Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Зюзин Сергей : " Пожиратели Человечины Cборник " - читать онлайн

Сохранить .
Пожиратели человечины. Cборник Сергей Зюзин
        Постарайтесь хорошенько вдуматься в происходящее с героями приведённых в книге историй, вообразить себе всё это в реальности, и тогда прочтение повестей сборника Вас непременно впечатлит. Представьте как можно натуралистичней, как две старые ведьмы-людоедки свежуют, словно купленного в супермаркете цыплёнка, лучшего друга главного героя повести, тоже с ужасом при всём при этом присутствующего, как семнадцатилетний парень-студент сталкивается в подземке с наводящим на весь мегаполис ужас маньяком-призраком, который уже сбросил под колёса поездов метро нешуточное количество людей, как «слетевший с катушек» из-за непрекращающихся издевательств над ним воспитанник детского дома, получив от судьбы, словно в утешение, дающие власть над окружающими сверхспособности, начинает беспощадно «крошить» своих обидчиков, считая таковыми в детдоме чуть ли не всех под его крышей, как едва не ставшая в своём ночном кошмаре жертвой ужасного монстра героиня следующей повести днём чуть не оказывается съеденной заживо жутким кровожадным туманом, и, под конец, как в волне ни с того, ни с сего нахлынувших на городок
смертей погибает парочка молодых влюблённых, которые перед этим воспользовались сомнительными услугами гадалки…
        ПОЖИРАТЕЛИ ЧЕЛОВЕЧИНЫ
        В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
        Не всё, что красиво, цветок,
        Не всё, что любезно, сердечно.
        И волк добычу порой стережёт,
        Укрывшись под шкурой овечьей.
        Как томительно порой тянется время! Особенно когда чего-то ждёшь.
        В тот день это почувствовалось особенно остро. Хотя раньше уже и приходилось тысячи раз где-нибудь чего-нибудь ждать.
        Оно вообще всегда кажется, что именно в этот раз с тобой происходит нечто такое, чего ещё не случалось никогда, а если и случалось, то уж во всяком случае не настолько ярко, или мучительно, или ещё невесть как. Неважно как, главное, что не настолько…
        Вот и сейчас время тянулось так, будто издевалось.
        Придя домой из школы и «разобравшись» со всем, что было задано на дом, Олег уже не меньше двух часов изнывал от безделья и слонялся по квартире, совершенно не зная, чем себя занять. Он ждал, с нетерпением ждал, когда стрелки часов, наконец, одна за другой «перепрыгнут» через отметку «5», возвестив тем самым о начале наступления вечера, вслед за чем очень скоро придут с работы родители, забрав по пути из садика плаксу и вредину Ксюшку. Придут, сообразят чего-нибудь на ужин, и уж потом… После вечернего приёма пищи настанет, наконец, долгожданное время, когда Олег начнёт собираться на свою обычную вечернюю прогулку с друзьями.
        В тот день он ждал этого особенно. Так ждал, что абсолютно ничто ему было не в радость. Не хотелось ни по телеку ничего смотреть, ни по дивидишнику, ни в инете ковыряться… Ему бы лечь, проспать до самого вечера, чтобы время прошло незаметно, но только сна не было ни в одном глазу. Только и оставалось, что околачиваться по квартире, не обращая ни малейшего снимания на таскавшегося за ним по пятам кота Фаса, выглядывать время от времени в окно, смотря на резвившуюся во дворе их дома мелкоту, да слушать исправно «выдававший» вкармане джинсов музыку сотик, уже давно заряженный в преддверии вечерней прогулки.
        Отчего так не терпелось? День вроде был как день. И вечер намечался как вечер. Всё, в общем-то, как всегда. Так с чего же такое нежелание ждать?
        Всё да не всё! Этим вечером Олега обещали познакомить с девушкой, которая очень давно ему нравилась. Хоть он и давным-давно знал, как её зовут. Всё это время Олег неизменно мечтал завязать с ней хоть какие-то отношения. И вот, наконец, случай представился сегодняшним вечером.
        …Таня была не из их школы. В первый раз наш герой увидел её в «Пеликане»2, центральном ночном клубе их города, в компании таких же, как она сама, девчонок, отвязно танцевавших в самой середине танцпола, не обращая ни на что вокруг себя абсолютно никакого внимания. Как выяснилось потом, у одной из собравшихся в той компашке девушек был день рождения, продолжать отмечать который они и пришли в самое крутое в их городе танцевальное заведение.
        «Такие красивые девушки, и одни? - удивился тогда не только Олег. - Это же, в конце-концов, даже небезопасно!» Впрочем, думая так, он и его друзья не знали о той весёлой девичьей стайке всего. С безопасностью-то как раз у них всё было в полном порядке. Таковую обеспечивали пятеро околачивавшихся в тот вечер неподалёку от входа в заведение отцов некоторых из тех девчонок…
        Вспоминая тот, а потом и множество других вечеров, в которые ему тоже доводилось увидеть Татьяну, Олег заулыбался. Сегодня вечером его, в конце-концов, ей представят. Нашёлся, наконец, человечек, который был с ней знаком. Этим человечком оказалась Жекина и Юркина младшая двоюродная сестра Алиса, которая знала её довольно неплохо. Вместе в музыкалке учились. Она-то, после совсем недолгих переговоров с ней Жеки, и согласилась представить их друг другу.
        …Братья-близнецы Жека и Юрка были друзьями Олега. При том, что ещё и одноклассниками. И на спортивную секцию одну ходили. И жили друг от друга совсем недалеко. Они были даже немного друг на друга похожи, в смысле Олег был похож на обоих братьев, если не брать во внимание, что те оба были набравшими немного лишнего веса. С самого первого класса, - познакомились они в школе, - эти двойняшки и Олег были не разлей вода. И уж, конечно, они знали обо всех тайнах друг друга. Потому-то и знали Жека и Юрка, что друг их «запал» на девушку из другой школы…
        * * *
        Мама всегда очень переживала, когда Олег, считай, каждый вечер уходил допоздна куда-то с друзьями гулять. Возвращался-то он домой с каждой такой прогулки уже за полночь, оставляя себе времени на сон, до того, как ему было вставать в школу, всего ничего! И когда наутро он поднимался, хмурый и не выспавшийся, мама всегда «пилила» его за очередное такое позднее возвращение.
        - Вчера опять поздно ночью пришёл! Или, точнее будет сказать, сегодня? - ворчала она. - Посмотри мне в глаза и скажи: утебя совесть есть? Скажи, есть?
        Олег в таких случаях всегда только отшучивался. А что ещё он мог? Не сидеть же было ему, в самом деле, в семнадцать лет всё свободное от школы и дзю-до время дома! Мама пусть лучше себя в таком возрасте вспомнит. Или у папы поспрашивает, каким он был в таком возрасте. А потом уж ему, собственному сыну, «ума вставляет».
        Всё время, пока он, умывшись и выйдя из ванной, расчёсывал перед зеркалом свои кудрявые каштановые волосы, мама так и стояла у него «над душой», продолжая свои «нравоучения». Олег уже и не слушал, а она всё продолжала и продолжала. Обычно папа в такие минуты не выдерживал, выглядывал в коридор и, смеясь, приходил сыну на выручку.
        - Оль! - говорил он маме в таких случаях. - Твой сын уже взрослый парень! А ты с ним всё, как с маленьким. Смотри, плешь ему проешь, и замуж за плешивого никто не пойдёт.
        Олег в таких случаях всегда с гордостью смотрел на свою густую шевелюру и мысленно сплёвывал через левое плечо. Не накаркал бы папик! Расстаться с такой «причей», как он сам называл свою макушку, было бы настоящей катастрофой. Ещё бы! Ему уже не раз приходилось слышать от друзей, - и от парней, и от девчат, - что к его карим глазам каштановые волосы подходят настолько идеально, что ему впору в модели идти. Хотя он и сам это знал, слышать такое ему всегда было приятно…
        Уходя из дома, он - уже в который раз! - был вынужден почти что клятвенно пообещать маме, что не будет нигде задерживаться, и самое позднее в одиннадцать окажется дома, «как штык». Пообещал, хотя и прекрасно понимал, что обещания не сдержит.
        Закончив договариваться с родителями, вскоре он уже выскочил на улицу, где его к тому времени уже поджидали верные Жека и Юрка, зашедшие за ним по пути в «Пеликан». В последнем в тот день, вернее сказать, вечер, намечалась нехиленькая заварушка. То есть отпадная вечеринка. Или, ещё проще сказать, развесёлый вечер отдыха.
        * * *
        Из-за того, что была пятница, и назавтра в школу было не идти, народу в тот вечер в «Пеликане» собралось прилично. Как это, впрочем, по пятницам там бывало всегда. Влившись, как обычно по таким вечерам, в компанию парней и девчонок, в котором они были своими, Жека и Юрка очень быстро стали там себя чувствовать, как нельзя лучше, и только Олег, с самых первых минут держа в поле зрения пришедшую туда не с ними Алиску, - сестрёнку братьев-близнецов, - то и дело оглядывался по сторонам, ища взглядом девушку своей мечты, чтобы не медлить лишнего, когда та появится в зале.
        Оглушающе гремела музыка, с каждой минутой всё больше и больше распаляя толпу собравшегося в ночном клубе народа. Она действовала на молодых людей, как наркотик. Её хотелось ещё больше и ещё громче. Хотя как могло быть ещё больше, да и ещё громче, никто из собравшихся не знал. «Заводились» иЖека с Юркой, и даже Олег, упиваясь льющимся им на головы из динамиков громом гитарного воя, перезвона синтезаторов и грохота ударников их любимых музыкальных групп. Хотя для Олега всё это и было совершенно не то, на что он в тот вечер настроился. Мечтал-то он тогда, буквально грезил, совершенно о другом! На то же, что его мечты сегодня исполняться, было совершенно не похоже. На танцполе оставив за дверями главного входа в клуб «дежуривших» сними в тот вечер папаш, уже давно собралась стайка девчат, в которой обычно танцевала Татьяна, и последней там, увы, не было.
        - Джендос! - стараясь перекричать музыку, проорал Жеке в самое ухо Олег, в который раз впустую осмотрев веселившихся в той компании девчонок. - Спроси у Алиски, может она знает, Танюха сегодня будет?
        - А сам чё не спросишь?
        - Ну, не моя же сестра! Джендос, не обламывай, спроси!
        - Ладно! - махнув на Олега рукой, Жека направился к танцующей неподалёку сестре.
        Двинувшись к ней прямиком, расталкивая пацанов и девчонок, он вызвал к себе внимание всех, кто танцевал в их компании. Друзья стали шутливо толкать его в спину, показывать на него руками, свистеть, что-то, смеясь, кричать, да только ничего из этого Жеку совсем не трогало. Подойдя к сестрёнке, он обнял её руками за шею и стал что-то кричать ей на ухо…
        - Она говорит, откуда ей знать! В музыкалке сегодня не виделись, а так они ведь с ней не общаются! - едва вернувшись от сестры, пробасил Олегу в ухо Жека. - Попробует сейчас поспрашивать у её подруг, одну она как-то раз в музыкальной с ней видела. Если получится что узнать, скажет.
        А Олег уже и так понял, почему так хитренько на него посмотревшая Алиска вдруг направилась в танцующую по соседству компашку. Понял и стал терпеливо ждать её возвращения. Всё время, пока она была там, он не сводил с её миниатюрной фигурки глаз, пристально наблюдая, как она подошла к одной из девчонок по соседству и довольно долго с ней о чём-то шепталась.
        Когда, наконец, Жекина сестрёнка направилась назад, Олег едва удержался, чтобы не рвануться ей навстречу, опередив в этом Жеку. Потом же, дожидаясь, когда его друг вернётся от сестры и сообщит, что та «выходила», он и вовсе чуть не сошёл с ума.
        - Приболела твоя Танюха! - закричал Жека, склонившись к Олегу. - Подруга её говорит, что у неё голова разболелась. Так что на сегодня всё отменяется!
        Ничего не ответив другу, Олег сразу сник. Кивнув Жеке, еле сумев при этом сохранить на лице всё то же выражение, - не хотелось никому показывать, как он был раздосадован, - он в тот же миг потерял ко всему происходящему вокруг всякий интерес. Танцевать расхотелось абсолютно. С пацанами общаться тоже. Да и вообще, даже просто оставаться там вмиг пропало хоть какое-нибудь желание. Захотелось уйти домой.
        - Ты куда, Олег? - услышал он за спиной голос обеспокоенного Юрки, едва только повернулся, чтобы выйти из столпотворения одержимо танцующих друзей.
        - Да! - махнул он в ответ рукой.
        - Погоди! - Юрка шагнул вслед за другом. - Что случилось?
        Последнее он спросил, уже догнав Олега у расположенной рядом стены, куда тот отошёл, чтобы спокойно решить, что ему делать дальше.
        - Понимаешь, Юрбан, Танюха заболела, а я сегодня уже на общение с ней «заточился»! - улыбнулся другу Олег, отчего его массивный волевой подбородок сразу же принял более мягкие черты. - Думал, познакомимся. Ты извини, я, наверное, домой пойду.
        - Да расслабься… - попробовал было утешить друга Юрка, да только всё было напрасно. Олегу ничего не хотелось слушать.
        Простившись с другом, попросив передать от него «Пока!» иЖеке, вскоре Олег уже шагал по ночным улицам родного города, ссутулившись и спрятав руки в карманы.
        * * *
        Вначале он хотел было направиться к дому, где жила «его» Татьяна, однако, малость поразмыслив, всё-таки решил этого не делать. Во-первых, он ещё с ней даже не знаком. Во-вторых, даже если б и был знаком, прийти вот так, ночью, непонятно зачем… Хотя последнее и было, в общем-то, понятно, пришёл бы он для того, чтоб проведать, но всё равно, не ночью же делаются такие вещи!
        На улице стояла отличная весенняя погода, которой их городок уже которую неделю баловала в этом году весна. Устоявшееся тепло, сухой асфальт, звёздное небо… Всё это уже само по себе могло поднять настроение, если б мысли не тяготило сегодняшнее фиаско.
        Остановившуюся на перекрёстке перед проезжей частью сгорбленную бабульку Олег заметил ещё издали. Увидев же, совершенно не придал этому значения. Стоит, застыв на месте, ну, мало ли! Тем более, что мысли его были заняты совершенно другим. Точнее, другой, - всё той же Татьяной. Если б всё вышло, как планировалось, возможно сейчас, ну или самую малость позже, он шёл бы по ночным улицам с ней, беззаботно разговаривая. Но нет же! Идёт вот один.
        Приблизившись, Олег разглядел, что бабуля как-будто не решалась перейти на другую сторону улицы. Топчась на месте, она суетливо озиралась по сторонам и, было похоже на то, боялась ступить на дорогу. При том, что вокруг совершенно не было машин. Старенькая, наверное, совсем, вот и боится. Так Олегу, который уже подходил к замешкавшейся старушке, тогда и подумалось.
        О том, чтоб предложить растерянной бабушке свою помощь, в голову ему в те мгновения не пришло даже мысли. Слишком уж много места там занимали невесёлые думы о неудавшемся в тот вечер знакомстве. Однако, просто пройти мимо сгорбленной незнакомки, как собирался он в те мгновения сделать, у него не получилось.
        - Сынок! - вдруг обратилась к нему бабулька по-старушечьи хрипловатым голосом, когда он с ней уже почти поравнялся.
        Повернув голову, Олег наткнулся глазами на её старенькое сморщенное лицо. Бабушка выглядела так жалко, что Олег сразу же спохватился и захотел ей хоть чем-нибудь помочь, после чео он тут же отозвался на её, только что услышанный им, оклик.
        - Да, бабуль!
        - Сынок! Помоги мне, старой, на ту сторону перейти! А то сама я никак… - прохрипела старушонка, протягивая сухонькую дрожащую руку к локтю Олега.
        При виде её немощной руки грудь парня ещё больше сжалась от жалости, и он, конечно же, поспешил подставить ей навстречу свою, согнутую перед этим в локте.
        - Конечно, бабуль! - проговорил он, почувствовав, как пальцы старушки неожиданно цепко ухватили его за предплечье.
        Ухватили и… Это было последнее, что почувствовал Олег. В следующую секунду он будто провалился в кромешную чёрную темноту, ничего вокруг себя не видя и даже не ощущая.
        * * *
        Когда к Олегу стало возвращаться сознание, первым, что он почувствовал, было то, что лежал он на чём-то холодном и твёрдом, было похоже, что на каменном, полу. Почувствовал и тут же припомнил всё, что произошло с ним на перекрёстке, закончившись прикосновением странной старухи. Припомнил и в следующую секунду… В следующую секунду он мгновенно открыл глаза и вскочил на ноги! Сердце бешено заколотилось в груди, словно почувствовав нависшую над парнем пока неведомо какую опасность. А ещё через пару мгновений, оглядевшись вокруг, молодой человек не поверил своим глазам. Потому что последние тут же «выдали», что он оказался в довольно просторной железной клетке, находившейся в мрачном, без единого окна, помещении с неоштукатуренными стенами, выложенными красным, уже разваливающимся от времени и сырости, кирпичом. Помещение было едва освещено слабо горевшим в одном из его углов, закреплённым в каком-то креплении в стене, факелом, благодаря чему и было видно его внутреннее убранство. В глаза так же сразу бросились и отделанный таким же рассыпающимся красным кирпичом, тоже противно отсыревший потолок, и
уложенный таким же материалом, усыпанный кирпичной крошкой и также пропитанный влагой пол. Напротив клетки, на такой же обшарпанной стене, было расположено что-то вроде скрывавшей её безобразие картины, - без рамки, приклеенной на стену подобно тому, как приклеивают фотообои, - на которой оказался изображён погасший камин с подвешенным в нём на специальном креплении котлом.
        Странную мрачную комнату наполняла непонятная и, вместе с тем, ужасно отвратительная вонь. Присмотревшись, в самом дальнем углу помещения, там, где горел факел, Олег разглядел большой, густо испачканный чем-то тёмным, пень, в который был воткнут огромный, измазанный чем-то таким же непонятным и тёмным, топор. Над пнём с потолка, непонятно как, свисал внушительных размеров железный крюк, напоминающий своими очертаниями рыболовный. Сбоку же от пня, на полу… При виде этого Олега замутило. Потому что там оказались свалены в кучу отсечённые человеческие головы! Причём, почти все они были уже разлагающимися от времени, хоть и разной между собой степени этого ужасного временного изменения. Сразу стало понятно, что источало ту тяжёлую, оказавшуюся трупной, вонь. Как и то, во что были испачканы зловещие пень и топор. То испачкавшее их тёмное нечто было ничем иным, как человеческой кровью…
        При виде окровавленного пня Олег сразу же метнулся куда-то в сторону, и сам не понимая, куда именно. Метнулся и в следующий миг ударился о железные прутья клетки, о которой уже напрочь забыл из-за мгновенно охватившего его ужаса.
        Потерев рукой ушибленное место и придя в себя, Олег ещё раз со страхом огляделся, теперь осматривая клетку, в которой оказался заперт. И на этот раз увидел, что она была грубо сварена из настолько толстых железных прутьев, будто раньше в ней содержали по меньшей мере циклопа. Довольно просторная, с разбросанной по каменному полу истоптанной соломой, клетка больше походила на стойло для скота, хотя последнего Олег никогда и не видел. Только одна деталь делала её похожей на место обитания, хоть и невольного, для человека. В углу клетки, прямо на полу, лежал старый потёртый матрас, застеленный вместе с лежавшей на нём замусоленной подушкой таким же потрёпанным ватным одеялом.
        Продолжая осматриваться, Олег перевёл взгляд на решётчатую дверь клетки и увидел, что на той совершенно не было никакого запорного устройства. Ни замка, ни щеколды, ни хотя бы какого-нибудь их подобия. Забыли, что ли, те, кто его пленил, запереть? Тут же обрадованно бросившись к так обнадёжившему его выходу, Олег вцепился обеими руками в его решётку и попытался толкнуть, но… Дверь не поддавалась, оставаясь такой же неподвижной, как и вся остальная клетка. Застонав, Олег в отчаянии её затряс, пробуя хоть немного расшатать, но и эти его усилия оказались тщетны. Дверь оставалась неподвижна, словно была приварена.
        От досады парень едва не зарыдал. Какой кошмар! Усевшись прямо на камни, - пол и в самом деле оказался каменным, - Олег понуро опустил голову. Невозможно передать словами, что он чувствовал в те страшные мгновенья. Кошмарная смесь ужаса, отчаяния, безнадёжности, заполнила тогда весь его разум. И только не перестававшие его осаждать мысли о наверняка нависшей тогда над ним смертельной опасности помогли ему, наконец, хоть немного собраться с мыслями.
        Перед тут же всплыла последняя из увиденных им до того, как он сюда попал, картин - жалкая, сморщенная, просящая перевести её через дорогу старушка, тянущая к нему свою дрожащую, немощную ручонку. Вот тебе и старушка! Вот и немощная ручонка! Только коснулась его и… Коснулась… Больше Олег не помнил ничего. До того момента, как здесь очнулся. Знать бы ещё, где это «здесь»! Где он очутился и кто его сюда упрятал.
        Олег снова стал затравленно озираться по сторонам. Что же делать? Может, покричать? Чтобы услышали те, кто заточил его здесь. Хотя, к чему? Ну придут они, и что дальше? Станет ли от этого хоть что-нибудь лучше? Судя окровавленному пню в углу и валявшимся рядом с ним отрубленным головам, ничего хорошего от тех, кто заточил его здесь, ждать ему не приходилось.
        Внезапно размышления Олега были прерваны отчётливо раздавшимися в том зловещем помещении щелчками отмыкаемого снаружи замка. То, что замок отпирали снаружи, было понятно, несмотря на то, что саму дверь из клетки видно не было - та находилась за углом ведущего от неё то ли коридорчика, то ли просто скрывавшего её углубления. Понял и сразу затих, настороженно, даже испуганно, вскочив на ноги, но не поднимаясь, а оставаясь на корточках, и внутренне готовясь к самому страшному.
        Сразу за противным скрипом открываемой неизвестно кем двери из коридорчика, или углубления, донеслись звуки чьих-то по-старчески шаркающих шагов. Ещё пара мгновений, и перед взглядом Олега предстала та самая старушка, которую он совсем недавно попытался перевести через проезжую часть улицы!
        - Очухался? - голос недобро полоснувшей его взглядом старушенции был всё так же хрипл. - Вот хорошо, а то уж всё утро провалялся. Уже и обедать пора, а ты ещё даже не завтракал! Тебе же теперь надо кушать побольше…
        Интонация её голоса была такой неприязненной, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, что ничем хорошим для Олега общение с ней обернуться не могло. Впрочем, в те мгновения он подумал совершенно о другом. «Какой кошмар! - не обратив внимания на голос старухи, ужаснулся парень. - Если верить этой бабке, уже в самом разгаре день, следующий за той ночью, когда я ушёл из «Пеликана»! Бедная мама так и не дождалась меня в тот вечер, вернее сказать, ночь. А потом и на следующее за ней утро, и сейчас, днём. Бедные «предки»! Как они в эти часы с ума сходят! В то время, как я заперт тут в какой-то клетке…»
        - Кто Вы? - Олегу пришлось заставлять себя разговаривать, потому что язык у него в тот момент от ужаса словно онемел. - И где я?
        - Ну где! - с усмешкой отвечала ему только что вошедшая бабка. - У меня дома, милок. В подвале. Что же касается того, кто я…
        Не договорив, бабуся пристально уставилась на Олега, и в глазах у неё мелькнули какие-то непонятные огоньки. Подойдя ближе, она продолжала.
        - Сказки в детстве читал? - гадко улыбнувшись, спросила она. - Про бабу-Ягу? Так вот, те сказки про таких, как я, и сложили.
        - Что вы… Хотите… Сказать? - ужаснувшись, Олег едва смог подобрать слова.
        - А то и хочу! - ухмыльнулась ещё гадливее, продолжала бабка. - Съем я тебя, милок! Вот только покормлю с месяцок, - уж больно ты тощ, - и съем.
        При последних словах старуха зловеще смерила фигуру Олега взглядом и захохотала.
        Олег тоже осмотрел бабку с головы до ног, особенно задержав взгляд на лице, и теперь смог разглядеть её получше. Последнее, кроме того, что было сморщенным, оказалось ещё и очень грубым на вид, словно кора высохшего дерева, и каким-то одутловатым, отчего выглядели чересчур большими поросшие жёсткими от возраста волосами подбородок и щёки, и слишком маленьким не принявший по каким-то причинам в той одутловатости участия нос. Дополняли там картину видневшиеся на щеках в паре мест огромные чёрные бородавки, выбивавшиеся из складок ярко выраженных морщин, что делало, из-за их цвета, физиономию старухи по-особенному зловещей.
        Бедному парню очень хотелось в тот миг подумать, что у бабки «поехала крыша», да только стоявший неподалёку в углу окровавленный пень с вогнанным в него таким же окровавленным топором не давал подобным мыслям даже зародиться. В то же время всё в его рассудке отчаянно протестовало против того, что только что свалилось ему на голову. Какая, к чёрту, баба-Яга?! Какое, к чертям собачьим, «съем»?! Как вообще такое может быть, чтобы в двадцать первом веке люди пожирали людей?! Бред какой-то! Однако, пень в углу, торчавший из него топор и сваленные рядом с ними в кучу отрубленные головы красноречиво свидетельствовали о том, что всё это происходило с ним на самом деле…
        От таких мыслей, порождавших в его душе огромный и неуёмный страх, у Олега едва не помутился рассудок. В то же время, едва он услышал последние слова старухи, в голове у него начался лихорадочный поиск хоть какого-нибудь пути спасения. Из-за страха поиск тот был настолько хаотичным, что больше походил на этакую мысленную панику. Мысли лезли друг на друга, каждая словно оспаривая у остальных свою исключительную правильность и право быть услышанной в первую очередь. И из-за этого в мыслях тех совершенно ничего невозможно было разобрать и уж тем более понять.
        - Через месяц ты должен мне растолстеть, - между тем, снова раздался в помещении хриплый голос жуткой старухи. - Значит, тебе нужно побольше кушать. Смотри, какой вкуснятины я тебе принесла.
        С последними словами в руках у старой карги вдруг непонятно откуда взялась корзина, до краёв наполненная продуктами. Из-за её плетёных бортиков выглядывали наполненные молоком и чем-то прозрачным, наверное, водой, бутыли, кончики палок копчёной колбасы и хлебных батонов, между которыми белоснежной тряпицей было прикрыто что-то ещё. Шагнув к клетке и потянув на себя её, словно вросшую в стены из толстых решёток, дверь, в следующий миг бабка на удивление легко её открыла и вошла внутрь. Едва же там оказавшись, старуха быстро поставила корзину на пол и так же быстро вернулась назад.
        - Вот и молодец, что не бузишь, - довольным голосом проговорила она, закрывая за собой вход в клетку. - Ешь теперь себе да жирку набирай! А я пойду…
        Олег снова сидел на полу и недоумевал. Он так хотел сейчас наброситься на ту старую сволочь, да только всё время, пока она была у него «в гостях», не мог даже пальцем пошевелить. Загипнотизировала она его, что ли?
        - Завтра я тебе ещё еды принесу, - уже уходя, добавила старуха. - Ты же, если чего другого покушать захочешь, скажи. Я принесу. Тебе же только лучше от этого! Напоследок поешь, чего душа пожелает.
        С последними словами старая направилась к ведущему ко входной двери коридорчику, и через несколько мгновений скрылась в нём. Вскоре и дверь захлопнулась за её спиной. Олег остался в жутком подвале, в котором ему только что была обещана страшная и уже скорая смерть, один.
        * * *
        Ночь, пришедшая на смену дню его «знакомства» сжуткой старухой, - следить за временем ему помогали наручные часы, которые бабка у него не отобрала, - успокоения не принесла. Так и оставшись сидеть на полу, первые часы он только и делал, что «грыз» себя мыслями о том, какой был дурак, отправившись вчера из «Пеликана» домой один. О том, что и бабку на перекрёстке он запросто мог бы обойти стороной. И вообще в тот вечер послушаться маму и никуда не пойти… При том, что понимал всю бесполезность и даже вредность таких мыслей. Но ничего не мог с собой поделать. Думы те снова и снова лезли в его голову, как ни старался Олег переключить их ход хоть на что-нибудь другое.
        Ближе к полуночи от такого самобичевания его спасло элементарное чувство голода. Как ни делали самоедство, только что пережитый стресс, тревога из-за сгустившейся над головой огромной опасности его почти незаметным, в двенадцатом часу ночи это чувство заявило о себе уже настолько настойчиво, напоминая Олегу об оставленной зловещей старухой корзине, что противиться ему не оказалось никаких сил.
        - Посмотреть, что ли, что она там принесла? - сдавшись, наконец, своему голоду, чуть слышно пробормотал Олег, потянувшись рукой к корзине.
        Едва убрав накрывавшую что-то между бутылями, колбасой и хлебом белую тряпицу, Олег едва не захлебнулся собственной слюной. Под ней оказались пирожки, запечённая курица, конфеты… «Копнув» поглубже, парень увидел свои любимые охотничьи колбаски, котлеты, жаренную рыбу… Хорошая бабулька! Кормит, как родная. Если ещё не знать, зачем.
        Впрочем, несмотря на последнее, есть всё равно хотелось. Едва сумев удержаться от соблазна сразу же навалиться на наполнявшую бабкину корзину вкуснятину, Олег дал себе зарок и сейчас поесть, и вообще кушать здесь, самую малость. Есть лишь для того, чтобы не окочуриться с голоду. И всё это чтобы не растолстеть, как ждала от него этого, судя по её же словам, жуткая старуха. А наоборот, похудеть.
        Как трудно было следовать этому зароку, когда принесённая бабкой вкуснятина так и тянула за нос, а сзади «подталкивал» «сидевший» внутри него казавшийся уже таким огромным голод! Съев один пирожок да запив его несколькими глотками воды, ему даже пришлось подойти к решётке клетки и снова посмотреть на валявшиеся в углу комнаты отрубленные человеческие головы, принюхиваясь к доносившейся от них вони, к которой уже успел немного попривыкнуть. И у него получилось испортить себе аппетит. Есть почти сразу перехотелось.
        Оставалось подумать над тем, как поспать. Впрочем, об этом ведь пленившая его старуха тоже позаботилась! Олег сразу вспомнил о лежавшем в углу клетки на полу потёртом и грязном ватном матрасе, на котором были аккуратно уложены замусоленные подушка и одеяло. Вспомнил и сразу направился к ним.
        «Постель» была ужасно противной, однако, Олегу уже было не до того, чтобы хоть чем-то брезговать. Остаться бы живу.
        - Интересно, а те бедняги, - пробормотал он, поправив подушку и одеяло и ненадолго скосив взгляд на валявшиеся возле окровавленного пня головы, - тоже здесь спали? Наверное, да…
        Пристроив голову на отвратительную, лоснящуюся от грязи подушку, вскоре парень провалился в пучины крепкого, хотя, одновременно, и очень тревожного, сна.
        * * *
        Дни тянулись томительно.
        Вот когда Олег узнал, что такое по-настоящему мучительное ожидание! Хотя, сказать, что он чего-то ждал, было бы неверно. Разве можно ждать собственной смерти?! Ждать, когда тебя, наконец, сожрёт обезумевшая старуха, вообразившая себя бабой-Ягой?!
        Обезумевшая старуха…
        Что ж за уродка его пленила?! Правда сумасшедшая? Или на самом деле какая-нибудь ведьма? Во второе особенно верилось, когда Олег вспоминал о непонятных бабкиных способностях, благодаря которым она затащила его, молодого и крепкого парня, сюда. Благодаря которым она не боялась каждый день заходить к нему в клетку, чтобы оставить там очередную корзину с едой и вынести ведро с нечистотами, а он каждый раз при этом был не в силах даже пошевелиться. На эти же способности она, надо думать, рассчитывала, и когда собиралась его убить… Выходит, бабка и вправду была бабой-Ягой? Ну, или одной из тех, благодаря кому в фольклоре этот образ сформировался? Какой ужас! Ведь если так, то его уже и в самом деле очень скоро эта жуткая старуха должна была сожрать!
        Думать об этом не хотелось.
        Но как было не думать?!
        А как было Олегу не изводить себя мыслями о том, что, в принципе, всё могло сложиться совершенно иначе?! Совершенно иначе, если б не эта старая сволочь!
        Такие мысли всё лезли и лезли в голову, одна «краше» другой. Сердце же с каждым днём таких размышлений всё больше и больше сковывало страхом. И дело было не только в тех размышлениях. С каждым днём всё ближе и ближе становился обещанный ему старухой последний в его жизни кошмар.
        Надежды на спасение не было. Вернее, почти не было. Сквозь тяжёлые тучи отчаяния и страха всё-таки пробивался её маленький лучик, давая Олегу силы сопротивляться. Как сопротивляться? Хотя бы так, что у него всё-таки получалось совершенно не набирать веса! И это несмотря на то, что бабка каждый день приносила ему полные корзины всякой вкуснятины. Не поддаваясь старухе, он ежедневно отвергал эти пиршества, абсолютно не обращая внимания на то, что всё время сидел полуголодным. Было очень мучительно, но не делать этого означало б лишить себя единственной надежды избежать обещанной ему злобной старушенцией кошмарной смерти.
        Чтобы старая ничего не заподозрила, - а то ещё придумает, как кормить его насильно, - по ночам он скармливал принесённые ему вкусности крысам. Благо их водилось там не один десяток. Скармливал, отдавая им свою еду не сразу, а только порциями, каким бы он сам мог её съедать, делая это на случай, если бы старая ведьма вдруг надумала пожаловать к нему с проверкой.
        Общение с крысами было ещё одним спасением от тяжёлых и гнетущих мыслей. Очень быстро они стали брать еду прямо из рук, а одна из них даже стала безбоязненно взбираться к Олегу на колени. Их же возня и попискивание в какой-то мере стали заменять ему голоса близких ему людей.
        * * *
        Минуло две недели. Каждый прожитый день Олег отмечал неглубокой царапиной на полу под матрасом, нанося её маленьким кусочком проволоки, которым оказалась пережата в месте скрутки оболочка одной из принесённых ему бабкой палок колбасы. Благодаря «диете», которую Олег усилием воли заставил себя соблюдать, по прошествии тех недель лишнего веса он не набрал ни грамма. Как он это видел? Да очень просто! Разве б стали спадать с него штаны, если бы он поправился? То-то и оно, что нет! Выходит, за время, проведённое в клетке, он даже немного похудел. Похудел, совершенно несмотря на старания злобной старухи, ежедневно приносившей ему по корзине разной вкуснятины, день ото дня всё разнообразнее и изысканнее.
        Каждый день, приходя в подвал с пленником, бабка окидывала его взглядом:
        - Ты гляди, всё ещё какой худой! - всякий раз качала она при этом головой. - Сколько харчей на тебя извела, и всё не впрок…
        В тот день Олег с утра был в самом мрачном, какое у него только могло быть, расположении духа. Впрочем, такое настроение было у него теперь всегда, с тех самых пор, как он оказался заперт в клетку в той зловонной норе.
        Вечер всё не наступал и не наступал. Стрелки часов словно сговорились. Даже минутная, казалось, замерла на месте, совершенно не желая показать, что время всё-таки шло. Только отрывая нетерпеливый взгляд от циферблата, когда получалось хоть на что-нибудь, хотя бы на пару минут, себя отвлечь, Олег видел, что она всё-таки перемещалась. Впрочем, даже это не могло сделать движение времени для него хоть немного более заметным.
        Зачем он вообще его ждал? Вечер-то? И в тот день, и в другие? Наверное, просто чтобы хоть чего-нибудь ждать. Последнее же он и сам не знал, зачем.
        Изнывая в ожидании, Олег, наверное, согласился бы даже умереть, лишь бы избавиться от того изнурительного томления. Оттого, наверное, ему, в одно из тех мгновений, и показалось, что он в самом деле умер, когда окружавшая его уже которые сутки подряд гнетущая обстановка подвала старой ведьмы вдруг исчезла, враз со всех сторон сменившись видом дивного сада и поющих на его ветках птиц. Что ещё, как не смерть, могло принести ему такое внезапное и быстрое избавление от клетки в мрачном бабкином подземелье?! Кроме того, Олег принял это за смерть, наверное, ещё и потому, что не терял при этом осознания всего с ним происходящего.
        Сколько вышло пробыть таким «мёртвым», он вряд ли бы смог тогда сказать навскидку, когда забытье - это оказалось всего лишь забытье, внезапно затащивший его в себя сон, - с него, наконец, спало. И только посмотрев на часы, он с радостью увидел, что день уже давно закончился. Вокруг уже была полноправной хозяйкой ночь, пора было покормить крыс и ложиться спать теперь по-настоящему.
        Как мучительно было каждую ночь кормить этих серых зубастых «помощников»! Отдавать им всё самое вкусное, самому же при этом не брать в рот ни крошки, потому что днём уже съел свою ежедневную норму. Тем не менее, он делал это каждый раз. И эта ночь не был исключением…
        Олег не знал, сколько прошло времени с того момента, в который он смог, наконец, после недавнего «перекемара», уснуть, когда его разбудило клацанье отмыкаемого дверного замка.
        Сон, за дни пребывания в подземной клетке, стал очень чуток, и поэтому он вскочил на ноги, едва только услышал эти звуки. Было совершенно очевидно, снаружи кто-то собирался войти. Да и разве ж «кто-то»? Кто ещё мог, кроме бабки?!
        Бабки… Ночью она ещё ни разу к нему не приходила! Зачем же пришла сейчас? Неужели… От последней мысли, которую он даже не успел додумать, на кожу вмиг вылился противный липкий холодок.
        Неужели всё? Сейчас бабка обездвижит его и убьёт?!
        Ноги от страха предательски подогнулись. Олег едва не упал, еле успев вцепиться в толстые железные прутья клетки руками.
        А дверь уже открывалась. В подвале отчётливо раздался её отвратительный скрип. Ещё мгновенье, и характерные звуки шаркающих старушечьих шагов подтвердили, - в подземелье вошла его хозяйка.
        Сердце Олега от страха забилось в груди, словно посаженная в клетку вольная птица. Кожа вмиг оказалась покрыта холодным потом. В голове же начало больно пульсировать: «Берегись! Берегись! Берегись!»
        Но что он мог, если это на самом деле пришла за ним бабка?!
        Что он мог?
        Неужели, и в самом деле, для него всё кончено?!
        Едва унимая во всём теле противную дрожь, Олег внутренне приготовился к самому худшему.
        Но что это? В следующий мгновенье он услышал, что к шороху шарканья по полу обуви на ногах старухи оказались примешаны ещё какие-то, едва слышные, звуки. Чьих-то ещё шагов? Да! С ней явно шёл кто-то ещё. Вскочив на ноги, Олег заметался по клетке, как сумасшедший.
        Бабка пришла не одна. И это ещё больше усилило и так уже переполнявшее душу Олега чувство опасности. Ведь она как-то говорила, что хочет съесть его, угощая человечиной свою сестру.
        Не осталось абсолютно никаких сомнений - это конец!
        Сейчас его убьют и сожрут!
        Едва подумав о последнем, Олег почувствовал, как всё его тело вдруг стало словно ватным. То ли страх был этому причиной, то ли бабка уже начала его обездвиживать своими загадочными чёрными чарами… Да какая разница! В следующее мгновение парень обречённо уставился на угол, из-за которого уже вот-вот должна была показаться виновница его жуткого заточения.
        И тут!
        То, что открылось в следующий миг взору Олега, ошеломило его настолько, что у него сбилось дыхание. Увиденное хоть и принесло ему какое-то облегчение, показав, что бабка пришла не за тем, чтобы его убить, всё равно его шокировало, потому что было настолько неожиданным «поворотом», что он даже представить себе такого не мог!
        Поддерживая под руку, бабка вводила в подвал… Таню!
        Что?! Олег как бешеный зверь бросился на решётку своей клетки и вцепился в её толстые прутья руками. О, если б он мог сейчас разогнуть это чёртово железо, чтобы выбраться наружу и прийти на выручку так нравившейся ему девушке. А бабку разорвать, растерзать, растоптать. Ведь было совершенно ясно, зачем она привела в свой подвал пребывающую в беспамятстве девушку.
        - Ишь, как встрепенулся при виде девки! - с мерзким хихиканьем проворчала бабка. - Успокойся.
        Сказав последнее, бабка чуть заметно махнула в сторону Олега рукой. И в тот же миг он почувствовал, как всё его тело так обмякло, будто каждая его мышца в один миг напрочь потеряла свою силу. Едва цепляясь руками за решётку, он медленно сполз по ней на пол.
        С противным скрипом открыв его клетку, бабка затолкала туда ничуть не сопротивлявшуюся Таню, прямые светло-русые волосы которой рассыпались по её плечам и даже по лицу. После чего в руке у хозяйки подвала, снова невесть откуда, появилась такая же, как она всё это время приносила Олегу, корзина с продуктами. Поставив её на пол, она с лязгом захлопнула решётчатую дверь.
        - Расскажешь ей, что с этим делать, - по-приятельски подмигнула она Олегу, кивнув на всё ещё не отошедшую от её чёрных чар Татьяну. - А я уж пойду. Замаялась я с вами…
        Широко зевнув, старуха сделала пару шагов по направлению к выходу, после чего снова повернулась к пленнику, зачем-то поясняя:
        - Ей тоже надо отъедаться. Очень уж худосочная попалась. Как ты. Тьфу, ну что ты будешь делать!
        - Зачем же Вы тогда её похитили? - вместо Татьяны Олег был готов увидеть в своей клетке кого угодно.
        - А-а! - бабка раздосадованно махнула рукой. - Сперва не разглядела, а потом…
        - Что потом?!
        - Потом уже не стала возвращаться. Да видно зря. Не подавать же кости на стол!
        Пройдя ещё немного, всего на миг взглянув себе под ноги, она продолжила объяснять:
        - Сестра в гости ко мне уже назавтра обещалась. А у меня из угощения был только ты. Худющий, явно шкилет. Думала посочнее кого раздобуду, а попалась такая же! Прям хоть снова на промысел иди… И-э!
        Последнее было нечленораздельным возгласом, с которым бабка раздосадованно махнула на Олега рукой, после чего сразу же повернулась и спешно затопала к выходу. Через несколько мгновений скрип закрываемой двери и раздавшийся вслед за ним лязг замыкаемого замка возвестили о том, что старуха ушла.
        * * *
        Красивые жёлто-зелёные глаза ошарашенной Олеговым рассказом Татьяны были переполнены ужасом. Губы её дрожали, руки тряслись. От недоверия, которым поначалу немного сквозил её голос, - естественно, такое в голове у нормального человека уложится отнюдь не сразу! - после того, как Олег показал ей сваленные в кучу за окровавленным пнём страшные разлагающиеся человеческие головы, не осталось и следа. И теперь только огромный страх, да что страх, неописуемый ужас, завладел в её рассудке абсолютно всем, не давая там даже попробовать зародиться хоть чему-то иному.
        Попробуйте хоть на миг представить себя на месте Тани, да хоть и Олега, в те мгновения! Когда они отчётливо понимали, что в ближайшем будущем их убьют и зажарят. А может быть сварят, или испекут, или засолят… Не важно, как, главное, сожрут! Эта мерзкая бабка со своей не менее, надо думать, отвратительной сестрицей.
