Сохранить .
Алмазные серьги Адити Екатерина Кинн
        Эпическая героиня, эпический герой #2
        Злодеяния Наракасура, царя Праджьотиша, покорителя Трех Миров, превысили меру терпения богов, и теперь Кришна и Сатьябхама должны остановить его.
        Екатерина Кинн
        Алмазные серьги Адити
        Радхика хотела умереть. Она только не знала, как. Ее манила темнота и тишина колодца, но она знала, что колодец не настолько глубок, чтобы утонуть. И река была слишком мелкой в том месте, куда можно было ходить. Другие девушки говорили, что в реке водятся крокодилы. Но при одной мысли о пасти крокодила Радхику начинало тошнить от страха - крокодил же не убивает сразу, он тащит искалеченную жертву в воду, откусывает ноги, жертва кричит, бьется… Нет, если умирать, то не так.
        А потом ей приходилось идти прислуживать воинам на царском пиру, и она начинала молиться Индре, чтобы ударил молнией - и ей не пришлось бы снова терпеть прикосновения жадных рук, срывающих одежду, и… и все остальное. Особенно худо было, если ее забирал с собой кто-то из асуров - эти даже не задумывались, что человеческая женщина может не вынести их силы, и каждый раз это было унизительно, больно и стыдно. И наутро кровь стекала по ногам, как во время месячных очищений, и приходилось подвязывать к поясу тряпку, чтобы не было заметно.
        Первые дни Радхика еще рисовала между бровей тилаку, а потом перестала. Какая разница, из какой она семьи и замужем ли? Приближенным, воинам и слугам царя Нараки все равно, и другим женщинам из числа захваченных во дворце тоже все равно, дочь брахмана или кшатрийка, шудра или вайшья, всех одинаково заставляют работать и ублажать мужчин.
        Так что она хотела умереть каждый день и молилась только Индре, прося о молнии, которая испепелила бы ее на месте. Может, в следующем рождении Радхике, дочери брахмана из деревни на берегу Ямуны, повезет больше.

* * *
        Во тьме видно было только женщину, окутанную темным покрывалом. Она пела, и ее голос, негромкий и ясный, летел над бездонной тьмой:
        Господа Вишну славлю я ныне -
        Того, кто почиет средь моря на змее,
        О лотосоокий владыка-хранитель.
        Того, кто в горсти держит звезды и землю,
        Кто видит сокрытое за небесами,
        Чей облик изменчив, как облако в небе,
        Исполнен блаженства и благостной силы.
        Я славлю владыку, супруга прекрасной
        Лакшми, что владеет богатством и славой.
        В глазах его - мудрость, покой и познанье.
        Я славлю того, кто хранит все творенье,
        Кто слух преклоняет к просящим в моленье…
        О Вишну, владыка сияющей чакры!
        Ее глаза были закрыты, и слезы катились по ее лицу, отрешенно-спокойному, озаренному внутренним сиянием. Размазанное красное пятно на лбу ее было кровью, и кровь текла по шее из разорванных мочек ушей.
        Адити, мать дэвов, взывала к своему сыну, рожденному из бездны прежде начала времени.
        Во сне было еще сражение - не земное, потому что пламя было там вместо копий и молнии вместо стрел. Сияющие воины, защитники облачного дворца, тонули в накатывавших волнах врагов, подобных черным тучам, и в конце лишь один остался во вратах - его иссиня-черные волосы развевались по ветру, в глазах сияло белое пламя, и молнии срывались с тетивы могучего лука. Но и он был повержен, ибо противник его был неуязвим для дэвов и их оружия…
        Сатьябхама проснулась в слезах, понимая, что ей снова приснилось то, что было давным-давно - и то, что совершалось прямо сейчас в высоких небесах, обители дэвов.
        Она пошла в святилище, но и там, стоило ей сложить руки и закрыть глаза, как она слышала негромкий ясный голос женщины с разорванными ушами:
        Ко господу Вишну взываю я ныне -
        К тому, кто в руках держит чакру и лотос,
        К тому, кто нисходит, рождаясь, на землю,
        К тому, кто потом умирает, как колос,
        К тому, кто словам песнопения внемлет…
        «Почему я, почему опять я? - мысленно возопила Сатьябхама. - Почему я вижу эти сны, о Нараяна[1 - Нараяна - одно из имен Вишну.]?»
        Четырехрукий мурти[2 - Мурти - статуя бога, созданная по определенным правилам.] молча улыбался, протягивая ей палицу и раковину.

* * *
        - Канха[3 - Канха - одно из имен Кришны.]!
        Нет ответа. И его самого нигде нет - ни в сабхе, ни в его покоях, ни в женской части дворца. Сатьябхама велела идти восвояси всем служанкам, которых переполошила поисками, и задумалась.
        Из своих комнат высунулась Рукмини[4 - Рукмини - первая жена Кришны.], сочувственно посмотрела на Сатьябхаму и сказала:
        - Посмотри, может, он в саду с детьми.
        Фыркнув, Сатьябхама удалилась. Медленно и с достоинством. Но за поворотом припустила со всех ног. Вечно его надо искать, когда он нужен!
        Ее муж и точно был в саду, играл с малышом Чарудешной. Сатьябхама остановилась, запыхавшись.
        - Что-то случилось? - не оборачиваясь, спросил Канха.
        - Нарака случился! - зло выпалила Сатьябхама. - Давно уже! Во всех трех мирах случился! Тебе, может, все равно, а мне надоело! Ты ждешь, пока он сядет на небесный престол и оскорбит мать богов? Так ты дождался! Он отнял у нее серьги!
        - Как?
        - Очень просто! Взял и ограбил, как разбойник, как последний трус! Канха, неужели на него нет управы ни на земле, ни на небе? Породил же господь Вишну такого мерзавца!
