Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Кащеев Кирилл : " Магия Без Правил " - читать онлайн

Сохранить .
Магия без правил Кирилл Кащеев
        Илона Волынская
        Ирка Хортица - суперведьма #6 Игра продолжается! Ирка, Богдан и Танька должны любой ценой пройти «Колдовской квест» - иначе они погибнут или навсегда останутся в плену коварного заклятия. Но как это сделать, если друзья Хортицы забыли о том, кто они, а сама Ирка постепенно превращается в упырицу? С каждым часом в ней все меньше от ведьмы-оборотня и все больше - от страшной Повелительницы Ночи. Скоро ее не будет интересовать ничего, кроме свежей человеческой крови! Игроки переходят из тура в тур, счет времени идет на секунды… Да, кажется, никогда прежде Ирка, Богдан и Танька так не рисковали!
        Ранее книга «Магия без правил» выходила под названием «Ведьмин круг».
        Илона Волынская, Кирилл Кащеев
        Магия без правил
        Глава 1
        Кошмары с ночи до утра и много позже…
        Она глядела сон и преотлично сознавала, что сие есть не более чем сновидение - таковая гадкая глупость только пригрезиться и может. Комната, привидевшаяся ей, была мала, низка и вся каменная, потолок выведен сводами, и освещение тоже скудное, вроде факелом. Право слово, настоящее подземелье, будто в мрачных романах госпожи Радклифф[Радклифф, Анна (1764-1823) - популярная в XIX в. писательница, автор романов ужасов.] . И господин в том подземелье тоже был словно из романов - зловещ и бледен. Она пыталась шутить сама с собой - говорят, лучше нет, чем посмеяться над своим страхом! - поскольку надобно признаться: господин испугал ее не на шутку. Глаза его были поистине ужасны, будто и не человек он вовсе, а еще она увидала, что его бледные руки оканчиваются отвратительными желтыми когтями. Обряжен он был в грубую холстинную рясу, и попервоначалу показалось ей, что сия ряса грязна до невозможности и вся покрыта темными пятнами, но потом некое чувство подсказало, что пятна - не что иное, как кровь! И тут ей стало вовсе нехорошо.
        Страшный господин держал в своих объятиях черноволосую панночку, юную совсем, и склонялся к ней, будто говоря нежные слова. А вот панночка показалась прекрасной! Ничем она не походила ни на панну Ядвигу Потоцкую, ни на панну Барбару Чарторийску, что порой наведывались в свои палацы в Каменце, являя уездному городу истинный варшавский блеск. Черноволосая же панночка была худа до чрезвычайности и столь же бледна, да и обряжена тоже в некое подобие рваной рясы, но все едино хороша! Хоть и не нынешнего времени красота, а словно бы явилась та панночка из давних времен, когда маги по воздуху летали, а доблестные рыцари на турнирах копья ломали.
        И что-то подсказывало: не своей волей черноволосая панночка позволяет страшному господину себя обнимать - иначе разве стояли бы слезы в ее зеленых, как изумруды, очах, и разве глядела бы она на него столь гордо и непреклонно? И отчего-то казалось спящей, что знает она и эти глаза, и взгляд, и саму панночку знает, и ежели вспомнит, кто та да откуда, - вся жизнь изменится, и беды нынешние отступят. Но эта мысль едва успела промелькнуть, потому что дальше случилось ужасное! Бледный господин низко-низко нагнулся над черноволосой панночкой… Из-под приподнявшейся верхней губы сверкнули два нечеловечески длинных клыка… И этими своими страшными клыками он впился в шею! Брызнула кровь, юная девица забилась в его руках - и бессильно поникла, запрокинув голову. Ее тонкое лицо становилось все бледнее и бледнее… Она умирала!
        Поняв это, спящая отчаянно закричала.
        - …Панночко! Езус-Мария-Иосиф, цо то бендзе?[…Что будет? (польск.)] Очнись, мойе дзецько!
        Она резко села на взбаламученной постели. В сером свете слабенького осеннего рассвета увидала отброшенный в сторону кроватный полог и склонившуюся над ней няньку - на морщинистом лице старушки читалась тревога. А позади няньки…
        - Что это? - задыхаясь от ужаса, спросила она, протянув руку к дверям.
        Там, у брошенной нянькой приоткрытой створки… Да, да, там, у дверей спальни, стояла та самая черноволосая! Ее длинные кудри разметались по плечам, зеленые глаза смотрели с неизбывной печалью, а на неживой белизне шеи отчетливо алели полосы запекшейся крови.
        - Господь с тобой, дзецько, ниц там н?ма![Ничего там нет! (польск.)]
        Она приоткрыла в страхе зажмуренные глаза. У дверей и впрямь никого не было.
        - Ничего, ничего… - все еще тяжело дыша, пробормотала она. - Почудилось. Дурной сон, нянюшка. Мне снилось… - она наморщила брови, вспоминая - сон, только что казавшийся отчетливым и ясным, стирался из памяти, таял. - Подвал, вроде тех, что под ратушей в Каменце. И какой-то бледный господин. Нянюшка, какой ужасный господин! - она закрыла лицо руками. - И кровь - ах, сколько!
        Нянька глухо охнула.
        Она отняла руки от лица и вопросительно поглядела на старушку. Та отпрянула, испуганно прикрыв рот краем платка. Физиономия налилась значительностью, как всегда бывало, когда она носила в себе некую чрезвычайно интересную новость - вроде той, что их кучера Гаврилу поймали на сеновале с соседской горничной Явдосей. Пап? тогда еще пришлось выкупать Явдосю у ее пана.
        - И что же? - устало спросила она у няньки. Старушку всегда требовалось поощрить к повествованию. Впрочем, ежели и не поощрять, все едино расскажет сама.
        Нянька отняла платок ото рта и, заговорщицки оглядываясь, прошептала:
        - То до тебе, дзецько, каменецкий упырь приходзил! - увидев проблеск интереса в глазах воспитанницы, присела на край кровати. - Во времена давние, еще за королей и польскую владу, летал той упырь з мяста на място, шэкал для себе нареченную. Только жодна дзивчина ему не пидходзила, и всех он выпивал насухо, всю кровь высмоктувал, проклятый! Прилетел он одного разу до Каменца, знающий человек говорил - беда будет, много невинных умрут. Та только спустился той упырь в ратушные подвалы… Уж кого он там зустрил, что с ним сталося - никто не ведзя! Пропал он с той поры начисто, будто и не было его, кровопийцы! Лише час от часу до каменецких панночек в снах приходит - все невесту свою шукает, адов выползень! - а взять уж не может, нет больше его силы.
        - Довольно глупости рассказывать! - сухим, как бумага, голосом, перебила няньку воспитанница. Невеста, нареченная… Да как она смеет! Как она смеет напоминать, о том, что… что и так не удается забыть, даже во сне! Она зло поглядела на старуху. Право слово, иной раз она понимает панну Ядвигу, которая весьма предпочитает хлестать прислугу по щекам!
        Нянька, видать, и впрямь поняла, что сболтнула лишнее, и теперь, вскочив с кровати, испуганно и в то же время покорно глядела на воспитанницу.
        Та подавила вспыхнувшую ярость. Папа? учил быть доброй и ласковой с дворней, ибо они находятся в полной власти панов и бесчестно срывать свой гнев на том, кто заведомо не может тебе ответить. Она откинула тяжелую пуховую перину и спустила ноги на холодный после ночи пол. Зябко обхватила себя за плечи, путаясь в пышных кружевах ночной кофты.
        - Вели затопить, да пусть подают умываться, - приказала она.
        - Та не спешьсён, дзецько, полежи ще трохи! - поняв, что гроза пронеслась, старая нянька накинула на плечи воспитаннице тяжелую шаль.
        - Нет-нет, пора вставать, - глядя сквозь мутноватое стекло на такой же мутно сереющий рассвет, покачала головой она.
        - То я пришлю покоивку[Горничную (польск.).] , - кивнула нянька, по-католически, слева направо крестя свою воспитанницу, и, шаркая старыми войлочными тапками, побрела к дверям.
        И уж у самого выхода ее догнал вопрос:
        - Какой она должна быть - невеста вампира? - не оглядываясь, спросила воспитанница.
        Нянька остановилась, придерживаясь за притолоку:
        - Сильной. Она б упыря силой наделила, а он ей бессмертие дал, упырицей сделал. И ежели б сталося так, не было б от той упырицы спасения ани в замке, ани в костеле! - торжественно провозгласила нянька и вышла.
        Она не видела, как ее панночка стояла у окна и, глядя на занимающийся рассвет, шептала:
        - Лучше б уж за упыря замуж! Лучше бы…
        Вошла девка с кувшином для умывания.
        Эту горничную она терпеть не могла. Мерзкая шпионка! Даже не оборачиваясь, спиной чувствовала, что низкий поклон девки на самом деле исполнен ехидного пренебрежения. Домашней прислуге мастерски удаются подобные выходки. Только не показывать! Ни гнева, ни обиды, ни раздражения… не унижаться!
        Она отвернулась от окна и с деланым равнодушием поглядела на девку.
        - Я велела растопить, - кивая на невычищенный, полный старой золы, давно остывший камин, сказала она, стараясь вложить в голос всю имеющуюся у нее твердость.
        - А пани экономка велела, чтоб дров не расходовать, потому как все дрова у нас свои, не казенные! - бойко выпалила девка, с насмешкой глядя исподлобья на панночку.
        - Дрова не у нас, а у меня, - стараясь говорить как можно внушительнее, сказала та. - Они и не казенные, и не свои, они - мои. Мне, а не пани экономке решать, топить в моей спальне или не топить!
        - Как можно, панночка! - наглая девка всплеснула руками и уставилась на панночку пуговичными глазенками. - Пани экономка ночей не спит, дней не видит, ног под собой не чует, рук не покладает, все за вашим добром упадает, а вы такое про нее говорить изволите! Ладно ли так, панночка?
        Панночка поглядела на нее задумчиво. Хоть и редко, однако бывали моменты, когда отцовский запрет пороть дворню представлялся ей не вполне разумным. Впрочем, сие все мечты. Даже если она велит высечь нахалку, ее приказ все равно не будет выполнен. Дворня уж отлично усвоила, что можно безнаказанно унижать панночку-хозяйку, но упаси Господь хоть в малости не угодить пани экономке! Вот тогда быть холопской спине поротой, и никакое заступничество панночки не поможет, лишь хуже сделается.
        - Умываться-то будете али как, панночка? - плюхая перед ней таз, спросила девка.
        Вода в кувшине, конечно же, не подогрета. Умываться холодной водой в выстывшей за ночь комнате - ужас какой! Но если отправить мерзавку за теплой… Девка пойдет и пропадет надолго, вынуждая свою неумытую и непричесанную хозяйку разыскивать себя на поварне, выставляясь на посмешище дворне и ранним гостям. Нет уж, довольно она опозорилась, вступая с горничной в пререкания насчет дров! Она решительно сложила ладони ковшиком.
        Ледяная струя брызнула на и без того зазябшие пальцы, превращая умывание в пытку.
        По привычке внимательно приглядывая, что подлая девка делает с ее платьем, она начала одеваться. Было, было уж, пыталась негодяйка: то чулки вкось наденет, то волосы уложит так, что панночка напоминала встрепанную со сна прислугу. Хорошо, что мама? всегда воспитывала свою дочь в строгости - как же сердила ее тогда эта строгость и как пригодилась она теперь! - и она умела сама не только одеться, но даже и причесываться, накручивая завитки локонов на раскаленный докрасна прут. Хотя видит Бог, какая же это мука - самой застегивать платье на спине!
        Сунув ноги в туфельки, она внимательно оглядела себя в высоком зеркале. Давеча кто-то сказал, что траур необыкновенно идет к ее светлым волосам. Право же, она этого не замечала, но снимать траур не хотела. Черные одежды служили хоть какой-то защитой. Когда их придется снять, спасения уж не будет.
        Она накинула шаль, но шерсть не грела, холод слишком глубоко поселился внутри. Чашка чая была бы сейчас блаженством. Кухарка, наверное, ставит самовар, а быть может, и калачи из печи вышли. Кухарка - баба добрая, не откажет она в чае с калачом своей панночке, особливо ежели пани экономка, не одобряющая такого панибратства с прислугой, еще из своей комнаты не спустилась.
        Она подобрала юбки и заторопилась вниз по ступенькам. К высокому парадному портрету над мраморной лестницей, у которого всегда останавливалась. К портрету, где все еще живы, еще вместе. Папа? в полковничьем мундире. Мама? в бальном платье…
        О Боже Всевышний! На ступенях, запрокинув голову, разглядывая висящий на стене портрет, стояла тоненькая бледная черноволосая барышня в странной бесформенной рясе! Та самая! Из кошмара!
        Сердце забилось так неистово, что казалось, сейчас вырвется из груди.
        Черноволосая оторвала взгляд от портрета и обернулась. Ее глаза вспыхнули, словно два зеленых фонаря мигнули в полумраке лестницы. Улыбнулась, радостно и с облегчением, как улыбаются другу, которого уж и не чаяли застать в живых. Уголки бескровных губ приподнялись… Обнажая тонкие, нечеловечески длинные и наверняка, как шилья, острые клыки.
        Нет, она не завизжала! Она не опозорила памяти мама?, строгим наставлением, а порой - чего греха таить! - и розгой внушавшей дочери, что в счастье и несчастье, равно как в беде иль опасности, девице хорошего рода всегда следует помнить о приличиях! А с дикими воплями, путаясь в юбках, броситься бежать было бы сугубо неприлично. Хотя и весьма желанно…
        А черноволосая еще и призывно протянула к ней бледную до прозрачности руку! Поставила на ступеньку босую ногу, собираясь шагнуть навстречу… А ногти-то, Господи Всевышний, ногти-то на ногах! Страшнее клыков! Ярко-красные и поблескивают!
        Она почувствовала, что если черноволосая сделает еще хоть шаг - выучки мама? не хватит! Она заверещит, будто кухонная девка, обнаружившая мышь в горшке!
        Внизу хлопнула дверь поварни. Взвился прозрачный штандарт пара, зашлепали шаги… На лестнице явилась кухонная девка, с натугой волочащая на вытянутых руках дымящийся самовар.
        - Утро добже нашей панночке! - чуть не впечатавшись лбом в надраенную раскаленную медь самовара, девка отвесила торопливый поклон. - Цо то панночка така бледн?нька?
        На ступеньках под портретом никого не было.
        Но ведь только что…
        Цепляясь слабыми пальцами за резные перила, она смогла лишь сделать слабый жест - мол, ступай! Девка кинула на нее любопытный взор и, мотнув косой, унеслась к столовой. Облако самоварного пара неторопливо расползалось.
        Нервно комкая концы шали, она опасливо оглядела лестницу. Никого. Совсем никого. Лишь снизу слышатся привычные голоса.
        Боже, уж не теряет ли она рассудок? Она укоризненно поглядела на портрет. Привычные боль и обида поднялись в душе. Как могли родители уйти и оставить ее одну? Ведь им было так хорошо втроем! Как они могли оставить ее… со всем этим? Мало, что ей видения являться стали, так и пани экономка уж на ногах - раз самовар в столовую понесли! Спит ли вообще эта женщина? Или она, как ведьма из нянюшкиных сказок, всю ночь шабаши справляет, а на заре уж самовара требует? Теперь идти в поварню неразумно. Еще раз внимательно осмотрев полутемную лестницу - нет никого, почудилось, - панночка нехотя пошла к столовой. Чаю так хотелось!
        Так и есть - гости. Да еще какие неприятные. Уж этих-то двоих она всяко видеть не рада! И не жаль им поутру коней гнать! Видать, все боятся - не сбежит ли присмотренное достояние. Не сбежит. Некуда ей бежать. А и сбежит, так догонят.
        Полнощекий, красный от горячего чая после холода осенней дороги господин выглянул из-за ободка широкой чашки и увидал замершую в дверях панночку. Она ласково-приветливо улыбнулась ему. Как учила мама?. Даже если гость хозяйке дома неприятен, недостойно выказывать ему свое нерасположение. Даже если в своем доме она на самом деле не хозяйка.
        - Дитя мое, а вы все хорошеете! - провозгласил господин, вскакивая из-за стола. - А мы вот к вам, да с утреца, уж не обессудьте! А все сынок, все Тимиш мой! Со вчера еще заладил: поедем до панночки-соседки да поедем, сердце тоскует! - он сделал широкий жест в сторону своего молодого спутника, который, видать от большой тоски, продолжал сосредоточенно жевать свежеиспеченный калач.
        Полнощекий склонился к ее руке.
        - У нас гостям всегда рады, пан Владзимеж, - ровным голосом произнесла она, с отвращением глядя на его по-солдатски стриженный складчатый загривок. - Пан Томашек… - кивнула она молодому человеку, как раз азартно пошевеливающего пальцами над блюдом с калачами.
        Тот коротко вздрогнул, похоже, получив от отца пинок под столом, обронил придирчиво выбранный калач, выпрямился…
        - Прелестная панна… Цветете… Пахнете… - пробормотал он и, видно, получив второй пинок, смолк и вернулся к калачам.
        Боже, боже, и вот сей чурбан бессмысленный, пугало безмозглое желает… Нет, лучше не думать! И даже не глядеть!
        Отвернувшись от гостей, она медленно перевела взгляд на женщину в слишком нарядном для такого раннего утра шелковом платье, восседающую у самовара во главе стола.
        - Доброе утро, Оксана Тарасовна, - ровным голосом сказала она.
        - Доброе, графиня Татьяна, - едва заметно наклонила голову почтенная пани экономка.
        Глава 2
        Сирота Каменецкая
        - Вы сегодня изволили рано встать, - проронила экономка, не торопясь наливать своей хозяйке чаю.
        Как умеет сия женщина вливать в свои речи столько яду? Всего лишь несколько слов, но тон! Тон, каким они были сказаны, ясно давал понять, что обычно юная графиня спит до полудня и лишь сегодня сподобилась подняться пораньше.
        - Я всегда просыпаюсь на рассвете, - равнодушно обронила Татьяна. Папа? учил, что поздний сон есть распущенность, неподобающая девице дворянского звания. - О, я понимаю! - Она взглянула на гостей, словно прося у них извинения для экономки. - Оксане Тарасовне за изобилием дел некогда обращать внимание на мои привычки.
        Глаза экономки вспыхнули гневной зеленью. Татьяна вздрогнула: неприятное напоминание о преследовавшем ее ночью видении.
        Экономка тоже настороженно покосилась на гостей, проверяя, понят ли ими Татьянин намек. Молодой Томашек равнодушно жевал, осыпая свой сюртук немыслимым количество крошек, зато пан Владзимеж слушал со вниманием. Юная графиня поспешила развить успех.
        - Но сегодня столь приятно, что за этим столом я буду не одна, - сладко протянула она, с преувеличенной доброжелательностью разглядывая восседавшую по правую руку от экономки девицу, такую белокурую, что волосы ее казались льняными.
        Та сперва попыталась взглянуть на двенадцатилетнюю графиню с высоты своих пятнадцати, потом неуверенно покосилась на пани экономку, потом заерзала и окончательно смешалась. Все же поняла, сколь грубую бестактность совершила, осмелившись занять место самой графини. Три ее подружки молча уткнулись в свои чашки.
        - Марыся, уступи панночке графине ее кресло, - косясь на гостей, сквозь зубы процедила Оксана Тарасовна.
        - Что вы, что вы, - легким жестом графиня велела девице оставаться на месте. - В доме моего отца… в моем доме… никогда еще гостя не отпускали из-за стола голодным.
        Выражение лица почтенной пани экономки доставило графине истинное наслаждение. Ей напомнили, что хозяйка здесь Татьяна, а экономка и ее воспитанницы - всего лишь гости.
        - Я сяду… где-нибудь там, - скромно сообщила молодая графиня и не торопясь направилась на другой конец стола. И уселась точно напротив Оксаны Тарасовны.
        Если уж экономка осмеливается занять место хозяйки дома, место, на котором всегда сидела мам?… То кто помешает молодой графине занять место собственного отца?
        - Быть может, Марыся передаст мне сюда чаю, - невинно глядя прямо в яростные глаза экономки, попросила Татьяна.
        Столь далеко дело, конечно, не зашло - налитый пани экономкой чай подала девка. Бледная от унижения беловолосая Марыся проводила чашку ядовитым взглядом: имей он подлинную силу - лучше бы Татьяне не пить. Она сделала аккуратный глоток и подарила увлеченно жующему Тимишу милую улыбку. Правильно учила мама?: даже от неприятных гостей может случиться толк. Если бы нынешняя сцена не разворачивалась на глазах у пана Владзимежа, Татьяна могла сколь угодно долго сидеть в одиночестве на пустом конце стола - никто не принес бы ей ни чаю, ни калачей. Хотя ежели планы самого пана Владзимежа свершатся, одной потерей хозяйского места за столом она не отделается. Она потеряет все. Слезы закипели у нее на глазах. Привычным усилием она загнала их обратно. Достоинство, сдержанность, любезность. Как бы ни было на душе тяжко - никто не должен этого видеть.
        - Мы с Томашеком взяли на себя смелость два бочонка с груздями прихватить - свеженькие, нынешнего посолу, - решив развеять неловкое молчание, начал пан Владзимеж. - Для нынешнего вечера в самый раз будут. Это ж какая прорвища народу соберется - как есть бедную панночку графиню вчистую объедят! - с деланым сочувствием глядя на Татьяну, объявил он.
        Татьяна искренне надеялась, что на лице не отразилось ее чувств. Замечательно будет, ежели пан Владзимеж нечто подобное заявит гостям. Уж с прошлого века не существует королевства Польского, чьи земли были поделены меж Пруссией и империями Австрийской да Российской. Уж скоро лет тридцать, как сии лесистые земли присоединены к тучным наднепрянским губерниям, а подольская шляхта все держит
«старовинный» польский гонор. Для соседей семейство присланного из Петербурга полковника так и осталось чужаками да завоевателями, и не слишком жалует окрестная шляхта их поместье визитами. Ежели еще пан Владзимеж попрекнет гоноровых шляхтичей куском - те и вовсе в дом шагу не ступят, навеки исключив молодую графиню из своего общества. Не того ли и добивается любезный гость?
        - Благодарствую, пан Владзимеж, однако что ж это вы меня как хозяйку столь низко цените? - пани экономка сочла нужным выказать обиду. - Нешто поместье в запустении? Урожай был преизрядным, и собрали все до зернышка - мало ли я холопов перепорола, чтоб не ленились? Найдется, что на стол подать, а главное, все свое, не казенное! - с гордостью объявила она.
        - Особливо дрова, - не сдержавшись, тихо пробормотала Татьяна.
        - Панночка графиня шутить изволит? - остро улыбнулась ей экономка. - Разве ж при моем хозяйствовании на стол дрова подают? Или кухаркина стряпня панночке не угодила? - словно с тревогой спросила она. - Так, может, выпороть ее, мерзавку, чтоб шибче работала?
        - Никого… не надо… пороть… - с трудом выдавила Татьяна, чувствуя, как от стыда вспыхивают уши. Заигралась! Обрадовалась малой победе и забыла, каким искусством причинять боль обладает эта женщина! Недостойно дочери попрекать умершего отца, но… как он мог назначить сие злобное создание ей опекуншей?
        Ежели из-за сказанного Татьяной неосторожного слова бедной кухарке подставлять спину под кнут… Господи, как потом глядеть в глаза доброй толстухе!
        - Моя шутка была не слишком удачной. Прошу прощения, Оксана Тарасовна.
        - Как угодно панночке графине, - уголки губ экономки печально опустились, изображая обиду, зато глаза горели торжествующим злым огнем. - Я лишь о вашем добре пекусь неустанно.
        - Глядите, не перепекитесь, пани экономка, - равнодушно обронил пан Владзимеж. - Вы, чай, не калач.
        Томашек глянул на экономку разочарованно - калачей на блюде уж не осталось - и с горя принялся намазывать пышку черничным вареньем.
        - А что, любезная панночка графиня, бала-то сегодняшнего ждешь? - не обращая внимания на злобно закушенную губу экономки, спросил пан Владзимеж. - Соскучилась небось по развлечениям? Шутка ли, молодой девице год в трауре ходить: ни тебе катаний, ни тебе гуляний.
        - Мне не нужны развлечения. Я предпочла бы сохранять траур по родителям и далее, - опуская голову, тихо прошептала Татьяна. Что он может понимать, грубый, бесчувственный человек! Развлечения были ей нужны раньше, когда родители были с ней, когда были живы! Тогда она могла сердиться на строгость мама?, весьма переборчиво относившейся к получаемым дочерью приглашениям. А сейчас… Ей ничего не нужно. И не хочется ничего. Еще бы и от нее никто ничего не хотел!
        - Да-да, - небрежно согласился пан. - Такая трагедия, помним-помним. Вот так живешь и не знаешь, где тебя судьба караулит! Вроде счастье, радость - едет покойный пан граф по пожалованному царем-батюшкой поместью, графине своей заливные луга показывает. А лошадь возьми да и понеси, а коляска возьми да перевернись! И ни счастья больше, ни радости, как говорится: «Где стол был яств, там гроб стоит».
        Сынок Тимиш согласно кивнул и переложил на свою тарелку последнюю пышку - словно спешил освободить стол под грядущий гроб. Татьяна даже догадывалась - чей.
        - Только живым - жить, панночка графиня. Пора, пора траур снимать! Девица ты пригожая… - пан Владзимеж поглядел на Татьяну с некоторым сомнением, словно на самом деле никогда не задумывался - пригожая она девица или не очень. - Да богатая, - уж в этом пан был несокрушимо уверен. - Батюшка твой покойный немало оставил, с одной саха?рни чистого доходу полтыщи рублёв золотом! - похоже было, что доходы панны графини любезный сосед подсчитал до медной копейки. - Жених тебе надобен, не бабьему короткому уму такое наследство править! Жениха присматривать самое времечко! Там, глядишь, сговор, помолвка, контрактик брачный для верности, - он улыбнулся, словно кот над крынкой сметаны. - Три-четыре года минуют - уж и свадьба. Только с женихом не промахнись, чтоб не вертопрах какой, а юноша серьезный, - пан Владзимеж с намеком покосился на своего Тимиша, со всей серьезность погруженного в тарелку. - А то найдется какой - соловьем разольется, наговорит слов красивых, а как до дела дойдет, так толку с него и нету. А иной, может, говорить и не мастер… - все настоятельней поглядывая на сына, бубнил пан Владзимеж.

…Зато пышки как уписывает - загляденье! - мысленно закончила за него Татьяна, уныло разглядывая столь настоятельно рекомендуемого жениха. Вот этого-то она и боялась!
        - Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве, - тихо промолвила она. - Батюшка не одобрил бы…
        - Что батюшка одобрил, а чего нет, того мы знать не можем. Помер батюшка-граф, царство ему небесное, - зло перебила экономка. - Слыхал, пан сосед, панна графиня замуж идти не хочет! Замужем оно хлопотно, а она еще барышня молодая, хочет по балам блистать, для чего из самого Санкт-Петербурга модный туалет выписан, хотя полная гардеробная нарядных платий висят-пылятся, хоть девкам горничным раздавай!
        Татьяна растерянно поглядела на Оксану Тарасовну. За весь прошедший год она так и не смогла привыкнуть к такой несправедливости. И ведь вроде всю правду пани экономка говорит, да забывает добавить, что старые Татьянины платья сгодятся не дворовым девкам, а разве их дочкам: шились-то два года назад, когда самой Татьяне было лишь десять! Хоть и заказывала их мама? у лучших петербургских портных, да только теперь все жмут в плечах и неприлично открывают щиколотки. А за последний год у нее было лишь два траурных платья - шерстяное на зиму да шелковое на лето! Петербургский туалет к балу в день снятия траура ей достался потому, что панна экономка до смерти боится: как бы кто не сказал, что она плохо заботится о своей подопечной. И не в дурной молве дело, а в отцовском завещании, где все же сказано насчет «действий бесчестных, несовместимых с родовой честью и благом малолетней графини Татьяны», за каковые пани экономка может быть изгнана прочь. По мнению самой Татьяны, все действия пани экономки бесчестны, ибо сама она женщина злая и недостойная. Но разве ж кто из взрослых господ ее выслушает! Пани
экономка умеет прикинуться доброй да ласковой.
        На сегодняшнем балу все увидят Татьяну в дорогом петербургском туалете - и кто тогда поверит историям про дрова, про отосланных из поместья учителей, про отнятые кисти, краски да мольберт, перекочевавшие в комнату Марыси, да про книги, которые из отцовской библиотеки теперь приходится таскать тайком, потому как «денег стоят, нечего их трепать да пятна на страницах ставить»! Впрочем, разоблачения пани экономка не слишком и боится, знает: юная графиня не поступится гордостью и никому не расскажет о десятках унижений, что поджидают ее каждый день. И унижения продолжатся, ведь и воспитанницы не преминут расплатиться за то, что их бальные платья заказали всего лишь каменецким портным. Готовьтесь, любезная госпожа графиня, будут вам опять и дохлые пауки на постели, и булавки в туфлях, и соль в чае.
        Все беды от противных девчонок! Из-за сих воспитанниц папа? и мама? полагали Оксану Тарасовну женщиной происхождения хоть и низкого, зато доброты и попечения о детях чрезвычайного, потому и назначили опекуншей для своей дочери. Только сама Татьяна никогда экономке не верила. Не из доброты та держала при себе четырех молодых девушек, а ради неких планов. Хотя, каковы эти планы, Татьяна догадаться не могла.
        - …барышня состоятельная, от нового платья не разорится, - ворвался в ее размышления голос пана Владзимежа. - Привыкли уж видеть панночку вороной черной, поглядим ее павою!

«Курицей», - одними губами, но так, чтоб Татьяна видела, прошептала беловолосая Марыся.
        - Однако мы вынуждены вас оставить, господа, - складывая салфетку, процедила экономка. - Вечерний бал требует немалых приготовлений. Панна графиня, извольте…
        - А панна графиня-то вам зачем? - сыто откинувшись на стуле, полюбопытствовал пан Владзимеж. - Вы, пани Оксана, своими успехами в хозяйствовании хвастались, да вон еще помощницы у вас есть. Дело ли - приживалкам в гостиной прохлаждаться, пока госпожа на поварне парится?
        Четыре воспитанницы дружно вспыхнули и поглядели на Татьяну с ненавистью. Молодая графиня насторожилась - никогда раньше любезный пан сосед не вставал на защиту ее господских прав. Не иначе как нужно ему что…
        - Пусть панночка графиня по парку погуляет, а то бледненькая - глядеть страшно! Томашек мой ей компанию составит.
        Ах вот зачем… О боже, этот пшют гороховый будет за ней по парку таскаться с нелепыми комплиментами, перенятыми у старших панов!
        Редчайший случай - пани экономка совпала в желаниях со своей панночкой:
        - Достойно ли юной девице, один на один с кавалером, да и дождик того гляди пойдет, - начала она, но пан Владзимеж ее резко перебил:
        - Томашек мой обхождение знает, от него панночке никакого вреда, кроме пользы, быть не может! А что до погоды, так попал мне давеча журнал из самого Лондона, свежий совсем, всего два года тому как изданный! До чего, оказывается, англицкие лекари додумались? Пишут, не годится, как наши мамки-няньки, дитё в натопленной да закрытой комнате держать! От того, дескать, все хворобы и происходят! А потребен дитяте моцион в любую погоду, сиречь прогулки на свежем воздухе. Вот и идите, дети мои, погуляйте!
        Татьяна обреченно встала. Никакого достойного повода отказаться на ум не пришло, а обидеть гостя пренебрежением - никак невозможно! Несовместно с честью дома.
        Томашек торопливо дохлебал чай и тоже поднялся, печально оглядывая опустевший стол.
        - Ежели желает пан Тимиш, на прогулку можем пойти через поварню, - стараясь не допустить в голосе ни тени сарказма, предложила Татьяна.
        Паныч радостно вспыхнул, но батюшка поглядел на него многозначительно, и Томашек тут же скуксился, покачал головой и вычурным движением, видно, казавшимся ему самому необычайно галантным, подал Татьяне руку.
        Глава 3
        Жених на завтрак
        - Быть может, все же зайдем на поварню? Окажите честь, пан Тимиш, снимите пробу с блюд, что кухарка к балу готовит! - сладко пропела Татьяна.
        Ежели удастся оставить сие чучело среди кухаркиных разносолов, да еще бутылочку сладкой земляничной настойки присовокупить - от нежеланного кавалера она избавится.
        Но паныч только жалостливо поглядел в сторону поварни, втянул носом исходящие оттуда упоительные запахи, решительно покачал головой и потащил Татьяну мимо кладовых, в запутанные переходы.
        Татьяна слегка удивилась. Она была уверена, что паныч вел ее к черному, для кухонной прислуги ходу, чтоб тайком от грозного батюшки отвязаться от докучливой прогулки.
        Затопотали шаги, и, пятная паркет грязью с дырявых сапог, старый Хаим Янкель поволок ящик с битой птицей. Таких кур и гусей, каких выращивал этот старик, не найдешь по всей Подольской губернии. Пани экономка, как всегда, велела старику привезти птицу - и, как всегда, не заплатит. Запутает в расчетах, в ценах на поставленное ему из поместья зерно, и старик вновь уйдет потерянный, сжимая в натруженной ладони вместо полновесного расчета поданный на бедность грошик. А пани экономка будет глядеть вслед облапошенному ею старому дурню довольно, как сожравшая мышь кошка, щуря болотной зелени глаза.
        Только Татьяна порой сомневалась, так ли глуп сей старик. Уж слишком большим дурнем он слыл, а папа? иной раз рассказывал, кем на поверку могут оказаться такие вот чудаки да неудачники. Покойный граф, хоть и трактовался подольской шляхтой как пришлый чужак, однако о здешних делах и особенностях был порой осведомлен получше местных.
        Старик остановился, подпирая коленом тяжелый ящик и взирая на молодых людей с совершенно идиотической умиленной улыбкой:
        - Панночка-красавица, выросла-то как! Ой-вэй, что за глупости старый Хаим Янкель говорит? Конечно, выросла, не ожидал же Хаим Янкель, что за прошедший год панночка уменьшится? И паныч Томашек с ней, первый кавалер! Первый до панночки с ухаживаниями поспел, всех опередил, даже бала не дождался, а люди еще говорят, что паныч Томашек - пришелепкуватый! Та то все глупые, необразованные люди, тьфу на них! Разве ж можно, чтоб такой шустрый паныч - и вдруг пришелепкуватый, когда он вовсе не пришелепкуватый, а справжний шляхетный рыцарь?
        Татьяна, с интересом наблюдавшая за слушавшим старика Томашеком, видела, как при каждом новом повторении слова «пришелепкуватый» курносая физиономия наливается дурной кровью. «Как бы не прибил деда за длинный-то язык», - с тревогой подумала она.
        - Справжний рыцарь, как есть в романах! - продолжал разливаться старик. - На коня посадит, на край света увезет… - старик по-сорочьи вопросительно склонил к плечу встрепанную седую голову. - А иначе зачем вести панночку гулять через кладовые с поварнями? Хаим Янкель вам скажет зачем! Все справжние рыцари сперва своих панночек ведут на кладовые и поварни. А если разобраться, так и потом тоже, что б там панночки на сей счет сами себе не мечтали.
        Томашек в ответ что-то глухо рыкнул и с силой толкнул загораживающего им дорогу старика в плечо. Деда отшвырнуло к стене, ящик с треском развалился, битая птица вывалилась, пятная жиром без того вечно грязный лапсердак старого Хаима. Паныч злобно зыркнул на старика, ухватил Татьяну за запястье и поволок мимо кладовых. Дверь черного хода распахнулась от рывка, утренний воздух дохнул в лицо.
        - Пан Тимиш, что вы делаете? Пустите же, мне больно! - пытаясь вырваться из его хватки, вскричала Татьяна.
        Томашек дернул ее еще раз, вытаскивая наружу. Татьяна с изумлением взглянула на запряженную открытую коляску, поджидающую их у заднего крыльца.
        - А прокатимся, панна Татьяна, - впервые за все утро открыл рот паныч. - По холодку. Слыхали ж - лекари рекомендуют, - и он сделал явную, хотя и несколько неуверенную попытку подтащить ее к коляске.
        Еще не вполне понимая, в чем дело, Татьяна уперлась каблуками в крыльцо и на всякий случай уцепилась свободной рукой за дверной косяк.
        - Прошу прощения, но я не расположена кататься, - стараясь говорить сдержанно и спокойно, возразила Татьяна. Почему он ее не отпускает? Так же синяки на руке останутся, при открытом-то бальном платье - невообразимый ужас! - И впрямь холодно, а я без плаща, и шляпка в покоях осталась.
        - Вы и без шляпки хороши, панночка, - воровски шныряя глазами то в глубь дома, то по пустынному заднему двору, словно боясь, что их увидят, пробормотал паныч. - И без плаща хороши, и без ботинок, и без…
        - Вы заходите слишком далеко! - стараясь повторить голосом интонации, с которыми мам? отчитывала зарвавшихся кавалеров на балах, сказала Татьяна.
        - Та где там далеко, панна графиня, всего-то до нашего имения, и не пойдем, а поедем! - он снова подтолкнул Татьяну к коляске. - Да не кобеньтесь вы, панночка! - Томашек поглядел на нее с возмущением. - Пан нотариус с утра ждет, небось, всю нашу наливку уж повыпил!
        - Что за нотариус? Зачем? - недоуменно сдвинула брови Татьяна.
        - Ну так… - паныч сбился, поняв, что сболтнул лишнее. Но как теперь выпутываться, он не знал, а потому выпалил: - Контракт кто составит, ежели не пан нотариус? Мы с батюшкой люди простые, всем этим штучкам не обученные!
        - Какой контракт, о чем вы говорите, пан Тимиш? - совсем растерялась молодая графиня.
        - Так брачный же! - впав в полное отчаяние, возопил тот. - Что ты, панночка, обязуешься за меня замуж пойти, а пока управление своими имениями батюшке моему доверяешь!
        Растерянность исчезла. Ее неприятные догадки и впрямь верны! Пан Владзимеж давно поглядывал жадным глазом на оставленное ей наследство да пугал намеками на сватовство своего полоумного сынка. Но право же, она не ожидала, что отец с сыном решатся на похищение! Впрочем, страха не было. Уж больно комичной и нелепой выглядела сия ситуация со справжним шляхетным рыцарем пришелепкуватым Томеком, который намеревался увезти ее на край света в соседнее имение для составления брачного контракта.
        - Пан Тимиш, это вы мне так предложение делаете? - сдерживая смех, спросила она.
        Томашек задумался:
        - А чего же - и делаю! Ты, панночка, хоть из пришлых, однако богатая да знатная, чего бы мне на тебе не жениться? Хотя мне больше простые девчонки нравятся…
        - С девушками простого звания ваше поведение было бы более уместно. - Татьяна почувствовала, что начинает злиться. Как он смеет, хам? Право же, таких женихов надобно бежать, как огня! - Для начала следовало выяснить, желаю ли я, чтоб вы на мне женились!
        - А тебе-то какая разница? - простодушно поинтересовался паныч. - Все едино твоя экономка сегодня вечером тебя сговорит - не за одного, так за другого. Кто денег даст больше, - добавил он.
        - Что за бред, пан Тимиш? Что сие значит?
        - То и значит, панночка, - сообщил от дверей густой голос, и пан Владзимеж выступил из черного хода, по пути легко отцепив Татьянины пальцы от дверного косяка. Бросил уничижительный взгляд на сына и пробормотал: - И впрямь пришелепкуватый - ничего поручить нельзя. - Повернулся к Татьяне: - Пани экономка на твоей помолвке добрый куш сорвать желает. Ее тоже понять можно, - рассудительно заметил он, - кто ж из панов шляхты дозволит простой бабе и дальше графским добром управлять? Годик попанствовала, набила карман как могла, девок своих приблудных подкормила да принарядила - будет с нее! Самое милое дело тебя, панночка, за кого из шляхетских сынков сговорить, а тогда уж с дорогой душой графским имением править. Знаешь, сколько соседей на твои луга, да поля, да коптильни облизываются? А почитай, все, у кого сынок холостой есть! Ежели б они друг с дружкой за тебя не тягались - ты б уже с полгода как просватанная была, и никакой траур тебе бы не помог.
        Слушавшая его в оцепенении Татьяна наскоро перебрала в уме соседских панычей - и содрогнулась от ужаса. Все было не так, как она подозревала, а гораздо хуже!
        - Ну а уж дольше траура терпеть тебя непристроенную никак не возможно, - продолжал невозмутимо рассуждать пан Владзимеж. - Вот твоя пани экономка и предложила: чтоб меж собой не ссориться, да чтоб она свое опекунство без шума сняла да из имения съехала, пусть паны соседи ей денег дадут. Кто больше всех даст, с тем она тебя своей опекунской властью и обручит. Сегодня вечером паны шляхта при деньгах на бал съедутся - тут все и решится.
        - Она меня продает, - неживым голосом сказала Татьяна. - Как крепостную девку.
        - Вот-вот, - согласно закивал пан Владзимеж, и на его полной физиономии расплылось хитрющее выражение. - Соседи-то согласились, а я думаю: много на себя берет пани экономка. Тебе обидно, нам - накладно. Мы с Томашком и удумали: поезжай, панночка графиня, с нами в имение. Поживешь с недельку-другую - и окромя Тимиша моего никто уж на тебе до скончания лет не женится. Как тогда пани экономка ни виляй, а придется ей тебя за моего сынка сговаривать.
        Татьяна поглядела на пана недоуменно. Уж не лишился ли он рассудка? Предлагает ей себя по гроб жизни опозорить, чтоб из всех возможных женихов получить худшего? Она огляделась по сторонам - нет ли кого из дворни, чтоб защитил ее от сих безумцев. Однако никого не было, окромя незнакомого цыганенка, что шел по парковой аллее, ведя в поводу громадного вороного жеребца с белым пятном на лбу. Цыганенок глядел на них с любопытством, но помощи от него ждать не приходилось - кочевое племя в чужие дела не мешается.
        - Ты не думай, мы не потому, что у нас денег нет, деньги-то нашлись бы, да только зачем лишнее тратить? - торопливо сообщил пан Владзимеж. - Тебе и самой не резон, чтоб муж будущий столько золота, почитай, на глупости выкинул. А из сэкономленного мы тебе потом колечко купим. Хочешь колечко-то? Матушки твоей шкатулку с драгоценностями пани экономка небось давно уж к рукам прибрала?
        - Мне от вас ничего не надобно, - твердым голосом сказала Татьяна. - Извольте убраться прочь и больше не появляться в моем доме! Я с вами никуда не поеду!
        - Да кто ж тебя спросит-то? - словно бы с сожалением вздохнул пан Владзимеж, нагнулся, подхватил Татьяну под коленки и, будто мешок, перекинув через плечо, понес к коляске.
        Графиня отчаянно завизжала. Жесткая, пахнущая салом и дегтем рука с силой зажала ей рот. Татьяна немедленно впилась в эту противную лапищу зубами.
        - Кусается, стервь! - вскрикнул у нее над головой пан Владзимеж. - Она за это поплатится! А ну-ка, Томашек, накинь невесте мешок на голову!
        Татьяна забила ногами, понимая, что, если сейчас ее снесут с крыльца да бросят в коляску, спасения уж не будет. Крепкие руки намертво обхватили, не давая и шевельнуться, ухмыляющийся Томашек распахнул вонючий холщовый мешок…
        Что-то гибкое и стремительное прянуло из темного провала дверей. Перед глазами Татьяны взметнулся вихрь черных волос, она увидела тонкую, до прозрачности белую девичью руку. Изящные хрупкие пальцы сомкнулись на горле Томашека… паныча подняло в воздух и с силой отшвырнуло на дорожку.
        Черноволосая панночка крутанулась, взвихрив полы своей чудно?й, схожей с мешком, рясы. Висящая на плече у пана Владзимежа графиня даже зажмурилась - боже, какое неприличие! Не выпуская Татьяны, пан Владзимеж попятился с крыльца.
        - Прочь, холопка, как смеешь! - гаркнул он, швыряя графиню в коляску. Больно ушибая локти и колени, Татьяна упала на сиденье, а когда выпрямилась, у пана Владзимежа в руках уж было охотничье ружье.
        - Стой на месте, или свинцом начиню! - гаркнул пан и, не дожидаясь выполнения своего приказа, выпалил в лицо черноволосой заряд дроби.
        Запряженная в коляску гнедая пара беспокойно затанцевала.
        Черноволосая легким, нечеловеческим в своей гибкости движением изогнулась назад, будто лук. Заряд дроби пронесся над ней и усвистел в распахнутую дверь. Из глубины дома послышались испуганные крики.
        А незнакомка взвилась в высоком, почти достигающем окон второго этажа прыжке, ее ряса и черные кудри разлетелись… и рухнула прямо на плечи пану Владзимежу. Выбитое из рук ружье отлетело прочь, с силой заехав в лоб начавшему было подниматься Томашеку. Паныч без звука вновь растянулся на земле. Тонкие бледные пальцы впились в горло старого пана…
        - Отцепись, тварь! - хватая черноволосую за запястья, прохрипел тот, но разжать хватку этих хрупких рук было все равно что разогнуть стальные прутья.
        Замершая в коляске графиня увидела, как девушка уставилась на шею пана со странной и пугающей жаждой. Ее изумрудные глаза затуманились необоримым желанием, она облизнула бледные губы кончиком язычка, приблизила свое лицо к горлу пана… Маленький ротик приоткрылся, и из-под верхней губы блеснули два острых, как шилья, клыка. С жадным вскриком она впилась пану Владзимежу в горло.
        Тут же отпрянула прочь, затыкая себе рот ладонью. Татьяна увидела ее широко распахнутые, полные отчаянного ужаса глаза. Зажимая прокушенную шею, рухнул на колени пан Владзимеж. Кровавые капли сочились сквозь пальцы.
        И без того напуганные лошади, почуяв запах свежей крови, не разбирая дороги рванули прочь, волоча за собой коляску. Татьяну швырнуло на дно, потом экипаж подпрыгнул, словно колесо перекатилось через некое препятствие. Из-под колеса донесся полный боли мужской крик. Коляску швырнуло в одну сторону, в другую…
        Отчаянно цепляясь за поручни, Татьяна взобралась на сиденье и поняла, что - беда. Обезумевшие гнедые во весь опор неслись центральной аллей парка прямо к распахнутым воротам. Выскочивший на топот копыт сторож едва успел увернуться от идущей сумасшедшим галопом пары. Коляску ударило о кованую створку ворот, едва не размозжив Татьяне голову, и вынесло на мощенную брусчаткой дорогу.
        Вожжи, где вожжи? Только бы добраться до вожжей, и она сумеет остановить разогнавшихся коней, недаром отец учил ее править упряжкой.
        Изо всех сил цепляясь за поручень, Татьяна перегнулась через верх… и поняла, что пропала. Отвязавшиеся вожжи упали вниз и теперь болтались между копытами несущихся вскачь лошадей. Коляску снова швырнуло в сторону. Если не выдержит чека и отлетит колесо - она разобьется! Если выдержит - разобьется все равно. Впереди дорога делала крутой поворот, на котором коляску неизбежно разнесет вдребезги. Прыгать? Графиня с ужасом взглянула на несущееся мимо полотно дороги. На таком галопе ее размозжит о камни…
        Сзади послышался настигающий топот копыт. Она обернулась…
        Легко, будто стоячих, нагоняя летящую во весь опор пару, скакал громадный вороной. Жеребец поравнялся с роняющими пену лошадьми. Графиня увидела, что, вцепившись к угольно-черную гриву, верхом несется тот самый цыганенок. Мальчишка гнал жеребца бок о бок с обезумевшими гнедыми.
        Притиснувшись вплотную к пристяжной кобыле, цыганенок вцепился в упряжь и ловко перескочил лошади на спину, натягивая удила и что-то шепча ей на ухо на своем языческом наречии. Безумная скачка начала стихать, лошади потрусили медленней и в конце концов остановились вовсе, недовольно храпя и роняя клочья пены с боков. Коляска встала, едва не упираясь в тот самый смертоносный изгиб дороги. Еще не веря, что осталась жива, графиня Татьяна обессиленно откинулась на спинку сиденья.
        - Ай, панночка-красавица, чего сидим, чего на землю не сходим? Понравилось? Еще кататься будем? - поинтересовался задорный мальчишеский голос.
        Глава 4
        Странные сказки невесты упыря
        Татьяна подняла голову. Давешний цыганенок, вновь на своем (на своем ли?) жеребце, глядел на нее. Она тяжело поднялась на ноги. А ведь она чуть не погибла точно так же, как и ее родители. Отец, наверное, пытался остановить коней, а матушка… Татьяна сама не заметила, как по лицу ее покатились слезы.
        - Что плачешь, напугалась? Не плачь, все хорошо, живая осталась, значит, долго жить будешь! Что стоишь, давай сюда!
        Еще не вполне понимая, что делает, Татьяна приняла протянутую ей смуглую руку. Ее втащили на спину вороного. И лишь через мгновение она сообразила, что сидит боком, прислонившись к неизвестному цыганскому мальчишке, самым непристойным образом обнимая его за талию. Она попыталась отстраниться, но чуть было не грохнулась. Боже, какая постыдная компрометация! Ежели кто увидит, стыда не оберешься!
        - Что ты себе позволяешь! - юная графиня гневно выпрямилась.
        - Ай, и правда ваша, панночка, много чести рому, чтоб знатная барышня с ним на одном коне ехала! Так барышня и сойти может, да домой пешочком пойти! Ром не гордый, ром на коне и один поедет!
        Каков наглец! Вовсе не знает своего места! Графиня уже хотела сойти с коня - пусть убирается, хам, но… Сможет ли она пройти хоть шаг на подгибающихся от слабости ногах?
        - Так и быть, позволяю тебе довезти меня до ворот, - с достоинством распорядилась панна графиня.
        - Благодарствую панночке! - толкая жеребца пяткой, насмешливо сказал цыганенок. - Кабы не панночкино дозволение, так хоть вываливай панночку прям на дорогу!
        Жеребец пошел размашистой мягкой рысью.
        Татьяну начала мучить совесть - не очень-то она любезна! Пусть он всего лишь бродяга, но он спас ей жизнь!
        - Приедем в поместье, и я отблагодарю тебя достойно! - пообещала она, и тут же безжалостная совесть вцепилась в нее пуще. Слово дадено, но сможет ли она его сдержать? Пани экономка смерти своей подопечной, может, и не желает, но навряд ли раскроет кошелек, чтоб отблагодарить за ее спасение какого-то цыгана. Скорей велит дворне гнать мальчишку взашей. А у самой Татьяны денег - разве на церковное подаяние хватит, но уж никак не на графскую награду за спасение жизни.
        - Спасибо можно бы и сейчас сказать, - сухо прервал ее размышления цыган.
        Вот еще! Заговаривается мальчишка - с каких пор таборные бродяги взяли себе манеры господ гвардейских офицеров? Но самое неприятное, что он прав! Кто бы он ни был, бесчестно отказывать своему спасителю в простой благодарности.
        - Спасибо, - тихо-тихо промолвила графиня.
        - Ай, солнце на землю упало - гордая панночка простому рому спасибо сказала! - насмешливо протянул цыганенок… и вдруг физиономия его стала настороженной.
        Людей еще не было видно, но графиня уже слышала приближающуюся к ним перекличку тревожных голосов. Она радостно вспыхнула:
        - Это за мной!
        Цыганенок согласно кивнул:
        - Дворня панночку ищет, - и вместо того, чтоб поехать навстречу, повернул коня с дороги на малозаметную лесную тропку.
        - Ты куда меня везешь? - подозрительно вопросила Татьяна.
        - На базар продавать, - отводя нависающую над тропой ветку, буркнул он. - А не купят такое сокровище, так задаром отдам, еще и доплачу, лишь бы с рук сбыть.
        - Не бойся, купят! - немедленно изобиделась графиня. Ввечеру, почитай, полгубернии явится ее торговать. - Почему свернул с дороги? Отвечай немедленно!
        Наглый цыган неожиданно смутился, заерзал и нехотя выдавил:
        - Да повидать вас тут кой-кто хочет…
        - Она? - мгновенно позабыв о пререканиях, слабеньким голосом спросила графиня.
        - Она, - кивнул цыганенок, сразу поняв, о ком речь.
        Они помолчали. Впереди замаячили знакомые строения. Пустив коня в объезд заднего двора, цыганенок повез панночку к старой конюшне.
        - Там? - жалобно спросила Татьяна.
        Ставший необычайно серьезным мальчишка молча кивнул, помог панночке сойти с седла и потянул скрипучую створку.
        - Ты мне только скажи… - панночка нерешительно остановилась перед темным входом. - Она не видение? Она на самом деле есть? - выпалила Татьяна.
        Мальчишка усмехнулся:
        - Она говорит, что это нас на самом деле нет, - сказал он и подтолкнул графиню внутрь.
        Позади зацокали копыта - вороной жеребец направился к стойлу так просто и привычно, словно оно было ему родным.
        В старой конюшне было полутемно - свет пробивался сквозь узкое окошко под потолком да в щели рассохшихся дощатых стен. Пахло пылью и лежалым сеном. И кровью. От брошенных в сено двух неподвижных тел остро пахло свежепролитой кровью. Татьяна попятилась, с ужасом глядя на распростертых перед ней пана Владзимежа и Томашека.
        - Не бойся, - сказал у нее за спиной тихий голос. - Они всего лишь спят. Я им ничего не сделала. Ну, почти ничего…
        Татьяна медленно обернулась. Позади нее стояла черноволосая. Облачение из мешковины вблизи производило впечатление еще более пугающее и странное. Все оно было грубо размалевано черными крестами да желтыми языками пламени, средь которых пестрели многочисленные грязно-алые пятна - графиня содрогнулась, понимая, что сие действительно кровь. Странность картины усиливалась тем, что в тонких пальцах черноволосое видение сжимало… шляпку. Модную шляпку нежно-абрикосового шелка, вышедшую не иначе как из мастерских петербургских, варшавских, а то и парижских модисток. Розовые ленты волочились по грязной прелой соломе.
        - Привет, - странно поздоровалась черноволосая и неуверенно улыбнулась. Татьяна невольно вздрогнула и тут же вздохнула с облегчением - сейчас зубы ее были совсем обыкновенными, никаких клыков. - Ты… Ты меня помнишь? - дрогнувшим надеждой голосом спросила черноволосая.
        - Ах, безусловно, как бы я могла вас забыть! - Татьяна ответила именно так, как ее всегда учила мама?. С намертво вбитой маменькиным воспитанием любезно-радостной интонацией и положенной светской улыбкой на устах.
        Изумрудные глаза вспыхнули невозможной, запредельной радостью. Черноволосая издала дикарский, крайне неприличный для девицы вопль… И ринулась на Татьяну:
        - Ура, ты помнишь! Танька!
        Крайне скандализованная Татьяна с удивившей ее саму быстротой отпрянула в сторону:
        - Кто дал вам право обращаться ко мне подобным образом? - она гневно выпрямилась, возмущенно воззрившись на черноволосую. - Наш род идет от варягов, что прибыли на Русь с князем Рюриком! Мой батюшка был полковником, кавалером императорских орденов! А вы позволяете себе кликать меня, будто крепостную девку? Я вам, сударыня, не Танька и не Манька! Вы можете звать меня графиней, или Татьяной Николаевной, или, если вам угодно, Татьяной - мы ведь, кажется, одного круга? - на самом деле графиня не была в этом уверена, но желала быть снисходительной. - Однако же я настоятельно требую, чтоб вы не позволяли в мой адрес холопских кличек! - закончила она уж с меньшим запалом, просто потому, что с каждым ее словом радость, полыхавшая в глазах черноволосой, медленно гасла.
        - Извини, - пробормотала та. - Буду звать как ты хочешь. Просто ты сказала, что помнишь меня. Я Ирка Хортица. Можешь так Иркой и звать, я на этот счет не заморачиваюсь. - Она поглядела на Татьяну печально, как на тяжко больную.
        Графиню раздражил этот взгляд, и она сухо ответила:
        - Весьма рада знакомству. Однако же я вас действительно помню. Я видела вас во сне, и еще вы являлись мне в спальне и на лестнице. Вы ведь… - она замялась, - невеста упыря?
        - Кто? - вскричала черноволосая так свирепо, что графиня невольно перетрусила. Не хотелось бы разделить участь пана Владзимежа с сынком, хоть черноволосая и говорит, что они всего лишь спят.
        - Что за наезды, я не врубаюсь? Какой-то дохлый упырь в женихи набивается, а меня кто-нибудь спросил, согласна я или нет? - продолжала кипятиться панна Хортица.
        Татьяна не слишком понимала ее слова - кто куда наезжает, кто и что рубит?.. Девица выражалась странно, однако ж кипящие в ней чувства были графине весьма созвучны.
        - Меня пан Томашек с батюшкой тоже не спросили, - невольно вздохнула она.
        - Этот, что ли? - хмыкнула черноволосая, совершенно непочтительно пиная бесчувственного паныча. - А когда он был просто инклюзником Тимом, к тебе вроде не клеился?
        - Не понимаю, о чем вы, - графиня устало присела на перевернутую старую поилку. - Ежели б один пан Томашек моей руки домогался! А то… Понаедут сегодня вечером - все, у кого сыновья да деньги найдутся.
        - Ничего себе, - ошеломленно пробормотала панна Ирина. - Эпидемия какая-то… А тебя ж старый пень вроде тоже обмел?
        - Не вполне понимаю, о каких пнях вы изволите говорить, но моя беда в богатом наследстве, что досталось мне от покойных родителей, - вздохнула Татьяна.
        Цыганенок, до той поры молча чистивший своего вороного, вдруг отбросил скребок и ехидным тоном сообщил:
        - А сейчас она скажет, что твои родители не умерли.
        - Богдан! - вскинулась панна Ирина, но потом смущенно покосилась на Татьяну и выдавила: - Ну, вообще-то - да. Не умерли.
        - Сударыня, грех вам шутить над чужим горем, - чопорно поправила ее Татьяна. - Вся Подольская губерния знает, что мама? и папа? погибли, и даже в «Петербургских ведомостях» об том было пропечатано.
        - Нету давно никакой Подольской губернии! - обронила черноволосая.
        Татьяна насмешливо приподняла бровь:
        - Вот как? Губернии нет? Где же мы, по вашему, находимся? Может, и Санкт-Петербурга нет? А государь-император тогда где изволит пребывать?
        - Государь-император уже сто лет как ничего нигде не изволит, - небрежно отмахнулась черноволосая панна. - А Санкт-Петербург есть. В России.
        - Так мы и есть в Российской империи! - возмутилась Татьяна.
        - Нет, - покачала головой панна Хортица. - Мы - в игре. Понимаешь… - она задумалась, подбирая слова. - Все, что вокруг тебя, не настоящее, это всего лишь четвертый тур игры. Позавчера вечером мы - ты, я и Богдан, - она указала на цыганенка, - приехали в Каменец-Подольский, чтобы участвовать в квесте…
        - В квесте? Рыцарском поиске приключений? - графиня стало совсем смешно. - Цыган-рыцарь, какая забавная шутка!
        - Это просто так игра называется! - утратив всякую присущую девице сдержанность, закричала панна Ирина. - А Богдан и вправду в какой-то мере рыцарь!
        Теперь уже завопил цыганенок:
        - Ты говорила, я инженерский сынок!
        - Всю правду я говорила! Я бы еще сказала, если б вы хоть на минутку заткнулись!
        - Фу, как грубо! - невозмутимо парировала графиня.
        Черноволосая со стоном почти рухнула на перевернутую поилку:
        - Короче! Мы разгадали магическую загадку, спасли говорящих медведя, ворона и щуку, встретились со скарбниками, инклюзниками и ведьмами, потом на игроков разозлилась Баба Яга и закляла нас всех! Мецентрийская Гидра закрутила нас ураганом и плюнула, мы летели на воздушных шариках, потом я нашла Богдана в цыганском таборе, мы угнали у цыган коня, потом нас вынесло в подвалы инквизиции, конь превратился в козу, а главный духовный судья оказался упырем, а потом… А чего это вы оба на меня смотрите, как будто я психическая?
        - Нет-нет, ну что вы, - ласковым-ласковым тоном сказала Татьяна. - Я думаю, ваша нянюшка просто слишком много рассказывала вам сказок.
        - Ты мне не веришь? Ну я тогда даже не знаю… - она поглядела на Татьяну растерянно. Растерянность сменилась всплеском злости. - Ладно! Пожалуйста! Делайте, что хотите! В нормальной, в реальной жизни вас ждут родители! Они даже еще не знают, что вы пропали. Они думают, вы развлекаться поехали, на каникулы! А вы даже пальцем не пошевелите, чтоб к ним вернуться, а только рыдаете - ах мы бедненькие сиротки, нас никто не любит, все обижают…
        - Но, согласитесь, вы рассказываете совершенно невозможные вещи, - смущенная ее напором, пролепетала графиня.
        - Ай, невозможные, да не совсем! - неожиданно вмешался Богдан. - Как конь в козу превратился, я сам видел!
        Вороной обиженно затряс головой.
        - …И упырь был - паршивый пан, кровь пил!
        Татьяна подумала, что ведь и она видела нечто необычайное. Затруднительно отнести к обыденным ситуацию, когда хрупкая на вид паненка, как пушинку, швыряет калачами кормленного паныча, а потом впивается клыками в горло его батюшке.
        Но тут же и спохватилась:
        - Принимать всерьез слова бродяги, который и грамоте-то не обучен?
        Цыганенок обиженно надулся:
        - А вот если не соврала гадалка, - он кивнул на черноволосую, - и батька мой взаправду не цыган, а пан инженер, так я его найду и при нем всему обучусь, не хуже всяких знатных панночек стану! А ты, панночка, за этого пришелепкуватого замуж пойдешь, - он ткнул в валяющегося на соломе Томашека, - будешь с него пьяного сапоги снимать!
        - Панна Ирина, уймите вашего наглого цыгана! - ледяным тоном потребовала Татьяна. - Он, кажется, и вовсе изволил забыть, кто он и кто - я!
        - Ай, панночка, ты сама-то знаешь, кто ты есть? Вот кто ее батька на самом деле? - он повернулся к панне Ирине и уставился на нее с требовательным азартом.
        - Ну вообще-то у Таньки… то есть… гхм… у Татьяны Николаевны, - чуть насмешливо улыбнулась та, - отец очень крутой. Недвижимостью торгует.
        - Сударыня! - теперь графиня чувствовала, что просто захлебывается от гнева. - Я благодарна вам за спасения от похитителей, но ваше оскорбительное поведение принуждает меня прекратить с вами всякое общение. Как смеете вы позорить славную память моего почтенного батюшки, утверждая, что он… - она задохнулась, не в силах продолжать, и, лишь справившись с собой, смогла с невыразимым презрением выдавить: - Что мой папа? - жалкий торговец? Быть может, вы еще скажете, что он даже не дворянин?
        - Что-то я тебя не поняла? - панна Ирина взглянула на нее с ответным возмущением. - Тебе родители нужны или чтоб они обязательно графьями были?
        Нет, беседовать с сей панной решительно невозможно!
        - Вот как вы трактуете мои слова? Думаете, я выгоды ищу? Я люблю своих родителей! - с силой выкрикнула Татьяна. - Мне без них плохо! И я никому не позволю говорить про них всякие гадости, вроде того, что мой отец чем-то там… - она скривилась и процедила: - Торгует! - слезы набежали на глаза, она отвернулась и пристально уставилась на переступавшего в стойле вороного.
        - Слушай, ты только не реви, - жалобно попросила панна Ирина.
        - Я вовсе и не плачу, - сказала графиня и вразрез с собственными словами простонародно шмыгнула носом. - Это и есть тот самый конь, что в козу превратился? - желая сменить предмет разговора, спросила она. - Отличный жеребец. На Леонардо похож.
        - На кого? - после долгого молчания переспросила панна Ирина.
        - Батюшкин вороной, на всю губернию лучший. Его давно, еще до моего рождения цыгане свели, вот из этой самой конюшни, - она недобро покосилась на цыганенка. - Пап? его все вспоминал…
        - А на этом вашем жеребце… - вновь после паузы спросила панна Ирина, - на нем какие-нибудь заклятья были?
        Татьяна улыбнулась:
        - Обычно такие вещи тщательно скрываются, но сейчас какое это имеет значение? Извольте, батюшкин пропавший вороной был под «кфицас адерех» - заклятье «скачок дороги». Его сам каменецкий ла?мед-во?вник клал. Один из тридцати шести великих тайных праведников, - пояснила она. - Тех, что берегут мир от погибели. Обычно они скрываются, представляются людьми самыми жалкими и никчемными, однако же батюшка откуда-то знал. Он много знал такого, что другим неведомо.
        Теперь за спиной молчали долго. Очень долго.
        - А зачем они жалкими прикидываются? - спросила панна Ирина.
        - Это-то как раз понятно. Чтоб люди не пытались использовать их для мелких дел, с какими могут справиться и сами. Мощь тридцати шести хранителей велика, но не беспредельна, и если израсходовать ее на малое, против великой беды можно и не устоять.
        - Слушай… - задумчиво протянула панна Ирина. - Ты случайно старикана такого, слегка придурковатого, не знаешь? У него еще вечно волосенки дыбом, одежда грязная, а из карманов то семечки, то ореховая скорлупа сыплется?
        - Хаим Янкеля? - равнодушно переспросила графиня. - Так он сейчас на кухне.
        - Ой-вэй! Панночка такая умница, что старому Хаим Янкелю даже стыдно говорить, что панночка сильно ошибается! Хаим Янкель курочек отдал, пани экономка Хаим Янкеля обманула - что ему дальше делать на кухне? Лучше Хаим Янкель на конюшне посидит, с умными молодыми людьми нужные разговоры поразговаривает!
        Глава 5

