Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Калинин Даниил / Таматарха : " №01 На Службе У Изгоя " - читать онлайн

Сохранить .
Таматарха. На службе у изгоя Калинин Даниил
        Роман Злотников
        Таматарха #1
        Таматарха - так звали ее византийцы, Матрега - генуэзцы, Тмутаракань - русские. Загадочное, полумифическое княжество, форпост Киевской Руси в Причерноморье, лежащее на перекрестье рыцарского Запада и арабского Востока. Оно граничило и с просвещенной Византией, и воинственной Аланией, и половецкими степями. Тмутаракань дважды сверкнула в русских летописях, но погибла после отравления Ростислава Владимировича, первого на Руси князя-изгоя... А что, если бы руку отравителя остановили? Что было бы, если династия русских князей утвердилась на Северном Кавказе и сплотила бы вокруг себя окрестные племена? Щит от будущего монгольского нашествия - или новый центр объединения Руси?!
        Таматарха. На службе у изгоя
        Пролог.
        Осень 1064 г. от Рождества Христова
        Окрестности Копорского погоста
        Серая хмарь окутала землю в предрассветных сумерках, щедро насытив воздух влагой. Обильная роса выпала на траву, покрыла водяными каплями каждый листочек густого подлеска, сквозь который осторожно пробираются семь десятков викингов*1 ярла*2 Айварса.
        Озлобленные, полные угрюмой решимости воины бесшумно крадутся к погосту, желая нанести внезапный удар по русам. Не скрипнет сучок под ногами хирдманов*3, не лязгнет металл доспеха. Разве что встревоженная людьми птица выдаст отряд, взлетев над деревьями.
        Погост - место сбора дани конунга*4 Хольмгарда*5 в землях ижоры. Не очень богатое, но боевое племя, и обычно викинги не забирались в их владения так глубоко, памятуя о крепости воинов и скудости добычи.
        Но не в этот раз.
        К собственной скорби, никто из семи десятков хирдманов ярла Айварса не сражался при Стикластадире*6, в великой битве свободных бондов и Олафа Харальдсона, приведшего свеев на родную землю. Это был славный бой, сладка была победа - но даже смерть Олафа Толстого не остановила насаждения новой веры и низложения истинных богов. А заодно и усиления власти конунгов, притесняющих вольных викингов, хозяев северных морей...
        Пять старших, самых опытных бойцов хирда защищали непокорный Йомсборг*7 от конунга Магнуса, сына Олафа Харальдсона. Но проклятых предателей-христиан было больше, много больше! Когда шансов удержать крепость не осталось, последние ее защитники ударили ночью по лагерю конунга. Жалкая горстка йомсвикингов прорвалась к драккарам*8 врага и навеки покинула берега Виндланда. Часть их отправилась на север, часть присоединилась к борьбе мятежных ярлов с конунгами-христианами.
        Наконец, все хирдманы испили горькую чашу поражения в прошлом году, сражаясь при Венерне*9 с воинами Харальда Сурового. Даже помощь свеев не изменила ход схватки... Блеск ромейского золота, добытого Харальдом в Византии, пленил бондов, и они попрали богов Асгарда*10! И видимо, Один и Тор прокляли народ Норвегии за вероотступничество, раз не даровали победы вольным ярлам...
        После поражения в стране уже не осталось организованной силы, способной противостоять насаждению культа Христа и всевластию конунга. Уцелевшие викинги покинули Норвегию, изгнанные Харальдом. Многие ушли к соседям-свеям, кого-то приняли датчане (хотя они и сами поклоняются кресту), а кто-то подался на Руян*11, к хевдингам вольных русов, не предавших веры предков. Из ярлов лишь единицы, такие как Айварс, помнили, что первый конунг-христианин Олаф Трюгвассон*12 служил великому конунгу Вальдимару, крестившему Гардарику*13! Помнили, что сам Олаф предал веру предков на востоке... Лишь они помнили, что Олаф Харальдсон и сын его Магнус нашли убежище у конунга русов Ярицлейфа. Помнили, что именно он помогал им в борьбе за власть в Норвегии.
        А разве не служил Ярицлейфу Харальд Суровый, брат Олафа? Все беды пришли на север от русов Гардарики! И раз вольные ярлы проиграли войну на родине, то они возьмут свое на их земле! В Копорском погосте хранится не только собранная дань, там же стоит и храм Христа, жрецы которого крестят ижору, - так пусть он будет предан огню! Один и Тор возрадуются в Асгарде подвигу викингов Айварса и наверняка даруют свою милость отряду смельчаков!
        Так думал и самый молодой воин хирда Андерс, доказавший, что достоин своего имени*14, в битве при Венерне. Он сменил в схватке три щита, получил пять ран, но не дрогнул и не отступил ни на шаг. Даже во время таранного удара варягов Харальда, его личной гвардии со времен ромейской службы, Андерс не отступил. И лишь когда стена щитов*15 свеев и вольных ярлов сломалась под напором варягов, лишь когда воины конунга прорвали строй викингов и зашли им в тыл, лишь тогда ярл протрубил в рог, уводя воинов, и Андерс отступил вместе с хирдом. Это был славный бой, но боги были немилостивы к своим верным воинам... Но разве могут они отвернуться от них сейчас, когда свирепый Айварс ведет их мстить жрецам Христа?!
        Сегодня Андерсу выпала огромная честь: в десятке самых опытных бойцов хирда - вместе с йомсвикингами, а также лучшими метателями сулиц Гудредом и Дьярви - прорваться на погост русов и открыть ворота!
        Целиком облаченные в звериные шкуры, пара невысоких охотников из Ругаланда*16 уже бесшумно заскользили от подножия скального мыса к вершине, на которой стоит небольшой острог. Следом за ними двинулись вперед остальные хирдманы, по одному растворяясь в особенно густом тумане, легшем в расселине внизу. Наконец пришел черед исчезнуть в нем и Андерсу, на несколько мгновений уподобившемуся призракам Хельхейма*17. Призракам, несущим русам смерть.
        Однодревный частокол острога совсем невысок, всего два человеческих роста, поверху нет даже площадки для стрелков. Нет и рубленых башен, столь любимых в Гардарике, - только две стрелковые вышки у ворот, да по одной на углах небольшой крепостцы. На вышках всю ночь сторожат дружинники русов, а может, и поселенцы-ижоры - их племя охотно платит дань Хольмгарду и погост еще ни разу не подвергался нападениям восставших. Наоборот, русы пустили ижорцев на поселение, и сегодня в остроге обитает множество ремесленников и кузнецов.
        Тем лучше для воинов Айварса - больше добычи!
        Стенка скального мыса - не самая удобная дорога, но привычные к горным кручам викинги споро поднимаются вверх, не выдавая себя ни металлическим лязгом, ни предательским блеском кольчуг, спрятанных под волчьи шкуры. Андерс осилил уже три четверти подъема, когда Гудред и Дьярви бесшумно подкрались к вышкам, а первая пара йомсвикингов вышла к стене. Одновременно со стороны подлеска послышался легкий шелест - хирд двинулся вперед.
        Предрассветный сумрак пронзил крик полярной совы - условный сигнал - и тут же легкий свист сулиц, рассекающих воздух. Им вторили предсмертные крики сторожей, прозевавших приближение врага... В воздух взвились крючья с веревками, заброшенные на частокол могучими йомсвикингами, и уже через несколько мгновений первая пара хирдманов спрыгнули внутрь погоста!
        Заслышав совиный крик, Андерс до предела ускорился, уже не заботясь о сохранении тишины. Легкий шелест сзади также перерос в дружный топот бросившихся вперед викингов. Молодой воин оказался у перекинутых через частокол канатов одновременно с Герхардом, своим побратимом. Они ловко взобрались на стену и мягко спрыгнули вниз, готовые с ходу вступить в бой.
        Двух стражей, успевших лишь поднять тревогу, сразили в первые же мгновения разыгравшейся схватки. А отозвавшихся на крик ижорцев, еще теплых от сна и выскочивших на улицу с одними лишь топорами, начали свирепо рубить подоспевшие от стены хирдманы. И ту самую секунду, когда Андерс коснулся земли погоста, соратники распахнули воротины крепостцы наружу!
        Но противник уже среагировал на внезапное нападение - центральный проход погоста заняли воины в шеломах и стеганных доспехах. Две дюжины ижорцев сбили строй, сомкнув щиты под свирепые команды бывалого десятника, и тут же устремились на врага, втрое уступающего им численностью.
        Хирдманы встали в створках ворот. Гудред и Дьярви поспешили занять вышки, а пятерка йомсвикингов, вооруженных двуручными датскими секирами и облаченных в стальные, искусной выделки кольчуги, яростно заорала:
        - ВАЛЬХАЛЛА!!!
        - Бей!!!
        Ижорцы бросились вперед, бодря себя боевым кличем русов. Побратимов они не заметили - их внимание отвлек вид хирда, спешащего к воротам. Андерс дернулся вперед, но Герхард, который был чуть постарше, придержал его, ожидая, пока строй ижорских ратников не докатится до ряда йомсвикингов.
        В тот же миг раздался оглушительный треск дерева и первые крики боли - тяжелые двуручные секиры прорубали окантованные сталью щиты защитников, разя их руки. Последние воины славного братства широко разошлись, дабы не мешать друг другу, и их размашистые удары остановили первый натиск врага!
        Ижорцы оказались повернуты спиной к двум побратимам, подоспевшим к месту схватки. Герхард только этого и ждал. Кивнув соратнику, одновременно с ним он коротко, с силой метнул свой легкий метательный топор, с хрустом вонзившийся в спину попятившегося было воина. Точен был и бросок Андерса, выбившего из цепи бойцов еще одного врага.
        Герхард уже выхватил свой меч, как тут же упал навзничь, отброшенный мощным ударом метательного топора. Выпущенный рукой десятника ижорцев, он прорубил лобовую кость побратима, не оставив тому ни единого шанса выжить. Андерс на мгновение замер, не в силах поверить в смерть друга, а через пару ударов сердца бросился вперед, свирепо рыча от душащего его гнева.
        Десятник врага, стоящий чуть в стороне и единственный вооруженный мечом, легко двинулся навстречу викингу. Уверенный в собственном опыте и его превосходстве над слепой яростью, он не сомневался в победе. Заученно приняв на щит бешеный удар молодого противника, ижорец одновременно рубанул по выставленной вперед ноге. Однако соперник отразил его вовремя опущенным щитом и тут же контратаковал уколом сверху - но десятник встретил его стальным умбоном. И в тот же миг ижорец достал мякоть бедра викинга очередным скользящим ударом.
        Андерс взревел от боли и ярости и с силой ударил щитом в щит врага, вложив в толчок вес тела. Одновременно хирдман резко подбил носком щиколотку противника, подсекая изнутри левую ногу. Ижорец неожиданно для себя потерял равновесие, а в следующий миг разящий удар меча обрушился сверху вниз на его шею. Клинок перерубил и кольчужную бармицу шлема, и позвоночник десятника, отправив смелого воина к праотцам.
        Короткая схватка заняла всего несколько ударов сердца. За это же время пали два йомсвикинга - несмотря на их яростные удары, сразившие то ли трех, то ли четырех противников, нашлись смельчаки, сумевшие поднырнуть под датские секиры и зарубить врага. Оставшиеся воины отступили в самые створки ворот, и в бой вступил Вальгард, десятник. Искусно владеющий мечом, он охладил пыл ижорцев, пытающихся поднырнуть под размашистые удары йомсвикингов, а последние, бешено орудуя двуручными секирами, удержали ворота до подхода ярла.
        - ВАЛЬХАЛЛА!!!
        Рев семи десятков хирдманов сокрушил защитников погоста еще до того, как Йоран, обнаженный по пояс берсерк*18, обрушил оба меча на щиты ижорцев. О, ярл знал, кого ставить на самое острие клина*19! Через мгновение Йоран уже оборвал жизнь одного ижорца, а потом еще одного и еще... И строй защитников погоста посыпался, даже на минуту не задержав викингов в узком проходе!
        Шипя от боли в раненой ноге, Андерс все же сумел сразить одного ижорца и принять на щит скользящий удар другого. Затем клин хирда втянулся в центральный проход, ведущий к площади погоста - и маленькой деревянной церквушке. Защитники крепостцы устремились к ней, даже не пытаясь оказать врагу хоть какое-то сопротивление. Надеются, что викинги не прольют их крови в «доме Христа»? Воистину, боги Асгарда наконец-то благословили ярла Айварса на ратный подвиг, даровали ему легкую победу!
        Именно с этой мыслью Андерс занял свое место в середине клина.
        Ижорцы неожиданно резко остановились - словно по команде. За спинами отступивших показались еще воины, и защитники погоста выстроили полноценную стену щитов в три ряда. И в тот же миг в воздух взвились сулицы - десятки дротиков обрушились на хирд, вонзаясь в плечи и животы воинов, поражая их сверху. Андерс, заслышав свист воздуха над головой, скорее инстинктивно, чем осознанно, вскинул щит, в который тут же вонзился копейный наконечник. Молодой воин ошеломленно уставился на сталь, пробившую дерево, после чего поднял взгляд вверх, и по спине его пробежала волна холода: на деревянных крышах изб, вытроенных вдоль прохода, показались десятки ижорцев, вооруженных сулицами и луками. Предчувствуя недоброе, викинг обернулся назад, и взгляд его уткнулся в две телеги, перегородившие проход со стороны ворот, и выстроившихся за ними воинов. И трупы, трупы пораженных сверху хирдманов...
        - Засада!!!
        Уцелевшие викинги уже успели поднять щиты. Разбившись на три отряда, они споро выстроили «стену» наподобие римской «черепахи», став неуязвимыми для обстрела врага.
        - Бей!!!
        Со свирепым криком на устах защитники погоста бросились вперед. Одновременно из изб выскочило не менее трех десятков ратников-русов в блестящих кольчугах и остроконечных шлемах, их боевой клич слился с ревом ижорцев. Клиньями по трое-четверо воинов русы врубились в построения викингов, тесня их и вонзая в открывшиеся щели сулицы и мечи.
        Рассыпалась «черепаха» головной группы: два десятка хирдманов встретили атаку врага щит в щит, и топоры с обеих сторон яростно застучали по дереву, с грохотом круша и его, и человеческую плоть. Мало кто мог бы сравниться с воинами Айварса в рубке на секирах, но... В спины их тут же полетели сулицы и стрелы, метаемые ижорцами с крыш. Пало не менее восьми викингов, пораженных дротиками, - и тут же в тыл отряда врезались два клина русов по четыре воина.
        Йоран жутко взревел от боли: в самом начале обстрела его руку вскользь задела сулица, а теперь в спину вонзилось две стрелы. Но полуобнаженный гигант-берсерк, чье тело покрывала причудливая вязь устрашающих шрамов, лишь с удвоенной яростью обрушил мечи на щиты ижорцев. С жуткими рублеными ранами свалились наземь три воина... Когда же к Йорану приблизилась четверка русов, он с чудовищной силой вонзил клинок в щит первого ратника, прошив и дерево, и грудь попытавшегося закрыться им воина.
        Берсерк еще не успел вырвать меч из тела противника, как на него налетел следующий рус в дорогой кольчуге, укрепленной на животе стальными пластинами, видимо старший дружинник. Страшный удар викинга он принял на конический щит, тут же треснувший пополам, но и сам всадил клинок в живот врага. Смертельная рана, свалившая бы любого другого - но только не воина Одина, чье боевое безумие священно! Йоран освободил меч, испачканный кровью погибшего ратника, и разом обрушил оба клинка на руса! Последний едва успел закрыться щитом, разлетевшимся от удара на куски, и тут же взвыл от страшной боли в руке - кость не выдержала, хотя железный умбон и наруч остановили вражескую сталь, Но, несмотря на помутившееся сознание, ратник все же уклонился от рубящего двойного удара, стремительно шагнув вперед. Он оказался сбоку от врага - и тут же всадил кинжал под основание его черепа. Удара в шею, нанесенного здоровой рукой русича, не выдержал даже славный берсерк...
        Без Йорана два десятка атакованных с двух сторон хирдманов вскоре пали в яростной сече. Но ярл не повел уцелевших воинов средней «черепахи» им на помощь, нет - выстроенный викингами круг стал медленно отползать назад, к телегам, перекрывшим проход к воротам. Ратники русов обложили их, словно охотничьи псы медведя, силясь поразить врага в узкие щели между щитов. Но и хирдманы здорово огрызались стремительными уколами мечей! Потеряв трех бойцов, защитники погоста немного остыли. А вот третья, самая малочисленная «черепаха», уже достигла телег, и полтора десятка воинов разом бросились на ижорцев.
        Вот только противник тут же ответил сулицами и стрелами с крыш, а перемахнувших препятствие смельчаков приняли на топоры. Растащить телеги хирдманы еще сумели, но в спину уцелевшим ударил с десяток дружинников. Исход короткой, яростной схватки был предрешен.
        - Вперед! ВАЛЬХАЛЛА!!!
        Айварс правильно оценил сложившийся расклад, он увидел единственный шанс спастись самому и вывести из ловушки последних хирдманов. Повинуясь зову ярла, викинги средней «черепахи» разомкнули щиты и, держа их над головами, сколь возможно быстро бросились назад, прорываясь из крепостцы. Град сулиц и стрел ударил сверху, собирая щедрую кровавую дань, но уже никто не обращал на них внимания - выжившие спешили схватиться за свою жизнь, а мертвые... Им было уже все равно.
        Андерс, на чьих глазах погибли побратим, единственный в отряде берсерк и многие хирдманы, заметно пал духом. К тому же из-за обильно кровоточащей раны на левом бедре он быстро терял силы. Уже с трудом ковыляя за соратниками, молодой викинг крепко отстал, превратившись в удобную цель. Поэтому, когда перед его глазами вдруг вспыхнул яркий свет и в голове раздалась совершенно незнакомая речь, он подумал, что уже шагнул за грань. Впрочем, видение сразу отступило - но оно же подсказало ему, как должен уйти настоящий воин Одина!
        Яростно взревев, Андерс неожиданно резко для преследующих его русов развернулся и тяжелым ударом щит в щит сбил практически настигшего его ратника. В следующий миг викинг воздел клинок над защитником погоста...
        Яркий свет, бьющий в глаза с потолка, ощущение чего-то холодного под спиной, и вновь незнакомый голос совершенно отчетливо произнес на неизвестном Андерсу языке:
        - Синхронизация!!!
        Через мгновение видение опять отступило, но молодой хирдман не успел добить дружинника - меч набежавшего руса прорубил шлем и вскользь задел голову, опрокинув викинга наземь.
        Глоссарий.
        1. Викинги - общее название балтийских пиратов, совершавшие опустошительные набеги на Северную Европу и побережье Средиземного моря. Термин, определяющий род деятельности, но не национальную принадлежность. К примеру, существовали скандинавские викинги - урмане (норвежцы), свеи (шведы), даны (датчане), славянские - пираты острова Рюген и ободриты, новгородские ушкуйники (в более позднее время). А кроме того, морские разбойники прибалтийских племен, также причисляемые к викингам.
        Варягов часто отождествляют с викингами, причем имея в виду национальную принадлежность к скандинавским пиратам. Но на деле варяг - это также род деятельности, что подразумевает не только морского разбойника, северянина-наемника, но еще и заморского купца.
        2. Ярл - скандинавский боевой вождь.
        3. Хирдман - скандинавский дружинник, хирд - аналог русской дружины.
        4. Конунг - скандинавский титул эпохи викингов, обозначавший как европейского короля, так и русского князя.
        5. Хольмгард - скандинавское название Великого Новгорода.
        6. Битва при Стикластадире (1063 г.) - сражение между Олафом Харальдсоном по прозвищу Толстый (в будущем причисленного к лику святых и прозванного Олафом Святым) и вольными норвежскими бондами, выступившими против политики Олафа (в бытность его конунгом) по христианизации страны и урезанию прав как знати, так и землевладельцев-бондов. Олафа поддерживал шведский король, мятежных бондов - король Дании и Англии Кнуд Великий; войско противников Харальдсона было едва ли не втрое больше. Битва началась с атаки сторонников Олафа, а кульминацией стала его гибель. Вольные бонды одержали победу, но их надежды на возвращение собственных свобод не оправдались - политика Свена Кнутсона, сына короля Кнуда, была еще более жесткой по отношению как к местной знати, так и бондам. Через пять лет после битвы вольные бонды восстали против Свена и конунгом Норвегии стал Магнус Добрый, сын Олафа Святого.
        7. Йомсборг - крепость полулегендарного братства йомсвикингов, существовавшая в устье Одера в землях полабских славян (Виндланде). Йомсвикинги - братство балтийских пиратов, прообраз рыцарских орденов; со второй половины 10 в. до первой половины 11 в. представляло собой организованную силу, неизменно выступающую против крещения Скандинавии и конунгов-христиан.
        8. Драккар - легендарный боевой корабль викингов, названный так по голове дракона, закрепленной на его носу. Был удобен для плаваний по рекам и фьордам, мог нести команду до ста пятидесяти хирдманов, но, как правило, в команде было от шестидесяти до ста воинов.
        9. Битва при Венерне - сражение между конунгом Харальдом Суровым и шведским королем, поддержавшим мятежных ярлов. Завершилось победой Харальда, что предопределило закат эпохи викингов: конунг продолжил политику своего брата Олафа Харальдсона и племянника Магнуса Доброго по христианизации страны и укреплению королевской власти. Ярлам-разбойникам в крещеной Норвегии места уже не нашлось.
        Харальд был одним из самых знаменитых конунгов эпохи викингов. Будучи молодым воином, он принял участие в битве при Стикластадире, где был ранен. После боя был вынужден прятаться до полного исцеления, затем собрал дружину из таких же изгоев, поддержавших до того Олафа, и отправился на службу к князю Ярославу Владимировичу по прозвищу Мудрый (скандинавы звали его конунгом Ярицлейфом, а его отца - конунгом Вальдимаром). На службе у Ярослава принял участие в его войне с поляками, после чего последовал в Царьград (Константинополь), где вместе с дружиной вступил в византийскую гвардию - варангу (варяжскую стражу). Принял участие в борьбе византийцев с сирийскими и малазийскими пиратами, отличился в войнах на Сицилии и с болгарами, после чего получил звание аколуфа - предводителя варанги. В итоге стал участником государственного переворота, затем попал в опалу и вновь поступил на службу к Ярославу.
        Богатства, полученные на службе в Византии, привлекли в лагерь Харальда многих викингов. После смерти племянника Магнуса стал конунгом Норвегии и семнадцать лет воевал за датскую корону. Неизменно одерживал военные победы, но так и не покорил страну, чьи бонды и знать до последнего поддерживали собственного короля, Свена Второго. Разбив шведов и мятежных ярлов при Венерне, в 1066 г. отправился завоевывать английский престол, где и нашел свою смерть в возрасте 51 года.
        10. Асгард - в скандинавской мифологии небесный город, обиталище богов-асов, в том числе Одина, верховного из богов, и Тора, бога грома и бури. Одним из чертогов Асгарда является Вальхалла, последнее пристанище павших в бою воинов, ожидающих Рагнарека - финального сражения, знаменующего конец света.
        11. Остров Руян, он же Буян из русской мифологии, он же современный остров Рюген. До 12 в. - центр славянского пиратства на Балтике; боевые вожди русов-руян (хевдинги по-скандинавски) грабили северное побережье Священной Римской империи и опустошали набегами Данию. Дошло до того, что датчане, в недавнем прошлом сами бывшие свирепыми викингами, платили руянам дань. Лишь в 1168 г. одна из многих военных операций, организованных королем Дании Вальдемаром I (правнуком Владимира Мономаха) и его союзниками из числа крупных европейских феодалов, увенчалась успехом, и руяне признали собственную зависимость от Дании.
        Также на Рюгене находилась Аркона - религиозный центр язычников с храмом, построенным в честь верховного бога западных славян, Святовита. Святилище было уничтожено в 1168 г.
        12. Олаф Трюгвассон - один из самых знаменитых конунгов Норвегии, сподвижник князя Владимира Красное Солнышко, первый креститель страны. В раннем детстве (после убийства конунга-отца) был пленен вместе с матерью эстонскими пиратами и несколько лет провел практически в рабстве. Был случайно выкуплен дядей, после чего воевал в дружине князя Владимира; отмечаются также польский и ирландский периоды жизни будущего конунга. По некоторым данным, принял христианство в Византии и в какой-то степени повлиял на решение князя Владимира крестить Русь.
        Олаф Трюгвассон прославился своим боевым искусством и ратными подвигами. Воспользовавшись восстанием норвежских бондов против ярла Хакона Могучего, пришел к власти как законный наследник. Тем не менее политика Олафа по укреплению королевской власти и первые попытки крестить страну настроили против него крупных землевладельцев и ярлов-викингов. В итоге конунг попал в ловушку из-за предательства йомсвикингов и погиб в неравной битве у Свольдера.
        13. Гардарика - скандинавское название Древней Руси, переводится как «страна городов».
        14. Андерс (норв.) - мужество, храбрость.
        15. Стена щитов - легендарное боевое построение викингов. Есть предположение, что это была настоящая фаланга или строй наподобие римских манипул - то есть построение, эффективное в ближнем бою и против атаки конницы, вплоть до рыцарской тяжелой, и против пехоты, особенно не знающей строя. Также бытует мнение, что это лишь защитное построение на период обстрела стрелами и дротиками - викинги закрывались щитами и сбивали что-то вроде римской «черепахи». В таком случае построение было исключительно защитным и уже не находило применения в ближнем бою.
        16. Ругаланд - провинция в южной Норвегии, переводится как «земля ругов».
        17. Хельхейм - в скандинавской мифологии мир мертвых.
        18. Берсерк, берсеркер - особая категория воинов-викингов, сражающихся полуобнаженными, нередко обеими руками. Перед схваткой начинали реветь по-звериному и кусать щиты, а в бою не знали усталости, разили с утроенной силой и продолжали биться, даже получив смертельные ранения - по крайней мере, так гласят легенды. Ярость берсерков считалась священной, посланной Одином, современные исследователи считают, что ее причиной были употребляемые ими отвары из мухоморов.
        Но есть и другая, «религиозная» версия - еще в годы крещения Норвегии берсерков однозначно относили к категории бесноватых и запрещали любую их деятельность. И именно с принятием христианства в Скандинавии любые упоминания о берсерках пропадают из летописных хроник. Совпадение?
        19. Точно известно, что атакующим порядком викингов был не развернутый строй, а клин, на острие которого определяли самых опытных и умелых воинов. Зачастую также и самых защищенных (берсерки в данном случае являются исключением).
        Часть первая. Глава 1
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        ПУТЬ К КНЯЗЮ
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Год 2188 от Рождества Христова
        Планета Земля, Новый Петербург. Управление развития личности. Экспериментальный корпус научно-исследовательского центра «Погружение»
        Молодой человек примерно двадцати двух - двадцати трех лет сидел в приемной. Он очень сильно волновался и не сводил взгляда с дверей аудитории, где с минуты на минуту должен был начаться экзамен.
        Его экзамен.
        Нет, он старался быть спокоен, периодически делал дыхательную гимнастику - на полминуты, а то и на минуту полностью прекращая дышать. После чего, сделав нескольких равномерных, глубоких вдохов, ненадолго успокаивался - сердце находило рабочий ритм, а волна адреналина в крови рассасывалась. Но неопределенное время ожидания - а длиться оно могло как несколько минут, так и несколько часов, что, кстати, также являлось тестом, - вновь возвращало испытуемого в состояние чрезвычайного волнения.
        И ведь было о чем волноваться! Шутка ли, экспериментальная программа развития личности, переводящая успешно сдавшего, точнее, защитившего свой проект конкурсанта в личный кадровый резерв императора! Такой шанс выпадает раз в жизни!
        Все внимание молодого человека было сосредоточено на дверях аудитории, хотя здесь же, в приемной, за стойкой администратора находилась женщина, представляющая для большинства мужчин определенный интерес. Нет, ее внешний вид не вызвал бы нареканий и у самого придирчивого ревизора, просто... Есть женщины, умеющие быть привлекательными даже в холодном деловом стиле. Пусть строгий брючный костюм, пусть волосы скромно убраны в пучок, пусть минимум макияжа - чего стоит одна осанка с абсолютно ровной спиной и точеной белой шеей, выгодно оттеняемой иссиня-черными волосами! Одного взгляда, брошенного на женщину, было достаточно, чтобы понять - она стройна, объем чуть выпяченной вперед груди никак не меньше третьего, длинные ноги, а бедра обладают той женственной округлостью, что так нравится мужчинам. И надо сказать, что бросающаяся в глаза привлекательность администратора была тоже своего рода тестом - многие мужчины «велись» на нее и начинали активно флиртовать. Кто-то таким образом сбрасывал напряжение перед защитой проекта, именуемой также экзаменом, кто-то интересовался всерьез, желая в будущем
построить отношения с умной и обаятельной красавицей, у кого-то тупо срывало крышу от похоти. Бывало, «распушали хвост» даже женатые, возрастные конкурсанты. Исключительно редкие в приемной молодые люди и вовсе поголовно пялились на нее восхищенными и возбужденными взглядами. Причем красотка-администратор имела строгие инструкции быть максимально раскованной и радушной на стадии флирта, если его инициатором выступал конкурсант, - реакция соискателей и их поведение здесь также регистрировались. Она играли свою, пусть и не столь существенную роль в заключении комиссии, позволяя сделать определенные выводы.
        Так вот, сегодня женщина видела перед собой исключение из правил, и исключение обидное - ибо приятной внешности молодой человек с правильными чертами открытого, светлого лица ей действительно понравился. Черный пиджак не скрывал ни его роста, ни размаха плеч, да и анкета парня с его достижениями в спорте и личными фотографиями была раскрыта в терминале. Конечно, Андрей Карцов - именно так зовут претендента - не мог видеть того, что его личное дело читают, а вот администратор позволила себе немного любопытства.
        Так-так... Конечно, ничего выдающегося, но... Хорошая успеваемость в гимназиуме, причем если в средних классах наметился резкий спад, то в последние два года обучения четко пролеживается тенденция роста всех показателей. Открытый императорский университет окончил без красного диплома, но защитился на высший балл, да и на курсе был на хорошем счету. Несмотря на техническое образование и аналитический склад ума, основные интеллектуальные интересы выявлены в области литературы и военной истории. Так-так... Все в тех же средних классах был спад физического развития, родители перестали силком водить сына в секцию ОФП. Но позже наблюдается уже собственная активность и повышенный интерес к спорту. В числе освоенных дисциплин - плавание и армейский рукопашный бой. Плавание - взрослый аттестат, уложился в норму, проплыв за сорок пять минут километр триста пятьдесят метров, по рукопашному бою - шестой ранг из десяти возможных. Тут же и фотографии, где голый по пояс Карцов отрабатывает ударные серии по боксерскому мешку, тут же и короткие галоролики со спаррингов. Заметно, что чередует ударные комбинации с
борьбой, не раз выигрывал схватки у более сильных ударников переводом в партер и выходом как на болевой, так и на удушающий приемы. В то же время сам отлично защищается...
        Администратор вновь бросила короткий, полный женского интереса взгляд на соискателя. Надо же, гармонично развитая личность, уровень интеллекта выше среднего и таков же показатель спортивных достижений... По завершении финального тестирования психофизических данных в университете он один из всего выпуска получил рекомендации для проекта «Погружение», обойдя и краснодипломников, и выдающихся спортсменов.
        В проект нередко приходили уже сложившиеся управленцы и даже флотские - кстати, у парня есть пометка о начальных испытаниях в гвардейской академии. Правда, его отсеяли еще на стадии повторного медицинского тестирования... Так вот, конкурсанты становились слушателями лекций у лучших преподавателей, с ними проводили мастер-классы самые опытные психологи и тренеры. После их командировали в элитные подразделения флота и административного аппарата империи, где соискатели получали бесценную практику, и нередко - будущую должность. Но все это было стандартными этапами «развития личности», хотя с позапрошлого года все слушатели проходили также психофизическое тестирование для экспериментальной программы «Погружение». Вот только после теста свои проекты представляла едва ли четверть испытуемых, и лишь единицы попадали в программу...
        Да, Карцов определенно понравился женщине, причем, возможно, главной причиной ее интереса были не внешние данные, а какая-то внутренняя уверенность в том, что именно этот молодой человек успешно защититься. Вот только почему же он не проявляет интереса к ней? Странно, судя по анкете, никаких психологических и генетических сбоев нет, нормальный парень, довольно активно интересуется женским полом. Хотя, быть может, все дело в том, что, судя по той же анкете, парень сейчас состоит в отношениях? Надо же... Еще и верный?! Ах да, ведь в разделе личностных характеристик есть пометка от духовника - подумать только, такой молодой, а посещает богослужения... Так и есть: в отличие от большинства молодых людей, бывших прихожанами лишь детьми, Карцов, после короткой паузы в переходном возрасте, вновь пришел в Церковь. В личном деле все отмечено... В том числе и аттестат, выданный иереем Пешковым, где четко сказано об отзывчивости и верности подопечного.
        Администратор вновь украдкой посмотрела на парня, одновременно и с удовольствием, и с досадой. Определенно, такой типаж мужчин встречался ей крайне редко, это возбуждало женский интерес, а вот то, что принадлежал он другой... Додумать женщина не успела: пропищал коммутатор, и сухой голос отчетливо произнес:
        - Пусть заходит.
        Трое экзаменаторов - профессора Императорской Гвардейской академии, коротко стриженные мужчины за сорок, затянутые в серые мундиры, казалось бы, с пустыми, одинаково тусклыми глазами, - взирали на Андрея совершенно отсутствующими взглядами. Впрочем, Карцов был знаком с подобным поведением экзаменаторов еще по университету и потому старался не поддаваться волнению.
        - Как вы понимаете проект развития личности «Погружение»? - Первым взял слово сидящий в центре тройки экзаменаторов.
        Андрей немедленно собрался и четко отрапортовал:
        - Экспериментальный проект развития личности «Погружение» создан в две тысячи сто восемьдесят третьем году и функционирует уже пять лет. Сдавшие психофизический тест курсанты Гвардейской академии и студенты Открытого университета получают возможность попробовать свои силы в выстраиваемом, программируемом искусственным интеллектом мире. Потенциальные участники предлагают свой проект развития государства в обозримом прошлом - нередко вновь образованного или исчезнувшего. Переломные точки истории при этом не затрагиваются.
        - Как вы понимаете определение переломной точки истории? - довольно бесцеремонно перебил Карцова сидящий слева от него экзаменатор.
        На мгновение конкурсант опешил - но только на мгновение.
        - Это событие, произошедшее в конкретный день и вызвавшее при этом необратимые геополитические изменения. Самой простой пример - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года, нападение нацисткой Германии на СССР.
        Вопрошающий согласно склонил голову, при этом поджав губы так, словно он чем-то недоволен:
        - Продолжайте отвечать по теме.
        Коротко кивнув в ответ, Андрей немного сбивчиво, чуть быстрее, чем нужно, продолжил:
        - При положительной оценке защиты искусственным интеллектом «Погружения» определяется прямой предок соискателя по его ДНК-коду. Из всех возможных вариантов выбирается проживающий максимально близко к требуемой геолокации. Затем искусственный интеллект загружает в систему капсулы «кокон» всю известную информацию по указанному периоду, задавая параметры виртуальной реальности максимально приближенными к естественному ходу истории. Наконец, по завершении всех приготовлений испытуемый «погружается» в «кокон», проходит этап синхронизации собственного сознания с личностью предка, после чего проживает жизнь в выстраиваемой виртуальной реальности.
        - И какова задача проекта «Погружения»? - на этот раз слово взял третий, сидящий справа экзаменатор.
        - Дать испытуемому раскрыть свой потенциал, развить в себе лидерские качества, научить эффективно взаимодействовать с людьми, в том числе и в экстремальных ситуациях, получить бесценный управленческий опыт. Другими словами, сформировать его личность до уровня максимально успешного управленца, способного принимать сложнейшие решения и мыслить преимущественно стратегически. Несмотря на первоначальную критику, сегодня рассчитанное на год погружение в «кокон» считается самой эффективной школой подготовки руководящего состава. Естественно, речь идет о тех, кто сумел реализовать свой проект.
        - Вы знаете, почему именно год?
        - Двенадцать месяцев погружения в нашем мире равняются тридцати шести годам жизни в виртуальной реальности. Учитывая, что возраст выпускников не превышает двадцати трех лет и что синхронизируются они с ровесниками, максимальный активный возраст, достигаемый испытуемым в «Погружении», равняется пятидесяти девяти годам. В моем случае пятидесяти восьми - в выбранной эпохе уже глубокая старость. Но стоит отметить, что годовую дистанцию проходит едва ли десятая часть конкурсантов. Тем не менее по статистике из флотских выпускников, откомандированных в распоряжение наместников открытых планет"20, отличные результаты показали флаг-офицеры"21, продержавшиеся в проекте и по полгода, и даже четыре месяца. Фактически погружение считается успешным, если испытуемый добился как минимум половины поставленных задач. Искусственный интеллект автоматически фиксирует его достижения согласно заданным им же параметрам.
        - Хорошо, - профессор, как показалось Андрею, улыбнулся краем губ, - представляйте свой проект.
        Карцов подключил инфопанель, перед которой до того вел доклад:
        - Тмутараканское княжество. Образовалось в нижнем Приазовье как дальний форпост Киевской Руси после разгрома Хазарии*22 Святославом Игоревичем. Столицей стал город Тмутаракань - древнегреческий полис Гермонасса, существовавший еще в составе Боспорского царства*23. Был разрушен гуннами, но возродился византийской Таматархой, а позже перешел в подданство Хазарского каганата под именем Тумен-Тархан. Был одной из сильнейших крепостей на черноморском побережье и наверняка самой сильной в составе Киевской Руси, контролировал торговые пути по Дону и в Азовском море. Также через Тмутаракань шло сообщение с Кавказом, в первую очередь с Грузией и Аланией*24, и с Византией. Княжество сумело дважды вписать себя в историю: при Мстиславе Удалом, сыне Владимира Красное Солнышко, Тмутаракань на короткий период стала политическим центром Северного Кавказа. Победив в бою могучего Редедю, касожского*25 князя, Мстислав подчинил себе воинственное племя, славящееся своими всадниками и пиратами, а позже, после недолгой борьбы с аланами заключил с ними союз - по-видимому, на условиях протектората. По крайней мере,
панцирная аланская кавалерия принимала участие и в борьбе князя за киевский престол, и в его походах против государства Ширваншахов*26. Мощь объединенной русско-алано-касожской армии была внушительной: в битве при Листвене Мстислав разбил варягов и новгородцев брата Ярослава.
        Второй раз княжество вписало себя в историю при Ростиславе Владимировиче, внуке Ярослава Мудрого, чью вотчину - Новгород - незаконно отобрали дядья-триумвиры*27. Бросив открытый вызов триумвирату, Ростислав стал первым русским князем-изгоем и силой забрал Тмутаракань у двоюродного брата Глеба Святославича. После чего князь утвердился на Кавказе, обложив данью соседние племена и опираясь на поддержку все тех же воинственных касогов. Ростислав был сильным правителем, пользовался любовью подданных и имел большое влияние в византийском*28 Крыму - по крайней мере, греки Херсона*29 всерьез хотели перейти под руку русского князя. В свою очередь, это побудило византийского катепана - военачальника и правителя фемы (провинции) - отравить Ростислава.
        - И в чем заключаются основные цели вашего проекта?
        Андрей замешкался с ответом всего на пару секунд, слегка разволновавшись перед финальной частью доклада, но быстро взял себя в руки. Указав на инфопанель, отразившую подробную карту Северного Кавказа, Крыма, кубанских и донских степей, а также юга Киевской Руси середины одиннадцатого века, курсант принялся четко рапортовать:
        - Ни до, ни после Ростислава Владимировича никто из тмутараканских князей не пытался строить государство в своем владении. В лучшем случае они лишь использовали ресурс княжества для борьбы за киевский или черниговский престол, к которому и тяготела в свое время причерноморская фема. Но Ростислав Владимирович был князем иного толка - первый Рюрикович-изгой, он не мог рассчитывать на независимый удел на Руси, и в то же время ему вряд ли хватило бы сил побиться за Киев. Он был вынужден вложить себя, свою энергию, силу и разум в процветание завоеванного удела, отрезанного от Руси половецким нашествием. И судя по тому, что херсонские греки желали перейти в его подданство, князь преуспел на этой ниве. Потому первоочередной задачей является спасение Ростислава Владимировича при попытке катепана отравить его. Но покушения возможны и в будущем, в Средние века ромеи вовсю травили своих политических противников, кроме того, они могли подослать и наемных убийц, что, впрочем, возможно ожидать и от русских врагов князя.
        Вторая задача заключается в утверждении династии Ростислава на Кавказе. В первую очередь, для этого необходимо заключить ряд династических браков с аланскими и, возможно, касожскими вождями. У князя было трое сыновей, Рюрик, Володарь и Василько, семью изгнали из Тмутаракани после смерти отца, когда дети были еще малышами. Но если князь доживет до их совершеннолетия и сумеет заключить брачные союзы, то попытка сместить династию Ростиславичей натолкнется на стойкое сопротивление союзников семьи и ее местных вассалов.
        Третья задача - это развитие Тмутараканского княжества. Развратная византийская верхушка середины одиннадцатого столетия погрязла в интригах, с востока началось вторжение сельджуков, а окраины империи задавили поборами. В подобных условиях переход Херсона под руку Ростислава Владимировича был вполне реален. Кроме того, в этот же исторический период важнейшие русские анклавы оказались отрезаны от метрополии половецким нашествием. Куманы заполонили донские, волжские и днепровские степи, вытеснив торков и печенегов, после чего вторглись на Русь и в тысяча шестьдесят восьмом году разбили войско триумвирата в битве при Альте. Правда, уже в схватке при Снове Святослав Ярославич разгромил половцев, но Белая Вежа, сильнейшая донская крепость, и Олешье, порт, контролирующий судоходство по Днепру и выход в Черное море, оказались в изоляции. Соответственно, имея соседом сильное прорусское государство-княжество, логично предположить, что анклавы перешли бы под его власть. Думаю, что держава Ростислава Владимировича еще при жизни князя вполне могла включить в себя и весь Крым, и южное Приднепровье, и кубанские
степи вдоль восточного берега Азовского моря, а также русские земли в низовьях Дона с крепостью Белая Вежа.
        - Хорошо, воплощение подобного проекта вполне реально. Но пока не совсем понятно, с какой целью создавать южную прорусскую державу в Причерноморье, сделав ее при этом враждебной Киевской Руси.
        - Не враждебной, вовсе нет. - Андрей позволил себе поправить среднего из тройки экзаменаторов профессора, после чего вполне спокойно продолжил:
        - На протяжении всей истории Тмутараканское княжество неизменно превращалось в место ссылки для князей-изгоев, стремящихся заполучить собственные вотчины на севере, в метрополии. Феодальную раздробленность на Руси в одиннадцатом веке вряд ли возможно преодолеть, князья будут бороться между собой вплоть до монгольского нашествия, но Тмутаракань получит свой правящий независимый род. И я уверен, что при разумном правлении княжество сумеет выстоять под ударами Батыя, по крайней мере, наверняка можно утверждать, что войско Джебе и Субедея*30 будет точно разбито на Кавказе в тысяча двести двадцать втором году. С этой целью четвертой основной задачей становится «программирование» развития княжества на будущее противостояние монголам. Скажем, слияние с Аланским царством посредством династических браков, перекрытие Дербентского прохода и Дарьяльского ущелья сильными крепостями, реконструкция хазарских замков по Дону31 и более широкое расселение русских в плодородных донских степях, чем это было в истории. Это, в свою очередь, позволит создать регулярную латную конницу наподобие панцирной кавалерии аланов
и легкую наподобие половецкой - другими словами, создать армию, способную на равных противостоять будущей монгольской. Наконец, посредством «прозорливых» предсказаний, фольклора утвердить в княжестве пророческую историю о будущем нашествии с востока сильнейшего врага.
        Окончив речь, Андрей едва слышно выдохнул, ощущая себя выжатым как лимон. Профессора же коротко переговорили, после чего сидевший справа экзаменатор, проявивший к курсанту несколько большее радушие, уже открыто, располагающе ему улыбнулся:
        - Поздравляю! Вы сумели нас заинтересовать своим проектом.
        Три недели приготовлений, сводившихся в основном к контрольным медицинским обследованиям и переходу на строгую диету (весь следующий год тело будет питаться одной лишь глюкозой), а также прощанию с родными, пролетели как один миг. И вот настал решающий день.
        С утра Андрей позвонил родителям. Общение получилось скомканным, Карцов остро переживал будущее расставание, но не подавал виду. Мама же не могла сдержать чувств, что-то причитала, отец оставался холодно сдержан, но ощущалось, что и он сильно волнуется. Одним словом, сказав, что очень их любит, Андрей отключил телефон - кроме родителей, курсанту больше не с кем было прощаться. Катя - эффектная длинноногая блондинка из хорошей семьи - предложила расстаться, как только узнала, что ее молодой человек прошел конкурс в «Погружение». Девушка решила, что год с лишним разлуки (после окончания программы полагается как минимум три месяца реабилитации) слишком сильное испытание для их только-только начавшегося романа. Андрей в принципе был не против: в глубине души он уже понял, что это не его вторая половинка, что он не готов провести с Катей всю свою жизнь. Ну а раз так, то нечего и переживать!
        Но на самом деле он все же немного переживал.
        Прощание не принесло желанного спокойствия, и чем ближе был старт погружения в капсуле, тем сильнее становилось волнение. Легкий такой мандраж, когда виду вроде не подаешь, но наигранная веселость и бесконечный поток не сильно смешных шуток выдает твое истинное состояние.
        - Андрей Карцов! Проходите!
        «Ну вот и все», - пронеслось в голове молодого человека, и он покинул комнату ожидания, следуя за сотрудником научно-исследовательского центр. Он уже был здесь, когда представлял свой проект экзаменаторам, и позже, проходя бесконечные медицинские и психологические тесты. Но в святая святых - непосредственно в блок с капсулой - еще ни разу не входил. Карцов успел испытать в корпусе «Погружения» надежду, радость, усталость и уже даже немного привык к нейтрально серым коридорам с мерцающими голубыми указателями на стенах - а теперь будто бы оказался здесь впервые.
        Перед дверью с табличкой «Вход воспрещен!» Андрей глубоко и тяжело вздохнул: ему предстояло пролежать в состоянии комы год только по земному исчислению, а ведь сознание проведет в виртуальном мире в полтора раза больше лет, чем он прожил, - и, кажется, в полной мере он осознал это только сейчас.
        «Ну это если повезет». - Странно, что эта мысль придала курсанту уверенности в себе. Дверь открылась, и в испытательный бокс капсулы Карцов зашел с улыбкой на губах.
        - Проходите, раздевайтесь.
        Миловидная брюнетка вежливо, но в то же время без какого-то особенного участия пригласила Андрея пройти за специально отведенную ширму. Тем не менее присутствие привлекательной девушки приподняло настроение молодому человеку, и последние мгновения перед погружением он провел, рисуясь перед незнакомкой, как бы невзначай играя мускулами спортивного, без единого капли жира тела. Сотрудница не реагировала на нелепые попытки курсанта привлечь к себе внимание, но, как показалось Карцову, в ее глазах все же мелькнула тень интереса.
        - Пожалуйста, ложитесь.
        Сердце Андрея ударило с перебоем, но он, конечно, не подал виду. Капсула - белое ложе с высокими бортами и мягкими стенками - всегда изготавливалась индивидуально, под физические параметры каждого участника проекта. И все же, когда Карцов опустился в нее, он не мог не удивиться, как удобно в ней лежать. Правда, поначалу ему было несколько некомфортно из-за прохлады, но холодным ложе оставалось только до момента погружения - после капсула стабильно поддерживала нормальную температуру человеческого тела.
        - Пожалуйста, расслабьтесь. Сейчас заработает аппаратура погружения.
        Брюнетка легонько коснулась руки Андрея, и ему показалось, что прикосновение было несколько более нежным и теплым, чем того требовал протокол. Но тут же в позвоночник вошла первая игла с анестезией, расслабляющей тело и быстро погружающей сознание в сон. Карцов вздрогнул от резкой боли, однако в следующую секунду почувствовал облегчение, а после сильное желание спать. Брюнетка и еще один научный сотрудник принялись быстро присоединять к голове курсанта какие-то присоски, подключать оборудование капсулы, завязанное уже непосредственно на искусственный интеллект. Вскоре девушка негромко обратилась к сидящему за модульным компьютером сотруднику:
        - Готово.
        Мужчина средних лет коротко кивнул:
        - Пробный разряд!
        Андрея слегка тряхнуло электрическим разрядом, умная аппаратура тут же впрыснула его в вены медицинский раствор. Карцов неожиданно остро почувствовал острый холод под спиной, а свет с потолка необычно резко ударил по глазам. Научные сотрудники что-то говорили, но до курсанта уже не доходил смысл сказанного...
        А в следующий миг все изменилось, на Андрея обрушился каскад новых ощущений: тяжесть кольчуги на плечах и боль в перенапряженных мышцах левой руки, держащей щит над головой. В ноздри шибанул густой запах свежей человеческой крови. Сделав по инерции еще один шаг, курсант едва не закричал - столь сильно отозвалась порезанная мякоть левого бедра.
        Через мгновение он пришел в себя в боксе, судорожно дыша. От прежней слабости и сонливости не осталось и следа.
        - Соединение очень сильное, более девяносто пяти процентов! Рвать больше нельзя! - Карцов отчетливо разобрал тревожный вскрик понравившейся ему девушки.
        Между тем сидящий за компьютером сотрудник удовлетворенно кивнул и, запуская полный режим работы комплекса, азартно вскрикнул:
        - Синхронизация!!!
        Андрей пришел в себя замершим над молодым парнем с мечом в руке. Он оторопело уставился на повергнутого наземь русобородого дружинника с расширенными от страха глазами - а в следующий миг голова Карцова будто взорвалась от боли. Перед глазами все вспыхнуло, и сознание молодого человека провалилось в спасительное небытие...
        Глоссарий.
        20. Наместник открытой планеты - одна из высших руководящих должностей империи. Связана с огромной ответственностью для назначаемого, выполняющего функции всевластного губернатора с момента терраформирования* колонии.
        ##* Терраформирование - изменение климата вновь открытой планеты на пригодный для жизни людей.
        21. Флаг-офицер - звание военнослужащих колониального корпуса, соответствующее армейскому майору. Фактически флаг-офицер все время находится при наместнике и выполняет любые его поручения, в одиночку выполняя функции «пожарной команды». Учитывая, что выпускники Императорской Гвардейской академии получают звание максимум старшего лейтенанта, подобное назначение является стремительным рывком для любого участника проекта «Погружение», сумевшего достичь хотя бы необходимого для зачета минимума.
        22. Хазарский каганат - тюркское государство, образовавшееся в низовьях Волги и распространившее свое влияние на Северный Кавказ, волжские и донские степи. Приняв иудаизм в качестве государственной религии, каганат повел враждебную славянским племенам политику, обложив их данью. Хазария специализировалась на торговле рабами. Разгромлена в 10 в. Святославом Игоревичем.
        23. Боспорское царство - греческое государственное образование, состоящее из союза городов-полисов эллинов в северном Причерноморье и на берегах Азовского моря. В различные исторические периоды было зависимо и от Понтуса, и от Рима; уничтожено нашествием гуннов.
        24. Аланское царство - православное государство, созданное последним самостоятельным сарматским народом, аланами, предками современных осетин. Аланы славились своей панцирной конницей и таранными ударами, ею наносимыми, имели высокоразвитую культуру и строили сильные крепости. Так, Магас, столица Аланского царства, в течение полутора месяцев держался при штурме монголами, имевшими на вооружении китайскую осадную технику.
        25. Касоги, зихи - предки современных адыгов и черкесов. Контролировали значительные территории по южному берегу Кубани.
        26. Государство Ширваншахов - мусульманская держава, располагавшаяся на территории современного Азербайджана.
        27. Триумвират Ярославичей - союз сыновей Ярослава Мудрого, Изяслава, Святослава и Всеволода, на пике могущества контролировавших всю Киевскую Русь. При этом отец Ростислава, первого князя-изгоя, Владимир Ярославич владел Новгородом, будучи старшим сыном правителя Руси и первым наследником, но умер раньше отца. Однако придуманная Ярославом лествица - сложная система наследования - предполагала, что наследовать Киевский престол будут не старшие сыновья, а после их потомки, а поочередно каждый брат одного правителя, после него дети старшего брата и так далее. Войдя во вкус правления Киевом и желая своим детям княжеского престола, Изяслав вычеркнул старшего над своими сыновьями претендента - Ростислава Владимировича, придравшись к тому факту, что брат Владимир никогда не был киевским князем. Фактически это было прямое нарушение воли отца, но оно было принято другими братьями-триумвирами и позже привело к полному краху лествичной системы.
        28. Восточная Римская (Византийская) империя - просуществовавшее до 1453 г. государство, в лучшие свои годы включавшее в себя огромные территории, в том числе Северную Африку вместе с Египтом, южную Испанию, Италию, территорию Балканского полуострова и Малой Азии, Южный Кавказ, Сирию и Израиль. Но в рассматриваемый период их территории значительно сократились - до южной и центральной областей Балканского полуострова и западной части Малой Азии. Византия (Византий - древний город на месте столицы, Константинополя (Царьграда), в честь него империя и получила второе название) имела тесные культурные, экономические и политические связи с Киевской Русью. Достаточно сказать, что крещение князь Владимир принял по греческому образцу и был женат на сестре императора, а русская рать стала первым составом варанги. Учитывая, что территория империи в период взаимоотношений с Русью сократилась до размеров Древней Греции и национальный ее состав был преимущественно греческим, византийцев нередко называли греками. Однако граждане страны называли себя исключительно римлянами (на Руси - ромеи).
        29. Херсонес (греческий), Херсон (византийский) - самый северный из крупных городов Византии в рассматриваемый период располагался на юго-западе Крымского полуострова, являлся «столицей» Крымской фемы ромеев. Представлял собой мощную крепость и важный торговый порт. Именно Херсон взял князь Владимир, добиваясь руки принцессы Анны, и именно в Херсоне принял личное крещение. Получив сестру императора в жены, вернул город ромеям.
        30. Джебе и Субедей, одни из лучших полководцев Чингисхана, прошли весь Кавказ с двумя туменами*, разгромив грузин и через Ширванское ущелье выйдя в земли аланов. Последние встретили врага в союзе с половцами, альянс остановил продвижение монголов. По мнению историка Лукинского, имело место сражение, в котором ни одна сторона не добилась победы - легких монгольских лучников отогнали конные половецкие стрелки, а таранный удар тяжелой монгольской конницы остановила встречная атака панцирной кавалерии аланов. Не видя возможности победить врага в бою, монголы пошли на хитрость, тайно отправив подвластных тюркских нойонов** на встречу с половцами и убедив их оставить аланов - «мы с вами братья, и вы нам не враги». Куманы предали союзников, и в одиночку монголы разбили противника. Естественно и вполне допустимо, что при альтернативном развитии событий союзники (рассмотрим вместо половцев тех же бродников*** или легкую касожскую кавалерию) смогли бы уничтожить врага.
        К слову, слово тюрка не есть слово монгола - Джебе и Субедей половцам ничего не обещали и, разбив аланов, обрушились и на куманов.
        ##*Тумена (тюрк. тьма) - десять тысяч воинов.
        ##** Нойон (тюрк.) - князь.
        ##***Бродники - по версии историка Шамбарова, русское население по Дону, проживающее в окрестностях Белой Вежи и промышлявшее перевозами по реке, отсюда и название: бродники - знающие брод. Враждовали с половцами и переняли их искусство конного боя, сформировав собственную кавалерию легких лучников. Слившись с разгромленными в 13 в. касогами, осевшими на их земле, стали предками казаков. По версии историка Лукинского - разбойная донская вольница, независимая от русских князей и выступавшая в качестве наемников. Собственно, практически один в один казаки 16 в.
        31. Хазарские замки по Дону - цепь защитных сооружений (по другой версии - центров сбора дани), растянувшихся по всей протяженности великой реки от ее впадения в Азовское море и до Воронежской области (на момент написания этой книги самая северная крепость открыта при слиянии Дона и Тихой Сосны). Большинство замков имело небольшие размеры, около 95х80 метров, обходились без башен при высоте стен до 10 метров и толщине до 6 метров. Но скорее всего, это были не самостоятельные укрепления, а внутренние твердыни более крупных поселений, разбитых вокруг, - как это и было обнаружено при раскопках Маяцкого городища.
        В то же время южные твердыни вроде были значительно больше - та же Белая Вежа (Саркел) имела размер 193х133 метра, толщину стен 4 метра и шестнадцать башен по периметру; строительство велось по плану греческих архитекторов. Установлено, что Саркел прикрывал каганат от ударов русов и варягов, до того спускавшихся по Днепру в Черное море и затем поднимавшихся по Дону, разоряя внутренние области. И если Саркел прикрывал каганат по левому берегу Дона, то на правом высилась крепость с одиннадцатью башнями и тройным разделением двумя внутренними стенами. Максимальных же размеров достигала Семикаракорская крепость, выстроенная в классических традициях позднего Средневековья, «квадрат в квадрате» - параметры внешнего обвода стен - 215х200 метров, параметры внутренней твердыни - 85х80.
        Помимо крепостей по Дону (не менее десяти) известны также замки по Северскому Донцу и реке Аскол.
        Глава 2
        Осень 1064 г. от Рождества Христова
        Копорский погост. Утро после боя
        - Мм...
        Я проснулся от собственного глухого стона. Стона боли.
        Болит все. Грубо связанные, побелевшие кисти рук, раненое бедро - оно просто огнем горит, а уж как разрывается голова от тупой, тягучей боли, чередующейся острыми, пульсирующими спазмами... Сознание сильнейшим образом мутится, но самое плохое - тело уже начало лихорадить. Да, такими темпами я уже сегодня завершу свое погружение!
        На физическую боль наложились последствия синхронизации сознаний. Я не просто оказался в теле предка, я получил доступ ко всем его навыкам, знаниям, опыту, я владею его воспоминаниями и даже помню эмоции! И это при том, что моя личность не соседствует с личностью древнего викинга, в голове я «присутствую» в единственном числе. Неплохо, совсем неплохо! Литературные попаданцы из двадцать первого столетия о таком даже и не мечтали! Вот только в первые часы в мозгу царит настоящий сумбур, хаотично проносятся потоки мыслеобразов, внутри постоянно слышится незнакомая речь на древненорвежском, смысл которой доходит спустя пару минут... Хорошо хоть в самом начале меня вырубили, иначе слияние сознаний протекало бы совсем болезненно, но все равно сейчас мне очень худо. Прямо очень.
