь придумают сообща?
        - Я порой задавался таким же вопросом, малыш. Но поверь мне, я знавал достаточно магистров в свое время. Они не будут выдворять морфов. Наоборот, они приложат все силы, чтобы морфы достались им… скажем, как объект для исследования. Как оружие, в конце концов.
        - Ну и пусть, - брякнула я, - лишь бы взаперти сидели и тебя не достали.
        - Но кто-нибудь их все равно выпустит, это не более чем дело времени, - веско заметил Шерхем, - ты же выпустила эльфика?
        - Я думала…
        - Вот и кто-нибудь еще что-нибудь подумает. В общем, это дело нас двоих - меня и Арниса. Круг замыкается на нас, мы положили начало этому, мы и завершим. Теперь, когда они снова вдвоем, это будет даже проще. А твое дело - позаботиться о Гверфине, пока мы будем отсутствовать.
        Я скривилась.
        - Вот уж не скажешь, что о нем нужно заботиться. Он выглядит достаточно взрослым. Или он сам просил, чтобы я с ним осталась?
        - Я не знал, что он настолько тебе неприятен, - лекарь с любопытством смотрел на меня, этакий силуэт черного ворона в светлом проеме окна. Он тихо попросил:
        - Будь с ним терпима, насколько это вообще возможно. Это самое ценное, что было и есть у Арниса Штойца. Если бы у меня были дети, то они стали бы моим самым главным сокровищем.
        - Угу, - я кивнула, - хорошо, пусть так. Я должна буду охранять Гверфина?
        Шерхем пожал плечами, глядя куда-то сквозь меня.
        - Наверное. Не знаю. Постарайся сделать так, чтобы с мальчиком ничего не стряслось.
        - Не с моим везением, - я многозначительно усмехнулась, - забыл, что ли, кем меня сделал?
        - Ты можешь мыслить как человек, а значит - все еще человек.
        Я хихикнула и принялась рассматривать свои когти, появившиеся на месте милых розовых ноготков. Виаро молчал, прислонившись спиной к арке окна, я чувствовала на себе его внимательный взгляд, теплый и участливый взгляд, от которого хотелось взвыть. Охр, ведь так не смотрят на умертвия. Не должны, это неправильно…
        - Ты думаешь, что во мне еще много от человека, - наконец выдавила я, давясь каждым словом, - но ты даже представить себе не можешь, что я такое. Даже в эту самую минуту, когда мы с тобой просто беседуем, я чувствую, как вкусно ты пахнешь, слышу, как бьется живое сердце. А больше всего мне хочется выпить твое живое тепло, которого во мне больше нет. Не кажется ли тебе, что я не самая лучшая компания для Гверфина?
        Короткое пожатие плечами.
        - Возможно. Но сейчас у нас нет времени искать кого-то другого, и уж тем более нет возможности отправлять Гверфина обратно в Карьен, потому что… - Шерхем запнулся, взглянул на меня растерянно, - потому что, как мне кажется, если мы уйдем, то замок станет неинтересен морфам.
        Я вздохнула, зябко обхватила себя руками за плечи.
        - Ладно, Шерхем. Я так понимаю, что вы с Арнисом уже все решили… Ну, так тому и быть. Я сделаю все, чтобы Гверфин уцелел. Доволен?
        - Доволен, - господин Виаро медленно отлепился от окна, - я, в свою очередь, обещаю, что как только морфы окажутся вне этой сферы, я лично отвезу тебя к эльфам и сделаю все, чтобы они вернули тебя к жизни.
        Он сказал это совершенно серьезно, но… В глазах стояло все то же беспомощное выражение, как у коровы на бойне. У меня в носу подозрительно защипало.
        - Не надо так много обещать, господин лекарь. Я вполне освоилась и, как мне кажется, когда-нибудь и сама доберусь к нашим светлым соседям.
        - Я всегда знал, что когда-нибудь ты это скажешь, - он растерялся окончательно.
        А у меня в душе разлилось такое непомерно огромное море жалости к этому загнанному в угол человеку, что, пискнув нечто маловразумительное, я подалась вперед и, обхватив Шерхема за шею, крепко прижала его к себе. Мысли словно сошли с ума и пустились вскачь как табун диких лошадей, в голове теснились тысячи ненужных и бестолковых слов, говорить которые уже не было смысла. Я продолжала прижиматься щекой к колючей щеке лекаря, я блаженствовала в вихре живого тепла и мысленно молила Хайо, чтобы тот позволил мне отнять у этого человека хотя бы толику его страданий. Я бы впитывала их как губка, мне совсем не трудно носить это в себе, а он… тогда бы он, наконец, улыбнулся, перестал злиться на весь подлунный мир, и, возможно, стал бы тем лекарем из Тальи, которым был пятнадцать лет назад.
        - Малыш, - глухо пробормотал он, - малыш, не надо. Все будет хорошо. Я думаю, что обязательно вернусь, правда.
        На самом деле, конечно же, он так не думал. Понимал, что шансов вернуться - один из ста.
        - А потом, когда все утрясется, ты снова заживешь так как раньше, - продолжал вдохновенно лгать господин Виаро, - вернешься к родителям и, если Хайо будет милосерден, забудешь обо мне…
        Тут я поняла, что он мягко, очень деликатно пытается освободиться. Я скосила глаза
        - ну конечно! В дверях изваянием застыл Гверфин, взъерошенный, красный как рак, и, что было очевидно, он совершенно не собирался исчезать.
        Я хмыкнула и сделала шаг назад, но, все еще не отпуская взгляда лекаря, тихо сказала:
        - Я тебя не забуду, и Хайо тут вообще не при чем.
        Развернувшись на каблуках, Гверфин нарочито громко затопал прочь, а Шерхем поник и укоризненно сказал:
        - Ну, вот видишь… все получается не так, как надо. Пожалуйста, присмотри за парнем. Можешь считать, что это моя последняя просьба.

***
        Вечер получился скомканным как платочек истеричной девицы или черновик неудавшегося стихотворения. За ужином Гверфин сидел надутый, на меня старался не смотреть, и на лекаря, впрочем, тоже. Все его поведение весьма прозрачно намекало на то, что тот «чмок» в щеку - это было не просто так, и не прощание избалованного в карьенской академии отпрыска. Я смущалась и откровенно не знала, что делать, потому что, во-первых, таких отношений с юношами у меня еще не было (а что удивительного? С моей-то комплекцией?), и во-вторых, как раз-таки этих отношений я не искала. По крайней мере с Гверфином, который всегда казался мне чем-то вроде младшего брата или приятеля, а тут взял - да и поломал соломенный домик нашей дружбы.
        В обеденном зале было темно и мрачно, где-то во дворе надрывно подвывала собака, зомби с застывшими улыбками разносили блюда, время от времени появлялся Шпарс - исключительно, чтобы в очередной раз осведомиться, а не нужно ли чего благородным господам. Шерхем уныло ковырялся в тарелке, почти ничего не ел и задумчиво поглядывал в мою сторону. Арнис Штойц барабанил по столу пальцами, как будто исполнял на клавесине сложную фугу и единственным, на кого он вообще смотрел, был Гверфин. В общем, из всех присутствующих только я и отдала должное ужину, но исключительно из желания согреться. Ведь желающих согревать меня ночью, само собой, не найдется - кому нужно когтистое и прохладное умертвие под боком?
        Первым из-за стола поднялся Штойц, с грохотом отодвинул стул и кивнул Шерхему. Тот спокойно отставил кушанье и покорно, не оглядываясь, поплелся за некромантом. Гверфин, бросив на меня испуганный взгляд, тоже вскочил и заторопился прочь. Я не стала его догонять, осталась за столом в одиночестве. Стоило, конечно, поговорить с пареньком и убедить его в том, что я не могу стать дамой его сердца, но… как-нибудь в другой раз, когда вернется из опасной вылазки Штойц, и Шерхем будет сидеть в кресле, вытянув ноги к камину и прикрыв глаза… Уже не преступник, не изгнанник - а просто человек, заслуживший несколько лет просто спокойной жизни.
        Я вздохнула. Картина, промелькнувшая перед мысленным взором, была исполнена тихого счастья. О таком мечтают, да. Но если оно и приходит, мало кому дано долго жить в его розово-ватных объятиях.
        За окнами быстро темнело, на каменный пол багровыми осколками стелилось отражение огня, пляшущего в камине. Пахло… ароматным мылом, некромант любил себя побаловать и покупал только самое лучшее, прямехонько из Карьена. Не едой, остатки которой унесли послушные мертвяки, а именно мылом. Лавандовым.
        В углу, в темноте, что-то шевельнулось, и я без труда рассмотрела Рофа. Зомби непонятно когда пробрался в обеденный зал и теперь стоял, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, и тупо смотрел сквозь меня.
        - Роф, что ты здесь делаешь? - пробормотала я. Обычно Штойц держал его вместе с прочими собратьями по посмертной жизни. Ответа не последовало, что неудивительно: Роф никогда и ни с кем не разговаривал. Впрочем, какая разница, здесь Роф или внизу? Талисман Штойца держит крепко, и Роф - самое безобидное создание, какое себе только можно представить… разумеется, в пределах замка.
        Продолжая раскачиваться, зомби упорно игнорировал мое присутствие и взирал в пустоту. Мне сделалось неуютно. Мелькнула мысль - а не поискать ли комнату Шерхема? Просто так, чтобы поболтать и отвлечь его от тяжелых мыслей. Но нет, конечно же, нет. Я не буду ему надоедать перед важным походом, от которого зависит слишком много жизней. Я поднялась и побрела к себе, в холодную шелковую постель. Роф так и остался в обеденном зале.
        Пахло лавандовым мылом, и аромат этот неприятно раздражал, почему-то заставляя думать о неизбежном.

…А на рассвете они ушли, некромант и лекарь. Ушли пешими, и у каждого на плече была простая дорожная сумка. Гверфин порывисто обнял отца, с натянутой улыбкой пожал руку Шерхему. Я молча кивнула им обоим. Не люблю слезливых прощаний. Уж лучше обманывать себя, твердя о том, что они вышли на коротенькую прогулку и вот-вот вернутся. Мы с Гверфином молча стояли на замковой стене и смотрели, как две фигурки нырнули под зеленую шапку леса и исчезли как иголки в стоге сена.
        - Гвер, - позвала я, - послушай… я…
        В ежевичных глазах юноши сверкнула испепеляющая ярость.
        - Не надо ничего объяснять, я все видел! - рявкнул он и, развернувшись, рванул к лестнице.
        Ну не надо так не надо, я же не настаиваю. Хотелось, как лучше… А получилось как всегда.
        Я постояла-постояла на стене, в глубине души надеясь на то, что снова увижу две фигурки, выползающие из-под курчавой зелени, а потом тоже пошла вниз. Вот засяду сейчас в свою комнату и буду вышивать до полного одурения. У меня и теперь глаза не устают, могу работать сутками напролет… И буду - лишь бы не думать о Шерхеме Виаро и выпущенном мной морфе.
        Но в коридоре я нос к носу столкнулась с Гверфином. Даже не так: он налетел на меня, чуть не сшиб с ног, как будто за ним гналось все охрово воинство.
        - Гвер! - я раздраженно оттолкнула его в сторону, - ну не будь же ты…

«Таким медведем».
        Эти два слова застряли в горле, потому что… Еще никогда я не видела Гверфина таким. Его лицо, мелово-бледное, нервически подергивалось, глаза лезли из орбит, губы посинели.
        - Отец, - выдохнул он мне в лицо, - там… отец.
        Страх кольнул меж лопаток, я схватила парня за руку и крепко сжала, так, что суставы хрустнули.
        - Что ты несешь? Прекрати… слышишь, немедленно прекрати меня пугать.
        - Я… не… - Гверфин с трудом втянул воздух, выдохнул, с ужасом посмотрел на меня.
        - Да что стряслось-то? - я взяла в ладони его лицо, - говори, не молчи. Возьми же, наконец, себя в руки, ты ж мужчина!
        - Да… да… - парень явно задыхался, губы судорожно задергались.
        Я ударила его по щеке. Еще и еще, до тех пор, пока взгляд Гверфина не обрел некоторую осмысленность, пока не вернулся слабенький румянец. Его начал колотить озноб, но хотя бы говорить он уже мог.
        - Отец у себя в кабинете, - прошептал он, сжимая мои запястья, впиваясь ногтями в кожу, - отец… он мертв, Ирбис. Его убили.
        - Хайо, - пробормотала я, - но мы же видели… получается, что…
        - С кем тогда ушел Шерхем?
        Молодец, Гвер. Он смог хотя бы озвучить тот вопрос, который злым шершнем бился у меня в голове, но который произнести вслух у меня не хватало смелости.
        Я с силой сжала виски. Зал. Назойливый аромат лаванды. Роф, которому не место в жилых помещениях, но, тем не менее, он там. Собачий вой под окнами.

…Да и был ли то покорный воле хозяина зомби?..
        - Охр, - сказала я. Колени подгибались, мне просто необходимо было куда-то присесть.
        - Вместо отца с лекарем пошел морф, - глухо простонал паренек, - что же делать?
        И он с надеждой посмотрел на меня, как будто я знала ответ на его вопрос.
        Глава 13. Когда больше нечего делать

… - Боишься?
        - Не знаю. Никого не осталось, ради кого жить.
        Шерхем сказал и задумался - а не слукавил ли? Он ведь хитер, страх, умеет спрятаться, маскируясь равнодушием, усталостью и ощущением ненужности собственной жизни. Выползет туманом и самых темных закоулков души именно тогда, когда это будет совершенно не к месту, когда надо будет не трястись, а действовать. Шерхем вздохнул, оторвался от созерцания огня и поднял глаза на Штойца. Некромант сидел на траве, обхватив себя руками за колени, нервно гонял во рту травинку. Взгляд - застывший, как у человека, которому уже зачитали смертный приговор, и он с ним согласился, сжился.
        - Если хочешь, возвращайся, - сказал Шерхем, - у тебя есть сын, и ты ему еще нужен. Я попробую сам управиться.
        Бледные губы Арниса дрогнули в горькой усмешке. Он выплюнул травинку и принялся нервно хрустеть пальцами.
        - Охр, я сам знаю, что… что у меня есть сын. Но ты правильно сказал: мы это все начали, мы должны закончить. Никто, кроме нас, морфов не выдворит. Кстати, как именно ты собирался это проделать, не поделишься?
        День катился к вечеру. В воздухе повисла привычная духота, но из близкого ельника тянуло прохладой. В нее, в эту прохладную темноту, хотелось окунуться, и забыться, забыть о том, что предстояло сделать.
        - Я ж тебе говорил, - буркнул Шерхем, - память у тебя короткая стала, господин Штойц.
        - Извини, - и снова горькая, жалкая усмешка, - я как-то все время о Гверфине думаю.
        Оно и понятно, тут любому мозги отшибет. Шерхем расстегнул ворот рубашки, коснулся пальцами талисмана.
        - Я у тебя его раньше не видел, - осторожно заметил некромант, - что за цацка?
        - Ирбис вышила… - и Шерхем едва не добавил, что, мол, это лечебный талисман, но почему-то замялся: негоже лекарю таскать с собой подобные вещицы, еще усомнится Арнис в его способностях. А потому брякнул наобум, - на память подарила.
        - А-а, - протянул Арнис и умолк, но взгляда от талисмана не отрывал.
        - Ты все еще на нее злишься, да?
        Штойц передернул плечами.
        - Глупый вопрос, Шерхем. Толку злиться теперь, когда морф на свободе разгуливает, да еще приграничье у нас под боком состряпал. Их же теперь двое. Охр, нам торопиться надо, приграничье с каждым днем все сильнее сращивает сферы, а мы здесь сидим…
        - Ну, значит, сейчас пойдем дальше, - согласился Шерхем, - а пока давай-ка я напомню тебе наш план действий.

…Теперь оставалось только гадать, каким образом парочка морфов умудрилась сотворить место, где слились два совершенно чуждых друг другу мира. Ибо гора студня, как описал ее осведомитель Эрда, и была именно тем, что в умных книгах именуется приграничьем. Все усложнилось в разы. Одно дело - просто два морфа, которых еще можно вытолкнуть за пределы мира, и совсем другое - спаявшиеся сферы миров. Чтобы выдавить точку перекрытия наружу, требовались поистине титанические усилия двух, трех… эх, да что там… всего конклава магов, и Шерхем уже начал подумывать о том, а не отправиться ли в Карьен за подмогой, но Штойц отговорил. Сами управимся, конклав только мешать будет, а потом, когда все станет на место, приговорит к казни. А у Штойца все-таки сын, есть ради кого жить.

«Просто нужно очень мощное заклинание», - так сказал Арнис, и не было причин с ним спорить.
        Просто очень мощное заклинание - и все.
        Но кто-то должен был отдать на это заклинание всего себя, и этим кем-то должен был стать отнюдь не Арнис Штойц.
        - Риск немалый, - сказал тогда некромант, - уверен, что здоровья хватит все это на себе вытянуть? Цепное исцеление?
        - Если ты обеспечишь резерв, то хватит, - Шерхем почесал заросший щетиной подбородок, - я тут прикинул, цепочки на триста звеньев будет достаточно, чтобы сферы вновь соприкоснулись…
        - Но теперь, наверное, придется делать до тысячи звеньев, - устало пробормотал он, глядя на Штойца сквозь костер.
        Тысяча звеньев - это, мягко говоря, многовато для одного мага, пусть для могущественного, но все же смертного. Тысяча звеньев - это тысяча спасенных жизней. Тогда, под Снулле, они уложили около десяти тысяч орков. А сейчас придется возвращать долги, и это труднее… Не зря ведь говорят - занимаешь чужое, а отдаешь свое.
        - То есть, ты полагаешь, что тысячи звеньев будет довольно, чтобы разбить приграничье и выдавить его вместе с морфами, - уточнил Штойц, блестя глазами.
        - Вот как раз выставлять их отсюда придется уже тебе.
        - Да-да, помню. Общая магия.
        - Ты меня пугаешь, - Шерхем поднялся, потянулся, - какая, к охру, общая? В тебе не настолько сильный дар универсала, тебе же только магией не-живого надо будет пользоваться. Что с тобой, Арнис?
        - А, точно, - некромант рассеянно провел рукой по лбу, - извини, что-то мысли путаются.
        - Идем дальше? - предложил Шерхем.

…К вечеру они дошли до того места, где едва не сошел с ума от страха осведомитель Николас. И было от чего: Шерхем ощутил, как внутри все стянулось в колючий, утыканный шипами узел. А что может подумать обычный человек, когда, бредя по лесу, вдруг сталкивается с огромной, в два человеческих роста, серой кучей заливного? Вокруг которой, вдобавок, сами по себе плавают радужные мыльные пузыри? Хайо, не видеть бы всего этого, не знать… Но что изменится от незнания? Морфы никуда не уйдут. Они ведь ждут, ждут именно их со Штойцем, потому что Улли Валески уже не боится ни боли, ни страданий.
        - Вот охровы твари, - в сердцах буркнул он, оглядывая приграничье.
        - Значит, ты инициируешь цепь, а я, как только почувствую колебание сфер, начинаю выталкивать, да? - уточнил из-за спины Арнис.
        - Угу.
        - Когда приступим? Утром?
        Шерхем оглянулся: некромант стоял позади него в двух шагах и точно также, задрав голову, рассматривал нечто, сооруженное двумя несчастными морфами. По красивому, холеному лицу Штойца то и дело скользило странное выражение удовлетворения, как будто он очень, очень давно шел к этому началу своего пути и, наконец, добрался.
        - Не вижу смысла затягивать удовольствие, - буркнул Шерхем, - давай готовиться. До темноты успеем.

…Тысячезвенное заклятье исцеления.
        В далекие годы учебы он и помыслить не мог о подобном. Считается, что даже сотня звеньев - уже опасно для заклятье творящего. Триста - на грани. Тысяча - самоубийство. Здоровый человек никогда не позволит себе убить собственное же тело. Нет, конечно же, можно и, как говорят клирики, нужно верить в жизнь по ту сторону, но редко у кого вера столь сильна и чиста, чтобы уйти по собственной воле.
        Шерхем понимал, что после того, как заклинание отработает все звенья, сам он будет представлять собой безвольную колоду на кромке бытия, и вся надежда на Арниса, что поделится витальной энергией, соединит тонкой горячей нитью свое астральное тело с телом друга. И даже потом, когда Арнис приведет его в чувство, слишком много времени понадобится, чтобы полностью восстановить способность видоизменять сущее. Дальше некроманту придется действовать в одиночку, дергая незримые серые веревки своей магии не-живого, и, что уж там говорить - сомневался Шерхем, что у Арниса все получится гладко. Будь здесь Улли Валески, все оказалось бы в разы проще. Накануне Шерхем обмолвился, а не взять ли с собой Ирбис Валле, но Штойц только пальцем у виска покрутил: куда ее с собой тащить, это умертвие? Пусть сидит в замке и стережет Гверфина, тем более, что по части магии талисманов ей ого-го как далеко до Валески, еще перепортит что-нибудь ненароком… Шерхем только плечами пожал. Оно и понятно, за что Арнис так невзлюбил бедное существо, которое и человеком-то с трудом можно теперь назвать.

