Сохранить .
Домик Валентин Петрович Катаев
        #
        Катаев Валентин
        Домик
        Валентин Петрович Катаев
        Домик
        Комедия в трех действиях
        ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
        Есаулова- председатель городского исполнительного комитета.
        Неуходимов- заведующий городским коммунальным хозяйством.
        Ваткин- заведующий городским финансовым отделом.
        Передышкин- управляющий делами горсовета. Красивый мужчина, который произносит слово средства с ударением на последнем слоге.
        Шура- машинистка в Конском горсовете, равнодушная к Передышкину.
        Персюков- молодой энтузиаст, директор Конского парка культуры и отдыха.
        Сарыгина- старуха за семьдесят.
        Самохин- редактор газеты "Конская заря".
        Девушка-почтальон.
        Человек в пальто.
        Заведующая аптекой.
        Провизор.
        Котя- мальчик.
        Павликова- областной прокурор.
        Голос диктора.
        Лейтенант.
        Сторож при воздушном шаре.
        Посетители выставки
        и несколько персонажей без слов.
        Действие происходит в 30-х годах, весной, летом и
        осенью, в городе Конске.
        ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
        Бывший дворянский особняк. Небольшая приемная перед
        кабинетом председателя городского исполнительного
        комитета Есауловой в городе Конске. За окнами- май.
        На сцене за двумя столиками- управляющий делами
        горсовета Передышкин и машинистка Шура. Быстро входит
        Персюков.
        Персюков. Товарищи, произошло нечто совершенно исключительное!
        Шура. Между прочим, принято здороваться.
        Персюков. Прошу прощенья. Здравствуй, Шурочка, здравствуй, душенька. (Нежно ее обнимает.) Девушка нечеловеческой красоты. Чтобы ее не полюбить с первого взгляда- надо иметь железные нервы. Передышкин, у тебя каменное сердце. Здравствуй, работяга.
        Передышкин. Здравствуй, бродяга.
        Персюков. Хозяйка дома?
        Передышкин. Дома, у нее совещание.
        Персюков. Не имеет значения. (Берется за ручку двери.)
        Передышкин. Но-но!
        Персюков. Милый человек, да ведь я же тебе объясняю русским языком: у нас в городе произошло событие всесоюзного значения... Даже, очень может быть,- мирового. А ты меня не пускаешь.
        Передышкин. Подождешь.
        Персюков. Мирового. Понятно?
        Передышкин. Подождешь. Идет совещание по местному бюджету.
        Персюков (прислушивается к шуму голосов за дверьми, подмигивает на дверь). Жуткое зрелище. Сидят три неутомимых труженика на ниве коммунального хозяйства. Не так ли, Шурочка? (Присаживается на край стола и обнимает девушку.) И увязывают водопровод с городским транспортом и городской транспорт с канализацией, а тем временем против городского театра каждый божий день тонет от четырех до пяти свинок. Верно, девочка?
        Передышкин. У тебя в Парке культуры и отдыха тоже, знаешь, не Рио-де-Жанейро.
        Персюков. Моему парку полтора года. Он еще младенец. Подрастетахнешь.
        Передышкин. Да уж мы на все ахали-ахали.
        Персюков. Ну, пусти, дорогой. Ну, я тебя умоляю!
        Передышкин. Не сгоришь.
        Персюков. Ладно, черствая твоя душа. (Подходит к двери и кричит в нее.) Ползите сюда, бабушка. На второй этаж по лестнице. Топайте смелее. Погодите, я вам сейчас пособлю. (Уходит.)
        Шура и Передышкин.
        Передышкин. Ну, жук! Напрасно ты ему позволяешь лишнее.
        Шура. Что лишнее?
        Передышкин. Различные объятия и все такое. Не эстетично.
        Шура. Если он мне нравится.
        Передышкин. Нравится? Так я тебя должен предупредить как старший товарищ: он жулик.
        Шура. Как жулик?
        Передышкин. Очень просто. Жулик. Авантюрист. Я в это не ввожу личных мотивов, но искренне советую тебе- брось Персюкова. Брось. Погибнешь.
        Шура. Что я слышу, Передышкин! Да ты просто ревнуешь!
        Передышкин. Хотя бы.
        Звонок.
        (Передышкин срывается с места.) Виноват. (Уходит в кабинет Есауловой.)
        Шура. Сам ты жук.
        Входят Персюков и старуха Сарыгина с узлом.
        Персюков. Сюда, бабушка, сюда. Устали малость? Это ничего. Вот вам стульчик. Присядьте. Отдохните. Вот вам газетка. Почитайте. (Шуре.) Видела старушку? Так вот заметь себе: через эту старушку наш город прошумит на весь Советский Союз. А то, скорей всего, на весь мир. (Обнимает девушку.) Можешь не сомневаться. За это я тебе отвечаю. Эта старушка историческая. Именно то, что я искал всю жизнь.
        Шура. Между прочим, ты меня все время обнимаешь. Даже неудобно.
        Персюков. Чисто по-товарищески.
        Шура. Тогда это уж и вовсе ни к чему. Что-нибудь одно.
        Персюков. Понимаю. Конечно. Можешь не сомневаться. На днях оформимся.
        Шура. Пожалуйста, Алеша. А то Передышкин мне дышать не дает.
        Перегонов. Сказано- сделано. Как только провернем старушку, так сейчас же и оформимся.
        Входят Есаулова, Ваткин, Неуходимов и Передышкин.
        Есаулова (Передышкину). Дай-ка нам проектные наметки... (Хрипит.) Фу, даже голос осел... устала... Дай-ка нам проектные наметки по строительству канализации, водопровода и трамвая. Ничего не поделаешь. Будем резать. (Персюкову.) Ну? Ко мне? Чего тебе от моей души надобно?
        Персюков. Товарищ Есаулова! Ух, братцы! Вы даже себе не можете представить, что произошло!
        Передышкин. Почему же это вы можете представить, а мы не можем?
        Персюков. Потому, что у вас мало воображения.
        Передышкин. Зато у тебя чересчур много.
        Есаулова. Ну, ладно, ладно. Потом. Я очень занята. В чем дело? Только коротенько.
        Персюков. У нас нет своей физиономии.
        Есаулова. Чего, чего?
        Персюков. Только ты меня не перебивай. Лично у нас, может быть, физиономия и есть, но у нашего города абсолютно нет. Вполне серьезно. Ну, что мы из себя представляем? Как гениально выразился Чехов: "Один из городов, расположенных по сю сторону Уральского хребта". Вас это устраивает? Меня это не устраивает!
        Есаулова. И что же из этого следует?
        Персюков. Только ты меня не перебивай. Рязань- яблоки. Орелрысаки. Полтава- победа над шведами. Тула- пряники. Ну, положим, пряников уже нет; а винтовки? Лев Толстой? А Ясная Поляна? Наконец, самовары, черт их дери! Клин... Боже мой, ну уж, кажется, что такое Клин? Такая дыра- еще хуже нашего Конска! А вот- будьте любезны: Чайковский жил. Домик есть. В Вичуге Дуся Виноградова мировой рекорд поставила. В Одессе Буся Гольдштейн родился. А где Бальзак венчался? Вы думаете, может быть, в Париже, в Лондоне, в Венеции? Ничего подобного, в Бердичеве. В Бер-ди-че-ве! Вдумайтесь в это. А мы что? Ничего. Пустое место. От вокзала десять километров, поезд стоит пять минут, пассажиры смотрят в замурзанное окно и видят на горизонте что-то такое. А что оно такое- хрен его знает. Какой-то Конск. Вас это устраивает? Меня это абсолютно не устраивает!
        Есаулова. Ты что, пришел сюда скандалить?
        Персюков. Не перебивай.
        Есаулова (вспылив). Это не я тебя перебиваю, а ты не даешь мне ни одного слова сказать, черт бы тебя подрал с твоей глоткой. Дашь ты мне наконец говорить или не дашь?
        Персюков. Вот теперь дам, когда ты заговорила по-человечески, а то кричишь-кричишь, перебиваешь-перебиваешь.
        Есаулова. Так вот, дорогой мой. Ты совершенно прав. Я с тобой абсолютно согласна. Но что же делать, если у нас в городе никто из великих людей не родился, не венчался, не жил, не изобретал, не ставил мировых рекордов? Не могу же я тебе родить Бусю Гольдштейна или женить Онорэ де Бальзака, а тем более дать квартиру Чайковскому. И кончим этот бесполезный спор. Я занята и устала. Нету у нас ничего этого. Нету.
        Персюков. А если бы было?
        Есаулова. Ну, если бы да кабы...
        Персюков. Но все-таки. Что бы ты тогда делала?
        Есаулова. Была бы очень рада. (Берет папки.) Нуте-с, товарищи, вернемся к водопроводу.
        Персюков. И ты это можешь подтвердить перед своими избирателями?
        Есаулова. Что подтвердить?
        Персюков. То, что ты была бы тогда очень рада!
        Есаулова. Ты видишь- я занята. Ты сегодня какой-то, честное слово, невменяемый.
        Персюков. Нет, вменяемый. Говори прямо: можешь ты это подтвердить или не можешь?
        Есаулова. Подтверждаю. Была бы очень рада.
        Персюков. Товарищи, будьте свидетелями. И ты, Шурочка, будь свидетелем. Она сказала, что была бы тогда очень рада.
        Есаулова. Была бы очень рада, но, к сожалению, у нас ничего этого нет.
        Персюков. Есть.
        Есаулова. Что есть?
        Персюков. Великий человек, который жил в нашем городе.
        Есаулова. Не может быть!
        Персюков. Не может быть? (Сарыгиной.) Бабушка, прошу вас. Подойдите, не робейте.
        Есаулова. Кто это?
        Персюков. Внучка.
        Есаулова. Ты что- пьян?
        Персюков. Терпенье. (Сарыгиной.) Давайте сюда узелок. Кладите его на стол. Осторожненько. Вот так. Одну минуточку.
        Сарыгина и Персюков бережно развязывают узел.
        Есаулова. Что это?
        Персюков. Реликвии. (Сарыгиной.) Объясните, бабушка.
        Сарыгина (вынимает из узла плед). Это плед моего покойного дедушки Ивана Николаевича.
        Персюков. Видите, это плед.
        Сарыгина. Во время своего кратковременного пребывания в городе Конске, по свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, выходя из дому в сырую или же холодную погоду и желая таким образом предохранить себя от возможной простуды, мой покойный дедушка имел обыкновение набрасывать на плечи этот плед.
        Персюков. Этот самый плед. Не трогайте руками.
        Есаулова. Позвольте... Я что-то ничего не соображаю...
        Персюков. Давайте, бабушка, давайте.
        Сарыгина (вынимает флейту). Это его же флейта.
        Персюков. Видите, флейта.
        Сарыгина. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, и многих других лиц, близко знавших моего покойного деда, последний, обладая большим музыкальным вкусом, иногда в минуты отдыха исполнял на этой флейте различные небольшие музыкальные пьесы.
        Персюков. На этой самой флейте. Подлинная вещь.
        Есаулова. Да, но я все-таки...
        Персюков. Только не перебивай.
        Сарыгина (вынимая цилиндр). Это чилиндр, который покойник на всякий случай всегда брал с собой в дорогу и возил в специальной круглой коробке. Однако, будучи демократом и яростным противником крепостного права, покойный Иван Николаевич избегал надевать этот чилиндр. Подлинный экземпляр чилиндра, к сожалению, утрачен, а этот дубликат приобретен значительно позже моим дядей уже с отцовской стороны Аполлоном Васильевичем Сарыгиным и сохраняется в семейном архиве среди прочих вещей покойного деда, как-то: перчаток, визитных карточек и так далее. Между прочим, об этом чилиндре сохранился любопытный анекдот, ярко характеризующий нравы и обычаи той отдаленной эпохи. (Неожиданно довольно визгливо хихикает.) Во время кратковременного пребывания своего в городе Конске покойный Иван Николаевич занимал скромную комнатку в доме моего дедушки Константина Сидоровича Извозчикова, мужа младшей сестры покойного, Людмилы Николаевны, моей бабки уже с материнской стороны. Домик этот сохранился и посейчас. Моей матушке тогда как раз шел пятый год, и она была очень шаловливым ребенком. Однажды, воспользовавшись
отсутствием покойного Ивана Николаевича, моя матушка похитила из заветной коробки чилиндр, посадила в него маленьких котят (хихикает), маленьких котят и стала возить их в чилиндре по всем комнатам. Легко представить изумление моего покойного дедушки, когда он, вернувшись домой с прогулки, вдруг видит в своем чилиндре (хихикает), вдруг видит в своем чилиндре- кого же? О, ужас!- маленьких котят. (Хихикает, вытирает слезы.)
