Антихрист Александр Викторович Кашанский
        В книге Александра Кашанского «Антихрист» затронуты вечные вопросы, волнующие человечество: спасение души, границы человеческой свободы, добро и зло здесь ставятся и решаются в форме своеобразного психологического триллера, который можно читать и как религиозное откровение эпохи массовой культуры. У некоторых читателей книга может вызвать решительный протест, но, несомненно, некоторые будут перечитывать ее несколько раз.
        Александр Кашанский
        Антихрист
        Пролог
        1
        Ангел Аллеин услышал приказ Создателя явиться к нему. Этот приказ, произнесенный на языке творения, означал и одновременное его исполнение. Творящее и уничтожающее слово зазвучало во всех сферах пространства, как удар колокола, и откликнулось в каждой частице Вселенной. В этот же миг мир людей, около которого ангел нес свою службу, исчез, словно был стерт чьей-то могучей рукой, и Аллеин увидел сияние. Так Бог являл себя ангелам Света. На это сияние можно было смотреть, не боясь ослепнуть. Тут же Аллеин услышал голос своего вечного Отца:
        - Аллеин, я создал мир, жизнь которого предопределена, и жизнь эта должна быть вечной. Так написано в моей Книге. Есть только одна возможность помешать моему замыслу, и она скоро исполнится. Люди, имеющие души, данные мной, совершенствуют мир и исполняют мой замысел. Но далеко не у всех людей есть душа. Так надо. Люди без души свободны от моей воли. И вот среди них появился человек, который почти доказал, что я есть, как теорему, и скоро он сможет создать инструмент творения, подобный Лийилу. Рано или поздно он мог явиться, и он, увы, явился, ведь я сотворил человека по своему подобию, создал творцом. Поэтому еще немного - и мир людей может быть уничтожен мной, чтобы им безраздельно не завладел Сатана, который стремится занять мое место. Ведь ты знаешь, как Сатана может владеть волей, разумом и чувствами свободных людей. Имени этого человека - предвестника Конца света - нет в Книге жизни, поэтому у него нет и души. Для того, чтобы Сатана не мог овладеть его волей и сделать своим рабом, я должен послать Предвестнику на Землю Лийил, мое перо, которым я пишу Книгу жизни. Отнеси на Землю Лийил. Ты
передашь его Предвестнику сразу после того, как его дух посетит меня, и я расскажу ему, какова его миссия и что такое Лийил. После этого если уж мир будет уничтожен - то по воле свободного человека, а не по воле моего Врага. Когда Лийил будет на Земле, я не смогу менять Книгу жизни и вмешиваться в события, поэтому делай все, что в твоих силах, чтобы помешать нашему Врагу достигать его цели. Пока Лийил у Предвестника, я не буду посылать людям души, и ты остаешься на Земле единственным ангелом, ангелом Предвестника.
        Аллеин увидел прямо перед собой парящий в пространстве шар, грани которого переливались золотистым светом и меняли свой узор, словно живые. Взяв шар в руки, он поклонился, расправил крылья и, взмахнув ими, устремился через границы миров, составляющих Вселенную, на Землю, в мир людей.
        Он выбрал самый короткий, но и самый опасный путь - рядом с пределом Божественных миров, около границы, за которой вечная тьма. Там находится Враг - ничто, сверхпустота, сущность без содержания и формы, простирающий себя везде, куда не доходит творящий Божественный свет. Всегда, когда Аллеин летел по этому пути, его охватывал леденящий ужас.
        2
        В это же время один из ближайших помощников Сатаны - Риикрой - делал ему доклад.
        - Господин, на Земле, вероятно, могут произойти грандиозные события. Следуя вашему указанию усилить наблюдение за научно-исследовательскими институтами, занимающимися проблемами теоретической физики и молекулярной биологии, мы закрепили агентов за каждым подающим надежды сотрудником этих учреждений. И вот результат: представьте себе, в России, в НИИ теоретической физики, некий Иван Свиридов, шесть лет промучившись, вывел, наконец, систему уравнений, которая моделирует Вселенную.
        - Так! Как моделирует Вселенную его система? - Сатана задал свой вопрос с таким выражением, что Риикрой сразу понял, что его информация совпала с каким-то тайным замыслом Господина и он ее давно ждал.
        - Совершенно моделирует. Правда, сам Иван говорит, что какие-то ошибки в системе пока есть, но он такой человек, который, несомненно, доведет дело до конца, и скоро, я думаю.
        - Где он сейчас?
        - Сейчас его уволили по сокращению штатов, но он продолжает работать над своей Системой.
        - Почему уволили?
        - Это же Россия, мой Господин, чему тут удивляться.
        - Да, действительно, тут удивляться особенно нечему. Как ты оцениваешь его?
        - Он фантастически работоспособен, обладает совершенно независимой волей, необычайно целеустремлен. С людьми общается мало, но делает это успешно, он эрудирован и обаятелен - если хочет. Безусловно - потенциальный лидер. Внешне весьма привлекателен: высокий, стройный брюнет, 30 лет от роду. К этому надо добавить, что силен и вынослив чрезвычайно.
        - Интересно. - Сатана сделал длинную паузу. - Национальность?
        - Русский.
        - Тут не может быть ошибки?
        - Нет, - твердо сказал Риикрой и подумал: «Уж в этом я никогда не ошибаюсь. Национальность написана на тончайшей оболочке, отделяющей сознание человека от его подсознания, на том языке, который является для человека родным и держится, как татуировка на коже».
        - Что можешь сказать о его морали, увлечениях?
        - У него нет никаких увлечений, кроме его науки, на все остальное ему попросту наплевать, в том числе, мы полагаем, и на мораль.
        Духовным обликом Ивана Риикрой особо не интересовался, просто потому, что не было приказа. Его задачей было определить потенциальные интеллектуальные способности кандидатов.
        - Вот что, Риикрой, может, это и не он, кое-какие факты не сходятся. Ты понимаешь, о ком я говорю?
        - О Предвестнике, мой Господин?
        - Если он - Предвестник, то Творец, несомненно, передаст ему свое перо - Лийил, только так Он может защитить от нашего прямого влияния свободного человека. Говоришь, его уволили? Значит, он может предпринять какие-либо действия по публикации своей работы, и это заставит Творца ускорить события. Он все силы приложит, чтобы труд Ивана не дошел до людей, но, разумеется, по воле самого Ивана. Уверен, аудиенцию Ивану Творец все же устроит, а то парень сразу не поймет, что к чему, а Творцу важно, чтобы он с самого начала знал свою роль и свои возможности. И я в этом очень заинтересован, потому что мне надо, чтобы Предвестник узнал о своей миссии из самого авторитетного источника.
        - А не отложить ли нам решение проблемы, Господин? Устроим Ивану автокатастрофу или отправим его в сумасшедший дом. Это ведь в наших силах. - Риикрой предложил это потому, что как раз в части лишения людей разума был непревзойденным специалистом, и любил это дело, а вовсе не потому, что чего-то боялся. Среди чувств, которые были доступны ему, страха не числилось.
        - Пока у него нет Лийила - это возможно. Но сколько можно откладывать! Я жду слишком долго и сделал слишком много, чтобы ждать еще. Сейчас я посмотрю на него сам.
        Риикрой знал, что ему лучше тихо скрыться на время, когда его господин решает взглянуть своим всевидящим оком, что же делается на Земле, дабы избежать неприятных неожиданностей. Взгляд Сатаны, когда он смотрел на мир со своего трона, часто приводил к столь странным возмущениям в объектах, на которые он смотрел, что даже и Риикрой, который ко всему привык и многое видел, старался не попадать в его поле зрения в этот момент, боясь потерять какую-то часть своей сущности. Ведь по ненависти ко всему сотворенному ему было далеко до Сатаны, а значит, и ему было что терять.
        Твердое и холодное как лед пространство, где находился Сатана, треснуло от его горящего взора и разомкнулось, словно гигантский занавес, открыв перед ним мир людей, и он устремил свой немигающий взор на город, где сейчас находился Иван.
        Город для него выглядел следующим образом: места, где люди часто и искренне думали о Боге и других людях, желая им добра и забывая о себе, были как бы за светлой дымкой. Это были, прежде всего, храмы и больницы, туда его взор проникал с трудом. Напротив, определенные места, где концентрировались деньги и информация, в первую очередь банки и редакции газет, были как на ладони. Казалось, что здесь он мог разглядеть даже молекулы, из которых состоит печатная краска на денежных знаках и газетных полосах.
        Взгляд Сатаны накрывал своим вниманием весь город сразу, растворяясь в чувствах и мыслях более чем миллиона людей, растекаясь по проводам электросетей и кабелям связи, застревая и концентрируясь в компьютерных микрочипах, поэтому почти никто не заметил, что Властелин преисподней, довольствующийся, как правило, донесениями своих слуг, на этот раз сам решил взглянуть на Землю из своего закованного в лед ненависти к человечеству пространства. Только некоторые младенцы вдруг заплакали, да так, что матери не могли никак их успокоить, и в одной старенькой церквушке, вдруг ни с того ни с сего, разорвался сверху донизу полотняный занавес перед ремонтируемым алтарем.
        Сатана начал искать Ивана, читая мысли людей и вглядываясь в их лица, обозревая тысячи их сразу. Все люди разделялись для него на две неравные категории: над которыми он имел прямую власть, то есть которым трудно было противиться его воле, и над которыми он такой власти не имел, таких в этом городе было несравненно меньше. Читать их мысли Сатане было гораздо труднее. Сатана начал с трудного, обратив свой взгляд на светлые лица. Стоило кому-нибудь сознательно или бессознательно подумать «Иван Свиридов», и этот человек сразу бы привлек внимание Сатаны. Но никто из светлых людей не думал об Иване. «Это хорошо, значит, никто из них его не любит, - решил Сатана, зная, что имена любимых люди повторяют постоянно, и продолжил поиск, - значит, искать будет гораздо проще».
        Мозг размышляющего человека, видимый из того пространства, откуда смотрел Сатана, светится особым ярко-розовым светом, и чем интенсивнее думает человек, тем ярче светится его мозг, создавая вокруг освещенную зону. И когда Сатана настроил свое зрение на восприятие этого излучения, он увидел, что одно из зданий на окраине города взорвалось, как ядерная бомба, накрыв этим взрывом добрую его половину. «А, вот где он, Предвестник, можно ослепнуть от сияния его мыслей! - обрадовался Сатана. - Сверхновая звезда разума взорвалась, ослепляя своим сиянием восхищенное человечество… Неплохо звучит. Я кое-чему научился у некоторых своих друзей-поэтов», - с удовлетворением подумал он.
        В это время Сатана услышал, что кто-то вспомнил об Иване: «Я правильно сделал, что подписал приказ об увольнении этого Ивана Свиридова, - подумал седовласый человек, сидящий на заднем сиденье автомобиля, который на большой скорости ехал по главному проспекту города, - хватит уже баламутить институт». Сатана сосредоточил взгляд на этом человеке, весь он был прозрачен для Сатаны, со всеми своими чувствами и мыслями, как хрустальное стекло.
        - Молодец, правильно, хватит ему баламутить ваш институт, пусть теперь баламутит весь мир, а ты больше мне не нужен, - сказал Сатана. И в этот же момент водитель увидел, что ему под колеса бросился ребенок. Он вместо того, чтобы нажать на тормоз, резко крутанул руль и на полной скорости врезался во встречный тяжелый грузовик. Двигатель «Волги» въехал в салон, оторвав ноги водителю, а директор научно-исследовательского института теоретической физики, вылетев через лобовое стекло, разбил голову о бензобак грузовика. Его мозг растекся по асфальту и больше не светился таинственным розовым светом, смешавшись с дорожной пылью. Никто никогда не узнал, что на самом деле никакого ребенка на дороге не было…
        Сатана усмехнулся и перевел свой взгляд на здание научного института, где, как теперь он выяснил, работал Иван. «Да, это хорошее место, и народец - что надо, - усмехнулся Сатана, - только Фаустов среди вас что-то не видно. В головах ваших - сплошная скука, вонючее и хлюпающее ядовитыми испарениями дерьмо зависти - благодатная почва для ненависти. Прекрасное чувство, но зачем травили парня?.. За услуги мне надо отвечать. Вы мне больше не нужны. Кто же здесь защитит его светлую память, если не я?»
        В исследовательском ядерном реакторе, который находился в этом институте, было, наверное, сорок независимых степеней защиты, и тридцать девять из них враз отказали - по совершенно разным причинам, и - только потому, что люди, управляющие всеми этими сложными устройствами, вдруг, нарушая все писаные и неписаные инструкции, начали делать именно то, что никогда делать нельзя. И только одна девушка-оператор, которая должна была нажать по ошибке не ту кнопку, не сделала этого, потому что не подчинилась нахлынувшим на нее воспоминаниям о прошедшей ночи любви.
        - Ну же, мгновения уходят, что же ты! Как он тебя любил, отдайся своему чувству! Ведь это было лучше, чем в детективном романе, который ты только что прочла, хотя и без поросячьего визга…
        Но девушка была из светлых людей, а значит, в глубинах ее духа была некая сущность, блокировавшая все приказы и образы, которые формировал в ее сознании Сатана, и он был не властен над этой сущностью. Именно она оберегает таких людей от измены и предательства, но притупляет человеческую чувственность, ослабляя стремление к сексуальным наслаждениям и власти над другими людьми, - то есть ставит под контроль разума и совести как раз те человеческие страсти, при помощи которых Сатана вертел людьми, как хотел.
        Девушку вдруг охватил страх, пришедший неизвестно откуда, неизвестно почему и неизвестно зачем, страх беспричинный, а значит, самый жестокий, страх, который заставляет людей вдруг холодеть в предчувствии чего-то непоправимого и ужасного. Она открыла глаза и отдернула руку. Страх, при помощи которого Сатана лишал людей разума, на этот раз сработал против него, это бывало всегда, когда на его пути становились неподвластные ему люди. Сладить с ними Сатане было очень сложно, поэтому основной задачей было сделать так, чтобы этих самых независимых от него людей в нужных местах и в нужное время просто не было.
        - Ладно, нет времени, чтобы заняться тобой; все равно, очень может быть, что твоя жизнь теперь не стоит больше собачьего воя в лунную ночь. Пора посмотреть на Предвестника, - подумал Сатана и перевел свой взгляд в эпицентр «ядерного» взрыва.
        Человек, который являлся причиной калечащего мир людей внимания Сатаны, лежал на кровати в аспирантском общежитии и смотрел в потолок. Сатана взглядом проник сквозь кожу его лица, как бы расколол череп и заглянул в мозг, раскаленный, как звездная плазма. Он был кристально чист и великолепен в своем ослепительном сиянии. Иван размышлял над решением сложнейшей системы математических уравнений, и мысли его вертелись, как электрический ток в кольце из сверхпроводника, рождая это ни с чем не сравнимое сияние. Он не мог найти решение своей Системы и, попросту говоря, зациклился на нем.
        «Это он, несомненно… Тот человек, которого я ждал со времени сотворения мира. В его разуме есть необходимая мощь, и он почти готов для того, чтобы стать моей главной резиденцией. Я вселюсь в этот мозг, когда он решит свою Систему и создаст инструмент творения, и буду править всем миром. И тогда уже никто из людей не сможет сопротивляться мне просто потому, что ни у кого не будет оружия для борьбы со мной, которое от щедрости своей раздает им Творец, - души. То-то повеселимся тогда! Библейский Содом покажется детским садом, эти твари будут сами поливать себя расплавленной серой ядерных взрывов и посыпать солью нечистот своей поганой цивилизации, пока не самоуничтожатся. И будут делать это со страстью и удовлетворением, как убивают себя самоубийцы из числа выродков человеческой породы, потому что я стану их единственным Господином».
        «Что же это? Я не смогу решить Систему?» - подумал Иван, и его вдруг охватил такой страх, какого он не испытывал ни разу в жизни. Леденящий ужас сжимал виски стальным обручем, причиняя нестерпимую боль. Такое с Иваном было впервые, он не знал, как с этим справиться. Минутная растерянность сменилась яростью, тоже прежде ему не свойственной. Он подскочил с кровати и заметался по комнате, как брошенный в клетку тигр. А по стати, силе и гибкости это был настоящий тигр, редкой красоты. Чтобы как-то справиться с охватившим его бешенством и подавить животный страх, Иван со всей силы, ударил кулаком в портрет Эйнштейна, висевший на стене, гипсокартонная стена треснула сверху донизу, и кулак Ивана пробил ее насквозь.
        «Что это со мной? - подумал он, стряхнул с руки продырявленного Эйнштейна и, враз потеряв энергию, словно в изнеможении рухнул на кровать. - Что делать-то? Надо бежать отсюда, пока не обнаружили, что я натворил, - вдруг решил Иван. - А куда бежать-то?» - спросил он себя.
        А бежать-то было некуда. Это Сатана видел отчетливо. Не было ни одного человека, который бы принял Ивана в это трудное для него время. И Иван это знал. Он сгреб со стола документы: паспорт, и трудовую книжку, и деньги. Деньги он пересчитал и, скомкав, засунул в карман.
        - Куда бежать-то? - спросил у себя Иван. И Сатана подсказал ему:
        «Беги в родной город».
        Этот голос прозвучал в сознании Ивана, как его внутренний голос.
        «Точно, черт возьми! У меня же там квартира есть». Иван вытащил из кармана деньги и быстро их пересчитал. Денег как раз хватало на билет.
        «Так, ладно, двинусь в родной город», - окончательно решил Иван.
        - Беги, беги, там мы тебя и встретим, - сказал Сатана и отвел взгляд от Ивана.
        Пространство перед взором Сатаны сомкнулось. Риикрой увидел это и, вынырнув из закоулков преисподней, как ни в чем не бывало предстал перед своим господином.
        - Ну и как ваше впечатление, мой Господин? - спросил он Сатану.
        - Я видел его. Он уже направляется в родной город. Пусть отдохнет немного от нашего внимания, а когда будет на подходе к своему городу, ты встретишь его. Приготовь ему, для начала, достойную встречу в нашем стиле. Посмотри, о чем он думает, каков его эмоциональный мир, выясни, кто его друзья. Его друзья, впрочем, так же, как и враги, должны стать моими верными слугами. В случае необходимости можешь материализоваться, чтобы никто из ангелов не мешал тебе. А я останусь здесь до времени. И не тревожьте меня по пустякам…
        3
        Был вечер, когда, преодолев границу между миром духов и миром людей, Аллеин обнаружил вдали небольшой город, куда направлялся Иван.
        Если бы люди могли видеть то, что видят ангелы, то жители города, в котором происходили описываемые события, заметили бы этим утром быстро спускающийся с неба черный конический столб, сужающийся книзу. Это произошло в тот момент, когда луч солнца проскользнул в щель между синей тучей и кромкой далекой горной гряды и окрасил розовым светом скалы. Будто бы черный, холодный, безмерный и безграничный космос, прорвав тоненький слой атмосферы, спустился в этот миг на Землю. Столб ударил в вершину самой высокой скалы и исчез, не оставив никакого следа. Аллеин увидел его и услышал удар грома. Он тут же со скоростью молнии рванулся к месту, куда ударил черный гигантский конус.
        На вершине скалы, на большом, таинственно поблескивающем вкраплениями слюды камне сидел черный, не имеющий никаких черт и деталей - глаз, рта, одежды, - крылатый силуэт.
        - Не иначе это ты, Риикрой, - сказал Аллеин, подойдя к камню, - давно мы с тобой не встречались на Земле.
        Силуэт ответил:
        - Привет, Аллеин. Я думаю, для тебя не является секретом цель моего появления здесь?
        - Ты пришел, чтобы следить за Предвестником.
        - Да, конечно же, и ты, Аллеин, не сможешь, надеюсь, помешать мне выполнить мою миссию.
        - Хотел бы! В моем пространстве ничто мне не помешает бороться с тобой. - И в руках Аллеина, как золотая молния, блеснул меч. В этот же момент раздался хлопок, и на камне очутился высокий, хорошо сложенный мужчина лет сорока с резкими чертами лица, черными волосами и черными глазами. Брюнет улыбался и отряхивал одежду - дорогой, строгий костюм. Поправив галстук, мужчина встал, поклонился и, помахав рукой кому-то, сказал:
        - Прощай, Аллеин, надеюсь, мы с тобой в ближайшее время не встретимся.
        После этого мужчина достал расческу, причесался и направился вниз по тропинке, насвистывая какой-то марш.
        - Как жаль, что мне запрещено преследовать тебя в человеческом пространстве, - сказал Аллеин и спрятал меч.
        Как только Аллеин улетел, Риикрой тут же дематериализовался и устремился к Ивану. Ему не надо было его искать, потому что за Иваном следили неотступно.
        Прежде чем лететь искать Ивана, Аллеин решил подняться как можно выше, чтобы своим особым, бесконечно чутким слухом услышать, что думают и чувствуют люди на Земле; имело смысл определиться, что же происходит в мире людей именно сейчас, когда он получил столь важное задание. Это действие отнимало у Аллеина очень много сил и особой духовной энергии, поэтому он редко, раз в одно-два столетия, слушал всю Землю сразу и сейчас не очень хорошо представлял, как обстоят дела.
        Аллеин поднялся над миром людей, сосредоточился, настроив свои чувства на звуки и ритмы Земли, и стал слушать.
        Звуки привычных человеческих мыслей и чувств, воспринимаемые Аллейном как мелодии, звучащие из века в век, все сильнее перебивались какими-то импульсами. Такие диссонансы Аллеин слышал и раньше, но теперь они угрожающе усилились, порой заглушая голоса земного оркестра. Откуда идут эти шумы, Аллеин не знал. И это сильно его беспокоило. «Что это за звуки, откуда они исходят? Все неизвестное пугает. Надо как можно скорее разобраться с природой этих негармонических возмущений, - думал Аллеин. - Уж не Иван ли - причина этому? Нет, не может быть. Хотя… Хотя - кто знает».
        Аллеин обратился к Богу, он мог это делать:
        - Господь, что-то странное происходит с людьми. В их мыслях и чувствах появилось нечто, пугающее меня. Ответь мне, Господи. Прикажи, что мне делать?
        Прежде, когда Аллеин обращался так к Богу, он тут же получал ответ. Но на этот раз ответа не было. Не было впервые за тысячи лет!
        - Что происходит, Господи?! - воскликнул Аллеин.
        Молчание.
        Аллеин не знал, что ему делать: то ли лететь вверх, к Богу, то ли вниз - на Землю.
        Он полетел вверх. Но знакомый межпространственный тоннель, ведущий к Богу, был закрыт… Ужас охватил Аллеина. «Бог больше не хочет слышать, что происходит на Земле. Он отвернулся от людей. Почему? Может быть, дело в том, что он отдал мне Лийил?» Не было ответа. Внутри у Аллеина все затрепетало, он бросился вниз, на Землю.
        Он летел над Землей, торопился изо всех сил. То, что Аллеин не мог видеть Бога и говорить с ним, что Бог по непонятным причинам отвернулся от людей и оставил его здесь, на Земле, одного, предоставив самому себе, - ничего более страшного, в понятии Аллеина, произойти не могло. «Значит, Конец света не только близок, он уже начался», - решил Аллеин.
        «Что происходит? Откуда взялись эти странные чувства и звуки, разрушающие и без того нестройный хор из человеческих стремлений и переживаний?» - думал Аллеин, вглядываясь и вслушиваясь в надземный эфир.
        Наконец Аллеину удалось справиться с волнением, он сосредоточился и напряг свой бесконечно совершенный слух, чтобы уловить лейтмотив раздражавшего его диссонанса, и это ему удалось, диссонанс многократно усилился и теперь зазвучал, как трубный глас, потому что шел от человека, дух[1 - Дух - не душа. - Прим. авт.] которого работал как своеобразный резонатор всех услышанных Аллейном шумов:
        - «…Сотворил Господь мир для делания»[2 - И БЛАГОСЛОВИЛ ВСЕСИЛЬНЫЙ ДЕНЬ СЕДЬМОЙ И ОСВЯТИЛ ЕГО, ИБО ТОГДА ПОЧИЛ ОТ ВСЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ СВОЕГО, КОТОРОЕ ВСЕСИЛЬНЫЙ, ТВОРЯ, СОЗИДАЛ. (Брейшит, 2:3.) И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал. (Синодальный перевод. Бытие, 2:3.)] и мне нельзя останавливаться, надо совершенствовать творение, - именно эти слова в этот момент произнес на иврите пожилой мужчина, они были тут же поглощены звуконепроницаемой обивкой стен его кабинета, но Аллеин услышал их сердцем. И сердце Аллеина оборвалось. «Вот что все это значит! Он ведь абсолютно верит в то, что улучшает мир, забыв о том, кто есть совершенство, и результатом его трудов и будет Судный день».
        - Как дела по проектам «Альфа», «Бета» и «Центавр»? - спросил мужчина, нажав на клавишу селектора.
        Голос в селекторе стал делать доклад, в котором говорилось о работах по созданию искусственного интеллекта, расшифровке генетического кода и нейропрограммированию. Аллеину было совершенно неважно, о чем говорилось. Ему было важно, как этот человек, его звали Франц Зильберт, он был президентом какой-то транснациональной корпорации, слушал доклад. Он слушал его, ни разу не вспомнив о Боге, Книгу которого только что цитировал. «Он говорит одно, а думает другое. Цель его - не истина, а власть, нужная ему для совершенствования мира. А власти у него и сейчас - бездна… Какую ему еще власть надо?» Этот вопрос Аллеин оставил без ответа. «Ясно, все эти странные, пугающие звуки - это первые такты прелюдии последнего концерта. Прелюдии вечной тишины. Хватит. На сегодня хватит, - сказал себе Аллеин. - По-видимому, дело идет к Концу. И Бог теперь отвернулся от мира…»
        Аллеин полетел на поиски Ивана.
        4
        Иван ехал в автобусе по дороге, которая вела в его родной город. Рядом с дорогой горел лес, одновременно подожженный кем-то сразу с четырех сторон. Сильный ветер быстро раздувал пламя. Дым пожара, несшийся над землей, застилал автостраду. Временами, когда клубы дыма сгущались, впереди ничего не было видно, кроме темно-красного солнца, стоявшего у горизонта. Автомобили медленно ехали с зажженными фарами, то и дело сигналя друг другу. Водитель рейсового автобуса, устав от беспрерывных гудков и торможений, остановил автобус и открыл двери.
        - Подождем, может, развеется, - объявил он и закурил. «Почему никто не тушит? - подумал водитель. - Странно».
        Риикрой опередил Аллеина и, удобно разместившись в подсознании Ивана, внушал ему, что надо выйти из автобуса и пройтись пешком по дороге. «Когда он увидит, как горит хлебное поле, я пойму, что это за человек», - думал Риикрой.
        Ивану надоело сидеть в душном автобусе. Он вышел из салона, постоял немного, глядя на дым пожара, и решил оставшуюся часть пути пройти пешком. До города по дороге оставалось километров десять, а напрямик через поле, засеянное пшеницей, - километров пять. Сказав шоферу, что он дальше не поедет, Иван спрыгнул с дорожной насыпи, прошел по полю метров двадцать, остановился и посмотрел назад. Сильно пахло пожаром. Пройдя метров сто по меже, Иван вышел на грунтовую дорогу, ведущую в город.
        Заросли кустарника в оврагах и около березовых колков тоже горели. От дыма слезились глаза. Иван быстро шел по дороге, посыпанной серым пеплом. Ветер поднимал пепел и нес его над полем.
        И вот огонь перекинулся на пшеницу, и Ивану пришлось пройти по дороге через горящее поле. Лицо опалило жаром, хотелось бежать, но Иван не побежал, а на несколько секунд остановился и стал смотреть на огонь. Глаза отражали зарево пожара, а одежда нагрелась так, что было трудно терпеть. Стебли созревшей пшеницы вспыхивали, роняя на землю колосья. Колосья беспомощно падали и засыпались раскаленным прахом. Огненные вихри, носившиеся над землей, довершали дело. Хлебное поле быстро уничтожалось.
        «Если я не завершу свою работу - моя жизнь будет уничтожена, как это поле», - подумал Иван. «А если завершишь, - то же будет со всем человеческим родом», - сказал Риикрой так, чтобы Иван услышал его, как свой внутренний голос.
        Когда Иван достиг края поля, солнце зашло за горизонт. Сразу стало очень темно, потому что пепел, поднятый ветром, еще не осел.
        Здесь Ивана нашел Аллеин. Он увидел, что его подсознание занято Риикроем, и в отчаянии сжал кулаки. Ему теперь оставалось следить за мыслями Ивана издалека.
        Иван быстро шел по дороге, которая выводила его прямо к окраине родного города, где он не был уже много лет. Иван собирался теперь жить в этом городе, потому что здесь у него была однокомнатная квартира, доставшаяся в наследство от умершей матери.
        По пути Иван вспоминал только о двух людях: Сергее Малышеве и Наташе Петровой. Как понял Аллеин, Сергей был другом Ивана, а Наташа Ивану когда-то очень нравилась. Правда, эти воспоминания были эпизодическими. Он всю дорогу думал о том, как он будет решать сложную систему математических уравнений, и ничто, казалось, не могло отвлечь его от этих мыслей.
        Мысли мчались в Ивановой голове с огромной скоростью, и их было очень много, так много, что Риикрой едва успевал следить за ними. Все мысли Ивана, сознательные и бессознательные, были формальными логическими операциями, направленными на решение какой-то очень сложной математической задачи. «Да, в способности думать этот человек, возможно, превзошел всех людей, или почти всех, - подумал Аллеин, который так же в это время следил за мыслями Ивана. - И никаких эмоций! Ну что ж, будем знакомы, Предвестник».
        Риикрой покинул Ивана, чтобы сделать доклад своему Господину, и Аллеин решил узнать, что за люди эти Сергей и Наташа. Ведь им, очень возможно, придется принимать активное участие в предстоящих событиях.
        5
        Проводив Ивана до дома, невидимый и неслышимый для людей, Аллеин парил над городом, всматриваясь сквозь стены и крыши в светлые лица спящих детей. На лица взрослых Аллеину было неприятно смотреть, потому что в большинстве своем они были темны и поражены пороками, что делало их похожими на лица покойников.
        В доме, стоящем недалеко от соснового леса, Аллеин увидел спящую девочку, которая привлекла его внимание тем, что была очень похожа на одну из его подопечных, жившую несколько столетий назад. Девочка мирно спала, положив руку под голову, наверное, ей было жарко, щеки раскраснелись, одеяло было сброшено на пол. Сложив крылья, прямо через окно Аллеин вошел в комнату, где спала девочка, и сел у изголовья. Улыбнувшись, он положил свои руки ей на голову и запел. И хотя пел он на своем ангельском языке, девочка поняла его, потому что он пел ей о счастье и любви. Потом ей снилось море, которого она никогда не видела, а потом прекрасный молодой человек с золотыми волосами, одетый в белые, просторные одежды. Этот человек улыбался, и ей было почему-то так хорошо, что она тоже стала улыбаться.
        Посидев немного в комнате, Аллеин улетел. Теперь его путь лежал в лес, росший рядом с домом, в котором он только что был. Как белая молния промелькнул Аллеин над верхушками сосен. Он долго смотрел на раскинувшийся перед ним город и думал о людях, поколения которых прошли перед ним, не переставая удивлять и восхищать как силой своего духа, так и его убожеством. И вот теперь ему придется расставаться с миром людей. Чем он будет заниматься теперь, если не будет детей?
        Аллеин чуть было не заплакал, ведь он, несмотря ни на что, любил людей и верно им служил.
        Начинало светать, свет гаснущей на западе полной луны начал смешиваться со светом солнца, отражаемым от высоких перистых облаков на востоке. Пора было отправляться в свой мир, наполненный светом другого светила. Перед этим Аллеин хотел взглянуть на людей, о которых вспоминал Иван. Последний раз посмотрев на город, Аллеин вздохнул и, сильно взмахнув крыльями, полетел искать знакомых Ивана.
        Часть первая
        Прелюдия вечной тишины
        Архангелы Рафаил, Гавриил и Михаил,
        все трое:
        И крепнет сила упованья
        При виде творческой руки:
        Творец, как в первый день созданья,
        Твои творенья велики!
        Мефистофель
        Опять, о господи, явился ты меж нас
        За справкой о земле, - что делается с нею!
        Ты с благосклонностью встречал меня не раз -
        И вот являюсь я меж: челядью твоею.
        Прости, не мастер я по части громких слов;
        Но если б пышный слог я в ход пустить решился,
        Сам рассмеялся б ты - ручаться я готов, -
        Когда б от смеха ты давно не отучился.
        Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
        Я вижу лишь одни мученья человека.
        Смешной божок земли, всегда, во всех веках
        Чудак такой же он, как был в начале века!
        Ему немножко лучше бы жилось,
        Когда б ему владеть не довелось
        Тем отблеском божественного света,
        Что разумом зовет он: свойство это
        Он на одно лишь смог употребить -
        Чтоб из скотов скотиной быть!
        Позвольте мне - хоть этикет здесь строгий -
        Сравненьем речь украсить: он на вид -
        Ни дать ни взять кузнечик долгоногий,
        Который по траве то скачет, то взлетит
        И вечно песенку старинную твердит.
        И пусть еще в траве сидел бы он уютно, -
        Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно.
        И. Гете.«Фауст», «Пролог на небесах»
        Глава первая
        1
        Найти в городе любого человека для Аллеина не представляло большой сложности, надо было только подняться повыше и напрячь зрение и слух, ведь человек очень часто подсознательно повторяет свое имя даже во сне. Полетав над городом, Аллеин нашел Наташу и устремился к окну ее комнаты.
        Аллеин вошел в Наташину комнату рано утром, с первыми лучами солнца. Наташа спала. Черты ее лица были абсолютно правильными, но не холодными, как часто бывает, а нежными и живыми. Но не меньше, чем красота Наташи, Аллеина удивило то, что лицо ее было светлым, как у ребенка. Аллеин встал в угол комнаты и стал прислушиваться к Наташиным снам. Но в это время Наташу разбудил ее любимец кот Мускат, вернувшийся с ночной прогулки. Он требовательно мяукал под дверью, пока Наташа не открыла дверь и не впустила его.
        Наташа дала коту рыбку, налила молока и снова легла в постель, но уснуть не могла. На улице было тихо: ни машин, ни людских голосов, только птичье пение. Наташа закрыла глаза и погрузилась в полудрему, но уснуть никак не удавалось, опять в голову полезли знакомые жестокие мысли: «Надо что-то делать, на что-то решаться и устраивать свою жизнь. Время уходит, а у меня ни детей, ни мужа, ни работы. К тому же волею обстоятельств попала в такую дыру, иначе родной городок не назовешь, из которой до смерти можно не выбраться. Что же делать?» Наташа вдруг остро почувствовала, что именно сегодня должно произойти что-то, что определит ее судьбу. Так бывает, когда почтальон приносит телеграмму с какой-то важной и неожиданной новостью. Наташа быстро встала с постели, разделась и пошла под душ. Она тщательно мыла свои очень густые каштановые волосы, потом долго стояла под сильными струйками теплой воды.
        Надев халат, Наташа пошла на кухню завтракать. Отпив глоток кофе, она отставила чашку в сторону и задумалась: «Кто же этот Ясницкий? Председатель правления крупного банка - в тридцать лет. Миллионер, а может и миллиардер, имеет вес в политических кругах не только в краевом центре, но и в столице. У него берут интервью, на него ссылаются, как на одного из лидеров нового экономического движения. Он хороший оратор». Наташа слышала, как он выступал на областной конференции банкиров, где они и познакомились. «Руки у него большие, сильные, губы под черными, ухоженными усами пухлые, немного чувственные, одевается блестяще. Разведен давно, детей нет. Зачем он приехал в наш город и что ему от меня надо, и надо ли ему вообще что-нибудь от меня?» «Сразу позвонил Вам, Наташа. Мне обязательно надо с Вами поговорить, и не откладывая». «Предложить работу? Он бы сразу сказал об этом. Нет, он приехал делать мне предложение. Да, сегодня же он сделает мне предложение», - заключила свои размышления Наташа.
        «Мои материальные условия его, скорее всего, не интересуют, - рассуждала Наташа. - Зачем ему мое приданое? Нет - это для него не имеет значения. Мое прошлое? А нет прошлого. Что у нас еще в активе? Образование? Да, образование стоящее. Манеры? Некоторый опыт общения с людьми у меня есть. Характер? Интересно, что он знает о моем характере? Ну да ладно. Конечно же, если он мною интересуется, то потому, что я красивая, это общепризнанно».
        Наташа сбросила с себя халат и подошла к большому зеркалу, стоящему в спальне. Она долго и сосредоточенно смотрела в зеркало, как бы спрашивая у себя о чем-то.
        «А ну-ка, девушка, покажи мне свое второе я, - сказал Аллеин так, чтобы Наташа не смогла ему отказать. - Покажи себя, кем бы ты хотела стать на самом деле».
        Наташа усмехнулась, наклонилась к зеркалу, показала себе язык и, сделав лицо актрисы, произносящей монолог из классической трагедии, сказала:
        - Коль жизнь - театр, а люди - актеры, то надо постоянно репетировать жизнь, чтобы жить. И надо стараться находить в этом радость, коль уж жизнь - банальная пьеса.
        Наташа стащила с постели простыню, ловко задрапировала себя складками ткани и прошлась перед зеркалом, искоса глядя на себя. На нее умными, красивыми глазами спокойно и холодно смотрела заместитель директора банка по экономике. «Так, губы чуть плотнее, взгляд чуть помягче. Неплохо, получается», - оценил Аллеин.
        Драпировка была быстро изменена. Наташа отошла от зеркала и медленно, походкой манекенщицы пошла вперед, подойдя, повернулась перед зеркалом, стала боком, потом повернула чуть наклоненную голову, улыбнулась, чуть разжала губы и изобразила на лице невинность и смущение. Аллеин кивнул головой: «Тут ничего менять не надо - и так сойдет».
        Наташа накинула простыню на голову, скрыв волосы, подняла глаза вверх, так, как она видела на картинах старинных художников, и изобразила на лице благоговение и смирение. Аллеин улыбнулся: «Несколько картинно и вычурно, таких монахинь не бывает, а если бывали, то их надо было держать взаперти, подальше от мужских глаз. Смирения во взоре все же недостаточно и блеск в глазах не от слез». Наташа попыталась пустить слезу, чтобы изобразить молитвенный экстаз. Слеза не получилась. «Ладно - на троечку», - махнул рукой Аллеин.
        Простыня была сброшена. Наташа начала танцевать. Танцевать Наташа, без сомнения, очень любила. Танцевала она недолго, успев при этом выплеснуть поток чувственности и скрытой, и открытой. «Ладно - с этим все ясно. Отлично. В крайнем случае, всегда можно пойти в кабаре», - сказал Аллеин и зааплодировал.
        Наташа подвязала простыню фартуком, вздохнула так, чтобы грудь заняла более красивое положение. И сказала:
        - Дорогой, ты уже проснулся? Завтрак готов… Нет, что-то не получается… Дорогой, мне нужна норковая шуба, без нее моя жизнь потеряла всякий смысл… Где ты вчера был, пьяница чертов?! «Да, тут явно что-то не то», - покачал головой Аллеин. Наташа надела халат и села на стул перед зеркалом. Вдруг она расплакалась.
        «Так - тут все в порядке, - оценил ее неожиданные слезы Аллеин. - Отец при смерти, а она танцует. - То, что Наташа очень любила своего отца, Аллеин определил сразу, и в этом он не мог ошибиться. И смеется сквозь слезы. - Может быть, эта женщина и была создана Творцом специально на случай, если в мире свободных людей появится Предвестник».
        «Интересно, помнит ли его?» - подумал Аллеин.
        Установить это для него было совсем не сложно. Он прошептал Наташе на ухо: «Иван Свиридов», и она тут же перестала плакать и задумалась, устремив взгляд прямо перед собой.
        «Иван Свиридов, к чему бы это вспомнилось?» - спросила себя Наташа, и Иван, красивый и мужественный, с нежным взглядом светло-серых глаз и широкой улыбкой, предстал перед ее мысленным взором.
        Аллеин посмотрел на возникший в сознании Наташи образ и увидел Ивана таким, каким видела его Наташа тринадцать лет назад. Наташа, ученица шестого класса, принимавшая участие в школьной самодеятельности, заметила Ивана, студента первого курса, на вечере встречи выпускников их школы. С детской непосредственностью она не сводила глаз со статного, яркого парня, казавшегося ей взрослым мужчиной, волнующе загадочным и опасным. После окончания концерта, в котором Наташа блистала в нескольких танцевальных номерах, она осталась посмотреть, как будут танцевать взрослые. Иван долго поглядывал на нее, а потом пригласил танцевать медленный танец. Наташа была смущена невероятно, во рту пересохло и ноги отказывались слушаться. Она почему-то казалась себе самой смешным и беспомощным длинноногим олененком, которого недавно видела в зоопарке. После этого они виделись еще раз - на ее выпускном вечере, но тогда Иван почему-то не пригласил ее танцевать, а сразу ушел. Нет, Наташа не думала об Иване днем и ночью, не предавалась мечтам о своих нынешних и будущих чувствах к нему, но образ его хранился в глубине ее
сознания, рядом с сердцем и неразлучный с ней. Аллеин теперь твердо знал, что Наташа предназначена Ивану. «Он для нее воплощает образ идеального мужчины. Она не увидит ни одной его плохой черты, но все, что в нем есть положительного, - это как раз то, о чем она всю жизнь мечтала, мечтала еще с детского возраста. Вот это да! Они же, действительно, созданы, чтобы любить друг друга. Любить?.. Она-то сможет, а он?..» - и Аллеин вновь прислушался к мыслям Наташи.
        «Нет, не надо, хватит уже мечтать. Что у меня за натура странная? Стоит только почувствовать, что надо принимать какие-то жизненные решения, и я тут же убегаю в мир иллюзий».
        «Твой мир - как раз и есть иллюзия. А твои иллюзии - это то, что может стать для тебя самой невероятной реальностью», - подумал Аллеин.
        Раздался стук в дверь. Мускат, муркнув как бы про себя, на ходу потянулся и побежал к двери, следом пошла Наташа.
        Пришла Наташина подруга Светлана, у которой сегодня собиралась традиционная вечеринка бывших однокашников. Сначала хотели собраться у Наташи, но когда стало известно, что приезжает Ясницкий и хочет с ней встретиться, решили, что лучше собраться у Светы, раз уж Наташа желает увидеться с этим Ясницким непременно в компании. Света была дочерью директора крупного завода, дом у ее родителей был большой, по мнению девушек, там можно было придать вечеринке элемент официального приема.
        - Наташка, шампанского в городе нет! Что делать будем? - вытаращив глаза и захлебываясь эмоциями, поведала Светлана.
        - В прошлом году пили пиво, если мне память не изменяет, - с подчеркнутой холодностью ответила Наташа. - А кто будет-то?
        - А никого не будет. Сергей будет, Татьяна, Ольга - и все, больше я никого не приглашала.
        - Сергей Малышев - это понятно, - Наташа кивнула головой. Он был знакомый предприниматель и тоже учился в их школе, - а где остальные?
        - Наташка, не прикидывайся дурой. Там будет Ясницкий, и он заменит их всех. С ним придет Панин. - Светлана внимательно посмотрела на Наташу. Панина в городе знали все. Он, по мнению Наташи, был личностью мрачной и таинственной. Один из первых городских предпринимателей, он постепенно прибрал в городе все мелкие магазины и принялся за крупные. Поговаривали, что он как-то связан с бандами местных и не местных рэкетиров, но это были только слухи.
        - А Панин там зачем нужен, рожа противная?
        - Сама ты противная. Он, между прочим, месяц назад развелся. Тебя-то мы замуж выдадим. А меня? А я тоже замуж хочу. Он звонил мне сегодня и спросил, не буду ли я возражать, если он придет вместе с Ясницким.
        - Ничего себе друзья у Ясницкого, - сказала Наташа, покачав головой. - Ну ладно, проходи, что мы на пороге-то стоим.
        Наташечка, Ясницкий приехал делать тебе предложение, - торжественно заявила раскрасневшаяся вдруг Света.
        - Это ты откуда знаешь? - не выразив ни удивления, ни восторга, спросила Наташа.
        - От матери. Ясницкий вчера, через знакомую матери публику, осторожно собирал информацию и о тебе, и о твоих родителях: «Как училась, где лечилась и что из нее получилось». Вот так-то.
        - Ты с этим пришла или за шампанским? - неожиданно резко спросила Наташа.
        - Ты что? Тебе неинтересно? Чокнулась, что ли? - Наташа молчала. - Точно чокнулась, - заключила Света. Наташа помолчала с минуту, потом сказала:
        - Значит, так. На вечер я приду вовремя. Буду вести себя хорошо. Только вот что: не дергайся и за руку меня по своему дому не таскай. Я сама знаю, что мне делать. Поняла?
        - Знаешь что, Наташа, я все понимаю, но ты зря меня учишь жить. Не надо, это обидно даже, - вдруг переменившись в лице, серьезно и размеренно сказала Света. Света была старинной подругой Наташи и знала, что сейчас Наташу надо остановить, иначе они могут надолго поссориться.
        - Извини… А шампанское купи у Панина. Телефон знаешь?
        - Ой, правда, что это я сразу не догадалась. Ну ладно, я побегу, дел невпроворот.
        Света, на ходу надевая туфли, выскочила из квартиры.
        Тут Аллеин оставил Наташу и отправился искать Сергея.
        2
        В это время Риикрой докладывал Сатане:
        - Господин, в 4 утра Аллеин с Лийилом появился на Земле.
        - Дело Творца назначить получателя, дело Аллеина принести Лийил, а уж как и где получатель его получит - это не только его дело, а и мое. Где Иван?
        - Только что проснулся, умылся, попил воды из-под крана и пошел искать телефонный автомат, чтобы позвонить Сергею, своему школьному товарищу.
        - Так у него все же есть товарищи. К чему такая спешка?
        - Все нормально, Господин. Ивану нужны деньги. У него сто рублей новыми деньгами и тридцать семь старыми. Булка хлеба стоит сто рублей.
        - Итак, теперь у меня появляется возможность определить, что в самом деле задумал Творец. Я убью Ивана, и если Творец вернет Ивана на Землю, значит, он настоящий Предвестник, или, как говорят люди, - Антихрист. И тогда он получит Лийил.
        - Что же должен делать Иван, получив Лийил? - спросил Риикрой, проявив при этом недопустимое любопытство. Он не должен был задавать лишних вопросов. Но на этот раз был такой случай, который его оправдывал.
        - По моему сценарию? - спросил Сатана.
        - Да, по сценарию.
        - Моя цель известна - занять место Творца. Увы, сам я не могу сотворить ничего, но Иван может создать все, что мне надо, в том числе и инструмент творения. Я попытаюсь сделать Ивана орудием для достижения своей цели. Если у Ивана будет Лийил, я не смогу диктовать ему свою волю, его воля будет абсолютно свободной. Нам придется потрудиться, воздействуя на окружение Ивана, чтобы он сам захотел закончить свою Систему, решить ее и создать инструмент творения. Я овладею этим инструментом в последний момент. Творец, по причинам мне неизвестным, не хочет воспрепятствовать этому прямо. Он сам для себя установил законы, которых неизменно придерживается. Если Иван не захочет делать инструмент творения, я постараюсь, как минимум, заставить его опубликовать свою Систему. Тогда Земля станет планетой антихристов.
        - Значит, исход дела будет зависеть только от Ивана? Как же тогда Конец света? И как же сценарий Апокалипсиса?
        - Вариантов поведения Предвестника, или, как его называют некоторые из людей, - Антихриста - четыре. Первый: он, узнав, к чему ведет решение его Системы, отказывается продолжать свою разработку и пользоваться возможностями Лийила. Я уверен, этот вариант невозможен. Свободный человек, наделенный такой страстью познания, не в состоянии отказаться от поиска истины, так же как неспособен он отказаться от предлагаемой ему власти над собой и над людьми. Второй вариант: Иван создает инструмент творения втайне и становится на место Творца. Этот вариант нас устраивает, потому что на самом деле место Творца займу я. Третий вариант: Иван просто публикует свою Систему. Это тоже хорошо, просто решающий шаг будет сделан каким-то другим человеком немного позже. Во всех этих вариантах Иван публично не проявится как Предвестник, поэтому они не описаны в священных книгах мировых религий. Любой из этих вариантов, кроме первого, разумеется, меня очень устраивает. И, наконец, сценарий Апокалипсиса. Он наиболее вероятен. В нем описан вариант, когда Предвестник создает инструмент творения публично, при этом он,
естественно, заставит всех поверить в себя, как в Бога, пользуясь в том числе и возможностями Лийила. В сценарии Апокалипсиса есть одна маленькая неточность. По сценарию Творец уничтожает Предвестника и мне достается, но на самом деле что будет делать Творец - не знает никто. Я знаю Его лучше, чем кто бы то ни было, и уверен: раз Творец не уничтожил меня и вообще никого и никогда не уничтожал, не уничтожит он и мир, и мир достанется мне, как только Иван создаст инструмент творения. Ивана же уничтожу я. Вот такая подмена - малюсенькая, правда… Ну, а с таким Богом, как я, будет и ядерная война, и Новый Иерусалим для тех, кто после нее останется.
        - Воистину, велик ты, Господин… - сказал Риикрой и распростерся перед Сатаной, как темное облако. - Насколько я понимаю, появление Предвестника - это для нас хорошо в любом случае.
        - Да, конечно. Это праздник для нас. Или я стану на место Творца, или человечество будет уничтожено Богом, во что я не верю, но что тоже неплохо. Наш старый спор с Творцом о том, чего стоит человек, разрешится в мою пользу. Это глубоко личное…
        - А если Творец не даст Ивану Лийил?
        - У Творца сейчас просто нет выбора! - сказал Сатана и засмеялся. - Если он не пошлет Лийил, Иван может с нашей помощью или без нее натворить такого… и без всякого Лийила. Ведь он из свободных людей… Лийил - перо Творца. Он только дает возможности владельцу творить иллюзии, воспринимаемые им самим и всеми как реальность. Инструментом творения он может быть только у Бога. Каждый Бог должен сотворить свой Лийил.
        - Странные условности. - Риикрой не мог скрыть своего удивления. Любознательность, хоть и весьма своеобразная, - была основной чертой его характера.
        - Ха, на этих Его условностях держится Вселенная, как геометрия на аксиомах! - Голос Сатаны звучал все возвышаясь, вызывая у Риикроя странное воодушевление. - Понимаешь, Риикрой, особенность ситуации в том, что Иван - гениальный ученый, а все представляли Антихриста, как какого-то законченного ублюдка, наделенного многими талантами. И к тому же он русский… Поэтому не могу полностью исключить, что события будут развиваться не так, как мы всегда предполагали.
        3
        Когда Сергей узнал, что Иван приехал в город и хочет с ним встретиться, то очень обрадовался. Сергей никогда не анализировал, что ему нравится в Иване и почему, хотя если бы хотел, то, конечно бы, разобрался, как он всегда это делал во всем, что его интересовало. Во всяком случае, Сергей все эти годы поддерживал с Иваном переписку, стараясь не потерять связь со школьным товарищем, хотя это было совсем не просто.
        Иван, по мнению Сергея, был парень со странностями, но именно эти странности и делали его интересным человеком. В школе Иван тяготел к гуманитарным наукам: он прекрасно говорил по-английски, знал немецкий и, кажется, еще испанский, очень любил историю и литературу. Когда узнали, что он поступил на физический факультет университета, никто ничего не понял. «Иван Свиридов и физика? Вот это да!» Хотя, по правде сказать, ничего особенно удивительного в этом не было, потому что способности у Ивана были блестящие и разносторонние, но логики, по мнению Сергея, в поступках Ивана никогда не было. Не сказать, что он был красавцем, но все же очень недурен: высокий, стройный, худощавый, темноволосый, девчонки на него заглядывались, а ему - хоть бы что. Между прочим, близкие друзья знали, что Иван очень силен, мышцы у него были, что называется, стальные и вынослив он был, что твой конь.
        А потом эта дурацкая аспирантура - всегда на побегушках. Сергей знал, что если Иван что-то решил, то так и будет, даже если придется переплыть море или залезть в петлю. Это у него не отнимешь. Но вот что у него за цель, к чему он стремился - никто никогда понять не мог: ни учителя, ни его мать, ни друзья, ни позже коллеги по работе. Близких друзей, в том смысле, в котором это понимают старшеклассники, у Ивана никогда не было, хотя приятелей было много.
        Прошло семь лет. Сергей уже имел собственный дом, любящую жену и двоих детей, очаровательных девочек. А у Ивана так и не было ничего - ни работы, ни денег, ни жены.
        Друзья встретились в назначенном месте - у центрального гастронома и решили, как в школьные годы, выпить по бутылке вина на опушке леса, а заодно и поговорить.
        Иван и Сергей, разговаривая, шли по той же тропинке. У каждого из них было в руках по бутылке вина. На Иване была та же желтая спортивная майка и просторные коричневые спортивные брюки, что и вчера. Говорил в основном Иван. Сергей, глядя себе под ноги, внимательно слушал. Аллеин не отходил от Сергея ни на шаг, чтобы не пропустить ни одного его чувства и мысли.
        - Короче говоря, меня уволили, сократили, я остался без работы, а делать я ничего не умею, - ровным, спокойным голосом рассказывал Иван.
        - Сколько тебе платили в институте? - спросил Сергей.
        - Двенадцать тысяч.
        - Сколько-сколько?!
        - Двенадцать тысяч, - точно таким же тоном ответил Иван.
        - Как же ты жил на эти деньги, дружище?
        - Видишь ли, у меня весьма скромные потребности.
        - Ты бы хоть рассказал, чем ты занимался все эти годы после университета?
        - Как бы тебе объяснить? В общем, по мнению моих начальников, я сходил с ума. Еще в университете, мне тогда было лет семнадцать, в голову пришла идея, смысл которой в том, что процесс развития мира можно точно смоделировать, если правильно подобрать переменные для описания этого процесса. Идея не новая, новым является именно введение в уравнения переменных, отражающих зависимость физических процессов от информации, в том числе той, которой располагает человечество.
        - Да, что-то уж больно мудрено. Давай-ка лучше присядем на травку да выпьем по сто пятьдесят.
        Друзья устроились прямо на траве, уверенно выбили пробки из бутылок и приложились к их горлышкам. Утолив жажду, они продолжили свой разговор.
        - Если я правильно тебя понял, человечество, познавая природу, меняет законы физики? - спросил Сергей.
        - Да, представь себе, но они меняются не плавно, а дискретно, и зависимости там довольно сложные. Мир видится нам как огромное пространство, заполненное материей, а оказалось, он совсем не такой. Его совершенно невозможно описать в понятиях, привычных для нашего сознания.
        - Без бутылки не разобраться, - сказал Сергей и вновь отхлебнул большой глоток. - Что-то вроде квантовой механики?
        - Квантовая механика - аналог, с которым можно сравнить уровень понятий в моей механике. Но в моей механике все еще на несколько порядков абстрактней. Самое печальное, что для решения выведенных мной уравнений нет подходящего математического аппарата. Я начал его создавать, но пока не закончил. Если решать уравнения итеративно, то есть подбором, выяснилось, что даже самый современный суперкомпьютер будет решать эту систему уравнений сотни лет.
        - Ладно Иван, с меня хватит, - решительно заключил Сергей и отхлебнул из бутылки. - Значит, ты ищешь работу?
        - Да.
        Иван лег на траву и, то и дело отхлебывая из бутылки, уставился на небо. Его лицо ничего не выражало, глаза смотрели в голубое небо через зеленый покров леса прямо и не щурясь.
        - Если не найдешь подходящую работу, я предлагаю тебе стать моим компаньоном, - прервал, наконец, затянувшееся молчание Сергей. - Недавно я зарегистрировал фирму, собираюсь заниматься поставкой компьютеров и разработкой программного обеспечения к ним. Мне нужен кто-нибудь, кто бы разбирался в этом деле.
        - Как ты собираешься этим заниматься, если по образованию ты строитель и, если я, конечно, не ошибаюсь, никогда ничем подобным не интересовался? - слегка, незаметно для Сергея, усмехнувшись, спросил Иван.
        - А у меня уже есть контракт на 250 миллионов, - спокойно ответил Сергей.
        - Ничего себе заявка! Как тебе это удалось?
        - Бизнес есть бизнес. Я мало разбираюсь в компьютерах, совсем ничего не понимаю в программах, но зато очень хорошо разбираюсь в людях, которые распоряжаются большими деньгами, так что не беспокойся, все будет в самом лучшем виде.
        Риикрой, который все это время находился в почтительном отдалении и тоже внимательно следил за Сергеем, потер руки: «Это, несомненно, наш человек. Вы обязательно выполните этот контракт… вместе с Иваном. А как же иначе? Разве могут отступать настоящие мужчины!»
        - Спасибо за предложение, - ответил Иван. - Если смогу быть полезен, работать буду, хотя мне это будет очень трудно, голова забита не тем, чем надо.
        - Голова у тебя забита тем, чем надо, я имею в виду мозги. Но за то, что сегодня есть в твоей голове, к сожалению, в нашей стране никто не платит и еще долго платить не будет, - усмехнувшись, сказал Сергей. - Хорошо здесь, так бы и сидел. Вань, а может, наберем винища, пойдем ко мне домой, посидим, поговорим, хоть до самого вечера, потом можно пойти к Светлане. Вечером у Светланы вечеринка, встреча однокашников, и меня пригласили. Помнишь Светлану? Пойдешь?
        Предложение Сергея не вызвало у Ивана никакого интереса.
        - Ты знаешь, мне не хочется. Кто там еще будет? - равнодушно спросил он.
        - Наташа, Татьяна, Ольга, Наташин жених - преуспевающий банкир, может, еще кто, я не знаю.
        Иван при имени Наташи улыбнулся. Он очень хорошо помнил ее. И это было особое воспоминание, никак не связанное с его работой. Такие воспоминания появлялись в голове Ивана очень редко. Он, безусловно, выделял Наташу среди других женщин. С самого начала, с первой встречи он чувствовал в ней некую особенность, непохожесть на других. И эта особенность порождала в нем понимание и симпатию. Она для него была больше, чем просто Наташа - девушка, которая очень нравилась, и являлась воплощением какого-то древнего образа, который, кажется, родился вместе с ним. В его голове промчался поток мыслей: «Наташа была красавица, даже, пожалуй, вернее - редкая красавица. Когда она шла по улице, все парни оборачивались и смотрели ей вслед. А если Наташа входила в помещение, то многие находящиеся там мужчины непроизвольно вставали. И это было, когда ей было семнадцать. А какая она, интересно, сейчас?»
        «Если мне удастся разогнать этого головотяпа на серьезное дело, мы с ним сделаем кучу денег, - так думал Сергей, предлагая Ивану работу. Что-что, а рисковать Сергей умел и любил и, надо сказать, ошибался очень редко. - И в этот раз не ошибусь, пусть говорят, что угодно, этот парень еще себя покажет», - думал Сергей, глядя на задремавшего приятеля. Риикрой мощно взмахнул крыльями и, набрав максимальную скорость, устремился к Сергею, чтобы занять его мозг, но в последний момент путь ему преградил Аллеин:
        - Не смей!
        Риикрой, зная, что сила не на его стороне, резко затормозил.
        - Ладно-ладно, я пошутил. Я удаляюсь.
        - Вот что, Риикрой, - сказал Аллеин, обнажив меч, - давай договоримся так: в подсознание Сергея не лезь и Наташу тоже не тронь. Я знаю, мне за тобой не уследить, мир слишком велик, но в отношении этих двух людей - я тебя предупреждаю. Пощады не будет. Их оставь в покое!
        - Ну ладно, ты можешь спать, если хочешь, а я, пожалуй, пойду, - сказал Сергей, вставая и отряхиваясь. - Если надумаешь работать со мной - скажи, только не тяни, пожалуйста. В понедельник я должен уже знать твое решение.
        - Хорошо, в понедельник мы поговорим, и, скорее всего, я соглашусь, мне только надо уладить кое-какие свои дела - и я буду весь в твоем распоряжении, - ответил Иван.
        - Так ты остаешься? - спросил Сергей вставая.
        - Да, я немного поброжу по лесу.
        Сергей быстро пошел под гору, подпрыгивая на ходу. Иван дождался, когда Сергей скрылся за поворотом тропинки, встал и пошел вверх по склону. Он обогнул скалу, в которую упиралась тропинка, и продолжил подъем дальше. Еще минут двадцать ходьбы - и Иван вышел на вершину скалы, обрывающейся к реке. Эта была самая высокая скала на берегу реки. Далеко внизу росли сосны. Люди, шедшие по дороге, узкой лентой протянувшейся вдоль реки, казались маленькими букашками.
        Иван забрался на самую вершину скалы и сел на камень. Скала была совсем голая, только в трещинах кое-где рос мох и какие-то беленькие, невзрачные цветочки. Именно сюда он любил приходить, когда учился в школе, это было его любимое место в окрестностях города.
        Дорогу с этого места не было видно, она была скрыта за уступом. Внизу были только сосны и темно-синяя река, зажатая скалистыми берегами.
        Иван достал из-под майки толстую тетрадь, завернутую в полиэтиленовый пакет, и положил ее перед собой. Он думал, неотрывно глядя на тетрадь: «Шесть лет непрерывного поиска и вот результат: задача до конца так и не решена, точное доказательное решение, как выяснилось, пока найти не удается, и я никого не смог убедить, что искать это решение нужно. Эксперимент, доказывающий правильность подхода, может поставить лишь господь Бог, либо нужен такой компьютер, который бы смог смоделировать Систему, а его нет и скоро не будет. Сейчас у меня нет другого выхода, как отложить в сторону занятие наукой, потому что решение задачи зашло в тупик».
        - Делать нечего. Полежи-ка пока здесь, в надежном месте, - сказал Иван вслух, взял тетрадь и направился к большому камню, лежащему неподалеку. Схватившись за край камня и напрягшись изо всех сил, так что в глазах забегали огненные искры, он немного приподнял камень и ногой толкнул под него лежащую рядом тетрадь. Постояв, опершись на камень руками и отдышавшись, Иван вытер выступивший пот и прошептал, как бы уговаривая кого-то:
        - Лежи здесь, я приду за тобой, как только будет возможность продолжить работу. Вот я и уладил свои дела.
        Сказав это, Иван пошел вниз по тропинке.
        «Ну надо же, какие страсти, - рассмеялся Риикрой. - Отказался. Знал бы ты, от чего отказываешься». Аллеин промолчал..
        4
        Сергей, придя из лесу, пообедал и сел читать газеты, рубль опять начал падать, Центральный банк вновь повысил ставку, надежд на стабилизацию дефицита бюджета и замедление инфляции, судя по событиям в стране, не прибавилось.
        Жена принесла кофе.
        - Ты когда пойдешь на банкет? - спросила она, ловко вытирая тряпкой и без того чистый журнальный столик.
        - К семи надо быть там.
        - У Светланы?
        - У Светланы. Юля где?
        - На улице играет.
        ты не боишься ее одну отпускать?
        - Да ведь Машенька-то с ней. - Маша - это была старшая дочь. Ей было четыре, а младшей три.
        - Из нашей Маши сторож, как из тебя прокурор.
        - Я сказала ей играть у самого дома и никуда не ходить.
        - Люда, - отбросив газету в сторону и пристально посмотрев на жену, с твердостью в голосе сказал Сергей, - детей без няни на улицу не выпускай, а няню предупреди - если узнаю, что дети были на улице без присмотра, тут же рассчитаю. Понятно?
        - Понятно. Только почему - непонятно.
        - Вон в соседнем городке цыгане мальчишку украли Слышала?
        - Нет.
        - Ну так что тут еще непонятного? Мы платим ей такие деньги именно потому, чтобы наши дети воспитывались дома, а не в цыганском таборе.
        Настроение у Сергея было хуже некуда. Созданная им фирма «Легион Ид», заплатив огромное количество взяток чиновникам, получила контракт на поставку оборудования и разработку программного обеспечения для банковской системы «Глобальная сеть». Оборудование уже вовсю шло со всего света. Вся проблема состояла в том, что побежденные, казалось бы, конкуренты не дремали. Совсем недавно, когда уже ничто не предвещало никаких серьезных осложнений, из США, от фирмы владельца программного обеспечения, к заказчику пришло письмо, из которого следовало, что фирме известно о том, что предполагается использовать ее программное обеспечение для системы «Глобальная сеть» и что она не возражает, но за это надо заплатить всего-навсего пять миллионов долларов. В противном случае - международный арбитраж, санкции, в общем, вымажут в дерьме по самые уши. Сергей спокойно и уверенно объяснил заказчику, что «Легион Ид» не собирался и не собирается использовать чужое программное обеспечение, разрабатывается свое, оригинальное, и оно будет установлено в срок. Срок наступал через месяц, никакого понятия о том, что такое это
«свое оригинальное», ни у Сергея, ни у его программистов, ни у консультантов, пытавшихся разобраться с трофейными текстами, не было. Они говорили, что все дело в одной сверхсложной программе, которая управляет работой всей сети. В тех текстах, которые удалось выкрасть, ее не было и быть не могло: это главный секрет фирмы-разработчика, и, по-видимому, единственный человек, который имеет тексты, - президент американской фирмы. Вот туда и лети, Сергей Михалыч!
        Дело зашло слишком далеко и получило полную огласку. Слетает заместитель главы губернатора, «Легион Ид» прячет оставшиеся активы и объявляет себя банкротом, Сергей переквалифицируется в прорабы… Правда, у Сергея теперь появилась надежда на Ивана. Все-таки головной академический институт теоретической физики, это тебе не наши шарашкины конторы, чем черт не шутит, а вдруг он возьмется за это дело и что-нибудь сделает?
        «Воистину, велик мой Господин! Нет предела его предусмотрительности и прозорливости. Утопающий хватается за соломинку, - подумал Риикрой. - Но Предвестник - не соломинка. Не переживай, Сергей, все будет о'кей!»
        Сергей подошел к бару, достал бутылку водки, налил большой стакан, выпил и завалился на диван.
        «И этот Ясницкий сюда приехал, поиздеваться, что ли? Нет, он за Натальей приехал, разведка уже доложила».
        Наташа, взяв какой-то хитрый длительный отпуск без содержания, приехавшая из краевого центра ухаживать за больным отцом, подрабатывала в «Легион Ид», вела бухгалтерию и отчетность.
        Наконец водка подействовала, Сергей расслабился и задремал.
        Придя домой, Иван умылся и лег на ватный матрас, постеленный прямо на полу. Это была единственная мебель в его квартире.
        Он немного полежал, уставившись в потолок, потом уснул и спал до самого вечера.
        5
        Аллеин решил вместе с Наташей навестить ее отца. Дело осложнялось тем, что приходилось постоянно следить и за Иваном, и за Сергеем, оберегая их от слуги Сатаны. Это было очень трудно, но Аллеин был один из самых могучих ангелов Бога и справлялся с этой задачей.
        Василий Михайлович Петров умирал в больнице от рака. Вчера его из четырехместной палаты перевели в маленькую, одиночную палату, единственную одиночную палату на всем этаже больницы. Все больные знали, кому полагается такая привилегия.
        Василий Михайлович уже несколько дней не спал и постоянно стонал от боли, потому что наркотиков Для обезболивания в больнице уже давно не было, ни одной ампулы и ни одного порошка, подмели все подчистую. Больные смеялись: «Хоть бы водку давали для обезболивания, что ли, раз ничего другого дать не можете». На это врачи отвечали: «У нас в больнице и на водку денег нет, а за нарушение режима выселим, терпите, дорогие». Ну и терпели, кто как мог, деваться все равно некуда, а надежда, как известно, умирает последней. У Петрова, мужественно боровшегося с болезнью, надежды уже совсем не осталось, он знал, что очень скоро, в ближайшие дни умрет.
        Наташа через закрытую дверь услышала стон. Стонал отец, причем голос был как будто не его, а какого-то другого человека. Наташа медленно, осторожно открыла дверь.
        Страшно исхудавшее небритое серое лицо отца было покрыто потом.
        Наташа подошла и села на стул у изголовья кровати. Отец открыл глаза, повернул голову и, видимо напрягшись из последних сил, улыбнулся.
        «Здравствуй, папа, я тебе помидоров принесла и минеральной воды», - хотела сказать Наташа заранее заготовленную фразу, но вместо этого она вдруг расплакалась.
        Она взяла полотенце, вытерла лицо отца и прильнула своей щекой к его щеке. Теперь они плакали вместе.
        Когда усталый, возбужденный отец, уважаемый инженер-ядерщик, приходил с работы, единственная и нежно любимая дочка всегда бежала его встречать, прыгала на шею, кричала: «Папа, папа пришел!» Потом они вместе садились ужинать, и этот порядок никогда не нарушался. В течение двадцати лет Петров знал, что его дома ждут: сначала ждала жена, потом дочь и жена, потом дочь. Так хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. И вот теперь дочь пришла сюда, в этот могильный склеп.
        - Наташа, я хочу, чтобы ты забрала меня домой, не сегодня и не завтра, а, пожалуй, послезавтра. Обязательно забери меня отсюда, хочу умереть дома.
        - Ты что, папа. Как это, почему? Не надо так говорить.
        - Наташенька, ты уже взрослая девочка и всегда была умницей, постарайся, соберись с силами. Все это надо пережить. Какой сегодня день?
        - Воскресенье.
        - В среду, самое позднее - в четверг я умру, поэтому сегодняшний наш разговор - последний. Завтра ко мне не приходи, послезавтра приходи вечером. Попроси своих друзей, чтобы помогли меня перенести домой. Я, скорее всего, уже буду без сознания, поэтому если ты что-то важное хочешь у меня спросить или сказать - спрашивай сейчас. Завещание я написал, да завещать-то мне кроме квартиры и машины нечего, такая вот жизнь у нас получилась.
        - Да что ты, папа, не надо. Слушай меня лучше. - Наташа всегда советовалась с отцом, чем удивляла и сама себя, и знакомых. А она это делала потому, что сначала чувствовала, а потом знала, что отец, что-либо советуя ей, никогда не думал о себе, что будет ему от ее поступка: стыдно ли, радостно ли, прибыльно или убыточно, он всегда думал о ней. - Папа, у меня два вопроса, слышишь?
        - Говори, говори, я внимательно тебя слушаю.
        - Мне сделал, точнее, сегодня сделает предложение тридцатилетний мужчина, порядочный и богатый. Что мне отвечать?
        Отец сделал длинную паузу, чтобы перевести дух.
        - Наташа, замужем ты будешь счастлива лишь тогда, когда будешь… - отец вдруг прервался и часто и сильно задышал, лицо его снова покрылось испариной, - когда будешь любить своего мужа. Больше я тебе ничего не могу сказать.
        - Папочка, ну а как же жить-то одной?
        Отец пристально посмотрел на нее.
        - Кто тебе сказал, что ты будешь жить одна? Никогда ничего не делай, оглядываясь на то, что кто-то где-то говорит. Живи своим умом. Не забывай, что ты моя дочь. Займись интересным делом, стань независимой. Одна ты все равно не останешься, не беспокойся и не суетись… И не забудь родить внучку…
        Тут по лицу отца пробежала судорога, он глубоко вздохнул и застонал. Видимо, он потерял сознание. Наташа вскочила и побежала за врачом. Врача найти не удалось, потому что было воскресенье. Медсестра зашла в палату, посмотрела на отца и сказала, что сделать ничего нельзя и что лучше идти домой, потому что отец скоро в сознание не придет.
        Когда Петров потерял сознание, ему стало легко и спокойно, потому что боль исчезла. Ему было так хорошо, что он не хотел больше, чтобы сознание и боль возвращались. Ему казалось, что он уснул и видит сон, будто он с женой и маленькой дочкой на руках шагает на первомайской демонстрации, над ними реют красные транспаранты, звучит праздничный марш, а дочка теребит его за волосы и что-то спрашивает. И он отвечает ей: «Правда, доченька, мы самые счастливые, потому что живем в самой счастливой стране и потому, что все мы вместе». И дочка смеется и кричит: «Папа, папа, посмотри, сколько шаров летит!» И все смотрят в синее небо, где, словно бусины, рассыпаны разноцветные шары.
        Отец улыбался. Наташа плакала. За дверью гудел пылесос. Как оказалось - это действительно был их последний разговор.
        «Как жаль, что ее отец умирает, - подумал Аллеин. - Он бы был мне хорошим помощником».
        6
        В доме была абсолютная тишина, лишь изредка с расположенной метрах в ста магистрали доносились приглушенные звуки проезжающих автомобилей. Светлана, к половине седьмого закончив все приготовления, села в кресло, положила руки на подлокотники и закрыла глаза. Гулко пробили часы, звук долго блуждал по комнатам, пока не растворился где-то в закоулках пустого дома.
        Родители ушли в гости полчаса назад. Отец, хмыкнув, сказал: «Я надеюсь, все обойдется без порчи ковров, - это был намек на прошлогоднюю встречу, когда мальчишки напились до беспамятства, а кого-то вырвало на красивый персидский ковер в отцовском кабинете. - Петровой привет. Что не заходит?»
        В голове было совершенно пусто. «Пришли бы Наташка и Сергей, видеть больше никого не хочу, пропади оно все пропадом, - думала Светлана. - Сейчас придется улыбаться, манерничать, разыгрывая из себя хозяйку дома, сводить, разводить, поддерживать разговор, выкаблучиваться перед этим Ясницким».
        Светлана встала, включила музыку, проверила, достаточно ли охладилось шампанское в холодильнике, еще раз тщательно протерла бокалы и подошла к зеркалу.
        На нее из зеркала умными серыми глазами смотрела девушка - блондинка с прямым красивым носом, пухлыми губами, прическа что надо, в ушах дорогие сережки, отцовский подарок к совершеннолетию.
        - Не Петрова, конечно. Но Петрова - это Петрова, а вообще ничего, за первый сорт сойдешь, - и Света пошла накрывать стол.
        Вчера опять приходил Ширшов. «Что с ним делать? И прогнать - тогда совсем со скуки умрешь. И оставить… Так надоел, проклятый, сил уже нет! Слишком уж безвкусно все как-то. - Света вздохнула и ссутулилась, опустив плечи. - Прогоню, ей-Богу прогоню, буду заниматься теннисом, ходить в бассейн и читать „Анну Каренину“… мать ее…».
        Света плюнула в сердцах и подошла к окну.
        К дому подъехал белый «мерседес». Из него вышли трое мужчин: Ясницкий, Панин и еще кто-то, незнакомый, широкоплечий, в кожаной куртке. Пока Ясницкий стоял, разглядывая дом и сад, Панин что-то объяснял тому, незнакомому, потом «мерседес» отъехал, а Ясницкий с Паниным пошли к дому. Риикрой вошел в дом вместе с Ясницким.
        - По городу Одессе, на белом «мерседесе»… - запела Светлана и пошла встречать гостей. - Заходите, очень рада вас видеть, Игорь Исаакович. Я не ошибаюсь? Максим Степанович! Можно просто Максим? Максим, вы наш, можно сказать, старый знакомый, возьмите на себя роль хозяина. Игорь Исаакович, вы курите? Сейчас принесу пепельницу.
        Гости сели в кресла. Ясницкий стал внимательно разглядывать картины на стенах. Картины, как оценил Ясницкий, были недорогие, но подобраны с большим вкусом.
        Раздался стук в дверь. Пришел улыбающийся, одетый в дорогой костюм Сергей. «Молодец», - отметила Света. Часы пробили семь.
        - Вы знакомы? - обратилась Света к Панину, прикинувшись невинной дурочкой.
        - Знакомы, знакомы, - осмотрев Сергея с головы до ног, сказал Панин, - давно знакомы.
        - Сергей Михайлович Малышев - мой школьный друг, - представила Сергея Света.
        Ясницкий встал, вышел навстречу вошедшему в комнату Сергею, улыбнулся и протянул руку для приветствия. Сергей поздоровался, широко и доброжелательно улыбаясь:
        - Очень рад с вами познакомиться, много слышал о вас. «Вот ты какой. Да, этот кости переломает, глазом не моргнет, и не крякнет, - глядя на Ясницкого снизу вверх, думал Сергей. - Надо попытаться сыграть роль так, чтобы он засомневался в себе. Я - победитель, и ничто не омрачает моего существования», - дал он себе установку.
        Света извинилась и пошла на кухню. «Пусть поизучают друг друга».
        Мужчины закурили и стали разговаривать, как будто собрались именно затем, чтобы обсудить заранее оговоренные и очень их всех интересующие вопросы.
        «Кто этот парень, как ему удалось обскакать меня, на чем его можно поймать?» - изучал Сергея Ясницкий, уверенно ведя беседу, меняя темы и выражая на лице сосредоточенность или повышенное внимание тогда, когда это было надо.
        - …Недвижимость - вот что будет у нас завтра на повестке дня. Я слышал, что вы уже успели построить дом? К тому же женат и двое малышей. Поздравляю, искренне поздравляю. А я вот в тридцать еще не сумел. Нет ни дома, ни семьи. - Сергей на какой-то момент опустил глаза и задержал взгляд на искрящемся разноцветными огоньками бокале. «Ага, - вот его пункт. Семья. Он любит свою семью», - тут же отметил Ясницкий.
        «Зацепил, сволочь», - подумал Сергей и добродушно засмеялся:
        - Вы знаете, мой отец говорил, что порядочный мужчина должен жениться не ранее двадцати семи, и я вот теперь думаю, что он был прав.
        Пришли Ольга с Татьяной. Увидев незнакомых мужчин, они сначала смутились, но, к радости Светланы, быстро освоились и начали слегка кокетничать. Обе они были замужем и сегодня бесконечно счастливы, что удалось ненадолго сбежать от своих мужей и маленьких детей.
        Раздался звонок в дверь. Света пошла открывать. Она вернулась и молча села на диван. Через некоторое время в комнату вошла Наташа и остановилась недалеко от входа, потом медленно обвела взглядом всех присутствующих, сделала короткую паузу, чуть-чуть развернула в сторону Ясницкого голову, блеснув огромными, черными глазами, и сказала:
        - Здравствуйте.
        Мужчины как по команде встали. Аллеин влетел в комнату следом за Наташей, увидел Риикроя, схватился было за меч, но, передумав, отошел в противоположный от Риикроя угол, напротив входа в комнату.
        «Ну, Наташка, ну, зараза, что делает!» - подумала Света. «Какая же она красавица все-таки», - подумала Ольга. «Платье английское, - безошибочно определила Татьяна, - прическу делала сама, туфли, кажется, по тридцать пять. Косметика?..» Косметики не было. Татьяна, попробовала языком накрашенные губы и решила, что надо выйти и подкраситься, потому что сейчас зажгут электричество.
        Сергей улыбнулся, а потом опустил взгляд и чуть нахмурился. «Неужели он ее увезет, неужели она пойдет на это? Был бы свободный миллиард, отдал бы ей и сказал: Живи, Наташка, радуйся, только не продавай себя никому.»
        Ясницкий мыслил четко и радостно: «С такой женой мне никто не страшен, надо будет только пускать ее впереди себя. Красавица! Красавица…»
        - Знакомьтесь, Петрова Наташа, моя подруга, - голосом диктора сказала Светлана, и все, зашумев, стали садиться. - Ну вот, наверное, больше никого не будет. Давайте чего-нибудь выпьем и поедим, - объявила Света.
        Гости оживились. Женщины совершенно освоились. Мужчины, выпив немного, заулыбались, заблестели глазами.
        Ясницкий подсел к Наташе. Он почувствовал чистый, легкий запах ее волос, у него закружилась голова. «Во что бы то ни стало, чего бы это ни стоило, она должна быть моей», - пронеслось в его голове.
        - Наташа, я очень рад вас видеть, я приехал сюда только ради вас. Знаю, что у вас тяжело болен отец, спасибо, что вы пришли. Я надеюсь, что сегодня мы с вами сможем поговорить, - тихо, но очень четко и внятно говорил Ясницкий.
        Наташа внимательно слушала. За весь вечер она ни разу не улыбнулась и в основном молчала, лишь коротко отвечая на задаваемые ей вопросы.
        Посмотрев сначала на усы Ясницкого, она подняла голову и, глядя ему прямо в глаза, тихо, так, чтобы никто больше не слышал, сказала:
        - Игорь Исаакович, мы обязательно поговорим с вами обо всем, что вас интересует, и, возможно, даже сегодня. Если я сегодня не смогу ответить на ваши вопросы, мы, если вы пожелаете, продолжим разговор позже.
        Ясницкий наклонил голову, дав понять, что он все понял и оценил, и сказал:
        - Светлана, а танцевать будем?
        Женщины хором заявили:
        - Будем, будем!
        Света включила медленную музыку, и мужчины стали приглашать дам. Пары постоянно менялись, только Сергей не танцевал, потому что все женщины были выше его. Он подсел к столу и то и дело наливал себе коньяк, вздыхал, опрокидывал рюмку и закусывал лимоном. «Как этим бабам не надоест, дури, как у восемнадцатилетних. Ну и жопа же он», - в бессилии оценивал Сергей Ясницкого, танцевавшего с Наташей. Ясницкий загадочно и сосредоточенно улыбался и не сводил глаз с Наташи.
        Решили сделать перерыв в танцах, зажгли верхний свет, расселись на свои места, заговорили о преимуществах одноэтажных домов типа Светиного над квартирами в многоэтажных домах. Шуми сколько хочешь, хоть до утра, - никому не мешаешь.
        Оживление достигло апогея: еще не слишком выпили, но уже потанцевали. Даже Наташа оживилась и, объединившись с подругами, энергично обсуждала цены на детскую одежду.
        Вдруг раздался звонок в дверь. Разговор прервался, все замолчали. Наташа посмотрела на Светлану, та выразительно пожала плечами и пошла открывать.
        Из коридора послышался приглушенный Светин голос, потом в комнату вошла озабоченная Света и высокий, широкоплечий, худощавый брюнет в коричневых брюках без стрелок, желтой спортивной майке и старых кроссовках. Это был Иван.
        - Иван Свиридов, мы учились в одной школе, прошу любить и жаловать, - объявила Света. «Откуда же тебя черт принес, горе ты наше луковое», - думала она. - Садись, Ванечка, выпей, поешь чего-нибудь. Сколько же лет мы тебя не видели?
        Иван стоял в проходе, будто бы не торопясь что-либо предпринимать, и осматривал присутствующих. Его коротко остриженная голова не двигалась и лицо ничего не выражало: ни приветствия, ни улыбки, ни рассеянности.
        Все молча смотрели на него и чего-то ждали. Иван сильно изменился с тех пор, как уехал из города. Женщины отметили, что его лицо стало каким-то суровым. Наконец Иван, глядя на женщин, улыбнулся, и они сразу заулыбались, почувствовав, что это тот же их старый знакомый Иван Свиридов, с ясными глазами и детской всепокоряющей улыбкой.
        Ясницкий с готовностью подвинулся на диване, освободив место.
        - Садитесь, пожалуйста. Света, рюмку для Ивана.
        Когда Иван сел за стол, Наташа, все это время не сводившая с него взгляда, тихо спросила:
        - Откуда ты взялся, Иван? Сколько лет мы не виделись?
        - Много лет мы не виделись, с того вечера встречи выпускников и не виделись. А теперь вот приехал и собираюсь жить в нашем городе. Работать буду в Серегиной фирме.
        Ясницкий медленно повернулся и стал рассматривать Ивана, въедаясь в него взглядом.
        - Чем ты занимался все это время, Ваня, почему не приезжал? - так же тихо спросила Наташа.
        - Работал в институте теоретической физики.
        - Над чем работал?
        - Это неинтересно. - Он помолчал, потом продолжил: - Моделировал сложную управляющую систему. Очень сложную систему, такую сложную, что она оказалась мне не по силам, теперь буду работать за деньги. Сергей вот обещает, что можно хорошо заработать.
        «Этот парень опасен, на это надо реагировать», - на уровне подсознания молниеносно оценивал Ясницкий.
        Риикрой с удовлетворением кивнул головой: «Молодец, этому и подсказывать ничего не надо».
        - Максим, кто это? - спросил Ясницкий у Панина.
        - Не знаю, ничего о нем не слышал.
        - Иван, как вы считаете, возможно ли создать систему, управляющую всеми экономическими процессами в стране или даже в мире? - спросил Ясницкий.
        - Экономическими процессами? - переспросил Иван.
        - Да, экономическими процессами, - подтвердил Ясницкий.
        - Возможно. Можно создать такую систему, но для этого надо задать в нее некоторые входные параметры, которые только и могут обеспечить ее работу.
        - Какие это параметры?
        - Надо лишить людей свободы распоряжаться полученной экономической информацией, передав право распоряжаться ею только управляющей системе. И обеспечить полный безналичный оборот денег.
        - Но, по-моему, эта проблема разрешима, - как бы радостно заключил Ясницкий. Иван повернулся к нему, и их взгляды встретились. «Какой тяжелый взгляд, - подумал Ясницкий и опустил глаза. Он вдруг почувствовал, что сердцебиение участилось. - Черт возьми, этот парень очень опасен».
        - Эта проблема, я считаю, может быть разрешена, но результат может быть совершенно неожиданный и, скорее всего, очень отрицательный, - тихо сказал Иван.
        - Но почему? Когда человечество хочет, оно добивается. Уверен, что победим и СПИД, и рак, и сделаем управляемой термоядерную реакцию. Просто на все надо время, желание, ну и деньги.
        - Мальчики! Ну, мы танцевать-то еще будем? Потом поговорите! - решительно сказала Татьяна и встала из-за стола.
        Опять включили медленную музыку и убавили свет. Ясницкий сразу пригласил Наташу, Панин Свету. Сергей налил коньяку и выпил. Иван посидел немного и пригласил Ольгу.
        - Как живешь, Оля? - спросил Иван. И Оле захотелось рассказать, как тяжело и скучно она живет в своей тесной двухкомнатной квартире, с занудой мужем и крикливым, вредным сынишкой.
        - А… - махнула она рукой и вздохнула, потом подняла глаза, улыбнулась, изобразила лучистый взгляд и сказала: - Скучно, Ваня, работа, кухня, сад-огород - вот и вся жизнь, а по вечерам видики смотрим, знаешь, у нас теперь по городской программе каждый день видики показывают.
        Ольга держала руки у Ивана на плечах. «Какой он большой, раньше я этого не замечала». Танец кончился, все танцующие остановились кто где стоял. Вновь заиграла музыка. Иван сказал: «Извини, Оля». И пошел к Ясницкому и Наташе, которые уже собирались продолжить танец, не прекращая разговор. Они постоянно о чем-то разговаривали во время танцев.
        - Наташа, можно с тобой потанцевать? Извините, - обратился Иван к Ясницкому.
        - Конечно, можно, Ваня, - ответила Наташа и повернулась к нему. Ясницкий вышел из комнаты.
        Иван долго смотрел прямо в глаза Наташе, потом медленно опустил взгляд до полу и потом от кончиков туфель вверх как бы смерил ее, опять устремив свой взгляд в Наташины глаза.
        Сердце у Ивана сделало сильный удар и потом забилось, как мощный молот. Наташино лицо как бы светилось в темноте, а глаза были как черные окна в бездну. Иван ничего не думал, он только чувствовал что-то очень сильное и ему неведомое. Это было не похоже на то, что он обычно чувствовал, увлекаясь женщиной. Наташа подошла к нему и мягко положила руки на плечи. Она опустила глаза и увидела, что там, где у Ивана сердце, майка слегка подпрыгивает. Она как бы нечаянно положила локоть ему на грудь и услышала, как бьется его сердце. У Наташи почему-то закружилась голова, и она прильнула к нему, как бы в танце, но он все стоял не двигаясь.
        Аллеин покивал головой и глубоко вздохнул: «Да-да, конечно, все так и должно быть…»
        - Давай танцевать, Ваня, - прошептала Наташа, и они, наконец, начали не совсем в такт музыке раскачиваться. Голова у Наташи по-прежнему кружилась, ей было хорошо и горько одновременно, но она гнала все мысли, а только говорила себе: «Ничего, ничего, все будет хорошо, все будет хорошо». За весь танец они не сказали ни одного слова.
        Когда музыка кончилась, кто-то зажег свет. Все опять пошли к столу.
        Иван, постояв немного, подошел к Свете и спросил: есть ли у нее какая-нибудь другая музыка и можно ли ему самому выбрать что-нибудь. Света показала, где лежат пластинки, и Иван начал их не торопясь перебирать. Наконец он что-то выбрал и сказал:
        - А что, если нам потанцевать что-нибудь под ритм-и-блюз.
        Татьяна тут же с готовностью закричала:
        - Правильно, давай попрыгаем!
        Иван поставил пластинку - эта была какая-то старая вещь «Rolling Stones».
        - Наташа, пошли танцевать, - решительно предложил Иван, сам выключил свет и включил световые эффекты. Комната наполнилась разноцветными всполохами светомузыки. Потом Иван еще раз подошел к проигрывателю и прибавил громкость. Мощные акустические колонки загудели так, что разговаривать стало невозможно, себя и то не слышно. В комнате был только рок-н-ролл. Ясницкий поморщился, никто не торопился идти танцевать.
        Иван взял Наташу за руку, поставил перед собой и кивнул головой, как бы приглашая начать танец.
        Вдруг Наташа ослепительно улыбнулась, сорвала заколку, резко тряхнула головой так, что ее волосы разлетелись в разные стороны, как от взрыва, и протянула руку, как бы приглашая Ивана разделить ее скрытую танцевальную страсть. Иван решительно взял ее за руку, и танец начался.
        Сергей вдруг обнаружил, что рот у него открыт. Такого танца он не видел никогда, как это называется - сказать было невозможно, то ли рок-н-ролл, то ли танго. Наташа то скользила по полу, то замирала, делая это с непостижимым блеском. Иван? А его не было видно, все смотрели на нее. А она смотрела только на Ивана, смотрела, и улыбка не сходила с ее лица. Танцоры до последней клеточки были подчинены ритму, казалось, все пульсировало в такт музыке: свет, мысли, чувства, тела. Джаггер еще что-то кричал в микрофон, когда Сергей встал и закричал:
        - Браво, ребята, браво!
        Но его никто не слышал.
        Когда началась coda, Иван поднял Наташу на руки, а она обняла его и засмеялась. Все зааплодировали.
        Выключили музыку.
        - После вас, ребята, танцевать невозможно, - смеясь, сказал Ясницкий, - давайте-ка выпьем за нас, за удачу, за любовь, за вашу дружбу, однокашники. Хорошо, что вы хоть иногда собираетесь и вспоминаете друг о друге.
        Все выпили. Только танцоры никак не могли отдышаться и поэтому только пригубили бокалы, они смотрели друг на друга и улыбались, глаза их сияли.
        - Извините, ребята, - вдруг сказала Наташа, вставая, - мне пора домой.
        Ясницкий тут же встал и сказал:
        - Я вас провожу, Наташа, сейчас вызову машину и подвезу вас.
        - Мне тоже пора, - сказал Панин, вставая.
        Ясницкий вышел в прихожую звонить. Следом пошел Панин. Подойдя к входной двери, Ясницкий повернулся к Панину и прошептал:
        - Ивана вышибить.
        - Что?
        - Ивана вышибить, сегодня же. Понял?
        - Понял. А Малышев?
        - Он сейчас не главный, с ним потом разберемся.
        Риикрой улыбнулся Аллеину и развел руками, как бы говоря: «Ты же видишь, я здесь ни при чем…»
        Вызвав автомобиль, Ясницкий вернулся в комнату. Ольга с Татьяной тоже засобирались домой, вечеринка расстроилась.
        Иван сидел и молчал. К нему подсел Сергей.
        - Не грусти, парень, все нормально.
        Иван посмотрел на него:
        - Что нормально?
        Сергей на это промолчал.
        - Когда встретимся и поговорим о деле?
        - Завтра утром у меня дома. Покажу тебе всю документацию, какая есть и приглашу своих программистов.
        - Хорошо, договорились, - кивнул головой Иван.
        Подошла машина. Галантный Ясницкий, Панин и женщины вышли. Машина отъехала от дома, шурша колесами.
        Иван встал, попрощался со Светой, Сергеем и быстро вышел.
        Аллеин и Риикрой тоже покинули дом и полетели в разные стороны.
        - Ну что, Светка, мы с тобой вдвоем остались. Давай-ка еще выпьем понемножку, - предложил Сергей. Света с готовностью плюхнулась на диван, подобрала ноги, налила полную рюмку коньяку и залпом выпила, потом еще одну и опять залпом. Сергей посмотрел, как она пьет, налил полный стакан и выпил. Вечеринка закончилась.
        Когда в два часа ночи пришли родители, Светлана и Сергей, вдребезги пьяные, спали. Светлана сидела на диване, а Сергей лежал, положив ей голову на колени. Отец посмотрел, хмыкнул и, ничего не сказав, пошел спать в свой кабинет, отмахнувшись от жены, пытавшейся что-то ему предложить.
        7
        Когда отвезли Ольгу и Татьяну по домам, Ясницкий сказал шоферу:
        - Провези нас по набережной, хочу посмотреть город, - и повернулся к Наташе. Она сидела неподвижно, глядя в окно на ночной город.
        - Наташа, куда вас отвезти?
        Наташа назвала адрес, продолжая смотреть в окно.
        Ясницкий понял, что сегодня решающий разговор не состоится, и медленно отвернулся.
        «Мерседес» подъехал к подъезду Наташиного дома. Ясницкий вышел, открыл дверь машины, выпуская Наташу. Наташа вышла и, повернувшись к Ясницкому, сказала:
        - Игорь Исаакович, спасибо за вечер. Продолжить наш разговор сегодня для меня невозможно. Я прошу вас извинить меня. Звоните, - и она назвала номер своего телефона, - но не раньше следующего понедельника.
        - Хорошо, я позвоню в понедельник, - сказал Ясницкий и, провожая Наташу до подъезда, открыл входную дверь. Потом, попрощавшись, вернулся, сел в машину и сказал: - Давай в город, ночевать будем дома.
        «Мерседес» рванулся вперед и, повернув на набережную, помчался, выхватывая фарами из темноты силуэты деревьев. «С этой компанией мне придется встречаться еще не раз», - почему-то подумал Ясницкий, закурил и открыл окно.
        - Гони, Федор, - сказал он шоферу и закрыл глаза.
        Захлопнув дверь и не включая света, ей почему-то не хотелось яркого света, Наташа сняла туфли и прошла в свою комнату. В окно смотрела огромная, полная луна. «Ну вот, все и кончилось, - сказала про себя Наташа, но вспомнив, как Иван смотрел на нее, подумала: - А может, только начинается». Она долго сидела на постели, гладя кота. Кот, будто бы понимая, что хозяйку сейчас лучше не беспокоить, не мурчал и не тыкался носиком в руку, как он обычно делал, а только лежал и шевелил ушами, иногда поглядывая на Наташу глазами, в которых отражалась луна.
        «Почему я такая спокойная, почему? - думала Наташа, лежа в постели и глядя в потолок. - Чего только сегодня не было, а как будто какой-то груз свалился с души. А, вот почему! Не надо ничего решать, все, наверное, решится само собой. Вот почему так спокойно». «Все правильно, милая моя Наташа, - подумал Аллеин. - Ты будешь делать все то, что необходимо, чтобы Иван не стал Предвестником, такова твоя судьба, и она прописана на небесах. В этом ты и найдешь свое успокоение».
        «Завтра с утра надо попросить Сергея помочь забрать отца из больницы». Наташа вдруг обнаружила, что больше просить ей некого.
        Уснуть не удавалось. Наташа вспоминала Ивана, и ей казалось, что она знала его всегда, и что все эти годы ждала именно его. «Что будет завтра? Как я буду жить теперь? - спрашивала у себя Наташа, не зная ответа. Под окнами промчалась „скорая“, рявкнув сиреной на повороте и осветив фиолетовыми бликами потолок комнаты. - Лучше ни о чем не думать», - решила Наташа и спрятала голову под подушку, этот прием она применяла с детства, когда долго не спалось. Наконец, придавив голову подушкой, она заснула.
        8
        Иван вышел из дома, долго стоял во дворе и потом пошел не домой, а к реке, совсем в другую сторону. Ему хотелось куда-нибудь идти, все равно куда, а лучше бы бежать. Он быстро пошел по ночному городу и вскоре вышел на набережную реки. Набережная была абсолютно пустынна. Внизу чернела река, другого берега почти не было видно, только присмотревшись, можно было разглядеть чуть светлеющие на фоне черного неба силуэты гор на другом берегу. С верховьев реки дул прохладный ветер. Иван стоял и смотрел в темноту.
        На душе у Ивана было неспокойно: «Слишком много событий для одного дня. А Наташа… Какая же она стала!» Сзади послышались звуки тормозящего автомобиля, хлопнули дверцы и послышались шаги. Шаги приближались.
        Иван обернулся. К нему направлялось четверо мужчин. Все они были крупного сложения, крепкие, одеты все были в темное. Их лица хорошо можно было разглядеть в свете фонарей. Белокурый, кудрявый, с наглыми, холодными глазами быстро подошел к Ивану и, ничего не говоря, ударил его кулаком по скуле.
        Кровь бросилась в голову, сердце рванулось, как будто хотело разорвать грудь, все мышцы напряглись, и Иван, отскочив в сторону, сделав огромный прыжок, развернулся в воздухе и ударил белокурого ногой по голове. Что было дальше, Иван не помнил.
        А дальше была жестокая драка. Рэкетиры из банды Макара потом рассказывали Панину:
        - Такого никогда не было. Разбегаешься, бьешь ногой в живот, чувствуешь, что все, достал, дальше некуда, а он встает и как сиганет, как врежет.
        - Взял его за волосы, мордой об колено, а он вырвался, сука, и головой по яйцам, чтоб ему сдохнуть.
        Иван ни секунды не стоял на месте; не чувствуя никакой боли, он уклонялся, бил, прыгал, катился по земле.
        Риикрой все это время стоял неподалеку, скрестив руки на груди и с удовлетворением кивал головой. Аллеин был не в силах что-либо изменить, потому что вмешиваться прямым образом в дела людей ему было строжайше запрещено.
        Сознание на миг вернулось к Ивану, когда он сидел верхом на здоровом, черном мужике и держал его за горло, тот хрипел, выкатив глаза. Иван размахнулся и ударил кулаком по глазу лежащего, но этого он уже не помнил.
        Когда через пять минут Панин приехал принимать работу, он увидел, что дело еще далеко не сделано. Он остановился и стал смотреть. В это время двоим удалось схватить Ивана за руки, а один, это был тренер по боксу, изо всей силы бил его по голове, как будто отрабатывая разнообразные удары: прямой, сбоку снизу, укороченный: «Получай, падло». Четвертый катался по траве, схватившись за голову. Вдруг Иван зарычал, как зверь, вырвался, отбросив держащих его, и, сбив боксера с ног, с разбегу ударил его ногой, боксер больше не вставал. Двое замешкались, не зная, что дальше делать. Потом один достал из-за голенища нож, другой вытащил откуда-то цепь. «Надо было сразу так, боксеры сраные», - подумал Панин.
        Сознание опять вернулось к Ивану. Один глаз ничего не видел, другой смотрел через затянутую красной пеленой щелочку. «Нож, цепь, двое», - промелькнуло в голове, и он бросился вперед. Он почувствовал, что в живот входит что-то горячее. В это время другой, размахнувшись, ударил Ивана цепью по голове. В этот же момент Иван, свалив того, который воткнул в него нож, рванул голову противника за волосы назад и вцепился зубами ему в горло. Противник страшно захрипел, другой стал хлестать Ивана цепью, потом вдруг, оглядевшись по сторонам, побежал по набережной.
        «Ни хрена себе», - сказал Панин, вытащил из кармана газовый пистолет и побежал к борющимся. Впрочем, борьбы уже не было. Иван лежал, не двигаясь, на Кузьме, такая была кличка у этого бандита, и держал его зубами за горло.
        Панин засунул ствол пистолета в рот Ивану и разжал зубы.
        - Эй, мудила, сюда скорей, - позвал Панин, остановившегося с цепью. - Грузим эту падаль в машину и сматываемся, быстро, мать вашу…
        Панин с помощником перетащили тела троих своих товарищей к машине, потом один, что с покусанным горлом, очухался и сам, хрипя и харкая, влез в машину. Тот, кому выбили глаз, только стонал, ничего не соображая и ни на что не реагируя, его затолкали в машину. Боксер же так и не очнулся, нокаут был полный. Его затолкали на переднее сиденье как мешок с картошкой.
        - Как же так, вашу мать, налетчики, специалисты?! Отвожу сейчас же вас в Петровку, в баню и сидите там, пока не сдохнете или пока не отойдете. Врача завтра вам привезут. Я вас больше не знаю, говнюки проклятые.
        - Тебе, Паня, надо было самому его замесить попробовать, а я бы на тебя посмотрел, - грубым, срывающимся голосом, как после сильного испуга, ответил тот, что был с цепью. - Мне теперь его рожа до смерти сниться будет.
        - Что на его роже может быть страшного?… твою мать.
        - Какого черта он улыбался?! Сволочь…
        9
        Подъехавшая шум драки милиция вызвала «скорую помощь», и автомобиль, гудя сиреной, помчался в больницу. Иван умирал, его дух собирался покинуть тело. Аллеин следовал за машиной.
        Ивана подняли в реанимацию и положили на стол. Аллеин взлетел повыше, чтобы лучше видеть, что происходит в больнице.
        Доктор Лапшин дремал в ординаторской, когда «скорая» привезла какого-то избитого парня.
        - Александр Иваныч, избитого привезли, - заглянула в ординаторскую дежурная медсестра.
        Реаниматор Лапшин, покачиваясь и зевая, пошел смотреть поступившего.
        Лапшин работал в реанимации больше десяти лет, но такого еще не видел. Только взглянув на лицо парня, он сразу хриплым, будто не своим голосом сказал:
        - Маша, всех сюда, вызывай хирурга, невропатолога, окулиста, давай наркотики.
        У парня не было лица, вместо него была сплошная рана с торчащими кусками мяса, тело было синее, мошонка разбита, ноги покрыты огромными синяками и кровоподтеками, на животе была повязка, сделанная врачами «скорой помощи», но он был жив, это точно, и его можно было спасти. Лапшин свое дело знал. Кто покойник, кто жилец, определял безошибочно. Этот парень - жилец. «Вот это мышцы, - с уважением подумал он, - неудивительно, что его не смогли убить. Это какой-то пулезащитный жилет из стальных канатов, а не мышцы».
        - Откуда привезли?
        - На набережной нашли.
        - Тех, кто его избил, задержали?
        - Нет.
        - Пульс есть?
        - Когда привезли, был.
        Лапшин приложил ухо к груди.
        - Маша! Дефибрилятор! Разряд! Еще!
        В этот момент дух Ивана покинул тело, но Аллеин не последовал за ним, потому что не знал, каким путем можно доставить к Творцу дух свободного человека, он всю свою жизнь носил только души.
        Работа закипела. На помощь никто не шел. Парню не повезло: было воскресенье, никого из врачей, кроме дежурного хирурга, найти не удалось, хотя, по правде говоря, никто никого особенно и не искал. Если по каждому поводу созывать команду, жизни у врачей совсем не будет.
        - Инъекцию давай, черт возьми, где наркотики?!
        - Нету!
        - Давай морфий, у него шок!
        - Чего вы кричите на меня, Александр Иванович, его уже месяц как нет, неужели не знаете?
        Лапшин кинулся к телефону, звонить начальнику больницы.
        - Валентина Ивановна, тут парень умирает, молодой… Нет, наш, городской… Смотрел, сам смотрел, - врал Лапшин. - Может где-нибудь есть?… твою мать! - выругался Лапшин и бросил трубку.
        Он подбежал к столу, парень не дышал, пульса не было.
        - Мария, делай искусственное дыхание, я сейчас.
        - Куда делать-то?
        - Ну не в жопу же, что ты…
        Мария, переборов отвращение, принялась делать искусственное дыхание, а Лапшин побежал в ординаторскую.
        В ординаторской, в личном сейфе под двумя замками, Лапшин по секрету от всех держал собственные лекарства для особых случаев. Раньше он часто заглядывал в заветное отделение, но теперь - почти никогда, потому что лекарств совсем не стало. «Что я, Господь Бог, что ли, решать, кому жить, кому не жить». Рядом с коробочкой стояла двухсотграммовая бутылка со спиртом - тоже для особых случаев. Лапшин налил в стакан спирту, выпил, запил водой, отдышался, вытер выступившие от резкого спиртового удушья слезы, потом взял несколько ампул и бегом побежал в операционную.
        Отдав медсестре ампулы, Лапшин принялся за работу. После нескольких инъекций и дефибриляции сердце у парня забилось.
        - Пять минут, не больше. Фу… - сказал Лапшин, вздохнул и сел на стул. - Сиди здесь и следи, - сказал Лапшин помощнику. - Если сердце остановится - позовешь. Я подремлю в ординаторской. - И Лапшин медленной, шаркающей походкой отправился отдыхать. «Завтра утром надо ехать копать картошку, иначе - колец, начнутся дожди и все - урожай пропадет. Надо бы вздремнуть немного», - устраиваясь на кушетке, думал Лапшин.
        Только он задремал, прибежала Маша:
        - Александр Иванович, остановилось.
        Лапшин вскочил и бросился в операционную.
        - Стой, парень, ты куда, такую битву выдержал и собрался помирать. Ну-ка, дыши! - Лапшин изо всех сил ударил парня по щеке - это было последнее средство. - Дыши… твою мать!
        Парень вдруг глубоко вздохнул, застонал и приоткрыл один глаз.
        - Где я? - прошептал он.
        - Где, где… В реанимации - вот где, - ответил Лапшин и вытер скатившуюся слезу. «Будет жить».
        - Это лучше, чем любовь, доктор.
        - Что?! - Лапшин посмотрел на паховую область пациента.
        - Где те парни, что с ними? - прошептал Иван.
        - А хрен их знает. Ты спи давай, отдыхай, завтра поговорим.
        Больше Лапшин не спал. Он сдал парня хирургам, которые занялись ножевой раной, и до утра сидел в ординаторской и пил из заветной бутылочки, думая о том, что так жить нельзя и что все равно он отсюда уйдет.
        10
        Боли не было, только очень сильно кружилась голова, как будто ее отделили от тела, положили в центрифугу и начали раскручивать. Внезапно кружение прекратилось, и Иван понял, что летит куда-то с огромной скоростью, он летел будто бы по какому-то извилистому тоннелю, но стен тоннеля не было видно. Вдруг тоннель закончился, раздался хлопок, вокруг вспыхнул свет.
        Иван несколько раз перевернулся, как бы купаясь в окружающем его свете, потом опять полетел куда-то с еще большей скоростью. Он летел в сияющем пространстве, быстро удаляясь от какого-то темного, плавающего в нем острова. «Прощай», - сказал Иван сам себе, хотя не понял, с чем и кем прощался.
        Наконец темный островок исчез, движение вдруг прекратилось. Иван очутился в окружении света, как будто плыл в море, слегка покачиваясь на волнах. Вдруг яркожелтый, прозрачный туман стал быстро рассеиваться, через него стала проступать чернота. Вскоре Иван оказался в непроглядной тьме, по сравнению с которой тьма фотолаборатории или безлунной ночи кажется сумерками.