        Канха улыбнулся. Чарудешна сосредоточенно тянул у него с руки широкий браслет, сопел, старался. Канха тряхнул рукой - браслет остался в руках у малыша, и тот тут же сунул в него ручонку. Канха посмотрел на жену, и глаза у него стали круглыми от удивления. Конечно, не каждый день его жена собирается на войну с царем асуров и облачается в доспехи.
        - Я выступаю нынче же, - сказала Сатьябхама. - Даже если не смогу его убить - я должна попытаться. Он асур, он, несомненно, имеет дар, защищающий его от гнева Индры и оружия дэвов. Но защищен ли он от людей?
        Канха встал, подхватывая на руки Чарудешну.
        - Наракасур, несомненно, имеет дар защиты, - медленно сказал он. - Но мы его одолеем.
        - Как? - спросила Сатьябхама и, спохватившись, добавила: - Мы?
        - Конечно! Неужели ты думала, что я отпущу тебя одну? А кто же будет править твоей колесницей?
        - Канха, у меня есть колесничий. Хороший колесничий.
        - Но я лучше, - он улыбнулся снова. - Подожди меня.
        Сатьябхама вздохнула. Она никогда не могла противиться ему, от его улыбки таяло раздражение и уходил гнев. И потом, он действительно лучше.

* * *
        Войско шло к границам Праджьотиша, и чем ближе становилась цель, тем сильнее разгорался гнев Сатьябхамы. Одни деревни пустели при приближении ее войска, в других их встречали плачем и жалобами - на непомерные поборы, на бесчинства, на похищения женщин. Сборщики налогов забирали и молодых девушек, и мужних жен, и даже вдов.
        - Никто не знает, что с моей дочерью, о дэви, - рыдал староста одной из деревень. - А еще они забрали дочку нашего жреца, и когда она убежала от них, догнали, снасильничали и убили, и бросили ее тело в лесу, а почтенный Ахири, ее отец, упал замертво и на третий день умер, вдова его вот осталась с двумя сыновьями… Как нам жить теперь, если даже брахманов…
        Он умолк и махнул рукой - нестарый еще человек, смуглый и худой. Вдова жреца, такая же смуглая, с заметной сединой в волосах, вынесла Сатьябхаме и Канхе воды и приветствовала, как полагается. Ключевая вода в слегка кособоком кувшине была холодной и сладкой, и Сатьябхама напилась от души.
        До границы Праджьотиша оставался один дневной переход, и Сатьябхама была уверена, что Нарака уже знает о войске и кто идет во главе этого войска, и что он выведет в поле своих воинов для битвы.
        Земля плакала - давно, привычно, безнадежно. Людское горе, все жалобы и рыдания, текли сквозь нее, словно реки. Сатьябхама видела их - словно прожилки листа, выжженные отравой. Истощенные поля, тощие волы и коровы, голодные дети, женщины, скрывающие боль и позор насилия. Кровь, ушедшая в землю, ставшая землей. Она не хотела это видеть. Она хотела бы быть радостной и беспечной, как Рукмини, которой при рождении досталась частичка Лакшми[5 - Лакшми - богиня, приносящая благополучие, супруга Вишну.], благой и влюбленной. Но второе имя Сатьябхамы было Бхуми - «земля», и мощь богини жила в ее душе, неотделимая от способности слышать и видеть. В полутора дневных переходах, в темном ночном саду какая-то женщина молила о смерти, об отдыхе для израненной души и поруганного тела, и земля принимала ее мольбу.
        Сатьябхама заставила себя проснуться. За стенками шатра жил своей ночной жизнью лагерь, переступали и всхрапывали кони, шагали дозорные, а рядом ровно дышал во сне ее муж. Сатьябхама придвинулась к нему поближе, и он обнял ее.
        - Так я опять не высплюсь и в день сражения буду без сил, - проворчала она.
        - Хочешь, я расскажу тебе историю? - спросил Канха. - Только это грустная история.
        - Расскажи. Я все равно не усну.
        - Давным-давно, в одном царстве правил царь по имени Рама…
        - Я знаю эту историю, - сказала Сатьябхама.
        - Ты знаешь, как рассказывают ее брахманы и сказители, - возразил Канха. - А я расскажу тебе то, чего они не знают. Дело в том, что Рама - которого позже стали называть Шри Рамой - был человеком несчастным. Не потому, что ему пришлось жить в изгнании вместе с женой и братом. И не потому, что Равана украл прекрасную Ситу и она провела в плену долгие годы. Нет. Рама очень хотел быть примером царя и мужа. Он должен был исполнить свой долг так, чтобы люди подражали ему и шли по пути дхармы[6 - Дхарма - путь праведности, поддержание миропорядка.].
        - Неужто он не смог?
        - Он не смог. Он пережил изгнание. Он победил Равану. Он освободил Ситу. И вместо того, чтобы обнять ее, Рама ее оттолкнул. И тогда Сита взошла на костер, но огонь не тронул ее. Все три мира увидели, что она чиста, и тогда только Рама взял ее за руку.
        - Я слышала эту историю, Канха. Но ведь Раме нужно было доказать, что Сита невиновна, даже если он ей верил!
        - Возможно. Слушай, что было дальше. Рама стал царем и правил своей страной хорошо, так что не было неурожая и засухи, и все были сыты и счастливы. Он вершил справедливый суд. Но однажды…
        - Что?