        Но это ещё не всё! Один из них - Таня или Олег, - пойдёт на эту жуткую смерть первым, и тогда второй будет вынужден на всё это смотреть. Окровавленный пень и отрубленные головы в углу красноречиво свидетельствовали о том, где состоится кровавый кошмар. Сразу и не скажешь, что было лучше, - пойти на смерть раньше своего товарища по несчастью, чтобы поскорее избавиться от мучения страхом, или остаться смотреть на то, как будет умерщвлён тот, кто примет смерть первым. Как бы то ни было, Олег уже для себя решил, что пойдёт первым, давая своей избраннице хоть мизерный шанс остаться в живых. Насколько она проживёт в таком случае дольше него? На день? Два? А может быть, на неделю? Кто знает! Но насколько б ни было, за это время всякое может случится…
        Татьяна была просто в шоке от всего рассказанного ей Олегом. И в шоке ещё большем, чем случился в своё время от таких же впечатлений у самого рассказчика. Голос её то и дело срывался, движения сделались резкими и хаотичными, голова отказывалась соображать. Худощавое лицо порозовело, застилавшие раскрасневшиеся глаза слёзы уже давно катились по щекам и даже по её изящному подбородку, размазывая по ним тушь с ресниц.
        - Она… Она будет нас откармливать? - Таня всё ещё была не в силах поверить в только что услышанное.
        - Не плачь! Мы с тобой обязательно отсюда выберемся!
        - Не утешай меня, как маленькую! - срываясь в истерику, закричала девушка на Олега. - Думаешь, я не вижу, что сбежать из этой клетки невозможно?! Думаешь, не понимаю, что ты уже давно б отсюда удрал, если б на это была хоть малейшая возможность?! Думаешь, я дура? Да? Дура?!
        - Тише! Тише! Не надо так! - подобравшись к ней поближе, Олег обнял и прижал Татьяну к себе. - Поверь, выберемся. Я ещё не знаю, как, но уверен, мы обязательно отсюда сбежим.
        Испачкав тушью рубашку Олега, Таня отстранилась от него и уселась на лежавший на полу в клетке матрас. Понемногу переставая рыдать, она заговорила сама с собой:
        - Вот дура! Говорили же предки, не ходи никуда без папы! Сейчас бы спала себе дома…
        Уронив голову на пристроенные на коленях руки, она продолжала плакать. Олег присел на матрас рядом с ней и легонько тронул её за плечо.
        - Послушай, Тань! Самоедством сейчас, что мне, что тебе, заниматься не стоит, - вспомнив свои такие же самоистязания, попробовал помочь ей с этим справиться Олег. - Ничего уже всё равно не исправишь, только нервы зря трепать себе будешь…
        - Дура! Дура! Дура! - не слушала его Таня, и тогда Олег решил, что лучше в те мгновения было оставить её в покое, продолжив их беседу, когда она успокоится.
        * * *
        Под утро, вволю наплакавшись, Татьяна уснула. Матрас им теперь приходилось делить один на двоих, поэтому Олегу только и оставалось, что усевшись у своей новой соседки в ногах и облокотившись спиной на стену, подремать в такой неудобной позе.
        Сон не шёл. Находясь под впечатлением произошедшего уже почти минувшей ночью, Олег никак не мог избавиться от заполнявших его голову тревожных мыслей. В плену у жуткой старухи, называвшей себя бабой-Ягой, конечным пунктом которого предполагается смерть, теперь оказалась так нравившаяся ему девушка Таня! Он, помнится, так мечтал с ней познакомиться. Познакомился… Нет худа без добра? Подумав о последнем, Олег усмехнулся.
        Как же отсюда вырваться? Вырваться, чтобы и самому остаться живым, и Таню спасти. Как, как вырваться?!
        Сон всё не шёл, иногда «подменяясь» каким-то переполненным тревогой забытьем. Совершенно бесчувственным состоянием, во время которого абсолютно ничего не снилось. Вокруг лишь чудилась бесконечная чёрная пустота, из которой его, всякий раз совершенно внезапно, приводя в чувства, выхватывала всё та же тревога. В последний раз Олег провалился в такое беспамятство уже, наверное, утром, сморённый, в конце-концов, скопившейся за почти бессонную ночь усталостью. Та окончательно одержала над парнем верх, и его забытье, наконец, переросло в сон…
        Разбудило его отчётливо раздавшееся в подвале пугающее клацанье замка. Эти звуки могли означать только одно, бабка снова зачем-то спустилась в подвал! Что на этот раз? Не став будить Татьяну, Олег тихонько поднялся на ноги и медленно подошёл к решётчатой стене своей клетки.
        А из-за угла уже слышалось шарканье бабкиных тапок, перемешанное с чьей-то ещё тяжёлой поступью. Старая ведьма опять кого-то вела! Напрягшись, словно сжатая пружина, Олег приготовился снова увидеть что-нибудь страшное. И не ошибся! Потому что всего через миг из-за угла показалась кошмарная сгорбленная старуха, ведшая с собой, поддерживая под руку, одного из его лучших друзей Жеку.
        Час от часу не легче!
        Но почему всё так больно бьёт именно его?! Олега?! Сначала он сам, потом так нравившаяся ему девушка, теперь Жека. Словно старуха взялась специально трепать ему нервы.
        - Джендос! - закричал Олег, вцепился руками в железные прутья.
        - Тихо! Тихо! - сразу заругалась бабка. - Ты гляди, как всполошился! Отойди. Ну!
        Свободной рукой бабка махнула на Олега. И в тот же миг парень, уже в который раз за время своего пребывания в плену у старухи, почувствовал, как тело отказалось ему подчиняться. Ноги, руки, шея, плечи, спина, стали словно ватными. Сползая по решётке на пол, парень еле смог повернуть голову к двери в клетку и в следующий миг увидел, как бабка открыла её и втолкнула туда Жеку.
        - Ты же всё не толстеешь и не толстеешь, - поймав на себе встревоженный взгляд Олега, зачем-то опять взялась пояснять ему бабка. - И эта попалась тощая!
        С последними словами бабка кивнула на Таню, добавляя:
        - Вот я и присмотрела себе уже откормленного…
        «Вот сволочь! - взгляд Олега переполнился ненавистью. - Жека-то наш и вправду немного полноват! Значит, эта гадина возиться с ним долго, откармливая, как меня, не будет. Тем более, что завтра, как она сама же и говорила, к ней в гости сестра её пожалует. Или уже сегодня?!» Когда бабка минувшей ночью сказала «завтра», на часы-то он не посмотрел! При этих мыслях волосы на голове Олега встали дыбом… Значит, бабка, скорее всего, собирается съесть Жеку! Раз уж он и Татьяна для неё худосочные. И может быть, даже уже сегодня…
        А бабка, тем временем, вышла из клетки и направилась к выходу.
        - Вы угостите его чем-нибудь, чтобы он до приезда моей сестрицы не исхудал. Я смотрю, корзина-то у вас осталась почти нетронутой. Да сами ешьте. Набирайте жиру, не кормить же мне вас, пока вы не поседеете!
        С последними словами, прозвучавшими очень зло, бабка захлопнула входную дверь. А в клетке уже начал приходить в себя Жека.
        * * *
        Восседая на свёрнутом в рулон одеяле напротив расположившихся на матрасе Олега и Тани, Жека смотрел на обоих ошарашенными глазами и не говорил ни слова. Ждал рассказа от них или же, шокированный, просто не мог ничего вымолвить, оставалось только догадываться.
        На рулон из одеяла, когда он ещё толком не отошёл от бабкиных дурманящих чар, его усадил Олег. И теперь Жека продолжал на нём сидеть, ничегошеньки не понимая.
        Олег и Таня терпеливо ожидали его «возвращения», не сводя глаз с его лица, и вскоре их ожидания были вознаграждены.
        - Где мы? - было первым, что сказал пришедший в себя Жека, тут же начав изумлённо оглядываться вокруг. - И почему мы в клетке?
        - А я, когда пришёл в себя здесь, поначалу и не увидел, что сижу среди решёток! - усмехнулся Олег.
        - Хорош прикалываться, Олежек! - Жека вскочил на ноги. - Расскажи лучше, что всё это значит?!
        Не дожидаясь от друга ответа, Жека заметался по клетке, как загнанный зверь. Потом подскочил к её двери и стал изо всех сил последнюю трясти. Вернее, пытаться трясти, потому что та оставалась неподвижна, как скала.
        - Чёрт побери, Олег, что её держит?! - изумившись, закричал он на весь пленивший их подвал. - На ней ведь нет никаких запоров!
        И тут его взгляд наткнулся на стоявший невдалеке в углу окровавленный пень и сваленные рядом с ним в неровную кучу отрубленные человеческие головы.
        - Не понял… - потрясённый увиденным, он замер на месте.
        Спустя где-то минуту Жека обернулся к своим товарищам по несчастью и уставился на них расширившимися от изумления, граничащего с огромным испугом, глазами.
        - Вы… Вы… Вы чё тут все, охренели? - только и смог он в следующее мгновение проговорить.
        - А мы-то с Олегом причём?! - усмехнулась ему в ответ Татьяна.
        Она и сама ещё толком не успела отойти от свалившегося на неё в том подземелье кошмара.
        - Ты присядь, я расскажу тебе, где мы втроём очутились, - Олег указал другу рукой на только что покинутое им, лежавшее на полу свёрнутое одеяло. - Только успокойся, ситуация, в которой мы оказались, требует спокойствия.
        Подождав, когда Жека усядется, Олег начал свой невесёлый рассказ.
        * * *
        Самым трудным было сказать лучшему другу, что первым старая сволочь, скорее всего, - и даже не скорее всего, а точно! - убьёт и сожрёт именно его. И что случится это, вероятнее всего, уже сегодня. Она сама ведь об этом говорила, поэтому Олег это знал.
        И он не сказал. Не смог. Слов застряли у него в горле, когда он попытался это сделать. Вместо этого, заканчивая своё невесёлое повествование, выдал бессвязное:
        - Теперь ты знаешь, куда я две недели назад пропал. Хоть одно тут хорошо, кормят до отвала… А потом сюда и Танюха загремела.
        Впрочем, от Жеки ничего утаить всё равно не получилось. Потому что он и сам обо всём, что было ему не досказано, догадался. Об этом стало понятно из его следующих слов:
        - Понятно! Вас с Танюхой, значит, здесь ещё немного покормят. А я…
        - Что ты? - Олег уставился на него с тревогой.
        - Что ж тут непонятного! - мрачно усмехнулся Жека. - Вас, чтобы вы стали «посочнее», вас надо ещё покормить. Что касается меня…
        Невесело засмеявшись, он похлопал себя ладонью по животу:
        - Хоть сейчас ведьмам на стол можно!
        - Что ты такое говоришь! - с недоумением, уже успев проникнуться к своему новому знакомому дружеской симпатией, воскликнула Таня.
        - Не накаркай! - хмуро отозвался Олег, раздосадованный тем, что Жека обо всём догадался.
        Впрочем, какая разница! Как будто если б не догадался, остался бы цел. Разве что поспокойнее оставшееся ему время прожил…
        - Ладно, что будет - то будет, - махнул рукой Жека, тут же переводя разговор на другую тему. - Сейчас же расскажу-ка лучше я вам, как меня угораздило сюда попасть.
        Обрадовавшись смене такой неприятной темы разговора, Олег и Таня сразу же уставились на Жеку с готовностью слушать. И тот не заставил их долго ждать.
        - Мы с Юрбаном, когда ты пропал, в россказни полицейских о том, что твой след с того момента, как ты ушёл из «Пеликана», обрывается наглухо, не поверили и решили сами походить, поспрашивать, может, кто что видел, - начал свой рассказ Жека. - Ну и почти сразу кое-чего «нарыли». Бабулька одна, в пятиэтажке, что окнами на Большой тракт выходит, - напротив почты, помнишь? - в общем, не спалось ей в ту ночь, и она видела, как по тракту мимо её окон прошла какая-то старушка, держа под руку похожего на наши описания парня. Фонари тогда ещё не потушили, рассмотрела она и бабку, и того, с кем она шла.
        - Вот, - помолчав несколько мгновений, продолжал Жека. - Поблагодарив бабусю, мы с Юркой взяли приметы той старухи, что ходила ночью под руку с парнем по Большому, на заметку и давай разнюхивать дальше. Пошли в том направлении, куда ночью те бабка с парнем направились, по ходу народ расспрашивая. Двор за двором, и вот на примете у нас появилось с десяток похожих старушек.
        Вздохнув, Жека на мгновенье смолк. Видно, ему было очень неприятно сознавать, что всего случившегося с ним он мог, в принципе, и избежать.
        - Сегодня мы с Юркой с самого утра, - продолжил он мрачным голосом, - снова забили на школу и отправились кое-кого из тех бабусь опросить. Чтобы дело шло быстрее, решили их между собой поделить. Брат пошёл по левой стороне улицы, а я по правой.
        С последними словами Жека снова замолчал. Опустил голову, он как-будто что-то вспоминал, и Олег с Таней ему не мешали.
        - Последнее, что я запомнил, так это то, как зашёл я к одной бабуле во двор - очень уж ласково она меня приглашала! Собачонка ещё у неё так звонко лаем заливалась. Бабка потом меня за руку зачем-то взяла… И всё. Больше ничего не помню.
        - Так и есть, - подтвердил Олег. - Меня она тоже за руку взяла. А потом я здесь очнулся.
        - И меня, - чуть слышно проговорила Таня голосом, едва не срывавшимся на плачь.
        - Ну вот. Теперь более-менее всем всё понятно, - хмуро подвёл итог их разговору о том, кто как сюда попал, Жека. - Ещё б придумать, как отсюда выбраться, вообще было б зашибись!
        - Да-а, - протянул Олег.
        - Интересно, скоро она со своей сестрицей по мою душу придёт? - промолвил Жека, вскакивая с места и снова подходя к двери клетки. - Впрочем, сколько б времени до их прихода ни оставалось, терять мы не будем ни минуты!
        Вначале Жека встал и обошёл клетку по периметру, словно ища в её решётчатых стенах брешь или, на худой конец, хотя бы участок под ними земляного пола. Не найдя ничего, что хоть немного удовлетворило бы его интерес, он вдруг подпрыгнул и, ни слова не говоря, повис на её решетчатой стене. Олег и Таня, понимая его душевное состояние, ничего ему не говорили, и тогда он, повисев на решётке совсем немного, в неожиданной ярости спрыгнул и подскочил к двери клетки, тут же начав её неистово трясти и при этом исступлённо кричать.
        - Джендос! - подал голос до этого молча наблюдавший за ним Олег, когда тот смолк.
        - Ненавижу!
        - Это ты о бабке?
        - И о ней, и об этой долбаной клетке!
        - Присоединяюсь, - Олег с горечью усмехнулся. - Что касается заточившей нас сюда старой плесени, так я, была б возможность, её бы убил. Видал, сколько народу она уже сожрала?
        - Если это все. Может, это лишь часть её жертв. Вон ведь какая она старая!
        - И то правда, - согласился Олег.
        А Жека… Не говоря больше ни слова, подошёл к своим товарищам по несчастью, по-прежнему сидевшим на матрасе, и, свернувшись калачиком, улёгся на свободной половине последнего, примостив голову на ноги Олегу. Никому больше не хотелось ничего говорить, и в следующий мгновения пленников жуткой старухи накрыла тишина.
        * * *
        Как они, все трое, стали проваливаться в дремоту, не заметил никто. Пучина сна затащила их к себе совершенно неожиданно и незаметно. Наверное, так сказались нервное напряжение последних дней и часов, да прошедшая для Олега и Тани почти без сна ночь. Девушка уснула, склонив голову сидевшему рядом Олегу на плечо, Жека, как уже говорилось выше, пристроив свою «думу» другу на ногу. Олег же легонько придавил своим «котелком» устроившуюся у него на плече милую головку Татьяны.
        Донёсшийся от двери зловещий металлический лязг отмыкаемого замка разбудил сразу всех троих. Едва сдержав крик от испуга, и Жека, и Олег с Таней, с ужасом уставились на угол, из-за которого должна была появиться пленившая их старуха. Скрипнула дверь, и в следующее мгновенье все трое хорошо различили старушечье шарканье страшной бабки, перемешанное с немного более твёрдой поступью кого-то ещё. Ещё несколько секунд, и из-за угла показалась хозяйка ужасного подвала, рядом с которой, сильно сгорбившись, ковыляла ещё одна старуха в похожем одеянии, держа в руках какую-то чашку.
        - Ну-у, что-о, - повернулась первая из них к своим пленникам. - Готовы?
        Осклабившись в жуткой улыбке, обнажив свои жёлтые кривые зубы, она подошла к клетке.
        - Вернее сказать, ты готов?
        Её корявый палец указал на вмиг побледневшего, словно снег, Жеку.
        - К чему? - только и смог тот вымолвить в ответ, от страха почти потеряв голос.
        Смотря расширившимися от ужаса глазами на старуху-людоедку, он медленно попятился от двери. На его без единой кровинки лице в те мгновенья читался нечеловеческий ужас.
        - Хе-хе-хе! - противно засмеялась бабка. - Яда, ты слышишь?
        - Не пугай его, Еге! - отозвалась её сгорбленная, ещё сильнее, чем она сама, спутница. - А то мясо жёсткое будет.
        - М… Мясо?! - не помня себя от ужаса, Жека не мог выговорить ни слова.
        - Ну да, - развеселилась та, кого только что назвали Еге. - Твоё мясо! Мы же тебя сейчас съедим! Хватит разговаривать, иди лучше сюда.
        С последними словами старуха шагнула к клетке.
        - Нет! - в панике Жека бросился от бабки в самый дальний угол клетки, однако, в следующее мгновенье застыл на месте.
        В тот же момент и Олег, вскочивший было на ноги, готовясь, вступаясь за друга, броситься на бабок-людоедок врукопашную, и Татьяна, тоже попробовавшая подняться с матраса, почувствовали, что и их тела вдруг стали им неподвластны. Как это уже приходилось и ему, и ей, на себе испытать, когда бабка опутывала их своими чёрными колдовскими чарами. С выражением обречённости на лицах они оба тут же рухнули на пол, только-то и сумев, что упасть не на голую каменную поверхность, а на только что покинутый матрас.
        - Да, милок, да, - словно уговаривая Жеку, проговорила, между тем, своим каркающим мерзким голосом старая сволочь, открывая клеть и шагая внутрь. - Пойдём.
        С последним словом она взяла бедного парня за руку чуть выше локтя и потащила за собой. Жека пошёл, как послушный телёнок, еле переставляя вслед за старухой ноги и понуро опустив вперёд свою рыжую голову. А у выхода из клетки их уже ждала сгорбившаяся сестрица злобной хозяйки подвала, оскалившись в уродливо-злорадной усмешке.
        - Нет! - Олегу хотелось выкрикнуть это как можно громче, да только чёрные чары старухи не дали ему сделать даже этого. Возглас его оказался еле слышен.
        И вот уже мерзкая старуха по имени Еге захлопнула за своей и Жекиной спинами дверь клетки. Захлопнула и вместе с сестрицей повела безвольного Жеку к испачканному запёкшейся кровью пню. Не дойдя до него каких-то пару шагов, хозяйка подвала выскочила вперёд и схватила торчавший в его макушке топор.
        - Давай, Яда, давай, - голос её дрожал от нетерпения. - Уже страсть как кушать хочется! Я уж месяц мяса не ела!
        - Потерпи, сестрица, - громкий шёпот бабки по имени Яда - она вдруг почему-то заговорила шёпотом, - был похож на шипение змеи. - Уже осталось совсем немного.
        Между тем с остававшихся в клетке Олега и Тани спали чары отдалившихся и переставших обращать на них внимание ведьм. Олег, всё это время не оставлявший попыток подняться, сразу же оказался на ногах и, ещё неуверенной, шатающейся походкой, подбежал к двери из клетки. За ним, с таким же трудом, туда приковыляла и Татьяна.
        - Оставь его, старая сволочь! - закричал вцепившийся мускулистыми руками в железные прутья парень, изо всех сил пытаясь открыть дверь.
        - Пожалуйста, не делайте ему ничего плохого! - жалобно взмолилась полным слёз голосом Таня.
        - Ты слышышь, Еге? - мерзко ухмыльнулась сгорбленная старуха по имени Яда. - Может, и правда ничего не будем ему плохого делать?
        В ответ на это хозяйка подземелья, в котором были заточены молодые люди, повернула к последним свою ужасную рожу, на которой застыла отвратительная злобная улыбка.
        - Обещаю, мы ничего плохого ему делать не будем! Просто сварим, и всё!
        Снова повернувшись к своей кошмарной сестрице, она таким же злорадным голосом добавила:
        - Давай, Яда!
        Бабка по имени Яда с притворным вздохом наклонила стоявшего рядом с ней и ничуть не сопротивлявшегося Жеку головой к поверхности пня. Ещё мгновение, и его шея прильнула к шершавой изрубленной поверхности пня, и та из них, которую звали Еге, в тот же миг с натужным кряхтением замахнулась на неё тускло блеснувшим в свете факела топором.
        - Не-е-ет! - отчаянно, на весь подвал, закричал едва не падавший от шока на пол Олег.
        Татьяна же не сказала ни слова. Не сказала, потому что в тот же миг пронзительно и длинно завизжала, взяв себя за обе щёки ладонями и зажмурив от ужаса глаза.
        Да только теперь ни одна из бабок-людоедок, увлечённых своим чёрным делом, не обращала на их крики никакого внимания. А смертоносное лезвие окровавленного топора уже неслось к беззащитной шее распластавшегося на пне Жеки…
        На лицо Тани в те мгновения лучше было не смотреть. Казалось, ещё немного, и она сама умрёт при виде стремительно надвигавшейся на едва знакомого ей парня жуткой смерти. Как она не падала при этом в обморок, оставалось только удивляться.
        Олег при виде неотвратимо обрушивавшейся на его друга гибели готов был грызть решётку зубами. Если бы он только мог хоть как-то Жеке помочь! Да только друга его спасти уже не могло ничего. Ещё секунда, и топор старухи-людоедки с гулким стуком, перемешанным с коротким чавкающим звуком, рассёк Жекину шею. В разные стороны брызнула его горячая кровь. Из разрубленной трахеи раздались ужасные сипящие звуки. Изо рта полился тёмный кровавый ручеёк. А в когда-то таких жизнерадостных глазах сразу же померк свет, сделав их безжизненными и словно стеклянными.
        - Не-е-ет! - продолжал свои неистовые, уже сквозь слёзы, крики Олег. - Же-ека, не-е-ет!
        Тем временем бабка по имени Яда взяла Жекину голову за волосы и потянула к себе. Однако, не до конца разрубленная плоть его шеи не пустила её.
        - Рубани ещё разок, Еге! - раздался её отвратительный сиплый голос, обращённый к сестре. - Не до конца отрубила.
        И старуха Еге, вытащив из древесины пня вонзившийся в неё топор, размахнулась для нового удара. Ещё мгновенье, и страшное лезвие, стремительно пронёсшись над бабкиной головой, с гулким звуком удара рассекло плоть, что ещё удерживала Жекину голову. И теперь ничто не мешало людоедке по имени Яда бросить последнюю в кучу таких же, отсечённых, видимо, ранее, человеческих голов. А Еге уже затаскивала на пень Жекино тело, готовясь, видимо, к тому, чтобы его разделать…
        * * *
        Жуткое разделывание Жекиного трупа сводило с ума. Бросающее в дрожь мельтешение топора Еге, летящие во все стороны брызги Жекиной крови, вид кроваво-красной разрезанной Жекиной плоти… Зажмурившись, Олег старался не смотреть на то, как старые ведьмы отделяли от умершего Жекиного тела куски побольше и поменьше. Но куда было деться от сводящих с ума звуков ударов топора и хруста, с которыми бабки отрубали, отрезали, отрывали от Жекиного тела руки, плечи, шею?!
        Почему только руки, плечи, шею? Потому что на этом старухи-людоедки закончили первую часть своего жуткого действа. Едва отрубив последнее из перечисленного, они подвесили оставшуюся часть трупа на свисавший с потолка над окровавленным пнём большой железный крюк и занялись варкой «мяса».
        Варить своё жуткое варево они принялись здесь же. «Наклеенный» на стену рисунок с изображением камина вдруг стал, - ни Олег, ни Таня не увидели, каким образом это произошло, - настоящим камином, в котором висел такой же настоящий котёл и уже горел самый натуральный огонь.
        Увидев это, Олег и Таня с ужасом переглянулись. Увиденное лишний раз подтверждало, что злобные бабки обладали какими-то сверхъестественными способностями.
        Налив в котёл воду и побросав туда приготовленные для этого куски Жекиного тела, старухи ушли из подвала, а жуткое подземелье вскоре стало наполняться ужасающим запахом варившейся в нём тошнотворной похлёбки людоедок.
        * * *
        Кошмарное пиршество злобных старух продолжалось два дня и две ночи.
        Отрубив от трупа и сварив себе очередную порцию своего жуткого кушанья, они уносили её наверх, после чего оттуда долго слышались их весёлые разговоры и звон посуды, а также, время от времени, их ужасный хохот. Сожрав же сваренное «мясо», бабки вновь спускались в подвал варить себе новую порцию угощения, и всё повторялось снова.
        Смотреть на это было невмоготу. На висевшие в углу на крюке останки трупа Жеки, которых с каждым приходом старух становилось всё меньше и меньше. На то, как они отрубали от них всё новые и новые куски. Как бросали затем их в котёл, варили, а потом, достав из последнего, со смехом уносили наверх, чтобы сожрать…
        Бабка Еге, правда, не забывала с той же периодичностью, что и раньше, приносить пленникам корзины с едой. Хотя несчастным несчастным ребятам, что называется, кусок в горло не лез. Особенно мучительно это было для Олега. Ведь погибший и теперь пожираемый у него на глазах парень был его лучшим другом! Вернее, одним из лучших друзей… Да какая разница! От этого боль не становилось ни на каплю меньшей. Жека погиб. Его больше нет. Совсем нет! Даже могилы не осталось… А какой страшной была его смерть! Хотя страшной она была больше для тех, кто наблюдал за ней и за тем, что произошло после неё, со стороны.
        Как Олег расскажет об этом Юрке? Родному брату Жеки! Что он сможет ему сказать?! Впрочем, для того, чтобы ему хоть что-нибудь рассказать, надо ещё самому живым остаться. Что случится навряд ли. После произошедшего с Жекой в это верилось с трудом. А вернее - не верилось совсем…
        В тот день бабка Еге спустилась к ним с продуктами немного раньше обычного. Корзина в руках у неё в этот раз почему-то оказалось вдвое больших размеров, чем обычно. С грустью посмотрев на опустевший ещё вчера большой крюк над окровавленным пнём, она вздохнула и повернулась к своим пленникам.
        - Вот и всё! - с омерзительной грустью проговорила она. - Съели мы с сестрицей вашего Жеку! Вкусный был, жаль, что так быстро закончился.
        - Сволочь! - процедил сквозь зубы Олег, испепеляя старуху взглядом.
        - Тебя я съем следующим, - полоснув его сразу же ставшими злыми глазами, пригрозила она. - Сестрёнка моя обещалась через месяц снова ко мне наведаться, тогда мы тебя и съедим. А пока отъедайся! Я посмотрю на тебя. Не станешь жира набирать, я тебя силком кормить буду. Ты у меня как миленький разжиреешь.
        С последними словами старуха злобно погрозила Олегу кулаком. Потом, зевнув, продолжила:
        - А сейчас я спать пойду. Замаялась я с вашим Жекой. Посплю пару деньков и ночей. Вот вам еды вдвое больше обычного.
        Бабка шагнула к решётчатой двери в клетку, чтобы через мгновение её открыть. Олег и Таня мгновенно при этом почувствовали охватившую их тела немощь - старая не забывала напускать на них свои злые чары. Ещё пара мгновений, и большая корзина с продуктами стояла на каменном полу перед пленниками, а бабка поспешила из клетки вон. Вскоре за её спиной захлопнулась и входная дверь подвала. Захлопнулась и… Далее не последовало звуков, с какими обычно старуха всегда, уходя, замыкала дверь на замок. Наверное, и вправду очень устав, она просто забыла это сделать. Олег сразу же это отметил.
        - Смотри, Тань! Эта сволочь дверь не замкнула. Я же говорил, какой-нибудь случай сбежать отсюда нам всё равно представится! Ещё бы клетку нашу она забыла запереть…
        * * *
        - Ну, ну! Не плачь! Мы обязательно с тобой сбежим! - поглаживая прильнувшую к нему на плечо Татьяну по голове, уже который час продолжал утешать разрыдавшуюся девушку Олег. - Только ты не плачь.
        - Как же! Сбежим! - сквозь слёзы пробормотала она. - Что с того, что эта тварь дверь в подвал не замкнула! Есть ещё дверь на клетке… Сразу же и ту, и эту она вряд ли когда-нибудь оставит!
        Таня всё рыдала и рыдала. Слезы лились из её глаз полноводными ручьями, а её тихому жалобному поскуливанию, казалось, не было конца.
        Олег и сам, наверное, был бы рад разрыдаться. Кто знает, может это помогло бы ему избавиться от всё стоявшей перед глазами жуткой картины недавней страшной гибели его лучшего друга. Говорят же, что плачь снимает нервное напряжение. Был бы рад, да только плакать «на заказ» он не умел.
        Неожиданно его и Татьяны внимание привлёк скрип медленного открывающейся входной двери. Кто-то снова входил к ним в подвал. Бабка?! Что-то забыла? Хотя, чего бы ей тут забывать? Оба они тут же смолкли, напряжённо прислушиваясь к тому, что же последует дальше. И через несколько мгновений они услышали чьи-то медленные и осторожные, совсем непохоже на бабкины, шаги.
        То, что это была не бабка, было понятно. Старая никогда не заходила в подвал со своими пленниками так настороженно. С чего бы ей было так делать! А раз не она, то вполне возможно, что от вошедшего можно было ждать спасения. Едва только об этом подумав, Олег и Таня молча переглянулись и продолжили «поедать» глазами угол, из-за которого вот-вот должен был появиться этот загадочный «кто-то».
        О том, что творилось у каждого из них на душе, нетрудно было догадаться при взгляде на их лица. На них так много было написано! Выражение стольких эмоций, чувств, мыслей, что оставалось только удивляться, как это всё там «уместилось». Но самое главное, на лицах Олега и Тани, наконец, появилось то, чего там не было с того самого момента, как они увидели гибель Жеки. На них появилась надежда. Надежда на то, что они всё-таки спасутся из этого ада.
        Прошло всего несколько мгновений томительного ожидания, когда из-за угла показался… Это оказалось так неожиданно, что Олег даже вскрикнул! Кто знает, почему, только этого он ожидал в те мгновения меньше всего. А ещё вернее было бы сказать, не ожидал совсем. Потому что из-за угла вдруг вышел… Юрка! Единственный теперь закадычный друг Олега и… Родной брат погибшего накануне Жеки.
        - Олежек! - воскликнул он, едва увидев Олега, и сразу же бросился к нему.
        - Тише! Тише! Не кричи! - пожимая ему через решётку руку, поспешил тот предостеречь друга. - Старую сволочь, хозяйку всего этого…
        Не найдя слов, чтобы назвать владения бабки Еге, Олег не договорил. А Юрка, не обратив внимания на слова друга о какой-то старой сволочи, обеспокоенный теперь только недавней пропажей брата, продолжал:
        - Олег, ты тут Жеку не видел? Мы с ним все эти дни тебя искали, и вчера, когда мы очередной «прочёс» по улицам делали, он тоже потерялся! В последний раз я его с той стороны улицы видел где-то в этих домах.
        Проговорив последнее, Юрка «окинул» воображаемым взглядом пространство вокруг подвала и стоящего над ним дома. А Олег… Олег, кусая себе губы, молчал. Как он мог сказать своему другу то, что должен был в те мгновения сказать?! Как?! Как он станет смотреть Юрке в глаза, когда тот узнает, что случилось здесь два дня назад с его братом?! А какими словами объяснит, почему ничего не сделал, чтобы его спасти?! Почему, в конце концов, не погиб сам, когда на его глазах погиб его лучший друг?! Не в силах найти ответ ни на один из этих вопросов, Олег опустил переполненный горем взгляд.
        - Что ты молчишь, Олег? - голос Юрки сделался тревожным. - Ты видел Жеку?
        В ответ Олег опустил голову ещё ниже.
        - Я скажу! - помощь Тани оказалась кстати. - Поверь, ему больно не меньше, чем это станет сейчас тебе.
        - Что?! - ужаснувшись мелькнувшей у него в голове догадки, Юрка закричал.
        И теперь никто не стал ему говорить, чтобы он вёл себя потише.
        - Этот подвал… Эта клетка, в которой мы с Олегом оказались… - Таня не находила слов. - В общем, всем этим владеет старуха, которая жрёт людей. И Женю…
        - Что-о?! - перебив её, Юрка вцепился в решётку перед ней обеими руками.
        - Прости, - Олег поднял на него взгляд. - Я ничего не мог сделать.
        - Что сделать?! Что с моим братом?! Не молчи, Олег, говори со мной!
        - Жека погиб…
        - Как … П … По… гиб?! - голос Юрки начал срываться. - Где… Он?
        В ответ Олег молча кивнул в сторону сваленных в самом дальнем углу подвала отрубленных человеческих голов. И Юрка, сразу всё поняв, в тот же миг бросился к ним. Грохнулся на колени, склонился…
        Через минуту, встав, он повернулся назад. С одной из тех голов. Самой свежей. Держа её перед собой, смертельно побледневший, - это было видно даже в сумраке подвала, - медленно пошел к клетке Олега и Тани.
        Глаза его были полны слёз, которые, быстро их переполнив, покатились по щекам сплошным потоком. Он держал голову Жеки лицом к себе, и в следующий миг, всхлипывая, с ней заговорил.
        - Же… ка… - только и смог он поначалу промолвить. - Же… ка…
        Смотреть на это было невыносимо. У Олега снова, уже в который раз за последние сутки, на глазах навернулись слёзы. Не говоря уж за Таню, которая в те мгновения по-новой пережила весь случившийся накануне кошмар.
        - Жека… - снова, теперь чуть более внятно, проговорил Юрка, после чего тут же переведя взгляд на Олега, потребовал: - Расскажи мне всё!
        Голос его неожиданно из жалкого стал очень злым. Хоть в нём и не стало ни на каплю меньше самого тяжёлого, какое только может быть, горя. И тогда Олег, почти не меняя позы, лишь взявшись руками за решётку, стал рассказывать своему другу обо всём, что случилось вначале с ним самим, затем с Татьяной, а потом с Жекой…
        * * *
        Юрку было не узнать. Его, обычно доброе, лицо стало таким колючим и злым, что на него было страшно даже просто смотреть. Не говоря уж о том, чтобы заговорить с ним или вступить хоть в какой-то иной контакт. Он терпеливо дослушал Олега до самого окончания им своего рассказа. Когда же, напоследок, тот поведал другу о том, что сейчас убившая его брата старуха ушла наверх спать, он бережно пристроил голову брата на окровавленный пень и тут же выдернул из последнего вогнанный в него топор, которым совсем недавно жуткие старухи расчленяли труп его брата. Медленно повернувшись к скорбно смотревшим на него Олегу и Тане, в следующее мгновение он так же медленно направился мимо них к выходу из подвала, пробуя на ходу большим пальцем остриё топора.
        - Ушла наверх, говоришь? - недобрым голосом спросил он у Олега, едва только поравнявшись с клеткой и на несколько мгновений остановившись.
        - Юр, - сразу отозвался тот, - может, подумаем, как мне отсюда выбраться? Я бы пошёл с тобой…
        - Сейчас… - ставшие стеклянными глаза Юрки говорили, что друга он не слышал. - Я сейчас…
        Повернувшись, тяжёлой походкой он снова двинулся к выходу, устраивая топор в руке поудобнее, явно готовясь им рубить. Вскоре непроницаемая тишина поведала Олегу и Тане о том, что он, выйдя в оставленную им же недавно открытой дверь, неслышно поднялся в покои старухи-людоедки.
        - Как ты думаешь, Олежек, - шопот Татьяны был переполнен страхом, - он её убьёт?
        - Убьёт, - Олег посмотрел на неё сурово. - Я бы сам её убил, только за ним не успею.
        - А я бы не смогла… - шёпот Татьяны стал жалобным.
        - У тебя есть подруги, за которых ты пошла бы и в огонь, и в воду?
        - Да… Только такая, чтобы и в огонь, и в воду, у меня одна.
        - А если бы её тут точно так же, как Жеку, сожрали, тоже б не смогла?
        - Не знаю… Наверное, всё-таки смогла б.
        Тяжело вздохнув, Татьяна замолчала.
        И тут, через оставленную Юркой открытой дверь, до их ушей отчётливо донеслись звуки, судя по всему, схватки брата погибшего Жеки с бабкой! Сначала это были разъярённые, похожие на рёв раненного зверя, вопли. Потом их сменили какие-то, сначала бабкины, а потом и Юркины, злые выкрики. После чего последовали какой-то грохот, звуки ударов, беспорядочный топот.
        Это продлилось несколько минут. Пять, может быть семь. После которых всё стихло.
        - Они дрались? - глаза Татьяны были полны ужаса.
        - Судя по всему, да.
        - Хоть бы Юра победил! Хоть бы он победил, - молитвенно, ладонь к ладони, сложив руки перед грудью, забормотала насмерть перепуганная пленница.
        И тут из-за входной двери раздались гулкие звуки чьих-то тяжёлых шагов. Кто-то явно спускался по лестнице! Потом вошёл в дверь подвала. Шаги были абсолютно не похожи бабкины, уже так много раз ими слышанные.
        - Он победил, - чуть слышно проговорил Олег, повернув ликующее лицо к Тане.
        И точно. Через несколько секунд из-за угла шатающейся походкой, держа испачканный теперь свежей кровью топор, с которым он ещё недавно оттуда ушёл, за самый край топорища, вышел Юрка. Вытерев окровавленной свободной рукой со лба пот, он окинул изможденным взглядом уставившихся на него из клетки Олега и Татьяну.
        - Ты ранен? - Олег посмотрел на друга с беспокойством.
        - Эта тварь напоследок меня покусала!
        - Ты убил её?
        - Убить-то убил… - раздосадованно махнул изодранной в кровь рукой Юра. - Да только…
        При последних словах он снова махнул всё той же рукой.
        - Что? - обеспокоенно посмотрел на друга Олег.
        - Эта тварь… - голос Юрика звучал удручённо. - В общем, когда я поднялся, она спала. А когда я ударил её топором, раскроив ей череп почти на две половины, она поднялась и бросилась на меня!
        Глаза Юрки говорили о том, в каком шоке пребывал он до сих пор.
        - «Ты убил меня! - прохрипела она. - И теперь займёшь моё место!» - продолжал он, немного переведя дыхание. - А потом, с воплями, как бросится на меня! И давай кусаться, как собака! А потом тереться своей кровью по ранам на моей руке.
        - А ты?
        - А что я? Ещё несколько раз её рубанул… Она же словно и не почувствовала тех ударов. Когда же укусила меня несколько раз да кровью своей раны извозила, остановилась, посмотрела на меня и говорит: «Ну всё! Теперь ты будешь вместо меня!» И рухнула на пол.
        - Ничего себе, - только и смог проговорить Олег.
        - Вот тебе и «ничего себе»!
        - Странно, - задумавшись, вполголоса продолжал Олег, - что она на тебя набросилась. Она могла тебя обездвижить, даже не прикоснувшись. А уж потом…
        - Не знаю, что она там могла, - перебил его Юрка. - Меня, видишь, просто покусала.
        - Наверное, она из-за раскроенного черепа забыла, - попробовала вставить до этого молча слушавшая их разговор Татьяна.
        И это оказалось кстати. Оба друга сразу перевели на неё взгляды, в которых читалось согласие с её словами.
        - Точно, - согласился Олег.
        Юрка же ничего не сказал. И тогда его друг продолжил их беседу, так, будто она и не прерывалась:
        - А ты чувствуешь что-нибудь?
        - Что?
        - Ну, чувствуешь что-нибудь в себе от бабки?
        - А, вон ты о чём! - усмехнулся Юрка. - Так, ничего. Только…
        - Что «только»?
        - Не знаю, как сказать… Там наверху лежит кое-то из Жекиных останков… Я едва посмотрел на них, как мне сразу захотелось их съесть!
        - Да ты что?!
        - Это ещё не всё. На тебя я тоже с каждым мгновением смотрю всё больше и больше по-другому!
        - Чего? - Олег посмотрел на друга ошарашенно.
        - Ты бы валил отсюда, пока я ещё в состоянии в себе это контролировать, - мрачно проговорил Юрка, поднимаясь и подходя к клетке с другом. - Говорю же, эта зараза во мне, я чувствую, становится всё сильнее и сильнее!
        Юрка резко распахнул решетчатую дверь, несмотря на то, что открыть её ни у кого, кроме старухи-людоедки, до этого не получалось.
        - Видишь? Сила бабки ко мне уже перешла. Если и не полностью, то уже почти. Калитку-то я твою открыл запросто. Давай, беги отсюда, пока чего не случилось.
        Проговорив последнее, он посторонился от двери удерживавшей пленников клетки.
        - А ты? - в ужасе промолвил ему Олег.
        - А что я? Мне теперь, судя по всему, крышка! Ведь если я ничего с собой не сделаю, скоро начну жрать человечинку…
        Помолчав несколько секунд, Юрка продолжил:
        - Жрать людей я точно не буду. В то же время убить себя у меня вряд ли получится. Старуха ведь после моих ударов не подыхала! Хотя каждый из них, особенно первый, медведя бы уложил.
        - Убить себя?! - Олег был снова шокирован. - Что ты такое говоришь?!
        Ничего не отвечая другу, Юрка посмотрел на него с мрачной улыбкой. Потом перевёл взгляд на Таню и ещё больше отступил в сторону, пропуская их к выходу из подвала. И та тут же рванулась туда.
        - Я не оставлю тебя! - вырвалось у Олега, да только Юрка его осадил:
        - Иди, тебе говорю! Мне, в конце-концов, здесь ничего не грозит. Тебе же, если останешься…
        Крыть было нечем, и, постояв возле друга ещё несколько мгновений, посмотрев на него так, как смотрят, прощаясь навсегда, Олег медленно побрёл к ведущей наверх двери, где его уже ждала Татьяна. Глаза застилали слёзы, равно как и у Юрика, который ещё твёрже знал, что увидеться им было не суждено уже никогда.
        * * *
        По улице вечернего города медленно брели под руку парень и девушка. Весна уже полностью подготовилась к тому, чтобы передать «бразды правления» ещё только зарождавшемуся, но уже такому настырному лету, отчего на улице стояла отличная тёплая и сухая погода. И последнее так располагала молодёжь вот так под звёздами гулять!
        Они шли, не говоря друг другу ни слова, лишь изредка переглядываясь и каждый раз с жадностью ловя взгляды друг друга. Как будто они были немы и только и могли общаться такими взглядами. Однако, немы они вовсе не были. Просто и без слов каждый из них отлично зная, что творилось в голове у спутника. Там просто не могло твориться ничего другого, кроме того, о чём уже который день, точнее даже было бы сказать неделю, думал и Олег, и Таня, во взглядах которых улыбка если и была, то она была прикрыта такой плотной завесой неизгладимой печали, что рассмотреть её было почти невозможно.
        Они так и остались в неведении относительно того, что стало с Юркой дальше. Для всех он, как днём раньше и его брат, так и остался без вести пропавшим. Рассказам Олега и Тани про бабку-людоедку, конечно же, никто вокруг не поверил. Даже родители братьев-близнецов. Сам же Олег, наведавшись позднее пару раз в дом старой людоедки, - он оказался заперт, ему даже пришлось залезть в него через окно, выдавив стекло, - ни Юрика, ни каких бы то ни было следов пребывания там его или до него бабки, там не нашёл. Ни трупа последней, убитой тогда братом Жеки, ни окровавленного пня с кучей отрубленных голов, ни даже той железной клетки в подвале… Всё напрочь исчезло, как будто вовсе ничего и не было. Даже крови на полу или хоть каких-то следов от клетки или крюка над пнём. Как будто не было и того, что произошло недавно в том жутком подвале…
        ПРИЗРАК ПОДЗЕМКИ
        В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
        Зло подобно бумерангу:
        Кто запустил - тому ловить.