        Иван подумал, что умер. Вокруг ничего не менялось и ничего не существовало, так продолжалось долго, очень долго. «Я есть», - вот единственное, что Иван осознавал. Ивана охватил жуткий страх, что он навечно останется в таком состоянии. И когда, казалось, всякая надежда, что это состояние закончится, оставила Ивана, в этой абсолютной тишине вдруг раздался оглушительный звук, будто огромный орган выдал мощный гармоничный аккорд, включив в него тона от субконтроктавы до самых высоких регистров, и после этого все вокруг вспыхнуло, как бы взорвалось. Тут же был взят новый аккорд, другой тональности, и все опять взорвалось - другим цветом, потом опять - и Иван вновь полетел куда-то.
        Иван понял, что путешествие закончилось, когда увидел внизу ровную бело-голубую поверхность, она тянулась от края до края, куда хватало глаз, и на этой поверхности ничего не было. Она быстро приближалась. Иван испугался было, потому что подумал, что разобьется, но не разбился и, несмотря на большую скорость, с которой приближалась поверхность, упал плавно, потому что тело было легким, как перышко.
        Иван встал и осмотрелся; везде, куда бы ни смотрел, было одно и то же: ровная, как зеркало, бело-голубая матовая поверхность. Посмотрел, отражается ли тело в этом зеркале и есть ли тень? Но ни тени, ни отражения не увидел.
        «Что теперь делать? Куда идти?» - подумал Иван и пошел вперед. Горизонта не было видно, поверхность как бы уходила за горизонт в бесконечность, освещая все пространство ровным, тускловатым светом. Вверху тоже был этот тускловатый свет и больше ничего. Иван шел и шел вперед, потеряв чувство времени и не осознавая, зачем и куда он идет.
        И вдруг впереди, освещая голубую пустыню яркими оранжевыми лучами, прямо из поверхности стало всходить Солнце. Иван зажмурился, закрыв глаза ладонью, и остановился. Но потом, поняв, что может без труда смотреть на Солнце, убрал ладонь от глаз и вновь зашагал навстречу Солнцу.
        Иван обрадовался: «Я не один здесь! Здесь есть Солнце. Как хорошо, как хорошо» - и побежал к светилу. Он быстро бежал навстречу Солнцу, не чувствуя усталости, будто силы его были безграничны, а мощь мускулов увеличилась во много раз. Солнце приближалось. Вскоре оно закрыло все перед ним. Иван остановился вблизи от Солнца и стал смотреть прямо в центр огромного, ослепительного шара. Он смотрел и ничего не видел, кроме света.
        - Здравствуй, - сказал Иван.
        - Приветствую тебя, Иван, - сказало Солнце. «Это не Солнце», - пронеслось в голове. Голос шел как бы со всех сторон, минуя сознание.
        - Подойди ближе, - сказал голос.
        Иван медленно пошел к сиянию.
        - Кто ты? - спросил Иван.
        - Ты знаешь, кто я, - ответил голос.
        - Ты - Бог. Я не знал, что ты есть, Господи, - сказал Иван и осторожно подошел к сиянию.
        - Протяни руку, - услышал Иван голос и протянул руку. Рука, прикоснувшись к поверхности, вспыхнула, загоревшись ослепительным пламенем, но Иван ничего не почувствовал.
        - Иди вперед, - властно сказал голос. Шагнув вперед, Иван очутился в темноте и закрыл глаза. - Смотри, - сказал голос. Иван открыл глаза. То, что увидел, описать невозможно, осталось чувство потрясения и восторга.
        От Ивана во все стороны расходились лучи света, их было много, очень много, и каждый луч нес в себе бесконечное число образов. В одном он видел бегущие облака, среди которых парили прекрасные крылатые существа, в другом города, человеческие лица, деревья, животных - это Земля. Лучей было очень много. Иван долго разглядывал содержание каждого луча. Стоило ему сосредоточить свое внимание на каком-либо образе, как луч тут же приближал этот образ, увеличивая его до удобных для осмотра размеров. Много было такого, что ни понять, ни пересказать невозможно, для этого в земных языках нет определений. «А где я?» - спросил Иван себя сам. И увидел в земном луче, наполненном, кстати, еще звездами, галактиками, космической чернотой и миллиардами человеческих лиц, и себя, лежащего на столе. Вокруг него бегал врач в белом халате, наброшенном на голое тело. Верхние пуговицы халата расстегнулись, и волосатая грудь врача вздымалась от тяжелой работы, он давил руками Ивану на грудь и что-то кричал, но что он кричал - Ивану было неинтересно, а рядом стояла женщина тоже в белом халате и набирала из ампулы в шприц
лекарство. Иван улыбнулся и отвел взгляд. А где Наташа? Луч тут же показал Наташу. Она сидела на разобранной постели в том же платье, в котором была на вечеринке, и смотрела на окно. На коленях у Наташи лежал большой черный кот, больше в комнате никого не было. А где Ясницкий? Ясницкий сидел в автомобиле, мчащемся на полной скорости по шоссе. «Я могу узнать, что он думает?» И тут же услышал голос Ясницкого:
        - Надо срочно звонить в Бостон. Пора кончать с этим делом.
        «А - неинтересно, - подумал Иван и отвел взгляд. - Что я еще могу увидеть? Все, - ответил он сам себе. - А ну-ка, как связаны между собой лучи?» И все образы тут же исчезли, и он увидел вместо лучей светящиеся спирали, исходящие как бы из него и закручивающиеся в пространстве; спирали нигде не соприкасались, они колебались из стороны в сторону, уходя раструбами в бесконечность. Вот как решаются уравнения! Ивану сразу стало ясно, чего не хватало для решения Системы. Оказывается, все не так уж сложно! «Где же время?» - спросил он. И понял, что это глупый вопрос. Там, где он находился, времени не было.
        Наконец, насмотревшись на все это, Иван закрыл глаза. Когда он их открыл, то снова увидел перед собой Солнце.
        - Спасибо, Господи, - сказал Иван. - Что будет со мной?
        - Ты должен узнать от меня нечто очень важное. Поэтому ты - здесь и именно поэтому вернешься к жизни, а не исчезнешь. Такова моя воля. И ты должен знать следующее. Я хочу, Иван, чтобы то, что будет сделано тобой, зависело только от твоей воли. Ты можешь доказать людям, что я - есть, для этого тебе придется создать инструмент творения и написать при помощи него Книгу бытия, такую же, как написал я. В мире, где ты живешь, есть люди, души которых принадлежат мне, они не свободны от моей воли, судьба каждого из них мне известна от рождения и до смерти. И волосы на их головах сочтены. И есть люди, свободные от моей воли. Они, вместе со всеми их делами и стремлениями, для меня просто не существуют, так же как и я для них. Так я создал ваш мир. Этот мир - суммарный результат деятельности свободных и несвободных людей. Ты, Иван, из свободных людей. То, что ты сделал, и то, что ты сделаешь, - это будет только твой выбор. Ты можешь стать как я, решив свою Систему, и можешь отказаться от этого. Но знай, я могу уничтожить мир, если инструментом, который ты можешь создать, попытается воспользоваться Сатана. Он
хочет с помощью свободных от меня людей занять мое место. Ты можешь стать причиной Конца света и можешь стать спасителем мира. Вскоре ты получишь Лийил. Это мое перо, я создал его, чтобы писать свою Книгу, в которой записана судьба мира от сотворения и на вечные времена. Я дам тебе его для того, чтобы ты принимал все свои решения, руководствуясь только своей волей, а не волей моего Врага, чтобы ты сделал в действительности свободный и правильный выбор. Твой выбор будет зависеть от того, насколько ты сможешь узнать себя за это короткое время. Ведь ты себя совсем не знаешь, Иван, также ты не знаешь мир, в котором живешь. Помни об этом. Лийил поможет тебе узнать о себе все, что ты хочешь, и совершить все, что пожелаешь. При помощи него ты можешь властвовать над своим воображением и над чувствами других людей. Лийил сотворен мной и предназначен для творчества, все, что будет создано тобой с его помощью, - это реальность. Свои приказы ему начинай и заканчивай словом «Лийил». Я не буду вмешиваться в твои дела и как-либо навязывать тебе свою волю. В путь, Иван.
        - Почему ты не уничтожишь меня сейчас? Это проще, чем потом уничтожить весь мир!
        - Ты рассуждаешь, как свободный человек, Иван. Да, я могу все, но не все хочу.
        Иван так растерялся, что ничего не смог спросить более.
        - Повернись ко мне спиной, - услышал Иван приказ.
        Он повиновался и опять увидел ту же поверхность, будто никакого Солнца и не было, но не стал оборачиваться, осознавая, что этого нельзя делать.
        Его ноги оторвались от поверхности, и он медленно, потом все быстрее полетел вверх. Раздался аккорд органа, и вновь началось мелькание огненных пространств, потом чернота, потом длинные туннели.
        Опять сильно закружилась голова, и Иван почувствовал сильную боль во всем теле, кто-то бил его по лицу и ругался. Иван попробовал открыть глаза, это не удалось, потом один глаз все же открылся, и он сквозь розовый туман увидел лицо мужчины в белой шапочке. Мужчина напряженно смотрел на него влажными глазами.
        Когда хирурги закончили зашивать Ивану живот и все ушли из операционной, Аллеин материализовался, достал из складок своей одежды Лийил, который осветил комнату золотистым светом, и, вытянув руку, прикоснулся Лийилом к голове Ивана. Иван открыл глаза и увидел ангела в белоснежных одеждах, держащего золотистый, переливающийся гранями шар размером с крупный апельсин.
        - Выздоравливай, Иван. Отныне ты становишься владельцем Лийила. Забрать его у тебя может только Бог, - сказал Аллеин и исчез.
        Риикрой подождал, когда Аллеин удалится на безопасное расстояние, и устремился в подсознание Ивана. Страшная, неведомая сила отбросила Риикроя прочь. «Все, Лийил занял свое место. Все ставки сделаны, игра началась», - подумал Риикрой, потирая ушибленные места.
        11
        Как обычно, утром в понедельник в хирургическом корпусе началась так называемая пятиминутка, которая продолжалась час-полтора. Говорили, как всегда, в основном о том, что лечить нечем, кормить больных нечем, оперировать не в чем и вообще: «Давай закроемся, стыдно же, да и опасно к тому же».
        Лапшин, за всю ночь не сомкнувший глаз, задремал. Проснулся он от толчка в бок.
        - Эй, проснись, о твоем говорят, - шипел на ухо сосед хирург.
        - Что? - вздрогнул Лапшин и открыл глаза.
        - Твой избитый очухался и пытался утром встать.
        Докладывал хирург, зашивавший живот Ивану. Он говорил, что парню очень повезло: ни одного разрыва, ни одного перелома, рана не смертельная и, похоже, сильное сотрясение мозга.
        - У этого парня все сделано со стократным запасом, как в автомобиле «Победа», - добавил он.
        «Победитель чертов», - подумал Лапшин и опять уронил голову на грудь.
        Ну вот и все на сегодня, - сказал заведующий. - Лапшин, после планерки зайди ко мне.
        Усевшись в кресло и не пригласив сесть Лапшина, заведующий, сурово глядя мимо него в сторону, грозно сказал:
        - Ты что ему колол?
        - Кому?
        Кому-кому - этому, как его… избитому, черт возьми!
        - А что?
        - А ничего! Ты не прикидывайся. Крадете, а потом вливаете кому попало!
        Кровь бросилась в голову Лапшину. Дыхание перехватило, и он сел.
        - Если еще раз повторится, смотри мне, - сбавив тон, сказал заведующий.
        - Не повторится, вчера последнее влил, - вздохнул Лапшин и подумал: «Нет, надо уходить. Куда угодно!» Лапшин встал, лицо его побледнело. Он быстро вышел и направился в ординаторскую пить валидол.
        Все это время Иван боролся с болью. Теперь болело везде, сильнее, слабее, но везде: ноги, руки, грудь, спина; в животе огонь, лицо как будто щипали раскаленными щипцами. Но особенно болела голова, его тошнило, и иногда он чуть не терял сознание. Было очень плохо. Но хуже всего было то, что Ивана охватил страх, страх смерти, ранее ему неведомый. Он очень боялся, что умрет и окажется в том пространстве без света и звуков, в котором был, прежде чем увидел Бога.
        12
        Проснувшись, Сергей обнаружил себя лежащим на диване в чужой квартире. «Где я? А… у Светки. Ничего себе. Вот это я дал! - Голова почему-то не болела. - Что же это я, - думал Сергей, - стыдно-то как. Как ж это я так надрался?» Сергей встал, поправил галету посмотрел на себя в зеркало, причесался и пошел в прихожую.
        - Доброе утро, - сказал Сергей Светкиному отцу, который надевал ботинки, видимо, собираясь уходить.
        - Доброе, доброе, - усмехнулся отец. - Ну, как здоровье?
        - Да ничего, спасибо. Вы извините, что-то я вчера не рассчитал силы.
        - М-да. Как дела? Как фирма? Строите что-нибудь? - взявшись за ручку двери, спросил Михаил Степанович, так звали Светиного отца.
        - Нету той фирмы.
        - А что?
        - Не выжили.
        - Ну и чем теперь занимаешься? Торгуешь, поди?
        - Торгую помаленьку, - ответил Сергей.
        - Ну, ну… - сказал себе под нос отец и вышел. Постояв немного в прихожей, думая, что же ему делать, Сергей решил, что Света, наверное, спит, ее мать ушла на работу и поэтому прощаться ему не с кем: можно сваливать по-английски.
        Дома были дочки и няня, жена ушла на работу. Сергей отпустил няню до обеда, потому что идти никуда не собирался, решив повозиться с девочками, - это было его любимое занятие. Пока он играл с ними, в голову не лезли назойливые мысли о ценах, заказчиках, контрактах, рэкетирах и прочих атрибутах его нынешней деятельности.
        Раздался телефонный звонок. Юля, младшая дочка, соскочила с колен и принесла радиотелефон - это была ее обязанность по дому, которую она добровольно на себя взяла и неукоснительно выполняла. Звонила Наташа. Ни слова не сказав о вчерашней вечеринке, она попросила Сергея помочь привезти из больницы отца. Договорились встретиться у входа в больницу в 17-00.
        Дом был гордостью Сергея, и не только потому, что он был большой, красивый и удобный, а потому, что он был построен по его собственному, совершенно оригинальному проекту. Только специалист мог оценить все те новшества в конструкции и технологии возведения, которые были применены при строительстве дома. Точные расчеты, которые произвел сам Сергей, позволили сэкономить много материалов и денег, сделав несущую систему стен и балок очень конструктивной и простой. «Жаль, очень жаль, что не удалось продолжить это дело. Вот страна дураков! - думал Сергей. - Удивительное рядом! Дом в полтора раза дешевле типового, а строят все те же крупнопанельные. Конкурента нашли. А, что теперь, только душу травить, - подумал Сергей, похлопав аккуратно выложенную из лицевого кирпича стену, в которую был вмонтирован камин. - Ничего, пробьемся».
        Сергей прошел в кабинет, устроился поудобнее в кресле, закинул ноги на журнальный столик и принялся звонить. С Украины шла крупная партия сахара. Таможню преодолели, дав в лапу. Это семьсот тысяч навара. Китайское барахло сбрасываем по дешевке, иначе прогорим. «Эту непроходимую дуру с ее заявками на самостоятельность в принятии решений - увольняй! Как? Сделай акт ревизии, я подпишу». И в том же духе. И так далее. Все вроде в порядке.
        Сергей положил, наконец, трубку телефона и сказал вслух самому себе:
        - А ведь еще немного - и это тебе очень надоест, парень. «И придется заниматься тем же самым, но уже совершенно без всякого вдохновения, - уже про себя добавил Сергей. - Нанять управляющего, что ли, и поехать с женой в какой-нибудь круиз вокруг Европы? Хотя нет, сейчас баксов маловато».
        Честно говоря, в последнее время дела у Сергея шли неважно. «Это потому, что вкалываю мало, совсем обленился, - думал Сергей. - Эх, довести бы до конца эту идею с „Легион Ид“». Сергей опять взялся за трубку телефона.
        - Ну, как дела, дорогой? - спросил Сергей у своего ведущего программиста. - Ты не мямли, а скажи коротко и ясно: надежда есть или нет? Да или нет?! Нет. Никакой. Никакой. Ну вот, наконец, я от тебя добился определенности, и то слава Богу. Я знаю, знаю, что вы не «Юнайте Системз». Ладно, можете через неделю все сваливать в от пуск. Все, до вечера.
        Надежды не было. Парни, а это были самые лучшие специалисты, которых только удалось найти в крае, сломали зубы о проблему, даже не поняв принципа, как работает эта программа. «Вот же влип… твою мать, - злился Сергей. - Ладно, все, будем готовить отступление. - И тут же поправился: - Какое там отступление? Бегство, провал!»
        Все-таки похмелье сказывалось. Начала болеть голова. Сергей проглотил таблетку от головной боли, потом пошел вниз, посмотрел, чем заняты девочки, и прилег на диван.
        Его разбудил телефонный звонок. Звонила Светлана.
        - Иван в реанимации, - как молотом ударило по голове.
        - Когда попал?
        - Сегодня ночью.
        - Все понял. Спасибо, что позвонила, еду.
        Сергей положил трубку. «Это Панин, сука, его работа. Зачем? Ясницкий… Все - это война. Началось», - сжав зубы, подумал Сергей.
        Как раз в это время пришла няня кормить девочек обедом. Сергей сел в свою «девятку» и поехал в хирургию.
        13
        Ивану приснился сон: он идет по дороге под сильным ливнем. Дорога уходит куда-то вверх, и чем выше поднимается по этой дороге Иван, тем сильнее льет дождь. Потоки воды льются с небес как водопад, но шума не слышно, все происходит в абсолютной тишине. Ввысь не посмотреть, потому что глаза заливает водой. Под ногами скользкая, раскисшая глина. Иван идет вверх, то и дело поскальзываясь и падая в грязь. И вот под ногами уже только вода. Иван идет, как по бескрайнему морю, вспененному струями дождя. Вода быстро поднимается. Скоро идти стало невозможно, воды продолжают прибывать. Иван понимает, что его вот-вот накроет с головой. Набежавшая волна накрыла его, стало нечем дышать. Иван закричал и проснулся.
        Он открыл глаза и увидел, что находится в той же комнате, а рядом с ним стоит девушка в белом халате. Это была медсестра Ольга. Кроме них в палате никого не было.
        - Сейчас я вам сделаю укол, и вы опять уснете.
        - Я не хочу больше спать.
        - Очень болит?
        - Нет, не очень, вполне терпимо.
        - Вы сейчас кричали.
        - Это не от боли, сон плохой приснился.
        - Ну хорошо, лежите, если станет плохо - позовите. Я буду за вами приглядывать.
        Боль терзала все тело, но голова не болела. «Хорошо. Надо попробовать вспомнить все, что со мной было, и попытаться понять, что же все-таки произошло». За годы напряженных размышлений Иван сумел так дисциплинировать свой мозг, что тот работал у него, как мощная логическая машина по выработанным самим Иваном правилам. Когда Иван думал над решением какой-нибудь проблемы, то мысли его не путались, не уходили в сторону, он не нырял в подсознание за новыми идеями. Он просто долго, порой сутками, почти без сна, напряженно думал, перебирая варианты решений, причем особенностью было то, что он мог думать о многих вариантах решения одновременно.
        Иван внес в уравнения изменения и стал производить анализ своей Системы с учетом этих изменений. На это ушло несколько часов напряженной работы. Иван забыл о боли, о том, где он находится. Он ни разу не отвлекся и не остановил поток мыслей. Иван лежал и смотрел в потолок и иногда ненадолго закрывал глаза - когда начинало тошнить. Несколько раз подходила Ольга - узнать, как он себя чувствует. Иван улыбался и отвечал, что чувствует себя нормально.
        Точно решить Систему, то есть решить ее так, чтобы можно было любому специалисту доказать, что она решена строго, Иван, разумеется, не мог, но приблизительные решения - в пределах: будет - не будет, возможно - невозможно - он мог получить и без компьютера. Решения, которые Иван получил, привели его сознание в трепет. Все вдруг как бы застыло в мозгу, все мысли остановились, остекленев. Ивана впервые в жизни охватил восторг, похожий на тот, который охватывает человека, получившего откровение. Проверять решение было не нужно, ошибки быть не могло. Сам факт, что Система имеет решение, был доказательством того, что она составлена верно и что внесенные в нее изменения - как раз те единственно возможные, которые и нужно было в нее внести.
        Решение Системы однозначно говорило о следующем: Бог необходим, потому что без него Система пространств существовать не может. Но не это было для Ивана главным, не это его потрясло. Связь между Богом и человеком тоже необходима, пока мир существует. Человеческая душа, переносящая информацию от Бога к человеку и обратно, как оказалось, принадлежит не человеку, а Богу. Из решения однозначно следовало, что количество душ у Бога ограничено, значит, душа есть не у каждого человека. Бог ее дает, Он же и забирает к себе, когда человек умирает, чтобы передать другому человеку. И есть место, особое хранилище, где записана вся программа творения. Вот оно - это место! Книга Бога! Иван мысленно ткнул пальцем в свою Систему. И самое главное: при определенном уровне информации в Системе она или уничтожалась, или у нее менялся Бог. Все, что говорил ему Бог, подтверждалось полностью!
        Иван позвал Ольгу и попросил у нее пить. Ольга принесла стакан воды и, наклонившись, поднесла его к губам Ивана. Иван увидел, что под халатом у Ольги ничего нет. Иван смотрел на Ольгу и видел нежную, матовую кожу под белой, накрахмаленной тканью и чувствовал запах свежести. «Почему она так ходит? - подумал Иван и посмотрел Ольге в глаза. - Красивая женщина, трудно смотреть на нее, такую, без волнения». Иван усмехнулся и невольно оценил свое нынешнее состояние. Никакого волнения он не чувствовал. Ольга поправила подушку и простыню и вышла.
        «Теперь можно провести эксперимент, формально подтверждающий сделанные выводы», - подумал Иван. Он поднял руку и прошептал:
        - Лийил, хочу увидеть тебя, Лийил.
        На руке у него возник переливающийся бесчисленными гранями шар. Тяжести Иван не почувствовал. Он поднес шар к глазам и стал рассматривать его. Грани на поверхности шара постоянно появлялись и исчезали. Иван долго смотрел на шар, как зачарованный. Иван услышал в коридоре чьи-то быстрые шаги.
        - Лийил, возвратись в меня, Лийил, - сказал Иван, и Лийил тут же исчез.
        В дверном проеме показалась Ольга. Она быстро оглядела комнату и спросила:
        - Иван, ты не видел, что-то сверкнуло?
        - Нет, я ничего не видел.
        - Странно, во второй раз уже, - пожала Ольга плечами и ушла. «Итак, ничего это не бред, - сказал себе Иван, - а я и сразу знал, что все это произошло на самом деле. Значит, Бог через этого ангела вручил мне обещанный Лийил. Слушай-ка, - обратился Иван сам к себе, - но у меня-то души нет… Меня-то в Его Книге - нет. Я-то - не бессмертен. И это - точно…»
        Иван застонал как от боли, но это была не физическая боль, а гораздо худшая - боль, от которой нет лекарств и которая не проходит.
        Аллеин кивнул головой и сказал: «Если бы я мог тебя пожалеть, то пожалел бы. Но как я могу жалеть Предвестника?»
        Риикрой ворвался в пределы своего патрона и доложил:
        - Господин, срочное донесение: Иван получил Лийил!
        Сатана удовлетворенно кивнул:
        - Значит, Риикрой, тебе предстоит в ближайшее время встреча с Иваном.
        - О чем мне с ним говорить и какие у меня полномочия? - поинтересовался Риикрой.
        Сатана задумался на мгновение, что-то прикидывая в уме, потом произнес:
        - Твоя задача - только передать ему мое приглашение. Вряд ли он от него откажется. А что он сейчас делает?
        - Лежит, думает, - усмехнулся Риикрой. - Он опять погрузился в анализ своей Системы. Что все это значит, мой Господин?
        - Это значит, что на Землю явился Предвестник, или Антихрист, настоящий, почти хрестоматийный, и скоро мы увидим его в блеске славы. А что будет потом - этого не знает сейчас никто. Никто! - с торжеством констатировал Сатана.
        14
        Вскоре Ивана уже перевели в общую палату. Его состояние не вызывало у врачей тревоги. Иван выздоравливал необыкновенно быстро. «Удивительно сильный организм», - говорили врачи. «На этом парне все зарастает, как на собаке», - так охарактеризовал Лапшин перспективу выздоровления Ивана, забежав на минутку взглянуть на своего пациента. Когда Лапшин спускался по лестнице, ему навстречу попался Сергей. Лапшин и Малышев были знакомы. Как, вероятно, Лапшину была знакома половина жителей города.
        - Здорово, Александр Петрович.
        - Здорово, Сергей. Ты к кому?
        - К Свиридову. Как он?
        - Нормально, никакой опасности нет. Лицо хорошо зашили. Вот только сотрясение сильное, но ничего, полежит, отойдет.
        - Петрович, проводи меня к нему, если не очень спешишь.
        - Пойдем, - согласился Лапшин.
        Иван лежал на кровати и смотрел одним глазом в окно. Кроме него в палате были еще трое: какой-то постоянно кашляющий, худой, как мощи, старик, жирный, лысый мужчина с перебинтованной рукой и мальчик лет двенадцати, смотревший на входящих жалобными глазами.
        - Здравствуй, Иван. Как себя чувствуешь? - спросил Сергей, пристально глядя на лицо Ивана.
        Иван повернул голову и прошептал, едва шевеля губами:
        - Ты знаешь, почти нормально, только разговаривать громко нельзя, чтобы швы не разошлись.
        - Кто тебя так? Ты запомнил их лица?
        - Одного запомнил.
        - Блондин, брюнет?
        - Блондин.
        - Волосы кудрявые?
        - Да.
        - Ясно. - Это был Куров. Всех городских рэкетиров и «крутых» ребят Сергей знал наперечет. - Ладно, Иван, с ними мы чуть позже разберемся. Как же они тебя отделали! Ну ничего, Александр Петрович говорит, что скоро ты будешь, как огурец.
        - Сергей, за что это они меня так?
        - Ты слишком вразумительно говорил о математических моделях, кое-кому это не понравилось, да ты еще имел неосторожность сказать, что будешь работать на меня.
        - Ах, вот оно что… - Сергей увидел, что глаз Ивана сверкнул недобрым огнем. - Сергей, - прошептал Иван, - вытащи меня отсюда.
        - Зачем?! Ты что, с ума сошел? Лежи давай, выздоравливай.
        - А как же наше дело?
        - Какое дело?
        - Управляющая система для банков.
        - Там все уже завяло.
        - Почему?
        - Потому что никто из моих ребят даже не знает, как к этой работе подступиться. В общем, я поставил на этом деле крест. Выздоравливай, что-нибудь другое найдем.
        - Сергей, мы решим эту задачу в срок. Забери меня отсюда.
        Лапшин стоял рядом и слушал.
        - Нет-нет, тебе надо еще не меньше месяца здесь лежать. И не думай даже выписываться раньше, - сказал Лапшин.
        Иван посмотрел на Лапшина. «Это лицо я тогда видел», - подумал он, - Доктор, мне надо завтра же быть дома, обязательно, во что бы то ни стало. Я не согласен здесь оставаться, и ни за что не останусь, - шептал Иван.
        Сергей посмотрел на Лапшина:
        - Александр Петрович, пойдем поговорим. - Лапшин с Сергеем вышли в коридор. - Александр Петрович, его надо отсюда забрать.
        - Сергей, не дури, не надо забирать.
        - Александр Петрович, дорогой, я знаю этого парня давно. Если он сказал, что не останется здесь, он здесь лежать не будет, это бесполезно.
        «А может, и не будет, - подумал Лапшин, - с этого станется». Сергей, заметив в глазах Лапшина тень сомнения, продолжал шепотом:
        - Триста из рук в руки за лечение на дому.
        - Ему не лечение, а покой нужен и присмотр, - так же шепотом ответил Лапшин.
        - Тогда за присмотр.
        Названная сумма равнялась двухмесячной зарплате Лапшина с учетом всех доплат за дежурства. «Ой, втянут меня эти парни в нехорошее дело, - соображал Лапшин, - но сумма-то о-го-го…» Как они нужны были сейчас, эти деньги!
        - Ладно, подожди, я посмотрю его медицинскую карту, потом поговорим.
        Лапшин ушел. Вернувшись, он сказал:
        - Сейчас.
        И направился в палату.
        - Парень, - шептал он Ивану, пристально глядя в его глаз, - зачем тебе это? Объясни, пожалуйста.
        - Александр Петрович, у меня нет времени здесь лежать. Если я здесь останусь, то сдохну от безделья и ожидания. Меня чуть не убили для того, чтобы я не смог помочь Сергею. Но они меня плохо знают, сволочи… Еще не родился человек, который бы заставил меня отступить. Отпусти, пожалуйста, не могу я ждать.
        Риикрой едва сдерживал свой восторг. «Полечу, обрадую хозяина!» - подумал он и вылетел прямо через перекрытие.
        «Да, характер у этого парня несгибаемый. Что ж, тут нет ничего удивительного. Иначе бы он не стал Предвестником», - подумал Аллеин.
        - Но ты же все равно недели две-три, при любых обстоятельствах, ходить не сможешь, у тебя голова будет кружиться.
        - А мне и не надо ходить. Я буду лежать дома и заниматься тем, чем я должен заниматься.
        - Да ты соображать-то не сможешь, тебе сейчас надо спать двадцать часов в сутки, а лучше тридцать.
        - Доктор, отпустите меня.
        - Да не могу я тебя отпустить, не имею права, - шептал Лапшин, думая про себя: «А, ладно, раз ему так надо… В общем, если нельзя, но очень хочется - то можно». - Лежи, сейчас друга твоего позову, - сказал Лапшин и пошел к Сергею.
        - Сергей, у тебя есть только один способ его забрать - выкрасть.
        - Когда это лучше сделать?
        - В общем, так, завтра ночью я дежурю. Если у парня все будет хорошо, я звоню тебе, ты приезжаешь часов в двенадцать с носилками и помощниками - в белых халатах. Я созываю медсестер на торт в честь чего-нибудь.
        В это время вы его вытаскиваете. Если попадетесь по дороге, я вас не знаю.
        - Договорились, - Сергей кивнул головой. - Долг передам сегодня вечером.
        Сергей зашел в палату и сказал Ивану:
        - Завтра в двенадцать ночи я тебя отсюда утащу.
        - Готовь документацию, компьютер помощней и ничего не бери в голову: я в порядке, - ответил Иван и закрыл глаз.
        - Ну ладно, до завтра.
        Время подходило к пяти. Подождав немного на улице около больницы, Сергей увидел Наташу. Наташа была в джинсах и просторной белой блузке, волосы аккуратно подобраны в толстый, перевязанный красной шерстяной веревочкой жгут. Сергей внимательно посмотрел на нее:
        - Ну, как вчера?
        - Уснуть не могла долго, тревожно как-то, - глядя Сергею прямо в глаза, ответила Наташа. - Ты знаешь, что Ивана вчера избили и он попал в реанимацию?
        - Знаю, Света звонила.
        - Как он? Ты его видел?
        - Видел. Жизнь вне опасности.
        - Слава Богу, - прошептала как бы сама себе Наташа и опустила голову. - Сережа, пошли к отцу.
        То, что Сергей увидел, было страшно. Ему еще никогда не приходилось видеть умирающих от рака. Наташин отец был весь серый, лицо его было почти невозможно узнать - это было лицо покойника, но покойник прерывисто, со свистом дышал. Санитары положили отца на носилки и вынесли из здания. Носилки погрузили в «скорую». Наташа поехала в «скорой», а Сергей следом на своей машине. «Бедная Наташа, ну и достается же ей», - думал он.
        Санитары занесли носилки в квартиру и переложили отца на разобранную заранее постель. Наташа накрыла отца одеялом и села на стул у изголовья. Санитары вышли.
        - Все, Сереженька, спасибо, иди. - Сергей стоял. - Иди, иди, если что, я тебе позвоню.
        - Как ты одна, Наташа?
        - Ничего. Я не боюсь. До свидания, Сергей.
        Сергей опустил голову и вышел.
        Глава вторая
        1
        Дыхание отца замедлилось, он зашевелил пальцами, как бы стараясь подтянуть одеяло, веки приоткрылись, но Наташа не увидела глаз, вместо глаз были белки без зрачков. Отец захрипел, напрягся, потянулся и вдруг, будто затратив последние силы, обмяк, опустил веки и опять быстро, прерывисто задышал. Наташа поняла, что отец почувствовал, а может даже понял, что он дома, в своей постели, что его дочь рядом, и он что-то хотел сказать. «Что он хотел сказать? Наверное, что-то важное, но, видимо, это ему уже не удастся», - поняла Наташа. Она не плакала, и мысли ее не метались, она со всей ясностью поняла, что сегодня, возможно очень скоро, отец умрет, и вместо него будет что-то чужое, чему уже ничего нельзя будет сказать.
        - Папочка, ты меня слышишь? - Наташа прикоснулась к лицу отца и смотрела на него так, словно взглядом хотела вернуть ему сознание. - Это я, Наташа. Папочка, я очень люблю тебя и буду любить тебя всегда. - Наташа потеряла самообладание, и слезы побежали из глаз. - Ты прости меня.
        Отец так же прерывисто, с паузами между странными, короткими вздохами, дышал.
        Наташа зажмурилась, борясь со слезами, и вдруг тихо запела. Она плакала и пела старинную народную песню, которую очень любил отец. Голос у Наташи был красивый и чистый, он звучал в тишине квартиры, вытесняя из ее пространства холодную пустоту приближающейся смерти. Наташа смотрела на лицо отца, и ей казалось, что он слышит ее, потому что он стал дышать еще тише, лишь едва уловимыми вздохами. Наташа встала, закрыла глаза и продолжила пение. Она представила, что стоит на сцене, перед огромным, небывало огромным, заполненным тысячами, а может миллионами людей залом, и среди них был отец. Тысячи глаз с любовью и восторгом, не отрываясь, смотрели на нее, а она пела, всю себя отдавая песне. Вдруг отец как-то странно застонал, резко дернулся и затих. Наташа прервала на полуслове песню, ноги у нее подкосились, и она упала на стул. «Он умер! Его нет больше здесь. Все… Что делать теперь? Что надо делать?» Наташа вскочила со стула и, сорвав с постели простыни, начала завешивать зеркала, потом зачем-то быстро скатала ковер в комнате. «Зачем я это делаю? Надо же что-то делать…» Потом Наташа пошла в ванную и
долго умывалась холодной водой, не чувствуя, что она холодная, а только ощущая, что ясность сознания начинает возвращаться к ней. Вытерев лицо полотенцем, Наташа подошла к постели и положила руку на лоб отца. Лоб был прохладный. Тут Наташа вспомнила, что надо делать. Это делали всегда, когда умирали люди: мама, бабушки, дедушки - как будто она всегда знала это, хотя никогда и не видела. Раздвинув стол, она постелила на него белую простыню, потом сбросила на пол одеяло, обняла невероятно худое тело отца и, собрав все силы, приподняла его и перенесла на стол. Потом Наташа сложила отцу руки на груди и подвязала подбородок. Тут силы оставили ее. Наташе стало плохо, голова закружилась, она, шатаясь, подошла к дивану и села.
        Наташа пошла на кухню, нашла свечку, зажгла ее и поставила у изголовья. Пламя свечи освещало лицо покойного.
        - Господи, прими его душу, - молилась Наташа, глядя на луну. Она никогда не ходила в церковь, не знала и не слышала ни одной молитвы, поэтому молилась как могла, не думая и не подбирая слова. - Господи, прости его, если он сделал что-нибудь не так. Господи, он был добрый человек и любил людей, поэтому прости ему грехи, Господи. А если есть за ним смертные грехи, я, его дочь, готова ответить за них. Прости его душу, Господи.
        «Каждый отвечает только за себя, Наташа, - сказал Аллеин. Но Наташа не могла его слышать. - И каждому, имеющему душу, Богом, которому ты сейчас молишься, предначертан свой путь, дела, которые человек должен сделать на этом пути, он не может не сделать, и только после этого умрет. То главное, для чего ты живешь на свете, - еще впереди».
        Какая-то пустота была в голове. Не хотелось ни плакать, ни думать, ни чувствовать. Наташа пошла в свою комнату, легла и закрыла глаза. Наташа не могла уснуть и лишь под утро забылась, как будто потеряла сознание. Когда она открыла глаза, было уже светло.
        2
        Аллеин решил помочь Наташе, и он знал, как это сделать. Надо лететь к директору, Светиному отцу. Когда Аллеин влетел в кабинет директора, то понял, что задача у него не из простых.
        Директор приказал секретарю никого к нему не пускать и отключить телефон. «Край, совсем край, дальше некуда, - думал директор, - хоть останавливай завод. Что делают, что делают! С кем они нас сравняли». Денег на зарплату не было, неоплаченных счетов на миллиард с лишним. Как только что узнал директор, обещанной помощи из Москвы не будет. Все складывалось так, что если не произойдет чудо или резко не изменится общая политика правительства - его завод-гигант остановится. «Что же делать, как жить дальше?» Директор чувствовал себя виноватым во всех этих бедах, хотя везде так, такая уж ситуация в стране, ничего не поделаешь. «Надо что-то делать, - думал директор, сосредоточенно глядя на пустой стол, - но что?»
        Открылась дверь, и в дверях показалась секретарь:
        - Михаил Степанович, звонит ваша дочь.
        - Я же сказал, меня нет!
        - Михаил Степанович, она говорит, что сегодня ночью умер Петров.
        - Что?! - Директор знал, что Петров безнадежно болен, и все равно эта новость потрясла его. Он схватил трубку.
        - Слушаю.
        - Папа, сейчас звонила Наташа. Василий Михайлович ночью умер.
        - Вот что, Света, ты собирайся и прямо сейчас иди к Петровым, скажи, что мы поможем, все сделаем. Поняла?
        Директор нажал клавишу селектора, вызывая заместителя по общим вопросам.
        - Вот что, сегодня ночью умер Петров. - Пауза. Директор в упор смотрел на зама. Тот молчал. - Мы все устройство похорон берем на себя.
        - Иван Степанович, на счете ноль, - бесстрастным голосом ответил зам.
        - А в кассе? - спросил директор и нажал на клавишу, вызывая главного бухгалтера. - Сколько в кассе?
        - Ничего нет, Михаил Степанович, - вчера последнее на отпускные отдали.
        Директор внезапно треснул со всей силы кулаком по столу и сдавленным голосом сквозь зубы сказал:
        - Доработались… У него осталась одна дочь. Девчонке двадцать четыре, что она может. Оплатить! По безналичному. Как хотите, но чтоб все было оплачено, если будет что не так, как надо, голову снесу. Ясно?
        - Ясно, - сказал зам, вставая.
        - Все, свободен. - Зам вышел. - Семь тысяч человек на заводе. Доработались, похоронить человека не можем. - И директор вдруг неожиданно для себя грубо выругался.
        Аллеин понял, что этот человек и так сделает для Наташи все, что возможно, сделает и без его участия.
        На заводе уже знали, что умер бывший главный инженер ведущего цеха Петров. Новость моментально разнеслась по заводу. Люди собирались группами, и к теме о возможных сокращениях и бессрочных отпусках добавилась и эта. Наверное, весть о смерти главного специалиста ведущего цеха была катализатором для побуждения всеобщего действия: «Ну вот и Петров умер», - останавливались люди, сообщая друг другу новость. «Пошли к начальству, - говорили они, нарушая все инструкции, которые за долгие годы работы на сверхсекретном ядерном производстве были вызубрены надежнее, чем когда-то знали „Отче наш“ и которые никогда под страхом немедленного увольнения не нарушались, - что они там думают? Пошли!» И шли к начальникам цехов.
        «Нам нужна ясность, - говорили рабочие, - хватит темнить, сколько можно!» На планерке, выслушав, что говорят начальники цехов, директор сказал:
        - Мне сказать людям нечего. Нечего! Идите и объясняйте что-нибудь. Вон Сидоров, - показал на главного экономиста, - Сидоров пусть объяснит ситуацию с цифрами, датами и фактами.
        - А выводы? - спросил обеспокоенный Сидоров.
        - А выводы пусть делает Господь Бог! А я не хочу делать выводы, буду сидеть в этом кабинете и ждать, пока взорвемся. Все, закончили.
        К обеду на заводе сформировалась делегация к Петрову. Узнав, что кого-то отпустили, другие говорили: «А я чего, а почему не я?» Что-то будто нарушилось в механизме завода, и теперь этот механизм работал бессмысленно и вхолостую, выбрасывая искры человеческих эмоций.
        - А ну вас на… Я тоже пошел.
        - Куда?
        - Куда-куда, на похороны, вот куда. Хоронить пошел! - возмущался лысый толстоухий аппаратчик. - Осточертело все.
        - А кто работать будет?!
        - Пусть Ванька работает, он молодой, а я наработался уже, хватит.
        В общем, кончилось тем, что добрая четверть смены и половина управления к обеду правдами и неправдами, побросав работу, уехали с завода. «Так ведь похороны-то послезавтра, послезавтра организованно и пойдем». «А мы и послезавтра сходим», - отвечали люди.
        Творилось что-то совершенно невообразимое. Ситуацию удалось взять под контроль, лишь с трудом собрав дежурную смену.
        Директор отказался от поездки по объектам, он сидел в кабинете и никого не принимал.
        3
        Дверь в квартиру Петровых была настежь открыта, и в нее почти непрерывным потоком, не толкаясь и не мешая друг другу входили и выходили люди. Лица людей были сосредоточенными и печальными, голосов не было слышно, была слышна только поступь шагов.
        У гроба, накинув на голову черную ажурную накидку, стояла Наташа. Как только пошли люди, она стала к гробу и стояла до вечера, пока не ушел последний человек. Она смотрела в проем входной двери, не отвечая на приветствия и кивки, впрочем, люди, то ли чувствуя, то ли понимая, что Наташа никого не слушает и слышать не хочет, ничего и не говорили, а просто подходили к гробу, смотрели на покойника, потом на Наташу и отходили, уступив место идущим вслед.
        Наташино лицо было бледным, краски будто сошли с него, но оно было спокойно и прекрасно. Его нежные и правильные, будто вылепленные великим скульптором черты не были омрачены тенью грусти или тем более скорби. Казалось, что она о чем-то думает. Она не вызывала жалости. Люди, посмотрев на нее, уходили, чувствуя, что у них в душе что-то происходит, и тяжелое ощущение от вида покойника стиралось другим ощущением, сравнимым разве что с ощущением ребенка, который долго, до изнеможения кричал и которого ласково пожалела мать.
        Светлана тоже была в комнате. «Наваждение какое-то, - думала она, - вроде и не похороны, а вернисаж какой-то».
        Женщины говорили: «Ну кто бы мог подумать, что у него такая дочь». «Да, она очень сильно изменилась», - соглашались другие.
        4
        Когда похоронный ритуал уже подходил к концу и стали заколачивать крышку гроба, Наташа увидела подъезжающую черную «Волгу». Из нее вышел Светин отец.
        «Опоздал, опять опоздал», - думал директор. Он подошел к гробу и опустил голову. Рабочие, перестав заколачивать гвозди, посмотрели на Наташу. Директор положил руку на крышку гроба и почувствовал странное волнение, подобное тому, какое он чувствовал в юности, когда ждешь чего-то долго, и вот это, ожидаемое, начинает осуществляться. «А что же начинает осуществляться?» - спросил было у себя директор, но тут же прогнал эту странную мысль.
        Директор, не поднимая головы и ни на кого не глядя, начал тихо говорить. Надо сказать, говорить директор не любил, и подчиненные знали, что заставить его лишний раз выступить где-нибудь - не добьешься. Для этого нужны были совершенно особенные причины. Установилась такая тишина, что было слышно, как ветер шумит в верхушке сосны, печально и одиноко росшей недалеко от могильной ямы.
        - Я пришел проститься со своим другом. - Директор сделал длинную паузу. - Нельзя понять, почему так происходит: лучшие, без которых трудно жить и работать, вот я так, без предупреждения, уходят, а мы остаемся. Я знаю, что так было всегда и всегда так будет, и это значит, что должны появиться новые, лучшие, которые смогут сделать то, что сделал он. Он и такие, как он, сделали наш завод и построили наш город - за четыре года. - Директор взмахнул рукой и повысил голос. - За четыре года мы сделали то, что сделать было нельзя. Нельзя! А я вам говорю, что можно! - Было видно, что директор сильно волновался и не особенно старался это скрывать. - Можно сделать все-все, что угодно. Можно снести наш завод и построить его заново, подняв из руин, и можно сделать новый завод в новой стране, потому что все можно сделать, когда знаешь, чего хочешь, почему и для чего, и знаешь, что этого же хотят твои друзья, коллеги, хочет город, страна, хочет народ. Чего мы хотим сегодня? Нас запутали, заморочили головы, мы потерялись в заботах сегодняшнего дня. Мы с Петровым и такие, как мы, хотели сделать лучший в мире,
чистейший уран, сделать его так, как никто, нигде, никогда не делает. У нас были единомышленники, мы любили свою страну и знали, что это надо всем: правительству, партии, в которую верили, нашим друзьям, женам, нашим детям. Сейчас говорят, что мы делали не то, да еще и зря. А я говорю, что мы делали то и не зря, потому что главный результат нашей работы - это были люди, любящие свое дело и свою страну. Мы все были великими творцами. И это было главное. Это было главное! - Голос у директора упал, и он продолжал тихо, почти шепотом: - Мы победим, я вам клянусь, потому что на этой земле, в которой лежат наши товарищи, отдавшие себя делу, нас нельзя победить. Наташа, - обратился директор к Наташе, - я был другом твоего отца и буду помогать тебе, чем смогу.
        Директор подошел к ней, обнял и погладил по голове. Наташа заплакала. Гроб опустили в могилу. «Что-то будет, ой, что-то будет», - думал Сергей, бросая в могилу горсть земли.
        5
        Похищение Ивана из больницы прошло успешно. Сергей с двумя помощниками, самыми надежными своими ребятами, быстро и слаженно сделали дело, и микроавтобус, тихо заурчав мотором, отъехал, увозя носилки с Иваном от здания хирургического корпуса.
        Ивана затащили в его маленькую, обшарпанную квартирку и уложили на матрас. В углу на полу стоял компьютер. Сергей достал из портфеля папки с документацией.
        - Ну что, Иван, отдавать?
        - Конечно, отдавай. Только вот что, передвиньте меня от стены. - Парни оттащили матрас. - Теперь возьмите компьютер и поставьте его слева от меня. Вот так.
        Иван проверил, достает ли он левой рукой до выключателя компьютера, потом включил его и некоторое время, повернув голову набок и нажимая левой рукой нужные клавиши, смотрел что-то на экране.
        - Ну, вот и все, - сказал Иван, как бы подводя итог разговору, и закрыл глаза, - завтра начнем.
        Ивана сильно тошнило и кружилась голова. Сергей выключил свет и пошел с ребятами на кухню.
        - Миша, до конца месяца ты будешь жить здесь, на этой кухне, - обратился Сергей к своему помощнику. - Сейчас я принесу зарегистрированное на меня охотничье ружье и патроны. Если кто будет лезть в дверь - предупреждай: отойдите, буду стрелять. Если будет лезть дальше - стреляй. Ты защищаешь жилище, я тебя нанял, отвечать буду я. Понял?
        - Понял, неси ружье, - ответил Миша, как будто в сказанном не было ничего необычного.
        - Завтра вместе со мной придут мужики и установят металлическую дверь. Будешь кормить Ивана и ухаживать за ним. Сиди на кухне, и пока он тебя не позовет, к нему не лезь ни с вопросами, ни с предложениями. Ну, вот и все. Спи чутко, прислушивайся.
        - Да что там, я все понял, - уверенно кивнув головой, сказал Миша. - В милицию звонить?
        - Сначала мне, потом в милицию.
        Голова у Ивана кружилась, и в нее лезли разные, отнюдь не радостные мысли. «Я остался жить, а радости нет, зато узнал, что такое настоящий страх, - думал Иван. - Надо работать, надо заставить себя работать, иначе можно сойти с ума от всего этого».
        Как только Сергей и Саша ушли, Иван тут же включил лампу и взял первую папку с документацией. Все было напечатано по-английски. Держать папку одной рукой было неудобно, для того, чтобы перелистывать страницы, приходилось класть папку на живот и потом уж листать. Глаз видел хорошо, но голова вырубалась напрочь. «Как же ее заставить соображать?» - думал Иван. Он прищурил глаз так, что текст был виден как бы через горизонтальную трепещущую щель, прикусил губу и начал читать. Тут его сильно затошнило и вырвало прямо на папки с документацией. Прибежал Миша.
        - Возьми тряпку, Миша, все вытри и принеси, пожалуйста, таз из ванной и поставь его рядом, - сказал Иван. Тут его опять вырвало, но голова почему-то прояснилась, и он стал читать.
        В папках было общее описание работы системы, рекламные проспекты и технологические инструкции. Когда чтение было закончено, Иван вставил в дисковод дискету и начал медленно просматривать тексты программ. Страшно хотелось спать, голова ничего не соображала. «А и не надо сейчас ничего соображать, главное - загрузить ее всей этой информацией как следует». И Иван загружался - это был его стиль работы: сначала, не думая о решении задачи, накачать себя информацией. Прикладные программы, обеспечивающие расчеты, обработку текущей информации в компьютере, выдачу документов и видеограммы, были несложными, самыми что ни на есть обычными программами, а вот та программа, которая управляла передачей информации, объединяя компьютеры как бы в одно целое, - отсутствовала. Был только загрузочный модуль. Иван просмотрел на экране неотображаемые символы и подумал: «Длинная, зараза, постарались в „Юнайтед Системз“».
        Совсем рассвело. Изучение материалов закончилось, можно было начинать думать.
        Иван не был программистом, но искусством этим владел очень хорошо: приходилось самому писать программы, моделирующие работу его Системы. К счастью, язык программирования, на котором все было написано, был Ивану хорошо знаком. «Шансы есть, надо определить, сколько этих шансов».
        Раздался стук в дверь. Пришел Сергей с двумя рабочими. Начали громыхать по железу, устанавливая новую входную дверь.
        - Какое сегодня число? Когда нужен результат? - спросил Иван.
        - В понедельник я должен передать заказчику на подписание акт готовности, притом он должен получить программы заранее. Они сказали так: «Ставим десять компьютеров и запускаем фирменный тест, если тест проходит - подписываем акт».
        - Отлично, - сказал Иван. - Тест у нас есть. Значит, так… Готовься к тому, что через три дня у тебя должны работать человек восемь хороших профессионалов. Ну вот, все пока. Когда же перестанут громыхать?
        - Уже заканчивают, - ответил Сергей.
        Иван закрыл глаза. Сергей не уходил, он понял, что всю эту ночь Иван не спал.
        - Слушай, Ваня, расскажи-ка мне как на духу, зачем тебе это надо, только не шути.
        Иван открыл глаз, ничего не говоря. Он думал.
        - Потому, что я так решил, - отрезал Иван и снова закрыл глаз, показывая этим, что разговор закончен.
        - Ты решил штурмовать небо. Что ж - дело твое, - сказал Сергей и вышел. «Он сумасшедший, ну и ладно, это его дело, хочет, пусть штурмует, а ты, Сергей Михалыч, займись своими делами».
        6
        Когда Сергей ушел, Иван задумался: «Говорят: утро вечера мудренее, правда, сейчас как раз утро. Не поспать ли мне? Высплюсь и соображу, что же мне делать дальше».
        Иван моментально отключился и крепко спал шесть часов. Проснулся Иван от головной боли, его сильно тошнило.
        - Миша, таз! - позвал Иван.
        Тошнота отступила, и голова вскоре перестала болеть.
        «Я решу эту задачу сам, - так, на всякий случай, чтобы не потерять квалификацию».
        Риикрой, который почти неотступно находился при Иване, глубоко вздохнул и вытер лоб: «Сработало… Ну, теперь дело пойдет».
        Эта мысль пришла в голову Ивану и не оставила никаких сомнений, что надо делать именно так, а не иначе. Выпив стакан сладкого чаю, Иван принялся обдумывать решение задачи. Время от времени он работал левой рукой на клавиатуре компьютера. Так он работал до самого вечера. К удивлению Ивана, основные алгоритмы программы были найдены им довольно быстро. В алгоритмах был заложен принцип, который был использован Иваном при решении одного из уравнений его Системы, поэтому дело шло очень гладко. «Если и дальше так пойдет, то через пару дней все будет готово», - думал Иван.
        Аллеин всегда терялся, когда надо было определять, что свободные люди делают по своей воле и что под влиянием козней слуг Сатаны. От Сергея причинные связи тянулись к Ясницкому, потом куда-то в Америку. Не исключено, что Сатана подготовил какой-то хитроумный план, который приведет Ивана к необходимости решить Систему, и этот план уже приведен в действие.
        7
        С самого утра Наташа не могла найти себе места. Последние дни не было возможности даже минуту передохнуть, и вот после похорон и поминок все заботы разом куда-то отступили, делать было совершенно нечего, да и делать ничего не хотелось. Наташа легла на диван и закрыла глаза. Она попыталась представить голубое небо, это долго не удавалось, но, наконец, удалось. Перед глазами было голубое небо, по небу плыли белые облака. Наташа мысленно повернула голову: она лежала на траве, а вокруг - и рядом, прямо перед глазами, и дальше, насколько хватает глаз, - было одуванчиковое поле. «Что это за небо и что это за поле? - спросила у себя Наташа. - Это небо и поле из страны моего детства, - ответила она сама себе. - Это страна, где я хотела бы быть всегда».
        Среди белых облаков Наташа заметила одно большое темно-серое. Облако приближалось и вскоре закрыло солнце. Стало сумрачно. Наташа встала и огляделась: все краски, такие яркие под лучами солнца, сразу поблекли. На краю поля Наташа увидела силуэт идущего в ее сторону человека. «Этот человек мой будущий муж», - вдруг решила Наташа и стала напряженно всматриваться вдаль, стараясь разглядеть черты лица приближающегося человека. Человек подошел уже довольно близко, но Наташа никак не могла разглядеть его лица. Наконец метрах в десяти человек остановился, приложил левую руку к сердцу и вежливо наклонил голову. «Это Иван! - узнала, наконец, Наташа. - Это он, но почему он такой, откуда такая странная одежда, почему у него нет лица, почему он говорит не своим голосом?»
        - Иван, это ты?
        - Иван - это я, - ответил человек.
        И Наташа сразу четко увидела лицо Ивана. Он улыбался, и одежда сразу преобразилась в ту, которая была на нем, когда они в прошлый раз встретились.
        «Ему плохо, я должна увидеть его, - подумала Наташа и открыла глаза. - Что за странное видение, я ведь не спала, я, наверное, видела то, что хотела видеть».
        Наташа позвонила Сергею:
        - Сережа, как Иван себя чувствует?
        - По-моему, неплохо, раз взялся программировать, - ответил Сергей.
        - Он что, не в больнице? - удивилась Наташа.
        - Удержишь ты его в больнице, как бы не так. Он в своей квартире, лежит на полу на матрасе и работает левой рукой на компьютере.
        - А почему левой?
        - Потому что правая у него плохо двигается и правый глаз ничего не видит.
        - Как он, все же, на самом деле? Что ты думаешь?
        - Врачи говорили, что ему месяц надо лежать не шевелясь, а Мишка, который дежурит у него, говорит, что он уже пытался вставать, и что обещал ему, что завтра непременно встанет. Вот так-то.
        - А как это все произошло?
        - Точно не знаю, но в ближайшее время, по-видимому, выясню.
        - Сережа, я хочу сходить к Ивану.
        Несколько секунд Сергей молчал.
        - Сходи, сходи обязательно, может, тебе удастся заставить его лежать спокойно, - наконец ответил Сергей. Он сказал адрес и предупредил, что прежде чем идти, надо позвонить Мише.
        Наташа начала собираться. Она надела джинсы, свитер, скрутила волосы красной шерстяной веревочкой, подошла к зеркалу, долго смотрела на себя, потом сняла свитер и распустила волосы. Посмотрела на часы: «Еще рано, успею», - сказала себе Наташа. После этого она распахнула настежь двери платяного шкафа и стала не спеша перебирать гардероб. Она переоделась, немного подвела губы, совсем немного, для того только, чтобы сместить акцент внимания, надела туфли, затянула поясок на талии, взяла сумочку и набросив плащ вышла из дома.
        Было тепло, солнце стояло прямо над лесом, росшим на другой стороне реки. Наташа шла по набережной, она решила пройтись по городу. «На меня смотрят как всегда, значит, я в порядке», - думала Наташа. Пройдя по набережной, Наташа повернула налево и пошла по широкой улице, одной из самых красивых и людных в городе. Достопримечательностью этой улицы было то, что под ней в бетонной трубе текла река, которая раньше каждую весну разливалась, и за это люди пустили ее в трубу, а река, видимо в отместку, не так давно, в весеннее половодье, вырвалась из трубы и затопила весь город. «Это потому, что река тоже женского рода», - подумала Наташа. Вскоре она вошла в тесный подъезд дома с узенькими лестницами и, поднявшись на второй этаж, постучала в дверь.
        - Кто там? - спросил мужской голос.
        - Это я, Наташа, - ответила Наташа.
        - Ты одна? - спросил тот же голос.
        - Одна.
        С той стороны двери загремели засовами. Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. Из-за двери выглянул молодой парень.
        - Здравствуй, Миша, - поздоровалась Наташа. Миша снял цепочку и открыл дверь, впуская Наташу в квартиру.
        - Здравствуй, Наташа. Проходи. Вот вешалка. Он там, кажется, спит, - сказал Миша, показывая на дверь комнаты.
        - Мне можно туда? - спросила Наташа. Миша зашел в комнату, потом, выйдя, сказал:
        - Можно, заходи, только он спит. Будить будем?
        Наташа сняла туфли, осторожно вошла в комнату и огляделась. В комнате не было никакой мебели, кроме одного старого стула. Иван лежал на матрасе, закрытый по самый подбородок простыней, и спал. Лицо его было все покрыто красными полосами.
        - Если хочешь, разбуди его, он не обидится, я думаю, - сказал Миша и собрался выйти из комнаты.
        - Миша, как он? - шепотом спросила Наташа.
        - Он? Он - молодец. Тюкает что-то на компьютере, пьет сладкий чай и ни черта ему не делается. Я не удивлюсь, если он завтра уже будет ходить. Давай я его разбужу, - решительно сказал Миша и направился к Ивану.
        - Нет, нет, не надо, пусть спит, не надо, - испуганно зашептала Наташа и сделала запрещающий жест рукой. Миша вышел из комнаты. Наташа села на стул и стала смотреть на Ивана. Так она сидела и смотрела минут пять, как бы изучая его лицо. Его лицо было спокойно. Вдруг Иван открыл один глаз, сначала глаз смотрел в потолок, потом повернулся и посмотрел на Наташу. Он смотрел на Наташу, но выражение его лица не менялось, это продолжалось долго.
        - Наташа, ты? - наконец спросил Иван.
        - Здравствуй, Иван, - ответила Наташа и улыбнулась. Иван улыбнулся ей в ответ и приподнялся. Потом, сделав усилие, он сел, прислонившись к стене. Он смотрел прямо в глаза Наташе и улыбался.
        - Ты даже не представляешь, Наташа, как я рад, что ты пришла. Не обращай внимания на все это, - Иван махнул рукой, - я в порядке.
        У него в душе творилось что-то невероятное. Голова кружилась, мысли путались, сердце стучало. «Надо что-то сказать ей, но что?» - думал Иван. Наташа все поняла, подошла к Ивану, села на колени рядом с ним и, наклонившись, нежно поцеловала его в губы. Иван знал, что сейчас он должен был сказать: «Я люблю тебя». Но он ничего не успел сказать, потому что Наташа приложила палец к его губам и сказала:
        - Ты мне ничего не должен говорить сейчас. Понимаешь?
        - Не понимаю, - ответил Иван.
        «Конечно, он ничего сейчас не понимает. Что и как говорить с тобой - это ему еще предстоит понять. Если он, конечно, захочет», - сказал Аллеин.
        «Не захочет, - возразил Риикрой. - Сколько времени прошло, а он еще ни разу и не вспомнил о даре Божьем».
        «А у него было время о нем вспоминать?»
        «У такого, как он, не было, нет и никогда не будет времени думать о душе. Потому что у него ее нет. Так что можешь сваливать, Аллеин».
        «Я верю, что ты ошибаешься, Риикрой», - сказал Аллеин и подумал: «Я верю, и это не так уж мало».
        - Выздоравливай, не беспокойся, я никуда не денусь, я буду рядом, в своей квартире, одна, я буду ждать тебя. Договорились?
        - Да, - тихо ответил Иван.
        Наташа улыбнулась и быстро вышла из комнаты. Иван сполз по стене на матрас и закрыл глаза.
        8
        Что-то происходило с ним, это Иван чувствовал определенно. Им овладело какое-то беспокойство, мешающее сосредоточиться, раньше такого никогда не было. «С тех пор, как я поступил в университет, меня никто и ничто не интересовало, кроме моей задачи. А сейчас все по-другому», - пробовал анализировать ситуацию Иван. Он закрывал глаза и видел Наташу. Открывал - и видел экран компьютера с текстами набираемых им программ. Логические циклы быстро ложились на экран, выстраиваясь в одному Ивану понятную программу управления сетью компьютеров. «Эта еще путается, - злился Иван, - надо закончить с ней поскорее». Было уже далеко за полночь, когда Иван выключил компьютер. Основная часть работы была сделана. Оставалось отладить программу и провести тесты.
        Мысли кружились в голове, не давая спать. Перед его внутренним взором встали огненные волны горящей пшеницы, которые он видел недавно, идя в город через горящее поле. И тут Иван вспомнил о Лийиле. «Ты должен узнать себя», - прозвучал в голове голос Бога. «Кто я есть? Откуда, вообще говоря, я взялся? Почему из моей головы не выходит это горящее поле? Может быть, это обусловлено генетически? Бабушка говорила, что мы из крестьян. А я никогда не интересовался, кто мои предки и откуда. А ведь это надо знать, чтобы узнать себя». Подумав немного, он сказал:
        - Лийил, покажи мне моих предков, Лийил.
        В глазах сверкнул свет ярче солнца, Иван ослеп; когда зрение вернулось к нему, он увидел себя стоящим на обочине проселочной дороги, раскисшей от весенней, смешанной с талым снегом грязи. Иван посмотрел на себя и удивился: на нем были сапоги и странная одежда, в которой, судя по всему, ходили в конце прошлого - начале этого века в России. Иван топнул ногой, из-под сапога ударил фонтан грязи, потом он ущипнул себя за ухо, нет, он не спал, все было реальным: и земля, и небо, и он сам. Иван отчетливо помнил, как он попросил Лийил, как была вспышка. Все было реальным. «Вот это дела! Фантастика…» - подумал Иван и огляделся по сторонам.
        Он стоял на краю большого поля, которое пересекала проселочная дорога. Со всех сторон поля были сопки, поросшие смешанным лесом. Иван разглядел березу, осину, сосны. Солнце пригревало щеку. «Наверное, здесь вторая половина апреля», - подумал Иван. Места были очень похожи на знакомые Ивану с детства восточносибирские края. Только нигде не было видно никаких признаков человеческой деятельности, единственным явным свидетельством того, что люди здесь все же живут, была дорога. Хотя, по правде сказать, какая это дорога - утрамбованный немного, по-видимому, полозьями саней, снег. Иван обратил внимание, что даже на проталинах почти растаявший, ноздреватый снег был белым. Было тихо, так тихо, что Ивану казалось, что он слышит, как тает снег.
        И вот Иван услышал голоса и скрип колес. Звуки доносились из-за ближнего перелеска, за который поворачивала дорога. Вскоре из-за поворота показалась лошадь, тащившая доверху нагруженную телегу, наверху воза сидели двое детей, еще трое, постарше, шли рядом. Впереди, держа уздечку, шла женщина, а сзади телегу толкал мужчина. Лошадь то и дело спотыкалась, копыта ее скользили, видимо, она выбивалась из последних сил. Мужик, который толкал телегу, тоже делал это из последних сил. Иван видел, как тяжело он дышал, прикрыв глаза, которые тупо смотрели вперед и от длительного, постоянного напряжения уже ничего, наверное, не видели. Вот лошадь в очередной раз поскользнулась и упала на колени, а потом и набок. Здесь дорога шла по косогору, под уклон, телегу повело от толчка, колеса заскользили юзом, и, ударившись ступицами в сугроб, телега медленно, как бы нехотя, перевернулась, дети кубарем слетели в снег. Мужик, пытавшийся удержать телегу, упал прямо в талую грязь. Старшие дети закричали, а женщина медленно опустилась на колени и заплакала.
        - Господи, за что же наказание такое. Что же теперь делать-то, Господи, как быть-то теперь, - причитала женщина, покачивая головой. Мужик встал не сразу. Полежав немного в грязи, он поднялся и, зачерпнув полную пригоршню грязи, спокойно и уверенно, как будто ничего и не произошло, сказал женщине:
        - Клавдия, не голоси, гляди, какая здесь земля - во, - и он протянул вперед огромные ручищи, полные черной комковатой земли. - Уже оттаяла.
        - Ванечка, - обратилась к нему женщина, - как мы теперя доберемся до этого хутора, лошаденку совсем заморили и ты еле дышишь уже.
        - Ни хрена мне не сделается, - так же уверенно отвечал мужик. - А до хутора мы не пойдем. Здесь остановимся. - Мужик топнул ногой в огромном тяжелом сапоге. - Здесь остановимся и здесь жить будем. Какая нам разница? Земли здесь везде немеряно. Ребятки, собирайте хворост, разводите костер, счас я вон на том пригорке землянку рыть начну. Готовь обедать, Клавдия.
        «Клавдия… Кажется, так звали мою прабабушку, - вспомнил Иван, - я ее даже видел, когда был совсем маленький. Она гладила меня по головке и ласково приговаривала: „Внучек, Ванечка“». Иван будто почувствовал на своей голове прикосновение ласковой бабушкиной руки. В это время один из ребятишек увидел Ивана и закричал: «Папа, гляди, там человек стоит!» Мужик обернулся и посмотрел на Ивана. Иван пошел вперед. Подойдя к телеге, Иван сказал:
        - Здравствуйте. Вам помочь?
        - Здравствуйте, - поздоровался мужик, вслед за ним жена и все дети. - Вот, перевернулся. Надоть вот мешки оттащить. Да мы сами, это ничего. А вы откудова путь держите?
        - Я иду туда. - Иван махнул рукой в сторону, откуда двигались поселенцы. - Случайно здесь оказался.
        - Пообедайте с нами. Скоро каша будет готова.
        - Спасибо. Не откажусь, - ответил Иван и, взвалив тяжеленный мешок на плечо, понес вверх по косогору к большой проталине, которая чернела за белоснежными березовыми стволами. Мужик одобрительно смерил Ивана взглядом, потом схватил другой мешок, легко вскинул его на плечо и двинулся вслед за Иваном. Пока мужчины молча работали, перетаскивая груз и ремонтируя телегу, дети разожгли костер и поставили варить кашу.
        - Меня Иваном зовут, - сказал мужик.
        - И меня Иваном, - ответил Иван.
        - Мы из Тамбовской губернии, переселенцы, - стал рассказывать мужик. - Двинулись в путь осенью, да длинная дорога оказалась. Припоздали вот маленько. Ну да ничего. Отсеяться успеем. Теперь не пропадем. На станции главный, который переселенцами занимается, сказал: «Иди, Иван, на восток, там староверческий хутор есть. Сколько отхватишь земли, столько и твое. Согласен?» А я говорю: «Согласен, сколько отхвачу, столько и мое». На том и сошлись, а бумаги он после посевной справит.
        Дул ветерок, но Иванов собеседник как был в одной рубахе, так и остался, будто не замечая ни ветра, ни снега. Иван внимательно разглядел его лицо. Несомненно, это был его прадед по матери Иван Свиридов, фамилию которого он и носил. Точь-в-точь как на фотографии, которая в единственном экземпляре хранилась в заветном материном фотоальбоме. Высокий, крепкий мужик с большими руками и ногами и жилистой шеей. На голове у прадеда была шапка темно-русых волнистых волос, лицо заросло густой черной бородой. Когда в студенчестве Иван отращивал волосы, у него были точно такие же, и борода была тоже густая, черная. Иван украдкой посмотрел на свои руки, они были поменьше, чем у прадеда, но тоже пятерня будь здоров.
        Клавдия наложила горячую кашу в миски. Взрослым мужчинам и себе в отдельные, а детям в общую большую.
        Каждому был выдан ломоть хлеба. Мужчинам - побольше, себе и детям - поменьше. Все встали, перекрестились, прадед быстро прочитал молитву «Отче наш», после этого семья начала молча есть. Иван тоже ел, разглядывая ребятишек, которые сидели напротив него. Ребятишки жадно ели, хлюпая носами, и то и дело глядели на него живыми, любопытными глазами. Иван улыбался про себя. Вон та маленькая, хорошенькая, черноглазая девочка в тулупчике, Машенька, - это дедушкина сестра Мария Ивановна, которая воспитала его, Ивана, а этот маленький мальчишка Ванечка - его дед Иван, он погиб на войне. «Вот он какой, мой прадед, - думал Иван, - ничего не боится».
        Когда закончили обедать, Иван повернулся к прадеду и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
        - Не боитесь? Здесь ведь на двадцать верст ни одной живой души.
        - Эх, милай, боюсь, конечно. Здесь не двадцать, а сорок верст никого. Лошадь? Какая это, хрен, лошадь. Название одно. На себе пахать придется. Но жить-то надо. Надоело-то как у себя там, на Тамбовщине, перебиваться. Знаешь, как надоело? Верю, с Божьей помощью одолеем. И отсеемся, и соберем, и отстроимся, только бы люди не мешали, а зверь есть зверь, он лишнего не возьмет.
        - Помоги вам Господь, - сказал Иван. Встал. Поблагодарил за обед. Попрощался. Еще раз внимательно, даже слишком внимательно пронзительным, влажным взглядом посмотрел на лица детей, женщины, мужика. И они все разом, молча смотрели на него, будто пытаясь вспомнить: кто же это такой, где они его могли видеть? Наконец Иван опустил голову, повернулся и пошел по дороге на запад. «Мои предки - люди что надо… Неспроста мне суждено с ними познакомиться. Прадед, конечно же, засеял свое поле, а я невольно могу сжечь. Вот в чем дело! Зачем? Неужели я этого хочу?» Отойдя с километр, Иван посмотрел на небо, покрытое быстро несущимися серыми облаками, и закричал:
        - Эй, я этого не хочу!
        Взмахнул кулаком и сказал:
        - Лийил, домой, Лийил.
        Опять вспышка, ослепление - и Иван обнаружил себя лежащим на матрасе в своей комнате.
        «Нет, еще не все потеряно! - ликовал Аллеин. - Он встал на правильный путь. Человек, который узнает и полюбит своих предков, никогда не станет Антихристом».
        «А где анализ ситуации? - перебил Аллеина Риикрой. - Где мысли о вечном? Нет… Зато его сейчас потянет к бабам».
        «Что ты такое говоришь?!»
        «Ты же видишь, он выздоровел. Все - значит, пора…»
        - Миша, ты заходил ко мне? - спросил Иван.
        - Заходил сейчас только, - отозвался Миша.
        - Как я был?
        - Спал как убитый, даже рот раскрыл, наверное, от удовольствия.
        - А сколько я спал?
        - Компьютер ты выключил минут двадцать назад. Я сразу зашел посмотреть. Ты спал. Значит, минут пятнадцать - двадцать.
        «Ничего себе минут пятнадцать - двадцать. Я пробыл с ними часа два, не меньше. Пробыл с ними, оставаясь здесь. Какова физическая возможность таких путешествий?» - задал себе вопрос Иван. Перед ним опять предстали знакомые уравнения его Системы, и он погрузился в анализ возможности путешествия в пространстве и во времени, пока не уснул.
        9
        Иван проснулся, открыл глаза, прищурил левый глаз и обнаружил, что правый глаз видит. «Открылся наконец-то, надо попробовать встать». Вытянув обе руки вперед, Иван медленно, пересиливая боль в мышцах живота, сел. Голова совсем не кружилась, сегодня она была светлой как всегда, ведь раньше Иван вообще не знал, что такое головная боль. «Я выздоровел», - решил Иван. Медленно, держась за стул, он встал и тряхнул плечами, его повело в сторону, но он устоял и сделал шаг вперед, а потом еще один. Пошатываясь и волоча левую ногу, Иван подошел к окну. Было утро, людей во дворе не было, только один маленький мальчишка сидел верхом на бетонной черепахе, установленной на детской площадке. На небе ни одного облачка, день обещал быть хорошим. Иван зажмурился от удовольствия, предвкушая, как он скоро выйдет из дома и пойдет по улице. «Так и сделаю», - решил он. С трудом надев брюки и майку, Иван пошел на кухню.
        Когда Иван открыл дверь на кухню, навстречу ему вскочил Миша.
        - Ты что, встал?!
        - Встал, хватит валяться. Сейчас попьем кофе и я пойду прогуляюсь, - как ни в чем не бывало сказал Иван.
        - Э, нет, парень, - возразил Миша, - я тебя без согласования с Сергеем из квартиры не выпущу, ты уж меня извини.
        - А почему? - удивился Иван.
        - Потому, что те, кто тебя в тот раз не добил, могут добить, как только ты выйдешь отсюда.
        Иван молча сел на стул и набрал номер Сергея.
        - Здравствуй. Я тебя разбудил?
        - Разбудил, - раздался в трубке сонный голос Сергея.
        - Что так долго спишь?
        - Перебрал вчера, - ответил Сергей тусклым голосом и, видимо, сообразив, наконец, с кем он разговаривает, закричал в трубку: - Иван, это ты?
        - Это я. Слушай, Миша не хочет выпускать меня из квартиры, говорит, что это опасно. Объясни, пожалуйста, в чем дело.
        - Как ты встал?
        - Со мной все в порядке. Я выздоровел.
        - Не мог ты выздороветь за неделю!
        - Раз выздоровел, значит, мог. Объясни, почему я не могу выйти из собственной квартиры?
        - Хорошо, через полчаса я буду, - ответил Сергей и положил трубку.
        Единственное, что говорило о недавней болезни Ивана, - это ввалившиеся щеки и глаза, которые блестели сильнее, чем обычно блестят у людей, блеск был какой-то особенный, притягивающий внимание. Этот блеск во много раз усиливал любое выражение, которое приобретали глаза, а так как взгляд у Ивана и раньше-то был такой, что вынести его было нелегко, - прямой и пристальный, то теперь вообще можно было упасть, когда он смотрел прямо в глаза. Миша поежился и подумал: «Ох, не зря его Серега бережет, этот кадр, видимо, дорого стоит».
        В дверь постучали, это пришел Сергей. Иван встал и пошел в прихожую. Сергей молча протянул Ивану руку для приветствия, изучающе глядя на него.
        - Здравствуй Иван Александрович, ты, я смотрю, решил всех удивить насмерть.
        - Проходи, проходи, не стесняйся, - смеялся Иван. - Рад приветствовать тебя у себя дома. - Они зашли в комнату, и Сергей плотно закрыл за собой дверь.
        - Значит, ты выздоровел и хочешь выйти из квартиры погулять?
        - Да, я решил пройтись по городу.
        - Хорошо. Только учти следующее. Мне удалось выяснить с точностью до наверняка, кто и почему тебя избил. Это работа панинской банды. Все четверо подельшиков - наши, местные, я их знаю. А били тебя, другого объяснения я не нахожу, по двум причинам: первая, чтобы убрать потенциального разработчика программного обеспечения для «Суперсети» и, во-вторых, из ревности, так сказать, потому что Ясницкому не понравилось, как на тебя смотрела Наташа. Ты все понял? - Сергей остановился и посмотрел на Ивана.
        - Да.
        - Программное обеспечение не сделано, но может быть сделано. Так?
        - Да, разумеется, у меня нет сомнений, дня два - и все будет готово.
        - А если так, то причина тебя убрать остается. Поэтому я уверен, что пока не истек срок контракта на поставку системы, тебе бы лучше сидеть здесь, за железной дверью.
        Иван задумался.
        - Сергей, а нельзя ли все-таки выпустить меня отсюда?
        Сергей опять начал ходить по комнате. «Он сказал, что почти сделал программу. Свершилось чудо. У нас еще есть время, чтобы выполнить контракт. Надо срочно начинать рекламную кампанию, чтобы убить Ясницкого наповал».
        - Иван, скажи мне, только со всей ответственностью, какова вероятность того, что программное обеспечение будет готово и в какой срок.
        - Мне для этого надо поговорить с твоими ребятами, которые делают оставшуюся часть.
        Сергей назвал номер телефона. Иван пошел звонить. Минут через пять он вернулся из кухни.
        - Вероятность того, что все будет работать через две недели - девяносто процентов, через три недели - девяносто пять, через месяц - девяносто восемь, два процента остается на непредвиденные обстоятельства, два, но не больше.
        - Нам надо через две, - медленно, глядя прямо в глаза Ивану, сказал Сергей.
        В голове у Сергея уже выстраивалась схема действий на две оставшиеся недели. Все текущие проблемы сразу отошли на задний план, будто их и не было, в голове крутились варианты действий: куда ехать, сколько платить, как рекламировать, степень риска. «Чтобы подготовить почву для первой очереди экспансии, надо двадцать миллионов, в наличии пять», - первый вывод, который почти моментально сделал Сергей.
        - Ладно, иди куда хочешь, за тобой по пятам будет ходить Мишка, а за Мишкой еще трое. Когда ты сдашь мужикам свою часть работы?
        - В среду.
        - Хорошо, - сказал Сергей и вышел из комнаты. Минут через десять он вернулся. Все это время Иван стоял у окна и смотрел, как дети играют в песочнице. - Мишка все знает. Будь осторожен. Я тебя очень прошу. Я начинаю действовать так, будто система у меня уже есть. Понял?
        Иван, подумав, ответил:
        - Понял. Можешь не беспокоиться. В среду я сдам отлаженную программу.
        Как только Сергей ушел, Иван надел кроссовки, спортивную куртку и открыл дверь квартиры. Он долго стоял в проходе. «Чего это он застрял», - думал Миша. А Иван стоял и о чем-то думал.
        Риикрой и Аллеин тоже стояли в проходе, с трудом сдерживая взаимную неприязнь.
        Иван медленно спускался по лестнице, прикусив губу. Было очень больно, в основном болел живот. «Как бы не разошлись швы», - думал Иван. Наконец лестница кончилась. Иван распахнул дверь подъезда и вышел на улицу. В глаза ему ударил солнечный свет. Иван зажмурился, лицо обдувал свежий утренний ветер. Он улыбнулся, как бы про себя, и медленно, немного прихрамывая, пошел по тротуару в направлении главной улицы города, вблизи которой стоял его дом. С каждым шагом Иван шел все увереннее, и когда он вышел на главную улицу, можно было заметить, что он идет чуть покачиваясь и прихрамывая, только если специально присматриваться. Иван шел по улице и смотрел по сторонам. Прохожих было немного. Пройдя по главной площади города и постояв немного у бронзового памятника Ленину, который почему-то до сих пор не убрали, Иван пошел прямо к реке. По реки оставалось метров двести. Иван ускорил шаги, его походка стала пружинистой, и вот он медленно побежал. Миша, который все это время шел за ним, тоже ускорил шаги и побежал, и еще трое парней, шедших на расстоянии метров сорока, вынуждены были пробежаться. Иван вышел на
набережную, прошел мимо стелы, поставленной в память земляков, погибших во время войны, и остановился. Он стоял и смотрел на реку. В голове у Ивана не было ни одной мысли. Ему просто было хорошо. Иван пошел по набережной мимо школы, в которой учился, и Наташиного дома и поднялся к памятному знаку, поставленному в честь основания города, потом он пошел по липовой аллее. Теперь Иван шел так, как он всегда ходил, легкой походкой человека, который при желании может быстро бежать столько, сколько ему надо, хоть от рассвета до заката.
        - Куда теперь? - спросил Миша.
        - К Сергею, - ответил Иван и быстро пошел по тротуару.
        10
        Вернувшись домой, Сергей поднялся в кабинет и принялся за работу. Он чувствовал себя охотником, который шел по следу раненного им накануне зверя, зная, что добыча никуда от него не уйдет, не должна уйти. Потянулся к бутылке, чтобы выпить пару глотков для бодрости, но сказал сам себе: «А, к чертовой матери…» - и взялся за телефонную трубку.
        - Федор, - это был маклер по торговле недвижимостью, - мне надо сегодня - завтра продать дом за двадцать, все остальное - твои комиссионные… Людмила, сколько надо времени, чтобы дать рекламные объявления в центральной прессе и напечатать статьи с аннотациями ведущих специалистов? Саша, - это был агент Сергея, который следил за действиями Ясницкого, - что предпринимает твой подопечный? Значит, ушел на дно…
        Позвонив еще в несколько мест и уладив все свои дела, Сергей сел в кресло и закрыл глаза. «Как просто, оказывается, жечь мосты. Это Иванова работа, это он на меня так подействовал. Хочется почувствовать себя еще раз на коне и с мечом в руке».
        Сергей встал и спустился вниз, в общую комнату. Жены не было. Сергей надел наушники и включил музыку. На колени к нему забралась младшая дочь и стала теребить его щеки и волосы, она что-то говорила и смеялась, но Сергей ничего не слышал через наушники. Дочка обняла Сергея за шею и, сдвинув наушник, закричала: «Папа, к тебе пришли!» Сергей обернулся и увидел Ивана, стоящего в дверном проеме.
        - А, Иван, ты.
        - Здравствуй, - поздоровался Иван и улыбнулся. Он стоял в дверях уже минуты три, наблюдая, как Юля теребит папу. - Как дела?
        Сергей засмеялся.
        - Тебя стали интересовать мои дела, значит, ты действительно совсем выздоровел. В порядке мои дела. Садись, рассказывай. Юля, ты иди поиграй в своей комнате, - сказал Сергей и слегка подтолкнул дочку в направлении выхода. Иван сел в кресло.
        - Сергей, давай сходим куда-нибудь или лучше к кому-нибудь. Честное слово, очень хочется в гости.
        «Сходите, сходите, там уже все готово к вашему приему, - сказал Риикрой. - Вас уже с самого утра ждут».
        - А у меня ты не в гостях, что ли, - смеялся Сергей. - Хорошо, давай сходим в гости к Светке, она молодец, почти всегда рада видеть таких оболтусов, как мы с тобой.
        «Правильно, умница, именно там уважаемые люди должны вам объяснить, для чего нужна Система». Аллеин зажмурился и сжал кулаки в отчаянии. «Успел-таки там побывать, пока я летал за Иваном в прошлое…»
        - Какая смысловая нагрузка будет у нашего визита?
        - Никакой. Придем, и я скажу: «Здравствуй, Света. Примешь гостей?» И будем смотреть на ее реакцию. Если обрадуется - значит, задержимся, если замнется - уйдем сразу или почти сразу. Идет?
        - Идет, - ответил Иван.
        В голове у Ивана был сумбур, ему действительно хотелось всего сразу. «Не могу сидеть дома и не могу ни о чем думать, надо идти куда-нибудь». Через несколько минут Сергей, Иван и Миша сели в Сергееву «девятку» и поехали к Светлане, вслед за ними поехала еще одна машина с охранниками.
        11
        Михаилу Степановичу, Светиному отцу, не спалось в эту ночь. Ничего не помогало уснуть. Все время не хватало воздуха, и на душе было тревожно так, как будто ночью должны были прийти и арестовать, а он знает это и отсчитывает последние часы и минуты свободной жизни. «Хоть бы рассвело поскорее, пойти погулять с собакой», - подумал он, поднялся и пошел в прихожую, где, положив голову на лапы, чутко спал Рекс, немецкая овчарка, его любимец. Рекс тут же проснулся и резко поднял голову, блеснув карими глазами.
        - Спи, спи, Рекс, рано еще.
        Рекс, поняв, что хозяину не по себе, сочувственно засопел и завилял хвостом. Погладив собаку, Михаил Степанович пошел в гостиную и зажег свет.
        «Почему так тоскливо-то, что происходит? Будто я виноват в чем-то. В чем я виноват и перед кем? Может, пора кончать быть директором? - неожиданно спросил он сам у себя, и этот вопрос ему понравился. - Я всегда хотел быть директором, работал для этого, обошел всех конкурентов, вряд ли кто может делать это дело лучше. Откуда же, черт возьми, сомнения? Что меня так подкосило? Что тут непонятного? Все понятно, и все же почему так паршиво, будто убил кого или меня убьют? Нет, дело не в заводе и не в смерти Петрова. В семье тоже все более-менее. Причина не в этом. Может, что-то со здоровьем и это давит из подсознания? - Михаил Степанович прошелся по комнате, остановился и пожал плечами. - Здоровье, здоровье - нет, и не в этом дело. - Хотелось почему-то лечь прямо на пол и закрыть глаза. - А почему бы и нет», - подумал Михаил Степанович, лег на пол и закрыл глаза. Как только он почувствовал затылком твердый, прохладный пол, ему сразу стало легче, он вытянулся, как только мог, на полу и расслабился, углубившись в воспоминания.
        1962 год, он молодой, талантливый физик, только что защитил диссертацию по теоретическому обоснованию разделения изотопов новым способом. «Какое счастливое время было. Я тогда еще писал этюды с натуры, - улыбнулся про себя директор. - Светки не было, жены не было, забот не было. Была свобода. Я так хотел продолжать свою работу - не вышло, отвлекли, сагитировали, купили. Или сам хотел? Сам хотел, конечно же, сам, но потому, что этого от меня хотели другие. Я должен был это делать, и с тех пор я делаю то, что должен и за это меня уважают и ценят, и я себя уважаю за это я - директор! Наработался даже надоело уже, а вот собой давненько не занимался - вот, наверное, в чем дело. Не так уж много осталось времени, чтобы заняться собой. Это все? Нет - это еще не все. А, нет чувства безопасности. - Директор начал вспоминать последние события. - Мне передалось это ощущение от людей, которые меня окружают, у них тоже нет чувства безопасности. У всех в этой стране нет чувства безопасности, и давно уже! - Директор глубоко вздохнул. - На кой черт я всю жизнь разделял изотопы? - вдруг спросил себя директор,
открыл глаза и резко вскочил с пола. - Я это делал для того, чтобы все, кого я люблю, жили спокойно, но этого оказалось мало, очень мало, никто спокойно не живет, и все может разрушиться и уже рушится. Дело не во мне, мы все, наверное, живем неправильно, поэтому и мучаемся в ожидании чего-то плохого. А, вот в чем дело, - сказал себе шепотом директор и стал ходить по комнате. - Жизнь - в опасности. Жизнь в опасности, пока на белом свете есть такие, как я, которые хотят одного, а делают другое. А мы всегда были, есть и будем, потому что человеческую породу не переделаешь, вчера мы сделали бомбу, завтра сделаем еще что-нибудь, и ничем нас не удержишь. Нас используют те, кто знают, чего хотят, и не имеют сомнений, и все летит к чертовой матери. - Директор остановился и стал смотреть в окно. - Мне казалось, что я всю жизнь делал то, что хотел, а теперь так не кажется. Как говорил дед, царство ему небесное: „Пора и о душе подумать, скоро прибираться“».
        На улице рассвело. Михаил Степанович оделся и пошел в лес, который начинался прямо за оградой, гулять с собакой. Рекс рыскал по кустам.
        - Рекс, побежали в гору, - сказал Михаил Степанович и быстро пошел в гору.
        Гора была крутой, подъем был метров двести, не меньше, но его удалось одолеть без остановок. С горы был виден весь город, казавшийся отсюда игрушечным. Только что взошедшее солнце освещало дома сбоку, делая их рельефными. Дома, которые были окрашены в белое, казались розовыми. «Будет хорошая погода, пойду-ка я еще пройдусь». И Михаил Степанович пошел бродить по лесу. Он, как когда-то в молодости, лазил по скалам и сшибал палкой верхушки высокой травы, свистел, подзывая собаку, и кричал с прибрежной скалы, слушая, как отзывается эхо, отражающееся от гор с другого берега реки. Устав, он сел на камень и стал смотреть на горы и реку, которая извивалась широкой, темной лентой далеко внизу. Рекс лег рядом, высунув язык и часто дыша.
        - Как я тебя, парень, а? Может хозяин еще и тебя умотать, вот так-то, - сказал Михаил Степанович и потрепал пса за ухом. Потом Михаил Степанович начал разглядывать камень, на котором сидел. Это был большой розовый камень с вкраплениями слюды, блестевшей на солнце.
        - А ну-ка, Рекс, столкнем его вниз, что будет? - Михаил Степанович был сильным мужчиной, он поудобней взялся под низ камня, собрался и потянул камень на себя, потом еще раз рванул изо всех сил, но камень даже не шелохнулся. - Нет, это нам с тобой не по силам. Ладно, Рекс, пошли домой, нас, наверное, совсем потеряли.
        Спустившись со скалы прямо на дорогу, которая протянулась вдоль реки, уставшие хозяин и собака пошли домой.
        - Где вы были, бродяги? - раздался из кухни Светин голос. - Мы уж думали, не случилось ли чего.
        - А где мать? - спросил Михаил Степанович.
        - Вы же договорились поехать на дачу к Михайловым. Они за вами заехали. Тебя нет. Мать поехала одна. Ругалась очень, между прочим.
        - Ладно, ничего. Накрывай на стол. Будем обедать и завтракать одновременно - в зале. И постели скатерть, - сказал Михаил Степанович и пошел умываться. Когда он, побритый и пахнувший дорогой туалетной водой, вышел из ванной, стол в зале уже был накрыт. «Молодец, дочь», - подумал он.
        Большой стол был накрыт на двоих. Приборы стояли по торцам стола.
        - А где официант? Кто подавать блюда будет? - спросил Михаил Степанович, потирая руки.
        - Я буду. В кои-то веки ты собрался пообедать так, как мне нравится, - не на кухне и не уставший, - ответила Света и стала накладывать салат из помидоров. - Может, выпьешь чего-нибудь?
        - Нет, не хочу. Потом может, - ответил отец и принялся за еду. Света села за стол и тоже стала есть, то и дело поглядывая на отца. «Что это с ним сегодня? Он какой-то возбужденный и щеки ввалились. Сейчас что-нибудь выдаст», - думала Света, достаточно хорошо изучившая отца.
        - Ты когда замуж выйдешь? Мне хочется успеть как следует познакомиться со своими внуками, - сказал отец, продолжая есть и не глядя на Свету.
        «Ну вот - выдал», - подумала Света и сначала было собралась вспылить, но потом, почувствовав, что сейчас это делать будет неправильно, ответила:
        - Папа, сосватай мне кого-нибудь. Если скажешь: вот он, выходи за него - не прогадаешь, сразу выйду. Ей-Богу - не вру.
        Отец перестал есть и внимательно посмотрел на дочь.
        - А этот, как его, не годится что ли?
        Светлана резко мотнула головой:
        - Не годится.
        Отец опять начал есть. Потом сказал:
        - Давай другого ищи. Не копайся только в мужчинах, как в своем гардеробе, все равно не угадаешь. Хочу, чтоб ты поскорее вышла замуж, и все.
        - Чего это вдруг ты, папа, после прогулки сразу решил выдать меня замуж? Честно сказать, мне и так неплохо. Тебе не вредно ли гулять подолгу? Лет десять, наверное, не гулял, прогулялся и сразу на тебе - замуж.
        - А я знаю, что тебе неплохо, поэтому и беспокоюсь.
        - Не за кого выходить, папа.
        - Почему?
        - Потому что хочу быть спокойной, что этот самый муж будет именно муж, а не источник для создания аварийных ситуаций.
        Отец бросил вилку на стол и как бы в сердцах сказал:
        - Ну, ты посмотри на нее. И этой хочется безопасности. И здесь не хочется рисковать. Не бывает так.
        - Я папа - не центрифуга, а женщина, имей это, пожалуйста, в виду, хочу таковой и оставаться, не думай, что мне на себя наплевать до такой степени, что я пойду за кого попало.
        - Да, да… да. Да, конечно! Всем хочется безопасности. Всем: и мужчинам, и женщинам, и детям, и тебе, - говорил отец то ли Свете, то ли себе самому. Света внимательно смотрела на отца, стараясь понять, что это его так разобрало и к чему бы все это. - Нет ее, безопасности, и нет гарантий. Хочешь жить по-человечески, учись жить без гарантий - вот тебе мой совет. Нужна система гарантий, но людям ее создать не по силам, - сказал отец и ударил кулаком по столу. - Наломаешь дров - я пойму, но не ленись ломать дрова, иначе все пропадет.
        - Что пропадет? - спросила Света.
        - Что, что… Все, вот что. Ай… - И отец махнул рукой.
        «Вот тебе и раз, - возмутился Риикрой. - А как же всемогущество человечества? Эй, уважаемый, мы так не договаривались…»
        - Ясно. Давай есть суп, - закончила разговор Света и пошла на кухню за кастрюлей.
        В прихожей зазвенел звонок. Света, поставив кастрюлю с супом на стол, пошла открывать. На крыльце и Иван.
        - Заходите, заходите, вы очень вовремя. Рекс, место. Сережа, как хорошо, что вы пришли. Мы с отцом обедаем, и у нас очень интересная беседа, присоединяйтесь. Папа, Сергея ты знаешь, а это Иван, тоже учился в нашей школе. Прошу к столу.
        Света быстро поставила приборы, а Сергей с Иваном переглянулись и сели.
        - Не стесняйтесь, ребята, ешьте как следует. Моя дочь неплохо готовит, - приглашал гостей Михаил Степанович.
        - Да, это одно из моих достоинств, - с легким сарказмом сказала Света. - Но их все-таки явно недостаточно, чтобы выйти замуж.
        Отец понял, что сейчас Светку может понести, и, осознав, что сказал больше, чем бы надо было, вздохнув, решил увести разговор в сторону.
        - Иван, извини, твоя фамилия Свиридов? Ну, так я же тебя помню.
        Светка не успокаивалась:
        - Вот, Иван. Чего во мне не хватает, чтобы на мне можно было жениться?
        Света демонстративно уставилась на Ивана своими большими серыми глазами. Иван не смутился и стал внимательно разглядывать Светино лицо. «Ну и взгляд же у него», - поежилась про себя Света. Отец и Сергей внимательно смотрели на Ивана, ожидая, что он скажет.
        Иван смотрел на Светлану, как смотрит на женщину мужчина, мысленно раздевающий ее.
        Риикрой подскочил до потолка и сделал кульбит. «Алдеин, спорим, сегодня же он будет готов встретиться со мной. Сегодня же мы встретимся с ним в его мире, он воспримет меня так, как надо и будет знать, почему…» Аллеин ничего не ответил, он подумал: «Пожалуй, ты прав. Сегодня он уже не остановится. Он неудержимый жизнелюб…»
        Наконец Иван сказал:
        - Смелости или, если угодно, самоотверженности.
        - А все остальное? - спросила Света.
        - А всего остального хватает, - засмеялся Иван.
        - Вот, - серьезно сказала Света и подняла вверх указательный палец. - Мне не хватает са-мо-от-вер-жен-нос-ти. Жен-нос-ти. Иван, ты умница. Давай я тебя за это попотчую жареной бараниной.
        Света встала и ушла на кухню. Мужчины молчали. Сергей думал, как бы найти предлог, чтобы поскорее уйти, не обидев хозяев. Действительно, положение было неприятным. Отец напряженно молчал и о чем-то думал, не глядя на гостей, Светлана звенела посудой на кухне, явно не торопясь возвращаться в гостиную. Наконец отец сказал:
        - Извините, ребята, за некомфортную, так сказать, обстановку, это я виноват. Взрослые дочери обижаются на своих отцов еще легче, чем на своих мужей, а отцы понимают своих дочерей, наверное, не лучше, чем своих жен. Давайте выпьем за то, чтобы каждый из нас смог в своей жизни превзойти самого себя.
        Посидев еще немного для приличия, друзья ушли.
        12
        Иван, Сергей и Миша сели в машину.
        - Ну что, поехали домой, я думаю, что наш визит вполне удался и на сегодня программа закончена, - сказал Сергей. Иван молчал. Когда Миша завел мотор, Иван повернулся к Сергею и произнес:
        - Сергей, очень прошу, отвези меня туда, где играет музыка, я тебя прошу - ненадолго, мне это очень надо.
        - Это обязательно, Иван? Подумай как следует.
        Иван, помолчав, тихо сказал:
        - Конечно, это нелогично и непонятно тебе, скорее всего. Просто во всем остальном я настолько логичен, что если хочешь, чтобы и продолжал быть таким же логичным, позволь мне в жизни быть нелогичным.
        - Ничего не понял. Опять ничего не понял. Ну да ладно. Миша, поехали в бар.
        - В какой?
        - В «Уют», пожалуй. Там есть то, что Ивану надо, поехали.
        Буквально через минуту машина остановилась у большого здания, в цокольном этаже которого находился бар. Сергей понял, что Иван завелся, и ему надо, что называется, выпустить пар.
        «Может быть, ему и еще чего потом захочется, - скосив взгляд на Ивана, подумал Сергей. - Вот, паразит, прости Господи, придется его, наверное, сегодня останавливать».
        Когда Иван вышел из машины, Сергей наклонился к Мише и прошептал:
        - Гони за ребятами, вам на сборы пятнадцать минут, чтобы через пятнадцать минут все были здесь. Дай пистолет. - Миша молча передал Сергею пистолет. Как только Сергей вышел, машина резко рванулась с места.
        - Ну что, пошли?
        - Пошли, - ответил Иван и решительно направился вперед.
        Открыв дверь и войдя в фойе, он спросил у вахтера:
        - Где у вас тут бар?
        - Направо вниз, - ответил вахтер, окинув взглядом высокого, широкоплечего парня.
        «Еще один крутой объявился, раньше я его, кажется, не видел», - подумал он.
        Войдя в бар вслед за Иваном, Сергей сразу огляделся.
        «Твою мать! Вся банда здесь, чтоб их разорвало! Что же делать?!» - пронеслось в голове. В баре со своими девицами сидела вся банда Макарова, кроме двоих, которые после драки с Иваном так и не оправились, - всего восемь человек и никого, никого больше не было. «Они всех уже Разогнали, отдыхают. Ой, влипли, е…» Иван тем временем подошел к стойке бара и что-то сказал бармену. Бармен молча посмотрел на Ивана и спросил:
        - Ты не здешний?
        - Почему? Здешний.
        - Чего хочешь?
        - То, что и сказал - бутылку коньяку. - Бармен молчал, глядя куда-то в угол. Увидев кивок Макарова, он подал Ивану бутылку и два стакана.
        Сергей в кармане снял пистолет с предохранителя, он все видел и понял, что им отсюда просто так не уйти.
        «Надо как-то тянуть время», - подумал Сергей. Сердце учащенно забилось. Сергей медленно отодвинул стул и, не сводя глаз с Макарова, сел за угловой столик лицом к противникам. Иван подошел к Сергею и, улыбаясь, сказал:
        - Мне здесь нравится. Давай немного выпьем.
        - А мне не нравится. Совсем не нравится, - тихо ответил Сергей. В это время трое парней встали и, подойдя к двери, остановились в проходе, закрыв выход из бара. Бармен куда-то исчез. - Иван, сейчас на нас нападут, эти парни как раз из тех, кто за тобой охотятся. Ты все понял?
        - Я понял, что эти парни из той банды, - ответил Иван, оглядев зал, - двоих я помню. Того и того, - указал Иван кивком головы. - Давай хлопнем по стаканчику.
        - Да ты что! - И Сергей выругался.
        - Ну, как хочешь, - сказал Иван и выпил полстакана коньяку.
        Потом он встал и направился к кудрявому парню, который начал драку в тот раз.
        - Стой, Иван, что ты делаешь, - прошептал Сергей.
        Иван не ответил и не остановился. Подойдя к кудрявому, он улыбнулся, показав зубы, и поднял руку, как бы приветствуя его. Иван не чувствовал ни страха, ни сомнения в правильности того, что он делает, ему нравилось то, что здесь опасно, и он был уверен, что ни с ним, ни с Сергеем ничего не случится.
        - Привет, я тебя помню, - сказал Иван, глядя прямо в глаза кудрявому. - Я никуда отсюда не уйду, пока сам этого не захочу, ясно? И не вздумайте мне мешать.
        Вся компания молча смотрела на него. Наконец, как бы разряжая обстановку, одна из девушек, сидевшая рядом с Макаровым, высокая, стройная и с большой красивой грудью, сказала:
        - Мальчики, я не хочу, чтобы здесь сегодня была драка. Пришли танцевать, давайте танцевать. - И она решительно поднялась и пошла в танцевальный круг, слегка покачивая бедрами. Другие девушки дружно поднялись и тоже пошли танцевать. Макаров встал и, пододвинувшись вплотную к Ивану и приставив кулак к его животу, прошептал:
        - Живым ты сегодня отсюда не уйдешь, понял? Привет, покойник.
        Иван зло улыбнулся и так же тихо ответил:
        - Уйду. - И резко сжал кулак Макарова. У того потемнело в глазах от боли. Ему показалось, что Иван раздавил его кисть. Иван отпустил руку и пошел к девушкам.
        Макаров сел на место и стал анализировать обстановку. «Получен приказ выключить Ивана. Иван - вот он - выключай. Ничего не мешает. Подходи сзади, бей по голове и вытаскивай через черный ход. В зале все свои. Сергея тоже по голове и туда же. Пригрозить. Если расколется - поджечь дом, украсть детей. Все это сделает Кудрявый, - Макар покосился на соседа, - ему все равно одна дорога».
        Макар повернулся к соседу и сказал, пододвигая бутылку:
        - На, врежь ему по голове, чтоб не встал, и вытаскивай через бар в машину, второго берем на себя.
        Сосед, немного помолчав, ответил:
        - Врежь сам, а другого я беру на себя.
        - Ты, дерьмо, кончай. Делай, что тебе говорят.
        - Пошел ты… - резко ответил Кудрявый и направился к танцующим.
        Сергей сидел, наблюдая за происходящим. Вот-вот должны были подъехать Мишка с ребятами. «Если замечу хоть малейший намек на агрессию - выпускаю в толпу всю обойму», - решил Сергей и положил пистолет на колени. В это время дверь бара открылась, и в проходе появился высокий мужчина с лицом американского киноактера. Он обвел взглядом стоявших в проходе охранников, те сразу расступились, поняв, что этого лучше не задерживать, и направился к стойке. «Это еще кто? Никогда его не видел. Хорош гусь», - оценил Сергей вошедшего. Мужчина взял бутылку пива и сел за отдельный столик.
        Дверь опять открылась. Вошли Мишка и еще четверо из его группы. «Слава Богу», - прошептал Сергей и, вызрев рукавом лоб, налил себе коньяку и залпом выпил. Макаров, увидев вошедших, понял, что время упущено и ничего не выйдет. Он сжал зубы и ударил себя кулаком о колену. Двое из Мишкиной компании подошли к бару, ближе к Ивану, и встали, скрестив руки на груди. Парни Макара успели заметить, что на руках у этих двоих были кастеты, а под куртками пуленепробиваемые жилеты.
        Кудрявый, окончательно убедившись, что легкой драки не будет, решил: «А пошел бы Макар… Будем балдеть, но этому говнюку я настроение испорчу». И он, встав во время танца перед Иваном, который вяло танцевал, внимательно разглядывая женщин, сказал:
        - Ну что, крутой, как наши девочки? Не хреновые?
        - Да, ничего девочки, симпатичные, - ответил Иван.
        - Хочешь потрахаться? - прошептал Кудрявый. - Я устрою. Выбирай любую. Для тебя сделаем.
        - Нет, не хочу, - тем же спокойным тоном ответил Иван.
        - А, извини, я же забыл, что размочалил тебе яйца, ну ладно, я их без тебя перетрахаю, а ты танцуй пока. - И Кудрявый, взяв за руку высокую блондинку, которая первой пошла танцевать, сказал:
        - Пойдем, Марина, наверх, - и подмигнул Ивану. - Предлагал тебя ему - отказывается, говорит, не хочет, наверное, ты ему не нравишься. А скорее всего и не может, помнишь, я тебе рассказывал… - И он громко засмеялся. Девица тоже засмеялась и, посмотрев на Ивана, сделала ему губки:
        - Сожалею, мальчик. Пошли, Влад, раз он не хочет.
        У Ивана потемнело в глазах от бешенства, он догнал Кудрявого и, схватив его за плечо, тихим голосом, который заставил всех разом посмотреть на него, сказал:
        - Ее сегодня буду трахать я. А ты выбирай любую другую и давай пари: кто больше. - Кудрявый остановился и, не поворачиваясь, спросил:
        - А если ты проиграешь?
        - Ставь условия.
        - Мы тебя запираем и держим две недели у себя. Идет?
        - Идет, - ответил Иван, сердце которого колотилось, а все мышцы были готовы к бою. Он чувствовал себя в ожидании какого-то экстатического удовольствия и уже не мог остановиться. Иван взял девушку за руку и спросил:
        - Где? Где будем?..
        - Э, ребята, стоп, стоп! Это серьезное соревнование. Давай сделаем так, чтоб все было по-честному, - прервал их Макаров. Сергей подскочил к Ивану и схватил его за руку:
        - Иван, пошли отсюда, прошу тебя!
        Иван резко вырвал руку, так, что Сергей отлетел в сторону, и громко спросил:
        - А где будем трахаться?!
        Ларина с визгом закричала:
        - Только, чур, в отдельных комнатах, иначе я не согласна.
        - А как же мы узнаем, сколько раз он кончил? - закричал Макар, и вся толпа засмеялась.
        - Я скажу. Я не совру. Вы же меня знаете. Я сама дам ему оценку и все расскажу, что и как, - смеясь, сказала Марина, обращаясь ко всей публике.
        Сергей закричал:
        - Вы что, озверели? Какое же это пари! Я все равно не позволю вам его забрать.
        Иван повернулся к Сергею и сказал ему:
        - Сергей, не лезь не в свое дело, отойди и не мешай.
        В это время к спорящим подошел киноактер, как его уже окрестила публика, он поднял руку и сказал:
        - Тихо, тихо. Тихо! Я посторонний человек. Из всего здесь произошедшего я понял, что двое мужчин, вы и вы, и двое женщин решили выяснить на спор: кто кого превзойдет в количестве и качестве любовных актов. Тихо, тихо! Я правильно понял?
        - Да, - сказал Иван.
        - Да. Хочу от души потрахаться сегодня, - сказал Кудрявый.
        - Я посторонний, непредвзятый наблюдатель, поэтому предлагаю себя в арбитры. Женщины расскажут все только мне, и я сделаю вывод. Согласны?
        Все женщины, присутствующие в баре, закричали:
        - Согласны!
        Киноактер поднял руку и сказал:
        - Тогда требую полномочий! Нужны две соседние комнаты. Я думаю - это единственно возможные справедливые условия пари.
        Подвыпившая толпа шумно выразила свое согласие.
        Иван, крепко держа Марину за руку, отправился на второй этаж, где, как выяснилось, были две свободные комнаты. В соседнюю комнату вошли Влад и выбранная им партнерша. Двери закрылись. Около дверей остался стоять киноактер. Макаров и компания отошли в один конец коридора, Сергей со своими телохранителями в другой конец.
