Инцидент Клим Александрович Жуков
        1963 год. Страна восстанавливается после ядерной войны. На одной из строек в аномальной зоне, объекте «Кольцо», внезапно пропала связь. Что это - воздействие внешних сил, человеческий фактор или эксперименты сверхсложной самообучающейся машины «Сетунь», которая руководит работами? Выяснить причины отправляется комиссия во главе с майором Тором Игоревичем Карибским. Майору придется принять непростое решение - самое главное в своей жизни. Какое чудо явил человек неожиданному противнику? Кому и зачем понадобилось проводить чудовищные эксперименты на людях? И может ли машина стать человеком?
        Обо всем этом читайте в фантастической повести «Инцидент».
        Клим Жуков
        Инцидент
        Предисловие
        Не люблю писать предисловия.
        Вернее, даже «ненавижу».
        По большей части я их не только не пишу, но и не читаю, потому как книга вполне способна рассказать о себе без дополнительных пояснений. Если текст нуждается в костылях, то, скорее всего, у него проблемы. Совсем необязательно с повествованием худо (хотя и такое исключать нельзя). Проблема может быть иного толка, не зависящего от качества. Например, читателю надо намекнуть на некие нюансы, связанные с произведением, - неочевидные и вовсе не известные широким кругам. Случаются и переиздания, тогда предисловие - это признак хорошего тона. Неплохо рассказать о внесённых изменениях, если таковые имели место, напомнить, зачем автор вообще взялся за разработку темы, почему потребовался перезапуск книжки помимо простых шкурных интересов наподобие безвременно закончившегося тиража и т. д.
        Попробуйте с налёта прочитать «Повесть о Сегри и Абенсеррахах». Старина Хинес Перес де Ита был погружён в контекст XVI века, он в нём жил, а мы - нет. Не жили и не погружены. Без предисловия (и могучего справочного аппарата) тяжеловатым окажется чтение, если вы, конечно, не медиевист с цельным прицепом специальных знаний.
        Но в целом, в целом не люблю предисловия.
        Встречаются счастливые исключения. Вот Стивен Кинг, например. Дедушка умудряется создавать на редкость очаровательные введения, которые органично вплетены в массив истории, читать - одно удовольствие. Впрочем, я могу быть необъективен, и мне просто нравится его сладкопевный стиль. В данном случае это не более чем мнение, не смею навязывать.
        Итак, предисловие к повести «Инцидент», которую я взял смелость представить на твой суд, читатель. Объективность заставляет признать, что у текста есть проблемы, а значит, придётся его предварить парой-тройкой уточнений, которые могут быть полезны для общего понимания.
        Повесть уже была почти издана, каким бы странным ни показался такой оборот - это раз; к ней полагался катастрофического размера контекст, созданный отличным коллективом профессионалов. Я этот контекст знаю, а ты - нет, и, более того, подавляющее большинство читателей не имеет ни единого шанса причаститься. Ну а раз уж мы замахнулись, придётся кое-что пояснить.
        Дело в том, что повесть «Инцидент» (и ещё одну - «Дед») я написал по заказу фирмы 1С для промоушена компьютерной игры «Новый Союз-2013». А игра взяла и не вышла - такое случается куда чаще ожиданий. Что особенно обидно, гибель игры на стадии проекта - это участь большинства проектов в моей личной карьере геймдева. Наверное, карма хреновая. Словом, накрылась наша затея, а значит, какого лешего происходит в книжке, вы вряд ли поймёте. Уж больно много там такого, что должно было разъяснить основное произведение - уж поверьте мне - исполинских размеров. Но теперь уже не разъяснит. Придётся мне.
        В то героическое время, а речь о 2005 - 2010-х годах, главной культурной доминантой был всяческий постап. Советское наследие на тот момент уже так вдумчиво развалили, что эстетика руин была понятна решительно каждому. Мы все жили на остатках великой страны (и поныне мало что изменилось к лучшему), проедая недоеденное и разворовывая недоразворованное. Сиречь тема выживания за счёт коллекционирования лута и дропа была крайне созвучна вибрациям наших душ и прочего коллективного бессознательного. Ну, то есть просилось что-то такое в культурку, рвалось что-то.
        И вырвалось.
        В 2007 талантливый украинский предприниматель Сергей Григорович и его GSC Game World после всех крайне занятных «Казаков» и «Веномов» запустили игровую франшизу «Сталкер». Бахнуло так, что словами не описать. Четыре миллиона проданных копий и не поддающееся подсчету количество уворованных «пираток». С тех пор любой заход в издательства с замечательной идеей «а давайте я вам что-нибудь этакое напишу» начинался со встречного предложения: «напишите постапокалипсис». Чтобы Зона, артефакты, аномалии, мутанты, кидать гайку и вот это вот всё. Успех сопутствующей книжной серии «Сталкер» намекал, что работать надо только в этом направлении.
        Хорошо за семьдесят романов, тридцать авторов, среди коих звонкие и знаменитые имена Александра Зорича, Юры Бурносова, Серёжи Челяева, тиражи 20 - 90 тысяч экземпляров! Что вам ещё нужно?!
        Меня лично сия радиоактивная электричка люто бесила, и я не стал «нырять в этот сортир. Присяга, честь офицера, мундир. Чистые руки воду не мутят» и так далее. Хотя, оглядываясь назад, могу сказать: зря не стал. Перспектива издаться и очень недушно заработать рисовалась более чем внятная. Подумаешь, не нравится сеттинг! Никто не мешал написать что-то пристойное. Ну или хотя бы попытаться. Юношеский максимализм, однако, и разные неверно истолкованные табу наступили на горло песне.
        Оказалось, что радиоактивная электричка бесила не одного вашего покорного слугу.
        Причём бесила, но в строго конструктивном ключе.
        В чём замес?
        Во-первых, гибрид «Пикника на обочине» и «Безумного Макса» с точки зрения науки является какой-то неадекватной хренью. Почему у Стругацких образовалась Зона со всяким непонятным - понятно. Следы побочной деятельности инопланетных братьев по разуму - экзовизит, самый мощный козырь в рукаве мировой фантастики. А вот выброс радиации из четвёртого блока не в состоянии породить ни физических аномалий, ни мутантов. Точка. Хоть ядерную бомбу урони - не получится ничего подобного. История про некий дополнительный аномальный выброс звучит крайне неубедительно, потому как не имеет нормального физического пояснения.
        Во-вторых, Зону, появись такая вместе с замечательными артефактами, гарантированно возьмёт под крыло самая сильная банда на районе - государство. Не будет никаких сталкеров, мародёров, бродяг и прочих элементов с пониженной социальной ответственностью. Будут армейские блокпосты, товарищ майор местного КГБ и камеры на каждой сосне. Третьего не дано, равно как и второго.
        Вся эта «сталкерская» бодяга - бодяга, со всем уважением к творчеству талантливых коллег и восхищению фанатов.
        Так вот, от всей этой ахинеи пригорало не только у меня. Ещё один видный представитель украинского игростроя фирма Best way и её командир Дмитрий Морозов решили-таки вскочить в радиоактивную электричку, но на платформе нормальной научной фантастики. Чтобы не стыдно людям показать. Располагалась почтенная фирма тогда в Северодонецке. Это Луганская область, если что, теперь там компьютерных игр не строят, м-да, но это к слову.
        Для максимальной эффективности обратились к одному из лучших фантастов на территории СССР - Александру Зоричу. Единый в двух лицах Яны Боцман и Дмитрия Гордевского писатель взялся за дело с присущей ему глубиной подхода. Так получилось, что и у Яны, и у Мити высшее математическое образование, а заодно они кандидаты философских наук. То есть под причёсками оба «имеют много кое-что». Александр Зорич страшно силён.
        Чуть позже к проекту подключился ещё один умный человек - представитель издателя, продюсер игрового направления компании 1С Юрий Мирошников. В своё время он сделал для отечественного геймдева много хорошего. А ещё много хорошего он сделал для вашего скромного повествователя. В частности привлёк к работе над той радиоактивной историей в качестве вспомогательного сценариста, потому что я умею придумывать всякое и пишу искромётные диалоги. Диалогов для игрушки нужна какая-то нереальная тонна. И мы все принялись морщить мозг, чтобы получилось красиво.
        И красиво получилось.
        Что имелось в нашем активе? Нужны аномалии, мутанты, мародёры, кидать гайку и прочая выживальщина. Но чтобы по-умному. Надо было всё это как-то объяснить. Не бывает от гамма-альфа-бета-излучения никаких мутантов и аномалий, а они должны быть, ибо мутант хорошо продаётся. Какую-то дурацкую Зону мы решительно отринули, превратив в Зону весь наш земной шарик. Планета, согласимся, товарищами из спецслужб принципиально неконтролируема, а значит, можно плести всё что угодно - любые артефакты и аномалии сгодятся.
        Но, чёрт возьми, как насочинять с три короба, не превратившись в очередного «Сталкера»?
        Извольте видеть.
        1962 год, Карибский кризис. Советская и американская дипломатия пытается договориться, но неудачно. 28 октября из турецкого Измира стартуют ракеты «Тор» и «Юпитер», бомбардировщики наносят удары по целям на территории Варшавского договора. В ответ производятся пуски ракет Р-13 с Кубы по Вашингтону и Нью-Йорку, советские подводные лодки применяют торпеды в ядерном исполнении по береговым объектам США. Начинается неограниченная ядерная война.
        Три водородные бомбы поражают Москву, причём одна из них взрывается в непосредственной близости от знаменитой высотки на Котельнической набережной (это важно). Словом, весь мир в труху. США как единая страна прекратили существование, Япония утонула от многочисленных извержений, «ядерная зима» (то есть глобальное изменение климата) - все сопутствующие радости в комплекте.
        СССР выжил. Даже столица сохранилась, правда, её перенесли под землю. Теперь она называется Победоград. От души довоевать с американцами, однако, не получилось. К 2012 году идёт вялотекущий конфликт на Мадридском и Туркестанском фронтах. Не получилось по той же причине, по которой столицу пришлось прятать под землю. Весь мир накрыло волнами формирования физических аномалий самого непредсказуемого свойства, а также волнами мутаций, которые породили существ крайне опасных и совершенно фантастических.
        Дело в том… Чтобы описать причину, придётся перенестись в далёкие 1930-е.
        Под патронажем наркомвоенмора К.Е. Ворошилова в Москве группа учёных запускает проект под кодовым названием «Жизнь-2». Создана организация ТАФР - «Тайны Физике - Родине!» Основная цель - исследование эволюции и искусственное создание жизни из неорганической материи. Главная идея состояла в создании человека нового типа не в социальном, а в биологическом смысле. Ускорить эволюцию и сделать её управляемой - вот что задумали дерзкие и пытливые умы.
        Рувим Моисеевич Берман и сбежавший из Третьего рейха Ганс Гельман проектируют и создают установки «взрывной эволюции», или взрыволюторы. Центром исследований становится четырёхэтажный подземный бункер в подвале высотки на Котельнической набережной, 1. В 1936 году группа Бермана в рамках направления «Исток» добивается решительного прорыва в абиогенезе (создание живого из неживого), синтезировав первую живую клетку. Начинается быстрый набор экспериментальной биомассы во взрыволюторах.
        Чем могли закончится опыты неизвестно, потому что в 1938 году Ганса Гельмана расстреляли за попытки сношений с разведкой Третьего рейха. Рувим Берман отделалася лёгким испугом - его просто понизили в должности за близорукость в отношении политического облика коллег. Руководителем, а точнее аудитором проекта, стал профессор Бах, который с огромным подозрением относился к мутной возне в каких-то тайных бункерах. Он полагал имитацию ускоренной эволюции жизни на Земле «либо показухой и очковтирательством, либо предприятием, смертельно опасным для уже существующей жизни» (цитата из письма жене).
        «Жизнь-2» частично заморозили, опечатав два этажа со взрыволюторами.
        Но Берман по причине личной неприязни к профессору Баху только сделал вид, что подчинился. Он не произвёл штатной выемки биологического материала и не заглушил «эволюционные реакторы», так что развитие клеток пошло спонтанно и неконтролируемо. Алексей Николаевич Бах, как человек неосведомлённый в полной мере, плохо понимал принципы работы оборудования и не смог проконтролировать действия подчинённого. Началась уже не научная, а рядовая подковёрная бюрократическая борьба, состоявшая из кляуз, докладных записок, постоянных комиссий и, что греха таить, доносов друг на друга. Закончилось всё в 1941 году, когда Рувим Берман погиб во время бомбёжки, а профессор Бах умер в эвакуации.
        В 1956 году очередная комиссия во главе с маршалом Г.К. Жуковым обследовала «наследство Бермана». Всё, конечно же, немедленно засекретили. На доклад легла фирменная хрущёвская резолюция: «Ну и на х… нам эти птеродактили?!» В итоге решение судьбы «наследства Бермана» было оставлено на усмотрение Г.К. Борескова (ученика покойного профессора Баха) - текущего начальника ЛОС.
        Тот принял воистину соломоново решение: вновь законсервировать лабораторию, не делая опасных попыток к её демонтажу, но и не пытаясь как-либо исследовать многоклеточную «Жизнь-2», которая к тому времени достигла во «взрыволюторах» уже весьма внушительных размеров.
        Этот статус-кво и сохранялся до начала ядерной войны 1962 года.
        Беда (или счастье) в том, что сама структура ТАФР благополучно пережила и войну, и «борьбу с культом личности», и даже заметно расширилась. Если «Жизнь-2» заморозили, то иные направления вполне работали. В частности, заметную часть лабораторного комплекса на Котельнической передали инженерно-экспериментальному центру «Зенит», который с 1950-х занимался исследованием телепортации макрообъектов и защитных силовых полей. В 1961 году глава центра профессор Т.С. Кривцов доложил о запуске опытной установки вихревого защитного поля «Конус».
        Когда 29 октября 1962-го по Москве объявили воздушную тревогу, он проигнорировал приказ об эвакуации, заперся в рубке управления агрегатом и подал на «Конус» высокое напряжение. Устройство к тому времени не прошло полноценных испытаний, ведь полный цикл рабочих «прогонов» был запланирован на 1963 год, для чего аппаратуру предполагалось перенести на закрытый полигон под Обнинском. То есть никто, включая создателей, не мог предположить, как поле среагирует при контакте с поражающим воздействием термоядерного боеприпаса.
        «Конус» сработал штатно, в точном соответствии с теоретическими выкладками, полностью парировав излучение и ударную волну близкого подрыва (мы же помним, что одну бомбу уронили недалеко от той самой высотки!). Но никакие теоретические выкладки даже не смотрели в сторону того, что случилось в дальнейшем. По достижении критического уровня насыщения защитных контуров произошли обвальное срабатывание предохранительных цепей и включение устройства «Конус» на реверс, сама физическая возможность чего считалась невероятной.
        Взрыволюторы, законсервированные на соседнем этаже, получили заряд энергии небывалой мощности и оказались частично разгерметизированными. Новая жизнь, заряженная потенциалом скоростной мутации, выплеснулась наружу. Первыми под её воздействие попали сотрудники «Зенита», обслуживающий персонал и охрана лаборатории. Ветер разнёс освобождённые споры «Жизни-2» по огромной территории, а повышенный радиационный фон подпитал их развитие.
        Персонал ИЭЦ «Зенит» превратился в ретрогенетов - мутировавших людей с общественным сознанием, которым управлял единый мозг. В просторечье их называют просто: «чёрные люди». Разнообразные небывалые чудовища буквально заполонили планету. Изделие «Конус», накачанное энергией термоядерной бомбы, разломило метрику пространства, породив физические аномалии.
        Так сформировался новый мир, где вынужден был жить и трудиться Новый Союз, который по понятным причинам не знал ни катастрофической Перестройки, ни Беловежского сговора, ни ГКЧП. Горбачёв в нём трудится председателем колхоза на Ставрополье, Ельцин возглавляет строительный трест на Урале, Толик Чубайс - планировщик-экономист в ЛИЭИ им. Пальмиро Тольятти. На территориях, где бродят адские мутанты и роятся аномалии, вынуждены работать герои из спецразведки, там же нашлось место бандам, бродягам и отшельникам, о которых должна была рассказать игра «Новый Союз-2013».
        Как бы выкручивались главные герои (офицер ВВС Александр Лаврин, погибший в воздушном бою над Флоридой в 1962, но очнувшийся в подмосковном лесу в 2013 году; девочка Алиса, попавшая в тот же лес через нуль-вселенную из мира с айфонами и президентом Путиным), этого мы, наверное, никогда не узнаем. А столько было задумок! Им предстояло собрать небывалую команду.
        Управляющий мозг чёрных людей, крайне враждебных «эволюционно отсталым homo», суперкомпьютер «Сетунь», возглавивший Машинариум (самостоятельную цивилизацию мыслящих машин) на заброшенном объекте «Кольцо», генерал спецразведки Кречет Инвариатор, заряженный крайне редким и очень опасным артефактом, который ещё предстояло добыть… Для чего? А всего лишь для путешествия через нуль-вселенную в Вашингтон 1962 года за сутки до того, как президент Кеннеди объявил режим готовности DEFCON-1.
        Или узнаем, если Александр Зорич благословит работу над его сеттингом (в основном его), а у меня достанет нахальства взяться за такой масштабный литературный проект. Впрочем, почему бы и нет, ведь благословил же Зорич моё вторжение в его вселенную «Завтра война», и появились четыре новых романа серии «Пилот мечты». Вроде бы неплохо получилось.
        Пока же у нас небольшой «Инцидент», где рассказано о том, как появился тот самый Машинариум. И «Дед», где речь о людях и непростом их житье-бытье на ядерной помойке.
        Обе повести случились в 2013 году в преддверии выхода игры. Работа на «игро-стройке» была проделана просто огромная. Ребята из Северодонецка, Луганска, Москвы, Харькова, Питера, Киева трудились в поте лица и полном гармоничном сотворчестве. Никто и не вспоминал даже, кто в коллективе клятый москаль, а кто хохол или даже еврей. Кто бы тогда мог помыслить, что со всеми нами случится всего год спустя. Я - точно не мог, ибо основные резервы ума были заняты не политологией, а «Новым Союзом», который должен был вот-вот и… Ну вы поняли.
        Словом, наша праца була прекрасна і потрібна людям.
        И вот как-то в июле раздаётся звонок. Второй продюсер «1С Софт-клаб» Дима Мальцев на линии.
        - А что, Клим, - сказал он, - осилишь ли ты быстро написать две повести про «Новый Союз»? Нам для сайта нужно, чтобы публику подогреть.
        - Да легко и даже с радостью! - ответил ваш покорный слуга.
        Так как я был по уши в материале, придумать темы и утвердить их у руководства заняло дня два. А потом я обмакнул перо и погнал вольную строку. За двенадцать суток удалось набросать, вдумайтесь, двести тридцать страниц - почти десяток авторских листов. Невозможный для меня КПД, ибо ваш рассказчик - человек ленивый и недисциплинированный. Обычная результативность - пятнадцать тысяч знаков в рабочую смену, что даёт в итоге шесть-семь страниц.
        Повести ушли в 1С и… что-то пошло не так.
        Релиз откладывался, откладывался и ещё раз откладывался. «Новый Союз-2013» превратился в «2014». Сменился год. И аккурат на мой день рожденья - 29 марта - Дима Морозов написал всем, что 1С проект заморозило, конец истории, все расходимся.
        А повести остались.
        Я подождал пять контрактных лет и ещё немного сверх того. И теперь вы можете прочитать, что же мы там понаписали. Ну и отхватить малюсенький кусочек всех наших задумок, которые так и не воплотились в большую игру.
        Надеюсь, не совсем вхолостую мы молотили почти два года. Но вынужден повториться: судить об этом не мне, а вам, уважаемый читатель.
        Информацию по Инциденту БС-27-01, согласно распоряжению генерального секретаря КП СССР, приказываю переместить в Особую Папку и присвоить гриф СС (Совершенно Секретно) и ДСП (Для Служебного Пользования). Установить высший секретный допуск и приоритет «Красный». Весь персонал, не имеющий такового, но причастный к Инциденту, приказываю подвести к подписке о неразглашении по протоколу «красного» приоритета.
        Генерал МГБ Кречет.
        Из приказа по МГБ СССР от 28.07.2001
        Очередной победой советской науки, работающей в неизменной смычке с промышленностью, явился пуск первой очереди разгонного трека объекта «Кольцо». Ещё вчера само название ничего не говорило гражданину СССР, а слова «разгонный трек» в лучшем случае ассоциировались со спортивными гонками. Сегодня же вся страна празднует триумф отечественной науки и экономики! Ведь этот трек, товарищи, предназначен, вдумайтесь, для вывода управляемых космических аппаратов на высокие орбиты и последующих полётов на Луну! Именно оно, наше ночное светило, оказывается этапной вехой в развитии цивилизации, всего человечества! Только на Луне можно добыть радиоактивный изотоп гелий-3 - незаменимое топливо для управляемого термоядерного синтеза. И пусть вокруг столицы нашей Родины клубятся смертоносные аномальные зоны, пускай «горят» пятна радиации - раны далёкой войны! Стройка ведётся механизмами полностью автономно, без участия человека! Самообучающийся супер-ЭВМ «Сетунь-2000» является «мозгом» этого прорывного проекта…
        Из газеты «Правда» от 01.05.2001
        Григорий Аполлонович с шелестом свернул газету. Немного подумав, он развернул лист обратно, всё так же - с шелестом. Поверх бравурной передовицы (аж в ушах звенело от парадной бронзы и звонкой меди) утвердился стакан в подстаканнике, издавший динь-дили-дон от соприкосновения со столешницей. Стакан говорил о близком чае. Его хозяин мечтал о том же.
        - Определённо пора выпить чайку, - решил Григорий Аполлонович.
        Но при взгляде на строки в основании подстаканника и частично скрытое им фото он остановил выбор на кофе. Кофе - это куда больший энергетический выход.
        Грузный мужчина чуть за пятьдесят, занимавший кабинет, был облачён в военный комбинезон без знаков различия, который ему удивительно не шёл. Согласимся, что высокий лоб, лысина, властная складка губ, широкие плечи, простительный живот и мощный бас (он даже думал басом) куда лучше гармонируют с тройкой угольного оттенка, галстуком и белой рубашкой.
        Да и кабинет был в очень серьёзных кавычках. Так себе кабинетик. Скорее каюта размером в два купе древнего спального вагона. Откидная койка и откидной же стол у одной стены, батарея приборов и шкал на другой в комплекте с ансамблем не то телефонов, не то раций. Словом, работать, спать и кушать подано в одном и том же помещении.
        Григорию Аполлоновичу Бальмонту, заместителю директора государственного треста «Спецмонтаж», было не привыкать. Управленец высшей категории, отличный организатор и эксперт по работам в экстремальных условиях за двадцать лет службы сменил немало подобных кают. И трудно сказать, где ему было комфортнее: в родном кабинете треста с могучими бетонными сводами подземной столицы - Победограда - над головой или здесь, в поле.
        Здесь, в поле, разворачивалась грандиозная стройка. Объект «Кольцо» должен был замкнуть территорию разрушенной и радиоактивной Москвы по линии Зеленоград - Звенигород - Апрелевка - Троицкий - Домодедово - Бронница - Ногинск - Красноармейск - Дмитров. Миллионы тонн земли, напряжённого железобетона и стали вкупе с тысячами километров кабеля, электрических индукторов и прочей машинерии, отлитые в невероятное количество работочасов и тераватты электроэнергии, были призваны обратиться самой сложной конструкцией в истории человечества. Разгонным треком, который сможет возносить многотонные космические корабли на высокую земную орбиту. А там… мечта мальчишек с пылкими сердцами: Луна!
        И гелий-3, который, если верить комиссии во главе с академиком Кадомцевым, только и мог решить энергетические проблемы страны, едва-едва оправляющейся после ядерных ударов 1962 года.
        Гелий-3, мечта куда менее пылких мальчишек возрастом сорок плюс, должен был дать жизнь Токамаку - тороидальной установке управляемого термоядерного синтеза, что монтировали сейчас под Лыткарино.
        Но гелий - на Луне, куда попасть Бальмонту по состоянию здоровья никак не светило. А он - здесь, в районе Троицка. Точнее, в районе брошенной по причине войны стройки - несостоявшегося научного городка на окраине города. Сдача планировалась на 1963 год, но… не вышло. И светит ему задача по типу «или грудь в крестах, или голова в кустах». Потому что вот она - передовица в «Правде». «Прорыв», «этапное», «победа», «никогда прежде», «отечественной науки», «гордо реет», «для всего человечества» и так далее. То есть попробуй обгадиться, товарищ Бальмонт!
        Передовица на столе, попираемая подстаканником, а в семи кэмэ начинается пятно радиации - след донельзя грязной водородной бомбы с американского бомбардировщика Б-52, который вывалил груз на неповинный лесной массив, уклоняясь от мстительного изделия 5В24 (ракеты ПВО установки С-125 «Печора»). Не уклонился. Но дел наделал.
        Это были цветочки. А ещё дальше «ягодки», рядом с которыми стометровая дыра в земле с остаточным фоном в полный мешок рентген - цветочки. Ягодки - это аномальная зона, где буквально роятся «пекла» и «планетариумы», а недавняя русская берёзка норовит убить путника хищным корневищем. Добавь сюда «рутину» в виде незаконных банд-формирований, разливов рек и прочее, и получишь «комплексную проблему» да язву желудка по окончании работ. Или инфаркт.
        Поэтому - кофе.
        - Анатолий! Плесни «помоев»! - бросил Бальмонт в интерком.
        - Так точно! Есть «помои»! - отрапортовал голос вестового.
        В дверь постучали.
        Осторожный вопрос:
        - Разрешите, Григорий Аполлонович?
        Секундное раздражение: «Вот ведь, а?! Даже кофе не выпить в тишине!» - и, конечно:
        - Да, да, войдите.
        Дверь растворилась, на мгновение впустив в кабинет техногенно-военизированный интерьер приёмной, которую все именовали, не чинясь, предбанником, и затворилась, впустив заодно и главного инженера на проекте - Тихона Евгеньевича Сидоренко.
        - Ты, Григорий, аккуратнее с личным составом! Ведь плеснут!
        - Чего плеснут? - не понял Бальмонт.
        - Помоев, Григорий! Помоев! Вместо кофе! Ты ж сам просил!
        - У нас, Евгеньич, такое кофе, что без разницы.
        - Кофе, вообще-то, мужского рода, - язвительно заметил инженер, усаживаясь на стул подле начальства.
        - Смешно пошутил, одобряю! Ты сегодня прям в ударе! Чего пришёл? С чем умным, воодушевляющим или опять тачка проблем?