        - Однажды в народе пошел слух, что Сита все же была неверна Раме, и оттого-то у царской четы нет детей. И тогда Рама отослал Ситу из дворца. Он не стал защищать ее от клеветы. Он просто… отдалил ее. А сам остался во дворце, править и вершить суд - Рама справедливый, Рама безупречный. А в душе он чувствовал, что не исполнил свой долг. И тогда он решил совершить ашвамедху[7 - Ашвамедха - жертвоприношение коня, один из важнейших царских ритуалов.] и доказать всему свету свое царское достоинство, раз уж достоинство мужа он не сумел удержать - как ему казалось.
        - И он призвал Ситу обратно? Ведь без царицы невозможно совершить ашвамедху!
        - О нет, любовь моя, он велел отлить из золота статую Ситы. Удивительно ли после этого, что ашвамедха его не удалась? Едва белый конь вошел в лес, как навстречу ему вышли двое юношей, которые и остановили его. Разгневавшись, Рама велел привести их. Представ же перед ним, они спели ему песнь о подвигах Рамы и смерти Раваны. Эти двое юношей были его сыновьями, которых Сита родила и вырастила в лесу. Стыд и горе охватили Раму. Он пришел к Сите и стал просить у нее прощения. Он снова привез ее во дворец. Там их встретили придворные и стали требовать, чтобы Сита снова доказала свою чистоту.
        - И она разгневалась?
        - Нет. Она… Понимаешь, она очень любила Раму. Даже когда он обижал ее и отдалял от себя. Но она устала. Она не хотела больше ничего доказывать. Она взмолилась к породившей ее земле, и Бхуми расступилась под ее ногами и приняла к себе. Рама же от горя бросил все, ушел из своей столицы на берег реки и умер там. Сказители говорят, что он, исполнив свой долг, просто оставил свое тело и вернулся туда, откуда пришел в наш мир. И только я знаю, что все было не так. Он понял, что не сумел стать ни хорошим мужем, ни хорошим царем. Ибо царь - это не тот, о ком не говорят плохого, а тот, кто мудр и справедлив. А хороший муж прежде бережет свою жену от горя - и только потом заботится о дурных слухах. Оба этих испытания Рама не выдержал. И он знал, что по его примеру отныне будут поступать все цари и мужья, и за его малодушие будут расплачиваться женщины.
        - И откуда ты все это знаешь? - сонно спросила Сатьябхама.
        - Из воспоминаний, - тихо ответил Канха. - Я был Рамой. Я был несправедлив, я причинил горе Сите. Быть может, я не любил ее по-настоящему, а только гордился ее красотой и любовью. Быть может, я должен теперь искупить адхарму[8 - Адхарма - грех, нарушение дхармы.] Рамы.
        Он погладил Сатьябхаму по голове, коснулся лица и обнаружил, что она спит.
        Канха, которого в этой жизни все называли Кришной, улыбнулся в темноте и обнял свою жену. В ту ночь она больше не видела снов.

* * *
        Сын божественного вепря Варахи[9 - Вараха - вепрь, третья великая аватара Вишну.] и Бхуми-Земли, покоритель трех миров, царь Праджьотиша Нарака не собирался утверждать свой трон на небесах, как некогда сделали Тарака и Шанкхачур[10 - Тарака, Шанкхачур - цари асуров, в разное время захватывавшие власть в Сварге (Дэвалоке, царстве богов).]. Ему было довольно того, что дэвы были унижены, а молнии Индры - бессильны. Даже ваджра, сразившая могучего Вритру, не была страшна Нараке - ведь милостью Вишну смерть его лежала в объятиях матери и должна была прийти от отца.
        Он смотрел на свою добычу - ныне это были не женщины, не скот и не сокровища дэвов. Всего лишь серьги - оправленные в золото алмазы в форме капли. Солнечный луч дробился в их гранях цветными бликами, и серьги сияли в ладони царя, как осколки света. Он сам вырвал их из ушей Адити, матери дэвов, и никто не сумел ему помешать. Нараке было приятно вспоминать бессильную ярость Индры, грозу и бурю, от которых дэвам не было никакого проку. Пусть помнят сыны Адити, что сыновья Дану одолели их. Сначала Нарака намеревался поднести эти серьги самой Дану, но советники отговорили - конечно, праматерь асуров видит в своей небесной сестре соперницу, однако вряд ли будет довольна таким подарком.
        К тому же расстаться с этими каплями живого света Нарака был не в силах. Он нанизал их на шнурок и повесил себе на шею, поверх царского ожерелья.
        - Внимание и повиновение! Наракасура, царь Праджьотиша, покоритель Трех Миров!
        Нарака стремительно прошагал через залу царского собрания к своему трону, сел, уперев руку в колено.
        По знаку главного министра со своего места поднялся Мура, сенапати[11 - Сенапати - генерал, военачальник.] царского войска.
        - О царь, - начал он. - Дозорные донесли, что на твое царство движется с войском Васудева Кришна. Он разбил свой лагерь, перейдя реку.
        - А большое ли у него войско?
        - Едва ли больше одной анихини[12 - Анахини - одна десятая часть акшаухини.], о царь, - глаза Муры хитро заблестели.
        - Плохо думает о моем царстве этот пастух! - захохотал Нарака. - С десятой частью войска думает одолеть меня?
        - О царь, позволь сказать, - поднялся главный министр Даршит. Он был не асуром, а человеком, но Нарака ценил его за ум и проницательность.
        - Говори.
        - Быть может, Васудева Кришна желает не одолеть тебя на поле битвы, а добиться иной цели? Во всех его деяниях обычно есть скрытый смысл.
        - Какой же смысл на этот раз?
        Министр поскучнел.
        - Пока не знаю, о царь. Вышлешь ли ты к нему посланников перед боем?
        - Разве что ради твоих лазутчиков, - фыркнул Нарака. - Много чести этому пастуху.
        Министр поклонился, сложив руки:
        - Так я назначу посланников?
        - Назначай. Пусть отправляются немедленно. Мура! Шанкар! Собирайте войско.