«Роллс-ройс» Ильи-пророка
        Знакомая фигура в вечно заляпанном грязью лапсердаке появилась на пороге конюшни. Подволакивая ноги, старик с всклокоченными седыми волосами прошаркал к барышням.
        Цыганенок Богдан поглядел на старика, и губы его исказились злой улыбкой:
        - Ай, напрасно ты пришел сюда, старик! Или ты цыган не знаешь? Или не слыхал, что по таборным законам с предателями делают? - смуглая рука скользнула за голенище, блеснул нож.
        - Не нервируйте себя, молодой человек! - старик небрежно отмахнулся и, перевернув вверх дном валяющуюся рядом корзину, уселся, сложив узловатые руки на коленях. - Неужели вы будете кидаться на старого человека с ножом, резать старому человеку глотку? Я не говорю о том, как это сильно некрасиво, но кому оно надо - столько крови?
        - Мне, - легко, как тень, панночка Ирина скользнула к старику, и пальцы ее скрючились, наподобие птичьих когтей. - С тех пор как вы, дедушка, меня упырю скормили, мне все время хочется крови, - из-под верхней губы опять блеснули клыки! Глаза засветились безумным жадным светом, оскаленная паненка нависла над стариком, и графиня Татьяна оцепенела, понимая, что сейчас свершится нечто ужасающее!
        - Хочется, не хочется, это, деточка, совершенно несерьезное отношение к вопросу, - старик невозмутимо глядел на надвигавшийся кошмар водянистыми подслеповатыми глазами. - Мне тоже хочется спокойно пить по утрам кофий с булочками! А мне говорят: иди, Хаим Янкель, и, как ты есть один из тридцати шести тайных праведников, сделай что-нибудь с этим миром, чтоб он не накрылся хотя бы до завтра. И я иду и делаю, хотя точно знаю, что завтра начнется все то же самое. И если старому ла?мед-во?внику говорят, что мало несчастному городу Каменцу турецких походов, и казацких походов, и польских жолнеров[Солдат.] , и, тьфу на них, королевских налогов, так еще в город упырь залетел, то старый ла?мед-во?вник хорошо понимает: вот теперь-то город может и не выдержать. Что-то одно надо убирать - или упыря, или налоги. Так, согласитесь, упыря легче! Но что поделаешь, старый Хаим Янкель не может гоняться за упырем с осиновым колом. Во-первых, это был такой сильный упырь, что его уже не брал никакой осиновый кол, а во-вторых, какие могут быть гонки при моем артрите и больной пояснице? Зато старый Хаим Янкель может
познакомить упыря с хорошей девочкой, только ай-яй-яй, такой склероз, забывает сказать, кто у девочки папа…
        - При чем здесь мой отец? - отрывисто спросила панна Ирина. Жуткий отблеск в ее глазах погас, пальцы распрямились, она слушала старика если и без радости, то хотя бы со вниманием.
        - А затем, дорогая моя, что вы от рождения ни одному упырю не по зубам, - старик вдруг отбросил свою обычную манеру речи - будто маску снял. Несмотря на всклокоченные волосы и старый лапсердак, теперь он никому не показался бы жалким. Теперь это был просто усталый человек, обремененный множеством важных и неотложных забот. - Унаследованная вами от отца кровь бога Симаргла - немного не то, что способен переварить упыриный желудок.
        - Древний славянский бог Симаргл - ваш батюшка? - изумилась графиня.
        - Оставьте, панночка-графинюшка, Ирочка не шибко жалует разговоры о своем непутевом батюшке, - отмахнулся старик.
        - Вы мне зубы, как тому упырю, не заговаривайте! - пригрозила панна Ирина. - Как вы… нет, когда вы о нем вообще узнали? В нашем времени, когда игра только началась? Или в средневековье? Как это вы его убирать собрались - перебраться из будущего в прошлое?
        - Ирочка, я вас таки умоляю! Каждый день и даже каждую секундочку вы перебираетесь из прошлого в будущее - и вас это почему-то совершенно не удивляет! Поверьте старому л?мед-в?внику, время - это такой проходной двор!
        - Вы меня упырю как червяка на крючке подсунули! - уже вовсе без ярости, скорее жалобно, пробормотала панна Ирина.
        - Скорее как отраву, - невозмутимо сообщил старик.
        - Вам должно быть стыдно, пан Янкель! - чувство справедливости заставило графиню вмешаться. - Хоть вы и сохранили город от погибели, но поступать так с дамой не подобает!
        - Мне и впрямь стыдно, панночка графиня! - старик вдруг согласно кивнул. - Я, дурак старый, думал: куснет он нашу Ирочку, кровушки глотнет и тихо издохнет, и больше никакого от него беспокойства! А он что? - возмущенно переспросил старик.
        - А что он? - поинтересовалась графиня и тут же почувствовала, как голова у нее начинает кружиться, перед глазами мелькают странные картины, и она словно проваливается куда-то…
        Давящие каменные своды сомкнулись над головой. Черноволосая панночка, смежив очи, бессильно бьется в когтистых лапах упыря. Торжествующий монстр с омерзительным свистом втягивает в себя кровь жертвы… И вдруг его щеки начинают раздуваться. Они надуваются и надуваются, лысая голова превращается в гладкий шар, в котором теряются черты лица, вспучивается шея, распирает рясу вздутый живот, тело жертвы вываливается из безобразно раздувшихся лап чудовища. Взрыв заставляет содрогнуться каменные стены. Клочья бледной кожи разлетаются в стороны, брызги черной, как деготь, крови прихотливыми узорами пятнают камни…
        - Он… лопнул, - открывая глаза, жалобным голосом произнесла графиня. - Упырь лопнул, и капли его крови попали вам на губы!
        - Я теперь упыриха? - пронзительно глядя на деда, вскричала панна Ирина.
        - Еще не совсем - на солнце-то вы пока можете находиться? Но дело, несомненно, идет к тому, - бодро заверил ее старик.
        - Дедушка Янкель, а вам не кажется, что для меня это немножко перебор? Что мне делать с когтями, зубами и желанием пить кровь из кого попало?
        - Что делать с когтями и зубами, вы лучше меня знаете, - усмехнулся старик.
        Графиня сего ответа не уразумела, а вот панна Ирина, похоже, поняла преотлично и сердито нахмурилась.
        - А насчет жажды крови - все то же самое, что вы и так собирались делать! У вас остались сутки и половинка - до двенадцати ночи третьего дня - чтобы пройти все туры игры и вырваться из-под заклятья Бабы Яги. Тогда и ваш вампиризм исчезнет. Ну разве что какие-нибудь остаточные явления…
        - Так что же… - несчастным голосом протянула графиня. - Все вокруг действительно не настоящее, а лишь глупая игра?
        - Ничего она не глупая! Сама ты… - вдруг от души возмутился слушавший их Богдан и замер с открытым ртом, будто сам не понимая, что же такого сказал.
        - Прорывается иногда, - одобрительно улыбнулся старик.
        - Что прорывается? - переспросила графиня, не вполне, впрочем, уверенная, хочет ли услышать ответ.
        - Истинная натура.
        Сквозь щелястые стены конюшни послышался странный рокот, а потом длинный гудок.
        - Это что такое? - изумленная графиня уставилась на двери. - Похоже, у нас на заднем дворе… гудит пароход?
        - Какой еще пароход! Автомобиль это, - досадливо бросила панна Ирина и тоже вдруг замерла точно как ее цыганенок - с открытым ртом. - В девятнадцатом веке - автомобиль? Что за бредятина? - и одним прыжком метнулась к выходу.
        Цыганенок помчался следом. Панна графиня попыталась идти, сохраняя достоинство, но потом не выдержала и, подобрав подол, бросилась бегом. Она выскочила на двор - и чуть не завизжала от ужаса. Неспешно пропихивая громоздкую тушу меж амбаром и коптильней, выкатив круглые неподвижные глаза и не переставая рычать, к ним лезло чудище!
        - Монстр! - дрожащим голосом воскликнула Татьяна.
        Цыганенок повел себя странно - шагнул вперед, оказавшись меж графиней и чудовищем, лицо его стало решительным, а в руке по-прежнему был зажат нож.
        - Ничего не монстр! - панна Ирина даже обиделась. - Настоящий «Роллс-ройс», причем старинный! Ты мне сама рассказывала, что это теперь сама гламурная фишка - старинные автомобили тюнинговать, в смысле ремонтировать по-нормальному!
        - Когда я вам это рассказывала? - изумилась Татьяна. - И что такое «гламурная фишка»? А этот «Роллс-ройс» - он очень опасный?
        - Выхлоп большой, в смысле, загрязняет сильно, а так ничего, - ответила панна Ирина.
        Загрязняет? Ужели главная опасность - фу, гадость какая! - в его испражнениях? Графиня еще успела ужаснуться, когда… в брюхе монстра открылась дверца. Оттуда выглянул крупный мужчина средних лет, одетый в черное, в круглой шляпе, из-под полей которой свисали туго закрученные пейсы. И тогда графиня поняла, что это вовсе никакой не монстр - а повозка! Нечто вроде кареты, только каких же странных очертаний, с безобразно раздутыми колесами, и… и без лошади!
        Человек в повозке нашел глазами Хаим Янкеля и кивнул ему, предлагая садиться.
        - Давайте прощаться, ребятки, - сказал старик. - Думал я вас до конца игры довести, но сами видите - вызывают, - он кивнул на необычную карету. - Работа, всегда работа…
        - А как же заклятье Бабы Яги? Оно же вас из квеста не выпустит! - сказала панна Ирина. Сейчас она, кажется, вовсе не хотела, чтоб странный старик уходил.
        - Барышня, я вас таки умоляю! - возвращаясь к своему привычному тону, отмахнулся л?мед-в?вник. - С каких это пор Таможенница может сказать свое Слово Хранителю?
        - Почему Баба Яга - таможенница? - растерялась панна Хортица.
        - Ой, я читала! - обрадовалась графиня. - Батюшка «Труды» Петербургской академии наук выписывал регулярно! Там один ученый господин рассуждал, что сказочная избушка Бабы Яги суть народное представление о границе меж нашим миром и миром иным! Потому через сию избушку всегда проходят богатыри.
        - Угу. Таможенница их кормит, поит, спать укладывает и мечи-кладенцы измеряет - на предмет разрешенной к проносу длины, - насмешливо согласился старик. - А Хаим Янкель аж никак не богатырь - упаси бог! - Хаим Янкель всего лишь скромный ла?мед-во?вник, а у всех Хранителей - тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! - на эту старую вредную штрундю полный физический и дипломатический иммунитет. Сами убедитесь, - многообещающе усмехнулся он, оглядывая троицу. - Когда ваше время придет.
        - А еще… Это уж местные легенды говорят… - волнуясь, начала Татьяна. - Когда ламед-вовника призывают к трудам… За ним приезжает сам Илья-пророк! - выпалила она и вопросительно уставилась на человека в повозке.
        - Вообще-то я не так себе Илью-громовержца представляла, - несколько неуверенно сказала панна Ирина, тоже с любопытством разглядывая человека с пейсами, восседающего за рулем «Роллс-ройса».
        - Девушка, это все сплошные предрассудки, поверьте старому, заслуженному ла?мед-во?внику, - строго сказал старичок и направился к своей чудно?й карете без лошади. Приоткрыл дверцу, нагнулся, усаживаясь, потом обернулся. - Но если угодно, можете взглянуть на него так, как обычно видит его ваш народ, - дверца захлопнулась.
        Повозка вновь зарокотала, медленно тронулась, гуднула на прощание, и… взмыла над домом и амбарами! Набирая скорость, понеслась над садом и парком.
        - Эти автомобили… тюнингованные… Они еще и летают? - мечтательно спросила графиня, глядя вслед улетающей карете.
        - Ну, так серьезно не тюнингуют, - рассеянно ответила панна Ирина и вдруг крепко взялась одной рукой за плечо цыганенка, а второй сжала Татьянину ладонь.
        И графиня увидела! Высоко над землей, меся копытами облака, бешеные кони несли гремящую колесницу. Крепко держа вожжи, в колеснице во весь рост стоял могучий богатырь в вышитой рубахе. Порывы ветра трепали его волосы и бороду и рвали с плеч богатырский плащ. А на заднем сиденье колесницы смешно подпрыгивал маленький всклокоченный старичок в грязном лапсердаке и с растрепанным веником под мышкой.
        Извивистая молния вылетела из-под конских копыт, грянул гром, и колесница исчезла. На землю упали первые капли дождя.
        Глава 6
        Четвертый тур, растудыть в качель…
        - Мы должны найти ведущего! Раньше, чем дождь ливанет, - поглядывая на небо, решительно сказала панна Ирина.
        - Простите, кого? - ошеломленная всем случившимся, поинтересовалась графиня.
        - Ну-у-у… - неуверенно протянула панна Ирина. - Один раз он выглядел как оглобля. А второй раз - как скамейка.
        - На конюшне много оглоблей. А в парке - скамеек, - ошарашенно пробормотала графиня.
        - Эй, гадалка, на конюшне я смотрел - у тех оглоблей глаз нету, - энергично сообщил цыганенок.
        - Тогда в парк! - столь же энергично скомандовала панна Хортица и метнулась в аллею, на бегу оглядывая каждую скамейку, в поисках… глаз?
        Кутаясь в шаль, панна графиня поплелась следом. Пожалуй, если бы не летающая повозка Ильи-пророка, она бы все же уверилась, что ее новые знакомцы просто безумны. Боясь вмешаться в их настоятельные поиски, она присела на оставленные еще с лета качели.
        Странно. Спиной она чувствовала чей-то пристальный взгляд. Но вокруг никого не было. Графиня откинулась на резную спинку. Ощущения буравящего взгляда в спину усилилось. Графиня оттолкнулась ногой. Качели дрогнули, ржаво заскрипели, а потом хрипло откашлялись.
        - Простите, вы случайно не знаете… Вон те двое… Они не меня ищут?
        Графиня стремительно обернулась.
        Спинка ее любимых качелей, каковую еще при жизни батюшки домашний плотник украсил причудливыми завитушками, дрогнула и словно поплыла. Рисунок резьбы будто перемешался - грустно помаргивая складками дерева, на графиню вопросительно глянула пара печальных очей.
        Из перехваченного горла Татьяны вырвался сдавленный писк.
        - Чего верещишь? - поинтересовалась неслышно очутившаяся возле нее панна Ирина и тут увидала глаза. - Вот не зря вы каждый раз в деревяшку превращаетесь! - вместо приветствия мстительно возвестила она. - Есть на свете справедливость! Додумались - упыря в третий тур подсунуть!
        - Паненка! Как вы могли подумать! - резьба на спинке качелей вновь поплыла, складываясь в длинный щелястый рот. - Мы ж не безумцы: в игру настоящего кровожадного вампира вводить! Мы заготовили совершенно безопасного, тихого упырика! Некоторые считают его даже милым.
        - Не выдумывайте - мирных упырей не бывает! - отрезала панна Ирина.
        - Бывает, - отрешенно возразила ей графиня. То, что ее старые качели прозрели и заговорили, стало для нее последней каплей. Теперь она могла совершенно спокойно обсуждать качества упыриного племени. - Редкая разновидность упырей-прорицателей, не появляются на свет нигде в мире, кроме как в Подольской губернии. Сии создания миролюбивы и убийством себя не пятнают, лишь для прорицания порой нуждаются в глотке человеческой крови.
        - Ну, если ты так говоришь… - неохотно, но покорно, как соглашаются с непререкаемым авторитетом, кивнула панна Хортица.
        Графиню такое безусловное признание смутило, но и польстило до чрезвычайности. Никто - даже папа? и мама? - не воспринимали ее слова как непреложную истину. А тут панна Ирина, вовсе Татьяну и не знающая… Или знающая? Если поверить в то, что они были знакомы в некой иной, позабытой жизни… Но тогда получается, что все нынешнее и впрямь не существует? Нет, сие невозможно! Не-воз-мож-но!
        - Где он шлялся, ваш тихий прорицатель, пока нас там натуральный упырь обгладывал?
        Завитушки резьбы смущенно дрогнули, заметались, будто старались и вовсе удрать. Несмотря на фантастичность зрелища, корчащая причудливые рожи спинка качелей была неуловимо похожа на вороватую физиономию приставленного к погребам мужика, когда мама? допытывала его относительно невесть куда сгинувшего годового запаса столовых вин.
        - Как выглядит ваш… поводырь, когда он не оглобля, не скамейка и не качели? - неожиданно для самой себя спросила графиня.
        - Ведущий, - поправила ее панна Ирина. - Тоже прикольно выглядит, растягивается, как жвачка…
        - Что такое жвачка? - поинтересовалась панна Татьяна.
        - Жвачка - это… - панна Хортица беспомощно замолчала. - Потом объясню. Или сама вспомнишь. А у ведущего просто руки-ноги длиннющие и тянутся во все стороны.
        - Так это он и есть - упырь-прорицатель. С описанием совпадает, - заключила Татьяна.
        Панна Хортица подозрительно поглядела на меняющуюся резьбу качелей. Та складывалась то в умильно-заискивающую рожицу, то, наоборот, пыталась принять надменно-неприступный вид и наконец сдалась, покорно растекаясь деревянными завитками:
        - Ну да, да! Я и есть упырь-прорицатель! А это, между прочим, была для меня единственная возможность обойти заклятье и рассказать вам об остальных турах квеста! Напророчить! А вы в этого кровопийцу впились, как будто сами из таких! А я вам, между прочим, намекал, что вы не с тем упырем имеете дело! Я вам… я вам подмигивал!
        - Замечательно! Меня сжечь собирались, а я должна следить за вашими подмигиваниями! - возмутилась панна Ирина. - Подвинься! - скомандовала она Татьяне и уселась рядом с ней на доске качелей. Горестно нахохлилась, подперев черноволосую голову кулаком. Она казалась очень несчастной и совершенно замерзшей. Графиня чувствовала, как от ее соседки просто тянет холодом. Скинув с себя шаль, она попыталась набросить ее Ирине на плечи, но та остановила ее.
        - Не выдумывай! Совсем не холодно! - она подняла голову, оглядывая осенний сад, затянутое тучами небо, свою рясу из мешковины, и пробормотала: - А чего это мне не холодно? - подумала еще мгновение и пришла к заключению, расстроившему ее еще больше: - Обупыриваюсь. Счастье-то какое до кучи привалило! Слушайте, - она повернулась и принялась ковырять пальцем резьбу качелей. Деревянные завитушки морщились, но покорно терпели. - Если упырь был не тот и предсказание неправильное, как мы в следующий тур перескочили?
        - Ну-уу… Видите ли, паненка, магия - весьма условная область, - глаза уловили непонимание на лице панны Ирины. - Условие было - получить предсказание упыря. Упырь был? Был. Предсказал? Предсказал. Значит, формально условие выполнено, нет никаких оснований не пропускать вас в следующий тур.
        - Так он нам предсказал, что мы все умрем! Что я сама убью своих друзей!
        - Правильно, - согласился ведущий. - Если за оставшиеся тридцать шесть часов из игры не выберетесь, станете упырицей и загрызете своих друзей с полным удовольствием.
        Цыганенок сделал вид, что заинтересовался чем-то в глубине аллеи, и на всякий случай отошел подальше. Приложив все усилия, чтобы это выглядело пристойно, панна Татьяна отодвинулась от своей соседки. Хотела и вовсе встать - боязно! - однако всевластное чувство приличия удержало. Панна Ирина, несомненно, поняла бы ее мотивы и оскорбилась.
        - Выберетесь - окажетесь в реальном мире, а предсказание останется в игре и не будет иметь к вам никакого отношения, - поскрипывающим в такт качаниям голосом вещали качели.
        - Бр-р, - панна Ирина потрясла головой. - Ничего не понимаю. Ладно, Танька… то есть Татьяна Николаевна теперь с нами, как нам из этого тура дальше выбираться?
        Графиня взглянула на свою соседку с возмущением. Ужель она и впрямь полагает, что Татьяна бросит свою пусть не счастливую, но привычную и налаженную жизнь и ринется в загадочный мир, где нет государя-императора, дети отправляются в рыцарские квесты, повсюду вампиры, по воздуху летают тюнингованные автомобили и… где живы мам? и пап??
        - Ничего особенного, - небрежно скрипнули качели.
        Выражение лица панны Ирины стало обреченным:
        - Все ясно - значит, практически невыполнимо!
        - Вам нужно добыть клинок Устима Кармалюка![Кармалюк Устим Якимович (1787-1835) - возглавлял отряды, что в 1813-1835 гг. нападали на имения в Подольской губернии (более 1 тыс. нападений). Герой народных песен, согласно легендам погиб, преданный возлюбленной, - но в каждой легенде имена возлюбленных различаются. Возможно, женщин было много, возможно, это и стало причиной предательства.] - торжественно провозгласил ведущий.
        - Кого? - в один голос охнули панна Ирина и цыганенок.
        - Есть такой местный Робин Гуд, - небрежно пояснила графиня. - Сосед наш, пан Пигловский, отдал его в солдаты, тот бежал, был пойман, бит палками, бежал снова, его опять ловили, сослали в Сибирь, он удрал и оттуда… Ныне со своей шайкой разбойничает на Подолье.
        - Грабит богатых, раздает бедным? - поинтересовалась панна Ирина.
        - Навряд для разбойника имеет смысл грабить бедных, - сухо ответила графиня. - Папа? говорил: ежели бы гро?ши доставались Кармалюку тяжким трудом, он не столь бы легко их раздавал.
        - А где его найти, этого Кармалюка? - поинтересовалась панна Ирина. - Желательно побыстрее, пока я еще и упырихой не заделалась. Помимо всего прочего.
        - Ежели бы все и каждый знали, где его найти, Кармалюк давно б уже сидел в кандалах в Каменецком замке! Умен разбойник, хитер, повсюду у него шпионы. Обычно он сам приходит туда, где есть богатая пожива, и ни панская дворня, ни жандармы, ни государевы солдаты не умеют его остановить, - панна Татьяна вдруг замолчала, озаренная мыслью столь неожиданной, что, подобно панне Ирине и цыганенку, застыла, вполне по-плебейски открыв рот. Лишь невероятное усилие позволило ей согнать с лица неподобающее воспитанной девице выражение. - Сдается мне, я знаю, что может заставить Кармалюка явиться в наше поместье! Только ежели вы думаете, панна Хортица, что я поверила историям про иную жизнь и отправлюсь с вами в глупое рыцарское странствие, так вы изволите ошибаться! Не знаю, из каких глубин времени и пространства вы прибыли, но я барышня современная и в сказки не верю!
        Глава 7
        На балу как на балу
        - Ладна паненка зро?сла, ладна, nic ne mowie[Ничего не скажешь (польск.).] , - оглядывая графиню, будто свинью на ярмарке, процедил крепко сбитый немолодой уж пан, а двое таких же немолодых и крепко сбитых его сотоварищей одобрительно закивали. - Туалет дорогой, небось, по почте выписанный, - одним наметанным взглядом он оценил Татьянин наряд. Его худосочный сыночек, наверняка затянутый в корсет для большей стройности, завистливо вздохнул и стряхнул с рукава своего немилосердно зауженного сюртука невидимую пылинку.
        - Весьма рада, почтенные паны шляхта, прошу в дом, - сделав приветливый жест, графиня вымученно улыбалась и старательно держала улыбку, пока каждый из гостей небрежно прикладывался к ее руке. Троица старших панов - пан Анатоль, пан Мыколай да пан Викто?р - находилась в теснейшей дружбе с паном Владзимежем. Они даже похожи были, словно под одну гребенку выделаны: коротко стриженные, с толстыми бычьими загривками и хитрыми глазками на вроде бы простодушных толстомясых лицах. Панна Татьяна не удивлялась, что, когда пан Владзимеж со компанией возжелали прибрать к ручищам графское наследство, перед их напором отступила даже самоуверенная Оксана Тарасовна.
        Ох, как бы негодовали паны, кабы дознались, что предводитель их славной компании, пан Владзимеж, всех претендентов попытался обойти да Татьяну перед самым затеянным экономкой аукционом и умыкнуть! А впрочем, не все ли ей равно, кто победит - пришелепкуватый Томашек или сей затянутый молодчик, который даже к руке ее склониться толком не может - корсет не пускает! Любой ей отвратителен, сговор с каждым станет ей погибелью, ежели только… ежели только не сработает ее план!
        Графиня нетерпеливо глянула сквозь широко распахнутые двери. Во двор въезжали коляски, высаживая у парадного крыльца празднично разодетых гостей. Пестрая вереница соседей неторопливо поднималась по ступеням, приветствуя встречающую их у лестницы молодую графиню. Трепетали веера, колыхались цветы и кружева на шляпках, панночки глядели на Татьянин петербургский туалет блестящими от зависти глазами. Особливо досаждал ненавидящий взгляд Марыси, от какового даже завитки на графинином затылке вроде как сами собой шевелились. Татьяна чувствовала некоторое раскаяние: впервые гнев беловолосой воспитанницы вполне оправдан. Может, и не след им с панной Ириной поступать столь бесцеремонно? Однако не могла же панна Ирина отправляться на бал ни в своей расписанной дьявольскими символами робе из мешковины, ни в детских Татьяниных платьицах.
        - Взгляните только на этих троих лайдаков![Негодников (польск.).] Гуляки бессовестные, все как есть в долгах, а хватает наглости являться в приличном обществе! - неодобрительно процедила пани экономка, вместе с Татьяной принимающая гостей. Татьяна увидела появившиеся в дверях три стройные мужские фигуры.
        - Пан Валерий, пан Константин, пан Дмитрий! - приветственно кивнула Татьяна.
        - Прелестная графиня, как всегда шармант: роза-лилия-хризантема! - скороговоркой выпалил пан Валерий, торопясь перейти к истинно интересующему его предмету. - А как мы? Как мы? - вертясь перед ней, словно портновский манекен, он продемонстрировал новехонький фрак, сшитый по последней каменецкой (позапрошлогодней петербургской) моде. - Взгляните, какой крой! - поглаживая рукав своего фрака, продолжал восторгаться он. - Се манефик![Это великолепно! (искаж. франц.)] Вам нравится, графиня? - он трепетно заглянул ей в глаза, и Татьяна почувствовала, что краснеет.
        - Ужели пан Валерий со товарищи сподобились долги своему портному вернуть, что тот им новые фраки шьет, а не грозится в долговую яму упечь на веки вечные? - с деланым недоумением приподняла брови Оксана Тарасовна.
        Пан Валерий скорчил обиженную гримасу:
        - Истинные шляхтичи всегда отдают долги! - торжественно провозгласил он и уже более прозаически добавил: - Хотя и не всегда вовремя! Ах, пани экономка нас вовсе не любит, сие так трагично! Но вы-то… Вы-то, очаровательная графиня, нас… любите? - он поглядел на Татьяну бархатным взглядом. Бережно, как готовую улететь птицу, взял ее ладонь в свои и поднес к губам, щекоча теплым дыханием.
        - Я не стала бы в своих восторгах заходить столь далеко, - пробормотала графиня, вновь краснея. И впрямь наглец - папа? такого б и на порог не пустил, - но в обаянии ему не откажешь.
        - Ай, панночка, забери руку скорей, а то гляди, откусит! - звонко и беззастенчиво выпалил знакомый голос, и Татьяна похолодела от недоброго предчувствия.
        - Это еще кто такие? - гневно выдохнула пани экономка.
        Татьяна поглядела и ощутила одновременно и облегчение - приехали! - и нерассуждающую злость. Мало, что сие цыганское отродье осмеливается вмешиваться в панские разговоры, так он еще и не надел ливрею, которую она с таким риском стащила для него из людской! Как уперся - он вольный ром, а не панский холоп, - так и не надел! И теперь в своем пестром цыганском одеянии вел под уздцы вороного панны Ирины! Да их же немедленно разоблачат: где это видано, чтобы грумом у панночки служил цыган! А сама черноволосая тоже хороша! Татьяна так уж озаботилась, чтоб та выглядела пристойно: Ирина оказалась девицей воспитания панского, да еще и донельзя балованною! Навроде Татьяниной петербургской подружки княжны Томочки Вронской, каковая без прислуги даже пуговиц на башмаках не застегнет! Панна Ирина лишь вертела беспомощно корсет в руках да на Татьяну вопросительно поглядывала. Пришлось графине самой и кринолин ей прилаживать, и черные волосы укладывать, выпустив над ушами два прелестных локона. И все эти усилия пущены прахом! Как панна Ирина додумалась усесться на коня не в благопристойном дамском седле, спустив
ноги на один бок, а в мужском, неприлично болтая башмачками с бантами по обеим бокам вороного жеребца? В бальном-то платье! А в седле-то сидит, прости господи, как собака на заборе! Ее привезенная из неведомых миров модная шляпка сбилась на затылок, держится лишь на завязанных под подбородком лентах, кринолин встал безобразным коробом - ужас и неприличие, мама? никогда бы не одобрила…
        А Татьянина мама?, которую панна Ирина будто бы знает, которая будто бы ждет Татьяну в странном мире панны Хортицы, - что сказала бы она? Ах, нет, она давала себе слово даже не думать о сих фантастических измышлениях!
        Тем временем черноволосая панна, похоже, не слишком смущенная устремленными на нее со всех сторон взорами, неуклюже цепляясь коленом за седло, перетащила ногу через круп вороного и кое-как съехала с коня на землю. Наскоро оправила сбившееся платье и, не дожидаясь своего цыганенка, бойко заторопилась к Татьяне. Графиня чуть не застонала вслух. Ведь обещала же панна Ирина, что будет соблюдать приличия, а вот, извольте! Молодая дама, явившаяся на бал одна - без родителей, или компаньонки, или хотя бы прислуги, - это же скандал! Нет, они все пропали! Прямо сейчас!
        Оксана Тарасовна с гневным изумлением взирала на приближающуюся барышню в сбившейся шляпке. Одна из воспитанниц, одержимая желанием услужить своей благодетельнице, выскочила у пани экономки из-за плеча и кинулась нежданной гостье наперерез:
        - Ты чья такая? Тебе кто разрешил сюда явиться?
        Панна Ирина остановилась и уставилась на нахальную воспитанницу с такой недоброй задумчивостью, что та вдруг попятилась, испуганно пискнула и юркнула за спину своей хозяйке.
        - Оксана Тарасовна, ваши прошлые ро?бленные уже как-то задавали мне похожие вопросы. Ничем хорошим это для них не кончилось[См. повесть «Ведьмин дар». (Примеч. ред.)] , - все с той же задумчивостью сказала панна Ирина.
        - Мы… Мы знакомы? - дрогнувшим, видно, от ярости голосом спросила пани экономка.
        - Это ко мне… Это я… - заторопилась графиня. - Мы знакомы, еще по Петербургу! Моя подруга… кузина! Ирина… Ирена… Баронесса Ирена фон Хортманн, вот! - выпалила Татьяна.
        На подвижном личике новоявленной баронессы промелькнуло изумление, а потом оно налилось такой елейной важностью, будто Татьяна произвела ее не в баронессы, а в архиереи.
        Подобрав подол неприлично высоко и жеманно перебирая ногами, панна Ирина взошла на ступени и протянула руку Оксане Тарасовне так, словно рассчитывала, что та ее поцелует. Не переставая говорить, графиня ловко вклинилась между экономкой и гостьей:
        - Матушка фройляйн фон Хортманн сейчас… в их баварской резиденции, в Германии.
        Панна Ирина метнула на графиню странный взгляд.
        - Und wo ist Ihr ehrbarer Vater?[А где же ваш почтенный батюшка? (нем.)] - на тяжеловесном немецком вопросил пан Валерий.
        Татьяна поняла, что сейчас разрыдается - она сделала только хуже! Откуда ей знать, говорит ли ее так называемая кузина баронесса по-немецки?
        - Der Vater ist jetzt auf Hortiza. Beschaftigt sich mit seinen Sachen[Отец сейчас на Хортице. Занимается своими делами (нем.).] , - на чистейшем немецком ответила черноволосая, и в голосе ее почему-то проскользнули нотки старой, привычной уже горечи.
        - Panienki ojciec maja tam wlasnos?c??[У отца панны там имение? (польск.)] - громыхнул пан Анатоль. - То добже, в наднепрянских степях найлепший чернозем!
        - У него там… резиденция, - с кривоватой улыбкой сообщила панна Ирина.
        - А вы к нам, стало быть, прибыли прямо из Петербурга? - с глуповатой улыбкой, ему самому, видно, казавшейся любезной, вмешался затянутый в корсет сынок.
        И вот тут Татьяна поняла, что рано позволила себе перевести дух. Из-за плеча Оксаны Тарасовны выглянула неукротимая Марыся, обряженная в скромное домашнее платьице, и звенящим от ненависти голосом выпалила:
        - Ежели она прибыла из Петербурга, так почему в моем бальном платье?
        Все, это был конец! Они разоблачены! Как она могла рассчитывать, что Марыся не опознает платья, злостно умыкнутого из ее гардероба! Даже несмотря на наскоро пришитые к корсажу кружева и бант на поясе в тон завязкам Ирининой шляпки! Графиня поняла, что остается только упасть в обморок, но почему-то никак не падалось.
        - Марыся! Замолчи! Какое еще платье? - неожиданно страдальчески простонала пани экономка и повернулась к гостье. - Вы должны извинить мою воспитанницу, панна баронесса. Она у меня еще не очень… воспитанная.
        И Татьяна, и Марыся уставились на Оксану Тарасовну в одинаковом ошеломлении. Тут только молодая графиня сообразила, что голосок у ее опекунши дрожал не только от ярости, но еще и от страха! И боялась она… Да-да, боялась она панны Ирины!
        - Научится еще, - невозмутимо улыбнулась та. - Может быть. Если доживет.
        Татьяна поняла, что опасный разговор следует прекращать.
        - Уж все собрались? - пробормотала графиня, окидывая взглядом парадное крыльцо и противу всяких приличий не обращая внимания на последние подъезжающие экипажи. - Оксана Тарасовна, я покажу панне Хорти… панне баронессе фон Хортманн бальную залу!
        - Конечно-конечно, - торопливо согласилась экономка, словно сама только и мечтала, чтобы гостья убралась от нее подальше.
        - Марыся меня теперь со свету сживет! - оглядываясь на мстительно уставившуюся вслед потерянному для нее бальному платью беловолосую воспитанницу, жалобно протянула графиня.
        - Марина? Не сможет, - рассеянно отмахнулась Ирина. - Она всего лишь ро?бленная ведьма, тебе на любой ее смертный заговор три раза плевать с высокой горки.
        Татьяна остановилась так резко, что поспешающий следом цыганенок таки наступил на подол ее платья. Вот уж медведь неуклюжий!
        - Марыся - ведьма? - изумленно выдохнула Татьяна. - О боже, я предполагала, что с ней нечисто! Надо срочно ехать в Карпаты, у нас поблизости нет достаточно высоких горок!
        Теперь уж изумилась панна Ирина:
        - Слушай, зачем тебе горка?
        - Вы сами сказали - плевать три раза. Ежели я правильно вас поняла - это единственный способ спастись от злокозненной ведьмы?
        - Сама ты злокозненная ведьма! - выпалила панна Ирина и вдруг захихикала, словно бы удачно пошутила. - Точно, ведьма! - заходясь смехом, простонала она.
        Татьяна обиженно поджала губы:
        - Вы ведете себя оскорбительно, «баронесса фон Хортманн»! - язвительно процедила она.
        Панна Ирина по-простонародному, кулаком, вытерла брызнувшие от смеха слезы и фыркнула:
        - Ты от своего графинства скоро совсем больная станешь! Вот вытащу тебя отсюда, приволоку к твоей маме, она у тебя врач, пусть лечит! - пригрозила она.
        Графиня презрительно скривилась:
        - Вы опять говорите какую-то невообразимую чушь и желаете, чтоб я вам верила! Ежели б вы сказали, что моя мама? содержит благотворительную лечебницу, я б поняла! Но чтоб супруга моего отца была вынуждена сама заниматься лекарским делом…
        - Да она не вынуждена! - завопила панна Ирина, испугано осеклась и, настороженно оглядываясь по сторонам, договорила: - Что ей, как другим женам богатеньких, весь день дома сидеть - головой об стенку биться?
        - Час от часу не легче! - возмутилась графиня. - Теперь вы утверждаете, что выдуманная вами для меня матушка даже не лекарь, а буйно помешанная - бьется головой об стену?
        - Слушай, ты что, издеваешься надо мной? - зловещим шепотом вопросила панна Ирина.
        - Вы просто очень странно изъясняетесь, сударыня! Зачем хотя бы вы чуть ли не каждую фразу предваряете словом «слушай»? Позвольте полюбопытствовать, что другое я могла бы делать с вашими речами?
        - Брать их пальцами и класть себе в ухи! - после недолгой паузы отчеканила панна Ирина и, оставив вконец ошеломленную графиню, горделиво вплыла в бальную залу.
        Впрочем, ушла она недалеко. На пороге остановилась, издав короткий возглас. Обернулась к графине - зеленые глаза сияли совсем не зловещим, а восторженным светом.
        - Ух ты, у тебя тут и правда настоящий бал! Я думала, они только в кино бывают!
        Решив не уточнять, что такое «кино» и чем тамошние балы отличаются от обычных, Татьяна подошла и встала рядом. Оксана Тарасовна бал-то устроила, а на свечи поскупилась, да еще утешалась тем, что при скудном освещении не так видны трещины давно не штукатуренных стен да облупившаяся позолота. Танцы еще не начались, и пары фланировали по худо натертому паркету, щеголяя давно вышедшими из моды туалетами. Увы, разве это бал!
        - Вот в Петербурге мои тетушки давали балы… - снисходя к наивности панны Ирины начала она, но та ее не слушала:
        - Жалко, я ваши танцы танцевать не умею!
        - Совсем не умеете? - изумилась графиня. - Ни кадриль, ни мазурку?
        - Разве что хип-хоп, да и тот не очень, - усмехнулась панна Ирина.
        О подобном танце графиня никогда не слыхала и сомневалась, что приглашенный из Каменца оркестр уланского полка имеет соответствующие ноты - музыканты и в мазурке-то немилосердно фальшивили, то и дело сбиваясь на полковой марш.
        Однако же приехавшая из Петербурга «баронесса» вызвала всеобщее любопытство - вон как косятся поверх вееров дамы молодые и в открытую лорнируют панну Ирину пожилые. Приглашений ей не избежать, возможно даже в почетную третью пару, вслед за Оксаной Тарасовной и самой графиней. Неумение «баронессы фон Хортманн» танцевать, чего с девицей дворянского воспитания быть никак не может, вызовет мгновенные подозрения! Нужно немедленно убрать панну Ирину отсюда!
        - Прошу вас, пойдемте… хотя бы в столовую!
        Уловив в голосе Татьяны беспокойные нотки, панна Ирина бросила сожалеющий взгляд на бальный зал, но без возражений последовала за графиней. Молчаливый и, кажется, слегка потерянный из-за обилия знатных панов цыганенок, как привязанный, тащился за ними. Все трое торопливо скрылись за дверями столовой.
        - О! Это вовремя! - вновь воспылала энтузиазмом панна Ирина, увидав накрытые к следующему за балом ужину столы. - Я голоднющая, как сама не знаю кто! - и принялась совершать действия, такие же странные, как и все, что она делала и говорила.
        Она ухватила с подноса румяный калач и зачем-то разломила его пополам. Изучила блюдо истекающего слезой овечьего сыра, критически хмыкнула, но все же прямо пальцами подцепила кусок и шлепнула на калач. Добралась до блюда с нарезанной холодной олениной и водрузила толстый шмат поверх. Накрыла вторым куском калача и впилась в сие сооружение зубами.
        - Панна Ирина, что вы такое делаете? - вскричала скандализованная графиня.
        - Гамбургер, как в Макдоналдсе, - сквозь энергично движущиеся челюсти пробубнила та.
        - Гамбургер? Что-то немецкое? Макдоналдс? Шотландец? Что все это значит?
        - Еще бы кетчупа сюда, - облизывая пальцы, сказала Ирина и, видя полнейшее ошеломление на лице графини, снисходительно пояснила: - Вроде приправы, красная такая, как… - ее челюсти задвигались медленнее, медленнее, лицо вдруг исказилось отвращением, она схватила со стола салфетку и, быстро повернувшись к стене, сплюнула в нее. - Как кровь, - глухим голосом, не оборачиваясь, закончила она. Она положила свой надкушенный - как его? - гамбургер на ближайшую тарелку. - Я… не могу больше такое есть… Мне… нужно теперь совсем другое… - невнятно произнесла она. Так говорят, когда во рту что-то мешает. Например, невероятно удлинившиеся клыки.
        Татьяна вдруг, сама не понимая почему, быстро глянула на цыганенка, будто рассчитывала, что тот подскажет выход из ситуации. Но смуглый мальчишка лишь с жалостью смотрел на подрагивающие плечи панны Ирины.
        - Надо было… хоть в таборе перекусить… До того как… А то ходи теперь голодной… - сквозь едва слышные всхлипы выдавила панна Ирина и, как ей казалось, незаметно вытерла глаза. - Твой план-то хоть сработает? - поинтересовалась она у Татьяны. - Кармалюк придет? Кажется, он мне нужен срочно…
        Умеет же панна Ирина вопросы задавать!
        - Обязательно придет! - подпустив в голос уверенности, которой она на самом деле не ощущала, заверила графиня. Сей беглый холоп просто не смеет не явиться! Напрасно ли она целый день шныряла по поместью, до неприличия много болтая с дворней. На поварне, где в посудомойках толстая Маланка, твердила, что не зря, ох не зря славящаяся скупостью пани экономка шумный бал затеяла - не иначе как ожидает от гостей выгоды. В пральне, где мыла простыни вдовая Ганна, прямо спросила у той, не велела ли пани экономка мешок чистый да сухой заготовить, чтоб большие гро?ши складывать. В кабинете мимоходом поинтересовалась у прибиравшейся там своей тезки - горничной Тетяны: давно ли проветривался батюшкин денежный ящик? Ну как приезжие паны пожелают в него сегодня вечером большие деньги запереть для сохранности? И под конец не она ли в своей спальне шепотом признавалась охающей няне, что подлая змея-опекунша готова продать ее, Татьянино, замужество тому из окрестных панов, кто больше даст, и что состоятся сии постыдные торги прямо на нынешнем балу. Рассказывала и словно не замечала, как прислушивается, боясь
упустить хоть слово, перестилающая ей постель Катерина.
        Разве не знала графиня о своей домашней прислуге все - кто, где, когда и с кем, - как завещал папа?, полагавший хорошее знание подчиненных залогом успеха в любом деле. Разве не выскальзывала Маланка из поварни, не бегала куда-то Катерина, не искали в пральне запропавшую Ганну и разве не отпирала горничная Тетяна всегда запертый ночью черный ход?
        - Кармалюк непременно явится - грабить панов, что привезли сегодня деньги! - уже с полной твердостью заключила графиня. - Вы отберете у него клинок, какой там у него ни на есть, и сможете отправляться дальше в свое путешествие.
        - Мы? А ты? - переспросила панна Ирина.
        Из бального зала уже неслась музыка - оркестр наконец сладился и бал должен был вот-вот начаться.
        - Я уж вам говорила: никуда не пойду, поскольку ни единому слову из вашей сказочной истории про моих воскресших родителей не верю! Сие есть бред и чепуха, противоречащая всякому здравому смыслу! С меня довольно будет, ежели Кармалюк заберет у панов деньги - без них Оксана Тарасовна не отдаст меня никакому жениху! Кармалюк придет, - еще раз повторила она. - Он никогда еще не грабил наше имение и засады здесь не ожидает…
        Рвущаяся из залы мазурка взвилась стремительным вихрем - и вдруг опала, как разорванное полотнище. Последний раз пронзительно взвизгнула и испуганно смолкла флейта. Сквозь притворенные двери столовой хорошо слышен был грохот многочисленных сапог по паркету, испуганные вскрики дам и явственные звяканье саблей и щелканье затворов.
        Троица в столовой переглянулась:
        - Кармалюк! - выдохнули они разом и, чуть не сшибая друг друга с ног, бросились в зал.
        Панна Ирина добежала первой - и замерла в дверях. Графиня врезалась в нее - и тоже оцепенела, так что даже не заметила, как бегущий следом цыганенок опять оттоптал ей подол.
        Зал, и галерею, и комнаты, и коридоры заполняли люди в жандармских мундирах. Перед Оксаной Тарасовной, придерживая висящую на боку саблю и щелкая каблуками сверкающих сапог, склонился представительный жандармский офицер:
        - Честь имею отрекомендоваться, сударыня! Капитан-исправник Каменецкого повета! Повет - часть области или губернии.] Прибыл во главе вверенных мне жандармов для защиты имения!
        - Но… Какая опасность может грозить нам здесь, господин капитан? - благосклонно поглядывая на лихого жандармского офицера, пролепетала Оксана Тарасовна.
        Капитан доверительно склонился к ее ушку с поблескивающей сережкой:
        - По доносу соседа вашего, пана Владзимежа и его сына Томашека, - слышным на весь бальный зал шепотом сообщил он. - На вас ожидается нападение Устима Кармалюка и его банды.
        - Кармалюк! Ах! Кармалюк! Какой ужас! Опять этот разбойник! - испуганно прошелестело по залу. Несколько дам изящно опустились в обморок в предусмотрительно подставленные кресла. Паны схватились за карманы своих сюртуков, словно проверяя сохранность спрятанных там денег.
        - Исправник не даст Кармалюку ограбить панов и не даст нам добраться до Кармалюкова клинка, - тоскливо заключила панна Ирина. - Все, нам из этого тура не выбраться. - Она решительно вздохнула. - Богдан, когда я стану вампиршей, ты, пожалуйста, убей меня быстренько, пока я сама вас не поубивала. Только не очень больно, ладно?
        - Что за глупые разговоры! - возмутилась графиня. - Да этого просто быть не может! - неверящими глазами глядя на исправника, прошептала она. - Не мог пан Владзимеж знать, что я дала Кармалюковым полюбовницам услышать про затеянный Оксаной Тарасовной аукцион! Я же придумала свой план после того, как мы его с Томашеком на конюшне заперли!
        - Может, мне вернуться на конюшню и их таки загрызть? - печально предложила панна Ирина. - От исправника, конечно, не избавимся, но хоть наемся?
        Глава 8
        Графини нынче дорожают
        - Ежели вы согласны аккомпанировать, прекрасная графиня, после ужина порадуем общество моим пением, - явно полагая, что Татьяна должна немедленно сомлеть от его предложения, сказал пан Валерий.
        - Кушайте пулярку, любезный пан, - немедленно вмешалась надзиравшая за ним, словно коршун, Оксана Тарасовна. - Кто с панночкой графиней впредь музицировать станет, то вскорости разъяснится, - с намеком добавила она.
        Едва сдерживая слезы, Татьяна уткнулась в тарелку. Ах, как же ей хотелось бы пребывать в блаженном неведении относительно гнусных планов пани экономки! Потому как бал, несмотря на многие недочеты, все же оказался неплох. Татьяна пользовалась неизменным успехом и вызывала завистливые взгляды дам и девиц, особливо четверки воспитанниц, выбирала меж толпящимися вокруг нее кавалерами. Сколь счастливее была бы она, ежели б могла приписать ажиотаж своей красе, родовитости или хотя бы петербургскому туалету! Однако она прекрасно понимала: дело в предстоящем аукционе за ее руку и богатое приданое, будущие участники какового про всякий случай норовят задобрить объект продажи - чтоб выдаваемая замуж наследница не заартачилась и не испортила панам-соседям отлично продуманную негоциацию. Потому приглашения да комплименты не были ей в радость.
        В таковом горе единственной отдушиной стала для нее панна Ирина, которая, презрев собственную беду, поддерживала ее все время. Словно и впрямь правдой были рассказы о мире ином, в котором они с Татьяной задушевно дружили. Большинство приглашений к танцам панне Ирине удавалось отклонить, ссылаясь на усталость после путешествия. Хотя пан Валерий применил все свое немалое обаяние и таки вынудил панну Ирину сплясать с ним лихую кадриль, при каковой вертел и крутил партнершу почти неприлично, вынуждая выделывать всякие антраша. Графиня было встревожилась, однако же панна Ирина держалась на удивление хорошо. Даже дыхание у нее не сбилось, а на меловой бледности лице не промелькнуло и тени румянца. Лишь огонь зеленых глаз обжигал пана Валерия столь недобро, что партнер начал спотыкаться, сбиваться, шагать не в такт музыке, и полное незнание панной Ириной фигур кадрили оказалось незамеченным - все списали на неуклюжесть кавалера. Над паном Валерием даже изрядно потешались: дескать, прелестная баронесса фон Хортманн поразила его в самое сердце, ежели он вдруг утратил свою обычную ловкость к танцам. А пан
Валерий и впрямь вдруг стал выглядеть больным и ослабевшим, и Татьяна слыхала, как жаловался он молчаливым друзьям своим - пану Константину и пану Дмитрию, - как худо, когда их вовсе не любят. Однако потом собрался с силами и со всеми чарами своими к Татьяне приступил и даже к ужину ее сопровождать навязался, несмотря на недовольство Оксаны Тарасовны.
        Перед самым ужином состоялось происшествие неприятное и одновременно пугающее. Случилось оно, когда графиня увлекла панну Ирину в малую гостиную, дабы дать хоть беглые указания относительно поведения - ибо поняла уже, что мир панны Ирины изрядно отличается от нормального и потому от черноволосой панны всяких сюрпризов ожидать можно: снова на кровь людскую или на гамбургеры ее потянет, или что-нибудь хуже того удумает. Возьмет вдруг, да и начнет кушанья сама себе на тарелку накладывать, не ожидая помощи от прислуги. Но не успела Татьяна и рта раскрыть, как отгораживающая гостиную истрепанная портьера отлетела, и в комнату ворвалась до крайности разгневанная Оксана Тарасовна. Не обращая на присутствие графини ни малейшего внимания, ринулась к панне Ирине. Татьяна мельком подметила, что портьера продолжает шевелиться - не иначе как четверка воспитанниц притаилась там, подслушивая.
        - Ты зачем сюда пришла? - утратив всякое представление о манерах, подступила к панне Ирине Оксана Тарасовна. - Не имеешь права! Здесь все наше, мы здесь первые появились!
        За отвернутым краем портьеры мелькнула торжествующая физиономия Марыси - воспитанница желала лицезреть торжество своей благодетельницы над гостьей.
        Но не успела графиня возмутиться, как панна Ирина сама заявила:
        - А я думала, здесь все ее, - кивая на Татьяну, сказала она.
        Марыся за портьерой презрительно хмыкнула, а пани экономка так скривилась, что у Татьяны щеки вспыхнули от обиды и унижения.
        - Не пытайся сбить меня с толку! - отрезала Оксана Тарасовна, не удостаивая Татьяну даже мимолетного взгляда. - Дело между тобой и мной, при чем тут эта совсем простая девчонка?
        Простая? Простая? Графиня даже задохнулась от возмущения, а до половины высунувшаяся из-за портьеры Марыся злорадно закивала.
        - Любая из моих воспитанниц с легкостью сделает с ней все, что угодно!
        - А они пробовали? - с неожиданной кротостью в голосе вдруг поинтересовалась панна Ирина, и разошедшаяся пани экономка осеклась, словно вспомнив о чем-то крайне неприятном. Марыся скорчила гримасу и нырнула обратно за портьеру.
        - Тебя не касается, - сквозь зубы процедила Оксана Тарасовна.
        - Значит, пробовали, - так же кротко пропела панна Ирина. - Но выводов не сделали.
        Оксана Тарасовна нахмурилась - а потом впервые поглядела Татьяне прямо в лицо, и были в этом взгляде настороженность и вопрос.
        - …А даже если так! - разглядывая Татьяну новым, задумчивым взглядом, отрезала пани экономка. - Я готовилась к этому дню целый год, и пусть побережется любой, кто встанет между мной и деньгами! Помни об этом, чужая ро?жденная, - переводя глаза на Ирину, стальным голосом сказала Оксана Тарасовна. - Не вздумай лезть не в свое дело! Нас пятеро против тебя одной! - и повернувшись на каблуках так круто, что подол платья описал круг у ее ног, пани экономка вышла. За портьерой слышался мелкий перестук каблуков - подслушивающие воспитанницы спешили убраться раньше, нежели их застанут за неблаговидным занятием.
        - Я поняла! - выдохнула ошеломленная Татьяна. - Боже мой, неужели… Но это же совершенно невозможно… Они все - ведьмы? Не только Марыся, но и Оксана Тарасовна? Они околдовали маменьку с папенькой и пытались околдовать меня?
        Панна Ирина молча кивнула.
        - Но… вы полагаете, у них не получилось? Но почему?
        Панна Ирина замялась, искоса поглядывая на Татьяну, и, решившись, бухнула:
        - Потому что в настоящей жизни ты тоже - ведьма, и посильнее их. Ты, конечно, сейчас об этом не помнишь, но дар никуда не делся.
        Графиня глядела разочарованно. Ах, опять эти глупости! Стоило ей начать прислушиваться к панне Ирине, как та заявляла нечто уж вовсе несообразное. Чудное у Татьяны семейство получается: родовитый граф в торговцах, супруга его графиня - в лекарях, а уж дочка и вовсе ведьма. Добавить сюда цыгана, который не цыган, а инженерский сынок, - полная фантасмагория получается! Графиня уже хотела высказать панне Ирине свое недовольство в самой резкой форме, однако явился переодетый мажордомом кухонный мужик и заикающимся от страха голосом пригласил к ужину. Потом вбежал пан Валерий, бесцеремонно подхватил Татьяну под локоть и увлек в столовую залу. И вот уж осведомленные о предстоящем аукционе гости от блюд отведывают, а сами все больше на Оксану Тарасовну нетерпеливо поглядывают. Один лишь капитан-исправник ужинает с полным удовольствием - любо-дорого поглядеть, как ножом и вилкой орудует! - и рассыпает пани экономке комплименты за чудесный бал да прекрасный стол. А что ему беспокоиться: за Татьянино наследство он тягаться не намерен, небось даже и не знает, что сегодня вечером Оксана Тарасовна намерена
запродать замужество молодой графини. Жандармы его по всему дому рассыпались, и уж они-то Кармалюка не упустят. Да Кармалюк и не придет - разбойник обладал редкостным умением обходить засады, оттого по сей день и на воле.
        Изящно промокнув губы кружевной салфеткой, Оксана Тарасовна поднялась:
        - Паненка графиня, потчуйте гостей, а нам с панами-соседями надобно пройти в кабинет, заняться кой-какими скучными делами…
        Задвигались стулья, и паны принялись выбираться из-за стола. Прихватив затянутого в корсет сынка, поднялись трое приятелей запертого на конюшне пана Владзимежа. Неожиданно к ним присоединился и пан Валерий со товарищи. Каждый, вставая, одаривал графиню таким оценивающим взглядом, что она враз поняла, каково приходится выставленным на продажу крепостным девкам.