        Независимо от ранга,
        Всем придётся заплатить.
        Пустынный ночной перрон метро встретил Пашу шумом удаляющегося в чернеющую пустоту тоннеля поезда. Надо же! Не успел самую малость. Теперь придётся ждать, из-за чего стало немного досадно. Уже так хотелось домой!
        Поёжившись, Паша сунул руки в карманы потёртых джинсов и посмотрел вдоль перрона в сторону, противоположную только что «убежавшему» поезду. Чуть поодаль к «железке» как раз вышел такой же, как и он сам, светловолосый молодой парень в светло-голубой варёной джинсовой куртке и таких же классического покроя джинсах, которые вкупе с белыми кроссовками смотрелись «а ля восьмидесятые-девяностые». Блондин в джинсе так же тоскливо посмотрел вслед только что «убежавшему» составу, - шум колёс последнего ещё доносился из темноты тоннеля, - после чего достал сигарету и закурил.
        При виде незнакомого попутчика на душе у Паши сразу стало немного спокойнее. Ночная станция метрополитена своими безлюдьем и, как следствие, безмолвием казалась зловещей, поэтому даже вот такой, совершенно незнакомый, «компаньон» сразу стал в радость.
        «Поймав» себя на таких мыслях, Паша в душе застыдился. Отчего вдруг такая трусость? Хотя нет, это была не трусость. Просто, на фоне многочисленных сообщений последних дней по телевизору и в газетах о посыпавшихся на город ночных убийствах, находиться там одному в такой поздний час было очень неуютно. Особенно если учесть, что все те убийства были совершены именно в подземке.
        Странно, что после всех тех жутких сообщений об убийствах на станциях метро такие безлюдья ещё были возможны. Уж полицейские-то теперь, по идее, должны были дежурить в подземке повсюду. Подумав об этом, Паша покачал головой и снова с теплом в душе взглянул на своего невольного попутчика. Тот, наверняка, испытывал по отношению к Паше похожие чувства, потому что уже не раз и не два за те недолгие мгновения, что простоял на перроне, посмотрел в его сторону и даже успел к нему немного приблизиться. Боком-боком, делая вид, что просто переминается с ноги на ногу, он перемещался к Паше, словно тот был магнитом.
        Отметив последнее, Паша поёжился. Вот чёрт! И чего ему не стоится на месте? Кто знает, может это он сыплет на мегаполис все эти убийства. Быстрей бы уж поезд! Поскорей бы оказаться в его вагоне, где было бы, кажется, поспокойнее. Минуты ожидания последнего, казалось, растянулись в часы.
        Снова посмотрев в сторону незнакомца в голубой джинсе, Паша почувствовал, как у него отлегло от сердца. Потому что между ним и тем типом в джинсах вдруг появился полицейский. Надо же! Он, считай, только что о них думал, и вот один из таковых появился. Выходит, полиция теперь и впрямь не бросает метро без присмотра. Краем глаза Паша тут же отметил, что незнакомец тоже посмотрел на появившегося на перроне стража порядка с облегчением. А полицейский… Полицейский вдруг пристально посмотрел на Пашу и быстрым шагом направился к нему. Чего это он? Идёт к Паше, да ещё так быстро! Может быть он походил на кого-то из какой-нибудь полицейской ориентировки?
        С приближением стража порядка, с каждым его шагом в душе у Паши стремительно нарастала непонятная тревога. Странно, но ему вдруг захотелось от полицейского убежать. Он тогда еле смог сдержать в себе это странное желание. А тревога в душе уже перерастала в самый настоящий страх. Но не бежать же, в самом деле, было Паше! Ещё не хватало, чтобы его приняли за того самого серийного убийцу, в поисках которого уже сбилась с ног вся полиция города!
        Ещё несколько мгновений, и полицейский подошёл. Остановившись от Паши где-то в метре, он уставился на парня холодным немигающим взглядом. Да, да, взгляд его был именно холодным! Паша сразу это почувствовал, хотя сам же в тот миг этому объяснение и нашёл. Страх. Виной тому, конечно же, был именно страх, который словно морская волна нахлынул на него в те секунды из ледяных голубых глаз полицейского. А последний всё продолжал сверлить Пашу своими странными пронизывающими зрачками.
        Это длилось не более двух, от силы трёх десятков секунд, которые, как ни странно, совсем не показались Паше коротким отрезком времени. Впрочем, закончились и они, после чего страж порядка вдруг… Резко развернулся и пошёл от Павла прочь. Да-да, пошёл прочь! Его ровная уверенная походка теперь не стала ни на каплю медленнее, и теперь он направился к стоявшему неподалёку и с интересом за всем наблюдавшему Пашиному невольному попутчику. С облегчение вздохнув ему вслед, - надо же, даже документов не спросил! - Паша достал из кармана платок и вытер мгновенно проступившую на лбу испарину.
        Впрочем, ничего удивительного. Наверняка полиция уже кого-то в связи со всеми этими последними убийствами ищет, а значит, вполне естественно, что её сотрудник подошёл повнимательнее посмотреть на Пашино лицо. Подумав об этом, Паша даже слегка улыбнулся вслед уже подходившему к парню в голубой варёнке полицейскому. А тут ещё из глубины тоннеля донёсся шум приближающегося к станции поезда, и это ещё больше прибавило ему хорошего настроения. Теперь всё вокруг стало казаться Паше уютным и спокойным, а полицейский - чуть ли не самым лучшим стражем порядка во всём мире.
        В тоннеле показались огни мчавшегося к станции поезда. Он уже, видно, готовился к торможению у перрона, и поэтому рёв его двигателя нисколько не заглушал шум колёс и грохот трясущихся вагонов. Ещё пара мгновений, и он начал тормозить…
        А подошедший к парню в варёнке полицейский уже стоял напротив того и пристально, как несколькими мгновениями раньше Пашу, его рассматривал. Тот чувствовал себя, - это было видно, - под пронизывающим взглядом полисмена очень неуютно. Совсем как только что Паша! Ему наверняка точно так же хотелось пуститься в тот миг наутёк. Но он стоял. То ли ждал поезда, то ли так же, как и Павел, знал, что за бегством от полицейского последует.
        Суетливо обернувшись на стремительно приближавшийся грохочущий состав, парень увидел, что тот был уже в каких-то пяти метрах. Это наверняка добавило ему уверенности, впрочем, последней ему уже не понадобилось…
        Паша всё это время смотрел в спину подошедшему к парню в варёнке полицейскому. И поэтому очень хорошо увидел, что произошло в следующие мгновения. Когда до носа тормозившего, но ещё не остановившегося поезда оставалось не больше пяти метров, страж порядка вдруг… с силой толкнул оглянувшегося навстречу поезду незнакомца в варёной джинсе на рельсы!
        Машинист ничего сделать не смог. Он и так тормозил разогнавшийся по тоннелю состав! И в следующее мгновение рельсы и стены вокруг места падения на пути парня в варёнке забрызгало кровью размозжённого массивными колёсами поезда тела несчастного. Этого не было видно, проходившие, а потом остановившиеся впритирку с перроном вагоны всё это закрыли, да только Паша всё равно это знал. Густо испачканные кровью рельсы и стены неведомо как стояли у него перед глазами.
        * * *
        Из полиции его отпустили только наутро следующего дня.
        Пригревавшее с утра сентябрьское солнце встретило Пашу на улице, едва он только показался из дверей ОВД, тёплыми, заботливыми, словно мамины руки, лучами. Оно как будто понимало, через что парню пришлось пройти, покуда оно обогревало другую сторону их огромной планеты, и теперь его утешало. Однако, парень всё равно оставался хмур и зашагал по улице, понуро опустив голову. Конечно, здесь брала своё и усталость, навалившаяся после бессонной ночи да ещё этих бесконечных «как» и «почему», высыпанных ему на голову полицейскими в ОВД. Но, самым главным в причинах этой его угрюмости всё же было случившееся накануне ночью, под впечатлением которого он находился до сих пор. Вот, значит, кто совершал все эти, так нашумевшие в последнее время, убийства! Какой-то маньяк-«полицейский». А может, просто маньяк, переодетый в полицейскую форму… И что больше всего бросало - до сих пор! - Павла в дрожь, убийца-то вначале подходил и пялился на него! На Пашу! Словно оценивая, подойдёт ли тот на роль очередной его жертвы. Это сейчас и в ОВД отметили, сделав вывод, что у маньяка, значит, были какие-то, пока только
одному ему известные, критерии, по которым он выбирал себе жертвы и по которым Павел, - к его огромному счастью, - ему не подошёл.
        Паша ничего не смог рассказать полицейским о том, куда пошёл, побежал, или ещё как-то скрылся, убийца в подземке. Он с самого того момента, как по сторонам брызнула кровь размозжённого об рельсы большими железными колёсами парня, напрочь потерял из виду виновника трагедии. Как будто его вообще там не было. Или словно он надел шапку-невидимку.
        Значит, Паша ему не подошёл. Значило ли это, что теперь парню не стоило бояться таинственного ночного убийцу? Несмотря ни на что, в этом он сильно сомневался. Поэтому даже сейчас, днём, когда в метро не было безлюдно, спускаться под землю жутко не хотелось. И добираться в университет, - заехать перед первой парой домой уже было не успеть, - Павел решил на наземном транспорте. Пусть и дольше, и дороже, - на маршрутках ехать было с пересадками, де ещё не с одной, - зато спокойнее. Твёрдо в этом уверенный, вскоре Паша уже уселся в первом из выбранных им в тот день в качестве средства передвижения микроавтобусов.
        Маршрутку нещадно трясло, только парень этого даже не замечал. Перед глазами всё стояло неподвижное лицо уставившегося на него в подземке «полицейского». Уставившегося, а потом хладнокровно убившего беднягу-парня в варёнке… И теперь его лицо казалось Паше знакомым. С чего бы это? Наверное, просто от волнения оно так ему запомнилось. Настолько сильно, что теперь казалось знакомым уже давно. Хотя… Что-то в глубине души не давало подумать именно так. Какое-то непонятное чувство исподволь шептало, что это лицо он уже где-то видел. Вот только вспомнить, где, никак не получалось.
        * * *
        На первой и второй парах, которые в тот день по расписанию в универе выдались для их группы обе по английскому, царил какой-то слишком уж необычный для них беспорядок. Всё началось с реплики, вернее, вопроса, заданного преподавателю без разрешения, о происходивших в городе убийствах. Вопрос этот отчего-то сильно насторожил, можно было даже сказать, выбил из обычной колеи, Вениамина Иннокентьевича, их препода по английскому, и тот все четыре часа никак не мог переключиться на, собственно говоря, предмет его лекций.
        - Кого, Вы говорите, убивает этот маньяк? - почему-то растерянно посмотрел Веня, - так их препода по английскому звали в универе за глаза, - на только что спросившую его о том же Ленку Синицину, сидевшую в самом первом ряду, считай, у него перед самым носом.
        - Ну, я слышала, преступников всяких… - почему-то растерявшись, отвечала та.
        - Да отморозков он разных мочит! - подхватил услышавший их разговор Мишка Холодков, парень Ленки, выглядывая из-за её спины. - Вон Пашка Бондарь пусть расскажет! Он сегодня в полиции как раз по этому поводу побывал.
        От неожиданности этих слов Пашка съёжился, втянув голову в плечи, словно попал под струю ледяной воды. Откуда он знает?! Вот чёрт! Да у него же брат в полиции работает! Хотя, и не в том отделе, где Пашке довелось минувшей ночью оказаться…
        - В полиции? - теперь Веня уставился поверх очков на Пашу. - Что это про Вас, голубчик, Ваш сокурсник Холодков рассказывает?
        - Да гонит он! - отмахнулся Паша, совсем не горя желанием рассказывать о своём ночном приключении такому количеству народа. - Ни в какой полиции я не был!
        - Вот как? - с этими словами Веня перевёл взгляд своих внимательных карих на Мишку.
        Тем временем все присутствовавшие в аудитории, заинтересовавшись завязавшимся разговором, стихли и навострили уши.
        - Ну, мои источники тоже могут ошибаться, - развёл руками тот. - Хотя, Пашку Бондаря мой брат в лицо вроде знает…
        Ну конечно! После бессонной ночи голова не соображает совсем. В полиции-то его сфотографировали, не поверив на сто процентов его рассказам, особенно тому, что он не видел, куда ускользнул одетый в полицейскую форму убийца! И сфотографировали, и отпечатки пальцев взяли. Потом, небось, по другим отделам полиции разослали… Вот Мишкин брат и увидел. А увидев, навёл, небось, справки. Они виделись с ним пару раз, оба раза встретившись в городе, когда Павел шёл домой из универа с Мишкой. У него, как он сам тогда обмолвился, память на лица, как у настоящего полицейского, цепкая!
        - Ладно! Ладно! - успокоил его Веня. - Давайте-ка лучше друг другу расскажем, кто что ещё слышал о злодеяниях того маньяка.
        - Минувшей ночью опять несколько убийств было, - упиваясь осведомлённостью из «своих источников», снова «взял слово» Холодков, и все вокруг тотчас с жадностью на него уставились. - Среди убитых - совсем молодой парень, только с армии пришёл! Отслужил, и на тебе. Прокатился в ночном метро.
        - А остальные?
        - Ну, остальные перцы постарше. Молодой в этот раз только один.
        - И что, все они тоже, как Вы только что выразились, «отморозки»? - Веня снова взялся «сверлить» Мишку взглядом, одновременно промокая вспотевшую лысину платочком.
        - А то! - довольный вниманием, тот распалялся. - Про старых перцев я точно не знаю, но тот, молодой… В общем, до армии он девчонку изнасиловал, и как-то отмазаться смог. Деталей я не знаю, но дело заводили точно. Наверное, не доказали. Небось, адвокатов хороших подтянули, ну и всё такое.
        - Тоже, значит, не просто так… - Веня неожиданно так сильно побледнел, словно превратился в снеговика.
        - Ну, так я, по крайней мере, слыхал… - пожал плечами Мишка, немного растерявшись из-за реакции на его слова преподавателя.
        Услышав приятеля и сразу же сопоставив его слова с произошедшим накануне, чему сам же и стал свидетелем, Пашка покачал головой. Вон, значит, как оно всё было! Тот незнакомец в «варёной» джинсе, значит, тоже был не сахарный мальчик! Покачал головой и тут же поймал себя на том, что начал невольно в своей памяти перебирать, - а не совершил ли он сам за свою ещё пока такую недолгую жизнь чего-нибудь такого, за что таинственный маньяк мог начать на него охоту? Поймав же, усмехнулся. Прямо паранойя началась какая-то! За что его-то убивать? За всю жизнь мухи не обидел. Наверное, поэтому убийца его сегодня в метро и не тронул.
        А разговор в аудитории, между тем, продолжался.
        - Так Вы говорите, он нападает только в метро? - Веня почему-то всё продолжал выпытывать из Мишки сведения о маньяке и его злодеяниях.
        - Точно об этом вряд ли можно сказать, - продолжал выбалтывать, возможно, секретные сведения со службы брата Мишка Ходов. - Но похожих убийств вне метро пока не зафиксировано.
        - Значит, вполне может быть, что не только там, - препод вытер платочком со лба пот. - Какой ужас!
        - Вам-то что беспокоиться, Вениамин Иннокентьевич! - рассмеялся кто-то с задних рядов. - Говорит же Мишка, он мочит только отморозков всяких!
        - Ну да! Ну да… - криво усмехнулся Веня, тут же начав рыться на столе перед собой в каких-то своих бумагах и, уйдя куда-то в свои мысли, тут же добавляя по-английски: - Horror3!
        А народ в аудитории, получив интересующую всех тему для разговора и возможность её обсудить, уже вовсю гудел. Кто-то рассказывал, что слышал о наводившем на город дрожь маньяке, кто-то это слушал, тут же вставляя реплики, дополняя, комментируя… Никаким английским на парах даже не пахло. Впрочем, надо сказать, никто из собравшихся там в претензии по этому поводу и не был. И даже преподаватель, которого отчего-то слишком уж интересовал весь этот ужас с маньяком из подземки.
        * * *
        Вечером в телепередачах как всегда много говорили о злодействующем в подземке убийце и об очередных его жертвах, посвятив этому довольно длинные специальные выпуски новостей. По просьбе родителей Паша временно прекратил свои вечерне-ночные прогулки и поэтому смог просмотреть всё, что передали по телевидению в итоговом выпуске того дня о его «новом знакомом», маньяке-«полицейском», сполна.
        Мама с папой Павла смотрели на цветной экран, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово. Когда же выпуск новостей закончился, ещё добрые десять минут сидели молча, каждый по-своему «переваривая» услышанное.
        Молчал и Паша. Ему тоже было над чем поразмыслить. Ведь в их семье подземкой, ставшей теперь такой опасной, пользовался только он! Ежедневно в универ и обратно. Добираться маршрутками было и дольше, и, как следствие, мучительнее. Надо думать, над этим же размышляли и его мать с отцом.
        Первым нарушил молчание отец.
        - Я так понимаю, - начал он, посмотрев вначале на жену, затем на сына, - ездить на метро Паше нужно прекратить. Особенно после случившегося прошедшей ночью.
        - Мы тут чуть с ума не сошли! - тут же подхватила мама, уводя разговор немного в другую сторону.
        - Ма! - скривившись, Паша слабо махнул рукой. - Я же вам звонил из полиции!
        - А до того, как позвонил?! - казалось, мама захотела поругаться. - Да и после этого, думаешь, мы были спокойны?
        - Лена! - вмешался в их перепалку отец. - Павел разве в чём-то виноват?
        Вздохнув, мама замолчала.
        - Прости, сынуль, - виновато улыбнулась она Паше и больше пока не говорила ни слова.
        - Что касается метро, - тут же продолжил их прерванный разговор Паша, - так мне теперь и самому что-то неохота туда спускаться.
        - Я думаю! - усмехнувшись, подхватил отец.
        - Я лучше лишний час добираться буду!
        - На том и порешим, - шлёпнув себя по коленям ладонями, Пашин отец поднялся с кресла. - По ночам ты уже обещал нам с мамой по городу не гулять. Чтобы не вышло, как вчера. Со университета будешь ездить на маршрутках. И мы с мамой заживём теперь, я надеюсь, немного спокойнее. Договорились?
        Шагнув к креслу Паши, отец протянул ему руку, намереваясь скрепить их договорённость мужским рукопожатием, чтобы её было невозможно нарушить. Вздохнув, Паша протянул ему навстречу свою, через мгновенье от души пожимая поданную ему крепкую ладонь.
        * * *
        С университета Вениамин Иннокентьевич обычно старался уйти пораньше, ведь каждый день, независимо от того, холодно ли, слякотно ли на улице, ему нужно было ехать по тому или иному адресу на очередное «выездное» репетиторство по английскому или испанскому языку. Таких занятий с желающими овладеть этими иностранными языками он, благодаря своему высокому уровню знаний и их высокой востребованности в обществе, набрал себе «под завязку», и поэтому теперь каждый день, едва закончив в университете с парами да потом ещё с «хвостами» отдельных личностей среди студентов, неизменно оттуда убегал. Хорошо было ещё успеть и домой «заскочить» на часок, да ещё и потом, съездив на занятия, домой до темна вернуться, поэтому он старался никогда не задерживаться в университете лишнего.
        Вернуться до темна, потому что в метро в последнее время стало небезопасно. Своей машины Вениамин Иннокентьевич до сих пор не заимел, хоть водительские права у него с молодости и были, - ездить за рулём по переполненным транспортом улицам их мегаполиса у него не получалось, - вот и приходилось рассчитывать только на метро или такси. Причём со всеми этими посыпавшимися на город убийствами последнее тоже не казалось безопасным, оставляя самым оптимальным вариантом метро, когда оно ещё не обезлюдело.
        В этот день задержаться на работе всё же пришлось. Их коллегу-преподавателя, очаровательную Нину Максимовну, - Вениамин Иннокентьевич про себя всегда называл её Ниночкой, - угораздило сорок шесть лет назад родиться именно в этот день! Узнав о предстоящем после работы распитии их коллективом «капельки спиртного», которыми, как уже было известно, оказались три большие бутылки дорогого марочного коньяка, Веня даже немного распсиховался. «Нет бы родиться ей, - негодовал про себя Вениамин Иннокентьевич, переживая, что сегодня потеряет столько времени впустую, - ну, скажем, второго января! И ей с Новым годом заодно это отпраздновать, и коллег не беспокоить. Или «где-нибудь» вавгусте…»
        А тут ещё, - одно к одному! - по пути с работы, когда получилось, как ни странно, довольно быстро отвязаться от захмелевших и оттого ставших чрезмерно друг в друга влюблённых коллег и побежать к метро, в надежде успеть ещё до репетиторства заскочить домой хоть минуток на десять-пятнадцать, ему встретился его старый, сначала по институту, а затем по аспирантуре, товарищ. Колька Николаев. Сейчас - Николай Николаевич Николаев, преподаватель другого ВУЗа их города. И вцепился Николай Николаевич в своего давнего приятеля Веню Меляева, что называется, мёртвой хваткой, и потащил, чуть ли не силком, в попавшуюся им на пути кафешку, вспомнить молодость да поболтать за «рюмкой кофе» отом, о сём из жизни сегодняшней…
        Когда «отбрыкаться» от Николая Николаевича Вениамину Иннокентьевичу, в конце-концов удалось, - хоть и с большим «скрипом», тот всё-таки согласился «увидеться как-нибудь потом», - до очередного репетиторства оставалось всего ничего. Чуть больше часа. Домой заскочить если и получалось, то максимум на пять минут. Прям хоть и не заезжай! Впрочем, привычка есть привычка, и припустив до станции подземки каким только мог быстрым шагом, Вениамин Иннокентьевич решил попробовать всё же хоть одним глазком заглянуть перед репетиторством домой.
        Выходя из метро уже на своей станции, Веня - так он и сам иногда себя мысленно называл, помня, что так звала его и родная мать, - с облегчением посмотрел на часы и увидел, что добраться получилось на удивление быстро и домой «заскочить» унего получалось на целых десять минут! Время, за которое он добирался до каждого из адресов, по которым выезжал на репетиторства, уже давно было им замечено, и это позволяло ему делать такие расчёты. И потому Вениамин Иннокентьевич зашагал к своему, хорошо виденному от станции метро, семнадцатиэтажному дому, довольно улыбаясь.
        Идти от метро ему каждый раз приходилось мимо «Кошелька», - так окрестные жители прозвали стоявший неподалёку от станции, ещё старой советской постройки, высотный дом, первый этаж которого занимал просторный универсам с причудливым, появившимся у него уже в современные дни, названием «На всякий кошелёк», - на углу которого, всякий раз, когда он проходил мимо, с незапамятных времён торговала бойкая продавщица пирожков, которая была моложе Вени лет эдак на десять-пятнадцать. Веня к ней уже настолько привык, что в те дни, когда её почему-то не оказывалось на обычном месте, даже грустил. Вот и теперь, едва поравнявшись с «Кошельком», Вениамин Иннокентьевич поймал на себе её озорной взгляд, - пирожочница, наверняка, тоже давно успела привязаться к этому добродушному с виду дядьке, искоса поглядывавшему на неё всякий раз, когда проходил мимо. А в нос при этом ударил такой аромат только что пожаренных пирожков, потому что как раз в тот момент Варя, - Веня уже давно знал, как её зовут, услышав как-то, как её окликал кто-то из продавцов универсама, - открыла термос со своим товаром, чтобы вручить пирожок
очередному покупателю.
        Сам пирожков у Вари Веня никогда не покупал. Предпочитал брать в универсаме полуфабрикаты и доводить их до готовности дома в микроволновке. Хотя каждый раз ему так хотелось хоть как-нибудь заговорить с этой, так давно ему нравившейся женщиной! Купить же пирожок просто так, чтобы хоть как-то к ней прикоснуться, он всё никак не мог решиться.
        «Пирожки гор-р-рячие! С доброю подачею!» - увидев Вениамина Иннокентьевича, и в этот раз, стрельнув в его сторону кокетливым взглядом, как это бывало уже тысячи раз, озорно прокричала торговка.
        Но Веня… Улыбнувшись, он как всегда протопал мимо своим размеренным, хоть и быстрым, и даже немного важным шагом.
        Когда «Кошелёк» уже почти остался позади, взгляд его неожиданно наткнулся на сидевшего у большого стеклянного окна универсама измождённого бродячего пса, жалобно смотревшего на проходивших мимо неё людей и чуть слышно поскуливавшего, словно плачущего. Взгляд его карих, почти таких же, как и у самого Вени, глаз тут же метнулся к последнему и на нём замер. Словно прося какой-то помощи. И было в том взгляде, и правда, столько мольбы, что Вениамин Иннокентьевич даже остановился.
        - Что же ты, бедняга… - промолвил было он, но тут глаза его снова метнулись к циферблату наручных часов.
        О времени он ни на минуту не забывал. И в следующий миг, увидев, что того у него оставалось уже не так уж и много, пошёл своей дорогой.
        Жалобное поскуливание он услышал снова, когда прошёл от «Кошелька» до своего дома уже пол-пути. Откуда-то из-за спины. Как будто ему до сих пор был слышен плач сидевшей у окна универсама бродячей собаки. И точно! Обернувшись, Веня увидел, что та жалко ковыляла за ним следом, с непонятной надеждой смотря на него переполненными жалостью глазами.
        - Ну что же ты… - только и смог проговорить Вениамин Иннокентьевич, покачав головой и тут же присаживаясь перед исхудавшей собакой на присядки.
        Та сразу задрожала. Хоть на улице холодно и не было. Задрожала и едва завиляла пушистым хвостом, видно, не имея сил на большее.
        - Жратеньки хочешь? - потянувшись к собаке, Веня ласково почесал ей сначала лоб, потом за ушами. - Что же мне с тобой делать?
        Оглянувшись к «Кошельку», Веня вздохнул. Взвращаться к пирожочнице означало потерять время, которого уже не останется на то, чтобы заглянуть перед репетиторством домой. Но не оставлять же этого беднягу подыхать с голоду! Снова вздохнув, Веня рывком поднялся на ноги.
        - Ты посиди здесь. Не уходи. Я быстро, - только-то и проговорил он, быстрым шагом, хоть уже всё равно не успевал зайти домой, зашагав к продавщице пирожков.
        Беспокойство о бездомной собаке настолько захватило Вниамина Иннокентьевича, что он даже не обратил внимания на удивлённый и, вместе с тем, радостный взгляд так нравившейся ему продавщицы. Только спешно взял, едва расплатившись, у неё из рук прозрачный пакетик с дымящимися пирожками и тут же припустил назад, к дожидавшейся его бродяжке…
        Голодная псина с жадностью глотала вкусные куски текста с начинкой, почти не жуя. А Веня сидел рядом и с грустью на неё смотрел. Вот ведь жизнь у бедняги! Пропадёт ведь. Ладно, сегодня он покормил. Завтра ещё кто-нибудь что-то даст. Послезавтра сама чего-нибудь найдёт. Но ведь будут дни, когда совсем никто и ничего!
        - Ты это… - Веня ещё и сам толком не разобрал, что ему только что пришло в голову. - Не уходи отсюда далеко. Я приеду и… Пойдёшь ко мне жить?
        Бродяга как раз расправлялся с последним, пятым по счёту, пирожком. Урывком взглянув на Веню, видимо поняв, что сидевший перед ней добрый человек к нему обращается, он лишь сильнее завилял хвостом.
        - Да не бойся! Я один живу. Мы поладим, - с улыбкой проговорил Вениамин Иннокентьевич, поднимаясь на ноги.
        Он и впрямь уже давно жил один. Жена ушла к другому уже пятнадцать лет назад.
        - Так ты подождёшь? - ещё шире улыбнулся Веня. - Я с метро здесь же буду идти часа через два. И заберу тебя.
        С последними словами Вениамин Иннокентьевич повернулся в сторону «Кошелька». Ещё минута, и он всё тем же размеренным шагом, каким всегда и везде обычно ходил, направился в сторону станции метрополитена. А бродячая псина, словно поняв всё только что ей сказанное, провожала его взглядом до тех пор, покуда не скрылась за углом «Кошелька» его спина, после чего, со всё тем же жалобным поскуливанием, улеглась на асфальт, бесконечно смотря в сторону, откуда обещал появиться её новый, может быть даже единственный в жизни, хозяин.
        * * *
        Когда на следующее утро, в очередной сводке криминальных новостей, по телевизору, Паша увидел, как в метро подняли с путей и тут же накрыли какой-то брезентухой изуродованный колёсами поезда до неузнаваемости труп Вени, лицо которого, как ни казалось на общем фоне кошмарных останков его тела это странным, уцелело полностью, поначалу он был шокирован. Вот тебе и убийца злодеев! Веню-то за что?!
        В памяти почти сразу всплыло, как накануне они, - Веня и вся их группа, - целых две пары разговаривали о совершившем, скорее всего, и это злодеяние маньяке. Вениамин Иннокентьевич ещё так много спрашивал о злодее и его «подвигах». Как будто чувствовал…
        - Паш, это, кажется, твой преподаватель? - задержавшийся после завтрака «на минутку» за столом, чтоб посмотреть по «кухонному» телевизору «маньячные» новости, папа встревоженно посмотрел на сына.
        - Угу! - еле слышно ответил застывший тут же Паша, не отрываясь от телеэкрана. - Это Веня, по английскому…
        «Предки» Паши, конечно же, знали прозвища всех преподавателей сына, и потому сейчас встретили его ответ совершенно без недоумения.
        - Его-то за что? - еле слышно пролепетала потрясённая таким «приближением» творившегося в городе кошмара к её собственному сыну мама, замерев на своём месте за столом.
        - Он только вчера нас обо всём этом расспрашивал… - голос её сына дрожал от потрясения.
        И тут Паша вспомнил, как вчера, в беседе с их группой, при разговоре о том, что маньяк убивает «за дело», Веня побледнел, словно побеленная стена. Что это? Неужели Вене было из-за чего бояться «подземного», как уже успели обозвать маньяка журналисты, убийцу?! Это не укладывалось в голове. Такие мысли вообще просто не пускали в рассудок уже «улежавшиеся» там сведения о Вене как о человеке исключительной порядочности.
        Откуда в Пашиной голове были такие сведения о Вене? Да каждый в их универе это знал, и сам толком не понимая, откуда. Наверное, просто такой имидж у Вениамина Иннокентьевича, человека уже предпенсионного возраста, сформировался за долгие годы его исключительных вежливости и тактичности со студентами, коллегами и даже техслужащими университета, подчёркнутой пунктуальности, каждодневной готовности прийти на помощь любому, кто только за ней обратиться…
        Впрочем, если и предположить казавшееся сейчас невозможным то, что Вене всё-таки было из-за чего бояться маньяка, с чего бы ему было бледнеть именно во время вчерашней беседы? Как будто он не знал хоть чего-нибудь о «подземном» маньяке раньше. Наверняка знал, ведь уже почти неделю об этом только и говорили по телевизору, радио, писали в газетах, судачили в метро, маршрутках, автобусах, в очередях и на работе.
        Всю дорогу в университет Паша внимательно прислушивался к разговорам окружающих, в надежде узнать о «подземном» маньяке что-нибудь новенькое. И его старания не оказались напрасными. Сидя в маршрутке и старательно «грея уши» об разговор «перемалывающих» последние известия о маньяке сидевших напротив него старушек, он услышал кое-что, чего не знал о погибшем минувшей ночью Вениамине Иннокентьевиче.
        - …Да знаю я энтого Меляева! - махнув рукой, проговорила одна из бабусь как раз, когда Паша уселся на сиденье. - Я тогдась жила на маршала Широва4, в коммуналке. Так вот, Венька-то Меляев - это ребёнок одних из моих тогдашних соседей.
        Услышав во второй раз фамилию Вени, Паша, казалось, даже шею вытянул в сторону неторопливо беседовавших старушек. А те продолжали свой размеренный разговор.
        - Ну! - словно торопя рассказчицу, вымолвила вторая бабулька.
        - А что «ну»! Смутные времена тогдась были. Сейчас-то нам глаза открыли, знаем, что эт энти были, ну, репрессии! А тогда нам откуда было знать? В общем, забрали тогдась ночью одного нашего соседа, жутко потом жена его плакала. А средь остальных-то соседей слушок прошёл, что энто Меляевы донос на него настрочили. Вот так-то…
        Рассказчица вздохнула.
        - Кто знает, правда всё это иль нет, я рассказала только то, чем запомнились мне энти люди.
        - Ну, а потом? Потом-то что было?
        - А что потом? Мы, с мужем-то, пусть земля ему на веки вечные будет пухом, в те разговоры старались не лезть. Мало ли! Ещё на нас настрочут!
        - Так это всё-таки они донесли на твово соседа? - выпучила на попутчицу поблекшие глаза вторая из собеседниц.
        - Говорю же тебе, не знаю! Пошли, нам выходить.
        И в следующий мгновения Паша остался смотреть вслед выходившим из маршрутки старушкам, «переваривая» вмыслях всё только что от них услышанное.
        * * *
        В университете все только и говорили о гибели Вени. Покрутившись на просторном крыльце своего ВУЗа, среди перекуривающего перед «трудовым» днём народа, Паша услышал, что уже и так слышал утром по телевизору, о том, что минувшей ночью в метро было совершено несколько однотипных убийств, одно из которых и оказалось убийством Вениамина Иннокентьевича. От этих известий снова стало не по себе. Маньяк по-прежнему «крошил» народ «пачками», и теперь в одну из таких «пачек» попал их Веня. Кошмар!
        Паша поёжился.
        Направившись по фойе в сторону левого крыла их универа, - в тот день первая пара у него намечалась именно там, - он догнал понуро шагавшего в том же направлении Дениса, - парня из их группы.
        - Привет, Дэн! - хлопнул сокурсника по плечу Паша. - Чё такой кислый?
        - Да! - отмахнулся Денис, даже не повернувшись, хоть и протянув руку для рукопожатия.
        Паша хоть и сам в то утро не мог похвастаться нормальным настроением, однако, в глаза ему сразу же бросилась безграничная унылость, царившая на лице товарища.
        - Что-то случилось? - продолжил он допытываться.
        - Дядьку моего… - голос Дениса задрожал.
        - Ну?
        - В общем, в метро сегодня утром нашли… Почти как Веню…
        От сказанного Дэном Паша почувствовал, как по телу противно забегали тысячи холодных мурашек.
        - Погоди-погоди! Ты хочешь сказать…
        - Да! Да! - Денис почти закричал, повернувшись, наконец, к Паше. - Моего дядьку, отца Наташки! Именно его прошедшей ночью убил этот ублюдок. Ненавижу!
        Наташка тоже была из группы Паши, как и Денис. Пашка им даже завидовал из-за того, что они были двоюродными братом и сестрой и кроме родства их связывала, что бывает не так уж часто между парнями и девушками, крепкая дружба. А ещё… При мысли об этом сердце у Паши зашлось в бешеном испуганном ритме. Ещё отец Наташки, как оказалось, теперь уже покойный, был давним другом его, Пашкиного, бати. Паша и сам не мог объяснить, отчего вдруг это обстоятельство его так испугало, наверное, просто страшно было хоть какое-то «приближение» этих кошмарных убийств к близким. Как накануне то же самое испугало и его маму.
        - Ты это… - попробовал было хоть как-то утешить приятеля Паша, да Денис только махнул на него рукой и, тут же, вдруг резко развернувшись и ускорив шаги, зашагал назад к выходу из универа.
        Паша не стал его останавливать, продолжив идти в прежнем направлении. Он прекрасно его понимал, зная, как были дружны он и его дядька. Дэн не раз рассказывал, как они ездили с ним то на рыбалку, то за грибами… Наташка его даже шутила, что совсем, дескать, отбил у неё папу.
        - Прикинь! - послышался вдруг сзади чей-то чрезмерно громкий голос. - Целых семь убийств за одну ночь!
        Оглянувшись, Паша увидел, что его нагоняли ребята из его же группы, которые горячо обсуждали творившийся в городе кошмар. Приближение сокурсников его совершенно не обрадовало, как, в общем-то, и не огорчило. Было всё равно. Единственное, на что обратил он в те мгновенья внимание, так это на только что прозвучавшую информацию о злодеяниях маньяка. Хотя о количестве убитых минувшей ночью он и так уже знал.
        Нестерпимо захотелось домой. К тому же его вдруг охватило какое-то странное беспокойство за маму и папу. Даже не беспокойство, а страх, настойчиво требовавший к себе всего, какое только могло у Паши быть, внимания. Всё это в следующий миг заставило его остановиться. А потом… Пропустив мимо себя нагнавших его сокурсников, не обратив никакого внимания на то, что кто-то из них попытался с ним заговорить, он развернулся и направился вслед только что ушедшему Денису, решив забросить к чёртовой матери на сегодня и университет с его парами, и всех «обитающих» внём приятелей, и всё остальное, что только могло быть вне его дома и родных.
        * * *
        Вечером и ночью после того дня Паше с мамой довелось испытать нахлынувший на город ужас на себе.
        Стрелки часов уже «перешагнули» через отметку, показывающую полночь, а папы всё не приходил и не приходил с работы. В тот день, из-за своего дня рождения, он отправился туда на метро, зная, что придётся выпить с сослуживцами немного спиртного. Он никогда не садился за руль, если был хоть немного нетрезв. И вот теперь должен был вернуться домой на такси или, в крайнем случае, подземкой
        - Хоть бы он не поехал в метро! Хоть бы не в метро! - причитала Пашина мама, снова и снова набирая на своём мобильном номер мужа, каждый раз получая в ответ: «Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
        - Да не должен бы он в метро в такой поздний час поехать, - пробовал утешать маму Паша. - Знает ведь про «подземного» маньяка!
        - Почему же тогда он вне зоны действия сети?!
        - Да телефон небось забыл зарядить, и тот «сдох»!
        - Оказался бы ты прав! - мама с надеждой посмотрела на сына. - Хоть бы оказался ты прав!
        - Так и будет, мам, поверь!
        Обняв мать, Паша больше не говорил ни слова. А сам… Сам мысленно только и делал, что повторял только что произнесённые мамой мольбы. Потому что и сам больше всего на свете тогда боялся, что папа поехал домой на метро.
        * * *
        Каждый новый час ночи, приходивший на смену предыдущему, приносил им всё больше отчаяния. Мама уже успела обзвонить коллег мужа по работе, чьи телефоны удалось «выудить» из его, забытой сегодня дома, записной книжки, да только это не дало никаких результатов. Все говорили одно и то же. Остались после работы ненадолго. Посидели. Чуть-чуть выпили. Разошлись, когда ещё не пробило и девяти. О том, куда мог запропаститься Пашин отец, никто из них ничего сказать не мог.
        Мама уже и в полицию звонила. Там, конечно, всё сказанное ею, и даже тут же сброшенную по электронной почте фотографию её мужа, на заметку взяли, да только папу это всё равно домой не вернуло. А значит, и отчаяния у Паши и его матери не убавило.
        В таком состоянии духа они и дождались утра, еле-еле пережив самую кошмарную ночь в их жизни. Дрожащими руками мама взяла в руки пульт телевизора, едва только пришло время начаться утреннему выпуску «маньячных» новостей, и они оба с сыном замерли перед его экраном, ловя каждое слово тут же полившейся на них речи телеведущего. А когда на экране появилось изображение трупов очередных жертв «подземного» убийцы, мама Паши едва не потеряла сознания. Хоть ни одного, даже кажущегося знакомым, лица среди них и не увидела.
        - Его среди них нет! - видя состояние матери, закричал Павел, хватая и тряся её за плечи. - Папы нет среди погибших!
        Но мама… Никак не реагируя на крик сына, она лишь молча добавил пультом звука в динамиках телевизора.
        - …И ещё один труп был найден сегодня утром на станции метро Сады5, - продолжал, между тем, литься из телевизора голос комментатора. - Труп изуродован колёсами поезда, или может даже поездов, до неузнаваемости и опознать его родным, скорее всего, придётся по его одежде.
        Тут Паша и его мама увидели, как изображение на телеэкране стало увеличиваться, словно объектив камеры стал приближаться к распластанному на перроне окровавленному трупу. Мать и сын напряжённо всматривались в показываемые по телевизору изувеченные человеческие останки, перемешанные с изорванной одеждой. И тут… Взгляды Павла и его матери, наверное одновременно, остановились на одной весьма примечательной сохранившейся детали в одежде погибшего. На тёмной джинсовой куртке бедняги в глаза бросался небольшой серебристый значок в виде мчавшегося по небу самолётика. Уже несколько лет вышедший на пенсию отец Павла носил его как память о своей основной специальности лётчика…
        * * *
        Весь следующий день и для Паши, и для его матери, был сплошным кошмаром. Вначале был звонок из полиции - по оказавшимся у папы при себе документам его личность и адрес проживания установлены были быстро. Весь мир померк у них перед глазами, едва только мать и сын услышали о свалившемся на них горе. С мамой случилась истерика, и Паше, и самому-то едва сдерживавшему слёзы, стоило огромного труда хотя бы немного её успокоить. Потом, едва только придя в себя после потрясения, они поехали на опознание трупа, где мама и вовсе свалилась без чувств. При виде изуродованных останков погибшего мужа ей стало плохо с сердцем. Настолько плохо, что Паше даже пришлось вызывать скорую, а в завершение оставить маму в больнице.
        Когда пришёл, наконец, вечер, пустая квартира, где абсолютно всё напоминало о погибшем отце, оказалась для Павла настоящей камерой пыток.
        - Батя-батя! - стонал, сжав голову руками, уже несколько часов подряд, усевшийся на диван Паша. - Тебя-то за что? Выходит, этот маньяк-«полицейский» вовсе не чистильщик города от мрази, каким его кое-кто себе представляет!
        При последних слова Паша заскрипел зубами. А ведь его-то «подземный» убийца, помнится, не тронул. Не тронул… Стоп! Вспомнив последнее, Паша вдруг отчётливо осознал, что, возможно, он смог бы снова того гада увидеть, если б опять оказался в метро в поздний час. Ведь увидел же он его тогда!
        Подумав о последнем, Паша тут же вскочил на ноги. Да! Да! Он сделает это! Сейчас же отправится в подземку и найдёт того ублюдка. Уже вот-вот её станции опустеют, - в связи с последними событиями запоздалых путников под землёй с каждым днём становилось всё меньше и меньше, - и тогда он обязательно снова увидит «промышлявшего» там маньяка.
        Увидит, и что потом? А что потом! Паша приложит все силы, чтобы его убить! Пусть даже и был огромный риск, почти что гарантия, что на самом деле погибнет он сам. Если же получится гада «замочить», это будет ему за всех. За отца, за папика Наташки, за Веню! И ещё за целую кучу народа, что бы там за каждого из них не говорили. После смерти отца Паша во все эти россказни не верил абсолютно.
        Заметавшись по квартире, Паша начал спешно собираться. Что взять с собой? В смысле, чем вооружиться? Так, папин травматический пистолет. Хорошо, что он его никогда не прятал. Нож, пусть даже и всего лишь перочинный. Что ещё? Хорошо бы бейсбольную биту, какие часто показывают в разных боевиках. Или хотя бы клюшку для хоккея с мячом. Да только таковых у Паши не было. Но не отказываться же было из-за этого от задуманного! Нет уж! Хватит и того, что есть. И в следующий миг, сунув в карман ещё и, на всякий случай, паспорт, Паша уверенно шагнул к выходу из квартиры.