        Нарака усмехнулся и погладил пальцами серьги Адити, приносящие удачу.
        - Мы его разобьем, царь, не сомневайся!
        Мура лихо опрокинул чашу вина себе в глотку. Он был уже изрядно пьян и снова и снова требовал, чтобы служанка наполняла его чашу. Нарака почти не пил, золотистая жидкость в его чаше убыла едва ли наполовину. Он сидел, уперев локоть в колено, подперев рукой голову, и смотрел на танцовщиц. Музыканты в цветных тюрбанах играли медленную, чувственную мелодию, и смуглые тела, едва прикрытые тонкими тканями, сладостно изгибались в танце. Одинаково накрашенные глаза и губы делали танцовщиц похожими, как близнецы. Нарака сделал знак той, что вела в танце. Девушка подошла, покачивая бедрами. Ее браслеты и ожерелье с подвесками издавали нежный, едва слышный перезвон.
        Нарака усадил ее рядом с собой, подал чашу. Она взяла обеими руками, отхлебнула глоток.
        - Пей! - воскликнул Мура. - Царь угощает тебя, женщина, так что пей и веселись! Эй, ты, вот ты, да, в голубой юбке! Поди сюда. Садись, - он похлопал ладонью по подушкам сбоку.
        Танцовщица в голубой юбке подошла и села, трепеща, как загнанная лань.
        - Пойдем, - тихо сказал Нарака своей.
        Тяжелая дверь захлопнулась сама, и танцовщица испуганно обернулась.
        - Я же асур, ты забыла? - Нарака привлек ее к себе и приподнял ее лицо за подбородок. - Не бойся.
        Вряд ли она перестала бояться, они все лишь делали вид, но слезы утерла - аккуратно, не размазав каджал[13 - Каджал - краска для ресниц.] с ресниц.
        Совершив омовение и выгнав слуг, Нарака подозвал женщину.
        Расторопные служанки успели ее умыть и умастить благовониями и удалились, не дожидаясь, пока царь отдаст им приказание. Порядок был им известен давно и прочно. Заодно они унесли и ее покрывало, оставив на ней только нижнюю юбку-паваду и чоли[14 - Чоли - поддерживающая грудь полоса ткани или подобие блузы.].
        Нарака подошел к ней сзади, просунул пальцы под туго натянутую ткань у нее на груди и дернул. Чоли разорвалась, и горячие руки мужчины сжали ее груди, перебирая и сдавливая соски между пальцами. Танцовщица издала полувздох-полустон, когда он увлек ее на ложе. Звякнули ее ножные браслеты. Она упала, раскинув руки, придавленная тяжелым телом асура. Он раздвинул ей ноги, обрывая с пояска тонкую ткань юбки, и вошел в нее, как входит победитель в захваченный город. Он заставил ее стонать и изгибаться, испытать не только подавляющую силу, но и страсть, так что она сама обвила его плечи руками и подставила полураскрытые губы под его поцелуи - жесткие и требовательные.
        Осознав, что он полностью сорвал с нее одежду, женщина стала закрываться руками и попыталась отползти, но он не позволил ей. Он и сам был нагим, и это пугало ее больше, чем его сила и жадная страсть, потому что люди почитают полное обнажение тела за оскорбление богов. Но промельк стыдливости угас тут же, стоило ему сжать ее груди с затвердевшими темными сосками и раздвинуть ее бедра коленом.
        Насытившись, Нарака вытянулся на ложе рядом с женщиной, впавшей в зыбкое забытье.

* * *
        Поле годилось для битвы. С одной стороны тянулась гряда невысоких холмов, поросших выгоревшей травой, с другой - начинался редкий лес, позади была река. А впереди - стены города, и перед ними волновалось живое море - не менее акшаухини[15 - Акшаухини - войско, примерно 150 тысяч воинов при 20 000 колесниц, стольких же слонах и со всем прочим.] войска.
        Едва Сурья взошел на небо, как войско расступилось и явились посланцы.
        Их привели к шатру Сатьябхамы. Она вышла им навстречу, но трое посланцев, среди которых ее зоркие глаза разглядели асура, торопливо приветствовав ее, заозирались по сторонам. Сатьябхама зло усмехнулась. Они видели только женщину и ее охрану.
        - Кого вы ждете? - спросила она.
        - Мы посланы к царю, ведущему это войско, о дэви, - осторожно сказал самый старший, благообразного вида, с сединой в бороде.
        - Это мое войско, - с наслаждением сказала Сатьябхама. - Я - Сатьябхама, дочь Сатраджита, царица Двараки. Ступайте к вашему царю и скажите ему, что если он не освободит всех женщин, которых он захватил в окрестных землях и обратил в рабство, если он не вернет с почтением и раскаянием серьги праматери Адити, если не возместит ущерб - я положу конец его никчемной, слишком долгой жизни!
        - О дэви, - вкрадчиво начал благообразный. - Да будет тебе известно, что мать великого Наркасура, сама Бхуми-дэви, испросила для него дар у господа Вишну, и дар этот заключается в том, что Наракасур может умереть лишь по воле своей матери, от руки своего отца.
        - Когда настает час смерти творящего адхарму, - сказала Сатьябхама, - тогда исполняются все условия. Наракасур превысил меру терпения! Разве не слышит он, как стонет земля его царства?
        Асур открыл было рот, но Сатьябхама подняла руку, прерывая его.
        - Я не стану вас слушать. Идите и передайте Наракасуру то, что я сказала.
        - Она оскорбила нас! - воскликнул Шанкар, едва посланцы удалились на достаточное расстояние от войска Двараки. - Я велю наказать моих лазутчиков - они доложили, что войско ведет сам Васудева!
