Кошка, живущая на крыше Мария Зайцева
        Аннотация к книге "Кошка, живущая на крыше"
        В нашем доме поселился... Ужасный, наглый и отвратительный... Сосед!
        Мы не выносим друг друга, ругаемся так, что стены дрожат! Я ненавижу его! А он, похоже, ненавидит меня! Но почему тогда так смотрит? Как будто хочет... Съесть? Боже мой, а вдруг и в самом деле хочет???
        Друзья, это веселая динамичная история о нежной кошке, живущей на крыше, и ее неугомонном соседе. Им предстоит пройти путь не только от ненависти до любви, но и от непонимания и предрассудков к принятию.
        Кошка, живущая на крыше
        Мария Зайцева
        Глава 1
        С двадцать пятого этажа моей новой квартиры вид открывался просто фантастический. Можно сказать, что я и саму жилплощадь взяла в основном из-за вида. Просто пришла сюда, когда дом только сдавался, встала к огромному панорамному окну во всю стену и посмотрела на город, полный огней. В осенней темноте не было видно остовов строящихся соседних зданий, а высотные краны на фоне темнеющего неба, подсвеченные фонарями, придавали картине инфернальную загадочность. Риэлтор за спиной красиво рассказывала, что, когда район полностью будет застроен, здесь появятся зеленые газоны, яркие детские площадки, много парковочных мест, отдельные парковки для велосипедов и самокатов, чудесные скверики с удобными лавочками, и даже (Боже мой!) фонтаны! Но я все пропускала мимо ушей, полностью поглощенная глубинной чернотой города, с утопленными в ней огоньками жизни.
        Я представила себе, как каждый вечер сажусь здесь, у этого окна, с чашкой какао, укутываюсь пледом и смотрю. Просто смотрю , вдыхаю город всем телом, ощущая себя сторонним наблюдателем чужих жизней, созерцателем. Эта картина так запала в душу, что я подписала договор, не раздумывая. В наше время это, конечно, рискованно, покупать жилье в строящемся доме, но я почему-то была уверена, что все будет хорошо.
        И все и в самом деле было хорошо. Какое здесь ключевое слово? Правильно, было.
        Я вздохнула, не давая прорываться грустным мыслям, отпила еще своего любимого какао и качнулась в кресле. Ассоциативный ряд сработал четко, вырулив мои мысли к "Сестре Керри", вот так же , в конце книги сидящей в кресле-качалке и не знающей, чего ей еще хотеть от жизни. Смешная ассоциация. И явно не про меня. Потому что я точно знаю, чего хочу. Вот конкретно сейчас я хочу сидеть, прикрыв глаза, отдыхая от компьютера, покачиваться медитативно в кресле-качалке, прихлебывать какао и вдыхать город.
        И лениво и размеренно строить планы на ближайшее будущее. На завтра, прикидывая возможный объем работы, на послезавра, распределяя рабочий день, потому что надо бы в офис подъехать, с заказчиком пообщаться, там какие-то вопросы, но несрочные, на неделю, ведь скоро отпуск, надо бы подбить дела и съездить к маме, а потом можно и...
        ТЫДЫЩЬ!!!!!! ТЫЩЬ!!!! ТЫЩЬ!!! ТЫЩЩЩЩЩЬ!!!
        Какао выплеснулось из кружки, залив любимый домашний свитер с перламутровыми звездочками, я от неожиданности резко качнулась в кресле, едва не перевернувшись, хотя производитель категорически уверял, что это невозможно.
        Но в этом мире есть много вещей, опровергающих логику.
        Например, ужасные звуки басов в десять вечера из-за соседской стены!
        Гад! Какой же гад все-таки! Вернулся со своих гулянок! Куда только родители смотрят?
        Я злобно оскалилась, прихватила с пола специально приготовленное круглое железное блюдо, когда-то, непонятно для каких целей подаренное мамой и до этих событий спокойно стоявшее на самом верху кухонного шкафа, и с остервенением кинула его в стену.
        Блюдо с дивным дребезжащим звуком, напоминающим гулкий гонг, врезалось в имитацию кирпичной кладки и с не меньшим грохотом упало на пол. Как раз на керамогранит, которым я покрыла весь пол моей маленькой студии.
        - Выключи музыку, урод малолетний! - крикнула я, прекрасно зная, что меня услышат.
        - Пошла нафиг, овца! - с готовностью, словно только этого и ждал, проорал в ответ мерзкий голос соседа. - До одиннадцати имею право на своей территории!
        - Тварь! Как только тебя родители терпят? - я, как обычно, завелась не на шутку, прыгая по квартире, сдирая с себя испорченный свитер и затирая шваброй лужу от какао на полу. От хорошего медитативного настроения и следа не осталось.
        - А тебя, я смотрю и не терпят? Сбагрили подальше, под самую крышу, чтоб не отсвечивала! - не остался в долгу придурок.
        - Да я вообще-то сама эту квартиру купила, потому что, в отличие от тебя , нахлебника, деньги зарабатываю! - взвизгнула я, уязвленная до глубины души.
        Надо же, какой проницательный гад! И не скажешь, что мальчишка совсем.
        - О как! Насосала, значит, - удовлетворенно подметил соседский выползень и мерзко хихикнул.
        Ах ты сволочь!
        Я ухватила блюдо, совершенно не пострадавшее от взаимодействия со стеной (может, для этого мама мне его и дарила? Как знала, как знала!!!), и начала ритмично стучать в стену, заставляя края звучать камертоном. Выходило вполне гнусно.
        В ответ сосед врубил басы так, что дрогнул пол и звякнули стекла.
        Я поняла, что эту битву мне не выиграть и , гневно отдуваясь, ушла в ванную, где музыка была не так слышна. Хотя пол все равно ощутимо подрагивал, и подпрыгивали мои многочисленные шампуни и крема на полках.
        Вот ведь гад!!!
        Въезжая сюда полгода назад, воодушевленная , но слегка подрастратившаяся, я отвергла предложение строителей усилить звукозащиту квартиры, поставив дополнительные панели.
        И страшно пожалела об этом вскоре. И сейчас жалею!
        Стены в новом доме оказались просто картонные. Я слышала буквально все, что происходило в соседней квартире, каждый разговор, каждый вздох, звук шагов и свист чайника. И, конечно же, прекрасно слышала , а теперь уже и выучила наизусть все песни группы Металлика, Мерлина Менсона, Оззи Осборна и многие другие, которые так любил сын людей, въехавших спустя пару месяцев после меня в соседнюю двушку.
        Самого соседа я не видела ни разу, несмотря на то, что соседская дверь находилась буквально в двух метрах от моей, на одном пятачке, но зато слышала каждый день.
        Звали его Витенька. Именно так обращалась к нему Вера Петровна, его мама.
        - Витенька, ты покушал?
        - Витенька, не хочешь чаю?
        - Витенька, когда дома будешь? Мне дверь на защелку не закрывать?
        И неразборчивый бубнеж в ответ. Похоже, что забота Веры Петровны конкретно так Витеньку достала. Сложный возраст, скорее всего, может, переходный. Хотя я бы такого придурка не оставляла одного в квартире на несколько дней, позволяя орудовать дрелью и молотком с остервенением юного строителя.
        Но, похоже, родители Витеньке доверяли, что было для меня дико странным, и позволяли творить на их жилплощади все, что в голову взбредет. И парень отрывался по полной. И я вместе с ним.
        Нет, не подумайте, я пыталась быть вежливой. Я разговаривала, убеждала, просила. Сначала тихо и спокойно, объясняя ситуацию. Разжевывая, что работаю я в основном дома, работа творческая, требует внимания и концентрации. Что мне нельзя отвлекаться и надо соблюдать дедлайны, что, в конце концов, сколько можно?
        Но ехидный басок из-за стены на мою вежливость отвечал с подростковой прямолинейностью, отправляя меня в далекое эротическое и близкое эротическое.
        А на мои угрозы пожаловаться предкам радушно приглашал прямо вот сейчас позвонить. И номер телефона диктовал, гад.
        А меня заедало.
        Ну как же так, я - взрослая, разумная женщина, двадцати четырех лет, полностью самостоятельная, неплохо зарабатывающая, между прочим! И не могу решить ситуацию с каким-то ошалевшим от безнаказанности придурком! Да я себя уважать перестану!
        Во всей этой ситуации радовало только то, что наши с Витенькой ритмы не совпадали. Он уходил на учебу рано утром и возвращался поздно вечером, примерно в девять, затем ровно два часа насиловал мои уши скрежетом металла, который он называл музыкой, и валился спать. Слава Богу, без храпа.
        Я же работала полночи, затем спала до обеда, раскачивалась часам к двум, и опять работала до восьми примерно. Затем наступало блаженное время отдыха, как раз с половины девятого и до десяти, когда я просто сидела в кресле перед панорамным окном и смотрела на город. Самое мое любимое время суток, моя подзарядка. Примерно в одиннадцать я опять садилась за компьютер и работала до трех-четырех ночи.
        И вот это вот мое блаженство и украл мерзкий сосед! Маленькая гадость! Хотя, судя по голосу и тяжелым шагам, совсем не маленькая. Уж точно побольше меня будет, учитывая мои полтора метра роста и телосложение дюймовочки.
        Акселерация, чтоб ее. Некоторые школьники выглядят серьезными дядьками, а школьницы тетками, старше меня в два раза.
        Из-за дурацкой войны с соседом сбивался мой рабочий режим, ночью трудилась неплодотворно, в глазах двоилось, цвета обманывали. И креатива никакого. А без креатива хорошему графику нельзя. Тем более моего уровня. Я же не рекламные баннеры ваяю, а сложные проекты веду. Клиенты на меня рассчитывают, потому что у меня имя. Репутация. Уровень. И в последнее время все это оказалось под угрозой из-за одного глупого недоросля.
        - Слушай, ну будь ты человеком уже, - я вышла из ванной и решила еще раз попробовать договориться, - мне отдых нужен, мне потом полночи работать...
        - Чего, проститутка, что ли? - подозрительно поинтересовался гаденыш, и все мои мысли о примирении тут же вымело из головы со свистом.
        - Ах ты гад! Сволочь! Да я... Да я... Я участковому! В детскую комнату милиции на тебя!.. - от злости я уже не могла даже придумать, как еще можно урезонить сопляка.
        - Ку-даааа? - с безмерным удивлением в голосе спросил сосед, помолчал, а затем выдал , - теть, ты там башкой ударилась что ли? Скорую вызвать? Или климакс пришел уже?
        - Дрянь! - взвизгнула я, опять швырнула тарелку в стену, поморщившись от грохота.
        - Лечись, тетя, - посоветовал мне голос из-за стены, и через мгновение пол и стекла в квартире вздрогнули от мощного удара басов.
        Я ошеломленно постояла с открытым ртом, а затем резко собралась и выбежала на улицу. Надо было срочно проветриться и прочистить мозги от затопившей их патокой злости.
        - Лар, ну вот что мне делать? - я уже полчаса ныла по телефону, жалуясь подруге на соседского тварюшку.
        Та, надо сказать, выслушивала меня с олимпийским спокойствием и даже давала советы. Но все способы борьбы были либо уже использованы мной, либо непригодны и малоэффективны.
        - Слушай, ну сходи ты к ним в гости, поговори с его матерью, в самом деле. Пусть она как-то на него воздействует.
        - Да Лар, ты бы слышала ее! Она, похоже, надышаться на него не может, все Витенька и Витенька. Кудахчет вокруг него целый день, когда с дачи приезжает. Прикинь, а тут я заявляюсь с рассказом о том, какой ее сынок тварь. Думаешь, кто первая отхватит? А у меня весовая категория не та, чтоб с теткой стокилограммовой бодаться.
        Я , оставив самокат на стоянке, уныло плелась по улице в сторону подъезда, тревожно прислушиваясь , ожидая , что музыка по-прежнему долбит до первого этажа. Но было тихо. И это обнадеживало. Или уснул или свалил куда-нибудь соседский гад. Хорошо бы на всю ночь.
        Двигаясь в полутьме, освещаемой только фонарем у подъезда, я не сразу обратила внимание на копошение под ногами. Потом, когда меня коснулось что-то мокрое и холодное, испуганно взвизгнула от неожиданности.
        Вроде благополучный район, крыс тут водиться не должно...
        А это и не крыса!
        Маленькое скулящее существо, тоскливо жалующееся на подлость судьбы или людей, выбросивших кроху прямо возле внутриквартальной дороги.
        Я остановилась, присела на корточки.
        Щенок. Маленький совсем. Меньше месяца. Непонятного бурого цвета, со слипшейся от грязи шерсткой. Такой не мог потеряться, слишком мал, чтоб гулять. Значит, второе. Выбросили. Такого маленького.
        Я подняла его на руки, прикидывая вес. Примерно грамм триста, если не меньше. Укрыла дрожащее тельце своей толстовкой и понесла домой, мгновенно забыв о всех невзгодах.
        Первым делом потеряшка был засунут в ванну, отмыт и накормлен печеньем с молоком. Слава Богу, есть он мог уже самостоятельно, это обнадеживало. Может, и выживет.
        Я особо не умела обращаться с животными, мама не приветствовала никакой живности дома. Но какие-то базовые вещи конечно же знала. Да и Гугл в помощь. Полезла в интернет, выяснять, что надо сделать сначала.
        Так. Помыть. Это сделала.
        Проглистогонить. Это уже завтра.
        Согреть. Я укутала животинку , оказавшуюся после мытья светло-кремовой малюсенькой кудрявой собачкой, девочкой, в плед, и уложила на подстилку возле кровати. И свалилась спать, наплевав на рабочий график и дедлайн. Слишком изнервничалась за этот вечер. Все доделаю завтра, в течение дня. Надо только встать пораньше.
        Утром, глядя красными от недосыпа глазами на веселый комок шерсти, прыгающий по моим диванным подушкам, я начала понимать маму, запрещавшую мне приносить домой животных.
        За ночь я если поспала, то уже к утру и некрепко.
        Собачонка , не переставая , скулила, плача так жалобно, что буквально сердце разрывалось. Наконец я не выдержала, взяла ее в постель, устроила под бок. И псинка, обрадовавшись, начала исследовать новую территорию, ползая по мне, как по водяному матрасу , возбужденно сопя и тыча мокрым холодным носиком в самые неожиданные места. В итоге она уткнулась мне в ямочку между ключицей и шеей, посопела и наконец-то затихла.
        А я несколько часов лежала неподвижно, слушая тихое дыхание и страдая от острых коготков на лапках, периодически упирающихся в меня.
        В отличие от меня, собачка, похоже, выспалась очень даже хорошо. И теперь активно крутилась по квартире, осматривая свое новое жилье.
        А я задумчиво и сонно наблюдала за ее перемещениями, размышляя, что делать дальше. Просто оставить в квартире? Страшно. Мало ли чего натворит, даже такая маленькая. Да и с ней всякое может случиться...
        Так!
        Несмотря на сонливость, среагровала я вовремя и усадила начавшую крутиться на одном месте собачку на специальную медицинскую пеленку, непонятно, как оказавшуюся у меня в аптечке.
        Собака все поняла правильно.
        А я порадовалась, что хоть эта задача на время отпадает. При мысли, что мне придется еще и приучать ее к туалету, становилось уныло. Может, сдать ее куда-нибудь? Но сама эта идея показалась ужасной. А вдруг, ее опять выкинут? А я не узнаю даже, не помогу... Нет уж. Как там у Сент-Экзюпери? Мы в ответе за тех, кого приручили? Вот-вот.
        - Как же тебя назвать? - задумалась я вслух, наблюдая за цокающей по полу коготками псинкой. - Была бы ты мальчиком , назвала бы Шариком. Очень уж ты похожа на шарик. Круглая и пушистая. Но ты девочка. Значит, Бусинка. Тоже круглая и катается. Бусинка! Буся! Буся!
        На удивление, собачка тут же подбежала ко мне и уткнулась носиком в ногу. Смешная. А на душе так приятно стало, тепло. И настроение поднялось. Я пошла делать какао и, пользуясь внезапно высвободившимся из-за раннего подъема временем, сидеть в любимом кресле и смотреть на город.
        Я мерно покачивалась, прихлебывая какао, Бусинка попросилась ко мне на колени, умостилась, положив мордочку так, чтоб тоже смотреть на улицу.
        Город просыпался, а я, пожалуй, впервые с момента въезда в эту квартиру, наблюдала здесь рассвет. И, глядя на розовые в утреннем солнце башни новостроек, поняла , что многое упускала, оказывается. Потому что присутствовать при пробуждении дня тоже было невероятно захватывающе. Смотреть, как плавно перетекают краски из красного в розовый, затем в светло-розовый, затем все оттенки сирени и лазури, с вкраплениями желтого, и все это богатство отражается в стеклах просыпающихся домов. Завораживающе!
        Буся подняла ко мне мягкую мордочку, полностью соглашаясь с моим восторгом. Я опустила руку, погладила шелковистые кудряшки и буквально отключилась от всего мира. На душе было легко, спокойно и невероятно умиротворенно. Хотелось... Хотелось сделать что-то, серьезное, важное, но почему-то откладываемое именно до такого вот состояния души. Я поднялась, переложила сладко зевнувшую Бусю на сиденье кресла, и взяла планшет, открывая папку на рабочем столе , которую не решалась трогать с самого переезда.
        Моя Кошка, моя независимая, свободолюбивая красотка, работа над которой застопорилась с некоторых пор, посмотрела на меня с экрана в упор. Могу поклясться, что она улыбалась! Ждала меня!
        Словно говорила : " Ну привет! Ты вспомнила обо мне наконец-то? "
        Я, не удержавшись, провела пальцами по экрану, завороженная тягучим глубоким взглядом.
        "И ответила Дикая Кошка:
        - Я не друг и не слуга. Я, Кошка, хожу, где вздумается, и гуляю сама по себе, и вот мне вздумалось прийти к тебе..." (Р. Киплинг , " Кошка, гулявшая сама по себе")
        Ты пришла ко мне, Кошка, заворожила и заставила рисовать тебя до черноты в глазах. А потом я поняла, что это не в глазах у меня чернота, а в рисунках. И моя Кошка сливалась с этим мраком, пряталась в нем, не желая выходить на свет.
        Я убрала эти работы с глаз долой, но вот думала о них постоянно.
        И сегодня, наконец, поняла, что было не так в моих рисунках! Рассвет, облизывающий башни домов длинным розовым языком, помог осознать.
        Ведь Кошка гуляет не только в темноте. Я представила изящный силуэт на фоне ярких сочных красок рассвета, и задрожала в предвкушении. Да, теперь я знаю, как это сделаю!
        Я работала до обеда, как одержимая, не отрываясь от планшета. И Кошка, моя свободолюбивая личность, получалась именно такой, какой я и хотела ее видеть.
        После небольшого перекуса я на тех же эмоциях быстро расправилась с горящим заказом и начала собираться в офис.
        Долго думала, что делать с Бусей. Решила все же оставить дома, потому что графики - народ, конечно, креативный, но на первую встречу с заказчиками заявляться с собакой... Перебор, пожалуй.
        Еще одним преимуществом моего нового жилья была его близость от метро и нынешнего места работы. Удобно добираться на самокате.
        Правда, встретившись с ледяным презрительным взглядом заказчика, мгновенно оценившим мой слегка запыхавшийся внешний вид, веселый принт на футболке, свободные джинсы и легкомысленные светлые кудряшки в небрежном пучке, я подумала, что зря не взяла Бусю. Она никак бы не смогла еще больше уронить мой имидж серьезного профессионала в его глазах.
        Но, как говорится, и не с таким справлялись, а мой пушистый и легкий образ вообще не соответствовал жесткому и независимому содержанию. В чем заказчик, красивый, холеный мужчина , с повадками альфа-самца, смог убедиться буквально через пару минут, когда я приступила к сбору информации. А так как в свое время я неплохо покрутилась в продажах, то вопросы правильные задавать умела.
        Да и с заказчиками лучше именно так, пожестче и поконкретнее. А то неприятные сюрпризы могут потом обнаружиться, в процессе работы. Недопонимания всякие. Которые выльются в неоплату работы. Плавали, знаем. Поэтому на берегу все выясняем, на берегу.
        Мой непосредственный руководитель, Антон, прекрасно зная мою бульдожью хватку, легко устранился от переговоров, наслаждаясь зрелищем.
        А заказчик, Вадим Петрович, оказался на удивление вменяемым человеком. По крайней мере, уже через пять минут перестал удивленно таращить глаза на каждое мое предложение, и только иногда на Антона оглядывался, словно подвоха ждал.
        Я чувствовала, что все идет , как надо, поэтому быстренько завернула к подписанию договора, раз уж основные пункты всем ясны, и скромненько свалила, оставив начальника и заказчика вдвоем. По сумме это уж пусть Антон дотягивает, я свое получу в любом случае.
        На улице я с удовольствием вдохнула летний теплый вечер, погуглила ближайший зоомагазин. Печенье с молоком, это, конечно, прикольно, но собаку надо нормально кормить, а еще и проглистогонить. Раз уж она в мою кровать нацелилась. Да и прививки не помешают. И выяснить бы, что за порода. Пушистая, кудрявая, светлая, прямо как я. И мордочка умилительная. Как такую Бусю у какой-то твари рука поднялась выбросить...
        - Екатерина, вас подвезти?
        Задумавшись, я не заметила, как подошел заказчик, и вздрогнула.
        - Нет, спасибо, мне еще по делам надо.
        - Я подвезу вас , куда скажете. - Вадим Петрович улыбнулся , показав отличные белые зубы. Весь его вид, уверенный и вальяжный, говорил о том, что в положительном ответе он не сомневается. Даже жаль разочаровывать.
        - Спасибо! Но мне, в самом деле, надо по делам, не хочу вас утруждать.
        - Садитесь, у меня есть свободное время.
        Ого! Меня довольно крепко и настойчиво прихватили за локоток и подвели к хорошему седану представительского класса.
        Я, немного оторопев от бесцеремонности, сначала вырвала локоть и хотела отступить на шаг назад, но потом подумала, что не стоит. Хочет заказчик помочь, пусть помогает. Это точно ни к чему не обязывает.
        Убрав самокат в багажник, Вадим Петрович (Ну что вы, Катерина, просто Вадим, и можно на ты) усадил меня на пассажирское спереди, сам уселся за руль.
        Я чувствовала себя немного неловко, не зная, о чем говорить. По работе мы уже все выяснили. Место, куда меня надо отвезти, я сказала. О погоде глупо.
        После третьей моей благодарности за помощь у Вадима Петровича (Вадима, Катерина, я же просил тебя!) задергалось веко.
        - Зачем тебе в зоомагазин? Кошка?
        - Нет, собака.
        - Странно. Я почему-то думал, что у тебя кошка. Тебе бы подошло.
        - Почему?
        - По характеру. Кошки - они такие, внешне милые и пушистые, а коготки жесткие и острые.
        Я помолчала, не зная, как воспринимать. Комплимент? Оскорбление?
        А не плевать ли? Тем более, что уже приехали.
        - Спасибо большое, что подвезли!
        - Я подожду вас.
        И даже без вопросительной интонации? Очень уверенный в себе мужчина. Ну пусть ждет.
        В магазине я, никуда не торопясь и советуясь с консультантом, купила все необходимое для моей Буси, в глубине души желая, чтоб Вадим Петрович уехал, не дождавшись.
        Но нет, машина стояла на прежнем месте, водитель галантно отобрал у меня покупки и загрузил в багажник. Настойчивый. Ну, зато на такси сэкономлю.
        У подъезда, помогая мне выгрузить из багажника Бусины подарки и самокат, Вадим Петрович, наконец, обозначил цель своего внимания ко мне.
        - Катерина, я бы хотел встретиться с тобой еще раз. Может, вечером поужинаем где-нибудь?
        Ага, альфа-самцовость на полную, ладошку мою в руке своей придержал. Тембр голоса низкий, очаровывающий. Ну все, по законам жанра, я должна растечься и сползти прямо под ноги в дорогущих имиджевых кроссовках. Смешно-то как, Господи! И что со мной не так?
        - Вадим Петрович. Я понимаю ваши намерения, и мне очень приятно, что я... - Так, не передавливать, не обижать. Тебе с ним еще работать, а ему тебе еще деньги платить. - Но у меня четкое правило: не встречаться с заказчиками и не смешивать работу и удовольствие.
        И добавила, пока Вадим Петрович открывал рот, чтоб обескуражить меня контрударом:
        - И второе правило - не встречаться с женатыми мужчинами.
        Красноречивый взгляд на след от кольца на безымянном. Ну как дети, ей Богу!
        Так, а теперь легко попрощаться, улыбнуться и свалить на свою крышу, к своей собаке и своей , так удачно получившейся и зовущей меня к себе, кошке, которая гуляет сама по себе. Прямо, как я.
        Дома, оценив масштаб разрухи, нанесенной одим маленьким , невероятно милым существом всего за три часа моего отсутствия, я начала понимать тех, кто избавился от Буси. Хотя, вру. Такого я никогда не пойму. Но душу, конечно, отвела, делая нисколько не испуганной Бусе выговор, пока убирала последствия разгрома.
        - Ты чего там орешь, теть? - ехидно спросили из-за стены. - Мужик не удовлетворил? Не в настроении? А надо таблетки потому что начинать пить.
        - Какие? - только и смогла выдавить я, потому что горло от гнева перехватило. Гад какой! Неужели видел, значит, как меня Вадим Петрович подвез и выгружал, и выводы свои мерзкие сделал! И откуда он, интересно, знает, как я выгляжу? Я-то его физиономию поганую и не знаю еще! И хорошо, что не знаю!
        - От климакса, конечно! - и довольно заржал.
        Я подпрыгнула на месте, закипев, как чайник, взгляд заметался по квартире, останавливаясь на все той же многострадальной железной тарелке.
        И да, грохот получился шикарный.
        - Сопляк!
        А вот мой визг на ультразвуке вышел настолько некрасивым, что я сама чуть уши не зажала.
        - Те-тя! Ле-чись! - по слогам наставительно произнес соседский гад, и показательно врубил музыку. На этот раз меня побаловали Раммштайном. Это был отдельный вид пытки, потому что я знала немецкий язык. И неплохо. И очень, просто очень пожалела об этом!
        Буся подпрыгнула и внезапно завыла, подпевая солисту. Вполне себе мерзко. Я посмотрела на предательницу, покачала головой и ушла в ванну. Мыться и приводить нервы в порядок. И придумывать способы мести. Потому что оставлять это просто так уже было невозможно. Ну ладно я , но ведь гаденыш и собаке моей музыкальный слух испортит!
        Когда я вышла из ванной, музыка уже не грохотала, Буся лежала на диване, с наслаждением догрызая мой любимый носок с пушистыми помпонами, а соседский гад говорил по телефону. Похоже, еду заказывал.
        - А чего, номер не определился? - пробасил он, - сейчас... Восемь, девять, три...
        Я кинулась к телефону, вбивая отчетливо диктуемые цифры.
        Месть! Месть! Месть!!!
        Затем потратила час, занимаясь осуществлением своих грандиозных планов.
        С девяти до одиннадцати прослушала привычный микс из самых мерзко звучащих групп, что смог найти гаденыш. И даже с улыбкой на губах. И затычками в ушах, не сильно помогавшими, но хоть немного сбивавшими накал лязганья металла. Буся, после первого своего выступления , почему-то больше не солировала. Все же не потеряны ориентиры у собаки. А прошлый срыв запишем на дикую самцовую привлекательность солиста Раммштайн. Может, она как-то через этот низкий утробных хрип, который у него вместо голоса, передается? А Буся все же девочка, хоть и собачья.
        А уже с самого утра я получала огромное удовольствие, слушая постоянные звонки и разраженные вопли соседа , что он не делает ремонт, не продает котят породы сфинкс, не ищет женщину строго от сорока лет, пухлого телосложения, не оказывает интимные услуги на дому. И массаж простаты тоже не делает!!!
        Конечно, это подло, но Господи, до чего классно! Хоть какая-то компенсация за мои мучения!
        Я давилась смехом в подушку, вытирая слезы и нацеловывая Бусину удивленную мордашку. Вдоволь наслушавшись, как соседский гад отбивается от телефонных маньяков, я вспомнила о делах насущных, и повезла Бусю в ветклинику делать прививки. На обратном пути зарулила к подружке, недавно съехавшеся со своим парнем. Лара давно звала, но я со всеми этими ремонтами, переездами, работой и затяжной войной с соседом никак не могла вырваться.
        Наумилявшись на Бусю и квалифицировав ее, как той-пуделя, Лара начала интересоваться моей личной жизнью в логичном желании человека, уже устроенного, помочь с тем же самым счастьем подруге. Я вяло отбивалась, не желая грубить. Лару я знала со школы, дружили мы крепко и любили друг друга , как сестры. Поэтому к бесцеремонности ее я привыкла за столько лет.
        Перевела разговор на основную свою печаль - соседского гаденыша. Поржав над удавшейся местью, Лара задала неожиданный вопрос:
        - А сколько ему лет-то?
        - Восемнадцать исполнилось, похоже, - пожала я плечами, - слышала, как родители его говорили, что надо мальчику на восемнадцатилетие подарок придумать.
        - Надо же! В институте учится, наверно. И такой говнюк.
        - Учится. Каждый день ходит, урода кусок. И возвращается вечером. И сразу музыку свою проклятую врубает. - Пожаловалась я уныло.
        - А как это он летом учится? - удивилась Лара.
        - Не знаю... - Я задумалась. - Может, какие-нибудь занятия подготовительные?
        - А ты его видела вообще?
        - Нет! И не горю желанием. А то не сдержусь и прибью. Еще и посадят из-за такого урода.
        - Коть, - опять свернула на наезженную трассу Лара, - вот видишь, как плохо одной? А был бы мужик у тебя, поговорил бы с ним по-мужски.
        И , наблюдая мое скривленное лицо, смилостивилась, отставая:
        - Давай я Лелику скажу. Он решит.
        Лелик у нее всю жизнь занимался гиревым спортом, в совокупности различными видами единоборств, и в недавнем прошлом был постоянным участником подпольных боев без правил. В том, что он мог решить вопрос, я не сомневалась. Но опасалась опять же, что перестарается, и тогда в тюрьму въедем вместе. Он, как исполнитель, а я, как заказчик.
        Нет уж. Буду своими силами справляться.
        После Лары я прошлась по магазинам, вызывая у всех встречных веселые улыбки маленькой задорной мордяшкой Буси, выглядывающей из кармана легкого летнего кардигана.
        Потом прогулялась в парке, посидела на зеленой травке, умиляясь на пушистый светло-кремовый комочек, с энтузиазмом катающийся вокруг меня.
        Столько положительных эмоций я не получала уже очень давно. Последний раз, когда диплом получала. С отличием.
        Лениво покусывая травинку, я думала о том, что в моем свободном графике работы есть множество положительных моментов. И почему я раньше вот так вот днем не выходила на прогулку? Столько всего упускала, оказывается. Так что маленькая Буся своим появлением открыла еще одну прекрасную сторону жизни.
        Явившись домой уже вечером, я сразу получила дополнительный огромный позитивный вброс адреналина от охрипшего и усталого голоса за стеной, доказывающего, что номер неверный, и никакого отношения к вязке котов породы мейкун он не имеет.
        Какой чудесный день!
        Не сдержавшись, захихикала в голос и испуганно зажала рот ладошкой.
        Стена замолчала, а потом спросила подозрительно:
        - Тетя, а это не твоих ли рук дело?
        Тут меня все же прорвало диким хохотом, и я повалилась на диван, под трехэтажный мат придурка, расписывающего в красках, что он со мною сделает, если я ему в руки попадусь, и взволнованный лай Буси, решившей, что со мной плохо.
        Но со мной было хорошо, просто отлично. Ровно до тех пор, пока пол квартиры опять не сотрясло от диких басов. И это было вообще без музыки, просто дикий вой на одной металлической ноте, до того пронзительный, что Буся, взвизгнув, спряталась под диван.
        Я сразу же разозлилась на гадского соседа. Посмел мне собаку нервировать! Она-то в чем виновата?
        Я приветливо постучала металлической тарелкой о стену, звук чуть приглушили. О, может, готовы к переговорам?
        - Слушай, ты, - вежливо начала я, помня, что приветствие и установление контакта - это уже половина сделки, - давай все же поговорим, а?
        - О чем, теть? - голос бухтел прямо над ухом, я даже отскочила на шаг. Офигеть, совершенно картонная стена! Как я этой тарелкой металлической ее еще насквозь не пробила?
        - Давай находить какие-то точки соприкосновения что ли... Часы, когда твое увлечение музыкой будет наименее травматично для меня.
        - Да я же не виноват, что ты гуляешь всю ночь, а потом спишь до обеда? - возмутился сосед, - я устаю, должен же когда-то отдыхать?
        - А я? - Нет, ну надо же, гад какой! Он, то есть, отдыхает, а я тут на стену лезу! - Я должна отдыхать? И я работаю ночью, сколько тебе говорить?
        - Ага, - ехидно хмыкнула стена, - точки соприкосновения ищешь!
        - Тварь!!!
        - Климактеричка!
        Металлический звяк тарелки и мощный удар басов в ответ.
        Переговоры зашли в тупик.
        Утром я опять вскочила ни свет ни заря, потому что Буся устала спать. И потребовала еды и внимания. Да, похоже, владельцам собак тяжело приходится...
        Раз уж поспать не удалось, я налила какао, встретила рассвет, полюбовавшись невероятными переливами солнечных лучей в перьевых облаках у горизонта, словила отчего-то невозможный заряд бодрости и решила пойти на пробежку. Ну а что, надо же когда-то начинать? А то поправилась, работая дома. Уже сороковой размер не налезает.
        Я отыскала старые треники и кроссовки, завязала волосы в пучок, укоризненно посмотрела на Бусю, выполнившую свою миссию по побудке меня и увалившуюся досыпать на освобожденную кровать, и вышла из квартиры.
        Настроение было потрясающим, приподнятым и даже где-то лирическим. Ровно до того момента, пока взгляд не уперся в намалеванную жирной зеленой краской надпись у моей двери:
        " Катя - овца! "
        Я встала, как вкопанная, не веря глазам своим. Потом потерла пальцем уже успевшую подсохнуть краску. Акрил, похоже. Фиг сведешь.
        И так разозлилась, что чуть не набросилась на соседскую дверь с кулаками. Сомнений, кто накалялкал эту мерзость, у меня не было. И имя мое знает, скот!!!
        Я попыталась все же ногтем отколупать краску, испортила маникюр и взъярилась еще сильнее!
        Хотела было вернуться в квартиру, постучать в ненавистную стену и высказать гаду все, что о нем думаю, но поняла, что он , скорее всего, только этого и ждет, чтоб опять обматерить меня, поэтому развернулась и пошла выполнять свою миссию.
        Я хотела побегать? Я побегаю! И никакие соседские гады меня не остановят!
        Спорт не отвлек от мыслей об убийстве придурка, и на нервах я пробежала гораздо больше, чем планировала. Обратно возвращалась пешком и прихрамывая. После такого хотелось только доползти до дивана и рухнуть. С чего это я решила, что спорт - это мое? Нисколько не мое!
        Выйдя из лифта, я задержалась, зашнуровывая кроссовок, и услышала стук соседской двери, топот , а затем подозрительную возню.
        На цыпочках я прокралась по коридору до двери, отделяющей две наших квартиры, и застала соседскую тварь прямо на месте преступления, увлеченно царапающим что-то на стене, возле моей квартиры.
        От усталости и боли не осталось и следа, и я , переполненная гневом, с диким воплем: "Скотина!" , бросилась прямо на спину преступника.
        И, только подлетев ближе и треснув несколько раз кулаками, куда попало, я поняла, что слегка переоценила свои возможности.
        Потому что парень, вздрогнув от внезапного подлого нападения, распрямился, став ровно на две головы выше меня, молниеносно перехватил мои молотящие кулаки и легко поднял за оба запястья вверх одной рукой, заставив беспомощно болтаться, еле доставая ногами до пола.
        Сделал шаг, прижимая меня к двери моей же собственной квартиры, и удивленно спросил:
        - Ты чего, припадочная?
        Я, на секунду зависнув, потому что ну вот совсем иначе я представляла себе восемнадцатилетнего парня, опомнилась и брыкнула его ногой. Никуда не попала, но попытка была засчитана, и меня подняли в воздух и насадили на упертое в стену бедро. Мощное такое, крепкое.
        Я взвизгнула и опять задергалась, после чего широкая ладонь зажала рот. Тут-то меня и накрыло осознание.
        Утро. Пустой подъезд. Я одна с таким дегенератом, что и слов-то приличных не подберешь. Да еще и обездвиженная полностью! Даже крикнуть не могу!
        Я испуганно замерла, уставившись в серые злые глаза, оказавшиеся внезапно очень близко от моего лица.
        - Кричать будешь, овца? - тихо и грозно спросил гад, продолжая меня держать железной хваткой.
        Я все же еще разок дернулась. Наудачу. Мало ли? Но нет, безрезультатно. И как это только умудрился меня так быстро и ловко спеленать?
        Фыркнула ему в ладонь, признавая свое поражение, и помотала головой. Не буду. Отпусти только.
        Ладонь тут же убралась с моего рта. Правда, все остальное осталось на месте.
        - Пусти, скот! - яростно зашипела я и опять дернулась.
        - Боюсь, а вдруг снова кинешься? - усмехнулся этот подонок, - кто вас, климактеричных баб, знает?
        - Гад! Сволочь! Скотина! - я опять дернулась , выкрикивая оскорбления прямо в мерзкую физиономию, но он лишь перехватил покрепче, да подкинул меня на бедре повыше, заставив испуганно взвизгнуть и замолчать.
        - Теть, у тебя если крыша едет, и ты на людей бросаться начинаешь, то надо лечиться! Или уже в дурку ехать сдаваться. - Он говорил, насмешливо кривя губы, выпаливая мне издевательства прямо в лицо. Хам малолетний!
        - Хам малолетний! Сотри эту гадость со стены!
        - А с чего ты взяла, что это я сделал?
        - А кто еще? - возмутилась я.
        - Да мало ли, кому ты тут на мозоль наступила, стерва!
        - Ах ты! - да что же это такое! И не вырваться никак! Держит, как обучами железными сковывает! - Убирай все! И меня отпусти! Я в полицию!
        - Да это мне в полицию надо, - рассмеялся он, - ты на меня первая напала! Со спины! Таракашка мелкая!
        - Тварь! Какая же ты тварь! Да я матери твоей! Пусти!!!
        Я не выдержала и расплакалась злыми слезами.
        Сосед молча опустил меня на пол и убрал руки.
        Я, еле сдерживая рыдания, развернулась , с трудом попала в замок ключами, распахнула дверь и забежала к себе.
        И тут же задохнулась унизительных слез.
        Гад, какой гад все же!
        Выпив воды, я немного успокоилась. Ужасное происшествие совершенно выбило меня из привычной колеи. Сколько я не плакала? Боже мой, даже и не вспомню. А тут какой-то соседский ушлепок...
        Стало невозможно стыдно и обидно.
        Поставила кружку на стол и увидела, что на запястьях наливаются уверенным красным цветом синяки от железных пальцев соседского гада.
        Кошмар какой! Припомнились его злые серые глаза, кривящиеся в ухмылке губы, щетина на щеках. Очень высокий , сильный, крепкий. Если бы точно не знала, что ему только восемнадцать, никогда бы не подумала. Сосед смотрелся моим ровесником, по меньшей мере.
        - Слышь, теть? - за стеной что-то мощно грохнуло, слава богу, об пол. Мысленно изо всех сил пожелав, чтоб это была тупая башка соседа, я немного подождала, решая, можно ликовать, или пока что скорую вызвать?
        - Теть! Ты спишь там что ли? Не ныкайся, я же знаю, что дома, я палил.
        Да, пожалуй, что даже если тот грохот был от соприкосновения пола с пустой головой, очевидно, голове ущерба никакого не причинилось. Нечему там ущерб причинять.
        - Чего тебе? - недружелюбно спросила я, рассматривая посиневшие следы от железных пальцев на запястьях и размышляя, а не пойти ли мне побои снять? А что? Отличный способ давления! В конце концов, никому не позволено вот так вот хватать, удерживать, запугивать.
        Хотя, интересно, мои кулаки нанесли хоть малейший вред его каменной спине? А если да? Вдруг тоже пойдет побои снимать, мне назло? С такого гада станется... И будем мы, как дураки, друг на друга заявления писать. И все отделение над нами ржать будет...
        - Я это... - стена смущенно замолчала, потом явственно раздался перетоп, словно бегемот на водопой пришел и топчется, - я тебя не сильно там... Напугал?
        - Да пошел ты! - я фыркнула, вставая с кресла, пытаясь прийти в себя после незапланированного дневного сна, и топая на кухню за запеканкой, - тоже мне... Еще щенок какой-то будет мне... Я , если хочешь знать, вообще ничего не боюсь! - повысила я голос , ставя запеканку в микроволновку.
        - Ага, я заметил, - съехидничала стена, - по ночам шляешься одна влегкую.
        - Да какое твое щенячье дело? - возмутилась я, забыв про запеканку и подойдя к стене, - я - взрослая женщина! Мне двадцать четыре года! Я...
        - Фигасе! - раздался из-за стены насмешливый присвист, - старуха совсем!
        - Ах ты гад! - я подхватила незаменимую тарелку и с наслаждением грюкнула о стену, - немедленно стирай с моей стены эту гадость! А то сфотографирую и в полицию пойду, понял? Ты уже взрослый, по малолетке не пройдешь!
        - Рехнулась совсем, старушка, - забубнил голос, удаляясь, - за надпись зоной грозит... Нездоровая у тебя какая-то тяга к местам лишения свободы, а, теть? Любишь одиноких брутальных мужиков?
        И, пока я придумывала, что бы такое уничтожающее сказать, пол в очередной раз сотрясся, и на всю квартиру запел Круг:
        " Кольщик! Наколи мне куполааааа... "
        Проникновенно, размеренно и очень громко!
        И вот что я вам скажу! Лучше бы я Раммштайн слушала!
        Я обреченно вздохнула, заткнула уши специальными шумопоглощающими наушниками, на которые пришлось недавно разориться из-за этой твари, поела и попыталась работать.
        Буся забралась мне на колени, на Круга никак не реагируя.
        Работа не шла. Руки дрожали, настроения не было, Круг удачно пробивался даже через хваленые наушники за двадцать пять тысяч рублей. Врут производители. Вводят покупателей в заблуждение, обещая полную тишину. Ну, или русский шансон настолько едкий, что в любые щели пролезет.
        С расстройства я отложила Кошку, которая все равно не шла, а , презрительно вильнув хвостом, растворилась в темноте рисунка. Ну да, я помню, красотка, ты гуляешь сама по себе. И, наверно, тебе Круг не очень нравится...
        Раскрыла заказ Вадима Петровича, который, на удивление, под шансон сваялся. Даже странно... Хотя , чего тут странного? Шинный бизнес... Как раз под такое хорошо идет. Надо взять на заметку.
        Сделав наброски и накинув примерный концепт, чтоб было от чего плясать завтра, я улеглась на диван, сунула радостную Бусю под бок, и , попав в паузу между двумя песнями о девочках-пай, громко сказала:
        - Вот не понимаю я одного: неужели никто не жаловался на такого скота? Ведь до первого этажа грохот. Внизу, наверно, с ума сходят не хуже, чем я...
        - А не живет никто внизу, теть, - тут же раздался довольный басок из-за стены, - обе квартиры пустые. А остальным нравится!
        - Дааа, - я задумчиво погладила Бусю, та, решив поиграть, с готовностью куснула меня за палец, - какая культура низкая в доме. Кто бы мог подумать...
        - А, может, это ты старая стала, теть? - ехидно поинтересовался гад, ритмично грюкая чем-то тяжелым, - рок тебе не нравится, металл тоже... Я думал, хоть шансон зайдет, нихрена.
        - Ты зато очень молодо выглядишь, щенок, - позевывая, съязвила я.
        Настроение было почему-то умиротворенным, Буся , мягко отталкивая лапками, как котенок, с увлечением грызла мои пальцы, смотреть на нее было одно удовольствие. И мерзкий сосед уже не особо раздражал. Тем более, что шансон он наконец-то выключил и теперь топтался за стеной, громко пыхтя и гремя чем-то.
        Мне даже интересно стало, что он там такое делает?
        - Ты чем там бьешь о пол? - не сдержав любопытства, спросила я, - головой, надеюсь?
        - Качаюсь, - пыхтение раздалось громче, за ним скрип, словно сосед сел на кресло или диван.
        О, ну все понятно. Я перевела взгляд на свои синие запястья, поморщилась. Конечно, чтоб так умело и сильно схватить, надо специально тренироваться. Скот...
        Но привычной ярости почему-то не ощутила. Наверно, перетрудилась. Да и соседский гад отвечал с ехидством, конечно, но без привычной озлобленности. Может, воспользоваться моментом, и все же попытаться наладить хоть худой, но мир?
        Но не успела я придумать и выстроить в голове примерный диалог, как зазвонил телефон. Черт! Такой хороший момент упущен!
        Я тапнула на зеленую трубку:
        - Коть! - Лара звучала довольно возбужденно и очень громко, - собирайся давай! Я тут одна и мне плохо!
        Я замерла изумленно, забыв отрегулировать динамик. Лара была явно не в себе, запиналась, то смелась, то плакала, на заднем фоне шумели мужские голоса и музыка. Беда. Неужели опять за старое?
        Был в ранней юности за Ларой такой грех: при любом срыве ее несло, как листок в осеннюю хмарь, и обычно выносило туда, где все очень хорошо с алкоголем и все очень плохо с безопасностью. В притон, короче говоря. Там Лара обычно давала себе волю, поглощая все , что горит, и чувствуя себя звездой местного танцпола. Посетители подобных заведений ужасно радовались и проявляли инициативу. Сколько раз я ее вылавливала и спасала от горячих намерений приблудных кавалеров, не сосчитать. Сначала было страшновато, не скрою. Но опыт приходит с практикой.
        Лара, дитя бомонда, гуляла , как в последний раз, ее модельная внешность делала ее звездой любой тусовки. И, конечно, желающих было без счета. И даже вполне приличные попадались. С серьезными намерениями.
        Вот только Лара, со своей бедовостью, выбирала всегда не тех. Разочаровывалась, расстраивалась, загуливала. И все шло по кругу.
        Но на последнем курсе института Лара встретила Лелика, и он с первой же встречи жестко взял мою безбашенную звезду в оборот. Я, сначала неимоверно напуганная страшным мужиком в татухах, бесконечно осаждающем Лару, через какое-то время все же заметила, что Лелик, хоть и жуток неимоверно, но к Ларе относится с невозможным трепетом, буквально пылинки с нее сдувает. Никогда ни слова поперек. Будь его воля, так и носил бы все время на руках, не разрешая маленьким ножкам по земле ступать, чтоб не испачкались. При этом Лелик с несвойственной его внешности сообразительностью споро очистил ближний круг своей принцессы от каких бы то ни было особей мужского пола. Она повоевала, конечно, но потом успокоилась. Слишком счастлива была.
        Я искренне радовалась за подругу, понимая, что такой бешеный нрав может удержать только очень спокойный и любящий мужчина, и была уверена, что дело идет прямиком к свадьбе.
        И вот на тебе!
        Лара одна, в каком-то притоне, и, судя по всему, Лелик не в курсе! Иначе бы давно уже ее там не было.
        - Лара, сядь, пожалуйста, за столик, - громко и как можно более спокойно попросила я. - И выпей кофе.
        - У меня нет столика! Здесь бар! И я иду танцевать на стойку! Помоги мне, мальчик... - Раздалось кряхтение, потом грохот и хриплый , совершенно пьяный смех подруги, от которого меня морозом пробило. Что же такого должно случиться, чтоб она так расслабилась?
        И где, черт возьми, Лелик???
        - Лара, ты как? - тревожно спрашивала я, влезая одной ногой в брючину и выискивая кофту с длинным рукавом и на пуговицах.
        Судя по музыке, вырывавшейся из динамиков телефона, в платье там появляться нельзя было.
        - Я? - удивленно пропыхтела подруга, - да я - супер! Супер! Приезжай, а? - последние слва она произнесла до того тихо и тоскливо, что я задохнулась и стала собираться в два раза быстрей, пытаясь попутно выяснить, в какую забегаловку занесло мою бедовую подругу.
        Услышав сакраментальное "Огонек", смогла только застонать в ужасе. Из всех злачных мест своего немалого и довольно криминального района Лара умудрилась выбрать самое днище.
        Набирая в приложении такси адрес, я опасалась, что машины не будет. Ну кто туда поедет , даже пусть на улице летний длинный вечер?
        Но, на удивление, машина нашлась быстро.
        Я вылетела из дома, как пробка из бутылки шампанского, и даже не задумалась о странности в поведении соседского гада.
        За все время , что я разговаривала, музыка не врубилась ни разу.
        Глава 2
        - Ларочка, ложись спать, я тебя умоляю... - уже в десятый раз укладывала я беспокойную подругу, никак не желавшую угомониться. Судя по тому, какое количество спиртного сидело в ее организме, Лару должно было вырубить еще час назад. Но нет!
        Каждый раз, отправленная спать, успокоенная, она через пять минут упрямо вставала и шла ко мне на кухню, пытаясь донести мысль о том, что свобода - самое главное, а все мужики - козлы! И свободой надо пользоваться, а всех козлов - прочь!
        В принципе, я была с ней согласна по многим пунктам. Но выяснить, куда девался главкозел Лелик, и отчего моя подруга так внезапно сменила жизненный вектор, пока что не удалось.
        Ну, допустим, сначала было не до выяснений. Пока я доехала, пока зашла, пока сняла Лару со стойки бара и оторвала от блудливых лап многочисленных поклонников ее танцевального таланта, времени на откровения не нашлось как-то.
        Только предельная концентрация, упорство, умение делать лицо кирпичом и немалый подобный опыт в прошлом помогли избежать серьезных разборок.
        Я, несмотря на свою малогабаритную внешность, была вполне способна оттранспортировать подругу сначала к столу, по пути отбиваясь от желающих помочь и заодно пощупать Лару, неудачно нарядившуюся в мини, а затем и к выходу из забегаловки, где уже ждало такси. Хорошо, хоть счет не пришлось оплачивать, один из поклонников уже постарался. Наверно, мужчина рассчитывал на компенсацию, но я ж не Лара! Я , в отличие от булькающей надо мной подруги, могла говорить, и высказалась по полной. После чего утащила тяжкий мой сегодняшний груз к машине, стараясь выглядеть уверенно и гордо. Чтоб никому в голову не пришло догонять и уточнять, что это такое я имела в виду.
        В такси Лара начала мне сбивчиво рассказывать невозможно грустную, но абсолютно непонятную из-за пьяных слез и икания историю о своей неудавшейся любви, но уснула примерно в начале повествования.
        Дома Лару разморило окончательно, я уложила подругу в кровать, оставила рядом бутылку воды и две таблетки аспирина, приткнула на пол тазик на всякий пожарный. И ушла на кухню пить чай и вызывать такси, по опыту зная, что она проспит до середины завтрашнего дня, сто процентов.
        Но Лара, судя по всему , в этот раз пила что-то необычное, потому что буквально через пять минут возникла на пороге кухни и начала слезливо жаловаться на жизнь, козла Лелика и вообще ...
        Я увела, утешила и уложила спать.
        Спустя пять минут она появилась на кухне снова...
        Спустя полчаса акробатики мне, похоже, удалось ее успокоить. Посидев для верности еще минут десять, я решила ехать домой и вызвала машину.
        Ларе я наберу завтра ближе к вечеру. Все равно раньше она не проснется, а сидеть и караулить ее сон я не могла. У меня еще работы вагон. И Буся. А вдруг соседский гад в мое отсутствие опять включал свою грохоталку? А вдруг собачка испугалась?
        Возле подъезда дорогу мне перекрыла огромная фигура.
        Я на инстинктах схватилась за сердце.
        Вот уж точно, козел! Так пугать!
        - Лелик, чтоб тебя! - прошипела сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтоб не засветить ему по физиономии. За испуг, за нервы мои, за подругу обиженную. Правда, пришлось бы долго прыгать, чтоб дотянуться до его лица. Но я бы очень старалась!
        Лелик, виновато сгорбившись и пробубнив извинения, немного сдвинулся, и я поняла, что до него уже кто-то дотянулся. И не раз. Физиономия, и так не отличавшаяся красотой (непонятно, что Лара, такая красотка, нашла в этом чудище), была основательно подправлена. Особенно досталось многократно уже ломанному носу и губам.
        Я даже злорадство не стала подавлять.
        - Что, - ехидно спросила, обходя его по дуге, - хорошо погулял?
        - Коть... Как она?
        Ну надо же, вид прямо бабочки - капустницы. Нежной однодневки! И глазки мы опустили, и ручки мы сжали умоляюще. А костяшки-то сбиты, и на пальцах кровь.
        - Нормально. Спит. Я домой. Сами разбирайтесь.
        У меня не было желания разговаривать с ним. Явно накосячил, пусть и находит выход из положения сам.
        У меня и так день был плохой.
        С самого утра не задался.
        Сначала один придурок малолетний чуть не убил прямо возле двери собственной квартиры, затем уснула так неудобно в кресле-качалке, что до сих пор шею ведет, потом четыре часа работала под чудесное музыкальное сопровождение (спасибо тебе, мой маленький мерзкий сосед!), и апогей шикарного дня - отгрузка пьяной подруги домой и полчаса веселых танцев с бубном в попытках ее успокоить и уговорить не искать дальше приключений на свою пятую точку.
        После всего этого, разговора еще с одним мудаком я не потяну просто. Физически.
        - Я ... Боюсь чего-то. Может, останешься, а, Коть?
        А вот это уже интересно! То есть, про Ларин променад по злачным местам мы не в курсе, иначе бы не выглядели, как виноватый буйвол. И наглость, конечно, нереальная!
        - А ты наглец, приятель, - я развернулась , изучая это чудо природы медленно и зло, и не собираясь просвещать его насчет Лары. Пусть уж сама как-нибудь. Если вообще с ним говорить будет. - То есть, накосячил, а теперь за мой зад прячешься? А ты не думаешь, что я первая тебе яйца оторву, если подруга попросит?
        Он виновато помялся.
        Подъехавшее такси нетерпеливо гуднуло, Лелик развернулся, резво подскочил к двери водителя и что-то тихо сказал ему.
        Ну все, прощай моя машина, судя по выражению лица шофера, сейчас он свистанет так, что покрышки оставит здесь, истерично крича по рации, чтоб поставили мой номер телефона в черный список.
        И пойду я до дома пешком. Хотя нет! На Лелике поеду! Ездовой козел будет!
        Но машина осталась на месте, а лицо Лелика, возвращавшегося ко мне, казалось уже более спокойным.
        - И что же ты такого натворил, Леля? - решила все же поинтересоваться я, раз уж застряла тут с ним.
        - На бой пошел... - Лелик опустил глаза, заметно стыдясь.
        - Да ладно! - не поверила я, прекрасно помня жуткие войны подруги с этим кровавым увлечением ее парня. Она, собственно, и не подпускала его к себе так долго, не рассматривала, как хоть какой-то вариант для отношений, именно по этой причине.
        В итоге Лара сумела настоять на своем, согласившись съехаться с ним только тогда, когда с боями будет покончено, и взяв по этому поводу Самую Суровую Мужскую Клятву.
        Я была свидетельницей всей этой ситуации, и прекрасно знала, что пережила подруга, пока не добилась своего.
        Лара вообще человек миролюбивый, пацифистка, можно сказать. Лелика она увидела в одном из подпольных клубов, куда ее привел, желая пустить пыль в глаза, какой-то очередной мажор-ухажер. У нее их полно было всегда. Высокая, невозможно красивая, она подрабатывала на досуге фотомоделью и участвовала в показах. Неудивительно, что такая девушка была популярна. Я рядом с ней всегда смотрелась маленькой болонкой при шикарной гончей.
        Мажор, я думаю, сильно пожалел о своем решении, потому что Лару мало того, что оскорбило даже предположение, что ей может понравиться подобное зверство, так еще и последние шансы на продолжение общения потерял. Потому что именно тогда, в толпе, задыхающаяся от омерзения и практически теряющая сознание от вони крови Лара встретилась глазами с Леликом.
        Лелик пропал сразу, как увидел. Проиграл тогда бой, потому что сосредоточиться не смог. Из-за того, что его вырубили прямо на ринге, впервые, кстати, за всю профессиональную карьеру, Лелик не смог сразу заявить свои права на шикарную шатенку.
        Поэтому встречал на следующий день с букетом цветов у института. И дождался только того, что красотка просто мимо прошла, даже не глянув. Сморщив носик брезгливо.
        После этого Лелик закусился, и наш спокойный университет насладился нереальной историей ухаживаний, осадой крепости, с рассыпанием букетов роз под окнами аудиторий, сделанными на заказ баннерами напротив входа с признаниями и комплиментами и применением всего остального, безотказно действующего на девушек, арсенала.
        Лара отбивалась долго. Возмущалась, жаловалась на приставучего поклонника, ругалась, даже прилюдно била его по страшной физиономии. Лелик сносил покорно все издевательста, только глазами влюбленно хлопал.
        И методично прореживал территорию, не оставляя рядом с красоткой ни одного поклонника.
        За что опять получал по морде, но терпел. И ждал. И продолжал принимать превентивные меры.
        И дождался в итоге.
        Лара сначала обратила на него внимание. Сложно не обратить внимание на того, кто всегда рядом. А потом присмотрелась. И тоже пропала.
        Лелик был счастлив так, что его страшная физиономия даже стала казаться вполне себе ничего. Правда, Лара уверяла, что он очень красивый парень, но тут , как говорится, свое чудовище...
        В итоге основное и единственное условие, выставленное Ларой , было вполне логичным. Подпольные бои - дело, конечно, прибыльное, но грязное и опасное. А Лара страшно боялась за своего парня, буквально с ума сходила каждый раз, когда он дрался.
        И Самая Суровая Мужская Клятва была нерушима. И Лелик был на седьмом небе. И Лара - тоже.
        И вот теперь я не могла поверить, что он взял , и все разворотил! Неудивительно, что Лара с катушек слетела.
        Тут сразу же полезут мысли о том, что, может, он не первый раз так обманул? И , может, не только в этом? А отсюда и до самых страшных идей недалеко.