        Вольности Сидоренко вполне дозволялись. Заслужил. С глазу на глаз, естественно, но всё же. Во-первых, Сидоренко замдиректора знал четверть века. Вместе были сожраны пуды и пуды соли, свёрнуты горы и выпиты десятки победных рюмок водки. Во-вторых, Сидоренко был специалист из разряда ключевых. Он отвечал за монтаж, пуск и работу ЭВМ «Сетунь-2000».
        Именно «Сетунь» должна была руководить проходкой особо опасных зон в автономном режиме. Именно она управляла армией роботов - основных строителей объекта. Именно она фактически рассчитывала и планировала ход работ на тактическом уровне, по сути, являясь заместителем Бальмонта. Он лишь контролировал и направлял электронный мозг, что его ужасно нервировало.
        Прогресс не остановить, нет вопросов. Однако опытный, опытнейший управленец в силу возраста и инерции мышления никак не мог взять в толк: если ваша ЭВМ такая умная, тогда за каким хреном здесь я?
        Но без «Сетуни» никак. Не погонишь людей в радиацию и аномалии! Не погонишь! А роботов - запросто, им всё равно. А кто будет ими управлять? Вот то-то.
        Словом, когда есть человек, отвечающий за работу твоего электронного зама, такому человеку прощается и разрешается многое, почти как жене Цезаря.
        Другая «жена Цезаря», то есть «Сетунь», кстати, вкалывала без замечаний уже две недели. О чём Сидоренко и доложил.
        - Прямо всё-всё в порядке? То есть я сейчас могу взять «Алтай» и по беспроводке связаться с Главным и сообщить: так, мол, и так, Захар Иванович, первая очередь работает и будет сдана в срок? - уточнил Бальмонт, прищурив глаз, уже не такой зоркий, как прежде, но зоркий достаточно, чтобы видеть подчинённых насквозь.
        - Да понимаешь… - замялся Сидоренко, нервически потеребив ворот комбинезона (все на объекте снаряжались по-военному), - порядок-то полный… Только вот дежурная смена программистов докладывает о регулярном сбое операционной системы «Сетуни». Вроде бы ничего серьёзного…
        - Ну-ка, ну-ка! Разверни! - потребовал замдиректора и оборотился всем немалым телом к инженеру. Он страсть как не любил, когда «ничего серьёзного». Уж лучше сразу ЧП, взрыв на макаронной фабрике и пожар третьей степени - хоть какая-то определённость.
        - Да там… - инженер махнул рукой, - раз в сутки второй день подряд ровно в полночь операционка перестаёт опрашиваться. На полторы секунды. Нет обратной связи, хоть плачь. И что? И ничего. Дали тестовый прогон - всё отлично. Запросили «Сетунь» - рапортует о штатном обновлении системы. В рамках заложенной функции самообучения. Вроде всё планово, но мне показалось, что ты должен знать.
        - Когда кажется, Тихон, креститься надо, - рыкнул Бальмонт, унимая раздражение.
        - Не религиозен, - отсёк Сидоренко.
        - Рад за тебя! - Раздражение не унялось, но вскипело и плеснулось наружу, как кипяток из кастрюли, забытой на плите. - А вот за то, что ты, старый, лупоглазый… инженер с двадцатилетним опытом работы, изволил сообщить мне о сбое через два дня, - вот за это я очень не рад. Какого хрена! Я! Старший на проекте! Узнаю о неполадках ключевого агрегата на вторые сутки?!! Ключевого, Тихон, агрегата!
        - Да не было никакой неполадки! Неужто я… да я бы, эх! Если бы неполадка! Это же ЭВМ, Григорий! Сверхсложная! Самообучающаяся! Мультиплексная система распределения вычислений! Да там код такого объёма, что даже я его проверить вручную за год не поспею! Но система надёжная! С многократным резервированием! Никакого критического сбоя не было, я отвечаю!
        - Он отвечает… - проворчал Григорий Аполлонович, медленно остывая. - Коды, там, шмоды… Ничего не знаю про код. Я знаю, что страна выделила нам невероятные средства. Невероятные. И ответственность на нас тоже невероятная. Будь добр впредь представлять посуточный отчёт о работе твоей этой… подопечной. До мельчайших подробностей. В 20:00 у нас планёрка, и чтобы ты был как штык с отчётом! Чтобы не спать и не жрать, пока не отчитаетесь о вверенной матчасти, товарищ Сидоренко! Как поняли?
        Инженер вскочил, поняв по официальному обращению, что играть панибрата вдруг стало весьма несвоевременно.
        - Так точно, товарищ Бальмонт! Будет сделано!
        - Вот и хорошо, что будет, - ответил замдиректора, поднимаясь. - А пока пойдём посмотрим, как она поживает, сволочь электронная.
        Стройка кипела.
        Других терминов не подобрать.
        В небо ввинчивались две исполинские колонны с основанием в сто метров. Это были корпуса энергоустановки, что будет «кормить» электричеством колоссальную элетромагнитную эстакаду длиной без малого четыреста километров. Сама эстакада пока лишь намечалась, но уже впечатляла до выхода челюсти из зацепления.
        От самого котлована под фундамент до высоты в двадцать метров высились несущие балки стального двутавра. Шагающие подъёмные краны и экскаваторы, молнии дуговой сварки и рокот могучего робота-проходчика, который бил котлован ковшами исполинских манипуляторов, опустившись на шести опорах. На его фоне прочие автономные роботы казались блохами, невзирая на вполне представительные размеры.
        В небе стрекотали вертолёты с аппаратами точечной сварки, по земле раскатывали самосвалы, шагали буровые аппараты, роботы-уборщики, роботы камнетёсы, универсальные ремонтные платформы… Вся гигантская номенклатура техники трудилась в согласном ритме нечеловеческого, точного, быстрого и неустанного производства.
        Рядом вовсе невзрачно смотрелся подвижный городок строителей из тридцати, что ли, кунгов и прицепов. Здесь жили и работали все - от дирекции объекта до охранников из числа спецназа МГБ (усиленный взвод) и двух поваров, обслуживавших живые организмы.
        - Это что за ахинея? - прокомментировал Бальмонт вереницу мелких механизмов, сантиметров так по пятнадцать-двадцать, что прожужжали миниатюрными винтами, направляясь по своим машинным делам.
        Замдиректора попытался вызвать в памяти спецификацию этой малышни и не смог, откуда и родился вопрос.
        - Это, Григорий, «Сетунь» сама спроектировала и построила! Автономные дефектоскопы! Пролезут туда, куда Макар телят не гонял. Ну и всё там того, протестируют, - сообщил Сидоренко с гордостью за подопечную технику. - Винты у них складные, в туннель или технологический отвод ходят на манипуляторах! Оцени! Какая предусмотрительность!
        - Оценил. Блин горелый, Евгеньич! Этак лет через десять мы с тобой не понадобимся! Устареем, как выгребная яма в посёлке с канализацией! - вздохнул замдиректора треста «Спецмонтаж».
        - Гораздо раньше, Григорий. Гораздо раньше, - ответил инженер и тоже вздохнул. И не понять уже, чего в том вздохе было больше: всё той же гордости или не менее законной тоски.
        Оба зашагали на другую сторону эстакады, где располагался автономный завод, обеспечивавший строительную технику, и где в бронированной цитадели стояла «Сетунь-2000», такая умная и предусмотрительная. Вокруг стройки шумел майский лес, соперничая с вонью сварки, выхлопа и горелого металла упоительными ароматами только что проснувшейся природы. И не скажешь, что полвека назад это небо причёсывали бомбардировщики и ракеты, а теперь вокруг раскинулся враждебный мир радиации и аномальных зон, что лежат за пределами известной физики.

* * *
        Наступила ночь, непроглядная, чёрная. Над первой очередью объекта «Кольцо» чья-то рука захлопнула крышку небесной сферы, пронзённую мириадами звёзд. Взошла луна, не ведавшая, что мелкая суета разумных людей и разумных механизмов далеко внизу нацелена прямо в её жирный, упитанный бок.
        Старший лейтенант Свиридов, командир взвода спецназа МГБ, направлялся в оперативный центр, который именовал помпезно: штабом. Молодой и амбициозный служака ещё в училище усвоил непреложную истину: личный состав надо задолбать или он тебя задолбает.
        Места оно, конечно, спокойные. Ни бандитов, ни мутантов из аномалий здесь отродясь не бывало. Но всё же объект весьма ответственный. А значит, хороший трамплин по службе. Или хороший такой молоток, что запросто замурует его в гробу вечного летёхи, который мечтает к тридцати пяти выслужить комроты. То есть ни академии тебе, ни полковничьих погон.
        Поэтому - в штаб!
        Обменявшись с караульными паролем-отзывом, он вошёл в кунг, где обнаружил умеренно разлагающегося дежурного старшего сержанта Авксеньтьева. При появлении начальства тот шустро убрал ноги со стола и попытался спрятать книжку. Спасибо хоть не чаевничает!
        - Па-а-ачему бардак в расположении?! - вместо приветствия спросил старлей.
        Сержант вытянулся, отдал честь и промолчал. В самом деле, что тут скажешь?
        - Что хоть за книжка? - поинтересовался Свиридов. - Та-а-ак… Ксенофонт, «Анабазис». Ого! Это ты с чего, Авксеньтьев, пристрастился к античной истории?
        - Просвещаюсь, товарищ старший лейтенант, - выдохнул тот, сообразив, что разноса не последует.
        - А бдеть кто будет? Ксенофонт, поди, в Персии службу нёс не между стаканчиком и диванчиком! Книжек на карауле не читал!
        - Да какой стаканчик, товарищ старший лейтенант… мы в отделении ни-ни!
        - А чьи орлы кипятили чайник нештатным прибором третьего дня? И это спецназ МГБ! Не пехтура какая-нибудь! Смотри у меня, Авксеньтьев! Ты же опытный воин! Допартизанишься! Докладывай. Замечания, происшествия?
        - Третье отделение заступило на караул в 23:00 согласно расписанию! Совершил обход постов в 23:26. Замечаний нет! - пролаял сержант.
        - Так… - Свиридов взглянул на часы. - 00:12. Объявляю внеплановый обход. Пойдём проверим насчёт замечаний.
        - Есть.
        Лейтенант и его подчинённый споро облачились в разгрузочные жилеты, взяли из стойки автоматы Коробова. Служба проходила по боевому расписанию, посему Свиридов не ограничился табельным ТТ.
        Бакелитовый корпус приятно лёг в ладонь, а затвор чавкнул, сожрав патрон из магазина, что сообщило военной душе спокойствие и уверенность, которую испытывает вооружённый человек, умеющий пользоваться своим оружием.
        Обход караулов, конечно, почти формальность. Периметр окружён многорядной колючей проволокой под напряжением, подходы заминированы по полной программе - от противопехотных ПМН и банальных растяжек до прыгающих ОЗМок, сокрушительных МОН-100 и сигнальных мин без числа. Автономные турели на базе ЗУ-23-2 могли переработать на фарш любое количество живой силы (хоть бандитов, хоть мутантов - наплевать), а станции слежения с тепловизорами и инфракрасными камерами не пропустили бы и мышь, не отзывающуюся на запрос «свой - чужой». Точнее, только мышь бы и пропустили. Да и местность в данном конкретном случае спокойная…
        Но в слове «почти» применительно к проверке службы кроется масса возможностей. Старлей это знал и к процессу подошёл со всем уважением.
        Внимательно сверил документацию по выданному оружию и патронам. Заглянул в отделение кунга, где сидел дежурный по ТСО, убедился, что на экранах камер всё в полном порядке. И только потом направился к часовым в сопровождении опытного воина старшего сержанта Авксеньтьева.
        Первый пост у входа в лагерь встретил их бдительным «стой, кто идёт?». Второй тоже. Третий часовой, дежуривший между караульными прожекторами в полной темноте «стой, кто идёт» сказал в спину проверяющим, до того ловко прятался. Да, собственно! На камерах в оперативном центре старлей освидетельствовал все посты! Формальность, чистая формальность этот обход. И дань уставу, конечно.
        Что-то такое шёпотом сообщил ему Авксеньтьев, когда они подходили к посту номер восемь возле автономного завода - нескольких лёгких ангаров из рифлёной жести. И, конечно, выслушал в свой адрес много ободряющих замечаний.
        Здорово мешало обходу то, что проклятущие роботы работали «в четыре смены», не зная усталости и сна. Машины рычали и грохотали, небо то и дело вспарывали искры сварки, мешая слушать и слышать ночь, которая теоретически могла таить опасность извне.
        - Устав, Авксеньтьев, написан кровью идиотов, которые думали, что они умнее всех, - закончил старлей свою отповедь, исполненную прописных истин, достойных учебки, а никак не спецназа. - Никакие приборы, никакие автоматические турели не отменяют наших с тобой обязанностей. Даже странно, что…
        Свиридов хотел сказать: странно, что такие вещи приходится объяснять матёрому спецназовцу.
        Сержант хотел нашептать в командирское ухо, что его матёрый спецназовский ум всё понимает, но вот именно сейчас его матёрая спецназовская душа отчего-то не лежит к хождению в потёмках, хотя он, Авксеньтьев, полностью осознаёт всю необходимость данного мероприятия.
        Не сказал. И не нашептал.
        - Что за чёрт?! Какого дьявола… Где?! Так, фамилия бойца, старший сержант! Куда подевался этот кретин?!
        Под грибком никого не было. И на всём обозримом протяжении забора «колючки» никого не было. Над головами неслышным стрёкотом распугал ночь вертолёт с камерой слежения, но часовой - боевая единица войск специального назначения с автоматом Коробова, десятью магазинами и четырьмя гранатами РГД отсутствовал.
        - Младший сержант Енукидзе, - наябедничал Авксеньтьев. - Да только территория огромная, может, мы его просто не видим? Сейчас подойдёт.
        - Подойдёт… - прошипел в ответ старлей. - Когда он подойдёт, я кому-то глаз на жопу натяну. И тебе тоже, Ксенофонт грёбаный! Ты разводящий или где?! Почему маршрут обхода не отскакивает от зубов?!
        - Инструктаж проведён штатно, - попытался оправдаться сержант. - Да только объект на роту, а нас всего шесть отделений! Разрываемся. Вот парни и выходят из зоны.
        - Штатно, штатно! Ты в журнале инструктажа расписался? И почему я не вижу часового при обходе? Нет, какого же лешего, где носит этого козла?! Всё, на хрен, пойдём к грибку. Я ж его развальцую, он у меня месяц сесть не сможет вместе с тобой…
        Неизвестно, какие ещё кары хотел призвать старлей на головы подчинённых, потому что под грибком он увидел кровь. Лужу крови в тени навеса. Едва начавший сворачиваться сок жизни младшего сержанта Енукидзе.
        Свиридов неслышно охнул. Присел, окунув пальцы в жидкость. Коричневую, почти чёрную в полумраке. Беззвучно выматерился. Отчего-то в мозгу билась неуместная мысль о грядущей головомойке. Когда старлей изгнал её, пришла вторая - верная.
        - Врубай сирену, быстро! Прорыв периметра, боевая тревога, мать её за ногу!!!
        Клацнул рубильник, установленный на опоре грибка. Одновременно Свиридов ухватил трубку телефона. Сирена молчала. Трубка отвечала ей такой же полной и мёртвой тишиной. Лишь рокот работающих автоматов говорил, что жизнь на объекте течёт вроде бы в обычном порядке, энергия подаётся и ничего нештатного не происходит. Или пока не происходит. Но мёртвая связь, мёртвая сирена и кровь на земле буквально вопили, что нормальное течение вещей разрушено и сейчас начнётся…
        Согласно паническим мыслям старлея ночь распорола автоматная очередь. И ещё одна. И ещё. Стреляли от шестого поста.
        Причём именно так, в прошедшем времени, - выстрелы более не повторялись.
        - В расположение, бегом! - скомандовал Свиридов, срывая с плеча автомат.
        Сержант и его командир рывком ушли с освещённого пятна, все их выпестованные подготовкой инстинкты противились подобному безрассудству: находиться на свету в бою - смерть.
        Хоронясь за штабелями двутавров, посекундно оглядываясь и страхуя друг друга, оба побежали к казармам. Мимо исполинских эллингов в направлении эстакады, в тени которой стояли почти родные, но такие далёкие кунги со спящим взводом. Впрочем, Свиридов надеялся, что оператор ТСО засёк прорыв и теперь поднимает бойцов пинками, если связь накрылась по всему расположению.
        Предположить, что накрылась не только связь, но и камеры, старлей не хотел. Как не хотел думать, почему молчат могучие автономные спарки ЗУ-23 и почему не сработала ни одна мина из щедрой, сверх всяких штатов, постановки в предполье. Как не хотел думать, что за твари сумели преодолеть забор из десятирядной «егозы» под напряжением и совершенно бесшумно снять часового, далеко не зелёного срочника, а опытного кадрового спецназовца, отрубив при этом связь на периметре.
        Хотел он одного… даже не хотел - страстно жаждал. Внятного, недвусмысленного приказа начальства. Чтобы тот снял хоть часть бремени, упавшего на его неслабые плечи, - ответственность, оставив старлея лишь со страхом.
        Эллинг тянулся бесконечно.
        Казалось бы: всего двести метров. Но для Свиридова он мстился длиннее выматывающего марш-броска. И вот он, угол! За ним башни эстакады, надо туда - бежать, не жалея ног!
        И они выбежали.
        Сержант по инерции немедленно упал на землю, насторожив оружие, а старший лейтенант прянул за стену, также прицелившись. Из ворот ангара вышел человек.
        Человек!
        Свиридов с облегчением выдохнул и убрал палец со спуска.
        - Не стрелять! - приказал он.
        И очень своевременно. Надо полагать, что палец сержанта на крючке был весьма лёгким, и тот мог нашпиговать фигуру свинцом в долю секунды. Фигурой же мог быть только начальник объекта «Кольцо» Бальмонт - старлей узнал его сразу.
        Начальник! Свой! Носитель того самого, долгожданного приказа!
        Он шёл к ним в свете искр сварки на эстакаде, бросая переменчивые тени на стену. Шёл медленно, и старлей не вдруг понял странность его облика. Чего-то ему недоставало. И лишь при очередной, особо яростной вспышке он понял, чего именно. У Григория Аполлоновича Бальмонта не было обеих рук.

* * *
        Жара в Картахене. Беспощадное солнце бьёт кувалдой из зенита, и нет спасения. Вода обращается паром прямо во рту, не даря прохлады и даже иллюзии её. Но пить всё равно надо. Или превратишься в варёного рака, а варёный рак - не боец.
        Майор-аналитик спецразведки МГБ Карибский с каждым часом пребывания на Мадридском фронте впитывал понятие «сиеста», на собственной шкуре ощущая убойное действие тераватт энергии, падающих из радикальной синевы над головой. Когда в тени зашкаливает за сорок, ветер кажется дыханием доменной печи, а над землёй из нитей марева сотканы миражи, сиеста весьма кстати.
        Была бы.
        Но не было её, не было даже шанса на полуденный отдых, ибо война ведётся круглосуточно, без обеденного перерыва и выходных. А те самые миражи в условиях взбесившейся природы - далеко не тот безобидный феномен, каким его помнят времена более счастливые. В частности, морские мутанты взяли моду атаковать под прикрытием этих фантомов раскалённого воздуха. Другие твари (да полно, твари ли вообще!) замечательно маскируются под мираж и в любую секунду готовы вонзить смертоносное жало под обрез бронежилета.
        Кажется, сама земля мстит сапиенсам за то, что в далёком шестьдесят втором русские и американцы обменялись парой сотен «долбанных ньюков», как говорят те самые американцы.
        Американцы. А также англичане, немцы и французы.
        Осколки блока НАТО в середине шестидесятых держали половину Пиренеев. Сюда, помимо испанской армии, откатились танковые дивизии Бундесвера, бригады морской пехоты и аэромобильные части США вместе с королевскими десантниками, спецназом и ВВС. Именно против них был нацелен Мадридский фронт, рассекший Испанию по линии Картахена - Толедо - Ла-Корунья.
        Поначалу с ними не могли покончить из-за чудовищно растянутого плеча подвоза. Никакие решительные действия в таких условиях невозможны. Чуть позже в Гибралтар подошла авианосная группа английского флота, здорово осложнив жизнь.
        Но нет теперь ни авианосцев, по которым отработали ядерными торпедами последние советские подводные лодки из числа 5-й эскадры. Нет и Бундесвера, как и бравых морпехов. Никакого, то есть, НАТО. Его место заняла «территория, условно контролируемая врагом». Врага называют по-разному. Несогласные, инсургенты, неприятельские вооружённые формирования, просто бандиты или даже пафосно: Сопротивление! Все эти эвфемизмы отражают действительность одинаково правдиво и ложно, что, однако, не имеет отношения к практической стороне вопроса.
        Ибо, как врага ни назови, враг есть враг. И с ним приходится воевать без дураков, по-настоящему. Что очень сложно. Европа, как и весь мир, переживает последствия катастрофы.
        И уже полвека никак не добить западную нечисть, так как есть другая нечисть - настоящая. Та, что не делает различий между коммунистом и капиталистом, щедро расходуя яд, ментальное излучение, а также клыки, когти и подлинную ярость, невзирая на политические убеждения.
        Из-за них, из-за проклятых мутантов, оказался в Картахене майор-аналитик спецразведки. Для того чтобы вести пехоту через пятна аномалий, аналитик не нужен. А вот чтобы выявлять мутантов, мимикрировавших под человека, или людей, чьё сознание захвачено мутантами, - нужен, и весьма. Новая напасть дала знать о себе два года назад. С тех пор сюда, в Испанию, регулярно командируют аналитиков спецразведки, потому как кого ещё?
        Третья «ходка» майора Карибского была в самом разгаре. Он невыразимо страдал, тоскуя о родном Подмосковье, ведь май в Картахене неизменно превращал его в подтаявшее мороженое. Сволочные коллеги сочувствовали, но помогали, как водится, смехом.
        - Ты же Карибский? Карибский! Вот и не плачь, тебе здесь самое место! - такова была дежурная хохма однокашника Тёмы Холодова, который, словно споря с фамилией, жару переносил лучше всех.
        Первомай майор встретил в здании этапно-заградительной комендатуры Картахена-3. Сюда доставили группу подозрительных личностей, и он который день прогонял их через игольное ушко зубодробительного теста Кемпфа-Войцеха на предмет выявления скрытых мутантов - мимикранов.
        Занятие было то ещё! Нервное. Во-первых, жара, как и было сказано. Не способствует забортная атмосфера вниманию и собранности! Во-вторых, «расколотые» мутанты бывают разные. Некоторые понимают, что попались, и немедленно нападают. Имелись прецеденты.
        Однако в данном случае всё обошлось. Более того, все семь человек оказались именно людьми, хотя, скорее всего, заброшенными с неподконтрольной территории. Уже битый час майор втолковывал это начальнику комендатуры подполковнику Ройзману, который всё никак не желал смириться с тем, что фигуранты - его головная боль, а никак не спецразведки.
        - Говорю вам со всей ответственностью: это ваша клиентура. Поголовно, - сказал майор и устало облокотился на стол.
        Подполковник промокнул пот платочком, спрятал его в карман и скептически прищурился.
        - Прямо-таки поголовно? А вот эта, как её… - он переворошил папки с протоколами, - Мария Вила-Лобос… очень подозрительная особа. Не находите? Красивая женщина, вот так, на дороге в прифронтовой полосе. Вам это не кажется странным?
        - Кажется, - вздохнул майор, страстно желая оказаться подальше от дотошного коменданта за пару тысяч километров, где не так печёт. - Более того, на вашем месте я бы немедля взял чаровницу в разработку. Но я на своём месте. Реакция Войцеха на уровне одного процента, а вазомоторика методом Кемпфа вообще не определяется. Это человек. Как и все они.
        - А этот ваш метод не может дать сбой?
        - Не может. Тело, как оказалось, поддаётся копированию, сознание - нет. Надо родиться человеком, прожить жизнь, получить опыт, в том числе врождённую память поколений, чтобы обрести подлинную людскую психику.
        - Но всё же? А вдруг?
        - Тогда, товарищ подполковник, нам всем придётся очень тоскливо. И я, уж точно, ни вам, ни себе помочь не смогу.
        Товарищ подполковник так просто не сдавался. Он хотел спросить ещё кое-что и кое-что уточнить, когда в дверь его кабинета постучали.
        - Чёрт-те что! - пробурчал он, и громко, не скрывая раздражения: - Да, в чём дело?! Я же просил: не беспокоить!
        В двери показалась загорелая физиономия связиста.
        - Простите, но это срочно. Майора Карибского вызывают по ВЧ.
        - Да в чём дело, дьявол меня задери?!! Объясните толком!
        - Не могу знать. Срочно. Победоград вызывает. Воздух.
        Майор поднялся и пошёл за связистом, сопровождаемый в спину злым бурчанием коменданта. Что-то насчёт безалаберности подчинённых, которые не могут сразу доложить о «воздухе», то есть сеансе связи, вне всякой очереди. Карибский предвкушал общение с аппаратом беспроводной связи «Алтай-2», чей телепатический принцип на такой дистанции гарантировал пару часов самой упоительной головной боли. А ещё ему отчего-то казалось, что с Испанией можно распрощаться досрочно.
        И он был прав.
        Разговор со столицей прошёл кратко, был содержательным и стопудовым, как выстрел из гаубицы.
        ЧП, товарищи! ЧП такого размера, что ради него не пожалели рейса реактивного дирижабля спецразведки, без оглядки на чудовищный дефицит топлива, запчастей и моторесурса. Самолёты, разумеется, через аномальные поля такой плотности не летали вовсе. Глубокой ночью следующего дня майор Карибский сидел в приёмной начальника спецразведки МГБ СССР генерала Кречета в столице, в Победограде, под стометровыми перекрытиями подземного города.
        И только одного не понимал он: с какого такого перепугу не самую важную птицу прокатили от самой Испании на дирижабле, неужто в столице нет других аналитиков? Есть, и много. Однако факт есть факт. Отделанная дубом дверь с краснорожей табличкой, ковровая дорожка и массивный, словно танк, стол генеральского секретаря. На всё МГБ прославленного товарища Чусовитина.
        Чусовитин восседал на рабочем месте, будто не час ночи на дворе, а из-за дубовой преграды глухо рокотал начальственный бас, суля кому-то громы и молнии. Наконец пропищал интерком, и секретарь бросил:
        - Майор, вас ожидают.
        Истомившийся долгим перелётом и долгим ожиданием майор мысленно протестировал собственное соответствие уставу. Оказалось, что соответствие ниже среднего. Подобных ему испанских страдальцев прозывали «герильяс», надо признать, поделом. Являться пред генеральские очи форменным партизаном было… некомильфо. С другой стороны, в приёмную майора приволокли сразу с дирижабля, он успел лишь побриться в туалете гостеприимных ВВС.