        - Ты смотрел только на нее, о сенапати? - спросил Анкхор. - Зря. Тот человек, одетый как колесничий, что стоял за ее спиной - это и есть Васудева Кришна. Тут какая-то хитрость!
        - Конечно, тут хитрость! - вскричал Даршит, выслушав посланников. - Говорят, о царь, что царица Сатьябхама есть воплощение могущественнейшей Бхуми-дэви! Говорят также, что она обучена искусству стрельбы из лука…
        Нарака вскинул руку, приказывая министру молчать.
        - Женщина? Это смешно. Войско Васудевы вдесятеро меньше нашего, и еще у меня два акшаухини войска стоят справа и слева от города. Мы сомнем и сокрушим этих пастухов с берегов Ямуны!
        Затрубили с обеих сторон раковины, и по этому сигналу оба войска двинулись вперед. Мура скоро понял, что, понадеявшись на число воинов, он сделал ошибку. Поле, зажатое между лесом и холмами, было слишком узким для полного построения. Перестроить же целый акшаухини, уже начавший бой, он не успевал. Проклятый пастух, должно быть, хорошо играл в чатурангу[16 - Чатуранга - прародительница шахмат.]. Мура сплюнул и велел подать сигнал колесницам и всадникам. Копьеносцы расступались в стороны, открывая путь клину всадников, а по краям клина мчались колесницы. У пастуха справа и слева тоже стояли колесницы, но в центре копьеносцы не отступили, а, наоборот, сомкнули щиты и ощетинились длинными копьями. У всадника тоже в руке копье или длинный меч, но конь не пойдет на острия копий. Ратхины[17 - Ратхин - колесничный воин.] же справа и слева, видя это, начали осыпать стрелами щитоносцев, но тут с колесницы под белым царским зонтом[18 - Белый зонт - его устанавливают над царской колесницей.] протрубила раковина, и колесницы пастуха двинулись вперед. Тут же стало не до обстрела пеших.
        Мура воевал всю свою жизнь - он не помнил, сколько это было веков. Эта битва была одной из многих - нельзя было сказать, что стрелы затмевают солнце или кровь льется рекой. Но стиснутые на нешироком поле, его войска теряли воинов больше, чем небольшое войско Васудевы Кришны. Мура прищурился, вглядываясь в центр вражеского построения. Там он увидел колесницу под белым зонтом, запряженную четверкой огненно-рыжих коней с черными гривами и хвостами. Искусный колесничий направлял ее так, чтобы солнце не било в глаза ратхину, который осыпал врагов непрерывным потоком стрел. Мура подозвал Шанкара.
        - Командуй тут всем, а я возьму самых лихих бойцов и убью Кришну, - сказал ему Мура.
        Шанкар кивнул и затрубил в раковину, отдавая сигнал к атаке.
        Уставшие воины расступились и пропустили вперед ждавших своей очереди всадников на свежих конях и колесницы с полными колчанами стрел.
        Колесница Муры мчалась по полю, колесничий едва слышно шептал мантры, позволявшие коням не спотыкаться о трупы, а колесам не подскакивать на каждом препятствии. Мура прицелился, и с тетивы его лука сорвался сплошной поток черных стрел. Воин в сияющих серебром доспехах на царской колеснице ответил тем же. Только стрелы его были светлыми, и каждая, срываясь с тетивы, делилась на сотню.
        - Она и вправду умеет стрелять, - буркнул Мура, словно оправдываясь.
        Между ним и женщиной с луком в руках не осталось никого живого - под копыта коней ложились окровавленные трупы, обломки колесниц, мертвые лошади… оставалось немного, и тут страшный удар сотряс колесницу. Мура покатился по земле и, поднимаясь на колено, обнаружил, что напуганные кони тащат опрокинутую колесницу куда-то в сторону, а мертвый колесничий вываливается из нее и остается на земле со стрелой, торчащей из груди. В руке еще оставался лук, но тетива лопнула. Зарычав, Мура отбросил лук и подхватил с земли чье-то копье. Хорошее, легкое, с длинным, остро отточенным наконечником.
        С колесницы под царским зонтом спрыгнул человек.
        Мура никогда не видел сына Васудевы, но сразу узнал его - высокий, смуглый, с длинными вьющимися волосами, пастушок из Вриндавана легко шагал среди тел, и в руке у него было копье. Мура отвел руку с копьем, целясь в приближающегося Кришну, но тот опередил его. Оружие выпало из руки асура, когда копье Кришны вошло ему в грудь, проломив панцирь. Под панцирем сразу стало горячо и мокро, кровь хлынула изо рта. Мура упал на колено, схватившись руками за древко копья. День померк перед его взором, солнце угасло - и он покатился в бездонную тьму. Кришна вырвал свое копье из мертвого тела и вернулся к колеснице.
        - Быстрее, - нетерпеливо бросила Сатьябхама. - Там Нарака сам выходит биться.
        Кришна вскочил на колесницу, подхватил поводья, и кони рванули вперед. Тут же в то место, где они только что были, ударила огненная стрела. Кришна вскинул руку, зашептал беззвучно - и с кончиков пальцев сорвался поток агнейастры[19 - Астра - метательное оружие, применяется к описанию оружия дэвов (агнейастра, пашупата-астра, брахмастра).].
        - Смотри, Сатья, битва эта подобна древней битве дэвов с асурами - сказал он, обернувшись, глаза его сверкали. И громко продекламировал: - «Большие острые дротики, пики с хорошо отточенными концами и другие различные орудия посыпались тысячами. Разрубленные диском, искалеченные мечами, копьями и дубинами асуры тогда, обильно истекая кровью, падали на землю. Срезанные острыми копьями в страшной битве непрерывно падали головы, украшенные сетками из горящего золота. Словно ярко-красные вершины гор, лежали убитые асуры с телами, обагренными кровью. Меж тем как восходило багровое солнце, там и сям поднимался вопль среди дэвов и асуров, которые тысячами резали друг друга своим оружием. Их вопли, когда они в битве убивали друг друга залитыми кровью железными палицами, а при столкновении - кулаками, достигали чуть ли не самого неба. «Режь, коли, бросай, беги, нападай!» - раздавались со всех сторон грозные клики».