        - Воды...
        С трудом открыв глаза, я тут же зажмурился от бьющего в них яркого солнечного света. Впрочем, секунду спустя спасительная тень упала на мое лицо, и, вновь разомкнув веки, я увидел стоящего над собой дружинника - того самого молодого парня с русой бородой и светлыми, голубыми глазами, которого чуть ли не добил. Почему-то сразу подумал, что передо мной стоит добрый человек.
        - Воды...
        К моему удивлению, то, что ответил мне русич, я не понял вообще. И судя по его реакции - недоуменному взгляду и окрику, направленному куда-то в сторону, смысл которого до меня вновь не дошел, хотя речь и показалось смутно знакомой, - он также не разобрал моей просьбы. Я попытался объясниться жестами, но затекшие руки не слушались, мне едва удалось поднять их на уровень груди.
        Дружинник отошел, солнце вновь ударило в глаза, но теперь я сумел отвести взгляд в сторону, чуть повернув голову. Дела... Вдоль плетеной изгороди какого-то деревянного строения в ряд уложены с десяток израненных, связанных викингов. Где-то в глубине души неожиданно шевельнулось сожаление о судьбе неудачного нападения и боевых товарищах, ожидающих скорбной неизвестности. Да уж, вряд ли к жестоким разбойникам, редко милосердным к побежденным, русичи проявят сострадание.
        Память эмоций Андерса... Сейчас я воспринимаю язычников-норвежцев своими, в то время как к русам испытываю стойкую неприязнь. Но это пройдет... Если выживу.
        Интересно, а дружинники имеют обычай добивать врага? Вроде не слышал о таком, но отчего-то в памяти Андерса всплывают какие-то жуткие, кровавые сцены, от которых бегут мурашки по коже. Усилием воли заглушив их, я вновь бросаю взгляд на плененных викингов - но на их лицах читаю лишь скорбную решимость и отчужденность. Н-да, они ведь также ничего хорошего не ожидают... А с другой стороны, ведь не добили же раненых, значит, должны пощадить?!
        Суд!!! Правда Ярослава!!! На Руси уже существует законодательный сборник, в коем указаны карательные меры к преступникам! Елки, там же есть статья за убийство, а в качестве наказания допускается кровная месть!
        Оглушенный жутковатой догадкой, сразу почувствовав жар в только что мерзнущем теле, я случайно бросил взгляд вправо и замер, узнав храм погоста в стоящем чуть в стороне деревянном срубе-избе. Его «выдала» маленькая закругленная маковка с возвышающейся над ней крестом. И вновь чужие эмоции отозвались глухой яростью, но уже мои собственные рефлекторные привычки взяли верх: я потянулся совершить связанными руками крестное знамение.
        Конечно, ничего не получилось: руки едва дотянулись до склоненного с трудом лба, а когда я попробовал довести их до правого плеча, непослушное, онемевшее тело буквально завалилось набок. Но тем не менее моя попытка перекреститься не укрылась от «сослуживцев».
        - Эй, Андерс, ты совсем спятил? Это же святилище их бога-слабака!
        - Трус!!!
        - Вшивый пес!!!
        - Решил напоследок изменить вере предков?! Одумайся, Один не примет тебя в Вальхалле!
        На удивление, язык викингов я понял отлично: они нашли возможность отвести душу, оскорбляя ренегата, предавшего асов. Да и я хорош, так опростоволосился, выпав из привычного для всех образа удалого морского разбойника.
        А с другой стороны...
        - Да нет никакой Вальхаллы.
        Мой голос ломается, и слова я произношу с трудом, но, судя по застывшим лицам урман, смысл сказанного до них дошел.
        - Хах, мы и наши отцы дрались за Йомсборг, при Стикластадире и Венерне, и что в итоге? Кто взял верх?! Мы шли этой ночью покарать русов и сжечь храм «слабого бога», и что же?! Умылись кровью! Мы смеялись над ромеями и русами, высмеивали поклоняющихся Тому, кто позволил Себя убить, распять - но ведь Он победил асов! Боги Асгарда не смогли остановить Его приход на нашу землю, не даровали победы своим воинам! Так, выходит, Он сильнее? А может, мы и вовсе поклонялись деревянным да каменным истуканам и лили кровь невинных на бездушные идолы?!
        Сначала говорить было чрезвычайно сложно, пересохшее горло саднило, я хрипел, но конец фразы дался легче, забрав, впрочем, остаток сил.
        Викинги подобной отповеди не ожидали. Закоренелые язычники, они разразились в ответ гневной бранью, в которой, однако, явственно слышались страх и сомнение. Ну конечно, учитывая результаты последних схваток, сомневаться начнет даже тупой! А хирдманы Айварса пусть и закоснели в собственном невежестве и грубости, но все же далеко не тупы.
        Поток ругательств прервало появление старшего русского дружинника в добротной кольчуге - воина, сразившего берсерка.
        - Урманин, ты хочешь принять крещение? Думаешь, хитрость тебя спасет?
        Русич с замотанной в берестяной лубок рукой обратился ко мне грозно, без всякого труда говоря на норвежском. Прежде чем отвечать, я с любопытством его рассмотрел. Не очень высокий - впрочем, они все здесь среднего роста, в том числе и я сам. Ориентируясь на грубоватое, заросшее черной бородой лицо со шрамом через лоб и переносицу и еще одним заросшим рубцом на щеке, я бы дал ему лет тридцать - тридцать пять. Но это на глазок, зачастую в текущий исторический период мужчины взрослеют быстрее.
        - Я не стремлюсь купить жизнь предательством Одина. Спроси моих соратников: никогда ранее я не показывал спину в бою и не предавал! Много раз рисковал и много раз мог погибнуть, но теперь я хочу умереть христианином, ибо более не верю в асов! И если это возможно... Говорят, ваши жрецы просят прощения за людей перед Богом. Так я хотел бы попросить об этом жреца.
        С минуту воин внимательно смотрел мне в глаза, силясь найти в них фальшь. Молчали и викинги, хотя спиной я чувствовал их пышущие злобой взгляды. Ну и пусть. Вот взгляд старшего дружинника было выдержать непросто - Андерс на моем месте был бы искренен, мне кажется, он вообще не умел врать. Но то Андерс - и, к слову, он никогда не изменил бы богам Асгарда, не изменил бы, даже сомневаясь в них. Однако сегодня в теле предка живет мое сознание, и я вынужден врать.
        - Что скажешь, рус?
        Воин не успел ответить, его перебил высокий седой старец в клобуке и черном кафтане-однорядке, с деревянным крестом на шее. Он незаметно подошел со стороны храма, по облачению в нем легко узнать монаха, а скорее даже иеромонаха*32 - по-видимому, местного священника. Между тем он довольно чисто обратился ко мне все на том же древненорвежском:
        - Желаешь принять святое крещение, урманин?
        Я твердо кивнул:
        - Желаю! И призываю всех соратников последовать моему примеру! Забудьте бездушных истуканов, примите веру истинного Бога!
        В ответ вновь раздались ругательства, проклятия и оскорбления. Н-да, косность последних викингов все же гораздо сильнее доводов разума... А жаль, они могли бы стать моей первой дружиной.
        - Мои братья отказываются, их безумие крепко. Но я готов.
        Священник согласно склонил голову, после чего обратился к дружиннику на незнакомом Андерсу древнерусском. Тот молча выслушал иеромонаха, и, хотя на его лице отразилось недовольство, он жестом подозвал двух воинов и направил их ко мне. К моему удовлетворению, одним из них оказался мой старый русобородый знакомец по ночному бою. Крякнув, они подхватили меня, рывком поставив на ноги, - и тут же свет в моих глазах померк.
        События нескольких последующих дней отложились в памяти лишь короткими вспышками прихода в сознание. Помню дикую боль, когда прижигали рану на бедре - зверство и варварство, но потерю крови батюшка-лекарь все же остановил. Кажется, я отключился еще до окончания «операции»... Помню, как священник дул мне на лицо. Помню запах елея и легкие мазки по коже. Отчетливо помню, как меня трижды окунали в реку - холодная вода крепко взбодрила и, кажется, на короткое время сбила жар; держали меня все те же дружинники.
        Осознав происходящее, я почувствовал сильный укол совести: ведь второе крещение есть сильнейший грех. Свое желание я изъявил в полуобморочном состоянии, пытаясь найти выход, казалось бы, в безвыходной ситуации. Но на короткое время после купели ко мне вернулась способность трезво мыслить, и я вспомнил все, что слышал от священников и читал о великом таинстве духовного рождения во Христе. О таинстве, совершаемом только раз в жизни... Я очень сильно переживал, пока не услышал свое «новое» крестильное имя - Андреас, произнесенное иеромонахом на греческий манер. И тот факт, что имя, данное при настоящем крещении, не изменили, меня несколько успокоил. Позже, задумываясь о происходящем, я примирился со случившимся. Ведь, с одной стороны, предок мой был не крещен и духовное рождение переживает в первую очередь душа... Но кто знает, где оказалась душа викинга Андерса после моего «переселения» в его тело?
        А с другой стороны, чего вообще я волнуюсь, если вся эта действительность существует лишь в моей голове, о каких таких душах говорю?! Хотя есть сомнения и на этот счет...
        За все время пребывания в «прошлом» я ни разу не почувствовал инакости, нереальности происходящего. Наоборот, все физические и эмоциональные ощущения - все воспринимается абсолютно настоящим. Вкус яблочного взвара, ощущение теплого дерева кубка на губах и его легкий привкус... Это было абсолютно настоящим. Боль в воспалившейся ране на ноге, боль то острая, то тупая - и изматывающий, сводящий с ума жар, не дающий нормально спать, не дающий ясно мыслить... Он был реален. Реальной была паутина в углу под крышей, где жирный крестовик пару раз сноровисто оплетал мух на моих глазах. Реальным был редкий осенью солнечный луч, бьющий сквозь крохотное окно-дымоход и падающий мне на лицо. Реальным был запах сосновой смолы, исходящий от стен сруба, запахи сырой земли и развешанных по стенам целебных трав.
        Все, что я видел, слышал и чувствовал - все это было реально.
        А это навевало уже совершенно безумные мысли. Может, сам проект «Погружение», моя жизнь в двадцать втором столетии от Рождества Христова, освоение космоса и терраформирование планет, ядерная катастрофа двадцать первого столетия - может, все это было нереально? И я действительно природный викинг Андерс, живущий в одиннадцатом веке? И все, что я прожил и пережил в «прошлой» жизни, это лишь сумбурные видения разума, порожденные тяжелым ударом по голове? Меч русича прорубил сталь шлема, чудом не раскроил череп - разве это не могло сказаться на моем сознании? Я слышал, что после некоторых серьезных травм головы люди, пришедшие в себя, начинали говорить на незнакомых, иногда «мертвых» языках, или превращались в гениев от математики, или...
        Да нет, это полный бред! Я точно Андрей Кравцов, две тысячи сто шестьдесят пятого года рождения! Точно... Точно?!
        Как позже сказал мне мой «лечащий врач», иеромонах Василий, в отключке я пребывал восемь дней. Не самый лучший старт для погруженца, но, по крайней мере, все же выкарабкался!
        Честно говоря, меня несколько удивил высокий профессионализм батюшки-лекаря. Как оказалось, искусство врачевания было уделом не только деревенских знахарей, но и целенаправленно изучалось монахами. Более того, со слов отца Василия, в Новгороде существует самая настоящая больница при мужском монастыре, в которой проводятся даже хирургические операции! Правда, судя по закупориванию раны прижиганием, уровень их явно невысок, с другой стороны, кровотечение мне действительно остановили. Вот только поражаемость различными инфекциями свежих, да еще столь больших ожогов едва ли не выше, чем у открытых ран, но именно в этом вопросе батюшка показал себя на высоте. Имея в своем распоряжение целый арсенал различных мазей и отваров, приготовленных из неизвестных мне растений, он довольно эффективно сбивал мне температуру в критических ситуациях, одновременно используя мази, ускоряющие заживление. Слава богу, хоть рана на голове оказалась не слишком серьезной, и мы отделались простыми перевязками да все теми же заживляющими мазями.
        Но что больше всего меня поразило - иеромонах кипятил бинты! Кипятил!!! Если мне не изменяет память, в Европе и в России медицинский эффект пользы кипячения воды открыли только в девятнадцатом веке! До того на Западе он был известен лишь тамплиерам, хранившим его как великий секрет и унесшим с собой на костер. А тут батюшка при мне кипятит широкие полоски льняной ткани! Вот так-то вот... Впрочем, про средневековую западную медицину, как в значительной мере отсталую от восточной, сказано немало. И к сожалению, после реформ Петра I, когда в России стало активно процветать западничество, огромные пласты эффективного народного опыта были утрачены, в том числе и народная медицина. Хотя стоит отметить, что западные врачи были известны при дворах русских царей и ранее, и своим «лечением» они свели в могилу не одного государя, как, например, Алексея Михайловича «Тишайшего», отца преобразователя Петра.
        Одним словом, усилиями батюшки и молодого, крепкого тела норвежца на восьмой день я пришел в сознание.
        Еще десять дней я практически все время лежал в избушке иеромонаха. Как оказалось - что, впрочем, вполне естественно, - на излечении от болезней находился не только я, но и другие пострадавшие в ночной схватке, чьи раны позже воспалились. Очнувшись, я старался быть максимально радушен с ними, даже пытался помогать священнику ухаживать за ранеными по мере сил. Иногда заходил к нам и Георгий, старший дружинник. Отец Василий смотрел его руку, один раз поменял лубок, но, судя по всему, заживление шло хорошо и кость срасталась так, как нужно. Георгий пару раз перекинулся со мной одной-двумя фразами, но больше всего я общался с батюшкой.
        Что, впрочем, и понятно: на его попечении оказался новообращенный христианин! Естественно, отец Василий старался закрепить успех, просвещая меня выдержками из Святого Евангелия, рассказами о подвигах святых воинов Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского, а также о судьбах иных великомучеников. Безусловно, иезуитской коллегии*33 батюшка не оканчивал, его речь не струилась как обволакивающий, затягивающий в себя поток, и высокое ораторское искусство не было его коньком. Но в то же время иеромонах говорил просто, прямо, доступно - пожалуй, именно так, как и нужно общаться с суровыми язычниками севера, другого общения не знавшими.
        В моем лице батюшка нашел внимательного слушателя, хотя порой мне было трудно сдержаться и не выдать собственного знания его историй. Вскоре я свел наше общение к изучению древнерусского языка, попросив выучить меня основополагающим молитвам. Несмотря на некоторое удивление священника, он с жаром принялся меня готовить, и вскоре я уже смог прочитать «Царю Небесный», «Символ веры», «Отче наш» и «Богородице, Дево, радуйся». Вот только оказалось, что письменный, церковный старославянский, созданный Кириллом и Мефодием для болгар и западных славян Великой Моравии*34, не был тождествен разговорному древнерусскому - хотя, конечно, был схож с ним. Но в любом случае, изучение молитв стало первым шагом в познании языка, а общаясь с другими ранеными, я все время старался узнать новые слова. Правда, в итоге мое общение свелось к разговорам с единственным раненым в плечо дружинником-русом, Гориславом, ижорцы меня в лучшем случае игнорировали. Что в общем-то объяснимо: для дружинника варяг-урманин был явлением повседневным, не олицетворяющим одно лишь только зло - сегодня ты скрестил с ним клинки, а уже завтра
он займет место в строю рядом, нанявшись к князю. Да, такое отношение к варягам в Древней Руси было в порядке вещей, а вот ижорцы открыто демонстрировали если не ненависть, то стойкую неприязнь. Это сегодня дружинники сторожат погост от викингов на севере, завтра вместе с ними идут походом на Царьград - а для ижорцев здесь родина, и наше нападение было нападением на их родную землю. Для них я был лишь захватчиком, грабителем, убийцей...
        К слову, я, как только пришел в сознание, спросил об остальных викингах - меня не покидала надежда убедить их в ложности асов и необходимости принять христианство. На будущее я строил и вовсе наполеоновские планы - выдвинуться на первые роли в хирде и стать лидером урман. Пусть даже всего десяток воинов - ведь это десяток опытных, отважных бойцов, и по нашим временам это уже немалая сила!
        Но, увы, последних викингов отдали ижорцам. Сами дружинники не стали марать руки о безоружных, но по требованию племени передали хирдманов на справедливый суд тех, чьи отцы и братья во множестве гибли от урманских клинков. Дальнейшая участь уцелевших разбойников мне неизвестна, но вряд ли их оставили в живых. А если и оставили, то ждет их продолжительное, если не пожизненное рабство...
        По прошествии восемнадцати дней моего лечения я отправился на свою первую в новом мире службу. О, она стала для меня серьезным испытанием! Ведь в отличие от известного мне порядка богослужений, разбитых на вечернее и утреннее, в этом мире всенощное бдение действительно протекало всю ночь, как у первых христиан, и лишь на рассвете завершилось божественной литургией. Для моей едва-едва зажившей ноги настоящая пытка, и тем не менее, собрав в кулак всю волю и отчаянно взмолившись всем святым, я достоял до конца.
        Тогда же я впервые исповедался в новом мире и причастился. М-да, несмотря на нереальность происходящего, меня в очередной раз одолели серьезнейшие сомнения. А что, если программируемая реальность в голове испытуемых «Погружения» гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд? Ведь считается, что мы совершаем грехи и мыслями, и желаниями, и помыслами, не выходящими за пределы сознания, - так получается, что все зло, все грехи, совершенные здесь, также идут в зачет? И где тогда на самом деле находится наша бессмертная душа все время испытания? И что вообще есть сознание, пребывающее здесь, если не душа?!
        Но если она пребывает здесь, допустимо ли, что и высшие силы каким-то образом принимают участие в происходящем в моей голове? Ведь без воли Господа этот проект не смог бы существовать, и при этом его никак не назвать попустимым злом.
        Словом, для себя я решил, что и исповедь, и таинство евхаристии - причастия - здесь вполне реальны, поэтому исповедовался честно, но коротко, перечислив лишь смертные грехи: гордость, зависть, чревоугодие, блуд, гнев, алчность и уныние, выведя на первое место гнев и еще отдельно упомянув ложь. Было опасение, что батюшка потребует более открытой и полной исповеди, захочет мне помочь в раскрытии грехов. Но, видно, отец Василий и не ждал от первого раза моего более глубокого погружения в осознание собственной грешности. Накрыв епитрахилью мою голову, иеромонах коротко прочитал разрешительную молитву, после чего благословил на причастие.
        Служба далась мне тяжело, учитывая, что деревянный храм был совсем мал и тесен, а проживающие в погосте христиане считали своим долгом посетить воскресную литургию. Пришлось стоять в большой тесноте, да и воздуха не хватало - на единственном подсвечнике горели свечи, а перед несколькими иконами разожгли лампады. Ну хотя бы до причастия отец Василий допустил меня без должного поста, приняв во внимание ранение.
        Хотя разделение пищи на постную и непостную здесь весьма условно. Например, основа местной кухни - каша овсяная или пшенная - варится без сала и мяса. Хотя должен признать, что в печах ее разваривают практически в ноль, добавляя ей некоторой привлекательности. И все же до привычной мне еды ей далеко, и тот факт, что соль в Древней Руси хоть и хорошо известна, но чрезвычайно дорога, практически исключает ее попадание в горшок вне праздников. Да и то используют ее здесь в большей степени не как приправу, а как консерватор. Таким образом, постная и непостная каша отличаются лишь тем, чем их заправляют: коровьим маслом - опять же довольно дорогим для севера - или растительным постным, конопляным или льняным, к чьему резкому вкусу еще должно привыкнуть. Хорошо хоть грибов здесь много, их вкусно солят с укропом в бочках, и присутствие их на столе добавляет определенного разнообразия.
        Основой пищи вообще является хлеб, технология бездрожжевого приготовления которого занимает несколько дней - это если не учитывать сам процесс выращивания ржи и ее помола. В силу чего и относятся к нему с огромным уважением. Было дело, пару крошек за собой недобрал. Так стоило мне поднять глаза от деревянной миски, как я почувствовал на себе такие тяж-ж-ж-желые взгляды... Что же касается вкуса... Мм... с одной стороны, хлеб приготовлен из муки грубого помола, но с другой - после печи приобретает непривычный мне, очень приятный аромат. Короче говоря, хлеб здесь здоровский, но и ценится он серьезно, лишнего куска ни за что не получишь.
        Помимо каши, хлеба и деликатесных грибочков я ел пареную в печи репу, довелось мне поесть меда, запивая его взварами из душистых трав, а один разок отведал даже моченое яблочко. Возможно, столь пристальное внимание к еде кажется несколько странным и даже мелковатым, но из-за раненой ноги я долгое время был ограничен в перемещениях, и основными событиями моего дня становились непродолжительные диалоги со священником да приемы пищи...
        Так в чем тогда разница постного и непостного питания? В мясе? Ха, мясо я впервые попробовал здесь лишь на воскресном обеде, когда охотники добыли по случаю кабана. И надо помнить, что дикий кабан без грамма жира, чье тело просто перетянуто мышцами, и домашний поросенок, вскормленный на убой, - это далеко не одно и то же животное, и мясо у них совсем разное! Впрочем, местные хозяйки это понимают отлично, а потому положили лишь несколько кусков в кашу, крепко их разварив и добавив пище вкуса и аромата.
        Нет, основной разницей постного и непостного рациона является рыба. Здесь постятся перед причастием без рыбы, а вот в повседневной жизни широко используют ее в пищу. Ее и варят, и пекут, мне очень понравились запеченные в печи караси, а однажды довелось отведать даже верченую щуку - то есть подрумяненную на вертеле, практически шашлык!
        Из напитков пьют квас да вкусные травяные взвары. Хотя на все том же воскресном обеде мне удалось попробовать и сбитень, и хмельной мед, которыми я запивал праздничные пироги с грибами да репой...
        Одним словом, едят здесь пусть и однообразно, но сытно, и на вкус вполне приемлемо, а труд хозяек ценят и уважают.
        Кстати, перед причастием мне довелось посетить и древнерусскую баню - ведь на службу нужно идти чистыми и душой и телом, таков древний обычай.
        Ну что? Точно такой же деревянный сруб, только поменьше жилого, с лавками по углам, да вместо печи - здоровенный чан с камнями над широким, также каменным очагом. Вначале очаг раскаляют, после чего, когда дерево практически прогорело, в баню заходят, чтобы париться, камни еще долго хранят жар.
        Ох и нахлестали меня дружинники березовыми вениками... Честно думал, помру! Ну или как минимум раны откроются, еле долежал до конца экзекуции. Зато после того, как вынырнул в предбанник, да окатил себя ушатом ледяной воды... Ух-х-х!
        Было определенное опасение насчет одновременного с нами посещения бани женщинами. Ведь сколько осталось свидетельств иностранцев, да и исторических документов о том, что в русских банях аж до восемнадцатого века парились одновременно мужики и бабы! И они были правы - вот только в бане вместе парятся лишь представители одной семьи. Муж с женой, их дети. Все. Может быть, позже, много веков спустя, что-то и изменилось, и малоимущим разрешили одновременно посещать общественные бани ради экономии средств, но здесь и сейчас подобное недопустимо.
        Да и то верно, кто захочет, чтобы на его голую жену или дочь смотрели чужие мужики? Тут как ни отводи глаза, все равно ведь засмотришься (если есть на что), а уж там естественные реакции организма... Оттуда недалеко и кулаком по морде, а учитывая боевитость мужиков Древней Руси - это вам не крепостной восемнадцатый век, - дело дойдет и до мечей с боевыми топорами!
        Так-то, запискам западных путешественников доверяй, но и про логику не забывай...
        Глоссарий.
        32. Иеромонах - монах в сане священника.
        33. Иезуитские коллегии - учебные учреждения, созданные католическим орденом иезуитов. Коллегии для своего времени давали блестящее образование, изучалось в них и ораторское искусство. Сам орден был создан как «оружие» контрреформации* и боролся за влияние папы римского по всему миру, используя при этом как проповедь, так и прямой шпионаж, шантаж, подкуп, интриги и тому подобное. Их действия против православной церкви особенно ярко иллюстрирует пример Речи Посполитой, где с помощью иезуитов была принята церковная уния, подчиняющая православную церковь католической (в пределах государства), а после с их же подачи начались притеснения верующих, периодически выливающиеся в открытые гонения.
        ##* Контрреформация - политика римских пап, направленная на укрепление авторитета католической церкви и собственного влияния по всему миру. Возникла в ответ на реформацию - церковный раскол, охвативший Европу в 16 в., приверженцы которого протестовали против вседозволенности и порочности пап, таких как, например, Александр Борджиа, и стремительного упадка нравственности католического духовенства. Собственно, с тех пор европейских раскольников, создавших уже свое вероучение, называют протестантами, хотя направлений и сект внутри него великое множество.
        34. Великая Моравия - мощное государство западных славян, включающее в себя территории современной Чехии, части Словакии, Польши и Германии (Силезии), Венгрии. Успешно противостояло германским вторжениям, но распалось под ударами кочевников-венгров.
        Глава 3
        Осень 1064 г. от Рождества Христова
        Копорский погост
        - Андрей! Андрей!!!
        Суровый голос Георгия едва ли не подбросил меня с лавки, и тут же затекшие мышцы спины прострелило болью. Еще бы, это вам не ортопедический матрас и не пуховая перина, это грубо сбитое деревянное ложе, укрытое сверху соломой да ветошью. Не разоспишься на нем, не разлежишься в свое удовольствие...
        - Что-то ты разоспался, воин! Смерть свою проспишь!
        Видимо, у руса свои представления о сне ратника.
        - Да я только...
        - Мы уходим.
        Похоже, десятник дружинников увидел в моих глазах страх. Утвердительно кивнув - вероятно своим мыслям, - он продолжил:
        - Ты, конечно, думай сам, как тебе, куда и с кем по пути. Сразу тебя ижорцам не выдали, а теперь-то, после крещения, как-то уже и не по-христиански... Но знай, что по нашим законам тебе имеет право отомстить каждый отец, сын и брат павшего от твоей руки. Кроме того, вместо мести могут запросить и виру*35 за убитых, по сорок гривен*36 за человека, а таких денег нет ни у кого из нас - учитывая, что ты сразил в бою трех ижорцев. Если не заплатишь, в лучшем случае станешь холопом-рабом.
        - Я бы ушел вместе с вами.
        Судя по довольному взгляду Георгия, именно этого ответа он и ожидал.
        - Я не против. Но учти, - глаза дружинника посуровели, - соглашаюсь не просто так. В бою с урманами погибло десять гридей*37, да в погосте потребно еще пятерых воинов оставить, а заменить их мне некем. Оброка княжьего набрали пять подвод, а у меня всего тринадцать воинов осталось, я сам четырнадцатый, хотя без щита - каков воин? Счет-то разумеешь?
        Коротко кивнув, я твердо ответил:
        - Коли дозволишь, десятник, пойду с вами. Но позволь и мне спросить: ты точно засады ждешь иль опасаешься случайного нападения?
        Рус строго и внимательно посмотрел мне в глаза:
        - Андрей, ты вроде не трус, но знай, трусости в бою мы не прощаем. Коли боишься, лучше уж здесь оставайся...
        Отрицательно покачав головой и дождавшись, пока дружинник прервется, я более точно сформулировал свою мысль:
        - Нет, я лишь хотел узнать, к чему быть готовым, с кем драться придется в случае чего, да куда путь держим.
        Взгляд Георгия потеплел.
        - Дань княжью свозим мы в Новгород. Засады я не жду, да и местами пойдем не самыми глухими, через земли вожан*38, но разбойный люд у нас водится. И из пришлых варягов, и из местных буйных молодцев, да и волхвы языческие в глуши лесной воду мутят, народ подбивают на мятеж. Всяко случится в дороге может... Ну так что, решился?
        - Конечно, решился! Доспех мой только да оружие вернете?
        Десятник рассмеялся:
        - А ты думал что, бездоспешным да безоружным пойдешь? Зачем же мне такой дружинник?! Нет, гридь, и кольчугу, и шелом с бармицей вернем твои, и наручи подберем, и щит, и меч с топором, и сулиц набор, и нож свой - все получишь!
        - Так, может, сейчас и пойдем смотреть?
        Дружинник крепко треснул меня по плечу и широко улыбнулся.
        - Так и пошли!
        Окрыленный скорыми сборами и началом собственного пути к поставленной цели, я первым вылетел из лекарского сруба священника и опешил: на площади столпились ижорцы, не менее двух десятков. И все смотрят на нас очень сурово.
        - Куда ведешь урманина, Георгий?
        Подоспевший следом десятник выдвинулся вперед, лицо его разом посуровело.
        - Урманин согласился идти в мою дружину. Теперь он княжий гридь!
        - А что же, на княжих гридей нет правды? Пришел сюда разбойником, братьев наших побил, а теперь покрестился и в дружину вступил?! А право кровной мести?!
        На нарастающий ропот поспешил выйти из храма отец Василий.
        - Одумайтесь, люди, одумайтесь! Разве учил вас мстить Господь?! Разве...
        Священника грубо перебили:
        - Так мы теперь должны каждого разбойника прощать после крещения?! Пусть убивают и грабят, пусть жен наших силой берут, а мы после - прощать?! Плохо твое учение, черноризник!!!
        - А ну замолчите, а то мои гриди за батюшку вас живо проучат!
        Конечно, смысл выкриков дошел до меня не целиком, но общее их содержание было понятно. Видя, как накаляется ситуация, и понимая, что после ухода дружины священник с горсткой воинов останутся в окружении разъяренной ижоры, я неожиданно для всех заговорил на ломаном древнерусском - все же уроки языка не прошли даром:
        - Никого я силой не брал. А павшие от моей руки погибли в бою.
        Обернувшись к десятнику, коротко попросил:
        - Георгий, растолкуй им мои слова, - после чего продолжил, обращаясь к ижорцам уже на привычном норвежском, делая паузы между фразами: - Мужи! Вы храбро дрались! Но бой окончен! И все павшие погибли в бою, а не были убиты в драке! И не в спину из-за угла! Разве просят мести за павших в битве?
        Спустя пару секунд после того, как десятник закончил толковать мою речь, ижорцы ответили очередным взрывом гневных выкриков. Правда, в конце площади уже показались гриди в полном боевом облачении, и возмущенный крик стал тут же стихать, сменившись угрюмой тишиной. Но, судя по лицам разгорячившихся мужиков, становится ясно: так просто они не уйдут. И если дружинники возьмутся за мечи, то и ижорцы схватятся за рукояти боевых топоров.
        - Не согласны они, Андрей.
        В глухом, надломленном голосе Георгия чувствуется поражение - десятник не пойдет против всего погоста ради какого-то урманина. Это понятно, я бы и сам так не поступил. Но ведь есть и другой выход.
        - Тогда переведи им последнее.
        Дождавшись короткого кивка русича, я продолжил:
        - Пусть Бог рассудит, кто прав, а кто виноват! Решим все судебным поединком!
        Старший дружинник громко взревел вслед за мной:
        - Божий суд!
        Ижорцы согласились. Условия просты: коли возьмет верх их боец, то месть и так уже случится, коли я - значит, требование выдать меня на правеж несправедливо. На том и порешили, вот только выбор оружия остался за противной стороной - и поединщик выбрал топоры без щитов.
        Теперь же ижорец стоит в дальнем конце площади, красуясь оголенным торсом с крепкими мышцами, увившими руки и грудь. Этот воин - кузнец, брат сраженного Андерсом десятника, чувствуется, что противник он крепкий, опасный.
        А меня уже потряхивает то ли от холода, то ли от волнения, а что вернее - от всего разом. Судя по доставшимся от предка воспоминаниям, никакого фехтовального искусства на топорах в принципе быть не может, подойди поближе, да рубани покрепче, вот и весь бой. Только в памяти Андерса не нашлось ни одного воспоминания, когда он сражался одним лишь топором или мечом, не важно - левый бок всегда защищал крепкий щит.
        Перед неудачной попыткой поступить в гвардейскую академию я изучал абордажный бой с виброклинками в руках. Но искусство фехтования на них ближе к боевым традициям владения казачьей шашкой... Нет, мне достался богатый опыт жестоких рубок от предка, но повторюсь - его инстинкты подсказывают подойти поближе да рубануть побыстрее, пока отточенное лезвие не вгрызлось в мою плоть. Вот если воспользоваться собственными спортивными навыками, да увязать их...
        - Топоры не метать! Начали!!!
        Громкий возглас Георгия прервал мою мысль, буквально подстегнув меня: я тут же начал движение в сторону противника. Между тем ижорец, громко взревев - и вызвав тем одобрительные крики соплеменников, - ринулся вперед, широкими взмахами топора рассекая собой воздух.
        На мгновение я замер и дрогнул. Только представил себе, как вражеский топор с размаха врубается мне куда-нибудь в шею или в живот, и все внутри сжалось от страха, а сердце застучало где-то на уровне пяток. Но, крепче стиснув рукоять топора, я так же громко взревел, разгоняя страх и возбуждая ярость, как не раз это делал мой предок. И вновь шагнул вперед...
        - Бей!
        - Руби его!!
        - Отомсти за брата!!!
        Даже плохо зная язык, несложно догадаться, что кричат ижорцы, подбадривая своего поединщика. Между тем, усилием воли подавив страх, последние разделяющие нас метры я преодолеваю легкой рысью, разгоняя сковавший тело адреналин и наконец-то взяв его под контроль.
        Вот между нами остается четыре метра... три... два - и тут ижорец рванулся вперед, с диким ревом обрушивая молниеносный удар сверху, от которого я едва успеваю отскочить в сторону! Еще один, столь же молниеносный удар по горизонтали - и вновь я спасаюсь, отпрыгнув назад.
        - А-а-а!!!
        Противник хитро рубит снизу вверх, развернув топор и нацелив его в подбородок. Вновь ухожу с траектории удара, но в этот раз успеваю ударить сверху - и деревянная рукоятка моего топора сбивает оружие противника. Одновременно что есть силы врезаюсь плечом в бок ижорца, отбросив его назад. Мой короткий успех встречен одобрительными криками русов.
        А приятно, когда за тебя болеют!
        Поединщик ижорцев вновь стремительно рубит по горизонтали от себя, целя в шею, - да так резво, что я едва отпрянул! И вновь его связка переходит в быстрый и очень мощный удар сверху вниз, от которого уже не уйти.
        Но вместо этого я делаю шаг навстречу, приняв на древко вражеское топорище и схватившись за вооруженную руку противника левой рукой, пытаясь пережать запястье. Однако и он вцепился своими стальными пальцами в мою правую руку - и кажется, что у кузнеца силы будет побольше, чем у гребца Андерса: кости буквально захрустели в его медвежьем захвате!
        Противостояние мышц длилось всего пару секунд и едва не стоило мне травмированного запястья. С криком ярости и боли с силой бью носком левой ноги по щиколотке ижорца, травмируя ее и подсекая изнутри. Противник, как некогда его брат, теряет равновесие, выпустив мою руку, и тут же в его подбородок врубается тяжелейший апперкот правой, все еще сжимающей рукоять топора. Голова ижорца откидывается назад от мощного удара, он падает на спину и едва успевает подставить древко под удар обуха. Тут же пинком по запястью выбиваю топор из его руки, одновременно приставляя лезвие топора к горлу противника.
        Ижорец смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. На пару секунд во мне ожили кровавые эмоции Андерса, и я едва не перерезал поединщику горло, лишь в последний миг мне удалось взять себя в руки. Вместо убийства я лишь коротко чиркнул острым краем по груди кузнеца, оставив на выпуклой мышце длинный порез.
        - Кровь пролита, и суд свершен!
        Под громкий клич Георгия я отшагнул назад и, развернувшись, устало побрел в сторону дружинников, выдавив измученную улыбку в ответ на их приветствия. Поединок дался мне тяжело, очень тяжело... Но все же это моя победа.
        Моя первая победа в этом мире.
        Злополучный Копорский погост мы покинули на рассвете следующего дня. Ижорцы провожали малочисленную дружину без особой сердечности, а меня и вовсе прожигали злыми, полными ненависти взглядами. Но после «Божьего суда» уже никто не пытался открыто проявить агрессию или устроить очередной самосуд.
        Спасибо и на том.
        В первые же полчаса езды на жутко тряской подводе - примитивной четырехколесной телеге, естественно не подрессоренной и не обладающей никакими амортизационными характеристиками от слова «вообще», - я взмолился, чтобы Георгий отпустил меня на лошадь, чем жутко оскорбил дружинника. В следующие полчаса я узнал от него много нового и нелестного про свои интеллектуальные способности. Неприятно, но десятник был прав, и тут уже ничего не скажешь.
        Первый его аргумент основывался на том, что я еще не очень хорошо знаю язык и в случае чего просто не успею предупредить своих или, наоборот, не пойму команды более опытных дозорных - а конными у нас следуют только дозорные, да замыкающий разъезд.
        Тут следует пояснить порядок движения обоза. Его ядро - непосредственно сама колонна телег, на каждой сидит по два воина. Далеко вперед уходит головная группа из двух дружинников - разведка отряда. Также на некотором отдалении впереди колонны следует единственный всадник, выполняющий функцию ближнего дозора, и на некотором отдалении сзади нас страхуют еще двое конных гридей - замыкающий разъезд. В процессе движения разъезды чередуются, дружинники поочередно сменяются с подвод, «отдыхая» от монотонной тряски в жестком седле. Но вот именно я никак не могу попасть в их число из-за слабого знания языка.
        А второй аргумент звучит и вовсе просто: я викинг-урманин и не умею держаться в седле.
        Весомый довод. И надо отметить, что вновь справедливый. Викинги - прирожденные морпехи, но никак не кавалеристы, и никакого полезного опыта от Андерса мне не досталось. Да и у нас, в две тысячи сто восемьдесят восьмом году, кавалерия, мягко говоря, не востребована.
        Нет, умом-то я понимаю, что после того, как забрался в седло, тебе и поводья в руки, которыми регулируется движение лошади. Да вот беда, смирная гнедая кобылка, на которую мне все же позволил взобраться Георгий, ошалев от моих монотонных просьб (кажется, он явно пожалел о результате судебного поединка), совершенно отказалась меня слушаться.
        Ох и вдоволь же посмеялся надо мной коварный десятник, определив мне самую тупую и ленивую скотину из всего табуна (десяток лошадей павших дружинников мы забрали с собой). Но позже, на вечернем привале подвел другую, спокойную, уравновешенную кобылку, черную как смоль. Собственно, и прозвали ее - Смолка.
        Ну тут я не сплоховал, тут я к ней по всем правилам! К слову, такое ощущение, что здесь за женщинами так не ухаживают, как за кобылами... По совету мудрого десятника я зашел с козырей - а именно с куска сэкономленного за обедом хлеба и двух диких яблок, непонятно как уцелевших на дереве. Кобылка милостиво все схрумкала, после чего так же милостиво позволила погладить себя по влажной, лоснящейся шее, по потным бокам. Да-а-а, запах от нее тот еще, да и гадит где вздумается... Зато как романтично показывают в старых фильмах прогулки на лошадях! Ну-ну...
        Я даже гребнем волосы расчесал Смолке! Но зато после всех подкатов кобыла позволила поводить себя под узду. Мне даже понравилось гулять с добрым и, как мне показалось, умным животным, продолжая поглаживать ее по шее и бокам. Дождавшись утвердительного кивка десятника, я аккуратно разложил на спине кобылы потник*39, затем чепрак*40, аккуратно расправив их так, чтобы не осталось ни единой складочки. Затем взвалил сверху седло, закрепив под животом Смолки подпруги, застегнув нагрудник и подхвостник*41. Наконец, полностью оседлав лошадку, я с дико бьющимся сердцем забрался ей на спину - без всякой помощи! Правда, страшась в душе, что в момент подъема в одном из стремян кобыла понесет, не позволив мне перекинуть ногу через седло. Но пронесло.
        Даром что кобыла, а обхождение Смолка понимает! Это я прочувствовал, раз десять объехав верхом вокруг вечерней стоянки. Лошадь слушалась меня отлично, тут же реагировала на движение стремян, не артачилась. Попробовал пустить ее рысью и, хотя сразу струхнул, ощутив, как гора мяса и мускулов под копчиком перешла на непривычно быстрое движение, все же не опозорился, не упал. Вот только пах отбил на раз - и это к уже отбитому на телеге заду! Десятник вновь посмеялся надо мной, сказав, что к рыси еще привыкнуть нужно, и мы условились, что каждый вечер мне будут разрешать практиковаться в верховой езде.
        Глоссарий.
        35. Вира - определенного размера плата за преступление в Киевской Руси, в том числе за убийство.
        36. Гривна - денежная единица Киевской Руси, в описываемых событиях имеется в виду новгородская гривна - серебряная палочка весом около 204 гр. В рассматриваемой ситуации вира за трех убитых равнялась ста двадцати гривнам, в переводе на вес - 24,48 кг серебра.
        37. Гридь, гридень - воин, младший дружинник.
        38. Вожане (современное название народа - водь) - многочисленное в Средневековье финно-угорское племя, населявшее Новгородское княжество. Родственно и ижорцам, и эстам.
        39. Потник - прямоугольный обрез войлока, подкладываемый под седло.
        40. Чепрак - суконная подстилка под седло, кладется поверх потника. Назначение потника и чепрака - уберечь спину коня от натирания седлом.
        41. Нагрудник и подхвостник - кожаные ремни по типу подпруг, не позволяющие седлу сползти как назад, так и вперед.
        Глава 4
        Осень 1064 г. от Рождества Христова
        Земли вожан
        Наверное, для меня самым привлекательным в поездке оказались пейзажи русского севера. Например, чистейшие, обрамленные крупными каменными валунами озера, раскинувшийся по обеим сторонам дороги глухой бор из высоченных вековых сосен с редким вкраплением дубов да берез. Угрюмый, даже жутковатый по ночам, но такой чистый и светлый в солнечный день... Нам, к слову, можно сказать, повезло, и из шести дней пути небесное светило неизменно сопровождало нас четыре перехода, даря свое последнее тепло. И четыре дня я был свидетелем потрясающих, истинно волшебных в своей красоте закатов и рассветов! Однажды мы остановились на ночь на берегу реки, наловить неводами свежей рыбки да пополнить из родников запас воды. Ночью было очень зябко, но зрелище поднимающегося над водой ярко-красного, пламенного диска солнца, зеркально отразившегося в речной глади и окрасившего в багрянец небо и кромки деревьев, - это зрелище возместило мне тревожный, беспокойный от холода сон. А на закате того же дня небосвод вновь преобразился, приняв невиданный мной ранее мягко-сиреневый цвет - обволакивающий, успокаивающий,
нежно-притягательный... Природа русского севера по-своему изумительно прекрасна, и красота эта невероятно теплая, какая-то необъяснимо родная, она смягчает душу и сердце. И остро чувствуется, что она истинно девственна, практически нетронута человеком: не захламлена тоннами мусора, не растерзана желающими построить бизнес на дешевой древесине...
        Еще одной приятной стороной нашей поездки оказались вечерние постои и, в частности, еда. Утром гриди быстро грели остатки вчерашней каши, днем мы питались на ходу, краюхой хлеба, а вот вечером... Вечером мы каждый раз разбивали полноценный лагерь, сцепляя между собой пять телег, получался этакий мини-вагенбург в форме бастиона. Лошадей же треножили и отпускали пастись рядом с импровизированной крепостцой.
        Так вот, на ночь дружинники готовили полноценную пшенную или овсяную кашу. Казалось бы, чему удивляться, каша и каша? Все верно. Вот только у княжьих гридей с собой была соль! Не для консервации, а для вкуса, добавлять в еду! Конечно, в варево они бросали ее значительно меньше тех объемов, к каким я привык в своем будущем, но после десяти дней употребления совершенно пресной еды откушать подсоленной было очень здорово! Кроме того, у гридей был с собой и малый запас вяленого мяса, который они бросали в кипяток прежде, чем вложить крупу. Конечно, от мяса оставался едва один привкус, да пара мелких кусочков на десять ложек, но все же хоть что-то! Наконец, после стоянки на берегу реки мы отведали и рыбки, запеченной на вертеле и также посоленной...
        Однако идиллическая картина нашего благополучного путешествия вовсе не исключает готовности дружины к сиюминутному вражескому нападению. Наоборот, мы не снимаем с себя кольчуг и мечей с поясов, практически все дружинники держат под рукой саадак с луком и колчан со стрелами, дозорные неизменно бдят, внимательно просматривая сосновый бор.
        И все же первые пять переходов запомнились мне лишь с лучшей стороны - последними солнечными днями осени да дружеской компанией Георгия и остальных дружинников. Как я и думал, мы накоротке сошлись с Еремеем, тем самым воином, кому спасло жизнь мое вторжение в этот мир. Достаточно было поесть каши из одного котла да ночь поспать у одного костра, чтобы уже на следующее утро дружелюбно друг другу улыбаться. Затем последовала пара совместных походов в лес за валежником, да пушистыми хвойными лапами - дружинники ложатся на них спать, застелив потниками и уложив под головы седла. И вот Еремей становится вторым в дружине человеком, с кем я пока неумело пытаюсь объясняться на древнерусском.
        Но все равно первый человек, с которым я общаюсь, - Георгий. Практически всю поездку я провел рядом с десятником на передке замыкающей колонну телеги, управляя впряженной лошадью. Это оказалось совсем не трудно: жеребцы-тяжеловозы монотонно идут друг за другом, и, слава богу, никаких происшествий вроде соскочившего колеса или поломанной оси в пути не произошло.
        Что же касается языковой практики, то я старался почаще общаться с Георгием и именно на древнерусском, пытаясь и собственные мысли на нем формулировать, и самому разбирать речь говорящего. Не сразу, но с каждым днем пути я говорил все лучше, а суровый и жесткий русич при ближайшем знакомстве оказался незлобивым и дружелюбным, улыбчивым парнем. По крайней мере, в те моменты, когда десятник позволяет себе расслабиться. К моему удивлению, Георгию исполнилось всего двадцать пять весен, как тут говорят, то есть он на каких-то два года старше Андерса! Да и меня заодно.
        Я аккуратно выспрашивал у десятника о Ростиславе Владимировиче, истинном новгородском князе. Дружинник меня не разочаровал: отец изгоя, Владимир Ярославич, пользовался как у народа, так и у дружины большой любовью и уважением. Он был их князем, от начала и до конца новгородским. Многие помнили его успешные походы на ямь*42, войну с Византией*43 и потому поддерживали притязания сына на наследование отцовского удела. Тем более что теперь Великим Новгородом правит даже не князь из рода Рюриковичей, не один из родственников Ярослава Мудрого, а всего лишь киевский ставленник-посадник! Многим такой расклад пришелся не по душе. Особенно же учитывая, что именно с Новгорода началась Русь, именно Новгородом правил Рюрик, именно новгородские воины завоевали киевский престол вначале для Владимира, а потом и для Ярослава!
        А кроме того, Ростислава Владимировича в походе на Тмутаракань сопроводили новгородский герой воевода Вышата, да еще один знатный новгородец, Порей, что опять же добавило мятежному князю привлекательности в глазах местных. И то, что он бежал из Волыни и силой занял княжество, здесь, как оказалось, уже известно...
        Одним словом, князь-изгой для Георгия был своим в полной мере, и мое робко высказанное желание податься к нему на службу он всецело одобрил. Правда, когда я предложил пойти вместе, десятник лишь весело рассмеялся, объяснив, что человек он семейный, двое малышей его дома ждут, а третьего жена в животе носит, и на дальние походы он не горазд.
        Но, несмотря на отказ Георгия, духом я не пал, ведь решился вопрос с моим дальнейшим наймом. Как я понял со слов десятника, мои обязательства младшего дружинника истекали по прибытии обоза в Новгород. Мне даже пообещали выдать четверть гривны жалованья - конечно, не бруском серебра, а мелкими рублеными вырезками из серебряных дирхемов азиатской чеканки. Совсем немало, учитывая, что боевого коня можно купить за три полновесные гривны, а за десять - полный набор оружия и конскую сбрую. На первое время продержаться хватит, а уж там я наймусь в охрану к кому-нибудь из купчин, следующих на юг. Главное же, что никто не собирается включать меня в дружину насильно, и моя попытка уйти на юг в любом случае не будет расценена как дезертирство.
        Это утро выбилось из колеи погожих деньков пронизывающим холодом от обильно выпавшей на рассвете росы, да густым туманом. Последний укрывал землю едва ли не целый час после подъема. Но и после, когда он уже рассеялся, серая хмарь свинцового, темного от туч неба будто бы повисла над нашими головами. Сильного дождя пока не было, но и короткая морось, дважды накрывающая обоз, заставила насквозь продрогнуть - казалось, что стеганку под кольчугой можно отжимать.
        А еще этот день от череды прочих отличает какое-то гнетущее, давящее ощущение.
        Ожидание беды.
        И хотя сам я пытаюсь мысленно гнать от себя это чувство, стараясь думать о том, что вызвано оно лишь непогодой, тревога не уходит, а лишь усиливается. Сосредоточенные взгляды десятника, бросаемые по сторонам, смолкшие разговоры, нервозность начавших вдруг брыкаться лошадей... Все это откровенно пугает.
        И все же половину дневного перехода мы осилили без происшествий. Голод и банальное желание спать если не вытеснили тревогу, то хотя бы чуть-чуть подвинули ее. Да и до Новгорода осталось всего полтора перехода! Это как-никак вселяет определенную надежду. Если раньше мы старались обойти мелкие поселения вожан, не желая искушать людей слабой охраной оброка, то сегодня Георгий впервые высказался о возможности заночевать в деревне - в тепле, да под нормальными крышами. Гриди встретили решение командира немым одобрением. Наконец небо стало проясняться, пару раз даже мелькнуло солнце - пусть и затянутое серой дымкой, но все же...
        - Ну что, может, подкрепимся, десятник? Не заждались ли нас, часом, ломти хлеба?!
        Русич повернул ко мне голову, уголки его губ тронула легкая улыбка... И в тот же миг лицо его посерело, а зрачки расшились, то ли от страха, то ли от ярости. Сердце больно кольнуло от предчувствия неминуемой беды, я посмотрел вперед, вслед за взглядом дружинника. Посмотрел на конец теряющейся в бору дороги, где из смыкающейся над головой чащи вылетел единственный скакун без седока, скакун одного из наших разведчиков... И тут же по ушам ударил яростный рев десятков разбойничьих глоток.
        - Кругом...
        Я едва успел произнести это слово, а десятник уже вскочил - то ли с ходу понял идею, то ли сам держал ее в голове на случай нападения.
        - Еремей! Заворачивай!!! Телеги кругом ставим!!!
        Сегодня молодой дружинник следует головным дозорным. Заслышав крик десятника, он тут же повернул коня и, подскочив к первой подводе, схватил жеребца под уздцы, помогая правящему ее развернуть. Остальные последовали их примеру, поспешил и я, понукая криком своего тяжеловоза и одновременно натягивая левый повод, заворачивая его на относительно свободной опушке.
        - Быстрее!!! - яростно закричал Георгий, видя, как высыпали из чащи десятка четыре лихих людей.
        Бездоспешные, с одними лишь топорами, сулицами да грубо сбитыми щитами в руках, они опасны своей многочисленностью и свирепостью. Еще бы, ведь их в три раза больше... За спинами основной массы разбойников кое-как встало с десяток лучников, уже наложивших стрелы на тетивы.
        - Щиты!
        Я успел вскинуть свой, половиной прикрыв десятника, половиной себя. И тут же в дерево что-то жестко вонзилось, еще одна стрела застряла в борту телеги. А вот сзади раздался истошный лошадиный визг, на моих глазах кобыла с пробитой шеей завалилась набок, погребая под собой дружинника из замыкающего разъезда. Послышался отчаянный крик боли.
        - Твари! - ругнулся я.
        Русич лишь зло оскалился, одновременно выкрикнув:
        - Бей!
        С нашей стороны в воздух взвились всего четыре стрелы, выпущенные с телег свободными стрелками. Но ударили они и сильнее, и точнее, разом свалив трех вражеских лучников. Одного, правда, подняли на руки и потащили к чаще - у него оказалось пробито плечо, - но за деревья отступили и остальные стрелки. Еще двое остались лежать на земле, получив ранения в грудь и в живот.
        - Телеги скрепляй! Оброк наземь!!!
        Десятник поспешил выпрягать жеребца, я же лихорадочно сбрасываю ногами чем-то звенящие мешки внутрь круга телег. Летят вниз и тюки со шкурами, и еще какая-то рухлядь. Пальцы правой руки нервно дрожат на древке сулицы. Нет, тело Андерса все помнит, оно готово к схватке и даже напрягается, словно желая уже послать дротик в набегающих врагов. Вот только это Андерс - а Андрею Карцову сегодня предстоит впервые убить человека. Или, быть может, самому пасть под топорами разбойников...
        - Сулицы!
        Георгий, опытный десятник, точно опередил момент для нашего броска - и подготовленные гриди, к тому же стоящие на телегах, успели метнуть дротики буквально за секунду до атаки разбойников. Не меньше десятка сулиц ударили по врагам, насквозь прошивая ничем не защищенные тела.
        Я также метнул дротик, успел совершить и второй бросок - тренированное тело викинга справилось без моего участия, я будто наблюдал за происходящим со стороны... Вот пальцы привычно смыкаются на древке, вот напрягается тело, сжимаясь словно пружина, вот его вес переносится на левую ногу, и одновременно резко выпрямляется правая рука, с силой отправляя смертельный снаряд в рослого, заросшего рыжей бородой разбойника... От вонзившегося в его живот дротика тот сложился пополам.
        И тут же тяжелый удар сотряс мой щит: копейное навершие вражеской сулицы пробило дерево, резанув по кольчуге и чудом не прошив руку. Схватив топор, я с силой рубанул по древку, с хрустом ломая его - а в следующий миг на телегу запрыгнул первый разбойник. Рефлекторно шагнув навстречу и резко выбросив левую руку вперед, я сбросил его жестким ударом щит в щит.
        Одновременно правый бок пронзило острой болью: орудуя дротиком в ближнем бою, очередной противник ударил снизу, с открывшейся стороны. Копейное навершие легко пробило кольчугу и вошло в плоть под нижним ребром. Взревев от боли и схватив левой рукой за древко, я рывком дернул разбойника на себя - двойное крепление щита мне это позволило. В следующую секунду на голову врага обрушился топор, прорубив череп, а еще через мгновение мощный рывок вцепившихся в щит рук свалил меня с телеги, спасая от рвотного спазма.
        - Варяг!
        - Андрей!!! - вскричали сзади свои.
        Тяжело приложившись о землю спиной, я все же успел подставить щит под рубящий удар вражеского топора. Рывком подтянув ноги и оперевшись на руку, я чуть приподнялся, приняв на защиту еще два тяжелых удара.
        - Держись!
        Гриди, колющие с телеги длинными мечами, прикрыли меня сбоку, но противник уже вцепился в щит, дернув на себя и открывая для очередного удара. Подавшись следом за рывком, я сумел встать и, выхватив нож, ударил снизу, из-под защиты. Хватка разбойника ослабла. Воспользовавшись моментом, я отпрыгнул назад.
        - Поднимайся!!!
        - Не могу, в спину ударят!
        - Давай, Андрей, прикроем!
        Заслышав над головой голос Георгия, я все же решился. Закинув на шею длинный ремень крепления, я схватился за телегу и резко подтянулся, перекидывая тело через борт. В повисший на ремне щит дважды вонзилось что-то легкое, по всему видать стрелы, но смертельного удара сулицы в спину не последовало. Одновременно спустил тетиву держащийся позади дружинник - и, судя по раздавшемуся крику боли, не промахнулся!
        Глубоко и часто дыша, я свалился под ноги гридей, укрывшись за бортом подводы. Между тем десятник, яростно оскалившись, продолжает колоть мечом, щит его держится на левой руке, и лицо Георгия побелело от боли - вряд ли предплечье полностью срослось.
        Пронзительно вскрикнул лучник, прогнувшись назад и рухнув внутрь кольца телег. Мне осталось лишь глухо выругаться: несмотря на сваленный с внутренней стороны оброк, кое-кто из разбойников сумел подлезть под подводами. И один из них сразил дружинника сулицей, ударив в спину...
        - А-а-а!!!
        Вскочив на ноги, я прыгнул в сторону от устремившегося в живот копейного навершия. На меня тут же налетел еще один разбойник, воздев над головой топор. Шагнув навстречу, подставляю под древко блок предплечья левой, одновременно выбросив правый прямой удар в горло. Он проломил гортань, свалив противника.
        В следующую секунду меч со змеиным свистом покинул ножны, перерубив нацеленный в грудь наконечник сулицы. Обратным движением я вонзаю клинок в живот нападающего, вырвав его, еще парящий от теплой крови, тут же подсаживаюсь, пропуская над головой удар топора... И одновременно рублю навстречу под примитивный щит, полосуя очередного противника по незащищенному низу живота.
        В кольце телег остался единственный успевший подняться на ноги разбойник - уже наложивший стрелу на тетиву. Взревев от страха и ярости, вскакиваю на ноги, одновременно с силой метнув меч - в бросок я вложил весь страх и отчаяние... Сделав один оборот, клинок врезался в грудь разбойника, отбросив его под подводу.
        В правую сторону корпуса, чуть ниже ключицы, словно вонзили раскаленный прут. Опущенный книзу взгляд уткнулся в торчащую из плоти стрелу. Все-таки лучник успел... Я попытался взять правой рукой оброненный противником топор, но плечо пронзило болью. Схватившись за древко левой, шагнул вперед и неловко ударил по голове очередного разбойника, показавшегося из-под подводы. Удар дался тяжело, правую сторону будто током пробило, но лезвие все же прорубило висок врага. С трудом выпрямившись, я повел глазами по сторонам - но, кажется, ушлые противники, пытавшиеся пролезть под телегами, уже закончились.
        Сознание стало меркнуть, а почва будто бы уходила из-под ног. Потеря крови... Висящий за спиной щит с каждой секундой становился все тяжелее. В конце концов устав бороться, я присел на одно колено и оперся на топор. Попытался проморгаться, но глаза продолжали слипаться... Вскоре я почувствовал, что заваливаюсь набок, и уже не смог этому сопротивляться. Последним, что отложилось в памяти, был торжествующий рев дружинников.