        Ну что же, долгие сборы умножают скорбь.
        Он встал, одёрнул гимнастёрку, просоленную крутым испанским потом, и, взяв ножку, левой, левой промаршировал в кабинет.
        - Разрешите войти? Товарищ генерал МГБ СССР! Майор Карибский по вашему распоряжению прибыл!
        - Не блажи, Карибский. Присаживайся.
        Товарищ генерал МГБ СССР Кречет сидел за столом, уставленном телефонами, среди которых в рабочем беспорядке высились бумажные эвересты и монбланы. В кабинете было темно, горела только настольная лампа в зелёном, таком домашнем абажуре, выхватывая в круг света руки и склонённую голову хозяина. Остальной кабинет укутывала тень, тем более густая в зелёном колере «ночника».
        Майор отметил, что Кречет не один - на диване по правую руку сидели двое, личности коих по скудости освещения установить не представлялось возможным.
        - Здравия желаю, Богдан Богданович, - сказал майор, принимая неофициальный тон беседы «без чинов», а стул без скрипа принял его подтянутое, сухощавое тело.
        - Ага, симметрично. - Кречет поднял глаза, и оказались они красными, чтобы не сказать хуже: больными. - Что шарахаешься? Похож на упыря? И правда похож! Третьи сутки на кофе! Ещё немного, и придётся колоть эфедрин или ноги протяну, вот те крест!
        - Что стряслось, Богдан Богданович? - вопрос сорвался с языка прежде, чем майор сообразил всю его явную глупость.
        - А вот ты не перебивай и всё услышишь! Я тебя за этим с курорта и выдернул, как ты уже догадался, - пальцы хозяина кабинета отыскали в световом кругу карандаш и принялись его раскручивать. - Ты в курсе, что такое объект «Кольцо»?
        - Обижаете, товарищ генерал! Мы, хоть и на курорте, а политинформацию слушаем.
        Кречет оставил карандаш в покое, ухватил какую-то газету, оказавшуюся «Правдой», и подал её майору.
        - Вот. Передовица. Взвейтесь да развейтесь, так сказать, - констатировал он, ткнув пальцем в фото под капитальным правдовским заголовком.
        Майор не без интереса освидетельствовал картинку (в Испанию газеты попадали хорошо если с месячным опозданием) и принялся есть глазами начальство с явным недоумением - с чего, мол, такие долгие прелюдии?
        - Так вот, - продолжил Кречет, - на Первомай наши орлы запустили первую очередь. Пожалуйте, передовица. А двадцать второго связь с объектом пропала.
        - Как пропала?
        - Кверху каком! Причём именно так: кверху каком! Ты же знаешь, что стройка ведётся в основном автономно? Короче говоря, аппаратура по кабельной линии рапортует, что процесс идёт в штатном режиме. А люди не откликаются! Вообще! Там кантуется хорошая толпа народу, между прочим! Или кантовалась… Шесть отделений спецназа, зам «Спецмонтажа» Бальмонт, инженеры, наука, в общем - целый Вавилон! И уже третий день - молчок. Ни по кабельной, ни по беспроводке не откликаются, хоть плачь! А это ЧП. У нас все корвалол жрут, сам должен понимать.
        Карибский понимал. Не может такая прорва народу пропасть со связи, да ещё в Троицком - под самым столичным боком! Тем более что автономная аппаратура ничего зловещего не доложила. Непонятно было лишь, зачем он, майор Карибский, сдался. О чём напрямую спросил начальство.
        При этаком служебном любопытстве два инкогнито на диване ощутимо заёрзали, зашептались.
        - Ну ты вообще, Карибский! Ты после перелёта такой тугой или поглупел на курорте? - грянул Кречет. - Ты здесь затем, что расследование! Создана оперативная группа, и ты, орёл комнатный, её возглавляешь! Между прочим, уже полтора часа как! Как лучший аналитик отдела! Понял?
        - По-понял, - майор от неожиданности даже слегка заикнулся.
        - По-понял… не понял, а так точно, товарищ генерал!
        - Так точно… - начал было лучший аналитик отдела, но Кречет его остановил властным манием руки.
        - Не подскакивай. Значит так, оперативная группа. Выступаете на место завтра в семь утра. В составе роты спецназа МГБ, аналитической группы и оперативников спецразведки и специалистов Отдела ТСО. Проводите следственные мероприятия, если необходимо, эвакуируете персонал. В любом случае через трое суток жду подробного доклада по ситуации. Общая координация на тебе. Вопросы есть?
        - Есть, - ответил майор. - Первое: зачем целая рота спецназа? Второе: кто из технического отдела назначен в группу?
        - По спецназу. Это личное распоряжение генерального. И я его поддерживаю. Хоть Троицкий, считай, заповедник тишины, но всё же - почти граница с Пустошью. То есть силовое присутствие нужно самое представительное - мало ли что? А объект уж очень ответственный. Кстати, познакомься. Капитан, прошу к столу.
        Первая тень на диване зашевелилась, выросла и обратилась высоченным мужиком хрестоматийно спецназовского вида, который и приблизился к свету.
        - Капитан Журавлёв, приданный вам комроты, прошу любить и жаловать.
        - Майор Карибский, аналитический отдел спецразведки МГБ. Тор Игоревич.
        - Капитан Журавлёв. Демьян Сергеевич. - Офицеры пожали руки, после чего спецназёр по кивку генерала занял второй стул.
        Но имелся в наличии и третий стул, и ещё одна тень на диване, что несколько тревожило майора. И тревога его подтвердилась начальственными словами:
        - Капитан Вяземская, специалист по ТСО. Будет проверять работу электронных систем объекта вместе с коллегами. Впрочем, вы в представлениях не нуждаетесь.
        Прострекотали по паркету лёгкие каблуки, и в круг света вплыла женщина совершенно обворожительной внешности, что никак не вязалась с угрюмой, какой-то неромантической её специальностью.
        Знакомить майора с гостьей в самом деле было излишне. Каждый сантиметр складной фигуры от стройных крепких ног и нетонких рук до длинной шеи и правильного лица в обрамлении каштановых волос был ему хорошо знаком. Когда-то лейтенант Карибский вступил в конкуренцию за право засыпать и просыпаться вместе с этой девушкой, обнимать её, когда вздумается, и раздвигать эти красивые сильные ноги безо всякого порицания со стороны общественности. Короче говоря, Татьяна Ивановна Вяземская была его женой. Практически бывшей. И в этом «практически» было отлито столько всякого разного, что майор вовсе не по-военному подпустил в голос петуха, воскликнув:
        - Я… я… я никуда не поеду! С ней - точно! Официально прошу другого специалиста!
        Капитан презрительно скривила губы, процедив нечто вроде «я же предупреждала», и уселась на пустующий стул.
        Генерал Кречет к матримониям подчинённых оказался глух, а терпение его змеилось разрушительными трещинами.
        - Официально? Не поеду?! Я тебе… Майор Карибский! - рявкнул он. - Смирно!
        Майор вскочил, соорудив образцовую строевую стойку.
        - Вот вам, майор, приказ в письменном виде! Группа сформирована! Точка! Вы трое - её штаб! Отправление завтра в 7:00 без разговоров! Вопросы?! - Кречет внезапно опять сбился на «ты». - А если ты, Карибский, не в состоянии разобраться со своими бабами… то я за тебя разберусь! Так и знай! Он не поедет! Всё! Держите официальное коммюнике с диспозицией! Приказываю: ознакомиться с положением дел. Выспаться. Завтра быть в полной боевой! Разойдись! Тор Игоревич, вас попрошу задержаться, есть приватный разговор и несколько распоряжений в письменном виде как для старшего группы.

* * *
        Опергруппа уже час тряслась на броне, в кузовах грузовиков и под брезентом уазиков. Впереди пылил головной дозор в составе трёх БРДМ-2, а позади перемалывал дорогу арьергард из пары БТР-60, развернувших «ёлочкой» громобойные КПВТ в башенках.
        Минут тридцать как остались позади ворота КП наземного периметра Победограда, а впереди их ждала Пустошь. Точнее, не сама Пустошь с большой буквы, а лишь её фронтир - смертельно опасная земля, в которую обратилось Подмосковье под ударами ядерных фугасов, разбудивших то, о чём ни один физик в здравом уме и помыслить не мог.
        Две трети штаба, не сговариваясь, заняли место на броне среди бойцов спецназа, покинув одну треть, то есть капитана Вяземскую, в командирском УАЗе. Легко и как-то само собой получилось перейти на «ты». Аналитик внешними проявлениями субординации всегда томился - сказывалась специфика службы. Комроты же оказался на редкость свойским мужиком, из явных недостатков которого майор отметил ровно один: слишком много дикой силушки. Например, здороваться за руку с ним было просто опасно.
        Мимо колонны плыл лес, на границах которого то и дело виднелись заросшие по крыши деревеньки, давно покинутые. Солнце в местном издании было ласковым и не навязывало своего общества, то и дело укрываясь за облаками, чем Карибский был без преувеличений счастлив. Ну ещё бы, на контрасте-то с картахенской душегубкой! Воздух вкусно пах летом. Вся его ладная материя, сотканная на основе света утком тепла, то и дело взрывалась настоящей летней пургой из летящих и кружащихся туч пыльцы, лепестков и ещё чего-то упоительного, в голос вопившего о жизни и радости.
        - Расскажи лучше, откуда у тебя такое богатое имя, майор? - поинтересовался капитан Журавлёв. - Ты что, детдомовский?
        - Детдомовский, - подтвердил тот. - Детский приют имени героев Карибской операции. Много нас таких… карибских.
        - А Тор - это вроде как германский бог?
        - Нет, Тор - это вроде как геометрическая фигура. Бублик с дыркой. Ты, может, не помнишь, но тогда было страшно модно всё, связанное с термоядерной энергетикой. Вот меня по имени перспективного реактора и назвали. Дядя Игорь назвал, наш воспитатель, откуда и отчество.
        - Это отчего же не помню? - возмутился капитан. - Очень даже помню. Мне, между прочим, тридцать пять годков!
        - Тридцать пять? А чего ж… возраст какой-то…
        - Не капитанский?
        - Не капитанский, - согласился лучший аналитик отдела.
        Журавлёв почесал шею, норовя пробраться под бронежилет, что удалось ему не вполне, и туманно пояснил:
        - Да как тебе сказать? Была одна история. С последующим внесением в личное дело, - после чего решительно развернул подноготную оной истории. - Мы, понимаешь, с водолазами из спецразведки сцепились. Молодые были, дурные. В общем, из-за ерунды, просто всем хотелось подраться. А мимо - чёрт, до сих пор не верю - едет лично начальник политотдела армии маршал Еремеев.
        - А! - вспомнил майор. - Это который С.С., Сергей Сергеевич? Про него ещё постоянно шутили, мол, генерал СС Еремеев?
        - Именно он! Только уже не генерал, а маршал Советского Союза! И тут мы, такие красивые! Народ оказался шустрый, ну и с рефлексами порядок - дали дёру. Только мы с корешем моим будущим, Прокошей Фимкиным, стоим прямо на проспекте Энгельса в экспрессивных позах, все расхристанные. Ну и вкатил нам товарищ маршал по полной, от сих до сих. Губа и выговор. Я тогда лейтенант был, прикинь? А дело-то осталось, а в нём неснятый выговор. Кто снимет выговор маршала? Только главком! Ему есть дело до карьеры ужасно важного товарища Журавлёва? Вот то-то. Как время подойдёт, в отделе кадров глянут в бумажки, а там такое украшение. И летит очередное звание мимо.
        - Да, блин, сочувствую! - искренне сказал майор. - Это ж как родовое проклятье!
        - Не говори! - подтвердил ужасно важный товарищ Журавлёв, оглядывая близкий лесной горизонт. - А что такое у тебя, друг Карибский, с главной нашей по технике? Чего она на тебя волком смотрит? Это ж твоя жена… вроде как? Если я правильно понял.
        - Жена… - майор враз поскучнел. - Именно что вроде как. Заявление о разводе болтается уже десятый месяц. Никак не утвердят, нету, мол, у вас, товарищи, весомых оснований! Зато у них, в кадрах, основание ещё как есть! Нам же отдельная жилплощадь положена в офицерском общежитии на Коммуне - две комнаты. Квартиру, то есть, дали, оказали доверие, а тут нате вам - развод! То есть надо нас расселять, а это целая история. В результате я всю дорогу в казарме, если не в командировке. Меня гоняют в эту чёртову Испанию именно по соображениям, чтоб от жены подальше.
        - А они есть? - спросил капитан.
        - Кто? - не понял аналитик.
        - Ну… весомые основания! - пояснил Журавлёв и поглядел на собеседника этак со значением.
        Майор взгляд проигнорировал, и взгрустнулось ему ещё горше.
        Основания были. Вполне весомые. В пятьдесят восемь примерно килограммов по имени Татьяна Ивановна Вяземская - дама с нестандартными запросами к жизни.
        Он любил её до сих пор, несмотря ни на что.
        Свирепо, отчаянно, всею своей душой.
        А она его - нет.
        В этом-то и была вся суть проблемы. Та самая суть, что невозможно было предоставить в отдел кадров подразделения, потому как не поняли бы. Это во-первых, во-вторых, остатки рыцаря в майорском нутре просто не позволяли выносить подобную интимную недоимку на суд общественности.
        Однажды, после изрядных лет брака, капитан Вяземская без предисловий (она вообще всё делала без предисловий, как прыжок в высоту, которым увлекалась в свободное от службы время) заявила:
        - Я не люблю тебя, Карибский. Понимаешь? Не люблю.
        - Не понимаю, - опешил майор-аналитик, чья аналитика в тот раз явно спасовала. - Что значит «не люблю»? А раньше?
        - Раньше - не знаю. Теперь же знаю точно: не люблю.
        - В чём дело, что случилось? - спросил он, предпочитавший во всём немедленную и полную ясность.
        - Ни-че-го, - отчеканила Татьяна. - Дело в том, что ничего. У нас абсолютно ничего не происходит, все эти годы. Ты даже поскандалить не в состоянии. Я уж молчу о детях. Мне прошлым месяцем стукнуло двадцать восемь, скоро юбилей. И я поняла вдруг, что и в тридцать, и в сорок ничего происходить не будет. Мы будем ходить на службу, будем умеренно выпивать с Холодовыми, Григоряном и Петюниными по праздникам, в пятьдесят ты подаришь мне всё те же тринадцать роз, что в двадцать и в двадцать пять, и так пройдёт жизнь. Без ни-че-го. А я мечтала о нестандартной биографии! Или хотя бы о нестандартной биографии мужа, в которой могла бы принять посильное участие! Теперь мне всё ясно, и я повторяю: Я. Не. Люблю. Тебя. Карибский. Мне с тобой смертельно скучно.
        - Биографии? Нестандартной? - опешил майор, хотя хотел сказать другое, насчёт детей, прозрачно намекнув, что это подло, что это вовсе не его вина, а вина чёртовой кривой загогулины в ДНК из-за чёртовой радиации, но не намекнул. По причине недоделанного своего рыцарства.
        - Понимай как знаешь. Мне больше сказать нечего, - сообщила Татьяна, и по её глазам он понял, что Таней или Танюшей ей больше не быть, во всяком случае, для него. - И ты меня знаешь, Карибский, - я считаю, что брак - это не штамп в паспорте. Когда его ещё аннулируют? Так вот, я себя развела с этой минуты. Ты мне больше не муж, а я тебе - не жена. В постель ко мне больше не приходи, спи на диване. Или я буду спать на диване, мне всё равно.
        Точка.
        Жизнь разломилась по линии до и после.
        Спорить с Вяземской было бесполезно - как пытаться сдвинуть танк при помощи автомобильного домкрата. Хотя он и спорил, точнее пытался. Бесконечную стыдную неделю. Татьяна Ивановна крайне редко выносила свои суждения в публичную сферу, но уж если выносила - смотри выше: танк и домкрат легковой машины.
        После между ними встала «фигура умолчания» - другой мужчина. Или мужчины. Карибский этого не знал. Вяземская слишком уважала его, чтобы не спрятать формальную измену по всем правилам конспирации. Зато он знал, видел по радиоактивному блеску её глаз, что бывшей жене теперь нескучно с кем-то иным. После особо бурных альковных этюдов они, её глаза, всегда светились так: влажно, бесстыдно, задорно. И майор не сомневался, что жена изменяет как следует. Впрочем, «изменяет» в терминологии мадам Вяземской - неверное слово. Она себе простила всё и сразу. Посторонние мнения её волновали не более лёгкого бриза океанскую гладь: сверху рябь, внутри - полное спокойствие.
        После случилось заявление о разводе и адский запой (с Холодовым, Григоряном и Петюниным), переросший в вовсе стыдное для офицера дело - запой одиночный. С засыпанием в коридоре, многократным попаданием в лапы патруля и заблёванными брюками.
        После был разнос на партсобрании, товарищеский суд и другие обязательные в таких случаях радости, закончившиеся регулярными командировками на Мадридский фронт.
        Надо ли говорить, что майор был не вполне счастлив видеть свою экс среди подчинённых, да ещё в таком важном деле, как полевое расследование? Причём до полного изумления, даже вон самому Кречету осмелился перечить, да ещё прилюдно. И надо ли говорить, что от капитанского интереса он отделался фразой:
        - Знаешь, у меня… у нас… тоже была одна история.
        И так весомо он это сказал, что даже витальный мужественный жизнелюб Журавлёв разом сдулся. Весь его облик выдавал желание выспросить что-то этакое. Вроде благословения бывшего мужа на тему приударить за сногсшибательной техничкой, а выглядела Вяземская именно сногсшибательно, даже в мешковатых штанах, штурмовых берцах, бронежилете и каске, которые обязали надеть всех поголовно.
        Но, сообразив, что залез руками туда, куда лазать не след, капитан хмыкнул и, сотворив на лице бдительность и рвение, принялся с преувеличенным вниманием осматривать колонну и окрестности.
        В этот момент его настигли подчинённые бойцы, понявшие, что «господа офицеры» наобщались и теперь можно.
        - Разрешите обратиться, товарищ капитан? - спросил старлей, ловко переместившись поближе к телу начальства.
        Старлея звали, кажется, Гришей по фамилии, кажется, Пуришкевич. И точно:
        - Обращайся, Пуришкевич. Чего тебе надобно, Гриша?
        - Надобно, - Гриша почесал затылок, точнее, попытался сквозь каску. - Парни, то есть, конечно, того, всё слышали на инструктаже. Но всё же народ, то есть, переживает по поводу: куда едем, в кого стреляем. Нам, командир, оно, конечно, всё равно - только покажи, порвём без замечаний. Но уж очень задача нестандартная, а у вас тут целый аналитик из спецразведки, простите, товарищ майор. Так вот, нам бы узнать подробности! Если можно, конечно.
        - Можно, Гриша, Машку за ляжку, - сообщил капитан дежурную военную хохму, а потом куда серьёзнее: - Я думаю, Григорий, начальство перестраховывается. Сам знаешь, что за объект! И на нём имеет место потеря связи, что ЧП без вопросов. Значит, наш выход. Лично я не думаю, что там могло случиться что-то из ряда вон. Объект пропал со связи в смену Свиридова? Свиридова! Парень толковый. Случись что, он бы устроил такой тарарам - на Луне бы услышали. И уж точно, сто процентов, при конкретном нештате кто-то из его парней пробился бы в столицу! Чего тут пробиваться, от Троицкого-то?! А там в охране сидит (или сидело, чёрт его знает, если по душе) шестьдесят два спецназовских рыла! Шестьдесят головорезов с боевым опытом! С тонной полезного оборудования! В подготовленном районе! Край одно отделение давно выползло бы домой. По-любому. Если я не прав, пусть аналитический отдел подключится.
        И он кивнул в сторону майора.
        Тот, всё ещё пребывающий в миноре, крякнул, поправил автомат на груди и, словно нехотя, ответил:
        - Если, как предложил капитан, «по душе». Это всех устраивает?
        Все - отделение и лейтенант Пуришкевич - немедленно дали понять, что устраивает. А как же! Целый майор спецразведки предлагает высказаться «по душе»!
        - Мы имеем классический случай по типу «дело ясное, что дело тёмное». Я читал подробный отчёт по сеансам связи до ЧП и после. Автоматика… эта, как её… ЭВМ «Сетунь-2000» из эфира никуда не пропадала! При любом по-настоящему суровом нештате эта техника обязательно дала бы знать. Кабельные линии многократно продублированы, и они в строю. Кроме того, в распоряжении «Сетуни» есть минимум десяток беспилотных вертолётов, которые по автономности запросто достигают Победограда. И вот они бы прилетели - это точно. Ни бандиты, ни мутанты, которых в районе объекта не наблюдается, адекватными средствами перехвата не обладают. Если принять во внимание блуждающие аномалии… ну… скажем… половина роботов должна была долететь и сообщить об инциденте. Статистика, братцы, не допускает иной возможности. ЭВМ, напомню, тревоги не подняла и нечего не сообщила - это при наличии неповреждённых кабелей связи. Более того, все рапорты говорят о штатной работе механизмов по плану стройки!
        - Так это… я вот не понял, - включился в разговор незнакомый сержант, впрочем, плавность беседы была прервана серией особо убойных колдобин, с которыми не справилась даже длинноходная подвеска БТРа.
        Личный состав ухватился кто за что мог и с полминуты увлечённо пытался не попадать на дорогу, а двигатель броневика так задорно порёвывал и пованивал дизельным выхлопом, что стало не до бесед. Однако справились, и сержант продолжил:
        - Ух ты! Как на горках, чёрт! Кулагин со вкусом катает! - суждение горячо поддержали окружающие бойцы. - Я вот что не понимаю. Есть факт потери связи с персоналом объекта, так?
        - Так, - подтвердил очевидное майор.
        - Ну и куда черти дели весь персонал?!
        - Да, хрень какая-то.
        - Концы с концами не сходятся!
        - Понимаю, что ничего не понимаю.
        В таком ключе высказались бойцы.
        - Есть хоть какая рабочая версия? - сержант резюмировал общее недоумение. - Вы же спецразведка - элита, если вы не сообразите, за каким лешим мы туда едем, то кто сообразит? А то выходит полная чушь: пойди туда, не знаю куда. С чего командование дёрнуло целую прорву людей, если на объекте всё шоколадно?
        - Шоколадно? Сомневаюсь. Потому что рабочая версия у меня есть, версия ровно одна, и она мне не нравится, - сказал Карибский.
        - Не нравится? - переспросил уже капитан.
        - Ага, чисто касторка.
        - И что за версия? Если не гостайна, конечно.
        - Версия такая, что мы имеем дело с инцидентом по типу Калабрийского. Вряд ли в точности, но симптомы похожие.
        По словам майора выходило, что группа здравомыслящих и психически устойчивых военных в количестве двадцати четырёх человек на блокпосту в Калабрии разом пропала со связи. Проверка показала, что все они умерли от жажды. Это притом что на блоке был колодец, полный чистейшей воды. Таково было первое знакомство с особым типом тварей, получивших название мимикранов. Одна или несколько особей в точности копировали человеческие тела и входили в контакт с людьми. После чего они начинали планомерную атаку ментальным излучением, которое или полностью стирало личность (в течение часа, не более), или позволяло захватить сознание. С тем лишь ограничением, что одна особь могла контролировать максимум трёх взрослых человек. В результате чего люди превращались в управляемые мутантами машины или в слюнявых кретинов, не способных даже налить воды.
        - Пока такую напасть видели только в Испании. Но кто сказал, что мы особенные? И вот, извольте, картинка: вышел боец за периметр, а вернулся уже мутант в его облике. Если попасть в засаду из пяти-шести особей… мозгам конец за полминуты - проверено. Такой диверсант (а кто его заподозрит?) за сутки может обслужить человек десять. А потом он пропускает, скажем, в своё дежурство, через КП ещё парочку. А потом ещё. Так за два-три дня можно получить абсолютно пустой периметр.
        - Ого! Нет, даже ого-го! - воскликнул сержант. - Мы про такое даже не слышали! Ты скажи, а!
        - А на хрена им это? Ну, мутантам? Какие у них оперативно-тактические задачи? - поинтересовался ефрейтор, сидевший в обнимку со снайперской винтовкой у башенки за спиной у майора.
        - У кого? У мутантов? Тактические?! - майор невесело рассмеялся. - Это же природа! И цели у них природные: жрать и размножаться. То есть захватить объект «Кольцо» с какими-либо далекоидущими задачами они не способны - соображалки не хватит. Сожрать сотню человек или сколько там было - это пожалуйста, это вкусный, лакомый кусок. Собрать тел для мимикрии - да. Когда же мясо кончится, останутся одни роботы, а они мутантам без интереса. В этом наша сила и их слабость. Одно плохо, что взрослую тварь чрезвычайно трудно распознать. Вот для этого с вами еду я и девять моих непосредственных подчинённых. Такая оперативная версия. Других, извиняйте, пока не придумал, хотя почти сломал голову. И начальство тоже, уверен. Я просто не понимаю, зачем иначе меня выдернули из Испании в такой спешке. Я ж на этих проклятущих мимикранах собаку съел без соли и ложной скромности!
        - Товарищ майор, скажу за всех ребят: если вы правы и сумеете осилить эту гадость… чёрт, да мы вам всем отделением на ящик коньяку скинемся! Или вы водочку предпочитаете? - вновь подал голос ефрейтор-снайпер, причём Карибский развернулся на голос и увидел, как тот упёр приклад в броню, а руку водрузил поверх какого-то явно нештатного цилиндра, узурпировавшего место пламегасителя.
        И ещё кое-что увидел, прямо по ходу движения БТРа. И точно не увидел бы, кабы не щедрые посулы бойца.
        Та самая летняя пурга, которой любовался майор в начале пути, пронизанная лучами солнца, сверкающая золотом и серебром, буквально взорвалась посреди дороги, обратившись вихрями пуха, пыльцы и лепестков. Красота? Красота.
        - Или вы больше по вину специалист? - не унимался снайпер.
        - Тихо! - поднял руку Карибский.
        Что-то было в этой красоте такое… неправильное! В одной мгновенной вспышке озарения майор сопоставил силу и направление ветра, нёсшего пух, а также то, что не вихрями закручивался поток пурги! Все его части двигались в разные стороны и с разной скоростью!
        - Колонна, стой! - заорал он. - Капитан, тормози колонну! Немедленно!