        Вот точно, козел! Так все феерически...
        - Козел! - припечатала я его и попыталась обойти, но Лелик придержал за руку, довольно деликатно, но так, что не вырвешься.
        - Коть...Ну ты права, козел... Но, понимаешь, она машину хочет... И квартиру получше... А тут такой вариант подвернулся... Я думал, она не узнает...
        - А она узнала, значит?
        - Узнала, - уныло кивнул Лелик. - Мне только после боя сказала ее подружка, что случайно сдала... Овца, - он скрипнул зубами, отворачиваясь, - типа, она не знала ничего, болтанула просто так. А Лара не поверила. Так она страницу на сайте открыла, показала прогнозы и всякое такое.
        - То есть еще и реклама была? - удивилась я тупости, - а чего ты ждал, друг мой тупой?
        - Была... Я ж, типа, чемпион, типа в спорт вернулся...
        Ну все понятно. Скорее всего , было написано так, что не понять, разовое это мероприятие, или Лелик давно и плотно изменяет Ларе с рингом. Дурак. Она ж не простит его никогда. И не поверит никогда больше. А он точно с катушек слетит тогда, дурак, последние неотбитые мозги растеряет.
        - Выиграл хоть?
        - А то!
        Ну да, повод для гордости, чтоб его...
        Вот что с ними делать?
        Я постояла, подумала. В конце концов, можно один раз сделать поблажку. Или нет?
        Да не мое это дело, черт!
        Пусть сами решают.
        Но вот чего я точно не хочу, так это еще разочек повторить сегодняшний шикарный вечер. Отвыкла я как-то за пару лет спокойной жизни от таких экшнов. Да и Лелик реально любит ее...
        - Короче, так, - я подошла ближе, заглянула снизу вверх в темные глаза, - сейчас идешь наверх, раздеваешься, ложишься с ней. Даже если будет гнать! Даже если будет бить! Она проснется, ей будет очень плохо. Очень. И ты будешь вокруг нее прыгать. Помогать, утешать и терпеть. И слушать все то, что она захочет тебе сказать. Твоя задача, чтоб она не молчала. Потому что если Лара молчит, значит чего-то думает, а ей вредно сейчас. Ближе к ночи можешь попробовать утешить ее по-другому. Разберешься, как. Вообще, твоя задача - быть мягким котиком, козлик. Понял меня? Если что, звони мне, я приеду. Но вообще, сам разгребай. Придется подушкой для битья побыть, никуда не денешься. Ну да тебе не привыкать. И, само собой, если еще хоть раз проколешься и обидишь мою Лару... - тут я поманила его пальчиком, а , когда нагнулся, ухватила за разбитый нос так, что боец зашипел от боли, но не дернулся, - я тебя просто пришибу. Ты у меня вообще доверия никакого не вызываешь теперь. Понял?
        - Угу... - примерно с середины инструктажа Лелик смотрел на меня с неприкрытым и очень приятным моему самомнению изумлением. - Спасибо тебе, Коть.
        - Пока.
        Я развернулась и села в такси, где наконец-то выдохнула. Посмотрела на часы. Час ночи.
        Пусть этот день закончится уже. Желательно тихо и спокойно.
        Дома я разулась, погладила Бусю и, тяжело топая, прошла к окну. Город не спал. Огни светились в каждом доме, словно созвездия, создавая новую звездную карту на земле.
        - Фиг ли так топать, корова? - мрачно пробубнил голос гада-соседа так неожиданно, словно он рядом со мной стоял, за спиной. - Набегалась, спать ложись. Или ноги не сводятся?
        Я подпрыгнула от неожиданности, усталое оцепенение исчезло, привычная ярость вернулась.
        - Заткнись, урод!
        - Сама заткнись, дура!
        Я кинула в стену кроссовок , дождалась матерного комментария от придурка, и, нарочно топая громче обычного, отправилась в ванну, слегка взвинченная, но отпустившая наконец-то этот ненормальный день.
        Вот честно, думала, этой дурной ночью мои приключения закончились. Думала, спать буду, как убитая. Но нет! Часа через три я прошлепала в туалет, не включая свет, с закрытыми глазами, затем вернулась, пошарила по кровати, уже по-привычке желая подтянуть под бок уютно посапывающую Бусю. Но собачки рядом не оказалось. Я решила, что, может быть, она ушла спать на кресло, и опять провалилась в сон. Ровно на пять минут, потому что затем отчего-то вскинулась, еще раз пошарила рядом с собой, прислушалась. И вскочила, врубая свет на полную. Потому что не показалось мне!
        Тихий , будто задушенный хрип раздавался из-под кровати. Я залезла, вытащила лежащую на моей домашней кофте Бусю. Та, против обыкновения, не махнула мне приветливо хвостом, не лизнула ладонь. Я, старательно глуша подступавшую панику, торопливо ощупывала похожую на тряпочку, безвольную собаку, ужасаясь тихому хрипу и затрудненному дыханию. Догадок было море: реакция на прививку, скрытая, дремавшая до этого, болезнь, упала откуда-то, ударилась сильно, съела что-то... Да все , что угодно! Маленькая такая собачка, глупенькая! Судя по внешним признакам, действовать надо было быстро, но я словно в ступор впала, без конца тормоша тельце Буси, ощупывая ее, уговаривая открыть глазки, сама не замечая, что уже давно плачу навзрыд. Очнуться меня заставил сонный и злой рык из-за стены:
        - Ты че там стонешь, а? Спать не даешь!
        - Да пошел ты! - в ярости закричала я в полный голос, радуясь, что могу выместить свое отчаяние хоть на ком-то, - отвали, урод! Не до тебя!
        - Да ты совсем поехала, коза! - возмутился сосед, затем грюкнул чем-то тяжелым об пол, - не уймешься, я стену, нафиг, разнесу!
        - Разноси, гад! Сразу в полицию загремишь! Вот прямо сейчас разноси! Только иди нафиг!
        Я орала в полный голос, уже не сдерживая рыданий, потому что Буся начала дергаться, и это привело меня в ужас. Это или эпилепсия, или предсмертные судороги! Что же делать? Ночь на дворе!
        - Да что у тебя там случилось такое? - уже тише, без прежнего накала, озадаченно спросил сосед.
        - Буся мояяяяя.... - непонятно, почему я решила ответить ему по-существу вопроса, ясно же, как божий день, что только насмешки сейчас отхвачу! - заболелаааа...
        Дергающееся в руках тельце вызвало новый приступ рыданий, из-за которого я не сразу поняла, что говорит сосед.
        - Дверь открой.
        И поэтому какую-то долгую секунду оторопело слушала дверной звонок, никак не связывая его с тем, что ко мне кто-то хочет зайти.
        А затем, подхватив собачку, пошла открывать, как сомнамбула, даже не спрашивая, кто это пришел посреди ночи.
        И не удивилась, увидев высокую, загородившую весь проем двери, фигуру гада-соседа.
        А он, наверняка мгновенно оценив мой расхристанный вид, заплаканное лицо и безумные глаза, перевел взгляд на маленькое существо, что я прижимала к себе, прошел в дом, молча потянул Бусю из моих дрожащих рук.
        Прошел с ней в комнату, уложил прямо на пол, осмотрел. Буся опять задергалась, я , не выдерживая зрелища, заревела еще громче.
        - Чем кормила? - его голос , спокойный и деловитый, неожиданно немного привел меня в чувство.
        - Питание специальное. Для щенят.
        - Похоже, сожрала что-то псина твоя. Надо в ветеринарку.
        - Какая ветеринарка... Ночь на дворе...
        - Обычная. Круглосуточная. Сейчас.
        Он осторожно положил собачку на мою кофту, торопливо порылся в телефоне, кивнул мне:
        - Поехали!
        И я, быстро собираясь, даже не задалась вопросом, куда я с ним еду, и почему вообще ему верю. Мне кажется, что, появись в тот момент Гомер Симпсон и скомандуй двигать за ним, я бы без сомнений это сделала, до того была обескуражена и растеряна.
        В его машине, новенькой kia, было просторно и комфортно, но едва ли я это заметила, полностью поглощенная маленьким дрожащим комком на своих руках.
        Оказалось, в столице есть круглосуточные ветеринарные клиники, и одна из таких совсем недалеко от моего дома.
        В чистом, пахнущем больницей помещении, кроме нас, было еще три пациента, которых я не рассмотрела. Мою Бусю забрали на обследование, и я, не выдержав, опять залилась слезами, уткнувшись в так удачно попавшуюся на пути неожиданно твердую , прямо таки мужскую грудь соседа. Он, надо сказать, вел себя не как обычно, по-свински, а вполне по-взрослому. Приобнял меня, что-то утешающе бубнил на ухо, а я все плакала и плакала, и никак остановиться не могла, словно все напряжение этого дурацкого вечера и ночи выходило слезами, и только его руки давали хотя бы видимость опоры в бешеном урагане, в который превратилась моя жизнь.
        - Вы хозяйка пуделя? - врач вышел в коридор, неся на руках спящую Бусю, и я кинулась к нему навстречу. - Все в порядке, вовремя привезли. Она проглотила какую-то меховую игрушку, или шарик. Могла задохнуться.
        Я, прижимая к себе дрожащими руками Бусю, слышала слова врача, как сквозь вату, концентрируясь только на одном: все позади, все хорошо, все хорошо!
        Я так и не поняла, каким образом мы оказались в машине, на пути домой, пропустила момент оплаты услуг врача, рекомендации по уходу и кормлению. Желательно, не меховыми шариками. Прислушивалась к тихому сопению собачки, шмыгала носом, смотрела в окно на ночную столицу. И старательно отводила взгляд от водителя. Было ужасно неловко, неудобно и глупо. Надо же общаться, ведь так? Поблагодарить, по крайней мере. Потому что, и надо быть в этом откровенной, если бы не соседский гад, я бы так в ступоре бог знает, сколько просидела бы. А значит, упустила бы время. И потеряла Бусю. Поэтому надо, по крайней мере, быть вежливой с ним.
        Я кинула на соседа очередной взгляд искоса и была позорно поймана с поличным. Гад улыбнулся во все тридцать два, приобретя при этом вид невозможно дурацкий, и сказал, кивнув на мирно сопящий сверток на моих коленях:
        - Никогда бы не подумал, что это пудель. На игрушку мягкую похожа.
        - Да, они маленькие все такие, а потом вырастают...
        - А я вообще не люблю пуделей, они глупые все.
        - И ничего не глупые! - возмутилась я, обидевшись за свою девочку, - Буся очень умная!
        - Вот только хозяйка у нее дура, ага, - охотно поддержал он беседу , - всякую хрень по дому раскидывает, которую ее умная собака в пасть пихает.
        Ах гад! Зря! Зря я попыталась проникнуться к нему чувством благодарности! Наглец, скот и хам!
        Я раздулась, пытаясь придумать, как половчее уязвить эту сволочь, но в ошалевшую от переживаний голову ничего умного не пришло. И , совершенно некстати, мелькнула мысль, что, собственно, не так уж он и неправ... Видела же я, что Буся грызет мои домашние носки с меховыми помпонами, могла бы догадаться, что это опасно для маленького щенка...
        Короче говоря, я только воздух открытым ртом похватала, как рыбка гуппи, но так ничего и не произнесла. Витенька, чтоб его, полностью оправдывая смысл своего имени, победно хмыкнул, скользнул взглядом от щенка, лежащего на моих коленках, до этих самых коленок и ниже, к спешно натянутым салатовым конверсам, опять хмыкнул. Как мне показалось, очень насмешливо.
        Я, пыхтя от злости, подобрала под себя голые ноги, досадуя, что не оделась нормально, так и выскочила из дома в домашнем топике и шортах, накинув только сверху длинный кардиган и нацепив кеды, и теперь все сбилось, и даже прикрыться нечем от гадского взгляда!
        И вообще, как он смеет? Молоко еще на губах... Тут отчего-то явственно представилось, как он пьет это самое молоко из стакана, как облизывает эти самые губы... Грудь и щеки полыхнуло жаром сильнее прежнего, конечно же, от злости. А отчего еще? Ну уж явно не от видения его губ. В молоке. Блин!!!
        - Да не пыхти ты так, теть, - насмешливо прервал он мое помешательство, - а то лопнешь от натуги!
        Тут мы, наконец, приехали, и я решила эффектно закончить диалог.
        - Знаешь что, сопляк? Спасибо тебе, конечно, за помощь, но надо бы тебе не только штангами интересоваться, но и еще и книжки почитывать. По этикету, например. Чтоб знать, как со старшими разговаривать.
        С этими словами я отвернулась, стараясь не обращать внимания на насмешливо блеснувшие серые глаза, дернула ручку машины.
        Стремясь выйти красиво и грациозно, я замешкалась, перекладывая собаку из одной руки в другую и подбирая полы кардигана, и , конечно, же, оступилась на бордюре, с тихим, удивившим даже саму себя, писком полетев головой вперед. При этом я очень старалась в полете извернуться, чтоб упасть на спину и не придавить Бусю. И конечно же, гадский сосед не упустил возможность выпендриться, непонятно, каким образом оказавшись на траектории полета и подхватив меня за плечи.
        - Вот ты коза! - рассмеялся он, сместив руки на талию и практически держа мое замершее в испуге тельце на весу, - слышь, че, мартышка в старости слаба глазами стала? Ничерта не видит перед собой?
        - Смотрю, классику ты все же освоил... - пробормотала я, нерешительно дергая ногами и изворачиваясь в крепких ладонях.
        На руках моих по-прежнему сладким сном спала псинка, которую я от испуга прижала к груди, поэтому освободиться и двинуть по нахальной морде мальчишки я никак не могла. Так и висела в его лапах тряпочкой, с некоторым страхом глядя в насмешливые серые глаза. А красивый ведь, гад. Черты лица правильные такие, как и хочется их слегка разбавить. Например, пирсинг в бровь. Подчеркнуть нахальный, притягивающий образ хулигана. Или в губу можно... Это должно интересно ощущаться при поцелуе...
        СТОООП!!!
        Я, внезапно осознав, о чем вообще думаю, резко пришла в себя и решительно дернулась, показывая, что уже вполне способна к самостоятельному передвижению.
        Витенька аккуратно поставил меня на асфальт, буркнул:
        - В рамках школьной программы...
        И первым зашел в подъезд. Черт! Еще же лифт!
        Как ни странно, в лифте сосед не пробовал продолжить свои издевательства, просто стоял, посматривал на меня и молчал, слава всем богам!
        Я же, немного испуганная своими, никуда не годящимися мыслями по поводу апгрейда его внешности, да и вообще по поводу его внешности, тоже тупо молчала. И только выйдя из лифта, запоздало вспомнила, что, может, стоило поблагодарить его за участие?
        - Спасибо, - нерешительно сказала я, и, мучительно переживая возникшую неловкую паузу , потому что Витенька остановился, молча ожидая продолжения, добавила на автомате, - может, чаю?
        Сообразив, что только что ляпнула, подняла глаза, открыла рот, чтоб добавить "как-нибудь", но сосед шагнул ближе, оттесняя меня к двери, и проговорил каким-то низким, хрипловатым голосом, так не похожим на его обычный насмешливый басок:
        - В качестве благодарности?
        Я, сильно испугавшись непонятно чего, размазалась по двери, нащупывая ручку, лихорадочно дергая ее вниз. Взгляд при этом оторвать от его серьезных жадных глаз совершенно не могла. Гипнотизер, блин...
        Сосед шагнул еще ближе, дверь щелкнула, открываясь, и я влетела в квартиру, захлопывая замок и рявкая резко и неожиданно тонко:
        - Нет!
        Ответом мне был несильный удар по двери и насмешливый удаляющийся хохот.
        Я привалилась к стене, вместе с Бусей тихонько сползая вниз.
        Очуметь, какой день. И вечер. И ночь. До постели бы добраться.
        А думать я сегодня не буду.
        Вот не люблю Скарлетт, но иногда ее философия очень в тему.
        Проснулась я от бодрого воя Билана про невозможное возможно. Спросонья решила принять слова песни ,как руководство к действию, и метнула в стену уже привычное к такому обращению блюдо.
        - С добрым утром, теть! - глумливо поздоровалась стена, ритмично постукивая тяжелыми железяками.
        Бог мой, да этот дурак помешан на своих мускулах! И вкус у него еще дурнее, чем я думала ранее. Заниматься под Билана... Это, скажу я вам, уже даже не извращение. Это заболевание.
        Буся, все это время тихонько дремавшая у меня под боком, на Билана и последующий привычный обмен проклятиями никак не среагировала, только зевнула сладко и умильно и вяло махнула хвостом.
        Я озабоченно потрогала ее нос. Холодный. Значит, температуры нет. На этом все познания об измерении самочувствия у собак закончились.
        -Теть, - в очередной раз грюкнула железом стена, - ты вчера от меня так бежала, что кое-что забыла.
        - Что еще? - подозрительно поинтересовалась я, высовывая ногу из-под одеяла и разглядывая педикюр.
        - Да там врач рекомендации написал на бумажке, для блохприемника твоего прожорливого.
        - А почему ты мне не отдал вчера? - я отвлеклась от ногтей и с возмущением поискала глазами, чего бы еще такого громкого кинуть в стену.
        - Да я хотел... А ты смылась... Даже чаем не напоила... - загрустила стена.
        - Давай! - скомандовала я, вставая и нашаривая мягкие пушистые тапочки. Замерла, разглядывая их и примеряя к ненасытной утробе Буси. Это что же, мне вообще все пушистое придется убирать с глаз долой? Грустно...
        - Неа, - с веселым злорадством раздалось в ответ, - надо было вчера не тормозить.
        - Гад какой! - ступила я на привычную дорожку, - это же не для меня, это для собаки! Ей же уход нужен! И лечение!
        - Вот вчера и надо было об этом думать, - мстительно заявила стена.
        - Да пошел ты! - я была настолько возмущена открывшимся живодерством соседского гада, что даже мозги заработали активнее, - я позвоню в клинику и сама все выясню. Без тебя, урод!
        - Да ладно тебе, - примирительно пробубнил сосед, - и пошутить нельзя... Принесу сейчас.
        Я едва успела накинуть на себя тонкий халатик и прибрать волосы, как в дверь позвонили. Усилием воли заставив себя пройти мимо зеркала в прихожей, не заглянув, потому что вот нечего ради всяких сопляков прихорашиваться, я открыла дверь, не посмотрев в глазок.
        А надо было! Надо! Тогда, может, эффект не был бы настолько ошеломляющим!
        Соседский мальчишка стоял передо мной полуголым, в спортивных шортах до колен и с полотенцем на шее. Мое лицо оказалось как раз на уровне гладкой накачанной груди, покрытой мелкими бисеринками пота. Я оторопело задрала подбородок, чувствуя какое-то временное помутнение, морок , заволокший мозг, не дающий ни оценить объективно ситуацию, ни даже слова выдавить. Насмешливые серые глаза понимающе прищурились, мгновенно распознавая признаки моего явного замешательства, красивые губы изогнулись в ехидной усмешке. Он сделал шаг вперед, я , на автомате, назад, запуская его таким образом в свою квартиру.
        Еще шаг - и я у стены коридора, а нахал навис сверху, не прижимаясь, но словно замыкая меня в клетку , обволакивая своим телом, своим запахом, терпким, дикой смесью дезодоранта, пота, железа и еще чего-то, сложно уловимого, но невероятно... Заводящего?
        Он нагнулся, словно желая обнюхать меня, и опять заговорил этим своим низким влекущим голосом:
        - Ну что, на кофе пригласишь? Раз уж вчера чая не дождался?
        БАЦ! И мгновенное прояснение!
        И что же это я делаю?
        Я стою в коридоре, дрожу, как овца, словно веселые школьные времена вернулись , и самый крутой мальчик параллели зажимает меня на переменке!
        Ух! Возвращение в реальность было головокружительно быстрым.
        Я собралась, упрямо задрала подбородок, зло встречая его немного расфокусированный, плывущий взгляд школьного мачо, и рявкнула:
        - Нет! Давай сюда рекомендации!
        И руку выставила требовательно, стараясь не касаться горячей кожи. А то ж, блин, опять поплыву!
        Витенька, похоже, слегка обалдел от того, что его пикап не сработал, потому что без звука отдал мне бумажку. Я, не желая даже размышлять, откуда он ее достал, потому что карманов на шортах вроде не было, и в руках у него, когда появился на моем пороге, тоже ничего не наблюдалось, мотнула головой, указывая ему на дверь.
        Типа, помог, и вали.
        Витенька, постояв надо мной еще секунду и шумно подышав мне в макушку, в итоге все же развернулся и вышел за дверь. На пороге он обернулся, явно для того, чтоб сказать что-то в своей манере, язвительное и злобное, но я слушать не стала и дверь быстренько захлопнула.
        Вздрогнула от гулкого удара с той стороны, похоже, кулаком, вот гад!
        Из оцепенения от размышлений о том, что это вообще сейчас такое было, вывел еще один удар, теперь уже мощных басов за стеной.
        Мммм... Оззи, ты в тему сейчас.
        Я помотала головой и пошла умываться, по пути думая, где я поступила неправильно. И почему мне такое наказание. И, самое главное, какого это черта так реагирую на соседского сопляка?
        Нет, ну выглядит он, конечно, зачетно. Все эти мускулы, кубики, кожа гладкая... И глаза эти... И губы... Но, черт возьми, это же ребенок! Это мальчишка совсем! У него даже подкаты мальчишеские, школьные! Ну смешно же! А особенно смешно, что я, взрослая уже тетенька, так на него ведусь!
        А все почему? А все потому, что личная жизнь уже год как в коме! И права Лара, надо с этим что-то делать, а то дойду до того, что буду на мальчиков соседских облизываться! Фуфуфу! Позорище!
        Кстати, о Ларе. Как она там?
        Я ушла на кухню, прихватив телефон и раздумывая, стоит ли звонить. И решила, что пока не стоит. Спит наверняка подружка. А проснется - и тоже ей не до меня. С Леликом мириться будет. Если этот дурак опять все не испортит, конечно. Ну, в этом случае, сама мне наберет.
        Я сварила кофе, добавила маршмеллоу, уселась в свое любимое кресло, и раскачиваясь в такт хрипу Оззи, очень миленько провела утро, разглядывая панораму города и поглаживая пришедшую ко мне на колени Бусю.
        Настроение, несмотря на утреннее происшествие и предательское поведение собственного организма, было приподнятым.
        "Ах, - сказала Кошка, - это очень умная Женщина, хотя, конечно, не умнее меня" (с)
        Кошка была черной. Конечно же черной, какой же еще может быть Кошка, гуляющая сама по себе? Она щурила на меня из темноты рисунка свои желтые хищные хитрющие глаза и еле видно улыбалась. А я никак, ну вот никак не могла поймать эту улыбку на кошачьей морде. Потому что да, я умная женщина, но она умнее.
        Звонок я услышала далеко не сразу. Кошка никак не хотела улыбаться, глаза уже слезились от напряжения, шумопоглощающие наушники поглощали все звуки, кроме Надежды Бабкиной в сопровождении казачьего хора, бодро поющих из-за стены вот уже третий час подряд.
        Хорошо, что Буся почувствовала вибрацию, и подлезла ко мне под руку, тычась мягкой мордочкой в ладонь.
        Я отвлеклась от своей Кошки и ее неуловимой улыбки, откинулась на спинку кресла. Мама. Подхватила телефон и вышла на балкон.
        - Что это у тебя там? - я прямо наяву увидела, как мамуленька морщится и отводит трубку от уха, - ты на улице что ли?
        - Нет, я дома, - я не посвящала ее в особенности своих отношений с соседским гадом, прекрасно зная бедовый боевой характер. Стоило ей дать хоть малейший повод осознать, что ее деточку пытаются обидеть, и она бы явилась уже сюда, чтоб разнести всех , кто встанет на пути ее карающей метлы. Потому что мамуленька у меня та еще ведьма, да. Мой упрямый и мерзкий характер - это прямо малюсенькая часть той нереальной зверской мощи, что досталась ей.
        - Странно... Шумно очень, как ты работаешь? - но на этом, слава яйцам, вопросы закончились. - Приезжай в гости, давно тебя не было. И не звонишь. Совсем про свою маму забыла.
        Я прислушалась к набирающему обороты в комнате казачьему хору, и решила, что, бог с ним. Кошка не рисуется, два заказа простеньких я уже сделала, завтра поеду в офис, решать вопрос о дальнейшей стратегии, да и Антон чего-то молчит таинственно, наверно, получил оплату от клиентов, хитрый гад. А значит, сегодня можно в самом деле сгонять к мамуленьке. Тем более, что она с Бусей еще не знакома.
        - Хммм... Говоришь, на улице нашла? - мамуленька подозрительно, двумя пальчиками, подхватила приветливо помахивающую хвостиком Бусю, подняла на уровень глаз. - Странно, что такую хорошенькую выкинули... Может, ищут?
        - Не найдут. - Отрезала я, отбирая собачонку, и не собираясь даже задумываться о моральности своего поступка.
        Нет уж, я нашла, значит, моя Буся. Нечего было терять. За эти несколько дней я настолько привыкла к собачке, что даже мысль о том, что ее надо куда-то отдать, была ужасной. Брррр...
        - Ну ладно... - Мамуленька откинулась в плетеном креслице , лениво оглядывая улицу.
        Мы сидели с ней в новом, недавно открывшемся ресторане с летней верандой и французской кухней. Море цветов, спокойные тона, услужливые официанты. Ненавязчивая роскошь. Короче говоря, я , в своих конверсах и ярком джинсовом комбезе слегка не вписывалась. Зато мамуленька смотрелась в своей стихии. Шикарная укладка, выглядящая так естественно, что сразу становилось понятно, сколько усилий и времени потрачено на нее, дорогое, стильное платье, общий флер ухоженности и изысканности. Я шумно потянула коктейль из трубочки, мамуленька немного нахмурилась, но ничего не сказала. Оно и правильно, воспитанием заниматься поздновато.
        Я нагло развалилась на креслице, закинув одну ногу на соседнее, посадила Бусю на колени, позволила ей прикусить игриво палец.
        - Я на следующей неделе хочу в Берлин на пару дней. Там выставка будет тематическая. Может, со мной?
        - Нет, мамуль, у меня работы полно. Да и Бусю не с кем оставить.
        - Вот никогда я животных не любила, - поджала губы мамуленька, - столько осложнений с ними, столько ограничений... Отдай Ларе на пару дней.
        - Нет, не хочу.
        - Она все еще с этим страшным парнем, да? Как его... Олег? Боксер какой-то...
        - Да.
        - Надо же.
        Больше мамуленька ничего не сказала, только опять губы поджала неодобрительно. Лару она любила, потому что не знала, что та за чудо по пьяни. А Лелика опасалась, как и многие, кто его видел.
        Я сидела, наслаждаясь мягким послеобеденным солнышком, играла с Бусей, и лениво размышляла о том, как часто мамуленька поджимает свои красивые губы, когда речь заходит обо мне. Не особо я на роль дочери вписываюсь, это точно. Слишком мы разные.
        Достаточно посмотреть на нас, чтоб понять, что мне от нее внешне ничего не досталось.
        Яркая, роскошная, знающая себе цену, успешно ведущая свое, пусть и небольшое, но устойчивое консалтинговое агентство, мамуленька в свои сорок два выглядела едва ли на тридцать пять. И это были шикарные тридцать пять.
        Я же, особенно сейчас, с двумя пучками - рожками на голове, без грамма косметики и наряженная в цветной джинсовый комбез, смотрелась подростком в стадии бунтарства.
        Мы сидели друг напротив друга олицетворением полярности миров, в которых жили. Общим у нас с ней было только одно: цепкий, независимый характер и бульдожья хватка.
        - Котенок, ты бледненькая какая-то, - мамуленька смотрела на меня обеспокоенно, постукивала ложечкой по блюдцу, - может, все же отдохнешь? Ну есть же для животных всякие там гостиницы... Давай вместе в Италию? Мне рекомендовали , там новый курорт... Не помню названия...
        Я помотала головой, не поднимая взгляда от коленок, где Буся уже угомонилась и теперь счастливо грызла сухарик. Нет уж. Куда-то ехать, отрываться от привычной жизни... Да еще и с мамой. Ну не пятнадцать же мне, в самом деле, хоть , может, и выгляжу по-другому!
        - Катя, здравствуй!
        Мужской голос прозвучал совсем неожиданно и близко. Я подняла голову, прищурилась. Заслоняя солнце, стоял передо мной Вадим Петрович, улыбаясь в своей обычной альфасамцовой манере, сокрушительно и ослепительно.
        - Здравствуйте! - я поднесла руку к глазам козырьком, чтоб разглядеть получше его и его приятеля, с которым они подошли к нашему столику.
        - Не ожидал тебя здесь увидеть! Позволишь присесть?
        Они как-то очень шустро расположились за нашим столиком, я даже сказать ничего не успела.
        - Это мой друг, Юрий Васильевич, а это Екатерина, помнишь, я говорил что она мне сейчас для проекта рекламу полностью отрисовывает? А это твоя подруга?
        - Это мама... - тут я повернулась к мамуленьке и увидела, что она сидит, выпрямившись, жестко сжав губы и смотрит на приятеля Вадима Петровича злым взглядом. Удивившись такой реакции, я только слабо булькнула, заканчивая , - Маргарита...
        - Павловна, - завершил за меня неожиданно Юрий Васильевич, тоже глядя на маму пристально, но как-то виновато, - мы... Познакомились недавно...
        - Мама? - страшно удивился Вадим Петрович, переводя взгляд с меня на мамуленьку, и не выдавая все же дежурных комплиментов о схожести красоты мамы и дочки. И это было правильно, потому что ничем похожим здесь и не пахло.
        - Мама. - Неожиданно жестко и четко произнесла мамуленька, резко вставая из-за стола, - нам пора.
        Я растерянно поднялась следом, сгорая от любопытства, но не собираясь теребить ее в данную минуту. Было понятно, что мамуленьке почему-то крайне неприятен друг моего заказчика, и она не хочет с ним оставаться за одним столом.
        - Но, может, чаю еще?.. - похоже, что Вадим Петрович растерялся, не понимая причин бегства. В отличие от своего друга, который тоже поспешно поднялся и ухватил мамуленьку за руку.
        Ух ты!
        "Все чудесатей и чудесатей", - как говорила Алиса. Я, оказывается, кое-что пропустила, поглощенная войной с соседом!
        - Маргарита Павловна, позвольте мне еще раз... Простите меня! - Юрий Васильевич не отпускал ладонь мамуленьки, смотрел жалобно и виновато, - я совсем не хотел тогда вас обидеть...
        - Конечно, Юрий Васильевич, я вас понимаю, разве может женщина обидеться, когда ей делают такое лестное предложение?
        Мамуленька вырвала ладонь, показательно вытерла ее салфеткой и удалилась. Я неловко кивнула на прощание застывшим от неожиданности мужчинам, и пошла следом, наблюдая прямую спину мамуленьки с идеальной осанкой. И чуть более сильной, чем необходимо для обиженной женщины, амплитудой покачивания бедер.
        Интересненько...
        - И что это было? - мы уселись в машину, и я начала беззастенчиво вытаскивать из нахмуренной показательно " не подходи, убью" мамуленьки информацию. Она нахмурилась еще сильнее, прикусила губу и демонстративно включила зажигание. Машина чихнула.
        На меня эти ее демарши никогда никакого воздействия не имели, поэтому я вынула ключи из подрагивающих рук, удивившись этому факту безмерно. Моя мамуленька! И дрожащие руки? Конец света, что ли?
        - Говори давай. А то корвалола налью, будешь старушкой пахнуть.
        - Нечего говорить. Просто очередной хам.
        - А чего взволновалась так?
        - И ничего не взволновалась. И вообще. Не твое дело. Давай ключи.
        Так, все понятно. Мамуленька в жестком отказе, придется отступить. Ну ничего, осадные войны всегда выигрывала я.
        Со второго раза машина не завелась. И с третьего. Вздохнув, я открыла приложение, чтоб вызвать такси, когда в окошко с моей стороны постучали.
        - Катя, проблемы с машиной? - Вадим Петрович улыбался по-прежнему ослепительно. Надо бы сказать ему, что так явно радоваться тому, что у кого-то ломается машина, не очень хорошо.
        - Да, что-то случилось...
        - Давайье мы с Юрием вас отвезем.
        - Нет!
        - А давайте! - я мстительно глянула на краснеющую от моей наглости мамуленьку. А вот надо было сразу дочке все рассказывать, а не устраивать здесь домострой.
        Я вышла из машины, Вадим Петрович обошел и открыл мамуленьке дверь. Той ничего не оставалось, как выйти.
        Юрий Васильевич был гордым обладателем огромного белого внедорожника Мерседес последней модели. Он, страшно смущаясь, попытался под ручку подсадить мамуленьку на заднее сиденье, и сразу же отлетел в сторону. Таким злым взглядом она его наградила. Да что же такое случилось-то между ними?
        Вадим Петорвич легко закинул меня на соседнее с маминым сиденье, уточнил адрес, и всю дорогу сглаживал неловкость, постоянно болтая о каких-то мелочах. Я поддерживала разговор, улыбаясь и поглядывая на злую мамуленьку и заметно стыдящегося Юрия. Интрига, блин!
        Мамуленьку высадили первой, она, сухо попрощавшись исключительно с Вадимом, жестом усадила на попу ровно наладившегося было ее проводить Юрия, и грозно и многообещающе посмотрела на меня. Ой, чувствую, будет мне весело! Но зато все узнаю!
        После ухода мамуленьки Юрий загрустил, разговор поддерживал неохотно, Вадим тоже поутих, поглядывая на меня многозначительно и внимательно.
        И даже вышел провожать до подъезда, мотивируя это тем, что вечер уже, и хулиганы всякие...
        Ну да, хулиганы... Один такой как раз заходил в подъезд и наблюдал интимную сцену прощания. Я скосила глаза на Витеньку, который презрительно оттопырил губу, проходя мимо. И опять разозлилась! Ну надо же, индюк какой! Да какое его щенячье дело вообще! На нервах специально подольше постояла возле подъезда с Вадимом и даже, кажется, согласилась на встречу, больше похожую на свидание. А все из-за того, что ехать в одной кабинке с соседским гадом не хотела.
        Дома меня встретил свежий воздух из незакрытого балкона и низкий мощный хрип Раммштайн.
        Буся тут же начала мерзенько подвывать, а я , отметив, что, похоже, гаденыш истощил свою фантазию и пошел на второй круг, умотала в ванную, игнорируя настойчиво звенящий телефон. Мамуленька на заставке была прекрасна, и глаза ее , казалось, метали молнии праведного гнева.
        Глава 3
        - Лара, успокойся, - вяло бубнила я в трубку, пытаясь одновременно загрузить в духовку фаршированные баклажаны и отпихнуть от плиты вездесущую собачонку, - ну все же разрешилось? Сама виновата...
        Подруга от такого моего заявления перешла на ультразвук, и я, поморщившись, положила трубку на стол, включив громкую связь, поставила противень в духовку и легонько шлепнула наглую псинку под пушистый задик, задавая ей верное направление к дивану.
        - Да ты! Да он! Да вы сговорились! - неслось из телефона, и чувствовалось, что истерика набирает обороты.
        Я только вздохнула. Лелик, чтоб его... Перестарался... Ведь четко нарисовала план действий! Осталось только следовать! И все! Все!
        Но мы же самые умные! Мы же знаем, как лучше! Вот и получил. Очередной виток скандала, любимые гантели, скинутые с балкона, хорошо, хоть не на голову прохожих( а вот интересно, как она их вообще дотащить умудрилась и через перила перекинуть? Там же тяжесть нереальная...), и, бонусом, мои основательно подпорченные барабанные перепонки.
        - Лар, давай потише, Буся уже пугается...
        Это я сильно преувеличила, конечно, Буся у меня - дама стойкая, закаленная в боях с соседским ушлепком, что ей какие-то визги?
        Лара перестала визжать и начала рыдать. Я поставила таймер на духовке и пошла делать себе какао. От нервов.
        - Котя, ну ты же понимаешь, что это никуда не годится? Ну так же нельзя! Он вообще меня не ценит! Не понимает! Не уважает!
        Ну да, ну да.
        Любому, кто хоть раз увидел, как они общаются, становилось понятно, что бедняга Лелик попал по самое не балуйся. Один олений влажный взгляд чего стоил! Я , не удержавшись, хихикнула, вспомнив, как Лара со всей дури лупила его подаренным букетом по физиономии на глазах всего универа, а он только голову в шею вбирал и даже не уворачивался. И смотрел, смотрел , смотрел на нее... Как на божество какое-то. Я, признаться, в тот момент даже позавидовала подруге. Потому что никогда на меня так ни один ухажер не смотрел. А хотелось. При всей моей независимости и стервозности, очень хотелось. Почувствовать себя единственной и самой главной ценностью в жизни другого человека...
        И это только такая сумасшедшая , как моя Лара, могла сейчас вякнуть, что ее не любят и не понимают.
        - Лар, приди в себя уже! - я не выдержала продолжительного воя и рявкнула так, что в телефоне наступила озадаченная тишина, а за стеной опять что-то железно грюкнуло и сдавленно выругалось.
        Я услышала и разозлилась еще больше, потому что была уверена, что сосед свалил с утра пораньше по своим очень важным делам. А нет! Вот он, голубчик! Подслушивает, одновременно качая свои и без того слишком уж красивые мускулы. Тихонько так, без обычных хрипов и сипов. Гад какой! Мало того, что жить спокойно не дает, так теперь еще и подслушивает внаглую!
        Я подлетела к стене и с криком: "Чтоб ты там себе лапу отдавил, волк позорный!", долбанула все тем же жестяным блюдом.
        Сосед, судя по грохоту, явно до этого приложивший ухо к стене, чтоб было лучше слышно( сволочь!), нападения не ожидал.
        Я с удовольствием послушала сначала грохот падающего , судя по всему, через штангу или еще какой другой снаряд, тела, затем цветистый мат, покивала на особо интересных оборотах, крикнула:
        - Вот чтоб тебя тем же местом и точно так же!
        И, очень довольная, вернулась к телефону.
        - Это что было? - осторожно уточнила Лара, уже успевшая успокоиться за время моего демарша.
        - А ты как думаешь? Соседский гад, конечно же. Надеюсь, отдавил себе какой-нибудь жизненно важный орган своими железяками! - повысила я голос специально.
        Получила в ответ кряхтение и мрачное:
        - Не дождешься, коза кудрявая.
        Пожала плечами, подхватила телефон и пошла в кухонный уголок, взяла какао и уселась с ним в любимое кресло.
        - Лара, я думаю, тебе надо успокоиться. Попей чай, сгоняй в магазин, развейся. У тебя карточка его осталась? Не порезала еще?
        - Нет... - опять всхлипнула Лара, - а надо?
        -Ненене! Не надо! Зачем пластик резать? Ни уму, ни сердцу, ни кошельку. Сходи, прогуляйся до Меги, например... Ну, или, если хочешь, с центр. Если хватит у него там.
        - Да? Ты думаешь?
        - Конечно! Прикупи платье и белье, помнишь, ты мне показывала? И фотку ему отправь из примерочной! Главное, геолокацию выключи, чтоб побесился!
        - Точно! - Лара перестала всхлипывать, увлеченная моей идеей, - чтоб знал гад, как просто так замуж звать!
        - Ага...
        - Котик, пошли со мной! Веселее будет же!
        - Не могу, Лар. У меня работа еще. Ты, главное, пообещай, что потом домой поедешь, а не в какой-нибудь шалман новое платье обмывать... А то я не выдержу больше, Лар.
        - Нет, больше никаких шалманов! Это я что-то совсем расстроилась тогда...
        - Все, звони.
        Я попрощалась с подругой, погладила Бусю:
        - Ну вот, видишь, песа, как важно правильно найти момент, чтоб сделать предложение? Да, ты понимаешь. И я понимаю. И Лара понимает. И до Лелика, может, тоже дойдет, после десятого торогового центра...
        В том, что Лелик, увидев интимные фотки своей девушки в шикарном нижнем белье, ломанется искать ее по всей Москве, я не сомневалась. Вот найдет ли - это вопрос. Но в любом случае, они будут заняты друг другом. А я отдохну. Какао попью. Баклажаны поем, с сыром фаршированные, мои любимые. Вон, уже и запах пошел по комнате, одуряющий.
        - Слышь, теть, - хрипло напомнила о своем существовании стена, - а че это у тебя пахнет так? Какая доставка?
        - Отвали, щенок, - лениво огрызнулась я, - это ты всякий силос жрешь, а я сама себе готовлю.
        - Да ладно... - не поверил гад, пропустив мимо ушей оскорбление, - это , типа, ты приготовила что ли? И чего это такое?
        - Баклажаны, фаршированные грибами и сыром.
        За стеной явственно было слышно, как сосед пытается унять слюноотделение.
        - Слышь, а ты это... Мясо можешь пожарить?
        Я озадачилась, отставила какао на стол. Неужели наглость до такой степени может быть? Не верится даже. Но надо проверить.
        - Могу.
        Стена помялась, посопела. Я ждала. Неужели???
        - Слышь... А давай я мясо принесу, а ты пожаришь...
        Офигеть! Да, неооценила я наглючесть соседскую! После всего, что между нами было...
        - Мальчик, а ты не офигел ли часом? С чего это я должна тебе жрать готовить?
        - Да я так... - убито буркнула стена, и я прямо представила себе, как он отходит , горестно опустив широченные плечи. - Жрать охота... А у тебя так пахнет...
        - Так ты еще и на баклажаны рассчитываешь? - не поверила я очередному витку наглости.
        - Так я же мясом поделюсь. - Возразил сосед, - у меня телятина, нежирная.
        Я открыла рот, чтобы жестко послать гада, но внезапно представила телячьи отбивные под розмарином в духовке... Да, это было бы неплохо. Как раз чудесное дополнение к баклажанам. И еще салатик можно сделать витаминный...
        Вообще-то, соглашаясь приготовить гаденышу мясо, я никак не ожидада, что он будет присутствовать при готовке. Думала, заберу телятину, а его - нафиг , ждать результата.
        Но Витенька нагло вперся в мой дом, сунул мне пакет и прошел в комнату. Я открыла рот, чтоб высказать ему все, что думаю о таком поведении, затем представила весь этот разговор, заранее поразилась его глупости, и закрыла рот. Бог с ним. Может, помиримся, и перестанет меня терроризировать своими дикими музыкальными вкусами.
        Я язвительно пробормотала:
        - Чувствуй себя, как дома.
        И ушла в кухонный угол разбираться с мясом.
        Через пятнадцать минут баклажаны были выставлены на стол, а отбивные загружены в духовку. Я , одним глазом наблюдая за играющим на полу с Бусей гаденышем, начала резать салат.
        Признаться, я чувствовала себя дискомфортно. Все время казалось, что, несмотря на явную занятость игрой с собакой, Витенька приглядывает за мной. Да что там приглядывает! Глаз не сводит! Но поймать на горячем мне его не удалось ни разу, зато сама чуть не спалилась, не вовремя залипнув на широкие, бугрящиеся мышцами плечи, что очень даже красиво подчеркивала голубая футболка. А как она шла к его глазам... И вообще, я в который раз поражалась акселерации нынешнего поколения.
        Витенька был огромным, особенно по сравнению с моей небольшой студией. Сидел на полу, гоняя радостную Бусю от одной руки до другой, позволяя ей покусывать, рыча, пальцы, и складывалось ощущение, что моя квартирка была ему слегка узковата в плечах. Словно на полу у меня резвится, сдерживая ленивую силу, какой-то очень большой зверь, из разряда кошачьих. Двигается плавно, перекатываются мускулы под футболкой, поблескивают довольно и голодно глаза, которые за счет цвета футболки приобрели отчетливый синий оттенок... И что-то я опять на него засмотрелась, не вовремя, некстати!
        Я нахмурилась, возвращаясь в нарезке. Не буду я думать о том, что это такое происходит. Потому что ничего не происходит.
        Ровным счетом ничего!
        И наблюдаю я за ним исключительно потому, что за Бусю опасаюсь. Такой здоровенный... Обидит мне щенка. Заиграет.
        Да, дело только в этом, конечно же в этом.
        И живот у меня сводит тоже только от опасения. И руки подрагивают именно поэтому. И смотрю я на его крепкий затылок исключительно со страхом. Да. Исключительно.
        Задумавшись, я упустила момент, когда Витенька перестал играть с Бусей и подошел ко мне.
        Встал за спиной и потянулся к баклажанам. А я, вначале вздрогнув от неожиданности, затем буквально задохнулась от злости. Вот ведь наглые какие дети пошли! Совсем края потеряли! Я резко шлепнула по заребущей лапище, развернулась, собираясь высказать все, что думаю о таком поведении, и внезапно оказалась очень близко в нему, буквально уткнувшись носом в ямочку между ключицами. Не удержалась и глубоко вдохнула запах крепкого молодого тела, перемешанный с дезодорантом и средством для бритья. Отчего-то эта смесь так дала мне по мозгам, что я сама потянулась к нему, чтоб вдохнуть еще разок, посильнее.
        Витенька, гаденыш, стоял ,не шевелясь, одной рукой опираясь на стол рядом со мной, чуть наклоняясь вперед, словно предоставляя мне больший плацдарм для обнюхивания.
        Я облизнула губы, еле сдерживаясь, чтоб не попробовать эту вкусно пахнущую кожу, не впиться в нее зубами, задрала подбородок. И поняла, что, если в ближайшую же секунду не решу вопрос, то пропаду. И хорошо, что Витеньке есть восемнадцать, хоть за совращение не примут. Потому что соседский гад смотрел на меня вообще не по-детски. Очень даже понимающе смотрел, жестко, обволакивающе. Его тяжелый взгляд буквально придавил меня к полу, лишая всякой воли и любого желания ее проявлять. Хотелось закрыть глаза и потянуться к нему. Самой. Обхватить руками эти широкие плечи, с наслаждением исследуя каждую выпуклую мышцу, каждую вену на руках. Облизать эту вкусную кожу, прикусить манящую нижнюю губу...
        Господи, ну почему этот мальчик такой сексуальный!
        И тут меня в очередной раз стукнуло по голове! Мальчик! Это всего лишь мальчишка! Глупый, еще не понимающий толком своей притягательности! А я... Я просто извращенка!
        Я подняла руки и вместо того, чтоб обнять его, как, наверно, он ожидал, изучая границы дозволенного и своей сексапильности, оттолкнула в сторону, прорычав:
        - Не лезь руками! Не готово еще ничего!
        После чего вывернулась из его лап и спешно пошла в комнату, проверить, как там Буся.
        - Да ладно тебе, теть... - дурашливо заныл он, прихватив со стола помидорку и смачно сунув ее в рот. - Так пахнет... Давай пока баклажаны сожрем, а потом мясо, а?
        Я взяла на руки собаку, потискала ее,повернувшись к нему спиной и пытаясь успокоиться. Слава Богу, он либо не понял ничего, либо просто не обратил внимания, с легкостью отпустив ситуацию.
        Конечно, с произошедшим никак не вязался его тяжелый, понимающий взгляд, но, может, мне показалось?
        - Баклажаны вообще мои, - огрызнулась я , не оборачиваясь, чувствуя себя очень неловко. Все время казалось, что он по-прежнему смотрит на меня так, как там, у стола. А обернуться и проверить догадку боялась. - Не примазывайся.
        - Да ладно, теть, не мелочись, - примирительно сказал он и по-хозяйски достал тарелки и вилки.
        Я обернулась, не в силах терпеть такую наглость, опять пошлепала губами, ощущая себя не кошкой, а какой-то глупой рыбкой, и молча пошла к столу. А то так глазом моргнуть не успеешь, как все мои баклажаны сожрет, проглот мелкий.
        В итоге мы очень даже мирно пообедали сначала баклажанами, а затем и отбивными с салатом. Физиономия моего соседа с увеличивающимся количеством съеденного становилась все довольнее и умильнее, да и я немного расслабилась и решила, что то, что произошло совсем недавно, просто небольшое наваждение, глупость. И хорошо, что я не поддалась этой глупости, и не натворила дел. Вот бы по-идиотски выглядела! Это же кошмар какой-то!
        Да и как вообще можно было увлечься этим вот... Ребенком?
        Витенька сидел напротив, блаженно прихлебывая чай, и имея вид совершенно довольный и придурковатый.
        - Слышь, теть! А пошли вечером в кино сходим, а? - огорошил меня Витенька.
        Я от нежиданности резко хлебнула чаю и закашлялась.
        - Эй, ты чего? - он обеспокоенно подскочил ко мне и легко постучал по спине. - Не , если не хочешь в кино, пошли в театр... Или в оперу. Или на балет. Я просто не в курсе, как твое поколение развлекается...
        Мой кашель как рукой сняло от вновь накатившей злости.
        Ах ты ж! Гад малолетний! Мое поколение, значит...
        Я встала, молча собрала остаток мяса в тарелку, сунула Витеньке в руки, и указала на дверь. Картинно. Пальцем.
        - Да ладно тебе, - покорно топая на выход, продолжал бубнить гаденыш, - я же не в курсе, вот честно... Ну пошли в клуб... Со мной тебя фейс-контроль пропустит...
        Я с трудом удержалась, чтоб не добавить пинка в зад для ускорения, притопнула ногой, подгоняя, и с грохотом закрыла дверь, вся кипя от негодования.
        Мелкая скотина! Неблагодарная! И что это на меня такое нашло сегодня, что я вообще прониклась... Подумала... Допустила мысль...
        - Теть! - донеслось из-за стены, - а вкусно получилось! Давай я завтра еще мяса принесу, а?
        - Пошел к черту! - рявкнула я, кидая уже привычную ко всему жестяную тарелку в стену.
        - Истеричка. - Пробубнил сосед.
        И через секунду пол в квартире сотряс мощный бас Металлики.
        Я вздохнула, уже успокаиваясь от привычных звуков. Ну вот, никакого перемирия. А все из-за чего? А все из-за неспособности некоторых держать язык за зубами. И явного длительного отсутствия личной жизни у других, из-за чего они чуть не бросились на шею совершенно неподходящему парню.
        И если с языком длинным я ничего поделать не могу( и нечего даже фантазировать на эту тему, извращенка!), то с другой стороной конфликтующей стороны я уж что-то решу.
        А значит что?
        А значит, надо искать решение вопроса.
        Работалось мне под Металлику славно. Образы получались яркие, интересные, Вадим Петрович должен быть доволен. А вот интересно, что все-таки там за друг такой, от которого у мамуленьки рукотрясение и словонедержание? Ужасно любопытно!
        А, учитывая, что вчера я от нее ничего, кроме злопыхательства и истерики, не добилась по телефону, то градус любопытства зашкаливал.
        Тем более, что по все внешним признакам этот Юрий очень даже мамуленьке подходил. Высокий, красивый, и сразу видно, что не такой альфа-самец, как мой заказчик. Такой, очень спокойный и брутальный мужчина. Как раз в мамуленькином вкусе. И чего не устроило? Что же это такое надо было сделать, что ее так раскипятить?
        Хотя, зная ее ведьмовский характер, бедняга мог просто поздороваться некстати и огрести по самое не балуйся.
        А мамуленька ведь его зацепила, сразу видно. Глаза, как у котика из Шрека, только что не мяукает. "Погладь меня, обними меня, я хороший..."
        Знаем мы все про них, пока ты глазкам умиляешься, он уже в постель залез, гад. Как они такими становятся? Может, рождаются сразу с этим вот умением бабам в мозги залезать и полностью их отключать? Наверно, так и есть. Вон, соседушке моему восемнадцать только стукнуло, а уже ведь рядом находиться сложно. Так и тянет облизать. И в постель пустить. А он, похоже, и не в курсе еще до конца, как на женщин действует. Так, на интуитивном уровне работает. Хитрый малолетний гад.
        Если этот Юрий такой же, то , пожалуй, правильно мамуленька от него морозится. Одни проблемы от них, котиков-пушистиков.
        Зазвонил телефон, на заставке появилась страхолюдная рожа Лелика.
        Я глянула на часы. Ничего себе, четыре часа проработала, вот и вечер уже. И чего это мне этот шкаф звонит? Неужели Лара его опять отправила? Или не нашел ее? Или... Что-то случилось с ней?
        Я схватила трубку.
        - Да, Лелик!
        - Слышь, Коть, выйди, а...
        Голос у Лелика был совершенно убитый.
        - Что случилось? Что с Ларой?
        - Да все нормально с ней. Дома она. А я здесь.
        - Так поднимайся.
        - Не могу.
        Ничего себе заявки.
        Я выглянула в окно. Здоровенный зверь , который Лелик по недомыслию именовал машиной, раскорячился на три парковочных места прямо возле подъезда. Вообще, у нас такого не любят, сразу же объясняют пришельцу, чья здесь грядка, но, судя по всему, с Леликом, как обычно, никто связываться не захотел.
        Я критически оглядела домашние шортики и топик, решила, что не буду переодеваться, облезет , накинула на себя кардиган, влезла в мятные конверсы и вышла на площадку. И, по закону подлости, столкнулась с соседским гадом, тоже куда-то намылившимся.
        Он оглядел мой нелепый наряд, усмехнулся.
        - И куда ты в таком прикиде? Мусора вроде нет в руках...
        - Не твое щенячье дело, - я гордо задрала нос, потуже запахнула кардиган и пошла к лифту.
        Который один. И сосед тоже на нем поедет. Черт.
        В лифте гаденыш опять демонстративно медленно оглядел меня с ног до головы, начиная от нелепых пучков, похожих на рожки, и заканчивая салатовыми конверсами.
        Я отвернулась, отступила чуть дальше, прислоняясь к стене. А он, каким-то непонятным для меня образом оказавшись совсем близко, тихо и серьезно спросил:
        - Слушай, может хватит, а? Давай мириться.
        - Как только ты прекратишь меня терроризировать! - рявкнула я, по прежнему не глядя на него и испытывая невозможные мучения в низу живота от его близости.
        - Да ну ты ж сама начала...
        - Я?!!
        Моему негодованию не было предела!
        То есть это я виновата?
        Начала? Когда?
        Да я - само очарование! Самая тихая и мирная соседка на свете!
        Я подпрыгнула на месте от злости, развернулась к нему, сразу же понимая, что совершила очередную стратегическую ошибку.
        Гаденыш смотрел , как в обед, у стола. Серьезно, пристально, тяжело. Поставил руку возле моей головы. Я скосила глаза, залипая на крупные пальцы и волосатые предплечья. Вот никогда я на волосатых мужиков не залипала, тут на тебе... И на кой мне сейчас об этом думать???
        Главное, в глаза ему не смотреть... Когда же этот проклятый лифт приедет???
        - Слушай, Кать, давай и в самом деле сходим куда-нибудь, пообщаемся... - мурлыкал у моего уха этот котяра, шумно дыша в шею, отчего у меня по коже прямо веером рассыпались мурашки.
        Мамочки... Не надо, не надо так... Я же не железная...
        Тут мне совершенно неожиданно повезло, лифт приехал, и двери открылись.
        Я, как перепуганный зайчишка, вывернулась из его рук, и побежала на выход.
        - Кать!
        Но я не обернулась на удивленный голос, плевать мне было на то, что он обо мне подумает, потому что еще немного, и причины для стыда были бы куда более значительные.
        Я подбежала к огромному трактору Лелика, двери которого были раскрыты с водительской и пассажирской стороны, и на весь двор гремела какая-то бодрая дичь. Лелик, увидев меня, радостно рявкнул и буквально вывалился из машины. Не упал лишь потому, что вовремя зацепился за дверь.
        - Котик! - заорал он, растопыривая лапы и сграбастывая меня с объятия, - ты одна меня любишь!
        Я, беспомощно бултыхаясь в его ручищах, и поняла, что он еле на ногах стоит, что он невозможно, нереально пьян! Это Лелик! Который алкоголь вообще на дух не переносил! Злился, когда мы с Ларой выпивали по бокалу шампанского в теплый летний вечер!
        Да я вообще не думала, что когда-либо увижу его в таком состоянии! Ну что сказать? Молодец, Лара, довела мужика.
        Барахтаясь в его руках, пытаясь хотя бы выровнять это животное, а то, если ж упадет, тут и смерть моя настанет, я краем глаза увидела притормозившего и наблюдающего за происходящим соседа.
        Он смотрел зло и серьезно, аж покраснел, мне кажется.
        Кардиган от моих попыток освободиться слетел, и я оказалась в домашнем топе и шортах на глазах у всего двора.
        Вот стыд-то!
        Да еще и Лелик, обрадовавшись родственной душе, все норовил прилечь мне на плечо и пустить слюни. Кошмар какой!
        Я обняла его за шею, потрясла, похлопала по щекам.
        Не знаю, как это выглядело со стороны, наверно, не очень, потому что сосед, зло сплюнув, двинулся прочь, не оглядываясь. Да и ладно...
        У меня тут будущий муж подруги, практически в неадеквате, так что будем решать проблемы по мере их поступлнения.
        Интересно, почему это Лелик здесь? А не со своими приятелями? Ехал бы к ним горе заливать, рассуждая о том, чего ж этим бабам-дурам надо. Почему он здесь? Как он вообще в таком состоянии сюда доехал???
        - Лелик, давай ты домой, а? Такси тебе вызовем... - бормотала я, устраивая его обратно на сиденье.
        - Нееее... - он тяжело вздохнул, - мне домой нельзя. Там Ларочка. Сказала, если появлюсь, уйдет совсем...
        - Да что опять случилось-то? Ты ее нашел в торговом центре?
        - Да, - уныло кивнул он, - нашел. С каким-то хмырем...
        - Понятно.
        Я облокотилась на дверцу машины. Ситуация была ясна. Этот идиот все же выследил Лару в торговом центре, скорее всего, к ней там подошел или знакомый, или просто кто-то познакомиться, и тут нелегкая принесла Лелика. А, зная его характер, и понимая, что Лара, скорее всего, своими фотками уже довела его до белой ярости, дальнейшие события можно было угадать со стопроцентной вероятностью.
        - Хмырь жив? - со вздохом спросила я.
        - А чего ему сделается, твари? Так, может, в больничку угодил... Я не успел ничего, только один разок... Ларочка отбила, по морде меня опять отоварила, - жаловался бугай, выглядя при этом как-то невозможно трогательно и беззащитно.