        Сатьябхама натянула лук и сосредоточилась. Из ее пальцев выросла сверкающая стрела. Она выстрелила. Стрела взвилась высоко вверх и над головами наступающих асуров рассыпалась на сотню таких же стрел.
        Закричали раненые, в ужасе забились пораженные стрелами кони.
        - Вперед, Мурари[20 - Мурари - убийца Муры, одно из прозвищ Кришны.], - крикнула Сатьябхама звонким, прорезающим грохот битвы голосом. - Нарака! Покажись, трус!
        Наперерез белой колеснице несся конный асур. Сатьябхама вышибла его стрелой из седла. Асур поднялся - и тут же скрутился в дымный черный смерч. Сатьябхама послала стрелу в самый центр вихря - и черный дым распался на клочья, оставив на истоптанной земле пробитое стрелой тело. Асур был еще жив, он мучительно скреб ногами землю и выгибался, пытаясь вздохнуть. Канха метнул чакру. Золотой диск едва коснулся горла асура и сразу вернулся обратно. Голова асура запрокинулась, из обрубка шеи выплеснулась черная кровь.
        Белая колесница неслась, не касаясь земли. Промелькнула дымно-огненная полоса, закричали диким голосами сгорающие заживо люди. Сатьябхама проследила взглядом ее от конца до начала - и увидела Нараку.
        Царь Праджьотиша стоял на своей колеснице, высокий и грозный, в панцире из черненой бронзы. Он уже увидел несущуюся к нему белую колесницу и направил на нее стрелу. Стрела словно гнала перед собой воздух, ее окружало все ширящееся сияние, и Сатьябхама на мгновение зажмурилась. Она не знала, как отразить эту астру, но все же послала ей навстречу поток стрел - и напрасно. Ее колесничий внезапно встал, закрыв ее.
        - Канха! - в ужасе закричала она, но сияние ударило его в грудь и угасло, не причинив вреда.
        - Это вайшнавидья[21 - Вайшнавидья - мистическое оружие Вишну.], милая, - сказал он, смеясь. - Разве она причинит мне вред?
        - Я рада. Но, Канха, посмотри - наши воины устали, их построение разбито, и вот-вот войско Нараки пойдет вперед и сокрушит их. Нас слишком мало.
        - О нет, - сказал Кришна, поднимая правую руку. - Нас столько, сколько нужно для победы.
        Вокруг его указательного пальца сгустилось золотое сияние чакры. Зубчатое колесо вращалось так быстро, что его край казался размытым, туманным. Кришна сделал легкое движение кистью, и чакра мелькнула, словно молния.
        Там, где она влетела строй врагов, послышались крики. Хлынула потоком кровь из отрубленных рук и обезглавленных тел. Огромное войско Нараки таяло. На поле между рекой и городом росли груды обезображенных тел, и кони ступали по бабки в крови.
        С земли поднялась такая пыль, что ничего нельзя было различить. Диск солнца плыл в белесом небе, красный, словно окрашенный кровью.
        Лучники метали стрелы налево и направо и падали, поражая друг друга. Колесницы сражались с колесницами, пехотинцы с пехотинцами, всадники со всадниками, а могучие слоны со слонами. Воины разили друг друга мечами, копьями, пиками, дротиками и железными прутьями. Там и сям виднелись отрубленные головы, валявшиеся в пыли: на одних верхняя губа была выбрита, у других были красивые носы, на некоторых были опрятно приглажены волосы, иные были украшены венцом или же серьгами. И вскоре на поле битвы были распростерты тела кшатриев, растерзанные на части стрелами, напоминающие стволы деревьев шала. И земля там была усеяна отрубленными руками, умащенными сандалом, напоминающими кольца змей, и головами, украшенными серьгами. Пыль с земли пропиталась текущею кровью, образовалась страшная грязь, воцарился беспорядок.
        Солнце уже клонилось к закату, и Сатьябхама слишком устала, чтобы ужасаться. Ничто не кончилось, и Нарака носился по полю на своей колеснице, убивая ее воинов. Но и от его войска остались жалкие ошметки.
        Наконец он повернул колесницу и помчался ей навстречу. Сатьябхама натянула лук, сосредоточилась. Прошептала мантру. Одна стрела - только одна сорвалась с тетивы и ударила Наракасура в грудь, пробив панцирь. Он удивленно развернулся всем телом, но лук выпал из его руки. Черная колесница остановилась, колесничий медленно сполз на землю, так и не выпустив из рук поводья - чья-то случайная стрела вошла ему в бедро, и он истекал кровью. Сатьябхама спрыгнула с колесницы. Лук она держала натянутым на всякий случай. Но колесничий - асур (теперь она видела это), с виду совсем юный, - лежал неподвижно.
        Нарака был еще жив. Он навалился на бортик колесницы, но подняться уже не мог.
        - Стрела… - прохрипел он. - Не может… быть.
        - Я - Бхуми, - сказала Сатьябхама, наклонившись к его лицу. - Я - земля, что стонет от твоей поступи, Наракасур.
        - Но ты… не можешь… убить… меня… только… мой отец….
        Сатьябхама протянула руку и вытащила из-под его панциря мокрый от крови шнурок, на котором висели алмазные серьги.