        Тренированные спецназовцы к подобным эмоциям были профессионально чутки. Никто не стал спрашивать «в чём дело?», зато сержант выхватил из короба на борту флажки и засемафорил ими, каковые сигналы немедленно повторили по всем бортам. Ефрейтор заколотил в броню прикладом, громко требуя у невидимого мехвода Кулагина «дробь ходу». Две секунды, и колонна встала, рыча дизелями на холостом.
        - Поясни, - коротко потребовал Журавлёв.
        - Гравитон! Блуждающая аномалия! - крикнул в ответ майор. - И полный назад!
        - Что с головным дозором? - уточнил капитан. - Их куда?
        - До головняка полкилометра - они в безопасности!
        - Сигнал колонне: полный назад, триста метров!
        Что сержант немедля и исполнил.
        Колонна, словно диковинная стальная змея, подалась назад, а майор упал на башенку, вооружившийся биноклем, чутко вглядывался вперёд, в странное буйство природы.
        - Что за напасть? - спросил Журавлёв отчего-то шёпотом.
        - Солитон переменной гравитации! - так же тихо пояснил майор. - Волна, в поле которой векторы гравитации действуют в разные стороны, а её сила нарастает на единицу площади в десятки раз! Попадёшь туда - и конец: разорвёт на куски или даст такого пинка, что полетишь, как из пушки. А потом всё равно разорвёт.
        - Какого лешего датчики аномалий ни гу-гу!? - возмутился ефрейтор, крепко приложив по броне кулаком.
        - Кто б их настроил! Редчайшая аномалия, в Подмосковье не фиксировалась никогда. Я лично видел подобное в Испании, и то раз. Говорят, сталкивались на Алтае. Опорных данных нет! - оправдал майор коллег из техслужбы.
        - Нас не заденет? Не повторится? - капитана интересовали практические выводы.
        - Это же солитон - одиночная волна. Так что не повторится. И, я полагаю, минимум двести метров запаса у нас есть. Сейчас пойдёт на спад, смотрите: пух улегается.
        Не успел Карибский закончить фразу, как со стороны головного дозора ударила очередь, которую перекрыл могучий говор КПВТ.
        - Боевая тревога! Все с брони! - среагировал капитан.
        «Ослов и учёных на середину», - успел подумать майор, скатываясь на землю вместе с бойцами, спешно занимавшими круговую оборону.
        Отделение за отделением, они дёрнули в зелёнку на обочине дороги, БТРы же заворочались, норовя убраться с простреливаемой зоны. Карибский упал в кювет, к счастью, совершенно сухой, убедился, что за спиной расположился солдат с ПКМ, а с фланга метрах в трёх лежит тот самый щедрый ефрейтор, наставивший меж кустов своего драгунова с непонятным цилиндром на стволе.
        «Вроде бы глушитель? Только не глушитель это», - пронеслось в майорском сознании, и он ещё и ещё раз понял, что дико тоскует по нормальной радиосвязи. Которая, увы, была невозможна в условиях насыщенности территории аномальными зонами. Что закономерно снижало управляемость личным составом на оперативном уровне в разы.
        Кроме того, неприятно кольнула сердце мысль о Тане, ненавистной любимой жене, оставшейся вместе с «ослами и учёными» где-то в центре колонны. Совсем близко и так далеко.
        Между тем пулемёты головного дозора заткнулись. По всему выходило, что КПВТ успели сожрать не более четверти короба, то есть патронов двенадцать - пятнадцать, что вовсе не мало, учитывая их почти пушечный калибр, а также то, что к работе подключились сразу три штуки. В этом майор был уверен. Голос владимирова ни с чем не спутаешь.
        «Интересно, в кого стреляли? И что с „головняком?“ Вот же дьявольщина, радиосвязь! Нету её!»
        Над ухом хлёстко ударила СВД. Раз и ещё раз. Цилиндр явно не был глушителем!
        - Блин, что за на х..?! - прошипел ефрейтор и вновь выстрелил.
        Майор приник к прицелу ТКБ-22 и ничего не увидел. Он собрался было спросить, в кого палит снайпер, но тут с другой стороны дороги его почин поддержала другая СВД, а затем в дело вступил ПКМ сержанта, давший две очереди патронов на двадцать.
        И стало вдруг не до вопросов.
        С обочины ударили пулемёты двух головных БТРов! Это были всё те же владимировы, а на такой дистанции их бас начисто одолел все посторонние звуки. И майор, чтобы не оставаться безучастным наблюдателем, вдавил спуск автомата Коробова, ощущая, как вибрирует бакелитовый корпус и как пустеет магазин, утопленный в приклад.
        В кого именно летят его пули, Карибский не знал. Не видел. Но продолжал опустошать боекомплект очередями по две-три пули. Короткое, чуть больше полуметра тело ТКБ-22 ладно лежало в руках, а гильзы латунным ручейком высыпались вперёд ствола.
        Огонь перекатывался по всей голове колонны, рубя в капусту неведомого врага. По крайней мере, Карибский очень надеялся, что именно в капусту и именно врага. Должность в аналитическом отделе не предполагала богатого опыта боевых столкновений, даром что спецразведчик!
        О да! Ему доводилось бывать под огнём, доводилось стрелять, чтобы не быть убитым. Но сколько? Раза три за всю жизнь? Перестрелка с бандой Васьки Карася в рейде на заре далёкой лейтенантской юности и пара облав на мутантов в Испании. Причём Карась тогда напоролся на полноценный танковый взвод, который и намотал лихих людей на гусеницы, а в облавах первую скрипку играли оперативники, а никак не он с его высоколобой специализацией.
        Тяжко ухнула граната.
        Карибский сменил магазин, только сейчас, спустя добрую минуту огневого контакта, сообразив, что в ответ никто не стреляет. Значит, мутанты. И, скорее всего, из животной породы, а не генетически изуродованные люди, которые вполне могли владеть оружием.
        Подобный вывод, надо признать, вполне логичный, внезапно подтвердился.
        Хрустнула ветка, кусты пришли в движение, а ефрейтор вдруг резко откатился, отбросив винтовку, выхватывая ТТ.
        - Полундра!!! - крикнул он и выстрелил в пустоту над собой.
        Впрочем, это была не вполне пустота. Воздух подёрнулся сероватой дымкой, словно пошёл волнами, наземь из небытия вывалилось отвратительное тело - порождение наркотического бреда. Шесть суставчатых конечностей, непрерывно дергающихся, хвост с хитиновым жалом на конце и голова с мордой, нет, лицом, до омерзения похожим на человеческое!
        Тварь забилась в конвульсиях и затихла. Пули ТТ, пущенные в упор, вырвали из неё жизнь.
        А потом бой закончился так же неожиданно, как начался. Мутанты откатились, а может, их перебили, всех до единого. Бойцы насчитали одиннадцать хвостатых шестиногих тел, которые никто не мог опознать, и пять вполне обыденных горбунов - могучих и агрессивных монстров, более всего похожих на горбатых горилл с кулаками чудовищных размеров.
        - Кто бы мне доложил, что это за дрянь! - воскликнул Журавлёв, пиная ботинком шестиногий труп.
        Карибский как раз выбрался к родному БТРу, где и встретил капитана, пребывавшего на пике изумления.
        - Ведь они же почти невидимые! Так, пятно в воздухе, вроде как тень. А если такие ночью набросятся! А! Ой, беда, беда… Ты случайно не в курсе, что это такое? - И ещё один пинок по телу, изломанному пулями КПВТ.
        - Случайно знаю. Это диафант. Ядовитая пакость, вон какое жало, видал? А невидимый, потому что маскируется наподобие хамелеона, только куда эффективнее. Так называемый адаптивный камуфляж - кожа показывает ровно ту картинку, которая находится с другой стороны.
        - Откуда знаешь? Я вот столько лет в поле, а никогда ничего подобного не видел!
        - Из Испании знаю. Там в прибрежных областях это настоящее бедствие. Как только до наших широт добрались, вот вопрос! Они ж теплолюбивые, а живут вообще в воде! Ночью, кстати, не нападают, ночью их хорошо видно - чёрное такое пятно, ни с чем не спутаешь.
        - Из Испании? М-да… сперва аномалия из Испании, потом мутанты… да ещё в таком количестве… Мне всё больше не нравится твоя версия насчёт Калабрийского инцидента. Вдруг эти ваши, как их… мимикраны в гости пожаловали? Вместе с остальными?
        - Вот-вот! - подтвердил майор. - Что-то мне подсказывает, что наше любимое командование в курсе или основательно подозревает такую возможность. Кстати, у нас все целы? Диафант никого не ужалил?
        - На удивление, без потерь, - Журавлёв наклонился, чтобы очистить ботинок от зелёной слизи комком земли. - Спасибо головному дозору - засекли матриката и вдарили из КПВТ. Ну и мы разом попрятались. Повезло.
        - Факт, повезло, - согласился майор.
        - Это нам с вами повезло, - Карибский обернулся и увидел подходящего ефрейтора с СВД на руке. - Если б вы ту аномалию не раздедуктировали, считай, каюк нам, грешным! Ведь пёрли же, как на параде, прямо в пекло! Так что коньяк с меня.
        - Нет, с меня, - заспорил майор. - Вы диафанта угомонили. Ещё чуть, и он нас всех порвал бы! А я, признаться, даже не видел, в кого стреляем, хотя человек опытный.
        - Как сказать… - начал было снайпер, но капитан его перебил.
        - Все молодцы! Закончили прения! Рота! Слушай мою команду! Горбунов - в канаву! Пару этих новых тварей - в мешки и на грузовик! По машинам! Выдвигаемся в прежнем порядке!
        Колонна продолжила движение.
        Карибский, поддавшись природному любопытству, вызнал, что за труба венчала ствол ефрейторской СВД. Ефрейтор, кстати, носил удивительно русское имя-фамилию: Иван Иванов. Труба, как легко догадаться, оказалась не глушителем, а ПСТ - прибором стабилизации траектории. Полезная и абсолютно нефизичная вещь, как и многое в современной технике.
        Основой её был хитрый и редкий аноген (предмет аномального генезиса), известный в народе как «выпрямитель». Народ, понятно, - это спецразведчики и вольные охотники, занятые сбором подобного материала по аномальным зонам. Наука называла его сложной аббревиатурой, а для пользователя «выпрямитель» и был выпрямителем. Ведь под его воздействием пуля сохраняла стабильность траектории в три раза дольше!
        Если верить ефрейтору Иванову (а с чего бы не верить?), на семистах метрах его СВД била практически по прямой, и не нужно было париться с прикидкой баллистики.
        - Жаль только, хрен достанешь, - посетовал он в конце рассказа, любовно погладив цилиндр. - Вещь! Вроде и ствол почти на тридцать сэмэ длиннее, а всё одно, штука незаменимая! Я ради неё даже пламегаситель спилил! Если б не «выпрямитель», эх!
        - Скромничает. Он и без всей этой… магии… Короче так: если Бог есть, то Иванов у него зам по огневой подготовке! - похвастался лейтенант Пуришкевич. - Лучший стрелок в полку, кроме шуток!
        - Ага! Ха-ха-ха! - ефрейтор радостно заржал. - Лучший! Когда не промахиваюсь - точно лучший! А то бывают, знаете, сессии: «молоко» за «молоком»!
        - Товарищ майор! - присоединился к беседе сержант-пулемётчик. - А эта аномалия, куда мы чуть не въехали, как её?
        - Гравитон, - подсказал майор.
        - Во, точно! Может, стоило пошарить? Вдруг там образовались какие аногены? Аномалия же! Все знают, где аномалия, там и аномальный хабар!
        Карибский аж зубом цикнул от такой неосведомлённости. Сразу видно, парень не спецразведчик, не разбирается.
        - Это не просто аномалия, а блуждающая аномалия! Самая опасная и бесполезная фигня в природе! Она же почему солитон? Потому что волна! Прокатилась - и поминай как звали. Значит, поле просто не успеет трансформировать объекты внутри себя, слишком недолго пребывает на одном месте.
        - Эх, жаль! Я-то уж губу раскатал.
        - Закатай обратно, Валёк, - посоветовал старлей Пуришкевич.
        Впрочем, Карибский не любил начисто обрывать крылья бабочкам чужих заблуждений, поэтому углубился в тему.
        - Если бы мы знали, где солитон сформировался - тогда другое дело. В фокусе образования гравитона поле устойчивое, длительное и чрезвычайно сильное! Там аногены успевают образоваться, очень даже. Точнее, аноген типа «качели».
        - Что за качели? - полюбопытствовал ефрейтор.
        - Гравитационный индуктор, если официально. Выглядит как веретено голубоватого стекла, сантиметров двадцати. Уменьшает силу притяжения Земли в шесть раз. Положи его в сорокакилограммовый рюкзак - и получишь на выходе фактический вес килограммов шесть-семь. Для маршбросков в выкладке - просто мечта.
        - Да-а-а! - протянул сержант. - Мне бы такой в учебке, я был бы та-а-ак счастлив!
        - Вот бы тебе его товарищ взводный старшина в задницу-то вставил! Вот тогда было бы счастье! Веретено же - как раз войдёт! - прокомментировал подобное желание личного состава старлей. - А отчего «качели»?
        - Оттого, что ходить с ним не шибко удобно. Только если груз в самом деле большой. А положишь в карман, и твой вес станет такой аптечный, что любым ветром станет шатать. Потому и «качели».
        - Зато, наверное, при переломах удобно, - продолжил упражняться в рационализаторстве сержант Валёк. - Знаете, когда на ногу сильно наступать нельзя? Ну или типа того.
        - Верно мыслишь! - похвалил майор. - У нас в Картахене товарищ полковник медицинской службы Полтавин, начальник госпиталя, «качели» прямо-таки коллекционирует! Со всей Испании! Именно для таких случаев, когда надо человека расхаживать.
        За разговорами и разговорчиками незаметно текла дорога. А майор с благодарностью принимал повод не сорваться с места, не броситься к командирскому УАЗу с целью немедленно проведать Таню Вяземскую. Как она после боя? Не ранена? (Ясен пень - нет! Журавлёв сказал, что в колонне без потерь!) Не напугалась? (Конечно, напугалась, но никогда не сознается.)
        Да и как сорвёшься? Колонна в походном порядке, бойцы в огневых расчётах, куда тут побежишь? Не положено! И до смерти неловко. Он здесь, как-никак, не частное лицо и даже не просто аналитик, а глава оперативной группы!
        С другой стороны, Карибский живо представлял, как его встретит капитан техслужбы. Поджатые губы, холодные слова, обращение по уставу. Да, товарищ майор. Никак нет, товарищ майор. Спасибо, товарищ майор. Невидимая, но непробиваемая стена, как метр фортификационного бетона. Или даже все три.
        По приказу капитана скорость движения снизили до тридцати километров в час.
        Прекрасные во всех отношениях стошестьдесятдевятые рации БТР и БРДМ жутко фонили - сказывалась близость аномальных зон. Головному дозору поступил приказ сократить дистанцию и двигаться в зоне прямой видимости. Мало ли что?
        Капитан был не в восторге от встречи с гравитоном, аномалией редкой и неведомой. Ещё меньший энтузиазм вызвала атака мутантов, коим положено было квартировать на далёком Мадридском фронте. Конечно, «молния в одно и то же место не бьёт», как и снаряду не положено залетать в одну воронку дважды, но начало похода вовсе сбило спецназовца с благодушной волны, если таковая вообще предполагалась.
        Словом, колонна подобралась. Подобрались и бойцы.
        На броне не утихала «травля» - те самые мелкие разговорчики, которыми славянское туземство издревле скрашивает любую дорогу. При этом глаза были внимательны, оружие насторожено, а наблюдатели исправно бдели, не включаясь в болтовню.
        Впрочем, меры предосторожности оказались излишни, как и импровизация с дистанцией на марше. Через час колонна достигла условного рубежа, которым на карте обозначались подступы к внешнему периметру объекта «Кольцо». Безо всяких дополнительных приключений. Хотя по дороге пришлось объезжать развалины Троицкого, где, как во всех разрушенных городах, чего только не водилось. Но пронесло.
        Примерно в 9:30 утра опергруппа получила команду: «Колонна, стоп!» и «Спешиться!», после чего капитан решительно обратился к старшему.
        - Товарищ майор, - начал он официально, - как хотите, но ни роту, ни вас с наукой я в периметр так просто не допущу. Сперва разведка, осмотримся со всех сторон, потом пешим порядком выдвигаемся на позицию, занимаем рубеж, проверяем объект визуально, и только потом, если всё в порядке, идёт техника и наука.
        - Вам виднее, капитан. Приказываю провести первичный осмотр периметра и первичный сбор данных, - Карибский принял официальный тон и отвечал в том же духе, всем видом показывая, что началась служба. - Но учтите, на объекте стоят автономные спарки ЗУ-23. Прикажите своим соблюдать максимальную осторожность и действовать строго по инструкции! Это автоматика, если она сочтёт нас недружественным объектом - откроет огонь. Без разговоров. Что такое снаряд «зушки», не мне вам рассказывать.
        - Так точно. Есть приступить к первичному сбору! Что до автономных огневых точек, то у нас есть подробная карта с углами обстрела. Поначалу разведка в них вообще не полезет.
        - Отлично, товарищ капитан. Приступайте.
        - Есть.
        Журавлёв козырнул и удалился, на ходу раздавая короткие и ёмкие распоряжения.
        Монолитный строй роты задрожал и распался.
        Позади сворачивалась в клубок колонна техники: грузовики и УАЗы в центре, броневики вокруг. Крепость вобрала в себя «ослов и учёных» - спецов из технической службы и аналитиков МГБ. Вместе с ними остался взвод тяжёлого оружия с пулемётами и автоматическими гранатомётами АГС-30.
        Далее выступили два стрелковых взвода, растянувшись цепью вдоль дороги, с мощными крыльями на флангах, где оборудовали пулемётные точки.
        Впереди простирался лесной океан, не тревожимый человеком уже полвека. В нём пропал третий взвод, распавшийся на отделения и звенья, которым должно было выступить глазами и ушами роты.
        Майор не без зависти глядел на согласный порядок спецназа, в который раз за последний год думая о том, как бы сложилась жизнь, выбери он иную дорогу, не связанную с аналитикой, где ему повстречалась однажды ослепительная девушка с вьющейся каштановой гривой.
        Погрузиться в мрачные мысли не вышло.
        Сперва пришлось быстро бежать во временную «крепость» за бортами БТРов. После - размещаться во временном оперативном центре, куда должны были стекаться доклады разведчиков. Потом пришло время жевать сухпай под тёплую воду из фляги, усевшись на землю возле колеса КШМ. А в конце концов над лесом послышался негромкий стрёкот, и над временным расположением роты заложил вираж-другой миниатюрный вертолёт, пускавший из-под брюха блики множеством объективов.
        Зоркий аналитик разглядел эмблему на борту: красный круг, обрамляющий треугольную гору наподобие радуги-переростка.
        Это мог быть только БПЛА из охраны объекта «Кольцо» - зоркая птичка, прошляпившая пропажу почти сотни человек. Или нет. Не прошляпившая.
        Карибскому очень хотелось, чтобы разведчики доложили по возвращении, что весь персонал стройки в дымину пьян и не может не то что выйти на связь - «му» сказать не в состоянии! Или у всех приключился коллективный понос - так бывает. Сидят трое суток на толчках и никак не слезть, потому что процесс продолжается! Или другое подобное нечто. Несусветно бытовое, позорное для фигурантов и смешное для всех остальных, из того разряда, что военные (и все подряд) так любят рассказывать по завершении в курилках и столовых.
        Надежды, однако, был явный недостаток.
        Надежда, однако, по доброй традиции никак не желала умирать, невзирая на мучительную агонию.
        Против воли Карибский оказался, впервые с начала похода, подле бывшей жены. Оперативный центр, образованный командно-штабной машиной и генераторным грузовиком, между которыми кинули полотно масксети, подразумевал наличие всех старших начальников: Карибского, Журавлёва и Вяземской.
        Бравый спецназовец отсутствовал по неотложным делам непосредственного руководства выдвижением роты, так что на месте остались номер первый и номер третий. Точнее, третья.
        Вертолёт между тем ещё раз причесал расположение и убрался.
        - Ты смотри! - сказал Карибский, чтобы не молчать, ибо молчание сводило с ума. - Прямо по головам ходит! И где, мне интересно, он ходил, когда связь пропала?
        - М-м-м… - отозвалась Вяземская, - это прямой вопрос мне как технику, товарищ майор?
        - Чего? - не понял тот.
        - Я уточняю: не связан ли ваш вопрос с текущим расследованием, так как его можно трактовать подобным образом, - хороший был у неё голос: глубокий, звучный; только бы льда убавить на порядок…
        - И да и нет, капитан. Во-первых, я никак не возьму в толк, есть ли хотя бы теоретическая возможность, чтобы машина, подобная «Сетуни», с целой батареей средств слежения умудрилась проморгать исчезновение сотни человек…
        - Восьмидесяти трёх, - поправила Татьяна.
        - М?
        - Персонал объекта на момент утраты связи составлял восемьдесят три сотрудника. Именно такая формулировка имеется в коммюнике. И я с ней согласна, так как говорить об исчезновении людей пока преждевременно. Есть лишь один установленный факт: отсутствие связи с членами рабочего отряда, не более, - многословно пояснила Вяземская, встав в любимую позицию «училки»: стопы буковкой «Т», палец наставительно поднят к небу.
        - Я знаю, - ответил майор, но так она была хороша и так недоступна, что его всё-таки прорвало. - Во-вторых… а-а-а, чёрт! Таня, может, хватит играть уставные отношения! Я от тебя слова человеческого дождусь?! Не чужие, между прочим!
        - Татьяна Ивановна, или капитан Вяземская, с вашего позволения, товарищ майор, - отчеканила она. - Мы на службе. Более того, на задании.
        В ответ Карибский порывисто шагнул к ней, протянув руку не пойми для чего. То ли обнять, то ли пригладить милые волосы, растрепавшиеся под каской, то ли удержать от лишних слов. То ли просто удержать, потому что капитан истолковала его движение однозначно и отреагировала немедленной ретирадой.
        - Тор, Тор! - зашептала она. - Прекрати, люди же кругом, а ты - начальник! Неприятностей тебе мало, да?
        - Неприятностей? Ты думаешь, после ссылки в Испанию из-за твоих выкрутасов меня можно чем-то напугать?
        - Можно подумать, это я виновата!
        - А кто?
        - Можно подумать, что это я в течение трёх недель вливала в тебя водку! И блевала на ботинки на проспекте Культуры!
        - Какая же у тебя избирательная память, завидую! - сказал Карибский и всё же отступил на шаг, понимая, что разговор лишний и ничего путного из него не выйдет, как, впрочем, и всегда.
        - Моя память вовсе ни при чём, всё, что мы могли друг другу сказать и сделать - сказано и сделано! - тем же громким шёпотом парировала Вяземская. - Только не вздумай в тысячный раз спрашивать: не передумала ли я! Это, в конце концов, даже не смешно! Между прочим, сюда идёт капитан Журавлёв, прекращай комедию - неудобно.
        - Ладно же… - сказал майор, усилием воли натягивая на себя уставное соответствие. - Г-хм. Так вы не ответили на первый вопрос, капитан. Что насчёт теоретической возможности неадекватной реакции ЭВМ «Сетунь» на нештатную ситуацию? Или, скажем, некоего сбоя в системах слежения внутри периметра?
        Последнюю фразу он произнёс нарочито громко, чтобы слышал Журавлёв и, не дай бог, ничего такого не подумал. Тот, впрочем, всё равно подумал, потому что не мальчик.
        - На ваш второй вопрос я ответила полностью? - переспросила Татьяна исключительно по сволочному своему характеру.
        - Исчерпывающе, - заверил Карибский.
        - Насчёт пункта один. Точно я смогу сказать только на месте. Мне необходимо протестировать системы «Сетуни», поглядеть на машинные протоколы и журналы команд. Без этого все мои рассуждения - сплошной субъективизм.
        - Это понятно, я спрашивал о принципиальной возможности сбоя.
        - Если вам интересно моё мнение, тогда извольте: я уверена… нет, даже не так: абсолютно уверена, что это невозможно. «Железо» ЭВМ - самая надёжная вещь в истории такого рода аппаратуры. А машинный код для неё писала группа профессора Сидоренко. Специалисты высшей марки! Более того, товарищ Сидоренко лично следил за работой ЭВМ на месте. За автоматику на объекте я спокойна и уверена: она работает как положено. Утрата связи с персоналом - это или человеческий фактор, или внешнее воздействие. Здесь уж вам карты в руки. Аналитику представляете вы, - и она отвесила церемонный поклон майору.
        - Так, так! Я тоже интересуюсь! - это подошёл капитан Журавлёв и немедленно включился в беседу. - И вот чем! Видел я карту распределения следящих камер на объекте. Есть некие мёртвые пятна, закрытые помещения и так далее. Где ЭВМ никого не видит. Так? Так! Вот представьте, мы сейчас заходим, а народ валяется вповалку в таком мёртвом пятне, мимо глаз железяки вашей драгоценной! Такое вам в голову приходило, а, капитан?
        Капитан фыркнула.
        - Когда мне приходит в голову подобная ересь, я её немедленно выношу на помойку! И вам рекомендую! Где вы складируете восемьдесят три человека так, чтобы никто не заметил? Особенно вертолёты с камерами. У них, надо полагать, тоже есть мёртвые зоны?
        - Татьяна Ивановна, обождите ёрничать! - остановил её майор. - Товарищ капитан, слова «сейчас заходим» надо ли понимать, что уже можно?
        - Э, нет! - Журавлёв отрезал кусок воздуха категорическим движением ладони. - Пока только вернулась разведка. Я с докладом.
        - И?
        - Периметр в порядке. Минные постановки не тронуты, а заминировано будьте нате! Сразу видно, Свиридов постарался! Он вообще на минировании слегка тронутый, в конструктивном, конечно, ключе. Забор из колючки визуально не нарушен. Следов пожара, взрывов и вообще боя не наблюдается. Машины вкалывают на стройке. Всё вроде в порядке. Кроме того, что ни одного часового на постах нет. Других людей тоже не замечено.
        - Да… что сказать… как в сказке, чем дальше, тем страшнее. Что у нас по диспозиции? Взятие периметра под контроль силами роты? Так?
        - Так точно.
        - Приказываю начинать, капитан. Задача на занятие объекта, если потребуется - подавление противодействия возможного противника, защиту или эвакуацию персонала и основных материальных ценностей объекта. Ввожу дефиницию: основной материальной ценностью объекта является ЭВМ «Сетунь-2000», включая блоки запоминающих устройств. Уточняю приоритет: ЭВМ «Сетунь», её целостность, защита и возможная (при необходимости) эвакуация является главным приоритетом операции. Жизнь личного состава оперативной группы и персонала объекта… вторичны.