        Да, определенно у меня с головой беда. То соседский гад кажется сексуальным, то чемпион боев без правил беззащитным... Пожалуй, надо мне к врачу. Хоть витаминок каких-нибудь пропишет, томограмму головного мозга сделает. Мало ли, вдруг там необратимые процессы начались?
        - Ох, Лелик... - покачала я головой, - как тебя так угораздило? Ну ведь сказала же я тебе, что делать? Зачем самодеятельность проявил? Зачем замуж позвал?
        - Я думал, что она обрадуется, что она , может, только и ждет, - пробубнил Лелик, нашаривая на соседнем сиденье бутылку и убирая мощность колонок.
        - Так разве так делают предложения? Между делом? После ссоры? Когда только и надо, что свою вину зализывать?
        - Ну, я вроде старался... Ей понравилось... - Лелик отхлебнул из бутылки, а я , вовремя среагировав, отобрала ее и выкинула в мусорку.
        - Ну так и надо было подождать, а потом сделать все красиво. С рестораном, розами, ну, я там не знаю, воздушным шаром, скрипкой... Ну ты же так ухаживал красиво, чего ж так сплоховал?
        - Так это мне пацаны подсказали сначала, - признался Лелик, стыдясь и отводя глаза, - а потом вообще одну контору посоветовали, они и делали все. Я только цветы таскал и по морде получал.
        - Ясно, - устало кивнула я, нисколько не удивившись. А чего удивляться-то? Это я ,скорее, раньше в толк взять не могла, откуда столько фантазии у этого недалекого бугая, так красиво ухаживать. Теперь понятно. Любой каприз за наши деньги.
        Ладно, с этим все понятно, но вот что делать дальше? Домой его не отправишь, Лара, пожалуй, опять на нервах сорвется, надо бы ей позвонить, кстати, выяснить, как она там.
        - Лелик, а давай ты друзьям позвонишь, а? Пусть они тебя заберут?
        - Не, не хочу! - помотал он тяжелой башкой, - они и так с меня стебутся, что каблук совсем стал, после этого вообще ...
        - Ладно, - вздохнула я, - пошли потихоньку, проспишься, а завтра с Ларой мириться будешь.
        - Котик, я тебя люблю! - опять полез обниматься зверюга, но я прицельно пихнула его локтем в солнечное сплетение. Как сам учил когда-то.
        Он хрипнул, помотал головой, и даже пришел в себя, по крайней мере настолько, что смог передвигать ноги. Вот что оплеуха волшебная делает!
        Еле затащив Лелика в квартиру, я кинула на ковер одеяло и подушку и указала место. Лелик, облегченно вздохнув, завалился , нисколько не испытывая дискомфорта от твердой поверхности, и захрапел. Буся, удивленно обнюхивая неведомого зверя, добралась до его лица, чихнула от запаха перегара, и отпрыгнула, возмущенно вертя хвостом.
        Я полубовалась на натюрморт, сделала несколько фоток и отправила Ларе. Она перезвонила, жалуясь на свое животное, и мы остаток вечера мило провели время, веселясь и пересылая друг другу фотки. Я ей - ее парня, пускающего слюни на мой коврик, она - себя в новом белье и платьях, полностью опустошивших карточку Лелика.
        А в десять приперся сосед.
        Я слышала, как он ходит, хлопает дверями, потом стоит у стены, прислушиваясь к громкому храпу Лелика, затем матерится, и, наконец, все звуки перекрывает пронзительный гитарный вой.
        Я вздохнула, отыскивая наушники, покосилась на Лелика, которому музыкальное сопровождение, похоже, понравилось, потому что храпеть он стал в такт с мелодией, и села работать. Кошка по-прежнему не получалась, а вот покрышки выходили отменно.
        Хоть какая-то польза от этого гаденыша, кроме вреда.
        - Слышь, теть, - нахальный голос из-за стены оторвал от работы, - ты живая там? А то, может, этот гоблин тебя сожрал?
        Я промолчала, не ведясь на провокацию. А то сорвусь, опять наору на него, а придурку только того и надо. Врубит свою громыхалку на полную. А мне еще работу доделать необходимо. Новый заказ, от сети цветочных магазинов. Думаю, настроения Раммштайн или Оззи явно не в тему будут.
        - Эй, ты! Те-тя!
        Я молчала, пытясь сосредоточиться на работе.
        Нет, ну какое нахалу дело до меня? Решил, что Лелик - мой парень? Да и флаг ему в руки, как говорится! Разубеждать не собираюсь. А, учитывая непонятный подкат в лифте, от воспоминаний о котором до сих пор колени трясутся, это даже благо. Может, испугается Лелика, и перестанет меня терроризировать. Вообще с горизонта исчезнет, соблазн ходячий.
        Хотя, судя по тому, что вчера он музыку врубал без страха, Лелик на него должного впечатления не произвел. Странно даже. Такой бесстрашный?
        Или такой дурак?
        Скорее всего, второе. Потому что слишком красивый, такой умным не должен быть, это просто поперек природы. Перебор.
        - Теть! - судя по голосу, он стоял прямо у стены, может, даже ухо приложил, скот. - Я же знаю, ты дома должна быть, не выходила утром! Гоблин твой ушел, а ты - нет. Давай, отзывайся, а то сейчас пожарных и полицию натравлю! И еще газовую службу! И службу отлова животных! А то вдруг ты там мертвая, и твоя недособака сейчас круто отрывается? А я боюсь маленьких людоедов!
        - Да ты вообще, я смотрю, пугливый, - не удержалась я от шпильки.
        - О! - невероятно обрадовался гад, - живая! Слышь, ты в рекламе разбираешься?
        - И? - осторожно ответила я, ожидая любого подвоха. Вдруг, гад, выяснил мой номер телефона и сейчас алаверды мне сделает с веселым прозвоном.
        - Да у меня тут проект один... Надо, короче, придумать тему, а я чего-то голову сломал...
        - Ну и ломай дальше! - съехидничала я, торжествуя, - может, доломаешь до чего-то приличного. Мозги обнаружишь, например?
        - Лааадно... - обиженно закопошился сосед, - так... Что у меня здесь... Не, Металлика, это мягко... О! Сепультура!!!
        Ох ё!!!
        - Ладно! - торопливо крикнула я, понимая, что пытку Сепультурой не вынесу уже, - что у тебя там?
        - Дверь открывай!
        Ну конечно, бегу уже... И за что мне такое?
        Открыла, привычно уже стараясь не смотреть в глаза, не смотреть на плечи, обтянутые простой голубой футболкой, не смотреть на ... Да вообще, не смотреть! Просто соседский мальчик, пришел, чтоб с уроками помогла. Вот помогу сейчас и выпровожу.
        Господи, кто бы мне помог???
        Особенно, когда сел рядом у компьютера, обдавая знакомым будоражащим запахом, убойной смесью дезодоранта, крема для бритья и его собственного, легко уловимого, терпкого. Голову сносящего.
        А он, самое главное, вообще, кажется, не замечал ничего! Объяснял мне что-то, показывал, активно жестикулировал, то и дело задевая то руку мою, то плечо. И так током дергало от этих случайных касаний, что хоть на стену лезь!
        Ну вот что я извращенка, а? Мальчик , может, пришел искренне за помощью, а я тут черти чего уже придумала себе...
        Тут на ум пришла опять та сцена в лифте. Нет, не так он прост. Вообще, не прост! И я это понимаю. И пусть я лучше перестрахуюсь, думая всякое непотребство, чем потом для меня это будет полной шокирующей неожиданностью! Предупрежден, значит что? Правильно...
        Я упрямо сжала губы, убрала подальше руку, в очередной раз подвергнувшуюся якобы невинному касанию, и силой воли переключилась на экран. Так, что там у нас сегодня студентам задают?
        Проект у гада оказался не особо сложный. Как раз на первый курс института. Хотя, все равно странно, как это так им сходу такие задания кидают? Хотела спросить, что это за институт такой, но не стала. Ну его. Чем меньше информации, тем лучше.
        Помимо воли, я увлеклась, радуясь даже в глубине души, что могу отвлечься от цветочной романтики, которая вот совсем не перла.
        Витенька оказался на удивление понятливым, только в самом начале отчего-то потупил, пристально разглядывая меня и мою квартиру. Я даже не сразу поняла, что это он? А затем дошло: следы ночного разгула искал, моралист несчастный!
        А нет их, следов-то!
        Лелик проспался, получил от меня кофе, втык за мерзкое вчерашнее поведение и краткий инструктаж по дальнейшей стратегии, и свалил, дыша перегарищем и пугая утренних соседей страшной похмельной рожей.
        Я поставила себе в календаре пометку, позвонить попозже Ларе, узнать, на какой стадии наказание блудного жениха, и занялась обычными делами.
        Посидела в кресле-качалке с какао, настраиваясь на рабочий день и любуясь шикарным летним видом города. Безумие какое-то красочное, глаз не оторвать.
        Затем приготовила запеканку с творогом и ягодами, перекусила, покормила Бусю, и села за компьютер.
        Проект Вадима Петровича я вчера практически доделала, осталось только марафет навести и отправить Антону. Пусть сам представляет заказчику. А то погорячилась я немного с обещаниями личной встречи, уже пятую смс за два дня получаю. Содержание, конечно, невинное, но настойчивость не радует.
        На почте обнаружила описание нового задания от цветочных магазинов. Этот клиент созревал долго, выгадывал цены, скидки, нудно сравнивал нашу и конторы конкурентов. Я встретилась с ними один раз, поняла, что это нереальная тягомотина, и не факт, что они будут платить, блеснула, само собой, креативом, впечатляя. Для того и звали. Потом высказала Антону все, что я об этом думаю, и свалила. Пусть сам дожимает. И вот, похоже, дожал-таки. Ну-ну. Я-то свое получу, по-любому. А вот как он из них оплату выдирать будет, это вопрос. Не мой, слава яйцам.
        Ну и потом сидела, прикидывая концепт. Голову ломала. А тут и соседушка подоспел, будь он неладен.
        С его задачей я справилась быстро, примерно час ушел. Все это время Витенька тихо сидел рядом, отвечая на вопросы, но не особо отсвечивая. Понятливый мальчик. Слишком даже. Глазами скоро дыру прожжет.
        Я объяснила последние ньюансы, выдохнула, привычно распрямляясь и поводя шеей.
        - Устала? - тихий голос Витеньки заставил чуть вздрогнуть. Не то чтобы я насторожилась. Нет. Просто спросил как-то... По-другому... Звук низкий, вибрирующий какой-то, и вибрация эта срезонировала во мне совершенно разрушительно. По крайней мере, голос нафиг отключила.
        Я только кивнуть смогла неопределенно. И тут же почувствовала на шее крепкие горячие пальцы, дернулась, пытаясь уклониться, но меня властно прижали обратно к стулу.
        - Давай разомну, легче будет...
        И опять этот звук, опять эта вибрация проклятая! Стыд-то какой! Дрожу, как осинка на ветру, от рук мальчишки!
        Нет, надо расслабиться. Надо как-то по-другому воспринимать ситуацию. Он всего лишь хочет помочь, помнет мне шею и уйдет...
        Ох, мама дорогая! Как хорошо!
        Я не удержалась, застонала, когда крепкие горячие пальцы прошлись по плечам, разминая, расслабляя, словно погружая в сладостную нирвану. Опустила голову, машинально подставляясь под уверенные опытные ладони. От них волнами расходилось блаженство, онемение, невозможное удовольствие. Как вовремя, как хорошо, как правильно!
        Погруженная в негу, я даже не сразу обратила внимание на то, что Витенька уже перетащил меня со стула на мягкий ковер, встал за моей спиной на колени, продолжая ласково гладить уже не напряженные, а расслабленные плечи, и что-то шепча. Этот его шепот с трудом проникал в сознание, затуманенное удовольствием, но те слова, что я умудрялась услышать, понять, оседали где-то глубоко тяжелым томным грузом, еще больше замедляя реакцию, отключая мысли. Я повиновалась ласковым, обманчиво-мягким рукам, и , как завороженная, слушала его искушающий шепот:
        - Маленькая, какая же ты маленькая, хорошая такая, мягкая кошечка, сладкая, сладкая, давай, давай, вот так, вот так... Расслабься, да, сейчас я тебе сделаю хорошо... Ты же хочешь, чтоб я тебе сделал хорошо? Да? Сейчас, сейчас, вот так... А то напряженная такая, а так нельзя, таким маленьким кошечкам надо быть мягкими, пушистыми, так хорошо, такая кожа у тебя, гладкая, вкусная, хорошая, ты хорошая, сейчас, сейчас...
        Я уже чувствовала, что пальцы скользнули ниже, мягко опуская растянутый ворот футболки с плеч, прорабатывая позвонок за позвонком, а по шее прошлись горячие губы... И это было так хорошо... Так неправильно, но так хорошо... Так сладко... Так чарующе... Я понимала, что надо бы остановить, что это никуда не годится, но ласковые движения завораживали, шепот успокаивал и будил одновременно во мне что-то совсем уж плотское, заставляющее не думать, не рассуждать, а подчиняться, радостно и с удовольствием...
        Звонок мобильного прозвучал неожиданно и резко.
        Я распахнула ресницы и уставилась прямо в синие , затянутые дымкой желания глаза. Надо мной. Это как? Это каким таким образом я оказалась на полу? Под соседским гадом? Прижатая к ковру его телом? И что это такое вообще должно было бы дальше происходить???
        Я задохнулась от стыда и резко толкнула не ожидавшего нападения Витеньку в грудь, ужом выползая из-под него. Тот молча поднялся, позволяя мне встать и отпрыгнуть от него подальше. Мрачно смотрел, как я лихорадочно привожу себя в порядок, натягиваю ворот футболки обратно на плечи, приглаживаю волосы. Телефон к этому времени умолк. Я глянула на номер абонента. Антон. Звонил, наверно, уточнить какие-то детали по заказу. Ну спасибо тебе, босс! Если бы не твоя всегдашняя въедливость, получил бы гад Витенька свой сладкий десерт.
        - Кать...
        О, а вот и дар речи обрел! Нормально говорит, а не хрипит сексуально, лишая последних мозгов, и на том спасибо!
        А вот подходить ко мне не надо!
        Я отпрыгнула еще дальше и выпалила гневно:
        - Ты что себе позволяешь? А ну вали из моей квартиры!
        - Кать... Ну чего ты, как целка-недавашка... Ну что происходит-то? Я же тебе нравлюсь, я вижу, не слепой... Ты мне тоже нравишься...
        С каждым словом он делал малюсенькое движение ко мне, но я чутко отслеживала и делала точно такое же движение от него.
        Его слова возмутили меня до глубины души.
        Кто я? Нет, погодите-ка, кто я? Целка-недавашка? Это что еще такое за слова? Это откуда вообще? И потом... Что значит, он знает, что он мне нравится? Да слишком много чести! Чтоб какой-то малолетка! Чтоб я о каком-то сопляке думала! Это что опять за подкат такой?
        - С чего ты это взял? Офигел совсем, щенок! Вали отсюда, я сказала!
        Он постоял, глядя на меня сузившимися от злости глазами, затем молча прошел к двери.
        - Привет мамочке!
        Зачем я это крикнула напоследок, не знаю. Может, хотела еще больше задеть... Неважно. Он не обернулся. Просто хлопнул дверью, так, что Буся подпрыгнула и истерически залаяла.
        А через минуту за стеной что-то грохнуло, разбилось. И грянула на всю мощь Сепультура.
        Я только головой покачала. Да уж, это я точно заслужила.
        - Лар, я сделала такую глупость...
        Я , нервно оглянувшись на молчащую уже второй час стену, утопала в ванную. Вот до чего дожили! В собственной квартире прячусь, чтоб по телефону поболтать! Стоило ли от мамы съезжать?
        - Не стони, Коть, - Лара, на удивление, была спокойна и рассудительна, - ну что ты такого страшного сделала...
        - Что? Что я такого старшного сделала? А ничего , что чуть с подростком не легла в постель? Это нормально? Нормально?
        Я кричала шепотом, руки дрожали.
        - Ну, положим, насчет подростка ты загнула, котик. Ничего себе подросток. В его возрасте многие отцами становятся. Вот твой папашка, например.
        - Это очень плохой пример!
        - Ну согласна. Но ты тоже нагнетаешь...
        - Да я теперь его матери в глаза смотреть не смогу! Она же меня растлительницей малолетних заклеймит, если узнает, не дай Бог!
        - Котя, ты - дурочка. Ты паришься по пустякам.
        - Уж кто бы говорил! Как, кстати, там Лелик? Живой еще?
        - А что с ним будет? Отрабатывает провинность.
        Я рассмеялась, и разговор переключился на особенности воспитания крупных домашних животных в условиях ограниченной жилплощади.
        - Слушай, - внезапно осенило Лару, - а почему ты не хочешь завести кого-нибудь... Ну, скажем так, для здоровья? Пара встреч с нормальным мужчиной, и на соседа уже не будешь залипать. Сто процентов у тебя это от недостатка личной жизни.
        - Опять ты про это! Да где мне нормального-то найти! Они, можно подумать, под дверями стоят, ждут!
        - Да ты же сама говорила, что заказчик один на тебя глаз положил. И что он - мужчина ничего.
        - Он женат, Лар!
        - И что? Ты за него замуж не собираешься. На пару раз сойдет, просто чтоб напряжение снять...
        - Ага, и огрести кучу проблем на работе! Нет уж, Лар, ну его нафиг.
        Мы еще немного поболтали, затем я начала собираться на вечернюю прогулку. А то лето на дворе, а я дома сижу. И Буся давно не гуляла.
        Пристроила собаку в специальный рюкзак за спину, подхватила самокат и пошла на выход.
        Летний вечер встретил теплым, мягким ветром, который приятно шумел в ушах при наборе скорости. Я добралась до сквера, расположилась на мягкой траве и выпустила собаку на волю. Сама легла на спину, глядя в темнеющее небо с торжественно выплывающей огромной яркой луной. Еще было совсем не поздно, но луна виделась настолько отчетливо, что легко можно рассмотреть очертания морей на ней.
        Мне захотелось в этот момент быть где-нибудь высоко, может, на крыше, или в своей квартирке на двадцать пятом этаже, потому что реально стало казаться, что еще чуть-чуть - дотянусь до круглого диска, потрогаю.
        И, внезапно, в голове сложилась картинка. Еще один пазл, которого мне не хватало в работе с Кошкой. Точеный силуэт на фоне яркой огромной луны. Изящная мордочка запрокинута к небу, ушки насторожены. Избито, но это то, что нужно! Это - необходимо!
        Я полежала еще немного, воодушевленно обдумывая детали будущей работы.
        А затем поймала расшалившуюся Бусю и отправилась домой.
        " Я из Дикого леса Дикая тварь, я гуляю сама по себе, где хочу", - заявила Кошка и прищурилась на ночную полную луну. "(с)
        Кошка получалась, изящный силуэт на фоне яркой луны, хитрый независимый взгляд. Да, ей явно не требовалось ничье позволение ходить, где вздумается, самой по себе.
        Я вывела картинку на рабочий стол, вышла из-за компьютера, потянулась. И замерла.
        Оказывается, я проработала несколько часов, и пропустила наступление темноты. И теперь огромная полная луна заливала мою темную квартирку , подкрашенную только одиноким свечением монитора.
        Я подошла к окну и встала на цыпочки, протягивая руки. Если положить ладонь на стекло, как раз напротив, можно представить, что касаешься луны.
        Подо мной переливался город миллионами жизней, надо мной , совсем близко, горела луна. А я словно застыла посередине. Между мирами. И это ощущение завораживало.
        Внезапно мир вокруг словно отдалился, и я осталась один на один с огромной, наполненной лунным светом пустотой. Я впитывала ее , казалось, всеми порами кожи, насыщалась бесконечной энергией.
        Не зря, совсем не зря я оказалась здесь, на самой крыше мира, возле луны.
        И тут мой мир вздрогнул. И разбился на осколки, раня меня острыми кромками громких визгливых звуков гитары.
        Твареныш мелкий!
        Я какое-то время , не веря, смотрела на подпрыгивающую на столе посуду, не в силах осознать сам факт падения с высоты в бездну.
        А потом опять ужасно, дико разозлилась! Так, как я уже давненько не злилась на этого сопляка.
        Я подхватила незаменимую тарелку и подлетела к стене.
        - Эй ты, тварь! Убирай свою дрянную музыку!
        - Да разогнался! - глумливый голос ответил сразу, словно сидел и ждал, - отвали, коза!
        - Да что тебе надо от меня? Чего ты меня изводишь? - я уже реально была на грани.
        Может, я реагировала слишком остро, но , черт, сегодня это было неожиданно. Особенно мерзко и грубо.
        - Ты знаешь, чего мне надо, теть.
        - Что???
        Я решила, что мне послышалось. Ну не может же он на полном серьезе... Да и вообще, это все отдает какой-то извращенной издевкой. Я прекрасно знаю, что он может быть вполне серьезным и вменяемым, что он далеко не такой безмозглый гоблин, как показался вначале.
        Но есть ощущение, что его периодически заклинивает, смещает с нормального разговора и разумных мыслей в сторону туповатого дебилоида, радостно строящего козни другим исключительно по требованию своей идиотской натуры.
        Только что, совсем недавно, днем, он действовал и говорил вполне вменяемо, за исключением той , практически удавшейся попытки затащить меня в постель, хотя и в этой ситуации он был очень даже логичен и последователен. Ох, спасибо тебе, Антон...
        И вот теперь, слыша из-за стены глумливый издевательский голос , я испытывала острое чувство дежавю, словно вернулась на пару месяцев назад, в то время , когда я еще вполне искренне считала, что за стеной у меня живет мальчик-подросток. Озабоченный мальчик-подросток.
        Ведь мне не послышалось?
        А переспрашивать страшно. Вдруг... И правда не послышалось... Тогда это уже нахальство и принуждение. И отчего-то ужасное, ужасное разочарование... И что с этим делать, непонятно.
        - Чего ты там думаешь-то? - осведомилась стена после того, как я , хлопая ресницами и открыв рот от изумления, застыла и в течение минуты переваривала новую информацию, лихорадочно прикидывая, что бы такое ответить. - Я приду сейчас, готовься.
        - Пошел ты нафиг! - завизжала я, окончательно ошалев от наглости, - обалдел совсем! Перебьешься!
        - Да чего ты орешь-то? - удивился гад, - ты же уже это делала, вроде все понравилось же...
        - Да что я делала-то? Ты что себе напридумывал, уродец мелкий?
        Я от такого заявления совсем голову потреяла, лихорадочно вспоминая дневное происшествие. Неужели... Неужели он успел...
        Да нет, да что за глупость! Что ж я, совсем ненормальная? Я бы явно запомнила, если бы он... А если не запомнила, то у меня проблемы посерьезнее дурного соседа...
        Я, конечно, иногда отвлекаюсь, забываюсь, задумываюсь... Но не настолько! Не настолько!
        - Как что? Готовила жратву... - голос замолчал, а потом спросил осторожно, - а ты о чем подумала?
        Ах, ты ж гад!
        Облегчение было практически осязаемым, словно все нервные окончания, до этого напрягшиеся от страшной мысли, что их хозяйка, если еще не свихнулась окончательно, то уже практически, вот-вот, резко расслабились и сплясали на радостях танец маленьких лебедей.
        - Ничего я не подумала!
        - Ммм... Да? - голос звучал показательно задумчиво, но чувствовалась какая-то ироническая нота. Издевается, гаденыш. - Ладно... Я мяса принесу. Хочу солянку.
        - А не охренел ли ты?
        Но, судя по тому, что молчание было мне ответом, вопрос сочли риторическим.
        Я осмотрела себя быстренько, прикидывая, может, переодеться во что-то более закрытое, чтоб не провоцировать лишний раз, но решила, что растянутая футболка и тонкие легинсы, в сочетании с пушистыми тапками и двумя кудельками на голове - и так достаточно отпугивающий вариант. Что не помешало, кстати, кое-кому сегодня днем распустить свои огромные лапы. Так что хоть в скафандр запаковывайся, захочет - распакует.
        Надо просто быть настороже.
        И готовить, похоже, придется. Пойти на небольшие уступки, зато получить хотя бы плохонький мир, возможность с комфортом работать и жить.
        Это называется, политика, детка.
        Я прикинула быстренько в уме, чего у меня не хватает на солянку, и отправила нарисовавшегося на пороге Витеньку в магазин. На протянутые деньги он посмотрел с недоумением, усмехнулся и ушел, оставив меня в некоторой растерянности. Не думаю, что у студента очень много личных денег, работать-то он пока что не может. По крайней мере, хорошо зарабатывать... Ну ладно, вернется, по чеку все отдам.
        Правда, когда Витенька вернулся, таща два пакета, переполненных самой разной снедью, не по моему списку явно, я немного задумалась.
        Здесь два варианта: либо он решил под шумок закупить себе домой еды, либо рассчитывает, что будет у меня здесь питаться, как в столовой. И последнее вообще неприемлемо!
        Кстати!
        - А почему тебе мама не готовит? - спросила я, критически разглядывая пакеты.
        - Может, потому, что она со мной не живет? - ответил Витенька удивленно. Типа, какие вопросы глупые задаешь.
        - Да? А где она?
        - Живет за городом, они с отцом пенсионеры, любят с садом возиться.
        Я только плечами пожала. В самом деле, и что тут странного? Оставить ребенка одного в квартире делать ремонт, затем вообще переехать за город. Как это он еще тут вписки не устраивает и женщин легкого поведения косяками не водит, свободная же хата. Я вспомнила веселые студенческие времена, улыбнулась. Да уж, даже несмотря на то, что я была вполне домашней девочкой и жила с мамой, но развлекалась, как и все, от души. Мамуленьке пришлось нелегко тогда. А, представив, что было бы, если б не было ее постоянного жесткого контроля, я даже поежилась.
        Хотя, он - парень, им проще...
        Я разобрала продукты, отправила Витеньку, как и в прошлый раз, на ковер к Бусе, и приступила к готовке.
        Солянка делается несложно, а духовка свободна, поэтому на второе можно по-быстрому сделать лазанью, у меня где-то и замороженный морской коктейль был...
        Я увлеклась, потому что люблю готовить, и поесть люблю вкусно, хоть по мне и не скажешь пока что.
        И в этот раз мне было невероятно комфортно, несмотря на постоянно улавливаемые на себе внимательные взгляды соседа. Он не мешал, на кухне не отсвечивал, мирно играл с Бусей, лениво переключал телек, короче говоря, вел себя, как дома.
        А я, занятая готовкой, постоянно вынуждена была себя контролировать, потому что глаза без конца устремлялись к нему. Как к солнышку, блин. И смотреть невозможно, и тянет.
        Почему он носит такие обтягивающие футболки? Зачем? Ведь каждый перекат мускулов отчетливо виден. И грация , как у животного, естественная, неосознаваемая, и от этого еще более притягательная, завораживающая.
        И цвет глаз как-будто ярче, и волосы отросли немного, мне кажется... Теперь видно, что немного кудрявятся. Наверно, мягкие наощупь. Потрогать бы...
        Ох, черт! Опять! Я опять!
        Все, хватит!
        Я наругала саму себя, расстроилась и потому за столом сидела мрачная.
        Витенька, гад, этого или не заметил, или не придал значения, потому что сиял белозубой шикарнейшей улыбкой, нахваливал мою солянку и лазанью и требовал блинов на десерт.
        Я , офигев от запредельной уже наглости, просто погнала его прочь полотенцем, от которого он, смеясь, уворачивался, и в итоге умотал к себе, безумно довольный.
        А я, неожиданно для себя, села прямо на пол, затащила утомленную Бусю к себе на колени, и уткнулась носом в ее пушистую головку.
        День, такой нелепый, странный и волнительный, закончился неожиданно мягко и приятно.
        Я уселась поудобней, откинувшись на диван, ласково перебирала пальцами мягкую кудрявую шерсть собачонки и смотрела на огромную луну на черном небе.
        А за стеной, негромко и сладко запела Одри про лунную реку, что течет прямо в сердце.
        Я улыбнулась.
        Мой гадский сосед, оказывается, удивительно чутко умел говорить "Спасибо".
        Форум " Дни консалтинговых компаний" был в самом разгаре. Уже успели выступить организаторы, директор какого-то крупного предприятия, парочка главных редакторов известных бизнес-ресурсов и печатных изданий, прошел кофе-брейк с вкуснейшими канапешками, достоинства которых наши соседи сбоку обсуждали активнее, чем инновации в своей сфере бизнеса.
        Я глянула на экран смартфона, поймала неодобрительный мамуленькин взгляд, украдкой вздохнула. Слишком громко. Получила еще один, уже более говорящий сигнал от родительницы, призывающий прекратить немедленно непотребство и увлечься очередным спикером.
        Спикером этим, к слову, наверняка даже его собственная мать в детстве не увлекалась, настолько нудной и невыразительной была его речь. Я глянула на экран сбоку от сцены, где были указаны регалии. Генеральный директор ООО "Бизнес-консалт". Боже мой... Не повезло его подчиненным. Наверняка на совещаниях периодически палятся с храпом...
        Я отвела взгляд от сцены, мазнула по рядам. Да уж, цвет бизнеса собрался прям. Все такие важные, занятые, в глазах пестрело от вывертов пятничной офисной моды. В основном, мужчины, самого разного возраста. Женщин мало и выглядят они на редкость уныло.
        По крайней мере, я , в своем воздушном кремовом платьишке "а-ля нимфетка" и с мягкой, нарочито небрежной гулькой на голове, смотрелась буквально свежим дуновением. Взгляды заинтересованные ловила без конца. А, учитывая, что мне ни мероприятие это, ни все пафосные индюки вокруг ни в одно место не упали, такой откровенный интерес вызывал только раздражение.
        Я надувалась, пыхтела тихонько, злилась на невозмутимую мамуленьку, как всегда шикарную в своем сером с невинной кружевной отделкой платье, идеально подходящем к каштаново-рыжим, подчеркнуто небрежным локонам и бледной фарфоровой коже, показательно закатывала глаза и назло вела себя вызывающе. Вспомним юность, называется.
        Мамуленька была зла, хоть и виду не подавала, конечно. А сама виновата! Нечего было дочь в начале летнего дня отрывать от пятничного расслабона, который у меня вот вообще не расслабон, а наоборот - напряг, и тащить с собой за город, в этот "Парк-Отель", где и проходил форум.
        Три часа утреннего ада по МКАД , да в компании недовольной моим назло подобранным нарядом мамуленьки - это не то, о чем я мечтала.
        Отвратительного настроения не смог изменить в самом деле шикарный парк, с яркими летними цветами и ухоженными зелеными лужайками, милейшее озеро с карпами и фонтаном и роскошный интерьер загородного комплекса.
        Форум должен был идти два дня, размещение гостей также предполагалось в отеле, вечером нас собирались развлекать концертом классической музыки и бассейном. Соседи по ряду шептались про шикарный банный комплекс...
        А неплохо консалтеры отдыхают!
        И про инновации послушать, и на природе отдохнуть, и концертом насладиться , и в сауне поваляться...
        И чего это мамуленьке не бралось с собой подружек многочисленных и до халявы падких? Зачем ей я? Ведь знала прекрасно, что не люблю я всю эту пафосную тусню?
        Надо сказать, я отказывалась. Серьезно, отказывалась, не желая никуда спускаться со своей крыши, где так хорошо работалось и жилось.
        С Витенькой в последнюю неделю наладилось перемирие, мы иногда ели купленную им и приготовленную мною еду, и я старательно давила в себе муки совести, что объедаю мальчишку. Может, он последние карманные деньги тратит на мою готовку? Хотя, наверняка, мама с папой выделяют. Просто качество еды, что притаскивал Витенька уже третий раз за неделю, было очень высоким. Недешевым. Я, по крайней мере, не каждый день могла себе позволить купить то, что он приносил постоянно. Но это я просто мяса не ем. А он ест. И много. И особенно ест то, что я готовлю.
        А мне... Черт, а мне приятно.
        Вот так, наверно, и привыкают люди друг к другу. Хотя я не собиралась привыкать к маленькому гаденышу. Просто хотела приручить, раз уж по-другому никак.
        Может, потом подрастет, поумнеет... Или привыкнет к тому, что не надо меня постоянно своей долбежкой музыкальной изводить...
        А вдруг, женится и съедет?
        Ну а что? Бывает же! Он вон какой симпатичный, найдет себе богатую девочку...
        Мысль эта почему-то была неприятна.
        Я не хотела думать, что , возможно, и сама испытываю... А нет! Не думать! Вообще не думать!
        О чем там чудесный интересный спикер со сцены вещает? Надо, в самом деле, увлечься...
        Найти мужика. Права Лара. Надо. А то вон какие мысли посещают. Аж мурашки по коже пошли.
        Вокруг все задвигались, зашевелились, я , погруженная в размышления, не сразу поняла, что случилось.
        Оказывается, случился бизнес-ланч.
        А, учитывая, какие вкусные до этого подавали канапешки , от ланча ожидания были самые радужные.
        Мы , не спеша, двинулись к выходу.
        Мамуленька, надутая, сердитая на меня на плохое поведение, я - задумчиво перебирающая в голове события последней недели в поисках компромата на себя любимую.
        Бизнес-ланч, накрытый на летней террасе, и в самом деле оправдал ожидания.
        - Если это кейтеринг, надо взять на заметку, - мамуленька , покончив с едой, с удовольствием отпила кофе.
        Похоже, настроение у нее значительно улучшилось. Может, отпроситься домой? Ну не хочу я здесь ночевать. Домой хочу! На свою крышу! Меня Буся уже, наверно, заждалась! Вот как она там, у Лары? А вдруг скучает?
        И Витенька, мало ли, спросил меня что-то , а я не ответила, вдруг обидится, малолетний дебил, решит, что я от него отмораживаюсь и опять устроит пытку своими музыкальными пристрастиями?
        После ланча у нас был свободный час, а затем начинались практикумы и обмены опытом. Короче говоря, профессиональная тусня. Как раз то, ради чего и приезжает большинство на такие меропрятия. Поболтать о своей исключительности , посмотреть на конкурентов и обзавестись новыми знакомствами.
        Мамуленька увлеклась разговором с каким-то не особо приятным типом, с очень говорящим сальным взглядом, которым он как уперся в ее грудь, так глаз выше и не поднимал.
        Да уж... Полезные знакомства...
        Кстати, о знакомствах.
        Что здесь, интересно, делает директор сети шинных магазинов?
        Вадим Петрович , углядев меня в толпе, потому что сложно такую нимфетку не заметить, ха-ха, рванул ко мне, забыв обо всем на свете.
        Ну да, я же ему обещала встречу. И морозилась все это время, на смс не отвечала, звонки игнорировала. Блин.
        - Как приятно тебя здесь видеть, Катя! - о, альфа-самцовая напористость во всей красе.
        Улыбается, поза уверенная, взгляд победителя. Да хорош, конечно хорош! Черт, почему не нравится? Что со мной не так? Идеальный кандидат же!
        - Здравствуйте, Вадим, - я отошла в сторону от мамуленьки, заметившей появление Вадима и теперь тревожно косившей взглядом по сторонам в поисках его приятеля. А, если учитывать, что все это время она пыталась изобразить массу внимания к словам своего унылого собеседника, выглядело это презабавно. Я даже отвлеклась, язвительно улыбнувшись в ответ на ее яростно-напряженный взгляд.
        Да, мамуленька, я помню. Задолжала ты мне рассказ, скрытная моя.
        О, а вот и Юрий!
        Я , вполне успешно изображая веселье и оживление, начала болтать с обоими мужчинами, с удовольствием наблюдая за яростью мамуленьки и ее демонстративным " Я очень занята деловыми переговорами" видом. Юрий, надо сказать, тоже в разговоре участвовал вяловато, потому сложно разговаривать, когда рискуешь себе косоглазие заработать.
        Уж не знаю, что у них там с мамуленькой произошло ( и я это выясню, кстати), но видно, что мужчину припекло конкретно.
        - Маргарита! - о, рискнул все же, смертник. Сейчас мамуленька устроит ему небо в алмазах. - Могу я с вами поговорить?
        Выглядел Юрий при этом смиренно и крайне вежливо, но я успела поймать очень говорящий взгляд, отправляющий сального собеседника мамуленьки в далекое пешее эротическое. Причем, интенсивность посыла была такова, что не особо, судя по всему, смелый мужчина буквально отшатнулся и , спешно извинившись, убежал прочь.
        А мамуленька повернулась к нарушителю спокойствия , и я поняла, что надо срочно линять. Не стой под стрелой и все такое. Многолетний опыт совместного проживания никуда не денешь все же.
        - Юрий Васильевич, - да ее голосом можно воду замораживать, - чему обязана?
        - Юрий, просто Юрий, Маргарита, я настаиваю...
        А вот это ты зря парень! Я невольно отошла на шаг, машинально увлекая за локоть Вадима, что не стоял на линии обстрела. Или, может, пусть? Закрывает грудью амбразуру, спасает друга?
        - Да, я помню, что вы - крайне настойчивый мужчина...
        - Маргарита, ну зачем вы так? Я же извинился за тот нелепый инцидент! Я же уже на протяжении нескольких месяцев приношу вам свои извинения!
        - Зачем? - мамуленька, прищурив от гнева глаза, резко шагнула к Юрию, а мы застыли невольными зрителями, боясь шелохнуться.
        Причем, я -то знала последствия, а у Вадима, похоже, очень неплохая чуйка, раз замер, как мышь под веником, и не отсвечивал.
        Юрий, очевидно на почве безответного чувства поехавший головой, не только не отшатнулся от мамуленьки, как от гремучей змеи, а , наоборот, с готовностью шагнул навстречу. Смертник, точно смертник.
        - А затем, НЕ уважаемый Юрий Васильевич, - четко проговорила родительница, с огромным удовольствием растягивая имя и отчество мужчины, - что никакие извинения не изменят сам факт вашей глубокой непорядочности!
        - Да в чем же непорядочность??? - Юрий понизил голос, но нам по ушам это отдалось, как крик, - это просто глупая ошибка! Я был немного не в форме! Принял вас за...
        - Ну договаривайте уже, - ядовито прошипела мамуленька, - за проститутку вы меня приняли! На приеме у замминистра! И повели себя соответственно!
        - Да я же объяснял, - тоже шепотом возопил Юрий, а я, намертво вцепившись в локоть Вадима, подволокла его поближе, чтоб не пропустить ни слова. - Я же вам писал, и говорил! Я был после перелета, немного выпил! Вы на том приеме были самой привлекательной женщиной! В откровенном наряде! Я задал вопрос знакомому о вас, он и предположил!
        - Какой хам! И после этого вы еще и прощения выпрашиваете? - ярилась мамуленька, сверкая глазами, а я подумала, что она в этот момент выглядит просто смертоубийственно прекрасно. Очень красивая! Валькирия! Сейчас размахнется и вонзит... Не знаю, что там ей под руку попадется... Прямо в сердце нахалу!
        У меня в голове сразу же соткался образ мамуленьки верхом на летающем коне и с копьем в руках. Грозный взгляд, сдвинутые брови, развевающиеся волосы... Мммм... Надо запомнить...
        - Вы вели себя по-хамски, - продолжала между тем мамуленька, совершенно забыв, где находится, - вы утащили меня... Как животное, как дикарь средневековый... И попытались... Попытались...
        Тут она замолчала, перебарывая гнев, а я хмуро посмотрела на бледного Юрия. Неужели этот скот... Да я сама сейчас ему голову откушу!
        - Я же понял свою ошибку! Сразу же! Я же извинился! Маргарита! Ну сколько можно?
        - Я не желаю вас знать!
        Мамуленька демонстративно отвернулась от Юрия, но тот, внезапно проявив напор и характер, которые, оказывается, тщательно маскировал, прикидываясь пушистым зайчиком, развернул ее к себе за локоть.
        Я огляделась по сторонам, радуясь, что мы стояли в углу, и я с Вадимом неплохо загораживали от посторонних взглядов разыгравшуюся драму. А то не миновать мамуленьке сплетен. А это не очень полезно для бизнеса.
        - Я прошу всего десять минут, чтобы объясниться. - Юрий выглядел крайне серьезно и удрученно. Ну невозможно так играть! - Пожалуйста. Если после этого вы не простите меня, я перестану искать с вами встреч и присылать цветы вам домой и в офис.
        Мамуленька помолчала, высвободила локоть и кивнула.
        - Надеюсь, вы сдержите слово. Хотя бы в этот раз.
        Юрий побледнел еще больше от ядовитого укуса, но сдержался, кивнул и жестом приласил проследовать за ним.
        Я поймала мамуленькин взгляд, вопросительно подняла бровь, она покачала головой. Ну и прекрасно.
        Сама разберется.
        В том, что моя мама способна решить любой вопрос с мужчинами без посторонней помощи, я была абсолютно уверена.
        - Катенька, здесь чудесная галерея. Бывали? - как ни в чем не бывало спросил меня Вадим.
        Да , нервы железобетонные. После такой сцены так спокойно и светски вести беседу. Другой бы на его месте уже бежал от меня , нервно заикаясь, потому что яблочко от яблоньки и так далее. А этот нет, прогуляться предлагает, картины посмотреть.
        Ну, в любом случае, это лучше, чем возвращаться обратно в зал и слушать совершенно неинтересную фигню, поэтому я с удовольствием приняла приглашение.
        Глава 4
        Галерея и в самом деле была интересней. Ничего выдающегося, конечно же, но мило. Стандартные пейзажи в масле и акриле, довольно изысканные натюрморты.
        Я со своей оконченной на отлично художкой, ничего нового для себя , само собой, не увидела. Но отвлеклась. Погуляла, поразглядывала.
        Единственное, что зацепило, это интересная коллекция миниатюр в акварели. Вот тут я залипла, внимательно изучая переходы цветов и необычные пастельные оттенки.
        Вадим вел себя деликатно, после нескольких наводящих вопросов, когда стало понятно, что он вообще не в теме, заскучал, но мужественно терпел мое любопытство.
        Его взгляд, довольно внимательный и отчего-то колючий, вначале беспокоил, вызывал неприятные мурашки по коже, но затем я перестала обращать на это внимание, решив, что ему просто не нравится бродить здесь со мной в одиночестве.
        Ну так сам виноват, нечего было выделываться и показывать себя знатоком искусства. Смешно же.
        В галерее народу было мало, после того, как ланч и свободное время закончились и все вернулись в зал, вообще никого не осталось, и мы бродили по помещению вдвоем.
        Я не чувствовала особого дискомфорта или волнения, что было странно, учитывая, что всего час назад я пыталась рассмотреть вариант ни к чему не обязывающего перепиха с любым подходящим для этого мужчиной.
        И, в приниципе, Вадим подходил. Вот только не волновал. Совершенно. Не хотелось кокетничать, казаться интереснее, лучше, привлекательнее. Полный ноль. И это настораживало и бесило.
        Поэтому я не особо сопротивлялась, когда он , внезапно остановившись и посмотрев мне в глаза взглядом, призванным покорить и заставить потянуться к нему за поцелуем ( чего, кстати, вот вообще не получилось), наклонился, привлек меня к себе и жадно прижался к губам.
        Я замерла, поддаваясь, и пытаясь понять, нравится мне это или нет? Целовался Вадим очень умело, я бы сказала, мастерски. Чувствовалась многолетняя практика. И я даже почувствовала приятное тепло, мягкими волнами распространяющееся по телу. Решив, что это хороший знак, я положила ладони на плечи мужчины, и он сразу же перешел к активной фазе покорения, удвоив усилия и прислонив меня к стене, чтоб удобнее было залезть под короткую пышную юбку.
        Его пальцы в непосредственнлй близости от трусиков не вызвали положительных эмоций. Скорее, какое-то гадливое чувство, словно тело мое четко давало понять, что не собирается получать удовольствие с этим мужчиной.
        Я попыталась прекратить поцелуй и убрать настырные руки, но удалось мне это далеко не сразу. Да и после Вадим не хотел отпускать, продолжая прижимать меня к стене и нашептывая всякие пошлости, призванные убедить в том, что заняться сексом в общественном месте - это самая шикарная идея на свете.
        Я была не согласна. И собиралась, в случае, если он продолжит настаивать, доказывать это действием , но тут на помощь пришла удача.
        - Вадим! - высокий, немного визгливый голос заставил моего соблазнителя вздрогнуть и отскочить от меня на добрые пару метров.
        Я поправила юбку, вытерла губы и только затем посмотрела на спасительницу.
        Высокая женщина, явно не ниже самого Вадима, либо его ровесница, либо старше, за косметическими операциями не разберешь, дорого и стильно одетая.
        Она смотрела на Вадима, стоявшего с видом нашкодившего кота, и явно собиралась ткнуть его носом в обоссанные тапки. Так, словно имела на это полное право. Похоже, жена.
        А Вадим не особо умен, раз начал флиртовать со мной и потащил в пустынную галерею, зная, что здесь находтся еще и его жена. Или ему просто плевать?
        Судя по конфузному виду, не плевать.
        - Я тебя ищу везде. Смотрю, ты занят здесь... Чрезмерно?
        Я была удостоена до такой степени злого взгляда, что удивительно, как не хлопнулась в оборок на месте. Надо будет потом в церковь сходить, а то вдруг проклятие?
        - Ээээ... - отмер наконец-то Вадим, немного суетливо поправляя область ширинки, - мы с Екатериной рассматривали картины...
        - Да , картина впечатляющая... - согласилась женщина, продолжая сверлить меня взглядом, - но нам пора.
        Она развернулась и, не глядя на нашкодившего мужа, пошла к выходу. Вадим извиняясь, посмотрел на меня , в глубине его глаз, мне показалось, мелькнуло сожаление, пробормотал что-то вроде "я позвоню", и поспешил за женой.
        А я так и осталась стоять у стены, пытаясь сдержать нервный смех. Да уж, глупая водевильная ситуация. И как я в нее угодила?
        И кто виноват?
        А я скажу, кто виноват!
        Гадский сосед, из-за которого я вынуждена искать себе мужчину, потому что мое глупое тело отчего-то реагирует на его подростковые ферромоны!
        Я разозлилась опять и пошла искать мамуленьку.
        Если она горит желанием здесь оставаться и далее, то уже без меня! Я - домой! На свою крышу! К своей собаке! Своей недорисованной кошке! Своей спокойной, мирной, одинокой, самодостаточной жизни!
        Без мужчин! Женатых! Неженатых! Молодых! Немолодых!
        Домой!
        К счастью, мамуленьке самой здесь отчего-то резко разонравилось, потому что , увидев меня , она стремительно подхватила мой локоть и буквально полетела к стоянке, поминутно оглядываясь, словно ее преследовали.
        Выглядела она взъерошенной, глаза горели дурным блеском, помады на слегка припухших губах не было. Похоже, разговор с Юрием получился более чем продуктивным.
        Я , решив, что впереди еще долгое приятное путешествие по МКАД, и все успею узнать, понятливо помалкивала.
        У самой с прической и губами непорядок.
        Но ожидания мои не оправдались.
        В машине мамуленька, рявкнув, чтоб пристегнулась, втопила так, что у меня глаза вылезли, и вернулись в орбиты уже практически у самого дома.
        В очередной раз рявкнув что-то невразумительное, меня практически вытолкали из машины и свалили, пройдясь юзом на повороте.
        Да, нескоро она успокоится. И здесь я ей не помощница.
        Какая бы ни была современная, моя мама меня как подружку никогда не воспринимала и перипетиями личной жизни не делилась. Соблюдала дистанцию. Причем, работало это только в одну сторону, потому что от меня она отчета требовала постоянно. Само собой, фиг она его получала, но все равно настаивала, и с деликатностью бульдозера проезжаясь по тем моим парням, которые имели несчастье засветиться со мной рядом.
        А для всяких задушевных бесед у нее была лучшая подруга, Дарья. Скорее всего, к ней и рванула. Теперь будут сидеть до утра с вином, и обсуждать мужиков-придурков.
        Я, нисколько не сожалея о том, что мне не выпала честь выслушивать мамуленькины страдашки, поплелась к подъезду, по пути раздумывая о том, почему это мой организм стал таким избирательным в плане обычного секса. Не сказать, что я раньше особо увлекалась, конечно. Школа, плюс художка, потом институт. Занята, короче говоря, всегда. Но и не совсем уж курица бестолковая. Вполне уже знаю свое тело, понимаю, чего хочу... И Вадим сегодня старался... И , наверно , раньше я при таком настрое, точно бы ему позволила... Многое... А сейчас как отрезало. Странно это все , конечно.
        А на соседа-мальчишку реагирую. Вот куда это годится? Никуда не годится.
        А вот и он, прямо на ловца.
        Стоит возле своей двери , красивый до невозможности в очередной яркой футболке. Ковыряется в замке.
        Я подошла.
        - Привет!
        - А... Привет...
        Он шелкнул замком, но дверь открывать не спешил, привалился к стене, наблюдая за мной. Взгляд его был странно блестящим, движения нарочито вальяжные.
        Я вставила ключ в замок, решив не вступать в переговоры, и в то же время стараясь не злить его. Спать хотелось невозможно как, а время еще детское, вполне мог из вредности мне веселье устроить.
        - Ты откуда такая?
        - Какая?
        Так, не срываться, не беситься. Да, тон хамский, но это не повод, не повод...
        - Раздетая...
        - В каком смысле? - я удивленно повернулась к нему, затем провела на всякий случай по подолу рукой, проверяя, не задрался ли где.
        - Да как девочка-нимфеточка выглядишь, мечта папика...
        - Хватит мне хамить, пока.
        Но я не успела уйти, Витенька сделал шаг, всего один, и сразу же покрыл расстояние от своей двери до моей.
        Положил ладонь на дверь, не давая мне ее открыть. Наклонился.
        Резко пахнуло алкоголем. Бог мой, да он выпил! И кто же ему алкоголь продал? Хотя, восемнадцать же... Уже можно, к сожалению.
        - Я и не начинал...
        Опять этот голос! Хрипловато-чувственный, тяжелый. Бьет прямо в грудь, расползаясь по всему телу, накапливаясь в низу живота.
        Ноги дрогнули. Бежать! Бежать! Срочно бежать!
        - Пропусти меня! Ты выпил!
        Как сипло звучит мой голос... Отвратительно. Зачем он так смотрит? Я же не смогу, я же...
        - Немного. Тебя не было весь день. Где гуляла, кошка?
        - Не твое дело, не собираюсь отчитываться перед сопляком!
        Ну надо же его хоть как-то на место ставить! И домой мне надо! И на три замка закрыться! Чтоб не слышать, не видеть, не чувтсвовать!
        Мне же не нравится запах спиртного? Отчего же так одурела в момент? Смотрю и не могу оторваться от его ямочки между ключицами, от его шеи мощной, щек, покрытых щетиной, мягкой на вид.
        И в глаза смотреть не могу, не буду! Пусть уйдет. Ну что ему надо от меня?
        Пусть обидится и уйдет.
        - Мое!
        Витенька резко нагнулся еще ближе, прижал меня к двери другой рукой и жадно поцеловал. Совершенно неожиданно для меня. Скорее всего, именно от неожиданности подогнулись коленки, и я вынуждена была ухватиться за широченные плечи. Просто чтоб не упасть. А Витенька помог, подхватив меня под попу и усадив на бедра одним слитным движением. Я даже ахнуть не смогла, сообразить ничего не успела. Он не выпускал мои губы, целуя яростно и жестко. Не было в нем той искушенности и умения, что у Вадима. Не было мягкости и продуманных зрелых движений.
        Только бешеный напор, оголтелое желание взять свое во что бы то ни стало, жестокость, ярость. Он, как зверь, кусал мои губы, прорывался языком в безвольно распахнутый рот, забирая силой все , что хотел. Я не могла опомниться, только тихо стонала от жажды и боли, чувствуя себя слабой и беспомощной добычей в лапах зверя. А он не останавливался, ощупывал , обхватывал, сжимал, рыча сквозь поцелуй что-то невразумительное.
        Я до сих пор не понимаю, что дало мне силы остановить его. И самой остановиться.
        То ли внезапно зашумевший лифт, то ли послышавшиеся шаги в подъезде, то ли мое , готовое разорваться , сердце, но но в какой-то момент, когда сосед уже практически оторвал меня от двери и сделал шаг по направлению к своей квартире, утаскивая мое безвольное тело к себе для дальнейшего использования, я внезапно резко вывернулась из крепких ладоней, толкнула не ожидавшего такой подставы парня и залетела к себе, сразу же закрыв дверь на замок.
        - Катя! - его разчарованный рык услышал, наверно, весь подъезд, а если и до кого-то не дошло сразу, то следующие нецензурные слова и грохот кулаков по двери точно раскрыли картину во всей ее неприглядной полноте.
        Я не стала слушать, направляясь на подгибающихся ногах в ванную.
        Набрала воды, содрала с себя ненавистное платье-дразнилку и погрузилась в пену.
        Витенька бушевал еще минут десять, пытаясь меня выманить за дверь сначала угрозами, затем уговорами. Затем просто стучал так, что стены сотрясались.
        Я лежала в горячей воде, закрыв глаза, отрешаясь от ситуации. За дверь я была спокойна, не выбьет, за нервы соседей тоже не особо переживала. Как и за свою репутацию.
        Плевать.
        А вот то, что мое предательское тело , похоже, окончательно сдурело, делая такой глупый несуразный выбор, вот это очень, очень, очень плохо.
        Губы у меня горели, щеки, натертые совсем не мягкой, как оказалось, щетиной - тоже. Я провела ладонью по бедру, поморщилась. Синяки будут, очень уж жестко держал, психопат малолетний. Ни в чем нет меры.
        И у меня, похоже, тоже нет меры в нем.
        И надо что-то с этим делать.
        "Мне бы только местечко в Пещере, - фыркнула Кошка, - и три раза в день побольше белого парного молока, и я буду очень довольна. Никакие Псы, никакие Мужчины меня не касаются". (ц)
        Я не выходила из дома целые сутки.
        В тот вечер, когда случилась катастрофа местного масшаба, именуемая поцелуем с гадским соседом Витенькой, я , посидев в ванной и прослушав концерт по заявкам с участием кулаков, мата и дверного полотна повышенной прочности, легла спать, сунув под бок немного испуганную грохотом Бусю.
        Вот странное все же существо: Раммштайн мы любим, к Оззи относимся благосклонно, на шансон лаем зверски, а просто грохота кулаков боимся.
        Хотя, пожалуй, здесь дело было не в самом звуке, а в ненормальной агрессивной энергетике, которой буквально перло от двери.
        И после этого он думал, что я выйду с ним разговаривать? Ага, размечтался!
        Нет уж!
        Я уснула без сновидений и никакие смазливые соседы мне не снились. А утром привычно села в кресло с какао, встречать рассвет и насыщаться энергией солнца.
        Немного тревожило то, что стена не подавала признаков жизни. Честно говоря, другого ждала. Русского рока, как минимум. Но нет. Было тихо. Как на кладбище. И это напрягало. Когда не знаешь, чего ждать, это пугает, знаете ли.
        Мало ли на что способен молодой извращенный разум? До сих пор он особой изысканностью не отличался , и с фантазией было слабовато, вон, даже повторяться начинал... Но вдруг я теперь дала толчок в развитии? Молчит явно не просто так.
        Затаился же, поганец мелкий...
        Несмотря на тревожные мысли, настроение у меня было вполне сносным. Конечно, я переживала свое моральное падение, и статья по совращению малолетних плачет горькими слезами, но в то же время никаких неприятных эмоций вчерашний поцелуй у меня не вызвал.
        Только сожаление, что родился Витенька слишком поздно. Вот был бы моего возраста... Или старше меня, это вообще идеально... И не такой засранец...
        Я позвонила мамуленьке, с мерзкой мстительной улыбочкой выслушала ее похмельные проклятия и ласково пожелала доброго утра. Вот так вот... Будешь знать, как мучить единственную дочь всякими идиотскими форумами.
        Попереписывалась с Ларой в соцсети, посмеялась.
        Полазила по цветочным сайтам, родила концепт для нового заказчика.
        Приготовила поесть, бессовестно используя натащенные Витенькой продукты.
        И все это время прислушивалась к происходящему за стеной.
        Ничего. Тишина. Мертвая.
        Ну и ладно!
        После обеда замечательно пошла Кошка. Словно ждала моего одновременно нервного и пофигистического настроения.
        Я рисовала, увлекаясь все больше и больше, поглядывала в раскосые кошачьи глаза, хитро и отстраненно разглядывающие меня с рабочего экрана, и оттенки на планшете находились сами собой, такие, какие нужны были.
        Вечером того же дня, устало подняв голову от планшета и размяв затекшие плечи, я с изумлением поняла, что проработала весь день, до темноты.
        Из панорамных окон, которые мне никогда не приходило в голову занавешивать различными тряпками, ярко смотрел молодой месяц. Острый-острый. Он покачивал игриво рожками, словно приветствовал меня, подмигивал.
        И неожиданно я почувствовала такой прилив энергии, сил и хорошего настроения, что буквально не смогла усидеть на месте. Захотелось праздника, эмоций, позитива.
        Я встала, подошла к окну, опять погружаясь в миллионы огней под ногами. Город был ярким, как новогодняя игрушка.
        А у меня в квартире темно.
        И внезапно я поняла, что надо сделать. Чего не хватало мне для полной гармонии.
        Поскочила, побежала к антресоли, достала коробку с новогодними игрушками. И следующие полчаса развешивала разноцветную гирлянду по всему периметру огромных окон. Настроила, подправила, проверила и... Включила!
        И попала в сказку! В какое-то , совершенно иное, волшебное пространство, переливающееся огнями, мерцающее, бликующиее в стеклах окон. Я представила, как , должно быть, интересно и празднично это все выглядит снаружи, с улицы. Как хмурые прохожие, случайно подняв глаза, видят мигающие дразнящие огоньки, и улыбаются. И жить становится чуть-чуть радостнее.
        Я так и легла этим вечером в постель, не отключив гирлянду. Конечно, это, может, глупо и по-детски, но мне стало легче. И спокойней.
        Моя Кошка вместе с новогодней гирляндой послужили отличной терапией всяких надуманных страхов, рефлексий и прочих глупостей, которыми хорошей девушке не стоит забивать голову.
        Утро следующего дня началось с приветственной смс от Вадима.
        Он еще жив? Ну кто бы мог подумать!
        Смс, кстати, была довольно милой и немного интимной.