«Господи, помоги мне, и, клянусь, я никогда в жизни ни одного человека из нашей дворни не продам! Ни за какие сокровища! - молча взмолилась графиня. - Сделай что-нибудь, Господи, мне рано замуж!»
        Ее приподняло в воздух и вознесло над стулом. Что, это и есть ответ на ее молитву?
        - Ой, извини, не рассчитала! - смущенным шепотом сказала панна Ирина. - Я тебя сейчас поставлю!
        Подхватив Татьяну под локоток панна Ирина… просто держала ее на весу над стулом. Тут же, настороженно озираясь по сторонам - не заметил ли кто, - водрузила графиню на пол столь торопливо, что каблучки бальных туфелек звучно клацнули.
        - Чтоб она пропала, эта вампирья силища, - очень вдумчиво, словно рассчитывая, что сбудется, пожелала сама себе панна Ирина и быстро добавила: - Ну что, пошли?
        - Куда? - изумилась графиня.
        - Подслушивать, конечно, до чего они там договорятся, - не менее изумилась панна Ирина, - план с Кармалюком не удался, надо что-то на ходу соображать.
        - Подслушивать? Но это же совершенно недостойное занятие! И я не могу оставить гостей, - запротестовала графиня.
        Панна Ирина зловеще прищурилась:
        - Ты со своим достоинством «донеможешься», что тебя за кого-нибудь из этих старых пеньков замуж выдадут!
        Перед мысленным взором графини мгновенно предстала нереальная картина - она, в белом платье и прелестной кружевной вуали, стоит перед алтарем, крепко держась за сучок раскоряченного старого пня. Однако она уже немного привыкла к своеобразной речи панны Ирины, потому видение исчезло, сменившись осознанием печальной действительности. Она тревожно поглядела вслед удалившейся компании.
        - Полагаете, они не только для сынка? Пан Мыколай да Викто?р тоже хотят на мне жениться?
        - Не все вместе… Только кто-то один, - утешила ее панна Ирина.
        Но графиня отнюдь не утешилась:
        - Но они же старые! И толстые! - с почти суеверным ужасом выдохнула она.
        - Ну так а я о чем? - уже нетерпеливо бросила панна Ирина. Отнюдь не смущаясь, на глазах у оставшихся за столом гостей прихватила с блюда булку и спорым шагом направилась вслед за ушедшими.
        Юная графиня, впервые в жизни позабыв обо всем - о манерах, приличиях, обязанностях хозяйки дома, - со всех ног бросилась следом.
        - Ай, молодцы! Сами едят, сами пьют, а Богданка тут с голоду помирай! - Цыганенок, с недовольным видом восседавший на золоченом стуле с гнутыми ножками, вскочил им навстречу.
        - На! - панна Ирина сунула ему булку. - А это сюда давай! - велела она, отбирая у мальчишки свою собственную модную шляпку, в каковую, будто в сумку, были в беспорядке свалены флакончики и сверточки. - Где тут кабинет?
        Графиня молча указала вдоль коридора. Но у двери их ждало разочарование.
        - Заперто! - охнула графиня, беспомощно глядя на плотно затворенные двери некогда отцовского, а теперь Оксаны Тарасовны кабинета.
        - И замочная скважина законопачена! - подтвердила панна Ирина. - А ты как думала?
        - Как же мы подслушивать будем? - чуть не плача, спросила графиня. Неблаговидное занятие уже не представлялось ей столь неблаговидным. Наоборот, ничего на свете она так не желала, как выяснить: что творится там, внутри?
        - С комфортом, - загадочно ответила панна Ирина и шмыгнула в соседнюю с кабинетом малую гостиную. Графине и цыганенку ничего не оставалось, как последовать за ней. - Сними, - небрежно скомандовала панна Ирина мальчишке, с полным нарушением хороших манер тыча пальцем во внушительных размеров охотничий пейзаж, что украшал общую с кабинетом стену гостиной. А сама принялась рыться в заполняющих шляпку флакончиках.
        Цыганенок поглядел на картину, а потом уж - весьма возмущенно - на панну Ирину:
        - Шутки шутишь, гадалка? Или я тебе силач цирковой? Сама попробуй, такое сними!
        Панна Ирина оторвалась от флакончиков:
        - Делов-то! - и она небрежно, одной рукой ухватилась за край массивной золоченой рамы и легко сдернула картину со стены.
        - Вполне ли вы уверены, панна Ирина, что не желаете остаться упырицею? - осведомилась графиня. На ее памяти пейзаж сей ворочала не иначе как тройка дюжих лакеев.
        - Вполне! - отрезала панна Ирина и, не успела графиня охнуть, окатила открывшиеся дорогие шелковые обои едучей жидкостью из флакона. Стена задымилась, а панна Ирина забормотала скороговоркой:
        - Видкрываю викно за тридевьяту гору, в камьяному мури, на мальовани столы, на зелени подушкы… Нехай очи мои бачуть, нехай вуха мои чують…
        В такт ее бормотанию мокрый кусок обоев затрепетал, подернулся рябью, как река в ветреный день. Шелковые цветы принялись бледнеть, растворяться, в стене и впрямь словно открылось окно - и в этом окне Татьяна увидала кабинет своего отца с восседающей за батюшкиным столом Оксаной Тарасовной и панами-соседями в глубоких креслах. Стало слышно каждое произнесенное в кабинете слово.
        - Ну вот! Не хуже плазмы! - удовлетворенно сказала панна Ирина, с удобством усаживаясь на диван перед окном в стене.
        Графине некогда было разбираться с очередным непонятным словом, поскольку в кабинете, похоже, кипела нешуточная баталия.
        - Вы-то куда лезете, пан Валерий? - раздраженно цедила пани экономка, перебирая лежащие перед ней на письменном столе толстую пачку ассигнаций, полный золота мешочек и даже небольшую резную шкатулочку, в которой благородным блеском посверкивали драгоценные камни. - У вас откуда деньгам взяться?
        - Нелюбовь ваша ко мне, ясная пани, ранит меня в самое сердце! - прижимая руки к этому самому сердцу, трагически вещал пан Валерий. Его сотоварищи Константин и Дмитрий согласно кивали. - Чтоб не было меж нами взаимного недоверия… - он запустил руку за отворот фрака и вытащил оттуда усыпанную гербовыми печатями бумагу. - Есть в нашем повете люди, которые весьма заинтересованы в имуществе покойного графа. Люди сии сложили свои средства, дабы на паях участвовать в затеянном вами, пани Оксана, предприятии, - он коротко поклонился экономке. - Извольте видеть, вот заемное письмо, дающее мне право распоряжаться подобной суммой! - он добавил свою гербовую бумагу к разложенным перед экономкой сокровищам.
        - А zenic sie[Жениться (польск.).] на графине тоже на паях будете? - стукая об стол серебряной рюмкой с хересом, выпалил пан Мыколай.
        Татьяна у прозрачной стены покраснела до слез. Какой позор!
        - Жениться на прелестной панне доверено мне, - с горделивой скромностью объявил пан Валерий. - Смею думать, что вызову в юной графине больше любви, нежели такой престарелый мужлан, как вы, сударь!

«Может, и впрямь?» - мелькнуло в голове у Татьяны, и тут она заметила, что цыганенок пристально глядит на нее и презрительно кривит губы, похоже, догадываясь о посетившей ее мысли. Ей стало стыдно, и она немедленно разгневалась на себя за этот свой стыд. Да кто он такой, что смеет осуждать ее?
        - Та лучше я! - тем временем кричал пану Валерию его немолодой соперник. - Те людзи, цо деньгами скинулись, они ж потом за свои гро?ши графское наследство на шматки растаскают, разорят вщент, а у меня оно в сохранности будет!
        - Лучше - тот, кто более всех заплатит мне! - ледяным тоном перебила пани экономка, - Кстати, панове, куда подевался пан Владзимеж? Он вроде желал панночку графиню за своего Томашека?
        - На что вам Томашек сдался, пани Оксана? - перебил ее пан Анатоль. - Или, кроме него, молодцов нет?
        Сынок его приосанился, скрипя корсетом.
        - А на то, что батюшка Томашека побогаче вас всех будет! - выкрикнула Оксана Тарасовна.
        - Придется вам, пани экономка, довольствоваться нами, раз уж пан Владзимеж с сынком не нашли часу на сие дело! - перебил ее пан Викто?р, явно довольный, что пропавший пан Владзимеж более не конкурент.
        - Все едино - тридцать тысяч, пусть даже золотом, - пани экономка угрюмо взвесила на ладони мешочек. - Это, панове, чистый грабеж! Прибавить надобно. Манеры-то у девицы отменные, языки знает, рисует, музицирует… - принялась загибать пальцы она. - О богатстве ее паны сами все знают, однако ж девица и знатной родней не обижена! В Москве да Петербурге в родичах князья, генералы да сенаторы, от которых, сами понимаете, для человека карьерного польза может выйти.
        - Ах, так ведь это она обо мне! - ахнула Татьяна, вдруг поняв, чьи достоинства столь деловито перечисляет пани экономка.
        - Не будем также забывать, что панночка графиня юна и весьма миловидна, - за прозрачной стеной подтвердила ее догадку экономка.
        - Худа только больно, - пробормотал пан Анатоль.
        - Я каждый день раствор дрожжей пью! - по другую сторону прозрачной стены возмутилась Татьяна. - Чтоб пополнеть!
        - Ай, мало пьешь - худющая, глянуть не на что! - насмешливо сообщил ей Богдан.
        У панны Ирины выражение лица стало весьма странным:
        - Я не поняла? - звенящим голосом поинтересовалась она. - Ты, Танька… Татьяна Николаевна… здесь… хочешь потолстеть? А тебе, Богдан, не нравится, что она… слишком худая?
        И тут стало понятно, что за звон слышался в ее речи. Панна Ирина изволила смеяться! Изнемогая, она обессиленно припала к спинке дивана и едва не рыдала от смеха:
        - Дрожжи… Пополнеть хочет… Худющая… Ох, парочка, я с вами сдохну!
        - Сдохнешь! - согласно процедил от дверей гостиной хриплый ненавидящий голос. - Как есть сдохнешь, тварь! Веселишься? Думала, не выберусь, покончила со мной? Ан ошиблась! Теперь уж мое время веселиться!
        У входа, крепко держась за дверную створку, стоял надкушенный Ириной пан Владзимеж.
        Глава 9
        Ведьмино кубло и Кармалюкова шайка
        - Чего вскочила? Сбежать надумала? Не выйдет! - пан Владзимеж отпустил створку, шагнул к вскочившей панне Хортице. Но колени у него подломились, и он едва не рухнул. Стало видно, что его шатает от слабости.
        Воспользовавшись моментом, панна Ирина забежала за диван, отгородившись от своего преследователя спинкой.
        - Колобок-колобок, катился бы ты отсюда, а? - как всегда, странными словами и очень жалобным тоном попросила она. - А то ведь я могу не выдержать и тебя съесть! - она с жадностью уставилась на капельки крови, выступившие из ранок на горле пана Владзимежа.
        - А-а, любуешься! - пан Владзимеж провел рукой по шее и уставился на свою окровавленную ладонь. - Недолго тебе осталось! Тимиш мой за ксендзом в Каменец поскакал! Прям тут на дворе тебе костер и сладим, вомперша проклятая!
        - Опять? - возмутилась панна Ирина.
        Графиня тоже разгневалась:
        - Как можно, пан Владзимеж, в просвещенном девятнадцатом веке угрожать даме костром!
        - С тобой, паненка, тоже разберемся! - рявкнул на Татьяну пан (вернее, попытался рявкнуть, в прокушенном горле что-то засвистело, забулькало). - С чего это за тебя всякая нечисть заступается…
        - Когда честный человек похитить хочет, - в тон ему издевательски закончила панна Ирина.
        - Кто вам поверит? Ваше слово против моего - нечистая сила, цыганенок да несмышленая девчонка, пусть и графского звания - против солидного человека? - прохрипел пан Владзимеж. - А уж я велел Томашеку от ксендза к исправнику скакать, а как отыщет, все по-нашему ему обсказать и с жандармами сюда вести!
        - Эй, пан, что-то ты заговариваться стал - зачем исправника искать, тут он, и жандармы его тут, ты ж их сам вызвал? - удивился Богдан.
        Пан Владзимеж мучительно нахмурился, словно сквозь затуманивающую разум слабость пытался сообразить, что ему толкует этот мальчишка, потом пробормотал:
        - Крылья у Тимишова коня выросли, что ли? Вроде ж минут пять как ускакал… А коль тут, так и ладно… Пан исправник! Скорее сюда! Здесь… - хрипло возвысил голос он.
        - Здесь она! - энергично откликнулся звонкий девический голосок, и в гостиную ворвалась беловолосая Марыся во главе троицы своих подружек. При виде панны Ирины глаза ее полыхнули. Она узрела ведущее в кабинет окошко на стене, и немыслимая ярость исказила хорошенькое личико. Кажется, Марыся даже и не осознавала присутствия пана Владзимежа. Ее затуманенные бешенством глаза видели лишь одно - подлая чужачка, лишившая ее нарядного платья и положенного триумфа на балу, вновь что-то умыслила!
        - С графинькой сговорилась, платья чужие бальные надеваешь, - зловеще процедила разгневанная ро?бленная. - Теперь еще за благодетельницей нашей подглядываешь! - голос ее поднялся до немыслимого, во всех уголках поместья слышного визга. Сквозь прозрачное окошко в стене видно было, как прекратили торговаться, замолчали и прислушались засевшие в кабинете Оксана Тарасовна да паны. И это было уж последним, что удалось разглядеть в колдовское окно.
        Потому как разъяренная Марыся с гневным воплем:
        - Думаешь, никто твоих чар не перебьет? Так на-а тебе! - сорвала с надкаминной полки бронзовую итальянскую вазу и, обеими руками подняв ее над головой, изо всей силы запустила в начарованное на стене окно.
        Немалой тяжести ваза, ровно пушечный снаряд, ударила туда, где еще недавно была крепкая кирпичная стена. С неистовым звоном бьющегося стекла наколдованное прозрачное окошко, словно взрывом, вынесло прямо в кабинет. Секущие осколки широким веером накрыли всех. Паны-гости в едином порыве попадали за кресла. Лишь пан Анатоль замешкался. Широкий стеклянный осколок со свистом врезался ему в горло и… вонзился в резную спинку кресла. По стеклу медленно расплылось кровавое пятно… начисто срезанная голова, соскользнув, будто со стеклянного блюда, мячиком поскакала по полу.
        Влетевшая вместе с осколками бронзовая ваза, тяжеловесно вращаясь, неслась прямо в лицо сидящей за столом Оксане Тарасовне. Пани экономка резво вскочила, вскинула руку… из ладони ее будто упругим ветром хлестнуло. Вазу отшвырнуло прочь, мимоходом съездив по затылку притаившегося за креслом корсетного сынка. Молодой паныч хрюкнул коротко и ткнулся носом в пол.
        Выпущенный из ладони пани экономки ветер с силой ударил в стену меж кабинетом и гостиной. Зияющая отверстием стена тягостно заскрипела… и с грохотом завалилась в гостиную.
        Татьяна успела еще увидеть падающие на нее кирпичи, как панна Ирина ухватила ее и вскинула в воздух. Что-то металлическое ткнулось в пальцы, она судорожно вцепилась, руки рвануло болью, графиня повисла… Когда заполонивший комнату грязно-белый туман из штукатурки и пыли немного развеялся, обнаружила себя висящей под потолком, держась за рожок кованой люстры. Рядом с ней, точно так же крепко ухватившись за золоченые завитки, болтались панна Ирина и цыганенок. Под ними высилась изрядная груда кирпичей, в которую превратилась недавно еще крепкая стена. Издалека слышался топот бегущих к ним людей, а оставшиеся в кабинете, запрокинув головы, не отрывали глаз от дрыгающихся в воздухе Татьяниных ног. Не успела графиня подумать, сколь неприлично выглядит она, ежели глядеть снизу, как не выдержав тяжести, крюк люстры сломался.
        - А-а-а! - дружно заорав, троица рухнула вниз.

«Все тело будет в синяках!» - подумала графиня, барахтаясь на расползающихся под ней кирпичах… и нос к носу столкнулась с вылезающим из-под завала паном Владзимежом. Сосед глухо постанывал и придерживал ладонью наливающуюся на лбу внушительную гулю. Будто боялся, что та убежит.
        - Тьфу! - вместе с набившейся в рот штукатуркой вылетела парочка выбитых зубов, и пан Владзимеж наставительно прошепелявил: - Рефонфировать дворец нуфно, не век ему без рефонта фтоять, - а потом словно опомнился. Глаза его сузились, он вскочил на ноги и завопил: - Да их тут целое ведьмовское кубло!
        Капитан-исправник ворвался в разрушенную гостиную во главе своих жандармов. Позади графиня увидала тревожно-любопытные лица дворни. Появление людей в мундирах пана Владзимежа воодушевило:
        - Пан исправник! - заорал он. - Пани экономка тут стенки одной рукой рушит, из-за девки белобрысой с вазой почтенный человек вовсе головы лишился…
        - Панна Марыся прелестна, - пробормотал пан Валерий, безуспешно пытаясь отчистить свой новехонький сюртук. - Любой бы голову потерял, - он покосился на валяющуюся у самых его ног срубленную стеклом голову, - однако ж не столь явно…
        Исправник поглядел на Марысю оценивающе. Беловолосая засмущалась и попыталась спрятаться за спины подружек.
        - А вомперша ихняя из меня кровь пила, во! - продолжал вопить пан Владзимеж. Он рывком оттянув ворот рубашки, демонстрируя следы укусов. - Панночка графиня с ними в сговоре! Хватайте ведьм, пан исправник!
        Четверка р?бленных дружно по-мышиному пискнула.
        - Пан исправник современный, образованный человек, пан исправник не верит в таковые средневековые бредни! - торопливо пробормотала экономка, заискивающе улыбаясь замершему в дверях исправнику. - То пана Владзимежа кирпичом по голове ушибло, вот он городит невесть что! Помилуйте, какая ж из меня ведьма!
        - А по мне, так ведьма и есть! - уцелевший пан Мыколай, кряхтя, выбрался из-за кресла. - Тридцать тысяч золотом ей мало!
        Пан исправник еще более оценивающе уставился на Оксану Тарасовну и разбросанные по письменному столу деньги и драгоценности.
        - Панна Ирина не вампирша! - в один голос протестовали Татьяна и цыганенок, а графиня мысленно добавила: «По крайности, пока…»
        - А довод у нее какой есть, что не упырица она? - ухмыльнулся пан Викт?р.
        - Еще какой! - немедленно ответила панна Ирина. Графиня даже восхитилась ее спокойствием. - Я ж вас пока не слопала, хотя вы напрашиваетесь - страшное дело как!
        - Тоже мне довод! Такое и я про себя сказать могу! - возмутился пан Владзимеж. Потом озадаченно потер растущую гулю. - Могу, да… Так я ж и не вампир, потому и могу… Что-то я вовсе запутался…
        - Да ты погоди пока, - утешил его пан Мыколай. - Сам же говоришь, что упырица тебя грызанула? Глядишь, скоро и тебя придется осиновым колом успокаивать…
        - Э-э! Ты что мелешь-то, пан сосед? - взвился пан Владзимеж, не предполагавший подобных выводов из собственных речей.
        - Панове, панове! - примирительным тоном вмешался пан Валерий. - Тут представитель императорской власти! Пусть пан исправник скажет, что он думает! - любезно предложил пан Валерий, оборачиваясь к молчаливой фигуре в парадном жандармском мундире.
        - А бес его жандармскую душу знает, чего пан исправник думает, - не сводя глаз с лежащих на столе сокровищ, откликнулся тот. - Як встретите его, паны-баре, так сами и спросите! А поки що… - он ловким движением выхватил из-за обшлага мундира холщовый мешок. - Устим Кармалюк вам каже - гонить, паны, гро?ши, накрылися ваши графские заручины![Помолвка (укр.).] - в другой руке у него появился ладный жандармский пистоль, укороченным рылом своим пялящийся в лоб пану Владзимежу - точно в растущую гулю. Переодетые жандармами Кармалюковы хлопцы, ухмыляясь, многозначительно защелкали затворами винтовок.
        - Кармалюк! - с ненавистью глядя на лже-исправника, выдохнул пан Владзимеж.
        - Кармалюк! - с ужасом простонала Оксана Тарасовна.
        - Кармалюк! - облегченно вздохнула графиня Татьяна. - Явился-таки!
        - Клинок Кармалюка! - прошептала панна Ирина, впиваясь взглядом в висящую на бедре знаменитого разбойника саблю.
        Глава 10
        Провороненная сабля
        - Не держите сердца, паны, - весело проговорил Кармалюк, и, не опуская пистоля, отступил к усыпанному деньгами и драгоценностями - ценой за Татьяну - столу. - Не печальтесь за гро?ши. Крипакив своих обдерете, с потом да кровью выжмете - все повернете! А ци я заберу, уж извиняйте! - одной рукой он подставил распахнутый мешок под край стола. Так называемый жандарм подскочил и принялся горстями сгребать деньги. Помощник был хрупким, изящным - вовсе не похожим на остальных крепких Кармалюковых хлопцев. Татьяна кинула быстрый взгляд под жандармскую фуражку и с изумлением увидала под козырьком хоть и весьма суровое да решительное, но все же несомненно женское личико.

«Так вот она какая, Зинька-кармалючка, знаменитая разбойница, подруга Кармалюка, не побоявшаяся уйти вместе с ним в леса!» - мелькнула мысль. Но неужто не знает решительная Зинька ни про Маланку, ни про Ганну, ни про Катерину с графининой тезкой Тетяной? И они тоже друг про дружку не ведают?.. Ай да Кармалюк!
        Но уж собой-то графиня была премного довольна, уж она-то, выходит, знает все да про всех и умеет этим знанием пользоваться! Ее план сработал - кармалюковские возлюбленные побежали к своему полюбовнику в лес, сообщать о привезенных в поместье немалых деньгах. Как только на опушке не столкнулись? Сейчас, встречаясь со смеющимся взглядом графини, выглядывающие из-за широких плеч Кармалюковых хлопцев все четыре дворовые девки опускали глаза. Глупые, их панночка вовсе не сердилась, наоборот, все вышло как нельзя лучше! Кармалюк исчезнет с панскими деньгами - и она свободна! Никакого замужества!
        - Клинок! - одними губами шепнула панна Ирина. - Мне нужна его сабля!
        Ах да, конечно, есть ведь еще и условия рыцарского странствия панны Ирины и ее цыганенка. Надо добыть саблю - и безумная парочка двинется дальше по своему пути, навсегда исчезнув из Татьяниной жизни, а графиня спокойно останется в родном своем поместье. Разом с пани экономкой, ее воспитанницами, жадными панами-соседями, Кармалюком - опять одна, отныне и навсегда, ни друга, ни родича рядом?
        Очистивший стол Кармалюк шагнул к пану Владзимежу и ткнул дулом тому в живот:
        - Ты тоже карманы выворачивай, пан! Ты пуще всех графское добро для своего пришелепкуватого сынка сватал!
        - Грабижник! Розбишака! - процедил пан Владзимеж, однако принялся покорно вытряхивать банкноты. Предусмотрительный пан прихватил с собой изрядные гроши, видно, полагал, ежели не выйдет с похищением, все ж таки участвовать в аукционе. Вот только что невеста-наследница, которую никто и в расчет не брал, наведет Кармалюка - не рассчитал. Татьяна злорадно усмехнулась, а потом запечалилась. А ведь пан Владзимеж, в отличие от панны Ирины и невозможного цыганского наглеца, не денется никуда. И от планов своих на графское поместье вряд ли откажется.
        Пан Владзимеж тем временем опорожнил карманы и замер, всей фигурой изображая, что больше у него нет ни полушки. Ухмыляющийся Кармалюк сунул пистоль за пояс, запустил руку протестующему пану за пазуху и выволок на свет божий еще одну толстенную пачку денег.
        - Ты за это поплатишься, - угрожающе выдохнул пан Владзимеж. - И на этом, и на том свете!
        - Зря грозишься, пане! - Кармалюк небрежно швырнул деньги в мешок. - Я панив оббираю, бедных награждаю, сам с собою розмышляю, що греха не маю![Из песни
«Кармалюга я вродився».]
        - Делай с панами, что хочешь, - зловеще прошипела Оксана Тарасовна, и глаза ее наполнились мутно-болотной зеленью. - А на ведьмовское добро рот не разевай! Я ведь сказала - мои деньги, никому не отдам!
        - Неслабая она все-таки ведьма, - с неким профессиональным одобрением в голосе шепнула панна Ирина, когда, повинуясь взмаху руки Оксаны Тарасовны, засыпавшие пол кирпичи легко взлетели. Завертелись в воздухе, окружая ведьму и разбойника. Ринулись к Кармалюку, норовя свалиться на голову, ударить в лицо, подшибить ноги… Разъяренно рыча, Оксана Тарасовна вцепилась в мешок с деньгами:
        - Отдай! Это мое!
        Винтовки переодетых жандармами кармалюковцев беспомощно шарили в воздухе, норовя выцелить разбушевавшуюся ведьму сквозь просветы в карусели летающих кирпичей. Но напрасно! Кто-то все-таки выстрелил - пуля бесполезно чиркнула о парящий кирпич, отрекошетила… Стрелявший хлопец тоненько, по-заячьи заверещал, хватаясь за раненое плечо.
        По-прежнему одной рукой намертво держа мешок, Кармалюк рванул из ножен саблю. Коротко полоснул мчащийся ему прямо в физиономию кирпич. И… тот развалился пополам. Кармалюк крутанул клинком над головой. Несущиеся вокруг него кирпичи стали притормаживать, налетать друг на друга, с грохотом сталкиваться… Кармалюкова сабля свистнула еще раз-другой - и все парящие в воздухе кирпичи с шумом грянулись оземь.
        - Хороша сабелька! - промурлыкала панна Ирина и быстрым, совершенно неуловимым для глаза движением скользнула в сторону торжествующего Кармалюка. Вот только что была рядом - и вот уж нету ее.
        - Ты сам колдун! - все еще вися на мешке с награбленным, выдохнула Оксана Тарасовна.
        - А как бы я иначе от панской погони уходил! - захохотал знаменитый разбойник и вскинул саблю, явно намереваясь просто-напросто отсечь настырную ведьму от своей добычи. Клинок сверкнул над головой завизжавшей Оксаны Тарасовны…
        И замер, не имея сил опуститься. Запястье Кармалюка перехватили холодные девичьи пальчики.
        - Я возьму это у вас, ладно? - потянувшись к зажатому в руке разбойника сабельному эфесу, сказала панна Ирина. - Очень надо!
        - Стреляйте в нее, хлопцы, что встали? - завизжала стоящая за спиной атамана Зинька-кармалючка.
        - Не стрелять! - явно стараясь не шевелить ни единым мускулом, процедил Кармалюк.
        Графиня тихонька сделала шажок в сторону и узрела то, чего не могла видеть Зинька, но что отлично видели Кармалюковы хлопцы. Оттого и не стреляли.
        Другая ручка панны Ирины лежала у Кармалюка на груди. Можно сказать, доверительно, по дружески лежала, кабы… не красовавшиеся на кончиках пальцев гладко-черные когти, схожие с собачьими, только очень уж большие.
        Плавно, без резких движений, разбойник протянул панне Ирине мешок с награбленным. Но черноволосая панна не обратила на этот жест должного внимания. Она потянула саблю у так и замершего со вскинутым над головой клинком Кармалюка.
        Ее ладонь уже сомкнулась на эфесе, на лице расцвела счастливая улыбка, она выкрикнула:
        - Есть! Богдан, хватай Таньку и ходу…