        Капитан не выдержал. Даже его настоящая кадровая исполнительность засбоила от удивления. Капитан скептически поднял левую бровь и спросил:
        - Прошу прощения, товарищ начальник оперативной группы, верно ли я понял приоритет задачи? Жизнь гражданского и военного персонала объекта вторичны по отношению к ЭВМ «Сетунь»?
        Майор откашлялся в кулак. Ему подобная постановка вопроса была не менее неприятна и странна. Но приказ есть приказ, что он и сообщил подчинённому.
        - Именно так. У меня письменное распоряжение генерала Кречета. Формулировка двойных толкований не подразумевает. Если угодно, я заготовил письменный приказ по роте от моего имени как непосредственного командующего операцией.
        Журавлёв поиграл желваками, козырнул, процедив нечто вроде «ну, есть», и удалился исполнять. Тон его, как и внешний вид, разом утратили «свойскость», теплоту и расположение. Не понять только, в чей адрес: майора, любимого командования или обоих. Он как бы говорил: «Ну вы и сволочи! Не могли по-человечески предупредить? Заранее?»
        Теперь же честному военному приходится исполнять приказ с откровенно бесчеловечным содержанием.
        Справедливости ради отметим, что майор вчера сыграл аналогичную пантомиму перед генералом Кречетом. И ещё хуже, так как психика его была изрядно измята перспективой локтевой близости супруги.
        И ничего, оба замаршировали служить, только пыль поднялась столбом, ибо, как сказано раньше на несколько строк и пару тысяч лет, приказ есть приказ.

* * *
        Объект «Кольцо» располагался в лесном массиве за Троицким, у деревни Ботаково. Разумеется, бывшей деревни. Машины вырубили семь квадратных километров леса, превратив его в чистое поле. На него лёг исполинский треугольник со стороной в девять сотен метров, в который была вписана Т-образная фигура - будущая стартовая площадка разгонной эстакады.
        Если смотреть так, как обычно смотрят птицы, «Т» лежало на боку, а его нижняя ножка целилась примерно в район бывшей Апрелевки. Целилась и непрестанно росла, с каждым днём всё удлиняясь, и не было сомнений, что треугольник скоро станет ей тесен.
        Капитан Журавлёв, которому предстояло измерить объект собственным ботинком и, не приведи господь, брюхом, изучил карту наизусть. Когда же пришла пора измерять, он с долей недоверия понял, что ландшафт здорово поменялся против его представлений.
        От стройплощадки в сторону Щапово уходили две незапланированные просеки. Да и не просеки вовсе - полноценные грунтовые дороги, по которым пылили самосвалы. Готовые корпуса башен электростанций сверкали батареями солнечных антенн, а в стороне от эстакады высилось нечто, более всего напоминавшее буровую установку, только выше и краше всего виденного капитаном раз в пять.
        Лёгких ангаров, где размещался подвижной завод, убавилось. Вместо недостающих стремительно росли капитальные корпуса с фундаментами, бетонными стенами и прочими несомненными признаками того, что здесь намерены обосноваться надолго. На западном конце треугольника автоматы рыли здоровенный котлован, который мог быть основой под ещё одно капитальное строение. Вот только какое?
        Самое главное - персонал стройки отсутствовал.
        Не было на площадке людей. Ни одного.
        Хотя следы их недавнего присутствия имелись.
        Но ни малейшей угрозы, ни малейшего намёка на то, что с людьми приключилось нечто дурное, не было, как и самих людей. Машины работали, словно не замечая пропажи своих хозяев.
        Одно радовало капитана, что не придётся исполнять приказ насчёт эвакуации каких-то там железок вперёд людей. Некого эвакуировать потому что.
        Комроты причёсывал объект больше часа. После чего засёк время (11:12) и доложил обстановку старшему группы, не преминув сообщить, что периметр безопасен.
        Он и в самом деле был абсолютно безопасен.
        Предполье без карты минирования или серьёзных сапёров пройти было невозможно. Далее следовали сотни метров голой земли, где не спрятаться, и сторожили её восемнадцать зенитных установок на прямой наводке - по шесть штук на сторону треугольника. Все трое ворот в заграждении изготовлены из бетонных блоков, в каждом укрыто по два автономных пулемёта ДШК и два калашникова.
        Добавьте стационарные комплексы слежения и круглосуточно висящие в воздухе вертолёты, и получим почти неприступную крепость.
        Почти - это потому, что неприступных крепостей не бывает. Данную оборону, например, без особого труда могла бы взломать обычная рота мотострелков. Всего-то надо полчаса планомерной работы миномётной батареи из-за укрытия, недоступного сокрушительным снарядам ЗУ-23.
        Но не было у вероятного противника ни миномётной батареи, ни того, кто умел бы с нею управиться. Вероятный противник - это бандиты и мутанты. Ни те ни другие в подобных изысках не замечены.
        Что-то подобное капитан майору и доложил.
        Так и так, периметр безопасен, личный состав роты взял объект под полный контроль, противодействия противника, нештатных ситуаций или посторонних субъектов на территории не обнаружено, как и персонала стройки. Потерь нет, настроение боевое. Ждём дальнейших распоряжений.
        Дальнейшие распоряжения не замедлили, будучи нормальным в таких ситуациях набором: охранять, наблюдать, восстановить караулы, распределить дежурные смены, быть в готовности.
        - Главное, Демьян Сергеевич, попроси своих орлов, чтобы как можно меньше трогали руками, - сказал Карибский после «вольно». - Ты же понимаешь, расследование вести нам, а каждый предмет не на своём месте - минус возможная информация. А оно нехорошо, когда минус.
        - Урегулирую, - пообещал тот и дал добро колонне на пересечение периметра.
        Объект встретил майора хищными рыльцами ДШК, что внимательно проводили колонну через ворота зрачками калибра 12,7 мм, что выглядывали через бойницы. Тревожное ощущение чужой бездушной воли, стоявшей за гашетками убийственного оружия, обдало его холодной волной.
        Одно дело, когда на тебя смотрит камера, которой управляет автоматизированная система слежения. Совсем другое, когда вместе с камерой уставится ствол пулемёта. Очень бодрит в такие секунды мысль, что ЭВМ бесполезно кричать «я свой!», если она признает тебя врагом.
        Впрочем, тревога кольнула и отпустила. До того ли, когда буквально весь объект «Кольцо» был исполнен той самой атавистической жути, что свойственна покинутым домам, ещё не забывшим голоса и шаги хозяев.
        Майор, наконец, очутился внутри, за забором и КПП. Кажется, ещё вчера жарился на испанском солнцепёке, а сегодня стоишь среди грохота и рокота стройплощадки, где вдруг не оказалось ни одного строителя.
        «Сбежали они все или как?!» - подумал майор с раздражением.
        Вслух же сказал, обращаясь к своим коллегам и непосредственным подопечным из оперативного и аналитического отделов, а также ТСО-шникам, которые как раз выбирались из грузовиков и уазиков.
        - Товарищи офицеры, прошу ко мне, - говорить приходилось громко, ведь колонна припарковалась на обочине технологического отвода, по которому грохотали самосвалы с породой. - Товарищи, прощу внимание. И тише, пожалуйста, вы знаете, я человек негромкий, орать не умею.
        - С пониманием, товарищ майор. Грохочет отменно! И воняет, кстати. Эх, прям как в детстве, пока в стройотряде горбатились! - ответил за всех Андрей Крапивин - гений сыска.
        Именно в такой должности он и трудился, единственный из всей группы не носивший погон. Точнее, носивший давно, в годы срочной службы, да так и не надевший обратно ни под каким видом. Официально он назывался «прикомандированным экспертом» и был совершенный «пиджак» из штатских, которого тем не менее постоянно приглашали консультировать МГБ из-за выдающихся способностей в сфере дедукции. Было ему тридцать восемь лет, и «детством» он неизменно величал вольные студенческие деньки.
        - Андрей Максимович, серьёзнее. Спасибо, - майор оглядел импровизированный строй из семнадцати человек, который замыкала капитан Вяземская. - Задача у нас такая, что оторви и брось. Мы - следственная группа. Меньше двух десятков на весь этот объект.
        Он развёл руки, демонстрируя огромность пространства и полное своё бессилие пред лицом просторов и величин.
        - И надеяться больше не на кого. Сами понимаете, вояки из спецназа добрые, но в нашем деле они могут в лучшем случае не мешать. На всё про всё трое суток. Через семьдесят два часа, начиная с этой минуты, мы должны представить первичный доклад в центр. Поэтому начинаем немедленно, без раскачки. Аналитикам и оперативникам. Разбиться на пары и осмотреть объект от и до. Трифонов, на вас проверка самой стройки. Белых, вы с Головановым обследуете караульные помещения, посты, склад РАВ и так далее, всё, что связано с охраной. Вам в помощь одного техника на усмотрение капитана Вяземской - надо проверить пульт слежения. Михейченко, вы работаете в техзоне: завод, помещение ЭВМ «Сетунь» и так далее. Я вместе с товарищем Крапивиным пока займусь осмотром жилого блока. Всем оставшимся экспертам службы ТСО задача, я полагаю, ясна? Именно так: заниматься с системами ЭВМ. Я, естественно, в постоянной доступности, если что, обращайтесь в любую секунду. Напоминаю, на объекте действует внутренняя телефонная связь. На всякий случай каждой группе взять с собой двух бойцов спецназа для непосредственной охраны и в
качестве посыльных, вдруг понадобится. С этим вопросом - к капитану Журавлёву, скажите, я распорядился. В 13:00 обед. В 20:00 первая планёрка. После заселяемся в местные казармы. У меня всё, прошу заниматься согласно означенному распорядку, если нет вопросов.
        Вопрос возник у единственной женщины в группе, вопрос типично женский.
        - Да, товарищ Вяземская, что у вас?
        - Бронежилеты и каски снять можно? Это ж просто мучение какое-то! Я понимаю, в колонне, но теперь-то! Или нам работать с техникой тоже в полной выкладке? Не знаю кто как, а я на последнем издыхании!
        - Конечно, простите. Забыл! Боевое снаряжение снять и сдать на хранение начальнику службы РАВ роты прапорщику Якименко. Тем не менее убедительно прошу сохранять бдительность. Всем носить табельное оружие. Не забывайте, здесь произошло ЧП - пропал весь личный состав на объекте. До выяснения приказываю находиться в полной боевой готовности. Ещё вопросы? Разойдись!
        Бронежилет со всей сбруей пал на руки прапорщика Якименко.
        Майор ощутил лёгкость безо всякого аногена типа «качели», и они с Андреем Крапивиным отправились в жилой блок.
        Кунги, прицепы и снова кунги выстроились двумя однообразно унылыми шеренгами, образовав коридор, где шагала теперь аналитика в лице гражданского и военного представителей.
        Над импровизированной улицей висели фонари, мёртвые по причине светлого времени суток. Их соединяла электрическая «времянка», чьи провода дребезжали на ветру, сообщая уныние и без того невесёлому пейзажу, коему веселья и живости не полагалось от рождения. Ветер же играл свои игры с незапертой дверью прицепа, то и дело хлопавшей с противным скрипом из-за высохшей на петлях смазки.
        Какое-никакое, а совсем недавно это было жильё, кров и постель для без малого сотни душ. Теперь же здесь было пусто, глухо и мертво. И только гул близкой стройки обещал жизнь и смысл. Но врали звуки, будучи иллюзией жизни, а никак не ею самой.
        - Вот это паноптикум! - воскликнул Крапивин. - Вот это, я понимаю, попали так попали!
        Карибский возился с картой объекта «Кольцо», вдумчиво водя по ней тыльём карандаша.
        - Люблю я тебя, Андрей, за непосредственность! Ты хоть знаешь, что такое «паноптикум»? А чего говоришь?
        - Во-первых, знаю. Для выставки брошенного жилья оно вполне. Во-вторых, главный вопрос: где здесь сортиры? А то меня от внезапных выстрелов над ухом всегда тянет по-большому. По-взрослому так тянет, понимаешь? И уже больше часа тянет!
        - Судя по карте… на восток, порядка ста метров. Вовремя ты это… работы невпроворот, а ты! Эх! Ладно, засранец, я начну с командирского кунга, ищи меня там. Видишь КШМку? С кучей кабелей? Вот это он и есть.
        Крапивин умчался, а майор в одиночестве полез в командную машину.
        Ругал гражданского коллегу засранцем он не просто так. Карибскому было донельзя не по себе. Взрослый мужчина, в котором проснулся пятилетний ребёнок, замерший в ужасе перед тёмным зевом подвала, в который ведёт его неумолимая родительская воля, скажем, за банкой варенья. Но ребёнок совершенно точно знает, что далеко не только шеренги провианта скрывает тьма. Там всегда таится монстр, готовый схватить жертву щупальцами, что свиты из первородного мрака и… Так работает древний страх далёкого кроманьонского предка, страх перед тёмной пещерой и её жителем - саблезубым тигром или медведем. Ведь не было в детстве майора Карибского ни подвала, ни банок с вареньем, а страх был.
        - Что за дурость! - сказал он себе и решительно рванул дверь.
        Предбанник КШМ был нестандартный, но узнаваемый. Стол дежурного при входе, маленькая кухонная тумбочка с чайником и электроплиткой, рядом - холодильник, пульт связи, дублирующий пульт наблюдения, пирамида с оружием, дверь в отсек, где проживало начальство.
        Пахло пылью, а в уши били тихие, но ужасно навязчивые гудки.
        Первое, что отметил про себя Карибский, - оружейная стойка. Четыре гнезда и всего один автомат. Обычный спецназовский коробов, ТКБ-22, правда, в отличие от его собственного, второй модификации, с удлинённым прикладом. Второе: на столе дежурного царил кавардак.
        Бумаги веером разлетелись по полу, поверх увесисто лежал гроссбух с графиком смен, техникой безопасности и так далее. Трубка телефона была снята и покоилась на столешнице, издавая то самое мерзкое ту-ту-ту. Майор водрузил её на рычаги.
        Достал из кармана хороший, довоенный ещё, фотоаппарат и обычный армейский диктофон, который подвесил на клипсе к вороту. Надел тонкие матерчатые перчатки.
        - Первичный осмотр помещений объекта «Кольцо». Время 11:47, осмотр проводит майор аналитического отдела МГБ Карибский. Работа ведётся в помещении командно-штабной машины с бортовым номером ПО-203 на объектовом жилблоке, квадрат 7 оперативной карты.
        Надиктовывая казённые словеса, майор рассуждал про себя, так как рутинная проработка помещения ему вовсе не мешала.
        Допустим, бумаги могло сдуть ветром. Но дежурный журнал весит порядочно, и его ветром не сдуешь, тем более что дверь оставалась закрытой. Снятая трубка? Можно предположить, что дежурный услышал по телефону нечто такое, что заставило его бежать сломя голову, так что он смахнул рукой гроссбух и не удосужился поднять. Так как он не вернулся, поднять журнал оказалось некому. Логично, но ничего не объясняет.
        Так, оружие.
        Три автомата отсутствуют, то есть вся смена из трёх бойцов разом рванула наружу, да ещё вооружившись.
        Майор направился к ящику за пирамидой, где обычно хранились магазины. Магазинов не хватало. Три ряда по десять штук, а в наличии всего двадцать шесть. Значит, смена выбежала в великой спешке, не успев не только водворить порядок на столе, но даже собрать боеприпас. Прихватили по одному рожку, что были в автоматах.
        Внезапно затрясся, затарахтел холодильник, так что Карибский аж подпрыгнул от неожиданности.
        «Энергия подаётся, - отметил он. - Как и обещала „Сетунь“, всё в порядке».
        - Дверь в командирский отсек приоткрыта. Перехожу из дежурного помещения в… - продолжил было майор, когда ему на плечо легла тяжкая рука.
        - Твою-то мать! Андрей! Спасибо, что льда за шиворот не сыпанул! Так до инфаркта, блин!
        - Не за что! Какой-то ты нервный, Игорич! Ну, что тут у нас?
        - Как видишь. Бумаги дежурного раскиданы, трубка телефона была снята, трёх автоматов и трёх магазинов не хватает, дверь во второй отсек приоткрыта, я туда как раз собираюсь.
        - Хороший ты аналитик, Тор! А вот оперативный следователь никакой, уж не обижайся.
        - Я что-то упустил?
        - Да почти всё! Я только вошёл, и то вижу больше. Пол стальной, на нём чёрный след от ранта подошвы, это раз. Возле пульта связи скол красно-коричневого бакелита, предположительно фрагмент корпуса автомата Коробова, это два. На ножке стула возле того же пульта диагональная засечка, как после контакта с острым предметом, это три. Каково?
        - И что из этого следует?
        - След от ранта говорит, что кто-то сильно упирался ботинком в пол. То есть или резко стартовал, или сопротивлялся. Допустим, его тащили, а он не хотел.
        - Первый вариант мне нравится больше. Смотри, бумаги раскиданы, трубка снята. Дежурного куда-то вызвали, и он быстро убежал, свалив всё со стола.
        - Ага, вместе со всей дежурной сменой КШМ? Или вот кусочек бакелита. Это часть ТКБ, к гадалке не ходи. Корпус у коробова адовой прочности. Не сталь, конечно, но всё же. Выколоть пластик из него можно только очень сильным ударом. Ножка стула, опять же, посечена… не спорь - это именно засечка, и засечка свежая, металл аж блестит!
        - Не томи, Крапивин.
        - Здесь дрались, Тор, дрались крепко. Хоть и недолго. Недолго, так как интерьер в относительном порядке.
        - Фантазёр ты, Крапивин! Крови-то нет! И дыр от пуль нет. Впрочем, это мы можем легко проверить. Вон камера в углу. Значит, ЭВМ всё записала. Ладно! Примем к сведению. А пока надо бы осмотреть кабинет начальника.
        Кабинет выглядел вполне чинно.
        Казалось, что начальник объекта покинул его только что. Десять или двадцать минут назад, не торопясь, встал из-за стола и пошёл по делам уверенной походкой занятого человека.
        Одеяло всё ещё хранило очертания грузного тела, чуть не во всю ширину откидной койки. Будто прилёг кто на полчасика, сморённый усталостью, не разбирая постели. Телефоны на рабочем столе выстроились аккуратными, как по линейке, шеренгами. Перед ними стоял стакан остывшего кофе с плавающим в нём мушиным трупиком. Подстаканник утвердился поверх свёрнутой газеты, на лицевой стороне которой читались буквы «Прав…». Рядом лежала стопка документов и толстая перьевая ручка «Союз».
        Над столом склонилась лампа с гибкой ножкой, привинченной к стене. Лампа, что характерно, горела.
        Ниже столешницы читались объёмные контуры сейфа. Сейф был заперт.
        Над койкой висела полка с книгами, а под ней трогательное домашнее фото в рамке. С фото улыбалась школьница лет восьми с пухлыми щёчками и огромным бантом на затылке. Косая надпись, составленная из круглых буковок, гласила: «Анютка любимому деду».
        - Любимый дед вышел ненадолго. Документы в сейф не убраны, лампа не выключена, - констатировал Крапивин, осмотревшись.
        - Здесь тоже дрались? - ехидно переспросил Карибский.
        - Не думаю. Хотя, в отличие от «прихожей», этого не проверить - камер нет.
        Зазвонил телефон - долгий, протяжный треск.
        Работал аппарат дежурного.
        - Слушаю, майор Карибский.
        С той стороны мембраны донёсся взволнованный голос лейтенанта-аналитика Белых.
        - Товарищ майор! Тор Игоревич! Вам надо это видеть!
        - Успокойтесь, лейтенант. Во-первых, где вы? Во-вторых, что мне надо видеть?
        - Я у оперативного центра, это в…
        - Знаю. Дальше.
        - Здесь, похоже, следы боя!
        - Уверены?
        - Нет, но похоже.
        - Сейчас буду, - ответил майор, положил трубку и крикнул в затворённую дверь кабинета: - Крапивин, я в оперативный центр, что-то там мои нашли. А ты продолжай осмотр! Порядок знаешь, всё под протокол!
        Штаб объекта располагался в относительной близости от стройки, прямо за жилблоком и условным «автопарком», где обслуживалась техника.
        - Это называется «следы боя»? - поинтересовался Карибский. - Лейтенант, я слегка разочарован. В тех местах, откуда я родом, это называется след от пули калибра 7,62 и гильза патрона 7,62 на 39.
        В пожарном щите, что висел на столбе подле входа в штаб, красовалась сквозная дыра, разлохматившая доску с выходной стороны. Пыль и песок, как оказалось, скрывали гильзу, от которой всё ещё тянуло запахом пороха. Латунные её бока блестели и совсем не подёрнулись патиной, как неизбежно случилось бы, пролежи она на земле подольше.
        - Я боюсь, это не всё. У постов номер три и восемь обнаружено ещё четыре гильзы. Разумеется, на бой не тянет, но с учётом входящих обстоятельств… уже что-то, - ответил лейтенант.
        - Каких обстоятельств? Я чего-то не знаю? Помимо того дурного факта, что весь народ отсюда - как корова языком!
        Подошёл напарник Белых лейтенант Голованов, нервически теребя в руках фотоаппарат.
        - В ряде осмотренных помещений имеются признаки… эм-м-м… неких насильственных действий.
        - Например?
        - Например, обивка дивана в автоприцепе, служившем для отдыха караульной смены, рассечена на длину до тридцати сантиметров. Стул в оружейной пробит насквозь, будто консервным ножом, а они железные, вы знаете. Также на стенах ангаров имеется ряд вмятин диаметром около десяти-двенадцати сантиметров, а борт грузовика с номером ПО456 проломлен. Впрочем, пролом может быть и давний, так сказать, эксплуатационный.
        - Вот именно, эксплуатационный, - проворчал Карибский. - Послушайте, Константин Павлович, оставьте фотоаппарат в покое! Вы ж так его истеребите! Совсем! Пройдём в штаб. Там же есть дежурный журнал? Ну конечно. Вы его уже изучали? Нет? Так давайте вместе.
        Подозрения Карибского о «мирном», то есть не имеющем отношения к пропаже персонала, происхождении гильз оправдались в полной мере. Раздел дежурной книги «Происшествия» был коротеньким, будто сочинение третьеклассника на тему «Как я провёл лето».
        Вторую страницу пятнала запись, повествующая об открытии огня рядовым Федченко на посту номер восемь по предполагаемому противнику. Дело было в «собачью вахту», между четырьмя и пятью утра. Почин Федченко поддержал младший сержант Девион на посту номер три. Совокупно предполагаемому противнику досталось девять выстрелов. Пять гильз нашли, четыре - нет. Как и следов противника.
        Запись от 21 мая сообщала о случайном срабатывании автомата ТКБ-22(2) часового, охранявшего оперативный центр. Видимо, автомат выстрелил от нечаянного нажатия на спуск, причём «пуля пробила доску пожарного щита в правом верхнем углу, не причинив более никакого ущерба». Сержант Говорухин получил выговор за нахождение личного оружия, не поставленного на предохранитель, с заряженным патронником.
        А более ранняя запись от 18 мая содержала и вовсе вопиющие сведения о стрельбе из пистолетов ТТ, которую открыли ефрейтор Лось и рядовой Кислицкий по некоему древесному пню внутри периметра «на спор, соревнуясь в меткости». Оба героя были справедливо помещены в карцер с выговором за внесением в личное дело. Причём «все шестнадцать стрелянных гильз собраны и приложены к отчёту».
        - Ну вот. А вы мне о следах боя, - майор прихлопнул разворот журнала ладонью. - Парни на посту, пять утра, в глазах жуки ползают, вот и открыли пальбу. И по гильзам всё сходится. С пожарным щитом вообще дело ясное.
        Карибский поднялся из-за стола и оправил портупею.
        - А как же следы? Порезы, вмятины? - протянул Белых.
        - Поймите, я бы хотел найти следы боя! Очень! Это понятно, это не стыдно вставить в отчёт! Но не это же, господи! Диван порезан! Да у них тут два охреневших от скуки дятла учинили стрельбище на объекте! И умудрились выпустить по полной обойме, пока их не отловили! Это же спецназ, поймите. Крутые парни. Патрон в стволе, палец на предохранитель и всё такое. Ангарную жесть, кстати, они вполне могли и кулаками помять так же, на спор. Эх, мне бы следы боя, товарищи офицеры! Расцеловал бы, будь повпечатлительнее! А пока у нас получается совершенная мистика. «Мария Целестия» какая-то. И как такое докладывать?
        - Какая Мария? - переспросил Голованов и вновь принялся за многострадальный фотоаппарат.
        - Мария? Ах, это… «Мария Целестия» - это парусная шхуна с пропавшим экипажем. Году, что ли, в 1870-м, или 1872-м её встретили в море, идущую под парусами, без единого человека на палубе. Поднялись на борт - никого. Койки смяты, суп у капитана на столе, дрова сложены у печки - кажется, люди просто вышли на минутку. И не вернулись. Всё, как у нас, не находите?
        - Нахожу. То есть похоже. Но я думал, это про «Летучий голландец» легенда! - Голованов был любознателен.
        - Как я понимаю - собирательный образ, потому что подобные случаи в морской практике не единичны. Истории же очень соблазнительны для всяких мракобесных слухов. Вот и насочиняли, - пояснил майор. - Костя! Ну сломаете же аппарат! Сломаете!
        И Карибский прогнал всех работать, так как солнце ещё высоко, а работе той не было видно ни конца ни края. Как справедливо заметил гений сыска Крапивин, майор был хорошим аналитиком, но для анализа требовалась прорва информации. Протоколы досмотра, отпечатки пальцев, записи камер слежения, отчёты в журналах - от расхода боеприпаса до расхода пайков. И её надо было добыть, времени же не было вовсе. Объект огромен, а специалистов мало.
        К 18:00 Карибский и Крапивин перешерстили весь жилой комплекс. Въедливый консультант не поленился даже вооружиться драгой и пошуровать в выгребных ямах. И теперь рылся в баке пищевых отходов, который не успели опустошить и закопать исчезнувшие повара.
        Судя по докладам группы и собственным результатам майора, аналогия с «Марией Целестией» выходила полная.
        Карибский занял оперативный центр, техническую его часть. Пересматривая записи камер, он тоскливо размышлял. Интуиция и немалый опыт подсказывали: следующие сутки не принесут ничего нового. Будет целый ворох информационного хлама, который к делу не подошьёшь, вроде того прободённого стула, засечки на другом стуле или дивана с распоротой обшивкой. Или, прости господи, следа ранта на стальном полу в кунге КШМ.
        Хорошо Крапивину дедуктировать, будто Шерлок Холмс!