        Я, удивляясь невозможной голубоглазости некоторых, для которых все - божья роса, отправила в ответ неопределенный смайлик. Исключительно, чтоб узнать, до какой степени наглости может дойти человек.
        Оказалось, что пределы нарушены основательно.
        Потому что телефон зазвонил. Прямо настойчиво так, нагло.
        Я какое-то время с сонным удивлением рассматривала высветившийся номер, затем подняла трубку.
        - Катя, доброе утро!
        Голос Вадима был прежним, вальяжно-альфачьим, словно это не ему на днях основательно так гениталии жена прищемила прямо на моих глазах.
        - Не сказала бы... - неопределенно протянула я, лениво поглаживая разнежившуюся Бусю.
        - Нет, оно определнно доброе! Потому что я слышу твой такой сладкий со сна голосок...
        Да Боже ж мой, какие нежности... И банальности.
        - Что вы... - тут я подумала, что к человеку, совсем недавно засовывавшему язык мне в рот я вполне могу и на ты, чего уж тут дистанцироваться, - ты хотел?
        - Вот нравится мне твое умение брать быка за рога! - отчего-то невероятно обрадовался Вадим, - я хотел бы тебя пригласить на завтрак! Тут недалеко от тебя есть одно чудесное местечко, там сырники делают... Мммм... Вкуснее не ел... Я как раз по делам рядышком, подумал, что ты не откажешься от сырников с малиновым сиропом. Или кленовым. А еще там шикарные блинчики и самый вкусный на свете капуччино!
        Его голос спросонья действовал на меня умиротворяюще, слегка гипнотически, обволакивал, убаюкивал... И есть захотелось. Сильно. Конечно, у меня, стараниями Витеньки, было полно всякой еды, но ее еще готовить надо. А тут так вкусно рассказывает... И сырничков захотелось... И блинчиков тоже... И вообще я поесть люблю, если еще кому непонятно.
        Да и посмотреть в глаза бесстыжие, послушать, как извиваться будет, выкручиваться, интересно.
        Ну мало ли, а вдруг удивит? Вдруг нестандартно к вопросу подойдет? Не будет рассказывать трогательную историю про ошибки юности и первую, давно сгоревшую любовь, про детей, ради которых до сих пор вместе, или про, упаси Господи, смертельную болезнь невротического типа у жены...
        Короче говоря, проявит фантазию и креатив?
        Да и сырнички... Мммм...
        - Ладно , Вадим, заезжай через пятнадцать минут, - перебила я собеседника.
        В трубке наступила озадаченная тишина, словно Вадим не поверил собственным ушам, но переспросить побоялся.
        - Отлично! - о, обрел голос опять, здорово. - Я скоро буду!
        Я тепло попрощалсь, нажала отбой и подпрыгнула от громкого железного грюка за стеной.
        А вот и наш потеряшка! Нашелся! Ненадолго же его хватило!
        Я не стала комментировать явное подслушивание, просто занялась своими делами. Надо было накормить Бусю, сменить ей туалет, принять душ, прибрать волосы в привычные две небрежных гульки, собрать необходимые любой девушке вещи в сумку.
        Во время моей явно слышимой возни, стена молчала настороженно. Даже железом об пол не била.
        Я, нарочито фальшиво напевая, собиралась, топая , как слон, и ожидая... Ну, не знаю, чего конкретно, но явно чего-то...
        И дождалась.
        - На свидание собралась? - язвительно поинтересовалась стена, а я с упоением и готовностью огрызнулась:
        - А тебе какое дело? Грюкаешь там своими железками, и грюкай дальше. Может ума накачаешь через бицепсы.
        - Кать, - по смене тона голоса стало понятно, что он стоит совсем близко от стены, возможно, даже упирается в нее лбом, я замерла. Как сидела, натягивая носок, так и застыла, ловя каждое слово, каждый вздох.
        - Кать... Давай поговорим, а? Ну чего ты бегаешь все время? Ну я был неправ... Не надо было тебя... Силой... Но и ты меня пойми... Я же живой, не железный... Я к тебе...
        Я напряженно слушала его бессвязную речь, сердце буквально заходилось бешеным жалобным стуком, словно упрашивало, подталкивало меня ближе к злополучной стене, разделяющей нас.
        Слушая его прерывистый голос, я забыла обо всем, что ранее надумала, нарешала. Все сейчас казалось таким глупым, таким ненужным!
        Важным в тот момент были только его слова, его практически мольба, и мое яркое представление, как он стоит, уперев лоб и сжатые до боли кулаки в стену, словно разрушить ее хочет, прорваться ко мне. И я к нему хотела, безумно хотела!
        Я уже практически встала, сделала шаг, открыла рот, чтоб сказать... Не знаю, что сказать, вот честно. Но , наверно, что-то такое, после чего мой наглый, отчаянный, невозможно притягательный и трогательно откровенный сейчас сосед пришел бы ко мне. И мы вместе доделали бы то, что начали совсем недавно в подъезде.
        Но тут, разрывая эту натянутую струной магию его голоса, ворвался телефонный звонок.
        Я машинально, все еще не в силах отойти от транса, взяла трубку:
        - Да.
        - Катюш, я подъехал, жду тебя.
        - Да, выхожу.
        Я положила трубку и молча пошла к двери. Последнее , что я услышала, прежде чем закрыть дверь, громкий грязный мат и удары кулаками по многострадальной стене.
        На удивление Вадим был очень даже мил. Вел себя так, словно ничего между нами не случилось, плохого, я имею в виду, напряжного. Будто не было его жены и ее очень даже говорящего взгляда, и вообще всей этой неловкой ситуации на форуме.
        А был только наш поцелуй и намек на возможное продолжение отношений.
        Мы сидели в и самом деле симпатичном местечке, ели вкусные сырники, я, пользуясь моментом, еще блинов с черничным вареньем навернула, да так аппетитно, что мой спутник умилился, и заказал еще одну порцию, с собой.
        А я и не отговаривалась. Зачем? Хочет угодить, пусть угождает. Я ничего не обещала и за две порции блинчиков обнадеживать его не собираюсь.
        При встрече поцеловать себя позволила только в щеку, хотя целился в губы, но вот нечего!
        Вадим умело сделал вид, что так и задумывалось, развлекал меня разговорами всю дорогу до кафе, пока ждали заказ, и потом, после еды, за капуччино.
        Я поддерживала беседу, смаковала завтрак, ловила на себе ничем не замутненный взгляд, полный мужского интереса, и поражалась наглости. И способности делать вид, словно не произошло ничего, и прошлая наша встреча завершилась на позитивной ноте.
        Удивительно просто. Вот бы научиться такому! Это насколько же проще стало бы жить?
        Впрочем, я не собиралась делать его жизнь радужней, просто не хотела аппетит себе портить. И если Вадим решил, что все идет идеально, то, пожалуй, я его разочарую. Слегка. Мне , конечно, обычно плевать, что меня за пустоголовую блондинку принимают без конца, но не до такой же степени! Это уже как-то... Нелепо, что ли.
        - Вадим, а кто была та женщина на форуме? - бесцеремонно перебила я поток сладкой чуши, которой , как он думал, очень успешно забивает мне мозг.
        Вадим замолчал на полуслове, уставился на меня. Я наивно хлопнула ресничками, добавив в глаза придурковатости. А что? Интересно же, до какой степени он меня считает идиоткой? Хотя, странно, конечно, должен же помнить переговоры в фирме? Или мой ангельский вид все затмил?
        - Моя жена. - О как! Правду сказал, для разнообразия! Может, не так безнадежен? - Бывшая.
        Поторопилась я с выводами...
        - А мне показалось, что у вас... Ээээ... Вполне настоящие отношения...
        Побольше дури, Катя, побольше дури! Потом будет, о чем с Ларой поржать!
        - Понимаешь, Катенька, - мою руку сграбастали большие пальцы, взгляд Вадима стал невозможно глубоким и печально-томным, - мы еще не в разводе, но вместе уже давно не живем... Просто у нас общий бизнес, и для репутации лучше, если все вокруг будут считать нас крепкой семьей, понимаешь?
        Понимаю, как же не понять! Очередной бедняга, придавленный общественным мнением и жаждущий большой и чистой любви... Интересно, неужели еще есть дуры, клюющие на этот треш?
        - Именно поэтому она и не сказала ничего там... Потому что давно прав на меня не имеет...
        Ага, она не сказала, а вот взглядом убила, расчленила и куски тела разбросала по окрестностям...
        - Раньше мне было все равно, что мы находимся в браке... Понимаешь?
        Понимаю, понимаю... Пора , пожалуй, валить.
        - Но теперь...
        - Вадим, я вспомнила, у меня дела еще, надо к маме заехать...
        Я встала, уже устав от этого глупого фарса, но Вадим подскочил быстрее, отодвигая стул:
        - Давай подвезу!
        - Не стоит, до нее далековато...
        - Ничего страшного, у меня есть время!
        Зато у меня нет желания сейчас к мамуленьке заглядывать... И зачем я вообще ляпнула? Надо было все точки над и расставить сразу и все.
        Но я, как всегда, еще и о работе думаю. Грубо нафиг послать - это не заржавеет за мной, само собой, но Вадим - все еще заказчик, и денег я от него еще не получила. Так-то, по большому, счету, обойдусь, хотя там сумма хорошая, но это и репутация. Антон расстроится. Я у него ведущий специалист и именно под этим соусом выбила себе свободный график, возможность работать дома, получая очень неплохие деньги. И как-то не хочется это все терять.
        Можно, конечно, вообще уволиться и жить заказами, свободным художником, но я люблю стабильность. И не люблю продавать себя, искать клиентов, сортировать заказы. И брать всякое левье дурацкое тоже не хочу.
        Мне нравилась моя жизнь именно такой, какая она была сейчас. Свобода в действиях и выборе, моя маленькая квартира под крышей мира, мои заказы и моя, рисуемая исключительно для себя, Кошка, которую я, наверно, никогда никому не продам.
        Мужчины в это все пока не вписывались. Ни неверный муж Вадим, ни наглый малолетка Витенька. Одни проблемы.
        И погорячилась я, пожалуй, идя на поводу у своего либидо. Зайду на сайт интимных игрушек и куплю себе друга. Вот и все.
        - Мне неудобно, Вадим...
        - Ничего неудобного!
        В доказательство своих слов он подхватил меня под локоток, взял пакет с блинчиками, и повел к машине.
        Ну и ладно. Навещу мамуленьку, отдам блинчики. Пусть устроит бой фигуре. А то слишком уж идеальная она у меня. Мужики , вон, штабелями падают к ногам.
        В машине мы особо не разговаривали, я достала телефон и сделала вид, что сильно занята перепиской.
        Собственно, так оно и было, Лара в очередной раз поругалась с Леликом, и теперь выливала свою злость в переписке. С ним и со мной, потому что его сообщения она скринила и сразу пересылала мне, чтоб поделиться возмущением.
        Я так и не поняла, в чем в очередной раз виноват несчастный Лелик, и понадеялась, что мне не придется вечером вытаскивать подругу из какого-нибудь шалмана, а ее приятель не заявится под подъезд плакать на моем хрупком плече. Потому что это уже не смешно нисколько.
        Я ответила на вопрос Лары, о том, где я нахожусь, и Лелик был моментально забыт. Подруга завалила меня вопросами о том, как это так, и о чем я думаю, и правильно ли я себя веду, и собираюсь ли я сделать то, о чем она со мной говорила. И советы, советы, советы...
        Я усмехнулась, отправила ей саркастическое сообщение, что, кто бы уж тут советы раздавал, получила в ответ злую рожицу, раздувающую ноздри.
        А потом мы доехали до мамы.
        Я мило попрощалась с Вадимом, не сказав ничего определенного на предложение встретиться вечером.
        Зашла в подъезд и открыла дверь своим ключом.
        И ахнула.
        Вся мамуленькина квартира, начиная от порога и далее, наколько хватало взгляда, была уставлена вазонами с цветами.
        Аромат стоял такой, что, буквально, с ног сшибал.
        Я закрыла дверь и задумчиво огляделась.
        Да... Кто-то, похоже, настроен невозможно серьезно. И я даже знаю, кто.
        Интересно, мамуленька-то у меня живая еще? Не утонула в этом цветочном безумии?
        - Мааам! - позвала я погромче, не проходя в квартиру.
        А то мало ли? Она у меня дама активная, молодая и роскошная во всех отношениях. Может, очень занята сейчас? Впечатлилась букетами и рассказывает о своих впечатлениях их дарителю. В разных позах.
        А я тут без звонка заявилась.
        - Котя, это ты? Иди сюда, солнышко, - голос мамуленьки раздавался из кухни.
        Значит, одна, можно не опасаться заработать слепоту, нервный тик и плохой ночной сон.
        Я, аккуратно переступая через цветы, пробралась на кухню, которую мамуленька не захотела, следуя новым модным веяниям в дизайне помещений, объединять с гостиной.
        Здесь тоже хватало цветов, но все перебивал аромат кофе. А кофе моя мамуленька умела варить невероятный. Она не признавала всяких наворотов, типа гейзеров, сложных автоматов и подобной ерунды, а делала по-старинке, в турке, доставшейся от прабабки. А той отец привез. Из Германии. Трофей военный.
        Невозможно дурманный аромат кофе, с корицей, мускатным орехом и еще кое-каким секретным ингредиентом, который мамуленька мне пока что не открывала, распространялся по всей маленькой кухне, будоражил и вызывал слюноотделение.
        Вот как так?
        Только что плотно позавтракала, выпила совсем неплохой капуччино, но здесь опять словно голодная.
        - Какими судьбами?
        Мамуленка оторвалась от плиты и чмокнула меня в макушку.
        - Да вот... Мимо проезжала, блинчики привезла...
        Я поставила на стол пакет с блинами. Уселась, отодвинув подальше корзину с цветами.
        - А что у тебя здесь за оранжерея?
        - Да так, ничего особенного... Просто знаки внимания, - мамуленька нахмурилась, поджала губы, явно не собираясь развивать тему.
        - Это Юрий что ли? Как у вас с ним?
        Когда надо, я умею быть бесцеремонной, да.
        - Никак. Это все глупости.
        О как! Рассказывать, значит, не хотим...
        Интересно, когда же я обо всем узнаю? Когда они в ЗАГС заявление подадут? Или когда меня обрадуют скорым появлением сестры или брата?
        В целом, я была рада за мамуленьку. И нисколько не ревновала. Потому что пора бы ей уже переключиться с карьеры и построения бизнеса на личную жизнь. Хватит по отцу горевать, тем более, что он был тот еще засранец.
        Она с ним больше наплакалась, чем навеселилась.
        Нет, я все понимаю, первая любовь, еще со школы, страсти, горение, отношения. Бедовый, разнузданный бэдбой, в косухе и татухах, второгодник и матершинник, и милая отличница, которую попросили подтянуть его по геометрии. Вот и подтянула. И он ее... Подтянул. Классика, короче говоря. И все остальное тоже по классике.
        Моя бабуленька чуть инсульт не поймала, когда мамуленька залетела мной. Но об аборте и тому подобных вещах даже не заикалась. И мне радовалась. И все радовались. И отец, старавшийся остепениться, доучиться, найти работу, что в веселых девяностых было непросто, тоже.
        И росла я в любви и радости.
        А потом отец погиб, бессмысленно и глупо, разбился на своем любимом байке. Любил он погонять с приятелями, постоянно во всяких нелегальных заездах участвовал. Наплакалась с ним мамуленька, пытаясь образумить бешеного парня. Словно чувствовала, не хотела отпускать в последний раз. Я не помню этого, я даже отца толком не помню, но мама рассказывала, что я устроила истерику, вцепилась в джинсы у дверей, еле оторвали.
        Говорила, что поцеловал меня, улыбнулся жене и ушел.
        Его байк залетел под здоровенный самосвал. Даже хоронить нечего было, все сгорело.
        И мамуленька, как раз тогда учившаяся на последнем курсе института, осталась вдовой. Со мной, маленькой. Конечно, поддержка бабуленьки никуда не делась, поэтому мама доучилась и нашла работу.
        И делала успехи. И карьеру. И потом свой бизнес, очень удачно стартовав на наработанных клиентах.
        Вот только замерзла как-то, стала жесткая и закрытая. Я, по крайней мере, помнила всегда ее только такой. Готовой рвать зубами за мое благополучие, но никогда лишний раз не обнявшей.
        И вот теперь даже этот поцелуй в макушку был лаской невероятной. И эти ее эмоции по отношению к Юрию, тоже были чем-то новым.
        Мужчины в ее жизни, наверняка, случались, но никак не влияли на мироощущение. Это, скорее всего, было то, что Лара называла " для здоровья". Я их не видела, так, может, пару раз за все время, и обсуждать свою личную жизнь мамуленька со мной не собиралась.
        Поэтому проявление эмоций, да еще и такое... Прямо Снежная королева начала подтаивать... Превращаться в живую женщину. Главное, чтоб в легкое облачко не превратилась, как в той сказке про Снегурочку. Хотя, это вряд ли.
        - Сама-то что здесь делаешь? В моем районе? Далековато от тебя...
        Да уж, переключать внимание мамуленька умела мастерски.
        - Да так... Решила заехать, узнать, как ты...
        - Котя. - Мама разлила кофе по чашкам, отставила турку остывать и села напротив, - не увиливай. Что случилось?
        Все. Допрос с пристрастием. А я-то хотела бличиками порадовать...
        - Вадим пригласил на завтрак. И подвез по дороге. И вообще, я что, не могу просто так к маме зайти? А вдруг, я соскучилась?
        - Вадим? Тот самый? - пропустив мимо ушей мой глупый наезд, ухватила суть мамуля, - он же женат?
        - Женат.
        - Завтрак? А до этого что было? Ужин? Ночь?
        Да, железная леди во всей красе. Пожалуй, пора линять. И блинчики заберу. Нечего ее подкармливать.
        - Я пошла. - Поднялась я.
        - Стоять.
        Голос мамуленька не повышала, но ноги подкосились сами.
        - Не смей так уходить.
        - Я, вообще-то, уже давно совершеннолетняя, - укорила я ее, отпивая кофе для успокоения нервов.
        - На мозгах это, похоже, не отразилось никак, - сухо прокомментировала мамуленька, тоже делая глоток и кивая на блинчики, - давай, распаковывай. Попробую , что ты там принесла.
        Я потянулась к пакету, стараясь сдержать тяжкий вздох. Похоже, намечается профилактическая беседа.
        Последняя такая случилась о пользе предохранения. Мне было двенадцать.
        Вышла я от мамуленьки через два часа, совершенно не в настроении, с гудящей головой и явно заметным паром из ушей.
        Поэтому притаившемуся в глубине двора Вадиму не повезло от слова абсолютно.
        Мельком глянув на альфапокорительную улыбку, я со вздохом плюхнулась на сиденье и отвернулась к окну.
        Всю дорогу до дома я отделывалась междометиями и "да" и "нет". Злилась на Вадима, показательно не замечавшего моего дурного настроения и старавшегося меня растормошить.
        В конце пути меня накрыло. Сам виноват. Из-за него я сегодня заработала головную боль и предвидела возможный жесткий контроль мамуленьки. А мне, между прочим, двадцать четыре! И я, между прочим, далеко не наивная девочка!
        Да я, работая когда-то на мамуленьку и продавая консалтинговые услуги, что всегда в глазах норамльных людей приравнивалось к продаже воздуха, сама умела так разговаривать при необходимости, что взрослые мужики открывали рты и не знали, что сказать!
        И почему это не срабатывало с моей железной леди? Почему, каждый раз, получая от нее выговор, я ощущала себя маленькой нашкодившей девочкой?
        И кто в этом виноват сейчас?
        Конечно, Вадим!
        - Катенька, так я заеду вечером? Сходим куда-нибудь... - Вадим вышел, открыл мне дверь машины, изображая из себя кавалера, а затем совершенно неожиданнол привлек к себе и поцеловал. В последний момент я уклонилась и поцелуй пришелся в щеку. Что, впрочем, не смутило, и наглые губы скользнули по шее, к ушку, нашептывая с сексуальной хрипотцой:
        - Мне очень хочется тебя снова увидеть, ты же понимаешь?
        Да конечно я понимаю! И ты сейчас все поймешь!
        - А ты успеешь к вечеру развестись? - я отодвинула его от себя, опять с наивной придурью хлопнула ресницами.
        - Развестись? - ага, не ожидал? Получи гранату! А чего это глазки так забегали?
        - Да... Потому что с женатыми мужчинами я не встречаюсь.
        Я высвободилась из его рук:
        - До свидания. Спасибо за завтрак.
        - Подожди! - он рванул следом, схватил меня за руку, опять притянул к себе. - Катенька, ну это же так быстро не делается... Ты же понимаешь...
        - Вот разведешься - и приходи.
        Я дернулась, выворачиваясь из объятий, и забежала в подъезд. Вадим, скорее всего, хотел мне еще что-то сказать, но я уже не настроена была слушать. И терпеть, изображая недалекую дурочку. Хотелось домой, лечь в постель, утащить под бок Бусю и подремать.
        Квартира встретила меня убойным грохотом Раммштайн с аккомпанементом Буси.
        Прекрасно просто.
        Я устало повалилась на кровать, потянулась за берушами, планируя отдохнуть от дурацкого начала дня, когда музыка внезапно смолкла, и злой голос из-за стены поинтересовался:
        - Ну, как свидание? Кончила?
        Гадский мальчишка! Тебя еще мне, для полного счастья, не хватало!!!
        - Завидуешь что ли? - я постаралась сдержать себя. Говорить лениво и расслабленно. Пусть помучается, гад настырный. А то совсем берега попутал.
        - Да было бы чему! - в противовес сказанному, голос звучал глухо и зло, так, словно сосед еле сдерживался, чтоб не заорать опять и не застучать в стену своими пудовыми кулаками.
        Вот надо же, восемнадцать лет, а кулачищщи размером с мою голову... Как так?
        - Тому, что не ты причина! - и зачем я это? Не надо бы провокаций, тем более глупых таких. Сдержаться надо, может, тогда он успокоится и даст мне подремать. Без воплей Раммштайн? А меня прямо за язык дергает что-то, так и хочется сказать гадкое, неприятное, злое. Завел меня все же Вадим, а мамуленька добавила градус злости.
        Похоже, все сейчас соседу и достанется.
        - Да больно надо! Старая ты для меня, тетя! - опять к тете вернулись? Ну-ну... - А я - парень молодой, сексуально активный, мне много надо, и так, чтоб по-разному. А ты ж, наверно, только миссионерскую и знаешь? А?
        - Да мне ее хватило... - так, голос понежнее, позадумчивее, придыхание добавить. Чтоб думал, что вспоминаю и глаза мечтательно закатываю. - Главное, не разнообразие, а мастерство...
        - Да у твоего старикана сил не хватило тебя даже придержать! Видел я, как он цеплял тебя у подъезда! - а голос-то все злее, раздраженнее...
        Забавно... Наблюдал, значит?
        - А у тебя только и хватает сил, чтоб за другими подглядывать! На большее ты не способен, сопляк!
        - Да ты овца! Чего ты знаешь обо мне! - все же сорвавшись, заорал Витенька и ожидаемо грохнул кулаками по стене, вызвав у меня довольную улыбку.
        Хоть кого-то довела, не только же мне все...
        Я с удовольствием подхватила инициативу, отлаиваясь в ответ незло, но язвительно, и выслушивая матерные угрозы и описания того, что он со мной сделает, если доберется.
        Злой голос Витеньки заводил меня невозможно, хотелось довести его до белого каления, и я это успешно делала.
        Сосед сначала орал, угрожал, затем язвил, методично рассказывая, на что способен и неспособен мой воображаемый любовник, а я поддерживала скандал, не давая ему затухнуть и чувствуя, как уходит напряжение этого утра.
        Вот только на место злости и напряга пришло кое-что другое.
        Я отчего-то все время держала перед мысленным взором яростные , наверняка ставшие синими от гнева глаза Витеньки, его сжатую челюсть и напряженные манящие губы, его крепкие тяжелые руки со вздувающимися мышцами, его кулаки, упирающиеся в стену, когда он выкрикивал оскорбления.
        И, внезапно, острое воспоминание нашего поцелуя в подъезде, близости его тела, неотвратимости его действий... Своей неправильной, но такой сладкой реакции на происходящее.
        Увлекшись, я не сразу осознала, что уже не просто лежу, весело переругиваясь с соседом и дразня его злыми поддевками, а глажу себя, дотрагиваюсь,то легко и воздушно, то грубовато и жестко до груди, до раскрытых губ, мягко прикусываю пальчики, развожу в сторону ноги...
        И слушаю, с упоением слушаю голос соседа из-за стены, который, оказывается, незаметно и пугающе быстро для меня, перешел от оскорблений к мягкому журчащему описанию того, что бы он со мной сделал, если б находился рядом. И что мне сейчас надо делать. И как.
        И, самое главное, что я подчинялась!
        - Катенькаааа, - шептал он, горячечно, со стоном растягивая мое имя, - сладкая, вкусная, я бы целовал тебя, губки твои мягкие кусал, гладил бы тебя везде, хочешь? Ты ведь хочешь?
        Голос звучал прерывисто и в то же время невозможно настойчиво, невозможно возбуждающе, не поддаться ему было нельзя, нереально. И я сама не поняла, как простонала в ответ, тихо, еле слышно:
        - Хочу...
        А он услышал, сразу услышал, выдохнул взволнованно, со стоном, и зашептал еще более хрипло, царапая мне все внутри этими интонциями, вводя в транс:
        - Да, да, да... Я тоже хочу... Очень хочу, чтоб ты сняла майку, потерлась об меня, скользнула по моей груди, чтоб губы твои, искусанные, распухшие, по моей коже скользили, ниже, ниже, а я смотрел бы на тебя, в глаза твои темные, голодные, ты ведь хочешь? Да? Хочешь?
        И я опять , не помня себя и представляя только, как я трогаю его, провожу губами по влажной от пота коже, собираю его вкус, упиваюсь им, опускаюсь на колени перед ним, прохрипела:
        - Да... Хочу...
        Пальцы мои, предатели, сами скользнули за кромку комбеза , с уже давно, оказывается, спущенными лямками, добираясь туда, где я остро в них нуждалась, где сейчас просто необходимо было дотронуться, прикоснуться, потереть...
        За стеной слышалась возня, шепот не оставлял меня в покое, не давал ни секунды передышки, дурманя, сводя с ума окончательно, потому что понимала я , прекрасно понимала, что это за возня, и что он там делает, и почему у него голос уже не хрипит, а буквально рвется, и представляла себе эту горячую картину, и мозг отключался совершенно, оставляя только инстинкты голые, только жажду наслаждения и освобождения.
        - Катенька, маленькая, маленькая моя, моя, моя... - хрипел сосед за стеной, - слышишь, я приду сейчас, открой, я приду к тебе.
        И тут я замерла.
        И распахнула глаза.
        И увидела, где у меня руки.
        И где комбез. И где майка.
        И голос за стеной, с ума меня сведший.
        Я подскочила, лихорадочно натягивая лямки комбинезона и опуская майку на грудь, рванула к выходу из квартиры, забыв про обувь, стремясь только убежать подальше от этого марева, дурманящего голоса и сумасшедшего парня, управляющего мною даже через стену.
        Я распахнула дверь, выбежала прочь к лестнице и не услышала, как за стеной сначала чертыхнулись, потом что-то упало, и раздался удаляющийся топот.
        А затем отлетела в сторону и грохнулась о стену соседская дверь.
        Я бежала, как перепуганный зайчик от волка, удирала по лестнице вниз босиком, наплевав на все, не понимая, куда я бегу, и только стремясь быть подальше от него. От соседа. С его голосом, с его жадностью, с его властью надо мной.
        И так я была увлечена своим побегом, что не сразу даже поняла. Что меня поймали.
        Только забилась в сильных руках верткой рыбкой, пытаясь вырваться, и не могла, потому что голос, подчиняющий, жадный,вернулся, давлея, уговаривая, проникая в возбужденное сознание, в испуганный мозг:
        - Катенька, ну куда ты... Ну чего ты... Дурочка моя... Моя... Моя... Моя...
        И от каждого этого "моя" что-то во мне содрогалось, желая покориться, тело само льнуло все ближе, особенно когда к голосу присоединились губы. Жадные такие. Настойчивые. Сводящие с ума быстрыми поцелуями похлеще, чем голос. И я , прекращая сопротивляться, ответила, сама потянулась, не соображая ничего, обняла, сладостно вдыхая невозможный дурман его кожи, и не понимая, что со мной происходит.
        Не замечая, как несут меня обратно, заносят в квартиру, не мою, соседскую, где все пропахло им, моим сумасшедшим соседом, и от этого становилось еще жарче, еще горячее, и мыслей не было никаких. И стоп-сигналов в голове никаких.
        Только руки его, сильные, такие сильные, но в то же время нежные, опытные, раздевающие меня, незаметно, но очень быстро и умело. Только губы его, сухие и твердые, скользящие по горячей, измученной касаниями и поцелуями коже, дарящие такое блаженство и забытье, что сил отвечать не было, только растворяться в этом всем.
        Только голос его, опять этот голос, сумасшедше хрипящий, царапучий, прямо по сердцу, по натянутым нервам проводящий жесткой щеткой, делающий из них струны, которые можно настраивать так, как ему хотелось, добиваться той мелодии, которая была ему нужна.
        Я не видела ничего вокруг, не соображала, куда он меня принес и что он делает. Только тянулась к нему, подставляясь под ласковые и неторопливые касания, схожие с лучами утреннего солнца, еще нежаркими, но настойчивыми, обещающими залить все своим теплом, даря радость всему живому.
        А потом солнце стало жарче, затапливая меня своей невозможной энергией, накатывая волнами, жгучими, обжигающими просто, дарящими сладкую, такую желанную боль, и я выгибалась, стараясь получить как можно больше тепла, больше, больше, больше...
        И когда стало уже невозможно терпеть, когда зажглась кожа, отзываясь на малейшее касание рук и губ, я внезапно изогнулась и поняла, что горю, что сама стала этим жгучим лучом, что умираю и заново рождаюсь...
        - Катенька, моя девочка, моя сладкая...
        Я лежала, обнимая крепкое, сильное , молодое тело своего соседа, слушала его хриплый сбивчивый шепот, не оставляющий меня ни на секунду, и чувствовала полнейшее, абсолютное опустошение и успокоение. Словно я все правильно сделала. Так , как надо.
        И когда шепот прервался, потому что сосед захотел второй раз за этот день побыть для меня солнцем, я только закрыла глаза и погрузилась в томную, обжигающую негу, которую дарили его руки. Подчиняясь, лаская, отвечая.
        И наплевав хотя бы на короткое время на свои принципы, на свои правила, и всю остальную глупость, которой забивала себе мозг.
        Могу я хотя бы раз в жизни перестать думать? Просчитывать? Решать? Могу я, как моя Кошка, поступить по своему желанию? Уйти туда, куда хочу?
        Сейчас я хочу в руки самому потрясающему мужчине в своей жизни. И не важно, что ему только восемнадцать. И не важно... Да вообще ничего не важно.
        Сегодня я - Кошка, я пришла к нему, и я дарю ему себя. Так же, как он отдает мне всего себя. Сейчас. В это мгновение. Только оно у нас и есть.
        Я напрягла руки, упираясь в крепкие плечи соседа, приостанавливая его. Лишь для того, чтоб заглянуть в серые глаза. И утонуть в них без надежды на глоток воздуха. Потому что теперь он не был солнцем. Он был морем. Неотвратимостью, сладкой и текучей. И я тонула в нем. С готовностью. С радостью. С полным пониманием происходящего в этот раз. И принятием этого.
        Он играючи заполнил собой каждую клеточку моего, уже обласканного солнцем тела, и от соприкосновения воды и огня кожу закололо искрами боли и удовольствия, так сильно, что я закричала, громко и безудержно, и только его поцелуй немного приглушил мой восторг.
        Я не вспомню никогда , сколько это все длилось, как и не вспомню в точности слова, что шептал он мне. И что делал со мной, не вспомню. Да это и не важно.
        Потому что то свое ощущение сначала всепоглощающего жара, затем сладкого парения на волнах я не забуду никогда. Не буду вспоминать. Но и забывать не буду.
        И не буду думать о том, что произойдет утром, когда дурман окончательно рассеется , и я приду в себя. И стану собой прежней.
        - Кошка... - мягкий шепот у уха, тяжелое дыхание, и навалившееся , обездвиживающее меня тело дали понять с утра, что, пожалуй, я заигралась к Кошку, гуляющую сама по себе. И пора бы уже приходить в чувство. - Катюш... Спишь?
        Да нет, не сплю уже... И хотела бы, чтоб хоть немного это чудесное состояние безвременья продлить, но как тут уснешь, когда явно дают понять, что не сна от тебя ждут. Совсем не сна.
        Я замерла, надеясь, что гадский наглый сосед, соблазнивший-таки меня своим роскошным телом и гипнотическим голосом, уймется и пойдет... Ну, в ванную , например. А я в это время спокойненько и быстренько на выход... Да, знаю, малодушно и глупо, но смотреть ему в глаза, разговаривать, я была вообще не готова.
        Очень хотелось оказаться в своей кровати, забраться под одеяло и просидеть тихо, как мышка, остаток жизни. Носа не высовывая.
        Но куда уж мне, с моим везением.
        Не знаю, чем я себя выдала, может, дрогнула или пальцем дернула, но Витенька сразу же развернул меня к себе, возбужденно пыхтя, прошелся широкими ладонями по телу, сразу охватывая такой плацдарм, что нервные окончания взбудоражились и все разом счастливо и предвкушающе заныли. Я непроизвольно прогнулась, потому что кожа моментально вспомнила, что это такое - гореть и плавиться под требовательными руками наглого мальчишки.
        Витенька радостно навалился сверху, что-то ласково и неразборчиво шепча, явно намереваясь продолжить свое разрушительное воздействие на мой разум и созидательное - на организм.
        Я почувствовала сладкий отклик всего тела на эту инициативу, и поняла, что надо выходить из подполья. Потому что, еще немного таких действий, и повтор безумной ночи мне обеспечен. И Витенька заведется, он и так уже вполне себе... Заведен, судя по тому, что я ощущаю животом. И я тоже не смогу противиться, опять пропадая под ласковым неотвратимым напором.
        Поэтому, я , не открывая глаз, чтоб раньше времени не капитулировать, уперлась руками в его широкие плечи и попыталась оттолкнуть.
        - Постой... Мне надо... Пусти...
        Он разочарованно повалился на спину, напоследок погладив меня по бедру.
        - Жду тебя, котенок.
        Я , приоткрыв глаза и все так же избегая смотреть на него, обмоталась простыней и ушлепала в ванную, где долго смотрела на себя в зеркало, пытаясь найти хоть крупицу разума в бешеных, горящих глазах незнакомки, пялящейся на меня оттуда.
        Затем подтянула простыню, скрывая тело, выдохнула и вышла. Решать проблему, устроенную мне предательским телом и коварно воспользовавшимся этим соседом.
        Звон посуды указал мне местонахождение Витеньки.
        Я встала в проходе, на какое-то время залипая на мускулы, плавно перекатывающиеся на мощной обнаженной спине, на гладкую кожу, от которой не могла оторваться сегодняшней ночью, на крепкую шею, которую так сладко было целовать.
        Мой малолетний любовник повернулся, почувствовав мой взгляд, улыбнулся.
        - Сейчас кофе сделаю.
        Затем подошел ко мне, уже с легкой тревогой разглядывая напряженное лицо, попытался привлечь за талию к себе. Я вывернулась.
        - Ты чего, котенок? Что-то случилось?
        Я сглотнула незаметно, отвела взгляд, не в силах смотреть на него. Надо просто быстро сказать и уйти.
        Просто и быстро.
        - Слушай... Я не думаю, что это все была хорошая идея... В смысле, я думаю, что это все не надо... Продолжать...
        Он убрал руку от меня, но остался стоять совсем рядом, привалившись к стене и пристально смотря на мое, наверняка покрасневшее и растерянное, лицо.
        Глаза его скользили по мне, я буквально ощущала физически этот взгляд. Злой и острый. Такой острый, словно сейчас дыр во мне наделает.
        - Вот как. И почему? Не понравилось?
        А голос -то какой! Совсем не похож на хриплый сладкий ночной шепот, на мягкое мурлыкание, на повелительный рокот, прорывающийся временами и заставляющий все внутри дрожать и подчиняться. Холодный тон, отстраненный. Равнодушный. Переживая внезапную боль в кольнувшем сердце, я , упрямо не глядя на него, продолжила:
        - Не в этом дело. Просто нам не по пути. Тебе еще на ноги вставать. А я... Не хочу ждать. И мешать тебе.
        - Чегоооо? - а это теперь в голосе растерянность, - не понял тебя. В смысле, на ноги вставать? Тебя не устраивает мое положение?
        - А что, должно устраивать? - я не выдержала и посмотрела все же на него. И в самом деле растерянного. Удивленного. И разозлилась. То есть, он считает, что все нормально сейчас? Все зашибись? Или его устраивает такое положение? А что, удобно, тетка под боком, развлекайся - не хочу. Пока не надоест. Пока учится, пока родители содержат. И знать никому не обязательно. Такая маленькая грязная тайна. - У меня свои планы, в них не входят отношения...
        - С таким, как я. Правильно? - договорил за меня он. Зло очень. Жестко. - А какой тебе нужен?А?
        - Витя, - я решила смягчить разговор, не портить отношения окончательно, хотя уже понимала, что это полный провал, финиш. И почему-то больно так было. Хотя ведь все правильно, правильно, черт возьми! - Ну зачем я тебе, а?
        Я подошла, не удержавшись , провела ладонью по руке. Он не шевелился, стоял, как каменный, напряженно и зло смотрел перед собой. Только желваки ходили.
        - У тебя все впереди, тебе надо на ноги встать, наладить жизнь, начать работать, зарабатывать...
        - А тебе деньги, значит, нужны? - сквозь зубы спросил он, не поворачиваясь.
        - А тебе нет?
        Ну, в конце концов, это смешно. Должен же он понимать, что у наших отношений нет будущего? Ну, поддались эмоциям, ну совершили ошибку. Собственно, этот взрыв, который случился вчера , был неизбежен. Наш конфликт должен был чем-то таким завершиться. Слишком остро все было, на грани. Он меня с самого начала выводил так, как никто в этой жизни. Да и я на него как-то не совсем здорово действовала. Вот и получилось... То, что получилось. И надо, наверно, просто переступить через это и продолжать жить. А не выдумывать себе воздушных замков о невероятной любви.
        - И что, у этого твоего... У него хватает денег? На тебя? А?
        Не туда куда-то наш разговор зашел... Я, проклиая себя за косноязычие, вообще-то для меня нехарактерное, но тут внезапно напавшее, отступила на шаг назад, понимая, что конструктивизм беседы упущен. И надо уходить.
        А Витя шагнул следом, резко и жестко прижимая меня к стене, неистово и безостановочно обшаривая своими огромными руками, причиняя боль.
        - А сколько тебе надо, а? Сколько ты стоишь? Может, я наскребу?
        Так, все , это уже верх наглости.
        И как я вообще могла подумать, что с ним можно разговаривать? Договариваться? Я резко выбросила руку вперед, от души заезжая нахалу по физиономии. И одновременно вцепляясь ногтями в щеку. До крови.
        Он выругался и отпустил меня, зажимая царапины и сверля меня злым неверящим взглядом:
        - Бешеная кошка!
        Отвел пальцы от лица, глянул на кровь. Опять посмотрел на меня.
        И я поняла, что надо срочно уносить ноги. И быстро.
        Здесь мое глупое тело было со мной солидарно.
        Я подхватила края простыни и метнулась ко входу, резвой белкой перебегая на свою территорию. В квартиру, двери которой я так со вчерашнего дня и не заперла.
        Только успела закрыть замок, как с той стороны обрушились удары пудовых кулачищ.
        - А ну отрывай! Зараза такая! Мы не договорили еще! Я не услышал цену!
        Дверь сотрясалась, Буся, выбежавшая на шум, истерически лаяла, а я, как была, в простыне, сползла без сил прямо на пол прихожей рядом с вешалкой и заплакала.
        Вот я дура, Господи, непроходимая просто. И зачем вообще полезла к нему, поддалась на его соблазнение? Зачем это все? Ведь знала же, кто он. Какой он. Нет же, повелась. Вот и слушай теперь , дура. Идиотка. Дрянь. Сама виновата, сама.
        Немного посидев, я все же обратила внимание на Бусю, тревожно воющую у моих ног.
        Непорядок это. Собака плачет, напугалась. И так я ее бросила одну на полсуток. Хорошо, что кормушку ей купила специальную, с дозатором, поэтому голодной моя псинка не осталась. Но все равно. Одинокая и неприкаянная бродила по пустой квартире, пока хозяйка за стеной разврату предавалась. Ужас. Ужасная из меня владелица собаки. Безответственная.
        Витенька еще какое-то время колотил по двери, радуя соседей очередным концертом, затем угомонился и зашел к себе.
        Попытался вывести меня на разговор через стенку, сначала ругая и обзывая, а затем уже спокойно спрашивая, что мне надо, что происходит в конце концов.
        Я не отвечала, полностью игнорируя и занимаясь ликвидацией последствий собачьего полусуточного безделья. Как хорошо, что есть , чем заняться! И не надо думать! И можно не вспоминать. А если еще и наушники одеть и включить музыку погромче...
        В итоге сосед утомился, и примерно через час мои стены и пол привычно сотрясали низкие хрипы Оззи, уже ставшего практически родным.
        Я вздохнула, приняла душ, критически оглядела себя в зеркале, но особых ужасов на коже не обнаружила, хотя , по идее, должны быть, Витенька был по-юношески неаккуратен. И горяч до безумия. И... так, стоп!
        Быстренько оделась, подхватила Бусю и самокат, и выбежала на улицу.
        По пути набрала Ларе и напросилась в гости.
        Не уверена, что смогу рассказать о своем падении, но просто тепла и участия близкого человека хотелось до безумия.
        Лара была мне рада, за болтовней пролетел вечер, и явившийся с работы Лелик повез меня домой. Выглядел он непривычно счастливым и довольным. Явно что-то задумал. А, учитывая спокойствие Лары, которой я так и не решилась ничего рассказать про ночное происшествие, подруга явно была не в курсе происходящего.
        Я влезать не собиралась, интересоваться - тоже.
        Хотя была уверена практически на сто процентов, что Лелик опять накосячит.
        Но раньше времени это точно не мое дело.
        Лелик нагло остановил свой трактор прямо возле подъезда, я открыла дверь, прислушалась. Грохот стоял неимоверный. Черт, как соседи его еще не прибили? Хотя, время только десять. Еще может целый час людей мучить, меломан проклятый.
        Лелик выскочил следом за мной, покрутил башкой, выискивая источник грохота, присвистнул.
        - Котя, может поговорить с этим придурком? А?
        - Не надо, - поспешно открестилась я, опасаясь справедливо, что перестарается Лелик. Да и Витеньку жалко. - Сама разберусь.
        - Да, в этом я нисколько не сомневаюсь, - Лелик улыбнулся вполне приветливо, это для меня, уже привыкшей и переставшей вздрагивать от ужаса каждый раз, а посторонние вполне могли в обморок грохнуться.
        Я покачала головой, в который раз уже восхитившись выдержкой подруги. Чтоб такое рядом терпеть, это как же любить надо?
        И, отвлекшись на размышления, упустила хамский намек Лелика на то, что я не слабая девочка, а та еще звезда.
        Нет, я, конечно, та еще ... Звезда. Но , черт, не обязательно об этом говорить!
        Я поморщилась, хлопнула дверью назло погромче, зная , как трепетно Лелик относится к своей строительной технике, и абсолютно уверенная, что ничего ей, этой самой технике, не будет, и пошла к подъезду.
        Квартира меня встретила невозможным грохотом.
        Я вздохнула, выпила кофе и улеглась спать.
        В берушах.
        И ничего мне не снилось. Совершенно.
        Глава 5
        С ночи моего грехопадения прошла неделя.
        Надо сказать, она не была легкой. Нисколько.
        Витенька словно с ума сошел, устраивая такое, что прошлые его выверты казались детскими невинными шалостями по сравнению происходящим теперь.
        Кажется, наша с ним близость послужила катализатором, и мальчик наконец-то понял, для чего ему нужна квартира.
        Созрел, короче говоря.
        Теперь из-за стены я слышала не только постоянный долбеж музыкальных басов, но и крики, разгульные пьяные голоса, женский смех. Тянуло сигаретами, спиртным. В подъезде постоянно отирались всякие странные личности, устраивали курилку, задымляя все до состояния полной невидимости. А по ночам, когда прекращалась музыка, начинался шум другого сорта. Женские крики, пошлый стоны, мат.
        И все это громко. Очень громко.
        Будь я хоть немного более эгоцентрична, решила бы, что сосед устраивает такие шоу специально для меня. Ну, типа, чтоб я слышала и страдала.
        И не сказать, что у него совсем не получалось добиться цели.
        Просто я не уверена, что именно это являлось ею. Целью.
        С большей вероятностью можно было предположить, что Витенька просто пошел в разнос. Как и многие свободные парни его возраста. Ну и, конечно же, возможность досадить вредной соседке, меркантильной дряни, не пожелайшей спать с ним просто так, из любви к искусству.
        Я переживала. Сама от себя прятала эти глупые эмоции. Но переживала. Особенно, когда смех и стоны из-за стены слышала. Горько было, что вот так вот повелась, позволила увлечь себя, соблазнить. И кому? Мальчишке совсем, глупому и тщеславному.
        Странно, что изначально он совсем другим показался. Вернее, не изначально. А потом, когда поближе познакомилась.
        В какой-то момент я решила, что Витенька не по возрасту разумен, сдержан, серьезен. Удивлялась еще, дурочка, что вписки не устраивает, имея свободную хату!
        Вот на теперь, получи и распишись!
        Все же возраст, его безбашенность, эгоистичность и глупость никуда не денешь.
        Скорее всего, Витенька сдерживал свои порывы какое-то время, потому что на меня нацелился. Как истинный самец, будущий и настоящий покоритель женских сердец и не только сердец, он прорабатывал разные ходы, выстраивал пути решения задачи.
        Сначала ведь напрямую ко мне подкатывал, мышцами играл. Самой простой и ровной дорогой шел. И наверняка видел, как на меня это действует. И давил дальше.
        Но я оказалась крепким орешком. На фактуру не повелась. Тогда было решено брать меня измором. Строить из себя хорошего мальчика. Приносить продукты, есть мою еду ( и совсем не факт, что она ему нравилась), на глазах постоянно крутиться. И все шло по плану ведь!
        Я прекрасно помнила свои ощущения, как засматривалась на него, на его плечи, руки, губы. Ну хорош же поганец, ну чего скрывать! И, вполне возможно, что Витенька тихой сапой додавил бы меня, затащил в постель в итоге.
        Но тут нарисовался Вадим. И соседа сорвало.
        И ко мне применилась тяжелая артиллерия. Ракетные войска. После которых, прямо как в их девизе, полная тишина.
        Ну что я могу сказать?
        Если все в самом деле так, как я думаю, а оно, скорее всего, именно так, то Витеньку ждет карьера великого соблазнителя. Он уже , смотрю, бодро в этом направлении движется.
        Конечно, натренировался на мне, гад, отточил мастерство...
        Все эти аналитические выкладки и мысли, как и постоянный шум за стеной, мучали меня, не давали спать, не давали работать.
        Я уже забыла, когда видела мою Кошку. Похоже, что она пряталась в недрах подсознания, не желая показываться. Ушла, обидевшись на мою глупую ошибку, стоившую мне внутренней гармонии и спокойствия.
        Я целую вечность не сидела в своем любимом кресле-качалке с какао и не встречала рассвет. Не смотрела на ночной город. И луна не заглядывала больше в мою комнату, не заполняла ее своим ласковым сиянием.
        Моя жизнь, словно в дурацком романе, разделилась на до и после.
        И точкой отсчета "после" следовало считать мою злополучную слабость, дурацкую горячую ночь с соседом.
        Честно говоря, я не знала, что делать. Потерялась просто. Навалилась какая-то апатия, бессмысленная и глубокая.
        Я никак не реагировала на Витенькины загулы, не стучала больше в стену железной тарелкой, какие бы кошачьи свадьбы он там у себя ни устраивал.
        Кстати, соседи наконец-то вышли из анабиоза, и , в отличие от меня, возросшей в разы Витенькиной активностью были недовольны. Пару раз на особо удачные вечеринки заезжала полиция, и до утра становилось тихо.
        Но на следующий день все продолжалось в прежнем формате.
        У меня сладывалось впечатление, что сосед добивается реакции именно от меня, словно задался целью вывести из себя, разозлить, получить ответ.
        Прямо как раньше, в самом начале наших, таких нелепых отношений.
        Но я молчала, не доставляя ему такого удовольствия.
        А примерно через неделю после открытия прямо за моей стеной этого филиала ада, я решила, что хватит. Апатия моя и самобичевание по поводу собственной глупости и слабости сошли на нет.
        Работа стояла, я уже отправила Антону все наработки, что прятала на черный день, и теперь надо было снова начинать рисовать.
        Лара звонила пару раз, но как-то скупо и напряженно. Складывалось ощущение, что Лелик таки сделал то, о чем так таинственно молчал в нашу последнюю встречу, и теперь подруга в шоке. И надо было выяснять, что с ней.
        Мамуленька уехала на выставку в Париж и что-то там подзадержалась, потому что смс о том, что она вернулась на родную землю я не получала. А пора бы уже, сроки подходили к концу. Не то, чтобы я сильно взволновалась, она у меня женщина свободная, куда хочу - туда лечу, но все же.
        Вадим Петрович, отчего-то решив, что последнего нашего разговора не было, упорно атаковал меня смс, звонками и подарками. Глупыми и пошлыми мишками размером с меня и такими же идиотскими букетами цветов. Подарки приносили посыльные, их пропаливали гости Витеньки, а иногда и он сам, и после этого в моей квартире не дрожало от музыки только то, что было привинчено к полу.
        Буся подросла, обросла веселыми кудряшками, ее надо было стричь.
        Короче говоря, пора было возвращаться к жизни. И прекращать старадать фигней.
        Первым делом я решила вопрос с работой.
        Понимая, что не смогу работать дома в такой обстановке, я напросилась к Антону в офис. Он был только за. Мое место у окна оперативно освободили, и я в рекордные сроки обустроила там маленький кусочек моего прежнего рая, с цветами, гирляндой для настроения и лежанкой для Буси. Слава Богу, у нас в офисе демократия, дизайнеры - они такие, не терпят условностей, а Антону главное , чтоб работали и ему не мешали, а так пусть хоть слона с собой привозят. Так что Бусе все были душевно рады. А я смогла наконец нормально работать. Конечно, Кошку я не трогала, это мое, личное, слишком интимное, но слоники для цветочных магазинов и брутальные болты для шинной компании ваялись очень даже резво.
        Мамуленька вернулась с выставки, странно загорелая, хотя в Париже летом то еще пекло, но все же не тропическое, и с сияющими глазами. Цветы у нее в квартире сменились на милые безделушки стоимостью в половину ее машины, а также были мною замечены неопознанные, но явно мужские тапки. На прямые вопросы мамуленька морозилась и подозрительно краснела.
        Я удивлялась нехарактерному поведению и уже на полном серьезе ждала, что вот-вот объявят о пополнении семейства. Возможно, сразу на двух членов.
        Лара ходила грустная. Лелик начал подозрительно часто задерживаться на работе, отговаривался делами, и подруга подозревала измену. И отчего-то, при прямой угрозе, не буянила, как ранее по пустякам заводясь, а плакала, переживала и устраивала Лелику всякие милые сюрпризы, типа романтического ужина с элементами эротики. Лелик страшно радовался, с готовностью принимал участие во всех движухах, но задерживаться не прекращал. Лара не знала, что в такой ситуации надо делать, но становилось ясно, что, как раньше, побить и выгнать - не вариант. А вдруг и в самом деле уйдет??? Я, как могла, поддерживала, но , кроме этого, само собой, никакой помощи не получалось. Ну не с ножом же к горлу мне к ее мамонту подступать? Конечно, он меня побаивается, но это не означает, что не прихлопнет, как муху. Особенно, если реально нашел себе другую. Тьфу, тьфу, тьфу, не дай Бог!
        Для Буси нашла в инсте шикарного мастера, и теперь моя девочка радовала глаз чудесной стрижкой, все больше становясь похожей на утонченную леди.
        Да, а еще я начала бегать по утрам! И втянулась!
        Короче говоря, я сделала все, чтоб то, что произошло между мной и соседом, забылось и поросло мхом.
        Он по-прежнему буянил, водил в дом компании и заставлял кричать своих женщин по ночам, но я абстрагировалась от этого настолько, что все воспринимала уже без прежней боли.
        Кололось, конечно. И очень остро.
        И Кошка моя, спрятавшись в подсознании, молчала.
        Но в целом, я надеялась излечиться. И обрести хотя бы подобие прежней спокойной и счастливой жизни. Раз уж вернуть ничего нельзя.
        Вадим от легкой осады, выражающейся в заваливании меня глупыми подарками внезапно перешел к активным действиям. Звонки, смс, приглашения через курьера на всякие пафосные мероприятия...
        Я так и не поняла, с чем это было связано, что послужило катализатором его возросшей активности, но как-то даже поднапряглась.
        Особенно, когда в офис заявился.
        У меня даже мышка из руки выпала от удивления.
        Это хорошо, что все на обед убежали, и свидетелей нашей встречи не оказалось, а то разговоров и слухов было бы...
        - Катенька, как хорошо, что я тебя застал!
        Да нифига хорошего...
        - Привет.
        Ну, а что я скажу?
        Нет, вообще-то много чего, на самом деле, могу сказать.
        Например: "Уже развелся, котик?"
        Или: " А покажи-ка свидетельство?"
        Ну и , наконец: "Вали-ка ты отсюда, обманщик мелкий!"
        Но все это было бы актуально, если б я хотя бы что-то к нему испытывала. А, так как мне глубоко наплевать, то и смысла особо разговаривать не вижу.
        Ну и, в конце концов, смешно же. Объяснять взрослому человеку, серьезному, типа, бизнесмену, очевидные вещи, что, если женщина не отвечает на звонки, смс и не дает обратной связи по насильно всучаемым подаркам, то это совсем не означает, что она пытается кокетничать и набивает себе цену, смешно.
        И глупо.
        И, если сам не догоняет, то и неэффективно.
        Ну ничего, сейчас поймет.
        - Катя, я бы хотел поговорить с тобой. Пожалуйста.
        Господи, а чего вид-то такой болезненный? И аж темные круги под глазами... Вот что это все значит?
        - Я занята сейчас... Работа...
        - Сейчас обед. Давай просто посидим в кафе, поговорим.
        Черт! Моя жалость и мягкость натуры меня погубят...
        - Хорошо.
        Я подхватила Бусю, и мы отправились в кафе. На последних метрах я вспомнила, что именно в этом заведении обедают мои коллеги и резко развернулась в противоположном направлении.
        Вадиму было без разницы, куда идти.
        Он шел рядом, норовя все время прихватить меня за руку, переплести наши пальцы. Я же, после пары таких попыток, предусмотрительно пересадила Бусю, заняв таким образом нужную ему ладонь.
        - Катя, я соскучился, - Вадим, когда мы уселись и сделали заказ, перешел в наступление, а я мысленно закатила глаза. И собралась. Чтоб, уже не играя, а на полном серьезе убедить человека, что никак в нем не заинтересована. Хватит этих тупых танцев вокруг меня. Натанцевалась вон уже с одним. До сих пор в жар кидает от воспоминаний. И трусы мокреют.
        - Вадим...
        - Катя, я понимаю, почему ты так... Почему ведешь себя так. И уважаю тебя за это. И я... Я согласен.
        Чтооооо???
        Он с ума, что ли сошел???
        Катя - ты овца! Ты - натворила дел! И как, интересно, выкручиваться теперь?
        Но кто ж мог знать, что за фасадом мачистого альфы скрывается ... Такое?
        - Вадим. - Я собралась с духом, посмотрела прямо в глаза максимально серьезным взглядом, - я с тобой пошутила. Просто пошутила. Я не собираюсь строить серьезные отношения, мне это сейчас не нужно. Прости меня, пожалуйста.
        Я сделала движение, чтоб встать, потому что считала, что все сказала, и больше ничего не добавлю, но Вадим поднялся вместе со мной, взял за руку.
        - Катя, давай поговорим все же. Я ни на чем не настаиваю, просто поговорим.
        Да е-мое! Ну что ж такое-то?
        - Вадим, я уже все сказала, я прошу прощения, если ты... Воспринял все, как интерес с моей стороны, потому что этого нет. И я не хочу тебя обманывать, давать тебе надежду...
        - Катя! - он немного нажал на плечи, и я бухнулась на диванные подушки, чудом не уронив взвизгнувшую Бусю. - Просто поговорим.
        А вот теперь мне стало очень не по себе!
        Милашка и альфач Вадим смотрел совсем не как милашка и альфач. Как хищник. Агрессор. И это пугало. Знаете, словно заглядываешь в зеркало, привыкнув к своей физиономии, и в один день видишь вместо нее оскал зверя.
        Так и здесь.
        Неудивительно, что я ошалела от увиденного и села.
        - Катя, я не претендую ни на что. Просто хочу за тобой поухаживать. Мне приятно быть рядом с такой красивой талантливой девушкой... Просто общаться. Без всяких... Намеков и дальнейших намерений.
        - Но... Для чего? Вадим, я уже сказала, что я не хочу тебя обманывать, ставить в дурацкое положение... И твоя жена...
        - Я развожусь.
        Ох ты ж!
        - Мне жаль.
        - Не стоит. Это давно назревало. Мы - разные люди...
        - Вадим, я все же...
        - У тебя кто-то есть?
        - Нет!
        Черт! Надо было сказать "да"! Дура! Дура! Дура!
        - Ну, тогда не вижу препятствий для нашего общения.
        - Вадим! Препятствие есть! Я не хочу! Не считаю нужным! Не буду тратить на это свое время! Так достаточно ясно?
        Все!
        Я пыталась быть милой. Честно. Пыталась. Но он меня вынудил! Он сам виноват!