…Он рассеянно огляделся. Редкий ельник, небо, окрашенное закатом. Студенистое приграничье, на первый взгляд ничем не отличающееся от заливного, сотворенного гигантом-поваром. Радужные пузыри, неторопливо дрейфующие в напитанном запахом разогретой хвои воздухе. Некромант Штойц, спокойно сидящий на пеньке.

«Ну-с, работать так работать», - подумал Шерхем. Сбросил в сухую траву сумку и уселся на землю.
        Будь здесь Улли Валески, вышивальщик непременно бы занялся нанесением разметки на грунт, расстановкой ингредиентов заклинаний или даже вышивкой новых его компонент. Но для лекаря все было куда более прозаично: Шерхем подвернул под себя ноги, положил на колени расслабленные руки и углубился в себя, одновременно нащупывая парящие вокруг энергетические каналы. Здесь, вблизи приграничья, они походили на волосы утопленника и не вызывали ничего, кроме отвращения. Но приходилось перебирать их все, пропускать сквозь себя, до тех пор, пока не попадется нужный, ведущий к человеку, в котором крепко засел недуг. Первое звено. Закрепить канал, почувствовать астральное тело ничего не подозревающего пациента и заняться поиском следующего канала, которым будет начато второе звено.

…Когда Шерхем разлепил веки, над головой царственно сияло троелуние. Было светло как днем, ели серебрились как дорогая парча на платье придворной кокетки. Арнис Штойц все также сидел напротив, но, поймав взгляд Шерхема, коротко кивнул.
        - Начинаешь?
        - Да, пожалуй, - в лунном свете некромант почему-то напоминал фарфоровую куклу, - когда я закончу, приграничье будет колебаться, и… - он замялся, раздумывая, стоит ли говорить это, но потом решился, - когда почувствуешь колебания сферы, не думай обо мне, хорошо? Делай свое дело. Выталкивай приграничье, а морфы… они к нему теперь привязаны, я правильно понял?
        - Ага, - Штойц коротко кивнул, - ни о чем не беспокойся.
        И Шерхем приступил к первому звену.

…Он снова сидел у костра, зябко охватив колени, и наблюдал сонно за тем, как пламя алчно глодает резную ножку стула. Запасы дров закончились в Снулле, и осажденные жгли все, что попадалось под руку. Шерхем сперва противился тому, чтобы жгли книги, но потом махнул рукой - какая, к охру, разница, если враг все равно ничего на месте крепости не оставит? И вновь вылился из темноты эльф, подошел, мягко ступая, к пламени и уставился на Шерхема нечеловеческими глазищами.
        - Вы странные, - сказал эльф, - думаете, что сможете познать Вселенную, а не видите дальше собственного носа.
        - Всем свойственно заблуждаться, - огрызнулся Шерхем и сам себе удивился. Наверное, не стоило так разговаривать с перворожденным, но на учтивое обхождение сил не осталось.
        - А если бы ты подумал хорошенько, то не пошел бы с Арнисом Штойцем в этот поход.
        Эльф усмехнулся горько, покачал головой - и исчез. Не ушел во мрак, как всегда, а именно исчез, разлетелся на миллиарды светящихся пылинок.
        Над головой, почти в зените, плыли три луны. Он не мог пошевелиться, тело налилось свинцовой тяжестью, а в груди острой костью засела щемящая боль, такая, что не вдохнуть. Шерхем поискал взглядом друга - зря ведь эльфик так сказал, вот же он, верный Арнис. Сидит напротив, смотрит внимательно.
        - Начинай, - невероятных усилий стоило вытолкнуть из себя одно-единственное слово.
        Штойц ободряюще улыбнулся, протянул руку и пальцем коснулся лба. Руки у некроманта были холодные, просто ледяные. Или это он, Шерхем, весь горел.
        Арнис убрал руку, положил себе на колено.
        И ничего не произошло, хотя сфера не то что колебалась, ходила ходуном. Самое время вытолкнуть нарыв приграничья за пределы этого мира. Вместе с морфами.

«Что же ты?..» - боль в груди стремительно разрасталась, гася сознание.
        - Еще не все собрались, - вдруг сказал Штойц чужим голосом, отвечая на незаданный вопрос.
        А потом он начал оплывать как восковая свеча, если ее поднести слишком близко к камину. Фарфоровое лицо стекало вниз, плечи разваливались на глазах, как перезрелый помидор лопалась плоть, обнажая кости… нет, даже не кости - волосатые паучьи лапы в каплях ядовито-желтой слизи.
        - Арнис! - захлебываясь собственной кровью, выкрикнул Шерхем.
        Но друга больше не было. И все, что было этой ночью сделано, оказалось пустым и ненужным.
        Все вернулось к началу.

***

…Арнис Штойц сидел на стуле, корпусом навалившись на письменный стол и подложив руки под голову - ну вылитый студент, уснувший на лекции. Только вот глубокая рваная рана у основания черепа говорила о том, что сон этот будет весьма и весьма продолжительным. Вокруг некроманта уже начали виться блестящие, словно лакированные, изумрудные мухи. Поразительно, как эти твари за несколько часов успевают почуять лакомый кусок.
        Я вдохнула поглубже. Мысленно сосчитала до десяти и обратно. За моей спиной судорожно всхлипывал Гверфин, но я не сердилась, глупости это, что мужчина никогда не должен плакать.
        Обошла стол, заглянула в лицо некроманта, невольно отпрянула, встретив его застывший, устремленный в вечность взгляд. Охр. Ну что ж оно все так получается, вкривь и вкось? Я откашлялась и осторожно сказала:
        - Тут морф поработал, да?
        Кивок. Слабая попытка вытереть катящиеся по щекам слезы. Счастливчик! Он может плакать, я - нет.
        - Что нам… теперь… делать, Ирбис? - снова спросил паренек, - получается, что утром в лес вместо папы ушла тварь?
        - Да уж, - я механически отогнала муху от Арниса, - и ушла она туда не просто так.
        - Ты думаешь о нем? - вскинулся Гверфин, но тут же покраснел и виновато опустил глаза.
        - Да, я думаю о нем, - жестко, как только могла, ответила я, - и поверь, Гверфин, сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Сейчас это несколько неуместно, ты не находишь? Не заставляй меня считать тебя болваном, Гвер.
        Парень съежился и замер, глядя на меня из дверного проема. Потом процедил злобно:
        - Это ты во всем виновата. Если бы ты не совала свой нос во все дырки, то ничего бы не случилось, и отец… отец был бы жив.
        Я выпрямилась, вздернула подбородок.
        - Пожалуй, ты прав. Я виновата, Гверфин, очень виновата. И именно поэтому я отправлюсь на поиски морфов, и буду искать их до тех пор, пока не найду и не уничтожу.
        Мальчишка надменно фыркнул.
        - Да ты ж не знаешь, в какую сторону идти! И как ты собираешься убить их, а? Даже отец не знал, как это сделать, куда тебе?
        Мне захотелось как следует двинуть ему в глаз, чтобы не зарывался. Но - право же - драться над телом погибшего некроманта? Может быть, я и не пылала теплыми чувствами к Арнису Штойцу, но уважения к своей особе он успел внушить достаточно.
        - У меня, мой дорогой Гверфин, есть одно преимущество. Я не-живая. А, следовательно, могу потратить на поиски о-очень много времени. Так что не беспокойся, рано или поздно я их найду. И точно также я придумаю способ избавиться от них, какими бы живучими они не были.
        По лицу Гверфина скользнуло непонятное выражение. То ли отвращение, то ли презрение, но в целом - ничего приятного.
        - Я пойду с тобой, - медленно проговорил он.
        - Еще чего! Только юных магов мне не хватало.
        И тут он рванулся вперед, схватил меня за руку и сжал так, что едва не раздавил сустав. Чернявый и взъерошенный, как разозленный помойный кот.
        - Я пойду с тобой, дура, - зло прошипел он мне в лицо, - хочешь ты того или нет. Не забывай, что Арнис Штойц - мой отец. И, кроме того, я - маг, знающий боевые заклятья. Тебе это не кажется полезным, а? Так пораскинь куриными мозгами!
        Я вывернулась из хватки Гверфина, пнула его под коленную чашечку - прости, Арнис - а затем, схватив за волосы, аккуратно припечатала лицом к полу, так, чтобы отпрыск некроманта не мог шевельнуться.
        - Это тебе за дуру и куриные мозги, - прошептала я ему на ухо, - мне бы хотелось, Гверфин, чтобы впредь ты себе не позволял ничего подобного.
        - Ну, давай, давай, перегрызи мне глотку, умертвие, - шипел мальчишка, извиваясь как уж, - потому что это все, на что тебя хватит!
        - Раньше мне казалось, что ты обо мне лучшего мнения. Притворялся, значит?
        Я отпустила его и отошла в сторону, старательно перешагивая блестящую лужу крови.
        - Значит, так, Гверфин Штойц. Если у нас дела пошли вот так… как пошли, то, в общем, нам не стоит оставаться вдвоем в этом замке. Мы похороним твоего отца, и тогда я уйду.
        Больше говорить было не о чем. Я прошла мимо мальчишки с высоко поднятой головой и направилась в сарай, куда зомби складывали инструменты. Уж там-то должна была быть лопата?..
        На сердце давил могильный камень. Я ведь обещала позаботиться о Гверфине. Шерхем меня просил, и я обещала. А теперь вот разругалась с ним вдрызг, словно кухарка какая-то. Идти мириться первой? Ох, не хочется… Но… обещала. Обещала человеку достойному, а значит…
        Лопаты нашлись в дальнем углу сарая, но в тот миг, когда пальцы сомкнулись на затертых до блеска черенках, меня осенило. А вдруг второй морф ошивается где-нибудь в замке, а я, я… Оставила Гверфина без присмотра?!! Я подхватила лопаты и метнулась прочь, из темноты к свету. Огляделась по сторонам, но ничего опасного, кроме замерших без команд некроманта зомби, не заметила. На парадной лестнице появился Гверфин и понуро двинулся в мою сторону. Черные волосы свисали на глаза сосульками, на губах - улыбочка сумасшедшего. Я оперлась на лопаты и принялась спокойно ждать, а Гверфин медленно брел ко мне и хихикал. В руке у него я заметила мятый свиток.
        - Ну, что еще? - хмуро поинтересовалась я, - ты извиниться идешь, что ли?
        - Ирбис, - он жалко улыбнулся, - вот, почитай. Я вспомнил… про тайник, вспомнил слова матушки, и…
        - Милые семейные тайны? Давай сюда.
        Я развернула пергамент, пробежалась взглядом по первым строкам…
        - Охр.
        Да-а, иначе и не скажешь.
        Но покойный Арнис Штойц оказался поистине великим человеком, одним из тех, кого днем с огнем не сыщешь. В пергаменте черным по белому было написано, что Гверфин - не родной сын Штойцев. В силу сердечного недуга леди Штойц не могла иметь детей, а потому, когда растерянный Арнис принес ребенка своего приятеля Виаро, она взяла с мужа клятву, что он будет растить малыша как собственного, и даст ему все, что дал бы своему сыну. Это было опасно, жену Виаро схватили и казнили, но несчастная женщина все-таки успела отдать сына Арнису… Хайо, ну почему я почти не удивилась? И в тот же миг все стало на свои места: непохожесть Гверфина на родителей и его очевидное сходство с Шерхемом Айланом Виаро.
        Я хлопнула себя ладонью по лбу и выругалась так, как ругались в интернате. Что ж я была так слепа, а? Впрочем, теперь не важно. А важно то, что нам по-прежнему надо было похоронить Арниса Штойца, а потом… потом, наверное, отправляться на поиски настоящего отца Гверфина. Что-то мне подсказывало, что точка во всей этой истории еще не поставлена.

***
        Все пришлось делать самой. Гверфин словно оцепенел и, пока я рыла могилу под яблоней, сидел на старом чурбачке и бессмысленно пялился в одну точку. Потом очнулся, выплыл из своего тайного мирка, чтобы помочь перенести тело Арниса, и снова застыл, уставившись страшным немигающим взглядом на растущий могильный холмик.
        Я отставила лопаты, прислонив их к стволу дерева, отряхнула руки. Постояла несколько минут над могилой некроманта. В сущности, он ведь был хорошим человеком: спас дитя опального мага, вырастил его, приютил меня - то, что потом мне пришлось постоять в углу двора, ничего не значит, сама виновата. Если бы я знала Арниса чуть дольше, то сердце бы мое плакало кровавыми слезами. Но ниточка моей судьбы соприкоснулась с его - и сразу же вильнула в сторону, увы, и поэтому мне было просто грустно, грустно оттого, что хорошие люди уходят, оставляя нас один на один с этой подленькой жизнью.
        - Прости, Арнис, - пробормотала я, - прости и прощай. Покойся с миром.
        Затем я подхватила лопаты и поплелась к сараю. Гверфин так и остался стоять перед холмиком коричневой земли, неподвижный и бледный как призрак. Потом, уже заперев сарай, я вернулась, обняла его за худые плечи и повела прочь. Он не плакал больше, но по мне - уж лучше бы рыдал. Я усадила его внизу, в обеденном зале, а по краешку сознания скользнула неприятная мысль о том, что Шпарс куда-то исчез, и собаки куда-то делись. На миг я даже засомневалась, а не повар ли отправил к Хайо некроманта, но затем спохватилась: если старина Шпарс до сих пор не объявился, значит, и его бренное тело мы когда-нибудь найдем… где-нибудь в винном погребе или леднике. В противном случае он был бы уже рядом с нами…
        Но это, в свою очередь, означало…
        От внезапной догадки я охнула.
        Допустим, морф убил Шпарса. Избавился от ненавистного Арниса Штойца и увел в лес Шерхема Виаро. Но тогда - помилуйте, а что ему мешало убить Гверфина? Торопился? Нет, вряд ли. Тут, видимо, дело в истинных намерениях морфа, которые могли бы показаться с одной стороны напрочь лишенными логики, а с другой стороны - очень даже здравыми. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
        - Гвер, - позвала я паренька. - Гвер, послушай…
        Он молчал, мелко вздрагивая всем телом. На противоположной стене красовались портреты Арниса и его супруги, Гвер уставился на них и что-то неслышно шептал себе под нос.
        Я присела перед ним на корточки, положила руки на острые коленки, заглянула в лицо. Ласково убрала с высокого лба слипшиеся прядки волос, черных, как вороново крыло.
        - Гверфин, тебе лучше не ходить со мной, когда я отправлюсь к морфам. Мне кажется, что эти твари ждут именно тебя, понимаешь? Если он успел прочесть мысли Арниса о том, что ты… ну, что ты - сын Шерхема, то они могут специально дожидаться тебя, чтобы убить на глазах у… ну, ты понимаешь меня? Месть она особенно хороша, если ее приукрасить, как торт вишенкой. А в том, что морфы хотят отомстить, я почему-то не сомневаюсь.
        Паренек уставился на меня пустыми черными глазами, несколько минут молчал, словно переваривая услышанное, а потом тихо спросил:
        - Ты ведь можешь и ошибаться, а?
        - Могу. Но тебе все равно со мной лучше не ходить. Морфы могут ждать именно тебя, Гвер, и тогда ты завершишь начатое ими, да еще как! Представь… нет, только на минутку представь, что они еще не убили Шерхема, поджидают тебя. А потом, если ты попадешься им в руки, они сами расскажут Шеру, кем ты ему приходишься… и он должен будет увидеть, как умирает его сын, о котором он так тосковал.
        - Ты думаешь… он обо мне тосковал?
        Я пожала плечами.
        - Мне он никогда ничего не рассказывал, Гвер. Но единственное, о чем просил, чтобы я о тебе заботилась. Потому что ребенок - это самое главное сокровище в жизни.
        - Ты можешь и ошибаться, - пробормотал молодой маг, не глядя мне в лицо, и было неясно, к чему относится его утверждение. Толи к замыслу морфов, толи к тому, что Шерхем изводил себя мыслями о потерянном когда-то малыше.
        - Разумеется, - я мягко погладила его по запястью, - и все-таки тебе лучше не ходить со мной. Мне кажется, что так будет лучше.
        Он упрямо стиснул зубы, и я вдруг узнала это выражение лица. Хайо, как же он был похож… А я была все это время слепой дурочкой.
        - И все-таки я пойду с тобой, Ирбис. Если мой… настоящий отец еще жив, и если они в самом деле ждут меня, то тем лучше. Мы пойдем, но не будем торопиться, а как следует подготовимся к этому походу. С одним мечом ты вряд ли всех спасешь. А вот если вышьешь для меня побольше талисманов, то тогда, пожалуй, у нас еще будут шансы на победу.
        Что тут скажешь? Я чуть не расцеловала парня за эти золотые слова. И откуда только в пятнадцатилетних мальчишках берутся мудрость и смекалка?
        - Вот это ты хорошо придумал, Гвер. Давай так и сделаем.

***
        Последующие несколько дней пролетели как в тумане. Во-первых, нашелся повар, в леднике, как я и предполагала, с такой же раной как и Штойц. Пришлось снова браться за лопаты, но на сей раз мне помогал Гверфин, и поэтому управились мы быстро. Во-вторых, я работала как проклятая, даже еду мне Гверфин приносил в комнату, и за несколько дней сотворила несколько весьма полезных нам талисманов. Кстати, Гверфин перебрался жить ко мне, спали мы с ним в одной кровати, но - слава Хайо - кажется, легкий бред влюбленности у него прошел. Я снова видела сосредоточенного и деловитого юного мага. Только иногда его взгляд туманился болью, но это было никак не связано со мной, потому что в эти мгновения он обычно держал в руках миниатюрные портреты четы Штойцев.
        Каков же итог? Я вышила талисман вызова «огненного вихря», отвода глаз, регенерации и «каменных шипов». Последним вышел амулет следопытов, и с ним пришлось мне помучиться немало: нам ведь предстояло идти по следу Шерхема Виаро, а для этого в талисман следовало вложить какой-нибудь предмет, которого он наверняка касался. Поразмыслив, я решила пожертвовать суровой ниткой из своего шва под грудью (уж ее-то Шер точно держал в руках!), и потом Гверфин самоотверженно и неумело накладывал новый шов. Получилось у него коряво, но крепко, и я окончательно махнула рукой на вид собственного тела. Какая, к охру, разница, как выглядят швы, когда впереди нас ждут морфы?
        В последний день я нацепила все эти сокровища на Гверфина, и он тренировался во дворе, то пыхая огнем, то заставляя двор топорщиться сотней каменных игл. Очень удобное, кстати, заклятье, особенно когда противник ничего не подозревает.
        - Погоди, - он крепко задумался, - а как же ты? Вышила бы что-нибудь такое, чтобы я мог защитить тебя…
        Я ему подмигнула.
        - Милый, хуже, чем сейчас, мне уже не станет.
        Гверфин смутился, но ничего не сказал и поспешил вернуться к тренировкам. Получалось у него хорошо, и я подумала о том, что если переживем встречу с морфами, из Гверфина в конце концов получится весьма одаренный маг.
        Но для этого мы должны были справиться с морфами. Еще лучше - выручить лекаря Виаро. Мне отчаянно хотелось верить в то, что он еще жив, и я не ошиблась в намерениях кровожадных тварей. Я по ночам мечтала о том, что мы найдем его, вытащим из этой мерзкой передряги, а потом… потом, когда все это благополучно закончится, уедем все вместе из Веранту куда-нибудь на восток. Там Шерхем наконец будет счастлив с обретенным сыном, хотя счастье это горькое, оплаченное жизнью Арниса Штойца… А я… Что касается меня… Охр, я окончательно перестала думать о том, что мне следует становиться известным и могущественным магом. Как-то само получилось, все мысли о будущем величии выскользнули из головы как малёк, если его зачерпнуть ладонями вместе с водой.