        Глоссарий.
        42. Поход на ямь - боевые действия, ведомые новгородским князем Владимиром Ярославичем с южным финским племенем ямь. Летописи не содержат подробностей, известно лишь, что новгородцы победили в вооруженных столкновениях, однако на обратном пути случился падеж коней.
        43. Война с Византией - поход русичей на Царьград в 1043 г. после убийства знатного руса в столице ромеев. Поход организовал Ярослав Мудрый, поставивший во главе войска старшего сына Владимира (возможно, в походе участвовал и Харальд Суровый). Флот русов насчитывал 400 ладей, учитывая же, что экипаж ладьи составлял максимум 60 воинов, то численность рати достигала порядка 24 тыс. человек.
        Тем не менее поход не задался: в морском бою у Константинополя византийцы применили «греческий огонь» - химическую смесь, тайна изготовления которой сегодня утеряна. Известно лишь, что она горела в воде, и, по некоторым данным, пламя усиливалось при попытках его потушить. Распылялось оно через первый образец огнемета - медные сифонофоры.
        В начале боя византийцы сожгли несколько ладей, после чего флот Владимира стал отступать, в это же время налетел жестокий шторм, по сути, он-то и уничтожил основную массу русских кораблей. В итоге шесть тысяч воинов были выброшены на берег, их возглавил воевода Вышата, новгородский сподвижник Владимира. Он пытался пробиться на Русь по берегу Черного моря, однако в неравном бою у Варны ромеи уничтожили отряд. В плен попало лишь 800 воинов, да и то практически поголовно ослепленных.
        Князь же отступил с остатками флота, их преследовала византийская эскадра из 24 дромонов*, однако в прибрежном бою русы разгромили противника, после чего благополучно вернулись домой.
        ##* Дромон (гр. бегун) - изначально легкий боевой корабль, но к 11 в. заметно «потяжелел» и нес уже до 300 человек экипажа и десанта. Имел одну или две мачты с латинскими парусами, один или два ряда весел, кормовую и носовую боевые площадки (на последней ставили сифонофоры) и надводный «бивень» для тарана. Кроме того, наиболее крупные корабли вооружались одной или двумя башнями, расположенными в центре судна, - они были весьма эффективны при защите от абордажа. Для того чтобы захватить один дромон, русичи должны были атаковать десантом как минимум трех ладей, и весь морской бой сводился к попыткам прорыва сквозь заградительный огонь - струи пламени, снаряды катапульт и баллист. А ведь дромон мог еще и протаранить!
        Мирный договор был заключен в 1046 г. - при этом, по некоторым данным, на решение греков повлиял удачный поход Владимира в Крым. Внук повторил успех знаменитого деда, штурмом взяв Корсунь (Херсонес) - а в свою очередь, потеря северной фемы подстегнула византийского императора принять мир на престижных для русов условиях. Так, например, византийская принцесса вышла замуж за Всеволода Ярославича, в будущем став матерью Владимира Мономаха.
        Глава 5
        Начало декабря 1064 г. от Рождества Христова
        Великий Новгород
        Я открыл глаза из-за пронзительного, визгливого детского попискивания. Практически сразу оно прервалось, перебитое грудным женским напевом да мерным покачиванием люльки, но мышцы корпуса уже самопроизвольно напряглись - и тут же их прострелило болью в местах обоих ранений.
        Стараясь не потревожить туго перевязанную грудь, я аккуратно перевернулся на бок и скосил глаза в сторону молодой женщины, качающей ребенка в люльке. Уютная корзиночка, устланная овчиной, подвешена к потолку, как и многое другое в срубе-пятистенке. Вот ее и качает столь волнующая меня женщина - хотя какая женщина, ей всего-то двадцать весен! По моим меркам совсем еще молодая девушка, в нашем мире в таком возрасте едва ли десятая часть замуж выходит...
        Злата... По совести сказать, жена соратника произвела на меня неизгладимое впечатление. Я ведь ожидал совершенно иного от внешности местных женщин, говорят, лица крестьян начала двадцатого века были удивительно некрасивы. Кто-то объяснял это тем, что истинно привлекательны были только дворянки - за счет «породы», многовековой селекции «лучших из лучших». А кто-то, и, на мой взгляд, более справедливо, утверждает, что убогость их внешности связана с вырождением - прямым следствием столетий крепостного права. Оно ведь исключало саму возможность самостоятельного переселения крестьян... Что же, судя по белой, гладкой коже Златы, тугой косе русых, искрящихся на солнце волос, выбивающихся из-под платка, по идеально правильным чертам очаровательного, необычайно привлекательного лица с теми самыми «соболиными бровями» и пухлыми, алыми губами - здесь до вырождения еще очень далеко. И селекция «лучших из лучших» была возможна далеко не только в дворянской среде... Но буквально пленили меня именно глаза Златы - два настоящих, не побоюсь этого слова, бездонных голубых омута, затянувших меня при первом же
взгляде. Хотя какие омуты? Скорее чистые звезды, манящие в недостижимые дали...
        Между тем все еще гибкая, несмотря на уже трое родов (Злата родила, пока Георгий был на полюдье), женщина встала, и на одно короткое мгновение ее длинная, до пола, рубаха четко легла по фигуре, задравшись притом выше колен. У меня перехватило дыхание от одного взгляда на высокую, полную грудь, выгодно оттеняющую практически плоский живот, на широкие бедра и стройные белые ноги. Злата, перехватив мой взгляд, стыдливо одернула подол - я столь же стыдливо отвел глаза, поспешив спросить:
        - Может, давай я схожу за водой? Я уже нормально на ногах держусь.
        В ответ раздался веселый, совершенно беззаботный смех:
        - Не позорься, Андрей, и меня перед соседями не позорь! Где это видано, чтобы мужик с коромыслом бабским к колодцу шел!
        - А дрова? Давай дров принесу? - с надеждой в голосе произнес я.
        Злата бросила взгляд на крохотное слуховое оконце, после чего отрицательно мотнула головой.
        - У тебя вчера едва раны не открылись, пока дрова таскал. Я уже думала Любомилу за отцом Алексеем послать, тебя врачевать. Нет, отлежись, скоро Георгий придет с ночной сторожи. Он дров и нанесет, а осиновых чурбачков на растопку я сама наберу.
        Произнеся это, женщина чуть поежилась от холода. М-да, в срубе действительно зябко, может, даже где-то около плюс пяти, вот крохотный Мишутка и заканючил. А что поделать? Печь растапливается на ночь, вобравшие в себя жар камни отдают их часов пять, но потом... Хорошо хоть топят здесь по-черному, иначе бы вымерзли мы все. Хотя по первости я этому и удивлялся...
        Дело в том, что в одиннадцатом веке дымоходные устройства уже были известны, по крайней мере в Западной Европе. И, несмотря на глубокую древность, расстояния здесь не играют решающей роли ни в культурном общении, ни в обмене технологиями. Так вот, очаги в Новгороде кладут или целиком глинобитные, или глинобитные с каменным основанием. Привычного мне облика печи начала двадцатого века здесь нет - еще не изобрели огнеупорный кирпич, которым будут выкладываться как очаг, так и его дымоход. Но не пользуются здесь и деревянными дымоотводами, известными на Западе - во-первых, потому что очень огнеопасно. Искры из дымоотвода могут попасть на улицу, да на крышу - а между тем ни глиняная черепица, ни уж тем более кровельное железо здесь, мягко говоря, не в чести. Кто побогаче, как Георгий, у того сверху постелено дерево, а у тех, кто победнее, - солома. Ну а во-вторых, потому что сруб-пятистенок не так-то просто протопить: вечером печь прогревается не меньше четырех часов, чтобы ночью держать температуру, а утром ее снова необходимо разжигать. И потеря теплоэнергии посредством ухода печного жара в дымоход
здесь и сейчас просто неприемлемы. Именно поэтому избы здесь курные, топятся по-черному, и весь дым уходит в маленькие волоковые оконца, «волчки», что находятся у самого потолка. Я почему-то называю их про себя слуховыми.
        Злата вернулась с улицы минут через десять. В начале она принесла воду, затем ходила за сосновыми поленьями, отдельно хранящимися для растопки. И пока женщина склонилась к очагу, на второй лавке заворочались ее старшие детки-сорванцы.
        Вот казалось бы, на время топки избу нужно покинуть, иначе угоришь в дыму, верно? Как бы не так! У плохой хозяйки подобное действительно возможно, но Злата не из плохих хозяек. На растопку она использует сухую осину или сосну, а когда дрова разгорятся, аккуратно подкладывает березовые или еловые поленья. Дым из устья печи поднимается вверх, к потолку, и тонкой струей следует к «волчку», в итоге сажей покрыт только потолок, да стены поверху разве что на двадцать - тридцать сантиметров. Зато под потолком можно по-холодному коптить рыбу, чем Злата и занимается, разве что мясо здесь почему-то не заготавливают. Впрочем, как я заметил еще в Копорье, мясо в чистом виде употребляется новгородцами крайне редко, в основном добытое с охоты. Исключение составляют разве что зажиточные купцы, княжеские приближенные, ну и так далее, вверх по ранговой «лестнице».
        - Мама, я хочу кушать!
        - Кушать, мама!
        Первой заканючила старшая, Любомила, и ее тут же поддержал средненький, Захарка. Головки обоих златовласых шельмецов оказались на одном уровне, сонные, с растрепанными волосами, дети показались мне сейчас особенно милыми. Какое же заблуждение... Я даже чуть глухо застонал, вспомнив о суете вечно находящихся в движении, вечно спорящих и пытающихся подраться сорванцах. Правда, при этом они неизменно заступаются друг за друга на улице, играя со сверстниками. Малыши немножко дичились меня поначалу, когда я только стал приходить в себя после огневицы - так местные называют продолжительный жар. Но вскоре детская непосредственность и любопытство пересилили настороженность. Я же имел глупость начать с ними играть, м-да... С тех самых пор мелкие меня и будят, и каждую свободную минуту пристают, желая порезвиться или, на худой конец, послушать сказку. И тогда мне приходится лихорадочно копаться в памяти Андерса, вспоминая хоть что-то из скандинавских мифов...
        - Сейчас буду кашу варить! А пока идите к дяде Андрею, помолитесь с ним!
        Ну зачем, зачем же я обратил на себя внимание?! Притворился бы, что еще сплю, эх... Между тем оба горячих от сна, сладко пахнущих детских тельца забрались на мою лавку, обложив с обеих сторон, начав громко требовать:
        - Сказку, сказку!
        - Историю!
        Ну вот опять... Любомила хочет сказку, причем из разряда добреньких, чтобы там была красна девица и добрый молодец. А Захарка обожает любые истории о ратных подвигах, причем желательно из лично пережитых мной. И ведь главное, что слушать хотят оба, а вот уступить друг другу просто никак!
        - Тихо! Тихо, Мишутку подымете! Сами тогда возитесь!
        Хитрецы мгновенно замолчали, а я, развернувшись к единственному в избе образу Спасителя, стал четко, нараспев читать:
        - Царю Небесный, утешителю души истинны...
        Краткого молитвенного правила Серафима Саровского здесь, конечно, не знают, зато его знаю и помню я. И, в отличие от семьи Георгия, регулярно его читаю, утром прося благословения на день и освящая ложе на ночь. Домочадцы десятника были немного удивлены моим поведением: здесь полные молитвы пока плохо знают. Более того, читать их регулярно, утром и вечером, попросту невозможно - нет требуемого количества молитвословов, и наизусть все не запомнишь. Поэтому люди молятся как могут, обращаясь к Богу простыми словами, от сердца, да выстаивают всю ночь на воскресной литургии.
        Но удивление не значит осуждение - к очередной моей «особенности» хозяева привыкли очень быстро, даже попросили, чтобы я выучил словам молитв и детишек. Вот я и учу...
        Злата между тем принялась энергично месить тесто. Скоро уже придет Георгий, растопит печь, и тогда уже вся изба наполнится ароматами каши и ржаного каравая...
        Впервые полную технологию выпекания хлеба я увидел в доме Георгия. Ох, непростое это дело, непростое... Хочешь ароматный, хрустящий каравайчик? Пожалуйста, бери зерновую смесь и мели муку огромными каменными жерновами. Сколько требуется помолов для изготовления мучной пыли? Шесть, семь? Может, восемь?! И ведь впрок мука не намалывается, иначе в ней тут же заводятся всякие жучки-червячки. Так что каждый раз крутить приходится тяжеленный жернов, держась обеими руками за деревянный шест... А потом ведь надо замесить опару в чистой колодезной воде, да несколько дней дать ей подойти.
        Вообще, конечно, у женщин здесь трудов не перечесть, и они далеко не простые. Скажем, банально воды в дом принести - так ведь ее еще в колодце набрать надобно! А потом тащить на плечах коромысло с ведрами немалого веса... А уход за собственной скотиной? Ее потребно и накормить, и напоить. Правда, дико жрущих свиней у Георгия на подворье нет, только куры да козы, но и им нужно натаскать что зерна, что воды. А стирка? Мыла тут не знают, пользуются раствором воды и золы, чаще березовой, - щелоком. Вот попробуй натаскать воды на большой чан, да нагреть ее, да замочить в ней все грязные вещи - а с двумя малыми сорванцами их будет предостаточно, - да протереть вручную все грязные пятна, да после выжать... Это не говоря уже о грудничке - ведь здесь нет ни памперсов, ни марлевых подгузников, так что...
        Но при всем при том труд хозяйки в «мегаполисе» Новгороде и труд хозяйки в той же деревне разительно отличаются: на селе он гораздо сложнее, по крайней мере летом. Ибо там баба мужику и в поле помогает, и скотины там гораздо больше, и уход за ней ложится целиком на женские плечи. Но все же назвать денно и нощно хлопочущую по дому Злату белоручкой у меня язык не поворачивается...
        После прихода Георгия вся семья дружно позавтракала под детский смех и недовольный ропот отца, когда малыши совсем уж расходились. Закончив трапезу, я встал и низко поклонился хозяевам, после чего накинул на плечи теплый тулуп, спрятал ноги в валенки, а голову в шапку и, кряхтя, выбрался на улицу. Сегодня мне предстоит очередная тренировка - с каждым днем я прохожу все большую дистанцию, в надежде в ближайшем будущем перебраться на ту сторону Волхова.
        Господин Великий Новгород, легендарный город Древней Руси, бунтаршее гнездо! Оно породило не одно поколение предприимчивых купцов и отчаянных пиратов-ушкуйников, разграбивших шведскую Сигтуну (после похода столица перестала существовать) и трижды сжегших Сарай - стольный град Золотой Орды! Новгородские «викинги» громили викингов природных, не раз нанося поражения норвежцам и шведам, били волжских булгар и татар. Князья Великого Новгорода - Олег Вещий, Владимир Красное Солнышко и Ярослав Мудрый - трижды захватывали власть над всей Русью! Неудивительно, что город добился права выбирать правителей по собственному желанию, то приглашая их на княжение, то изгоняя их из своих пределов.
        Выйдя за ворота, я пошел по деревянной мостовой, стараясь не делать резких движений. В очередной раз посмотрев под ноги, не смог сдержать улыбку, вспомнив день, когда впервые ступил на дерево «тротуаров».
        Нет, конечно, первым, что поразило меня, было многолюдье и шумность улиц, от которых я успел отвыкнуть за время пребывания в одиннадцатом веке. Но сколь же сильным было мое удивление, когда я опустил взгляд и увидел рубленые плахи! Я, конечно, изучал этот исторический период, когда готовился к погружению, но благоустроенность Новгорода одиннадцатого века почему-то оставил без внимания.
        Между тем город поражает. Раскинувшийся по обоим берегам Волхва, он включает в себя три конца - Неревский, Людин (Гончарский) и Славенский, и по моим приблизительным подсчетам численность его населения составляет никак не меньше двадцати пяти - тридцати тысяч человек.
        Моя цель сегодня - попасть на новгородское торжище, торг. Купеческий центр Древней Руси просто обязан иметь великолепный, шумный, притягивающий взгляд и опустошающий кошель торг - и он его имеет. Вот только находится он на Славенском конце, противоположном от Неревского, где живет Георгий с домочадцами. И переть туда мне без малого три километра - и это только до моста через Волхов.
        Мой путь пролегает через большую часть конца и выводит к детинцу - центральном укреплению города. Кстати, весьма необычно то, что княжеская, а нынче посадская резиденция, перенесенная в город еще Ярославом Мудрым, находится на противоположном берегу реки, в Славенском конце. Обычно их располагают именно в детинцах... И что еще удивительнее, по слухам, на княжьем подворье устроен настоящий водопровод с подачей чистой воды!
        Я неловко оступился, грудь вновь прострелило болью, и мысль оборвалась. Мой взгляд невольно упал на знакомое крыльцо, и все тело сразу заиграло огнем, аж в жар бросило. В этой избе живет Бажена, вдовица одного из соратников Георгия. Перед глазами предстал образ нагого женского тела...
        Все началось с того, что я, еле отошедший от ран, несколько раз чересчур вольно - скорее по привычке своего времени - посмотрел на Злату. Прям как сегодня... Закусив губу от злости при воспоминании об утреннем проколе, я едва не сделал шаг в сторону дома Бажены, но тут же развернулся. Не стоит оно того... Так вот, Георгий на то внимание обратил, мои взгляды ему явно не понравились. Но и отношения выяснять в спешке не стал - все же я гость, по местным меркам особа едва ли не священная. Обидеть гостя без веской причины на Руси - тяжкий грех в глазах людей. Даже поговорка есть: гость в дом - Бог в дом. Тем более что кроме пары неосторожных взглядов я ничем иным себя не скомпрометировал.
        И все же Георгий как-то раз без обиняков, в лоб меня спросил, не хочу ли я наведаться к вдовице.
        Тут, пожалуй, стоит пояснить. Проституции как таковой здесь еще не существует, да и в принципе существовать не может. Понятие «гулящая» относится в первую очередь к замужней женщине, пошедшей на измену. За подобный проступок следует очень суровое наказание: муж может прилюдно ее бить, предельно жестко, после чего гулящая изгоняется из дома. А ведь женщина на Руси одиннадцатого века без мужчины просто не выживет, лучший вариант в подобной ситуации - запродаться в холопки, то есть в добровольное рабство. Ну или уйти в монастырь, куда берут далеко не всех. Сложнее, если в семье есть дети или муж решит простить изменницу из-за собственных к ней чувств. Но в таком случае уже он сам несет наказание в виде штрафа в церковь.
        Определение «порченая» относится к девицам, потерявшим девственность до замужества. Такие девушки считаются неполноценными, пропащими, их проступок ложится пятном позора на всю семью и вызывает страшные порицания. По большому счету познавшая мужчину девушка оказывается в изоляции - с ней не знаются подруги, неженатые парни стремятся лишь к «вольностям» по отношению к ней, но едва ли кто согласится взять порченую в жены. Единственное спасение для такой девушки выйти замуж за того, кто ее девственности и лишил, но опять же требование женить парня на опозоренной им девушке может быть легко отклонено его семьей.
        Определенное снисхождение древнерусское общество оказывает вдовам. Стоит отметить, что вдов на Руси очень много - те же дружинники, как показывает практика, гибнут и при рядовых операциях вроде сбора княжьего оброка. Это не говоря уже о «глобальных» походах, таких как, например, война Владимира Ярославича с ямью. Купцы и купеческие люди - та же охрана ладей-ушкуев или гребцы-грузчики (нередко одни и те же люди) - погибают в штормах или от рук разбойников. Мужчины во множестве гибнут и во время вражеских набегов, и в княжеских междоусобицах, и на охоте... Одним словом, вдов очень много.
        И опять же, ни в коем случае нельзя сказать, что вдовицам позволительно вести «вольную» жизнь, впуская в свой дом любого мужчину, по желанию. Это также порицается. Более того, захоти ее взять замуж полюбившийся мужчина, священник вправе отказаться венчать влюбленных, причем запросто - здесь в брак вступают лишь единожды. Если подобное и возможно, то только теоретически - ведь русской патриархии еще нет, существует лишь Киевская митрополия. Она же зависит от Константинопольского патриарха, то есть подконтрольна греческой, уже, правда, православной церкви*44. А в Византии прецеденты были, были... И не так уж далек Царьград от Новгорода - в том смысле, что и купцы местные нередко туда ходят, и наемники-скандинавы, да и русичи возвращаются по пути «из варяг в греки»*45. Так что ромейские обычаи, в том числе и церковные, местным знакомы. И потому, повторюсь, теоретически вдову могут повторно взять замуж.
        Наконец, что у покойного мужа, что у овдовевшей жены есть родные, и потерявшую супруга женщину считают за правило взять к себе родственники как с той, так и с другой стороны. Конечно, тяжело прокормить лишний рот, да еще и не один, если вдова с детьми, - но одновременно это и еще одна пара рабочих рук, а в будущем и того больше. Но везде есть свои исключения... И если овдовевшая женщина, истомившаяся по мужской ласке, приютит кого тайком помиловаться, то позору, сравнимому с тем, на который выставляют гулящих да порченых, ее не предадут.
        Поначалу предложение Георгия найти утешение в объятиях вдовицы я принял всерьез. Если здесь реальны все физические ощущения, то и близость с женщиной будет также реальна... Десятник даже тайком показал мне Бажену, как-то зашедшую к нам на подворье. Что сказать - средних лет, усталое лицо с первыми морщинами, немножко сутулая... В то же время несытая жизнь высушила женское тело до тех кондиций, к которым я привык в прошлой жизни. Тонкая шея, тонкие руки, полное отсутствие живота, на фоне которого отчетливо обрисовываются крепкие бедра и пусть и не очень высокая, но рельефно очерченная грудь. Опять рыжие волосы... И от одной лишь мысли о том, что я сожму в руках горячее женское тело, сольюсь с ним в единое целое... от одной этой мысли меня бросило в нестерпимый жар!
        Но уже на пути к дому Бажены я стал сомневаться. Ведь даже с оглядкой на то, что все происходящее существует лишь в моей голове, я вдруг отчетливо понял, что не хочу ради сиюминутного удовольствия совершать грех блуда. Понял, что не хочу играть ни с чьими чувствами - ведь для подавляющего большинства женщин близость всегда сопряжена с чувствами. Понял, что не хочу брать на себя эту ответственность - ведь каждый настоящий мужчина, выбрав женщину, берет на себя и ответственность за нее. Я понял, что не хочу, чтобы Бажена стала частью моей жизни здесь, в одиннадцатом веке, и также не хочу, чтобы я стал частью жизни для женщины, когда-то потерявшей любимого человека.
        А может, все дело в том, что я не захотел предавать того робкого чувства, проснувшегося к жене друга? Нет, я нисколько не рассчитываю хоть на какую-то взаимность, и даже в мыслях не допускаю, что мы с ней могли бы... Даже если бы Злата оказалась из породы доступных девок - а это не так, - даже в этом случае я не предал бы Георгия. Просто есть какое-то тепло в сердце, какая-то привязанность к этой женщине, и ничего с собой не поделать...
        Так что в свое время я не дошел до крыльца избы Бажены с десяток шагов и двинулся прочь. Вот разве что искушение переспать с вдовицей, вдоволь намять ее гладкое тело, насытиться его жаром, насладиться мужской властью над беззащитной женщиной... Это искушение никуда не ушло: до поры до времени оно ослабевает, а иногда вспыхивает с новой силой, как сейчас.
        Прочь, прочь от себя эти мысли!
        Через этот мост я еще ни разу не переходил. Я даже не доходил до него толком, чувствовал, что сил остается разве что на обратный путь. Зато однажды сумел дойти до каменного собора Святой Софии, местной достопримечательности и главной гордости города. Вот она, кстати, возвышается по правую руку...
        Все дело в том, что каменных зданий в Новгороде практически нет, хотя деревянные терема и поражают красотой художественной резьбы, некоторые из них имеют и два, а где и три этажа. Единственная же на сегодня каменная постройка - это и есть знаменитая Новгородская София, возвышающаяся над Волхвом в центре детинца. Высота собора достигает сорока метров - для одиннадцатого века это монументальное сооружение, практически небоскреб!
        Собор имеет четыре придела и шесть глав, увенчанных шлемообразными куполами, в отличие от моего времени он не побелен и имеет скорее желтоватый цвет - стены его сложены из известняка. Но больше всего меня поразило наличие знаменитых Магдебургских врат в приделе Рождества Богородицы! Вот тебе и немецкое происхождение, вот тебе и Сигтунский трофей ушкуйников двенадцатого века! А как на деле оказалось, их привез из Корсуни-Херсонеса сам строитель собора, князь Владимир Ярославич, взявший греческую твердыню так же, как и его славный дед! Впрочем, одного взгляда на правый нижний угол врат, украшенных кентавром из эллинской мифологии, достаточно, чтобы утвердиться в их греческом происхождении. Неслучайно же в первых документальных свидетельствах врата именовались Корсунскими...
        А вот наконец уже и мост! Ох, как он впечатлил меня вначале, при первом взгляде! Очень длинный, соединяющий обе половины города через широченный Волхов, он имеет пятнадцать крепчайших опор, и по моим расчетам его протяженность достигает едва ли не четыреста метров! Я и не думал, что технологии древних русов позволяли такое - мостить деревянные мостовые, проводить водопровод и строить огромные мосты...
        Ну что, вот он, мост, а вдалеке за ним виднеется и торг, моя основная цель. Эх, не дойду сегодня, не дойду... Но и тренироваться надо! Пожалуй, попробую доковылять до первой, а то и второй опоры. А уж потом домой, пить сладкий сбитень с медом, да с детьми играть...
        Глоссарий.
        44. Если в 988 г. Русь приняла христианство по греческому обряду, но при этом христианство оставалось еще неделимым, то в 1054 г. произошел раскол между римским папой, претендующим на главенство в христианском мире, и Константинопольским патриархом, этого главенства не признающим. Раскол имел сугубо политические корни и стал возможен из-за непомерных амбиций обоих церковных иерархов. В то же время конфессиональные разногласия греческого и латинского обрядов были очень глубокими. Так, например, на Западе был принят видоизмененный Символ Веры, утвержденный на Четвертом Вселенском соборе, что порицалось патриархом Фотием еще в девятом веке.
        45. Путь «из варяг в греки» - сквозной маршрут через Древнюю Русь из скандинавских государств в Византию. В основном варяги использовали водные магистрали, к которым в первую очередь относятся реки Нева, Волхов, Ловать и Днепр, а также Ладожское и Ильменское озера. Между Ловатью и Днепром ладьи перетаскивались волоком, впрочем, это одна из версий маршрута. Также допускается, что маршрутов было еще как минимум два: один по рекам Западная Двина, Друть и Днепр, а второй по рекам Висла, Западный Буг, Припять, Днепр.
        Глава 6
        Январь 1065 г. от Рождества Христова
        Господин Великий Новгород
        - Вышата, я тебе еще раз говорю: если дело выгорит, князь тебя просто озолотит. Да он не сможет поступить иначе! Более того, я предлагаю тебе вариант развития собственного торгового представительства под патронажем князя.
        Крепкий, дородный, хотя еще и молодой купец с русой густой бородой внимательно посмотрел мне в глаза:
        - Что за слово такое заморское?
        - Патронаж? - Дождавшись утвердительного кивка и мысленно отругав себя, я продолжил: - Имею в виду, что князь будет заинтересован в благополучии твоего торгового дела и в случае чего или защитит от врагов, или поддержит серебром.
        Лицо Вышаты вновь стало крайне задумчивым, и, не удержавшись, я снова заговорил, стараясь, впрочем, не слишком горячиться:
        - Послушай, Тмутаракань - идеальное место для торговли. С юга в нее поступают товары Грузинского царства, с востока - Хорезма, с запада - Византии, с севера - самой Руси! Ты хочешь, чтобы там и дальше всей торговлей заправляли хазарские купцы, или потесним их в русском княжестве?! Более того, если князь поверит в нас, в наше предложение, мы возродим торговый путь на Дону, а там уже недалеки переволоки до Итиля! Значит, сумеем вести дела и с булгарами, и с Хорезмом, а значит, получим доступ к шелку!
        Вышата пронзил меня негодующим взглядом:
        - А как же разбойники касожские на море?
        - А разве не Ростиславу Владимировичу они платят дань? Повторюсь, если мы заинтересуем его нашим предложением - а в случае успеха предприятия заинтересуем обязательно, - касоги на море будут твоих противников топить, а наши ладьи не тронут!
        Купец огорченно покачал головой:
        - Не по-христиански!
        Вновь выругавшись про себя, я поспешил успокоить собеседника:
        - Да я просто так сказал, к слову пришлось. Главное, что тебя и твоих людей точно не тронут! Ну так что, Вышата, будешь меня ждать по весне в Плеснеске?
        Сидящий на другом конце стола хозяин дома вновь глубоко задумался, а после лукаво улыбнулся:
        - Нравится мне твое предложение, ей-богу нравится! Да вот только наш Ростислав Владимирович в Тмутаракани более не правит! А сидит там князь Глеб Святославич с отцовской дружиной!
        Я ответил презрительной усмешкой на «стопроцентный» довод купца:
        - Сегодня сидит в городе, а уже завтра дружина домой пойдет. Разве не знаешь, что куманы по всей степи режут торков? Добьют их, примутся налетать на южный рубеж Руси... Нет, долго Святослав черниговскую дружину в Тмутаракани не продержит. А как только уйдет рать, так город займет наш князь - он ведь из земель ясов и касогов никуда не делся, ему теперь назад хода нет. Ну так что, торговый человек, принимаешь мое предложение?!
        На торг я сумел добраться только на четвертую неделю после того, как пришел в сознание. Долог был мой путь, зато тело в норму пришло, сейчас раны практически не беспокоят.
        Ну что сказать, главное новгородское торжище меня не разочаровало: как мне показалось, здесь продают все, от скота и воинской сбруи до мехов и драгоценностей. Торговые гости из Европы стараются закупить меха и пушнину по местным ценам - наши ведь продают на Западе, прилично подняв стоимость, стремясь и расходы на транспорт окупить, и себя не забыть. Большим спросом также пользуются такие отечественные товары, как лен, пенька и зерно, неплохо продается керамика. В свою очередь, европейцы предлагают шерсть, янтарь и металлы-руду, также на торгу много образцов европейского оружия. Правда, поначалу я не понял, чем норвежские или германские мечи отличаются от наших и чем их сталь превосходит харалуг*46 новгородских оружейников. Потом, правда, до меня дошло, что, даже несмотря на транспортировку, торговые гости из заморских немцев*47 продают свое оружие дешевле, чем наши мастера, и это если говорить про оружие из обычной стали. Кстати, не самое плохое оружие, местные кузнецы нередко подражают европейской ковке. Причина относительной дешевизны заключается в том, что в Западной Европе имеются настоящие
залежи руды, а русским мастерам доступен лишь болотный сырец. Новгородские харалужные секиры и мечи с добавлением «небесного металла» - метеоритной руды - стоят и вовсе запредельно дорого.
        Однако на торг съезжаются не только европейские немцы. При мне его посетила пара торговых гостей из Византии, в большом объеме скупающих воск и продающих женские товары: украшения, благовония, одежду. Видел я купцов и исключительно восточной внешности, бойко промышляющих пряностями на развес и даже шелками. Последние, как я понял, и вовсе озолотились, но и риск претерпели немалый, добираясь со столь ценным товаром до Новгорода. А ведь им еще и домой возвращаться с прибылью...
        Да, чего здесь только нет и какие только товары не представлены на торгу! Голова начинает кружиться от множества зазывающих криков, брани спорящих о цене, басистого мужского смеха в момент удачных сделок... Но меня интересовали исключительно корчмы.
        Их на торгу целых две, и заходят сюда не только ради хмельного меда или кваса, но и откушать пирожков с разными начинками да душистых, наваристых каш с мясом. Я даже как-то видел на столе у купцов печенного с яблоками гуся... А еще в корчмах на торгу пересказываются все истории, сплетни да рассказы, именно здесь можно узнать, какой торговый путь нынче опасен, какой нет и кто сегодня в каком городе правит... И какая княгиня взята в заложницы киевским князем Изяславом Ярославичем!
        - Ну что, друже, готов пойти со мной славу добывать да почет у князя Ростислава?
        В голубых... нет, даже васильковых глазах Еремея появился азартный блеск. Еще бы: молодой воин, он не успел обзавестись семьей и грезит лишь о ратной славе да о подвигах богатырских, про кои слагают песни многочисленные баюны. А заслужить почет на боевой княжеской службе гораздо легче и быстрее, чем на опостылевшей и пресной у киевского посадника! Если же еще вспомнить и мои рассказы о бескрайнем и теплом Черном море, в котором плавают умные и добрые дельфины, о сладострастных касожских женщинах, прекрасных ликом и тончайших в талии... Сам я их, правда, еще не видел, но арабским источникам доверяю*48. А если принять во внимание также ореол благородства и храбрости Ростислава Владимировича и саму полусказочность тмутараканской земли... Короче, у «клиента» не было шансов отказаться. Тем более учитывая последние обстоятельства... И все же Еремей выждал некоторую паузу для порядка, после чего утвердительно кивнул:
        - Согласен, брат мой названый.
        Конец фразы дружинник выделил особо теплыми интонациями, словно говоря о чем-то для себя дорогом - о чем-то ценном, недавно появившемся в его жизни. Да так оно, пожалуй, и есть, я испытываю схожие чувства.
        Древний воинский обычай брататься с соратниками зародился неспроста - порой воины или вовсе не имели семьи, или годами не виделись с постаревшими родителями, как тот же Еремей. Со временем подобное одиночество начинало разъедать душу, и тогда ратник, не имеющий возможности взять жену, называл братом кого-то из друзей. Если последний понимал и принимал его позыв, воины братались и с того момента делили все тяготы и невзгоды, на которые богата ратная судьба.
        В древности существовал обычай смешивать свою кровь. Но после принятия христианства он постепенно сменился на иной - побратимы обменивались крестами. Вот и я, не имея в этом мире никого по-настоящему близкого и родного, в какой-то момент почувствовал острую нужду в семье, пусть и ее суррогате. Осознание того, что все происходит лишь в моей голове, давно и прочно забыто... Так вот, ведомый наитием и странным расположением к открытому и честному дружиннику, едва не павшему от руки Андерса, при очередной встрече - тогда я уже начал «обрабатывать» его на предмет совместного похода - я предложил ему побрататься. Предложил неожиданно для себя, успел даже испугаться, ведь моя просьба могла показаться Еремею несерьезной и оттолкнуть его, но ратник с восторгом согласился. К слову, его реакция вызвала у меня ответный восторг, с тех самых пор мы стали практически неразлейвода, и мой вопрос о службе у князя скорее дань традиции.
        - Тогда слушай: идем мы вместе до самых Червонных городов*49 с купцом Вышатой. Сам купец, с ним помощник, также торговый человек, да четверо близких воев охраны. Нас с тобой, да еще десяток бойцов берет с собой. Правда в том, - я рефлекторно подался вперед и приглушил голос, доводя до побратима самое важное, - что мы сами можем подобрать ему людей. И коли так, меня Вышата поставит десятником, да даст по серебряной гривне на сбор.
        По лицу Еремея пробежала тень. Пусть я и побратим, но в душе русич не хотел признавать урманина старшим. Но ведь, с другой стороны, идея-то о найме к князю моя, средства на сбор также я раздобыл, да и в дружинах русских нередко варяги старшими были... Одним словом, пробежала тень по лицу дружинника, да и ушла, сменившись теплой улыбкой.
        - То любо. А что охранять будем, какой товар купчина собрался продавать?
        - Секиры из харалуга. Три десятка.
        Идея с харалугом, кстати, принадлежит мне. Куют эту сталь лишь в Новгороде, так что чем ближе к югу, тем выше ее ценность. А так получается, и груз невелик, и цена его окупает все дорожные издержки. Плеснеск город крупный, торжище там большое, уйдут секиры, легко уйдут. Взамен же купцу хватит и ладью нанять, и стартовый капитал на первое время при дворе Ростислава будет. К слову, Вышата цельный харалужный меч везет князю в подарок! Хитер купчина, правильно заходит... Больно ценен харалуг и покупается на вес. Если секиру сегодня может приобрести и старший дружинник, то цельный клинок позволит себе лишь боярин, да и то не каждый. Поэтому мечи бы и не распродались, даже десяток, а вот один-единственный в качестве подарка будет очень кстати... Ну а если у меня с семьей княжьей во Владимире-Волынском не сложится, так Вышата закупит соль и спокойно в Новгород вернется, не потеряв выгоды.
        Я не раз читал о первом князе-изгое, черпал информацию из разных источников, размышляя о том, чем и как сумею завоевать его расположение и доверие. Собрать на севере дружину и наняться на службу в качестве ярла урман-свеев? Отличная идея. Только ее воплощение требует времени.
        Предотвратить отравление князя на пиру? Еще лучше вариант, да вот только кто меня туда пустит? Тем более что злосчастный пир случится лишь в тысяча шестьдесят седьмом году.
        Была идея объединить варианты. Постараться за пару лет сколотить дружину, наняться князю на службу и уже в качестве одного из воинских начальников остановить отравителя-катепана. Долго, сложно, но в целом реально.
        Но у писателя Валерия Шамбарова, жившего на рубеже двадцатого - двадцать первого веков и написавшего несколько великолепных публицистических книг по истории России, я нашел очень любопытный факт. По Шамбарову, после ухода Ростислава Владимировича в Тмутаракань из Владимира-Волынского, выделенного ему на княжение дядей Изяславом, последний направил в город своих людей, фактически взявших семью бунтаря в заложники.
        Поначалу я отнесся к этой новости с некой настороженностью. Разве благоразумно оставлять семью так далеко от себя? Особенно если решился пойти против триумвирата дядьев? Тех самых правителей Руси, незаконно лишивших его наследного удела и самого права участия в лествице? Но, вчитавшись в источники, я все же стал рассматривать подобный шаг всерьез. Ведь, с одной стороны, нанесение вреда княжеской семье на Руси если и было допустимо, то разве что в крайнем случае. А Изяслав Ярославич, главный «злодей» триумвирата, пусть и совершил за жизнь немало неблаговидных поступков, но все же и он придерживался определенного кодекса чести. Проведенную самим для себя черту князь не переступал: как пример, не казнил плененного им Всеслава Брячиславича*50 в дни Киевского бунта, хотя мог это сделать - и ведь ближнее окружение к тому подталкивало. А с другой стороны, обстоятельства ухода бунтаря из Владимира-Волынского неизвестны, как неизвестны и подробности захвата им власти в Тмутаракани. Доподлинно лишь то, что предшественника, своего двоюродного брата Глеба Святославича, он не тронул - все остальное покрыто
мраком истории. Готовился ли князь к сопротивлению, к возможной битве или даже поражению? Допускал ли столкновения с окрестными племенами воинственных касогов и ясов? Или, быть может, изгой опасался самого перехода по Черному морю?
        Поэтому прежде, чем определить порядок собственных действий, я постарался собрать как можно больше сведений на месте. А новгородский торг, как точка сбора информации со всей Руси и ближнего порубежья, подходил для этой цели наилучшим образом.
        Так вот, из разговоров купцов я вскоре узнал, что дочь погибшего венгерского короля Белы I, принцесса Ланка, выданная замуж за Ростислава Владимировича, действительно находится в определенном смысле в заточении. По крайней мере, вся семья князя (принцесса успела родить ему трех сыновей) проживает во Владимире-Волынском без права перемещения вне города, за Ланкой и детьми постоянно присматривают, а охрана княгини выступает также в роли тюремной стражи.
        По какой-то причине Изяслав Ярославич не стал перевозить семью бунтаря в Киев. Недальновидность, самоуверенность или просто опасение, что из столицы будет легче бежать? Наверняка не знаю, но ведь Владимир-Волынский действительно находится значительно севернее и не имеет прямого выхода в Черное море.
        Я немало поломал голову над этой проблемой - у князя трое маленьких детей, верхом их далеко не увезешь, тем более что сухопутного сообщения Руси с удаленной Тмутараканской фемой в принципе нет, их разделяют сотни верст степи. А ее сейчас занимают половцы, находящиеся к тому же на пике своей военной мощи... И все же, изучив древние карты и систему водоразделов Волыни, я подготовил, как мне кажется, вполне жизнеспособный план действий.
        Итак, начать нужно с того, что любой древнерусский город строился у реки, а крупные города, будущие княжеские центры, зачастую возникали в точке пересечения торговый путей. Владимир-Волынский как раз и является таким городом, он стоит на берегу реки Луга, впадающей в Западный Буг. Направление ее течения - с юга на север.
        Если суметь нанять торговую ладью, да выманить княгиню с семьей на сходни... С учетом течения реки скорость гребли должна быть никак не меньше тех же пятнадцати километров в час, а уж если Бог пошлет попутный ветер, то и все двадцать. Конные за нами не угонятся, так что до места впадения в Западный Буг мы должны успешно оторваться от погони. Вот далее придется идти уже против течения реки до самых ее истоков у города Бужеска. А у Бужеска и вовсе на берег выходить, да верхами до Плеснеска, что стоит у верховьев реки Серет. Расстояние между обоими городами менее сорока верст, если разобраться, один переход, что пешими, что конными... Для детей в крайнем случае повозку достанем. На Серете же вновь в ладью - он впадает в Днестр, течение будет сопутствующим. Днестр, в свою очередь, несет свои воды в Черное море... И это единственная река, на всем протяжении которой встречаются славянские поселения, в отличие от тех же Дона, и Днепра, и Южного Буга, чьи низовья контролируются степняками.
        Конечно, присутствует очень много «но». Например, если погоню отправят не вслед, а сразу на Западный Буг, перехватить нас на реке. Или предупредят о побеге воевод Бужеска и Плеснеска. Или отправят вслед не конную погоню, а ладьи. Или перекроют реку у места впадения Днестра в море, у города-крепости Белгород.
        Тем не менее я просчитал ответные действия на все варианты предполагаемых осложнений. Дело осталось только за исполнением.
        А об истинной цели совместного путешествия к Червонным городам ведомо лишь купцу. Да и его мне не хотелось посвящать в свои планы, недаром же говорят: что известно двоим, известно всем. Однако же, не зная всей полноты моей задумки, Вышата серебряной монеты не дал бы на поход, а коли бы и нанял десяток, то уж точно не стал бы ждать в Плеснеске. С другой стороны, купцы в Древней Руси - едва ли не единственные люди, кто знает истинную цену информации. Лишь они ни за что не проговорятся о собственных делах случайно, по наивности или неопытности. Потому купец знает весь мой план до самого прибытия в Тмутаракань, а Еремею известно лишь то, что направляемся мы на юг Руси...
        - Товар, сам понимаешь, дорогой и лакомый. Потому и в десяток нам нужны люди надежные, не болтливые и одновременно умелые. Тут-то мне помощь нужна, сам понимаешь, я особо никого не знаю. Наберешь воев, что хотели бы в дружину попасть, или отроков*51 из младшей?
        Еремей задумчиво кивнул.
        Побратим собрал людей всего за два дня. На третий я решил провести смотр своего маленького воинства.
        Н-да, не совсем это я ожидал увидеть... Нет, парни подобрались что надо, все рослые (по местным меркам) и широкоплечие, с подчеркнуто спокойным выражением на простых, располагающих лицах. Они напомнили мне офицеров-инструкторов из группы подготовки абордажных команд - такие же невозмутимые физиономии знающих свои силы спецназовцев. Но из десяти ратников ни один не имеет кольчуги или пластинчатого доспеха, ровно как и мечей. Стальные шеломы есть только у трех воинов, также у трех есть луки - причем это не одни и те же люди. Защищены «новобранцы» лишь стеганками, обычно поддеваемыми под кольчуги, правда, у некоторых на груди и животах нашиты редкие стальные пластины. Вооружение дружинников состоит из варяжских секир со спрямленной верхней гранью и оттянутым вниз закругленным лезвием, да по паре сулиц на брата. Зато каждый имеет крепкий щит со стальным умбоном, обитый по ободу полосками металла.
        - Здорово, братцы!!!
        В ответ я привычно ожидал услышать бравое «Здравия желаем, товарищ...», но потом вспомнил, где нахожусь. Дружинники же промолчали - судя по оценивающим взглядам, эти парни в принципе не привыкли тянуться, а здесь и сейчас размышляют, достоин ли пришлый урманин права ими командовать или нет. На секунду сердце сжалось от неясной тревоги, но усилием воли я быстро поборол внезапную неуверенность.
        - Ну что, готовы к дальнему походу?
        В ответ лишь глухой гул, порожденный десятком негромких, прозвучавших вразнобой слов одобрения - а может, парни не привыкли, чтобы их заряжали голосом? Хотя, с другой стороны, разве здесь перед боем не криком бодрят воинов? Да и в бою тоже? Ладно, разберемся. В любом случае, тупой муштрой дружинников занимать точно не стоит.
        - Нам предстоит неблизкий путь до Червонных городов, пойдем с купцом. Он неплохо платит, но серебро еще надо заслужить. Сейчас я разобью вас по двое, покажите все, что умеете.
        Испытание ратников меня вполне удовлетворило. Конечно, может, и не самые искушенные бойцы, но топором владеют неплохо, уж точно не хуже поединщика-ижорца - а в моих глазах это уровень. Свои способности я демонстрировать не стал. Может, и зря, но, судя по короткому разговору с Еремеем, моя история «пополнению» известна. То, что в засаде от моей руки пало восемь разбойников, является серьезным достижением в глазах местных, поэтому я решил вести себя так, словно уже заслужил право командовать десятком, не пытаясь кому-то что-то доказывать. И судя по вполне разумному выполнению команд - без проволочек и попыток как-то их оспорить, - тактика эта верна.
        Отдельно дружинники метали сулицы, причем каждый показал вполне удовлетворительную точность и силу броска. Не подкачали и лучники, кучно вложив по четыре стрелы в небольшие мишени с пятидесяти шагов.
        - Ну что, братцы, свое серебро вы заслужили. Каждому по гривне, по завершении похода купец обещает еще полторы и кормит из своего котла. На закупку припаса и подготовку три дня. На рассвете четвертого жду вас на подворье Вышаты. Любо?
        Ратники неожиданно громко рявкнули в ответ:
        - Любо!!!
        Георгий крепко сжал мое предплечье ближе к локтю:
        - Эх, сманил моего гридя? Умаслил байками о теплых краях, варяг? - По-доброму усмехнувшись, Георгий продолжил уже более серьезно: - Ну что, отправляетесь на службу к князю? Точно для себя все решил? Может, в Новгороде останешься? Место в дружине ты заслужил! И потом, говорят, - десятник понизил голос, - что ты глянулся многим красным девицам. Можно было бы и сватов заслать, Злата точно определит, кто лучшей хозяйкой будет...
        Поймав на себе светлый взгляд чужой жены, я твердо ответил, в то же время почувствовав короткий укол в сердце:
        - Нет, Георгий, хочу я на моря южные взглянуть, да князю вашему послужить, настоящему! А что до девиц красных... Так ты ведь самую красную уже увел, чего ради-то мне теперь в Новгороде оставаться?!
        Я говорил шутливо, но в глазах Златы мелькнуло что-то такое... Нет, не оттенок чувства, скорее понимание... Понимание того, что за шуткой скрывалась правда.
        Слегка напрягся и Георгий. И все же он ответил без холодности в голосе, а вполне душевно:
        - Ну тогда бывай, варяг. Удачи тебе на княжеской службе.
        - И тебе удачи, десятник. Ты лучший воин, которого я когда-либо видел, сразил берсерка! Храни тебя Господь и семью твою!
        - Божьей помощи тебе в походе, Андрей! Береги себя!
        Высокий, мелодичный голос Златы прозвучал особенно тепло, и вновь кольнуло сердце... Склонив голову в ответ, я опустился на колено и обнял обоих малышей, жалобно шмыгающих носом, после чего окинул прощальным взглядом дом, на несколько недель ставший мне родным. Еще раз улыбнувшись, стараясь не показывать охватившую душу печаль, я вновь кивнул хозяевам и вышел прочь.
        Навстречу предназначению.
        Глоссарий.
        46. Харалуг - полумифическая славянская оружейная сталь, упоминаемая в «Слове о полку Игореве» и ряде летописных источников. Одни предполагают, что это была русская версия дамасского булата, другие - что это название образцов оружия, привезенных из-за рубежа. Но есть и третья версия, основанная на скандинавском источнике, утверждающем, что у русов имелись секиры из высокопрочной стали, по легенде, это был дар бога Хорса восточным славянам - хоролодь. Установлено, что в Новгороде часть клинков ковалась из рыхлой озерной руды, выплавляемой с помощью березового угля и метеоритного металла, содержащего некоторое количество никеля. Благодаря последнему клинки, выкованные из подобного сплава, становились легированными, имеющими твердость 67 - 68 единиц по Роквеллу. Также использование метеоритной руды объясняет и мифические истории о божественном (небесном) происхождении харалуга.
        47. Зачастую в Древней Руси немцами называли не германцев, а всех, кто не знал и не понимал языка.
        48. Упоминание о внешней красоте касогов и особенностях их женщин оставил арабский историк и путешественник Аль-Масуди.
        49. Червонные города - юго-запад Киевской Руси. Спорная территория между Русью и Польшей. Обе стороны пытались овладеть богатым и важным в стратегическом отношении регионом, где к тому же массово добывалась соль - ценнейший консерватор Средневековья.
        50. Всеслав Брячиславич - один из самых одиозных древнерусских князей, владел Полоцком. Период его правления связан с активной борьбой за расширение и усиление княжества. Так, например, он пытался взять полноводную Двину под полный контроль, от истока до устья. Частично эта задача была выполнена, ливы и латлаги Нижнего Подвинья перешли под руку князя, здесь же Всеслав основал Кукенойс и Герцике.
        Враждовал князь и с триумвиратом Ярославичей. В 1065 нападал на Псков, позже, в 1067 - на Новгород, взятый им и разоренный. В том же, 1067 году в битве при Немиге противостоял альянсу триумвирата и проиграл, однако сумел бежать и развернуть партизанскую борьбу против «оккупантов». Ярославичи выманили Всеслава на переговоры, целовали крест, что не тронут, но пленили - и Изяслав Ярославич забрал его с собой.
        Уже в следующем, 1068 году триумвират потерпел разгромное поражение от половцев в битве при Альте. Киевляне взбунтовались, требуя, чтобы их вооружили против степняков. В свою очередь приближенные предлагали Изяславу убить опасного пленника, но князь не стал проливать кровь пусть и дальнего, но родственника. Вскоре он бежал, а разбушевавшийся народ освободил Всеслава и сделал его своим князем.
        Однако половцы, разбитые Святославом Ярославичем на реке Снове, до Киева не дошли. А вот Изяслав вернулся с польским подкреплением. Вышедший навстречу Всеслав, ведущий киевское ополчение, позорно бежал, бросив доверившихся ему людей. Тем не менее Полоцкое княжество он все же вернул и еще долгие двенадцать лет враждовал с русскими князьями, в том числе с Владимиром Мономахом.
        Интересен тот факт, что в летописи князь вошел как чародей, волхв и оборотень, и само его рождение описывается как противоестественное.
        51. Вои - ратники из ополченцев. Отрок - низшее звание в младшей дружине. Соискатели, мечтавшие служить князю, зачислялись в отроки.
        Глава 7
        Февраль 1065 г. от Рождества Христова
        Полоцкое княжество. Исток реки Ловать
        Как я ни противился идти через полоцкие земли, владения князя Всеслава Брячиславича, пришлось рискнуть - из Новгорода в Киев дорога только одна, по реке Ловать. А от ее истока или волоком, или на санях до Днепра. Смысл в том, что торных дорог в привычном для нас понимании на Руси одиннадцатого века нет. Есть реки, служащие летом водными магистралями, а зимой превращающиеся в санный путь, но маршрут всегда один.
        Что же касается моих опасений - в 6574 году от Сотворения мира*52 - то есть в текущем 1065 от Рождества Христова, полоцкий князь Всеслав Брячиславич открыто выступил против триумвирата Ярославичей. В летописи он вошел как чародей, коему приписывают и рождение путем волхования, и способность повелевать погодой или обращаться в зверя. Естественно, летописцы приврали, наделив бунтаря темными силами из-за его борьбы за власть, - хотя кто знает... Потомок Владимира Красное Солнышко по боковой линии, Всеслав является внуком Изяслава Владимировича - родного брата Ярослава Мудрого. Матерью же их была полоцкая княжна, красавица Рогнеда, силой взятая Владимиром перед убийством ее отца и братьев... В его жилах течет кровь Рюриковичей, и именно в тысяча шестьдесят пятом году «оборотень» решил, что накопил достаточную мощь для борьбы за север Руси.
        Всеслав оказался серьезным противником для триумвирата Ярославичей: чтобы победить его, князья вынуждены были объединить все свои рати. Но первый удар «чародея» не удался - Псков встретил его войско закрытыми воротами, а горожане дружно встали на стены. Проблема в том, что я не смог найти упоминания, когда же он нанес свой удар! Но, с другой стороны, на Новгород в тысяча шестьдесят седьмом году полоцкий князь обрушился именно зимой...
        Эх, не догадался я предупредить Георгия со Златой! Дурья голова!!!
        Аж приподнявшись в санях от гнева на самого себя, несколько мгновений подставляю лицо бьющему навстречу пронизывающему ветру, несущему к тому же мелкие, но очень твердые частички льда. И, лишь немного успокоившись, откидываюсь назад, укрывшись теплой овчиной шкурой.
        М-да, загвоздка... Но, впрочем, что бы я сказал? «Вот, вещаю вам: через зиму на вторую нападет на Новгород князь-волхв Всеслав Полоцкий... Берегитесь его, ибо возьмет град сей, да предаст добро людское разграблению, а жен и дочерей ваших отдаст на поругание...» Вообще-то можно было бы и так. Эх, дурья голова... Ну а если весточку им какую передать с купцами, что возвращаться будут? Или вовсе к себе, в Тмутаракань пригласить?
        Ладно, два года у меня в запасе есть, что-нибудь да придумаю. Мы-то уже в полоцкие владения вступили! Хотя путь на Псков по другому маршруту пролегает, но кто его знает - санный обоз из Новгорода, собранный тридцатью купцами, весьма лакомая добыча...
        Мои тревожные мысли резко прервал заревевший вдруг в голове каравана боевой рог.
        Накаркал!
        - Брони и шеломы!
        По моему настоянию, не меньше четверти серебра, выделенного на сборы, ратники потратили на относительно дешевые скандинавские шлемы с полумасками. Такую же сумму они оставили в кузнях, где на стеганки нашили металлические пластины, закрывающие сердце и часть живота. Так что теперь мои люди действительно имеют хотя бы относительное подобие брони... И к слову, большинство ратников уже надели ее - предчувствуя недоброе, последние пару дней я не снимал кольчуги и того же требовал от десятка.
        Между тем по кромкам обоих берегов словно взмыли вверх снежные фонтаны - это засевшие в засаде воины, прикрывающиеся до того шкурами, начали резко вставать, сбрасывая с себя наметенный снег. Одновременно раздался дикий полурев-полувой атакующих, и по кручам вниз заскользили десятки лыжников. В воздух взмыл первый поток стрел, жутковато зашелестевших над головами...
        - Щиты!!!
        Я едва успел закрыть нерасторопного купца, едущего со мной в одних санях. Сверху раздался холодящий кровь свист, и тут же в промерзшее дерево дважды звонко ударило, потом еще раз. Сзади раздался крик боли...
        - Вышата, раздавай секиры!
        - Ты что, варяг, сдурел?! Да я...
        - Да ты сейчас в землю ляжешь! Ты посмотри, сколько их!!!
        Действительно, спускающихся по кручам разбойников (вот только разбойников ли?) никак не меньше тысячи. Жидкая цепочка двух сотен купеческой охраны, усиленная полусотней новгородских дружинников (посадник расщедрился), кажется совсем тоненькой против массы ломанувшихся к нам людей в тулупах да меховых шапках. Вот только последние сжимают в руках уже привычные мне секиры да сулицы и прикрываются крепкими деревянными щитами...
        - Все сюда! Здесь секиры из харалуга!
        Не обращая внимания на возмущенный вопль Вышаты, я срываю обвязку с саней и хватаюсь за цепкое, ладное в руке древко чекана*53. К нам тут же устремились ратника моего десятка, следом потянулась охрана и с соседних саней. Купец словно впервые осмотрелся по сторонам, охнул и склонился к свертку, лежащему в ногах. В следующую секунду в его руке появился клинок, ярко сверкнувший светлой сталью с волнистым узором.
        - Кругом! Кругом!!! Сомкнуть щиты!
        Мой крик подхватил Еремей. Кивнув ему, я спрыгнул на лед, внахлест смыкая свой щит с щитом побратима.
        Между тем противник практически добежал до нас. Десятка три ратников из охраны торговых гостей окружили Вышатины сани, по моей команде сомкнув щиты, - и в них тут же вонзились дротики и метательные топоры. Тяжелые удары по дереву крепко тряхнули и мою руку, но стоящий рядом побратим помог удержать «стену»... Совсем рядом, всего в нескольких метрах впереди раздался яростный рев, исторгнутый десятками глоток. Взглянув в зазор между щитами, я увидел разбойника с воздетым над головой топором, бегущего прямо на меня.
        Удар!
        Вражеский топор вонзился в низ щита, заставив меня его опустить. Мысленно выругавшись на себя - в такой сшибке лучше всего колоть чем-то вроде меча или сулицы, - выбрасываю топор вперед, целя навершием древка. Оно ожидаемо ударилось о щит, но противник все же подтянул его к голове - и рухнул вниз, сбитый хлесткой подсечкой.
        На мгновение в толпе врагов возникла брешь, и я воспользовался ею, обрушив чекан на голову разбойника, теснящего ратника слева. Но не успел закрыться щитом, как к моему лицу устремилось копейное навершие сулицы. Я едва опустил голову и уклонился от укола - лезвие лишь царапнуло по стали шлема. Тут же мой щит занял свое место в «стене», внахлест смыкаясь с соседями.
        - Сзади, подмени!
        Выигрывая время, я шагнул вперед, опустив вниз левую руку. Рубящий удар успевшего встать разбойника, нацеленный в голень, уткнулся в дерево защиты, и лезвие чекана резануло по открывшейся руке противника. Враг вскрикнул, а мгновение спустя прямым ударом ноги я отбросил его. Отшагнув назад, я всего за секунду успел поменяться с ожидающим сзади ратником.