        * * *
        В зале метро, как и ожидалось, было почти безлюдно. Хотя раньше в такое время народу там ещё обычно бывало не так уж мало. Было понятно - люди ужасно напуганы творившимся в подземке кошмаром. Только усиленный патруль полиции из пяти человек настороженно озирался посреди зала станции да посматривал на то и дело прибывающие поезда и спешно из них выходивших, тут же почти бегом направлявшихся к выходу, немногочисленных запоздавших пассажиров.
        Последних не успокаивало даже присутствие на станции полицейских. И немудрено! Среди недавних жертв «подземного» маньяка совсем недавно оказался один из дежуривших на станции стражей порядка. Прямо во время своего дежурства, да так, что ему совершенно не помогло даже присутствие там, совсем рядом, его же сослуживцев - по полученной всеми выходившими на такие патрулирования в подземке ППС-никами инструкции они должны были постоянно держать друг друга в поле зрения.
        Выйдя на перрон, Паша заметил, что полицейские сразу заинтересованно на него посмотрели и двое из них тут же направились к нему. Ну конечно! Никто никуда не едет, и тут на тебе! Нашёлся смельчак!
        Паша с досадой втянул голову в плечи. Елки-палки! Докопались!
        - Здравствуйте! - с вежливой улыбкой проговорил Паше один из подошедших к нему полицейских, тут же беря «под козырёк». - Сержант Комов. Предъявите, пожалуйста Ваши документы!
        А паспорт у Паши уже и так был в руках. Со вздохом протянув его только что представившемуся сержанту, он уже спешно готовил в мыслях оправдание своей странной вечерней поездке.
        - Куда едем? - всё с такой же улыбкой подняв на Пашу взгляд и пока не отдавая ему только что изученный паспорт, проговорил представившийся сержантом Комовым полицейский.
        - К девушке своей еду. На свидание.
        - Не страшно? В такие-то времена!
        - Я не боязливый. Что ж теперь, из-за какого-то психопата и не жить?
        С удивлением посмотрев на Пашу, полицейский, наконец, вернул ему паспорт. Несмотря на его такой странный ответ, Пашу подозрительным он не счёл. А тут как раз послышался шум приближавшегося, идущего в нужном Павлу направлении, поезда. Ещё немного, и он вырвется из темноты тоннеля к перрону.
        - Ну, я поеду? - парень вопросительно посмотрел на стражей порядка.
        - Езжайте. Только будьте, всё-таки, осторожны! Этот, как вы говорите, психопат уже столько народу погубил! Число его жертв скоро за сотню перевалит. Не шутки…
        Постаравшись сделать лицо, насколько можно, серьёзнее, Паша поспешил заверить полицейского:
        - Конечно! Я понимаю, что он очень опасен…
        Вскоре поезд с бешеной скоростью уносил его по кромешному сумраку подземелья.
        * * *
        Где «ловить» убийцу, Паша надумал сразу. Конечно, было очень трудно угадать, на какой именно станции тот объявится в эту ночь, однако, совсем немного поразмыслив, парень сообразил, что на станциях пересечений линий метро народу вообще обычно бывало побольше, а значит, даже сейчас, когда люди стали избегать подземки в вечерние часы, там было куда больше вероятности встретить кого-нибудь из тех, кто всё-таки ею пользовался. А значит, было больше шансов, что именно там можно было наткнуться и на «подземного» убийцу.
        И вот из динамиков вагона донеслось сообщение о том, что поезд прибывает именно на такую станцию. Вскочив с сиденья, Паша быстро оказался у дверей. Нетерпение еле удавалось сдерживать. Едва автоматические двери вагона открылись, он буквально выскочил на площадку перрона и, бросив быстрый взгляд по сторонам, устремился между массивных колонн зала, чтоб осмотреть последний целиком.
        Зал оказался хоть и не пуст абсолютно, однако, народу в нём было мало. Чего, в общем-то, и следовало ожидать. Но Паша всё-таки стал внимательно его осматривать. И тут…
        Своего недавнего «знакомого», того самого «полицейского», что столкнул под поезд парня в джинсовой варёнке, Паша увидел сразу. Тот, - какой кошмар! - стоял среди дежуривших на станции, внешне таких же грозных стражей порядка у противоположного перрона и о чём-то с ними негромко разговаривал. Холодный пот сразу же прошиб Павла с головы до ног! В том, что перед ним был именно тот «полицейский», Паша был абсолютно уверен. Но почему маньяк так запросто, на равных, разговаривал с теми, кто должен был, по идее, его ловить?! Может, это его сообщники? Вряд ли! Скорее всего, убийца просто «втёрся» кстражам порядка в доверие, используя форму, а, может, даже и документы, полицейского.
        Еле унимая бешено заколотившееся в груди сердце, Паша присел на стоявшую у колонны скамейку, продолжая исподлобья, чтобы не заметили полицейские, следить за последними. Народ на станции всё-таки был, и это помогало оставаться незамеченным. Почти не сводя глаз с полицейских, парень стал напряжённо размышлять.
        Что же делать? Что было делать Паше, когда силы его одного против маньяка и семерых стражей порядка, которые наверняка сейчас за него вступятся, было ничтожно мало? И тут он внезапно увидел, как его «знакомый» «полицейский» стал пожимать руки стоявшим с ним «коллегам». Это могло означать только одно - убийца засобирался откланяться. Вот! Вот он шанс оказаться с ним один на один!
        Дождавшись, когда маньяк отвернулся от только что бывших ему собеседниками стражей порядка и пошёл прочь, Паша вскочил со скамьи и последовал за ним. «Подземный» же убийца сразу направился на перрон, у которого только что стоял.
        Совсем скоро не терявший убийцу из виду парень без труда оказался с ним в одном вагоне.
        Передать словами то, что ощущал в те мгновения Паша, наверное, если и возможно, то, во всяком случае, не на все сто процентов. Сидеть в нескольких метрах от убийцы своего отца! От убийцы уже почти сотни людей, одного из которых он убил у Паши на глазах. Страшного, таинственного, неуловимого «подземного» маньяка, из-за которого вечером в метро уже почти никто не спускался. Который, может быть, совсем скоро убьёт и самого Пашу, если тот его не «переиграет»…
        Парень изо всех сил загонял свой страх в самый дальний уголок своего рассудка, давая разгуляться в последнем ненависти к сидевшему неподалёку ублюдку. Ему нельзя было этого выродка бояться, ибо он спустился сюда для того, чтобы его убить! Убить, отомстив за отца, друга отца, Веню и всех других, кто спустился, благодаря ему, в метро в последний раз в жизни.
        Эта ненависть так и толкала парня вскочить и сию секунду броситься на мерзавца, не обращавшего на него абсолютно никакого внимания. Да только Паша знал, что было ещё не время. Гад мог оказаться и сильнее, и вооружён серьёзнее. И парень ждал. Подходящего момента. Оплошности убийцы. Случая.
        Сидевший на другой стороне вагона маньяк-«полицейский» Пашу словно и не замечал. И это снова обескураживало. Почему гад не пытался убить его?! Чем Паша не «нравился» ему в качестве очередной жертвы? Это было очень странно, особенно после того, как Паша перестал верить в «сказки» отом, что маньяк «мочил» только ненаказанных мерзавцев. Тем не менее, было очевидно, что Паша его не интересовал. Так было и в прошлую их «встречу», когда убийца только осмотрел Пашу очень пристальным взглядом, и сейчас, когда тот никак на парня не реагировал.
        Тяжёлые размышления Паши отчего-то именно сейчас были прерваны раздавшимся уже в который раз из динамиков вагона мужским голосом:
        - Станция Зеленолистая6! Следующая станция - Тракторный завод7.
        Какое-то шестое чувство, предчувствие, интуиция, тут же словно толкнули Пашу изнутри. Насторожившись, через мгновение он увидел, как сидевший невдалеке маньяк-«полицейский» поднялся на ноги. Поднялся и, совершенно не держась за поручни, твёрдой поступью пошёл к одному из выходов из вагона. А поезд уже тормозил в преддверии станции, на которую прибывал.
        Дождавшись, когда двери вагона распахнуться и убийца выйдет, следивший за ним парень вскочил на ноги и ринулся следом. Выскочив наружу, он сбавил ход и медленно пошёл за маньяком. Последний же сразу направился к противоположному перрону.
        «Будем туда-сюда кататься?» - с раздражением подумал Паша, «сверля» его спину взглядом, почему-то решив, что его «подопечный» сейчас поедет в обратном направлении. И тут… В следующий миг на перроне, куда уже выходил убийца, он увидел молодую красивую девушку. Увидел и почувствовал, опять каким-то ему самому непонятным шестым чувством, что убийца в полицейской форме идёт к ней. А на перроне уже отчётливо слышался шум приближавшегося к нему по тоннелю состава…
        - Девушка! - ни минуты не раздумывая, ещё даже не успев как следует осмыслить происходящее, закричал парень. - Бегите! Бегите, девушка! Этот полицейский - убийца! Тот самый, что в последние дни завалил город трупами! Беги-ите-е!
        Это было очень странно видеть, да только девушка совершенно не испугалась! Вернее, испугалась, это отчётливо отразилось на её лице, но никак не отреагировала. Абсолютно никакими действиями. Наоборот, подняв после Пашиного крика взгляд на приближавшегося к ней «полицейского», помедлив всего каких-то пару-тройку секунд, она шагнула к нему навстречу.
        - Бегите, говорю же вам! - продолжил кричать Паша, в следующий миг с ужасом видя, как из тоннеля подземки уже показался врывающийся на станцию поезд.
        - Не-е-ет! - закричал он пару мгновений спустя, увидев, как девушка сделала ещё один шаг навстречу шедшему к ней «полицейскому», в результате чего расстояние от последнего до неё практически не осталось, и тот сразу же выбросил к ней обе руки.
        - Не-е-ет! - снова, теперь что только было у него сил, закричал Паша, с ужасом увидев, как маньяк толкнул девушку и та, под грохот колёс останавливающегося поезда, стала падать на рельсы.
        А в следующий миг… В следующий миг Паша, позабыв обо всём на свете, всего на мгновенье представив, что точно так же совсем недавно был сброшен на рельсы его отец, рванулся к ненавистному маньяку и попытался вцепиться ему в спину!
        То, что произошло в следующие секунды, потрясло Пашу настолько, что у него едва не остановилось дыхание. Руки его вдруг провалились сквозь тело маньяка, словно это был мираж, а вслед за ними провалился, вернее сказать, прошёл сквозь тело фальшивого полицейского, и он сам! Не ощутив перед собой никакой опоры в виде туловища убийцы, в которое он только что рассчитывал упереться руками, он грохнулся на камень перрона. Грохнулся и… отчего-то потерял сознание.
        Вернее было бы сказать, не потерял сознание, а впал в какое-то, непонятного характера, забытьё, когда перед его глазами начали проплывать отчётливо видимые видения…
        …Вначале он увидел только что погибшую от рук маньяка-«полицейского» девушку, выходившую с младенцем в руках из роддома. Странно, только при этом нигде не было видно никого, кто бы молодую маму встречал! Ещё мгновение и в следующей «серии» своего видения Паша увидел, как эта совсем ещё юная женщина плачет у детской кроватки. Потом же… При виде этого Паше самому захотелось столкнуть её под поезд! Потому что в следующий миг он увидел, как молодая мама… отвезла своего ребёнка в лес и живьём закопала…
        Видение размылось, словно было нарисовано акварельными красками на стекле и попало под воду. Потом и вовсе исчезло. И теперь, когда растаяли его последние краски, перед глазами Паши возникла живая картина, на которой двое взрослых людей, - мужчина и женщина, - и один подросток лет четырнадцати что-то писали при свете настольной керосиновой лампы. Вернее сказать, писал подросток, под диктовку, то и дело прерываемую различными обсуждениями на одну и ту же тему своих, судя по всему, отца и матери. «Теперь-то ему уж точно не отвертеться! - злорадно потёр ладони руководивший составлением, как оказалось, доноса мужчина. - Загремит лет эдак на всю жизнь!» «Нас лишь бы не заподозрил и за собой не потащил,» - с беспокойством проговорила ему на это женщина. «Мам! Пап! Чё дальше-то писать?» - нетерпеливо спросил подросток, зевая, и эта зевота… Благодаря ей черты лица юноши так исказились, что в нём без труда стало возможно узнать… Веню, каким он станет пол-века спустя! Только зевающего…
        В следующем видении Паша увидел, как двое молодых парней избивали третьего. Присмотревшись, Павел с ужасом узнал в тех двоих своего и Наташкиного отцов, которые дружили с юности! Потом же, когда «растаяла» первая часть того видения, перед глазами предстало, как забитого их с Наташкой отцами до смерти парня вскрывал в морге патологоанатом…
        Едва только исчезло третье видение, Паша, застонав, пришёл в себя лежащим на перроне. И теперь он сразу, в то же мгновение, вспомнил, где видел лицо творившего в метро расправы «полицейского»! Ведь это именно его портрет был опубликован в прошлом году почти во всех выходивших в их мегаполисе газетах вместе со скорбным рассказом о том, как этот служитель закона, возвращаясь вечером со службы, погиб в подземке от рук каких-то мерзавцев…
        УРОДЕЦ
        В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
        Не оставив без отмщенья
        Зло, жестокость, подлость, ложь…
        Будешь ль счастлив ты? Наверно,
        Но покоя не найдёшь.
        Тусклая лампочка давала очень мало света, отчего в коридоре было сумрачно. Иванушка сидел на стульчике и тихонечко ждал, когда же за ним приедет добрый дядя, чтобы отвезти его в детский дом. Мальчика переводили туда из дома малютки, в котором он уже и так, заботами работавших там добрейших женщин, задержался сверх положенного срока аж на целых четыре года.
        Выкраивая минутку, в коридор то и дело выходили, с жалостью смотря на бедного малыша, то техничка баба Люба, частенько раньше приносившая Ване пирожков, конфет и других вкусностей, то нянечка тётя Лена и её маленький, возраста Вани, сын Боря, которого она воспитывала одна и потому частенько брала с собой на работу, то директриса дома малютки полная женщина добрейшей души тётя Лида. Никто не хотел никуда отправлять Ивашку, да только порядок есть порядок. Тётя Лена так та в последние часы от Вани почти не отходила, пользуясь тем, что ей, в общем-то, и было поручено мальчика собрать и из дома малютки проводить.
        …У Ивана было врождённое уродство. С самых первых дней своей жизни он был сплошь в морщинках, словно древний-древний старичок. Таким родился. Таким он и остался, даже по прошествии вот уже семи лет со дня его рождения. В доме малютки, куда мальчик попал после того, как родная мать бросила его в роддоме, так надеялись, что подрастая, мальчик «разгладится», кожа на нём станет обычной, и хотя бы к школе он ничем уже не будет отличаться от своих сверстников. Ведь задразнит же детвора! Но увы. К моменту перевода Ивана в детдом всё в его внешности, как, впрочем, это и прогнозировали врачи, осталось таким же, как и было. Оставлять же мальчика и дальше среди малышей было нельзя, ему уже пора было идти в школу.
        Сам он ещё толком не осознавал свою беду. В доме маленьких сирот царила атмосфера такой любви и человечности, что Иван даже не замечал, что был не таким, как все. А если и замечал, то нянечки тут же утешали его и отвлекали на что-нибудь другое, говоря, что он просто ещё очень маленький. Так и подрос он до возраста, когда дальнейшее оставление его в доме малютки стало уже невозможно, в полнейшем неведении относительно своей необычности…
        - Уезжаешь? - насуплено спросил Ваню Боря, когда мама ненадолго куда-то вышла из коридора.
        - Что делать? - не по-детски рассудительно отозвался Иван. - В школу-то ходить надо.
        Мальчишки, за годы пребывания Вани в доме малютки, успели подружиться.
        - Ты хоть писать-то будешь? - посмотрел на Ивана Борис.
        Однако, ответить тот не успел, потому что в следующий миг услышал подъезжавшую к крыльцу машину. Его маленькое сердечко, подсказав малышу, что это приехали за ним, сразу же радостно заколотилось. Ещё бы! Ведь, стараясь поддержать малыша, все в его, теперь уже прежнем, доме ему рассказывали, что там, куда он переезжает, у него будет много друзей, новых игрушек, будут ещё добрее нянечки, ещё вкуснее в столовой еда. Поэтому-то Иванушка и ждал этого переезда, как какого-то праздника. И сейчас обрадованно подбежал к двери.
        - Приехал дядя? - раздался сзади голос изо всех сил старавшейся сделать его повеселее, уже вернувшейся в коридор, где недавно оставила мальчиков вдвоём, тёти Лены, которая сама едва не плакала.
        - Да! Да! Приехал! - радостно закричал Ивашка. - Тётя Лена, поехали скорее! Поехали, ведь меня повезёшь ты?
        - С тобой поедет Лидия Павловна, - покачала головой тётя Лена. - Тётя Лида, наш директор!
        - А вы с Борей разве не поедете? - глазки Ванюшки жалобно расширились, остановив на бывшей нянечке недоумевающий взгляд.
        - А я потом к тебе обязательно в гости приеду, - улыбнувшись и присев рядом с мальчиком на корточки, погладила его большой и мягкой ладонью по вихрастой головёнке тётя Лена.
        Тут открылась входная дверь. На пороге показался грузный дядька в кожаной куртке с какими-то бумагами в руках. Тяжело дыша после подъёма по небольшой лестнице, он вытер платочком со лба пот и уставился на Иванушку.
        - Этого, что ли, мне перевезти в наш детдом велели? - взгляд его, тут же переведённый на всё ещё остававшуюся в том коридоре нянечку, стал брезгливым. - Ну и уродец, дрынь!
        - Прекратите немедленно Ваши оскорбления! - голос тёти Лены сию секунду стал даже не строгим, а по-настоящему злым.
        - Кто уродец? - Ивашка наивно уставился на свою, уже бывшую, нянечку. - Где, тётя Лена? Где уродец? И кто такой уродец?
        - Сам ты уродец! - сердито, хоть и негромко, проговорил сообразивший, о ком говорил незнакомец, Боря, прячась за маму. - И причём, вонючий!
        При последних словах ребёнка незнакомец в кожаной куртке усмехнулся.
        - Ладно! Там разберутся, кто уродец и куда его определить. Передайте бумаги вашему начальству, - водитель протянул тёте Лене только что принесённые им какие-то документы, - а я пока в автобусе подожду. Соберётесь - выходите. Поедем, дрынь.
        Через несколько мгновений притянутая пружиной дверь захлопнулась у него за спиной.
        - Тёть Лен, я не хочу с ним ехать! - сразу же сообразив, кто был только что вышедший за дверь неприятный тип, захныкал Ваня. - Мне он не нравится!
        - Ну что ты! Что ты! - тётя Лена снова стала гладить мальчика по головке. - С тобой же поедет тётя Лида. Наша добрая тётя Лида.
        Всхлипнув, мальчик задрал голову и доверчиво посмотрел на женщину, так старавшуюся хоть в чём-то заменить ему маму. А та не переставала гладить его по голове, хотя ей и нужно было отнести директору только что врученные ей документы на перевод Вани в детский дом.
        * * *
        Минуло пять лет…
        * * *
        Мама Бориса собиралась на работу.
        Нехотя поднявшись с кровати, её сын лениво наблюдал, как она «наводила марафет» перед зеркалом. К тому времени она уже успела и позавтракать, и одеться, и даже накраситься и причесаться, и то, чем она занималась теперь, было последними «ударами кисти» в «написании» ею сегодня своего каждодневного образа хотя уже и зрелой, но ещё тщательно за собой следившей, ухоженной женщины. Оставались считанные минуты до того, как она покинет квартиру, и это так же можно было определить и по тому, что она уже просто так кружилась перед зеркалом.
        Пристально посмотрев на мать, Борис, едва привстав с кресла, уже не таким сонным голосом, каким он был почти только что, произнёс:
        - Маринке привет передашь?
        - Только Маринке? - мама улыбнулась немного укоризненно. - А Ване? Не передавать?
        - С Иваном нас связывает суровая мужская дружба, в которой разные там сантименты не особо уместны! - сразу ставшим суровым тоном отвечал ей Борис.
        - Раньше, до знакомства с Мариной, ты так не говорил! - покачала головой его мать.
        - Ну… Передай и ему, конечно, - смутившись, пробормотал Боря. - Просто я к нему всё равно собирался на днях заглянуть.
        Маринку он увидел в первый раз, когда пришёл как-то в их детский дом проведать Ивана. Она тогда пришла тому что-то сказать, передавая какие-то указания от воспитательницы. Увидел и понял, что умрёт, если не будет каждый день видеть по-новой этих небесно-голубых глаз, этого ровного, с едва заметным хищным закруглением на конце, аккуратненького носика, изящных губ и подбородка… А следующей же ночью он ни на минуту не смог сомкнуть глаз.
        Познакомиться с ней получилось, когда он пришёл к Ивану в следующий раз. Этот следующий визит к другу, благодаря влюблённости с первого взгляда Бориса в Маринку, наступил тогда так скоро! И вот уже минул месяц, как он был с ней знаком. И не просто знаком…
        Всё бы хорошо, да только было в завязавшихся отношениях Бориса и Марины одно неприятное для Бориса «но». Марина очень нравилась и Ивану. Он был в неё до умопомрачения влюблён. В этом он признался Борису ещё тогда, когда тот увидел его даму сердца впервые. Потому-то его друг тогда и не стал расспрашивать Ивана о ней. Хотя последнее ровным счётом ничего и не значило. Не мог Борис унять уже разгоравшийся в его сердце с невиданной силой пожар! Лицо девушки стояло у него перед глазами, что бы он ни делал. И потому уступить её Ивану он не мог никак.
        Да и на что было Ване обижаться? Он-то, с его уродством, совершенно не мог рассчитывать на то, что его возлюбленная ответит ему взаимностью. Тогда что? Он будет только вздыхать и не подпускать к ней Бориса, словно собака на сене, ни сам не гам, ни другому не дам?! Нет уж, Ваня, извини! Так подумал Борис, принимая решение начать свои ухаживания за Мариной, ничего не говоря об этом Ивану.
        - Так значит, Ване тоже привет? - с улыбкой проговорила мама, направляясь мимо Бориса в коридор и при этом легонько потрепав его за волосы.
        - Угу! - едва унимая зевоту, пробубнил тот, лениво посмотрев матери вслед.
        А та уже подошла к выходу из квартиры и начала отмыкать замок. Вскоре, звук захлопнувшейся за ней двери рассказал о том, что Боря до самого вечера остался один.
        * * *
        В подсобке техслужащих, среди тряпок, веников и швабр, было темно и сыро. Ваня сидел на перевёрнутом ведре и никак не мог унять бьющий его плач. Да что плач, отчаянные рыдания! Обида и унижение выдавливали из него льющиеся едва ли не сплошными потоками слёзы, одновременно душа Ваню не хуже наброшенной на шею удавки.
        Это было уже не в первый раз. И даже не сотый. И не тысячный.
        Иван уже сбился со счёту, сколько раз ему приходилось терпеть унижения и оскорбления от детей из их группы, да и не только от них. «Поддержка» лилась рекой и от воспитателей, и от техничек их детдома, и даже от толстых тёток поварих в столовой. А детвора из других групп в стороне разве оставалась! Ведь кроме врождённого уродства Ване также досталось ещё и настолько хлипкое телосложение, что постоять за себя он не мог даже в стычках с пацанами на класс, а то и на два младше. И только дядя Лёша, их завхоз, пожилой дядька уже перешедшего в пенсионный возраста, всегда так забавно шевеливший при разговоре прокуренными усами, ему всегда сочувствовал и жалел…
        В этот раз, как, впрочем, это было всегда, «друзья» по детдому, устроившие, с подачи Валерки Рустапович, первого заводилы в их группе, очередной «наезд» на Ивана, постарались, чтобы «впечатлений» утого хватило как минимум до вечера. А тут ещё девочка из их класса, в которую он был безумно влюблён, - Марина, - во время той «воспитательной работы» суродцем, - так Ваню прозвали в их детдоме, - узнав, что тот был давно в неё влюблён, не только словесно его унизила, но ещё и на глазах у всей группы, под одобрительный смех одноклассников, залепила ему сильнейшую и оттого такую звонкую пощёчину!
        Как она узнала? Ваня совсем недавно имел неосторожность разоткровенничаться во время заполнения анкеты, подсунутой ему притворявшимся другом Витькой Беляевым, и последний тут же растрезвонил об этом по всей их группе…
        Марина… Как ты могла оказаться такой сволочью?! Ведь Ваня влюбился в тебя вовсе на за красивые глазки, - в их группе были девчонки и куда красивее! Взять ту же Наташку Волоскову или даже Аньку Кирилянову… Ему казалось, что ты была такая добрая, такая отзывчивая на чужую беду. И на тебе! Добрая, отзывчивая… Сволочь! Сволочь!! Сволочь!!!
        Заскрипев зубами, Иван зло размазал слёзы по щеке. Как достала уже такая жизнь! О, была б его воля, как наказал бы он всех своих обидчиков!
        Слёзы катились у него из глаз уже не первый час. И сейчас, разозлившись на обидевших его одноклассников, он неожиданно почувствовал, как сердце его вдруг начало заполняться такой неистовой злостью, которой он ещё не чувствовал в себе никогда. Захотелось выбраться из подсобки техничек и наброситься на любого, кто только встретится ему на пути, вцепившись ему в горло зубами! Ваня даже поднял голову с устроенных на коленях рук и пристально посмотрел на окаймлённую просветами в щелях дверь приютившей его маленькой комнаты. И тут… В следующий миг он вдруг ощутил, что совершенно расхотел плакать. Как будто у него напрочь закончились слёзы, что было бы, в общем, немудрено - столько в своей жизни проплакать!
        Впрочем, дело оказалось не в последнем. Попробовав в следующий момент хотя бы просто снова всхлипнуть, Ваня вдруг понял, что у него не получается. Делать это ему пришлось через силу. Плакать не хотелось совсем, словно внезапно нахлынувшая на него злоба не только напрочь высушила все его слёзы, но и вообще выжгла всякую способность к плачу.
        Всё это было так неожиданно, что парнишка вначале даже, хоть и не до конца осознав случившееся, удивился. Что это? Так быстро кончилась обида? Просчитались его «друзья»? Или, может, он просто к тем обидам уже настолько привык? Снова положив голову на устроенные на коленях руки, Ваня решил теперь посидеть просто так. Выбираться из спрятавшего его укромного уголка не хотелось, тем более, что технички в такое время обычно уже разбегались по домам.
        Едва он закрыл глаза, перед ними сразу всплыла недавняя, страшно обидная сценка, во время которой Маринка ударила его по лицу… И тут, будучи внутренне готовым снова заплакать, - Иван давно привык к тому, что обычно он чувствовал всякий раз, когда заново переживал в своей памяти очередную, полученную от «друзей», обиду, - он снова совершенно внезапно ощутил, что сердце его опять переполнилось не новой порцией обиды, а огромной и неистовой, буквально кипящей в нём, злостью! Злостью, способной толкнуть на самые неожиданные поступки… Последнее он понял по тому, что ему вдруг ужасно захотелось эту сволочь Маринку… убить!
        Убить!!!
        Такое чувство ему пришлось тогда испытать впервые в жизни. Он ещё никогда и ни на кого так не злился! Он вообще не любил злиться, несмотря на то, что поводов для этого у него всегда было хоть отбавляй. А тут такая огромная злость! Иван поначалу даже растерялся, не узнав этого чувства. И только «осмотрев» его внутри себя, «ощупав» и «обнюхав», понял, что это такое. «Познакомился». И в следующий миг с удивлением понял - оно ему понравилось!
        Одновременно с этим Ваня почувствовал, как будто в нём вдруг что-то открылось. Или появилось. Что-то такое, чего раньше не было никогда. Он и сам не мог сказать, что это было и как он тогда это почуял, только ощущение то было настолько отчётливым, что «списать» его на «просто показалось» не получалось совершенно. Было очень похоже на ощущение собственной силы, Иван это понял, хотя раньше свою силу нигде и ни в чём ему чувствовать никогда не приходилось. Вместе с этим в рассудке у него, непонятно как, появилась неожиданная, хоть пока ещё и слабоватая, уверенность в себе и в своих собственных способностях, словно его подсознание, решив поддержать своего хозяина в такой трудный час, ему шепнуло: «Теперь всё изменится! У тебя теперь появится возможность противостоять им всем!»
        Недоумевая, Иван выбрался из подсобки техничек и уже без слёз направился в общую комнату их группы. Время приближалось к ужину, перед которым там обычно собирались все их балбесы.
        Что же это за уверенность вдруг появилась у него в душе? Что за ощущение, новое и абсолютно неизведанное? Как будто в комнате у его разума вдруг оказался какой-то новый предмет в абсолютно непрозрачной упаковке, одновременно внушая хозяину уверенность, что он обязательно окажется полезным! Может, его проклятая сморщенная кожа, наконец, разгладится и он сможет общаться со всеми этими уродами на равных? И теперь подсознание просто ему это обещает?
        На подходах к комнате, в коридоре неподалёку от входа, ему встретилась она. Оказавшаяся такой тварью Маринка!
        - Поплакал? - с издевательски-заботливой улыбочкой спросила она.
        Внутри Ивана снова всё закипело. Как это было ещё совсем недавно, когда он в первый раз ощутил это чувство. Закипело, вот-вот грозя выплеснуться наружу. Прежние обида и чувство униженности вновь здорово подпитались появившейся у него в душе злостью и уже рождённым последней стремлением наказать своих обидчиков.
        А Марина, между тем, продолжала.
        - Чё ты пялишься, уродец? - смеясь, проговорила бывшая дама сердца парнишки. - Ещё плюху хочешь? И как только Боря с тобой дружит?
        Что?! Боря?! Откуда она знает про его лучшего друга Бориса? Эта мразь?!
        На фоне уже вовсю кипевшей в душе у Вани злости там вспыхнула перемешанная с огромный изумлением нешуточная ревность. Хотя он ещё и не услышал от своей обидчицы, которую ещё так недавно любил, никаких доказательств того, что речь шла именно о его друге Борьке.
        Неожиданно перемешанные множеством «кипевших» чувств короткие размышления Ивана были резко прерваны. Потому что в следующий миг… В следующий миг, совершенно для него внезапно, - ведь сейчас было абсолютно не за что! - звонкая пощёчина заставила уже и так кипевшую внутри него злость перерасти в настоящую ярость.
        Эта тварь снова его ударила! И опять на глазах у одноклассников, уже начавших выходить из общей комнаты, собираясь отправиться в столовую на ужин!
        И сам не понимая, что делал и даже желал, в следующее мгновение Иван бешеным взглядом посмотрел своей обидчице, которую ещё сегодня так сильно любил, прямо в глаза. А ещё через миг, и сам не зная, как это у него вышло, он воспользовался той, неожиданно открывшейся в нём и ему самому непонятной, загадочной силой, мысленно «крикнув» Маринке:
        - Умри!
        Он «крикнул» это только мысленно, по-прежнему опасаясь насмешек, издевательств и - теперь такое оказалось возможным, - пощёчин со стороны Маринки. А вслед за ней, возможно, и других, появившихся в коридоре, одноклассников, которые уже с интересом, ожидая очередного развлечения с уродцем, подходили к Ивану и Марине. «Крикнул», и…
        - Ой какие мы страш… - попробовала было рассмеяться бывшая возлюбленная Ивана, но в следующий миг вдруг, не договорив, словно подкошенная рухнула на пол.
        - Марина! - тут же бросилась к упавшей девочке одна из стоявших неподалёку воспитательниц.
        - Да оставь её, Галь! - усмехнулась её коллега, с которой она только что разговаривала. - Небось, опять придуриваются.
        Её же недавняя собеседница уже пыталась нащупать у свалившейся ни с того, ни с сего на пол девочки пульс.
        - Марина! Марина! - продолжала она при этом звать напугавшую её девочку. - Мариночка, ты меня слышишь?
        Ваня, тем временем, отошёл к противоположной стене, растерянно смотря на всё больше и больше суетившихся над упавшей перед ним Маринкой воспитателей и детей из его группы. Уже и вторая воспитательница с перепуганным лицом склонилась над рухнувшей на пол девочкой, пытаясь делать ей искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Иван же, смотря на них, уже откуда-то знал, что все их старания были напрасны…
        * * *
        Собравшиеся после отбоя в спальне мальчишек их группы пацаны и девчонки из компании, в которой верховодил Валерка Рустапович, были немногословны. Все были шокированы столь внезапной смертью Маринки Есауловой, которая тоже была из их компашки. И поэтому никто ничего говорить и не хотел.
        Успев помянуть усопшую разливавемой из маленькой бутыли в собственную закручивающуюся крышку какой-то настойкой на спирту, которую Валерка успел стащить в медпункте, теперь все они угрюмо молчали, каждый по-своему поминая в своих мыслях покинувшую этот мир Маринку.
        Иван лежал, укрывшись одеялом с головой, боясь пошевелиться. От случившегося накануне с Мариной он был в ужасе. Хоть тогда и пожелал ей смерти очень искренне. В голову лезли такие разные мысли. Неужели это он?! Неужели тогда, в чулане, ему не показалось, и в нём правда что-то открылось? И это что-то оказалось таким сверхъестественным и жутким?
        Если всё действительно так, чего же он до сих пор их всех так боится? Всех, кто собрался сейчас в их спальне, с половиной из которых, - речь о мальчишках, - он каждую ночь оставался «один на один», или точнее было бы сказать «один на всех», а ещё точнее «все на одного»! Кто его знает! Скорее всего, просто был ещё не уверен, что может этим управлять. Тем, что убило накануне Маринку. Он ведь даже не знает, что это было. Может, в нём открылась способность к сильнейшему гипнозу? Он, помнится, где-то читал, что сильный гипнотизёр запросто может убить одним только взглядом. Надо бы завтра это проверить. Почему завтра? А не сейчас же? Вон их сколько, так жаждавших, помнится, раньше по ночам над ним поиздеваться!
        Кто знает, почему, наверное, благодаря шоку из-за случившегося с Маринкой, да только сейчас Ивану таких экспериментов не хотелось совершенно. Он подумал, что пока было бы лучше всего поспать, а уж завтра…
        Вздохнув, Иван перевернулся на другой бок. Мысли о его новой способности, в которую он, поразмыслив, поверил окончательно, хоть и собирался назавтра её снова испытать, прогнали прочь его боязнь привлечь к себе внимание собравшейся компании.
        Тут сошедшиеся в его комнате скорбеть по усопшей подруге стали расходиться. Из тех же, кто остался, не нашлось никого, кто бы тут же не улёгся в кровать. Никому даже не захотелось, проходя мимо, ткнуть притихшего в постели Ивана, как это ни выглядело для последнего странным. Может, ещё и поэтому ему не захотелось испытывать открывшуюся у него способность именно сейчас.
        * * *
        Патологоанатом констатировал у Марины внезапную остановку здорового, в общем-то, сердца. Все в их детдоме, и воспитатели, и, вслед за ними, дети, кто знал Марину, и тут же понаехавшие туда в составе различных комиссий разного ранга чиновники, недоумевали, - как, ну как со здоровым ребёнком такое могло произойти? Все, кроме Ивана.
        Иван твёрдо знал, что Марину убил именно он! Но не только в этом он был уверен. Теперь он ещё и не сомневался в том, что Марина не будет последней, кого он накажет. Уже проведённые им несколько экспериментов подтвердили его уверенность, - у него, неведомо как, открылся дар сильнейшего гипноза! Каких экспериментов? Во-первых, с утра в столовой он мысленно велел раздатчице положить ему на тарелку целых шесть, вместо положенных двух, оладьев, полив их куда большим количеством варенья. Во-вторых, идя потом в школу, точно так же «попросил» одного из самых «любимых» одноклассников, - Валерку Рустаповича, - донести, несмотря на удивлённо-насмешливые реплики по сторонам, до школы его рюкзак. И в-третьих, самая «любимая» Ванина училка по английскому, тоже по его настоятельной «просьбе», поставила ему за урок аж три пятёрки подряд. Всё это говорило только об одном - теперь Иван может кого угодно заставить совершить, что только придёт ему на ум.
        Бедные одноклассники Ивана! Да и не только они, с соседних групп к Ване тоже много кто без конца цеплялся. Они ещё даже не подозревали, что ждало их в ближайшем будущем. А ведь ждало, потому что Иван твёрдо решил им всем отомстить. Впрочем, не только им. Теперь в голове у Вани зародилась идея мстить, закончив со своими обидчиками в детдоме, абсолютно всем. Без исключения. Кого только он увидит вокруг себя. За то, что они не такие, как он. Все такие красивые, ухоженные. В то время как он урод. За то что они не принимают его таким, какой он есть. А ведь он ни в чём перед ними не виноват. Он даже любил одну из них, несмотря ни на что. За то, что ему никто из них никогда и ни в чём даже не думал помочь. И ещё целая куча таких же «за то, что…»! Гипноз, да ещё такой сильный, какой открылся у Ивана, был страшным оружием, особенно, если его смешать со злостью…
        - Слышь, уродец, куда прёшь? - сильнейший толчок в спину выдернул Ивана из размышлений.
        Обернувшись, в следующий миг он встретился глазами со смотревшим на него с нескрываемой неприязнью Витькой Гончим, приятелем Валерки Рустапович. Оказывается, задумавшись, Иван, - это было неслыханно! - не уступил дорогу нагнавшим его сзади одноклассникам.
        - Да оставь его, Витёк, на урок опоздаем! - тут же послышался у него сбоку голос того самого Валерки, с которым они вместе шли на уроки. - Дятел опять будет мозги делать!
        Дятлом воспитанники их детдома почему-то называли своего учителя музыки…
        А в голове у Ивана уже закипела знакомая ему мешанина из обиды и злости. Сразу особенно ярко вспомнилось, как минувшей ночью он твёрдо решил больше никому из «друзей» не спускать ни единой обиды. Холодно посмотрев на Гончего, Иван все силы приложил для того, чтобы во взгляде его больше не читался, как это всегда было раньше, испуг. Абсолютно не читался. Однако, сразу такое оказалось ему не по силам.
        - Пошёл ты! - только и смог пока сказать затравленный парнишка.
        На большее у него ещё даже не хватило решимости. Да и слов подходящих в его словарном запасе было ещё маловато.
        Однако, чтобы зацепить Витьку, достаточно оказалось и этого. Гончий посмотрел на Ваню с удивлением, точнее даже было бы сказать, с изумлением. Чтобы же показать свои чувства окружавшим его приятелям, он скривил на лице гримасу типа «офигеть».
        - Не понял! - всё с той же маской на лице повернулся он к Ване.
        - Я сказал, чтобы ты убирался!
        Едва проговорив последнее, Иван, ещё совершенно не искушённый в том, как показывать в стычках с хулиганами силу, попробовал было пройти мимо. Однако, Гончего было уже не остановить.
        - Слышь! - новый толчок, теперь в плечо, сказал Ване о том, что униматься задира и не думал. - Ты что-то сказал?!
        - Отстань! - еле удержавшись на ногах, Ваня остановился и посмотрел на хулигана исподлобья.
        - Слышь, уродец! Если ты, сейчас, не попросишь у меня прощения… - начал было Гончий, схватив объект своих постоянных насмешек за грудки, но тут…
        В общем-то, Иван пока не собирался применять свои новые способности. На глазах у стольких, среди которых были даже кое-кто из их преподавателей, да и не настроился он ещё на это, как следует. Кто знает, может поэтому его обидчик в самом начале их стычки так легко отделался. Несмотря на то, что уже порядком достал Ивана за долгие годы проживания с ним в одной спальне.
        - Заткнись! - только-то и приказал ему Ваня в следующую секунду, не дав и закончить едва начатую фразу.
        И в следующий миг все, кто с интересом наблюдал очередную комедию «дрессировки» сморщенного уродца, с удивлением увидели, как «дрессировщик», совершенно неожиданно, ни с того, ни с сего, замолчав, стал просто безмолвно открывать рот и шевелить губами, отчаянно пытаясь что-то промолвить. Гончий явно хотел что-то произнести, однако, у него ничего не выходило. А ещё через миг лицо его накрыла гримаса безумной ярости.
        Подскочив к успевшему отойти на пару метров Ивану, он снова схватил его за одежду и стал что-то ему «кричать». По движению губ можно было различить что-то вроде: «…убью…», «…уродец…», «…не понял…». А ещё через миг собравшиеся вокруг увидели, как Витька ударил Ваню по лицу кулаком.
        Как назло, никого из идущих более быстрым шагом преподавателей именно в тот момент поблизости не оказалось. А может, и не «как назло», по крайней мере для Ивана, потому что в следующее мгновенье, снова повторив про себя свои ночные «установки», абсолютно не унимая запылавший у него в груди пожар гнева, он решил постоять за себя сам.
        - Успокойся! - тут же последовал его разъярённый мысленный приказ Гончему. - Успокойся и пойди сейчас же в нашей спальне повесься. Петлю себе сделаешь из собственного ремня…
        На лицо Ивана в те мгновения лучше было не смотреть. Сплошь покрытое морщинками, ставшими из обычных багровыми, покрытыми капельками выступившего от волнения пота, с выпученными от обиды глазами, оно выглядел чудовищно. Однако, никого из тех, кто его тогда увидел, такой маской Ивана было не удивить. Слишком уж обычным у них в детдоме было обижать уродца Ваню.
        В следующий миг все вокруг удивились совершенно другому. Тому, как Гончий вдруг отпустил Ивана и, молча развернувшись, уныло поплёлся назад, в спальный корпус их детского дома.
        - Витёк, ты куда? - голос Валерки Рустапович был изумлён.
        Однако, ответа не последовало никакого. Гончий даже не обернулся. И тогда Валерка, лишь пожав плечами, повернулся и молча зашагал в учебный корпус один.
        * * *
        О том, что Витька Гончий повесился, все узнали в обед. Тётя Люда, уборщица, войдя в спальню мальчиков, с ужасом увидела его вытянувшийся, уже остывший труп, висевший вдоль стены на привязанном к отопительной трубе кожаном ремне. Её истошный визг привлёк внимание всех, кто в те мгновения находился на этаже. Среди прибежавшего к месту трагедии народа оказались несколько девочек из группы несчастного мальчика. Они-то и принесли это жуткое известие в класс, едва только тот после обеда собралась на свой последний в тот день урок.
        - Как… Повесился… - только и смог вымолвить им в ответ Валерка Рустапович, едва только девчонки объявили о произошедшем кошмаре, воспользовавшись задержкой преподавателя.
        - Ты гонишь?! - на рассказавшую о несчастье Таньку Скомохину едва не налетел Артур Маслюков, будто она была в чём-то виновата.
        Он наверняка в тот миг решил, что с её стороны это была просто глупая шутка..
        - Ну да! Мне больше делать нечего! - со злостью полоснув его взглядом, Таня, которой, - все это знали, - Витька Гончий очень нравился, сердито оттолкнула его от себя. - Пойди посмотри, он ещё там, на своей кровати, лежит!
        Последние её слова прозвучали так, словно речь шла о ещё живом Витьке. Впрочем, на это никто из собравшихся в кабинете внимания не обратил. Потому что все они, едва до них дошло, что на Витьку ещё можно было посмотреть, как один ломанулись, иначе и не скажешь, в дверь. Ещё, самое многое, минута, и в кабинете остался только Иван. Ему-то что было туда бежать? В голову сразу полезло, как совсем недавно он приказал покинуть этот мир вначале Маринке Есауловой, теперь Витьке Гончему. Теперь-то уж он на все сто был уверен, что в руках у него, неведомо как, оказалось ужасающее по своей силе оружие. Как уверен и в том, что он и дальше будет его использовать.