…Как комнату вновь наполнил звон разлетающегося вдребезги стекла. Окно раскололось, засыпая обломки кирпичей слоем битого стекла.
        - I am flying! I am hur-r-ry![Я лечу! Я тор-роплюсь! (англ.)] - взъерошенный, неистово молотящий широкими черными крыльями клубок перьев ворвался в комнату.
        И со всего разлету врезался в уже перехватившую у Кармалюка клинок панну Ирину. А следом сплошным потоком неслись птицы, птицы, черные птицы… И вся эта разогнавшаяся стая каркающим и галдящим тараном ударила в панну Ирину, отбрасывая ее от Кармалюка. Бессильно клацнули в воздухе могучие когти…
        А разбойничий атаман, не будь дураком, еще и навернул черноволосой панночке мешком с награбленным по голове.
        В вихре пышных юбок панна Ирина рухнула с кирпичной груды. Клинок вывалился из ее руки, Кармалюк подхватил его на лету…
        Птичья стая заложила по разрушенным гостиной и кабинету лихой вираж, снося на лету все, что уцелело после буйства ведьм и разбойников. Громадный ворон, трепеща крыльями, завис под потолком, там, где еще недавно была люстра, и торжественно прокаркал:
        - Lady Ir-rena! I’d escor-rted my family to London and flied to your help as quickly as possible! O, don’t mention it! It was my duty!
        - I don’t[- Леди Ир-рена! Я сопр-роводил мое семейство в Лондон и прилетел вам на помощь как только смог! О, не благодарите меня! Это был мой долг! - Я не буду (англ.).] , - безнадежно ответила панна Ирина. Она лежала на спине, и у самого ее горла зловеще трепетал кончик кармелюковской сабли. Атаман торжествующе ухмылялся.
        - Ou! - коротко изумился ворон, оценив положение, в котором оказалась панна Ирина. - Sorry! I’m afraid, I’ve kept a little mistake!
        - Just a very little[- Оу! Извините! Боюсь, я совершил небольшую ошибку! - Очень небольшую… (англ.)] , курица ты щипаная! - рявкнула панна Ирина. - Мне из-за тебя сейчас башку снесут!
        Тут же испуганно прикусила язык, поскольку Кармалюк, кажется, посчитал ее предложение отличным выходом. И никто не успел бы ему помешать, кабы Оксана Тарасовна, не оставившая надежд завладеть деньгами, в свою очередь, не посчитала сей момент подходящим для новой атаки. Не прибегая к колдовству, она попросту рванула мешок с сокровищами из рук занесшего саблю разбойника.
        В одну секунду изменив направления движения, атаман махнул рукой назад. Эфес сабли с силой ударил пани экономку в лоб. Не выпуская из рук мешка, Оксана Тарасовна рухнула навзничь. Тогда в дело вмешался неожиданный персонаж. Позабытый всеми пан Валерий, с момента нападения разбойников тихо стоящий себе в углу, вдруг сделал длинный прыжок, выхватил мешок из рук бесчувственной ведьмы, и он да товарищи его, Константин с Дмитрием, один за другим сиганули в выбитое окно. Кармелюковцы дали вслед убегающим панам нестройный залп, но беспорядочно мечущиеся по комнатам птицы не давали им прицелиться.
        - Гроши тикають, держи панов! - позабыв про панну Ирину, Кармалюк повелительно взмахнул саблей. Его хлопцы попрыгали в окно за беглецами.
        Панна Ирина осторожно села. Графиня и цыганенок бросились к ней. Говорящий, как в сказках, ворон тоже тревожно вился у панны Ирины над головой и на чистейшем аглицком наречии смущенно каркал:
        - Пр-ризнаю, моя помощь была несколько неуклюжей, однако все это от желания помочь, от того, что я др-руг вам, дор-рогая Ир-рена!
        - Хорошо, что у меня еще и враги есть, а то б точно зарубили! - с явной благодарностью поглядывая на валяющуюся в кирпичах Оксану Тарасовну, пробормотала панна Ирина.
        В разбитом окне появилась усатая физиономия одного из Кармалюковых хлопцев. Усы аж дыбом стояли от изумления:
        - Чуешь, атаман, мешок з грошами нашли, а паны-то десь запропали. Только мы хотели их стр?лить, бачимо, а то и не паны вовсе, а ось…
        В вихре разноцветных лент да кокетливых взвизгов сильные руки кармалюковцев поставили на подоконник трех… девушек. Графиня глядела на них во все глаза. Девицы и впрямь были экзотичные. Черноволосая, да белокурая, да рыжая, одеты вроде бы в крестьянские одежды, однако ж не те, что и впрямь носят подольские поселянки, а будто бы актерки перерядились для представления. Ленты в косах чистого шелка, мониста сияют золотом, тончайшего полотна рубашки покрыты чересчур богатой вышивкой, а плахты-то плахты![Разрезные юбки из двух связанных между собой полотнищ, надевались поверх более длинной рубахи.] Коротюсенькие, так что красного сафьяна сапожки до самого верха видны! Да явись они в таких плахтах в любую деревню - каменьями бы забили бесстыдниц!
        - Надя-Аня и, кажется, Вера? - поглядев на блондинку, пробормотала панна Ирина. - В мюзикле «Сорочинская ярмарка».
        Но откликнулась неожиданно рыжеволосая.
        - Я не Аня. Я… - Она призадумалась. - Я Света, - и неуверенно добавила: - Кажется.
        - Да? - вяло удивилась панна Ирина. - А очень похожа на Аню…
        - Так, может, и надо было Аней оставаться? - саму себя переспросила рыжая Света.
        - Гей, дивчата, вы чьи такие будете? - вмешался в разговор Кармалюк, до того лишь обалдело пялящийся на короткие подолы плахт да на сапожки.
        - А якщо любишь нас - так твои, - томно взглянув на него из-под ресниц, выдохнула Света. Притопывая коваными каблучками, прошла к атаману, позвякивая монистами да потряхивая цветастыми лентами, пропела:
        Да Кармелюка, да славный хлопец
        По свету ходыть.
        Та не одну та й дивчиноньку,
        Ой, з ума зводыть…
        Та й не одну та й дивчиноньку,
        Та не одну вдову,
        Та й не одну кохану
        Та черноброву…
        - Ишь ты, какие! - выдохнул Кармалюк, глядя то на Надю, то на Веру со Светой странными, затуманенными, будто сонными глазами. - Как же вас таких не любить! - он принялся беспорядочно шарить в мешке с добычей, рассыпая купюры по полу. Нашарив в глубине колечко, надел его рыжей Свете на палец. - Сейчас и вам, вам тоже… - поглядывая на Веру с Надей, пообещал он.
        - Кармелю! - охнул Зинька-кармалючка. - Ты що ж таке творишь? Ты цим… бесстыдницам… Да ты…
        - А що хочу - то и творю, я здесь атаман, - рявкнул Кармалюк, но голос его уже звучал невнятно, как у напрочь засыпающего человека.
        - Исправник! Исправник! - донесся из покоев отчаянный женский вопль, и в разрушенную гостиную ворвалась вдовая Ганна. - Спасайтеся, хлопцы! Справжний исправник з жандармами до дому скачет! Паныч Тимиш ведет!
        - О так, молодец, Томашек, не такой ты вже у меня и пришелепкуватый! - восхитился пан Владзимеж. - Жандармы вам покажут!
        - От лихо! - охнул Кармалюк. - Гроши взялы, час тикаты! - и вдруг принялся кончиком сабли прямо в пыли на полу рисовать лодку. Никто из хлопцев не остановил атамана, все терпеливо ждали, пока Кармалюк не скомандовал: - Все до мэнэ!
        Пятясь и по-прежнему не спуская уцелевших панов с прицела, хлопцы двинулись поближе к атаману, аккуратно располагаясь на линиях нарисованной лодки. Понять их действия было невозможно.
        - Та й вы идить сюда, красавицы! - сказал Кармалюк, втягивая Свету за собой на нарисованную лодку. Надя и Вера запрыгнули сами.
        - Кармелю, гони их геть! - возмутилась Зинька, да и вдовая Ганна жалобно подхватила:
        - Юстимушка, сокол, на що ж тоби ци девки?
        Катерина, Тетяна та Маланка в один голос возопили:
        - Та який он тебе Юстимушка? - и тут же все пять женщин, включая Зиньку-кармалючку, ненавидяще уставились друг на друга.
        - От клятые бабы, - на борту нарисованной лодки вздохнул Кармалюк. На одной его руке висела Вера, на другой - Надя, и бравый предводитель разбойников выглядел уж вовсе засыпающим. Да и хлопцы его начали позевывать.
        - А ты их не слушай, - горячечно прошептала ему в ухо Света и повернула голову Кармалюка к себе. - Ты нас люби, нам без любви никак нельзя!
        - Ou! - снова высказался ворон. - But this gentleman of many ladies r-runs with so needed us sword! Believe me, dear Ir-rena, I’ll save you![Оу! Но этот джентльмен многих леди удир-рает вместе со столь нужным нам мечом! Верьте мне, дорогая Ир-рена, я спасу вас! (англ.)] - каркнул он и, неистово работая крыльями, ринулся к стоящему на борту нарисованной лодки Кармалюку.
        - Как-то не верится, - буркнула Ирина и была права.
        Кармалюк смачно сплюнул под киль нарисованного суденышка, крутанул клинком над головой, и тут случилось много всякого одновременно.
        Плевок вскипел настоящей речной волной, широким половодьем заливая разгромленные графские покои. Татьяна почувствовала, как поток подмывает ее под кринолин, приподнимает, и она закачалась на воде, словно поплавок. Рядом с ней точно так же всплыла панна Ирина, визжали подхваченные стремниной воспитанницы, барахтался в воде цыганенок.
        Вычерченная клинком в пыли лодка обернулась настоящей. Народившийся прямо в гостиной поток поднял ее со всеми пассажирами - Кармалюком, хлопцами, обозленной Зинькой и льнущими к атаману тремя девицами - и понес к разбитому окну, туда, куда указывал сверкающий кончик Кармалюковой сабли.
        С потолка гостиной на Кармалюка, сложив крылья, камнем рухнул ворон. Отчаянно каркая, черная птица долбанула атамана клювом в лоб, когтями вцепилась в запястье и принялась драть, вырывая клинок. Орущий от боли Кармалюк крутанул саблей, норовя стряхнуть неожиданного врага…
        Неспешно текущий поток закрутило штопором…
        Нарисованную лодку завертело в неожиданном водовороте. Теперь уж пассажиры орали все. Водоворот вертелся и уходил прямо… в глубь паркетного пола гостиной.
        Мимо Татьяны проплыла отрубленная голова пана-соседа. Графиня почувствовала, как ее тоже тянет вниз… но в этот момент водоворот крутанулся последний раз - и стремительно ухнул куда-то между половицами. Раздалось паническое карканье, мелькнул птичий силуэт, и ворон канул в бездну вместе с лодкой, ее пассажирами да и самим потоком.
        Оставшиеся в гостиной люди обессиленно повалились на пол. Причитающая дворня кинулась панам на помощь, захлопотали над своей бесчувственной благодетельницей воспитанницы Оксаны Тарасовны, да сидели неподвижно, как куклы, и казались оглушенными четыре женщины - Маланка, Катерина, Ганна да Тетяна. Четыре возлюбленные Устима Кармалюка.
        - Утонуть в чужих слюнях, - с непередаваемым отвращением сказала панна Ирина, восседающая в насквозь мокром платье на мокрых кирпичах разбитой стены. - Фу, какая пакость!
        - Ведьмы не тонут, это всем известно! - прохрипел, выплевывая воду, едва живой, но по-прежнему неукротимый пан Владзимеж. - Теперь уж не отопрешься! Сейчас исправник явится…
        Татьяна поняла, что пан Владзимеж, в лютой ненависти своей да в скорби по утраченным деньгам, во что бы то ни стало решил погубить панну Ирину.
        - Вам надо бежать! - она схватила панну Ирину за руку, потянула, но тут же в отчаянии сама опустилась рядом на кирпичи. - Боже мой, но как? Мы не добыли клинок Кармалюка!
        Пан Владзимеж издевательски захохотал.
        В окно гостиной видно было, как по ночной дороге споро течет река пылающих факелов. Это, горяча коней, мчались в поместье исправник с жандармами. То и дело вырываясь вперед, скакал всадник в обычном статском сюртуке. Татьяна уверена была: паныч Томашек мчится мстить за утреннее поражение.
        Глаза панны Ирины налились свирепой решимостью и полыхнули нестерпимым зеленым блеском - куда там Оксане Тарасовне.
        - Прав был упырек-прорицатель, ведущий наш, - сквозь зубы процедила она. - Если уж можно в нарисованной лодочке на плевке уплыть, то магия - сплошные условности. Значит, и клинок - тоже условность. Богдан, зови коня! Не собираюсь я тут оставаться!
        Цыганенок сунул пальцы в рот - имение огласилось пронзительным призывным свистом. Ответом ему было громкое заливистое ржание. Перемахнув через подоконник, в гостиную ворвался гигантский жеребец. Одним прыжком цыганенок вскочил на него, втянул за собой панну Ирину. Неторопливой рысью вороной двинулся прямо по комнатам в сторону столовой.
        Подхватив юбки, недоумевающая Татьяна побежала за ним, не обращая внимания на гневные вопли пана Владзимежа.
        Цокая копытами, вороной вступил в опустевшую залу.
        Панна Ирина задумчиво оглядела стол с недоеденными кушаньями, второпях брошенные столовые приборы и, обернувшись к Татьяне с высоты коня, сказала:
        - Я этого Кармалюка вспомнила. Он у нас в учебнике истории был…
        Татьяна пришла в еще большее смятение. Каков же он, мир панны Ирины, ежели в нем разбойники попадают в учебники истории рядом с учеными, художниками да полководцами? Кто ж тогда те учебники пишет - беглые каторжане? А кто в том мире правит, так и вовсе подумать боязно!
        - Убьют его совсем скоро, - равнодушно сказала панна Ирина.
        - Его много раз пытались убить, и все напрасно, - возразила графиня, сама не зная, с чего вдруг взялась вступаться за атамана разбойников.
        - Ты с ней не спорь. Она гадалка, она знает, - тихо сказал цыганенок.
        - Знаю, - согласно кивнула панна Ирина. - Точно. Эти его дамы многочисленные обнаружили сегодня, что он всегда предавал их. И в отместку предадут его. Расскажут панам, где подкараулить да как убить Устима, и никакое колдовство ему не поможет. Где он за столом сидел, когда исправником прикидывался? - будто приняв некое решение, спросила панна Ирина.
        - Здесь, - графиня растерянно указала на отодвинутый стул и стоящий перед ним прибор.
        Крепко держась за плечо цыганенка, панна Ирина перевесилась из седла и схватила брошенный поперек тарелки серебряный столовый ножик с вычеканенной на рукоятке виноградной гроздью.
        - Условие выполнено! - запрокинув голову, громко выкликнула она. - Вот он, клинок Кармалюка! - и торжественно воздела изящный маленький ножик к потолку.
        Ответом ей была полная тишина.
        - А я говорю - да! - словно убеждая кого-то, яростно крикнула панна Ирина в пространство. - Клинок? - она провела пальцем по заточенному краю ножика и сама ответила. - Клинок! Кармалюк им пользовался? Пользовался! Значит, клинок Кармалюка! Условие выполнено, пропускайте нас в следующий тур!
        Мгновение все так же царило молчание и неподвижность, а потом графиня увидала, как вокруг коня и его седоков медленно, словно бы нехотя, начала клубиться серая мгла.
        Панна Ирина стремительно повернулась к Татьяне и протянула руку:
        - Прыгай! Скорее!
        Татьяна попятилась и испуганно замотала головой:
        - Нет! Нет! Я не могу! Это глупо!
        - Прыгай! - отчаянно закричала панна Ирина, оглядываясь на серую мглу, которая теперь клубилась все быстрее, разрасталась…
        - Нет! - еще раз выкрикнула графиня, понимая, что сейчас странная черноволосая барышня и цыган унесутся в неведомую даль, а она останется… Зачем, ну зачем панна Ирина рассказала ей о судьбе Кармалюка? Ведь кроме страха перед жутким, фантастичным миром панны Ирины, к ней пришло и твердое осознание - она, Татьяна, останется здесь, неизбежно став невестой, а то и женой последнего из уцелевших претендентов - пришелепкуватого Томашека, любителя калачей и простых девчонок. А в один отнюдь не прекрасный день узнает, что неуловимый и неуязвимый Кармалюк убит - убит потому, что его предала одна из обманутых возлюбленных. И вот тогда со всей очевидностью поймет - каждое слово панны Ирины было правдой. Где-то в неведомом далеке ее бы не выдали насильно замуж, там были ее мама? и папа?, любимые мамочка и папочка, которые никогда и никому не дали бы ее в обиду и защитили от всего на свете. И у нее, именно у нее самой не хватило отваги прорваться к ним! И жить с этим сознанием станет не-воз-мож-но!
        И тогда сразу, чтоб не успеть передумать, графиня подхватила юбки, разбежалась… и, вцепившись в протянутую руку панны Ирины, вскочила на круп вороного Леонардо. С победным ржанием гигантский жеребец прыгнул в серую муть, а графиня тут же пожалела о своем решении. Их потащило, поволокло куда-то, а потом клубящаяся вокруг мгла начала рассеиваться, и из нее проступил… заяц.
        Сидящий на задних лапах огромный, с теленка ростом, зайчище крепко сжимал в передних лапах невиданное, странно короткое и угловатое ружье.
        Заяц приятно улыбнулся, блеснув крепкими белыми зубами, залихватски огладил лапой усы и низким басом сказал:
        - Приветствую вельможных панн та вельможного пана! Дозвольте почтительнейше репрезентоваться! Естесь мы тут зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас! - при этом он взмахнул лапой, указывая на второго такого же зайца.
        Оружие в лапах этого второго неотрывно и угрожающе глядело графине Татьяне в лоб.
        Глава 11
        Зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас
        Здоровенный заяц с немецким трофейным «шмайссером» в лапах - это прикольно! Даже если он тебя тычет этим самым «шмайссером» под ребро - все равно прикольно, хоть и неприятно! Ирка ощерилась и предостерегающе рыкнула.
        - Цихо, паненка! - шикнул на нее заяц, который представился Ковальским. Из-под его выкрашенной в защитный цвет каски с белой польской звездой высунулось длинное ухо, локатором развернулось, чутко подрагивая и ловя заполняющие осенний лес шорохи. Вокруг все притихли, почтительно взирая на вытянувшуюся в струнку заячью фигуру. В лесу стояла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.
        Ковальский взвился с места сразу, одним сильным толчком мощных задних лап перемахнув через остальную группу:
        - Язда, хлопцы! Ходу, ходу, ходу! - прокричал он уже на бегу, проламываясь сквозь подлесок.
        Ирка мгновенно пристроилась ему в затылок, побежала, не отрывая взгляда от плащ-палатки на плечах перескакивающего через бурелом матёрого зайца. Сзади слышалось прерывистое дыхание - Татьяна держалась на одной лишь силе воле, с чавканьем выдирая из размокшей земли вконец изуродованные бальные туфельки. Ирка сама едва волочила ноги с налипшими комьями грязи и отлично понимала, чего стоит подруге и этот непрерывный бег по мокрому лесу, и упорное, без единой жалобы молчание. Молодец, графиня! Богдан бежал, сосредоточенно глядя себе под ноги, стараясь не спотыкаться о торчащие из размытой дождями земли древесные корни. Замыкающим двигался заяц Бразаускас. Не спуская когтя с курка «шмайссера», он то и дело настороженно поглядывал через плечо.
        - Сейчас зачнётсён! - хватая воздух, прохрипел Ковальский.
        В глубине чащи громко затрубил рог, и, казалось, весь лес откликнулся диким, сулящим кровавую охоту воем. Звук располосовал тишину, стряхнул пожелтевшие листья с деревьев, заставил мелкое зверье в ужасе забиться в норы. Ирка всем телом чуяла, как сотни когтистых лап мягко оттолкнулись от земли, пускаясь в безудержный охотничий гон, как чуткие носы ловят ветер и щерятся оскаленные пасти.
        - Й-ех! - подпрыгнув, Ковальский ухнул куда-то вниз, лишь уши из-под каски мелькнули.
        Ирка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и кубарем покатилась по засыпанному прелой листвой склону. С громким плеском она свалилась в протекающий по дну оврага ручей. Рядом в вихре изодранных в клочья лент и черного от грязи кринолина свалилась Танька. Богдан с истинно цыганской ловкостью притормозил на самом краю оврага и помчался вниз длинными скачками.
        - Ложись! - спрыгнувший сверху Бразаускас сшиб его с ног, навалился, вжимая мальчишку в раскисший берег ручья.
        Земля содрогнулась. Высокий фонтан камней и вырванного с корнями подлеска взвился далеко позади, рухнул, осыпая собой окрестные деревья. И только тогда до засевшего на дне оврага отряда докатился звук взрыва. Будто колотушкой ахнуло по ушам.
        Ирка закричала, скорчившись и зажимая ладонями уши.
        Несшийся над лесом торжествующий вой оборвался, сменился отчаянным многоголосым скулежем.
        - Ото так! - удовлетворенно рявкнул Ковальский. Ухо его победно торчало из-под каски, усы грозно топорщились, а раскосые глаза сверкали недобрым блеском. - Получили свое! Куда вам, гниды фашистские, против матёрых-то!
        Когтистая лапа рванула Ирку за плечо, заставляя подняться.
        - Тилько по во?де! - скомандовал он, сам первый прыгая в ручей. - З во?ды не выходзить! Ходу, панове, ходу, то ще не все!
        Загребая лапами, он с плеском двинулся по ручью навстречу течению. Застонав сквозь зубы, Танька оторвалась от земли и, высоко подобрав грязные юбки, ступила в воду. Коротко охнула - вода оказалась холодной, и упрямо зашлепала вслед за Ковальским.
        Ирка шагнула… Ой-ей-ей, вода не холодная! Она же… ледяная, зараза, такая, что сердце перехватывает! Зубы начали выбивать частую отрывистую дробь, заглушая шаги Богдана и Бразаускаса.
        - Ниц с вами не будет, паненки! - верхняя заячья губа еще больше приподнялась в ухмылке, до верха открывая крупные резцы. - Зи?мно, холодно, если по-вашему, зате живые!
        Наверху, в опасной близости от оврага, снова гулко прогудел рог, подтверждая слова Ковальского, что еще и вправду не все! Вой откликнулся опять - сперва слабо, неуверенно. Ирка могла поклясться - а ведь тех, кто выл, стало меньше! Не намного, но меньше. Звук стал нарастать, зазвучал громче, яростней! Теперь в нем было неумолимое обещание мести!
        Ковальский на бегу махнул в направлении, откуда слышался мстительный вой, лапой с оттопыренным средним когтем:
        - Ч?кай, ч?кай[Жди, жди… (польск.)] , пока не облезешь!
        Дно оврага, по которому бежал их отряд, стало медленно, постепенно забирать вверх. Ручей еще какое-то время хлюпал под лапами и ногами, а потом исчез, нырнул под землю. Настороженно выставив дуло «шмайссера», Ковальский короткими прыжками рванул вверх по склону. Ирка, цепляясь за торчащий кустарник, полезла следом. Сзади-сбоку раздался едва слышный вскрик, шорох потревоженных ветвей. Ирка обернулась.
        Танька все-таки не выдержала. Цепляясь слабеющими пальцами за корни, она обессиленно лежала на склоне, прямо на мокрой земле. Пышный кринолин всеми дырочками некогда роскошных кружев насадился на ветки сухого кустарника и не давал девочке сдвинуться с места. Ругающийся сквозь зубы Богдан полосовал неподатливое кружево ножом. Ну вот, предупреждали же ее! Сама Ирка от кринолина избавилась сразу же, оставшись в одних отороченных рюшами панталонах - а что, нормальные штанишки, на капри похожи, только пошире! Но графиня же так не может, графиня же приличия блюдет. Как она в этой юбке вообще столько времени шла - непостижимо!
        Ирка бегом вернулась к застрявшей на кусте подруге. А вот тебе твои приличия! Богданов нож полоснул в последний раз, оставив лишь драные ажурные лоскуты вокруг Танькиных бедер. Ну и панталоны, конечно, как же без них! Ирка хмыкнула, подхватила обессилившую подругу под мышки и поволокла наверх.
        - Я сама, сама! - упрямо простонала Танька, все еще пытаясь перебирать ногами.
        - Виси молча! - сквозь зубы процедила Ирка, вскидывая подругу на плечо. Если уж все равно овампириваться, то пусть силища хоть на что-то сгодится. Пригибаясь, девочка рванула наверх.
        - Де вы есть? - недовольно буркнул поджидающий их Ковальский. Увидел Танькину срезанную юбку, торчащие усы недовольно дернулись. - Ниц не зробишь, нех бендзе! Пусть будет! (польск.)] - отрывисто скомандовал он. - Не затрымыватьсён! Шибкость - то головне! - и вновь поскакал напрямик через лес.
        Измученный отряд наддал ходу, ориентируясь по мелькающим между стволами ушам. Еще пропетляв среди деревьев, Ковальский выскочил на утоптанную звериную тропу.
        Бежать стало легче.
        Из оставленного ими оврага донесся торжествующий вой. Преследователи нашли брошенные Танькины кружева.
        Ковальский досадливо крякнул, щеря передние резцы.
        - Бразаускас! - сорванным голосом скомандовал он.
        Бразаускас понял приказ без слов, лишь молча козырнул, вскидывая лапу к нахлобученной между ушами фуражке-конфедератке, и вытащил из-за пазухи гимнастерки ребристую гранату-лимонку с привязанной к кольцу тонкой бечевкой.
        - Цо встали? Вперед! - гаркнул Ковальский, вновь устремляясь по тропе.
        На бегу Ирка обернулась через плечо, увидев, как Бразаускас крепит гранату в кустах. А потом аккуратно, бережным движением пропуская между когтями, растягивает поперек тропы привязанную к гранате бечевку.
        Через пару мгновений скачущий во весь мах матёрый заяц догнал отряд, как всегда пристроившись замыкающим.
        Еще через мгновение вновь прогремел оглушительный взрыв. Плотная волна горячего воздуха ударила Ирке в спину, повалила. В глазах потемнело. В ушах звенело.
        Ее вздернули на ноги, она увидела над собой оскаленную морду Ковальского. Матёрый заяц разевал пасть, что-то крича, но Ирка не слышала ничего сквозь заполонивший уши писк. Звук включился разом, будто нажали кнопку на пульте телевизора.
        - …знов до лясу! - рявкнул Ковальский. - Строго на заход слонця! - и, свернув с тропы, поскакал через редколесье.
        Перед глазами у Ирки плавали цветные круги. Танька и Богдан, ухватив за руки, поволокли ее за собой.
        За спиной по-прежнему неумолимо пел рог и откликался многоголосый вой.
        Голова у Ирки отчаянно кружилась, она едва переставляла ноги.

«Кажется, в кино это называлось контузией», - мелькнуло в голове. И кажется, от разорвавшейся за спиной лимонки не помогают ни собачья выносливость, ни недавно появившаяся вампирья сила. Если бы не надо было все время бежать! Хоть пару минут передышки!
        Словно услышав ее мысли, Ковальский оглянулся и притормозил у старой поваленной сосны:
        - Постуй! Привал, по-вашему… - пояснил он, оглядываясь на ребят.
        Богдан, казавшийся все время таким решительным и неутомимым, при этих словах глухо застонал, ноги у него подломились, и он рухнул лицом вниз в застилавшую землю бурую хвою. Танька жалостно всхлипнула, присела рядом… и начала утешающе поглаживать его по спутанным темным вихрам.
        - Пьёнть хвылин![Пять минут! (польск.)] - глядя на измученных ребят, предостерегающе буркнул Ковальский. Настороженным столбиком присел на задние лапы, переднюю запустил под гимнастерку и вытащил массивный железный портсигар. Наскоро свернул когтями самокрутку и, зажав ее между здоровенными передними резцами, ткнул открытым портсигаром в сторону ребят. - П?лите?
        Ирка и Танька дружно замотали головами. Богдан не шевельнулся.
        - То добже! - перебрасывая портсигар Бразаускасу, одобрил Ковальский. - На войне многие молодыки па?лить починают, а то не добре для дзецька! - зайцы сосредоточенно задымили.
        - На войне? - прохрипела Ирка, снимая и обтирая залитое потом лицо пилоткой с красной звездой. Той самой, которая еще недавно была кокетливой шляпкой с лентами, а раньше - цыганской шалью, чепцом и ветхой треуголкой. Ирка оглядела себя. Да-а, с драным кружевным лифом бального платья и заляпанными грязью панталонами армейская пилотка смотрелась, конечно, офигительно! Но, кажется, только благодаря ей зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас не положили их двумя короткими очередями из своих трофейных «шмайссеров», когда троица вынырнула из квестового перехода. - На какой войне? - она и сама догадывалась на какой, ей нужно было лишь подтверждение.
        Раскосые глаза Бразаускаса подозрительно сощурились, превратившись в совсем узкие щелочки. Глаза Ковальского, наоборот, распахнулись во всю ширь, а пасть с прилипшей к резцам самокруткой изумленно приоткрылась:
        - Тебя надто сильно контузило? Як то - на якой?
        - Нет-нет, я все поняла! - торопливо проговорила Ирка. - На Отечественной, конечно!
        - Ну, як ваши ее называют, - успокаиваясь, кивнул Ковальский.
        - На Отечественной? 1812 года? - прежде чем Ирка успела ее предостерегающе пнуть, влезла в разговор Татьяна. Графиня с ужасом посмотрела туда, откуда они бежали, и дрогнувшим голосом переспросила: - Ужели это наполеоновские солдаты столь страшно воют?
        - Смеёшьсён? - гневно дернул длинным ухом Ковальский. - Выпаски полисуновы воют, прихвостни фашистские! - в подтверждение он дернул самого себя за торчащий из-под гимнастерки короткий пушистый хвост.
        - Кто такие фашисты? - осторожно поглядывая на зайцев, шепотом спросила Татьяна.
        - Это такие проблемные немцы, - буркнула в ответ Ирка.
        По озадаченному выражению лица было ясно, что графиня ничего не поняла, но от дальнейших расспросов решила пока благоразумно воздержаться.
        Далеко-далеко, на пределе слуха, снова затрубил рог, и снова ответом ему был вой - растерянный, вопросительный, вой потерявшей добычу стаи.
        - За нами волки гонятся? - сообразила Ирка и тут же осеклась. С вопросами тут надо быть поосторожнее, вон как Бразаускас на нее глазом косит - даже больше, чем обычно зайцу положено!
        - Полисун их поднял, гнида нацистская, нас сцигать! - мрачно ответил Ковальский, плюя на зажатую в когтях самокрутку и аккуратно заталкивая окурок обратно в портсигар.
        - А кто такой полисун? - решилась не отставать Ирка - надо хоть немного разобраться в обстановке пятого тура, иначе пропадут они тут, в лесах.
        - Полисун есть влият-тельный лесной жит-тель, - с прибалтийским акцентом сказал Бразаускас, тоже пряча окурок. - Очень сильно есть влиятельный, очень давно-о…
        - Этот, как его… - неуверенно пробормотала Ирка, вспоминая немногие виденные ею военные фильмы. Бабка кино про войну не любила, предпочитая всему на свете мексиканские сериалы, однако на Девятое мая все же смотрела, будто ритуал выполняла. - Полицай, да?
        - Хуже, - буркнул Ковальский. - Пастеж вилкув - волков пасет. Где война, там и он своих волков выпасает. Дзись ему дуже велке паствисько.
        - А если без полисуна с волками договориться? - быстро сказала Ирка, предлагая, с ее точки зрения, вполне очевидный план спасения. - У меня там… дома… - она неопределенно махнула рукой - знать бы и вправду, где он, этот дом? - среди знакомых есть вполне нормальные волки… ну не совсем, правда, волки… - немедленно исправилась она, увидев, что не только Бразаускас, но и сам Ковальский уже на нее нехорошо косится, - а такие, скорее помесь с… - хотела сказать «с людьми», но тоже не решилась, кто его знает как зайцы к оборотням относятся? - В общем, я могу попробовать со здешними волками тоже пообщаться…
        Ковальский поднялся одним сильным толчком лап:
        - Зайцы матёрые со шкурами продажными не умавяютсён! Не договариваются, если по-вашему! - надменно процедил он сквозь широкие верхние резцы. - У нас с такими разговор короткий - за хвост и к стенке! - он выразительно передернул затвор автомата. - Все, привал скинчен! Цо разлеглись? Повстать! Повстать, сказалем! - резко проорал он и, не дожидаясь ответа, опять ломанул в лес.
        С мучительным стоном Богдан отодрал себя от земли, стряхнул облепившую лицо хвою и, пошатываясь, потащился следом за несущимся скачками зайцем. Постепенно его шаги становились все тверже, он уже бежал, то нетерпеливо оглядываясь на торопящихся следом девчонок, то ловя настороженный взгляд скачущего замыкающим Бразаускаса.
        Звук рога слышался все ближе.
        Отряд отступал на запад.
        Глава 12
        Зубами, когтями и автоматом
        Застывший в неподвижности Ковальский предостерегающе поднял лапу. Все остановились, сгрудившись у него за спиной. Ирка, неслышно ступая, подошла и сквозь просветы ветвей глянула на открывающуюся перед ними полянку.
        - Не туда смотришь, - одними губами шепнул ей Ковальский. - Правей.
        Ирка послушно перевела взгляд правее и чуть не вскрикнула от неожиданности. На другой стороне полянки, припадая к земле и почти сливаясь с пятнами старой хвои, крался крупный рыжий волк.
        - С фланга обошли, - зло прошептал Ковальский. - А нам на дру?гу стро?ну как раз и надо… Бразаускас! - Второй заяц возник за спиной. - Сними его! Але цихо! - И Ковальский выразительно провел когтем поперек своего мохнатого горла.
        Без единого звука Бразаускас исчез в подлеске. Через мгновение картина на другой стороне поляны изменилась. Рыжий волк все так же крался, настороженно припадая на брюхо, поводя чутким носом, уверенный, что это он тут преследователь. Но позади него, обдуваемая встречным ветром, а потому неощутимая даже для волчьего нюха, неслышно выросла ушастая тень в гимнастерке. Дуло автомата ткнулось волку точно под азартно задранный хвост:
        - Хенде… э… Пфоте хох![Лапы вверх! (искаж. нем.)] Все четыре! - тихо скомандовал Бразаускас.
        Волк неподвижно замер.
        - Чудит Бразаускас! - недовольно сморщил розовый нос Ковальский. - Знайшов час
«языка» брать, когда погоня у нас на хвосте!
        Погоня выскочила и вцепилась Бразаускасу в хвост.
        Серой тенью выметнувшись из низкого подлеска, еще один волк взвился у Бразаускаса за спиной. Щелкнул клыками, целясь в подрагивающий куцый заячий хвост. Бразаускас стремительно крутанулся, вламывая автоматом серому по зубам. Визжащий волк покатился по поляне, но на спину зайцу уже вскочил его рыжий собрат, впился зубами в торчащее ухо.
        Истинным медведем матёрый Ковальский ломанул на поляну. Короткой очередью от мохнатого бедра снял повисшего на Бразаускасе врага.
        Торжествующее гудение рога заполонило поляну, и окрестные кусты будто взорвались. Волки, волки, волки, хрипя клокочущей яростью, вылетали на поляну.
        - Бразаускас!
        Матёрые зайцы взвились в прыжке, с высоты поливая свинцом накатывающую на поляну стаю.
        Богдан выхватил свой длинный цыганский нож и пригнулся навстречу волку, мчащемуся на него со скоростью хорошо разогнавшегося курьерского поезда. Волк прыгнул. Лезвие по рукоять вошло в звериное горло. Волк обвис, не давая мальчишке выдернуть нож. Сбоку на оставшегося безоружным цыганенка бросился второй зверь. Повалил наземь. Богдан с трудом удерживал нависшую над ним смрадную морду с горящими злобой глазищами и истекающими слюной клыками. Оружие, хоть какое-нибудь! В безнадежном отчаянии он выхватил из-за пояса бесполезную игрушку - столовый ножик с графского стола, неспособный даже оцарапать плотную шкуру зверя. Ткнул им волка… Тонкое серебряное лезвие легко, как в масло, вошло хищнику в грудь. Горячая кровь из раны залила Богдану лицо. Волк взвыл, и Богдан почувствовал, что свободен. Выдернув из туши первого волка свой нож, Богдан с клинком в каждой руке врубился в дико завывающую стаю.
        Волк прыгнул на Ирку. Мелькнуло всклокоченное мохнатое брюхо… Девчонка на лету перехватила противника за задние лапы и шарахнула им следующего волка по башке, по самое брюхо вколотив того в размокшую от дождей землю. Раскрутила живой визжащий снаряд над головой и с силой запустила навстречу набегающим волкам.