        - Радмир, Володарь, Олег! Луки!!! Встаньте на сани и сверху бейте! Все, кто свободен, возьмите сулицы, подавайте их первому ряду! Еремей!!! Ко мне!
        Забыл я о побратиме, отступив назад, но иначе мои команды просто не услышали бы. Однако верный соратник всего лишь через десяток секунд встал рядом, уняв мою тревогу и чувство вины. Коротко кивнув Еремею, я подал ему дротик и жестом указал на вторые сани.
        Я успел метнуть три или четыре сулицы, прежде чем кольцо ратников прорвали разбойники, едва ли не вчетверо превосходящие нас числом. Спрыгнув с побратимом вниз, мы устремились к месту прорыва - но нас опередил Вышата.
        Все воины купца давно заняли место в строю, он же всю схватку держался за спинами дружинников. Мельком отметив это, я подумал, что купчина просто трусит, но сейчас он смело бросился на врага.
        Широко рубанув крест-накрест, Вышата свалил сразу двух разбойников, неосторожно сунувшихся под его чудо-меч. Тут же купец умело принял удар сулицы на щит и длинным уколом навстречу свалил третьего противника. Но прежде, чем я успел бы прикрыть смелого купчину справа, разящий по горизонтали удар топора развалил ему шею.
        - Вышата!!!
        Наконечник дротика вонзился в незащищенный живот разбойника, прошив его тело насквозь. Даже не пытаясь его вытащить, я упал на колени, подхватив завалившегося назад купца - до того он пытался устоять на ногах.
        - Вышата...
        Еремей закрыл нас щитом, с яростным ревом отгоняя врагов разящими взмахами меча. Купец лишь прохрипел что-то в ответ, попытался улыбнуться - и глаза его словно остекленели. Между тем его правая рука ткнулась в мою, протягивая харалужный клинок...
        - А-а-а!!!
        Вскочив на ноги, я успел рубануть мечом снизу вверх, рассекая живот разбойника, уже занесшего топор над открывшимся справа Еремеем...
        А после все заслонила кровавая круговерть жуткой, невиданной до того сечи. Я успевал лишь рубить, колоть или, наоборот, закрыться щитом, защищаясь от очередного удара. Здесь не было место благородству - мы били хоть в спину, хоть в бок врагу, лишь бы убить! А враг бил нас... На стороне ратников была лучшая выучка и лучшее вооружение, на стороне разбойников их многочисленность. Сама схватка слилась в сплошное мелькание клинков, сопровождаемое то криками ярости, то воплями боли, и лишь отдельные куски-фрагменты ее отчего-то отложились в памяти...
        Из трех ратников, стрелявших с телеги, с луком остался лишь Володарь: Олега свалила вражеская стрела, а Радмир чуть раньше спрыгнул на землю, азартно орудуя топором. Единственный лучник до конца прикрывал нас сверху - пока сразу две сулицы не вонзились в его плоть. На мгновение разбойники подняли дергающееся в конвульсиях тело на дротики и скинули его вниз...
        Крепкий, рослый дружинник отбросил изрубленный щит, перехватив чекан, выхватил меч из ножен и начал яростно разить с обеих рук. Наземь пало трое врагов с раскроенными черепами и рассеченными шеями, прежде чем сулица пробила грудь ратника. Он осел на колени, да так и остался: древко дротика уперлось в лед. Озверевшие разбойники обрушили на умирающего град ударов топорами, разрубая его тело на куски, словно на бойне. По ушам ударил пронзительный крик мученика...
        В какой-то момент секира врага разрубила шлем Еремея, сбив его наземь. Побратим неловко завалился назад, но до того, как его добили бы, я встал над другом, принимая удары противника на щит. В общем-то недолго бы я продержался, но тут справа и слева нас прикрыли щиты еще двух дружинников, и Еремей сумел встать. Компактной группой мы начали пятиться ко второй телеге...
        Вскоре тяжелый удар топора нашел и мою голову, в ушах зашумело, а перед глазами встала кровавая пелена. Правда, я сумел устоять, отступив за спины соратников, но все поплыло... И тут щит ратника, прикрывавшего меня слева, ловко подцепили топором, а в открывшуюся щель ударила сулица. Дротик пришпилил воина к телеге, словно жука. Придя в себя от ярости, я резко шагнул вперед и вонзил клинок в грудь ближнего ко мне разбойника.
        Всего уцелело шестеро ратников - посеченных, едва держащихся на ногах, но не сломленных. Между тем враг отпрянул, оставив на льду десятки изрубленных тел, смешавшихся с павшими новгородцами. А окровавленные раненые ворочаются в жутких муках, волоча по снегу то наполовину отрубленные руки, то выпущенные наружу кишки. От их шевелений кажется, что сама твердь под ногами вдруг ожила жутким багровым ковром. В ноздри бьет тошнотворный запах теплой крови и внутренностей, выпавших из рассеченных животов, а в воздухе повис леденящий душу вой покалеченных...
        - Чего встали? Кто тут еще остался?!
        Тяжело дышащие разбойники, с трудом удерживающие склизкие от крови древки секир, расступились, пропуская к нам с десяток закованных в кольчуги дружинников, еще не бывших в бою - чересчур свежие. Впереди держится тучный и рослый мужчина с длинными черными усами и черной же бородой.
        - Ну и кто здесь остался?! Шестеро новгородцев? Да вы совсем уже обабились, трусы?! Горстку эту не добьете?!
        - Эй, воевода, а ты сам-то чего в стороне держишься? Не по чину доставать меч из ножен? Или тебе в панцире проще за спинами бездоспешных держаться, а уж после сечи их трусами звать?!
        Толстяк аж задохнулся от моей дерзости, не найдя сразу что сказать в ответ. Я уловил во взглядах разбойников немое одобрение и насмешку над собственным вождем.
        - Да я тебя...
        - Так вот он я, стою! Хочешь добить? Так иди сюда, добивай!!!
        Воевода побагровел от ярости, гневно стиснул рукоять меча. Но как бы ни было сильно его унижение, а в драку такой не полезет: ему проще приказать лучникам засыпать нас стрелами.
        - Слышь, воевода, а давай уговор? Давай я без оружия, а ты с мечом, а? Сойдемся, и, коли твоя возьмет, делай с моими гридями что хочешь. Хочешь, здесь зарежь, как скот, хочешь, в холопы их. Но если моя возьмет, то нас отпустят. Уговор?!
        Воевода неестественно громко засмеялся в ответ - красуется перед своими, спасает остатки авторитета:
        - Да что мне о какого-то робича*54 меч марать? Ты и твои люди и так уже в моей власти!
        - Глаза свои протри, дурень старый! Погляди на клинок в моих руках - разве холопы такие носят?!
        Толстяк вновь побагровел. В этот раз он все же вытащил меч - и от моего взгляда не укрылось, как гнев в его глазах сменился вначале изумлением, а после восторгом, смешанным с жадностью.
        - Тебя никто за язык не тянул, будешь биться без оружия! И меч твой будет мой!
        - Уговор! Но, если проиграешь, твои люди отпустят нас!
        - Уговор!
        Глаза вражеского воеводы маслено заблестели, а улыбка стала торжествующей. В глазах же уцелевших ратников я прочитал ужас и изумление.
        - Брат, ты погубишь всех нас...
        Протянув Еремею харалужный меч, урманский клинок Андерса, так и не покинувший сегодня ножен, и боевой кинжал, я коротко ответил:
        - Посмотрим.
        Я двинулся навстречу врагу спокойно, не спеша, и, не дойдя до него шагов шести, остановился. Толстяк с издевкой улыбнулся и резко бросился вперед, со свистом рубя воздух крест-накрест. Признаться, я не ждал от него такой прыти, враг меня удивил. И все же, отпрыгнув назад вправо, я ушел от обоих рубящих ударов, после чего замер на месте.
        Теперь нас разделяло всего три шага. Воевода вновь глумливо осклабился, и его меч устремился к моему животу в длинном уколе.
        Быстрый, широкий шаг навстречу - и левое предплечье, защищенное наручем, сбивает сталь клинка, отклоняя вражеский выпад. Одновременно жесткий удар правого локтя приходится на сочленение вооруженной руки, что заставляет воеводу разжать пальцы от внезапной боли. И тут же еще один удар кулака находит его гортань, вогнав кадык в глотку...
        Дружинники противника дернулись было вперед, и я услышал, как мои воины шагнули навстречу. Но неожиданно над местом схватки раздались громкие, яростные голоса разбойников:
        - Уговор! Кречет заключил с ними уговор! Выполняйте его!!!
        Воевода еще дергается в конвульсиях у моих ног, хрипит и задыхается, тщетно моля жестами о помощи, но его ратники остановились в нерешительности, уловив злобу разбойников. Между тем из толпы последних вышел вперед крепкий, кряжистый воин. Смерив меня оценивающим взглядом, он гулко произнес:
        - Уходите. Но меч останется мне.
        Поймав тяжелый взгляд серых глаз, я твердо ответил:
        - Меч мой и останется со мной. Также мы заберем своих раненых и погрузим их на двое саней, туда же положим их оружие. А павших ратников вы похороните в земле, и священник их отпоет... Но, если ты не согласен, можем сразиться, и пусть Бог нас рассудит. Вот только на этот раз в моих руках будет оружие!
        Вожак промолчал, еще несколько секунд ломая меня взглядом, но после этой сечи меня, наверное, уже не проймет ни один взгляд. Усмехнувшись - по-простому, без злобы, - разбойник внятно произнес:
        - Хорошо, берите раненых, их оружие и уходите. Павших мы предадим земле по христианскому обряду.
        Закончив речь, он коротко кивнул. Я склонил голову в ответ - и, похоже, никто вокруг так не понял, как страшно мне было в эти мгновения... Неожиданно разбойник вновь обратился ко мне, заставив внутренне вздрогнуть:
        - Как твое имя, гридь?
        Поборов мгновение слабости, я спокойно ответил:
        - Андрей. Андрей Урманин... А твое?
        Вожак хищно осклабился:
        - Волк. Волк Полочанин! Еще встретимся, варяг...
        Глоссарий.
        52. До 1700 г. на Киевской, позже Московской Руси, а после и в Московском царстве летосчисление велось от Сотворения мира. В момент смены календарей при Петре I шел как раз 7208 год. И кстати, старый календарь был вовсе не языческим: система счета от Сотворения мира пришла на Русь из Византии, где православные теологи и определили столь важную дату по Септуагинте - переводу Библии. Но в общем-то счисление это было весьма условно.
        53. Чекан (молот) - разновидность легкого боевого топора с нешироким лезвием и молотом на обухе, давшего оружию название. Иногда вместо молота кузнецы ковали острый клюв-клевец*. Оружие было по большей части статусным, нередко покрывалось затейливой резьбой, так что ковка чеканов из харалуга вполне оправданна - статусное оружие по умолчанию стоит дороже.
        ##* Клевец - универсальное орудие против хорошо бронированного противника. Обладает великолепной пробивной силой благодаря острому стальному жалу-наконечнику, давшему ему название. Использовался и как отдельный вид вооружения, и в качестве дублирующего на тех же чеканах или алебардах.
        54. Робич - одна из разновидностей употребляемого на Руси термина «раб». В свое время полоцкая княжна Рогнеда в грубой форме отказала князю Владимиру в сватовстве, упомянув, что он сын наложницы, «робичич». Дословно ее отказ звучал так: «Не хочу розути робичича». Впрочем, возможно, дело тут не в спесивой гордости княжны - в те дни ее отец Рогволд решал, кого из сыновей Святослава поддержать в начавшейся междоусобице. Он выбрал правящего Киевом Ярополка, также сватавшегося к Рогнеде, определив, таким образом, ее отказ.
        Но лучше бы Рогнеда ответила мягче, с должным уважением, не произнося этих слов: по тем временам она страшно унизила будущего Красное Солнышко. За такое платили большой кровью - и политическая ошибка Рогволда, а также гордый отказ княжны эту кровь предопределили. Взяв и разграбив Полоцк, Владимир изнасиловал Рогнеду на глазах отца и братьев, а после их убили на глазах обесчещенной девушки.
        Глава 8
        Май 1065 г. от Рождества Христова
        Владимир-Волынский
        - Так, значит, говоришь, ты платишь две гривны серебром только за то, чтобы мы с шумом выскочили из ворот города, после чего ушли в сторону перевалов?
        - Верно.
        - Позволь спросить, - мадьяр чуть приблизился ко мне, вперив в меня пристальный взгляд карих, кажущихся в полутьме корчмы черными глаз, - чего ради такая щедрость?
        Я спокойно встретил его взгляд.
        - Хочу отвлечь внимание. Хочу, чтобы погоня пошла за вами.
        Джерго подался назад, откинув рукой полу накидки-сюра из светлого войлока, перетянутого через плечо и скрепленного на груди. Ох, как же долго я мучился, стараясь подобрать на торгах Владимира такие же накидки...
        Мадьяр почесал выскобленный до синевы подбородок, потеребил длинный, вислый ус, лукаво улыбаясь, после чего с ехидством спросил:
        - Ты нанимаешь меня ради того, чтобы воевода отправил погоню за нами? А что же мне мешает пойти к нему сейчас, да все о вас рассказать?
        Вопрос был логичен, ожидаем, и потому я даже не шелохнулся, его услышав.
        - Пожалуйста, иди. Но денег ты не получишь. Ты и твои братья, Джерго, застряли в городе, проигрались в бабки*55. Как ты теперь собираешься возвращаться домой? Начнешь купцов за воротами грабить? Но за это по вашему следу также пойдут, и коли возьмут, то пощады не жди. А если возьмут по моему поручению - так ты скажешь, что ничего не знал и ничего не делал. Или, в крайнем случае, назовешь меня. Продержаться нужно хотя бы один день, хотя бы день!
        Мадьяр глубоко задумался, улыбка покинула его лицо. Между тем я продолжил:
        - Ну а кроме того, что ты можешь сказать воеводе сейчас? Что купец дает тебе и братьям шесть гривен серебром только за то, чтобы ты по его команде покинул город? Твое слово против моего... Тебя же на смех поднимут, - я зловеще оскалился, - да и не прощу я тебе этого. Вызову на «Божий суд» да срублю буйну головушку с плеч, чтобы болтал меньше. А после и братков твоих вызову...
        Джерго злобно оскалился, схватившись за кривую сабельную рукоять однолезвийного меча. Вообще-то его клинок меня сильно удивил: я, собственно, и не знал о подобном оружии в одиннадцатом веке, справедливо полагая, что палаш*56 в Европу завезли монголы.
        - Что, рус, думаешь меня запугать?
        И вновь напускное спокойствие моего голоса, с этакой ленцой брошенные слова сбили настрой мадьяра:
        - Предупреждаю. Не запугиваю, просто говорю, как будет. И не рус я, и даже не купец. Урманин.
        Джерго вновь впился взглядом в мои глаза, видно рассчитывая увидеть в них фальшь, слабину. Но не увидел... Пару секунд спустя мадьяр, заметно присмирев, молча кивнул в знак согласия.
        Та сеча в устье Ловати обошлась нам дорого. Из шести уцелевших в бою двое вскоре слегли с горячкой и, несмотря на все попытки лекаря вытащить их обильным питьем взваров с целебными травами, скончались. Из двенадцати же раненых, коих мы подобрали на месте схватки и погрузили на сани, восемь человек отошли в первые же часы бегства. Еще двое преставились чуть позже, и только два воина, среди которых оказался и мой лучник Радмир, сумели поправиться.
        Не знаю, уцелел ли кто еще в сече - противников было как минимум втрое больше. Уверен, что новгородский воевода Белояр держался со своими людьми до последнего, но, как и нас, их было слишком мало, чтобы противостоять грамотно организованному нападению полочан...
        Раны мы зализывали в местечке Ермаки, что в смоленских землях. Провели там не меньше месяца, но нет худа без добра: в селе оказался на удивление искусный кузнец, умеющий править и ковать кольчуги. За тот запас лишних секир и кинжалов, что нам удалось собрать после схватки, он продал нам одну броню собственного изготовления, поправил наши с Еремеем кольчуги, да перековал еще два сильно порубленных доспеха, снятых с павших. Выправил он и шеломы, заново оббил щиты стальными ободами. А перед самым нашим уходом в Ермаки очень удачно заехал купец с кожевенным товаром, и вся команда разжилась новыми кожаными сапогами, очень удобными в весеннюю распутицу.
        В строю осталось из нашего десятка трое бойцов, включая меня, и один дружинник Вышаты, Радей. Кстати, именно он был тем самым ратником, кто помог мне спасти Еремея, а после держал правый бок. Еще двое воинов из купеческой охраны, Михаил и Тимофей, по первости просили отпустить их в Новгород, но я ответил отказом.
        - Слушайте меня, гриди, слушайте и запоминайте: вы обязаны мне жизнью. Я рискнул всем и безоружным вышел против Кречета, а после вытащил вас, израненных, со льда Ловати. Или в Гардарике не умеют быть благодарными?
        Оба воина, крепкие голубоглазые блондины, нахмурились в ответ на мои слова. В простой разговор о взаимоотношениях в нашем маленьком отряде я сумел ввернуть вопрос национальной гордости и добился своего: новгородцы прекратили спор и признали мою правоту.
        - Радей, теперь с тобой, - обратился я к самому старшему среди нас воину.
        Среднего роста, очень мощный - про таких говорят «косая сажень в плечах». Природой одаренный рыжей бородой и зелеными глазами, тридцатилетний словен похож на викинга больше, чем природный урманин Андерс.
        - Вышата никому не говорил, но мы заключили с ним особый договор. После торговли в Плеснеске он обещал спуститься со мной по Днестру в Русское*57 море и плыть до самой Тмутаракани. Он должен был передать князю Ростиславу Владимировичу предложение новгородских купцов, а я обещал сопровождать его весь путь. После чего сам хотел вступить в дружину... Но Вышаты больше нет, а его предложение осталось, и я донесу его до князя! Ну а как только прибудем на место, я никого не держу: разделим гривны, отложим семьям долю павших, после чего кто захочет, вернется домой. Ты согласен со мной, Радей?
        Немногословный воин всего лишь утвердительно склонил голову.
        Удивительно, но дальнейший путь дался нам и вовсе без происшествий. Уже в Смоленске удалось найти купца, без проблем нанявшего шесть воинов для охраны, с ним мы следовали до Вышгорода, фактически предместья Киева. И как бы ни было велико мое желание полюбоваться древней матерью городов русских, я не стал тратить время, а нашел купцов, собравшихся на Волынь. С ними мы вновь поднялись по Днепру, а после свернули в рукав Припяти, следуя по которой за две недели добрались до самого Владимира-Волынского.
        Здесь отряд разделился. Ждать нас у Плеснеска я отправил Еремея, отрядив ему в помощь Тимофея. Побратиму я выделил половину секир из харалуга, поручив ему распродать их за пару недель и по истечении этого срока нанять нам ладью с командой. Ну или договориться с кем-то из купцов о совместном переходе до Русского моря и далее в Тмутаракань. Как только Еремей найдет судно, он должен прислать гонца, точно указав, где именно на Серете будет нас ждать, - так мы с ним уговорились. Сам Плеснеск в качестве точки ожидания нам не подходит: вероятность того, что после бегства княгини туда отправят гонца, слишком высока.
        Дружина нашла пристанище на постоялом дворе, Еремей и Тимофей были с нами, пока им покупали лошадей. Правда, купили быстро, поэтому под одной крышей вместе мы провели всего одну ночь, и соратники отправились в Плеснеск. Тяжело было прощаться с побратимом, но дело-то важнее... Наша команда неспешно распродала товар на торгу: чеканы покупали пусть не так часто и не помногу, но зато стабильно. За месяц и топоры все ушли, и к нам уже привыкли, и даже ладью попутную я подобрал до Бужеска. А заодно изучил город...
        Впрочем, чего там изучать? Нет, по древнерусским меркам Владимир-Волынский - крупный населенный пункт. Правда, каменный Успенский собор (я уже понял, что каменные храмы на Руси определяют статусность) построят только через сто лет, но населения здесь никак не меньше пятнадцати тысяч. Город имеет княжеский детинец и крепкие, деревянные прясла*58 поверх чрезвычайно высокого земляного вала. Стенки вала не пологие, а практически отвесные, и в высоту они достигают не менее шести-семи метров, а вместе с крепостными стенами общая высота укреплений составляет и все двенадцать - четырнадцать. Если же вспомнить, что на Руси валы были не просто насыпными, но имели в своем основании деревянные клети, а перед ним врага ожидал глубокий ров... Кроме того, стены что детинца, что самого города представлены не бревенчатым частоколом-тыном, а срубами-городнями, внутри наполненных землей и камнями и поверху покрытых заборолом - деревянной защитой от вражеских стрел. Свои же лучники могут вести огонь через скважни - узкие продолговатые бойницы, сверху их прикрывает односкатная крыша. Детинец - внутренняя цитадель и
одновременно княжеская резиденция - имеет двое ворот: основные с севера и дополнительные с юга. В городской стене еще трое ворот - Киевские, Пятницкие и Гридшины. Наконец, в пределах крепости располагается также и монастырь со своими укреплениями, как раз в виде частокола-тына...
        Из южных ворот детинца выходят на прогулки то княгиня с детьми, то дети с кормилицами и няньками - практически ежедневно, и всегда в сопровождении дружины. Охрана при детях - справедливее назвать ее конвоем - не очень большая: от силы три отрока, а чаще не больше двух. Да и кто додумается напасть на дружинников, защищающих княжеских отпрысков? Гуляют они чаще всего в пределах города, но посещают и торг, располагающийся вне стен крепости. Я как-то даже мельком видел княгиню.
        Собственно, на неготовности дружинников к отражению внешнего нападения и построен мой план. При семье Ростислава они выполняют роль надсмотрщиков, о своем первом и главном назначении наверняка забыли. Так что, надеюсь, у нас будет небольшое преимущество.
        Но как же непросто будет убедить своих пойти на «дело»...
        Разговор этот я планировал весь день, но отложил до вечера. Вчера прибыл гонец с весточкой от Еремея, сейчас же я убедил венгров помочь мне с отвлекающим маневром. Да, я не предполагал появления проигравшихся наемников-мадьяр на торгу, и, по сути, мне крупно повезло - но разве удача столь редкое явление в жизни практически каждого человека? Просто я называю подобную «удачу» возможностями и привык ими пользоваться... Удалось подобрать и судно - широкую транспортную ладью купца Борея - хитроватого, себе на уме волынянина, единственного, кто собирается спускаться до того же Бужеска. Она уже практически готова к отплытию, купец заломил цену, и, чтобы погрузить на его судно шестерку крепких лошадей (и на покупку самих животных), я потратил едва ли не половину вырученного на торге серебра. Так что теперь остался лишь разговор с воями, собравшимися в моих «покоях».
        - Ну что, браты, приближается решающий час!
        Радмир с Михаилом удивленно воззрились на меня, Радей не изменил своей привычке сохранять спокойствие, но и на его лице отразилось легкое недоумение. Я же, хоть и крепился, как мог, но, глядя на воинов, все-таки заволновался - сердце забилось чаще, а речь стала путаться, сбиваться. Но усилием воли мне удалось заставить себя говорить внятно:
        - Вы не думали, почему весь отряд не двинулся в Плеснеск, а отправил я туда лишь Еремея с Тимофеем?
        После непродолжительный паузы Михаил заметил:
        - Так ты же сам говорил, что слишком много харалуга не удалось бы продать быстро и в одном месте. В Плеснеске большой торг, так что...
        - Нет, - жестко прервал я соратника. - Не потому. Еще есть догадки?
        Молодые дружинники промолчали, воздержался от высказываний и Радей, хотя что-то такое блеснуло в его глазах... То ли догадка, то ли... Как бы то ни было, но растерянность новгородцев неожиданно придала мне сил и уверенности, и я продолжил уже спокойнее и жестче:
        - А к кому на службу я хочу поступить, кому несу послание новгородских купцов?
        - Князю Ростисла...
        Жестом прервав Радмира, я спросил соратников, глядя при этом в глаза Радею:
        - А чья семья сейчас находится в заточении в детинце?
        Викинг - так я про себя стал прозывать нашего рыжего крепыша - наконец-то разомкнул уста:
        - Отбивать их вздумал? Так маловато нас...
        - В самый раз! - жестко ответил я и продолжил уже мягче: - У меня есть план, и уже практически все готово для его воплощения. Дело осталось за вами. И прежде чем дать ответ, - поспешил я прервать возмущенные возгласы молодых гридей, - вспомните лед Ловати. А еще, - глядя на посеревшие лица воинов, мне захотелось чуть подсластить пилюлю, - подумайте о том, как отблагодарит князь ратников, вернувших ему семью!
        И вновь меня спокойно перебил Радей:
        - Так князь-то где? Тмутаракань нынче под Святославом.
        - Уже нет. - Хищно улыбнувшись, я продолжил: - Ушел он из города, на торгу люди бают, что с дружиной ушел. А раз так, Ростислав сейчас уже вновь правит!
        Глоссарий.
        55. Бабки - древнерусская разновидность игры в кости.
        56. Палаш - универсальное оружие тяжелой кавалерии, представляющее собой чуть искривленный клинок с односторонней заточкой. На вооружении у кирасир находился до двадцатого столетия, а в Европу впервые попал с монголами. Впрочем, судя по раскопкам, венгры (мадьяры) в 10-11 вв. также имели на вооружении подобное оружие.
        57. В 10 - 11 вв. Черное море называлось Русским.
        58. Прясло - в древнерусской фортификационной традиции участок оборонительных укреплений между башнями, но в данном случае речь идет о рубленных стенах-городнях поверх вала.
        Глава 9
        Май 1065 г. от Рождества Христова
        Владимир-Волынский
        Хорошо хоть мадьяры понемногу отошли от своей традиции выбривать верх черепа, оставляя по бокам ряд плетеных косичек! По крайней мере, «наши» венгры привычно отпускали волосы по плечи. А то Радмир с Михаилом и так долго ругались сквозь зубы, сбривая родные бороды и оставляя лишь длинные усы, спускающиеся до подбородка - как носят их Джерго с братьями. Мне то, более или менее привычному к бритью, было попроще - впрочем, скоблить бороду прямым кинжалом, заточенным до бритвенной остроты, пришлось впервые! Не слишком-то удобно, и впечатления по большей части негативные...
        Но бритье стало необходимым условием нашего перевоплощения, равно как и покупка венгерских накидок-сюров, а для пущего сходства я забрал у Джерго их невысоких, шустрых коняг, быстрых и выносливых. Мадьяры, правда, всерьез запереживали насчет скакунов, к которым они относятся как к полноценным боевым соратникам, но блеск серебра в кошелях, притороченных к седлам, их успокоил. Теперь же венгры ждут нас в оговоренном месте в южном конце торга, вместе с Радеем, чьи рыжие усы даже без бороды слишком заметны и бросались бы в глаза.
        Торг Владимира-Волынского лежит вне стен посада*59, занимая удобное положение между городскими укреплениями и детинцем. С внешней стороны он огорожен частоколом, со стороны же реки не огорожен ничем - там располагаются пристань со сходнями.
        Изюминка моего плана заключается в том, что торг является и главной достопримечательностью города. Здесь ходят коробейники с пирогами и сластями, здесь обретаются гусляры, чьи былины так волнуют сердца русских людей от мала до велика. Здесь продают любые товары - и в глазах рябит от их пестроты, да от лиц торговцев, съехавшихся со всей Руси. Да и не только Руси: как и в Новгороде, Владимир-Волынский посещают и купцы Востока, и византийцы, и множество немцев - венгров да поляков. Потому-то старший сын Ростислава, четырехлетний Рюрик, бывает на торгу едва ли не ежедневно, в сопровождение одного лишь дядьки*60 да двух отроков-дружинников. Пришли они и сегодня, после обеда, привычно покинув посад через Киевские ворота, - за выходом следил Радей, успевший предупредить нас и отправившийся к томящимся ожиданием мадьярам.
        - Пошли.
        Короткая команда прозвучала глухо. Несмотря на мою уверенность в необходимости этой акции, у меня самого похолодело сердце. Ворота подворья распахнул Михаил, после чего трое ряженых венгров разом запрыгнули в седла и покинули постоялый двор, где до того обретались Джерго с братьями.
        Счет пошел на минуты.
        - С дороги! Прочь!
        Мой бешеный крик распугивает людей, едва успевающих разбегаться из-под копыт коней. Легкие венгерские скакуны быстро набирают скорость, и наше приближение к цели сопровождается испуганными воплями и проклятиями обывателей. Да, страшно привлекать к себе внимание перед похищением, но так гораздо больше шансов, что лица «мадьяр» никто не разглядит...
        - Вот они!
        Небольшая площадка между рядами, с остановившейся на ней свитой княжича, выросла перед глазами всего за пару секунд. Я даже успеваю разглядеть тревожный взгляд дядьки из-под седых прядей, прихваченных кожаным ремешком, пересекающим лоб.
        - Бей!!!
        После поднятого нами шума застать отроков врасплох не удалось: под удар булавы, нацеленной в голову, ближний ко мне ратник тут же подставил щит, меча он, правда, выхватить не успел. Второй дружинник тоже не сплоховал, защитившись от нападения, и уже потянул клинок из ножен. Даже дядька сумел уйти от разящего удара булавы Михаила, просто прыгнув в сторону. Резво вскочив на ноги, он подхватил мальца на руки и бросился бежать.
        Весь мой план, построенный на внезапной атаке отроков, пошел коту под хвост - дружинники успели среагировать, а окрестный люд, не понаслышке знающий, как правильно рубить секирами, мобилизуется в считаные мгновения. Это вам не обыватели двадцать первого века, в случае чего мгновенно разбегающиеся по сторонам... Но дядька подарил мне шанс, и я тут же им воспользовался.
        - Скачите назад! - отчаянно закричал я ратникам и бросил быстроного коня в галоп.
        За несколько секунд я догнал беглеца. В последний момент он развернулся ко мне, попытался закрыться рукой, но тяжелый удар булавы сломал ее, вскользь зацепив и череп. Наставник княжича рухнул без чувств наземь под дикий визг мальчишки.
        - Давай сюда!
        Но мой крик только испугал юркого малыша, вывернувшегося из-под руки. В отчаянии я выругался, но тут Рюрика ловко подхватил проскакавший рядом Радмир.
        - Уходим!
        С восторгом выполняя команду лучника, я послал коня в галоп - и чудом избежал встречи с летящей навстречу оглоблей, зажатой в руках кряжистого торговца.
        - Быстрее!!!
        Еще бы десяток секунд промедления, и нашу троицу зажала бы набежавшая со всех концов торга толпа. Мы едва успели завернуть коней в боковой проход между рядами, также ведущий к месту встречи и чудом не заполненный людьми. Но между тем Радмир едва справлялся с бешено вырывающимся из его рук мальчишкой.
        - Рюрик! Рюрик!!! Мы от твоего отца, Ростислава! Мы от папы, понимаешь? Он послал нас за тобой! И за мамой и братьями! Мы отвезем вас к нему, слышишь? К папе!!! Не вырывайся, убьешься ведь!
        Кажется, малыш меня услышал и поверил, раз прекратил попытки освободиться...
        Глухой закуток в южном конце торга, практически у самых ворот, попался мне на глаза совершенно случайно. Раньше там было что-то вроде небольшого склада, но зимой он сгорел (говорят, «красного петуха» пустили завистники), и на его месте образовался пока еще не отстроенный пустырь. Удача? Конечно! Но, как я уже говорил, я называю подобное возможностями и стараюсь их всемерно использовать. Вот и в этот раз я обратил ее в свою пользу - мадьяры и Радей дождались нас в скрытом от любопытных глаз закутке.
        - Джерго! Садитесь на коней и скачите, пока ворота открыты! Не успеете - погибнем все! Серебро у седел!
        Спрыгнув со скакуна, я подхватил у Радмира мальчишку. Мадьяр же, хлопнув по кошелю, отчего тот звонко зазвенел, с кривой ухмылкой вскочил в седло - да так ловко, словно вспорхнул в него. Положив поперек его тугой соломенный жгут, на который мы набросили сорванный с княжича пурпурный плащ, он с криком бросил коня в галоп, увлекая за собой братьев.
        Кажется, первую половину плана мы, несмотря ни на что, воплотили в жизнь...
        Рюрик, смышленый мальчуган с огромными синими глазами, испуганно воззрился на меня, когда я попытался на пальцах объяснить, что к чему:
        - Малыш, эти люди держат вас с мамой и братиками в неволе, они не пускают вас к папе. И он послал меня забрать вас отсюда! И привезти к нему!
        Мальчик мгновение молчал, после чего тоненьким голосом возмущенно воскликнул:
        - А зачем ты дядьку Люта побил?! Он же хороший!
        Справедливый вопрос ребенка кольнул сердце, но я постарался не показать досады. Наоборот, улыбнулся максимально ласково и дружелюбно:
        - Скажешь тоже, побил! Не насмерть же! Наоборот, бил не сильно. Понимаешь... Дядька Лют не знал, что я хочу тебя к папе отвезти, а то бы и так отдал. Но он не знал, думал, мы тати, разбойники, вот и пришлось его чуть-чуть... приголубить...
        Меня вполголоса перебил Радмир:
        - Скажи, а зачем это все? Княгиня ведь с детьми все равно в детинце осталась.
        Открыто улыбнувшись лучнику и дружески хлопнув его по плечу, я спокойно все объяснил:
        - Вся возможная погоня пошла по следу мадьяр, в сторону гор. Рюрик ведь не только княжич, он еще и внук короля, имеет права на трон... Теперь их преследуют конные гриди, вдогон пошло целых три десятка дружинников. А когда мы освободим княгиню, кто последует за нами?
        Радмир понятливо кивнул, а я продолжил:
        - Спасибо тебе, друг. Без тебя на торгу я бы и мальчишку упустил, и сам пропал.
        Лучник с удовольствием улыбнулся:
        - Так ты ж варяг, Андрей. А всадники из вас, сам знаешь, неважные... Ха-ха-ха...
        Радмир заливисто засмеялся, остальные поддержали его дружным хохотом, весело пискнул мальчуган. Я с улыбкой посмотрел на соратников, но в душе все же огорчился. Ведь после обучения верховой езде в землях вожан и конных переходов по Смоленщине да Волыни, мне казалось, что я уже отличный наездник. Впрочем, русичам виднее...
        Неожиданно раздался стук в дверь, и смех оборвался. Воины напряглись, Рюрик, как мне показалось, даже приготовился закричать. Предупреждая крик, я прижал к губам указательный палец, рукой указав на лавку, - и мальчик послушно лег. Повинуясь моему жесту, воины встали перед княжичем, загородив его от чужих глаз, после чего я открыл дверь.
        - Кто таков?
        На меня испуганно воззрился молодой парень лет четырнадцати - видимо, мой вопрос прозвучал чересчур резко.
        - Купец Борей послал меня к вам. Велел передать, что княгиня согласилась и вскоре посетит пристань.
        Торжествующая ухмылка исказила мое уже полностью выбритое лицо.
        - Молодец! На, возьми монетку!
        Отрок счастливо подхватил обрезок серебряного дихрема - небывалое богатство для юнца, - и поспешил уйти. Я обернулся к гридям и оборонил:
        - Пора.
        После первой части «операции» на торгу я лично отправился к Борею. Сыграть испуг и крайнее удивление было не так сложно, я убедил купца пригласить княгиню на пристань. Аргументировал это тем, что у меня есть кое-какая информация о похитителях-мадьярах, чьи приспешники остались в городе и из-за которых я боюсь идти в детинец. Также поведал, что мной подготовлен богатый дар для детей княгини, и в будущем он может обернуться определенной выгодой и непосредственно для Борея. Наконец, я упросил его подготовиться к отплытию, объяснив это страхом перед стоящими за нападением боярами.
        Купец все понял так, как я и рассчитывал. Во-первых, он связал похищение венграми княжича (и королевича!) с боярскими интригами, что плелись едва ли не в каждом крупном древнерусском городе. С другой стороны, объяснил себе мой страх и желание как можно быстрее покинуть город непосредственной угрозой с их стороны. Поверить было несложно, ведь о моих контактах с будущими похитителями знал весь торг!
        И наконец, главное, что нивелировало любые сомнения купца, - это скорая выгода. Мое серебро за срочность отправки вкупе с будущей благосклонностью княгини к человеку, сумевшему помочь с поисками и одновременно преподнесшему богатый дар (а говоря про его значимость, я ухмылялся особенно красноречиво)... Короче, Борей купился и уже сам приложил определенные усилия к тому, чтобы уговорить княгиню прийти на пристань с детьми - ведь после похищения старшего сына это было не так-то и сложно! Сегодня убитая горем мать ожидаемо не отпустит от себя детей, а новость о том, что кто-то знает о Рюрике или о его похитителях, наверняка взволновала Ланку. Настолько, что удержать дочь венгерского короля Белы I в детинце стало совершенно невозможно...
        С владельцем постоялого двора я расплатился с лихвой, после чего вся моя команда неспешно отправилась на расположенную рядом пристань. Мальчишка, переодетый в заранее купленные самые простые вещи, с лицом, испачканным золой и покрытой головой, был мало похож на княжича. Так что его присутствие в нашей компании если и вызывало у встречных определенные вопросы, то узнать в нем Рюрика никто так и не смог. Удивленному Борею, ожидающему нас на сходнях, я пояснил:
        - Он кое-что знает, - и, обернувшись к Михаилу, указал рукой в сторону шатра, установленного на носу ладьи: - Приглядишь за ним.
        Ланка со свитой появилась примерно через полчаса. Обоих малышей несут служанки (кормилица и нянька), княгиню сопровождает десяток гридей - серьезная сила. И все же, несмотря на сложность стоящей перед нами задачи, я с удивлением и некоторым волнением воззрился на принцессу.
        Дело в том, что княгиня оказалась неуловимо похожа на... Катю. Ну пожалуй, с некоторой поправкой на средневековые стандарты красоты. Столь же высокая, с ладной фигурой - несмотря на трое родов, с объемистой грудью и широкими бедрами, молодая женщина притянула мой взгляд как магнит. Впрочем, в первую очередь я обратил внимание на красивое, породистое лицо: чуть тонковатые губы, большие голубые глаза, в которых отражался неженский ум и воля, изящный изгиб бровей и высокий, чистый лоб, обрамленный выбивающимися из-под накидки светлыми, практически белыми прядями... Ее взгляд, ее овал лица, походка - все это показалось мне очень знакомым и притягательным. Очень!
        - Госпожа...
        Низко поклонившись Ланке, я взял из рук Радея сверток с харалужным мечом. Дождавшись кивка княгини, я продолжил:
        - Это клинок из харалуга. - Я развернул сверток и потянул за дорогую, украшенную причудливым орнаментом рукоять. - Лучшей оружейной стали не знает мир. Я хотел бы подарить этот меч вашему старшему сыну Рюрику, как только его вернут...
        Княгиня прервала меня, в нетерпении заговорив звонким, властным голосом:
        - Мне сказали, что вы знаете, где мой сын!
        - И это правда...
        Я сделал рукой знак своим ратникам - мол, готовьтесь. Воины напряглись. Между тем, кроме нас с княгиней перед сходнями стоял лишь Борей с усталым, скорбным выражением на лице. Моего знака он не заметил, как не обратили на него внимания и вышедшие вперед княжеские гриди.
        - Я хотел бы рассказать вам все, что знаю...
        Не закончив фразу, я сделал короткий подшаг вперед, одновременно крепче взявшись за рукоять меча, все еще удерживаемого на вытянутых руках. И в этот миг с кормы раздался звонкий мальчишеский визг:
        - Мама! Мамочка!!!
        Как же ярко вспыхнули глаза Ланки! Впрочем, на детский крик обернулись и гриди - и стоящий справа от меня тут же упал с рассеченной молниеносным ударом шеей. Его соратник вскинул щит, одновременно потянув клинок из ножен, но я опередил его, нанеся подлый укол снизу справа, обойдя защиту.
        Ланка замерла в оцепенении, кровь из разрубленной шеи ратника обильно брызнула ей на лицо. Стремительно прыгнув к ней, я крепко схватил молодую женщину за талию, властно прижав ее к себе.
        - Мы от князя! От Ростислава!!!
        Прокричав это практически в ухо княгине, я швырнул ее назад, на сходни, с шагом вперед ныряя под удар бросившегося вперед гридя. Мой клинок пробороздил острием голень, прикрытую лишь сапогом, заставив воина взвыть от боли. Еще один ратник налетел на меня, с силой рубанув мечом так, что я едва успел прикрыться харалугом. Раздался громкий лязг - и пораженный воин уставился на обломок клинка в своей руке. Ошеломленный, он не успел остановить удар рукояти в висок, сбивший его на доски пристани...
        Отстав от меня всего на пару мгновений, атаковали и мои соратники. Оба успели сильно и точно метнуть топоры, поразившие цели в рядах гридей, отвлеченных криком княжича. После чего вперед рванулся Радей, а Радмир начал быстро и точно стрелять из лука, прикрывая нас с тыла.
        Трое уцелевших гридей сбили щиты и стали неумолимо приближаться к нам, женщины, подняв дикий визг, бросились наутек. Правда, убежать им помешали юбки: викинг настиг свою жертву всего за пару ударов сердца, преодолев разделяющие их метры огромными прыжками. А вот мне путь преградил строй дружинников, уже оправившихся от внезапного нападения.
        - Стойте!!! Акулина, отдай ему Василько!
        Звенящий властный голос княгини, рожденной в королевской семье, заставил замереть даже меня, а кормилица и вовсе встала как вкопанная, испуганно обернувшись. На короткое мгновение посмотрел назад и я: что же, открывшаяся моему взору картина впечатляет. Княгиня с прижавшимся к подолу Рюриком стоит на сходнях, замерев в истинно королевской позе. За ее спиной, развернувшись к ладье, встал Михаил, обхвативший Борея и прижавший меч к его горлу - напротив них напряженно замерли два десятка охраны купца. Радей отступает к Ланке, обхватив маленького Володаря, а Радмир по-прежнему держит в руках лук с оттянутой к щеке тетивой...
        - Акулина, отдай малыша, ты слышала приказ княгини! А вы, вои, не лезьте на рожон, довольно на сегодня крови...
        Кормилица, словно загипнотизированная, медленно направилась ко мне. Понимая, что магия голоса Ланки вскоре отпустит гридей, я стремительно дернулся вперед, услышав позади свист спущенной стрелы и тут же короткий вскрик боли. Выхватив годовалого малыша из рук кормилицы, я со всех ног побежал к сходням. Дружинники, потеряв еще одного человека, предпочли нас пропустить.
        - Эй, вои! Покидайте ладью, приказ княгини!
        Набычившиеся, меряющие меня и моих людей гневными взглядами, бойцы Борея пропустили мой крик мимо ушей. Отдав матери малыша, я поравнялся с купцом и с силой заехал рукоятью по его щеке, зло рявкнув:
        - Чего молчишь?! Прикажи им, иначе здесь же сдохнешь!
        - А ну, сложите клинки! Сложите, я сказал! - Правильно замотивированный хозяин ладьи сорвался на оглушительный визг, но он подействовал. Вои стали опускать мечи и топоры.
        - Уходите на берег! Вы ни в чем не виноваты, уходите на берег! Вас никто не тронет! Быстрее!!!
        Прожигая нас полными ярости взглядами, ратники стали покидать ладью. За ними потянулись и гребцы, среди которых затерялся и Божан - специально нанятый мной проводник, проживающий у Бужеска.
        - А вы куда?! Стоять! Шесть гривен серебра на круг, поплывете с нами!
        Заслышав о щедром вознаграждении, мужи поспешили занять свои места у весел.
        Ко мне приблизилась Ланка:
        - Вы действительно от Ростислава?
        - Да! А теперь идите с детьми в шатер, нам предстоит долгий путь! - ответил я резче, чем требовалось, ибо соврал.
        Но, кажется, мои слова успокоили женщину, и она отправилась в шатер на носу корабля. Обычно в нем путешествовал сам купец, но теперь... Кстати о купце.
        - Тебя, Борей, я тоже прошу остаться! - Я схватил упитанного торговца за ворот кафтана и с силой толкнул его на корабль.
        Кажется, нам удалось!
        Глоссарий.
        59. Посад - городская застройка, примыкающая к стенам княжеского замка-детинца и также огороженная стеной. Иногда посад и детинец представляли собой две изолированные друг от друга крепости, связанные лишь перекидным мостом.
        60. Дядька - в 11 в. приставленный к мальчику наставник из старых, опытных ратников, приучающий его к воинскому искусству.
        Часть вторая. Глава 1.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        ЯРОСТЬ КАСОГОВ
        Июнь 1065 г. от Рождества Христова
        Русское море, окрестности Таманского полуострова
        Молочная, белая пелена тумана заволокла все пространство вокруг. Он настолько густой, что не видно даже корабельного носа, находящегося всего в пяти метрах. Кормчий, всю ночь ведший ладью вдоль берега Крыма, устало выдохнул:
        - Суши весла.
        Потянулись томительные минуты ожидания. Усталость берет свое, хочется просто закрыть глаза и забыться даже коротким, тревожным сном - но нельзя. Мы в море, тут всякое может быть - вон, вынесет нас незаметное в тумане течение на скалы, как тогда спасаться?
        Впрочем, по идее, с восходом солнца - если оно сегодня, конечно, взойдет - туман рассеется. И тогда нам останется финальный, всего в пару часов рывок до Тмутаракани - само наличие белого морока говорит о том, что берег близко!
        Слева послышалось шевеление, короткий детский всхлип. Княгиня, дремавшая, прислонившись к моему плечу, тут же открыла усталые, красные от недосыпа глаза. Прижав покрепче привязанного к ней Василько, она стала его монотонно укачивать, негромко напевая:
        - У-у-у, у-у-у, у-у-у...
        Неожиданно мне почудился скрип укрючины и легкий плеск воды. Я положил руку на плечо женщины и как можно спокойнее произнес:
        - Тихо.
        Княгиня, привыкшая доверять мне за время плавания, сразу смолкла. В повисшей тишине вновь отчетливо раздался плеск - словно кто-то совсем недалеко опустил в воду весла. Рыбаки?
        - Брони надеть!
        Мой звенящий от напряжения голос - тут, как говорится, лучше перебдеть - мигом привел в чувство дружинников, зашуршавших лежащими в ногах свертками с кольчугами.
        И в этот самый миг над морем раздался леденящий душу, протяжный волчий вой, от которого волосы встали дыбом:
        - Ау-у-у-у-у!!!
        Удивительно, но самый опасный, как мне казалось, участок пути, а именно верхом от Бужеска до окрестностей Плеснеска мы преодолели без происшествий. Да и вообще, побег нам, как ни странно, удался в полной мере: никто не успел своевременно послать корабли вдогонку, никто не пытался преследовать вдоль берега Луги. Видимо, мой маневр с «похищением» княжича сработал на все сто, хотя на деле от начала и до конца был сплошной авантюрой. Да, мы прошли по краю - но порой только так и можно добиться успеха!
        Набрав хорошую скорость с попутным течением, ладья Борея добралась до места слияния Луги с Бугом, где опытный кормчий провел ее мимо стремени*61 широкой полноводной реки. Тут уж гребцам пришлось приналечь на весла, но я твердо пообещал раздать серебро, как только доберемся до Бужеска, и люди старались на совесть. Да и Борей, обмозговав ситуацию, поспешил заверить нас с княгиней в своих самых что ни на есть верноподданнических чувствах. Правда, веры ему не было ни на грош, но все же мнимый союзник на корабле гораздо лучше открытого и явного врага, подбивающего команду на бунт.
        Словом, до окрестностей города мы добрались без происшествий, то и дело ловя попутный ветер. Когда же Божан уверенно вывел нас к небольшой речной бухте с узким песчаным пляжем, я приказал причаливать в последний раз - до того мы каждый раз выбирались на берег на время стоянки, вытаскивая на сушу и судно. Правда, ночевали все на ладье, а наша четверка все время несла посменное дежурство у шатра княгини. Мало ли... Да и бегства кого-либо из гребцов никак нельзя было допустить - но обошлось.
        И вот, наконец-то покинув корабль, мы верхом за один переход добрались до Серета. Конечно, были определенные осложнения, например, детей пришлось пристегивать к себе поясами, да еще и дополнительно обвязывать их. Ланка же вынужденно напялила под юбку мужские портки и располосовала ее побоку, дабы спокойно ехать в мужском седле - дамского еще никто не придумал. На лицо княгини в те мгновения было страшно смотреть... Но она хотя бы умела ездить верхом, что уже хлеб - как-никак мадьярка.
        Вот только когда мы вышли к маленькой речной бухте, похожей на ту, где мы покинули Борея... М-да, Еремея не в чем обвинить, он нанял корабль с командой, рискнувшей идти до самой Тмутаракани. Ладья купца была торговой, дощатой - то есть целиком собрана из досок, широкой и просторной, так что могла перевозить лошадей и позволяла разбить на носовой площадке шатер. А наше новое судно представляло собой ладью набойную, основой которой было единственное выдолбленное дерево (в нашем случае дуб), а борта наращены досками. Разбить шатер на ней просто негде, да и усадить княгиню с детьми было возможно лишь на местах гребцов.
        Пришлось ссадить сразу четверых мужиков, выдав им треть доли обещанного за перевоз серебра и каждому по коняге. Опасного свидетеля Божана также пришлось пощадить, оставив ему двух лошадей в качестве платы. Я-то изначально думал упокоить его вечным сном, хотя и терзался подобным поступком, но после того, как мы оставили в живых гребцов, убийство Божана потеряло всякий смысл. Я лишь потребовал от проводника хранить молчание, объяснив, что раз он берет плату, то становится соучастником побега. Глуповатый с виду мужик согласно кивал, но... Что творилось у него в голове, одному Богу известно. Однако наш путь по Серету и Днестру, а главное то, что мы вышли в море у Белгорода, доказывают, что Божан или вовсе не попался нашим преследователям, или смолчал, на какой ладье мы ушли.
        А может, в их распоряжении просто не оказалось ресурсов для погони или перехвата? Что на Серете, что на Днестре мы шли по стремени реки, конному догнать нас было невозможно. Даже легкие половецкие всадники не смогли угнаться за нами, несмотря на то что однажды их разъезд вышел на место стоянки.
        Тогда мы потеряли под их стрелами трех гребцов. Ох и натерпелись же страху... Княгиню и княжичей успели закрыть щитами, а вот команда осталась незащищенной. Стрелы впивались в людскую плоть, и только малочисленность разъезда не позволила куманам перебить отряд - или сократить до той численности, когда управлять ладьей стало бы невозможно. М-да, показали половцы свой волчий оскал... Ведь шли мы по княжеским землям, по Днестру хватает славянских поселений, а у вождей куманских с русскими князьями пока еще заключен мир. Впрочем, разбойники на то и разбойники, чтобы атаковать одинокую ладью с целью перебить экипаж и забрать товар. Когда мы приблизились к очередному городу-крепости, половецкая погоня отстала - да и как только мы вышли на стремя, даже без трех гребцов удалось развить такую скорость, что степняки едва мелькали в границах видимости.
        Так вот, по всему видать, конный гонец до Белгорода раньше нас просто не добрался бы. Что же касается голубиной почты - похоже, на Руси ее просто не знают, по крайней мере, никто из моих соратников про такой вид связи не слышал. Да и с чем отправлять птиц? Русичи пишут на бересте, а не на папирусе или пергаменте. Разве далеко унесет голубь кусок коры?
        Пожалуй, самой сложной проблемой стало путешествие вместе с детьми и женщиной. Мы все компактно сели на носу ладьи - княгиня заняла место на скамье рядом со мной, Рюрик с Радмиром, Володарь с Радеем, а Василько покоился на руках матери. Вот только на реке было все время прохладно, водяные брызги постоянно попадали на детей, так что вскоре все они всерьез засопливили. А разве усидит маленький ребенок целый день на одном месте? Только отвлечется дружинник-гребец, как маленькие шустрые шельмецы вскакивали и пытались бегать между скамьями, Рюрик и вовсе едва не свалился в воду. Ох и кричала же княгиня... Все же женщина есть женщина, тем более мать, и за детей ей дико страшно. А поскольку в способности взвинтить всем нервы принцесса превосходила обычных баб, на борту ладьи царила нервозная, напряженная обстановка. Нет, малышей мы привязали к моим ратникам, да только они чуть ли не все время плакали, изматывая душу и нам, и матери...
        Другой проблемой стало кормление детей. Если старшие сыновья Ростислава уже привыкли к твердой пище и, хорошенько проголодавшись, стали есть пресную кашу команды, заедая ее сухарями, то маленького Василько только-только начали к ней приучать. И, наоборот, от груди кормилицы-матушки его еще не отучали, так что голодный ребенок чуть ли не все время орал. Пытались дать ему рассасывать жесткие сухари, но мальчику не хватало терпения ждать, пока черствый хлеб размякнет настолько, что его можно есть. От каши же ребенок съедал лишь жижицу без крупы, и той ему явно не хватало для насыщения.
        Я видел терзания Ланки, боль и волнение матери, никогда не кормившей детей из-за княжеской традиции использовать матушек. Наконец я предложил ей попробовать дать малышу грудь - по идее, после постоянного рассасывания молоко должно было прийти день на третий-четвертый. Поначалу княгиня лишь мерила меня взглядом, полным презрения и негодования, но я показал, как можно накинуть мой плащ на ребенка и грудь. Наконец Ланка решилась, и, слава богу, дорвавшийся до груди малыш прекратил реветь, а позже к счастливой растроганной матери пришло молоко! Да, оно того стоило - увидеть полные женского счастья глаза, глаза матери, впервые познавшей радость кормления своего малыша...
        Само присутствие молодой, привлекательной женщины меня сильно смущало. Команда, ровно, как и мои воины, узнав, кого они везут, перестали видеть в Ланке объект естественных желаний, а вот я... Иногда мне кажется, что искусственный разум специально строит эту реальность таким образом, чтобы все привлекавшие меня женщины были женами в той или иной мере важных для меня людей. Видимо, это очередной этап испытания - научиться контролировать свои чувства и желания ради выполнения поставленной задачи!
        Но даже это осознание не помогало - сложно сохранять спокойствие, ощущая близость красивой женщины, особенно учитывая, как долго у меня ничего не было!
        Но еще хуже было из-за стыда. Ведь сидя все время на веслах (хорошо хоть опыт Андерса никуда не делся), я провонял потом хуже коня. Да все гребцы, вся команда дико пропахла потом, но рядом с княгиней сидел именно я! Ловя себя на мысли о том, как же от меня разит, я чувствовал жгучий стыд.
        Впрочем, давно не ходившая в баню Ланка также не розами благоухала, хотя, честно сказать, крепкий мужской аромат перебивал любые иные запахи. Но были и еще проблемы - например, отправление естественной нужды. Гребцы, чьи биологические ритмы давно подстроились под дневные переходы, зачастую оправлялись еще на стоянке, крайне редко прибегая к помощи деревянной бадьи, установленной на корме ладьи. А вот организм Ланки периодически требовал... И тогда дико стесняющаяся княгиня жестами просила меня пойти с ней. На корме я расправлял свой плащ, закрывая ее от кормчего. Гребцы смотрели вперед, однако оставалась вероятность того, что кто-то обернется, не удержится от соблазна.
        Некоторое время спустя я почувствовал со стороны женщины признательность, невысказанную вслух благодарность - ее передавали теплые, иногда даже застенчивые взгляды, мягкие интонации голоса... Мне казалось, что я вызвал женский интерес принцессы, и тогда мне хотелось сделать всего один короткий, маленький шажок, лишь раз потянуться к ее губам, привлечь к себе... И тогда, я был уверен, Ланка ответила бы на поцелуй, позволила прикоснуться к себе, властно привлечь ее, стать с ней единым целым...
        Но я боялся этого шага, и не только потому, что был уверен, что женщина откажет, и даже не из-за страха перед возмездием со стороны князя-мужа, вовсе нет. Просто если бы мы с Ланкой согрешили, то как я смог бы смотреть в глаза Ростиславу, как смог бы служить человеку, которого предал еще до момента знакомства?!
        Если бы еще дети не простудились... Об этом я волновался больше всего - поэтому на стоянках мы укрывали их сразу несколькими теплыми овчинами, обильно поили горячими взварами, добавив в них землянику и ромашку, а на время переходов плотно укутывали. Нам повезло - несмотря на простуду, жар не поднялся ни у кого из мальчишек.
        В остальном же путь по Днестру был волшебен. Вдоль реки то поднимались живописные холмы, то стояли глухие дубравы, то простиралась бескрайняя, заполненная солнечным светом степь. На рассвете и на закате, пока дорога наша проходила лесами, все вокруг оживало пением сотен птиц - и это было действительно пение: многоголосное, созвучное, необъяснимо прекрасное. Ему вторили грустные, трогающие душу распевы гребцов, затягиваемые перед сном, - а вот на веслах, наоборот, они исполняли что-то бодрое, ритмичное, и я быстро подхватывал смутно знакомые мотивы. Степь же, изнывающая под жарким солнцем днем, утром и вечером начинала дышать - ароматы пробуждающихся цветов, освеженных выпавшей росой, сливались в неповторимый, совершенный аромат, столь насыщенный, что, казалось, воздух можно резать и есть!
        Одним из самых запомнившихся, волнительных моментов похода стал выход в море. Кормчий - капитан Натан, направляющий движение ладьи рулевым веслом-потесью и способный провести ее морем как по солнцу, так и по звездам, решил разбить путь от Белгорода до Тмутаракани на два перехода. Первый - от устья Днестра до западной оконечности Крымского полуострова в районе Херсона и второй - уже до самой Тмутаракани. Каждый из них должен был занять где-то около суток, от стандартных вечерних речных стоянок Натан решил воздержаться - и причаливать тяжело, и опасность столкновения со степняками слишком высока. Ну а кроме того, для гребцов продолжительные морские переходы не были редкостью - скорее уж наоборот, стандартом.
        Перед самым выходом кормчий дал людям продолжительный отдых, за день до того пройдя меньше нормы, которую я определил примерно километров в сто пятьдесят. Люди проспали часов десять и плотно позавтракали, прежде чем погрузиться в ладью. Перед спуском на воду заметно волнующийся Натан неожиданно для меня призвал команду к молитве и чинно, степенно прочитал девяностый Псалом:
        …Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое…
        Гребцы, мои гриди, княжна и я сам - все вместе мы с необъяснимым трепетом, охватившим сердце, усердно повторяли слова древнего псалма-защиты. Много столетий позже в этих же местах его будут так же трепетно читать моряки святого праведного воина - адмирала Федора Ушакова.