…А еще мне было немного жаль бесхозных зомби. Некроманта Штойца не стало, командовать ими было некому, но каждое утро выходили они, как заведенные куклы, на замковые стены, замирали там изваяниями, и стояли весь день, чтобы к вечеру опять спуститься в подвалы. Арниса больше не было, но припрятанный где-то кусок орочьего талисмана поддерживал в мертвых телах не-жизнь, и некуда было им деваться, бедным. А мне все казалось, что серые губы шепчут беззвучно - отпусти нас, отпусти…

***
        Я проснулась среди ночи и несколько мгновений лежала неподвижно, вслушиваясь, а взгляд заполошно шарил по сводчатому потолку спальни. Рядом, на боку, тихо посапывал Гверфин, он слабо улыбался во сне - наверное, снились ему родители. Я не стала его будить, тихо соскользнула с кровати на пол, благо, что вот уже который день спала в одежде. Подхватила фамильный меч Штойцев, который мне отдал Гвер, неслышно высунулась в коридор. Кто-то пришел в наш замок, я чувствовала биение живого сердца, и мне очень хотелось узнать, кому взбрело в голову лезть в логово некроманта.
        В коридоре было пусто, темно и тихо. Никого.
        Я пошарила в кармане, достала ключ и заперла Гверфина в спальне, так, на всякий случай. Потом ключ просунула под дверь, чтобы - случись что со мной - парень всегда мог выбраться, не прибегая к необходимости спускаться по простыням из окна.
        Крадучись, я медленно шла к лестнице. Чувства, измененные орочьим талисманом, обострились до предела; я буквально кожей ощущала присутствие чужака, который остановился внизу, в обеденном зале, и теперь озирался, держа клинок наготове. Что-то было смутно знакомое в том, как он дышал, в том, как мерно билось его сердце… Но к чему себя обманывать? Это не Шерхем. А, значит, скорее всего, враг.
        Прекрасно. Я замерла на лестнице, вглядываясь в черный силуэт - враг стоял, повернувшись ко мне спиной, и совершенно непрофессионально копался в сумке на поясе. Легкий прыжок, короткий полет - и я уже снова на ногах, на расстоянии нескольких шагов от чужака.
        Я атаковала так быстро, как только могла. Я хотела его обезоружить, напугать, может быть, даже легко ранить. Охр, он не должен был успеть поставить мне блок, не должен был… Но меч чужака светлой молнией встретил мой клинок, брызнули в темноту искры. Руку внезапно свело судорогой, я перебросила оружие в левую. Ладно, умертвие по имени Ирбис Валле так просто не сдается. Звон столкнувшихся клинков, и
        - мамочки, как же больно… Но почему, почему, почему?!! Это ведь не первый раз, когда я с кем-то… вот так, на мечах…
        Мгновения застывают в ночи, а я с ужасом чувствую, как разжимаются пальцы, выпуская оружие. Ну что, остались только когти да зубы? Тогда вперед.
        И я бросилась в атаку, заставляя себя не думать о том, что малейшая ошибка - и быть мне распластанной на две половинки. Кажется, я выругалась, а враг легко ушел в сторону, увернулся, но рубить меня не торопился, стал двигаться осторожно, как будто вглядываясь. А затем сдернул в шеи что-то, и в глаза ударил яркий свет. Я невольно зажмурилась, успела услышать изумленный возглас, а затем -
        - Леди Валле? Ба, вот это новости. Леди Валле, да еще в таком… гм… виде… Великий лес!
        В следующее мгновение в плечи мне впились стальные пальцы, а я озадаченно уставилась на прекрасное, холеное лицо эльфа.
        - Великий лес, - прошептал он смятенно, - кто это с тобой сделал? Кто?!!
        От его рук по телу растекалось странное онемение, мышцы деревенели, еще чуть-чуть, и…
        Над головой Хаэлли пронесся огненный цветок и, с шипением разбившись о стену, брызнул тысячью злых искр на пол.
        - Отойди от нее, ублюдок! Сейчас же! Никаких лишних движений, в сторону, я сказал!
        Гверфин. Малыш Гвер, охр его побери. Он вообще соображает, что творит? А если пожар? Я выглянула из-за плеча эльфа: парень стоял на той самой лестнице, с которой я спрыгнула, черный силуэт в ночи. А вокруг поднятой и сжатой в кулак руки вызревал, словно зловещий плод, новый огненный вихрь.
        - Гвер… - я хотела крикнуть, но не получилось. Охров Хаэлли что-то сделал со мной, может быть, и не по своей воле - но голоса я лишилась.
        Эльф замер, но всего лишь на миг, потом улыбнулся мне краешком губ. Не оборачиваясь, медленно разжал пальцы, опустил одну руку. Еще одно неуловимое движение - в правой руке хищно сверкнуло лезвие. Я поперхнулась криком.
        - Нет! Нет, Хаэлли…
        Свист вспарываемого лезвием воздуха. Метательный нож звякнул о каменные ступени, упал на пол. А я - я хрипло рассмеялась, повиснув всем весом на крепкой руке эльфа.
        - Гверфин, Гве-ер! - язык плохо слушался, но кое-как я все же говорила, - спускайся! Хаэлли, не трогай его, пожалуйста. Это… мой друг.
        Строгое лицо эльфа потемнело, он быстро склонился ко мне, заглянул в глаза. Потом спокойно отцепил мои сведенные судорогой пальцы от своего рукава, выпрямился.
        - Прошу прощения, леди Валле. Возможно, я допустил непростительную ошибку, погорячившись.
        Он старался выглядеть невозмутимым, этот неисправимый Хаэлли. Но я-то чувствовала, как заходится в бешеном ритме его нечеловеческое сердце.
        - А со мной ты что сделал? - проворчала я, с трудом сгибая и разгибая пальцы.
        - Ничего, - даже плечами пожимать Хаэлли умел как-то особенно, грациозно, - учитывая ваше нынешнее состояние, леди Валле, вообще чудо, что вы можете держаться на ногах. В вас темная магия, не забывайте, а я - эльф.
        - Ты же говорил, что полукровка!
        - А вы что, поверили?
        Да, это был прежний Хаэлли: на него хотелось смотреть, им хотелось восхищаться. Идеальное тело без изъяна и такое же лицо. Пожалуй, единственным, кто здесь не разделял любви к эльфам, оказался Гверфин. Он, нарочито громко топая, спустился по лестнице, подошел к нам и спросил звенящим от сдерживаемой ярости голосом:
        - Могу я узнать, что нужно почтенному… Хаэлли в моем замке?
        Я с трудом сдержала улыбку: когда Гвер злился, то удивительно походил на шипящего помойного кота.
        - Извольте, - Хаэлли отвесил церемонный поклон, - я пришел сюда потому, что от этих стен за милю несет проклятием морро. И что-то мне подсказывает, что вы с ним уже столкнулись.
        - Как хорошо, что мы снова встретились! - пробормотала я, испытывая искушение повиснуть у эльфа на шее. Но из-за орочьего талисмана прикасаться к Хаэлли было неприятно, поэтому я ограничилась тем, что погладила его по замшевому рукаву куртки. Гверфин скорчил кислую физиономию и отвернулся.
        - Но теперь, когда мы встретились, я не прочь кое-что с вами обсудить, леди Валле,
        - мягко проговорил, нет, почти проворковал эльф. И добавил, - наедине.
        Гверфин позволил себе презрительно фыркнуть.

***
        Вывела Хаэлли к замку случайность. Если бы не дождь с грозой, долго бы он блуждал еще по землям Веранту, поглядывая на видящих и на чем свет стоит ругая ускользнувшего лекаря, который как сквозь землю провалился в людском селении. А так все получилось до смешного просто: молния ударила в ель, расколола ствол пополам, а ветер довершил начатое, завалив то, что осталось от старого и гордого дерева, поперек тропы. Пришлось свернуть и брести наугад, а потом видящие словно с ума сошли, сочась ядовито-зеленым светом сквозь ткань сумки. Хаэлли достал одну колбу, встряхнул, все еще сомневаясь, но мертвое, обернутое в магию око упорно смотрело в одну сторону. Эльф зашагал туда. К ночи стало ясно, что морро облюбовал замок некроманта. Здесь повсюду витал недобрый, чуждый эльфам запах зомби, а к нему примешивался не понаслышке знакомый приторный аромат пришельца из другого мира. Слабый, едва заметный, но… Хаэлли никогда бы не спутал его с чем-либо другим.
        Он прежде всего был охотником, и потому ни ров, ни стены не могли стать серьезной преградой. Выращенная в считанные мгновения лоза заменила и мост, и осадные лестницы. Хаэлли только подивился тому, что замок остался без охраны: все зомби как стадо послушных овечек собрались в подвале, где спалить их всех не составляло труда. Но Хаэлли пришел сюда не за этим, он пришел за морро, а потому махнул рукой на несчастные, поднятые из могил и начиненные магией тела, и двинулся навстречу ощущению морро.
        Странно, но оно слабело с каждой минутой, а свет видящих начал гаснуть. Хаэлли выругался - он почти настиг тварь, еще немного, и…
        Но морро здесь больше не было. Вернее, он был здесь раньше, и довольно долго, а потом ушел.
        Эльф остановился, с тоской глядя на белоснежный дворец, в лунном свете кажущийся игрушкой. Казалось, небо рухнуло в пропасть. Все надежды на то, что путь наконец завершится, а убитый друг будет отомщен, оказались напрасными… Морро - да, он ушел. Но обострившееся ощущение смерти где-то неподалеку давало обильную пищу для размышлений, и Хаэлли, не взирая на разочарование, решил не торопиться. Что-то было не так в этом добротном, матово светящемся в темноте дворце. Присутствовало в нем что-то очень знакомое и одновременно очень чуждое народу Великого леса. То, с чем они были знакомы, то, что было противоположно природе Крипты…
        Хаэлли поежился и вновь выругался. Темная волшба орков, вот что ощущалось в белом дворце человеческого мага! И это показалось охотнику весьма любопытным, настолько, что он решил пожертвовать несколькими часами ради увлекательной беседы с некромантом, который воспользовался средствами шаманов орочьего племени. Что ни говори, Хаэлли умел извлекать из собеседника полезные сведения.
        Эльф вошел во дворец через окно, аккуратно сдвинув ножом щеколду. Некромант, обитающий здесь, отличался непозволительной беспечностью и даже не выставил охраны. Хаэлли побродил немного по большому холлу, выжидая; в голове не укладывалось, что вот он, эльф, расхаживает по замку некроманта, а на него до сих пор никто не напал. Напрашивалась мысль о том, что хозяин этого белого великолепия
        - дурак, и попросту сам не знает, с какими силами играет, но…
        Потом все-таки на него напали. Со спины, подло. И, конечно же, нападавший уже давно не был живым человеком. Мелькнула ломаная фигура, сверкнул в лунном свете клинок. Хаэлли ответил, но снова удивился тому, что охранял замок только один зомби. Могло ли все это быть ловушкой, подстроенной морро? Вряд ли. Хаэлли отразил еще одну атаку, вглядываясь в странное неживое существо, которое двигалось с невероятной быстротой и звериной грацией. Не зомби, нет, они так не смогут. И вдруг сердце замерло, как будто его, Хаэлли, окатили на морозе ледяной водой. Он узнал, узнал ее, плутовку-вышивальщицу, ошибки быть не могло. Ирбис Валле. Умертвие. И в ее груди - камень из орочьей темной крипты.

«Этого не может быть», - вопил рассудок, в то время как эльф вглядывался в замершие черты теперь уже вечно молодого лица.
        - Кто это с тобой сделал? Кто?!! - потрясенно выдохнул он.
        Внезапно ему, повидавшему многое охотнику, захотелось, чтобы все происшедшее оказалось дурным сном. Он проснется снова в замке Лерия Аугустуса, застелет гладко постель, и будет до одури тренироваться в ожидании встречи с морро. Он никогда, никогда не встретит невзрачную девчонку по имени Ирбис Валле, и никогда не увидит того, что с ней сотворил некромант, заслуживающий самых ужасных пыток. Он, Хаэлли, не солгал барону: леди Валле действительно умерла мучительной смертью, а потом над ее телом жестоко и бездумно надругались, подняв и заставив ходить против воли Создателя. И эльфу, глядя в светящиеся в темноте глаза умертвия, захотелось плакать.

…Она сидела в кресле, маленькая и хрупкая как птичка, сцепив пальцы на острой коленке и чуть склонив голову к плечу. На бледных губах играла странная, жалкая улыбка, говорящая - милый Хаэлли, я все понимаю. И знаю, что тебе неприятно находиться рядом со мной, но ничего не могу изменить, а потому и ты прояви снисхождение, терпимость к тому существу, которым я стала. Хаэлли хотелось прижать ее к себе, так крепко, чтобы она почувствовала - никогда он не оттолкнет ее, никогда не причинит боль… Но он прекрасно понимал, что Ирбис Валле лучше не прикасаться к эльфу, а потому продолжал нервно расхаживать из угла в угол. Мальчишку Ирбис выдворила, заявив, что ей нужно побыть наедине со старым другом и многое ему объяснить.
        - Ты нам поможешь, Хаэлли? - тихо и беспомощно спросила Ирбис, - я боюсь, что мы не справимся.
        - Ты хочешь спасти человека, который сотворил с тобой все это? - Хаэлли отказывался понимать этих странных авашири.
        - Он думал, что так будет лучше, - ровно и безжизненно заметила девушка, - не надо его винить.
        - То, что он сделал… это… - Хаэлли с трудом подбирал слова, - это просто неописуемо!
        - Он сказал, что дал мне возможность вернуться.
        - Ни одного человека не подпустят к Крипте, - эльф запоздало понял, что сболтнул лишнего. Острые плечи Ирбис опустились, губы задрожали. - Прости, но это так.
        - Мне уже все равно, - она гордо вздернула подбородок, - я должна его спасти. Я должна исправить то, что сама же и натворила, понимаешь? Это моя вина, моя!
        - Ты хочешь исправить содеянное или спасти лекаря? - уточил Хаэлли.
        Ирбис не ответила и опустила глаза.
        Все оказалось еще хуже, чем Хаэлли себе представлял.
        - Гверфина лучше оставить здесь, - пробормотал он, чтобы сменить тему, - брать его неразумно и, полагаю, ты это понимаешь.
        - Он ни за что не останется, - Ирбис покачала головой, - пусть это и неразумно, но Гверфин все равно потащится за нами. Боюсь, что он уже все решил…
        И тут же, захлопав ресницами, поинтересовалась:
        - Хаэлли, а ты знаешь, как убить морфа? Ты можешь это сделать?
        - Именно для этого и нужны охотники, - сухо ответил он.
        - Как здорово! - Ирбис взирала на него с непритворным восхищением, - значит, народу великого леса известно, как уничтожить то, что не имеет формы?
        - Известно, - откликнулся эхом Хаэлли и умолк. Ему не хотелось раньше времени вдаваться в подробности и объяснять Ирбис Валле, что, скорее всего, никто из них уже не вернется из Приграничья.
        Но Хаэлли не было страшно. Пугает неизвестность, а он самого детства знал, что все рано или поздно возвращаются под своды Крипты. А еще Хаэлли знал, что эльф - это воплощенный свет со всеми вытекающими последствиями: когда света слишком много, он может причинять боль.
        Глава 14. Грань мира

…Талисман Ирбис, как ни странно, работал даже здесь, в месте, где по идее не должны действовать законы покинутой сферы. Наверное, было бы правильным сорвать его и медленно умереть - после заклинания в тысячу звеньев именно это и должно произойти с магом без поддержки коллег - но запястья немилосердно стягивали кожаные ремни, а веревки тянулись к стенам, так что он мог лишь немного опустить руки, но никак не дотянуться до шеи. Он понятия не имел, сколько уже простоял вот так посреди низкого и душного подземелья. Позвоночник разрывался от боли, как будто в него методично и последовательно воткнули сотню раскаленных игл, и конца краю этому не было видно. Исцеляющий талисман восстанавливает организм. Но - увы!
        - не избавляет от боли в спине или затекших от неудобной позы плечах.
        А на самом деле Шерхем Виаро уже давно смирился с тем, что получит сполна за все… и за всех тех, кто не дожил до этого чудного мгновения. Оставалось только гадать, почему выбрали именно его, а не, к примеру, Арниса. Улли вообще легко отделался, может быть, даже не успел понять, что происходит.

…С того момента, как Шерхем пришел в себя и понял, что морф почему-то не убил его перед приграничьем, в подземелье ничего не менялось. Разве что воздух становился все более спертым, и к боли в позвоночнике прибавилось легкое головокружение. В каменную кладку был ввинчен железный штырь, на него, в свою очередь, насажен паучий кокон размером с человеческую голову, источающий призрачный белый свет. Сгорая, он медленно таял, гулко и мягко роняя на пол тяжелые капли неведомой субстанции. А еще здесь была дверь, маленькая и низкая, обитая позеленевшими бронзовыми полосами. Шерхем временами поглядывал на нее, все ожидая, когда в замке провернется ключ, но морфы не торопились: или были слишком заняты своими делами, или попросту ждали, когда пойманная и растянутая на веревках добыча начнет стенать и умолять о пощаде. Последнего, впрочем, Шерхем не собирался делать ни при каких условиях, точно так же, как в свое время не уступил собственному монарху.
        Все, что ему осталось - ждать и вспоминать. Потерянного щекастого карапуза и жену, чей облик за долгие годы стал расплывчатым и неясным. Дурака-короля, который почему-то возомнил, что, убивая близких людей, он заставит непокорного лекаря преклонить колена перед его милостью. Эльфика, появившегося у костра промозглой осенней ночью, Улли Валески, рыжего паренька с перепуганными глазами, элегантного Арниса Штойца, только что прибывшего из Карьена и презрительно осматривающего старые стены Снулле, тысячи зеленокожих воинов, которых накрыло незримое облако смерти, содрогание сферы, двух паукообразных существ, замерших в центре нарисованной Улли звезды…
        Они ведь не сразу поняли, что это морфы. Это были два огромных, отвратительного вида паука. Обожженные и израненные, твари неподвижно замерли на обугленной земле, и тогда они с Арнисом, не обменявшись ни единым словечком, вдруг решили, что такую мерзость лучше уничтожить сразу. Они воспользовались талисманом Валески, ударили по иномирцам волной огня, но она почему-то не испепелила их, как ожидалось. Пауки верещали и носились по полю как два факела, а потом внезапно начали распадаться, превращаясь в облако невесомых мыльных пузырей… Так не за это ли он расплачивается все эти годы?
        Шерхем невольно вздрогнул, когда заскрипел проворачиваемый в замке ключ. Горящие пауки, семенящие по неприветливой, обожженной заклинанием земле. Мда. Хороши же они были тогда, и он, и Арнис, но кто ж признает свои ошибки? Такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь.
        В приоткрывшуюся дверь бесшумно проскользнул первый морф, и Шерхем до боли прикусил губу, чтобы не заорать от ужаса. Нет, это был не паук: в темное подземелье ступила хрупкая, изящная девочка лет десяти. Прямые черные волосы волной стекали по узким плечам, по белоснежной ткани легкого платья, на талии перетянутого широким вышитым поясом. И - глаза. Исключительно эльфийские по форме, с алой, будто напитанной кровью радужкой. За ней, неторопливо шагая, порог переступил мальчик: все то же изумительной красоты лицо, черные волосы, белые одежды. Они казались… нет, они были детьми, невинными детьми, и это пугало гораздо больше, чем ядовитая слизь на волосатых паучьих лапах.

«Невинность не знает пощады», - всплыли в сознании сказанные когда-то и кем-то простые слова, и Шерхем тепло улыбнулся двум существам в белом. В общем-то, он давно был готов к этой встрече.
        - Ну что, поговорим? - усмехнулся мальчик, поигрывая связкой ключей.
        - Поговорим, - согласился лекарь, - отчего бы не поговорить со столь… приятными созданиями?
        - Посмотри на нас, - спокойно и строго, без тени насмешки или издевки сказала девочка, - здесь мы можем принять истинную форму. Такими мы были, когда по твоей милости очутились за пределами своей жизни. Такими и остались, возвращаясь, потому что время не властно над существами извне. Надеюсь, ты готов ответить за то, что с нами сделал?
        - Если вы хотите извинений, то извольте. Я прошу прощения за то, что невольно выдернул вас из вашего мира, - Шерхем спокойно смотрел в алые глаза мальчишки, - к слову, сколько вам лет?
        - Авашири столько не живут, - девочка холодно улыбнулась, - и мы принимаем твои извинения, но, сам понимаешь, этого слишком мало. Тебе не понять, как это - не иметь собственной формы, а забирать ее только у тех, к кому прикасался.
        - Тогда просто убейте меня, - буркнул он, - уж это вы могли сделать и раньше.
        - Но этого слишком мало, человек, - строго произнес мальчик, - чересчур милосердное наказание для того, кто своей необдуманной магией… сделал из нас чудовищ.
        - Вы могли и не становиться ими.
        - Ты снова не понимаешь, - в звонком голосе девочки проскользнуло нетерпение, - ты в принципе не можешь понять, что натворил, потому что понятия не имеешь, кто мы. Но главное я тебе скажу. Мы - свет, и мы пребывали в свете. Ты же выдернул нас из этой прекрасной чистоты, швырнул в грязь и превратил наше существование в боль. Каждое мгновение было болью для нас в вашем проклятом мире. И теперь, когда миры вновь соприкоснулись, мы можем уйти к себе, но не уйдем, пока не отплатим тебе той же монетой.
        - Свет так же безжалостен, как и невинность, - пробормотал Шерхем, уже не глядя на этих дивных существ. Ему захотелось закрыть глаза и заснуть, и спать так долго, пока все это не закончится. Но на границе сознания все же мелькала странная мысль о том, что где-то он уже слышал подобные высказывания о свете. Только вот где?