«Надо Таньке помочь!» - она стремительно повернулась к подруге.
        Белая, как мел, Татьяна стояла, прижавшись спиной к дереву, и держала сложенные мисочкой ладони перед собой. И совершенно безумными глазами глядела на пляшущий в ее ладонях высокий язык огня. С тем же безумным выражением, будто миску, опрокинула ладони над головой кинувшегося на нее волка. Пахнуло паленой шерстью, истошно завывающий зверь, как пылающая комета, вломился в стаю, разгоняя своих перепуганных собратьев во все стороны.
        - Я его подожгла! - не слабее волка завопила Танька.
        - Правильно, жги следующего! - одобрила Ирка, выпуская когти, и полоснула ближайшего волка от глаза до уха.
        - Я не знаю, как я это сделала! - в ужасе пискнула Танька.
        - Метода не маэ значення, - успокоил ее Ковальский, приземляясь из очередного прыжка на спину очередному волку. Сильный толчок задних лап, оставивший в волчьей шкуре дырки от когтей, и Ковальский снова взвился в воздух. Сдвоенная очередь автоматов матёрых зайцев полоснула по волкам.
        Рог загудел опять…
        Разом, будто их из мешка вытряхнули, новые хищники хлынули на поляну. Пикирующий из прыжка Ковальский плюхнулся здоровенному волчище на спину, попытался прыгнуть снова… Сбоку на него, рыча и завывая, накинулась еще пара свежих, не измотанных, жадных до драки волков. Матёрый заяц встретил их очередью в упор, но следом перли все новые и новые. Раскалившийся автомат захлебывался очередями.
        Ощетинившийся клинками Богдан вертелся юлой, отбиваясь от окружившей его тройки волков. Четвертый проскочил между нападавшими и прыгнул мальчишке на плечи. На Ирку навалились сразу пятеро. Она ткнула когтями одного, полоснула другого, почувствовала дикую, разрывающую боль в ноге, закричала, пошатнулась, упала на одно колено - волки разом повисли на ней. Лишь Татьяна еще держалась - непрерывно, на одной ноте вереща и беспорядочно разбрасывая вокруг себя пламя. Неясно было, чего она боится больше: волков или хлещущих прямо из ее ладоней длинных языков огня.
        И снова призывно гудел рог…
        Кусты резко раздались в стороны, и на поляну на полной скорости вылетел…
        - Это что? - в ужасе завопила Татьяна.
        - Мотоцикл - не видишь? - рявкнула в ответ Ирка.
        Черный, как самая черная ночь, если не считать начищенных до блеска хромированных деталей. С длинным кожаным седлом, рассчитанным на двух пассажиров. С легким пулеметом на вращающейся турели, установленным на передке коляски. Здоровенный, но в то же время верткий и маневренный - настоящий армейский мотоцикл, гордость немецких моторизованных дивизий. Только вот ни в седле, ни в коляске никого не было. Мотоцикл катил сам. Да еще из глушителя вместо обычного тыр-тыр-тыр неслось дробное, тарахтливое:
        - И-го-го-го-го!
        Мотоцикл ворвался на поляну и всеми колесами решительно наехал на атакующих Богдана зверей. Заложил крутой вираж в сторону Татьяны, раскатывая в блин подвернувшихся врагов.
        Ковальский скинул опустевший рожок автомата, звезданул наседавшего на него волка рукояткой «шмайссера» по зубам, прыгнул снова… и приземлился в седло мотоцикла. Решительно взялся за руль и газанул.
        - Бразаускас, идзь тутай! От до буйки жадный, як увлечется, так и ухом не ведет! Бразаускас!
        Жадный до драки Бразаускас сыпанул последнюю очередь, скакнул вбок, брыкнул лапой, заехал мохнатой розовой пяткой волку в морду и, мелькнув развевающимися ушами, перемахнул через борт коляски. С налету припал к пулеметному прицелу…
        - Тра-та-та-та! - полосуя очередями, гулко пролаял мотоциклетный пулемет.
        Перепуганная стая, скуля, подалась к окольцовывающим поляну зарослям.
        - Ко мне! Все ко мне! - кружа по поляне, надсаживался Ковальский. - Отступаем!
        Богдан напоследок отмахнулся ножами и головой вперед нырнул в коляску, прямо под азартно притопывающие лапы пулеметчика Бразаускаса. Ирка закинула в седло Таньку, сама вспрыгнула на подножку и, не зная, за что ухватиться, всей пятерней вцепилась Ковальскому в ухо. Матёрый досадливо крякнул, но ни слова не сказал, а дал по газам. Черный мотоцикл на полной скорости вырулил прочь с поляны. Очухавшиеся волки разочарованно взвыли и со всех лап помчали в погоню.
        - Одервёмся! - утешил Ирку Ковальский, скашивая в боковое зеркало и без того косой глаз. - С таким зверем - и не одерватьсён? - он одобрительно похлопал мотоцикл по хромированной ручке. - То есть ваш?
        - Наш, наш! - согласилась Ирка. - Потерялся, а теперь нашел нас.
        - Силён! - одобрил Ковальский. - Только глушитель дуже дзивный!
        - Нормальный! - перекрикивая бьющий в лицо ветер, откликнулась Ирка. - Это из него лошадиные силы прут!
        - И-го-го-го! - согласно протарахтел мотоцикл в ответ. - И-го… го-го… - рвущееся из глушителя бойкое ржание захлебнулось, мотоцикл будто закашлялся.
        Ковальский тревожно сморщил розовый нос:
        - Много людзи та зайцы для не?го! - он наскоро оглядел облепивших мотоцикл пассажиров и тут же успокоил себя. - Ну той ниц, недолго продержаться тжеба…
        Мотоцикл взлетел на пригорок, ухнул вниз, вломился в густой ельник. Волков уже не было видно - отстали, - но завывания еще слышались.
        - Тут! - гаркнул Ковальский, сбрасывая скорость. Бразаускас десантировался из коляски прямо в стену кустов. Вцепился лапами в ветви… То, что казалось сплошными зарослями, вдруг подалось, и в лапах матёрого зайца осталось что-то вроде широкой крышки из плотно сбитых досок, по всей поверхности замаскированной ветвями и жухлой осенней листвой. Позади открылось небольшое, отлично спрятанное укрытие.
        - Закатывайте! - скомандовал Ковальский, хватаясь за ручки мотоцикла. - Мы тутай свой мотоцикл ховали, поки пшекленты «полисэновцы» ему покрышки не погрызли!
        Впятером они закатили мотоцикл внутрь, Бразаускас быстро прикрыл отверстие и расправил ветви. Ирка с изумлением поглядела на казавшуюся нетронутой стену кустов. Даже она, своими глазами видевшая, как Бразаускас маскировал «гараж», уже не могла бы сообразить, где тут прячется мотоцикл. «Лишь бы железный конь ржать не начал», - с тревогой подумала Ирка.
        - А сами сюда! - торопливо велел Ковальский, зачем-то хватаясь за крепкий ствол молодой сосны.
        Ирка изумленно приоткрыла рот. Сосна, казавшаяся намертво вросшей в землю, легко повернулась вокруг своей оси вместе с основательным куском земли. Между узловатых корней открылся темный провал входа.
        - Просимы паньство до нашего схрону, - пропыхтел Ковальский.
        Бразаускас спрыгнул первым. Графиня и цыганенок настороженно заглянули вниз… Коротким пинком мохнатой лапы гостеприимный Ковальский спровадил их следом за Бразаускасом.
        - Поспешьсён, паненка! - рявкнул он Ирке, держась за ствол. - «Полисэновцы» рядом!
        Ирка приготовилась спрыгнуть вниз:
        - А запах? По запаху найдут… - неожиданно сообразив, что погоню за ними ведут настоящие волки, спросила она.
        Ковальский бросил на нее оскорбленный косой взгляд:
        - Обидеть хцешь, паненка? Не родилась еще та волчья шкура, что матёрых зайцев унюхает! Прыгай!
        Ирка сиганула вниз. Ковальский последовал за ней, повернул крышку схрона. У них над головами молодая сосна встала на место. Качнулась пару раз, роняя прошлогодние иголки, и замерла, будто не шевелилась никогда.
        Вокруг беглецов воцарилась кромешная тьма.
        Глава 13
        Война за капустную грядку
        Во тьме вспыхнула спичка, озаряя усатую заячью морду. В переделанной из оболочки гранаты со спиленным верхом лампе-коптилке вспыхнул огонек. Ирка огляделась при его скудном свете и мысленно присвистнула. Стены прячущейся под неприметной сосной землянки были укреплены деревом, но все равно от них тянуло волглым холодом. По одной из стен невозмутимо струился толстый розовый дождевой червяк. В углу притулилась круглая железная печурка - труба от нее уходила куда-то вверх, видно, дым выводился все-таки наружу. Напротив стояли сколоченные из старых ящиков нары, прикрытые грубым солдатским одеялом. Рядом, на колченогом столе, возвышался какой-то аппарат. После недолгих раздумий Ирка сообразила, что это рация. В общем, такое Ирка раньше видала только в историческом музее - экспонат «Партизанская землянка времен Великой Отечественной войны». Разве что в той землянке червяка не было, а на стене висели каска и плащ-палатка.
        Червяк втянулся в стену, Ковальский утомленно снял с себя каску и плащ-палатку и повесил их на вбитые колышки.
        - Печку палиць пока не будем, «полисэновцы» десь тутай, - отрывисто сказал он.
        - Чего они за вами гоняются? - пробормотала Ирка, устало приваливаясь к стене. Ноги у нее дрожали. Марш-бросок по пересеченной местности сразу после бала ее добил. Она с жалостью поглядела на ребят. Если она без сил, то уж им совсем фигово.
        - То мы за ними гоняемся! - запальчиво возразил Ковальский и добавил, мрачно дернув ухом: - А юж потим они за нами, - уши матёрого зайца вовсе печально обвисли, и он закончил: - То все пжеж[Из-за (польск.).] капусту.
        - Капусту? - изумилась Ирка. - Не поняла… Из-за бабок, что ли?
        Теперь уж Ковальский поглядел на нее непонимающе:
        - Яки бабки? Нащо нам ваши людськи старушки? Поляну нашу капустную полисун, гнида нацистская, потоптал, ясно?
        - Ага, - озадачилась Ирка. - Нет, ясно, конечно, чего ж неясного, - и себе под нос процитировала старую детскую сказку: - «В путь надо пускаться ради великой цели: из-за пучка морковки, из-за кочана капусты…»
        - З морковкой у нас як раз добже, - заверил ее Ковальский, в доказательство вытаскивая припачканный землей пучок морковки из стоящего у печурки ящика. - Морковку мы с Бразаускасом на нелегальных огородах дергаем. Здешние хлопы не пжетив[Против (польск.).] , они знают, что мы в цих лясах партизанем. А под капусту мы одну такую себе полянку в лесу приспособили - от немецких егерей подальше. А цей профашистский выползень, - у Ковальского аж усы задергались от возмущения, - волков своих на ней збирал! Ось и потоптали! Партизаним без пищевого довольствия. А кто шкодыть партизанам, тот есть гитлеровский прихвостень, и край! Та им це так просто не минется! - заячья морда выглядела весьма решительно.
        - Сами-то мы з Бразаускасом з лясов под Сокальем, то в Польщи, - сноровисто раскладывая на нарах слегка привядшие, видно, из старых запасов, капустные кочанчики, продолжал Ковальский. - Алеж мали утекать оттуда ще задолго пшед войною. Був там один грабья… граф, по-вашему…
        В тусклых от усталости глазах Таньки зажегся слабенький огонек интереса. Ну да, графине про других графьев всегда интересно!
        - Матёрого зверя полёваць… охотиться по-вашему… тот грабья очень любил. А мы как ни есть зайцы, алеж дуже, дуже матёрые! Грабья-то ладно, а вот лесничий у него - всюды нас сцигал, жиць не давал, варьят[Негодяй (польск.).] , прямо вот как эти, - Ковальский дернул ухом. - Полисэновцы пшекленты! Бразаускаса высцигал, графскую охоту на него навел.
        Ребята с интересом поглядели на чистящего автомат Бразаускаса. Матёрый лишь усмехнулся в усы, продолжая разбирать оружие.
        - Но Бразаускас наш теж не з простых, Бразаускас у нас как есть матёрый! Схрон в лесу сделал, три дня караулил, на чвартый подстерег ту графскую охоту. У самого грабья ружье з рук вырвал и лесничему в грудь весь заряд и всадил, да пока графские егеря не очухались, по деревьям и ушел, только уши его и видели! - горделиво закончил Ковальский.
        Троица друзей поглядела на Бразаускаса с особым уважением. Продолжая улыбаться в усы, матёрый щелчком засадил в автомат новый рожок и огладил лапой еще теплый металлический бок оружия.
        - Потом погоня была, конечно, пришлось нам с Бразаускасом з-под Сокалья уходить, - закончил Ковальский. - А там и война зачалась, немец попер… Мы з Бразаускасом в Армию людову[Народная армия - польская армия, ведшая во время Второй мировой войны борьбу с фашизмом, в основном подпольную.] вступили. А цо? То не важно, цо не людзи, а зайцы, то важно, цо естем мы з Бразаускасом матёрые, а також социалисты - всяких грабьев не любим…
        Оживление на Танькином лице угасло, она поглядела на Бразаускаса настороженно.
        - Из окружения з войском выходзили, тут на Подолье отстали, теперь вот партизаним. Ваших воякив дочекаемся, - он кивнул на Иркину пилотку с красной звездой. - Та з ними обратно до Польщи и пойдем. То вже не довго, - рассказывая, Ковальский успел разложить на нарах морковно-капустный рацион, разделив его строго на две равные порции. - А для вас тушенка есть, немецкая, трофейная, - успокоил он ребят и, ухватив лапами армейский нож, вскрыл банку ловким круговым движением.
        В землянке одуряюще запахло мясом. Ирка почувствовала, как кишки в животе скручиваются в узел. Богдан шумно сглотнул слюну.
        - Благодарю вас, но мы не будем, - тоненьким-тоненьким голосочком сказала графиня, и по ее дрожащим рукам видно было, каких усилий ей стоил отказ. - Панна Ирина, к сожалению, сейчас такое есть не может, и мы…
        - А вы можете! - грубо цыкнула на нее Ирка. - Вот и наворачивайте без глупостей, не надо тут дурацких самопожертвований! Не хватало еще, чтоб вы свалились оба - мне вас тогда тащить? Сказано - ешьте! - она чуть не насильно сунула Таньке в руку щербатую ложку. - Я пока потреплю!
        Ирка отвернулась. Они думают, что от банки с тушенкой. Если бы! От самой Таньки она отвернулась. Чтоб не видеть, какое тонкое у подруги горло, как там, под бледной кожей, по синей жилке бежит алая кровь - кружа Ирке голову, затуманивая рассудок. Ирка прикусила губу. Сколько она сможет сдерживать свои вампирские желания? Сколько еще останется нормальной ведьмой-оборотнем? Время, время! Его так мало - меньше суток, а они только на пятом туре и еще понятия не имеют, где этот кровопийца-ведущий затихарился!
        - Вам фронтовые сто грамм не предлагаю, - Ковальский встряхнул металлическую флягу, на дне булькнуло, и он споро разлил жидкость по кружкам. В землянке остро запахло спиртом. - Ну, за звытёнство! За победу, по-вашему! - оба зайца дружно выдохнули, одинаковым движением махнули обжигающий спирт себе в глотки, сморщились, топорща усы, и захрустели капустными листьями. - Теперь вы… - стачивая передними резцами морковку, невнятно потребовал Ковальский.
        - Что - мы? - переспросила Ирка.
        - Рассказывайте, вот что! Цо вы за таки, скёнд[Откуда (польск.).] вы… Гражданские, или тоже из окружения, или, может… - он многозначительно покосился на Ирку, - со спецзаданием?
        - Задание нам пока не известно, - Ирка растерялась. Ну не рассказывать же этим… таким матёрым, что Ирка с друзьями тут в игры играет, пока зайцы по лесам полномасштабные военные действия ведут?
        - Розумем, - заяц энергично качнул ушами, - конспирация. Значит, вам нужно выходзить на связь.
        - Да, наверное, нужно, - задумчиво произнесла Ирка, подошла к рации и щелкнула выключателем громоздкого военного прибора. Рация на столе коротко пискнула, и на индикаторной шкале блеклым светом зажглись два огня. Очень-очень подозрительно похожие на кой-чьи наглые глазенки. Один огонек коротко вспыхнул - будто подмигнул. В лежащих рядом наушниках сквозь шум помех послышался знакомый голос. Ирка быстро напялила их себе на голову, прямо поверх пилотки, и мысленно сама себя окрестила «русской пианисткой».
        В ушах загудело.
        - Ведущий - Хортице, - послышался формальный военный голос. - Приказываем любой ценой проникнуть в ставку полисуна с целью захвата призывающего волков рога, представляющего большую опасность для подступающих к Подолью наших воинских формирований.
        Рация замолчала и тут же ожила снова:
        - Повторяем - любой ценой! - решительно повторила она и вновь смолкла.
        Морды Ковальского и Бразаускаса вытянулись: заячий слух позволял им слышать больше, чем людям.
        - То ж… Самогубство! Самими до волков в зубы… - потерянно пробормотал Ковальский. - Алеж командование приказало - тжеба сполнять! - на его мохнатой морде была написана обреченность.
        - Не нат-то хоронит-ть себя раньше времени, Ковальский, - положив другу лапу на плечо, проникновенно сказал Бразаускас. - У товарищей из ставки задание, - он мотнул ушами в сторону Ирки, - мы должны помочь.
        Ирка поняла, что помощи матёрых она не примет. Стыдно. Люди… то есть зайцы, воюют взаправду - стыдно втягивать их в игру. Даже если она перестала быть игрой, даже если грозит гибелью всем участникам - все равно стыдно.
        - А может, еще и уделаем полисуна, пенька фашистского, - явно пытаясь поднять себе дух, Ковальский вытянул уши по швам.
        - Ай, коня не украли, а уже перековываете! Вы его - или он вас… - сдавленным голосом сказал Богдан.
        Ирка обернулась. Цыганенок стоял, задрав голову к крышке схрона. Крышка шевельнулась и медленно приподнялась.
        Бразаускас, недолго думая, вскинул автомат и выстрелил в щель. Длинная очередь диким грохотом тряханула небольшое пространство землянки. Снаружи послышался обиженный вой раненого волка. Но крышка схрона все равно отвалилась, и в открывшееся отверстие свалился громадный зверь.
        Ковальский и Бразаускас шарахнули по нему из двух автоматов влет, но очереди прошли выше, волк уже пружинил лапы, готовясь приземлиться на земляной пол…
        Ирка поймала его на лету, присев под тяжестью рухнувшей мохнатой туши. Лежа горячим брюхом на ее вытянутых руках, волчина заработал лапами в воздухе - а потом на морде у него проступило ошеломление. Особенно по-идиотски он выглядел от того, что в зубах у него была зажата…
        - Граната! - заорал Ковальский.
        Ирка сгребла волка в лохматый клубок и вышвырнула обратно.
        Слышно было, как наверху звучно громыхнуло. Посыпались камешки и комья земли.
        - Значит, родилась уже все-таки та шкура, что унюхает! - процедила Ирка, напоминая Ковальскому его собственные слова. - У волков вообще отличная рождаемость - по пять-семь щенков в помете!
        Матёрый лишь смущенно развел лапами.
        В железной печурке глухо стукнуло.
        Словно в замедленной съемке, зайцы повернулись на звук.
        - В трубу закинули, - почти беззвучно шепнул Ковальский и заорал так, что землянка содрогнулась вновь: - Нагору! Все наверх! Шибко!
        Ухватив Татьяну под мышки, Богдан одним махом подсадил ее наверх и тут же от Иркиного пинка вылетел туда сам - лишь сапоги мелькнули в отверстии. Ирка рванулась следом…
        За спиной ослепительно вспыхнуло, грохот накрыл сверху, земляной пол под ногами вздыбился… и стало темно.
        Глава 14
        Зайцы, зайцы, я вас съем!
        Ирка открыла глаза. Вокруг стояла сплошная, непроницаемая чернота.
        - Та-ак, это мы уже проходили, - пробормотала она и удивилась, как глухо и неразборчиво звучит ее голос. В груди засаднило, будто воздуха не хватало. Ирка попыталась вдохнуть поглубже…
        Воздух в легкие не шел - словно великан на грудь ногу поставил и давил, давил… Ирка попыталась вскочить - и не смогла даже шелохнуться.
        Спокойно, спокойно, сейчас разберемся, - пережидая вспыхнувшую во всем теле боль, подумала она. Правая рука… Правая рука не двигалась, кажется, придавленная все той же невидимой в темноте великаньей стопой. Левая… Левая шевельнулась. Отлично! Ирка принялась ощупывать пространство вокруг себя. Во мраке что-то зашуршало, зашелестело… Ирка с ужасом поняла, что это осыпаются мелкие струйки земли. Граната… Землянка… Взрыв… Ее засыпало! Погребло заживо!
        - Богдан! Танька! - сквозь навалившуюся тяжесть прохрипела она.
        Молчание было ей ответом.
        - Ковальский! - уже в полном отчаянии выдохнула Ирка.
        Неподалеку послышался слабый ответный вздох.
        - Я! - простонал матерый. - Тутай!
        - Бразаускас!
        - Й-а-а… - донеслось с другой стороны. Рядом с Иркой зашуршало, потом вспыхнул огонек.
        Подняв спичку к низкому земляному своду, Ковальский оглядывался по сторонам. От землянки мало что осталось - лишь узкая пещерка, передвигаться по которой можно было только на четвереньках. Приваленная землей Ирка лежала у самой стены. Свободными оставались голова и ноги, вся средняя часть туловища была полностью засыпана. У ее колен, уже вовсю работая лапами, суетился Бразаускас.
        - Ты осторожнее, - предупредил Ковальский, горстями отгребая от Ирки землю и опасливо поглядывая на нависающий над самыми ушами земляной свод. - Цоб позоставше нам на головы не повалилось.
        Зайцы ухватили Ирку за плечи и щиколотки. Девчонка почувствовала, что ее разрывает на части - зайцы тянули к себе, а навалившаяся сверху земля держала каждой частицей. Ирке даже казалось, что земля тоже тянет, всасывает в себя, ни за что не желая отпускать. Длинная тупая игла словно воткнулась в позвоночник, девчонка глухо закричала - смыкавшиеся вокруг тонны земли поглотили крик. Земля пересиливала…
        - Моцно, Бразаускас! - хрипло скомандовал Ковальский, и зайцы рванули во все четыре передние лапы.
        Земля будто разочарованно вздохнула… Ирка вылетела прямо на лапы Ковальскому. Пласты земли гулко обвалились. Нависающий над ними свод задрожал, Ирка увидела, как он идет волнами, ползет вбок… опускается все ниже… Ирка в ужасе вскрикнула и зажмурилась, уткнувшись лицом в мохнатый бок Ковальского. Сильные лапы еще успели обхватить ее за плечи…
        Скрип смещающихся пластов смолк. В наступившей тишине слышно было только хриплое, задыхающееся дыхание матёрых.
        - Маемо щенсте! - выдохнул Ковальский. - Счастье, по-вашему…
        Ирка медленно оторвала лицо от пушистого заячьего бока. Подняла руку… Пальцы ткнулись в рыхлую землю. Сдвинувшийся свод опустился еще ниже, почти вжав их в то, что еще недавно было полом землянки.
        - По моему - никакое это не счастье, а сплошные неприятности, - пробормотала она. - А Танька с Богданом?.. Выскочили?
        - Так! Так! - обрадованный, что может хоть чем-то утешить Ирку, энергично затряс ушами Ковальский. - Ускочили! Прям до полисэновцев… - Ковальский осекся.
        - А если волки их… - Ирка задохнулась от ужаса. Многие уже погибли в этой проклятой игре, но Танька и Богдан… Она даже не думала о том, что Танька с Богданом тоже могут! В подземной могиле стоял кромешный мрак, но она словно наяву видела мокрый осенний лес и ребят, что, спотыкаясь, отчаянно, из последних сил бегут среди голых стволов. Они оглядываются… видят настигающую их волчью стаю…
        Танька кричит…
        Ирка сама коротко вскрикнула.
        - Нам не след-дует долго разговаривать, - мягко сказал Бразаускас. - Здесь есть очень мало воздуха-а.
        Ирка будто очнулась. Картинка осеннего леса исчезла, темнота навалилась, навсегда отрезая от мира живых. Нависающая над головой земля вздохнула издевательски: думаешь, выбралась? Ты только оттянула неизбежное. Ирка потянула носом воздух. Спертый, почти уже неживой, он с трудом протискивался в легкие. Навалился истошный ужас - она не хотела оставаться заживо погребенной в братской могиле! С зайцами!
        - Отодвиньтесь! - сквозь зубы велела она зайцам. - К самым стенам, быстрее!
        Все-таки они были настоящими солдатами, эти матёрые. Никаких дурацких вопросов вроде: «а зачем», «а что ты собираешься делать». Они просто молча поползли к стенам и вжались в них и спинами, и ушами, и лапами.
        Крылья сейчас выпускать не будем, нет тут для крыльев места. Тут и для нее самой места нет. Гигантская борзая, сливаясь черной шкурой с царящим вокруг мраком, тяжело свесила язык - могучим легким мучительно не хватало воздуха. Недобро покосилась на давящий ей прямо на хребет свод. Для собачьих глаз темнота уже не казалась такой непроницаемой. Мрак распался на полосы. Плотный, спрессованный темно-серый - это старые, нетронутые слои. Вот густо-черная полоса - рыхлая, насыпавшаяся только сейчас земля. И еще запах. Он стекал по стенам, расплывался пятнами. Резкий запах металла и смазки - там лежат автоматы матёрых. Вверх тянется переплетенный запах Богдана и Таньки, как будто нитки из их одежды. Шерсть на загривке вздыбилась - раздражающей иголкой кольнул волчий дух. Тянет снаружи, уже не свежий, расплывающийся: врагов сейчас здесь нет, ушли. Снаружи? Хортица настороженно повела носом. Точно, точно! Тончайшими струйками, как вода из засорившегося душа, в землянку просачивались запахи осеннего леса, жухлой листвы, мокрой хвои…
        Скребя лапами по утоптанному полу, Хортица подползла поближе к завалу, уткнулась в него носом. Она не ошиблась! Здесь! Могучая лапа отбросила первый комок земли - на его место немедленно скатился новый. Ладно, поглядим, кто кого! Она гневно рыкнула… и отчаянно заработала лапами, прорываясь вперед как выпущенный геологами земляной снаряд. Комья земли осыпали прикрывающихся ушами зайцев.
        - Свод спадайе! - заорал матёрый.
        Подкопанный Хортицей земляной свод над их головами снова колыхнулся, поплыл и… Вся масса земли тяжело рухнула на спину. Хортица заскулила: кости трещали, а ведь надо еще рыть, больно, как больно… Преодолевая боль, борзая скребнула когтями… лапа провалилась. Впереди ничего не было. Сладкий, мучительно свежий, холодный воздух хлынул в открывшееся отверстие. Из последних собачьих сил огромная Хортица оттолкнулась лапами и с фонтаном земли вылетела наружу. Развернулась к образовавшейся воронке и снова начала бешено рыть, расширяя и без того внушительных размеров ямину. Рыхлые комья поддавались легко, летели из-под задних и передних лап, доставая до макушек растущих вокруг деревьев.
        Когда Ковальский и Бразаускас пришли в себя, проморгались и вытрясли пыль из ушей, их косым глазам предстала огромная, участливо разглядывающая их собачья морда.
        - Не зналем, цо у вашему войску оборотни служат, - слегка ошеломленно сказал Ковальский. Хортица коротко фыркнула, заодно выдувая пыль из широких черных ноздрей, и выпрыгнула за край воронки.
        - Она хоч-чет сказать, - со своим тягучим акцентом объяснил неожиданно понятливый Бразаускас, - что если у наших служат зайцы, то почему бы у них не служить оборотням?
        - Чи ж я пжетив? - пробормотал Ковальский. - Я - интернационалист!
        Из-под осыпавшейся земли Бразаускас выдернул автоматы. Выбравшись, матёрые обнаружили лежащую без сил черноволосую девчонку лет двенадцати в изодранном в клочья лифе бального платья. Присевший рядом с нею столбиком, Ковальский торопливо содрал с себя гимнастерку и прикрыл хрупкие вздрагивающие плечи. Ирка зябко шевельнулась, вздохнула и приподнялась на локте. С длинных черных локонов, давно уж выбившихся из сделанной Танькой замысловатой прически, осыпалась земля. Ведьмочка с отвращением пропустила волосы сквозь пальцы.
        - Помыться бы, - кутаясь в гимнастерку Ковальского, простонала она.
        - А ты якось… вылижись, - с готовностью предложил Ковальский.
        Ирка метнула на него возмущенный взгляд:
        - Я ж не кошка все-таки!
        Подскакал Бразаускас. Выбравшись из ямы на полянку, матёрый сразу принялся энергично шарить по окрестным кустам, чуть не носом водя по земле и явно что-то разыскивая. Судя по абсолютно довольной заячьей морде - нашел.
        - Все обрывки шкуры - только волчьи, - шевеля усами, сообщил Бразаускас, - Жив твой отряд! Полисун их с собой увел.
        - В ставку полисуна, - прошептала Ирка.
        Она резко села и, повинуясь кивку Ковальского, натянула на себя его гимнастерку. Вытащила из-за пояса панталон предусмотрительно засунутую туда пилотку, приладила на сбившихся и перепачканных землей волосах. Оглядела себя. Зрелище, конечно, не для слабонервных. Пилотка с красной звездой, застиранная гимнастерка с польскими орлами на пуговицах. И панталоны. Шелковые. Розовые. С рюшами. Ставка полисуна сдастся сама. С перепугу. Волки, как один, кинутся лизать Иркины босые пятки. Ладно, хоть отмоют, а то видок: «Девушка, вы, видно, мулатка - белые… гм… не будем уточнять что… и черные пятки». Хотя в песне у «Запрещенных барабанщиков» как раз наоборот…
        - У нас ще десь буты сховани… сапоги, по-вашему, - пробормотал Ковальский. - Нам-то не нужны, - выставив правую заднюю лапу, он пояснительно пошевелил когтями.
        - Где она, эта ставка, знаете? - отрывисто спросила Ирка.
        - Та де ж, як не на той самой полянке, де наша капуста зростала? - с досадой ответил Ковальский.
        Ирка молча поднялась и направилась туда, где был спрятан мотоцикл. Замаскированная ветками дверь в укрывище отлетела в сторону.
        - Повезешь меня Богдана спасать? - Ирка погладила черный борт.
        В ответ мотоцикл тихонько заржал глушителем и сам собой завелся.
        - А мы цо ж? - возмутился Ковальский. - На цього пшеклентого полисуна вже давно полюйемы. Нам полянку бы вернуть, - он подозрительно прищурился на Ирку, став потрясающе похожим на японца. Мохнатого, ушастого и серого. - Чи ли советские товарищи матёрым зайцам не доверяют?
        - Мы уже не совсем советские, - пробормотала Ирка, а вслух сказала: - Что вы про этого полисуна знаете? Ну, что он делает, когда своих волков не пасет?
        - В карты грае, - быстро ответил Ковальский. - Весь их род до карт жадный.
        - На деньги? - поинтересовалась Ирка. Денег у нее нет, и вряд ли у Ковальского с Бразаускасом что найдется.
        - Яки гро?ши? - презрительно скривился Ковальский. - На их паршивые фашистские рейхсмарки? На що они полисуну? На цих он грае… Ну… Тобто…
        Ирка с удивлением увидела, как оба матёрых вдруг отчаянно засмущались.
        - На Пана Бога! - наконец воскликнул Ковальский. - Та на зайцев же вин грае, на зайцев! На обычных зайцев, не на матёрых.
        Ирка с трудом сдержала улыбку, видя, как матёрые внимательно-внимательно - чтоб не встречаться с Иркой взглядами - рассматривают собственные автоматы. Будто чего там не видели. Ну конечно, зайцы обычные, хоть и не матёрые, но все равно - позорный для всего рода факт. А что, если…
        У Ирки даже перехватило дыхание.
        Ей тоже было стыдно - она не собиралась втягивать этих настоящих, матёрых вояк в свои дела. Но теперь, когда Танька и Богдан в плену, - какой там стыд!
        - Ковальский! Бразаускас! - прочувственно сказал Ирка. - Вы нам уже так помогли! Мы вам так благодарны! Вы не сердитесь на меня сейчас, пожалуйста, это, конечно, очень нехорошо с моей стороны… - Ирка поглядела на них совершенно отчаянными зелеными глазами. - Но я вас съем!
        Глава 15
        В ставке полисуна
        Сторожевой волк вслушивался в лес. Лес никогда не бывает безмолвным, лес всегда шуршит, шелестит, вздыхает. Лес растет, крадется, дышит, любит, ест, умирает… И все это бесконечное смешение звуков не представляло для волка ни малейшего интереса. Лесные жители напрасным любопытством не страдают, а долетавшие до чутких ушей звуки не сулили ни опасности, ни добычи.
        Сторожевой волк внюхивался в лес. Лес пах осенью, подбирающимися холодами, бродящей вдалеке дичью… Тянуло бушевавшим недавно огнем и отвратительной вонью металла, но эти запахи были далеко и опасности не несли. Позади, на поляне, спала вымотанная долгой охотой и боем стая. Хозяин изучал принесенную ему верными волками немалую добычу. Волк сторожил. Волк был очень опытен и уже давно не ошибался. Волк твердо знал, что возле обители Хозяина и призванной им стаи нет ничего опасного. И чужого тоже нет нико…
        Кусты раздвинулись прямо перед волком, и на ведущую к поляне тропу выкатил мотоцикл. Верхом на нем сидела девчонка.
        Волк замер, зная, что в темноте ночи его серая шкура сливается с блеклым фоном ветвей, превращая его в невидимку. Девчонка крутанула руль, и яркий свет мотоциклетной фары ударил волку по глазам.
        Поняв, что обнаружен, зверь предостерегающе зарычал.
        Девчонка рыкнула в три раза грознее и оскалила внушительные клыки, взблеснувшие в темноте.
        Мотоцикл яростно заржал и притопнул колесом.
        Волк ошизел.
        Был бы он человеком, быстро и с облегчением сошел бы с ума, и плевать ему тогда на рычащих зубастых девчонок и ржущие мотоциклы. Но это был старый, опытный лобан. Он просто припал на брюхо и начал медленно-медленно отползать прочь. Потом подпрыгнул, как щенок, развернулся и помчался со всех лап. Уже на бегу вспомнил, что, завидев нежданную гостью, должен был подать стае тревожный клич - и не подал. Быть ему теперь волком-одиночкой, не видать ни стаи, ни Хозяина. А может, оно и к лучшему - изобильная мертвечина, к которой каждый раз выводил стаю призвавший их Хозяин Волков, сытна и безопасна, но зверь уже давно соскучился по настоящей, свежей дичи. Да и от рычащей и скалящейся то ли человеческой девчонки, то ли вышедшей на свою охоту хортой борзой шибал сытный заячий дух. Сколько ж она их сожрала?
        Ирка хмыкнула вслед улепетывающему сторожу и аккуратно повернула мотоциклетную ручку.
        - Давай потихонечку, - пробормотала она, поглаживая мотоцикл.
        Мотоцикл покатил по тропе туда, где сквозь нависавший над полянкой плотный ночной туман трепетал жиденький огонек.
        Легко лавируя, мотоцикл пробирался между лежащими на поляне волками. Мягкие, обшитые резиной колеса прошли впритирку к кончику чьего-то носа - изумленно тявкнув, дремлющий зверь вскочил. Колесо слегка дрогнуло, и в ответ послышался возмущенный визг - все-таки кому-то невезучему хвост они отдавили.
        Ирка не оборачивалась, отлично понимая, что позади остается разбуженная, взбаламученная, удивленная и напуганная их неожиданным появлением стая. Что десятки волчьих глаз глядят вслед, постепенно наливаясь яростью. И что ей одной со всеми не справиться. Разве что улететь - но зачем тогда было вообще появляться? Да и стыдно оставлять бесстрашного Леонардо среди волков - он хоть и мотоцикл, а все равно загрызут. Где же полисун? Если она сейчас же не найдет Хозяина - ей придется иметь дело с его слугами.
        Но полисуна не было нигде. Да и пленников, ради которых она сюда явилась, тоже. Только висящий над поляной туман, местами такой плотный, что сквозь него не проступало ничего, да костерок - жиденький и прозрачный, больше походивший на пламя свечи. И еще, конечно, волки!
        Сзади послышалось недвусмысленное рычание. Ирка все же оглянулась. Мягко, неслышно ступая, звери обходили ее по кругу, зажимая кольцо. Так, кажется, пора нырять в туман. Ирка развернула мотоцикл, собираясь въехать в белесое облако… Резко затормозила. Сквозь неподвижно висящее над поляной густое марево светился аккуратный ряд красных точек. Парных. Внутри тоже скрывались волки. Они глядели на Ирку, с усмешками на клыкастых пастях дожидаясь, пока глупая ведьма на полной скорости газанет прямо к ним в зубы. Ирка свернула в сторону. Звери придвинулись ближе, недвусмысленно отжимая девчонку к приплясывающему на камнях костерку.
        Погодите-погодите… А откуда здесь вообще костер? Кто его разжег - волки, что ли? Ирка подогнала мотоцикл к самому огоньку и, уже не обращая внимания на подступающих зверей, вгляделась в пламя. Огонь сильно заколебался под ее взглядом, потом выровнялся и продолжил невозмутимо гореть.
        Упорный, зараза! Видит, что его просекли, а все равно продолжает прикидываться. Ла-адно, сейчас посмотрим. Чем бы на тебя плеснуть - ручья поблизости нет, да и фляги она с собой не взяла. А впрочем… На Иркиных губах появилась коварная улыбка. Когда твоя вторая натура вполне собачья, да еще такой крупной породы, - чем плеснуть, всегда найдется.
        - Хорошо быть кошкою, хорошо - собакою, - доверительно сообщила Ирка костерку. - Где хочу… гм… пописаю… А главное - на кого хочу…
        - Но-но! - костерок предостерегающе зашипел, вспыхнул, и на месте пляшущего пламени появилась маленькая, сгорбленная фигурка. - Ты думай, с кем говоришь, ведьма!
        - С полисуном, если не ошибаюсь, - вежливо сказала Ирка. - Здравствуй, Хозяин Волков! - девчонка слезла с мотоцикла. Поморщилась, на мгновение прижала ладонь к животу. При такой тяжести в желудке двигаться вообще не рекомендуется. - Принимай гостью.
        - Не припомню, чтобы я тебя в гости звал! - проскрипел полисун - словно ветреным вечером ветка о ветку потерлась. Да и походил он больше всего на старый замшелый пень. И одновременно - на седого, как лунь, деда. Так глянешь - пень, с другой стороны глянешь - дед. Впрочем, Ирку это не слишком удивляло. Она тоже часто бывала сама на себя непохожа. Иногда - даже очень и очень.
        А вот, кстати, и заказанный в пятом туре рог на камушке лежит. Но сейчас не до него, сейчас главное - пленники.
        - У меня если кто и гостит, так не по своей воле, - продолжал скрипеть, как старый ствол в бурю, Хозяин Волков. Он взмахнул рукой-сучком, и клубившийся на одном месте плотный туман расползся с раздраженным шипением.
        Волки там действительно были. Они лежали на земле, неровным кольцом охватывая жмущихся друг к другу людей. Звери даже зубов не скалили, но в их лениво-неподвижных позах чудилась такая недвусмысленная угроза, что при виде полисуна и Ирки пленники даже не шелохнулись. Лишь скорчившаяся на земле светловолосая девочка в изодранном в клочья бальном платье подняла зареванную физиономию от коленок. Поглядела на Ирку… На лице ее в одну короткую, незаметную простому глазу секунду промелькнули узнавание, радость, осуждение («Опять к волкам в зубы лезете, панна Ирина?») и надежда… Потом лицо графини Татьяны стало совершенно равнодушным и невозмутимым, и девочка опять уткнулась в колени. Сидящий рядом с ней цыганенок вообще глядел на Ирку, как на чужую, лишь темные глаза на мгновение вспыхнули.
        Отличные все-таки у нее друзья! Уже двое суток, считай, оба не в своем уме, а в совершенно чужом (Богдан - в цыганском, а Танька - в графском… или в графинском, как правильно?), а мозги все равно работают!
        - Я так и знать, что вы есть партизанен! - с явной дрожью проговорил мужской голос с немецким акцентом. - С вами есть русски зольдатен! Русски зольдатен воевать, как дикари! Натравливать волки!
        Уй, как все запущено! Неподалеку от Таньки и Богдана жались еще четверо пленников - в военной форме немецких егерей. Форма выглядела до предела мятой, грязной и истерзанной - будто ее жевал кто. А может, и жевали, волки вокруг все-таки. Но узнать этих четверых все равно не составляло труда. Красную звезду на Иркиной пилотке настороженно разглядывали троица скарбников и инклюзник Тим. Последние уцелевшие из двух команд, приехавших развлечься игрой в Magic City Quest.
        Ирка почувствовала, что попадись ей Баба Яга прямо сейчас - прибила бы ведьму злобную! Хоть та и опытней намного, и вся силы Таможенницы меж мирами при ней - а все равно на одной ярости в пепел бы развеяла, в золу ее собственной печки разметала! Ну ладно бы просто внутри игры замкнула - так ведь сама игра стала смертельной! Двое скарбников и двое инклюзников уже никогда не вернутся в нормальный мир. Надо же такое сотворить от одной склочности характера! Хотя, конечно… - Ирка неодобрительно поглядела на уцелевших игроков - сами они тоже хороши! То в инквизиции на вампира работают, то графинь-невест покупают, теперь вот и вовсе фашистами заделались. Позорище!
        - Ты, дед-полисун, смотрю, без предрассудков - и ваших, и наших хватаешь? - хмыкнула Ирка.
        - А моим волкам все равно, в желудках вы все одинаковые, - бугристую кору пня прорезала щербатая улыбка. - Не желаешь ли присоединиться, а, гостья? - он приглашающе махнул сучком в сторону пленников.
        У самых коленей Ирка почувствовала прикосновение теплых шкур - пара зверей, будто конвоиры, пристроились с двух сторон и недвусмысленно подталкивали Ирку в сторону живой ограды из волков.
        - Не желаю, - отрезала Ирка и нахально отпихнула ближайшего волка ногой. - В плен ты меня не брал и не заманивал… И бояться я тебя тоже не боюсь… Нет у тебя власти надо мной! - заключила Ирка и с тревогой уставилась на полисуна. На самом деле она все-таки боялась - вдруг ошибка, вдруг она не так запомнила.
        Полисун недовольно дернул носом-сучком и надулся, так что кора на его физиономии вспучилась и пошла обиженными трещинами. Ирка облегченно перевела дух. Она все сделала правильно, спасибо Таньке! Копаться в книгах, выискивая сведения о магии и магических существах, у Ирки в жизни терпения бы не хватило, но, по крайней мере, достало ума внимательно слушать, когда Танька рассказывала о своих открытиях. Полисун не может тронуть пришедшего по своей воле и без страха. Если тот, по глупости, сам ему не позволит.
        - Чего ж тогда пришла… гостья? - едко выдавил полисун.
        - Да так, - равнодушно буркнула Ирка, вытаскивая из кармана гимнастерки старую бабушкину колоду и перебрасывая карты из руки в руку. - В картишки перекинуться. Скучно в лесу.
        Вспыхнувшие в складках коры глаза-гнилушки жадно уставились на перепархивающие карты.
        - А играть на пленников будем, верно, ведьма? - сказал полисун, намекая, что не обманулся Иркиным показным равнодушием к его невольным гостям.
        Ирка пожала плечами:
        - Ну хочешь - на волков твоих сыграем. На шкуры, - безразлично предложила она.
        Волки возмущенно взвыли, давая понять, что они не согласны.
        - Во что играем? - уже явно сдаваясь, пробормотал полисун, не отрывая азартного взгляда от карт.
        - Ну так в «ведьму», - как нечто само собой разумеющееся предложила Ирка.
        - Э, нет! - полисун отрицательно помотал костлявым пальцем. - Кто ж с ведьмой в
«ведьму» играет? В «дурня» будем!
        - В «дурня» так в «дурня», - ухмыльнулась Ирка. Если некоторые думают, что такая игра им больше подходит…
        - Моей колодой, - торопливо добавил полисун, выуживая откуда-то, кажется, прямо из-под коры, засаленную колоду карт. - Твоя ведьмовская наверняка крапленая.
        - Можно подумать, твоя - нет, - пробормотала Ирка, усаживаясь напротив полисуна на землю.
        Глазки-гнилушки на короткое мгновение потупились. Выходит, так и есть - крапленая. Ну-ну. Поглядим, как это тебе поможет.
        Полисун заелозил картами - стасовал.
        - Играем по старому обычаю, три раза, - торопливо сказала Ирка. - Если хоть раз выиграю - отдаешь мне пленников.
        - Наглая ведьма! - полисун даже сдавать перестал.
        - Но ты же такой опытный картежник, - сладко-сладко пропела Ирка.
        Полисун досадливо скрипнул: после такого комплимента сопротивляться просьбе значило показать, что сомневаешься в своем умении.
        - Ладно, будь по твоему. Сама-то что ставишь?
        Ирка растерянно развела руками:
        - У меня и нет ничего…
        Волки насмешливо затявкали. Полисун прищурил глаз-гнилушку:
        - Что ж ты за карты тогда садишься? Я в долг не играю, я на зайцев играю, мне волков своих кормить надо.
        Физиономия Ирки стала несчастной, на ней явно было написано, что никаких зайцев у молоденькой ведьмочки сроду не было, и белок не было, и ежиков… Она понуро повесила голову и приподнялась, будто собралась уходить. Позади сторожевого круга волков послышался сдавленный стон, который Богдан тут же замаскировал под кашель.
        - Погоди, - палец-сучок поймал Ирку за рукав гимнастерки. - Карты уж сданы, не дело так-то бросать! - полисун призадумался и наконец тихо сказал: - Поверю я тебе в долг, так уж и быть. А долг твой будет такой, - полисун помолчал. - Коли хоть один раз из трех выиграешь - забирай пленников!
        Ирка слышала, как Танька и Богдан затаили дыхание. Да и скарбники с инклюзниками притихли, похоже, мучимые сомнениями, кто для них страшнее: пень с волками или девчонка в пилотке со звездой.
        - А коли все три раза «дурой» останешься, - глаза-гнилушки пялились на Ирку иронически - старый пень наверняка думал, что дура она и есть. Вообще. По жизни. - Тогда… сдашь мне матёрых зайцев.
        Ирка коротко охнула.
        - Я сам-то до них добраться не могу, - пояснил полисун. - Не волки они - а зайцы, так не простые - а матёрые. Я ни приказать им, ни поймать не властен. А они мне волков спокойно пасти не дают, - пень снова прорезался кривой щелью усмешки. - И мяса в них много - матёрые, как-никак. А не хочешь на матёрых играть, так и ладно. Погости у меня, - вдруг радушно пригласил полисун. - Полюбуйся, как я дружков твоих волкам скормлю!
        Волки довольно зарычали.
        - А может, вы вот с этих начнете? - несчастным голосом предложила Ирка полисуну и кивнула на группу «немцев». Ну не может же она просто так, без малейших колебаний, сделать такой страшный выбор? Матёрые им так помогали! - Глядите, какие упитанные! Их четверых вашим волкам явно на дольше хватит.
        - Вы не можеть есть офицер немецкий вермахт! - заверещал скарбник Вован, он же - пан Владзимеж, а теперь, наверное, герр Вольдемар. - За каждый офицер немецкий командований убивать десять мирный житель!
        - И чего, тоже сожрут? - с профессиональным любопытством поинтересовался полисун.
        - Я согласна! - выдохнула Ирка и схватила разложенные перед ней карты. - Играю!
        - Ну наконец-то! - фыркнул полисун, беря свои.
        Богдан и Танька тревожно переглянулись и… промолчали.
        Ирка с улыбкой поглядела в карты. Хорошие у нее друзья! Они ведь ее даже не помнят по-настоящему, но все равно - верят!
        Друзья хорошие, а карты - отвратные. Хоть бы один козырь! Из масти десятка самая старшая, и пар тоже нет…
        - Дура! - с удовольствием объявил полисун, выкладывая перед Иркой целую вереницу карт, которые она уж никак не могла отбить с собравшейся у нее на руках мелочью.
        Волки дружно издевательски взвыли.
        - Сама буду сдавать! - закричала Ирка. - Ты подтасовываешь!
        - На! - полисун великодушно протянул ей колоду.
        Ирка сдала. Вот теперь отличненько! И масть хоть куда, и козыри есть! Сначала и впрямь пошло неплохо, только полисун выложил перед ведьмой четверку королей. Ирка, недолго думая, хвать королей по усам козырями.
        - Ге-ге! А чем ты кроешь, сестренка?
        - Как чем? Козырями!
        - Может, по-вашему, это и козыри, только по-нашему, нет!
        Ирка глянула в разложенные перед ней карты - куда козыри делись? И в самом деле простая масть.
        - Дура! - второй раз с наслаждением объявил полисун.
        Волки снова взвыли так, что карты запрыгали по земле.
        - Плюнь! Плюнь на карты! - вдруг донесся до нее шепот.
        Ирка подняла голову. Инклюзник Тим, нервно облизывая губы, неотрывно глядел на ведьму.
        - Плюнь, полисун тебя морочит!
        Вот только твоих советов сейчас и не хватает! А тут еще в животе резь все сильнее, совсем думать не дает.
        Ирка перехватила настороженный взгляд полисуна.
        - Я девушка приличная, - раздавая карты, сказала она. - Я на людях не плююсь!
        - Дура, ты нас всех погубишь…
        - Молчать, унтершарфюрер Тим! - стальным голосом сообщил один из скарбников, холодно разглядывая солдата. - Преданный солдат рейха предпочтет быть съеденным волками, чем вести переговоры с врагом!
        - Вот пусть вас они и едят, герр обер-штурмбаннфюрер Николас! - припечатал Тим, у которого страх перед волчьими зубами явно отшиб всякий страх перед начальством.
        - Последний раз, - издевательски напомнил полисун, беря карты.
        Разгорячившаяся Ирка кивнула.
        Большие, широко распахнутые от ужаса глаза друзей неотрывно следили за ней. Танька, сама не замечая, что делает, невольно стиснула руку Богдана.
        Ничего, пусть не боятся! Теперь-то она все сделает как надо! Тем более что и набрала из колоды полную руку козырей.
        - Козырь! - вскричала она, ударив по земле картою так, что ее свернуло коробом. Полисун, не говоря ни слова, покрыл восьмеркою. Поднял карту: вместо козыря под ней была простая шестерка.
        - Да плюнь же ты в карты! - простонал Тим.
        Без тебя знаю, что делать! - подумала Ирка и стала набирать карты из колоды: лезла такая дрянь, что хоть руки опускай. Ирка пошла уже так, не глядя, простою шестеркой. Полисун не отбил - принял. Добавил к своим. «Вот тебе на! Это что! Э-э, верно, что-нибудь да не так!» - какими-то вовсе не своими, чужими мыслями подумала Ирка, и даже голос в голове вроде бы прозвучал мужской. Словно кто-то когда-то до нее уже игравший в дурня с нечистью, сейчас подавал советы. А рука сама потянулась перекрестить колдовскую колоду.
        Страшным усилием Ирка удержалась. Нет, так тоже нельзя. У нее своя игра.
        Ведьма шлепнула оземь одну карту, другую, третью. Полисун лихо накрыл их своими…
        - Трижды дура! - проскрипел он и захохотал.
        Волки разразились насмешливым тявканьем.
        Ирка сидела, как оглушенная. Полисун небрежным движением руки-сучка смахнул разбросанные карты. Но Ирка еще успела увидеть, как рисунки на ее битых картах дрогнули, поплыли, превращаясь из шестерок и семерок в королей, тузов и валетов. Но поздно - карты уже вернулись обратно в колоду! Обманул полисун! Надул, заморочил!
        - Проиграла - плати! - сказал противник, его страшные глаза-гнилушки надвинулись на Ирку. - Где матёрые?
        - Нет! - закричала Танька, бросаясь к Ирке. Богдан едва успел удержать ее прежде, чем волк-охранник прыгнул на девчонку. - Нет! - кричала молодая графиня, извиваясь в крепких руках державшего ее цыганенка. - Молчите, панна Ирина, молчите! Сдавать боевых товарищей - противно чести! Меня так батюшка учил!
        - А я вот во всяких приключенческих книжках читала… - очнувшись от своего оцепенения, сказала Ирка. - Ты мне их, кстати, сама подсовывала, просто ты об этом не помнишь… Так я читала, что у вас, дворян, карточный долг - это долг чести и есть!
        - Ай, что городишь, гадалка! - вмешался Богдан. - Что то за честь - своих чужим выдавать? Молчи, нам все равно не поможешь!
        - Богданчик, ты ж цыган, ты в вопросах чести не авторитет, - отрезала Ирка и встала. Потянулась. - Проиграла, значит, проиграла. А вы совершенно уверены, что хотите матёрых зайцев получить? - заботливо поинтересовалась она у полисуна.
        - Что ж я, дурень, от своего отступаться? - скрипуче рассмеялся тот.
        - Еще какой, - ответила девчонка, и очертания ее тела дрогнули, поплыли - перед полисуном встала гигантская борзая.
        Борзая широко распахнула громадную пасть - и оттуда кубарем выкатились матёрые зайцы. С автоматами наперевес!
        Полисун не успел охнуть, волки не успели тявкнуть - два трофейных «шмайссера» уставились хозяину точно в лоб. Громадная борзая распахнула крылья, заложила крутой вираж и подхватила рог полисуна в зубы.
        - Никому не двигатьсён! - кричал Ковальский, кося по сторонам. - Не то мы вашего Хозяина живо в щепки покроши?мы! - краем глаза матёрый углядел немецкую форму скарбников и инклюзника и радостно осклабился. - Так и думалем - с немцами сговариваешься, пень старый! А вот мы в «Смерш» - и тебя, и шкур твоих продажных! - он кивнул на волков.
        Приземлившаяся рядом с ним Хортица хотела в подтверждение гавкнуть поувесистее… Но зажатый в зубах рог Хозяина Волков загудел на совершенно невозможной ноте - и волки, казалось, сошли с ума.
        Стая матёрых волков взвыла - и со всех лап бросилась наутек, оставив своего Хозяина на произвол матёрых зайцев. На бегу звери яростно кидались друг на друга - во все стороны летели клочья серой шерсти.
        Скарбники и инклюзник, топоча сапогами, рванули за волками.
        - Стойте, придурки! - заорала вслед беглецам перекинувшаяся Ирка. - Пропадете!
        Но «немцы» даже не оглянулись. Общество волков казалось им безопаснее «русски партизанен», из которых одни - зайцы, а другие - в собак превращаются!
        - Бразаускас! - вопил Ковальский. - Я полисуна вартовать буду, а ты сцигай фашистов! И двуногих, и четвероногих! Всех!
        Бразаускас понесся длинными скачками.
        Но поздно. Скарбник Колян, тот самый, которому инклюзник Тим так от души пожелал быть съеденным, врезался в бегущего волка. Зверь оскалился, прыгнул… Обер-штурмбаннфюрер захрипел, зажимая ладонью располосованное горло. Мчавшиеся следом волки сшибли его с ног. Тело исчезло под нахлынувшей стаей.
        Ирка закричала, закрывая глаза ладонями.
        - Эй, гадалка, ты что? - послышался тревожный голос Богдана.
        Ирка отняла руки от лица. Видел? Не видел? Она повернулась так, чтобы прикрыть побоище от глаз друзей. Такое лучше никому не видеть. И ей самой тоже. Ну только попадись ты, Баба Яга!
        - Ничего, все в порядке, - пробормотала Ирка.
        - А бледная такая чего? - не отставал Богдан.
        - Вампиры все бледные, даже которые еще недоделанные, - отрезала девчонка и добавила: - И живот болит, - в желудке и правда резало. - Я даже в младенчестве железок не глотала, а тут - два автомата!
        Позади арестованного Ковальским полисуна начала медленно разворачиваться серая завеса квестового перехода.
        Ирка зажала рог под мышкой и коротко свистнула мотоциклу:
        - Чего встали? - рявкнула она. - Задание выполнено, рог у нас, с полисуном зайцы и сами справятся. Спешить нужно, у нас всего сутки, - и тихо добавила: - Если не поторопимся, скоро вообще из игроков никого не останется, спасать будет некого!
        - Да, - серьезно кивнула молодая графиня. - Нам действительно нужно торопиться, - она опасливо замялась, поглядывая на Ирку, наконец с трудом выдавила: - Мне не хочется пугать вас, панна Ирина, но, кажется, ваша беда даже хуже, чем мы боялись. Вы превращаетесь не просто в вампира… - графиня сделала длинную зловещую паузу. - Мы только что видели, как вы превратились… О боже, крепитесь, вам понадобятся все силы! Вы превратились в ужасное чудовище! В огромную собаку!
        - Ай, страшная собака, ай, громадная! - подтвердил цыганенок. - Клыки как ножи, когти как сабли, шкура зеленым огнем горит, глаза так и пышут, а еще… - он заговорщицки огляделся и совсем уж жутким шепотом добавил: - С крыльями!
        Ирка обалдело поглядела на них. Они чего, совсем уже? А, ну да, эти Танька и Богдан ее ж и правда в облике Хортицы никогда не видели! Ну и как им теперь объяснить?
        - Собака - это как раз ничего… - растерянно пробормотала Ирка. - Я, собственно, всегда собака… В смысле, постоянно превращаюсь…
        Танька и Богдан переглянулись. На лицах графини и цыганенка было написано крупными буквами: если уж ты постоянно превращаешься в такое, то вампиризма можно и не опасаться.
        Много они понимают! Особенно сейчас.
        - Вы едете или как? - раздраженно спросила Ирка, взбираясь в седло Леонардо.
        Графиня и цыганенок молча полезли в коляску. Мотоцикл прощально заржал - и въехал в клубящуюся серую мглу квестового перехода.
        Глава 16
        Мент на один зубок
        Редкая осенняя морось оседала на покрытых пороховой копотью лицах. Ирка ловила капли губами и подставляла под них ладони, растирая оседающую влагу по черным от грязи рукам. На ногти она старалась не смотреть - когда собственными… ну, пусть не руками, пусть лапами, выкапываешь целую землянку, так с этим даже день на бабкином огороде не сравнится.
        - Не знаю, что бы сейчас за ванну отдала, - страдальчески пробормотала Ирка, яростно лохматя волосы. Голова от набившейся земли невыносимо свербела. А может, это она от волков блох набралась? Кошмар!
        - Ах, как вы правы, панна Ирина! - горестно вздохнула Татьяна, пытаясь пальцами разобрать колтуны, в которые превратились еще недавно такие романтические локоны. Волосы ее потемнели от густо покрывающей их грязи, гари и пота, так что из светловолосой Танька превратилась в невразумительно-пегую. - Да и пахнет от нас с вами похуже, нежели от скотных девок, - понизив голос до едва слышного шепота и пугливо оглянувшись на Богдана, поделилась графиня и попыталась расправить изодранный и грязный до невозможности лиф бального платья. На обрывки юбки она из чувства стыдливости даже и глядеть не могла. - Хорошо истопленная баня была бы сейчас весьма кстати. - Глаза у Таньки стали мечтательными. - Или хотя бы тазик для умывания. - Девчонки в унисон жалобно вздохнули.
        - Ай, нежные какие, ай, барыни! Умываться им подавай, кофий подавай, булочки горячие подавай! - презрительно фыркнул Богдан. - Главное - на воле мы! - пристукивая каблуками сапог по булыжнику мостовой, цыганенок прошелся гоголем. - Воля ветром обдует, воля дождем обмоет! У цыгана воля есть - ничего цыгану больше не надо!
        - Неплохо бы только знать, где именно у господина цыгана есть его воля, - язвительно процедила графиня, озираясь по сторонам.
        - Где - как раз ясно, - проворчала Ирка. - В Каменец-Подольском, где еще! Мы ни в одном туре далеко не отклонялись. Вопрос - когда мы в Каменец-Подольском?
        Троица дружно заозиралась по сторонам. Они стояли на пустынной, мощенной булыжниками площади. Сквозь ночную мглу, особенно густую в преддверии тусклого осеннего рассвета, блекло проступали светлые стены городской ратуши. Напротив - силуэты старинных домов, чуть дальше темными полосами на темном небе виднелись церковные шпили.
        - Все как у нас! - в один голос объявили графиня и цыганенок. - Кажется, ничего не изменилось!
        Ага, вот то-то и оно! Если и для цыганенка, чей табор свел коня еще у… как его… у папа? панны графини аж до ее рождения… и для самой панны графини, жившей под Каменцом в эпоху Устима Кармалюка, - если для них на этой площади ничего не изменилось, то для самой Ирки… Для Ирки на этой площади тоже ничего не изменилось! Мостовая старинная? Старинная! Ратуша старинная, дома старинные - все точно так было, как в самый первый день, когда они с ребятами (с Богданом и Танькой, а не с этими цыганом и графиней!) перешли мост, ведущий в старый город. Еще не зная, что проклятие Бабы Яги зашвырнет их и в Средневековье, и в XIX век, и в Великую Отечественную войну, и к цыганам, и к инквизиторам, и к матёрым зайцам, и в нынешнее непонятное когда, в котором их поджидает неизвестно что, но уж точно - ничего хорошего!
        - А вдруг мы попали в… прошлое? - замирающим шепотом прошелестела Татьяна.
        Ирка приподняла брови: что, интересно, эта графиня из XIX века называет прошлым?
        - Что, ежели мы в 1672 году? - испуганно продолжала Татьяна. - Когда 100-тысячное турецкое войско подступилось к стенам Каменца и после долгой и кровопролитной осады овладело крепостью?
        - Кино вроде было такое… Старое… «Пан Володыевский», кажется. Там еще какие-то себя вместе с крепостной башней взорвали, - с сомнением пробормотала Ирка. А что? Учитывая бурную фантазию их ведущего - с этого упыря недоразвитого станется запихать их в осажденный город! И вместе с крепостью взорвать! Впрочем, если кино не старое, а новое, еще хуже. Казаки из «Тараса Бульбы» под стенами города - тоже радости мало. А задание - с Михаила Боярского в роли казака Шило его драную кацавейку содрать…
        - Я не знаю, что такое кино! - взвизгнула Татьяна, похоже, сама себя запугавшая окончательно. - И еще я не знаю, что мы станем делать, ежели сейчас откуда-нибудь с Татарской улицы, - Танька махнула рукой в сторону выходящих на площадь улочек, - выскочат жаждущие крови турецкие янычары…
        Со стороны улочки послышался нарастающий шум… Потом блеснули огни ярко-желтого и мерцающего синего света… и на площадь выскочил сверкающий фарами и мигалкой милицейский «уазик».
        - Ой! - дружно сказала вся троица.
        - Менты! - с умилением разглядывая «уазик», выдохнула Ирка.
        - Не янычары! - так же умиленно вздохнула Татьяна… и вдруг шагнула навстречу машине, прямо под колеса.
        - Ты что делаешь! - Ирка среагировала тут же, с такой силой, а главное, с такой скоростью, каких сама от себя не ожидала. Танька еще не поставила ногу на мостовую, как Ирка уже оказалась рядом, ухватила подругу за край рваного лифа, подняла на вытянутой руке… и в одно мгновение выдернула из-под машины. - Ты куда под колеса лезешь? Жить надоело? - рявкнула Ирка, с бешенством глядя на подругу. - С ума ты сошла, что ли?
        - Но я думала, он взлетит… - растерянно пробормотала Танька, глядя вслед отчаянно тормозившему «уазику».
        - Нет, точно рехнулась! Автомобили не летают!
        - Сударыня, единственный виденный мной автомобиль как раз летал, - с достоинством сообщила графиня.
        Ирка захлопнула рот. Ну да… Конечно… Откуда Таньке знать… Она ж графиня… Она ж кроме «Роллс-ройса» Ильи-пророка - он же громовая колесница - автомобиля в жизни не видела. Милицейский «уазик», считай, второй…
        Второй в жизни графини Татьяны автомобиль, яростно скрипя тормозами, встал, чуть не впилившись носом в стену торчащего посреди площади восьмигранного павильончика. Хлопнула дверца, и из машины вылетел разъяренный милиционер.
        - Та якого ж беса вы пид колеса лизете? Жить надоело? - почти слово в слово повторил он слова Ирки. - Що вы тут робыте? Родители ваши где?
        - Кто это? Почему он позволяет себе на нас кричать? - возмущенно-испуганно пробормотала Татьяна, на всякий случай пятясь от «уазика» подальше.
        - Говорю же, милиционер. Ну, полицейский. Городовой, во! - тоже пятясь, ответила Ирка.
        - Неправда! - возмутилась графиня. - Встречалась я с каменецкими городовыми - они весьма вежливы и обходительны.
        - Ага, с графинями, - прокомментировала Ирка. - А ты сейчас на себя посмотри.
        Милиционер, похоже, тоже решил поглядеть, кто это пытался «самоубиться» под колесами «уазика».
        - А ну-ка, фарами на них посвети, - скомандовал он своему напарнику.
        Ирка представила, что милиционеры сейчас увидят в свете фар, и ей стало нехорошо. Лучше всех в своем цыганском костюме выглядел Богдан, но в обществе таких чучел, как они с Танькой, даже приличного цыгана моментально в детскую комнату милиции загребут. Одна Иркина пилотка чего стоят! Ирка невольно подняла руку к голове - пилотки не было! Вместо нее красовалась изящная, шитая золотом круглая шапочка с прикрепленной к ней кружевной то ли фатой, то ли накидкой… И это при гимнастерке, солдатских сапогах и панталонах! Психушка на прогулке!
        - Сматываемся! - успела крикнуть Ирка прежде, чем свет фар ударил прямо в лицо.
        Ухватив Таньку за руку, она не хуже матёрого Ковальского сиганула в сторону. Рядом метнулся Богдан. Сзади послышались изумленные крики милиционеров, Ирка услышала, как взвизгнули шины. «Уазик» сманеврировал. Подскакивая на булыжной мостовой, автомобиль рванул наперерез.
        - Дети, негайно зупыныться! Немедленно остановитесь! - хрипло подключился громкоговоритель на крыше «уазика». Взвыла сирена.
        Дергая Таньку туда-сюда, Ирка заметалась. Попадаться нельзя - вряд ли задание шестого тура поджидает их в отделении милиции! Она может превратиться в собаку, ухватить ребят в когти и улететь - а как же менты? Они песика с крылышками увидят - на месте рехнутся! Или воспользоваться вампирьей силищей…
        А почему она вообще должна бежать? Эта неожиданная мысль заставила Ирку встать как вкопанную и выпустить Танькину руку.
        Почему бежит она, Повелительница Ночи, бежит от жалких дневных тварей, годных лишь в пищу? Пища! Голод навалился на Ирку, превращая тело в зияющую космическую пустоту, жадно требующую чего-то живого, горячего… Крови! Живой, горячей крови!
        Тонкие, бледные Иркины губы изогнулись, открывая блестящие, острые, как шилья, клыки. Девчонка медленно и плавно повернулась к летящей навстречу машине.
        Фары «уазика» выхватили три испуганно замершие детские фигурки.
        - Ось воны! - облегченно вздохнул пожилой усатый милиционер. - И чого тикалы, хиба мы им щось плохое…
        Договорить он не успел. Одна из фигурок взвилась в неуловимом гла?зу высоком прыжке. Капот автомобиля дрогнул. К лобовому стеклу мчащегося «уазика» прильнуло лицо. Белое, словно светящееся во мраке. Космы черных, как ночь, волос хлестали по нему, а сквозь развевающееся на ветру кружево накидки в милиционеров вглядывались мрачно фосфоресцирующие, полные ярости и нечеловеческого голода глаза.
        Милиционеры, не двигаясь, уставились на чудовище. Оно улыбнулось - демонстрируя выглядывающие из-под верхней губы клыки! Милиционеры медленно перевели взгляд друг на друга… и дружно заорали:
        - А-а-а! - водитель яростно крутанул баранку.
        Машину завертело на месте. Сейчас чудовище снесет с капота, шарахнет о ближайший фонарный столб…
        Существо, даже не покачнувшись, спружинило ногами… и легко удержалось на вертящейся машине. Осуждающе покачало головой - тц-тц-тц! - и положило на лобовое стекло тоненький бледный пальчик с длинным когтем! Этим самым когтем жуткая тварь нарисовала окружность на уровне лица водителя. Круг из двойного противоударного материала дзинькнул, вываливаясь внутрь машины, а в отверстие просунулась бледная рука…
        - Оно сюда лезет! - заорал водитель и ударил по тормозам.
        Его напарник распахнул дверцу, вывалился на мостовую, остался лежать без движения. Водитель выскочить не успел. Тонкая девчоночья рука сомкнулась на его горле и рванула, выдергивая с сиденья, из машины, высаживая стекло, поднимая в воздух уже бессильно болтающееся тело. С нечеловеческой силой существо швырнуло водителя на стальную крышу «уазика», разбивая вдребезги мигалку.
        - Нет! Гадалка, нет, пожалуйста, нет! Панна Ирина, не надо! - надрывались где-то внизу два отчаянных голоса, но чудовище лишь усмехнулось. Блеснули тонкие клыки, припадая к бычьей шее милиционера…
        Чудовище вдруг выгнулось дугой и дико, страшно завопило, в приступе боли смахивая громоздкое тело водителя с крыши автомобиля. Ужас парализованной, ощущающей свою беспомощность пищи кружил голову Повелительницы Ночи. И приближение опасности - страшной, неотвратимой, с которой даже ей не под силу справиться, - она ощутила лишь в самое последнее мгновение. Она едва успела повернуться - из-за угловатых черепичных крыш старинных домов вырвался первый, слабенький луч занимающегося рассвета! Тело Повелительницы Ночи пылало, как в огне, корчилось в непередаваемой муке, бушующий костер охватил разум… Ирка Хортица очнулась.
        Четыре знакомые руки сдернули ее с капота. Она свалилась, с маху приложившись о камни мостовой. На голову и плечи ей упала разодранная пополам широкая цыганская рубаха. Окутывая, прикрывая от бледного осеннего рассвета. Рассвета, безжалостно сжигающего тело упырицы.
        Танька и Богдан подхватили Ирку с двух сторон и поволокли к восьмигранному строеньицу перед ратушей - оно было ближе всего. На бегу Ирка обернулась на валяющееся у колес «уазика» тело. Что же она наделала? Еще чуть-чуть - и она бы его выпила, милиционера этого!
        Танька и Богдан приткнули Ирку в крохотную тень у запертого входа в павильончик.
        - Сейчас открою! - простонала Ирка. Она разбила кулаком стекло, на руке обязательно должна быть кровь, ее кровь!
        Пальцы и ладонь были совершенно чистыми. Ни единой царапинки, ни единой капельки крови. Ах, так! Ирка впилась себе в палец клыками. Мазнула окровавленным пальцем по замку… Ничего не произошло. Только бледный световой зайчик скользнул по замку - и Иркина кровь вспыхнула шипящим костерком. Исчезла.
        - Вампирья кровь замков не открывает, - цепенея, выдохнула Ирка.
        Жар разгорающегося рассвета наваливался на нее сквозь слабое прикрытие Богдановой рубашки. Ирка чувствовала, как трещат, скукоживаясь, волоски на коже.
        Полуголый Богдан подскочил к запертой двери.
        - Ай, без крови обойдемся! - воскликнул цыганенок и всадил между дверью и косяком серебряный нож. Клинок Кармалюка.
        Легко, будто ленточку перерезал, ножик располосовал стальной язычок замка. Дверь с натужным скрипом приоткрылась.
        Ирка с отчаянным воплем метнулась внутрь, в сулящую спасение темноту. Невозможный, испепеляющий жар настигающего рассвета дохнул внутрь, словно гигантская раскаленная печь, и, бессильно шипя, растворился, отступая.
        - Бр-р, холодина какая! - охватывая себя руками за голые плечи, сказал Богдан и тоже торопливо заскочил внутрь. Последней вошла Татьяна и тщательно прикрыла за собой дверь.
        Глава 17
        Кто прячется у Армянского колодца?
        - Да и здесь тоже холодно! - заключил мальчишка, оглядывая пустое помещение. Посреди павильона зияло отверстие, откуда и тянуло холодной влагой. Цыганенок перегнулся через каменный парапет. Далеко внизу отблескивала вода.
        - Опять колодец! Совсем как тот, который мы в подземельях завалили, когда с упырем дрались!
        Татьяна пнула Богдана носком рваной бальной туфельки. Настоящая Танька еще бы и пальцем у виска покрутила, но графине воспитание не позволяло, и она только наградила цыганенка совершенно уничтожающим взглядом. Тот осекся и виновато поглядел на Ирку, выискивающую самый темный уголок, подальше от бликов дневного света, пробивающихся сквозь черное от грязи круглое окошко. Девчонка на мгновение замешкалась - у самого пола вроде что-то мелкое шмыгнуло. Мыши, наверное. Ирка с облегчением опустилась на холодный пол и привалилась к каменной стене.
        - Хорошо! - прошептала она и в противовес собственным словам страшно, хрипло разрыдалась.
        - Ну ты чего, гадалка? - забубнил у нее над головой Богдан.
        - Панна Ирина, прошу вас, успокойтесь, ведь ничего ужасного не случилось! - лепетала Татьяна.
        - Да-а, не случилось! - сквозь рев выдавила Ирка. - Я теперь упырь! Ужасный! А ты говоришь… У меня клыки-и…
        - У вас нет клыков, - поспешила успокоить ее Татьяна. - Во всяком случае, сейчас, - подумав, добавила она.
        - А бы-ыли… - ревела Ирка. - А ты когти, когти мои видела? Же-елтые…
        - Ай, я у тебя и черные когти видел, - утешил ее Богдан.
        - Так то нормальные! - взвизгнула Ирка. - Собачьи! А это вампирьи! - и безнадежно выдохнула: - Бросьте меня, ребята, пока я на вас не кинулась! Уходите!
        - Хм!
        Показалось Ирке или и вправду в дальнем углу кто-то весьма скептически хмыкнул? Она бы непременно отправилась выяснять, да вот только… Звук отрезвил ее, заставив вспомнить. У Ирки опустились руки:
        - Никуда вы не уйдете! - в отчаянии сказала она.
        - Вне всякого сомнения, - веско заметила графиня. - Мы вас не оставим!
        Ирка помотала головой:
        - Не поэтому! Вы - не ла?мед-во?вник, а никого другого заклятье Бабы Яги не выпустит. Куда бы вы ни пошли, все равно вернетесь обратно! Были уже такие - пытались.
        Закончить игру они тоже не смогут - как узнать задание шестого тура, если она не может даже нос на улицу высунуть? Ирка с тоской поглядела за окошко, где уже царил убийственный для упырицы дневной свет.
        Цокая каблуками по брусчатке, пробежала молодая женщина. Загремела ключами, отпирая двери ратуши, вошла внутрь. Через минуту появилась, волоча здоровенный стенд. Даже сквозь мутное окно можно было прочитать выведенное крупными буквами:
«Экскурсии в подвалы городской ратуши! Таинственная атмосфера, суды над ведьмами, средневековые орудия пыток, дыба и «жидивский стилець»…
        Ирку ощутимо передернуло. Каменецкая упырица через каких-то четыреста лет вернется в породившие ее подвалы и добавит себя в число экспонатов! Первая же экскурсия будет просто потрясена! Сильно. Но недолго.
        Нет уж! Пока она остается собой, Иркой Хортицей, не превратившись окончательно в не знающую жалости к двуногой пище Повелительницу Ночи, она должна что-то сделать! Она не допустит, чтобы ее друзья оказались заперты наедине с оголодавшей вампиршей. Да и старый вредный ла?мед-во?вник не для того изводил каменецкого монстра, чтоб его место заняла несостоявшаяся невеста.
        Прав был Хаим Янкель, один из тридцати шести тайных хранителей этого мира: хочется, не хочется - делай, что должна! Раз из игры уже не выйти, то Ирка просто… выйдет. Под палящий свет, навстречу убийственному для нее солнцу. Только бы смелости хватило, только бы…
        Ирка решительно подняла голову… и столкнулась с грозно потемневшими Танькиными глазами. Подруга смотрела на нее так, будто мысли читала, и никакого восторга эти мысли не вызывали. Наоборот, на лице было написано презрение.
        - Мне кажется, - очень тихо, но жестко сказала графиня Татьяна, дочь полковника императорской армии, - вы просто трусите!
        Ирка оскорбленно вскинулась - интересное дело, она тут собой жертвовать готовится, а ее в трусости обвиняют?
        - Да-да! - бестрепетно глядя в наливающиеся алым Иркины глаза, отчеканила графиня. - Сдались! Не хотите бороться! Вы предаете нас, предаете всех, кто ждет вас дома…
        - Меня никто не ждет! - вскрикнула Ирка и осеклась. - Разве что бабка…
        Ворчит, бухтит, варит борщ - и ждет. Всегда.
        - Сама говорила, здесь и другие тоже играют! - вклинился Богдан. - Помер уже кое-кто, ну так другие жить хотят! А без нас им не выбраться!
        Ну естественно, все как всегда! Как будто они память и не теряли! По ерунде будут до хрипоты цапаться, а как в важном деле, так всегда вместе! И между прочим, против нее! Ирка надулась:
        - Совсем придурки! Утро уже, до конца игры полсуток осталось - а еще целых два тура надо пройти!
        - До конца игры осталось целых полсуток, - решительно отрезала Татьяна. - И всего два тура!
        Вот бестолочи упрямые! Безнадежно пожав плечами, Ирка наклонилась над колодцем, вглядываясь в темнеющее далеко внизу темное зеркало воды. Провела языком по губам.
        - Пить хочется…
        - Здешнюю воду пить нельзя, соленая очень, - примирительно откликнулась Татьяна.
        Но Ирка ее не услышала. Она слышала другое. Она могла поклясться, что в самой глубине колодца быстро и легко протопотали чьи-то ножки. Будто кто-то очень маленький пробежал. Ирка озадаченно уставилась в темный провал. По воде они там бегают, что ли? Или все-таки показалось? Вокруг стояла полная тишина.
        - Ты что-то сказала? - все еще вслушиваясь, переспросила она у Таньки.
        - Где-то в первой половине XVII века вода в этом колодце вдруг испортилась, - покладисто повторила графиня. - Соленой стала, как кровь. Его закрыли, а потом построили вот этот павильон. Мы ведь в Армянском колодце, - пояснила она.
        Вода стала соленой, как кровь? Да еще и в первой половине XVII века? Позабыв о недавно слышанных звуках, Ирка с сомнением поглядела в отверстие. А что, сходится - между колодцем в подземельях ратуши, возле которого они прихлопнули упыря, и здешним колодцем вполне могли быть какие-нибудь трубы или протоки.
        - А при чем здесь армяне? - поинтересовалась Ирка.
        Графиня удивилась:
        - У них тут еще от основания города своя община, очень сильная.
        Точно, общины! Как его, Стол Согласия - памятник прямо под стенами замка - семь камней вокруг бетонного круга. Хаим Янкель называл их могилками инопланетян, а Танька сказала, что на самом деле камни символизируют семь общин города: украинскую, русскую, польскую, литовскую, еврейскую, цыганскую… - Ирка посмотрела на Богдана, - и… да, армянскую!
        Ирка подняла руку и стянула с головы трофей первого тура - старинную треуголку, сейчас принявшую вид вышитой шапочки с длинной кружевной накидкой.
        - Танька, а ты случайно не знаешь, это не из армянского костюма? - сунув шапочку графине под нос, поинтересовалась Ирка.
        Графиня слегка поморщилась на «Таньку», но поправлять не стала.
        - Я видела похожие, - согласилась она. - Папа? брал меня с собой, когда его в армянский Николаевский собор на благодарственное жертвоприношение приглашали.
        - На что?
        Графиня снисходительно улыбнулась:
        - Армяне - самые древние в мире христиане, оттого в их вере многое от поклонения стародавним богам. Они в своих церквях овец в жертву приносят, - Танька лукаво улыбнулась. - Но только если Господь выполнит, о чем в молитвах просят.
        - Ясно, аванс, значит, не дают, - несколько ошарашенно пробормотала Ирка, продолжая разглядывать шапочку, в которую превратилась треуголка. У цыган она была шалью, на балу - шляпкой, на войне - пилоткой, а теперь - вот! И находятся они у Армянского колодца…
        - Ну и где же тут армяне? - задумчиво спросила Ирка.
        От потолка павильона отделился кирпич и аккуратно тюкнул Ирку по макушке. Девчонка задушенно хрюкнула и в очередной раз потеряла сознание.
        Глава 18
        Похищенные ачуч-пачуч