        Нарака проследил взглядом, как она стряхивает серьги себе в ладонь, отбрасывает шнурок, и кажется, что в руке у нее живое солнечное пламя. Нарака задыхался. Он боролся за каждый вдох, но с каждым вдохом в груди что-то рвалось. Стрела мешала, силы утекали. Он посмотрел через плечо этой женщины. Там высилась фигура, подобия которой он видел в святилищах - высокий, четырехрукий, облаченный в золотые одежды, с венком из цветов на плечах, там стоял его божественный отец.
        «Что дальше?» - хотел спросить Нарака. Но Вишну сделал один быстрый взмах рукой - и золотой диск с острыми краями вонзился в шею Нараке, отделив голову от тела.

* * *
        Царь мертв, войско рассеянно, оба сенапати убиты, царевич Бхагадатта тяжело ранен - и Даршиту осталось только открыть городские ворота перед победителем.
        День за днем на берегу реки пылали костры, на которых сжигали мертвых. А лагерь Кришны все рос и рос - Даршит велел собрать всех женщин, которых натащил царь из своих походов, и тех, которых привели сборщики дани, и всех, кого только могли вспомнить управители царских хозяйств. Несколько тысяч женщин - Даршит заранее злорадствовал, представляя себе, как этот коровий пастух будет с ними управляться - со сборищем капризных и глупых баб, годных лишь ублажать мужчин на ложе, ткать и сбивать масло, к том уже опозоренных.
        Нечего говорить, что Сатьябхаму тревожили те же мысли. Особенно после того, как она заговорила с несколькими женщинами-брахманками о возвращении домой.
        - Нет, нет, - сказала одна. - Я не могу! Мой муж не примет меня, ведь я была с другими мужчинами, пусть и не по своей воле!
        Они все боялись вернуться. Некоторые говорили:
        - Лучше мне уйти в лес и стать отшельницей!
        Они горевали о своих детях, мужьях и родителях так, как будто умерли. Те же, кто родили в плену или забеременели, держались словно отверженные, что просят милостыню.
        Сатьябхаме еще казалось, что все можно уладить, когда на обратном пути они остановились у пограничного городка, откуда родом было аж с полсотни бывших пленниц. Она занималась делами войска, потом отдыхала, пережидая в полудреме самые жаркие часы дня. Разбудили ее женские крики и мольбы. Она накинула на голову паллу и выглянула из шатра.
        - Эй, - что там такое? Пропустите!
        Стражники отступили в стороны, и к ногам Сатьябхамы упала девушка из числа пленниц. Кажется, ее имя было Радхика.
        - О царица! Спаси и помоги!
        - Что случилось? - спросила Сатьябхама.
        - Джита! Джита, о дэви! Она пришла домой, села с детьми, и тут ее муж пришел домой и закричал на нее! Он позорил ее перед всеми соседями, он выгнал ее из дома! Он побил дочь, чтобы та не плакала из-за матери!
        Сатьябхама ощутила, как поднимается ярость. Что делал этот никчемный муж, когда его жену уводили воины Наракасура? Рыдал и умолял? Она помнила Джиту - кажется, та была из кшатриев, она и после плена не утратила спокойного достоинства.
        «С тех пор все мужья поступают так же, как поступил Рама», - услышала она мысленно тихий голос своего мужа.
        Сатьябхама схватила свой лук и подняла девушку с колен.
        - Что задумала Джита? Отчего ты бежала ко мне, будто за тобой гнались асуры?
        - Она хочет сжечь себя!
        Костер Сатьябхама увидел издалека. Пламя уже охватило дрова и женщину, которая закричала - и умолкла, когда пламя добралось до ее лица. Толпа собралась большая, и Сатьябхаме пришлось проталкиваться через нее. Кто-то увидел женщину с луком в руке, в золоте и узорном покрывале - и люди расступились перед ней.
        Земля тут была перемешана с пеплом и старыми углями, и пахло противно, как повсюду в местах трупосожжений.
        Костер Джиты быстро прогорел и осыпался - дров было немного, и даже ее тело не сгорело, как следует - на остывающих углях лежал, скорчившись, обтянутый черным скелет в оплавившихся браслетах и ожерелье, щерился мертвой улыбкой.
        Сатьябхама сложила ладони перед лицом, проговорила едва слышно благословение. Затем развернулась. Больше всего тут было женщин, стыдливо прячущих лица за покрывалами - бывших пленниц. Они стояли отдельно, между ними и благопристойными жителями городка оставалось пустое пространство, как будто горожане боялись подцепить от этих женщин заразу. Сатьябхама смотрела на них и понимала, что ничего не сможет сделать. Это такое понимание дхармы - его не победишь в рукопашной, не застрелишь из лука, не сожжешь агнейастрой. И слова ее - слова женщины - не будут тут значить почти ничего. Но ярость кипела у нее в груди, и Сатьябхама заговорила тем звенящим, бронзовым голосом, который слышно даже сквозь грохот битвы:
        - Глупцы! Это не Джита обесчещена, это ее муж бесчестен! Он защитил ее? Он исполнил свои брачные клятвы? Трус! Ты даже не пришел к погребальному костру своей жены! Я, Сатьябхама, сразившая в поединке Наракасура, проклинаю тебя! Да станешь ты бессилен, да не узнает тебя твоя мать!
        Горожане шарахнулись в стороны.
        Сатьябхама уронила лук, села прямо на землю и заплакала. Женщины стали робко подходить к ней, одна подняла лук, другая поднесла чашку с простоквашей, еще одна принесла воды умыться.
        - Не плачь, о дэви, мы не стоим твоих слез.
        - Ты избавила нас от Наракасура!
        - Ты уже помогла нам, мы можем уйти в лес и жить там, как Сита…
        Это имя ударило ее, словно молния.