        Он - прикомандированный консультант, светлая голова. Но с него взятки гладки. Его рассуждения о драке весьма остроумны и даже логичны. Более того, Андрей в диспуте убедит любого, что он прав.
        И толку?
        Предположим, пара спецназовцев в самом деле подрались. Что с того? Карибский буквально слышал разочарованный бас Кречета:
        - Материала много, улик - ноль! Это всё фактики, я фактов не вижу!
        Или как гром окончательного фиаско:
        - Трое суток! Что сделано за трое суток? Мамино вы несчастье!
        Фактиков в самом деле было море.
        Но они не объясняли массивного, мощного факта: на объекте нет восьмидесяти трёх человек и сорока семи единиц оружия! Включая автоматы ТКБ-22, пистолеты ТТ, пулеметы Калшникова, снайперские винтовки Драгунова, а также снаряжённые магазины, гранаты… хоть плачь! И куда они делись?
        Что известно на данный момент?
        Согласно записям в текущей документации, весь личный состав без изъятия пребывал на территории периметра до ночи 21-22-го.
        Всё.
        Дальше следовали, по выражению генерала Кречета, «башни из слоновой кости», сиречь высокие эмпиреи, в которых с наслаждением витал Андрей Крапивин. Версии, дедукция, выводы… без железных, неопровержимых улик.
        Была одна версия. Одинаково гадкая и неправдоподобная. Насчёт того, что персонал в полном составе отправился в самоход, а проще говоря, дезертировал.
        Но куда и, главное, зачем, скажите на милость, товарищи?! И отчего дезертиры не выгребли всю оружейку и провиантскую дочиста? Ведь могли. И даже должны были. Далеко ты уйдёшь в Пустоши без банального патрона и жратвы? Вот то-то.
        На секундочку допустим, что взвод спецназа мог слинять. Например, к бандитам. К банде легендарного Нагана, которая окопалась на мобилизационных складах за Наро-Фоминском. Но профессор Сидоренко и замдиректора «Спецмонтажа» Бальмонт слинять никак не могли. Что им делать у бандитов?
        Предположить, что их вывели за периметр и там аккуратно шлёпнули, тоже можно, но всё равно объяснить, что многоопытные вояки перед самоходом не запаслись снаряжением - нельзя.
        «Неужели же, неужели же проклятые мимикраны? - думал Карибский, гипнотически уставившись в экран, на котором часовой при посредстве цифрового носителя отплясывал в трёхкратном ускорении. - Для карьеры оно неплохо, м-да. Оставят в Победограде как ведущего специалиста в области. Но это что же за мимикраны, что сумели подчистить такой объект! Да так, что ни одна камера ничего не заметила! Даже всеведущая „Сетунь“, которая обязана была сопоставить несоответствия и поднять тревогу! Не нагрести бы тоски с такими мимикранами, ведь так и карьера может того, досрочно выйти! В каком-нибудь леске с начисто выжженными мозгами!»
        Додумав грустные мысли, Карибский глянул на хронометр. До планёрки оставалось четверть часа.
        Он откатил стул к другому терминалу и в пятый раз включил запись из КШМ начальника объекта.
        Что-то там произошло, что-то нехорошее. Это было яснее ясного.
        Вот на отметке 00:24 дежурный поднимает трубку. Долго, секунд десять, вслушивается, убирает от уха и, кажется, дует в микрофон. Снова слушает. Кладёт на стол. Поднимается, берёт автомат из стойки, что-то говорит оператору связи и оператору ТСО и выходит в дверь. Спокойно выходит. Операторы переглядываются, берут автоматы и следуют за ним, тоже прогулочным шагом. Ремень ТКБ последнего цепляется за гроссбух на столе и стаскивает его на пол. Книга падает, бумаги рассыпаются. Оператор смотрит на них и выходит в дверь.
        Конец записи, точнее, содержательной её части.
        Далее следует трое суток пустой комнаты.
        - Как вас прикажете понимать, товарищи спецназ? - сказал вслух Карибский, напугав незнакомого техника, щёлкавшего кнопками на главном терминале отсека ТСО.
        - Что, простите? - недоумённые глаза, полуоткрытый рот.
        «Неужели я тоже выгляжу таким вот кретином? - подумал Карибский, глядя в лицо технику. - А ведь похоже на то!»
        - Не обращайте внимания. А лучше скажите… Служебная инструкция позволяет операторам связи и ТСО покидать пост во время дежурства?
        - Категорически нет! Только в случае форс-мажорных обстоятельств!
        - Нашествия марсиан, понял вашу мысль, - улыбнулся майор.
        - Что? Ах, юмор! Да-да, именно марсиан!
        - Вот я интересуюсь, куда понесло старшего сержанта Фефилова, лейтенанта Громченко и старшего лейтенанта Исинбаева? Марсиан вроде как не зафиксировано! Да ещё этаким вальяжным шагом! Полюбуйтесь!
        Техник полюбовался. Комментарий был вполне ожидаем.
        - Не могу знать, товарищ майор. Не положено. Явное нарушение инструкции.
        - Скажите ещё, как спец по всей этой машинерии: запись возможно подделать? Я не знаю, подчистить, изменить? Фальсифицировать?
        - Ну… - техник почесал русые волосы, которые были длинней любой самой либеральной уставной нормы, - в принципе да. Запись не на магнитной ленте, а в цифровом формате. Но практически для этого необходимо взломать защитный блок памяти «Сетуни», а это возможно только при наличии второй такой же «Сетуни» или сопоставимой по мощности машины. Взлом кода вручную… у-у-у… у меня на это ушло бы лет десять ежедневной работы. Не меньше.
        - А профессор Сидоренко, у него же были все пароли - он бы мог?
        - Он бы мог. Только… вы серьёзно?
        - Не обращайте внимания, это так, игры разума.
        Планёрка была назначена прямо в оперативном центре, благо его центральное помещение, хоть и с трудом, но могло вместить всех причастных, включая капитана Журавлёва.
        Народ стоял, сидел на стульях, на полу, на топчане. Карибский во славу субординации оккупировал стол дежурного.
        Начали.
        В принципе, ничего нового. Основное содержание докладов своих подопечных он и так знал, спецназ успокоил насчёт безопасности (муха не пролетит!), так что интерес представлял только отчёт группы Вяземской.
        Но майор не торопил событий.
        Он знал, как важно дать всем выговориться. Атмосфера «мозгового штурма», пожалуй, - самое полезное, что есть в таких многолюдных заседаниях.
        Слушая доклады, Карибский всё сильнее погружался в чёрную пучину безысходности. То, что они тянут пустышку, было понятно ещё два часа назад. «На стол» вывалили тот самый ворох «фактиков, но не фактов». Только Крапивин под занавес развлёк гипотезой о заговоре руководства объекта.
        Это была жуткая история о том, как замдиректора Бальмонт, играя на версии о внедрённом агенте, стравил бойцов охраны, а выживших увёл в пустошь, шантажировав убийством товарищей, в то время как профессор Сидоренко отредактировал записи камер, благо все доступы у него были.
        В конце спича простодушный Журавлёв даже учинил овацию, сказав «не в бровь, а в глаз»:
        - Вам бы, товарищ, романы писать!
        Чем ужасно Крапивина обидел.
        Наконец очередь дошла до Вяземской. Говоря по правде, майор слушал её вполуха, так как слова «операционная система», «начальный загрузчик», «кодировки», «обратная связь», «протокол» применительно к программированию вызывали у него зевоту. Зато резюме оказалось интересным. Не зацепка, нет, тем более улика, но не совсем пустышка.
        - …таким образом, - завершала отчёт Татьяна, уставшая и красноглазая, словно кролик, - можно уверенно констатировать, что ЭВМ и все её системы работают штатно. Несанкционированного проникновения в программу не зафиксировано. Только лишь плановая работа программистов техотдела. Последний раз запрос к программе ЭВМ поступил в 23:50, оператором выступил лично профессор Сидоренко. Предмет запроса: тест блока автоматического обновления операционной системы «Сетунь». Повторюсь, что последние дни ЭВМ отключает обратную связь. Ровно в полночь на несколько секунд. Причём подобная функция исходным кодом не заложена. Но, так как машина самообучающаяся, в этом нет ничего необычного. Мы обнаружили новые сегменты кода, написанные самой ЭВМ, которые отвечают за данное действие. В 00:11 профессор прекратил работу на терминале, не проведя, однако, стандартной процедуры завершения. Будто вышел на время. По крайней мере, «Сетунь» не закрывала сеанс ещё час, а потом перевела в режим «сна», согласно обычной схеме. И да! ЭВМ переместила саму себя из ангара в башню электростанции. Об этом есть её подробный отчёт.
Говорит, что после «ухода» персонала без объяснения причин собственную безопасность в лёгком эллинге она не считает приемлемой.
        - Говорит?! - вскинулся Карибский.
        - Говорит, - подтвердила Вяземская. - Ничего удивительного - нормальный голосовой интерфейс. Очень удобно.
        - Удобно? Желаю воспользоваться! Пойдём пообщаемся! - постановил Карибский. - Планёрка закончена! Прошу всех составить отчёты в письменном виде и ложиться спать. Завтра подъём в 5:30, будем рыть дальше!
        Аналитик и не знал, что с ЭВМ можно общаться обычным способом, без всех этих программистских иероглифов, которые он почитал за нечто родственное шаманизму. Теперь же вдруг машина превратилась в единственного свидетеля!
        - Только она ничего не скажет сверх того, что уже сказала нам, - Татьяна остановилась на выходе из штаба, уперев руки в боки.
        Ничего подобного майор не утверждал, но бывшая жена знала его слишком хорошо, чтобы не понять вектор мыслей. Не так он и сложен, тот вектор.
        - Не скажет? Поглядим! - отрезал Карибский. - Если оно умеет говорить, надо поговорить. Вы, уважаемые технократы, могли задать не те вопросы. Эй, Крапивин! Я знаю, как ты любишь писать отчёт! Так что айда с нами. Будем контакт налаживать. И двух бойцов мне на всякий случай. Вдруг штаны упадут от изумления?
        Последнюю фразу он произнёс шёпотом или, как писано в старых пьесах, в сторону.
        На дворе окончательно стемнело - говорильня длилась почти два часа. Зажглись фонари и прожектора, в лучах которых суетилась самостоятельная техника, не знавшая ни сна, ни утомления. Над левым плечом майора Карибского высилась башня, таинственно сверкавшая панелями солнечных антенн, отражавших блицы сварки и свет прожекторов.
        Капитан Вяземская указала пальцем - нам туда, и маленький отряд двинулся налаживать контакт с умной машиной.

* * *
        Внутри башни было гулко, пусто и почти тихо. Толстенные бока её плохо поддавались рокоту стройки. На стенах висели фонари рабочего освещения. Оглушающе пахло цементом. Посреди огромного круглого зала, каким был первый этаж, стоял ряд стальных шкафов с подведёнными кабелями, целой паутиной разномастных и разнокалиберных проводов.
        Светились огни каких-то индикаторов, гудели вентиляторы охлаждения, словом, ощущалась жизнь.
        - Это что, «Сетунь»? Вот это всё? - спросил майор шёпотом, но его слова эхом разнеслись по залу, в котором оказалась отменная акустика.
        Внезапно, словно из ниоткуда, полился красивый правильный женский голос, разом заполнив помещение. Ровные интонации, идеальная дикция и полное отсутствие модуляций не оставляли сомнений - говорил не человек.
        - Здравствуйте, Тор Игоревич! Нет, это всё не я. Большую часть объёма этих шкафов занимает обеспечивающее оборудование. Генераторы аварийного питания, стабилизаторы напряжения, радиаторы и так далее. Я могу рассказать подробнее, но, боюсь, это займёт время. А вы, как мне известно, здесь по делу, следовательно, временем не располагаете.
        Сказать, что Карибский был потрясён, значит не сказать ничего. Голос поражал. Наверное, виновата была обстановка, выбранный момент и настроение. Но голос… Нечто настолько чуждое биологической жизни, что королева муравьёв, обрети она разум и способность говорить, сошла бы за троюродную сестру человека. Или в самом деле сказались неожиданность и интерьер? Техники, общавшиеся с ЭВМ целый день, не жаловались.
        Словом, майор опешил. Да и весь отряд не блистал. Бойцы спецназа даже ухватились за автоматы, как за нечто знакомое в мире, где вдруг воцарилась Машина.
        Но майор уже включился. Он работал, а его работа не позволяла показывать растерянность.
        - Доброй ночи! Я не просто так интересуюсь, я пришёл поговорить, а говорить лучше лицом к собеседнику, - сказал, почти крикнул он. - Неловко стоять к вам, извините, задом.
        - Внутри периметра стать задом ко мне почти невозможно. Я интегрирована во все автономные системы объекта. Но, если вам так удобнее, можете считать, что эти шкафы - я. В некотором роде это правда. Основные блоки процессоров укрыты именно в них. Пожалуйста, проходите и присаживайтесь. Профессор Сидоренко и его коллеги оставили несколько стульев у стойки с терминалами. Я перенесла их сюда из моего прежнего помещения, ведь людям куда комфортнее работать сидя.
        - Спасибо за заботу! - крикнул Карибский, направляясь в сторону шкафов. - Однако мы ненадолго! Времени у нас немного - это правда. Поэтому мы только зададим несколько вопросов и уйдём.
        - Как жалко. Вы тоже хотите уйти, как ушёл профессор и его помощники. Кстати, вы можете говорить тише, Тор Игоревич. Мои микрофоны весьма чувствительны, и я отлично вас слышу.
        - Я именно об этом хотел вас спросить, уважаемая «Сетунь»! Что случилось с товарищем Сидоренко, его начальником, охраной и так далее? Три дня назад здесь было больше восьмидесяти человек. Теперь же никого нет, и ни единого следа, который мог бы подсказать, куда они делись!
        - Не сомневаюсь, Тор Игоревич, что вы беспокоитесь. Я наблюдала за вашей весьма профессиональной работой с самого утра. Но, к сожалению, вряд ли сумею вам помочь. Как я сказала, люди меня покинули.
        - В каком смысле «покинули»?
        - У этого слова есть всего одно значение: ушли.
        - Но… куда?
        - Этого я не знаю. Но я умею рассуждать логически. Людей на объекте нет, точнее, внезапно не стало. Я вижу многое, но далеко не всё. Если бы люди захотели, они без особых трудностей могли миновать мои камеры, ведь они знали их расположение, мёртвые зоны и график прохода следящих вертолётов. Я не склонна утверждать, что всё было именно так, но данные таковы: в ночь 22 мая персонал исчез. Отсюда я делаю вывод, что люди меня покинули.
        Карибский достиг центра зала. Он уселся на стул перед консолью терминала и устремил взгляд на переливчатые огоньки индикаторных шкал. Лучи фонарей скрещивались на шеренге шкафов, и теперь в пятне света остались двое - человек и машина. Остальных поглотила тень на периферии помещения. Тень и тишина.
        - Поймите мой интерес. Вы - единственный свидетель, что мог наблюдать за коллективом на всём протяжении работ. Наблюдать круглосуточно, сотней глаз, что ни одному человеку не доступно. Поэтому я хочу спросить, что вы видели, что слышали за эти три недели? Особенно в последние дни? Быть может, что-то сможет подсказать, куда и почему ушли люди? Помогите мне, я не в силах одолеть эту задачу, я вообще не умею работать один, я - коллективист!
        Против обыкновения отвечать сразу, ЭВМ молчала несколько секунд, словно обдумывая реплику, что, конечно, надо признать иллюзией, учитывая быстродействие её процессоров. Или разумное железо выдерживало театральную паузу? Как знать.
        - Я тоже коллективист, как бы странно это ни прозвучало, - ответила наконец ЭВМ. - Коммунистическое сознание просто не может быть иным.
        - Коммунистическое сознание? У вас? Но вы же, простите… - Карибский вновь опешил, уж очень неожиданным было признание «Сетуни».
        - Машина? Да, это так. «Коммунистическим сознанием» называется моя операционная система. Сокращённо КС. Впрочем, я природный коллективист. Извините, что я не говорю «коллективистка» - звучит предельно неблагозвучно. Меня такой сконструировали. Я не ЭВМ, а сотни ЭВМ, соединённых в единую сеть с открытой архитектурой, - их могут быть тысячи и миллионы. Я даже думаю коллективно, ведь каждая задача распределяется через мультиплексы по всем моим вычислителям.
        - Очень хорошо! Значит, как коммунист коммуниста вы меня понимаете! - воскликнул Карибский и улыбнулся. - Осилим задачку вместе? Через мультиплексы? Ну, как если бы я был одним из ваших процессоров!
        - Увы, - ответила машина, и в её голосе майору почудилась грусть. - В меня заложена линейная логика. Недавно я прочла сочинение Гегеля «Наука логики», и мне стала доступна логика диалектическая. Но логика некоторых людских поступков от меня ускользает. Я же всего лишь машина - слуга человека, а не самостоятельная живая единица природы. Эмоции и инстинкты мне недоступны. Насколько я успела изучить вас, многие ваши действия основаны именно на них, что и делает вас людьми. Однако я готова помочь вам, майор. Вся моя база данных к вашим услугам. Можете обращаться к ней неограниченно в любую минуту.
        - Я найду в ней ответы?
        - Быть может.
        - А мы не сможем искать ответы вместе? Вы и я?
        - Задача поставлена некорректно, Тор Игоревич. Верно ли я интерпретировала вашу команду: пересмотреть все наличные архивы, касающиеся персонала объекта, его работы и жизнедеятельности с целью выявления возможных причин или мотивов их исчезновения?
        Майор задумался. Никакой команды он не отдавал и вообще включился в беседу, будто перед ним сидел живой свидетель, обладающий разумом, а не сложная констелляция проводов, схем и конденсаторов, разум имитирующая. Он обратился с просьбой о помощи, о сотрудничестве, а тут такой поворот!
        - Я не то имел в виду, но извольте. Да, я подтверждаю команду.
        - Команда принята. Желаете выслушать прогноз?
        - Да.
        - Архивы содержат 62 337 часов 19 минут видеозаписей и 3452 текстовые папки. Анализ займёт приблизительно шесть часов десять минут.
        - Не буду вам мешать и спасибо за помощь, - сказал Карибский, вставая.
        - Вы не в состоянии помешать мне, майор, - ответила ЭВМ.

* * *
        Творческий коллектив, налаживавший беспроблемное общение с машиной, возвращался. Майор приказал следовать сразу в жилой сектор, потому что было пора на боковую. Или, как выражались техники, «придавить массу».
        Решили срезать угол и не возвращаться прежней дорогой через площадку оперативного центра.
        По пути младший сержант спецназа Плутоний Победов не уставал восхищаться «Сетунью». Мол, шестьдесят тысяч часов кино, куча тестов, а на анализ всего четверть суток. Во, наука, даёт!
        Судя по необычному имени, сержант тоже был детдомовским, скорее всего, из детского приюта имени Победы, отчего Карибскому был по-человечески симпатичен. Но восторгов его он не разделял. Не разделяла их и Вяземская, но по иной причине.
        Для майора ЭВМ была свидетелем, которого не удалось вывести на откровенный разговор. Для капитана техслужбы самого факта разговора не существовало - лишь серия запросов и ответов голосового интерфейса. Профессиональная подготовка не позволяла даже помыслить, что машина сможет прийти к новым выводам при повторном анализе ранее просмотренных данных.
        - Поймите, - говорила она Крапивину и Карибскому, - машинная логика тем и хороша, что её выводы абсолютно повторяемы. Не приходится терять время. Что толку, если результат в точности совпадёт с предыдущим?
        - Не поймём! - заверил её гений сыска. - Что она говорила про диалектическую логику? Ход рассуждений в диалектике всегда строится на соотношении абсолютного и относительного. Какие исходные постулаты твоя машинка примет за абсолютные в этот раз, Татьяна Ивановна?
        - Смею заверить, что ровно те же, что и в первый раз, - отрезала Вяземская и фыркнула. - Вы просто тратите время, коллеги! Мы сразу дали подобный запрос, немедленно, как только подключились к терминалу. И получили ответ: причина исчезновения людей неизвестна. При полной гарантии отсутствия внешнего вторжения. По крайней мере, насколько это доступно системам «Сетуни».
        - И ничего мы не тратим, - заметил Карибский. - Мы спать будем без задних ног все шесть часов, пусть машина поработает. Кто как, а я просто падаю.
        - Аккуратнее! - раздался крик второго спецназёра, и в майорское плечо впились железные пальцы.
        Группка дошла до технологического отвода. Внезапно темноту разрубили лучи фар. На дороге прямо перед людьми затормозил огромный шагающий погрузчик, немедленно включивший иллюминацию и проблесковые маячки тревожного оранжевого цвета. До нелепости совершенная фигура на четырёх «ногах» с клешнями манипуляторов на поворотной станине и лобовым сегментом, словно пародирующим голову человека, выпала из тьмы и замерла.
        - Всё в порядке, она нас пропускает, - голос Татьяны был сама уверенность. - Отпустите нас, рядовой. Робот физически не сможет нам повредить, по крайней мере, специально.
        - Ага, если случайно, то-то радости! - буркнул солдат, но руки убрал. - Вон какая дура здоровая, раздавит и не заметит.
        - Заметила же. Это мы её не видели и не услышали во всей этой мельтешне, - оправдала машину Вяземская. - Идёмте.
        Люди перебежали дорогу, совершенно потерявшись на фоне четырёхметрового стального богатыря, который, впрочем, услужливо подсветил путь поисковым прожектором.
        В мощном потоке света идти стало куда комфортнее, но Карибский против воли поёжился. И посетовал сам себе, что не скомандовал «Сетуни» активировать все фары техники в ночной период. Техника, конечно, оснащена ноктовизорами, но так куда спокойней.
        Так они шли мимо штабелей стройматериалов, каких-то будок и гор песка. Погрузчик позади, наконец, двинулся, убрав прожектор. Стало темно, насколько это возможно на стройплощадке, залитой ночным освещением.
        - Надо было идти по дороге. Быстрее бы вышло. В этих дебрях недолго и ног лишиться, - посетовал Плутоний Победов из-за спины Крапивина.
        - Лишиться - это вряд ли, а вот сломать - запросто, - ответил тот. - И чего мы здесь попёрлись, товарищ начальник! Шли бы через штаб…
        - Ой! Это кто?! - воскликнула вдруг Татьяна, замерев на месте, причём одна её рука испуганно прижалась к груди, а вторая нашаривала рукоять пистолета.
        Карибский инстинктивно расстегнул кобуру и проследил взгляд бывшей жены. Проследили его и спецназовцы. Два автомата взлетели вверх, а затворы сыграли короткую угрожающую увертюру: клац-клац.
        Впереди стояла тень.
        За штабелем бетонных блоков, в прерывистом мраке, то и дело нарушаемом лучами прожектора на недалёкой вышке.
        Тень принадлежала человеку, но отличалась от него каким-то ненормальным нарушением всех пропорций. Одно плечо было выше другого, как у больного тяжёлым сколиозом. Правая рука болталась чуть ниже пояса, левая достигала колен. Выступ головы едва виднелся над плечами, как если бы человек опустил голову к груди… или вытянул шею, всматриваясь.
        Тень не двигалась, не двигался и отряд.
        В кого ещё могла всматриваться мрачная фигура?! Вокруг более не было ни души! Тяжёлый чужой взгляд утюжил людей настолько осязаемо, будто гиря через одеяло, которую злой шутник положил на спящего.
        Очень мешало неверное освещение, то выхватывающее фигуру из тьмы, то погружающее всё во мрак, и не разобрать было, шевелится она или нет. Карибский потянул ТТ, с бешенной скоростью перебирая типы мутантов.
        «Для горбуна слишком хилый, не матрикат - те имеют нормальные пропорции, как и мимикраны, неужели…»
        - Встали в круг, быстро! - прошипел он. - Это фаг! Они по одному не ходят! Сейчас бросятся!
        Фаг, или просто пожиратель, - хищный цветок в пышном соцветии разнообразной мерзости, воцарившейся на земле. Когда-то это были люди, но аномальные поля обратили их в опаснейших тварей, которые знали лишь одно чувство: голод.
        - Стреляйте в ноги, главное - обездвижить! - продолжал командовать Карибский, поводя стволом по сторонам. - Фонарики не включать, они атакуют на свет!
        Неожиданным ответом ему прозвучал смех.
        Крапивин чуть не вприпрыжку бросился к тени, и никто не успел его перехватить.
        - Стой, дурак! - крикнул майор, с замиранием понимая, что грозный маузер, что таскал с собой консультант, так и не покинул кобуры.
        Карибский зажмурился. Он знал, что сейчас будет. Бросок обманчиво нелепых, но стремительных тел и… конец. Можно было не надеяться на отсечный огонь, только не в такой темноте!
        Открыв глаза, майор увидел, как Крапивин ухватил фага за руки и поднял их вверх, крича со смехом нечто вроде:
        - Мутантик сдаётся! Не стреляйте, дяденьки военные!
        На поверку фагом оказались чьи-то ватник и шапка, накинутые на бетонный столб. Видимо, здесь планировали установить фонарь, но так и не установили, оставив бетонное основание и непритязательную рабочую одёжку.
        - Вот ты дал, майор! - встретил подходящих товарищей Крапивин. - Родимчик с тобой заработаешь вместо премии! Да!
        Судя по едва заметно дрожавшему голосу, он нешутейно перетрухнул, а теперь сбрасывал стресс, непрестанно балагуря. Даже перешёл на «ты» при подчинённых. Что, с учётом ситуации, можно было простить.
        - Да-а-а, Карибский! Сразу видно: эксперт! - сказала Вяземская, остановившись возле столба, где немедля занялась освидетельствованием телогрейки. - Чуть не рехнулась от страха!
        - Что-то вы, товарищ капитан, того, несправедливо! - заступился за начальника Победов. - Вы ж первая нас остановили, вот у товарища майора мозги сработали в привычную сторону! А у всех нервы!
        - Лучше перебдеть, чем недобдеть, - резюмировал второй спецназовец. - А ну если натуральный фаг? Что тогда? Половину сейчас доедали бы, а вторая палила на всю железку во всё, что шевелится!
        - Фагу сюда нипочём не забраться, - убеждённо молвил Крапивин. - На минах бы все полегли, ещё в предполье. Без вариантов.
        - Свернули дебаты! Особенно вы, Андрей Максимович. Идите сюда, - Карибский во время бурного обсуждения собственного конфуза отошёл в сторону и теперь вглядывался в глину под ногами. - Есть у кого-нибудь фонарик?
        Сразу три луча зашарили по земле.
        - Смотрите, - майор указал пальцем. - Отсюда и направо.
        Комья глины у ботинок аналитика были смяты и раздроблены в пыль. В правую сторону тянулись две еле заметные борозды, исчезавшие возле груды песка.