***

…Невыразимо грустно было покидать замок Штойцев, как будто, уходя, мы навсегда захлопывали дверь в тихую золотую осень, которая уже никогда не повторится. Слишком многое изменил замок. Он величественно возвышался на холме, цитадель цвета дождливого неба, и каждый из нас хотя бы по разу оглянулся, словно стараясь навсегда запечатлеть в памяти неприступные стены. В предрассветной дымке угадывались темные силуэты зомби, неподвижные и никому не нужные, но Хаэлли, чутьем светлого разыскавший часть орочьего талисмана, оставил шкатулку с камнем на месте, заявив, что вид зомби, вероятно, спасет замок от разграбления. Орочий талисман оказался куском шунгита грубой огранки, и мне рядом с ним становилось хорошо и тепло, как будто меня баюкал в теплых объятиях Шерхем, а вот Хаэлли - наоборот, плохо. Эльф бледнел, зеленел, над верхней губой и на лбу выступали крупные бисерины пота. Странно, что рядом со мной он ничего подобного не чувствовал, но объяснение этому нашлось простое: припрятанный под сердцем темный талисман силу свою обращал на поддержание подобия жизни в моем тщедушном теле.
        Все мы получили свой урок в замке Арниса Штойца, урок чересчур болезненный, чтобы его забыть. Я совершила чудовищную ошибку, которая уже стоила жизни некроманту, и еще неизвестно, что ожидало нас впереди. Гверфин потерял и снова обрел отца, хотя я подозревала, что настоящими родителями для него навсегда останутся Штойцы, а Виаро - ну что ж, дань крови, можно и так сказать. Хаэлли… сложно догадаться, что думал и чувствовал эльф, но я была готова поклясться, что временами появлялось и исчезало на его лице расслабленное, отстраненное выражение светлой печали, чего раньше за ним никогда не водилось. Почему-то оно мелькало, когда Хаэлли обращал свой царственный взор ко мне. На Гверфина эльф смотрел совсем по-иному, с какой-то задумчивой брезгливостью и неприязнью, но дальше взглядов дело никогда не заходило, и поэтому я не могла толком понять - в самом ли деле Хаэлли недолюбливает юного мага, или мне все это только мерещится.
        Вышитый талисман уверенно вел по следу Шерхема. Глаза в колбах таращились в ту же сторону, Хаэлли удовлетворенно хмыкал и раздраженно требовал идти быстрее, Гверфин то и дело огрызался, говоря, что мы и без того шагаем на пределе сил, и что не виноваты в том, что не умеем ходить по лесу так, как это умеют проделывать истинные эльфы, преступно проникшие на земли королевства Веранту.
        К вечеру Хаэлли милостиво позволил нам сделать привал, пробурчав при этом, что, мол, мы останавливаемся не из-за избалованного и неприспособленного к жизни мальчишки, а исключительно потому, что ему нужно подготовиться к ритуалу убийства морфа. Гверфин дерзко ответил, что мог бы еще идти и идти, но потом завернулся в плащ и моментально заснул. Я тоже выбрала себе местечко у костра и улеглась, но, конечно же, стала исподтишка наблюдать за эльфом. Умертвиям сон необязателен, и в этом тоже есть своя прелесть. Я ведь никогда не видела магии охотников за иномирцами, так отчего бы не посмотреть на приготовления к столь важному и сложному ритуалу?

***

…Хаэлли неподвижно застыл у трескучего костра, уронив лицо в ладони. Час проходил за часом, а эльф так и сидел, неподвижное и обманчиво-хрупкое изваяние. У меня на языке вертелось - ну, и где же ритуал, Хаэлли? - а под сердцем покалывал страх. Не скрывает ли чего это дитя Великого леса, и не спрятана ли у него в рукаве, как у шулера, парочка тузов, которые Хаэлли бросит на стол в последнее мгновение и которые больно щелкнут нас с Гвером по носу?

… Эльф продолжал неподвижно сидеть у костра, казалось, даже дышать перестал. А я, растеряв последние крохи терпения, неслышно поднялась и, подобравшись к нему, потрогала за плечо. Пальцы онемели, но я почти привыкла к тому, что прикасаться к эльфу по меньшей мере неприятно. Хаэлли поднял голову, уставился на меня странным пустым взглядом.
        - Что тебе?
        - Хочу знать, как проходит подготовка к ритуалу, - я постаралась вложить в интонацию весь сарказм, на который была способна. И Хаэлли меня понял. Бросил осторожный взгляд в сторону Гверфина, убедился в том, что маг спокойно посапывает, и сказал тихо-тихо:
        - Мне нужно было вознести молитву Миенель-Далли. О том, чтобы после смерти мой дух обязательно последовал под своды Крипты.
        - Разве охотник обязательно погибает? - я тоже перешла на шепот.
        В зеленых глазах эльфа снова мелькнуло странно теплое выражение, истолковать которое я не могла.
        - И охотник, и все, кто пришел с ним. В этом случае с морфами… У меня был специальный меч, но я его лишился. Единственный способ, который гарантированно уничтожает тварей… - тут Хаэлли указал на сумку, в которой тащил ужасные колбы, - я попросту разобью их. Высвободится энергия, которой будет достаточно для уничтожения всей чужеродной материи… но при этом ни у кого из нас нет ни малейшего шанса спастись.
        - Этак охотников не напасешься, - ошарашенно пробормотала я первое, что пришло в голову.
        - Нет, Ирбис, ты все неверно истолковала, - мягко возразил Хаэлли, - морфы - это особый случай проникновения иномирцев, понимаешь? Представь себе сферу… Представила? Это как яичная скорлупа. Мы - внутри, но и на поверхности сферы довольно тварей, и как раз они представляют куда меньшую опасность чем те, кто были разумными обитателями иного мира. Мы их называем морро, черное проклятие. Это самое плохое, что вообще могло произойти, и, конечно же, оно произошло. Так что - хвала Миенель-Далли - появление морро все-таки довольно редкое событие. По хроникам последний раз нечто подобное приключилось пять столетий тому назад, меня еще и на свете не было.
        - И ты так спокойно говоришь об этом? О том, что мы все погибнем? - мне все мерещился подвох в речах эльфа. Ну не может такого быть, чтобы он оказался настолько равнодушным к собственной гибели.
        - Да, спокойно, - он кивнул, - я знаю, что произойдет со мной после. Ведь пугает только незнание, Ирбис. А я уверен в том, что мой дух будет пребывать под сводами Крипты и хранить Великий Лес. Разве это ужасно? Или плохо? Да и вообще, леди Валле… Вам ли бояться смерти?
        - Нет-нет-нет, погоди, - я замотала головой, - но как же… Охр со мной. Но как же Гвер? И как же…
        - Лекарь? - на губах эльфа мелькнула слабая улыбка, - думаю, что господин Виаро уже давно мертвее не бывает. Или жив, но получил, как говорят охотники Дома, повреждения, несовместимые с жизнью. Неужели ты думаешь, что морфы не припомнят ему каждое мгновение пребывания под этими небесами?
        - Я думаю, что он жив, - беззвучно проговорила я, - мне кажется, что они ждут… Гверфина. Чтобы причинить ему самую сильную боль.
        - Ждать появления сына? - Хаэлли пожал плечами, - почему ты думаешь, что господину Виаро станет от этого хуже? Не понимаю.
        - Значит, ты еще плохо знаешь людей, - подытожила я, - не пытайся понять, Хаэлли. Но… во имя… вашей Миенель-Далли, ты не должен жертвовать Гверфином! Я обещала, милый Хаэлли, понимаешь? Обещала, что с ним ничего не случится.
        - Ты ничего не сказала о себе, Ирбис, - эльф почему-то нахмурился, - я совсем перестаю тебя понимать.
        - Необязательно понимать. Просто прими на веру. Мы не должны никем жертвовать, Хаэлли, не должны. Это будет неправильно. Это моя ошибка, мне ее и исправлять.
        Хаэлли, прищурившись, с интересом смотрел на меня.
        - Ты изменилась, Ирбис. Очень изменилась, - осторожно сказал он, - живая, в Шварцштейне, ты была совсем другой. Любопытно, смерть всех людей меняет?
        - Может, и меняет, только они об этом ничегошеньки не знают, - я начинала злиться, и снова повторила, надеясь докричаться до сидящего рядом эльфа, - никто не должен погибнуть, Хаэлли. Никто, кроме нас, раз уж ты не против.
        Он вдруг погладил меня по щеке, осторожно взял мое лицо в ладони. Кожу неприятно покалывало, но я замерла - то ли от неожиданности, то ли боясь спугнуть столь чудесное наваждение. Я тонула в прозрачной и бесконечной зелени эльфийских очей, и на мгновение мне показалось, как дрогнуло что-то в левом подреберье. Странное, давно забытое чувство биения сердца…
        - Ты изменилась, - пробормотал эльф, разглядывая мое лицо, - и продолжаешь меняться. Что толкает тебя дальше по этому пути? Странные вы… существа.
        И, быстро опустив руки, отвернулся. Пробормотал глухо:
        - Если ты хочешь сохранить этому недостойному щенку жизнь, то нам следует сейчас же уйти отсюда.
        - Но он просто пойдет по следу Шерхема, - прошептала я, вконец одуревшая от прикосновений Хаэлли.
        - Пусть идет, - эльф с силой провел руками по волосам, отбрасывая назад золотые пряди, - ему не попасть в область приграничья. А чтобы он дольше собирался, я сделаю вот что…
        Охотник щелкнул пальцами.
        - Эй, эй, ты же ничего… такого?..
        Последним словом я буквально подавилась, потому что с тихим шорохом из земли рванулись вверх зеленые ростки самого обычного вьюнка. Поползли, неслышно цепляясь за плащ Гверфина, стремительно разрастаясь в зеленую сеть и заключая спящего парня в обманчиво-мягкие объятия.
        - Хаэлли… - прошептала я, - а он… сможет распутаться?
        - Если будет хорошо брыкаться, - усмехнулся эльф, - ну и потом, у него связка талисманов на шее. Они же правильно работают? Все, поднимаемся и пошли дальше. Пока сеть на мальчишке, ничего с ним не приключится.

… - Расскажи мне про Крипту, - попросила я ближе к рассвету, - раз уж мне не суждено ее увидеть, то я хотя бы послушаю, что это за место такое расчудесное.
        Эльф, шагая чуть впереди, обернулся, и даже в потемках было видно, как заблестели его глаза.
        - Возможно, ты будешь разочарована, Ирбис, но я подозреваю, что никто, даже жрецы, не может толком ответить на твой вопрос.
        - И… почему это?
        - Да потому, что никто толком не знает, что такое Крипта и откуда она появилась, - просто сказал Хаэлли, - когда я еще был совсем зеленым юнцом, то как-то нашел одну хронику, где обмолвились о том, что Крипта была не всегда. Но о том, как именно она возникла, не осталось и упоминаний…
        - Видать, кто-то сильно постарался, чтобы не осталось, - буркнула я.
        Эльф хмыкнул.
        - Возможно, не буду отрицать. Когда о прошлом мало известно, о нем можно говорить и писать что угодно. Вряд ли кто опровергнет.
        - Ну, а на что она похожа?
        Хаэлли помолчал минуту, раздумывая.
        - Белоснежные нерукотворные своды. Немного осыпавшийся вход, сложенные уже эльфами широкие ступени из такого же белого мрамора. Я никогда не был внутри, Ирбис, это удел хранителей и верховного жреца, так что много тебе все равно не смогу рассказать. Но когда приближаешься к ней… Невозможно описать, что при этом чувствуешь, слов не хватает. Это похоже на погружение в слепящий свет, исцеляющий свет.
        - Что, таки светится она? - со слов Хаэлли моя неуемная фантазия мгновенно нарисовала белое яйцо посреди эльфийского леса, источающее сияние как магический амулет.
        - Нет, конечно же, нет, - и эльф тихо рассмеялся, - сияние… внутри каждого, кто приближается к ней.
        - А с чего вы взяли, что в Крипту возвращаются духи эльфов? Жрец сказал?
        - Твоя ирония неуместна, - голосом оскорбленной невинности заметил Хаэлли, - было достаточно свидетельств того, как, приближаясь к Крипте, мои сородичи слышали голоса ушедших родственников.
        - А, вот как, - пробормотала я и подумала о том, что все-таки нельзя быть такими легковерными. Тот же верховный жрец может сидеть внутри Крипты и радовать подвластных ему эльфов родными голосами. Таких людей иногда можно встретить на ярмарках.
        - Ты не веришь, да? - Хаэлли остановился так резко, что я ткнулась носом ему в плечо.
        - Если честно, то не совсем, - я быстро восстановила дистанцию. Каждое прикосновение эльфа безжалостно напоминало мне о том, кто я. Умертвие, ходячий труп.
        - Я только дважды приближался к белым стенам Крипты, - взволнованно сказал он, - это на самом деле необычное, божественное место, которое Миенель-Далли подарила своим детям. Когда-то… - тут он торопливо принялся развязывать тесемки на рубахе,
        - когда-то я попался в зубы твари извне, и невзирая на всю нашу магию, мое тело походило на тело собранного по кускам зомби. Сплошные рубцы. И я приблизился к Крипте… Дай руку, не бойся.
        Я моргнула, когда его пальцы сомкнулись у меня на запястье. Ощущение изумительной, гладкой кожи под пальцами, противное покалывание, медленно поднимающееся от ладони к плечу… И тонкие, словно от бритвенных порезов, шрамики. Это все, что осталось на теле эльфа после неравной схватки.
        - Охр, - выдохнула я и принялась трясти рукой, надеясь вернуть ей чувствительность.
        - Теперь веришь? - эльф спокойно приводил одежду в порядок.
        - Наверное. Не знаю, - я опустила глаза, - к сожалению, мне не доведется испытать вашу Крипту на себе.
        - Твой дух уже на пути к ней, - непонятно обронил Хаэлли, - ну что, идем?
        Я молча зашагала следом. Идти по лесу с эльфом было сплошным удовольствием: ведомый своим чутьем, Хаэлли продвигался вперед самыми безопасными и удобными тропами, так что под конец у меня сложилось ощущение, что это не Хаэлли выбирает дорогу, а сам лес послушно расстилает ее перед ним.
        - Ну, а у орков тогда что? - спросила я, чтобы не брести в безмолвии. Тишина - прекрасная почва для самых мрачных мыслей и предчувствий.
        Хаэлли неопределенно пожал плечами.
        - К чему тебе?
        - Все-таки под сердцем ношу… кусочек.
        - Вряд ли он из Крипты, - пробормотал Хаэлли, - но тут уж я ничего сказать не могу. Если мы толком не знаем, что такое наша Крипта, то откуда нам знать, чем в свое время обзавелись орки?
        - Шерхем говорил, что магия орочьей Крипты темная…
        - Разумеется, темная, если позволяет поднимать мертвецов. Поверь, это чересчур мерзкое занятие…
        - Верю, - легко согласилась я, - но все равно, узнать бы, откуда все эти крипты появились.
        - Вряд ли получится, - усмехнулся Хаэлли и умолк, думая о своем.
        Я тоже прикусила язык, но молчание тяжелым грузом легло на плечи. Хвала Хайо, мы избавились от Гверфина, но оставался еще Шер. Мне очень, очень хотелось верить в то, что его не убили, не замучили до смерти. Но тогда… как убедить Хаэлли в том, что лекарь тоже должен покинуть приграничье до того, как начнется разрушающее действие эльфийских талисманов?

***
        Я уныло брела вслед за эльфом. Светало. По земле стелился туман, и казалось, что идем мы по колено в простокваше. Среди древесных крон возились птицы - и ночной мир неясных шорохов спешно уползал прочь, вытесняемый звонкими трелями.
        Внезапно эльф остановился - я чуть не врезалась ему в спину. Еще мгновение - и Хаэлли неуловимым, текучим движением ушел вбок, под защиту корявого дуба. Что-то мерзко кольнуло в бок, толкая вперед, и я уставилась на почерневший наконечник эльфийской стрелы, вылезший из-под правого подреберья. Охр.
        А Хаэлли уже исчез из поля зрения, растворился в летней зелени как капля малинового сока в воде - чтобы еще через несколько секунд выкатиться обратно, почти мне под ноги.
        Вернулся Хаэлли не один: он что есть сил продолжал выкручивать руку сородича, заламывая ее за спину. Тошнотворно хрустнули кости, и я увидела, как в траву выпала рубиново-красная склянка, маленькая, не больше ногтя моего большого пальца. Я молча подобрала ее и сунула в карман. Хаэлли моя помощь не требовалась - он продолжал от души лупить эльфа, время от времени выкрикивая какие-то слова на языке Великого леса. Я с тоской покосилась на наконечник стрелы - не то, чтобы она причинила мне вред, но… Две дополнительные дырки в моем и без того изрядно дырявом теле. Грустно.
        И в тот миг, когда я задумчиво начала расшатывать стрелу, думая, как бы ее ловчее выдернуть, в сражении произошел внезапный перелом: уж не знаю, как тот эльф умудрился здоровой рукой нащупать камень, но я и глазом не успела моргнуть, как он ударил Хаэлли в висок. И вот уже мой эльф заваливается набок, а тот, чужой, выхватывает нож…
        Раздумывать было некогда. И, верно, я никогда не думала, что умею так прыгать. Но все, что могла, я сделала: столкнула врага с неподвижного Хаэлли, и мы с воплями и проклятиями покатились на траву. Охр, вот теперь мне стало уже действительно больно: огненные стрелы растекались по всему телу, руки немели, пальцы свело судорогой. Правильно, милая Ирбис, не стоит забывать, кто ты, нападая на светлое существо. Бледное лицо с нечеловечески гладкой кожей оказалось совсем близко, в сапфировых глазах билось пламя торжества. Он что-то прокричал, брызжа слюной. И все вернулось на свои места: плохой из меня боец, особенно если приходится драться с эльфом. Чувствуя, как меня отшвыривают в сторону, словно тряпичную куклу, я все-таки собрала в кулак остатки воли; их хватило ровно на одно, последнее, движение - и я с торжествующим визгом вцепилась зубами в великолепную эльфийскую щеку.
        Кровь. Горячая, сладкая кровь потоком хлынула в горло, я взвыла - но теперь уже от удовольствия. Взвыл и эльф, но, полагаю, скорее от боли и ужаса. По моему телу катились горячие волны, одна за другой, онемение стремительно проходило, сил прибавлялось. Охр, давненько я себя не чувствовала настолько хорошо. Кажется, я проглотила кусок его щеки, и это меня ничуть не смутило и не взволновало - все шло именно так, как должно было. С наслаждением лизнув открытую рану, я сдвинулась чуть ниже, туда, где слышались удары пульса… Ох, да что же это со мной?!! Я, Ирбис Валле, жру живого еще, скулящего от ужаса эльфа…