        Иван закрыл за собой дверь и осмотрел комнату. Кровать, коврик перед кроватью, женские тапочки на коврике. Он посмотрел на стоящую рядом женщину. Она была на полголовы ниже его ростом, губы ярко накрашены, платье с глубоким декольте. Грудь женщины взволнованно колыхалась, а на нежной, белой шее трепетала голубоватая жилка. Марина повернулась, испуганно посмотрела на Ивана и прошептала:
        - Иван, давай не будем, я все сделаю так, что все решат, что ты победил. - Иван молчал, он чувствовал, что сейчас начнется. - Давай, а?
        Глаза женщины округлились, Иван увидел в них страх. Сердце Ивана рванулось, кровь бросилась в голову, он ничего не видел, кроме этих глаз, в которых застыл ужас. Иван рванул платье, разорвав его на груди сверху до низу. Марина закричала, Иван сорвал с нее всю одежду, зажал ей рукой рот и повалил на кровать. Больше он ничего почти не помнил.
        Сначала Марина кричала, сопротивлялась, потом молчала, иногда она пыталась вырваться из-под него, тогда Иван вновь принимался за дело, и она только тихо стонала, будто подвывала. Чем больше она сопротивлялась, тем больше ему хотелось еще. Сколько это продолжалось, Иван не знал. Он очнулся оттого, что ему лили на спину холодную воду. Он и его женщина лежали на полу.
        - Ты победил парень, хватит, хватит! - смеясь, говорил киноактер. - Охладись, наконец.
        Иван приподнялся и, быстро вскочив, попытался ударить кулаком в лицо киноактера, но тот ловко увернулся и, перехватив руку Ивана, рванул ее вверх:
        - Вот победитель! Поздравляйте!
        В комнату заскочил Сергей и захлопнул за собой дверь.
        - Одевайся, сволочь, - прошептал он срывающимся голосом, держа дверь, в которую колотили кулаками.
        Иван стал быстро одеваться, а Марина отползла в сторону и, стянув с постели одеяло, закрылась им с головой. Иван вышел из комнаты и, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая, прошел по коридору, спустился вниз и направился домой.
        Была глубокая ночь. Иван шел, как ему казалось, совершенно один. И действительно: ни Сергей, ни Макаров, ни их люди его не сопровождали, только киноактер шел за ним немного сзади и слева - невидимый и неслышимый, потому что мог быть таким, если хотел, и Аллеин, также невидимый и неслышимый, летел справа от него.
        Придя домой, Иван забыл закрыть за собой на замок дверь. Не включая света, он вошел в комнату и лег на матрас лицом вниз. Только теперь он начал понимать, что с ним произошло и что он сделал. «Это для меня просто так не кончится, - подумал Иван, - коль уж слетел с тормозов, теперь так и пойдет, пока не врежусь куда-нибудь…»
        13
        Иван сжал зубами угол подушки так, что судорогой свело челюсти. «Наташа, она же все узнает, это же люди Ясницкого. Эти же все ей донесут. Как это могло произойти со мной?! Что я наделал! Как я буду смотреть ей в глаза теперь? Надо что-то делать». Иван резко перевернулся на спину, открыл глаза и увидел в проеме освещенного лунным светом окна черный силуэт стоящего человека. Реакция Ивана была мгновенной: будто бы подброшенный мощной пружиной, он вскочил и сделал гигантский прыжок в направлении силуэта. Вряд ли бы кто мог устоять после такого удара, но противник успел среагировать и подставил под удар свою левую руку, Иван почувствовал, что его ботинок будто бы ударил по каменной стене, рука незнакомца даже не дрогнула. Он ударил другой рукой Ивана в грудь так, что тот отлетел в другой конец комнаты. Незнакомец сказал:
        - Спокойно, Иван. Я пришел не для того, чтобы драться с тобой.
        «Это киноактер», - сообразил Иван.
        - Что вам надо? - спросил Иван, продолжая лежать, киноактер прошел через всю комнату и включил свет. Да, это был он. Повернувшись к Ивану и улыбнувшись ослепительной улыбкой, киноактер сказал:
        - Ты Иван Свиридов, не так ли?
        - Да, я Иван Свиридов, - ответил Иван, поднимаясь.
        - Мне необходимо поговорить с тобой, Иван. Только прощу тебя, не пытайся на меня нападать, во-первых, потому, что это бесполезно, - спокойно, спокойно! Во-вторых, потому что я вообще не хочу с тобой драться. Кроме того, это не в твоих интересах.
        - Кто вы и что вам надо от меня? - спросил Иван, внимательно разглядывая мужчину. «Он не из нашего города и не из России. Таких людей я не видел даже в кино. Слишком уж уверенный в себе», - оценивал Иван незнакомца. Тот расслабил узел галстука, сел на стул и положил ногу на ногу.
        - Садись, Иван. Успокойся, я принес тебе хорошую весть. Твоя судьба может измениться так, как ты и мечтать не можешь, в случае, если ты примешь мои предложения.
        - Кто вы и что у вас за предложения? - опять спросил Иван и сел на стул напротив незнакомца. Незнакомец смотрел холодным, чуть насмешливым взглядом прямо в глаза Ивану. Ивану был очень неприятен этот взгляд. Он поймал себя на том, что никто никогда еще так спокойно и с таким превосходством не смотрел ему в глаза.
        - Это самый трудный вопрос из всех, которые ты мог задать. Но я постараюсь тебе на него ответить. Мне просто необходимо тебе на него ответить, иначе разговора у нас с тобой не получится. Я это понимаю. Так вот. Я верный слуга Сатаны - так люди называют моего Господина и Хозяина. Я не человек, Иван. Я сегодня здесь потому, что мой Господин направил меня в ваш мир специально для встречи с тобой. - Незнакомец говорил, не сводя глаз с Ивана, внимательно следя за малейшими движениями его чувств. На лице Ивана не отражалось ничего.
        - Я вам не верю.
        - Почему?
        - Я просто сошел с ума - и все. Вас либо нет вовсе, либо вы пользуетесь тем, что я сошел с ума, и разыгрываете меня.
        - Слушай, Иван, а как же синяк у тебя на груди? Это ведь реальность. И к тому же тебе о нас должен был говорить Творец.
        - Нет, не верю. Этого не может быть. Я сошел с ума, - сам себе говорил Иван. - Как вас зовут?
        - Меня зовут Риикрой. Это, конечно, условное имя - специально для людей. Мы в своем мире общаемся на языке, который не переводится на человеческие. Но здесь, на Земле, в этом мире, я - Риикрой.
        - Риикрой?
        - Риикрой.
        - Риикрой, у меня просьба. Я хочу проверить твою реальность. Давай померяемся силой. Кто сильнее, армрестлинг, например, - как бы обдумывая каждое слово, медленно сказал Иван.
        - Иван, ты действительно сошел с ума. Не надо этого делать. Человек не может победить меня. И зачем тебе это? Ты не из тех, кто может спятить. Это я тебе точно говорю, - смеясь, сказал Риикрой.
        - Это мое условие.
        - Ну, хорошо. Где мы можем это сделать? В этой квартире есть стол?
        - Да, на кухне. Пойдемте на кухню.
        Риикрой и Иван пошли на кухню. Иван передвинул стол на середину кухни и, расставив стулья, сказал:
        - Давайте попробуем.
        - Ну что ж, давай, раз тебе так этого хочется.
        Риикрой поставил локоть на стол и раскрыл ладонь.
        Иван сел, поставил руку в позицию и вложил свою ладонь в ладонь Риикроя. Ладонь его была прохладной. Ивана почему-то охватил страх. Он посмотрел в глаза Риикрою и сказал:
        - На счет три начинаем. Раз, два, три, - и Иван рванул руку Риикроя изо всех сил. Рука Риикроя поддалась и остановилась буквально в сантиметре от стола. Иван сделал отчаянное усилие, в глазах у него пошли красные, кровавые круги, он закричал от чрезмерного напряжения и чуть не потерял сознание, казалось, что мышцы лопнут. Но тщетно, не удалось продвинуть ни на миллиметр.
        - Иван, сейчас я придавлю твою руку к столу. Но при этом я могу сломать ее, потому что мышцы у тебя, действительно, стальные, а кости нет. Иван, меня нельзя победить, ты уж это пойми. Я могу уступить тебе, если хочешь.
        - Нет.
        - Да, правильно. Если я уступлю тебе, ты не поверишь, что я есть я. - И Риикрой очень медленно начал поднимать свою руку. Он поставил ее в вертикальное положение и также медленно, не останавливаясь, прижал руку Ивана к столу. - А теперь смотри, это тебе на память о моем визите. - И Риикрой, отбросив руку Ивана в сторону, положил свою ладонь на середину стола и надавил. Стол прогнулся, и посередине его прошла трещина. Риикрой нажал еще, и стол с треском сломался пополам. - Ну, как? Веришь теперь, что я не сон и не игра твоего воображения?
        - Слушай, ты, не знаю, кто ты. Можешь посидеть здесь, пока я тебя не позову? Мне надо подумать.
        - О чем?! Иван, почему ты не соглашаешься с очевидным?
        - Я никогда не соглашаюсь с очевидным.
        - Ну что ж, хорошо, я посижу здесь, пока ты меня не позовешь, только не делай глупостей.
        Иван вышел из комнаты. Риикрой тут же исчез и вошел следом за ним. Иван лег на матрас и закрыл глаза. Риикрой сел рядом и стал слушать мысли Ивана.
        Иван быстро сосредоточился и начал анализировать решение своей системы уравнений. Риикрой едва мог уследить за ходом рассуждений Ивана. Даже он, который мог разгадать и прочитать любую человеческую мысль, не мог успеть за тем потоком формальных логических операций, которые совершались в голове Ивана. Риикрой старался изо всех сил и все же поймал себя на том, что их не хватает, чтобы уследить за тем, как мыслит Иван. Через сорок минут Иван открыл глаза и сказал:
        - Риикрой, если ты из гиперпространства со всеми степенями свободы - скажи, когда оно образовалось и как выглядит Бог.
        - Я не знаю, когда образовалось наше гиперпространство, это знает только мой Господин. А ты, Иван, оказывается, провокатор. Ты же знаешь, что туда, где находится Он, нам путь закрыт.
        Теперь Иван не боялся Риикроя. «Да, все это может быть. Но надо же, почему со мной?!» - подумал он.
        - Вот это другое дело! - обрадовался Риикрой. - «Почему со мной?» - это хороший вопрос.
        - Ты что, читаешь мои мысли?
        - Конечно, а как же.
        - И ты все знаешь обо мне?
        - Естественно, все.
        - И ты знаешь выводы моей теории?
        - Знаю. И подтверждаю, что она всесильна, потому что она верна.
        Иван усмехнулся.
        - Ну что ж, говори, что тебе от меня надо, Риикрой, слуга Сатаны.
        - Мой Господин приглашает тебя на встречу. Он хочет лично говорить с тобой.
        - О чем?
        - Не знаю.
        - Так вот, я не хочу встречаться с твоим господином. Мне не о чем с ним говорить, так и передай ему.
        - Я так и думал, что ты испугаешься и откажешься, - сказал Риикрой и медленно направился к выходу из комнаты.
        - Риикрой, как выглядит Сатана? - торопливо спросил Иван, когда Риикрой уже выходил из комнаты.
        - Он не хромает, Иван, и у него прекрасный цвет лица.
        - Слушай, ладно, я согласен. Потому что, уверен, что вы все равно не отстанете от меня. Лучше уж ему услышать от меня громкое «нет», и как можно быстрее.
        «Нет, не для этого ты идешь на встречу с Сатаной, а потому, что понял, наконец, что смертен, и нет для тебя другого пути к бессмертию, кроме как с нами», - подумал Риикрой и сказал:
        - Когда и где ты готов встретиться с Господином?
        - С твоим господином, Риикрой.
        - С моим, с моим Господином.
        - Мне все равно когда и где, но не ранее чем через неделю.
        - Хорошо, - и Риикрой достал из кармана карту. - Вот здесь, - указал он точку на карте. Это была карта района Саянских гор, как успел определить Иван.
        - Почему он выбрал это место?
        - Об этом спросишь у него.
        - Но как я туда доберусь?
        Риикрой засмеялся.
        - Иван, к чему эти игры, мы ведь знаем все. Все! Лийил…
        - Ну, ясно, - прервал Риикроя Иван. - Теперь мне вообще все ясно. Как я туда доберусь - это мое дело. Не так ли?
        - Ну конечно же, конечно! Могу сказать одно: жди его там. И еще, прошу тебя, не спрашивай меня о цели этой встречи, не ставь меня в неудобное положение. Я всего лишь верный исполнитель. А с тобой будет говорить он, как с равным. Это большая честь, и ты ее заслужил.
        - Риикрой, ответь - к чему весь этот спектакль: явление в баре, модный костюм, галстук, актерское лицо? Это что, ваша традиция?
        - Это неудачное слово. А вообще говоря, у нас нет и не может быть традиций. Традиции - это всего лишь условность, они нужны людям, да и то не всем, а мы выше всяких условностей. Почему я пришел так, а не иначе - это мой секрет. В этом и проявляется мастерство. Я пойду. До свидания, Иван.
        - Прощай, Риикрой, надеюсь, мы с тобой никогда больше не увидимся.
        Риикрой засмеялся и вышел из комнаты. Иван услышал, как хлопнула входная дверь.
        Иван сел на стул, в руках у него была карта. Он встал и пошел на кухню. На полу лежал сломанный стол. Иван посмотрел в окно. На улице никого не было, фонари и окна домов не горели, но все же было довольно светло, потому, что на небе светила ущербная луна. Под окном прошел человек. «Это он, - подумал Иван и вернулся в комнату. - Надо что-то делать. Обязательно, срочно надо что-то делать, иначе я пропаду». Иван чувствовал, как на него опять накатывает знакомое уже экстатическое бешенство, которое вызвано то ли его бессилием, то ли разочарованием, то ли вообще неизвестно чем. Сейчас ему хотелось бежать, кричать, разрушать. «Что же это было со мной? Боже мой! Почему раньше такого не было?» Иван лег на матрас, его колотила дрожь, хотелось броситься в бой и бить, бить, бить… Он едва сдерживал себя.
        - Это выше моих сил. Лийил, почему я такой, Лийил? Откуда это? Как с этим бороться, Лийил?
        14
        Вспышка света - и Иван ослеп. Когда зрение и слух вернулись к нему, он обнаружил себя стоящим среди массы людей: вокруг были мужчины, женщины, дети. Большинство из них, даже женщины и дети, были вооружены мечами и копьями, и все чего-то напряженно ждали, глядя на сооруженную из бревен сторожевую башню. Ржали лошади, лаяли похожие на волков собаки, скрипели кузнечные меха - весь мир был наполнен этими звуками, но человеческих голосов не было слышно.
        - Римляне! Там римляне, - закричал, видимо во второй раз, дозорный, стоящий на смотровой площадке. - Готы, к бою!
        Раздался крик тысяч, десятков тысяч людей, будто раскат грома, растянувшийся во времени; воины били мечами по щитам и ритмично кричали - так, как делают мужчины, когда стараются сконцентрировать свои силы, чтобы сдвинуть тяжелый груз. Вскоре разрозненный грохот оружия и крики, как бы подчиняясь какому-то невидимому дирижеру, выстроились в четкий ритм, в такт ударам человеческого сердца. «Теперь их сердца бьются вместе. Вот как готовятся к смертельной битве», - подумал Иван и тоже начал бить своим широким и довольно коротким, не более семидесяти сантиметров, как он оценил, мечом по окованному железом щиту. Энергия разрушения, которая заставила Ивана отправиться в путешествие во времени и пространстве, получила цель - надо было сражаться с врагом. И враг известен - враг за стенами лагеря.
        Легковооруженные воины - те, кто не имел доспехов, а только копья или мечи и щиты, да и щиты были не у всех, бежали к воротам лагеря, которые были широко открыты. Иван тоже побежал туда.
        Солнце уже клонилось к закату, было очень жарко, казалось, что воздух раскален до возможного предела, было трудно дышать. На Иване был широкий кожаный пояс, на котором были закреплены ножны и что-то вроде набедренной повязки, все тело было покрыто потом. «Ничего себе жара, пробежался всего-то с полкилометра, а каково же тем, кто в доспехах», - подумал Иван. Вокруг него стояли красивые, молодые, светловолосые мужчины. Каждый из них, попади он в наше время, мог служить образцом мужской красоты и вполне мог гордиться своим сложением и мышцами. Иван ничем особенно среди них не выделялся.
        В полукилометре впереди перестраивались из походного в боевой порядок римские легионы. Шлемы, щиты и наконечники копий блестели на солнце, как огненная трава.
        «Зачем и почему я здесь, что хотел показать мне Лийил, забрасывая сюда? - думал Иван. - А что ж тут неясного! Я хочу разрушать, убивать, насиловать. Только что доказал это. Здесь все это будет, тут в полной мере проявится мое мужское начало, оно не уничтожено веками развития цивилизации. Кажется, это будет битва при Адрианополе. С каким восторгом я в детстве читал ее описание!»
        Со стороны противника раздался трехкратный громовой удар. Видимо, легионеры трижды ударили оружием по щитам, и Иван услышал гул десятков тысяч шагов. Земля чуть-чуть вздрагивала от шагов. Стало страшно, но это был страх ожидания какого-то свершения, которое должно увенчать жизнь.
        Иван оглянулся на своих товарищей по оружию. Глаза их смотрели вперед спокойно, и страха в них не было. Воины были плохо вооружены, на некоторых было надето что-то вроде рубах из серого грубого полотна, но большинство были, как и Иван, обнажены по пояс. Некоторые, как бы про себя, улыбались, кое-кто что-то шептал. «Наверное, молятся, да некоторым, я смотрю, даже и весело», - подумал Иван. Иван достал из ножен меч и стал рассматривать его. Меч был тяжелый, с недлинным, но широким и толстым клинком, большой бронзовой крестовиной и деревянной рукояткой, предназначенной для двух рук. «Это двуручный меч, для одной руки он немного тяжеловат», - оценивал свое вооружение Иван. Он взмахнул мечом и забыл обо всем на свете, его охватил ни с чем не сравнимый восторг. Такого меча, как у него, ни у кого из соседей не было.
        Легионы все, как по команде, очень быстро двинулись вперед. «Вот оно, началось!» - подумал Иван. По его телу прошла дрожь, он вдруг неожиданно для себя громко закричал. Воины вокруг тоже закричали, и из лагеря за спиной раздался мощный гул голосов. Когда между строем легионеров и готами осталось метров пятнадцать, первая шеренга легионеров оторвалась метра на три от идущей вслед, и Иван увидел, что легионеры сейчас метнут копья. Так оно и произошло. Иван даже успел увидеть взгляд легионера, который бросил копье в него. Иван выставил щит как можно дальше вперед - и вовремя. Копье вонзилось в щит, легко пробив его. Наконечник вышел за щит сантиметров на сорок. Смерть остановилась в сантиметре от груди. Иван увидел, что легионеры бросают еще раз. Он пригнулся, и копье пронеслось над его плечом, попав, видимо, в соседа сзади, так как оттуда раздался смертный крик, этот крик ни с каким другим спутать было нельзя. Передняя шеренга легионеров упала на колено и следующая шеренга, подбежав вперед, тоже метнула копья два раза, а потом следующая и еще одна. Готы, которые не были убиты или ранены, рванулись
вперед раньше, чем третья шеренга легионеров метнула копья. Иван хотел было надеть на руку щит, но это оказалось невозможно, потому что копье, попавшее в щит, не позволяло это сделать. Иван бросил щит и, взяв свой меч двумя руками, бросился вперед.
        Легионеры сомкнули щиты и достали мечи. Первые готы, которые подбежали к строю легионеров, ударились об эти щиты, как о стену, и все почти были тут же зарублены. Но следующие ряды готов давили на передних. Иван толкал что было силы в спину впереди стоящего, и кто-то сзади также толкал в спину Ивана. И тут же он обнаружил себя среди битвы. Проломив и буквально растоптав первые ряды легионеров, оставшиеся в живых готы с бешеной скоростью орудовали своими мечами и боевыми топорами. Было столь тесно, что Иван чувствовал со всех сторон удары коленями, локтями, но сам не мог даже взмахнуть мечом, не разобрав, где свои и где враги. Но вот он увидел взгляд легионера и взмах меча, направленный на него. Рванув свой меч вверх, Иван отбил удар и, закричав, со всей силой опустил меч на шлем противника. Удар Ивана был так силен и стремителен, что легионер не успел подставить щит или защититься мечом. Меч Ивана раскроил пополам шлем и череп и остановился лишь на уровне плеч противника, ударившись в верхний край стальных доспехов. Кровь и мозг фонтаном брызнули из черепа, забрызгав и Ивана. Дальше для Ивана все
было, как в замедленном кино. Он отбивал и наносил удары, уворачивался, падал и поднимался.
        С первым подразделением римлян было покончено. Иван рванулся вперед на подходящий следом за первым новый строй римлян. Если бы Иван посмотрел назад, то увидел бы, что и готов-то из тех, с кем он стоял в строю, почти не осталось. Но Иван не обращал внимания на то, что происходило вокруг, он был устремлен вперед - в ряды врагов, в бой. Боковым зрением Иван видел, что справа и слева от него сражаются два хорошо вооруженных готских воина, и сзади его тоже прикрывают двое, причем воины делали это так, что не мешали Ивану вести бой. «Берсерк, берсерк, дорогу берсерку», - кричал прикрывающим его воинам мощный бородатый воин, по-видимому, какой-то командир готов. Что такое «берсерк», Иван не знал, но он понял, что ему на поле битвы отведена какая-то роль, и делал свое дело, разя налево и направо, глядя в глаза противникам и успевая их опережать на мгновение. Руки, грудь, лицо и даже спина Ивана были в крови, по-видимому, в чужой, потому что никакой боли и стеснения в движениях Иван не чувствовал.
        Иван потерял счет времени. Сражаясь, он как бы находился в каком-то нереальном состоянии. Он не думал, что его могут убить или ранить. Он вообще ни о чем не думал, он просто не мог остановиться. Как хорошо отлаженная машина для убийства, он шел вперед, ведя за собой весь отряд, медленно уходя вдаль от лагеря. Солнце зашло за горизонт, и начало быстро темнеть, но битва была в самом разгаре. Вдруг Иван обнаружил, что врагов вокруг нет. Его окружали только готы, их было человек семь.
        Иван почувствовал, что все его тело, все мышцы стонут от усталости и перенапряжения, силы будто враз оставили его. Он лег на спину и стал смотреть на небо, на котором загорались ранние звезды.
        - Эй, берсерк, пошли с нами, - позвали Ивана.
        - Я не могу.
        - Что, совсем выдохся? Здорово ты дрался. Пошли с нами. Сейчас начнется конная атака, могут затоптать.
        Иван приподнялся на локте и увидел, что на сторожевой башне лагеря зажгли костер. Стало почти совсем темно, когда Иван услышал гул приближающейся конницы. Готы быстро побежали вверх по холму, и Иван, схватив свой меч, побежал вслед за ними. И вовремя. Забравшись на скалу, возвышающуюся на вершине холма, воины увидели, что готская конница, развернувшись в боевой порядок, пошла в атаку. По тому месту, где только что находился отряд, пронеслась лавина тяжело вооруженных всадников.
        В темноте поле боя было почти не видно. Но были хорошо слышны предсмертные крики тысяч людей, слившиеся в сплошной предсмертный крик, будто бы идущий от самой земли.
        «Это предсмертный крик Римской империи, - подумал Иван, - и мне довелось услышать его. Крушить мировые империи - настоящее мужское дело».
        - Ха, наши бьют! - заорал бородатый. - Вперед, готы! Наше место - там! - И воины побежали вниз, туда, откуда доносился шум сражения. Иван побежал вместе со всеми. Навстречу ему бежали побросавшие оружие римляне, их лица были искажены ужасом. Готы остановились и принялись за дело: стараясь не пропустить ни одного бегущего, они убивали всех. Иван стоял, опустив меч.
        «Что тут делается? Это конец битвы? Зачем их убивать?»
        По всему полю, насколько хватало глаз, лежали убитые воины. В основном это были римляне. Их доспехи мерцали позолотой в лунном свете. Иван пошел по полю битвы в направлении готского лагеря. В руке он сжимал свой меч. Были места, где убитые лежали один на одном так, что некуда было поставить ногу. Там Иван шел по телам, иногда раздавались стоны раненых, но Иван не останавливался, ему было страшно. Около лагеря были настоящие горы из трупов, видимо, конница готов прижала римлян к стенам лагеря и именно здесь было основное побоище.
        На территории лагеря горели костры. Готские женщины готовили на них пищу для воинов. Большинство воинов лежали кто где, в основном прямо на земле. Никакого ликования Иван не видел. «Это будет завтра, а сегодня не до этого, у них просто нет сил», - подумал Иван. Вдруг он услышал:
        - Эй, парень, это ты пробился сквозь строй легиона?
        Иван понял, что обращались к нему. Он увидел стоящего рядом с лестницей, ведущей на смотровую площадку башни, человека. Это, судя по одежде и доспехам, был какой-то готский командир.
        - Да, я был среди тех, кто пробился сквозь строй, - ответил Иван.
        - Подойди сюда и выпей вина. - И командир протянул Ивану большой кубок, наполненный темным, терпким вином. Иван, не отрываясь, выпил кубок до дна. Он сделал это с огромным удовольствием, чувствуя, что начинает пьянеть, еще не допив кубок.
        - Вступай в мой отряд, воин, у нас твое настоящее место. Ты получишь коня и доспехи. Мы двинемся на юг и дойдем до Афин. Вся империя теперь у наших ног, - говорил готский командир.
        Иван был счастлив. Усталость после битвы - это была усталость победы, ощущение, которое стоило того, чтобы ради него жить. Иван посмотрел в глаза командиру и ответил:
        - Я согласен. Куда мне идти сейчас?
        - Накормите его и пусть спит, - приказал командир.
        Женщина принесла бронзовый сосуд с водой и молча стала обмывать с него кровь. Вытерев Ивана сухой и мягкой тканью, она так же молча увела его в шатер, где положила перед ним большой кусок жареного мяса и ломоть хлеба.
        Иван услышал, как женщина стала тихо молиться, прося у Бога упокоить души ее родных и всех погибших в этой страшной битве. «Значит, она христианка», - подумал Иван.
        Заплакал ребенок. Женщина тут же быстро поднялась и подошла к месту, где лежали дети. Она стала гладить ребенка по голове и петь ему песню, в которой говорилось о море, за которым живет солнце и где все счастливы. «Когда ты вырастешь, мой сын, ты отправишься за море в солнечную страну», - говорилось в этой песне.
        «Спасибо Лийил, я теперь знаю, что такое упоение битвой, - сказал про себя Иван. - Только ради удовлетворения этого чувства стоит рисковать жизнью, потребность в нем бросает меня вперед. Хоть и не знаю, что там, впереди. Игра со смертью - самая увлекательная из всех, в которые только может играть человек. А ведь и жизнь - игра. Кто написал ее правила?»
        «Кто? Странно слышать этот вопрос от тебя, Иван, - подумал Аллеин. - Страшно подумать, но ведь ты захочешь получить не только ответ на вопрос: кто? Но и на вопросы - почему и зачем?»
        - Как тебя зовут? - спросил Иван тихо, обращаясь к женщине.
        - Хильда, - ответила женщина, взглянув на него.
        - Я ухожу, Хильда. Передай, чтобы не искали меня. У меня своя дорога. Прощай.
        Иван быстро вышел из шатра. Уже светало. Ивану очень хотелось спать. Он огляделся по сторонам и не увидел поблизости никого, только часовые стояли на стенах лагеря и сторожевых вышках. Иван сказал:
        - Лийил, доставь меня домой, Лийил.
        Вспышка ослепила его, и Иван, прежде чем зрение вернулось, понял, что лежит на своем матрасе.
        Иван чувствовал себя очень усталым. Сильно хотелось спать. Часы показывали шесть вечера. «Интересно, какое сегодня число?» - подумал Иван. Он пошел на кухню и, перешагнув через сломанный стол, включил висевший на стене старинный динамик. Шла программа краевых новостей. Иван взял полбуханки засохшего хлеба, которая валялась на полу, и стал есть, отламывая куски. «Когда я последний раз ел? А, кажется, в шатре, ночью. Черт его знает, ел я или не ел, было это все или не было?» Иван посмотрел на свои руки, кожа на ладонях покраснела. «Конечно, помаши-ка мечом, подумал Иван. - Было, все это было, нельзя погружаться в грезы по команде». Вдруг по ретранслятору Иван услышал голос Сергея, дающего интервью. «Ох ты, Боже мой! Сегодня же понедельник, а у меня же дел еще на три дня!» Не дослушав интервью Сергея и не вникнув в то, о чем он говорил, Иван встал и, держа в руке остатки сухаря, пошел в комнату. Он включил компьютер и сел на пол перед экраном дисплея. «Ну ладно, Ваня, попутешествовал - и будет. Задело. Обдумывать увиденное будем потом».
        Иван сосредоточился на тексте головной программы. Это была совсем небольшая подпрограмма, но именно она являлась самой главной, именно здесь была зарыта собака. Со стороны казалось, что Иван погрузился в транс; он, почти не двигаясь, сидел перед дисплеем несколько часов, не отрываясь от экрана. Стемнело, комната была освещена только голубоватым светом монитора. Логическая задача, которую решал Иван, была чрезвычайно сложной. Но все же это была обыкновенная логическая задача, где известны и входные, и выходные параметры, вся проблема для Ивана заключалась в том, что ее нельзя было обдумать быстрее, чем за сорок часов, время он оценил сразу. И времени не хватало. Иван не отвлекался на самообвинения типа: «Вот если бы не… то…» - это было нерационально, а значит, и ни к чему. К тому же он не ел и почти не пил, потому что ему не хотелось. Он сидел и думал, изо всех сил борясь со сном и усталостью. Под утро он отключился и проспал минут сорок. Когда проснулся, тряхнул головой, чтобы согнать сон, и начал думать дальше. Ближе к вечеру в среду он начал набирать тексты программ. Когда стало темнеть,
программа была закончена и оттестирована. Все работало нормально.
        - Павел, приходи забирай управляющую программу, - позвонил Иван разработчикам и пошел умываться. Он долго мылся холодной водой, до тех пор, пока не пришел программист. Дверь в квартиру, кстати говоря, все это время была открыта. Проводив Павла, Иван лег на матрас и уснул. Спал он без снов больше суток. Проснулся, обнаружил, что ночь, и уснул опять.
        15
        Сергей уснул только под утро. Он думал о том, что же ему теперь делать и как жить дальше. Он разорен - это теперь очевидно. Вероятность, что Иван сделает обещанное, крайне мала. Не может такой человек держать слово. В образе Ивана для Сергея теперь сконцентрировались почти все отрицательные человеческие качества, худшим из которых была неспособность выполнять взятые на себя обязательства. «Он ведь знал, что для меня значит это дело, и не мог сдержаться».
        «Надо жечь мосты, Сергей, иначе какой же ты мужчина. Ты не должен уступать!» - шептал Сергею из подсознания Риикрой.
        Положение было совершенно безвыходным. «К нему я больше не пойду, меня от него тошнит, пропади он пропадом, но… - Сергей встал и долго ходил по кабинету, собираясь с мыслями. - Есть Ясницкий, которому я не хочу уступать и не уступлю. Пусть думают, что я не умею проигрывать, пусть думают что угодно, если узнают о моей роли, но Ясницкий за эту систему тоже ни рубля не получит».
        Ровно в восемь приехал маклер. И через пятнадцать минут он уехал с подписанным договором на продажу дома. Подписывая договор, Сергей чуть улыбнулся, и взгляд его холодно блеснул. «Он что-то затевает», - подумал маклер, укладывая документы в кейс.
        В девять приехали корреспонденты, и Сергей разговаривал с ними около часа, непринужденно ведя себя и блистая эрудицией. Сергей совершенно покорил корреспондентов своей уверенностью в нужности для общества решаемой его фирмой задачи. Был ими оценен и его имидж героя нашего времени: предпринимателя, осознающего свою ответственность перед страной. Распрощался Сергей с корреспондентами в самом, как им казалось, распрекрасном настроении.
        «Так, начнем действовать по новому сценарию», - решил Сергей, проводив корреспондентов, и позвонил Наташе, попросив ее принять его сейчас же. Наташа сказала, что ждет его через полчаса.
        - Здравствуй, Сережа. Рада тебя видеть.
        - Наташа, налей мне рюмку чего-нибудь покрепче, если есть, конечно, - попросил Сергей и плюхнулся в кресло. - У меня к тебе серьезное дело, и крутить вокруг да около перед тобой у меня не хватает совести. - Сергей налил рюмку водки и выпил. - Короче, так: я, очевидно, разорен. Времени до предъявления работы заказчику осталось неделя, а еще ничего нет. Не получилось. Мы остаемся без денег, я и тебе платить не могу. Но это не значит, что я остался без работы. Хочу с тобой посоветоваться.
        Наташа села в кресло напротив и спросила:
        - Сережа, что делает Иван? Почему ты уверен, что у него не получится, он ведь обещал закончить в среду, а сегодня понедельник.
        - Не верю я в то, что он сделает! И нечего время терять.
        - Иван здоров?
        - Да он здоровее всех нас вместе взятых в десять раз, я такого коня, как он, никогда еще не встречал! Только при его двигателе и тормоза нужны надежные, а у него их, похоже, совсем нет. Просидел пять лет в своей общаге безвылазно, а сейчас… Тьфу, - Сергей сплюнул в сердцах. - Короче, Наташа, это страшный человек. Ты можешь думать что угодно, можешь считать меня кем угодно, но я тебе скажу: бойся его, он еще себя проявит.
        - Сергей, я люблю его.
        - Думаешь, я не вижу, что ты его любишь? Все я понимаю. И я чувствую, что он явился нам всем на беду, - сказал Сергей каким-то не своим голосом.
        - Не надо, Сергей, успокойся. Не надо так. - Наташа улыбнулась. - Такой уж он есть. И ты совершенно напрасно решил, что он не выполнит к сроку то, что обещал. Он выполнит, только вы никто не напоминайте ему об этом. Он подумает, что в это никто не верит, и тогда уж обязательно решит вашу задачу.
        - Ты так думаешь?
        - Я в этом уверена. Давай подождем два дня, только два дня, а потом уж будем думать, что делать дальше. Договорились?
        Сергей долго молчал. Потом сказал:
        - Хорошо, договорились. Я ничего не буду предпринимать до утра четверга. Но только сил ждать у меня нет. Запью. По старинному российскому обычаю - запью на два дня.
        Наташа покачала головой: «Бедный Сергей, как он бывает плох, когда дело не зависит от него».
        Выпив еще водки, Сергей встал и попрощался.
        «Так, тут, кажется, все в порядке, пора навестить Ясницкого, - решил Риикрой. - Это можно делать в открытую, туда Аллеин уж точно не полетит».
        Местом, где Игорь Ясницкий любил находиться более всего, был его рабочий кабинет. Богато и со вкусом обставленный, расположенный в престижном районе города, оборудованный всеми возможными электронными сервисными устройствами. Здесь он подолгу размышлял в одиночестве, анализируя поступающую информацию.
        «А не отдать ли мне Малышеву заказ на эту чертову систему? Не дешевле ли это будет? Парни оказались упрямые и, похоже, талантливые, не проще ли подготовить исподволь какой-нибудь компромисс? - в очередной раз возвращался Ясницкий к рассуждению на тему об электронной банковской системе. - Похоже, это именно их люди следят за мной. Не думаю, что это опасно, но может быть инцидент, а он сейчас, когда появляется столько перспективных дел, совершенно ни к чему. И Наташа в той компании, тоже надо учитывать, и, пожалуй, именно это главное». О Наташе Ясницкий думал постоянно. Он поймал себя на том, что он вообще не думал ни о каких других женщинах, только о ней. Это сильно мешало работать. «Надо это дело скорее довести до свадьбы. Так жить нельзя. Все равно ни за что не соглашусь с тем, что она достанется кому-нибудь другому. Кажется, это тот самый случай, когда я могу натворить всевозможные глупости. Надо стараться не доводить до этого. Может, связать компромисс по системе, женитьбу, устройство будущего этого Ивана в один комплекс вопросов? Это интересный выход», - заключил Ясницкий. Он встал и начал
ходить по кабинету. Раздался телефонный звонок, звонил заместитель:
        - Игорь, включи-ка телевизор на местную программу, только сядь прежде.
        Ясницкий сел в кресло и включил телевизор. На экране он увидел Малышева, рассказывающего о глобальной банковской системе компьютерной связи, которую уже сделала его фирма. Малышев приглашал специалистов и потенциальных заказчиков на демонстрацию системы. Подробная информация в местной газете и в «Известиях»!
        «Успел, успел! - ликовал Риикрой. - Теперь они оба у меня в руках».
        «Что он делает?! Зачем?! Неужели они действительно смогли сделать свою систему?!» Ясницкий нажал на селектор, вызывая начальника отдела безопасности:
        - Какая информация поступала о Малышеве?
        - Его разработчики заканчивают тестирование сервисных программ, управляющая программа закончена Свиридовым и, скорее всего, он уже передал ее разработчикам, - получил ответ Ясницкий.
        «Ох уж мне эти российские самородки, твою мать! Теперь никакой компромисс невозможен, они на него не пойдут. Заработают с ходу миллиард, тогда, я чувствую, этот Малышев мне дорогу перейдет основательно. Он меня ненавидит».
        Ясницкий очень точно всегда определял отношение к себе людей и никогда не ошибался. «Надо что-то срочно предпринять. Решительно и срочно. Что?»
        - Найдите мне Рубцова, - приказал Ясницкий начальнику отдела безопасности. Рубцов был нештатным агентом фирмы по особым поручениям и никому, кроме самого Ясницкого, не подчинялся. Он знал Рубцова еще по его работе в КГБ. Через Рубцова Ясницкий осуществлял связь с местной мафией.
        - Федор, надо помешать Малышеву провести намеченную демонстрацию их программ для банков. Как это можно сделать? Ты, вообще говоря, хорошо понимаешь, о чем я говорю?
        - Да, я полностью в курсе этого дела. Этого парня просто так не остановишь.
        - Надо остановить.
        - До него самого просто так сразу не доберешься. Он стреляный воробей. Ладно, ложись спать, Игорь. Этим делом я займусь сам.
        Таким вздернутым Рубцов Ясницкого еще не видел. «Эти бегающие глаза, румянец, этот дурацкий лексикон. Странно, это на него совсем не похоже», - подумал Рубцов, выходя из кабинета.
        17
        Рубцов сразу понял, что это тот случай, когда Ясницкому успех нужен позарез и даже больше. Там замешана женщина, а эту женщину Рубцов видел и все понял сразу. Теперь никаких комментариев и дополнительных размышлений ему было не нужно. Он предполагал, что примерно этим все и кончится, и знал, что в таких случаях надо делать.
        На следующий же день украли младшую дочь Сергея - Юлю; когда ее связывали в машине, она вырывалась и пыталась кричать. «Б… как мне все это надоело, как я это все ненавижу», - думал Панин, связывая ребенка. Юлю отвезли в дальнюю таежную деревню и заперли в комнате брошенного дома. Охранять ее Панин оставил деревенского мужика, своего родственника, дав ему триста тысяч рублей. «Не бойся, приеду, сам заберу. Тебе в любом случае ничего не будет. В случае чего скажешь, что я тебе угрожал. Глаза и рот ей не развязывай».
        Сделав дело, Панин заперся в квартире и стал ждать звонка от Рубцова.
        Сергей опохмелился и смотрел в своем кабинете видиоклипы, потягивая пиво, когда в комнату вбежала няня с криком: «Сережа, Юлю украли!» Тут же зазвонил телефон. Сергей схватил трубку. Незнакомый голос сказал:
        - Дочь тебе вернем целую и невредимую в случае, если ты ничего не будешь предпринимать в течение четырех дней. Если будешь действовать по своему плану - ты свою дочь больше не увидишь. Не пытайся сообщать в милицию, сообщишь - потеряешь и вторую дочь.
        Сергей протрезвел моментально. Сердце сделало несколько сильных ударов и остановилось. «Ясницкий, его работа. Как это произошло?» Няня, плача, рассказала, как было дело. Сергей медленно сел в кресло и обхватил голову руками. Он сжал зубы так, что, казалось, они раскрошатся. Взял телефон и набрал номер отдела по борьбе с организованной преступностью:
        - Михаил Владимирович, здравствуйте, Малышев. У меня пятнадцать минут назад украли младшую дочь. Прыснули в лицо няне газом и увезли… Угрожали, что если сообщу вам - украдут и вторую… Нет, пока у меня никаких предположений нет… Приезжайте, делайте свое дело, а я займусь собственным расследованием… Не отговаривайте меня… Я подумаю до вечера и сообщу вам свои соображения, кто и зачем это мог сделать.
        Во рту у Сергея пересохло, голова сильно закружилась. Ничего не сказав няне, он встал и медленно вышел из комнаты. Он пошел в гараж, расположенный под домом, там вскрыл заветный тайник в полу, достал из него пистолет, две запасные обоймы с патронами и глушитель, сел в автомобиль и выехал из гаража, не закрыв за собой ворота.
        18
        Сергей долго и бесцельно ездил по городу. Автомобиль, как бы понимая, что хозяин не в себе, успокоительно урчал мотором и поскрипывал тормозами. Наконец его остановил инспектор ГАИ. Увидев за рулем Сергея, он поздоровался и сказал:
        - А, Малышев, чего ты носишься, как сумасшедший, пьяный, что ли?
        - Нет, Степаныч, трезвый.
        - Ладно, поезжай, только сбавь обороты. Что ты крутишься по всему городу? Я тебя уже в третий раз вижу.
        - Да, решил покататься вот, - ответил Сергей и медленно поехал в сторону набережной. Он остановил машину на набережной, вышел из нее и спустился к реке. Темная, холодная вода плавно и мощно текла перед ним. «Утопиться, что ли, и никаких проблем, - подумал вдруг Сергей. - Я ведь неспроста именно сюда приехал». Сергей достал пистолет, дослал патрон в патронник и привернул глушитель. «Ладно, все, начинаем действовать. Юля здесь где-то, и выкрасть ее могли только наши, уж больно грубая работа для людей Ясницкого. Приказ отдал он, услышав мое интервью, времени готовиться у них не было, и они сделали все с ходу, как получится. Надо тряхнуть Хромова и дальше всех по очереди, вплоть до самого Панина. Патронов на всех хватит». Сергей почувствовал, что мельтешение мыслей прекратилось, голова прояснилась, и руки перестали дрожать. «Уф, наконец-то, а то аж противно было на себя смотреть».
        «Ладно, действуй по своему усмотрению, - сказал Риикрой. - Сможешь ее освободить или она задохнется раньше в этом сарае - это дела не изменит. Ненависти у тебя достаточно, надо будет только направить ее в нужное русло. У меня есть дела и поважнее, надо организовать встречу Ивана с Ясницким, да так, чтобы она им обоим надолго запомнилась».
        Сергей на максимальной скорости поехал на базу отдыха, минут через двадцать он подъехал к воротам базы и, закрыв на ключ двери машины, не спеша вошел в здание через главный вход.
        - Мамаша, Кудрявый здесь? - приветливо спросил Сергей у пожилой уборщицы, мывшей полы.
        - Здесь, а где ж ему быть.
        - Давай ключ, мамаша. Я им хочу сделать сюрприз.
        - Ой, боюсь.
        - На пятьдесят и быстро давай, пока я не передумал.
        Техничка достала ключ от бани. Сергей выхватил ключ из ее рук и побежал вниз. Баня была в цокольном этаже здания.
        Сергей достал пистолет, снял с предохранителя, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь. Дверь распахнулась, и Сергей увидел то, что и ожидал: Кудрявого, Самвела и четырех женщин, сидящих за столом. Все были голые, или почти голые. Кудрявый лежал на диване с бутылкой пива в руке.
        Сергей закрыл за собой дверь и, направив пистолет на Самвела, сказал:
        - Самвел, забирай баб - и в парилку. Быстро. Шаг влево, вправо, крик - стреляю.
        Сергей нажал на курок, раздался хлопок - и стоявшая на столе бутылка с шампанским вдребезги разлетелась.
        - Быстро! Машка, отойди в сторону, ты закроешь их в парилке на засов. Кудрявый, лежи, не дергайся, я пришел по твою душу, дернешься, пришью к дивану.
        Обомлевшие от неожиданности женщины, прикрываясь полотенцами, подчинились. Самвел, блестя налитыми кровью глазами, пошел следом.
        - Машка, закрыла?
        - Закрыла.
        - Отодвинься в сторону, я проверю, как ты закрыла… Ложись на пол задницей кверху, руки на голову и лежи не двигайся.
        В этот момент Сергей заметил, что Кудрявый делает замах, чтобы бросить в него бутылку. Сергей моментально отреагировал, выстрелил, бутылка разлетелась, забрызгав Кудрявого пивом и осколками.
        - Твою мать! Обалдел, что ли, - прорычал Кудрявый, откидываясь на подушку.
        - Слушай, хрен стоячий, внимательно. Твоя жизнь мне не нужна. Сейчас ты поедешь со мной. От тебя надо, чтобы ты убедил Панина открыть дверь в его берлогу, - и все. Если хочешь жить - подчинись.
        Кудрявый понял, что Сергей запросто может его пристрелить, и оценил обстановку: «Ах, Паня, твою мать, сколько я тебе говорил, не трогай Малышева».
        - Ладно, поехали, - сказал Кудрявый.
        Кудрявый всю дорогу сидел спокойно, пытаясь угадать, что же произошло. Подъехали к дому Панина. Сергей открыл дверь автомобиля, дождался, когда не будет прохожих. Когда рядом никого не было, сказал:
        - Быстро выскакивай - и в подъезд.
        Кудрявый заскочил в подъезд, как заяц. Поднялись на третий этаж, подошли к двери квартиры Панина. Сергей прошептал на ухо Кудрявому:
        - Я позвоню, а ты говори что угодно, чтобы он тебе открыл. Когда распахнет дверь, отскакивай в сторону, я вхожу в квартиру, а ты свободен. Понял?
        - Понял.
        - Что будешь говорить?
        - Я знаю, что надо говорить.
        Сергей нажал кнопку звонка.
        Из-за двери раздался женский голос:
        - Кто там?
        - Люба, это я, Сивцов. Хозяин дома?
        - Нету его.
        - Скажи ему, что пришел я, и что я знаю такое, что ему срочно необходимо знать, если он хочет жить.
        Через минуту из-за двери послышался голос Панина:
        - Что тебе надо, Федор?
        - Поговорить надо, срочно.
        - Ты один?
        - Один.
        Тут Сергей сообразил, что допустил оплошность.
        Панин увидит руки Кудрявого за спиной и тут же захлопнет дверь. Сергей пригнулся и быстро стал развязывать Кудрявому руки. Как только он это сделал и отскочил в сторону, дверь заскрипела и приоткрылась. Сердце у Сергея бешено колотилось. «Точно, открыл на цепочку», - решил Сергей. Кудрявый засунул руки в карманы куртки. Зазвенела цепочка, дверь распахнулась. Сергей прыгнул, оттолкнул Кудрявого и ворвался в квартиру. Панин упал. Его жена, стоявшая рядом, закричала, подняв руки, стараясь будто бы защитить лицо. Сергей захлопнул дверь, выхватил пистолет и выстрелил в телефон. Он тяжело дышал, чувствовал, что на него накатывает бесконтрольное бешенство.
        - Уходи в кухню, - обратился он к жене. - Крикнешь, пристрелю и его, и тебя.
        Жена Панина убежала на кухню. «Сына дома нет, где-то спрятал», - сообразил Сергей.
        - Где моя дочь? - обратился Сергей к Панину, его голос срывался и шипел. - Лицом вниз, на пол. Быстро. - Панин перевернулся на живот. Сергей приставил ствол пистолета к затылку и повторил:
        - Где моя дочь? Считай вслух до пяти. На счет пять я стреляю. Считай!
        - Не знаю, - выдавил из себя Панин. Сергей приподнял голову Панина за волосы и ударил его носом об пол. Под лицом Панина образовалась и стала быстро увеличиваться лужа крови.
        - Не знаешь, значит, я сам буду считать: раз, два, три, четыре…
        - Знаю, - прервал его Панин. - Она в Степановке.
        - Ты ее отвез?
        - Я.
        - Кому сдал?
        - Ребров Иван, деревенский.
        - Где этот дом?
        - Крайний дом у реки. Рядом с колодцем.
        - Больше там никого нет?
        - Никого.
        - Люди Ясницкого знают, где она?
        - Нет, не знают.
        - Кто тебя подрядил на это дело?
        - Я тебе и так много сказал.
        - Отвечай, сволочь.
        - Убей - не скажу.
        Сергей понял, что так просто Панин не скажет, а пытать его не было времени. Он поднялся и выбежал из квартиры.
        До Степановки было километров сто двадцать. Сергей ехал быстро, все время сдерживая себя. «Только б не врезаться куда», - думал он, убавляя скорость. Проехал через мост. До Степановки осталось совсем немного, километров двадцать. Асфальт кончился. Дорога - сплошные ямы. И тут на приборной панели загорелись красные лампочки. Сергей остановил автомобиль и открыл капот. «Все ясно, лопнул ремень, запасного, конечно, нет. Ай, поехали, чего уж теперь, Сергей Михайлович. Как назло!»
        Сергей ехал на минимальных оборотах, и все же, когда он уже въехал в деревню, двигатель заклинило.
        - Слава Богу, хоть доехал, - сказал Сергей и, посидев с минуту за рулем, вышел из машины.
        Автомобиль стоял посреди деревенской улицы. Вся-то деревня была дворов пятнадцать, да и те, судя по виду - покосившиеся заборы и выбитые стекла, - были почти все нежилые. Проезжая часть улицы жирно блестела грязью, там, где дорога не была разбита, рос конотоп и поздние сентябрьские одуванчики. Было очень тихо. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был звук быстро бегущей воды - деревня одним краем подходила к чистой таежной речке.
        Заблеяла коза. Сергей обернулся и увидел старушку, стоящую около дверей черного, покосившегося от старости дома.
        - Здравствуйте, - поздоровался Сергей. - Бабушка, где найти Ивана Реброва? Есть здесь такой?
        - Есть такой. Он в крайнем доме живет. Вон там, - махнула рукой старушка. - Только он пьяный, поди, спит.
        - А чего это он пьяный? День еще в разгаре.
        - А он всегда пьяный.
        - Спасибо, бабушка.
        Сергей быстро пошел к дому Реброва. Отогнав палкой бешено лаявшую лохматую собаку, он вошел в сени. В сенях по полу был рассыпан комбикорм и валялись грязные и пыльные бутылки, сильно пахло какой-то гнилью. Сергей открыл дверь и вошел в избу. Печь, наверное, занимавшая около трети избы, судя по всему, последний раз была побелена еще до войны, печная штукатурка потрескалась, одно из двух окон дома было забито досками, другое, засиженное донельзя мухами, едва пропускало солнечный свет. Вся мебель была: старая пружинная кровать, на которой лежал овчинный тулуп и сколоченный из досок стол, за которым сидел, уронив голову, среднего роста мужик в телогрейке, кирзовых сапогах и засаленных черных штанах.
        - Здравствуй, Иван Ребров. Я отец той девочки, которую тебе привез Панин. Я приехал за ней. Где она?
        Мужик неуверенно тряхнул головой, стараясь поднять ее, но это ему не удалось. Повернув голову, он уставился на Сергея мутным, бессмысленным взглядом.
        - Пшел на… Убью, - промычал он.
        Сергей вышел в сени, взял палку, которой он отгонял собаку, и повторил свой вопрос:
        - Где моя дочь?
        Увидев в руках Сергея палку, мужик, наконец, сделав усилие, оторвал голову от стола и попытался встать. Его повело в сторону, и он с грохотом рухнул на пол, уронив скамью. Бутылки, стоящие на столе, зазвенели от сотрясения. Потом он сделал попытку подняться, но это ему не удалось, и, промычав бессмысленные ругательства, он растянулся на черном от грязи дощатом полу.
        Сергей молча вышел из дома, отогнал собаку и осмотрелся. Рядом с рекой стояла бревенчатая клеть без окон. «Наверное, Юля там», - решил Сергей. Он, перепрыгивая через лужи и скользя по грязи, добрался до клети, она располагалась как бы на острове из чистой речной гальки. На дверях клети висел ржавый амбарный замок. Сергей прислонил лоб к двери и громко спросил:
        - Юля, ты здесь?
        Никто не отозвался. Секунд через тридцать Сергей закричал:
        - Юля, это я, папа! Ты здесь?
        За дверьми послышался какой-то шорох, и сквозь дверную щель Сергей услышал сопение и как бы придавленное детское всхлипывание. Сергей почему-то совершенно растерялся. «Как открыть эту проклятую дверь, Господи?!» Он стал бегать вокруг клети, стараясь найти лом или что-нибудь подобное, чтобы выломать замок.
        - Милай, ты чего ищешь-то? - услышал Сергей скрипучий старушечий голос. Это была та самая бабка, которую он встретил ранее.
        - Бабушка, там заперта моя дочка. Как мне открыть этот замок?
        - Батюшки, да кто ж ее туда запер-то?! - всплеснула руками старушка.
        - Ребров ваш.
        - Ах он, алкоголик чертов. Так ключ-то вон, за косяком.
        Старушка подошла к дверям и уверенно протянула руку. Действительно, там, спрятанный от прямого взгляда, висел большой черный ключ. Сергей выхватил ключ из рук старушки и стал открывать замок, но замок почему-то не открывался.
        - Дай-ка я, - сказала старушка.
        Сергей отдал ей ключ и сел на крыльцо. «Господи, что со мной творится?» - думал Сергей. Старушка не торопясь вставила ключ в замочную скважину и повернула его, замок скрипнул и открылся. Она распахнула дверь. На пороге стояла Юля. Глаза ее были завязаны, руки связаны за спиной, а рот заклеен лейкопластырем. Сергей вскочил, бережно взял ребенка на руки и прижал к груди. Он ничего не говорил. Юля заплакала. Сергей спустился с крыльца, поставил ее на землю, развязал глаза, руки и оторвал лейкопластырь.
        - Ну вот, все в порядке. Бабушка, у вас есть куры?
        - Есть, куры есть, и петух есть. Такой красавец, хвост черный, сам зеленый, весь переливается. И поросята есть, - поразительным, спокойным голосом, как бы рассказывая сказку, отвечала бабушка, украдкой вытирая слезы, катившиеся по морщинистым щекам.
        - Юля, пойдем смотреть поросят? - спросил Сергей.
        - Пойдем, - сказала Юля и разревелась вовсю.
        Когда наступил вечер и солнце зашло за верхушки елей, росших сплошной стеной прямо за огородами, Сергей надел на Юлю фуфайку хозяйки, на голову ей повязал шерстяной платок, и они пошли на берег речки жечь костер.
        Дрова весело трещали. Сергей сидел у костра, глядя на огонь, а Юля бегала по берегу, собирала белые, отмытые водой палочки и бросала их в огонь.
        - Эй… ты того, извини. Он меня заставил, - прервал размышления Сергея хриплый, низкий голос.
        - Заставил, говоришь, - ответил Сергей, как бы нехотя посмотрев на слегка протрезвевшего Реброва. - Катись-ка ты отсюда к чертовой матери. Не пугай больше ребенка. Чтоб я тебя не видел.
        - Пойдем, может, того… мировую.
        - Иди отсюда. Мировую… И не попадайся мне на глаза.
        Когда шаги уходящего затихли, Сергей встал, подошел к Юле, взял ее на руки и понес в деревню, в дом.
        Сергей и Юля легли спать на постели, а бабушка на сундуке. Юля скоро уснула, поджав коленки к подбородку и иногда вздрагивая. Сергей лежал рядом, то и дело поглядывая на спящего ребенка и прислушиваясь к его дыханию. Пистолет он положил под одеяло прямо себе под бок.
        Сергей почти не спал всю ночь, только несколько раз отключался, но совсем ненадолго.
        19
        «О Господи, Боже мой! - прошептал Ясницкий, положив телефонную трубку. - Опять ничего не вышло. Что они, заколдованные, что ли?!» Позвонил Рубцов и сказал, что Сергей сам нашел дочь и что Панин исчез.
        Ясницкий посмотрел на часы. Было около шести вечера.
        - Татьяна, - позвал он секретаршу, - ко мне никого не пускать. Меня нет ни для кого. Вообще ни для кого. Закрывайте офис. Совсем закрывайте - на замок. Охраннику скажи, чтобы никого не пускал. Меня здесь нет. Сама иди домой. А мне надо поработать еще.
        Ясницкий аккуратно разложил лежащие на столе документы по папкам и спрятал их в сейф. На столе остался только настольный календарь и телефон. Ясницкий сел в кресло и, облокотившись на стол, взялся руками за голову, взъерошив волосы. «Черт с ними, с Паниным и с Рубцовым, надо со всем этим срочно кончать - это теперь абсолютно ясно. Если я промедлю хоть пару дней, мне никогда не стряхнуть с себя прошлое. У них на меня ничего доказуемого нет. Пусть катятся ко всем чертям. Произведу смену офиса, обстановки, имиджа, окружения. Выдвину себя, наконец, кандидатом на выборах, ну хоть в краевое законодательное собрание. Говорила же мне мама: „Игорь, никогда не бери с собой старые проблемы, уходя - уходи“. Эх, мама, мама, если бы можно было с тобой посоветоваться, все бы было гораздо проще».
        Ясницкий погрузился в воспоминания. Он вспоминал свою мать, Софью Рудольфовну: как она выглядела, что и когда говорила, как любила своего единственного сына. «Что бы она посоветовала сейчас?» Перед смертью она говорила: «Игорь, зарабатывай деньги честно, цени друзей и слушай старших, - иначе пропадешь, ты дурно воспитан, и это моя вина, я тебя слишком жалела». «На чем же я попался? Где сделал неверный ход? Как им удалось меня обойти и нужно ли, вообще говоря, стараться им противодействовать? Почему меня так заклинило на этом деле?»
        Ясницкий поднялся и стал ходить по кабинету. Подошел к окну и открыл створку. В комнату рванулась струя прохладного воздуха и шум улицы. «„Сердце женщины - силки…“[3 - …и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она сеть, и сердце ее - силки, руки ее - оковы добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею (Еккл., 7:26).] и я в эту сеть попал, - и ничего больше».
        «Ну, это - без моего участия. Уж очень она сексапильна!» - прокомментировал Риикрой, который все это время без устали формировал в подсознании Ясницкого комплекс отвергнутого мужчины.
        «И если я от этих сетей не избавлюсь, то могу и вовсе пропасть. - Ясницкий представил, что Наташа никогда не будет его женой, поежился и резко тряхнул головой. - Нет, это даже представить невозможно. Я хочу, чтобы она была моей женой. Хочу, чтобы у нас был дом, дети. Я хочу заботиться о ней и жить для нее. В конце концов, имею я на все это право, Господи! Я конченый человек - я влюбился. Я заработал уже столько денег, сколько мне еще два года назад и не снилось, и они прибывают быстрее, чем я могу сообразить, куда их вложить. Могу купить все с потрохами. У нас прекрасная страна. Здесь все можно. И все это мне вдруг перестало нравиться. Да, да, да… попался - очевидно. Вчера - все нравилось, а сегодня вдруг перестало».
        Риикрой крякнул и сказал: «Она явно оказывает на него дурное влияние».
        Ясницкий взглянул на часы, было около семи. «Сегодня - поздно. Завтра утром, без предупреждения, с цветами и в свадебном наряде я поеду делать величайшую глупость в своей жизни. Без предупреждения! Сияющий, измученный и влюбленный! Найду ее хоть под землей. Не остановлюсь ни перед чем».
        «Вот это правильно: не останавливайся…» - согласился Риикрой и с удовлетворением кивнул.
        Ясницкий позвонил своему заместителю:
        - Борис, меня завтра не будет, а может, и послезавтра. Бери управление на себя. Доверенность будет лежать на моем письменном столе.
        - Что-то случилось? - спросил удивленный Борис.
        - У меня, представь себе, появились личные, неотложные дела, - рассмеялся в трубку Ясницкий.
        Вызвал машину и поехал домой. Дома вспомнил, что нужны цветы. Вышел из дому и долго ходил по вечернему городу в поисках самых лучших. Наконец в подземном переходе купил целую корзину. Вернувшись домой, помывшись и погладив брюки и рубашку, улегся на диван и включил телевизор. Зазвонил телефон. Отключил его. «Меня нет, черт возьми!»
        Глава третья
        1
        Иван проснулся, но долго не открывал глаза. Жужжала и билась о стекло большая муха. «Если бы не эта муха, я спал бы и дальше, - подумал Иван. - Неужели все кончилось и все, что со мной было, - это длинный и утомительный сон?» Муха, наконец, вылетела через открытую форточку, и Иван, собравшись с силами, открыл глаза. Комната была наполнена солнечным светом, было утро. Иван чувствовал себя человеком, который будто бы очнулся и теперь приходит в себя после тяжелой болезни.
        Вставать не хотелось. Иван принялся разглядывать потолок. Белили его в последний раз, наверное, лет десять назад, по углам комнаты висела то ли паутина, то ли просто накопившаяся за годы черная пыль. Никаких штор на окнах не было, обои совершенно выцвели и кое-где были оборваны, а из-под верхнего слоя выглядывали еще два или три предыдущих. «Интересно, как бы я жил здесь с Наташей? - Иван хмыкнул и, вытащив руки из-под одеяла, положил голову на ладони. - А что, я инженер-физик на заводе Светкиного отца, Наташа экономист, и все устраивается». Иван попытался представить Наташу такой, какой она была, когда приходила к нему в эту комнату. Это почему-то не удалось, образ никак не складывался. Ивану вновь захотелось спать, он закрыл глаза и начал дремать. В комнату опять залетела муха и начала жужжать и биться о стекло. Жужжание вывело Ивана из дремоты, он проснулся окончательно, вытянул руки вперед и медленно сел на своем матрасе. Все тело болело, как после напряженной тренировки. Иван нехотя, потягиваясь и крутя головой, чтобы размять шею, встал и оглядел себя. Он остался доволен своим телом. Мощные и
в то же время сухие мышцы были в порядке, как всегда. Иван тряхнул плечами и замурлыкал себе под нос «Желтую субмарину» из «Битлз», потом встал на руки и прошелся по комнате. Оттолкнувшись от пола, сделал кульбит и встал на ноги. «Вот если бы поиграть в баскетбол - было бы здорово, - пришла в голову удачная мысль. - Пойду-ка я поищу спортивную площадку да разомнусь как следует», - решил Иван и пошел умываться.
        Иван посмотрел на себя в тусклое испачканное зеркало. Щеки обросли густой черной щетиной. Иван провел рукой по подбородку, как по наждачной бумаге, и начал искать бритву. Ни бритвы, ни мыла, ни полотенца почему-то найти не удалось. «Куда все делось? А может, тут ничего этого и не было?» Иван стал умываться холодной водой без мыла, мылся долго, пока кожа не потеряла чувствительность, подержал голову над раковиной, чтобы сбежала вода, и, помотав ею, как собака, вышел из ванной.
        На кухне был полнейший беспорядок. Сломанный стол, разбросав ножки, как лошадь с переломленным хребтом, лежал посередине, в углу валялись пустые бутылки, в раковине лежала грязная посуда. Иван взял двумя пальцами лежащую донышком кверху тарелку и перевернул ее. На прилипших к тарелке объедках выросла серо-зеленая, пушистая плесень. Ни мыла, ни тряпки, ни щетки, чтобы помыть посуду, на кухне не было. Иван начал осматривать полки стенного шкафа в надежде найти что-нибудь поесть. На верхней полочке он нашел пачку соли. Больше ничего не было. Иван взял щепотку соли и положил на язык. Соль медленно растворилась, и во рту стало горько. Поморщившись, Иван проглотил соль, вздохнул и сел на стул. Сильно хотелось есть. Иван засунул руку в карман штанов и нашел там несколько мелких монет. «Да, не густо, и стипендию не платят, - серьезно подумал Иван. - Где бы поесть?» Иван почувствовал, что куском хлеба голод не утолишь. Хотелось мяса. Иван закрыл глаза и увидел перед собой большущий бутерброд с толстенным куском розовой колбасы, а рядом стояла парящая чашка ароматного кофе. Иван потянул носом воздух и
открыл глаза. «Надо бриться, надо наводить здесь порядок, надо поесть как следует, надо созвониться с Сергеем, надо купить приличную одежду, надо найти работу». Все эти «надо» выстраивались в длинный ряд, а с другого конца, вдруг, как гоночный автомобиль на повороте, выехала победная мысль: «Надо точно решить систему уравнений». Иван сплюнул про себя, прогнал эту мысль и напряг память: «Кто же в этом подъезде может мне дать хоть бритву, наконец?» Он вспомнил, что как-то, поднимаясь по лестнице, встретил деда Егорыча, которого знал еще с детства. «Он живет где-то на первом этаже. Пойду-ка я попрошу у него бритву».
        Дверь в его квартиру не была закрыта на ключ. Иван спустился на первый этаж и постучал наудачу в квартиру. Послышались шаркающие шаги, дверь открылась. На пороге стоял дед Егорыч в синей застиранной майке и мятых штанах, лихо подвешанных за старый кожаный ремень на худые дедовы чресла.
        - Здорово, Егорыч, у меня к тебе просьба, - вежливо и решительно сказал Иван.
        - Заходи, Ваня, заходи. Говори, какое у тебя ко мне дело, - радостно и доброжелательно сказал Егорыч, сделав пригласительный жест.
        - Понимаешь, кинулся искать бритву - нету. Из дома таким дикобразом выходить неудобно, - выразительно и напористо объяснил Иван причину столь раннего визита. Егорыч достал из бокового кармана брюк очки с толстыми стеклами, нацепил их на нос и, осмотрев лицо Ивана, сказал, как говорят старому доброму товарищу:
        - Ваня, елки-моталки, неужели же мы тебя не побреем? Чего уж мы, совсем что ли? Пошли.
        Егорыч привел Ивана в ванную, стены которой были окрашены темно-синей с зеленоватыми подтеками краской, и, порывшись в шкафчике, достал коробочку с нержавеющими импортными лезвиями. - На, вставляй в станок и брейся на здоровье. Мыло - есть, чашечка - есть, горячая вода - есть, полотенце - есть, чего еще надо. Брейся! Я пойду вскипячу чай. Ты завтракал?
        - Нет, Егорыч, не завтракал, - ответил Иван, улыбнувшись.
        - Будешь? - решительно спросил Егорыч.
        - Буду, - также решительно ответил Иван.
        Тут в ванную заглянула тетя Оля - жена Егорыча.
        - Ой, Ваня, сколько лет я тебя не видела. Побриться хочешь? Дед, ты дал чистое полотенце? Сейчас я.
        И тетя Оля ушла за чистым полотенцем. Иван начал бриться. Он брился долго и основательно, соскабливая со щек, подбородка, шеи густую, превращающуюся в черную грязь щетину. Наконец, побрившись и вытершись чистым душистым махровым полотенцем, Иван вышел из ванной. В коридорчике его ждал Егорыч.
        - Ваня, пошли завтракать, - пригласил он Ивана, загораживая проход к выходным дверям.
        «Чтобы я не убежал, - подумал Иван. - А я и не собирался бежать».
        На кухне хлопотала тетя Оля. На столе стояла большая сковорода с жареной картошкой, на тарелочке лежало нарезанное мелкими ломтиками сало и копченая колбаса. Перед Иваном поставили яичницу из четырех яиц.
        - Ваня, а может, по пятьдесят грамм за встречу? - предложил Егорыч, опасливо покосившись на тетю Олю. Та крякнула про себя, но смолчала. Потом все же вставила слово:
        - Может, Ване на работу?
        - Нет, тетя Оля, мне не надо не работу, - ответил разомлевший от вкусных запахов Иван.
        Тетя Оля наклонилась и достала из-за газовой плиты начатую, закупоренную скрученной из бумаги пробкой бутылку водки. Потом поставила на стол две рюмки и села на табурет поодаль от стола.
        Егорыч налил в рюмки и предложил выпить за встречу. Чокнулись и выпили.
        - Ваня, я же тебя помню с тех пор, как тебя мать в коляске возила. Хорошая у тебя была мать, добрая. Улыбчивая такая, приветливая. Бывало: «Василий Егорович, посмотрите за коляской минуточку, я за пеленками домой сбегаю». А я и рад, любил я маленьких-то. А теперь-то - вот, ищешь пятый угол. Разъехались все, и живем мы с бабкой вдвоем. А как ты? Выучился? Где работаешь теперь? Чем занимаешься?
        Иван тем временем ел, но останавливался, стараясь не показать жадность и дьявольский аппетит.
        - Я физик, Егорыч. Закончил университет. Только вот сейчас без работы. Со старой ушел, а новую пока не нашел.
        - Ну а в чем заключается твоя работа? Что ты можешь делать?
        - Моя специальность - математические модели различных процессов. Вот, например, я могу предсказать, как ведет себя самолет, летящий в атмосфере. Или как изменится климат, если взорвется атомная бомба, например в Лондоне, ну и так далее.
        - Интересное дело, елки-моталки. Молодец, Иван. Давай-ка еще по одной.
        - Ты мне, Егорыч, чуть-чуть, дела кое-какие есть.
        Выпили, и Егорыч, почувствовав, что Иван настроен очень доброжелательно и никуда не торопится, задал свой основной вопрос:
        - Ваня, а ты можешь сказать, когда кончится то, что сейчас у нас в России творится? Когда, едрит твою мать, можно будет спокойно жить и не шарахаться от своего прошлого? И можно будет жить на пенсию, покупая раз в два года новые штаны.
        - Ну что ты, дед, опять зацепился за свое, - закряхтела тетя Оля. Но в глазах у нее Иван тоже увидел интерес. Ей было явно интересно, как ответит на этот вопрос Иван. Иван перестал есть. Он думал. Пауза затянулась, но старики молчали, терпеливо ожидая ответа на вопрос.
        Иван обдумывал, как ему правильнее и лучше ответить на вопрос старика.
        - Понимаешь, Егорыч, я никогда не ставил перед собой вопрос так: «Что будет со страной, в которой я живу?» Мне это неинтересно. Я решал подобную задачу и ставил вопрос: «Что будет с миром и человечеством, к чему оно идет?» - Старики продолжали молчать. - Недавно я почти получил ответ на этот вопрос. Я знаю, что может быть, только не знаю когда и кто будет этому причиной. На вопрос: «Когда?» я тоже, в принципе, могу получить ответ, только пока не решил - стоит ли, - взгляд Ивана остановился и заблестел, - а вот как это будет, я, пожалуй, могу посмотреть и приглашаю тебя, если хочешь, - это, собственно, ничего не изменит, а посмотреть интересно.
        Аллеин схватился за голову: «Боже мой, что он делает?! Разве можно человеку желать увидеть такое?! Что это - простое любопытство, необузданное и непобедимое, как патологическая страсть, или он уже принял решение?»
        - На что посмотреть-то, Ваня?
        - На то, что будет с нашей страной. То же самое будет и со всеми другими, - ответил Иван.
        - Ну, конечно, хочется посмотреть. Только, как это… - в нерешительности прервался Егорыч, взглянув украдкой на жену.
        - Пошли ко мне в квартиру - покажу.
        - Пошли, - с готовностью согласился Егорыч.
        Закончив есть и поблагодарив хозяйку, мужчины поднялись наверх, к Ивану.
        Над сопками, окружавшими город, сгущалась тьма. Это совершалось в великом безмолвии, все звуки исчезли, но Аллеин, наблюдавший за происходящим с высоты, видел, что тьма сгущается только над городом и его окрестностями, а дальше все остается как есть.
        Аллеин, увидев, что происходит нечто страшное и необъяснимое, обратился к Богу:
        - Что происходит, Господи, что мне делать?
        - Не пугайся, Аллеин, это еще не Конец, - услышал Аллеин голос Бога. - Иван решил посмотреть, как будет происходить Конец света.
        - Так это спектакль? - с ужасом в голосе спросил Аллеин.
        - Да, в своем роде - это спектакль.
        Тут же Аллеин увидел, что из окна одного из домов вверх быстро поднимается полупрозрачная лестница. На лестницу вступили двое людей.
        Минутой ранее Иван, пропустив вперед Егорыча и закрыв за собой дверь на ключ, сказал:
        - Лийил, покажи мне и Егорычу, как будет происходить Конец света. И пусть Егорыч видит все и потом скажет мне, было ли это. И пусть он никому больше об этом не расскажет. Да будет так, Лийил.
        Егорыч, испугавшись, встрепенулся, но Иван решительно взял его за руку и подвел к окну. Иван увидел, что прямо от подоконника вверх, на небо, быстро строится полупрозрачная, как бы сделанная из чистейшего хрусталя, лестница.
        - Пошли, Егорыч, - решительно сказал Иван, открыл окно, подставил стул и, взобравшись на подоконник, ступил на лестницу. Обомлевший, безмолвный Егорыч полез вслед за ним.
        Иван поднимался вверх по лестнице, держа за руку испуганно озирающегося и, по-видимому, ничего не понимающего Егорыча. Они поднялись над крышами домов и продолжали идти вверх. Иван все время смотрел прямо перед собой, чтобы не закружилась голова - перил у лестницы не было. «Зачем лестница? Неужели без нее нельзя нас поднять?» - думал Иван. Сквозь прозрачные ступени Иван видел выбегающих на улицы людей, был отчетливо слышен рев пожарных машин, скрип тормозов, крики испуганных людей. Наверное, люди думали, что где-то сильный пожар и надвигающаяся тьма - от этого пожара. Поднявшись на уровень вершины горы, расположенной рядом с городом, Иван с Егорычем вышли на круглую площадку метров шесть в диаметре, сделанную из такого же, как и лестница, материала. На площадке находилось кубическое возвышение, на котором можно было сидеть.
        Егорыч очень сильно устал, он задыхался, ноги и руки у него дрожали то ли от усталости, то ли от страха. Добравшись кое-как до площадки, он сел на возвышение и спросил Ивана:
        - Ваня, что это такое, что делается? Где это? Когда это случилось?
        - Не бойся, Егорыч, сейчас ты увидишь, как будет происходить Конец света.
        - Это в самом деле или это бред? - спросил задыхающийся Егорыч.
        - Это в самом деле, только на этот раз все можно будет вернуть назад, а когда будет настоящий Конец - нельзя. Смотри, Егорыч, внимательно и не задавай вопросов, потом поговорим. Кроме тебя и меня такое, скорее всего, никто из людей не видел и, наверное, не увидит. Пользуйся случаем.
        Сказав это, Иван повернулся к Егорычу спиной, подошел к краю площадки и стал смотреть вниз, больше не обращая внимания на его возгласы.
        Никто ничего не мог понять. Начиналась паника. По громкоговорящей сети гражданской обороны кто-то пытался успокоить людей, призывая их не выходить из домов, объясняя, что уровень радиоактивности не изменился, что никакой аварии на ядерном заводе не произошло и что ни на одном из других предприятий также никаких аварий не было, причина столь сильного задымления выясняется и скоро будет выяснена, к тому же в воздухе нет никаких ядовитых веществ и радиации. Но эти объяснения имели на людей мало действия, толпы собирались на тротуарах и в ужасе метались из стороны в сторону. Люди кричали. Особенно отчаянно кричали матери, зовущие гулявших на улице и потерявшихся теперь детей. Большинство людей побросали работу и бежали по улицам к своим домам, стараясь найти своих родных и близких. «Что это за странная тьма, - думал Иван, - откуда она взялась? Каково физическое объяснение этому явлению? Возможно, это следствие установления связи с другим пространством. Если это так, то сейчас начнется…»
        Иван обратил внимание, что воздух стал терять прозрачность. Он стал желтеть, звуки, доносившиеся снизу, становились все глуше. Все пространство как бы погружалось в желтый туман. «Вот оно! Начинается торможение времени!» - воскликнул про себя Иван. Он посмотрел вверх. Вверху было не синее, а такое же желтое, светящееся внутренним светом небо. Скоро стало абсолютно тихо. Люди внизу уже не метались, а в ужасе смотрели вверх, они поняли, что это не пожар, не авария на заводе и не ядерная война, а что-то другое, о чем им никто и никогда не рассказывал. Иван подумал: «Наверное, они видят меня здесь».
        И вот Иван увидел, что поверхность земли враз покрылась сетью извивающихся, голубоватых молний. Все на мгновение замерло. И в это же мгновение откуда-то, будто из-под земли, появились тысячи и тысячи людей, они заполнили все улицы и окрестности городка. Тела людей чернели, обугливаясь, и рассыпались в прах, тут же растворяющийся в желтом пространстве. Одновременно растворялись в желтом тумане дома, окрестные холмы - все, абсолютно все исчезало! Все происходило в абсолютной тишине, ни человеческих криков, ни каких-то других звуков Иван не слышал. «Время остановлено, и все, когда-либо существовавшее здесь, теперь существует одновременно», - подумал Иван.
        Иван смотрел на происходящее, как зачарованный. Далеко внизу происходило то, возможность чего он предсказал, и вот, оказывается, как это будет! «Вот что происходит с материей, когда останавливается время. У этого зрелища не может быть сторонних наблюдателей. Там все это происходит за мгновение. Значит, я видел все это глазами Бога! Но это еще не все», - подумал Иван. И действительно, небо словно раскололось, и из гигантской черной трещины хлынул ослепительный свет. Иван посмотрел вверх и увидел продвигающийся через расколовшееся небо огромный, сверкающий огненными гранями шар.
        «Это Он. Он втягивает наше пространство в себя. Что же сейчас будет?!» - успел сообразить Иван и в ужасе закрыл лицо рукой. Иван успел заметить, что Лийил парил над его головой. Иван упал на площадку и увидел внизу только желтую раскаленную мглу. Эта желтая мгла стала как бы кипеть. Иван увидел, что она гранулируется и рассыпается на миллиарды желтоватых кристалликов. Эти кристаллы стали кружиться вокруг шара в могучем водовороте. И вот эта грандиозная, движущаяся масса рванулась к шару. В ушах Ивана зазвенело, от этого звона он совершенно оглох.
        Вокруг него бушевало раскаленное пламя. Иван оглянулся и увидел искаженное ужасом лицо Егорыча, отражающее блики огня. «Сейчас все должно закончиться», - подумал Иван. И действительно, пламя вдруг прекратилось, и Иван увидел, внизу город. По улицам шли люди, так же светило солнце, зеленели деревья, бегали собаки, летали птицы.
        И вдруг Иван в ярости ударил себя по колену и злобно прошипел:
        - Лийил, это нечестная игра, я хочу увидеть все и до конца. Покажи мне, где все сейчас воскресшие и враз уничтоженные люди и что с ними, Лийил!
        - Иван, - вдруг услышал Иван чей-то голос за своей спиной.
        Иван быстро обернулся и увидел стоящего на площадке высокого, стройного, светловолосого, одетого в ослепительно белые одежды молодого человека. Это был Аллеин.
        - Иван, этот приказ Лийил не выполнит.
        - Почему?
        - Потому что там, куда ты хочешь попасть, тебе быть нельзя. Господь говорил тебе об этом.
        - Книга?
        - Да. Ты забыл, что все, что ты видел, - это же все только демонстрация, устроенная Лийилом специально для тебя. Не много ли тебе на сегодня будет, Иван? - спросил у него Аллеин, и в глазах его блеснуло суровое предупреждение.
        «Он не любит меня, - тут же сделал вывод Иван. - А где же Наташа, что с ней? - вдруг пронеслось в голове у Ивана, - неужели там, внизу, все в порядке и в самом деле ничего не произошло?»
        - Эй, Лийил, направь-ка лестницу к Наташиному окну, бежим туда, Лийил, - торопливо сказал Иван.
        Лестница, которая вела к окну Ивановой квартиры, исчезла, и тут же появилась другая, ведущая к окну Наташиной квартиры. Иван сказал:
        - Побежали вниз, Егорыч. - И быстро пошел вниз. Егорыч поспешил за ним.
        Аллеин покачал головой и медленно склонил ее.
        Спустившись к окну Наташиной квартиры, Иван заглянул в комнату. На спинке кресла лежал Наташин кот, Наташи в комнате не было. «Ладно, надо отправить Егорыча домой, а самому разобраться, что к чему», - решил Иван.
        - Лийил, спусти Егорыча на землю, Лийил, - сказал Иван, и лестница тут же продлилась до земли.
        - Иди домой, Егорыч, вечером поговорим, - сказал Иван.
        Егорыч послушно кивнул головой и спустился вниз по лестнице. Только он ступил на землю, как тут же исчез. «А, все понятно», - решил Иван.
        - Лийил, переводи меня в наше пространство, Лийил.
        Тут же опора ушла из под ног Ивана, и он чуть не упал со второго этажа, но успел ухватиться за раму окна. Подтянувшись, он взобрался на подоконник и, перебросив ноги в комнату, сел. На постели лежал большой букет роз, а из соседней комнаты доносился Наташин голос.
        2
        Был девятый день со дня смерти отца. Наташа проснулась рано, надо было привести квартиру в порядок и приготовиться к приходу знакомых. В том, что кто-нибудь обязательно придет, Наташа не сомневалась. Она готовила себе завтрак, когда раздался стук в дверь. «Кто бы это мог быть в такую рань?» - подумала Наташа, взглянув на часы. Было около восьми. Завязав потуже поясок халата, пошла открывать. Набросив цепочку, Наташа приоткрыла дверь. За дверьми с какой-то потерянной улыбкой, немного виноватой и немного усталой, стоял Ясницкий. Он молчал. Наташа внимательно посмотрела ему в глаза, сумев заметить, что они чуть припухшие и покрасневшие. Наташа молча прикрыла дверь и, сняв цепочку, распахнула ее. Ясницкий вошел с большим букетом роз и бережно подал цветы Наташе:
        - Я обещал приехать и приехал, Наташа. Больше не мог ждать.
        Наташа взяла цветы, ее опьянил их нежный и сильный запах. Наташа любила именно такие розы - маленькие, только что распустившиеся.
        - Заходите, Игорь Исаакович. Проходите в комнату, я сейчас переоденусь.
        Наташа тряхнула головой, расправив волосы, и пошла в спальню переодеваться. Сердце Ясницкого упало и учащенно забилось. «Да, я все это не выдумал. Я ее люблю».
        Наташа положила букет на свою постель, достала платье, быстро надела его, причесала волосы и скрепила их заколкой. «Ну вот, - кажется, начинается coda», - только успела подумать Наташа, чуть задержавшись перед входом в комнату, где находился Ясницкий. Она набрала в легкие воздуху, чтобы скрыть волнение, и вошла. Ясницкий стоял лицом к входу, он ждал ее.
        - Наташа, я приехал делать вам предложение. Я очень прошу вас стать моей женой. Обещаю, что буду любить вас всю жизнь, буду защищать вас, заботиться о вас, потому что дороже вас у меня нет никого и ничего. И не будет.
        Наташу удивило, что он обращается к ней на «вы», но это ей было приятно. Наташа смотрела на Ясницкого и чувствовала, что этот умный и сильный мужчина действительно любит ее нежно.
        - Игорь Исаакович, это так неожиданно, я…
        - Молчи, Наташа, не говори «нет». - Глаза Ясницкого вспыхнули, он взял ее за плечи. - Ты не можешь мне отказать. Я не могу представить, не могу допустить, что ты не будешь моей. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь. Я всему знаю цену: деньгам, власти, дружбе, жизни своей и чужой, женщинам - всему, Наташа. Бог дал мне возможность иметь это все в избытке. Я все готов отдать, только будь моей - моей женой. Я люблю тебя.
        Щеки Наташи пылали, голова закружилась, она молчала, потому что не знала, что нужно говорить и нужно ли это.
        «Ну что же ты! Ты же любишь не его, а Ивана. Зови же его! Беги отсюда, делай что-нибудь! Шлюха ты этакая…» - негодовал Риикрой. Но делал это про себя, потому что появившийся Аллеин показал ему кулак.
        - Наташа, любовь парализовала мою волю, я не могу ни о чем думать, я все время думаю только о тебе. У нас будет дом, если захочешь - дети, ты увидишь весь мир. Ты будешь жить так, как захочешь. Я буду хорошим мужем, таким, каким были мои отец и дед. Тебе не надо меняться, ты мне нужна такая, какая ты сегодня есть, ведь я же не мальчик, и мне не надо много смотреть на человека, чтобы понять, кто он на самом деле и чего он стоит. Ты стоишь очень дорого, дороже моей собственной жизни, и я готов отдать за тебя, если надо, и жизнь. Стань моей женой, Наташа.
        Наташа подняла голову и посмотрела в глаза Ясницкому. Губы ее затрепетали, она хотела что-нибудь сказать, но Ясницкий не дал это сделать, он наклонился и прикоснулся губами к Наташиным губам. Наташа ничего не могла поделать с собой, она не отодвинулась, она не знала, как себя вести. У нее сейчас не было своей воли. Ее воля принадлежала этому человеку, который любил ее. Прикосновение перешло в поцелуй. Голова у Наташи закружилась, и ноги ослабли. Ясницкий, почувствовав, что Наташа обмякла, обнял ее. И вдруг Наташа вся напряглась и оттолкнула Ясницкого. Она услышала в спальне шаги.
        - Что за черт, кто там? - сказал Ясницкий.
        - Там никого не было, - ответила Наташа.
        В комнату вошел Иван.
        Риикрой чуть не упал и даже потерял дар речи, чего с ним никогда ранее не бывало. Он посмотрел на Аллеина, и тот опустил голову. Риикрой три раза ударил в ладоши, изображая аплодисменты, и сказал: «Такого на моем веку еще не было. Он - гений. Он знает, где искать то, что заставит его сделать дело вопреки всем обстоятельствам. Ему и думать не надо, интуиция, а не я, ведет этого человека».
        - Это я, Наташа, - спокойно, как ни в чем не бывало, сказал Иван. - Я только что залез через окно.
        - Зачем ты лазишь в окно? Ведь есть же дверь. Иван, зачем ты лазишь в окно?
        Наташа не кричала и как будто не волновалась, голос ее был спокоен. Но она сильно испугалась, еще не поняв, чего. Голова у нее закружилась, она села в кресло и стала смотреть то на одного, то на другого мужчину, которые оба незваные явились нарушить ее покой этим утром.
        - А, это вы, - как будто между прочим сказал Иван, глядя на Ясницкого.
        - Да, это я. Я только что сделал Наташе предложение. И, кстати, зашел через дверь.
        - Счастье всегда входит в дверь, а несчастье влетает в окно. Так что ли? - сказал Иван и посмотрел на Наташу. Наташа молчала, закрыв лицо рукой. - Я тоже как раз пришел делать Наташе предложение, но, видимо, чуть опоздал. Это опоздание имеет роковой характер, Наташа, или нет?
        Наташа, помолчав немного, глубоко вздохнула и, глядя куда-то в сторону, сказала:
        - Я, конечно, могла бы отправить отсюда вас обоих, чтобы сохранить ваше мужское достоинство. Но сохранение вашего достоинства в настоящий момент меня не очень беспокоит. Сохранение вашего достоинства, чувствую, очень дорого обойдется и вам, и мне, поэтому я подумаю о своем. - Наташа встала. - Сегодня я не ждала вас: ни того, ни другого. Вы пришли. Пришли, надо сказать, в самое неподходящее время. Не знаю, зачем пришел ты, Иван, но Игорь сейчас признался мне в любви. Что скажешь, Иван?
        - Наташа, мне нечего сказать, кроме того, что в этом мире я люблю только тебя. А мне ты веришь?
        - Нет, Иван, не верю, - Наташа направила свой взгляд прямо в глаза Ивану, - но это для меня мало что меняет. Говорят, что для женщины важнее, чтобы любили ее. Наверное, в большинстве случаев это так и есть. Может, я ненормальная, но для меня главнее, чтобы моего избранника любила я. Ты, Иван, не хочешь мне зла и дурных мыслей у тебя нет. Ты честный человек, это я знаю. - Помолчав немного, Наташа продолжила, обращаясь к Ясницкому: Все дело в том, Игорь, что Ивана я люблю. Вы должны меня понять. Вы ведь всему знаете цену. - Голос Наташи не имел никаких намеков на иронию, она говорила серьезно.
        Ясницкий молчал. «Жизнь кончилась. Какой удар», - подумал он.
        - Хорошо, я ухожу. Мне очень, очень жаль, Наташа. Нет, жаль - это не то слово. Говорю честно, вряд ли я смирюсь с этим. Не знаю, как я буду жить и что делать, поэтому и говорить ничего не буду. Мне уйти?
        - Да, Игорь, уходи. - Наташа встала. - Извини, что так вышло. Прощай.
        Ясницкий подошел к двери, постоял немного в проходе, потом повернулся и сказал:
        - И все же - до свидания, Наташа.
        Ясницкий ушел. Наташа закрыла дверь на замок.
        - Ну что, верхолаз, явился вовремя? Вовремя, вовремя! Если бы ты сейчас не влез в это окно - не видать бы тебе меня, как своих ушей.
        Наташа подошла к Ивану и обняла его, прижавшись к груди.
        - Ну, скажи что-нибудь, Дон Жуан, - услышал Иван тихий Наташин голос. Иван молчал, как рыба. Ему казалось, что он онемел и вообще не в состоянии говорить. - Скажи, что заставило тебя залезть в окно?
        - Не знаю, это произошло внезапно. Я очень испугался за тебя. Я боялся, что с тобой что-нибудь случилось.
        - А почему именно в окно?
        - Так получилось, мне так было проще.
        - Вот-вот, Ванечка, - ты из тех, кто ходит путями, которые им проще и которые другим неведомы или непонятны. - Наташа вскинула голову. - Поцелуй меня.
        Иван стал целовать Наташу, а она его. Наташе казалось, что она вся горит, ничего подобного с ней никогда не было. Щеки Наташи пылали, глаза блестели. Иван же совсем растерялся, он был, как камень. Наташа взяла Ивана за руку и повела в свою спальню.
        Иван крепко обнял Наташу, и они не размыкали объятий долго, очень долго.
        Несколько раз стучали в дверь. Наташа говорила про себя: «Прости меня, Господи» - и крепче прижималась к Ивану, как бы ища у него защиты.
        Иван оказался нежным, отзывчивым и настойчивым любовником. Была уже глубокая ночь, когда Иван уснул, а Наташа еще долго не спала, она то и дело смотрела на него и гладила его по голове.
        3
        Светлая комната, узорчатые шторы, на подоконнике цветы. «Неужели это не сон?!» - такой была первая мысль Ивана, когда он проснулся и открыл глаза. Где-то, видимо в кухне, звенели посудой, и был слышен шум бегущей из крана воды. «Нет, не сон - это все было на самом деле, я в Наташиной постели». Ему казалось, что все, что произошло вчера, не произошло на самом деле, а было им выдумано или приснилось, и что этот счастливый сон сейчас развеется, он вернется в реальный сегодняшний день. И перед глазами Ивана начало прокручиваться, как видеофильм, то, что ему довелось увидеть вчера утром.
        Тут в комнату вошла улыбающаяся, с сияющими глазами Наташа. Она скользнула под одеяло и уткнулась губами в Иваново ухо:
        - Завтракать хочешь?
        Иван повернулся набок и стал молча рассматривать Наташино лицо. Он внимательно рассматривал ее глаза, будто бы стараясь запомнить узоры радужной оболочки, Длинные пушистые ресницы, нос, улыбающиеся губы.
        Стол в кухне был накрыт для завтрака. Красивая посуда была слабостью Наташиной матери, а желание все делать красиво - ее призванием. Сегодня Наташа сделала все, как ее мать делала для отца. На столе в фарфоровой салатнице стоял салат, только что сделанный по особому рецепту, - специальный салат для завтрака. Мясо и колбаса были тоненько нарезаны и аккуратно разложены на тарелке. В стаканах был лимонный сок. В кофейнике был ароматный кофе. Иван сел за стол и, как показалось Наташе, растерялся. Он смотрел на блюда, не решаясь начать есть.
        - Ешь давай. Что ты ждешь?
        Иван рассмеялся и посмотрел на Наташу.
        - Знаешь, чем я в основном питался в общежитии?
        - Так чем ты питался в общежитии?
        - Хлебом и молоком. А когда хотелось горячего - я варил кашу, обычно из риса. И знаешь на чем?
        - На чем ты варил кашу? - смеялась Наташа.
        - На «Малыше» - это детское питание, потому что в магазин ходить мне было лень. Я набирал этого «Малыша» и ел его в сухом и разбавленном виде. И так было лет пять.
        - Потому ты такой, наверное, и вымахал, весь бронированный, что питался материнским молоком до тридцати лет.
        - И я всегда, сколько себя помню, с тех пор, как уехал из дома, хотел есть, Наташа. Ты даже не представляешь, как хочется есть, когда набегаешься!
        - А сейчас ты хочешь есть?
        - Как волк.
        - Ну, а чего не ешь?
        - Не хочется разрушать эту красоту.
        - Разрушай уж. Если после разрушения не наешься, я тебе разогрею суп и жареное мясо. Иван, а кто был твой отец? - почему-то спросила Наташа.
        - Я его не помню. Меня воспитывала мать. Она никогда мне о нем ничего не рассказывала. Он с матерью, похоже, и не жил вовсе. Мать всю жизнь прожила одна.
        - Ты, наверное, очень любил свою мать?
        - Да, я был хорошим сыном и не доставлял ей особых хлопот. Кажется, она очень гордилась мной.
        Выпив кофе, Иван вытер салфеткой рот и сказал:
        - Спасибо, Наташа. - И, сделав длинную паузу, добавил: - Что ты собираешься сегодня делать?
        - Иван, знаешь что?
        - Что?
        - Пошли гулять по городу. Под ручку.
        - Пошли, - с готовностью согласился Иван. - Нам же еще это, как его, заявление подать надо. Может, как раз и сходим?
        - Нет, Иван. Заявление мы с тобой подать успеем.
        Я хочу пройтись с тобой по всем улицам и показать тебя подругам. Только, если ты не возражаешь, сначала пойдем купим тебе брюки, рубашку и ботинки.
        - Это что - обязательно?
        - Да, это обязательно. Я-то оденусь нарядно, как всегда. А ты-то себя видел со стороны в своем наряде?
        - А как я выгляжу со стороны?
        - Как вешалка, на которой болтается снятая с чужого плеча одежда. Майка у тебя, наверное, пятьдесят шестого размера и вся полиняла уже. Брюки… Где ты такие взял! Колени торчат на полметра вперед. Руки как у киллера. Глядя на твои хватательные мышцы на запястьях, хочется сразу перейти на другую сторону тротуара. Взгляд быстрый, оценивающий и недобрый. Так что со стороны - ты человек опасный.
        Иван вскочил и сделал молниеносный выпад кулаком в сторону воображаемого противника. Раздался свист рассекаемого воздуха.
        - Да, я человек опасный! Но денег у меня нет.
        - Я тебе займу.
        - Хорошо, пошли! Где мои линялые штаны?
        4
        Собиралась гроза. Издалека уже доносились раскаты грома. Наташа с Иваном вышли на улицу. Постояв немного у подъезда, Наташа решила все же вернуться и взять зонт. Пока она ходила, Иван наблюдал, как во дворе дети играли со щенком овчарки. И дети, и щенок были очень счастливы и выражали свою радость криками, смехом и задорным щенячьим лаем. Иван тоже улыбался. Когда гремел далекий гром, щенок останавливался и крутил головой, стараясь понять, откуда надвигается опасность. Дети не давали ему сосредоточиться и вновь вовлекали в игру.
        Наташа прервала размышления Ивана, взяв его под руку, и они пошли по улице.
        Иван вдруг увидел, что из-за газетного киоска вышел Риикрой. Он улыбался своей омерзительно-ослепительной улыбкой киноактера и махал Ивану рукой.
        - Привет, Иван. Ты не забыл о встрече?
        - Нет, не забыл, - сказал ему Иван и отвернулся.
        Наташа проводила тревожным взглядом странного человека, совершенно не похожего на обычного горожанина.
        - Я должен уехать, Наташа, - сказал Иван. - Мне надо решить некоторые свои проблемы.
        - Ты уедешь. А как же я? Сколько тебе надо времени, чтобы решить эти свои проблемы? - спросила Наташа с тревогой в голосе.
        - Думаю, дней тридцать-сорок, может быть, меньше.
        Наташа опустила голову и долго шла молча.
        - Иван, скажи мне честно: ты бы мог серьезно увлечься другой женщиной?
        Иван посмотрел на Наташу и спокойно, без раздумий ответил:
        - Нет.
        - Значит, мне придется мириться с этими твоими заплывами дней на тридцать-сорок, как с временными увлечениями, - сделала вывод Наташа.
        В магазине Наташа купила Ивану костюм.
        Иван надел костюм и встал перед зеркалом. «Где же я видел похожих мужчин? - думал Иван. - А, в американских боевиках. В этом костюме я похож на принарядившегося гангстера».
        - Как ты меня находишь в этом костюме? - спросил Иван у Наташи.
        - Теперь ты мне нравишься еще больше, Ванечка. Ну ка, повернись боком. - Иван как-то неуклюже повернулся. - Ничего, сойдет. Теперь тебя можно показать подругам и представить как моего жениха.
        - Слово-то какое - жених, - пробурчал Иван. - Оно тебе не режет слух?
        - Не режет. А ты бы как хотел называться?
        - Я - твой мужчина. Или сокращенно - муж.
        - Ишь ты какой! - Наташа рассмеялась. - Сразу в мужья.
        - Но ты же моя женщина. Или, сокращенно, жена.
        - Откуда у тебя такое необычное увлечение филологией, Иван?
        - Обожаю осмысливать значение слов, - отчетливо выговаривая слова, ответил Иван. - У меня есть большое желание заняться структурным анализом языков. Надоела мне теоретическая физика до тошноты.
        Наташа увидела, как Иван сжал зубы и закрыл глаза, как бы заглушая в себе какие-то очень сильные эмоции.
        - Пошли к Ольге. Помнишь ее?
        Когда они шли по улице, Ивану казалось, что он сквозь ткань чувствует бархатную Наташину кожу. Он то и дело поворачивал голову и смотрел на Наташу. Наташа гордо шла рядом с Иваном, иногда поглядывая на него и улыбаясь. Она чувствовала, что Иван именно сейчас начал по-настоящему влюбляться в нее.
        Уставшие от общения Наташа и Иван вернулись долой только вечером.
        5
        - Я буду готовить ужин, а ты пока можешь познакомиться с нашей библиотекой, - сказала Наташа и пошла на кухню.
        Иван кивнул головой и подошел к полкам с книгами, которые занимали целую стену. «Русская литература: Пушкин, Толстой - академическое собрание, Достоевский… Да, видимо, родители Наташи любили читать серьезные книги. Здесь есть, пожалуй, все классические дореволюционные писатели… Смотри-ка, целая коллекция переводов латинских и греческих авторов: отец у Наташи был библиофил и, возможно, очень образованный человек». Иван внимательно просматривал книжные полки, отмечая, что почти все книги читанные. «Ага, вот она», - наконец Иван нашел то, что искал. Он взял с полки том Нового завета издания конца прошлого века и начал его листать. Это был синодальный перевод - архаичный, с длинными и запутанными фразами. «Видимо, переводчики боялись взять грех на душу, добавив или изменив что-либо от себя», - подумал Иван, проглядывая текст. Наконец он нашел нужные места в Апокалипсисе и стал читать: «И увидел я другого зверя, выходящего из земли: он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон. Он действует перед ним со всей властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому
зверю, у которого смертельная рана исцелела; и творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив. И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя. И он сделает то, что всем, малым и великим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их и на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его».«…И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса перед ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою; а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами»[4 - Откровение Иоанна, 13:11.]
        Иван улыбнулся и аккуратно поставил книгу на место. «Как только будет возможность, надо будет попросить Лийил и встретиться со своим тезкой Иоанном и поговорить с ним. То, что он описывает, - это, несомненно, описание зрительных образов, такое не выдумаешь. Кто же ему показал такое? Всех этих зверей с рогами, серные озера… Бог показывал мне совсем другое, и никакого Конца света я что-то не припомню. Тот, кто разработал сценарий Апокалипсиса, знал, что рано или поздно явится некто, кто создаст образ Сатаны - суперкомпьютер и вложит в него дух - программу для решения Системы. Ей и будут поклонятся… Если этот кто-то - Бог, то Он показал Иоанну то, что нет в его Книге, для того, чтобы предупредить нас; если - Сатана, то понятно, зачем он это сделал… Вот хитроумная тварь! Сделать так, чтобы его сценарий люди считали планом Бога и поэтому не могли противодействовать! Ну уж нет, я разгадал твой план, Сатана. По-твоему не будет. Если я и вдохну когда-нибудь дух в этот суперкомпьютер, то это будет мой дух, а не твой, и об этом не узнает никто. А ведь Христос, кажется, предупреждал, что последний пророк -
это Иоанн Креститель[5 - 11 Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его.12 От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его,13 ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна (Мф., И) - Прим. авт. 156]. Выходит, что Иоанн Богослов не может быть пророком. Тогда что значит это его Откровение? А впрочем, для меня это сейчас неважно».
        Риикрой передразнил Ивана и сказал: «Ишь, умник нашелся. Ты давай делай свое дело, а не рассуждай».
        Иван присвистнул и пошел на кухню. Наташа в фартуке стояла у плиты и переворачивала мясо на сковороде. Увидев Ивана, она улыбнулась и спросила:
        - Что, проголодался? Подожди еще минут десять. Скоро все будет готово, и сядем ужинать.
        Иван сел за стоящий у окна кухонный стол и сказал:
        - Можно, я здесь посижу?
        - Посиди, посиди, мне ты не помешаешь.
        Иван стал смотреть в окно на плывущие над рекой облака, а Наташа закрыла сковороду крышкой и стала наблюдать за Иваном. «Какой он все же красивый парень. Нет, не парень - мужчина. Именно мужчина. Я только сейчас по-настоящему это заметила. А в чем же его красота? Что мне в нем так нравится? А, поняла: его лицо - это портрет умной воли. Он человек, который не живет просто так, это видно сразу. С такими трудно, но зато интересно. И если их любят женщины, то… - Наташа остановилась и задумалась. - А, что тут говорить. Странный он. А еще видно, что хозяин такого лица, - Наташа усмехнулась про себя, - может быть беспредельно целеустремленным. Если он что-то задумает, его не остановит ничто, ни уговоры, ни угрозы, ни даже я. Поэтому нельзя становиться на его пути. Видимо, сейчас он и выбирает этот путь. А тут появилась я и осложнила ему задачу».
        Наташа подошла к Ивану и обняла его.
        - Скажи, о чем ты думаешь, милый?
        Иван быстро и резко взглянул на Наташу, но она не изменила выражения лица, показывая этим, что его жесткий взгляд ее не обидел.
        - Я думаю о том, как мне быть дальше, Наташа. Я тебя удивил?
        - Нет, мне тоже так показалось. «Быть иль не быть - вот в чем вопрос», - сказала Наташа, сводя диалог к шутке. - Знаешь, мне кажется, что пройдет совсем немного времени и многое определится.
        - Нет, Наташа, - Иван покачал головой, - я так не хочу. Мне надо определяться самому.
        Наташа отошла от Ивана и стала резать хлеб и доставать из шкафа посуду. Она искоса взглянула на Ивана и подумала: «Он не вмещается в эту кухню - не потому, что он высокий, а потому, что нельзя ему каждый вечер сидеть на кухне и смотреть в окно. Если он будет сидеть здесь и смотреть в окно, как мой отец, ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу себе этого представить. И он, наверное, не может. Об этом он и думает. Да, ему нужно достойное его дело, а дела у него, судя по всему, нет».
        Наташа начала было расставлять на столе посуду, но вдруг остановилась и сказала:
        - Давай будем ужинать в зале.
        - Давай в зале, - с готовностью согласился Иван. Он помог Наташе перенести в зал посуду и блюда. Наташа постелила на стол красивую скатерть, все расставила и принесла бутылку вина.
        - Открывай вино, - протянула она бутылку Ивану. - Помянем моего отца, хоть с опозданием, а потом отметим наше с тобой обручение.
        - Кто был твой отец? - спросил Иван.
        - Мой отец был физик, как и ты. Но его настоящая профессия была, все же, по-моему, быть моим отцом и мужем моей матери. Он был хороший человек. Люди его уважали. Думаю, он бы простил мне вчерашнее, поэтому и не каюсь, что пропустила поминки.
        - Вчера было девять дней?
        - Да.
        Наташа надолго замолчала, погрузившись в свои мысли.
        - Раз ты любила своего отца, значит, он тебе все простил. Не горюй, Наташа.
        Наташа села рядом с Иваном и, обняв его, спросила:
        - Ваня, что тебя беспокоит, скажи. Не я ли этому причиной?
        - Вот что, Наташа, давай договоримся так. Не позже чем в среду я исчезаю дней на тридцать-сорок, может быть меньше. Уверен, за это время я разберусь со своими проблемами.
        - А если я не согласна ждать, что тогда? - спросила Наташа.
        - Я все равно сделаю то, что задумал.
        - Даже если потеряешь меня?
        Глаза Ивана сверкнули знакомым уже светом, который заставляет всех ежиться и отводить взгляд. «Каким он жестоким может быть», - подумала Наташа.
        - Я сделаю то, что решил, прости меня, если можешь.
        Теперь перед Наташей стоял человек: высокий, очень сильный, очень умный, очень странный, бесконечно талантливый и очень чужой. Этот человек пристально смотрел на нее. Наташе казалось, что его взгляд проникает в самую глубину ее души. И этот взгляд был не добрый. «Ну, вот и все! Зачем я сказала это? Теперь он начнет ломать и меня, как ломает законы физики. Я для него теперь - логическая модель. Господи, неужели все кончилось, не успев и начаться!»
        - Иван, скажи, я тебе очень нравлюсь?
        - Я сделаю все, чтобы мы были вместе, - ответил Иван и обнял ее.
        Аллеин сложил руки крестом на груди, поднял лицо вверх и полетел, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Летел он, не махая крыльями, а как ракета, поворачиваясь вдоль оси, направленной в центр Вселенной. Он летел так, потому что на это была не его воля, а воля пославшего его. Вскоре он предстал пред вратами, ведущими к Богу, они были закрыты. Тут он услышал знакомый голос:
        - Аллеин, ты поведешь Ивана на встречу с Врагом.
        - Но я не могу этого делать, ведь он не отказался от Врага - ни внешне, ни внутренне. Я не люблю этого человека. По Твоей воле он может все, но он не может пока даже решить, чего он хочет.
        - А разве ты не знаешь, Аллеин, что для смертного самое трудное - это выяснить, чего он в действительности хочет?
        Аллеин склонил голову:
        - Господь, а если он не откажется от Врага?
        - Если он не откажется от Врага, его поведет на встречу с ним кто-то другой - из тех, которые для меня не существуют.
        - И такое может быть?
        - Иван - свободный человек. Все может быть, Аллеин. Возвращайся на Землю. Я привлек тебя, чтобы сказать важное.
        Аллеин поклонился, взмахнул крыльями и полетел.