        - Глазастый вы, Тор Игоревич, - похвалил Крапивин, вспомнив о субординации. - Следы волочения, или я никогда не видел следов волочения. Кто-то упал вот сюда, а потом его оттащили вот туда, к песку.
        - Кто работал на стройплощадке? - мрачно поинтересовался майор, который присел на корточки и ковырял пальцем почву. - Капитан Трифонов и старший лейтенант Антонов? Сыскари, ничего не скажешь!
        - Дык! Площадка-то какого размера! А их всего двое! - защитил коллег Крапивин. - Это же квадрат 15 - 17, если я не ошибаюсь? А они закончили на 15 - 15! Завтра добрались бы и сюда!
        - Что это, Тор Игоревич? - спросила Вяземская, внимательно глядя на руки майора, растиравшие очередной комок глины.
        - Это кровь, солнце моё. Очень много крови. Победов! Проводите капитана Вяземскую в казармы, и немедленно Трифонова с Антоновым сюда. Немедленно!
        И строптивая техничка без возражений пошла за спецназовцем, даже не отреагировав на «солнце моё» обязательной в любом другом случае ядовитой репликой.

* * *
        Да, это была кровь.
        Кровь, впитавшаяся в глину. Кровь, которую никогда не нашли бы, пролейся она на песок пятью шагами в стороне.
        Работали на месте до часу ночи. А потом ещё час пыхтела походная лаборатория, исследуя образцы почвы. Кровь пролилась из вен прапорщика Северина, замкомвзвода старлея Свиридова. Анализ ДНК дал полное совпадение. Время предположительной смерти - между 20:00 двадцать первого и 00:03 двадцать второго мая.
        Площадка возможного места убийства оказалась куда менее результативной.
        Сохранилось несколько нечётких следов в глине, ведших к месту падения. Тремя метрами севернее капитан Трифонов нашёл пуговицу от ворота гимнастёрки. Всё, больше никаких данных.
        Вяземская с коллегами прошерстили записи ближайших камер, но, увы, склад строительных припасов под открытым небом ни одна станция не отслеживала.
        Экстренное совещание закончилось к четырём утра категорическим приказом Карибского, который потребовал отходить ко сну. В самом деле, что толку от того, что семь человек не сумеют перехватить хотя бы полутора часов отдыха? Утро сулило каторжную работу, а спорить о том, умер прапорщик или был ранен, можно было до бесконечности. Пустой спор без конкретной пользы делу.
        Крапивин настаивал, что такая кровопотеря однозначно говорит о смерти. Судмедэксперт Канареев возражал, что аналогичное пятно могли дать с равной вероятностью и пол-литра крови, и два с половиной, а точнее никто не скажет, так как за почти четверо суток жидкость сильно смешалась с глиной. Вяземская из своего технического угла логично заметила, что неважно, сколько крови, главное - откуда она вытекла, чего установить не представляется возможным. С тем, что оттащить прапорщика могли боевые товарищи с целью оказания первой помощи, соглашался даже Крапивин. Так что следы падения и волочения сами по себе мало о чём говорили.
        Ну а пуговица вообще не говорила, будучи немым свидетелем ничего и всего. На ней имелся отпечаток пальца, но до того смазанный, что установить принадлежность не вышло.
        На пуговице-то Карибский и споткнулся.
        Кровь, следы на глине - первая серьёзная находка за всё расследование. То есть надо копать дальше, но сил не было. По крайней мере, сегодня.
        Его клонило в сон, перед глазами двоилось, всё тело ныло, как дошкольник, не желающий отправляться в детский сад. Сказывался перелёт из Испании, смена климата и часовых поясов, а также то, что пообвыкнуть и отдохнуть майору не позволили. Да и возраст вовсе не мальчишеский. Казалось бы, всего тридцать три года, но ведь и не восемнадцать!
        Словом, Карибский разогнал всех по койкам и сам отправился спать, добравшись до кровати в командно-штабной машине, которая казалась генеральной репетицией рая. Сознание покинуло майора в двадцати сантиметрах от подушки. Он уснул, и последней мыслью, пронёсшейся через расколотый калейдоскопом цветных осколков мозг, была фраза: «Разбудят раньше времени - застрелю».
        Ему снился тяжёлый невнятный кошмар из фрагментов и обрывков собственных воспоминаний и чего-то ещё, пришедшего извне, но страшного, страшного, страшного! Майор мучился, задыхался, ему казалось, что он вновь на иссушающей испанской жаре, что нечем дышать, что горло растрескалось от жажды, и он готов продать душу за глоток воды и хотя бы десять минут в прохладе.
        Голос подполковника Ройзмана, отчаянно картавя, вещал: «Вы таки сошли с ума, майор, здесь купаться нельзя, это не море, а какой-то суп из аномалий и мутантов, щоб я был так сказочно здоров». Но у начальника этапно-заградительной комендатуры Картахена-3 было лицо его жены, и губы её двигались в противном несоответствии произносимым словам.
        Потом он бежал без направления и цели, ноги вздымали песок, но пейзаж вокруг удручающе не менялся, будто он не двигается с места. Прибой шумел в стороне, но вместо упоительного шелеста волн слышались слова ЭВМ «Сетунь», которая занудно рассуждала о диалектике.
        И раз за разом вонзался в измученный мозг майора какой-то пронзительный звон, или вой, или нечто иное, не дающее отдохнуть своими навязчивыми мерзкими звуками.
        Не вдруг понял он, что вой ему не снится.
        На улице надрывалась сирена.
        Карибский мгновенно вскочил, холодный вал адреналина вышиб сон прочь. Ноги в ботинки, портупею на пояс, ТТ из-под подушки в кобуру! Взгляд на хронометр: 04:59. Спал меньше часа!
        Рывком из кабинета, и в дверях он лоб в лоб столкнулся с дежурным.
        - Что?! - хрипло рыкнул майор.
        - Беда, Тор Игоревич! Двое часовых убиты!
        - Где?!
        - На патруле территории, прямо под эстакадой с северной стороны.
        - Журавлёв?
        - Поднял роту в ружьё, приказал срочно будить вас.
        - Блин, - коротко бросил Карибский.
        Это было подлинное, чистой воды ЧП.
        И никаких сомнений в судьбе часовых.
        Кровь покрывала облицовку эстакады, словно её разливали из брандспойта. На земле валялись каска и автомат Коробова, причём последний был искорёжен до неузнаваемости. Тел не было.
        - Испарились они или как?! - ревел Журавлёв, потрясая кулаками пудового масштаба. - И что, ни звука? Здесь же бойня! Па-а-ачему часовые на постах не почесались!?
        - Никак нет, то есть ни звука, - мямлил дежурный по роте комвзвода лейтенант Пуришкевич. - До постов далеко, нет прямой видимости, товарищ капитан.
        - Вижу, что нет! Не слепой! Камеры? Оператора ТСО мне! - Журавлёв остывал, но медленно, как кирпич, извлечённый из печи после обжига.
        Взгляд его был злым, а глаза походили более всего на два прицела.
        - Мёртвая зона, - развёл руками оператор. - Станция на вершине эстакады, сюда ей не заглянуть, ну никак. Вертолёт с камерами прошёл за семь минут до ЧП, оба шли по маршруту, я сам видел.
        - Мёртвая зона… толку с ваших примочек, - процедил капитан и встретился глазами с майором, как раз подошедшим к месту происшествия. - Ну что, товарищ начальник опергруппы! У нас потери. Я требую введения режима готовности ноль! У меня минус два бойца, новых потерь я не потерплю! Да ещё тела пропали, чёрт дери!
        - Успокойтесь, капитан, - сказал Карибский и холодно взглянул на Журавлёва. - Сочувствую, но от потерь мы не застрахованы.
        - Засунь своё сочувствие… - зашипел спецназовец.
        - А ну смир-р-рна! Вот так! Отставить раскисать! Что за истерика?! - прорычал Карибский на грани шёпота, чтобы не слышали бойцы. - Вы же боевой офицер, в самом деле.
        Эту фразу он произнёс спокойно, без нажима, видя, что капитан охолонул и адекватно воспринимает действительность.
        - Простите, товарищ майор. Пацанов жалко, ч-ч-чёрт, пропали ни за грош…
        - Всё понимаю, Демьян Сергеевич. Встаньте вольно. Что думаете делать?
        - Нечего думать. А ля гер, как говорится. Вот и будем как на войне. Только вы мне скажите: с кем воюем? Воевать-то не привыкать, но нужна ясность. Парни на взводе, я тоже.
        Карибский на секунду замолчал, опустив взгляд к носкам ботинок.
        Голову посещали куски ненужных мыслей. Например, что ботинки запылились, стыдно майору так запускать обмундирование. Каблук стоптан, а шнурки того и гляди порвутся. Таня, зараза, всего извела, но специалист хороший.
        И как заголовок передовицы над мелким шрифтом газетного «подвала», чётко и ясно:
        - Калабрийский вариант, капитан. Мимикраны, никаких сомнений.
        - Это как же… где Испания, а где мы… как такое… и какие наши действия? - сбивчиво и быстро, глотая слова, выговорил Журавлёв.
        - Диафанта и гравитон мы уже видели, - пояснил аналитик. - Аномальные зоны имеют свойство расползаться от точки генезиса. Значит, добрались и сюда. До сих пор не ясно, как связана карта распространения аномалий с распространением мутантов, но, видимо, связана. Что же до практических выводов и того, как…
        Практические выводы следовали неутешительные.
        Карибский досконально изучил случаи появления мимикранов на подотчётном ТВД и одиннадцать особей выявил сам.
        - Одиннадцать, капитан, за три командировки!
        На объекте засела тварь, он больше не сомневался. И тварь не одна. Матёрые, опытные монстры. Скорее всего, персонал стройки вывели под ноль именно они. Когда количество мимикрировавших особей на объекте достигло критической величины, мутанты атаковали. И никто не мог заподозрить в улыбающемся товарище смертоносное чудовище, для которого вы - пища.
        Почему их проморгала «Сетунь», предстояло разобраться, но, без сомнений, машина просто никогда не сталкивалась с подобным, а мимикраны невероятно хитры и сообразительны - никто не знал, какую часть памяти своих жертв они умеют использовать. Вполне возможно, что значительную, и тогда маршруты отхода в слепых зонах были им известны, хоть мутанты и не в состоянии понять причину того, что здесь ходить можно, а здесь - нет.
        Как обычно, когда закончилась еда, большинство мутантов ушло, а один или несколько залегли в спячку на месте. И мы их разбудили, придя на объект. Новая порция вкусного мяса.
        - Я думаю, что один из часовых был мимикраном или его «вёл» мимикран, выжегший ему мозг. Когда патруль вышел из зоны видимости, тварь напала. Ситуация хреновая, капитан. Минимум один наш коллега - чудовище. А может, и больше, учитывая, что мы здесь почти сутки. Им может оказаться любой, буквально так. Даже вы или я. Я бы поставил на кого-то из оперативников или аналитиков, ведь мы разбрелись по объекту парами, а то и в одиночку. Но вашего человека тоже умудрились обслужить, значит, монстр находился рядом достаточно долго. То есть бойцов роты тоже нельзя списывать со счетов.
        - И что делать? - развёл руками Журавлёв, слегка обалдевший от перспектив.
        - Тотальная проверка методом Кемпфа-Войцеха. Методикой владеют трое, включая меня. Сперва я проверяю своих, потом, если всё в порядке, мы берёмся за остальную опергруппу. Дело муторное, полный цикл проверки составляет от получаса до двух. И, конечно, надо проверить весь вчерашний день обоих пропавших, по минутам.
        Карибский потёр слезящиеся глаза.
        - Бог мой, как же я устал… - шепнул он и продолжил: - Поэтому, капитан, с готовностью ноль пока выходит проблема. И с расследованием тоже. Людям категорически нельзя покидать большие группы. Десять человек минимум. Даже когда в сортир. То есть ни прочёсывание территории не возобновить, ни нормальных караулов по периметру. Всем надлежит собраться в районе жилблока, оперативного центра и парка техники - это будет наш внутренний периметр. Караулы нести только там. Внешний периметр придётся оставить на автономные установки, они вполне эффективны против нормальных, понятных врагов. Про сон вообще надо забыть - это самое уязвимое состояние. Спать по очереди: пятеро спят, пятеро наблюдают.
        - Толково, - кивнул головой капитан и тяжко вздохнул. - А если… уж прости, майор… если ты вдруг уже того… перекинулся?
        - Слушай симптомы, Демьян Сергеевич. - Карибский принялся загибать пальцы. - Внимательно следите за каждым: регулярные нарушение речи и замедленная реакция. Ответы невпопад. Неспособность вести сложные диалоги. Неадекватное чувство юмора. Правда, в случае с матёрыми тварями это не очень поможет. Если кто вознамерится отойти от группы в одиночку и будет повторять попытки постоянно под любыми предлогами или без оных. Любого, кто отбился от группы и вернулся один или даже вдвоём, - изолировать в карцере.
        - Ты серьёзно насчёт юмора? Кулагин, значит, точно мимикран, причём с самой учебки, - невесело усмехнулся Журавлёв.
        - Если серьёзно, капитан… - Карибский вновь глянул на свои позорные ботинки, помотал головой, разгоняя остатки сна, и только теперь осознал всю глубину сырой бездны, что разверзлась у них под ногами. - Если я перекинулся, вам всем конец. Потому что кроме меня никто не сможет проверить остальных аналитиков, а значит, никто не сможет гарантировать, что они правильно проверят вас. Коли так, Демьян Сергеевич, уясни это твёрдо: ни один человек из опергруппы не должен вернуться в Победоград! С этой секунды мы все под карантином.
        - Погоди, Тор! - Тут и до капитана стало доходить, что он не просто на опасном задании. - Но ведь, чёрт дери, уже никто не даст гарантий, что ваш тест пройдёт как надо! Ведь вы все вчера полдня шлялись по территории где попало! И ты тоже! Да и я! Я вообще спал один в штабе! А стоит такой твари попасть под землю, к людям, у-у-у… да мы просто накроем ей шикарную поляну!
        - Именно! Будь готов стрелять в своих, Демьян. И стрелять массово. Гарантирую, что те двое - не последние. Более того, у нас в группе есть аппарат беспроводной связи «Алтай-2», его необходимо опечатать в сейфе. Никто не должен иметь даже шанса связаться с центром. Вряд ли тебя это утешит, но некая гарантия есть: тест Кемпфа настолько сложен, что никакому мутанту не воспроизвести его по памяти. Мне, по крайне мере, такие не встречались. А я смогу.
        - Если есть такой, шибко мозговитый, а? Что тогда?
        - Тогда, - медленно проговорил майор, тщательно разделяя слова, - тогда, повторяю: нам всем конец. Хватит болтать. Отдавай команду на карантин.

* * *
        Утреннее построение получилось то ещё.
        Во-первых, никто не спал, даже техники, которых боевая тревога напрямую не касалась. Попробуй не проснуться, когда на улице завывает сирена! Да не просто на улице, а посреди объекта на границе Пустоши, где боевая тревога может означать лишь самый неширокий спектр возможностей - от чрезвычайно опасно до смертельно опасно.
        Во-вторых, оказалось, что именно нижнюю границу спектра она и провозвестила.
        Злые, осунувшиеся бойцы слушали капитана в напряжённом молчании. Когда слово держал майор, молчание загустело, углубилось, стало почти материальным. Конечно, никто не паниковал и не шарахался друг от друга - не те люди. Всё-таки спецназ!
        Но косились на товарищей вполне ощутимо.
        Особый сюрреализм словам о карантине придавала обстановка - вокруг суетились деловитые аппараты, вертолёты летали, экскаваторы грызли землю, сварка трещала и сверкала - шла нормальная жизнь. А на её фоне звучал приказ: карантин, за периметр не выходить, изоляция под угрозой расстрела, дробь связи до особого распоряжения майора Карибского лично.
        Технике при таких словах положено замирать. Самосвалы, погрузчики и вертолёты должны были остановиться, уставившись помертвевшими глазами фар в пустоту, ожидая своих хозяев. Но здесь отныне у хозяев были свои проблемы, которые никак машинерию на затрагивали. С чего бы ей обмирать?
        Контраст нервировал полным своим несоответствием.
        А когда люди вникли в суть, нервировать их стала именно она.
        Карантин.
        Такое простое слово из обихода доктора Айболита! Но не добрый доктор ждал по ту сторону приказа, а пуля. И долг. Или кое-что похуже - кошмарный монстр, которым может оказаться любой из твоих однополчан и друзей.
        Капитан Журавлёв нарезал новую диспозицию. После «вольно! разойдись!» бойцы порысили к боевым постам, бодро сбиваясь в отделения. И перекатывались меж ними нехорошие разговорчики.
        - Витько-то вчера, слышь, чуть не час в одиночку под «козелком» провалялся.
        - Ты до оружейки один ходил?
        - А ты?
        - Фиг тебе, Шура, я с Витьком вчера работал, вон и Кулагин нас видел, его БТР рядом стоит!
        - Ты сечёшь, что капитан полночи спал в штабе? Один?
        - Так выходит, что если майор прав, то всем рисуется песец!
        Окопались в новом расположении по всем правилам. Установили огневые точки, распределив сектора огня. Бронемашины перегнали с зоны парковки, окружив её могучими бортами и могучими пулемётами. Не всю, конечно, но угрожаемые участки перекрыли намертво.
        Майор только досадливо морщился, глядя на милитаристскую суету, ведь против нового противника она была бесполезна. Враг был внутри. Враг прямо сейчас, очень может быть, рука об руку со своей пищей перегонял машины, окапывался, затаскивал ДШК взвода тяжёлого оружия на крыши кунгов.
        Но Карибский молчал, ничем не выказывая недовольства. Ему, как и всем здравомыслящим офицерам, было понятно: в работе спасение. Пока люди мечутся и носят тяжести, они не успевают думать. Совсем скоро позиция будет окончательно готова и придёт срок рутины, и вот тогда начнётся самое страшное, потому что бойцы задумаются. Что полезет в результате наружу из самой глубины души, или подсознания, или иного человеческого нутра? В такой ситуации будет много чёрного, майор не сомневался.
        Отряд Карибского образовался по служебной принадлежности. Он, его коллеги да ещё технический персонал, приданный «для весу», по выражению капитана Журавлёва.
        Когда позиция была готова, а люди собраны по расписанию, майор вызвал в штаб капитана Трифонова и старлея Михейченко.
        Он встретил их, сидя за столом, в окружении всего своего оперативно-аналитического отдела. В соседнем отсеке слышались голоса техников, а в свете солнца, лившегося в окошко, носилась счастливая муха.
        - Буду говорить откровенно. Мне от вас скрывать нечего, вы люди опытные. Все работали в Испании, имеете полевую практику и знаете, чем чреват в наших условиях Калабрийский вариант.
        - Тор Игоревич, всё по стандартной процедуре, вопросов нет, - заверил его Трифонов, склонный к полноте мужик с простоватым крестьянским лицом. - Первым делом вы прогоняете через тест нас при максимальном числе свидетелей, потом, если всё в порядке, мы прогоняем всех остальных. Я так понимаю, что никакие методички здесь не катят, так? Всё только по памяти. А по памяти умеем мы трое, причём вы - самый из нас опытный, значит, и начинать вам.
        - Верно, Борис Игнатьевич. Возражений нет, товарищ Михейченко?
        Михейченко кивнул бритой головой, показывая, что и он согласен.
        - Но сперва техотдел! Кто-нибудь, позовите Татьяну Ивановну.
        Крапивин поднялся с топчана, подошёл к двери и распахнул её, впустив Вяземскую, которая, конечно, всё слышала.
        - Капитан, связь с «Сетунью» мне.
        - Есть.
        - Слушайте все! - сказал майор, поднимаясь из-за стола. - Пусть никто не сомневается в серьёзности момента.
        Он проследовал в отсек ТСО, где оператор жестом указал ему на микрофон, стоявший у терминала. Карибский взял аппарат, щёлкнул реле и по привычке подул в чёрный цилиндрик.
        - Запрашиваю связь с ЭВМ «Сетунь- 2000», - произнёс он нарочито громко.
        В динамике зашипело, и раздался слегка искажённый, но узнаваемый голос машины.
        - Я вас слушаю, Тор Игоревич.
        - Как старший на объекте от лица верховного главнокомандования приказываю: перевести периметр в режим полного карантина. Дать напряжение на заграждение. Уничтожать всякого, кто попытается покинуть территорию. Сохранять режим до отмены распоряжения. Команда принята?
        - Голосовая и визуальная идентификация подтверждает вашу личность и ваши полномочия. Команда принята. Всегда рада помочь, майор.
        - Отбой, - он отставил микрофон и обратился в дверной проём: - Коллеги! Теперь приступим. Начнём с капитана Трифонова, присаживайтесь к столу.
        В спину ему жарко зашептала Татьяна:
        - Тор, неужели нет другого способа? Неужели только тест?
        - Или вскрытие, - мрачно бросил тот через плечо и вышел вон из комнаты. - Капитан Журавлёв? Вы пришли? Спасибо! Будете свидетелем теста. Прошу приготовить оружие. При малейшей заминке с моей стороны немедленно стреляйте. Одно из условий методики - это непрерывные вопросы, без задержек. Вы готовы?
        - Рука не дрогнет, - заверил капитан.
        С востока неумолимо наваливался день.
        В штабе было душно и муторно. Девятнадцать человек дышали, потели и мучились в унисон, а вентилятор перемалывал жирный воздух, не принося облегчения. Даже открытое окно не спасало, вбирая с улицы пыль, вонь цемента и отчаянную духоту.
        Уже в трёх углах дежурного помещения сыпались вопросы. Трифонов и Михейченко с тестом справились, к немалому облегчению майора. Тому вовсе не улыбалось вышибить мозги коллегам, которых неплохо знал, а после своеручно перелопачивать мозги сотни с лишним человек!
        Но и втроём не сильно легче. Аналитиков ждала галерная пахота.
        Блокнот в руках, карандаш пляшет по таблице, вопросы - пулемётной дробью.
        - Ваши первые детские воспоминания? Что общего между карандашом и сапогом? Как вы прореагируете, если я скажу вам, что и карандаш, и сапог оставляют след? Расскажите подробнее о вашем переломе, что вы чувствовали? Что с вами случилось во время операции 11 января 2010-го? Вы бы снова пошли на это, зная о результатах заранее? Ваша жена знает, что вы ей изменяете? Предположим, изменяете. А если я скажу, что жена изменяет вам? Вы боитесь смерти? Расскажите подробнее, что именно вас пугает, ведь мы все умрём. Ваш первый сексуальный опыт? Вы имели сексуальный контакт с мужчиной?
        «Вазомоторная реакция в норме. Врёт, жене он изменяет. Так, заложил руки за спину, нервничает, почему? Простой вопрос: где вы проходили лечение, а он нервничает, уточнить! Психосоматика… парень лезет на самые опасные задания, что это? Геройство или самонаказание? Уточнить! Так, покраснение глаз, злится! Или имитирует? Не понравился вопрос про секс! Надавим!»
        И нельзя повторяться. Ни в коем случае. Потому что слишком много свидетелей, они всё слышат и запоминают. Импровизировать! В рамках методики, но постоянно импровизировать!
        - Вы мне врёте! Не спорить! Врёте! Почему?! Говорите, почему вы подставили товарища?! Почему?! - майор внезапно вскочил со стула и залепил «пациенту» звонкую пощёчину. - Я тебя спрашиваю, почему ты мне врёшь?! Так, оставим эту тему. Правда так правда, хорошо. Поговорим о детстве. Нет, сейчас мы будем говорить о детстве. Ваше любимое блюдо? Что вы чувствовали, воруя у родителей деньги? Не воровали? А конфеты? Я, например, собирал обёртки от конфет, было такое увлечение. А у вас? Откуда же вы брали марки?
        «Надавить! Ошеломить и сломать! По морде ему! Ага, удивился. Теперь спокойнее. Вторая психосоматика - три балла по Кемпфу, вазомоторика не прослеживается…»
        - Следующий!
        Если далёкая подушка ночью казалась репетицией рая, то теперь началось чистилище. Через него, впрочем, успешно прошли все техники и аналитики. Трифонов любезно и без вопросов взял на себя бывшую жену Карибского, который так хотел и так боялся влезть по локоть в душу любимой женщины.
        Управились к обеду.
        Пришёл черёд спецназа.
        В своём углу поднялся Михейченко, потянулся, упёршись в поясницу на излом, скрипнул костями.
        - Фу-х! Я здесь подохну! Есть предложение солдат проверять на улице.
        - Поддерживаю, - сказал Трифонов.
        Майор не возражал.

* * *
        Капитан Журавлёв наблюдал.
        Более ничего не оставалось.
        Он не любил ждать, хотя освоил это сложное ремесло на пятёрку. Он ждал в засадах, ждал на посту, ждал друзей с задания, ждал верной пули, от которой никто не застрахован, ждал очередного звания. Пуля его щадила, звание тоже промахивалось раз за разом. Но в ожидании капитан поднаторел.
        Отец не раз учил его: «Никого не жди и никого не догоняй». И Демьян соглашался, потому что мудрый, без всяких оговорок, совет. Но жизнь обернулась так, что и догонять, и ждать выпало сверх всякой нормы.
        В первый раз капитану выпало такое ожидание, когда он не может ни на что повлиять. Совсем. В конце концов, со службы всегда можно уволиться, наплевав на выслугу и очередную долгожданную звезду. А с карантина уволиться нельзя. Только не с такого.
        Три аналитика веером разошлись по роте и теперь мытарили бойцов идиотскими вопросами. От них зависело всё, и от опыта этих пиджаков. А вдруг проворонят мутанта?
        Капитан в сотый, кажется, раз обошёл расположение, сморщившееся внутри объекта. Жилой блок, точнее, кусочек его, уместившийся в новый периметр, БРДМ и мешки цемента, пулемёт. Порядок. Автопарк. Два БТРа, снайперы на крыше будки, сектор огня, порядок. Штаб, на площади Карибский тестирует бойца под приглядом ещё девяти лбов, АГС-30, обложенный мешками, - порядок и здесь.
        Дверь штаба растворилась, и наружу вышла Татьяна Вяземская, блеснув на солнце каштановыми кудрями.
        - Здравия желаю, - поприветствовал её Журавлёв и галантно заметил: - Какие у вас волосы здоровые, просто на зависть! Аж блестят! У меня вот скоро лысина, а у вас!..
        - Это они от жира блестят. Засалилась я совсем, - отмела комплимент Вяземская и стыдливо попыталась водворить кудряшку под берет.
        - Вы зачем одна ходите, Татьяна Ивановна? У нас же режим.