        Есаулова. Каких котят? В чём дело?
        Сарыгина. Маленьких котят... Вот таких малюсеньких котят... (Хихикает до слез.)
        Есаулова. Товарищи, вам что-нибудь понятно?
        Все стараются заглянуть в цилиндр, как бы надеясь
        увидеть в нем котят.
        Сарыгина (вынимая большой деревянный циркуль). А это чиркуль. Вещь подлинная. С помощью этого чиркуля покойный Иван Николаевич в часы досуга чертил различные, иногда довольно сложные геометрические фигуры.
        Есаулова. Но кто, кто?
        Сарыгина. Мой покойный дедушка Иван Николаевич.
        Есаулова. Я слышу, что покойный дедушка. Слава богу, не глухая. Да кто этот покойный дедушка? Кто?
        Персюков. Лобачевский.
        Есаулова. Как?
        Персюков. Ло-ба-чев-ский.
        Есаулова. Какой Лобачевский? Тот самый?
        Персюков. Тот самый.
        Передышкин. Что это за Лобачевский?
        Есаулова. Передышкин, Передышкин! Хоть бы ты людей постеснялся. Это же каждый советский школьник знает. Великий русский математик Лобачевский.
        Персюков. Он самый.
        Есаулова. У нас в Конске? Невозможно!
        Персюков. Представь себе.
        Есаулова. Ты шутишь?
        Персюков. А что же такого. Служил человек в Казани. Приезжал погостить к родственникам в Конск. Очень обыкновенно. Жил в маленьком домике. Домик сохранился. Внучка налицо.
        Есаулова. Боже мой! Значит, вы родная внучка Лобачевского?
        Сарыгина. Родная внучка, родная внучка.
        Есаулова. Голубушка! Позвольте же вас приветствовать от имени Конского горсовета. Вот уж никак не предполагала, что у нас в Конске живет внучка Лобачевского.
        Сарыгина. Живет, живет, как же.
        Персюков. Имей в виду- это я все сделал. Я открыл внучку. И главное, с каких пустяков началось! Прямо невероятно. Живем на одной улице. Так- ее домик, а так- наш. Только я ничего и не подозревал... Вдруг в один прекрасный день у нее в домике начинает протекать крыша. Верно, бабушка? Протекала крыша?
        Сарыгина. Верно, батюшка, верно, протекала.
        Персюков. Конечно, она туда-сюда, в отдел коммунального хозяйства, и прочее; понятно, нигде ничего не добилась и, наконец, кинулась ко мне по соседству, как к ответственному товарищу. Ну, тут все и выяснилось. Верно, бабушка?
        Сарыгина. Верно, верно. Владение разрушается. С крыши течет в комнаты, и от постоянного действия дождевой воды окончательно гибнут вещи покойного Ивана Николаевича. Гибнет превосходный турецкий диван, на котором имел обыкновение отдыхать покойник, гибнет библиотека, прохудился забор, и мальчишки лазают в палисадник и беззастенчиво ломают персидскую сирень.
        Есаулова. Какое безобразие!
        Персюков. Мало сказать, безобразие. На глазах у городского Совета разваливается дом Лобачевского, и никто палец о палец. Беспримерное головотяпство. Государственное преступление.
        Есаулова. Хорошо, что мы вовремя хватились.
        Персюков. Вы хватились! Это я хватился. Не я- имели бы все красивый вид.
        Есаулова. Спасибо, Персюков. Ты молодец. Однако, товарищи, надо что-то делать. Прежде всего, я думаю, надо поставить в известность область и запросить Москву.
        Персюков. Ни в коем случае! Ты с ума сошла! Не дай бог, дойдет до Казани, что их Лобачевский жил у нас в домике,- и кончено. Такой шум поднимут, такую демагогию разведут, что не обрадуешься. Глазом не моргнешь, как они все себе захватят: и домик, и Лобачевского, да еще юбилей сделают. А нам- шиш. Я их хорошо знаю. Их, брат, надо поставить перед совершившимся фактом. А то они все себе отхватят.
        Есаулова. Что все?
        Персюков. Абсолютно все. Но ты не беспокойся. Я уже кое-что предпринял.
        Есаулова (не без тревоги). Что ты уже предпринял?
        Персюков. Да так, всякие необходимые мелочи. Между прочим, заказал временную мемориальную доску: "Здесь жил и работал великий русский математик Лобачевский". Правильно поступил?
        Есаулова. Правильно. (Мечтательно.) Мемориальная доска на доме великого человека- это просто, но благородно.
        Персюков. Пока что гипсовая. Стоит пустяки. Тридцать восемь рублей с копейками. Я их пока провел по смете Парка культуры и отдыха, а когда горсовет утвердит специальную смету по домику Лобачевского, тогда рассчитаемся.
        Есаулова (тревожно). Ты думаешь, необходима специальная смета?
        Персюков. Обязательно. А как же без сметы? Крышу и забор починить нужно? Нужно. Участок привести в приличный вид нужно? Нужно. Ну и всякие другие мелочи: письменные принадлежности, марки, телеграммы. Может быть, придется установить перед домиком небольшой бюст, это было бы очень хорошо.
        Есаулова (мечтательно). Да, бюст.
        Персюков. Правда? Я очень рад, что ты меня поддерживаешь в вопросе бюста.
        Есаулова. А не будет дорого?
        Персюков. Вся смета по домику выйдет не больше, чем рублей в пять-шесть тысяч. Самое большое- семь тысяч, это уже вместе с бюстом. Во всяком случае, не больше восьми.
        Есаулова. Восемь тысяч. Однако деньги порядочные. Может быть, обойдется без бюста?
        Персюков. Ай-ай-ай! Берешь свои слова обратно? Жалеешь на бюст такого человека! Нехорошо. Не принципиально.
        Есаулова. Я не против. Да дело в том, что денег у нас нету. Зашились. На вторую очередь водопровода не хватает.
        Персюков. И ты сравниваешь Лобачевского со второй очередью водопровода? Я от тебя этого не ожидал. Такие слова. Скажи спасибо, что внучка не слышит. (Показывает глазами на старуху Сарыгину, которая спит на стуле в уголке.)
        Входит возбужденный Самохин.
        Самохин. Товарищ Есаулова, это феерическое безобразие. Горсовет открывает музей Лобачевского, об этом кричит весь Советский Союз; а местную прессу никто не информирует, и мы узнаем последними.
        Есаулова. Что ты, что ты!
        Самохин. Сегодня же я со всей категоричностью ставлю перед районным комитетом партии вопрос об освобождении меня от должности ответственного редактора газеты "Конская заря", довольно из меня ваньку строить.
        Есаулова. Какой музей? Какой Советский Союз? Потри себе уши, приди в себя. Ничего этого нет. Мы сами только что узнали, что имеется домик, в котором жил Лобачевский.
        Самохин. Только что узнали... Да что ты мне врешь в глаза!
        Есаулова. Но-но, Самохин, полегче.
        Самохин. Сделала по отношению к местной прессе хамство, а теперь замазываешь. Не выйдет.
        Есаулова. Уверяю тебя...
        Самохин (грозно). Не выйдет! (Протягивает бумаги.) Что это такое?
        Есаулова. А что?
        Самохин. Телеграфная сводка ТАССа. Три восковки.
        Персюков. Ну? Что ты говоришь? Дай! Дай скорее. (Вырывает сводку.) Где? (Читает.) "Конск, пятнадцатое мая. В сентябре этого года исполняется ровно сто лет со времени пребывания в Конске великого русского математика Лобачевского, создателя новой геометрии, основанной, между прочим, на том, что сумма углов треугольника есть переменная величина, но всегда меньше двух прямых углов". Понятно тебе, Передышкин?
        Передышкин. А чего ж тут непонятного. Понятно.
        Персюков. Я так и думал. (Читает дальше.) "В ознаменование исторической даты Конский горсовет решил превратить домик, в котором жил гениальный математик, в Домик-музей имени Лобачевского..."
        Есаулова. Позволь!
        Персюков. Только не перебивай. (Продолжает читать.) "Прикрепить к фасаду мемориальную доску и установить перед домиком бюст Лобачевского..."
        Есаулова. Мы еще не решили.
        Перегонов. Тут написано. Значит, надо делать бюст, а то неловко. (Продолжает читать.) "Колхозники, рабочие и советская интеллигенция собираются отметить знаменательную дату новыми производственными победами и всеобщим трудовым подъемом. ТАСС". Ну? Что вы на это скажете? Товарищи, вы понимаете, что произошло? Первый раз за все время существования про город Конск напечатано во всех газетах, как местных, так и центральных, и даже, может быть, заграничных! Попрошу встать. "Конск, пятнадцатое мая, ТАСС".
        Самохин (хрипло). Кто это сделал?
        Перегонов. Кто сделал, кто сделал. Понятно, я сделал. Я еще вчера утром телеграфировал. По смете Парка культуры и отдыха. Потом сочтемся. Мне скажите спасибо. А то бы дошло до Казани- и кончено! А теперь факт налицо: "Конск, пятнадцатое мая, ТАСС". Лобачевский- наш.
        Есаулова. О Персюков, что-то ты меня начинаешь беспокоить.
        Персюков. В порядочке, в порядочке. Положись на меня. Все будет, как у людей. За это я тебе отвечаю.
        Есаулова. Смотри, Персюков, чтоб не получилось, как в прошлом году, когда ты установил у себя в Парке культуры и отдыха какую-то идиотскую машину для автоматической пришивки пуговиц гуляющим.
        Персюков. А что, плохое было изобретение?
        Есаулова. Великолепное. Пришивало пуговицы прямо к коже человека. Ты помнишь- гуляющие тебя чуть не убили.
        Персюков. Это не важно. Машина была отличная. Только ее плохо смонтировали.
        Самохин. Все-таки это феерическое безобразие.
        Персюков. Что безобразие?
        Самохин. Да с этим домиком. Ты сорвал работу нашей газеты.
        Персюков. Милый человек, что ты говоришь! Для газеты настоящая работа только начинается. Сейчас мы пойдем- я тебя поведу,- покажу домик Лобачевского. Там как раз, наверное, принесли мемориальную доску. Крышу будут починять. Материала для газеты- пропасть. (Сарыгиной, которая продолжает спать.) Бабушка! Бабушка!
        Сарыгина (с испугом). А? Что такое? Батюшки!
        Персюков. Самохин, иди сюда, познакомься с внучкой.
        Самохин. Ответственный редактор "Конской зари".
        Персюков. Она тебе может рассказать массу интересного из жизни Лобачевского. Товарищ внучка, расскажите ему случай про котят. Сейчас мы пойдем, она тебе по дороге расскажет про котят. Готовая статья. Пойдем, бабушка. Все сделано. Крышу починят, забор поправят, можете не волноваться.
        Сарыгина. Спасибо вам. Добрый вы человек. Спасибо.
        Персюков. Это вам спасибо, бабушка.
        Сарыгина. До свиданья.
        Есаулова. До свиданья, Софья Матвеевна. Очень, очень рада была с вами познакомиться.
        Сарыгина. И я тоже. Спасибо. Извините старуху.
        Есаулова. Напротив. Это вы нас извините.
        Персюков. До свиданья, Шурочка! До скорого.
        Шура (шепотом). До скорого.
        Персюков. Вперед, орлы!
        Сарыгина, Персюков, Самохин уходят.
        Есаулова (Ваткину). Слушай, Ваткин, мы никак не можем выкроить из местного бюджета тысяч семь-восемь на домик Лобачевского?
        Ваткин. Откуда же?
        Есаулова. В том-то и дело, что откуда? Думай. И ты, Неуходимов, не делай вид, будто это тебя не касается. Думай.
        Неуходимов. Я думаю.
        Есаулова. Это всех нас касается. Всего города. Это имеет громадное политическое значение.