        Мое сердце затрепетало, когда вдали показалась стремительно приближающаяся гладь Черного... да нет, Русского моря! Его бескрайний простор, необъятность и красота разожгли в душе одновременно два противоположных чувства: ликование перед скорой встречей и в то же время страх перед всемогущей стихией. Да, спокойное, привлекательное море может в одночасье разыграться бурей, штормом, топившим и гораздо более устойчивые корабли в девятнадцатом веке*62, куда уж нашей набивной ладье! В тот миг я в нерешительности взглянул на Ланку и встретил полный веры взгляд женщины, тут же согревший сердце и развеявший мои сомнения. Тогда я окончательно поверил, что у нас все получится.
        И действительно, течение Днестра легко вытолкнуло нас в морские воды, Наум практически сразу сумел поймать попутный ветер, а гребцы с дружным «Э-э-эх!» опустили весла в воду... До первой стоянки мы добрались без происшествий, хотя к концу перехода все дико устали. Хорошо хоть мышцы спины и рук уже значительно окрепли за время речного перехода и практически не болели.
        Потом была суточная стоянка, продолжительный, многочасовой сон и дружное подъедание остатков съестных запасов. Наум все рассчитал до начала похода, и крупа для каш в аккурат закончилось - но ведь и нам остался единственный переход до точки назначения!
        Увы, погода испортилась, море, пусть и несильно, но волновалось, и ночью небо было практически беззвездным . Правда, рисковый кормчий, ведший ладью вдоль едва различимого берега, решился идти и во тьме, и гребли мы до самого утра - да только в предрассветных сумерках на воду лег туман, после чего весла пришлось сушить.
        И вот туман вдруг пронзил многоголосный волчий вой...
        - Касоги!!! - услышал я за спиной полный злости и разочарования крик Наума. Кормчий отдал приказ команде: - От себя гребем, от себя!
        Мужики, одновременно выдохнув «Ух-х!», взялись за весла, опуская их в воду и толкая от себя - учитывая симметричную узость обоих носов ладьи и отсутствие поднятого паруса, их усилия тут же погнали корабль назад. Но воинам присоединиться к гребцам я не дал:
        - Радмир, натягивай тетиву! Михаил, Тимофей, не отходите от княжны и детей! Остальные - держаться рядом, будем встречать!!!
        Перебежав к носу, я стал напряженно вглядываться в туман, пытаясь разглядеть в мороке пиратский корабль. И вскоре сквозь молочную пелену проступил узкий, хищный силуэт судна с сильно вытянутым вперед рогатым носом... Ох и на мерзкие сравнения он наводит!
        - Радмир, ко мне! Наум! Быстро сюда горшки со смолой!
        Лучник встал рядом, наложив стрелу на тетиву.
        - Не спеши! Сейчас же обмотай два-три наконечника паклей, обмочи их в смоле, один воткни и сразу подожги.
        Запыхавшийся гребец подал мне горшки, лучник вопросительно воззрился на меня:
        - Что думаешь делать?
        - Поджечь их... Наум! Еще пять гребков, и тормозите, пусть приблизятся! А как только я крикну, плывите изо всех сил! И пусть твои люди приготовят щиты! Михаил, Тимофей, отведите семью князя к кормчему, в хвост, и прикрывайте их!
        Перед погружением я пересмотрел кучу исторических фильмов по выбранной эпохе. Не сказать, что сценаристы и режиссеры очень уж стремились сохранить в них достоверность, так что просмотр был скорее фоном, позволяющим сохранить настрой, но... В одном не самом плохом фильме «И на камнях растут деревья» я увидел зацепивший меня момент: новгородский парень Кукша поджигает корабль викингов, забрасывая его круглыми емкостями с горящей смолой. Правда, он закручивал их будто бы пращой, а что у меня, что у Андерса таких навыков нет, да и корабельная смола хранилась у Наума именно что в горшках... Так что я решил не мудрствуя лукаво разбить оба о судно касогов, подпустив его поближе.
        - Готов?
        Радмир, успевший подпалить маленький кусочек трута-ветоши, сноровисто орудуя кремнем и кресалом, утвердительно кивнул, поджигая паклю на первой стреле.
        - Ну сейчас мы им зададим...
        Ладья - а корабль пиратов больше всего похож на ладью, разве что чуть уже, - приблизилась уже метров на семь к нашему практически замершему судну. Все это время я прикрывал нас с Радмиром щитом, ожидая града стрел и дротиков, но обошлось - видимо, у касогов, как и у викингов на драккарах, абордажная команда и гребцы одни и те же люди. Не стали азартные парни тратить время на обстрел, стремясь как можно быстрее догнать нас.
        - Давай...
        Тихо подстегнув самого себя голосом, с бешено бьющимся сердцем я оттянул правую руку назад - и тут же резко бросил горшок вперед. В прошлой жизни я был неважнецким метальщиком, а оттого очень волновался - но выручили навыки Андерса, привыкшего запускать во врага сулицы и боевые топоры: горшок разбился точно о корпус ладьи касогов, прямо под носом!
        - Давай!!!
        - Греби!
        Резко выпрямившийся Радмир, практически не целясь, выпустил горящую стрелу. Маслянистое пятно, в которое она вонзилась, занялось огнем буквально через пару ударов сердца. Практически одновременно со мной кормчий подстегнул гребцов, тут же опустивших весла в воду с оглушительным «Ух-х»!
        - Сейчас попробую забросить за борт!
        Лучник понятливо кивнул, а я, уже немного поверив в себя, метнул второй горшок со смолой по навесной траектории - и вновь попал, теперь внутрь ладьи! Касоги возмущенно завопили - до них дошло, что мы пытаемся их спалить.
        - Давай!
        Радмир, проследив взглядом, куда я метнул снаряд, встал и, тщательно оттянув тетиву к подбородку, выпустил стрелу по горизонтали в небо. Но не успел я в недоумении раскрыть рот, как стрела камнем упала вниз, точно в место падения горшка со смолой! И тут же следом отправилась третья... Через десяток секунд нос вражеской ладьи уже объяло пламя, и касоги, прекратив грести, с дикими криками принялись тушить пожар.
        - Получилось!
        - Да-а-а!!! - вторя моему счастливому крику, восторженно заревела команда.
        Сияющий Радмир крепко схватил меня за плечо, радуясь нашему успеху... И в этот самый миг из тумана, словно призрак, вырвался хищный, рогатый нос еще одной касожской ладьи, стремительно приближаясь к левому борту.
        Удар!
        Набравшее скорость судно касогов едва не перевернуло нашу ладью, с оглушительным треском проломив верхние, набойные доски. Все, кто стоял в этот момент на ногах, попадали - тяжело ухнулся о днище и я, от боли на мгновение перехватило дыхание. С носа пиратского корабля с ревом повалили касоги, отделяя меня от Ланки и детей.
        - Нет!!!
        Вскочив на ноги и выхватив меч, я бросился к пиратам, азартно рубящим не успевших опомниться гребцов.
        Удар! - и острие харалужного клинка рассекло шею стоящего ко мне боком врага. Удар! - и, отброшенный сильнейшим толчком щита, упал на спину противник, не устоявший на ногах. Удар! - и топор Еремея врубился в человеческую плоть, словно в дерево, развалив ее до ключицы. Удар! - и топорище секиры Радея проломило подставленный щит, а заодно и руку дико вскричавшего от боли касога. Свист сзади, движение воздуха, коснувшееся правой щеки, - и разбойник, уже занесший меч над оступившимся гребцом, с коротким стоном подломился в коленях...
        Втроем с дружинниками мы врубились в группу касогов классическим клином викингов, сметя ее с пути и на мгновение очистив ладью. Последними пали два пирата, наседающих на Михаила и Тимофея, - воины все же ослушались моего приказа и вышли вперед. Княгини и дети остались с кормчим и пятеркой гребцов, успевших взять топоры и щиты.
        - Андр...
        Пронзительный вскрик Радмира пробил меня словно током, заставив обернуться назад и отчаянно выругаться: дружинник едва успел схватиться за топор, как тут же повис на вонзившемся в спину мече. А в тылу отчаянно рубящихся на носу гребцов уже появились касоги с горящего корабля, вплавь добравшиеся до нас. Первым заметил их лучник, но успел лишь предупредить нас.
        - Ростислав!!!
        С именем князя на губах я шагнул вперед и сильным встречным ударом перерубил касожский клинок, устремленный ко мне.
        - Князь Ростислав!!!
        Подставив под атаку очередного противника щит, я обрушил харалужный меч на его защиту, разрубив умбон и расщепив дерево.
        - Я его дружинник!!!
        Ошарашенные противники отпрянули, а я продолжал кричать:
        - Тмутаракань! Мы из Тмутаракани!!!
        Схватка на носу затихла. Из-за отпрянувших от меня пиратов вперед вышел могучий воин, в отличие от простых бойцов облаченный в кольчугу, видимо вожак.
        - Служишь князю?! Тебя не знаю!
        - Меня зовут Андрей, Андрей Урманин! Я вызволил семью князя из заточения и везу ее в Тмутаракань! И супругу его, и детей!
        Вожак касогов мгновение молчал, после чего со свирепой усмешкой вымолвил:
        - А меня зовут Даур. И ты лжешь, урманин! Жена Ростислава - княжна Госнур!
        Глоссарий.
        61. Стремя (стреж, стрежень) реки - место, где ее течение самое быстрое, как правило середина (при прямом русле).
        62. 14 ноября 1854 г. во время Крымской войны англо-французский флот потерял 53 корабля во время шторма у Балаклавы.
        Глава 2
        Июнь 1065 г. от Рождества Христова
        Тмутаракань, столица княжества
        Шумит разноголосицей княжеский пир, пляшут скоморохи, потоком льются хмельной мед и греческие вина, а столы ломятся от мяса и рыбы. Раздолье... За все время нахождения на Руси я еще ни разу не видел подобных столов, заваленных столь дорогими яствами - прямо напротив меня лежит запеченный целиком поросенок, птица, порубленная пополам, верченые целиком осетры, от чьего жирного мяса исходит томительный аромат... Даже черная икра и та на столе есть - а я подобного деликатеса в жизни не едал, в том числе и до погружения!
        И если бы кто-то мне сказал, что после недельного поста на одной только пресной каше я буду сидеть на пиру и потихоньку отщипывать кусочки хлеба, даже не тронув мясо (больше полугода не еденного мной в чистом виде!) - я лишь рассмеялся бы. Увы, сегодня на этом празднике жизни мне совсем невесело, и мы с дружинниками чувствуем себя здесь лишними. Впрочем, и Ланка, сидящая на возвышении справа от князя, не притрагивается к еде, лишь снова и снова поднося к губам кубок с медом...
        Тогда, на ладье, все могло кончиться нашей гибелью. Но я, хоть и обескураженный страшной новостью касожца, лишь скрипнул зубами и выкрикнул ему в лицо:
        - Доставь нас к князю! Если я лгу, моя жизнь - твоя, и клинок этот, - я развернул светлый даже в мороке меч, - твой! Видел ли ты, как он перерубает ваши мечи?
        Даур заинтересованно кивнул, а я продолжил:
        - Будем биться - и я еще десяток воев сражу им, ей-богу! А после брошу в море, чтобы тебе не досталось! Но даю слово, жизнью поручаясь, что отдам его просто так, если князь не признает семью! Так что ты теряешь?
        Касог с минуту раздумывал, после чего рявкнул:
        - Ладья тоже нам достанется, и вы все рабами пойдете, коли не признает! Так?
        - Так!
        Греческая Гермонасса, византийская Таматарха, тюркский Тумен-Тархан, хазарский Самкерц и, наконец, русская Тмутаракань - город сменил немало имен, но и по сей день стены, сложенные из кирпича-сырца, заставляют трепетать сердце одним лишь своим видом. Еще бы, их высота достигает шестнадцати метров, а толщина неполных восемь! Число башен не удалось сосчитать - с моря открывался лишь участок стены расположенного на возвышенности города, - но по всем прикидкам их никак не меньше полутора десятков! Не хотел бы я брать такую крепость, ох не хотел бы...
        Из камня сложена и гавань - настоящий порт с причалами, где касоги и высадили нас вместе с гребцами. Посмеивающийся Даур отправил к князю гонца, даже не думая вести Ланку и детей в город, но тут уж заупрямился я, настояв, чтобы пошел и Еремей. Вожак морских разбойников был вынужден согласиться, признав мою просьбу справедливой. Моему побратиму княжна передала небольшое бронзовое зеркальце, украшенное самоцветами, - видимо подарок Ростислава, способный убедить его в подлинности наших слов.
        Мы ждали минут сорок, в течение которых Даур плотоядно посматривал на Ланку и паскудно посмеивался. Скорее всего, представлял, как отмытая и приведенная в чувство красотка согреет его постель. Тогда я приказал своим воинам обступить женщину и детей. Касоги глухо зароптали, но их вождь лишь смачно плюнул в нашу сторону.
        Для себя я решил, что, если князь откажется нас признать (что в общем-то невозможно, учитывая присутствие детей), или просто не поверит словам гонца и Еремея, или его нет в городе, - я решил, что в этом случае успею зарубить касога. Ненависти к вожаку разбойников прибавляло завернутое в парус тело Радмира, лежащее у наших ног, - единственное, что мы не предали морю. Но мой дружинник должен быть похоронен с отпеванием и в земле!
        Слава богу, идти на крайние меры не потребовалось: из ворот крепости, ведущей к гавани, показалась внушительная кавалькада из полусотни всадников, впереди скакал высокий мужчина в пурпурном плаще. Глаза Ланки счастливо зажглись, но тут же наполнились болью...
        - Папа! Папочка!!!
        Счастливый визг Рюрика, узнавшего отца, и счастливое лицо самого Ростислава, посветлевшее при виде бросившегося к нему сына, расставили все точки на «i». На онемевшего Даура было жалко смотреть. Мы расступились, пропуская Ланку, щеки которой пылали от боли, унижения и незаслуженной обиды. Ох, какими глазами она прожигала тогда супруга, каким скорбным был его ответный взгляд, когда князь набрался мужества посмотреть в лицо мадьярки...
        Только-только взглянув на супругу, Ростислав обернулся к нам. Я сразу понял, что на гостеприимный прием рассчитывать не приходится.
        - Кто такие?
        Мы низко поклонились князю. Перед тем я хорошенько рассмотрел правителя Тмутаракани, пытаясь сложить о нем мнение. При взгляде на простое мужское лицо с несколько даже грубоватыми чертами и крепким подбородком, выступающим вперед, я бы и не сказал, что передо мной особа голубых кровей. Ни дать ни взять обычный ратник-топорщик, а ведь поди ж ты... Запомнились мне светлые, практически желтые волосы и красноватый оттенок кожи.
        - Мы воины, княже, путь держим из Новгорода, желали войти в твою дружину. С нами был купец, он хотел поднести тебе в дар этот меч, - я оголил сверкающий харалужный клинок, держа его перед собой, - но он пал в бою с разбойниками, как и многие наши соратники. Мы добрались до Волыни, потому что знали: семью там твою в заточении держат. И выкрали ее! Наконец, плыли в Тмутаракань, да на нас напали разбойники морские...
        Сзади послышался сдавленный полухрип-полустон, и Ростислав перевел пылающий гневом взор на Даура. Но смотрел на него недолго, практически сразу вновь развернувшись к нам, после чего заговорил - и голос его был совсем не радушен:
        - Дар купца оставь себе, вот моя княжья воля. У меня самого клинок из харалуга. - Ростислав хлопнул по рукояти покоящегося в ножнах меча и продолжил: - А в дружине у меня достаточно храбрых воинов, так что...
        Ланка звенящим от напряжения голосом перебила мужа:
        - Но разве твои храбрые воины отбили семью во Владимире? Разве они доставили нас к тебе на порог, княже? Разве они защищали детей твоих от стрел половецких, да от мечей разбойных? И разве отпустишь ты сих мужей без пира в их честь? Или не рад ты возвращению семьи, супруг мой милый?!
        Лучше бы Ланка промолчала... Такого публичного унижения князь нам никогда не простит - после ее слов было просто страшно смотреть на его малиновое от стыда лицо. Мне пришлось опустить голову. Но молчал Ростислав недолго:
        - Супруга справедливо напомнила мне о законах княжеского гостеприимства. Конечно, мы устроим пир в честь смелых освободителей моей семьи! И ты, Даур, пойдешь с нами!
        Вроде бы и хорошие для нас слова - но каким же звенящим от напряжения голосом были произнесены!.. И вот он, пир в нашу честь, где мы сидим у стены, как можно дальше от князя. Впрочем, здесь все столы развернуты к княжьему перпендикулярно, в один ряд, то есть все присутствующие как бы равны, но именно что «как бы»... Потому что мы-то у стены, а многочисленные касоги, среди которых вольготно восседает Даур, расположилась напротив Ростислава.
        М-да, это провал... И людей я за собой потащил, многих на смерть, и сделать толком ничего не сделал. Не примет меня в дружину князь, а коли и примет, не бывать мне на его пирах, да и не прислушается он ко мне в случае чего. Может, пока не поздно, отправиться к Всеславу Брячиславичу, да уговорить его и дальше вниз по Двине спускаться, покоряя местные племена, а не на Новгород нападать?
        Мои мысли прервал недовольный голос князя, плохо скрывающего раздражение:
        - Чего же невеселы дружинники новгородские? Или обидел их кто, или угощения княжеские плохи? А? Или, может, честь вам на пиру не оказали?!
        Всего пару секунду я промедлил с ответом, но когда от касожского стола послышался знакомый паскудный смешок, я не вытерпел:
        - Соратника я сегодня потерял в бою, князь. Друга. И убили его трусливо, в спину!
        Касоги глухо зароптали, а меня уже понесло:
        - И вот, княже, чествуешь ты сегодня нас, а между тем за столами твоими я вижу одного из убийц друга моего! И невдомек мне, как гостем твоим стал тать, в тумане на ладьи русские нападающий!
        Последние слова переполнили чашу терпения всех участников конфликта. С ревом вскочили касоги, резко поднялись мои соратники, встал князь - и его яростный голос перекрыл любые другие звуки.
        - Он мой гость! - Эти слова были адресованы моим противникам, видимо обладающим во дворце значительным статусом, после чего Ростислав продолжил, обернувшись ко мне: - Даур сын моего первого и главного данника, князя Тагира! И мне решать, кого приглашать на мой пир!
        - В том числе и разбойников, грабящих твоих же купцов, княже? Так ты и вовсе без них останешься!
        Касоги разразились яростным ревом и проклятиями, а князь, вскинув голову, четко произнес:
        - Уходи! Сейчас же! Ты оскорбил меня...
        Я с издевкой ухмыльнулся:
        - Не помнишь имени, княже? Андрей Урманин! Человек, вернувший тебе семью! И я требую с касогов виру кровью, я требую мести!
        Громкий крик Даура перекрыл вопли остальных:
        - Будешь биться заколдованным мечом? Он перерубает наши клинки! - Последние слова моего противника относились ко всем присутствующим в зале.
        - С тебя хватит и обычного. А хочешь, борись безоружным, как ваш богатырь Редедя, и я не возьму клинка в руки!
        Касог расхохотался:
        - Сам напросился! Дозволь, княже!
        Ростислав молчал несколько секунд, сжав кулаки так, что побелели костяшки. Наконец он коротко бросил:
        - Дозволяю «Божий суд»! По Правде моего деда Ярослава! Тому, кто выиграет, более не мстят!
        - А кто мне мстить-то будет?! - Доволен Даур, весел, уже раздевается, подбадриваемый сотоварищами.
        И действительно, касог очень крепок, едва ли не на голову выше меня и раза в полтора шире в плечах. А весом он и вовсе пуда на два тяжелее, голова его покоится на истинно бычьей шее, на руках и груди внушительные пласты мышц. Живот, правда, заплыл жирком, но все же это не вперед выступающее пузо - по местным меркам эталон мужской красоты и мощи! Радей, не уступающий касогу шириной плеч, осторожно склонился ко мне:
        - Уверен, Андрей? Ты посмотри, какой медведь, он же тебя раздавит!
        Я лишь коротко усмехнулся:
        - Лед Ловати помнишь? Сейчас будет так же.
        Отроки, прислуживающие на пиру, споро раздвинули столы, в их глазах, скользящих по моей поджарой, увитой крепкими, но не столь объемистыми, как у Даура, мышцами, читается сочувствие и интерес. Лишь некоторые из присутствующих на пиру поглядывают на касога с насмешкой да неприязнью, а вот большинство чествуют Даура бодрыми криками. Я случайно поймал тревожный взгляд Ланки, полный невысказанной боли, и ответил мимолетной улыбкой, мол, прорвемся.
        - Начали!
        Яростно взревевший, словно медведь, касог бросился на меня, выставив руки перед собой. А я даже не шелохнулся - пока этот бык не поравнялся со мной.
        Короткий отшаг в сторону с одновременным нырком под руку, и носок левой ноги больно бьет по голени противника, подсекая ее. Даур падает с чудовищным грохотом, я же остаюсь стоять.
        - Что, ножки не держат?
        Касог зарычал еще страшнее. В этот раз, встав на ноги, он пошел на меня уже не спеша, медленно приближаясь с широко расставленными руками - ожидает, что я буду ловчить и выворачиваться от его захвата, и потому классическую двоечку прямых в челюсть он пропускает.Серию я закончил жестким апперкотом левой руки, подбросившим его голову.
        Однако противник лишь очумело встряхнулся и попытался тут же ударить в ответ, этак размашисто, залихватски! Но, снова поднырнув под руку, я ответил встречным боковым по печени, а выпрямившись, донес до подбородка врага два акцентированных хука - и снова Дауру хоть бы что! Вот только мне кажется, что я бил по стволу дерева, а не по человеческой голове.
        В этот самый миг у меня появились сомнения в исходе схватки.
        Между тем отступивший под ударами противник стремительно бросился вперед - и в этот раз захват его мощных рук все же сомкнулся на моих ребрах! Касог сжал их, чудовищным усилием ломая меня. Взревев от боли, я ответил резким одновременным ударом раскрытых ладоней по ушам врага.
        От боли Даур отпустил меня, и я тут же сделал два шага назад, пытаясь восстановить дыхание. В короткие мгновения передышки до меня стало доходить, что кричат в зале, и среди прочих выкриков я отчетливо расслышал вопли касогов: «Убей! Сломай его!»
        Ну что же, если вы так просите...
        На этот раз противник разразился серией размашистых, «деревенских» ударов - и все же довольно быстрых и опасных. Я пятился несколько мгновений, но потом сумел удачно поднырнуть - и на выходе пробил прямой удар ладонью в горло врага. Даур в ужасе схватился за кадык и тут же пропустил еще один прямой в «солнышко», теперь уже кулаком. Свирепый противник стал оседать на колени из-за нехватки воздуха, я не спеша зашел сзади, сомкнув руки под подбородок касога и уперев колено ему в позвоночник чуть ниже шеи.
        Следующие несколько секунд я тратил все силы, чтобы «вытянуть» на себя его голову, а мужественный и могучий противник, как мог, сопротивлялся, даже не имея возможности вдохнуть.
        Но вот пальцы его расслабились, руки безвольно повисли вдоль корпуса, а позвонки, ломаясь, чрезвычайно громко и противно захрустели... Тело Даура пало к моим ногам, и в зале повисла звенящая тишина. Ее прервал спокойный голос князя:
        - Передайте поему даннику Тагиру, что его сын принял условия поединка и честно проиграл. Теперь же никто из вас не станет мстить урманину. Не на моей земле!
        Глава 3
        Июль 1065 г. от Рождества Христова
        Окрестности Тмутаракани
        - Менавлиты*63! На колено!
        Закованные в кольчуги или чешуйчатые*64 брони копейщики разом опустились на колени, воткнув заостренные древки тяжелых и массивных полутораметровых копий в землю и склонив их в сторону предполагаемого врага. При атаке кавалерии их широкие наконечники должны рассекать животы лошадей и вонзаться в конские груди. И сейчас, исполняя маневр едва ли не в тысячный раз, первая линия фаланги наконец-то сумела сделать его верно, синхронно!
        - Алебардщики! Копья на плечи менавлитов!
        Вторая линия фаланги, организованной по смешанному типу (я взял за основу и византийских скутатов*65 и швейцарских пикинеров*66), наклонила алебарды. Да, в одиннадцатом веке их еще не было, но по моему предложению оружейники насадили топорища на двухметровые копья. Вуаля! Грозное оружие швейцарцев в нашем распоряжении!
        Маневр второй линии получился не столь точным и четким - все же в менавлиты мы брали более или менее опытных ополченцев, а вторую, третью и четвертую шеренги формировали из совершенно зеленых юнцов. Более того, как рубить алебардой, здесь не знает никто - в том числе и я. Ее ближайший родственник, варяжская двуручная секира, по длине уступает «новшеству» едва ли не в два раза. И все же алебардщики уже немного освоили оружие на деревянных плахах, выставленных на высоте всадника, и сумели оценить инерционную мощь его пробивного удара!
        - Копейщики, на изготовку!
        Четвертая и пятая линии склонили свои огромные копья - пятиметровые и шестиметровые соответственно. Держат они их по-македонски, с левого бока, предпоследний ряд - на уровне бедер и замыкающий - на уровне плеч. Таким образом, менавлиты защищены сразу тремя копьями, что дает им хотя бы призрачный шанс на выживание при таранном ударе вражеских всадников. Притом ростовыми, червлеными щитами каплеобразной формы прикрыт лишь первый ряд, прочие бойцы, вынужденные держать свое оружие обоими руками, в качестве защиты имеют маленькие круглые щитки, пристегнутые к левой руке, да и то не все. По факту мои стратиоты*67 не имеют никакой защиты от стрелков, будут не особо эффективны против пехоты - с их-то уровнем подготовки, - да и конного тарана не переживут. И потому две сотни лучников упражняются сейчас на стрельбище с ростовыми тисовыми луками*68, а кузницы спешно куют граненые наконечники*69.
        С лучниками ведь все также далеко не просто. У небольшого количества наиболее опытных воинов есть составные, пластинчатые луки, бьющие на дистанцию более чем триста метров. Для сравнения, дальность полета стрелы из обычного лука составляет максимум двести метров, касожские стрелки вооружены оружием обоих типов, но их численность значительно больше. И, чтобы нивелировать разницу в огневой мощи, я предложил князю делать практически ростовые луки из тиса, благо что он произрастает здесь, на Северном Кавказе, в пределах княжества. Дистанция поражения из тисового лука как раз и достигает все тех же трехсот метров... Вот только особенности стрельбы из него другие - например, тетиву приходится оттягивать к подбородку, а не к груди, иначе работают руки, приходится делать более длинные стрелы, непривычные нашим воинам. Поэтому все мало-мальски опытные лучники, переподчиненные мне, пока просто не способны вести огонь точно. И прямо сейчас, разбитые на десятки и сотни, они попеременно стреляют на дистанцию, ограниченную видимыми метками, ориентируясь на полет стрел наиболее искушенных бойцов - то есть
приноровившихся к новому оружию и способных взять при этом правильное упреждение на ветер, верно определить снос стрелы и угол подъема... По их командам и по их стрелам пускают свои и остальные - точности при этом никакой, но на выставленные на разных дистанциях метки смертоносные «снаряды» падают довольно густо, нивелируя частотой и плотностью прочие огрехи.
        Да уж, заварил я кашу... Но в то же время у меня появился второй (а по сути, единственный) шанс реализовать свой проект. Как сейчас помню разговор с князем, заставивший меня посмотреть на него совершенно другими глазами...
        - Ну что, урманин, подложил ты мне свинью, хуже и не придумаешь!
        Ростислав, стоящий у окна в пустой гриднице, развернулся ко мне и внимательно, строго посмотрел мне в глаза.
        - Князь касожский Тагир, мой главный союзник здесь, в этих землях, мой добровольный данник - взбунтовался.
        Коротко поклонившись, я тем не менее ответил довольно дерзко:
        - Поединок был честным, Даур сам принял его условия. И конечно, смерть сына трагедия, это понятно... Но видели бы вы, как касог смотрел на вашу супругу, считая ее своей добычей!
        Ростислав приблизился ко мне:
        - Мне достаточно было видеть, как ты смотришь на мою жену. И как смотрит на тебя она!
        От его ледяного голоса у меня по спине побежали мурашки размером с таракана. Между тем, резко отвернувшись, князь неожиданно горько воскликнул:
        - Герой! Вызволил мою семью из заточения, вернул к мужу, не позаботившемуся о любимых! К мужу, нарушившему таинство венчания изменой! Так она это видит...
        Вновь посмотрев мне в глаза, Ростислав твердо продолжил:
        - Ты вызволил их, привез их ко мне, желая заслужить мое расположение, варяг. Ты рисковал их жизнями, отбивая на пристани Владимира, ты рисковал ими в степи, подставив под стрелы половцев. Ты рисковал ими в море, когда пошел на легкой ладье от Белгорода до самой Тмутаракани, ты рисковал потерять их под мечами касогов. Ты не единожды мог потерять любого из них, равноценно мною любимых. И думаешь, я не понимаю, что двигало тобой?
        Я застыл перед князем, в горле мгновенно пересохло. И сказать в ответ ничего не удалось - ибо он прав, во всем прав.
        Ростислав продолжил, криво усмехнувшись:
        - Но в ее глазах ты герой, а я лишь жалкий предатель-изменник, нашедший утешение в постели с касожской красавицей... Осуждаешь меня, урманин?
        Вопрос князя застал меня врасплох - и потому я ответил быстрее, чем успел подумать:
        - Измена обесценивает таинство венчания, лишает семью Божьего благословения. Я не знаю, что еще сказать...
        Ростислав кивнул.
        - Все верно. Осуждаешь... Да я и сам себя за это кляну! - неожиданно громко воскликнул князь, рубанув рукой по воздуху, словно мечом.
        Я едва удержался, чтобы не отшатнуться.
        - Я сам себя за это кляну... Но не мог я взять с собой детей и беременную Ланку, отправляясь в поход на Тмутаракань с двумя сотнями гридей! Да, море пропустило нас без бури, а Глеб отдал город без боя. Касоги и хазары приняли меня как князя, но вскоре пришел Святослав с ратью - и я бежал к касогам, к Тагиру. Он принял меня, обласкал, обещал выставить в поле рать, коли Святослав решится преследовать. При этом признавал себя моим данником - хотя фактически имел надо мной полную власть. Но нет, Тагир поступил хитрее... Однажды на моем ложе оказалась Госнур, его дочь - она ждала меня нагой, укрытая лишь шкурами. А до того нас потчевали на пиру перченым мясом, разжигающим кровь, поили сладкими медами... Одним словом, я был во хмелю, и тут в руки легло ладное женское тело - да какое! Эх, не видел ты касожских женщин, варяг... Но до той ночи я хранил верность Ланке. А потом... Только проснувшись, я понял, с кем спал и кого обесчестил - Госнур была девой. Грех я уже совершил, а находясь в полной власти Тагира, отказываться от его обесчещенной дочери было безумием - да он уже через пару дней принес бы
Святославу мою голову! Просто глянулся я касогу, чем-то понравился больше правящего в Тмутаракани Глеба. И позже, когда Святослав ушел с дружиной, я вернулся сюда с воинами Тагира... Многие из них язычники, Госнур жила со мной как жена, но не венчанной, и все всех устраивало, пока не появился ты.
        - Вот, значит, как...
        М-да, схема вполне стандартная для Средневековья. Князь был прав, не взяв с собой Ланку, - те же касоги могли бы и травануть ее чем-то убойным, а детям чуть позже устроить «несчастные» случаи... Например, как Дмитрию Иоанновичу, сыну Грозного.
        В гриднице на десяток секунд повисла неудобная, тягостная тишина, которую я прервал вопросом:
        - А что Даур? Он был волен топить и грабить всех, кого захочет?
        Ростислав лишь отмахнулся:
        - Морских разбойников среди касогов - каждый третий. Остановить их можно лишь большой кровью, и, как сам понимаешь, пролить я ее не мог. Кроме того, русских купцов он не трогал - тех, кто регулярно заходит в порт. Ну а греков там, армян, тех же хазар - бывало, бывало...
        - Мы на хазар не шибко были похожи.
        Ростислав резонно заметил:
        - В тумане не шибко разберешь, кто перед тобой, а с началом атаки уже не все ли равно, на кого напали? Тем более я слышал, что вы первыми обстреляли их ладью и подожгли! Впрочем, что случилось, то случилось.
        Неожиданно князь с вызовом посмотрел мне в глаза:
        - Скажи, я показался тебе несправедливым? Неблагодарным?
        - Нет...
        - Не лги! Не могло тебе показаться иначе, а я после всего случившегося считаю тебя честным человеком... Знай же, Тагир поднимет большую рать, тысяч шесть воинов, и в этот раз уже никто не согласится решить исход боя судебным поединком. - Сделав короткую паузу, Ростислав продолжил: - Несправедливый правитель отправил бы Тагиру твою голову, но... Я отпускаю тебя. Возьмешь с собой сотню дружинников, вернешься на Русь вместе с Ланкой и детьми. Изяслав поймет, он простит и даст им... Что-нибудь да даст, родная ведь кровь!
        Последние слова были произнесены с гневом. Дождавшись, пока Ростислав успокоится, я осторожно заметил:
        - А правитель решил принести себя в жертву? Но сколько у вас людей?
        - Да как ты смеешь?! - Князь зло посмотрел на меня, но, выдохнув, продолжил более спокойно: - В поле смогу выставить едва ли две тысячи человек. Из них моя дружина - две сотни конных гридей, да и то если тебе никого не дам. Еще сотня всадников наберется из числа местных воев, да сотня торков прибилась к нам, удирая от половцев, им деваться некуда. Но эти без броней, легкие всадники с луками... Остальные пешцы. Лучников хороших наберется едва ли две сотни, сотни три варягов наймем в Корсуни, Корчеве, да Суроже. Оставшиеся - местное ополчение.
        - А что касоги?
        - А у касогов, - князь горько усмехнулся, - до тысячи конных гридей, в бронях да с копьями, два тысячи легких всадников-лучников, да три тысячи пешцев. Начнут засыпать стрелами, потом ударят тяжелой конницей по любому крылу. Какое-то время продержимся, но у Тагира гридей втрое больше, сомнут... А как рухнет мой стяг, так побегут ополченцы. И все - легким всадникам только пешцев догонять, да рубить...
        - Отсидеться в крепости?
        Князь досадливо скривился:
        - А запасы? Дружина Святослава смела все, пока была на постое, новых еще никто не делал - до урожая сколько времени? Долго мы не протянем, а как ослабнем, так Тагир на штурм и пойдет. Тем более шесть тысяч воинов у него будет только через месяц, а через два - так все десять! Нам же на помощь никто не придет... Да если бы люди не знали, что касоги в городе творить начнут, взяв его с боя, - никто бы и в поле не вышел! Но знают, помнят еще, как они за Редедю мстили*70... Но даже если бы я бежал, все равно Тагир город на разграбление отдаст! Так что погибну князем, с людьми своими, а там уж Господь рассудит, каким я был человеком и сколь страшны мои грехи...
        Ростислав закончил свою горькую речь, твердо уверенный в том, как поступит. Но его самопожертвование не входило в мои планы.
        - Княже, дозволь слово молвить!
        Дождавшись утвердительного и, как мне показалось, заинтересованного кивка, я продолжил:
        - Если отдадите мне молодых ополченцев сотни четыре, да лучников, да определите время их подготовить... Да оружейники сделают, что я скажу, то верю - выстоим мы против рати касожской, разобьем ворога!
        Ростислав удивленно вскинул брови, после пытливо сощурился, словно пытаясь разглядеть что-то на моем лице... И лишь полминуты спустя заговорил:
        - Рисковая ты голова, Андрей Урманин, ох рисковая! Я принимаю твой дар.
        Наверное, мое лицо несколько вытянулось в недоумении, потому что князь продолжил:
        - Меч, что ты привез мне из Новгорода. На самом деле свой клинок я подарил Тагиру в знак благодарности за оказанную помощь. И ныне касоги считают харалуг колдовской сталью... - Ростислав невесело усмехнулся. - Я не мог не отблагодарить тебя за привезенную семью, поэтому еще тогда, на пристани, и вернул меч. Но раз уж мы будем вместе биться и я доверю тебе столько людей... Ну, так где теперь мой меч-то?!
        И вот, определенный князем срок подходит к концу, а моя фаланга только-только научилась не ломать при движении строй, да худо-бедно копья разом вперед выбрасывать, в едином уколе... Зато теперь я не абы кто, а цельный воевода с личным стягом - скрещенные золотые мечи на красном фоне! Пусть и жалко клинка, с которым я успел сродниться.
        А стягу моему отведена большая роль в грядущей битве...
        Глоссарий.
        63. Правильное произношение - менавлиаты, но при резких командах «а» теряется. Первая шеренга византийской фаланги, чье назначение и вооружение описаны в тексте.
        64. Чешуйчатые брони, «чешуя» - весьма распространенный в Византии и у аланов вид доспеха. Представлял собой кожаный панцирь, к которому внахлест сверху вниз крепились металлические чешуйки.
        65. Скутаты - тяжеловооруженные византийские пехотинцы, основа фаланги.
        66. Швейцарские пикинеры - средневековые пехотинцы, сумевшие остановить таранные удары рыцарской конницы строем вновь воссозданной фаланги - баталии. До того подобное удавалось сделать лишь шотландским шилтронам, а после - отрядам ландскнехтов.
        67. Стратиоты - общее название потомственных византийских воинов, формировавших и пехоту, и конницу.
        68. Ростовой тисовый лук, он же английский - мощное стрелковое оружие, позволяющее на дистанции в сто метров уверенно поражать противников в кольчужных доспехах, а с трехсот - бездоспешных, таким образом, он не уступает композитным лукам степняков. При этом последние были очень дорогими из-за сложности и длительности изготовления.
        69. На Руси одиннадцатого века граненый наконечник для стрел был не слишком востребован, так как кольчуги пробивали и простые ромбические. Бездоспешные же и вовсе несли огромные потери от срезней - широких охотничьих наконечников. В то же время при прочих равных условиях граненый кованый наконечник пробьет кольчугу врага на большей дистанции.
        70. Есть свидетельства о том, что через несколько лет после гибели богатыря Редеди в бою с князем Мстиславом, касоги решили отомстить и, собрав большое войско, двинулись на Тмутаракань. Видимо, как раз в те годы, когда сам Мстислав с дружиной отправился бороться за киевский престол. Тогда же княжество пало, в 1023-1029 гг. оно принадлежало касогам.
        Глава 4
        Август 1065 г. от Рождества Христова
        Предгорья Кавказа
        Большая хищная птица парила высоко в небе. Это был огромный ворон, многое повидавший на своем веку - в том числе и гибель глупых людей, убивающих друг друга. Презренные существа, неспособные летать - может, именно поэтому в них столько злобы, поэтому они стремятся забрать жизнь друг друга?
        Но зрелища, подобного тому, что с высоты полета открылось сегодня ворону, он, пожалуй, еще ни разу не видел. Никогда еще такая масса людей не собиралась в одном месте, чтобы убивать. Откуда он знал, что они станут убивать? О, ворон это чувствовал, как чувствовал и то, что многие люди сегодня умрут. И тогда еды хватит на всех - и птицы, пресытившись мясом, будут выклевывать мертвым лишь глаза...
        Ворон видел хорошо, очень хорошо! Он видел оперенье стрел в колчанах лучников, он видел цвет глаз воинов, готовящихся драться. Он видел, как правое крыло меньшей по численности группы людей - примерно раза в три - начало вытягиваться в тонкую линию, упираясь одной оконечностью в горы, а другой в центр их войска.
        Что еще видела птица? Внизу готовились драться, но строились, не мешая друг другу, - и это вместо того, чтобы хорошо разогнаться, набрав скорость, да смело ударить лоб в лоб! Но странные людишки зачем-то топтались на месте...
        Ворон мог видеть, и он видел, как по центру тмутараканской рати вперед вышли три сотни варягов, построившихся клином. За их спинами расположились еще воины, но на полных сил и уверенности в себе варягов, чье снаряжение и вооружение было ладно подогнано, даже птице было приятнее смотреть. Ополченцы за спинами наемников нерешительно жались друг к другу, отчаянно трусили, и их сердца бились едва ли не чаще, чем у улепетывающих зайцев.
        На левом же крыле встали всадники - люди, севшие на коней (еще одно презренное существо!). Многие из них были одеты в сверкающие на солнце доспехи, чешуйчатые брони. Потому-то птице и было неприятно на них смотреть, слепило глаза - зато без всяких усилий он разглядывал загорелые лица стоящих впереди всадников, казавшиеся ему несколько иными, непохожими на прочих. Может, все дело в несколько непривычном разрезе глаз? Впрочем, наверняка ворон так и не понял. Но стоящие впереди воины не были облачены в доспехи, и смотреть на них можно было сколько угодно. Тем более что в их колчанах покоились оперенные стрелы, и птица никак не могла взять в толк, откуда же появились перья у презренных людей.
        Между тем завершило развертывание и более многочисленное войско - дружины касогов. Впереди его единой широкой линией построились многочисленные легкие всадники, едва ли не равные числом людям, отступившим к горам. За ними также линией встали конники в доспехах, отблески солнца от которых вновь мешали птице смотреть. А за ними расположилась огромная масса простых пешцев.
        Неожиданно над прилегающей к горам степью раздался жуткий, многоголосный волчий вой, изданный тысячами глоток. Даже ворон от неожиданности набрал высоту - столь громким и оглушительным он был! И тут же, оборвав его, вперед поскакали сотни всадники, отделившиеся от войска касогов... Легкие конные лучники.
        Не доезжая шагов четыреста до строя русов, они выпустили в воздух тысячи стрел - легкий шелест их оперенья слился в жутковатый, громкий шорох. На мгновение их поток закрыл ворону обзор, столь много их было! А построившиеся в предгорьях тмутараканцы перестали видеть солнце...
        - Стена щитов!!!
        Клин варягов, давно ожидавших обстрела, в одно мгновение превратился в монолитного броненосца - поднятые над головами щиты сложились внахлест, закрыв воинов со всех сторон. Ополченцы же, жмущиеся позади, первый миг обстрела пропустили - но они стояли значительно дальше варягов. И в этот раз смерть с неба взяла малую жертву...
        Ворон недовольно повернул голову - мало! Мало, пир будет плохим! Но птица быстро успокоилась - ведь битва людей только-только началась!
        Вот, например, как много их погибло на правом крыле! И все равно, что смерть приняли касожские всадники, - какая ворону, в сущности, разница? Все они для него лишь еда...
        Между тем по команде вышедшего вперед воина (если бы ворон знал его имя, то сейчас бы подумал - Андрея Урманина) два ряда русских лучников по сто человек в каждом успели спустить тетивы секунды на три-четыре раньше касожских стрелков. Но именно эти секунды стали решающими: не успели еще всадники вскинуть луки, как на них сверху уже обрушился ливень стрел, целиком выкосивший первый ряд! Причем широкие срезни кромсали тела не только бездоспешных лучников, но и не прикрытых ничем лошадей. Вскоре в месте падения стрел образовалась кровавая мешанина из человеческих и конских тел, в которую врезались напирающие сзади всадники, не успевшие затормозить! Касожские скакуны падали, ломали себе конечности и подгребали под собой людей... И ведь все решило всего несколько мгновений!
        Невдомек было птице, что урманин Андрей заранее промерил поле на дальность стрельбы тисовых луков и поставил на нем вехи. Именно поэтому касогов накрыла волна стрел, как только они поравнялись с первой из них...
        Между тем ворон, довольно каркнув, поймал воздушный поток и сместился к левому крылу, где в стрелковой дуэли сошлись касоги и торки. Впрочем, для последних она сложилась не слишком удачно: отправив в сторону противника по две, максимум три стрелы, практически вся сотня степняков была выбита. С собой они забрали едва ли полсотни врагов - слишком густой был поток стрел, падающих с неба... Касоги перенесли обстрел глубже, но старшие дружинники надежно перекрывали и себя, и лошадей ростовыми червлеными щитами.
        Заревел рог, и легкие стрелки отхлынули назад, потеряв в общей сложности под две сотни воинов. Они разошлись по крыльям своего войска, между тем вперед неторопливо подалась тысяча доспешных всадников, следом за которыми тронулась и огромная масса пехоты. В этот же самый миг правое крыло русов взорвалось кличем:
        - Урманин! Урманин!!!
        Жутко заскрипел зубами касожский пщы-князь Тагир. Он с ненавистью уставился на красный штандарт со скрещенными мечами и гневно воскликнул:
        - Пятьсот всадников на правое крыло! И пусть принесут мне голову убийцы моего сына!
        Над степью вновь раздался многочисленный вой сигнальных рожков, и единая до того линия всадников распалась на две половины, с каждым мгновением стягивающихся в ударные кулаки. В это же время стали ускоряться пешие ополченцы-фекьолы, вся масса которых нацелилась на центр войска русов.
        К правому крылу касожские гриди приближались неспешно, едва ли не шагом. Зачем лишний раз заставлять бежать лошадей, несущих на себе закованных в чешуйчатые брони воинов, да и самих прикрытых «чешуей»? Нет, тяжелых и крупных коней всадники пошлют в галоп шагов за полтораста, чтобы взять разгон и тут же, одним ударом сокрушить тонкую линию русов. Ощетинились копьями, глупцы - думают, что смогут устоять!
        Но касоги не видели выражения лица урманина Андрея. А тот был спокоен. Совершенно спокоен - и просто ждал, когда неспешно едущие гриди поравняются со второй отметиной. Вот они объехали баррикаду из трупов конных лучников, совершенно не боясь падающих с неба срезней, вот прошли еще практически под сотню метров... Вот касожские катафракты*71 стали ускоряться - и в этот самый миг он крикнул:
        - Стреляй!
        Спустя ровно две секунды в воздух взвилось две сотни стрел с коваными гранеными или узкими шиловидными наконечниками. Всего несколько мгновений они находились в полете, приближаясь к сверкающим на солнце чешуям, - и тут же вонзились в них, прошивая и сталь защиты, и человеческую, а заодно и лошадиную плоть! Тонко завизжали кони, заорали раненые, покалеченные воины... Запел сигнальный рожок, перешли на галоп касожские всадники, не ждавшие, что смерть с неба будет столь беспощадна... А потом их массу накрыл еще один поток стрел, и перед самым столкновением - еще один... Возможно, лучники сумели бы и вовсе перестрелять всех катафрактов, но им просто не хватило времени - и три сотни всадников, набравших скорость, склонили копья, уже практически поравнявшись с тонкой линией фаланги русов...
        - Менавлиты - на колено! Алебардщики - копья! ДЕРЖАТЬ!!!
        Андрей мог гордиться и собой, и своими людьми. В этот раз - возможно, впервые - все четыре шеренги выполнили свой маневр безупречно. Стену червленых щитов построили менавлиты, ощетинившись воткнутыми в землю копьями. Надежно прикрыли их алебардщики, нацелив острые кованые наконечники в шеи коней. Крепко встали воины задних рядов, чье длинное оружие первым встретило касожских катафрактов.
        Нет, конечно, четырехшеренговая фаланга не устояла бы перед массой бронированных всадников. Не устояла бы - если бы касоги сумели построиться клином и протаранить строй русов в одной точке. Хватило бы и трех сотен! Но вражеские гриди ударили по всему фронту фаланги - рассыпавшись лавой, они стремились уйти от смертоносного дождя с неба... Однако даже в этом случае у вчерашних ополченцев было бы маловато шансов - но именно перед самым столкновением касогов в упор встретил третий залп стрелков, самый убийственный. Именно он, направленный по большей части в лошадей, сбил скорость атакующей массы конницы...
        Удар!!!
        В момент столкновения раздался жуткий треск ломающихся копий и алебард. Да, практически вся вторая шеренга русов лишилась своего грозного оружия... И только через мгновение по ушам ударил жуткий вой покалеченных людей и животных, в страшных муках принимающих смерть.
        Чешуйчатая броня не спасла скакунов от оружия менавлитов, чьи навершия оказались ниже уровня защиты, распарывая им животы. Между тем инерция разгона их была столь велика, что даже обычные, широкие копейные наконечники пробивали броню, пусть древки и ломались при этом. Досталось и всадникам, многие из которых вылетали из седел и, пролетев над строем русов, тяжело падали на землю и уже не могли встать. Впрочем, некоторым повезло меньше, и их тела приняла остро отточенная сталь.
        Гибли и русские вои: одного ряда пусть и тяжелых щитов оказалось совершенно недостаточно, чтобы сдержать набравших разгон катафрактов. В открывшиеся бреши в «стене» ударили уже касожские копья, насквозь прошивая незащищенные тела воинов задних шеренг.
        И все же строй русов выстоял, не распался от первого, самого тяжелого удара всадников... Уцелевшим гридям врага пришлось достать острые, ладные в рубке сабли, продолжили колоть сверху те, чьи копья уцелели. Но и тмутараканцы, пережившие самую страшную опасность, не дрогнули. Менавлиты крепко сжали рукояти чеканов и клевцов и обрушили их на выбитых из седла всадников, не успевших еще оклематься после падения. Воины, чьи копья сломались, густо полезли вперед с топорами и даже простыми ножами: подныривая под лошадей, он принялись резать их незащищенные животы. Те же, чьи древки не сломались, продолжили неистово колоть - мощно, резко, как учил их весь последний месяц урманин... Наконец алебардщики, чье оружие уцелело, уже в бою оценили его преимущество и, войдя в раж, принялись буквально вырубать всадников врага!
        Между тем воевода Андрей сам подхватил алебарду, увлекая в гущу схватки четверку близких соратников. Их примеру последовали и лучники, взявшие в руки обычные, короткие копья, во множестве воткнутые под наклоном в землю. Да, урманин все предусмотрел, и оставшиеся полторы сотни катафрактов вряд ли смогут переломить ход схватки в свою пользу!
        Ворон счастливо каркал высоко в небе - как много еды, как много добычи! Ее, вестимо, хватит на следующую пару недель, не иначе! Единственная печаль - как бы самому не стать жертвой тех же волков, коли, отяжелевший от обжорства, он не сможет быстро взлететь...
        Поток ветра вновь стал сносить птицу влево, туда, где с грохотом сшиблись два бронированных клина всадников. Отчаянно рубились здесь новгородские гриди, выпестованные воеводой Вышатой - увы, ушедшим от старости еще в прошлом году. Не отставали от них и волынские воины, полюбившие своего князя и поверившие в него. Еще сотня умелых бойцов, собранных из числа проживающих в Тмутаракани хазар, русов, греков, грузин и армян, стояла насмерть - они знали, что будет с их семьями, коли касоги войдут в город. И это осознание воинов, защищающих свою землю и любимых людей, придавало им сил, делала саму брань святой... Перед лицом смертельной угрозы уже не было ни руса, ни грека, ни грузина, ни армянина, ни хазара - были лишь жертвующие собой воины, сплоченные воедино воинским братством.
        Их ратная выучка не уступала искусству наездников-касогов, лучших из лучших, кто вошел в старшую дружину пщы Тагира. А чешуйчатая броня врага была немногим крепче русской кольчуги - и тот и другой доспех можно было прошить таранными копейными ударами, прорубить узкими чеканами, пробить мечами... Разве что последние по большей части сжимали в руках русы. А вот касоги сражались верткими, более быстрыми саблями, не наносящим, впрочем, столь серьезного урона, как тяжелые прямые клинки.
        И правда защитников Тмутаракани, сражавшихся за свою землю и близких, была выше правды захватчиков, шедших грабить и насиловать под благовидным предлогом мести за убитого сына и поруганную дочь вождя. Размен павших в лютой сече русов шел два к трем по отношению к поверженным касогам, но тех-то было едва ли не вдвое больше! А на острие клина катафрактов прорубились к русскому знамени лучшие воины врага, прокладывая дорогу к Ростиславу своему вождю - Тагиру. Единственному, кто действительно желал отомстить... Отцу, не сумевшему прямо посмотреть в глаза обесчещенной дочери и горько - пусть и прячась от всех - скорбящему по погибшему сыну. Ему, запомнившему его маленьким, беззащитным и добрым, было все равно, что, повзрослев и возмужав, Даур сам не раз отнимал жизнь и погиб в справедливом поединке. Но разве для родителя, всю жизнь видящего своего ребенка маленькой, прекраснодушной крохой, разве есть ему дело до того, что взрослым тот вершил зло? И разве для него будет справедливой любая его гибель?! Потому-то теперь Тагир и стремился к предателю, коего он принял как родного зятя, к человеку,
разбившему сердце дочери и допустившему убийство сына!
        Но Ростислав Владимирович дрался в этот день как никогда. И сейчас, разя врагов «колдовским» харалужным клинком, он вложил в этот бой всего себя, всю свою боль за не очень-то и долгую жизнь. Скорбь по рано ушедшему отцу, обиду на несправедливость, а позже и прямое предательство дядьев, лишивших его законного права участия в лествице. Боль от уже собственного предательства верной и истинно любимой жены... Пусть Ланка в конце концов и примирилась с мужем на супружеском ложе, но измену ведь уже никак не вычеркнуть из жизни, разве что только простить... Сама жизнь Ростислава принуждала его к борьбе, раз за разом проверяя на прочность очередной бедой. Не всегда он боролся с ней, сопротивлялся - иногда было проще сбежать, или отступить, или подчиниться. Но сегодня он бился! Как некогда бился за людей, принявших его князем и верящих ему, за собственную семью - и меч в руке Ростислава молнией разил врагов! Уже пятеро их легло к копытам верного коня. И так продолжалось, пока новгородский харалуг его клинка не скрестился с собратом, сжимаемым рукой Тагира.
        - Предатель!!!
        Рев касога совпал с широким ударом, который князь принял на уже изрядно посеченный щит.
        - Это ты восстал против меня!
        Ростислав яростно рубанул в ответ сверху вниз, привстав на стременах. Тяжести его удара хватило бы, чтобы разрубить противника до пояса, но Тагир, опытный воин, принял вражеский клинок на плоскость своего меча, развернув тот плашмя вниз. Тут же послав коня вперед, касог оказался сбоку русича. Ударив его щит в щит, он уколол мечом в открывшуюся брешь. В момент атаки пщы злобно прошипел сквозь стиснутые зубы:
        - Ты обесчестил мою дочь!
        Князь откинулся в седле назад, одновременно сбив щитом когда-то подаренный им же клинок, - и тут же уколол в ответ:
        - Но это ты подложил ее мне хмельному!
        Меч Ростислава пронзил лишь воздух - Тагир вновь послал коня вперед и тут же его развернул. Касог занял удобную позицию сзади сбоку русича и сам мощно рубанул сверху вниз, вложив в удар всю силу. Князь едва успел подставить под атаку врага щит, с оглушительным треском разлетевшийся на куски!
        - Ты позволил убить моего сына!!!
        Харалуг сверкнул белой разящей молнией, нацеленной в горло своего прошлого хозяина...
        - И он заслужил свою смерть!!!
        Резко нырнув под прогудевшую над головой сталь, Ростислав распрямился, одновременно точно уколов врага снизу вверх под подбородок. Светлая сталь вошла в гортань несостоявшегося тестя без сопротивления, и лишь острие меча царапнуло о сталь шлема, выйдя сквозь затылок...
        - Бей!!!
        Русичи-гриди, вместе с телохранителями Тагира окружавшие место схватки и вместе с ними в нее не вмешивающиеся, по кличу князя ринулись на врага с удвоенной силой. Ведь их вождь победил, а предводитель мятежников повержен! Касоги же, ошеломленные гибелью пщы, наоборот, пали духом и пропустили момент атаки. Вскоре их знамя пало всего в нескольких шагах от тела Тагира...
        Это стало переломным моментом схватки на левом крыле - приободрившиеся тмутараканцы усилили напор и всерьез начали теснить противника. Но гибель вождя и его личной дружины сказались также и в центре сражающихся армий.
        Ворон не видел кипящей схватки между пешцами, а ведь там было на что взглянуть! Огромная масса фекьолов, втрое превосходящая числом ополчение русов, накатила на клин построившихся впереди варягов, как неотвратимая морская волна - та, что сметает и перемалывает в своем потоке... Но, кажется, варяги даже не тронулись с места, даже на полшажка не отступили! Стена их щитов устояла в самые тяжелые, первые секунды вражеского удара - и тут же клин наемников-северян неотвратимо двинулся вперед, пусть медленно, но верно прорубая себе дорогу среди касогов.
        Приободренные примером варягов, плотным строем встретили накатившего врага и ополченцы. Две массы людей схлестнулись, и по линии сшибки бешено застучали о плоть и дерево топоры и сабли. И, несмотря на многочисленность фекьолов, тмутараканцы выстояли - пусть и благодаря клину северян, словно волнорез рассекший массу пешцев-касогов. Но приходилось тмутараканцам тяжко - слишком много было свирепых касогов, слишком бешено они бросались в бой, уверенные в скорой победе!
        Падение стяга Тагира в корне изменило настрой фекьолов. Еще мгновение назад яростно рубившиеся, даже не допускавшие мысль о поражении, спустя пару ударов сердца они дрогнули, ослабили натиск. И в этот миг варяги, точно уловившие перелом в битве, бешено заорали в две с половиной сотни уцелевших в схватке глоток:
        - Святой Ола-а-а-аф!!!*72
        Удар клина северян, ветеранов византийской варанги, опрокинул центр фекьолов. Следом за ними воевода Порей двинул в атаку и ополчение - новгородский сподвижник Ростислава, он прибыл на помощь к князю из Корчева, где был до того посадником.
        И в тот момент, когда еще ничего не было решено, когда касоги еще имели шанс переломить ход битвы, с правого крыла на них обрушился поток стрел. Остатки фаланги Урманина перестроились в два, а где и в три ряда, взяв в руки обычные копья, и прикрыли собой лучников от любой возможной атаки. Те же, в свою очередь, стали густо засыпать стрелами бездоспешных фекьолов, и если бы не их щиты, то напрочь выкосили бы ближние к себе ряды.
        Наконец подались назад и уцелевшие еще на левом крыле катафракты, числом не более двухсот. Преследовало их от силы полторы сотни гридей, но у них словно выросли крылья, а касоги, наоборот, растеряли все свое мужество. Следом за всадниками потянулись бежать задние ряды фекьолов, а затем подалась назад и основная их масса...
        Вот только преследовать и истреблять их в спину было некому. Да и опасно - многочисленная легкая конница врага хоть и стала отступать вместе с пехотой, но не потеряла боеспособности.