        И, к тому же, эта настойчивость, вкупе с опасным злым блеском в глазах, начала всерьез меня напрягать. Бесить. А меня не надо бесить. Могу серьезно дать сдачи.
        - Сядь!
        А вот фиг тебе! Пошел ты!
        Я резко выбралась из-за стола и рванула прочь к выходу, прижав к себе истерически взлаивающую Бусю и роняя такпи по дороге.
        Нафиг, нафиг, нафиг!
        Чтоб я еще хоть раз вот так вот с кем-то играла?
        Одни неприятности.
        Все, никакой работы с ним, пусть другой дизайнер доделывает!
        Вадим догнал быстро, развернул к себе, и не обращая внимания на звонкий лай Буси, сжал крепко обеими руками мои плечи.
        - Вернись, дура! Куда помчалась? Я тебя кусаю что ли?
        Мне это его рычание только больше сил придало для сопротивления.
        - Отпусти. А то сейчас закричу, и люди полицию вызовут. Тебе хочется заявление за домогательство? Я тебе устрою!
        Он выдохнул, совершенно очевидно пытаясь вернуться в то привычно-спокойное расположение духа, в свою любимую маску альфача и весельчака.
        - Катя. Я не сделаю тебе ничего плохого. Поверь мне. Ну чего ты дичишься? Зачем убегаешь? Я же не трогаю тебя, не...
        - И сейчас не трогаешь?
        - Сейчас я пытаюсь до тебя достучаться, поговорить, убедить...
        - Методы убеждения у тебя неправильные. Я уже все сказала. Отпусти меня.
        Я смотрела ему прямо в глаза, и поэтому опять смогла уловить мелькнувшую на мгновение тень того хищника, что явился в кафе и насторожил.
        Но это было в этот раз настолько мимолетно, что можно и ошибиться.
        Вадим отпустил меня, выдохнул. Открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но я слушать не стала. Развернулась и рванула в офис.
        Спиной чувствуя его злой взгляд. Прицельный. И опасаясь повернуться, чтоб убедиться в правильности ощущений.
        В офисе я немного пришла в себя, выпила кофе из автомата, попыталась работать со слонятами для сети цветочных магазинов.
        Но вообще не шло. Не получалось. Перед глазами все время был злой, какой-то нечеловечески жестокий взгляд Вадима, то , всего на краткий миг приоткрывшее завесу его, истинного, выражение его лица.
        Я психанула, пошла к Антону с требованием забрать у меня клиента. Но тот, страшно удивившись, помахал перед носом трубкой, где виден был недавний входящий от Вадима.
        - Он мне звонил и просил, чтоб работа с ним велась только твоя.
        - Да мне плевать!
        - Катя, угомонись. Что случилось у вас?
        Я села за стол, попыталась внятно объяснить, но Антон только головой покачал.
        - Кать, я не знаю, что у вас произошло, но... Понимаешь, он очень перспективный клиент. Мы, благодаря его рекомендации, получили еще троих заказчиков. Мы в эту нишу влезли, ты не представяешь, что это значит. Ты не знаешь, какие там бабки! Они же раньше только с международными агентствами работали. А тут... Я только-только хотел тебя вызывать, на встречу ехать, потому что он именно тебя рекомендовал, как самого лучшего дизайнера... И тут такое... Ты же меня режешь просто. Убиваешь.
        - Я не могу с ним работать! Не хочу!
        - Катя... Скажи, я шел тебе навстречу? Всегда? Ты работала в удобном для тебя режиме, столько, сколько хотела... И платил я тебе хорошо, правда?
        Черт...
        Короче говоря, я ушла ни с чем. Хотя и выбила из Антона напоследок обещание без нужды меня на встречи не тягать. Особенно с Вадимом.
        За остаток рабочего дня настроение мое не изменилось, хотя парочка успокоительных привела нервы в относительный порядок.
        Вадим не звонил и не писал, и я решила, что, возможно, хотя бы часть моего послания до него дошла.
        А вечером того же дня, подходя к подъезду и разглядывая здоровенного белого медведя, размером с трех меня, сидящего на капоте знакомой до боли машины, я поняла, что ничего до него не дошло.
        И что я попала.
        На следующий день я после работы свинтила к Ларе, подозрительно молчащей на мои смс и не отвечающей на звонки.
        Подруга оказалась дома, открыла дверь, оценила мое остолбенелое выражение лица, молча вернулась в комнату.
        Я следом. Тоже молча. Потому что... Ну что тут скажешь?
        Села на диван, оглядела Лару, вздохнула. Да, ничего не скажешь.
        Ее роскошные волосы, в которые были влюблены все парни института, длинные, отросшие ниже попы, теперь были обрезаны под самые уши и растрепанной копной торчали в разные стороны. Из-за этого глаза, и без того огромные, стали просто нереальными. А залегшие под ними тени придавали дополнительного трагизма образу. Лара, казалось, еще сильнее похудела, совсем тростиночкой стала. Я на полсекунды представила ее рядом с медведем Леликом и поежилась. Страх...
        - Нравится? - коротко спросила подруга, доставая тонкие сигареты и эффектно прикуривая.
        Я поморщилась, подошла и вырвала сигарету из пальцев, показательно туша и выбрасывая.
        - Очень дешево, Лар.
        - Да? А другим нравится...
        - Кому? Что происходит вообще? Лелик как к этому, - тут я кивнула на ужас на ее голове, - отнесся?
        - А он еще не в курсе, - промурлыкала Лара, взъерошив растрепанную шевелюру. - Сюрприз ему будет...
        - Лар, - я взяла ее за руку, повела с собой, усадила на диван. - Говори давай, что случилось?
        - Он мне изменяет, Коть, - тихо и горько сказала Лара, тускло блеснув сухими глазами.
        - Да прекрати ты! - нет, до определенного момента это было забавно.
        Вот серьезно, даже весело было наблюдать за их горячими разборками, визгом Лары, понурым молчанием с периодическим офигеванием от творящегося кошмара Лелика. Это было забавно.
        Потому что всегда ощущалось, где-то на глубинном уровне, что это все шалости. Ну, как брачные пляски бабуинов. Чем выше подпрыгнет, тем больше внимания.
        Никому никогда не верилось, что Лелик способен хотя бы посмотреть в сторону другой женщины. Только не он. Для того, чтоб полностью в этом увериться, достаточно было хотя бы разок увидеть их рядом. Увидеть бешено-влюбленный взгляд Лелика, который в буквальном смысле глаз не сводил с Лары, всегда, в любой ситуации держа ее в зоне видимости. Даже общаясь с друзьями, даже выпивая, даже находясь в мужской компании, он все равно краем глаза Лару отслеживал. Это было до того заметно, что вызывало смех.
        И из-за этого вся Ларина ревность казалась надуманной. Так, чтоб градус в отношениях поддержать.
        Всем было понятно, что пошумит, покидается вещами, побесится, и все вернется на круги своя.
        Но вот сейчас мне было уже не до смеха.
        Лара выглядела полубезумной, с этими своими огромными анимешными глазами, тонкими запястьями и короткой ассиметричной стрижкой. И говорила сумасшедшие какие-то вещи. Лелик - изменил? Да это самое последнее, что он сделает в жизни! Да я скорее поверю, что Лара сорвется в загул и по глупости натворит дел.
        - Он. Мне. Изменяет. - Раздельно и внятно повторила Лара.
        - Лар...
        - Я видела. Его. И ее. Я проследила. Коть. Что мне делать? Коть, что?
        Самое страшное в этой ситуации было, что Лара не плакала. Она, обычно очень легкая на слезу, способная зарыдать от любой мелочи, сейчас смотрела сухими глазами и даже не моргала. И вот это пугало до невозможности.
        - Где ты его видела, Лар?
        - Я проследила. Ага. Дура, да?
        - Не дура.
        - Дура, - Лара горько покачала головой, отвернулась, - он стал приходить позже. Отговаривался какой-то глупостью. Клиент поздний, и еще всякое такое. Я верила, хотя странно, раньше не было поздних клиентов, теперь есть... Рекламу что ли пустили? А потом стал все чаще пропадать. И духами женскими вонял. И вообще... Другой какой-то стал...
        Я смотрела на подругу и не узнавала ее. Где моя бешеная Лара? Прежняя? Которая бы при одном только намеке на измену выкинула бы Лелика из своей жизни и не вспомнила о нем! Что с ней случилось? Неужели... Неужели и в самом деле влюбилась? Так сильно, что теперь не до игр?
        - Я поехала к нему в сервис. А там сказали, что он не появляется уже месяц. Взял за свой счет отпуск. Я вышла, села в кафе в центре. И увидела его! Ты представляешь? С какой-то шваброй! Страшной! Стрижка такая...
        Тут она неопределенно покрутила рукой. Я поняла. Такая, как у нее сейчас.
        - Я сидела... Ты не представляешь... Я просто встать не могла... Сидела и смотрела. А они как раз расплатились и вышли. А он такой довольный, представляешь, такой счастливый... Улыбался все время...
        Лара говорила, глядя невидяще перед собой, чем пугала меня до ужаса. Я нерешительно протянула руку, погладила, прижала к себе. И тут-то ее прорвало. Со слезами, с криком, с истерикой.
        Я не особо говорила что-то, потому что смысла не было. Просто гладила, обнимала, успокаивала. Буся тоже помогала, как могла, жалобно скуля и добавляя дополнительную нотку безумия в происходящее. Я не препятствовала. И Лару тоже не ограничивала никак. Пусть выплачется, выскажется. Ей будет легче. Я напою ее успокоительным и уложу спать.
        А потом найду и загрызу Лелика.
        Но свой план претворить в жизнь я не успела.
        Лелик помешал, явившись в самый неподходящий момент с довольной улыбкой на страшной роже. Которая, впрочем, моментально сошла на нет, когда он углядел плачущую Лару и злую меня.
        - Милая... - растерянно пробасил он, топчась на входе.
        Лара вытерла слезы, подскочила:
        - Ты! Тыыыыы!!!
        И полетела к нему, целясь ногтями в физиономию. Лелик растерянно уклонился, действуя скорее на автомате, чем осознанно, слишком уж выражение лица его было офигевшим. Сграбастал ее, надежно спеленав здоровенными ручищами. Лара извивалась, пытаясь вырваться и шипя, как кошка.
        - Скот! Скот! Гад!
        - Да что такое-то?! - взревел Лелик после одного особо удачного Лариного броска, стоившего ему сорванных дорогих часов, а ей ногтя.
        - Я все знаю! Я все видела!
        - Да что ты видела???
        Я, все это время находившаяся чуть поодаль, чтоб не попасть под раздачу призов, придерживая отчаянно лающую Бусю, любезно пояснила:
        - Лелик, ты - скот и изменщик. Лара видела тебя с любовницей.
        - Чего???
        Глаза Лелика в этот момент были достойны того, чтоб их запечатлели. Выглядел он так искренне, что я даже засомневалась. Может, Лара кого-то другого видела? Не Лелика? Хотя, это вряд ли, конечно. Второго такого фиг найдешь.
        - Когда? Лапа моя, ты чего?
        - Сегодня, - пропыхтела Лара, выкручиваясь изо всех сил, - в центре.
        Лелик застыл. А затем выдохнул.
        - Лапа, давай я тебя отпущу, а ты не будешь на меня бросаться? Я все объясню.
        - Да что ты объяснишь? Гад! Сволочь! Скот!
        Тем не менее, когда Лелик разжал руки, Лара отошла в сторону. И уставилась на него пристально и зло.
        Мне тоже было интересно, как он выкручиваться собирается. Хотя, лучше бы я домой все же поехала. Поспала бы. При воспоминании о вчерашнем шоу с медведем-переростком, которого настырно пытался мне всучить Вадим, меня слегка перекосило. Слава Богу, он не стал настаивать. Свалил со словами, что завтра придет опять. Блин. Вот как его отвадить?
        Я отвлеклась немного на свои переживания и упустила момент признания Лелика. Опомнилась только от изумленного восклицания Лары:
        - Спортивный клуб? Ты?
        - Да. А чего ты удивляешься? Мне предложили. И доля хорошая. Я не главный учредитель, но все равно деньги неплохие. Им выгодно, что я в составе, потому что я лицо раскрученное, чемпион. И мне интересно.
        - А кто эта баба? С которой ты сидел? И почему ты молчал???
        - Да блин! Сюрприз хотел сделать! Это одна из учредителей. Она же главный тренер. Мы по работе общались. Я там уже месяц по вечерам зависаю, смотрю бизнес изнутри. Потому что не хочу, чтоб нае... То есть, чтоб обманули. И парней подтянул. И юристов. Короче, все серьезно, лапа. Я же не могу всю жизнь на чужого дядю в сервисе шарашить?
        - А деньги? Откуда деньги? Опять дрался?
        И тут Лелик показал, что умеет врать, не моргая и не меняясь в лице.
        - Да ты что! Парни помогли!
        - И как ты им отдавать будешь? А?
        Тут я поняла, что все в порядке, и собралась домой.
        - Я тебя отвезу, - проявил инициативу сообразительный Лелик.
        Ну конечно, Ларе надо время, чтоб остыть, переварить информацию, и привыкнуть к мысли, что ее нищеброд Лелик теперь солидный человек, владелец спортивного клуба.
        Я посмотрела на Лару, та задумчиво кивнула.
        - А что ты молчишь? Почему не скажешь, как мне новый образ? - догнал коварный вопрос уже в дверях.
        Лелик вздрогнул, жалостно посмотрел на меня, взглядом спрашивая, где он накосячил еще. Я, неопределенно пожав плечами, поправила прическу.
        - Лапа, тебе очень идет новая прическа! - радостно гаркнул Лелик.
        Ну надо же, сообразил! Молодец, может, толк будет от его затеи... Не все мозги на ринге отбил.
        - Да? А я что-то сомневаюсь...
        - Ты что! Да тебе любая прическа к лицу! Ты же красотка у меня!
        Вооот, и слова правильные выучил. Я удовлетворенно покивала головой и вышла в подъезд.
        До дома добрались быстро. Я не особо настроена была болтать, только спросила, сколько боев Лелику пришлось провести, чтоб собрать деньги на свою часть клуба. Оказалось, всего шесть. Причем три из них Лелик вообще на первой минуте завершил. Даже по роже не выхватил ни разу.
        Я пригрозила, что, если обманул, и не дай Бог, завел любовницу и обманывает мою подругу, то я сама, лично, раздобуду для Лары секаторы. Большие. Лелик усмехнулся, кивнул.
        Я поняла, что тут все по-прежнему глухо и весело, и Лелик потерян для женского населения планеты навсегда, и успокоилась.
        Мне есть, о чем переживать, и помимо Лары. Вот интересно, если я сейчас Лелика выставлю перед Вадимом, как своего парня, он отстанет?
        Витеньку вон не прошибло нисколько. Только еще больше осатанел. И добился-таки своего, гаденыш...
        А Вадим? Может, он попугливее? Одно дело, из себя мачо-мэна строить перед женщиной беззащитной, и совсем другое - перед горой мышц, бессмысленных и беспощадных...
        Я решила, что, если Вадим опять сидит в засаде возле моего дома, то, так и быть, припрягу Лелика для спектакля, но, к счастью, мой поклонник сегодня не объявился. Видно, жена перехватила. Или еще одна дурочка появилась, перед которой можно хвост распускать... Крепко на это понадеявшись, я подхватила спящую Бусю, выскочила из машины, и Лелик, сверкнув крокодильей улыбкой на заседающих на лавочке мамаш с детьми в колясках, поехал обратно мириться с невестой окончательно.
        Я же, поднимаясь на свой двадцать пятый, уже в лифте услышала, как, словно по заказу, врубились басы на моем этаже. Ждал, гад такой, высматривал.
        Высмотрел.
        Ночь я спала плохо. Причем, грохот музыки особо не мешал уже. Человек - такая скотина, ко всему привыкает. А вот громкие женские вопли из-за стены беспокоили очень даже.
        Но я терпела. Пусть. Может, напряжение сбросит и угомонится. Я пила успокаивающий чай, уговаривая себя не беситься, не думать о том, как именно это сейчас происходит за стеной.
        Вот интересно, как со мной? Вот прямо так же? Так же губы по коже горячие? Руки жесткие, требовательные? И движения? И стоны? И словечки пошлые, но такие заводящие? И взгляд? Тоже такой же? Темный? Омутный? В бездну утягивающий, бездонную, безвозвратную? И запах? Его кожи, вкусный до невозможности, такой, что, стоит только подумать, малюююсенькую такую часть мыслишки запустить в голову, и полный рот слюны, до того хочется прикоснуться, лизнуть, прикусить. Особенно там, где пахнет сладко-возбуждающе, у шеи, возле ямки между ключицами... И целовать, целовать, целовать, поднимаясь выше, по шее, к скуле, короткий выдох перед падением... И сразу в омут поцелуя. Остро-терпкого, настолько сносящего голову, что невозможно контролировать, невозможно даже осознавать, что происходит... И что дальше будет, уже неважно. Потому что ты знаешь, что дальше будет только еще лучше, еще острее, еще жарче. И от этого знания заранее кипит мозг, отключаясь и оставляя тело без присмотра. Потому что за ним есть, кому присмотреть...
        Поймав себя на том, что уже минут десять бездумно пялюсь в стену соседскую и безотчетно прикусываю губы, я вздрогнула, и, подавив желание привычно кинуть тарелку, чтоб хоть немного сбить накал страстей у мелкого гада, ушла на кухню.
        Там я опять заварила себе мяты, дала Бусе внеплановую вкусняшку и застыла перед окном, глядя на город и забывая отпивать из кружки. И на самом деле, не видела я ничего. Ни города не видела, ни огней разноцветных, ни неба темного, черного, летнего, с мелкими вкраплениями звезд и таинственным светом прячущегося за облаками месяца.
        А видела только тела, прижимающиеся друг к другу, скользящие по коже руки, вздохи и шепот, вкус и запах... А потом все стало внезапно расплываться перед глазами, и я, с удивлением сморгнув, поняла, что щеки уже давно все мокрые от слез.
        После этого я отставила нетронутый чай, заткнула уши берушами и легла спать, прижав к себе теплое тельце Буси.
        Не знаю, верна ли поговорка, насчет утра и вечера. Да и неважно. Важно то, что я никак не могла изменить ситуацию. И не хотела ее менять, что бы по этому поводу не думало мое глупое сердце.
        А утром, с удивлением прислушиваясь к тишине за стеной, я тихонько занялась домашними делами и даже немного позанималась йогой, вспомнив, как увлекалась ею примерно год назад.
        Затем выпила какао и нечаянно грохнула стулом о пол.
        И тут же, словно от меня ждали хоть какой-то активности, из-за стены раздался злой голос:
        - Слышь, теть, а вот мне интересно, сколько ты берешь за раз? Какие расценки?
        И чего это мы такие злые? После ночи любви? Наоборот, должен бы расслабиться...
        - Тебе виднее, это ты проституток таскаешь, - повысила я голос.
        - Да я за секс не плачу, - заржал сосед глумливо, - я ж не твои папики, которым только за деньги и дают.
        Я промолчала, чувствуя, что настроение, мирное и спокойное, умащенное асанами, неумолимо портится. А мне на работу. Нет уж, не дождется. Не буду вообще его слушать.
        Пусть там ядом исходит.
        Сосед подождал моего ответа, не дождался и опять подал голос:
        - Чего молчишь? Ну скажи, сколько стоишь? Я, может, поднапрягусь, наскребу на часок.
        Я не отвечала, продолжая собираться на работу. И это его взбесило. Стена дрогнула от удара, голос стал грубее и еще злее:
        - Чего молчишь? Я знаю, что ты там! Говори, давай! И почему только двое? Или, может, больше? А они друг про друга знают? А? Или ты с одним спишь, а с другим отношения строишь, как это у вас, шалав, принято? А? Говори давай!
        Я застыла, пораженная надломом в его голосе, страшным и острым, похожим на внезапно образовавшуюся трещину в доме. Трещину, после которой следующий шаг - обрушение. И погребение под обломками неудачников. Таких, как я. Таких, как он.
        Поэтому я не отвечала. Только стояла, слушала гадости, которыми он осыпает меня, считала машинально удары кулаков в стену и представляла, очень ярко, как он стоит с той стороны, упираясь сбитыми костяшками в бетон, как горят его глаза, синие, жесткие, как кривятся от ненависти безумно притягательные губы, как напрягаются вены на шее.
        Представляла себе все это. И молчала. И опять только ощущала, как слезы по щекам текут.
        Понимая внезапно, что все, что происходило в эту сумасшедшую неделю, весь кошмар, его демонстративный игнор, с пьянками, гулянками и бабами, мое непротивление, тоже демонстративное, уход от проблемы, погружение в работу, запрет даже на мысли о произошедшем, попытка спрятаться в повседневных делах, в планировании жизни... Это все было лишь нагнетением, затишьем. Перед чем-то страшным. Перед взрывом. Перед обрушением.
        И сейчас надо попытаться устоять. Раз уж уйти невозможно.
        Сосед замолчал. Подождал, чутко вслушиваясь в звуки из моей квартиры. Затем, не дождавшись, еще раз грохнул кулаками в стену и глухо, но отчетливо сказал:
        - Не хочешь, значит, через стену разговаривать? Тогда лицом к лицу поговорим. Открывай.
        Тут я опомнилась и рявкнула:
        - Нет! Обойдешься! Не о чем мне с тобой говорить, понял? И не твое дело, с кем я сплю! И со сколькими! Могу хоть групповуху устраивать, как ты у себя, и тебя это никак не должно колебать! Понял, сопляк?
        - Дверь открывай, - спокойно и зло приказал он, и, судя по звукам, пошел к выходу.
        Я, испуганно взвизгнув, побежала к двери и закрыла на дополнительный замок.
        Нет уж! Обойдется! Не пущу!
        Ручка дернулась, я , как завороженная, смотрела на нее, не в силах оторвать взгляд. Не знаю, как это со стороны было, но в голове услужливо мелькнула картинка из давно просмотренного фильма, где героиня вот так же смотрит на дергающуюуся ручку двери, не в силах уйти, сбежать. И с апатией ожидая, когда, наконец, замок не выдержит и щелкнет. Впуская зверя.
        - Уходи! Я не открою!
        - Откроешь. - Голос был тих и серьезен. - А то сейчас весь подъезд в подробностях узнает про то, что я с тобой делал. И как. И в каких позах. А потом кто-нибудь вызовет полицию. И я с удовольствием повторю это в отделении.
        - Не посмеешь! - голос сорвался, пуская петуха, я с ужасом смотрела на дергающуюся ручку и слушала тихий и злой мат соседа с другой стороны.
        Потом, гораздо позже, анализируя эту ситуацию, я удивлялась, какого черта вообще запаниковала? Ну вот сколько раз он так ко мне ломился? Сбивал кулаки о дверь? Орал на весь подъезд? Да все и так в курсе уже наших с ним скандалов, и, не удивлюсь, что и моей личной жизни. По крайней мере, то, что я общаюсь с несколькими мужчинами, они явно в курсе.
        И как-то я не парилась по этому поводу никогда.
        А здесь холодный пот ведь прошиб, стоило представить, что он и в самом деле, вот так вот просто, на весь мир расскажет, что я... Что мы с ним...
        Странно, ужасно странно.
        И иначе, чем состоянием аффекта, это объяснить не могу. Дурацкая ночь, дурацкие мысли до этого, слезы нежданные и глупые, идиотская перепалка, отчего-то так сильно меня задевшая. И этот его тон, бескомпромиссный, уверенный. Словно никаких сомнений не было у него, что я подчинюсь, впущу.
        Я не помню, о чем я думала в тот момент. Когда подошла к двери. Протянула руку, словно в трансе. И щелкнула замком. Впуская зверя.
        Дверь распахнулась. Витя стоял на пороге, опустив сжатые в кулаки руки, и смотрел на меня.
        В тот момент я поразилась тому, насколько плохо он выглядел. Исхудавшим, с запавшими и от этого еще более синими глазами, такими яркими, что смотреть в них было невыносимо. С щетиной на щеках, даже на вид грубой и жесткой. С твердо сжатыми злыми губами. Он чуть наклонился, так, словно удара ждал. И был готов.
        И то, что я подчинилась и открыла, удивило. Немного. Маленький проблеск на самом дне мрачных глаз.
        В этот момент он показался мне очень взрослым. Чуть ли не старше меня. Серьезным и сильным мужчиной, с отчетливым, но от этого еще более пугающим надломом, что выдавали его глаза, легкий изгиб бровей, едва заметная усмешка твердых губ.
        Я стояла, скрестив руки на груди, в позе закрытости, твердо намеренная в тот момент не пускать его дальше порога.
        Пусть говорит, пусть уже выскажет свои оскорбления в лицо, если ему так хочется, и уходит.
        Я это выдержу. В конце концов, надо все воспринимать правильно. Я в нашем неожиданном и дурацком тандеме взрослая. И я должна была понимать последствия принимаемых решений. А раз не смогла, раз пошла на поводу у собственного либидо, то должна отвечать за это. И не прятаться.
        Сейчас мы поговорим. Решим все раз и навсегда. И, быть может, хоть как-то устаканим наши отношения. Сведем их на нет. Потому что именно это будет нормально. Правильно. По-взрослому.
        Так я думала, пока Витя стоял по ту сторону порога и не заходил. Удивительно, сколько всего промелькнуло в голове в какую-то секунду!
        И, самое главное, все мне, идиотке, в тот момент казалось правильным и логичным!
        А потом он переступил порог и захлопнул дверь, отгораживая нас от всего мира.
        И я неожиданно попятилась назад, все же взглянув в его глаза. Уже не яркие, синие, а темные, жесткие.
        - Витя, давай, как взрослые люди поговорим.
        Я сама проявила инициативу, как и положено в переговорах. Заодно и немного потрафила мальчишке, назвав его взрослым.
        - Давай, - усмехнулся он, тягуче оглядывая меня, и я опять потеряла уверенность. Стоп! А она у меня была?
        Я же взрослая! Так чего трясусь от одного только его взгляда, как малолетка? Ну смотрит. Ну, думает там себе что-то. Придумал, вернее. Надумал.
        Надо просто это разрулить, правильно расставить акценты, и все.
        Я повернулась и пошла в комнату, там предусмотрительно встала подальше от дивана, к окну, ему предложила жестом присесть. Посмотрела на соседа, с вызовом развалившегося на диване, на Бусю, радостно прибежавшую к нему здороваться, поморщилась незаметно, когда широкая ладонь ласково огладила собачонку, заставив упасть на спинку и подставить брюшко для чесания. Умилительная картина сбивала с настроя, поэтому я немного растерялась. Затем перехватила внимательный взгляд на своих голых ногах в домашних гольфах с помпонами, и разозлилась.
        Смотрит так, словно уже...
        Хотя, правильно смотрит!
        Потому что уже!
        Хватит!
        - Витя, я думаю, что нам стоит перестать враждовать, - я начала говорить, стремясь поскорее высказать свою точку зрения, и посылая к черту все основы переговоров, которым меня обучали когда-то. Нафиг. Невозможно выстраивать стратегию, когда на тебя так смотрят. Так голодно и жестко. Словно уже...
        - Мы и не враждуем. Какая вражда, о чем ты? - Сосед демонстративно развалился на диване, взгляд его стал насмешливым. И вроде привычный образ засранца, но затаенная боль даже не в глазах, а в еле заметном движении кончика губ, заставила кольнуть сердце, остро и беспощадно. Он врет сейчас, хорохорится. А сам переживает. Очень переживает. И делает все, чтоб это заглушить. И я, поэтому, даже злиться на него не могла за тот кавардак, что он устраивал. Моя вина потому что. Моя. Пусть случайная, неосознанная, но моя.
        Он еще ребенок по сути своей, хоть и выглядит сейчас старше меня. Но психика еще ломкая, не устоявшаяся до конца. А я его так жестко. Не специально! Не хотела! Не думала даже! ( ага, еще как думала... то-то на шею его заглядывалась, на руки, на губы... виновна по всем статьям). Как-то нечаянно сдала себя, может взглядом, чуть более долгим, чем надо, может, касанием случайным... А много ли ему в его возрасте надо, чтоб запасть на женщину? Это потом, с годами, такие вот милые мальчики превращаются в прожженных циников и потребителей, причем именно с нашей помощью! А пока что ему мало надо, чтоб почувствовать... То, что он чувствует.
        Ладно, все.
        Я виновата. Мне и разруливать.
        - Витя, я хочу о той... Ситуации поговорить...
        - А чего говорить? Мы переспали. Тебе понравилось. Да? - он глянул на меня жестко и остро, - да. Но ты у нас девочка дорогая. Квартира, шмотки... Странно, что машины нет. Но тебе и не надо пока, любовники подвозят?
        Нет, я не могу терпеть это хамство!
        - Витя, это не твое дело! - да, вот так. Надо быть твердой. - Мы совершили ошибку, сделав то... Что сделали. Я не собиралась с тобой... Встречаться. Пойми, - тут я сама не заметила, как перешла на просительные интонации, - мы разные совершенно. У меня своя устроенная жизнь, я не хочу ничего менять. А тебе надо думать о том, как встать на ноги, развиваться...
        - Хватит уже мне тыкать тем, что до твоего уровня не дотягиваю, - внезапно рявкнул он, поднимаясь с дивана и шагая ко мне, - я это и в первый раз уяснил! Но я... Черт! Я думал, что ты не такая! Не как эти все! И то, что у тебя мужик был... Значит, не все так радужно у вас, раз текла от меня!
        - Я не... - я внезапно поняла, что не вывожу разговор, что позорно боюсь разреветься, и отвернулась к окну, утыкаясь в стекло лбом. Пусть уйдет. Пожалуйста, пусть уйдет. Не получается у нас разговора. Никакого.
        - Прекрати.
        Его голос оказался прямо над ухом моим, очень близко, значительно ближе, чем это было необходимо. Я замерла, сглатывая мучительно и стараясь не показывать своего смятения. И не дрожать. Потому что реакция тела - предателя на близость соседа была невозможно быстрой и острой.
        - Уходи. Пожалуйста.
        Эти слова я еле смогла произнести, сжимая руки в кулаки и не поворачивась. Боялась я повернуться, боялась в глаза ему посмотреть, прекрасно понимая, что сразу же сдам себя. Свою реакцию на него. Щеки горели, губы сохли, голова кружилась.
        Мама дорогая! Пусть уходит!
        Но соседский гад, на то и гад, что , похоже, прекрасно понял, что со мной происходит. Потому что прижался ко мне грудью, наклонил голову, утыкаясь в шею за ухом и с наслаждением вдыхая запах моей кожи. Меня это движение заставило задрожать, ноги подкосились, и я уперлась руками в холодное стекло окна, чтоб хоть немного прийти в себя. Губы разлеплялись плохо, но я старалась:
        - Что ты делаешь? Уходи немедленно... Что ты...
        Тут он выдохнул, вороша завитки волос на шее, и от этого простого движения воздуха у меня потемнело в глазах.
        - Не могу я уйти, понимаешь? Не могу. Хочу тебя. Все время. Хочу. Тебя. Все. Время.
        Он повторял эти слова, прикасаясь к моей коже легко-легко, но каждое такое касание жгло, пробивало огнем до бешено стучащего сердца и оттуда ниже, накапливаясь в паху невозможным возбуждением.
        Я в панике дернулась, но огромное тело за спиной прижалось полностью ко мне, придавливая к стеклу, я завороженно смотрела, как широкие крепкие ладони появляются на уровне моих глаз, накрывают мои сжатые кулаки и придерживают в таком положении, не давая отстраниться, опомниться, пока губы вытворяют черти что с моей шеей, плечами, заставляя тело непроизвольно выгибаться, подставляя захватчику как можно больше плацдарма для завоевания.
        - Вот так... Стой так... - шептал он, медленно исследуя предоставленную ему площадь, и мягкими и ритмичными движениями придавливая меня к стеклу.
        Я в панике от происходящего смотрела то вниз, на бурлящий утренний город, то на свои руки , прочно удерживаемые его ладонями, и поддавалась. Сама. Опять. Не в силах остановить, не в силах задержать его разрушительное действие на меня. Погибая опять в его руках. Теперь уже окончательно.
        Я не соображала ничего, воспринимая только ощущения, яркие острые стоп-кадры, характеризующие нашу близость.
        Его скольжение губами по моей шее.
        Его широкую ладонь, перехватившую меня за запястья сразу обеих рук и поднявую их повыше. Я поняла, для чего ему понадобилась вторая рука. Почувствовала.
        Его напор и жар тела. Его шепот, уговаривающий, заводящий, жаркий и ласковый. Мою негу в ответ на каждое его слово, мягкими толчками бьющую в самое сердце.
        Его все убыстряющееся дыхание у меня на плече. Жесткий разворот за подбородок, чтоб заглянуть в безумные мои глаза, убедиться, что я на все согласна, окончательно, прежде чем перейти последний рубеж.
        Опять его рука, уже грубовато сжимающая мои запястья, не разрешая двигаться, его пальцы, скользнувшие по животу властным, не терпящим возражений жестом. Мои огромные глаза с нереально расширенными зрачками, едва отражающиеся в оконном стекле, встречающиеся с его острым подчиняющим взглядом, когда он позволил мне чуть-чуть отстраниться, поменяв положение на более удобное. Раскрытый в стоне рот.
        И мягкий утренний свет, заливающий летний, еще свежий город. Люди, волной катящиеся мимо дома по своим делам. Машины - потоком.
        И над всем этим мы. Вдвоем.
        И это безумие. Просто безумие.
        Я не кричала, когда все завершилось, когда тело пробило сладкой, облегчающей напряжение судорогой. Я не кричала.
        Я плакала.
        Смотрела на свое отражение в стекле, на свои сжатые в кулаки кисти рук под его большими пальцами, на его финальное удовольствие.
        И плакала.
        Проклиная себя за слабость к нему. Фатальную, разрушительную.
        - Ну что ты, ну хватит, - шептал он, гладя мое мокрое от пота тело, целуя, слизывая соль с кожи, - ну прекрати. Ну чего ты опять? Не понравилось? Катя, я что-то не то сделал?
        Ты все не то сделал!
        Хотелось крикнуть мне, но беда была в том, что он сделал все то.
        Настолько то, что тело до сих пор дрожало от удовольствия.
        Вот только как с этим дальше жить, было совершенно непонятно.
        - Кать, может хватит уже этого всего, а? - Тихо спросил он, немного отстаняясь и дава мне возможность привести себя в порядок. Хотя бы шорты домашние натянуть и майку опустить. - Ну зачем тебе эти все? Ну я же тоже... У меня все будет, я клянусь тебе! Все, что захочешь! У меня и сейчас...
        - Витя, не выдумывай, пожалуйста, - я не поворачивалась, не смотрела на него больше, и старалась, чтоб голос мой звучал сухо и жестко. - Кровать - это одно. Отношения - это другое. И с нашей ситуацией связи никакой.
        Он молча отстранился. Постоял, нависая надо мной, и исходящие от него волны злобы невозможно диссонировали с тем, что недавно здесь происходило. И было мне от этого в разы больней.
        Но надо вытерпеть. И еще больше не навредить. И так опять поддалась. Опять ошибку совершила, глупость очередную. Пусть лучше меня за меркантильную дрянь принимает. Ему так проще будет.
        - Вот так все же, да? То есть тебе надо все и сразу?
        - Да.
        - Да пошла ты! Тварь!
        Он развернулся и вышел прочь.
        Я постояла еще, уперев руки в стекло и ожидая с минуты на минуту взрыва музыки из соседской квартиры.
        Не дождалась.
        Глава 6
        - Котик, скажи мне, а ты с этим ... Вадимом видишься? - мамуленька небрежно отставила коктейль, скучающим взглядом обходя лофтовый интерьер модного кафе в центре. И только легкое подрагивание пальцев выдавало напряжение. И то, что вопрос задан не из праздного любопытства.
        - А что такое? - я наклонилась и назло громко отпила своего молочного, с клубникой, зашумев трубочкой.
        Но мамуленька, что странно, почему-то вообще никак не среагировала на мое детское поведение, хотя раньше точно хотя бы брови сдвинула неодобрительно.
        - Ничего... Ты же в курсе, что он женат?
        - Да, конечно.
        - Ты же у меня умная девочка?
        - Я у тебя не просто умная, но еще и вполне уже взрослая девочка, мамуль. И сама со своими мужчинами разберусь.
        Вот тут я ждала взрыва. Пожалуй, я даже хотела его, как ребенок , творя проказу, неосозанно ждет именно внимания.
        Но мамуленька удивила в очередной раз. Она повернулась, полностью игнорируя детский выпад, пересела ко мне на диванчик и сжала мою ладонь.
        Я, честно говоря, офигела. И поняла, что все серьезно. Просто так моя железная мамуленька эмоции не проявляет. Забота - пожалуйста. Внимание - всегда. Защита - постоянно. Но дополнительные эмоции? Очень редко. В последний раз - на моем выпускном. Я тогда так удивилась, что даже стопку водки хлопнула от нервов.
        А сейчас что пить? Заказать что ли? Обязательно. Вот только выясню, чего это с ней случилось.
        - Коть, он не очень хороший человек. - Похоже, мамуленька решила меня предупредить, и это значит, что все реально плохо там с Вадимом. Из-за его распущенности и частых ходок налево от жены она бы не переживала так.
        - Мам, я же сказала...
        - Коть. Он непростой человек. Очень непростой. И жена его... У них бизнес. И большой. Вернее, у его жены. У него так, только магазины в управлении. А у нее холдинг. Очень крупный. Там деньги тендерные, госзаказы. Понимаешь? Это уровень вообще не наш. И я очень боюсь за тебя, Коть. Не надо с ним связываться, даже если... Очень хочется.
        Последние слова она просто выдохнула, сильнее сжала мои пальцы.
        Я, честно говоря, в этот момент даже напряглась немного. Не из-за Вадима, не к ночи будь помянут, потому что насчет него решение принято давно. И известие, что он лишь на побегушках у жены, особой погоды не сделало. Только утвердило в мысли, что нечего мне рядом с ним делать. А вот мамуленькино странное поведение, все эти охи-вздохи, и неожиданно! Глаза на мокром месте! Вот это уже страшно было. Прямо очень страшно. Чего волнуется так? Ну мужик неподходящий, ну жена у него... Да плевать же! Ну вот что сделает мне? Ничего. Совершенно ничего. Максимум доведет до смены работы и квартиры.
        Так я уже и так насчет квартиры на низком старте.
        Потому что молчание ледяное за стеной уже целую неделю - это , оказывается, напряг почище бесконечного музыкального сопровождения.
        После моего второго невозможного и запретного секса с малолетним соседом, он пропал. Нет, не физически, потому что я по-прежнему его слышала. Стены-то не потолстели и не приобрели звуконепроницаемость.
        Поэтому я прекрасно знала, когда он встает, занимается спортом, гремит гантелями и штангой, одевается, возится на кухне, выходит из квартиры, захлопывая дверь.
        Как приходит вечером, передвигается по квартире. Иногда говорит по телефону. Ложится спать.
        На этом все.
        Просто все. Ни звука лишнего. Ни намека даже на то, что происходило раньше. Друзья его пропали в один день, женщин тоже не было слышно.
        Идеальный сосед. Меня даже хохот разбирал нервический. Это что же получается, я нашла выход из ситуации?
        Что надо сделать, чтоб несносный сосед перестал доставать?
        Все очень просто! Переспи с ним и потом пошли к черту!
        Отличный способ.
        Можно патентовать.
        Почему же так плохо-то? Почему не спится мне по ночам? Мысли всякие идиотские. И воспоминания. Горячие и острые. И сны.
        И в этих снах мы над утренним городом, сплетенные воедино, обласканные солнечными лучами. Прохлада стекла и горячая кожа. Болезненный захват и сладкие поцелуи. Грубое рычание и умоляющий шепот...
        Это было безумием. И я была безумной. Наверно, куда больше, чем до этого, когда Витя сводил с ума бесконечной музыкой и дикими выходками.
        Оказывается, игнорированием, молчанием убивать куда эффективнее. Работа у меня не клеилась, ничего не рисовалось и не выдумывалось.
        Лара на звонки и смс отвечала опять скупо, но за нее особо не волновалось, там, похоже, второй медовый месяц.
        Я извелась, измучилась, начала просматривать объявления о продаже квартир, чтоб иметь представление о примерной стоимости своего жилья. Почему-то думалось, что, переехав подальше отсюда, удастся избавиться от наваждения постоянно прикасаться к стене, хранящей ледяное молчание.
        Вадим появлялся за это время три раза, измучивая своими дурацикими, и становящимися все более дорогими, подарками. Причем, делал он это как-то очень громко, то с пафосом ожидая меня у подъезда с машиной, увешанной розовыми воздушными шарами и бархатной коробочкой с логотипом известного бренда наготове.
        То прямо возле офиса, опять с плюшевым медведем...
        Я не понимала, зачем он все это делает, зачем именно так. И последнее, что приходило в голову, это его искренние эмоции ко мне. Ну вот не верила. Ни в какую! И в то же время, других причин для таких телодвижений не находилось... Каждый раз он говорил, что разводится, что уже практически развелся, и что прямо вот сразу готов на мне жениться.
        Я обалдевала от этого цирка.
        И пряталась.
        Напрашивалась к коллегам в машину, чтоб отвезли домой, надеясь, что присутствие рядом мужчины отвадит поклонника.
        Пару раз меня отвозил Антон, и один раз Сергей, менеджер по продажам, отличный парень, с которым мы часто работали в связке по клиентам.
        Короче говоря, жизнь моя стремительно превращалась в цирк, где я была, похоже, главным уродом.
        Поэтому, когда мамуленька пригласила посидеть где-нибудь вместе, я с удовольствием согласилась. Хоть какая-то передышка от всего этого бреда.
        А вот и нет! Оказывается, меня пригласили, чтоб сказать, как беспокоятся.
        И, учитывая, что раньше мамуленька таких номеров не проворачивала, я озадачилась всерьез.
        Нет, хватит уже этого бреда. Надо наводить в своей жизни порядок.
        Надо перестать без конца трогать соседскую стену, вслушиваться в каждый шорох.
        Перестать видеть эти дурацкие сны.
        Надо твердо отказать Вадиму, так, чтоб понял уже, наконец.
        Надо подыскать другую квартиру.
        И надо мозги, наконец, на место вернуть.
        Мамуленька, похоже, решила вопрос с Юрием. Не положительно. Потому что глаза на мокром месте, цветов в квартире не наблюдается, мужских тапочек - тоже.
        Я прошла молча на кухню, начала готовить кофе. Тот самый, по специальному нашему фирменному рецепту. Антистрессовый.
        Предъявлять претензии, что не отвечала два дня на звонки и смс, не стала. Смысла нет. Не до моих дочерних чувств ей сейчас.
        Пока я хозяйничала, она сходила умылась, переоделась в нормальный домашний халатик, сменив тот растянутый кошмар, в котором встретила меня в прихожей.
        Я чуть в обморок не упала, вот честное слово, когда увидела ее. Решила, что все, пока врачей вызывать, санитаров. Потому что за все наше совместное проживание, ни разу, подчеркиваю НИ РАЗУ, не видела на моей сногсшибательной мамуленьке подобного кошмара. Может, она и выглядела так, когда папа погиб, но я была маленькая и этого не помню, слава Богу.
        И вот теперь получите - распишитесь. Бледная, без макияжа, с ужасом на голове, в растянутой футболке на голое тело. Кошмар...
        Кофе пили молча. Я ждала. Знала, что ей надо собраться с силами. И, в принципе, готова была к тому, что мамуленька придет в себя настолько, что выставит меня за дверь, так ничего и не рассказав. Потому что принципы железны и нерушимы. И ребенку про любовные дела родителей ничего не надо знать. И не важно, что ребенку уже третий десяток пошел, и давно пошел, ага. Не важно, что ребенок беспокоится, переживает и расстраивается. Все неважно. Мы же взрослые. Мы же солидные. И очень-очень самостоятельные. И боимся быть слабыми. Особенно в глазах детей.
        Мамуленька отпила кофе, выдохнула, подняла на меня глаза. И я поняла, что разговор будет. Надо только сделать первый шаг. Ну мы не гордые. Сделаем.
        - Отправила его?
        Кивает. Отворачивается к окну. Щурится, чтоб опять непрошенные слезы сдержать. Ужасно в этот момент хочется кинуться на шею, обнять, приласкать. Чтоб поняла, чтоб почувствовала, что я здесь, что я люблю ее и поддерживаю. Что она всегда может на меня рассчитывать. В любой ситуации. Очень много хочется сказать. Но боюсь. Что опять закроется. И не говорю. Просто спрашиваю, осторожно ступаю, как по минному полю.
        - Давно?
        - Два дня назад...
        - Мам...
        - Не надо ничего говорить. Я сама все знаю. Сама.
        Вооот. Вот оно, наше вечное "сама". Подъехало. Сейчас, глядя на эту, уже практически собранную, спокойную женщину, словно покрытую ледяной коркой, сложно представить, что она была другой когда-то. А она была. Я видела ее фотографии, со школы, с бесчисленных поездок с отцом на его байке, еще до замужества. Веселую , постоянно улыбающуюся, смешливую девчонку, с рыжими кудрявыми волосами и веснушками на носу. И глазами, полными счастья, искр, кокетства и открытости к этому миру.
        Неудивительно, что в нее влюблялись без памяти. Она же, как огонь была, всех манила, согревала, а в руки не давалась. Только один нашелся, поймал. Приручил солнечный лучик. И заставил поверить, довериться. Полюбить.
        А потом ушел. Бросил. Одну оставил здесь. В этом мире. Да еще и с маленькой дочкой. Вот и пришлось выключать солнечный свет, запирать огонь внутри. Гасить.
        Я смотрела на красивую, очень красивую, очень ухоженную, изысканную женщину, с яркими каштаново-рыжими волосами, белой, словно фарфоровой кожей, осанкой королевы. И жалела, страшно жалела ту солнечную девчонку, что пропала в ней. Заледенела. До такой степени, что и теперь, когда уже дочка выросла, когда уже вроде бы можно и расслабиться немного, она не хочет отпускать себя. Не понимает, как это можно сделать. Отчаянно цепляется за тот, с таким трудом созданный образ железной леди, которой все нипочем, все по плечу. Которая боится повторения. Боится быть слабой. Опять. Одной, перед миром жестоким.
        - Он хочет семью. Ребенка хочет.
        - А ты?
        - А я - нет. У меня уже есть ребенок. Мне больше не надо.
        Это было сказано очень твердо. Железобетонно.
        Если она так же говорила ему... Бедный Юрий. Словно танком проехала ведь.
        - Мам, ну почему? Ну ведь ты же... Любишь его?
        - Люблю.
        - А тогда...
        - Не надо, Коть. Не будет больше в моей жизни повторения того, что было.
        Боже, какой ровный, спокойный голос. Ну привет, Снежная королева. Давно тебя не видела. Ладно, хоть не выгоняет, считает нужным объяснить...
        - Ты не представляешь, что это, как это... Когда вот оно, все, что тебе надо, все рядом, вся жизнь твоя - в нем. Только в нем. Остальное - неважно абсолютно. Просто какое-то бесконечное, ослепительное, невозможное счастье... А потом - раз! И все. Понимаешь? Все. И нет ничего. Потому что его - нет. И ты это не сразу понимаешь, нет. Вначале вообще осознание не приходит. Потому что странно, как же так? Он просто уехал и не вернулся. Словно просто далеко уехал. И ты все ждешь, ждешь, ждешь... И все мимо тебя проходит... Поверишь, я не помню похорон. Совершенно. Тебя помню в черном платьице. Тебе не шло, я все порывалась переодеть, зачем черное? А ты смеялась и бегала. Новое платье, тебе нравилось... А потом все как-то... Не могла я остановиться даже, задуматься, понимаешь? Дела, дела, дела... Мама, как чувствовала, загрузила, тебя не забирала специально. Садик, моя учеба, долги, долги, долги, счета какие-то, работа, потом еще работа, ты болеешь, ветрянка, потом ангина, потом орз , сопли бесконечные. А он не приезжает. Просто уехал далеко, и нет его. Гонит на своем байке по асфальту, домой торопится, и
не сегодня-завтра приедет, дверь откроет, тебя на руки подхватит... Не сегодня, так завтра. И еще завтра. И еще.
        Она говорила, не замечая, как дрожат руки, как текут слезы по щекам. Смотрела в окно. Держала в руках чашку с кофе. И говорила. Кажется, даже не осознавая, что говорит вслух. А не думает.
        Я замерла, не сводила глаз с ее лица. С ее слез. И очень хотела обнять, поддержать, чтоб поняла, что она не одна. И что я, хоть и не помню папу, но все равно тоже скучаю, тоже ощущаю пустоту внутри. Но, на самом деле, куда моей пустоте до ее ледяной пустыни?
        - А потом, через год, перебирала вещи в шкафу и нашла его футболку... И она пахла им... И все. И просто все. Меня тогда на неделю выбило. Мама помогла, тебя увезла. А я пила и плакала. И потом поехала на кладбище... Не помню, что делала... Очнулась в больнице, руки все разбиты в кровь, под ногтями содранными земля кладбищенская... Из больницы вернулась... С работы уволили. В институте проблемы. Мама... С сердем плохо, тяжело с тобой, ты очень активная, подвижная такая была, не давала даже присесть... Я прихожу, а она лежит, встать не может, каплями сердечными пахнет, а ты на окно забралась и по стеклу колотишь... И тут я в себя пришла. Сразу. Резко. Поняла, что нельзя. Что хватит. Что он в земле, и ждать его бессмысленно. И надо тебя растить. И маме помогать. И больше такого не допускать. Чтоб вот так, не в себе столько времени. Страшно стало, что я там, на кладбище, умереть могла, прямо возле его могилы. И тебя бы тогда в детдом... Потому что маме не отдали бы, точно. Разобралась постепенно со всем. Как-то быстро и легко. Словно, там, на кладбище... Словно он отпустил. Или я его... Отпустила.
        Не отпустила ты его, мамуль... Не отпустила. До сих пор он внутри. На байке едет к тебе. Просто корку нарастила, заледенела. Понимаешь это, осознаешь. И боишься, что опять сорвешься, опять... И любую попытку пробраться к тебе глубже, чем позволено, блокируешь. И меня , свою дочь, свою кровь, не пускаешь даже. И другого человека, тем более. В постель - пожалуйста. В квартиру - ну пусть. Вон, тапочки куплю. А глубже - в себя... Это уж нет. Никаких планов, никаких долгоиграющих вещей. И никого больше, кто будет так зависеть от тебя, будет настолько беззащитен, чтоб ты не могла даже забыться. Позволить себе не быть.
        Мне стало жаль Юрия. Почему-то я думала, что он в самом деле мамуленьку любит. Вон, как добивался, как просил, как смотрел. Не сыграешь так, не просто это увлечение. Тем более, что и планы с ней строил. Боролся с ее внутренними барьерами, преодолевал их. Но не судьба, видно. Ее тараканы все же оказались живучей.
        Я все же пересела к ней, обняла, пряча лицо у нее на груди. Редко, так редко она такое позволяла мне делать. И не вспомню, когда в последний раз. Может, еще в школе?
        Она развернулась, и внезапно тоже зарылась мне в волосы, сдавленно застонала. И опять заплакала. И попыталась вырваться, собраться, привести себя в чувство. А я не отпустила. Держала крепко, дышала глубоко. И она сдалась. Расслабилась. Уткнулась мне в макушку. Позволяя жалеть себя. И любить. Просто любить, без всего. Требований, мыслей, посторонних эмоций. Просто потому что она - самое родное, что есть у меня. Самое близкое.
        Не знаю, сколько мы так просидели, чувствуя невозможное родство, проникая друг в друга, и сколько бы мы еще это делали, но дверной звонок встревожил нас, заставил вздрогнуть, оторваться друг от друга.
        Я пошла открывать.
        И, увидев, кто за дверью, молча отошла в сторону, пропуская в квартиру. И не говоря ничего мамуленьке, не давая ей опять спешно нарастить лед.
        Юрий, бледный и осунувшийся, готовый, как мне показалось, с боем прорываться, если и хотел что-то сказать, то под моим выразительным взглядом, закрыл рот и молча прошел на кухню.
        Я услышала, как слабо ахнула мамуленька, не ожидавшая его увидеть, как что-то упало, потом невнятный мужской бубнеж, ее всхлипы...
        И ушла, прикрыв дверь. И мысленно желая Юре удачи. Потому что, если упустит такую возможность, то зря он мне так нравился. Дурак, значит.
        Лара была слегка не в себе. Но не пила. И ходила бледная, постоянно держа в поле зрения дверь в ванную.
        И да, это было именно то, о чем я подумала.
        Заехав после мамуленьки к ним, в поисках дружеской поддержки и чая, я попала опять в самый разгар душевной драмы. День такой сегодня, что ли? Так вот страшно и домой ехать, мало ли что там ждет. И кто. Вдруг Вадим опять словит приход и явится? Или Витя? Хотя, если б Витя хоть что-то проявил, хоть какую-то эмоцию, я бы , наверно, выдохнула. А то эта стена ледяная скоро и меня уже заморозит.
        В отличие от Лары, испуганной и несчастной, Лелик ходил довольный, только что не лопался от гордости. И все норовил будущую мамочку на руках таскать. Его б воля, он бы и до туалета ее носил. Чтоб нигде не ударилась, не навернулась, а то первые месяцы - они же самые опасные, это он уже на сайтах специализированных выяснил, и по форумам мамочек полазил.
        Вид его невыносимо довольной, но все такой же страшной физиономии меня развеселил, хотя потерянное лицо Лары вызывало сочувствие. Да уж, не ожидала она такой подставы.
        - А вы что, не предохранялись? - спросила я, когда Лелик был услан в магазин за средством от душевных ран (для меня) и радостного отмечания (для него).
        - Предохранялись... - Лара всхлипнула. - Там защина девяносто семь- девяносто восемь процентов, вот мы в эти два процента и попали... Это все он виноват, мамонт несчастный, прохода мне не давал все время! И его эти... Активные слишком... Коть, как же мне теперь, а?
        Она посмотрела на меня несчастными глазами, полными вселенской печали. Я фыркнула, не удержавшись, настолько забавно она в тот момент выглядела. Волосы короткие в разные стороны торчат, лицо бледное, взгляд огромных глаз грустный-грустный. Вот сейчас еще слезы покажутся - и полное сходство с анимэ. Трогательная такая, нежная, невинная.
        Не удивительно, что этого ее зверя так повело. Черт, да я бы сама соблазнилась, если б хоть немного в эту сторону дышала! А так только нарисовать ее захотелось. Именно вот в таком виде. Чтоб грусть-печаль. И короткие шортики с тонкой маечкой на худощавом красивом теле.
        И животика нет еще. Странно даже представить, что там уже есть что-то живое. И, вроде как по последним исследованиям, эмбрион слышит и воспринимает все уже с момента зачатия. Ну привет тебе, новое существо! Надеюсь, тебе там тепло и хорошо. А мамашу твою грустную мы сейчас веселить будем.
        Тут подтянулся Лелик с веселящим напитком, и мы неплохо так утешили теперь непьющую Лару. Под конец наших посиделок она уже порозовела, глазки заблестели, и из очень грустной анимэшки она превратилась в немного печальную анимэшку. И, судя по долгим взглядам Лелика на нее, скоро мне пора уже будет сваливать. А , возможно, что и прямо сейчас.
        Я поймала очередной горячий взгляд счастливого папаши, вздрогнула и торопливо засобиралась.
        Дом встретил ледяной тишиной. Я постояла, посмотрела на хранящую молчание стену, прекрасно зная, что сосед дома, видела , как окна его горели. Вздохнула. И пошла выгуливать Бусю. Не то, чтобы она требовала, замечательно отоспавшись за день, но и не отказывалась. А я, пока лето еще не кончилось, решила поймать как можно больше позитива. И вечерняя прогулка по летнему теплому ветерку, была прекрасной идеей.
        На улице я сунула Бусю в рюкзак, встала на самокат и доехала до парка. И получила море позитива, наблюдая, как собака резвится в траве.
        И даже завидуя ей. Ее беззаботности, ее постоянному хорошему настроению. И тому, что она, как и любая собака, умеет любить, преданно и чисто, ничего не ожидая в ответ и не заморачиваясь по всяким глупостям.
        Я подозвала ее и вдоволь наобнималась и наигралась, чувствуя, как все успокаивается внутри, как пружина сжатая медленно ослабляется. Я очень сильно надеялась, что у мамуленьки все хорошо, и звонить не хотела, боясь помешать воссоединению и той хрупкости, которая в ней проявилась, и которая долна была помочь Юрику. Я радовалась за подругу, несмотря на то, что ее новое положение было для нее шоком. Но мамой она будет хорошей, особенно с таким-то папой.
        Я надеялась, что у всех моих близких людей все будет хорошо. И вокруг наступят мир и гармония. И у меня в душе тоже.
        В конце концов, ну чего я распереживалась? Ну неудачный недороман с соседом. Ну ненужный ухажер...
        Это все преходяще. Это все надо отпустить.
        Я лежала на спине, смотрела в темнеющее небо, завораживающее своей внезапной глубиной, и ощущала, как отпускает. Вот прямо сейчас отпускает. И получала удовольствие от этого.
        Обратно добирались уже в темноте.
        Я спрыгнула с самоката, выпустила Бусю побегать возле подъезда, пока складывала свое шикарное средство передвижения, наклонилась...
        И следующее, что я увидела, это пол в движущейся машине, который я могла во всех деталях рассмотреть, потому что лежала лицом вниз на сиденье, со связанными руками и какой-то тряпкой во рту.
        Болела голова, по которой , наверно, и пришелся удар, вызвавший временную потерю памяти, в глазах все прыгало, и я не могла понять, это от общего моего плохого самочувствия, или все же от того, что машина двигается. Я не могла рассмотреть тех, кто меня связал и теперь куда-то вез, не могла пошевелиться.
        Мысли в больной голове бродили странные и тяжелые. Везут... Куда? Кто? Зачем? И Буся! Где моя Буся?
        Я вскинулась от одной этой мысли сильнее, чем от всех предыдущих. И, скорее всего, напрасно. Потому что меня тут же опять ударили, и я отключилась окончательно.