… - Ирбис.
        Ощущение теплой ладони на плече. Из горла вырвалось недовольное рычание, как у собаки, которую оттаскивают от миски.
        - Ирбис, остановись, - в голосе Хаэлли слышалась усталость, - я тебя прошу, остановись. Ты же… человек.
        Ну да, да. Я была им когда-то, Хаэлли. А потом меня убили три ублюдка с большой дороги, а один чокнутый лекарь вставил в грудь орочий талисман.
        - Убежит ведь, - я невольно усмехнулась, глядя в сапфировые глаза моего обеда. Он замер подо мной, не смея шевельнуться, и хорошо еще, если от ужаса не лишился рассудка.
        - Не убежит. Наоборот, он сейчас мне расскажет все, что нужно.
        Я медленно поднялась, невольно облизываясь. На губах остался будоражащий, пряный вкус крови, и я даже отвернулась от эльфа - подальше от искушения продолжить. Хайо, во что я превратилась?!!
        Хаэлли быстро поднял его, посадил, прислонив спиной к дереву. Затем присел рядом на корточки и зажал рваную рану на щеке сложенной в несколько раз тряпкой. Он заговорил о чем-то по-эльфийски с несостоявшимся убийцей, негромко, мягко, словно успокаивая малое дитя. А мне стало противно - ну надо же, только что дрались так, что клочья летели, а теперь беседовать изволят. Эльф не смотрел на Хаэлли, сапфировые глаза неотрывно следили за мной - и я ему улыбнулась, а потом демонстративно принялась ковыряться в зубах. Эльф завалился набок, и его стошнило.
        - Ирбис, - укоризненно сказал Хаэлли, - пожалуйста. Мне очень нужно с ним поговорить.
        И наконец пленник подал голос, каркнул что-то в ответ на плавный речитатив Хаэлли. Тот, в свою очередь, продолжил спрашивать, и выглядел при этом так мирно и спокойно, как если бы это была светская беседа в модном салоне. Эльф ответил. Хаэлли задал следующий вопрос, и эльф тоже ответил. И еще… Мне показалось, что лицо Хаэлли покрылось мертвенной бледностью. Пленник быстро добавил что-то, протараторил довольно длинную фразу скороговоркой. И тут Хаэлли свернул ему шею - быстрым, почти мгновенным движением. Теперь уже замутило меня.
        - Ты что? Что ты сделал? Зачем?!!
        Хаэлли медленно выпрямился, посмотрел на меня сверху вниз с высоты своего немалого роста.
        - Странный вопрос, Ирбис. Ты ж его чуть не съела, а теперь спрашиваешь.
        - Нет, погоди, - я с силой провела по волосам, безуспешно пытаясь привести в порядок скачущие мысли, - то я. А то - ты. Вы же с ним так мирно разговаривали! А потом ты его просто убил.
        - Ну да, - отозвался Хаэлли подозрительно тусклым и безжизненным голосом, - он из гильдии убийц. Таких нельзя оставлять в живых, иначе они доберутся до тебя рано или поздно. А я должен разобраться с морфами… Ровно до этих пор моя жизнь имеет некоторую ценность.
        - Но ты… с ним разговаривал, - упрямо пробубнила я, стараясь не смотреть на синеглазого эльфа, - а потом взял и убил.
        - Ирбис, я тебе уже все объяснил, - оборвал меня Хаэлли, - будь добра, не надоедай мне со своим неуместным морализаторством.
        Я покачала головой и промолчала, ибо убеждать его в чем-либо было делом совершенно безнадежным. Спросила только:
        - Ты узнал, что хотел?
        Хаэлли прикрыл глаза, оперся спиной о стволик молодой осинки.
        - Да, узнал.
        И в его голосе было жизни не больше, чем в теле убитого эльфа.
        Через несколько минут он словно очнулся, посмотрел на меня строго.
        - Ты вся в крови.
        - Угу. Но стираться негде.
        - У тебя стрела торчит.
        Я скривилась, стиснула пальцами наконечник.
        - Да, Хаэлли, стрела. Не будешь ли ты любезен?..
        Конечно же, он вытащил стрелу, перед этим ловко обломив наконечник. Потом задрал рубаху, осмотрел и ощупал рану.
        - Кровь не течет.
        - Еще одно преимущество умертвия.
        - Тебе не больно? - голос эльфа был по-прежнему тусклым и безжизненным, как будто кто-то взял - и попросту стер из него все эмоции.
        Я прислушалась к собственным ощущениям: в боку, конечно, тянуло, но особой боли не было.
        - Хаэлли…
        - Это хорошо, если не больно, - заключил эльф и отпустил мою рубашку, - сейчас передохнем немного и двинемся дальше.
        - Хаэлли, прекрати.
        - Я ничего не делаю.
        - Ты ведь понимаешь, о чем я. Что такого тебе сказал этот убийца из гильдии убийц?
        В зеленых глазах Хаэлли воцарилась смертельная тоска. Он оглядел меня с ног до головы еще раз, но как-то растерянно. А потом процедил:
        - Ничего особенного, Ирбис.
        Внезапно он поймал мою руку и осторожно прижался губами к тыльной стороне ладони.
        - Я совсем забыл, ты же спасла мне жизнь, поймав эту дурацкую стрелу.
        - Н-ну… - он все еще держал мою руку в своей, и пальцы начало покалывать, - ай, пусти!
        - Извини, - пробормотал он, - я все время забываю, что тебе неприятно.
        Отвернувшись, он занялся осмотром тела, а я уселась на вспученные, вылезшие из земли корни старого дуба. Охр, ну почему эльфы такие… странные, сложные и невероятно красивые? Тут я подумала, что, наверное, немножко влюблена в Хаэлли, причем уже давно, с того самого момента, как он встретил меня по указу барона Аугустуса. Но быть влюбленной в Хаэлли - это все равно, что быть влюбленной в… скажем, портрет прекрасного принца. Толку с такой любви будет не много. И, если уж быть до конца честной с собой, сердце мое болело по другому человеку.

***

…Гверфин проснулся оттого, что замерз, что само по себе было странно - Ирбис и этот охров красавчик-эльф не могли заснуть одновременно. Кто-то из них обязательно остался бы сторожить, а заодно последил бы за костром. В конце концов, не трудно подбросить ветку-другую, чтобы саламандры продолжали свой неистовый танец.
        Другое дело, если что-то стряслось, пока он, Гверфин, спал безмятежным сном младенца. Но тогда бы - логично предположить - тогда бы его разбудили.
        Маг быстро приподнялся на локте, на кончиках пальцев уже плясало готовое сорваться огненное заклинание, и… приподнялся бы, не будь крепко связан по рукам и ногам. Гверфин выругался, припоминая самые грязные ругательства, которые слышал в карьенской академии. Все стало ясным, как день: его попросту бросили, банально предали, никому не нужного, бесполезного теперь мальчишку - о-о-о, ну конечно! - теперь ведь у Ирбис есть остроухая сволочь, к чему ей маг-недоучка?
        Ярость бурлила, кипела, не находя выхода, и Гверфин, скрипя зубами, принялся сдирать с себя ломкие, брызжущие зеленым соком веточки. Кто бы мог подумать, что хрупкие на вид стебли могут держать не хуже веревок? Потом, освободившись, он всадил в ближайшее дерево шар огня, вдогонку послал «облако измороси» и, растирая ноющую от долгой неподвижности шею, задумался.
        Ирбис поступила с ним подло, ужасно подло. На самом деле то, что она сбежала с эльфом, наглядно демонстрировало ее истинное отношение к юному приятелю. Мальчик, щенок, неоперившийся еще птенец. Эти слова жгли как палаческие клещи, которыми заплечных дел мастера рвут на части смертников. И это после того, что им пришлось пережить! Глаза предательски защипало, и Гверфин швырнул еще один огненный сгусток, тут же залив его водой - «не хватало еще сгореть во время лесного пожара». Слишком много всего свалилось ему на голову за последние дни. Смерть отца. Не очень-то приятная семейная тайна - с одной стороны, нашелся новый, настоящий отец, но от этого боль от утраты не угасла, к ней лишь добавилось непонятное раздражение. Злость на человека, который бросил собственное дитя. И о каких бы обстоятельствах не шла речь - нет, просто не может быть таких обстоятельств, которые бы заставили на пятнадцать лет забыть о собственном сыне.

…Наконец, умертвие по имени Ирбис Валле.
        И вдобавок, совершенно дурацкое, не поддающееся объяснению чувство, которое он, живой человек, ни с того, ни с сего вдруг испытал к умертвию, почти что зомби.
        А она, судя по всему, все это время думала только о том, другом, вечно хмуром и вечно тощем человеке, который был ее старше раза в два и оказался его, Гверфина, отцом. Хуже не придумаешь.
        Теперь уж Гверфин винил себя за то, что не удержался и поцеловал ее в щеку тогда, когда она торчала среди двора неподвижной куклой. Если бы не тот поцелуй - охр! - тогда можно было бы вести себя так, как будто ничего не произошло. Но беда в том, что Ирбис помнила. И он, Гвер, тоже помнил.

«Дурак, зачем ты это сделал? Дурак, ой какой дурак… С чего ты взял, что ты ей нравишься-то? Ну да. Вместе тренировались. Вместе на стене торчали часами. Вроде бы ей нравилось с тобой поболтать. И что? Пора бы уже понять, что если девушка с тобой разговаривает, это еще не значит, что ты для нее нечто большее, чем приятель».
        Самое обидное заключалось в том, что даже теперь, когда Ирбис Валле предала его и удалилась со своим златовласым дружком, Гвер не мог ее ненавидеть. Эльфа - да. Его бы он придушил собственными руками. Тут было довольно вспомнить одни взгляды охрова Хаэлли, исполненные презрения. На Ирбис он так не смотрел; стоило зеленоокому обратить свой взор к девушке, как лед в его глазах стремительно таял, уступая место тихой грусти. Гверфин в те мгновения был готов отдать все что угодно, лишь бы узнать, что связывало убитую вышивальщицу и красавца-эльфа. Но… У Ирбис спрашивать он не мог, а у эльфа - тем паче. Оставалось изнывать от глухой подсердечной боли и мучиться догадками.
        Гверфин поймал себя на том, что стоит, уставившись на куст малины, и глупо хихикает. Он - дурак, его предали. Может ли он что-нибудь изменить? Несомненно. Ведь талисманы по-прежнему при нем, а это значит… Это значит, что он может совершенно самостоятельно добраться до приграничья, и последнее слово все равно останется за ним.

«Вы решили, что я сдамся?» - он быстро подобрал с земли все те нехитрые пожитки, что взял в дорогу, - «Можете думать все, что заблагорассудится. Но ни ты, Ирбис Валле, ни ты, эльфийское отродье, даже представления не имеете, кто такой Гверфин Штойц. Или, охр побери, Гверфин Айлан Виаро - теперь это уже почти не имеет никакого значения».
        Легкое движение мысли - и под ногами заклубился зеленоватый туман. На миг, словно выжидая, он сжался в плотный, почти осязаемый клубок - а затем, вытягиваясь едва различимой нитью, рванул куда-то вперед. Гверфин поспешил по следу, инстинктивно сжимая в кулаке талисман огненного шара.
        В королевство Веранту неторопливо вступал новый день. Свежая ночь сменилась прохладным утром, лес расцветал золотым и розовым, капли росы блеснули на паутине и остались где-то позади. Гверфин почти не смотрел по сторонам: след путеводной нити слишком быстро растворялся, впитываясь в землю, и потому надо было спешить, бежать со всех ног, стараясь не растянуться и не упасть, ткнувшись носом в мокрые стебли.
        Ему бежалось легко. В Академии благословенного Карьена немало времени уделялось физической подготовке молодых магов, и теперь Гверфин был почти доволен собой - земля пружинила под ногами, дышалось легко и свободно. Если бы не мучившие его дурные мысли - так он был готов бежать часами.
        Тоска оттачивала коготки о его душу. Он блуждал в сомнениях. Он едва ли не в первый раз в жизни не знал, что делать дальше. И это «что делать?» касалось не только Ирбис Валле. Нет, конечно же, и ее - но по большей части Гверфин не знал, что будет делать, когда встретится со своим настоящим отцом. С человеком, который почему-то бросил его, отдал Арнису Штойцу. Гверфину всегда казалось, что не может быть такой причины, по которой можно расстаться с собственным (и единственным) ребенком. Но, возможно, он ошибался, и причина все-таки существовала? Да, об этом он обязательно спросит у господина Виаро. Если к моменту их встречи тот еще будет в состоянии говорить.
        Внезапно на самой границе зрения что-то мелькнуло - большое и черное. Гверфин остановился, замер как вкопанный, судорожно стискивая талисман…
        Ничего. Ни единого движения вокруг. Все словно замерло, и, кажется, даже птицы умолкли.
        Мысленно выругавшись, Гверфин метнулся вслед за исчезающим следом путеводного заклинания - и снова тень справа, мелькнула и пропала.
        Он почувствовал, как по шее вниз, за ворот, потекла капля пота. Стиснул «огненный» талисман.
        - Эй, там! А ну выходите!
        Вместо грозного окрика вышло сиплое мяуканье, но Гверфина это не смутило: он откашлялся и повторил приказ, а заодно и добавил:
        - Не то щас как поддам огня!
        - Не надо.
        Гверфин услышал, как его собственные зубы выстукивают мелкую дробь. Голос, ему ответивший, казался знакомым, но, сколько маг не пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах его слышал, в памяти продолжала царить сизая муть.
        - Выходи! - не выдержав, взвизгнул он и поднял вверх руку. Вокруг пальцев заплясал огонь, сворачиваясь в тугой кокон.
        - Выхожу, выхожу, - проворчали в ответ.
        Затрещали раздвигаемые ветки, и на свет вышел…
        - Ты, - прошептал Гверфин, - охр, как ты здесь оказался? Мы думали, что ты ушел в лес вместе с морфом…
        Все мысли, все невысказанные вопросы куда-то делись. И противная сизая муть заполонила сознание, заставляя тупо пялиться на невесть откуда появившегося и, главное, живого отца.
        - Арнис… что с ним? - просипел Шерхем Виаро, быстро облизывая потрескавшиеся губы.
        - Его убил морф, - сказал Гверфин и вяло удивился собственному спокойствию.
        - Значит, мы квиты, - лекарь… нет, его отец хмуро покачал головой, затем кивнул Гверфину, - убери свое заклинание, парень. Мне бы не хотелось после всего, что произошло, стать кучкой пепла.
        Шерхем Виаро выглядел так, как будто был схвачен мифическим драконом, слегка пожеван и выплюнут обратно. Одежда висела лохмотьями, на лице и на шее запеклась кровь, левая рука безжизненно повисла вдоль тела.
        Прихрамывая, он приблизился и, опершись здоровой рукой о дерево, тихо спросил:
        - Где леди Валле, малыш?
        - Понятия не имею, - Гверфин пожал плечами.
        - Ага. Понятно, - Шерхем Виаро задумчиво разглядывал его, - а ты-то сам куда спешишь?
        - Думал тебе помочь, - отчего-то смутился Гверфин.
        - Ты еще слишком мал для таких приключений, - заметил отец, - но, как бы там ни было, все закончилось. Теперь в самом деле закончилось.
        - Что с твоим?.. - Гверфин не успел спросить - что с твоим голосом.
        Он отшатнулся, когда плоть начала отваливаться от Шерхема Виаро, лохмотьями сползая в траву. Он даже успел направить волевой импульс в талисман, вышитый Ирбис Валле, но прицелиться уже не успел. В грудь словно двинули свинцовой плитой, и Гверфин почувствовал, что летит.

«Морф», - вяло подумал он, наблюдая за странно размазавшимся над головой узором листвы.
        А потом он сильно ударился спиной, но продолжал лететь дальше - в темноту и забвение.
        Глава 15. Эльф, узнавший правду

«Мы никогда не спрашиваем у заказчиков имен, но все в гильдии знают, что твою голову хочет получить Риальвэ, твой младший брат».

«Но почему? Чем я ему мешаю?»

«Миенель-Далли не благословила его возможностью иметь детей, а это необходимо для Рода. Круг высокорожденных хотел вернуть тебя из Дома, чтобы ты занял место Риальвэ. Сам понимаешь, ему это не понравилось, и сперва он решил спровоцировать твой побег из Дома Охоты, чтобы с тобой расправились твои же. Но Глава Дома решил, что это твое право - мстить за убитого союзника. Тогда Риальвэ обратился к нам».
        Потом он сломал шею эльфу из гильдии убийц, а еще через пару минут ему отчаянно захотелось умереть самому, невзирая на клятву, данную духу Фиальвана. И Хаэлли вспомнил, как…
        Он проснулся среди ночи, сел в кроватке и заплакал. До этого ему снился страшный сон, из всех углов спальни лезли страшные рыси, которых днем привезли в зверинец. Хаэлли плакал, но никто не подошел к нему, и тогда, собрав в кулак остатки мужества, он выбрался из резной кроватки, спустился на пол и пошел искать маму. Шел долго, шарахаясь от каждого скрипа, тихо обходя уродливые тени, лежащие в квадратах лунного света на полу. Потом Хаэлли понял, что заблудился окончательно в лабиринте родового дворца, он снова позвал маму, потом отца - но никто так и не пришел. Он уселся на теплый деревянный пол и заплакал, воображая себя маленьким и жалким червячком…
        И никогда, даже спустя годы, он не забывал того страшного ощущения безысходности и беззащитности.
        Сегодня оно вернулось. «Твою голову хочет получить Риальвэ». Хаэлли снова ощутил себя крошечным червячком, потерявшимся в темном лабиринте. Пожалуй, разница была лишь в том, что тогда, много лет назад, его, заплаканного, очень быстро разыскала кормилица и отнесла в спальню к матушке. Сегодня он остался совершенно один, лицом к лицу с неприглядной истиной, которая с треском рушила весь мир, тщательно выстроенный наставниками Дома.
        Ведь эльфы - светлы в душе, им чужды алчность и злоба (а авашири они наоборот, очень даже свойственны). Ни один эльф не пожелает убить эльфа, а если вдруг пожелает, то сделает это в открытом и честном поединке. Это ведь авашири исподтишка травят друг друга, брат убивает брата, возжелав богатства его и женщин, а жена убивает мужа для того, чтобы соединиться с любовником. На вопрос - а зачем тогда в столице существует гильдия убийц - наставники отвечали, что это не более чем дань старинной традиции. И потом, у эльфов много врагов, те же авашири, не говоря уже об орках. Вот с ними-то и учат биться истинных убийц.

«Твою голову хочет получить Риальвэ, твой младший брат».
        Он заказал гильдии убийц охотника Хаэлли, охотника, выросшего на циновке и не познавшего за свою жизнь ничего, кроме сражений с чудовищами. Хаэлли, выращенного в свете Дома (а к чему охотникам знать больше? Начнут задавать вопросы, а это уже излишне), Хаэлли, никогда не видавшего тех почестей, которыми окружили Риальвэ.
        Просто Риальвэ было очень уютно жить во дворце, а отрава власти пустила корни слишком глубоко, чтобы от нее отказаться. Нет детей? Да провалится весь Род в Бездну! Но это же будет после меня, а пока что я жив, и правлю, и наслаждаюсь всем тем, что дает положение Старшего Рода.
        Охр. Его собственный брат пожелал ему смерти. Эльф, чей облик подобен рассвету, или свету звезд. Честный и чистый, мать его, эльф.