«Как же мне это все надоело!» - приходя в себя, подумала Ирка. Третьи сутки нормально не спать, а вместо этого терять сознание - приходить в сознание, терять - приходить. То в овраге, то у вампира в зубах, то под землей! Вот сейчас она очухается окончательно, выяснит, где она очутилась на сей раз - и кому-то не поздоровится! Она еще не знает, кому, но кому-то - обязательно!
        Она лежала на спине и чувствовала, что слегка покачивается, будто на заднем сиденье машины. Вокруг было темно.
        Она хотела протереть глаза, но не смогла поднять руку; хотела сесть, но не смогла пошевелиться.
        Тонкие веревочки опутывали все ее тело от подмышек до колен; руки и ноги были крепко стянуты веревочной сеткой; веревочки обвивали каждый палец. Даже забитые землей волосы были переплетены веревочками.
        Ирка была похожа на пойманную в сеть рыбу. И еще на кого-то, о ком она совершенно точно читала. Только сейчас ей никак не удавалось вспомнить - на кого именно…
        Вдруг что-то быстрое, как мышка, пробежало у нее по ноге. Вот вскарабкалось на живот, поползло по груди, подбираясь к подбородку.
        Ирка скосила один глаз.
        У самого ее подбородка стоял человечек, настоящий человечек с руками и ногами! А еще с курчавыми черными волосами, темными, как изюм, глазами и выдающимся носом! А весь человечек не больше огурца!
        Грунтового, не парникового, некрупного такого огурчика.
        - Армянин? - со стоном поинтересовалась Ирка.
        - Ачуч-пачуч! - обиженно откликнулся человечек и горделиво стукнул себя в грудь крохотным кулачком. - Я - Армен, грозный повелитель великого народа маленьких ачуч-пачуч!
        - Ачуч-пачуч! Ачуч-пачуч! Слава! - откуда-то прямо из-под нее отозвались десятки, нет, сотни звонких голосишек.
        До Ирки дошло наконец, кого именно она сама себе напомнила, когда очнулась вся связанная тоненькими веревочками.
        - Чтоб его, этого ведущего, с его шестым туром! - взвыла она. - У Гулливера, значит, лилипуты, у Артура - минипуты, а у меня - армянские карлики ачуч-пачуч?
        - Панна Ирина, кто такие минипуты? - стонуще откликнулся Танькин голос.
        - Гадалка, а гадалка! А лилипуты кто? - из темноты поинтересовался Богдан.
        Так, ребята здесь! Ирка попыталась поднять голову и увидеть друзей. Голову-то она слегка приподняла, натянув связывающие ее веревки, и даже повернуть смогла… и тут же отчаянно заверещала!
        Конечно, она лежала не на заднем сиденье машины! Она лежала на плечах сотен ачуч-пачуч! И ее мелкие носильщики совершенно спокойно и хладнокровно, будто так и надо, будто они по ровному идут… маршировали по отвесной стене колодца! А сама Ирка висела вниз головой вдоль этой самой стены! И от падения ее удерживали только крохотные ручонки! Ой-ёй-ёй!
        От Иркиного визга тащившие ее карлики, похоже, аж присели, потому что связанная ведьмочка зашаталась, забалансировав на их руках. У девчонки перехватило дыхание - сейчас они ее ка-ак уронят! Она вниз ка-ак булькнется! И даже крылья не развернешь - связана! Ирка замерла.
        Торчащий у ее подбородка повелитель ачуч-пачуч поковырял в ухе:
        - Слюшай, зачем кричишь, а? Нехорошо! - он укоризненно поглядел на Ирку и недовольно покрутил своим выдающимся шнобелем. - Я чуть не оглох из-за тебя, мне это не нравится совсем, да? - и он одним лихим прыжком сиганул куда-то в сторону.
        Шествие возобновилось. Карлики спускались по спирали. Виток, еще виток… Перед глазами Ирки неторопливо уплывала наверх каменная стена Армянского колодца. Мимо, точно так же связанный и точно так же вниз головой, проехал Богдан - его носильщики обогнали Иркиных. Ачуч-пачуч под ней заволновались и ускорили шаг. Еще секунда, и малыши перешли на бег, настигая вырвавшихся вперед соперников. Девчонку подбросило и принялось швырять, как жертву кораблекрушения в бурном море. Последние из несших Богдана карликов оглянулись, завидели набегающих конкурентов, предостерегающе запищали… и, перехватив пленника покрепче, тоже рванули бегом! Вниз по вертикальной стенке колодца! Иркины носильщики немедленно наддали ходу. Ведьма почувствовала, как ее собственный желудок норовит выскочить через горло. Вот только гонок на ачуч-пачуч ей для полного счастья и не хватало!
        - Прекратить! Прекратить немедленно, а то опять завизжу! - заверещала она.
        Ее вопль гулким эхом отразился от стенок колодца.
        Ачуч-пачуч остановились.
        - А сейчас ты что делаешь, слюшай, а? - запыхавшийся Армен выглянул у пленницы над плечом. Физиономия повелителя ачуч-пачуч была разочарованная, видно, он и сам с большим удовольствием присоединился к гонкам, а Ирка ему весь кайф поломала. - Нехорошо! Шумишь много, кричишь громко… - главный ачуч-пачуч вдруг замолчал и в противовес собственным словам расплылся в довольной улыбке: - Совсем как бабушка Сирануш, да? - он снова исчез, канул Ирке за плечо.
        Ирка помрачнела - появление очередного внука очередной бабушки ничего хорошего не сулило.
        - Эй, ты! Как там тебя… Армен, слушай! - Ирка поморщилась. Фраза получилось почти как у самого ачуч-пачуч. - Вы куда нас тащите?
        - С бабушкой знакомиться, - с некоторым удивлением в голосе - и задают же люди дурацкие вопросы, когда и так все понятно! - откликнулся повелитель ачуч-пачуч.
        Иркины носильщики сделали очередной поворот, и в колодезной стене появилось широкое отверстие. Мерно шагая, ачуч-пачуч со своими пленниками на плечах втянулись внутрь. За отверстием открывался горизонтальный туннель, видимо, проложенный под ратушной площадью. Ирка вздохнула с облегчением - путешествие по вертикальной стене закончилось, наконец-то можно ехать нормально. Если, конечно, кто-нибудь считает нормальным езду на крохотных человечках!
        По туннелю они двигались недолго. Вокруг заиграли блики света. Ирка в ужасе съежилась: если они сейчас выйдут на солнце, ей конец, она зажарится, как сосиска на сковородке! Иркина голова медленно выдвинулась из тоннеля… И девчонка увидела, что они постепенно входят в большой зал, освещенный тысячами спичек, воткнутых в зазоры каменной кладки стен. Считай, вошли, вон уже коленки тут, сейчас целиком внутрь заедут. Поверх носков своих солдатских сапог Ирка успела разглядеть, как в проходе показалась черная от грязи Танькина макушка. Ну хоть это хорошо - всех донесли, никого не потеряли по дороге!
        Все три колонны несших ребят ачуч-пачуч подровнялись и, строго печатая шаг, двинулись к дальнему краю зала. Впереди, как торжествующий победитель, величественной походкой вышагивал Армен. Повелитель направился прямо к кирпичному помосту у стены и остановился перед ним, выпятив грудь.
        - Армен, бессовестный мальчишка, слюшай, ты что творишь, э? - на высокой пронзительной ноте, покруче, чем Ирка в колодце, заверещал сердитый женский голос. - Зачем девочек связал, зачем мальчика связал, зачем обижаешь, хулиган, разве этому тебя бабушка учила, э?
        Только что горделиво пыжившийся вояка сдулся, как проколотый воздушный шарик. Но еще пытался возражать:
        - Слюшай, бабушка Сирануш, это мои пленники, да? - обиженно пробормотал он.
        - А если пленники, так что, э? Им кушать не надо, пить не надо, мыться не надо, отдыхать не надо, да? Надо связанным сидеть? - последовал сердитый ответ. - Развяжи их немедленно, очень-очень быстро, пока бабушка тебя не отшлепала!
        Армен еще не успел отдать приказ, как Иркины носильщики уже опустили ее на пол, и она почувствовала, как сотни крохотных пальчиков торопливо развязывают бечевки. Другие ачуч-пачуч суетились над Танькой и Богданом. Похоже, бабушку здесь слушались гораздо быстрее, чем ее внука.
        - А вы отойдите! - командовал тем временем пронзительный голос. - Подальше, подальше! Им встать надо, руки-ноги размять надо, попрыгать надо! Их Армен, злой мальчик, поймал, а бабушка разве учила живых существ обижать?
        Ирка почувствовала себя дворовой шавкой, которой мальчишки привязали к хвосту консервную банку! Ну и каково такое слышать ведьме, истинной хортице и в какой-то мере Повелительнице Ночи? И от кого - от мелких ачуч-пачуч?
        Ирка рывком села, обирая с себя ошметки веревок.
        - А вы аккуратно вставайте, аккуратно, не подавите мне тут никого! - переключился на них женский голос.
        Ирка во все глаза уставилась на кирпичный выступ. Звук, несомненно, исходил оттуда. Но на выступе никого не было! То есть совершенно никого! Рядом точно с такими же ошарашенными физиономиями сидели Танька и Богдан.
        - Ай, так они ж меня не видят! - всполошился голос. - А вы, малышня, что стоите? Что вам делать, не знаете?
        Малышня - двое ачуч-пачуч, каждый примерно на две головы (их, ачуч-пачуч) выше своего предводителя Армена, торопливо сорвались с места. И вскоре вернулись, волоча… У Ирки от удивления отпала челюсть. Пыхтя, ачуч-пачуч тащили толстое, в металлической оправе, довольно большое увеличительное стекло. Водрузили на кирпичный уступ… И вот тогда ребята увидели.
        Кресло с высокой спинкой. В кресле - женщина, наряженная в плотное, расшитое цветами платье с широкими рукавами. Женщина уже в возрасте, но большие черные глаза сияли совсем молодым блеском, а в выглядывающих из-под хитро закрученного вышитого платка толстых черных косах - ни одного седого волоска. Ну и еще, конечно, нос! Еще более выдающийся, чем у Армена.
        Хлопая глазами, Ирка некоторое время пялилась на увеличительное стекло. Потом не выдержала и аккуратно-аккуратно, стараясь даже не дышать, нагнулась над уступом и заглянула за край линзы. Ничего! Ну вот правда, ничего и никого! Но сквозь лупу же видно! Ирка нагнулась еще ниже… И только тогда разглядела на поверхности что-то совсем крохотное, едва-едва заметное…
        Ирка резко отпрянула назад. Грозная бабушка Сирануш и ее кресло были на самом деле размером с игольное ушко!
        - Из-звините, - пробормотала Ирка, на всякий случай отодвигаясь от уступа подальше - еще смахнешь ненароком! - Я просто должна была… убедиться.
        - Убедилась? - ворчливо поинтересовалась бабушка.
        Ирка судорожно кивнула.
        - Ну и что теперь делать будешь, э? - так же язвительно вопросила бабушка.
        Ирка возмутилась:
        - Это вы нам скажите! Это ваш внук нас по головам кирпичинами долбанул, связал и сюда приволок! Чего ему от нас надо?
        - Быть может, ваш внук хочет, чтоб мы для него какой-нибудь флот Блефуску угнали, как Гулливер? - с нервным смешком сказала Татьяна.
        Ух ты, в их XIX веке уже была эта книжка?
        - Или местного Ужасного У вам уделать? - поддержала подругу Ирка, вспомнив «Артура и минипутов». - С врагами не справляетесь, понадобилась тяжелая артиллерия в нашем лице? В смысле, лицах?
        - Справляемся мы, - суровая бабушка Сирануш неожиданно засмущалась, принялась неловко теребить край платка. - Тихо у нас. Мохнатые алы с огненными глазами до нас не долетают, водные демоны вишапы в нашем колодце давно не всплывают. Мирно живем, спокойно. Вот внук только у меня - все-то он лезет, все-то ему надо! Что стоишь, молчишь? - накинулась она на внука. - Бабушка за тебя отвечать будет, на старости лет позориться? Сам наделал - сам отвечай! Девочки тебя спрашивают - зачем украл, зачем без спроса, э?
        - Я отвечу, слюшай! - снова выпятил грудь ачуч-пачуч и решительно промаршировал к девчонкам. Запрокинув голову, остановился у носков Иркиных армейских сапог. - Замуж за меня пойдешь! Замуж зову, слюшай, а? Одну! - он вопросительно поглядел сперва на Ирку, потом на Таньку и для наглядности поднял крохотный палец.
        Ирка с Танькой в ужасе переглянулись.
        - Опять? - в один голос вскричали девчонки.
        Бабушка Сирануш, словно извиняясь, развела руками.
        Глава 19
        Особенности национальной ванны
        - И ведь говорила я ему: хочешь жениться - женись, разве бабушка против? У ачуч-пачуч девушек мало? Найди себе хорошую, на Армянском бастионе с ней гуляй, розу ей большую прикати, слова красивые говори - и будет тебе жена! Не-ет! Уперся: по древнему обычаю повелителей хочу, из людей невесту хочу…
        Сдерживая шаги и стараясь идти ровно, как по ниточке, Танька и Ирка двигались широким подземным тоннелем. К стенам не отшатнешься: из кирпичной кладки там и тут торчали приспособленные для освещения спички. Девчонки заметили снующих между ними ачуч-пачуч, заменявших прогоревшие на новые. И на середину тоже нельзя - где-то между ними, непрерывно жалуясь на внука, шагала невидимая Сирануш. Только пронзительный голосок не давал забыть, что бойкая старушка здесь.
        - Где это видно, чтоб парень - и хотел по обычаю жениться? Чтоб старые обычаи блюсти, бабушки есть! Молодые по любви должны жениться, по-новому жить, чтоб старая бабушка, чуть что не так, сказать могла: «А я говорила-а-а…» А мой внучок - тьфу, как старик какой! Всех ачуч-пачуч на Армянские склады, на колокольню собора загнал - найди ему невесту по обычаю! Они вас нашли, он вас и украл, будто он и не ачуч-пачуч, а чечен какой грузинский!
        - Чечены не грузины, - машинально поправила начитанная Татьяна.
        - Все абреки! - отрезала бабушка Сирануш. - А мы мирные ачуч-пачуч, часть самой древней в мире цивилизации, э!
        Девчонки остановились у невысокой железной двери. Та сама собой отворилась.
        - В кого он такой? Не иначе как в зятя моего, - пожаловалась напоследок бабушка Сирануш. - Вы туда пока идите, а там поглядим.
        По воцарившейся в проходе тишине девчонки поняли, что бабушка их покинула. Они переглянулись.
        - По крайней мере, эта бабушка не рвется внука женить. Уже радует, - подытожила Ирка. - Войдем? - она вопросительно кивнула на открытую дверь.
        - Надеюсь, там нет ничего опасного, - заколебалась Татьяна.
        - На всякий случай, я первая, - решила Ирка и аккуратно сунула голову внутрь.
        В лицо ей дохнуло сухим жаром, она отпрянула в страхе, уверенная, что опять попала под лучи дневного света. И тут же замерла, увидав…
        Два. Полных мыльной пены. Исходящих паром. Чана. С горячей. Водой!
        С воплем радости девчонка метнулась внутрь.
        Едва не обрывая пуговицы, она содрала с себя гимнастерку. Трясущимися руками занялась панталонами и вдруг остановилась, увидев, как сброшенная на пол одежда пошевелилась. Развела рукавами. Рывком дернулась. И шустро-шустро поползла прочь! Ирка охнула, наклонилась…
        Десяток ачуч-пачуч женского пола в почти таких же, как у бабушки Сирануш, разве что не столь богато вышитых одеяниях, волокли гимнастерку прочь. Каждая из ачуч-пачуч была ростом с длинную иглу, и все они были значительно моложе Сирануш. Ирка оставила в покое свои панталоны и огляделась по сторонам. И тут же обнаружила, что все каменное подземелье, приспособленное то ли под ванную, то ли под баню, кишмя кишит ачуч-пачуч! Целая процессия ачуч-пачуч с кувшинами на головах вышагивала по краю чана. На середине они останавливались, выливали воду в корыто и отправлялись дальше, чтобы вскорости вернуться снова. У испускающих сухой жар медных жаровен суетились ачуч-пачуч покрупнее - с мизинец - и еще моложе, почти ровесницы Ирки, завернутые в одни только крохотные белые простынки и с закрученными в тугие узлы косами. Крошечными для Ирки, но здоровенными для этих малышек щипцами они выхватывали из жаровен раскаленные камешки, по тонким приставным лесенкам взбегали к чанам, швыряли камешки в воду и неслись обратно. Дождь мелкой гальки сыпался в чаны, вода дрожала и парила. От снующих фигурок на лесенках
царило форменное столпотворение. Ирка увидала, как одна из малышек, торопясь сбросить горячущий камешек, вдруг исчезла в короткой золотой вспышке и материализовалась уже на краю чана.
        - Та-анька… Татьяна Николаевна! Ты это… этих видишь? - поведя глазами в сторону невозмутимо занимающихся своим делом малюток, шепотом спросила Ирка.
        Татьяна, брезгливо сдирающая с себя треснувший и изломанный корсет, глянула, куда указывала Ирка.
        - Да, конечно, вижу, - вежливо согласилась она и с великолепным равнодушием закинув ногу через край чана, полезла внутрь. Чуть слышно вскрикнула - вода оказалась горячей - и тут же с блаженным стоном погрузилась по самую макушку. Вынырнула, вытирая ладонью мгновенно раскрасневшееся лицо и снисходительно пояснила стоящей столбом Ирке: - Они же маленькие, вот их и нужно так много. Не собирались же вы мыться вовсе без помощи прислуги?
        Ирка хмыкнула. Собственно, именно так она и собиралась. Не привыкла она, чтоб, когда моется, в ванне кто-то ошивался. Да какое там кто-то - целая толпа народу! Но Танька уже счастливо плескалась в чане. Ирка чувствовала, как отчаянно зудит кожа, как пахнет чистотой и свежестью вода, - и стащила с себя сапоги и выданные зайцами портянки. Если она сейчас начнет выгонять мелкоту из ванной, выглядеть будет полной дурой! К тому же они такие мелкие, что пара десятков все равно сможет затихариться по углам. Задыхаясь от блаженства, Ирка ухнула в чан.
        Ка-айф! Все, она будет здесь жить! Девочка прямо чувствовала, как грязь отходит от нее. Ее мокрые волосы вдруг сами собой зашевелились. Ведьма похолодела. Блохи, точно блохи! Проклятые волки! Она в ужасе сгребла мокрую прядь и замерла, боясь ненароком сжать кулак. Внутри зажатого между пальцами локона, старательно распутывая волосок за волоском, сновали ачуч-пачуч. Эти и правда были не больше блохи, но выглядели не намного моложе бабушки Сирануш. А главное, такие же бойкие. Вот одна из мелких тетенек, как Тарзан за лиану, ухватилась за освобожденный из тугого колтуна волос и с лихим писком сиганула за край чана. Немедленно за ней последовали и другие. Через мгновение Ирка обнаружила, что чисто вымытая и разобранная прядь аккуратно выпущена через край и сушится, а шустрые тетушки снова ныряют в ее шевелюру. В волосах замерцали золотистые искорки - ачуч-пачуч перемещались между прядями. Ведьмочка замерла, боясь потревожить парикмахеров.
        Еще одна крошка - поменьше иголки, побольше блохи - вскарабкалась на край чана и, подпрыгивая, чтобы привлечь Иркино внимание, запищала:
        - Тараз! Тараз!
        - Какой еще Тарас? - всполошилась Ирка, на всякий случай по самый нос погружаясь в воду. - Только Тараса тут не хватало!
        - Тараз - по-армянски «одежда», - не открывая глаз, пробормотала разомлевшая в воде Танька. - Или вы после ванной предпочитаете свои грязные панталоны?
        - Я предпочитаю джинсы и свитер, - отрезала Ирка, но послушно полезла из воды, предварительно аккуратно проверив край чана - не задержалась ли там какая неосторожная ачуч-пачуч. Тщательно глядя, куда ставит ногу, Ирка выбралась из чана и принялась разглядывать предложенный ей тараз.
        Да-а, пиком моды это не назовешь! Устарел фасончик-то! А главное, как вообще можно на себя столько всего надеть - хуже, чем бальное платье в поместье графини Татьяны! Хорошо хоть без корсета, но от панталон опять никуда не деться, причем это уже даже не панталоны, а целые шаровары. И рубаха длинная, а сверху еще платье глухое, в пол! Рукава широченные, в такие не хуже Царевны-лягушки можно стаю лебедей затолкать! Зато вышивка какая - с ума сойти! Переплетение золотых нитей покрывало широкий подол, узор такой сложный и мелкий, что хоть под микроскопом разглядывай. Конечно, если вышивальщицы и сами ростом не больше иголки! Венчало все это великолепие Иркина шапочка с кружевной накидкой, тщательно вычищенная.
        А еще украшения! Ведьмочка слегка поморщилась. Серьги здоровущие, прям как с лотка турецкой бижутерии! Только вот вставленные в них камни мерцают так, что за стекляшки их не примешь. Ирка с замиранием сердца поняла, что серьги-то - чистое золото! Ничего себе! И еще ожерелье… Вид его заставил девочку вздрогнуть. К цепи из крупных золотых звеньев прикреплен очень странный кулон - вырезанный из черного турмалина вороной конь. Жеребец выглядел как живой - виден каждый волосок в гриве, каждый могучий мускул, играющий под гладкой черной шкурой. Дрожащими руками Ирка взяла украшение. Показалось ей или нет, что по ее ладони мягко ударило крохотное копытце и послышалось тихое приветственное ржание? Девчонка с облегчением рассмеялась и принялась натягивать на себя разложенную перед ней одежду.
        - Эй-эй, я косы не ношу! - предостерегающе воскликнула она, сообразив, что ачуч-пачуч опять принялись за манипуляции с ее волосами и делают что-то похуже завивки на горячий железный прут, которую ей устроила графиня Татьяна.
        Ачуч-пачуч хватали Иркины пряди, прыгали у девчонки с плеч и, словно воздушные гимнасты, летели навстречу друг другу. Пряди захлестывались, переплетались между собой, Ирка и охнуть не успела, как ей на грудь оказались перекинуты две толстые косы. Девчонка пожала плечами - ладно, один раз можно и так. Она надела украшения - тяжелые серьги закачались у плеч - и поправила спускающуюся с шапочки кружевную накидку. И обнаружила, что скатившиеся с нее, как муравьи, ачуч-пачуч теперь со всех ног бегут по противоположной стене. И у каждой в поднятых над головами ручках зажато маленькое карманное зеркальце без оправы. Ачуч-пачуч распределились по стене - края зеркалец сомкнулись. В мгновенно возникшем на стене огромном зеркале Ирка увидела себя.
        - Ох! - коротко выдохнула она.
        Она никогда не считала себя красавицей. Нет, нормальная девчонка, конечно, но не Мисс Вселенная. Но тут! Такой она не была никогда, даже в бальном платье! Золотые серьги бросали теплый отблеск на бледное лицо, глазищи из-под вышитой шапочки сияли пронзительной зеленью, черные, как ночь, косы казались длиннее, чем были на самом деле, а талию, стянутую узорчатым поясом с золотыми кистями, можно двумя пальцами охватить. Рот у Ирки даже приоткрылся от изумления - это я? Неужели это я?
        - Вы сказочно хороши, панна Ирина, - с легкой грустью сказала Татьяна.
        Ирка, с трудом заставив себя оторваться от собственного отражения, обернулась. Вышитый тараз Таньке шел, но все-таки не так, как Ирке. Светлые, тоже заплетенные в косы волосы и утратившие сейчас ведьмовскую зелень голубые глаза не сочетались с его хищной красотой. Зато на поясе у графини, на толстой серебряной цепочке болтался… рог полисуна. Отлично, значит, все трофеи на месте. Ирка довольно кивнула, еще разок полюбовалась собой в зеркале и, горделиво выпрямившись, уступила место подруге.
        - Ну что, пойдем? - через плечо бросила она, направляясь к вновь распахнувшейся двери.
        Неся спичечные факелы, неспешно шагала процессия ачуч-пачуч. Пристукивая каблучками туфелек с загнутыми носками, Ирка шествовала за ними. Рядом, искоса поглядывая на горделивую подругу, шла притихшая Татьяна.
        Они остановились перед очередной маленькой дверцей. Та распахнулась, процессия втянулась внутрь. Пригнувшись и щурясь от яркого света тысяч спичечных факелов, Ирка последовала за ними… и очутилась точно позади уже виденного ею кирпичного помоста в парадном зале. Из-за помоста слышалось гудение вроде шмелиного, похоже, зал до отказа был набит перешептывающимися ачуч-пачуч. Восседающая за лупой бабушка Сирануш махала рукой, предлагая подняться. Ирка не слишком задумывалась - зачем, она знала только, что сейчас, как сказала Танька, сказочно хороша. Жалко - фотоаппарата нет! Ну хотя бы показаться кому, хоть ачуч-пачуч, чтоб потом было что вспомнить!
        Она медленно и величественно взошла на помост. Краем глаза она видела, что рядом с ней поднимается Танька, но Ирке было не до подруги - она упивалась своей красой.
        Реакцию ачуч-пачуч выдали что надо! Сперва перешептывающиеся крохи замолчали, все как один! А потом дружно - а-ах! - хватанули ртами воздух, да так и замерли, не дыша! Ирка обвела зал огненным взглядом зеленых глаз… и тут ачуч-пачуч выдохнули. Все. Разом. Одно-единственное, благоговейно прозвучавшее слово:
        - Блондинка!
        Тысячи глазок с немым восторгом уставились на Танькины светлые косы.
        Глава 20
        Сватовство Армена, мелкого царя
        Ирка едва не пошатнулась. Она стремительно обернулась к Таньке - и увидела, как на бледных щеках подруги разгорается смущенный и радостный румянец.
        Наряжавшие девчонок ачуч-пачуч, все как одна смуглокожие и черноволосые, дружно негодующе фыркнули - и отхлынули к складкам Иркиной юбки, всячески выказывая ей свою поддержку. Бабушка Сирануш неодобрительно поджала губы. И даже сама Ирка чувствовала, что смотрит сейчас на Таньку как-то не по-хорошему. А та-то, та! Краснеет, глазками стреляет, ножку из-под подола выставила, а еще графиня!
        В блеске золотой вспышки Армен переместился на помост, ухватился за подол Танькиного платья и завопил:
        - Женюсь! На блондинке женюсь, слюшай, а! Готовьте свадьбу!
        Кокетничающая и трепетавшая ресницами Татьяна резко очнулась, выдернула подол из цепких пальчиков ачуч-пачуч и отпрыгнула назад:
        - Нет!
        Еще секунду назад заходившаяся от натуральной ревности Ирка тоже очухалась:
        - Она не согласна, ей нельзя! - она вклинила носок своей туфельки между подругой и тянувшемуся к ней Армену. - Танька… это… графская дочка, вот! Их непонятно за кого замуж не выдают!
        - Ачуч-пачуч - понятно кто! - возмущенный Армен снова стукнул себя кулаком в грудь. - Ачуч-пачуч концом света занимаются!
        - Что за глупости говоришь, слюшай, э? - за своим увеличительным стеклом возмутилась бабушка Сирануш. - Разве ачуч-пачуч хотят, чтоб конец света был? Конец света будет - ачуч-пачуч не будет! Ачуч-пачуч должен правильно поступать, так поступать, чтоб конец света не было! - она очень и очень многозначительно поглядела на внука, а потом покосилась на Таньку. Ирка этих переглядок не поняла, зато Армен, кажется, отлично понял, насупился и пробурчал:
        - Зачем такое сказала, бабушка? Неужели от маленькой свадьбы вот так возьмет и наступит большой конец света?
        - А ты хочешь делать маленькую свадьбу? Какой жадный мальчик, э?
        - Зачем маленькую - большую свадьбу делать будем, всех позовем! Только свадьба одна, невеста одна - откуда конец света?
        - Слюшай, ты только начни, и покатилось: одна невеста, два невеста, три… А там и конец света!
        - Ти-ихо! - перекрывая перебранку бабушки и внука рявкнула Ирка, с опаской поглядывая на Таньку.
        На физиономии подруги была написана дикая паника. Кажется, сейчас она просто рванет прочь, топча подвернувшихся ачуч-пачуч, а вот этого Ирка допустить не могла. В конце концов, она честно собиралась выйти под убийственное солнце! Но если уж они все равно, пусть против ее воли, попали в шестой тур, надо хоть задание узнать! Вдруг им еще удастся выскочить из игры? Жечь-то себя ей на самом деле не хотелось до слез - это страшно больно и очень обидно!
        - Спокойно! - сказала Ирка, глядя на враз притихших от ее рыка ачуч-пачуч. - Какая свадьба, какая невеста? Это только вам кажется, что Танька большая, на самом деле она еще маленькая замуж выходить… - начала Ирка и обескураженно смолкла.
        Ачуч-пачуч хохотали. Валясь друг на друга, мотая головами и шлепаясь на пол от смеха. Хрюкал, вытирая бегущие из глаз слезы, Армен, и даже бабушка Сирануш мелко хихикала, прикрывая рот платком.
        - Не была б она маленькая, кто б на ней женился? - наконец отсмеявшись, покрутил могучим носом Армен. - Кому нужна совсем большая, совсем глупая жена, э?
        - Почему глупая? - Ирка так обалдела от этого заявления, что даже про свадьбу позабыла.
        - Как почему? - удивилась бабушка Сирануш. - Ачуч-пачуч рождается, он большой, но он младенец совсем, глупый совсем. Время идет - ачуч-пачуч уменьшается, умнеет, в школу идет, работать идет - маленький человек становится! А вы, люди, рождаетесь маленькими, а потом все больше, больше - откуда вам ума набраться? Совсем глупеете! Ачуч-пачуч могут с вами говорить, пока вы маленькие, а потом - о чем с вами говорить, с большими, с глупыми?
        - Погодите-погодите, - нахмурилась Ирка, соображая. - Люди с возрастом растут, а ачуч-пачуч, наоборот, уменьшаются? Поэтому у вас у всех и рост разный? Армена невооруженным глазом видно, потому что молодой, а бабушку Сирануш только в лупу и разглядишь, потому что она старая?
        - Я не старая, - с достоинством ответила бабушка. - Я зрелая!
        - Но ведь Танька человек, она дальше расти будет!
        В Танькиных глазах вспыхнула надежда.
        - Слюшай, мы с женой после свадьбы, своей семьей разберемся - расти ей, не расти… - Армен покосился на бабушку. Та осуждающе покачала головой и демонстративно отвернулась. Надежда в глазах подруги погасла.
        Ирка в отчаянии огляделась - ничего больше ей в голову не приходило. Конечно, за ачуч-пачуч Танька не пойдет, но ведь и задание тоже… Шарящий Иркин взгляд вдруг натолкнулся на возвышающегося над рядами ачуч-пачуч Богдана. А она и не заметила, когда он тут появился! Мальчишка тоже был чисто вымыт, но по-прежнему полуголый, без рубашки, все в тех же штанах и цыганских сапогах. Видно, мужского тараза великанского размера у ачуч-пачуч не нашлось. Приоткрыв рот, он в полном изумлении наблюдал за разгоревшимися вокруг Таньки страстями. Ирку озарило.
        - Не может Танька за вашего Армена замуж, - повторила она. - У нее вон жених есть! - и она ткнула в Богдана пальцем.
        - Чего? - охнул Богдан и бешеным взглядом вперился в Ирку.
        Рядом судорожно раскашлялась поперхнувшаяся от неожиданности Татьяна.
        - Да! - нагло подтвердила Ирка. - Они с детства… как его… Просватаны, во! Тоже - по старинному обычаю.
        - Ну если просватаны, если по обычаю… - с явным облегчением протянула бабушка Сирануш. - Разлучать нельзя. Внучок, ты куда?
        Но разошедшийся Армен уже спрыгнул с помоста. Протолкался через ачуч-пачуч, добежал до носков Богдановых сапог и, запрокинув голову, уставился на соперника:
        - Ты ей жених? - требовательно вопросил ачуч-пачуч.
        Богдан скривился. Поглядел на несчастную Татьяну, на грозную Ирку, тяжко вздохнул… и через силу кивнул.
        - Выкуп возьмешь? - искушающе предложил повелитель ачуч-пачуч. - Золото дадим, камни дадим - все есть!
        Богдан скроил страдальческую физиономию, так и кричавшую: он не то что выкуп бы взял, он бы и сам доплатил, чтоб Армен его от графини избавил, но… Богдан упрямо помотал головой - не возьму.
        - Тогда сражаться будем! - торжественно провозгласил Армен. - Один на один! Ты один… ну и я со всем своим войском!
        Не успели ребята охнуть, как ряды ачуч-пачуч дружно ощетинились копьями, мечами, луками с наложенными на тетиву стрелами. Все это оружие было направлено Богдану в лицо.
        - А что? - не смутился повелитель ачуч-пачуч. - Все по-честному, слюшай, а? Ты очень большой…
        - Зато ты о-очень умный… - пробормотал Богдан, пятясь к стене.
        - Ой, внук, что творишь, позор на мою седую голову! - завопила бабушка Сирануш, вцепляясь в свои иссиня-черные косы. - Уже совсем маленький стал, а ведешь себя как большой! Драться он собрался! Разве ж так согласия девушки добиваются? Девушку уговаривать надо, подарки сулить!
        - А тогда она согласится? - поинтересовался ачуч-пачуч и, немедленно оставив Богдана, перенесся обратно на помост. Пыхтя, принялся карабкаться вверх по складкам Танькиной юбки, бормоча. - Замуж за меня выходи, да? Золото подарю, каменья подарю, кольца, серьги подарю! Дом новый поставлю, большой, в самом центре - прямо под Армянской улицей! На свадьбу всю родню позовем. Из Еревана позовем, из Эчмиадзина позовем, из ростовской Нахичевани тоже позовем! И из Канады позовем, а? Все приедут, все подарки дорогие подарят! - он добрался как раз до Танькиной руки, обхватил ее палец и завопил на весь зал: - Все, бабушка, я ее поуговаривал, подарки пообещал, значит, она согласна! Играем свадьбу!
        - Не-ет! - не своим голосом снова завопила Татьяна, но, кажется, было поздно.
        Вокруг них загудело, засверкало, полыхнул ослепительный золотой свет…
        Глава 21
        Не женитесь на блондинках
        Прежде чем открыть глаза, Ирка торопливо заткнула уши. Со всех сторон раздавалось гудение, верещание, скрежет, пронзительные взвизги каких-то музыкальных инструментов. И неумолчный, ритмичный стук барабанов. Не вынимая пальцев из ушей, Ирка опасливо приоткрыла один глаз - и охнула.
        Она, Танька и Богдан стояли посреди очень красивого, вроде даже старинного кафе. Вокруг них тянулись длинные, покрытые цветными скатертями и уставленные тарелками столы, а на краях тарелок… На краях тарелок сидели веселящиеся ачуч-пачуч. Там же, на столах, расположились наяривающие музыканты, кружился хоровод девушек.
        - В армянском кафе гуляем! Для нас в дудук дуют, тар щиплют, в доол барабанят! Пошли жениться, невеста! - кричал Армен, все еще обнимающий Татьянин палец.
        - Оставьте меня в покое! Не пойду я никуда! - совсем не аристократически завопила графиня, изо всех сил тряся пальцем с вцепившимся в него женихом.
        - Пойдешь! Ты согласилась! - болтаясь в воздухе и изо всех сил цепляясь за палец, орал упорный ачуч-пачуч.
        - Пойдешь! Сейчас же! - вдруг подтвердила Ирка и подпихнула Татьяну в спину.
        Подруга, опешив, уставилась на нее. А вроде бы равнодушный Богдан крепко вцепился Таньке в другую руку, не занятую ачуч-пачуч:
        - Что говоришь, гадалка, куда она пойдет, если она не хочет? И мне тоже это вовсе не нравится, - уже совсем-совсем тихо добавил мальчишка.
        - Надо! - отрезала Ирка. - Он к нам не подойдет! - и она указала туда, где стоял главный стол. - Его так просто не выпустят!
        На столе в ряд стояли толстые лупы - самые разные: круглые и квадратные, на тонких ножках и на широких подставках. А за ними в своих креслах восседали самые маленькие, а значит, и самые старые ачуч-пачуч. Центральное место было отдано бабушке Сирануш. Сквозь увеличительное стекло видно было недовольное выражение на ее лице - затея внука ей по-прежнему активно не нравилась.
        Именно туда, к главному столу, Армен и тащил свою невесту: там, видно, и должна была состояться сама свадьба. Но Ирка показывала на оркестр, пристроившийся сбоку от старейшин, вовсю наяривающий в честь повелителя и его светловолосой невесты. Музыканты слаженно грохотали что-то бойкое и ритмичное, дело портил лишь солист с длинной то ли дудкой, то ли флейтой, которую ачуч-пачуч назвал дудук. Тихо и меланхолично дудук выводил мелодию из старой комедии советских времен: «Помоги-и мне… Помоги-и мне… Видишь, ги-ибну…»
        Солист смущенно отнял дудук от губ, перевернул, заглянул в отверстие, потряс и снова дунул. Дудук захрипел и взорвался заводным битловским: «Help! I need somebody’s help!»[Помогите, хоть кто-нибудь! (англ.)]
        - Ой! - растерянно сказала Татьяна, уставившись на дудук. - Но ведь если я туда пойду - меня же там замуж выдадут!
        - Не выдадут! - вдруг облегченно выдохнула Ирка, едва сдерживаясь, чтоб не расхохотаться. - Какая же я глупая! Могла бы раньше сообразить! Ла?мед-во?вник с его веником!
        В ответ на недоуменные взгляды друзей радостно пояснила:
        - Он с самого начала собирался меня втравить в уничтожение упыря и отлично знал, что тот попытается меня сделать своей невестой! Поэтому он меня обмел! Ну и тебя заодно, мы же рядом стояли! Ты там у себя в поместье на самом деле могла и не волноваться - в ближайшие семь лет ни на тебе, ни на мне точно никто не женится, как бы ни старались!
        - Вы уверены? - лицо графини радостно вспыхнуло. Зато на смуглой физиономии Богдана неожиданно промелькнуло… что-то похожее на разочарование?
        - Хорошо, панна Ирина, - Татьяна поднесла к глазам палец, на кончике которого болтался укачавшийся ачуч-пачуч. - Я иду! Но смотрите… - голос ее зазвучал угрожающе. - Если вы ошибаетесь и вот этот… повелитель… - она потрясла пальцем, ачуч-пачуч снова качнулся туда-сюда, - на мне все-таки женится… Я вас тоже замуж выдам! За самого старого, самого мелкого ачуч-пачуч!
        - Ага, как раз пригодится - стану я упырицей, и даже на людей охотиться не придется! Просто напихиваешь полный рот ачуч-пачуч и жуешь себе! Или из кулечка их, как семечки! - согласилась Ирка и зашипела: - Иди скорей, время уходит, вон, смеркается уже, - и она указала на засиневшие за окнами сумерки.
        Татьяна кивнула и, выставив палец с Арменом, зашагала к главному столу. Ирка поспешила за ней.
        - Э, а ты куда? - завопил оседлавший палец невесты Армен. - Я ж не мусульманин, чтоб сразу на двух жениться!
        - Я подружка невесты, у нас так принято, - отрезала Ирка. - Это вот - дружок жениха, твой то есть, - она ткнула в Богдана. - И еще чтоб во время венчания музыка играла, - она кивнула на замолкший было дудук.
        Польщенный исполнитель немедленно выдул:
        - Я буду вместо, вместо нее. Твоя невеста, честно, ё!
        - Вы не издевайтесь, вы говорите быстро, что на этот раз надо! - выпалила Ирка.
        - Слюшай, не издеваюсь я! Как чего надо? Вроде ж в брак вступать собрались или все-таки не согласны? - проворчала в ответ обиженная ее грубостью бабушка Сирануш.
        А дудук тоненько просвистел:
        - Найти главный армянский плод!
        - Чего? - Ирка пригнулась и, смущая музыканта, заглянула прямо в отверстие его дудука. - Какой еще…
        - Законный, какой же еще! - возмутилась бабушка, уверенная, что это с ней разговаривают.
        - Главный. Армянский, - виновато просвистел дудук-ведущий. - Подсказать не могу. Он еще нужен, чтоб семью создать.
        - Семью создать? - ошеломленно переспросила уже Татьяна. И напрасно!
        - Слышишь, бабушка, она хочет семью создать! - возрадовался Армен. - Благословляй нас скорее!
        Бабушка Сирануш, явно не желавшая свадьбы, мгновенно нашла отговорку:
        - А еще не все собрались! От Армянских складов и Армянского госпиталя ачуч-пачуч не вернулись, ты их сам туда отправил невесту тебе искать! Нехорошо без них начинать!
        - Бабушка! Они потом свое съедят, выпьют, повеселятся! А невест мне больше не надо, у меня уже есть! Благословляй, слюшай, а!
        - Не тяни, Сирануш, видишь, молодому не терпится! - прошамкал один из старцев из-за своего увеличительного стекла.
        Бабушка Сирануш растерянно огляделась и, не видя больше поддержки, неуверенно подняла для благословения крохотную ручку.
        - Панна Ирина, нас сейчас благословят - и кажется, это уже будет все! - в панике прошептала Татьяна.
        - Ничего, ничего! - шепотом подбодрила ее Ирка. - Ничего у них не выйдет, веник - это сила! Сейчас что-нибудь обязательно произойдет!
        Произошло. Бабушка Сирануш окончательно смирилась со свадьбой внука, величественно шагнула вперед, воздела руку и произнесла:
        - Благословля…
        Дверь, почему-то та, что вела на кухню, распахнулась, и в кафе ввалилась целая толпа отчаянно галдящих ачуч-пачуч:
        - Армен! Армен! Повелитель! - орали они. - Мы тебе невест нашли! Целый пучок невест нашли! Букет нашли! Ай, выбирай какую хочешь!
        Следом за орущими ачуч-пачуч, недоуменно озираясь, в зал шагнули пять женщин.
        - Пани экономка! - охнула Татьяна.
        - С девчонками! - фыркнула Ирка.
        И правда, это были Оксана Тарасовна и ее ро?бленные. Впереди всех стояла ведьмочка Марина. Свет ламп серебрился на ее белых, как лен, волосах.
        Рядом Ирка услышала тихий задушенный стон:
        - Блондинка! Сильно блондинка!
        Будто капля, Армен сполз с Танькиного пальца и шлепнулся на пол. Заковылял к Марине.
        - Блондинка, замуж за меня пойдешь?
        Марина, надменно приподняв брови, оглядела крохотного ачуч-пачуч, потом обвела взглядом пышную свадьбу и лицо ее стало задумчивым. Потом она узрела Ирку и Татьяну у главного стола - скуксилась, будто лимон разжевала. Просверлила глазами их массивные серьги с камнями - и злорадно усмехнулась:
        - Пойду!
        - Ай, внук, что творишь! Одну невесту едва уговорил, к другой убежал! А эту и уговаривать не надо! - завопила бабушка Сирануш.
        - Марина! - холодным предостерегающим тоном окликнула свою ро?бленную Оксана Тарасовна.
        Белобрысая улыбнулась Армену и завлекательно потянула себя за светлый локон:
        - Никуда не уходи, жених, я сейчас приду, - и направилась к ведьме-хозяйке.
        Ирка мгновенно насторожила свой собачий слух.
        - …Вы сами говорили, что мы должны выгодно выйти замуж! - поймала она едва слышный шепот ро?бленной. - А во всех легендах сказано, что у карликов обязательно есть сокровища!
        - Здесь Хортица с подружкой, - все еще колебалась ведьма-хозяйка.
        - Да, и на них та-акие серьги! Наверняка карлик подарил. Так почему все им, а не мне? Ну и вам, конечно! - парировала Марина.
        - У него бабушка… - Оксану Тарасовну не оставляли сомнения. - А такая бабушка - это даже для р?жденной ведьмы серьезно, не то что для тебя!
        - Подумаешь, бабушка! - фыркнула Марина. - Может, и серьезная, только она маленькая, а я большая! Давайте так: я выхожу за этого недомерка замуж, он мне показывает, где их сокровища, мы раскладываем их по карманам и убираемся отсюда подальше! Что они нас, догонят на своих коротюсеньких ножонках? Кстати, ваших - тридцать процентов, Оксана Тарасовна!
        - Пятьдесят! - отрезала хозяйка. - Ладно, пусть будет по-твоему, иди, сходи замуж, только быстро!
        Ирка хмыкнула. Кажется, вернувшись в современность, ро?бленные и их хозяйка снова вспомнили, кто они такие. Но в памяти они, или без, в XXI веке или в XIX, желания у них одни и те же! Да и характер…
        - Эта девочка права - она действительно уже совсем большая. - Разглядывая Марину, будто диковинную зверушку, вдруг осуждающе протянула бабушка Сирануш. - И уже совсем-совсем глупая.
        Ирка поглядела на нее вопросительно.
        - Вы, люди, думаете, что шепчете, а ачуч-пачуч ваш шепот из-под земли слышат, не то что с другого конца стола, - усмехнулась бабушка.
        А ведущего-дудук вроде не слышали… Или слышали?
        - И бегают ачуч-пачуч очень быстро. И сокровища свои кому попало не показывают. Правда, внук у меня глупый. Но это ничего, он еще молодой, уменьшится - поумнеет. Придется только бабушке ему урок преподать, чтоб слушаться научился тех, кто меньше его!
        Ирку ощутимо толкнули в плечо. Рядом стояла ухмыляющаяся Марина.
        - Проваливай отсюда, Хортица, и подружку свою забирай, я тут замуж выхожу! Сережки оставьте, нечего мои антикварные сокровища разбазаривать!
        - Ачуч-пачуч подарки назад не забирают! - возразила бабушка.
        - А я не ачуч-пачуч, - отрезала Марина.
        - Будешь, раз за ачуч-пачуч замуж выходишь, - так кротко, что любой знающий бабушку насторожился бы, возразила Сирануш. - Женщины ачуч-пачуч не могут обычаев не соблюдать! - это прозвучало предупреждением. - Мужа уважать, старших во всем слушаться…
        Но Марина предупреждения не расслышала:
        - Молчи, старуха, пока я тебя ногтем не прищелкнула, - отбрила она. - Я невеста повелителя, я тут больше всех, я решать буду!
        - Так что, благословлять? - уж вовсе угрожающе прогудела бабушка.
        - Давай! - бесшабашно махнула рукой Марина.
        - Благословля…
        На этот раз распахнулась дверь с улицы - и недавняя сцена в точности повторилась. В кафе ввалилась орда галдящих ачуч-пачуч:
        - Повелитель! Мы тебе невест нашли! Ай, красавицы, выбирай какую хочешь!
        Они и правда были красавицами, вошедшие вслед за ачуч-пачуч в кафе волшебные красавицы группы «Манагра»: Надя, Вера, и…
        - А Света где? - ахнула Ирка и под нос пробормотала: - Я уж не буду уточнять, где теперь Кармалюк…
        - Понятия не имею, - мягко сообщила третья, платиноволосая красавица. - Я - Альбина!
        Из-под ног Марины мышкой выскользнул Армен - и потопотал к новой блондинке.
        - Ай, Альбина-красавица, выходи за меня замуж, слюшай?
        - Недолго же ты невестой пробыла! - язвительно бросила ошеломленной Марине бабушка Сирануш. - Ты, как тебя, Альбина! Тебе тоже наши сокровища нужны?
        - Нет, - все так же мягко возразила Альбина. - Нам нужна только любовь. Много любви, - и она присела на корточки напротив повелителя ачуч-почуч и проникновенно заглянула ему в глаза: - Ты такой маленький, разве ты сможешь любить меня?
        - Я маленький, но у меня большое сердце! - стукнул себя в грудь ачуч-пачуч и вдруг как-то сонно заморгал.
        Зато Ирка заметила, как у Альбины мгновенно засияли глаза, на щеках заиграл румянец, сама она еще больше похорошела.
        - Сердце-то - ладно, плохо, что голова у тебя тоже большая! Дурная! - проворчала бабушка Сирануш.
        Зато Альбина рассмеялась и подставила малышу ладонь.
        - Тогда люби, лихой джигит, нам без любви никак нельзя.
        - Я не джигит, я лучше, - сказал Армен, забираясь к ней на ладонь. - Я ачуч-па-ачуч! - он вдруг длинно, душераздирающе зевнул и, свернувшись калачиком, заснул прямо у Альбины между пальцами.
        Именно этот момент выбрала Марина для атаки. Она протянула руку и, мазнув, как кошка лапой, выхватила Армена у Альбины.
        - Не трогай! - возмутилась платиноволосая. - Он меня любит!
        - Нечего чужих женихов хватать! - зажимая ачуч-пачуч в кулаке, как гранату, только голова торчала, завизжала белобрысая.
        - Отдай! - Альбина кинулась к ней, ухватила Армена двумя пальцами за голову и попыталась выдернуть из кулака конкурентки. Марина не отпускала. С попавшего между разъяренными блондинками жениха слетела вся сонливость, он орал так, что перекрывал обеих невест. Альбина вцепилась в стиснутые на ачуч-пачуч пальцы Марины и попыталась их разжать. Марина размахнулась и заехала сопернице кулаком в глаз.
        - Наших бьют! - красавица Надя махнула длинной стройной ножкой. Похоже, этот прием был у нее отлично отработан - концертная туфелька на тонкой шпильке слетела с ноги и звезданула Марину точно в лоб.
        Оксана Тарасовна вмешалась в схватку хладнокровно, но результативно. Она подхватила со стола тарелку и метнула ее от бедра, как фрисби. Тарелка завертелась в полете - сидящие на ней ачуч-пачуч заверещали, точно на карусели - и врезалась в живот Вере. Красавицу согнуло пополам. Оксана Тарасовна торжествующе завопила и принялась метать со стола и остальные тарелки - воздух наполнился летящими и визжащими ачуч-пачуч. Оставшаяся тройка ро?бленных с воинственными кличами ринулась на помощь Марине. Надя успела зафитилить навстречу врагу вторую туфельку, Вера - разогнуться, и обе красавицы встретили нападающих ощетинившись маникюром. Противницы сшиблись с диким визгом, полетели клочья длинных волос - черных, рыжих, каштановых, светлых - на любой вкус! Из расцарапанных физиономий брызнула первая кровь. Не выпуская Марининого кулака, Альбина засадила сопернице носком туфли по голени. Марина рухнула навзничь, увлекая за собой конкурентку. Мгновение - и их, вместе с зажатым в Маринином кулаке Арменом, погребла волна дерущихся.
        - Внучек! Внучек мой! - завопила очнувшаяся бабушка Сирануш. - Что сидите?! - гаркнула она на ачуч-пачуч. - Спасайте повелителя!
        Воинство ачуч-пачуч ринулось на помощь своему вождю, попавшему в руки блондинок.
        Туча выпущенных лучниками стрел застряли в разметавшихся волосах дерущихся девиц. Зато копейщики не промахнулись! Сотни тоненьких, как булавочки, копий с лету воткнулись в обтянутый шелком концертного платья зад Нади, осыпали уколами увлеченно пинающуюся Веру, истыкали молотящих кулаками р?бленных…
        Оказывается, все, что слышалось раньше, - это был еще не визг! Так, легкое попискивание, вроде разминки. Зато сейчас от изданных драчуньями пронзительных трелей войско ачуч-пачуч и не участвовавшие в бою зрители дружно залегли за солонками и перечницами. Надя отчаянно подпрыгнула и схватилась за зад, Вера затрясла исколотой рукой, ро?бленные вертелись на месте, как набравшиеся блох болонки. От переходящего в ультразвук верещания одна за другой начали лопаться лупы старейшин. Сквозь уцелевшие обломки линз еще можно было разглядеть, как, подхватив полы длинных одеяний, почтенные ачуч-пачуч улепетывали кто куда. Одна лишь бабушка Сирануш неколебимо стояла за своим треснувшим увеличительным стеклом и не отрывала глаз от схватки, в круговороте которой затерялся ее внук.
        Копейщики приподнялись над укрытиями и повторили бросок. Драчуньи дружно метнулись в разные стороны, спасаясь от крохотных копий. Вера наткнулась на Альбину, та налетела на Марину, Марина упала на Надю, Надя врезалась в ро?бленных… Вереща и завывая, драка кубарем выкатилась за порог армянского кафе.
        Снова закричала бабушка Сирануш:
        - Похищают! Невесты жениха похитили! Держите их, пока они его не поделили! - и тихо добавила: - Пополам. Ой, бедный мой глупый внук! Такой еще большой мальчик!
        Вооруженные ачуч-пачуч затопотали в погоню за выкраденным повелителем. Но далеко бежать им не пришлось. За дверью снова дико заверещали, и сбежавшие ро?бленные, чуть не падая и испуганно озираясь, ввалились обратно. С их встрепанных волос, как мелкая хвоя, осыпались застрявшие там стрелы.
        - Хозяйка! - отчаянно размахивая так и не выпущенным ачуч-пачуч, вопила Марина. - Там эти… Летавцы! Певцы паршивые - Валера с приятелями! А девки исчезли!
        - Бабушка! - из Марининого кулака верещал Армен. - На меня блондинки напали, невесты напали, какие-то джигиты напали, абреки напали, меня копьями закидали, в кулаке помяли! Спаси меня, бабушка!
        - А я говорила-а-а!.. - пронзительно, как всегда, прокричала крохотная старушка давно желанную фразу. - Бабушка тебя предупреждала-а-а!.. - в тоне Сирануш было столько самозабвенной склочности, что Ирка ни секунды не сомневалась - вот сейчас бабуля получает наивысшее наслаждение, ради которого и свадьбу с дракой перетерпеть не жалко. Бабушка Сирануш выскочила из-за своей треснувшей лупы, и только по звукам ее верещащего голосочка можно было понять, что она со всех ног бежит к внуку. А кстати, и правда - ачуч-пачуч быстро бегают. Во всяком случае, их бабушки. Через долю мгновения разъяренные вопли Сирануш уже слышались от Марининых каблуков. - Где одна невеста - там и две, и три, и полный конец света! Жениться надумал - на ачуч-пачуч женись! Твой дед на мне женился - всю жизнь счастлив был, меня на руках носил, а попробовал бы он не носить, дурак старый… А тебе блондинку подавай? Человеческую? По обычаю старинному? Будет тебе и блондинка, и человеческая, и обычай! Хотел на ней жениться? - судя по всему, невидимая Сирануш указала на Марину. - По обычаю?
        - Хотел… - проблеял из кулака испуганный внук.
        - А ты за него идти соглашалась? Тоже по обычаю? - вопрос был обращен к Марине, во всяком случае, та судорожно кивнула.
        - Ну тогда… - послышался шумный вздох, бабушка Сирануш набрала полную грудь воздуха и заверещала: - Благословля-ю-ю! Благословля-ю-ю, слюшай, э!
        Последняя уцелевшая линза лопнула вдребезги, разлетевшись на мелкие стеклянные брызги.
        Секунду в кафе царила нерушимая тишина. А потом Марина испуганно ахнула.
        Невеста стремительно уменьшалась. Вот она стала ниже на голову. Вот она уже ростом со стол. Вот малыш-жених не помещается у нее в кулаке и шлепается на пол, хотя падать ему недалеко - белобрысая ро?бленная не выше табуретки. Испуганно пища, она словно складывается… Замирает. Рядом с женихом размером с огурец стояла крохотная, не больше игрушечного пупса, невеста. И отчаянно, взахлеб рыдала.
        Глава 22
        Кило абрикосов на добрую память
        - Ну что? - угрожающе процедила бабушка Сирануш, и ее невидимый для больших людей, но ощутимый, как падающий на голову кирпич, взгляд прошелся по Оксане Тарасовне и уцелевшим робленным. - Еще кто-нибудь замуж за ачуч-пачуч хочет? Еще кого-нибудь благословить? Я могу…
        - Нет, спасибо, не надо, мы, пожалуй, пойдем, - пятясь сама и отпихивая к дверям оставшихся трех девчонок, забормотала ведьма-хозяйка, опасливо поглядывая туда, откуда слышался голосок грозной бабушки.
        - Хозяйка, не бросайте меня! - пупсик-Марина со всех своих маленьких ножек ринулась следом за Оксаной Тарасовной… и была поймана за подол.
        - А ты, невестка дорогая, куда собралась? - зловеще поинтересовалась бабушка Сирануш. - Ты теперь наша! - и под ноги Марине свалилось малюсенькое ведерко. - Покажи гостям, какая из тебя хозяйка! На кран заползи, вентиль отверни, воды наноси…
        - Не буду я вам воду носить! - завизжала Марина… и вдруг смолкла, будто ей рот заткнули. Рывками, как марионетка на ниточках, она нагнулась и подобрала ведро.
        - Бу-удешь, - прогудела Сирануш. - Кто не захотел по-современному жить, кто решил старинные обычаи соблюдать - тому соблюдать их до конца! А по обычаю невестке и муж хозяин, и свекровь хозяйка, а уж бабушка Сирануш - всем хозяйкам хозяйка! - и бабушка мелко захихикала.
        Шагая, будто робот, Марина с ведром двинулась в сторону кухни.
        - И сковородки там все перечисть! - крикнула ей вслед Сирануш.
        - Но я же такая крохотная, а они - такие огромные! - послышался отчаянный вопль Марины.
        - Да-а, - злорадно согласилась Сирануш. - А кто бабушку Сирануш хочет ногтем прищелкнуть, тот может вовсе без пальцев остаться. Ты что без дела стоишь? - накинулась она на внука, - или тебя тоже на кухню отправить? Развлекай гостей, угощай, раз на свадьбу позвал, да пошевеливайся! Взял моду жениться, слюшай, э? А бабушку ты спросил? Все, теперь ты из моей воли не выйдешь, любитель старины! Теперь тебя бабушка научит уму-разуму!
        Перепуганный Армен торопливо полез к гостям на стол - похоже, перспектива вместе с невестой драить гигантские сковородки его не прельщала. Музыканты грянули что-то лихое…
        - Слюшай, как хорошо, что муж мой покойный был совсем современный человек, э? - прозвучал у Ирки прямо под ухом довольный голосок Сирануш. - Никаких таких обычаев не соблюдал, никого Сирануш не слушалась, сковородок не чистила, даже после свадьбы университет в Ереване закончила, э? А чему ты удивляешься, слюшай? На армянине одном, студенте, туда ездила. Я уже тогда маленькая была, умненькая - в карман к преподавателю запрыгну, сижу, лекцию слушаю…
        - А все… все невесты ачуч-пачуч после свадьбы превращаются в ачуч-пачуч? - дрожащим голоском спросила Танька, круглыми от страха глазами глядя в сторону кухни, где грохотали сковородки и раздавался жалобный тоненький Маринин голосочек.
        - Э, неправильно поняла, слюшай! - Сирануш неожиданно заговорила серьезно. - Зачем невеста, не обязательно невеста! Любой человек может ачуч-пачуч стать! Из жадности может стать, из страха может стать - побоится в большом мире, опасном мире жить. А вот если станут все люди ачуч-пачуч - тут-то конец свету и настанет. Поэтому хоть и жалко нам вас, что большие будете, глупые будете… - голос Сирануш снова зазвучал насмешливо, - а к себе вас брать не спешим: опустеет большой мир - одни ачуч-пачуч останутся, ачуч-пачуч останутся - скоро ничего не останется! А зачем ачуч-пачуч ничего? Нам свет нравится, мы не хотим ему конец! Потому я и против была, чтоб мой глупый внук невесту из людей брал - нечего большой мир опустошать, даже чуть-чуть не надо!
        - Не волнуйтесь, бабушка Сирануш, - сказала Ирка, стараясь ни в коем случае не шевелить плечом, на котором, кажется, и пристроилась бойкая бабушка. - Если из большого мира исчезнет одна вредная белобрысая ро?бленная - это категорически не конец света!
        - Слюшай, вам отсюда быстрее убираться нужно, понимаешь, э? - обеспокоенно откликнулась Сирануш. - Пока другие не решили, что если их предводитель человеческую невесту завел, так и на их долю блондинки остались. А это получится еще чуть-чуть ближе к концу света!
        Танька испуганно прикрыла ладонью светлые косы, и, как ни странно, встревожился и Богдан, обводя веселящихся за тарелками ачуч-пачуч настороженным взглядом.
        - За мной бегите, только не отставайте, э! - скомандовала Сирануш.
        Ирка хотела скептически хмыкнуть - все-таки бабуля преувеличивает свои возможности, - но вдруг почувствовала, как на груди у нее что-то шевельнулось.
        Конь-кулончик фыркнул, топнул ногой, тряхнул гривой и легким галопом понесся вниз по складкам Иркиного платья. А на спине его едва заметно поблескивало что-то, и пронзительный голосок Сирануш вопил:
        - Бего-ом! - конь спрыгнул на стол, потом на пол - неугомонная Сирануш послала вороного в галоп.
        Ирка с Татьяной переглянулись, подобрали длинные юбки и со всех ног рванули за крохотной всадницей. Сзади бухал сапогами Богдан.
        - Куда мы? - с трудом поравнявшись с несущимся во весь опор жеребцом и стараясь ни в коем случае не наступить на него и не смахнуть подолом, прокричала на бегу Ирка.
        - Зачем спрашиваешь, слюшай? - прокричала в ответ невидимая всадница. - Вы ж не просто так к ачуч-пачуч явились, вы ж за своим интересом явились - или думаете, Сирануш глухая, ничего не слышит?
        Снова сверкнул ослепительный свет, без перехода они очутились под открытым небом. Под ногами была брусчатка старинной мостовой.
        - Армянский рынок! - выдохнула за спиной Татьяна и быстро пояснила: - Только это давно уже не рынок, это площадь так называется.
        Все равно - это был рынок. Обычно чинная, изящная и даже гламурная средневековая площадь теперь полна была воплей и бурления жизни. Ее заполняли доверху заваленные прилавки - даже сквозь сгустившуюся ночную мглу светились желтые бока дынь, фонарями алели помидоры. А на каждом прилавке скакали и приплясывали ачуч-пачуч, те самые, что помогали девчонкам принять ванну. И воздух звенел от их пронзительных криков:
        - Капуста, капуста, свежая капуста!
        - Бананы-апельсины-мандарины, новый урожай из Аргентины!
        - Девушка-персик, подходи, покупай персик, сладкий - наполовину мед, наполовину сахар!
        - Ищите свой главный армянский плод, - крикнула Сирануш. - Ищите, только смотрите, не ошибитесь!
        Ирка растерянно уставилась на заполонившее прилавки изобилие. От воплей продавцов кружилась голова.
        - Может, помидор? - пробормотала она, нерешительно протягивая и тут же опуская руку.
        - Почему? - удивилась Татьяна.
        - Ну… Я когда на рынке торговала, рядом со мной армяне с помидорами стояли, - неуверенно сказала Ирка.
        Графиня выглядела совершенно скандализованной:
        - Вы… Вы… О боже, на рынке! Панна Ирина, какая компрометация!
        Ирка пожала плечами - это еще не самый крутой факт ее запутанной биографии.
        - Дыню бери, дыню! - дергая Ирку за широкий рукав, прошептал Богдан.
        - Позвольте узнать, господин цыган, почему вы остановили свой выбор на дыне? - с надменной язвительностью поинтересовалась Татьяна.
        - А они сладкие! - простодушно сообщил тот. - Мы с таборными мальчишками всегда у армян дыни воровали.
        - Одна торгует, второй ворует! - схватившись за голову, простонала графиня. - Быть может, я тоже совершала на рынке какие-нибудь несовместимые с дворянской честью деяния, просто не помню об этом?
        - Успокойся, ты на рынок даже за покупками никогда не ходила, - обиженно глядя на подругу, буркнула Ирка. Когда Ирка в упырицу превратилась, Танька, значит, ничего, спокойно восприняла, а рынок ее не устраивает! Подумаешь, графиня! - У твоей мамы домработница есть.
        - И это совершенно естественно и нормально, - явно успокаиваясь, сообщила Татьяна. - Посещение подобных мест губит репутацию дамы, а с поведением благородной девицы вообще несовместно, - графиня вдруг замолчала, внимательно разглядывая разложенные ачуч-пачуч товары и после долгой паузы припечатала. - И должна вам сказать, рынок тут вовсе ни при чем!
        На физиономии графини появилось то выражение азарта, с каким настоящая Танька распутывала хитрые загадки.
        - Разве нас просят назвать плод, которым господа армяне торгуют? Нам нужен просто главный армянский плод! Я вам говорила уже, что армянское христианство чуть ли не самое древнее! В их истории прародительница людей ела вовсе не яблоко! По армянской легенде, бог велел ей отыскать плод, съев который, она сможет рожать детей и населить землю людьми! Поэтому он и имеет отношение к семье! А чтоб она смогла найти этот плод, бог назвал его особенное свойство: он делится рукой пополам! - и тут Татьяна завопила на весь рынок, презрев всякое графское достоинство: - Абрикос! Хочу абрикос!
        - Ай, умница, почти ачуч-пачуч! - восторженно вскричала бабушка Сирануш.
        Снова блеснул ослепительный свет… и троица ребят обнаружила себя стоящими там, где они и начинали шестой тур квеста, - внутри восьмигранного павильона на ратушной площади, у засолившегося старого Армянского колодца. Только на бортике колодца теперь лежала… Ее тоже можно было назвать старинной, эту нитяную авоську в дырочку. Точно такая же еще сохранилась у Иркиной бабки. Крохотные торговки ачуч-пачуч один за другим закатывали внутрь веселые ярко-желтые мячики спелых абрикосов. И звучал пронзительный голосок:
        - Порадовали бабушку, приятно, слюшай, э? Не думала, что разгадаете загадку, - забыли люди легенды, все забыли, а вы знаете!
        - Как хорошо, что умные книжки, которые ты глотаешь пачками, еще в XIX веке были написаны, - с облегчением пробормотала Ирка.
        - А может, оставайтесь с ачуч-пачуч, э? - явно решившись на беспрецедентный шаг вдруг предложила бабушка. - Такие умные сейчас - вырастете, совсем глупые будете, жалко, э? Нет? Совсем не хотите? Э, значит, до совсем большие-глупые недолго осталось, - заключила Сирануш. Авоська уже раздулась, бока абрикосов торчали сквозь переплетение нитей, две пыхтящие ачуч-пачуч затолкали внутрь последний шарик, и бабушка скомандовала: - Берите свои абрикосы на здоровье! Килограмм ровно - хватит-нет, перевешивать будете, э?
        - Спасибо, хватит, перевешивать не будем, мы доверяем, - автоматически пробормотала Ирка и протянула руку к авоське.
        Соленая вода в глубине колодца с громким рокотом взбурлила. Ее черное зеркало пошло рябью, крутая волна пробежала от одной стенки к другой. Вода начала подниматься, подниматься, подниматься… Пока не оказалась почти вровень с бортами. Ее поверхность раздалась, и над водой всплыл могучий рыбий плавник. Блеснула чешуя…
        - Вишап! - задушенным шепотом выдохнули ачуч-пачуч. И тут же восьмигранный павильон заполонили дикие вопли: - Виша-ап! Водный демон! Спасайтесь! Мы все пропали! - крохотные ачуч-пачуч метались по краю колодца, в отчаянной надежде спастись прыгали вниз и, топоча маленькими ножками, с криками разбегались по павильону, прячась по темным углам от водяного демона.
        Богдан выхватил серебряный нож и бросился к краю колодца, Ирка рванула за ним, выщелкивая на кончиках пальцев собачьи когти. Пусть только этот проклятый демон всплывет!
        - Тьфу! - объявил всплывший, длинной струей сплевывая воду на бортик колодца. - И чи стоять ци диты, щоб чесна пресноводна щука за ради них в якись пакости плавала, як треска соленая! Та став бы хто инший им помогать, та ще писля того, як воны мэнэ, солидну стару щуку, до унитазу запихали! Та що ж делать, якщо я така добра, що в мэнэ за тих дитей - щоб их раки защипали! - аж жабры вид жалости болять, як вони там сами-смисеньки у тий клятый квэст грають?
        - А вот знаете, пока вы не всплыли - все нормально было! - в сердцах рявкнула Ирка, опуская руку с выпущенными когтями. - Я так надеялась, что хотя бы без вас обойдется.
        - Ой, яки ж грубые, тьфу на вас еще раз! - щука снова длинно сплюнула, словно задалась целью переквалифицироваться в кита. - Чи вас мамки не вчилы, як треба з щуками обращаться?
        - Ножом и вилкой. Специальными, для рыбы, - тихо-тихо пробормотала Татьяна.
        - Можно просто руками. Только остыть должна, чтоб не горячая, - так же тихо добавил Богдан.
        С бортика послышалось еще более тихое, но явственное хихиканье.
        Ирка вгляделась в бортик внимательно - неужели Сирануш не убежала, испугавшись вишапа? С нее станется!
        Щука сделала вид, что ничего не услышала:
        - Надо казаты: здравствуйте, дорогенька титонька щука…
        Да-а, щука была дорогущая, едва на билеты потом хватило - Ирка это отлично помнила.
        - …Заплывайте до нас, спасибочки, що заглянули, угощайтеся, якщо будет на то ваша ласка… Та ось хоть той гыдотой маленькой, що у вас там на бортике сыдыть та над старой щукой хихикает! - будто только сейчас заметив крохотную насмешницу, сообщила щука, нарезая круги. - Що то воно - дафния, чи мотыль сушеный? А кидайте його мени до рота, бо мэни после той поганой соленой воды хоть чимось заесть надобно! - и щука распахнула во всю ширь пасть, полную острых треугольных зубов.
        - Это кого ты тут гыдотой назвала, слюшай, э? - визгливо вознегодовала Сирануш. - На кого пасть раскрываешь, ты, тюлька маринованная?
        И разъяренная Сирануш сделала то, чего от нее уж никак не ожидали. Оказывается, бабушки ачуч-пачуч не только быстро бегают и громко орут. Теперь Ирка точно знала, почему они не торопятся разбегаться даже при виде грозного водного демона… но знание это оказалось изрядно запоздалым!
        Потому что ухваченная за ручки авоська с килограммом абрикос вдруг взмыла, будто сама собой, трижды крутанулась в воздухе…
        - На-а тебе! Получай, э!
        Авоська с абрикосами со свистом влетела точно в распахнутую пасть щуки. Щука охнула, судорожно захлопнула пасть - перекусывая авоську пополам. По обе стороны от длинной щучьей морды на воде заскакали желтые мячики. Щука со свисающими из пасти обрывками авоськи испуганно ушла под воду. И сама вода в колодце начала стремительно опускаться, возвращаясь на глубину.
        - Не-ет! - заорала Ирка. Пройти шесть туров, заполучить приз последнего и так глупо потерять его из-за двух скандальных бабок - щучьей и ачуч-пачучьей породы?
        Вода уходила. Пока Ирка перекинется, щука с их абрикосами смоется в буквальном смысле слова! Недолго думая, ведьма вскочила на бортик колодца и как была, в платье и человеческом облике, ласточкой сиганула вниз.
        Воздух засвистел в ушах. Ее стремительно падающее тело догнало уходящее вниз темное зеркало воды. С шумом и плеском Ирка рухнула в соленую, как кровь, воду.
        - Та що ж це робыться, дети щукам на голову сыплються! - заверещало прямо под ней, и в складках юбки отчаянно забилось что-то длинное и сильное.
        Но Ирке было не до того. Под водой было темно и совершенно ничего не видно. Не приспособленное к подводному плаванию собачье зрение только мешало. Могло бы помочь упыриное ночное видение, но что-то вот не помогало. Конечно, постовых милиционеров кусать, так ее новоявленный вампиризм тут как тут, а как для дела надо… Тьма вокруг Ирки вспыхнула. Нет, она не осветилась, света там не было ни капли, Ирка подозревала - появись он, она не смогла бы видеть так ясно и отчетливо. Темная толща воды стала прозрачной, девчонка увидала, как медленно опускаются в глубину маленькие серые шарики. Абрикосы! Ирка протянула руку, чтобы подхватить парочку… Ее юбку со всей силы рвануло и поволокло прочь, будто к подолу двигатель пришили!
        Ирка извернулась в воде - сквозь колышущийся подол просматривалась серебристая чешуя! Запутавшаяся в Иркином длинном платье рыбина, изо всех немалых сил работая плавниками, плыла невесть куда и зачем - лишь бы прочь, лишь бы освободиться! Ирка изогнулась сильнее - и ухватила щуку за хвост. И со всей силы шарахнула башкой о промелькнувшую мимо каменную стену колодца. Щука выпустила крупный воздушный пузырь и обмякла, всплывая вверх брюхом. Сунув бесчувственную рыбину себе под мышку, Ирка пересекла колодец под водой туда-сюда. Ни единого абрикоса! Разметанные схваткой фрукты исчезли. Это конец! Отчаявшаяся девчонка всплыла к поверхности… и чуть не завопила от восторга! По черному зеркалу воды невозмутимо плыл маленький абрикосик с чуть наддавленным бочком.
        Ирка благоговейно подставила ладонь и приняла в нее такой нужный им всем главный армянский плод.