        Ваткин. Ну? Может быть, в таком случае тысячи четыре мы отрежем от второй очереди канализации, тысячи две с половиной передвинем из третьего квартала во второй по культмассовому сектору, а те тысяча четыреста рублей, которые до сих пор висят на счету у гортопа... у гортопа...
        Есаулова. Думай, думай. Напрягись.
        Ваткин. Я напрягаюсь.
        Входит девушка-почтальон.
        Девушка. Доброго здоровьечка. Примите две телеграммочки. Распишитесь туточки и вот туточки. До свиданьечка.
        Шура расписывается. Девушка уходит.
        Шура. Пожалуйста, Ольга Федоровна. (Дает Есауловой телеграммы.)
        Есаулова (читает первую). "Поименованные статуи и скульптурные украшения как то Диана колчаном пограничник собакой девушка веслом фарнезийский Геракл палицей шкурой немейского льва натуральную величину также восемнадцать этрусских ваз Пифагор Архимед Эвклид..." Это, наверно, не нам... "Персей убивающий медузу общим количеством четыре вагона отправлены почтовым пятьдесят два бис накладная семьдесят шесть тысяч шестьсот девяносто пять Капитолийский лев Афина борьбе с Титанами..."
        Передышкин. С "титанами"? С кипятильниками, что ли?
        Есаулова. Какие там кипятильники?
        Передышкин. "Титаны". Стало быть, кипятильники. Это, наверное, не нам, а в метизовый комбинат.
        Есаулова. Темный человек. "Дорические колонны находятся производстве вышлем немедленно срочно переведите пятьдесят. Огурцевич". Чего пятьдесят? Кому пятьдесят? Кто это Огурцевич? Обязательно она у себя на телеграфе напутает. Отошлите обратно.
        Шура (кричит в окно). Девочка! Девочка! Ушла уже.
        Есаулова (читает другую телеграмму). "Благодарим любезное приглашение присутствовать торжественном открытии домика Лобачевского. Выделена делегация, которой поручено выехать Конск на сентябрьские торжества..." Ой, ой, ой! Это Персюков наделал...
        Передышкин. Он, он. Его работа. И кипятильники его работа. "Титаны" эти самые.
        Есаулова (читает дальше). "Обеспечьте транспорт питание жилище для приема выдающихся ученых академиков профессуры аспирантуры и научных сотрудников академии общим количеством тридцать два человека". (В отчаянии.) На какие средства?
        Ваткин. Будем даже считать по сто рублей с носа. И то три тысячи двести.
        Есаулова. Мы пропали. Академиков мы не поднимем. Боже мой... Что же это делается!
        Передышкин. Это Перегонов.
        Есаулова. Ну, Персюков! Ну, спасибо тебе, Персюков. Большое спасибо.
        Передышкин. Я предупреждал, что Персюков нас всех когда-нибудь погубит. Таких людей, как Персюков, надо давить.
        Шура. Ты не смеешь так говорить про Персюкова.
        Передышкин. Давить! Давить в корне!
        Есаулова. Тридцать два академика в Конске. Боже мой! Это что-то... Это что-то такое...
        Входит девушка-почтальон.
        Девушка. Еще раз доброго здоровьечка. Примите еще четыре телеграммочки. Распишитесь туточки, туточки и туточки.
        Шура принимает телеграммы.
        Только живехонько и не задерживайте, а то у нас на телеграфе для вас еще обрабатывается восемь телеграфных корреспонденций. Закатили вы мне сегодня, знаете, нагрузочку. Мое вам спасибо. Еще раз до свиданьечка. (Уходит.)
        Шура. Пожалуйста, Ольга Федоровна.
        Есаулова. Дай Передышкину. Пусть Передышкин читает. Я не в состоянии.
        Передышкин (быстро распечатывает телеграммы одну за другой и пробегает). Так.
        Есаулова. От кого?
        Передышкин. От Степанина.
        Есаулова. От кого, кого?
        Передышкин. От Степанина.
        Есаулова. От знаменитого Степанина?
        Передышкин. От знаменитого Степанина!
        Есаулова. И что?
        Передышкин. Горячо приветствует. Приедет.
        Есаулова. Приедет Степашин?
        Передышкин. Приедет. (Читает другую телеграмму.) Так. Ленинград.
        Есаулова. Что?
        Передышкин. Группа студентов физико-математического факультета. Двадцать пять человек. Горячо приветствуют. Приедут.
        Есаулова. Ты сошел с ума!
        Ваткин. Еще две с половиной тысячи, а всего с академиками пять тысяч семьсот.
        Неуходимов. По самым скромным расчетам.
        Передышкин. Киев. Академик Запорощенко. Горячо приветствует.
        Есаулова. Приедет?
        Передышкин. К сожалению, не может. Уезжает в длительную командировку.
        Есаулова. Ух!.. Пронесло!
        Передышкин. А это я что-то совсем не разбираю. Как будто не совсем по-русски. Что-то такое У-ЭС-А, что-то такое непонятное.
        Шура. Может быть, по-немецки. Дай-ка сюда. Я по-немецки понимаю. (Берет телеграмму.) У-С-А, Нов-Иочк. Нет, это не по-немецки.
        Ваткин. Дай сюда. Может быть, по-французски. (Читает.) У-С-А. Совершенно верно, какой-то Нов-Иочк. Что за Нов-Иочк?
        Есаулова. Дай. (Читает.) "У-С-А. Унион Стэт Америк, Нью-Йорк". Из Нью-Йорка!
        Передышкин. Вы слышите: из Нью-Йорка. Ну, Персюков. Ну гад!
        Есаулова (медленно разбирая телеграмму). Сенк го вери матч фор юр инвитейшен ай гоп ту би ин де сити оф Конск...
        Передышкин. Конск- это понятно. По-американски так же само, как по-русски.
        Есаулова. Оф Конск... Господи боже мой!.. За ферстен септембер...
        Шура. Первого сентября, что ли?
        Есаулова. Плиз фор ми аппартамент оф ферст класс...
        Передышкин. Класс- это понятно. Так же само, как по-русски.
        Есаулова. Фор ми май вайф дотер энд секретэр френдли... Что? (Пошатнулась.) Альберт Эйнштейн!
        Передышкин. Горячо приветствует? Приедет?
        Есаулова. Приедет. Первого сентября. С женой, дочерью и секретарем. Просит приготовить аппартаменты в одном из наших первоклассных отелей.
        Передышкин. Что это еще за "отелей"? "Апартаменты"! Что это значит- "апартаменты"?
        Ваткин. Это когда несколько комнат сразу, вроде целая квартира.
        Передышкин. Понятно, понятно. Значит, под целую квартиру подкатывается. Видать, экземплярчик!
        Неуходимов. В одном из наших первоклассных отелей? Откуда же, когда в городе всего одна гостиница "Волга" на двенадцать номеров, да и то постоянно занятая нашей головкой. Мы же в ней все и живем.
        Передышкин. Он, наверное, привык там у себя в Америке ко всяким разносолам. Экземплярчик, экземплярчик.
        Есаулова. Альберт Эйнштейн! В Конске! Я захвораю. (Яростно.) Ну, Персюков..
        Ну, дорогой друг мой Персюков... Ну, не знаю прямо, что я теперь с тобой сделаю!.
        Входит Персюков.
        Персюков (оживленно). Только что установили временную мемориальную доску. Хоть она и гипсовая, но, представьте себе, имеет очень культурный вид.
        Ледяное молчание.
        А что касается бюста, то вы даже не можете себе и представить, что произошло. Сказка! Бюст будет мраморный!
        Молчание.
        Что вы на меня так смотрите? Мраморный, мраморный! Оказывается, в двух километрах от Конска находится месторождение превосходного мрамора. Оказывается, один местный чудак-краевед уже два года ходит по учреждениям и кричит, что обнаружил богатейшие залежи желтого мрамора. Но его, понятное дело, никто не слушает. А теперь... (Замечает молчание окружающих.) А теперь... Что такое? Почему вы все молчите? Шурочка, почему они все молчат? В чем дело? Что-нибудь случилось?
        Шура. Алеша, беда!
        Персюков. Какая беда?
        Есаулова. Что это значит? (Протягивает Персюкову первую телеграмму.) "Фарнезийский Геракл Диана с колчаном Персей убивающий медузу восемнадцать этрусских ваз натуральную величину почтовым пятьдесят два бис и переведите пятьдесят Огурцевич". Чего пятьдесят? Кому пятьдесят? Кто это Огурцевич?
        Персюков (возбужденно). Ах, от Огурцевича есть телеграмма? Что ж ты молчишь! Можешь себе представить, я заказал скульптуру на разные мифологические и советские темы для установки на бульваре против домика Лобачевского.
        Неуходимов. На каком бульваре? У нас нету никакого бульвара.
        Персюков. Так придется сделать. Неудобно, чтобы домик Лобачевского находился где-то на задворках и выходил на пустырь. Тем более что скульптура стоит сравнительно недорого, всего пятьдесят тысяч, а бульвар сразу заиграет. Там, правда, весь вид портит старая аптека, но ее можно передвинуть. Передвигают же в крупных центрах дома. Не так ли?
        Есаулова. Персюков!!! Да у тебя голова на плечах есть? Стой! Не смей меня перебивать. Довольно. Ну, Персюков... Ну, друг мой Персюков...
        Персюков. Тетя Оля...
        Есаулова. Молчание! Говори: ты приглашения кому-нибудь посылал?
        Персюков. Не посылал. То есть две-три телеграммы я действительно посылал. Но имей в виду,- за счет Парка культуры и отдыха.
        Есаулова. Две-три телеграммы?
        Персюков. Ну, может быть, четыре. Во всяком случае, не больше пяти-шести. От силы восемь.
        Есаулова. Да как же ты смел!
        Персюков. Господи, так всегда делают. Иначе никто не пришлет приветствий. А это было бы очень больно. Да ты не волнуйся. Все поприветствуют и откажутся. Никто не приедет. За это я тебе отвечаю.
        Есаулова. А это что? (Потрясает телеграммами.) Тридцать два академика едут? Степанин едет? Двадцать пять ленинградских студентов едут?
        Персюков. Едут? Что ты говоришь? Не может быть! Честное слово, я этого не хотел.
        Есаулова. Ты этого не хотел? А Эйнштейна ты хотел?
        Персюков. Эйнштейна? А что Эйнштейн?
        Есаулова. Едет!
        Персюков. Не может быть! На Эйнштейна я не надеялся... Клянусь матерью!
        Есаулова. Читай.
        Перегонов. Мы пропали!
        Входит девушка-почтальон.
        Девушка. Опять доброго здоровьечка. Примите еще одиннадцать телеграммочек. Распишитесь туточки.
        Есаулова. Пошла вон!
        Девушка. Ой, родненькие. (Бросает телеграммы, убегает.)
        Входит человек в пальто, с чемоданом.
        Человек в пальто. Мы только что прилетели на самолете "Эр пять". Стартовали из Москвы в шесть сорок семь. У вас в Конске бредовая посадочная площадка. Здравствуйте. Мы все чуть не угробились. Это юбилейный комитет? Хорошо, мы его тоже снимем. А где домик? Мы его должны заснять! Кто внучка? Вы внучка? Мы вас сейчас заснимем. (Подходит к двери и кричит.) Товарищи, идите сюда. Это здесь.
        За сценой металлический лязг и шум.
        Есаулова. Ну, Персюков, ты нам положишь на стол свой партийный билет.
        Вваливается группа Союзкинохроники и Радиоцентра с
        соответствующей съемочной и осветительной
        аппаратурой, чемоданами и коробками, что производит
        на всех подавляющее впечатление.
        Передышкин. Вот теперь я буду на него сигнализировать в областную прокуратуру.
        Есаулова. Отрубили голову. Отрубили.
        ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
        Большой кабинет Есауловой. Хороший радиоприемник. На
        отдельном столике макет надстройки гостиницы "Волга".
        Дверь на балкон. За окнами пыльная зелень
        провинциального августа. Чувствуется зной, пыль,
        строительство. Слышатся удары копра. Звон рельсов.
        Крики возчиков. Скрип телег. Телефон. Есаулова,
        Ваткин, Неуходимов.
        Есаулова. Сегодня мы имеем четырнадцатое августа, третьего сентября мы имеем открытие домика, а второго сентября мы имеем сто сорок шесть почетных гостей. Что мы имеем на сегодняшний день по реконструкции гостиницы "Волга"?