…Хаэлли скрутил приступ тошноты, но желудок был пуст, и эльф, скрючившись, только сплюнул вязкую и горькую слюну под куст, а потом вдруг понял, что его бережно поддерживают под руку.
        - Оставь, - он грубо освободился, но тут же пожалел об этом. Маленькое и вечно голодное умертвие не виновато в его, Хаэлли, бедах.
        Ирбис отшатнулась, на ее худеньком личике отразился испуг, тут же сменившийся легким презрением.
        - Прости, - пробормотал Хаэлли, - я не хотел тебя обижать.
        - Не вопрос, - она пожала плечами, - может, передохнем?
        - Нет!.. - он почти выкрикнул это в полный голос.
        Он не хочет останавливаться, не хочет еще больше оттягивать время. Если раньше он еще раздумывал над возвращением в Великий лес, то теперь одна только эта мысль казалась отвратительной. Там больше нечего делать, там все такое же омерзительное и грязное, как в землях авашири. Лерий Аугустус оказался прав: люди ничем не отличаются от эльфов, а Барон Брикк… ничем не хуже его собственного брата. Все, что осталось - это уничтожить морфов и наконец уйти самому, чтобы дух Фиальвана наконец обрел покой.
        Но он все же замедлил шаг, а потом и вовсе замер, прислушиваясь. Может быть, по следу уже идет следующий убийца? А может быть, даже двое? Трое? Во всем виноват этот дурацкий кодекс гильдии, или, может быть, их самоуверенность - почему-то охотник казался им легкой добычей…
        - Давай остановимся ненадолго, - тяжело выдохнул эльф, - что-то я себя неважно чувствую.
        - Да-а, лицо у тебя разве что только не позеленело, - прокомментировала леди Валле, - слушай, а тот эльф не мог в тебя каким-нибудь ядом попасть? Я вот пузырек подобрала, может, у него еще какой был про запас?
        Хаэлли равнодушно покрути в пальцах маленькую скляницу с рубиновой жидкостью, вернул ее Ирбис.
        - Хорошая вещь, если нужно быстро и легко умереть.
        - Ну, мне она без толку, - девушка покачала головой, - я ее выброшу, если ты не против.
        - Прибереги для своего лекаря, - буркнул Хаэлли, - может, ты его в таком виде застанешь, что яд станет для него лучшим выходом…
        Ирбис поежилась и молча спрятала яд в залитый кровью карман. Проворчала, мол, давай костер разведем и чаю напьемся.
        - В последний раз - можно, - вяло заметил Хаэлли. Ему уже не хотелось ничего, кроме полного и бесконечного забвения.
        Ирбис развела огонь, установила котелок, плеснула туда воды из наполовину пустого бурдюка. Хаэлли разлегся на траве и стал ждать. Наверное, Ирбис была права: перед битвой нужно набраться сил. Но откуда их взять, если каждое мгновение тебя грызет страшное ощущение допущенной ошибки?
        Он, Хаэлли, был слеп - но теперь прозрел.
        Он не ходил по земле, а ветром стлался по небу. Потом ему безжалостно обрубили крылья, и пришлось спуститься вниз, туда, где истинная жизнь, а не пустота тренировочных залов Дома. А в истинной жизни все оказались равны - и люди, и эльфы.
        - На, держи, - его пальцы автоматически сомкнулись на обжигающе-горячей кружке с травяным чаем.
        Ирбис наполнила свою кружку и уселась неподалеку, бросая на него тревожные взгляды.
        - Ты не хочешь мне сказать, что такого узнал у того эльфа? - осторожно спросила она.
        Нет, он не хотел поделиться с ней своим горем. Если она узнает, это будет означать только одно - бесчестье ляжет на всех без исключения эльфов. Дети Великого леса должны всегда оставаться светлыми в глазах братьев младших.
        - Хаэлли, - вдруг спросила девушка, - а ты… ты когда-нибудь любил кого-нибудь?
        Глупый вопрос.
        - Охотник не может себе этого позволить.
        - А почему? - Ирбис не отставала, - разве любить - это плохо?
        - Не знаю. Наверное, не плохо, но охотнику это не нужно. Это портит его.
        - Не понимаю.
        - Что здесь непонятного? - волной поднималось раздражение, - если охотник кого-то любит, его жизнь уже не принадлежит ему. Он будет думать о том, чтобы уцелеть в очередной битве, а это неправильно. Он будет думать о том, чтобы остаться в живых…
        Но не из-за страха смерти, а из-за того, что его возлюбленная будет скорбеть. Любящий будет беречь себя для… объекта своей привязанности. Так понятно?
        - Понятно, - протянула Ирбис с некоторым разочарованием, - но ведь это значит, Хаэлли, что ты очень одинок?
        Эльф едва не подавился чаем. Одинок? Как странно, а ведь он никогда даже не думал об этом. Охотники не одиноки, у них есть Дом. У счастливчиков есть союзники. Когда рядом был Фиальван, он не мог считать себя одиноким. Или все-таки мог?..
        Он внимательно посмотрел на умертвие, смакующее чай с таким же наслаждением, как за час до этого - щеку эльфа. Ирбис Валле спокойно, почти с королевским величием ожидала ответа - и он вырвался у Хаэлли быстрее, чем тот успел прикусить язык.
        - Я не одинок, Ирбис, потому что до конца моей жизни рядом есть ты.
        Умертвия не умеют краснеть, и поэтому леди Валле просто опустила глаза и принялась изучать травяной ковер.
        - Как странно слышать это… от тебя, - едва слышно проговорила Ирбис Валле.
        - Но это так, - теперь слова легко соскакивали с языка, - мы будем рядом, ты и я, до тех пор, пока мой дух не воссоединится с духами предков. Кроме тебя, у меня больше никого не осталось.
        Она вдруг хихикнула.
        - А мне казалось, что ты всегда смотрел на людей… э-э-э… несколько свысока.
        - А теперь мне приходится задирать голову, - огрызнулся Хаэлли, - и довольно об этом, моя дражайшая леди Валле. Не забывай, что я могу и язык тебе подкоротить.
        - Без пальцев останешься, - парировала Ирбис и рассмеялась, - я выяснила, что у меня очень острые и крепкие зубы. Такие, какие и положено иметь умертвию.
        Однако, невзирая ни на что, настроение улучшилось.
        Лес вокруг был великолепен, играл всеми оттенками малахита. Над головой дрались сойки, и запах дыма смешивался с густым ароматом сырой земли.

***
        Хороший охотник не должен принадлежать никому, даже себе. Вот почему охотнику не нужны привязанности - исключая, конечно, священный союз с другим воином дома. Любая привязанность есть источник мыслей, как хороших, так и дурных, а любые мысли
        - не что иное, как источник неудач.
        Много лет назад, слушая лекции мастеров Дома, Хаэлли не понимал истинного смысла всего услышанного. Теперь - понял. Темные, неуместные думы о Риальвэ не желали отпускать даже перед страшным ликом приграничья, когда настоящему охотнику полагается думать только о том, как будет сражен враг. Эльф гнал прочь раздумья; выметал их, как палую листву - но они все равно возвращались, раз за разом, настойчиво кружа вокруг.
        Наверное, это простительно, мысленно оправдывался эльф, - простительно думать перед лицом опасности о своем младшем брате, который оказался ровней мяснику Брикку. Нет, - шелестела его вторая половина души, - ты воин, ты охотник, и должен уметь перешагнуть через всю эту грязь, чтобы победить. Фиальван предпочитал помалкивать: судя по всему, его вполне удовлетворяла роль наблюдателя среди душевных терзаний Хаэлли.
        И тем временем они с каждым часом, с каждой минутой приближались к месту, где прогнулась сфера этого мира, впуская под это солнце огрызок чужого неба.
        Хаэлли ничуть не удивился, увидев перед собой серое и мутное нечто, консистенцией напоминающее заливное. Область, продавленная чужим миром, оказалась не велика, но и не мала - шагов двадцать в поперечнике. Она возвышалась пологой горой над лесом, и там, где ветви деревьев окунались в серую муть, вился едва заметный дымок. Хаэлли покосился на свою спутницу: Ирбис Валле рассматривала приграничье с нескрываемым интересом, но без страха. Хотя, может быть, просто виду не подала. Потом она осторожно тронула Хаэлли за локоть.
        - А если я туда просто войду?
        - Попробуй, - он пожал плечами.
        Ирбис в самом деле попробовала - ткнула пальцем в гигантское «заливное». Оно спружинило, выталкивая тонкий девичий пальчик обратно. Хаэлли вздохнул, опустил сумку на землю и занялся подготовкой входа.
        Тут бы, конечно, оказалась бы бесценной книга с рунами, но ее сжег Брикк. Это не напугало Хаэлли: нужные руны, их взаимное расположение он и так знал. Книга незаменима только когда нужно составить какую-нибудь принципиально новую комбинацию, а так - приграничье есть приграничье.
        Сверяясь со сторонами света, эльф нанес разметку, прочерчивая в дерне глубокие борозды. Затем, уже совсем не торопясь, вывел положенные к случаю руны, комбинация которых вкупе с силой Великого леса могла бы пробить тугую оболочку чужой сферы. Ирбис молча наблюдала за ним, устроившись под кривым стволом старой березы, но на ее бледном личике читалась тревога. Хаэлли все перепроверил, подхватил сумку и поманил ее.
        - Становись рядом. Проход откроется, как только я обращусь к силе Великого леса, и тогда будь готова.
        Ирбис молча кивнула и извлекла из ножен меч, но Хаэлли это молчание вдруг показалось невыносимым. Ему вдруг отчаянно захотелось услышать звук обычного человеческого голоса, пусть этот человек и ходил благодаря зашитой в груди орочьей магии смерти.
        - Хорошо, что мы оставили мальчишку в лесу, - неуверенно сказал он.
        - Да, так будет лучше для всех, - согласилась леди Валле.

…Великий лес ответил мгновенно, как будто Хаэлли стоял среди его величественных деревьев, а не за много дней пути. Руны замерцали золотой пылью, набираясь сиянием, заставляя невольно жмуриться. В теле приграничья появилось маленькое пятнышко света; оно стремительно росло и росло, до тех пор, пока его нижний край не уперся в землю. В самый последний миг Хаэлли сжал руку Ирбис - и уже вместе с ней быстро шагнул в золотое сияние. Это было ошибкой, хватать кого-то за руку. У охотника обе руки должны быть свободны, это знает любой новобранец…
        Погружение в слепящий свет - и через удар сердца тяжелый, багровый свет заходящего солнца. Хаэлли отпустил пальчики Ирбис, выхватил оружие, осматриваясь. Мир, откуда пришли морфы, тонул в зловещем, кровавом закате. Хаэлли обнаружил и себя, и леди Валле стоящими у начала низины, по дну которой вилась речушка. Долина упиралась в базальтовый утес, из которого вырастал черный замок, чьи башни-иглы так и норовили проткнуть напившееся крови небо.
        - Н-да, - подала голос Ирбис.
        - Ты в самом деле хочешь найти человека, который сделал тебя чудовищем? - уточнил Хаэлли, - мы можем уничтожить все это место прямо здесь и сейчас, без особых хлопот.
        Он сказал это - и тут же пожалел, что не промолчал. Ирбис начал колотить озноб. Она судорожно вцепилась руками себе в плечи, уставилась на Хаэлли совершенно несчастным взглядом.
        - Я же просила…
        - Я не уверен в том, что этот человек еще жив, - пробормотал Хаэлли, - ну что ж, тогда нам скорее всего в тот замок. Морфы чудненько здесь устроились, не находишь?
        - Не знаю, - Ирбис нервно передернула плечами, - мне здесь не очень-то нравится.
        - Но мир-то похож на наш…
        - А мы здесь - морфы? - неожиданно спросила она.
        - Не уверен, - Хаэлли порылся в воспоминаниях. Наставники дома никогда не говорили о том, что, попав в приграничье, эльф становится таким же морфом, как и существо, попавшее в нашу сферу извне.
        - Ну и ладно, - буркнула Ирбис, - но мне было бы любопытно превратиться в эльфа…
        - Ты думаешь, что при этом узнала бы что-то новое? - Хаэлли усмехнулся.
        И они двинулись к замку, стараясь одновременно не удаляться от русла речушки, но вместе с тем и держаться в тени пышных акаций, которыми заросла долина. Под ногами похрустывал песок и мелкая галька, кое-где среди жестких пучков поблекшей травы попадались метелочки «пастушьей сумки». Солнце садилось, пряча свой кровавый глаз за остроугольным силуэтом замка, длинные, уродливые тени ложились на дно низины, окрашивая воду в речке черным. Пахло недавним пожаром.
        - То еще местечко, - буркнул Хаэлли.
        - Ага, - согласилась Ирбис.
        И вдруг у эльфа появилось странное чувство, что место это ему знакомо. Есть у каждого свое, особенное чувство «дома», места, которое принадлежит именно ему - внутри Хаэлли что-то щелкнуло, перевернулось.

«Дом».

«Что за чушь», - возразил он себе, но ощущение того, что именно теперь он наконец очутился в правильном месте, гораздо более правильном, чем все вместе взятые замки эльфийских семей, и не думало уходить. Наоборот, крепло с каждой минутой. Хаэлли выругался и остановился.

«Я дома».
        Это настолько отчетливо прозвучало в сознании, что Хаэлли едва не усомнился в здравости собственного рассудка.

«Я дома», - повторил он мысленно, смакуя это непривычное для охотника слово.

«Нет, это я дома, брат мой», - возразил Фиальван, - «оставь эту девушку, так и не нашедшую свою смерть, я хочу, чтобы ты кое-что увидел».

«Фиальван?!!»

«Пожалуйста, сделай то, о чем я прошу», - голос союзника окреп, - «я так мало просил тебя, когда был жив. Выполни хотя бы одну мою просьбу, когда меня больше нет».

«Но это будет неправильно», - Хаэлли мотнул головой, - «я не должен ее бросать. Я должен ей помочь».

«Ты вернешься к ней», - пообещал Фиальван, - «но я должен тебе сказать нечто очень важное».
        - Хорошо, - произнес Хаэлли вслух. И добавил, оборачиваясь к Ирбис, - жди меня здесь.
        - Что еще такое?.. - возмутилась было девушка, но, глянув Хаэлли в лицо, поспешно прикусила язык, оборвав себя на полуслове. Помолчав немного, крикнула вдогонку:
        - Но мы же… вместе идем, а?
        - Разумеется, - Хаэлли уже взбирался по откосу, из-под сапог с тихим шуршанием сыпались камешки. Ему не хотелось оборачиваться, потому что тогда Ирбис смогла бы прочесть сомнение в его взгляде.
        Эльф нырнул под сень акаций и огляделся. Позвал тихо:
        - Фиальван? Куда мне идти дальше?
        - Можешь никуда больше не торопиться, - в бестелесном голосе союзника послышалась горькая усмешка, - здесь мы поговорим… Я все-таки должен тебе кое-что объяснить, пока ты не наломал дров.
        Хаэлли, все еще озираясь и не видя вокруг ничего, кроме густых сумерек, пожал плечами:
        - Ты мой союзник. Ты больше, чем мой брат, и ты должен знать, зачем я здесь.
        - Тебе не следует убивать их, - прошелестел Фиальван.
        - Морфы будут убиты, и твой дух упокоится под сводами Крипты, - упрямо сказал Хаэлли.
        - Ты не должен это делать, - сказал союзник и вздохнул, - смотри внимательно.
        Казалось, ничего не произошло, ничего не изменилось. Все те же кривые стволы акаций плавали в потемневшем, налившемся ночью воздухом. Хаэлли моргнул - но в то мгновение, когда поднимал веки, уже знал, что рядом стоит он.
        - Это я, - коротко выдохнул Фиальван и протянул руку.
        Хаэлли молча пожал ее - совершенно живую, теплую, крепкую. На удивление уже не осталось сил.
        - Я полагал, что твой дух все еще во мне, - буркнул он, разглядывая союзника, - может, объяснишь, что происходит?
        Фиальван несмело улыбнулся, прошептал:
        - Как ты думаешь, для чего я здесь, да еще в своем прежнем облике?
        Хаэлли неспешно обошел его вокруг, разглядывая. Все же что-то было не так в Фиальване, но что?

«А-а, да ведь он выглядит так, как в день заключения нашего союза», - подумал эльф, - «одежда, ритуальные косы… Совсем не так, как выглядел перед нашим последним походом».
        - И ты совершенно прав, я создал свой облик именно таким, каким мне хочется его помнить, - Фиальван привычным жестом сложил на груди руки, - дело в том, Хаэлли, что мы с тобой попали как раз туда, куда уходят наши соплеменники после смерти. Смешно, да? Игра Случая, иначе не назовешь. Мир, продавивший оболочку нашего прежнего мира, есть новая жизнь умерших эльфов, а те, кого мы называли морфами, есть никто иной, как…
        - Как эльфы, умершие у нас и заново родившиеся здесь?
        - Я верил, что ты поймешь, - Фиальван тепло улыбнулся, - и именно поэтому ты не должен убивать их. Разве можешь ты поднять руку на тех, в ком духи твоих предков?
        - Но приграничье все равно должно быть уничтожено.
        - Его можно убрать иными способами, - мягко заметил Фиальван, - вовсе не так, как ты запланировал.
        - Уж как получалось, - фыркнул Хаэлли, - а что будет с тобой, если я все-таки уничтожу приграничье?
        - Ничего, - Фиальван пожал плечами, - не забывай, что я все еще пребываю в тебе. Когда ты умрешь, я окончательно перейду в новый мир. Не в приграничье, а туда, где буду рожден заново.
        - Угу. Понятно.
        - Ты не должен убивать тех, в ком живут духи наших предков, - повторил Фиальван, - а теперь прости, но я тебя оставлю.
        И он исчез, оставив после себя легкое розоватое свечение. Хаэлли выругался.
        Нет, где-то в глубине души он ждал подвоха, но, наверное, все-таки не такого. Только представьте себе: морфы стали вместилищем душ умерших эльфов. Ну не бред ли? С другой стороны, Хаэлли ни на миг не усомнился в том, что беседовал именно с Фиальваном. Попытайся морф принять облик союзника, Хаэлли сразу бы отличил подделку; в этом-то и все волшебство военного союза - чувствовать своего вечного напарника так, как будто он с тобой единое целое. Сейчас, во время разговора с Фиальваном, это чувство вернулось.
        Хаэлли мрачно оглядел окружившие его акации, как будто именно они были повинны в происходящем. Затем нащупал рукой сумку с видящими. Всевеликая Миенель-Далли! Но если морфы есть вместилище духов эльфов, тогда все, что ему сейчас остается - это повернуться и уйти. Да, просто уйти. А что делать с приграничьем - то пусть решают маги авашири. Или жрецы из Великого леса. Он не должен причинять вред тем, кто раньше был такими же эльфами… Ведь эльфы - чисты и принадлежат свету, не так ли?..
        Глава 16. Pandemonium
        В это было трудно, почти невозможно поверить, но - такова жизнь. Хаэлли сбежал, бросил меня одну посреди этого огрызка чужого мира. Охр знает, что творится в пресветлых мозгах эльфов, но в том, что им больше не стоит доверять, я уже убедилась. Ушастый дал деру, ничего не объяснив - вот и думай теперь, что он собрался предпринять дальше: то ли просто ушел, махнув рукой на морфов, то ли раскладывает среди начерченных на земле рун свои колбы с глазами.

…Я поймала себя на том, что топчусь на месте, обхватив себя за плечи руками, и при этом почему-то тихо поскуливаю, как побитая собака. Хаэлли, Хаэлли… Как же так? Почему? И что ты задумал?
        Надежда на то, что зеленоокий эльф вернется, таяла вместе с последними бликами вечерней зари. Слабый ветер приносил запах гари, и на зубах что-то противно скрипело - то ли пепел, то ли пыль. С наступлением сумерек заметно похолодало, я застегнула на груди куртку, но этого казалось мало. Ах, да. Умертвие мерзнет не столько от холода, сколько от голода - и я, порывшись в сумке, добыла сухарь, доведенный в замке Штойцев до состояния камня.
        Хаэлли, провались он в охрово царство, сбежал. А я ведь надеялась - до самой последней минуты - что он поможет мне все исправить, вытащить Шерхема и спровадить тварей. Как я могла ошибаться настолько?
        Я бросила тоскливый взгляд на замок, застывший черным страшилищем на фоне тлеющей кромки неба. Что я одна сделаю? Впору повернуть обратно и забыть обо всем, что случилось.
        Но повернуть я не могла. Где-то там, в руках опасных и кровожадных тварей, был человек, которого я уже не могла бросить на произвол судьбы. И плевать на то, что рядом больше нет эльфа-охотника. В конце концов, Ирбис Валле вот уже несколько месяцев не живой человек. А что морфы могут сделать тому, кто уже мертв?

… Правильно, ничего.
        Я подобрала свою сумку, брошенную на землю, и побрела вперед. Заря под напором ночи быстро гасла, но тут на небо выкатилась бледная плошка луны, и идти стало проще. По правую руку тихо журчала речка, по левую - безмолвствовали акации. И ни намека на присутствие в этом мире кого-то, кроме меня.
        С первыми лучами солнца я остановилась у замкового рва. Он был глубок, и, вероятно, когда-то здесь даже была вода, но сейчас о тех счастливых временах напоминала только взявшаяся коркой и растрескавшаяся грязь на дне. Стараясь держаться в тени деревьев, я прошлась вдоль рва, пытаясь высмотреть охрану на замковой стене - безрезультатно. Все было тихо и пусто, но при этом мост оставался поднят.