        6
        - Ну что, Риикрой? Что скажешь? Как Иван? Он теперь понял, в чем заключается его роль, и она ему не нравится? - бросил Сатана, опережая очередной доклад Риикроя.
        - До него, кажется, начинает доходить, что существуют в мире обстоятельства, над которыми он не властен. И эти обстоятельства заложены внутри него.
        - Значит, до него начинает доходить, что он - мой. Он обязательно дорешает свою Систему до конца. Компьютерные программы - это то, что нам более всего доступно и понятно, потому что нет ничего более логичного. Так вот, в основу программы, которую он только что сделал, он положил принципы, которые Творец использует при трансформации духовных образов в материальные сущности. И ловко, скажу я тебе, это сделал! На высшем уровне.
        - Как это ему удалось?! - искренне удивился Риикрой, знающий настоящую цену научным открытиям людей, но не вникший до сих пор в тонкости Ивановой Системы.
        - Все дело в том, что он попутно с составлением своей Системы ранее создал мощный математический аппарат, людям пока неизвестный. Его он и использовал при программировании. Ты понимаешь, что он сделал? Эта программа многого стоит… Одно без другого создать было невозможно.
        - И он, кстати, осознает это. Видимо, поэтому на ту программу, которую передал для тиражирования, он наложил специальный ограничительный фильтр. Оригинальная же, ничем не ограниченная программа осталась только в том компьютере, на котором он программировал, причем через определенное им время или при попытке перезаписи она будет стерта. А исходный текст он вообще уничтожил.
        - И ему было не жалко? - В голосе Сатаны Риикрой услышал искреннее сожаление. - Это что - осторожность или что-то другое?
        - У него феноменальная память. И он предпочитает все хранить в голове, так, по его мнению, надежнее. Без него этой программой никто не сможет воспользоваться. Ведь никто, кроме него, не знает вход в нее и принципы управления. А так-то да - эта штука занимательная. Для чего люди могли бы ее применить, если бы имели ключи к ней?
        - Прямое применение - оптимальное управление любыми потоками информации. Ну а, вообще говоря, она может, например, быстро кодировать человеческую речь в текст. То есть информацию любого объема, заданную на материальных носителях, она кодирует в свою символьную систему, которую потом можно декодировать в обратном направлении. Если бы к этой штуке пристроить датчик нематериальных образов, она бы из них могла сделать, например, текст. А если эту программу модифицировать, то и рабочие чертежи материальной модели образа. Представляешь: думает человек, например, о цилиндре и даже ничего не говорит, а через посредство этой программы станок вытачивает этот цилиндр. Ну, это простейший случай. То есть осталось изобрести генератор образов, набрать побольше молекул и творить мир из них. Иван на правильном пути - пути создания инструмента творения.
        - Что мне теперь делать, Господин? - спросил Риикрой, надеявшийся получить какой-нибудь необычный приказ.
        - Ничего. Следить и ждать. Сети расставлены, на всех его путях мои люди, теперь ему деваться некуда.
        7
        Ивану приснилось, что он лежит на земле в густой траве и его лицо щекочут колоски и травинки, от их прикосновений он и проснулся. Оказалось, что это не трава, а Наташины волосы лежали у него на лице. Иван открыл глаза. Наташа спала, уткнувшись носом в его щеку. Видимо, было раннее утро. Иван не стал искать свои часы, лежавшие где-то рядом на стуле или на тумбочке, чтобы случайно не разбудить Наташу. Он осторожно отстранился, повернул голову и посмотрел на Наташино лицо. Длинные ресницы чуть трепетали, на щеках был румянец, губы, казалось, едва заметно улыбались. Иван долго разглядывал ее, подумав о том, что он впервые в жизни внимательно рассматривает лицо спящей женщины. «Какой же она кажется беззащитной, - подумал Иван, - наверное, все мы такими кажемся во сне». Иван начал было дремать, но внезапно непонятно почему в голову пришла Мысль: «А чего я здесь лежу?» Дремоту как рукой сняло. Наташа легла на спину. Лицо ее стало серьезным и сосредоточенным. «Как, интересно, он будет выглядеть?
        Вряд ли он похож на Воланда из „Мастера и Маргариты“ или на гетевского Мефистофеля. Ясно, что и тот, и другой в лучшем случае - пародия на него. Какой он на самом деле? - уже не мог остановить свои мысли Иван. А ведь я же его боюсь. Очень боюсь. Да, я очень боюсь этой встречи, так же, как теперь боюсь смерти, - анализировал свои чувства Иван. - Это не шуточки, это, скорее всего, опасно, смертельно опасно. Ничего хорошего от него ждать нельзя. Если он - воплощение злой воли, а так оно и есть, ведь он антипод созидания и жизни, это даже в чисто физическом смысле, значит, цель у него одна - подчинить меня своей воле. Для нас он - зло, потому что мы, люди, - не из его мира и живем не по его законам. С этим он не смирился и не смирится никогда. Надо же, в каких категориях я стал рассуждать, - усмехнулся Иван, - добро, зло… Это для меня совершенно новое. Но я боюсь его - это точно. Его и все, что за ним стоит. Боюсь инстинктивно, как человек боится змей. Пропади он пропадом. Хотя он - необходимый и существеннейший элемент мироздания. „Не введи во искушение…“ - это о Боге; „…и спаси от Лукавого“ - это о
Дьяволе. - Ивана начало охватывать хорошо знакомое ему чувство - переливающееся через все пределы бешенство, ищущее выхода. - Что же делать?! Он ведь все знает обо мне, а я о том, что он есть на самом деле, только догадываюсь. А надо, чтобы результат этой встречи был такой, какой нужен мне, а не такой, какой ему».
        Иван осторожно встал с постели, еще не зная, что он будет делать. На спинке стула аккуратно висел его новый пиджак. «Куда я в нем? Нет…» И тут Иван понял, что он будет делать. Он быстро оделся в свою привычную одежду, написал короткую записку Наташе и, не умывшись и не позавтракав, вышел из квартиры. На улице опять собиралась гроза.
        Постояв немного около подъезда, Иван сделал несколько быстрых шагов и перешел на бег. Сначала, по тротуарам, он бежал медленно, но на шоссе, которое вело из города, он, наконец, побежал так, как хотел: чтобы чувствовалось сопротивление проносящейся под ногами дороги.
        Такое уже бывало в его жизни. Когда долгие поиски решения какой-нибудь проблемы не давали результата и все возможности, казалось, были исчерпаны, Иван устраивал для себя марафонские забеги. Основной целью было освободиться от идущих по кругу, а поэтому бесплодных мыслей. В Ивановой терминологии это называлось «выйти за пределы задачи». Ранее были испробованы все известные ему способы: он до беспамятства напивался, до изнеможения занимался сексом, ходил на дискотеки, даже пробовал наркотики - ничего не помогало. Только долгий бег на пределе физических возможностей приносил желаемый результат. Иногда он ставил себе цель: добежать куда-либо за определенное время, иногда вообще бежал без цели, только бы бежать. В этот раз цели не было. Надо было бежать по дороге из города, бежать столько, сколько нужно, чтобы в голове не осталось ни одной мысли.
        Первые несколько километров Иван набирал скорость, вбегался в нужный ритм. Он прислушивался к мышцам, сердцу, дыханию, как бы регулируя все параметры их работы, делая ее слаженной. Почувствовав, что нужный темп взят и все его органы работают как надо, обеспечивая заданный темп, Иван отключал сознание, переходя, как он сам себе говорил, «на автопилот». Отключение сознания было делом сложным, для этого в ритме бьющегося сердца Иван твердил формулу: «Я - свободен, я свободен…» - итак до бесконечности, пока не исчезали все мысли не только из сознания, но и из подсознания. После того как это получалось, наступало желанное, необыкновенное состояние: когда все видишь, но ничего не чувствуешь, будто тебя нет, а есть только какой-то бегущий механизм, части которого твои сердце, мышцы и мозг, предназначенные только для того, чтобы управлять движением этого механизма - просто чтобы бежать в нужном направлении и правильно обходить и преодолевать препятствия. Достичь такого состояния удавалось не всегда, потому что на это приходилось тратить много сил. В этот раз другого выхода не было.
        Сначала Иван бежал по шоссе, потом по проселочной дороге. Когда он вновь выбежал на шоссе, почувствовал, что пора: процесс вбегания завершился. Иван начал твердить свою формулу, и началась борьба. Ничего не получалось, потому что весь мозг был до предела забит проблемой, от решения которой Иван хотел освободиться. Мысли в виде стройных предложений, каких-то отрывочных фраз, отдельных слов, математических формул, логических отношений продолжали хозяйничать в его мозге. Все остальное, в том числе и мысли о Наташе, было уничтожено или переведено в анабиоз, а эти нет, эти были непобедимы. Иван значительно увеличил темп, он бежал сейчас, как бегут дистанцию пять километров, сердце забилось быстрее, вслед за этим участилось дыхание, формула повторялась, соответственно, чаще. Воздух с шипением всасывался легкими и тут же сжигался мышцами. Ивану казалось, что он чувствует, как это происходит. «Хорошо, кажется, начинает получаться», - подумал Иван. Тут же откуда-то вырвалась мысль: «Ты не решил Систему до конца, это надо сделать». Пока ничего не получалось. Оставалось только надеяться, что в конце концов
формула сработает и взятый темп окажется достаточным.
        Зазвенело в ушах - это был своеобразный предупреждающий сигнал, значит, темп был слишком высоким и возможности беговой машины по его поддержанию уже на пределе. Еще бы, ведь Иван уже пробежал километров двадцать пять, миновав райцентр, и сейчас бежал по дороге, извивающейся по холмам. На затяжном подъеме и зазвенело. Решил темпа не снижать и отдал себе, то есть сердцу, легким, мышцам приказ держать темп. Если бы кто-то мог видеть Ивана со стороны, то он бы испугался: лицо Ивана стало бледным до синевы, глаза остановились, нос и щеки ввалились, как у мертвеца. Во рту пересохло, уши заложило, и все-таки формула не работала. Иван, наконец, вбежал на подъем, стало легче. Он продолжал бежать в том же темпе. «Чем еще усилить действие формулы? Раз задаешь себе этот вопрос - значит, еще ничего не получается. Нужна цель забега. Бегу в церковь. Там свобода». Иван начал повторять новую формулу: «Бегу в церковь - там свобода». Осмысливать ее значение уже не было возможности.
        Так как в состояние «человек бегущий» войти не удавалось, приходилось терпеть. Теперь каждый километр давался с огромным трудом. Ивану казалось, что еще немного, и он упадет, но он держал прежде взятый темп. Когда он преодолевал крутой подъем дороги, ведущей мимо расположенной рядом, оцепленной несколькими рядами колючей проволоки тюрьмы, он потерял сознание. Он потерял сознание в буквальном смысле, он должен был упасть и, скорее всего, умереть от разрыва сердца, но он не упал и не умер, а продолжал бежать все в том же темпе, только стал сильнее раскачиваться из стороны в сторону. Потом начался длинный спуск. Где-то на середине спуска сознание включилось с произнесения формулы: «Я свободен. Я свободен. Я свободен…» Желаемое состояние, наконец, было достигнуто.
        Впереди была дорога, позади дорога, вверху небо, по сторонам поля. И не было ни мыслей, ни чувств. Добежав по заброшенной деревни, Иван повернул направо. Теперь по цели, которая внезапно открылась ему, оставалось километров пять. И тут начался сильный ливень. Бежать стадо легче. Потоки воды охлаждали разгоряченное тело, от спины шел пар. Наконец с горы открылся вид на городок, в котором и была церковь. Она располагалась на окраине города, около озера.
        Добежав до переезда, Иван остановился, потому что проходил поезд и переезд был закрыт. Дождь в это время кончился. Поднялся шлагбаум, и Иван пошел через железнодорожные пути, бежать уже не было смысла, потому что церковь была метрах в ста, совсем рядом.
        Постояв немного у ворот церковной ограды, Иван вошел в церковный двор и направился прямо ко входу в церковь. Он подошел к дверям, взялся за ручку и потянул. Двери были закрыты. Иван услышал старушечий голос:
        - Молодой человек, что вам надо?
        Иван обернулся. Его окликнула старушка, одетая в ватник, валенки с калошами и повязанная черным платком. Иван улыбнулся и, сдерживая не успокоившееся до сих пор дыхание, сказал:
        - Я бы хотел войти в церковь.
        - Церковь закрыта. Служба-то в пять вечера, а сейчас десять утра. - Иван стоял, все так же держась за ручку. - Может, вам нужен отец Петр? Так он скоро будет. Если хотите подождать, пойдемте в избу, там обсохнете, согреетесь, вы же весь мокрый, - предложила старушка. На улице после дождя было прохладно, к тому же подул холодный ветер. Иван промок до нитки и чувствовал, что начинает замерзать.
        - Спасибо большое, я действительно замерз. - И он пошел к маленькому рубленому домику вслед за старушкой.
        В избе топилась печь, и было очень тепло. Иван сел на скамейку около печи. Под скамейкой тут же образовалась лужа. Старушка посмотрела на него и вышла. Вскоре она вернулась, неся в руках какую-то одежду.
        - Переоденься-ка, милай. Вот тебе рубаха, портки и полотенце.
        Иван с трудом встал и, взяв одежду, вышел в сени. Там он снял прилипшую к телу одежду, вытерся полотенцем и переоделся в полотняную рубаху без пуговиц и такие же штаны. «Такую одежду, наверное, носили крестьяне в начале века», - подумал Иван.
        Он вернулся в дом и опять сел на скамейку. Старушка что-то говорила о том, что скоро вскипит чай, что у них добрый священник, что какой-то пьяный тракторист недавно сломал церковные ворота, въехав в них трактором. До Ивана ее голос доносился откуда-то издалека. Вскоре он уснул. И спал без снов, как мертвый, уронив голову на грудь.
        «Таким сном могут спать солдаты после трех дней беспрерывных боев, его трудно отличить от смерти», - охарактеризовал его состояние Аллеин, который все это время неотступно следовал за Иваном. Риикроя же рядом не было. «Это потому, что Иван уже принял решение встретиться с Сатаной», - догадался Аллеин.
        Отец Петр поставил свой автомобиль в гараж, расположенный тут же, внутри ограды, и вошел в домик. Этот домик был не только для церковного сторожа, в нем жил и он, когда приезжал служить службу.
        Войдя в избу, он увидел человека, одетого в полотняную рубаху и такие же штаны, который спал, сидя на скамье около печи. Над печью была развешана его мокрая одежда.
        - Это кто же, матушка, у нас тут спит? - спросил отец Петр у сторожихи.
        - Не знаю, батюшка. Хотел в церковь попасть. Трезвый. Я ему сказала, что вы скоро будете. Дала вот ему в сухое переодеться, он пригрелся да и уснул.
        Отец Петр подошел к спящему и заглянул ему в лицо.
        - Ну что ж, пусть спит, а я пока делом займусь.
        Отец Петр сел за стоящий около окошка стол, достал из портфеля листы бумаги и начал что-то писать.
        Иван проснулся примерно через час и сразу же открыл глаза. Старушки в избе не было, но за столом спиной к нему сидел священник. Иван, чтобы привлечь внимание, осторожно кашлянул. Священник перестал писать и повернулся к нему.
        - А, проснулись.
        - Здравствуйте, извините, что так вышло. Пригрелся в тепле и заснул.
        - Ничего, ничего - бывает, - успокоил его священик - поспали - и хорошо. У вас какое-то дело?
        - Да, понимаете, я бы хотел побыть в церкви.
        Священник помолчал немного, а потом сказал:
        - Для чего вам это? Я должен знать.
        - Мне кажется, что только в церкви я смогу подумать о моей жизни так, как мне хочется.
        - Как?
        - Спокойно.
        - Я вас очень прошу, объясните мне, почему для этого вам нужна церковь.
        Иван задумался. Наконец, он поднял впервые за время разговора глаза, выстрелив взглядом в священника, и спросил:
        - Как вы думаете, есть ли Дьявол?
        Отец Петр, подумав немного, ответил:
        - Да, он есть и он действует. Вы почувствовали его повышенное внимание к вам и считаете, что под куполом церкви сможете спрятаться от этого внимания? Но это у вас не получится.
        - Почему?
        - Вы же не крещеный. Разве не так?
        - Да, так. Я не крещеный. Но ведь крещение - это обряд. Неужели он имеет принципиальное значение?
        - Это не обряд, это таинство, и оно, выражаясь вашим языком, имеет принципиальное значение.
        - Отец Петр… Я правильно к вам обращаюсь?
        - Да.
        - Объясните, если это не сложно, почему это имеет принципиальное значение?
        - Хорошо, я постараюсь объяснить, - согласился священник и, отложив в сторону шариковую ручку, повернулся к Ивану. - Главное, что дает человеку Бог, это свобода. Жизнь дается и животному, но возможность сознательного выбора, как жить, есть только у человека. Вы можете креститься или нет - это ваш выбор, но и Господь сделал свой выбор, установив правило: «Если кто не родится от Воды и Духа, не может войти в царствие Божье»[6 - Иоанн, 3:5.]. Мог он Установить такое правило? Мог.
        - А как же дети? Ведь они ничего не выбирают, - возразил Иван.
        - Выбор за них делают их родители, и они как родители имеют на это право.
        - Что же, получается, кто не крестился, у того никаких шансов на загробную жизнь?
        - Я повторил слова Господние, он говорит о царствии Божьем - это более узкое понятие, чем загробная жизнь.
        - Ну хорошо, пусть так, но сейчас моя цель - не получение возможности попасть в это царство, а гораздо более простая. Да, я почувствовал, как вы удачно выразились, повышенное внимание к себе Сатаны. Можно и покреститься, если это поможет.
        - Никакие, даже самые толстые, стены на защитят вас от Дьявола. Единственная от него защита - вера в добро, вера в Бога. Вы ведь верите в Бога?
        - Да. У меня нет никаких сомнений в его существовании.
        - Вы должны покреститься и поверить, что это вам поможет.
        - Я согласен. Это можно сделать прямо сейчас? - Иван встал.
        - Ну что ж, можно и сейчас, - кивнул головой священник и вздохнул. - Вы подождите здесь, а я пойду распоряжусь.
        Пока священника не было, Иван сидел, подперев голову руками и не думая ни о чем. Ему сильно хотелось есть, и теперь он боролся с голодом.
        Примерно через полчаса священник вернулся и сказал:
        - Пойдемте в церковь, я готов.
        Иван замешкался.
        - Что, прямо так, в этом?
        - Да, прямо так, так даже лучше. Чтобы не замерзнуть, накиньте тот тулуп, в притворе снимете.
        Священник пропустил в церковь Ивана и закрыл двери на ключ. В церкви никого не было. Это была маленькая деревенская церковь. С самого ее основания у нее не было богатых покровителей, и все убранство, которое в ней было, делалось руками прихожан, заботливо и терпеливо ее обустраивавших и украшавших. Сверху из-под купола падал свет, боковые же окна были закрыты ставнями. Рядом с иконой Спасителя в большом подсвечнике стояли три горящие свечи. Под иконами чуть теплились лампадки. Около входа в алтарь стоял большой серебряный сосуд с водой.
        - Постойте здесь, - сказал священник и ушел через специальную дверь в алтарную часть храма.
        Иван до этого был в церкви один раз, да и то случайно. Он стоял и рассматривал иконы, стараясь угадать, кто на них изображен. Было очень тихо, отчетливо слышалось потрескивание свечей.
        Священник вышел одетый в блестящие, красивые одежды и сказал:
        - Сын мой, хорошо ли ты подумал, прежде чем пришел сюда?
        - Нет, я не думал об этом. Считаю, что сюда привела меня судьба. Но я тверд в своем решении. Я хочу, чтобы вы меня крестили.
        - Как человек ты имеешь право на это, но готов ли ты покаяться в содеянных грехах? Сказано: «Покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа»[7 - Деян., 2.38.].
        - Я много грешил, но никому не желал зла. Грех ли желание знать о мире все?
        - Да, сын мой, - это грех. Грех, сродни первородному.
        - Но это желание во мне неуничтожимо, святой отец.
        - Я знаю. Отказаться от дара проникать в суть вещей - не в твоих силах, но помни, что и ты, и дар твой есть от Бога. От Бога. Отрекись же от Дьявола. Отрекись трижды.
        - Дьявол, я от тебя отрекаюсь. Будь ты трижды проклят, - сказал Иван. Священник улыбнулся. Иван не видел этого. Он посмотрел на священника и спросил:
        - Я что-нибудь не так сказал?
        - Нет, все так. Повтори три раза: отрекаюсь.
        Иван повторил три раза. Священник подошел к чаше с водой и что-то говорил над ней и делал. Он проводил обычные действия, но Иван не видел, что он делал, потому что священник стоял к нему спиной.
        - Подойди сюда, Иван, - пригласил его священник.
        Иван подошел и стал около чаши. Священник попросил его наклониться и трижды окунул его голову в чашу, произнося при этом молитву.
        То, что произошло дальше, видел только Иван, потому что священник отошел в сторону, чтобы взять крестик, и отвернулся. Иван поднял голову и увидел, что Лийил парит над ним. Лийил быстро взлетел под купол, исчез на мгновение и потом со скоростью молнии вернулся в Ивана. Отец Петр увидел вспышку, отразившуюся в церковной позолоте. «Что это, молния, что ли? Гроза вроде закончилась. Грома не было. Наверное, это далекая вспышка», - подумал он, надевая на мощную Иванову шею нательный крест.
        - Следуй за мной, - сказал священник, вручая Ивану зажженную свечу, и трижды провел Ивана через алтарь храма. Потом он отстриг у Ивана маленькую прядь волос и сказал:
        - Все, что делаешь, делай во славу Божью. Ибо Он есть наш отец и судия. - Иван кивнул головой. - Ну что ж, теперь я оставляю тебя. Думай, молись. Я буду в домике. - Он вышел, оставив Ивана одного.
        «Ну что, кажется, я готов к встрече с Сатаной», - подумал Иван и тут же увидел перед собой человека в белых, сверкающих одеждах.
        - Кто ты? - испуганным, сорвавшимся голосом прошептал Иван.
        - Я твой ангел. Следуй за мной.
        Он быстро собрался с духом и спросил:
        - Куда и зачем?
        - На встречу с Сатаной. Ты же хотел этого.
        - У меня пока нет плана действий. Об этом я и хотел подумать здесь.
        - Никакой план тебе не поможет, потому что Враг во сто крат умнее каждого. Не пытайся его переиграть.
        - Нет уж. Я попытаюсь. Я буду делать то, что хочу я, а не то, что хочет он. Объясни, зачем мне твое сопровождение?
        - Сам ты не найдешь дорогу к месту, где назначена встреча.
        - Но у меня есть карта.
        Ангел улыбнулся и сказал:
        - У карты слишком мелкий масштаб, к тому же ты забыл ее дома, но главное не это. Искать его должен ты, а не он тебя. Если ты желаешь этой встречи - следуй за мной.
        - Да, желаю. Хорошо, пошли. Я только поблагодарю священника, и все. Где мы встретимся?
        - Выходи за ограду церкви, там увидишь меня.
        Иван вышел из церкви и пошел в домик сторожа. Отец Петр опять что-то писал. Увидев Ивана, он поднял голову и с удивлением спросил:
        - Что, уже?
        - Да. Спасибо за то, что вы для меня сделали. Мне надо идти.
        Иван взял свою не просохшую как следует одежду и пошел переодеваться. Переодевшись, он попрощался со священником и быстро направился к воротам церковной ограды.
        8
        В тот день, когда Иван ушел, Сергей был занят подготовкой к сдаче работы заказчику. Программисты раз за разом прогоняли тесты, устраняя последние недоработки. Неточности в работе программ были легко исправимы, потому что все они не касались работы главной управляющей программы, которую сделал Иван. Эта программа работала безупречно. Программисты сравнили ее объем с базовой версией, получилось, что она раза в три короче. Как это у Ивана получилось? Никто и понятия не имел. Но программа работала, по общему определению, зверски. К концу дня стало ясно, что можно поздравить себя с победой. Новая версия работала в четыре раза быстрее старой! «Произошло невероятное, - думал Сергей, - но где же Иван?» Ивана нигде не могли найти. Сергей долго держал руку на телефоне, не решаясь позвонить Наташе, наконец набрал номер:
        - Здравствуй, Наташа. Как дела?
        - Спасибо. Как у вас дела?
        - Отлично. Все работает. И работает с невероятной скоростью. Иван, мягко говоря, - гений. То, что он сделал, никто из наших даже представить себе не может. Никто даже понять не может, что это вообще можно сделать. Но факт - все работает. Слушай, а ты случайно не знаешь, где Иван, я его нигде не могу найти.
        - Нет, не знаю. Сегодня рано утром он скрылся в неизвестном направлении. Оставил записку: «Завтра-послезавтра дам о себе знать. Иван».
        - Кому оставил записку?
        - Мне оставил.
        Сергей все понял. Он подумал: «Как к этому относиться? Наташа с Иваном два сапога - пара, они друг друга стоят». Наконец он выдохнул и сказал:
        - Наташа, он хоть раз поинтересовался судьбой разработанной им программы?
        - Нет.
        - Вот дает! Ты представляешь, до какой степени ему на все наплевать!
        - Почему ты так думаешь?
        - Сделал феноменальную программу. Заработал кучу денег - и хоть бы что! Да еще взял и исчез.
        - Сергей, чувствую, что тут что-то не то. Что будем делать?
        - Что делать, что делать… Думать, а потом действовать, что еще можно делать. Предлагаю до завтрашнего вечера не дергаться. Думаю, он вернется и все сам расскажет.
        - Почему ты в этом так уверен? Объясни, пожалуйста.
        - Если он решил от нас смыться, а с него станется, то искать его бесполезно, да и ни к чему. Если он даст о себе знать, как обещал, то он даст о себе знать. Иван всегда держит слово, Наташа. Всегда. - Сергей сделал паузу. - Уверен, убить его не убьют, просто потому, что, как выяснилось, это крайне трудно сделать, да и не вижу я людей, которые сейчас, когда мы уже оттестировали программу, были бы в этом заинтересованы. Предлагаю: давай ждать до завтрашнего вечера.
        - Давай ждать до завтрашнего вечера, - согласилась Наташа.
        Сергей перевел разговор на другую тему.
        - Наташа, мне бы очень хотелось, чтобы ты приняла участие в демонстрации программы, которая, по сути, будет презентацией нашей фирмы.
        - В качестве кого?
        - В качестве финансового директора.
        - Я согласна. А когда будет эта демонстрация-презентация?
        - Во вторник в десять утра начало. Публично прогоняем тест, говорим то, что в таких случаях говорят, и после этого подписываем документы. Все это должно занять часа два.
        - Кто там будет?
        - Вице-губернатор и два представителя американской фирмы-разработчика. Пусть полюбуются на наше творение. Теперь даже самая предвзятая экспертиза не найдет никакого плагиата.
        - Хорошо, я буду готова. А Ивана с собой возьмем, если он найдется?
        - Конечно, возьмем. Я, кстати, не собираюсь скрывать авторских прав на программу. Все авторские права принадлежат исключительно ему. Понимаешь?
        - Понимаю.
        - Можешь ему это передать при встрече. Эх, - Сергей засмеялся и хлопнул себя по колену, - ладно, поздравляю тебя с удачной жизненной находкой и желаю счастья. Если что - звони.
        Аллеин взлетел очень высоко. Если расстояние от поверхности земли можно было бы выразить в человеческих единицах измерения, то это - километров двести. Но в том мире, в котором он находился, существуют другие единицы измерения, которые не переводятся в привычные для нас. Аллеин взлетел так высоко, затратив очень много сил, чтобы одновременно наблюдать за Иваном, идущим по указанному им пути, Наташей, Сергеем и Игорем Ясницким, который попал в круг интересов Аллеина потому, что обратился к Богу с молитвой: «Господь и Бог мой, за что ты меня казнишь? Прости меня. Помоги мне. Мне сейчас нужно: Наташу, отомстить Малышеву и уничтожить Ивана. Я желаю этим двум мужчинам зла, но ведь и они мне желают того же». Ясницкий молился про себя, и молитва его была услышана и передана Аллеину. Причиной, заставившей Ясницкого просить помощи у Бога, была не вера в то, что Бог может ему помочь, а полная растерянность. Он не знал, что делать. И не знал, с кем посоветоваться. Оставаться же в таком положении, какое сложилось, он не мог. Находиться в бездействии, когда все его жизненные интересы под угрозой, - это было
для Ясницкого состоянием невозможным.
        Наташа не могла найти себе места: она то ходила по комнатам, то брала в руки книгу, то пробовала смотреть телевизор - ничего не хотелось делать. «Еще вчера он был здесь, рядом. А сегодня где он? Что с ним? Зачем он ушел, ничего не сказав и даже не попрощавшись?» Наташа закрывала глаза и тут же видела перед собой Ивана, слышала его голос, начинала вспоминать, что он говорил ей.
        Сергей сел обедать вместе с женой и дочками. На столе была белая скатерть и стояли цветы, так захотел Сергей. Цветы он принес и поставил на стол сам, вызвав у жены изумление: «Такого никогда не было. К чему бы это?» «Кто знает, что будет завтра? - думал Сергей. - Вроде бы все хорошо, все пока получается, но на душе тревожно. И Иван куда-то пропал. Не нравится мне это. Тут что-то не то и не так. Чувствую, это начало каких-то событий, и я не останусь от этих событий в стороне». Сергей подсознательно думал о том, что дело еще далеко не сделано, и что надо готовиться к худшему. Интуиция у него была удивительная. «Кто знает, может, я в последний раз сижу вот так за столом в уже не моем, кстати, доме».
        Иван шел по указанному Аллейном пути. Он, конечно же, не стал ловить попутные машины и даже не пытался найти каким-нибудь образом денег, чтобы купить билет на автобус или что-нибудь из продуктов. Он и не вспомнил о том, что надо сообщить о себе Наташе. Он мерз в своей майке и очень хотел есть, поэтому думал: «Как бы чего-нибудь поесть? Нет, останавливаться нельзя: пошел и пошел. Все, отправился в путь - надо идти до конца». Иван шел по дороге на юг - в сторону Саянских гор. Удивительно, но, получив у Аллеина маршрут, в котором был указан пункт их следующей встречи, он не стал ни о чем его спрашивать. Только кивнул головой и сказал: «Хорошо, я понял. До встречи».
        Аллеин изо всех сил прислушивался к мыслям Ивана, но ничего интересного не мог услышать. Иван быстро шагал рядом с дорожной насыпью и ни о чем не думал. «Странно, раньше он ухитрялся решать математические уравнения, мечтать о свидании с любимой женщиной и думать, как ему жить дальше, - одновременно, приводя в бешенство Риикроя и компанию, путавшихся в его мыслях. А теперь он вообще ни о чем не думает, кроме того, о чем может думать голодная, бегущая по следу собака».
        Наташа, наконец, нашла себе занятие, она принялась вязать. Спицы быстро мелькали в ее ловких пальцах, разноцветные клубки весело подпрыгивали в коробке, заставляя кота вздрагивать и шевелить ушами.
        - Мускат, - обратилась Наташа к коту, - почему все так получается? Только-только начала сбываться моя мечта. Мне по-настоящему понравился человек. Я была счастлива, настолько счастлива, что все на свете забыла, и вот опять ожидание и неопределенность. Что у него могут быть за дела, заставившие вот так бросить меня и уйти, даже не попрощавшись? - Кот поднял голову и пристально посмотрел на Наташу, которая продолжала говорить. - Мускатик, каждая женщина мечтает о любви и ждет ее, без этого жизнь наша даже не скучна, нет, она просто невозможна. Я думаю, Мускат, что все мы делимся на тех, кто еще мечтает и кто уже не мечтает. Я мечтала, и мечты мои сбылись. Он пришел: добрый, сильный, красивый, умный, мне с ним так хорошо. Пришел и ушел…
        Руки Наташи задрожали, она перестала вязать, спицы упали, и она горько разрыдалась. «Из-за него я даже про отца только что умершего забыла, я отказалась от выгодной партии, а он меня бросил. Не вернется он!» - подумала Наташа. Она упала на диван и уткнулась носом в подушку. Слезы лились из ее глаз ручьем, она всхлипывала, как ребенок. «Нет, все кончено, и пожалеть-то меня некому. Ни отца, ни матери. За что же мне все это?»
        Сергей, закрыв лицо руками, сидел за столом и думал: «Если все кончится благополучно: работу сдам, деньги получу, все будем живы-здоровы, пойду в отпуск. Поеду к морю, лягу где-нибудь в самом глухом месте и буду лежать и смотреть на небо. Детей с собой возьму? Нет, отправлю к теще, и жену не возьму. Пусть отдохнет от меня, имеет право. Отпуск - интересное, наверное, состояние. Когда я был в отпуске? А, я в отпуске никогда и не был. - Сергей вздохнул и поднял голову. За столом, по-видимому, давно уже сидел он один. Дети шумели где-то наверху, а жена звенела посудой на кухне. - Эх, как бы дожить до понедельника. - Сергей посмотрел на стоящую на столе нераспечатанную бутылку водки. - Нет, это не поможет. Были бы таблетки какие-нибудь, съел десять штук - и нет тебя десять часов - цены бы им не было».
        Ясницкий возвращался домой из офиса. «Сбылась мамина мечта. Я вспомнил о Боге. Вот уж чудо, в самом деле. Это путь неудачника? Я неудачник? Может, и не так, но жизнь, в которой нет радостей, удачной не назовешь. Надоело все хуже горькой редьки. Даже вот как?! - Ясницкий сплюнул в сердцах. - Эх, все дело в том, что меня никто не любит. Все дело в этом».
        Аллеин парил в эфире надмирового пространства среди миллиардов звучащих в нем бесконечно разнообразных звуков и нематериализованных образов, рожденных человеческими мыслями и чувствами. Звуки сливались в шум, похожий на шум океана, и найти и выбрать нужные было очень трудно, но Аллеин умел это делать. Он старался услышать мысли Ивана о Наташе, чтобы тут же передать их ей и тем успокоить ее, но Иван совсем о ней не думал. Наступил вечер. Иван к этому времени дошел до места, где они с Аллейном договорились встретиться. Здесь дорога кончалась, дальше была горная тайга. На берегу таежной речки стояло несколько заброшенных домов, между покосившимися плетнями и развалившимися постройками ходили коровы. Видимо, сюда пригнали пастись стадо. Иван, дойдя до крайнего дома, остановился и стал смотреть по сторонам.
        Наташа все так же - лицом в подушку - лежала на диване. Кот, стараясь хоть как-нибудь успокоить любимую хозяйку, свернулся в клубок у нее на спине и тихо мурлыкал, как бы говоря: «Не горюй, хозяйка, я-то ведь с тобой». «Нет, не любит он меня. Так нельзя поступать с людьми, когда их любишь, - думала Наташа. - Вот Сергей, на что уж тоже человек, для которого его дело - превыше всего, но он бы так не поступил». Буквально через полминуты зазвонил телефон. Наташа встала и взяла трубку. Это звонил Сергей.
        - Добрый вечер. Ну что, объявился?
        - Нет, - ответила Наташа и вдруг опять расплакалась, - не объявился.
        - Не плачь, Наташа, абсолютно уверен, что он жив и здоров. Мы его найдем, - успокаивал ее Сергей.
        - Вспомни-ка, что он тебе говорил о своих ближайших планах?
        - Говорил, что для решения своих каких-то проблем ему нужно исчезнуть дней на тридцать. Вот и исчез, и не сказал, куда и на сколько, будто мне это все равно.
        - Значит, его заставили это сделать какие-то обстоятельства.
        - Какие обстоятельства? Вечером не было никаких обстоятельств, а рано утром они появились.
        - Ты плохо знаешь Ивана, Наташа.
        - Да уж - наверное.
        - Для него обстоятельством, побуждающим к действию, является то, что он сам решит, основываясь на своих внутренних мотивах, а не то, к чему его вынуждают люди или события. И тогда уж он действует быстро. Значит, утром он что-то решил. То, над чем давно думал. Понимаешь?
        - Понимаю.
        - Возможно, таким обстоятельством явилась ты. Понимаешь?
        - Понимаю, кажется, но ведь нельзя же так.
        - Но он ведь оставил тебе записку.
        - Да, но уже вечер, а вестей нет и его нет.
        - Еще не поздно. Ты не переживай. Найдем мы его в любом случае. Он стоит того, чтобы его искать столько, сколько будет сил. Не плачь. Договорились?
        - Договорились. Ты звони мне, ладно?
        - Хорошо, я буду тебе звонить. А если узнаешь что - сразу звони мне. Я буду все время дома.
        Но Наташа не успокоилась, и ей не стало легче, все волнения и тревоги последнего месяца теперь разом навалились на нее, и каждая в полную силу: смерть отца, Ясницкий, Иван, новая работа.
        Стемнело. Часы пробили десять вечера. Именно до этого времени Наташа думала спокойно ждать, не решив, правда, что будет делать дальше. «Все, его больше не будет. Все кончено». Наташа взялась за голову и подошла к зеркалу. «Ой, что же это? Что это со мной?» - думала она, глядя на себя в зеркало. Ей показалось, что в комнате у нее за спиной кто-то есть. Наташа понимала, что с ней происходит что-то неладное. Такого никогда не было. Она собрала все силы и обернулась.
        В это время Иван сидел на бревне около реки и смотрел на черную воду. Он нашел в заброшенном доме рваную, засаленную фуфайку и теперь сидел в ней, подпоясавшись куском проволоки. Он думал: «Далеко же я зашел, а сколько еще придется идти. Бог сказал, что я свободный человек и моими поступками никто не может руководить. Значит, я могу просто погибнуть в тайге, погибнуть по собственной глупости. Или после встречи с Сатаной, или до нее, от голода, например. Это страшно, умирать там… Отказаться? Нет, нельзя этого делать, я не могу свернуть со своего пути. Я это чувствую всем, что во мне есть. Пусть моя жизнь не предопределена Богом, пусть я смертен. Но я должен узнать, что же мне действительно надо. Мне, а не Богу и не Сатане. Первый испытывает меня, это Его право, второй искушает - это его роль. Там Сергей со своими заботами, Наташа с ее любовью, толпы народа. Разве там можно спокойно подумать о том, что меня действительно волнует, за все это время у меня не было для этого ни минуты. С Богом я говорил, должен поговорить и с Сатаной и тогда уже принять свое решение. Я не могу умереть просто так, не
будет этого… Сатана знает, если я не пойду, значит, страх смерти сильнее меня, и он меня будет таскать за этот страх, как хозяин таскает собаку за поводок. Надо идти».
        Аллеин предстал перед Иваном. Он не стал воплощаться, на это уходило много сил, да теперь уже было и ни к чему, а явился в виде прозрачного, голубоватого силуэта, парящего над землей, хорошо видимого на фоне темного леса. Иван даже мог различить черты его лица. Подняв руку, Аллеин поприветствовал Ивана и сказал:
        - Завтра утром я поведу тебя к месту встречи с Сатаной. Готов ли ты следовать за мной?
        Иван встал и, тоже подняв руку в знак приветствия, сказал:
        - Да, я готов следовать за тобой, - и, помолчав, добавил: - Назад мне дороги нет.
        - Приходи завтра на это же место. Отсюда мы двинемся в дальний путь.
        - Ангел, не можешь ли ты передать Наташе, что я жив, здоров и помню о ней?
        - Я выполню твою просьбу. Не беспокойся.
        Сказав это, Аллеин исчез.
        Иван пошел в деревню искать место, где можно было бы поспать. Побродив по заросшей бурьяном и лопухами улице, он подошел к наиболее, как ему показалось, сохранившемуся дому и, оторвав доски, которыми было заколочено окно, забрался в него. В доме была пружинная кровать, на которой лежал старый, пахнущий сыростью матрас. Иван лег прямо на металлическую сетку, укрылся матрасом и сразу же уснул мертвым сном.
        …Наташа увидела стоящего у окна ангела. То, что это был ангел, не было никакого сомнения. Он сказал:
        - Не бойся меня, Наташа. Я не призрак, я есть здесь и говорю с тобой. Прикоснись ко мне. - Наташа подошла к ангелу и дотронулась до его лица. Она вся трепетала, ей казалось, что она вот-вот упадет и потеряет сознание. - Мы крайне редко предстаем перед людьми и не можем говорить вам всего. Я пришел к тебе по своей воле и скажу лишь следующее: Иван жив, он помнит о тебе и любит. У него трудная задача, не знаю, сколько времени уйдет на ее решение, но он к тебе вернется обязательно. Жди его. Прощай. - Ангел прикоснулся рукой к ее глазам и исчез.
        Все, что сказал ангел, Наташа тут же забыла, забыла она и то, что видела его. Она почувствовала только, что страх, который охватил ее, прошел. Она глубоко вздохнула и подумала: «Все будет хорошо. Обязательно все будет хорошо», - и улыбнулась.
        Наташа подошла к окну и стала смотреть на небо. Уже стемнело, и только над лесом, чернеющим на другой стороне реки, была видна светло-синяя полоса догоревшего заката. «Помоги, Господи, странствующим и сражающимся, - почему-то подумала Наташа. - Он любит меня, я буду ждать его - это все, чем я могу ему помочь. Любить и ждать. Что я еще могу? Все остальное - это не главное».
        Сергей читал в своем кабинете. Он уже очень давно ничего не читал, а тут, перебрав книги, достал биографию Рембрандта с иллюстрациями его картин и, раскрыв ее в середине, начал читать. «Он был мастер, - подумал Сергей, - и поэтому всегда знал, что ему положено делать, - писать картины. Я тоже мастер в своем деле, а что я делаю? Я делаю деньги. Но этого, похоже, маловато, надо еще что-то делать, потому что жизнь однобокая какая-то. Рембрандт писал свои картины с целью продать их людям, но не только пожалуй, а потому еще, что этим он выражал себя. А я себя чем и как выражаю? Вот сделать бы такую фирму, которой не было бы равных, - это было бы дело. И еще чего-нибудь, лично для себя и от себя. Что-нибудь такое, чтобы люди говорили: это сделал Малышев - был такой добрый и богатый человек. Надо пойти в отпуск, полежать кверху пузом, чтобы в голове ничего не осталось, кроме шума волн, и после этого захотеть сделать. Захотеть так, чтобы сделать».
        Сергей лег на диван, надел наушники и включил музыку. Под эту музыку он и уснул.
        Ясницкий весь вечер был в квартире один и смотрел телевизор, то и дело переключая каналы. Наконец в голову пришла долгожданная идея. «Все! Теперь я знаю, как прихлопнуть Малышева и компанию». Идея была пока фрагментом из цепи действий, которые надо было осуществить. Но ум Ясницкого сработал, автоматически оценив, что это и возможно, и времени хватит. «Стоп, - сказал себе Ясницкий, - утро вечера мудренее. Спать. Надо спать». Поворочавшись на кровати, он выпил снотворное и уснул.
        Теперь Аллеин мог спуститься вниз. Он очень устал и мог отдохнуть. Спустившись вниз, Аллеин занялся своим любимым делом - стал наблюдать, как из образов, создаваемых детьми, рождаются сказочные существа. Для Аллеина не было на свете ничего более интересного, чем детские сны.
        Глава четвертая
        1
        Иван спал долго и проснулся, когда солнце стояло высоко. Накануне он забыл завести часы, они остановились, поэтому точного времени он не знал. «Да и не к чему - какая разница», - подумал Иван и скинул с себя матрас. Он внимательно осмотрел избу и - какая удача! - нашел на полочке у печки полный коробок спичек, больше ничего стоящего в доме не было. Иван выбрался из дома также через окно, прихватив с собой спички и дырявый мешок, потому что надеялся найти картофельное поле и накопать картошки с собой в дорогу. Найти картофельное поле оказалось нетрудно: видимо, жители, покинувшие деревню, свои огороды картошкой все же засаживали. Используя кусок ржавого железа, Иван накопал картошки, сложил ее в мешок, дыру в котором завязал проволокой. Из досок и хвороста, валявшегося в изобилии на берегу речки, Иван разжег костер и поставил вариться картошку в котелке, который нашел тут же на берегу. Пока картошка варилась, Иван прохаживался по берегу и смотрел на быстрые струи воды и на белые облака, медленно плывущие по ярко-голубому осеннему небу. Было довольно прохладно, но ватник грел хорошо, одежда была
сухой, а в котелке приветливо булькала вода, предвещая скорый завтрак.
        Наконец картошка сварилась, Иван слил воду и едва дождался, когда она остынет. Он ел медленно, тщательно разминая во рту картофельную мякоть. «Эх, плохо, что соли нет», - сожалел Иван. Он съел всю картошку, вымыл котелок и положил его в мешок.
        - Ну что, - сказал Иван, - пора в путь.
        Посмотрев на другую сторону реки, он увидел стоящего на берегу знакомого ангела, который был, как и вчера, прозрачен. Ангел помахал ему рукой, подавая знак, призывающий Ивана следовать за ним. Иван вскинул мешок с картошкой на плечо и пошел вброд через речку. Ангел развернулся к нему спиной, приподнялся над землей и полетел, показывая Ивану дорогу. Иван шел по довольно широкой, правда, местами заросшей травой и кустарником дороге. Видимо, когда-то это и была настоящая дорога, но после того, как люди покинули деревню, она была заброшена и заросла. Идти было легко и приятно. После вчерашнего марш-броска Иван за ночь восстановил силы, а после того, как поел - вообще чувствовал себя хорошо. Ангел вел себя интересно: пока Ивану было ясно, куда идти, его не было видно, но стоило ему засомневаться, правильно ли он идет, как тот сразу появлялся и показывал дорогу. «С таким проводником не пропадешь, - подумал Иван. - Как бы я без него нашел дорогу?» Иван шел в среднем темпе, одинаково, что в гору, что под гору. Хотя под гору идти почти и не приходилось, дорога сначала очень медленно, а потом все круче
поднималась в гору. Несколько раз дорогу пересекали другие дороги и тропинки, очевидно, места, по которым шел Иван, были не такими уж и глухими. Вокруг рос смешанный лес: сосны, березы, осины, попадались и кедры, в общем - знакомый Ивану с детства лес, подобный тому, в котором ему мальчишкой так нравилось играть или просто бесцельно слоняться. Мешок с картошкой приятной тяжестью давил на плечо, вселяя в Ивана уверенность, что он может идти долго и просто так не пропадет. Когда высохли промокшие при переходе через речку кроссовки, идти стало вообще одно удовольствие. Иван шел без остановок. Когда захотелось есть, Иван сначала было собрался сделать длинный привал, но, подумав, решил, что есть лучше утром и вечером, а в обед устраивать привал минут на тридцать. Так он и сделал. Дойдя до небольшой поляны, поросшей высохшей травой, Иван остановился и лег на траву отдохнуть.
        Небо сквозь березовую листву казалось синим-синим. Листья, в основном уже пожелтевшие, чуть дрожали, отражая солнечные зайчики. В траве стрекотали кузнечики. Пахло сухой травой, и была тишина. «Хорошо-то как. Как хорошо! Ничего не надо делать, никуда не надо спешить, ни перед кем не надо отвечать. Если бы это состояние могло продлиться бесконечно. Я понимаю теперь, почему люди уходили в отшельники. Быть отшельником после того, как изрядно намучаешься над не дающими покоя проблемами, - красота. Хочу быть отшельником. Может, в этом и состоит мое призвание». Где-то далеко закаркала ворона, прервав Ивановы мысли. «Ладно, пора идти», - подумал Иван и тут же увидел своего проводника. Иван встал, взвалил на плечо мешок с картошкой и пошел вслед за летящим прозрачным ангелом.
        Дорога становилась все уже и вскоре превратилась в узенькую тропку, петляющую между деревьев. Все чаще стали попадаться торчащие из земли огромные валуны, поросшие мхом. Идти стало труднее, но Иван без устали шагал, лишь изредка останавливаясь, чтобы переложить мешок на другое плечо. Тропинка брала вверх все круче, и, наконец, Иван вышел на водораздел. Теперь подъем был пологий. Лес стал редким. Здесь росли почти одни сосны, высокие и стройные, подлеска почти не было. Тропинка совсем затерялась где-то между камней, которые всюду выступали из-под тонкого слоя почвы, и Иван шел теперь без всякой тропинки, ориентируясь только на гриву водораздела.
        Так он шел до самого вечера. Когда стало смеркаться, Иван остановился и развел костер. Сварив ужин и поев, он подкинул в костер дров и, улегшись на кучу хвороста, уснул. Аллеин сел рядом и стал наблюдать за снами Ивана. Ивану снилось, как он мальчишкой запускал воздушного змея. На самом деле Иван никогда в детстве не делал и не запускал воздушных змеев, но ему этого очень хотелось. Теперь его мечта сбылась.
        2
        Вчера была прекрасная осенняя погода - настоящее бабье лето, а сегодня все небо затянуло тучами, задул холодный северо-западный ветер, начал время от времени брызгать мелкий дождь. «Вот и кончилась золотая осень», - подумала Наташа, посмотрев в окно на гнущиеся под порывистым ветром тополя. Ветер срывал с деревьев желтые листья и гнал их по дорогам и тротуарам, как бы стараясь произвести у растений как можно больше разрушений и наверстать упущенное им за бабье лето время.
        Наташа оделась потеплее и поехала на кладбище. Сначала она посидела у могилы отца, потом сходила к могиле матери. Наташа прошла по аллеям кладбища, разглядывая портреты и читая фамилии, и нашла немало знакомых. Были тут и ее ровесники, были и младше, были и дети. В этот день, наверное, из-за плохой погоды, на кладбище никого не было. Кладбищенский сторож, увидев выходящую из ограды стройную девушку, невольно присмотрелся к ней. Это был семидесятилетний старик, находивший успокоение от своих несчастливых воспоминаний и многочисленных болезней в мысли, что он скоро умрет и все это кончится. Наташа посмотрела на него, старик увидел ее лицо и подумал, что бывают же на свете такие красавицы, вздохнул и вспомнил свою первую, несостоявшуюся и почти забытую любовь. Ему почему-то стало так горько, что он отвернулся и чуть не заплакал: «Как прошла жизнь?! Ай, как прошла жизнь». Он повернулся и, сгорбившись еще сильнее, побрел к своей избушке. Наташа подождала автобус на остановке и поехала домой.
        Выпив чаю с малиновым вареньем и согревшись, Наташа позвонила Сергею:
        - Сережа, здравствуй.
        - Здравствуй, Наташа. Ну как?
        - Иван, как я и чувствовала, не объявился. Но ты знаешь, я почему-то думаю, что с ним все должно быть в порядке.
        - Я тоже так думаю.
        - Я тебе вот что звоню. Если я финансовый директор или, во всяком случае, послезавтра мне предстоит сыграть такую роль, то я должна иметь более-менее полное: представление о планах фирмы и ее положении. Так ведь?
        - Да, конечно. Ты хочешь, чтобы я тебе об этом рассказал?
        - Я тебя прошу об этом, если ты хочешь, чтобы я держала себя подобающим образом.
        - Ты сейчас свободна?
        - Да.
        - Я приеду, все, что могу, тебе расскажу и покажу документы.
        - Договорились, - закончила Наташа разговор.
        Вскоре Сергей приехал. Он думал, что Наташа просто не хочет оставаться одна и будет разговаривать с ним о чем угодно, только не о деле, но ошибся. Наташа устроила ему настоящий допрос, как совет директоров в одном лице. Сергей даже вспотел, отвечая на ее вопросы. «Ничего себе финансовый директор! Никак не представлю, что такое возможно. Закрою глаза - вроде ничего, может быть такое. Открою, посмотрю на нее, глазам своим не верю: Наташа, да - это она. Такая женщина и такие вопросы…» - думал Сергей, пока Наташа готовила на кухне кофе.
        - Наташа, я сейчас задам тебе вопрос, на который ты можешь не отвечать. Вот мой вопрос: зачем тебе это надо? Поясняю: ты можешь и так все иметь. Неужели ты не хочешь найти занятие для души, так сказать, и тебе действительно хочется заниматься всей этой работой и тратить на нее время? Какая это работа, как я понял, ты неплохо себе представляешь.
        Наташа была серьезной и ответила сразу.
        - Я хочу быть зависимой только от того, кого люблю, и все. Ты понял?
        - Ты хочешь сказать, что работа дает тебе независимость?
        - Именно это я и хочу сказать.
        - М-да. Вот, оказывается, чем отличается королева красоты от королевы бензоколонки. А я всегда считал, что независимость дает не работа, а деньги. Я что, ошибался?
        - А мне не надо много денег. И скажу я тебе, Сереженька, уж если я возьмусь за дело, то обязательно заработаю на нем достаточно.
        - Наташа, мы же договорились, что ты не будешь обижаться, - примирительным тоном сказал Сергей. - Просто я совсем не знал тебя с этой стороны, и ты меня очень удивила.
        - Нет, я не обижаюсь, что ты. Все это мне, действительно, не очень надо. Но надо же чем-нибудь заниматься, когда можешь и есть время.
        Сергей засмеялся.
        - Конечно, конечно! Когда есть время и можешь - надо. Ну ладно, Наташа, ты меня отпускаешь?
        - Отпускаю.
        - Тогда я пойду проверю, как идет подготовка. Завтра созвонимся.
        Наташа проводила Сергея и пошла гулять. Она долго ходила по пустынным из-за непогоды улицам города, думая об Иване, об отце, о себе, о том, что жить в одиночестве - это даже неплохо, надо только привыкнуть к одиночеству и смириться с ним. Ветер развевал ее волосы, заставляя то и дело прятать их под воротник. «И все-таки - плохо быть совсем одной. Очень плохо. Жить одному человеку нельзя, - в конце концов заключила Наташа, когда заходила в подъезд, - холодно, скучно и опасно».
        3
        Сергей укладывал в папку документы, завершая подготовку к сдаче работы, когда зазвонил телефон. Это был программист, занимавшийся подготовкой демонстрации, он звонил из краевого центра:
        - Сергей, тут что-то непонятное творится. Сейчас только позвонили от заказчика и сказали, что в связи с тем, что на нас подали в суд, завтра никакой демонстрации не будет.
        Сердце у Сергея упало.
        - И все, больше ничего не сказали?
        - Все, больше ничего. Сворачивайтесь, мол, ребята, потом с вами разберемся.
        Сергей посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось два с половиной часа. «Сволочи. Как же так?!» Сергей набрал номер заместителя главы администрации, с которым вел дела. Тот был на месте.
        - Петр Васильевич, в чем дело? Почему отменяется демонстрация и прием нашей работы? Все ведь готово. Мы выполнили все обязательства.
        - А, это ты, Сергей. Короче говоря, так: сегодня против твоей фирмы Ясницкий выдвинул судебный иск. Вы обвиняетесь в том, что хотите продать нам его разработку. Вот бумага за подписью заместителя прокурора края Сидоренко.
        - Какую еще его разработку мы хотим продать?!
        - Ему американской фирмой, как ее - забыл, переданы права на использование программного обеспечения. Вы же каким-то образом выкрали эти программы и теперь хотите продать нам краденое.
        - Но это же чушь! И как он может выдвигать иск, если работа вами еще не принята и не оплачена? Против чего иск и на основании чего - его домыслов?
        - Прилетели два представителя этой фирмы. Он их подключил, главного прокурора. Нагнетает обстановку. Я сказал то же самое: пока работа официально не опубликована, и речи о суде быть не может. Но ты же понимаешь, что для меня дело не в этом даже. Мы хотели сделать хорошее дело, а видишь теперь, что получается: суд, прокуратура, разбирательство. Сергей, демонстрацию отменил я и своего решения не изменю. Разбирайтесь с Ясницким, с этими американцами и давайте документ, подтверждающий, что с их стороны претензий нет, тогда мы продолжим наши отношения.
        - Петр Васильевич, что было бы достаточно, чтобы состоялось завтрашнее мероприятие?
        - Иск должен быть отозван прокуратурой.
        - Причем здесь прокуратура? А… я все понял, - махнул рукой Сергей. - До свидания.
        Сергей сразу же позвонил Наташе:
        - Наташа, завтрашняя поездка отменяется.
        - Что случилось?
        - На нас подали в суд, и заказчик все отменил, пока не разберемся.
        - Подожди, как в суд? На основании чего?
        - Наташа, это работа Ясницкого. Короче говоря - беда. Мы будем судиться три года, а тем временем он продаст заказчику свою систему. Теперь он думает уже не о прибыли, ее не будет, а о том, чтобы только не мы это сделали. И времени нет, Наташа, - все поздно.
        - Эй, Сергей, подожди. Где сейчас иск?
        - Там не поймешь: то ли он уже официально против нас подан, то ли только собираются - для Федорова это неважно. Ему главное - не испачкаться. Занимается этим заместитель главного прокурора края.
        - А почему он?
        - Ты у меня это спрашиваешь?
        - Как его фамилия?
        - Сидоренко.
        - Я поехала.
        - Куда?
        - К этому Сидоренко.
        - Зачем?
        - Отзывать иск.
        - Это невозможно, Наташа. Ты не знаешь этих людей. Теперь ничего не поможет, тебя даже не примут.
        - Меня примут. Сколько у меня времени?
        - Два с половиной часа. Нет, уже меньше. Туда ехать два часа, если лететь сломя голову.
        - Подсылай машину. Кто будет за рулем?
        - Мишка.
        - Тебе ехать не надо.
        - Почему?
        - Ты будешь мне мешать.
        - Что ты задумала?
        - Некогда, Сергей. Вечером жди звонка. Кстати, как фамилия этого зама главы администрации?
        - Федоров.
        - Я жду машину.
        - Через десять минут будет, - сказал Сергей и повесил трубку. Он тут же позвонил Мишке, тот был дома и его «восьмерка» стояла под окном - повезло.
        - Миша, забирай Наташу и лети в краевую прокуратуру. Наташа тебе все объяснит. Бегом, будь быстр, как только можешь. Понял?
        - Понял, - ответил Миша и побежал к машине.
        Риикрой следил за Сергеем и Наташей и, следуя распоряжению своего хозяина, никак не вмешивался в события, хотя теперь многое из происходящего ему было непонятно. Риикрой знал, что хозяин не доверяет никому и все свои самые хитроумные замыслы осуществляет сам. Так, видимо, было и на этот раз.
        Сергей сел в кресло и схватился руками за голову. «Убью сволочь. Обязательно убью. Все - проиграл. Надо же так, а?» Сил думать и действовать не было. Сергей заметил, что у него трясутся руки. «Боже мой, мало того, что разорен, позор-то какой. Они же все сейчас так представят, что долго не отмоешься. И кому будет нужна эта правда потом?!» Сергей достал бутылку водки, налил стакан и выпил. «Нет сил. Только начал голову поднимать. Жить вознамерился по совести и - на тебе… Нет, Сережа, б… доставай пушку и… Нет сейчас других путей. На всех путях стоят Ясницкие». Сергей взъерошил волосы на голове и превратился в того Сергея, драчливого воробышка, каким его знали одноклассники. Сергей Михайлович и все соответствующие ему атрибуты, приобретенные с годами, враз куда-то исчезли. Налил и выпил, потом еще раз, и начал думать: где теперь ему достать хороший пистолет и винтовку с оптическим прицелом. Больше он ни о чем думать не мог.
        Наташа распахнула платяной шкаф и, схватив в охапку висевшие в нем платья, сняла их все разом и бросила на кровать. Порывшись немного, нашла нужное: красное, облегающее, с разрезами и вырезами, в котором показывается больше, чем скрывается. Надела чулки, на бегу надела красные же туфли, бросила в сумочку косметику, подбежала к зеркалу и стала причесываться. «Успею еще», - подумала Наташа, достала помаду, подвела губы и точными движениями наложила тени около глаз. В это время постучали. Это был Миша.
        - Все, я готова, - сказала Наташа и, захлопнув дверь, побежала вниз по лестнице. Миша поспешил за ней. «Ну и женщина, - подумал Миша, - аж дух захватывает. Ну и фигура!»
        «Восьмерка» рванулась с места. Наташа, пристегивая ремень безопасности, повернулась к Мише и сказала:
        - У нас с тобой час двадцать, Миша, за это время мы должны доехать до краевой прокуратуры - во что бы ни стало.
        Миша кивнул головой:
        - Постараюсь.
        - Это возможно?
        - Я постараюсь. Только ты, Наташа, не охай и ничему не удивляйся. - Он крутанул руль. Машина взвизгнула колесами на повороте и понеслась в гору, разгоняясь. Двигатель уверенно набирал обороты. - Моли Бога, чтобы нас не остановило ГАИ.
        Наташа посчитала в уме, какую среднюю скорость надо выдержать, чтобы доехать вовремя, - получилось больше ста километров в час. «Это же невозможно! Это - невозможно. Как жалко. Но все равно - надо ехать и пытаться что-то сделать».
        Тем временем они выехали за КПП, и тут-то началось… Наташа то и дело посматривала на Мишу. Тот крепко держал руль обеими руками, глядя вперед как бы в одну точку и не обращая внимания на сигналы встречных машин, невольные возгласы Наташи, заносы и толчки. Автомобиль шел по разбитой трассе со скоростью сто сорок, не ниже, и эту скорость почти не снижал. Двигатель ревел так, что Наташе казалось, что сейчас он взорвется. Она чувствовала, что ее жизнь теперь ничего не стоит и находится в буквальном смысле в руках невысокого коренастого парня, сидящего рядом.
        Когда Сергей говорил с ним по телефону, Миша понял, что случилось что-то очень плохое: голос у Сергея два раза сорвался, такого никогда не было. «Раз уж он отправляет Наталью - значит, что-то хуже не придумаешь, - решил Миша. - Попробуем доехать. Не убиться бы только…»
        Миша как надавил на газ за КПП до упора, так и не отпускал ногу. Каждый раз, когда шел на обгон, он про себя говорил: «Пронеси, Господи», - и проносило. Встречные машины шарахались в сторону, а «восьмерка» неслась посреди дороги по разделительной полосе, обгоняя попутные автомобили, как будто все они стояли на месте.
        Сердце Наташи бешено колотилось. Она то и дело закрывала глаза, когда казалось, что столкновение неминуемо, и прощалась с жизнью. Это заключалось в том, что °на вся сжималась в ожидании боли, как ребенок, которому показали шприц и сказали, что сейчас поставят укол. И когда в очередной раз боли не было, Наташа открывала глаза и смотрела на Мишу, думая: «Молодец. Давай, Михаил, давай».
        К середине пути она поверила, что они могут доехать вовремя и живыми, и перестала бояться.
        - Миша, можно я включу музыку?
        - Включай, только что-нибудь бодрое. А то я усну, - засмеялся Миша. Наташа выбрала кассету с записью рок-н-ролла.
        - Чья кассета? - спросила Наташа.
        - Моя.
        - Что, нравится?
        - Под нее хорошо гнать… А вообще - нравится.
        Мотор ударной установки и бас-гитары работал в такт мотору автомобиля, как бы задавая ему темп. «Мы обязательно победим, - подумала Наташа. - Мы не можем не победить, потому что мы ничего не боимся». Она почувствовала, что на глаза ей навернулись слезы. «Ой, сейчас тушь потечет», - подумала Наташа и достала из сумочки зеркальце. Но посмотреться в него было непросто, машину постоянно бросало из стороны в сторону. Наташа не думала о том, что она будет делать и говорить, если они благополучно доберутся до места. Она чувствовала: если что и получится, то только благодаря ее импровизации.
        Они подъехали к первому светофору на въезде в город. Машина остановилась. Наташа посмотрелась в зеркальце, она была в порядке. «У нас еще полчаса, только бы успеть», - подумала Наташа. Машина взяла старт от светофора и, быстро набрав скорость и обгоняя другие автомобили, вырвалась вперед.
        Миша вел автомобиль по улицам города так, что все пешеходы оборачивались, глядя на него: «Сумасшедший какой-то». «Сейчас все равно засекут, надо гнать без оглядки, - решил Миша, проскочив патрульную милицейскую машину. - Права все равно отберут. Только не сбить бы кого», - подумал Миша, выскочив на тротуар, чтобы обойти медленно тянущуюся колонну справа. Пешеходы шарахнулись в сторону. Миша вылетел на перекресток на желтый и, крутанув руль направо так, что колеса оторвались от асфальта, и машина чуть было не перевернулась, рванулся на мост. Наташа повисла на ремне безопасности. За ними, включив сирену, теперь мчалась патрульная машина.
        - Ну вот, будем ехать с эскортом, - сказал Миша. На выезде с моста их уже ждала, перекрыв дорогу, другая патрульная машина. Миша вывернул так, чтобы не сбить милиционеров, и, сделав дугу, проскочил пост.
        Движение по улице, по которой они ехали, всегда было напряженное. Тут уж, воистину, была кульминация гонки. Наташа даже не успевала ничего думать, это был сплошной кошмар. Все вокруг мелькало: светофоры, гудки, лица людей, рок-н-ролл. Миша вел машину, не обращая внимания на светофоры и полосы движения. Удивительно, но то ли благодаря его умению, то ли в силу стечения обстоятельств, он никого не сбил, ни в кого не врезался и никто из-за него не попал в аварию.
        Уже когда свернули на улицу, где была прокуратура, Миша увидел, что дорогу перекрыл тяжелый грузовик, а вокруг него полно милиции с автоматами. Миша вывернул в переулок, резко затормозил и закричал:
        - Наташа, быстро ходу отсюда! Поймают - конец делу!
        Наташа выскочила из автомобиля и что есть силы бросилась бежать к соседней подворотне. Только она скрылась за углом, к «восьмерке» подлетели, скрипя тормозами, две милицейские машины. Милиционеры взяли автомобиль под прицел. Но никто из них не подходил к машине. Ждали приказа. Миша посидел с полминуты за рулем не двигаясь. Потом выключил музыку, медленно открыл дверь и, подняв руки, вышел из машины. К нему тут же подскочили двое омоновцев и, заломив руки за спину, надели наручники. Подошел подполковник и, пристально глядя в глаза Мише, сказал:
        - Ты что? Ты - преступник!
        - Я кого-нибудь сбил? - спокойно, как ни в чем не бывало, спросил Миша.
        - Это мы еще разберемся.
        - Вы сначала разберитесь, а потом уж…
        Омоновец ткнул Мишу кулаком в живот, Миша согнулся и замолчал.
        - Везите его в участок. Там будем разбираться, - приказал подполковник.
        Миша так и не сказал, кого и зачем он вез. И зачем он так гнал.
        - Гнал, да и все. На спор.
        - С кем спорил?
        - Сам с собой.
        - Понимал, что делал?
        - Понимал.
        - Ни хрена ты не понимал!
        Но добиться от него так ничего и не удалось. Когда выяснили, что Миша никого не сбил и никто на него не пожаловался, отобрали права, взяли штраф и выпустили.
        Когда Наташа зашла в здание прокуратуры, до конца рабочего дня оставалось десять минут. На вахте сидел пожилой мужчина. «Это хорошо», - подумала Наташа. Она обратилась к дежурному:
        - Скажите, пожалуйста, Сидоренко у себя?
        Сердце у Наташи бешено колотилось. «А вдруг нет его…» Вахтер заметил, что девушка очень волнуется, и стал внимательно ее разглядывать, думая: «Кто она и зачем? Лицо ангела. Красоты необыкновенной. А одежда - м-да, как у б…и».
        - Он не принимает сегодня. - И потом добавил: - Он никого не принимает. Даже если я вас пропущу, секретарь не пустит.
        - Пропустите, пожалуйста. Мне очень надо. Я думаю, меня он примет.
        - Ладно, проходите. Второй этаж направо, - сказал вахтер и, посмотрев вслед убегающей Наташе, подумал: «Ну и девица. Надо же, наш Сидоренко-то каков».
        Наташа вошла в приемную. Секретарь - женщина лет сорока, с умным, уставшим и красивым лицом, осмотрела Наташу с ног до головы:
        - Вам кого, девушка?
        - Мне нужно попасть к Сидоренко.
        - Он не принимает. Приходите завтра с двух.
        - То, что я должна ему сообщить, имеет очень большое значение.
        - Для кого?
        - Для него, прежде всего, - уверенно кивнув головой, как бы подчеркивая важность просьбы, сказала Наташа. Секретарша задумалась, все так же неотрывно разглядывая Наташу.
        - Где же я вас могла видеть? Вы не участвовали в конкурсе красоты в прошлом году? - Она едва заметно улыбнулась.
        - Нет, - Наташа, отвечая на ее улыбку, тоже улыбнулась, как бы поблагодарив женщину за комплимент, - не участвовала. Будьте добры, доложите ему обо мне так, чтобы он меня принял.
        Секретарша вздохнула и посмотрела на часы:
        - Ладно. Вам просить за кого-то или за себя?
        - За себя, за себя…
        - Подождите, я сейчас.
        Секретарша зашла в кабинет и через минуту вышла улыбаясь:
        - Наш шеф любит красивых женщин. Вам повезло.
        - А разве их кто-то не любит?
        - Конечно, - другие красивые женщины.
        Наташа засмеялась и, уже взявшись за ручку двери, сказала:
        - За мной самые красивые цветы. Спасибо.
        Наташа вошла в кабинет и остановилась у края стола.
        Она сделала серьезное и умное лицо.
        Сидоренко посмотрел на Наташу долгим оценивающим взглядом, потом встал и, выйди из-за стола навстречу Наташе, сказал:
        - Садитесь, пожалуйста. Что за срочное дело? Рассказывайте, не торопитесь, у меня есть немного времени. - Он обошел вокруг стола за спиной Наташи - специально, чтобы осмотреть ее со всех сторон. Она это поняла и позволила это сделать. Он увидел ее так, как хотел и оценил сразу: «Против таких мужчины почти безоружны, если они хоть на пять процентов мужчины. Что же ей надо?» - Я слушаю. - Я финансовый директор фирмы, на которую Ясницкий подал иск. Вы занимались этим делом.
        «О, боже мой, - подумал Сидоренко, поморщившись. - Как жаль, что я ничего не смогу для нее сделать».
        - Да, я занимался сегодня этим делом. И скажу вам сразу: дело это требует внимательного рассмотрения, никаких решений кроме тех, что мы уже приняли, мы не примем. Если вы хотите что-нибудь мне объяснить и прояснить, то не сегодня. Для этого у нас будет достаточно времени потом. - Голос его был холоден и бесстрастен.
        - Не принимайте иск.
        - Что вы, девушка. Это невозможно, - Сидоренко улыбнулся и перевел взгляд с Наташи на лежащие перед ним бумаги. Наташа встала и подошла к окну. Потом обернулась и сказала:
        - Я хочу быть откровенной. У меня нет никакого желания вводить вас в заблуждение. То, что я скажу, не касайся существа дела в том аспекте, который затрагивает ваши интересы. Я буду говорить только о том, что касается меня лично.
        - Хорошо. Слушаю вас внимательно.
        - Ясницкий - мой жених. Он сделал мне предложение. Я ему отказала, пока… Я его хорошо знаю, можете мне поверить. Очень хорошо, - Наташа сделала паузу. - Он сделал непоправимую глупость. Теперь он может забыть обо мне навсегда. Это однозначно. Но это еще не все. Он вспылил, да, и с ним такое бывает, побывал у вас, уговорил, - это его дело, но скажу вам вот что: этим судебным делом буду заниматься я сама, а не Малышев, и я своего добьюсь. С него взыщут всю упущенную выгоду. Даже если мне для этого придется пойти на все… - Наташа опять сделала многозначительную паузу. - Дело это для Ясницкого, а стало быть и для вас, проигрышное. Программное обеспечение разработано безупречно, и завтра, кстати, в этом и предстоит убедиться экспертам. А вы подписанным вами документом мешаете им это сделать.
        - Позвольте, - прервал Наташу Сидоренко, - не я мешаю делать это. Это дело заказчика.
        - Да, это дело заказчика. Но тогда так и надо говорить: прежде чем выдвигать иск, должна состояться экспертиза. И пусть она состоится в назначенное время, то есть завтра в десять.
        Сидоренко медленно покачал головой.
        - То есть вы предлагаете назвать отмененный уже просмотр экспертизой.
        - Да. В противном случае я тоже подаю иск. Но уже на заказчика. Работа-то выполнена. Пусть принимает.
        Сидоренко задумался: «Все не так просто, как объяснил Ясницкий. А что, если они действительно сделали эту работу как положено и эта, м-да, эта красотка займется лоббированием. А она, похоже, займется. Она ведь Ясницкого зажмет. Ей-Богу, зажмет. Он против нее не потянет со всеми его связями и деньгами, потому что он безоружный против нее. Если она покрутится в кабинете еще минут десять, и я приглашу ее в ресторан, пожалуй… Федорова он не купит, тот молод еще. И подставим мы Федорова под эту девицу. И мне-то это ни к чему…»
        - Как фамилия вашего директора?
        - Малышев.
        Сидоренко опять задумался. «Малышев, Малышев… Не тот ли это Малышев, который сам освободил свою дочь? Ой, ей Ясницкий рискует. И я вместе с ним. Этот… Стоп, стоп… - Надо сказать, что он от Ясницкого еще ничего не взял, только собирался. Поэтому решать ему было проще. Он внимательно посмотрел на Наташу. - Вовремя же ты появилась, девочка, черт меня возьми. Дело-то это на сотни миллионов. Они ж меня могут просто убить, чего доброго. И все!»
        - Давайте договоримся так. Я не знал о ваших отношениях с Ясницким. - Сидоренко кашлянул в кулак, как бы настраивая голос. - А Игорю Исааковичу я не желаю зла. Дело это действительно требует технической экспертизы. Вы сможете завтра организовать техническую экспертизу?
        - А вы сможете сказать, где остановились эти американцы?
        - Ну, уж это ваши, так сказать, проблемы.
        - Помогите, пожалуйста, их найти. Я вам очень буду благодарна.
        Сидоренко нажал на селектор и поручил кому-то выяснить, где остановились американцы. Буквально через минуту ему позвонили и сказали телефон. Он передал листок с записанным номером телефона Наташе. Та спросила разрешения и принялась звонить. Ответили на английском. Наташа вежливым, но очень уверенным голосом ведущей телепрограммы на английском начала объяснять, кто она и что ей надо. После того, как она сказала, что их программа работает в четыре раза быстрее, чем всем известная, ей ответили, что согласны провести экспертизу завтра в десять, но хотели бы уточнить некоторые детали сегодня при очной встрече и предложили приехать сейчас же в гостиницу.
        - Они согласны провести завтра экспертизу и приглашают меня прямо сейчас к себе в гостиницу. Вы подвезете меня?
        «А куда же мне деваться», - подумал про себя Сидоренко.
        - Да, пожалуйста. Я вас могу подвезти.
        «Там и решим все, черт меня побери», - решил он. Они сели в машину и поехали в гостиницу.
        В номере их уже ждали двое - специалисты американской компании. Они предложили гостям кофе и сразу же начали расспрашивать Наташу о том, кто, и как, и для чего делал программное обеспечение. Наташа отвечала с глубоким знанием дела, удивляя хорошим английским и покоряя своим неотразимым обаянием. Кончилось тем, что принесли шампанское и выпили за знакомство. Американцы только очень сожалели, что программист, который сделал базовую программу, не будет завтра на демонстрации.
        - Господа, возможна ли завтра экспертиза? - спросил Сидоренко, когда разговор закончился. Наташа перевела.
        - Она возможна и даже необходима. Если подтвердятся рабочие характеристики, о которых рассказала нам очаровательный финансовый директор, - мы умываем руки, - ответили американцы. - Фирма очень заинтересована сотрудничать с теми, кто может делать разработки на должном уровне. Именно в этом ее главный интерес, а не в том, чтобы продать еще один комплект оборудования. - Наташа перевела все слово в слово. Сидоренко пошел звонить заместителю главы администрации.
        - Петр Васильевич, я по делу Ясницкого. Я бы советовал вам все же устроить завтра в десять экспертизу… Пусть это называется так, а не сдача работы заказчику… Ход делу мы дадим после проведения экспертизы или не дадим… Я как раз звоню от них… Проводить расследование - моя обязанность… Хорошо, я передам это их представителю. Он тоже здесь… Я вам потом подробно все расскажу… Я считаю, что вам тоже завтра лучше быть.
        Сидоренко закрыл микрофон телефонной трубки рукой и спросил, глядя на Наташу:
        - Сколько времени займет экспертиза?
        Наташа перевела вопрос. Ей ответили:
        - Мы будем проводить экспертизу на достоверность сообщенной вами сегодня информации. Это мы проверим за десять минут, остальные тесты займут час. Но если вы их проводили и они прошли, то это просто формальность.
        Сидоренко сказал в телефон:
        - Десять минут, - и повесил трубку. - Наташа, завтра в десять состоится экспертиза ваших программ. И Федоров там будет.
        Наташа чуть не прослезилась. Она достала из сумочки платочек и сделала вид, что вытирает рот, а сама смахнула набежавшую слезу. Все мужчины заметили это. Огромный бородатый американец, главный специалист фирмы по программированию, встал и, вежливо подав руку, предложил Наташе провести вечер в ресторане в их компании. Наташа кивнула головой в знак согласия. Она хотела было встать, но ноги ее не слушались, и она опять села в кресло. Мужчины вышли покурить. Наташа встала, подошла к телефону и набрала номер Сергея.
        - Сергей, приезжайте завтра к десяти. Все состоится. Я буду ночевать здесь, в гостинице, - Наташа назвала гостиницу. - Номер еще не знаю… Ты ничего такого не думай.. - Я все уладила, я ведь все же финансовый директор и могу действовать самостоятельно… Жду в девять. До свидания.
        Вечер Наташа провела в ресторане в обществе трех мужчин, и не было там более очаровательной и неотразимой женщины, чем она.
        Всю ночь Наташа не могла уснуть. Ей все казалось, что бешеная гонка продолжается.
        4
        Утром в номер к Наташе пришел Сергей. Он долго молча смотрел на нее и наконец спросил:
        - Наташа, ты не спала сегодня?
        - Нет. Но это ничего, главное позади. Я теперь, наверное, плохо выгляжу, но это не имеет значения, презентация, можно сказать, уже состоялась.
        Сергей не стал ничего расспрашивать. Подождал, пока Наташа собралась, и они поехали.
        Ровно в десять в зал, где было расставлено оборудование, пришли американские специалисты. Поздоровавшись с Наташей, они направились к компьютеру. Минут пять смотрели что-то на экране компьютера, потом вставили дискету, задали какую-то команду и отошли в сторону - покурить. Через десять минут бородатый подошел к компьютеру и посмотрел результаты теста. Он стоял спиной к Наташе, но она догадалась, что американец сильно волнуется. Он достал из кармана носовой платок и вытер лоб, потом повернулся и подозвал своего коллегу. Наташа напрягла слух, ей удалось услышать то, что он говорил:
        - Ник, этого не может быть, я глазам своим не верю, Но это научный факт. Они сделали свою управляющую программу, и она действительно работает быстрее. В четыре раза быстрее. Я не знаю, как этому парню удалось. Просто ума не приложу. Как он, не меняя операционной системы и при этой архитектуре, ухитрился сделать такую программу - это для меня загадка! - громко шептал бородатый.
        - А не может быть ошибки?
        - Нет. Этот тест, которым я проверял, исключает возможность ошибки.
        Они отошли в сторону и еще минуты три о чем-то говорили.
        В это время вошел Федоров. Он остановился, поискал кого-то глазами. Увидел американцев и пошел к ним. Те заулыбались, и бородатый что-то коротко объяснил ему, кивая головой и выразительно жестикулируя. Федоров тоже начал улыбаться. Потом все трое направились к Сергею и Наташе. Федоров посмотрел на Наташу, протянул руку Сергею и сказал:
        - Ну что, Сергей, поздравляю. Я рад, что все так закончилось. Я рад за тебя. Оформляйте документы на передачу работы, я все подпишу.
        Сергей пожал руку Федорову и тихо сказал:
        - Еще бы чуть-чуть - и конец делу. Я бы не выдержал.
        - Ну, ничего. Чего уж теперь об этом. Заказывай банкет. Сам понимаешь - всякое бывает.
        Федоров повернулся и пошел к выходу. Потом для присутствующих была устроена демонстрация возможностей системы, но Сергей, Наташа и американцы в ней не участвовали, они отошли в сторону и разговаривали.
        Сергею было предложено в ближайшее время приехать в США для проведения переговоров о сотрудничестве. Он сказал, что в США он поедет вместе со Свиридовым, автором программы, позже, сроки поездки предстоит дополнительно согласовать.
        Наташа попросила, чтобы ее отвезли домой. Сергей отправил ее на своей машине, а сам остался завершать дела.
        Вечером Наташу разбудил длинный звонок в дверь. Это был Сергей. В руках у него был портфель. Сергей был слегка навеселе.
        - Ты чего это, Сережа, так поздно? - спросила Наташа, протирая слипающиеся глаза.
        - Есть причина.
        - Ну скажи - все нормально?
        - Все нормально, - ответил Сергей и не снимая плаща вошел в комнату. Он открыл чемодан и достал какие-то документы. - Читай и подписывай.
        - Что это?
        - Новые учредительные документы нашей фирмы.
        Наташа села в кресло и стала читать. Сергей предлагал ей стать одним из учредителей фирмы. Учредителей трое - по одной трети уставного капитала: Малышев, Свиридов и Петрова. Наташа внимательно прочитала документы и посмотрела на Сергея:
        - А где нам с Иваном взять вступительные взносы?
        Сергей молча открыл чемодан. Он был набит деньгами.
        - Вот ваши взносы. Я все уже оформил и заплатил за вас. Это то, что осталось, - на карманные расходы.
        - Когда ты успел?
        - О, это для меня не проблема, когда есть под что взять. - Сергей достал из кармана ручку и протянул Наташе. - Подписывай скорее. Или тебя что-то не устраивает? Только не задавай неуместных вопросов.
        Наташа долго держала ручку в руках, как бы не решаясь поставить свою подпись. Потом расписалась и сказала:
        - Надо искать Ивана, Сергей.
        - Этим теперь я и займусь.
        Сергей ушел, оставив Наташу сидящей в кресле. Папку с документами он забрал, а портфель оставил на столе.
        Наташа взяла несколько пачек с деньгами, подержала их в руках и положила обратно. «Где же Иван? Что с ним? Интересно, как бы он к этому отнесся?» - думала Наташа.
        5
        Иван проснулся и сразу открыл глаза. Было раннее утро, рассвет еще не наступил. Сквозь прозрачный туман, поднимающийся от земли, виднелись звезды. Иван смотрел на небо и старался вспомнить названия созвездий: «Кассиопея, Большая Медведица, Лира…» Костер потух. Над догоревшими угольками курился едва заметный дымок. Было прохладно. Иван заметил, что на траве серебрится иней. «Здесь, наверное, намного выше, поэтому и заморозки», - подумал Иван. Он встал со своей колючей лежанки, сделал несколько упражнений, чтобы размять ноги и спину, потом разгреб золу и набросал в ямку картошки. Иван аккуратно засыпал картошку золой, положил сверху несколько хворостин и раздул огонь - чтобы картошка испеклась поскорее.
        «И все же в счастье одиночества есть особое значение. Я всегда любил быть один, - подумал Иван. - Только когда я был один, я чувствовал всю полноту жизни. Общение же - это просто необходимость, вызванная различными инстинктами. Из одиночества и ощущения близости к небу и начинался человек и его путь. Куда? А вот это мне и предстоит выяснить».
        Тут Иван услышал рычание какого-то зверя, которое и прервало его размышления. Оно доносилось издалека. «Наверное, медведь. Надо быть осторожнее. Я здесь не один», - подумал Иван.
        Чтобы скоротать время, Иван стал разглядывать стоящие вокруг деревья. С растущей метрах в десяти высокой сосны поднялась крупная птица и совершенно неслышно пролетела между деревьями вниз по склону. «Наверное, филин. Красиво летит. Попробуй-ка сделай аппарат таких размеров, чтобы он вот так летал между деревьев, да еще чтобы его не было слышно. Даже сейчас - это непосильная техническая задача для самой передовой страны. А филин летает. Красавец». Иван начал было думать, как должна быть устроена система управления таким вот летательным аппаратом, но тут же остановился, поймав себя на том, что он не за тем сюда пришел, чтобы разрабатывать системы наведения и ориентации.
        Иван взял хворостинку и выкатил одну картофелину. Раздавил ее кулаком и попробовал кусочек. Она была еще сыроватой. «Горяче сыро не бывает», - вспомнил Иван бабушкину поговорку и начал перебрасывать кусочки картофелины с руки на руку, чтобы быстрее остывали, и есть.
        Иван ел долго, ему не хотелось спешить. Было так тихо и так одиноко, что спешить - значило нарушать эту величественную тишину. «Нет, здесь ничего нельзя делать торопясь». Иван вспомнил, как священник творил обряд: все его движения были медленными и исполненными внутренней значимости. Он понял, что всячески отдаляет момент, когда надо думать о том, куда и зачем он идет. «Эх, искупаться бы или хотя бы умыться холодной водой, - подумал Иван. - Но раз искупаться негде, попробуем вот что». - Иван сбросил с себя фуфайку и снял майку. Тело слегка обожгло холодом осеннего утра. Иван похлопал себя по плечам и пробежался несколько раз вокруг костра. Потом помассировал мышцы, стараясь их получше размять. После этой зарядки появилась потребность идти. Иван сказал:
        - Аллеин, где ты? Пора в путь.
        Аллеин тут же появился, представ метрах в десяти, на другой стороне поляны. Он поприветствовал Ивана, подняв руку и, повернувшись, медленно полетел, слегка приподнявшись над землей. Иван быстро оделся, вскинул на плечо мешок и двинулся в путь.
        Одна сторона гряды, по которой шел Иван, была очень крутой, другая довольно пологой. Склоны были покрыты смешанным лесом, в основном соснами, березами и осинами, но попадались и кедры. Иван шел размеренным шагом, изредка останавливаясь и перекладывая мешок с плеча на плечо. Было по-прежнему очень тихо, лишь иногда где-нибудь кричала птица да на каменистых участках скатившийся из-под ног камень прыгал по откосу, гулко отзываясь эхом, идущим снизу, от подножия склона. Характер местности не менялся.
        Поднялся ветер. Сначала Иван услышал шум в вершинах деревьев. Деревья начали плавно раскачиваться, их кроны зашумели, и каждая, если прислушаться, шумела на свой лад.
        Иван вышел по склону на открытое место. Отсюда было видно далеко, очень далеко. И на сколько хватало глаз, был виден только лес - до самого горизонта. Сотни тысяч, миллионы деревьев - и больше ничего. Ни реки, ни поляны, ни скалистых уступов, только лес. Гряда, по которой шел Иван, стала подниматься круче. Камней и выступов скал попадалось все больше. Ветер усилился. Он раскачивал деревья так, что они теперь уже не шумели, а гудели и поскрипывали. «Только крепкие деревья могут расти здесь на склонах. Чуть подгнил - и все, конец, жди первого урагана. Или сломает, или вывернет с корнем».
        По небу неслись мрачные осенние тучи. Иногда брызгал дождь. Иван шел среди этого шума и дождевых брызг, покачиваясь под сильными порывами ветра. Идти было трудно, приходилось преодолевать крутые подъемы и обходить многочисленные выступы скал. Иван глубоко и напряженно дышал, в ногах чувствовалась сильная усталость, по спине бежал пот. Теперь тяжесть мешка ощущалась очень хорошо. «Будто бы бежишь марафон. Ну да делать нечего, надо идти», - думал Иван. Дорога становилась все круче. Когда наступили сумерки и можно было остановиться, Иван лег на землю и долго лежал, пока не отдышался. Наконец, собравшись с силами, начал собирать хворост.
        И следующие несколько дней характер пути и окружающего ландшафта не изменился. Иван шел так же без остановок, вымотался до предела, и каждый шаг давался ему теперь через силу.
        С каждым днем становилось все холоднее. Пока Иван шел, было не холодно, но ночью приходилось сильно мерзнуть. Здесь была уже поздняя осень. Сильный ветер, который дул все время почти без перерыва, сорвал до срока с деревьев почти все листья. Вода в лужах к утру замерзала и оттаивала только к полудню.
        Через несколько дней пути Иван вышел на редколесье. Гряда, по которой он шел, значительно расширилась и стала более пологой. Деревья росли здесь только у подножия гряды, вокруг были скалы и камни. Иногда приходилось спускаться в глубокие ущелья и переходить вброд бурные и холодные ручьи, несущие в своих темных струях разноцветные листья.
        Иван весь был поглощен движением, все его силы, и физические и духовные, были направлены на преодоление трудного пути. Он почти ни о чем не думал и ничего не вспоминал. Картошки в мешке осталось совсем немного, поэтому Иван сначала ел досыта, но вскоре, поняв, что еды надолго не хватит, стал экономить. Теперь приходилось несколько раз в день делать привалы. Иван сидел, прислонившись спиной к дереву, и слушал свое сердце. Когда оно успокаивалось, он вставал и шел дальше.
        Еще через несколько дней пути деревья вообще почти перестали встречаться. В ложбинах около ручьев рос кустарник и низенькие, кривые березы. Изредка попадались такие же низенькие и кривые сосны. Ночью было очень холодно, а развести костер стало проблемой, потому что трудно было найти хворост. Картошка почти кончилась. «Хоть тащить ничего не надо, и то хорошо», - думал Иван. Простудиться он не боялся, потому что вообще никогда не простывал и даже не знал, как это бывает, но спать из-за холода было почти невозможно. Стоило уснуть, и холод тут же заставлял проснуться и двигаться, чтобы не замерзнуть. Но днем было довольно тепло, особенно когда выглядывало солнце.
        В один из дней ветер разогнал все тучи и перестал дуть. Стало тепло. Иван с утра лег на мох, подстелив под себя почти пустой мешок, и уснул. Он проспал до самого вечера, а когда проснулся, уже взошла почти полная желтая луна. Путь был хорошо виден, и Иван пошел вперед. Аллеин летел впереди всю ночь, не исчезая из виду. Его загадочно светящийся отражением лунного света прозрачный силуэт не отбрасывал тени.
        Иван шел медленно, и Аллеин не торопил его. Луна склонилась к западу и собиралась зайти за высокую гору, когда Аллеин остановился и, повернувшись лицом к Ивану, сказал:
        - Мы пришли на указанное место, Иван.
        - Что мне теперь делать? - спросил Иван.
        - Ждать. Он должен прийти сюда. Он обязательно придет. Когда он это сделает, я не знаю. Но будь уверен, момент для этого он подберет самый подходящий. До свидания, Иван.
        - До свидания, Аллеин, - ответил Иван. - А как мне потом отсюда выбираться? Ты поведешь меня назад?
        - Пока не знаю. Ничего не буду тебе говорить и обещать. Желаю тебе выстоять, Иван.
        Аллеин исчез, как бы растворился в лунном свете. Луна зашла за гору, стало темно, и Иван остался один под яркими осенними звездами. Он осмотрелся по сторонам - ничего не было видно, кроме черных силуэтов гор вдали, и заметил, что небо на северо-востоке уже начинало светлеть. Наступал новый день.
        Иван сел на камень и стал ждать рассвета. Светало медленно. Контуры окружающих гор проступали сквозь сумрак, будто проявляясь на фотобумаге. Вся гамма цветов состояла из оттенков черного. Черные низины, куда не попадал свет, и светло-серые склоны на южной стороне. Когда рассвело, Иван увидел, что он всю ночь шел по гребню гряды, довольно круто поднимавшейся вверх. В месте, где он находился, подъем заканчивался, и дальше гряда шла ровно, слегка изгибаясь дугой. Заканчивалась она, упираясь в горный кряж. Высокие горы были покрыты ледниками и холодно сверкали, отражая свет восходящего солнца.
        На западе, внизу, была каменистая пустынная равнина. А на востоке, через пологое ущелье, - такая же гряда, только пониже. По дну ущелья, невдалеке, бежал ручей. Никакой растительности не было. «И все-таки надо попробовать найти каких-нибудь прутиков, чтобы развести костер и поесть последний раз», - решил Иван и, тряхнув мешком, в котором трепыхнулось несколько картофелин, пошел вниз к ручью. Вода в ручье была холодная, буквально ледяная. Камни около ручья были покрыты тонким слоем льда. И этот лед, похоже, и не собирался таять. Стоило брызгам попасть на камни, как они тут же покрывались ледяной, блестящей корочкой. Кое-где из-под камней пробивалась сухая трава. Удалось найти несколько кустиков какого-то неизвестного Ивану растения. Иван собрал в кучу все, что может гореть, потратив на это немало времени, налил немного воды в котелок и, положив в него оставшуюся картошку, поджег траву. Сухая трава сразу вспыхнула, и с минуту костер горел сильно. Иван встал к костру спиной так близко, как только это было возможно, и зажмурил глаза от удовольствия. Так приятно было среди окружающего холода
чувствовать жар костра. Но когда трава прогорела, костер быстро потух. Прутики кустарника гореть не стали, потому что были сырыми. Иван попробовал воду в котелке. Она была чуть теплой. «Ну что ж. Все ясно», - сказал себе Иван и, морщась, выпил из котелка теплую воду, а потом стал жевать сырую, хрустящую на зубах картошку. Процесс поедания сырой картошки занял у него много времени, но он решил съесть все девять картофелин, что и сделал. После этого Иван опять поднялся вверх и сел на тот же камень.
        Ветра совсем не было, и солнце, стоящее над горами, приятно грело лицо. «Если днем будет так тепло, как сегодня, то я могу протянуть здесь довольно долго и умру от голода, а если будет холодно и задует ветер, то от холода», - подумал Иван. Ему вдруг открылась вся реальность происходящего с ним. «Какой Сатана?! Какой Лийил?! Я просто помешался на решении своей задачи и, сойдя с ума, пришел сюда, чтобы умереть здесь в одиночестве, как уходят в пустынное место животные, почувствовав приближение смерти. Их побуждает к этому инстинкт, и меня тот же древний инстинкт заставил скрыться от людей в этих горах. Надо попытаться выбраться отсюда. - Иван подскочил было, но, посмотрев назад, медленно сел на место. - Сколько дней я шел? Семь, а может - четырнадцать, а может, больше? Нет, на обратную дорогу сил не хватит. Буду умирать здесь. Боже мой, и этого я достиг…» Ивана охватил страх, сравнимый с тем, что он испытал во время клинической смерти.
        Сердце Ивана колотилось, и кончики пальцев слегка дрожали. «Когда же это произошло? Когда я сошел с ума? Да, конечно же, - после этой драки. Мне, наверное, повредили мозг. И все, что происходило со мной позже: все эти полеты в пространстве и во времени, встречи с Богом, Риикроем, - все это просто бред. А Лийил? Вызвать его? - Иван хотел было произнести знакомое заклинание, но тут же остановил себя. - Нет, не надо поощрять своего сумасшествия. Представился шанс здраво оценить, что же со мной произошло, а я опять бросаюсь в мир грез. А была ли Наташа или это тоже моя выдумка? Ну хоть какое-нибудь доказательство того, что хоть что-то в моей жизни за последние дни - реальность, Господи, ну хоть какое-нибудь!»
        Иван схватил себя рукой за горло и быстро засунул руку за пазуху. Он нащупал пальцами то, что искал, достал и положил на ладонь. Маленький латунный крестик светился у него на ладони. Иван напряг зрение, чтобы разглядеть как следует детали орнамента. Рассмотрев крестик внимательно, он засунул его за пазуху. «Вот доказательство, что в церкви я был, значит, и у Наташи я был - это реальность. Ну, а насчет остального лучше согласиться с тем, что этого не было».
        Иван огляделся по сторонам. В голову пришла мысль: «Здесь миллионы тонн горной породы, я по сравнению с этим - даже не песчинка, но я стал возмутителем спокойствия всего этого. Я боюсь, я надеюсь, я хочу есть, наконец. Я хотел все объяснить. А зачем? Вот главный вопрос - зачем я хотел все объяснить, а не довольствовался тем, что предназначено мне природой, ведь природе мои объяснения ее существования не нужны. - Иван склонил голову, глубоко вздохнул и закрыл глаза, кисти его рук устало и безвольно повисли. - Я все хотел объяснить и почти объяснил, во всяком случае, себе. Возможно, эксперимент опровергнет это мое объяснение, но это будет потом, а сейчас я знаю, что я прав. Ну и что с того? Что с того, что я все объяснил?! Я стал счастливым? Я сделал кого-нибудь счастливым? Нет, ничего подобного. Ничего этого нет. Сейчас одна задача - умереть здесь так, чтобы не было самому противно переживать эти последние дни. И скорее бы умереть - это будет проверка моей никому не нужной, кроме меня, теории. Это и есть главный эксперимент в моей жизни. Вот почему я сюда пришел, бросив все, что меня с ней
связывает! Не буду бороться, буду сидеть здесь, пока не умру», - заключил Иван и открыл глаза. Ничего вокруг не изменилось. Было также оглушительно тихо, отсюда не было слышно ручья, но если подойти поближе к склону, ручей был слышен. Иван встал и немного спустился вниз. Да, действительно, отсюда был хорошо слышен шум бегущей воды. Осмотрев ущелье, Иван вернулся на свое место.
        Мозг Ивана продолжал работать. И сейчас все свои силы Иван тратил на то, чтобы заставить его перестать генерировать идеи и мысли, то есть перестать делать то, что он с огромной производительностью всегда делал. Сейчас этот генератор был Ивану не нужен больше и он боролся с ним, заставляя себя ни о чем не думать. Это оказалось непросто. Мысли и образы то и дело ярко вспыхивали в мозгу, возникнув, как всегда, неизвестно откуда, и Иван усилием воли заставлял себя не анализировать их. Этой борьбой Иван был занят все время, неподвижно сидя на камне и почти не глядя по сторонам.
        Так же сидя он уснул, и снилась ему мать. Это случилось впервые с тех пор, как она умерла несколько лет назад. Раньше она никогда ему не снилась. Мать сидела на постели в их однокомнатной квартире и почему-то плакала. Она плакала и плакала, а лица ее Иван не видел. Но он точно знал, что это мать, потому что это была их комната, и кто бы еще мог сидеть на материной кровати. Иван проснулся от холода. Была ночь. Сначала Иван не хотел вставать, но холод заставил его сделать это. Чтобы согреться, он начал быстро ходить, а потом даже пробежался немного, но сердце бешено заколотилось, и голова сильно закружилась. Начинало сказываться то, что Иван ослаб от длинного пути и голода, да и высота здесь была немалая. Он опять сел на свой камень и задремал. За ночь он еще несколько раз вставал, чтобы походить, но уже больше не бегал - это ему было не по силам.
        Наступило утро. Главное, чего теперь хотелось Ивану, чем были заняты все его мысли, - он хотел есть. Никогда в жизни он не хотел есть так, как сейчас. Голова кружилась, даже когда он сидел неподвижно, а если немного пройтись, то головокружение усиливалось. В теле была какая-то странная легкость, он был как пьяный. Ему было смешно чувствовать свое бессилие, и Иван смеялся. Стоило закрыть глаза, и он видел какую-нибудь еду: бутерброд с колбасой, вареную картошку, любимую рисовую кашу на молоке. Силы очень быстро, даже на удивление быстро, оставляли его, ведь путь, который ему пришлось преодолеть, отнял их все, да и перед этим он ни разу не ел досыта.
        Наступила следующая ночь. К счастью, небо затянуло низкими, густыми облаками, и поэтому ночью было не так холодно. Всю ночь Иван сидел неподвижно, он или спал, или дремал, не очень разбирая, когда он спит, а когда нет. Снились какие-то яркие, цветные сны, но их Иван не запомнил.
        Когда рассвело, Иван встал и осмотрелся. Голод стал нестерпимым. Взгляд Ивана блуждал в поисках чего-нибудь, что можно съесть. Иван хорошо понимал, что совершенно безнадежно найти здесь какую-нибудь пищу, но все равно решил спуститься по западному склону - а вдруг. Он медленно пошел на запад, вниз по склону, обходя камни и трещины в скалах. Его иногда шатало, и он часто останавливался, чтобы перевести дух. Пройдя с километр, Иван остановился и оглянулся. Он понял, что опрометчиво ушел так далеко, потому что подняться назад ему будет трудно. ЕДЫ, смешно, какая здесь еда, он, конечно, не наплел, а последние силы потратил. Иван лег прямо на камни и стал смотреть на сине-черные низкие облака. Сердце очень долго не успокаивалось, да и билось оно не ровно и мощно, а так, больше трепыхалось, время от времени делая сильный удар. Поняв, что лежать и ждать, когда вернутся силы, бесполезно - не дождешься, Иван встал и, хватаясь за обломки скал, медленно пошел вверх. Ноги дрожали так, что Иван порой переставлял их руками, и последние сто метров он преодолел на четвереньках. Добравшись до своего камня, он в
изнеможении упал рядом с ним и потерял сознание.
        Всю ночь Иван находился как бы в оцепенении, он уже не ощущал ни холода, ни голода, и сознание его уже больше не беспокоило. Утром Иван проснулся или, скорее, очнулся. Он снова сильно захотел есть и отчетливо понял, что это последнее определенное желание в его жизни. Последнее! Он встал и посмотрел по сторонам. Ночью выпал снег. Все вокруг было покрыто тонким, сантиметра два, слоем ослепительно белого, необыкновенно чистого снега. И тут Иван увидел, что с юга, по вершине гряды, в его сторону медленно идет человек. Его маленькая черная фигурка была отчетливо видна на фоне снеговых вершин.
        «Это он. Выбрал подходящий момент. Да. Надо встречать его стоя», - так подумал Иван. Он не отрываясь, напрягая зрение смотрел на двигающийся силуэт. Иван разглядел, что тот, кто идет, одет в свободную черную одежду и что он без головного убора. Иван ни на миг не усомнился в том, что это - не мираж. Ясность сознания вернулась к нему, голова не кружилась, и сердце билось, как всегда, ровно.
        - Спасибо, что нашлись силы и ноги перестали дрожать, - сказал Иван сам себе. - Ну что ж, я готов к встрече.
        Фигурка медленно приближалась, и через некоторое время в абсолютной, даже какой-то неестественной тишине Иван услышал скрип снега от шагов того, который шел к нему на встречу.
        Ивану показалось, что он стоял и ждал очень долго, целую вечность. Но он терпеливо ждал, потому что ни приближать встречу, ни оттягивать ее не хотел. Наконец тот, кто шел, остановился метрах в сорока. Иван старался разглядеть его лицо, но это никак не удавалось, хотя он хорошо видел детали одежды. «Странно, почему я не могу увидеть его лицо оно как бы размыто. В чем дело?» Как только Иван подумал так, тот, кто шел, поднял вверх правую руку и двинулся вперед. Иван отчетливо услышал ровный мужской голос:
        - Приветствую тебя, Иван. Ты хотел встретиться со мной, и я пришел. Скажи мне, что ты хочешь?
        «Он еще спрашивает, чего я хочу. Издевается. Да, это он, точно - Сатана. Но уж ответ-то мой пусть тебя хоть немного удивит», - подумал Иван и сказал:
        - Для начала я хочу увидеть твое лицо.
        Тот, кто пришел, шагнул вперед. Но Иван по-прежнему не видел лица, потому что его просто не было, не было, и все, на месте лица что-то было, но даже не маска, а нечто, что постоянно меняло свои очертания, как в калейдоскопе это было очень странно и страшно видеть. Подойдя метров на десять, тот, кто пришел, остановился, и тут Иван увидел его лицо. Иван ожидал увидеть что угодно, только не это.
        На него, улыбаясь, смотрел Иван Свиридов собственной персоной. Лицо его было спокойным и приветливым, и только глаза поблескивали, как бы живя своей отдельной жизнью, и глаза эти были недобрыми. «Вот он - средоточие мирового зла, квинтэссенция разрушения. Зачем он явился сюда в человеческом облике, да еще и издевается надо мной?» - подумал Иван.
        - Устраивает ли тебя такой облик, Иван, или мне подобрать какой-нибудь другой?
        - Лучше какой-нибудь другой, - тихо сказал Иван.
        Лицо пришедшего тут же изменилось. Теперь это был ослепительной красоты чернокожий мужчина с идеально правильными, тонкими чертами лица.
        - Это мне больше нравится, - сказал Иван. - Ты Сатана?
        - Да, - сказал тот, кто пришел, - можешь называть меня так.
        - Ты назначил мне здесь встречу. Я согласился прийти, потому что хотел испытать себя, - сказал Иван, опустив глаза. - И мне было любопытно посмотреть на того, кого считают источником зла. Бог рассказал мне о том, чего ты хочешь от меня. Так вот, я не буду решать свою Систему и тем более ее публиковать.
        Пришелец едва заметно усмехнулся и сказал:
        - Иван, Иван, я знаю, что ты очень любознателен и смел, но не до такой же степени. Не до такой же степени, чтобы только из любопытства и для испытания своей смелости встречаться со мной. Со мной! И рисковать при этом жизнью. - У Ивана опять сильно закружилась голова. Он пошатнулся и сел на камень. - И почему ты считаешь меня источником зла? Нет, это неправда. Источник зла - человеческая свобода, которую я всячески поддерживаю, не я. И все-таки я знаю, что тебя привело сюда не любопытство и не желание себя испытать. Нет. Страх смерти - вот что толкнуло тебя на встречу со мной. Ведь ты же знаешь, что ты смертен весь без остатка, как и все свободные люди. Только я могу дать тебе бессмертие. Вот зачем я тебе нужен. - Сатана сделал паузу и продолжил: - Зачем ты переносишь такие мучения, Иван? У тебя же есть Лийил. Только прикажи, и у тебя будет и еда, и теплая одежда. Поешь, а потом я тебе скажу, зачем ты мне был нужен, - Сатана сделал еще одну длинную паузу. Иван молчал. - Трудно разговаривать с голодным. Голодный человек не принадлежит себе. Поешь, я подожду.
        Иван долго молчал, он боролся с головокружением и сердцебиением.
        - Или у тебя нет Лийила, Иван, и ты уже не тот абсолютно свободный человек, избранник Бога, ради которого я и пришел сюда? - Сатана чуть повысил голос, он стал властным. - Если ты владеешь Лийилом, докажи это. «Он хочет, чтобы я призвал Лийил, - думал Иван. - Зачем? Призвать дар Божий по воле Сатаны. А следом по воле Сатаны решить Систему. Психолог, твою мать…» Иван усмехнулся про себя.
        - Не будем беспокоить Лийил по пустякам. Если ты не уверен, что он у меня есть, - уходи, - спокойно и твердо сказал Иван. Он усмехнулся и, глядя прямо в глаза Сатане, добавил: - К тому же «Не хлебом одним будет жить человек, но и всяким словом Божьим».
        Сатана засмеялся и ответил:
        - Ну, а это уже плагиат. К тому же, это время так и не наступило. Ты же знаешь, что ты не сын Божий?
        - Ты, похоже, знаешь обо мне больше, чем знаю о себе я, поэтому и призвал меня сюда. Давай говорить по существу. Что тебе от меня надо?
        Сатана сел на камень и скрестил руки на груди. Он все время не сводил с Ивана взгляда.
        - Я не так часто бываю здесь, на Земле, в вашем мире, Да еще в человеческом облике. И, конечно, если уж я сюда пришел, у меня есть для этого серьезные причины. Не думай, что я пришел искушать тебя по своему, как люди считают, обыкновению. Это невозможно. Ты знаешь, что ты можешь, ты это уже испытал, я хочу разговаривать с тобой, как с равным. Я пришел разговаривать с тобой о деле. О деле для меня важном, но еще более важном для тебя. - Сатана смотрел на Ивана. Иван молчал. - Конечно, ты понимаешь, почему ты стал для меня так интересен. - Иван продолжал молчать. - Ты, Иван, человек, которого я ждал. О котором я мечтал, когда задумал разрушить эгоистичный замысел Творца.