        * * *
        О необъяснимо посыпавшихся на детский дом номер один смертях в их городке говорили, что называется, на каждом углу. В самом же детдоме обстановка была настолько напряжённой, что даже воспитателей и других работников из него уже добрая половина уволилась. Заявления об уходе «посыпались» на директора сразу после того, как, всё так же беспричинно, вдруг покончили с собой, прямо на рабочем месте, их учительница английского языка и водитель закреплённого за их детдомом автобуса. И теперь поток желающих оттуда уволиться, похоже, было не удержать.
        Воспитанники детдома ходили в его стенах испуганные до полусмерти. Передвигались там все уже давно, куда бы то ни было, только группами. На лице каждого застыло выражение такого, перемешанного с растерянностью, ужаса, что при взгляде на них можно было подумать, что каждый из них уже увидел в лицо свою собственную смерть.
        Каждый ребёнок в детдоме был рад воспользоваться любой возможностью его покинуть. Кто-то связывался с какими-то родственниками и упрашивал забрать их к себе хоть на какое-то время, покуда не решится вопрос с дальнейшей судьбой их учреждения, - ведь должны же были что-то решить уже переполнившие их детдом многочисленные комиссии из различных государственных ведомств! - кто-то умолял директора перевести их в другой детский дом, кто-то же, сам заботясь о себе, собрал какие были у них вещи да удрал куда глядели глаза. Всё лучше, чем сидеть в четырёх стенах и дожидаться собственной смерти.
        Тётя Лена уже который день уговаривала Ваню перебраться к ним с Борей, покуда весь тот кошмар не закончится. Да только всё безрезультатно. Даже слова Бориса, который тоже принял в тех уговорах участие, имели эффект «как о стенку горох». Впрочем, он-то Ивана особо и не упрашивал.
        После смерти Марины Боря ходил сам не свой. Как будто умерла часть его самого. Абсолютно ничего ему было не мило. Ничего не хотелось. Как не хотелось и никого видеть. Только одно, хоть и какое-то необычное, желание господствовало тогда в его рассудке - желание закрыть глаза и… выть. Самым настоящим образом выть! А потом… Умереть. Хотя бы для того, чтобы не знать, что умерла его Маринка!
        А тут ещё Ванька что-то после её похорон «приклёпывался» скакими-то странными расспросами. Спрашивал, был ли он, Борис, знаком с Маринкой при жизни последней. И если был, то что она ему про него, Ваньку, говорила! Он, конечно, сказал ему тогда, что знаком с ней не был. Почему? Да так, наверное, больше для того, чтобы тот побыстрей отвязался! Теперь же это никак не шло у Бориса из головы.
        * * *
        Вечером после отбоя в спальне девочек из группы погибших первыми Маринки и Витьки долго горел свет ночника, смешиваясь с падавшим на пол из окна призрачным светом повисшей в небе светящимся серебряным блином луны. Сдвинув кровати и усевшись на них в круг, барышни пытались найти объяснение обрушившимся на их детдом настоящей лавиной смертям. А заодно обсудить и всё остальное, что хоть как-то было с ними связано. Голоса звучали приглушенно, хотя никто из них уже и не боялся, что придёт ночная нянечка и наорёт за «нарушение тишины». «Ночные», - так все в их детдоме называли дежуривший ночью персонал, - уже не первую ночь не ходили по тёмным коридорам пустынного ночного здания, в котором теперь обитала смерть.
        Обсудив последние из внезапных жутких кончин, которыми в тот день и были суициды их водилы автобуса и училки по английскому, на какое-то короткое время все они замолчали.
        - Кто же будет следующим, девочки? - в полумраке дрожащий голос Оли Дозоровой, самой крепкой из собравшихся, коренастой девочки прозвучал пугающе.
        - Надеюсь, не кто-то из нас! - ответ же рыжеволосой и конопатой Вики Куропаткиной, наоборот, раздался как-то вызывающе.
        - Я тоже на это очень надеюсь… - почти прошептала Оля, и тут её перебила Маша Флисова.
        - Да не трусьте, девчонки! - голос её, на удивление, оказался очень уверенным. - Ведь невидимый маньяк теперь на взрослых переключился! Мы же только что говорили о Грымзе и Дрыньщике!
        Грымзой детвора детдома называла погибшую англичанку. Дрыньщиком же водителя автобуса, из-за присущей ему при жизни привычки и к месту, и не к месту вставлять слово «дрынь».
        - А если нет? - теперь голос подала доселе молчавшая Ася Печалина.
        - Что «если нет»? - голос Маши сделался резковат.
        - Если не переключился! На взрослых…
        - Если не переключился, тогда нам всем здесь, похоже, копец!
        - Ноги надо отсюда делать, - угрюмо проговорила Оля.
        - Куда? - Вика, казалось, была удивлена таким необычным предложением.
        - Да какая разница! Главное, отсюда свалить. А там видно будет. Может, немного погулять да сдаться, но при этом сразу заявить, что если нас снова в этот детдом отправят, то мы опять слиняем.
        - Может, ты и права, - задумчиво проговорила Маша.
        - Не может, а точно. Лично я завтра же так и сделаю, - с вызовом проговорила Оля.
        - Если так, тогда чего завтра ждать? - снова заговорила Ася, и теперь её голос был полон решимости. - И убежать днём будет труднее, и опасности каждый час пребывания здесь несёт немерено. Лично я считаю, что валить нужно сегодня. И как можно скорее.
        - Завтра б харчей на кухне набрали…
        - А кто мешает сейчас набрать? Раз уж бежим, отчего бы дверь в кухню открыться не «уговорить»?
        - Решено! - резким голосом подвела черту под их разговором Ольга. - Быстренько собираемся, девчонки, заходим на кухню и валим.
        Через миг спальня девочек стала похожа на потревоженный в ночи муравейник…
        * * *
        Когда стайка девчат выскользнула из кухни, в коридоре без единого окна они наткнулись на почему-то бродившему там в темноте Ивана. Кто знает, что он там делал, да только девочки, едва двинувшись по единственному ведущему на пищеблок проходу, были почти сразу остановлены напугавшим их до полусмерти, ударившим в глаза светом Ваниного карманного фонарика.
        - Маслин?! - закрываясь рукой от света, к Ване подошла Ольга. - Ты что здесь делаешь? Почему не спишь?
        Плотная коренастая девочка нависла над тщедушным Ваней скалой.
        - А вы?
        - Да мы просто прогуляться вышли… - попробовала было ответить за подругу Маша, но Ваня не стал её даже слушать.
        Пытаясь поддержать подругу, Маша подошла к Ивану ближе всех, к тому же именно она стала перед ним оправдываться. Поэтому-то ей и «достался» его, тут же последовавший, мысленный приказ:
        - Скажи мне правду!
        И в следующий миг, потупив глаза, словно натворившая невесть чего воспитанница перед строгим воспитателем, Маша выдала Ивану:
        - Мы боимся, что загадочные смерти придут и за нами, и поэтому решили сбежать из детдома!
        - Маш! - тут же укоризненно раздались у неё за спиной возмущённые голоса сразу нескольких соучастниц побега.
        - Да тебе они, пожалуй, не угрожают, - посмотрев на освещённое фонариком лицо Маши, не обращая никакого внимания на те возгласы, негромко проговорил Иван.
        - Откуда тебе-то знать, уродец! - насмешливо выдала уже начавшая приходить в себя после их неожиданной встречи Ольга. - Иди-как лучше спать, пока мы тебе табло не начистили! И смотри, если хоть кому-нибудь о нашем побеге проболтаешься…
        - Оль! - негодующе посмотрела на неё Маша.
        Вздохнув, Ваня тоже перевёл взгляд на Дозорову. Сразу вспомнились хоть и не частые, тем не менее хорошо врезавшиеся в память обиды от этой девочки.
        - Зря ты это сказала, - зловеще усмехнулся он. - Теперь я не смогу пообещать того же и тебе. Хотя, и раньше бы навряд ли смог…
        С последними словами он зачем-то приблизил своё лицо к Ольгиному.
        - Ну ты, уро… - попробовала было та ему ещё что-то сказать, однако в следующий миг почему-то оборвалась на полуслове.
        А потом… То, что вышло потом, шокировало всех её подруг. Потому что в следующий миг Ольга, повернулась к ним, уверенно выдала:
        - Всё отменяется, подруги! Мы никуда не бежим.
        - Чего? - с удивлением посмотрела на неё Ася.
        - Говорю же, мы никуда не бежим!
        - Это ещё почему?
        Спросив последнее, Ася и не заметила, как теперь пристальный взгляд Ивана переметнулся на неё.
        - Очень просто! Зря мы всё это задумали! - Ольга стояла на своём, и её роль заводилы в замысленном недавно побеге, похоже, уже посеяла в сердцах её подельниц сомнение.
        А тут ещё Ася вдруг, ни с того, ни с его, тоже «переключилась»:
        - А ведь и правда, подруги! Куда мы ночью-то пойдём? Айда лучше спать.
        - По-моему, вы с Олькой рехнулись, - пробормотала Вика Куропаткина, тем не менее сразу направившись вслед за уже двинувшимися в сторону их спальни Ольгой и Асей.
        Вслед за ней то же самое сделала и Маша.
        * * *
        Девчонки сидели по своим кроватям, не живы, не мертвы от страха. Никто из них не сводил остекленевших от ужаса глаз с вальяжно развалившегося на стоявшем у стола стуле Ивана, умоляя его одним только взглядом никого не убивать. Одним только взглядом, потому что никто из них ничего сказать, повинуясь мысленному приказу Ивана, не мог.
        - Зря вы сразу ноги не сделали, - насмешливо кривя губы, издевался он над своими пленницами. - Надо было не лезть вам за харчами. Тогда б я вас и не поймал. По крайней мере, пока. Теперь же вы умрёте. Затем я к вам и шёл, когда увидел, как вы кухню потрошите. Умрёте сейчас или, может, через час, два. Я ещё не решил.
        Смотря сквозь слёзы на оказавшегося таким необъяснимо сильным уродца, Маша не могла в происходящее поверить. Неужели это он?! Их Ванька Маслин? В него теперь словно бес вселился!
        Иван же, не обращая никакого внимания ни на чей из их взглядов, уже успевшим стать развязным тоном продолжал:
        - Как вы теперь понимаете, я оказался совсем не таким, каким вы все привыкли меня видеть изо дня в день. Видеть и давить, давить, давить бесконечными побоями и унижениями!
        Последние его слова оказались переполнены злобой. Впрочем, Иван смог быстро взять себя в руки. Потому что, похоже, ему просто хотелось перед кем-нибудь выговориться.
        - Сначала я убил эту зазнайку и хамку Маринку Есаулову, - продолжал он, всего несколько мгновений помолчав. - Хотя поначалу я её даже любил. Ну, вы ведь все видели, как поступила она со мной незадолго до своей кончины. А потому, думаю, осуждать меня за это не станете. Следующим был Витька Гончий, которого мне тоже пришлось «уговорить» повеситься в ответ на его бесконечные «наезды». Ну, вы помните, последней каплей было его хамство по пути в школу как раз в день его смерти.
        Услышав последнее, Ася Печалина тяжело вздохнула. Витька так нравился Тане Скомохиной, с которой они были подругами «не разлей вода».
        - Только не делай вид, что тебе его жалко, - понял её по своему Иван. - А то ведь у меня нет особых причин не отправить быстренько вслед за ним и тебя!
        Услышав такие слова, Ася испуганно опустила глаза.
        - Вот то-то же! - усмехнулся Иван. - Впрочем, не будем отвлекаться.
        - Всех, кого я уже наказал, сейчас перечислять смысла нет, - тут же продолжил он свой рассказ. - Вы их и так знаете, вернее, знали каждого, что называется, в лицо. Скажу-ка я вам лучше о том, кого собираюсь достать своей карающей рукой ещё.
        Произнеся это с плохо скрытым, а вернее, нескрываемым вовсе, бахвальством в голосе, Иван торжествующе осмотрел своих пленниц.
        - Вы все в этом доме, ну, может, за редким исключением, умрёте, - меланхолично продолжал он. - Но поспешу вас утешить. Я буду убивать не только здесь. Закончив с нашим детдомом, я выйду на улицы. И такого маньяка, каким стану я, жестоким, ненасытным, убивающим тысячи людей и при этом неуловимым, человечество увидит впервые!
        - Зачем?! - буквально кричала своим взглядом Маша, будучи по-прежнему не в силах пошевелить языком.
        Встретив её взгляд и как-то, благодаря появившимся у него теперь способностям, почувствовав этот её вопрос, Иван рассмеялся:
        - Зачем я всё это делаю? А хоть кому-нибудь из вас раньше приходил в голову вопрос - зачем вы все надо мной издевались?! Нет? Так почему же теперь мне должно прийти на ум такое?
        - Ты скажешь, при чём здесь остальные, - продолжил он, переведя дух, - те, что не живут и никогда даже не бывали в стенах нашего детдома? Я тебе отвечу! Они все такие же! Я уверен. Я больше чем уверен. Я это точно знаю. Каждый из них, за редким исключением, оказавшись здесь, показал бы себя точно так же, как показали себя вы! Потому что они такие же, как вы хотя бы в одном - вы и они не уродливы, как я.
        Последнее Иван прохрипел сорвавшимся от избытка чувств голосом.
        - Я говорю, за редким исключением, имея ввиду таких, как ты. Ты хотя ни разу и не сделала мне ничего доброго, но ты хотя бы никогда не делала мне зла! И я почему-то уверен, что никогда бы и не сделала. Поэтому я тебе и сказал при встрече там, в коридоре, что посыпавшиеся на наш детдом смерти тебе, пожалуй, не угрожают.
        В глазах Маши при этом читалось столько, что Ивану даже стало интересно, о чём она думала.
        - Ты можешь говорить! - пристально посмотрев ей в лицо, размеренно проговорил он.
        - Не убивай нас… Ваня… - тут же чуть слышно пролепетала насмерть перепуганная девочка. - Пожалуйста!
        Иван усмехнулся:
        - Я же тебе сказал, ты вне игры! Тебя я не трону, по крайней мере, пока…
        - Почему пока?
        В ответ Ваня надменно прищурился:
        - Чем ты слушала? Да потому что ты, в конечном счёте, тоже как все они! Ты тоже не уродка! А значит, с ними заодно!
        - Мне всегда было тебя очень жалко, - отчаянно пыталась спастись бедная Маша.
        Посмотрев на неё, Иван угрюмо покачал головой:
        - Жалко…
        - Да, жалко! Очень… Ваня, а можно мне сходить в туалет?
        Такой резкий поворот их разговора Ивана почему-то не удивил. Наверное, потом, что слова пленницы о жалости его зацепили. Кто знает, был ли у той такой расчёт. Как бы то ни было, в следующий миг, задумчиво посмотрев на Машу, он рассеянно промолвил:
        - Я столько лет здесь всех боялся… А? В туалет? Сходи, конечно. Только быстро, не вынуждай меня идти тебя разыскивать. А то я ещё передумаю… Ты можешь шевелиться.
        В тот же миг Маша почувствовала, как сила мышц вновь вернулась к её рукам и ногам. Медленно-медленно, боясь, что Иван передумает, девочка поднялась на ноги и двинулась к выходу.
        - Я же сказал тебе, быстро! - в голосе Вани рассеянности уже слышалось меньше.
        - Да… Да… Конечно… - тут же поспешила к выходу из спальни юная пленница.
        А Ваня так и сидел на стуле у стола, о чём-то задумавшись. То ли грустя о своих, уже оставшихся за спиной, годах, проведённых в этом детском доме, которые могли бы быть для него куда счастливее, если бы не жестокость оказавшихся с ним под одной крышей людей, то ли уже придумывая, как отомстить сидевшим вокруг него Оле, Асе и Вике…
        * * *
        Когда дежурившая той ночью по их детдому тётя Лена и почему-то оказавшийся с ней Боря прибежали в спальню девочек, из которой к ним только что примчалась Маша, Оля, под пристальным взглядом наблюдавшего за этим при свете ярко светившей за окном луны Ивана, сидела на животе подмятой ею под себя Вики и изо всех сил сжимала пальцы не шее уже прекратившей вырываться подруги.
        - Нет, Оля, нет! - тут же бросилась к девочкам воспитательница.
        Через мгновение она вцепилась в Олины руки и стала отдирать их от несчастной Вики.
        - Отпусти! Отпусти её, Оля! Что ты делаешь?!
        Тем временем Боря подошёл к Ивану.
        - Это правда? - глухо прозвучал в комнате его, обращённый к вершившему там суд палачу, вопрос.
        Иван уже смог оправиться от неожиданного появления там самых дорогих ему на всём белом свете людей. Людей, для которых единственных он не хотел не то, что оказаться причиной хоть какого-нибудь вреда, но даже боялся просто открыть им свою страшную тайну, зная, какую боль мог этим причинить. Тем не менее, от слов Бориса он вздрогнул.
        Тут их еще не успевший завязаться разговор был прерван отчаянным криком тёти Лены.
        - Ваня, прекрати! - кричала обезумевшая от ужаса воспитательница, отчаявшись разжать пальцы Ольги на шее уже не подававшей никаких признаков жизни Вики. - Прекрати немедленно! Ты меня слышишь?!
        Виновато посмотрев на женщину, фактически заменившую ему мать, - да-да, именно виновато, потому что к ней он и относился, как к матери, зная, что и в детдом-то этот из дома малютки она перевелась из-за него, - Ваня тут же направил на Олю теперь совсем другой взгляд. И та сразу отпустила свою жертву. Отпустила и… Неистово, обхватив себя за щёки ладонями, завизжала! А тётя Лена, не медля ни секунды, стала отчаянно пытаться привести в чувства бездыханную Вику, начав делать ей искусственное дыхание и непрямой массаж сердца.
        Между тем, Боря подступил к Ивану ещё ближе:
        - Ты мне не ответил!
        - О чём ты? - голос Ивана, как ни странно, был самым, что ни на есть, обычным.
        - Марину ты убил? - сверлившие друга глаза Бориса были по-прежнему переполнены горем.
        А его мама, между тем, увидела на соседней кровати бездыханное тело Аси.
        - Как?! И она тоже?! - тут же метнулась она к трупу другой девочки, оставив свои попытки привести в чувства уже умершую Вику.
        Да только Асю оживить шансов у неё было ещё меньше - та, судя по всему, умерла раньше Вики.
        - Если бы ты знал, как они все, и она в том числе, меня достали, - между тем, жалобным тоном проговорил Боре в ответ Иван.
        - Так это правда?! Это всё ты?! И всех остальных в детдоме?! - голос Бориса сорвался на крик.
        - Говорю же тебе, я не просто так, - Иван устало вздохнул.
        - Что же ты, Боря, не видишь? - донёсся из-за спины Бориса переполненный горечью голос его мамы. - Всё, как рассказала нам Маша. В голове не укладывается. Не могу поверить!
        - Я тоже… не могу… - прохрипел ей в ответ сын.
        - Я понимаю, - усмехнулся Иван. - Но я могу вам всё показать. Хотите?
        И, не дожидаясь ответа, он в тот же миг перевёл взгляд на застывшую от страха на своей кровати, от ужаса даже не сообразившую хотя бы попытаться оттуда убежать, Ольгу.
        - Мы как раз с тобой не закончили, - голос его стал строгим, как у учителя. - А ведь ты этого заслужила даже больше, чем они!
        При последних словах Ваня кивнул на распластанные на кроватях трупы девочек. И тут до мамы Бориса стало что-то доходить.
        - Ваня, нет! - только и смогла она выкрикнуть в следующий миг, однако, тот, кому были адресованы её слова, к ней даже не повернулся.
        - Закончи то, что мы с тобой на сегодня запланировали, - были его следующие слова, обращённые Ольге.
        - А вы… - тут Иван мимолётом посмотрел на Борю и тётю Лену. - Просто смотрите и не мешайте.
        И в следующий миг… В следующий миг, обезумевшие от ужаса мать и сын, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, задрожав, словно были охвачены лихорадкой, наблюдали, как Ольга медленным шагом подошла к окну, открыла его и… Взобравшись на подоконник, выпрыгнула из него вниз головой, подобно тому, как ныряльщики прыгают в воду с вышки! Она сделала это почти беззвучно, безмолвно пролетев затем расстояние от третьего этажа до земли, после чего глухой звук удара об асфальт возвестил, что казнь свершилась.
        Какое-то время никто из присутствовавших в комнате не произносил ни звука. Боря и его мама от шока, Иван - выжидательно на них смотря. Наконец, первым нарушил их молчание Борис.
        - Какая же ты сволочь! - с ненавистью глядя Ивану в глаза, закричал узнавший о причине смерти его возлюбленной Борис.
        - Она сама была хорошей сволочью… - попробовал продолжать оправдываться Ваня, в голосе которой сквозила огромная обида, да только Боря его не слушал.
        - Молчи, урод! - закричал он ему прямо в лицо, тут же схватив за него Ивана пятерней и с силой его от себя отталкивая. - Ты уродлив не только внешне, но и сердцем! Ненавижу! Ненавижу и… Убью тебя!
        В следующий миг он едва не набросился на Ивана, и только обхватившая его сзади обеими руками мама, сердце которой разрывалось на части при виде того, как два самых дорогих ей человека в один миг стали злейшими врагами, не дала ему этого сделать.
        Услышав слова Бориса, Иван посмотрел на него совсем по-другому. Во взгляде его теперь читалась не обида. Вернее сказать, обида, конечно, была, и обида огромная, да только её мгновенно стало совершенно не видно за языками яростного, всепожирающего пламени вмиг заполыхавшего там костра рождённой этой обидой, всё той же, толкнувшей его на все сотворённые им убийства, неистовой злости. Ещё бы! Пацан, которого он считал своим единственным другом, тоже обзывает его уродом! Как все те, кто доставал его долгие годы. Кого Иван ненавидел всем сердцем. Кому он сейчас с упоением мстил.
        Значит, он тоже презирает Ивана за его треклятую сморщенную кожу?! Это открытие оглушило Ивана, как удар дубиной по голове. Оглушило и одновременно добавило жару в пламя пылавшей у него в душе злости. И эта злость тут же породила в израненной людской жестокостью душе Ивана огромную ненависть даже к своему теперь уже бывшему другу…
        - Ненавижу! - тут же запульсировало у него в голове. - Ненавижу!
        - Сволочь! Ненавижу! - словно вторили ему слова вырывавшегося из рук удерживавшей его матери Бориса.
        Тем временем огонь всё уничтожающей на своём пути злости, полыхающий в глазах Ивана, стал ещё яростнее.
        - Твоё сердце остановилось! - громыхнуло, словно гром, у него в рассудке в следующее мгновение.
        - Я убью те… - крик Бориса оборвался на полуслове.
        И подросток свалился на пол, словно подкошенный, - руки матери не смогли его удержать.
        - Боря! - рухнула рядом с ним на колени тётя Лена. - Боря! Боря! Что с тобой, сынок?!
        Припав ухом к груди сына раз, затем другой, третий, она не смогла услышать ни единого удара его сердца, что могло означать только одно - её ненаглядный Боря был мёртв. А ещё через миг жестокая истина, наконец, заполнила собой всё её сознание.
        - Ты! - закричав, она подняла на Ивана переполненный невыносимым страданием взгляд. - Ты-ы! Убийца! Сволочь! Урод!
        Что?!
        Последнее слово тёти Лены было подобно пощёчине. И той, из-за которой Ваня совсем недавно убил Маринку, и тех, что ему уже огромное количество раз приходилось терпеть от его «друзей». Хотя, нет. Эта «пощёчина» была намного сильнее и обиднее, ибо её ему «залепила» та, кого Ваня считал своей матерью.
        В следующий миг всё в душе Ивана ещё больше заполнилось невыносимой душевной болью. Болью, в сравнении с которой всё подобное, что ему уже приходилось испытывать раньше, показалось ему ерундой! Выходит, и она тоже?! И она, ласковая и добрая тётя Лена, назвала его уродом?!
        Свет вокруг окончательно померк для Ивана. Чего было ждать ему от остальных, если даже она…
        В тот же миг в душе его яростное пламя ненависти и злобы вспыхнуло с новой силой. Посмотрев на тётю Лену, даже не думая о причине её столь ненавистного, только что услышанного им, крика, в следующий миг он «выдал» ией:
        - Твоё сердце разорвалось!
        Через несколько мгновений в спальне девочек, где состоялось жуткое выяснение отношений, на полу, рядом друг с другом, лежало ещё два свежих трупа, матери и сына. Тёти Лены и Бориса. Тишину в комнате нарушало лишь мерное негромкое тиканье висевших на стене часов в виде совы. Сбоку у стены, обхватив голову руками и не прекращая ни на секунду стонать, тоже на полу, сидел их палач. Двенадцатилетний уродец Иван, который в те мгновения больше всего на свете, больше, чем когда-либо раньше, хотя такое с ним уже бывало не раз, хотел умереть.
        КРОВОЖАДНЫЙ ТУМАН
        В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
        Голос предчувствия порой
        Не получается услышать.
        Но сны, тревоги, знак иной
        Подчас бывают не излишни…
        Весело искрящиеся в свете пробравшихся в салон лучей уличных фонарей и слабо справлявшегося со своими обязанностями внутреннего освещения автобуса часы Ольги - радость вот уже трёх последних месяцев, подаренная девушке на день рожденья сестрой, - на не до конца скрытой рукавом пуховика изящной руке показывали шесть тридцать три. Уже целых три минуты «Игарт»8, на который владелица новеньких золотых часиков «ККК»9 в который раз за последние два с половиной года купила билет до областного центра, - в последнем всё это время она работала преподавателем в университете, - должен был отправиться, а у них, - уже давно рассевшихся по своим креслам пассажиров, - ещё даже не проверяли билеты. В то время как последнее перед выездом с их городского автовокзала «рейсовиков» делалось всегда, это девушка знала по собственному опыту, являясь уже настоящим завсегдатаем этого рейса.
        Вот блин! Опять отправление задержат. А у неё сегодня первая пара. Снова от декана нагоняй получит.
        Из-за досадной задержки раздражала каждая мелочь. Особенно если эта мелочь была какой-то частью до сих пор не отправившегося автобуса. Скажем, не самые свежие чехлы на подголовниках. Или такого же состояния занавески на окнах. Или подлокотники на многих из пассажирских кресел, которые как-будто кто-то долго и настойчиво пытался сгрызть… Да и сами те кресла. Хотя и целые, но какие-то полуоблезлые, ужасно неуютные и холодные даже для смотревших на них глаз. А невообразимо прогнувшаяся над головой, предназначенная для ручной клади сетка? Чем не повод для следующего всплеска «восхищения»? В этом автобусе - на это время отправления каждый день неизменно подавали именно его, - вообще всё было таким замусоленным, видавшим, судя по всему, на своём веку такие виды, что не хотелось даже смотреть. Словно его нарочно такой на этот рейс подобрали, чтобы пассажирам было на что отвлечься, когда случались вот такие, выводившие их из себя нарушения расписания.
        Подобные задержки с этим автобусом на их автовокзале случалось частенько. Оля хорошо это помнила - живя всего в пятидесяти километрах от места работы, на последнюю она ездила каждый день и именно этим рейсом. Нужно было просто запастись терпением, чтобы зря не нервничать, - изменить-то этим всё равно ничего не изменишь! - и просто молча дожидаться отъезда. Подумав об этом, молоденькая кандидат наук достала из модной, чёрной, подстать её джинсам, кожаной сумки припасённый для подобных случаев журнальчик мод и попыталась отвлечься от раздражающей её задержки рассматриванием симпатичных моделей одежды.
        Она вообще любила это занятие - листать журналы мод. Мысленно можно было примерить абсолютно каждую из понравившихся вещичек, чего невозможно было сделать при посещении настоящего магазина одежды, особенно если магазин большой. Там-то уж точно всего не перемеришь, просто сил никаких не хватит. И вот она уже открыла свой журнальчик на пятой, кажется, странице - до неё там всё было заполнено практически вездесущей для таких изданий рекламой, - и в один момент почти забыла о расстроившей её всего минуту назад задержке с отправкой автобуса.
        Однако, сосредоточится на просмотре симпатичных моделей одежды у молодой девушки-доцента не получилось. Едва ей удалось усмирить в голове неприятные мысли о досадной задержке, как в голову полезли думы ничуть не лучше. Теперь вдруг вспомнился приснившийся минувшей ночью кошмар, в котором она долго и муторно убегала от ужасного, мчавшегося за ней по пятам, когтистого и зубастого чудовища. Она проснулась в холодном и липком поту за пол-часа до будильника. Ещё подумала в те минуты, что сон не к добру. Хорошо ещё в том видении было, что чудовище её не поймало.
        Ольга вообще-то не очень-то верила в толкования снов и разного рода приметы. Однако, и не отрицала всего этого настолько, чтобы не придавать абсолютно никакого значения - её бабушка, у которой девушка проводила очень много времени в детстве и потому, несомненно, немало от неё «впитала», была очень набожным и при этом весьма суеверным человеком, и она считала, что приметы и особенно сны - это предупреждения увидевшему их человеку свыше. У неё на каждый сон всегда было готово толкование. Жаль, что сейчас они живут не вместе, а то бы она и в этот раз рассказала внучке, что к чему было в так напугавшем её сне…
        «Не ехать, что ли, сегодня в универ?» - подумалось тогда сразу не успокоившейся и ворочавшейся в тревожных раздумьях Ольге. Позвонить методистам да назваться больной, - такое, Оля знала, у них «прокатывало» безо всякого там больничного, если «болезни» не были долгими, больше одного дня, и частыми. Искушение было велико, ей даже стало досадно, что билет на автобус был уже куплен. Хочешь-не хочешь, ехать теперь придётся. Была, правда, возможность, прибыв на автостанцию, сдать проездной документ обратно в кассу и после этого «повернуть оглобли» до дому, да только захочется ли такое делать, когда она всё равно уже припрётся на автовокзал и до «работки» останется всего-ничего!
        От тревожных мыслей размышлявшую в постели девушку отвлекла ненавязчивая, но вместе с тем настойчивая мелодия будильника, встроенного в её смартфон. Ольга всегда им пользовалась, когда нужно было подняться пораньше, именно из-за этой мелодии, похожей на хрустальное журчание ручья, под которую было приятно просыпаться даже несмотря на то, что утреннее пробуждение она вообще навряд ли могла назвать занятием хоть сколько-нибудь приятным. Придавив на панели управления своей мобилы кнопку «Заткнись!» - так она по утрам называла клавишу с нарисованной на ней красной трубкой, - и сбросив с себя одеяло, обладательница красивеньких часиков «ККК», которые не снимала даже на ночь, тут же привычно щёлкнула выключателем ночника и резво вскочила с постели, вмиг позабыв о своих невесёлых думах почти на все сто. Выходя же после умывания и чистки зубов из ванной, она была готова собираться в дорогу уже без малейших сомнений. Голову занимали совершенно другие мысли. Например, о том, что ещё и почту нужно было успеть проверить, в минувшие выходные руки до этого, как водится, не дошли. Или о том, что не мешало бы ещё
и припомнить, какие у неё сегодня пары…
        Одолевавшие девушку неприятные воспоминания прогнала прочь своим появлением заявившаяся, наконец, в салон автобуса билетная контролёрша. Этакая толстуха в наброшенном поверх форменной одежды полушубке. Став ногами на удерживающие пассажирские сиденья возвышения по обе стороны от идущего вдоль салона прохода и строго оглядев уже заждавшийся проверки билетов народ, в следующий миг она со вздохом окинула полосу того самого прохода скептическим взглядом. Неширокого, сдавленного с двух сторон креслами пассажиров, - по нему ей сейчас предстояло протискиваться. Окинула взглядом и… Нежелание давить из себя соки в этом слишком уж узком для неё пространстве, судя по всему, взяло в её голове верх над стремлением ответственно исполнять свои должностные обязанности. Тем более, что для таких случаев у неё и её коллег в запасе всегда имелся старый, зарекомендовавший себя способ куда более лёгкой и быстрой проверки билетов. Пусть даже и не такой точный, как этого, скорее всего, требовала наверняка запрещающая такие изощрения должностная инструкция билетных контролёров. Окинув терпеливо ждущий отъезда народ
суровым и, вместе с тем, внимательным взглядом, проверяющая билеты тётушка скрупулёзно, что было заметно по её лицу, всех их пересчитала, после чего сличила число только что пересчитанного народа с указанным в документах количеством проданных на рейс билетов. Убедившись же, судя по всему, в их совпадении, удовлетворённо улыбнулась и повернулась к равнодушно смотревшему на её ухищрения водителю:
        -
        Ну что, пассажиры все на месте, - проговорила она ему, вместе с этими словами протягивая седовласому служителю дорог документы на рейс. - Счастливого пути!
        «Нормальненько, - подумалось Ольге, хотя ей уже и приходилось встречаться с такими «проверками» билетов. - А если кто-то с билетом опаздывает, а вместо него тут «заяц» уселся?» Впрочем, долго её это не занимало, потому что очень скоро после пожелания контролёром счастливой дороги их мягкий автобус тронулся с места, а девушке всегда очень нравилось в самом начале таких поездок смотреть на проплывающие за окном улицы родного города, чем она в последовавшие затем мгновения с удовольствием и занялась.
        Никто и ничего не мешали. Место досталось у самого окна, - только-то и было забот, что стереть с запотевшего стекла тонкий слой влаги, - благодаря чему смотреть в последнее было очень удобно. А тут ещё соседнее почему-то оказалось незанятым, и это тоже добавляло в глазах девушки её поездке комфорта. Однако, вдоволь насладиться последним ей всё же было не дано. Полюбоваться видами ещё толком не проснувшегося городка из окна резво бежавшего по его улицам автобуса без помех не вышло. Она ещё и угнездиться-то толком на своём кресле не успела, развернувшись, для пущего удобства, к окну на сорок пять градусов, как со стороны забракованного недавно билетной контролёршей прохода между такими же сиденьями раздался показавшийся ей тогда нахальным басистый голос молодого мужчины:
        -
        Извините, у Вас не занято?
        «Идиот, что ли? - ещё даже не увидев спросившего, сходу сделала предположение относительно его общественного статуса Ольга. - Как-будто не видит, что место свободно! И не понимает, что мне и без него хорошо.»
        Вздохнув, девушка повернулась на бас показавшегося ей неполноценным в умственном плане субъекта, чтобы в следующий миг наткнуться на ярко-зелёные глаза добродушно на неё смотревшего худощавого парня-брюнета в тёплой, голубой джинсовой куртке-варёнке, наружу из-под которой весело выглядывал ярко-красный пуловер. Во взгляде «идиота», лет которому было от силы двадцать семь, - всего-то, если так, на год больше, чем самой Ольге, - было столько приветливости, что молодой учёной вмиг стало стыдно за своё только что сделанное предположение относительно психического состояния обратившегося к ней молодого человека. Этому, наверное, в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что её безымянный палец к тому времени ещё не украшало добавлявшее слабому полу строгости по отношению к мужчинам обручальное кольцо…
        Едва не залившись краской от смущения, - этого тогда ей только не хватало! - Оля ответила, постаравшись сделать свой голос помягче:
        -
        Место свободно.
        -
        Не возражаете, я на него присяду? А то сзади, где досталось место мне, слишком много шума и тряски.
        -
        Пожалуйста, - спохватившись, что слишком разлюбезничалась с незнакомым человеком, теперь Ольга сделала голос таким, каким обычно разговаривала с посторонними для ней людьми. Вежливым, но при этом холодным.
        Однако, зеленоглазого нахала, судя по его дальнейшему поведению, это ничуть не смутило. А чего ещё можно было ожидать от вот так, почти бесцеремонно, подсевшего к молодой, хотя уже и не юной, девушке такого же молодого парня, единственной целью которого - сто против одного! - в те мгновения было знакомство с очаровательной, стройной, голубоглазой блондинкой, коей являлась Ольга.
        -
        Алексей! - едва усевшись, незнакомец, вознамерившись, видно, сразу избавиться от этого статуса, тут же протянул Ольге руку.
        На секунду замявшись, - знакомится вот так с ходу, безо всяких там прелюдий, почему-то не хотелось, - Ольга всё-таки протянула в ответ свою, которая вмиг утонула в обхвативших её тёплых пальцах только что представившегося Алексеем зеленоглазого брюнета.
        -
        Оля.
        -
        Очень рад знакомству с тобой, Оля. Ничего, что я вот так сходу «на ты»?
        -
        Может, всё-таки лучше «на Вы»? - состроив на лице шутливо-жалобную гримасу, и сама не понимая, зачем это делает, попробовала пошутить девушка.
        Алексей оценил её юмор и весело рассмеялся:
        -
        Поздно! Поздно! - он даже слегка махнул на свою новую знакомую рукой. - Я уже назвал тебя «ты», и отступать даже не подумаю!
        Бросив печальный взгляд на уже почти проплывшую за окном панораму медленно пробуждающегося после долгой ноябрьской ночи города, полюбоваться которой ей на этот раз не пришлось, девушка-преподавательница иностранных языков смиренно вздохнула, отдаваясь во власть захвативших её обстоятельств и готовясь всю предстоявшую ей дорогу слушать бестолковую болтовню - а чего ещё можно было ждать от случайного попутчика? - навязавшегося ей в знакомые молодого мужчины.
        -
        Что ж! Давай «на ты», - кивнула она ему, обречённо пристраивая свой, ещё остававшийся у неё в руках, журнал назад в сумку, понимая, что тот ей в ближайшее время не пригодится.
        …В разговорах со случайным попутчиком, от которого, надо прямо сказать, Ольга была не в восторге, - обычно по дороге на работу она предпочитала подремать, - прошло минут сорок. За окнами автобуса уже совсем рассвело, были давно погашены изредка горевшие под потолком его салона фонари, время пути подходило к концу. Если б им ехать чуточку быстрее, то наверняка бы уже въезжали в облцентр. Так было почти каждый раз во время Ольгиных утренних поездок. Сегодня же их водитель что-то «завозился», - ещё даже поста ГАИ на въезде в город не проехали.
        Лениво поддерживая разговор с привязавшимся к ней молодым человеком, девушка мало заботилась о том, чтобы её фразы все оказывались уместными. Алексей при ближайшем рассмотрении показался ей совершенно неинтересен, и она поддерживала с ним разговор только из приличия.
        -
        Таким ранним рейсом… На работу? - было очередным её почти ничего не значащим вопросом, ответ на который, надо сказать, её нисколечко не интересовал.
        -
        Точнее было бы сказать: «по работе», - улыбнулся в ответ Алексей. - Я работаю…
        Договорить он не успел. Оборвала его, как ни нелепо такое может выглядеть, да и звучать тоже, вдруг, ни с того, ни с сего, ударившая его сбоку по голове детская игрушка в виде обыкновенной маленькой, пластмассовой куклы с нарисованной поверх неё одеждой, которая тут же со стуком шлёпнулась на пол.
        Выглянув из-за Алексея, Ольга увидела радостно - попала! - и вместе с тем зловредно улыбавшуюся в кресле через проход маленькую девочку лет трёх, в забавной длинной, розовой куртке с капюшоном и уже без шапки, - в салоне автобуса было не холодно, - благодаря чему были видны её блестящие, золотистые волосы. Маленькая разбойница не сводила с только что «побитого» ею дядьки своих серых, полных довольной детской вредности глазок, и при этом, было видно, ни капельки его не боялась. За ней же, на соседнем сидении, на всё это с ужасом смотрела коротко стриженная молоденькая женщина-шатенка, судя по всему, её мама.
        -
        Вера, что ты делаешь?! - раздался через несколько мгновений, которые, видимо, родительница баловавшегося ребёнка собиралась с духом, чтобы хоть что-нибудь сказать, строгий голос оказавшейся сероглазой шатенки. - Немедленно извинись перед дядей!
        А дядя уже с улыбкой поднимал с пола только что поразивший его «снаряд» ввиде детской игрушки, чтобы через пару секунд, отерев рукой от налипшей грязи, протянуть его своей маленькой соседке Вере.
        -
        Твоё? - весело спросил он у ребёнка.
        Девчушка взяла игрушку и отчего-то сразу нахмурилась.
        -
        Вера, что нужно сказать дяде? - наклонилась к дочери её мама, но девочка только раздражённо дёрнула плечиками, которых коснулись мамины руки.
        -
        Смешные они! - с улыбкой повернулся к Ольге её новый знакомый. - Я говорю о детях…
        Договорить он снова не сумел. Не дал точно такой же удар по голове той же самой пластмассовой куклы, только теперь по затылку, после которого из-за его спины снова послышался звук падения на пол уже знакомой детской игрушки, перемешанный с довольным детским «Ы-ы-ы!»
        -
        Вера, что ты делаешь?! - с ещё большим ужасом в голосе почти закричала такая же сероглазая, как и дочь, мама малышки, невольно слово в слово повторяя свой же недавний вопрос.
        По лицу же Алексея вмиг стало понятно, что ему проказы ребёнка начинали нравиться всё меньше. Оно вдруг покрылось какими-то неравномерными бледными пятнами, губы сердито поджались, глаза так же недобро сузились. Медленно повернувшись к сидевшей неподалёку от него озорнице, он уже не таким счастливым голосом поинтересовался у её мамы:
        -
        Может, Вам лучше посадить девочку к окну?
        -
        Извините, пожалуйста! - видно, почувствовав внутренний настрой незнакомца, испуганно уставила на него взгляд своих мышиных глаз ехавшая с маленькой хулиганкой шатенка. - Я бы с радостью, да только мы простужены, а у окна прохладно.
        -
        Ну тогда хотя бы куклу у неё заберите. Или она так всю дорогу и будет меня атаковать?
        «Ей тоже, видно, не понравилось, что ты сюда припёрся!» - язвительно подумалось наблюдавшей за их разговором Ольге, злорадно при этом улыбнувшейся. Хорошо, что эту её улыбку не увидел пострадавший от проделок маленькой проказницы Алексей, а то, судя по тогдашней интонации его голоса, отреагировать на неё он мог очень и очень неоднозначно.
        -
        Да! Да! Конечно! Я сейчас же её заберу у неё!
        Новый Ольгин знакомый снова поднял с полу игрушку и, теперь уже не отирая, протянул её маме по-прежнему хмуро на него смотревшей девчушки. Последняя, вопреки ожиданиям Ольги, против ничего даже не пикнула, лишь многообещающе посмотрев на возроптавшего против её шалостей дядю. Алексей же, отдав собственность ребёнка его родительнице, снова повернулся к Ольге, явно собираясь продолжить их недавно прерванный разговор.
        - Вот маленькая баловница! - проговорил он, старательно натягивая на лицо улыбку. - Так о чём мы?
        Да только Ольгу, сумевшую к тому времени подавить на лице зловредную улыбку, теперь интересовало совершенно другое. Её раздирало любопытство: что же теперь предпримет меленькая разбойница против так не понравившегося ей дяди? В том, что та обязательно ещё что-нибудь выкинет, она ни капли не сомневалась. Более того, не случись этого, девушка аж разочаровалась бы в сероглазой озорнице. Одолеваемая любопытством и даже нетерпением, в следующую минуту она сделала вид, что у неё затекла спина, и подалась вперёд, чтобы увидеть шалунью, стараясь при этом никак не показать, что большая часть её внимания теперь была отдана вовсе не Алексею.
        -
        Ты рассказывал о своей работе, - напомнила она ему.
        -
        А, ну да! Как я уже сказал, еду по работе. А работаю я…
        Слушая Алексея в пол-уха, Ольга не переставала наблюдать за его явно не потерявшей к противному дядьке интереса, сидевшей от него через проход маленькой соседкой. И вот, наконец, та, немного выждав для притупления внимания теперь построже приглядывавшей за ней матери, с капризным выражением на детском личике выдала:
        -
        Хоцу кусать!