«Не ошибся ли Хаэлли, когда указал на этот замок?» - мелькнула заполошная мысль, -
«а вдруг надо было идти в противоположную сторону? А вдруг… именно туда, в правильном направлении, он и пошел, отделавшись от меня?»
        Я тряхнула головой. И сказала вслух, стараясь, чтобы голос звучал убедительно:
        - Безусловно, Хаэлли мог замыслить нечто подобное. Но будет правильным убедиться в том, что замок действительно пуст. А поэтому, Ирбис Валле, ты сейчас будешь вести себя как настоящее умертвие, кровожадное и хитрое. Ты переберешься через пустой ров и перелезешь через стену - благо, что она изрядно потрепана жизнью и тебе есть, за что зацепиться своими когтями.
        Сказано - сделано. Уподобившись ящерице, я сползла на дно рва, и точно также, используя каждый выступ, забралась на стену. Первое впечатление оказалось верным: замок был так же пуст и безжизнен, как и клочок чужого мира, названный приграничьем. Никого. Ни людей, ни чудовищ.
        За стеной я увидела еще одно кольцо стен, ворота были старательно закрыты.
        Стоп. Запертые ворота в совершенно пустом замке? Какой смысл, да и кто бы стал их запирать, покидая цитадель навсегда?
        Я почувствовала, как все тело покрылось «гусиной кожей». Охр. Да ведь морфы могут преспокойно наблюдать за мной, а я вот так преспокойно рассиживаюсь на стене?
        Руки сами собой разжались, и я съехала вниз, удачно приземлившись на ноги. Морфы, конечно, заперли ворота - но ведь они не ждут такое существо, как я?
        Царапая когтями известняковые глыбы, я вскарабкалась на гребень внутренней стены, оглядела двор: здесь было так же пустынно, как и повсюду, но - внимание! - вход в главную башню, квадратный и приземистый донжон, был старательно закрыт, и это заставило меня призадуматься.
        Мне, охр побери, не выломать многопудовые двери, обитые позеленевшей бронзой. К несчастью, я не могу превратиться в дым - а потому вряд ли смогу протиснуться в одну из бойниц. Вид последних, кстати, весьма красноречиво говорил о том, что донжон использовался исключительно по назначению: никто не попытался его перестроить, сделав дворцом, никто не пробовал прорубить большие и светлые окна. Нет, этот донжон угрюмо взирал на мир сквозь узкие щели настоящих бойниц, и наверняка в свое время выдержал не одну осаду… Если оно, конечно, здесь было, это прошлое.
        И тут меня осенило. Конечно, я не смогу просочиться в бойницу, но наверняка башня пронизана вентиляционными ходами и печными трубами! На душе сделалось тоскливо: мне предстояло забраться, похоже, на самый верх башни, и уже оттуда попробовать проникнуть в логово морфов. Мысленно закатав рукава, я подошла к стене и, вцепившись в обветшалую кладку, полезла. Я могла упасть и переломать себе кости, но умертвия не знают усталости, а лишняя поломанная кость уже особо не навредит… Кажется, у меня все-таки были шансы попасть внутрь.

***

…Наверное, он сам был во всем виноват. Может быть, он зря вскрыл грудную клетку убитой девушки и вложил в разрез, под сердце, кусок шаманьего камня. Испугался тогда, что единственный во всем Веранту настоящий человек погиб так глупо и преждевременно. За это она его возненавидела, а потом и наказала, вышив талисман. Нельзя тревожить покой мертвых.
        Ибо талисман Ирбис Валле оказался самым худшим наказанием из всех, какие только можно вообразить: подчиняясь воле своей создательницы, он попросту не давал Шерхему умереть, раз за разом выдергивая из спасительного забытья, затягивая раны, заставляя новую кожу стремительно нарастать вместо содранной. Если бы не талисман, все оказалось бы значительно проще. И легче. Но руки оставались растянутыми на цепях, и сорвать с шеи проклятый талисман было невозможно.
        Твари, конечно же, быстро догадались о роли маленького вышитого кулона на шее пленника. Это их изрядно позабавило, они смеялись и хлопали в ладоши как дети. Да, впрочем, они и были детьми, невинными и совершенно безжалостными.

…А потом, после очередного беспамятства, он открыл глаза и увидел, что на противоположной стене растянут худенький парнишка. Он был раздет до пояса, острый подбородок уткнулся в худую, но крепкую грудь.

«Зачем это?» - вяло подумал Шерхем, - «зачем им какой-то мальчик?»
        - Посмотри, посмотри на него внимательно, - тварь в облике девочки привстала на цыпочки и зашептала в лицо, - неужели память уже изменяет тебе, Шерхем Айлан Виаро?
        Она нетерпеливо пощелкала пальцами, мальчик в белом подошел к новому пленнику и резким движением поднял его голову. Пляшущий свет факела осветил бескровные губы, твердые черты лица, густые черные брови… Шерхем не поверил своим глазам.
        - Зачем… вам сын Штойца?!! Кажется, меня вам вполне довольно!
        - Но почему мы должны довольствоваться меньшим, если теперь у нас есть все? - хором ответили дети.
        - Я наказан достаточно, - прошептал Шерхем, - Арнис мертв, вы его убили. Отпустите мальчишку.
        - Теперь у нас есть все, - загадочно повторила девочка.
        Ее тонкие холодные пальцы нежно коснулись щеки Шерхема, и он с трудом удержался от соблазна вцепиться в ее детскую руку зубами. Укусить бы он ее все равно не успел, а становиться еще и шутом для морфов - увольте, не хотелось.
        - В твоих воспоминаниях мы видели, что ты тосковал по потерянному сыну, - сказал морф, - но людская дружба странна и непонятна для нас. Твой ребенок попал к твоему другу некроманту, и, вырастив его, он ни словом не обмолвился о том, что твой сын стал его. Что, молчишь? Мы чувствуем твой страх, лекарь. Мы видим, что этот страх хуже самых жестоких пыток, и мы довольны. К чему довольствоваться меньшим, если можно получить все?
        Ох, как же они были правы, сукины дети. Он взглянул на паренька, безвольно обвисшего в цепях, и по сердцу словно ножом резануло. А что, если… Боль, собравшись в узел под ребрами, вдруг полыхнула так жарко и остро, что несколько мгновений Шерхем даже не мог дышать. Потом в игру вступил проклятый талисман, вытягивая силой магии отказавшее вдруг сердце, и он в который раз подумал, что Ирбис Валле, даря спасение, обрекла на вечные муки.
        - Это ложь, - с трудом ворочая языком, выдавил Шерхем.
        - Ложь? К чему нам тебе лгать, человек?
        Кажется, это сказала девочка, но он уже не был ни в чем уверен. Перед глазами стоял годовалый щекастый карапуз. Сколько лет твоему сыну, Арнис? У карапуза были черные, как смоль, волосики и темные глаза. Он хохотал и хватался за белый накрахмаленный воротник молодого папаши, начинающего лекаря. Потолок камеры закружился над головой, стены закачались, словно палуба корабля во время шторма. Все размазывалось, оплывало восковой свечой, оставленной чересчур близко к огню - и неподвижным оставался только юноша, прикованный к стене.
        В какой-то момент он открыл глаза, непонимающе огляделся и прошептал одно-единственное слово:
        - Отец.
        - Вот видишь, он это тоже знает, - сказал морф, - и он узнал это еще раньше, чем ты, но чуть позже, чем мы.
        - Отпустите его, - прошептал Шерхем, - делайте со мной все, что хотите, но только… Пусть он уйдет.
        - Как трогательно, - девочка хихикнула, - а мы как раз подумали, что гораздо веселее будет разделать его у тебя на глазах.
        - Нет!
        Его крик отразился от низких сводов подземелья. Шерхем дернулся в цепях раз, другой…
        - О, да, - сказал мальчик, и кончиком языка облизнул губы, - да.
        Его маленькая рука начала изменять очертания, белая кожа сползала, обнажая конечность, похожую на клешню краба, усеянную мелкими шипами. Кое-где блестели желтые капли яда.
        Глаза Гверфина округлились, он побледнел, вжался в стену, одновременно пытаясь освободиться - но только ободрал до крови запястья.

«Мой малыш», - успел подумать Шерхем, - «мой потерянный малыш».
        Сознание мутилось, рот наполнился желчью, и в тот самый последний миг, когда тварь приблизилась к Гверфину, Шерхем успел сказать… самое важное, то, что вынашивал в себе много лет. То, что уже почти не имело смысла.

«Я знаю. Я верю тебе», - ответили ему блестящие глаза, такие же темные, как и у него самого.
        Морф поднял желтый коготь, прижал его к груди юного мага.
        - Прости меня, - шепнул Шерхем, - гореть вам в охровом царстве…
        - Мы были там все эти годы благодаря вам, - сухо заметила девочка и кивнула своему другу, - начинай.

…Глухой удар. Облако сажи, которым чихнула давно нетопленная печь. А еще через мгновение жарко сверкнула сталь. Черное существо, свалившееся из дымохода, в два прыжка одолело расстояние, разделявшее его и Гверфина. Клинок со свистом рассек воздух, что-то мерзко хрустнуло - «но ведь тебе знаком этот звук, лекарь? Именно эту песню поет меч, разрубающий живую плоть». Девочка в белом вскрикнула, но тут же подалась вперед, изменяясь на ходу. Почти человеческая плоть отваливалась пластами, обнажая хитиновый панцирь. Гверфин вскинул голову, глаза его радостно сверкнули.
        - Ирбис! - крикнул он и истерично расхохотался.
        Леди Валле, о существовании которой, видимо, забыли морфы. Явилась сюда вслед за ними. Впрочем, умертвия и зомби вечно таскаются за своими хозяевами, разве нет?

***
        Я едва не сошла с ума, слушая все это. Я висела вниз головой в дымоходе, зацепившись ногами за предусмотрительно оставленные ржавые скобы, и, высунувшись в жерло давно нетопленой печи, даже видела край белоснежной туники, заляпанной страшными бурыми пятнами.
        Гверфин, мать его. Он перепутал мне все карты, и я ругала себя на чем свет стоит за то, что не сообразила отобрать у него, спящего, талисман следопыта. А юный маг, проснувшись, не придумал ничего лучше, чем упрямо топать дальше. Возомнил себя героем? Захотелось всех спасти? А теперь он висит, растянутый на цепях, как цыпленок, подготовленный к разделке. Кого мне спасать первым? Отца? Сына? Ох-ох-ох.
        Шерхема я не видела, но слышала его хриплый, безнадежно усталый голос, как будто морфы выпили из него по капле всю жизнь. Я почти физически ощущала его боль, настоящий океан боли, и все, чего мне хотелось в тот миг - закрыть его своим телом, забрать в бесконечную ночь… Пусть твари терзают меня. Не его.
        Я почти забылась, и едва не опоздала, когда морфы перешли от слов к делу. Последнее, что я видела - темные капли крови на бледной груди Гверфина, а еще через мгновение смотреть уже стало некогда.
        Морфа я ударила так, как учил Хаэлли - чуть наискосок, с оттяжкой. Плевать, что они безоружны, здесь уж не до соблюдения дуэльных кодексов. Сталь с хрустом вошла в тело мальчика, разрубая ключицу, ребра, едва не застряла в грудине, когда я резко потянула меч на себя. Он неуклюже начал оседать на пол, из рубленой раны хлестала алая кровь. Изумительно. Ко мне, быстро перебирая членистыми конечностями, катилось нечто, похожее на краба - только покрытое панцирем тело было вытянутым и до жути похожим на покрытый шипами огурец. Разворачиваясь, я поймала взгляд Гверфина, в котором смешались благодарность и восхищение. Ох, и вляпался же ты, Гвер…
        Прыжок. Короткий полет - я метила острием клинка в глаз морфу, но промахнулась. Крабиха оказалась проворной как таракан, шмыгнула в сторону, и меч только скользнул по бугристому панцирю. Разворачиваюсь, снова атакую - без толку. И в этот миг закричал Гверфин.
        - Ирбис!
        Краем глаза я успела заметить какое-то движение там, где до этого содрогалось в конвульсиях тело первого морфа. Мгновение - и он уже на ногах, от раны не осталось и следа. И, что хуже всего - рядом с Шером.
        Еще один рубящий удар по клешням крабихи, но честная сталь скользит по хитиновой броне. Я что есть сил пинаю ее ногой под брюхо, успеваю отскочить в сторону, когда клешня со свистом рассекает воздух рядом с моей щекой. Удивляться уже нет времени, но, похоже, морфу наплевать на оружие, выкованное в моем мире.
        - Минуточку, - говорит мальчик в алой тунике.
        Шерхем смотрит на меня долгим взглядом, как будто хочет запечатлеть мой образ в памяти на века.
        - Минерва совсем забыла о тебе, деточка, - кривляясь, добавляет морф, - ты сделала многое, да и сейчас подоспела как раз вовремя.

…И в следующее мгновение вгоняет хитиновый крюк в живот Шеру, раз за разом, еще и еще. От вопля Гверфина у меня закладывает уши, а потом я осознаю, что и сама кричу, кричу не переставая… Взгляд лекаря не отпускает, потом начинает мутнеть, и угасает. Все.
        - Ох, я совсем забыл, - поспешно добавляет морф и срывает с его шеи мой талисман.
        Теперь - точно все.

… Я попятилась, стала так, чтобы Гверфин оказался у меня за спиной. Крабиха, взявшись мыльной пеной, мгновенно изменила форму, снова стала девочкой. Любопытно, почему им так нравится быть детьми? Чтобы не казаться чудовищами хотя бы самим себе?
        - Только подойдите, - прорычала я.
        - И что ты сделаешь? - холодно поинтересовалась девочка, принимая из рук приятеля мой талисман.
        - Башку тебе снесу, сука! - гаркнула я, продолжая пятиться.
        - Хорошая работа, - невозмутимо продолжила тварь, разглядывая мой талисман, - жаль, что пропал такой талант.
        И тут случилось то, чего я ожидала меньше всего: она его примерила, а потом и вовсе завязала шнурок. Минерва прочитала мои мысли после того, как прикоснулась к моей руке. После этого ни один морф ко мне не прикасался, а потому они попросту не знали… Я тупо уставилась в пол, стараясь ничего, совсем ничего не думать по этому поводу… Просто ничего не думать. Гвер за моей спиной шумно вздохнул.
        - Ты становишься прозрачной, - взвизгнул мальчик, - сними, сними… это!!!
        - Поздно, детки, - хихикнула я.
        Когда я вышивала талисман для лекаря, мне больше всего хотелось, чтобы каждый, кто отберет его силой, сдох в страшных мучениях. Это было моей маленькой местью всему миру за то, что сделали со мной трое разбойников, за то, что не дали даже шанса прожить нормальную человеческую жизнь. И сейчас, похоже, мое заклинание начало работать так, как и должно было…
        Увы, мои надежды не оправдались. Тварь сорвала с шеи талисман, отшвырнула его в угол и, дико сверкая глазами, злобно зыркнула в мою сторону. Она снова набиралась плотью как губка водой.
        - Задумка хорошая, деточка, только нам сейчас не до шуток.
        Они медленно, очень медленно двинулись ко мне, одновременно меняя форму и снова возвращаясь к обличью шипастых крабов-огурцов.
        - Гвер, закрой глаза, - шепнула я.
        Лучше не видеть, как приближается твоя смерть.
        - Ирбис…
        - Заткнись. Зажмурься. Молись, если хочешь.
        Я бросила последний взгляд на обмякшее, неподвижное тело лекаря. Из колотых ран по впалому животу медленно сочилась темная кровь, стекала на пол в аккуратную глянцевую лужицу. Вот и все, Шерхем. И - боже мой - как жаль, что все получилось именно так. Бесконечно жаль.
        Интересно, а как морфы собираются убить меня?
        Разве что на кусочки распилят…
        Внезапно пол под ногами ощутимо дрогнул. Твари остановились в замешательстве.
        - Стены, - подал голос Гверфин, - что это, Ирбис?
        - Понятия не имею, - буркнула я, глядя на то, как сложенные из каменных глыб стены начали морщиться, походя на кожуру сохнущего яблока.
        Еще через мгновение морфы - напрочь забыв о нас - бестолково ринулись к выходу из подземелья, столкнулись в дверях и, судорожно повертев ключом в замке, протиснулись в дверной проем… Они тоже начали ссыхаться на глазах, словно неведомый гигант сминал их в кулаке. На каменный пол хлынула желтая дымящаяся пена, отломанная клешня отлетела в сторону, осколки хитина брызнули на стены…
        - Охр, - в сердцах сказала я, - и что это было-то?!!
        - Оно и есть, - заметил Гвер, и в его голосе я услышала страх.
        Стены, потолок, пол - все сжималось. Сминалось, трескалось, разваливалось прямо на глазах, и сквозь дыры в ткани приграничного мира просвечивало что-то новое.
        - Охров Хаэлли, - пробормотала я. Ничего другого просто не приходило на ум.

…Он оказался рядом столь внезапно, что я, разворачиваясь, едва не рубанула его мечом. Эльф стоял посреди камеры, равнодушно оглядываясь по сторонам. Его взгляд лениво скользнул по опешившему Гверфину, задел меня и остановился на Шерхеме.
        - Ирбис, - Хаэлли говорил тихо, едва слышно, - забирай своего лекаря, забирай мальчишку и уходите. Я принял верное решение, но времени уже не осталось. Я запустил то, что убило морфов и уберет приграничье.
        - Я… я… - метнувшись к Гверфину, я что есть сил ударила мечом по замку на цепях - но без толку.
        - Погоди, - Хаэлли грациозно протянул руку, едва коснулся пальцем ржавого металла. Цепи осыпались на пол, шелестя как падающие листья. То же самое он проделал и с цепями Шерхема, и Гверфин ловко подхватил своего отца.
        - Быстрее, - нетерпеливо сказал эльф, - время заканчивается.
        - Мы не успеем, - буркнула я, - нам идти и идти еще…
        А все вокруг комкалось, рвалось на мелкие кусочки. И сам Хаэлли… становился прозрачным, начал светиться изнутри.
        Хаэлли усмехнулся, покачал головой.
        - Вы можете уйти отсюда, если пройдете сквозь меня.
        - Хайо, а ты? Ты-то как?!!
        Я как раз поднырнула под руку Шера, помогая Гверфину. Хаэлли посмотрел на меня внимательно и - как мне показалось - даже вполне удовлетворенно, что ли…
        - Не будьте такой истеричкой, леди Валле, - сказал он, - мне кажется, что когда-нибудь вы достигнете Крипты. И… либо вы прямо сейчас пройдете сквозь меня, либо отправитесь вслед за морфами.
        - Ирбис, идем, - шепнул Гверфин.
        - Я тебя никогда не забуду, - пообещала я, глядя в необыкновенные, прекрасные глаза эльфа.
        И мы двинулись вперед, в золотистое сияние.
        Мы шагнули через радугу и пронеслись сквозь рождение новой звезды.
        А когда очутились под знакомым уже небом, картина нас ждала неприглядная: гора из заливного, которая была приграничьем, лопнула, разлетелась ошметками по лесу, повисла на ветках серыми лохмотьями слизи.
        - Он погиб, да? - хрипло спросил Гверфин, вертя головой и, судя по всему, имея в виду эльфа.
        Я промолчала. И начала укладывать на траву того, кто был мне дорог.