        Неуходимов. На сегодняшний день мы имеем полтора этажа надстройки, а всего почти четырехэтажный дом- отель на шестьдесят номеров. В двух номерах ванны. (Показывает на макет.)
        Есаулова. Чудно.
        Неуходимов. Ничего нет чудного.
        Есаулова. Почему паника?
        Неуходимов. Потому, что средств больше нету.
        Есаулова. Как нету средств, когда мы тебе в прошлом месяце передвинули семьдесят пять тысяч культмассовых? Где они?
        Неуходимов. Ушли.
        Есаулова. Так быстро? Это катастрофа. Надо изыскивать средства. Ваткин, думай.
        Ваткин. Да чего же думать, когда нету и нету.
        Есаулова. Позволь. Как же так?
        Без доклада входят заведующая местной аптекой и
        провизор. Они в халатах. Очень взволнованы.
        Заведующая (не здороваясь). Вы слышали что-нибудь подобное по своему цинизму?
        Есаулова. Это еще что такое! Почему вы сюда врываетесь без спросу?
        Заведующая. Вы представляете себе этот дикий бред? Позже будет слишком поздно. Горсовет обязан немедленно вмешаться, иначе город останется без медикаментов.
        Есаулова. Почему?
        Провизор. Потому, что я еще, к сожалению, не научился приготовлять лекарства на развалинах.
        Есаулова. На каких развалинах?
        Заведующая. На наших развалинах! На руинах! Среди мусора и обломков.
        Есаулова. Кто вы такие? Вы что- из сумасшедшего дома?
        Заведующая. Пока- нет, но скоро- да.
        Есаулова. Так говорите спокойней.
        Заведующая. Как! Еще более спокойно?
        Провизор. Вы должны ее извинить. В такую минуту как заведующая она не может быть слишком спокойной. Я вам сейчас расскажу все в двух словах: сегодня утром пришли какие-то люди и положили под нее деревянные катки.
        Есаулова. Под кого?
        Провизор. Под нее. Теперь они собираются ее двигать. Она этого не выдержит. Она старая. Поверьте мне. Я ее знаю больше тридцати лет.
        Есаулова. Кого?
        Провизор. Ее. Он говорит, что она заслоняет ему перспективу и портит вид на домик Лобачевского. Он говорит, что ее надо задвинуть в переулок, а на ее место поставить девушку с веслом и фарнезийского Геракла.
        Есаулова. Кого ее?
        Провизор. Аптеку.
        Заведующая. А что когда аптека упадет, то город останется без медикаментов- этим он не заинтересован.
        Есаулова. Персюков?
        Заведующая. А кто же еще?
        Есаулова (яростно звонит). А вот мы сейчас увидим. Позвать Персюкова. (Звонит. Безрезультатно.) Передышкин! Передышкин!
        За сценой гул голосов, крики.
        Отбиваясь от каких-то людей, в комнату вскакивает
        растрепанный Передышкин, захлопывает за собой дверь и
        заставляет ее стулом.
        Передышкин. Видите, что делается? Я больше не желаю, чтоб мне отрывали рукава. Еще покалечат.
        Есаулова. Кто?
        Передышкин. Кто? Возчики, грузчики, мраморщики, каменщики, штукатуры, прорабы, инкассаторы и композиторы.
        Есаулова. Что ты, что... Зачем композиторы? Какие композиторы?
        Передышкин. А что: композитор не человек? Написал симфонию- и пожалуйте денежки.
        Есаулова. Какую симфонию?
        Передышкин. "Триумф арифметики". Или, может быть,- геометрии. Не знаю, не заказывал, спроси у Персюкова.
        За дверью сильный шум возмущения.
        Видишь, какого рода картина? Все денег требуют. И правильно делают, что требуют. Заработал- плати. А нет- задержка зарплаты. За это, знаешь, не погладят. Надо платить.
        Есаулова. Да много ли? Дай счета.
        Передышкин. Полтораста тысяч.
        Есаулова. Матушки!
        Передышкин. Не считая "Триумфа арифметики".
        Есаулова. Полтораста тысяч. Вы слышите? Поди скажи, чтоб они подождали.
        Передышкин. Э, нет. Я домик Лобачевского не открываю. Я "Триумф арифметики" не заказывал. Я человек маленький, без воображения. Иди сама.
        Есаулова. Хорошо.
        Заведующая. Как же с аптекой?
        Есаулова. А подите вы... Не до аптеки... (Открывает дверь.)
        Толпа. Слышны голоса: "Хозяйка, зайди в сущность!"
        "Ходим третий день!"- "Мне без денег не
        ворочаться".- "Прокурор велит заплатить!"- "У меня
        партитура срывается, оркестр стоит!"- и проч.
        Вы меня знаете? Так я вам говорю: вам будет уплачено все до копейки. Час подождать вы можете? Один только час.
        Голос. Час подождем.
        Есаулова. Ну, вот и всех делов. А уж если через час не будет, тогда снимайте с меня голову.
        Голос. Это безусловно. Тогда прямо к прокурору пойдем.
        Есаулова. Хорошо, хорошо. Договорились? Договорились. (Закрывает дверь.) Ну, вы слышали? Что же теперь будет?
        Неуходимов. Надо законсервировать строительство.
        Есаулова. Да ты, друг мой, соображаешь, что говоришь? Едет сто сорок шесть человек стахановцев, Героев Советского Союза, знатных колхозников, выдающихся деятелей науки, искусства, литературы и техники плюс профессор Эйнштейн. Куда я их дену? Положу во дворе на солому? Скандал на весь мир! Нет, я лучше сдохну, чем не будет гостиницы.
        Провизор. Извините за назойливость, но дело в том, что они уже привязали к ней железные веревки.
        Есаулова. К кому?
        Провизор. К аптеке.
        Есаулова. Да провалитесь вы с вашей аптекой! Уходите! Вы видите, я занята. Господи, неужели у нас в городе ни у кого нет денег?
        Ваткин. У местной промышленности миллионы маринуются.
        Есаулова. Да, да. (В телефон.) Кирпичный, номер три. Директора. Выехал? Не скажете, куда выехал? С Персюковым? (Вешает трубку.) Куда-то выехал с Персюковым. (В телефон.) Ликерно-водочный. Директора. Уехал? Куда? С кем, с кем? С Персюковым? (Вешает трубку.) Персюков что-то делает за нашей спиной. (В телефон.) Кустарную артель "Заря". Председателя. Ушел? С Персюковым? (Вешает трубку.) Опять с Персюковым. У меня сердце не на месте. Ох, погубит нас Персюков.
        Передышкин. Между прочим, еще один любопытный штрих: приехал областной прокурор.
        Есаулова. Зачем?
        Передышкин. А зачем областные прокуроры в район приезжают? За тем самым. Кто-нибудь сигнализировал- вот прокурор и тут.
        Есаулова. Сама Павликова?
        Передышкин. Сама Павликова. Лично. У Павликовой, заметь себе, еще ни один ответственный работник не выкручивался. Демон.
        Есаулова. Ну вот мы, слава богу, и на скамье подсудимых.
        Заведующая. Потому что среди белого дня на глазах у всех задвигать единственную аптеку в переулок- это пережитки средневековья.
        Есаулова. Вы еще тут?
        Провизор. Поверьте, если бы она была лично моя- между прочим, она действительно была моя,- я бы не поднимал вопроса. Раз надо- значит, может быть, действительно надо. Но когда дело идет о нашей социалистической аптеке...
        Есаулова. Идите...
        Заведующая. Хорошо. Мы пойдем. Мы останемся на своем посту до последней минуты.
        Есаулова. Денег, денег. (В телефон.) Уксусный завод. Уксусный.
        Передышкин. Придет Павликова- будет нам уксус.
        Есаулова. Директора. Уехал? С Персюковым? Так я и знала.
        Заведующая. Но имейте в виду, если произойдет ужасответственность ляжет на вас.
        Есаулова. Идите. (В телефон.) Артель "Победа". Председателя. Уехал? С Персюковым? (Вешает трубку.)
        Провизор. Ай-яй-яй! Пропала аптека.
        Провизор и заведующая уходят.
        Есаулова. С Персюковым... Что б это значило?..
        Передышкин. С Персюковым, без Персюкова. Разница небольшая. Уж Павликова тут. Она, брат, на прошлой пятидневке в Егорьевском районе упекла всю головку за нарушение финансовой дисциплины на три года. Красота!
        За дверью возобновляется шум.
        Надо платить.
        Есаулова. Надо.
        Передышкин. А средства? Средства где?
        Есаулова. Что же теперь делать, Передышкин?
        Передышкин. Ага! Я предупреждал, что Персюков авантюрист. Я сигнализировал. А ты- что? "Ах, Передышкин, ты темный человек, ах, Передышкин, ты ничего не понимаешь, у тебя нет воображения". Говорила ты, что у меня нет воображения, или не говорила?
        Есаулова. Ну, говорила.
        Передышкин. А теперь: "Передышкин, что же делать?"
        Пауза.
        Не знаю, что делать. И не интересуюсь. У вас воображение? Вот вы и сидите с вашим воображением. А меня не запутывайте. Я человек маленький. Идите кланяйтесь Персюкову. У него воображения- хоть залейся. Девушки прямо так и мрут от удовольствия, когда он треплется. Не понравился ему, видите, город Конск. "По сю, дескать, сторону хребта". А хотя бы! Его это, видимо, не устраивает! Свиньи, говорит, тонут против городского театра, такое безобразие. Скажи спасибо, дурак, что хоть свиньи в городе есть. В других местах этого нет. Домик Лобачевского ему понадобился. А на кой черт нам домик Лобачевского? Что мы, профессора? Геометрия! Скажи пожалуйста! Типичные барские замашки. Все, видите, есть. Одной только геометрии не хватает. Или эта знаменитая гостиница "Волга". Зачем нам гостиница? Что у нас, Америка или Австралия? Надень очки, посмотри в окно, ты видишь? Жуть, что делается. Все перекошено, перековеркано, пыль столбом,- ни пройти, ни проехать. Что такое? В чем дело? Главную улицу, извольте видеть, асфальтируют. Бульвар разбивают. Разные статуи ставят: фарнезийский Геракл, Афина в борьбе с
кипятильниками, с "титанами" этими самыми. Аптеку передвигают! Тьфу! Хороший, скромный, советский город превращают черт знает во что! А городской Совет только глазами хлопает. Но ничего. Павликова это безобразие прекратит. Она вам мозги вправит. Ох, товарищи, не завидую я вам. Ох, не завидую. (Уходит.)
        Есаулова. Да, да. Пока не поздно. Отменить. Все отменить.
        Неуходимов. А сто сорок человек почетных гостей?
        Есаулова. Отменить.
        Неуходимов. Да ведь срам!
        Ваткин. А в тюрьме томиться не срам? Не слушай его, Ольга Федоровна. Отменяй. Пока не поздно.
        Есаулова. Да. Нет. Да. Отменить. Отменить все. Неуходимов, бери список почетных гостей. Пиши телеграммы. Всем по порядку. Кто там сначала? Степанин? Пиши срочную Степанину. Так, мол, и так. Очень, дескать, извиняемся, но не приезжайте. Ничего не будет. Отменяется. Срам-то какой... (Вытирает глаза платком.) И профессору Эйнштейну, в Соединенные Штаты Северной Америки... (Сквозь слезы.) Дескать, извиняемся за беспокойство, но не выезжайте. (Всхлипывает.) И другим всем. По порядку. Извиняемся, дескать, за беспокойство, но не выезжайте. А я сейчас пойду и скажу людям, что денег нету. И снимите с меня голову.
        Шум автомобиля.
        Ваткин. Слышите? Слышите?
        Неуходимов (смотрит в окно). Две машины стоят.
        Ваткин. Павликова.
        Пауза.
        Ольга Федоровна, что ж это будет? Ведь культмассовые деньги фактически я передвигал. Ведь Павликова с меня спросит.
        Есаулова. Я приказала, я и в ответе.
        Ваткин. Да разве Павликова с этим посчитается! Ольга Федоровна, что ты со мной сделала!