        "Кошки - это жидкость" ((ц)взято на просторах интернета)
        Очнулась я в следующий раз в полной темноте. Поморгала, подергала руками. Веки двигались, руки - нет. Такой ужас меня сковал - не передать! Решила, что от удара по голове что-то нарушилось в организме, или мне что-то сломали, и теперь ног и рук не чувствую. Инвалид. Непроизвольно сразу же полились слезы из глаз. И ужасно, просто невероятно хотелось пить. Я попыталась сглотнуть, но во рту пересохло, слюны не было совершенно. Тут пришло понимание, что кляпа у меня нет. Значит, можно позвать, попросить... Кого? О чем? Может, лучше вообще не двигаться, чтоб не привлекать к себе внимания? Хотя, какая теперь разница. Если от удара ног и рук не чувствую, то это все. Конец. Можно просто закрыть глаза и умереть. Надеясь, что до этого момента никто тебя не тронет.
        Но тут до моих ушей донесся легкий бубнеж. Я прислушалась. Голоса. Мужские. Похоже, что неподалеку. Я затихла, переставая моргать и сглятывать, затаилась.
        Голоса стали отчетливей.
        - Прикинь, я глянул, такая пятнадцать косарей стоит, если с документами.
        - Да буду я еще за копейки возиться...
        - Ну это да... Но вообще, офигеть. Вот такой шар с ножками и бабки стоит...
        - Какого ты вообще прихватил ее?
        - Да она ж в ногу вцепилась! Маленькая, а зубастенькая... Смотри, какая... Ну-ка, мелочь, порычи...
        Непонятная возня, а затем такое знакомое, родное рычание Буси.
        Я от радости открыла рот, и неожиданно ощутила дикую боль. В запястьях. Видно,на эмоциях, дернула сильно руками. И они заработали! Правда, нормально шевельнуть я ими по-прежнему не могла, но уже чувствовала. Поняла, что , скорее всего, у меня просто онемели конечности от того, что их связали. И теперь нужно будет какое-то время на восстановление. После того, как развяжут. Вернее, если.
        Я аккуратно опять подергала руками, морщась от боли, покрутила кистями. Нет, бессмысленно. Ног по-прежнему не чувствую. Даже если меня развяжут, отсюда я смогу выбраться только ползком. Как рыбка, выброшенная на берег, извиваясь всем телом.
        Мужские голоса продолжали бубнить, причем тот, что играл с моей собачкой, даже умилялся, когда Буся, судя по звукам, настроенная агрессивно, нападала на него. Дразнил, смеялся. И это, а еще и отчаянная борьба моей псинки с неведомыми похитителями, подстегивали меня к действиям. В конце концов, раз живая, значит, для чего-то нужна. Собаку не убили, а с собой прихватили, значит, не отморозки окончательные. Может, получится диалог?
        Я, немного воспрянув духом, попыталась позвать их, но тут же поняла, что никакого диалога не выйдет. По крайней мере, в ближайшее время. Потому что измученное сухостью горло не пропускало вообще ни одного звука, даже сипа не было. Я поерзала, верней попробовала поерзать, но и с места не смогла сдвинуться. Да уж, качественно связали. Умело.
        - Ну, чего с ней делать будем? - спросил тот, кто играл с моей Бусей.
        - Выкинем, нафиг, волки сожрут.
        - Да ты чего! Такую милоту! - возмутился первый. - Давай Катюхе подарим.
        - Да мы в жопе сидим! Тут до любой деревни два дня ходу, а до Катюхи твоей - все пять. Да и нафига ей крыса пушистая?
        - Не скажи, бабы любят таких. Может, даст, наконец-то... - голос обрел мечтательные нотки, - а то ходит, тварь деревенская, жопой вертит...
        - Да нафига ты ей сдался, урода кусок? - удивился его напарник, - она мужиков постарше любит...
        - Таких, как ты? - негромко и с опасно режущими нотами в голосе спросил любитель собачек, - да? Спал с ней уже? Да?
        - Эй-эй-эй! Ты чего? - заторопился голос, затем с грохотом отодвинулся стул, - не спал! И не смотрел! Да убери ты железку, припадочный!
        Судя по звукам, грохоту и сдавленным ругательствам, в соседней комнате происходила драка. Сквозь невообразимый шум было слышно отчаянное лаяние Буси, и я молилась только, чтоб мою девочку не зацепило.
        Затем раздался жуткий, прямо морозом по коже прошедший хрип, и все стихло. Страшно так стихло. И даже Буся не лаяла.
        Эти несколько секунд в моей голове показались часами, ужасными, ужасными часами.
        Я лежала, сжавшись, закрыв глаза, и только думала о том, чтоб сюда не вошел никто. Не вошел тот, кто, судя по звукам, только что убил человека. Своего напарника.
        Тут тонко заскулила Буся, и опять забубнил голос:
        - Ну, ну, ну... Чего ты? Иди сюда...
        Буся замолчала, судя по всему, ее взяли на руки и утешили. Хорошо, что хотя бы собачке моей не страшно. Так, как мне.
        - Сейчас мы плохого дядю закопаем и поедем к Катюхе, да? Она тебе рада будет...
        Я сжалась еще сильнее. Голос за стеной был абсолютно спокоен, деловит, как будто не произошло ничего страшного. И это спокойствие ужасало даже больше, чем звуки жуткой драки и леденящий кровь хрип умирающего человека до этого. Я поняла, что там, за стеной, находится абсолютно сумасшедшее, без малейших проблесков людского, существо. С которым невозможно будет договориться.
        Этот контраст жуткого происшествия и неподдельной заботы по отношению к собаке вызывал даже не оторопь, а реально онемение всего. Хотя, учитывая, что тело я все так же не чувствовала, осталось только мозгу опять впасть в кому, и все. И полностью отдаться во власть зверя. Я и так в его власти сейчас. А если буду еще и без памяти... Нет, нет уж! У него, у этой твари, моя Буся! И он ее собирается отдать какой-то Кате! А вдруг она будет ее бить? Или ей не понравится подарок, и она выкинет собачку?
        Потом, вспоминая свои, абсолютно сумасшедшие мысли в тот момент, я пыталась понять, почему думала именно об этом? Вопросы о том, что это за люди, чего им надо от меня, где я, и другие, очень даже серьезные и важные, отошли на второй план. А на первом был ужас от того, что моя собака находится в лапах убийцы. Вот как так? Что это? Инфантилизм? Дикая любовь к Бусе? Или попытка закрыться от реальности, замещение одной проблемы другой? Я, в итоге, пришла к выводу, что, наверно, все вместе.
        В тот момент я старательно прятала панику за вполне реальным и логичным, как мне казалось, беспокойством о судьбе моей собаки. И это не дало мне сойти с ума окончательно, забиться в бесконтрольных судорогах кошмара.
        И позволило привести мысли в относительный порядок. Даже выстроить в голове какое-то подобие плана. Какую-то логическую цепочку для дальнейших действий. Вспомнить, как себя надо вести с сумасшедшими. Обрести мнимое спокойствие.
        Мужчина все бродил по комнате, бубнил, разговаривая то ли с Бусей, то ли сам с собой. Я смотрела в темноту слепыми от страха глазами и пыталась дышать. И мысленно выстраивать свои дальнейшие шаги.
        А затем он куда-то вышел, дверь хлопнула. Я попыталась опять дернуться, но все по-прежнему было безнадежно. Ноги болели, я их уже чувтсвовала, руки - тоже. Но двинуть не могла.
        Тут похититель вернулся, опять забубнил:
        - Давай, давай... Бери за ноги его и тащи.
        Мама, мамочка! Там еще кто-то? Еще???
        Я замерла, чувствуя, как опять внутри все сжимается. Раздался шум, затем движение мебели по деревянному полу, волочение чего-то тяжелого, тяжелый грубый мат, хлопнула дверь. И все стихло. Только Буся продолжала повизгивать. Тонко и жалобно. И это опять вернуло мне меня. Я задергалась еще сильнее, и, о чудо! Смогла пошевелить пальцами на руках! Тааак... Теперь главное, чтоб меня не беспокоили. Мне надо время, чтоб, как кошке, перейти в состояние жидкости и выбраться из пут. А я выберусь! Обязательно! По крайней мере час у меня есть. Пока они там будут могилу рыть, пока закапывать... Я сумею расшатать узлы, сумею вывернуть хотя бы одну кисть руки...
        А потом уже дело техники. Главное, чтоб у меня было время на эту технику.
        Я увлеклась, тратила все силы на освобождение, подбадриваемая писком Буси. Я не думала, что будет, когда я выберусь, куда я пойду, где я вообще. Нет. Проблемы мы будем решать по мере их появления. Сначала - освобождение. Потом - Буся. Затем - выбираемся. И, как итог - мстим!!!
        Они еще пожалеют, что сделали это со мной! И с моей собакой!
        Занятая освободительными планами и действиями, я упустила момент, когда хлопнула дверь, и только визг Буси, почему-то счастливый, отвлек. Но уже было поздно. Я не успела подготовиться к появлению человека на пороге комнаты! И только почувствовала острое сожаление. Потому что одну ладонь я уже вытащила из пут. И дальше было делом техники. Мне не хватило буквально полчаса. Как они умудрились так быстро закопать? Или яма уже готова была?
        В любом случае, мне не повезло. Меня застукали.
        Высокая крепкая фигура мужчины показалась пугающе черной, потому что находилась против света. Я замерла, тараща на него слепые глаза, полные слез и ужаса.
        И не подумала даже спрятать особожденную руку. Не успела просто подумать. И потом тоже не успела. Понять, кого вижу.
        Только, когда мужчина двинулся ко мне и опустился на колени, я на секунду закрыла глаза. Потому что этого человека я здесь увидеть не ожидала. Совершенно не ожидала.
        - Катя... Кать, Катенька...
        Я открыла глаза, потом опять зажмурилась, на секунду, ужасную, кошмарную секунду решив, что я от перенапряжения провалилась-таки в беспамятство. И сейчас брежу.
        Ну откуда здесь взяться моему гадскому соседу?
        Однако, вот он, рядом со мной, на коленях стоит, споро разматывает узлы на руках и ногах, трет их своими большими ладонями. Больно! Так больно! Ужасно! Еще хочу! Еще! Пусть еще! Это дает понимание, что я не во сне, не в бреду, что живая. И неважно, что здесь делает Витя, важно то ощущение безграничного облегчения, что затопило меня, когда, наконец, в полной мере осознала, что это не сон и не бред.
        - Кать, надо встать, сможешь? Катюш, давай по чуть-чуть... Нам идти надо...
        Он привстал, поднял меня. Я не удержалась, вскрикнув, опять упала на лавку. Ноги я уже чувстсвовала. Но это были кошмарные ощущения. Изутри их разламывало, кололо так, словно я на гвозди наступила с размаху. Невозможная боль, нереальная.
        Но Витя опять поднял меня, настойчиво потянул к выходу.
        И я пошла. Не ощущая ног совершенно, передвигаясь только на памяти о том, как это надо делать. И едва не вскрикивая от дикой боли. Как русалочка, которая обменяла хвост на ножки и была вынуждена испытывать жуткую боль от каждого шага по земле. Я ее в этот момент очень хорошо понимала.
        Мы вышли в освещенную комнату, в которой царил страшный хаос. Деревянные стулья и стол были переломаны, стекла в окне разбиты. Валялась посуда, железные кружки с разлитым коричневым отваром. И кровь на полу. Много крови. Нереально много. Я уставилась на нее, открыв рот. Но голоса, слава Богу, по-прежнему не было, поэтому ни звука не издавала.
        - Кать, отвернись, не надо смотреть, - Витя силой отвернул меня от жуткого зрелища, и тут я смогла рассмотреть его. И ужаснулась уже его виду.
        Бледный, с запавшими глазами, разбитыми губами и ссадинами на лице. На виске кровь, засохла уже, волосы слиплись. В глазах тщательно сдерживаемая муть. Как он вообще на ногах стоит - непонятно. Словно в подтверждение моих подозрений, Витя пошатнулся, я попыталась его удержать, но , в итоге, сделала только хуже, потому что сама завалилась вперед, не удержавшись. И Витя не удержался, упал на спину, я на него, угодив локтем в грудь и выбив болезненный вздох. И так и замерла, тяжело дыша и плача от ужаса и боли. Витя сглотнул, перебарывая себя, и осторожно придержал меня за плечи, чуть отстраняя.
        - Катюш, надо аккуратно. Встаем, давай, милая, давай...
        Я в последний раз длинно всхлипнула и подчинилась. Перевалилась на спину, давая ему возможность встать. И тут же на меня совершили нападение. Неожиданное, но очень приятное. Маленький, пушистый, повизгивающий от радости комочек. Буся налетела на меня, восторженно облизывая лицо и крутя маленьким хвостиком.
        Пока я подхватывала ее, обнимала и ощупывала на предмет повреждений, Витя успел прийти в себя и встать. И поднял меня, прямо с Бусей на руках.
        - На выход, Кать, быстрей. Надо уйти успеть подальше.
        - А... Там этот... - я это даже не ртом сказала, звуков не было по-прежнему, а , наверно, всей мимикой, так, что Витя понял. И ответил, мимолетно успокаивающе погладив по щеке:
        - Я его вырубил. Вот только не знаю, надолго ли. И занести не смог в сарай, запереть. Здоровенный, скот. Так что связал только. Нам уходить надо, могут еще приехать. Они ждали.
        Я, больше ничего не спрашивая, поспешила за Витей на улицу. Ну как, поспешила. Как может поспешить черепаха? Вот и я так.
        На улице было уже темно. Я с удивлением вдохнула густой хвойный запах леса и подумала сначала, что оглохла. Такая тишина была. Невозможная для меня, как для городского жителя. Нереальная.
        И темнота. Ни фонаря, ни лампы. Тихо, темно. Страшно. Я оглянулась неуверенно. Маленький домик, похожий на охотничий. И только оттуда свет. Из единственного окна.
        Почему провели электричество в дом, но не подумали поставить фонарь во двор?
        Эти странные вопросы, возникшие в моей голове, опять же, в полной мере указывали на то, что я еще основательно не в себе.
        Витя потянул меня прочь от дома, к сараю.
        - Постой здесь, я сейчас вернусь. Тихо только, милая, - он прислонил меня к стене, опять погладил по щеке, - если услышишь что-то, и я не вернусь, иди к дороге. Она не асфальтированная, вон там, справа.
        Я опять открыла рот, хотела сказать, спросить... Но голоса все еще не было. Витя помедлил, затем добавил:
        - Если ничего не услышишь, и я не вернусь, тоже не жди. Уходи. Куда я показал.
        Я вцепилась в его футболку, но он мягко освободился. И ушел в темноту, туть пошатываясь. А я осталась. Одна. Прижимая к груди взрагивающую собачку. И вглядываясь в непролазную темень.
        И понимая, что, если он не вернется, я прямо здесь и умру. Никуда с места не сдвинусь. Никуда.
        Но Витя вернулся. Совсем скоро. Я, мне кажется, успела только вдохнуть-выдохнуть пару раз всего.
        Он нес довольно объемный рюкзак, двигался уже куда более уверенно и был напряжен.
        Коротко ощупал меня внимательным взглядом:
        - Ты как? Испугалась сильно? Пошли.
        - Пить... - выдохнула я совершенно неожиданно даже для себя и замерла испуганно, настолько непривычно хриплый и страшный был у меня голос.
        Он молча порылся в рюкзаке и дал мне бутылку воды.
        - Несколько глотков. Не больше. Смочи горло и все.
        Я сделала глоток. И поняла, что вот оно - блаженство. Прямо сейчас. На моем воющем от восторга языке. Отпила еще, чувствуя, как по горлу прокатывается волна живительная, сладкая, целебная. Забывшись, глотнула еще, и Витя отобрал бутылку. Молча спрятал ее в рюкзак. Ухватил меня за локоть. И повлек прочь, удивительно быстро для его состояния.
        Я ничего не видела в темноте, спотыкалась без конца, в итоге Вите надоело меня ловить у самой земли, да и передвигались мы очень медленно, он постоянно оглядывался, вслушиваясь во что-то.
        Витя поставил меня сзади, указал хлястик на рюкзаке, за который надо держаться, и пошел вперед. Я - за ним, поместив Бусю, которой наши трудности были до фонаря, за пазуху.
        Идти стало легче, потому что Витя выбирал маршрут с меньшим количеством веток на пути. Как он видел что-то в темноте, я не понимала.
        Сосредоточилась только на том, чтоб шагать и держаться. И все свои оставшиеся силы тратила именно на это.
        Не было ни одной мысли о том, куда мы идем, как оказался Витя здесь, что вообще происходит, и почему со мной так поступили. Организм в очередной раз защитился, выбрав оптимальный способ сохранения энергии и самого себя.
        У меня есть цель: идти следом за Витей, и стараться не задерживать его. Остальное - потом. Когда можно будет. Начать думать.
        - Устала?
        Он спросил что-то? Да?
        Я, уж примерно полчаса шедшая единственно на своем упрямстве, даже не поняла сначала, что сказал Витя. А потом , когда осознала, попыталась ответить. Пооткрывала рот бессмысленно и глупо. И остановилась. Сразу подломившись в коленях, потому что тело, оказывается, только этого и ждало. Остановки. Чтоб сразу показать, что все ресурсы давно уже выработаны.
        Витя оглянулся и успел меня подхватить, аккуратно усаживая у подножия дерева.
        Ноги сразу же благодарно и очень сильно заныли, и я поняла, что с места сегодня не сдвинусь. А, возможно, и завтра. Вот что угодно пусть происходит. А я буду сидеть и блаженно жмуриться. Сосед оглядел меня критически, а потом рухнул рядом, сохраняя недовольное выражение на лице. Типа, дурацкая задержка. Но я-то видела, что он очень даже рад остановке. Потому что на секунду лицо его отразило ровно то же блаженство, что и у меня. Только я не скрывала. А он скрывал. Дурной мальчишка. Выпендрежник.
        Витя порылся в рюкзаке, достал бутылку с водой. Передал мне, предупредив опять:
        - Не торопись. И два глотка.
        В этот раз я была послушна. За все время нашего короткого похода в глубь темного леса, я не увидела ни одного ручья, ни одного озера, речки или еще чего-то, откуда мы могли бы взять воды. Горло еще помнило страдания от обезвоживания, поэтому я старалась быть аккуратной. Витя экономно отпил, покатал воду во рту и медленно проглотил.
        - Мы много прошли? - спросила я, соеврешенно не ориентируясь во тьме.
        - Нет. Но дальше не пойдем. Вряд ли они будут искать нас по темноте.
        - Хорошо. А мы куда выйдем в итоге?
        - Кать, давай спать. Я устал чего-то, блин.
        Он больше ничего не сказал, сполз по стволу прямо на землю и закрыл глаза. Я поняла, что он, как и я, держался из последних сил, и не стала больше ничего спрашивать. Просто легла рядом, аккуратно умостив прикорнувшую Бусю сбоку, и обняла его, легко-легко, чтоб не потревожить, мало ли, вдруг ему больно где-то, помимо головы.
        И уснула. И даже мыслей и вопросов в голове у меня не возникало. И леса темного, мрачного я не опасалась. Странное спокойствие и полное доверие к своему спутнику. И это было удивительным, учитывая наши отношения. Недоотношения. Это показалось бы удивительным. Но не в тот момент.
        Утром я проснулась, крепко прижатая к теплому телу соседа. Шевелиться категорически не хотелось, тело болело , кажется, сразу везде, особенно ноги и горло. Я лежала, прислушиваясь к дыханию Вити, мерному, спокойному, и чувствовала себя, несмотря на болезненное состояние, практически хорошо. Комфортно и безопасно.
        За ночь наша одежда слегка отсырела, но холода не было, все же лето на дворе.
        Я лежала, не шевелясь, и смотрела в спокойное красивое лицо соседа. Во сне он казался совсем ребенком. Немного нахмуренный, ссадины на скуле, губы твердо сжаты. Захотелось провести пальцем, разгладить морщинку между бровей, коснуться царапины возле нижней губы. Щетина придавала соседу суровость и в то же время какую-то беззащитность. Его хотелось обнимать. Целовать. Держать. И никому не отдавать.
        Я знала, что, стоит ему открыть глаза, и мы опять будем кусаться, не сможем по-другому, поэтому хотела еще немного потянуть это краткое время нашего перемирия. Трогательный момент единения.
        Я не хотела сейчас сходу начинать ломать голову над ситуацией, в которую я влипла по неизвестной причине, и каким боком здесь Витя. В любом случае, скоро узнаю. А пока можно еще чуть-чуть полежать. Еще чуть-чуть посмотреть на него, такого красивого, такого спокойного. И попредставлять, что мы, например, в походе, вдвоем. Просто ночуем вместе. Просто...
        Тут между нами завозилась Буся, Витя сразу же открыл глаза и поймал меня за разглядыванием. Я замерла. И даже не могла придумать, что можно бы сказать ему. Он сам принял решение.
        - Ты как?
        Голос его, тихий и хрипловатый со сна, отдавал невольной нежностью, и я потянулась к нему. Сама. Легко коснулась сомкнутых губ, не пытаясь сделать поцелуй более серьезным, просто выражая переполняющие меня эмоции. Он ответил. Удивленно, словно не ожидал этого. Да он и не ожидал, наверно, учитывая, что я все время дикой кошкой бегаю от него, фырчу. А тут сама поцеловала. Удивишься, пожалуй.
        - Смотрю, неплохо?
        Еле слышная улыбка, только в глазах. А потом с неохотой убранные руки.
        Я выпустила Бусю погулять, села, растерянно оглядываясь. Вчера, в темноте, я не особо понимала, куда мы пришли. Оказалось, небольшая полянка в лесу, залитая утренним светом. С одной стороны заканчивался хвойный лес, а на другой - плавный переход в лиственный, знакомые каждому осинки и березки.
        - Я вернусь сейчас.
        Витя ушел в сторону, я проводила взглядом, не понимая сначала, открыла рот, чтоб спросить, куда, но вовремя замолчала.
        Да уж, и мне, пожалуй, надо тоже... Сходить.
        Огляделась растерянно.
        Все же я - абсолютно городской житель. В лесу, конечно, бывала, но облагороженном, больше похожем на парк. И никогда - в дикой природе не приходилось ночевать. Так экстремально. Поэтому многие вещи будут в новинку. Надеюсь, что сосед мой - не такой же неопытный житель мегаполиса, как и я... Хотя, о чем это я? Парню восемнадцать, я жду от него опоры? Опытности? С ума сошла...
        Тут я вспомнила, насколько уверенно он вел меня ночью, в непролазную темень, и как спас до этого... Как он сказал? "Вырубил его"? Он вырубил того мужика, что убил своего напарника? Да, именно так... Я оглянулась на шорох.
        Витя выходил из кустов, вид у него был хмурый, а взгляд напряженный.
        - Ты, если хочешь в туалет, то не медли, Кать, нам идти надо.
        Я поднялась, со стоном, как старушка столетняя, и, хромая сразу на две ноги, поползла за ближайшие кустики в сопровождении довольной Буси. Она, кстати, имела бодрый вид и грязную мордочку. Не иначе с утра пораньше позаботилась о еде для себя самостоятельно. Может, жучка поймала, или лягушку... Вот и говори после этого, что комнатные собаки - не хищники... Еще какие... Главное, чтоб плохо не стало моей девочке от такой диеты. Ну, надеюсь, мы скоро выберемся из этих диких условий...
        Вернувшись, я выпила еще воды, напоила из ладошки Бусю, сьела кусок хлеба, который Витя вытащил из рюкзака, и мы двинулись дальше. В том же порядке. Витя - впереди. Я, с Бусей за пазухой, за ним. Шли мы медленно, потому что ноги мои болели сильно, и теперь, днем, видя, куда ступаю, я делала это горяздо соторожней, чем ночью.
        Тропинки никакой не было, сплошной сухой подлесок, по которому довольно сложно было идти. Особенно в легких салатовых конверсах.
        Пока шли, меня стали одолевать вопросы, которые вчера, от шока, в голову и не приходили.
        Куда мы идем? Вернее, не так: Витя знает, куда мы идем?
        Как он оказался в этом домике?
        Где мы вообще? Он знает?
        Где его сотовый? Или, может, сотовый любого из бандитов?
        Гонится ли за нами кто-то?
        Почему мы идем так быстро?
        Почему не можем остановиться и дождаться помощи?
        Вопросов было огромное количество, все они сумбурные и вроде бы важные, но я не стала их задавать по ходу движения, потому что все силы уходили на то, чтоб сдержать крики боли от каждого шага.
        Да, мне по-прежнему было больно, но я терпела. Смотрела на спину своего спасителя, вертела в голове все вопросы, что задам ему, и молчала.
        Мы прошли так примерно полчаса, после чего я начала запинаться сильнее обычного, и мы сделали привал.
        Витя сел, передал мне воду, которой осталось совсем немного. И посмотрел на меня с ожиданием. Он тоже чувствовал мое нетерпение, мое волнение.
        И был готов утолить и то и другое.
        И я намеревалась воспользоваться этим по полной программе.
        Пока у нас есть время.
        Виктор, которого Виктором звал только отец, когда в детстве приглашал получать втык за очередные проделки, мама же звала Витенькой, а друзья уже давно обходились энергичным и коротким Вит, смотрел на самую странную женщину, которую когда -либо встречал за всю свою жизнь, и не знал, с чего начать.
        Потому что понимал, вопросы сейчас начнутся из разряда: кто это такие? И что им от нее надо?
        И уже только потом: как он сам здесь оказался? И куда они идут?
        И если на второй блок вопросов он ответить мог, то вот на первый...
        Кошка смотрела на него своими уставшими, но очень внимательными глазами, привычно погружая в некое блаженно-дурное состояние, совершенно не нужное сейчас. Ни в этой ситуации, ни в какой-либо еще.
        Но Вит, прекрасно понимая происходящее, остановить ничего не мог. Смотрел на хрупкую маленькую девушку перед собой, и видел только ее нежную кожу, ее мягкие, несмотря на недостаток влаги губы, ее светлые, пушистые даже после суток в плену и ночного хождения по лесу волосы. И взгляд не мог отвести. А она не замечала. Как всегда. Все как всегда. Ровно с того момента, как увидел ее впервые.
        Она и не помнила, наверно.
        Совершенно точно не помнила.
        Она тогда ему показалась такой... Не от мира сего. Прошла мимо него, задумчивая, красивая до боли. Его прямо сразу и убило. Прямо в сердце.
        Двинулся следом, непонятно зачем, на автомате, забыв, что на нем защитные очки и комбез строительный.
        А она мимолетно глянула, улыбнулась, легко и невесомо... И дверь закрыла прямо перед его носом.
        А он остался. Стоял, смотрел. Забыв вообще обо всем. А потом пошел обратно в квартиру, где как раз красил стены. И весь день чувствовал себя, как под кайфом. Улыбался, дурак. И вспоминал маленькую беленькую кошечку, с которой теперь в соседях будет. И так хорошо было, легко.
        Хотя, был вариант, что это его тогда просто от краски так накрыло.
        Потому что потом все, что угодно Вит испытывал в общении с соседкой, но только не легкость.
        В дальнейшем, анализируя свои отношения с Кошкой, Вит думал, где точка отсчета? Когда все началось? Тогда, когда она мимо прошла и не обратила внимания на парня в строительном комбезе? Или тогда, когда первый раз обозвала его сопляком?
        Нет, он, конечно, вел себя по-ушлепски. Если бы кто-то его вот так постоянно доставал музыкой, то давно бы уже в больнице прописался. Но соседку было так весело бесить. Вначале. А потом просто остановиться не мог. Словно вал какой-то покатился.
        И, если вначале это было смешно, и выглядело, пусть и по-детски, но прикольно, возможностью завязать отношения, то потом...
        Нет, ну а как еще ему соседку достать? Не совпадали у них графики, вообще! Вит работал днем, в нормальный шестичасовой, а она - ночная птичка, кошка, гуляющая по темному городу. Сколько раз видел ее, возвращающуюся в ночи, и не одну часто.
        То бугай пугающей наружности с повадками бандита привезет на здоровенном черном гелике, то аккуратненький прилизанный мажорчик. То сама приезжает на такси, непонятно, откуда.
        Сверкнет своей макушкой пушистой, светлой и исчезнет в подъезде.
        И все. А утром она спит, само собой. И вечером тоже дома после шести. Трудится, типа. Как раз, когда Вит с работы возвращается. Он пару раз попробовал , музыку погромче включил. Думал, диалог завяжет, может, в гости пригласит его соседка. Он так-то парень красивый, вполне конкуренцию ее ухажорам составить может.
        Ну что же. В одном Вит оказался прав. Диалог завязался. Интересный такой, активный. Но не конструктивный. Совершенно. И отчего-то соседка называла его сопляком и грозилась пожаловаться матери. Вит решил, что она стебется так, и , конечно, ответил в том же духе, упирая на возраст и обзывая маленькую кошку "тетей". Ух, как она взбесилась! А он радовался, как дурак, что зацепил ее! И все думал, как подкатить? После того, что он выслушивал от нее, да и сам, не сдерживаясь, выдавал в ответ, ясно было, что ни о каком приглашении по-соседски речи идти не может.
        Кошка в бешенстве швыряла об стену тарелки, фырчала, прыгала и вполне могла не обратить внимания на то, что он, Вит, привлекательный парень, и запросто внешность ему попортить при встрече. Коготками.
        Вит, собственно, был совершенно не против царапок, но не при первой встрече. Надо же хоть приличия соблюсти, в конце концов! Поэтому игра продолжалась, кошка бесилась, Вит искал варианты.
        Пока придумывал, соседка пошла в наступление и натравила на него интернетовских маньяков. Отвлекла от работы на два дня. Его заказчики, с которыми Вит, как разработчик ПО и админ, находился на постоянной связи двадцать четыре на семь, были очень недовольны. У него еще именно в этот момент по закону подлости упало два сервера на удаленке, и постоянно занятый телефон был бедой. Клиент предпочитал общаться именно по телефону, не доверяя скайпу, вайберу и другим видам связи. У каждого свои загоны, особенно в провинции, поэтому Виту было без разницы, как общаться, главное, чтоб платили. И вот как раз на бабки ему и грозило попасть из-за веселой шутки мстительной кошки.
        После этого он не выдержал и совершенно по-детски нацарапал на стене дурацкую надпись.
        И поймал на нее Кошку!
        И ох, как тяжело было отпускать ее тогда! Глупую шипучку, с огромными, пусть и немного испуганными, но очень хищными и неуступчивыми глазами!
        Еле руки разжал.
        Испугал.
        А сам потом дома в себя прийти не мог. Ладони так и жгло фантомным воспоминанием. Ее тело легкое, тонкая талия в его лапах, руки , запястья хрупкие. Красивая такая! Аж в глазах больно! И не только в глазах.
        Он тогда грубил, она огрызалась, что стало вполне привычным уже для их общения. Разозлила.
        Вит уже потом, дома пожалел, что обидел, нагрубил. Хотел извиниться, вместо извинения опять полаялись... Ну вот как с ней общаться-то? Как на другой уровень переходить? Если каждый раз кажется, что вот оно, дно, а потом - раз! И не дно еще, оказывается...
        Когда у нее собака заболела, это был прям шанс. Вит сделал то, что на его месте сделал был любой нормальный мужчина. Не утешал слюняво, а действовал.
        Собаку отвезли в ветеринарку, промыли, угомонили. Ну, казалось бы, после этого, пригласи спасителя на кофе! Вознагради. Хоть как-то. Ага! Это не про их ненормальные отношения! Фыркнула и дверь закрыла прямо перед носом.
        И на следующий день, когда нашел предлог и приперся к ней, тоже не согласилась. Упрямая какая. И дура. Это он верно определил. И все думал: зачем старается? Вот на кой она ему, такая кошка царапучая? Полно других, очень даже прикольных девчонок... А нет, не интересно стало. И в институте, где учился заочно, никто больше не привлекал. Хотя раньше много занятных девочек на глаза попадалось. Теперь тоже попадалось. Но не попадало.
        А вот она попала. Запала. И это было странно, дико, волнующе.
        После того, как увидел ее, высаживающуюуся из шикарной аудюхи последнего розлива и прыгающего вокруг нее в радостном предвкушении хмыря, Вит решил быть посмелее, понапористее. Хватит уже играть, вокруг да около ходить.
        И даже, кажется, стало получаться что-то. По крайней мере, когда напросился внаглую в гости, почувствовал что-то. Что она тоже не против. Что она что-то явно испытывает. Понял, что чуть-чуть наглости и удачи, и не устоит. Поломается, может, но недолго. Потому что взгляд у нее плыл однозначно совершенно, когда он нарочно рядом становился и мышцами невзначай поигрывал. Ну а что? Не зря же всю жизнь со спортом на ты? Должно же это плоды свои приносить?
        Но опять просчитался. Потому что взгляд плыл у Кошки, губки сохли красивые. Но слова из мягкого ротика вырывались совсем не те, что должны были.
        И он, дурак, решил не форсировать. Решил, пусть дозреет. Чтоб сама к нему через балкон полезла.
        А она не полезла.
        И тогда Вит решил, что плевать на все, на самом деле. Не хочет сама, будет решать за нее.
        Предлог попасть в гости в очередной раз появился быстро. Она - график, он - учится в универе. Чем не повод?
        И потом, когда она весь день ему посвятила, прикоснуться, сделать массаж , размять хрупкие косточки... Чем не благодарность?
        Он прикоснулся, потому что хотел. И кошка растаяла. Мурлыкала, подаваясь к нему спиной, изгибаясь, позволяя себя извлечь из кресла на ковер... Он сам млел от такого долгожданного ощущения ее тела в своих руках, ее глаз полузакрытых в блаженстве, ее лица, раскрасневшегося и нежного... А закончилось все чем? Понятно, чем! Царапками и изгнанием из квартиры.
        Вот тогда он разозлился, потому что искренне, абсолютно искренне не понимал, чего ей надо-то? Вот чего? Ну явно она его хочет! Явно она от него млеет! Явно она не против! И почему нет? В чем дело? Почему сопротивляется? И даже объяснить не хочет! Да пошла она!
        Решил, что это бабские закидоны, и ему это нафиг не надо.
        И сразу же переменил решение, когда увидел ее в лифте, красивую и напряженную, попытался заговорить. Нахамила. И выбежала прочь. К одному очень закомому и дико пьяному гоблину.
        Который, мало того, что облапал ее прямо на глазах всего двора, так еще и остался, скот, ночевать!
        И Вит сошел с ума. Вот реально, просто спятил, представляя, что он там с ней, его маленькой хрупкой кошкой, делает.
        И наплевать бы ему на нее, дуру, но никак не плевалось. Представлялось ее тело нежное, и руки. Не гоблина. Его, Вита, руки на ней!
        И опять жгло.
        А потом было недолгое время счастья. Потому что удалось зацепить кошку. И заставить ее пригласить к себе в дом. Хотя бы под предлогом пожрать. Вит, конечно, как и любой нормальный мужчина, в свое время плотно поживший в общаге, а до этого еще и в армии отслуживший, прекрасно мог сам о себе позаботиться, но повод-то, повод какой!
        Он каждым часом, проведенным в ее квартире, наслаждался. И даже не придавал значения всяким глупым разговорам об оплате за продукты, расспросам про родителей, и как это они его здесь одного оставили. Вит не понимал их просто. Как это - оставили? Да ему уже не пятнадцать, и даже не восемнадцать, чтоб его можно было оставить или не оставить... Квартира - его, на его деньги купленная... В чем вопрос, непонятно. Но Кошка часто говорила и действовала непонятно, Вит привык прикалываться над ней, поддерживать по-привычке шутки про сопляка и тетю, и не особо напрягался. Обиженная Кошка нравилась ему ничуть не меньше, чем веселая и задумчивая, и даже наоборот, легче представлялось, как он будет эту ее обидку с губ надутых сцеловывать. Надо только подождать чуть-чуть. Все на мази уже. Скоро, очень скоро Кошка растает окончательно и спрячет коготки.
        Вит настолько был уверен в этом, что, в одно субботнее утро заметив, как его Кошка, вся красивая и воздушная, садится в чью-то машину опять и сваливает, не сказав ни слова, испытал легкий шок. Утешало только то, что машина, похоже, женская, хоть водителя и не разглядел.
        Вит поехал к друзьям и нажрался на нервах, пьяно кивая на стандартные утешения и рассказы, что все бабы - дуры.
        Конечно, дуры! А одна упрямая кошка - особенно.
        Но проблемы это не решило. И как дальше действовать, понятней не стало.
        Особенно после того, как он, в таком вот пьяном виде прихватил ее, на свою беду, невозможно красивую и воздушную в нежном перстковом платье, прямо в коридоре. И поцеловал наконец-то, хоть и силой, но нисколько не жалея об этом. Потому что хотел, потому что она хотела! Точно хотела! И жаркий это был поцелуй до нервной тряски! Именно потому, что она хотела! И какого черта потом опять убежала, он вообще не понял!
        И даже по-пьяни в дверь ее ломился, что уж совсем ни в какие ворота.
        Дурак потому что. Реально, дурак...
        - Витя! Не молчи, пожалуйста!
        Тихий и хриплый голос Кошки привел в чувство. Нормально он так расслабился! Загляделся на нее! И забыл, где они, совсем забыл. Вот что женщины делают! Правильно ему отец говорил: "От баб одни беды!". И на дверь оглядывался тревожно, боясь, что услышит мама...
        Они обзвонились, наверно, уже, всех уже на уши подняли.
        Хотели как раз в этот вечер приехать, какие-то заготовки домашние привезти. А то совсем отощал сына...
        - Кать, я не знаю, что тебе сказать, - ответил Вит, отворачиваясь, - я сам ничего не знаю, вот реально. Я увидел в окно, как тебя запихивают в машину. Выскочил, бежал по лестнице, чтоб лифт не ждать, телефон из рук выпал, улетел... Я решил, что догоню, отслежу хотя бы. Пока байк раскочегаривал, пока выезжал... Короче, еле нагнал. А у них номеров нет. Я боялся, что потеряю, сама понимаешь, какое движение. А потом они выехали за город. Я - за ними. А они едут и едут. Я понял, что в область везут, в сторону Посада. И решил обогнать, чтоб гайцов предупредить, наверняка там пост должен был быть. А они, оказывается, меня спалили, и, пока я объезжал, бортанули. Я улетел. Как живой остался - не знаю, без защиты же, только шлем. Был. Он и спас. Очнулся - в фургоне уже, связанный. И ты рядом, без сознания. Потом мне еще раз по башке дали и вырубили. Второй раз пришел в себя, уже не показывал, что в сознании. Они разговаривали, я слушал. И услышал, что тебя заказли. Пока что похитить. А потом уже как пойдет. Они ждали заказчика в этом доме. Не знаю, зачем так далеко надо было везти, почему нельзя в Москве
было...
        - А... Зачем... Похитили?
        Ну, Кошка, у тебя и вопросы... Вит только плечами пожал. Они не сказали, зачем. И имени заказчика не назвали. И непонятно было, что дальше собирались делать. Явно не убийцы, по крайней мере, не профессионалы. Его потому что не убили, в живых оставили. А он так удачно прикидывался без сознания, что даже не трогали. Просто в сарае свалили рядом с домом. И в следующий раз Вит увидел одного из похитителей, здоровенного молодого парня с лицом настолько тупым и бессмысленным, что становилось понятно: ни о каких разговорах речи не пойдет, странно, что он вообще помнит, как слова звучат, уже в дверях сарая. Когда тот пришел за ним, чтоб Вит помог вытащить из дома и закопать труп его напарника. И это как раз из тех воспоминаний, которые не захочешь хранить в памяти. И рассказывать нежным кошкам.
        Трогает кошка лапкой луну в окошке,
        Звезды на небе ловит, легко мурлыча.
        Путник, остановись, погляди немножко,
        Как собирает кошка свою добычу.
        Только глаза сверкают под облаками,
        Узкий зрачок пунктиром следит упрямо,
        Как высоко звезда в небесах мигает,
        Свет отражает потусторонний самый.
        Небо лишь улыбается благосклонно,
        Видя двойное звездное отраженье,
        Кошке на крыше весело и свободно,
        И никаких проблем, никаких сомнений.
        Кошка, изящно выгнувшись, тихо прыгнет,
        И, замурлыкав, носом в ладонь уткнется.
        И на тебя из глаз ее звезды сыплют,
        Небо даря все сразу, луну и солнце.
        М. Зайцева.
        Вит, посчитав, что объяснил все, что на данный момент необходимо, просто отвернулся и задумчиво прикусил травинку. Он еще основного не сказал Кошке. И не знал, как начать. Так, чтоб не напугать окончательно обессилевшую девушку.
        Она ему доверилась, шла, трогательно держась за хлястик рюкзака... И теперь сложно, очень сложно было сказать, что он, на самом деле, не особо разбирается в ориентировании на местности. И в походы не ходил. Только марш-броски в армии. Но там-то совсем другое. Там бежишь себе и бежишь, от заданной точки до заката, как часто шутят те, кто в армии не был. Те, кто был, не смеются. Потому что не видят, где тут шутка.
        Там было проще. И всегда рядом тот, кто знает, куда. А сейчас Вит был именно на месте того, кто знает.
        И не знал. И вел свой маленький отряд, состоящий из одного человека, нежной испуганной кошечки, совершенно наобум. Ночью, на адреналине, на эмоциях, он вполне четко представлял, что нужно делать. Последовательность действий логична.
        Устранить опасность.
        Найти средство связи.
        Вызвать помощь.
        Собрать необходимые вещи.
        Смыться в безопасное место, но недалеко, чтоб долго не искали спасатели.
        На деле же получилось так себе.
        Опасность в лице дебиловатого здоровенного парня он устранил. И довольно ловко. Потому что большие шкафы падают громко, а особенно если при этом удачно виском на сук напорются... Короче говоря, похититель был жив, но в отключке и, судя по всему, надолго.
        Вещи собрать Вит смог, потому что чего тут собирать, глянул нераспакованный, набитый нужным добром, рюкзак, кинул туда единственную бутылку воды, которую нашел, времени особо рыться не было, потому что мог не только убийца очнуться, кто его знает, может там мозг, как у динозавра, в заднице, и особо нечему сотрясаться, но и мог приехать заказчик похищения Кошки, о котором рассуждали эти двое еще в машине. И Вит вообще не был уверен, что сможет в том состоянии, что был тогда, да и теперь, оказать хоть какое-то сопротивление. С этим придурком просто удачно получилось, а так кто его знает, что было бы... Прикопал бы Вита в той же яме, что и напарника своего...
        Со средствами связи тоже случилась засада. Единственный обнаруженный мобильный, старый, кнопочный, валялся разбитый, раздавленный чьей-то мамонтовой подошвой. А искать в чужом доме в состоянии постоянной тошноты и головокружения еще телефон... Когда там Кошка от страха умирает, и не факт, что не решит, что времени уже прошло много, и не рванет либо к дороге, либо от дороги... Вит не мог рисковать.
        И понадеялся на себя. На то, что сможет в темноте пройти параллельно дороге, подальше увести, переждать ночь, а утром, опять же параллельно дороге, не показываясь, идти подальше, искать жилье. Не может такого быть, чтоб не было здесь людей. Не тайга же. К дороге выходить и ловить машину Вит опасался, памятуя о заказчике. Конечно, вряд ли тот стал бы облаву в лесу устраивать,но вот поездить по окрестностям, поискать... Кто его знает, лучше перестраховаться.
        Короче говоря, Вит рассуждал правильно и учел все. Кроме одного. Того, что в темноте тупо свернет не туда. И поведет свою Кошку в глубь леса, который в Подмосковье оказался ничуть не реже и не чище, чем где-нибудь в глубинке, куда только местные аборигены захаживают.
        И теперь, глядя на испуганную Кошку, Вит боялся. Очень боялся, что ей все же надо будет сказать правду.
        Что они заблудились, и он совершенно не знает, в какую сторону двигаться дальше.
        Дорога, как ориентир, была потеряна еще ночью, вода заканчивалась, и ее признаки Вит не знал, как искать в лесу. Из еды в рюкзаке обнаружился только хлеб и бутылка водки.
        В активе скорее всего сотряс, потому что все еще периодически мутит, и после получаса интесивного шага одышка зверская. И ребра болят при вдохе. А это означает ушиб, трещину, да все, что угодно. В активе измученная нежная кошечка, упрямо бредущая за ним и ни разу не занывшая и не пожаловавшаяся на боль, усталость или сломанный ноготь. И не задающая неуместных вопросов, терпеливо ждущая, когда он сам все расскажет.
        Она заслуживает того, чтоб знать правду, о том, что он - дурак самоуверенный. Что она доверилась не тому человеку.
        Пока он размышлял, Кошка неожиданно подползла к нему ближе и, стоя на коленях, потянулась обнять. И обняла. Сама. И уткнулась в его шею мокрой щекой, тихо всхлипнув. Как ребенок маленький, ищущий утешения у взрослого. Старшего. Опытного.
        И Вит замер. Столько сразу нахлынуло. И нежность, и паника, и заболело все внутри так приятно-приятно, отдаваясь в сердце теплой волной. Это память тела, тактильные воспоминания, как обнимал он эту неуступчивую царапучую кошку совсем недавно, как правильно и легко ощущалась ее тонкая талия в его руках, как целовал ее, мягую, нежную, растерянную...
        Как это было первый раз у них.
        На эмоциях, на адреналине, на кайфе. Завела ведь она его тогда, с ума свела. Если б знала, сколько раз он вот так вот лежал у себя в комнате, прислушиваясь к ее тихим шагам за стеной, разговорам с собакой, мягкому мурлыканью в такт песне. И те разы, когда он умудрялся удержать руки на месте, можно по пальцам пересчитать. Одной руки. А в основном... И стыдно потом, как пацану - подростку. И сладко. Никогда так не заводил никто, никто так не мучил.
        А уж когда наяву, когда даже через стену понял, что заводится она, что делает все так, как он говорит, как он хочет... Переклинило. Просто переклинило. Он ведь тогда не придумывал ничего, не планировал. Просто понял, что вот сейчас, вот в этот момент... Она не сможет отказать. Просто не сможет.
        Поэтому, когда она встрепенулась и испуганным котенком понеслась прочь, он просто сделал то, что любой другой на его месте сделал.
        Догнал. И утащил к себе.
        И любил весь день и всю ночь, жадно и ласково. С восторгом ощущая, как прогибается в его руках тонкое тело, как откликается, какие губы у нее сладкие, как она шепчет, стонет, кричит. Какая она растерянная и в то же время страстная. Как она отвечает, с готовностью, с нежностью. Кошка, и в самом деле, кошка, жаждущая ласки, любви, изголодавшаяся, податливая и мягкая.
        И с царапками. И с характером.
        Убежала тогда утром, зашипев. Наговорила гадостей.
        Да он и сам хорош. Признаться, обалдел, когда она стала ерунду какую-то говорить про то, что они разные, что ей нужен кто посолиднее, побогаче. После такой ночи это было словно плевок в душу, вот реально.
        Он смотрел на нее и не мог поверить, что она это все реально. Что с ним так, потому что захотелось, маленький стыдный секретик. А нужен ей кто посерьезнее. Например, тот громила на гелике. Или мажор на ауди. Или другой, тоже небедный, судя по тачке, чувак. Смотрел, и не мог поверить, что она в самом деле такая. Как многие. Как практически все. Красивая, умная, расчетливая. С долларами в глазах.
        Не сдержался, нахамил. Получил коготками по физиономии. И не успел ухватить убегающую Кошку за хвост.
        Вит с досадой поморщился, вспоминая, как повел себя потом. Сразу за, и всю неделю после.
        Не зря она его сопляком называла. Не зря. Только мальчишка несовершеннолетний мог вот так вот феерически все про...
        Долбил ей в дверь, как дурак, потом через стену орал, пытаясь укусить побольнее, поделиться тем мраком, что она в душе его поселила. Потом опять врубил музыку.
        А она просто ушла. И вернулась вечером. Громила на гелике привез.
        И вот тогда Вит сорвался.
        Его однокурсники были рады каждой новой тусовке, девчонки со всего института рвались к нему в постель. А он получал удовольствие от своей боли, своего падения. Ненормальный кайф. От того, что она там, за стеной, все это слышит прекрасно. Правда, слышать было особо нечего. Потому что Вит никак не мог абстрагироваться, переключиться на тело перед собой. После двух раз, когда он спьяну обнаруживал себя в постели с бабой, что характерно, полностью одетым и даже без малейшего намека на то, что было что-то серьезнее петтинга, Вит завязал с однокурсницами. И развязал с фильмами для взрослых. Теперь в его крвартире всегда звучали Металлика и стоны актрис. А сам он сидел на кухне с приятелями и методично надирался любой дрянью, что горела.
        И ждал, так ждал реакции. Стену гипнотизировал. Ну сорвись. Ну грюкни опять своей железной тарелкой! Ну запищи о том, какой он сопляк, козел, гад!
        Ну же! Ну!!!
        А Кошка не срывалась. И, похоже, в самом деле, позабыла про него, хоть он все делал, чтоб остаться в ее памяти, в ее жизни. Хотя бы как досаждающий сосед.
        Кошка занималась делами, гуляла с собакой, ездила на самокате по летним дорожкам...
        И встречалась с мужиками. С двумя сразу. Громилой на гелике и прилизанным мажором на ауди. И если громила только пару раз за неделю привозил ее домой, и уезжал, не оставаясь на ночь, но придурок на ауди, похоже, был настроен серьезно. Ухаживать настроен. Дарил дурацкие подарки, огромных медведей, миллион воздушных шариков, таскался к ней, как на работу, каждый вечер практически...
        Вит, видя это, просто зверел и на стену лез. На ту самую, за которой она. Его независимая, сумасшедшая Кошка.
        Меркантильная, жестокая дрянь. Впившаяся в него своим коготками. Задурившая нежным мурлыканьем и глазами колдовскими.
        Тварь.
        Вит дурел все сильнее, бесился, пил, прогуливал пары, забил полностью на работу, всем клиентам заявив, что в отпуск уходит, хоть на это мозгов хватило.
        И вот так вот, в бреду , в дурмане, пришла в голову гениальная мысль.
        Если она, тварь такая продажная, то, может, он просто платить ей будет? А почему нет? Раз уж с ума его свела. Раз уж в горле засела, в печени, в сердце?
        Ведь дышать не дает, жить не дает, ничего не дает, дрянь! А так, заплатит, и хотя бы тело даст. Хотя бы ненадолго.
        Это потом Вит осознал, насколько бредовыми и больными были его мысли в тот момент, а тогда идея показалась удачной.
        Вот только Кошка не хотела его слушать. И впускать не хотела. Он заставил. Продавил.
        Хотел договориться. И не смог в очередной раз. Испортил все. Не сдержался. Такая она, тварь, была... Чистая. Нежная. Невинная. Обман это все, Вит прекрасно это знал. Сам все видел. Мог свести два и два. Мог понять, откуда у молодой девушки квартира в Москве и свободное время. Все видел. Все понимал. А сделать ничего не мог.
        Только подойти ближе, потому что тянуло. Только прикоснуться, потому что ломало без ощущения ее кожи под своими ладонями. Только взять, опять, настаивая, заставляя, приучая беспомощную свободолюбивую продажную Кошку к себе, наивно надеясь, что она одумается, что посмотрит на него по-другому. Что даст им шанс.
        Он трогал ее, мял, сжимал, и чувствовал свою власть над ней. И горьким было это чувство, эфемерной была власть, ненастоящей. Потому что Кошка подчинилась, изогнулась, мурлыча и отдаваясь, с готовностью и жаждой. Но только в тот момент. Краткий миг, когда они парили над городом, когда были едины, когда утреннее солнце заливало их, ласкало своими лучами, вызолачивая ее кожу и волосы, делая ее еще более воздушной, еще более недосягаемой.
        А потом все. Потом они упали с высоты и разбились. И не собрать. И не помочь никак.
        Он тогда ушел к себе и закрыл дверь.
        Просто завалился на кровать и пролежал весь день. Вспоминая произошедшее. Хотел с ненавистью, приучая себя к этому чувству, а получалось с тоской. И ныли ее царапки. На теле и в душе.
        После этого Вит принал окончательное решение.
        Забить.
        Он не фантик от конфеты. Хватит вокруг нее оборачиваться. И постепенно, не за один день, само собой, но пришел в себя. Смотреть на соседку не перестал, конечно же, до такой степени он в себе самообладание не воспитал еще, но начал вести себя, как нормальный взрослый парень. Даже занялся работой, восстанавливая порушенные отношения с клиентами и нарабатывая новых взамен тех, что все же решили не ждать его из загула.
        Кошка продолжала гулять.
        Встряхнулась, как будто ничего и не было.
        Привозили ее все новые мужики, прежний мажор тоже появлялся, каждый раз с новым подарком, но она, похоже, послала его. Наверно, денег маловато давал.
        Думать так было противно. Но необходимо. Надо было в себе не ненависть воспитывать, а брезгливость и равнодушие. И Вит очень старался. Очень.
        И был на верном пути.
        А позавчера вечером увидел, как Кошку, его маленькую, беленькую Кошку, тащат к какой-то машине два мужика.
        "Кошки - они как люди. Только лучше." ((ц) взято на просторах интернета)
        Я, честно говоря, сама не поняла, каким образом попала на колени к соседу. Вроде, вот только сидела и вопросы дурацкие задавала, и сама осознавала, что они дурацкие, потому что откуда ему знать, кто захотел меня похитить и зачем? Судя по внешним признакам, явно он не разговоры с похитителями разговаривал.
        Сидела, смотрела на него, испытывая... Да вообще непонятно, что испытывая. Профиль его, красивый, ссадина на скуле, кровь запекшаяся на виске. Травинка во рту.
        Устал, он устал гораздо больше меня!
        Эта мысль пришла в голову внезапно. Конечно, больше! Я-то отлеживалась все это время, силы копила. А он... Сначала за мной рванул, не задумываясь даже о том, что опасно может быть. Что можно было и по-другому поступить. Например, просто заявить в полицию. Указать приметы, поднять на уши всех. И надеяться, что поможет. Что меня найдут. Отдать разрешение ситуации в руки другим людям.
        А он...
        И потом, когда схватили, связали, бросили непонятно где, он смог вывернуться, вырваться. И не сбежать, как , в приниципе, наверно, тоже многие бы сделали. В самом деле, это же логично. Он один, их двое. Он ранен. Надо бежать за подмогой и надеяться, что, пока бегает, меня не убьют...
        А он...
        Я смотрела на его мальчишеский профиль, и внезапно испытала что-то настолько острое, что в груди закололо, и глаза защипало.
        Мир показался маленьким. Мир помещался в нем одном. И я захотела быть частью его. Быть ближе.
        Он пах лесом, кровью, потом, немного каким-то мужским то ли парфюмом, то ли пенкой для бритья. И я вдыхала жадно этот неповторимый, дурманный аромат, и еле удерживалась, чтоб не начать слизывать его с кожи моего, такого невозможного соседа.
        Витя замер на секунду, ошарашенный моей инициативой, а затем обнял. Крепко-крепко. Успокаивающе погладил по спине, затащил повыше, поближе, под попу подхватывая и размещая мои ноги по обе стороны от своего тела. И так мы и сидели с ним какое-то время.
        Я, с благодарностью и облегчением всхлипывая и стараясь не сорваться на совершенно ненужный сейчас плач. И он, спокойный и надежный. Что-то утешающе шепчущий мне в ухо. Единственный мой оплот в том кошмаре, в который я попала. Мужчина. Защитник.
        Неизвестно, сколько бы мы так просидели, но Витя решил, что пора выдвигаться.
        - Давай вставать потихоньку, - прошептал он, мягко поцеловав меня в висок, - надо идти.
        - А куда мы идем? - я спросила это исключительно на автомате, не собираясь углубляться, бесконечно доверяя своему спасителю.
        Витя помедлил, а потом проговорил:
        - Нам надо найти до ночи выход из леса к дороге, желательно, не к той, по которой мы сюда приехали. Или ночлег. Мне не понравилось на земле, несмотря на то, что ты под боком была.
        Я тихо хихикнула ему в шею и откатилась с колен.
        Витя встал, поднял меня, закинул рюкзак на плечи, кивнул мне за спину на хлястик, как на путеводную нить Ариадны, и мы двинулись дальше. В прежнем неторопливом темпе.
        Я, совершенно успокоенная уверенностью Вити в выборе пути, и он, твердо и размеренно шагающий , отклоняя ветки с моего пути, облегчая дорогу.
        День близился к полудню, пить хотелось невозможно, но я не говорила ничего, помня о том, что у нас очень мало воды.
        Шла, ни о чем вообще не думая, сосредоточившись только на том, чтоб ноги переставлять правильно. Боль все еще мучила, но уже терпимая. Русалочка привыкала.
        Витя внезапно резко остановился, прикрыл мне рот ладонью, когда я захотела спросить о причинах остановки.
        - Тихо! Слышишь?
        Я послушно прислушалась, но ничего особенного не услышала. Птицы поют, деревья от ветра шелестят, вода журчит... Вода! Журчит!
        - Ключик где-то! Или речка маленькая!
        Витя отпустил меня, закрутился на месте, определяя , откуда звук.
        И пошел в сторону.
        Лесной ручеек, вполне широкий и активно журчащий, мы обнаружили скоро. И какое-то время блаженно пили, опустившись перед ним на колени. И никогда мне вода еще такой вкусной не казалась!
        Затем мы умылись, и, как смогли, привели себя в порядок.
        Я промыла ссадины у Вити, оказавшиеся не такими страшными, осмотрела огромный синяк на груди. Конечно, я не медик, и не могла определить, насколько серьезен ущерб, но вроде не смертельно. Витя шипел и морщился, но ничего не говорил.
        Я бы и не отходила от ручья, но кроме питья, хотелось есть, хлеб мы весь уже сьели, Буся поймала лягушку и выглядела вполне довольной, а меня ее рацион бепокоил больше, чем свой. Потому что я не представляла, что буду делать, если она заболеет от несварения или отравится.
        Витя заявил, что надо идти по течению. И сто процентов выйдем или к жилью, или к дороге.
        Я не понимала, почему он так уверен в этом, но не усомнилась. Конечно, выйдем, а как же иначе?