…Из черного зева Армянского колодца, шаркая крыльями по каменным стенам, медленно взлетала гигантская хортая борзая. В когтях передних лап она бережно-бережно держала крохотный абрикос. А по обе стороны пасти свешивалась длинная толстая щучина!
        - Отпусти! Отпусти мэнэ! - пронзительный голос очнувшейся щуки до краев заполнял и колодец, и восьмигранный павильон. - А-а, чешую зубами покоцаешь! Не впивайся, не впивайся в мэнэ, чуешь, ты, псина пидзаборна! Сплюнь! Сплюнь мэнэ сейчас же, а-а! Вона мэнэ зараз съест! Спасите!
        Борзая аккуратно приземлилась на край колодца, рядом с тревожно поджидающими ее друзьями. Облик ее потек, изменяясь, и вот уже на бортике стоит черноволосая девчонка в насквозь мокром армянском костюме, бережно держа в одной руке абрикос, а в другой небрежно сжимая хвост извивающейся щуки.
        - Съесть, допустим, не съем, но таки понадкусую! - пробормотала Ирка, разглядывая оставшиеся на чешуе следы собачьих зубов.
        И вдруг принялась вертеть рыбину над головой.
        - А-а-а!
        Беззвучный щучий вопль полоснул прямо по мозгам и… раздался грохот бьющегося стекла - Ирка с силой метнула щуку в окошко павильона. Вращаясь на лету, как бумеранг, рыбина пронеслась над площадью и врезалась прямо в окно армянского кафе напротив. Снова раздался звон стекла, а потом грохот перевернутых сковородок.
        - Попала! - довольно вскричала Ирка. - Считайте, это к свадебному столу! Летучая рыба - какая экзотика!
        Часы на ратуше неторопливо начали бить.
        - Раз… Два… Три… Пять… Девять вечера! Осталось три часа! Бежим, скорее! - прокричала Ирка.
        Сломанную дверь в павильон Армянского колодца затянуло кипящей серой пленкой квестового перехода.
        - Интересно, куда нас теперь закинет, в будущее, что ли? - выкрикнула Ирка, прыгая внутрь.
        Глава 23
        Последний тур квеста
        Редкая морось оседала на лицах. Ребята стояли на мощенной булыжниками площади. Сквозь мглу осенней ночи еле проступали светлые стены городской ратуши. Взгляд упирался в силуэты старинных домов напротив, чуть дальше темными полосами на темном небе виднелись церковные шпили…
        Ирка вопросительно поглядела на треуголку. Чем она обернется сейчас: шлемом космонавта? Или рыцарским шлемом? Или каской пожарника? Или… Но впервые с начала игры треуголка осталась собой - старинной, пахнущей нафталином и ветхостью треуголкой.
        Трое друзей ошеломленно оглянулись. Позади них высился восьмигранный павильон Армянского колодца. Поскрипывала распахнутая настежь железная дверь, жалко торчал обломок срезанного Богданом замка.
        - Ну? И зачем было лезть в квестовый переход? Только для того, чтобы просто выйти за дверь? - высказала общее недоумение Ирка.
        - Ой, я вас умоляю! Надо же немножко думать головой! - послышался знакомый укоризненный голос. - Вам на площадь эту надо? Вам в последний тур надо! А как вы собираетесь в последний тур без перехода? Это таки смешно!
        Ирка медленно повернулась. Прячась под цветастым женским зонтом от сыплющего с ночного неба мелкого осеннего дождика, рядом с ними зябко переминался дедок в замызганном черном пальто, со всклокоченными седыми волосами. Старый хитрый ла?мед-во?вник Хаим Янкель! А у его ног аккуратненько в ряд стояли три дорожные сумки!
        - Наши вещи! - восторженно завопила Ирка, бросаясь к своей. Вжикнула молния, Ирка хищно закопалась внутрь, с наслаждением роясь в таких знакомых, привычных и родных шмотках. Она выволокла запасные джинсы и свитер, едва не разрыдалась при виде второй пары кроссовок в целлофановом кулечке и бегом нырнула обратно за дверцу павильона, на ходу крикнув:
        - А вы оба чего встали? Танька, быстро иди сюда - вон та сумка твоя. Богдан, немедленно надень свитер - бегаешь тут полуголый, а потом соплями зальешься!
        - Цыган на земле спит, небом укрывается, никакого холода не боится! - гордо возразил Богдан. - Сопли - то дело панское! - добавил он и оглушительно чихнул. Грустно вытер нос, вздохнул: - Правду сказала гадалка, точно, паныч я, инженерский сынок, - и полез в сумку.
        Ирка лихорадочно содрала с себя жесткий от соленой воды, насквозь мокрый армянский тараз. Хватит с нее экзотики: бальных нарядов, пыточных мешков, национальных костюмов… Она натянула свитер поверх гольфа - теплее будет! - вжикнула молнией на джинсах и принялась расплетать мокрые косы.
        Так и не снявшая своего армянского платья Татьяна стояла, держа на вытянутых руках стрейчевые джинсы и пялясь на них так, словно впервые видела.
        - Вряд ли эта сумка принадлежит мне, панна Ирина, - рассудительно сообщила графиня, продолжая придирчиво изучать джинсы. - Здесь нет совершенно никакой женской одежды…
        И тут увидела одетую в джинсы Ирку. Глаза у графини стали круглыми и негодующими:
        - Это у вас так барышни одеваются? Что за страшный мир! Нет, я не могу это надеть! - возмущенная Татьяна швырнула джинсы в сумку. - Что бы сказала моя мам?!
        - Она сама тебе их купила, - процедила Ирка. - Ладно, не хочешь - не надевай. Но учти! Если мы пройдем седьмой тур и дойдем до финала - эта проклятая игра наконец закончится! И все, что было в ней, в ней и останется! - голос Ирки дрогнул надеждой. - Короче, можешь очутиться в реальном мире голой! Устраивает?
        Графиня несчастными глазами поглядела на жестокую ведьму и с трагическим стоном снова взялась за джинсы:
        - Но они же такие узкие, - выдвинула она последний аргумент.
        - Что, дрожжей перепила? Зад в собственные штаны не пролазит? - немедленно парировала Ирка. Должен же кто-то над Танькой поиздеваться, раз Богдан сейчас не в форме!
        Ирка заставила разнесчастную графиню переодеть натянутый задом наперед свитер, сама застегнула ей молнию на джинсах - еще сломает, это ей не корсет! - и вытолкала подругу обратно на площадь.
        Богдан, уже в собственных джинсах и свитере, разыскивал что-то в сумке. Ирка поглядела на него с умилением. Нормальным же человеком выглядит! Если, конечно, не считать, что поверх джинсов он умудрился намотать свой ярко-алый цыганский кушак. И желательно еще не слушать, что он говорит.
        - Врешь ты, гадалка, что инженер мой батька! Нищий мой батька, жадный мой батька… - ворчал Богдан. - Ничего-то у его сына нету: ни рубахи шелковой, панской, ни сапог!
        Ага. Рубахи. Шелковой. Может, тебе еще французский комбидресс с розочками и кружавчиками? И сапоги на шпильках? Ирка молча подобрала с брусчатки небрежно откинутые Богданом кроссовки и сунула их цыганенку в руки:
        - На, обувай! Это тебе и сапоги, и сандалии, и туфли бальные - все сразу. Шнурки только завяжи, инженерский сынок!
        - Ой, тьфу, тьфу, тьфу, может, все еще и обойдется! - вмешался ла?мед-во?вник, с тревогой наблюдая, как Богдан сражается с кроссовками, и непонятно было: к шнуркам относятся его слова или к чему другому. - Хотя разве ж можно так пугать старого человека с больным сердцем, я не говорю уже про артрит и поясницу? - старик укоризненно поглядел на Ирку. - Деточка, кто вас учил тянуть в рот первого попавшегося милиционера - неужели вы не понимаете, что это вредно? - для кого вредно, Хаим Янкель не уточнил. - И разве вы никогда не слышали, что жариться на солнце тоже нехорошо? Впрочем, откуда вам знать, вы же смотрите по телевизору всякие глупости и совсем не смотрите передачу «Здоровье»…
        - А если бы я прямо рядом с ребятами окончательно превратилась и их загрызла? - мрачно возразила Ирка, опуская голову.
        - Все еще очень может быть! - бодрым тоном «утешил» ее ла?мед-во?вник. - Только я вас прошу, все равно не надо крайностей! Запомните - с ножом у горла даже упырь может часок побыть приличным человеком! - при этих словах он почему-то многозначительно покосился на Богдана. Голос старика звучал все глуше, глуше, и Ирка поняла, что он вроде бы отступает, постепенно тая, исчезает в ночной тьме.
        - Дедушка Хаим, подождите! Куда нам теперь-то?
        - Деточка, откуда пришли, туда и идите! - донесся до нее уже тишайший шепот. Тускнея, принялся растворяться во мраке цветастый женский зонт.
        - Вот дед занудный! - выругалась Ирка.
        Зонт снова проявился из тьмы, склочный старческий голос пробурчал:
        - Некоторые думают, что Хаим Янкель глухой, а Хаим Янкель все слышит! - и силуэт пропал окончательно.
        - Так вам и надо, и нечего обижаться! - все же смутившись, пробормотала Ирка. - Намеки дурацкие! Неужели на нормальный вопрос нельзя дать нормальный ответ?
        - Мы должны вернуться в Армянский павильон? Мы ведь пришли оттуда, - нерешительно предположила Татьяна, все пытавшаяся натянуть низ свитера на шокирующе облегающие джинсы.
        - А до этого - из Великой Отечественной, а еще раньше - из поместья XIX века, а еще… - Ирка замолкла, приоткрыв рот, потом медленно закончила: - А если с самого начала - мы пришли со смотровой площадки у ресторана «Пид брамою». - Она забросила на плечо сумку и рванула к замковому спуску. - Скорее! Все закончится там же, где началось.
        Неужели, неужели сейчас они смогут вырваться из-под заклятья проклятой скелетоногой старухи? Ирка боялась об этом даже мечтать. Они прошли шесть туров, остался седьмой, но именно в конце по неумолимому закону подлости их может поджидать самая большая засада. И все равно Ирка чувствовала, что ей хочется вопить от восторга - она не станет упырицей, они вернутся домой…
        Задыхаясь, Татьяна страшным усилием обогнала Богдана, поравнялась с Иркой и торопливо прошептала:
        - Панна Ирина, я хотела вас спросить… Там, у ачуч-пачуч… Вы ведь выдумали, что вот этот господин… - голос ее был полон невозможного сарказма, - имеет честь быть моим женихом?
        - Тьфу на такую честь, мне ее даром не надо! - немедленно откликнулся Богдан, с другой стороны догоняя Ирку. Судя по его напряженной физиономии, заданный Танькой вопрос мучил и его.
        Ирка собралась уже успокоить их… И передумала. Уставилась на носки кроссовок, чтобы эти двое не увидели ее ехидной ухмылки. Сейчас она им устроит!
        - Почему выдумала? - совершенно невинным тоном сказала она. - Чистая правда, без балды! Как вырастете, так сразу и поженитесь.
        - Но мы не хотим! - в один голос завопили цыганенок и графиня.
        - Ничего не знаю, раньше вроде хотели! - максимально честным голосом заверила Ирка. - Мечтали прямо! Ты, Богдан, каждый день Таньке цветы носил.
        - Что я, без ума совсем? - заорал цыганенок.
        - А вы, госпожа графиня Татьяна Николаевна… - Ирка замешкалась, не зная, какую бы такую гадость придумать. - О! Ты его портреты все время рисовала! Они у тебя по всей комнате висят, - и злорадно добавила: - Даже в туалете!
        Несчастная Татьяна застонала, остановилась и попятилась.
        - Панна Ирина… Я не могу… Я не готова… Я не умею носить джинсы… Я не хочу каждый день рисовать портреты всяких цыган… Цыгане, конечно, весьма живописны, но я не хочу! Я не хочу участвовать в седьмом туре!
        - А поздно! - зловеще процедила Ирка, потому что и впрямь было поздно - они уже прибежали.
        Ребята переступили через полосу деревянных обломков, которые так и валялись по всей смотровой площадке вперемешку с осколками битой посуды и перевернутыми столами. Все так же тянулся вдоль течения Смотрича старинный каменный мост, а за ним мерцал колдовским зеленым огнем (а на самом деле - обыкновенной подсветкой) сказочно прекрасный замок. И так же, любуясь им, на площадке стояли люди. Вот только теперь их стало меньше, значительно меньше… Двое скарбников и инклюзник Тим, держащаяся особняком неразлучная троица - Валерий с молчаливыми Константином и Димоном - и поникшая Оксана Тарасовна всего с тремя ро?бленными. И между ними, извиваясь всем гибким телом, метался ведущий.
        Часы на башне ратуши отзвонили десять.
        Глава 24
        Не буди во мне вампира!
        - Я больше не оглобля! - ведущий остановился, ощупывая себя со всех сторон, словно норовя удостовериться в собственных словах. - Нет-нет - я совершенно точно не оглобля! И не скамейка! Ах, я даже не качели! И не военно-полевая рация! Вы были когда-нибудь рацией? Теперь я понимаю, почему радиоприемники все время тарахтят - это радиоволны, они так щекочутся, просто невозможно выдержать! А главное… - ведущий в упоении закатил глаза. - Я больше не дудук! Когда в тебя дуют… - упырь многозначительно смолк и содрогнулся, вибрируя всем телом. - Поверьте, это просто ужасно! Какое счастье, что я больше не дудук! - прочувственно закончил он и метнулся к появившимся на площадке ребятам. - А все благодаря вам! - Как Ирка ни пыталась спрятать руку за спину, он ухватил ее ладонь обеими руками и согнулся чуть не пополам, чтобы припасть губами к пальцам.
        - Не дергайтесь, панна Ирина, это неприлично! - процедила Татьяна. - Будто вам в первый раз руку целуют!
        Ирка метнула на подругу раздраженный взгляд - не все тут, знаете ли, графини, некоторые просто так себе ведьмы, - выдрала руку и постаралась незаметно вытереть ее о джинсы.
        - Это верно - все благодаря ей! - сквозь плотно стиснутые зубы процедила Оксана Тарасовна и поглядела на Ирку так, будто та обманом заманила ведьму-хозяйку и ее р?бленных на несчастный сити-квест.
        - Только благодаря им, ах, только благодаря им!.. - с энтузиазмом согласился ведущий и облобызал руку Таньке (графиня приняла это спокойно), потом схватил ладонь Богдана, кажется, хотел тоже поцеловать, но вовремя опомнился и затряс так, будто собирался оторвать. - …Мы все переходили из тура в тур!
        - Не все, - пробурчал скарбник Вован и поглядел на Ирку так, будто это она угробила трех его дружбанов, а не средневековый упырь, брошенная Мариной ваза и волки полисуна.
        - Только благодаря им нам удалось собрать призы всех шести туров… - продолжал восторженно вещать ведущий.
        - Им удалось, - уточнил последний уцелевший инклюзник и опять-таки поглядел на Ирку так, будто это он на самом деле собрал призы, а Ирка их у него сперла.
        - И теперь у нас есть шансы пройти седьмой тур, вырваться из-под заклятья Бабы Яги и вернуться в нормальный мир! А сам я нормальный уже сейчас! Я снова нормальный! - руки ведущего оплелись вдоль тела, охватывая плечи, грудь, пояс, бедра, перехлестнулись под коленками, словно он на радостях хотел обхватить себя всего, убедиться что он - снова нормальный упырь-прорицатель. - Я больше не дудук!
        - Дундук ты трепливый! - рявкнул скарбник Вован. - Время идет! Хватит от счастья пузыри пускать, задание рассказывай, жердина!
        Ведущий принял оскорбленный вид:
        - Я попросил бы! Я не жердина! Быть может, мне и пришлось побывать оглоблей, но все это уже в прошлом! Однако же вы правы! - он торжественно направился к середине площадки, правда, величественность его движений несколько нарушали подворачивающиеся под ноги обломки. - Нам действительно следует поторопиться! Прошу подойти сюда, - он поманил к себе игроков.
        Но Ирка решительно ухватила двинувшихся было к остальным ребят.
        - Спасибо, нам и отсюда все прекрасно слышно, - вежливо сообщила она и прошептала: - Что-то мне их рожи не нравятся, - она кивнула на недобро разглядывающую их компанию собратьев по несчастью. - Как будто мы им сильно задолжали и не отдаем.
        - Как угодно, - надулся ведущий. Поведение участников его угнетало. Нет чтоб радоваться, когда цель так близка, - грубят, пререкаются, а еще Баба Яга эта, из-за которой весь сценарий наперекосяк, ах, что за неудачный квест! Он вытащил из-за отворота фрака пачку исписанных листов и шустро зашуршал: - Как и все туры нашего квеста, задание седьмого основано на преданиях и легендах славного Каменца-Подольского, на магии семи замечательных общин, что существуют здесь от самого основания города! Поскольку седьмой тур проходит в современном мире, за его основу мы взяли тоже современную легенду…
        - Чувак, ты короче можешь? - лениво поинтересовался Валерий. - Может, если поторопимся, мы еще на… того… мероприятие наше успеем… А то ведь в него бабла немеряно вбухано. Бабло отбивать надо.
        - Нет, совершенно невозможно работать! - ведущий злобно швырнул листы сценария в ближайшую кучу мусора. - Пытаешься им помочь, намекнуть, подсказать, из себя выпрыгиваешь, а они… «Короче, короче!» - передразнил он певца. - А короче - найдите могилы семи инопланетян и вскройте их космический корабль! - со скоростью автомата отбарабанил он. - Все! Время пошло, чу-увак! - с непередаваемым презрением процедил он и скрестил руки на груди (а заодно и на спине). Спина его выражала глубочайшее негодование.
        Ирка дернулась. Зараза ты, дедушка Хаим Янкель! Ведь все знал с самого начала!
        - Не понял, в натуре, что за фигня, какие еще инопланетяне? - озадаченно протянул Вован, но ведущий даже не оглянулся. Лишь через плечо бросил:
        - Для выполнения задания вам понадобятся призы всех шести предыдущих туров.
        - Ах ты ж!.. - Ирка буквально задохнулась. Лучше б ты так оглоблей и остался! Язык длиннее, чем руки-ноги!
        - А призы у Хортицы, - с недоброй задумчивостью протянула Оксана Тарасовна, и все игроки внимательно воззрились на стоящую в отдалении троицу ребят. А потом, не сговариваясь, двинулись к ним, норовя взять в кольцо.
        - Знаете, мы, наверное, пойдем, над заданием подумаем. И вы тоже подумайте, не будем вам мешать, - пятясь, бормотала Ирка.
        - Стой! Стой не шевелись, ногой-рукой не ворухнись… - прокричала вдруг Оксана Тарасовна. Ирка почувствовала, как ноги ее будто тисками сжали. Она не могла ступить и шагу.
        Ведьма-хозяйка тихо и зло рассмеялась:
        - Думаешь, ты очень умна, осторожна и предусмотрительна, Хортица? Девчонка! Маленькая глупая девчонка, вздумавшая играть во взрослые игры!
        - А я-то думал, это мы непонятно на кой фиг в детские игры ввязались, - слегка удивленно пробормотал Вован.
        Ирка еще разок дернулась, пытаясь освободиться, опустила глаза и поняла, что она действительно маленькая, глупая и совершенно не предусмотрительная. Дурища, переступила через обломки и даже не подумала приглядеться, как именно они валяются! А они вовсе не валялись! Они были выложены в широкий ромб, в центре которого и стояла неспособная шевельнуть ни ногой, ни рукой Ирка. На каждую сторону ромба темной краской были нанесены черточки, палочки, закорючки… Ведьмочка даже знала, что это такое. Настоящие че?рты и ре?зы - самая старая, самая древняя, загадочная и непонятная письменность далеких предков, первых славян. Танька, настоящая Танька, а не нынешняя графиня, твердила, что с помощью этой пра-азбуки можно творить сильнейшие чары, мечтала разгадать тайны че?рт и ре?з и научиться их использовать и даже поговаривала, что ради этого стоит после школы поступить на исторический. И вот теперь оказывается, что возможности древнего письма известны Оксане Тарасовне и она с успехом использовала их против Ирки!
        - Не вырвешься! - прошипела ведьма-хозяйка. - Я тебя предупреждала, что никому не позволю обижать моих девочек!
        - Если вы про Марину, так я тут при чем, она сама нарвалась, - торопливо начала Ирка.
        Но заговорить ведьму не удалось. Оксана Тарасовна вскинула руки и напевным речитативом затянула:
        - Ни гласа тебе, ни воздыхания, ни ресниц колыхания…
        Че?рты и ре?зы по всем четырем сторонам заклинательного ромба налились болотным огнем, полыхнули и засияли ровным зеленым светом. А Ирка почувствовала, как невидимый скотч запечатал ей рот. Ноги и руки сковало тяжестью, словно на них защелкнулись кандалы, и даже вздохнуть стало невозможно, воздух не шел в неспособную шевельнуться грудь.
        - Есть вход - нет выхода, - продолжала выводить Оксана Тарасовна. - Ни конному - ни пешему, ни человеку - ни лешему, ни ведьме - ни оборотню, ани зверю волохатому - ани птицу крылатому, ни живому, ни мертвому…
        Ромб заискрил, переливаясь зеленым светом, а Ирка замерла в полной неподвижности. Остановившиеся глаза застыли, вперившись в одну точку. Душу накрыла вселенская тьма, а внутри распахнулась беспредельная, всепожирающая пустота, которую не заполнить ничем.
        - Панна Ирина! Эй, гадалка! - завопили Татьяна и Богдан, кидаясь к своей оцепеневшей подруге. Они трясли ее, но она оставалась все такой же немой и безучастной, как манекен.
        - Глупая, глупая девчонка! - опуская руки, вновь рассмеялась Оксана Тарасовна. - Тебе следовало бросить своих друзей там, где ты их обнаружила! Они бы или погибли в предыдущих турах, - ведьма-хозяйка опять залилась смехом - такая идея ее по-настоящему радовала, - или выжили бы, и теперь к ним вернулась бы память! Ведьма и здухач спасли бы тебя, а сейчас они просто умрут вместе с тобой! - она коротко хлопнула в ладоши.
        Богдана и Татьяну будто вихрем подхватило, отшвырнув прочь от беспомощной Ирки. Инклюзник Тим и скарбник Вован накинулись на ребят и скрутили им руки.
        - Пани и панове, так нельзя! - возопил ведущий. - Вы должны играть честно! К тому же я не уверен, что другая команда, кроме «Хортовой крови», действительно способна прорваться к финишу! - уголки его рта плаксиво опустились. - И во что я тогда смогу превратиться? В какую-нибудь табуретку?
        - Да хоть в кастрюлю с картошкой, мне-то что! - пожала плечами Оксана Тарасовна. - Ты ведь так и не знаешь, кто вырвется из игры: все или только команда победителей? Вот и помалкивай, а я не собираюсь зависеть от милости этой девчонки! Возьмите у Хортицы призы, они нам понадобятся! - скомандовала Оксана Тарасовна.
        - У меня руки заняты! - быстро сказал инклюзник Тим, вцепляясь в Татьяну, как в якорь спасения. - Неизвестно, это ваше заклятье на недвижимость… тьфу, на недвижи?мость - работает оно или нет? Я уже к этой девчонке один раз близко подходил, с меня хватит.
        Валерий с Константином и Димоном в шесть рук держались за Богдана, всем своим видом демонстрируя, что если бы не их страшные усилия, мальчишка бы давно вырвался и, наверное, всех тут разметал!
        - Трусы! - закричала Оксана Тарасовна. - Девчонка совершенно беспомощна! Она даже моргнуть теперь не может!
        - А вроде моргает, - с предельным вниманием всматриваясь в каменно-застывшее Иркино лицо, возразил скарбник Вован. - Или нет?
        - Конечно же, нет! - воскликнула Оксана Тарасовна и с нетерпением оглядела мужчин, которые не выказывали желания подойти к стоящей посреди заклятого ромба девочке. Неподвижной, замершей, оцепеневшей, больше похожей на искусно сделанную куклу. Лишь ветер шевелил разметавшиеся черные волосы.
        - Неужели я все должна делать сама? - ведьма-хозяйка оглянулась на своих ро?бленных, но те моментально попятились. Лицо Оксаны Тарасовны исказилось презрением. - Отлично, но зачем тогда вы мне нужны? Я одна и дойду до финала!
        - Ладно, - неохотно протянул Вован и неуверенно шагнул внутрь пылающего ромба. Настороженно косясь на застывшую Ирку, он бочком подобрался к девчонке и помахал растопыренными пальцами у нее перед глазами. На мертвенно-неподвижном лице девочки не дрогнул ни единый мускул. Остекленевший взгляд продолжал пялиться в пустоту. Вован помахал еще раз и, наконец успокоившись, взялся за ремень висящей у Ирки через плечо сумки.
        Застывшие зрачки засветились алыми фосфоресцирующими точками. Рука, ощетинившаяся желтыми когтями, сомкнулась на горле скарбника. Здоровенный мужик взлетел в воздух, как пушинка, и с силой пушечного ядра вылетел за пределы ромба. Повелительница Ночи легко перескочила границу заклятия.
        - А я не живая! И не мертвая! - прошипела она. - И не человек! И не зверь! Я - упырь! - пророкотала тварь, и из-под верхней губы блеснули клыки.
        Хватка на Татьяниных локтях мгновенно исчезла. Девочка оглянулась - позади никого не было, ее страж словно растаял, только вдалеке слышался частый перестук бегущих ног. Бросив Богдана, пятилась в темноту троица певцов. Топот каблучков ро?бленных тарахтел по булыжникам средневековой мостовой, тяжело бухали ботинки улепетывающих скарбников.
        - Бегите, бегите, - зашипела упырица, крадущимся шагом приближаясь к Оксане Тарасовне. - Вам не уйти отсюда, а завтра мне тоже понадобится пища, - и она предвкушающе облизнула бледные губы острым язычком. Фосфоресцирующие глаза поймали взгляд Оксаны Тарасовны. Ведьма-хозяйка беспомощно замерла, неспособная вырваться из-под их гипнотической магии. Упырица довольно заворчала и скользнула ближе. - Глупая, глупая женщина! - свистящее ледяное дыхание покрыло одежду и волосы Оксаны Тарасовны мелкими кристалликами инея. - Ты думаешь, что одна такая умная и предусмотрительная? Разве тебе не объяснили, что магия - штука условная? Ты сковала и ведьму, и оборотня, и человека, - Повелительница Ночи скривилась от отвращения, - но выпустила на свободу меня!
        - Я не знала! - простонала Оксана Тарасовна. - Я не знала, что ты стала упырицей!
        - Разве можно думать, что знаешь все? - проскрежетала тварь и швырнула Оксану Тарасовну на колени. Из-под верхней губы выглянули поблескивающие в лунном свете тонкие клыки. - Как я голодна! - жадно вздохнула упырица и рванула Оксану Тарасовну к себе, запрокидывая ей голову.
        Две невероятно удлинившиеся руки вцепились ведьме-хозяйке в плечи и потянули ее обратно.
        - Уважаемая сестрица-упырица, я бы все-таки попросил! - крупная дрожь колотила длинное тело ведущего, но он продолжал цепляться за Оксану Тарасовну и даже подтягивать ее к себе. - Я, конечно, понимаю, у вас потребности, и даже весьма сочувствую, однако же если на квесте одни игроки начнут есть других, это может негативно сказаться на всем бизнесе! Поэтому не могли бы вы отпустить… - пропыхтел он, норовя вытащить Оксану Тарасовну из когтей Повелительницы Ночи.
        Тварь оскалилась, жутко зашипела:
        - Убирайся прочь, недоупырок, позор рода! Прочь, пока я не расплескала по мостовой твою мертвую кровь! - желтые когти полоснули по рукам ведущего. Упыря-предсказателя смело.
        С жадным ворчанием упырица поволокла жертву к себе. Шилья клыков сверкнули над беззащитным горлом…
        Упырица замерла, будто вновь оцепенела… В ее собственное горло упирался тупой столовый нож из чистого серебра. Рукоять ножика недрогнувшей смуглой рукой сжимал мальчишка-цыганенок.
        - Сама спасибо мне потом скажешь, гадалка, ай, скажешь! - серьезно пообещал он и кончиком ножа чирканул упырицу по горлу.
        Омерзительный вибрирующий на грани ультразвука вопль летучей мыши вырвался изо рта твари. Тягучие, как смола, капли черной крови закапали из разреза на белой шее… тут же сменившись тонкой струйкой красной, живой, человеческой!
        Существо рухнуло на колени рядом со своей жертвой. Светящиеся алым глаза нашли Богдана и замершую позади него Татьяну, вперились в них долгим взглядом, бледные губы дрогнули, едва слышно прошептав:
        - Я помню! Я вас двоих помню! Вы… - и такой знакомый, такой родной голос Ирки Хортицы проорал: - Богдан, ты сдурел, больно же! - она судорожно зажала рукой рану на горле. Желтые когти царапнули шею. Ирка вытянула руку, разглядывая их. - Да-а, на таком и маникюра нормального не сделаешь, - пробурчала она и неуловимым в своей стремительности движением взвилась на ноги. - Бежим! Скорее! - она рванула с площадки на мост.
        - Куда? - закричала Татьяна, бросаясь вслед. - Мы же не разгадали загадку седьмого тура! Я даже не знаю, кто такие эти ино… инопланы…
        - Инопланетяне! - на бегу выкрикнула Ирка. - Нам не нужно разгадывать! Это все ла?мед-во?вник, понимаешь? На самом деле он все, с самого начала, предусмотрел! И вампира, и веник, и инопланетян - все! Он еще до начала квеста нам все рассказал! Я знаю, куда нам!
        - Надо будет… его… поблагодарить… - на бегу прохрипела Татьяна.
        - Обязательно! - с леденящей яростью Повелительницы Ночи рявкнула Ирка. - Если я все еще останусь упырицей - его кровь выпью с особой жестокостью! Через уши! - девчонка подскочила к деревянным перилам древнего моста и ткнула желтым когтем в простирающийся у подножия замка луг. - Вот он, упавший космический корабль! - воскликнула она, указывая на бетонный круг с воткнутой в него иззубренной металлической трубой. - А вот семь могилок инопланетян! - коготь указал на семь необработанных камней вокруг. - Местные так называют памятник семи общинам, Стол Согласия! А еще - это самый сильный, самый четкий ведьмин круг, который мне приходилось видеть! Если мы сумеем активировать его - я перестану быть упырицей, а к вам вернется память!
        - Ай, кобыла! - выдохнул Богдан на Иркину прочувственную речь.
        Девчонка уставилась на него в возмущении:
        - Это ты… мне? - и обнаружила, что Богдан, кажется, вовсе ее не слушал. Перевесившись через деревянные перила, он был полностью поглощен созерцанием широкого луга между опорами Турецкого моста и далеким Столом Согласия. По лугу сейчас перемещалось нечто, крайне его заинтересовавшее.
        - Ай, не одна, табун целый! - цыганенок восторженно покрутил кудлатой головой. - Крепкие какие, ладные, ай, красавицы-кобылки!
        Ирка проследила направление его взгляда.
        Спрятавшаяся за тучи луна вышла снова, и стали хорошо видны пасущиеся на лугу кобылицы. Не просто крепкие-ладные, а прямо-таки фантастические, великолепные! Под лоснящимися темными шкурами перекатывались литые мускулы. Кобылы казались могучими, как скалы, и одновременно невероятно изящными. Такой огненный табун могли выпасать сказочные богатыри, в надежде выслужить коня у… Ой! А коня-то выслуживали у… У Бабы Яги!
        Девчонка, прищурившись, мысленно примерила на жесткие стриженые гривы… лихие десантные береты. И пришла к печальному выводу, что вот именно эти лошадиные морды она видела всего каких-то три дня назад!
        - Это не кобылицы! - с тоской вздохнула Ирка. - То есть кобылицы, конечно… Кобылищи! - с ненавистью выдохнула Ирка. - Это ягишини-кобылицы, дочки Бабы Яги! Проклятая старуха на последнем туре стражу выставила!
        Часы на ратуше отзвонили одиннадцать.
        Глава 25
        Чья бы кобыла ржала?
        - Ах, панна Ирина, и что же нам делать? - поглядывая то на Ирку, то на кобылиц, отрезавших дорогу к столь нужным им камням, жалостно спросила графиня Татьяна.
        - А давай я их заарканю, гадалка! - сказал Богдан, торопливо сматывая с пояса прячущуюся под ярким кушаком веревку. - На ярмарке в Полтаве такая кобылка рублёв по шесть серебром встанет!
        - По семь! - компетентно возразила графиня. - Для скачек тяжеловаты, но в упряжку или на племя…
        Ирка беззвучно рассмеялась: ну и цены были в старину! А скажи сейчас любой из ягишинь, что за нее семь рублей дадут, - залягает!
        - Это не настоящие кобылы, - остановила она Богдана. - Это ягишини. Пока ты одну ловить будешь, остальные тебя в лужок втопчут.
        Нет, силой пробиваться рискованно. Ягишини - сильный противник, даже если удастся прорваться к камням, может быть уже поздно. Нервно покусывая собственную нижнюю губу острыми вампирьими клыками, Ирка поглядела на часы. Пять минут двенадцатого! Последний час утекал, минута за минутой! Ей казалось, она даже слышит, как с шорохом осыпаются последние мгновения надежды. Сейчас она уже вампирша во всем, кроме чувств и памяти, но и они скоро исчезнут.
        Она вампирша во всем…
        - Идите сюда, оба, и чтоб ни единого звука! - скомандовала Ирка и, не дожидаясь ответа, притянула друзей к себе.
        На лице Татьяны мелькнула гримаса. Ирка знала, что чувствовала подруга, когда ткнулась Ирке в бок. Холод! Будто прислонилась к статуе. Ирка и сама ощущала заполонивший тело лед - космический ужас беспредельной ночи, которую мог согреть лишь глоток живой человеческой крови. Но потом холод вернется снова.
        И вот так целую вечность? Спасибо, не хочется! Но пока что эта вечная ночь поможет ей!
        Ирка встряхнула волосами - длинные, черные пряди будто ожили. Они взвились, словно удлиняясь, поднялись, вздуваясь, как шатер, и накрыли тесно прижавшихся друг к другу ребят пологом непроглядного мрака.
        Недолго думая - некогда долго думать! - Ирка ухватила друзей под мышки… и взмыла над перилами моста в высоком вампирьем прыжке.
        Не потревожив ни единой жухлой осенней травинки, сгусток тьмы опустился на луг. Плавно и беззвучно покатился навстречу бродящему табуну. Человек, если бы даже глядел в упор, не заметил бы ничего - разве что ночь на мгновение стала чуть темнее, разве что осенние звезды тревожно мигнули, пропали и тут же появились снова… Но караулившие кобылицы не были людьми. Они и лошадьми-то на самом деле не были!
        Одно могучее животное тревожно всхрапнуло и принялось нервно втягивать шелковистыми ноздрями воздух. Вот вторая кобыла забила копытом и галопом понеслась по траве, словно рассчитывая настичь невидимого противника. Третья запрокинула голову, гневно заржала, из ноздрей у нее вырвалось пламя.
        Прячущаяся под пологом ночи троица замерла в неподвижности. Струя огня прошла в каких-то миллиметрах. От жара затрещали кончики Иркиных волос.
        Ирка покосилась на часы. Четверть двенадцатого! Осталось сорок пять минут. Какими они кажутся бесконечными, когда это урок математики, и как быстро утекают сейчас. Секундная стрелка неумолимо ползет, а им приходится стоять и ждать! Настороженная ягишиня, отлично видная сквозь сплетение Иркиных волос, топотала совсем рядом. Потом она круто развернулась… и выпустила струю огня в другую сторону.
        - Пошли! - одними губами шепнула Ирка.
        Сгусток ночи тихонечко проплыл у раздраженно хлещущего хвоста кобылицы. Медленно, хотя на самом деле им хотелось бежать со всех ног, троица друзей вновь двинулась к камням.
        - Еще чуть-чуть, и мы их обойдем! - беззвучно выдохнула Ирка, понимая, что им везет. Встревоженные кобылицы не догадывались, что противник уже проник внутрь стада. Они искали врага снаружи, вслушиваясь и всматриваясь в теряющиеся во мраке границы луга. Тем более что со стороны каньона и впрямь топотал кто-то тяжелый. Слышалось равномерное побрякивание металла. Действительно, везет…
        Мгновение спустя Ирка готова была головой о стены замка биться за свои дурацкие мысли насчет везенья, но было поздно.
        На луг, прямо под копыта настороженного табуна, вывалился исхудавший, заморенный, но безусловно счастливый медведь. На мохнатой шее болтался и брякал обрывок железной цепи. Не обращая внимания на нервно ржущих кобылиц, медведь деловито заковылял… точно к прячущимся под пологом ночи ребятам.
        - Ох, чуть не опоздал, чуть не опоздал! - переваливаясь отощавшими боками, по-старушечьи бубнил зверь. - Помочь! Спасти! Спешил, вот как мог спешил! - он присел и прижал лапу к сердцу. Потом обиженно поглядел на невидимых для всех, но почему-то не для него друзей и укоризненно сказал, пялясь Ирке в глаза: - Думаете, легко на четырех лапах от самого Бобруйска за два дня добежать?! - он устало покрутил головой, снова поднялся и поковылял вперед.
        - Та воны ж таки недобри, таки жестоки диты, що я не знаю, на що ж мы им так помогаем! - донеслись с небес знакомые причитания щуки, сопровождаемые шорохом птичьих крыльев.
        Ребята задрали головы и сквозь все еще укрывающий их полог тьмы увидели пикирующего ворона. Из клюва черной птицы свисала здоровенная щука. И не переставала трещать, судорожно разевая клыкастую пасть:
        - Таки неуважительные диты, ну вже таки! Та вы знаете, що воны мени зробылы? Я со всих плавникив им на помощь плыла, а воны…
        Тут одна из кобылиц, похоже, сообразила, в какое именно место на казалось бы пустом лужке направляются странные пришельцы. Она торжествующе заржала и рысцой двинулась туда. Конская громада надвигалась. Щука продолжала тарахтеть:
        - …схватили мэнэ, та як разкрутють, та як кынуть!
        В эту минуту ворон сложил крылья… и уселся Ирке точно на макушку. Полог тьмы исчез, словно его и не было. Видная со всех сторон троица стояла как раз посреди табуна караулящих ягишинь.
        - Не может такого быть! - мотнул мохнатой башкой шокированный медведь. - Не могли наши ребята так поступить со старенькой щукой, которая только и хотела, что помочь им и отблагодарить…
        - Еще как могли! - рявкнула Ирка, одним движением смахнула ворона, подскочила к медведю, со всей вампирьей силищей ухватив его за заднюю лапу, крутанула над головой и швырнула в набегающую кобылицу.
        Распластав лапы, летающий медведь врезался кобыле в бок - та рухнула на луговую траву. Сразу две ее сестры с яростным ржанием подскакали к ошеломленному падением медведю, повернулись - две пары задних копыт слаженно наподдали по медвежьей тушке. Медведя подбросило в воздух. Отчаянно ревя, он усвистал куда-то в темные глубины ночных небес, навстречу колючим звездам.
        Над Богданом нависла пышущая жаром кобылица… Мальчишка ухватил за лапы сброшенного Иркой ворона и ткнул бьющуюся и машущую крыльями птицу прямо в лошадиную морду. Полностью дезориентированный ворон каркнул и долбанул кобылицу клювом в нос. Кобылица заржала от гнева и боли, прянула в сторону.
        Выпавшую из вороньего клюва щуку подхватила Татьяна и шлепнула проносящуюся мимо ягишиню мокрой рыбиной по гладкому боку.
        - Куды вы бижите? - ахнула щука и, боясь упасть, всей пастью вцепилась кобылице в круп. Дико ржущая ягишиня взвилась на дыбы.
        Ее разъяренные сестры во весь опор неслись на ребят. От громового топота копыт, казалось, содрогались стены Каменецкого замка.
        Богдан засвистел длинным, переливчатым цыганским посвистом.
        В грохот некованых копыт вплелся и перезвон стальных подков.
        Могучий вороной жеребец взметнулся на луг и, трепеща роскошной гривой, длинным галопом пронесся через весь табун прямо к ребятам. Загарцевал, пуская пар из ноздрей и кося на кобылиц налитым кровью глазом.
        Лютый мах разогнавшихся лошадей сбился. Табун заложил возле ребят крутой вираж. Обогнул по длинной дуге, вернулся. Перебирая точеными ногами, кобылицы разглядывали играющего и выгибающего гордую шею коня.
        За эти короткие секунды Богдан и Татьяна со сноровкой истого цыгана и правильно воспитанной графини вскочили Леонардо на спину. Ирка просто взвилась в воздух и спланировала между ними. Вороной недовольно всхрапнул, ощутив ледяной холод упырицы.
        - Ай, потерпи, золотой мой, яхонтовый, она недолго такая будет, - взмолился Богдан, хлопая коня по могучему крупу.
        - Газуй, Леонардо, полчаса осталось! - завопила Ирка.
        Тем временем одна из кобылок завлекательно тряхнула гривой и нежно выдохнула вороному:
        - Ф-р-р!
        Не обращая на кокетку ни малейшего внимания, коварный соблазнитель с места в галоп помчал седоков к далеким семи камням у бетонного круга.
        Вслед ему неслось гневное ржание и слаженный топот ринувшегося в погоню табуна.
        Цепко держась за черную гриву, Татьяна сорвала с пояса рог полисуна, поднесла к губам и затрубила.
        Серые тени выскальзывали отовсюду. Пластаясь в длинных прыжках, они неслись от подножия замка, призраками вылетали из каньона. Волчья лава затопила луг. Клацнули челюсти. Волк повис на крупе кобылицы. Увидел, что рядом с ним, точно так же стиснув зубы, болтается щука. Выпучил глаза, разжал клыки, рухнул под копыта, завизжал… Но следом уже неслась вся стая.
        Оглянувшись через плечо, Ирка увидела, как сбился табун. Ягишини молотили копытами по прыгающим на них хищникам. Огнедышащие дочери Бабы Яги работали как одиннадцать огнеметов, поливая волков струями пламени из ноздрей. Обожженная, воющая, воняющая паленой шерстью стая откатывалась прочь.
        Ирка крепче вцепилась в плечи сидящей впереди Таньки:
        - Скачи, Леонардо, миленький!
        Топот за спиной послышался вновь и стал неумолимо приближаться. Струя огня ударила в спины - хвост Леонардо вспыхнул. Конь страшно заржал - и понесся дальше.
        Ирка сунула руку в сумку. Полураздавленный абрикос жидкой кашицей мазал пальцы. Ирка швырнула его через левое плечо. Абрикос промелькнул мимо щеки Богдана, воткнулся в ноздрю огнедышащей кобылице, уже набиравшей воздуха для нового пламенного дыхания. Кобыла фыркнула - в животе у нее бухнуло, и черный дым пошел из ушей.
        Абрикос вылетел из ноздри, стукнулся о морду другой кобылы - та заржала так отчаянно, будто в нее булыжник угодил, - и раздвоился: теперь в разные стороны разлетелись уже два абрикоса. Врезались в других кобылиц, оставляя на гладких шкурах темные следы кровоподтеков - и абрикосов стало четыре. Мгновение спустя, колотя по спинам, крупам и мордам, среди кобылиц шрапнелью метался целый рой абрикосов! Ягишини ржали и вставали на дыбы.
        Леонардо скакал.
        Ржание за спиной утихло, зато топот копыт возобновился.
        Ирка оглянулась снова. Ягишини вырвались из роя и опять мчались в погоню.
        - Брось нож! - крикнула Ирка.
        Богдан выхватил из-за пояса хрупкую серебряную полоску и метнул за спину. Ножик упал на землю… и целый лес зловеще поблескивающих ножей ощетинился на пути табуна. Разогнавшиеся ягишини с диким ржанием вставали на дыбы у выросшего перед ними препятствия, контуры их тел плыли… и на их месте возникали крупные, гренадерского роста девахи в десантных комбинезонах, глухих пластиковых шлемах, с пластиковыми щитами и резиновыми дубинками в руках. Ирка и охнуть не успела, как девахи побросали щиты поверх торчащих лезвий и, ловко балансируя на этой ненадежной опоре, форсировали неожиданную преграду.
        Камни ведьминого круга, Стола Согласия, были так близко, когда летящий во весь опор Леонардо тяжело захрапел и едва не упал! Ирка использовала свой последний шанс - она метнула через плечо треуголку.
        Интересно, во что она превратится? - успела подумать Ирка, прежде чем… обалдела. Потому что треуголка превратилась… в шляпки.
        Словно грибы в мультиках, с чмоканьем проклевываясь из-под земли, луг заполонили манекены, и на каждом была самым щегольским образом надета шляпка. Шляпки из золотистой соломки, шляпки полотняные с бантами, меховые шапочки, шляпки самые что ни на есть от-кутюр, с перьями и стразами, или, наоборот, с заклепками и витой проволокой, лихие студенческие кепки от Tommy Hilfiger…
        Несущаяся длинными скачками ягишиня вдруг остановилась и нерешительно улыбнулась:
        - Какая шляпочка!
        - Панамка! - откликнулась ее сестрица, сдирая одной рукой с себя глухой пластиковый шлем, а другой с манекена роскошную белую панаму с мягкими полями.
        - Ой, балдеж, тебе так идет! Представляешь, как ты в этом на югах будешь выглядеть, вся такая интересная! - завопила третья.
        - Ты примеряй вот эту, а мне дай вон ту!
        - Гляньте, девки, а эта в стиле ретро! Помните, мы такие в начале XX века носили?
        - Это когда ты пьяного гусарского поручика на балу залягала? - сестры-ягишини дружно заржали. Ну, в смысле, засмеялись.
        Леонардо сбавил ход и, тяжело поводя боками, остановился у камней. Татьяна соскользнула по крутому конскому боку. Ирка с облегчением поглядела на часы - без пятнадцати. Успели!
        Свист пикирующего реактивного бомбардировщика обрушился на них с небес. Искореженный воздух громыхнул, разламываясь. Распуская вокруг себя шлейф черного дыма перед Иркой зависла ступа с Бабою Ягой.
        - У, кобылищи, опять за шмотки принялись! Учу вас, учу… - проревела из ступы гигантская старуха в кожаном тренче и пиратской бандане на седых лохмах и погрозила дочерям кулаком. Среди шляпок сразу началось нездоровое оживление. Подхватывая с земли резиновые дубинки и пластиковые щиты, ягишини прыжками неслись вслед за беглецами. На половине вместо глухих пластиковых шлемов трепетали перышками и лентами головные уборы от-кутюр.
        Баба Яга сунула обе руки в ступу, и в лунном свете серебром блеснул громадный двуручный меч. Сверкающая полоса лезвия прочертила дорогу к Иркиной шее. Пригибая Богдана, девчонка откинулась навзничь на круп Леонардо. Шелестя, будто лопасть вертолета, двуручник прошелся у самого носа ведьмы. Она успела почувствовать, как от лезвия дохнуло жаром, и поняла, что смертельное для вампиров серебро в нем действительно есть.
        Напуганный Леонардо взвился на дыбы. Ирка с Богданом кубарем покатились с седла. Ирка рухнула на мальчишку и со всей вампирьей дури влепила ему по голове кулаком. Богдан вздрогнул и обмяк. Прозрачная фигура здухача всплыла над его бесчувственным телом и тут же совершенно недвусмысленно нацелилась заехать Ирке рукоятью меча в лоб.
        - Не меня - ее! - заорала Ирка.
        Лезвие серебряного меча уже крестило небо у нее над головой. Взвихрив плащ, здухач крутанулся в воздухе - призрачное оружие тонко запело, сталкиваясь с зачарованным серебром. Звеня и разбрасывая вокруг льдистые искры, призрачный и серебряный клинки сталкивались и расцеплялись. Атакуя и отражая удары сплошным смерчем, кружили в воздухе Баба Яга и здухач. Сзади на помощь маме уже набегали ягишини.
        - Танька! Бегом на камни! - рявкнула Ирка.
        Батюшка, граф и настоящий полковник, отлично воспитал дочь. Графиня знала, когда следует повиноваться. Без единого звука она убралась у ягишинь с дороги и ворвалась в круг камней.
        Ирка оттолкнулась и прыгнула. Взвилась выше сражающихся Бабы Яги и здухача, вытянулась «солдатиком», будто собиралась с вышки прыгать, и с точностью, какой не могло быть ни у человека, ни у оборотня, а лишь у вампира, вписалась в ступу за спиной развоевавшейся старухи. Шилья упыриных клыков блеснули возле жилистой, как у лежалой курицы, шеи.
        Схватка замерла. Меч старухи застыл в неподвижности. Только что с трудом парировавший ее удар здухач отпрянул в сторону, замахнулся, но тоже остановился, разглядывая свою оцепеневшую противницу. А Баба Яга не смела повернуть головы, чувствуя на своей шее замораживающее дыхание входящей в полную силу молодой вампирши.
        - Ножичек свой полош-ши! - тячуге прошипела упырица прямо в волосатое ухо старухи. - А то ведь ты не всюду костяная, слышишь!
        М-да, конечно, если б у нее рот не был занят проклятой бабкой, это звучало бы внушительнее! Вон и у подбежавших ягишинь на физиономиях недоверие. Зато старухе Иркиного шепота и дыхания хватило вполне. Рука ее разжалась, серебряный клинок, кувыркаясь, полетел в траву.
        - Опускаемся! - выдохнула Ирка, слегка покалывая горло старухи кончиками клыков. Ступа медленно спланировала вниз.
        Пробиваясь сквозь сомкнувших ряды сестер, вперед выбралась ягишиня постарше. От волнения камуфляжный комбинезон на ней поплыл, растворяясь, его зеленые пятна таяли, сменяясь режущим блеском металла - и крепкую фигуру ягишини облекла плотного плетения кольчуга. С островерхого шлема, закрывая шею, спускалась кольчужная сетка. Сквозь пластиковый омоновский щит проступил другой, окованный металлом, со вставшей на дыбы кобылицей. Вместо резиновой дубинки в руке появился настороженно отведенный меч.
        - Мама! - старшая дочь с возмущением поглядела на Бабу Ягу. - Сколько раз вам говорить - не форсили бы вы в этой коже, не по возрасту вам! Носили бы нормальный доспех, никакая упырица до вашего горла не добралась бы! Вы еще на роликах кататься начните, тогда вас не то что упыри загрызут, вовкулаки хвостами заметут!
        - Мала еще, мать учить! - завопила Баба Яга, и Ирка почувствовала, как ходит ходуном ее худое горло под вампирьими клыками. - Сами-то - шляпки увидели, последние мозги растеряли!
        Ягишиня смутилась и тут же накинулась на Ирку:
        - Вот только попробуй, упырица, нашей маме что-нибудь сделать! Мы тебе клыки так отполируем, что ни один дантист не поможет!
        Ирка всерьез обиделась:
        - Ваша мама сама виновата, это она из меня упырицу сделала! Ее, между прочим, на квест никто не приглашал! Несовершеннолетних она, видите ли, не любит! А сама всем гадостей наделала, народу из-за нее полегло - страшно сказать сколько! Да ее загрызть только справедливо!
        - Ой-вэй, вот так оно всегда и начинается! - старый ла?мед-во?вник вышел из темноты, неторопливо обошел столпившихся ягишинь, доковылял до вцепившейся в Бабу Ягу Ирки и укоризненно покачал головой. - Все кричат, все друг друга обвиняют: это ты виноват! Нет, это ты виноват! Потом драка пошла: одни убивают других за то, что те убивают этих… И никто уже и не помнит, с чего все началось. И, между прочим, история с Ивасиком-Телесиком тоже мутная. Слышали-то все только Ивасикову версию, а она, таки да, вызывает сомнения. Вроде с мимоезжими богатырями у Таможенницы всегда все в порядке было, с чего бы это она вдруг решила случайного мальчишку жарить и есть? Что Ивасика в печь сажали, то, я извиняюсь, только его собственные слова, а что Аленка-ягишиня погибла - то, я извиняюсь, единственный непреложный факт. Таки да, сильно печальный!
        По морщинистой щеке Бабы Яги медленно скатилась слеза.
        Ирка отвела клыки от бабкиной шеи и шумно сглотнула.
        - Уходите! - хмуро буркнула она ягишиням. - Мы дошли до конца игры и собираемся из нее выйти! Уходите, слышите, а то через… - она покосилась на часы, - через пять минут у меня и мозги обупырятся, тогда вашу мамашу одна несовершеннолетняя вампирша точно загрызет!
        Старшая ягишиня поглядела на Ирку долгим тревожным взглядом, взмахнула мечом… И она и ее сестры медленно растаяли в воздухе.
        - А вы, бабушка, стойте спокойно на своей костяной ноге! - прикрикнула на старуху Ирка. - Я с вами еще не закончила! Надо было в свое время с самим Ивасиком разбираться, а не отрываться теперь на всех подряд!
        Держа Бабу Ягу за плечи перед собой, Ирка свечкой взлетела в небо и с безумной скоростью рухнула вниз, словно копье, с размаху вгодняя старуху по пояс в землю.
        - Меч ее мне дайте! - жестко велела девочка л?мед-в?внику.
        - Ирочка, вы абсолютно уверены? - поинтересовался старик, разыскивая в траве серебряный меч.
        - Я ж вас не спрашивала, уверены ли вы были, когда стравливали меня с упырем? - огрызнулась Ирка. - Тем более что вы и не были!
        - Общение со старым Хаим Янкелем на вас, деточка, дурно влияет, - укоризненно сказал старый Хаим Янкель. - Вы уже научились отвечать вопросом на вопрос! - и он протянул серебряный меч Бабы Яги.
        Ирка содрала с себя свитер, обмотала им руки и приняла сверкающий клинок.
        - Заклинаю! Твоим собственным мечом заклинаю! Отцепись от несовершеннолетних, бабушка! Раз и навсегда, ясно? - Ирка коротко шмякнула Бабу Ягу по плечу, будто посвящала в рыцари. Электрическая дуга прошла через Ирку, меч, охватила Бабу Ягу, разряд подбросил старуху в воздух, и старая ведьма пропала в яркой слепящей вспышке. Ирка обронила жгущий ее даже сквозь свитер меч, тот тоже исчез.
        - Ну… Что мы стоим?.. Нам еще много чего надо успеть. Например, вскрыть ведьмин круг. Давайте, давайте, - нервно потирая сухие ладони суетился ла?мед-во?вник. - Вы, Ирочка, хоть и упырица, однако вполне украинского происхождения, сядете на этот камушек. Панночку графиню, как она есть русского полковника дочка, прошу сюда, - он галантно подал Татьяне руку и усадил на необработанный камень.
        - Юноша у нас за цыгана сойдет…
        Здухач медленно подплыл к бесчувственному телу и всосался внутрь, напоследок одарив Ирку таким взглядом закрытых глаз, что ведьмочка мгновенно загрустила и трусливо подумала, а не остаться ли ей упырицей. Ирка подобрала валяющегося в траве Богдана и сгрузила на последний камень. Богдан зашевелился, очумело мотая головой, и сел.
        - А я сюда… Хотя куда я лезу со своим артритом и поясницей, - ла?мед-во?вник, кряхтя, взгромоздился на четвертый камень вокруг Стола Согласия.
        - Не хватает, - с тревогой сказала Ирка, поглядывая на три пустых камня.
        Но над лугом уже мелькали заячьи уши…
        - То ниц, цо матёрые не людзи, - пояснил Ирке матёрый заяц Ковальский, запрыгивая на свой камень и дожидаясь, пока Бразаускас усядется на свой. - То важно, цо матёрые - поляк з литвином.
        - Остался один, - усмехнулся л?мед-в?вник.
        - Уже идем, слюшай, э! - зазвенел пронзительный голосочек. - Не делай вид, что ты меня не видишь, старый паршивый вишап!
        - Ой-вэй, бабушка Сирануш, я вас умоляю - кто вас не видит, тот вас таки услышит!
        Ирка пригляделась к последнему, седьмому камню и увидела, что он весь прямо шевелится от покрывающих его поверхность ачуч-пачуч.
        - Быстрее! - крикнул ла?мед-во?вник и вдруг вытащил из кармана своего затерханного пальто блестящий камертон. Неодобрительно заметил: - Разве сейчас образование? Вот в мое время было образование - все девочки играли на фортепьянах, а все мальчики ходили на скрыпочку. Иногда, правда, они били друг друга этими скрыпочками по голове, но все равно музыка облагораживающе влияла на детские умы! А теперь они знают только свой рэп, а скажите мне, за-для ради бога, как открывать ведьмин круг, если не знаешь Бетховена, ни даже Шаинского, я не говорю про песнь лысогорских ведьм! Слова разучиваем, пожалуйста, на семь тактов! А! - он указал камертоном на Ирку. - О! - он ткнул в Богдана. - Панночка графиня у нас будет И! Бабушка Сирануш, возьмите на себя Е! Репетируем! - он взмахнул камертоном.
        Часы на ратушной площади зашипели и ударили в первый раз…
        - Дедушка Хаим Янкель, скорее! - простонала Ирка.
        Старый л?мед-в?вник скроил недовольную мину:
        - Вечно у этих молодых все наспех, никакой солидности…
        Часы ударили во второй…
        - Разве можно без репетиции? - вопросительно склонил голову на бок старик.
        Часы ударили в третий…
        - Можно, дед, можно, мы, цыгане, все музыкальные! - завопил Богдан.
        - Это вы только так думаете, и не понимаете, как важно планомерное музыкальное образование! - покачал головой Хаим Янкель.
        Часы ударили в четвертый…
        - У меня музыкальное образование! Гувернантка мадмуазель Латуш! - закричала Татьяна.
        - Все эти ваши гувернантки сами безграмотные…
        Часы пробили в пятый, и Ирка поняла, что сейчас пристукнет деда на месте - даже если это будет последнее, что она сделает в жизни.
        - Слюшай, старый вишап, мы будем открывать этот камень или нет?
        - Ну если уж вы все так торопитесь… - неодобрительно поджал губы дед.
        - Да! - в один голос взвыла троица друзей.
        - Хорошо, - тоном покорности судьбе согласился старик. - Так и быть. Хотя как старый регент и запевала я не могу одобрить исполнение без репетиции.
        Часы ударили в шестой…
        - Давайте, Ирочка! - выкрикнул Хаим Янкель и ткнул камертоном в Ирку.
        Словно подстегнутая плетью девчонка завизжала на нестерпимо высокой ноте:
        - А-а-а-а-а-а!
        - О-о-о-о! - гулко, как в бочку, затянул цыганенок.
        - И-и-и-и! - на ультразвуке взвилась Танька, и пронзительное - Е-э-э-э! - вывела бабушка Сирануш.
        Матерые зайцы выдали задними лапами дружную барабанную дробь.
        - Ла-ла-соб, ли-ли-соб, лу-лу-соб… - помахивая своим камертоном в такт ритмичным ударам, забубнил старик.
        Ирку начало трясти. Песнь лысогорских ведьм тысячей мелких игл пронзала тело и душу. Мир задрожал и пустился в пляс. Звезды принялись подпрыгивать на тучах, как на батутах. Башни каменецкого замка, лихо изгибаясь, играли в мяч полной луной.
        Булыжник под Иркиными ногами дрогнул. Семь камней заворочались, как псы, отряхивающиеся после сна, и, едва не сбросив своих седоков, подпрыгнули в воздух. В траве остались семь глубоких отпечатков. Камни со свистом понеслись вокруг бетонного колеса. Ирка почувствовала себя бароном Мюнхгаузеном, летящим на пушечном ядре. Позади нее с визгом мчалась Татьяна, с гиканьем закладывал виражи Богдан. Встречный ветер рвал длинные уши зайцев и полы старого пальто Хаим Янкеля.
        - Гей-гей, слюшай, гей! - подгоняла свой камень бабушка Сирануш.
        А вдали, на ратушной площади, словно обезумев и пустившись наперегонки со временем, часы все били и били, гремели, будто гром, и их звон вплетался в дикую песнь лысогорских ведьм, в свист воздуха и рокот летящих камней.
        Бетонный круг завибрировал. Торчащая из него зазубренная железная труба гулко лопнула и, как шкурка банана, раскрылась, загибаясь семью тонкими железными полосами. Бетон издал тяжкий вибрирующий скрежет, по нему побежали трещины. Круг раскололся, открывая свое нутро.
        Часы ударили в последний, двенадцатый раз…
        Семь летящих камней зависли в воздухе и с грохотом рухнули вниз, на предназначенные им места. От замка и по лугу, ширясь и расползаясь, заполоняя собой спящий город, прокатился длинный вздох. Мир качнулся, мигнул… И замер, возвращаясь к обычному своему состоянию. Звезды, словно расшалившиеся дети, спугнутые строгой няней, кинулись занимать свои места на небосклоне. Луна ринулась в положенную ей точку, и башни замка солидно распрямились, будто и не они только что колобродили в волшебной ночи.
        Над лугом у каменецкого замка воцарились обычная пустота и сонный покой. Лишь луна казалась чуть порозовевшей от смущения за свое неподобающее поведение, да на камнях у расколотого бетонного круга, закрыв лица ладонями, замерли две девчонки и мальчишка.
        Глава 26
        Всем ведьмам по серьгам
        Ирка медленно отвела руки от лица и вытянула пальцы. На кончиках лихо щелкнули острые когти.
        - Собачьи! - с непередаваемым облегчением выдохнула Ирка. - Честное слово, мои, собачьи! - она защелкнула когти, сунула палец в рот и принялась ощупывать клыки. - И крови вроде не хочется! - она лихорадочно нашарила зеркальце в кармашке сумки и попыталась, несмотря на темноту, рассмотреть себя. - Кожа, кажется, порозовела! Народ, я больше не упырица! Я снова я! - с радостным воплем она поворачивалась то к Татьяне, то к Богдану. - А вы? Вы-то как? - голос у нее упал. Неужели они так и остались цыганенком и графиней?
        Татьяна и Богдан отняли ладони, поглядели друг на друга… и с двух сторон хлестко залепили Ирке по затылку. Девчонку снесло с камня.
        - Вам-то я чем не угодила? - сидя в траве, возмутилась ведьмочка.
        - А кто придумал, что мы жених и невеста? - гневно сузив позеленевшие глаза, нависла над ней Танька. Зеленые искры колдовского огня заплясали на ее отведенной руке. Сзади Богдан недвусмысленно похлопывал мечом по ладони.
        - Ну так невозможно ж было удержаться, - пробормотала Ирка и вдруг с визгом взвилась на ноги и кинулась к подруге. - Танечка! Вернулась! Ты больше не графиня! Богданчик! Инженерский сынок!
        Зловещие искры погасли у Таньки на пальцах, она всхлипнула, плюхнулась на расколотый бетонный круг и заревела.
        - Тань… Хватит… Ну ты чего… - сам шмыгая носом, протянул Богдан.
        - Без мамы с папой… плохо очень было… когда я думала, что они умерли… - завывала Танька и при этом почему-то виновато поглядывала на Ирку. Ирка знала - почему. Для Таньки и Богдана игрушечная жизнь без родителей миновала, как страшный сон, зато теперь они хорошо понимали, каково приходится Ирке в ее настоящей жизни, которую никаким последним туром не изменишь.
        - Я теперь… понимаю взрослых… Когда они говорят… Что нечего играми заниматься… - всхлипывала Танька. - Мы в скольких серьезных переделках были… Никогда такого ужаса не случалось… Столько народу погибло…
        Да уж, не квест, а побоище какое-то. Ирка горестно плюхнулась рядом с Танькой. Хоть сотоварищи под конец изрядными гадами себя показали, а все-таки ни один из них не заслужил жуткой и бессмысленной гибели. Она печально уставилась туда, где выше моста, на площадке, так и стояли брошенные автомобили инклюзников. Рядом с ними топталась худая темная фигура. Не иначе как Тим. Для него игра закончилась, он вырвался из-под заклятья в реальный мир, теперь сядет в свой автомобиль и поедет домой. И как он объяснит, почему уезжало трое, а вернулся он один?
        Один? Ирка недоуменно потрясла головой, а потом для верности еще протерла глаза. Если он один, то кто тогда садится во вторую машину? А в третью?
        - Та-анька! - дрожащим голосом протянула она. - Мне чудится или там…
        - Инклюзники! Все трое! - выдохнула в ответ Танька, не отрывая глаз от площадки.
        Три черных автомобиля разом завелись и неторопливо тронулись с места.
        В дальнем конце луга появилось новое шествие. Возглавляемые Вованом скарбники маршировали по осенней траве. И неважно, что Витёк все ощупывал грудь, словно дырки от вампирьих когтей искал, Колян время от времени нервно отмахивался, будто от набегающих волков, а Толян поглаживал шею. Главное, они были здесь, все пятеро. Вован поглядел на сидящих на камнях замученных победителей и вдруг улыбнулся смущенной улыбкой, странно смотревшейся на его самоуверенной физиономии. Губы его дрогнули, будто хотел что-то сказать, но лишь неловко махнул рукой. Под его ногами прямо в земле разверзся широкий ход, и скарбники один за другим попрыгали внутрь. Уже спускаясь под землю, Вован на мгновение задержался, еще одним долгим взглядом уставился на ребят и наконец исчез окончательно. Проход в земле закрылся.
        Танька сосредоточенно считала запрыгивающих в отверстие - словно боялась, что ее надули, что число не сойдется… Сошлось.
        - Пятеро! Честное слово, Ирка, как было, так и осталось - пятеро!
        - Все-таки игра! - с невозможным, непередаваемым облегчением выдохнула Ирка. - Они все живы, это все-таки только игра!
        Сверху засвистело. Трое друзей запрокинули головы. В небесах, стараясь ни в коем случае даже глаз не скосить вниз на устроившихся на камнях ребят, летела во главе ведьмовского клина надутая Оксана Тарасовна.
        - А вот это уже совершенно лишнее! - искренне возмутилась Ирка, тыча пальцем в ведьм. - Все живы - замечательно, а белобрысую могли бы и не выпускать! Куда бабушка Сирануш смотрела?
        Позади, слегка отставая и не подымая встрепанной белокурой головы, летела р?бленная Марина. Так сказать, в натуральную величину.
        - Эта зараза, значит, выбралась, а моя любимая курточка погибла в застенках инквизиции? - потрясая кулаками, возопила возмущенная Ирка. - Мы для этого к финишу прорывались?
        На голову Ирке свалилась кожаная зеленая курточка. Девчонка схватила ее, повертела, придирчиво изучила подкладку и молнию - на месте.
        - А вот пятнышко еще, - склочным тоном объявила Ирка, скребя по лацкану ногтем.
        Пятнышко побледнело и исчезло.
        - Ладно, - возвращение любимой шмотки в целости и сохранности примирило Ирку с возвращением Марины. Девчонка с удовлетворенным вздохом натянула на себя курточку.
        В небесах опять засвистело, и рядом с ребятами, поблескивая огненной шкуркой, плюхнулся дракончик. Полыхнул нестерпимым блеском… и распался на три фигуры - Валерия, Константина и Димона.
        - Здешнего «эмси» не видели? - как ни в чем не бывало, будто не они час назад по приказу Оксаны Тарасовны Богдану руки крутили, озабоченно поинтересовался Валерий.
        - Здесь я, - ведя в поводу вороного Леонардо, к камням неторопливо двигался длинноногий ведущий.
        - Надо было с тебя денег потребовать, дядя! - возмущенно сообщил ему Валерий. - Мы, конечно, договаривались, что вместо взноса концертиком подхалтурим, но за такую игру не то что платить - с тебя брать надо! Нас же там совершенно никто не любил! Мы же без сил, а у нас… того… мероприятие…
        Замок озарился светом установленных на башнях киношных юпитеров. Ирка увидела, как на стены втягивают камеры, как озабоченно бегают люди. Над замком воспарил баллон с торжественной рекламной надписью «Новый клип группы «Манагра»!»
        Валерий с легким беспокойством поглядел туда:
        - Скажи спасибо, чувак, что торопимся… - он перевел взгляд на Ирку и ее друзей. - А вас мы тоже прощаем, хоть вы нас и не любите! Ты, родная, как на нашем концерте будешь, - он обращался персонально к Таньке и явно не сомневался, что она обязательно будет на концерте, - за кулисы заходи, я тебе все-таки автограф дам. Этого не бери, - распорядился он, кивая на Богдана, и все трое сорвались с места и побежали к замку, туда, где разъяренный режиссерский голос уже настойчиво вопрошал: где эти чертовы девки и намерены ли они начинать?
        Ребята глядели музыкантам вслед: Ирка обалдело, Танька раскрасневшись, Богдан насупившись. И видели, как с каждым шагом очертания их тел меняются, плывут… Через луг к замку и съемочой группе бежали, спотыкаясь на высоченных каблуках, волшебные красавицы группы «Манагра»: Вера, Альбина…
        - А Надя где? - завопила им вслед Ирка.
        Третья красавица на бегу обернулась:
        - Оля я! - и припустила дальше.
        - Ну? - ехидно поинтересовался Богдан. - Так кто из них тебе автограф даст? Вера? Или все-таки Оля?
        Танька смущенно рассмеялась и пробубнила, пряча глаза:
        - Конечно, они ж летавцы… Что вы хотите… Они сразу и мужчины, и женщины, им все равно, им главное - чтобы их любили. Правда, тому, кто их любит, обычно плохо приходится: летавцы все силы высасывают. Наши еще ничего, приличные, в шоу-бизнес подались - поклонников много, если от каждого взять понемножку, им хватит, а у публики после них разве что головная боль.
        - Ага, особенно учитывая, что они сразу каждый за двоих работает - и поклонники в двойном размере, и гонорары, - Богдан издевательски покосился на ведущего. - Зато мы теперь знаем, почему в «Манагре» состав постоянно меняется. Они просто собственные женские рожи толком запомнить не могут - путаются, вот и приходится девок вечно переименовывать, чтоб вопросов не возникало.
        - Не желают ли победители взглянуть на призы? - явно торопясь сменить тему вмешался ведущий.
        Ребята устало глянули внутрь расколотого бетонного круга. На голой земле как-то очень сиротливо лежал маленький ноутбук, совершенно роскошный мобильный телефон и компакт-диск с изображением белоперого Алконоста с ангельским девичьим личиком. Ирка смотрела на призы, но брать не спешила. Еще недавно она была бы до поросячьего визга счастлива - ноутбук, мобилка… Но сейчас лишь одна мысль билась у нее в мозгу: «И все, что мы пережили было ради… этого?» Пусть все остались живы и здоровы, но ужас и отчаяние еще крепко держали ее в своих лапах, а память о вампирьем голоде и вкусе человеческой крови на губах будут долго преследовать по ночам. Ребята тоже молчали и, казалось, разделяли Иркины чувства.
        - Я теперь в квесты не смогу больше играть, к ролевкам вернусь, - задумчиво проговорил Богдан… и чуть печально закончил: - Потому что квеста круче, чем этот, в моей жизни уже не будет.
        - Когда б я еще графиней заделалась, - мечтательно откликнулась Танька.
        Ирка раздраженно фыркнула - зла на них не хватает, совсем дети! - и выгребла из расселины призы. Глупо было бы оставлять. Бетонный круг с тихим вздохом сомкнулся.
        Ирка принялась засовывать призы в сумку и вдруг увидела, как ведущий остановившимся взглядом следит за ней.
        - Не надо вам их брать… Не надо… Опасность… - словно в трансе выдохнул упырь-прорицатель.
        Ирка замерла, но Богдан возмущенно завопил:
        - Вот хитрый упыряка! На концерте бабки сэкономил, теперь еще на призах хочет? Фигушки, мы их заработали! Хотя могу поменяться… - Богданова физиономия стала хитрой, как у цыгана на конской ярмарке. - Диск - на вороного!
        - Ты что, сдурел? - возмутилась Танька.
        - А что такого? У вас же вон, серьги от ачуч-пачуч остались! - Богдан ткнул пальцем.
        Девчонки схватились за уши. И правда, в ушах у них до сих пор болтались полученные от бабушки Сирануш украшения. Ирка и забыла про них, хотя как можно забыть про такие висюлищи из золота и драгоценных камней?
        Далеким эхом, как дуновение ветерка, до Ирки донесся призрачный голос Сирануш:
        - Ачуч-пачуч подарки обратно не забирают!
        - Вот! - кивнул Богдан. - А мне бы коня. Цыгану без коня никак нельзя!
        - Ты не цыган! - в один голос возопили Ирка и Танька, а Танька добавила: - Как ты его в поезде повезешь?
        - Ты ж у нас умная, ты и придумай, как везти! - парировал Богдан.
        - Я умная! - подтвердила Танька. - Поэтому я с конем в поезд не попрусь!
        - К тому же у нас следующий квест намечается, - очнувшийся ведущий попятился, волоча коня за собой. - Леонардо проверенный работник, нам без него никак… Какая же тяжелая это работа, и никто не ценит, никто, все обвиняют, - он побрел по лугу, ведя коня в поводу и печально приговаривая. Вороной Леонардо оглянулся и прощально заржал.
        - Эх, нет сироте в жизни счастья! - вздохнул Богдан.
        - Ты не сирота! - в один голос снова рявкнули девчонки.
        - А счастья все равно нет! - уперся пацан.
        - Помогите! Спасите! - раздалось откуда-то из вышины.
        - Что еще? - нервно вздрогнула Танька.
        Все трое задрали головы. На самой верхушке замковой башни, крепко вцепившись когтями в черепицу, сидел медведь.
        - Помогите! - снова отчаянно взревел он. - Я высоты боюсь!
        С луга на чистом ультразвуке проверещало:
        - Допоможить! Засыхаю! Ой, жабры горять, жабры!
        Воронье карканье прозвучало глухо, словно у каркающего был заткнут клюв.
        Друзья огляделись. Посреди луга, блестя чешуей в свете луны, на осенней траве билась щука. А клюв у ворона был не заткнут, а воткнут - черная птица оказалась по самые крылья вколоченной в землю, так что наружу торчали только тонкие лапки.
        Танька тяжко вздохнула, подхватила щуку за скользкий хвост и понесла к обрыву на краю луга - кидать в бегущий под ним Смотрич. Богдан принялся откапывать ворона.