***
        Вот ходишь ты, дышишь зачем-то, чего-то хочешь. А потом случается что-то плохое, и начинаешь понимать, что все твои желания - дешевая мишура, а самое главное всегда было с тобой, но ты его не удержала. Зачем я хотела стать великой вышивальщицей? Чтобы вернуться в семью? Глупо. Чтобы эльфы отвели меня к своей ненаглядной Крипте? Еще глупее. Никакая людская магия не способна вернуть к настоящей жизни того, кто ушел навсегда. Так к чему тогда вся эта магическая чепуха?
        Я стояла на коленях перед истерзанным телом того, кто дал мне мечту. Его лицо было спокойно, как никогда при жизни. Морщины разгладились, и он как будто помолодел лет на десять. Только вот упрямая складка на лбу осталась, как будто даже после смерти Шерхем Айлан Виаро продолжал с кем-то бороться.
        Я не стала срывать окровавленные лохмотья, наоборот, укрыла Шера найденным неподалеку одеялом, как будто он мог озябнуть. На душе было пусто и холодно, пальцы перебирали стежки под моими ребрами. А что, если… вынуть талисман орков из меня и поставить его Шеру? Это будет более чем справедливо: у него хотя бы есть сын, а у меня нет никого, кто бы по мне скорбел. Ну, разве что Мырька, но он никогда не узнает, точно так же, как не узнал, кто напал на леди Валле неподалеку от городка Талья…
        Рядом неслышно опустился на колени Гверфин. Молча пожал мою руку. Потом, засопев, сказал:
        - Я не знаю, что мне делать. Я должен оплакивать его, но ведь… мы почти не были знакомы. А я не могу плакать по тому, кого почти не знал…
        - Я бы плакала, но не могу, - губы плохо слушались меня, - потому что просто не могу больше плакать.
        - Ты его любила?
        Пожимаю плечами.
        Странный вопрос. Даже я не могу сказать, что именно я чувствовала к лекарю, когда он был жив. Теперь же, когда его убили форфы, я ощущала только страшную, сосущую пустоту.
        - Это я виноват, - едва слышно прошептал маг, - если бы я не пошел за вами, то не встретил бы морфа.
        - Если бы морфы хотели, они все равно бы тебя нашли. Им ведь было известно, кто ты… А зачем довольствоваться малым, если можно получить все? Только я, выходит, не совсем укладывалась в их планы… Или они попросту не увидели во мне серьезного противника.
        Он вздохнул. А потом поднялся и отошел в сторону, как будто стесняясь находиться рядом с нами.
        - Шер, - пробормотала я, - видишь, я хотела тебя спасти, но не смогла. Вечно у меня ничего не получается, Шер. Никчемная я. Толку нет совершенно - с таким же успехом ты мог бы просто похоронить меня тогда…
        Я закрыла глаза. И вспомнила, что в свои последние мгновения лекарь смотрел на меня. На душе стало совсем погано, и я - уже по привычке - начала тихо подвывать, потому что не могла плакать. Пальцы снова нащупали заветный шов, соблазн был слишком велик.
        И в этот миг Шерхем зашелся в кашле. Он перекатился на бок, подтянул ноги к животу, кашель перемежался с хриплым дыханием. Потом вытер губы тыльной стороной ладони, сердито глянул на меня из-под спутанных прядей волос.
        - Ирбис. Прекрати это нытье, я не желаю его слушать. Ты… забыла…
        Он снова закашлялся, потом сел на земле, огляделся.
        - Охр.
        Еще раз посмотрел на меня.
        - Ты забыла, что заклинание работает с задержкой. Чем хуже рана, тем больше задержка. Твой талисман гениален, невзирая ни на что, а твой дар куда сильнее, чем был у Валески.
        Я выругалась. В самом деле, как я могла забыть-то? Морф сорвал талисман, но после того, как заклятье уже начало работать.
        Мир начинал обретать краски. Подбежал Гверфин с круглыми от удивления глазами, присел рядом с Шером, а тот сгреб его в охапку и прижал к себе так, что Гвер весь побагровел.
        - Ирбис!
        Ох, не люблю я эти повелительные интонации в голосе, не люблю…
        - Иди сюда, - позвал Шерхем, - а ты, Гверфин, отойди на десять шагов, мне нужно сказать леди Валле кое-что важное.
        Я послушно подошла, присела рядом на траву, оглядела своего лекаря. Он осторожно взял мою руку в свою, заглянул в лицо.
        - Я сделаю все, чтобы ты добралась до Крипты, - тихо произнес он, - но обещай… обещай, что не будешь пытаться сделать это одна.
        - Хорошо, - я кивнула, - если ты так хочешь.
        - Да, я так хочу, Ирбис. Мы пройдем этот путь вместе, рано или поздно.
        Я улыбнулась. Жаль, что не могла плакать, потому что тогда я бы улыбнулась сквозь слезы - но то были бы не слезы счастья, нет. Я грустила об эльфе, который вел свою собственную войну и который навсегда останется в моей памяти. Самый красивый, самый волшебный и самый несносный.
        Эпилог
        Невыносимо грустно покидать место, ставшее вторым домом, и уходить в холодный моросящий дождь.
        Невыносимо глупо уходить на рассвете, тайком, когда все закончилось и жизнь вроде бы начала налаживаться, когда перед нами лежал путь на восток, туда, где нас никто не знал.
        И все же я уходила, оставляя замок Арниса Штойца, уходила, не имея ни малейшего представления о том, куда пойду. Не к эльфам, это точно, потому что меня никто не ждет под сенью Великого леса. Им и свои-то не очень нужны, что уж тут говорить о презренной авашири, у которой вместо сердца - кокон орочьей магии.
        Я думала, что смогу некоторое время жить в лесной чаще, подальше от людей. Буду охотиться на мелких зверей, ровно до тех пор, пока окончательно не потеряю разум и не попытаюсь напасть на того, кто сильнее меня. А может быть, все сложится иначе, и меня, набедокурившую нежить, сожгут крикливые вилланы. Или не сожгут, а будут рубить на части, пока не выдернут из неживого тела темный талисман.
        Но все это казалось далеким и совсем нестрашным, как гроза, уходящая за горизонт. Я покидала замок Штойцев, оставляя за спиной самое главное: отца и сына, обретших друг друга. Вот что было самым важным, и вот почему на душе было спокойно и легко.
        Я уходила, я убегала прочь, и на то были самые веские причины: во-первых, мне не хотелось становиться преградой между отцом и сыном. Каждый раз, заставая меня рядом с лекарем, Гверин становился мрачнее тучи и демонстративно удалялся. Я видела тоску в глазах Шерхема Виаро, но разменивать меня на сыновнюю любовь он тоже не торопился, все еще надеясь найти точку шаткого равновесия. А второй, самой главной причиной бегства, было мое постепенное превращение в настоящую нежить. Да-да, Ирбис Валле под воздействием темной магии постепенно становилась настоящим, без скидок, умертвием со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями. По ночам мне снилось, как я рву зубами сырое мясо - и это, охр возьми, были наиприятнейшие сны. А однажды я внезапно проснулась посреди ночи и обнаружила себя в спальне Шерхема. Слава Хайо, что он тогда не проснулся! Я стояла и смотрела, как мерно вздымается его грудь, как медленно ползет по руке тень от оконной рамы, и мысленно твердила - не смей, не смей, Ирбис, иначе нет тебе прощения. Проклятие. Никогда мне не забыть того, что я испытывала, глядя на спокойно спящего
мужчину: более всего на свете мне хотелось сперва уткнуться носом ему в плечо, вдыхая полной грудью аромат живого тела, а затем… затем прокусить ему горло, чтобы в рот хлынула горячая кровь. Потом я заставила себя попятиться и неслышно выскользнуть прочь, а утром Шерхем как-то странно смотрел на меня за завтраком, что стало ясно
        - он проснулся и все видел. Но понял ли он, зачем я приходила среди ночи?
        Так что я решила уйти. На рассвете, чтобы ни с кем не прощаться, потому что так будет тяжелее всем - и им, и мне.
        Я буду жить одна, в лесу, до тех пор, пока со мной что-нибудь не случится. И тогда я тихо и мирно исчезну с лица этих земель, и никто обо мне не будет горевать. Семья Валле уж точно не будет, маги холода не оплакивают изгнанных из клана.
        Единственное, о чем я немного сожалела - так это о своей глупой, так и не сбывшейся мечте стать великой чародейкой-вышивальщицей.

***
        Я незаметно выскользнула через боковую калитку и, спустившись по крутому склону, пошла по дороге, которая чуть далее сворачивала в лес. Моросил едва заметный грибной дождик, тихо и грустно шептались листья, опаленные дыханием осени. Я шагала налегке, прихватив только смену одежды. Какое-то время меня еще будет заботить ее чистота, а потом - потом станет все равно.
        Дойдя до знакомой развилки, я помедлила. Если пойти строго на север, то можно будет в скором времени свернуть в такой густой ельник, что даже в разгар дня там не бывает светло. Таким, как я, там было бы самое место, но все же я двинулась на запад. Мне хотелось в последний раз побывать на месте нашей славной битвы и сказать последнее «прощай» эльфу, который остался там навсегда.

… Хаэлли.
        Я так и не поняла до конца, кто и зачем хотел его убить, и что такого сказал неудачливый наемник. Но что-то сломалось тогда внутри эльфа, какая-то скрытая и очень важная пружинка, заставившая его отказаться даже от возможности возвращения в Великий лес. Он наверняка мог вернуться, но не захотел. И вряд ли тут дело было в его теплых чувствах к людям.
        Что еще я могла сказать о Хаэлли, теперь, когда сама потихоньку сползала во мрак, а он остался навсегда в слепящем свете?
        Он был неповторим, прекрасен и страшен, как лесной пожар. Временами он был добр ко мне, а участие и сочувствие нынче большая редкость. Могла бы я назвать Хаэлли своим другом? Вряд ли. Не знаю. Но мне хотелось еще раз увидеть то место, где он позволил нам покинуть приграничье.
        Я шагала и шагала, умертвия не знают усталости. Все также моросил дождик, я промокла до нитки, но было все равно, потому что такие, как я - никогда не болеют. День сменился ночью, а я все шла и шла, и тихо посмеивалась над собой. Мол, хотела стать великой и утереть нос родной семейке. Ха! Кому это было нужно? Еще можно понять желание стать известной, чтобы попасть в земли эльфов, но то была мечта, сладкая, розовая мечта, которую подарил мне Шерхем от собственной беспомощности. Он испугался того, что убили девчонку. А испугавшись, дал ей подобие жизни и подсунул несбыточную мечту. Знали ли он сам о том, чем все закончится? Вряд ли. Потому что Шерхем все-таки не из тех, кто делает совершенно бессмысленные поступки. Наверное, он в самом деле надеялся вернуть мне жизнь, а я ушла - и теперь его не будут мучить угрызения совести, что тоже неплохо.
        Ну, и Гвер. Он меня забудет. Пройдут годы - и непременно забудет. Или будет потом смеяться над первой влюбленностью, или расскажет приятелям за стаканчиком вина о том, как в юности по уши влюбился в умертвие. Они будут охать и ахать, а старина Гвер наверняка ощутит себя героем. Пусть. Он хороший, Гверфин, и дай Хайо ему удачи и счастья.
        Я медленно приближалась к тому месту, где раньше студенистой горой нас поджидало приграничье. И когда, наконец, я выбралась на знакомую до боли поляну, то остановилась, изумленно озираясь.
        Когда серый студень взорвался и осел рваными клочьями на обугленную землю, я думала - все, конец. Но, вернувшись, вместо обожженной пустоты я наткнулась за странный белый купол, расколотый надвое.
        - Охр, - я мрачно уставилась на эту штуковину.
        Да, она весьма напоминала полусферу с черной трещиной посередине. Трещина расширялась книзу, и там я даже могла бы протиснуться внутрь.
        Я села на скользкую от размокшей гари землю и задумалась. Вот вам и попрощалась с Хаэлли! Неужели морфы так и не убрались в свой мир? Неужели Хаэлли ошибся, и его страшные колбы оказались недостаточно сильны, чтобы вышибить приграничье прочь из нашего мира?!!
        - Чтоб вас, - подумала я вслух.
        Наверное, следовало что-то предпринять. Вернуться, например, в замок Штойцев и рассказать обо всем Шеру. Но смогу ли я незаметно уйти второй раз? Вот в чем вопрос.
        Я поднялась и, оставив на земле мокрую сумку, двинулась к куполу, не сводя глаз с трещины. Внизу просвет был достаточно велик для того, чтобы протиснуться под белоснежный свод. А дальше? Я уже ничего не знала и ни в чем не была уверена. Единственное, пожалуй, в чем я не сомневалась, так это в том, что морфы пожалеют о том, что не соизволили убраться.
        Я потрогала полированную и очень холодную поверхность полусферы, посмотрела на проглянувшее сквозь тучи бледное солнце. А потом, сплюнув под ноги, полезла внутрь.

…И ничего не произошло. Ничего страшного. Внутри было темно и пусто, никто не пытался на меня напасть. Слабый свет, льющийся сквозь трещину, выхватывал из мрака кусок белого, зеркально-гладкого пола. Похоже, что внутри это сооружение было куда вместительнее, чем казалось снаружи.
        - Что за охровщина, - пробормотала я и собралась уже лезть обратно, как вдруг ощутила чье-то присутствие.
        Этот кто-то неслышно подкрался сзади и теперь стоял у меня за спиной. Я кожей чувствовала тепло его тела, живое тепло, я замерла, как сжатая пружина…
        - Ирбис, - уха коснулся невесомый шепот, - теперь я знаю, откуда взялась Крипта Великого леса.
        - Хаэлли?!! - в происходящее не верилось.
        Резко обернувшись, я нос к носу столкнулась с нашим эльфом. Ошибки быть не могло: передо мной, купаясь в мягком полумраке, стоял Хаэлли, на которого хотелось смотреть, которым хотелось восхищаться…
        - Хайо, так ты живой! - я протянула руку, коснулась его плеча и почувствовала легкое покалывание в запястье.
        Он улыбнулся. Странно улыбнулся, очень мягко - я еще ни разу не видела, чтобы Хаэлли улыбался именно так, раньше он всегда ограничивался усмешкой.
        - Нет, Ирбис.
        - Что?..
        - Я погиб, выталкивая Приграничье, - спокойно пояснил Хаэлли, - я выполнил свой долг охотника.
        - Но я… не понимаю, - я шмыгнула носом, все еще рассматривая эльфа, - охр, но ты же как живой!
        - Если бы ты слушала внимательно, то все бы уже поняла, - сварливо отозвался Хаэлли, - я тебе сказал, что знаю теперь, откуда взялась наша Крипта. Это шрам, оставшийся на теле этого мира после того, как Приграничье вытолкнули, понимаешь? Великий лес, ну как мне тебе объяснить? Все повторяется. А то, что Крипта - это окно в тот мир, куда уходят эльфы - совпадение, случайность. Просто так получилось.
        - А-а-а, - протянула я, боясь разочаровать Хаэлли.
        - Ничего ты не поняла, - он вновь улыбнулся, покачал головой, - пройдет время, и я стану другим.
        - Как морфы?
        - Нет, как заново рожденное существо в другом мире. Но сюда я прихожу пока что таким, каким себя помню.
        - Так ты - это твое воспоминание?
        Хаэлли внимательно посмотрел на меня. Пожевал губами, видимо, раздумывая, стоит ли вдаваться в подробности собственного посмертного существования.
        А затем он вдруг раскрыл мне объятия.
        - Иди ко мне.
        - Очень лестное предложение. Не знаю, что и думать.
        - Ничего не думай, - строго сказал Хаэлли, - просто иди ко мне.
        - Мне неприятно к тебе прикасаться, - буркнула я, - забыл, что ли?
        - Но ты же ушла из замка, собираясь в скором времени умереть окончательно? - ехидно поинтересовался этот несносный и одновременно прекрасный эльф.
        - Это так. Но, знаешь ли, непривычно будет с тобой обниматься…
        - Замолчи. И просто иди ко мне.
        Я повиновалась. Хайо, да какая разница, угробит меня сейчас свет Хаэлли или чуть позже крестьяне с топорами? И потом, заснуть навсегда в объятиях эльфа все-таки куда приятнее…
        Я подошла к нему вплотную, положила голову на плечо, прижалась к его сильному, мускулистому телу. По позвоночнику прокатилась первая волна - как будто кто-то с силой провел толстым ржавым гвоздем. Я стиснула зубы, чтобы не вопить, и еще сильнее прижалась к Хаэлли, зарываясь носом в мягкий ворот его замшевой куртки.
        - Ирбис, - прошептал он мое имя, - Ирбис…
        - Спасибо, - судорожно выдохнула я и закрыла глаза.
        Мое темное, ненастоящее сердце охватила боль. Оно рвалось на части, оно дергалось в груди, сжималось, как резиновый мячик. Я инстинктивно дернулась, пытаясь вырваться из цепких объятий самой смерти, но Хаэлли держал крепко.
        - Пусти! - взвизгнула я, не вытерпев, - пус…
        - Ты будешь… - шепот Хаэлли оборвался.
        А потом меня подхватил светлый поток и понес, играючи, куда-то наверх. И я снова увидела особняк семьи Валле, ледяные фигуры в саду и гоблина Мырьку, но почему-то не старого, а молодого еще. Картинки замелькали быстрее. Интернат, Ринка, вышивка. Старые башни Оссена, Вагау, снова Оссен. Таверна, убийцу везут на казнь, поезд, мертвяк со швом через живот, Минерва, Талья, Лерий Аугустус, разбойники на дороге. Все. Свет оборвался, и все провалилось во тьму, где уже не было ничего. И тогда я услышала, как кто-то плачет, и узнала свой собственный голос. Рыдала я сама.

***
        - Хаэлли! Вернись, Хаэлли-и-и-и!
        Отрывая голову от холодного пола, я судорожно шарила взглядом по стенам. Мне хотелось вернуться, мне снова хотелось прижаться к эльфу, ощущая его живое тепло. Охр, как же здесь было холодно. И Хаэлли, субъект еще тот - непонятно что сделал и смылся. Впрочем, на него похоже.
        Я оттолкнулась от пола дрожащими руками, села. Начал колотить озноб, одежда вся была мокрой, и я вспомнила, что оставила перед входом в это яйцо смену одежды. Та-ак, милочка. Теперь как хочешь - хоть ползком, хоть на четвереньках - выбираемся из этого замечательного местечка. Что он говорил, мой лучезарный эльф? Что-то про Крипту. Обняться пожелал на прощание. Навести бы еще порядок в мыслях, путаются, как нитки, когда в них забрался котенок…
        И снова я протиснулась в щель, сдирая пальцы вкровь, выдавливая свое тело наружу. Хорошо еще, что встретился Хаэлли. Увидеть морфов было бы куда менее приятно.
        В глаза брызнул солнечный свет, в лесу стояло чудное утро. Деревья, разрумяненные осенью, напоминали янтарные бусы моей драгоценной матушки. И - охр побери! - рядом с моей сумкой на земле сидел Шерхем Айлан Виаро, а чуть поодаль щипала травку гнедая лошадь из замка Штойца.
        Он быстро поднялся и двинулся ко мне, имея при этом подозрительно растерянный и бледный вид.
        - Ирбис.
        - Не нужно было за мной идти, - пробормотала я, невольно пятясь.
        - Почему ты ушла?
        - А ты не понимаешь? - я обреченно уставилась на пуговицы на его куртке. Смотреть в глаза не хотелось, потому что это было бы слишком больно, слишком немилосердно.
        - Не понимаю, - он покачал головой.
        - Я едва тебя не сожрала, а ты не понимаешь, - разозлилась я, - ты что, в самом деле настолько слеп? Не видишь, во что я превращаюсь, и этого не остановить?
        - Ты можешь оставаться человеком столько, сколько захочешь, - быстро возразил он, но голос предательски дрогнул, - если бы я видел, что в тебе уже не осталось ничего… то я бы…
        - Что? - и я подняла глаза, - ты бы сам меня прикончил, да? А ты в этом уверен?!!
        Шерхем вдруг побледнел, почти отшатнулся от меня. Губы решительно сжались, но в глазах плескался страх. Ну да, да. Кому ж понравится вот так, лицом к лицу с умертвием?
        - Ирбис, - одними губами прошептал он, - ты…
        - Да, это всего лишь я. Может быть, ты позволишь мне уйти и таким образом самой решить свою судьбу?
        Хайо, как же больно было все это говорить. Мое бедное сердце хотело остаться, но разум понимал, что этого не должно быть. Шерхем Виаро никогда не увидит меня, ставшей безумным чудовищем.
        - Ты плачешь, - одними губами сказал он.
        И, протянув руку, коснулся моей щеки. А потом вдруг вцепился в меня и стал сдирать с меня одежду.
        - Оставь меня! Отвали, слышишь? Прекрати!!! - я извивалась в сильных руках. Слишком сильных для меня.
        А Шерхем, кажется, кричал что-то вроде «швы, покажи мне швы».
        И вдруг я снова очутилась на свободе, быстро запахнула разорванную рубаху, покрутила пальцем у виска.
        - Твои раны закрылись, - хрипло сказал Шер, глядя мне в глаза, - твои глаза… стали голубыми, Ирбис. И ты плачешь.
        Он кивнул в сторону белого купола.
        - Судя по тому, что я вижу, Хаэлли сотворил новую Крипту. И ты…
        Я помотала головой, перед глазами все плыло и двоилось. Горло сжималось - давно забытое, но такое родное чувство.
        - Ты снова живая, - подытожил Шерхем, - пойдем… тебе больше нет причин уходить.
        Он подобрал мою сумку и, как ни в чем не бывало, зашагал к лошади. А я, с изумлением разглядывая свои розовые ноготки, шмыгая носом и вытирая слезы, потрусила следом. Пока я догоняла его, пришлось для большей уверенности приложить ладонь к левой стороне груди. Тук-тук-тук.
        - Спасибо тебе, Хаэлли, - прошептала я. А потом крикнула, - Шерхем, подожди!
        И, догнав его, вцепилась в локоть, заглянула в непроницаемо-черные глаза.
        - Знаешь, чего мне хочется больше всего? Шер, мне хочется подпрыгнуть и взлететь! Мне хочется увидеть весь этот чудный лес, который похож на янтарное ожерелье, мне хочется заглянуть в долину Вагау, мне…
        - Тебе хочется вернуться в замок, выпить кружку глинтвейна и лечь в постель, - он положил свои пальцы поверх моих, - это я говорю тебе как лекарь. Не хватало еще, чтобы захворала.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к