        - Какой замысел? - прервал Сатану Иван.
        - Вашему Создателю был не нужен человек познающий, ему был и остается нужен только человек верующий и любящий - Его, прежде всего. А мой идеал - свободный человек, человек-творец. Из всех людей, когда-либо живших на Земле, ты ближе всех приблизился к этому идеалу.
        - Ты хочешь сказать, что если бы не твое вмешательство, прогресс был бы невозможен?
        - Истинный прогресс: научный, технический, общественно-политический - любой, связанный с познанием мира, - без моего вмешательства, точнее, участия - невозможен.
        - Ты хочешь предложить мне сделку, касающуюся придуманной мной Системы. Я это знаю.
        - Да, хочу. Но прежде все же я должен получить от тебя доказательства того, что ты и сейчас именно тот человек, ради которого я сюда пришел.
        - Неужели это не очевидно?
        - Нет. Прежде чем мы будем говорить о деле, я должен знать, правда ли ты избранник Бога, есть ли у тебя Лийил или его нет. Причем, прошу тебя, не показывай мне его, я не перенесу этого зрелища. Просто сделай что-нибудь, что обычный человек сделать не может, сотвори маленькое чудо - и этого будет достаточно.
        Иван долго молчал, думая, что же ему делать.
        - Что-то ничего не приходит в голову. Что, например?
        Сатана достал из складок одежды кинжал и протянул его Ивану.
        - С Лийилом тебя нельзя убить. Докажи мне это.
        Иван взял кинжал, покрутил в руках и отложил в сторону.
        - Нет, не буду.
        - Ну почему? Чего ты боишься? Ведь это же у тебя все равно не получится: либо ты ничего не почувствуешь, либо тебе это не дадут сделать твои помощники - Аллеин, например.
        - Нет, не хочу я этого делать. К тому же, если я убью себя, то твои планы о власти над миром уж точно не сбудутся. Сатана будто не услышал ответа Ивана и продолжал:
        - Может, тебя смущает то, что этот кинжал дал тебе я? Хорошо, давай изменим способ доказательства.
        Иван все это время пытался понять, для чего Сатана требует от него доказательств того, что Лийил все еще у него, что именно он избранник Бога. «Действительно, почему я должен ему вообще что-то доказывать. Ничего я ему не должен. А, вот где разгадка! Если я ему вообще что-то доказываю, значит, я ему должен. Значит, я принимаю его вызов, значит, у меня есть комплекс в отношении его значимости для меня. Его кинжал не опасен, опасен его вызов! Это будет его победа. С ним ни в коем случае нельзя спорить, сколько бы он ни провоцировал меня на спор. Да или нет - вот возможный для меня вариант разговора».
        - Нет.
        - Ты хочешь, чтобы человечество и дальше существовало и развивалось?
        - Да.
        - И я хочу того же и уже достаточно объяснил, почему. Но для этого от тебя потребуются определенные действия.
        - А с чего ты взял, что нам, людям, что-то угрожает?
        - Ты открыл законы существования вселенной, и после того, как они станут широко известны, наступит конец этому миру. Этот закон установил Творец, это и будет Конец света. Разве ты этого не знаешь?
        - Знаю. Но я не собираюсь публиковать свои открытия.
        - Ах, Иван, Иван. Не будь таким наивным. Если уж что-либо стало известно одному из людей, вскоре это станет известно и другим.
        - Каким это образом, интересно, это станет известно, если я этого не захочу?
        - У тебя это могут выпытать. Могут найти тетрадь с твоими записями. Расшифруют и разовьют идеи, заложенные в программу, которую ты, кстати, уже выпустил в свет. Или, может быть, проще всего, завтра появится новый Иван Свиридов - где-нибудь в Германии или в Бангладеш. Конец света, вашего мира, точнее, все равно наступит скоро, надо исходить из этого.
        - Что тебе от меня надо, Сатана?
        - Если ты создашь инструмент творения, взамен от меня получишь все в этой жизни и жизнь вечную.
        - Нет.
        - Ты понимаешь, что спасти тебя могу только я?
        - Я не думаю так.
        - Творцом тебе уготовлена роль Предвестника-Антихриста, ты это знаешь. Конец света неизбежен, потому что ты можешь стать Ему конкурентом. Чтобы сбить тебя с твоего пути, Он дал тебе Лийил. И ты исполнишь свою роль, если откажешься от моего предложения. Об этом говорят все священные книги. Мир все равно погибнет, и ты погибнешь вместе со своим знанием, вволю покуражившись, правда, перед страшным своим концом. Ты этого хочешь? Я-то выживу, я неистребим. А ты, Иван, пропадешь «в геенне огненной», и больше всех буду презирать тебя я, дававший тебе возможность спастись. Если ты решишь Систему, то получишь абсолютную власть. Центр силы переместится к тебе. Так всегда бывает, Иван. Смена власти необходима. Ты ничем не хуже Его. Ты станешь автором новой Книги и властителем душ. Творец не вмешается в последний момент, Иван! Я знаю это! Тебе надо просто довершить начатое и привести все к логическому концу.
        Иван молчал.
        - Как вы, то есть люди, живете! Вспомни. Вспомни, что творится на вашей несчастной планете, в каждой стране, в каждом городе, в доме, в каждой душе наконец. И это Божий мир, и это жизнь, достойная человека! Привычка, только привычка заставляет вас, людей, думать о том, что зло вашего мира - от меня. Нет - не от меня, а от того, кто, создав вас несовершенными, никак не хочет отказаться от вас, несмотря на все ваши просьбы, убедительнейшие просьбы и словами, и действиями. Если бы Он был благ, Он давно бы отказался от вас, и тогда бы все вы жили так, как хочется - свободно, что я и приветствую, и поощряю, и в чем вам помогаю. Да, когда все только начиналось, я действовал из духа противоречия, но это только поначалу. Теперь я действую с глубоким убеждением в своей правоте. Что скажешь, Иван?
        - Я не верю тебе.
        - Я недостаточно убедителен?
        - Почему же? Вполне. Мир, в котором мы живем, несовершенен, и, к сожалению, он вряд ли становится лучше. Но я не хочу быть причиной его гибели, ни прямой, ни косвенной. Все, что ты предлагаешь мне, - мне не нужно. - Иван замолчал и закрыл глаза. Вздохнув несколько раз, как бы отдышавшись, он продолжил: - Если бы я хотел и мог сотворить чудо, то только одно - заставить людей свернуть с пути, по которому они идут к своей гибели.
        Теперь молчали оба. Молчание затянулось.
        - Ты не знаешь, от чего отказываешься, - наконец сказал Сатана. - Смотри.
        Весь окружающий мир за считанные мгновения растворился в черноте. Испугавшись происходящего, Иван закрыл глаза. Он успел заметить, что оказался внутри какой-то светящейся сферы. Когда он открыл глаза, увидел то, что ему уже однажды приходилось видеть, только на этот раз перед ним была не вся вселенная, а его родная планета, вся сразу, в бесконечном многообразии всех возможных проявлений человеческой жизни и деятельности. Раздался голос Сатаны: «Смотри, я покажу тебе то, чем ты будешь владеть, если будешь со мной». Иван видел все как бы сразу, и его удивляло, что он все успевал воспринимать одновременно.
        Все, что видел Иван, можно обобщить одним словом - власть, власть во всех ее проявлениях. Власть над людьми, над неживой природой, над животными, над самим собой. Перед Иваном как бы разыгрывался спектакль, главным действующим лицом в котором был он. Он управлял государством, отдавая единоличные распоряжения, он погружался в глубину океана капитаном подводной лодки, сидел на командном пункте, руководя боем, давал указания исполнительным директорам какой-то корпорации, обладал прекрасными женщинами, которых выбирал сам, для него была устроена грандиозная охота где-то в Африке, своим распоряжением он спас жизнь сотням тысяч умирающих от голода детей. Оперные спектакли, рок-концерты, автогонки, дансинги, бассейны под пальмами - все это сливалось в поток потрясающих впечатлений. Иван мчался на мощном автомобиле с пистолетом в руке, нырял с аквалангом, летел на военном самолете - одновременно.
        Иван прервал поток этих впечатлений, закрыв глаза. «Нет. Не хочу я ничего этого. Сатана, возврати меня назад. - Никакой реакции не последовало. - Возврати меня назад или я призову Лийил». Вспышка. Иван открыл глаза. Он обнаружил себя сидящем на том же камне. Сатана стоял там, где и раньше.
        - Ну, как впечатление?
        - Впечатление сильное. Примерно это мне уже приводилось видеть, только там я выбирал, что мне смотреть, а теперь ты демонстрировал мне то, что хотел показать сам.
        - Все это будет твое. Ты проживешь интереснейшую жизнь, о которой человек может только мечтать. Она уйдет на распространение и популяризацию твоей Системы. У тебя будет все: слава, власть, деньги. Тебя будут любить, причем совершенно искренне. Ты войдешь в историю, как величайший гений человечества. Соглашайся, Иван. Соглашайся. Пойми: ты - Антихрист, то есть мой тайный помощник, тебе этой роли не избежать - и не надейся, так уж ты устроен. Ты ведь знаешь это лучше меня. И, наконец, имей в виду следующее, об этом тебе Творец не говорил, скрыл-таки: если ты не примешь моих предложений и сумеешь обмануть судьбу, я так выражусь для простоты, - то есть найдешь какой-нибудь иной путь, кроме тех, о которых я тебе сказал, - произойдет вот что: Он не оставит ни о тебе, ни о том, что было с тобой хоть как-то связано, никакой памяти, никто из людей о тебе не будет помнить, все будет сделано Им так, будто тебя и не было. Для Него это ничего не стоит, все причинно-следственные связи существенны только для людей, для Него же нет ни причин, ни следствий, а есть только цепь событий и Его воля. Ты понял это? -
Сатана помолчал немного и добавил: - Ты хорошо это понял?
        Иван размышлял над ответом: «Почему я обязательно должен стать Антихристом? Один разделил всех людей на избранных и проклятых, другой стремится занять Его место. А что же я? Нет, я пойду своим путем, и если уж идти по нему до конца, то целью должна быть вечная жизнь для всех, а не для избранных! Я объединю своей Системой все человечество. И если этот маньяк думает, что в последний момент выдернет Систему из моих рук, то ошибается! Не выдернет… Только бы решить ее».
        - Уходи, Сатана. Уходи прочь. Я буду жить, как я хочу, но не как ты этого хочешь. Никому я никогда не подчинялся и тебе не подчинюсь - вот тебе мой ответ. Может быть, Бог жесток, но Он нас создал и Его право поступать с нами так, как Он считает нужным, а ты - ты борешься за власть. Я с детства не люблю тех, кто борется за власть. Все, уходи, оставь меня.
        Иван закрыл глаза, потому что у него опять сильно закружилась голова.
        Когда Иван открыл глаза, Сатаны не было. Но следы на снегу остались.
        «Где же найти такой компьютер?! - Иван схватился за голову. - Какой компьютер, какая Система?! Я же замерзну здесь через несколько часов!»
        Тут он опять увидел Аллеина. Аллеин был теперь не в полупрозрачном обличье, а во плоти, одетый в свою бедую одежду. Он обратился к Ивану, слегка поклонился, приветствуя его, и сказал:
        - Иван, я готов тебе помочь преодолеть обратный путь.
        «Нет уж, с меня хватит чудесных явлений, - подумал Лван, - надо побыть самим собой хоть последние часы». И ответил:
        - Знаешь, не надо. Я все свои проблемы предпочитаю решать сам. Ты в этом, наверное, недавно еще раз убедился.
        Аллеин печально улыбнулся и сказал:
        - А ты не боишься сбиться с пути?
        Иван, не оборачиваясь, на ходу ответил:
        - Нет, ничего я не боюсь.
        Под гору было идти значительно легче. И Иван радовался тому, что ноги почти не дрожат, а голова не кружится. Но уже через несколько километров он был вынужден отдохнуть, потому что силы оставили его. Он долго сидел на земле, прислонившись спиной к большому серому валуну. Пошел легкий пушистый снег. Снежинки медленно падали, закрывая черные камни. Иван сидел не шевелясь и смотрел на падающий снег. На плечах и на голове у него образовались белые сугробики. Вставать не хотелось, но он все же заставил себя встать и пойти. На спуске Иван поскользнулся, упал и покатился вниз по склону, больно ударившись головой о камень. Все бы ничего, но склон был очень крутой, и Иван, внимательно посмотрев вверх, понял, что эти тридцать метров вверх по склону ему без длительного отдыха не преодолеть. Он долго отдыхал, потом начал карабкаться вверх, загадав, что если заберется, то выйдет, а если нет, то не выйдет. К вечеру с огромным трудом Иван забрался на то место, с которого упал вниз.
        Снегопад закончился, и стало быстро холодать. Иван чувствовал, как холод сковывает его тело. Сильно хотелось спать. Иван не боролся со сном, хотя понимал, что этот сон может стать последним в его жизни. Он засылал, холод и голод отступали по мере того, как он проваливался в сон.
        Проснулся Иван от сильных толчков и ударов по лицу. Проснулся не сразу, с большим трудом. Он услышал голос Сергея: «Берите его и тащите к вертолету, там будем будить и оттирать». Чьи-то сильные руки подхватили Ивана и понесли куда-то. Иван очнулся от запаха спирта, которым ему растирали спину. Иван открыл глаза и поморщился, перед носом у него кто-то держал стакан с водкой.
        - Выпей и закуси - поможет, - сказал ему кто-то.
        Иван взял стакан, выпил и закусил кусочком хлеба. Голова у него тут же сильно закружилась, и он опять уснул.
        Вертолет закрутил винтом, взлетел и, сделав разворот, быстро полетел на север. В вертолете было четверо: два пилота, Иван и Сергей, у которого на коленях лежала та самая карта с черным крестиком, обозначавшим место, где и нашли Ивана.
        Часть вторая
        Фуга в стиле рок
        Когда к нему в тайник вошел высокий
        и чистый ангел, весь светясь огнем,
        он распознал его в мгновенье ока
        и попросил его лишь об одном -
        о позволеньи не покинуть крова
        ему, смущенному душой купцу.
        Он жизни не читал - и мудрецу
        не слишком тяжело ли это слово?
        Но тот с упорством, бьющим через край,
        велел его исполнить приказанье,
        не уступал и требовал: читай!
        Он прочитал. И ангел ниц упал.
        И стал он тем, кто прочитал писанье,
        и подчинялся, и осуществлял.
        Р. М. РИЛЬКЕ
        Глава первая
        1
        Аллеин не последовал за улетающим вертолетом. У него сильно заболело в груди - там, где у людей находится сердце, и стало так тяжело и тоскливо, как, наверное, бывает перед неизбежной смертью. Аллеин был бессмертен, во всяком случае, он всегда считал себя бессмертным, но эта жуткая, непроходящая боль заставила его усомниться в этом. «Что со мной? Почему?» - спросил у себя Аллеин и не нашел ответа. Собрав все силы, он устремился вверх - для того, чтобы посмотреть, что происходит в мире людей. Возможно, его состояние связано с тем, что там творится что-то неладное? Заняв удобное положение в надпространственном эфире, Аллеин стал наблюдать за людьми. Люди занимались своими обычными человеческими делами, ничего особенного, все было обычным - и добро, и зло, творимое ими. Потом Аллеин послушал голоса и мысли людей, обращенные к Богу. Нет, нельзя сказать, что хор этот ослабел или стал фальшивить. Все было как всегда: на всех языках, называя Его разными именами, люди всех религий взывали к одному и тому же Богу, своему Творцу, - все как всегда. «Почему же мне так плохо, будто приблизился мой конец? -
думал Аллеин. - Ведь все как всегда. А может, все так и должно быть? Все должно быть как всегда, когда наступит конец, и этот храм, воздвигнутый Богом - Земля, - погибнет».
        Боль стала стихать. «Насколько все же я слаб и беспомощен и как мне мало дано, - думал Аллеин, - я даже не могу ответить на вопрос: случайно ли, то есть только лишь По воле Сергея прилетел вертолет в последний момент за Иваном или Бог направил его? Этот извечный для меня вопрос: где в мире граница случайного, и почему Он так часто действует через людей, напрямую вмешиваясь в события, не привлекая для этого нас - ангелов? - Аллеин вздохнул. - Жаль, что мне не дано читать его Книгу».
        - Ему, конечно же, видней, как поступать, но ведь я так стараюсь. Неужели я что-то делаю не так? - сказал Аллеин и увидел, что из подпространства вынырнула ликующая физиономия Риикроя.
        - Привет, ангел! Как самочувствие? - Аллеин промолчал. - Наш подопечный решил, наконец, исправить замысел Творца. Что он стоит теперь, весь этот замысел!
        - Все предопределено. Все! - воскликнул Аллеин.
        - Нет, не все, Аллеин, и ты это знаешь. Если бы все было предопределено, мне бы было нечего делать на Земле. Искушать людей, имеющих души, - себе дороже, зато как приятно работать с людьми, их не имеющими!
        - И все равно всегда и везде побеждал замысел Бога! Ни один из призванных не отступил, и замысел Бога выполняется!
        - Не спорю, всегда и везде, и ни один не отступил, но, как видишь, дело движется к развязке. Человеческая свобода оказалась сильнее Божественного предопределения. Недаром, нет, недаром люди так много сейчас говорят о свободе! Это признак конца, дружище. Свобода! О, что бы я делал, если бы не было свободы! Аллеин, ответь-ка мне, почему Бог не отнял ее у всех? Я, например, никак не могу этого понять.
        - Лицемерный лжец, ты прекрасно знаешь, что несвобода от Бога для человека значит бессмертие и следование путем, определенным Богом, но вовсе не означает личную зависимость. Призванные - не марионетки. Не ваши ли вдолбили в головы многим людям то, что Бога выбирают? Хочу - буду верить, а хочу - не буду, мне нравится быть свободным от Него. Они и выбирали…
        - Ты не ответил на мой вопрос. Почему Он не призвал всех? И зачем, например, Бог создал человека и дал ему разум, а следовательно, и потребность судить о добре и зле, не отняв при этом свободы? Что, Он не понимал, к чему это приведет? А, Аллеин? Ты знаешь ответ?
        - Знаю. И ты его знаешь. Есть два мира - мир Книги, в нем тебя нет, только он реален для Бога, и мир, отраженный от нее, или, как вы говорите, материальный. Ты - болезнь отражения, а не творение Бога, тебя в ней нет, так же как нет и твоего Господина, так же как нет и свободных людей, они живут во времени, в Книге же только то, что вечно. Это твой Господин уже тысячелетия морочит всем голову, нашептывая пророкам, что он создан Творцом, так же, как и зло.
        - Зачем же Он, всемогущий, допустил кривое отражение?!
        - Он пожалел людей, которые превозносили свободу как высшую ценность и просили ее. Люди вымолили свободу у Бога, потому что он добр! А без человеческой свободы ты - больше, чем пустота. Уничтожь ее, не будет и тебя.
        - Что? - с искренним удивлением воскликнул Риикрой.
        - Вот и все. Бог дал свободу людям, а через некоторых своих призванных дал им религии, чтобы ее сдерживать. И ты не хуже меня знаешь, что из этого вышло…
        - Иван Свиридов - собственной персоной.
        - Но это, действительно, - выбор людей. Свободных людей, тех, которым не досталось душ. Да уж. Результат налицо… Призванные религию не выбирают, она выбирает их.
        - Как хорошо для нас, что Бог столь сильно любил людей, что бросил их по их же просьбе. Ладно, Аллеин, до скорого, - махнул рукой Риикрой. - Встретимся у церкви. Представление должно продолжаться!
        Вертолет тем временем летел над тайгой. Сергей смотрел в окно на припорошенные снегом кроны сосен, которые сверху казались бурунами волн застывшего вмиг океана. Иван спал. Его лицо было спокойным, дыхание ровным. За все время, пока вертолет летел, Иван ни разу даже не шелохнулся. Он сильно похудел, у него выросла густая черная борода, но сказать, что он плохо выглядел, - нет, Сергей так бы не сказал. «Что же он делал здесь и зачем? - думал Сергей. - Не верю в то, что Иван мог сойти с ума. Да, он странный. А кто из нас, бедолаг, добивающихся чего-то сверх обычного, не странный? Но не может такой человек сойти с ума. Куда его везти - домой или к Наташе? Нет, повезу домой. Расспрошу, что к чему. Мало ли что».
        Иван спал без снов. Когда он увидел Сергея, единственная мысль была: «Я спасен, я буду жить». Он еще почувствовал жжение разведенного спирта, от которого перехватило дыхание, и все, после этого он уснул, скорее даже не уснул, а потерял сознание.
        Аллеин, догнав вертолет, смотрел на Ивана и думал: «Вот он, вершитель судеб человеческих, - спит безмятежно. А что будет, когда он проснется? И все же откуда эта жуткая боль в груди и смертная тоска? Неужели это ощущение конца? Да, да! Я скоро исчезну, я чувствую это. Но почему? Может быть, потому, что с концом этого мира наступит и мой конец».
        2
        Вертолет приземлился на маленьком аэродроме таежного поселка. Здесь заканчивалась автомобильная дорога. Дальше была тайга.
        Сергей принялся будить Ивана. Он тряс Ивана за плечи, тер ему уши, но Иван спал как убитый. Пилот смеялся:
        - Возьми у меня пистолет, выстрели у него над ухом, тогда, может быть, проснется.
        Наконец Иван тряхнул головой и открыл глаза. Он несколько секунд смотрел на Сергея, как бы вспоминая - кто это, и, наконец, видимо окончательно проснувшись, улыбнулся и сказал:
        - Как ты меня нашел, Сергей?
        - Ты же оставил на подоконнике карту со своими координатами. Мне оставалось только догадаться, что место, указанное на карте, - это именно то, куда ты направился.
        - И как же ты догадался?
        - Когда в комнате кроме этой карты есть один матрас и один стул, нетрудно догадаться, что эта карта для хозяина комнаты имеет большое значение.
        - Мы сейчас поедем в наш город?
        - Да, нас здесь ждет машина.
        И действительно, у взлетной полосы маленького аэродрома стоял новенький черный БМВ. Сергей взглянул на Ивана, видимо ожидая вопроса: «Откуда такой автомобиль?» Но вопроса не последовало. Иван сел на заднее сиденье и сказал:
        - Сережа, я посплю еще. Спать сильно хочется, - и закрыл глаза.
        Но Иван не уснул, ему больше почему-то не спалось. Он стал смотреть окно. Дорога шла через заснеженное поле. Кое-где на краю поля паутинкой чернели облетевшие кроны берез. Иван долго, не отводя глаз, смотрел вдаль. Встречных машин не было. Пошел снег. Автомобиль будто бы летел куда-то в белую, пустую бесконечность. Ивану на миг показалось, что в мире кроме троих, ехавших в автомобиле, больше никого нет.
        - Иван, как себя чувствуешь? - спросил Сергей.
        - Спасибо, хорошо. Давно себя так хорошо не чувствовал, - ответил Иван.
        - Отец Петр просил сообщить ему, если я тебя найду. Может, заедем на пять минут к нему в его церквушку?
        - Откуда ты его знаешь?! - удивился Иван.
        - Когда я шел по твоему следу, то попал в эту церковь. И имел с ним довольно продолжительную беседу. Он много и очень живо о тебе расспрашивал, в том числе и в деталях. Такой осведомленный в точных науках поп - просто жуть! Он, оказывается, не только доктор богословия, но и кандидат физико-математических наук. Так вот, он очень просил меня сообщить о тебе. Заедем?
        - Давай заедем, - немного подумав, ответил Иван. Ему было все равно - что и зачем надо священнику от него. В голове была блаженная пустота. Никаких мыслей: ни волнений, ни сомнений.
        Вскоре роскошный автомобиль въехал в городок, где была церковь, свернул в переулок и, слегка проскользив по припорошенной свежим снегом уличной грязи, остановился перед воротами церковной ограды. Сергей и Иван вышли из автомобиля и направились в церковь. На Иване был толстый вязаный свитер, который Сергей предусмотрительно взял для него, отправляясь на поиски. Иван надел этот красивый свитер и теперь чувствовал себя в нем хорошо и уверенно.
        В церкви было мало народу. Иван быстро пересчитал всех: девять старушек, одетых в старенькие вязаные кофты и валенки с калошами, и двое парней лет двадцати пяти - тридцати. Отец Петр взглянул на вновь вошедших, слегка кивнул им, дав понять, что он их узнал, и продолжил чтение. Он читал из послания апостола Павла римлянам:
        - «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господний? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава вовеки аминь»[8 - Римлянам, 11:33.]. - Закончив читать, он обвел взглядом всех присутствующих в храме и сказал: - И все попытки объяснить и предсказать промысел Божий тщетны. И нет страшнее греха, чем сомнение в благости Господа. Тот, кто допустил в душу это сомнение, - уже мертв, лучше ему и не родиться было. И есть первая и главнейшая заповедь: «Возлюби Господа Бога твоего»[9 - Матфей, 22:37.], - основа основ и смысл жизни человеков. Я призываю к покаянию и смирению, и Господь наградит вас.
        Старушки, получив благословение священника, крестясь и кланяясь, выходили из церкви. Двое молодых людей, присутствовавших на службе, получив благословение, отошли в сторону и стали рассматривать иконы, видимо, они ждали священника.
        Отец Петр, неотрывно глядя на Ивана, медленно пошел в сторону притвора, где стояли Иван и Сергей. «Вот он, Иван Свиридов. Как я ждал тебя! И дождался». В мозгу священника вихрем проносились мысли, он сильно волновался.
        - Здравствуйте, - поздоровался отец Петр. - Спасибо, что заехали. Каким временем вы располагаете? Не хотите ли чаю?
        Сергей вежливо улыбнулся отцу Петру и повернулся к Ивану. Иван кивнул головой и сказал:
        - Вы бы хотели со мной поговорить?
        - Да, я хотел бы с вами поговорить, Иван.
        Сергей понял, что при этом разговоре он будет лишний. Он крепко пожал руку священнику и ушел в машину разговаривать по радиотелефону.
        - Мы могли бы поговорить здесь, в церкви, если вы не возражаете, - предложил отец Петр.
        - Давайте поговорим здесь, - согласился Иван.
        Они отошли в сторону и сели на скамейку. Отец Петр предложил поговорить в церкви, потому что надеялся, что здесь, в этом привычном помещении, в окружении икон и знакомых ему уже не первый десяток лет предметов, он легче справится со своим волнением. Иван же совершенно не волновался. Он сел на скамейку и стал ждать вопроса. Отец Петр же все молчал. Он думал: «Не выдумал ли я все под влиянием мрачного обаяния этой личности? Он ведь личность, да еще какая. Вправе ли я так тешить свое любопытство? Ради чего? А что, если он и правда имеет такую власть, даже если вероятность этого ничтожна, а я не узнаю этого? Нет, я должен…»
        - Иван… Могу я вас так называть?
        - Да, конечно.
        - Я буду предельно конкретен в своих вопросах. Если отвечать на них сочтете для себя невозможным, я, конечно же, не буду настаивать. Но я должен спросить у вас то, что я сейчас спрошу.
        - Я вас внимательно слушаю, - сказал Иван и тут же подумал: «Сейчас будет расспрашивать о встрече с Сатаной».
        - Вы уходили в горы, чтобы встретиться с Сатаной?
        - Да.
        - И вы встретились там с ним?
        - Да. Как вы догадались об этом?
        - Это было несложно. Дело в том, что я один из очень немногих верующих христиан, который не сомневается в приближении Конца света. И более того, я считаю, что это должно произойти в ближайшее время, потому что я вижу приметы приближения этого дня, слишком явные и многочисленные, чтобы сомневаться. Так вот. Я просил Бога, чтобы он не оставил меня в полном неведении, чтобы подготовить себя и подготовить других к этому дню. Я был нескромен и настойчив в своих молитвах. И перед твоим приходом я просил Бога об этом. Я просил его послать знамение. И он послал тебя.
        - Но почему? Почему же вы так в этом уверены? Ведь это - величайшая тайна. И участь христиан заключается и в том, чтобы всегда быть готовыми к концу, к уничтожению мира. Не так ли?
        Отец Петр как бы не слышал вопроса Ивана.
        - Сергей мне много рассказал о тебе такого, что подтвердило мою догадку… И что за странная молния сверкнула во время крещения? По своему характеру и темпераменту я очень спокойный и уравновешенный человек, у меня никогда не было галлюцинаций. Это было?
        - Да, действительно, это было, - кивнул головой Иван.
        - Не ты ли создал Систему, доказывающую бытие Бога? Не ты ли формально обосновал внутренние мотивы божественного существования?
        - Я только собираюсь сделать это.
        - Вот что, Иван, я думаю, что ты - Антихрист.
        Священник опустил голову и замолчал. Иван тоже молчал.
        - И все же, почему вы так думаете?
        - Потому что время прихода его наступило. Скажу откровенно: я всегда, всю свою жизнь старался быть вместе со своими прихожанами… - Священник сделал длинную паузу и продолжил: - Я вглядывался в их лица, стараясь найти в них ответ на свой вопрос: сколько это может продолжаться?
        - Что вы имеете в виду? - спросил Иван.
        - Падение. Падение в бездну неверия. В церковь ходит от силы каждый сотый. И посмотрите, кто ходит в наши храмы, кто молится в них и о чем. Боже мой! В лучшем случае, люди приходят сюда компенсировать недостаток жизненной силы - и только. Они только молят, молят и молят Его… И все! Да, да - и пусть молят. Но где же, где те, на которых всегда и держалась церковь? Где истинная вера, вера созидательная, не фанатично-ограниченная, а истинно христианская, способная и мертвого воскресить? Когда ее нет среди людей, остаются традиции либо, что еще хуже, - до идиотизма фанатизм, который питает отнюдь не вера, а дьявольская самоуверенность. И я все это видел!
        - По-моему, всему, о чем вы говорили, можно найти простое объяснение. Бог стал не нужен людям. Точнее, тот Бог, христианский. Только и всего. Но это не значит, что Его нет. Ваша религия, наверное, устарела.
        - Воистину - это слова Антихриста! А я думаю по-иному. За две тысячи лет произошла подмена. Страшная подмена. Подмена смысла существования человека и подмена образа Бога. Мы, христиане, подменили истинный образ Бога живого на иной: благолепный, соответствующий нашим представлениям о нем. Но этот бог - это не Бог. И поэтому христианство как религия исчерпало себя, перерождаясь постепенно в социально-этическую концепцию. Оно медленно умирает, обескровленное тысячелетними внутренними распрями. Это огромный организм, и он умирает медленно. И смерть эту предрек Господь. И Бог уже изготовил меч, которым добьет умирающего. Это ты, Иван.
        - Вопросы, о которых вы говорите, интересовали меня только в детстве, поэтому не берусь судить об истинности религией христианской веры… По-моему, дело совершенно не в этом, а в том, есть ли среди исповедующих ту или иную религию люди избранные. Если они есть - религия живет, если нет - превращается в традицию и умирает. Священник весь внутренне напрягся.
        - Кем избранные?
        - Богом.
        - И ты - не из них ли?
        - Нет, я сам по себе.
        - Ты веришь в Христа, в его воскресение?
        - Этот вопрос - для меня не вопрос. Хотя… это можно проверить, если это так интересно.
        - Ты собираешься довести начатое тобой дело до конца?
        - Да.
        - А… вот так… - Священник невольно сделал паузу, потому что во рту у него пересохло. - Раз человечество тебя породило, значит, оно обречено. Не человек, убивающий человека на алтаре храма, а человек, срывающий покров тайны с Божественного промысла и уничтожающий этим веру в Бога и любовь к Нему, убивает Бога. Это уже конец. Все, - отец Петр махнул рукой. - Я сказал вам все, что хотел.
        Иван спокойно и внимательно смотрел на священника, лицо его не отражало никакого внутреннего интереса, видимо, слова священника не затронули его.
        «Так все и должно быть», - подумал священник. Он встал и медленно, опираясь кончиками пальцев о стену, пошел от Ивана. Он понял, что бессилен что-либо более предпринять и сейчас, и в будущем. Голос его не будет услышан ни Богом, ни людьми. Он подошел к ожидающим его молодым людям и сказал:
        - Мы договаривались с вами побеседовать. Извините, я сегодня не могу. - Он развел руками и, как бы извиняясь, добавил: - Я просто не в состоянии. И, кстати, вон человек, - священник указал на Ивана, - который знает несравненно больше меня. - Он печально улыбнулся и тихо, про себя, добавил: - И все грехи мира в нем сосредоточились. Еще раз извините.
        Он повернулся и пошел прочь.
        Молодые люди переглянулись и подошли к Ивану, который продолжал сидеть на том же месте. Один из них обратился к нему:
        - Извините, пожалуйста, священник, которого мы °чень уважаем, посоветовал нам обратиться к вам с вопросами, на которые мы рассчитывали получить ответ у него. Не будете ли вы так любезны уделить нам немного времени?
        Иван внимательно посмотрел на подошедших. У парней были ничем не примечательные лица, не отражавшие ни какой-либо особой духовной жизни, ни внутренней борьбы. «Да, эти искатели истины выглядят довольно убого. Смотри-ка ты, кто-то еще ищет ответы на свои вопросы здесь. И такие есть. А все-таки почему? Интересно? Интересно», - подумал Иван.
        Риикрой самодовольно потирал руки. Его замысел осуществлялся успешно. «Надо готовить Ивана к публичному служению. Он должен приобретать необходимый духовный опыт. Он должен использовать данную ему власть».
        - Я вас слушаю, - сказал Иван и внимательно посмотрел на пришедших. Тот, что представился Владимиром, явно был взволнован, он стеснялся задавать вопрос, который собирался задать, его смутил пристальный взгляд Ивана. Тот, которого звали Александр, был Ивану не так интересен, потому что он был человек без выраженной собственной воли. Сегодня он полностью зависел от Владимира - это Иван определил сразу и безошибочно, по едва уловимым признакам в поведении, поэтому он сосредоточил свое внимание на Владимире. Молчание затянулось, но Иван терпеливо ждал. Наконец Владимир заговорил:
        - Мы хотели получить от отца Петра совет по поводу того, что… ну, понимаете ли, мы с Александром собрались уйти в монастырь и хотели, чтобы отец Петр дал нам совет, что и как делать, - выдохнул Владимир. - Но он направил нас к вам.
        «Ну и ну - подвижники, - подумал Иван. - Что же им сказать-то?»
        - Вы считаете, что жизнь монаха - достойная жизнь. Почему?
        - Считаю, что монастырь - единственное место, где православный верующий человек может жить в ладу с самим собой. Так ли это?
        «Я должен кому-то помогать выбрать жизненный путь. Ха… Вот это сюрприз! А почему бы и нет? Если я сделаю то, что собираюсь, мне придется это делать, причем не только для этих двух ущербных, а для всех».
        - Я должен сказать вам нечто, что могло бы укрепить вашу веру так, что вы и жизнь отдадите за нее без всякого сомнения?
        - Укреплять в себе веру - наша цель, - ответил Владимир.
        «Они христиане, как и отец Петр. И, как все христиане, хотели бы иметь подтверждение истины, которая для них заключалась всего-навсего в воскрешении Христа. Если Христос воскрес - значит, и вера их истинна. И только-то… А и мне бы это узнать не мешало. Слишком много разговоров на эту тему».
        - Сейчас я вам покажу.
        - Что? - воскликнул Александр. - Что вы можете нам показать?
        - Как воскрес Христос, если он воскрес…
        Иван отвернулся и прошептал:
        - Лийил, я хочу, чтобы ты показал мне и этим двум людям то место и время, где находился Иисус Христос в момент своего воскрешения, Лийил.
        Иван призвал Лийил без всяких сомнений, ни на секунду не задумавшись о последствиях этого.
        Аллеин воскликнул, обращаясь к Богу:
        - Господи, что он делает?!
        Но не получил ответа.
        После того, как Иван произнес слова, несколько секунд ничего не происходило. Иван все так же стоял, а Владимир с Александром сидели у стены, испуганно глядя на него. Владимир увидел, что Иван падает, и одновременно с этим его ослепила яркая вспышка света, исходящего как бы от стен церкви. Последнее, что видел Владимир, были два силуэта, стоящие рядом с Иваном. Потом все начало проваливаться куда-то вниз, как бы в огромную воронку. Полет вниз продолжался несколько мгновений. Когда полет и вращение прекратилось, Иван обнаружил себя прижатым спиной к прохладной стене, рядом с ним был еще кто-то, он чувствовал чье-то плечо, а вокруг кромешная тьма и ничего разглядеть было невозможно. Все молчали, потеряв дар речи. Наконец, когда глаза привыкли к темноте, Иван разглядел на противоположной стене, которая была рядом, как будто бы какую-то чуть светящуюся щель. Недолго думая, Иван, вытянув руки вперед, сделал шаг в направлении этого слабого источника света, но тут же его остановил властный голос:
        - Иван, стой где стоишь.
        Иван по инерции сделал еще один шаг и уперся коленями в какой-то предмет. Он, чтобы не упасть, инстинктивно оперся об этот предмет руками и тут же отпрянул назад, поняв, что это за предмет. Это было завернутое в полотно тело. Его тело. «Ох ты, Господи, Боже мой», содрогнулся Иван. Тут он услышал голос Аллеина:
        - Ты привел сюда этих людей, чтобы показать им момент воскрешения Христа. Готовьтесь же смотреть, это уже близко.
        - Зачем ты здесь, Аллеин? - спросил Иван. - Покажись, где ты.
        - У меня здесь своя роль, Иван, не мешай мне. Молчите все.
        Тут Иван увидел перед своими глазами Лийил, который едва светился. Лийил медленно проплыл от него к Аллеину, освещая тесное, вытесанное в скале помещение бледно-голубоватым светом. Лийил замер над ладонями вытянутых вперед рук Аллеина. Иван увидел, что на небольшом возвышении лежит тело, завернутое в белое полотно, точнее даже не завернутое, а туго замотанное, голова тоже была замотана. Аллеин закрыл глаза, что-то прошептал и чуть развел руки в стороны. Лийил как бы соскользнул с ладоней Аллеина и на мгновение исчез, утонув в лежащем теле. И тут произошла вспышка, тело как бы взорвалось, став источником ослепительного света. Иван ощутил дуновение тепла, но это длилось только мгновение, даже какую-то неуловимую долю мгновения. На время Иван ослеп. Когда зрение вернулось к нему, он увидел, что Аллеин разматывает тело. Это было непросто, потому что ему одному это было делать неудобно, но тут Иван увидел еще одного ангела, он вошел через вход, отодвинув камень, который его закрывал. Рассвет еще не наступил, но уже светало, в склеп ворвались струи теплого, пахнущего какими-то южными растениями воздуха.
Вдвоем ангелы быстро распеленали тело и отошли в сторону. Теперь Иван смог разглядеть лицо лежащего человека. Трудно было понять, то ли оно было мертвенно-бледным, то ли так казалось, потому что свет раннего утра был слишком слаб. Иван пододвинулся поближе и увидел, что человек дышит. Это было странно видеть, потому что по всем признакам - цвету кожи и особой, свойственной только покойникам расслабленности членов - это был покойник. На груди его было две раны, руки и ноги пробиты, а лицо, теперь это Иван разглядел отчетливо, было в ссадинах и кровоподтеках. Но грудь его плавно поднималась и опускалась, несомненно, он дышал. Аллеин приложил палец к губам, подавая знак всем присутствовавшим, что надо молчать. Прошло еще довольно много времени. Наконец человек глубоко вздохнул и приоткрыл глаза. Потом он неожиданно легко сел, лицом к выходу, людей он не заметил. Ангелов, стоящих у выхода, он, несомненно, видел и даже кивнул им головой, потом он встал и, наклонившись, ушел. Движения его были очень легки, казалось, что тело его не имело веса.
        - Значит, он действительно воскрес. Видели? - спросил Иван у своих попутчиков. Он впервые за все время обратил на них внимание. Ему показалось, что эти двое либо вообще ничего не поняли из увиденного, либо столь потрясены произошедшим перед их глазами, что были не в состоянии даже слова сказать. - Ладно, отправляемся назад, - сказал Иван. - Лийил…
        - Подожди, Иван, не говори ничего, - прервал Аллеин, - сейчас Лийила у тебя нет. Сядь и усади своих попутчиков. Назад я буду отправлять вас сам. - Аллеин вышел из пещеры и вскоре вернулся. - Закройте глаза, - приказал он людям. - Иван, не удивляйся ничему, что будет происходить сейчас, и не пытайся сопротивляться. Это единственный способ вернуть вас назад отсюда.
        Иван почувствовал, что он более не хозяин ни своим мыслям, ни своему телу. Все, что произошло с ним здесь ранее, начало происходить в обратном направлении, все до мелочей: мысли, движения, чувства. Ощущение было необыкновенное, будто бы он - это не он, а кто-то другой, и только где-то в самой глубине сознания осталось ощущение реальности своего собственного существования. Наконец они обнаружили себя в церкви. Рядом с Иваном стоял Аллеин. На глазах у всех он растворился в воздухе.
        Первым очнулся Иван. Потом вскочил на ноги Александр. Он ошалело посмотрел на Ивана и бросился к двери. Дверь открывалась вовнутрь, он же упорно толкал ее, безуспешно стараясь открыть. Иван подошел к нему, взял за плечи и отвел в сторону. Александр попытался вырваться, но Иван держал его крепко. Он приказал:
        - Посиди, успокойся. Тебе сейчас нельзя выходить на улицу: попадешь под автомобиль или еще чего.
        Владимир сидел на своем месте, тряс головой и тер себе уши. Иван обратился к нему:
        - Владимир, ты в порядке?
        Тот, услышав, что к нему обращаются, перестал мотать головой, посмотрел на Ивана какими-то бешеными глазами и сказал:
        - Что ты с нами сделал?
        - Я показал вам воскресение Христа. Вы видели только что, как это было на самом деле.
        - И я видел здесь того же ангела, что и там, в склепе?
        - Да, - ответил Иван. - Оказывается, Аллеин - парень не простой. Что ж, это даже неплохо, - сказал Иван как бы про себя.
        - Это было видение. Как тебе это удалось? - Владимир схватил себя за голову. - Я ведь чувствовал запах, осязал камни, это было, как настоящая реальность. Это и была настоящая реальность. Мы что, были там во плоти?
        - Да, - ответил Иван. - Такое возможно.
        - А здесь нас не было?
        - Здесь были наши тела.
        - А там другие тела?
        - Нет, не другие, тоже наши. Но сознание наше, скажем так, было там - это точно.
        - Эй, парень, - криво усмехнулся Владимир и пригрозил Ивану пальцем, - не шути с этим. Если тебе удается так владеть человеческой психикой, это еще не значит, что ты имеешь право богохульствовать.
        Иван пожал плечами и ответил:
        - По-моему, сбылась давнишняя мечта человечества. Двое его представителей, я не в счет, обо мне разговор особый, получили возможность убедиться в истинности того, о чем уже без малого две тысячи лет идут споры да разговоры, а вы недовольны, да еще и обвиняете меня в богохульстве. Как же так?
        Александр, который все это время неподвижно сидел, глядя на противоположную стену, вдруг вскочил и закричал:
        - Ты - Сатана! - и уставил на Ивана свой указующий перст.
        - Успокойся, Александр, - сказал, обращаясь к нему, Владимир.
        - Сатана!! - с визгом в голосе закричал Александр и стал трясти кулаками. Иван понял, что Александр, по-видимому, сошел с ума и что он сейчас бросится на него. Ноги у Александра дрожали, руки тряслись, изо рта потекла слюна.
        «Эге, вот он и первый результат приобщения человека к истинному знанию, - подумал Иван. - Надо действовать немедленно, иначе он все испортит». Он повернулся лицом к Александру и сказал:
        - Сядь на место, успокойся и забудь все, что ты видел в этой комнате. Теперь встань, иди на улицу и там ожидай Владимира.
        Слово «Лийил» в начале и в конце Иван произнес шепотом, так, чтобы никто не слышал.
        Александр тут же безропотно подчинился. Когда он вышел из комнаты, Владимир сказал:
        - А, так ты просто гипнотизер.
        - Психика твоего товарища не выдержала, я был вынужден вмешаться. Ему действительно лучше всего идти в монастырь и жить там в кругу привычных для него образов и мыслей. Действительно, он не в силах воспринимать что-то новое.
        - Чьею властью ты творишь все это, если это не простой гипноз? Уж не Сатана ли твой покровитель?
        - Подумай, Владимир, как мог Сатана послать нас всех смотреть воскресение Христа. Возможно ли это?!
        - Кто же ты тогда?
        - Человек, такой же, как и ты. Кто же еще.
        Владимир покачал головой.
        - Я пришел к тебе спросить совета. Мне все, казалось, было ясно, осталось сделать последний шаг и определить всю свою жизнь до конца. Теперь я не знаю, что мне делать. Христос воскрес на моих глазах, но я и раньше в этом никогда не сомневался. Зато теперь есть человек, который может показать это величайшее таинство запросто. И этот человек что-то знает, что никому из нас неведомо. Значит, все мы в чем-то заблуждаемся. Так ведь?
        - Да, именно так.
        - Могу ли узнать - в чем?
        - В определении предела возможностей человеческого разума. Вот в чем. Истина в том, что нет ему пределов. Бог их не установил. Тот, кто говорит, что между разумом и верой нет противоречия, прав. Для меня их - нет. И в этом ты смог убедиться. Что с того, что Христос воскрес? Что из этого следует? Этот факт не может меня остановить.
        - Я не понимаю вас, - прошептал Владимир.
        - На сегодня хватит, Владимир. До свидания, - решительно сказал Иван и вышел из церкви.
        - Как хочется спать, Сергей. Боже мой, как хочется спать, - сказал Иван, устраиваясь на заднем сиденье. И буквально через полминуты Сергей услышал его сонное дыхание. Иван проспал всю дорогу, и Сергей его с трудом разбудил, когда машина остановилась у Иванова подъезда.
        Придя домой, Иван упал на матрац и снова уснул. Он спал на спине, раскинув руки в стороны. Ему снился очень яркий и красочный сон: будто он идет по длинной анфиладе комнат какого-то старинного дворца. Эти комнаты со стенами, украшенными резным камнем и фресками, шли чередой и все были похожи друг на друга. И из огромных во всю стену окон без переплетов с большой высоты было видно бесконечное ярко-синее море. Видимо, галерея, по которой шел Иван, расположена очень высоко над морем. Этот ослепительно яркий сон снился Ивану не в первый раз и уже стал частью его жизни. Иван никогда не видел моря и тем более дворцов, построенных в подобном стиле. Этот сон был из тех, что воспринимаются человеком как реальность, а не как смутное воспоминание или навязчивый бред. Сны бывают разные и природа их совершенно разная, этот сон был сродни переселению душ.
        Ивана разбудил телефонный звонок. Телефон звонил уже несколько раз, предыдущих звонков Иван не слышал. Иван поднялся и пошел к телефону, но опоздал.
        Чувствовал Иван себя прекрасно. Голова была ясной, хотелось что-то делать, осталось разобраться, чего же все-таки хотелось. «Сидеть здесь и чего-то ждать? Пойти к Наташе? Нет», - сказал Иван себе, как отрезал. Хотелось действовать. Иван буквально сдерживал себя. Это ощущение было Ивану очень знакомо. Все своеобразие ситуации заключалось в том, что ранее он всегда знал, что ему делать. А теперь?
        Иван стал звонить Сергею:
        - Сергей, могу я из всего богатства, которое на нас свалилось, получить что-нибудь наличными?
        Сергей засмеялся:
        - Можешь, конечно. Сейчас пришлю за тобой машину. Выходи на улицу.
        В подъезде Ивану встретилась тетя Оля. Иван искренне обрадовался, увидев ее.
        - Здравствуйте, как поживаете, как Егорыч? - спросил Иван.
        Пожилая женщина посмотрела на него печальными усталыми глазами и сказала:
        - Умер Егорыч, неделю назад похоронили.
        - Как умер, от чего?
        - А кто его знает, от чего. Врачи говорят, от сердца.
        Полежал две недели и умер.
        Она взглянула на Ивана, как бы ожидая вопроса. Но Иван ничего не спросил. Он извинился, неловко выразил сочувствие случившемуся и пошел вниз по лестнице.
        Когда он вышел из подъезда, Ивана ждал знакомый автомобиль. За рулем на этот раз был Миша.
        - Привет, Михаил. Как жизнь? - спросил Иван.
        - Спасибо, хорошо, - ответил Миша, улыбаясь. - Только забот многовато навалилось.
        - А что такое? Какие у нас с тобой могут быть заботы? Живи себе да радуйся.
        - У меня завтра свадьба, Иван.
        - Да ты что?! Ну что ж, поздравляю.
        Миша полез в карман и достал бланк приглашения.
        - Приходи. Приходи вместе с Наташей.
        Иван внимательно посмотрел на приглашение.
        - Народу будет немного. Тебя и Наташу я бы очень рад был видеть.
        - Спасибо за приглашение. Я приду обязательно, - сказал Иван.
        Машина плавно тронулась с места и вскоре остановилась у дома, в котором жил Сергей. Всю дорогу Иван молчал, он думал о Наташе, точнее о том, что он ей скажет, когда они встретятся, и как с ней лучше встретиться.
        Сергей встречал Ивана у крыльца своего дома. По всему было видно, что он был в прекрасном настроении.
        - Ну как, выспался? С возвращением. Очень рад тебя приветствовать у своего дома.
        Иван, в свою очередь, улыбнулся и, поддержав тон, заданный Сергеем, ответил:
        - Спасибо за теплые слова. Выспался и готов начать новую жизнь.
        - Прекрасно. Прошу в мой дом, - Сергей слегка подчеркнул слово «мой», потому что он уже успел выкупить его, и теперь мысль о том, что дом снова принадлежит ему, приятно согревала его. Он невольно возвращался к ней при первом же удобном случае. - Пойдем в кабинет, поговорим. Потом будем обедать.
        Они поднялись в кабинет, и Сергей первым делом отключил телефон.
        - Хочешь выпить?
        - Можно немножко.
        Сергей налил коньяк.
        - Ну что, дружище, напутешествовался? Какие у тебя теперь планы? Будешь отдыхать?
        Иван отпил из бокала, немного подумал и, взглянув Сергею в глаза, ответил:
        - Ты знаешь, все как раз наоборот. Буду работать.
        - Так. Ну что ж, давай тогда я расскажу тебе, чем кончилась наша эпопея с банковской системой и немного о своих планах. Введу тебя в курс дела, так сказать. Систему тогда удалось продать. Все работает прекрасно. Заключили еще несколько договоров. Работы очень много. Удалось собрать хороший коллектив. Короче говоря, работа идет полным ходом, дело быстро расширяется. Всем этим занимается фирма, совладельцем которой ты являешься. Кстати, тебе необходимо расписаться в учредительных документах. - Сергей достал из сейфа документы и подал Ивану. - Смотри и расписывайся.
        Иван быстро проглядел документы и спросил:
        - Это что, обязательно?
        - А что ты имеешь против?
        - Видишь ли, работа в фирме вообще не входит в мои планы.
        Сергей помолчал немного и сказал:
        - Расписывайся.
        - Но я ведь, скорее всего, не буду больше заниматься разработкой программ, Сергей.
        - Расписывайся. Этот документ есть подтверждение твоего авторского права. К тому же назад дороги нет. То есть, работать или не работать - это твое дело, никак не связанное с учреждением нашей фирмы.
        - Хорошо, пожалуйста. - Иван подписался в учредительных документах.
        - Теперь я должен отдать тебе деньги в счет ожидаемой прибыли. Тебе, так сказать, причитается пятьдесят миллионов.
        Говоря это, Сергей внимательно следил за реакцией Ивана. Никакой реакции не последовало.
        Сергей достал из письменного стола несколько листков бумаги и положил их перед Иваном. Это были факсимиле, посланные из США. Иван быстро прочитал их. В них были настоятельные приглашения приехать в США для установления контактов.
        - Они боятся, что тебя перехватят их конкуренты, - пояснил Сергей. - То, что мы сами что-то можем сделать для мирового рынка, они, конечно, не боятся, да это и действительно сейчас - утопия. Но то, что на тебя скоро наедут их конкуренты, это реальность. И они это понимают, ты, мой дорогой, воистину стал дорогим. О тебе уже знают те, кому положено об этом знать, и за тобой будут охотиться. Поэтому надо действовать. В покое тебя, а значит и меня, не оставят.
        - Кто не оставит?
        - Фирмы, которые занимаются разработкой программного обеспечения. А может, и еще какие-нибудь. Например, чисто военные ведомства. В том числе и наше, отечественное. Я думаю, и до них рано или поздно дойдет то, что есть в России человек, который в одиночку совершил чудо.
        - Я поеду в Америку, - ответил Иван. «Я поеду туда, потому что если и есть где-нибудь нужный компьютер, то только там», - подумал он.
        Людмила, жена Сергея, смотрела телевизор. Увидев спускающихся по лестнице мужчин, она встала, улыбнулась и пошла им навстречу. Невысокого роста, очень стройная, с короткой стрижкой, что ей очень идет, черными волосами, большими красивыми глазами. «Какая спокойная женщина», - подумал Иван. Людмила тоже изучала Ивана. «Какой интересный мужчина этот Иван. Не случайно Наталья из-за него с ума сходит, - подумала Людмила. - Он из тех, кто овладевает душой быстро и надолго - настолько, насколько сам того захочет».
        - Извини нас, Люда. Наш разговор несколько затянулся, - сказал Сергей.
        - Ничего, я не скучала, пока вы разговаривали, смотрела интересную, нет - очень интересную передачу.
        - И о чем же была эта очень интересная передача? - спросил Сергей, усаживаясь за стол.
        - Психолог беседовал с детьми, со многими детьми, - с целью выяснить, любят ли дети своих родителей и за что. Хотя, конечно, любят ни за что, это ясно, но вопрос ставился именно так.
        - И что же выяснилось? - Сергей откупорил бутылку красного вина. - Иван, будешь? - Иван кивнул головой.
        - Выяснилось, что все дети младше пяти лет искренне любят своих родителей за то, что они хорошие и добрые, то есть ни за что. А потом начинается дифференциация. Дети ищут объяснения, почему они любят, - и не находят. Подростки же весьма критичны. Одна девочка сказала, что ее отец пьяница, за это она отца ненавидит, но она его все равно любит. Вот так-то.
        - И какой ты из этого сделала вывод? - спросил Сергей, разливая вино.
        - Наши дети нас любят, слава Богу, просто так, так же, как и мы их. Психолог делает вывод, что это чувство генетически заложено.
        Все это время Иван, не отводя взгляда, смотрел на Людмилу.
        «Женщина и ее дети - это понятно, отношения продолжения рода. Но зачем Бог заложил любовь к Нему в нас? Или, точнее, в некоторых из нас, только в тех, у которых есть душа. Неужели не мог ограничиться простыми априорными чувствами - справедливости, отзывчивости и другими, необходимыми для организации общества. Заложил любовь к себе, чтобы хоть что-то было абсолютно? Чтобы дать нам возможность оставаться детьми? Спасибо. Эта забота искренняя, хоть Тебе лично от нашей любви не тепло и не холодно. Это по-отечески бескорыстно. И мне это непременно надо сделать. Заложить любовь к себе - всем».
        Людмила думала: «Что это он на меня так смотрит, будто забирается в самую глубину души? И взгляд не отвести. А взгляд-то и не злой, и не добрый, а изучающий, будто и невидящий, а проникающий какой-то. Он меня изучает, наверное. Почему и зачем?» Наконец взгляд Ивана изменился, стал более сосредоточенным, точнее, теперь со стороны было видно, что он смотрит не сквозь Людмилу, а на нее.
        - Люда, мы с Иваном в ближайшее время, может, и через неделю, поедем в США.
        - Надолго? - спросила Людмила.
        - Не знаю точно, думаю, дней на пять.
        Завязалась обычная беседа. Просидев за столом около часа, Иван взял с собой две пачки денег - столько вошло в карман - и стал прощаться.
        - Когда увидимся? - спросил Сергей.
        - Ты будешь завтра на свадьбе у Михаила?
        - Да.
        - Заедь за мной, пожалуйста, - попросил Иван.
        Попрощавшись с Людмилой, Иван вышел из дома Сергея и пешком направился к себе.
        - Ну, как тебе мой компаньон? - спросил Сергей У Людмилы, после того как они вернулись в дом. Людмила покачала головой и, как бы в задумчивости, тихо ответила:
        - Не знаю. Можно думать о нем что угодно.
        4
        Иван доехал на автобусе до центра города и, постояв несколько минут на остановке в раздумьи, чем бы ему заняться, пошел к реке, в направлении Наташиного дома. Голова слегка кружилась от выпитого, желудок был непривычно полон, в кармане лежало столько денег, сколько Иван никогда и не видел. Под ногами едва слышно поскрипывал пушистый, только что выпавший снежок. Было очень тихо, и снегопад продолжался. Снег ложился на ветки деревьев, украшая их хрупкими узорчатыми россыпями снежных кристаллов.
        Иван подошел к Наташиному подъезду, постоял немного на крыльце, даже взялся за дверную ручку, но смелости открыть дверь не хватило. Он как-то нерешительно повернулся и быстро пошел прочь. «То ли не время, то ли совесть не позволяет? Только это будет против моей воли», - такое заключение о причинах своего странного поведения сделал Иван.
        Риикрой посмотрел на Аллеина и пожал плечами.
        «Он, наверное, боится, что Наташа столкнет его с избранного пути», - подумал Аллеин.
        Иван бесцельно ходил по пустынным улицам города, вглядываясь в лица редких прохожих. Домой идти не хотелось, потому что там было нечего делать. Он блуждал по городу долго. Уже стемнело, а он все ходил и ходил, обходя весь городок вдоль и поперек. Когда-то, во время учебы в университете, Иван довольно часто устраивал такие длительные, бесцельные прогулки в одиночестве. Но тогда это был способ спокойно поразмышлять. Он наматывал по городу десятки километров пешком, и ему никогда не было скучно. «Прошло то времечко», - решил Иван, остановившись около дверей пивной.
        В зале пивной было полно народу - в основном мужчины, но было и несколько женщин. Иван встал в очередь у стойки. Перед ним стоял невысокий мужчина лет сорока в дешевой, какого-то неопределенного, мрачного цвета куртке. Он явно нервничал: то отходил, то подходил, то вздыхал, то охал. Наконец, обратившись то ли к Ивану то ли к кому-то еще, то ли просто так - ни к кому, он выругался и сказал:
        - Твою мать! Стою уже полчаса - и ни на шаг не продвинулся, вот хамье…
        Иван внимательно посмотрел на лицо говорящего: в очках, одно стекло с трещиной, цвет лица серый, в глазах усталость. «Этот мужик, наверное, какой-нибудь маленький начальничек в одной из мелких контор, занимающихся, например, ремонтом холодильников». Мужчина тряхнул головой, поправил рукой непричесанные волосы и обратился к Ивану:
        - Вы будете стоять?
        Иван пожал плечами и ответил:
        - Буду, наверное. Я никуда не тороплюсь.
        - Пока мы будем стоять, пиво кончится.
        - Да очередь-то вроде и небольшая.
        - Если бы они стояли в очереди! Все же лезут без очереди. Посмотрите, что творится!
        Иван, до этого не обращавший внимания на посетителей пивной, стал наблюдать, как идет очередь. Действительно, очередь не двигалась. К благословенному источнику пива, у которого стояла женщина неопределенного возраста с крашеными волосами и синюшным лицом, постоянно подходили личности, похожие друг на друга тем, что у всех у них на лице была написана непреклонная решимость прорваться к стойке без очереди. По степени этой уверенности в своих силах и выстраивалась реальная очередь.
        «Неужели им кажется, что, обойдя пятерых, стоящих в очереди, они сэкономят много времени? В чем причина такого экстремизма? - думал Иван. - И, тем не менее, похоже, что я здесь простою до закрытия и умру от жажды, прежде чем дойдет моя очередь».
        - А что, есть закон, предписывающий посетителям пивной получать пиво в порядке очереди? - спросил Иван у соседа. Тот удивленно посмотрел на Ивана снизу вверх и ответил:
        - А что, для этого нужен закон, что ли?
        - Конечно, нужен. Для таких, как эти, - Иван с презрением кивнул на толкающихся у стойки мужчин, - обязательно.
        - Зачем?!
        - А как же. Ведь каждый хочет пива. А здесь, как я вижу, пива не хватает.
        - Ну, ты даешь… - чертыхнулся сосед и покачал головой, - этак ведь можно из-за кружки пива голову друг другу снести. Так ведь по-твоему получается.
        Тут толстый, потный мужчина, страдающий одышкой, стоявший следом за Иваном, сказал:
        - Ты говоришь, закон нужен. Есть такой закон. Называется - правила торговли. По этим правилам продавец обязан отпускать товар строго в порядке очереди.
        - Значит, такие правила все же есть? - удивился Иван. - Тогда - другое дело. Значит, это продавец обязан обеспечивать порядок у прилавка. Ну что ж, давай поинтересуемся, почему же она его не обеспечивает? Не из любви ли к этим пьяницам? - обратился Иван к соседу впереди. Тот хмыкнул и с издевкой кивнул головой.
        - Поинтересуйся, поинтересуйся, она тебе объяснит…
        Иван, не дослушав реплику соседа, пошел к стойке.
        Аккуратно, чтобы никого не толкнуть, протиснувшись сбоку вдоль стойки, он обратился к продавщице:
        - Мадам, мне пятьсот кружек пива.
        - Сколько? Нажрутся, а потом плетут, что попало, - сказала продавщица. - Иди давай отсюда.
        - Эй, мужик, - хриплым, не терпящим возражений голосом обратился к нему высокий парень с тупым, жестоким выражением лица, - двигай отсюда, а то я тебя сейчас вышвырну. Козел… - добавил он, очевидно нарываясь на драку. Иван глянул на этого парня, а потом опять обратился к продавщице:
        - Мне пятьсот кружек пива, пожалуйста. И без очереди, очередь буду устанавливать я сам.
        - Осталось литров сто, не больше, - сказала продавщица, как бы начиная раздумывать: что же это за парень и чего ему надо.
        - Хорошо, покупаю. Тебе, мамаша, десять процентов от стоимости - на чай, - Иван бросил продавщице пачку с деньгами, - отсчитывай. - Потом он неожиданно для всех перемахнул через стойку и очутился рядом с продавщицей. - Отодвинься-ка, уважаемая, свое пиво я буду отпускать сам.
        - Эй ты, баран яйцеголовый… - заорали пьяные мужики, и в том же духе - кто во что горазд. Иван поднял над головой две пустые кружки и стал стучать ими, при этом он не очень громко повторял, улыбаясь широкой улыбкой и как бы не слыша всю ту ругань, которая была на него направлена и ему посвящена:
        - Внимание, прошу внимания…
        Наконец минуты через три Иван добился относительной тишины. Все присутствующие в зале встали со своих мест и приготовились слушать, что же он скажет. Иван впервые в жизни почувствовал напряженное внимание такого количества людей, обращенное к нему. Он поднял руку и сказал:
        - Итак, я купил все пиво, что в этом баке, - Иван выразительно ударил кулаком по стойке, - оно мое, что хочу с ним, то и делаю. - Стало абсолютно тихо. - Я, пожалуй, выпью с литр, ну, может, полтора, не очень-то я люблю пиво, - он отхлебнул немного из кружки, - да и пиво не ахти какое, кисловатое, по-моему. Ну да это неважно. Короче говоря, так: выстраивайтесь в очередь. Те мужики, которые стоят по левую руку от меня, которых оттеснили в последние, - будут первыми, остальные становитесь в очередь без толкотни. Кто согласен, тот получит пиво бесплатно, как подарок от меня, кто не согласен - с тем готов выяснять отношения.
        Иван положил свои здоровенные кулаки на стойку и сделал жесткие глаза. Он обвел стоящих вокруг взглядом.
        - Мужики, давай отмолотим его и перо в задницу воткнем, чтоб не выступал, - громко сказал двум своим крутым соратникам высокий парень - лидер неформальной очереди. Воспользовавшись возникшим замешательством, группа «законных очередников», сконцентрировав свои усилия, прорвалась сбоку к стойке. Иван, увидев, что перед ним «законники», начал быстро наливать пиво в кружки. Ему подавали деньги, но он их не брал.
        - Денег не беру! - громко сказал он. - Подходи по очереди и получай законное пиво по одной кружке в руку - бесплатно!
        Начала выстраиваться очередь, и только те трое, которые наиболее ярко олицетворяли собой грубую силу и беззаконие, отошли в сторону и о чем-то переговаривались. Судя по отдельным репликам, доносившимся из очереди, Иван понял, что люди думают, что это какой-то розыгрыш и что деньги с них все равно возьмут. Но коль уж наливает так - пусть наливает.
        - Ладно, мать, давай работай, - обратился Иван к буфетчице. - Смотри, денег не бери. - Буфетчица подала Ивану сдачу, которую он, не считая, сунул в боковой кардан брюк, и ничего не говоря встала к стойке.
        «Ну что ж, порядок наведен. Все оказалось так просто, - подумал Иван. - Тот, кто писал Священное писание, конечно же, руководствовался своим жизненным опытом. Для них - кто за стойкой, тот и Бог, лишь бы стойка была повыше». Иван взял две свои кружки и направился к свободному столику в углу зала. Обрывки засаленной бумаги, рыбьи потроха, разлитое пиво - все было на этом столе. Сев так, чтобы видеть весь зал, Иван начал пить пиво, понемногу отхлебывая из кружки.
        Люди в зале громко разговаривали, смеялись и пили, пили, пили пиво, закусывая вонючей рыбой. Почти все были изрядно пьяны. Иван не нашел в зале ни одного приветливого, доброго лица. Глаза людей выражали страсть, раздражение, азарт, тупость - что угодно, в том же духе. «Какая приятная здесь компания собралась для получения удовольствия. Мерзковатое зрелище». Иван почувствовал, что его начинает раздражать вид этой шумной компании. Он на миг представил, как бы выглядела вся эта публика, если бы они сидели в зале без одежды, а еще лучше - без кожи. «Бурдюки с пивом, мочой и г….м, а сверху по щепотке мозгов».
        Толкотни у стойки больше не было. Очередь двигалась быстро. Народ обсуждал поступок странного человека, ожидая, что же будет дальше. Иван заметил, что несколько человек, быстро выпив свое пиво, тут же удалились из пивной. «Убежали, чтобы не платить», - решил Иван. Некоторые становились в очередь по второму разу. «Самые догадливые и предприимчивые - поняли, что я действительно не возьму денег». Тут к нему подошел тот мужчина, с которым он стоял в очереди, и положил перед ним деньги:
        - Спасибо, здорово ты их умыл, только деньги тебе вернут разве что наполовину, тут ты, конечно, маху дал, - сказал он, присаживаясь рядом.
        - Итак, в этом зале всякий испивший пива - мой должник, - ответил Иван. - Слушай, а не купить ли мне еще и хлеб, и селедку?
        - Да ты что?! - воскликнул тот.
        Иван встал и пошел к буфетчице с намерением заплатить ей за весь хлеб и селедку, которая была приготовлена для продажи. Та уже больше ничему не удивлялась. Она решила, что это один из заезжих бандитов решил позабавиться и что лучше с ним не связываться. Иван, расплатившись, вернулся на место и сел. Буфетчица громко объявила, что хлеб и селедка тоже раздаются бесплатно в порядке очереди. Пивная загудела низкими мужскими голосами. Все смотрели на Ивана. Никогда еще в жизни Иван никаким своим поступком не привлекал к себе такого внимания общества. «Смотри-ка, как немного надо, чтобы стать знаменитым», - с удовлетворением и смехом подумал он. Он встал и сказал:
        - Господа, ешьте мой хлеб, пейте мое пиво, я не думаю, что кто-либо из вас огорчен происходящим. Прошу только соблюдать в пивной пристойный порядок: не драться, не лезть к стойке без очереди, не приставать к чужим женщинам, короче говоря, вести себя прилично и друг к другу уважительно. - Сказав это, Иван сел. Тут встал Иванов оппонент - высокий, жилистый и толстошеий, из той крутой компании. Он был явно возбужден и настроен очень агрессивно, глаза у него сверкали, кулаки сжимались, по всему было видно, что он готов раздавить Ивана, уничтожить его.
        - Слушай, тебе три секунды, чтобы убраться отсюда. - Говорящего захлестнула ярость, и голос его сорвался. Он треснул кулаком по столу и повторил: - Три секунды…
        - Тот, кто будет в этой пивной нарушать установленный мною порядок, будет наказываться отлучением от пива и хлеба, - сказал Иван со смехом. В зале воцарилось гробовое молчание. - Короче говоря, так: сегодня порядки здесь устанавливаю я. Осквернившие своим присутствием это благословенное помещение должны его покинуть.
        Все поняли, что сила, непонятно какая и откуда взявшаяся, сегодня за Иваном. Высокий, тоже поняв, что сейчас его никто не поддержит, сел. Иван стал допивать пиво. В пивной царили порядок и спокойствие. Народ степенно пил пиво, обсуждая увиденное и услышанное. Те, кто выходил, Иван это отметил, - буквально все, аккуратно складывали деньги в ящик, который кто-то поставил рядом с выходом из зала пивной. Иван допил свое пиво, кивнул головой соседу:
        - Ну ладно, по-моему, все получилось неплохо. До свидания.
        - До свидания. Ты наш, городской?
        - Я-то? Да, да, я ваш, городской, - Иван направился выходу, остановился у ящика, собрал деньги, засунул разномастную пачку купюр в карман и вышел.
        5
        Утром Иван обошел магазины и купил множество нужных в хозяйстве вещей: утюг, мыло, бритвенный прибор и так далее. Чтобы купить все необходимое, пришлось ходить три раза.
        Аллеин не узнавал Ивана. С тех пор, как Иван вернулся из своего путешествия, он сильно внутренне изменился. Раньше его голова была постоянно занята работой. Он всегда о чем-нибудь напряженно думал. Днем и ночью и даже во сне - этим он очень удивил Аллеина. Теперь же он почти ни о чем не думал, во всяком случае, он не анализировал, что и зачем он делает. Это было тем более удивительно, что, казалось бы, теперь-то и надо поразмышлять о своей будущей судьбе и о том, что и как надо делать, имея такую свободу и такую власть. Иван же теперь или действовал, или говорил, а для него и слова теперь, по сути, превратились в действия.
        Пора было собираться на свадьбу. Иван купил себе кое-что из одежды. Он стал примерять купленные вещи. Все было вполне прилично: и новые брюки, и пиджак, и рубашка, даже галстук не вызвал у Ивана сомнений. После примерки Иван пошел в ванную. Он побрился и стал внимательно разглядывать себя в зеркале. «Человек как человек, ничего особенного», - решил он, глядя на себя. Потом он долго сидел в ванне. Разомлев в горячей воде, Иван задремал. Разбудил его телефонный звонок. «Наверное, Сергей», - подумал Иван. Он быстро помылся и, выйдя из ванной, сразу позвонил Сергею.
        - Сергей, это не ты ли сейчас звонил? - спросил Иван.
        - Я звонил. Ты готов?
        - Через пять минут буду готов, - ответил Иван.
        - Через пятнадцать минут подъеду, выходи, - сказал Сергей и, ничего более не добавив, положил трубку. Иван быстро оделся и вышел из дома.
        Через несколько минут подъехал автомобиль. Иван подошел к задней левой двери, открыл ее, нагнулся, чтобы сесть, и замер. На заднем сиденье справа сидела Наташа. Она была совершенно спокойной, но не равнодушно-спокойной, а внимательно-спокойной.
        - Здравствуй, Иван, - сказала Наташа.
        - Здравствуй, Наташа, - ответил Иван и упал на сиденье.
        - А со мной чего не здороваешься? - спросил Сергей, поворачиваясь к Ивану. Иван ничего не ответил на это. - С тобой все ясно, - сказал Сергей серьезным голосом. - Обалдел от радости, увидев Наташу, не иначе. - Иван продолжал молчать.
        - Сколько дней меня не было, Наташа? - спросил Иван, как бы очнувшись.
        - Двадцать два, - ответила она.
        - У меня еще есть восемнадцать.
        - Не надо, Иван, объясняться сейчас, я понимаю, что тебе это трудно сделать вот так сразу, потом все расскажешь, если захочешь.
        - Завтра вылетаем в Москву. Так что сегодня желательно не напиваться и не ругаться. Вперед, поехали, - сказал Сергей.
        Машина тронулась с места. Ехать пришлось около часа, потому что свадьба была в соседнем городе, там жили родители невесты. Иван молчал всю дорогу. Наташа тоже молчала. Молчал и Сергей.
        6
        Автомобиль въехал в город и, немного попетляв по его узким заснеженным деревенским по своему облику улочкам, остановился у здания, где было кафе. Там и был накрыт свадебный стол.
        Когда Наташа, Иван и Сергей вошли в зал, веселье было уже в разгаре. За столом была в основном молодежь, человек двадцать пять - тридцать, было и несколько человек старшего возраста, наверное, родственники. Очевидно, что большинство гостей были уже изрядно навеселе. Сергей, взяв на себя обязанность извиняться за опоздание и произносить поздравление, дарил подарки, целовал невесту в щечку, жал Мише руку. Подарок был, по мнению гостей, очень дорогой - хороший японский телевизор. Опоздавшие были приняты на ура, без лишних вопросов и замечаний и посажены на почетное место недалеко от молодых, тут Наташа заметила некоторое замешательство. Она сразу догадалась, в чем дело. А дело было в том, что уже успели выпить все шампанское, да и хорошего вина, похоже, не осталось. На столе стояла только водка. Точнее, это была даже и не водка, а разведенный спирт. Миша рыскал глазами по столу, в надежде найти хоть что-нибудь приличное, но ничего приличного из напитков найти так и не удалось: все уже успели выпить.
        - Иван, - обратилась Наташа к Ивану, который сел слева от нее, - у них нет вина, скажи Мише, пусть наливают вам водку, а мне не обязательно.
        - Э-эх, вот это я маху дал, - тихо сказал Сергей, повернувшись к Ивану. - Конечно же, надо было приезжать со своим приданым. Откуда в этом городке чего купишь.
        Сергей посмотрел на Мишу, и ему стало жалко его, он его таким растерянным еще не видел. «Бедный Мишка, тьфу ты, Господи, надо же так. Ну чего ж он так волнуется», - думала Наташа, наблюдая за Мишей. Иван сидел, тупо глядя в свою тарелку.
        Свадьба быстро теряла обороты. Было очевидно, что вновь пришедшие не вписались в коллектив, они были не те, не из того теста, и даже пить-то, как все нормальные люди, не могут. Это настроение овладело гостями.
        - Сергей, сделай что-нибудь или скажи - ты же можешь, я знаю, - прошептала Наташа Сергею на ухо. - Мне Мишку жалко, посмотри, он, бедный, совсем растерялся. Не будем портить вечер.
        Сергей пожал плечами.
        - Лийил, у них нет вина, так пусть оно у них будет, Лийил, - тихо сказал Иван.
        Наташа улыбнулась своей ослепительной улыбкой, объявляющей всему свету, что обладательница улыбки всех любит и просит, чтобы и ее любили, и сказала:
        - Миша, кто у вас разливает? Налейте-ка мне чего-нибудь. Ну не воды, конечно, я хочу сказать тост.
        Спирт был налит в пол-литровые бутылки из-под лимонада. Сидевший напротив пожилой мужчина, звякнув висевшими на его пиджаке медалями, привстал, налил Наташе из бутылки и, кивнув головой в знак одобрения, сказал:
        - Вот молодец, девушка, скажи-ка что-нибудь молодежь, а то задергались все, как нерусские, прости Господи.
        Наташа пригубила бокал. «Вино. В бокале первоклассное вино», - подумала Наташа. Она встала, обвела взглядом всех присутствующих, слегка задержала взгляд на родителях жениха и невесты и, улыбнувшись им отдельной улыбкой, стала говорить:
        - Миша, Ирина, живите долго, живите дружно, любите друг друга, любите своих детей, своих родителей, пусть у вас будет время и возможность уделять внимание друзьям. Желаю вам, чтобы в вашей жизни было все то хорошее, что положено получить в жизни хорошим людям. Горько! - И Наташа медленно выпила налитое в бокал вино. Гости с изумлением смотрели, как она пьет. Все внимательно следили за ней и видели, что ей налили из бутылки, в которой был спирт. «Так спирт не пьют…» Народ начал пить то, что было в рюмках, и все убедились, что это не спирт, а кисловатое сухое вино.
        - О… чего это такое?! - не скрывая своего крайнего удивления, обратился к соседям подвыпивший Мишин свидетель. - Вино, что ли?
        - В бутылках-то вино сухое, ребята! - провозгласил еще один голос, принадлежащий невысокому квадратному парню в белой рубашке с галстуком-бабочкой. - Куда делась водка? Вот чудеса! Миша, когда ты подменил водку на это? Давай ее назад, а то сейчас вынесем тебе недоверие. - Он засмеялся напряженным смехом, стараясь придать своему требованию оттенок шутки. Но Ивану было видно, что народ явно недоволен тем, что вместо спирта в бутылках оказалось превосходное сухое вино. «Эх, зря я весь спирт переделал, надо было ограничиться только Наташиной бутылкой, - подумал Иван. - Нет, надо отыграть назад, пока они толком не распробовали вино», - решил он. Через мгновение во всех бутылках вновь был спирт. Мишка, окончательно обалдевший от всего произошедшего, бросился пробовать, что же все-таки было в бутылках, и, пригубив рюмку, сказал:
        - Да вы что! Кончайте! Спирт это. Он, родимый.
        Гости, убедившись в том, что в бутылках вновь их привычный напиток, быстро успокоились, и веселье продолжилось.
        Иван почти не пил. Он просто не мог, потому что рядом сидела Наташа и у него кружилась голова, только не от вина, а от каждого ее невольного прикосновения. Он бы в любой момент готов был уйти, но это было неприлично, и приходилось терпеть. Когда все пошли танцевать, Иван не пошел, он сидел на своем месте, подперев руками голову. Танцевать ему совершенно не хотелось и вообще ничего не хотелось, кроме того, чтобы уйти вместе с Наташей отсюда. Он не заметил, как к нему подсел тот мужчина с орденами, что сидел напротив Наташи.
        - Что не танцуешь, Иван?
        - А, что? - очнулся Иван.
        - Наташа - твоя жена или так - подруга? Ты уж извини меня, старика, за нескромный вопрос. Уж больно красивая женщина. Сказка, а не женщина.
        - Наташа - моя… - Иван замялся, подбирая слово. - Наташа - моя невеста.
        Сосед сделал выразительный жест, показывающий понимание и одобрительное восхищение этим фактом, и сказал:
        - Ты прости меня, я же так интересуюсь, - он вздохнул, - уж больно она красивая. Давай-ка выпьем, Иван. Давай-ка выпьем за вас, чтоб все у вас было хорошо. - Сказав это, старик, а он все-таки был старик, хоть и держался очень бодро, как-то осунулся и будто вмиг потерял с десяток лет. «Он о чем-то вспомнил, наверное, о чем-то очень грустном», - подумал Иван. Иван выпил рюмку и закусил соленым груздем.
        - Хорошие груздочки - это невеста солила. Кстати, Иринка - моя внучка. - Старик опять тяжело вздохнул. - Ишь как веселятся, танцуют, дым коромыслом. А у меня, Иван, после одной такой пьянки вся жизнь перекосилась. - Иван взглянул на старика, тот смотрел прямо перед собой остановившимися остекленевшими глазами. - Никогда свою Наташу не оставляй - ни на день, и никому не доверяй, ни друзьям, ни родственникам - никому. Всегда рядом с ней будь. - Казалось, говорящий вообще не обращал внимания, слушает ли его кто. Так оно и было, дед отключился, погрузившись в свои воспоминания. - Когда я пришел с фронта, герой, гвардеец, познакомился с одной девушкой, скажу тебе - красавица была и умница такая, что ты и представить не можешь, ну как Наташа, только росточком поменьше. Поженились мы, жили хорошо. А потом однажды, тоже, кстати, на свадьбе, встретилась она с моим фронтовым товарищем. Нет, был он мне не товарищем, а другом, три года в одном взводе на передовой. И все… Тогда-то я ничего не понял. А… - старик махнул рукой. - Друг не друг, все побоку, все не в счет. Как у них закрутилось, и - конец, ушла от
меня Светлана. Не надо их по гулянкам водить, Иван. Не надо, не уследишь. Глазом не успеешь моргнуть, а она, птичка золотая, и упорхнула. Вот так-то Иван. Я еще раз женился, дети, внуки есть, а ее не могу, не могу забыть. - Старик налил и опять выпил. - И сколько нас таких. Смотри, Иван…
        Иван, выслушав внимательно монолог, невольно отыскал взглядом Наташу. Она танцевала с каким-то высоким мужчиной. Иван ничего не ответил старику, да тот, похоже, и не ждал от него ответа. Он с трудом поднялся, опираясь рукой на стол, потом повернулся к Ивану и сказал:
        - Любовь эта, Иван, - одно наказание, настоящая беда.
        Иван поднялся и, подойдя к старику вплотную, спросил, глядя ему прямо в глаза:
        - Поясните, пожалуйста, прошу вас.
        - Вот если бы у тебя отняли возможность жить так, как ты хочешь, но оставили бы: еду, питье, сон, женщину - чтобы не сдох, а так, существовал. То есть попросту посадили бы в тюрьму, пожизненно. Вот что значила для меня моя Светлана. С ней я жил как хотел, радостно, а без нее - отбываю срок. Понял, Иван?
        - Понял, - сказал Иван и сел. «Кто бы мне помог ответить на вопрос, как все совместить: и свободу, и счастье, и любовь, и справедливость - для всех, здесь, на Земле? А ведь я собираюсь установить новые правила, как Бог? Хочу знать! - Иван почувствовал, как в нем начали загораться первые огоньки знакомого уже бешенства. - Есть только один субъект, кто в свои объяснения сущего не вводит этот термин „любовь“. Только один - Сатана. Все же остальные в большей или меньшей степени понимают смысл жизни и свободу как любовь, будь она неладна».
        Разрумянившаяся, улыбающаяся Наташа села рядом. Иван внимательно посмотрел на нее.
        Внутреннее бешенство, вызванное ощущением беспомощности перед вопросом, который он сам перед собой поставил, разрасталось, пожар захватывал все новые участки Иванова сознания. Он еще мог сдерживать себя, но чувствовал, что еще немного, и он начнет делать что-то такое, что никогда и нигде нельзя делать.
        Тут в зал вошли трое в казачьей форме. Зал встретил их с ликованием, видимо, большинство присутствующих было знакомо с пришедшими.
        - Ребята, смотрите, какие гости!
        Сергей прищурил один глаз и тихо сказал Наташе:
        - Ну вот, местные казачки пожаловали. Бравые ребята.
        Вошедшие громко разговаривали, смеялись, подмигнули жениху: «Ну что, Мишка, поздравляем. Только помни: „Жениться не упасть, как бы женатому не пропасть“».
        По оценке Сергея, двое из них были мужики не опасные. Но один, тот, у кого был лихой, настоящий казацкий чуб, был явно с апломбом. «Он нацепил лампасы и фуражку не просто так, а чтоб права свои выколачивать, - думал Сергей, - как бы он здесь в свои права лишнего не включил».
        - Сергей, что, и у нас здесь казаки есть, что ли? - спросила Наташа.
        - Где есть русская удаль и широта, там есть и казаки. А она не перевелась еще на Руси, - Сергей усмехнулся.
        - Предлагаю тост за молодых, - сказал казак, тот, что был с апломбом. - Наполним бокалы до краев и выпьем, чтоб у них все было… - И он, как бы не найдя слов, потряс в воздухе кулаком. Все выпили, только Иван не выпил.
        Опорожнив полный стакан разбавленного спирта и крякнув в кулак, казак искоса оценивающим нагловатым взглядом посмотрел на Ивана. Сергей увидел этот взгляд и сразу все понял. «Что за свадьба без драки… Все ясно, этот х. н. решил, что порядок в зале будет наводить он, - кому сколько пить и кому себя как вести. Он - главный. Надо уводить Ивана и Наташу, и как можно скорее, тем более, что народ уже созрел „для разврата“».
        Заиграла музыка, и чубатый - «Ну конечно, черт его дери!» - воскликнул про себя Сергей, - пошел приглашать на танец Наташу. Сергей тут же встал и подал руку Наташе:
        - Наташа, пойдем танцевать.
        Наташа удивилась так, что даже не смогла этого скрыть. Сергей пригласил ее танцевать первый раз в жизни. Только она поднялась, подошел казак и сказал:
        - Пойдем танцевать, красавица.
        Сергей, чуть подавшись вперед и глядя на подошедшего снизу вверх, улыбнулся и сказал:
        - Дама уже приглашена.
        - Кем? - сделав наглую улыбку, спросил казак.
        Тут поднялся Иван и каким-то тихим, не своим голосом сказал:
        - Мной.
        - А это не ты ли не желаешь здоровья молодым? - сквозь зубы выдавил из себя чубатый. - Фраер поганый.
        У Ивана поперек лба пролегла глубокая борозда, жилы на шее надулись, лицо страшно побледнело. Наташа, увидев это, бросилась Ивану на грудь, а Сергей рванул за Мишей. Он схватил его за руку и буквально выволок из круга танцующих.
        - Уводим Ивана, Михаил, иначе будет поздно.
        Миша быстро сообразил, что надо нейтрализовать казака. Он схватил его за руку и торопливо крикнул:
        - Петро, ты мне позарез нужен, пошли скорее!
        Тот отмахнулся от Миши, давая понять, что хочет очень хочет восстановить справедливость, то есть набить Ивану морду. Но тут подбежала и невеста. Пришлось остановиться.
        - Ладно, - прошипел рассвирепевший казак, - еще поговорим попозже.
        - Миша, куда можно выйти? - спросила Наташа.
        - Наверху в гостинице на всех заказаны номера.
        - Пошли, Иван, - прошептала она и повела Ивана за руку.
        Иван шел за ней, как автомат. Сергей шел следом за ними, то и дело оглядываясь.
        Миша отвел всех в двухспальный номер. Наташа сказала:
        - Хорошо, здесь и будем ночевать мы с Иваном.
        Только Миша вышел, Иван вдруг часто задышал, закрыл глаза, сжал зубы, с его уст вырвался какой-то странный стон. Он повалился на кровать лицом вниз. Сначала он резко вытянулся во весь свой рост, ударив ногами о спинку кровати, потом сжал голову руками, поджал колени и застонал. Наташа хотела подойти к нему, но Сергей схватил ее за руку и тихо сказал:
        - Не трогай его, Наташа. Не надо. Ты ему сейчас ничем не сможешь помочь.
        - Что с ним, Сережа? - спросила Наташа испуганным шепотом.
        - Не знаю, но я думаю, мы бессильны ему помочь.
        7
        Когда Иван услышал, что Наташу приглашают танцевать и увидел того, кто ее приглашает, точнее, его наглые, горящие вызовом глаза, он почувствовал, что сил, чтобы держать себя в руках, не осталось.
        Иван уже ничего не соображал и ничего не ощущал, кроме ярости. Лица окружавших его людей, казалось, колыхались в раскаленном воздухе, и от всех исходила угроза. Если бы не Наташа, драка была бы неизбежна. Иван видел каким-то сумеречным, боковым зрением, что его привели в гостиничный номер. Он лежал, уткнувшись лицом в одеяло. Сознание понемногу возвращалось к нему. «Что это владеет мной? Я ведь - страшный человек. Если у меня будет власть, какая это будет власть? Лийил владеет образами. Может быть, в них ответ на мой вопрос?» Иван чувствовал, что вспышка ярости еще далеко не прошла и что если он не прибегнет к испытанному уже средству, то может натворить все что угодно. «Лийил. Какие образы живут в моем подсознании? Где их выражение? Чего я на самом деле хочу? Лийил».
        Иван обнаружил себя лежащим на песке. Песок был утрамбован, на нем были видны следы человеческих ног. Все это Иван понял за одно мгновение. Он быстро приподнял голову и увидел, что лежит на арене цирка, вокруг него были люди: мужчины, женщины, подростки, одетые в одежду, какую, как сообразил Иван, носили в Риме. У людей были искаженные ужасом лица. «Я на арене амфитеатра, - понял Иван. - Зачем он меня сюда забросил? Не было такого уговора!» Внутреннее состояние Ивана - бешенство, граничащее с безумием, не изменилось. Иван вскочил на ноги, оттолкнул налетевшего на него мужчину, да так, что тот упал и чуть не свернул себе шею. И тут Иван понял, в чем дело. На арене были не только люди, но и тигр, который, припав к земле и колотя по ней хвостом, полз к людям, готовясь к прыжку. Толпа, издав вопль ужаса, отшатнулась в противоположную сторону, люди бежали, толкаясь, сбивая друг друга с ног и топча упавших. Иван отскочил в сторону, чтобы его не затоптали, и впервые осмотрелся по сторонам. Он был на арене римского амфитеатра. Арена была не очень велика и мест, где могли сидеть зрители, было немного,
видимо, эта арена не предназначалась для народных зрелищ. «Это дворцовая арена. Ничего не понимаю! Зачем?» - только и успел подумать Иван. Он повернул голову и увидел, что тигр остановился и тоже смотрит в его сторону. Иван медленно развернулся лицом к зверю. Тигр разинул красную, кровавую пасть и зарычал. Все мышцы Ивана напряглись, сухожилия, сдерживая это напряжение, сделались как натянутые канаты. Иван улыбнулся, показав зубы, и тоже тихо зарычал, не передразнивая тигра, а потому, что именно так ему хотелось выразить свою готовность к бою. Солнце стояло высоко и слепило Ивана. «Невыгодное положение, надо встать так, чтобы оно слепило тигра». Иван стал поворачиваться на арене боком к солнцу, делая шаги в сторону и ни на мгновение не отводя глаз от тигра. Тигр понял замысел Ивана и, сделав один прыжок, занял такую позицию, что Иван более не мог двигаться по арене: он бы подставил тигру бок. Теперь они стояли совсем недалеко друг от друга. Иван смотрел в глаза тигру, и тигр, тихо рыча и показывая огромные клыки, смотрел в глаза Ивану. Тот и другой старались по выражению глаз определить момент броска.
Тигр понял, что этот человек не боится его, это его удивило, но не значило для тигра ровным счетом ничего, бой был все равно неизбежен. Застывший, отражающий ослепительное солнце взгляд желтых звериных глаз сосредоточился в узких черных щелях зрачков. Из этих щелей-бойниц готовилась выстрелить смерть. Тигр занял позицию для броска, подобрал под себя лапы и мерно бил хвостом по арене, поднимая песчаную пыль. «Черт возьми, как он красив, этот зверь», - подумал Иван. Сердце Ивана билось, как тяжелый молот, виски сдавило будто обручем. «Уж не страх ли это так действует, будто мозги выдавливает». Тигр почему-то медлил. На трибунах громко кричали, тем временем люди, что были на арене, сгрудилась в углу арены, как стадо овец. Но Иван ничего этого не видел и не слышал. Он смотрел в глаза тигру, а тот не отводил взгляд. Ивану стало легче: ощущение безысходного бешенства сменилось радостным чувством, что он опять стал хозяином самому себе. Тигр бросился вперед, раскинув свои мощные лапы, готовый сделать молниеносный удар, который должен превратить этого человека в сплошную кровавую рану. Иван тоже бросился
вперед, позже на долю мгновения. Со стороны показалось, что они это сделали одновременно. Иван сделал потрясающий прыжок, вытянув руки вперед, будто прыгал с трамплина в воду. Он старался, чтобы его тело при прыжке не попало в зону, в которой тигр мог его ударить своими огромными когтистыми лапами. И это ему удалось. Он прыгнул выше тигра и ударился ладонями рук о его голову, удар был такой, что Ивану чуть не вывернуло руки. Тело Ивана сделало поворот, и он оказался лежащим на арене рядом с тигром. Это продолжалось только мгновение, но за это мгновение Иван успел обнять тигра за шею обеими руками. Иван прижался к тигру всем своим телом и ощутил, как мягка тигриная шерсть. Тигр понял, что он промахнулся еще в полете, он взмахнул обеими лапами, пытаясь достать врага, но безуспешно. Приземлившись, тигр тут отчаянно подпрыгнул, потом повалился набок, выгнулся, стараясь стряхнуть с себя противника, потом начал отчаянно бить задними лапами и вдруг вытянулся на песке и замер. Иван, собрав все силы, сжал шею тигра и рванул его голову назад, усилие было такое, что Иван, как ему показалось, потерял сознание от
напряжения, он чуть не вырвал свое плечо - так было больно. Иван, очевидно, сломал тигру шею, и тот умер сразу, так и не поняв, как его смог убить один из людей, которых он уже успел множество разорвать на этой арене.
        Иван продолжал лежать в обнимку с тигром, не в силах разомкнуть свои воистину смертельные объятия. Он услышал рядом с собой голоса. «Кто посмел подойти ко мне, поверженному на землю? Кто это? Как это может быть?» - застучало в висках Ивана. Он вдруг вскочил и ударил что есть силы кулаком в лицо стоящего рядом черноволосого бородатого мужчину. Потом он ударил еще и еще. Ивана охватила воистину безумная ярость. Он набрасывался на людей, окруживших его, как зверь, сбивая их с ног. На трибунах послышались возгласы - сначала удивления, потом восхищения. Ивана кто-то схватил за руки, он почувствовал, что в кожу его впились какими-то металлическими предметами, - это были доспехи римских солдат, они держали его вчетвером: двое за руки, один упал на землю, обхватив ноги, один схватил железной хваткой за шею. Но Иван оставался стоять, его не хотели валить на землю.
        - Император приказал дать тебе меч. Если ты убьешь всех этих ублюдков, что на арене, тебе сохранят жизнь и дадут свободу, - сказал Ивану один из солдат.
        Иван вряд ли понял, что ему сказали. Но он отчетливо понял, что его рука сжимает меч. Солдаты отскочили в сторону. Иван успел-таки развернуться и два раза ударить мечом ближайшего к нему: один удар пришелся в щит, другой был отбит мечом. Но солдаты быстро отступали, Пятясь назад к воротам. Иван начал было их преследовать, но они скрылись в воротах, что были в стене арены, не приняв бой.
        Иваном полностью владело только одно чувство - ненависть к людям, ко всему, что есть человек во всех его внешних проявлениях, он будто бы взял ее от только что убитого им тигра. Взгляд, голос, запах, сам вид человека были ему ненавистны. Иван рванулся к сбившимся в плотную массу людям - тем, что были на арене. И блеск их глаз, жалобные вопли, проклятия - все слилось в одно сплошной крик и в одно впечатление. Иван тоже кричал его лицо было искажено страшной улыбкой, глаза яростно блестели. Он орудовал мечом, как мясник, убивая всех: мужчин, женщин и детей, отрубая руки, головы, ступая по телам. Он измазался в крови, будто искупался в ней. Ивану казалось, что, убивая, он избавляется от какого-то наваждения, владевшего им. На уничтожение всех обреченных ему потребовалось немного времени. Убедившись, что все мертвы, Иван поднял руки вверх, потряс ими и издал, именно издал, а не закричал, победный крик, от которого у некоторых присутствующих, видавших многое, зрителей, сжалось сердце, и сделал это Иван, не взывая к одобрению зрителей, а выражая чувство восторга, переполнившее его. Потом он медленно
пошел вдоль стен арены, смотря в лица зрителей. Ему хотелось еще чего-то, внутреннее напряжение до конца не спало, но он еще не осознал - чего. Там, где были основные трибуны - стена была очень высокой, но с противоположной стороны - всего метра два с половиной - вполне достаточно, чтобы человек не мог ее перепрыгнуть, Иван увидел улыбающуюся женщину, надменную и восхищенную его жестокостью римлянку, - это Иван безошибочно понял. Прямой нос, пухлые губы, красивые большие глаза, роскошные волосы. Женщина чем-то походила на Наташу. Иван будто знал, что ему надо делать, а так оно и было. Здесь, на арене, он прекрасно знал, что ему надо делать. Он не думал ни о чем и ни в чем не сомневался. Иван бросил меч и, высоко подпрыгнув, схватился за край стены, легко подтянулся и оказался на стене. Он перемахнул через нее так быстро, что никто ничего и не понял. Трибуны издали вздох изумления. Иван сделал два прыжка и оказался рядом с женщиной, которую приметил. Он повалил ее на сидение, сорвал с нее белую одежду и попытался овладеть ею. Никто из находившихся рядом мужчин не мешал ему, все видели, что это за
человек. Иван изнасиловал бы женщину, если бы ему не помешали подбежавшие солдаты. Трибуны требовали смерти Ивана на арене. Возмущенные зрители встали с мест и, обращая свой взор на центральную трибуну, где сидел император с супругой, громко кричали. Император встал, поднял руку, все тут же замолчали, и установилась тишина. Иван тоже перестал сопротивляться и, смирившись с тем что, вырваться не удастся, стал смотреть на императора.
        - Этот человек совершил невероятное, - сказал император громким, высоким и весьма неприятным голосом, - я тоже совершу невероятное. Я оставляю ему жизнь, потоку что он явно не христианин, а воин, достойный героев древности, и он может стать уважаемым гражданином Рима. А сейчас я спою вам песнь, исполненную содержания, соответствующего моменту.
        И император запел. Никто не сел, все молча стояли и слушали. Некоторые слушали, опустив головы.
        Ивана связали и уволокли в какой-то подвал, где и оставили в полной темноте. Здесь Иван, наконец-то, пришел в себя. Цепь событий, которая началась на свадьбе у Михаила или даже раньше - в пивной, и привела к тому ужасу, что он сотворил, наконец, завершалась. Иван лежал на спине, но не ощущал ожидаемого умиротворения и спокойствия. «А Лийил здорово уловил мое состояние и выполнил наш уговор. Все равно эти люди, это, наверное, христиане, были обречены. Я принес им более легкую смерть, - Иван глубоко вздохнул. - Теперь можно возвращаться в свое время». Но тут двери открылись, и в сопровождении трех солдат в подвал вошел человек в тоге и громко сказал:
        - Успокойся и не сопротивляйся. Тебе ничто не угрожает. Сейчас нас ждет император. Он удостоит тебя высочайшей чести - лично даст тебе римское гражданство, свободу, земельный участок и деньги.
        «Приключение продолжается. Что ж, придется познакомиться с Нероном. Не иначе, Лийил дает мне понять, что он - мой духовный предшественник. Замечательно, впрочем, я так и знал…» - подумал Иван и сказал:
        - Хорошо. Что я должен делать?
        - Смыть с себя кровь, переодеться и следовать за мной.
        Во внутреннем дворике Ивана полили водой из кувшинов, вытерли и дали ему белую легкую одежду.
        - Следуй за мной, - сказал тот, что был в тоге.
        Трое солдат неотступно шли за Иваном. Его долго вели по каким-то комнатам и дворикам, потом они пошли по анфиладе комнат, обращенных окнами к морю. «Вот он, мой сон! Это из моего сна! - воскликнул Иван. Да, этот путь в точности повторял тот, которым он много раз ходил во сне. - Невероятно! Что же это, почему?» Но дать объяснение этому факту Иван не успел, потому что его привели в зал с колоннами, где его ждал, прохаживаясь и то и дело потирая ладони, император Нерон.
        Нерон молча подошел к Ивану на расстояние примерно пяти шагов, чуть наклонил в сторону голову, слегка прищурил один глаз и долго рассматривал его, как рассматривают диковинное и опасное животное.
        - Кто ты и откуда? - спросил Нерон.
        - Я из Скифии. Воин. Зовут меня Иван, - ответил Иван.
        Ничего не говоря, Нерон отвел руку с раскрытой ладонью в сторону. К нему тут же подбежал угодливый служитель и вложил в руку свиток.
        - Отныне, моей волей, ты свободный гражданин Рима и землевладелец, - сказал Нерон и зевнул. - Что ты собираешься делать?
        - Я возвращусь на свою родину, - ответил Иван.
        - Зачем? - удивился Нерон. - Ты мог бы остаться здесь. Неужели в вашей Скифии жизнь дает столько же возможностей для наслаждений?
        - Я могу наслаждаться жизнью только там, куда меня зовет ветер странствий и дух противоречия, - сказал, улыбнувшись, Иван.
        - Сенека, - воскликнул Нерон, обратившись к пожилому мужчине, стоящему невдалеке, - послушай-ка, что он говорит. Он, оказывается, еще и поэт! И философ, как мы с тобой. Повелеваю, чтобы ты остался и был при мне… - сказал Нерон, остановив на Иване на мгновение свой остекленевший взгляд. Потом он повернулся и пошел. Следом за ним двинулась свита. К Ивану подбежал его сопровождающий и громко прошептал:
        - Следуй за ними. Ты должен делать то, что я тебе говорю, иначе нам обоим несдобровать. Пошли.
        Иван пошел за ним. Он вошел в зал следом за свитой императора и хотел было внимательно осмотреться, а здесь было на что посмотреть, один огромный стол, накрытый для пира, чего стоил, но тут Иван поймал обращенный на себя взгляд прекрасной римлянки. «Ага, вот оно, вот чего мне не хватает все же - женщины, - такова была реакция Ивана. - Надо как-то смыться отсюда вместе с ней». Сомнений, что эта гордая красавица страстно хочет близости с ним, у Ивана не было. Гости сели к столу. Нерон улегся на небольшом возвышении, с которого было видно всех присутствующих, взял яблоко и начал его грызть. Рядом с ним возлежал юноша, одетый в странные, скорее женские одежды. Эй, - обратился император к одному из прислуживающих ему, - где этот разящий меч Юпитера? Пусть сядет рядом.
        Ивану пришлось пересесть поближе к Нерону. Он оказался напротив красавицы с чувственными губами, она досмотрела на Ивана долгим взглядом и улыбнулась. Ивана даже передернуло всего от желания, которое вызвала у него эта женщина.
        - Иван, вижу, тебе понравилась Юлия, - сказал Нерон. - Ты хочешь ее?
        Иван взглянул на Нерона и сказал:
        - Да, император, хочу так, что сил нет, если я ее сейчас не трахну, то за себя не ручаюсь.
        Нерон хлопнул в ладоши и сказал:
        - Быть посему. Юлия, ты сейчас же отдашься ему, а мы будем наблюдать, достаточно ли страстно ты это сделаешь. Приступай, Иван.
        - Где? - спросил Иван, уже не сдерживая страстное вожделение.
        - Можно здесь. Можно пройти туда, - Нерон показал на ближайшую дверь. - Иван вскочил, обежал стол, схватил за руку женщину и поволок ее в указанную комнату. - Наконец-то я встретил человека, который не лицемерит передо мной. Я думаю, Марк не будет возражать, что этот герой улучшит кровь в его вырождающемся семействе. - В глазах Нерона промелькнул огонек безумия. - Спор, пойдем посмотрим, так ли хорошо этот человек владеет своим членом, как и мечом.
        Иван думал, что за дверями небольшая комната, но там оказался зал не меньше, чем тот, где он только что находился. Посреди зала был бассейн с водой, вдоль стен стояли статуи и мраморные скамьи и не было ни кровати, ни хоть какой-нибудь лежанки, где бы можно было удобно расположиться. «А, хрен с ним, - решил Иван, - какая разница». И он, прижав женщину к стене, начал делать свое дело стоя. К его удивлению, женщина покорно и страстно повиновалась ему и более того, даже проявляла инициативу. Потом они повалились на пол, и Иван забылся, поглощенный страстью обладания. Первый раз он кончил довольно быстро, но партнерша тут же завела его еще раз, и теперь он уже изнемогал, но никак не мог довести дело до конца. Юлия то вырывалась, то льнула к нему, страстно шептала ему что-то, стонала и творила такое, что Иван и представить себе не мог. Когда Иван, наконец-то, отполз от своей пламенной любовницы и посмотрел по сторонам он увидел, что в нескольких шагах от него стоят Нерон и вся его свита. Нерон нежно целовал и поглаживал того мальчика, что возлежал на пиру рядом с ним.
        - Юлия, ты и на этот раз оказалась сильнее. Для того чтобы тебя удовлетворить, наверное, нужен я.
        Иван встал и пошел из зала вслед за уходящей свитой. Он не искал глазами Юлию, она его больше не интересовала, и никакого смущения в его душе не было. «Все равно никто ничего не узнает. Но было здорово». Он сел на свое место и начал с аппетитом есть. Юлия сидела напротив него, как ни в чем не бывало. Иван обратился к ней и спросил:
        - Слушай, Юлия, а что скажет твой муж?
        - Ничего.
        - Как же так?
        - Но ведь я сделала это по приказу императора.
        - А каков был приказ?
        - Отдаться тебе со страстью. Что, разве я была недостаточно страстной?
        Нет, - усмехнулся Иван, - вполне. Я и не предполагал, что женщина может быть такой. А как был я?
        Юлия засмеялась и, блеснув своими красивыми черными глазами, ответила:
        - А вот этого я тебе могу и не говорить. Твоя оценка - это мое личное дело, а не дело империи, и муж может быть недоволен моей оценкой.
        Иван поймал на себе тяжелый, изучающий взгляд пожилого человека, сидевшего первым справа от места Нерона.
        - Уважаемый, - обратился Иван к нему, - император может отдавать любые распоряжения, не так ли?
        На Ивана смотрели непроницаемые умные глаза. Человек довольно долго молчал, потом, наконец, ответил:
        - Да, может, - и добавил: - Он не может только приказать жить тому, кто этого не хочет, а остальное он может.
        - Сенека, Сенека, ты что, собираешься оставить этот мир без моего приказа? - спросил у него Нерон, который как раз подошел, держа под руку своего мальчика. - Ты неосторожен, Сенека. Ты заблуждаешься, если считаешь, тебя связывает с жизнью только чувство долга. И ты живешь, чтобы получать удовольствие.
        - Да, император, и я тоже. Мое главное наслаждение - в моих мыслях.
        - И они принадлежат только тебе, не правда ли, Сенека? Не правда ли?
        - Они принадлежат и тебе, император, ты знаешь их все.
        Нерон откинулся на подушку.
        - Спор, - обратился он к мальчику, - как ты думаешь, Сенека не заговорщик?
        Мальчик посмотрел на Нерона томными глазами.
        - Я думаю - нет. Потому что он слишком философ для этого неблагодарного дела.
        Теперь Иван, наконец-то, стал сам собой, никакие страсти более не терзали его душу. Он был спокоен и способен принимать осмысленные решения.
        - Иван, - спросил Нерон, - ты слышал, как я пою?
        - Нет, император, не приходилось.
        - Иван, у тебя очень правильное произношение. Но фразу ты строишь, как варвар. Что значит - не приходилось, почему?
        - Я попал в Рим лишь вчера и очутился среди христиан случайно. Я просто не мог слышать твоего пения.
        - Как несчастны народы нашей славной империи, они не могут слышать моего пения! - театрально воскликнул Нерон. - Сенека, причина возмутительной безнравственности нашего общества, которое заключается, прежде всего, в его лицемерном, скрытом разврате, именно в том, что мой народ не может приобщиться к высокому искусству. Я построю новый театр, в котором бы могло разместиться тысяч сто, как минимум, и отцы семейств из каждой провинции будут обязаны хотя бы раз в год слушать меня. Я должен заботиться о своем народе. - Сидящие за столом одобрительно закивали головами. - Почему ты молчишь, Иван? - обратился Нерон к нему, - почему я не слышу твоего одобрения?