        -
        Котлетку будешь? - тут же отреагировала её мама.
        -
        Хоцу пиажок! - категорично выдала в ответ дочурка, и мама принялась доставать заказанное дочерью из сумки.
        Догадавшись, что последует за этим, Ольга едва смогла унять вмиг подкативший к самому горлу смех, снова откидываясь на спинку сиденья и с нетерпением ожидая очередной выходки малышки. Может, Алексея всё-таки лучше предупредить? Хотя… С какой стати? Хоть какое-то веселье. А ему хоть какой-то урок, чтобы не навязывался впредь с такими беспардонными знакомствами. Хорошо, что он опять, как только она откинулась на спинку кресла, повернулся к ней полубоком, закрыв таким образом свою новую знакомую от маленького «метателя гранат» полностью. На это, собственно, и был расчёт спрятавшейся сейчас за него Ольги, следующая-то «граната» ввиде пирожка могла оказаться «осколочной».
        И точно! Когда запущенный девочкой в «нехорошего дядю» изрядно надкушенный пирожок ударил тому в основание черепа за ухом, в стороны моментально брызнули маленькие кусочки его начинки, оказавшейся ничем иным, как перемешанной с печёночным фаршем растолчённой картошкой. Сам же пирожок удачно скользнул по верхней части «дядиной» шеи и съехал тому вначале на грудь, потом на живот, после чего и вовсе оказался у него в руках.
        -
        С угощеньицем! - всё-таки не смогла сдержать уже давно распиравшего её смеха Ольга.
        На лицо её попутчика в те мгновения лучше было не смотреть. Побледнев, как стена, бросив на Ольгу взгляд, не предвещавший абсолютно ничего хорошего, в последовавшие за этим секунды он стал медленно поворачиваться назад, к «угостившим» его пирожком дамочкам.
        -
        Алексей, пожалуйста, держите себя в руках, - на всякий случай подала у него из-за спины голос почувствовавшая его состояние Ольга, снова немного, для лучшей видимости происходящего, наклоняясь вперёд. Тут взгляд её случайно упал на окно за спиной испуганно смотревшей на раздёрганного её дочерью незнакомца коротко стриженной шатенки, и она сразу обратила внимание на то, что всё пространство за оконным стеклом теперь оказалось залито непроглядной белесой пеленой, как-будто их автобус вдруг очутился на дне молочного моря. Не было видно ни зги, хотя за окном, по идее, и должны были сейчас проплывать посаженные вдоль трассы деревья лесополосы. И теперь молодая учёная обратила внимание на то, как медленно, судя по доносящимся в салон звукам, они сейчас ехали. Одновременно она вдруг заметила, как со стороны, где располагалось сиденье водителя, - Ольгино место было от него совсем недалеко, всего через два ряда таких же пассажирских кресел, - теперь отчётливо доносился голос последнего, который стал обсуждать с кем-то из сидевших поблизости почти полное отсутствие на дороге хоть какой-нибудь видимости…
        От созерцания тумана за окном Ольгу отвлёк сердитый голос Алексея.
        -
        Ваше? - даже не сказал, а самым настоящим образом рявкнул он, показывая сидевшей через проход незнакомке с ребёнком недавно «отведанное» им «угощение».
        Молоденькая мамаша втянула остриженную белобрысую голову в плечи, не смея поначалу произнести в ответ ни единого звука.
        -
        Мы едем в областную больницу как раз по поводу чрезмерной активности и подвижности Веры, - наконец, чуть слышно проговорила она, не смея поднять глаз на справедливо возмущавшегося поведением её ребёнка молодого человека.
        И тут их разговор оказался прерван тем, что автобус вдруг, ни с того, ни с сего, пару раз дёрнулся и остановился. Это вышло немного резковато, хотя его скорость высокой и не была, отчего все в салоне почувствовали, как каждого на мгновение к себе потянула, словно магнитом, спинка стоящего впереди кресла.
        -
        Ни хрена не видно, - снова донёсся из «головы» автобуса голос водителя. - И главное, никакого транспорта ни впереди, ни сзади, ни даже навстречу!
        -
        Поостанавливались, небось, все по такому-то туманищу, - предположил кто-то из сидевших к нему ближе остальных пассажиров.
        -
        Так и стоящего нигде не видно, сколько уже по нему проехали, - в тоне «водилы» сквозило удивление.
        Заинтересовавшись услышанным, Ольга вновь направила взгляд на заливший всё простиравшееся за окном пространство туман. Только что выяснявшие отношения Алексей и сидевшая напротив него молодая мамаша с девочкой вмиг стали ей неинтересны, в то время как отчего-то показавшаяся теперь зловещей окружившая их со всех сторон белесая мгла внезапно заняла в голове все до последней мысли. И тут её взор, упиравшийся в непроглядные клубы за окном, неожиданно различил среди тех какую-то непонятную возню, как-будто они копошились, как копошатся черви в банке приготовившего их для наживки рыболова, и друг об друга ёрзали. Странно! Ольга никогда ещё ничего подобного не видела, равно как ни о чём таком и не слышала. Чтобы туман, который, как известно, представляет собой самый обыкновенный пар, шевелился, и это при полном-то отсутствии за окном ветра…
        Неожиданно в охватившей салон почти абсолютной тишине - те из пассажиров, кто не спал, тоже, видно, увидели, что творилось сейчас за окнами автобуса, и были заинтригованы представшим там перед ними потрясающим зрелищем, - снова раздался робкий голосок мамы запустившей в Алексея надкушенным пирожком девочки:
        -
        Вы нас простите, пожалуйста.
        -
        Проехали, - голос ответившего ей молодого мужчины в «варёной» куртке стал отрешённым, и это говорило о том, что его обладатель тоже был всецело поглощён созерцанием происходящего за пределами салона автобуса, и ни до чего другого ему в те мгновенья не было совершенно никакого дела.
        Поняв, что все претензии к ним с дочкой были исчерпаны, молодая мамочка с облегченьем вздохнула, прижала своё дитя к себе и осмотрелась вокруг. По лицу её сразу стало заметно - теперь она тоже обратила внимание на то, что они остановились, а все вокруг как-то странно затихли и никак на остановку не реагировали.
        -
        И главное, - снова послышался голос водителя, - синоптики сегодня о тумане ни слова не сказали. Пообещали переменную облачность, местами мокрый снег, и всё!
        -
        Может, поедем потихоньку? - предложил кто-то из поддерживавших с ним разговор, судя по голосу, примерно такого же возраста мужчина.
        -
        Да как же мне ехать? Ты глянь, не видно ни зги, - слова «водилы» прозвучали удручённо. - Даже у самого носа асфальта не видать!
        -
        Может, пойти посмотреть?
        -
        А чего смотреть-то?
        -
        Да хотя бы то, есть ли там, впереди, какой транспорт или нет! Давай я схожу, гляну!
        На какое-то время «в голове» автобуса повисло молчание. Однако, последнее продлилось совершенно недолго.
        -
        Не хочу я никого никого никуда отпускать, - голос первым нарушившего молчание водителя прозвучал опасливо.
        -
        Да что там страшного-то, сходить посмотреть, что скрыто за этой мглой? - тон беседовавшего с «водилой» его примерного ровесника, наоборот, казался беззаботным. - Открывай дверь, я быстро.
        Через какой-то небольшой промежуток времени, в течение которого, по всей видимости, «хозяин» автобуса сомневался, согласиться ли ему с доводами собеседника или нет, спереди послышался шипящий звук открываемой автоматической двери.
        -
        Далеко только не ходи, - слова напутствовавшего добровольца водителя снова почему-то прозвучали с беспокойством. - Тут с краю только глянь, и всё.
        -
        Ладно, - только-то и ответил ему уходивший на разведку доброволец, и через мгновение шипение закрывшейся за ним двери возвестило о том, что в салоне стало на одного пассажира меньше.
        -
        Может, дверь пока лучше не закрывать? - теперь голос, который оказался полон беспокойства, принадлежал какой-то женщине. Кто знает, может, спутнице только что скрывшегося в тумане разведчика.
        -
        Да холодно на улице. Замёрзнем, пока дождёмся…
        -
        Так что ж теперь! Может, вообще его не пустим, когда придёт?
        -
        Ну зачем же «не пустим»! Дверь открывается быстро, ему даже ждать не придётся.
        В автобусе снова повисла тишина, нарушаемая лишь доносящимися то оттуда, то отсюда короткими и приглушенными репликами обсуждавших происходящее вокруг пассажиров. Ольга обратила внимание на то, что и с улицы теперь почему-то не доносилось ни единого звука, как-будто их «рейсовик» оказался выдернут из обычного для него течения жизни и перемещён в какую-то загадочную, почти абсолютную, пустоту, где не было ничего, кроме державшей его на себе твёрдой поверхности да заполнявшего над последней всё пространство тумана. Вслед за этим девушка сразу ощутила, как в душу к ней стал закрадываться холодный и липкий страх.
        Так прошло какое-то время. Минуты три, может пять. Над головами наполнявших салон автобуса людей по-прежнему царило почти абсолютное безмолвие. И тут последнее нарушила всё та же, судя по голосу, дамочка, что совсем недавно беспокоилась по поводу закрытой за ушедшим в туман разведчиком двери:
        -
        Водитель, может, посигналим? Что-то долго его нет.
        -
        Где Вы раньше были с такой замечательной идеей? Можно было бы и не ходить никуда, ведь вполне возможно, что кто-нибудь на наш сигнал отзовётся!
        Ещё пара мгновений, и тишину в автобусе, равно как и вокруг него, смяло сочным басом его клаксона. Раз, - сигнал длился не меньше пяти секунд, - потом другой, - снова пять-шесть составляющих минуту долей, - а затем и ещё, - и на этот раз механический «возглас» был самым долгим, равным не меньше чем десятку таких же малых отрезков времени.
        Однако, оправдаться только что озвученным надеждам было не суждено. Стих рёв автобуса, но вокруг так и оставалась висеть всё та же непроницаемая, не «разбитая» им тишина. Никак не давал о себе знать и разведчик. Минуты проходили одна за другой, а его всё не было и не было. И это уже начинало давить на психику всем, кто дожидался его поблизости от закрывшейся за ним двери, не только женщине, что стала беспокоиться о нём первой.
        Тем временем, и в остальных частях салона стали проявляться первые признаки начавшего охватывать его пассажиров беспокойства. Только что поданные водителем сигналы вкупе с непонятной остановкой среди густой пелены объявшей всё вокруг мглы, конечно же, не остались незамеченными. Над пассажирскими креслами прокатилась волна пока ещё сдержанного ропота располагавшегося в них народа.
        -
        Водитель, почему мы остановились? Что случилось? Мы долго ещё будем стоять? - посыпались отовсюду вопросы, и тому, к кому все они были обращены, пришлось встать и громогласно заявить:
        -
        Спокойно, граждане! Ничего страшного не случилось. Причиной остановки послужил обыкновенный туман, который, я думаю, долго не продержится. Так что скоро поедем.
        Удивительно, но почти сразу там стало можно наблюдать, как умиротворяюще подействовал голос «командира» автобуса на его пассажиров. Их ропот стал затихать прямо на глазах, и через минуту среди них снова воцарилась былая тишина, нарушить которую какое-то время не решался никто.
        Однако, нельзя было забывать и о скрывшемся недавно в зловещей, заволокшей всё вокруг дымке храбреце. Совсем скоро, минута за минутой, время его отсутствия перевалило за четверть часа.
        -
        Посигнальте, пожалуйста, ещё, - голос первой начавшей бить тревогу женщины, который уже едва не срывался на плач, показал, что забывать о нём никто, кому это было положено, и не думал. Наверняка это была супруга смельчака.
        И водитель на заставил себя упрашивать. Выступившие у него на лбу и подбородке, несмотря на то, что в салоне совершенно не было жарко, блестящие бисеринки пота красноречиво говорили о том, что он и сам был дальше некуда обеспокоен всем происходящим с их автобусом, в том числе и долгим невозвращением ушедшего в туман лазутчика. Равно как и всё остальное на его худощавом лице - нахмуренный взгляд, из-за которого подёрнутые проседью брови едва ли не сливались в одно целое, превратившиеся в узенькую полосочку под слегка заострённым носом плотно сжатые губы, напряжённые впадины на чисто выбритых щеках, ничуть не страдающие из-за снующих под кожей последних желваков…
        В следующий миг по залитому туманом пространству со всех сторон автобуса снова разнёсся его басовитый сигнал. Один раз, не менее десяти секунд, затем снова, ничуть не короче. Однако, и теперь, после двукратного, протяжного рёва их авто, ничего вокруг последнего совершенно не изменилось.
        Впрочем, так было только первые две-три минуты. Последовавшее же за ними течение времени показало, что на этот раз не всё вышло так мрачно. Никто из находившихся в салоне пассажиров ещё даже никак не успел отреагировать на безрезультатность последних из автобусных гудков, только что на какие-то мгновенья разрушавших поглотившую их источник тишину, как откуда-то со стороны лобового стекла послышались звуки вначале непонятной природы ударов, происхождение которых почти сразу прояснили донёсшиеся оттуда же крики женщины, что больше всех беспокоилась о скрывшемся в тумане разведчике:
        -
        Открывайте скорее, Вы разве не видите, что он ранен?!
        По автобусу снова прокатилась волна ропота, только теперь куда более возбуждённого. А из головной его части уже доносилось шипение, сообщившее всем в салоне о том, что входная дверь начала распахиваться. Совсем скоро со стороны последней донеслись звуки, которые рассказали, что в неё кто-то вошёл, хотя точнее было бы сказать ввалился, - этот кто-то, судя по всему, был не в силах стоять на собственных ногах. И тут самые худшие опасения подтвердил резанувший по ушам женский вопль:
        -
        Андрей! Андрюша! Что случилось, Андрюшенька?!
        Ольга и недавно представившийся ей Алексеем зеленоглазый брюнет, едва обменявшись короткими, полными беспокойства взглядами, разом вскочили с кресел, в то время как ропот в салоне начал стремительно перерастать в гомон. На то, чтобы выбраться в проход, ушли какие-то секунды, спустя которые они почти одновременно - первым Алексей, за ним Ольга, - ринулись по проходу между пассажирских сидений на тот полный отчаяния крик.
        -
        Все остаёмся на своих местах! - заметив их, уже и без того обеспокоенный едва не начинающейся в салоне паникой, гаркнул на весь автобус водитель, и это, возможно, помогло удержаться на своих местах остальным пассажирам. Однако, Ольгу и Алексея уже было не остановить.
        Ещё немного, самая малость, времени, и оба они, примчавшись к выходу из автобуса, увидели, что на самой верхней из ступенек у входной двери сидела полноватая дама в короткой, по пояс, чёрной кожаной куртке, на которую с головы спадала довольно толстая, русая коса, и под цвет кожанке облегающих джинсах. На коленях у неё покоилась голова какого-то мужчины, обмякшего, судя по всему, без чувств на тех же ступенях, надо думать, того самого смельчака, что только что уходил в разведку. Его ноги, расположившись на маленькой площадке перед всё ещё открытой дверью, едва не выглядывая на улицу…
        В следующий миг взгляды тяжело задышавших от тут же охватившего их волнения Ольги и Алексея притянули голова и шея незнакомца, которые стали им очень хорошо видны, едва только они приблизились. Притянули и бросили в дрожь ужасающим состоянием своего кожного покрова, совершенно не прикрытого в те мгновения ни одним из находившихся поблизости элементов одежды. Это было жуткое зрелище, как-будто и с головы, и с шеи несчастного была содрана кожа, причём, с первой вместе с её волосяным покрытием. Или же кожа та была сожжена самой едкой, какая только может быть, кислотой.
        Слёзы женщины, державшей у себя на коленях голову ушедшего недавно на разведку смельчака, - в том, что это был именно он, уже не было никаких сомнений, - едва не капали на ужасающую поверхность его ран, вернее, его кошмарных, непонятной природы ожогов. Вернувшийся же с разведки храбрец, было видно, зачем-то силился подняться, пытаясь опереться дрожащими руками о колени плачущей над ним «сестры милосердия».
        -
        Сна… Сначала… - послышался его ставший теперь хриплым голос. - Не было… Ничего… Ни… Какой… Боли… И… Ожогов…
        -
        Молчи, Андрюша, молчи, - тут же принялась его уговаривать полноватая женщина в чёрном. - Тебе вредно напрягаться!
        Да только он её не слушал.
        -
        Это… Началось… Внезапно… - опять услышали окружающие его обессиленный голос, и тут он снова уронил голову на колени женщине.
        -
        Молчи, Андрюша, - уже умоляла его плачущим голосом незнакомка, только этого, похоже, уже и не требовалось. Судя по его молчанию, разведчик потерял сознание.
        -
        Вы бы закрыли дверь, - теперь подал голос только что подошедший туда Алексей, одновременно взглядом указав водителю, которому предназначались его слова, на ноги лежавшего на ступенях мужчины. И тут все, кто там находился, обратили внимание на то, как клубящийся за пределами автобуса туман, «припадая» ксамому полу, стал заползать через до сих пор открытую дверь к ним в салон и окутывать своей зловещей белесой дымкой ноги находившегося в бессознательном состоянии разведчика!
        Не сказав в ответ ни единого слова, лишь едва заметно кивнув головой, седовласый «капитан» их «корабля» тут же нажал на раскинувшейся перед ним панели управления нужную клавишу, и дверь сразу же стала с уже давно знакомым всем окружающим шипением закрываться. И тут все, кто там был, с изумлением увидели, как обволакивавший было ноги разведчика туман неожиданно резво, как-будто был частью какого-то живого организма, выскользнул в стремительно сужающийся дверной проём на улицу, не оставив в салоне после закрытия двери ни малейшего своего кусочка! А в только что облепленных белесой дымкой ботинках раненного разведчика теперь все увидели большие, немного дымящиеся дыры.
        Тут, судя по его, раздавшемуся там, стону, потерявший сознание лазутчик пришёл в себя.
        -
        Но… Ги… - только и смог тогда промолвить бедняга, подтягивая к себе обе ступни, и теперь все, кто находился вокруг него, смогли различить проглядывавшие сквозь дыры в его ботинках ужасные раны, на которых изъеденная
        невесть чем плоть оголяла окровавленные кости.
        -
        Ни фига себе! - вполголоса проговорил Алексей, не посмотрев ни на кого вокруг.
        -
        Там, в аптечке, посмотри что-нибудь… - бросив взгляд на державшую на коленях голову несчастного женщину, водитель автобуса тут же глазами показал на дверцу закреплённого напротив той на стене навесного шкафчика, на которой был нарисован алый крест в белом кругу.
        Ольга хотела было помочь и даже шагнула для этого к ней, да только её опередил стоявший к незнакомке ближе Алексей. Присев перед самым носом у своей новой знакомой возле дамочки в чёрном на корточки, он тут же стал что-то там делать, - что именно, было не увидеть из-за его широкой спины. И девушке только-то и оставалось, что, сдержав вздох досады, вернуться на своё прежнее место, что она в последовавшие за этим секунды и проделала, посмотрев в завершение всего на часы.
        На первую пару она неумолимо опаздывала. Впрочем, разве в том кошмаре, в котором она тогда оказалась, это хоть что-нибудь значило?!
        …Ольга пришла работать в свой университет сразу после окончания аспирантуры. Молодой, голубоглазой и озорной девчонкой, обожающей обесцвечивать волосы и удлинять и без того немаленькие смолянисто-чёрные ресницы, ещё мечтающей о сказочном принце и не терпящей грубости и лицемерия окружающего мира… Ещё, как говорится, остыть после защиты кандидатской не успела, и - на тебе! - читать лекции студентам, которые по возрасту мало отличались от неё самой.
        Как это часто водится у молодых специалистов, девушка с первых же дней взялась за работу, что называется, засучив рукава. Старалась не «давать осечек» ни в чём. И тут такое! Уже второй раз только в этом учебном году на работу опоздает, и на этот раз, похоже, «опоздай» будет неслабым…
        -
        Ничего себе, туманчик! - проговорил водитель автобуса, качая головой, на всякий случай притягивая поплотнее своё и без того хорошо закрытое окно.
        -
        Да ну на фиг! Скажешь тоже, туман, - теперь в их разговор включился, держась при этом с излишней бравадой, которую современная молодёжь предпочитает называть крутостью, только что подошедший откуда-то из средней части салона крепкого телосложения парень лет двадцати пяти, одетый в синюю «Аляску» итакого же цвета вязанную, облегающую голову шапчонку, из-под которой едва выглядывали его почти бесцветные брови. - Это он просто не смог нам рассказать, куда там, впереди, вляпался.
        При последних словах крепыш, который, скорее всего, был блондином или светлым шатеном, о чём говорили и немного бледноватая кожа его лица, и такие же, как брови, «полупрозрачные» ресницы на глазах, с жалостью посмотрел на по-прежнему лежавшего на ступенях недавно вернувшегося с вылазки незнакомца.
        -
        Если бы он мог сейчас разговаривать, наверняка бы так и сказал, что его чем-то там, куда он ходил, обдало, или окатило, в общем, обожгло…
        -
        А ноги его сейчас чем «обдало»? - строго посмотрел на парня-скептика водитель. - Почему он, по-твоему, сейчас мало того, что пытался убрать их от заползшего сюда тумана, так ещё и попробовал при этом что-то про них сказать?
        -
        Да это он просто не в себе, вот и несёт всякую хрень!
        -
        Сам ты хрень несёшь всякую! - зло посмотрела на спорщика женщина, державшая на коленях обожжённую голову вернувшегося раненным из мглы человека.
        -
        Спорим, я сейчас выйду, похожу здесь и со мной ничего не случится!
        -
        Никуда ты не пойдёшь, - сердито зыркнул на парня водитель.
        -
        Ой, а то что, ты меня накажешь? - насмешливо ухмыльнулся в ответ нарушитель спокойствия, и тут в их перепалку вмешалась Ольга:
        -
        Послушай, не знаю, как тебя зовут, ты и в самом деле хочешь рискнуть собой неизвестно ради чего? А вдруг там и вправду что-то опасное! Пусть не туман, но что-то же поранило этого беднягу, при том, что хлюпиком он тоже не выглядит.
        Слова спокойно выдавшей ему всё это Ольги подействовали на парня отрезвляюще.
        -
        Ну, не то, чтобы очень хочу… - замялся он, и тут масла в огонь подлила незнакомка, почти только что смотревшая на молодого смельчака со злобой:
        -
        Боишься, значит? Чего тогда было хорохориться?
        -
        Я? Боюсь? - крепыш в «Аляске» посмотрел на неё с вызовом, после чего повернулся к сидевшему на своём месте за баранкой водителю: - Папаша, открой дверь. Тут кое-кому надо кое-что показать…
        -
        Не дури…
        -
        Я говорю - дверь открой! А то я сейчас её выломаю.
        Многообещающе качнув головой, в следующие секунды парень повернулся к выходу и как-будто стал примеряться, как ему лучше было пройти мимо лежавшего на ступенях раненного.
        -
        Ну, как знаешь. Человек ты взрослый, тебе и решать, - рука водителя потянулась к клавише управления дверью.
        -
        Вот я и решил, - всё не мог угомониться уже пробиравшийся мимо затронувшей его незнакомки парень.
        Ещё пара-тройка мгновений, и дверь, в окна которой, казалось, застилавший за ними пространство туман уже по-настоящему ломился, услужливо перед ним распахнулась. Протиснувшись к ней и остановившись на последней ведущей из автобуса ступени, смельчак обернулся назад и оглядел всех, кто за ним наблюдал, с каким-то непонятным торжеством. Оглядел медленно, даже немножко надменно, и только тогда шагнул в ждавшую его за пределами автобуса и моментально охватившую со всех сторон белесую дымку. Вскоре о нём там напоминали лишь едва слышный шелест его балоньевой куртки да удаляющийся почему-то к задней части автобуса шум потревоженного недостаточно поднимаемыми им при ходьбе ногами рассыпанного по обочине мелкого гравия.
        -
        Нет худа без добра, - нажимая на клавишу управления дверью, чтобы закрыть последнюю, пробурчал водитель. - Есть шанс, что он и впрямь что-нибудь узнает.
        И тут, - дверь не успела закрыться даже наполовину, - из только что поглотившего очередного смельчака тумана, как раз с той самой стороны, в направлении которой тот только что скрылся, неожиданно донёсся какой-то вопль. То ли крик, то ли нечленораздельный возглас, от которого у всех, кто его тогда услышал, по коже противно пробежал холодок. А ещё через мгновенье из-за двери послышался шум чьих-то быстрых, приближающихся ко входу в автобус шагов…
        Ещё миг, и в проёме уже почти закрывшейся двери, не давая последней захлопнуться, показались ухватившиеся за неё и за её резиновую «притолоку» массивные кисти чьих-то рук… И рук как-будто - так сразу почему-то показалось, - не того человека, чьего возвращения там с нетерпением ждали. Что это?! С ужасом смотря на те «клешни», Ольга никак не могла припомнить, была ли на левом безымянном пальце только что ушедшего в разведку крепыша такая, похожая на золотую, печатка, какую было видно сейчас на пятерне ломившегося в автобус типа. А если не было? Если в салон сейчас лез не их лазутчик, а, скажем, его… Убийца?! Почему-то же парень в «Аляске» закричал! Вполне могло быть, что на него кто-то напал…
        Наконец, в проёме двери показалось лицо пытавшегося в неё влезть обладателя только что увиденной Ольгой золотистой печатки. Какое счастье, - это оказался скрывшийся несколькими мгновениями раньше во мгле второй разведчик! Надо думать, не у неё одной из груди тогда вырвался вздох облегчения. Физиономия же вернувшегося с разведки парня… Сейчас она выглядела отнюдь не такой самоуверенной, какой была до того, как за спиной его обладателя захлопнулась автобусная дверь. Крепыш в «Аляске» был явно чем-то очень сильно взволнован. Тяжело дыша, он с усилием открыл перед собой шипящую, сопротивляющуюся дверь, чтобы тут же протиснуться в её проём и сразу же повторно обвести взглядом собравшийся в передней части салона народ.
        -
        А вы знаете, что творится сейчас с нашей колымагой? - проговорил он заплетающимся языком, едва закончив осмотр, зловеще прищурив при этом глаза.
        -
        Это ты про автобус? - в голосе недоумённо смотревшего на него водителя послышалось недовольство.
        -
        А то про что же!
        -
        И что же с ним, интересно, такого творится, что ты его так называешь?
        -
        Пойдём, сам увидишь. Тебе на это больше других нужно посмотреть, ты ведь его водила. А то ещё попробуешь на нём с места стронуться!
        После последних словах парня взгляд «водилы» наполнился тревогой.
        -
        Пойдём, - только-то и сказал он в ответ, убирая палец с клавиши управления дверью, которую чуть раньше перевёл в положение «Открыто» иназад ещё вернуть не успел.
        -
        Мы выйдем, - тут же посмотрел он на стоявшую рядом с его сиденьем Ольгу, - и ты этот переключатель нажми внизу. Дверь закроется. А когда вернёмся - вверху, чтобы открыть. Понятно?
        -
        Я с вами пойду, - Ольгины слова оказались неожиданными и для неё самой. В те мгновения она совершенно не понимала, чего это ей вдруг приспичило идти с этой «экспедицией». Поймав же на себе удивлённые взгляды окружающих, в том числе и недавнего нового знакомого Алексея, она упрямо лишь утвердилась в этом решении.
        -
        Чего? - водитель посмотрел на неё, как на умалишённую.
        -
        Да пусть идёт, если хочет, - тон спокойно окинувшего при этом Ольгу взглядом парня в «Аляске» был не терпящим возражений, и потому, наверное, спорить с ним никто не стал.
        -
        Я пойду с вами, - настойчиво повторила девушка, и через минуту они все трое - первым только что вступившийся за неё парень, который успел уже подняться по ступеням к водительскому сиденью, вторым - водитель, и третьей, собственно, Ольга, - стали осторожно пробираться мимо по-прежнему лежавшего на ступенях невесть чем обожжённого разведчика и сидевшей там с его с головой на коленях полноватой женщины в чёрном, чтобы затем выйти из автобуса.
        -
        Я закрою дверь, - сказала им в спины ухаживавшая за раненным упитанная дамочка в чёрных джинсах и кожанке, которая вполне могла дотянуться до клавиш панели управления рукой, и через несколько мгновений автоматическая дверь рядом с ней, зашипев, словно подгоняя шагнувшую только с нижней ступеньки на асфальт Ольгу, захлопнулась за лазутчиками.
        Встретившая девушку за пределами автобуса тишина, едва только проход за её спиной оказался «запечатан» плотно прильнувшей к своим резиновым уплотнителями дверью, резанула по ушам. Отсутствие звуков в окружающем, залитом туманом пространстве было почти абсолютным, нарушаемым лишь слабо слышимыми из салона голосами Ольгиных попутчиков по злополучному рейсу да говором уже скрывшихся в белесой дымке её же спутников в той вылазке в туман.
        Ступив на отделявшую их авто от обочины полосу сразу же показавшегося ей каким-то странным асфальта - он почудился ей мягковатым, «дышащим» унеё под подошвами, словно его только что уложили. Впрочем, она не стала этим долго «заморачиваться», - и шагнув в туман, Ольга сразу же вдохнула полную грудь похожего на кисель воздуха, оказавшегося почему-то совершенно не влажным. С удивлением это про себя отметив, она повернула к задней части автобуса, - судя по звукам приглушенных, наверное, загадочным туманом голосов пошедших впереди парней, мужская часть их экспедиции направилась именно туда. Да и видела она, куда каждый из них, погружаясь в туман, повернул. И тут…
        От того, что произошло в следующие секунды, сердце девушки моментально оказалось у неё в самых пятках, испуганно забившись там с частотой едва ли не барабанной дроби. Ужасающе громкое на фоне царившей вокруг тишины шипение, с которым ближайшее к ней колесо автобуса - оно находилось всего в каком-то в метре! - вдруг стремительно испустило наполнявший его воздух, оказалось настолько неожиданным, что Ольга едва не завизжала. Да и то не завизжала только потому, что с испугу просто не смогла этого сделать. Колесо же в мгновение ока обмякло и перекосило набок удерживаемый им корпус автобуса, из которого тут же послышались испуганные возгласы оставшихся в нём пассажиров.
        Ещё несколько самых коротких отрезков времени, за которые девушка не успела даже дух перевести, и то же самое, судя по сопровождавшим это звукам, произошло и со вторым передним колесом. Ноги снова обдало прохладой донёсшейся от последнего воздушной волны. Корпус же автобуса, качнувшись теперь в другую сторону, сразу немного выровнялся. И тут такое же случилось с каким-то из задних! Или даже с двумя из них одновременно, с той же самой стороны, где это всё началось, судя по тому, как в тот же миг снова на этот бок накренился корпус автобуса. И это тоже добавило Ольгиному пульсу частоты.
        А туман, позволивший разнестись по округе так напугавшим девушку звукам испускания автобусными колёсами воздуха, под воздействием донёсшегося от только что лопнувшего колеса и обдавшего ноги девушки холодом дуновения даже не всколыхнулся, оставаясь «висеть» вокруг их «колымаги» над землёй всё той же вязкой, плохо пропускающей свет пеленой. Только теперь - с испугу, наверное, - Ольге стало казаться, что он сделался ещё гуще и непрогляднее.
        Девушка замерла на месте, не в силах унять буквально выпрыгивавшее у неё из груди сердце. Казалось бы, ничего страшного не случилось, - подумаешь, колёса! - да только как маленькому моторчику в груди это было это объяснить? Хорошо хоть разум смог уже избавиться от обрушившегося на него тогда испуга. Благодаря этому, когда спустя какие-то секунды, может даже их десятки, точно так же «испустили дух», одно за другим, и два других, с противоположной стороны, задних колеса автобуса, придав тому, в конце-концов, устойчивое положение, Ольга уже даже не вздрогнула. Хотя сердце её и не могло никак забыть первых трёх из тех «вздохов»…
        Попробовав несколькими глубокими вдохами-выдохами обуять охвативший её нешуточный испуг, Ольга еле смогла заставить себя двинуться дальше. При этом она даже не стала смотреть на то, что было сейчас с колесом, лопнувшим самым первым, хотя и проследовала мимо него. Шаг, другой, третий… Походка выходила шатающейся, неуверенной, тем не менее, всего через какой-то десяток шагов девушка едва не налетела на водителя и ушедшего с ним парня, сидевших вплотную к корпусу автобуса на корточках и о чём-то тревожно, хоть и вполголоса, переговаривавшихся.
        Коснувшись ногами спины одного из настигнутых в тумане лазутчиков - это оказался «водила», - что было немудрено в условиях царившей там отвратительной видимости, Ольга сразу же втиснулась и присела между ним и автобусом, а точнее, как оказалось, одним из задних колёс последнего, благодаря чему теперь смогла хорошенько разглядеть, что несколько мгновений назад её так испугало. То, что творилось с тем колесом, было за гранью нормального человеческого понимания! Оно как-будто растворялось в державшем его на себе асфальте. Со стороны это выглядело так, будто последний был какой-то раскалённой поверхностью, и колесо в месте контакта с ней просто мало-помалу сгорало, не оставляя после себя ничего, ни пепла, ни даже дыма. Так вот почему оно лопнуло! Лопнуло и теперь, сплющившись под тяжестью давящей на него массы автобуса, а в одном месте, словно нарочно, даже неудобно оттопырив и показывая всем вокруг «изъеденный» асфальтом торец только что образовавшегося края ещё уцелевшей части «растворявшейся» вдорожной поверхности покрышки, - тот, по всей видимости, вывернуло наружу потоком воздуха при недавнем
«испускании духа» колесом, - медленно «сгорало», незаметно опускаясь всё ниже и ниже - «пожирающая» его дорога уже «подбиралась» кего металлической части.
        Теперь было понятно, что послужило причиной столь внезапной «кончины» недавно «испустивших дух» автобусных колёс. Хотя и ни черта не понятно! Как, как могла сгореть, раствориться в асфальте или ещё неизвестно каким способом исчезнуть резина, отделявшая внутреннее, заполненное сжатым воздухом пространство колеса от «поедавшего» последнее асфальта?!
        Ольге, как, наверняка, немногим ранее и водителю, и парню в «Аляске», даже захотелось потрогать дорожное покрытие рукой. С виду-то оно было самым обычным. И даже, несмотря на касавшийся его туман, как-будто сухим. Впрочем, ни она, ни, думается, её спутники делать этого тогда не стали. Хотя Ольге в те мгновения и вспомнилось, каким странным показался ей асфальт, когда она, выходя из автобуса, только на него ступила.
        -
        Ни хрена себе! - только-то и смог, спустя где-то минуту после Ольгиного там появления, промолвить «водила», поднимаясь на ноги.
        И тут взор его округлившихся от изумления глаз упал на «испачканную» белесой дымкой стенку автобуса, присмотреться к которой попристальней он, по всей видимости, ещё не успел. Последняя, даже если и не брать во внимание обволокший её туман, выглядела очень странной, и на первый взгляд даже было не понять, из-за чего. Сразу ясно было только одно - её поверхность теперь была совершенно не покрашена. Яркая красная краска, не заметить которой даже в условиях царившей там препаршивой видимости было невозможно, с поверхности многоместного пассажирского авто словно испарилась, придав той теперь очень необычный и даже немного жутковатый вид.
        -
        Ты об этом говорил? - повернулся он к тоже уже поднявшемуся на ноги спутнику-парню.
        -
        Ну да, - бросив короткий взгляд на затянутую дымкой металлическую поверхность, так же кратко ответил тот.
        Тем временем Ольга, всё так же сидя на присядках, не сводила глаз со «сгоравшего» на асфальте колеса. В голове у девушки родилась идея - если смотреть на то колесо, точнее, на его участок, которым оно касалось асфальта, не отрываясь, возможно станет заметно, как, сгорая, оно и опускается вместе со всем автобусом вниз. Зачем это нужно было замечать? Девушка и сама не знала. Тем не менее стала пристально вглядываться в место контакта колеса с дорогой, ни на секунду не отрываясь.
        Минута, другая… Ольга никак не могла понять, видела ли она то, что хотела увидеть, или нет. Да какая, к чертям собачьим, разница, заметно это было глазу или не заметно! Такие мысли окончательно завоевали в её голове господство, когда ещё через минуту незадачливая наблюдательница, наконец, осознала, что заметить сгорание колеса у неё не выходило. Слишком медленно оно протекало. И в следующий миг она отвела свой озадаченный взгляд от незаметно таявших на асфальте железа и резины.
        Тут её рассудок, словно вспышкой молнии, озарило осознанием ещё одного обстоятельства. Моментально переведя взгляд на ботинки стоявшего напротив парня, у которого его спутник-водитель автобуса только что о чём-то спрашивал - Ольга не обратила внимание, о чём именно, - девушка теперь неподвижно остановила свой взгляд теперь на них. Хотя и без этого было видно, что их подошва уже начала точно так же «растворяться» вдержавшем на себе их хозяина асфальте…
        …В пронзавшей и окружавшей автобус почти абсолютной тишине раздавался доносящийся из его салона, на фоне нарастающего гомона заполнявших его пассажиров, громкий голос кого-то из оставшихся в нём мужчин:
        -
        Без паники! Спокойно, ничего страшного пока не происходит. И поэтому самое лучшее, что мы с вами можем в создавшейся ситуации предпринять, так это оставаться на своих местах, чтобы не создавать сутолоки и хаоса. Сейчас вернутся наши разведчики и тогда мы, возможно узнаем, что случилось с первым ушедшим в туман парнем…
        -
        Если с ними не случится то же самое! - так же громко перебил его чей-то истеричный женский голос, прозвучавший подобно выкрику горластой базарной торговки.
        -
        Будем надеяться, не случится. Другого всё равно пока не дано.
        Хорошо слышавшая завязавшуюся в автобусе короткую перепалку Ольга без труда узнала в мужском басе говор своего недавнего знакомого Алексея, и теперь снова немного пожалела о своих скоропалительных выводах относительно его натуры…
        Разобрал доносящиеся из салона разговоры на повышенных тонах и их шофёр. Ольга как раз на него посмотрела, когда он это показал. Покачав головой, едва слышно себе под нос пробурчал:
        -
        Как дети! Ни на минуту нельзя без присмотра оставить. Хорошо, кто-то взялся успокоить…
        Тут затеявший экспедицию парень, усмехнувшись на последние слова «водилы», вытянул руку к автобусу и попробовал облокотиться на его стенку. Уж лучше бы он этого не делал! Потому что последняя неожиданно оказалась как-будто из фольги - рука парня сразу же её проломила. Или разорвала, провалившись и упёршись во что-то твёрдое, находящееся за ней, наверное, внутреннюю обшивку.
        -
        Чего? - недоверчиво посмотрел на это водитель «колымаги».
        В следующий миг он сам протянул руку к возглавляемому им авто и начал осторожно постукивать по его обшивке.
        -
        Чёрт побери, - выругался, тем временем, его спутник, осторожно извлекая пятерню из только что образовавшегося пролома.
        Недоумение в его глазах было густо перемешано со злостью. Теми же чувствами сквозило в те мгновения и выражение его лица.
        -
        Проклятье, только этого мне сейчас не хватало, - тут же добавил он полным досады голосом, поднеся к себе только что извлечённую из западни кисть и немного отвернувшись при этом в сторону.
        -
        Чего именно? - с беспокойством уставился на него шофёр.
        В следующие секунды «водила» разглядел, как его спутник, доставая одной рукой из кармана джинсов носовой платок, кисть другой зачем-то держал перед собой на уровне груди и не сводил с неё глаз.
        -
        Порезался? - догадался он. - Немудрено, железо всё-таки. Вот только не возьму в толк, почему оно вдруг стало тонким, как фольга?
        Ни слова не отвечая, - вряд ли ему в те мгновенья было до того, чтобы обсуждать причины истончения внешней обшивки автобуса, - поранивший руку парень поднёс выуженный из кармана платок к ранке. И тут… Подобрав пострадавшую руку, видимо, для лучшей видимости, к себе поближе, в следующий миг он, судя по всему, хорошенько разглядел свой порез, после чего сразу выдал:
        -
        Это что ещё за хрень?!
        Обеспокоившись и ещё не успев толком ничего сообразить, водитель автобуса тут же шагнул к нему, и, приблизившись вплотную, склонился над его ранкой. А всего мгновением позже рядом с ним «вынырнула» из тумана и Ольга, тоже сразу же, едва только услышав возглас парня в «Аляске», поднявшаяся на ноги. И в следующий миг они оба увидели, что только что обозвал хренью их спутник.
        Ранка на его руке, оказавшаяся, по всей видимости, довольно глубоким порезом, обильно кровоточила, из-за чего почти вся кисть их спутника оказалась залита кровью. И сейчас бы уже, наверняка, окровавлена была куда большая площадь кожной поверхности его руки, да и с последней на землю, несомненно, алых капель бы уже летели целые очереди, если бы… Не та самая «хрень».
        Растекавшаяся по руке кровь как-будто кипела, покрывшись по всей площади своей поверхности чем-то похожим на мельчайшие, едва видимые невооружённым глазом всплески лопающихся при кипении жидкости пузырьков выделяющегося из неё воздуха. Покрывавшая же и её вездесущая белесая дымка эти всплески самым настоящим образом, хотя и неведомо как, «слизывала», не давая кровяной лужице покрыться вполне закономерной при таком раскладе рябью. «Слизывала», то есть пожирала, судя по тому, что крови, всё прибывавшей из ранки и прибывавшей, больше на руке не становилось.
        -
        Что ты чувствуешь? - ошарашенно спросил у парня водитель.
        -
        Почти ничего. Ощущения какие-то едва слышные, как-будто кровь на руке бурлит…
        -
        Это, наверняка, туман, веришь ты в это или нет. И очень похоже на то, что эта гадость пытается нас сожрать. Хорошо ещё, что у неё не выходит сделать это быстро.
        -
        Чего ты ждёшь? - подняла на раненного парня полный беспокойства взгляд Ольга. - Зажми скорее рану платком!
        И тут же, с тревогой посмотрев и на второго своего спутника, она скороговоркой, без единой запинки, добавила:
        -
        А вообще, нам пора уносить отсюда ноги. Не чувствуете, как начинает припекать кожу, как-будто мы с вами в парилку попали? Этот чёртов туман и в самом деле обжигает. Уж не знаю, в самом деле он живой и пытается нас сожрать, или же это просто пары какой-нибудь очень едкой кислоты. Как бы то ни было, дымка эта - опасность не единственная. Разъедает всё вокруг, я вам доложу, не только она.
        -
        То есть? - послушавшись её и зажав, наконец, ранку носовым платком, поднял на девушку взгляд поранившийся об обшивку автобуса парень, лицо и шея которого - это было видно даже сквозь пелену тумана, - изрядно раскраснелись.
        -
        Ты на подошву ботинок своих посмотри.
        -
        Ни хрена себе! - тут же проделав то, что ему посоветовала девушка, воскликнул молодой человек. - Прикинь, Вадимыч, шипы на подошве раза в два меньше стали! И теперь они какие-то… Изъеденные, что ли! И при этом - ты чувствуешь? - кожу, и правда, стало припекать!
        Сказав это, он энергично потёр себе вначале лоб, затем шею, рукой.
        -
        Асфальт тоже, что ли, пытается нас сожрать? - в голосе водителя автобуса, только что названного Вадимычем, - он и затеявший экспедицию парень уже, видно, успели познакомиться, - отчётливо послышался страх.
        Едва замолчав, он тоже принялся растирать себе шею.
        -
        Касаясь его, наши подошвы словно сгорают… - снова «взяла слово» Ольга. - Как колёса автобуса. При этом ни туман, ни асфальт совершенно не горячие.