        Неуходимов. А я-то за что? Мою жизнь за что рубят? Велели надстраивать гостиницу- я и надстраивал, будь она трижды проклята и все ее шестьдесят номеров с ваннами и без ванн.
        За дверью голоса, шум, шаги.
        Ваткин. Павликова.
        Неуходимов. Ну, вот мы и дома.
        Быстро входит Персюков в сопровождении мальчика Коти
        и еще нескольких человек.
        Персюков. Здорово, орлы! Как дела с надстройкой гостиницы? Ковыряетесь? Не вижу темпов, не замечаю энтузиазма!
        Есаулова. Персюков. Довольно.
        Персюков. Хорошо. Только сперва я тебя убью. Котя, иди сюда. Обратите внимание: обыкновенный мальчик. Называется Котя. Котя, сколько тебе лет?
        Котя. Двенадцать, тринадцатый.
        Персюков. Пионер?
        Котя. Пионер.
        Персюков. Заметьте себе: двенадцать, тринадцатый; пионер.
        Есаулова. Персюков. Довольно.
        Персюков. Чего ты кирпичишься? У мальчика исключительные способности. Ваткин, дай мальчику какое-нибудь семизначное число. Ну? Ты что- забыл уже, что такое семизначное число? Ну!
        Ваткин. Четыре миллиона восемьсот девяносто пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть.
        Персюков. Запиши себе. Неуходимов, дай мальчику трехзначное число.
        Неуходимов (угрюмо). Сто сорок три.
        Персюков. Котя, раздели.
        Котя (мгновенно, наизусть). Тридцать четыре тысячи двести тридцать пять целых и четыреста двадцать пять тысячных...
        Ваткин. Верно.
        Персюков. Прошу убедиться.
        Неуходимов. Удивительно... Феноменально...
        Персюков. Это еще пустяки. Он у меня всю таблицу логарифмов Пржевальского наизусть знает. Верно, Котя? Академики приедут, увидятахнут. А вы говорите- Конск? Вот вам и по сю сторону хребта. Хо-хо!
        Есаулова. Персюков, довольно. Что это еще за фокусы?
        Персюков. Ничего не фокусы. Просто неслыханный подъем интереса к математике в связи с открытием домика Лобачевского. Только и всего. За последнюю декаду мне удалось выявить по нашему району свыше пятнадцати математических точек. Ты не поверишь: приезжаю третьего в колхоз "Первого мая" и прежде всего- бац!- обнаруживаю кружок математиков, восемь человек. Бурный рост математики. Бурный рост. Но я вижу- тебя это не зажигает.
        Есаулова. И так тошно, а ты лезешь с математикой.
        Персюков. Дорогая, что ты говоришь? Ты только вдумайся в это слово: ма-те-ма-ти-ка. Математика- это же артиллерия, математика- авиация, математика- флот...
        Есаулова. Персюков. Хватит. Отменяется.
        Персюков. Что отменяется?
        Есаулова. Все отменяется. Ничего не будет.
        Персюков. Чего ничего?
        Есаулова. Эйнштейна не будет, академиков не будет, Степанина не будет, открытия не будет, домика не будет. Ничего не будет.
        Персюков. Кто тебе сказал?
        Есаулова. Это я тебе говорю. Понятно? Хватит с нас.
        Персюков. В чем дело? Что тут без меня случилось?
        Есаулова. Ты еще смеешь спрашивать? Авантюрист!
        Персюков. Кто?
        Есаулова. Ты.
        Персюков. Я авантюрист? Вот уж неправда.
        Есаулова. Типичный авантюрист. Спроси кого хочешь.
        Персюков. Зачем мне спрашивать, когда я же лучше знаю, что я не авантюрист.
        Есаулова. И к тому же очковтиратель. Ты нам втирал очки, что вся смета по домику будет восемь тысяч, а на сегодняшний день одна лишь реконструкция "Волги" влетела нам в сто пятьдесят тысяч, плюс семьдесят пять тысяч культмассовых, плюс двадцать девять тысяч тридцать копеек организационных расходов, плюс пятьдесят тысяч за твою идиотскую скульптуру. Итого...
        Котя (мгновенно). Триста четыре тысячи рублей тридцать копеек.
        Персюков. Сравнительно немного. Правда, Котя?
        Есаулова. Персюков, имей в виду. Мы тебя стукнем.
        Персюков. Честное слово, ты меня просто смешишь. Сидит тетка на миллионах и совершенно этого не понимает. Надо иметь воображение.
        Есаулова. Не смей говорить этого слова.
        Персюков. Ага! Испугалась.
        Есаулова. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты нас всех погубил.
        Персюков. Батюшки, страсти! Чем же это я вас погубил, позвольте узнать? Тем, что раз в кои-то веки вы потратили на реконструкцию гостиницы и на городские благоустройства жалкие триста тысяч?
        Есаулова. Их- нет. Понимаешь русский язык,- нет! Все в долг. В петлю влезли. Висим. Вот.
        Персюков. Подумаешь, триста тысяч. Большое дело. Тьфу. Да я тебе их дам хоть сейчас, только не плачь.
        Есаулова. Дай.
        Персюков. Чеком? Авизовкой? Банковским перечислением?
        Есаулова. Ты не шутишь?
        Персюков. Какие шутки. Вот. (Показывает чековую книжку.)
        Есаулова. У тебя деньги?
        Персюков. Зачем у меня. У нас. У комитета по проведению чествования Лобачевского.
        Есаулова. Откуда?
        Персюков. Местная промышленность. Иди сюда. (Показывает в окно.) Видишь- директора. Стоят, дожидаются. Я их везу в Парк культуры и отдыха, у нас там одно небольшое дельце. Забежал по дороге посмотреть, как у тебя обстоит. Оказывается, сидишь на мели. Обрати внимание. Красавцы мужчины. Один в одного. И у каждого непременно имеется пара сот тысяч неиспользованных средств. (В окно.) Вася, сколько у тебя неиспользованных? Только честно. Ага. Хорошо. (Отходит от окна.) У Васи из метизового комбината двести шестьдесят тысяч, у Петра Андреевича сто сорок четыре тысячи, у ликерно-водочного четыреста двадцать три да у Силиката Комбинатовича сто двадцать. Котя, подбей.
        Котя (мгновенно). Девятьсот сорок тысяч.
        Персюков. Тебя это устраивает?
        Есаулова. Устраивает.
        Персюков. А меня не устраивает.
        За сценой возобновляется ропот.
        Входит Передышкин.
        Передышкин. Ну? Люди ждут. Платить будешь?
        Есаулова. Обязательно.
        Передышкин. Вот как? Интересно посмотреть. Когда же это? Надо сейчас.
        Есаулова. А я сейчас заплачу. Давай ведомости.
        Передышкин. А средства?
        Есаулова. Давай, давай. (Подписывает ведомость.) Ваткин, передвигай обратно культмассовые. Поскорей! Действуй!
        Ваткин подписывает.
        (Персюкову.) Чеками на банк.
        Персюков выписывает чек и вручает его.
        Передышкин. Виноват... Я очень извиняюсь...
        Есаулова. Ну уж там извиняйся, не извиняйся, твое дело. (Открывает дверь.) Товарищи, пожалуйте денежки!
        Веселое оживление.
        Ваткин, плати.
        Ваткин уходит с ведомостями.
        Персюков. Иди, Котя, поможешь человеку считать.
        Котя уходит.
        Ну, теперь ты против меня, надеюсь, ничего не имеешь?
        Есаулова. Ох, Персюков, бить бы тебя, да рука не поднимается.
        По радио несколько раз повторяется музыкальная фраза
        "Выходила на берег Катюша".
        Персюков. Что это- позывные Конска? Едем! Вперед, орлы!
        Голос диктора. Внимание, внимание. Говорит Конск. Сейчас по городской радиотрансляционной сети и по местной коротковолновой станции Че-Ша-Ща передаем информацию. До открытия домика Лобачевского остались считанные дни. В настоящее время пустырь перед домиком Лобачевского превращен в бульвар, богато украшенный цветами и скульптурой. Это уже и сейчас один из красивейших уголков нашего города.
        Есаулова (замечтавшись перед радио). "...красивейших уголков нашего города. ." Хорошо. Это очень хорошо.
        Персюков. Едем же, едем.
        Есаулова. Подожди, дай послушать.
        Голос диктора. Сегодня из Сухума прибыло пятнадцать больших пальм и более ста цитрусовых деревьев...
        Персюков. Грейпфруты, хамеропсы, мандарины.
        Голос диктора. ...которые будут высажены на бульваре Лобачевского. Передачу вел Льяносов.
        Есаулова. Персюков! Это очень хорошо!
        Персюков. Теперь ты поняла мою мысль? Открытие домика Лобачевского должно вылиться в грандиозный праздник нашего города.
        Есаулова. Да, да, в грандиозный праздник. Именно вылиться. Ты абсолютно прав. Водопровод, асфальт, хамеропсы- это хорошо. Так и надо. Будем же действовать в этом направлении. (Суетится.) Неуходимов, ты здесь? Ваткин! Где же Ваткин? Едем же... Едем же скорее.
        Входит бледный Ваткин.
        Ваткин (запинаясь от ужаса). Павликова приехала. По лестнице подымается.
        Неуходимов. Куда?
        Ваткин. С... сюда.
        Неуходимов идет ко второй двери. Ваткин идет на
        цыпочках за Неуходимовым.
        Есаулова. Куда вы?
        Ваткин. Домой.
        Неуходимов. Завтракать.
        Неуходимов и Ваткин уходят во вторую дверь.
        Входит Передышкин.
        Передышкин. Областной прокурор товарищ Павликова. (В дверь.) Пожалуйста, товарищ Павликова.
        Входит Павликова. Мужское лицо, пенсне. Она
        приближается медленно и неотвратимо, как летняя
        гроза, которая собиралась с утра. За ней следует ее
        помощник, в военной форме. Пропустив Павликову с
        низким поклоном, Передышкин задом уходит из комнаты и
        многозначительно запирает за собой дверь.
        Павликова (после долгой паузы). Нам стало известно, что в Конском районе под крылышком горсовета орудует некто Персюков. Кто этот Персюков?
        Перегонов. Некто Персюков этот как раз я.
        Павликова. Вот как? Откровенно. Что это у вас здесь происходит за вакханалия?
        Персюков. Вы имеете в виду домик Лобачевского?
        Павликова. Мы имеем в виду то, что имеем.
        Пауза.
        Я вас слушаю.
        Персюков. Про что говорить-то?
        Павликова. Говорите все, что знаете. (Долго совещается с помощником.) Рассказывайте, рассказывайте. Мы вас слушаем.
        Персюков. Воды можно выпить?
        Павликова. Пожалуйста.
        Персюков (пьет воду). Говорить?
        Павликова (совещаясь с помощником). Да, да, говорите. Я слушаю.
        Персюков. Второго сентября, значит, открывается домик Лобачевского. Уже собран богатейший иконографический материал, а также большое количество документов, фотокопий, гравюр и картин известных русских художников...
        Павликова. Постойте. Как вы говорите? Документов и фотокопий?
        Персюков. Документов и фотокопий.
        Павликова. Так. Продолжайте. (Делает отметку в блокноте.)
        Персюков. ...известных русских художников, отображающих эпоху Лобачевского. Среди экспонатов обращают на себя внимание портреты Пушкина, Карамзина, Глинки, Гоголя, Бенкендорфа, Аракчеева и Александра Первого.
        Павликова. Я не расслышала- кого? Последние три фамилии?
        Персюков. Бенкендорфа, Аракчеева и Александра Первого.
        Павликова совещается с помощником, делает заметки в
        блокноте.
        А что?
        Павликова. Ничего. Я вас слушаю. Продолжайте.
        Персюков (откашливается). Имеются почти все первые издания работ Лобачевского на русском и иностранных языках.
        Павликова. На русском и- как вы сказали?- иностранных?
        Персюков. Да.
        Павликова (оживляясь). И номера "Ученых записок Казанского университета" есть?
        Перегонов. А как же. Полный комплект, товарищ прокурор, с тысяча восемьсот тридцать шестого по тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год. С большим трудом, но достали. А сочинение Лобачевского "Новые начала геометрии с полной теорией параллельных" даже с собственноручными пометками самого Лобачевского.