        - Император, я не уверен, что искусство помогает исправлять дурные нравы.
        - Я мог бы согласиться с тобой, Иван, если бы речь шла об искусстве вообще, но ведь я говорил о моем искусстве. Оно божественно - это общеизвестно. Если ты сомневаешься в этом, я могу спеть прямо сейчас и тем развеять твои сомнения.
        Не дожидаясь ответа, Нерон встал и запел. Голос его был довольно слаб, хотя владел он им хорошо. Нерон пел как показалось Ивану, очень долго. Когда он закончил, все начали аплодировать. Иван, оглядевшись по сторонам, тоже зааплодировал.
        - Ну как? - спросил Нерон. Иван посмотрел на Нерона и был очень удивлен тем, что и выражение лица, и голос Нерона разительным образом изменились. Он буквально заискивающе смотрел на Ивана, ожидая его оценки. «Ах ты, гнусное отродье, - подумал Иван. - Скажи тебе правду, тут же башку прикажешь снести».
        - Божественно, император. Твое пение - божественно, - сказал Иван. Нерон едва заметно выдохнул, видимо, слова Ивана принесли ему облегчение.
        - Вы слышали, - обратился он к публике, - и варвар оценил мое искусство! - Выражение лица Нерона вдруг резко изменилось и выразило смертельную скуку. - Скучно, Сенека. А ты, Сенека, еще более нагоняешь на меня тоску своим унылым видом. Иван, скажи, может ли философ скучать в присутствии императора? Давай накажем его за это.
        «Боже мой, этот человек воистину творит все, что захочет, как и я. Но чего же он все-таки хочет? - подумал Иван. - И, похоже, он ведь ненамного старше меня».
        - Император, как ты пожелаешь, - ответил Иван и добавил: - Но могу ли я задать тебе один вопрос? Он сжигает мое воображение.
        - Да? Хорошо, спрашивай.
        - Чего ты хочешь в жизни? Точнее, чего ты хочешь получить от жизни?
        - О, Сенека, ты слышишь?! Вот Иван - истинный философ. Вот он, а не ты достоин того, чтобы быть рядом со мной, а ты удалишься в ссылку, потому что ты, Сенека, старый и занудный лицемер, как и все стоики. Ты, Сенека, за всю свою жизнь и не поинтересовался, чего же я все же хочу, а имел смелость меня воспитывать. Ты льстец, старый, трусливый придворный льстец. Чего я хочу? - Нерон задумался, то и дело бросая взгляд на присутствующих. В зале воцарилась мертвая тишина. Гости даже перестали жевать. Чего я хочу в жизни? Я ведь поэт, Иван. Я хочу, чтобы моя жизнь была, как поэма, повествующая о подвиге великого героя. И этот герой - я. Но ты посмотри на этих людей, разве они могут, разве способны они оценить меня? Перед кем я буду петь эту поэму, которая есть моя жизнь? Какая аудитория, такое и исполнение. Они, эти лжецы и лицемеры, говорят, что я правлю ими, нет, Иван, - это они правят мной. Их дурной вкус, их похотливые жены и дочери, их развратная, скупая натура. Чего я хочу? О, боги! Хочу одного - не видеть этих скучных физиономий, хочу скрыться от них куда-нибудь на край света, чтобы там в тиши
доживать свой век. - Иван увидел, что у Нерона на глазах навернулись слезы, его затрясло, но это было лишь несколько мгновений, потом глаза Нерона хищно блеснули. - Лучше, много лучше быть диким зверем, когда этого хочется, чем подавлять свое желание, а то, Иван, будешь таким же, как Сенека, разрази его гром. Эй, Домиций, приготовь мою шкуру и жертвы. Прочь отсюда все.
        Все поднялись из-за стола, и Иван тоже старался не отставать, хотя ему очень хотелось остаться и посмотреть, что же будет. Публика покинула зал и стала расходиться. К Ивану подошли двое: тот человек, что сопровождал его ранее, и Сенека. В их глазах Иван увидел холодное высокомерие и неприязнь.
        - Иван, я хочу, чтобы ты посмотрел, что делает сейчас наш император, - сказал Сенека.
        - Но почему ты этого хочешь, и зачем я должен на него смотреть?
        - Я старый человек. Я знаю, дни мои сочтены. И у меня есть свои счеты с императором и определенные обязательства перед своей совестью. Ты сегодня потряс воображение не только нашего императора, но и мое. Вы с ним очень похожи.
        - Чем же? - не скрывая своего удивления, спросил Иван.
        - Деятельной убежденностью в своей правоте. Скажи, тебя хоть на миг посетило сомнение в том, что ты совершаешь безнравственный поступок, убивая безоружных?
        Иван задумался.
        - Пожалуй, нет. Я вообще ни о чем тогда не думал.
        - Он тоже никогда ни о чем не думает, кроме того, как он выглядит перед публикой. Сегодня, Иван, с твоим участием мне был подписан смертный приговор.
        - Сенека, я не чувствую своей вины.
        - Я не удивляюсь. Ты изменил бы самому себе, если ты чувствовал свою вину. Пойдем, посмотришь на нашего° императора, и я вместе с тобой - в последний раз.
        Иван пошел вслед за Сенекой, за ним неотступно следовали трое солдат. Они поднялись по лестнице на балкон, с которого был хорошо виден огромный зал, точнее не зал, крыши над ним не было, а площадь. На этой площади стояли столбы, к ним были привязаны обнаженные мужчины и женщины, привязаны так: левые рука и нога - к одному столбу, правые - к другому. Они как бы были распяты, стоя на полу. По арене на четвереньках бегал человек, одетый в тигровую шкуру. Он кусал людей, царапал их ногтями, рычал. Потом он стал насиловать женщину, причем делал это самым жестоким образом, издеваясь над жертвой. Это был Нерон. Иван сумел разглядеть его лицо, скрытое под звериной маской. «Каковы боги, таков и народ, каков народ, таков и его правитель», - подумал Иван. И Сенека, будто бы подтверждая его мысль, сказал:
        - Это мой воспитанник. Он прав в одном: каков народ, таков и правитель. Рим обречен. Пороки погубят его.
        - Сенека, что, по-твоему, есть истина? - спросил Иван. Голос его был серьезен.
        - Эх, если бы я знал, что есть истина. Ответственность перед народом, долг общего дела? Но народ сегодня развращен, он хочет только хлеба, зрелищ и хорошего императора. Ответственность перед императором? Он - только человек. Может быть, боги-они объединяют вселенную и человека своей волей. Может быть, слияние с этой волей-есть истина? Нет, не могу себя заставить проникнуться этим чувством. Мне это не дано… Ответственность перед своей совестью, в которой сосредоточена нравственность поколений лучших граждан нашей великой республики, - может быть, это. Иван, скажу тебе одно: истина - это ответственность. Думаю, не так уж далеко от нее иудеи, чей бог сказал, что надо делать лишь то, что не причинит другому вреда, хотя и с этим не могу согласиться. Жить по этому принципу - значит потерять армию и государство. Это предательство всех лучших наших традиций. Прощай, Иван. - Сенека пододвинулся к Ивану и тихо добавил: - Если хочешь жить, будь бдителен, полагаю, тебе не простят благоволение к тебе императора. Беги отсюда.
        Сказав это, Сенека повернулся и удалился, шаркая сандалиями по полированному мозаичному полу.
        Иван повернулся и увидел, что солдаты стоят рядом, держась за мечи и не сводя с него взглядов.
        - Что, у вас есть приказ убить меня? - спросил Иван.
        - Ты этого вполне заслуживаешь, - сказал один из них и выхватил меч. Все трое бросились на него. Иван попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел, в бок ему вонзился меч, а потом жгучая, страшная боль пронзила живот.
        Последнее, что Иван видел, - искаженное ненавистью лицо римского солдата. Потом Ивана ослепила вспышка, он тут же очнулся, открыл глаза и обнаружил, что лежит, уткнувшись носом в подушку.
        8
        Наташа смотрела на Ивана и молчала. Сергей подошел к кровати и потряс Ивана за плечо, потом, чего-то испугавшись, быстро наклонился и приложил ухо к Ивановой спине. С минуту он слушал, потом медленно поднялся и сказал:
        - Так, врач из меня, конечно, плохой, но констатирую: он жив, и беспокоиться нам за его жизнь, пожалуй, не стоит.
        - Что с ним, Сережа? Это обморок или что-то с сердцем? - спросила Наташа. Сергей надул щеки, выпуская из легких воздух, картинно вытаращил глаза и сказал:
        - Черт его знает, что это такое: обморок, припадок, сон - только трогать его не надо. Будем считать, что он, как и все в этом здании, напился и спокойно спит. И нам тоже надо идти спать. Мой номер напротив, закрываться на ключ не буду. Если что, кричи, толкай - буди решительно. Я узнаю твой голос и спящий, сопротивляться не буду. Ты-то где собираешься спать?
        Наташа бросила на Сергея удивленный взгляд и ответила:
        - Я буду здесь: а вдруг с ним что-нибудь случится, вдруг ему станет плохо.
        - Ну смотри, как хочешь, - Сергей с самого начала прекрасно знал, что Наташа никуда от Ивана не отойдет, но делал вид, что все ею сказанное - для него неожиданность, - дежурь здесь. «Эх, Наташа, Наташа, - достанется же тебе с ним. Ну да что поделаешь? Ничего не поделаешь. Может быть, это и есть твое предназначение. - Сергею понравилась эта мысль. - Действительно, кого можно поставить рядом с этим типом? Меня, что ли? Или какого-нибудь Ясницкого? Нет, только Петрова может его адекватно дополнять, - Сергей усмехнулся про себя.
        - Ладно, все о'кей, Сергей Михалыч, иди спи, дорогой, только не забудь почистить зубы и снять пистолет с предохранителя».
        Сергей еще раз взглянул на Наташу, кивнул ей головой и вышел. Наташа заперла дверь номера на ключ и села в кресло, повернув его так, чтобы было видно голову Ивана.
        Наташа вся превратилась в слух, стараясь уловить дыхание Ивана. Она напряженно смотрела на его лицо, точнее, на ту часть лица, что была видна. Но ничто, ничто не говорило, что Иван дышит, что он хоть как-то живет, - никаких проявлений, никаких признаков жизни. Сердце Наташи учащенно забилось. Ее охватил страх, потому что ей показалось, что Иван умер. Она поднялась с кресла и встала на колени у изголовья кровати. Наташа приблизила свое лицо к его лицу. «О Господи, что же это с ним? Неужели он умер?!» - думала Наташа, вслушиваясь и всматриваясь. Она протянула руку, чтобы прикоснуться своей ладонью к щеке Ивана. В последний момент ее охватил жуткий страх. Она вспомнила холодную щеку умершего отца. Наташа отдернула было руку, но потом, собравшись с силами, заставила себя прикоснуться к щеке Ивана. Щека была теплая. «Слава Богу, он жив. Что же это с ним такое?» Наташа приложила свое ухо к подушке, рядом с Ивановым ртом, и только так ей удалось уловить едва заметное и редкое дыхание. Да, Иван дышал. Наташа с трудом подняла его руку, которая свисала с кровати, и положила ее на кровать. Рука была очень
тяжелая и совершенно безжизненная.
        Наташа поднялась, подошла к окну, задернула шторы и зажгла настольную лампу, потушив верхний свет, потом укрыла Ивана одеялом со своей кровати и села в кресло. Она смотрела на Ивана и думала: «Кто он? Что скрывает от меня? Любит ли он меня? Если нет, что я буду делать? Для кого и для чего жить? - На этот вопрос Наташа не могла найти ответа. Наташе стало себя так жалко, что на глаза навернулись слезы. - Если мы будем вместе, я сделаю все, чтобы он нашел свой путь в жизни. Я, кажется, догадываюсь, что это может быть за путь». Догадка эта была очень смутной. Наташа почему-то была уверена, что Иван станет знаменитым, совершит что-то необыкновенное.
        Иван все так же лежал на кровати, не подавая никаких признаков жизни. Наташа то и дело поднималась и, приблизив ухо ко рту Ивана, прислушивалась: дышит ли он. Иван дышал. Убедившись, что Иван дышит, Наташа опять садилась в кресло.
        «Где же это я? - такой была первая мысль возвратившегося в свой мир Ивана. Он лежал не двигаясь и не открывая глаз. Ощущение было странным: будто и тело - не его, и сам он - не Иван Свиридов, а кто-то другой, а Иван Свиридов остался там - в далеком прошлом. - Я вернулся в свое время - вот где я. Но почему так не хочется возвращаться?» Иван задал себе этот вопрос, но не стал размышлять над ответом на него. Ему вообще ни о чем не хотелось размышлять: ни о том, что он пережил там - во дворце Нерона, ни о том, почему он оказался там и почему вел себя именно так, - все это Ивана совершенно не интересовало. Он глубоко вздохнул, открыл глаза и перевернулся на спину. Кровать скрипнула, и это разбудило Наташу, которая дремала в кресле, подперев голову рукой. Она встрепенулась от этого звука, быстро встала и подошла к Ивану. Наташа села на кровать рядом и, вздохнув, сказала:
        - Ну, слава Богу, все в порядке.
        Иван улыбнулся и взял ее за руку.
        - Который час, Наташа?
        - Утро, Ванечка. Полдесятого.
        - О, Господи! - Иван тряхнул головой, помолчал немного и добавил: - Ничего себе я поспал. А ты, вижу, не спала, Наташа. Всю ночь сидела рядом и стерегла мой покой? - Наташа наклонилась к Ивану и долго смотрела в его глаза. Иван не отводил взгляд и тоже смотрел на нее, стараясь сделать выражение своих глаз спокойным и ласковым. Взгляд Наташи был пристальный, чуть испуганный, в нем чувствовалось напряжение. - Почему ты не спала?
        - Иван, ты был как неживой. Почти не дышал и ни разу не шелохнулся. Я очень боялась за тебя.
        Наташа вспомнила вмиг все пережитое за ночь и расплакалась. Иван ласково гладил ее по голове и успокаивал:
        - Все в порядке, Наташа, со мной такое бывает. В этом нет для меня ничего страшного, лишь бы ты не пугалась.
        А ты и не пугайся. Со мной ничего плохого произойти не может. Ты скажи, я вчера там, на свадьбе, ничего не сотворил?
        - Нет, все в порядке. Чуть было не подрался с этим казаком, но все обошлось. Иван, скажи, что с тобой происходит? - спросила Наташа шепотом. - Я никому не расскажу.
        - Могу тебе сказать одно: все, что со мной происходит, происходит по моей воле, я сам так хочу.
        - А что я чувствую? - спросила, как будто бы у себя, Наташа. - Ну, спроси меня, что я чувствую?
        Иван был серьезен.
        - Что ты чувствуешь?
        - Что ты себе не принадлежишь, Иван. Не так уж ты свободен, как тебе кажется.
        Иван молчал.
        Иван сейчас впервые посмотрел на Наташу не как на восхитительную красавицу, принадлежащую ему, а как на равного себе человека, который безошибочно определил его главную проблему, - она действительно все поняла, а что не поняла, то почувствовала. И внешне спокойна! И ничего не боится, и ничего не спрашивает.
        - Будем жить и будем действовать? - спросил Иван то ли у себя, то ли у Наташи, то ли у кого-то еще. И сам про себя ответил: «Да, будем жить и будем действовать. Я освобожусь от наследия Нерона…»
        - Иван, а не пойти ли нам вниз, не посмотреть ли, что там происходит? - предложила Наташа. - Народ, наверное, уже начал собираться.
        Иван встал, развел руки в стороны, потянулся так, что затрещали швы рубашки. Потом подошел к Наташе, обнял ее, нежно поцеловал и сказал:
        - Пошли вниз, пошли пить, есть и танцевать, а потом - в Америку. Время собирать камни.
        Приведя себя в порядок, Наташа и Иван, взявшись за руки, улыбающиеся и счастливые, во всяком случае, так бы непременно подумал любой человек, увидевший их со стороны, спустились по лестнице вниз, в зал.
        Сергей уже сидел за столом и завтракал. Перед ним стояла бутылка шампанского и поднос с кофе и бутербродами. Кроме него за свадебным столом никого не было. Зал был пуст.
        - Посмотри-ка, Иван, мы с тобой почти первые, - сказала Наташа. - Но наш Сережа уже ест и, кажется, даже уже пьет.
        Сергей, увидев их, заулыбался и помахал рукой, приглашая присоединиться к нему.
        В зале был полумрак, точнее не полумрак, а полусвет, проникающий через опущенные шелковые шторы. Было прохладно, зал хорошо проветрили, и очень тихо. Сергей размешивал сахар, и было слышно позвякивание ложечки в фарфоровой чашке.
        - Ребятки, присоединяйтесь. Оленька, - кивнул Сергей в сторону стойки, где стояла официантка, - не дала помереть. Есть что поесть и выпить. - Говоря так, Сергей подумал: «Какая пара, черт возьми! - Сергей вспомнил первое впечатление, которое произвел на него Иван, - этакий озабоченный интроверт: отсутствующий взгляд, рассеянность, граничащая с бестактностью. - Теперь-то, смотри-ка, - орел! Ишь, как вышагивает, и физиономия, как у героя-любовника». Действительно, смотреть на эту пару было приятно, они заслуживали восхищения. Высокий, стройный, сильный и уверенный в себе Иван - это чувствовалось во всем: и во взгляде, и в походке, и в развороте плеч, и Наташа, идущая рядом, подобная пери.
        Большой пустой зал, полусвет, чистый, прохладный воздух, улыбающееся лицо Сергея и Иван, необычайно спокойный и ей, только ей сейчас принадлежащий, - все создало в душе Наташи ощущение праздника. Она почувствовала себя счастливой - внезапно и остро. Это ощущение требовало какого-то действия. Наташа взглянула на Ивана, потом на Сергея и подумала: «Смогут ли эти мужчины сейчас, когда этого так хочется, разделить мою радость?»
        - Где же музыка, Сережа, я хочу открыть бал! - громко и звонко сказала Наташа. Сергей принял игру. «А действительно, что уходить отсюда - со вчерашним тоскливым впечатлением, что ли?»
        - Полонез или торжественный вальс? - громко спросил Сергей у Наташи.
        - Торжественный вальс, пожалуйста.
        Наташа быстро развернулась лицом к Ивану, сделала реверанс по всем правилам, отвела руку в сторону - так, что Ивану ничего не оставалось, как принять приглашение. Он подумал: «Наташе хочется танцевать, и я буду танцевать с ней и без музыки, даже тот танец, который танцевать не умею. Тогда у Светланы мы тоже танцевали, с этого все и началось». Наташа прочитала в глазах Ивана то, что хотела, улыбнулась и замерла в ожидании музыки. Сергей бегом бросился к магнитофону. «Во дает, где ж я его возьму, вальс-то, да еще торжественный», - всерьез испугался Сергей. Поразительно, но первая же взятая наугад кассета и оказалась с вальсом. Видимо, была приготовлена кем-то для открытия вчерашнего вечера.
        Иван не растерялся, хотя вальс он танцевал разве что в школе. Он был актер, да еще какой, и, кстати, хорошо осознавал это. Сейчас ему передалось Наташино настроение, он прислушался к своему ощущению, как музыкант прислушивается к своему инструменту, и сделал первый шаг.
        Музыка произвела на Сергея удивительное впечатление, впрочем, почти как всегда. Сейчас же он вообще потерял на время чувство реальности происходящего. Стол, белая скатерть, матовый свет - все это будто не из этой жизни, а из другой, где танцуют вальс и где женщины не стесняются смотреть в глаза мужчинам, улыбаясь. Так коротко можно передать Сергеево ощущение происходящего. «Как же можно было бы жить. Можно было бы любить, работать и ничего не бояться: ни за себя, ни за близких. Можно было бы жить как единая… ай… - Сергей не нашел слов, да он их и не искал. - Как можно было бы жить, Господи…»
        Танцевали Наташа с Иваном хорошо. Если бы их видел знаток, то поставил бы им высший балл. Когда музыка закончилась, Наташа увидела, что в зале уже начал собираться народ. Уже появился Миша с молодой женой. Он улыбался Наташе и махал ей рукой. Когда кончилась музыка, Иван повел Наташу к месту, где стояли Миша и его жена.
        - Мы решили сделать сегодня то, что нам не удалось сделать вчера, - сказала сияющая Наташа Мишиной жене.
        - И получилось это у вас на пять баллов, - сказал Миша. - Спасибо, Наташа. Ей-Богу, так приятно, когда так танцуют, пожалуй, этого нам вчера и не хватило.
        - Правда?
        - Еще бы.
        - Мишенька, нам надо идти. Ничего не поделаешь, - развела Наташа руками, - ты же знаешь, нам надо готовиться, сегодня мы улетаем, и далеко.
        - Ну что ж, счастливого пути, - кивнул головой Михаил, - спасибо, что пришли.
        Иван взял Наташу под руку, и они пошли к выходу. В дверях Иван столкнулся взглядом с тем парнем в казачьей форме, что вчера приставал к нему. Он уже был пьян, видимо, успел опохмелиться. Его мутноватый наглый взгляд Иван выдержал без всякого раздражения. Наташа сжалась в ожидании того, что может произойти. Но ничего не произошло. Иван посмотрел на казака и, ничего не сказав, прошел мимо. И тот, не поняв, как это могло с ним такое произойти, ничего не сумел сказать и сделать. Он почувствовал только, что странным образом был обезоружен этим человеком.
        9
        Как только автомобиль тронулся с места, Иван уснул.
        - Посмотри-ка, всю ночь спал, как убитый, и опять спит, - сказал Сергей, взглянув на болтающуюся из стороны в сторону голову Ивана.
        - Ты считаешь, что он спал? - спросила Наташа.
        - А что же он делал, если не спал? - пожал плечами Сергей.
        - Я думаю, что это был не сон. Мне показалось, что он отсутствовал все это время.
        - Как это так - отсутствовал?
        - На кровати лежало тело Ивана, а все остальное было где-то в другом месте.
        - Он тебе что-нибудь рассказывал вчера?
        - Нет, ничего. Да я и не спрашивала. Я просто поняла, что он все равно ничего не расскажет, и не стала спрашивать.
        Сергей замолчал и далее молчал всю дорогу. Он думал: и о работе, и о семье, и об Иване, и о себе - обо всем сразу. Мысли кружились в голове, и ни на одной он не мог сосредоточиться.
        В аэропорту Сергей купил цветы. Три красивых тюльпана: белый, темно-фиолетовый - почти черный и пестрый - красно-белый. Для кого? Этого он и не знал. Ему просто очень захотелось взять в руки стебли этих тюльпанов, разглядеть как следует, не торопясь, узоры на лепестках, ощутить их запах.
        Сергей сел в кресло в зале ожидания и стал разглядывать цветы. Наташа, увидев, что Сергей держит в руках цветы, сразу решила, что это для нее, и ей стало так хорошо, что она не смогла сдержать улыбку. Но когда она подошла к Сергею, тот букет Наташе не вручил и даже ничего не сказал. Взгляд у Сергея был задумчивый и какой-то отстраненный. «Да, очень может быть, что этот перелет через океан откроет для меня путь в новую, какую-то другую жизнь, - думал Сергей. - Надо ли как-то готовить себя к этому? Нет… Возьму-ка я эти цветы в самолет, уж очень хороши», - такой вывод сделал Сергей и улыбнулся Наташе.
        - Для кого это такие прекрасные цветы? - все-таки не сдержалась и спросила Наташа. Сергей не сразу нашелся, что ей ответить.
        - Понравились очень. Наверное, я прирожденный цветовод и сейчас это начинает проявляться, - ответил Сергей и как-то растерянно пожал плечами. Наташа тут же поняла, что цветы ей вовсе и не предназначались и никаких мыслей о ней у Сергея не было, и взглянула на Ивана. «А ведь Иван тоже бы мог догадаться, он-то должен дарить мне цветы», - подумала Наташа.
        Наташа обошла ряд кресел и стала напротив Ивана, специально, чтобы он увидел ее. Когда она уже устала от ожидания, он, наконец, обратил на нее внимание. «А, Наташа? Зачем она так ждет меня, вся напряжена и улыбка такая странная, - подумал Иван. Он пристально смотрел на Наташу, так пристально, что ей был неприятен его взгляд. - Она хочет тепла и внимания. Она не осознает, как она этого хочет. Для нее любовь - то же, что солнце для того красно-белого тюльпана. Не будет солнца - он завянет. Ведь он творит себя из солнечных лучей. И неужели это солнце - я? Разве может один человек так зависеть от другого?! Какая несвобода, какая несправедливость! Я-то ведь не могу любить ее так же… Просто не способен. И что такое вообще - такая любовь?»
        Иван подошел к Наташе и обнял ее. Это получилось как-то неестественно, и Иван понял, что Наташа это почувствовала: не отозвалась, как обычно, на его прикосновение, она была внутренне напряжена - это Иван ощутил даже кончиками своих пальцев.
        Наташа почему-то заплакала, неожиданно для себя, но она не показала своих слез Ивану. Хотя он догадался, что она плачет. «Она все поняла, что я думал», - решил Иван. Но он ошибся. Наташа ничего не думала и не делала никаких выводов - ни сознательно, ни бессознательно. Ей было жалко: Ивана - непонятно почему и себя - тоже непонятно почему, может быть, потому, что ей было жалко Ивана, и она не знала, что с этим можно поделать.
        До начала регистрации оставалось минут сорок. Ивану захотелось посмотреть здание аэропорта. Оставив Наташу и Сергея сидеть в зале ожидания, он поднялся на галерею, откуда был хорошо виден весь огромный зал.
        «Сколько людей! - Иван как зачарованный смотрел на толпы народа, заполнявшие зал. Он не мог оторваться от этого зрелища. Казалось бы, движения людей бессмысленны, но если присмотреться, то видно, что одни ждут, другие бесцельно, чтобы скоротать время, прогуливаются, третьи уже целенаправленно движутся в определенном направлении: сдают багаж, проходят контроль и таможню. Эти уже на пути к цели - к выходу на посадку. - И это огромное здание, и все-все, что здесь есть, создали люди. Люди. - У Ивана начала слегка кружиться голова. - Многое же мы можем, когда объединены общей целью. А если сейчас громко закричать? Тогда все они обратят на меня внимание?» И Ивану захотелось крикнуть, чтобы его услышали все находящиеся в зале. Это желание было настолько сильным, что Иван, чтобы не закричать, был вынужден зажать себе рукой рот. Ему показалось, что если бы он крикнул и его бы услышали, то это и было бы величайшее счастье в его жизни. Оказывается, именно этого он всегда и хотел - чтобы его слышало как можно большее число людей. И тогда бы кончилось это бессмысленное, бесцельное движение, все бы знали, что
делать; делать надо то, что он скажет. Осталось только решить, что сказать.
        Возбуждение, охватившее Ивана, возрастало. Он себя достаточно хорошо контролировал, но теперь отчетливо сознавал, что публичного выступления, где он будет говорить людям о самом важном, ему не избежать, как не избежать смерти. Какими бы ни были те слова, которые он скажет, они должны быть сказаны - непременно должны быть сказаны, - даже если ценой этих слов будет его собственная смерть, уничтожение, вечная мука там, за гранью сегодняшнего бытия. Все это не имеет решающего значения, имеет значение лишь то, что они должны быть сказаны, эти слова. «Откуда такая власть надо мной у этого чувства? Но если это идет из моего человеческого существа и имеет основой только то, что заложили в меня мои мать, отец, мои предки, страна, в которой я родился и жил? Как мне к этому относиться и что делать? Говорить? И если говорить, то что? Я должен рассказать о Системе? Да?»
        Еще немного - и Иван бы вошел в знакомое ему особенное состояние духа. Обычно это бывало, когда он находил решение сложной проблемы; это ощущение можно было определить, как своеобразную эйфорию, которая сопровождалась необычайной ясностью мысли, и тогда Иван мог за минуты сделать столько, что в обычном состоянии невозможно было сделать и за годы. Это всегда было как озарение. «Нет, не время сейчас. Нет», - прошептал Иван и сел прямо на пол. Он закрыл голову руками и сидел так, чтобы не видеть людей и не слышать шум их голосов.
        - Эй, парень, что ты тут расселся? А ну вставай! - услышал Иван голос. Его кто-то тряхнул за плечо. Иван вскочил. Кровь бросилась ему в голову. Перед ним стоял милиционер. «Не хватало еще сейчас попасть в какую-нибудь неприятную историю», - подумал Иван.
        - А, задремал что-то, - сквозь зубы выдавил Иван и отвернулся. Он несколько раз глубоко вздохнул. Потом повернулся к милиционеру. Кивнул головой и добавил уже спокойным голосом: - Я в порядке.
        - Что ты здесь делаешь? Документы, - сказал милиционер.
        Иван достал из внутреннего кармана куртки документы и подал их милиционеру. Тот внимательно их посмотрел.
        - В Нью-Йорк летите? В командировку или насовсем?
        - В командировку, на неделю.
        - Ну что ж, счастливого полета, - сказал милиционер и отошел в сторону. «Красивый парень, нечего сказать, - так оценил милиционер Ивана, - только, видать, со странностями».
        Иван встал и, обращаясь в зал, сказал:
        - Эй, Сатана, ты слышишь меня? Я сейчас понял о себе нечто очень важное. Я теперь знаю, какая сила движет пророками. То, что я открыл или что открылось мне, - совершенно необходимо сказать людям. Все, что есть во мне, требует этого. Ну так вот, я никогда этого не скажу! Почему? Потому, что перебороть это стремление для меня - значит победить тебя. Я не хочу быть твоим пророком, Сатана.
        «Вот это да! - воскликнул Риикрой. - Он решил идти по второму пути. Пути тайному и самому короткому. Он - гений…»
        «Неужели он остановится на этом своем решении?» - спросил у себя Аллеин, хотя знал, что чувства, владевшие Иваном только что, были столь сильны, что он, как и всякий человек, подобный ему, никогда не откажется от решения, принятого в таком состоянии.
        Через полтора часа Наташа, Иван и Сергей уже летели в Нью-Йорк.
        Глава вторая
        1
        Самолет летел над океаном на высоте десять километров. Аллеину, чтобы не отстать, приходилось затрачивать немало сил, ведь вся мощь двигателей самолета не могла продвинуть Аллеина и на миллиметр. Чтобы находиться рядом с Иваном, он должен был тратить собственную, особую энергию.
        У Ивана было какое-то странное ощущение, ему казалось, что самолет несет его не через океан, на другой материк, а в другую жизнь.
        Наташа молчала. Иногда она бросала взгляд на Ивана, но тот, казалось, не замечал этого. «Почему он молчит, почему не обращает на меня никакого внимания?» - думала Наташа.
        - Иван, - позвала Наташа.
        Иван отреагировал не сразу. Когда он повернул голову, Наташа быстро, не скрывая раздражения, отвернулась. Иван это заметил.
        - Что ты хотела, Наташа? - спросил он, не отводя взгляда.
        - Я? - Наташа сделала удивленное лицо. - Мне показалось, что ты что-то хотел мне сказать.
        - Да нет, - Иван пожал плечами, - ничего.
        - Ну и я ничего, - слегка кивнула головой Наташа, как бы давая понять, что разговор окончен.
        Между ними враз возникло отчуждение, которое Аллеин видел зримо. Он мог видеть зримо и ненависть, и любовь.
        Наташа обратила внимание на двух мужчин лет тридцати-сорока, вошедших в их салон из переднего салона самолета. Это были высокие, стройные брюнеты с мужественными лицами. Одеты они были так, будто их только что взяли прямо с обложки журнала мод. Тот, который, как решила Наташа, был немного помоложе, направился к ним.
        - Пожалуйста, извините, что побеспокоил вас, - обратился незнакомец к Наташе, потом перевел взгляд на Ивана и Сергея. - Я и мой коллега являемся официальными представителями «Юнайтед Системз» в России. Мы бы очень хотели поговорить с вами и сочли бы за честь, если бы вы согласились разделить нашу компанию.
        Наташа, не взглянув на Ивана и Сергея, с готовностью встала и сказала:
        - Спасибо за приглашение. Я с удовольствием.
        Она направилась по проходу ко второму незнакомцу, который улыбался ей ослепительной улыбкой и не сводил с нее пристального взгляда глубоко посаженных глаз.
        Иван посмотрел на Сергея. Тот чуть заметно пожал плечами, давая понять, что он не знает этих людей и не знает, что делать. Иван сказал:
        - Спасибо за приглашение, я не против, - встал и пошел следом за Наташей.
        Сергей поспешил за ним.
        Аллеин, конечно же, сразу определил, кто были это двое, еще когда они вошли в самолет. Он знал: раз Сатана явился сам - значит, никто и ничто не может более сделать какое-то важное для него дело так, как он этого хочет. Он являлся на Землю в человеческом облике редко, гораздо реже, чем люди думали. Но если он приходил, то, за редчайшим исключением, добивался того, чего хотел.
        К большому удивлению Сергея, в переднем салоне никого не было. Все места были свободны, а в проходе стоял столик с напитками и фруктами. «Странно, - подумал Сергей, - что бы это могло значить?»
        - Так получилось, что мы с Джоном оказались в этом салоне вдвоем. У нас есть возможность расположиться здесь с комфортом, - сказал тот, который приглашал. Его звали Николай, он оказался русским. Второй все это время не сводил взгляда с Наташи.
        Взгляд у этого Джона был какой-то особенный, на это Иван сразу обратил внимание. Этот холодный взгляд вмещал: искренний интерес к объекту, восхищение им; он не скрывал, что оценивает Наташу, но во взгляде был едва заметный оттенок какой-то не то ухмылки, не то насмешки. «Да, интересный мужик. Таких странных и выразительных глаз я еще не видел, пожалуй», - подумал Иван. Он тоже не отрываясь смотрел на Джона и старался понять, что же так удивило его в этом человеке? Какое основное чувство выражал его взгляд? «Ага - ясно! Он, восхищаясь Наташей, смотрит на нее с превосходством, - вот что более всего удивительно». И, как это было ни странно, Наташа улыбалась этому Джону, показывая всем своим видом, что она очень рада неожиданному знакомству.
        Николай тем временем открыл бутылку шампанского и наполнил бокалы. Он взглянул на Джона, поднял бокал и стал говорить. Он говорил медленно, старательно подбирая слова:
        - Уважаемая Наташа, - он вежливо улыбнулся Наташе, - господа, я рад приветствовать вас на борту самолета, летящего в Соединенные Штаты. Являясь представителем «Юнайтед Системз» в России, я стал следить за ходом вашей работы сразу, как только узнал о вас, и должен признать: то, что вам удалось сделать за столь короткое время, меня поразило, - он сделал паузу. - Я надеюсь, что нашей, - он сделал легкое ударение на слове «нашей», - фирме удастся наладить с вами сотрудничество. За наше сотрудничество. - Сказав тост, Николай еще раз улыбнулся Наташе, бросил быстрый взгляд на Ивана и выпил.
        «Ни хрена… Неэто ему надо. Поздравлять нас надумал… Тут что-то другое, - подумал Сергей, на которого хозяева импровизированного банкета не обращали никакого внимания. - Эти ребята не простые». Сергей отпил глоток и поставил бокал. Ему эти двое очень не понравились. Он пытался понять, что же ему в них так не нравится. «Вроде мужики как мужики - обычные менеджеры… А вот и нет! - поймал себя на слове, точнее на мысли, Сергей. - Не обычные менеджеры. Как раз наоборот. Они - необычные менеджеры! Потому что не может обычный мужик-деляга, пусть и американский, пусть и опытный, вести себя с таким показным блеском. Кто же они? - Сергей почувствовал, что по его спине побежали мурашки. Чувство опасности, которое его не раз выручало в жизни, начинало проявлять себя. - Может, это люди Ясницкого? Хотя где бы он таких карасей нашел? Это вряд ли по карману даже ему, да и трудновато найти в нашей матушке России таких. Неужели их подослало правление фирмы для раскрутки нас еще на подлете, чтобы прилетели уже готовенькие? Это - скорее всего. Надо внимательно следить за каждым их словом».
        Наташа смотрела только на Джона. Она допила свое шампанское, поставила бокал и улыбнулась ему:
        - Какое чудесное шампанское.
        Джон кивнул головой.
        - Я думаю, что лучшего вы сегодня на этой планете не найдете. Это уникальное шампанское. Мы принесли его сюда специально для вас. Оно вполне соответствует ситуации или, лучше сказать, повод, чтобы выпить такого вина, - подходящий. Николай, налей вина. И я хочу сказать тост.
        Джон обвел всех присутствующих взглядом и начал говорить:
        - Господа, всю свою жизнь я занимаюсь тем, что слежу за развитием науки, а в особенности - за развитием информационных технологий. Это моя профессия. Мне моя работа всегда нравилась, поэтому я много знаю о том, что относится к области моих интересов. Так вот, я хочу сказать: то, что сделал Иван, - это настоящая революция в обработке информации. Вам и в нашем офисе подтвердят, что ты, Иван, совершил невозможное. Но факт есть факт. Ты открыл человечеству новые горизонты в математике и можешь открыть их во всех областях человеческой деятельности. Господа, возможности человеческого разума - безграничны. Иван это еще раз доказал. За тебя, Иван. За будущее науки, которое приведет нас к победе.
        - Мне даже и неудобно слышать такие похвалы, - сказал Иван. - Хотя, конечно, то, что вы говорили насчет новых горизонтов, - это вполне возможно.
        Джон засмеялся, и это было очень кстати, потому что сняло возникшее напряжение.
        - За новые горизонты. - Он выпил. Все выпили следом за ним. Только Иван не пил.
        «А чего это он взялся петь мне дифирамбы? И откуда он все про меня знает? Кто это такой?» - думал Иван.
        - Вы кто? - как ни в чем не бывало, спросил Иван, обращаясь к Джону. Наташа даже вздрогнула от такого хамства.
        - Я эксперт фирмы, в которую вы сейчас направляетесь. И без ложной скромности могу добавить, что без моего участия фирма вряд ли достигла бы того положения, в котором она сегодня находится.
        - Вы являетесь членом совета директоров? - спросила Наташа.
        - Да, в некотором роде это так. Я всегда присутствую на совещаниях фирмы, где принимаются важнейшие решения. - Джон направил свой холодный, с неизменной, едва уловимой насмешкой взгляд на Ивана. Теперь Иван понял, где он видел этот взгляд… - Ну что, Иван, ты удовлетворен моим ответом?
        - Я вас узнал, - сказал Иван Джону, потом повернулся к Николаю. - И вас тоже. Вы здесь, чтобы сказать, что с вашим активным участием уже создан компьютер, который необходим мне для решения Системы? - спросил Иван у Джона.
        Сергей с Наташей переглянулись. Они не понимали, о чем речь, но поняли, что Иван и Джон, судя по всему, знакомы.
        - Да, Иван, я здесь именно для того, чтобы сказать тебе об этом лично, - ответил Джон. - Мне приятно, что сначала ты узнаешь об этом от меня. Уже завтра тебе предложат познакомиться с его возможностями. Видишь, как стремительно развиваются события.
        - Да уж, даже слишком стремительно. Я еще не решил, какие параметры я задам Системе и на каком языке буду ее описывать, а вы уже подсовываете мне компьютер.
        - Насколько я представляю, язык для решения может быть только один. Тот, на котором написана Книга. А вот параметры управления душами действительно зависят от создателя Инструмента. Я могу тебе их подсказать…
        - Хотите загнать меня в цейтнот, лишить возможности спокойно все обдумать? Не выйдет. Пока я не решу, что именно я буду делать, я ничего делать не буду, и поэтому я пойду думать, - сказал Иван Джону и поднялся. Сергей и Наташа молчали, они ничего не могли понять.
        Наташе не нравился Джон. Хотя он все делал, чтобы ей понравиться. И делал прекрасно. Все показывало, что это очень уверенный в себе, умный и спокойный человек. Он вел себя так, что Наташа постоянно чувствовала его внимание, ей казалось, что все, что бы он ни делал, ни говорил, - это было с расчетом произвести на нее впечатление. Да, он старался понравиться ей и не скрывал этого, но делал это с умением и изысканным блеском.
        - Вас, Наташа, наверное, удивило то, что мы с Иваном знакомы. - Наташа пожала плечами. - Признаюсь - это самый интересный ученый, которого мне приходилось видеть. Он фантастически талантлив. Не могу подобрать другого определения - фантастически, невероятно талантлив. - Наташа продолжала молчать, она посмотрела на Сергея, тот увлеченно о чем-то спорил с Николаем.
        - Вам, конечно же, виднее, я ничего не могу сказать о нем как об ученом.
        - Наташа, я думаю, что пройдет совсем немного времени, и о нем узнает весь мир.
        - Неужели эта программа, которую он создал, такое значительное научное открытие? - спросила Наташа и отвернулась от Джона, намекая на то, что он выбрал для разговора не самую интересную для нее тему.
        - Программа-это частное, незначительное, всего лишь приложение его общей математической теории. А вот теория эта настолько революционна, что ее даже не с чем сравнить. Таких открытий люди еще не делали. - Наташа посмотрела в глаза Джону. «Зачем ты завел этот разговор, видишь же, что мне это неприятно», - думала Наташа, она старалась не отвести глаза, выдерживая взгляд черных глаз Джона. Что-то в его взгляде показалось Наташе странным, но что именно, она не поняла. Лицо Джона показалось ей в этот момент необыкновенным, оно выражало такую уверенность в себе, столько внутренней силы и спокойствия, что Наташа смотрела на него, как зачарованная. «Сколько умной уверенности в нем. Не человек, а шедевр какой-то, - подумала Наташа. - Что же мне сказать-то - что мы поссорились с Иваном и что мне надоели его исчезновения и непонятные поступки?»
        - Да, Иван - человек необыкновенный, но я никогда бы не подумала, что он создал нечто подобное. - Наташа отвела взгляд. Джон тут же наполнил бокал и сказал:
        - За ваше счастье, за тебя и за Ивана.
        «Откуда он все знает? - подумала Наташа. - А впрочем - какая разница». Она кивнула головой:
        - Спасибо.
        - Между прочим, Иван, несмотря на свое более чем скромное положение, был известен в научных кругах как самый большой безобразник, - Джон засмеялся, - среди подающих надежды молодых физиков. Поэтому мы следили за ним давно. Так вот, я знаю, что Иван сделал великие открытия, и он считает, что они могут быть обращены против людей. Поэтому он делает все, чтобы его открытия до них не дошли. - Джон вкладывал в свои слова столько значения и скрытого смысла, что Наташа не могла не уловить, что этим он хочет дать понять, что коль уж он говорит ей все это, и говорит так многозначительно, значит, она обязана проникнуться содержанием этих слов. Джон продолжал: - Иван - совестливый человек.
        Аллеина передернуло от этих слов: «Лицемер проклятый! Как он умеет, добавив толику лжи, исказить весь, в общем, правдивый смысл…»
        - Ученые нашего времени, многие из них, страдают комплексом вины. Они создали атомную бомбу и множество такого, что поставило человечество на грань самоуничтожения. И Иван - из числа именно таких ученых, которые осознают свою ответственность, не понимая, что дело совершенно не в них, они ведь только проводники воли человечества к власти над природой. К тому же Иван совершенно бескорыстен.
        - Это уж точно, - с готовностью подтвердила Наташа.
        - Я разговаривал с ним ранее, так вот, он очень жалеет даже и о том, что сделал эту программу - для него сущую мелочь. А ведь он уже сейчас вне конкуренции как соискатель Нобелевской премии. И уверяю тебя: ничего, кроме пользы, его открытия в области математики и физики человечеству не принесут. Ты мне должна поверить.
        - Почему ты так убежден в этом, Джон? Люди уже много раз доказали, что могут использовать во вред самые прекрасные и полезные, казалось бы, достижения науки.
        - Я убежден в этом, потому что у людей сегодня нет выбора, кроме как использовать его открытия на благо, потому что иного не позволит инстинкт самосохранения. И сейчас уже мы можем себя тысячу раз уничтожить, что изменится от того, что мы сможем уничтожить себя две тысячи раз?! - Джон сделал длинную паузу. - Я хочу, чтобы Иван сотрудничал с нашей фирмой, чтобы он сделал все, что мы ему предложим. Плата за это будет самая высокая, условия - самыми выгодными. Он может стать у руля власти, если только пожелает. Он это может, я знаю.
        - И я должна убедить Ивана сотрудничать с вами? «Боже мой, это, кажется, единственный случай, когда мужчина ухаживал за мной не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы провернуть сделку. Джон - удивительный человек. - И тут Наташа, наконец, поняла, чего не было во взгляде и всей ауре, исходящей от Джона, чем он отличался от всех мужчин. Не было желания, нормального мужского желания. - Он меня даже подсознательно не хотел: ни овладеть, ни поцеловать, ни обнять. И он от этого не страдал, и это его не удивляло».
        Джон улыбнулся и кивнул головой.
        - Ты, Наташа, - удивительная женщина. Я восхищен. - Тут Джон взял ее руку и поцеловал.
        Наташа встала и, сделав ослепительную улыбку, спросила:
        - Мы еще увидимся, Джон?
        - Я надеюсь на тебя. Если это будет нужно тебе или мне, мы встретимся.
        Наташа повернулась к Сергею. Тот, увидев, что она встала и хочет уйти, пожал Николаю руку и тоже встал. Они пошли на свои места.
        Иван упал в кресло и закрыл глаза. В голове была удивительная пустота. Ни одна мысль не возникала, думать не хотелось. Иван открыл глаза и осмотрел салон.
        - А ведь никто и не подозревает, что вскоре произойдет, и тем более, - он усмехнулся вслух, - какая грандиозная роль будет у меня в этом главном в истории человечества событии. Тем более великом, что о нем, возможно, никто и не узнает. Подмена Бога или Конец света; если произойдет первое - тайна, если второе - об этом узнают все. Что будет - зависит только от Бога. Но я должен быть готов и к первому, и ко второму исходу.
        Внимание Ивана привлекла маленькая девочка, которая бегала по салону и смеялась. Она упала и заплакала. Иван быстро встал и взял ее на руки.
        - Ну не плачь, ничего страшного. Где твоя мама? - Девочка уставилась на него и продолжала плакать. «Она, наверное, не понимает по-русски», - подумал Иван. Он повторил вопрос по-английски, потом по-немецки. Девочка не понимала. «Где же ее мать?» - Иван оглядывался по сторонам, но, видимо, матери в салоне не было. Девочка была черноглазая и черноволосая.
        - Где же твоя мама, девочка? - спросил Иван по-испански. Девочка показала ручкой в хвостовую часть самолета. - Ну, наконец-то, нашли общий язык.
        Он понес ребенка в задний салон. Ему навстречу бежала молодая женщина.
        - Вот ты где! - воскликнула она по-испански. - Извините, синьор, она такая шалунья, не успеешь взгляд отвести, ее уже и нет.
        - У вас очаровательная дочь, - сказал Иван и замер, захваченный странным чувством, которое охватило его.
        Он держал ребенка и не хотел отдавать его матери, потоку что казалось, что этот ребенок - тонкая ниточка, которая связывает его с обычной человеческой жизнью. Женщина смотрела на Ивана и не могла понять, что с этим человеком, почему он не слышит ее и не отдает ребенка.
        - Давайте мне мою дочку, - повторила она по-английски. Иван будто очнулся, улыбнулся и отдал девочку.
        «Итак, Сатана торопит события. И он уже и не сомневается, что я буду работать на этом проклятом компьютере. Он, конечно же, прав. Чтобы мне отказаться от этого соблазна, надо покончить самоубийством. Но прежде чем я дам компьютеру первую команду, я должен по крайней мере знать: не морочат ли мне голову и Бог, и Сатана, следуя каким-то своим неизвестным мне целям. Не хочу быть марионеткой в их руках. Есть ли на самом деле предопределение? Если я смогу изменить судьбу хотя бы одного призванного человека - значит, его нет. А если его нет - значит, воля Бога над этим миром ничтожна, ведь тогда всякий может противиться Его воле. Он только лишь властелин душ. Так же ничтожна будет и моя воля. И вся моя Система - блеф, роковая для меня ошибка. Зачем ее решать? Это первый вопрос.
        Второй вопрос, на который надо ответить: если провидение есть - неизменно ли оно? Меняет ли Бог свою Книгу? Для того, чтобы выяснить это, надо сравнить ее содержание в разные периоды времени. Книга для меня закрыта, Бог предупредил об этом, но я могу сравнить, например, пророчества об одном и том же событии, заведомо отражающие содержание Книги, сказанные в разное время. Если они не совпадут, значит, Книга меняется. Если она меняется, значит, я смогу изменить ее еще раз.
        И, наконец, интересен сам механизм пророчеств. Каждый призванный по сути своей пророк, потому что у него есть душа, в которой записано Слово Бога. Мне предстоит создать своих пророков, и надо посмотреть, какие они».
        2
        Иван осторожно повернулся и посмотрел на Наташу. Она спала. Она загадочно улыбалась, словно скрывая от Ивана какую-то тайну. Потом Иван посмотрел на Сергея. Тот, увидев, что Иван смотрит на него, сказал:
        - Слушай-ка, Иван. Расскажи мне, пожалуйста, что, по-твоему, может интересовать наших американских коллег в твоей программе? Точнее, даже не это… Что, по-твоему, они от тебя хотят?
        - Что они от меня хотят? - Иван усмехнулся. - Что хотят? Думаю, они хотят, чтобы я работал на них.
        - Ну это-то и коню ясно. Что они хотят, чтоб ты сделал для них? Вот что интересно.
        Сергей поймал на себе пристальный взгляд Ивана, тот самый взгляд, который заставлял людские сердца биться чаще.
        - Это зависит от того, насколько они глубоко поняли идеи, которые заложены в основе методов и подходов к решению задачи, которые я использовал. Если они поняли многое, то думаю… - Иван помолчал немного, потом продолжил, - то думаю, что они захотят, чтобы я реализовал для них программное обеспечение искусственного интеллекта.
        Тут Сергей заметил, что Наташа проснулась и внимательно слушает их разговор, он понял это по тому, что изменился характер ее дыхания.
        - Ладно, Иван, основа их интереса мне в общих чертах понятна. Только вот в какие конкретные формы выльется этот интерес?
        На самом деле Наташа не спала, она мечтала. Она представила себя женой блестящего, знаменитого на весь мир ученого - Ивана Свиридова. «Да, даже я, видевшая в нем одни достоинства, не могла представить, что он так талантлив. Джон прав, это так и есть на самом деле. Я чувствую это», - думала Наташа.
        Наташа видела себя то вместе с Иваном в роскошной обстановке собственного дома, то в окружении веселых, красивых детей - ее и Ивана детей, то на светском приеме, то где-то, идущей вместе с Иваном по берегу океана под шум прибоя. «И все это совершенно реально. Что надо сделать, чтобы все это осуществилось? Чтобы у нас было то, что все нормальные люди называют одним словом счастье? Надо, чтобы он стал сотрудничать с этой фирмой и чтобы не занимался ерундой всякой, а реализовывал свой талант и хотя бы опубликовал то, что уже сделал. А чтобы его не обошли всякие дельцы, я должна проследить за этим сама…»
        Иногда Наташа скрытно поглядывала на Ивана. Но теперь она видела его иначе.°Раньше это был просто парень, любимый, желанный мужчина, ради любви которого она была готова на многое, может быть на все. Теперь она видела в нем мужа… «Муж - от слова мужчина» - вспомнились Наташе слова Ивана - человека, который может и должен обеспечить ее будущее. Сделать это будущее счастливым.
        В это время объявили посадку. Утомительное путешествие через океан заканчивалось.
        «Так, сейчас нас посадят в автомобиль и повезут в офис этой фирмы. Ехать часа два-три, не больше, а я еще ничего не решил. Я не знаю, что мне делать. И, судя по всему, два часа - слишком мало, чтобы получить ответ на этот вопрос», - подумал Иван.
        Самолет коснулся взлетной полосы и заревел двигателями, летчик включил реверс.
        - Приехали, ребята. Поздравляю, - сказал Сергей. Иван и Наташа промолчали. «Да, что-то все мы не очень, прямо скажем, веселые. Есть, есть во всей этой череде событий, приведшей нас сюда, что-то странное и даже, я бы сказал, ирреальное, - подумал Сергей, выходя из самолета. - А, ладно. Где наша не пропадала!»
        3
        За паспортным контролем их встречали. Высокая женщина лет тридцати с красивым, умным лицом и стройной, как у манекенщицы, фигурой и тот бородатый мужчина, что приезжал тестировать их программу.
        Сергей улыбался, говорил дежурные фразы, поддерживая разговор, Наташа переводила, только Иван молчал, и на лице его было какое-то скучное, отсутствующее выражение.
        Иван прекрасно понимал все, что говорят американцы, но говорить по-английски ему не приходилось ни разу в жизни. «Надо заставить себя говорить, черт возьми…» - подумал он и выдавил из себя фразу:
        - Господа, а нельзя ли сделать так, чтобы деловые переговоры, которые предусмотрены программой нашего визита, начались с завтрашнего дня? - Он говорил медленно, но, видимо, сказал все правильно, и его поняли. Оба встречающих уставились на него и, наверное, растерялись, они не знали, что можно ответить на этот вопрос. Наконец Питер, так звали бородача, спросил:
        - У вас какие-то проблемы?
        - Я не готов вести сегодня содержательный и конструктивный разговор о сотрудничестве. Понимаете?
        - Не совсем, признаться, - пожал плечами Питер. - А завтра?
        - А завтра, я думаю, все будет в порядке, и я быстро отвечу на все ваши вопросы.
        - Не беспокойтесь, Иван, я думаю, у нас все так и получится. Сегодня в четырнадцать часов переговоры будут начаты, мы наметим их план и дадим свои предложения, но отвечать на эти предложения вы будете завтра или послезавтра. В принципе, вы здесь можете жить столько, сколько понадобится, чтобы все обдумать и дать хороший ответ на наши предложения. Но сегодняшнюю встречу перенести никак нельзя: именно сегодня соберется все высшее руководство фирмы, и масштаб наших предложений будет определен ими после знакомства с вами.
        «Ах, вот как, значит, все равно оценка будет произведена сегодня. Нет уж, туда надо прийти с готовым решением».
        Иван посмотрел на визитную карточку, которую дал ему Питер. Там был указан адрес фирмы и телефоны.
        - Переговоры будут проводиться по этому адресу? - спросил он у Питера.
        - Да, да, это адрес главного офиса. Тихое, красивое место в Новой Англии.
        - Далеко отсюда?
        - Три часа по автостраде. Но мы полетим на вертолете, - ответил Питер, открывая дверь микроавтобуса и жестом приглашая гостей садиться.
        У Ивана тут же появился план действий. «Так, в конце концов, сегодня не они мне нужны, а я им. Надо смыться, да и все. Когда буду готов для разговора, сам их найду. И пусть думают, что хотят».
        - Извините, я сейчас, - сказал Иван и направился к входу в здание аэропорта, - пять минут, - добавил Иван, обернувшись на ходу. Наташа побежала за ним. - Ты куда, Наташа?
        - Туда же, куда и ты. - Наташа сердцем почувствовала что-то недоброе. Иван быстро шел по огромному залу аэропорта. Наташа едва поспевала за ним. - Куда ты, Иван? Что ты задумал?
        Иван резко остановился, и Наташа увидела жесткий взгляд Ивановых глаз.
        - Наташа, иди назад, я сейчас приду.
        - Нет, я с тобой.
        - Зачем? Я сейчас вернусь.
        - Нет, Иван.
        - Что за глупости, Наташа.
        - Что ты задумал, Иван? Говори…
        Иван сжал зубы. Наташа увидела в глазах Ивана жестокое выражение и холодную ненависть. Иван стоял и молчал, то ли борясь с приступом раздражения, то ли обдумывая ответ.
        - Ты слышала, что я сказал Питеру?
        - Да.
        - Я объяснил ему, что сегодня не готов вести переговоры, и я их сегодня вести не буду.
        - Но так же не делается, Иван. Так не принято. Это скандал.
        - Наташа, я всех этих ваших условностей не понимаю. Мне на них попросту наплевать. Я сказал нет, значит, я не буду сегодня с ними встречаться.
        - Но это же означает срыв всей поездки.
        - Для меня это ничего не означает.
        Теперь задумалась Наташа. «Спорить с ним бесполезно и бессмысленно. Я должна быть с ним, иначе мы его вообще можем потерять», - оценила обстановку Наташа.
        - Ну хорошо, что ты будешь делать сейчас? - тихим, примирительным тоном спросила она.
        - Я пробуду здесь или где-то в другом месте некоторое время, думаю, что пятнадцать - двадцать часов мне хватит. Мне нужно время, чтобы подумать. После этого я сам позвоню или приду в их офис. И всего-то.
        - Хорошо, бери меня с собой. Пошли вместе, - решительно сказала Наташа. И твердо добавила: - Я пойду с тобой, Иван.
        - Ладно, хорошо, быстро смываемся.
        «Его нельзя упрекнуть в полной безответственности, - подумал Аллеин, - хотя вопросы, на которые он собрался получить ответы, - чудовищны».
        «Этот парень способен принимать нестандартные решения, - думал Риикрой. - Он настоящий Предвестник. Поступки его действительно непредсказуемы».
        Прождав Ивана и Наташу минут десять, все забеспокоились. И больше всех беспокоился Сергей. Он то и дело оглядывался и уже несколько раз забегал в здание аэропорта. Наконец, очередной раз убедившись, что ни Ивана, ни Наташи не видно, он отозвал Питера в сторону и, с трудом подбирая английские слова, сказал:
        - Питер, они не придут.
        На лице у Питера выразилось удивление, которое он не сумел скрыть. Сергей заметил, что на лбу у Питера выступили маленькие капельки пота.
        - Почему, Сергей, что случилось?
        - Иван сказал тебе, что будет говорить с вами завтра, значит, он будет говорить завтра. Иначе он не может, такой он человек. А Наташа будет с ним. Поехали в офис, они не придут.
        - Но это же невозможно, Сергей.
        - Поехали, они не придут. Надо спасать положение и себя тоже, - улыбнулся Сергей.
        Питер что-то объяснил своей спутнице. Сергей ничего не понял, потому что они говорили быстро.
        - Поехали, Сергей, - сказал Питер. - Объяснять, что случилось, будешь ты. У нас времени ровно столько, чтобы не опоздать к началу совещания.
        4
        Иван подошел к газетному киоску и стал рассматривать карты города и окрестных территорий. Он выбрал несколько карт и расплатился. Потом пошел куда-то, поглядывая на указатели. Выйдя из здания аэропорта, он увидел стоянку такси, обратился к водителю и показал место на карте, куда ему надо.
        Иван сел на переднее сиденье, Наташа на заднее, и они поехали.
        Иван показал водителю на карте место на дороге, ведущей из Нью-Йорка к городку, где была расположена штаб-квартира фирмы. Водитель завел двигатель и, повернувшись лицом к Ивану, сказал, за какую сумму он берется довезти до места. Иван кивнул головой.
        - Ты не американец? - спросил водитель.
        - Нет. Я русский, только что прилетел из Москвы.
        - Я почему-то так и подумал, - сказал водитель и улыбнулся.
        - А почему ты так подумал? - как ни в чем не бывало спросил Иван.
        Водитель помялся немного и ответил:
        - По акценту. Видишь ли, мне приходится возить много людей, и я научился определять национальность по акценту.
        - А сам-то ты местный? У тебя нет акцента? - спросил Иван.
        Водитель засмеялся и сказал:
        - Я-то местный, мои предки приехали сюда вместе с отцами-пилигримами. Вообще-то, я студент, но иногда подрабатываю таксистом. Меня зовут Джек.
        - Слушай, Джек, у меня к тебе просьба. - Иван блеснул глазами, так ему понравилась эта мысль. - Нам ехать, наверное, часа три. За это время ты должен научить меня говорить без акцента.
        - Как?! Это невозможно. Как тебя зовут?
        - Иван.
        - Это невозможно, Иван.
        - А ты попробуй. Для этого мы с тобой должны болтать всю дорогу без умолку о чем попало. И ты должен меня поправлять, когда я говорю неправильно. И будь спокоен, дважды я ошибаться на одном слове не буду. Мне главное - уловить правила фонетики вашего языка.
        - Ты что, полиглот?
        - В некотором роде - да. Давай попробуем? - Водитель молчал. - Может быть, я за это должен доплатить? Если нужно, я доплачу.
        - Скажи мне, Иван, а зачем тебе говорить без акцента? Ты говоришь по-английски совсем неплохо, я бы даже сказал, что лучше, чем некоторые наши…
        - Понимаешь, я хочу, чтобы люди принимали меня за своего везде, где бы я ни был. Мне это очень важно.
        - Ладно, хорошо, будем болтать, так даже веселее, - Джек улыбнулся и отпустил сцепление. Автомобиль сделал крутой поворот и, быстро набрав скорость, помчался по эстакаде.
        Иван тут же начал разговор, который непрерывно продолжался все время, пока они ехали. Они говорили, действительно, о чем попало, в основном обсуждая то, что Иван видел по сторонам. Наташа за все это время не произнесла ни слова, отмечая про себя, что Иван с каждым часом говорит все лучше и свободней. «Странно, - думала Наташа, - говорил, что хочет подумать, а сам занялся изучением языка. Может, он хочет вести переговоры сам и на чистом английском?»
        «У Ивана удивительные способности к языкам, - оценил Аллеин. - И я даже могу догадаться, зачем он начал учить разговорный английский. Он готовится расшифровать язык Бога и подсознательно проверяет свои способности не только к языкам программирования, но и к человеческим. А ведь язык Бога - нечто среднее…»
        Автомобиль ехал по городу долго. Наташе было интересно смотреть, даже и через окно автомобиля, мимолетом, на чужую жизнь, которая в этот час буквально кипела на улицах Нью-Йорка. Огромные великолепные здания мосты, панорамы, от которых прямо-таки захватывало дух. «Какой огромный город. Во всем - огромный. Сколько же надо труда, чтобы построить и вдохнуть жизнь во все это! - восхищалась зрелищем Наташа. - Боже мой, на что способны люди. Говорят, что такой мегаполис - это плохо для человека, что это неестественная для человека среда обитания. Да, наверное. И все-таки - это творение достойно удивления и даже преклонения…»
        Наконец автомобиль выехал за город и помчался по автостраде. Начался ливень. Пришлось уменьшить скорость, потоки воды заливали стекло, автомобиль словно плыл, а не ехал по дороге.
        Иван говорил почти без умолку. Он комментировал то, что видел, рассказывал, как прошел полет, об основах теории вероятности и игр, о каких-то островах, о жизни медведей в Сибири - буквально обо всем, что приходило ему в голову. А Джек иногда прерывал его, объясняя ошибки в произношении и грамматике.
        «Куда же мы едем? - думала и одновременно злилась Наташа. - Ну, Иван, ну погоди же… Я тебе устрою Варфоломеевскую ночь».
        Иван по-прежнему не обращал на нее внимания, увлеченно болтая по-английски с американским уже акцентом.
        «Поразительно! Он действительно говорит уже, как Джек. Ну и память же у него! Компьютер, а не человек. Хоть бы раз повернулся и на меня посмотрел». Наташа вдруг начала вспоминать, как вели себя с ней другие мужчины. «А этот - что, он забыл обо мне, что ли?!»
        На окраине какого-то небольшого городка у дорожного указателя Джек остановил автомобиль и заглушил мотор.
        - Все - приехали. Вот то место, которое ты показал на карте.
        Иван молча достал деньги, отсчитал несколько банкнот и подал их Джеку. Тот взял деньги и кивнул головой.
        - Правильно?
        - Да, все правильно. Спасибо. Может, вас еще куда подвезти? - Джек обернулся и посмотрел на Наташу. Его, наверное, удивляло то, что она за все время не сказала ни одного слова. Наташа пожала плечами и посмотрела на Ивана. Тот тоже обернулся. «На улице непогода, а Наташа в легкой кофточке. И вещи все остались в аэропорту, даже зонтика нет, - подумал Иван. - Она может простудиться, а это совсем уж ни к чему».
        - Знаешь, Джек, отвези-ка нас в какую-нибудь гостиницу в этом городке, если здесь такие есть, конечно.
        Джек кивнул головой, и машина медленно тронулась с места. Весь городок-то был - одна улица вдоль дороги. Уже на выезде Иван увидел вывеску гостиницы. Джек остановился и вышел из машины. Через минуту он вернулся и сказал:
        - Все хорошо, места есть. И гостиница, как мне показалось, вполне приличная.
        - Ну что ж, прощай, Джек, спасибо за урок.
        - Прощай, Иван, прощай. - Джек кивнул головой Наташе, улыбнулся и сел в машину.
        Сделав крутой разворот на шоссе, машина поехала назад, быстро набирая скорость. Иван и Наташа смотрели ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Мысли у них обоих были примерно одинаковые. Эта машина казалась им последним, что соединяло их с прошлым.
        5
        Иван открыл дверь и пропустил вперед Наташу. Они оказались в небольшом фойе, из которого наверх вела крутая деревянная лестница. Налево была дверь. Иван вошел туда. Здесь была одновременно и стойка бара, и конторка, где выдают ключи. За стойкой никого не было. Но менее чем через минуту вошел мужчина лет шестидесяти с приветливым лицом, в очках. Иван поздоровался и спросил, Можно ли заказать два одноместных номера на сутки.
        Расплатившись, Иван взял ключи, и они с Наташей пошли вслед за портье наверх. Их комнаты располагались рядом. Это был второй этаж с видом на парк.
        Наташа вошла в свой номер и села на стул.
        - Поживем здесь до завтра, - сказал Иван Наташе.
        Утром я тебя разбужу.
        - Где у вас можно поужинать? - спросил Иван у портье.
        - Вечером в гостинице работает ресторан, - ответил тот. - Через час придут музыканты, я надеюсь, вы там хорошо можете провести время.
        - У вас есть оркестр? - заинтересовался Иван.
        - Да, и очень неплохой. К нам приезжают издалека чтобы послушать гитариста. Это настоящий мастер. - Лицо Ивана приняло несколько недоуменное выражение. Портье заметил это. - Да, да, именно мастер, а то, что он играет именно здесь, в нашем крохотном городке, - это его судьба. Знаете ли, жизнь складывается по-разному.
        - Да, да… - кивнул головой Иван, - мы обязательно придем ужинать.
        Портье ушел. Когда его шаги затихли, Наташа посмотрела на Ивана, в ее взгляде Иван прочитал вопрос: «Что теперь будет со мной? Зачем ты меня сюда привез?»
        - Ну, ты отдыхай, Наташа. Через час-полтора пойдем ужинать. Хорошо?
        - Хорошо, - сказала Наташа. - Я зайду за тобой.
        Иван вошел в свой номер и закрыл дверь на ключ. Он подошел к окну и долго смотрел на деревья, дорожки и газоны парка. Вид из окна Ивану очень понравился. Он пододвинул стул поближе к окну и сел на него так, чтобы был виден парк.
        В это же время Наташа сделала то же самое. Она села у окна, положила голову на руки и стала смотреть на облетевшие деревья.
        «Надо жить в таком доме, где есть свой сад, - подумал Иван. - Я бы с удовольствием ухаживал за деревьями.» Ивану вдруг очень захотелось пойти в парк и отпилить несколько засохших ветвей, чтобы они не портили вид. «Может быть, во мне дремлет настоящий садовник? - улыбнулся Иван. - Каждое утро я бы выходил из дома, приводил в порядок сад: проверял, в порядке ли деревья, цветы, кусты, дорожки. Потом бы я завтракал, потом читал книги, но недолго, потом мастерил бы что-нибудь своими руками. - Иван вспомнил, что когда-то давно, еще учась в школе, он любил мастерить всякие вещи, особенно из дерева. - Потом? Потом у меня была бы уйма времени на всякие интересные дела. - И тут Иван вслух рассмеялся. - Какие дела? - спросил он у себя. - Какие? Вот мое несчастье-то. Нет дел, которые бы меня по-настоящему интересовали, кроме моей Системы».
        «Если бы это был мой парк, я бы убрала вон тот ряд деревьев, здесь посадила бы аллейку, там бы надо сделать большой пруд и поставить беседочку. В пруду бы осенью плавали разноцветные листья. Может быть, его полюбили бы лебеди. Это было бы необыкновенно красиво». Наташа вспомнила, как она кормила с рук лебедей, как они изящно тянули шеи и царственно благодарили ее, слегка кивая своими головами. «Как сделать так, чтобы у меня был дом, сад, пруд и ко всему этому муж? Муж, которой нужен - дорогой и любимый. Вот вопрос!» Тут Наташе захотелось выйти в парк. Она встала и вышла из комнаты.
        Обойдя дом, она пошла по центральной аллее, которая подходила к парадному крыльцу дома с другой стороны. Было свежо и сыро, но тихо. Приятная прохлада помогала освободить голову от царившего в ней сумбура. Наташа подошла к месту, где она хотела бы сделать пруд, и остановилась. «Здесь бы надо срубить дерево, только одно дерево. Что это за дерево? Это яблоня, старая яблоня. Да, точно». Наташа отломила засохшую веточку. Трава была сырая, и Наташа промочила ноги. «Надо идти в дом, сменной обуви-то нет», - подумала она. Но уходить из парка не хотелось. Подул ветерок и стряхнул с деревьев капли дождя. Наташа даже задрожала от холода. Она пошла к дому. Это был особняк, построенный в конце прошлого века. Гостиница занимала только одно его крыло. Видимо, строил этот дом очень хороший архитектор, дом был красив. Наташа даже замедлила шаг и остановилась на минутку, чтобы полюбоваться архитектурой. «Построено с любовью и знанием дела», - восхищалась Наташа. Тут она увидела в окне Ивана, он смотрел на нее. Наташа сделала вид, что не обратила на него внимания, и быстро прошла мимо окон.
        Наконец Иван услышал, что дверь в соседней комнате открылась: пришла Наташа. Иван тут же направился к ней в номер.
        - Ты, наверное, замерзла? На улице ведь так холодно, - сказал Иван, входя в комнату. Наташа открыла дверь и тут же отошла к окну. Она взяла со стола ветку яблони и вручила ее Ивану.
        - Сохрани на память. Это на счастье.
        - Это? Она же сухая.
        - Она сухая, но красивая и такой останется навсегда. Посмотри, какая нежная у нее кора, точнее не кора, а корочка.
        Ивану понравилось слово «корочка».
        - Да, корочка красивая. Принимаю подарок.
        Он взял засохшую веточку и разломил ее пополам. Одну половину отдал Наташе, а другую взял себе.
        - На память. Сохрани и ты.
        Наташа молча взяла веточку.
        Риикрой рассмеялся и сказал Аллеину:
        «„И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих…“ Как это похоже, Аллеин, не правда ли?»
        «Да, Риикрой, человеческая сущность не меняется. В этом ты прав», - сказал Аллеин.
        - Ну что, не пойти ли нам поужинать, а? - предложил Иван.
        - Да, я бы не отказалась.
        - У тебя мокрые ноги. Ты не простудишься?
        - Это ничего. Я не боюсь простуды, - ответила Наташа. - Ну что, пошли?
        - Пошли, очень хочу послушать музыку. Сто лет уже не слушал музыку, а это - моя большая слабость.
        - Да? - искренне удивилась Наташа.
        - Да. Я даже хотел стать музыкантом, правда, это было давно, когда еще учился в школе.
        Иван поймал себя на мысли, что он тратит драгоценное время, предназначенное для обдумывания своего дальнейшего поведения, совершенно нерационально. Но тут же отогнал эту мысль.
        6
        Зал ресторанчика был маленький. На возвышении стояло фортепиано, небольшая ударная установка и контрабас. Иван с Наташей пришли первыми. Иван заказал вино и ужин, и они стали ждать.
        - Здесь очень уютно. Мне нравится старая мебель. Такая, как эта, - сказала Наташа. Иван кивнул головой.
        - Мне тоже здесь нравится.
        - Уверена, официантка даже и не заподозрила, что ты не американец. У тебя блестящие способности к языкам.
        - У меня абсолютная память, только и всего.
        - Нет, этого мало. Чтобы овладеть языком, нужно еще кое-что, кроме памяти.
        - А что еще?
        - Смелость. Надо не бояться говорить. Понимаешь?
        - Не понимаю. Чего бояться-то?
        - Ну, например, того, что тебя не поймут, что будут смеяться про себя над твоим произношением.
        - А, вон что? Нет, этого я не боюсь.
        - Ну и самоуверенный же ты парень, Иван. Я бы даже заподозрила тебя в бахвальстве, если бы сама не была свидетелем того, как ты учился английскому разговорному.
        В это время на эстраду вышел мужчина, взял электрогитару и сел на стул, который принесла официантка. Это, наверное, и был тот самый музыкант. Лицо музыканта было худым, бледным, даже каким-то серым, волосы, как пакля, а глаза тусклые и грустные-грустные. Он взял несколько аккордов, быстро подстроил гитару, потом посмотрел в зал. В зале никого, кроме Наташи и Ивана, не было. Но это не смутило музыканта. Он едва слышно щелкнул несколько раз пальцами, как бы сам себе задавая ритм, и начал играть. Играл он блюз.
        На эстраду вышли еще трое: пианист, контрабасист и барабанщик; гитарист не переставал играть, остальные подстраивались под него. А тот играл без перерыва, как бы не замечая ничего.
        Зал наполнялся людьми. Люди были одеты очень просто, но было видно, что они приехали сюда специально послушать музыку. Они разговаривали тихо и смотрели в основном на эстраду, а не друг на друга. Вошел портье, который устраивал Ивана и Наташу в гостинице. Иван встал и, улыбнувшись, вежливым жестом пригласил его подойти. Он подошел и сел за столик.
        - Будьте добры, - попросил Иван, - расскажите, кто этот гитарист, откуда?
        - О, это знаменитый в прошлом музыкант. Он тяжело болен, но он не стал играть хуже. Это известно всем. У него СПИД, к тому же он неизлечимый наркоман. У нас в городке есть дорогая частная клиника для таких. Поэтому он здесь. Вам понравилось, как он играет?
        - Да, совершенно фантастическая музыка.
        - Это все говорят. Говорят, так играть невозможно но он играет. С тех пор, как он здесь играет, наш ресторанчик полон каждый день. Сюда приезжают издалека, поэтому у нас здесь очень дорого.
        - Да, да, я понимаю, - кивнул головой Иван.
        - Я вас никогда не видел в нашем городке, - сказал метрдотель.
        - Мы здесь первый раз, - ответил Иван.
        - Желаю вам хорошо провести вечер. Ресторан работает до полуночи, но если Майкл будет играть позже, мы; будем работать, пока он будет играть.
        А Майкл продолжал играть. Теперь он, похоже, играл какую-то классическую вещь, но аранжировка была такая, что было трудно угадать, кто это - Бах, или Паганини, или тот и другой вместе.
        Майкл играл и играл без перерывов. Интересно было то, что ему удавалось чередовать характер музыки так, что у публики не притуплялось восприятие, хотелось слушать еще и еще.
        Музыканты ушли отдохнуть. Наташа боялась, что Иван встанет и предложит уйти, ведь ужин закончился. Но Иван, похоже, не торопился уходить. Он заказал еще вина и продолжал сидеть, никуда не собираясь.
        - Хорошо? - спросила Наташа.
        - Да, хорошо, - охотно согласился Иван. - Я хочу дослушать этого Майкла до конца. Как ты?
        - Я с тобой, - с готовностью согласилась Наташа.
        Музыканты отдыхали минут пятнадцать, не больше. На этот раз Майкл вышел последним. Пока его не было, контрабасист отодвинул в сторону контрабас и взял в руки бас-гитару, барабанщик добавил два барабана, а пианист сделал несколько пассажей, как бы проверяя, на что способно это фортепиано. Вышел Майкл, сел на свой стул и кивнул головой.
        Включилась бас-гитара, потом заработал мотор барабанов, фортепиано разбавило все это веселым и энергичным форте - это был ритм рок-н-ролла. Майкл взял какой-то замысловатый аккорд и начал соло. Иван считал себя специалистом рок-н-ролла, он много слушал эту музыку, знал ее историю и мог безошибочно определять все ее направления. Только в последние два-три года он мало уделял внимания своему юношескому увлечению, потому что свободного времени совсем не стало. То, что играл Майкл, Иван сразу окрестил Майкл-роком, настолько это было непохоже на все, что ему приходилось слышать.
        Публика оживилась. Настроение, навеянное блюзами, быстро сменилось весельем. Люди улыбались, громко разговаривали. Несколько пар стали танцевать.
        Иван позабыл обо всем на свете. Музыканты играли, люди слушали, танцевали, пили вино, улыбались. И, в общем-то, никому ни до кого не было дела. Всех здесь присутствующих объединяло одно - люди пришли сюда, чтобы получить то, чего они не могли получить в своей обыденной жизни, и здесь заставляли думать и чувствовать, как хотелось тому, кто был тут главный, - музыканту. Он властвовал над всеми силой своего таланта, и все ему охотно подчинялись, потому что он, собственно говоря, никому не хотел ничего плохого. «Вы пришли сюда, чтобы слушать меня, ну так слушайте. Я люблю играть - это есть содержание и весь смысл моей жизни, а вы пользуйтесь моим талантом: плачьте, смейтесь, теряйте голову - делайте, что хотите, а я буду играть, потому что мне это нравится - играть для вас».
        «Ему не надо Лийил, чтобы овладеть воображением людей, - думал Иван. - Интересно, как бы слушали люди того, кто, подобно Богу, использовал бы Лийил для власти над их разумом и чувствами?»
        После полуночи люди стали расходиться, но Майкл продолжал играть. Он опять играл медленные, пронзительные мелодии, по-видимому, собственного сочинения. У Наташи сердце разрывалось от этой музыки - в ней была тоска, смертная, беспросветная тоска, когда уже нет надежды. Все музыканты, кроме бас-гитариста, уже ушли, и они играли теперь вдвоем. Майкл, наверное, изрядно подвыпил, голова его покачивалась то ли в такт, то ли от выпитого, он, казалось, полностью отключился и весь ушел в свою музыку. Почти все посетители ресторана разошлись, но никто из служащих не делал никаких даже косвенных намеков, что надо закругляться.
        Майкл закончил играть и поднял голову. Наташа увидела, что его глаза полны слез. Майкл взял микрофон и начал говорить:
        - Дамы и господа, сегодня мой последний концерт. Я решил закончить выступать. Я решил это сегодня. Когда-то ведь всему должен быть конец. Сейчас я сыграю последний раз в жизни, потому что не хочу больше повторяться, а то новое, что находит выражение в моей музыке, - слишком печально.
        Он вновь начал играть. Это была какая-то простенькая, гитарная вещь - так играют начинающие гитаристы, мальчишки. Потом партия все усложнялась, пока не достигла виртуозного блеска; казалось, гитара, вместившая настоящий водопад гармонических звуков, разлетится вдребезги. Потом ритм замедлился и стала повторяться какая-то навязчивая тема, вносившая в музыку диссонанс, эта тема совершенно завладела всем, и казалось, на ней все и закончится. Но нет, опять нашлась мелодия, она пробилась через иррациональные пассажи, не вкладывающиеся, наверное, ни в какой гармонический ряд, и все успокоила. Наконец гитара выдохнула простенький минорный аккорд, и все утихло. Майкл быстро встал, снял гитару и пошел к столику, где сидели Иван с Наташей.
        - Как вас зовут? - обратился он к Наташе.
        - Наташа, - ответила та шепотом, она очень растерялась.
        - Берите, Наташа, мою гитару. Она прошла со мной всю жизнь, теперь она ваша.
        Наташа встала и взяла гитару. Те немногие, кто был в зале, молча смотрели на него.
        Майкл повернулся и медленно пошел прочь.
        7
        - Интересно закончился вечер, - тихо сказал Иван, когда они выходили из зала. Наташа несла гитару.
        - Мне так жалко его, Иван. Прямо не могу, сейчас разревусь.
        - Да, в жизни у него, наверное, много всего было. И играть он умел, теперь можно говорить это в прошедшем времени, потрясающе.
        - Иван, а почему он отдал свою гитару мне? Как ты думаешь?
        - Хочешь услышать комплименты? Так считай, он тебе их и сказал, подарив свою гитару.
        Наташа больше не задавала вопросов, и они молчали, пока не пришли в Наташин номер.
        «Почему он не уходит? - подумала Наташа. - Лучше бы он ушел. Было хорошо, очень хорошо, но лучше бы он ушел».
        Иван взял в руки гитару и медленно провел пальцами по струнам. Гитара тихо зазвучала. Иван взял несколько аккордов и сказал:
        - Когда-то на первом курсе у меня была идея формализовать ноты для компьютера, причем иначе, чем это делается обычно, я даже начал эту работу, но она неожиданно переросла в другую, которой я и занимался все время. Кстати, я думаю, что это не случайно, у музыки и моей математики есть что-то общее.
        - Ты играл на гитаре? - удивилась Наташа.
        - Конечно! А кто в восемнадцать лет не играет на гитаре?
        - Нам повезло, мы слушали такую музыку, которую в записи не услышишь, да и вообще вряд ли где услышишь.
        - Да, нам повезло. Ты, наверное, хочешь спать? - спросил Иван. Он быстро встал, пожелал спокойной ночи и вышел из номера.
        Когда Иван вышел, Наташа еще долго сидела в кресле и смотрела в окно.
        Иван повесил на дверь своей комнаты табличку с просьбой не беспокоить, закрыл дверь на ключ, разделся и лег в постель.
        «Итак, настала ночь моего могущества, - подумал Иван и усмехнулся. - Пророк Мухаммед летал на седьмое небо. Мне туда не надо, я уже там был. Зато мне предстоит узнать, какие законы соединяют это небо с нашим миром. Это гораздо интереснее. Приступим к экспериментам. Итак, есть ли предопределение? Чью судьбу я попытаюсь изменить? Это должен быть человек из прошлого, который уже умер и судьбу которого я хорошо знаю. Кто, например? Мой дед погиб в сорок втором. А если сделать так, чтобы он остался жить? А, Лийил? Правда, я не знаю, призванный ли он, и тем не менее сделаем попытку. Лийил, покажи-ка, как и когда погиб мой дед, а я попытаюсь изменить обстоятельства так, чтобы он остался жить. Лийил».
        Откуда-то из глубины березовой рощи, из-за белоснежных стволов доносился звук человеческих голосов. То ли стоны, то ли вздохи, а может, просто тихий разговор. Иван повернулся назад и стал вглядываться в лес, стараясь понять, откуда идут звуки, кто это там. У Ивана зарябило в глазах от белых стволов, но он так и не разглядел, кто там есть. Звуки прекратились.
        Иван повернулся и стал смотреть в поле. Это было обыкновенное поле, такое, каких в России великое множество. Снег уже сошел, и кое-где пробивалась трава. Очевидно, это была пашня, но ее с осени не вспахали и сейчас, похоже, пахать не собирались. Немного в стороне и впереди Иван увидел линию окопов и две разбитые противотанковые пушки, а еще дальше в поле стояли пять подбитых танков с крестами, они еще дымились. Иван разглядел, что около пушек лежат тела солдат. Он быстро пошел в направлении окопов.
        Иван подошел к ближней пушке. Она была сильно повреждена, видимо, ее протаранил танк, на земле были видны следы его гусениц. Рядом с ней лежало несколько целых снарядов. Все солдаты, а это были советские солдаты, это Иван определил по форме, были мертвы. Их около орудия лежало четверо. Достаточно было раз взглянуть на их тела, чтобы понять: люди с такими ранами, лежащие буквально в лужах крови, жить не могут. Кровь впиталась в землю, но земля как будто не хотела принимать ее, и кровь все равно была видна. Видимо, солдаты были убиты одним снарядом, воронка от разрыва которого была всего метрах в трех от пушки.
        Иван пошел вдоль траншеи. В ней он обнаружил тела еще семи солдат, трое из них были засыпаны землей: траншея обвалилась - то ли от разрыва снаряда, то ли от гусеницы танка.
        Около второй пушки, раздавленной танком, лежали двое убитых. «Наверное, двое спрятались в лесу, их голоса я там слышал», - подумал Иван.
        Метрах в пятидесяти от позиций проходила грунтовая дорога, по ней и двигались немецкие танки.
        Со стороны березовой рощи раздалось несколько одиночных выстрелов, потом началась стрельба из автоматов. Видимо, завязался бой. Он был коротким. Громыхнули один за другим два разрыва - это были взрывы ручных гранат, и все стихло. Выстрелы и разрывы доносились издалека. «Не меньше километра», - решил Иван и, повернувшись, стал смотреть в сторону поля. Там, насколько хватало глаз, никого не было. Подул слабый ветерок. Он донес терпкий запах распускающейся листвы. Иван присел на искореженный лафет пушки и стал смотреть на серое лицо солдата, лежащего навзничь рядом. Голова солдата была сильно запрокинута, так сильно, что подбородок неестественно торчал вверх, одна рука лежала на груди, другая, сжимающая винтовку, откинута в сторону.
        Солдат был молод. Убило его пулей в висок. «Сразу умер, и понять ничего не успел, - подумал Иван. - Совсем молодой. Наверное, ему было лет восемнадцать - не больше». Впечатление от увиденного было неожиданным. «Может, это какая-то генетическая память проявляется?» - думал Иван.
        - Ну-ка, парень, - обратился он к покойнику, вставая, - давай-ка свою лопату.
        Иван аккуратно повернул покойника, отстегнул с его пояса саперную лопату и пошел к роще. Здесь под большой березой он начал копать братскую могилу для убитых в этом бою солдат.
        Иван почему-то не мог даже допустить, что он может уйти, оставив здесь этого парня лежать под открытым небом. «Нет, - думал Иван, - своих надо хоронить, да и чужих тоже. Нельзя их так бросить. Это неправильно. Раз уж я сюда попал по собственной воле, сделаю доброе дело…»
        Земля под березой была мягкая, и могила копалась быстро. Иван работал, не думая ни о чем, потому что торопился, а копать в таком темпе было тяжело. Какое там о чем-то еще думать. Дыхание бы не сбить. Он зарылся в землю уже по грудь, когда услышал сзади команду:
        - Руки вверх.
        Иван сразу и не сообразил, что ему приказывали по-немецки. Он поднял руки вверх и медленно повернулся. Около ямы стоял немецкий офицер и человек десять солдат. У солдат были суровые, усталые лица, испачканные грязью. Грязной была и одежда. Видимо, им пришлось полежать на сырой земле, скрываясь от пуль.
        - Ты копаешь окоп? - обратился к Ивану офицер. - Зачем?
        - Я копаю могилу для погибших солдат, - ответил Иван по-немецки.
        - Ты говоришь по-немецки? - удивился офицер.
        - Да, - кивнул головой Иван.
        - Из какой ты части? - спросил офицер.
        Тут Иван посмотрел на себя и увидел, что на нем надета форма красноармейца. Он снял головной убор - это была пилотка с красной пятиконечной звездочкой - и вытер ею лоб. «Ага, сейчас они меня в этой яме и расстреляют, - подумал Иван. - Жаль…»
        - Я не знаю, из какой я части. Я здесь оказался случайно.
        - Ты зря не отвечаешь на мои вопросы. Мы тебя сейчас расстреляем. Но если ты будешь отвечать, то я сохраню тебе жизнь.
        Офицер достал из кобуры пистолет и направил его на Ивана. Иван, глядя прямо в глаза офицеру, ответил:
        - Расстреляете вы меня или нет - это не имеет для меня никакого значения. Но я хочу похоронить солдат. Вы бы могли подождать, пока я их похороню? Потом расстреливайте.
        Ответ Ивана удивил немцев. Они переглянулись. Все ждали, что скажет офицер. Он молчал. Он смотрел на Ивана тяжелым взглядом умных глаз, покрасневших от бессонницы и пыли, и думал.
        - Вальтер, где тот пленный? Давай его сюда, - обратился офицер к стоящему рядом с ним ефрейтору. - А ты вылезай из ямы, - сказал он Ивану.
        Иван вылез из ямы и увидел, что к ним подводят, точнее, волокут высокого, широкоплечего красноармейца. Лицо его было в грязи, руки связаны за спиной, весь правый бок был в крови, но глаза сверкали непреклонной волей-не покориться. Лицо солдата показалось Ивану очень знакомым. «Батюшки, да это же, наверное, мой дед!» - воскликнул про себя Иван. И прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
        Дед смотрел на Ивана пристально - так долго и неотрывно, что это заметили и немцы.
        - Ты прав, - обратился офицер к Ивану, - надо хоронить солдат, они этого заслужили. И если есть кому хоронить, надо это делать. Но мы не можем ждать. И я вынужден вас обоих расстрелять, хотя и не хочу этого. Такова судьба и выбора нет, - и офицер стал поднимать пистолет, направляя его на Ивана.
        Дед, видя, что через несколько мгновений раздастся выстрел, быстро сказал:
        - Не убивай этого парня, офицер, очень прошу.
        Офицер посмотрел на одного из солдат. Тот перевел.
        - Кто он тебе? Откуда ты его знаешь? - спросил офицер у деда.
        - Он мой, - дед запнулся и опустил голову. Когда он поднял голову, выражение лица совершенно изменилось. Он побледнел, в глазах его была просьба, даже мольба. - Он, он мой близкий родственник. Сын…
        - Как тебя зовут, солдат? - обратился офицер к Ивану. Тот ответил. - Можно ли обмануть судьбу, Иван?
        - Думаю, что судьбу ни обмануть, ни изменить нельзя. И я здесь, чтобы проверить это утверждение. Судьба солдат, погибших за правое дело, записана на небесах, и нам ее не изменить.
        - Ты опять прав, - сказал офицер. И, быстро вскинув пистолет, выстрелил в деда. Он попал ему прямо в сердце. - Пошли к машинам, - приказал офицер. - А ты, Иван, хорони солдат, раз уж больше некому. Прошай.
        Солдаты ушли, а Иван остался стоять на краю недокопанной могилы. Один. На краю пустынного поля, у молчаливой рощи.
        Иван с силой воткнул лопату в землю и продолжил копать могилу. Покопав немного, он сказал:
        - Лийил, доставь меня в то время перед боем, когда можно поговорить с дедом и его товарищами, Лийил.
        Первое, что Иван ощутил, оказавшись в другом времени, - сильный, резкий запах грязного белья. Он увидел, что горят два костра и около них сидят и лежат люди - солдаты. Белье - портянки, гимнастерки и прочее - было развешано вокруг костров.
        - Зря, может быть, мы тут сидим? А, дядя Ваня? - тихо спросил молодой голос. - Да еще и костры развели.
        - А куда идтить-то? - прозвучал голос деда.
        - Драпануть в лес, да и все. Пущай они нас там ищут, - предложил молодой солдат. - Хоть бы взводный был или знать бы, что с нашими стало. А так сидим, смерти ждем.
        Иван, он стоял за ближним к костру кустом, разглядел лицо говорившего. Это был тот самый парень, с которого Иван снял лопату, чтобы копать могилу.
        - Эх… А дальше что? - вздохнул дед.
        - А дальше - видно будет. Может, уцелеем. К своим пробьемся. Партизаны…
        Дед прервал его:
        - Сань, ты знаешь чево… - дед кашлянул в кулак, - не канителься, ради Бога, и меня не канитель. Я уже никуда не побегу: ни в лес, ни по дрова. Немцы уже верст на сто впереди. И нашим - не до нас.
        Тут в разговор включился третий. Он, видимо, дремал, но теперь решил вмешаться.
        - А что ты все же предлагаешь, Иван? - Это, судя по интонации и произношению, был голос городского, образованного жителя.
        - Я предлагаю: поесть что осталось, поспать, одеться, обуться, развернуть орудия на дорогу и ждать, пока не появятся немцы, - ответил дед.
        - А дальше? - спросил городской.
        - А дальше повоевать напоследок. И все - больше ничего.
        - Но это же - верная, бессмысленная смерть.
        Все замолчали. Потом дед сказал:
        - У меня дома трое детей. И я их уже никогда не увижу. Вот и вся недолга…
        Молчали долго, потом городской спросил:
        - Но почему, Иван? Я считаю, что наше положение не безнадежно. Надо искать выход. Надо пробиваться к своим.
        - Это правильно - надо, - согласился дед, - только как? На восток-то - одно поле… Лес-то здесь и кончается. Я карту у взводного видел. И лес-то, разве это лес - роща, наскрозь проглядывается. Куда бежать-то? Это ж позор. Бессмысленный позор - так бежать, сломя голову. Вокруг немцев, как пчел в улье. У них здесь главный удар. А ты говоришь: пробиваться… Не об этом думать надо.
        - А о чем же думать-то, дядя Иван? - спросил первый солдат. - Страшно чего-то, и не думается ни о чем.
        - У тебя жена, дети - есть?
        - Не-а…
        - А девчонка?
        - Аа была одна - так. Ничего… Но хорошая девчонка…
        - Вот о ней и думай… - дед подбросил в костер хворосту и продолжил: - Плохо, что нет у тебя ни жены, не детей. Рано тебе помирать. Совсем рано…: Вот что, ребяты, я не верю, что вы спасетесь, но если у вас есть надежда - бегите, пробуйте. Пушки оставляйте и налегке, ночами, ползком. Может, и спасетесь.
        - Пошли с нами, дядь Вань, - сказал Санька.
        - Нет, Санька, не пойду. Я здесь буду.
        - Почему, дядь Вань?
        - А я ненавижу немцев… - спокойно, словно излагая само собой разумеющийся и понятный всем факт, без всяких эмоций сказал дед. - А так, что бежать от них не хочу. Боюсь, что пока буду бежать, они меня пристрелят, а я ни одного. Это не по-христьянски… Для меня сейчас, после того, что я за последние дни увидел, - проще помереть, но только чтоб не зря, чем бежать. Если я побегу, они, сволочи, и до моей деревни, до моих детей доберутся, как добрались до той деревни, - дед кивнул головой в сторону. - А так, так - ничего. Дитям и жене люди добрые помереть не дадут, на своей земле и люди свои.
        Все надолго замолчали. Иван решил, что пора вмешаться. Его задача была уговорить деда и его товарищей не принимать бой, уйти. Он брался их вывести отсюда. Как? Это Иван еще не определил, но он полагал, что с его безграничными возможностями это получится. Он громко, чтобы его услышали, кашлянул и со словами:
        - Не стреляйте. Свои, - сделал шаг из-за куста в сторону костра.
        Все трое, кто не спал, схватились за винтовки. Увидев, что идет человек в красноармейской форме, успокоились, но винтовок не опустили. Аед спросил:
        - Кто такой? Откуда?
        - Отбился от части. Иду к своим.
        - И куда же ты идешь? Где они, свои-то? - усмехнулся дед и опустил винтовку. - Ладно, видать, что не немец. Садись, гостем будешь.
        Иван ожидал, что его будут расспрашивать о том, в какой части он воевал и как оказался один здесь. Но никто его об этом не спросил. Лед молча предложил ему кусок хлеба и налил из закопченного котелка кипятку. Иван отпил глоток. Это был не чай, а какой-то отвар.
        - Что это?
        - Это чай из корней шиповника, - ответил Санька.
        - Интересный вкус какой-то, - покачал головой Иван, - вроде чуть-чуть во рту вяжет.
        - Откуда ты будешь? Из каких краев? - спросил Ивана дед.
        - Я из Сибири, из Томска.
        - И мы с Санькой из Сибири. А Василий - московский парень.
        - Что это вы так смело: костры разожгли, шумите вовсю? - спросил Иван.
        - Тебя как зовут-то? - спросил дед.
        - Иван.
        - И я тоже Иван. А чего нам бояться-то? Страшно было, когда бежали и надеялись, что убежим. А теперь, мне вот, уже и не страшно.
        - Что - воевать собрались?
        - Да, собрались. Я собрался воевать, - громко сказал дед.
        - Я тоже больше не побегу, - тут же добавил Санька.
        - За Родину, за Сталина умирать не страшно, - сказал Иван в форме утверждения и посмотрел в лицо деда.
        Дед, по-видимому, уловил издевку в Ивановом голосе, хотя Иван совершенно не хотел никого обидеть. Он просто не нашелся, что сказать.
        - Знаешь, чего я тебе скажу, тезка, - дед прижал свой здоровенный кулак к колену. - На…ть мне на Сталина, - он сделал паузу и посмотрел на собеседников. - Наконец-то и это можно сказать вслух, человеком себя почувствовать. И родина для меня - моя деревня, да еще Санькина деревня, может, и твоя деревня или город, если ты - человек хороший. Но я хочу жить и умереть так, как я хочу, и все. И никакой немец мне не указ, и Сталин мне - не указ. Мне это - дороже жизни, поэтому с завтрева я буду воевать за себя, а не за Родину и Сталина.
        - Но вас же сразу всех перебьют. Здесь же немцев навалом. Здесь прорыв. Танки кругом.
        - А… какая разница теперь, танки, пушки, самолеты. Вот чистую рубашку бы где найти, переодеться.
        Иван понял, что дед, его родной дед, уже мертв, то есть он находится в таком душевном состоянии, когда ему все-все равно, он уже ничего не боится и просто ждет, когда же состоится то, к чему он готов, - смерть.
        - Слушай-ка, - тихо сказал Иван, обращаясь к деду, - я могу вас вывести отсюда. Я знаю такую дорогу, которую никто не знает. - Василий, задремавший было, приподнял голову и прислушался. Санька клевал носом. Остальные солдаты спали, спали мертвым сном.
        - Что это за дорога? - спросил Василий.
        - Вон в той роще есть заброшенная шахта. Надо спуститься в нее и переждать два-три дня. Потом туда придут партизаны, я это точно знаю, они и выведут. Шахта сухая, там даже продукты есть, их запасали для партизан, когда наши отходили.
        - А ночью ты туда дорогу найдешь? - спросил Василий и, поднявшись, достал портсигар, предложив всем папиросы. Закурил только Санька. Дед отказался.
        - Найду. Будите народ, собирайтесь и пошли.
        - Ну что, Иван, - спросил Василий, - будить?
        - Буди, - сказал дед и нахмурил брови.
        Санька с Василием принялись будить своих товарищей. Солдаты вскакивали, хватались за оружие, ошалело оглядывались по сторонам, но мозг их продолжал спать. И только встряхнувшись и помотав головой, люди начали понимать, что происходит. Когда все проснулись, Василий начал говорить:
        - Иван, - указал он на Свиридова-младшего, - знает в лесу заброшенную шахту, где можно отсидеться два-три дня, там и продукты есть, и вода. Вода есть? - спросил он по ходу у Ивана. Тот кивнул головой. - Дождемся партизан, они нас выведут оттуда.
        Люди молчали. Потом один пожилой солдат спросил:
        - А орудия здесь бросим?
        - Да, придется оставить.
        - И коней тоже, что ли? - спросил тот же мужик.
        - Что ты за вопросы задаешь, Михалыч? Тудыт твою мать! Какие кони? - взвился Василий.
        - Как это, какие кони?! Ты кто такой, чтоб моими конями распоряжаться?! Нашелся тут…
        Василий махнул в сердцах рукой.
        - Какие кони, причем тут кони, Михалыч?!
        - Вот тебе и ни хрена себе! Они твои, что ли?!
        - А что, твои, что ли?!
        - Мои. Раз я за ними хожу, значит, мои. И ты мне не указ.
        - Ну и пропадай здесь со своими конями. Братцы, короче, кто идет с нами - отходи налево, кто остается - направо, - рубанул Василий рукой, давая всем понять, что он считает этот разговор законченным.
        - Ты погоди руками-то размахивать, - твердо сказал дед. - Ты над нами не командир. И что это там за шахта?
        Василий прервал деда:
        - Какая разница, кто командир и какая шахта. То, что он предлагает, - это шанс. И каждая минута промедления этот шанс на спасение уменьшает. Вот и все. Чего медлить-то?
        - Я вам вот что скажу, братцы. Конечно, может, она там и есть, эта шахта с продуктами… только я в нее не полезу, - твердо сказал дед. Голос его стал каким-то странным. Наверное, у него пересохло в горле. Он кашлянул и продолжил: - Нет у меня веры в то, что бежать туда и сидеть там - это правильно. Потому что все равно мы пропадем, не верю я ему, - Дед кивнул головой на Ивана, - уж не подосланный ли он, чувствую я это… Если пойдем за ним, только намучаемся еще и страху натерпимся, а коней - все равно будет один.
        - Ну вот, заладил, - опять прервал его Василий, - отходи направо, да и весь разговор.
        - А ты мне рот не затыкай, не вырос еще, - прошипел дед. - Направо, налево. Станем здесь, - обратился он к солдатам. - Орудия прямой наводкой на дорогу. Траншеи поправим, как рассветет. Четыре танка - наши, отомстим, по крайней мере, за товарищей. Я не понимаю, как можно им не отомстить. Да чем быстрее - тем лучше. Да скорей бы уж рассвело… Иди ты, Василий, в эту шахту, это твое дело. Тут командиров нет и голосовать не будем…
        Тут вмешался Иван:
        - Вот что, я так не хочу. Уже начинает светать. Времени мало. Иван, - он посмотрел на деда, - мне надо поговорить с тобой один на один. Пять минут. Потом пойдем. Или не пойдем.
        - Почему с ним-то? - спросил Василий.
        - Пять минут, пять минут, только пять минут, - успокаивал Иван всех, обращаясь к Василию. - Пошли, отойдем.
        - Пошли, - согласился дед. - Поговорим.
        Иван пошел в глубь рощи. Сзади шел дед. «Что же я затеял? О чем и как мне с ним говорить? Его нельзя обманывать. Он этого не заслуживает. Да и не поверит он. Ему надо говорить все как есть, говорить правду, - думал Иван. - Что подумают эти солдаты? Я дал им надежду. А - ладно… Что уж теперь». Он внезапно остановился и повернулся к деду. Черты лица были уже хорошо различимы в предрассветных сумерках.
        - Ты не узнал ли меня, Иван Свиридов?
        - Откуда ты знаешь меня? - тихо спросил дед, напряженно вглядываясь в лицо Ивана. Он смотрел очень долго, очевидно, мучительно вспоминая, где он мог видеть этого человека. - Да, кажется, я тебя где-то видел. Лицо твое мне знакомо.
        - У всех Свиридовых прекрасная память. Это, наверное, передается по наследству.
        - Ты - тоже Свиридов, что ли? - наконец спросил, как будто бы выдохнул, дед.
        - Да, я тоже Свиридов. Иван Свиридов.
        - Посмотри на меня внимательно. Видишь, как мы похожи.
        - Вижу… похожи… - дед замолчал, сверля взглядом Ивана. - Я вспомнил, где я тебя видел… Мне было тогда лет пять, ты помогал отцу таскать мешки, когда телега перевернулась, а потом обедал с нами. Так?
        - Да, все так. Это был я. Кроме тебя там были мать и твои две сестры. Лошадь поскользнулась на косогоре, телегу повело, и она перевернулась, и вы попадали прямо в раскисший снег. Была ранняя весна.
        - Да, была ранняя весна, припоминаю…
        - И твой отец сказал, что дальше не пойдете и будете копать землянку и жить здесь.
        - Правда, так и было. С этой землянки и началась наша деревня. И сейчас там стоит. Все так. Одного не пойму, как ты мог быть там и кто ты?
        - Слушай меня внимательно и ничему не удивляйся. Я твой внук. Сын твоей дочери Татьяны. Я сумел попасть в ваше время из будущего, в наше время это возможно. Не подвергай это сомнению, так будет проще. Вот он я - это факт. Я пришел сюда специально, чтобы спасти тебя. Ты погиб в том бою, что будет завтра. Я этого не хочу, и все можно изменить. Это в моих силах. И твои товарищи будут спасены.
        Дед очень долго молчал. Все это время он, не отрываясь, смотрел на Ивана и думал. Потом прикоснулся своей шершавой ладонью к щеке Ивана. Иван увидел, что дед прослезился.
        - Значит, Танечка выросла.
        - Да, все твои дети остались живы. Все выросли. А бабушка умерла всего лет шесть назад, ну от того времени, из которого я сюда попал. И замуж не выходила…
        - А как война-то кончилась?
        - Мы победили. Победили в сорок пятом. Война кончилась в Берлине.
        - А я погиб весной сорок второго?
        - Да.
        Дед сел на землю и обхватил руками голову. Иван сел напротив и стал ждать. Наконец дед заговорил.
        - Ты правильно говоришь. Понять, как это так все у тебя получилось, - невозможно. Только Бог может такое… Только я ничего менять не буду, даже если ты и мой внук.
        - Почему, дед? Почему?
        - Потому что неправильно это. Бог рассудил так, а ты хочешь это поменять и мне предлагаешь. Нет уж, внучек, нельзя, раз уж суждено мне было здесь помереть, так тому и быть.
        - Ничего не хочешь менять?
        - Нет, - мотнул головой дед, - не хочу.
        - А товарищи твои, как они?
        Дед вздохнул и покачал головой.
        - Я знаешь, что думаю? - дед остановил свой острый взгляд прямо на глазах Ивана. Тот даже поежился. - Я думаю, что ты задумал что-то недоброе. Или задумал, или этого не понимаешь. Иван, если ты это сделаешь, что-то будет нехорошее со всеми. Со всеми, Иван. И неважно, кто ты на самом деле, но этого делать нельзя.
        - Почему ты так думаешь?
        - Мне нравится лето, но это не значит, что все время должно быть лето, если у нас в Сибири все время будет лето, все погибнет или переродится! И наоборот, где-то все время лето, и там не должно быть зимы. Как заведено, так пусть и идет. Люди-то останутся, а жить им будет нельзя.
        Дед, произнеся эту длинную фразу, глубоко вздохнул, как бы отдышался.
        - Не хочешь жить?
        - Жить я хочу.
        - Так живи же, это же возможно.
        - Не такой ценой.
        - Никто не знает, что в этом мире почем…
        - И ты не знаешь. Чего тебе не сидится в своем доме, шастаешь по всему свету, людей путаешь, с толку сбиваешь.
        - Мне надо определить, что мне надо делать в своей основной жизни, вот и шастаю.
        - И что, там нет ответа?
        - Нет.
        - Женись, строй дом, работай, если руки и голова на месте. Не лезь ты в Господние дела. Плохо это… очень плохо.
        - А если от меня зависит, быть или не быть Концу света, тогда как?
        - Конечно, не быть концу! Чего тут думать-то.
        - А чего тянуть-то, ради чего, все равно ведь он неизбежен. Ведь ты вот не хочешь отодвинуть свою смерть.
        - Я другое дело, чего ты меня равняешь. Я мщу… по-другому не могу.
        - Прости ты немцев. История все уладит. Прости - так ведь завещал Господь.
        - А вот это не твое дело! Понял? - сжал дед кулаки. - Ишь, нашелся. Не лезь не в свои дела.
        - Ты предлагаешь мне ничего не решать. Но тогда все произойдет без меня, и решит кто-то другой.
        - Кто решит? Кто?! - Дед наклонился к Ивану и прошептал: - Уходи, кто бы ты ни был, уходи… Ты… тебе… - голос деда сорвался. - Ишь, чего задумал, решать за нас…
        Иван встал, ему было очень обидно, что дед не понял его, в его глазах он прочитал ненависть. «Сколько ненависти в этом человеке», - подумал Иван.
        - Ладно, прощай, дед. Оставайся здесь, если хочешь. Я пошел.