        -
        Асфальт, наверное, уже пропитался этим чёртовым туманом, - предположил парень в «Аляске».
        -
        Давайте вернёмся в салон, - с ещё большим страхом проговорил «водила», - там хоть ничего этого нет.
        -
        Ну ты же видишь, автобус тоже скоро развалится, - возразил его спутник-парень.
        Во взгляде последнего читалась растерянность. Было очевидно, он совершенно в те мгновения не знал, что им сейчас нужно было предпринять.
        -
        А что ещё нам делать? - настаивал Вадимыч. - Посидим в нём, пока не развалился, и заодно подумаем, как быть дальше.
        -
        А-а-й! - вдруг, перебивая их разговор, воскликнула Ольга. - Уже становится больно!
        Запрыгав на месте, она стала натягивать куртку на ничем не защищённую шею, нежную кожу которой зловещий туман «лобызал» уже не первую минуту. По всему было видно, что растирания кожи рукой стали к тому времени бесполезны.
        -
        Бежим в автобус! - в тот же миг воскликнул их водитель, немного по-другому повторив своё только что прозвучавшее предложение, после чего первым метнулся, растворяясь в тумане, к расположенной неподалёку двери.
        -
        Скорее, - едва коснувшись её спины, легонько подтолкнул Ольгу бежать следом второй из её спутников.
        А Вадимыч, было слышно, уже вовсю барабанил в ведущую в салон автобуса дверь:
        -
        Не спать, народ, не спать! Спасайте своих разведчиков!
        Ольга едва успела до него добежать, как та дверь стала с шипением отворяться, выпуская наружу уже переполнявший автобус, насквозь пропитанный паникой гомон пассажиров. Бросив на девушку строгий взгляд, водитель Вадимыч отошёл в сторону, пропуская её впереди себя, и та не преминула этим воспользоваться. Ступени от лежавшего на них раненного разведчика уже оказались свободны, - очевидно, его устроили куда-то поудобнее, - равно как и от ухаживавшей, помнится, за ним женщины в чёрном, и девушка тут же шустрой синичкой вспорхнула по ним в салон, даже не глядя пока, кто сидел сейчас на водительском сиденье и открыл им с Вадимычем дверь.
        Следом за ней в автобусе оказались и её спутники - вначале их водитель, а за ним и крепыш в синей «Аляске».
        * * *
        С момента возвращения в автобус троих пошедших посмотреть на его состояние добровольцев прошло не так уж и много времени, когда в служившем крепостью для более чем сорока его пассажиров транспортном средстве появилась первая брешь. Оказалось разбито изъеденное туманом стекло одного из окон…
        …Грузный мужчина лет пятидесяти, место которого находилось примерно в середине салона, устроил на спинке сиденья уже изрядно облысевшую, что было видно всем благодаря отсутствию на ней шапки, голову и задремал. И как только в той ужасной обстановке смог! Уснув же, уронил свою «полулысину» на стекло окна…
        Последнее к тому времени было уже настолько истончено разъедавшим его снаружи туманом, что не выдержало даже того относительно слабого удара, с которым на него свалился череп бедняги, и мгновенно оказалось оплетено мелкой сеткой из пронизавших его трещин. Мужику бы сразу сообразить, что произошло, и от стекла поскорее отпрянуть, да только его сознание, по всей видимости, в те секунды ещё было крепко скручено путами сна. Голова продолжала давить на растрескавшееся стекло, и последнее через миг посыпалось на колени и покоившиеся на них руки допустившего оплошность человека, равно как и за стену их «крепости», настоящей лавиной мелких осколков, лениво искрящихся в сонном, неохотно процеженном окружавшей всё вокруг дымкой свете.
        Казалось, случившееся запросто могло возыметь эффект поднесённой к пороху спички, совершенно несмотря на то, что сначала новый Ольгин знакомый Алексей, а затем и вернувшийся с разведки водитель, успокаивали взбудораженных уже «дальше некуда» людей, как могли. После того, как Вадимыч неосторожно поведал у лобового стекла своим недавним собеседникам о том, что творилось сейчас с их «крепостью» ипочему она недавно накренивалась, а подслушанное другими пассажирами тревожное известие в мгновенье ока разлетелось по всему автобусу, нервы у бедолаг были напряжены, что называется, до предела. Было удивительно, что народ в салоне до сих пор не обуяла паника. И тем более странно было увидеть, как тот не наполнился криками, да что криками, безумными воплями ужаса, и по нему не стали беспорядочно метаться бросившиеся искать спасения люди, в следующие после разбития стекла мгновенья.
        Тем временем, в образовавшуюся брешь в виде выбитого окна, едва только последние из хлынувших к земле осколков его стекла достигли последней точки своего падения, полез всё тот же зловещий белесый туман. Полез и в же миг устремился, нет, по-настоящему бросился к только что по неловкости его впустившему человеку. Смотря на это с замиранием переполненного страхом сердца, Ольга про себя отметила, что теперь кошмарная дымка стала перемещаться и, судя по всему, нападать куда стремительнее, - её призрачные клубы достигли бедного человека в считанные секунды! Достигли и тут же стали не менее скоротечно окутывать его лицо, руки, шею…
        Выдавивший же окно пассажир… Едва только кошмарная дымка коснулась его кожи, как он истошно, на весь автобус, закричал, отчаянно замахав при этом руками:
        -
        А-а-а! Помогите! Мне больно!
        На глазах находящихся поблизости, и не только, пассажиров, наблюдавших за всем этим с выпученными от ужаса глазами, никто из которых, боясь за собственные жизни, не посмел прийти на помощь, едкая дымка стремительно обволакивала тело несчастного, и совсем скоро он, извиваясь, словно раненная змея, буквально изошёлся в раздирающих душу воплях:
        -
        А-а-а!!! Ма-амо-очки-и!!! Помогите!!! И-и-и, как мне больно!!!
        От этих криков по коже у Ольги, да и не у неё, думается, одной, противно побежали ледяные мурашки, которым был совершенно нипочём в тот же миг выступивший по всему телу отвратительный липкий, холодный пот. Страх сковал душу ещё сильнее, захотелось забиться куда угодно, лишь бы было не так жутко, и сидеть там, сидеть, не издавая ни единого звука, до самого конца разливающегося вокруг кошмара. Если он ещё будет, этот конец…
        Однако, поддаваться таким чувствам было совершенно нельзя. Они могли парализовать все силы, до последней, и что было бы тогда, не хотелось даже думать. И в следующие мгновения девушка попробовала сбросить с себя это опасное чувство.
        -
        Нужно чем-нибудь закрыть разбитое окно! - оглушающе, как ей самой тогда показалось, закричала она на весь автобус, стряхивая с себя начавший было одолевать её ужас и со всех ног бросаясь к несчастному у только что появившейся бреши в стене их «крепости». - Чем угодно, что только есть под рукой, чтобы туман не мог сюда проникать!
        Срывая на ходу с себя пуховик, девушка в три прыжка домчалась до атакованного таинственным нечто человека и тут же начала сбивать с него своей толстой курткой уже «присосавшуюся» кнему белесую дымку. Разбивший окно незнакомец завопил при этом ещё жалобнее и громче, и теперь в его криках абсолютно перестали различаться слова. Стенания бедняги больше стали похожи на крики какого-то животного, хотя менее страдальческими они от этого и не становились. Однако, оставить на его коже окутавшую последнюю туманность было бы ещё хуже.
        Так прошло не меньше двух, а то и трёх, минут. Ольга всё сбивала и сбивала с незнакомца, который, обессилев, кричал уже намного тише, «прилипший» кнему обжигающий туман, отчаянно хлестая беднягу всё тем же предметом своей верхней одежды по рукам, плечам, ногам. Делая это, она вошла, что называется, в раж и, казалось, остановить её не смогло бы уже ничто, по крайней мере, до тех пор, пока кошмарная дымка не оставит свою жертву в покое. Однако, то, у чего получилось прекратить старания девушки, всё-таки нашлось. Когда она, в сотый, наверное, раз, стегнула несчастного курткой и удар пришёлся по не скрытой одеждой поверхности его тела, которая была уже сплошь покрыта пеленой из ненавистной мглы, после чего сразу же потащила куртку на себя, - таким приёмом Ольга пытаясь увеличить эффективность своих стараний, - то вдруг увидела, как сдираемый с бедняги туман потащил за собой, отрывая от тела, его кожу, а вместе с ней и «налипшую» на неё подкожную плоть! Надо же, теперь эта зараза стала намертво «прилипать» ксвоим жертвам, или присасываться, как этого не было ещё совсем недавно, когда выбирались на
вылазки их разведчики. А разбивший стекло человек на этот раз уже и не закричал в полном смысле этого слова. Он теперь лишь захрипел, хотя хрипы его и были довольно густо перемешаны со всё ещё вырывавшимися из горла обрывками гортанных вскриков и всхлипов.
        Впрочем, и это его хрипение продлилось недолго. Не больше минуты, от силы двух, в течение которых Ольга продолжала пытаться избавить незнакомца от «приклеившейся» кнему белесой дымки, уже не хлестая его своей курткой, а лишь пробуя ею ту гадость с него осторожно стирать. По истечение же тех минут незнакомец затих. То ли потерял от боли сознание, то ли умер. Больше было похоже на второе. Сквозь покрывший же уже почти всё тело бедолаги туман, бороться с которым у Ольги уже не было никаких сил, то здесь, то там проглядывало то, что стало теперь с его кожной поверхностью. Последнюю уже мало где прикрывала одежда, и в местах, где облепившая несчастного, похожая на пар мерзость была не очень густой, виднелись изрытые невесть чем поверхности ужасных то ли ожогов, то ли другого характера ран. Как-будто поверхность тела пассажира была изъедена ужасающе жгучей кислотой. Смотревшей на этот кошмар молодой учёной казалось, что её глазу было заметно, как куски окружившей автобус непроглядной мглы продолжали вгрызаться в плоть бедняги всё глубже и глубже.
        Между тем, ворвавшееся в автобус, похожее на туман нечто, не оставляя и только что «добытой» жертвы, стало расползаться по салону, подпитывая, видимо, свои объёмы от основной, что была за окном, массы заволокшей всё вокруг мглы через протянувшуюся за ним этаким тоннелем «кишку».
        -
        Отрубить! Его нужно отрубить! - оставив своё занятие - несчастного всё равно уже было не спасти, - и без сил устраиваясь мягким местом на подлокотник оказавшегося сзади неё пассажирского сиденья, в отчаянии проговорила Ольга, тут же оглядываясь и с тоской отмечая, как заполнявшие автобус пассажиры даже сейчас, когда смерть подобралась к ним уже так близко, лишь молча, хотя и с переполненными ужасом глазами, смотрели на творящееся вокруг и абсолютно ничего не делали для своего спасения. Равно как несколькими мгновениями раньше также молча и совершенно ничего не предпринимая наблюдали за её схваткой с ворвавшимся в автобус кошмарным туманом.
        Опустив голову, девушка обессиленно замерла. Ей нужно было отдохнуть, хотя бы пол-минуты, даже несмотря на то, что вползавший в разбитое окно туман ждать не собирался. Иначе бороться с ним дальше она бы просто не смогла. И тут вдруг её напугал, заставив вздрогнуть всем телом, совершенно неожиданно раздавшийся откуда-то сбоку - как оказалось, приближавшийся к ней со стороны задней части автобуса, - мужской голос:
        -
        Сейчас, Оля! Я тебе помогу.
        Едва найдя в себе силы повернуться на тот возглас, в следующую секунду девушка увидела проталкивавшегося к ней сквозь толчею застывших в проходе пассажиров своего недавнего знакомого Алексея. В руках тот держал уже стянутую с себя джинсовую куртку, готовясь, по всей видимости, пустить её в ход для сооружения хоть какого-нибудь препятствия на пути быстро заползавшей в салон мглы. В груди у девушки радостно забилось сердце. Вот уж не думала она, что ещё до конца сегодняшней поездки этот зеленоглазый чудак сможет так обрадовать её своим появлением после того, как неведомо куда исчезнет!
        А её новый знакомый, между тем, моментально захватил руководство сопротивлением атаковавшему их через разбитое окно то ли хищному, то ли просто состоящему из паров какой-то очень едкой кислоты, туману в свои руки. Голос его снова, как и тогда, когда Ольга, напросившись в разведку с водителем Вадимычем и незнакомым парнем в «Аляске», находилась за пределами автобуса, заполнил собой всё внутреннее пространство последнего.
        -
        Сейчас же все живо отдали мне свою верхнюю одежду! - было первым, что приказал товарищам по несчастью Алексей.
        Сам же, едва только это прокричав, он бросил свою куртку на провал разбитого окна. Потревоженная ею лезущая в салон густая белесая дымка при этом зловеще забурлила, словно пробуя вещь парня через себя не пропустить. Впрочем, последнее если и было, то было совершенно излишне - брошенный на окно предмет верхней одежды парня оказался маловат, чтобы закрыть собой немаленький оконный проём, и в следующее мгновенье, без труда пронизав «взбунтовавшийся» унего на пути туман, просто вывалился на улицу.
        Из окружающих же Ольгиного нового знакомого пассажиров никто передавать ему свои куртки, тулупы, пальто не спешил…
        -
        Скорее же, скорее, бросайте мне свою верхнюю одежду, если хотите выжить! - бросая затравленные взгляды то на одного, то на другого из них, закричал Алексей. - Или вы не видите, что получилось с мужиком, когда его коснулся заползший в дыру туман? Вы тоже этого хотите?!
        В те секунды Ольга им даже залюбовалась. Вот, значит, какой оказался он лидер и смельчак. По виду и не скажешь. Она уже хотела встать и протянуть ему свой пуховик, который до сих пор просто держала в руках, отчего, наверное, Алексей его и не заметил, как вдруг перед её взором разыгралась такая жуть, из-за которой она чуть не упала в обморок. Испытанное ею тогда потрясение было настолько сильно, что от шока едва ли не было впору умереть!
        Расползавшийся по салону автобуса туман как-будто почувствовал в Алексее какую-то для себя угрозу и…
        Напал на него!
        Он буквально выстрелил в парня, иначе не скажешь, так быстро и резко это произошло, этаким, похожим на хобот слона, «отростком» точно такой же дымки, из которой состоял и сам. «Отросток» же тот, «ударив» Алексея в грудь, моментально «растёкся» по всему его телу, прямо на глазах окутывая собой все остальные его части и больше всего собираясь, по крайней мере поначалу, как это было при нападении на выдавившего окно толстяка, на незакрытых одеждой частях его кожной поверхности…
        Завизжав, что только было у неё мочи, Ольга бросилась теперь к нему, своему недавнему случайному знакомому, спеша сбить с него, по крайней мере попытаться сбить, обволакивающий беднягу со всех сторон туман. Неловко спрыгивая с подлокотника, пребольно об него ударилась, сделав первый шаг, подвернула ногу, тут же попытавшись ухватиться рукой за спинку сиденья, выбила палец… Однако, изо всех сил торопясь на помощь к Алексею, ни на что из этого не обратила ни малейшего внимания.
        А в салоне уже почти отовсюду доносились звон бьющегося и сыплющегося стекла, отчаянные вопли теперь всё-таки схватившихся с полезшей с улицы неведомой дымкой людей, звуки шлепков различного тряпья по телам объятых кошмарным нечто несчастных. Стало абсолютно ясно - временная крепость, которой послужил своим пассажирам автобус, начала разрушаться.
        Проход между сиденьями, да и не только он, почти в один миг стали похожи на потревоженный муравейник. Толкаясь и крича, большинство заполнявших автобус людей стало отчаянно метаться по салону, да только в той жуткой толчее это было практически невозможно. Как, впрочем, и бесполезно - кровожадный туман лез уже отовсюду, и убежать или спрятаться от него было нельзя никак. Однако, на месте всё равно никто не сидел, были даже такие, кто лез на других стоящих рядом с ними пассажиров. И у всех без исключения несчастных взгляд был полон самого безнадёжного отчаяния…
        Что же делать? Что делать?! Как было в этом кошмаре спастись?
        Ольга всё хлестала и хлестала недавнего нового знакомого своей курткой, сама не отдавая себе отчёта в том, что всё это было напрасно. Облепившая беднягу мгла присосалась, что называется, намертво, подобно тому, как совсем недавно она прилипла к телу несчастного, нечаянно выдавившего в автобусе окно, содрать с которого её получалось только с кожей и подкожной плотью. Девушка уже и пробовала, в перерывах между хлестаниями, точно так же, как это делала тогда, стирать с парня кровожадную дымку, потом стала на неё дуть, да только всё не впрок. И то, и другое лишь увеличивало и без того ужасные, невыносимые страдания бедняги.
        Вскоре, видя бесполезность своих попыток сбить ужасную дымку с Алексея, Ольга это занятие оставила. К тому моменту она уже едва держалась на ногах, силы же в том кошмаре ещё неизвестно для чего ей могли понадобиться. Её же недавний новый знакомый… Теперь только и оставалось, что сквозь слёзы смотреть на то, как он погибал. Плакать и видеть, как корчилось в мучениях его тело, слышать его невыносимые, едва не переходящие в крики, сдавленные стоны, лицезреть, как скребли по дерматину сиденья, пытаясь в него впиться в каком-то безумном отчаянии, его ногти, и при всём при этом понимать, что сделать уже было ничего невозможно.
        Неожиданно её внимание привлекли какие-то странные, шипящие звуки, доносящиеся со стороны «головы» их автобуса. Резко повернувшись в ту сторону, откуда они доносились, Ольга увидела, как там пытался рассеять почему-то медленно - хорошо, что так! - тянущееся к нему дымчатое «щупальце» кровожадного тумана струёй из огнетушителя их водитель, мужичок, которого парень в «Аляске» называл Вадимычем. И у него как-будто получалось на какое-то время разгонять туманную «плоть» невиданного хищника…
        Оторваться от созерцания борьбы за выживания их шофёра и заняться собственными проблемами девушку заставило нестерпимое жжение, неожиданно охватившее её собственное плечо. На основание её правой руки как-будто вылили кипящей смолы! Мгновенно переведя взгляд на себя, Ольга увидела, что от ближайшего сгустка влезшего в автобус тумана до неё дотянулась такая же дымчатая «конечность», как и та, что лезла сейчас к их шофёру, и её белесая дымка уже спешила своей кошмарной, обжигающей пеленой обволочь не только плечо с правой стороны туловища. Вот чёрт, и до неё эта гадость добралась! Едва удержав себя от того, чтобы попытаться сорвать с себя жуткую дымку пятерней другой руки, в следующий миг девушка ухватилась за одну из рождённых в те мгновенья отчаянно ищущим спасения рассудком идей и попробовала резко присесть в проходе между пассажирскими креслами, рассчитывая таким образом сбить присосавшийся к ней кусок ужасного белесого тумана. Однако, последний был не так прост. Он удержался, и удержался совершенно без потерь, словно только что и не было совершенно никакой попытки его сбросить.
        А плечо уже охватила такая невыносимая боль, что от неё хотелось выть, визжать, кричать, как выли, визжали, кричали уже почти все Ольгины попутчики по тому злополучному рейсу. И хотелось не только от причиняемых той ужасной болью нестерпимых мучений. Ещё от безысходности, ведь девушка собственными глазами видела, что проклятую дымку с тела было не сбить. И не только видела, но и знала уже по собственному опыту.
        Кошмарной мглы, между тем, в заполненный криками автобус заползало всё больше и больше. В салоне последнего уже почти не осталось пассажиров, к кому бы не прилипла её ужасная кровожадная дымка и кто бы отчаянно, изо всех сил, не пытался найти от неё хоть какое-нибудь спасение. Кто-то из несчастных даже выпрыгивал в зиявшие пустотой окна, и доносящиеся затем из-за последних душераздирающие крики очень красноречиво рассказывали о безуспешности их попыток. Кто-то обливал себя невесть откуда взятой водой, совершенно невзирая на хлынувший в разбитые окна вместе с туманом холод и словно специально показывая окружающим, что и это тоже было совершенно бесполезно. Кто-то даже пытался отгородиться от лезущего к нему туманообразного нечто огнём зажжённой и удерживаемой в руке зажигалки. Да только всё, абсолютно всё это было не впрок. Кошмарная мгла оставалась ко всем этим ухищрениям абсолютно безразлична. Казалось, что спастись там уже было невозможно никак. И никому.
        В отчаянии заскрипев зубами, едва их не кроша, хотя и не переставая при этом душераздирающе кричать, визжать, выть, девушка всё-таки не удержалась и попробовала сорвать с себя дымчатую жуть другой рукой. Да только как было ухватить подобное пару нечто пальцами? Последние же сразу разделили участь её плеча. Ольге в тот миг показалось, будто она опустила кисть руки в кипящую воду. Или смолу. И это была новая порция неистовой боли, от которой она закричала, завизжала, завыла ещё отчаяннее и громче, хотя громче и отчаяннее уже было и некуда. Взгляд её в панике заметался по салону, словно там можно было найти какое-нибудь избавление от нахлынувших на неё мучений, да только и это было совершенно бесполезно.
        Внезапно мечущийся взгляд вопящей Ольги наткнулся на забившуюся в уголке между спинкой впереди стоящего кресла и стенкой автобуса, за каким-то раскинувшимся в объятьях тумана на соседнем сиденье без чувств человеком, укрывшуюся своей курткой с капюшоном, оставив снаружи только переполненные ужасом маленькие, серенькие глазки, недавно достававшую своим баловством Алексея маленькую шалунью Веру. Увидев, что неистово кричащая незнакомая тётя, точно так же «заражённая» злым туманом, как и многие другие из окружающих её людей, на неё смотрит, девочка испуганно стала ещё сильнее поджимать под себя свои маленькие ножки и одновременно пытаться натянуть теперь и на голову служившую ей хоть какой-то защитой куртку.
        Тем временем уже едва не сходившая с ума от творящегося с ней и вокруг неё кошмара Ольга перевела взгляд на находившегося рядом с несчастной малышкой погибшего, или ещё только погибающего, человека, с ужасом ожидая узнать в нём маленькой девочки маму. И в следующий миг она с облегчением вздохнула - её опасения не оправдались. Хотя из-за облепившей уже сплошь беднягу белесой дымки его было и не рассмотреть, одно бросалось в глаза совершенно точно. Неведомо как оказавшийся в этом кресле незнакомец был явно крупнее куда-то оттуда подевавшейся мамы насмерть перепуганного ребёнка.
        Впрочем, бедной девушке-учёной сейчас было совершенно не до того, чтобы надолго обращать там внимание хоть на кого-нибудь. Разъедавший кожу туман, стремительно расползаясь по всему её телу и поглощая, поглощая, поглощая его кожный покров без остановки, причинял ей такие непередаваемые страдания, что она уже едва не срывала себе голосовые связки от отчаянных и полных мучения воплей.
        Боль и безнадёжность не давали сосредоточиться, чтобы хоть немного подумать над тем, что в той ужасной ситуации можно было предпринять для своего спасения. Собраться с мыслями не выходило никак. В то же время девушка была уже всего в шаге от того, чтобы плюнуть на всё, перестать изо всех сил цепляться за своё сознание, - в этом случае оно бы непременно её покинуло, - и просто отдаться воле происходящего, подобно многим из её товарищей по несчастью, уже попадавшим вокруг на сиденья и на пол без чувств. И только отчаянный «крик» инстинкта самосохранения пока не давал ей этого сделать.
        Наверное, именно этот «крик» вследующие минуты и заставил Ольгу всё-таки превозмочь охватывавшую её тело уже без остатка невыносимую боль, унять свои вопли и хоть немного пораскинуть мозгами. Секунда, другая её замученных размышлений… И тут она вспомнила, как в далёком детстве бабушка учила её просить о помощи Всевышнего! «Всегда, когда не на кого больше уповать, милостивого Бога о помощи моли! И он непременно поможет…» - говорила она внучке. Девушка даже выучила тогда наизусть, запомнив на всю жизнь, самую известную молитву «Отче наш», с помощью которой потом не раз молила отца небесного ей помочь. И ведь она и в самом деле её всегда в таких случаях получала!
        -
        Слушайте все! - её крик словно разрезал охватившее салон автобуса и уже давно «зашкаливающее» напряжение ужаса и отчаяния. - Нам не остаётся ничего другого, кроме как молить о помощи Бога! И неважно, верующий Вы были до этого человек или нет, другого выхода всё равно ни у кого из нас нет. Поэтому, если хотите выжить, поверьте и повторяйте за мной!
        В тот же миг заполнявшие салон крики все, как один, оборвались, и под крышей автобуса повисла почти абсолютная тишина. Это было очень удивительно, если учесть, что служило причиной стихнувшим воплям. И тогда Ольга, едва уняв громкость голоса, не дожидаясь ни от кого никакого ответа, начала чтение молитвы:
        -
        Отче наш, Иже еси на небесех! - слова заветного текста разносились над головами сразу же затихших пассажиров настолько отчётливо, что не разобрать каждый слог сказанного было просто невозможно. Хотя Ольга и читала молитву, ничуть не адаптируя её к современному русскому языку. Слово в слово так, как научила её в далёком детстве бабуля. - Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
        Никто из заполнявших автобус несчастных не посмел ей не то, что возражать, даже хоть чем-то помешать, издав, скажем, какой-нибудь негромкий звук или создав какую бы то ни было суету, кроме того, что каждый тут же принялся, едва унимая мучившую его ужасную боль, повторять за ней заветные слова. И девушка продолжала:
        -
        Хлеб наш насущный даждь нам днесь; иостави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; ине введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
        -
        Аминь! - вторили девушке абсолютно все в салоне, по-прежнему неведомо какими силами сдерживая в себе идущие из самого сердца вопли отчаяния и боли, и она в тот же миг продолжила молиться, начав чтение «Отче наш» по-новой:
        -
        Отче наш, Иже еси на небесех…
        …В чтении молитвы прошло какое-то время. Столпившийся в проходе между креслами и выглядывавший из-за спинок последних, окутанный кошмарным туманом народ продолжал во всё той же, почти звенящей тишине безропотное повторение за Ольгой всех до единого слов священного текста, и в их полных страдания и отчаяния глазах теперь угадывалась какая-то надежда. Последнее совершенно несмотря на то, что кровожадная дымка по-прежнему старалась растворить в себе и их автобус, и их самих - всех до единого из находившихся в последнем, уже почти обезумевших от ужаса, пассажиров.
        Ольга всё повторяла и повторяла слова молитвы, уже почти обезумев от охватившего её тело невыносимого жжения, не веря больше ни во что, ни в один другой вариант спасения, и ощущая пока только одну единственную отраду - сгрудившиеся вокруг неё попутчики слово в слово повторяли за ней её мольбы ко Всевышнему. Уже в который раз она с идущей из самого сердца верой в то, что их мольбы будут услышаны, произносила слова заветного текста, и тут …
        Этого все ждали, вернее сказать, в это верили, и всё равно это произошло для всех неожиданно. Когда сбоку от автобуса, стремительно разрезав атаковавший людей густой туман, словно острый нож пирог, к земле пробился яркий солнечный луч, каждый, наверное, кто находился в те мгновения в автобусе, вздрогнул. А клубы белесой дымки в тот же миг закрутились, забурлили, как-будто закипев, и оказались бесцеремонно вышвырнуты тем самым лучом за края только что залитого им светом участка земной поверхности, которым оказался небольшой клочок обочины. Кровожадной мгле, по всей видимости, солнечный свет пришёлся очень не по нраву, и уже в следующие мгновения - так быстро! - она стала нехотя отступать, подгоняемая обжигающим её потоком ультрафиолета.
        Увидев это, народ в автобусе возликовал. Сразу стали как-будто не такими мучительными ужасающие ожоги, не таким давящим страх, не настолько пугающим по-прежнему окутывавший несчастных пробравшийся в салон туман… И только одно там оставалось по-прежнему - среди пассажиров злополучного рейса всё не замолкали слова возносимой ко Всевышнему молитвы.
        А небесное светило, между тем, стремительно разливало свой яркий свет и с других сторон так нуждавшегося в те мгновения в его помощи пассажирского транспортного средства, окружая им последний и даже выплёскивая на его корпус. Казалось, что автобус тоже был безмерно рад упавшим на него солнечным лучам, отовсюду прогонявшим опротивевшую уже и ему обжигающую белесую мглу. Через несколько минут пробравшаяся в его салон кровожадная дымка оказалась от основной своей массы отрезана, и теперь ей только-то и оставалось, что укрываться под железной, над головами пассажиров, крышей. Хотя это её уже и не спасало.
        Совсем скоро свирепствовавшие и пожиравшие в салоне людей куски тумана, не получая никакой подпитки от главного своего скопления за пределами корпуса автобуса, начали рассеиваться. Они стали таять, словно кучи запоздалого снега под уже набравшими силу лучами апрельского солнца, так же стремительно и необратимо, прямо на глазах страдающего от них народа, отпуская из своих «лап» несчастные, израненные и насмерть перепуганные жертвы и уходя в никому неизвестное небытие. И через несколько минут в салоне автобуса совершенно не осталось хоть сколько-нибудь облепленных кошмарной дымкой людей.
        * * *
        -
        …Ехать теперь всё равно не на чем, - ставший теперь хриплым голос Вадимыча, у которого были ужасно обожжены шея и добрая треть лица, звучал замучено. - Может, попутку какую сейчас поймаем и с ней передадим на ближайший пост ГАИ, что тут и как… Благо до поста того тут не больше пяти километров осталось.
        По дороге то и дело, с бибиканьем объезжая их стоявший на проезжей части на ободах изъеденных колёс, облезлый, с выбитыми стёклами автобус, мимо проносились самые разные, и легковые, и грузовые, - преимущественно всё-таки легковушки, - автомобили, из окон которых ехавшие в них люди с удивлением смотрели на разбредавшихся шатающейся походкой вокруг истерзанного неизвестной аномалией пассажирского транспортного средства израненных и полуголых людей. Странно, что никому из них пока не приходило в голову остановиться и поинтересоваться, - а не нужна ли там какая-нибудь помощь…
        Стараясь ничем не зацепить больше всего изъеденные недавно сгинувшим туманом плечо и руку, морща лоб из-за объявшей также и голову невыносимой боли, Ольга выбралась из автобуса, точно так же, как и все остальные его пассажиры, не став уделять никакого внимания, - сейчас было не до этого, - трупам недавних, погибших в только что минувшем кошмаре, попутчиков, несмотря на то, что среди последних был и её недавний новый знакомый Алексей. Хотя сказать «никакого» здесь было бы не совсем точно. Оказалось нелёгким испытанием, от которого не спасало даже собственные ужасное самочувствие и ещё такие свежие воспоминания о причинах последнего, проходить мимо их изъеденных беспощадным туманом мёртвых тел и смотреть на них, смотреть, смотреть… А как было этого не делать? Как было отвести от них взгляд, понимая, что среди погибших сейчас запросто могла быть и она сама? Осознавая, что ещё каких-то несколько часов назад все они были живыми и жизнерадостными, совершенно не собирающимися к праотцам и строившими множество планов на дальнейшую жизнь…
        …Мама девочки, задиравшей, помнится, Ольгиного соседа, осталась там, позади, на одном из пассажирских сидений автобуса. Ольга проковыляла мимо неё несколько минут назад, совершенно не обратив внимания, что рядом нигде не было видно её маленькой дочери, лишь с трудом про себя отметив, что шатенка та была жива, хотя ей тоже в оставшемся за спиной кошмаре здорово досталось. Матери малышки Веры требовалась срочная помощь врачей, о чём сказал, когда Оля проходила мимо, кто-то из возившихся с несчастной, видимо, из числа наиболее уцелевших там людей, оказывавших ей возможную в той ситуации первую помощь…
        Ольга почти не воспринимала ничего из происходящего вокруг. Теперь, когда смертельная опасность была позади, совершенно не хотелось ничего вокруг ни видеть, ни слышать, ни понимать. Мозг, из-за одолевшей его вдруг апатии, просто отказывался принимать информацию, посылаемую ему глазами, ушами, носом, а что и принимал, то абсолютно должным образом не усваивал. Девушка как-будто была и не рада тому, что уцелела. Хотя где-то в глубине души и понимала, что виной всему этому был самый обыкновенный шок.
        Окинув безразличным взглядом окрестность, девушка, тем не менее, сразу про себя отметила, что вокруг о только что изгнанном тумане совершенно ничего не напоминало. Светило солнце - день задавался погожий, - в ветвях деревьев расположенной вдоль дороги лесополосы суетились вороны, мимо проносились машины. Машины… Стоп! Проносились, да не все. Ольгин взгляд, несмотря на одолевшую её апатию, вдруг замер на стоявшей метрах в пятидесяти позади их автобуса, припарковавшейся на обочине встречной полосы легковушке. Странной такой, зловещей… Девушка и сама не могла понять, чем привлёк тогда её внимание тот чёрный внедорожник, марку которого разобрать не получилось, и почему он показался ей странным и зловещим. То ли из-за чёрного цвета абсолютно всего, что только могло быть таким, в его облике, даже затонированных стёкол, одно из которых, - переднее с её стороны, - было наполовину опущено. То ли ещё из-за чего…
        Замерев на месте, девушка не сводила взгляда со встревожившего её, ни с того, ни с сего, автомобиля. И тут, именно в эти мгновения, словно почувствовав на себе чьё-то внимание, зловещий чёрный внедорожник стронулся с места! Нырнув в образовавшееся как раз в те секунды перед ним, в потоке мчавшихся навстречу машин, «окно», он быстро вырулил на нужную ему полосу движения - ту самую, на которой стоял истерзанный загадочной мглой автобус, - и стало набирать скорость. Расстояние между ним и Ольгой неумолимо сокращалось, девушка же, насторожившись, по-прежнему не сводила с него глаз. И вот уже навеявшее на молодую учёную тревогу авто, ещё не настолько сильно разогнавшись, чтобы его было не разглядеть, объезжало «Игарт», возле которого она так и оставалась стоять. Глаза Ольги, которая сама не отдавая себе отчёта, зачем ей это было нужно, наконец, дождались момента, когда получилось заглянуть, сквозь его всё ещё остававшееся полуоткрытым окно, тому внедорожнику внутрь…
        Дождались и заглянули. И то, что она там увидела, было ещё одним шоком, поразившим в тот день её разум.
        За приспущенным чёрным стеклом девушка… Не увидела ничего!
        Вернее, почти ничего. То же, что она всё-таки там увидела, едва не выбило у неё землю из-под ног…
        Всё внутри чёрной легковушки оказалось заполнено тем самым, похожим на молоко, не пропускающим взгляд туманом, который совсем недавно был изгнан из их автобуса и разогнан вообще пролившимся на землю солнечным светом!
        Заполнено настолько, что больше в её салоне не было видно никого и ничего. Ни водителя, ни кого бы то ни было кроме него, ни кресел… Только непроглядная белесая дымка, словно кроме неё там и в самом деле совершенно ничего и никого не было и это она управляла тем странным и зловещим чёрным автомобилем.
        Ещё какие-то секунды, и загадочный внедорожник стал виден девушке только «со спины», стремительно уносящимся вдаль по трассе и с каждым мгновением становящимся всё меньше и меньше. Впрочем, Ольге было не до того, чтобы разглядывать детали его вида сзади. Единственное, что бросилось ей тогда в глаза, так это отсутствие на том авто регистрационного номера. Хотя и это выветрилось из памяти почти сразу, потому что всё в разуме девушки в те минуты было занято лишь одним - заполнявшим салон уносящегося вдаль чёрного внедорожника кровожадным туманом…
        ГАДАНИЯ НА СМЕРТЬ
        В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
        Хитёр искуситель, крепки сети его.
        Посылы его искромётны…
        О, если б всегда обходить стороной
        Любое общение с чёртом!
        На первый взгляд это напоминало старинный дворянский бал.
        По украшенному просторному залу, на балконе которого громко играл расположившийся выше всех остальных оркестр, беззаботно ступая по сверкающему мраморному полу, расхаживали одетые все, как один, в чёрные фраки, из-под которых в глаза бросались белоснежные, увенчанные такими же чёрными бабочками, рубашки, кавалеры. Рядом же с ними, а также и сами по себе, порхали, кто просто улыбаясь, кто кокетливо посматривая на «незанятых» представителей сильного пола, наряженные в одинаково белоснежные, хоть и разного покроя, платья, очаровательные дамы. Часть приглашённых чёрно-белыми парами кружились в самом центре зала, под музыку оркестра, в неистовом вальсе. Кое-кто же из гостей, разговаривая между собой и изредка поглядывая то на танцующих, то на расхаживающих по залу, то на оркестр, группами расположились у стен.
        Притягивала взгляд одна из таких групп, в центре которой стоял один из присутствовавших на том приёме кавалеров, по виду которого на интуитивном уровне угадывался его хозяин. Высокий, худощавый, с холёным и бледным гладко выбритым лицом и зачёсанными назад смолянисто-чёрными волосами, он выглядел величественно и вместе с тем пугающе, даже зловеще. Снисходительно цедя взгляд на стоявшую перед ним с виноватым видом молоденькую блондинку, он улыбался одними только краешками губ, делая это с выражением такого снисхождения на лице, что девушку впору было принять за попрошайку. Она выглядела настолько несчастной, что любому из присутствовавших там кавалеров впору было снять с себя фрак и прикрыть её обнажённые плечи…
        - Повелитель! - голос незнакомки дрожал. - Я сделала то, что обещала Вам на прошлом приёме. Моими стараниями в мире людей появились тысячи гадалок и прорицательниц, к каждой из которых уже выстроились в очереди сотни простаков! При том, что предсказать истинное будущее или раскрыть иную истину из них не может никто!
        Едва блондинка смолкла, как тут же, казалось, прямо из-под руки высокого худощавого Повелителя, выскочил маленького росточка неприятный на вид тип с огромным шрамом через весь лоб.
        - Позвольте напомнить Вам, о Повелитель, - сразу залебезил карлик, - о том, что Вы собирались приказать сделать этой недостойной после сегодняшнего приёма!
        При этом выскочивший, как чёртик из табакерки, неприятный тип посмотрел на блондинку с нескрываемой враждебностью.
        - Я помню, Марч. А потому поди! - раздался холодный громовой, словно звук бас-трубы в духовом оркестре, голос Повелителя, который тут же снова упёр горящий взгляд в стоявшую перед ним девушку с белокурыми волосами и снова заговорил с ней: - Я доволен тобой, Глиа, но есть ещё одно «но», мешающее тебе стать настоящей моей приближенной.
        - Я вся внимание, о Повелитель!
        - Слушай. Для того, чтоб приблизиться ко мне, тебе нужно посеять среди смертных смерть! И в этом пусть тебе сослужат службу твои гадалки…
        Понизив голос, Повелитель стал неторопливо излагать стоявшей перед ним блондинке суть даваемого ей задания. Та смиренно слушала, не смея даже просто кивнуть в ответ.
        А в зале продолжала греметь музыка, под которую по-прежнему в его центре в бешеном вальсе кружились пары собравшихся на той загадочной вечеринке незнакомцев и незнакомок, подданных Повелителя, его приближенных и ещё не успевших удостоиться такой высокой чести. Впрочем, бал подходил к концу - собравшаяся на приёме нечисть готовилась уже совсем скоро снова высыпаться на головы живущих на Земле людей, сея смуту, соблазны и зло…
        * * *
        Илья нежно обнимал Инну за изящную талию, делая это так бережно, словно его избранница была нежным цветком на хрупком тонком стебельке, который он очень боялся сломать. То и дело заглядывая в её небесно-голубые глаза, так и норовившие спрятаться под непослушной, цвета чая с молоком, чёлкой, он никак не мог в них наглядеться, порой даже забывая смотреть под ноги и заводя свою спутницу то в грязь, то в лужу. Она же и сама замечала это только тогда, когда под ногами начинало противно хлюпать, и тоже ни на секунду не отводя взгляда с таких же, цвета ясного сентябрьского неба, глаз Ильи. Так и шли они по сплошь усыпанной красно-жёлтой листвой осенней аллее, вполголоса разговаривая и, ослеплённые своим счастьем, ничего и никого вокруг себя не замечая.
        Инна и Илья были довольно похожи друг на друга внешне. Одинаковые глаза, один и тот же цвет волос, даже некоторые черты их лиц зачастую давали повод подумать, когда они вот так, вместе, где-нибудь оказывались или куда-нибудь шли, что они брать и сестра! Илья по этому поводу каждый раз, как только об этом заходил разговор, говорил, что эта их похожесть - знак свыше. О том, что они созданы друг для друга…
        - Я тебе рассказывала, что, когда только-только в тебя влюбилась, ходила к одной гадалке на тебя погадать? - голос влюблённо смотревшей на своего избранника из-под светлой чёлки Инны звучал загадочно.
        - Помню, рассказывала, - улыбнулся в ответ Илья. - Не ходи больше к ней, лучше на те деньги, что ей нужно заплатить, купи себе что-нибудь.
        - Это ещё почему?
        - Да ерунда все эти гадания. Сплошной обман.
        - Ну да! А она мне тогда, между прочим, нагадала, что у нас с тобой всё сложится!
        - Только не нагадала. Точнее будет сказать, угадала. Сама посуди, пришла к ней такая красивая девушка, рассказывает, что влюбилась… И что? Разве трудно угадать, что на такую красавицу её избранник «клюнет» непременно?
        С последними словами Илья рассмеялся.
        - Вот ты! - Инна деланно-сердито ткнула своего парня в бок миниатюрным кулачком.
        - Верь, не верь, - тут же продолжала она, - да только мне всё равно от её гадания польза вышла.
        - Это какая же?
        - У меня, как только Наза мне открыла, что с тобой всё получится, знаешь какая уверенность появилась? Без неё я, может, ни за что бы и не решилась пойти с тобой в кино, когда ты пригласил меня в первый раз!
        Ничего не говоря в ответ, Илья с любовью посмотрел на Инну, и лишь покрепче прижал её к себе.
        - Вот то-то же! - пробормотала счастливая девушка, и сама ещё плотнее прильнув к боку своего возлюбленного.
        - Ну, если так… - чуть слышно проговорил тот в ответ, носом зарываясь в её волосы.
        - Но только ты всё равно больше к ней не ходи! - прошептал он уже погромче. - К Назе той. Не хорошо это. Грех, и всё такое… Обещаешь?
        От счастья готовая в те мгновенья согласиться на что угодно, Инна часто-часто, хотя и едва заметно, закивала головой.
        И дальше, до самого конца длинной аллеи, по которой Илья каждый день провожал Инну из школы, они оба шли молча, совершенно не беспокоясь ни о начавшем срываться противном осеннем дождике, которого, в общем-то, и стоило в тот день ожидать от плотно затянувших с самого утра весь небосвод тяжёлых туч, ни о тут же сорвавшемся колючем ветерке, частом спутнике дождя, да и вообще ни о чём другом на свете. Ни о чём, кроме как друг о друге. Илья - об Инне, его самом большом во всей вселенной сокровище, она же, конечно, о нём, своём избраннике, самом лучшем, самом любимом на всём белом свете.
        * * *
        В городе о ней особо не говорили. Несмотря на то, что народу к ней, в общем-то, шло не так уж и мало - во все времена среди людей пользовались спросом разного рода прорицатели, гадалки и прочая «волшебная» братия. В круг тех, кто был осведомлён о её «магических» способностях, едва ли входила десятая часть населения небольшого провинциального городка, в котором Наза занималась своей «частной практикой». Несмотря на довольно усиленно предпринимаемые ею попытки повсюду разрекламировать свою деятельность, на каждом, практически, шагу всем рассказывая, что у неё дар, благодаря которому она может предсказывать будущее.