        Павликова. Это любопытно. Я сама, знаете, до известной степени... окончила математический факультет. Впрочем, это дела не меняет. Дальше.
        Персюков. Ну, что ж дальше? На открытие домика со всего Советского Союза съезжаются почетные гости.
        Павликова. Нам это известно.
        Персюков. Из Америки приезжает профессор Эйнштейн.
        Павликова (живо). Что вы говорите! Альберт Эйнштейн? Впрочем... нам это известно.
        Персюков. Словом, грандиозный праздник нашего города.
        Павликова. Вернее сказать- грандиозное безобразие. Приезжают лучшие люди нашей страны, приезжает мировой ученый Эйнштейн, и что же они увидят? Мостовая ужасающая, всюду грязь, даже ресторана, чтобы прилично пообедать, и гостиницы, чтобы выспаться,- нет. Как это называется? Вакханалия?
        Персюков. К приезду гостей все будет готово. За это я вам отвечаю.
        Павликова. А трамвай?
        Персюков. Будет.
        Есаулова. Персюков, не лги.
        Персюков. Если я говорю- будет, значит, будет. Мы нашли во дворе метизового комбината рельсы. Шестой год валяются. А вагоны идут из Тулы в обмен на наш мрамор.
        Есаулова. Да, да. Вагоны идут из Тулы.
        Павликова. Однако вы размахнулись.
        Персюков. Маленько есть.
        Павликова. Во сколько же вам все это вскочит?
        Есаулова. Я думаю- тысяч пятьсот.
        Персюков. Сколько? Тетя Оля, не смеши людей. (Павликовой.) У меня по смете пока что предусмотрено полтора миллиона.
        Есаулова. Сколько?
        Персюков. Полтора миллиона. Ну, может быть, миллион шестьсот тысяч. Во всяком случае, не больше миллиона семисот.
        Есаулова хочет что-то сказать, но не может, только
        глотает воздух.
        Ну, вот, я так и знал, что она опять расстроится. Не привыкла к масштабам.
        Павликова. Полтора миллиона. Да. Не меньше. А откуда средства?
        Есаулова (с болезненным стоном). Персюков, отвечай прокурору, откуда средства.
        Персюков. Вот тут-то и находится главный узел.
        Павликова. Как вы говорите? Узел?
        Персюков. Узел.
        Павликова. Я спрашиваю: откуда средства?
        Есаулова. Товарищ прокурор, моя вина. Я отвечаю.
        Персюков. Тетя Оля, брось, одну минуточку. (Павликовой.) Сейчас я вам скажу. Только пусть она возьмет себя в руки и не кричит. Выставка.
        Есаулова вскакивает.
        Только ты меня не перебивай. Небольшая такая районная выставка местной промышленности и сельского хозяйства на территории Парка культуры и отдыха. (Есауловой.) Ничего, это сейчас пройдет. (Павликовой.) Вы понимаете мою мысль, товарищ прокурор? На открытие домика Лобачевского съезжаются лучшие люди нашей страны. Должны мы им показать наши достижения? Должны?
        Павликова. А достижения есть?
        Персюков. Ого! Да вы представляете себе, что такое наш район? Разработки потрясающих гончарных глин, знаменитых на весь Советский Союз, не глина, а золото. Огнеупорный кирпич высшей марки; шамот для доменных печей. Это вам штучки? Валюта! Затем: месторождение желтого мрамора. Показать людям наш мрамор надо? А метизовый комбинат? Мы имеем свои ведра, детские ванночки, миски, сковородки, кастрюли- буквально все для хозяйства, от дверных задвижек до ножей для консервов. Это вам штучки? Двадцать кустарных артелей,- валенки, ларчики, аптекарские весы, вышивки, резьба по дереву...
        Павликова. Как вы сказали? Аптекарские весы? (Записывает.)
        Персюков. Ну да. Точнейший инструмент. Произведение искусства. Взвешивают муху с точностью до одной десятитысячной. Но это не все. Недавно завод номер восемь в виде дочернего предприятия открыл производство не больше не меньше как мотоциклов. А? Город Конск, по сю сторону Уральского хребта, выпускает весьма приличные мотоциклы. Это же, черт побери, показать народу нужно! Вот в том-то и дело. Наконец, передовое сельское хозяйство, садоводство, огородничество. Два колхоза-миллионера. Такой яровой пшеницы я даже в Херсонщине и в Днепропетровщине не видел. Это надо обязательно показать. Я уже не говорю о корове Валькирия, которая дает в год три тысячи литров молока, и о симментальском бычке Джентльмен, величиной чуть поменьше автомобиля ЗИС сто один. А что вы скажете, например, о рябиновке экстра нашего ликерно-водочного завода? Неслыханная рябиновка. Я вам советую, товарищ прокурор, непременно попробуйте. Не пожалеете. Да в Америке любой предприниматель на такой рябиновке заработал бы за год десять миллионов долларов! Понятно вам? Одним словом, местная и кустарная промышленность и передовое сельское
хозяйство входят к нам как пайщики. Короче говоряхочешь участвовать в выставке,- помогай привести город, где будет выставка, в приличный вид. Помогай асфальтировать подъездные пути, строй гостиницу для приезжих, налаживай городской транспорт, дерись за общественное питание. Ты улавливаешь?
        Павликова. Улавливаю, улавливаю.
        Персюков. Хочется тебе, чтобы перед твоим павильоном на выставке бил фонтан,- пожалуйста. Пусть бьет. Только ты проведи воду.
        Павликова. То есть?
        Персюков. То есть строй водопровод.
        Павликова записывает, совещается с помощником.
        Все предприятия и учреждения с восторгом идут нам навстречу. А область проводит это по госбюджету.
        Павликова. Это хорошо.
        Персюков. Правда? Я очень рад, что ты меня поддерживаешь в вопросе выставки. Мерси. (Есауловой.) Видишь? А ты нервничаешь. Вы представляете себе картину: сто сорок выдающихся людей страны мчатся на машинах по зеркальному асфальту. На территории выставки пальмы. Электричество. Сияет гостиница. Светофоры. Милиционеры в белых перчатках. Что это? Париж, Лондон, Венеция? Нет, это Конск. Красиво?
        Павликова. Так что же вы сидите? Надо действовать! Может быть, тебе кто-нибудь мешает? Так ты скажи.
        Персюков. Да вот область опять задержала ассигновочные бланки. Срывает нам финансирование.
        Павликова. Срывает? А вот я им сейчас покажу. (Бросается к телефону.) Область. Дайте облфинотдел. Васильева. Вы что ж это, батенька, до сих пор не выслали в Конск ассигновочные бланки? Вы знаете, что вы тем самым срываете финансирование строительства выставки? Ах, не знаете? Очень жаль! Надо бы знать. Кто говорит? Я говорю, Павликова. Сейчас высылаете? Ну, то-то. (Вешает трубку.) Сейчас высылают. Ну, доложу я вам, и народец! Едем!
        Есаулова. Да, да. Едем. Где же Неуходимов? Где Ваткин?
        Ваткин и Неуходимов появляются в дверях.
        Ваткин. Мы тут.
        Есаулова. Сейчас едем.
        Ваткин. Уже? Так скоро?
        Есаулова. Да, да. Сначала на строительство гостиницы, потом на выставку. (Павликовой.) Ты с нами?
        Павликова. Обязательно. Надо посмотреть.
        Есаулова (звонит). Передышкин!
        Входит Передышкин, за ним милиционер.
        Зачем милиционер?
        Передышкин. Для Персюкова. А как же?
        Есаулова. Темный человек. Вели, чтобы подавали машину. Мы сейчас едем с прокурором на строительство выставки.
        Передышкин. Товарищ прокурор, как же быть с Персюковым?
        Павликова. Персюков с нами. (Уходит с помощником.)
        Передышкин. Я извиняюсь... где же правда?
        За окном вдруг раздается джаз. Издали слышится
        веселая зажигательная песня. Знамена.
        Персюков. Видите? Видите, что делается? Граждане Конска идут починять шоссе от вокзала до города, чтобы достойно встретить дорогих гостей. Десять километров шоссе. Видите- джаз? Это джаз юных математиков имени Лобачевского. Почти все на треугольниках играют. (Выскакивает на балкон, кричит.) Да здравствуют граждане нашего города!
        Музыка, крики, песня. Персюков возвращается обратно в
        комнату.
        А вы говорите- Конск! Вот вам и по сю сторону хребта.
        По радио раздаются известные позывные, после чего
        слышится вкрадчивый, даже несколько кокетливый
        женский голос, полный задушевного выражения и
        обворожительных интонаций.
        Голос диктора. Внимание, внимание. Говорит Конск. Сейчас по городской радиотрансляционной сети и по местной коротковолновой станции Че-Ша-Ща будет передаваться передвижка аптеки.
        Есаулова. Чего передвижка?
        Перегонов. Аптеки. Вот видишь, ты опять начинаешь волноваться.
        Есаулова. Персюков, я не позволю!
        Персюков. Все будет в порядке. За это я тебе отвечаю.
        Голос диктора. Внимание, внимание. Передаем передвижку аптеки. Товарищи радиослушатели, внимание. В настоящий момент выездной бригадой Всесоюзного радиокомитета в помещении аптеки установлен микрофон. Передача ведется из аптеки. Товарищи, мы находимся в аптеке. Ее сейчас будут передвигать. Но работа в ней не прекратится ни на минуту. Все на местах. Кассирша сидит за кассой. Провизор Борис Абрамович изготовляет лекарства.
        Легкая музыка.
        Слово имеет заведующая аптекой товарищ Загородная. Дора Александровна, пожалуйте к микрофону.
        По мере передачи в кабинет Есауловой набирается
        народ, жадно слушающий передачу.
        Голос заведующей. Граждане города Конска. Я говорю из аптеки. Нас сейчас будут передвигать. Тем не менее весь персонал находится на своем посту. Будем видеть. До свидания.
        Голос диктора. Вы сейчас прослушали выступление заведующей аптеки товарища Загородной.
        Легкий звон аптекарской посуды.
        Это началось передвижение аптеки и дребезжит аптекарская посуда. На данный момент аптека передвинулась на десять- двенадцать миллиметров.
        Звон сильнее.
        Слышите? Это движется аптека. (Бытовым голосом.) Слушайте, скажите, чтобы они там не слишком дергали, невозможно вести передачу. (Голосом диктора.) Только что в аптеку пришел покупатель. Это стахановец метизового комбината товарищ Александров. У микрофона товарищ Александров.
        Голос Александрова. Сегодня на работе я почувствовал головную боль и обратился за советом к нашему сменному инженеру, орденоносцу товарищу Михееву. Товарищ Михеев говорит: "Наверное, у тебя грипп или какая-нибудь другая болезнь. Тебе надо на ночь принять аспирин". Вот я, значит, зашел в аптеку за аспирином, а ее как раз в этот момент передвигают. Дайте мне, пожалуйста, три порошка аспирина.
        Сотрясение. Сильный звон упавшего стекла.
        Голос заведующей. Что они там, с ума сошли?
        Голос провизора. Я вас предупреждаю. Она развалится.
        Голос диктора. Тсс! Тсс! (По радио.) Товарищи, не волнуйтесь. Это упала всего лишь банка с йодоформом.
        Персюков. Всего лишь банка с йодоформом.
        Падает несколько банок. Сильный толчок.
        Голос Александрова. Ух ты, черт возьми! Легче, легче!
        Голос заведующей. Перестаньте дергать!
        Голос диктора. Товарищи радиослушатели, одну минуту...
        Неслыханный лязг.
        Голос заведующей. Я предупреждала!
        Персюков. Кто же так дергает? Разве так дергают?
        Обвал. Тишина.
        Персюков. Что такое? Наверное, радио испортилось. (Стучит по радио. Подкручивает винтики.) Не работает. Вот это номер.
        Есаулова (бросается к телефону). Аптека! Аптека! Аптека! (Стучит рычагом.) Не отвечает.
        Передышкин (смотрит в окно). Ух ты! Люди куда-то бегут.
        Все бросаются к окнам.
        Ваткин. Там, где была аптека, какая-то туча.
        Есаулова (в телефон). Аптека! Аптека! Аптека! (Персюкову.) Ну, Персюков! Ну, друг мой! (Стучит рычагом.)
        Передышкин. Стучи, стучи.