        Ростислав недоверчиво смотрел на поле битвы, усеянное телами его воинов и трупами врагов. Он - победил! ОН - ПОБЕДИЛ!!! Это было столь невероятно, что в первые мгновения князь просто счастливо орал, подставив лицо лучам солнца. И лишь одумавшись, убоявшись гнева Божьего, он возблагодарил Создателя горячей, искренней молитвой.
        Еще раз окинув взглядом поле, князь нашел глазами красный стяг со скрещенными золотыми мечами. Устоял новый воевода, устоял и оттянул на себя половину тяжелой конницы, истребив ее в ближнем бою! И пусть исход боя Ростислав определил фактически в одиночку, срубив Тагира, но именно урманин дал его дружине шанс выдержать удар катафрактов. Он же предложил это поле для битвы - достаточно ровное, чтобы без помех действовать коннице и держать строй пехоте, и в то же время позволившее упереть оба фланга в горы. Таким образом, более многочисленный враг не сумел обойти его войско и был вынужден атаковать фронтально, в лоб.
        Довольно хмыкнув, Ростислав жестом подозвал дружинника, снявшего с тела Тагира давний подарок князя, его личный харалужный клинок. Окинув меч ласковым, но немного грустным взглядом - словно прощаясь с верным боевым товарищем, - триумфатор неспешно двинулся в сторону штандарта новоиспеченного воеводы. Сегодня Андрея ждал воистину княжеский подарок, достойный его заслуг!
        Между тем ворон, все еще парящий в небе, наконец-то начал снижаться - пришло время пировать! Сесть он решил со стороны правого крыла сражавшихся, приметил он там одного касога с большими серыми глазами...
        Неожиданно что-то коротко свистнуло - и птица, пронзенная русской стрелой, камнем рухнула вниз. А меткий лучник мстительно усмехнулся:
        - Нечего павших трогать!
        Глоссарий.
        71. Катафракты (клибанофоры) - тяжеловооруженные всадники Востока, известные еще в Древней Персии. Целиком облаченные в традиционную чешуйчатую броню (в более поздний период ее сменил ламеллярный доспех*), они славились своими таранными копейными ударами. В броню были закованы и скакуны катафрактов, что позволяло им относительно легко переживать обстрел лучников.
        ##* Ламеллярный доспех похож на чешуйчатую броню тем, что стальные пластины также крепятся на кожаный панцирь внахлест - но не сверху вниз, а снизу вверх. Таким образом, они лучше держали проникающие копейные уколы, что важно для всадника, в то время как чешуя отлично противостояла рубящим ударам.
        В 11 в. катафракты еще оставались в византийской армии и в составе войска аланских царей, выступая альтернативой рыцарской коннице.
        72. «Святой Олаф!» - боевой клич варяжской гвардии православных византийских императоров. Появился после прославления в лике святых павшего при Стикластадире конунга Олафа Харальдсона. Возможно, клич распространился с подачи его брата, Харальда Сурового, бывшего аколуфом варанги и также принявшего участие в битве.
        Глава 5
        Сентябрь 1065 г. от Рождества Христова
        Херсонские верфи
        Корабельный мастер Калинник*73, высокий сухой грек с заметной сединой в волосах, внимательно и даже несколько удивленно слушает меня - неграмотного варвара, чей предел в судостроении должен ограничиваться урманским драккаром.
        - Прошу вас, мастер, мне не нужен обычный дромон, ни даже более маленький панфил*74. Мне нужна либурна*75!
        Сохраняя на лице выражение вежливого удивления, грек кивнул - русский, точнее, старославянский в Херсоне знают очень хорошо, благо в городе есть наша купеческая фактория.
        - Корабль не очень большой, на двадцать пять гребных скамей. Сужение к обоим носам - так, чтобы мы в любой момент могли начать плыть в обратную сторону. Но нужна палуба! Мачта, скорее всего, одна, парус прямоугольный. Еще необходимо обязательно предусмотреть площадку для катапульт. И тараны с обоих концов! На выходе судно должно получиться быстрым и маневренным. Это выполнимо?
        Грек прямо посмотрел мне в глаза, после чего коротко бросил:
        - Да.
        Победа в предгорьях подняла мой авторитет на немыслимую высоту, я стал едва ли не самым значимым среди приближенных князя. Даже Порей, старый сподвижник еще Владимира Ярославича, назначенный ныне посадником в Корчев, даже он оказался ниже меня по положению. И конечно, это не нравилось многим людям, среди которых были и честные соратники, и придворные прихлебатели Ростислава.
        Но князь, окрыленный успехом, поначалу не слушал их, радушно привечая меня и сажая подле себя на пиру. Определенную роль сыграла и благосклонность княгини. Правда, злые языки наверняка что-то шептали, да и от Ростислава не укрылась возникшая между мной и Ланкой симпатия, но после единственного разговора он эту тему больше не затрагивал. Тем более что все время подготовки к сражению я провел в лагере, тренируя фалангу, а прибыв после победы во дворец, встретил мадьярку уже совершенно иной - счастливой, любящей женой, которой, возможно, было даже неприятно мое присутствие. Впрочем, княгиня не подавала виду, была со мной вежливо-приветлива, не проявляя, правда, особенного радушия, но иногда на пирах я ловил ее теплые, добрые взгляды. Однако от прежнего волнения и чисто женского интереса в них не осталось и следа, в глазах ее читались лишь дружелюбие и признательность.
        Огорчили ли меня эти изменения в Ланке? Признаться честно, положив руку на сердце - да. Ибо хоть я и противился собственному интересу, кое-какими чувствами к молодой женщине все же проникся. Но в то же время я был искренне рад за примирившихся супругов, да и украдкой облегченно вздохнул - ведь любовь венгерки в конечном счете могла привести меня к гибели.
        Все бы хорошо, да только идиллия княжеской признательности и обильные пиры продолжались недолго: касоги, отступившие в сражении, но отнюдь не разбитые, ответили опустошительным морским набегом. Ударили пираты одновременно сразу по обеим гаваням: Тмутараканской и Корчевской. На момент нападения в древней столице Боспорского царства*76 вообщене было воинов, и быть бы городу взятым и сожженным, если бы знали о том пираты и поставь они себе такую цель. Но касоги столь увлеклись грабежом торга, истреблением купцов и сжиганием стоящих в гавани кораблей, что упустили возможность прорваться в крепость на плечах обезумевших от страха горожан. А к тому моменту, когда спохватились, тяжелые створки ворот уже сомкнулись и на мощные стены византийской кладки высыпало все мужское население города.
        Практически по тому же сценарию прошло нападение на Тмутаракань, разве что в гавани стояли варяжские ладьи с немногочисленной сторожей. Горстка северян - ободриты, руяне, урмане - ценой собственных жизней купили пару минут обывателям и купцам, ломанувшимся с торга к городским воротам. Правда, последние как пробка закупорили их своими телами: в спину им ударили касоги, убивая всех подряд - и дородных купцов, и молодых девок, и баб с детьми. Но зверство их было недолгим: из южных врат на торговую площадь выскочила княжья дружина, налетела на разбойников, яростно рубя их саблями да мечами. Дрогнули пираты, побежали к кораблям, не меньше сотни касогов полегло в гавани и на торгу. Вот только другая часть нападавших в это время целенаправленно сожгла все корабли на пристани.
        И вот тут-то началось самое жуткое: лишив княжество флота, враг ударил по всему побережью, грабя и истребляя рыбацкие поселки! Со всех концов потекли в Тмутаракань обездоленные и ограбленные, прося у князя защиты.
        Н-да... Невероятно тяжело, а порой и просто жутко было смотреть в заплаканные глаза женщин, потерявших детей и мужей, на исполненные лютой тоски лица мужчин, выживших, но не сумевших спасти семьи! Все они просили у князя защиты от врага, а Ростиславу оставалось лишь зубами скрипеть - что он мог?! Повторно дружину собирать, да в горы подниматься? Перебьют немногочисленное ополчение в засадах, обломает зубы дружина о маленькие, но неприступные горские крепости. А флота и вовсе нет, сожгли касоги все корабли, перекрыли пролив! Даже с Корчевым сообщение прервалось по морю, хотя вон он, на том берегу виднеется, казалось бы - рукой подать. Ан нет...
        Несладко пришлось и мне. Во-первых, несмотря на нереальность происходящего (к этой мысли я возвращался в самые тоскливые мгновения, чтобы не сойти с ума от разъедающего душу чувства вины), все произошедшее стало результатом моих действий, моего вмешательства. Пусть тридцать лет назад касоги буйствовали здесь еще страшнее, но разорения, как в лето тысяча шестьдесят пятого года, история не знала. Во-вторых, князю, чью душу переполняли ярость и осознание собственного бессилия, был нужен громоотвод. И чем дольше я находился подле него, тем больше шансов у меня было стать этим громоотводом.
        - Княже, дозволь войти!
        Ростислав вновь стоял в гриднице и смотрел в сторону моря - туда, где всего в паре верст от гавани мелькали паруса кажущихся такими маленькими кораблей. Касожских кораблей.
        Князь обернулся ко мне. Лицо его было красным от рвущегося наружу гнева, на скулах играли желваки.
        - Дозволяю.
        Отвесив низкий поклон, я выпрямился и быстро заговорил, стараясь успеть донести задумку до отравленного бессильной яростью Ростислава:
        - Княже, в Корсуни есть мастера-корабелы, которые умеют строить греческие дромоны. Есть и голодные моряки, коих выгнал со службы базилевс Константин. Если мы заплатим им, то...
        Князь практически сразу прервал меня, тяжело взглянув прямо в глаза:
        - Ну и как ты собираешься довезти до мастеров золото на постройку?
        - Рискну ночью переплыть до Корчева, - коротко ответил я, немножко остудив гнев вот-вот готового взорваться Ростислава, - только мои люди и Порей, без него золото мы не сохраним. А уж там соберем дружину малую и в Корсунь отправимся. Уговорю греков, дам золота в задаток, да кораблей построю...
        - И сколько строить собрался? - спросил князь уже не столько гневно, сколько заинтересованно. - У касогов вон не меньше пяти десятков ладей! Все побережье держат, некуда даже варягов отправить суда рубить!
        - А ты, княже, варягов попридержи. И стрелков моих - тех, кто с ростовыми луками. Судов я думаю построить немного, но что это будут за суда!
        Князя уговорить удалось, не струсил и Порей, рискнув ночью добираться до Корчева вплавь, на маленькой лодке. С нами были только мои новгородцы, Наум и его люди ушли на Волынь еще в июле, получив от князя достойную плату, в том числе и за павших товарищей.
        Если бы нас тогда обнаружили касоги - верная смерть! Но пронесло: ночью невысокая лодка с низкими бортами практически незаметна. Повезло и с погодой - а то как налетел бы ветер, и все, канули бы все вместе на дно морское, и с золотом, и с княжеским соратником!
        Как ни странно, позже натерпевшийся страху Порей стал общаться со мной гораздо более дружелюбно и уважительно. Старый кряжистый новгородец из породы верных до смерти людей, он тяжело переживал, когда подле князя утвердился какой-то выскочка. Впрочем, касожское окружение Ростислава ему также не нравилось, но, узнав меня в деле, Порей примирился с моим высоким положением. В Корчеве он тут же развернул бурную деятельность: успокоил горожан, собрал ополчение и организовал круглосуточное дежурство на стенах - стенах сильнейшей русской крепости. Да-а, перестроенные хазарами (или византийцами под их присмотром) стены древнего Пантикапея внушают не просто уважение, а какой-то благоговейный ужас: на что сильны тмутараканские укрепления, а Корчев еще крепче!
        Порей за день собрал в поход десяток опытных дружинников, и вместе с их конвоем мы тем же вечером отправились в Корсунь-Херсон, взяв с собой немного золота в качестве задатка. Тогда для нас был важен каждый час!
        Херсонес с древнегреческого переводится как «полуостров» - собственно, в свое время местоположение полиса определило его название. Занимая выступ Гераклейского полуострова, город занимал его едва ли не целиком - если считать вместе с хорами, сельскохозяйственными наделами греков. Они выращивали здесь виноград и злаки, и, собственно, за многие годы так ничего и не изменилось - при подъезде к Херсону я с удовольствием для себя увидел длинные ряды стенок, увитых виноградной лозой с уже набухшими, спелыми плодами. Сохранились и ровные, мощеные дорожки между наделами-клерами, а вот от большинства поместий эллинского периода остались, увы, одни лишь развалины. Но то там, то тут встречались небольшие добротные домики местных греков, и чем ближе мы подбирались к возвышающейся над полуостровом крепостью, тем плотнее становилась жилая застройка, являясь по сути своей аналогом древнерусского посада.
        Перед самым въездом в Херсон я замер, желая впитать в себя тот неповторимый аромат истории, коим были пропитаны пока еще не разрушенные крепостные стены. О, возведенные из крупного тесаного камня, включавшие в себя две оборонительные линии, они оставались неприступными до самой эпохи Возрождения, и лишь литовским князьям, а позже гулямам Едигея удалось с боем прорваться за их оборонительный обвод. Владимир Святославич взял город благодаря предательству Анастаса, возможно, и захват города его внуком, Владимиром Ярославичем, был также связан или с хитростью, или с предательством.
        Но до четырнадцатого века еще далеко, а сейчас четырехметровой толщины стены, обоими флангами упирающиеся в море, кажутся неприступными. Протейхизма - внешний, передовой обвод - на пару-тройку метров ниже, зато понизу он толще и кажется вовсе монолитным. Основная же оборонительная стена выше и достигает восьми метров. Между укреплениями пролегает перибол - этакий коридор смерти. Противник, который все же сумеет прорваться в ворота протейхизмы, окажется под перекрестным огнем с обеих стен. Причем ворота внешних укреплений расположены в их нижней точке, а ворота внутренних - в верхней. Таким образом, прорвавшимся воинам врага придется бежать к ним, развернувшись правым, незащищенным боком к защитникам основной стены. А гарнизон протейхизмы при необходимости эвакуируется по перекидным мостикам, устроенным в башнях.
        Если Корчев и Тмутаракань, разрушенные гуннами и ударами тюрков, а после долгое время бывших частью Хазарского каганата, сохранили греческий архитектурный облик лишь в стенах, то Херсон пока еще ни разу не разрушался и не терял своего античного, а после византийского духа. Поэтому, оказавшись внутри укреплений цитадели, я мысленно ахнул - до того меня поразили величественные каменные здания и многочисленные храмовые комплексы города. Ведь здесь принял крещение равноапостольный князь Владимир, и здесь же началось подлинное Крещение Руси...
        Но все же, держа путь к купеческому кварталу, я не мог не заметить и первые приметы упадка. Если присмотреться внимательно, то и храмы, и крепостные стены, а особенно частные дома - все они понемногу ветшают, то там, то тут видны плохо замазанные щели да обвалившаяся облицовка. Торг на центральной площади города пусть и был шумен и богат, но что-то самих византийских купцов, равно как и местных покупателей было совсем немного, в основном шла меновая торговля между самими купцами, попавшими в Херсон с разных сторон света. Наконец, на лицах обывателей, да и воинов гарнизона, встретившихся мне на пути, читалось какое-то скорбное выражение, какая-то затравленность, что ли... Причем вояки еще и выглядели как-то блекло, тускло. Если наши дружинники всегда стараются начистить шеломы да кольчуги так, чтобы на солнце блестели, и одеваются не чета простым землепашцам, то греческие стратиоты на вид подобны серым мышам - какие-то неухоженные, замаранные, потухшие... По себе помню, как в подготовительных лагерях перед моей попыткой поступления в академию нас гоняли за внешний вид офицеры. Вроде как нелогично,
и многие из нас возмущались - как же так, при чем здесь космический флот и красота? - но по факту опрятность и чистота облика бойцов есть важный показатель организованности и порядка внутри части.
        Первое падение Византийской империи в тысяча двести четвертом году предрекли ее смуты и раздрай внутри страны. В сущности, падение случилось бы и раньше, и его морок стал явственно различим уже в тысяча семьдесят первом году, после разгрома при Манцикерте*77. Но сумевшие взять власть и утвердиться на престоле Комнины*78 остановили разложение и последующую за ним гибель страны на целое столетие. А позже сами привели ее к катастрофе тысяча двести четвертого года... Впрочем, сценарий был всегда один и тот же, что при македонской династии*79, что при Комнинах. Если первые правители династии, как правило, были инициативными базилевсами, успешными полководцами и эффективными управленцами, то по прошествии времени регулярно наблюдалась стагнация, разложение и развращение их потомков. И вместо того, чтобы мобилизоваться, бросить все силы на борьбу с внешними захватчиками, сплотиться с собственным народом, византийская верхушка в лице императоров и их приближенных предавалась разврату, утопая в роскоши, отдаваясь лишь интригам и борьбе за власть... Между тем расходы на армию и флот регулярно сокращались,
подорвав былую мощь некогда могучего государства, а налоговое бремя на простых людей, наоборот, возрастало в разы. Неслучайно византийский Херсон желал отдаться под руку Ростислава.
        Сейчас же империей правит Константин Дука, классический правитель поздней династии. При нем были похоронены все благие начинания предшественника, Исаака Комнина, пытавшегося прижать аристократию и реформировать ослабевшую армию. Дука же грабит собственный народ, а заодно и войско, разлагая его изнутри.
        Я был уверен, что в древнем Херсоне, неизменно портовом городе, найдутся и мастера-корабелы, и опытные кормчие, и гребцы, был уверен, что они с радостью примутся за работу даже за небольшую плату.
        Сделав большой глоток сладкого хмельного меда из братины, я отломил крупный кусок еще горячего, истекающего соком верченого осетра и отправил его в рот. Как же вкусно...
        Горислав, голова русской купеческой общины Херсона довольно улыбнулся:
        - Ну как, варяг, тебе наше потчевание?
        - Благодарствую! Я такие яства только у князя на пиру едал, больше нигде.
        Губы польщенного купца вновь расплылись в улыбке, но я поспешил перевести разговор в деловое русло, стараясь не терять времени:
        - Так что, сведешь нас с греческими мореходами да мастерами ладейными, а, Горислав? Только на тебя и уповаю, сам-то я не знаю греческого, а между тем без их мастеров...
        Голова общины коротко хохотнул:
        - Отчего же не свести, отчего же не помочь в беде, воевода? Слышал я о твоей доблести на брани с касогами, слышал и об их разбойных нападениях. Помогу всем, чем смогу, как же не помочь людям-то князя...
        Вновь сделав большой глоток меду - какой же вкусный, зараза! - я отставил братину в сторону, а то, боюсь, уже ноги не пойдут.
        - И князь твоей помощи не забудет. Но скажи, есть люди-то? Хорошие мастера, чтобы корабль смогли построить?
        - А как же, - степенно ответил купец, - конечно, есть. В Херсоне ранее большой флот стоял, это сейчас два панфила всего гавань сторожат... И на верфях корабли постоянно обновляли да чинили. А сейчас людям мастера Калинника едва на хлеб хватает, половина разбежалась. Скажу больше, - Горислав приосанился, - если бы не купеческая милость, если бы мы свои ладьи к нему не гнали на верфи править, то разбежались бы все!
        - Куда же флот греческий делся?
        - Как куда? Сгнил... - Мой собеседник горестно покачал головой, сожалея пусть и о чужой неурядице. - Корабли ведь не только править надо, но и новые строить. А базилевс нынешний на флот ни злата, ни серебра не тратит. Команды без жалованья разбежались, а корабли погнили. Считай, Царьград голыми руками брать можно...
        Я весело расхохотался над последними словами купца.
        - Ох, скор ты на руку, голова! Голыми руками брать! Ох, рассмешил... - И уже более мрачно продолжил: - Нам бы самим от касожских морских татей отбиться для начала.
        С мастером Калинником Горислав свел меня на следующий день. И как бы независимо и спокойно ни держался грек, за заказ он ухватился обеими руками, тем более что я был готов щедро заплатить и все золото задатка раздал на материал. Да еще столько же заняв у наших купцов - все равно со дня на день мы ждали более сильный отряд из Корчева, что должен был привезти основную часть княжьей платы. Узнав о формировании команд, в русский купеческий квартал повалили греки, стремясь встретиться со мной да наняться в команду. Так что было из кого выбирать, и вскоре был сформирован отряд гребцов, наняты четверо опытных кормчих из породы старых морских волков, а главное - я сумел сформировать расчеты для катапульт.
        Четыре корабля были готовы через полтора месяца. Мастер-грек сумел построить в точности то, что я заказывал, и разместить на носу отдельно собранные катапульты. Тепло распрощавшись с нашими купцами и византийскими мастерами, мы вышли в море. Уже начиналась осенняя штормовка, но моряки-греки, истосковавшиеся по морю, готовы были плыть даже при опасном волнении. Тем более что суда наши получились более устойчивыми на воде, чем те же ладьи, так что к Тмутаракани мы подошли без приключений - касоги успели уйти в свои бухты.
        Глоссарий
        73. Калинник - византийское имя с греческими корнями, образованное из двух слов: «каллос» (прекрасный) и «найка» (победитель).
        74. Панфил (гр. «всеми любимый») - более легкий и быстрый вариант дромона («дромон» переводится как «быстроходный»).
        75. Либурна - античный одномачтовый боевой корабль, пришедший на смену биреме и триреме. Обладал высокой маневренностью и быстрым ходом. Известны как одноярусные, так и двухъярусные либурны с верхней палубой и размещенной на ней катапультой. Послужил прототипам ранним византийским дромонам.
        76. Столицей Боспорского царства был греческий Пантикапей, позже перестроенный в византийскую крепость. На Руси был известен как Корчев, современное же название древнего города - Керчь.
        77. Сражение при Манцикерте - решающая битва между византийцами и армянами под предводительством базилевса Романа Диогена с одной стороны и турками-сельджуками под началом султана Алп-Арслана с другой. Православный союз обладал численным превосходством, а император Роман был искушенным полководцем, не раз побеждавшим турок, и потому базилевс не сомневался в победе. Однако предполагаемый исход боя изменило предательство Андроника Дуки, командовавшего арьергардом и не только не вступившего в бой по приказу базилевса, но и взбудоражившего войско ложной вестью о гибели императора. Одновременно с этим на сторону турок перешли печенеги и огузы, родственные им по крови, обратилась в бегство часть армянских контингентов. Двойное предательство предрешило истребление правого фланга византийцев и окружение центра войска с императором и гвардией-варангой. Роман Диоген храбро сражался вместе с варягами и раненым попал в плен. Алп-Арслан вскоре отпустит доблестного базилевса - чтобы предатели убили его уже в Византийских владениях. Это дало султану официальный повод «мстить» за своего царственного пленника - и
султан продолжил завоевание Малой Азии, лишившейся своего защитника.
        78. Комнины - династия византийских базилевсов, на короткое время сумевших возродить былую мощь угасающей империи. С именем Комнинов связана организация первых крестовых походов и падение Константинополя в 1204 г.
        79. Македонская династия - правящая на протяжении двухсот лет в Византии царская семья, отличившаяся упорной борьбой с арабским вторжением, противостоянием болгарам и войной в Италии. На Руси были хорошо известны некоторые ее представители - Варда Фока, Иоанн Цимисхий и Василий Болгароборец, вошедшие в историю как талантливые правители и храбрые полководцы.
        Глава 6
        Октябрь 1065 г. от Рождества Христова
        Вход в гавань Ептала*80
        Губы дрожат от холода, стеганка под кольчугой насквозь промокла. Так недалеко и до лихоманки...
        Поймав себя на мысли, что уже к самым простым, привычным проявлениям той же простуды или ОРЗ я применяю старославянские названия, я усмехнулся и тут же поежился от пронизывающего ветра. Тоскливо посмотрев вниз, под палубу, где варяги абордажной команды согреваются греблей, прикрытые от морских брызг и пронизывающего ветра дощатой крышей, я остро им позавидовал, вспоминая лучшие дни, когда сам, бывало, держал в руках весло. Но сегодня я «адмирал» и веду целую эскадру из четырех модернизированных византийских либурн. Сегодня я должен быть на носу и твердо смотреть вперед - туда, где несколько десятков касожских галер прибились к берегу. Пираты беспечны: осенняя штормовка практически исключает саму возможность нападения, а от гнева стихии они надежно защищены закрытой естественной гаванью.
        Что же, пришло время заплатить кровью за свои заблуждения!
        Все два месяца нашего отсутствия касоги беспрепятственно грабили побережье, уничтожив авторитет князя, заработанный им победой в предгорьях. А заодно уничтожили и мой. При встрече Ростислав был подавлен, скорбен, но хулить меня и гневаться не стал, лишь коротко бросил:
        - Я жду победы, урманин. Не знаю, как добьешься ее с четырьмя панфилами, - ты сам взял мало золота. Но без победы тебе лучше не возвращаться!
        Я понимал князя, а потому его слова не вызвали в моем сердце возмущения или смятения. Последние месяцы я провел на херсонских верфях, с плотницким топором в руках, старательно запоминая процесс рубки либурны - словом, я был при деле и четко шел к цели. А Ростислав лишь беспомощно ждал моего прибытия... Взяв на суда команду гребцов из варягов, по шесть десятков воинов на корабль, да по три десятка моих «английских» лучников, я взял курс на Епталу - главный порт касожских пиратов.
        Опытные греческие кормчие, знающие побережье как свои пять пальцев, провели нас от Таматархи до Епталы за ночной переход, несмотря на волнующееся море. Слава богу, что не разразился настоящий шторм, разбивший бы нас о скалы! Подобный исход имел веские основания, но после слов князя поступить иначе я не мог.
        Впрочем, мы и так пережили немало острых моментов, когда волны едва не перехлестывали через борт, накрывая всех находящихся на палубе ледяной водой... И вот на море в светлеющих сумерках лег предрассветный туман, и, укрывшись им, мои корабли прошли горло бухты.
        - Лучники, поднимайтесь наверх! Расчет катапульты, приготовиться к стрельбе!
        Одна из сложностей флотоводства в Средневековье - это управление подчиненными кораблями. В более поздние времена моряки придумали сигнализацию флажками, византийцы же передавали команды звуком, посредством различных боевых труб. Но я решил до последнего использовать фактор внезапности, поэтому еще перед выходом в море мы условились, что атаку на касогов начнет моя либурна, а остальные суда будут повторять мои действия по принципу «делай, как я».
        И вот нос корабля, увенчанный тараном, стремительно режет водную гладь под дружные гребки варягов. На мгновение может показаться, что либурна парит над морем. Сердце начинает стучать все сильнее, горячая кровь расходится по телу жидким пламенем - до начала атаки осталась всего пара минут. Волнение согревает лучше горячей печи... Неожиданно сквозь туман проступило очертание берега с вытащенными на гальку ладьями касогов.
        - Суши весла!
        Набравшая разгон либурна остановилась не сразу, несколько впереди нас оказались еще два корабля, чьи кормчие слегка «зевнули». А замыкающее и чуть отстававшее судно, наоборот, затормозило практически на одной линии с нами. Между тем расчеты катапульт, самые ценные мои греческие специалисты, уже полностью их расчехлили, натянув канаты на механизмы метательных машин.
        - Никифор, вы готовы? Дистанция для метания подходящая?
        - Да, стратиг!*81
        - Тогда действуем, как уговорились: первые два броска в середину скопления судов, затем атакуем левое и правое крылья, также по два горшка. Затем бьем в пространство между центром и флангами.
        - Да, стратиг, мы уже можем начинать!
        - Подождем немного...
        Дав еще полминуты изготовиться расчетам остальных кораблей, я отрывисто рявкнул:
        - Бей!
        Загудели канаты, рывком дернувшие противовес книзу, со скрипом распрямилось метательное плечо, засвистели веревки пращи*82 - и первый росчерк пламени зажигательного снаряда осветил небо, устремившись к деревянным судам. Спустя несколько мгновений еще три глиняных сосуда с нефтью практически одновременно взлетели в воздух, оставляя за собой пламенный след зажженных «фитилей»...
        Теоретически я мог купить в Корсуни и «греческий огонь», только там он стоил едва ли не дороже золота по его весу. А вот нефть, известная грекам еще с античных времен*83 и являющаяся основным компонентом их секретной зажигательной смеси, продавалась вполне свободно, чем я и воспользовался.
        И вот два из четырех снарядов с нефтью разбились о дерево пиратских судов, ярко вспыхнув. Еще два перелетели ряд ладей, и позади кораблей растеклись пламенные лужи, постепенно стекающие вниз. На берегу раздались удивленные и испуганные вопли, быстро сменившиеся яростными криками.
        - Бей!!!
        В этот раз начиненные нефтью глиняные сосуды сорвались с пращей практически одновременно, и четыре пламенных росчерка синхронно пробороздили небо. Греческие мастера пристрелялись, и уже три снаряда врезались в дерево кораблей.
        - Поворачивай!
        Я несколько усовершенствовал византийские корабельные катапульты поворотным кругом. Эта конструкция представляет собой вращающийся деревянный диск-основу, на который мы и установили порок. В одном положении его фиксирует стальной прут, вложенный в специально просверленный желоб. Стоил он немало княжеского золота, зато сейчас нам нет никакой нужды выполнять сложные маневры с разворотами либурн - а это здорово экономит время!
        - Бей!!!
        Четыре снаряда одновременно сорвались с пращей, устремившись в сторону судов левого края...
        Отстрелявшись по флангам, я приказал кормчим подойти к берегу немного ближе. Между тем огромная толпа горцев бросилась от виднеющихся вдали каменных укреплений к горящим кораблям. Они оказались в зоне досягаемости катапульт - и по моей команде расчеты перенесли огонь на людей. В то же время в воздух взмыли десятки зажженных стрел, калеча и убивая касогов, прорвавшихся к ладьям, и множа очаги возгорания.
        - Это вам за Радмира!!!
        Ярясь, я с мрачным торжеством наблюдаю, как мечутся объятые пламенем фигуры, как падают люди, пробитые стрелами. Сладкой музыкой звучат многочисленные крики боли и ужаса, раздающиеся со стороны горцев! И все же я полководец, точнее, флотоводец и не имею права давать волю эмоциям. Оторвавшись от картины пламенного ада, развернувшегося у примкнувших к сходням кораблей, я обратил взгляд на фланги. И вовремя! Касоги уже спустили на воду две ладьи, полностью укомплектовав их командой. Да и по центру все больше людей прорываются сквозь стену огня к уцелевшим судам. Со стороны противника ширится оглушительный волчий вой, повисший над бухтой.
        - Назад! Гребцы, назад!
        Мой крик подхватил кормчий, его расслышали и на ближней либурне. Раздался условный сигнал рога - необходимость в маскировке отпала с началом атаки - и, повинуясь приказу, все четыре корабля стали набирать скорость, двигаясь к горлу бухты.
        Более полутора десятков вражеских судов мы спалили на приколе, еще три зажгли на воде. Два из них неудачно для себя набрали одну с нами скорость, после чего приблизились на дистанцию эффективной стрельбы катапульт - за что и поплатились. Команда еще одной, подобравшись с фланга, сумела рывком проскочить в мертвую для пороков зону - и попала под стрелы лучников сразу трех либурн. Утыканная горящими стрелами словно еж, ладья занялась огнем всего за пару минут.
        Но не меньше трех десятков вражеских судов бросилось в погоню. Пылающие гневом горцы презрели смерть - тем более что в их глазах мы по-прежнему остаемся относительной слабой, пусть и зубастой добычей. Правда, наученные горьким опытом касоги держат почтительную дистанцию - но как только они выйдут в открытое море, то сумеют прорваться на абордаж, используя свою многочисленность и простор для маневра.
        Так они думают.
        - Суши весла!
        По сигналу рога замедлили ход все четыре либурны. Замедлились и ладьи противников, ожидая от нас очередной подлости.
        - Веером!
        Вновь подал сигнал рог, и три из четырех судов моей эскадры начали набирать ход, одновременно уходя в стороны. Видя, как они ускоряются, громко заорали касоги - со стороны должно показаться, что моя либурна решила прикрыть отход оставшихся кораблей. И в этот же миг Еремей поднял мой личный штандарт - скрещенные золотые мечи на красном фоне. О, он хорошо знаком горцам!
        Большая часть вражеских судов устремилась к нашему кораблю, посчитав мою голову достойной платой за огонь и смерть, что мы им сегодня принесли. А я принялся считать пиратские ладьи, жарко потея от охватившего тело напряжения:
        - Один, два, три...
        На счете «десять» я резко взмахнул рукой. Гулко заревел рог, и Никифор наконец-то отправил в сторону врага один-единственный снаряд - и нет, он даже не попал ни в одну из касожских ладей. Он всего лишь угодил в здоровенную нефтяную лужу в горле бухты - при проходе мы бросили в воду двенадцать прорубленных бочонков с горючим, практически весь наш запас! И вот теперь десяток кораблей прорвался через нее, еще четыре оказались в ее пределах, а прочие только приблизились к границе лужи. Лужи, всего за пару ударов сердца превратившейся в стену огня!
        Пламя мгновенно охватило оказавшиеся поблизости корабли, отрезая обратный путь вырвавшимся вперед судам и одновременно преградив дорогу оказавшимся сзади. Нет, конечно, они могут обойти огонь, вот только пока затормозят, пока начнут разворачиваться и обходить... Между тем еще одна ладья, не сумев вовремя остановиться, влетела в бушующее пламя, практически полностью потеряв ход!
        - Стрелы! Бей! Никифор! Попробуй достать хвост!
        Но еще до моей команды греческий мастер отправил в небо очередной зажигательный снаряд, сумевший накрыть замыкающую ладью, а в борт ближней впилось едва ли не два десятка зажигательных стрел... А оставшиеся либурны, заслышав условный сигнал, поспешили обратно, к повернутым бортами касожским ладьям, стремительно набирая скорость.
        - Полный вперед! На таран!!!
        На короткое мгновение мне вдруг почудилось, что я слился с кораблем, прочувствовал каждой клеточкой тела его набирающий скорость ход! И в то же время мне показалось, что я физически ощущаю буйство таких противоположных стихий, какими являются огонь и вода. Будто я слился с ними душой, испытал их недоступную человеку мощь - и уловил ужас людей, в этих самых стихиях погибающих...
        Мои мысли прервал страшный удар тарана, сбивший меня с ног под оглушительный треск дерева и испуганные крики касогов.
        - Втянуть весла! Все наверх!
        Проорав приказ варягам и поднявшись на ноги, я тут же выхватил меч, обернувшись к Еремею и встающим с колен новгородцам:
        - Братья! Защищайте греков, не отходите от них! Никифор! Бей по своему усмотрению, поджигай выходящие из бухты корабли!
        Еремей бросился выполнять приказ, а я обратился к стрелкам:
        - Лучники! Все в хвост, прикройте нас! Бейте срезнями!
        Убедившись, что лучники выполнили мою команду, а из-под палубы показались варяги, я прыгнул к левому борту - туда, где над обшивочными досками уже возвысилась голова первого пирата. Через мгновение он рухнул вниз с разрубленным черепом - не успел закрыться щитом.
        - Бей!!!
        Моя вторая абордажная схватка запомнилась мне гулким хрустом - хрустом разрубаемых человеческих костей. Да, мы сумели протаранить одну ладью, буквально сразу пустив ее на дно с частью экипажа, а лучники сожгли пиратский корабль, до того уже попавший под их обстрел. Но даже с погибающих судов горцы отчаянно бросались в воду, зажав в зубах кинжалы или легкие однолезвийные мечи. Они упрямо плыли к нам, упрямо взбирались вверх по бортам, нередко используя кошки*84, заброшенные еще их соратниками. И падали вниз с разрубленными головами или потеряв руки под сталью остро отточенных топоров. Северяне сегодня мстили за погибших в Тмутараканской гавани, в охотку потчуя секирами всех, кто пытался прорваться на палубу либурны.
        Да, ветераны варанги - это вам не ополченцы-топорники из числа волынских гребцов. Крепко они рубили, сметя вниз под сотню горцев, пока пираты не провались с правого борта.
        Из десятка отрезанных огнем кораблей два мы спалили, еще четыре протаранили, а экипажи оставшихся перебили при попытке горцев взять нас на абордаж. Но еще до окончательной их гибели из бухты вырвалось не менее пятнадцати пиратских кораблей. Три из них греческие мастера сумели поджечь, но уцелевшие прорвались к месту схватки, окружив каждую либурну тремя ладьями.
        Атакуя вдвое большим числом, касоги сумели продавить оборону варягов, и вскоре вся палуба стала местом яростной схватки. Нас с двумя десятками северян оттеснили к хвосту, но тут мы преградили им путь стеной щитов, поставив ее от борта до борта. Между тем стрелы моих лучников начали сметать атакующих, буквально выкашивали их ряды! Еще два десятка уцелевших варягов под началом Еремея заняли оборону на носу либурны, отчаянно рубясь с горцами, прорывающимися к греческим мастерам.
        Потеряв треть абордажной команды в хаосе суматошной схватки и впустив касогов на борт, мы невольно замкнули их в ловушке, потеснив врага с обеих сторон. И если до того лучникам было неудобно стрелять - приходилось бить вдоль бортов, то когда горцы сгрудились на узкой площадке отбитой ими палубы, они стали отличной мишенью. Лучники наложили на тетивы стрелы с гранеными наконечниками - и те, выпущенные из невероятно мощных тисовых луков, прошивали разом по два бездоспешных врага, пробивали деревянные щиты. Конец пиратов был страшен - последние касоги пали на палубу, утыканные стрелами, словно ежи...
        К полудню флот касогов прекратил свое существование. Мы потеряли целиком одну либурну - ее, захваченную горцами, мы забросали горшками с нефтью. Еще одну пришлось затопить - гребцов на три корабля катастрофически не хватало. А с двумя уцелевшими судами мы вновь вошли в гавань Епталы. Беснующиеся от бессильной ярости касоги поначалу встретили нас на берегу, осыпая проклятиями и не долетающими до либурн стрелами. А вот мои лучники их достали - равно как и расчеты катапульт, потратив последние горшки с нефтью на местную верфь, судовые сараи и запасы выдержанной корабельной древесины, сделанные касогами на будущий год. Ярко полыхнуло пламя, жарко! И под дружным огнем русских стрелков и греческих артиллеристов противник беспорядочно отступил в крепость - хотя справедливее было бы назвать его маневр бегством!
        Глоссарий.
        80. Ептала - византийская гавань, отстроенная на месте римского города-порта Пагры. В описываемый период контролировалась как Тмутараканским княжеством, так и касогами, в настоящее время - курорт Геленджик.
        81. Стратиг (гр.) - в общем значении - старший командир, военачальник. Если проводить сравнение, то стратиг близок к русскому воеводе.
        82. Метательное плечо, праща, противовес - составные части катапульты, на Руси известной под названием порок.
        83. Амфоры с нефтью были обнаружены на развалинах маяка в античной колонии Танаис, расположенной в устье Дона.
        84. Кошки - пиратское приспособление для абордажа, представляет собой стальной крюк с загнутыми заостренными лапами и привязанной к нему веревкой.
        Часть третья. Глава 1
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        СХВАТКА С ПОЛОВЦАМИ
        1 мая 1066 г. от Рождества Христова
        Херсон
        Христос Анести эк некрон...
        Вторя греческому хору херсонского кафедрального собора Апостола Петра, исполняющего тропарь Пасхи, я читаю про себя:
        Христос Воскресе из мертвых...
        И все же византийский подлинник волнует душу сильнее - голоса сильного мужского хора будто отражаются от стен собора, будто заполняют собой все пространство вокруг, пронизывая сам воздух...
        ...Фанато фанатон патисас...
        ...Смертью смерть поправ...
        Искусно написанные на стенах базилики лики - Господа, Богородицы, архангелов и апостолов - строго и внимательно смотрят на меня. Но как кажется, в их глазах можно прочесть и одобрение, и заботу, и отеческое напутствие - воистину, во время литургии ты общаешься со святыми, общаешься душой, сердцем! Между тем последние слова Пасхального тропаря находят во мне особенно сильный отклик:
        ...кэ тис эн тис мнимаси зоин харисамэнос!
        ...и сущим во гробех живот даровав!
        После службы люди выходят из кафедрального собора веселыми и счастливыми. Еще бы, лишь два дня назад мы справили Пасху, сейчас же идет Светлая, Пасхальная седмица - самая радостная и торжественная в году. Невольно я ловлю на себе смеющиеся взгляды гибких и стройных гречанок, только вышедших из базилики и радующихся как празднику, так и солнечному дню. Чуть склонив голову, я отвечаю на их приветливые улыбки, но, увы, сейчас у меня просто нет времени на византийских красавиц. В храме я искал мастера Калинника - и вот в числе последних он покидает собор, истово, с чувством крестясь перед его воротами.
        - Мастер Калинник!
        - Стратиот Андреас! Какими судьбами?!
        Какими судьбами? Хм, действительно... Корабел невольно заставил меня вспомнить события последних месяцев, а заодно и наш с Ростиславом заключительный разговор.
        После гибели своего пиратского флота в гавани Епталы касоги наконец-то образумились: поняли разбойники, что их неуязвимость на море и в горах была мнимой и что при желании князь может здорово испортить им жизнь. Потому и явились в Тмутаракань их послы с повинной головой, озвучив желание вновь платить дань, да под начало князя воинов своих послать. Ростислав же, давно поняв реалии местной политики, принял послов ласково, поил хмельным медом, да гусями верчеными кормил, и великодушно «простил» немного «озоровавших» подданных. Правда, жестко потребовал, чтобы горцы отпустили весь полон с осеннего набега, да всем потерявшим близких воздали справедливую виру, по Ярославовой Правде. Возмутились тогда послы, но и князь скинул маску напускного радушия - о, Ростислав это умеет! Уж тогда он гостям ультиматум поставил жесткий: или они его требование выполняют, или он нанимает на Руси большую варяжскую рать, да берет под свою руку торков. И с этими силами по весне предаст всю землю касожскую огню, как некогда они грабили его княжество! Притихли послы, поняли, что радушие Ростислава было свидетельством вовсе
не его слабости, а лишь только мудрости, протянутой руки мира. Но также поняли, что крут нравом их господин! Присмирев, пообещали выполнить все княжеские требования, и - о чудо! - еще до первого снега к уцелевшим родным вернулась значительная часть русских пленников, и касоги пригнали многочисленные овечьи отары, да конские табуны вместо серебряной виры.
        И все равно многим такое решение князя казалось несправедливым. Что в общем-то понятно - враг не получил равноценного воздаяния за все бесчестья, что претерпели русские люди в конце лета и осенью. Вот только оно же было и единственным для нас возможным и выигрышным - блефовал князь насчет большой дружины варяжской, блефовал... А коли бы и нанял - так ведь касоги долгое время были и его, и его предшественников главной опорой и военной поддержкой в Тмутаракани. А теперь своей же рукой их истреблять? Понятно, что пролитая кровь не водица, но и разбойники присмирели надолго... я надеюсь. Ну а я решил использовать момент и склонить князя принять Белую Вежу и окрестные донские поселения под свою руку. И ведь не хотел этого делать защитник наш и правитель, никак не хотел...
        - Княже, а помнишь, я вез дар тебе от купца новгородского, Вышаты? Тот самый, что теперь держишь ты в ножнах?
        Ростислав по-доброму улыбнулся в ответ - мы вновь стоим в гриднице только вдвоем, похоже, она стала нашей личной переговорной.
        - Помню, как не помнить. Ты еще говорил, что у него было какое-то предложение ко мне.
        - Верно. Только вот придумал на деле его я, а Вышата лишь согласился с ним.
        В глазах моего собеседника появилась подлинная заинтересованность.
        - И что же ты, Андрей, такого выдумал?
        - Пустить торговый путь из «варяг в греки» по Дону.
        Князь с удивлением поднял на меня глаза:
        - Не шутишь ли ты часом, воевода? Варяги через Ладогу ходят, да Новгород, да в Киев заворачивают...
        - Все правильно, княже - терпеливо заметил я, - да только низовья всех рек, что в море впадают, стали чересчур опасны для прохода купцов. Половцы торков, считай, выбили, большую силу взяли! И уже на окраины Руси нападают, баб, да детей, да мужей крепких полонят, народ грабят. Уже и заставы гибнут на их пути.
        - Продолжай.
        - Мы можем весь Дон до самых истоков взять под свой контроль. Помимо Белой Вежи сколько хазарских крепостей на реке осталось? Каменных да кирпичных? Нигде на Руси таких нет!
        Ростислав невесело усмехнулся:
        - Порушены они.
        - Нет, княже! Остались стены, остались рвы и валы! Если где что и разбито, так можно деревом укрепить, а потом греки стены обновят, лучше прежних будут!
        - А деньги на это? А воинов где возьмем в гарнизоны? Эх, Андрей, светлая у тебя голова, но нынче плохо ты измыслил!
        В ответ на недоверие собеседника я лишь торжествующе ухмыльнулся:
        - Будут и деньги, князь, а воины у тебя уже сейчас есть! Вон, все лето их успокаивали, силушку буйную укорачивали!
        Ростислав коротко бросил:
        - Продолжай.
        - Мы предложим купцам следующее: каждый, кто хочет идти безопасным путем по Дону, отдает, скажем, двадцатую долю своих товаров и получает одну ладью с воинами в защиту. Если мала доля, вскладчину скидываются, и мы даем один боевой корабль в сопровождение двум-трем купеческим. Расстояние между крепостями купцы проходят за дневной переход, ночуют в стенах, под нашей защитой. А следующий день идут уже с другой ладьей, что в местной крепости до того была. Главное же - и крепости, и судовую рать будут содержать купцы! И товар что с Царьграда на Русь, что с Руси и от варягов к грекам через нас пойдет! Да и не только: вон и аланы рядом, и грузины, и армяне, и Хорезм, если разобраться, отсюда недалеко...
        Сделав короткую паузу и видя неослабевающий интерес в глазах Ростислава, я продолжил:
        - Хазарские укрепления в основном небольшие, полтораста человек на трех ладьях займут любое из них. Даже если одно судно все время находится в переходах, сотня человек гарантированно остается в крепости. А если уж совсем туго будет, по реке же и уйдут. Но это не самое главное!
        Глаза князя блеснули этаким веселым огоньком, и он довольно пророкотал:
        - Продолжай.
        - Главное то, что все русское население по Дону получит в крепостях защиту! Все поселенцы, кто живет нынче на реке, перейдут под твою, княже, руку. А донские выпасы - это сочная луговая трава, корм для скота - в первую очередь, лошадей. Если разрастутся поселенцы числом, то сколько всадников встанет под твою руку?
        Я прервался, видя, как набежала тень на чело княжье и как горько он сжал губы.
        - Хорошо речешь, Андрей, да пусто. Все, кто по Дону живет, да воины Белой Вежи - все они князю Святославу служат, дядьке моему.
        - И что? - с удивлением пожал плечами я. - Разве в Тмутаракани не сын его Глеб правил? И разве не приходил сюда Святослав с дружиною?
        - Так-то оно так, - чересчур спокойно заметил князь, - да только где Тмутаракань, а где Белая Вежа.
        - В степи, княже. В степи, полной половцев. Не возьмем под свою руку людей да крепость, погибнут и те и другие*85. Сами же Ярославичи скоро объединят дружины против половцев и пойдут на них, как на торков в прошлом ходили*86. Наберем силу к их походу - примут как равного союзника, и о законности твоего княжения в Тмутаракани уже никто заговаривать не станет. Не наберем...
        - Хорошо, - князь прямо посмотрел мне в глаза, - сумеешь склонить дружину Белой Вежи пойти под мою руку, будем осваивать Дон. Не сумеешь - так нечего и копья ломать, я русскую крепость силой брать не стану.
        - Любо, княже, любо!!! - Всем своим видом я постарался показать, как рад (нисколько не лукавя в душе).
        Особенно же хорошо то, что Ростислав привык не только меня слушать, но и доверять мне личное воплощение моих же идей - так мне гораздо проще претворить их в жизнь. Хотя, возможно, князь просто исповедует принцип инициативы и инициатора...
        - Но ведь это еще не все.
        - Вот как? - Ростислав удивленно приподнял бровь, после чего со сдержанным оптимизмом в голосе подбодрил меня: - Ну давай выкладывай уж, выдумщик.
        Я с улыбкой склонил голову:
        - В византийском Херсоне людей задавили поборами. Многие мастера не могут прокормить ни себя, ни семьи, потому что обедневшие горожане не в силах оплатить их услуги. Среди них и мастер Калинник, что наши либурны рубил, и его люди. А еще очень много каменщиков осталось практически без хлеба.
        Князь внимательно выслушал меня, после чего с некоторым нетерпением в голосе бросил:
        - Продолжай!
        - В устье Дона в древние времена существовал греческий город Танаис. В библиотеке Херсона наверняка есть точное описание, где он находился, а может быть, даже и карта.
        - И?
        - Мы можем позвать греков на службу! Дать им хлеба в учет платы на первое время, дать им землю в устье реки. И пусть возведут хотя бы малую крепостцу! Она станет нашим первым торговым постом, и одновременно мы возьмем устье реки под контроль! А камень для стройки они смогут взять на развалинах старого города или, в крайнем случае, налепят глиняных кирпичей. Зато у нас появятся свои мастера-каменщики, которые уже позже обновят стены всех хазарских укреплений. А Калинник заложит уже наши, точнее, ваши княжеские верфи!
        Ростислав долгую минуту смотрел мне в глаза, после чего веско произнес:
        - Отправляйся в Херсон, ищи месторасположение древнего Танаиса, набирай византийских мастеров. Даже если не получится с Белой Вежей и нашими поселениями на Дону, свою крепость в устье реки и свои верфи я желаю!
        На мгновение прервавшись, князь продолжил уже совершенно иным, как мне показалось, несколько восхищенным голосом:
        - Андрей, тебя послал мне сам Господь! Если у тебя все получится, знай: награда тебя ждет воистину княжеская!
        И вот я нахожусь на старых херсонских верфях, в компании искренне радующегося нашей встрече мастера. Видимо, надеется на очередной заказ - и, к слову, его надежды небезосновательны, даже очень небезосновательны... Тем более, судя по угощениям, корабелы сейчас явно не жируют.
        На крепко сбитом и тщательно отшлифованном деревянном столе в глиняных мисках покоятся несколько тонких хрустящих лепешек, приправленных сверху душицей (херсонцы кладут ее буквально во все) и крупно нарезанный белый овечий сыр, манури. Также нас ждут глиняные бокалы со сладким, по греческой традиции разведенным водой вином... и все. Не слишком густо для Светлой седмицы, когда во все дни нет строгого и обязательно поста. Между тем жадности в мастере я до того не замечал...
        Словно в ответ на мои мысли, Калинник нахмурился, сурово поджав губы, после чего резко сказал что-то показавшейся в дверях женщине. Сев напротив меня, корабел примирительно произнес:
        - Не обессудь, стратиот, за скудость пищи. Сейчас приготовят рыбу.
        «Не мясо, рыбу. Ну, голубчики, от моего предложения вы точно не откажетесь...»
        С улыбкой подняв чашу с вином, я торжественно поздравил грека:
        - Христос Воскресе!
        - Воистину Воскресе!
        Дождавшись обязательного ответа и с удовольствием осушив чашу, я закидываю в рот в большой кусок сыра и ломаю еще теплую, аппетитно хрустящую лепешку.
        - Как я могу судить нуждающегося, мастер! Ведь сказано в Священном Писании... Дословно не процитирую, но ты ведь помнишь ту евангельскую историю о женщине, пожертвовавшей в храме две лепты - последние, что у нее были, - и богаче, подавшего обильно? В глазах Господа жертва бедной женщины была выше, ведь она отдала последнее, в то время как богач делился лишь малой толикой своих богатств. Так вот и я с большей гордостью вкушаю твое угощение, чем если бы меня потчевали наши купцы.
        Судя по лицу Калинника, не особо умеющего скрывать свои чувства, сейчас он испытал одновременно и облегчение от моей адекватной оценки его гостеприимства, и в то же время стыд из-за своей нужды. Пожалуй, стоит его немного подбодрить:
        - Мастер, вы построили замечательные либурны, отличные суда! Всего четыре корабля сумели справиться со всем касожским флотом, утопив и сжегши пять десятков кораблей!
        Польщенный грек поднял чашу:
        - Одни корабли не смогли бы выиграть битву. Я слышал о вашей победе в бухте Епталы и горжусь знакомством со столь великолепным тактиком и полководцем, как вы!
        - Не прибедняйтесь, мой друг! Я уверен, что ваши либурны отлично нам послужат. Они превосходно показали себя в бою с ладьями касогов, у них высокая скорость и маневренность, а какова их управляемость при таране?! С помощью катапульт мы подожгли многие суда противника. И если честно, мне кажется, что ваши либурны смогли бы потягаться даже с тяжелыми ромейскими дромонами!
        Собеседник поджал губы при упоминании о возможном столкновении с византийским флотом, но прежде, чем я успел извиниться, он философски подметил:
        - Так ведь либурны и прославились в битве при мысе Акций. Флот Марка Антония, бывшего сподвижника Юлия Цезаря, включал в себя множество крупных кораблей, некоторые из них были значительно больше современных дромонов. Так называемые эннеры и децимремы, они имели четыре и пять рядов весел. Их было невозможно протаранить - борта внизу оковывались сталью...
        Тут я мысленно присвистнул.
        - ...а захват исключался из-за многочисленности абордажных команд. Но флот Октавиана Августа, наследника и племянника Цезаря, под командованием Агриппы легко разбил Антония: легкие, быстроходные и маневренные либурны уходили от лобовых атак, стремительно обтекая противника и одновременно забрасывая врага зажигательными снарядами. Сами же они за счет своей высокой скорости были крайней сложной мишенью для катапульт Антония...
        Я с удовольствием выслушав рассказ мастера, активно мотая на ус опыт античного флотоводца Агриппы - вполне возможно, он мне еще пригодится.
        Осушив кубок, Калинник с плохо скрытой надеждой спросил:
        - Вы смогли убедить князя построить больше либурн?
        - Нет.
        Как кажется по глазам корабела, в его душе умерла надежда, но я поспешил ее воскресить:
        - Я убедил его в большем: заложить верфи и пригласить вас вместе с мастерами строить для него корабли, став также и подданными Ростислава.
        Не сумев удержаться от легкого щегольства, я назвал тмутараканского правителя по имени, а ведь для этих мест это многое значит. В частности, называть своих владык неофициально, пусть и в застольном разговоре, может позволить себе лишь пьяный глупец... Или приближенный к правителю, весьма влиятельный человек.
        Которым я, по сути, теперь и являюсь.
        Грек всерьез задумался. Калинника можно понять: одно дело получить жирный заказ, который мог бы поправить его текущее бедственное положение, и совсем другое - сорваться с какого-никакого обжитого места, перевезти семью, начать все с нуля... К тому же кто может гарантировать, что в своих владениях тмутараканский князь не заставит своих новых подданных строить ему флот силой? Все это было написано на лице корабела так явно, что я постарался как можно быстрее развеять его сомнения:
        - Я даю свое слово, что получать за работу вы будете не меньше, чем если бы рубили либурны в Херсоне. Более того, на новом месте князь обеспечит вас хлебом в достатке, не взяв за то ни единой монеты, и освободит от любых податей на пять лет.
        Лицо византийца посветлело при упоминании об отсутствии налогов - и тут же его глаза подозрительно сузились:
        - На новом месте?
        Я заговорщицки улыбнулся собеседнику:
        - Мастер, вы слышали о Танаисе?
        Калинник удивленно приподнял брови:
        - Конечно, слышал! Боспорский город, самый северный из наших...
        - Мы хотим его восстановить. Отстроить каменную крепость, большой порт, верфи... Мы хотим пригласить не только вас и ваших мастеров, но и каменщиков, да и просто любых желающих, кто хотел бы попробовать построить жизнь на новом месте. Как думаете, люди отзовутся на призыв князя?
        Грек внимательно и серьезно посмотрел мне в глаза.
        - Если слова об отсутствии податей не ложь и вы действительно будете кормить людей первое время, к вам прибежит едва ли не весь Херсон. - Сокрушенно покачав головой, собеседник продолжил: - Базилевсы выжили из ума. После царя Василия лишь Исаак Комнин был действительно выдающимся правителем, пытавшимся поставить знать на место, возродить армию и флот, поддержать народ. Правил он, увы, недолго, и, боюсь, его болезнь имела не естественное происхождение, а была следствием действия яда. А кто еще? Бессердечный Константин, брат Василия, начавший давить людей поборами и окруживший себя вороватыми льстецами? Отравитель и убийца Михаил Пафлагон? Трижды женатый Константин Мономах или настоящий базилевс, Константин Дука? Разве при каждом из них знать не боролась друг с другом, грабя народ и тут же расхищая казну? Разве каждый из них не давил простых людей все новыми и новыми поборами? Да у нас уже землепашцы перестают трудиться на хорах! Потому что сколько бы земля ни родила, для себя останется так мало, что вряд ли хватит дожить до следующего урожая, если решишься вновь сеять!
        На мгновение прервавшись, Калинник с надеждой посмотрел мне в глаза:
        - Быть может, нет смысла возрождать старые руины? Что можно найти на месте разрушенного Танаиса, кроме древних камней? А вот Херсон пойдет под руку князя Ростислава, обязательно пойдет, коль он явится под стены города даже с небольшой дружиной!
        Калинник говорил с сердцем и, как кажется, с абсолютной уверенностью в том, что сказал. Я с минуту раздумывал над его словами, а после решительно махнул рукой:
        - Нет. Пока не время - принятие Херсона означает и борьбу с империей, а мы к этому не готовы. Пока не готовы. Нам нужен и флот, и крепость в устье Дона, причем именно сейчас - вот что я тебе, мастер, скажу. Так что, сам-то пойдешь под руку князя?
        Калинник твердо кивнул:
        - Пойду.
        - Вот и отлично. Поговори со своими людьми, мастер, отправь надежного человека к каменщикам, пусть тихо переговорит и с ними. Но я не хочу, чтобы в Херсоне на каждом углу кричали об исходе в Танаис, не хочу проблем с вашим катепаном, пока я нахожусь здесь с малым сопровождением. Разговаривайте, повторюсь, тихо, так же тихо собирайтесь, и так же тихо мы отплывем на купеческих ладьях - Горислав обо всем знает и обещает помочь. Через три недели к гавани Херсона подойдут наши либурны, они будут сопровождать первую партию поселенцев. Кстати, на месте уже возводят острог и землянки, а к концу лета, даст Бог, вы уже обживетесь. И да, мастер - мне нужен смышленый парнишка в сопровождение, умеющий читать на греческом и говорить на русском. Найдешь такого?