        Среди способов гадания, которыми она мастерски, с её же слов, владела, особое место занимало гадание на кофейной гуще. Это был целый ритуал! Для гадания, рассказывала Наза своим посетителям, даже заваривать кофе нужно было по-особому. Не просто высыпать его в турку и ставить на огонь. С кофе при этом нужно было разговаривать, как с живым, и обычные слова здесь не годились. В ход здесь шли особые заклинания, которые Наза неразборчиво нашёптывала каждый раз, когда заваривала кофе очередному клиенту, время от времени поворачиваясь к последнему и словно беря с него что-то быстрым щипком своих массивных пальцев. Только таким образом заварив свой «магический» кофе, она давала его своему посетителю выпить…
        Верила ли она сама в силу своего гадания? Скорее да, чем нет. Хотя так было не сразу. Когда она только научилась своему «ремеслу», она сомневалась, что говорила людям правду. Как-то и самой не верилось, что можно заглянуть в будущее. Зачем же гадала? Больше, наверное, из-за денег… И только намного позже, после рассказов некоторых её посетителей о том, что у них всё произошло именно так, как она им предсказала, у Назы появилась уверенность, что ей действительно ниспослан, как она говорила, дар! И что передавшая ей этот дар не обманула. И теперь с каждым днём эта уверенность в ней росла, словно катящийся снежный ком.
        Как она стала той, кем была последние уже почти шесть лет? Гадалкой, зарабатывающей на хлеб насущный разного рода прорицаниями, а так же различными привязками, отворотами, снятиями порч и сглазов? Уже почти шесть лет назад, - тот день Наза хорошо запомнила, потому что он положил начало её безбедной и, одновременно, нетрудной, жизни, - к ней на улице прицепилась, иначе и не скажешь, какая-то странная бабка, которая, ни с того, ни с сего, стала её убеждать, что сама она всю жизнь была гадалкой, и теперь хочет научить этому Назу. Научить, потому что самой уже пришла пора умирать, а она обязательно должна перед этим свой дар кому-нибудь передать. И не просто кому-нибудь, а обязательно тому, кто добровольно согласится его принять. В общем, бабка, - она представилась Назе бабой Мизой, - легко уговорила тогда Назу перенять у неё «дар». И совсем скоро после этого та стала ворожеей, как называла себя очень быстро после этого упокоившаяся баба Миза.
        * * *
        В тот день Наза проснулась в каком-то тревожном расположении духа. Обычно ей никогда ничего не снилось, хотя клиентам своим она и повторяла без конца, что все важные события в своей жизни она непременно перед тем, как им наступить, видит во сне. Минувшей же ночью она увидела очень встревоживший её сон. Сон, который запомнился ей настолько отчётливо, что теперь она весь день ходила, всё «прокручивая» и «прокручивая» его в своей памяти, с пугающим постоянством видя перед глазами приснившуюся ей бабу Мизу, которая снова учила её чему-то из ранее переданного. Вот только что конкретно говорила ей баба Миза, Наза теперь не припоминала…
        Вечером того дня от посетителей не было отбоя. Столько много к ней ещё никогда на приём не приходило! Сын, которому Наза уже успела рассказать про приснившееся накануне, выглянув в окно, даже пошутил: «Это тебе баба Миза помогла!» Шутки-шутками, а Наза, тут же строго посмотревшая на сына, уже была в этом уверена. Неспроста всё так вышло! Не успела её наставница ей присниться, как сразу столько народу пришло! Неспроста…
        В основном это была молодёжь. Шли к прорицательнице погадать, и большинство на любовь.
        На любовь…
        Началось это с самой первой посетительницы. Ею оказалась молоденькая девчушка лет семнадцати, худенькая, остроплечая, похожая на взъерошенного воробышка, пришедшая погадать о парне, в которого была давно и очень сильно влюблена. Заваривая, как всегда, кофе, и ожидая затем, когда клиентка его выпьет, Наза вначале ничего тревожного не почувствовала. Но вот потом… Ещё только беря кофейную чашку из рук юной влюблённой, она вдруг ощутила в душе какой-то непонятный страх. Что это? Попробовав прогнать от себя тревогу, в следующий миг она посмотрела на осевшую на дне чашки кофейную гущу. А там… То, что она увидела там, тут же заставило всё её тело неистово задрожать. Ибо там она разглядела… Уже такую близкую смерть сидевшей перед ней несчастной юной особы.
        Раньше она ещё никогда не предсказывала смерть. Да ещё такой молоденькой. И к тому же такую скорую.
        Ей бы попробовать это скрыть, чтобы не пугать бедную девочку, а потом ещё у неё и выпытать, где она живёт, да сходить предупредить её родителей, чтобы в ближайшие одну-две недели, не больше, они с малышки глаз не спускали, авось удастся избежать злого рока, да только… Наза и сама не смогла бы тогда объяснить, что не давало ей тогда это сделать. Как будто она не руководила своими действиями.
        С испугом посмотрев на разбившуюся об пол выроненную гадалкой чашку, из которой она только что выпила ароматнейший кофе, бедная девушка посмотрела на Назу ничего не понимающим взглядом.
        - Что? - едва слышно спросила она, заподозрив, что чашку гадалка выронила с испугу от только что увиденного на её дне. - Что Вы там увидели?
        - Ты умрёшь, - едва смогла выдавить из себя в ответ Наза. - Ты уже очень скоро умрёшь…
        - Что вы такое говорите? - ещё даже не успев испугаться, в недоумении посмотрела на гадалку несчастная.
        - Ступай! - не своим голосом, и сама удивившись, как это у неё прозвучало, повторила ей Наза. - Проживи то, что тебе осталось…
        С возмущением пожав плечами, юная незнакомка нервно вскочила на ноги и выбежала из комнаты. А за ней сразу же вошли следующие посетители. Ими оказались такие же молодые парень и девушка…
        Наза была в ужасе. Потому что и с этими случилось то же самое. Погадав той юной паре, Наза предрекла очень скорую смерть им обоим! После чего они тоже с недоумением и возмущением поспешили покинуть её гадальную комнату.
        А потом то же самое произошло со следующим посетителем, которым оказался совсем молоденький юноша, пришедшим в тот вечер к Назе погадать о будущем. А потом со следующим посетителем, теперь девушкой…
        В тот ужасный вечер Наза предрекла очень скорую кончину не меньше, чем двум десяткам совсем молодых парней и девчонок. До самой ночи её кошмарные предсказания сыпались на головы несчастных парней и девушек, заставляя их глаза округляться от страха, недоумения, а зачастую и возмущения. При этом она понимала, что происходит что-то ненормальное, - ну не может сразу столько народу, да ещё такого молодого, вдруг взять и почти одновременно умереть! Запаниковав, Наза терялась в догадках, как у неё такое могло выходить. Остановиться же и перестать гадать… Ей уже и самой так этого хотелось, да только никак не выходило, и при этом, - она и сама не могла понять, почему, - она продолжала это делать против своей воли. Как будто её кто-то загипнотизировал. Может даже для того, чтобы она нагадала всякой ерунды своим посетителям, и тех у неё не стало совсем. Так Наза, тогда и подумала. А что ещё могло прийти ей в голову?
        На другой день всё прошло точно так же. Как ни крепилась гадалка, дав себе с самого утра зарок, что ближайший, минимум, месяц, гадать она никому не будет, разве что только себе, вечером, едва только у ворот её собрался народ, она снова пригласила заходить к ней по очереди во всё ту же маленькую и тёмную гадальную комнату…
        В этот вечер она нагадала скорую смерть тридцати молодым людям. Она с ужасом их посчитала, даже сама не зная, чего теперь больше боялась, что такое гадание отвадит от неё клиентов, или же что оно вдруг, чем чёрт не шутит, окажется правдой.
        Так прошла неделя.
        Целых семь дней, гадая и «спрашивая» иу карт, и у оседавшей на дно чашки кофейной гущи о том, что ждало сидевшего перед ней юношу или девушку в будущем, Наза неизменно получала один и тот же ответ, что гадающего у неё молодого человека или барышню в самое ближайшее время ждала неминуемая гибель. И при этом, делая это словно под гипнозом, она ничуть не заботилась о том, чтобы скрыть свои жуткие предсказания или хоть как-нибудь их смягчить. И уж тем более попробовать то, что она нагадала, предотвратить… Не могла она и перестать делать свои жуткие предсказания.
        Как такое выходило, да и как вообще могло быть, - раньше она ни разу никому не предрекла гибель, - Наза и сама не могла понять. Всю неделю она неизменно выдавала каждому, кто приходил к ней погадать, один и тот же мрачный прогноз. «Ты умрёшь. Ты уже очень скоро умрёшь…» - только и слышно было от неё в маленькой, приспособленной для таких гаданий, мрачной комнате, свет в которой давали четыре зажжённые на старом деревянном подсвечнике свечи…
        Очень быстро молва о жутких предсказаниях гадалки облетела всех, кто её знал или просто о ней слышал. Выходя от прорицательницы, напуганные, шокированные её страшными предсказаниями молодые люди, конечно же, спешили поделиться своими переживаниями со знакомыми и друзьями. В первую очередь, конечно, видя таких среди ещё только ожидавших своей очереди на приём к гадалке. Если б только это остановило тех знакомых и друзей! Но… Кошмарных предсказаний уже были десятки, и их количество продолжало расти.
        Впрочем, росло и число тех, кто разуверился в гаданиях Назы. Многие из получивших от неё роковые предостережения стали высмеивать её гадание. Раздавались даже призывы вернуться к ведьме и потребовать назад свои, уплаченные за сеанс прорицания, деньги, потому что никто не верил, что сразу такое количество народа ждала смерть. Впрочем, дальше тех призывов дело тогда не пошло, однако люди всё же стали терять интерес к гаданиям Назы, потеряв, прежде всего, к ним доверие. И наплыв посетителей к гадалке мало-помалу стал спадать. По прошествии же недели иссяк совсем.
        По городку же слухи о зловещих гаданиях Назы «поползли» теперь не только среди тех, кто знал о её греховном бизнесе…
        * * *
        Илья как мог поддерживал Инну на похоронах их одноклассницы, лучшей Инниной подруги Лины, которая умерла - какой ужас! - нелепо поперхнувшись во время ужина дома. Ни насмерть перепуганные родители, ни довольно быстро подоспевшая скорая помощь ничего не смогли сделать, чтобы помочь несчастной…
        Лина лежала в гробу, и по её внешнему виду было не понять, если не брать во внимание окружающую обстановку, что она мертва. Казалось, она вот-вот откроет глаза, поднимется и начнёт с удивлением оглядываться, не понимая, отчего вдруг оказалась уложена в гроб и окружена раздавленными горем скорбящими родственниками. Почему мама её сидит рядом с мокрым от слёз лицом и покрасневшими от нескончаемого плача глазами. А папа стоит у неё за спиной с таким лицом, будто это был не он, а его довольно точно выполненная восковая копия. Но только Лина глаз не открывала и из гроба не вставала. Она была мертва, и это было никак и ни перед кем не оспорить.
        Слёзы застилали Инне глаза и катились по её щекам почти сплошным потоком. Она не посмела надолго задержаться у гробы покойной подруги, - для этого ей бы пришлось оттеснять оттуда маму покойницы, - но и того времени, что она у него провела, хватило, чтобы впасть в глубочайший шок от вида усопшей. Ей тоже показалось, что покойницу стоило только позвать, и она встанет. Но почему тогда этого не делали её родители?! Ведь они не могли этого не видеть! Что же они! А ещё мама с папой! Неужели они не понимают, что их дочь…
        Опомнившись, Инна уткнулась лицом в плечо Ильи. Назвать усопшую подругу живой при виде стоявших у гроба её убитых горем предков не поворачивался язык. Уж они-то наверняка, всю минувшую ночь проведя в неистовых рыданиях над телом усопшей дочери, - её труп доставили домой ещё вчера, - и звали её, и тормошили, вряд ли доверившись только заключению патологоанатома в морге. Всё это, конечно же, напрочь исключало даже надежду на то, что лежавшая в гробу и почему-то казавшаяся спящей подруга могла оказаться живой.
        При мысли о последнем слёзы из глаз девушки полились ещё сильнее. Потому что с ней исчезла, хоть и призрачная, и очень зыбкая, надежда. Надежда непонятно на что. Надежда, не пускавшая в голову ужасные мысли о том, что через несколько часов подругу навсегда поглотит земля. И больше её просто не будет. Нигде и никогда.
        Лина была мертва, и с этим ничего нельзя было поделать.
        - Иди ко мне, родная! - Илья притянул и прижал почему-то отстранившуюся от него Инну к себе. - Поплачь, малыш, поплачь…
        Не сумев найти подходящих слов, чтобы хоть немного утешить любимую, он просто прижал её к себе ещё сильнее. Что он мог ей в те мгновенья сказать? Какие слова могли хоть что-нибудь там изменить? Ведь ничего, ничего исправить было нельзя! Лину было не вернуть, и уже завтра, - да что завтра, уже через какие-то пару часов! - только и останется, что приходить к ней на могилку да вспоминать, какой она была… Исправить ничего было нельзя, и от этого теряли силу, ещё даже не будучи произнесены, любые слова.
        - Почему? - Инна подняла на Илью заполненные слезами глаза. - Почему она?
        Не дожидаясь ответа, она снова уткнулась лицом в его плечо и зарыдала ещё сильнее. А Илья ничего и не отвечал. Потому что в тот миг у него самого противно закололо в носу и зачесалось в глазах. Он знал, что так на последних наворачивались слёзы. И сейчас даже не пытался их сдерживать. Потому что и сам был убит этим, свалившимся на них, горем.
        * * *
        С того дня, как умерла одноклассница Ильи и Инны Лина, на город кошмарным обвалом буквально посыпались смерти молодых парней и девушек. Причём, смерти такие нелепые и неестественные, что об их длинной и бесконечной череде никто не мог сказать ничего вразумительного. У кого-то из умерших в те дни совершенно неожиданно остановилось абсолютно здоровое сердце, кто-то, будучи тренированным и в отличной форме спортсменом, вдруг упал на абсолютно ровном месте и ударился, со смертельным исходом, головой об валявшийся на асфальте небольшой камень, кто-то же, живущий, как были уверены абсолютно все вокруг, совершенно без проблем, вдруг полез в петлю или вскрыл себе вены… И счёт таким смертям с первых же дней того кошмара в городе пошёл на десятки.
        Весь город просто гудел от слухов про идущие к кладбищу, одна за одной, похоронные процессии, в начале каждой из которых, на заваленном венками катафалке, непременно стоял окружённый рыдающей роднёй гроб с молодым парнем или девушкой. Единственный на весь город духовой оркестр был нарасхват. Под катафалки пришлось приспособить ещё несколько машин, запасы же гробов, венков и прочих ритуальных предметов работавшие в городе похоронные бюро не успевали пополнять. Местная газета, начав издаваться в авральном режиме, стала выходить каждый день, отдавая все свои полосы обсуждениям, высказываниям, заверениям власть имущих по поводу свалившегося на город кошмара. Всё это с ужасом обсуждалось повсюду, - на улицах, рынках, остановках, в школах, больницах, организациях… Везде, где больше чем на минуту собиралось более двух человек.
        О роковых гаданиях же Назы сразу никто и не вспомнил…
        …Илья вполуха прослушал очередную «промывку мозгов» по поводу посыпавшихся на город «молодых» смертей, теперь ежедневно устраиваемую у них, как и в других школах города, вместо первого урока, не находя себе места из-за Инны. Она почему-то и сегодня не пришла на уроки. Ну ладно вчера! Так расстроилась на похоронах подруги, что потом всю ночь после них проплакала, как рассказала ему и по телефону, и потом, когда он к ней после школы пришёл… Но ведь уже второй день пошёл после того расстройства! Всё ли у Иннуши в порядке? Телефон её почему-то был выключен, отчего, на фоне всей той жути, о которой сейчас в городе судачили абсолютно все, в голову лезло всякое. Почему она не только в школу не пришла, но ещё и телефон отключила? Жива ли вообще? А тут ещё, на только что прошедшей «профилактике», от кого-то из одноклассников - от кого конкретно, Илья, погружённый в свои тревожные мысли, прослушал, - стало известно, что тем из погибших, что учились в их школе, по крайней мере некоторым из них, близкую гибель недавно предрекала ставшая в последнее время такой популярной среди старшеклассников гадалка по
имени Наза.
        Тяжёлая тревога вмиг заполнила собой весь рассудок Ильи, ведь Инна ему, помнится, рассказывала, что тоже ходила к той гадалке. Тревога, которая не позволяла поверить, что предсказания гадалки Назы были только словами. И совершенно не давала подумать больше ни о чём другом.
        Начинался только второй урок, до обеда, когда становился «виден» конец текущего учебного дня, было ещё очень далеко. И от осознания последнего Илья приходил в отчаяние. Разве сможет он столько высидеть, зная, что с Инной, возможно, случилась беда! Смотря на собравшихся у кабалы - кабалой в их классе, да и во всей школе, называли кабинеты алгебры, по первым слогам этих двух слов: «кабинет» и «алгебра» - одноклассников, неизменно обсуждавших творившееся сейчас в городе, Илья всё больше и больше склонялся к мысли, что из школы нужно было «линять». Вот только предупредить кого-нибудь из друзей, чтобы классная, «соскучившись», кипеж не поднимала. А то со всем этим ужасом в городе в школе у них с посещаемостью уроков ещё строже стало. Предупредить и линять, дуя прямиком к Инне домой.
        - Димон! - едва об этом подумав, Илья окликнул одного из своих школьных приятелей.
        - Я-я! - тут же повернулся тот.
        - Слушай, мне сейчас исчезнуть надо. Ты, если что, классной шепни, что я побежал Инку проведать. Что-то не пришла она сегодня, и мне тревожно за неё! Пусть шума не поднимает, я, если что, на связи.
        - Понятно… - с беспокойством посмотрел на товарища Дима. - Может, помочь чем?
        - Да не, чё тут помогать! Сам справлюсь.
        - Ну, как знаешь! Давай, я прикрою, если что.
        Пожав руку Димону, Илья припустил к ведущей на первый этаж лестнице. Алгебраичка «на горизонте» ещё не показалась, а значит, пока не было никаких помех тому, чтобы пробраться к выходу из школы. Гардероб он решил оставить на потом. «Вот Инну проведаю, потом заскочу в школу и заберу куртку. А то сейчас её вряд ли гардеробщица мне отдаст. С этим переполохом в городе…» - подумалось ему, когда он уже подбегал к парадному входу школы. Последний выходил прямо на улицу, где можно было сразу потеряться среди прохожих, так что, выходя через него, было намного меньше вероятности оказаться замеченным в окно кем-нибудь из учителей.
        Инна открыла сразу. Он ещё и притронуться к кнопке звонка не успел. До калитки оставался ещё целый шаг, когда она перед ним распахнулась.
        - Пришёл! - девушка сразу же бросилась Илье на шею. - Пришёл…
        - Как же иначе! - обняв и уткнувшись в её шелковистые волосы, пробормотал тот, тут же спрашивая: - У тебя всё в порядке?
        - Все живы… - ответ девушки показался Илье уклончивым, однако он не стал в те мгновенья заострять на этом внимание. А Инна продолжала: - Да ты проходи, проходи! Раздетый, замёрз наверное!
        Заведя Илью в дом, Инна сразу же бросилась на кухню, спеша поставить на плиту чайник и разогреть чего-нибудь покушать, чтобы поскорее отогреть своего парня. Тот же сразу направился за ней.
        - Ты телефон чего выключила? - вымыв руки над мойкой и усаживаясь за столом, начал допытываться он у хозяйничавшей возле плиты девушки.
        - Да я не выключила. Я его грохнула…
        - То есть?
        - Ну что «то есть»! Уронила на пол, а он «обиделся». Папа сегодня в ремонт должен будет отдать.
        - А-а! - покачал головой Илья. - А я звоню-звоню…
        Подойдя к нему, Инна ласково взъерошила ему волосы на макушке.
        - Звоню-звоню… - передразнила она Илью, грустно улыбаясь.
        - А в школу почему сегодня не пришла? - не замечая грусти в её голосе, продолжал пытать свою девушку Илья.
        Спросив, он поднял на Инну глаза, и вот тут-то от его взгляда не ускользнуло, как погрустнело теперь лицо его возлюбленной!
        - В школу… - и сама не понимая, что говорит, пробормотала та, тут же уходя куда-то в свои мысли.
        - В школу, - увидев её реакцию, сразу встревожился Илья.
        - А это и есть то, о чём я тебе сейчас собиралась рассказать, - Инна постаралась сбросить нахлынувшую вдруг на неё грусть и сделала голос нарочито весёлым.
        Да только Илья сразу уловил фальш в её голосе. И снова самые недобрые предчувствия, отпустившие было его при виде живой и здоровой Инны, закрались к нему в самое сердце.
        - Что случилось? - взгляд его сделался не на шутку обеспокоенным.
        - Понимаешь… - присаживаясь рядом с ним на другой стул и почему-то пряча глаза, отвечала Инна. - Я, дура, тебя не послушалась…
        - Ты о чём?
        - Говорил же ты мне, чтобы я к той Назе больше не ходила!
        - Назе?
        - Ну это гадалка та, помнишь, я тебе о ней рассказывала!
        - А! Ну-ну!
        - Так вот… Это Нелька всё, пошли-пошли… - в комнате отчётливо раздался её всхлип.
        - Успокойся, малыш, и расскажи всё по-порядку.
        - Да что по-порядку! - Инна отчаянно махнула рукой. - В общем, пришла ко мне Нелька, соседка моя, я тебе о ней раньше рассказывала…
        - Ну да, я помню…
        - Так вот. Пришла она ко мне и ну меня уговаривать - пошли да пошли к Назе сходим! Погадать ей приспичило, любит-не любит её там один парень из её класса. А мне что делать? Когда я на тебя гадать ходила, точно так же её пойти со мной уговорила. Так что теперь оказалась вроде как ей должна. Ну, я и пошла…
        Ничего не сказав, Илья тяжело вздохнул. А Инна, виновато на него посмотрев, продолжала:
        - Да не вздыхай ты так, знаю, что дура!
        Инна снова всхлипнула.
        - В общем, - продолжала она, - я попёрлась тогда с ней. К Назе той… Ну она нам и погадала.
        - Вам?! Ты же пошла за компанию!
        - Да Наза! - с досадой почти воскликнула Инна. - Кофе сварила и налила не только Нельке! Я, дура, с ней в комнатушку-гадальню Низину запёрлась! В общем, когда она мне чашку с кофе протянула, я не отказалась. Бес, что называется, попутал! Деньги-то с собой были…
        - Ну? - переполненный тревогой взгляд Ильи нетерпеливо забегал по лицу, волосам, плечам возлюбленной.
        - Что «ну»? - Инна заплакала. - И я, и Нелька теперь ждём своей смерти. А ты говоришь в школу…
        Повисло тяжёлое молчание. Опустив голову, беззвучно плакала хозяйка, частыми слезами капая в стоящую перед ней всё ещё пустую чайную чашку. Илья не сводил с неё своего перепуганного только что услышанным рассказом взгляда. И никто из них не мог вымолвить ни единого слова. Инна от уже почти напрочь раздавившего её за минувшее после рокового гадания время невыносимого отчаяния. Илья от страха за свою ненаглядную.
        - А что же ты мне позавчера ничего не сказала? На похоронах Лины?
        - До того ли там было! - Инна покачала головой. - Да и не знала я ещё тогда, что всем умершим Наза их смерть нагадала. Я об этом только на Лининых похоронах в первый раз, да и то только вскользь, услышала. А потом… Вечером того же дня предки мои такой же слух с работы принесли, и то, что они рассказали, уже на пустую болтовню похоже не было.
        - Иди ко мне! - обнял плачущую подругу Илья. - Не бойся, мы обязательно изо всего этого выпутаемся.
        Едва уняв слёзы, Инна молча высвободилась из его объятий и поднялась налить чаю. Чайник на плите уже вовсю свистел.
        - Тебе котлет положить? - обернувшись, спросила она, и по голосу её было понятно, что творилось в те мгновенья у неё на душе.
        - Положи… - машинально ответил Илья, тут же снова заговорив о том, что его беспокоило: - Ты предкам рассказала?
        - Зачем? - взгляд его девушки сделался немного недоуменным. - Чего их зря беспокоить? Изменить-то, если что, они всё равно ничего не смогут.
        - Ну да, ну да… - задумчиво закивал в ответ головой Илья.
        А на столе перед ним уже появилась пара дымящихся на тарелке котлет. Ещё миг, и там же оказались вилка, нарезанный и уложенный в хлебницу хлеб и чашка только что налитого ароматного чая.
        - А сама что же?
        - Да я завтракала поздно. Ещё не проголодалась.
        В кухне снова повисло молчание. Илья налёг на котлеты. Инна же молча на него смотрела, почему-то больше за стол не присаживаясь.
        - Ты доедай и приходи в гостиную, - не захотев, видно, больше разговаривать на прежнюю тему, проговорила она, поворачиваясь и выходя из кухни. - Пойду пока телек посмотрю, может, чего нового обо всей этой жути узнаю.
        Посмотрев ей вслед, Илья сразу же подналёг на еду, чтобы поскорей с ней разделаться.
        Когда, управившись с завтраком, или, скорее, для него это был уже, хоть и ранний, обед, Илья вошёл в гостиную, Инна сидела перед телевизором, устроившись в кресле, и увлечённо смотрела какую-то передачу. По телеку показывали каких-то животных, и Илья порадовался, что его девушку хоть что-то отвлекало от несомненно давящих на её психику мрачных мыслей. На вошедшего в комнату Илью Инна даже не посмотрела. Впрочем, тот вошёл абсолютно неслышно, и потому ничуть не удивился такому невниманию с её стороны.
        Тут же развалившись в соседнем кресле, он повернулся к ней и, постаравшись сделать голос как можно беззаботнее, спросил:
        - Ну, что показывают?
        Однако, та ничего ему не ответила. Засмотрелась, что ли?
        - Эй! - Илья с улыбкой приподнял голову со спинки кресла. - Ку-ку! Чего смотришь, говорю!
        Да только Инна не ответила ему и на этот раз. И даже при этом не пошевелилась.
        - Иннуш! - Илья рывком поднялся с кресла и подошёл к возлюбленной. - Ты уснула?
        Последнее он спросил, увидев её закрытые глаза, уже намного тише, чтобы не разбудить так неожиданно заснувшую девушку.
        - Уснула… - проговорил он в следующий миг, с улыбкой склоняясь над неподвижной Инной, собираясь поцеловать её в щёчку.
        И тут… В следующую секунду Илья отчетливо различил, что Инна совсем не дышала! Что?! Не дышала?! Нет! Нет! Не-е-ет!!!
        Обезумев от ужаса, он, схватив за плечи, сначала легонько, потом всё сильнее и стльнее, затряс её в отчаянном порыве вырвать из охватившего её вдруг беспамятства, да только… Беспамятство то, похоже, оказалось наступившим навеки…
        - Не-е-ет!!! - в отчаянии закричал на весь дом Илья, тут же выхватывая из кармана телефон и спешно набирая на нём номер скорой помощи. - Нет! Только не это! Нет!
        - Иннуш! - не переставал он при этом трясти девушку за плечо свободной рукой. - Иннуш, не уходи! Умоляю тебя, не уходи! Все эти гадания - чушь! Ты будешь жить! Ты должна! Ты просто обязана…
        - Скорая помощь. - раздалось из телефона.
        - Алло! Алло! Скорая, срочно приезжайте! Девушка при смерти! Так внезапно…
        - Назовите адрес! - поняв состояние звонившего, тут же отреагировали на другом конце соединения.
        И в следующее мгновение, сбиваясь от волнения, Илья продиктовал разговаривавшей с ним незнакомой женщине адрес.
        А Инна всё продолжала неподвижно полусидеть-полулежать в кресле, не подавая на своём красивом побледневшим лице ни малейшего признака жизни…
        * * *
        С похорон своей возлюбленной Илья шёл в полубессознательном состоянии. Словно его оглушило сильнейшим взрывом или безжалостным ударом по голове чем-то тяжёлым. Инночка-Инночка! Ну зачем, зачем ты пошла к этой ведьме?! Слёзы градом катились из глаз, совершенно не стесняясь ни, немногим ранее, никого из окруживших свежую Иннушкину могилку скорбящих по усопшей, ни теперь ни одного человека из спешивших ему навстречу прохожих.
        Несмотря на своё горе, на кладбище Илья обратил внимание, что свежих могил там стало намного больше, чем он видел совсем недавно, когда был там на похоронах Лины. На фоне творившегося в городе кошмара нетрудно было догадаться, что покоившиеся в них усопшие были такими же молодыми людьми, как и его Инна. Увидев и поняв это, Илья ужаснулся.
        Сколько смертей принесли в город гадания Назы! Сколько смертей… Принесли или те гадания их просто предвидели? Если первое, то эту Назу нужно… Илья не мог даже придумать, что нужно было сделать с гадалкой, если она оказалась бы хоть сколько-нибудь виновата в смерти его любимой. Любой вид казни казался ему таким ничтожным в сравнении с тем, за что он жаждал его назначить. Впрочем, что ему было об этом думать? Как теперь было узнать, виновата гадалка или нет?!
        Да никак!
        Никак…
        Скрипнув зубами, Илья шатающейся походкой направился дальше по улице. И при этом совсем не замечал, что ноги несли его совершенно не в ту сторону, где был его дом. И даже не в ту, где была школа. Или дом Инны… Хотя, за последний говорить теперь вряд ли было уместно.
        Посмотри он вокруг себя хоть немного повнимательнее, он сразу бы понял, что шёл не просто куда глядели глаза. Он шёл к дому, где жила и проводила до недавнего времени свои нечистые обряды та самая гадалка Наза. Шёл, и сам не понимая, куда и зачем. Просто шёл…
        Опомнился он только тогда, когда подошёл к самому дому гадалки. Опомнился и остановился. Зачем он сюда пришёл? Он же… Впрочем, какая теперь разница, одобрял он или не одобрял походы к такого рода предсказателям. Раз пришёл, то пойдёт и дальше, надо же было, в конце-концов, понять, отчего умерла его Инна.
        Едва подумав о только что похороненной возлюбленной и о том, что она тоже сюда приходила, Илья решительно шагнул к калитке и нажал на звонок.
        После довольно долгого трезвона открыл ему сын хозяйки.
        - Тебе чего? - вместо приветствия буркнул он.
        - Наза дома?
        - Зачем тебе она? Она больше не гадает.
        - Мне нужно у неё кое-о-чём спросить, - Илья смотрел на открывшего ему парня исподлобья.
        - Много народу уже приходило. И все чего-то спрашивали, что-то говорили, даже грозились убить… А ты опоздал. Наза здесь больше не живёт. Уехала.
        - Да я ничего ей говорить не буду, - не поверив, настаивал Илья. - И спрашивать не буду, хоть тебе только что об этом сказал. Я просто попрошу её погадать и мне, вот и всё.
        - Говорю же тебе, она больше не гадает и вообще отсюда уехала! - голос Назиного сына зазвучал раздражённо.
        - В последний раз! Умерла моя девушка, и я…
        - Да нет же! Уходи!
        И тут, совершенно неожиданно, из-за спины сына гадалки, из приоткрытой форточки окна, что выходило во двор, раздался усталый, обречённый голос самой Назы:
        - Пусть он войдёт, Жора!
        Только названный Жорой сын Назы удивлённо оглянулся и, посторонившись, нехотя пропустил Илью во двор.
        - Ну, проходи, раз мама сказала, - проговорил он, пожимая плечами.
        А на порог уже выходила, встречая незваного гостя, сама Наза…
        * * *
        - Ты говоришь всё то же самое, что мне уже раз сто, не меньше, высказали приходящие ко мне без конца родные умирающих сейчас в городе молодых людей, - утомлённо вздохнув, проговорила Илье Наза, едва только его выслушав. - И я отвечу тебе то же, что отвечала каждому из них. Я не знаю, почему они умирают. Не знаю! Просто вижу их судьбу, когда гадаю, и всё.
        - Бог тебе судья, - качнул головой Илья. - Я пришёл не за этим. Просто погадай мне, и всё.
        - Сын же тебе сказал, что я больше не гадаю.
        - Мне погадай. Докажи, что ты ни при чём в этом ужасе.
        - Как же моё гадание тебе это докажет?
        - Если ты погадаешь мне, а я не умру, какое доказательство может быть лучше?
        - А если умрешь?
        - Если умру… Это будет означать, что виновата ты. Или, по крайней мере, твои гадания, - уверенно проговорил Илья. - Потому что умирать мне не с чего. И тогда что делать дальше, решишь сама. Я-то тебе в таком случае уже ничего сказать не смогу!
        Наза задумалась. И по её лицу было не понять, что творилось у неё на душе. Илья терялся в догадках, как она вообще относилась к тому, что творилось в те дни в их городе. Одно было ясно, она была жутко напугана всем, что получилось после её гаданий, и ей очень не хотелось делать того, о чём он её просил. «Больше никаких гаданий!» - кричали её глаза. Больше никаких гаданий…
        - И почему я не могу тебе отказать? - едва не плача, прошептала она, поднимаясь со стула и направляясь к выходу из прихожей.
        Было очень похоже на то, что её опять заставляла это делать какая-то, неведомая ей самой, сила.
        - Ладно, - проговорила она, выдавливая эти слова из себя. - Пошли!
        - Куда?
        - Я гадаю не здесь. У меня для этого специальная комната.
        Остановившись, Наза пропустила Илью вперёд.
        Когда она, вслед за своим гостем, прошла в свою гадальную комнату, Илья уже успел устроиться там на стуле и терпеливо ждал. Терпеливо, потому что гадалка, мучимая сомнениями, вошла туда не сразу, задержавшись на пару минут у входа.
        - Ну, ты готов? - с порога спросила она, тут же подходя к плите, на которой обычно варила кофе.
        В ответ парень лишь молча кивнул. И тогда гадалка начала свои покрытые мраком тайны действа. Что-то едва слышно себе под нос приговаривая, она насыпала в турку заранее смолотый для подобных сеансов кофе, залила его отстоянной для этого водой и поставила на огонь…
        * * *
        Когда ароматный, изумительный на вкус, на который, впрочем, Илья не обратил ни малейшего внимания, кофе Назы был выпит, парень молча протянул свою чашку гадалке. И та, взяв ту маленькую чашечку задрожавшей рукой, в страхе принялась рассматривать собравшуюся на её дне кофейную гущу.
        Илья не сводил с неё глаз, с болью представляя, как совсем недавно точно так же перед этой гадалкой сидела его возлюбленная. Его Инна… Сидела и не подозревала, чем эти гадание для неё закончится! Для неё и для него…
        Внезапно его размышления были прерваны тем, что Наза резко подняла на него глаза. Казалось, её пристальный взгляд сейчас просто проткнёт сразу насторожившегося парня.
        - Ты… - начала было она что-то ему говорить, и это было последнее, что услышал от неё парень. Потому что в следующий миг…
        То, что произошло в следующий миг, Илью настолько потрясло, что он едва не лишился всех своих чувств. Потому что в то мгновение в дверях показалась… В дверях показалась… Она! Его любимая, ненаглядная, такая нужная ему Инна!
        Медленно войдя в комнату, - Илья смотрел на это, от изумления не в силах даже пошевелиться! - она остановилась в самом её начале и грустно улыбнулась.
        - Зачем? Зачем ты это сделал? - тихо спросила она, покачав головой.
        А он уже рванулся к ней через комнату, стремясь поскорее обнять, прижать к себе, и целовать, целовать, целовать её нежные и такие родные губы, глаза, щёки…
        * * *
        Посмотрев на вдруг странно перед ней обмякшего на стуле парня чуть внимательнее, Наза тут же испуганно бросилась к нему.
        - Нет! Нет! Только не это! - в ужасе шептала она, лихорадочно пытаясь нащупать пульс вначале у него на запястье, а потом, не найдя там, на шее так неожиданно затихшего Ильи.
        А перед глазами всё стоял тот жуткий рисунок, который она только что увидела на дне выпитой им чашки. Рисунок, который мог означать только одно - очень скорую смерть…
        СНОСКИ
        1 Сергей Зюзин также является автором книг «Не стать упырём» (серия в жанре ужасы (horror)), «Мертвецы из инета» (серия в жанре ужасы (horror));
        2 Название ночного клуба - «Пеликан», - вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Всё совпадения случайны (прим. авт.);
        3 Horror (англ.) - кошмар, ужас (прим. авт.);
        4 Название улицы - ул. маршала Широва - вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
        5 Название станции метро - Сады, - вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
        6 Название станции метро - Зеленолистая, - вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
        7 Название станции метро - Тракторный завод, - вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
        8 Название автобуса - «Игарт», - выдумано автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Любые совпадения случайны (прим. авт.);
        9 Название женских наручных часов - «ККК», - выдумано автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Любые совпадения случайны (прим. авт.).
        ДРУГИЕ КНИГИ СЕРГЕЯ ЗЮЗИНА
        МЁРТВАЯ БАБКА - первая книга леденящей душу серии ужасов МЕРТВЕЦЫ ИЗ ИНЕТА.
        Разбитая горем после смерти любимой бабушки Оксанка, «ковыряясь» во владениях покойницы в компьютере, натыкается на странную и зловещую игру, в которой оказывается возможным… Оживить её недавно похороненную бабулю!!!
        Ничего себе! Что же это за игра?! Почему на экране перед собой Оксана отчётливо различила могилу своей покойной бабушки Паши?! Именно в том виде, в каком она была на том самом кладбище, где была похоронена бабуля?
        С фотографией и именем покойной в надписи на памятнике надгробия, так, будто в ту жуткую игру было как-то вставлено настоящее фото места её захоронения?!
        Заинтригованная и шокированная, Оксана «нажимает» над могилой усопшей бабы Паши то самое «оживить»… О, если б она только знала, какой кошмар за этим последует!
        
        НАШЕСТВИЕ МЁРТВЫХ из всё той же серии МЕРВЕЦЫ ИЗ ИНЕТА - продолжение бросающих в дрожь кошмаров с участием полюбившейся нам Оксанки, «скучать» вкоторых ей теперь не даёт не только её умершая год назад бабуля.
        …Стремясь раздосадовать Оксанку, вредный и бессовестный Жорик, её двоюродный брат, с которым полюбившейся читателю героине теперь приходилось делить свою комнату, завладевает ноутбуком Оксаниной мамы и видит в последнем какую-то странную игру… Кошмар, это оказалась та самая игра, что «оживила» год назад его и Оксанкину бабушку! И надо же было так далеко зайти его вредности, чтобы он нажал там зловещую и очень страшную кнопку «Оживить»!
        «…А из-за тётушкиной спины уже опять доносился зловредный голосок Жорика:
        - Ух ты! «Оживить»! Вот это да! Ничего себе игрушечки у твоей мамаши! Уж не твоего ли папашу она тут собиралась оживить? И какой же, интересно, он тут получится, оживлённый-то? Сейчас посмотрим.
        - Не трогай! - что только было у неё силы закричала, услышав это, Оксана, да только Жорика было не остановить.
        - Ещё как трону! И папашу твоего оживлю, и нашу прабабушку, - отчётливо послышался противный голосок двоюродного брата, и отчаяние буквально захлестнуло всё Оксанино сознание…»
        Если б только братец Оксанки мог догадаться, какой кошмар нажатием той ужасной кнопки он призовёт! Причём, не только на себя, своих «предков» идвоюродную сестру. На этот раз это будет не кошмар, кошмарище, и теперь он выльется на весь их огромный город…
        
        Готовится к выходу продолжение полюбившейся читателю серии ужастиков МЕРТВЕЦЫ ИЗ ИНЕТА - КОШМАР, ПРИХОДЯЩИЙ ВО СНЕ.
        Если Вы думаете, что с уничтожением Славиком в интернете жуткой игры с оживлением мертвецов Оксанкиным, да и не только её, кошмарам пришёл конец, третья книга серии ужасов МЕРТВЕЦЫ ИЗ ИНЕТА очень быстро такое убеждение развеет!
        Читайте о том, как для Оксанки и её парня Славки приоткрылась завеса тайны ужасной бабкиной игры, и насладитесь снова непредвиденными поворотами леденящего кровь сюжета!
        
        Серия НЕ СТАТЬ УПЫРЁМ - ужастик, потрясающий, подобно МЕРТВЕЦАМ ИЗ ИНЕТА, своей приближенностью к нашей с вами реальной жизни. В первой её книге - ЗЛО ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ - простой парень, учащийся выпускного класса средней школы одного из российских мегаполисов, вдруг оказался… Похороненным заживо! Ничего себе кошмарик!
        Но это ещё не всё! Придя в себя в уже зарытом в могилу гробу, Руслан - так зовут главного героя - вспоминает, как совсем недавно оказался укушен красавицей-упырихой, с которой он в качестве её же кавалера прогуливался накануне по парку!
        Упырихой оказалась его одноклассница, даже больше, его девушка по имени Алла, которая спустя каких-то пол-часа позовёт его из могилы… Впрочем, не будем забегать вперёд, выхватывая кусками! Это нужно прочесть полностью, с головой окунувшись в бурлящий в книге С. Зюзина «Не стать упырём» водоворот захватывающих и леденящих кровь событий.
        
        Готовится к выходу продолжение полюбившейся читателю серии ужасов (хоррор) НЕ СТАТЬ УПЫРЁМ - ЯРОСТЬ УБЫРА.
        …Придя в себя в своём подземелье, Повелитель упырей своими выжженными глазами не смог даже толком разглядеть, кто это заботливо поднёс к его обугленным губам полную ещё дымящейся человеческой крови пиалу. И только немного напрягшись, смог узнать, почувствовав её своим особым убырским чутьём, любимицу одного из своих приближённых, - Степана, - Кэт.
        Десять лет ушло у Убыра на то, чтобы прийти в себя после «предательства» - так он сам расценивал расправу над ним Амиры, - той, кому было предписано чарами его давно уж почившей матери стать его спутницей на века. Десять лет, несмотря на то, что Амира вогнала кол ему в грудь на ту же глубину, что и веками назад учинившие над ним расправу монахи из братства по очищению земель русских от упырей. Десять лет, в течение которых монахи братства, узнав от Амиры о её расправе над Повелителем пьющей кровь людей нечисти, сбились с ног в его поисках. А Убыр, едва только придя в себя, испытал неудержимую жажду отомстить Амире, а заодно и Руслану, который слишком уж неуважительно отнёсся ко всем другим.
        ОБ АВТОРЕ
        Автор этой книги - Сергей Зюзин, (его полное имя -
        Зюзин Сергей Владимирович)
        - проживает в небольшом городке с интересным названием Благодарный, что расположен на юге России, в Ставропольском крае.
        Сам СЕРГЕЙ ЗЮЗИН так говорит о своём творчестве в жанре хоррор: «В жизни на самом деле столько жуткого, что не писать об ужасах нельзя. Пусть даже фантазируя и много чего придумывая. Ведь примеряя на себя то, что происходит с героями ужастиков, мы, хоть и отчасти, готовим себя к кошмарам, стерегущим нас на каждом шагу в реальности…»
        БОЛЬШЕ ОБ АВТОРЕ СЕРГЕЕ ЗЮЗИНЕ И ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ МОЖНО УЗНАТЬ НА ЕГО СТРАНИЦАХ В ИНТЕРНЕТЕ:
        -
        Facebook:
        [битая ссылка] -
        Facebook:
        [битая ссылка] Посетив указанные интернет-страницы, Вы так же можете оставить свои отзывы о прочитанных Вами произведениях СЕРГЕЯ ЗЮЗИНА.
        Ну и, конечно же, если Вам понравились книги СЕРГЕЯ ЗЮЗИНА, не забывайте и впредь наведываться на его страницы в интернете и следить за выходом новинок!
        
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к