        Входят заведующая и провизор, покрытые строительным
        мусором. В руках- весы, две банки и маленькая
        вывеска с надписью: "Ночной звонок в аптеку № 7".
        Заведующая. Город без медикаментов.
        Провизор. Вот все, что осталось от нашей аптеки.
        Есаулова. Ну, Персюков! Ну, теперь ты нам положишь свой партийный билет.
        Передышкин. И вообще у меня есть данные, что никакого Лобачевского в Конске не было.
        ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
        Уголок Парка культуры и отдыха в городе Конске,
        превращенного в выставку. Стенды, павильоны,
        скульптура, цитрусовые пальмы. Видны экспонаты самого
        разнообразного характера, от лоханок и валенок до
        чудесных тканей и керамики. Фонтан. Сбоку
        электрическая лебедка, которая подымает и опускает
        небольшой аэростат для обозрения выставки с высоты
        птичьего полета. Видна корзинка аэростата и его
        нижняя часть. Иногда он поднимается и опускается с
        посетителями выставки. При шаре касса и сторож.
        Задняя стена деревянного театра с дверцей и надписью:
        "Вход в президиум". Флаги. Музыка. Посетители.
        Празднично. Чудесный осенний день. Синее сентябрьское
        небо, желтые листья, круглые облака. Среди
        посетителей Шура и лейтенант.
        Лейтенант. Вы не скажете, куда поехали почетные гости?
        Шура. В бывший машиностроительный техникум.
        Лейтенант. А что там такое?
        Шура. Сегодня машиностроительный техникум реорганизуется в машиностроительный вуз имени Лобачевского.
        Лейтенант. Стало быть, Конск уже имеет свое высшее учебное заведение. Здорово шагнул!
        Шура. Вы, наверно, приезжий?
        Лейтенант. Нет, я здешний уроженец. Но последнее время служу в армии. Приехал в командировку.
        Шура. И очень удачно попали. Как раз на Лобачевские дни. Гостиницу "Волга" видели? Бульвар Лобачевского видели? Новую аптеку видели?
        Лейтенант. Выдающаяся аптека.
        Шура. За восемнадцать дней отгрохали. Скоростным методом. Облицована желтым мрамором. Вместо старой. Старая у нас, знаете, завалилась.
        Лейтенант. Слава богу. Такая рухлядь была.
        Шура. По новому маршруту на трамвае, конечно, уже катались?
        Лейтенант. Раза три пришлось.
        Шура. Вам как орденоносцу полагается бесплатно?
        Лейтенант. Я это по подчеркиваю. А скажите, как долго еще продолжатся торжества?
        Шура. Нынче последний день. Сейчас в летнем театре будет торжественное закрытие. Ожидается телеграмма о переименовании Конска в Лобачевск. А то в самом деле: Конск. Даже как-то неудобно. Можно подумать, что здесь главным образом какие-то кони. Правда?
        Лейтенант. Лобачевск крепче. Вы не скажете- профессор Альберт Эйнштейн из Соединенных Штатов Северной Америки приехал?
        Шура. К сожалению, не смог. Сообщение через Атлантический океан очень трудное. Всюду мины и подводные лодки.
        Лейтенант. Да, знаете. Военные действия имеют свою неприятную сторону.
        Шура. Как находите выставку?
        Лейтенант. Выдающаяся выставка. Оказывается, местная промышленность сильно шагнула. Даже швейные машины и мотоциклы освоили.
        Музыка. Крики. Пробегает несколько человек с криком:
        "Едут! Едут!"
        Шура (вскакивая на скамью). Едут! Едут!
        Лейтенант. Где, где? (Становится на скамью.) Вижу... Ух ты, сколько машин! Четыре автобуса и трамваи. Все в цветах и зелени. Выдающийся денек.
        Шура. Смотрите, смотрите. В тюбетейке стоит на первой машине. Это Персюков.
        Лейтенант. Кто это Персюков?
        Шура. Один мой близкий знакомый. Персюков- не правда ли, очень красивая фамилия?
        Лейтенант. Да, благозвучная.
        Шура. Смотрите. Смотрите. Почетные гости, академики, герои, народные артисты, писатели.
        Лейтенант. Что вы говорите? Прошу прощенья. (Убегает.)
        Музыка, крики "ура".
        Через сцену деловито идет Передышкин. Рот сжат, глаза
        сужены. Под мышкой толстая книга. Торопится.
        Шура. Между прочим, принято здороваться. Ух ты, какая толстая книга.
        Передышкин. Энциклопедический словарь. На букву Л.
        Шура. На букву Л? Любовь? Интересуешься узнать, что такое любовь?
        Передышкин. Этим пусть другие интересуются.
        Шура. Выдающаяся погодка.
        Передышкин. Ничего. Сейчас испортится. Пока. (Уходит.)
        На заднем плане появляются Есаулова, Ваткин,
        Неуходимов, старуха Сарыгина, несколько приезжих и
        Персюков.
        Все нарядны и возбуждены. Цветы. Все, кроме
        Персюкова, поднимаются по лестничке и входят в дверь
        президиума. Персюков идет к Шуре.
        Персюков. Здравствуй, Шуретта, здравствуй, дорогая.
        Шура (прильнув к Персюкову). Алешенька. Дружок. Господи, мокрый как мышь, весь замурзаный! Бродячий кот!
        Персюков. Вспотел. Устал. Ну, что же ты скажешь? Ты мечтала о чем-нибудь подобном? Этот день мне снился всю жизнь.
        Шура. Выдающийся денек.
        Персюков. Правительственной телеграммы еще не приносили?
        Шура. Еще не приносили. Я специально стою- жду.
        Персюков. Наверное, сейчас принесут. Заметила автобусы, трамвай, автомашины? Зеленое с голубым. А? Это я велел выкрасить весь городской транспорт в юбилейные цвета. Надежда и наука. Зеленое- надежда, а уж голубое- наука. Здорово придумал?
        Из театра доносятся аплодисменты. Потом голос
        оратора.
        Началось заседание. Ольга Федоровна пошла чесать. Доклад на темуперспективы развития Конска.
        Шура. Алеша, когда же мы наконец оформимся? А то, честное слово, неудобно.
        Персюков. Зашился. Ты же видишь! Вот сегодня проверну гостей, тогда и оформимся.
        Шура. Может быть, ты раздумал? Ты теперь стал такой знаменитый.
        Персюков. Чудачка. У меня- знаешь как? Раз сказал- значит, можешь не сомневаться. Шуретта, давай поднимемся. (Показывает на аэростат.) Взовьемся на четыреста метров над уровнем моря, посмотрим с высоты птичьего полета в последний раз на город Конск и поцелуемся.
        Шура. Почему в последний раз?
        Персюков. Потому, что завтра это уже будет не Конск, а Лобачевск. Ну? Летим? Серьезно.
        Шура. Ой, нет-нет! Ни за что, ни за что! Лучше сразу умереть! Боюсь.
        Персюков. Эх ты, трусиха-зайчиха. Тебе бы за Передышкина идти.
        Шура. Передышкин- дурак. Только что прошел мимо- еле поздоровался. И под мышкой энциклопедический словарь. Не знаю, что он вообразил.
        Персюков. Передышкин с энциклопедическим словарем. Мрачное зрелище. Что ему вздумалось?
        Шура. Чего-то ищет на букву Л.
        Персюков. На букву Л? Гм... Это мне уже подозрительно.
        Входит девушка-почтальон. Нарядная.
        Девушка. Доброе утречко. Примите правительственную телеграммочку. Распишитесь вот туточки. Исключительная погодочка. До свиданьечка. (Уходит.)
        Персюков (прочтя телеграмму). Позвольте вас поздравить, гражданка города Лобачевска.
        Шура. И вас также. (Жмут друг другу руки.) Алешенька! Это все ты, ты сделал! (Обнимает его.)
        Персюков. Одну минуточку. Сбегаю в президиум покажу. После доклада Есауловой- огласим. (Идет быстро, останавливается.) Они полюбили друг друга в Конске, а расписались в Лобачевске. (Уходит.)
        Входит Передышкин.
        Передышкин. В домике Лобачевского, конечно, была? Экспонаты, конечно, видела? Визитную карточку Лобачевского заметила?
        Шура. Заметила.
        Передышкин (показывает). Она?
        Шура. Она, где ты взял?
        Передышкин. Похитил в домике Лобачевского.
        Шура. Как же ты посмел? Такую редкость... Такую реликвию?
        Передышкин. Реликвию? Плевал я на эту реликвию. Вот. Тьфу!
        Шура. Передышкин, ты не в своем уме!
        Передышкин. Я-то, положим, в своем. А остальные- не знаю. По-печатному разбираешь? Читай.
        Шура (читает карточку). Иван Николаевич Лобачевский.
        Передышкин. Иван Николаевич. Так? (Протягивает словарь.) Теперь читай тут.
        Шура (читает). "Лобачевский Николай Иванович, великий математик, родился в тысяча семьсот девяносто третьем году".
        Передышкин. Стоп. Николай Иванович.
        Шура. Николай Иванович.
        Передышкин. Понятно?
        Шура. Что... понятно?
        Передышкин. Иван Николаевич и Николай Иванович. Небольшая разница. Николай Иванович Лобачевский, великий математик (потрясает словарем), и какой-то никому не известный Иван Николаевич Лобачевский (потрясает карточкой). Пес его знает, кто он такой, скорее всего такой же авантюрист и жулик, как твой Персюков.
        Шура. Что же это... что же это делается...
        Передышкин. Будьте здоровы. Где здесь телефон?
        Шура. Куда ты?
        Передышкин. Сигнализировать в прокуратуру. И сейчас же обратно, прямо на торжественное заседание. Попрошу слова для внеочередного заявления и зачитаю оба документа. Только Персюкова и видели.
        Шура. Передышкин... ты этого не сделаешь.
        Передышкин. Ого, еще как! (Уходит.)
        Входит Персюков.
        Персюков. Через пятнадцать минут кончается доклад, и сейчас же будет оглашаться телеграмма.
        Шура. Алеша, что-то невероятное! У нас не тот Лобачевский. Настоящий великий Лобачевский- Николай Иванович, а наш Лобачевский- Иван Николаевич.
        Персюков. Что ты говоришь? Кто тебе сказал?
        Шура. Передышкин. У него на руках документы. Словарь и визитная карточка. В словаре- Николай Иванович, а на визитной карточке- Иван Николаевич. Своими глазами видела. Алеша, мы страшно обмишурились.
        Персюков. Подлая старуха.
        Шура. Передышкин побежал сигнализировать. Он обещал сейчас же вернуться и сделать внеочередное заявление. Что-то немыслимое!
        Персюков. Через пятнадцать минут будут оглашать указ о переименовании. Надо Передышкина задержать на пятнадцать минут.
        Шура. Ой, ты не знаешь Передышкина! Он тебя непременно завалит.
        Персюков. Не во мне вопрос. Надо задержать. Понимаешь? Чтоб он не испортил людям праздник. А там? Пускай меня рубят. Мне себя не жалко. Мне праздника жалко. Такой день, такое торжество... Задержи!
        Шура. Как же я его задержу?
        Персюков. Не знаю. Как-нибудь. Околдуй. Сведи с ума. Завлеки. Ты же девушка. Сама понимаешь. Замани.
        Шура. Куда же я его завлеку?
        Персюков. Куда-нибудь. Куда хочешь. На воздушный шар. Поднимись с ним. (Идет к кассе шара.) Дайте два билета. (Получает билеты.)
        Шура. Ни за что... Ни за что... Только не это...
        Персюков. Ради меня! Ради такого дня! Держи билеты!
        Шура. Боже мой! Я не знаю, он не захочет.
        Персюков. С тобой захочет. Ты же такая девушка! Не подняться с такой девушкой- это же надо иметь каменное сердце. Шурочка! Ради праздника нашего города!
        Шура. Ты меня любишь?
        Персюков. Клянусь!
        Шура. Передышкин идет. Давай билеты. Уходи. Стой. Поцелуй.
        Персюков (целует). Не бойся. Смотри вверх.
        Шура. Иди.
        Персюков уходит.
        Буду смотреть вверх.
        Входит Передышкин.
        Передышкин. (Бросается к нему и плачет.)
        Передышкин. Ну? В чем дело?
        Шура. Я боюсь.