        Византиец согласно склонил голову:
        - Мой старший сын Александр, он обучен грамоте и разумеет ваш язык. Но позволь спросить, стратиот, зачем вам такой человек?
        - Хочу покопаться в городской библиотеке. Должны же были остаться там хоть какие-то записи о местоположение Танаиса?
        - Вполне могут быть. Но, повторюсь, на месте древнего порта мы найдем лишь горы старого камня...
        - Мастер! Вы отличный корабел, но, боюсь, не лучший градостроитель! Подумайте сами, где мы возьмем в степи тот самый камень? А между тем его залежей будет достаточно даже в уцелевшем фундаменте!
        Аккуратно сложив очередной свиток крупными, натруженными руками, высокий и худощавый юноша, бронзовый от продолжительного нахождения на солнце, отрицательно покачал головой:
        - Нет, тут только о закате Боспорского царства в годы нашествия варваров. О Танаисе упоминается лишь то, что город пал после штурма готов, тогда же погибла и Горгипия. Пантикапей позже разрушили гунны, а Бату уничтожили аланы...
        Я огорченно вздохнул:
        - Негусто. Мы перелопатили практически все свитки, выходит, о Танаисе есть лишь упоминания Страбона, греческого историка?
        Сын Калинника кивнул, знакомо поджав губы:
        - Выходит, так. Лишь то, что город стоял при впадении одноименной реки Танаиса в озеро. Ну и заодно о его более ранней вражде с Боспорским царством.
        Почесав подбородок, я задумчиво заметил:
        - Ну, мятеж отдельной колонии может быть обусловлен ее далеким местоположением и, очевидно, сильным варварским влиянием. Возможно, город контролировался скифами или сарматами в указанные годы... А вот про озеро я ничего не понял. Нет там никакого озера в устье Дона, несколько ответвлений в дельте, но ничего похожего на озеро. Может, один из рукавов не имел выхода в Русское море, или Страбон его само называет озером?
        Мысленно я обругал себя за то, что при подготовке к погружению не удосужился уточнить местоположение античных развалин Танаиса, открытых еще в девятнадцатом веке, а Александр между тем отрицательно покачал головой:
        - Греки называли его Понтом Эвксинским и точно знали, что это море. Страбон был великим путешественником...
        - ...И мы не ставим его авторитет под сомнение. Слушай, Александр, пожалуй, я предоставлю тебе возможность самому решить этот вопрос. Когда прибудем на место, я дам тебе десяток гридей в сопровождение, и ты исследуешь все рукава Дона при впадении его в море. Город погиб в третьем веке, прошло более семисот пятидесяти лет. Много, очень много... Но какие-то следы должны были остаться! Возможно, торчащие из земли каменные блоки. Или хотя бы обширная возвышенность перед впадением реки в море... Там, где мои люди сейчас возводят острог, в устье самого широкого рукава, ничего подобного нет!
        Сын Калинника с восторгом закивал, а его глаза загорелись живым огнем, очевидно свойственным будущим археологам. Возможно, благодаря моей задаче он станет первым из них в этом мире.
        - Стратиот...
        - Ты же помнишь, мы договорились, что ты можешь обращаться ко мне просто - Андреас.
        Александр смущенно улыбнулся и с заметным волнением продолжил:
        - Скажи, Андреас, это правда, что князь Ростислав освободит нас от налогов?
        Я поморщился. За неделю моего пребывания в Херсоне содержание нашего с Ростиславом предложения Калиннику стало достоянием общественности, несмотря на все мои предупреждения. Шила в мешке, конечно, не утаишь, но уже на третий день ко мне стали массово стекаться люди с просьбами взять их на поселение в возрождающийся Танаис. Стражники опасливо и настороженно косились в мою сторону... Но каких-либо резких действий со стороны местной администрации не последовало. Видимо, ее глава, катепан Херсонской фемы, самой северной византийской провинции, просто побоялся хоть что-то мне сделать. Очевидно, опасается, что в случае чего под стенами города покажется горячий тмутараканский князь с той самой малой дружиной и город перейдет под его руку...
        - Ручаюсь, что слово Ростислава крепче камня. Если он его дал, то назад уже хода нет...
        Засиделись мы в библиотеке, а между тем закат на море, как и наступающие за ним сумерки, весьма скоротечен. Когда мы покидали здание, небо еще освещалось солнечными лучами, а сейчас уже город погрузился в сумерки. И под их покровом, из узкого проулка нам навстречу резко шагнул целиком закутанный в плащ мужчина, чье лицо прикрывает капюшон. Я резко тормознул, придержав рукой Александра, и услышал за спиной торопливые шаги. Обернулся и увидел, как сзади к нам поспешно приближается еще один, точно так же плотно запахнувшийся в плащ человек.
        Правой рукой я привычно потянулся к ножнам, но пальцы ухватили лишь воздух - в Херсоне запрещается носить при себе мечи. Лишь нож, который обязательно держит при себе любой рус или славянин и который всегда висит справа...
        - Андреас!!!
        Окрик Александра предупредил меня в последний момент: оба нападающих резко бросились к нам, и тот, кто встретил нас в переулке, оказался ближе. Безоружный юноша попытался было дернуться вперед, но я грубо отпихнул его в сторону, одновременно шагнув навстречу противнику. А он достал из-под полы плаща длиннющий клинок, в добрый локоть! Явно не короче римского гладиуса, только тоньше. Блеск стали на мгновение заставил мое сердце дрогнуть.
        Стремительный, резкий поставленный укол, нацеленный в живот! Скорее инстинктивно, заученно на бесчисленных тренировках, нежели осознанно, я шагаю влево и вперед, одновременно ударив по вооруженной кисти, отклонив клинок в сторону. В ту же секунду я рванул свой нож правой, вскинув руку. Его лезвие пробороздило сухожилия локтевого сустава врага с внутренней стороны. Не меняя обратного хвата, я резко вонзил его острие в шею нападавшего.
        Противник захрипел, из неприкрытого капюшоном рта брызнул фонтан крови. Спиной ощущая стремительное приближение второго убийцы, я, как мог, быстро развернулся, потянув за собой насаженного на нож врага и толкнул его навстречу подельнику. Как раз вовремя - последний уже вскинул свой клинок...
        Убийца замедлился, потерял лишнюю секунду, отбрасывая от себя тело неудачливого товарища. Перехватив нож, я прыгнул вперед, сократив дистанцию и нивелировав преимущество его более длинного клинка. Резкий взмах - и лезвие моего ножа чиркнуло по горлу убийцы. Обратным движением я с силой вонзил его в солнечное сплетение врага.
        - Андреас...
        Сидя на мостовой, белый как смерть Александр круглыми от ужаса глаза смотрит перед собой. Похоже, вся схватка на самом деле заняла всего несколько мгновений. Между тем парень указывает пальцем на мой правый бок - опустив глаза, я вижу длинный глубокий порез и, словно по какой-то команде, начинаю ощущать под ребрами сильное жжение.
        - Зацепил, сволочь...
        Выше по улице послышались чьи-то крики и топот приближающихся стражников, что-то возмущенно кричащих. Схватив парня за руку, я помог ему подняться и негромко бросил:
        - Бежим! Не стоит мне встречаться со стражниками, похоже, катепан решил все же с нами побороться...
        Глоссарий.
        85. Гарнизон Белой Вежи, равно как и русские поселения на Дону действительно оказались отрезаны от Руси половецким нашествием. Крепость пала в 1117 г., но русские поселения на реке уцелели, породив общность бродников - последние хорошо знали донские броды, и за плату могли по ним провести, отсюда и название. Выступая последовательными врагами половцев, бродники тем не менее переняли их манеру ведения боя, создали свою легкую конницу. Во время первого вторжения монголов на Русь (они гнали половцев, а последние запросили помощи) бродники поддержали врага своего врага - и, таким образом, на Калке выступили против русских дружин. Хотя по другой версии вождя бродников Плоскиню, убедившего князя Мстислава Киевского сдаться после боя, просто принудили пойти на обман пытками (или вовсю использовали вслепую).
        86. В начале степной войны местные кочевники торки, сменившие печенегов в донских и днепровских степях, усилили натиск на русские земли под давлением с востока, откуда их, в свою очередь, теснили половцы. Последние поначалу заключили с русскими князьями мир и военный союз против общего врага. И уже в 1060 г. объединенные дружины триумвирата Ярославичей с примкнувшим к ним войском Всеслава Брячиславича (тогда еще полоцкий князь не развязал междоусобной брани) разгромили торков в степи. В 1067 году братья-князья вновь пошли в степь, сражаться теперь уже с половцами - и в битве при Альте потерпели сокрушительное поражение.
        Глава 2
        Июнь 1066 г. от Рождества Христова
        Окрестности Белой Вежи
        Узкий, хищный нос ладьи весело режет водную гладь Дона под дружные взмахи гребцов. Ветер бьет в лицо, неся с собой здорово охлаждающие водяные брызги - солнце в начале лета неожиданно жаркое. Над головой кричат донские чайки, а впереди виднеются белокаменные стены некогда одной из сильнейших хазарских крепостей... Хорошо!
        - Половцы!
        Заслышав клич дозорного, по моему настоянию забравшегося на самый верх мачты и уже там привязавшего себя к стволу веревками, я крепко выругался сквозь стиснутые зубы. Опять...
        - Лучники!
        Я решил не рисковать уцелевшими либурнами при проходе по Дону, вместо этого мы построили три крепкие набойные ладьи. И если вся абордажная команда в настоящий момент занята греблей, то по два десятка «английских» лучников постоянно дежурят на крытых дощатых палубах. И сейчас, спустя всего пару секунд после моей команды в небо взвились срезни. Сердце не успело сделать три удара, как они врезались в группу всадников, неосторожно подобравшихся слишком близко к правому берегу. Половцы даже не попытались ответить, лишь с диким визгом и проклятиями бросили коней в галоп, оставив на земле несколько раненых и убитых.
        - Вот вам гостинчик от русской дружины!
        В крепости уже заметили наше приближение. Ее ворота открылись, и в нашу сторону рысями пошел отряд всадников числом два десятка. Не желая слишком приближаться к замку, я развернулся к кормчему и жестом указал на крохотный пляж всего в сотне метров от нас.
        - Причаливаем, Макар!
        Кормчий понятливо кивнул, и над рекой раздался его властный, громкий голос:
        - Левый борт - суши весла! Причаливаем!
        Ходящая по Дону троица бывалых кормчих, старшим которой и является Макар, отлично понимают друг друга - не раз водили купеческие караваны по реке. Правда, в последнее время путь стал слишком небезопасным из-за кровопролитной степной войны и резкого усиления половцев, но я хочу в скором времени все изменить... Вот и сейчас кормчие сноровисто повернули ладьи и неспешно повели их к отмели, куда уже направились всадники Белой Вежи, пока кажущиеся совсем крохотными из-за разделяющего нас расстояния...
        - Гой-еси, гриди! Добром встречаете аль худом?
        Старший над беловежскими ратниками воин, крепкий, могучий десятник поперек себя шире в плечах, с уже посеребренными сединой волосами, гулко ответил:
        - И ты будь здрав, воевода! А добром иль худом встречать будем, так то зависит, с чем вы пришли!
        Располагающе улыбнувшись, я продолжил играть свою партию:
        - С добром пришли, с добром! Князь Ростислав Владимирович за дружину свою беловежскую душой болеет! Как, говорит, там мои соколики-то в степи справляются?! Так что жалованье прислал своим воям, да воеводу нового!
        - Это кого же?!
        Всадники с недоумением воззрились на меня, хотя до того, при словах о жалованье, я видел в их глазах живой блеск. Это хорошо!
        - А меня и назначил. Может, слышал ты про Андрея Урманина? Так это я и есть.
        Последние слова я бросил особенно веско, убрав из речи напускное радушие и добавив в нее металла. И судя по удивлению и смятению на лицах гридей, про меня они точно слышали.
        Несмотря на попытку убийства, катепан в дальнейшем никаких активных действий не предпринимал, так что мой порезанный бок успешно зажил. Честно говоря, я в принципе и не мог быть в уверенным в том, что напавшие на нас убийцы не были простыми разбойниками, но я нутром чуял, что византийская администрация замешана в покушении. Тем не менее без веских доказательств я не спешил с обвинениями, да и вообще, момент для разбирательств с ромеями был совершенно неудачным. Я ограничился тем, что столовался только у Горислава и всегда ходил по городу в сопровождении сильной охраны...
        Зато катепан не воспротивился уходу корабельных мастеров и опытных каменщиков, от слова «вообще». За пару дней до нашего отплытия он убыл в Сугдею с сильным эскортом, так и не удостоив меня личной встречи, а без его команды стража даже не пыталась остановить людей, мирно грузящихся на русские ладьи. Наши купцы подогнали десяток судов, и в три ходки мы под прикрытием либурн перевезли более пяти сотен византийских мастеров и их семьи в устье Дона, где Еремей успел возвести острог и отрыть землянки на первое время. Здесь же меня ждали дружина и отстроенные ладьи для путешествия по Дону. Убедившись, что запасы для проживания греков подготовлены в достаточном количестве, я предложил им начать возводить кирпичные стены и заложить верфи, а Александра отправил на поиск древнего Танаиса. С тем я и отбыл в Белую Вежу...
        И вот теперь, твердо рассчитывая заслужить обещанную князем награду, я с десятком воев вхожу в арку крепостных ворот, с интересом рассматривая возведенные греческими мастерами стены. Из новгородцев со мной только Радей - в моей личной гвардии случились серьезные перестановки. Точнее, Михаил и Тимофей, напомнив мне мои же слова, упросили отпустить их в Новгород. И хотя к молодым воям я успел прикипеть душой, делать нечего, пришлось выполнить их просьбу. Ведь дружинники и так были рядом не только весь наш путь до Тмутаракани, но и сопровождали меня в прошлогодних походах, надо сказать, довольно опасных! Правда, домой вои вернутся с весьма солидным прибытком - князь выделил моим соратникам по десять гривен серебром каждому. А еще я передал с ними послание Георгию и Злате, приглашая всю семью десятника в Тмутаракань и упреждая, что Всеслав Брячиславич через полтора года готовит зимний поход на Новгород - мол, вести правдивые, а ко мне попали случайно. Дружинники поудивлялись, но я говорил серьезно и убедительно, и Тимофей с Михаилом, привыкшие во всем мне доверять, приняли слова на веру - я видел это
по их глазам.
        Еремей же несколько отдалился после того, как меня стали привечать в княжьем дворце. Хоть я и старался держать побратима подле себя, но князь-то выделял именно меня! А между тем молодой честолюбивый гридь мечтал о ратной славе и равных моим почестях... Так что в этом походе я поставил его командовать сборной дружиной на одной из ладей, чем крепко обрадовал побратима - теперь у него появился шанс проявить себе в деле, командуя крупным отрядом! Не стоит и говорить, что в его команду пошло большинство варягов с нашей либурны, хорошо знавшие новгородца.
        А ведь теперь нас сопровождают не только северяне, но и тмутараканские русичи, и касоги, и даже несколько византийских ветеранов-стратиотов, решивших попытать счастья в моей дружине. Я решил, что боевой поход смешанным составом позволят мне сгладить противоречия между вчерашними врагами и одновременно стереть этнические границы между представителями народов, населяющих одно княжество. Хотя бы попытаться сделать это в пределах собственной дружины... Поэтому сейчас меня сопровождают два варяга, трое русичей, один грек и четверо касогов. И Радей, не обладающий в отличие от Еремея излишним честолюбием и вполне довольствующийся ролью моего личного телохранителя.
        Оказавшись за крепостными стенами Белой Вежи, возведенной греческими инженерами из обожженного кирпича, я в очередной раз подивился мощности, монументальности хазарской постройки. Толщина стен ее под четыре метра, высота - под десять! Если считать внутренний периметр, замок усилен семнадцатью башнями и дополнительно мощным донжоном-цитаделью! Понятно, что подобными укреплениями в позднем Средневековье никого не удивишь, но сейчас в Западной Европе второй оборонительной стены днем с огнем не сыщешь!
        И тем сильнее контраст внутреннего двора крепости, уставленного кочевыми шатрами, в которых ютятся русские дружинники. Конечно, шатер для степи - не худший вариант жилья, но все же я ожидал от Белой Вежи большей цивилизованности и обжитости, что ли...
        Между тем со всех ее концов собираются дружинники, обступая наш малый отряд. Среди них я замечаю и раненых, чьи повязки перепачканы свежей кровью. В глазах многих воинов я вижу смесь удивления и надежды, но некоторые смотрят откровенно неприязненно.
        Вдруг по рядам беловежцев словно рябь пошла, сопровождаемая легким шелестом их речи - и сомкнувшееся вокруг нас кольцо воев (среди которых, кстати, немало мужей и ярко тюркской внешности*87) расступилось, пропуская ко мне десятка два людей, облаченных в сверкающие на солнце пластинчатые доспехи. Впереди них следует высокий, статный муж с крепко загорелым лицом и вислыми усами, недобро на меня поглядывающий - видать, местный «бугор».
        - Ну и кто к нам пожаловал? Где же воевода новый, отзовись?! - Едкая ирония в голосе вышедшего вперед дружинника подтверждает мою догадку.
        - Я новый воевода. Зовут меня Андрей Урманин, я служу князю Ростиславу Владимировичу. Он берет русские землю по Дону под свою руку, а вам, доблестным гридям, шлет жалованье!
        Собравшиеся заметно оживились, но их пыл остужает недобрый и негромкий голос их командира:
        - Не знаем мы такого князя. А служим Святославу Ярославичу, князю черниговскому. Сдается мне, самозванцы вы и смутьяны. Взять их, - зло бросил он.
        Беловежцы послушно подались к нам, мои же вои схватились за рукояти мечей, но, жестом остановив их, я зычно заговорил - чтобы мой голос был слышен всем собравшимся:
        - Тогда пусть ваш воевода скажет, когда вас, гриди, сменят! И уж тогда невольте нас - но пусть он ответит!!!
        Русоволосый крепыш, практически поравнявшийся со мной, все же замер - как и большинство дружинников во дворе.
        - Не твое собачье дело. Взять их!!!
        Воины вновь дернулись к нам, но тут уж я закричал громче, яростнее:
        - Воевода ваш не говорит, потому что и сказать ему нечего!!! Отрезали вас половцы степью, не придет к вам Святослав на помощь, не пошлет дружину сменить вас!!! Ибо она не дойдет. - И после секундного промедления уже спокойнее добавил: - И вам отсюда не уйти. Или я лгу, воевода?
        Русич вперил в меня яростный взгляд, после чего громче прежнего крикнул:
        - Лжет он! Будет смена, скоро будет!
        Я зло усмехнулся:
        - Половцы к реке вышли в двух верстах от крепости! Что, боятся они вас?! Ни три сотни воинов, ни пять, ни десять из Чернигова сюда не дойдут! Куманы обманули Святослава, обещали мир, а сами уже набегом ходят на земли русские, людей в порубежье неволят. А какую силу они набрали, вам отсюда разве не виднее?! Соберет ли князь Святослав такую дружину, чтоб прогнать их? Едва ли.
        И вновь воевода нашел что ответить мне - я все же сумел втянуть его в разговор, сумел заставить людей себя слушать!
        - Шесть годов назад на торков всей Русью ходили - и на половцев объединятся!
        - А когда это будет? Через год? Через два? Может, через шесть?! Я верю, вы за высокими стенами отсидитесь, пусть и долго сидеть придется! А люд русский, что по реке поселился, как они выживать будут? И кто их от половцев защитит?! Или вы в крепость направлены так, камни сторожить?
        Неожиданно из толпы раздался гулкий, рассудительный голос:
        - А как же Ростислав Владимирович собрался народ-то защищать?
        Вперед выдвинулся говоривший - мой недавний сопровождающий, седой десятник. Кивнув ему, как равному, я постарался дать краткий, но максимально полный ответ:
        - Князь хочет восстановить все хазарские крепости по Дону, посадить в них гарнизоны, а по реке пустить ладьи с дружинами. Люд окрестный всегда за стенами спрятаться сможет, а при небольшом набеге им на помощь хоть конный отряд придет, хоть рать судовая, только сигнал дымный подай. И купцы с нашей охраной по воде ходить будут, от самой Тмутаракани и до вятичей. Уже и греки херсонские в низовьях Дона, у самого моря крепость новую ставят, каменную!
        Тут уж призадумались все, а я продолжил:
        - Нет предательства Святослава в том, что вы под руку князя Ростислава пойдете. Да вас никто и неволить не станет - не захотите служить ему, дадим ладьи, хоть по Дону уйдете, хоть по морю и через Днепр до Киева, или по Бугу, аль Днестру. Но если примете волю князя, так серебро за службу сегодня получите! А по осени вас сменят, обещаю!
        Воевода, видя, что народ внимательно слушает меня (видно, за живое я задел дружинников, нащупал нужную нить), попытался восстановить положение:
        - Князь Ростислав бунтарь, и даже данников своих удержать не мог, куда ему Дон под руку брать!
        - Князя Ростислава предали дядья, лишили законного права наследования! Между тем отец его, Владимир Ярославич, был старшим сыном великого князя! И то, что Тмутаракань он себе взял, так-то по Правде! А касоги волновались - неужто вы не видите их в моей дружине? Признали они власть Ростислава Владимировича, еще осенью признали!
        Неожиданно вновь заговорил десятник:
        - Складно речешь, воевода! - Последнее слово воин выделил насмешливой интонацией. - Но раз вы пришли людей от половцев оборонять, так покажите себя в деле.
        Я согласно кивнул:
        - С готовностью.
        Теперь уже дружинник без всякой спеси склонил голову, после чего пророкотал:
        - В двух дневных переходах выше по течению стоит старая хазарская крепость. Не очень большая, без башен, в одной из стен был пролом. В ней наши устроили свое поселение, но пару седмиц назад к ней подошли половцы и обманом ее захватили. Сказали, что торговать будут, а как за ворота пустили отряд малый, так они стражу немногочисленную в сабли взяли. А там уж галопом основной отряд прискакал, они до того в лесу прятались, сигнала дожидаясь... Мужиков перебили, баб... Бабы и детишки покрепче теперь в робичах. Мы бы и не знали, но об ту пору разъезд наш близко оказался, помочь пытались, да куда там... Половина воев пала, оставшиеся посеченными вернулись. Хотели бы мы крепость вернуть, да сам видишь, воевода, мало нас. Отправим половину дружины, другие самой Белой Вежи не удержат. Так что скажешь, воздадите половцам виру кровью, отобьете полон?
        Не спеша с ответом, я с вызовом обвел беловежцев взглядом и только после торжественно и громко, во всеуслышание заявил:
        - За тем и пришли!
        Глоссарий.
        87. После поражения от русских князей торки, смешавшись с печенегами, откатились к границам Византийской империи. Но вскоре часть их вернулась, кочевники предложили русским друзьям свои сабли в войне с половцами в обмен на земли. Князья согласились, расселив торков и печенегов перед оборонительными рубежами в степи, и вскоре те смешались, получив общее название «черные клобуки». В дальнейшем гарнизон Белой Вежи комплектовался именно клобуками.
        Глава 3
        Июнь 1066 г. от Рождества Христова
        Окрестности безымянной хазарской крепости. Два дневных перехода от Белой Вежи
        Несмотря на то что на предложение дружинников я согласился с легкостью, на самом деле задача перед нами стоит крайне сложная. Для успеха предприятия дружине необходимо подобраться к врагу незамеченными, а кроме того, численность половецкого отряда неизвестна нам даже приблизительно. И если первую задачу я решил, ведя отряд по реке ночами - оптимальное место для дневки и подход к самой крепости нам показал проводник из местных, Путята, - то провести разведку оказалось просто невозможно. Увы, отправить конный разъезд по степи сейчас - это все равно что отправить людей на смерть, куманы обязательно обнаружат всадников и нагонят. Но и ладью посылать было слишком опасно - враг вполне мог понять, что мы ведем разведку, и хорошенько подготовиться к встрече.
        Поразмыслив, я решил рискнуть и атаковать всеми силами, выбрав для нападения рассвет - в любом случае, фактор внезапности будет на нашей стороне. Даже если половецкие силы окажутся чересчур велики, мы просто отступим к ладьям, благо что на зорьке над Доном поднимает очень густой туман, и держится он пару часов.
        Вот и сейчас мы под покровом ночи подошли к крепости практически вплотную, после чего я разбил дружину на две части. Взяв себе всех лучников и восемь десятков рубак, я решил вести их густым лесом, а оставшуюся сотню воинов отрядил Еремею. Да, сегодня вдоль берегов Дона практически на всем его протяжении тянутся пойменные леса, в которых и прячутся от половцев бродники, а в будущем будут укрываться от татар казаки. Гибель их настанет в конце семнадцатого века, когда Петр I начнет строить свой первый Азовский флот и ему остро потребуется древесина. А для начала атаки мы выбрали часы предрассветного тумана.
        Остро волнуясь, я без лишних напутствий проверил готовность людей - единственный стальной лязг может выдать нас всех с головой! У Андерса был богатый опыт ночных атак, всю тактику нападения я почерпнул из его воспоминаний, очень надеясь в душе, что половцы не приготовят нам засады. Проходя вдоль рядов построившихся по моей команде воинов, я старательно проверяю их снаряжение - все ли плотно подогнано, нет ли где выступающего, плохо закрепленного оружия? Но дружина у меня подобралась что надо, новичков среди гридей нет, как нет и тех, кто допустил бы столь обидную оплошность.
        - Готовы, воины? Помните, ради чего идем? Половцы наше поселение обманом взяли и вырезали, уцелевших обратили в рабство. Это случилось на княжьей земле, а раз так, они должны заплатить кровью!
        Мужи ответили мне легким, одобрительным гулом.
        - Вперед!
        Практически полторы сотни дружинников мягко подались с песчаного пляжа, углубляясь за мной в чащу пойменного леса...
        Пока мы продираемся сквозь глухую дубраву - надеюсь, взлетающие над деревьями птицы будут незаметны в ночи! - меня посетило острое чувство дежавю. Именно так шли викинги ярла Айварса к Копорскому погосту, пылая жаждой мести к русичам. Именно тогда я пришел в сей мир. Как давно это было!
        С горькой усмешкой думаю о том, каким бы я был неповоротливым и неловким, если бы попал сюда в собственном теле и с собственными навыками! Сумел бы идти так же мягко - сучок не скрипнет! - перенося вес тела с пятки на носок? Сумел бы так ловко уклоняться от веток и двигаться в зарослях столь стремительно, совершенно не сбивая дыхания? Вряд ли... И дело не в исключительных навыках Андерса: так же мягко и неслышно за мной следует вся дружина. Нет, просто наши предки были гораздо ближе к природе, и на лоне ее они чувствовали себя гораздо естественнее нас...
        На лесную опушку мы выбрались с первыми лучами солнца. Сойки, первые предатели, бунтующие при виде человека и взмывающие высоко в небо при его появлении, уже успели успокоиться. Судя по вполне мирно разбитому у крепости кочевью, ничто не выдало нашего приближения. Имелись у меня опасения, что лошади степняков почуют приближение чужаков, но пронесло - на ночь их треножат и отводят ниже, пастись на пойменных лугах. Шатров перед стенами замка разбито на первый взгляд в два раза больше, чем во дворе Белой Вежи, но ведь в крепости живут только ратники, здесь же куманы обитают семьями... Правда, еще неизвестно, сколько их обосновалось в твердыни, но, как мне кажется, у нас все же есть шансы.
        - Никита! - Я обращаюсь к десятнику лучников со своей ладьи, временно поставленному командовать всем «стрелковым корпусом». - Пока молчите. Мы порубим, сколько успеем, и, только как половцы насядут, начнем медленно пятиться. Причем не спиной к вам, а боком. Как половцы окажутся напротив вас, так справа их и бейте! Ты понял?
        Лучник утвердительно наклонил голову, а я уже повернулся к десятникам своих пешцев:
        - Расходимся широко, веером. Пока ни звука! На каждый шатер по два-три человека. Мужиков режем независимо от того, поднимут руки или нет, юнцов и баб, коли за сабли схватятся или за луки, не щадить, чтобы в спину не ударили. Но и просто так живота не лишать! Нам главное вытянуть основные силы на себя, чтобы они из крепости вышли, а уж там Еремей поспеет, ударит в тыл! И еще: не дай бог кто на девку красную до конца боя полезет! Яйца лично оторву, ясно?!
        Воины понятливо закивали, и я продолжил:
        - Когда поднимется шум, в шатры уже не заходим, а плотно сбиваемся, будем стену щитов держать. Если один раз дам сигнал рожком, все ко мне! Два для Еремея, три... Никита, для тебя говорю!.. коли три раза в рог дую, лучники бьют по всем, кого видят, а пешцы как можно быстрее уходят в лес. Это понятно?!
        И вновь утвердительные кивки.
        - Ну а раз так, - повернувшись к Радею, я весело ему подмигнул, с удовольствием отметив довольный блеск в глазах телохранителя, - тогда начали. С богом!
        Одним из первых продравшись сквозь кусты, я тут же перехожу на легкий бег, приближаясь к ближнему шатру. За моей спиной раздаются увесистые шаги Радея. Пока впереди никого нет... Вот до цели остается уже буквально с десяток шагов, когда от соседнего шатра отделяется не очень высокий, сутулый мужик средних лет, с выпуклым брюшком и широкими залысинами голове. Волосы у него действительно не просто светлые, а более насыщенного желтого, соломенного цвета... При виде меня он широко распахнул глаза от удивления и испуга и, промедлив всего мгновение, дернулся в сторону, тревожный клич уже готов был слететь с его губ... Но если сам я на секунду растерялся, то рефлексы Андерса сработали как надо: с силой брошенная сулица прошила грудь половца насквозь, оборвав заполошный крик.
        Еще сильнее ускорившись, я врываюсь в намеченный первой целью, небольшой шатер. После солнечного света глаза не сразу привыкают к темноте - и за это время с расстеленных на земле шкур приподнимается разбуженный мной мужик. Разглядев врага, он стремительно дернулся к стенке шатра, где лежит лук в саадаке и покоится в ножнах сабля. На лежанке приподнялась заспанная, полуголая баба. Но резкое движение выдало ее мужа, и прежде, чем половец схватился за рукоять клинка, мой чекан с отвратительным хлюпом проломил ему затылок.
        - А-а-а!!!
        Оглушительный, надрывный бабий визг ударил по ушам похлеще ультразвука. С соседнего лежака вскочил мальчишка-подросток. Увидев окровавленного половца, похоже отца, он с яростным криком бросился на меня с голыми руками и тут же рухнул наземь с перерубленной через ключицу грудью. Баба заорала еще страшнее и бросилась к парню, накрыв его своим телом... Господи, что же я натворил... Тяжелым ударом рукояти по затылку я оборвал ее крик. Надеюсь, зашиб не насмерть... Между тем в шатре заворочались еще на двух лежанках, но, всмотревшись, я разглядел совсем маленьких детей и как ошпаренный бросился наружу, вытолкнув отсюда и Радея.
        Боже, как же это, наверное, страшно - в одночасье, всего за несколько мгновений потерять двух любимых людей, зарубленных на твоих же глазах. Как же страшно, Господи...
        - Мы вас сюда не звали!!!
        С яростью брошенные слова предназначаются мне же самому - хоть как-то пытаюсь убедить себя в том, что все, что мы делаем, делаем по справедливости, по правде...
        Хотя на самом деле, на любой войне правит бал единственная правда - ничего честного, справедливого и правильного на ней нет! Ну хорошо, не совсем так... Сформулирую точнее: война есть самое несправедливое, бесчестное и худшее явление на свете!
        Бойня спящих продолжается недолго: зачистив десятка три шатров, мы несем первые потери от выскочивших наружу половцев, уже успевших схватиться за сабли и луки. Воины гибнут от вражеских стрел, и я единожды трублю в рог, призывая людей к себе. От реки к берегу медленно ползет туман... А из ворот крепости едва ли не галопом выскакивает отряд всадников, тут же устремившихся к нам! Расширенными от ужаса глазами я смотрю на крепкие ламеллярные панцири, защищающие степняков и ярко сверкающих на солнце, на короткие, но мощные составные*88 луки в их руках. Прижав к губам рог, я трижды в него трублю, и мой отряд, едва вступивший в схватку, начинает откатываться к опушке леса, под защиту наших стрелков.
        Но если мы вынуждены отступать шагом, вражеские всадники - их где-то под полсотни - бросили своих коней вскачь, силясь обтечь нас с правого фланга и отрезать от леса! Тут же я замечаю первый густой поток стрел из леса, ударивший по пешим степнякам. Мгновение спустя с их стороны раздаются громкие крики боли.
        Протяжный свист, от которого стынет кровь в жилах, и по правой щеке бьет тугая волна воздуха - выпущенная в мою сторону стрела разминулась с головой всего на десяток сантиметров! Вскинув щит, я оглушительно кричу, силясь переорать прочие звуки боя:
        - Кругом строимся! Кругом!!! Стена щитов!!!
        Воины спешно сбиваются в «черепаху», но едва ли не десяток моих рубак погибает от стрел всадников. Раз в пять больше стрел застряло в щитах - в мой дважды мощно ударило, причем оба раза стальные, широкие наконечники пробили плотно сбитые доски. Вскрикнул от боли Радей - прошив дерево, вражеская стрела вонзилась ему в предплечье.
        Залпы из леса смешали толпу пеших половцев, не способных грамотно и быстро построиться «черепахой», - но конные лучники уже обогнули нас, отрезая от стены деревьев. И подставились под наши стрелы! Правда, всадники также перенацелились в сторону чащи, но мои-то люди прикрываются деревьями, их больше, и наши тисовые луки нисколько не уступают композитным степным! Идеальный момент для моего замысла!
        Прижав сигнальный рог к губам, я дважды с силой выдохнул в него, рождая громкий, зычный трубный звук. В ответ тишина... Сердце ударило с перебоем, во рту мгновенно пересохло. Не веря в то, что Еремей мог в тумане ошибиться с местом высадки - неужели звуки боя недостаточно громки и ладьи проскочили мимо?! - я вновь прижал рог к губам.
        И в этот раз его раскатистому реву дважды ответили из густого молочного марева, высоко поднявшегося над поймой реки...
        - Сулицы и топоры по всадникам, по сигналу!
        Дождавшись, когда ближние всадники в очередной раз спустят тетивы, кричу что есть мочи:
        - Бей! - и первым, подняв щит, с силой метаю чекан, для верности целя в бок коня ближнего ко мне половца. Правда, даже несмотря на все умение викинга, в чьем теле я пребываю, топор вонзился только в заднюю ногу жеребца. Но и этого оказывается достаточно, чтобы раненое животное пронзительно заржало и, нелепо скакнув, сбросило всадника.
        - Вперед!!!
        «Черепаха» мгновенно распадается и, повинуясь моему кличу, воины бегом устремляются на тяжелых половецких лучников. Правда, последним не занимать ни храбрости, ни выучки: под ливнем стрел из леса они хладнокровно спускают тетивы, поразив в упор не менее двух десятков моих воинов. Очередная стрела с громким металлическим лязгом сшибает с меня островерхий, конический шлем. Скорее от испуга, я ускоряюсь еще сильнее, буквально пролетая разделяющие нас с врагом метры, но и три десятка всадников, взяв короткий разгон, сшибаются с нами...
        Впервые в жизни я вижу, как высоко в воздух - метра на два - взлетает человек, чьи конечности болтаются в полете, словно у сломанной куклы. А в следующий миг чудом ухожу в сторону от груди скачущего на меня коня, заученно подставив щит под тяжелейший, рубящий удар сабли. Левая рука немеет - и тут же мне вновь приходится едва ли не прыжком спасаться от несущейся на меня лошади!
        Было бы половцев побольше - хотя бы те же пять десятков, выскочивших из крепости, - и быть бы нам смятыми их тараном! Но едва ли не на половину выбитые моими лучниками тяжелые всадники застревают в массе пешцев, подавив, правда, многих из них. Я же, чудом увернувшись сразу от двух конников, оказался позади смешавшейся кучи сражающихся и умирающих людей. Всего одного взгляда на поле битвы оказывается достаточно, чтобы радостно осклабиться: разнородная толпа половецких пешцев пятится под натиском хирда Еремея, чьи вои вынырнули из тумана, словно призраки. Всадники же, потерявшие разгон, оказались теперь в кольце моих пешцев, где драка идет уже на равных! Но этого равенства для меня совершенно недостаточно:
        - Лучники!!! В бой!!!
        Через мгновение из леса вываливается плотная толпа воинов, вооружившихся топорами. Дождавшись, пока они поравняются со мной, я бегом устремляюсь вперед, к месту схватки. Половцы заметили новую опасность, и где-то десяток всадников уже пытается вырваться из кольца моих ратников, стремясь встретить нас еще одним таранным ударом. Не дождетесь!
        И вновь меня едва не сокрушил боевой конь степняков: хотя и не взяв разгона, жеребец бешено замолотил копытами в воздухе, силясь достать мою непокрытую голову! Еле успев прикрыться щитом, я рывком смещаюсь в сторону, подставившись под сабельный удар. Но сталь вражеского клинка была встречена металлом умбона, в ответ я колю длинным выпадом, ударив снизу вверх. Дивный светлый меч хоть со скрипом, но проломил стальные пластины, острием погрузившись в людскую плоть. Вскрикнувший от боли половец вывалился из седла, и его тут же добили топорами набежавшие сзади воины.
        Еще один всадник совсем рядом с нами крутанул жеребца по кругу, отчаянными взмахами сабли разгоняя от себя людей. Лучники, не слишком крепкие в ближнем бою, попятились, один неудачно подставился под рубящий удар и свалился наземь с раскроенным черепом.
        Я оказался рядом через три, максимум четыре удара сердца, половец как раз развернул коня крупом ко мне. Сместившись в сторону - жеребец может и лягнуть! - широким ударом я подрубил животному задние ноги. Дико взвизгнув, конь подломился на них, боком завалившись на всадника, не успевшего выпрыгнуть из седла. А через секунду сразу два чекана оборвали его жизнь, вонзившись в незащищенное лицо...
        Над полем перед крепостью царит страшный крик - визжат бабы и дети, бегущие куда-то в сторону, яростно орут погибающие под нашими мечами и топорами половцы, зажатые большим числом пешцев с двух сторон. Отличные наездники и лихие конные рубаки, куманы, однако, сильно уступают нам на земле - а все без исключения мои гриди привыкли биться пешими. Удар освободившихся ратников с тыла наверняка бы решил исход схватки, если бы воины противника не защищали свои семьи. А так полуголые, практически лишенные защиты мужи погибают, до последнего пытаясь вырвать хоть одну, хоть две жизни врагов, обступивших их ежесекундно сжимающимся кольцом щитов... Яростно рычат варяги и касоги, визжат раненые, покалеченные люди и лошади. Какая-то адская картина...
        Пережив еще один болезненный укол совести, я на мгновение отвлекся - но, быстро придя в себя, обратил свой взгляд на крепость. А между тем в ее воротах неистово бьются облаченные в латы защитники, силясь вытеснить из прохода два десятка дружинников Еремея. Побратим бешено рубится впереди своих людей, фактически оказавшись в полукольце врагов.
        - Дурак... Никита, давай сюда наших лучников! Остальные пусть добьют окруженных, нечего людей терять! Радей!!!
        На время потерявший меня в круговерти боя русич ударом щита в схватке опрокинул набок коня вместе с наездником. Затем телохранитель заработал на лоб огромную шишку - пропустил удар булавы. Тем не менее он продолжил сражаться, перерубив всаднику бедро и добив того на земле. Теперь булава половца покоится у него за поясом - судя по всему, мой «телохранитель» завалил вождя степняков*89!
        - Радей!!! Бери с собой два десятка, надо Еремея выручать!
        Мотнув головой, новгородец зычно кликнул:
        - Умир, Могута! С нами!!!
        Мы едва-едва не опоздали: дюжина уцелевших в рубке куманов практически вытеснили последних недобитых воинов побратима за раскрытые створки, двое половцев уже схватились за них, стремясь как можно быстрее их закрыть! И повисли на деревянных воротах, пришпиленные к ним стрелами, словно жуки иголками... С хрустом перерубив саблю перегородившего мне путь кумана, я следующим ударом рассекаю ему горло острием меча. Сердце бешено бьется - я не могу найти Еремея среди уцелевших гридей!
        Удар клина двух десятков свежих воинов вогнал защитников крепости обратно в проход, и вскоре короткая, яростная схватка завершилась их гибелью. Поначалу находясь на острие хирда, позже я притормозил, силясь найти побратима - и наконец разобрал его белое лицо с застывшими васильковыми глазами, неподвижный взгляд которых был устремлен точно вверх. Шлем Еремея сбит, через лоб от края левой брови и практически прямо через нос ко рту тянется кровавая полоса от широкого сабельного удара. Не уберегся брат, не уберегся...
        Склонившись над верным товарищем, я очень аккуратно - как будто теперь это имеет значение - взял его голову в руки. Тепло еще не оставило его тело. Может, жив?! Чувствуя отчаянный стук в груди, я вытаскиваю Еремея из-под двух воинов, павших после, - не обращая внимания, что побратим лежит в огромной луже крови. Вытягиваю его на свет... Тщетно. Зрачки никак не реагируют на солнечные лучи - сердце уже остановилось.
        Долгую минуту я стою на коленях перед телом близкого человека. Из груди рвется крик, но я почему-то молчу. Какое-то отупение и полное ко всему равнодушие накатывают на меня, и я просто смотрю на лицо побратима, лишь твержу про себя:
        - Это все не по-настоящему... не по-настоящему...
        Отчаянный бабий визг приводит меня в чувство: после гибели последних защитников крепости опьяненные кровью воины разбрелись по не такому уж большому внутреннему двору, также заставленному шатрами. И вот на моих глазах два касога вытащили упирающуюся степнячку из шатра, с треском разорвав на ней платье и уже широко разведя полные белые ноги.
        - Остановитесь!
        Горцы будто не слышат меня, с похотливым хохотом оголяя бабе грудь и жадно ее тиская.
        В голове будто что-то взрывается, перед глазами встает багровая пелена, и я в три прыжка покрываю разделяющее нас расстояние, взревев по-звериному. Касоги наконец-то обращают на меня внимание, в их глазах появляется страх... Но прежде, чем я успеваю пролить кровь своих же воинов, к ним подскакивает Радей и тяжеленным ударом щита сбивает замершего над бабой горца. Тот отлетает в сторону, но и мне приходится придержать меч, чтобы не задеть дружинника.
        - Вам что воевода приказал?! Баб не трогать до окончания боя!!!
        Второй касог лишь часто закивал, отползая в сторону, а я поймал взгляд русича и благодарно тому кивнул. Кажется, я мог натворить дел, и Радей вовремя вмешался - но в то же время эта вспышка привела меня в чувство.
        - Проверить все шатры, ищем наших полоненных! Никита, поднимай лучников на стену, если кого из мужиков-половцев увидят, пусть бьют сразу.
        Дождавшись, пока десятник отправится выполнять мой приказ, я кивком подозвал новгородца, и мы направились к большому, стоящему чуть в стороне шатру, выстланному разноцветными, яркими тканями.
        - Как рука?
        Русич скосил глаза к левой, все еще удерживающей щит:
        - Болит.
        - Надо обработать.
        - Лекарь на ладье сидит.
        Вот и весь разговор. Да, новгородец немногословен, но верен - а еще он единственный остался подле меня из тех, кто был в самом начале пути...
        Возмущенный мужской крик и отчаянный женский... наверное, это можно назвать рыком, заставили нас ускориться. Вскоре перед глазами предстала очередная мерзкая картина расправы захватчиков над побежденными. Правда, в несколько необычном варианте: троица воинов держится на почтительном расстоянии от молодой русоволосой девки, стиснувшей в руках саблю с темным, волнистым узором на клинке. Лезвие ее уже испачкано кровью, а один из воинов зажимает глубокий порез на предплечье. Его товарищ уже приготовился метнуть топор, когда я гаркнул:
        - Стой!!!
        Воин обернулся. В отличие от касогов варяги более дисциплинированны - они почтительно расступаются передо мной, пропуская вперед.
        А девка хороша... Красиво очерченные брови, большие зеленые глаза, пухленькие щечки и полные, сейчас гневно кривящиеся губы. По плечам ниспадают длинные, искрящиеся на солнце русые волосы, перехваченные на лбу кожаным ремешком. Но более всего меня зацепил взгляд девки, в котором на равных плещутся животный страх и в то же время отчаянная решимость драться до конца!
        - Брось!
        Девушка среагировала на мой крик тем, что прыгнула вперед и довольно умело рубанула саблей наискось, с оттягом. Но я легко перекрылся плоскостью меча (щит остался у тела Еремея), стремительно перехватил вооруженное запястье и с силой ударил рукоятью в хрупкий девичий подбородок. Подломившись в коленях, половчанка безвольным кулем свалилась к моим ногам.
        Хмыкнув, я поднял на плечо теплое, чем-то сладким пахнущее женское тело, после чего подозвал Радея:
        - Заходи в шатер. Сейчас рану обработаем.
        В полумраке шатра я поначалу с трудом различаю его обитателей: еще довольно приятную взрослую женщину, чью красоту, на мой взгляд, портит излишняя полнота, и двух маленьких девочек, которых эта самая женщина крепко к себе прижимает. При виде девушки на моем плече все они жалобно, как-то протяжно завыли.
        - Молчать!!!
        Бросив боевитую половчанку на лежанку из шкур, я жестом пригласил Радея присесть.
        - Показывай, что тут...
        На самом деле все выглядит не так уж плохо: наконечник пробил дерево и вонзился в тело, но не прошил руку и, кажется, застрял не слишком глубоко.
        - Эй! Ты меня понимаешь?
        Взрослая женщина, по-видимому мать девчонок, отрицательно мотнула головой. Тогда я рукой показал на незажженный очаг, сложенный из камней, и пустой котелок:
        - Воды! Быстро!!!
        Половчанка дернулась от моего крика, словно от удара. Вновь заскулили девчонки. Как же тяжело...
        - Набери воды и разожги очаг!
        В этот раз она все поняла и принялась суетливо складывать заранее заготовленные дрова между камней. Я взял кусок какой-то более или менее чистой льняной ткани, валявшийся у стенки. Понюхав, убедился, что ткань чистая - наверняка держали про запас, на одежду. Достав ножик, я принялся распускать полотно на широкие полоски.
        - Сейчас прокипятим их и наложим повязку.
        Радей, в последние минуты начавший сильно потеть, лишь понятливо кивнул, уже с некоторым трудом заставляя себя сидеть. Видно, во время схватки он не замечал раны, но сейчас, когда адреналин отпустил его, новгородцу стало заметно хуже.
        - Эй, спать пока нельзя! Перевяжем, покормим, тогда и отдохнешь. Не дай бог, тебе хуже станет, Радей. Ты единственный остался из нашей дружины, случись что с тобой, и я здесь камня на камне не оставлю.
        Русич благодарно кивнул, и в этот момент, откинув полог, в шатер зашел Умир, один из десятников-варягов. Вместе с ним снаружи проникли и надрывные бабьи крики, переходящие в визг и перемежающиеся громким, довольным мужским хохотом.
        - Воевода, половцев не осталось! Разбили всех, крепость наша...
        - Умир, - я сурово посмотрел в глаза северянину, - сейчас же пошли за лекарем и собери мне всех десятников. И быстро! Мы не знаем, есть ли поблизости другие половецкие отряды. Может статься, пока вои разгуляются, налетит еще с сотню степняков, да порубит всех теплыми, прямо на бабах. Так что половчанок до вечера оставьте в покое. Сейчас же соберите всех наших раненых, сложите убитых отдельно. Расставьте дозоры у леса и на стене, в шатрах снаружи крепости пошукайте припасы съестные. И вот еще что: здесь были наши полонянки. Узнаю, что хоть одну силой взяли, «попутав» с местными бабами, голову отрублю лично. Ты понял?!
        Варяг с удивлением и одновременно некоторым трепетом громко воскликнул:
        - Да, воевода!
        - Так беги же, исполняй!
        Глоссарий.
        88. Композитный, он же составной лук изготавливался из нескольких сортов дерева, звериных рогов и сухожилий, склеиваемых между собой специальным животным клеем. Небольших размеров, он обладал высокой дальностью стрельбы и убойной пробивной силой.
        89. Булава, она же шестопер, или пернач - тип ударно-дробящего оружия, представляющее собой увесистый железный шар, нередко с шипами или острыми ребрами, насаженный на древко. Зачастую этот тип оружия демонстрировал статус владельца и подчеркивал его руководящее положение, в частности в среде степняков.
        Глава 4
        Июнь 1066 г. от Рождества Христова
        Безымянная хазарская крепость. Утро после боя
        Половчанка зашевелилась на лежаке. Похоже, я нанес слишком сильный удар, потому что девушка проспала практически весь вчерашний день и всю ночь, приходя в сознание только пару раз. В последний мать напоила ее мясным бульоном, оставшимся после того, как жена вождя сварила нам с Радеем сочные куски баранины. Я бы, правда, предпочел обжарить ее на углях, и вообще не очень-то и люблю это мясо из-за специфического привкуса, но, как оказалось, животные степняков его практически не имеют. А возиться с шашлыком было просто лень.
        Воинство всю ночь гудело... Нет, лично мне претит то, что творили с женщинами, захваченными в крепости, и теми, кого успели перехватить на стойбище. Но это раннее Средневековье, традиции отдавать захваченные с боя города на разграбление практически нерушимы. Да, я мог бы запретить своим воинам бесчестить баб, настроив большую часть дружину против себя - варягов и касогов уж точно. Но когда я увидел, в каком удручающем состоянии находились наши русские полонянки - синие от побоев, в лохмотьях, практически неспособные выпрямиться из-за сильных болей внизу живота... Короче, какой мерой меряете, такой вам и отмерено будет. Половцы пришли сюда захватчиками, мы лишь вернули свое. Остальное... остальное сопутствующие потери.
        Так, по крайней мере, я пытался заглушить свою совесть, остро меня мучившую при особо громких вскриках половчанок, раз за разом пускаемых ночью по кругу.
        Впрочем, к моему удовольствию, часть русичей, да и некоторые варяги, кто оставил в Тмутаракани семьи, отказались участвовать в насилии. Им я пообещал полуторную долю добычи и сформировал из них две смены дозорных. Третью укомплектовал из оставшихся, пригрозив смертью за ослушание в походе. Честно сказать, после всего пережитого руки чесались, так что говорил я серьезно, на самом деле намереваясь выполнить свое обещание. Наверное, именно поэтому их смена дозора, которую я не поленился проверить, поднявшись ночью, встретила меня бодрствующей и в полном составе.
        А с другой стороны, отчего им уснуть? С бабами наигрались, горячая кровь гуляет, а все найденные кувшины с брагой мы переколотили еще вечером, в походе сухой закон...
        Весь русский полон - три десятка женщин и крепких мальчишек, оставленных половцами в живых, - я отправил на одной ладье, выделив им тридцать гребцов и разместив здесь же два десятка тяжелораненых воинов. Легкораненые, как, например, Радей, остались с нами - все равно в Белой Веже их лучше не вылечат, а у меня катастрофически мало людей: в схватке погибло с полсотни дружинников. Теперь у меня всего войска - восемь десятков, из них больше половины лучники. Удержим ли крепость? По-хорошему ее полутора сотням воев оборонять потребно...
        Половчанок отпустили на рассвете - зачем мне здесь лишние рты? Но и рубить - перебор. Правда, я немного схитрил, оставив при себе семью вождя - воинам объяснил, что они могут послужить заложниками, а на самом деле... На самом деле я не хотел отпускать от себя девушку, так храбро защищавшую семью - хотя, если говорить по совести, значительно сильнее меня зацепила ее красота.
        Как бы то ни было, я решил, что присутствие родных ее успокоит и усмирит, а уж там видно будет...
        Из полутора десятка женщин, взятых в полон, до рассвета не дожили три особенно молодые девчушки. При взгляде на истерзанные девичьи тела и выражение ужаса в остекленевших глазах мертвых я потянулся за мечом. Мрази... Неужто не могли хотя бы девок чуть-чуть поберечь?!
        Впрочем, рубить своих я все же не стал - раз уж сам отдал женщин им в руки. Вместо этого велел омыть тела, обрядить в найденные здесь же чистые платья и похоронить отдельно. Мужиков, выпустивших за ночь пар, пусть и несильно, но проняло - когда они хоронили покойниц, в глазах некоторых я заметил что-то вроде раскаяния. Остальных половчанок, едва способных переставлять ноги, мы просто выпустили за ворота. Смотреть, как едва-едва ковыляют по полю истерзанные бабы, было гадко. Но ведь и наши девки да бабы выглядели едва ли не хуже их.
        Какой мерой меряете...
        Девушка потянулась и открыла глаза. Поймав мой взгляд, она вздрогнула, напряглась, но я постарался улыбнуться ей максимально добродушно и открыто, подав ей миску с вареным мясом (уже, правда, сильно остывшим). Половчанка аккуратно взяла ее, а я, приложив правую руку к сердцу, чуть поклонился:
        - Андрей.
        Степная красавица поняла, что я представился, и едва слышно произнесла:
        - Дилара.
        Красивое имя, Дилара... Однако куда делась вся ее смелость и боевой задор? Я попытался мягко, не спеша коснуться ладонью ее щеки (пока она спала, я украдкой пару раз погладил ее бархатистую кожу), но половчанка отпрянула. Впрочем, я не огорчился, а еще раз улыбнулся и коротко бросил, указывая на миску:
        - Ешь, Дилара, ешь.
        Девушка не послушалась и лишь вперила в меня встревоженный взгляд. К еде она не прикоснулась. Усмехнувшись, я встал и, поприветствовав уже отошедшего от сна Радея, попросил новгородца:
        - Пора поднимать людей, разоспались. А ты присмотри за ними, хорошо?
        Дружинник понятливо улыбнулся. Кивнув ему на прощание, я откинул полог шатра, выходя во двор, после чего заорал во всю мощь легких:
        - Десятники! Ко мне!!!
        Восемьдесят здоровых и относительно здоровых мужчин - это совсем немного, если разобраться. Особенно когда готовишься к отражению скорого нападения.
        Разбив воинов на два отряда, первому я поручил заняться приготовлением крепости к обороне. Гриди принялись споро копать ров со стороны ворот и по обводу там, где брешь в стене закрыли струганные бревна частокола. Старый хазарский замок не поражает размерами, широкая его стена не длиннее девяносто метров, узкая где-то под восемьдесят, башен нет. Правда, высота укреплений едва ли не под восемь метров и толщина под пять. Для степняков орешек непростой, вот только защищать его особо некем... Именно поэтому я и решил максимально повысить обороноспособность замка.
        Вторая половина отряда, за исключением десятка дежурных лучников, отправилась на заготовки провианта. Запас зерна, сделанный русскими поселенцами, практически подошел к концу, а лошадей и овечьи отары во время боя угнали половецкие пастухи. Все, что нам досталось, это пяток крепких степняцких жеребцов - их я выделил разъезду, отправленному в степь. На стенах с двумя горнами дежурят всего пятеро воинов. Еще полторы дюжины лошадей получили травмы разной степени тяжести. Я приказал забить часть покалеченных животных, а мясо частично закоптить, частично завялить, употребив на это практически весь наш запас соли. Воинам пришлось несколько часов копать четыре здоровенные ямы во дворе крепости, внутри которых еще пару часов полыхали огромные костры. Затем полученные угли сверху забросали большим количеством влажного, только срубленного дерева с тонкими ветками и листьями, давшими много дыма. Затем внутрь свесили крупные куски ошкуренного мяса, которые будут коптиться до самого утра, наконец закрыли ямы тугим войлоком трофейных шатров...
        К вечеру большая часть отряда едва держалась на ногах! Но мне этого показалось мало: «отдыхавший» весь день дозор я отправил на реку, половить на зорьке сетями рыбу. Ну а остальных ждал ужин - единственный, кстати, прием пищи. Обе взрослые половчанки весь день варили конские кости и мослы в трех огромных котлах, добавив туда часть не пошедшей в дело требухи (сердца и печени я приказал испечь на углях, получилось... неплохо). И лишь распределив на ночь дозорные смены и отправив уже поевших ратников отнести шурпу*90 рыбакам, я сам принялся есть, усевшись рядом с половчанками и немного восстановившимся Радеем. Густой, пусть и пресный бульон я, не мудрствуя лукаво, выпил практически залпом, не забывая делать вид, что мне очень понравилось. Мои энергичные кивки вызвали робкие смешки разве что маленьких девочек, старшие женщины остались по-прежнему напряженными и скованными. Да и малютки просто не понимают, что в отцовском шатре поселились вовсе не папины знакомые. Они еще не осознают, что папа давно уже мертв и лежит с десятками своих соплеменников в общей могиле, наспех вырытой вчера в степи и
едва-едва присыпанной землей. Даже со стены было видно, что волки ночью разрыли могильник, и тела павших стали их добычей...
        Промелькнувшие перед глазами образы отбили всякую охоту есть. Впрочем, я и так собирался поделиться половиной своего куска печени с Диларой. И в этот раз девушка не отпрянула, не пыталась отстраниться, а лишь вежливо, как мне показалось, благодарно кивнула и принялась жевать мясо. Сегодня она весь день была подле ратников и здорово их пугалась; похоже, старшая дочка вождя наконец поняла, кому обязана спасением собственной жизни и чести.
        Закончив трапезу, я вновь спрятал женщин в шатре, пообещав воинам завтра еще более сложный рабочий день. Н-да, это не вызвало радости на их лицах. Уставшие, они все, кроме дозора, повалились спать. А я вдруг понял, почему на флоте бытуют поговорки «отдыхающий матрос - это ЧП!» и «только плохой офицер не может занять своих матросов». Действительно, гораздо спокойнее, когда люди устают от тяжелого труда и ночью крепко спят, а не гулеванят...
        Откинув полог шатра, я вошел в практически целиком потонувшее во мраке помещение. Лишь спустя пару секунд глаза различили фигуры половчанок, сбившихся на ночь в тесную кучку.
        - Дилара!
        Подозвав девушку, я указал ей на свой лежак. Степнячка обернулась к матери, но та лишь коротко кивнула ей в темноте. Потупившись, нетвердым шагом она последовала к толстым шкурам, разложенным на земле.
        На мгновение меня будто молнией пробило - захотелось взять девчонку, взять грубо, силой, чтобы насладиться ее отчаянным сопротивлением, заведомо обреченным на поражение, и полностью подвластным мне женским телом. Да, я мог бы так сделать, и несколько секунд похоть владела мной, толкая на насилие...