        Сатьябхама вскочила - и оказалась лицом к лицу с Канхой. Он обнял ее и сказал:
        - Не плачь, Сатья, я знаю, как мне поступить.
        - Тогда сделай все, что в твоих силах, свами[22 - Свами - господин, обращение жены к мужу.]…
        - Тогда слушайте все! - возвысил он голос. - Чтобы ни тени бесчестия не коснулось этих женщин, я беру их всех в жены!
        Настала тишина. Сатьябхама вывернулась из рук Кришна и встала рядом с ним. Солнце садилось. Кругом были одни женщины - совсем молоденькие и постарше, и в возрасте, и даже с сединой в волосах, смуглые и светлокожие, красавицы и дурнушки. Те, кого ее муж только что объявил своими женами. Они не верили своим ушам, они не могли поверить этому человеку в простой одежде и царском ожерелье, который смотрел на них со своей обычной легкой улыбкой, стоя на границе запретной земли.
        И вдруг среди них прошло движение. Какая-то женщина в темном покрывале шла через толпу, и другие женщины расступались перед ней. Ее лицо не отличалось особенной красотой, и вместо тилаки на лбу краснело размазанное пятно крови. Она подошла к Кришне и Сатьябхаме, и тут Сатьябхама узнала ее, увидев, что мочки ушей у этой женщины разорваны, и тонкие струйки крови сбегают из них по шее.
        Кришна склонился к ногам этой женщины, и Сатьябхама поспешно сделала то же самое. А та положила руку ему на голову и сказала:
        - Долгой жизни тебе, о сын!
        Потом ее рука легко коснулась волос Сатьябхамы:
        - Долгой жизни тебе, о дочь!
        Не поднимаясь, Сатьябхама сняла со шеи шелковый мешочек и вытряхнула из него на ладонь алмазные серьги. В закатном луче они засияли, как капли жидкого света, словно Сатьябхама держала в руке осколки солнца.
        - О благая Адити, матерь дэвов, прими же то, что было похищено у тебя!
        - Поднимись, дитя, - сказала Адити.
        Сатьябхама встала.
        - Помоги мне надеть эти украшения.
        - Но твои уши, о дэви…
        Сатьябхама нерешительно протянула руку, и от ее прикосновения рана исчезла. Она коснулась другого уха матери богов - и оно тоже исцелилось. Сатьябхама осторожно и почтительно вдела серьги. Лицо Адити озарилось сиянием, кровавое пятно на лбу исчезло.
        Адити подняла руку, благословляя:
        - Да будут счастливы все эти женщины в твоем доме, сын.
        - Благодарю, матушка, - Кришна снова поклонился ей.
        Адити воздела руки, благословляя всех. Она светилась изнутри - мягким белым сиянием, становилась прозрачнее, и исчезла, словно Сурья-дэв забрал ее на свою колесницу.

* * *
        - Ты это предвидел?
        - Ну что ты, я не владею пророческим даром. Но я знаю людей! И асуров тоже.
        - И поэтому ты рассказал мне историю о Раме и Сите? Хорошо, Канха, я принимаю твое решение и не буду ни о чем сожалеть. Вот только как ты будешь исполнять супружеский долг с таким количеством жен?
        - Неужели ты думаешь, что я не могу дать им дом, пропитание и одежду, и пищу для их детей, и содержать их? Супружеский долг ведь не сводится к тому, что муж приходит к жене на ложе.
        - Ладно, я верю, что ты справишься. Но что ты вертишься с боку на бок?
        - Не могу заснуть.
        - Хочешь, я спою тебе? Я услышала это во сне.
        - Хочу, Сатья.
        Сатьябхама села, нашарила в темноте его руку, и тихо, вполголоса запела:
        К хранителю мира взываю я ныне -
        К тому, кто в руках держит чакру и лотос,
        К тому, кто нисходит, рождаясь, на землю,
        К тому, кто потом умирает, как колос,
        К тому, кто словам песнопения внемлет…
        Она знала, что где-то на небесах женщина в алмазных серьгах слышит ее. Она знала, что муж никогда не оставит ее, что бы ни случилось. Она знала, что это и есть любовь.
        notes
        Примечания
        1
        Нараяна - одно из имен Вишну.
        2
        Мурти - статуя бога, созданная по определенным правилам.
        3
        Канха - одно из имен Кришны.
        4
        Рукмини - первая жена Кришны.
        5
        Лакшми - богиня, приносящая благополучие, супруга Вишну.
        6
        Дхарма - путь праведности, поддержание миропорядка.
        7
        Ашвамедха - жертвоприношение коня, один из важнейших царских ритуалов.
        8
        Адхарма - грех, нарушение дхармы.
        9
        Вараха - вепрь, третья великая аватара Вишну.
        10
        Тарака, Шанкхачур - цари асуров, в разное время захватывавшие власть в Сварге (Дэвалоке, царстве богов).
        11
        Сенапати - генерал, военачальник.
        12
        Анахини - одна десятая часть акшаухини.
        13
        Каджал - краска для ресниц.
        14
        Чоли - поддерживающая грудь полоса ткани или подобие блузы.
        15
        Акшаухини - войско, примерно 150 тысяч воинов при 20 000 колесниц, стольких же слонах и со всем прочим.
        16
        Чатуранга - прародительница шахмат.
        17
        Ратхин - колесничный воин.
        18
        Белый зонт - его устанавливают над царской колесницей.
        19
        Астра - метательное оружие, применяется к описанию оружия дэвов (агнейастра, пашупата-астра, брахмастра).
        20
        Мурари - убийца Муры, одно из прозвищ Кришны.
        21
        Вайшнавидья - мистическое оружие Вишну.
        22
        Свами - господин, обращение жены к мужу.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к