        Мы, ободренные, зашагали по берегу ручья, и я стала размышлять, потерял ли меня хоть кто-то. По всему выходило, что может и не потеряли. Потому что мамуленька занята своей личной жизнью, и то, что я ей пару дней не звоню, вообще не повод напрягаться. У Лары с Леликом свое веселье, им тоже не до меня. Только на работе Антон мог потерять. Он бесился всегда, когда я на связь не выходила в течение пятнадцати минут после первого пропущенного. Поэтому вполне мог поднять тревогу. Или решить, что я не захотела работать с Вадимом и сделала финт ушами, уволившись.
        Мама дорогая, еще и уволит меня за прогулы!
        Я усмехнулась, прислушиваясь к себе и осознавая, насколько эта мысль показалась мне смешной и незначительной. Ну, уволит... И что?
        Главное, добраться до дома живой, и выяснить, кому и, в особенности, чем, я так помешала.
        Да еще и оставался страх того, что неведомый заказчик захочет довершить начатое. И, уже без затей, прибить меня где-нибудь за углом.
        Или этот бугай, которого стукнул Витя, очнется и догонит. Он, может, лес-то лучше нас знает, найдет...
        Я с надеждой посмотрела на своего спасителя. Как хорошо, что он рядом. И знает, что делать.
        Его, кстати, наверняка мама с папой потеряли...
        - Вить, как думаешь, твои родители тебя ищут уже?
        - Вполне, - отозвался он, - они как раз в тот день хотели в гости заехать, мать какие-то закрутки везла. Хотя, могли в дверь стукнуться, а меня нет. Развернулись бы и ушли. Решили, завис где-нибудь...
        - И не беспокоились бы?
        - А чего беспокоиться? Я вроде не маленький...
        - Ну, не знаю... И не особо взрослый... - я покачала головой удивленно. Да уж, столько свободы мальчишке... И квартира ему, и байк... Как только не боятся. Я бы своему сыну...
        - В смысле, не особо взрослый? - Витя остановился и развернулся.
        Я, сделав по инерции шаг, уткнулась ему в грудь носом.
        Подняла глаза. Сосед смотрел вопросительно и немного удивленно. Я поняла, что сморозила глупость, потому что мальчики в его возрасте очень восприимчивы к таким вещам и считают себя очень взрослыми. Обижать его не хотелось, поэтому я торопливо заговорила:
        - Нет, ты не понял, я вообще не это... Конечно, восемнадцать лет - это много, вон, уже и спиртное можно покупать, и в армию... И вообще...
        - Стоп! - он перебил меня, ошарашенно вглядываясь в мое лицо в поисках... Чего? Я так и не поняла, но взгляд его стал настолько удивленным, что я не выдержала, отворачиваясь, не понимая, в чем дело.
        Витя вернул мое лицо обратно, приподнял за подбородок. Помедлил, а потом спросил:
        - Скажи-ка мне, теть, - ох и резануло это изедвательское "теть", я даже губы зло сжала и попыталась вывернуться, но не тут-то было! Кто бы меня пустил! - Не дергайся! - короткая команда невозможно властным голосом, я притихла, не ожидая такого, - Скажи-ка мне ,теть, а сколько, по-твоему, мне лет, а?
        - Во-восемнадцать... - непонимающе глядя на него пробормотала я.
        Витя какое-то время еще смотрел на меня в невозможно странным и диким выражением в глазах, а потом поинтересовался осторожно:
        - А откуда у тебя, тетя, такая информация?
        - Мама с папой твои еще несколько месяцев назад обсуждали, что тебе подарить на день рождения... - пожала я плечами, все еще обиженная на "тетю", и опять попыталась вырваться, но меня опять не пустили.
        Витя выругался, емко и грязно, а затем дернул меня к себе, набрасываясь на мои испуганные губы и жадно и очень повелительно целуя. Я пискнула удивленно от неожиданности, уперлась ладонями в его плечи, но Витя чуть встряхнул, чтоб не дурила, и еще грубее прижался, проникая мне языком в рот, и заставляя совершенно неприлично дрожать всем телом. Я больше не противилась, полностью подчиняясь и позволяя тискать себя, целовать совершенно по-собственнически, жестоко прикусывая губы и давая понять, что шутки тут никто не шутит. Когда он наконец-то дал мне возможность сделать испуганный вдох, я даже на ногах не стояла, обвиснув в его руках и глядя в склоненное ко мне лицо удивленно и дурманно.
        - Пару месяцев назад, говоришь? А ничего, что день рождения у меня в сентябре, а?
        - И... Что???
        Мама моя! Он - несовершеннолетний!!!
        Тюрьма по мне плачет...
        - И ничего, глупая старая тетя. Маразм и слабоумие молодеют, я смотрю?
        - Да что ты себе! - я, хоть и оторопела от ужасной новости, опять обиделась, попыталась собрать силы и оторваться от него, но кто ж мне позволит? Руки у мелкого гада только крепче обвились вокруг моей талии, непостижимым образом препятствуя любым моим попыткам вырваться, а губы, опять оказавшиеся очень, очень близко от моих шепнули насмешливо:
        - Ничего я себе. Пока что. Но все впереди, старушка. Все впереди...
        Глава 7
        Вот так вот живешь на свете, живешь. Заканчиваешь школу. Поступаешь в универ. Вылетаешь со второго курса. Идешь в армию. Год служишь. Возвращаешься, восстанавливаешься в универе, учишься и работаешь. Неплохо так работаешь. Вполне хватает на квартиру, пусть и небольшую, и на оплату обучения. И на развлечения. Тусовки, в меру, конечно, обычные, пятнично-понедельничные, девчонки, не особо много, нормально для парня двадцати четырех лет, потом байк, приблуды к нему... И думаешь, что живешь полноценной жизнью. И что все вокруг тебя воспринимают адекватно. И все хорошо.
        Потом встречаешь на своем пути одну абсолютно сумасшедшую кошку. Нет, в самом начале ты думаешь, что она нормальная. Ну так, с небольшим, симпатичным даже прибабахом, но у кого его нет? Женщины... Ты думаешь, что ты все о женщинах знаешь. Наивный дурак!
        Дикая кошка в считанные месяцы показывает тебе, идиоту, что ничего ты про женщин не знаешь! Что они - загадки, которые разгадать - всю башку сломаешь! Поначалу-то все понятно. Лайтово еще. Ну бесится, ну прыгает, ну зовет сопляком и мальчишкой.
        Ты смеешься. Шутки у нее такие, прибабах легкий и веселый. Ты даже поддерживаешь эти шутки. И думаешь, что их правильно понимают. И что вам двоим смешно. А нифига!
        Потом ты остаешься с ней наедине. Первый раз. Целуешь, обнимаешь. Любишь.
        И все опять хорошо. И кошка в твоих руках - просто чудо. Мягкая и нежная. Сладкая и чувственная. И ты понимаешь, что счастливый ты засранец, сорвал джекпот! Удачу! Горячую кошку поймал, приручил! Приманил сладеньким.
        А потом кошка крутит хвостом и убегает.
        А ты в охренении гоняешься за ней какое-то время. И не понимаешь, искренне не понимаешь: в чем проблема-то? Что не так?
        Потом вы второй раз остаетесь наедине. И опять все хорошо! И опять кошка ласковая, податливая и покорная. Такая, о какой мечтал ночами, думал, представлял... И кажется, что вот, все, глупость прошла, игрульки кончились, теперь точно все будет хорошо... Но нет!
        Она опять убегает! А перед этим еще и опускает тебя опять ниже плинтуса! И все твои достижения, которыми ты, вообще-то, гордишься даже слегка, потому что не каждый парень в столице к двадцати четырем имеет свою квартиру, хорошую работу, байк и перспективы!
        Все твои достижения для нее - фигня! Она так говорит! Она ведет себя с тобой так, словно... Словно ты заразный! Тебя нельзя касаться! Хочется, явно хочется, а нельзя! И каждый раз - это словно схождение богини с пьедестала к простым смертным!
        По крайней мере, ты именно так думаешь о ее поведении. И тебя переклинивает. И приходит понимание, что ты не мужик. Ты - тряпка. Дурак. И так нельзя. Хоть какое-то самоуважение должно же быть!
        Ты все отпускаешь. Сцепив зубы. Говоришь себе, что переболеешь. Что не надо тебе богинь в жизни. Сложно любить статую. Мрамор.
        И вот, когда ты уже отпустил, когда ты убедил уже себя в том, что все. Что хватит. Выясняется! Одна! Чудесная! Вещь!
        Что твоя кошка - не богиня! И не меркантильная тварь! А просто слепая дура! Окончательная! Клиническая!
        Потому что только дура будет смотреть на нормального, здорового двадцатичетырехлетнего парня и видеть сопляка! Восемнадцатилетнего!
        Нет, конечно, есть еще вариант, что он, Вит, реально плохо выглядит. И мало занимается спортом, железки тягает, в зал ходит... Что реально на пацана похож. На сопляка. И даже на полсекунды такая мысль закрадывается. Но одного взгляда на свое отражение, да даже и в реске вон, возле которой они стояли, хватает, чтоб этот вариант отбросить.
        И с болью в сердце согласиться, что это не он сопляк. Это она, Кошка, слепая дурочка. Глупенькая, запутавшаяся, испуганная.
        Такая беспомощная сейчас, в эту минуту, в его руках. И опять податливая, опять льнет, хоть и крутится, хоть и царапки свои выпускает. И реально, абсолютно не понимает, почему он так себя повел. Удивляется. Обижается.
        А ему хочется одновременно плакать, смеяться, орать и бить кулаком куда попало!
        Потому что! Столько! Времени! Она! Выносила! Ему! Мозг!!!
        Думала, что он - восемнадцатилетний парень!
        И переживала! Совестливая! Честная!
        Сразу же припомнились все эти тупые смешные и странные разговоры про деньги, про его доход, его будущее... И уже в другом ключе это все воспринималось.
        Несчастная кошка решила, что он - слишком молодой для нее. Или, наоборот, что она - слишком старая для него.
        И это финиш, друзья. Реально финиш.
        И вот как быть? Просто сказать? Она же прямо тут с ума сойдет! И так не особо в себе девочка. А после такого...
        К тому же вообще с ней не разговаривать сейчас хотелось.
        Она копошилась в его руках, возмущенно сопела, смотрела неуступчиво и зло. И была настолько хорошенькой, настолько притягательной, что Вит не выдержал.
        Потом он с ней поговорит. Потом все объяснит. А пока что... Пока что воспользуется ситуацией. Да, это, может, неправильно, и не вовремя. Кошка усталая, голодная и испуганная. Он тоже устал. Грудь еще побаливает. Но вода, чистая, ключевая, взбодрила, а выяснение ситуации, понимание, из-за чего его глупая кошка от него бегала, придало сил.
        Конечно, остаются непроясненными ее ухажеры, но с этим он разберется. Потом. В конце концов, секс на природе - это своего рода романтика. И тут уж она точно никуда после не сбежит от него, не выкрутит хвостиком.
        Катя сначала даже не поняла его намерений, смотрела все так же напряженно и непонимающе. И после поцелуя, жесткого, жадного, хоть и поплыла, но старалась держаться, неуступчиво упираясь лапками в его плечи.
        И, наверно, была морально не готова. Да и физически тоже. Но Вит настолько обрадовался разъяснению ситуации, что не хотел больше ждать. Награда спасителю, знаете ли... Пусть пошло, но имеет место быть.
        - Ты что, ты что, ты что?.. - забормотала испуганно Кошка, вцепившись в его футболку, когда он мягко уложил ее прямо на траву возле речки. Вытащенная из-за пазухи Буся, радостно взвизгнув, отправилась мышковать.
        А Вит, не мешкая, задрал футболку, обнажая нежную, тут же покрывшуюся пупырышками от его поцелуев кожу. И так ему понравилось, как вздрагивает животик от каждого прикосновения, что он даже притормозил и какое-то время развлекался именно этим, вызывая у ошарашенной его напором Кошки судорожные вздохи.
        А потом вернулся к ее губам, облокотился так, чтоб лицо его нависало, и не было возможности избежать прикосновения, взгляда. Заглянул в огромные, полные недоумения и... Ожидания? Глаза.
        - Ну, что, теть, хочешь с несовершеннолетним сексом заняться? А? Еще разок? А то потом стукнет мне восемнадцать, и не тот кайф будет...
        Кошка задохнулась от возмущения, попыталась вырваться, но Виту надоело играть. Он резко наклонился и запечатал все возражения поцелуем. И потратил даже какие-то усилия, чтоб проникнуть в рот. Чтоб получить ответ. Небольшие такие усилия. Незначительные. Эх, Кошка, Кошка... Дурочка...
        А потом он целовал с упоением, долго и нежно, дрожащие губы, собирал слезы поражения со щек, ловил тягучие сладкие вздохи, невольные и такие желанные движения навстречу, к нему. Она опять плакала, признавая свое поражение. И не понимая, как ей быть дальше. Как ей жить.
        А Вит, сжимая ее , ловя последние отголоски удовольствия, думал о том, насколько же это будет классно, когда она перестанет сопротивляться. Когда узнает, что больше незачем.
        Вот только возникала из этого всего одна загвоздка.
        Как ей теперь сказать так, чтоб не обиделась сразу? А то будет фырчать потом. А им еще идти вместе. Выбираться к людям. До этого времени надо сказать. Чтоб успеть умилостивить свою грозную Кошку. Ублажить.
        Мы с тобой вдвоем уснем,
        Глядя на луну.
        И неважно то, что днем...
        Я в тебе тону.
        И не важно то, что страх
        Тянет в глубину.
        Я усну в твоих руках
        Глядя на луну.
        М. Зайцева.
        Катя.
        Что бывает, когда тебя резко выдергивают из привычного мира во что-то совершенно не твое?
        Правильно, наступает когнитивный диссонанс.
        Умное выражение. Не уверена, что проклятый, наглый, невозможно сексуальный сосед его знает. Сейчас не очень хорошее среднее образование. Куда хуже, чем в те годы, когда я училась.
        Вот, Катя, молодец... В правильном направлении мыслишь вообще. Еще немного, и каждую свою фразу будешь предварять словами : "А вот в наше время...".
        И после этого можно будет смело высаживаться на лавочку и начинать обсуждать соседских детей. И девушек. Которые все проститутки, само собой.
        Но до этого у меня еще было немного времени. Совсем чуть-чуть.
        Лежать на мягкой траве, дышать теплым летним днем, обнимать крепкого, сильного, пусть и несовершеннолетнего своего любовника, было сродни тому самому диссонансу.
        Вроде и царапает. Вроде и нельзя. Но сладко. Но порочно. Но хочется. Пожалуй, теперь я впервые поняла значение слов "запретный плод сладок".
        Потому что мне и в самом деле было сладко. В этот раз особенно. Если до этого я , пусть и с огромными оговорками, допускала возможность близости с парнем моложе меня на шесть лет, то теперь, когда эта близость была мало того, что неуместна, но еще и противозаконна... Это было болезненно. И остро.
        Он целовал меня, силой уложив на траву и не дав возможности сопротивляться, высказывать свое мнение, уйти, наконец!
        Он просто своими поцелуями, ласками, настойчивостью отключил у меня этот функционал. И сдаваться в его плен было невозможно чувственно. Невероятно порочно. И абсолютно необходимо.
        И я не стала противиться этой необходимости, хоть и прекрасно понимала, что делаю. Все понимала. И слезы не скрывала. А он целовал. Слезы мои слизывал со щек. И еще сильнее возбуждался от моей слабости. Сильнее сжимал, наплевав на свои травмы, на мою усталость, на то, что мы с ним голодные и грязные. И если б мне кто-то сказал несколькими днями ранее, что я буду заниматься любовью на земле, голодная, грязная, измученная, с несовершеннолетним партнером... Я бы точно с таким человеком перестала общаться. Потому что больных на голову следует как минимум избегать, а как максимум, помещать в специальные учреждения.
        Но вот она я. Лежу, обнимаю его, дышу его кожей, нагретой солнцем, с капельками пота, которые невозможно возбуждающе пахнут. И хочется облизать его, особенно в районе ключицы, где ямка, а потом языком выше, по горлу, заставив сглотнуть, а потом скулу, жесткую щеку с отросшей щетиной, и, наконец, губы. Погрузиться, жадно пить поцелуй, его вкус, его дурман... И чувствовать, как опять загорается, становится твердым его расслабленное до этого тело. И уже с наслаждением и предвкушением проводить пальчиками по жестким мышцам, таким красивым, таким, что невозможно просто трогать. Надо еще и губами, и прижаться, и...
        И черт.
        Я опять завелась. Задышала тяжелее.
        А кто виноват?
        Все он виноват, сосед мой несносный! Мучитель мой, искуситель!
        Сейчас заметит мое волнение, и опять... А мне плевать. А я рада! Только рада буду!
        Ну вот и хорошо. Хоть самой себе призналась, кошка драная. Растлительница малолетних двухметровых лбов. С невозможно голубыми глазами и нереально чувственными губами...
        - Кать...
        О! Он точно почувствовал... Тело сначала сжалось в волнении, потом предвкушающе задрожало, показывая всю степень того, насколько оно "не против"...
        Витя навалился на меня, смотрел тревожно и серьезно. И явно хотел что-то сказать. То есть, не сразу вот прямо... Промахнулась я, похоже, с пониманием его намерений...
        Мышцы налились требовательной томной болью, полностью подтверждая, что я - развратная женщина, думающая только об одном.
        О том, чего сейчас, наверно, не произойдет. Потому что сосед разговаривать желает.
        - Кать... Я тебе сказать хотел...
        Да плевать мне на разговоры! Какие могут быть беседы, когда тело болит, когда руки дрожат , и взгляд невозможно от его губ оторвать?
        Я сама потянулась к нему и поцеловала, не слушая, что он там такого важного хотел мне сказать. Обняла, притягивая к себе, и тело похотливое определенно получило небольшой оргазм просто от тяжести его на себе. Впилась, вцепилась руками, обняла ногами, не позволяя отклониться, вжала в себя как можно сильнее. И Витя, немного опешив от моего напора, ответил. И уже сам обнял, прикусил губу нижнюю, причиняя легкую сладкую боль, оторвался, заглядывая в мои ошалевшие глаза, усмехнулся:
        - Ладно. Это терпит.
        И в следующее мгновение я по-полной испытала на себе последствия своей инициативы. Которая, как известно, наказуема.
        Но, вот знаете, если меня будут наказывать каждый раз ТАК, то я точно в неисправимую нарушительницу превращусь. Только чтоб испытывать раз за разом это невозможное , чувственное, совершенно не щадящее наказание, от которого кричишь и плачешь, и молишь, и черти чего еще делаешь, только бы продлить. Только бы не останавливался.
        И хорошо, что сдерживаться не надо. Потому что вот реально не смогла бы. И так сорвала уже только-только восстановившийся голос. Но все равно, не пыталась даже справляться с собой.
        И, самое главное, все дурацкие упаднические мысли из головы вылетели. Ураган по имени Витенька вынес их оттуда. И теперь только послевкусие осталось, сладкое такое, мягкое, и будоражащее. Потому что, несмотря на усталость и полную неспособность шевелиться, хотелось еще.
        Ну что тут скажешь? Вот так и становятся нимфоманками.
        Когда я все же сползла к ручью умыться и попить, солнце уже перевалило за полдень. Я с наслаждением пила вкусную холодную воду, немного подумала, и опустила ноги и руки, тут же резанувшие болью от натертой кожи. Удивительно, что не отвалились после того, как столько часов провели связанными. Хорошо, хоть Бусю не...
        Буся! А где Буся???
        Я начала оглядываться, звать собачку, сердце замирало от волнения, ужаса и стыда.
        Забыла! Я совершенно про нее забыла! Да что же я за хозяйка такая??? Как так можно??? Только о себе...
        И ведь не обвинишь никого, сама , сама виновата... Похотливая кошка!
        На мои, уже ставшие истерическими, вопли, прибежал Витя, начал методично обходить кусты, спокойно уверяя меня, что никуда она не делась, не дура же. Столько времени рядом просидела, далеко не отходила, а тут... Наверно, поймала лягушку, нажралась и уснула...
        Я, совершенно не успокоенная его словами, начала бегать еще быстрее, наплевав на боль в ногах, усталость после дороги и неуместных совершенно в нашей ситуации занятий любовью, и звать громче, но собаки нигде не находилось. Мои, уже слезные вопли ничего не давали, только еще больше наводили ужаса в сердце, сжимая его в кулак, без возможности вдоха и выдоха.
        Я такого не испытывала, даже когда очнулась в полной темноте без возможности пошевелиться, недавно, в домике похитителей.
        - Так, - Витя остановил меня, заставил замолчать простым, но очень эффективным способом, закрыв рот ладонью, - Катюш. Послушай. Она не могла далеко убежать. Сейчас ты тихо посидишь, а я тихо похожу по округе. Недалеко, - добавил он, когда я протестующе дернулась, глядя на него огромными заплаканными глазами, - недалеко. Я посмотрю, позову. Она, может, залезла куда-то. Или испугалась просто. Я найду. Поняла? Не кричи. Ты себя заводишь, меня заводишь. Не надо. Сиди и жди. Поняла? Кивни.
        Я кивнула, он аккуратно отпустил мои губы, но ненадолго. Тут же прижался к ним коротким ободряющим поцелуем, посадил меня на лужайку и ушел.
        А я осталась сидеть, корить себя за глупость, недальновидность, похотливую натуру и безответственность. И тревожно оглядываться по сторонам. Потому что лес, только что казавшися чудесным, теплым и светлым, моментально превратился в мрачное чудовище, сожравшее мою маленькую собачку и поглотившее моего любимого человека. Я сидела неподвижно, и казалось, что тени становятся длиннее, как щупальца осминога, что сейчас они достанут меня, обовьются и задушат. Или в темную чащу утащат.
        От страха я начала даже подвывать, подскуливать, тихонько и жалко, пугая этим себя еще сильнее. Прошло, казалось, невозможно много времени, и я стала бояться уже даже не того, что Витя не найдет Бусю, а того, что он не найдет меня. Я сидела, совершенно одна, бог знает где, настолько далеко от привычной мне жизни, что сейчас она казалась какой-то нереальной сказкой. Чем-то чудесным, наполненным миганием гирлянды в окне, светом ноута, лучами огромной луны над головой, хитрыми глазами моей кошки из марева непрорисованных декораций, теплыми, оберегающими руками моего любимого человека, его поцелуями и шепотом.
        - Катя, Катюш... - я даже не сразу поняла, что шепот был на самом деле в реальности, дернулась, испуганно вскакивая с травы, на которой я , оказывается, нагло уснула!
        В очередной раз накатил дикий стыд. Ну вот что я за человек? Волновалась, волновалась, пугалась, плакала, а потом на солнышке пригрелась и уснула! Как кошка гулящая! С ума сойти можно!
        Витя смотрел на меня серьезно, немного тревожно, но без напряга.
        - Что? Буся? - только и смогла выдавить я.
        - Пошли, покажу что-то, - он мотнул головой, приглашая за собой.
        Я встала и пошла, иногда встряхивая головой, чтоб убрать сонный дурман и лишний раз проверить, реально ли все, или, может, сплю до сих пор?
        Женский голос, грудной, красивый, я услышала издалека:
        - Ну вот что ты делаешь, а? Маленькая засранка... Кусаешься, да? Кусаешься?
        Знакомое, азартное рычание заставило радостно ускорить шаг.
        Я обогнала Витю, который не препятствовал этому, спокойно пустив меня вперед, и вылетела на полянку, залитую солнцем.
        Там, прямо с краю , немного в тени, сидела незнакомая маленькая рыжеволосая женщина и играла с моей собачкой. Буся, весело рыча, гонялась за ногой, обутой в простенький кроссовок, и выглядела совершенно довольной. Радостной, сытой. Не потерянной. Не скучающей по своей глупой хозяйке. И это правильно. Будь я на ее месте, я бы тоже не скучала.
        - Буся, - позвала я, ускорив шаг.
        Женщина подняла голову, улыбнулась:
        - Ну вот и хозяйка твоя! Посмотри, совсем лица нет от волнения...
        Буся, узнав меня, радостно залаяла и побежала по траве, смешно перескакивая через маленькие рытвины и подпрыгивая пушистой попкой. Я упала на колени, поймала ее и счастливо заплакала, зарываясь лицом в пахнущий лесом и травой мех. Она вертелась в моих руках, как юла, облизывая мне щеки, пальцы и скуля.
        Женщина, с улыбкой наблюдавшая наше воссоединение, рассмеялась:
        - Ну вот и хорошо, а то прямо тосковала собачка...
        Конечно, судя по картине, что я застала, ни о какой тоске и речи не шло, но я не стала возражать. Конечно тосковала! В глубине души, точно!
        - Витя, давай, приглашай своих женщин в гости, - скомандовала женщина, обратившись к моему соседу, тоже глядевшему на нас с улыбкой.
        - Катюш, это Тамара. Она твою псину нашла. Из реки, говорит, выловила. Ее течением вниз отнесло.
        Я поднялась с колен, не выпуская Бусю из рук, посмотрела на спасительницу моей собачки.
        Невысокая, рыжеволосая женщина, возраста примерно моей мамы, с невозможно яркими карими глазами. Одетая в простые джинсы и рубашку.
        Нереально красивая. Такая, что просто глаз не отвести. Хочется рассматривать каждую черту лица, изучать, как солнечные блики в рыжих волосах путаются, как на щеках легкий румянец загорается, как глаза - омуты просто, глубокие, темные-темные, вмиг становятся яркими, как речная галька, водой омытая...
        Тут женщина улыбнулась понимающе, я моргнула и пришла в себя. Поняв, что неприлично долго смотрю на незнакомого человека. И надо бы что-то сказать.
        - Спасибо вам!
        Ну а что я еще скажу? Как я могу выразить свою благодарность? Только словами. Да и то, никаких слов здесь не хватит.
        - Да не за что, Катя, - улыбнулась опять Тамара, - я ничего не сделала такого. Шла по своим делам, смотрю плывет, скулит, барахтается. Я и выловила. Пока сидела, сушила, да думала, откуда такая собачка в нашей глуши, и парень твой появился. Сказал, что вы заблудились тут.
        - Да, - я оглянулась на Витю, - заблудились. Нам бы позвонить...
        - Пойдемте, у меня тут дом недалеко, - кивнула Тамара и пошла первая, не оглядываясь.
        Я опять посмотрела на Витю, словно спрашивая, как быть. Он пожал плечами.
        - Нам все равно надо вызвать помощь.
        И пошел за Тамарой. Я следом, по пути обцеловывая мордочку Буси.
        Конечно, были сомнения и страхи, что эта Тамара здесь не просто так оказалась. Не ходят такие женщины одни по лесу!
        Но нам все равно деваться было некуда. К тому же она спасла Бусю.
        Может, все же хороший человек?
        Домик Тамары, маленький и аккуратный, ничем особым не поразил. Таких домов полно в глубинке, стоит только от города отъехать на сто километров. Острая крыша, белый кирпич, голубые ставни. Вот только стоял он совершенно одиноко посреди леса. И остро напомнил домик Бабы Яги именно своей отгороженностью от остального мира.
        Мы вышли к нему со стороны леса, и я не поняла, если ли к нему проезд от шоссе. Наверно, есть. Должен быть, по-крайней мере.
        Как-то же хозяева сюда добираются?
        Во дворе, ухоженном, чистом, бегали куры и утки, важно расхаживал большущий петух с ярко-красным хвостом, в тени валялась огромным меховым ковром здоровенная собака. Я ее углядела в первую очередь, тревожно прижала взволнованно принюхивающуюся Бусю к груди.
        Тамара, как раз закрывавшая за нами калитку, самую простую, невысокую, кованую, перехватила мой настороженный взгляд и улыбнулась:
        - Не бойся, Катюш, Мальчик не кусается. И маленьких любит.
        Здоровенный кусок черно-белой шерсти, при виде нас поднявшийся и оказавшийся то ли московской сторожевой, то ли сенбернаром, а , может, помесью какой-нибудь, я этого не могла определить точно, подошел здороваться. Обнюхал Витю, немного сдвинувшегося, чтоб заслонить меня, фыркнул мощно, потом меня и, наконец, маленькое существо в моих руках.
        Буся потянулась к нему носиком, вильнула хвостом.
        - Да отпусти ты ее, пусть познакомятся, - опять улыбнулась Тамара, и я, помедлив, потому что ну очень уж страшное животное, весит, наверно, как я, поставила собачку на землю.
        Буся тут же встряхнулась и полезла знакомиться к здоровенному Мальчику. А я удивилась, насколько кличка дурацкая. Ну вот какой он Мальчик? Здесь больше что-то типа Зверюга, Волк или, на худой конец, Живоглот подходило...
        Но активно вертевшая хвостиком Буся явно так не считала, потому что не пугалась совершенно, нарезая уже третий круг восторга вокруг своего нового знакомого.
        - Ну все, подружились, - кивнула Тамара, - пойдемте в дом, Мальчик за ней присмотрит.
        Я была не готова оставлять на улице только что обретенную собачку, но Витя кивнул, пошел в дом, и мне ничего не оставалось, как пойти следом, проводив взглядом веселую Бусю, которая, опять забыв про меня, уже бежала к месту лежбища Мальчика, интересуясь особенно его миской.
        В миске была только вода, Буся полакала, а Мальчик, спокойно, и, как мне показалось, даже снисходительно за этим наблюдал. Мир и спокойствие.
        - Да не бойся, Мальчик ничего ей не сделает, он мирный у меня, увалень, только с виду страшный, - рассмеялась Тамара, наблюдая за мной с крыльца.
        Витя уже зашел в дом.
        Я отвела в сторону белый тюль, защищавший сени от насекомых, и прошла внутрь.
        И остановилась, пораженная не столько обстановкой, хотя и она для меня, городской девчонки, была внове, я такое только на картинках про далекие деревни видела. Знаете, такие, с просторными сенями, где стоят банки и всякие заготовки, висят разные травки на ниточках у потолка, здоровенной комнатой-кухней, с огромной белой русской печкой, занимающей половину пространства, чистыми деревянными полами, покрашенными в светло-коричневый цвет, столом у окошка, с разномастными стульями, и полным отсутствием телевизоров, телефонов, компьютеров и прочих признаков цивилизации.
        Нет, больше всего поразил меня запах. В доме пахло невозможно вкусно. Такое странное смешение еды, трав, подвешенных к потолку, специй, лука и чеснока, чистого, недавно вымытого пола, и лекарств. Необычно и удивительно успокаивающе пахло в доме у Тамары. Уютом и тишиной. Словно в родной дом попадаешь из внешнего мира.
        - Садитесь, я посмотрю сейчас. - Кивнула Тамара на стол и стулья, - у меня нет телефона, только спутниковый. А он барахлил с утра.
        Она вышла из комнаты, я опять оглянулась на Витю, но он указал мне на стул, и сам сел, правда, очень аккуратно, чтоб можно было вскочить.
        На что он рассчитывал, если Тамара привела нас в ловушку, я не знаю, но у меня не было другого выхода. Только следовать за ним, доверять ему. Вот вы скажете, что странно с точки зрения нормального человека доверять практически вчерашнему подростку, но так и спать с практически вчерашним подростком тоже странно. Я вообще много чего странного делала в этот, да и не только этот день. Так что...
        Тут вышла из другой комнаты Тамара, неся в руках самый настоящий, большой спутниковый телефон. Выглядела она немного растерянной:
        - Ребят, он окончательно сломался. Матвей, черт такой, косорукий, хотел сделать, подшаманить... Ну и перешаманил, наверно...
        - Матвей? Ваш муж? - спросила я, сильнее напрягаясь при упоминании еще одного человека, который наверняка находился в доме.
        О чем мы думали, когда шли сюда? Может, у Тамары здесь не только Матвей неизвестный, но и еще парочка мужиков? Или, наоборот, полон дом детей, а , если за нами погоня или охота, то могут и сюда прийти? Неизвестно же, кому я умудрилась дорогу перейти?
        - Нет, Матвей - мой пациент.
        И, увидев наши удивленные лица, пояснила:
        - Я немного лечу. Травками.
        - Баба Яга... - не сдержавшись хихикнула я, и , испугавшись, прикрыла рот ладонью. Странная Тамара, живущая в отдаленном от других домов месте, была прекрасным завершением сюрреалистически долгого дня, вместившего в себя столько, сколько за всю мою прежнюю жизнь не влезло бы.
        - Точно,- не обидевшись расхохоталась Тамара, - есть немного! Вот только детей не ем!
        - Давайте, я гляну, - протянул руку к телефону Витя. Тамара удивленно посмотрела, но аппарат отдала.
        Потом понаблюдала, как ловко Витя разбирает его, и махнула рукой:
        - Доломает - и ладно! Все равно Матвей завтра собирался в деревню, придется в город отправлять его. С ним и поедете, если что.
        - А здесь деревня недалеко? - оживилась я, думая о том, что, может, уже и сегодня попаду домой, но Тамара не обнадежила:
        - Далековато. Двадцать километров. Мы на мотоцикле ездим, если надо, а так чаще пешком ходим. И ко мне сюда пешком приходят. Не люблю машины. Но хватит болтать, вы голодные же? Пойдем, поможешь. Заодно и на собаку твою посмотрим, может, она Мальчика моего съела уже, шустрая...
        Мы вышли через сени во двор, там я пронаблюдала умилительную картину отдыха моей наглой Буси прямо возле страшной морды Мальчика и решила не мешать. Тамара, кивнув, чтоб шла следом, открыла дверь в сарайчик, оказавшийся курятником, и бормоча, что, конечно, не время, но мало ли, вдруг завалялось, потому что то, что было утром, этот проглот сожрал, начала шарить в поисках яиц. Нашла несколько штук, положила в миску, сунула мне в руки.
        - Неси в дом, я в погреб сейчас еще загляну, и приду.
        Я осторожно понесла яйца в дом, и уже в сенях услышала тихий разговор. Остановилась, усмиряя тревожно колотящееся сердце и прислушиваясь:
        - И чего, совсем ничего не помнишь? - голос Вити звучал спокойно и заинтересованно. Я тихо выдохнула.
        - Нет, - собеседник отвечал тихо, но все равно от баса, казалось, вибрировал пол, - имя только вспомнил. И то недавно. И ночью всякое снится. Мать говорит, что воевал я. И вернулся переломанный. Собрали. А вот голову, походу, не собрали.
        - И давно ты так?
        - Ну... полгода в больнице, не узнавал никого, мать не узнавал. Потом еще примерно год так жил, в городе. Ездил по врачам, всех прошел, но никто ничего. А потом мать про Тамару узнала. И вот я здесь уже три месяца. Она не хотела оставлять. Мать упросила.
        - И помогла? - Витя спрашивал с искренним интересом, - вон ту мне дай отвертку...
        - Помогла. Кое-что вспомнил. И сны стали сниться.
        - А чего она делает?
        - Да травками поит какими-то. И еще каждый вечер сидит рядом и руки на голове держит. И все.
        - Блин. Никогда не поверил бы, если б рассказали, - Витя помолчал, судя по всему отвлекаясь на починку телефона, - живая ведьма. Да еще и так близко от города...
        - Она не ведьма, - грохнул бас раздраженно, - она знахарка. К ней со всей страны люди едут. А она помогает. В деревне у нее дом, она там два раза в неделю принимает по целым дням. А потом сюда приходит и лежит сутками после приемов этих.
        - Ладно, не ведьма, - примирительно пробормотал Витя, - хотя очень похожа. Рыжая и красивая. Раньше бы точно сожгли.
        - Красивая... - с какой-то тоской в голосе согласился собеседник.
        И тут я решила, что подслушивать больше нечего, и так много узнала, особенно в плане того, что моему парню нравится , как выглядит другая женщина, и он ее красивой называет, похотливый гад!
        Толкнула дверь ногой и зашла.
        Картина, вполне мирная, все же поразила. Во-первых, Витя сидел, обложившись инструментами разных мастей, судя по ловким движениям, явно знал, какой куда применить. Во-вторых, его собеседник оказался просто нереально огромным мужиком, по сравнению с которым мой похититель казался вообще плюгавым мальчишкой. Я так и замерла в дверях, прижимая к себе миску с яйцами и разглядывая этого зверюгу. Бритый налысо, со здоровенными волосатыми ручищами, в майке в полоску, похожей на тельняшку, но без рукавов, которая не скрывала пугающе бугрящиеся мышцы, пестревшие татуировками и шрамами. И еще на лице шрам. Большой такой, через бровь и уходящий на полголовы к затылку. Короче говоря, нереально страшный мужик. И это я еще Лелика считала чудовищем? Да по сравнению с этим гоблином, Лелик - эльф!
        Мужик между тем уставился на меня, потом улыбнулся, и , надо заметить, улыбка вот вообще его не красила, только в большую оторопь вгоняла, и спросил у Вити, поднявшего на меня взгляд и подмигнувшего:
        - Твоя? Маленькая совсем...
        - Моя, - кивнул спокойно этот гад, который только что, вот секунду буквально назад рассуждавший о красоте другой женщины, - это Катя. Катя, это Матвей.
        - Познакомились уже? - раздался из сеней голос Тамары, - вот и хорошо, сейчас ужинать будем.
        И мы, в самом деле, сели ужинать.
        И вкуснее этой яичницы с овощами и быстро нарубленным зеленым салатом я в жизни ничего не ела. И, судя, по наслаждению на лице Вити, он тоже. Вот что значит больше суток хлебом питаться, да и то крайне скудно.
        Во время ужина я все еще дулась на Витю, хотя и понимала, что это глупо. В конце концов, он прав. Тамара - реально красивая женщина, глаз отвести невозможно. Вон, ее пациент и не отводит. Так смотрит, что даже меня в жар бросает. А Витя особо и не смотрит. Коленку мою, гад, под столом тискает. Настойчиво так, со значением. Я прямо замучилась убирать.
        Тамара посматривала на нас с понимающей улыбкой, и совершенно, казалось, не замечала проникновенно-обожающих взглядов своего пациента.
        После ужина выяснилось, что телефон Витя доломал окончательно, хоть он и не признавался в этом, малодушно сваливая всю вину на Матвея, не противоречащего, только глазами моргающего виновато. И поэтому завтра нам надо будет добираться до деревни и уже оттуда в город. Хорошо, что старинный мотоцикл с коляской, до которого, похоже, еще не успел добраться Матвей, чтоб починить окончательно, был на ходу. И утром Тамара собиралась нас лично доставить до деревни, где была связь с внешним миром.
        А пока что приготовила нам постель, одну на двоих, в маленькой боковой комнатке с окнами, выходящими на курятник. И отправила в баню.
        И это было правильно, потому что помыться после того, что мы испытали, точно не помешало бы.
        Вот только меня насторожила ее фраза. Перед тем, как отправить меня туда, она, выдавая принадлежности, тихо предупредила:
        - Ты поберегись немного, Катюш, тебе много жара сейчас не полезно.
        Я удивленно пожала плечами. Не собиралась я париться, я и сауну с трудом переношу, поэтому предупреждение было излишним.
        В бане меня встретил пряный запах веника, пар и один наглый сосед, одетый только в полотенце.
        Я попятилась назад, но меня изловили за руку и бесцеремонно дернули на себя.
        Не устояв на ногах, я оперлась руками о мокрую от пара грудь наглеца, уткнувшись в нее носом. И это было фиаско!
        Потому что меня сразу обволокло невозможно вкусным ароматом его, уже отмытой от лесного путешествия, кожи, и ноги мгновенно дрогнули. И, наверно, на лице у меня тоже что-то прояснилось, потому что Витя не медлил. Подхватил меня, отнес на полку, раздел так быстро, что я даже не успела ничего сказать.
        Мы зашли под душ, намыливая друг друга, и настолько это ощущалось интимным действием, что у меня голова кружилась. Чуть ли не интимнее того, что мы делали до этого, в лесу.
        - Ну что, попарить тебя? - пробормотал хрипло, прижимаясь всем телом и давая понять, что он очень даже готов стать моим банщиком.
        И я согласилась. Молча. Обняла просто и подставила губы для поцелуя. В конце концов, какая разница, что он там говорил про другую женщину и ее внешность? Он же несовершеннолетний, за свои слова пока что не отвечает.
        Вот через два... Когда там у него день рождения? Через два месяца я ему предъявлю счет за все. И потребую оплату.
        Да, меркантильная и порочная. И плевать.
        После бани я переоделась в халатик Тамары, очень даже подошедший мне по размеру, и, изловив предварительно совершенно ошалевшую от свободы и потому расслабившуюся Бусю, зашла в комнатку, отведенную нам и просто повалилась на кровать без сил. И мгновенно уснула, не дожидаясь прихода подзадержавшегося в бане Вити.
        Для того, чтоб проснуться среди ночи от жуткого рычания, грохота и сдержанного, но очень цветистого мата.
        Кошки приносят счастье, мягко мурлыча в ухо.
        Пусть за окном ненастье, здесь на душе уют.
        Кошки урчат довольно, медленно, томно, глухо.
        Словно напевно, сладко, жизни узор плетут.
        Кошки мохнатой лапкой ловят ночами звезды,
        Чтоб веселее стало, чтобы не загрустить.
        Кошки приносят счастье. Нам. Просто так. Серьезно.
        Надо лишь не бояться их в свою жизнь пустить.
        М. Зайцева.
        Вит.
        Вит смотрел на сидящего перед ним на стуле, связанного бельевой веревкой, здоровенного мужика и думал, что все же он офигеть, какой везучий. Потому что вовремя встретил ведьму Тамару в густом подмосковном лесу.
        Нет, до этого!
        Он - вообще везучий.
        Кошку свою нашел. Гонялся-гонялся и поймал, наконец. И даже выяснил, чего она бегала. Из стремной ситуации выпутался. Такого облома свалил ночью, усталый и побитый. Повел Кошку, без пути и дороги, и вывел на Тамару. А у Тамары - сюрприз! - еще и пациент такой хороший живет. Без которого точно бы ничего не получилось. Потому что ну очень уж здоровенный этот хмырь, что пробрался к ним ночью. И как это его Вит уработал до этого? Как умудрился? Везение, не иначе.
        Ну и еще везение, что у Тамары, помимо пациента Матвея, был крокодил Мальчик. Который вообще ни разу не спокойный и не мирный оказался, чего бы там сама ведьма по этому поводу не думала. Еле отбили визжащего поросенком пришельца из медвежьих зубов. Огрызался еще, зверюга. Сам Вит точно бы не решился вынимать из пасти, полной острющих зубов, добычу. Ну его нахер, пусть грызет, лишь бы потравился дерьмом таким.
        Но Тамара, которая хоть и ведьма, но вообще не кровожадная, подошла, строго приказала выплюнуть гадость и заехала зарвавшейся псине ремнем по носу.
        После этого Мальчик отпустил каку, и, стыдливо поджав хвост, пошел в будку. А Вит подумал еще в тот момент, что очень хорошо, что он подзадержался накануне подольше на крыльце с Матвеем, покуривая, расслабленно и кайфово, после бани , трепясь обо всем на свете. Потому что увидел как раз, что зверя, оказывается, спускали с цепи на ночь, и чужих он не любил. Матвея терпел только, а вот незнакомого толком Вита, выпершегося, не дай Бог, посреди ночи по нужде, мог бы и наказать. Удивительно при этом, что псину Кошки не трогал, облизывал только, страшновато, конечно, пасть раскрывая. А она в эту пасть лезла лапами и головой. И очень там хорошо помещалась. Полностью. Включая маленький пушистый хвостик.
        Вита прямо передернуло, когда вечером накануне это увидел по дороге в баню. Хотел Кошке сказать, чтоб помыла хоть собаку свою, или в постель не пускала, всю обслюнявленную, но после бани забылось. И не удивительно. Учитывая то, что там происходило.
        Вит даже отвлекся на мгновение от разглядывания пришельца, которого он до этого видел исключительно в темноте и каждый раз в не особо хорошем положении. То на земле, валяющегося в отрубе, то в зубах у крокодила с ласковой кличкой "Мальчик". И теперь вот можно рассмотреть во всех подробностях.
        А он вообще о другом думает. И другим. Местом.
        Думает о том, как Кошка вчера в его руках выгибалась. Как стонала и дышала жадно в его шею. Какая нежная была. Мягкая. Душистая. Редкость, такая редкость. И так клево. И вот как после такого ей признаваться в совершенно очевидных, на его взгляд, вещах? Которые для нее почему-то неочевидны. И это прям обидно даже где-то. И смешно. И страшновато. Но ладно, про это потом.
        Сначала с ночным гостем разобраться. Тем более, что он очнулся уже. Сидел, смотрел на них, угрюмо и испуганно. И ерзал. Это он, наверно, штаны свои мокрые ощущал. И Вит его в этой реакции не винил и даже где-то понимал. Когда побываешь в зубах у такого зверя, не только штаны обмочишь. Но и кое-что похуже вполне сделаешь.
        Матвей, удививший Вита, да и себя самого, на редкость смачными матерными выражениями, которые употреблял при поимке неприятеля, присел напротив связанного мужика. Дружелюбно улыбнулся. Наверно, хотел к себе расположить. Удачно, удачно. Вит, уже успевший перехватить бегущую со всех ног к месту событий порывистую Кошку и сунуть ее себе за спину для безопасности, только усмехнулся.
        Теперь придурок в полной мере оценил гостеприимство.
        - Ты кто? - тихо спросил Матвей у пришельца.
        - Ва-вася...
        - Ну и что же ты, Вавася, здесь потерял?
        Тамара, абсолютно равнодушно и спокойно сновала в это время по кухне, ставя самовар, заваривая какие-то травки, словно это норма, словно у нее частенько среди ночи сидит на кухне связанный испуганный мужик. Вообще ничего необычного. Все в порядке. Ну перелез через забор. Ну попался собаке на зуб. Ну побил его ее пациент, связал. Допрашивает теперь. Все в пределах нормы. Пусть допрашивает. А мы пока чаю заварим...
        Вит прижал трепыхнувшуюся и пытающуюся активничать Кошку к груди, прикрыл ей рот пальцами, поцеловал в макушку, шепнув: " Потерпи, малыш".
        По позе Матвея, по каким-то неуловимым, но очень привычным ухваткам, он понял, что у того опыт в допросе имеется. Может, пациент и сам об этом не помнит, но сейчас действует на инстинктах, умело давя на нужные точки. Напугать, примирить, приободрить, дать надежду, опять напугать... Интересный он человек... Жаль, что не помнит о себе ничего.
        Матвей между тем продолжал выяснение ситуации. И Вася не стал ничего скрывать. Смысла не было, это даже такой недалекий парень , как он, понял.
        Оказывается, он пришел в себя не сразу. Примерно ночь отвалялся на земле. Потом очнулся, подумал и решил искать беглецов. И вовсе не для того, чтоб сдать их заказчику, которого он, к слову не знал и в глаза никогда не видел даже, а для того, чтоб убрать свиделетей. И скрыться. Вот только пошел он не в ту сторону. К дороге, потому что решил, что пленники рванули туда.
        Вит, услышав это, поморщился. Да, везучий он. Хотел ведь к дороге, но подальше выйти. Хорошо, что леса не знал, и заблудился. А то поймал бы их Вася. И прикопал прямо там, в лесочке. Вит трезво оценивал свои возможности и понимал, что против такой машины вся его спортивная подготовка, а она была самой обычной для парня его возраста, не прокатит. Это в первый раз дерево помогло, сучком расстаралось.
        Вася рассказал, что пройдя по дороге , он понял, что там беглецы не появлялись, и вернулся обратно. Ни заказчика, ни машины не было, возможно, он приезжал, пока Вася следопытничал, и они разминулись. Вася пошел в другую сторону и вскоре нашел следы ночевки. Парнем он был деревенским, лес более-менее знал, поэтому дальше шел очень четко по следу. И нагнал бы, но буквально на час разминулся. Только вокруг дома ведьмы обошел, выясняя, там ли беглецы. Ну а дальше решил понаблюдать и прийти ночью. О чем он думал, увидев, что в доме, кроме, собственно, Вита и Кошки, еще хозяйка и здоровенный мужик, непонятно. Собаку же не углядел вообще. Мальчик не любил лаять, вообще был на редкость молчаливым и бесшумным псом. Так вот, в молчании и подошел к открывшему калитку Васе сзади, и так же молча куснул. И грыз тоже молча, так, порыкивая, и, если б Вася не завизжал, то одним увиденным трупом в жизни Вита стало бы больше.
        Матвей еще поспрашивал, но больше ничего полезного Вася не сказал. Стало понятно, что всем заведовал его покойный дядька, который реально ему родственником приходился. Дядька недавно вышел из тюрьмы, жизнь вел скрытную, и Вася ничего про него не знал. Дядька предложил подзаработать. Вася согласился. Его не смутило, что надо будет кого-то украсть, а потом убить. Он вообще, кажется, не понимал, что в этом такого. Не переживал, что убил дядьку, и думал только о том, что неведовамя Катька точно его не дождется из тюрьмы, проститутка.
        Вит смотрел на совершенно тупое, с явными признаками умственной отсталости лицо, сжимал в руках и успокаивающе целовал в макушку дрожащую Кошку, и опять думал про то, что он везучий. А, может, это она, его Кошка, везения ему добавила? Ведь говорят же, что кошки счастье приносят? Вот и ему принесла она счастье. Невозможное, нереальное, сладкое счастье. Просто своим присутствием. И черта с два он теперь ее от себя отпустит.
        - Ладно, - повернулся, наконец, к ним Матвей. - Явно он больше ничего не выдаст. Понятно, что никого уже ждать в гости не стоит, но я бы все же не ложился.
        - Я травку заварила, полезную, силы придаст, - тут же отозвалась Тамара, кивнув на стол, с самым настоящим старинным самоваром, из которого еще недавно вечером было так вкусно пить чай, домашним душистым хлебом, козьим сыром и еще какими-то невозможно аппетитно выглядящими чашечками с вареньем, медом и другими вкусностями. - Матвей, давай гостя нашего в сараюшку. Вместе со стулом. Я Мальчика спущу, пусть покараулит. А утром, когда в деревню поедем гостей наших отвозить, полицию сразу вызовем.
        Матвей кивнул, поднял Васю вместе со стулом и, совершенно не напрягаясь, унес его прочь из дома.
        Вит отпустил Кошку, поцеловав ее напоследок в сладко пахнущую макушку, и та пошла к столу, явно привлеченная сыром. Сразу ухватила кусочек, сунула в рот.
        - Вкусно как...
        - Кушай, маленькая, кушай. Вот, в мед макай. Полезно очень, - кивнула Тамара, с улыбкой посмотрела на Вита, которому зрелище постанывающей от удовольствия Кошки, казалось, буквально мозг вышибло, и добавила, - иди, Витя, угощайся.
        И Вит пошел. Сел рядышком с Катей, и, не удержавшись, обнял ее за плечики, наклонился, жадно втянул запах кожи возле ушка, сглотнул.
        - А то, может, досыпать пойдете? Время еще раннее, чего вам здесь?
        - Пойдем? - тихо шепнул в висок ежившейся от удовольствия Кошке Вит, чуть сильнее сжав пальцы на плече и проведя ими выше, по тонкой шее, к завиткам светлых волос на затылке.
        Та тихо и сладко вздохнула, повернулась к Тамаре, с понимающей улыбкой глядящей на них:
        - Спасибо большое вам! Мы и в самом деле... Я что-то переволновалась...
        - Да-да, конечно. Идите, отдыхайте.
        Произнесла это Тамара совершенно нейтрально, а потом и вообще повернулась ко входу, где уже с минуту стоял и глаз с нее не сводил ее здоровенный пугающий пациент.
        А Вит, чуть подталкивая Кошку в спину, ровно до двери, за которой их не могли увидеть, затем просто развернул ее к себе, жадно накрыл дрожащие губы поцелуем, не в силах сдержать эмоции. Тревогу, облегчение, страх за нее, непонятно, кому успевшую перейти дорогу Кошку, и... И любовь, черт возьми. Любовь.
        Обхватил ее, прижал, стремясь спрятать свою драгоценность от всего мира, и понес в маленькую комнатку с узкой кроватью, на которой они сегодня уже спали, тесно прижавшись. И которую он для сна больше не собирался использовать.
        - Вить, я не могу, пожалуйста...
        - Потерпи, потерпи чуть-чуть, я скоро...
        - Вииитяяя...
        - Ну, малыш, давай, давай, уже скоро, уже...
        - Ммм...
        - Так, давай я тебя по-другому возьму...
        - Быстрее...
        - Да я уже, уже!
        - Витя, осторожней давай, ее и так растрясло!
        - Тамара, ты не помогаешь!
        Я, не в силах больше терпеть, рванула из рук Вита и кинулась в сторону, на подламывающихся ногах, согнулась, и меня опять вывернуло, уже не завтраком даже, а просто желчью. Живот болел ужасно, голова кружилась, и путь от калитки до деревенского дома Тамары казался бесконечным.
        И, похоже, такая реакция у меня будет теперь всегда, стоит только даже мельком, издалека, по телевизору хотя бы, увидеть проклятый мотоцикл "Ява" с проклятой коляской!!!
        Однажды я, перелистывая каналы на телевизоре, еще тогда, когда он у меня имелся, случайно попала на какой-то фильм советских времен. Красочный, веселый, с песнями и пропагандой про колхозников и урожаи. Я посмотрела. Посмеялась над немудреными шутками и веселыми героями. Особенно насмешила меня бабушка, весело подпрыгивающая на заднем сиденье мотоцикла, быстро пылящего по сельской дороге. Тогда это было забавно. Я смеялась, помню.
        Теперь этот фильм я тоже без рвотных позывов смотреть не смогу.
        И если вы думаете, что двадцать километров разбитой подмосковной дороги, где асфальт, конечно, был, но местами и стратегически расположен так, чтоб танки на подходе застревали (столица же, линия обороны и все такое), в коляске мотоцикла, дико смердящего бензином самой низкой пробы - это загородная прогулка, то я вас разочарую.
        Это ад. В прямом смысле. Мутить меня начало еще на подходе к агрегату. Я пыталась, конечно, залезть на заднее сиденье, чтоб хоть ветерком обдувало, но Вит сопротивлялся, как мог. Боялся, что я руки разожму, как та старушка в фильме, и улечу на обочину с писком.
        Так вот. Лучше бы я полетала, вот честное слово. Заодно и воздуха глотнула бы свежего, без пыли дорожной, которая меня теперь равномерным слоем покрывала. Потому что такого ужаса я не испытывала даже в лапах похитителей.
        Во-первых, Тамара - адский гонщик. То, что она вытворяла на дороге, вообще не поддавалось описанию. Достаточно будет сказать, что я в какие-то моменты очень серьезно опасалась, что, мотоцикл либо взлетит, либо на части разлетится. Причем я, вместе сосвоей коляской - прямой наводкой на орбиту.
        Во-вторых, коляска была расположена значительно ниже основного сидения "Явы" и буквально скребла по земле днищем. То еще ощущение, скажу я вам. Травка пузико не щекотала, а наждачкой сгребала.
        Ну, и в-третьих, меня как пришибло сразу на выезде, так потом всю дорогу я в полуобмороке и провела. А, так как меня в шлем и очки нарядили, этого никто не заметил до самого приезда.
        Уже в деревне Вит вынул меня из коляски, и меня вывернуло прямо возле чертового мотоцикла, и выворачивало долго. Вит помогал, кажется, испуганный до невозможности моим видом, а затем подхватил на руки и понес. Но меня даже так укачивало, поэтому до дома он не дотащил. Хорошо, что тошнить уже было нечем, и клумба возле крыльца не пострадала. Практически.
        В дом меня опять внесли на руках, уложили, дали воды с какой-то спешно заваренной травкой.
        И мне мгновенно, вот прямо сразу же полегчало. Вонь бензинная, конечно, никуда не делась, но хотя бы мутить перестало.
        Но это все. Больше никаких мотоциклов. Никогда. Ни за что.
        Полежав десять минут, я пришла в себя настолько, что смогла набрать на городском телефоне единсвенному человеку, чей номер знала наизусть. Мамуленьке.
        Она ответила сразу же, хотя обычно с незнакомых номеров не брала трубку.
        - Мама...
        - Катя? Катенька? О, Боже... - в трубке раздались рыдания, изумившие меня до онемения. Значит, мамуленька была в курсе, что я исчезла... Господи, что же она пережила...
        - Мама... - я попыталась что-то сказать, но ее рыдания меня выбили из колеи и получалось только шептать: "Мама, мама, мама..."
        - Катя, где ты? Катенька?
        - Мама... Я...
        А где я, кстати?
        Тамара рядом подсказала название деревни.
        - Катя, с тобой... - она не смогла договорить, а я торопливо забормотала:
        - Со мной все нормально, мам, я приеду через пару часов, наверно...
        - Катя, - голос в трубке сменился на мужской. Юрик. - Ты где? Ты понимаешь, что твоя мама...
        Услышав мужской голос, Вит протянул руку. Очень требовательно, надо сказать. А я молча отдала. Безропотно. И даже не удивляясь.
        - Алло. Это ее парень, Виктор. Да. Нет, мы не сами уехали.
        Он покосился на меня и вышел в другую комнату. А я без сил откинулась на кушетку, опять подступила дурнота. Сглотнула, перебарывая ее и внезапно выступившие слезы. Мамочка моя... Такой голос у нее был слабый, испуганный, напряженный. Она меня ведь знала прекрасно, понимала, что я просто так, никого не предупредив, не уехала бы. Понимала, что что-то произошло. Может, уже все морги и больницы обзвонила, всех на уши подняла... Переживала... Черт... Пока я тут по лесам шастаю и сексом с парнем занимаюсь, особо домой не торопясь... Кошка блудливая...
        Вит вернулся обратно. Сел рядом, положил ладонь мне на лоб, озабоченно разглядывая бледное лицо.
        - Ну как ты?
        - Как там мамуленька?
        - Нормально. Едут сюда уже. Этот Юрий... Очень конкретный мужик. Кто он?
        - Не помню... Какой-то бизнесмен...
        - Не похоже. Командовал, как военный. И сказал, чтоб в полицию звонили и говорили, что Голенков в курсе ситуации. Это он - Голенков?
        - Наверно...
        Вит погладил меня по щеке, неожиданно нежно и мягко.
        - Не волнуйся, отдыхай. Надо было тебе сразу меня тормошить, как себя плохо почувствовала. Чего терпела?
        Я только отвернулась. Тормошить его... Я, как с самого начала в осадок выпала, так до сих пор еще в себя и не пришла. О каком тормошении речь может идти?
        Телефон зазвонил, Вит вышел с ним в другую комнату, а я закрыла глаза, неожиданно сильно утомившись.