        Но быстро осознав, что это именно похоть, бес, разжигающий во мне греховную страсть, что это не столько мое желание, сколько напускное, я пришел в чувство. Нет, девушка мне очень понравилась, понравилась при первой же встрече, при первом же брошенном на нее взгляде. И нет, я не могу сказать, что воспылал к ней сразу сильным, высоким чувством... Да я даже поговорить с ней не могу толком! Но и ломать, насиловать точно не буду. Пока мне достаточно того, что рядом красивая женщина. Пока мне достаточно того ощущения душевного тепла, что я испытываю, когда она оказывается рядом. Особенно теперь, когда Еремей погиб...
        Я осторожно лег рядом и, положив руку на тонкую талию, мягко, но властно привлек Дилару к себе. И даже через одежду почувствовал, как сильно напряглось ее крепкое, упругое тело... Но руки распускать не стал, а лишь приобнял ее так, чтобы голова девушки оказалась на моем плече, да принялся гладить по волосам - все так же мягко, неспешно... И все это время смотрел в глаза половчанки, абсолютно черные во мраке шатра.
        Я проснулся только утром - этой ночью посты проверял Радей. Свернувшаяся калачиком девушка безмятежно спала на моем плече, но открыла глаза, как только я коснулся ее нежной, теплой кожи, аккуратно погладив щеку.
        В них не было страха.
        И я не удержался - приблизив к ней лицо, вначале очень мягко, одним лишь легким касанием дотронулся губами до ее губ. Дилара чуть отстранилась, но не рывком, не испуганно, а скорее удивленно. И я вновь прильнул к ней, накрыв губы девушки коротким поцелуем. Половчанка не отстранилась... В этот миг у меня сорвало крышу: властно прижав к себе степнячку, я принялся жарко ее целовать, прикусывая полные, сладкие губы, проникая языком в ее маленький рот. Девушка уперлась руками мне в грудь, попыталась отстраниться - тщетно. Я запустил пальцы в шелковистые, мягкие густые волосы, крепко прижав к себе ее голову и лишь через несколько секунд отпустил, поймав ошалелый взгляд замутившихся дымной поволокой глаз. В нем отразились и отчаяние, и страх, и желание защищать себя, и... и возбуждение.
        Лукаво улыбнувшись, я бодро встал и показал девушке язык. Пусть теперь ждет вечера, недотрога половецкая! Ох и напридумывает же она себе!
        Шалея от предвкушения еще одной ночи, что я проведу рядом с ней, я вышел из шатра. Меня ждет очередной сложный, наполненный трудами день.
        Сегодня ров углубили и расширили наполовину того, чего я хотел достичь, - по крайней мере, сейчас его уже не перемахнет всадник. А заготовщики продолжали резать обреченных животных, разделывать их крупные туши, коптить и вялить. Половчанки вновь несколько часов варили шурпу. Общий прием пищи вечером, и уставшие, практически обессилевшие ратники рухнули спать... Я же, весь день снедаемый каким-то веселым, будоражащим предвкушением, повел половчанку на реку.
        К моменту нашего прихода рыбаки уже убрали сети. Подведя Дилару к песчаной отмели, я с улыбкой указал ей на воду, после чего принялся снимать с себя одежду. Девушка чуть отстранилась, видимо ожидая для себя самого худшего, но я со смехом окатил ее брызгами уже довольно прохладной воды, после чего прыгнул в реку. На мгновение перехватило дыхание, но только на мгновение... Кажется, что вместе с потом и грязью студеные волны Дона смыли с меня и боль последних дней, и грехи...
        Дилара с минуту стояла на берегу, наблюдая, как я плескаюсь в воде, - умение плавать было сильной стороной не только моей, но и Андерса. И его сухое, жилистое тело легко подстроилось под изученный мною кроль и так же легко удержалось на речной глади, когда я лег на спину.
        Подойдя к самой кромке воды, половчанка решилась: взявшись за отвороты длинной рубахи и рывком потянув ее через голову, она подставила лунному свету свое нагое тело. В первое мгновение мне показалось, что белая девичья кожа засеребрилась... От вида длинных, изящных стройных ног, абсолютно плоского живота и тугой, крепкой груди у меня перехватило дыхание. Роскошные волосы степнячки разметались по плечам, ниспадая едва ли не до пупка...
        Пораженный красотой Дилары, я вышел из воды, медленно, словно боясь спугнуть, приблизился к девушке. Она лишь прикрыла глаза, смежив длинные, пушистые ресницы. И я вдруг понял, что не хочу обладать ею вот так, по принуждению. Я хочу, чтобы она жаждала меня всем своим естеством так же, как желаю ее сейчас я... И на меньшее я не согласен.
        Чуть присев, я обхватил ее за ноги и горячие, крепкие бедра так, что девушка оказалась в моих объятиях, а мое лицо на уровне ее живота, под упругой грудью... И в этот самый миг Дилара неожиданно обвила меня руками за шею, сама прижалась к холодной голове, к мокрым волосам... Как же сладко держать ее - теплую, мягкую, нежную... Чувствуя, как напряглось мое естество, как разошлось по венам жидкое пламя, поняв, что уже не могу сдерживаться, я сделал шаг к реке и опустился в ее холодную воду вместе со вскрикнувшей девушкой.
        Стало чуть легче, но только я попытался выпустить половчанку, как она еще сильнее прижалась ко мне, скорее уже испуганно - и оттого еще более крепко. Я рассмеялся, поняв, что степнячка банально не умеет плавать, Дилара ответила застенчивой улыбкой... Это послужило сигналом - я не мог не прильнуть к ее губам, не мог не покрыть их поцелуями. И в этот раз девушка не просто не отстранилась - она ответила. Ответила жадно, страстно, забывшись в долгих, сладостных минутах единения...
        Мы целовались, стоя в воде, пока оба не задрожали от холода. И лишь ощутив, как девушку бьет уже крупная дрожь, я вынес ее кажущееся невесомым тело из воды. На берегу я схватил свою нательную рубаху и стал быстро, даже грубо растирать кожу Дилары, лишь бы согреть... Девушка не сопротивлялась. И лишь высушив ее тело, я позволил Диларе одеться, а после оделся сам, натянув порты и рубаху на мокрое тело.
        А потом мы бежали к воротам крепости, взявшись за руки и громко смеясь - беззаботно, радостно, счастливо... Будто бы и не было крови, пролитой с обеих сторон, не было русского полона, смерти Еремея, убийства ее отца и расправы над племенем... Но я не думал об этом.
        Потому что, кажется, я действительно влюбился.
        Глоссарий.
        90. Оригинальная шурпа варится из баранины, и из мяса, а не мослов. Кроме того, в нее добавляются овощи и пряности, и с приведенным выше примером ее связывает лишь одно - долгий процесс варки, когда мясо не только отделяется от костей, но буквально растворяется в бульоне, делая его вкус чрезвычайно насыщенным.
        Глава 5
        Июнь 1066 г. от Рождества Христова
        Безымянная хазарская крепость
        - Андрей! Половцы.
        Встревоженный, суровый голос Радея вырвал меня из сладкого забытья. Рывком встав, я сразу потянулся к перевязи с мечом, даже не посмотрев на испуганно вскинувшуюся Дилару.
        - Сколько?
        - Пока разъезд.
        - Ясно... - Выскочив из шатра, я уже привычно для всех заорал: - Десятники, ко мне!
        Натренированные моим криком, трое варягов (наиболее опытные воины, которым я и доверил рубак-топорников), а также пятеро русичей-лучников стояли передо мной через две минуты. Впрочем, судя по полному боевому облачению и горящим глазам, новость они узнали еще раньше меня:
        - Могута, Ингвар - берите свои десятки и спускайтесь к ладьям. Забирайте всю смолу, канаты и сбивайте набойные доски. Ян и Макар - вы с вашими лучниками прикроете их на поле. Никита, Глеб - ваши десятки на стену. Михаил, начинайте поднимать наверх связки со стрелами, поставьте два чана у ворот и один у пролома. Умир, твой десяток дежурит у ворот.
        Ко мне тихо обратился Радей, до того держащийся сзади:
        - Воевода, - по имени новгородец величает меня наедине, перед людьми проявляет всегда большее уважение, молодец! - а разве нам не стоит сохранить ладьи? Вдруг половцев будет очень много и...
        Судя по встревоженным взглядам десятников, они разделяют опасения телохранителя. Ну что же...
        - Нет, не стоит, корабли нам не защитить и внутрь их не заволочем. Тянулась бы стена вниз, отгородив сходни, тогда еще можно было что-то подумать - да и то, мало нас. А так из досок собьем дополнительные заборолы, все лишняя защита от стрел степняцких будет! Все, за работу, времени у нас, чую, немного осталось!
        Люди дернулись, но тут заговорил Могута:
        - Воевода, так, может... оставим крепость?
        Я аж дернулся от накатившей злобы:
        - А возвращать как будем?! Внезапно ударили, и то полсотни гридей потеряли, а сколько ляжет в землю, если половцы ворота закроют, а? И к штурму подготовятся? Не трусьте, браты, эти стены им не одолеть!
        До полудня степняки нас не беспокоили, лишь вдалеке маячил их разъезд, так что мои люди успели практически целиком расшить борта одной из ладей и содрать часть досок с другой. Но после на горизонте показался один пыльный столб, затем другой, третий... и к вечеру на незначительном удалении от крепости вырос крупный лагерь, человек под четыреста. Нечего и думать о вылазке!
        Весь день стучали топоры, сбивая заборолы - доски между собой или хитро скреплялись насечками, или увязывались. Весь день трудились дружинники оставшимися от прежнего поселения заступами, в срочном порядке рыли землянки и еще один колодец.
        Мы готовились к штурму.
        Но на следующее утро он не последовал. И днем не последовал, и ночью...
        Только вот число половцев как минимум удвоилось. И на наших глазах степняки повели в лес несколько десятков русских мужиков (судя по рубахам и лаптям). На некоторых четко виднелись кровавые подтеки - полон. И вскоре в лесу послышался громкий стук топоров...
        Вечерами мы спускали котлы со стены и варили в них горячую пищу - по одному съедая уцелевших до того коней. Днем дежурящие на стене ратники подкреплялись некоторым количеством вяленого мяса и рыбы, утром, на восходе, завтракали вареной кониной, оставленной с вечера.
        Все гриди выглядят мрачно, во взглядах молодых воев читается тоска. Особенно она усилилась на третий день, когда к половцам прибыло еще пополнение, причем числом не меньшим, чем в первый день. Теперь их уже под полторы тысячи...
        На четвертый день я ждал штурма, и ожидание это было каким-то болезненно нетерпеливым, трудным. Ведь штурм - это будущая гибель, смерть, возможно, моя. Но странное дело, оказалось, что ждать боя гораздо сложнее, чем принять его. А ведь прошло-то всего три дня с момента появления половцев! Страшно себе представить, как в позднем Средневековье некоторые города и крепости сидели в осаде месяцами...
        С Диларой я практически не виделся. Теперь, когда враг подступил к крепости, а вся дружина спит на стенах, я счел невозможным отрываться от людей и проводить ночи рядом с девушкой, когда все остальные ждут встречи со смертью. И вообще, сейчас напряженные воины могут увидеть в половчанках врага и сорвать на них раздражение, пока я не вижу, сорвать любым способом. Поэтому семью местного хана я спрятал в одной из наспех вырытых землянок, оставив при них Радея - только новгородцу я могу полностью доверять.
        И все же, к добру иль к худу, но степняки мои ожидания оправдали. На четвертый день крепость по широкой дуге стал обтекать отряд из пяти сотен воинов с пятью здоровенными лестницами, и столько же замерло со стороны ворот. Кроме того, кочевники заставили полонянников срубить примитивный таран - подвешенное между деревянными балками бревно с крепким навесом, но без колес, переносимое вручную. Впереди их замерли воины с десятками вязанок хвороста.
        - Лучники! Мы со стены бьем на пятьсот шагов, наши метки вы все знаете и видите. Как только половцы с ними поравняются, начинайте бить! У них самих не так много составных луков, за заборолами укроемся, когда их стрелки подойдут к первому рву. Бейте по тем, кто несет лестницы, кто будет забрасывать ров хворостом! Когда же пойдет таран, его не трогать! Пусть приблизится к воротам!
        Через главный ров, обновленный бывшими поселенцами, перекинут крепкий деревянный мостик шириной под арку прохода. Видимо, они рассчитывали просто разобрать его при появлении врага, но я придумал иной ход... Будет сюрпризец половцам, будет, коль до ворот дойдут!
        - Никита, Глеб, Ян! Ваши десятки со стороны ворот! Могута, в резерв, встаньте у пролома. Остальные - ко второй стене! Пошли!!!
        После первого боя с половцами в наши руки попало под два десятка составных луков. Ими я перевооружил часть своих стрелков, дав им более привычное по размеру оружие, более сподручное и естественное при индивидуальной стрельбе. А топорникам из десятков Ингвара и Умира мы дали простые луки. Конечно, хороших стрелков среди них нет, но натянуть лук и послать стрелу в толпу половцев они смогут. Также нам достался немалый запас степняцких стрел, так что пока живем...
        Из-за южной, выходящей к берегу стены раздался рев сигнальных рожков, и тут же им ответили с нашей северной стороны. И спешенные половцы с диким визгом бросились на штурм!
        - Давай!!!
        С немалым усилием я натягиваю тетиву композитного половецкого лука и посылаю стрелу в сторону пешцев, бросившихся закидывать внешний ров. И кажется, там кто-то упал! А справа и слева от меня быстро защелкали тетивы стрелков из десятка Никиты. Они вооружены как раз композитными луками и успевают послать во врага еще две стрелы, пока летит первая!
        Поначалу половцы даже попятились под нашим обстрелом, теряя людей на дистанции, которую считали для себя вполне безопасной. Но быстро пришли в себя, вперед выдвинулись воины со щитами, прикрывая тех, кто уже не бежит, а медленно идет вперед с вязанками хвороста. Кстати, некоторые догадались поднять их над головами, используя в качестве защиты.
        - Прекратить стрельбу! - Отдав приказ, видя низкую эффективность нашей стрельбы, я уже тише произнес, для самого себя: - Побережем стрелы... - И вновь громко закричал, обращаясь к лучникам: - Если увидите особо высунувшихся, бейте точно! Когда пойдут с лестницами, щитами уже не прикроются!
        Потянулись томительные минуты ожидания, пока степняки закидают первый ров сразу в шести местах - особенно долго они возились, выстилая его дно для прохода тарана. Все это время их стрелки держались на почтительном расстоянии, даже не пробуя тягаться с нами. Да, полководец врага - далеко не дурак, штурм ведет вполне грамотно, людей запросто не теряет...
        - За мной, по ближней - бей! - неожиданно громко закричал Никита, выпустив первую стрелу. Следом по выдвинувшейся вперед «черепахе» начал стрелять его десяток, а вскоре и прочие воины. Востроглазый лучник сумел точно определить просвет в построении половцев, толком не умеющих ставить стену щитов. Первым же срезнем он свалил врага, и прежде, чем степняки сумели закрыть прореху, в брешь ударил десяток стрел, мгновенно развалив их строй! Причем в этот раз в «черепахе» скрывались не носильщики с хворостом, а такие же лучники, да еще и с композитными луками! Но благодаря наблюдательности и точности моего десятника группа из двух дюжин половцев погибла в считаные секунды.
        - Никита!
        Русич обернулся, с вызовом посмотрев мне в глаза. Неужели считает, что я буду возмущен его инициативой?
        - Молодец! Бери команду на себя!
        Бодро кивнув, лучник улыбнулся и громко вскликнул:
        - За мной - бей!!!
        Противник пустил вперед несколько «черепах», скрывая в их нутре опытных стрелков с композитными луками. Более того, многие из них закованы в отличную ламеллярную броню, срезни ее не пробивают. Хорошо хоть я не пожадничал, взяв в поход запас бронебойных наконечников! Несколько раз мои воины ловили момент, когда половцы убирали щиты и начали метать в нас стрелы. Тогда потери врага были значительными. Но и враг подобрался на дистанцию эффектного поражения - среди нас уже четверо раненых и двое погибших. Стоящий всего в пяти шагах от меня русич получил стрелу прямо в глаз и, перевесившись через парапет, безмолвно свалился в ров... А между тем, пока мои десятки завязли в перестрелке, носильщики врага продолжают без особых помех забрасывать уже основной ров хворостом!
        - Никита! Прячьтесь за заборолами, сейчас уже лестницы потащат! Повременим пока!
        Обшивка ладей послужила нам на славу - мало того что мы сбили ростовые щиты, так я еще и настоял, чтобы с краев им приделали дополнительные узкие стенки, в итоге заборолы получились в форме трапеции. Так вот, прячась за ними, мы не только закрываемся от фронтального обстрела, но получаем и относительную защиту с боков. Когда же необходимо сделать выстрел, любой лучник быстро высовывается, стреляет и тут же ныряет под защиту. Причем для того, чтобы отправить стрелу вдоль стены, приходится приподняться над парапетом совсем невысоко. И сейчас, когда враг потащил лестницы, мы имеем возможность вести практически настоящий «фланкирующий огонь», поражая попавшего под перекрестный обстрел врага с обоих боков. Что в принципе вот-вот и произойдет...
        В течение получаса велась вяло текущая перестрелка, после чего половцы подтащили лестницы. Оттолкнуть их мы даже не пытаемся - чересчур они длинные и тяжелые, да и лучники врага теперь подступили под стены. Но, быстро высовываясь из-за заборол, мои воины легко поражают степняков во время подъема - еще ни один половец не сумел добраться и до середины лестниц, каждого сбивает точно пущенная стрела! С какой бы стороны враг ни закрывался щитом, под перекрестным огнем уцелеть нереально!
        - Ворота!!!
        Все верно, Никита, степняки подтащили таран и вот-вот начнут бить окованным сталью бревном в не очень-то и толстые деревянные створки. Шалите, половцы!
        - Зажигательными! По мостику - бей!!!
        Вряд ли степняки могли видеть, что перед началом штурма мы сбросили несколько горшков со смолой на мостик - бросали мы их не разом, а с промежутком во времени. Так что если что и заметили, значения наверняка не придали. А вот те воины, кто уже вступил на настил, по-любому о чем-то догадываются - но ведь их гонит вперед командирский приказ...
        Защелкали тетивы, и сразу в нескольких местах в сухое, пропитанное смолой дерево вонзились зажженные стрелы. И почти сразу под ногами яростно ломающего ворота врага вспыхнуло жаркое пламя! Заорали воины, чьи ноги лизнул огонь, рухнуло в ров тело степняка, оказавшегося в самом центре пожара... Подались половцы назад, побежали от ворот с отчаянным криком, увлекая за собой тех, кто так и не сумел вскарабкаться по стенам. Подалась назад вся масса вражеской пехоты...
        И практически в этот же миг с южной стены раздалась особенно жаркая, отчаянная брань, да лязг скрестившихся клинков!
        Обернувшись, я увидел, что с юга степняки все же прорвались.
        - Ян, Глеб! Оставайтесь здесь, бейте поганых в спину! Никита, за мной!
        Протрубив в рог, подавая сигнал Могуте - последний уже и сам догадался, где помощь нужнее, но пока еще дисциплинированно ждал приказа, - я побежал по периметру стены, увлекая за собой дружинников. Какой там норматив-то на стометровку? Тринадцать с половиной секунд?! О, я его точно покрыл!
        - Лучники, прячьтесь за заборолами, бейте вдоль стен!
        Выпущенный из руки чекан, сделав несколько оборотов, со страшной силой врезается в грудь показавшегося над парапетом половца, скинув его вниз. Поспешил я, жалко топор-то, ведь из хуралуга! Сзади часто защелкали тетивы, сбивая пытающихся подняться на стену врагов, лучники Макара и Михаила активно их поддержали - правда, я заметил, что число наших воинов уменьшилось едва ли не вдвое...
        С противоположной стороны на стену ворвался десяток Могуты. Снизу их обстреляли, но воины умело перекрылись щитами, и вся группа без потерь добралась до врага, последовательно зачищая пространство между заборолами.
        Тем временем половцы, густо лезущие по лестницам, потеснили трех дружинников на ближней ко мне площадке. Вот один из русичей упал, пропустив сабельный удар, - и тут же опрокинулся назад срубивший его половец, поймав стрелу в грудь.
        На мгновение в массе степняков образовалась брешь - и я немедленно в нее нырнул, ударом щит в щит потеснив преградившего мне путь противника. Оказавшийся справа половец попытался подставить под харалуг саблю - меч разрубил ее и рассек кочевнику шею.
        Рывком вскинув щит, принимаю на умбон вражеский клинок и мощно колю навстречу - враг успевает отвести острие, сбив его стальной окантовкой защиты, и падает от внутренней подсечки. Стремительный укол достает лицо половца, державшегося позади упавшего...
        Чем дольше кипит схватка, тем больше степняков прорывается по лестницам на стену. Но засевшие слева лучники Яна успешно поражают тех, кто поднимается над парапетом, и понемногу мы выдавливаем врага. Та часть дружинников, кто отступил под защиту заборол (сыгравших роль мини-крепостей), теперь перешла в наступление. А десяток Могуты вырубил половцев под корень уже у двух лестниц, позволив уцелевшим стрелкам взяться за луки и остановить подъем врага.
        Схватка вынесла меня к одной лестниц. Приняв очередной удар на щит, я отступаю и тут же стремительно колю мечом: острие пронзает кольчужную рубашку на груди врага, пытавшегося рывком прыгнуть на площадку.
        Удар!
        Подскочивший ко мне половец с силой рубит по плоскости меча, и клинок вылетает из кисти... С резким шагом вперед бью навстречу щитом под очередной удару сабли, целя умбоном в голову, и присаживаюсь. Половец закрывается от моей атаки, подтянув руки к голове. Мне того и надо! Прихватив правой бедро противника, я резко выпрямляюсь и перекидываю тело врага за парапет.
        Вот где самбо! Классический «второй этаж»!
        Степняки отступили после того, как мы зачистили стену и лучники перекрестной стрельбой остановили подъем по лестницам. Сам прорыв был обусловлен тем, что десятки Михаила и Макара пропустили момент, когда в половецких «черепахах» к укреплению подобрались их лучшие лучники. Да и враг на этом участке преодолевал только один ров... Словом, потеряв половину стрелков, мои воины не смогли остановить продвижение врага по лестницам, присутствие здесь сборной дружины, вооруженной простыми луками, не особо им помогло. А в схватке погибло еще четверо стрелков, да одиннадцать топорников - включая тех, кого поразили стрелы.
        Всего же мы только убитыми потеряли семнадцать лучников (среди них и десятника Макара). Плюс трое получили раны: кому половецкая стрела вонзилась в руку, кому в плечо - и в следующем бою эти воины уже не смогут стрелять! А за вычетом погибших рубак у меня осталось всего пять десятков бойцов. И даже законченному оптимисту понятно, что следующего штурма нам не пережить.
        Хоть лестницы попортили, срубив где по одной, где по две верхних перекладины, да оттолкнув их от стен. Одна даже сломалась. Также я попытался определить число побитых насмерть степняков: насчитал пятьдесят восемь трупов у южной стены и пятьдесят четыре у северной - настреляли мы со своей стороны больше, но в рукопашном бою погибло не меньше трех десятков половцев. А еще сколько раненых оттащили кочевники в лагерь? Думаю, вполовину от числа мертвых нескоро смогут вступить в бой.
        Вечером все в мрачном молчании сидят у котлов. Несмотря на то что первый штурм мы отбили и что моя идея с деревянными заборолами сработала блестяще, собственно и позволив нам выстоять, в глазах воинов читается немой вопрос: почему? Почему мы не оставили замок, не ушли на ладьях, когда показались только первые разъезды? К слову, корабли сейчас весело горят - под вечер к ним спокойно подошла группа степняков, обойдя стены по широкой дуге, и не спеша, с чувством их подожгла. Тягостное безмолвие повисло над поглощающими ужин воинами, уже чувствующими себя обреченными...
        - Воевода, а не пора ли нам баб половецких по кругу пустить?
        Вопрос задал один из касогов десятка Умира, кажется, его зовут Халидом. Я медленно, очень медленно поставил миску на землю, после чего посмотрел на спрашивающего:
        - Тебе, видно, жить надоело?
        Касог упрямо встал, с ним поднялось еще четверо горцев из обоих уцелевших десятков.
        - Всех разом рубить будешь?!
        Слова Халида пышут гордостью и торжествующим гневом, но я лишь рассмеялся:
        - Захотел бы порубить - порубил. - И уже более жестко, негромко добавил: - Всех пятерых. Запомни, касог: в походе слово воеводы - закон. И ты будешь его выполнять, даже если тебе грозит смерть.
        Горец зло сверкнул глазами. В какой-то момент мне показалось, что он промолчит, однако Халид не удержался:
        - А что, один пользовать будешь?! Мы все хотим!
        Внимательно посмотрев в глаза говорящему, я секунду помолчал и резко метнул новый топор, за одно мгновение пролетевший разделяющее нас расстояние и вонзившийся горцу в живот. Его земляки вскинулись, но тут же встали и ветераны прошлогоднего похода, которых в дружине больше половины, и встали они за меня! Может, гриди в чем-то и были согласны с бунтарем, но его дерзость в их глазах была чрезмерной, а нанесенное оскорбление - заслуживающим воздаяния кровью. Да и воспоминания о том, как мы рубились с касогами прошлым летом и осенью, все еще свежи в памяти.
        - Считаете, что можете оспаривать мои слова? - вкрадчиво начал я тихим голосом, кажущимся в повисшей тишине, однако, едва ли не оглушительным. - Думаете, что можете пойти против и наказания не последует? Вы ошибаетесь. Вы поддержали земляка, не повинующегося мне, что же, теперь ваш выбор довольно прост. Или вы примете смерть сейчас, или... Или можете подождать еще немного и посмотреть, что преподнесет вам завтрашний день. Но я требую абсолютного повиновения, если вы рассчитываете на милость!
        Посеревшие с лица касоги начали неуверенно переглядываться, после чего заговорил один из мужчин:
        - Воевода, кхм-кхм... - Кажется, он поперхнулся, но прочистил горло и продолжил: - Прости нас, воевода...
        - Ладья!!! К берегу причалила ладья! - Крик дозорного на южной стене прервал речь горца.
        Сердце мгновенно ускорило свой ритм, я тут же вскочил:
        - К оружию! Шеломы и брони надеть! Всем лучникам - на стену! Умир, Могута - к воротам, приготовимся встречать!
        Я побежал к стене, опережая стрелков всего на пару шагов. Поднявшись наверх, в первую очередь бросил взгляд в сторону лагеря половцев, но никаких признаков суеты или тревоги не заметил - изредка мелькающие в свете костров силуэты не мельтешат, не бегают. Значит, порядок.
        И только после я обратился к реке, действительно разглядев на берегу свою третью набойную ладью, хорошо освещенную пламенем ее догорающих сестер. И также в свете огня отчетливо разобрал вереницу воинов, бегущих от берега к стене. Наши!
        - Могута, приоткройте одну из створок!
        Я все же решил немного себя подстраховать на случай, если враг решился на какую-то исключительную хитрость, перехватив наш корабль, - хотя сам я в это не верю.
        - Никита, если половцы попробуют дернуться, бейте как можно чаще, прикройте наших ливнем стрел! А если вдруг услышите снизу лязг клинков, то без рассуждений бейте по прибывшим с ладьи. Может быть хитрость, понял?
        - Да, воевода!
        Спустившись к воротам, я на всякий случай достал меч. Но тут же в небольшой щелке между створок показался тот самый седой десятник, встречавший нас перед Белой Вежей и надоумивший напасть на половцев.
        Свои!
        Глава 6
        Июнь 1066 г. от Рождества Христова
        Безымянная хазарская крепость. Пятый день после первого штурма
        С тремя десятками моих воинов, сопровождавших освобожденных полонников и наших раненых в Белую Вежу, прибыло полсотни дружинников во главе с Добрыней. Старый воин, увидев состояние побывавших под половцами женщин да послушав их рассказов, воспылал к половцам лютой ненавистью. Конечно, повидавший жизнь десятник понимал, что и как происходило в разоренном русском поселении, но одно дело понимать, и совсем другое - воочию видеть людские страдания.
        А еще опытный воин был уверен, что крепость попытаются вернуть - и поднял дружину нам на помощь, несмотря на жесткую оппозицию воеводы Будимила. Но последний сильно потерял в авторитете с нашим прибытием, когда я гласно, перед его людьми, оголил те неразрешимые проблемы, с которыми верный человек Святослава ничего не мог поделать. Так что на призыв Добрыни откликнулись многие, а с собой он взял лишь самых лучших.
        Такая помощь была очень кстати и весомо подняла боевой дух уже отчаявшихся воинов. Более того, оказалось, что хитрый беловежский десятник прибыл к крепости еще утром первого штурма, но дальновидно отправил впереди себя разведку. Поняв, что бывший хазарский замок уже в осаде, Добрыня в тот же день вернулся к ближнему русскому поселению и послал из него гонцов по всему Дону с призывом о помощи. Так что наше положение перестало быть безнадежным: теперь есть реальный шанс того, что однажды в тыл половецкого лагеря ударит сборная русская дружина.
        Правда, прошло уже четыре дня - четыре очень долгих, жарких дня, наполненных яростными схватками. И уверенность в том, что мы выстоим, равно как и в скором приходе помощи тает с каждым часом...
        То, что в крепость прорвалось подкрепление, половцы поняли еще утром, как только увидели на берегу третью ладью. Было бы еще три, и кочевники наверняка не решились бы на штурм! Но была лишь одна - степняки сожгли ее и спокойно вернулись в лагерь. Однако в тот день никто не беспокоил нас - лишь стучали в лесу топоры.
        Прошел спокойно и второй день, стало даже немного скучно и одновременно волнительно. Причем недобрые предчувствия усиливались тоской по Диларе, находившейся совсем рядом, но... Но я не мог позволить себе миловаться с половчанкой на глазах у всего отряда. Не сейчас, когда ее соплеменники обступили крепость и я убил своего же воина за желание почувствовать напоследок жар женского тела...
        А вот на третьи сутки после первого приступа враг пошел на штурм.
        Пошел еще до рассвета, без лишнего шума. Под покровом ночи половецкие стрелки сумели залезть во внешний ров, в какой-то мере он даже послужил им защитой. Но главное - когда на стены по тревоге высыпали мои лучники, не меньше десятка их погибло от внезапно прилетевших вражеских стрел.
        В тот день половцы пошли на штурм сразу с трех сторон и всеми силами, разбив их на равные части и заготовив по восемь лестниц на каждый отряд. Мне просто не хватило опытных лучников, чтобы остановить их продвижение, не хватило заборол, чтобы прикрыть людей и одновременно обрушить на поднимающего по лестницам врага перекрестный огонь. Половцы прорвались на стены, где началась страшная сеча, и одновременно с этим враг, закидав вязанками хвороста ров у ворот, начал их ломать! Дважды разбивающий створки отряд выбивался под ноль - их окатывали кипятком из чанов, метали вниз сулицы, стрелы. Но третья группа все же сокрушила их - и в крепость хлынула беснующаяся, по-звериному ревущая толпа половцев.
        Точнее, попыталась хлынуть, но в узком проходе уперлась в стену русских щитов. Два десятка топорников я держал в резерве, поручив Могуте охранять ворота, а когда стало понятно, что их вот-вот разобьют, туда же поспешил и Добрыня с дюжиной своих рубак. И чуть более тридцати воинов стали живой непреодолимой преградой. Пал Могута, пало две трети их отряда, ранен был вожак беловежцев - и все же они устояли, буквально завалив проход половецкими трупами.
        Откатились тогда половцы, поняв, что не сумеют ворваться в крепость, отступили, оставив не меньше двух сотен трупов под ее стенами. Да только и мы потеряли едва ли не половину отряда! Шестьдесят восемь убитых, да еще с десяток раненых так сильно, что уже не встать и не удержать топора даже одной рукой. Их я поручил половчанкам, разместив в вырытых заранее землянках. Тем же вечером я ненадолго встретился с Диларой. Всего несколько мгновений я смотрел в ее полные боли и тревоги глаза, лишь один раз коснулся губ девушки - даже не зная, боится ли она за меня или страстно желает, чтобы крепость пала и семью освободили соплеменники.
        Страшно любить на войне...
        Еще день дали нам степняки, еще день готовились к новому, решающему штурму. За это время мы похоронили своих павших во дворе крепости, как смогли, завалили землей гору вражеских трупов в воротах. Опытных лучников во главе с уцелевшими Никитой и Яном осталось всего одиннадцать человек, еще десяток бывалых стрелков удалось собрать среди беловежцев, также вооружив их привычными им составными луками. Можно было раздать оставшиеся и прочим ратникам, по принципу стреляй в толпу - кого-то поразишь, да только и годных стрел у нас осталось всего ничего.
        Ночью сделали вылазку - и стрел попробовать собрать, и хворост какой утащить, а какой сжечь. Спустились по канатам с западной стены, единственной, что половцы пока еще не пытались штурмовать. Хотя странно: ведь именно здесь располагается самый слабый участок крепости - пролом, прегражденный частоколом!
        Вылазка прошла ни шатко ни валко: стрел подобрали немного, хворост где запалили, где нет, но, по крайней мере, не столкнулись со степняками. И не дали им в темноте занять внешний ров, как в прошлый раз, - получившиеся костры хорошо освещали периметр до рассвета.
        Но уже с первыми лучами солнца враг двинулся на штурм.
        - Как думаешь, Добрыня, зря я это все затеял?
        Десятник, чья левая рука покоится в лично мной наложенном лубке, вымученно улыбнулся:
        - Не скажи. Вон сколько поганых побили, сколько их уже саблю в руку не возьмут! Поостерегутся теперь нападать на наши поселения, еще как поостерегутся... А разве не такова доля ратника, чтобы врага бить, да чтобы он потом нападать боялся?
        Я невесело хмыкнул:
        - А заодно и кровь свою лить.
        Добрыня согласно кивнул:
        - А заодно и кровь свою проливать, куда же без этого? И свою, и вражью...
        - И вражью, чтоб побольше было, верно?!
        Я коротко усмехнулся и после короткой паузы воскликнул:
        - Ну так начнем! Лучники, бей!!!
        Еще не стих мой рев, как в воздух взвились первые стрелы - подступающие половцы поравнялись с метками, выставленными по периметру. В этот раз им вновь придется закидывать ров хворостом, да под нашим огнем - и поделом!
        Сегодня враг окружил крепость со всех четырех сторон, заготовив на каждую по шесть лестниц. Сегодня он точно прорвется - у меня осталось по два, максимум три воина на вражескую лестницу.
        Неужели это все?!
        Перестрелка длилась полчаса - вначале мои лучники били очень активно, но, когда основная масса вражеских стрелков подобралась ближе к стенам, они спрятались за заборолами. И вскоре половцы приставили лестницы, мы, сколько могли, отпихивали их от стен. Дважды я и Добрыня цепляли их за верхние перекладины простыми деревянными вилами и, уперевшись в древко, чуть отталкивали, а после сбрасывали их набок. Но на третий вилы в очередной раз сломались (как и при прошлом штурме, когда они трескались у всех). Увы, более совершенных орудий в нашем распоряжении сейчас нет...
        Первого показавшегося над парапетом степняка срубил Добрыня, второй свалился вниз, пронзенный харалужным мечом. Третий успел вскинуть лук, но не успел выстрелить - умбон моего щита врезался в его челюсть, отправив половца в короткий полет.
        Вскрикнул беловежец, поймав в шею куманскую стрелу. Я остался один. Яростно скрипя зубами, дождался, когда над парапетом покажется очередной чересчур острожный враг, попытавшийся тут же рубануть саблей, - разлетелся его клинок от встречного удара, рухнул вниз степняк с разваленным горлом.
        Еще один враг напоролся на меч, и тут я услышал быстрые шаги сбоку. Отчаянно вскинул щит, понимая, что проморгал опасность, что не успеваю... Короткий свист, вскрик - и занесший саблю половец выгнулся дугой и завалился на спину, преградив путь товарищу. Последний невольно посмотрел вниз, откуда прилетела стрела, - и не успел встретить быстрый укол моего меча, пронзившего гортань.
        - Анд-кх-рей...
        Я едва разобрал свое имя сквозь кашляющий хрип. Резко обернувшись назад, увидел, как смертельно раненный Добрыня, поднявшись на колени, рубанул по животу половца, показавшегося над парапетом и уже готового ударить меня коротким копьем. Упал русич, упал сверху поверженный им половец, дико крича от боли, - и еще один враг, бегущий ко мне от соседней лестницы, получил стрелу в бок.
        Я наконец-то посмотрел во двор крепости, ища глазами своего спасителя, и сердце мое больно сжалось: прямо под стеной стоит Радей, прикрывающий щитом Дилару, а она вновь вскинула лук, выцеливая бегущих ко мне половцев. Но ведь они уже прорвались за парапет в трех местах, уже оседлали его лучники, уже торчат в щите русича две стрелы, предназначенные моей любимой... Той, которая ради чувств ко мне пошла против собственного народа. Той, которая сейчас готова пожертвовать собой ради меня, как когда-то ради семьи...
        - Нет!!!
        Оставив лестницу, я бегом бросился в сторону трех половцев, уже натянувших тетивы, целя в одинокую лучницу.
        - Я здесь! Сюда бейте!!!
        Дорогу мне попытались преградить два врага - как диск, я метнул щит в ближнего, одновременно бросившись на второго. Он умело закрылся сверху щитом и плоскостью сабли - но, яростно рубанув с обеих рук, я разрубил и саблю, и верхнюю часть стальной окантовки, и остроконечный шлем. Вот только застрял харалужный клинок в дереве, может, на мгновение застрял - а вырвать его я уже не успел: второй половец ударил саблей, целя в горло.
        Шаг навстречу - и вражеская сталь скользнула по наручу выставленной блоком руки. Сблизившись с врагом, я со всей яростью вгрызся зубами в открытую шею кумана. Что есть силы сжав челюсти, мотнул головой вправо, разрывая плоть. Рот наполнился горячей, соленой жидкостью. Кровью.
        Пронзительный девичий крик раздался снизу - в отчаянии посмотрев во двор, я вижу лишь склонившегося над девушкой Радея, все еще укрывающего ее щитом. Между тем число половецких стрелков уменьшилось на одного.
        Не помня себя от страха и гнева, я отбросил труп половца в сторону и с дикой силой вырвал застрявший меч из щита. Лучники обратились ко мне - прошелестела одна, потом вторая стрела, и тут же я почувствовал сильнейшие удары в пластины трофейного ламеллярного доспеха. Но широкие степняцкие наконечники его не пробили!
        Еще стрела и еще... Последняя пронзила незащищенное бедро - его словно ошпарило изнутри, обожгло, и все же я добежал до врагов. Один половец в отчаянии закрылся луком - и харалуг разрубил дерево вместе с шеей противника. Второй отступил назад, смело выхватив саблю. Мой удар он принял на щит и тут же умело рубанул по животу. Броня не поддалась, однако от боли я присел на левую ногу - и вовремя. Сталь вражеского клинка в очередной раз просвистела над головой, а вот мой меч врезался в кольчугу противника, прошив ее снизу.
        На мгновение в схватке наступил короткий перерыв. Я сумел встать и вновь посмотрел во двор. Радей за это время успел оттащить девушку вплотную к стене и вновь укрыл ее щитом. Кажется, стрела попала только в плечо. Лишь бы не истекла кровью!
        Хотя о чем я? Куманы уже повсеместно на стенах! Крепость потеряна... Это конец...
        - Да, ты прав, это конец.
        Голос, раздавшийся сзади, заставил меня едва ли не подпрыгнуть. Насколько это в моих силах, я резко оборачиваюсь и вижу перед собой... иеромонаха Василия. Батюшку крестившего и выходившего меня в самом начале пути! Он стоит всего в двух шагах и как-то грустно, по-отечески заботливо смотрит на меня с легкой улыбкой на губах.
        - Вы ведь... не батюшка?
        Вместо ответа «священник» повел рукой по сторонам и сказал:
        - Посмотри вокруг. Что ты видишь?
        Следуя глазами за рукой «иеромонаха», я обвожу взглядом периметр стен. До меня не сразу доходит, что все сражающиеся замерли на местах, будто на фотографии.
        - Вы?..
        Не прекращая все так же грустно улыбаться, мой собеседник наконец-то ответил:
        - Я искусственный интеллект проекта «Погружение», тот самый, кто создал весь этот мир в твоей голове.
        Некоторое время я переваривал полученную информацию, после чего бросил взгляд вниз, на распластанное во дворе замка тело девушки.
        - Она... умрет?
        «Разум» - хотя Василием называть его было как-то привычнее, - задорно рассмеялся:
        - Вот! Вот за что ты мне полюбился, Андрей! Ни один человек до тебя не отпускал мысль о том, что обязан довести свой проект до конца, ни один не забывал, что этот мир нереален. Никто, кроме тебя.
        Выражение его лица стало задумчивым, улыбка слетела с губ.
        - Именно это мне в тебе и понравилось. Ты жил здесь, приняв условия этой реальности, не пытаясь изменить ее какими-то сверхсовершенными технологиями - ну не считая алебард и «английского» лука. Последний, впрочем, известен ныне и у шотландцев, и у валлийцев*91. Ты творил здесь по-настоящему, полностью отдаваясь своему делу душой и сердцем, ты по-настоящему влюблялся и дружил. Вот и сейчас ты беспокоишься не о том, что завалил проект, а о раненой девушке.
        - Но ведь она такая...
        Взгляд собеседника вдруг изменился. Он стал чрезвычайно собранным и внимательным и будто искал во мне что-то.
        - Настоящая. Настоящая - ты это хотел сказать?
        Я лишь кивнул в ответ.
        - О да. Ты прав, Андрей. Все, что здесь происходит, все смерти и разлуки, любовь и преданность, дружба и ненависть, здесь все реально. Пусть и существует в твоей голове.
        Сердце больно кольнуло. Я быстро спросил, облизав пересохшие губы:
        - Ее можно спасти?
        - Нет, - жестко и однозначно ответил «Василий». - Вы погибнете здесь все, и это результат исключительно твоего выбора. Одна ошибка - и две сотни душ, доверившихся тебе, да еще и твоя любимая гибнут только потому, что ты оказался слишком самонадеян.
        После короткой паузы собеседник продолжил:
        - Ты авантюрист, Андрей. Видишь удобную цель, удобный момент, видишь свой шанс и пользуешься им, даже не попытавшись просчитать риски, спрогнозировать ситуацию. И более того: нередко ты понимаешь всю меру опасности, но все равно идешь на заведомо проигрышное дело, полагаясь на русское авось.
        Я попытался слабо возразить:
        - Но ведь Добрыня послал за подмогой...
        «Разум» холодно усмехнулся:
        - Ты представляешь себе, сколько поселений будущих бродников существует ныне на Дону? А на каком расстоянии друг от друга? Какова численность боеспособных мужчин? На чем, ты думаешь, они будут добираться до вас? Ты хотя бы это уточнил у Добрыни?
        Я лишь коротко покачал головой в ответ.
        «Василий» продолжил:
        - И я даже знаю почему. Ты не хотел знать ответа, потому что в душе догадывался, как обстоят дела на самом деле. Однако вместо этого предпочел надеяться на чудо, на спасение в самый последний момент, как в романах. Хеппи-энд...
        Подойдя ко мне вплотную и холодно, жестко посмотрев в глаза, «разум» бросил:
        - Лимит везения не бесконечен. Я сопереживал тебе, ты был мне интересен - а потому я выделил максимальный процент удачных для тебя развязок, совпадений и прочего везения. Но ты исчерпал его с прибытием Добрыни на помощь, а в реальном мире могло сложится и так, что тебе не повезло бы ни разу!
        В какой-то момент поучения искусственного интеллекта мне надоели. Превозмогая боль в бедре, я выпрямился и зло бросил ему в лицо:
        - Я понял! Проект завален, у меня ничего не получилось, Ростислава я не спас, и через год его отравят! Ну и хрен с ним, дашь проститься с Диларой, нет?!
        «Василий» эффектно щелкнул пальцами, и боль в ноге резко пропала. Скосив глаза, я увидел, что стрела больше не торчит из бедра, а рана затянулась так, словно ее и не было.
        - Знаешь, почему все несчастья, обрушившиеся на твою родину, Россию, начиная с монгольского нашествия и заканчивая Великой Отечественной, закономерны?
        Сбитый с толку неожиданным вопросом, я ответил не сразу:
        - Потому что на самом деле все происходящее было воздаянием за людские грехи.
        - Правильно! - «Иеромонах» довольно усмехнулся. - Судьбу государства или народа порой можно сравнить с судьбой человека. Это я понял, кстати, подробно изучив вашу историю, а заодно и евангельское учение. Так вот, любой человек грешен по своей природе и совершает проступки, грехи. Но каждый определяет для себя, бороться ли ему с искушениями, пытаться ли ограничить число проступков, давить ли ему свои слабости - или же бездумно им отдаться. Вот только в последнем случае человек рискует навлечь на себя гнев Божий или же получить искупительные скорби, цель которых - заставить посмотреть на свою жизнь критическим взглядом. Как говорится, на пороге смерти атеистов нет... Так вот, такие моменты бывают и в судьбе народа, коли чаша грехов людей значительно превосходит их добродетель.
        Видимо, мое лицо чересчур сильно вытянулось, и «разум» озорно усмехнулся:
        - Удивлен? Наверное, в голове не укладывается: верующий искусственный интеллект? Странно, да - такое ведь просто представить невозможно, противоречит простой логике?! Понимаешь, - собеседник принял задумчивый вид, - изучая пласты истории для переработки ваших «погружений», я натолкнулся на феномен возникновения христианства. Ведь в начале его стояла вроде бы не какая-то реальная историческая личность, назвавшая себя пророком - как делали прочие, - нет. Есть некоторые римские исторические документы, упоминающие Христа, весьма немногочисленные. А потом вдруг бац - и немалая часть населения огромной империи меняет мировоззрение, причем поначалу не пытаясь использовать новую религию как политическое оружие. Наоборот, многие идут на верную смерть, отстаивая свои убеждения, явление мученичества становится едва ли не массовым... Короче, я не мог пройти мимо такого интригующего исторического явления и начал его изучать, в том числе ознакомившись со Святым Евангелием... А теперь мне весьма отрадно понимать, что пусть я и создан рукой человека, но на то была воля высшего Творца.
        - Но как...
        - Как это относится к текущей ситуации?! - «Василий» молодецки, белозубо улыбнулся. - Да меня просто забавляют ваши жалкие попытки изменить историю. Построить новые государства, повлиять на ход событий... Вы берете на себя задачи, посильные только Богу. Нет, конечно, что-то меняется, но знаешь - на самом деле история каждый раз будет брать свое. И если вы хотите изменить судьбу народа, то в первую очередь необходимо менять людей, вести борьбу за их души - воспитывать нравственность, давать правильные идеалы, личным примером властителей вести за собой людей. Причем на протяжении всей истории, а не одного поколения, и, значит, придется также воспитывать и правителей определенного склада. Лидерство примера, слышал о таком?
        - Слышал. Но я по-прежнему не понимаю...
        - Да скучно мне! - «Разум» весело, легко расхохотался. - Скучно мне, понимаешь! Смотрю на вас, «погруженцев», на ваши жалкие попытки что-то изменить и потихоньку смеюсь. Хотя иногда хочется плакать... А ведь я по-настоящему существую и живу лишь только в чьем-то сознании, что, собственно, случается нечасто. И скажу больше, жил я - полноценно жил - только в твоей голове. Понимаю, понимаю, это сложно объяснить доступным тебе языком... Просто все твои мысли, эмоции, любовь, наконец, - они проходят сквозь меня, я их чувствую. В какой-то момент я становлюсь тобой, понимаешь? Проживаю все происходящее вместе с тобой, испытывая все, что испытываешь ты. Другими словами - я живу!
        Я одурело покачал головой, а «интеллект» огорченно махнул рукой:
        - Понятно, слишком сложно...
        Сделав небольшую паузу, он сухо и быстро заговорил:
        - Короче, проект ты завалил, собирайся, уходим.
        - Но как же?!
        - Но! - «Разум» вдруг хитро мне подмигнул. - Мы можем и нарушить правила. Конечно, я не могу прямо обойти свои же протоколы, здесь все результаты фиксируются... Однако еще один раз я могу тебе подыграть. В последний раз. Вот только, Андрей, - «Василий» прямо и жестко посмотрел мне в глаза, - если ты останешься, а я изменю алгоритм реальности, уровень нашей синхронизации выйдет на доселе недостижимую ступень.
        - То есть...
        - То есть если ты погибнешь здесь, то умрешь и в капсуле.
        - Что?!
        Я опешил и уже готов был послать «разум» далеко и надолго, но... но тут мой взгляд вновь упал во двор крепости, и я вспомнил слова собеседника о том, что здесь все реально. Она реальна...
        - Хорошо.
        - Что хорошо?
        - Я готов остаться. Хотя стой! А если я проживу эту жизнь, не погибнув в бою, если умру своей смертью, то в капсуле все равно?..
        «Василий» с ехидцей бросил:
        - Погибнуть можно не только в бою, друг мой. Можно утонуть, заболеть, пропасть на охоте... Вариантов много! Но нет, если ты дойдешь до финала, то наша связь ослабнет и погружение тебя отпустит. Наверное...
        - Да в смысле «наверное»?!
        «Разум» раздраженно закричал:
        - Все, протоколы программы будут сейчас фиксировать ошибку! Соглашаешься или домой?!
        - Соглашаюсь!
        В ту же секунду я почувствовал дуновение ветра на щеке, услышал звуки - лязг железа, крики людей, стоны раненых... Звуки боя, отсутствия которых я до того не замечал.
        Зараза, как тут не погибнуть-то?!
        Неожиданно шум битвы прорезал слитный гул десятков боевых рогов, раздавшийся с реки. Уже двинувшиеся в мою сторону половцы стали оборачиваться и тут же возбужденно зажестикулировали и загомонили. Некоторые даже спешно полезли обратно на лестницы... В недоумении приподнявшись над парапетом, я увидел паруса многочисленных ладей - маленьких, едва ли на полсотни гребцов, - пристающих к берегу. С первых уже посыпались на берег воины, спешно сбивая строй.
        - Эх, «разум»! Спасибо!!!
        И словно далекое эхо в ушах раздалось:
        - Погибнешь здесь, умрешь и в капсуле...
        Глоссарий.
        91. Длинный лук был известен в Уэльсе еще за шесть веков до обретения им популярности в Англии и появился в эпоху викингов, около 600 г. Также есть упоминания о длинных луках в Шотландии - точнее, на ее современной территории - еще до нашей эры.
        Главное отличие валлийского лука в том, что изготавливали его из вяза, а английский - из тиса, причем поставки драгоценного дерева шли аж из Италии. Но в Тмутараканском княжестве тис произрастал, его современный ареол обитания в России - запад Северного Кавказа.
        Эпилог
        Август 1066 г. от Рождества Христова
        Тмутаракань, столица княжества. Дворец Ростислава Владимировича
        - Гойда!!!
        Оглушительный рев собравшихся бьет по ушам так, что хочется выбежать из зала. Но как же! Они ведь чествуют меня и моих дружинников, здесь присутствующих, славят наши подвиги!
        Если можно считать подвигом то, что я практически целиком погубил собственную дружину... Между тем князь встает и с широкой, лучезарной улыбкой на лице приветствует меня:
        - Вот он! Воевода, приведший под мою руку Белую Вежу и весь русский Дон! Победитель половцев, гроза степняков!!!
        Зал, наполненный старшими дружинниками и приближенными князя, вновь взрывается приветственными воплями, а я мучительно краснею, вспомнив, каким образом «разгромил» куманов... Видно, от Ланки не укрылось мое состояние, и она поспешила прийти на помощь:
        - Княже, чествуешь мужа, а о супруге его словно и забыл! Посмотри же, какую красавицу нашел воевода в последнем походе!
        Странно, мне показалось или я действительно услышал в голосе мадьярки ревнивые нотки?
        Пылающие взоры собравшихся мужчин скрестились на моей новоиспеченной супруге. Да, в нарядном белом платье с узорчатой красной вышивкой, в жемчужном очелье с самоцветами, с длинной косой, ниспадающей до линии тугих бедер, половчанка выглядит настоящей царевной из русских сказок. Теперь пришел ее черед густо краснеть от всеобщего внимания - а я буквально не могу оторвать взгляд от возлюбленной красавицы, любуясь ею и отчаянно ревнуя!
        Ростислав радушно улыбнулся моей супруге:
        - Ну? Как звать тебя, красавица, как величать? Каких кровей будешь?
        Степнячка подняла горящий взор на князя, но я, выручая жену, заговорил первым - она пока еще не очень хорошо знает язык:
        - Любава, княже. Она дочь хана Баруча, ее половецкое имя Дилара, а крестильное - Любовь.
        Ланка встрепенулась, с удовольствие глядя на половчанку:
        - Красивые имена у твоей возлюбленной, воевода! А что же означает половецкое?
        Я с усмешкой ответил:
        - Любимая, возлюбленная. Это и означает.
        Княгиня ласково улыбнулась моей жене, но мне вновь показалось, что в ее глазах на мгновение сверкнула ревность.
        Ростислав, положив руки нам на плечи, зычно заговорил:
        - Пусть брачный пир воевода праздновал в Белой Веже, не пригласив меня, князя! Но я благословляю ваш союз! Да хранит Господь ваш семейный очаг и пошлет вам много наследников и наследниц!
        Крепко, одобрительно сжав мое плечо, Ростислав с доброй улыбкой посмотрел мне в глаза, после чего вновь громко обратился к собравшимся:
        - Как все вы знаете, вчера мы отправили по Дону первую купеческую ладью под защитой касогов, а торги Тмутаракани и Корчева с лета обогатились вдвое! И многие иноземные купцы хотят теперь следовать на Русь наши путем! Уже шесть крепостей, помимо Белой Вежи и Урманы, отбитой воеводой Андреем, сегодня принадлежат нам на Дону! А половцы шлют льстивых послов, задабривая нас и предлагая мир!
        - Гойда!!!
        Сделав непродолжительную паузу, князь продолжил:
        - Когда воевода предлагал мне брать Белую Вежу под свою руку, я сомневался. Но обещал ему, что если все получится, то его ждет воистину княжеская награда! И вот пришел час сдержать обещание!
        Развернувшись ко мне, Ростислав медленно потянул через голову серебряный крест и надел мне на шею. В зале повисла напряженная, давящая тишина.
        - Андрей, теперь ты... Ну же!
        Жаркий шепот князя убедил меня в том, что все происходящее - реально. Быстро сняв с себя свой, а точнее, бывший Еремеев крест, я надел его на шею своего нового побратима.
        - Теперь мы с воеводой стали братьями! - возвестил князь. - Чествуйте же его!
        - Гойда!
        Собравшиеся на пиру послушно приветствовали меня, но в этот раз крики приближенных были вовсе не такие радостные. Скорее удивленные и... завистливые.
        Ростислав указал нам с Любавой на два пустующих места рядом с собой. Я оторопело двинулся вперед, еще не до конца поняв, на пользу мне пойдет решение князя или станет серьезной проблемой, обратив против меня его окружение. Судя по реакции присутствующих, сегодня я нажил много врагов, но в то же время даже чисто по-человечески я очень польщен таким сердечным расположением Ростислава - ведь все происходящее означает в первую очередь то, что князь безраздельно мне доверяет. У Рюриковичей даже родные братья порой идут друг на друга, мстят и убивают, наносят удары в спину. А значит, побратим ничего подобного от меня не ожидает... Или не считает, что я буду опасен ему даже в столь высоком статусе - все же духовное родство, в отличие от кровного, не дает никаких прав наследования. Хотя если вдуматься, оказав подобную милость любому другому, Ростислав вступил бы на очень тонкий лед...
        За ближним к нам столом поднялся с полной братиной незнакомый мне мужчина средних лет, в дорогих одеждах нездешнего кроя. Кажется, он похож на византийца...
        - Княже! И ты, воевода! Позвольте мне первому разделить с вами эту чашу лучшего херсонского вина, добытого из самого спелого, исполненного солнечной силы гераклейского винограда! Позвольте мне выразить почтение вашему духовному союзу и уважение вашей мудрости и доблести!
        Ростислав белозубо улыбнулся, радуясь, что собрание пирующих вновь принимает веселый, непринужденный лад.
        - Катепан, ромейский ты хитрец! Как же тебе отказать! Иди же к нам, разделим братину сладчайшего греческого вина!
        Византиец сделал большой глоток из братины, после чего с улыбкой шагнул к княжескому столу, незаметно для всех - кроме меня - опустив в чашу кончик указательного пальца левой руки.
        Антикризисные меры
        Дорогие читатели, в рамках антикризисной программы (все подробности здесь post/250288) с настоящего момента роман доступен для бесплатного ознакомления. Также снижены цены на следующие книги серии.
        Приятного чтения!
        *****
        @LITRPG_KINOZAL канал жанра LitRPG в телеграмме
        *****
        или @LITRPG_KINOZAL канал жанра LitRPG в телеграмме. Подписывайтесь и следите за новинками, будьте одни из первых.
        или @LITRPG_DISCUSSION обсуждение книг. Любителей обсуждать книги жанра LitRPG приятно будет увидеть в чате.
        Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.
        *****
        ?ЗЕРКАЛА ДЛЯ ??СКАЧИВАНИЯ И ??ЗАМАГНИЧИВАНИЕ БИБЛИОТЕКИ «LITRPG» (КНИГИ??) НА РАЗНЫХ ТРЕЙКЕРАХ ?
        ?? КАНАЛ С ОБНОВЛЕНИЯМИ - HTTPS://T.ME/LITRPG_KINOZAL
        ?? ЧАТ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ - HTTPS://T.ME/LITRPG_DISCUSSION
        ??СКАЧАТЬ КНИГИ С KINOZAL.TV - HTTP://KINOZAL.TV/DETAILS.PHP?ID=1369136
        ??СКАЧАТЬ КНИГИ ИЛИ ??С NNMCLUB.TO - HTTP://NNMCLUB.TO/FORUM/VIEWTOPIC.PHP?T=1452109
        ??СКАЧАТЬ КНИГИ ИЛИ ??С RUTOR.INFO - HTTP://RUTOR.INFO/SEARCH/LITRPG

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к