«Всегда мне самое тяжелое достается!» - подумала Ирка, перекидываясь в крылатую хортицу и взлетая к верхушке замковой башни. Хорошо хоть медведь после марш-броска из Бобруйска заметно похудел.
        Планируя на распростертых крыльях, Хортица опустила медведя на луг и неторопливо преобразилась обратно в девочку.
        Тяжело дышащий медведь поглядел на нее преданным взором и проревел:
        - Опять вы спасли нас, ребятки! Ну уж теперь-то мы вас точно отблагодарим!
        Ирка, Танька и Богдан переглянулись. Увидели в глазах друг друга стылый ужас. Дружно заорали:
        - Не-е-ет!
        Развернулись и со всех ног рванули на вокзал, не слушая несущегося им вслед медвежьего рева, бульканья щуки и вороньего карканья.
        notes
        Примечания

1
        Радклифф, Анна (1764-1823) - популярная в XIX в. писательница, автор романов ужасов.

2

…Что будет? (польск.)

3
        Ничего там нет! (польск.)

4
        Горничную (польск.).

5
        Солдат.

6
        Кармалюк Устим Якимович (1787-1835) - возглавлял отряды, что в 1813-1835 гг. нападали на имения в Подольской губернии (более 1 тыс. нападений). Герой народных песен, согласно легендам погиб, преданный возлюбленной, - но в каждой легенде имена возлюбленных различаются. Возможно, женщин было много, возможно, это и стало причиной предательства.

7
        Ничего не скажешь (польск.).

8
        Негодников (польск.).

9
        Это великолепно! (искаж. франц.)

10
        См. повесть «Ведьмин дар». (Примеч. ред.)

11
        А где же ваш почтенный батюшка? (нем.)

12
        Отец сейчас на Хортице. Занимается своими делами (нем.).

13
        У отца панны там имение? (польск.)

14
        Повет - часть области или губернии.

15
        Жениться (польск.).

16
        Помолвка (укр.).

17
        Из песни «Кармалюга я вродився».

18
        Я лечу! Я тор-роплюсь! (англ.)

19
        - Леди Ир-рена! Я сопр-роводил мое семейство в Лондон и прилетел вам на помощь как только смог! О, не благодарите меня! Это был мой долг!
        - Я не буду (англ.).

20
        - Оу! Извините! Боюсь, я совершил небольшую ошибку!
        - Очень небольшую… (англ.)

21
        Разрезные юбки из двух связанных между собой полотнищ, надевались поверх более длинной рубахи.

22
        Оу! Но этот джентльмен многих леди удир-рает вместе со столь нужным нам мечом! Верьте мне, дорогая Ир-рена, я спасу вас! (англ.)

23
        Жди, жди… (польск.)

24
        Пусть будет! (польск.)

25
        Пять минут! (польск.)

26
        Лапы вверх! (искаж. нем.)

27
        Из-за (польск.).

28
        Против (польск.).

29
        Негодяй (польск.).

30
        Народная армия - польская армия, ведшая во время Второй мировой войны борьбу с фашизмом, в основном подпольную.

31
        Откуда (польск.).

32
        Помогите, хоть кто-нибудь! (англ.)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к