        Иван постоял немного, опустив голову. Он почувствовал тяжелую руку на своем плече.
        - Да, очень ты похож на моего отца. Вылитый он.
        - Чудеса… Как это у тебя получилось? Было б время побольше, рассказал бы, ну да некогда. Иди, Иван. Иди прямо отсюда. Ребятам я скажу, что нет никакой верной надежды ни на какую шахту. Иди. Прощай…
        Дед быстро повернулся и пошел на красные отблески костров. Иван пошел в другую сторону, не зная, куда и зачем он идет.
        Пройдя по лесу метров сто, Иван остановился. «А куда я иду-то? - подумал он. - Надо возвращаться в свое время. - Он уже собирался сделать это, но вдруг прервал уже начатую фразу. - Стоп, а кто будет докапывать могилу и хоронить солдат? Нет, теперь я уже из этого времени таю просто не уйду. Здесь у меня появились обязательства».
        Иван повернулся и медленно пошел к кострам. Он решил вернуться и, не показываясь солдатам, ждать, когда кончится бой. «Раз уж я остался здесь, есть смысл подождать и посмотреть, как все-таки это было. Как на самом деле погиб мой дед».
        Иван подошел к краю леса метрах в ста от того места, где был лагерь. Отсюда все было хорошо видно, а его самого за густым подлеском вряд ли можно было заметить. Иван сел на бревно и стал наблюдать за действиями солдат. Всего их было пятнадцать человек. Они развернули орудия в сторону дороги, установили их и стали рыть или, скорее всего, дорывать окопы. Один из солдат увел четырех лошадей куда-то в лес. Его долго не было. Работали солдаты быстро и ладно - без лишних разговоров и команд. Солнце еще не взошло, когда все, по-видимому, было готово. Солдаты сели в круг и закурили. Они о чем-то разговаривали, но о чем - Иван не слышал, да его это особенно и не интересовало. «Вот люди, - думал он, - они знают, что сегодня погибнут. Некоторые из них надеются, что уцелеют, это свойственно человеку - надеяться. Но они наверняка знают, что шансы остаться живыми - ничтожны. У них дети, любимые, наверное, а их заставили воевать и они скоро погибнут. Они идут на смерть сознательно. - Тут Ивану пришла в голову мысль: - Значит, нельзя, чтобы люди знали о Конце света, потому что они не на войне и не солдаты. А я
знаю опасность, я солдат и должен воевать. Только за что? Они-то знают, за что воюют. Дед? Тот мстит. Санька этот? Он делает, как дед. Потому что дед любит Саньку. Василий? Про того не знаю. Но он со всеми, потому что беда у них общая - враг на их земле. Враг пришел, чтобы навязать им свою волю, а они этого не хотят. Сейчас только это движет ими, да еще простая человеческая солидарность. На миру и смерть красна. У них нет командиров, и за их спиной не стоят заградительные батальоны или как там они назывались… В этом нет законченной формальной логики, но есть какая-то своя - неформальная. Есть, значит, ценность, ради которой стоит воевать, в том числе и с Сатаной, да и вообще с кем угодно, эта ценность - свобода. А кто-то взялся за нас всех решать, что жить в этом мире нам хватит, что есть другой, лучший».
        Рассуждения Ивана были прерваны шумом моторов. Шум возник откуда-то внезапно, превратившись в угрожающий рев. Иван посмотрел в сторону, откуда доносился этот шум. Тут из-за косогора выполз на дорогу первый танк с крестами, следом за ним еще один, потом грузовик с солдатами, потом еще танк и еще… Всего в колонне было двенадцать танков и два автомобиля, сзади ехал легковой автомобиль и четыре мотоциклиста.
        Немцы заметили орудия почти сразу. Первый грузовик тут же остановился, солдаты стали выпрыгивать из кузова. Танки тоже остановились. Произошло некоторое замешательство.
        В это время раздалось два орудийных выстрела. Иван не ожидал, что пушки стреляют так громко. Один танк загорелся. Остальные, развернувшись, все разом, взревев моторами, двинулись к пушкам, около которых быстро и слаженно работали, поднося снаряды, заряжая и наводя, русские солдаты. Иван смотрел на это зрелище, как завороженный. Казалось, каждая секунда растягивалась в минуты, как в замедленном кино. Он видел лица солдат, на них отражались разные чувства: сосредоточенность, увлеченность, какой-то жестокий азарт - только страха не было. Дед был наводчиком. Он смотрел в прицел, быстро крутил какие-то ручки и, отскочив, дергал шнурок. Загорелся еще один танк. Остальные танки начали стрелять. Земля вокруг орудий вздыбилась от разрывов. Иван увидел, что некоторых солдат ранило, кого-то, наверное, и убило, кто-то пополз на четвереньках, один катался по земле и кричал. Дед орал: «Снаряд!» - да так, что его голос, казалось, был слышен даже через грохот разрывов. Кто-то поднес снаряд. Еще один танк загорелся.
        Слишком короткое было расстояние между дорогой и маленькой батареей. Ее орудия успели сделать совсем немного выстрелов и были уничтожены. Когда расстояние между танками и разбитыми орудиями сократилось до двадцати метров, Иван увидел, что в лес побежали двое солдат, один из них был дед. Им удалось добежать до леса и скрыться среди деревьев. Теперь наступал самый интересный для Ивана момент. Как погибнет дед?
        Танки, проутюжив траншеи и смяв орудия, тут же повернули назад и не задерживаясь ушли вперед по той же дороге - видимо, очень торопились. Остался один грузовик и легковой автомобиль, они отъехали в сторону, за лес. Иван слышал голоса солдат, рассыпавшихся по лесу. «Ищут убежавших», - подумал Иван.
        Раздались выстрелы. «Точно, как тогда».
        Через некоторое время на опушку выволокли русского солдата. Это был дед. Он, видимо, не мог стоять. К нему подошел немецкий офицер. Иван видел, как, постояв немного, офицер достал пистолет и выстрелил. Солдаты ушли. Иван услышал звук отъезжающих автомобилей и бросился к деду.
        Дед лежал навзничь рядом с недокопанной могилой. Иван подошел к нему, опустился на колени и закрыл ему глаза. Лицо деда было удивительно спокойным. Как будто в момент смерти он все всем простил и враз забыл о той жестокой и страшной реальности, которой была война. На гимнастерке, там, где сердце, была маленькая, черная от крови дырочка. «Он был убит выстрелом в сердце! Каким же я остался у него в памяти? Таким, каким был в первую нашу встречу или во вторую? - подумал Иван. - Лучше бы - каким был в первый раз». Иван увидел, что могила, которую он начал копать, - на том самом месте и точно такая, какой он ее оставил, и лопата воткнута в то самое; место. «След от моих поступков остается! Да! Но судьбу изменить нельзя…»
        Иван упорно копал могилу. Она должна была быть большой, чтобы вместить пятнадцать человек. Своих убитых немцы забрали с собой. Сверху был чернозем, но на глубине с полметра начался суглинок, и копать стало значительно труднее. Иван разделся до пояса и, охлаждаемый легким весенним ветерком, копал и копал, иногда вытирая пот с лица гимнастеркой.
        Наконец братская могила была вырыта. Иван сел на краю ямы, свесив ноги, и посмотрел на результат своего труда. Он решил отдохнуть немного. Пели птицы, они, наверное, сейчас вили свои гнезда, поэтому весь лес был заполнен птичьими трелями. Прислонившись спиной к березе, Иван смотрел то на небо, по которому плыли легкие белые облака, то на выкопанную им яму, то на лежащих рядком покойников. Лицо обдувал теплый ветерок, Иван и не заметил, как задремал.
        Когда Иван проснулся, солнце уже село. «Ничего себе я поспал!» - подумал Иван. Он быстро вскочил, отряхнулся и тут же взялся за дело. Стоя в могиле, он брал покойников под мышки, затаскивал в могилу и укладывал рядами. Последним затащил деда. Выбравшись наверх, Иван посмотрел долгим взглядом на лица покойников и начал быстро забрасывать тела рыхлой землей. Сначала он забросал ноги, туловища и лишь в последнюю очередь лица. Он старался делать это аккуратно, просто сталкивая землю с откосов. Когда все скрылось под слоем земли, стал бросать ее как придется - побыстрее.
        Наконец Иван закончил свою невеселую работу, был уже вечер, облака на западе окрасились в малиновый цвет.
        - Ну, вот и все. Пора домой. Итоги? Судьбу деда изменить не удалось. Он погиб в тот же час, хоть непосредственная причина гибели была другой. Он шел к своей смерти сам, по собственной воле. Это очень важно: призванный делает свою судьбу по собственной воле, которая записана на небесах. Поэтому ничто бы не заставило его свернуть со своего пути. Чтобы сохранить ему жизнь, мне, как минимум, надо было прекратить войну, но для этого надо было отнять свободу у всех людей. Такой возможности Лийил мне не дает. Значит, воля Бога над этим миром не ничтожна. Он не только лишь властелин душ. Так же не ничтожна будет и моя воля. И вся моя Система - не блеф. Значит, ее надо решать. - Иван поднял руки вверх и сильно потянулся. - Конец работе! И если кому суждено умереть, он найдет свою смерть, и наоборот… Лийил, домой, Лийил.
        Иван очнулся на своей постели и стал думать: «Теперь надо ответить на второй вопрос. Неизменно ли провидение? Меняет ли Бог свою Книгу? Все религии, Даже и признающие предопределение, отрицают это. А почему? Если Бог всемогущ, почему он не может изменить свою Книгу, изменить прошлое и будущее? Если это так, тогда многое объяснимо, в частности, все противоречия священных писаний разных религий и разных эпох. Если это так, значит, все религии в той или иной степени верны для своего времени и по сути непротиворечивы. Тогда и я могу создать свою. Если все неизменно, значит, ничего не выйдет. Для того, чтобы выяснить это, надо сравнить содержание Книги в разные периоды времени. Книга для меня закрыта, Бог предупредил об этом, но я могу сравнить, например, пророчества великих пророков об одном и том же событии, заведомо отражающие содержание Книги, сказанные в разное время. Причем мне надо услышать эти пророчества самому, а не прочитать. Ведь кто знает, в каком виде дошли они до нас из глубины веков? Если они не совпадут, значит, Книга меняется. Если она меняется, значит, я смогу изменить ее еще раз.
Какое пророчество проверим? Да что тут думать?! Пророчество о Конце света, конечно… Кто из великих предсказал его первый? Кажется, Заратуштра. Во-первых, предсказал ли он его на самом деле? Пусть он расскажет об этом; сам, а во-вторых, откуда это пророчество? Если это были видения - значит, там поработал Сатана. Видения - это в основном по его части. Если же оно - выводы его разума, которые он сам сделал и люди восприняли их как откровение, - значит, в душе этого пророка действительно была записана эта информация, как конечная истина, а его разум - лишь инструмент для ее доказательства. А вторым? А вторым пусть будет автор Апокалипсиса Иоанн.
        Лийил, к Заратуштре меня, Лийил».
        Такого голубого, огромного, бесконечного неба Иван не видел никогда. Даже не верилось, что это небо нашей планеты. Небо казалось еще больше и великолепней пот тому, что Иван стоял на вершине очень высокой горы с пологими склонами. Гора была не просто высокой, а огромной. Это был холм, только увеличенный до гигантских размеров, и вокруг были такие же гигантские желтые холмы. Склоны холмов были кое-где покрыты отдельно стоящими маленькими деревьями или кустарником. Издали они казались черными точками. Видимо, был полдень, солнце стояло почти над головой и палило нещадно.
        «Эге, полчаса на таком солнцепеке - и можно получить солнечный удар», - подумал Иван и стал оглядываться в поисках тени, но тень здесь найти было невозможно. Редкие кустики были слишком малы, и не было ни скал, ни больших валунов - ничего такого, что можно было бы использовать как укрытие от палящих солнечных лучей.
        Иван оглянулся назад и увидел, что спиной к нему стоит высокий, широкоплечий мужчина. В руке он держал длинный пастуший посох, на поясе висел широкий короткий меч. Иван кашлянул, мужчина быстро обернулся. Иван отметил про себя, что он не схватился за рукоять меча. Иван поднял обе руки вверх, показывая, что он безоружен, и улыбнулся, всем своим видом показывая, что пришел с добрыми намерениями.
        - Я Иван, из Скифии, приветствую тебя, Заратуштра. Я пришел, чтобы увидеть тебя и поговорить с тобой, пророк.
        - Слушаю тебя, Иван.
        Лицо у Заратуштры было спокойным и приветливым. Украшением его лица, именно так хотелось сказать, были глаза, добрые и внимательные. Судя по всему, Заратуштре было лет сорок - сорок пять.
        - Зачем Бог создал этот мир, Заратуштра?
        - Какого Бога ты имеешь в виду?
        - Творца.
        - Бог - это тот, кому ты поклоняешься. Есть Бог добра и есть Бог зла.
        - Бог один, Заратуштра. Я знаю это.
        - Посмотри вокруг. - Заратуштра отвел руку с посохом и сделал жест другой рукой, показывая Ивану величественную панораму. - Все это создано для человека. Он цель и смысл творения. И пока мы живем, должны быть благодарны Богу за то, что мы есть.
        - Откуда же зло и смерть, почему будет Конец света? Ведь это конец жизни. Почему зло победит?
        - Ты говоришь, что Бог один. Так это или не так - кто может утверждать… Я же говорю, что в этом мире есть две воли: воля созидания и воля разрушения. Эти две воли древнее, чем мир, они для него закон. Но коль уж ты человек и имеешь свою волю, избирай, с кем ты. От тебя зависит, какая воля победит в конце времен. Пока ты борешься со злом, ты живешь правильно.
        - Что есть зло, пророк?
        - Все, что против жизни, есть зло. Смерть - вот главное зло. Пока человек жив, все можно исправить.
        - Заратуштра, Конец света неизбежен?
        - Да, юноша, - пророк опустил голову, - но Конец света - не есть конец жизни. Будет лишь решаться, что останется потом: добро или зло. И что продолжит жить там, за пределом, куда мы не можем заглянуть.
        - Туманны твои слова, пророк, - сказал Иван. - Кто тебе сказал о том, что Конец света неизбежен?
        - Я много думал о судьбе мира, и Бог открыл мне его тайны. Борись со злом, юноша, и смысл, и радость жизни откроются тебе.
        Заратуштра поклонился Ивану и медленно пошел своим путем. «Кто-то сказал, что каков человек, таков и его Бог. Это неправда, но в этом высказывании много смысла, - подумал Иван. - Надо продолжить этот разговор. Заратуштра жил, кажется, лет за пятьсот до Иоанна, и его учение сегодня почти забыто. Почему?» Иван пошел следом за Заратуштрой…
        - Заратуштра, могу ли я следовать за тобой? - громко спросил Иван. Заратуштра остановился, медленно повернулся лицом к Ивану и сказал:
        - Следовать за мной? А знаешь ли ты, куда я иду?
        - Нет, этого я не знаю. Но я хотел бы тебя еще о многом расспросить.
        - Следуй за мной, если тебе по пути.
        Заратуштра отвернулся и медленно пошел вниз по склону. Он шел очень быстро, хотя со стороны казалось, что он не торопится. «Так ходят только сильные люди, которым приходится очень много ходить. Видно, что у него запас силы очень большой и ходьба для него - самое обычное состояние», - думал Иван. Иван шел не отставая по пыльной каменистой тропке, наверное, вытоптанной скотом. Тропинка медленно спускалась вниз вдоль склона. Стали появляться отдельные деревья, и кустарники росли чаще, кое-где образовывая настоящие заросли. Наконец тропинка вывела на широкую дорогу, на которой были видны следы лошадиных копыт и колес.
        Заратуштра остановился и, развязав кожаный мешок, который висел у него на плече, достал из него бурдюк. Он развязал бурдюк и налил из него воды в серебряный тонкостенный, слегка помятый кубок. Заратуштра молча протянул кубок Ивану и пристально взглянул на него. Он не отводил взгляда, пока Иван пил. Иван отпил немного и протянул кубок Заратуштре, тот кивнул и, допив то, что осталось, спросил:
        - Сколько лет ты странствуешь по свету?
        - С восемнадцати лет, а сейчас мне уже тридцать. Не менее двенадцати лет я в пути.
        - Здесь недалеко есть источник. Пойдем туда, там отдохнем, - сказал Заратуштра, и они пошли по дороге на восток.
        Источник был обложен большими камнями. Вокруг него росли красивые старые деревья, их здесь была целая небольшая роща. Но травы не было, ее давно вытоптали приходящие на водопой животные. И сейчас в этой рощице кого только не было: караван верблюдов, лошади, десятка полтора овец, погонщики, пастухи, какой-то богатый всадник с охраной. Все это шумное разнообразие было расцвечено бесчисленным количеством солнечных бликов: полуденное солнце пробивалось через кроны деревьев.
        Заратуштра наполнил бурдюк свежей водой, они отошли в сторону, подальше от шумной толпы, и сели на камни в тени какого-то незнакомого Ивану дерева.
        - Не правда ли, большая радость отдохнуть в тени у источника после утомительного пути? - Заратуштра посмотрел на Ивана и улыбнулся. - А если есть прохладная вода из хорошего родника - что может быть лучше?
        Иван пил и пил воду прямо из бурдюка. Он весь облился водой, и это было очень приятно. Заратуштра пил мало - только один свой кубок - и не пролил ни капли.
        - Наверное, в ваших краях много воды? - спросил он.
        - Да, - мотнул головой Иван, как собака, стряхивая с лица воду, - у нас очень много воды. Огромные реки и целые моря настоящей пресной воды.
        - Значит, что-то есть и плохое в ваших краях, если столько хорошего.
        - Есть, - засмеялся Иван. - Плохое - это холод. Зимой вся эта вода: и реки, и озера, да и земля тоже - замерзает. Зимой у нас очень холодно, человек без хорошего жилища жить не может.
        - Я видел снег только на вершинах гор. Там такой покой и такая красота… Мне там было хорошо.
        - Слушай, Заратуштра, как ты думаешь, твое учение переживет века? - спросил Иван, закончив умываться.
        - Странный вопрос ты задаешь, юноша. Еще при этом поколении наступит конец времен.
        - Откуда тебе это известно, Заратуштра?
        - Все, что я тебе отвечу, будет неправдой, не полной правдой, чужестранец. Но то, что я тебе говорю, - истинно. Любое творение рождается, живет и умирает. И этот мир тоже. Всякий, кто своим разумом может объять хоть часть сущего, подтвердит это.
        «Логика - железная, против этого трудно что-либо возразить», - подумал Иван.
        Заратуштра достал из своего мешка сыр и лепешки и предложил их Ивану. Тот поблагодарил и стал есть. Сыр был очень твердый и на вкус резкий, а лепешки совсем пресные. «Ну и сыр, как камень. Тут с плохими зубами делать нечего», - думал Иван, разжевывая сыр.
        - Позволь же мне задать тебе вопрос. Откуда? Откуда тебе известно, что будет Конец света?
        - Это главный вопрос для тебя - откуда? Да?
        - Пожалуй, да.
        - У меня много врагов, Иван. И все они, обвиняя меня, повторяют тот же вопрос. Откуда? Откуда мне известно все то, что я говорю? - Заратуштра долго смотрел на Ивана, так долго, что Иван начал чувствовать себя очень неудобно. «Что он думает? Почему так долго молчит?» - Но я вижу, что не только это тебя интересует. Ведь ты хочешь сделать какой-то важный выбор, который определит всю твою жизнь, - и это, прежде всего, гонит тебя по свету. Ты совсем не похож на людей, которых я знал, а я тоже побродил по свету и всяких людей видел. Ты исчезнешь так же внезапно, как и появился, но ты не демон, ты человек. Хорошо, я выполню твою просьбу, но немного позже, когда мы поднимемся на перевал. А теперь в путь.
        Они долго шли по тропинке, поднимающейся вверх, пока не начало смеркаться. Темнело очень быстро, и вскоре землей овладела ночная тьма.
        Ночь была необыкновенно красива. Все огромное небо, а оно казалось Ивану гораздо больше, чем на его родине, было усыпано звездами, Иван то и дело поднимал голову вверх, чтобы полюбоваться ими. «Здесь звезд видно намного больше, чем у нас. Почему это? - думал Иван, глядя вверх. Может быть, потому, что здесь воздух прозрачнее, а может, потоку, что нет посторонних источников света, которые решают видеть слабые звезды. Но, скорее всего, потому, что в той жизни мне не приходилось вот так идти ночью через горы и подолгу смотреть на небо». Тут Иван вспомнил свой поход в Саянские горы и подумал: «А ведь там я почти не видел звезд, все время было пасмурно, а небо было затянуто какой-то туманной дымкой».
        Из-за горы показался серп месяца и осветил окрестные горы и небо. Звезд сразу стало меньше, самые слабые из них потухли.
        - Ну, вот мы и пришли, - сказал Заратуштра. - Это вершина перевала. Здесь мы остановимся. Попробуй найти хворост, он должен быть вон в том распадке, там есть заросли кустарника, а я пока приготовлю кое-что.
        Иван пошел искать хворост, внимательно глядя под ноги, чтобы не запнуться. Глаза видели на удивление хорошо, потому что привыкли к темноте. Иван нашел распадок и стал искать сухие ветки. Ему повезло: он нашел полностью засохший куст и быстро наломал целую вязанку хвороста.
        Закончив с этим, Иван опять посмотрел на небо. Ущербный серп месяца приподнялся над горизонтом. Чтобы лучше осмотреться, Иван решил подняться на соседний склон, который поднимался от места, где они остановились. Быстро забравшись на него, Иван сел на камень и стал смотреть по сторонам.
        Разглядеть какие-либо подробности при свете месяца было трудно, и горы казались Ивану мрачными и таинственными. Он посмотрел вниз. Заратуштра в это время что-то достал из своего мешка и стал растирать на камне. «Что это он делает? - подумал Иван. - Но что бы он ни делал, мешать ему не следует».
        Заратуштра, как удалось разглядеть Ивану, достал из мешка какой-то небольшой сосуд, отлил из него в чашку немного жидкости и аккуратно стряхнул в нее что-то с камня, по-видимому - порошок, Который он только что растирал. Потом достал другой сосуд, побольше, и тоже налил из него в чашку. После этого он сел и сидел неподвижно. «Теперь можно идти», - решил Иван. Он взял хворост и быстро спустился вниз.
        - Вот и хворост.
        - Хорошо. Сейчас разведем огонь.
        Заратуштра достал огниво и еще какое-то приспособление и занялся добыванием огня. Наконец это удалось. Трут или что-то подобное вспыхнул, и Заратуштра стал подкладывать тоненькие сухие веточки кустарника. В свете загоравшегося костерка его лицо казалось необыкновенно загадочным и многозначительным. Когда костер загорелся как следует, Заратуштра сказал:
        - Садись. Садись вот сюда, - он указал Ивану место недалеко от костра.
        Иван сел на указанное место и стал ждать, что будет дальше. «Что он задумал?» - только успел подумать Иван и тут же получил ответ.
        - Я хочу рассказать тебе нечто важное, - сказал Заратуштра. - Но обещай мне, что когда взойдет солнце, мы расстанемся и ты навсегда уйдешь из нашей земли. Ты никому никогда не должен говорить то, что узнаешь от меня в эту ночь.
        - Хорошо, я ничего никому не расскажу, - согласился Иван.
        Заратуштра встал, прошелся около костра и начал говорить:
        - Чужестранец, тебе будет трудно понять, что я сейчас скажу, постарайся запомнить, может быть, потом когда-нибудь это тебе пригодится.
        Заратуштра подошел к костру с противоположной от Ивана стороны и сел на землю. Иван понял, что он что-то говорит тихим голосом, но что именно - расслышать не удалось. «Наверное - молится», - решил Иван. Это продолжалось довольно долго. Лицо Заратуштры было сосредоточенным и каким-то особенным - то ли отчужденным, то ли одухотворенным. Странное сочетание. Он взял два сосуда и налил в чашу сначала из одного, потом из другого. Ивану показалось, что во втором сосуде какая-то белая жидкость, скорее всего - молоко.
        Заратуштра взял чашу обеими руками и медленно, очень медленно выпил. Потом он так же медленно поставил чашу около огня, выпрямил спину и, устремив свой взгляд куда-то поверх костра, замер.
        Иван старался увидеть выражение глаз Заратуштры, но это никак не удавалось: мешал огонь. «Он, наверное, специально посадил меня здесь, чтобы я не мог видеть как следует его лицо. Остается только слушать его голос».
        Заратуштра молчал очень долго. Наконец он начал говорить. Голос его странным образом изменился.
        - Устами пророка говорит Бог. Бог добра или бог зла. Сколько веры у пророка - столько в его словах истины. Но вера - только от Бога. Если слова находят отзыв в душах, значит, они даны свыше. Твой главный вопрос: быть или не быть этому миру? Как ты решишь, так и будет. А теперь прощай.
        - Кто дал тебе дар пророчества, Заратуштра?! - громко спросил Иван.
        - Бог. Дал для того, чтобы победило добро. И оно победит…
        Иван встал и подошел к Заратуштре. Глаза Заратуштры были широко открыты. Он смотрел на Ивана, но будто не видел его. Иван сказал:
        - Ты - великий пророк, Заратуштра, имя твое переживет века и навсегда останется в памяти людей.
        И учение твое воспламенит многие умы. Я видел, что твое пророчество о Конце света внушил тебе не дух зла, ты вывел его сам, потому что у тебя есть дар предвидения, сродни моему. Ты знал, что появится некто, появится рано или поздно, чтобы изменить Божественный замысел, потому и говорил о Конце света. Ты прав - выбор за мной… Теперь прощай. Как мы и договорились, я ухожу.
        Не дожидаясь ответа, Иван повернулся и быстро пошел по тропинке. Как только он зашел за поворот, тут же отдал приказ вернуться в свое время.
        «Лийил, теперь хочу увидеть Иоанна в момент, когда его пророческий дар проявлялся максимально, Лийил».
        Иван оказался около входа в келью, которая была высечена прямо в скале, на небольшой площадке, уступе, обращенном к морю. На этой площадке на каком-то пыльном коврике, прислонившись спиной прямо к скале, сидел очень старый человек. Старик. То, что старику очень много лет, было видно по всему: волосы на голове седые и редкие, длинная борода тоже совершенно седая. Старик был очень худ - кожа да кости, казалось, он высушен солнцем. Он повернул голову и посмотрел на Ивана. Белки глаз были красноватые, веки воспаленные, глаза слезились. Он молчал, видимо ожидая, что скажет Иван. Иван слегка поклонился и сказал:
        - Я Иван из Адрианополя, ищущий истину. Не ты ли Иоанн, прославленный учитель праведников, о котором я столько слышал?
        Старик долго молчал, внимательно разглядывая Ивана, и наконец сказал:
        - Да, я Иоанн, раб Божий.
        - Ты написал знаменитую книгу, источник надежды?
        - Ты говоришь о Евангелии Иисуса Христа?
        - Да. Именно эту книгу я имел в виду, - кивнул головой Иван.
        - Да, Евангелие Христа написал я, но я написал и другую книгу… книгу Откровения, явленного мне Господом.
        - Послушай, Иоанн, ты один из учителей человечества. Ты был любимым учеником Христа. Ответь мне только на один вопрос: если бы тебе Богом была дана власть вложить в каждую человеческую душу нечто, выраженное в словах, что бы ты написал в каждой душе? Что бы ты написал, зная, что этот твой приказ не может быть не выполнен человеком?
        Старик глубоко вздохнул и, неотрывно глядя на далекий горизонт, сказал:
        - Ничего.
        - То есть как - ничего?! Каков должен быть смысл этого новейшего завета? Я считаю, что тебе более, чем другим жившим и живущим, были открыты Богом тайны бытия. Скажи, что главнее всего для человека?
        - Бог.
        - Ты хочешь сказать, что надо оставить человеку полную свободу, оставив право выбора верить или нет и по каким законам жить? Разве ты не знаешь, что свободный человек рано или поздно попадает в сети Дьявола? Иоанн, Конец света неизбежен?
        Лицо Иоанна приняло какое-то отчужденное и вместе с тем напряженное выражение. Ивану показалось, что старик уже не слышит и не видит, что происходит вокруг.
        - Как заход солнца.
        - И что будет ему причиной?
        - Гнев Божий…
        «Ах, вот ты какой, пророк… - Раздражение охватило Ивана. - И ты говоришь о гневе Божьем. Какого бога имеешь в виду?»
        - Слушай, Иоанн, всякий, кто говорит о гневе Божьем, говорит не от Бога, и слова его не ложатся добрым семенем в души призванных. Я не Сатана, Иоанн, и не слуга его. Я свободный человек, в отличие от тебя, да и от многих пророков, которым Сатана морочил головы, так же как и тебе своими видениями. Неизбежен ли Конец света?
        Иван подошел к Иоанну и заглянул в его глаза. В них он увидел застывший страх. Это были глаза будто бы уже неживого человека, хотя маленькие зрачки показывали, что Иоанн жив.
        - Вам бы надо сесть в тень. Здесь на солнце очень жарко, - сказал Иван. Иоанн несколько раз вздохнул. Иван слышал его хриплое дыхание. Временами из его легких вырывался свист, как будто они были дырявые.
        - Да, да, надо в келью, в тень. Что-то мне стало плохо. Помоги мне, будь добр.
        Иван помог старику встать, отвел в его келью и посадил на скамью. Потом налил в глиняный стакан воды из кувшина и подал ему. Старик взял стакан и едва не выронил, в его руках совсем, казалось, не было силы.
        - Вам нельзя здесь оставаться одному. Вы слишком слабы, - сказал Иван, сев на пол кельи.
        - Зачем, юноша, зачем привлекать к себе внимание? Я этого не хочу. Признаться, мне просто никого не хочется видеть.
        «Он, наверное, забыл наш разговор, - подумал Иван, - ну и хорошо».
        - Может, все же стоит позвать кого-нибудь? Я бы мог это сделать.
        - Нет, нет, не надо. Ничего не надо. Мне пора умирать. Я прошу тебя, иди, я должен остаться один - Иван встал. - То, что ты говорил мне, - не ново-продолжил Иоанн, - все это я уже слышал. Ты заблуждаться. - Старец закрыл глаза.
        - Заклинаю тебя именем Христа, скажи, что написано о Судном дне в Книге жизни?
        - Я видел там имена избранных…
        - И что, эту Предвечную книгу изменить нельзя?
        Старик вздрогнул, открыл глаза, приподнял дрожащую руку и сказал:
        - «…И если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в Книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей. Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе! Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь»[10 - Откр., 22:19 - 1.]. Истинно так! Бог меняет Книгу. Меняет постоянно! Если бы Он ее не менял, то все христианство - плод человеческой фантазии. Евреи не признают преемственности Нового завета, и правильно делают, ее вполне может и не быть. Но нет в Книге жизни ни слова о Конце света и быть не может…
        Иван подошел к Иоанну поближе, заглянул в его остановившиеся глаза и сказал:
        - Иоанн, ты великий пророк и многие твои слова от Бога. Но далеко не все… Я знаю, как может вводить в искушение Сатана даже и великих пророков, и как он может искажать истину своими видениями. Бог и Сатана показывали мне одно и то же, но насколько это были разные картины! Теперь я убежден: Книгу жизни можно изменить, и я это сделаю. Идея Конца света выведена человеком, и он может состояться, но причина его - не гнев Божий! Это Сатана зомбирует человеческое сознание вот уже тысячи лет идеей Конца света как гнева Божьего, готовя его сам…
        Бросив последний раз взгляд на Иоаннову келью, Иван отдал приказ о возвращении.
        8
        Иван проснулся, открыл глаза и сначала посмотрел в окно. Небо было чистым. Кроны деревьев блестели на солнце. «Который же час? - подумал Иван. - Мы опять везде опоздали». Было уже половина девятого.
        Иван пошел будить Наташу. Она долго не откликалась. Наконец Наташа открыла дверь.
        - Слушай-ка, Наташа, мне кажется, мы куда-то должны были идти сегодня?
        - Куда? - как ни в чем не бывало, спросила Наташа.
        - А что, ты считаешь - не стоит?
        - Не знаю, - ответила Наташа.
        - Сергей-то уже там, наверное. Нет, надо идти.
        - Иван, а сколько у тебя осталось денег? Извини за нескромный вопрос, конечно.
        Иван достал из кармана куртки деньги и стал считать. Пересчитав, он назвал сумму.
        - Да, придется идти, - сказала Наташа и вздохнула. - Оставшихся денег хватит совсем ненадолго, а жаль.
        - Дорого же здесь берут, черт возьми. Еще пара таких вечеров - и придется ночевать под кустом.
        Наташа сладко зевнула и уткнулась лицом в подушку, обняв ее. Она закрыла глаза и, казалось, решила еще подремать.
        - Вставай, вставай, Наташа, надо собираться.
        Наташа пробормотала что-то невнятное и еще крепче обняла подушку. Иван посмотрел на Наташу и пошел умываться.
        Вернувшись, Иван взял гитару и присел на Наташину кровать. Он начал играть старую битловскую вещь, которую разучивал, когда учился в школе. Наташа открыла глаза и стала слушать. Ее удивило то, что Иван играл совсем неплохо, оказывается, у него был очень хороший музыкальный слух.
        - Ты неплохо играешь, - сказала Наташа, когда Иван закончил играть, - только тихо, жалко, что гитара не акустическая.
        Иван начал играть какую-то незнакомую вещь, он часто сбивался, но все равно получалось неплохо.
        - Что это за музыка? - спросила Наташа.
        - Это? Это последняя вещь, которую играл Майкл.
        Наташа села на постели и уставилась на Ивана.
        - Ты что - запомнил?
        - Да. Я запомнил.
        - Ну и память же у тебя…
        - Память у меня хорошая - это точно. Мне иногда кажется, что я могу запомнить все, что есть в этом мире, - от звуков до текстов на незнакомых языках.
        - И что, у тебя всегда так было?
        - Наверное.
        - И ты ничего не забываешь?
        - Я забываю, но если очень захочу, то многое могу вспомнить.
        Иван закончил играть и положил гитару.
        - Если хочешь, возьми гитару Майкла себе, - сказала Наташа.
        - Хочу… - согласился Иван. - Собирайся, дорогая, пора в путь-дорогу. Нас, я уверен, очень ждут.
        - Ты думаешь, что нас еще ждут?
        - Я уверен в этом на девяносто девять процентов. Им деваться некуда. Я для них - шанс. Пойдем посмотрим, что у них там за компьютер. Тебе хватит полчаса на сборы?
        - Хватит.
        - Хорошо, я пошел звонить.
        Через десять минут Иван вернулся и сказал Наташе:
        - Машина будет в десять ноль-ноль. Нам осталось сорок минут.
        Наташино сердце заколотилось. «Получилось, кажется, получилось», - подумала она.
        9
        Ровно в десять к гостинице подъехал черный автомобиль. Таких роскошных автомобилей Наташа еще не видела. Из него вышел пожилой джентльмен, именно так хотелось его назвать. Иван пошел ему навстречу. Джентльмен протянул Ивану руку и улыбнулся.
        - Джон Хантер, вице-президент фирмы. Как вы себя чувствуете, господин Свиридов, все ли в порядке? Какие первые впечатления о Соединенных Штатах?
        Иван, широко улыбаясь, ответил:
        - Спасибо, господин Хантер, сегодня все в порядке. Прошу извинить меня, что вчера не смог приехать, но это не была моя прихоть. Вчера я был нездоров.
        - Ничего, мы изменили график работы, особых проблем нет. Совещание назначено на двенадцать часов, у нас есть немного времени, но если вы не возражаете, я хотел бы показать вам достопримечательности нашего города.
        В это время вышла Наташа.
        - Госпожа Петрова, - Хантер пошел ей навстречу. После произнесения необходимых приветствий и комплиментов он проводил Наташу до автомобиля и открыл дверцу.
        По дороге Хантер стал рассказывать о фирме. То, что он рассказывал, было весьма интересно, и Наташа его внимательно слушала, но Иван, казалось, не слушал его совсем, он смотрел в окно и думал о чем-то своем.
        Машина подъехала к довольно большому, новому, построенному в современном стиле зданию и остановилась.
        - Это центральный офис нашей фирмы, - сказал Хантер, открывая двери. Иван и Наташа вышли из машины. - Прошу вас. Нас ждут.
        В здании их встречала улыбающаяся женщина, та, что была в аэропорту. Все сели в лифт.
        Хантер открыл дверь и предложил Наташе и Ивану пройти вперед. В большом кабинете сидели в креслах четверо незнакомых мужчин и Сергей. Они пили кофе и разговаривали. Когда гости вошли, все встали.
        - Госпожа Петрова, господин Свиридов, - самый старший из присутствующих, человек невысокого роста с изрезанными морщинами лицом, протянул руку для приветствия, - Франц Зильберт - президент «Юнайтед Системз». Рад вас приветствовать.
        - Извините нас, господин Зильберт, за опоздание, - сказал Иван. - Виноват я.
        «Да уж, опоздание, у него еще хватает наглости назвать это опозданием, - подумал Зильберт. - Ну и здоровенный же он парень. Такое впечатление, что он чемпион мира по десятиборью, а не математик».
        - Мы понимаем, что в жизни бывают самые разные обстоятельства, мешающие совершить задуманное, и полагаем, что ваше опоздание связано именно с такими обстоятельствами. Позвольте представить вам моих коллег: вице-президент, мой заместитель, господин Франк Дюваль, вице-президент по разработке господин Джон Якобс, наш директор по маркетингу господин Макс Штейн. Прошу вас, господа, садитесь.
        Все сели за стол. Зильберт занял место во главе стола. Он посмотрел своими умными, немного усталыми глазами сначала на Наташу, потом на Сергея, потом остановил взгляд на Иване. «Где же я видел этого парня?» - подумал Зильберт. Ощущение, что он где-то видел Свиридова, появилось и уже не оставляло Зильберта.
        - Господин Свиридов, пока вас не было, мы имели возможность подробно обсудить с господином Малышевым вопросы, касающиеся наших общих интересов. Мы договорились, что ваша фирма будет иметь эксклюзивное право представлять интересы «Юнайтед Системз» в странах бывшего СССР. Этот вопрос уже решен. Документы готовы и будут подписаны сегодня. - Он слегка улыбнулся, взглянул на Сергея, и продолжил: - У господина Малышева теперь хватит забот, я думаю, на всю оставшуюся жизнь. У нас в России большие интересы. Говорили мы также и о том, что интересует нашу фирму. Мы были предельно откровенны. С позволения господина Малышева я повторюсь.
        Зильберт взял в руки карандаш, покрутил его пальцами и сделал движение, как будто хотел сломать его, потом аккуратно положил карандаш на место, еще раз посмотрел на свои руки и поднял взгляд на Ивана. Он думал: «Вопрос слишком серьезен, чтобы скрывать от этого парня наши истинные интересы. Да это и бесполезно. Малышев - умный, если у этого Свиридова и не хватит опыта понять, чего мы хотим, Малышев все равно ему все расскажет».
        - «Юнайтед Системз» вложила большие, я бы даже сказал, очень большие деньги в создание нового микрочипа. Мы вели работу втайне, хотя, конечно, в наше время тайны из этого сделать почти невозможно. Компьютер на основе таких чипов - совершенно новая машина, качественно отличающаяся от тех, что уже есть. Так вот, - Зильберт сделал паузу, - мы очень внимательно изучили программу, которую господин Свиридов разработал для управления потоками информации в банковской системе. Тот принцип, который в ней использован, идеально подходит для нашего компьютера. Это просто удивительно. Должен вам сказать, что в операционной системе нашего компьютера ваша программа, господин Свиридов, будет работать на порядок быстрее. Что бы мы хотели? Мы бы хотели, чтобы господин Свиридов принял участие в разработке новой операционной системы, языка программирования для этой системы и некоторых прикладных программ. Вот и все, господа. - Все молчали. - Наш значительный опыт позволяет нам с большой степенью вероятности прогнозировать ход разработок, мы знаем, сколько на это уйдет времени, и считаем, что если вы возьметесь за это
дело, то оно пойдет значительно быстрее, потому что вы используете для разработки совершенно иные подходы, которые почему-то никому до сих пор не пришли в голову. Скажу сразу: нас устроят любые ваши разумные условия. «Юнайтед Системз» - не честолюбива, ваша будущая слава не противоречит нашим интересам. - Зильберт засмеялся и откинулся на спинку кресла. - Я готов ответить на любые ваши вопросы, - теперь он обращался только к Ивану.
        «Все правильно, мы с Наташей уже свое получили, с нами все ясно. А вот что скажет Иван?» - подумал Сергей.
        - А какова цель создания такого суперкомпьютера? - спросил Иван.
        Президент и его вице-президенты переглянулись, и Якобс ответил:
        - Самая простая, господин Свиридов, завоевать мировой рынок компьютеров.
        «Ах ты, черт тебя возьми! - подумал Иван. - Так я тебе и поверил». Иван выстрелил взглядом в Зильберта. Зильберт заметил это. «Так, ясно, этот парень чего-то боится. И он нам не верит. Что же в его голове? - Зильберт сосредоточенно, не отрываясь, следил за Иваном. Он старался разгадать, что и почему Иван думает и что им движет. - Опоздал он, конечно, неспроста. И не потому, что набивает цену. Он либо шизофреник, либо гений, мотивы поведения которого понять трудно».
        Зильберт сказал:
        - Я не математик, но, насколько я понял из разговоров с господином Якобсом, вы, вероятно, создали совершенно новый раздел математики, объединяющий особым образом теорию вероятности, математический анализ в самом его современном виде и добавили еще нечто, чему мы даже и названия не знаем. И это позволяет описывать вероятностные процессы совершенно по-новому.
        Якобс взглянул на Зильберта и продолжил:
        - Из вашей теории следует, что система вероятностных событий равновесна лишь тогда, когда закреплена в определенных точках особого временно-вероятностного континиума. То есть, чему быть суждено, исходя из генетики модели, то и сбудется, сколько бы случайных наводящих факторов не воздействовало на систему. Если, конечно, каждый фактор, в свою очередь, - часть системы.
        И вы с помощью своей модели можете решить уравнение, например, с десятью миллиардами этих факторов, то есть составляющих.
        - Это что - утверждение или вопрос? - спросил Иван.
        Зильберт увидел, что на висках у Ивана надулись вены. «Ну все, кажется, начинается, - испугался Сергей. - Хорошо, что я предупредил их, что Иван - парень с большими странностями». «Все почти расшифровали, твою мать… - думал Иван. - Что же теперь делать-то?»
        - Это вопрос. Конечно, вопрос, - ответил Якобс. - Мы поняли содержание вашей математики, ведь вы использовали при программировании некоторые ее принципы, но, конечно же, мы не знаем ваших методов.
        - Да, - как бы выдавил из себя Иван, - все так. Почти все так. Это возможно. - На его лице отобразилась внутренняя борьба, он вытер носовым платком лоб и как бы сник, так бывает, когда у человека прихватывает сердце. У Ивана внутри все трепетало, он чувствовал себя плохо, будто он сдает какой-то экзамен и не знает, что говорить, а если не ответит - ему грозит крушение всех жизненных надежд.
        - Может, ваш компьютер для этого и подойдет, - наконец сказал он. - Нельзя ли попить чего-нибудь? - Зильберт попросил принести напитки. - Не проблема сделать такую операционную систему и язык под нее все можно сделать. И можно смоделировать что угодно. - Иван уставился на Зильберта. - Но для меня, господин Зильберт, главный вопрос теперь - не как, а зачем. Как - я уже знаю, что для этого надо - тоже знаю, а вот зачем - не знаю. Зачем моделировать при помощи моей Системы физические, экономические, информационные, социологические, биологические и любые другие процессы? Зачем людям заглядывать в свое будущее? Зачем? Мне интересно знать, как вы отвечаете на эти вопросы.
        Зильберт опустил голову и подпер лоб рукой. «Вот что его беспокоит… Этот парень подозревает, что его система будет использована как инструмент борьбы за власть. И правильно подозревает… С ним надо говорить один на один», - решил Зильберт. Он посмотрел на своих коллег, улыбнулся Наташе и сказал:
        - Господа, я предлагаю вам познакомиться с нашей фирмой, вы побываете в отделах, на предприятиях, вас будут сопровождать мои коллеги. Если господин Свиридов не возражает, я бы хотел показать ему наш новый компьютер сам.
        Иван медленно поднял взгляд на Зильберта. «Что же ты хочешь? Ты - простое орудие Сатаны или у тебя есть собственная воля?»
        Зильберт встал. Все участники тоже поднялись и направились к выходу. В кабинете остались только Зильберт и Иван. Он даже не взглянул на Сергея и Наташу, когда они уходили. «Да, для Ивана наступил решающий момент. И он совсем забыл обо мне. А могло ли быть иначе?» - подумала Наташа. Она уже в проходе обернулась, но Иван стоял все так же спиной к ней. Двери закрылись.
        10
        Зильберт вышел из-за стола. Он был невысокого роста, сухощавый, седой, глаза черные. Лицо его имело спокойное, приветливое выражение.
        - Может быть, что-нибудь выпьем? - спросил он у Ивана.
        - Я бы выпил, - сказал Иван.
        - Виски, коньяк, может быть, водки?
        - Можно и водки.
        Зильберт улыбнулся.
        - Да-да, конечно, русские любят водку. Я, признаться, тоже люблю водку. И знаешь почему? Потому, что она - противная, и всегда, когда ее пью, я вспоминаю свою сегодняшнюю жизнь. - Зильберт рассмеялся. - Пойдем туда, - и он открыл одну из дверей кабинета.
        Иван вошел. Это, очевидно, была комната для отдыха.
        - Я почти не бываю в офисе, а когда бываю, то не в кабинете, а здесь. Не люблю кабинеты, официальные приемы, фестивали, прессу, лошадиные скачки и политиков. - Зильберт достал начатую бутылку «Столичной» и налил в два тонких стакана понемногу. - Особенно не люблю политиков и политику. Ну что, за здоровье? - Не дожидаясь Ивана, Зильберт выпил. - Иван, заключай со мной контракт. То, чего ты, как мне кажется, боишься - нет. Мы действительно преследуем чисто коммерческие цели. Это во-первых, и, во-вторых, ты же должен понимать: если этого не сделаешь ты, то сделает кто-то другой.
        - Да, я это знаю. И все-таки пока контракт заключать не буду и работать на вас не буду.
        - На кого это на нас? - усмехнулся Зильберт. - У ж не на меня ли в том числе? Эх, Иван, денег и власти у меня и так предостаточно. - Лицо Зильберта стало печальным. «Какое у него умное и печальное лицо», - подумал Иван.
        - Когда-то, еще в прошлом веке, мои предки выехали из России, из Витебска, в Соединенные Штаты, - продолжал Зильберт. - Они были беднее бедных. Прадед - портной. Так вот: он привез с собой сюда ножницы, пять игл и серебряный наперсток. Сейчас я - один из самых богатых людей в мире, если не самый богатый. «Юнайтед Системз» - одна из многих моих фирм. Зачем я тебе все это говорю? Отвечу. Ты невероятно талантлив, а талант - это единственное человеческое качество, которое заставляет меня, - Зильберт развел руками, - раскрываться перед человеком. Представь себе: не деньги, не целеустремленность, не вера, и ничто иное, а только талант, то есть то, что дается человеку от Бога. Каждый талант для меня - это потрясение. Ты, Иван, можешь помочь мне реализовать мою мечту.
        Иван думал: «А ведь он, пожалуй, вполне искренен сейчас. И почему у него не может быть мечты?»
        - И именно вы настояли на том, чтобы меня пригласили сюда и так возились со мной?
        Зильберт внимательно посмотрел на Ивана, он не улыбался, его взгляд приобрел несколько жесткое выражение.
        - Ты правильно об этом догадался. Никому из моих коллег нет особой необходимости возиться с таким сложным человеком, каким являешься ты, Иван. Каждый из них имеет то, что он хочет, и в их планы твое участие в разработке нового компьютера не входит. У Франка - масса текущих проблем, Макс - и так все, что есть, продаст. Ведь этот компьютер гораздо производительнее, чем у конкурентов, и скоро будет не дороже, я полагаю. А Джон, ну Джону - да, ему, конечно, не все равно, кто движет дело вперед, но он как раз сомневался больше всех. Он блестящий специалист и никак не мог поверить, что сделанное тобой - может быть. А когда, просидев у компьютера неделю, убедился в этом, сказал… Знаешь, что он сказал? Он сказал: «То, что сделал этот парень, человеку не под силу. Я все равно в это не верю». «Почему? - спросил я его. - Ты же прагматик, ты же видишь, что все работает». «Вижу, и все равно не верю. Но если он, - то есть ты, - сделает то же самое не на этой зубочистке, - так он назвал твой компьютер, - а на нашем Самаэле, - так мы называем наш новый суперкомпьютер, - это будет нечто такое, что превзойдет все
возможные мечты. Они - то есть ты и Самаэль - сделаны друг для друга».
        - Вы занимаетесь разработкой персональных компьютеров? - спросил Иван.
        - Нет, мы занимаемся разработкой суперкомпьютера на микрочипах.
        - Так, - прервал Иван Зильберта, - и при этом вы говорите о каком-то массовом производстве! Ведь каждый суперкомпьютер - штучная продукция. Сколько же стоит, черт возьми, ваш Самаэль?!
        Зильберт покачал головой.
        - Да, стоит он очень дорого.
        - И вы бросаете эти деньги на ветер? Кому вы собираетесь его продать? Ну хорошо, ну несколько штук можно продать военным, несколько - крупнейшим университетам, и все. Пока я не пойму, в чем ваша выгода, я не буду с вами работать. Я хочу быть в доле.
        Зильберт молчал, он думал: «Он лжет, не деньги, нет, не деньги ему нужны».
        - Иван, а я ведь тебе не верю. Не нужна тебе доля. Хочешь, я расскажу, чего ты боишься?
        Ивана даже передернуло, он резко тряхнул головой и развел руками - не то защищаясь, не то нападая на кого-то.
        - Вы не можете этого знать!
        - Ты меня недооцениваешь, Иван. Я уже давно почти не думаю, как вести дело, об этом думают мои помощники, я думаю - зачем. Я ведь уже немолод, Иван. Так вот: ты боишься, что поможешь нам сделать такой компьютер, который можно будет применить как инструмент управления миром - это коротко и просто говоря. И ты не очень ошибаешься в этом. Я не хочу разубеждать тебя, но мне бы хотелось порассуждать на тему: а что будет, если этого не будет? Ты не возражаешь?
        - Нет, - коротко ответил Иван и уставился на стакан, стоящий перед ним.
        - Демократия, созданная в рамках западной цивилизации, скоро исчерпает себя. Это сегодня понимают очень и очень немногие, но это неизбежно. Мы поставили права индивидуального человека в центр всего, а пора уже ставить в центр интересы человеческого рода. Да… нас ждет кризис, на этот раз кризис перепроизводства идей, технологий и всяческих благ - и это на фоне стремительного роста населения в третьем мире. От комфорта демократическое общество не откажется, против этого проголосуют избиратели. А пора отказываться. Кроме того, мы произвели подмену ценностей, назвав главной технический прогресс. Это путь к войне, Иван. Дело в том, что иные цивилизации так не считают, а дело нашей чести им это доказать. Короче говоря, если мы хотим жить, надо сдерживать развитие науки и регулировать потребление, а значит, и свободу личности.
        - А почему нельзя провести все это демократическим путем?
        - Этого нельзя сделать потому, что тогда надо изолировать оппозицию, а это недемократично. Представь себе: завтра будет принят, например, закон, ограничивающий права фирм в производстве более совершенных материалов для летательных аппаратов. Возможно это? Нет. Это абсурд: ведь мы хотим летать быстрее и безопаснее. И спираль раскручивается дальше.
        - Но где опасность? Где? В чем она выражается?
        - Мир становится слишком сложен. Вероятность катастроф возрастает. Биосфера перегружена. И самое главное, нет формального аппарата для прогнозирования общественно-политических процессов. Те попытки прогнозирования, которые были предприняты, - примитивны, но и они показывают, что конец близок. Я хочу доказать всем, что нас ждет, - точно и строго, и подчинить все логике самосохранения. Если ради этого надо ограничить прибыль корпораций, значит, надо ее ограничить, если снизить рождаемость, значит - снизить, если прекратить жечь уголь, значит - прекратить. И я понимаю, что никакое демократическое правительство этого не сделает. Значит, нужно другое правительство, при видимом сохранении демократии. И пусть это правительство, разрази его гром, я ведь всю жизнь был и остаюсь приверженцем демократии, слушает моего Самаэля, а не кого попало. - Зильберт был внешне спокоен, но он все же волновался, и Иван чувствовал это. - Неужели и ты не видишь, что мы идем, не идем, а бежим, нет, летим - в пропасть, к концу?!
        Ноздри у Ивана затрепетали, глаза вспыхнули и приобрели тот самый невыразимый и непереносимый блеск.
        - Вижу, - выдавил он из себя.
        - Ну, так и что, будем ждать? - Зильберт выдержал взгляд Ивана. «Да - он шизик, но и гений одновременно», - подумал он.
        - Ты хочешь спасти человечество при помощи Самаэля?
        - Ну, наконец-то. Да! Да, хочу его спасти. Причем хочу это сделать и в прямом смысле.
        - Как это - в прямом? - тихо спросил Иван.
        - Вот ты - блестящий математик. Ответь мне: можно ли перенести то, что содержится здесь, - Зильберт ткнул себя в лоб, - в компьютер и хранить это там столько, сколько нужно, хоть вечно? Можно или нет?
        - Нужен транслятор… - прошептал Иван.
        - Ну так сделай этот транслятор. Ты же его почти сделал… И это, между прочим, вторая моя сокровенная мечта. Фантастическая… Но я уже теперь так не думаю, - быстро добавил Зильберт.
        - А кто будет решать, кого и как закачивать в Самаэля, а кого оставлять? - спросил Иван.
        - Вот это уже - не проблема. Это не самое сложное. Была бы техническая возможность. Мы найдем правильное решение.
        - Кто это - мы?
        - Мы, дорогой Иван - это мы. Государства на карте меняются, исчезают и появляются, правительства приходят и уходят, а мы были, есть и будем… Пошли смотреть Самаэля.
        - «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно».
        - Ты читал Библию? - удивился Зильберт.
        - В юности. И, к счастью, у меня абсолютная память… Ладно, пошли, - сказал Иван, вставая.
        11
        В соседней комнате Зильберт и Иван вошли в лифт. Зильберт нажал кнопку, и они поехали вниз. «Эта штуковина находится у них в подземном этаже. Берегут», - решил Иван. Из фойе они прошли в большой зал. В зале стоял огромный кольцевой стол, на стене был большой экран.
        - Это зал для проведения научных конференций.
        «Почему в подземном этаже?» - удивился Иван. Но воздух был очень чистый и прохладный. Из зала они вышли в коридор, где стояли два вооруженных охранника, на стенах были телекамеры. Зильберт подошел к двери, покрытой полированным шпоном. На двери был кодовый замок. Он набрал какой-то длинный код, а потом долго смотрел в глазок. «Наверное, идентифицируется личность по сетчатке», - подумал Иван. Дверь медленно отъехала в сторону. Толщиной она была сантиметров тридцать. Как только они вошли, дверь закрылась. На другом конце короткого коридора была еще одна такая же дверь. Зильберт опять набрал код, опять смотрел в глазок, потом что-то тихо сказал в сетчатое отверстие в двери. Дверь открылась.
        - Надо хорошо охранять это технологическое чудо, слишком оно дорого стоит и слишком многое может. - С этими словами Зильберт перешагнул порог.
        Опять коридор. Зильберт открыл ключом одну из дверей, и они вошли в большую комнату. У стены на белом столе стоял компьютер размером немного больше обычного персонального компьютера, но к нему прямо из стены было подведено несколько трубок и шин, а на стене был смонтирован щит управления. «Система жизнеобеспечения компьютера», - решил Иван.
        - Ну вот - это и есть наш Самаэль. Единственный и неповторимый. Мое любимое детище, - с гордостью и скрытой лаской сказал Зильберт. Так обычно родители говорят о любимых, подросших уже детях - Ну что, включать?
        - Включайте, - сказал Иван. Иван в этот момент забыл обо всем на свете. Невозможно передать, как он хотел посмотреть этот чудо-компьютер. Он просто не мог оторвать взгляда от монитора. Зильберт нажал кнопку загрузки, компьютер затребовал пароль. Зильберт ввел пароль и отошел в сторону.
        - Ну что ж, знакомьтесь. Мне бы хотелось услышать твое мнение о нем.
        Иван сел на стул и стал смотреть на экран, иногда нажимая клавиши.
        По принципу управления это был обычный персональный компьютер, та же операционная система и оболочки, но технические характеристики его были на НЕСКОЛЬКО порядков выше. Это действительно было чудо. Иван не верил своим глазам. Среди прочих файлов был файл с именем IVAN, где хранилась разработанная им программа. Иван запустил свою программу, она отработала практически моментально.
        - И вот, представляешь, мы пока вынуждены использовать для него обычные операционные системы, а он, как ты видишь, может работать в качественно иной системе. Так?
        Иван ничего не ответил, он просто не слышал, что спросил его Зильберт. Иван думал. Он пытался понять замысел разработчиков этого компьютера. Минут сорок Иван изучал компьютер, не обращая никакого внимания на Зильберта. Зильберт все это время не отходил от Ивана, он смотрел ему в затылок и… молился: «Господь мой, я бы хотел завершить свои дни на этой земле, увидев, что может мое детище, в нем мои надежды. И пусть свершится воля Твоя, ныне и во веки веков. Аминь».
        Иван медленно повернулся к Зильберту.
        - Ну, что скажешь, Иван? - спросил Зильберт. - Что стоит наш Самаэль?
        У Ивана застучало в голове, он чувствовал, как кровь бежит по сосудам его мозга. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
        - Да, эта машина может перевернуть мир.
        - Ага! Вот видишь.
        - Но только пусть уж он остается как есть. Пока, по крайней мере.
        - Да, да, конечно, пусть. Неужели ты думаешь, что в моих интересах что-либо менять. Мне, обладающему всей возможной властью, реальной властью, - не нужно этого, Иван. Я бы хотел, чтобы все сохранялось как есть - без потрясений, без изменений. Только об этом я молю Бога.
        - Что же ты хочешь от меня?
        - Я хочу, чтобы ты выжал из этого компьютера как можно больше, только и всего. Я знаю, что лучше тебя это никто сегодня не сделает. Я согласен посвятить тебя во все свои планы. Ты же видишь, что Самаэля можно совершенствовать бесконечно, он - лишь первая ступень лестницы, которая ведет…
        «Вот он - Самаэль. Я могу при помощи него вырваться из пут времени и создать инструмент творения. Могу? Я могу все, но все ли я хочу? Цель ясна - сделать счастливыми и бессмертными всех. Но для этого я каждому должен заложить программу жизни. Какая это должна быть программа? Что я туда напишу? Ведь людям с этой программой предстоит жить в сотворенном мной мире. И если я люблю людей, значит, они должны совершенствовать этот мир, иначе зачем им жить. Значит, я должен создать его несовершенным… А если я их не люблю? Тогда зачем мне браться за это дело?» Иван впервые в жизни почувствовал, что он не может ответить на поставленные вопросы. Не может вообще…
        - Стой, Зильберт. Прошу тебя, не надо. - Иван закрыл глаза, на его лице отразилась борьба. Зильберт понял, что у Ивана начнется какой-то приступ. «У этого парня, похоже, болезнь пророков. Как бы он чего-нибудь не сотворил. Теперь ясно, что не позволило ему вчера прийти вовремя». На лице Ивана отразилось едва сдерживаемое бешенство, лицо его стало страшным. Он встал и быстро пошел к выходу. Зильберт подскочил к столу, нажал кнопку вызова охраны и бросился вслед за Иваном. Иван вбежал в конференц-зал, из других дверей туда же вбежали охранники.
        Поле зрение у Ивана сузилось, он все видел как будто через трубу. Он схватил стул и начал крушить им мебель. Он переворачивал столы, бил зеркала и картины. Наконец Иван уткнулся лбом в ковер и затих. Охранники перенесли его в небольшую комнату и положили на диван.
        - Оставьте его. Странно, почему он не разбил компьютер? - сказал Зильберт. - Значит, для него и для нас еще не все потеряно. Я предполагал, что примерно так и будет.
        12
        Иван очнулся, открыл глаза и сел. Напротив на стуле сидел охранник.
        - Ой, - тряхнул головой Иван, - где это я?
        - Пойдемте, господин Зильберт сказал, чтобы, когда вы придете в себя, я проводил вас наверх, к нему в кабинет, - сказал охранник.
        В кабинете президента сидели те же. Зильберт разговаривал с Сергеем. Когда Иван вошел, Зильберт взглянул на него, кивнул головой и продолжал:
        - …Я подписываю контракт и надеюсь на длительное и плодотворное сотрудничество. - Он расписался на документах, вручил Сергею папку и пожал ему руку. Сделав это, Зильберт встал из-за стола и посмотрел на Ивана. Иван сверху смотрел на него, лицо у Ивана было, как каменное. - Присаживайтесь, господин Свиридов, мы продолжим наш разговор.
        «Ну вот, эти прекрасно устроились. Все так и должно быть. Каждому свое», - подумал Иван. Он покачал головой и медленно, будто не своим голосом сказал:
        - Нет, я пойду, покажите мне выход отсюда.
        Наташа с каким-то испугом смотрела на Ивана. Она будто спрашивала его: «Ну что теперь будет?»
        - Вы отказываетесь от сотрудничества с нами? - спросил Зильберт. - Вас не устраивают наши условия или наши цели?
        - Мне нужно некоторое время, чтобы подумать над вашими предложениями. Я сам найду вас.
        Зильберт достал из ящика стола визитную карточку.
        - Вот моя визитная карточка. - Зильберт взял карандаш и написал на ней телефонный номер.
        - Спасибо, - сказал Иван, поднялся и быстро вышел.
        Зильберт развел руками и сказал:
        - Что ж, жаль. Придется пока работать без него. - Потом он вызвал секретаря. - Проводите господина Свиридова в отель, обеспечьте все условия. У него в США не должно быть никаких проблем.
        Зильберт никому не рассказал о том, что случилось с Иваном, когда он увидел компьютер, и приказал охранникам молчать о его припадке. «Это только мое и его дело», - решил Зильберт.
        Ивана отвезли в отель. Секретарь проводил его в номер и оставил одного. Иван чувствовал себя плохо, кружилась голова, и в теле была слабость. Не раздеваясь, Иван улегся на кровать и включил телевизор. По телевизору показывали концерт Луи Армстронга, передача заинтересовала Ивана, и он стал ее смотреть.
        13
        До самого вечера Иван смотрел телевизор, слонялся по отелю, пытался читать газеты. Его удивило то, что новости, которые происходят в мире, его совершенно не интересуют. Раньше он отмечал для себя какие-то факты, анализировал, что и почему, удивлялся, возмущался, а теперь - никаких эмоций. «Это потому, что все эти события: войны, катастрофы, похищения - сущая чепуха, ничего не значащие мелочи по сравнению с тем, что готовится. Я начну работать с Самаэлем только тогда, когда не смогу этого не делать», - решил Иван.
        Иваном все более овладевало чувство, что ему надо скрыться, убежать от всех, кто его знает, потеряться в толпе, в незнакомой стране, где-нибудь на краю света. О Наташе и Сергее он вспомнил только один раз. Точнее - о Наташе, а потом уж заодно и о Сергее. «Наташа, что она подумает, если я исчезну? А впрочем, какая разница. И это - мелочь».
        Стемнело. Иван выключил телевизор - ему надоел этот калейдоскоп из новостей, фильмов, викторин, спортивных передач. Некоторое время он сидел в кресле и смотрел в окно, потом взял гитару, которую ему отдала Наташа, и стал подбирать на ней простенькие мелодии. «Интересно, а есть ли в музыке законы выше гармонических, которые делают музыку хорошей или плохой? Ведь должны быть. Факторы, управляющие чувствами, тоже подчиняются каким-то скрытым закономерностям. Если звук - набор частот, а человек продукт адаптации к среде, подвластный известным мне законам, значит, есть наборы звуков, которые заставляют плакать, смеяться, сходить с ума. Интересная задача. Может, заняться? Де-лать-то все равно нечего».
        Размышления Ивана прервал стук в дверь. Иван открыл. На пороге стоял Якобс.
        - Извини, Иван, что я без предупреждения. Так получилось. Мне бы хотелось с тобой поговорить. Можешь ты уделить мне немного времени?
        - Да, конечно, - с готовностью ответил Иван, - временем я не ограничен.
        Иван сел в кресло, а Якобс в другое, напротив. Якобс был сухощавым, высоким блондином с колючим и быстрым взглядом.
        - Я скептик, Иван, и о деле, которым занимаюсь всю жизнь, знаю многое. Поэтому скажу так: то, что ты сделал, - сделать нельзя. Ты это сумел - мы видели. До этого нельзя было додуматься. Да, нельзя. И если тебе это пришло в голову, значит, у тебя не обычная человеческая голова. Я не верю ни в Бога, ни в черта, и поэтому мне еще сложнее понять, как у тебя это получилось.
        - Это вопрос? - спросил Иван.
        - Да. Как тебе удалось додуматься до этой своей математики?
        - Странный вопрос, правда? Так же можно было спросить у Эйнштейна о теории относительности или у Гейзенберга о квантовой механике.
        - Нет, Иван, это совсем не то. Их открытия были обусловлены развитием физики, и если бы не Эйнштейн, то это сделал бы кто-то другой. Твоя теория, как я ее представляю, - ни из чего не вытекает. Ты взял всю математику, а потом и физику и вывернул наизнанку. То есть сделал то, чего не может быть, да еще в тридцать лет. - Иван молчал. - Что ты собираешься делать дальше, Иван?
        - Я еще не решил, но на вас работать пока не буду. И вы ничего от меня не узнаете более того, что вам уже удалось узнать.
        - Почему?
        Вопрос Якобса повис в воздухе. После длинной паузы Якобс встал и сказал:
        - Тогда я буду жить и работать так, будто ничего не произошло и я о тебе ничего не знаю. Прощай, Иван.
        - Прощай, Якобс.
        Якобе встал, кивнул головой и вышел. Минуты через две Иван надел свою куртку, взял гитару и тоже вышел.
        Аллеин полетел за ним справа, а Риикрой слева. Оба они сосредоточенно молчали.
        Глава третья
        1
        Иван пошел по безлюдной улице, сам не зная куда. Улица была хорошо освещена, иногда по ней проезжали автомобили, но прохожих на тротуарах не было. Наконец навстречу Ивану попался высоченный, мощный негр в джинсах и толстой, будто надутой воздухом куртке, которая делала его похожим на глыбу камня.
        - Эй, парень, как мне отсюда уехать в Нью-Йорк? - спросил Иван у негра. Негр остановился, внимательно посмотрел на Ивана и спросил:
        - Ты собрался ехать прямо сейчас?
        - Да, - Иван кивнул головой.
        Негра явно заинтересовал этот странный прохожий.
        - Ладно, двадцать долларов - и я провожу тебя до станции. Только не знаю, уедешь ли ты сегодня оттуда, уже поздновато. Пошли?
        - Пошли.
        - Ты кто? - спросил негр.
        - Я - человек.
        - Вижу, что не собака. Чем занимаешься?
        - Ничем.
        Негр заржал.
        - Хороший ответ. Ты мне нравишься. Хочешь уколоться или нюхнуть? - глаза негра блеснули в темноте.
        - Наркотики, что ли?
        - Тихо ты, не ори, - зашипел негр.
        - Нет, спасибо.
        - Ты музыкант, что ли? - спросил попутчик, взглянув на гитару, которую Иван нес на плече.
        Иван ответил не сразу. «Музыкант? А почему бы и нет… Это неплохо звучит - музыкант, - подумал он. - А не побыть ли мне музыкантом?»
        - Да. Я - музыкант.
        - Это хорошо! - негр оживился. - Ладно, парень. Помогу тебе. Ты мне нравишься.
        Они свернули на соседнюю улицу и буквально через три минуты подошли к ярко освещенной автобусной остановке.
        Иван посмотрел расписание. Последний автобус должен был быть через двадцать минут.
        - Спасибо, - сказал Иван и достал из кармана пачку денег. - Возьми свои двадцать долларов. - Негр смотрел на деньги в руках Ивана, потом на Ивана, потом опять на деньги и так, пока Иван не спрятал деньги в карман.
        - Хм, - хмыкнул негр. - Неужели ты меня совсем не боишься?!
        - Совсем не боюсь.
        - Ну, ты - крутой… - Негр двинул своей огромной ручищей Ивана в плечо так, что тот отлетел в сторону, но, сделав несколько шагов, устоял на ногах. Негр громко засмеялся. - Ладно, прощай, музыкант… - Продолжая посмеиваться, он свернул за угол.
        Из здания автобусной станции вышли люди. Иван увидел, что автобус уже подошел и началась посадка. Он купил билет и сел к окну. Людей в автобусе было немного.
        Автобус тронулся. Мимо поплыли освещенные улицы незнакомого города, но они скоро кончились, и автобус поехал по ночному шоссе.
        Ивану вспомнилось, как он ехал в свой городок. «Что я тогда собирался делать-то? Тогда я собирался дорешать свою Систему до конца: найти путь ее решения, найти компьютер, при помощи которого ее можно решить, убедить людей, чтобы выделили средства для ведения работы. И как все изменилось. Сейчас есть все: найден путь решения, и компьютер, и деньги - все, что необходимо, а я еду в другую сторону, чтобы стать уличным музыкантом».
        2
        Всю дорогу Иван смотрел в окно - в ночь. Было не так уж поздно, но совсем темно.
        Автобус подъехал к конечной остановке. Пассажиры стали готовиться к выходу. Иван спросил у соседа, пожилого мужчины восточной внешности, куда они приехали. Тот ответил:
        - Тебе, наверное, все равно куда?
        - Почему ты так думаешь? - удивился Иван.
        - Ты едешь на ночь глядя, без вещей и не зная дороги, - ответил он. «Ну вот, как бы не привязался со своими откровениями. А мне хочется быть одному», - подумал Иван.
        - Мне нужно в морской порт.
        - Отсюда очень далеко.
        - Ничего, доберусь, - ответил Иван и отвернулся. Ему не хотелось разговаривать с этим человеком.
        Иван вышел из автобуса и сразу окунулся в ночной город. Он пошел по самой большой улице, которая вела от автобусной станции. «Куда я пойду? Пойду на юг, - решил Иван. - Если я буду идти по улицам этого города в Южном направлении, то рано или поздно выйду к морю. Я хочу видеть море».
        Иван шел долго, он все время смотрел по сторонам: на витрины, на редких прохожих, на проезжающие автомобили. Наконец он прошел через сквер, освещенный красивыми разноцветными фонарями, и вышел на набережную.
        «Я не ошибся, вот оно - море», - обрадовался Иван. Он ускорил шаги и, подошел к бетонному парапету, обрамляющему набережную. Внизу плескалась вода. С трех сторон за водной гладью были видны огни ночного города, но с четвертой - ничего, черная пустота. «Берега не видно. Там море!»
        Иван долго стоял, опершись руками на парапет, и вглядывался в даль. Потом он медленно побрел по набережной. Ивану очень хотелось сесть где-нибудь подальше от людских глаз и смотреть на море. Вскоре он нашел подходящее место - под аркой какого-то путепровода. Иван сел на валяющуюся на берегу автомобильную покрышку и стал смотреть на воду, огни домов и кораблей, стоящих на рейде. Пошел пушистый, медленный снег. Снежинки подсвечивались огнями фонарей. Каждый фонарь освещал свою часть пространства. Фонари стояли здесь редко и их световые зоны не накладывались.
        «Снег, море, фонари… Как бы выразил Майкл все это в звуках?» - подумал Иван. Он взял гитару и начал играть. Конечно, ничего не получалось. Пальцы не слушались, чувства не выливались в звуки. Иван отложил гитару и погрузился в размышления. Была уже глубокая ночь, снег продолжал идти. «Может быть, попросить Лийил дать мне талант выражения чувств через звуки? - подумал Иван. - И опять же вопрос: а есть ли у меня достаточно чувств, чтобы их выражать?» Застегнув до верха свою теплую куртку и засунув руки в карманы, Иван задремал. Рядом плескалась вода, издалека доносились гудки кораблей. Под этот шум Иван и уснул.
        3
        Здесь, под мостом, Аллеин и нашел Ивана.
        «Так, спит… - возмутился Аллеин. - Он спит! Пока он тут спит, творятся такие дела! Он, всемогущий обладатель Лийила, спит, а Сатана торжествует и готовит Армагеддон».
        Аллеин решил разбудить Ивана. Для этого он встал рядом с Иваном и стал внушать ему кошмарный сон. Эта работа Аллеину не нравилась, но это был самый простой путь достигнуть желаемого результата - разбудить Ивана.
        Ивану приснилось, что он летит в какую-то бездонную пропасть. Из пропасти вырывались клубы зловонного дыма, а лицо чувствовало жар огня.
        Иван проснулся. «Приснится же… черт возьми», - сказал Иван, тут же встал, подошел к воде, зачерпнул ее руками и умылся. Вытерев лицо рукавом, Иван огляделся по сторонам. Уже рассвело, и вокруг никого не было. Берег, который ночью казался таким красивым, оказался весь завален мусором, выброшенным морем. Вода была в масляных разводах, бетонная подпорная стена, отделявшая берег от набережной, - в трещинах.
        - Да, это не Рио-де-Жанейро, - сказал Иван, внимательно осматривая все это. - Ну и что? Я-то ведь тоже - не Остап Бендер. Все равно - это море… - Иван достал деньги и пересчитал их. Было что-то около пяти тысяч долларов. - Пока жить можно. Надо позавтракать. - Он поднялся на идущую вдоль берега дорогу и пошел по ней в направлении ближайших домов.
        Была суббота, и на улицах было много народа. Выглянуло солнце и быстро растопило весь выпавший ночью снег. Прослонявшись часа два, Иван сел на скамейку у какого-то учреждения и задумался: «Может быть, купить билет и поехать в Москву? А может, найти Сергея с Наташей?» Но эта мысль Ивану не понравилась. Ему не хотелось видеть ни Сергея, ни Наташу. Они бы возвратили его в прошлое, а в прошлое Иван возвращаться не хотел. Он обратил внимание, что на улицах было много бродячих музыкантов, играли на скрипке, аккордеоне, гитаре, одна девушка играла на виолончели. «А почему бы мне не попробовать?» - подумал Иван.
        Иван зашел в магазин музыкальных инструментов, который попался ему по пути, и купил небольшой усилитель и акустическую колонку для своей гитары. Усилитель мог работать и от батарей, и от аккумулятора, если играть негромко. Иван свернул в тихий переулок и, устроившись на ступеньках какого-то старого двухэтажного дома, подключил свой усилитель, сделал самую маленькую громкость, только чтобы самому было слышно, и стал играть. Играл он всякие старые мелодии, постоянно сбиваясь, но это Ивана совсем не огорчало, он так увлекся игрой на гитаре, что совершенно не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Вот перед ним звякнула и покатилась брошенная кем-то монета, потом еще. Иван пододвинул монету ногой к себе и положил перед собой крышку от коробки усилителя, чтобы монеты не разлетались по мокрому грязному асфальту. Перебрав мелодии, которые он помнил хорошо, Иван начал вспоминать те, которые помнил не очень. А потом играл все, что приходило в голову.
        Кто-то наклонился и положил в коробку, где лежало десятка полтора мелких монет, стодолларовую купюру. Иван прекратил играть и поднял глаза. Перед ним стоял и внимательно на него смотрел… Риикрой.
        - Привет, Иван. Рад тебя видеть здесь, - сказал Риикрой. - Играешь ты плохо, но, учитывая наше старое знакомство, я заплатил тебе не за твою игру, а за твою смелость. - Иван очень удивился, увидев здесь, в нью-йоркском переулке, Риикроя, но виду не показал.
        - Привет, Риикрой. Спасибо за щедрость. - Иван улыбнулся. - А что ты разговариваешь со мной по-русски? Здесь я говорю на американском английском, и судя по тому, что меня хорошо понимают, делаю это неплохо.
        - Да, говоришь ты просто здорово. Совершенно без акцента. Но я со всеми людьми предпочитаю разговаривать на их родном языке.
        - Присаживайся.
        - Да, пожалуй, - сказал Риикрой и сел на ступеньки рядом.
        - У тебя, по-видимому, есть ко мне какое-то дело? - спросил Иван, внимательно вглядываясь в лицо сидящего рядом, так и хотелось сказать - человека. Иван усмехнулся про себя: «Знали бы прохожие, с кем я так мило сейчас разговариваю». Иван ожидал, что Риикрой начнет говорить с ним о Зильберте, о компьютере, о публикации его работы, но Риикрой сказал:
        - Для того, чтобы хорошо играть на гитаре рок-н-ролл и блюз так, чтобы тебя слушали, надо: во-первых, родиться и вырасти здесь, во-вторых, учиться этому с детства, в-третьих, иметь хороших друзей, которые играют ту же музыку, - ничего этого у тебя не было и нет.
        - К сожалению, это так, - согласился Иван.
        - А хочется?
        - Что?
        - Играть так, чтобы тебя слушали.
        - Ты знаешь, Риикрой, почему-то именно этого мне сейчас больше всего хочется.
        - Ну так играй…
        Иван усмехнулся. «А почему бы и нет? Моисей извлек посохом воду из камня. Христос накормил двумя рыбами пять тысяч голодных. А почему бы мне, прежде чем исчезнуть, не устроить концерт? Это просто необходимо сделать, чтобы понять, что же может этот идеальный инструмент выражения. Лийил, хочу хоть раз стать властелином человеческих чувств. Хочу посмотреть, что такое слава, хочу чтобы меня все любили, Лийил». Иван взглянул на мужественное лицо Риикроя.
        - Все, теперь бери гитару и играй, теперь у тебя получится. А я буду первым слушателем новой суперзвезды.
        Иван молча взял гитару, подключил ее к усилителю и сделал пассаж. Гитара отозвалась каскадом звуков. Откуда что взялось! Пальцы сами делали то, что надо.
        - Ну спой, спой что-нибудь! - закричал Риикрой.
        - Нет, сейчас не хочу, - ответил Иван и сел на скамейку.
        Риикрой внезапно быстро удалился, оставив Ивана одного. Он был безмерно доволен тем, как ему удалось так легко соблазнить Ивана, о чем он не преминул сообщить Сатане. «Если этот парень попробует славы, он ни за что не откажется. Удивительно, но его слабым местом оказалась любовь к музыке!»
        4
        Иван опять вышел на набережную. Он долго стоял и смотрел на море. Небо было затянуто тяжелыми темно-серыми тучами. Они медленно ползли на восток. Ветер усиливался. На воде появились белые барашки. «Красиво. Какое удивительное, всеобъемлющее одиночество. Исчезни я сейчас - никто этого и не заметит. Хотя - нет. Зильберт заметит. Ему я позарез нужен. Ведь я могу реализовать цель его жизни».
        Иван, закинув гитару за плечо, двинулся в город.
        Аллеин слушал мысли Ивана, затаив дыхание. «Нет, не суждено, видно, сбыться моим тайным надеждам. Тот путь, который он выбрал, приведет его на трон Антихриста. Неизбежно. Слишком уж много в нем жажды нового, слишком много таланта и жизненной энергии, слишком он одинок - до такой степени, что не способен проникнуться чужими переживаниями. Понять - да, понять он может все, но оценить - не способен».
        Иван зашел в небольшой бар, посетителей в нем не было. Бар был стилизован под конец прошлого века. Стояли некрашеные деревянные столы, на которых посетители вырезали свои имена. Иван начал читать эти надписи и очень увлекся. Ему было интересно пытаться увидеть за каждой надписью того, кто ее сделал. «А может, кроме этого вырезанного на столе имени, здесь, на Земле, от этого человека ничего и не осталось: ни дома, ни дерева, ни потомков - сколько людей погибло в войнах! - ни памяти - ничего. И так оно, скорее всего, и есть. Кто этот Джон Берд, в 1903 году вырезавший здесь свое имя такими крупными и корявыми буквами?»
        Иван подключил усилитель и, спросив у бармена разрешения, начал потихоньку играть. Играл он то, что приходило ему в голову. Причем реализовывалось это следующим образом: Иван вспоминал, например, море, такое, каким он его видел только что, и пальцы сами находили нужные места на грифе гитары, чтобы то, что он видел, выразилось в звуках. Стоило Ивану представить, что ветер усилился, - и характер музыки тут же менялся. Он представил летящий по волнам парусник - и для этого образа в звуках нашлось выражение. Происходило удивительное. Иван буквально ощущал то, что хотел представить, и все эти его переживания и образы находили свою музыкальную форму, что приносило необыкновенное, ни с чем не сравнимое чувство. И это чувство было радостным. Он не думал ни о стиле, ни о тональности, ни о ритме - вообще о том, как ему играть, он думал только, о чем играть. Способность так играть привела Ивана в восторг. Это был настоящий праздник, которого у Ивана никогда еще в жизни не было. И он играл и играл, ни на что не обращая внимания, и готов был играть без конца.
        Риикрой внимательно слушал игру Ивана. Наконец он сказал: «Так, полный порядок. Еще один пророк готов к проповеди. Этот из тех, кто предпочитает петь. Так пусть поет. Уж я ему обеспечу и оркестр, и слушателей».
        Аллеина внутренне передернуло от этих слов, хоть он и был внешне невозмутим. «Вот так они и делают пророков из свободных людей…»
        5
        Вечером Наташа зашла в номер Сергея.
        - Сергей, Иван опять исчез, - не то спросила, не то просто сказала она.
        - Видел, - сухо сказал Сергей. - Исчез. Опять.
        - Его надо искать. Как он здесь один? И виза завтра заканчивается.
        - Нет, Наташа. Хватит с меня. Я его искать не буду.
        - А как же он… - начала было Наташа.
        Но Сергей перебил ее:
        - Он странный человек. Я не могу его понять. А раз не могу понять, не могу и помочь. И еще. Думаю, что никто, и ты в том числе, Наташа, не сможем ни понять, ни помочь ему. Вот что я думаю. Искать я его больше не буду. Делать для него что-либо, пока он сам меня не попросит, - не буду. Пусть живет, как знает. А у меня сейчас столько дел, что отвлекаться на выяснение причин его более чем странного поведения нет ни времени, ни желания.
        - Значит, все…
        - Что - все? Он по-прежнему мой компаньон, но его личная жизнь меня не интересует, признаюсь.
        - А я?
        - А ты - тоже мой компаньон. И тебя я понимаю и буду тебе помогать, как и чем смогу, но только не проси меня заниматься Иваном.
        Наташа смотрела на Сергея в упор. Взгляд ее был спокойный и, как Сергею показалось, усталый. «Она, видно, очень устала от всего этого, он ее замучил», - подумал Сергей.
        - Что ты предлагаешь мне делать? - спросила Наташа. Причем, как чутко уловил Сергей, это был не вопрос-вызов, а вопрос-просьба, просьба о помощи.
        Сергей хлопнул себя по коленям, как бы добавляя решительности и весомости своим словам, и сказал:
        - Давай работать. Ты всегда будешь на людях, работа у тебя будет, и ее будет очень много. И я думаю, что все у тебя устроится наилучшим образом.
        - Попробую. Другого-то все равно ничего нет. Так ведь? - Это снова был и не вопрос, и не утверждение.
        - Так или не так… Есть, нет… Наташа, ты самая красивая женщина в мире, да еще и умная, да еще и богатая теперь. Живи и радуйся. Давай поговорим о деле.
        И Сергей начал рассказывать ей о своих планах по созданию в России сети «Юнайтед Системз».
        Вернувшись в свой номер, Наташа повесила на двери табличку «Просьба не беспокоить» и легла на кровать не раздеваясь.
        «Иван исчез. Ушел из моей жизни. Он ушел и унес с собой часть меня, и не худшую. Ту жизнь, которая теперь мне предстоит, я достаточно хорошо представляю. Все обстоятельства давно уже толкали меня к ней, а я сознательно и бессознательно сопротивлялась. Я искала любовь нашла и вновь потеряла. Может, я и выдумала все, может он и не такой вовсе, как я его себе представляла, - это не имеет значения, а вот то, что второго такого усилия… нет… - возможности - не будет, это уж точно».
        Наташа почувствовала, что сейчас заплачет. Ей показалось, что она потеряла что-то очень дорогое, потеряла безвозвратно, и пустота предстоящей жизни испугала ее. Наташа резко поднялась и села. «Моя жертва оказалась невостребованной. Почему? Была ли я ему вообще нужна? - спросила Наташа у себя. - Я - всего лишь эпизод в его жизни. Ну, а он в моей? Я хотела бы, чтобы и он был тоже - случайный, кратковременный эпизод? - Наташа покачала головой. - Нет. Не хотела бы. Он мне подходит. Только он и никто другой. Второго такого не будет - это точно. Да, я буду искать Ивана и ждать. Только этим одним не проживешь. Сергей прав, надо и что-то еще делать, иначе будет плохо». - Наташа опять легла на кровать.
        6
        Путешествуя по вечернему городу, Иван забрел на привокзальную площадь. Наступило время окончания рабочего дня, и на площади было очень много людей, которые спешили по своим делам. Людские потоки выплескивались из подземных переходов и подходящих к площади улиц, растекались по ней, переливаясь в свете электрических фонарей разноцветными отблесками влажной от дождя одежды, и всасывались вокзалом, который почему-то напомнил Ивану плотину.
        Внимание Ивана привлекла ритмичная музыка, доносившаяся со стороны вокзала. Иван отчетливо слышал звуки гитары, барабанов и бас-гитары, голос певца был слышен плохо. «Это явно не запись, кто-то там играет, прямо на площади». Иван направился туда, откуда слышалась музыка.
        Действительно, расположившись на газончике под фонарным столбом, играл оркестр из трех музыкантов: гитариста, он же и пел, барабанщика и бас-гитариста. Гитарист был невысокого роста парень, с лицом восточного типа, скорее всего японец, он пел высоким голосом песню о нирване. Содержание песни Ивана не заинтересовало, не понравилось ему и пение. Восточный колорит музыки и голоса привлекал внимание, но очень уж не гармонировал с этой площадью, блестящей лужами зимнего дождя. «Оригинально. Но эта музыка звучит здесь, на этой площади, заполненной спешащими домой людьми, как музыка с другой планеты», - оценил Иван, постояв немного среди немногочисленных слушателей. Барабанщик, судя по тому, как искусно он обращался с двумя стоящими перед ним барабанами и тарелкой, был настоящий виртуоз - он сидел прямо на газоне, скрестив ноги, и яростно работал, выколачивая ритм. Его худое длинное лицо с впалыми щеками, обрамленное лохматыми рыжими бакенбардами, казалось, тоже вибрирует в том же ритме. Бас-гитарист - крепкий черноволосый мужчина среднего роста, казалось, не замечал ни дождя, ни холода, хотя был в
сандалиях на босу ногу, джинсах и черной майке с большим вырезом, из которой торчали обильно росшие черные волосы. Лицо у него было слегка одутловатое. Он все время смотрел тусклым, сосредоточенным взглядом на акустическую колонку, которая издавала звуки его гитары, и, казалось, ничего другого ни видеть, ни слышать не хотел. «Интересные парни. Играют они очень хорошо. Видно, что профессионалы. Но почему здесь, на площади?» - подумал Иван.
        Песня закончилась, и вокалист, обращаясь к публике, сказал:
        - Полиция предлагает нам закончить выступление. Если кого-нибудь заинтересовала наша музыка, мы можем предложить компакт-кассеты с записями. - Музыканты стали быстро убирать инструменты. Они, видно, и не рассчитывали, что кто-нибудь подойдет и купит их кассеты. Слушатели тут же разошлись, остался стоять только Иван.
        - Я хочу купить ваши записи. Но прежде, если это возможно, я хотел бы их послушать, - сказал Иван.
        Гитарист с удивлением посмотрел на него. Его взгляд остановился на Ивановой гитаре.
        - Ты не музыкант ли?
        - Да, я музыкант.
        - Да, пожалуйста, можешь послушать.
        - Вы сейчас куда? - спросил Иван, выражая намерение идти с ними.
        - Тут недалеко небольшая гостиничка, - гитарист хмыкнул, - поехали с нами, если хочешь.
        Музыканты погрузили инструменты в старый, помятый автомобиль-фургончик. Гитарист сел за руль, а двое других разместились в кузове.
        - Залазь к нам, - предложил басист, - у нас веселее. - Он достал откуда-то бутылку виски и протянул Ивану. - На, отхлебни, а то замерзнешь в этой консервной банке.
        Иван молча взял бутылку и отпил немного.
        - Что это вы в такую слякоть решили выступать на площади? - спросил Иван.
        - Это все Питер, - басист кивнул головой на барабанщика и усмехнулся, - ему, видите ли, надо периодически встряхиваться. И это он может делать только на публике.
        - А что, нет других мест, что ли, где собирается публика?
        - Так ему непременно нужен стадион или, как минимум, привокзальная площадь.
        - Интересно, - удивился Иван и посмотрел на Питера. Тот поднял на басиста усталый и какой-то затравленный взгляд и сказал:
        - И ты прекрасно знаешь - почему…
        Басист крякнул и сделал большой глоток.
        - Тебе - кстати, как тебя зовут? - действительно понравилось то, что мы играли?
        - Стиль музыки и вокал - нет, а исполнение - очень, - ответил Иван. - Зовут меня Иван, я русский.
        Оба музыканта уставились на Ивана.
        - Вот это да! Что это тебя к нам занесло? - удивленным голосом спросил басист.
        - Я здесь в командировке, так сказать…
        - А… Слышишь, Питер, наше с тобой исполнение ему понравилось. Ну, давай знакомиться, Иван. Я Билл Джонс - лучший в мире бас-гитарист, а это Питер Фримэн - лучший в мире барабанщик, а играем мы на площади потому, что, - Билл зевнул, - мы слишком хороши для концертных залов и стадионов.
        - А ваш вокалист - тоже лучший в мире?
        Билл засмеялся и ответил:
        - А вокалистов мы подбираем по принципу - чем чуднее, тем лучше, тем нам веселее работать, - Билл опять зевнул. - Похоже, у нашего нового, у Мэтью, ее, чудноты, не хватает все же, что-то я после концертов стал зевать и жить не хочется. А, Питер? - Питер опустил голову и промолчал. - А ты что, играешь? - Билл кивнул головой на Иванову гитару.
        - Да, играю.
        - Значит, можешь участвовать в конкурсе на замещение нашего вокалиста, Иван. Если выиграешь - играй с нами.
        - На вокзалах? - спросил Иван серьезно.
        - Может, и на вокзалах, это уж как получится, - Билл развел руками.
        Автомобиль остановился. Выбравшись из фургона, Иван увидел, что они находятся на плохо освещенной длинной улице со множеством зданий, почти без окон, - по-видимому, каких-то производственных строений, но были здесь и жилые двухэтажные дома, они все сгрудились в кучу на одной стороне улицы.
        - Где это мы? - спросил Иван.
        - Недалеко от грузового порта, - ответил Билл.
        Музыканты взяли свои инструменты и направились в узкий и извилистый переулок, который вывел их на большой двор, выходивший к набережной и окруженный старыми домами. Дома эти, постройки, наверное, прошлого века, видно, давно не ремонтировались, штукатурка во многих местах обвалилась, а на крышах росла трава. Площадь была пустынна, но на набережной было много народу.
        - Есть же еще в Нью-Йорке такие места! - воскликнул Иван.
        - В Нью-Йорке еще и не такие места есть, ты у Питера спроси, он расскажет… А вот и наши апартаменты, - Билл показал на вход с вывеской. - К счастью для нас и к несчастью для публики, на лучшие нам не дают заработать наши вокалисты.
        Мэтью слышал, что сказал Билл, но никак не отреагировал.
        Музыканты ввалились в холл, здесь же был и бар, и небольшая эстрада, отсюда же вела лестница наверх.
        - А, объявились, приятели, - встретил их бармен. - Ну и как, платить будете?
        - Будем, будем, дорогой, - будем… - Билл достал деньги и отдал бармену. Тот внимательно их пересчитал и положил в кассу. - Дай что-нибудь пожрать, Ник, на четверых и выпить - на шестерых. Мы поставим тут у тебя музыку? - спросил он у бармена.
        - Ставьте, черт возьми, ставьте вашу музыку - раз заплатили, буду терпеть, мать вашу… - проворчал бармен и вышел.
        Пол в баре был грязный.
        - Что тут так грязно, подтереть, что ли, некому? - удивился Иван.
        - А, ну его, - махнул рукой Билл, - не обращай внимания. Тут, сам видишь, что за заведение, кто сюда заходит - тем все равно, какой пол: грязный, чистый или его вовсе нет. Билл вставил кассету в магнитофон и настроил громкость. Он посмотрел на Ивана и сказал:
        - Это будет стоить двадцать долларов. Включать? - Иван засмеялся и ответил:
        - Включай. У вас тут все, я смотрю, стоит по двадцать долларов.
        Слушать музыку Ивану было неприятно, он не получал никакого удовольствия. Все было, как и на концерте - профессиональный аккомпанемент, но слабый вокал и ведущая гитара, которая явно не справлялась с отведенной ей партией.
        В бар стали заходить посетители: в основном это были моряки и проститутки. Один из посетителей заорал на весь зал:
        - Эй, кто-нибудь, выключите эту музыку наконец…
        Бармен подошел к Биллу и сказал:
        - Давай включим что-нибудь другое, Билл.
        Билл взглянул на Ивана. Тот молча достал двадцать долларов и отдал их Биллу. Тот взял деньги, тут же отдал их бармену и сказал:
        - Выключи музыку, Ник, и принеси нам бутылку водки. Русской. У тебя есть русская водка?
        - Есть. Но этих денег мало.
        Иван достал еще двадцать долларов и отдал их бармену.
        Все сидели молча: у Питера был все такой же отсутствующий вид, лицо Мэтью ничего не выражало, Билл крутил головой, осматривая публику. Бармен принес водку и ужин. Билл налил всем понемногу и сказал:
        - За покупателей наших кассет, - и, не дожидаясь никого, выпил. - Слушайте, парни, сегодня полно народу. Играть будем?
        Питер пожал плечами и спросил:
        - Что?
        - Что нам с тобой играть, что ли, нечего?! - воскликнул Билл. - Эх… был бы Ник здесь… Извини, Мэтью. - Тот покачал головой и ответил:
        - В этом деле я вам, парни, не помощник. Мой репертуар вы знаете. У меня наезженная колея.
        Иван тем временем внимательно рассматривал публику. Здесь говорили, наверное, на всех языках. Иван слышал английскую, испанскую, немецкую, французскую речь, все много пили. У стойки толпился народ. На улице, под навесом, несмотря на прохладную погоду, выставили столики, и там тоже сидели люди. «Бойкое местечко, - подумал Иван, - здесь каждый - прохожий с одного конца света в другой и каждый - сам за себя». У Ивана опять, как тогда в аэропорту, появилось непреодолимое желание привлечь внимание всех этих людей к себе. Иван весь напрягся. Тут его словно осенило - это было как удар молнии: «Я должен спеть и сыграть, да так, чтобы они слушали меня». Иван быстро встал, взял свою гитару, и пошел к эстраде.
        Он вышел на эстраду и некоторое время молча смотрел в зал. Внутри него все вибрировало, мозг находился в состоянии страшного возбуждения, но в нем не было никаких мыслей. Вдруг появилась тема: «Мы - люди - созданы смертными. Это единственное, что нас объединяет».
        Иван коснулся струн гитары. И тут только сообразил, что она не подключена.
        - Подключите мне гитару, я хочу сыграть, - обратился Иван к подошедшему к нему бармену.
        Билл с неожиданной быстротой сорвался с места и, растолкав подвыпивших моряков и проституток, подбежал к эстраде, воткнул в гитару Ивана шнур и настроил усилитель.
        - Давай, Иван, покажи им, - подмигнул он, - не бойся ничего, я, если что, помогу. - Но Иван не слышал его. Он видел, что Билл подключил гитару, и что на усилителе загорелся огонек. Билл щелкнул по микрофону. Он работал. Иван подошел к микрофону и взял аккорд. Гитара была расстроена. Он быстро настроил ее. Зал не обращал на него никакого внимания. Все так же пили, ели, разговаривали.
        Иван как будто впал в транс. В его мозгу, работавшем теперь на полную мощность, словно прорвалась плотина, сдерживающая поток мыслей и звуков. И он, уже не контролируя эту страсть, овладевшую им, взял первый аккорд и начал играть, обрушив на присутствующих лавину звуков; в этом пассаже было столько виртуозного блеска, что все невольно посмотрели - кто это смог так сыграть? Иван сделал паузу, в зале установилась тишина.
        И Иван заиграл. И больше уже никого и ничего не замечал вокруг. Он сочинял слова, музыку, играл, подсознательно реагировал на реакцию публики - одновременно. Это была импровизация, но никто бы никогда не догадался об этом. Пальцы Ивана летали по грифу с невероятной скоростью, а голос, кто бы мог подумать, что у него такой голос! - звучал ровно и мощно. Весь зал смотрел только на него. То, что он играл - была удивительная, ни на что не похожая музыка. Гитара будто бы играла свою партию, в своем ритме, это был не аккомпанемент, а именно сольная партия, а Иван пел свою партию. Если закрыть глаза, то казалось что играло, по крайней мере, две гитары, а солист пел сам по себе, потому что невозможно было так играть и петь. Но люди видели, что все это делает один человек. Билл уже сбегал за своей гитарой и, моментально подстроившись, начал аккомпанировать. Питер подбежал следом, расставил барабаны и включил ритм.
        Звуки и слова брались неизвестно откуда, это было похоже на то, как рождалась новая идея. Создавая свои математические модели, Иван находился на вершине возможного для него счастья, если удавалось найти красивое, неожиданное решение, а сейчас чувство радости и удовлетворения было много сильнее - ведь то, что он творил, было доступно другим. У Ивана было чувство, что его пальцами и голосом управлял кто-то, а он был лишь передатчиком, но это только усиливало остроту счастья.
        Иван каждой клеточкой своего мозга чувствовал, что те, кто его слушал, уже начинали любить его, потому что он освобождал их чувства, заставлял их сопереживать ему. Он играл при помощи своей гитары на струнах их душ, и они были ему благодарны за это. Настоящим же чудом было то, что Иван впитывал чувства и стремления людей, находящихся в зале, совмещал с идеей, которую хотел донести, и выражал все это с невероятным блеском и на том уровне сложности, который был понятен большинству присутствующих.
        Иван закончил свою композицию и осмотрел зал. Все стоя аплодировали. На него смотрели десятки восторженных глаз. Он подарил им волшебство, и какое! И люди благодарили его за доставленное удовольствие.
        Только один человек сидел за своим столиком и не аплодировал, он неотрывно смотрел на Ивана и улыбался. Это был Риикрой. Наконец он поднял руки и, три раза медленно и выразительно хлопнув в ладоши, сказал:
        - Браво.
        И тут же все начали кричать:
        - Браво!.
        Хотя зал был полон, за этот столик почему-то больше никто не садился. Потом Риикрой повернулся к Ивану спиной, казалось, он с кем-то разговаривает, хотя за столиком больше никого не было, но Риикрой действительно в это время говорил со своим невидимым собеседником.
        - Посмотри, Аллеин, как он красив, наш, как бы это сказать, воспитанник.
        - Почему ты говоришь - наш?
        - Ну, а чей же еще?
        - Он свободный человек, свободней всех.
        - Ты меня не смеши только. О чем ты говоришь! Какая свобода? Человеку? Что это и где она?
        - Не лукавь, Риикрой, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
        - Нет, ну согласись, Аллеин, он красив. Не знаю, как мужчины, но то, что все женщины будут без ума от него - это точно.
        - Будут… - с печалью в голосе согласился Аллеин. - Сколько же осталось для этого времени…
        - Немного, я думаю. Видишь, он уже начал свою проповедь. Теперь не остановится. С его энергией и талантом для того, чтобы внушить людям свои идеи, ему понадобится совсем немного времени. Так что доложи своему Господину, Аллеин, что дело - наше общее дело - пошло на лад.
        - Ох, Риикрой, твое лицемерие безгранично.
        - Ох, Аллеин, ты говоришь так, будто начитался страшных книжек про нас, написанных людьми. Тебе-то так рассуждать - не по твоему уровню.
        - Мне жалко людей…
        - Ну вот…
        - Тебе этого не понять.
        - Понять-то я могу все, а вот разделять твою печаль - не могу.
        - Что, надеетесь, вам все достанется?
        - А почему бы и нет? Видишь, он же, похоже, как настоящий первооткрыватель, пошел своим, то есть нашим, путем.
        - Что у тебя за отвратительные манеры…
        - Что поделаешь, я вношу во все дух соперничества, такова моя роль в этом мире. Это вашему Господину ничего не надо, кроме любви, а нашему надо, чтобы все росло, и развивалось, и познавалось, а для этого необходимо соперничество.
        - Все это потому, что вам не дано создавать свои миры.
        - Да. Ну и что? Никаких комплексов по этому поводу у нашего Господина, а стало быть и у нас - нет. Внося разлад, мы достигаем прогресса. Нам достаточно и созданных вашим Господином миров. Ваше дело их создавать, наше - ими управлять.
        Иван снял с себя куртку и остался в майке. Его стройное сильное тело рельефно проявлялось в каждом движении. Он действительно был очень красив. Лицо его выражало внутреннюю работу, восторг и любовь. Иван кивнул головой и вновь начал играть.
        «Что за музыку он играет? - думал Билл. - Что за стиль? Черт знает, что за стиль! Я не только не играл так, но и не слышал ничего подобного. Но он виртуоз, каких очень мало, - это точно».
        Для Аллеина был очевиден и прямой, и скрытый смысл Ивановых песен. Все они посвящались одному и тому же - любви к свободе, которая одна есть настоящая ценность, все же остальное - иллюзия, создаваемая человеческим воображением.
        В бар набилась масса народу, те, кто находились на улицах, слушали музыку через открытые двери и окна. Подъехала полицейская машина. Полицейские, увидев, что здесь идет какой-то импровизированный концерт и народ все прибывает, сначала хотели запретить концерт. Но потом, увидев, что здесь играют хорошую музыку, люди ведут себя спокойно, решили не мешать и лишь на всякий случай сообщили в полицейский участок, а сами остались следить за порядком. И концерт продолжался.
        7
        Среди великого множества песен, которые сочиняют и поют люди, есть совсем немного таких, которые действительно заставляют человеческие сердца биться чаще. Хорошо, если певцу за свою жизнь удастся исполнить одну-две такие песни. Подавляющее количество песен рождается в результате выполнения авторами и исполнителями ряда условностей, диктуемых модой, принимаемых слушателями, потому что слушать музыку - это одна из их потребностей, которую они должны удовлетворять. И если эти условности выполнены, то музыка воспринимается и иногда становится популярной. Иван понятия не имел, что слушают в Нью-Йорке и что вообще сегодня модно. Он, сам того не осознавая, был скорее не певцом, а слушателем, которому была дана способность воспринимать настроение и чувства человеческой толпы. И сейчас чем больше народу собиралось у бара, тем совершеннее становилось его исполнение.
        Иван пел о человеке, который победил все трудности и обстоятельства и стал свободным. От лица такого человека Иван и исполнял свои песни, и люди воспринимали их как своеобразный урок свободы, выраженный в стихах и музыке. Этот свободный человек не зависел от любви: к ближнему ли, к Богу ли, к женщине. От человеческих страстей: наркотиков, алкоголя, денег; его мир был полон радостей, которые дает каждый прожитый день.
        - Чудовищно, не правда ли, Аллеин? О любви поет человек, который, вообще говоря, и не знает, что это такое, - сказал Риикрой.
        - Зато он теперь хорошо знает, что хотят слушать люди.
        - Посмотри, женщины даже плачут.
        - Риикрой, то, что происходит, - это скорее правило, чем исключение. Тем более, если говорить о пророках.
        - Согласен. Это их особенность - говорить о том, чего не знаешь, так, чтобы тебе все поверили. Если бы они знали, кто и каким образом вкладывает в их уста слова иногда…
        - Не будем об этом, Риикрой. К чему злословить.
        - Ты предлагаешь, чтобы я тебя не заводил?
        - Да.
        - Почему?
        - Ты - тоже часть реальности, и я хочу оставшееся время просуществовать в мире со всем, что есть. И с тобой тоже.
        - Но я же зло!
        - Ты - зло. И в то же время ты - часть реальности этого мира. Весь он скоро исчезнет, и люди, некоторые из них, уйдут туда, куда не простирается ни твоя, ни моя власть. Я хочу проводить его достойно. Угомонись, Риикрой. Ничего изменить нельзя. Ты же видишь, Антихрист прищел.
        - Я тебя, признаться, не понимаю. Что произошло? Ты хочешь примирения? Но это же невозможно, ты знаешь.
        - Мы с тобой скоро исчезнем, Риикрой.
        - Как ты можешь это утверждать?
        - Мы с тобой скоро исчезнем, Риикрой. Мы оба выполнили свои задачи, скоро нас не будет.
        Тут за столик села молодая пышноволосая брюнетка. На ней было облегающее короткое платье и черные чулки. Она уставилась на Риикроя большими красивыми глазами, откровенными, как открытая книга. Закурив сигарету, она подмигнула Риикрою и сказала:
        - Я специалист по удовольствиям. Меня зовут Рита. Хочешь, я доставлю тебя на седьмое небо?
        - Ты бывала на седьмом небе?
        - По десять раз за ночь. Хочешь…
        - Я только что оттуда, - засмеялся Риикрой.
        - Ты странный… Ты мне нравишься..
        - Я? Впрочем, это неудивительно. Не правда ли, Аллеин? - сказал Риикрой, обращаясь куда-то в сторону.
        - Кому это ты говоришь? - удивилась Рита.
        - Так, одному старинному приятелю, точнее, неприятелю. Ты, Рита, женщина, а я… - Риикрой развел руками.
        - Да… Ты не голубой ли?
        - Нет, дорогая, я черный. И мне больше по душе другие удовольствия.
        - Ничего не понимаю. Что ты хочешь сказать? Я тебе предлагаю развлечься. Мне и денег не надо. Просто ты мне понравился, а ты разводишь руками. Что, я тебе не нравлюсь? Что ж, тогда я пошла.
        - Ты мне нравишься.
        - Тогда я остаюсь, если хочешь, конечно.
        - Отпусти ее, Риикрой, - сказал Аллеин, - пусть идет.
        - Это не в моих правилах, Аллеин. Коль человек хочет повесить свои мозги на вешалку, я ему должен помочь.
        - Смотри… - сказал Аллеин. Риикрой посмотрел на сцену. Вокруг нее толпились женщины. Они размахивали руками, кричали, на их лицах выражался восторг, почти экстаз.
        - Да, Иван нашел в их лице благодарных и восприимчивых слушателей, - сказал Риикрой. - Рита, а тебе нравится эта музыка?
        - О, да. Этот парень - настоящий фокусник, он своими словами лезет прямо в душу и играет, как дьявол. Кто это?
        - Это мой парень.
        - А, так ты - импресарио. Ну, ясно. Как интересно!