        И не заметила, как заснула.
        Проснулась от мягкого поглаживания по щеке. Приятного-приятного... Вит...
        Открыла глаза, не сказу сфокусировав взгляд. Рядом сидела мамуленька, бледная, исхудавшая, с темными кругами под глазами. И ее вид, такой родной, такой привычно-непривычный, заставил меня подпрыгнуть и кинуться ей на шею. Зарыться, обхватить руками сильно, до боли, впечатать свое тело в ее, и наконец-то заплакать. Громко и навзрыд. Потому что только в это мгновение я поняла, что все закончилось. Что я - дома практически, в безопасности, рядом с мамой. Что теперь все будет хорошо.
        На мои рыдания тут же прибежал Вит из соседней комнаты, за ним Юрий. Они постояли в дверях, глядя на нас, упоенно плачущих и обнимающихся, а затем молча вышли.
        А мы еще долго сидели, сначала обнявшись, молча, а потом уже и разговаривая, полулежа на кушетке, и мама гладила меня по волосам, вытирала слезы со щек, целовала в макушку, и слаще этого не было ничего для меня.
        Мы и домой потом ехали так же, вместе на заднем сиденье, обнявшись. Не в силах разорвать руки, отдалиться хотя бы на короткое расстояние. Буся дремала на моих коленях, только иногда поднимая нежную мордочку , чтоб посмотреть в мое лицо. Мы ехали домой, и все было хорошо.
        Возле двери Вита встретили его родители, которых он успел по телефону предупредить обо всем. Они тоже потеряли его, обхванивали всех родных и друзей, искали по больницам и всяким шалманам, потому что в последнее время он хорошим поведением не отличался. И теперь его мама рыдала у него на шее и одновременно лупила по спине, думая, что он сам просто свинтил и их не предупредил. Он не стал по телефону вдаваться в подробности, и, судя по взгляду отца, объяснять ему придется многое.
        Он сделал движение, чтоб подойти ко мне, уже заходящей в сопровождении мамуленьки и Юрика в квартиру, но я еле заметно качнула головой, понимая, что его маме и так досталось, и дополнительного знания того, что ее несовершеннолетнего сына развратила соседка, пока что не надо. А то, мало ли... Потом, как-нибудь... Сколько там ему до восемнадцатилетия осталось? Вот тогда.
        Моя маленькая квартира встретила меня тишиной и привычными запахами. И это отчего-то было настолько оглушающе, что я просто замерла на входе в комнату. Перехватило дыхание, глаза заслезились. Буся мимо меня спокойно прошла к дивану, запрыгнула туда и улеглась с таким видом, словно и не произошло ничего. Словно не было в нашей с ней жизни этих ужасных дней, боли, страха, непонимания... Словно это все сон, дурацкий, страшный сон. И теперь я проснулась. И вижу свою маленькую комнату, с панорамными окнами и гирляндой, которую я забыла отключить перед уходом, с солнечными лучами, заливающими пространство, с креслом-качалкой, на котором так уютно лежит старый вязаный кардиган. И мой рабочий стол. И мои книги. И мой компьютер. И моя чашка у клавиатуры.
        - Милая... Катенька... - мама аккуратно тронула меня за локоть, заглянула в глаза немного испуганная моей реакцией.
        Я перевела взгляд с компьютера на маму, а затем обратно:
        - Мама... Можно, я... Мне надо сейчас...
        Я прошла к столу, запустила комп, вывела на экран макет. И на меня из непрорисованных глубин глянула Кошка. Понимающе и немного надменно. С ожиданием.
        Я села за комп. Положила руку на мышку. И улыбнулась своей трудной и любимой Кошке. Которая в этот раз обязательно покажется.
        "... чуть настанет ночь и взойдет луна, сейчас же она говорит: “Я, Кошка, хожу, где вздумается, и гуляю сама по себе”, - и бежит в чащу Дикого Леса, или влезает на мокрые Дикие Деревья, или взбирается на мокрые Дикие Крыши и дико машет своим диким хвостом... А затем возвращается обратно в тепло дома и до утра мурлычет свои песни... Потому что кошки, мой мальчик, всегда возвращаются туда, где им тепло, какими бы дикими они не были..." (ц. измен.)
        Вит
        - Теть, а теть...
        Вит, ощущая полное и окончательное дежавю, сидел , привалившись к стене и тянул свою привычную дразнилку. Стена молчала. Вот уже два дня практически. Вредная какая Кошка! Ну надо же! После всего, что между ними было, после того, как он жизнью своей рисковал, между прочим!
        И опять - в игнор! Коза, а не Кошка!
        - Теть, ну я знаю, что ты там... Давай поговорим, а? Ну прости меня, теть... Я же не специально...
        Тут об стену привычно, до сладкой боли во всем теле, грюкнула железная тарелка, и раздался возмущенный визг:
        - Не специально??? Ах ты... Гад малолетний!
        - Теть... Ну это не смешно уже... Я же тебе паспорт показывал...
        - И плевать! Ты по уровню своего мышления - подросток! Тем более, что я - тетя все еще! А значит, ты - придурок мелкий! Недоросль!
        - Ну ладно, не злись... Лучше скажи, что на тебе сейчас надето? А?
        Наступила пауза, долгая. Вит даже насторожился. Чего это она? Странно... Он ждал привычного визга, переругивания, радостный уже тем, что она, после полутора дней ледяного молчания, ответила.
        А то думал, уж все. Опять придется силой завоевывать бешеную Кошку свою.
        А он как-то подустал уже от этого. Да и ей бегать хватит. Отбегалась.
        Конечно, он тоже хорош, время не особо удачное выбрал, чтоб признаться. Но тянуть дольше не мог уже.
        Она и так все отморозится норовила, кошка глупая.
        Бормотала при встрече, что не может так, что что о ней его мама подумает, что надо бы его дня рождения подождать, и вообще...
        А он все никак не мог подходящий момент найти. Для признания. Это же надо подгадать так, чтобы рядом никаких острых, горячих, тяжелых предметов не было! А это непросто. Учитывая, что она из дома-то почти не выходила. А если куда и шла, то только в сопровождении мамы. Которая к ней как переехала с момента возвращения, так неделю уже и жила. И мешала, так сильно мешала его молодому, растущему, можно сказать, в определенных местах и в определенных ситуациях организму!
        Видите ли, опасалась Катю одну оставлять и не верила его клятвенным признаниям о том, что он защитит, поможет, глаз не спустит. И не только глаз! Смотрела на него скептически, губы поджимала. Знакомо так. И явно его мальчишкой глупым считала. Виту в такие моменты очень сильно хотелось встряхнуть ее за плечи и рявкнуть:
        - А кто твою дочь из плена вытащил, а? Кто ее через лес провел? Тебе доставил практически целую? И практически нетронутую?
        Ну, последнее утверждение было очень даже спорным, потому что трогал-то Вит свою Кошку по-полной. И не намерен был останавливаться. Но вот доступа ему пока что к желанному телу не было. Мать находилась при Кошке постоянно, а вместе с ней и мужик матери, Юрий Голенков, который, не много, не мало, оказался владельцем одного из крупнейших в столице охранных агентств. Бывшим следователем по особо важным, подполковником. И, учитывая возраст, подпола ему дали далеко не за выслугу лет. Это благодаря ему Катю начали искать значительно раньше положенных трех дней, и, хоть и безуспешно, но все же. И , похоже, именно из-за активности полиции, которую Юрий сильно пнул в зад, и не приехал заказчик в домик в лесу вовремя. Проверки там, оперативки на местах, и так далее. Не особо захочешь светиться лишний раз, когда с каждой доски объявлений, с каждой страницы в соцсетях Катино лицо смотрит и надпись такая красивая, большая "Разыскивается". Подумаешь еще, надо ли. Вот и заказчик, видимо, решил, что не надо. Потому что никак не проявлялся. И в домике засада сидела зря.
        От Юрия же Вит узнавал небольшие подробности расследования. Пока не блиставшего успехами, к сожалению. Потому что Вася, доставленный в столицу, оказался простым тупым исполнителем, никого не видел и ничего не знал. Дядька его, трижды судимый за разбой, сказать уже ничего не мог, естественно. По симке, обнаруженной в разбитом телефоне, тоже не удалось ничего вычислить. Поэтому ни мотивов заказчиков похищения, даже приблизительных, ни , конечно же, личностей, не выяснилось. И это было плохо. Потому что по всему выходило, что на его Кошку взъелся кто-то не бедный, достаточно изворотливый и способный на все. Если был отдан однозначный приказ убить Катю, то, ясное дело, что человек ни перед чем не остановится.
        Довершит начатое.
        Катю стерегли, строго запрещали выходить куда-либо одной. Мама ее была с ней круглосуточно. А где мама, там и Юрий. Места в маленькой квартирке было катастрофически мало, а возможности остаться наедине, чтоб хотя бы поцеловаться, не говоря уже и более тесной дружбе организмами, вообще не было.
        Вит старался, пытался заманить Кошку к себе под предлогом отдохнуть от людей на диванчике. Все невинно, ну что ты... Нет, мама даже не услышит... Ну и что, что за стеной? Это как это тебе неудобно и стыдно? А мне как быть?
        Кошка на все его доводы, которые он шепотом приводил ей, зажав в ванной или прихожей и лихорадочно пытаясь хотя бы пальцами наверстать упущенное, потискать, поласкать, поцеловать, жалась, отнекивалась, краснела.
        Вит бесился, не понимая происходящего, пока она в итоге не призналась, что просто хочет дождаться его совершеннолетия, как бы это глупо не выглядело. Нет, понятно, что в лесу они... И до этого... Но тогда был форс-мажор, и вообще... И, на самом деле, ничего не изменилось... И, может, он подумает все же...
        Дальше Вит этого бреда не вынес, зарычал, мотанулся к себе, подхватил паспорт и сунул ей под нос. Она долго всматривалась, переводя взгляд с фотографии на лицо Вита. Ошарашенная. С огромными, недоверчивыми глазами. Еще не осознающая происходящее.
        Вит поначалу даже обрадовался ее спокойствию. Идиот. Полез радостно обниматься, приговаривая, что теперь-то им все можно, и пошли-ка, кошка, в койку, а то скучал невозможно просто, и болит все и ходить мешает.
        И даже не понял, отчего это так щеку резануло болью.
        А все просто. Кошка, не задумываясь, въехала ему лапкой по физиономии. А на лапке-то коготки... Острые такие. Прямо душевно так царапки оставили.
        Пока Вит удивленно изучал кровь на пальцах, Катя его выпихнула за дверь, и закрыла ее перед носом.
        Вит, конечно, не выдержал, начал обратно ломиться, полный праведного гнева, рыча на весь подъезд, но тут в нему вышел Юрий, и успокоил коротким, без замаха, в челюсть. Профессиональным таким.
        Вит ошарашенно помотал головой, приходя в себя уже у соседней стенки, а Юрий, прочитав короткую нотацию о правилах обращения с женщинами, куда не входили оскорбления, запугивания, обещания приковать к постели и не выпускать до старости, а, особенно, скандалы в общественных местах, ушел обратно.
        Вит посидел, потрогал челюсть, проверяя наличие зубов, посверлил ненавидящим взглядом дверь недоступной ему Кошки... И пошел к себе. По пути вызвонил приятеля, тот примчался, и они дружно залили горе. Делали они это громко, но аккуратно. Музыкой соседей не насиловали, потому что Кошка-то привычная, а вот мама ее, да и Юрий тоже, могли неправильно воспринять. А, зная связи и возможности бывшего подпола, он вполне мог устроить зарвавшемуся спасителю падчерицы пятнадцать суток для отдыха и просветления мозга.
        Поэтому парни посидели, разошлись, и вот уже скоро два дня Вит пытался добиться от Кошки ответной реакции в привычной манере. Ну а как по-другому, скажите? В дверь уже не постучишь... И просто так не подкараулишь в подъезде. Остается только через стену.
        Тем более, что только что Вит наблюдал, как ее мама уехала куда-то с Юрием. Обычно, они возвращались примерно через полчаса-час, поэтому времени у него было всего ничего. Кошка привычно отреагировала на "тетю" , и Вит был счастлив.
        И теперь вот молчит что-то... Обдумывает... Что? Ну давай, Кошка обидчивая, прощай уже! Ну сколько можно?
        - На мне... шортики...
        Мурлыканье раздалось так близко и неожиданно, что Вит сначала не поверил своим ушам. Решил, что галлюцинации приехали. От тоски по ней и неутоленного желания.
        Но нет, это была она. И, судя по голосу, близко-близко. Возле стены. Может, даже рукой трогает. Стену. Пальчиками своими тонкими проводит...
        - А... Еще?
        Собственный голос был хриплым, тяжелым каким-то. И не только голос, не только... Вит сел удобнее, расстегнул болт на джинсах.
        - Ещеооо... - Ох ты ж мама моя, вот это мурк... Все сразу тяжелеет, живот сводит... - Топик на бретеляхххх... Тонкихххх... Аааа под ниммм....
        - Что? Что под ним? - Вит облизнул губы, не веря своему счастью, особо не соображая в этот момент. Так важно было слушать ее, то, как она с придыханием растягивает гласные звуки, выстанывает согласные.
        Она наверняка стоит у стены, слишком близко, можно коснуться практически, тепло почувствовать...
        Сколько раз он так сидел, слушал ее мурлыканье за стеной, ее разговоры с собакой, ее мягкие мелодичные песенки, даже то, как она в кресле раскачивается, как передевается, одеждой шелестит... Он и это, кажется слышал. И представлял себя там, рядом с ней. Как долго, Боже, как долго! Практически с самого его переезда сюда. С того самого момента, когда увидел он маленькую хрупкую блондинку-соседку с тонкими щиколотками, пушистыми волосами и кошачьими глазками. Он представлял... Думал... Мечтал... Чуть руку не стер себе до мозолей, блин, в мечтах! И вот сейчас все эти воспоминания навалились с новой силой, накладываясь на совсем свежие еще впечатления от их близости. Он закрыл глаза и вспомнил, какая у нее нежная кожа, как она отзывается на каждое прикосновение, краснеет, такая тонкая, такая , что страшно трогать. Страшно, но остановиться невозможно. Какие у нее губы, мягкие, чувственные. Как они послушно, податливо раскрываются под напором его. Как она ластится, обвивает его всем телом, ожидая его тепла, его нежности, его жажды.
        - А под топикооомммм... - мурлыкнула она, кажется, совсем близко.
        Давай, давай, Кошка, еще, еще, еще...
        - Ничегоооо...
        Ох, е!!!!!
        - Хочешшшшь...?
        Хочухочухочухочуууууу
        - Снимууууу...?
        - Дааааа!!!
        Он это, кажется, уже прохрипел, безмолвно умоляя не тормозить, не останавливаться, только не сейчас, не сейчас, пожалуйста, еще, еще, еще...
        - А вот фиг тебе! - звонкий злой голос вырвал из сладкого дурмана, когда оставалось прямо вот, прямо чуть-чуть... - Похотливый бабник! Гад! Сволочь! Ненавижу!
        - Коть, Коть, Коть, - зачастил он, отчаянно пытаясь поймать ускользающее удовольствие, - Погоди! Погоди, ну чего ты, Кооооть! Я сейчас приду!!!!!!
        Последние слова он прорычал, зло застегивая штаны и собираясь, уже ни о чем не думая, выходить и ломиться к проклятой, поверившей в себя Кошке. Плевать на все! Пусть попробует ему не открыть! Дверь силой выломает и утащит свою Кошку туда, где ей самое место! В свою постель! И там уже будет наказывать! Долго! Со знанием дела! Чтоб больше никогда, никогда не думала, что может от него сбежать! Хватит либеральничать! Сколько можно?
        - Давай-давай, - издевательстки рассмеялась виновница его вечных обломов за стеной, - Юрик обрадуется. Они через десять минут приедут уже.
        - Мне хватит!
        - Ну да. Отдохнуть в изоляторе хочешь? А что, хорошая идея! Мозги проветришь! Чтоб думал, как обманывать! Врать! Подличать!
        - Да малыш! Ну Коть! Да я не врал! - он опять подошел к стене, уперся лбом в нее, заговорил умоляюще, - я не врал же! Недоговаривал немного...
        - Немного??? - взвизгнула стена.
        - Хорошо, хорошо... Много, много недоговаривал. Ну давай поговорим, открой дверь. Ну хватит уже, ну Коть!
        Тут за стеной раздались еще голоса, и Вит, застонав, саданул со всей дури кулаком, так, что с потолка посыпалась побелка.
        - Это еще что за грохот? - недоуменно спросила мама его своенравной Кошки.
        - Да это сосед головой долбится.
        - Да? А зачем?
        - А дурак потому что...
        Вит злобно оскалился и отошел от стены. Потом подумал и подхватил гантели. Потому что злоба - злобой, а неудовлетворенность куда-то девать надо.
        Раз Кошка отказалась в этом помогать, хотя бы бицепс прокачает.
        Не повредит.
        Главное, отключиться и ни о чем не думать. Особенно об одной вредной, наглой, жестокой...
        "У кошек девять жизней". ( ц)
        Жизнь моя влетела в прежнюю колею моментально. Ну, если исключить моменты, что со мной жила мамуленька, и что сосед мой, гад, предатель и обманщик, оказался еще большим гадом, предателем и обманщиком.
        Это же надо такое устроить! Так меня мучить! Ну не гад ли?
        Я же все стадии принятия ситуации прошла, как в книжке психологической!!!
        Отрицание, гнев, торг, депрессия... И принятие, наконец! Я же была готова к тому, что придется объясняться с его мамой, разбираться с возрастными непонятками, да еще и с моей мамуленькой разговор не особо приятный ждал. И я была готова. Ради него. Только ради него. Потому что уже осознала, уже поняла всю глубину пропасти, в которую я упала. Весь ужас этого падения.
        И, осознав, просто начала делать шаги, чтоб хоть как-то урегулировать, нивелировать это все.
        Так мучилась! Так переживала! Он - за стенкой, рядом, совсем рядом. И приходил в гости, и сидел, и смотрел на меня своими синими невозможными глазами, с ума сводил.И все поймать пытался, утащить к себе. А как можно? Когда мамуленька рядом, когда все против нас! И законодательство в том числе! И как я его матери в глаза смотреть буду? И вообще! А он ходил, смотрел, ловил меня в темных уголках, поцелуями своими лишая воли полностью. Я же потом, после этого по полночи не могла уснуть, ворочалась, вставала. И мамуленька, думая, что меня терзают кошмары после похищения, срочно мчалась делать мне наш фирменный чай. А утром ее фирменный кофе.
        И закармливала вкусненьким, и смотрела так жалобно, и все прощения просила, что не усмотрела за мной, увлеченная романом с Юрием, что поздно спохватилась, плохая, такая плохая мать...
        Я не могла ей позволить наживать дополнительные комплексы, поэтому старалась разубеждать.
        И настаивала, чтоб Юрий почаще приезжал, а то она его совсем отправила лесом, первые пару дней от меня ни на шаг не отходила.
        Юрий, я думаю, ко мне благодарность должен испытывать. Не будь я так настойчива, смотрел бы на мамуленьку исключительно с расстояния нескольких метров, на улице. А тут я их начала из дома выпихивать хотя бы на полчасика за продуктами вместе. И настаивала, чтоб он сидел у нас, сколько захочет, потому что мужчина в доме - это хорошо. При этом старательно обходила тему Вита. Не надо про это пока. Не надо. Вот восемнадцать ему исполнится...
        А тут раз! И резко так исполнилось! Еще шесть лет назад! Гад! Какой гад!
        Оказывается, мой вредный сосед уже давно совершеннолетний! И вообще в курсе про мои страдания! И давно! Мне сразу же припомнился разговор наш в лесу, его странное поведение, которое больше не казалось странным.
        Мерзавец! Так меня мучить! И о каких серьезных отношениях после этого может идти речь!
        Нееет! В этот раз я так просто не сдамся! Настрадается он у меня!
        Хотя, после сегодняшней моей провокации еще вопрос, кто больше страдает.
        Такой у него голос был, такой...
        Мамочка моя! Я сама чуть не побежала к нему, дверь открывать! Хриплый, сбивающийся, возбужденный...
        Я сразу представила, как он сидит, привалившись к стене, слушая мой развратный голос, как он...
        Ой-ой-ой!
        Вот честно, из последних сил держалась!
        До того горячая картинка в моем мозгу возникла!
        Хорошо, что мамуленька вернулась вовремя, не дала этому безумию свершиться.
        Нет, процесс наказания нельзя прерывать! Пусть, как и я, через все стадии проходит. Вот как раз гнев миновали.
        Я сидела у компьютера и доделывала Кошку, когда позвонила Лара. Она, кстати, узнала обо всем, со мной случившемся, одной из последних.
        В ее положении лишнее волнение ни к чему, да и ситуация разрешилась. Чего переживать?
        Мы мило поболтали, и даже забыли, зачем она звонила. А она, оказывается, напомнила, что мамуленька обещала какой-то очень хороший крем от растяжек. Специально для беременных.
        О каких растяжках шла речь, совершенно неясно, учитывая, что живота у подруги вообще не было, и, даже когда появится, я была более чем уверена, что там все будет очень аккуратно. Но Лара волновалась, что потеряет свою привлекательность, станет толстой и некрасивой, и Лелик найдет себе другую.
        Мне было смешно, потому что Лелик, как в той старинной песне, был готов асфальт у ее ног целовать, но подруга в каких-то вопросах становилась просто непреклонной.
        И крем от растяжек ей был необходим. Да, совершенно необходим.
        А мамуленька дружила с одним очень талантливым косметологом, и тот как раз на таком специализировался.
        Крем лежал у меня уже с утра, и подруга пообещала прислать Лелика за своей драгоценностью.
        Мамуленька с Юрием сидели в кухонной зоне и пили чай, посматривая друг на друга более чем нежно. Так, что я себя даже лишней почувствовала. И решила мусор вынести. Благо, для этого выходить не надо никуда, все в подъезде.
        Немного отвлеклась на Бусю, неожиданно решившую проявить агрессию и не пустить меня в подъезд. Поиграла с ней. Вернулась к Кошке. Интересная такая она получалась у меня. И смотрела с экрана отчего-то настороженно.
        - Хорошая картинка, - за спиной раздался голос Юрия, - ты делала? А для чего это?
        - Для себя. Не на продажу.
        - А чего так? Это же... Постой... Это же "Кошка, гуляющая сама по себе"? У меня есть приятель...
        - Не надо. Это мое, я не хочу ее продавать.
        Юрий не стал настаивать. И предлагать помощь одного из своих многочисленных приятелей. Кстати, о них...
        - А вы Вадима давно знаете? - повернулась я к нему, отвлекая от моей Кошки. Это что, ревность? Не хочу, чтоб кто-то смотрел на нее?
        - Недавно, - покачал головой Юрий, - это один из клиентов моих, точнее, не он, а его жена. Была. Сейчас мы отказались от сотрудничества.
        - По чьей инициативе? - заинтересовалась я, помечая в голове галочкой, уточнить информацию по контрактам у Антона. А то мало ли...
        - По нашей. Не люблю такой стиль ведения бизнеса.
        - А что не так с его стилем?
        - Катюш, это долго. И не особо интересно, - увильнул он от ответа, а потом и вообще ушел, опять сосредоточившись на мамуленьке. И очень плотно сосредоточившись, так, что я опять вспомнила про вынос мусора, громко сообщила об этом милующейся парочке, и выскочила в подъезд.
        Возле мусоропровода было почему-то не освещено, хотя дом у нас относительно новый и люди здесь жили приличные, если не считать одного гада...
        Темная фигура сливалась с полумраком и была практически неразличима. Поэтому я вздрогнула и уронила пакет с мусором, когда тьма внезапно зашевелилась.
        - Ну что, тварь, радуешься?
        Женский голос был знаком, но вот откуда...
        Я отпрыгнула к стене и попыталась заорать, не особо разбираясь в том, кто передо мной.
        Но не успела. Женщина оказалась очень быстрой, она перехватила меня за талию и зажала рот рукой. И чем-то острым кольнула в живот. Больно, очень больно, так, что кровь брызнула.
        - Заткнись, мелкая дрянь, - шипела она, царапая меня по животу, и я даже не могла посмотреть, чем, только боль чувствовала. И страх, дикий страх. Животный. - И что он нашел в тебе? Бегал за тобой, идиот... И теперь бегает... Надо было тебя сразу, как хотела...
        Я замерла и не дергалась даже. Голос с абсолютно сумасшедшими интонациями, хриплый и злобный. Она убьет меня. Она сейчас просто проткнет мне живот, и я умру. Прямо здесь. В подъезде. Возле мусоропровода.
        - Эй, тетя, пусти девочку! - я слепо вытаращила глаза в полутьму, прорисовывающую крепкую высокую фигуру соседа. Он подходил медленно, спокойно, выставив перед собой руки. Я не могла увидеть его лица, все расплывалось от слез, но отчего-то очень порадовалась, что перед смертью увижу именно его. Жаль, не успею сказать ничего. Жаль.
        - Пошел отсюда, щенок! - рыкнула женщина, прижимая нож сильнее в моему животу, - опять все портишь!
        - Да чем она тебе помешала-то?
        - Она? - женщина неожиданно и страшно хихикнула. Боже мой, как в фильмах ужасов, мерзкое хихиканье потусторонней твари... - Она - шлюха! Тупая давалка! Такие не должны жить вообще! Сводят с ума своими рогатками нормальных мужиков!
        - Теть, а может, ты перепутала, а? Это невеста моя, она вообще девочка еще... Не за ту приняла?
        - За ту! За ту! И тебя я тоже за того приняла, байкер недоделанный! Надо было, чтоб тебя мужики прямо на трассе прибили! зачем только с собой потащили, дегенераты?
        - О как... - Вит сделал незаметное движение ближе, но женщина опять прижала нож к моему животу, уже не просто взрезая кожу, а оставляя, кажется, рану.
        Я не дергалась, смертельно боясь, что она продолжит движение. Глаза мои были залиты слезами, голова соображала плохо. И вообще время как-то замедлилось, застыло.
        - Стой! Сейчас с ней разберусь, и за тебя возьмусь. Твари такие, все разрушили! Такой план был!
        - Теть, а давай сначала со мной? А? А ее на закуску...
        Вит сделал еще одно движение, и женщина, внезхапно оторвав нож от моего живота, выставила его перед собой, завизжав:
        - Не подходи!
        И в это момент произошло сразу несколько событий.
        Я, поняв, что она меня не царапает больше, со всей дури укусила ее за ладонь и ударила локтем в живот, одновременно выворачиваясь из захвата.
        Вит шагнул вперед, намереваясь выбить нож, или отвлечь ее внимание от себя.
        Женщина , взвизгнув и согнувшись, слепо махнула ножом. Попадая по Виту.
        И сзади нее возникла огромная тень, одним коротким ударом по голове отправившая сумасшедшую в глубокий нокаут.
        Я переводила взгляд с лежащей передо мной женщины на мрачного Лелика, который, потирая машинально кулак, расстроенно пробасил:
        - Никогда женщин не бил...
        Потом поднял на меня взгляд:
        - Это кто вообще, Коть?
        Я хотела ответить, что не знаю, но тут сдавленно зашипел Вит. Я повернулась, увидела, как кровь толчками выстреливает из рассеченной руки, перевела взгляд на синие, невозможно яркие на бледнеющем все больше и больше лице глаза, и мир схлопнулся перед глазами.
        Глава 8
        - Да Вит! Ну хватит! Ну нельзя же тебе напрягаться!
        - Да я и не собираюсь! Наоборот, расслабимся...
        - Вит! Нет! Ну нет же! Тебе лежать надо!
        - Вот это правильно, это я согласен. Давай полежим.
        - Виииит...
        - Малыш, ну хватит сопротивляться, ну давай... Пока не пришел никто...
        - Виииит...
        - Ну вот и хорошо, вот и умничка, давай, давай, по-быстрому...
        - Молодые люди! Здесь вам не дом свиданий, а больница!
        Резкий голос оборвал нашу нелепую возню. Вит чертыхнулся и убрал руку от моей груди. И вторую, от... Ну , не важно, чего. И, главное, не видно, потому что под одеялом.
        - Девушка, вы хотите, чтоб ваш молодой человек у нас задержался? С новыми травмами? Слезте с него.
        Я, красная, как помидор, спешно поправила белье под одеялом, и соскользнула на пол. И, избегая смотреть на суровую медсестру, уже второй раз застающую нас за шалостями прямо в больничной палате, кинулась прочь.
        Да, было стыдно. Но еще все кипело внутри и болело. Вит, гад такой, прекрасно изучил все мои реакции, и знал, куда и как надавить. Поэтому я понеслась в туалет, чтоб хоть водой холодной на лицо побрызгать.
        В прошлый раз было легче. Потому что тогда мы успели. И уже просто расслабленно целовались, когда нас поймала медсестра.
        И, в мою защиту надо сказать, что я и в тот раз сопротивлялась до последнего. То есть ровно минуту. Пока Вит обманом не подтащил поближе и полез своими лапами... Неважно, куда.
        Телефон зазвонил не вовремя, я как раз воды в ладони набрала. Пришлось спешно вытирать, и, чертыхаясь, выуживать его из кармана широкой юбки.
        - Милая, ты где?
        - У Вита, мамуль.
        - Когда его выписывают?
        - Завтра.
        - Ну хорошо. Одна не езди, я за тобой Юру пришлю.
        - Хорошо.
        Я заглянула в палату Вита, но медсестра была еще там, делала перевязку, поэтому я, отпрыгнув назад и опять покраснев, только взглядом с ним попрощалась, получила в ответ недвусмысленный посыл, что уже завтра он оторвется по-полной программе, и убежала на улицу. Дышать свежим воздухом, приходить в себя и ждать Юрия.
        Машина, довольно знакомая, подъехала и эффектно встала на места для инвалидов. А я заметалась взглядом по крыльцу, не находя укрытия. А потом выдохнула. Что я как дурочка, в самом деле? Никто мне ничего не сделает.
        Вадим, похоже, увидел меня издалека, потому и тормознул здесь, перед этим корпусом. Вышел из машины, двинулся ко мне, как всегда ослепительно, по-альфячьи улыбаясь. Выглядел он брутально и сногсшибательно. Две женщины, стоящие неподалеку на крыльце, тихо зашушукались и заохали.
        Я же не знала, куда девать глаза.
        Вадима я не видела после возвращения моего из леса. Он никак не проявлялся, не звонил и не писал, хотя раньше ни один день без его напоминаний о себе не обходился. Мне же, после похищения, путешествия по лесу впроголодь и с беззащитной собакой на руках, а , особенно, после вероломства моего соседа, было вообще не до странностей Вадима. И вспомнила я он нем только, когда узнала в напавшей на меня женщине его жену.
        И вот до сих пор, если честно, в шоке находилась.
        Потому что ничего, вот решительно ничего я такого не сделала, чтоб за мной убийц посылать!
        Даже обидно слегка стало. Я тут, понимаешь ли, от ее мужа и руками и ногами отбрыкиваюсь, наоборот, должна радоваться и "спасибо" говорить! А она на меня злых дядек натравила.
        В полиции, кстати, жена Вадима вела себя буйно, бросалась на дознавателя и оперативников с кулаками и даже, говорят, кого-то покусала. Надеюсь, у них есть прививка от бешенства.
        Неудивительно, что ее на освидетельствование отправили.
        Я про это все узнала от Юрия, имевшего связи везде, потому что сама была в больнице. Ничего со мной такого не случилось, нож этой сумасшедшей пропорол кожу на животе и пришлось даже зашивать, но это были мелочи. Виту, моему защитнику, моему герою, досталось больше. Нож угодил в артерию, и крови потерялось очень много. Хорошо, что Лелик знал правила первой помощи и сделал жгут. После этого привел в сознание меня, шлепнув по щеке. Неплохо так, у меня челюсть после сутки ныла. А потом уже связал бесчувственную жену Вадима, справедливо опасаясь, что она, как и многие ненормальные , умеет искусно притворяться.
        Именно в этот момент нас и нашел Юрий, вышедший посмотреть, чего я так долго.
        Полиция и скорая приехали быстро. Меня и Вита увезли в больницу в сопровождении бледной, но решительной мамуленьки, со слезами на глазах, но очень жестко проконтролировавшей, чтоб нас сразу осмотрели, сразу оказали помощь и разместили в хороших палатах.
        А жена Вадима поехала в полицию. Лелик и Юрий - тоже.
        Чуть позже в больнице меня опрашивал следователь, но особо не давил и ничего не рассказывал. Так что о причинах такой ненависти ко мне, кроме как сумасшествия, я не могла догадываться.
        В больнице я провела только сутки, хотя мамуленька настаивала на большем, потому что я ударилась головой, и мало ли какие могли быть повреждения. Мнея обследовали, ничего не нашли. Никаких изменений. Кроме одного. О котором я сегодня в очередной раз пыталась сказать Виту. И не успевала, потому что он как с цепи сорвался. В больнице он был третий день, рука его заживала, но, так как много крови потерял, оставили его под наблюдением.
        За это время я приходила к нему два раза. С вполне определенной целью. Ну не по телефону же, в самом деле, о таких вещах! В газа хотелось посмотреть... Но и у него, при виде меня, цели тоже определялись очень четко. Не совпадающие с моими.
        Вчера, например, я не успела даже "привет" сказать, как меня уже затащили на кровать, коварно поцеловали, заглушая любые попытки сопротивления, и отключая голову, и держали, прижимая к груди, и не давая дергаться, кроме как от удовольствия. Это было неожиданно, жестко и невозможно сладко. Я, сначала отропев, потому что вроде как пришла поговорить про очень важные вещи, и вообще, еще не до конца простила, и рука опять же, болит, наверно, у этого похотливого гада, потом расслабилась, увлеклась и в итоге получила исключительное, острое удовольствие. И, несмотря на то, что поговорить нам так и не удалось, медсестра спугнула, весь день ходила невозможно счастливая. Голова летела, мысли путались, солнце светило особенно ласково.
        Но поговорить все же надо было, и хотелось побыстрее, поэтому и пришла сегодня второй раз, не став дожидаться, пока моего героя выпишут из больницы. В этот раз я встала предусмотрительно подальше, но, как оказалось, недостаточно далеко. Потому что Вит действовал со сноровкой абсолютно здорового парня, и не скажешь, что крови бог знает сколько потерял.
        И теперь я даже ощущала легкую досаду, что нас прервали. Уж очень я вчера счастливая была. А сегодня чуть напряженная. И теперь окончательно напряглась, потому что Вадим улыбался так, словно ничего и не произошло плохого, словно не нападала на меня его жена, пытаясь убить, не заказывала мое похищение непонятно, для каких целей.
        - Привет!
        - Добрый день.
        Я невольно скосила взгляд на стоянку, думая, когда же Юрий приедет, и может не ждать его, а рвануть к такси?
        - Катюша, я понимаю, ситуация неприятная, но я хотел бы с тобой поговорить...
        - Зачем? Вы что-то мне новое скажете?
        - Кать, давай не здесь? Может, в кафе посидим?
        - Нет уж. - Я даже назад отшагнула, думая, что в случае чего добегу до вестибюля больницы.
        - Ну, хорошо, не бойся только! Я же тебе ничего не сделал плохого!
        Вадим примирительно поднял вверх руки, и даже чуть назад откачнулся, чтоб менее угрожающе выглядеть.
        - Я не думаю, что нам нужно о чем-то говорить...
        - Катя, я всего лишь хотел уверить тебя, что я совершенно был не в курсе... Я не знал, что Жанна... Что она настолько... У нее были психологические проблемы, конечно, и именно поэтому я хотел разводиться... Но я не думал, что все настолько серьезно, понимаешь?
        - Да, конечно. Все понимаю.
        Мне был этот разговор очень неприятен, как и сам Вадим. Он по-прежнему вызывал чувство симпатии, на инстинктивном уровне, но я почему-то видела наигранность. Ложь. Может, это просто моя обида говорила, но то, что хотелось стоять подальше от него - факт.
        - Отлично! Может, тебя подвезти?
        - Вы же куда -то ехали?
        - Да, к Жанне... Она здесь, в отдельном корпусе, специальном... Но я могу и чуть позже ее навестить...
        Он опять двинулся ко мне и протянул руку, очень дружелюбным, вызывающим доверие жестом. А я опять отшатнулась.
        Неизвестно, как долго продолжались бы эти танцы, но тут с юзом зарулила большая белая машина Юрия, и он выскочил из нее и помчался к нам, перепрыгивая через две ступеньки. Вид у моего будущего отчима был на редкость недружелюбный, он первым делом встал межде нами так, чтоб я оказалась за его спиной. И вот сразу, просто моментально стало легче дышать.
        - Вадим? - поздоровался он без тени доброжелательности.
        - Юрий? - в тон ему ответил тот.
        - Нам пора, Коть. Мама ждет. - Он перевел взгляд на меня, указал глазами на машину, и я быстро-быстро, практически бегом рванула к ней, даже не попрощавшись со своим бывшим ухажером.
        Села на переднее, уставилась на мужчин. Они о чем-то коротко переговорили, причем создавалось впечатление, что совсем недружелюбно, а затем, коротко кивнув друг другу, разошлись.
        Юрий сел в машину, отследил, как Вадим выезжает, и потом повернулся ко мне.
        - Что он хотел, Коть?
        - Не знаю, - пожала я плечами, - поговорить пытался, убедить, что он ни при чем...
        - Скот... - прошипел сквозь зубы Юрий, потом осекся, покосился на меня. А я неожиданно очень заинтересовалась этой метаморфозой. Всегда спокойный и доброжелательный, на эмоции его могла только моя неугомонная мамуленька вывести. И чего это он так взбеленился? Знает что-то? И не говорит?
        - Юра, - я решила не тянуть кота за... всякие места и решительно посмотрела ему в глаза, - рассказывай. Прямо сейчас. Все, что знаешь.
        - Я не... - решил он опять прикинуться дурачком, но я уже не верила.
        - Если не расскажешь мне сейчас, расскажешь вечером. Маме. Она ведь наверняка не в курсе ситуации, да?
        - Черт... - он посмотрел на меня с уважением, - ты вся в нее, блин. Таран железный.
        - Хватит меня нахваливать, рассказывай.
        - Ну хорошо, - он выдохнул, откинулся на спинку сиденья, хотел закурить, но покосился на меня и не стал, - я тебе скажу. Но пообещай, что никому. Ни Виктору, ни Олегу, ни своей подружке, ни, Боже упаси, маме. Это инсайдерская информация, неподтвержденные фактами следствия данные.
        - Клянусь, - торопливо сказала я.
        - Ну хорошо. Ты ведь помнишь, мы познакомились с тобой как раз через Вадима?
        - Ну да, с мамуленькой-то вы раньше успели пообщаться, - не удержалась я от подколки, с удовольствием вспоминая его виноватый взгляд и мамуленькину неприступность. И куда что девается?
        - Да... Так вот, как я уже говорил, Вадим - мой клиент. Мы одно время очень плотно сотрудничали с холдингом его жены, обеспечивали охрану всех объектов. Как ты понимаешь, хороший кусок. С Вадимом мы приятельствовали. Он, как ты заметила, довольно легкий в общении человек. У нас нашлись общие интересы.
        - Пьянки и гулянки, - опять уколола я.
        - Котя, не зарывайся, а то сейчас по-отечески по заднице дам, - предупредил он, а потом вздохнул, - но ты права. Я был свободный мужчина, Вадим гулял от Жанны. Мне было все равно, это их семейное дело. То, что Жанна страшно ревнива, знали все. Она буквально с ума сходила, когда видела Вадима с другой женщиной. А он словно специально палился. Я не понимал, зачем ему это все. Весь бизнес у нее, контрольный пакет акций - тоже. Она , по идее, могла его выкинуть в любой момент, зачем рисковать? Непонятно. Причем, доставалось в основном его любовницам, она все делала, чтоб им жизнь испортить. Одна модель, например, после связи с ним, лишилась выгодных контрактов и сейчас в эскорте, насколько я знаю. У другой повышение обломалось, так в менеджерах и сидит. Короче говоря, Вадим своих дам подводил под ее гнев, а сам в сторону. Типа, я здесь ни при чем, это все она. Но, справедливости ради надо сказать, что все интрижки были мимолетными, пустыми. До тебя. С тобой он решил, я так думал, все сделать правильно. Ухаживал, везде говорил, что ты - его будущая невеста. Фотографии твои у него в соцсети были, ты в
курсе? Нет? Так я и думал. Я уже тогда серьезно... Хотя и до этого, конечно, тоже серьезно... С твоей мамой... Неважно. Короче говоря, она обеспокоилась, и я обеспокоился. Потому что знал, какой Вадим. И не хотел, чтоб моя женщина... Ну, то есть... Неважно. В общем, я с ним поговорил. И он прямо клялся, что все у вас серьезно. И что он на развод подал. У меня не было повода ему не верить. Хоть я и просил быть осторожнее. И маму твою попросил тебя предупредить.
        Я покивала. Да, такой разговор был у нас.
        - Жанна, как узнала про развод, совсем с катушек слетела. Дела забросила, наняла кого-то следить за тобой, и ей, конечно же приносили фотографии, как вы с Вадимом общаетесь. Он же приезжал к тебе тогда?
        Я опять покивала, вспоминая те глупые ухаживания. Шарики, мишек, подарки.
        - Я вообще не понимал, зачем он так открыто, если хотел тебя, то развелся бы сначала и сделал все правильно... Тогда не понимал. Теперь все понятно.
        - И зачем?
        - Коть, ты знаешь, что такое рейдерский захват?
        - Да... кажется...
        - Так вот, это далеко не всегда суровые дядьки с автоматами, вламывающиеся в кабинеты начальников и требующие переписать на них собственность. Бывает и по-другому. Вот как здесь. Вадим - это четвертый муж Жанны. Ее лебединая песня, наверно. Ну, теперь уже наверняка. Она - отличный управленец. Она получила бизнес от своего отца и сумела не только не потерять его, но и приумножить. И конечно, такой лакомый кусок многим хотелось. Но она же как железная, не подберешься. Только слабое место искать. И нашли. Вадим... Не знаю, сколько ему отстегнули за старания. Но отвлекал он ее качественно. Причем, пробовал , как я понимаю, разные варианты. С простыми интрижками не прошло. Жанна просто давила девочек и все. Значит, надо было играть по-крупному. И для этого нужна была совершенно особая женщина. Нечто не из их мира. Далекое, можно сказать, неземное создание. Чтоб поверила она, что в этот раз все очень серьезно, и что она реально рискует его потерять. Вот он и изображал любовь неземную. Видела бы ты , что он в соцсетях писал про тебя. Впечатление абсолютно свихнувшегося человека.
        - Но смысл какой? Ну, отвеклась она... Неужели, настолько?
        - Вот именно, что настолько. Коть, ты не представляешь, что может быть в голове у женщины, находящейся в определенной стадии... Она уже немолода, Вадима любила совершенно искренне и сильно, прощала ему всех его баб, удерживала возле себя подачками и деньгами. Если уж она чувствовала угрозу даже в обычных проходных девочках, давила их, то что говорить о такой, как ты?
        - Да какой? О чем ты?
        - Коть... Ты не понимаешь, как твоя мама, да и ты, действуете на мужчин. Не говорил этого твоей маме, не выдавай меня... Но... Я ее увидел тогда на приеме у мэра и с ума сошел. Просто свихнулся. И повел себя, как дурак, конечно же. Но это от растерянности, не думал, что со мной такое может быть... И я вижу, как на тебя твой парень смотрит... И понимаю, что у вас это семейное, наверно. Вы обе совершенно неземные, нездешние какие-то. Это цепляет. И я был уверен, что Вадима зацепило. И Жанна это видела. И понимала, что в этот раз все очень серьезно. Короче говоря, Вадиму удалось ее отвлечь. Он, я думаю, надеялся, что она просто слетит с катушек и забросит работу, будет невнимательной, и это позволит в определенный момент... Не ему, конечно, а другим людям, что рядом с ней, имеют доступ к ней... Я не знаю схему до конца, но уверен, что ей бы или подсунули что-то на подпись в какой-то момент, или просто собрали бы под шумок собрание акционеров и сместили бы ее с поста, обрушили акции и перекупили их... Тут, понимаешь, надо руку постоянно на пульсе держать, просто так ничего не бывает... Но все вышло
даже еще лучше. Жанна свихнулась окончательно, наняла своего знакомого, с которым крутила еще в юности, дядю этого тугоумного Васи. Он, оказывается, когда-то давно то ли охранником у ее отца работал, то ли курьером... Неважно. Важно, что у них были отношения, и потом он очень пригодился. Вот только зря племянника своего привлек. Ты должна была умереть там, в домике в лесу. Но перед этим Жанна хотела с тобой пообщаться, насладиться местью, так сказать. Но помешали твой парень и твоя мама, которая потеряла тебя, и потом уж я на уши всех поднял. Жанна просто не поехала туда, поосторожничала, а по телефону не смогла дозвониться. А Виктор вытащил тебя из домика. Ну и Вася помог, конечно, вовремя убив своего дядю. Узнав, что ты жива-здорова, Вадим опять начал размещать фотографии в сети, твои в основном, писать всякую ересь, типа того, что его девочка скоро будет его. Я этого не знал, я с ним не общался уже давно. Жанна сошла с ума. Подкараулила тебя. Как ее охрана проморгала, вопрос, который я буду решать еще. И вот результат. В этой ситуации в прибыли Вадим и еще те, кто сейчас забрал ее холдинг. Здесь мы
ничего не докажем. Но, естественно, с Вадимом больше никто из деловых людей в городе иметь бизнеса не желает. В тусовке его не замечают, на закрытые мероприятия не приглашают. Есть границы определенные, понимаешь? И он их перешел. Не знаю, что ему надо было от тебя сейчас, но я настаиваю, чтоб ты сним не общалась. Слышишь?
        - Да, я поняла.
        Я посидела какое-то время, чувствуя усталость внезапную. От хорошего настроения не осталось ничего. Машинально положила руку на живот, потрогала повязку.
        - Поехали домой?
        И мы поехали. После такой длинной речи Юрий был молчалив, довез меня, напомнил позвонить маме, и уехал. А я поднялась к себе, на свой двадцать пятый этаж, написала маме, что все хорошо, рухнула на кровать и почему-то заплакала.
        Мне было невозможно жаль Жанну, так глупо из-за собственной любви разрушившую свою жизнь, преданную и обманутую. В этот момент я не могла на нее злиться за то, что она хотела убить меня. Почему-то не могла. Мне было жаль себя, на полсекунды когда-то поверившей Вадиму, решившей, что он искренен, и даже жалевшей его безответных чувств. Страшно, так страшно обманываться и видеть, к чему это приводит. Я плакала и плакала, Буся забралась ко мне, сунула мягкую мордочку в ладонь. Потом ткнулась носиком в живот и так и замерла. А я уснула неожиданно для себя.
        И проснулась уже вечером. Ночью.
        Встала.
        Панорамные окна заливал свет звезд. Тени плясали на полу, отражались огоньки гирлянды. Я подошла к окну, положила руки на стекло, потянулась на цыпочках вверх, словно желая достать до звезд, окунуться в их сияние.
        И непонятно почему почувствовала себя легкой, невесомой и невозможно счастливой. Словно вместе с дневными слезами ушло мое неосознаваемое до этого напряжение, непонимание произошедшего, страх и боль. Осталось только это ночное небо, мягко целующее меня через стекло, моя собака, уютно посапывающая на кровати, моя квартира, мой маленький мир. Мой мужчина, который наверняка смотрит сейчас на звезды и думает обо мне. Может, и не совсем прилично, но тепло и сладко. Наше маленькое чудо, плод нашей любви, которое появилось и уже живет во мне, и ему там тоже тепло и уютно. Моя кошка, которая всегда в голове, наблюдает, мурлыча и трогая меня мягкой лапкой.
        Кресло-качалка обняло привычно и тепло, Буся, спрыгнув с кровати, забралась на колени. Я сидела, смотрела на звезды, трогала живот, гладила собаку и думала о том, что, в отличие от сестры Керри, у Драйзера, у меня впереди еще очень много всего, чего хочется хотеть. И что все еще только начинается. И это, наверно, главное чудо на земле.
        Эпилог
        - Вит, я не хочу, я боюсь... Давай подождем, пожалуйста!
        Вит мысленно выругался, а потом опять мягко забухтел на ухо своей взбудораженной Кошке, пятаясь успокоить:
        - Коть, малыш, ну какой подождем... Ну у тебя схватки уже каждые пять минут. Помнишь, что врач говорил?
        - Нет у меня схваток, все хорошо, поехали домой.
        Кошка, встав перед дверями приемного покоя намертво, смотрела на него так умоляюще, что в любой другой ситуации он бы наизнанку вывернулся, только бы выполнить ее прихоть. Но не теперь. Его сын не должен родиться на крыльце роддома. А значит, надо затащить Кошку внутрь и сдать ее на руки медперсоналу.
        - Коть...
        - Домой, я сказала!
        И ножкой топнула. И опять скривилась от очередной схватки. Они уже были очень даже болезненными.
        Вит, мужественно терпя вцепившиеся в него мертвой хваткой пальцы, стал в панике оглядываться. Да где же теща, наконец?
        И испытал невероятное облегчение, когда увидел понтовую белую ауди Юры. Теща выскочила, не дожидаясь, пока машина полностью остановится и понеслась к ним. Как всегда, в стрессовых ситуациях, деловита и собрана.
        - Мама! - обрадовалась Кошка, отпуская наконец многострадальную клешню Вита.
        - Котенька, сейчас, сейчас, пошли, моя хорошая... - заворковала Маргарита, затем повернулась к Виту, - сумку занесешь и свободен. Надеюсь, там все по списку собрано?
        - Само собой, - обиделся он, потому что сумку собирал лично, да еще и теща два раза звонила, уточняла по списку. Ну не совсем же он идиот... Хотя, кажется Маргарита все еще не могла в это до конца поверить.
        Но сейчас он готов был ее расцеловать за своевременное появление. Потому что его Кошка послушно потопала к двери, тоскливо вздыхая. Вит зашел следом, отдал сумку, документы и, торопливо чмокнув растерянную испуганную жену в губы, выскочил на улицу. Поймал понимающий взгляд Юрия, подошел, сунул ладонь, здороваясь.
        - Поехали, накатим. - Предложил тесть. - Раньше утра вряд ли, спать все равно не придется. А потом их в палату переведут. Риточка уже все оплатила.
        Вит кивнул.
        Из машины набрал Олега, которого Котя почему-то называла Леликом. Вит каждый раз удивлялся, слыша это смешное прозвище. Вот на кого, а на Лелика чемпион по смешанным единоборствам в тяжелом весе Олег Жаров точно не походил.
        Олег ответил сразу, посидеть согласился. Он вообще на все был согласен, потому что пару месяцев назад стал отцом, и теперь рвал из дома когти при любой возможности. А уж поддержать мужа подруги жены, когда эта самая подруга рожает - это святое, конечно, даже его бешеная Лара согласилась.
        Ждать известий было решено у Вита дома. Вернее, в их с Кошкой квартире, которую Вит объединил со своей, снеся, нафиг, ту самую стену преткновения, так много пережившую в их соседской войне. Получилась очень милая двухкомнатная квартира с огромной кухней-гостиной и большой уютной спальней. Пока им хватало. Потом, конечно, надо будет расширяться.
        - Матери позвонил? - спросил Юрий, уже когда сели и хлопнули по одной, чтоб легко прошло. Каким образом это могло помочь страдающей сейчас Кошке, непонятно, но вот Виту определенно полегчало.
        - Да. Она с отцом на даче, ждут известий.
        Вит рассеянно погладил запрыгнувшую к нему на колени Бусю, чувствуя, как отлегает сердце. Не до конца, конечно, но все же.
        Она там не одна, с мамой, которая своей железной рукой построит всех, начиная от санитарки и заканчивая главврачом, у нее все хорошо, беременность хорошо протекала, спокойно, они много ездили все это время, даже к Тамаре сгоняли уже на поздних сроках. Просто так, поблагодарить лишний раз за помощь. Привезли новый мотоцикл с коляской взамен той рухляди, что у нее была. Как Вит искал эту Яву у любителей старины и по деревням, это отдельная песня. Нашел, практически неезженную, в сарае у одного пенсионера. Купил, подшаманил.
        Тамара только ахнула. И не стала отказываться, хотя они и опасались. Матвей, который все еще жил у нее, то ли в качестве пациента, а, судя по взглядам, так уже и не только, лишь цыкнул одобрительно зубом. Вит очень надеялся, что он не будет пробовать его чинить. А то еще одну такую машинку найти будет проблематично.
        Тамара глянула на круглую пыхтящую Кошку, послушала про результаты узи, обещавшие мальчика, и только головой покачала. И уверила, что все будет хорошо. Вообще все. И Вит ей поверил.
        Вот только все равно напрягался.
        Потому что она - там. А он - здесь.
        - Ничего, радуйся, последние твои свободные деньки в роли главы семьи, потом поймешь, кто в доме царь и бог, - пробасил Олег, разливая по второй.
        - Да не пугай ты его, - рассмеялся Юрий, - он и так бледный.
        - Ничего не бледный. Переживаю немного.
        - Не переживай. Там же Риточка. Она все разрулит. Помнишь, как она вопрос с книгой решила?
        Ну да. Вит помнил, как в издательстве, куда взяли рисунки Кошки в качестве иллюстраций к сказке Киплинга, возникли сложности с указанием авторства и авторскими правами. Издательство хотело себе все права, а Котя не желала делиться своей Кошкой и расшаривать ее по интернету. Она и так ее, скрепя сердце, отдала. Проблема была в том, что Котя, съездив на заключение договора одна, его все же заключила. И только потом поняла, что облажалась. Все попытки вернуть себе эксклюзив потерпели поражение, Котя плакала, расстраивалась, Вит хотел ехать громить издательство, которое было в принципе, в своем праве, звонил Юре, прося подключить свои связи и решить вопрос. Но вопрос решила теща.
        Она туда съездила один раз. Привезла переоформленный по всем правилам договор, заставила страдающую Кошку его досконально изучить, прочитала лекцию о том, что даже беременные не должны быть глупыми, и уехала. И если до этого Вит свою тещу уважал, то после такого стал побаиваться.
        И еще больше зауважал Юру. Терпеливый мужик. Очень.
        И думал, как ему повезло с его Кошкой, которая, конечно, страдала гормональными перепадами, но даже они были милыми. Она вообще была совершенно очаровательна, с этим пузиком, с надутыми губками, пушистыми волосами. Кошка, нежная, красивая, свободолюбивая, игривая... И вся его. Полностью.
        Им было хорошо вместе. Так хорошо, что Вит недоумевал, почему он столько времени вообще тянул с этим всем? Надо было сразу ее хватать и тащить к себе! Чтоб раньше Кошка привыкла к новому дому. А он все играл, все думал, что куча времени впереди, что весело ее фырчание слушать...
        А время скоротечно.
        И утро настало быстро.
        Вит подпрыгнул от телефонного звонка, провел рукой по похмельной физиономии. Он сидел в любимом кошкином кресле, так и заснув в нем, похоже. Олег и Юрий спали на широченном диване, одетые. Запах в квартире, наверно, был, не дай Боже...
        Телефон зазвонил еще раз, и Вит нажал за зеленую трубку.
        - Вы там пьете что ли? - раздался бодрый и веселый голос тещи, - ты соображаешь еще? Хоть "алло" скажи.
        - Алло... - голос ему изменил, сойдя в конце на шипение.
        - О, понятно, - рассмеялась Маргарита, - ну что, папаша, у тебя девочка. Три сто, рост пятьдесят сантиметров. На тебя не похожа. Вся в мою Катеньку. Красивая.
        - А... как же мальчик? - не понял Вит, все еще не соображая ничего.
        - Мальчик - в следующий раз будет, да, Коть? - на заднем фоне раздалось утомленное мурлыканье Кошки.
        - Можно мне поговорить, пожалуйста...
        - Сейчас...
        И через секунду ее бодрый голос сменился родным тихим :
        - Привет...
        - Ты как, малыш?
        - Нормально... Это так больно, Боже мой... Но она такая хорошенькая... Я тебе фото пришлю потом...
        - Малыш... Малыш мой... Люблю тебя... Люблю... - хрипел он в трубку, почти бессвязно, тяжко страдая, что ей было больно, и не зная, как поддержать ее, не находя слов.
        - Я тоже, тоже... Я тебе позвоню потом...
        - Да, да, малыш...
        - Так, ты живой там? - голос Маргариты вернул в реальность немного, взбодрил, - все, нас в палату сейчас, а вы там не пейте больше, ясно? Готовь квартиру. Надо другой комплект на выписку покупать и еще по мелочи. Я тебе потом список пришлю. И Юре продублирую, чтоб он проконтролировал.
        - Да не надо... Я сам...
        - Ну конечно... - не поверила теща и отключилась.
        А Вит еще какое-то время смотрел на погасший экран, не веря, не осознавая произошедшее.
        Что все свершилось.
        Что теперь у него не только Кошка его есть, но еще и маленькая Кошечка. Которая, конечно, очень красивая. Он был уверен в этом. И которая точно похожа на него. В этом он тоже был уверен.
        Он покосился на храпящие на разные лады тестя и своего нового друга, перевел взгляд на зарождающееся за окном утро. Вспомнил, как ласкал свою Кошку прямо здесь, прижав грудью в прохладному стеклу, как солнечные лучи золотили ее кожу нежную, ее волосы пушистые, как она сладко и мягко стонала, поворачивала к нему голову, чтоб получить поцелуй, и губы ее были голодными и жадными. Помнил свои большие ладони, которыми он накрывал ее пальчики, прижимая их стеклу, как он смотрел на них и еще больше заводился от этого контраста его грубости и ее мягкости. И солнце тогда ласкало и гладило их, словно благословляя.
        Вит сидел, смотрел на пробуждающийся город, и думал, что понимает Кошку, так любившую это время. Есть в этом что-то. В этой утренней свежести, утренней жизни.
        Мир рождался заново, заливая комнату золотом, приветствуя своими лучами все живое. И Вита, и пушистую собачку, сидящую возле него, и спящих мужчин за его спиной, не знающих пока, что один уже стал дедом, а второй, в скором будущем, станет крестным отцом одной маленькой и очень красивой Кошечки.
        Его Кошечки.