        Передышкин. Я думаю, "боюсь". (Хочет идти.)
        Шура. Не уходи, Передышкин. Постой. Я боюсь. Мне страшно, что я... чуть не связалась с этим... ужасным человеком.
        Передышкин. Ага! Теперь ты его раскусила? Теперь ты поняла, кто такой Персюков и кто такой я?
        Шура. Я была дура. Ты мне открыл глаза.
        Передышкин. Ага! Ага!
        Шура. Вася, прости меня.
        Передышкин. Лично я против тебя ничего не имею. Я в это не вношу личного мотива. Пускай твоей ошибке даст принципиальную оценку наша профессиональная организация. Но мне до глубины души горько за тебя. Горько и неприятно. Как ты сразу не заметила, Шурочка, что это за личность? Ничего, что я позволяю себе называть тебя Шурочкой?
        Шура. Называй, Вася. Ничего. Хуже не будет. Ты мне истрепал все нервы. (Прижимается к нему.) Я тебя нынче во сне видела.
        Передышкин. Ага! Вот видишь. (Хочет ее поцеловать.)
        Шура (отскакивая). Только не здесь... (Бежит к шару.)
        Передышкин. Где же?
        Шура. Поднимемся.
        Передышкин. Мне на заседание надо.
        Шура. Мы будем одни, Вася!
        Передышкин. А билеты? (Хочет ее обнять.)
        Шура. Есть. Подожди. (Входит в корзину шара.) Иди ко мне. Иди, Васюк, дай руку.
        Передышкин. Гоп! (Вскакивает в корзину.)
        Шура. Вот так.
        Передышкин. А может, в другой раз? Когда ветру поменьше будет?
        Шура (сторожу). Дедушка, подымай.
        Передышкин. Небось наверху болтать будет?
        Шура. Подымай! Только повыше.
        Передышкин. Зачем же повыше?
        Сторож включает лебедку. Шар идет наверх. В полете.
        Полегче, полегче!
        Сторож. Если сомлеете- дайте сигнал.
        Голос Шуры. Передышкин, держи меня. Ой, не могу! Ай, мамочка!
        Лебедка работает, трос раскручивается.
        Сторож (кричит вверх). Молодой человек, не бойтесь! Только первые сто метров страшно!
        Входит Персюков.
        Персюков. Сколько предельная высота?
        Сторож. Пятьсот метров, товарищ директор.
        Персюков. Качай на пятьсот метров.
        Лебедка работает.
        Сторож. Триста метров. Триста пятьдесят. Четыреста.
        Голос Передышкина. Довольно! Хватит!
        Сторож. Четыреста пятьдесят.
        Голос Передышкина. Хва-а-а-тит!
        Персюков. Качай.
        Сторож. Пятьсот. Стоп.
        Персюков (вверх). Висишь? Ну, виси, виси.
        Слышна речь Есауловой. Аплодисменты.
        Папаша. Где я живу, знаешь?
        Сторож. Так точно.
        Персюков. Сходи и попроси мою маму, чтобы она дала тебе, гм... мое летнее пальто. Принеси его мне. А то что-то становится вроде холодновато.
        Сторож. А кто при шаре останется?
        Персюков. Я.
        Сторож. А вы управитесь, товарищ директор?
        Перегонов. Безумно сложно.
        Сторож. Как прикажете. На вашу ответственность. (Уходит.)
        Голос Передышкина (еле слышен). Персюков! Ты гад!
        Персюков. Очень может быть.
        Звонок сигнала.
        Голос Передышкина. Меня качает!
        Персюков. Что? Не слышу. Тебя качает? Пускай качает!
        Голос Передышкина. Я больше не могу.
        Персюков. Что? Больше не можешь? Рожденный ползать- летать не может.
        Голос Передышкина. Давай вниз! Давай вниз!
        Персюков. Что? Вниз хочешь? Бросай энциклопедический словарь и визитную карточку. Не слышишь? Словарь и карточку. Понятно? Кидай вниз. Что? Не хочешь? Ну, как хочешь. Тогда виси! Не слышишь? Тогда, я говорю, виси. Ви-си-и!
        Нервные звонки сигнала. Мигает красная лампочка.
        Мигай, мигай.
        Из театра слышатся бурные аплодисменты.
        Огласили телеграмму!
        Из театра гремит овация.
        Кончился Конск. И кончился Персюков.
        Входят Есаулова, Ваткин, Неуходимов, старуха
        Сарыгина, некоторые гости и пр. Все возбуждены. В
        руках цветы. В глазах ликование.
        Все направляются к Персюкову.
        Есаулова. Куда же ты скрылся? Вот, товарищи, настоящий герой сегодняшнего праздника! Алексей Степанович Персюков.
        Аплодисменты.
        Ну, Алеша, прости, если что было между нами. Как говорится: не поцапаешьсяне выцарапаешься. Выцарапались.
        Есаулова обнимает Персюкова. Он стоит убитый.
        Входит сторож.
        Сторож. Пожалуйте пальтишко. (Замечает сигналы.) Батюшки! А эти до сих пор висят! Небось закачались, сердешные. (Включает лебедку.)
        Есаулова. Что с тобой, Персюков? Почему молчишь, как красная девица? На тебя непохоже.
        Персюков. Я не виноват. (Надевает пальто.) Что-то мне холодновато.
        Есаулова. Уж не заболел ли?
        Неуходимов (выступая вперед с цветами). Дорогой Алексей Степанович! Прими эти цветы от товарищей по организации чествования великого русского математика Лобачевского.
        Передышкин и Шура появляются в корзине шара.
        Передышкин. Стой! (Выскакивает из корзины.) Стоп! Все это брехня и сплошная липа. Никакого великого математика Лобачевского никогда в Конске не было.
        Есаулова. Как это не было? Да ты спятил?
        Передышкин. Не было. Был какой-то, пес его знает, Иван Николаевич Лобачевский. А настоящий Лобачевский Николай Иванович.
        Есаулова. Что ты говоришь?
        Возгласы ужаса.
        Передышкин. То, что ты слышишь. Вот документы. (Сует Есауловой словарь и карточку.)
        Все окружают его, читают. Возгласы ужаса.
        Есаулова. Что же это такое, товарищи? Ведь мы город переименовали! Персюков, что это значит?
        Персюков. Произошло недоразумение.
        Передышкин. А-а-а! Вы слышали? Произошло недоразумение. Не тот Лобачевский. Понятно вам это? Не тот!
        Есаулова (машинально). Не тот Лобачевский... Да... Не тот... (Вдруг резко.) Стой! Лобачевский не тот. Хорошо. (Со страстью.) А трамвайтот? А бульвар- тот? А отель на шестьдесят номеров- тот? А станкостроительный вуз- тот? Весь город не тот. Все не то. Все другое. Все лучше. Лобачевского нет? Отлично! Да здравствует Лобачевск!
        Передышкин. А, вот как? Да тут, оказывается, орудует целая банда! (Обводит всех грозным, испытующим взглядом.) Ну, миленькие!.. (Видит старуху Сарыгину.) А! Внучка! Здравствуй, бабушка. Подойди-ка сюда, подойди. Стой! Чья это визитная карточка? Кто этот Иван Николаевич? Говори, чертова кукла!
        Сарыгина (ничего не понимая). Это визитная карточка покойного моего деда Ивана Николаевича.
        Передышкин. Сознаешься?
        Сарыгина. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой...
        Передышкин. К черту покойную матушку, урожденную Извозчикову! (Грозно.) Говори, зачем людей обманывала?
        Сарыгина. Я не обманывала.
        Передышкин. Обманывала. Вместе со своим сообщником, прожженным авантюристом Персюковым. Ты нам, старая хрычовка, вкручивала баки, будто твой дедушка Иван Николаевич Лобачевский великий математик, а великий математик как раз Николай Иванович Лобачевский. Что? Засыпалась? (Потрясает словарем.) Ну?
        Сарыгина. Я не говорила, что покойный Иван Николаевич математик. Боже меня упаси! Наоборот. По свидетельству моей покойной матушки...
        Передышкин. К черту матушку!
        Сарыгина. По ее свидетельству, покойный Иван Николаевич, обладая нежной душой и хорошим музыкальным вкусом, превосходно играл на флейте.
        Передышкин. К черту флейту! Мы понимаем, при чем тут флейта. Грамотные. Говори лучше, как партию и правительство обманывала.
        Сарыгина. Покойный Иван Николаевич, говорю я, играл на флейте, а математиком был другой Лобачевский, Николай Иванович Лобачевский, профессор Казанского университета, родной дядя покойного дедушки Ивана Николаевича.
        Персюков. Родной дядя?
        Сарыгина. Родной дядя. Будучи ординарным профессором Казанского университета, покойный Николай Иванович Лобачевский довольно часто приезжал из Казани повидаться со своим племянником, покойным Иваном Николаевичем.
        Персюков. Приезжал повидаться? Куда приезжал?
        Сарыгина. В Конск, батюшка, в Конск.
        Персюков. Вы слышите? Лобачевский приезжал в Конск. И где же он жил?
        Сарыгина. По свидетельству...
        Персюков. Ради бога, не надо свидетельства, матушка. Где жил? Говорите, где жил?
        Сарыгина. В домике, батюшка, в домике. И с большим удовольствием слушал игру покойного Ивана Николаевича на флейте...
        Персюков. Стоп! Все в порядке. Приезжал великий русский математик Лобачевский в бывший Конск? Приезжал. Жил в домике? Жил. Так все в порядке.
        Все (хором, с облегчением). Жил! Так все в порядке.
        Музыка, возгласы, триумф.
        Персюков. Товарищи, в чем, собственно, дело? Почему пальба, и клики, и эскадра на реке? Конечно, известные основания для торжества есть. Но разве таким должен быть город Лобачевск? Это вам, дорогие друзья, не Конск! Лобачевск должен быть образцовым городом будущего! Пять гостиниц, четыре очереди водопровода, пятнадцать линий трамвая, хороший аэродром, штук шесть ресторанов, три вуза, сорок колхозов-миллионеров! Мини-мум! А у нас в Лобачевске? Стыдно признаться. На сегодняшний день заасфальтировано какие-то жалкие три километра улиц, отремонтировано всего одно шоссе, надстроена всего одна гостиница, открыт всего один вуз. Всего один ресторан, всего шесть закусочных и всего один несчастный глубоко провинциальный институт северо-западных танцев... Срам! Вас это устраивает? Меня это не устраивает!
        Музыка. Пауза.
        (Лукаво в зрительный зал.) Товарищи, вы не знаете, у вас тут случайно профессор Мечников проездом не останавливался?
        Занавес.

1940
        ПРИМЕЧАНИЯ
        ДОМИК
        Комедия написана в 1940 году. Замысел пьесы, как всегда, у В.Катаева возник на основе комических ситуаций, почерпнутых из реальной жизни. "Я ездил в Таганрог на Чеховские торжества,- рассказывает писатель.- Это был очень шумный юбилей. К нему с размахом готовились. В Таганрог приезжал Художественный театр, писатели, деятели культуры. Был там в Таганроге секретарь горкома, местная партийная власть. Носил полотняную блузу, трубка во рту. Основательный такой, серьезный. Но оказался совсем не промах, лихой. Под марку юбилея полностью реконструировал город. Я и написал об этом шуточную пьесу"*.
        

* Беседа с В.П.Катаевым, 24 июня 1962 г.
        Первые читки пьесы успешно прошли в марте 1940 года, и комедия была сначала встречена чрезвычайно одобрительно. (См. отклики в прессе: "Домик". На читке новой пьесы В.Катаева".- "Литературная газета", 26 марта 1940 г.; М.Гус, "Смех- великое дело".- "Литературная газета", 26 июня 1940 г., и др.).
        Однако весьма скоро, к осени 1940 года, пьеса подверглась суровой критике в газетах и журналах (см., напр., статью А.Гурвича "Поучительные неудачи".- "Театр", 1940, № 11). "Домик" был снят с репертуара и только в 1956 году увидел сцену. Поставлена комедия была Московским театром сатиры и получила другое название- "Дело было в Конске".
        Пьеса была полностью напечатана в ленинградском журнале "Литературный современник", 1940, №№ 5- 6. Отрывки публиковались в журнале "Крокодил", 1940, №№
6 и 11.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к