        Рита пододвинулась к Риикрою и заглянула ему в глаза. То, что она увидела там, было таким, что она замерла, потеряв дар речи и способность думать и действовать, к глазах сидящего напротив, холодных и выражающих невероятную самоуверенность, Рита увидела нечто такое, что страшнее смерти. Рита поняла, что своей воли у нее больше нет, она вся во власти этого человека.
        - Отпусти ее, Риикрой. То, что ты сейчас собрался делать, - совершенно бессмысленно.
        - Да уж - пожалуй… Отойди от меня, Аллеин. Эта женщина - моя…
        Риикрой взял Риту за руку, встал и повел ее через толпу к выходу. И вдруг музыка прекратилась, и Иван сказал в микрофон:
        - Эй, Риикрой, оставь ее. Слушай… - Иван прервал фразу на полуслове, потому что Риикрой тут же исчез, оставив женщину.
        Рита почувствовала, что ее больше никто не держит и что странное оцепенение, в котором она находилась, исчезло. Она опять была свободной. Рита посмотрела на Ивана. Он стоял, возвышаясь над окружившей его толпой. Иван поднял руку и сказал:
        - Я буду играть, пока вы будете меня слушать. Мне нужно только это. Если кто-то хочет заплатить за эту музыку, отдайте свои деньги тем, кто в них, по вашему мнению, больше всего нуждается.
        «Это - Предвестник?» - подумал Аллеин.
        Иван дал максимальную громкость и заиграл так, что, казалось, бар и вся площадь взорвутся от заряда энергии, заложенного им в музыку.
        8
        Дежурный полицейский позвонил в участок:
        - Лейтенант, концерт в баре «Летучий голландец» продолжается. На площади полно народу, и он все прибывает. Откуда-то приволокли мощные усилители, и, похоже, сейчас музыканты перейдут играть на улицу. Что нам делать?
        - Как ведет себя публика?
        - В основном - довольно спокойно.
        - Я не понимаю, в чем проблема, сержант? Подойдите к владельцу этого бара и скажите, чтобы он прекратил это безобразие, как нарушение общественного порядка.
        - В том-то и дело, лейтенант, что я не могу решиться на это. Они дают что-то вроде благотворительного концерта. И парни играют так, что дух захватывает, публика аж стонет от удовольствия. Их солист - сущий дьявол. А с другой стороны, в этом районе, кроме складов, ничего нет. То есть, обывателям они вроде бы и не мешают.
        - Ладно, сейчас я подъеду, посмотрю, что у вас там за необыкновенный концерт, - сказал лейтенант и положил трубку.
        - Что здесь происходит, лейтенант? Этот концерт - нарушение общественного порядка или событие в жизни города? - обратилась к нему женщина, которая представилась как корреспондент популярного канала теленовостей.
        - Я только что подъехал и как раз пытаюсь выяснить, что это.
        - Ваше первое впечатление?
        - Извините, мне надо пройти туда, - лейтенант показал в сторону, где расположились музыканты. Девушка-корреспондент кивнула головой и, пристроившись за спиной лейтенанта, стала проталкиваться через толпу.
        Следуя за ним, ей удалось продвинуться в первый ряд публики, окружившей высокое крыльцо старого кирпичного дома с выбитыми окнами. Музыканты расположились на этом крыльце.
        Солист стоял, как вкопанный, пока пел, когда же в пении были паузы, он, продолжая играть на гитаре, прохаживался по сцене. Гитарное сопровождение было виртуозным, но оно не мешало слушать вокальную партию. Во всем: и в голосе, и во внешности, и в выражении лица солиста, и в том, как он играл на гитаре, - была необыкновенная сила, даже мощь. Он хотел многое сказать своим слушателям своими песнями, и никто не мог не слушать его. И если можно было кого-то представить как образец человеческой силы и уверенности - так этого певца, высокого, стройного, сильного парня с удивительным голосом и удивительным лицом, которое сдержанно, но определенно выражало все, о чем он пел.
        «Вот это да! - подумала Кристина, так звали корреспондентку. - Это сенсация».
        Лейтенант связался со своим шефом и доложил ему обстановку:
        - Присутствую на удивительном концерте. Уже два часа, без перерыва, трое музыкантов играют на улице, и играют так, что невозможно пройти мимо. Их слушает большая толпа, и народ все прибывает. По всем правилам, я должен прекратить концерт, но чувствую, что если я это сделаю, будут большие неприятности, и виновником беспорядков буду я, а не эти музыканты. Здесь все будто под гипнозом, стоят и слушают, затаив дыхание.
        - Вот что, сделай оцепление, и пусть этот концерт продолжается хоть всю ночь.
        - Это приказ?
        - Да. Ответственность беру на себя.
        Лейтенант, хорошо зная своего шефа, понял, что тот уже получил откуда-то сверху соответствующее распоряжение. И не ошибся…
        9
        Питер играл из последних сил. Все бы ничего, ему и раньше приходилось иногда барабанить по несколько часов, но надо было срочно принять дозу наркотиков. «Если я не сделаю этого - все, мне конец, - думал Питер, - я не выдержу этот темп». Мозг сверлила и разрывала на части одна мысль: «Надо… надо, срочно надо». А Иван, как назло, играл и играл без перерыва.
        Биллу было проще, он прихватил с собой бутылку виски и иногда в паузах отхлебывал из нее. «Этот Иван - настоящий дьявол. Так играть нельзя. Но раз он играет - не отставать!» Билл все свое внимание сосредоточил на Иване и почти не смотрел в толпу. Иван будто загипнотизировал его. Никогда еще Биллу не было так трудно играть, и никогда еще он не получал от этого такого удовольствия. Ухо искушенного слушателя слышало массу огрехов в сопровождении. Но только не в игре солиста! Иван пел и играл безупречно.
        Тут прямо посреди песни - это была очень быстрая и ритмичная рок-н-ролльная вещь - Питер бросил палочки и схватился руками за голову. Билл увидел это и тоже прекратил играть. Иван повернул голову, посмотрел и продолжал играть как ни в чем не бывало. Билл увел Питера с импровизированной сцены.
        - Где у тебя эта заначка? - шептал он Питеру. На лице Билла изобразилось странное сочетание презрения, негодования и сострадания. Питер посмотрел на него, как затравленный, просящий пощады зверь:
        - В номере. Мне надо, иначе сдохну или разобью барабаны. Скорей…
        - Побежали туда. Черт возьми! - И Билл поволок Питера к входу в бар.
        «Я должна взять у него интервью во что бы то ни стало», - решила Кристина. И она бросилась вызывать операторов для съемки теленовостей.
        Иван закончил песню, и, хотя музыканты не пришли, он не колеблясь начал следующую. Это был какой-то фантастический марш. Смысл слов этой песни, в отличие от всех предыдущих, был совершенно непонятен.
        «Я должен прервать этот концерт, - подумал лейтенант, - в игре и пении этого парня есть что-то сверхъестественное. Поэтому я должен остановить его. Во что бы то ни стало». Какой-то могучий инстинкт, наверное, инстинкт самосохранения, подсказывал ему, что этому надо положить конец. И же самое почувствовали многие присутствующие на концерте, теперь они хотели уйти, уехать, заткнуть этому парню рот, забросать его камнями. Но никто ничего не мог сделать…
        «Вот это да! - восхищался Риикрой. - Он вполне выразил свою сущность. И эта сущность оказалась для людей умопомрачительной…»
        Кто-то отключил электричество во всем районе, и наступила тьма. Песня прервалась на полуслове… Сначала воцарилась тишина, потом раздались отдельные женские крики. Лейтенант кожей почувствовал импульсы страха, которые шли от потерявших в темноте ориентировку людей. Он бросился в направлении, где стояла его машина. Сержант буквально через пять секунд после того, как погасли окна и фонари, включил фары автомобиля, и их свет, отразившись от стен дома, озарил площадь. Лейтенант подбежал к автомобилю и закричал:
        - Прошу всех спокойно расходиться. Ситуация контролируется полицией.
        Люди двинулись в направлении набережной. Кристина включила диктофон и пошла на крыльцо, где оставался Иван. Он стоял не двигаясь и смотрел на расходящуюся толпу.
        - Я корреспондент теленовостей. Вы могли бы дать сейчас интервью?
        Иван будто не слышал ее. Кристина поднялась на крыльцо и, подойдя к Ивану, повторила свой вопрос. Иван, наконец, услышал, что к нему обращаются, и посмотрел на говорившую.
        - Интервью?
        - Да, я хочу взять у вас интервью. То, как вы исполняли песни, производит очень сильное впечатление. Что вы можете сказать зрителям теленовостей? - враз выпалила Кристина. Она не сводила взгляда с Ивана. В его глазах отражались фары полицейского автомобиля. Лицо его своей холодной, спокойной сосредоточенностью произвело на нее впечатление не меньшее, чем только что прерванная музыка.
        - Кто выключил электроэнергию? - спросил Иван, все так же глядя вдаль.
        - Что? - не поняв вопрос, переспросила Кристина.
        - Кто выключил электроэнергию?
        - Не знаю. Похоже, что отключен целый район города. Кругом непроглядная тьма, - пожав плечами, ответила Кристина. - Как называется ваша группа?
        - Что? - Иван явно не обращал внимания ни на Кристину, ни на диктофон, ни на Билла и Питера, которые уносили аппаратуру, он все так же смотрел на расходящуюся толпу. - Почему они не дали мне допеть эту песню? - то ли сам у себя, то ли у Кристины спросил Иван.
        - Как тебя зовут? - спросила Кристина.
        - Меня зовут Джон Берд, - ответил, наконец, впопад Иван.
        - А как называется ваша группа?
        Иван сел прямо на крыльцо и внимательно посмотрел на Кристину.
        - Ты - корреспондент?
        - Да я - корреспондент программы теленовостей. Сказалась здесь случайно. Ваша музыка произвела на меня сильное впечатление, я хотела бы взять у тебя интервью. Только авария на электростанции смогла прервать кон-Черт рок-группы у бара «Летучий голландец» в припортовом районе… Так как все-таки называется ваша группа?
        - Так и называется: «Летучий голландец», - ответил Иван.
        - И как давно существует ваша группа?
        - А который теперь час?
        Кристина взглянула на часы.
        - Без четверти одиннадцать.
        - Три с половиной часа, - ответил Иван.
        - Ты хочешь сказать, что вы играете вместе три с половиной часа?!
        - Да.
        Кристина огляделась вокруг. Всю аппаратуру уже унесли, и они остались на темном крыльце вдвоем.
        - Но мне показалось, что все песни этого концерта были связаны одной темой, то есть все было продумано, отрепетировано, доведено до такого уровня исполнения, когда уже не человек выбирает музыку, а музыка человека. Неужели я ошибаюсь? Мне показалось, и я думаю, что и всем, кто слушал тебя, показалось, что ты хотел сказать что-то очень важное - и это удивительное отличие твоих песен. Смысловой подтекст чувствовался в каждой песне, был в каждой ноте. Мы все почувствовали, что ты хочешь сказать, но, может быть, ты сам сейчас это сформулируешь?
        - Попробую, - согласился Иван. - Я пел о Конце света.
        - Вы считаете, что это… - Кристина запнулась, потому что во рту у нее почему-то пересохло, - что скоро будет Конец света?
        - Да, я так считаю.
        - Почему?
        - Я это вижу. Для меня это очевидно.
        - У тебя очень печальная тема.
        - Нет темы более печальной.
        - Вот почему после твоих прекрасных песен остается такое тяжелое ощущение… Теперь я это поняла - почему… И что делать? Каяться и молиться, что ли?
        - А ты что, не веришь в Бога?
        Кристина пожала плечами.
        - Да нет, в Бога мы верим.
        Иван улыбнулся:
        - Впрочем, это не имеет для твоего будущего никакого значения - веришь ты в Бога или нет.
        - Странно, все проповедники говорят иное.
        - Ну и пусть говорят…
        - А разве то, что они говорят, - неправда? Странно.
        - Я пел, а не читал проповедь и для того тоже, чтобы люди, по своему обыкновению, не распределили по двум категориям - вот это правда, а это нет. Все в этом мире в равной степени ложно. Люди уже сотворили столько мифов, что не стоит добавлять к ним еще один.
        «Что за странный человек? - думала Кристина, глядя на освещенное свечой (кто-то принес им свечу) лицо Ивана. - Как странно он говорит. О чем он думает и что знает? И сколько в нем уверенности! Он - гений, несомненно. Только это латинское слово тут не очень подходит. Пророк? Нет, и это - тоже не подходит. Кто же он?»
        Теперь Ивану хотелось женщину. Желание было непреодолимым. Он посмотрел на Кристину и сказал:
        - Оставь свое интервью на потом. Пойдем со мной, - Иван положил свою руку Кристине на плечо.
        - Что-о! - широко раскрыв глаза, воскликнула Кристина.
        Глаза Ивана блеснули влажным блеском.
        - Мне срочно нужна женщина. Вот что. Будь сегодня моей женщиной.
        - А я не хочу… Ты понял?! Я…
        - Я тебя очень прошу. Сделай для меня это. Ты ведь так нравишься мне…
        - Да ты - маньяк. Вот кто ты, - выскользнула из-под руки Ивана Кристина. - Только тронь, я буду кричать.
        Тут Иван увидел, что поблизости стоит какая-то черноволосая женщина.
        Это была Рита. Иван узнал ее. Он тут же поднялся и пошел к ней.
        - Я узнал тебя. Ты пойдешь со мной?
        Рита молча кивнула головой.
        Они ушли, а Кристина осталась сидеть на крыльце, крутя в руках диктофон.
        10
        Иван открыл ногой дверь бара «Летучий голландец» и вошел. Холл был освещен светом свечи, стоявшей на стойке бара. Иван, не отпуская руки Риты, подошел к стойке. Бармен, увидев Ивана, тут же сообразив, что ему надо, протянул ключ:
        - Твоя комната первая, как поднимешься по лестнице, направо.
        Иван молча взял ключ и стал подниматься по лестнице, ведя за собой Риту.
        Он даже не стал раздевать женщину, овладел ею стоя, прижав к стене. «Что с ним творится? - думал Аллеин. - Теперь он перенес свою неукротимую страсть в этот мир?»
        - Ты кто? - спросил Иван, отпустив женщину.
        - Я-то? - женщина пожала плечами. - Я - никто.
        Иван смерил ее взглядом. Она была высокой, стройной, черноволосой. Больше ничего нельзя было разглядеть в темноте.
        - А что ты хочешь, «никто»?
        - Я хочу, чтобы ты меня еще раз трахнул, только как следует, и дал понюхать или закурить, если у тебя есть.
        - И все?
        - А что ты еще можешь мне дать?
        - Да, действительно. Ладно, ты раздевайся пока, а я пойду спрошу у парней что-нибудь из того, что ты хочешь.
        Иван спустился в холл. Питер и Билл все так же сидели за столиком, пили и разговаривали. Иван подошел к ним и спросил, обращаясь к Биллу:
        - Парни, моя подружка хочет наркотиков. Нет ли у вас чего-нибудь такого?
        Билл выразительно покрутил у виска и показал пальцем на бармена. Питер достал из кармана стеклянную капсулу и отдал Ивану.
        - Я скоро к вам приду. Подождете?
        - Мы как раз хотели с тобой поговорить. Приходи, - ответил Билл. Лицо его было серьезным.
        Иван зашел в свою комнату и увидел, что женщина стоит у окна. Она разделась и стояла спиной к дверям, глядя в окно. Молодая луна освещала проем, и теперь Иван смог хорошо разглядеть силуэт. Он задержался на несколько мгновений, любуясь красотой ее тела, потом подошел ней. Она повернулась и стала нежно целовать его.
        …Когда, наконец, она встала с постели, у Ивана не было желания даже пошевелиться. «Вот это да! - подумал он. - Что это она со мной сделала?»
        - А как тебя зовут-то? - спросил Иван.
        - Рита, Рита меня зовут, - ответила она и включила воду в душе.
        - Эй, Рита, я принес тебе то, что ты просила. Будешь?
        Дверь душа открылась. Рита выскочила, вытираясь на ходу полотенцем.
        - Где? Покажи. - Иван отдал ей капсулу. - Это все мне?
        - Да, наверное. Хотя можешь и мне немного оставить - попробовать.
        - А ты что - никогда?..
        - Нет, - покрутил головой Иван.
        Рита насыпала на столе белый порошок полоской и показала Ивану, как его надо вдыхать. Иван повторил номер.
        - Ну и что теперь?
        - Подожди, сейчас узнаешь.
        Иван лег на кровать и стал ждать ощущений. Вскоре на него нахлынула такая тоска, что захотелось выть. Все было плохо, его начало мучить раскаяние за все, даже непонятно, за что именно.
        - Вот это да…
        - Что? - спросила Рита и засмеялась. - Здорово, правда? - Тут Ивана начало тошнить. Он вскочил с кровати и бросился в туалет. Его сильно шатнуло, и он чуть не вынес плечом косяк. - Да что с тобой? - Рита смотрела на Ивана шальными глазами.
        - Чуть не сдох. Пропади он пропадом, этот кокаин. Хорошо, что я засосал всего ничего, а то бы мне конец, - сказал Иван. - И сейчас еще голова кругом идет, и тоска такая, что хоть на стену лезь. Нет, видимо, это - не для меня. А вот трахалась ты классно.
        - Правда?
        - Да. Спасибо. Это было потрясающе.
        - Это моя плата за твой благотворительный концерт.
        - Понравилось?
        - Нет.
        - А что же ты меня хвалишь тогда?
        - То, что ты поешь, - не может нравиться, но не слушать тебя нельзя. Ты - как идиотская наша судьба. - Рита громко засмеялась и погрозила ему пальцем. - Ты - неотвратим со своей дьявольской музыкой, как могила. Будь ты неладен. И поэтому, - она уставилась на него своими черными как ночь глазами, - ты будешь пользоваться у людей потрясающим успехом. А особенно - у женщин. - Иван увидел, что Рита опять готова принять его, она вся трепетала от страсти.
        Иван отстранился и встал с постели.
        - Остановись, Рита. Я все. Если бы не этот проклятый кокаин, может, что и вышло, а теперь - бесполезно.
        - Иди ко мне. Ты еще не знаешь, на что ты способен.
        - Нет. Не могу больше. Если хочешь, пошли со мной вниз. Мне надо поговорить с парнями. А не хочешь, оставайся здесь.
        - Ну нет уж! - воскликнула Рита. - После такой накачки остаться здесь одной… Да ни за что!
        - Ладно, я пошел, а ты одевайся и давай к нам.
        Иван спустился вниз, решительно отодвинул стул и сел:
        - А ну-ка, ребята, налейте-ка мне чего-нибудь, да покрепче.
        Билл плеснул ему в стакан, услужливо поднесенный барменом, виски.
        - Чего ты мне налил, Билл? Кто же у нас так пьет? - Иван налил полный стакан и залпом выпил. - Сейчас нюхнул эту гадость. Вот дрянь так дрянь! Как вы ее нюхаете?
        - Что - повело? - спросил Питер.
        - Мне захотелось повеситься, только чтоб не чувствовать то, что на меня обрушилось.
        - Тебе повезло. Это очень редко бывает, - Питер глубоко вздохнул. - А я вот, к сожалению, не могу без этого.
        - Зато вот это пойло мне нравится.
        Иван почувствовал, что голова его приятно закружилась. Он сразу опьянел, и ему стало хорошо.
        - Пока ты ворковал на крыльце с этой девицей, к нам подошел один парень и предложил отправить нашу банду в Европу - что-то вроде гастролей. Он за все платит. Нам - пятьдесят процентов. Поедем?
        - Куда? - переспросил Иван.
        - Я не вник - куда. Кажется - в Амстердам, потом в Гамбург. Что скажешь?
        - Как выглядел этот, кто предложил? - поинтересовался Иван.
        - Невысокий, черноволосый. Ну, в общем - типичный еврей.
        - А, значит - не он… Поехали. Братцы, давайте напьемся сегодня до беспамятства. Но только все вместе. И я вам буду петь наши русские народные песни. Хотите?
        - Так ты согласен ехать?
        - Да, черт возьми!
        - Тогда так: тебе - две доли и нам с Питером - по одной. Идет?
        - По рукам. - Иван шлепнул по руке Билла. Иван чувствовал себя на высоте. Он видел, что отношение Билла, Питера, бармена к нему изменилось. Все они заглядывали ему в глаза, с каким-то странным выражением не то страха, не то почтения. И Ивану это нравилось. - Только у меня одно условие. Я выступаю под псевдонимом Джон Берд. Хорошо?
        - Хорошо. Нам-то какая разница, - ответил Билл. - Хоть Иисус Христос. Мы готовы играть с кем угодно, только чтоб нас слушали, да еще и платили хорошо. Этот парень придет завтра утром и принесет контракт. Наливай, Питер.
        «Почему он так хочет лишить себя разума? - думал Аллеин. - Он не видит для себя никакого выхода. А его и нет. Действительно и абсолютно. Я должен сказать ему все. Все, что знаю сам». Аллеин еще раз попытался обратиться к Богу. И опять ему это не удалось. Сомнений не было: Бог отвернулся от этого мира. «Значит, Конец уже очень близок. Бог отвернулся, и Сатана скоро заполнит собой все», - вздохнул Аллеин.
        Тем временем Иван горланил какую-то залихватскую песню, обняв одной рукой Риту, другой - Билла, а Питер готовил очередную дозу кокаина.
        11
        Иван, не обращая внимания ни на кого, раз за разом наполнял свой стакан и пил и вскоре стал совершенно пьян. Он полностью отдавал себе отчет в том, зачем ему это надо. Ему хотелось забыться. Вскоре все вокруг начало кружиться, раскручиваясь все быстрее и быстрее, в глазах двоилось. Иван попытался налить еще, но опрокинул бутылку. Говорить он уже не мог. Ему все же удалось подхватить катящуюся по столу бутылку и приложиться к ней. При этом он потерял равновесие и упал. «Наконец-то», - проскочила в голове искорка сознания, и Иван отключился.
        Билл с барменом уволокли его наверх и уложили на кровать.
        - Ну и нажрался же он. Давай-ка перевернем его лицом вниз, - предложил бармен.
        - Ничего, такое бывает. Парень переволновался. Видимо, концерт был необыкновенным не только для нас, но и для него, - сказал Билл и стянул с Ивана ботинки.
        - Он что, поляк?
        - Его зовут Джон. Джон Берд, кажется, у него предки русские.
        - Вот почему он так жрет виски, - усмехнулся бармен и покачал головой, - будто последний раз в жизни.
        Дверь открыла Рита.
        - Мальчики, я смотрю, вы уже постелили постельку приготовили мне тепленькое местечко, - она тоже была изрядно пьяна.
        - А ты, Рита, иди проспись в другом месте. Джон сейчас, как покойник. Тебе от него проку не будет.
        - А вот это, Билл, дорогой мой Билл, не твое дело.
        И ты в этом ни черта не понимаешь.
        - Ну, конечно… не понимаю. Иди, иди, тебя уложат в самых роскошных апартаментах.
        - Пошел в задницу, - с этими словами Рита растянулась на кровати рядом с Иваном.
        Билл посмотрел на бармена.
        - Ну и что?
        - Черт с ней. Пошли, - махнул он рукой. И они вышли.
        Рита тут же уснула, точнее - отключилась.
        Иван очнулся оттого, что его сильно тошнило. Он сполз с кровати и с трудом добрался до туалета. Потом он снова упал на кровать и уснул, но вскоре проснулся, на этот раз от головной боли. Голова буквально раскалывалась, особенно болел затылок. Иван встал и начал пить воду. Он выпил несколько стаканов, его опять вырвало. Потом он лег на кровать, лицом вверх, и увидел, что над ним склонился человек. Он сразу узнал, кто это. Это был Аллеин.
        - Здравствуй, Иван.
        - Здравствуй, здравствуй Аллеин. Рад тебя видеть. - Иван сел на кровати, схватился за голову руками и сморщился от боли. - Думаю, тебя привела ко мне какая-то чрезвычайная необходимость. Очень уж ты не любишь показываться в человеческом облике, - сказал Иван и добавил: - в отличие от некоторых.
        - Да, Иван, меня заставила прийти в ваше пространство крайняя необходимость.
        - Извини, у меня страшно болит голова. Ничего не соображаю. - Аллеин положил руку на голову Ивана, и боль тут же утихла, Иван почувствовал себя как всегда. - Спасибо. Видимо, и наркотики, и алкоголь - не для меня. - Иван покосился на спящую рядом Риту. - А она не проснется?
        - Нет. Она не проснется, пока я буду здесь, и в дверь никто не войдет. Мы можем поговорить с тобой спокойно, нам никто не помешает.
        Аллеин сел на стул напротив Ивана.
        - Иван, Господь отвернулся от вашего мира.
        - Что это значит?
        - Это значит, теперь Он не хочет видеть ничего, что происходит в мире людей, и, самое главное, не посылает людям ангелов с душами.
        - А что это значит?
        - Бог никого никогда не проклинает и не наказывает, Он только отворачивается, люди, оставшиеся без Бога, всегда сами наказывают себя. На этот раз Он отвернулся от всего мира.
        Иван усмехнулся.
        - А это что меняет? Объясни, пожалуйста.
        - Зло будет торжествовать всюду.
        - А что, до сих пор оно не торжествовало? Слушай, Аллеин, ты же не говоришь главного. Говори уж, чего там.
        - Иван, видимо, скоро наступит Конец света.
        - Прежде я должен решить Систему, а я этого пока не собираюсь делать. Или люди должны узнать, что Бог есть, а они не узнают этого ни сегодня, ни завтра, от меня, во всяком случае.
        - Значит - узнают.
        - Нет! Не будет этого. Не узнают. От кого они узнают? - Иван стукнул кулаком по кровати. - Я видел этот проклятый компьютер и его начинку. Им еще надо много времени. Если пойдут по правильному пути - лет десять, а так, в обычном итеративном режиме, - лет пятьдесят.
        - Значит, они узнают от тебя, Иван.
        - Я свободный человек, Аллеин, ты сам это говорил. А я этого пока не хочу. Нет, не будет этого.
        - Дело в том, Иван, что ты уже давно решил, что будешь решать свою Систему. И Бог знает, что это неотвратимо, и я знаю это. Я пришел сейчас к тебе сам, Бог не давал мне такого приказа, только потому, что мне кажется, правда, я в этом совершенно не уверен, что еще можно попытаться спасти этот мир. И еще, Иван. Я недавно видел, что в сотне мест: на ядерных установках, химических комбинатах, да и не только - везде, откуда может исходить угроза сразу многим человеческим жизням, готовится Конец света. У Сатаны все готово, чтобы устроить его по-своему.
        - Не-ет, - Иван выразительно помахал пальцем, - ничего у него не выйдет. Я - главное условие. Если я не захочу, и он ничего не сделает.
        - Ты не промолчишь. Ты уже начал говорить.
        - Когда?!
        - Вчера. Твой концерт…
        - Да что ты! Причем здесь мой концерт? Да, я хотел проверить, как может действовать Лийил на людей, и я проверил. Это только эксперимент.
        - Что бы ты сейчас ни сказал мне, я знаю, ты не остановишься, потому что это - страсть, это сильнее тебя. Ты будешь говорить, и тебя будут слушать. Более того, ты станешь невероятно знаменит.
        - Когда?
        - Да уже завтра. Точнее, с завтрашнего дня начнется твое восхождение к вершине славы. И все будут делать то, что ты скажешь.
        - Я ничего не собираюсь рассказывать из того, что мне известно.
        - Ты не собираешься сейчас, но ты расскажешь. Я пришел сюда для того, чтобы попытаться предотвратить победу зла. Я вижу, что люди скоро сами уничтожат себя, и это - одна из целей Сатаны.
        - Ну и что, что уничтожат.
        - И тебе не жалко?! - воскликнул Аллеин.
        - Послушай, а что изменится от того, жалко мне или нет? Жалко! Я вчера весь вечер пел об этом, нагоняя тоску на себя и на других. А толку-то! Аллеин, знаешь, что я тебе скажу: ты - мой единственный друг. Только с тобой я могу быть откровенным. Хоть ты и не человек, ты мне ближе любого из них. Я сегодня же исчезну, спрячусь так, что меня никто не найдет.
        - Иван, а если он победит?
        - Ты имеешь в виду Сатану?
        - Да.
        - Как это так - победит? Я не допущу этого.
        - Понимаешь, Иван, у меня есть подозрение, что есть некая тайна, о которой мы с тобой даже не догадываемся. Понимаешь, я наблюдаю за этим миром десятки тысяч лет. Я вижу, как коварен Сатана. Он подменил все. Ты совершенно прав, он использовал ваш божественный дар творить для своих целей. Мне пора идти, Иван. Подумай обо всем. Пожалуйста. Времени у тебя осталось мало.
        Аллеин поднялся.
        - Подумай! О, Аллеин, ты даже не представляешь, о чем ты меня просишь. И все же приходи, приходи почаще - Почему вы, те, кто служит Богу, так редко появляетесь, а Риикрой и компания - так и лезут?
        Аллеин растаял в пространстве.
        12
        Рита заворочалась и открыла глаза. Она посмотрела на Ивана и, улыбнувшись, сказала:
        - Ты здесь, мой сладкий. Я так рада тебя видеть.
        Иван угрюмо посмотрел на нее.
        - Слушай, Рита, скажи: я похож на сумасшедшего?
        Лицо Риты стало серьезным.
        - На сумасшедшего? Нет, - Рита покачала головой. - Нет. Ты - не похож.
        - Слушай, тебя интересует, что будет с твоей душой в будущей жизни?
        - Нет.
        - Почему?
        - А на кой черт она мне нужна, эта будущая жизнь? Я живу и никого не боюсь. Так жить интересней. И я никого не хочу бояться. Вот и весь ответ.
        - А если в ад?
        - А нет его.
        - Почему ты так уверена?
        - Эту уверенность я всосала с молоком матери и укрепила ее, глядя на своего затравленного жизнью папочку. Ад - здесь.
        - А если я тебе скажу, что твоя душа бессмертна и что там, куда она попадет, ни твои грехи, ни твоя вера, ни твои добрые дела не принимаются во внимание. Что ты на это скажешь?
        - Что я скажу? Меня это устраивает - вот что я скажу. - Рита глубоко вздохнула. - Ну ладно. Спать не хочется. Что будем делать?
        - Сматываться.
        - Может, сначала выпьем?
        - Нет, - Иван встал и решительно подошел к окну. - Все это отменяется. - Он подошел к телефону, достал из кармана визитную карточку Зильберта и набрал написанный карандашом номер. Ему ответил вежливый женский голос.
        - Здравствуйте. Кто спрашивает господина Зильберта? Что ему передать?
        - Передайте ему, что звонит Свиридов. Я думаю, что господин Зильберт захочет со мной переговорить прямо сейчас.
        - Хорошо, подождите одну минуту.
        Через минуту Иван услышал голос Зильберта:
        - Здравствуй, Иван. Что случилось?
        - Я согласен работать, Зильберт…
        - Хорошо. Куда подослать машину?
        - Отель «Летучий голландец» - где-то в районе порта.
        - Через час за тобой подъедет машина.
        13
        Зильберт медленно и аккуратно положил телефонную трубку и приложил руку к сердцу. Оно болело со вчерашнего дня. «Болит, и ничего не сделаешь. - Он прикрыл глаза. - И этот сумасшедший мальчишка, он еще добавил раздумий и тревог. Я знаю, он хочет славы. А я всегда хотел власти. Вот и сошлись наши интересы. - Зильберт встал, подошел к окну и стал смотреть на припорошенные снегом деревья парка. Между деревьями проскакала на вороной лошади девушка в красной куртке и вязаной шапочке. Зильберт улыбнулся. - Зося. Зося - неугомонная, как я в молодости. Ох уж эти внуки… - Зильберту захотелось было ощутить прохладу зимнего утра. Но это желание было вялым и мимолетным. - Как и все, что я сейчас желаю. Какая гадость - эта старость. Ничего не хочется. Ничего…» - Зильберт тяжело вздохнул. Вошел секретарь с ежедневным докладом о деятельности корпораций, контролируемых Зильбертом.
        - Нет, Исаак, сегодня я не буду работать. - Зильберт внимательно посмотрел на секретаря. - Да-да, я не буду работать сегодня.
        Впервые за многие годы Зильберт решил нарушить незыблемый порядок.
        - Есть важная информация от службы разведки…
        - Ничего, попозже.
        Секретарь постоял несколько секунд, как бы ожидая, что Зильберт изменит свое указание. Но тот промолчал. Секретарь кивнул головой и тихо вышел.
        «Это начало саморазрушения. Я изменил установленному правилу, находясь в здравом уме, твердой памяти, а сердце - конечно же, не в нем дело. Мне все более становится все равно - на сколько миллионов увеличилось или уменьшилось мое состояние. - Зильберт сел в кресло и стал смотреть перед собой. - Задача жизни выполнена: я могу все, невозможного почти нет. И что особенно приятно - обо мне почти никто не знает».
        Зильберт взял трубку телефона:
        - Соня, соедини меня с Митчеллом.
        - Я вас слушаю, - услышал Зильберт голос начальника своей охраны.
        - Митчелл, что нового слышно о Аббасе? - Митчелл начал было докладывать, но Зильберт прервал его. - Это позже. Нашли ли вы подход к нему? Есть ли в его ближайшем окружении наши люди?
        «Ох, уж эти мне диктаторы. Как с ними трудно. Все равно, главное - уже сделано. Скоро нужный мировой порядок сформируется окончательно. Люди есть люди… Будет Иван на меня работать или нет, это мало что изменит. - Зильберт поморщился - опять защемило сердце. - Так ли? Надо готовить свой уход, как это ни печально. Жаль, что я так и не смог стать философом. Где искать утешения?»
        14
        Иван спустился вниз. Билл завтракал.
        - Привет, Джон. Как твое здоровье?
        - Спасибо, в порядке. Я сейчас уеду, Билл. Не знаю - надолго ли.
        - Скоро должен прийти этот самый импресарио. Что ему сказать?
        - Пусть оставит свою визитную карточку. Скажи ему, что встреча, на которую я отправился, была назначена заранее. - Иван заказал себе завтрак и сел за столик рядом с Биллом. - А где Питер?
        - Отдыхает. Он раньше двенадцати не просыпается. Лицо Ивана было сосредоточенным. Билл понял, что он о чем-то думает.
        - Слушай, Джон, ну что все же сказать этому парню? Ты-то как настроен?
        Иван перестал есть и посмотрел на Билла.
        - Я? То, что было вчера, - мне понравилось. Я не против того, чтобы стать знаменитым.
        - Ну так стань… Я много перевидал музыкантов на своем веку. Ты - самый талантливый.
        - Из чего это ты заключил?
        - Дело не в том, что ты виртуоз. Таких немало. Ты - поэт, ты находишь удивительные, единственные и всем понятные слова, это не может не нравиться людям, и у тебя есть эта, как ее, аура. Ты заколдовываешь, точнее, очаровываешь публику. Это очень редко встречается. Тебе обеспечен фантастический успех. Не отказывайся, Джон. Я вообще не могу даже и представить, что бы могло заставить тебя отказаться. - Иван засмеялся. - Я серьезно говорю - давай с нами. Неважно, с чего начинать. Это и наш шанс, чего уж там скрывать. Такие парни, как мы с Питером, - тоже на дороге не валяются.
        - Ладно - уговорил. Давай рванем. Только серьезно поговорим чуть позже. Здесь, после обеда, в четырнадцать. Устраивает?
        - Это у вас, русских, обед в четырнадцать.
        - Ах да, выдал себя, - Иван хмыкнул и покачал головой. - Ну ладно, Билл, я пошел. До скорого. - Иван одним глотком допил кофе и встал из-за стола.
        Он вышел на улицу и стал прогуливаться около входа в гостиницу, ожидая автомобиль.
        Пошел снег. Иван посмотрел вверх, облаков не было видно, только летящие снежинки. «Какой снегопад! И не ветерка. Итак, в чем будет заключаться сделка с Зильбертом? Ведь все, что ему нужно, - моя математика, это очевидно. Ладно - поговорим».
        Откуда-то из снежного тумана выплыл роскошный представительский лимузин. Водитель, седой, пожилой мужчина, вышел из автомобиля и, раскрыв перед Иваном дверь, сказал:
        - Господин Свиридов, прошу садиться. Господин Зильберт ждет вас.
        Иван сел на заднее сиденье. В автомобиле больше никого не было. Автомобиль ехал совсем недолго. На каком-то небольшом аэродроме Ивана ждал вертолет. В вертолете тоже был только один человек - пилот. «А что, если он меня никуда не выпустит из своего подземелья? - подумал Иван. - Запрет и будет заставлять работать на него, - усмехнулся Иван про себя. - А Лийил на что? Вот тут-то он может пригодиться».
        Вертолет приземлился на зеленой лужайке, на которой кое-где лежал не успевший растаять снег. Лужайка была расположена посреди большого парка. К вертолету подъехал автомобиль. И в этом автомобиле тоже был только один человек. «Зачем здесь автомобиль, идти-то всего метров двести? Наверное, так принято. Или не хочет, чтобы меня здесь кто-нибудь видел. Это скорее всего», - решил Иван. Автомобиль въехал в большие, бесшумно поднявшиеся ворота и остановился. Ворота закрылись. Водитель вышел из машины, открыл дверь и сказал:
        - Господин Свиридов, прошу вас следовать за мной.
        Они направились к лифту, выйдя из него прошли в небольшой холл, где была только одна дверь. Водитель открыл ее, вошел, через несколько секунд вышел и сказал:
        - Проходите, пожалуйста, господин Зильберт ждет вас.
        Зильберт стоял у окна. Когда Иван вошел, он повернулся, подошел к нему и протянул руку для приветствия.
        - Рад тебя видеть, Джон Берд, - Зильберт улыбнулся. - Сегодня утром имел удовольствие посмотреть часть твоего концерта - то, что успели записать телевизионщики. Восхищен. Впрочем, я не знаток поэзии, но то, что я слышал, мне очень понравилось. Садись, Иван. Кофе, чай или, может быть, вина?
        - Спасибо, кофе.
        Когда принесли кофе, Зильберт сел в кресло напротив и сказал:
        - Я тебя внимательно слушаю, Иван. Будь со мной откровенен. Столько, сколько знаю всяких тайн я, - Зильберт махнул рукой, - мало кто знает, и то, что ты можешь мне сообщить, не сокрушит мой разум.
        - Хорошо, - кивнул головой Иван. - Зильберт, принципы моей математики, а тем более основанную на ней физическую модель мира, я раскрывать не хочу и не раскрою, операционную систему делать не буду и вообще не буду делать ничего, что можно было бы опубликовать. - Никакой реакции не последовало, лицо Зильберта было, как всегда, неподвижно. - Но мне кажется, что тебе от меня этого и не надо.
        - Вот как? А что же мне может быть еще надо от тебя? Хотя я могу и ошибаться. Всегда интересно узнать, что о тебе думают другие. Я, между прочим, для этого содержу целую службу.
        - Твоя власть далеко не полна и не так уж надежна, Зильберт. Я могу помочь тебе укрепить ее, но тайно.
        Зильберт слегка прищурил глаза.
        - Зачем тебе это?
        - Хочу спасти мир.
        - От чего?
        - Все очень просто. Модель, которую я создал, показывает, что Конец света очень, очень близок.
        - Докажи.
        - Для этого я должен опубликовать Систему, а этого я не могу сделать.
        - Почему?
        - Потому что ею воспользуются. Ты - в первую очередь. И это только приблизит конец.
        Зильберт долго молчал. «Он - сумасшедший. И к тому же не хочет делать ничего из того, что мне действительно от него надо. Но он что-то не договаривает».
        - Прежде чем наступит конец, о котором ты говоришь, по христианской вере, должен прийти Предвестник. Не так ли, Иван? - на губах Зильберта промелькнула едва заметная усмешка.
        - Антихрист? Да, я понял. В таком случае, - Иван сделал длинную паузу, - я и есть Антихрист.
        Зильберт посмотрел на Ивана долгим взглядом. Иван уловил в нем высокомерное презрение, хотя, может быть, это ему и показалось.
        - Ты - не еврей, поэтому не можешь быть Антихристом.
        - А ты, Зильберт? А ты - не из колена ли Иуды? - Зильберт долго и пристально смотрел Ивану в глаза. «Вот до чего он додумался». - Зильберт усмехнулся про себя.
        - Да, Иван. Да. Но мне, - Зильберт печально улыбнулся, - никогда и в голову не могло прийти такое. И, вообще-то, я в это не верю. Да и не могу, потому что я стопроцентный еврей. В чем все же смысл твоих предложений, Иван?
        - Если у тебя, Зильберт, есть план в отношении устройства миропорядка, я готов помочь тебе его реализовать, у меня для этого есть нечто, чего нет у тебя. - Иван замолчал и посмотрел на Зильберта.
        В комнате воцарилось долгое молчание. «У меня такое впечатление, что это когда-то уже со мной было. Или с кем-то из моих предков, - думал Зильберт, глядя на Ивана. - Его уверенность в себе безгранична. Кто бы мог подумать, что у него мания мессианства».
        - Хорошо, - наконец заговорил Зильберт, - я готов поверить, что у тебя есть связь с Богом. Допустим. Я только должен хорошо понять одну вещь: почему ты так спокойно, не задавая никаких вопросов, соглашаешься установить в мире порядок, который мне кажется наилучшим. Неужели тебе все равно, какой это будет порядок?
        - Равенство перед законом, демократия, права человека в основе общественного устройства. Не это ли идеальный порядок? - как само собой разумеющееся сказал Лван. - Не его ли ты и те, кто с тобой, исподволь устанавливаете, умно и скрытно манипулируя общественными институтами?
        - Ты преувеличиваешь наши возможности, Иван. Далеко не все и не всегда получается так, как нам хочется.
        - Ты властвовал тайно, но не пользовался этой властью в целях ограничения человеческой свободы, - Иван усмехнулся. - Ты медленно переделывал общественное сознание и создавал возможности управления людьми, которые не зависят от обстоятельств. Это твой метод. Поэтому я и считаю, что ты самый мудрый правитель. С каждым новым поколением возникают все те же самые проблемы, и люди решают их одинаково - одинаково плохо. Только такие, как ты, создают преемственность истинной власти. - Иван говорил все это, глядя в сторону. Наконец он сделал паузу и перевел взгляд на Зильберта и продолжил: - Разве я не точно описал модель общества, которую ты бы хотел построить? Я могу помочь сделать это.
        «О, хитрый льстец!» - подумал Зильберт.
        - Я бы не хотел особо распространяться на эту тему. Лучшее, чем бы ты мог мне помочь, это вдохнуть жизнь в Самаэля и передать его мне. Ты сам хочешь сидеть у его пульта, и вот здесь наши интересы расходятся. Я это не приемлю по двум причинам: во-первых, ты - человек, и поэтому я не согласен отдать тебе свою свободу, а ты ее хочешь ограничить. Ее я могу отдать только Богу - это я тебе говорю как гражданин того общества, в котором ты собираешься управлять при помощи своей теории и моей власти. Ты хочешь управлять мной, Иван, вот этого не будет никогда. И вот еще что… ты уже слишком много знаешь, и поэтому отпускать тебя просто так - уже поздно, Коль уж ты пришел сюда сам, ты должен здесь и остаться, ты должен отдать свою свободу мне. Понимаешь?
        Иван смотрел на Зильберта и думал: «Каков, а? Какой человек! По крайней мере, он достаточно честен со мной».
        - Слушай, Зильберт, неужели ты меня совсем не боишься?
        - Я боюсь, что мне придется тебя уничтожить. Я бы этого не хотел. Но с тобой очень трудно, Иван. Судьба дала тебе столько и сразу, что почти не укладывается в голове: необыкновенный талант, физическое здоровье красивейшую женщину, а ты вместо того, чтобы пользоваться всем этим, где-то шляешься и жрешь наркотики с проституткой и несчастлив… Твоя проблема, Иван, в том что ты никого не любишь, более того, ты и не способен на это, да еще и не хочешь заниматься любимым делом. Так?
        - Да, черт возьми, - наверное, так. И что с того? Ты спроси меня лучше - для чего мне нужна эта сделка, Зильберт?
        - Нет, не спрошу. Ты помешан на ложной идее, Иван. Ты - не в себе. Ты - попросту сумасшедший. И в этом все дело. Поэтому я не могу принять твое предложение. Хочешь работать на меня - пожалуйста, работай. Но сам - сам ты действовать не должен, ты внесешь в общество смуту, ты везде, где будешь действовать, принесешь людям только несчастье, смущая их умы, как этот ваш Иисус… В чем ты видишь свое счастье, ответь?
        - Ах, Зильберт, ты же проницательнейший из людей…
        - Не льсти, Иван. Мне неприятно это слышать от тебя.
        - Ты знаешь, в чем мое счастье: не любовь к людям или к Богу движет мной, а любовь к истине. Нет ничего на свете, чем бы я не мог пожертвовать ради свободы, необходимой для ее поиска, и счастье для меня - это удовлетворение собственного любопытства, всего лишь. Я задаю себе вопрос и ищу на него ответ, а когда я его нахожу - счастлив. Все остальное: власть, деньги, женщины и тысяча других радостей - меня не радует, я просто отдаю всему этому долг, потому что так надо, так принято, так устроен человек, ему должно все это нравиться. Должно, да, но уже проверил - все это не то.
        - Так и занимайся же наукой! Наукой для людей. Ты же создан для этого.
        - Не могу, Зильберт. Мне мешает именно то, что я создал: моя модель, моя Система, мое любимое и неповторимое творение. Заниматься дальше наукой - противоестественно, потому что там написано: «А далее - предел земным страстям…» - Иван развел руками. - Получается, что я познал истину, Зильберт, которая состоит в том, что моя жизнь - ключ, отпирающий врата иного мира, и то, что за теми вратами, - не так уж плохо, чтобы его бояться.
        Иван почувствовал необычайный эмоциональный подъем. Это, видимо, объяснялось тем, что он нашел достойного слушателя, первый раз в жизни.
        - Слушай, Зильберт, давай так: или ты убьешь меня сейчас, сделай это, я тебя прошу, или я сделаю так, что не я буду работать на тебя, а ты на меня - просто потому, что мне так хочется, а власти у меня для этого достаточно.
        «Сумасшедший, - подумал Зильберт, - его нельзя выпускать отсюда».
        - Ты не выйдешь отсюда, Иван. Ты должен умереть. Но не потому, что отказался на меня работать. Я ведь тебя отпустил тогда, когда ты отказался. А потому, что ты не способен выполнять никакие правила - не Божеские, ни человеческие. Такие люди не должны жить. Согласен?
        - Ты, Зильберт - не закон для меня. Вот сейчас ты ошибся. Я могу тебе показать и твое прошлое, и твое будущее, что хочешь…
        - Прощай.
        Зильберт встал и быстро вышел из кабинета. Иван остался сидеть в кресле. «Интересно, как они будут меня убивать, и что теперь будет? Ничего не стану делать, буду сидеть и ждать».
        15
        Иван сидел в кресле и ждал, когда придут его убивать. Но никто не шел. В комнате было удивительно тихо, в нее не проникал ни один звук.
        Зильберт стоял в соседней комнате и смотрел на телевизионный экран, на котором было лицо Ивана. Зильберт размышлял: отдавать ли ему приказ. Вдруг Иван закрыл глаза. «Что он, собрался спать? - удивился Зильберт. - Неужели?»
        «Вот откуда тянутся нити управления миром. Из этого тихого, как могила, кабинета, - подумал Иван. - И он сидел здесь уже тогда, когда я был маленьким мальчишкой и понятия не имел ни о власти, ни о счастье и поэтому был вполне счастлив. Уже тогда… Как мне хотелось тогда получить новогодний подарок - велосипед - символ счастья, - почему-то подумал Иван. Он улыбнулся, и Зильберт увидел эту улыбку. - Это, наверное, было почти самое большое желание в моей жизни. Да было ли или только приснилось? Как все это теперь далеко… А вот велосипед - это было счастье. Мать покупала его, на чем-то экономя… О Господи, придет же в голову такое».
        Перед глазами Ивана предстала красавица новогодняя елка, украшенная блестящими игрушками, елка его детства. Она сияла в темноте разноцветными гирляндами отражающимися в десятках стеклянных игрушек. Под елкой лежал велосипед. Он схватил его за прохладные хромированные трубки руля и поставил на колеса. Велосипед подпрыгнул на упругих шинах. «Мама, Дед Мороз принес мне велосипед!» - закричал Иван и обернулся. В проходе двери стояла улыбающаяся мать. «Я так рада за тебя, сынок, - сказала она, - значит, твое письмо Деду Морозу дошло вовремя».
        Иван открыл глаза и осмотрел комнату. Его внимание привлекла висящая на стене картина. На ней был изображен пейзаж: лиственный лес в дождливый день. Но, видимо, дождь кончался, и края поляны были освещены проглянувшим из-за туч солнцем. «Нет, сразу видно, что это не наш, не русский лес… Неужели все так и кончится? Да нет же - не может все кончиться, да еще здесь - в Америке. Что я в ней забыл!»
        Иван увидел над картиной хорошо замаскированный объектив телекамеры. «Ага, значит, они следят за мной».
        - Я советую вам - тем, кто за мной сейчас наблюдает, записать, что я скажу, на видео. Пусть это посмотрит Зильберт, - сказал Иван и уставился на картину, стараясь, казалось, запомнить каждую ее мельчайшую деталь. - Зильберт, ты вынудил меня сделать то, что я не хотел делать ни при каких обстоятельствах. - Во рту Ивана вдруг пересохло и лицо его невольно дернулось, его исказила напряженная злая улыбка, глаза сверкнули холодным блеском. - Поздравляю тебя - ты стал крестным отцом Антихриста. Я бессмертен, Зильберт, и мне наплевать на эти тяжелые двери и окна из бронированного стекла. Я могу уйти отсюда в любой момент, когда захочу, и ничто меня не остановит, потому что я избранник Божий, призванный Им для того, чтобы объявить вам всем условия Конца света, что я и сделаю. Но это оказался не мой выбор, я не так хотел все это сделать, а твой. Ты не смог переступить через свою натуру и понять, что ты со всей своей системой демократии, бесконечно раскручивающей потребление и научный прогресс, и есть могильщик человечества, ты увидел во мне сумасшедшего узурпатора своей власти и расплатишься за это. Я буду
действовать сам, без твоей помощи, и все равно сделаю то, что собрался сделать. А ты будешь пытаться меня уничтожить, но ничего у тебя не выйдет, я буду жить столько, сколько захочу, а если решу, что мне пора умереть, то это будет мое решение, а не твое, да еще и подумаю, не воскреснуть ли мне потом. И это для меня возможно, если будет иметь смысл. Не случайно нас свела судьба. Да никакая не судьба, нет! Тот, кто нас свел, знает, что делает. Какой сюжет! Ты все должен знать обо мне, потому что ты стал у меня на дороге, ты один только мой реальный соперник в этом мире, ты один только мог предотвратить мой поход… Зильберт. Не бойся, я не претендую на роль наследника Христа. Хотя он, наверное, действительно всех собирался спасти. Но разве нас, людей, можно спасти? Нет, невозможно сделать то, что сделать невозможно даже и Богу…
        - Питер, пристрели его прямо в кабинете и скажи Марку, чтобы через час там не осталось никаких следов, мне надо работать, а я так привык к своему кабинету, - сказал Зильберт охраннику, повернулся и пошел прочь.
        - Может, вывести его из кабинета, господин Зильберт? - спросил охранник. - Быстрее можно будет привести все в порядок.
        - Нет, не надо, - сказал Зильберт, не оборачиваясь, - сделай, как я сказал.
        - …Ха, где та сила, что перепишет Предвечную книгу жизни… - Ивану показалось, что предметы исказили свои очертания, и было такое ощущение, что он смотрит в трубу. - Смотри, - Иван быстро вскинул руку. В этот момент двери быстро открылись, вошедший охранник навел на него пистолет. Иван видел лицо охранника. На нем застыл ужас. Иван стоял как стоял, ему показалось, будто комнату озарил какой-то странный свет, будто огонь, спускающийся с неба, осветил ее. Иван увидел свою тень, значит, источник этого странного света был сзади. Иван быстро обернулся. За его спиной стоял Сатана.
        Охранник молниеносно вскинул пистолет, но выстрелить не смог. Сатана протянул руку, Иван рванулся вперед, и охранник упал замертво. Странный алый свет исчез.
        - Пошли к Зильберту, Иван, дело сделано. Пора заключать договор.
        - Какой еще договор? Я тебя не звал, - твердо сказал Иван.
        - Ладно, ладно - не горячись, - махнул рукой Сатана, - с Зильбертом у меня есть свои дела, но я хотел бы, чтобы ты присутствовал при нашем разговоре. Давно хотел с ним лично поговорить, и теперь такой случай представился.
        - Кто меня спас - Лийил или ты?
        - А для тебя есть разница разве? По-моему, теперь ты уже выше всех этих условностей: кто, что и зачем. Ты сам по себе. А у меня здесь свои дела. Просто момент удачный подвернулся, - и Сатана пошел из комнаты.
        Иван пошел следом. Перешагивая через охранника, он взглянул на его лицо. Голова охранника была странно повернута, видимо, ему свернули шею. «Как это получилось? - подумал Иван. - Как тогда у тигра…»
        Сатана быстро прошел через зал, открыл одну из дверей и пригласил Ивана пройти вперед. Иван прошел и увидел сидящего за письменным столом Зильберта. Тот поднял голову и тут же сделал судорожный жест рукой, по-видимому, вызвал охрану. Сатана подтолкнул Ивана вперед и закрыл дверь.
        - Не дергайся, Зильберт, тебя никто не услышит. Посторонних свидетелей нашего разговора быть не должно, я об этом позаботился.
        - Кто ты?
        - Я? - Сатана улыбнулся и покачал головой. - Не узнаешь… Я - твой Господин…
        Зильберт медленно покачал головой и тихо ответил:
        - У меня только один господин - Бог, Бог Авраама, Исаака и Иакова.
        Губы Сатаны изобразили улыбку. Выдержав длинную паузу, он ответил, презрительно глядя на Зильберта:
        - Да, Авраам, Исаак и Иаков действительно молились Богу, но ты уже давно молишься не ему.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - То, что только благодаря твоим молитвам, точнее - и твоим тоже, я сущий, как и Он…
        Зильберт обратился к Ивану:
        - Иван, кого ты привел?
        Иван усмехнулся и, вздохнув, ответил:
        - Не я его привел сюда, а он меня. Это наш старый знакомый - Сатана. Он же Дьявол, он же Воланд и так далее.
        Зильберт слушал не перебивая, неотрывно глядя в глаза Сатане. Тот стоял с тем же презрительным, насмешливым выражением на лице, как бы всасывая в себя взгляд Зильберта.
        - Что, Зильберт? Не ждал? - Зильберт молчал. Он смотрел на Сатану со страхом, растерянностью и ненавистью. - Не ждал, но чувствовал, что я должен прийти. Не так ли? - Зильберт молчал, будто потерял дар речи. - Правильно, можешь не говорить ничего, со мной не обязательно разговаривать, мне достаточно знать то, что ты думаешь и чувствуешь. Уверяю тебя - ты не сошел с ума, да, я Сатана, я привел сюда Ивана. И ты сделаешь сейчас все, что я тебе скажу, иного тебе не дано.
        - Почему? - наконец выдавил из себя Зильберт.
        - Потому, что я - символ подмены, так же как и ты, так же как и все то, чего ты добивался, плетя свои паучьи сети. Давно уже на алтаре твоего народа, да и всех народов Земли, золотой телец, только нет теперь среди вас Моисея, чтобы свергнуть его, - к счастью и для тебя, и для меня.
        «Что со мной происходит? - думал Зильберт. - Это все проклятый Иван. Я чувствовал, что эта моя идея о бессмертии до добра не доведет, и когда он отказался реализовать ее - я сошел с ума. Боже мой, какое несчастье. Надо срочно предупредить всех, что я отхожу от дел, пока я еще контролирую себя».
        Зильберт вновь схватился за телефон, но отдернул руку, будто прикоснулся к раскаленному железу. «Нет, нельзя, этого не может быть…» Эта мысль остановила его.
        - Этого с тобой не может быть? - спросил Сатана. Потом кивнул головой и сам ответил на свой вопрос. - Не может. Зильберт, с тобой этого быть не может, потому что ты из тех, кто уже от рождения такой.
        - А Иван? Он разве в своем уме?
        - Ну, мы можем сейчас долго рассуждать на тему о том, кто из людей нормален, а кто не в своем уме. Все вы, люди, одержимы чем-нибудь. Иван в том уме, который воспитала в нем его родина. Для своего народа он - нормален.
        - Вот оно - Антихристово племя, я так и знал, - с неожиданной злобой и энергией сказал Зильберт. Сатана поднял брови и, как бы свысока глядя на Зильберта, сказал:
        - Да, Зильберт. - Сатана хлопнул по плечу Ивана. - Россия, третий Рим - кузница Антихристова духа, - и, обращаясь к Ивану, продолжил: - Зильберт, ты создал тело Антихриста, а Иван его душу. Или наоборот? А, Иван?
        - Я никогда не думал об этом.
        - Ну и правильно. Пусть об этом думают другие, а тебе надо делать свое дело.
        - Эй, подожди, - перебил Зильберт, - что ты хочешь этим сказать?
        - Что я хочу сказать? То, что я хочу сказать, - трудно передать словами. Мне проще это показать. Если вы оба, конечно, не возражаете. «Все - это конец, - подумал Зильберт, - нельзя соглашаться», - и тут же сказал:
        - Да, я хочу понять, что ты хочешь всем этим сказать.
        - Ну что ж, - Сатана улыбнулся, - завтра должно состояться важное совещание руководителей влиятельной международной организации, которую ты, Зильберт, возглавляешь. Не так ли? Я приоткрою перед тобой дверь в будущее, покажу, как оно пройдет.
        К Зильберту вдруг вернулось самообладание. Голос его был как всегда спокоен и взгляд тверд:
        - Зачем?
        - Ты не только посмотришь все, как будет, но и переживешь все, будто сегодня - это завтра. Это поможет тебе лучше понять нас с Иваном. Кстати говоря, и мне тоже будет это интересно посмотреть. Клянусь тебе, исход этого вашего завтрашнего совета мне неизвестен. Я только могу догадываться, до чего вы там договоритесь.
        - Вас с Иваном? Это весьма интересно.
        Сатана повернулся к Ивану и сказал:
        - Иван, теперь дело за тобой.
        - Лийил? - спросил Иван.
        Сатана пожал плечами.
        - Ну, конечно. Разве есть другой способ заглянуть в будущее?
        - Это так важно? Да?
        Сатана молчал. Иван не колебался более.
        - Хорошо. Лийил, пусть Зильберт побывает на завтрашнем заседании совета, и мы с ним, Лийил.
        16
        Зильберт закрыл глаза. Когда он их открыл, увидел, что его кабинет пуст. Иван и Сатана исчезли. Часы показывали без пяти минут десять. «Наваждение исчезло. Хорошо. Но это, похоже, уже серьезное предупреждение тебе, старый верблюд… Да, пора, пора». Зильберт медленно поднялся. Сильно кольнуло сердце. Он поморщился и достал из кармана таблетки. «Долго так продолжаться не может. Самые старые и мощные кедры валятся сразу…» Зильберт медленно прошел по кабинету и побрел в конференц-зал, шаркая ногами по паркетному полу. Он остановился перед дверьми и, взявшись за дверную ручку, замер. «Может быть, уже завтра эта жизнь будет продолжаться без меня. Впервые сейчас я это осознал так остро, как это надо осознавать в моем возрасте… Пора все расставить на свои места и никаких компромиссов ни с кем».
        Зильберт открыл дверь и вошел в зал. За овальным столом сидело двенадцать человек - члены совета директоров его корпорации. Зильберт постарался пройти до своего кресла твердым, уверенным и неторопливым шагом, так он ходил всегда. Он делал усилие, стараясь ступать так, как ему бы хотелось, но ему показалось, что все-таки он шел не так, как всегда, и люди это заметили. «А, черт возьми, откуда такая слабость?» - подумал Зильберт. Наконец он сел в свое кресло и обвел неторопливым взглядом присутствующих.
        Зильберт никогда не говорил по вдохновению. Еще в молодости он сделал вывод, что все лучшее, что он придумал, сказал и сделал, никогда не происходило в моменты душевного подъема. Если он хотел принять какое-нибудь решение, то просто садился за свой письменный стол и начинал работать, изучая документы, консультируясь у специалистов и анализируя ситуацию со всех сторон. После тщательного и неторопливого обдумывания медленно вызревало решение. Сейчас же ему приходилось импровизировать. Все ждали, когда он заговорит, а он молчал. Наконец Зильберт соединил чуть дрожащие кончики пальцев и, глядя на них, начал говорить:
        - Господа, я попросил вас отложить все свои дела и приехать на это экстренное совещание, потому что, - Зильберт сделал паузу, обдумывая фразу, - потому что я решил изменить план инвестиций нашей корпорации и всех подконтрольных ей финансовых и экономических структур, - Зильберт обвел тяжелым взглядом всех присутствующих, - на ближайшее десятилетие. Мы должны изменить стратегию наших действий. - В зале была абсолютная тишина. Казалось, что люди даже перестали дышать. «Замерли, - думал Зильберт, - почувствовали что-то недоброе. И правильно почувствовали. Каждый из вас чует прибыль и убытки лучше, чем голодная акула - кровь, потому вы и здесь». Зильберт едва заметно улыбнулся и продолжил: - В свое время мы много говорили о том, что нашей стратегической целью является поддержание стабильности в мире, потому что только при стабильных демократических режимах мы можем реализовать основные задачи нашей корпорации. Но должен сказать со всей определенностью, что я неудовлетворен тем, как мы это делаем. Бедность большей части населения Земли, болезни и неграмотность - вот главная угроза для нашего дела. В
нашей власти огромные финансовые средства, а значит, и возможность изменить положение в мире таким образом, чтобы каждый житель нашей несчастной планеты почувствовал улучшение своего положения. Я думаю, вы должны со мной согласиться. «А что им остается делать? Пусть попробуют не согласиться… - подумал Зильберт. - Я о каждом из вас знаю больше, чем вы сами о себе знаете». Постараюсь объяснить, что именно я имею в виду. Любое дело, происходящее под этим небом, должно иметь оправдание, в том числе и накопление денег. Я зашел в достижении этой цели, которая есть деньги, стабильность, закон, власть и снова деньги, слишком далеко. Сегодня я хочу их истратить на борьбу с болезнями, нищетой, загрязнением окружающей среды - и не так, как это делают правительства, грабя налогоплательщиков, а так, как это умею делать я - быстро и эффективно. А прибыль - зачем она нужна на пустой планете? Ведь деньги - это всего лишь обязательства государства, а золото - всего лишь металл. - Зильберт вздохнул и добавил: - Всего лишь… Давид, - обратился Зильберт к сидящему справа от него человеку. - Я отдаю свои голоса за это
решение. Подготовь план. Завтра с утра я готов рассмотреть его проект.
        - На какую сумму? - спросил Давид, не поднимая глаз.
        - На такую, чтобы можно было что-то изменить в этом мире. У кого есть вопросы ко мне? - спросил Зильберт.
        - Зильберт, - наконец прервал молчание совершенно седой мужчина с красными глазами, - тебе не кажется, что ты впервые в жизни поторопился, принимая решение? Уйдут деньги, уйдет и власть, но никаких денег не хватит на то, чтобы переделать человечество. Мы ведь никогда не ставили задачу помогать всем. У тебя есть свой народ, который нуждается в помощи.
        Зильберт уставился на говорящего пристальным, тяжелым взглядом.
        - Вчера я тоже так думал, а сегодня думаю иначе.
        - Я прошу тебя, Зильберт, подумай еще.
        Зильберт покачал головой.
        - Нет ни смысла, ни времени думать над этим еще. Почему? Потому что может не быть этого завтра. Если нет других вопросов, я оставлю вас. По всем прочим вопросам повестки дня я подпишу любое ваше решение.
        Сказав это, Зильберт встал. «То, что я сказал сейчас, - правильно. Нельзя дать победить злу. Надо свергнуть с пьедестала золотого тельца, иначе мы все погибнем: и евреи, и неевреи. А все-таки - как хорошо иметь власть! Нет, не зря я всю жизнь шел к этому». Попрощавшись, Зильберт вышел из зала. Когда он закрыл за собой дверь, у него опять сильно кольнуло сердце, так сильно, что он от боли сжал зубы и закрыл глаза. Когда он их открыл, то обнаружил себя сидящим в своем кабинете. Перед ним в креслах сидели Иван и Сатана.
        17
        - Вы еще здесь? - удивился Зильберт и, обращаясь к Сатане, добавил: - Ты опоздал, Сатана. Главное решение своей жизни я принял без твоей помощи.
        Сатана закинул ногу за ногу, откинулся на спинку кресла и потом, стукнув пальцами по колену, ответил:
        - Главное решение своей жизни, уважаемый Зильберт, ты еще не принял, но должен принять.
        Зильберт повернул голову и, глядя на Ивана, сказал:
        - Я слишком стар, видимо, дни мои сочтены. Уходи, Иван, дай мне дожить их спокойно. Согласен, ты доказал мне, что ты - не простой человек, впрочем, мои коллеги говорили это и раньше. Они говорили мне о том, что сделанное тобой, и тем более то, на что ты замахнулся, никому не под силу, поэтому тебе помогли - либо Дьявол, либо Бог…
        - Либо тот и другой, - прервал Зильберта Иван. Но тот продолжал говорить, не обратив на реплику Ивана никакого внимания.
        - Сегодня я принял хорошее решение. Я не мнителен, не суеверен, и то, что я решил, вытекает только из моего глубокого убеждения, что власть надо употреблять во благо. - Зильберт откинулся на спинку кресла и закинул ногу за ногу, приняв такую же позу, как и Сатана. - Ну что, Иван, прощай. Иди своей дорогой. Живи как знаешь. Но я более ничего не могу для тебя сделать. - Зильберт встал, давая понять, что разговор закончен. «Нет ничто меня не свернет с избранного пути: ни Сатана, ни совет директоров, ни Иван», - подумал Зильберт и испытал чувство воодушевления - весьма редкое для него чувство.
        Иван все это время находился в состоянии как бы легкого опьянения. Опьянения счастьем, то состояние даже можно определить словом - счастье. Так с ним бывало, когда он, измученный сомнениями и тяжелой работой, начинал делать то, что уже, без сомнения, вело его к намеченной цели. Иван взглянул на Сатану. Тот поймал его взгляд, встал и поднял вверх правую руку, ладонью к Зильберту.
        - Зильберт, ты не сделал главного дела своей жизни. Оно заключается в том, чтобы передать свою власть Ивану…
        В комнате воцарилось долгое молчание. Зильберт смотрел на Сатану, его лицо медленно менялось, превращаясь из живого человеческого лица в посмертную маску. Иван смотрел на Зильберта, а Сатана - на Ивана, лицо которого приняло сосредоточенное выражение, по лбу пролегла глубокая поперечная складка. «Вот оно - началось. Вот как это будет происходить. Теперь все ясно», - подумал Иван.
        - Нет… - сказал Зильберт, точнее, он пошевелил губами, а не сказал, - никогда. - Никогда этого не будет.
        Сатана медленно покачал головой и сказал:
        - Сделай это, и я отпущу твою душу.
        - Она тебе никогда не принадлежала и принадлежать не будет. «И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги»[11 - Иов, 2:6.]
        Сатана криво улыбнулся, поднял брови и сказал:
        - Это ты сказал. И это всего лишь слова.
        - Я тебя не боюсь. Так же, как не боюсь и смерти. - Зильберт оперся на стол, несколько раз вздохнул, словно набираясь воздуха, и добавил: - Теперь не боюсь.
        - Значит, ты более не хочешь влиять на события в мире? Я так могу понимать твои слова?
        - Понимай как хочешь, только убирайся вон вместе с Иваном.
        - Иван, пошли отсюда и займемся делом. Он не хочет - и это совершенно ничего не значит для нас, кроме того, что скоро будет новая хрустальная ночь, длиной в сорок лет.
        Зильберт сел, точнее, упал в кресло. В его глазах Иван прочитал боль и ненависть.
        - Что это ты имеешь в виду? Поясни…
        - То же, что и ты, - ответил Сатана и остановился, взявшись рукой за ручку двери.
        - Как? - выдавил из себя Зильберт.
        - Ты знаешь, как. Ты ведь все это видел сам.
        Зильберт сжал голову руками и закрыл глаза. Он увидел освещенную бликами пламени комнату. Горела входная дверь квартиры. Огонь пополз по занавеске. Квартира быстро наполнялась удушливым дымом.
        - Беги на балкон, сынок, - услышал Зильберт голос матери из соседней комнаты. Зильберт отскочил от двери и повернулся. Мать вышла из комнаты. На ее голове была черная накидка. Большие прекрасные глаза матери были спокойны и печальны. Она поправила ему воротничок рубашки и погладила по голове. - Это всегда повторяется с нашим народом. Всегда… Постарайся добраться до французской границы. Но не задерживайся во Франции, сразу беги дальше - в Америку, в Нью-Йорк, к нашим родственникам.
        - А ты, мама?
        - Я останусь здесь, у могилы своего отца и твоего. Я не могу уехать, точнее - не хочу. Выходи на балкон, перелезь на крышу, как ты умел когда-то делать, и беги.
        - Нет, мама, пошли вместе.
        Зильберт подбежал к входной двери и распахнул ее. В квартиру ворвалось пламя. Вся лестничная площадка была в огне.
        - Беги! - закричала мать. - Я приказываю тебе.
        - Нет! - что было силы, отчаянно закричал Зильберт. Тут мать оттолкнула его и бросилась в огонь лестничной клетки. Зильберт увидел, как вспыхнули на ней, бегущей вниз по лестнице, одежда и волосы, он упал на пол, но тут же вскочил и, охваченный ужасом, бросился на балкон: «Спастись, спастись во что бы то ни стало. Я должен это сделать». В ту ночь эта мысль отпечаталась в его мозгу раскаленным клеймом - навсегда. Он выполз на четвереньках на балкон и, прячась за ящиками, украдкой посмотрел на улицу. По улице бегали штурмовики, размахивая металлическими прутьями, они кричали, смеялись и улюлюкали, издеваясь над выскакивающими из домов людьми. Вся улица, усеянная осколками битого стекла переливалась, как поток огненной лавы, отражая огни фонарей и красные языки пламени, которые уже начали вырываться из-под крыши.
        - Кто поджег дом?! - закричал высокий, стройный молодой человек в форме, который вышел из подъехавшего легкового автомобиля. - Кто отдал приказ? - Все молчали. - Вы думаете, я собираюсь вас наказывать? - сказал он и засмеялся. - Нет. Подумаешь, одним еврейским домом меньше. Вонь от них сильнее запаха гари… - Зильберт хорошо разглядел лицо этого молодого эсэсовского начальника, ярко освещенное пламенем пожара.
        И тут он понял, где видел Ивана… Зильберт открыл глаза и вытер дрожащей рукой лоб.
        - Что ты хочешь? - тихо спросил он у Ивана. - Нет, нет, прежде скажи: что, и тогда это были вы? - посмотрел, он затравленным взглядом на Сатану.
        - Мы везде, где казнящий Иегова, - ответил за Ивана Сатана.
        - Будьте вы прокляты… Я знал, что не выдержу… Что же будет с Зосей?
        - Можешь отдать свои деньги, кому угодно, если хочешь, - сказал Иван.
        - А ты что - будешь властвовать без денег? - И Зильберт громко рассмеялся.
        - Буду, - как ни в чем не бывало ответил Иван.
        - А зачем тебе тогда я? Властвуй… - сказал Зильберт и вдруг судорожным движением зажал себе рот и на несколько мгновений закрыл глаза, потом открыл, посмотрел на Ивана, потом на Сатану и продолжал: - Ладно, хорошо. Говори свои условия. Но имей в виду, это наваждение кончится, потому что ты - ты не можешь быть долго. Ты вне закона, ты осмелился нарушить мировой порядок, если связался с ним, - Зильберт кивнул на сидящего в кресле Сатану. Иван кивнул головой и сказал:
        - Все это для меня не имеет ни малейшего значения. Так вот, ты должен дать мне возможность работать на Самаэле так, как я хочу, и все твои люди должны помогать мне делать задуманное мной дело.
        Зильберт пожал плечами и всплеснул руками:
        - Как это вы все, всемогущие, не можете без старика Зильберта? Никто не может ничего без меня - даже Сатана. Ха-хорошая карьера. Места на Земле мне стало мало, и я штурмую небо. Да, Иван? И что же ты будешь на нем делать?
        - Истину. - Иван холодно смотрел на Зильберта, который, казалось, постарел сразу на десять лет.
        - Я только не могу допустить одного. Одного… - бормотал себе под нос Зильберт. - Эй, Иван, откуда ты узнал, что я видел в ту ночь?
        Иван кивнул на Сатану.
        - Я тут ни при чем.
        - Ладно, хватит об этом. Вот что. Мне нужны гарантии, что это никогда не повторится.
        - Это не повторится, - твердо сказал Иван. - Я никому не хочу плохого, ни одному человеку, будь он еврей или немец, русский или араб. Для меня все равны: и христиане, и мусульмане, и евреи, и буддисты…
        - Тогда стань евреем. Вот мое условие, - перебил Ивана Зильберт. - Тем более, раз тебе все равно, кем быть. И тогда Бог не допустит, чтобы ты использовал его, - Зильберт стрельнул глазами на Сатану, - против моего народа. Пожалуйста, - Зильберт подошел к Ивану и, глядя на него снизу вверх, взял за руку. - Ради Бога…
        - Если тебе так хочется - я могу. Но возможно ли это?
        Зильберт пожал Ивану руку и отошел. Повернувшись к окну, Зильберт начал молиться:
        - Господь мой, прости меня за то, что я сейчас сделаю. Я только хочу, чтобы никто и никогда не делал зла моему народу. Народу, который Ты избрал, чтобы нести Твое слово и Твой закон людям. Пусть Иван станет частью моего народа. Я знаю - грешен, но ведь все в Твоей воле. Так пусть же он станет евреем. - Зильберт закончил молитву и обратился к Ивану: - Иван я должен произвести над тобой известный древний еврейский обряд, - он замолчал и пристально посмотрел в глаза Ивана. В его глазах Иван разглядел искорку безумия. - Нужен мотель[12 - Человек, который совершает обрезание. - Прим. авт.].
        Так-так. Где его сейчас взять? Я сделаю все сам. Так, так-так… но нужен же нож. Где же взять нож?
        Сатана встал, подошел к столу и, достав из складок одежды кинжал, протянул его Зильберту. Тот дрожащей рукой взял кинжал.
        - Ну вот, и нож есть. Снимай штаны, Иван, - сказал Сатана.
        - Черт знает что, - выругался Иван, но все же расстегнул брюки и, спустив плавки, достал то, что нужно было Зильберту. Зильберт, не мешкая, быстро подтолкнул Ивана к столу.
        - Пригни колени, Иван. - Иван подчинился. Зильберт полоснул ножом по столу. В его руках остался кусочек окровавленной кожи. - Ну вот, теперь я могу с тобой разговаривать о деле, - вздохнул Зильберт.
        Ивану было не так уж и больно. Он завернул рану носовым платком, надел брюки и сел в кресло.
        Зильберт подошел к телефону и нажал кнопку селекторной связи. Раздался гудок. «Связь появилась», - отметил про себя Зильберт.
        - Джон, будь на месте, я тебя скоро позову, - сказал Зильберт и сел за стол. Спокойствие вдруг странным образом вернулось к нему. Он посмотрел на кресло, где только что сидел Сатана, и увидел, что его там нет. «Ну вот, наваждение кончилось», - подумал Зильберт.
        - Итак, Иван, еще раз расскажи мне, что ты хочешь. Только очень коротко. - Зильберт откинулся на спинку кресла и устремил свой взгляд на Ивана, который сидел, слегка морщась от боли и только что пережитых неприятных ощущений.
        - Я тебе, кажется, уже говорил, чего я хочу, но могу повторить еще раз, если надо. Как видишь, у меня есть возможность влиять на ход дел в этом мире. Эту возможность дал мне Бог.
        - Что, тот, кто только что был здесь, - это его ты называешь своим Богом? - усмехнулся Зильберт. - Или мне все это почудилось - старик Зильберт сошел с ума. Да?
        - Ничего тебе не почудилось. Тот, кто был здесь, - никто иной, как наш общий старый знакомый, известный людям под разными именами. Давай, если не возражаешь, я буду называть его Сатаной, так мне привычней.
        Зильберт перевел взгляд на телефон, задумчиво покачал головой и сказал:
        - Кто бы мог подумать, что это будет со мной. Вернулись библейские времена. - Зильберт усмехнулся и потер кулаком лоб. - Опять началось прямое вмешательство одухотворенных сил, не зависящих от нашей воли, в нашу жизнь. Я согласен, да, что это был он. Это возможно, потому что я взял слишком много власти на себя. - Зильберт говорил эти слова не Ивану, а самому себе. - Так всегда было, когда кому-нибудь удавалось достичь столь многого. Я уверен в этом.
        «Наверное, старик, а он за час постарел лет на десять, немного сдвинулся по фазе, - подумал Иван. - Ну это - его счастье, будет проще делиться властью. Ее у него действительно слишком много для одного человека, тем более, он ее подгреб под себя сам».
        - Говори, я тебя внимательно слушаю, - обратился Зильберт к Ивану. - Только так: твоя теория меня не интересует. Мне нужны твои конкретные просьбы - что ты хочешь от меня?
        - Я хочу, чтобы ты допустил меня до своего компьютера без всяких условий и оставил в покое, пока я сам тебя не позову. Вот и все, что я хочу.
        Зильберт вдруг рассмеялся.
        - Это все?
        - Да.
        - Зачем тебе это?
        - Ты же обещал не спрашивать.
        - И все-таки.
        - Увидишь.
        - А если я сейчас откажусь? - спросил Зильберт, протягивая руку к телефону.
        - Тогда я ни за что не отвечаю. Наш, теперь уже общий знакомый может и исполнить обещанное. Он слов на ветер не бросает. К тому же как тебе понравилась речь, которую ты можешь произнести завтра? - Иван помолчал и многозначительно добавил: - А можешь и не произнести…
        - Да, он может исполнить обещанное, может… И я даже догадываюсь как… - пробормотал про себя Зильберт и нажал кнопку селекторной связи. «То, что Иван предлагает, - это все равно лучше, чем то будущее, которое показал мне Сатана. Он ведь показал то, о чем я постоянно думаю в последнее время, - мое безумие, которое проявится самым чудовищным образом. А то, чем он мне, точнее всем нам, угрожает, - это он может выполнить, в этом можно не сомневаться, - решил Зильберт, достал из кармана таблетки от сердечной боли и проглотил их. - Кто бы придумал таблетки, которые помогали бы забыть прошлое, прошлое, которое держит нас в плену и управляет нами».
        Тут открылась дверь, и в комнату вошел Джон Якобс.
        Зильберт, услышав, что в комнату вошли, открыл глаза и сказал:
        - Садитесь. То, что я сейчас вам скажу, - не подлежит обсуждению. Это надо исполнить - и все. Комментарии и объяснения получите потом. Все, что Иван скажет, - правда. Все, что он назовет ложью, - ложь. Иван, объясни, что надо сделать.
        - Я буду работать на Самаэле, а вы мне будете помогать. Я буду давать задания по программированию, а вы их будете исполнять. И все должно совершаться в абсолютной тайне.
        - Что за систему вы собираетесь разрабатывать? - спросил Якобс.
        - Иван, Джон пока ничего не понял, - сказал Зильберт, обращаясь к Ивану, потом прикрыл рот рукой и зевнул: - Ну и не обязательно. - Зильберт посмотрел на Якобса и сказал: - Делайте все, что Иван говорит. Вот и все, и не задавайте лишних вопросов. - Он устало вздохнул и поморщился. «Господи, за что такое наказание мне? Как я устал!»
        Когда Якобе вышел, Иван сказал:
        - Зильберт, проводи меня к Самаэлю.
        И они, более ни слова не говоря, вышли из кабинета.
        Глава четвертая
        1
        Зильберт проводил Ивана до двери, ведущей в комнату, где стоял Самаэль, и остановился. Тяжелые толстые двери, рассчитанные на противодействие ядерному взрыву, медленно и бесшумно раздвинулись, как бы приглашая их войти.
        - Иван, - обратился Зильберт к Ивану, - я туда войду только после тебя. Когда ты меня пригласишь.
        Иван остановился и сказал:
        - Я буду работать здесь долго: год, два, может, даже три - точно не могу сказать. Сделай так, чтобы мне не мешали. Без моего приказа двери не открывать. Связь только односторонняя. Это мое условие.
        - Хорошо.
        - Тогда прощай.
        Иван посмотрел на Зильберта стеклянным, отчужденным взглядом и быстро вошел в тамбур, расположенный перед комнатой Самаэля.
        - Ну что ж, желаю удачи, - сказал ему вслед Зильберт, - а туда, - Зильберт указал на проем в двери, - я все же не пойду, эта комната почему-то напоминает мне склеп. Мне все кажется, что эти двери закроются у меня за спиной и не откроются уже никогда.
        - Еду пусть приносят сюда, в тамбур, - сказал Иван не оборачиваясь. - Если что-то мне будет надо, я оставлю здесь же записку. И никаких телефонных звонков и тем более посещений.
        - Не беспокойся, я позабочусь об этом. Я понял правила игры. Считай, что ты замурован здесь.
        Зильберт хотел еще что-то сказать, но Иван быстро пошел вперед. Двери за его спиной бесшумно закрылись, и он оказался в комнате один.
        Это была довольно большая комната: примерно десять на десять метров. Кроме компьютера здесь был письменный стол, на котором стоял телефон, два кресла и диван.
        Иван сел напротив компьютера, но не стал включать его.
        - Лийил, ты здесь? Появись, Лийил. - Лийил тут же возник перед Иваном и повис над компьютером. Он медленно вращался и привычно поблескивал гранями. - Я пришел сюда, чтобы закончить начатое дело. Ты все время мешал мне, как мог, теперь-то я это понял. Хотел сделать из меня музыканта, факира, властелина мира, лишь бы я не занимался своим делом. Вы все: Бог, Сатана, ты, - все заодно, все против меня. Но только ничего не выйдет. Я узнаю все об этом мире, все, что хочу, и тогда уже решу, что мне делать с этим знанием. - Иван махнул рукой в сердцах. - Не могу я иначе… При помощи тебя я мог создавать мистификации, более правдоподобные, чем реальность. Люди видели все так, как хочу я, и принимали желаемое за действительное. Попросту говоря, я мог творить чудеса. Мог даже стать Антихристом, властелином мира, таким, каким он описан в Апокалипсисе Иоанна. Я мог стать кем угодно. Только бы не занимался наукой, только бы не довел свое дело до конца… Так вот, слушай, что я тебе скажу. Я напишу Книгу, потому что у Книги может быть только одна логика, и она мне известна, и один язык, а Самаэль для этой работы у
меня есть. Что на это скажешь? - Лийил молчал. - Самаэль, конечно, не так эффектно выглядит, но по своим возможностям он, думаю, почти не уступает тебе, а мозги я ему вставлю. Молчишь? Я знаю и самое главное: Бог может в любой момент остановить мировое время, и это будет тот самый Конец света, о котором столько говорили пророки всех времен и народов. Другой возможности помешать мне теперь у Него нет. То, что я буду делать, конечно, ужасно, но у меня нет выбора. Я не могу остановиться на половине пути. Я буду делать свое дело, а Он пусть решает, что Он собирается делать-со мной и с этим миром. Молчишь? Ну и молчи. А я начну. - И Иван включил компьютер.
        «Кажется, мы не ошиблись, и близится развязка», - сказал Риикрой Аллеину.
        «Какое несчастье, что мне в этот раз достался такой человек. Первый человек без души, из всех, которых я опекал. И мне кажется, что и моя душа скоро покинет меня», - ответил Аллеин.
        2
        Иван долго готовил Самаэля к работе. Первое углубленное знакомство с возможностями Самаэля полностью удовлетворило Ивана. «В нем есть все для того, чтобы решить Систему, - сердце Ивана радостно забилось. - Я не ошибся, Самаэль - это компьютер моей мечты. Теперь этот инструмент надо настроить на мою тональность».
        Иван работал, не замечая, как летит время. Когда, наконец, почувствовал сильную усталость, он оторвал взгляд от монитора и посмотрел на часы. Наручные механические часы Ивана остановились. Он снял их и бросил в ящик стола. «Теперь для меня нет других часов, кроме часов компьютера, а их я уберу с экрана, чтобы не мешали сосредотачиваться», - решил Иван. И он отключил часы компьютера. В момент, когда цифры, показывающие время, исчезли с экрана, Ивану показалось, будто бы он окончательно выключил себя из мира, в котором жил раньше. Тут он вспомнил, что на стене комнаты висят электронные часы. Иван подошел к ним и ударом кулака разбил их. «Я остановил свое время, пусть Он попробует остановить свое». Иван вытер платком кровь с кулака, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он чувствовал себя вполне счастливым. «Мой мозг давно требовал такой работы, как мозг наркомана порции наркотика. Крепко же сколотил его Господь. Никуда мне не уйти от своего предназначения, даже на тот свет, который пока закрыт для меня».
        Мозг Ивана, уже не повинуясь, как казалось Ивану, никакой воле, сам работал, рождая идеи и тут же анализируя возможности их решения. Иван едва успевал вводить в компьютер информацию.
        Иван лег на диван, закрыл глаза и попытался уснуть. Но уснуть не удавалось, он не мог отключиться от решения математических и технических проблем, мозг работал все так же, с огромной скоростью перебирая различные варианты решений. Все же усталость взяла свое, и он уснул.
        Когда Иван проснулся, в комнате горел свет, он не выключил его, когда лег на диван. Иван не знал, сколько проспал - может быть, час, а может, сутки. Теперь он полностью потерял ощущение времени. И его это даже обрадовало: «Счастливые часов не наблюдают… Посмотрю на календарь, когда закончу. А сейчас за дело». И он, выпив на ходу принесенный в тамбур кофе, принялся за работу.
        Настроить Самаэля на решение задачи было очень непростым делом. Ивану пришлось использовать все свои знания и массу разработок «Юнайтед Системз» и других фирм, чтобы подготовить компьютер к работе. Несколько раз Иван запрашивал необходимую ему информацию. Иногда Ивану казалось, что он зашел в тупик, иногда - что превосходит сам себя. И вот, наконец, компьютер был подготовлен нужным образом, и можно было приступать непосредственно к решению поставленной задачи, но для этого надо было еще выбрать язык программирования, на котором предстояло работать. И тут Иван столкнулся с проблемой, о которой предполагал, но все же надеялся, что ему удастся ее обойти. Когда он начал подбирать инструмент для решения задачи, оказалось, что все знакомые языки не подходят, на них было невозможно записать уравнения его Системы адекватно. Его математика требовала своего особого языка, и этот язык надо было создавать. Точнее, даже не язык, а своеобразный переводчик с языка Ивановой математики на известные языки программирования. И вот тут-то и возникла, как оказалось, непреодолимая стена… Язык Бога создать никак не
удавалось.
        День шел за днем, а может, и месяц за месяцем, Иван ни на минуту не переставал думать о том, как создать такой транслятор, - и во сне, и наяву, но не мог найти решение проблемы. Ивану казалось, что он вот-вот сойдет с ума, превратившись в придаток компьютера. Наконец поняв, что он бессилен, Иван сказал:
        - «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть»[13 - Быт., 1:1.], - вспоминал Иван слова Иоанна. - Где же это Слово? Что-то мешает мне найти это Слово. Слово?..
        Ситуация была тупиковой, надо было выйти за пределы задачи, а как это сделать, Иван не знал. И вдруг его осенила идея. «Бежать мне здесь некуда, а что, если попробовать по-другому. Убежать мысленно, убежать по пути, сказанному самим Богом». И Иван решил вспомнить Библию, потому что он не знал другой книги, которая наряду с Кораном претендовала бы на то, чтобы считаться истинным словом Бога, язык которого он теперь должен был создать. Коран Иван знал хуже, потому что ему очень не понравился перевод.
        Большую часть Библии, может быть, даже и всю, он помнил наизусть, но не потому, что особо выделял ее из многих прочитанных им книг, просто он помнил все, что хотел помнить, а Библию он хотел помнить. Он прочел ее первый и единственный раз, когда жил в отдаленной полувымершей деревне, в которую его и других студентов первого курса университета отправили помогать колхозникам убирать урожай. Изрядно потрепанная Библия, изданная в прошлом веке, была единственной книгой, которую Иван нашел в старой покосившейся избе, куда колхозное начальство поселило Ивана и трех его товарищей. Других книг у Ивана тогда не было, и он начал читать Библию, с целью как-то противодействовать отупляющему времяпрепровождению. Другим мотивом, заставлявшим Ивана читать, был его интерес к истории вообще, и он читал ее, как исторический литературный памятник. Эта книга заставила Ивана тогда по-другому взглянуть на мир - не как на место, где ему довелось жить, а как на результат чьей-то осмысленной деятельности, имеющей строго определенную логику. Именно тогда в убогой избе к нему пришла идея, что законы физики и духовное
развитие человечества могут быть взаимосвязаны. Смутное предчувствие, что его жизнь должна вскоре круто измениться, именно тогда впервые начало получать подтверждение. Своеобразный вызов, брошенный ему этой книгой: а сможет ли он, Иван Свиридов, попытаться объяснить мир природы языком математики так же, как Библия объясняет его в словах, - Иваном был принят.
        «„Вначале сотворил Бог небо и землю…“[14 - Быт., 1:1.], - мысленно прочел Иван первые строки той Библии и подумал: - нет, „Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог“[15 - Иоанн, 1:1.]. Самый главный момент творения - создание Богом замысла великого проекта - в Ветхом завете не описан, а ведь было именно так. - Иван закрыл глаза и мысленно продолжал листать пожелтевшие страницы той старой, дореволюционного издания Библии с буквой Ъ. Он дошел до места „И сказал Господь: истреблю с лица земли людей, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ИБО Я РАСКАЯЛСЯ, ЧТО СОЗДАЛ ИХ“[16 - Быт., 6:7.]. - Раскаялся? Да, именно, Бог раскаялся и изменил свой замысел, и не в последний раз. Это ведь одно из самых интересных мест в этой книге откровения, которую надо понимать только буквально, как и все книги, написанные людьми, устами которых говорил Бог. Раскаялся… Кто-то может увидеть в этом признак слабости Бога и несовершенства Его замысла, но только не я. Нет, это-то как раз и есть главный признак силы Его и могущества. Ведь труднее всего как раз изменять
совершенный по исполнению, заданный миру заранее и исполняемый каждой элементарной частицей Вселенной замысел! Описанный языком Бога замысел. Кто говорит, что он был изменен от незнания или для исправления ошибки? Бог хозяин и творец своего замысла, и Он может изменять его по своему желанию, когда захочет, любое Его действие безошибочно. Раскаялся и изменил… Раскаяние - следствие любви, и неизвестно, что из этих чувств первично; если Бог не в состоянии раскаяться, значит, Он и не в состоянии любить свое творение, равнодушный Бог - это не Бог, спасший меня, а нечто другое. Эта книга подтверждает эту главную пока для меня мысль - Бог не равнодушен, значит, разгадка Его языка может лежать в области эмоций, а не логики».
        - А если кто думает иначе? С чем считаться Богу? Не с нашим ли мнением о Нем? - тихо сказал Иван и подумал: «Посмотрел на свое творение и раскаялся. Только Сатана никогда не раскаивается… - Теперь перед Иваном предстал его черный, совершенной красоты лик. - Интересно, свидимся ли мы с ним? Вряд ли. Теперь он не может иметь надо мной никакой власти, этот вечный обитатель мира свободных людей. А раз так, то и не появится, слишком уж он рационален. Есть ли Библия истинное Слово Бога? Если так, то именно в ней лежит ключ к разгадке, если нет, то трудно мне будет его найти…»
        Тут Ивана осенила идея.
        «Христиане считали этим Словом Иисуса Христа. - Иван напряг память и стал вспоминать христианский символ веры. - Был он Богом или не был - неважно. Может быть, он подскажет мне, где кроется ключ к разгадке?» Иван лег на диван, закрыл глаза и отдал команду:
        - Лийил, я хочу говорить с Иисусом, Лийил.
        Иван увидел, что по пыльной дороге, точнее, широкой тропе, идущей по крутому склону холма, у подножия которого находилось маленькое озеро, отражающее бездонное, выжженное полуденным солнцем небо, шел человек. Он был один. На нем была просторная светлая одежда из какой-то грубой ткани, голова непокрыта. Он смотрел перед собой и, казалось, вокруг ничего не видел. Проходя мимо, он обратил внимание на Ивана, стоящего на обочине дороги.
        - Здравствуй, юноша, - обратился к нему человек и поднял вверх ладонь правой руки, не то показывая, что у него добрые намерения, не то благословляя Ивана. Иван даже вздрогнул от неожиданности, потому что сначала человек поздоровался, а потом только посмотрел на него. «Где же я видел это лицо и этот взгляд? Он смотрит будто и не на меня, а в меня, - оценил свое первое впечатление Иван. - Выражение глаз у него, как у Заратуштры, но только у того взгляд был веселый, точнее с веселинкой и любовью что ли какой-то, а у этого печальный».
        - Если у тебя есть сомнения - иди со мной, - сказал человек и пошел дальше.
        - Сомнений у меня нет. Но есть большая проблема, - с готовностью сказал Иван и пошел вслед за путником. - Кто бы ты ни был, вижу, что ты человек ученый. Скажи мне, можно ли стать, - Иван запнулся, подбирая слово, он хотел сказать: «Богом», но не сказал, - угодным Богу, только опираясь на собственные силы, или нужно чудо? - спросил Иван вслед идущему.
        - Иди со мной, и ты все увидишь сам, - ответил путник не поворачиваясь и больше не проронил ни слова.
        Было очень жарко. Ивану хотелось пить. Но он не решался спросить у путника воды.
        - За кого же ты признаешь меня? - наконец спросил путник.
        - Ты - тот, кто хотел спасти людей. Люди называют тебя Иисус, Иисус Христос. - Иван говорил на каком-то странном языке. «Наверное, это арамейский». Для верности, чтобы Христос его наверняка понял, Иван повторил: - Ты - Мессия. Но не это важно для меня. Я-то здесь затем, чтобы получить ответ на свои вопрос: неужели нельзя, никак нельзя заставить людей делать то, что нужно для их спасения, не прибегая к насилию?
        Иисус улыбнулся печальной улыбкой.
        - Можно ли спасти человека, не лишая его свободы? Можно ли человеку спастись самому? Да, это две стороны одного и того же вопроса.
        Иван решительно кивнул головой.
        - Можно или нет?
        Христос молчал.
        «Что он все так таинственно молчит?» - подумал Иван.
        - Что ты знаешь обо мне, Мессия? - спросил Иван. - Почему ты молчишь?
        - Я знаю о тебе то же, что и ты сам знаешь о себе. И ты сам ответишь на свой вопрос быстрее, чем уляжется пыль, поднятая на этой дороге нашими ногами.
        Сказав это, Иисус повернулся и пошел дальше, не оглядываясь на Ивана.
        Тропа вывела на широкую пыльную дорогу, на которой было множество отпечатков копыт, человеческих ног и повозок. За поворотом дороги, круто спускающейся вниз, показался город, отгороженный от выжженных солнцем холмов высоким частоколом кипарисов.
        У крайнего дома в тени деревьев сидели люди, их было человек десять-двенадцать. Увидев путников, эти люди быстро поднялись и, громко разговаривая, толпой пошли навстречу. Иван не мог разобрать, о чем они говорили, но ему показалось, что они были очень возбуждены. Впереди шел человек в дорогих, переливающихся золотым шитьем одеждах.
        - Что они хотят от тебя, Мессия?
        - Чего они хотят? - Лицо Иисуса было неподвижным. Он остановился и сказал: - Люди хотят от меня только одного - чуда.
        Иван отошел в сторону и стал так, чтобы ему было хорошо видно лицо Мессии, который все так же неподвижно стоял, ожидая, когда люди подойдут к нему. Тот из подошедших, кто был в дорогих одеждах, изрядно запыхался, и это не удивительно, потому что дорога шла круто в гору. Он поклонился Мессии и, быстро смахнув со лба пот, сказал:
        - Тяжелое горе постигло меня, Равви. Мой единственный сын и наследник тяжело болен, он умирает. Исцели его, Равви. - Иисус молчал. Мужчина кашлянул, сглотнул, потер горло, будто бы он только что проглотил раскаленный уголь, и продолжил: - Исцели его, Господи, приди в мой дом, пока еще не поздно, и спаси моего сына. - Во взгляде говорящего Иван прочитал надежду и страх. Сказав это, человек сразу поник, его плечи опустились, а взгляд потух и стал похож на взгляд побитой собаки. Он стоял и ждал приговора. На Ивана просящий не обращал никакого внимания. «Он уже видел Иисуса когда-то и знает, кто он», - решил Иван. Иисус обвел всех стоящих перед ним взглядом и сказал:
        - Скоро наступит время, и наступает уже, когда все, и живые, и мертвые, услышат голос Бога и мертвые оживут. И будет суд. И суд этот будет праведен. Что же вы так мало думаете о душах ваших и так много о заботах жизни, которая коротка и печальна? - Голос у Иисуса был негромкий, но выразительный. Когда он говорил, его нельзя было не слушать, столько убеждения выражалось в нем. Почему-то казалось, что этот голос принадлежал не человеку, стоящему здесь, рядом, а кому-то другому, несоизмеримо более значительному. Иван смотрел на пришедших. Все они смотрели на Иисуса со страхом и надеждой. «Вот в этом и весь человек, он смотрит на жизнь со страхом и надеждой, боясь страдания душевного и физического более всего, убегая от него, как амеба от солевого раствора. Что ему его сын? Когда сам Мессия говорит, что завтра - конец, а ему нужен его сын, которому бы он мог завещать свои богатства, ради которых он жил и работал». Иисус обратился к Ивану:
        - Могу ли я не вылечить его сына и остаться Сыном Божьим? - обратился Иисус к Ивану. Теперь все посмотрели на Ивана.
        - Они ведь так просят у Тебя именно чуда, а не спасения души, - ответил Иван. Ему показалось, что Мессия едва заметно усмехнулся. Иван внимательно посмотрел в лицо Мессии. «Нет, ничто не говорит о Его презрении к этому жалкому в своей беде человеку».
        Мессия обратился к отцу умирающего и сказал:
        - Вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес[17 - Иоанн, 4:48.] Я знаю это… - Сказав так, Иисус замолчал Он стоял и смотрел поверх толпы. Люди, казалось затаили дыхание, воцарилось тягостное молчание - молчание ожидания. Ожидания чуда… - Иди, сын твой здоров. - Сказав это, Иисус двинулся дальше. Люди расступились перед ним, и он, пройдя сквозь толпу, все так же неспешно пошел по дороге к городу, не обернувшись и ничего более никому не сказав.
        - Спасибо тебе, Господи, - прошептал царедворец и упал на колени, он хотел поймать руку Иисуса и поцеловать ее, но это ему не удалось, и он остался стоять на коленях, испачкав свои роскошные одежды в дорожной пыли. Когда Иисус скрылся за кипарисовой аллеей, царедворец с трудом поднялся и спросил у Ивана:
        - Ты давно ли идешь с ним, добрый человек? Теперь мой сын здоров…
        Иван не понял, что выражали эти слова - утверждение или вопрос.
        - Да, можешь спокойно идти домой. Твой сын здоров, такова воля Бога, определенная до начала времен, - сказал Иван, повернулся и пошел в противоположную от города сторону. Ему не хотелось более оставаться с этими людьми.
        «Путем насилия к власти идут люди, - размышлял Иван, - Бог же идет путем чуда: творения, исцеления, воскрешения. Насилие не нужно ему. Можно ли спасти человека, не лишая его свободы? Можно ли человеку спастись самому? Нет, нельзя. Без чуда нет веры, она сама - и есть главное чудо. Чудо же доступно только Богу. Но человек, верящий в чудо, не свободен. Придется быть как Бог и лишить людей свободы, сотворив чудо, если другого не дано», - решил Иван.
        Иван остановился посреди дороги и сказал сам себе:
        - Стой, а что Его заставляло устраивать это представление? Ведь Он знал о себе и о каждом из людей, в том числе и об этом царедворце, все. Он ведь читал Предвечную книгу, точнее, Он сам написал ее до начала времен. Иван поднял голову и, прищурившись, стал смотреть в бездонное небо, будто надеясь прочитать там ответ на свой вопрос. - Любовь? Он хотел сделать себя доступным человеческому пониманию через любовь к себе. Вот в чем дело! Надо спросить Его самого об этом.
        Иван повернулся и быстро пошел назад - к городу. Пройдя немного, он перешел на бег.
        Он догнал царедворца и его спутников уже на улице города. Сначала Иван хотел спросить у кого-нибудь из них, куда направился Мессия, но потом почему-то передумал. Тут Иван увидел юношу-пастуха, который гнал по улице отару овец. На плечах пастух нес маленького ягненка, закинув его за голову и держа за ноги. Ягненок тонко блеял и крутил головой. Овцы оттеснили находящихся на улице людей к стенам стоявших непрерывной чередой домов или заборов.
        - Скажи, как называется этот город? - спросил Иван у пастуха, когда он проходил мимо.
        - Кана, Кана Галилейская, - ответил мальчишка, бросив взгляд на Ивана.
        - Ты не видел одинокого путника? - Тут Иван осекся: «Какого путника? Как его описать?» - Ну, такого, с бородой, в белой одежде.
        Мальчишка, ничего, по-видимому, не поняв, что от него хотят, потому что большинство мужчин на улице были с бородами и в белой одежде, ответил на ходу:
        - Он пошел туда, - и махнул рукой в сторону.
        Иван побежал в указанном направлении, но сколько он ни искал Мессию на узких улицах городка, так и не нашел.
        - Лийил, помоги мне найти Иисуса, Лийил, - сказал Иван. Но ничего не произошло. Лийила у него не было… - Почему? - воскликнул Иван. И сам себе ответил: - Потому, что сейчас он у Иисуса, и я не могу творить здесь чудеса. Чего же мне не хватает, чтобы разгадать язык Бога? Чего? Но только не разума, нет, дело не в этом, и не силы. Нужно какое-то чудо. Только чудо поможет мне разгадать этот язык!
        Иван, измученный жарой, улегся в тени полуразрушенной стены и смотрел на небо, стараясь разглядеть в нем хоть что-нибудь: птицу, маленькое прозрачное облачко - что угодно. Но ничего не видел, кроме бездонной лазури. «Небо Палестины. С этого неба слетел голубь - знак Его Святого духа, и в это небо вознесся Он - Сын Божий. Или - не Сын Божий?.. Какая загадочная пустота скрывается за этим голубым знойным небом».
        3
        «Может быть, любовь и есть то самое чудо, которое поможет мне? Где она? И что это? Это предел возможного счастья, который хранится в моем подсознании, или что-то иное? Она во мне или ей нужен объект? Лийил, расскажи мне о любви так, чтобы я понял. Может быть, я действительно совсем не знаю себя еще, может быть, здесь таится препятствие, которое мешает мне совершить это чудо. Чудо, которое мне так необходимо… Лийил».
        Иван очутился один на берегу очень широкой, могучей реки, которая быстро несла свои воды, освещенные ярким солнцем. Солнце было какое-то необыкновенное. Яркое, но на него можно было смотреть. Кроме этого необыкновенного Солнца все вокруг было обыкновенное: и трава, и деревья, и горы, и река. И не было видно никаких следов деятельности человека.
        Огромные деревья: дубы, вязы, клены и еще какие-то, Ивану незнакомые, раскинули свои ветви, будто мощные руки, навстречу этому странному невидимому Солнцу. Было необыкновенно тихо. Сколько Иван ни прислушивался, он не слышал никаких звуков, кроме плеска воды в реке. Противоположный берег представлял собой отвесные скалы, быстро переходящие в горные кручи; казалось, что за рекой не было и пяди ровной, пригодной для жизни земли. Хотя с такого расстояния трудно было разглядеть, что там на самом деле.
        Иван посмотрел на себя и удивился: на нем не было никакой одежды, но было не холодно. «Куда это меня занесло?» - подумал Иван. Ему здесь не хотелось ни о чем думать и ничего вспоминать, хотя он и не был лишен своей обычной памяти и способности восприятия. Казалось, вся прошлая жизнь ушла куда-то вдаль и не представляла теперь никакого интереса. Зато очень хотелось поскорее познакомиться с этой странной и, наверное, очень красивой страной.
        Тут Иван увидел, что прямо к нему бежит большая собака. Иван сразу было испугался, но испуг тут же сменился радостью.
        - Это Топ! Конечно, это он! - воскликнул Иван, но не удивился, а только обрадовался. Топ-его любимая овчарка, которую сбила машина, когда Ивану было четырнадцать лет.
        - Топ, дружище, как я рад тебя видеть! - закричал Иван и хотел было побежать навстречу собаке, но не смог, то ли от избытка чувств, то ли еще от чего, ноги у него подкосились, и он сел на траву. Собака подбежала к Ивану и, отчаянно крутя хвостом и повизгивая, стала лизать ему руки и лицо, выражая горячую и преданную собачью любовь.
        - Вот так встреча! Кого-кого бы я ожидал увидеть, но только не тебя. Хотя почему? Ты же был моим лучшим другом. Господи, но как же я рад-то тебе, Топ! Ты даже не представляешь. - Иван обнял собаку за шею и прижался щекой к ее морде. Он долго гладил собаку и почесывал ее за ухом - так, как Топу очень нравилось. Потом Иван лег на траву и стал смотреть на небо, а собака легла рядом, то и дело поглядывая на хозяина. Топ был на вершине возможного собачьего счастья: он часто дышал, высунув бархатный красный язык, и по-своему, по-собачьи улыбался.
        «Я, видимо, в ином мире, и этот мир мне очень нравится, - думал Иван, - здесь все создано будто специально для меня. Что это за мир такой? Мне кажется, что я видел все это когда-то во сне».
        - Топ, а это не тот ли мир, куда я должен попасть после своей смерти? - Иван приподнялся и посмотрел на собаку. Пес улыбнулся и уставился на Ивана своими умными карими глазами. - Точно. Как я сразу не догадался! А почему он такой странный? Это, наверное, можно объяснить - только зачем? Зачем объяснять?
        Иван попытался прислушаться к своим чувствам. И обнаружил, что ему здесь, в этой прекрасной стране, не хочется ничего. Его не тревожили никакие воспоминания, не волновали проблемы - он ничего не хотел. Единственное чувство, которое владело им, - была спокойная, глубокая радость, что он оказался, наконец там, где ему и положено быть всегда. Это чувство было очень похоже на мимолетное воспоминание далекого детства, в котором ему было так хорошо, только здесь это воспоминание воплотилось в реальность и являлось всеобъемлющим ощущением, которое можно было назвать счастьем.
        Иван встал и пошел навстречу солнцу. Пес весело бежал рядом. «Интересно, далеко ли до него. Сколько придется идти? Хотя какая разница - сколько. Хоть всю жизнь. Если есть в жизни счастье - то оно в этом движении к Солнцу, - думал Иван. - Так-то оно так, только нельзя же мне идти вечно. Я же должен сделать свое дело за три года. Да, надо как-то приблизить его».
&nb