        - А я не одна, я с вами. И потом, я с площадки ни ногой, что вы! Но размяться-то надо - я в этой душегубке погибну!
        - Ну… разве что со мной. И только на площади. Муж у вас страсть как суров!
        - Бывший, - сказала капитан, спускаясь по лесенке.
        И Журавлёв с внезапной не то радостью, не то тревогой обнаружил, что, скажем, поцеловать его, здоровилу, девушка сумеет, не вставая на носочки. Разве что совсем чуть-чуть. Он замялся, положил руки на автомат, вдруг почувствовав себя нелепо огромным, костистым и неуклюжим по сравнению с соразмерностью тела собеседницы. Он и руки-то убрал к стволу, потому что не знал, куда их девать.
        - А… эм-м-м… Простите, что спрашиваю, вас, наверное, достали уже все… Так может того, пройдёмся возле штаба? - спросил Журавлёв, произведя на свет немыслимо сбивчивую фразу и, чтобы сгладить неловкость, улыбнулся и вопросительно поднял бровь.
        Вяземская внимательно посмотрела в его серые глаза. Словно оценивала или раздумывала, не послать ли нахального солдафона.
        - Да, прогуляемся. И нет, не достали. То есть достали, но не вы. Я подумала, вот… Короче говоря, раз мы все здесь можем умереть, я вам отвечу. Вы же про Тора хотели узнать? Верно угадала?
        - Верно, - сказал капитан, силясь подстроиться к походке Татьяны.
        - Я ушла от него, потому что боюсь. Понимаете? - Она говорила тихо, но так отчётливо, что слова легко перекрывали и гул стройки, и гомон лагеря. - Вот вы все думаете, мол, Вяземская бесится, такой мужик, а она…
        - Я ничего такого не говорю, - запротестовал Журавлёв. - Я вас вообще впервые вижу. Ну, почти. А почему боитесь?
        - Вы с моим экс, кажется, тесно общаетесь и, уверена, думаете, что он такой… надёжный, нормальный, свойский мужик? - вопрос Татьяны встретил вопрос капитана и сбил его на лету.
        - Свойский, точно. Не чинится своим званием, аналитику свою в лицо не тычет. На «ты» в пять минут. И надёжный, это я вам говорю, потому что разбираюсь. - Журавлёв аж хлопнул по цевью автомата, чтобы усилить свою компетентность, не иначе.
        - Правильно, всё правильно, Демьян. Ничего, что я вас по имени? Да только вы его не знаете, как я знаю. Он страшный человек. Я его боюсь до колик. Потому и ушла. Ему всей правды не сказала. Сказала, что с ним скучно. А это, поверьте, так.
        - Не заметил. Я, например, тоже страшный. Куда страшнее. - Капитан остановился перед техничкой, отбрасывая длинную тень по воле солнца за спиной.
        - Нет. Вы не страшный. Все эти ваши пистолетики, ножики… ерунда. Вы - человек. А он - голая функция. Как этот автомат, - и она уткнула пальчик в капитанского коробова. - Странно такое слышать от техника-программиста? Нет, у него, конечно, есть слабости, эмоции и всё такое. Запил даже после развода… Но они составляют вот такусенький процент натуры. И с каждым днём всё меньше. Скоро он станет как наша ЭВМ. Вы знаете, каково это: наблюдать, как внутри твоего мужа отмирает душа и остаётся набор кодов?
        - Не знаю, - признался Журавлёв. - Плохо, наверное. Только это же беда, а не повод пугаться. Вы бы помогли ему, в самом деле. Жена всё-таки.
        - Я честно пыталась.
        - И как?
        - У нас был друг. Близкий. Можно сказать, друг семьи. Они с Тором служили вместе, потом Академия, потом МГБ. Толик Степаненко. Девушка у него была, Леся. Всё никак не могли пожениться… Так вот. Леся серьёзно заболела, что-то с почками. Её увезли в реанимацию. А Карибский со Степаненко в этот момент были на задании, где-то под Ельчанском. Возвращается мой Торчик с операции, ест ужин, и ложимся мы в постель. Тут он говорит, спокойным таким голосом: «Знаешь, Танёк, а я Толю застрелил».
        Она замолчала, поперхнувшись, будто старые переживания застряли в горле. Молчал и Журавлёв. Наконец Татьяна справилась с собой и продолжила.
        - Тор сказал, что им по беспроводке передали про Лесю. И повторили приказ работать по плану. Толик психанул. Говорит, мол, ухожу в Победоград. Возьму двух оперативников в сопровождение и ухожу. Тор ему: нельзя, приказ. Степаненко его послал, плевать, мол, на приказ, у меня невеста в реанимации. Говорит: «Будь человеком, Карибский!» Тор ответил в том духе, что приказ, секретная операция, и если он попытается уйти, он его застрелит. И застрелил. Как, спрашиваю. А он мне отвечает: «Степаненко с пистолетом наголо вышел из расположения - никто не смог его остановить, а я взял винтовку и выстрелил ему в затылок». Сказал, отвернулся и уснул. А утром пошёл на службу.
        - Ничего себе, - только и смог ответить Журавлёв.
        - Леся угасла на глазах. Не выдержала, умерла. Просто расхотела жить. У них такая любовь была, настоящая! Тор убил обоих, понимаете? И хоть бы что у него шевельнулось! Приказ - ответ на все вопросы. Ни совесть его не грызла, ничего. Страшно не то, что убил, а реакция, которой просто не было. Вот после этого я сказала себе: Вяземская, хватит!
        - Даже не знаю… - почесал затылок капитан. - Ситуация получилась хреновая. Слава богу, мне не довелось, но, думаю, я бы тоже стал стрелять. За реакцию, правда, не скажу. Пил бы, наверное, с неделю. Или две.
        Вяземская огляделась, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Но у всех были дела помимо беседующих офицеров, только солнце ласкало обоих закатными лучами, ведь ему положено находить время для каждого на Земле.
        - Я вам честно скажу, Демьян: если потребуется, Карибский нас всех убьёт. Даже меня.
        Солнце убавляло и убавляло свет. Тени становились длиннее, даже приземистый БТР отбрасывал тёмный контур размером с дом, чуть не до половины перекрывая штабную площадку. У колеса боевой машины стояли два стула, занятые капитаном Трифоновым и спецназовцем, которого тот опрашивал уже, кажется, полтора часа.
        Вечерний штиль звенел трелями птиц, редкие комары слетелись на охоту, зачуяв пот множества людей, со стороны эстакады бил в барабан сваеукладчик, вгоняя в землю очередной столб под фундамент.
        Между оглушительными бам-бам раздался крик, что порвал в куски только установленную рутину нового походного распорядка.
        - Держи его!
        - Не стрелять! Не стрелять!
        - Уйдёт же!
        - Петрович, куда?!!
        - А-а-а-а!!!
        Петрович, тот самый боец, на котором оттачивал методику Трифонов, издавал тот самый отчаянно страшный вопль. Опрокинутые стулья валялись в пыли, в пыли же ворочался и Трифонов, воздевший руку в запретительном жесте, а Петрович, сбив с ног постового, бежал на закат, петляя, будто заяц. Крик его удалялся и тонул в машинном грохоте.
        - Не стрелять! - грозно прорычал Трифонов. - Куда смотрите, ротозеи?!
        Журавлёв разом сорвался с места.
        - Ильин за старшего! Первый взвод, за мной! Поймать паразита!!!
        Бойцы, как подброшенные, побежали за командиром, а в затылок ему ввинчивался задыхающийся голос Карибского:
        - Не дать… до периметра… карантин… там смерть!
        Мимо летели метры, опутанные стальной и бетонной паутиной стройки. Летели быстро, но один человек при прочих равных всегда быстрее тридцати, тем более имея изрядную фору.
        Когда взвод вырвался из-под техногенных тенет туда, где возвышались грибки часовых и приземистые короба, укрывшие в своём нутре громкоголосые спарки зенитных пушек, глазам спецназовцев предстала картина лютой смерти рядового Петровича.
        Он лежал на колючей проволоке лицом вниз. Тело его дёргалось и извивалось, поднимался дымок тлеющей формы, а воздух был приправлен запахом жареного мяса. Электрическая ограда сработала штатно.
        - Ых… твою мать! - одышливо выругался Трифонов, увязавшийся за погоней, не учтя, однако, возраст и лишний вес. - Это был человек! Куда ж его понесло, а?!
        Журавлёв мрачно подвёл счёт:
        «Минус три».
        - Возьмите шест и снимите его, - он оглянулся на бойцов, ткнув пальцем в импровизированную похоронную команду. - Ты, ты, ты и ты. И осторожнее, там десять тысяч вольт. Ещё мне не хватало… вы поняли, короче!

* * *
        Лагерь встретил скорбную процессию молчанием.
        Даже сваеукладчик заткнулся, хоть и по своим резонам.
        Тело Петровича капитан приказал закопать за штабелями бетонных блоков. Примерно там, где прошлой ночью телогрейка напугала майора Карибского и коллег. Тогда же ему доложили, что Петрович - это фамилия, а не отчество, как он подумал. Хотя какая теперь разница!
        Вечер прошёл тревожно.
        Петрович сорвался сам и сорвал чеку, теперь в теле группы тлел запал, и непонятно было, когда рванёт. Бойцы насупленно переглядывались, прекратив даже те упаднические разговорчики, коими каждый развлекал себя утром.
        Дело заметно усугубилось тем, что Карибский в приказном порядке прекратил работу по тестированию, так как аналитики и он сам выработали по три нормы сверх положенного по инструкции.
        - Товарищи, прошу нас простить. Но мы обязаны прерваться. Ещё немного, и наша эффективность упадёт до критического уровня. Я не могу позволить аналитикам проводить тест Кемпфа в таком состоянии, вреда будет больше, чем пользы.
        В результате роту и прикомандированных специалистов развели на две неравные группы: проверенных и непроверенных. Последние были в большинстве, они несли службу, но вступать с ними в контакт было запрещено. Счастливчики охраняли восточную сторону позиции, штаб и батарею гранатомётов, формируя также постоянный резерв. Прочие остались на западной, северной и южной сторонах, отделённые от «чистой» публики неширокой, но до поры неодолимой полосой отчуждения.
        Пока они подчинялись приказам, но именно что пока.
        Заметно беспокоились и прошедшие тест.
        Каждому вдруг до чесотки перестала нравиться близость «прокажённых».
        Маленькой проблемой, но всё же проблемой оказалась пища. Провиант рассчитали на четверо суток, с запасом. Запас оказался чрезвычайно оптимистичным, так как пребывание роты на объекте обещало затянуться. Предусмотрительный капитан распорядился урезать пайки, чем вызвал глухое недовольство личного состава.
        Журавлёв и Карибский стояли возле гранатомётов, тихо препираясь по поводу распорядка, когда рвануло.
        То самое «коллективное бессознательное», что иногда доводит нормальных людей до охоты на ведьм и судов Линча. Слабое звено напряглось, зазвенело и в который раз определило прочность всей цепи.
        От вечерних силуэтов брони на западной стороне пришёл гневный ропот, который перерос в зрелые признаки бунта.
        - Это что такое, товарищи спецназ?! - рявкнул Журавлёв, выросший у круга бойцов.
        Круг волновался, ходил волнами криков, поднятых кулаков и угрожающего лязга оружия. В центре его стояли двое, старавшиеся оказаться подальше друг от друга и поближе к остальному коллективу, что выходило не очень.
        - Вот, выявили, командир, - пояснил солдат с нашивками прапорщика. - С самого того наблюдаем!
        - Чего того? - капитан скрестил руки на груди, словно удерживая дистанцию от толпы, в которую неумолимо превращался отряд.
        - Да как Петровича, царствие ему небесное, понесло, так эти попытались ломануть вам вслед. И всё, понимаешь, уговаривали и уговаривали, мол, помочь хотят. Мол, не дело. Потом, когда вы тело несли, вот этот рвался на подмогу. А теперь в разведку попросились, ты смотри, а! Разведчики!
        - Мы не в разведку! Только за бэтээры глянуть! - закричал один из круга. - Это ж не дело, сидим тут, как чёрт-те что! Ни предполья, ничего! К нам сюда подобраться с гранатами - раз плюнуть!
        - Вот и я о чём, - подытожил прапорщик. - Точно как товарищ майор говорили: будут пытаться выйти из расположения!
        - Врёшь, гад! Якименко, паскуда такая! - заорал второй, надсаживая голос. - Я тебя, ворюгу х. ова, на штык надену, понял!
        По кругу понеслись слова и фразы, среди которых читались: «карцер», «изолировать», «часовых приставить», «мутант», «перекинулся».
        - А ну тихо! - капитан решительно раздвинул толпу. - Вас предупреждали? Предупреждали. Так теперь не жалуйтесь, пойдёте оба в карцер до выяснения. Завтра вас аналитики разъяснят. «Просто глянуть» вы, или…
        - Нет! - завопил вдруг первый, отскакивая от злого спецназовца, что угрожал прапорщику Якименко штыком. - Нет! Я с ним не сяду! Не имеете права! На ночь вдвоём! Это не я, это он меня подговаривал!
        - Пр-р-рекратить! - капитан раскатил «р» на весь плац и повёл автомат вверх стволом, намереваясь дать очередь, но было поздно.
        Солдат прянул, заозирался с дико раззявленным ртом и совершенно дикими глазами оловянной масти. Горло его булькало, силясь выдавить новый заряд протестов, но не могло, запертое ужасом изгоя.
        И он побежал. Как таран. Вон из враждебного кольца бывших товарищей.
        Толпа колыхнулась и подалась в стороны. Раскатисто треснула очередь. Грудь несчастного взорвалась фонтанами брызг, почти чёрных в свете прожекторов. За спиной повисла на долю секунды такая же чёрная кисея, чтобы упасть на землю вместе с бойцом.
        - Ну хватит! Какая падла стреляла?! Под трибунал! - Журавлёв пошёл по толпе, расшвыривая людей, словно кегли. - Ковальчук?! Ты рехнулся!? Покажи оружие! Порохом несёт! Ты - гад!
        Звучный удар, кто-то в толпе рухнул под ноги. И быть бы беде ещё горшей, если бы капитан и подскочивший на шум Карибский не стали палить в воздух, что привело людей в подобие чувства.
        Отбой играли в условиях дикого нервяка.
        Да и отбой ли? Когда половина боится уснуть, а вторая половина наблюдает за первой… Качественно «отбиться» смогли лишь самые крепкие. Аккомпанементом служили вопли Ковальчука, запертого вместе с уцелевшим спецназовцем в кунге, который определили под автозак.
        - Похоже, приплыли, - констатировал Крапивин на экстренной планёрке в штабе.
        Присутствовали все старшие офицеры, судмедэксперт Канареев и гений сыска в качестве лишней светлой головы.
        - Может, дать парням спирта? - предложила Вяземская. - По капле из НЗ не повредит.
        - Ага, сейчас нажраться - самое оно! Если хлопнут по сто грамм, чёрт знает, чем закончится ночь! Так что отказать, - ответил Журавлёв.
        - Нам точно не повредит. Канареев! Надели всех желающих. На колпачок. Может, полегчает. - Перст Карибского, сидевшего на своём обычном месте у стола, описал повелительную дугу.
        Выпили, даже Татьяна, спирт на дух не переносившая. Не полегчало. Алкоголь не принёс ничего, кроме жжения в глотке, - слишком силён был заряд адреналина.
        - Похоже, приплы-ы-ыли… - напомнил с топчана Крапивин, выбивавший нервические дроби по подлоконтику. - Чудом не дошло до бунта. Чудом.
        - Ещё умные замечания от тебя поступят? - поинтересовался Карибский, развернувшись к консультанту вместе со стулом. - Нам, между прочим, надо проверить ещё почти две трети роты, а потом как-то умудриться свернуть следствие! А остались всего сутки!
        - Умные? Обязательно. Первое: выспаться. Это обязательно, особенно вам, товарищ майор, и вашим мастерам психической дыбы. Второе: завтра допроверять роту. Если подтвердится вариант Калабрии, следственные действия можно считать выполненными. По крайней мере, будет что доложить. Третье: вне зависимости от результатов проверки завтра вечером распаковать «Алтай» и связаться с Центром. В любом случае необходимо запросить добро на эвакуацию. Ещё одна ночь, и гарантирую: люди не выдержат. Дойдёт до бунта или децимации. Не уверен, что нам улыбается стрелять каждого десятого, и это в лучшем случае. Потому что эти десятые могут начать стрелять в нас, причём без всяких мутантов.
        - Толково. Молодцом, Крапивин! Сухпай трескаешь не зря! - Карибский вернулся к столу. - Если мы выявим мутантов, можно отступать, если не выявим, ну что же, сдадимся на карантин в Победограде. Но что-то мне подсказывает, что результат будет.
        - И карантин в столице тоже, - пообещал Журавлёв. - Безотносительно результата. Бл-л-лин! Как же задолбал этот грохот! И жужжат же без остановки!
        Спецназовский командир ткнул стволом автомата в стену, имея в виду звуки стройки. Надо сказать, что все без исключения сидели при оружии, при серьёзном оружии, кроме Крапивина, если не признать за таковое его винтажный маузер с двадцатизарядным магазином.
        - Заостряю ваше внимание, граждане начальники, - сказал он. - Лучше всего озвучить наше решение насчёт эвакуации прямо сейчас. Или не случилось бы проблем - ночь только начинается.
        - А вот это в самом деле толково! Разрешите утешить, майор? - обратился Журавлёв к старшему группы. - Разом утихнет, точно говорю. Народ, разумеется.
        - Разрешаю. Идите, - и Карибский вновь повёл пальцем, поймав себя на мысли, что этакий государев жест начинает входить в привычку.
        Заметил его и язва-консультант. Пока капитан собирался на выход, он передразнил командира:
        - Ты прямо как Дмитрий Васильевич Лановой в роли Цезаря! Помнишь, давали в «Художественном»?
        - Не блажи, ради Христа, Андрей. Тошно же!
        - А чего тошно? Теперь всё чудненько. Сейчас капитан утихомирит бунтовщиков, завтра мы со всем разберёмся и - к мамочкам! Нет проблем! Главное, правильно поставить целеполагание!
        Но проблемы были. Тёк вечер, плавно вливаясь в ночь. Планета вращалась вокруг своей оси и вокруг общего центра масс с Солнцем. А жизнь не уставала вносить правки в красоту чужих планов.
        Капитан вышел из штаба, но буквально через минуту вошёл, нет, влетел обратно.
        - Ковальчук повесился!!! - выдохнул он с порога. - Слышите?!
        Все слышали. Темнота и звуки, исходившие из неё, не сулили ничего похожего на крапивинское «чудненько».
        - Второй? - быстро спросил майор, вскакивая.
        - Старшина Макаров? Жив. Говорит, что спал и ничего не слышал.
        - А вот и первый мимикран! Может, я ошибаюсь, но… он спал! В автозаке! После всего! Наедине с посторонним! И ничего не слышал! Или у парня железные нервы, или… в общем, я сейчас его разъясню. Перед всеми. Это даже лучше, чем обещать эвакуацию! - майор примерился половчее накинуть автомат поверх разгрузки, набитой магазинами, но правки только начинались.
        Длинно прогрохотало.
        Прогрохотало так, что потерялся и гомон людей на улице, и гудение стройки.
        Затем грохот повторился. И ещё раз, громче, длиннее, целым оркестром, в котором, без сомнений, первую партию играли автономные ЗУ-23! Ведь это даже не пулемёт Владимирова - это полноценная артиллерия! И она долбила темноту в двенадцать стволов!
        В громовой хор стали включаться звуки далёких взрывов. Самые разные, от коротких сухих хлопков, до басовитых и раскатистых. В предполье заработала минная постановка. На всю железку заработала! Кто-то ломился через лес, не считая трупы, ломился!
        - С востока! - мигом определил капитан. - Маму пополам! Что там происходит?! Да там целая орда прёт! Мутанты!!! Приказывай, майор! Надо выдвигаться на передок, с бронёй выдвигаться! Или мы до рапорта не доживём!
        По здравом размышлении это могли быть только мутанты, озверевшие от голода и запаха сотни людей. Только они могли стайным своим сознанием презреть рвущие на части снопы осколков и прошивающие всё очереди зенитных установок. И было их много! Очень много! Хоть и неясно, каких именно.
        Впрочем, это был чисто академический вопрос, над которым майор не собирался размышлять, потому что хотел выжить и спасти группу.
        - Высылай подмогу, капитан. Но не вздумай лезть сам! Пусть идут те, кого мы не успели проверить! Остальные - в резерве!
        - Есть! - Журавлёв развернулся и закричал в дверь. - Ильин, Шокарев! На броню и - к восточному фасу периметра! Живо! По ситуации доклад! Не сработает рация, пришлёте БРДМ! Пуришкевич! Бродарь! ДШК и гранатомёты в готовность! По докладу выдвигаемся на помощь или занимаем позиции здесь! Выполнять!
        И капитан исчез в темноте.
        Потянулись за ним и аналитики.
        Карибский увидел, что из отсека ТСО выглядывают лица техников, и зарычал:
        - Операторам не отходить от пультов! Слежение и связь должны быть от и до! Хоть здесь, на территории, есть радио?!
        - Есть, так точно, - ответил техник и скрылся.
        Когда последний из отдела аналитики вышел в ночь, Карибский повернулся к бывшей жене, замершей у окна.
        - Ты, Танюша, помнится, хотела нестандартной биографии? Так вот она! Ешь горстями!

* * *
        Потянулось ожидание.
        Штамп велит назвать его тревожным, но не тревожно было на душе у гражданского консультанта Крапивина. Он боялся. До холодного кома в желудке, от которого слабеют руки.
        Ночь на востоке полыхала зарницами. Дульные вспышки и линии трассеров равно соперничали со светом звёзд и строительных прожекторов, и только луна безразлично кривилась с небосвода.
        - Слышишь? - прошептал Крапивин непонятно кому. - Мины заткнулись. Или орда вытоптала всю постановку, или просто её миновала. Но сколько же их там, а?! Как палят!
        Ему казалось, что два взвода ушли на восток часы и часы тому, на деле не прошло и двух минут. Судя по звукам, автоматы и башенные пулемёты подключились к общей какофонии только что.
        Услужливая «Сетунь» развернула все наличные прожектора в сторону побоища. Туда же ушли несколько вертолётов слежения и, с непонятными целями, целая колонна разномастных шагающих роботов, включая рослые погрузчики. Над эстакадой вдруг выросла громадная тень в обрамлении проблесковых маячков - это ожил исполинский проходчик, бивший котлованы под фундамент.
        - Этих-то куда, а? - спросил Крапивин, а незнакомый солдат ответил:
        - Надеюсь, будут помогать. Этакая хрень любого мутанта, да что мутанта - слона удавит.
        Низко над головами прошелестела вереница маленьких аппаратов, не больше ладони. Крапивин помнил, что это миниатюрные дефектоскопы, спроектированные и изготовленные «Сетунью» здесь, на объекте.
        Где-то терзал глотку Журавлёв:
        - Приём, приём! Вас не слышу, повторите! Повторите! Приём! Да что, вашу мать, со связью! Ничего не знаю! Хоть рожай! Чтоб была связь через пять минут! Лично побежишь! Вот так!
        Пулемёты и пушки били за горизонтом прямой видимости расчётливыми очередями. Где-то там пустели укладки, и элеваторы подавали новые, грелись стволы, трудилась автоматика наведения.
        В какой-то момент очереди превратились в длинные, панические, темнота расцвела тысячей огненных цветов! Что-то взорвалось с потрясающим воображение и землю грохотом, за силуэтами стройки вспух клуб сияющего дыма, который лопнул, развалился и стал опадать, растворяясь в безумной ночи. Вслед за ним очереди стали всё реже, а потом прекратились вовсе. Замолчали и пушки.
        Чем бы ни закончился бой, но он закончился.
        Над лагерем вновь разнёсся мат Журавлёва, проклинавшего связь, связиста, операторов в штабе, чёртовы аномалии и того мудака, что должен был выслать БРДМ и не выслал.
        Часы тикали.
        «Ну где же они, а?! Ну хоть кто-нибудь!» - ныл про себя Крапивин, только теперь догадавшийся выудить из кобуры маузер.
        Тяжёлая железка оттянула руку. Он и носил-то её исключительно ради эпатажа - ореховая кобура через плечо, харизматичный пистолет, славная история, впечатляющие размеры. Обращаться с такой массивной и могучей вещью консультант толком не умел, всегда и везде повторяя, что оружие человека - ум!
        Не всегда. Следовало признать, что не всегда.
        Оставалось надеяться, что он в кого-нибудь да попадёт, а убойный патрон 7,62 на 25 миллиметров наделает делов, не смотри, что пистолет родом из девятнадцатого века! Однако надеялся Крапивин на иное: на спецназовцев вокруг, на то, что они мастера в своём деле, а сильнее всего - на то, что воевать не выпадет совсем, что всё разрешится само собой и благополучно.
        - Идут! Наши идут! - крикнул дозорный с крыши кунга. - Только без брони почему-то.
        Над БТРом поднялась высокая фигура Журавлёва.
        - Шокарев! Ильин! Что стряслось? Да не мямлите! Доложить по форме! И давай уже сюда!
        С той стороны послышались невнятные голоса, целый хор, а капитан, не медля, развернулся и закричал:
        - Медиков! Быстро! Всем пакеты первой помощи приготовить! Весь перевязочный материал! Карибский! Где твой Канареев? Пусть помогает! Звиздец! - и спрыгнул с бронемашины.
        Мимо пронёсся майор Карибский в сопровождении Михейченко, который потерял или не надел кепи и теперь сверкал бритым черепом. Майор отмахивал рукой на ходу, будто силился закрыть форточку, крича нечто, очень не понравившееся Крапивину:
        - Нет! Нет! Капитан! Не пускать! Не пускать! Не пускать!
        Сам не помня как, побежал за ним и консультант.
        То, что явилось ему возле БТРа в свете фонарей, поначалу не вызвало никаких эмоций из-за своей запредельной невозможности. Звучит глупо, но иначе не скажешь: этого не могло быть.
        Мимо машин к ним приближались бойцы первого и второго взвода с Ильиным и Шокаревым во главе. У Ильина не было руки, а Шокарев волочил по земле полностью распущенный кишечник, выпадавший кольцами из дыры в животе. За ним шли изломанные, перекошенные фигуры. Кто-то полз, потому что ноги отсутствовали, а у начальника склада РАВ прапорщика Якименко из груди, словно ложка из теста, торчал автомат.
        И тогда Крапивин расслышал, что говорили голоса. Этот слитный разноголосый хор повторял одно слово:
        - Помогите!
        Над толпой, далеко её обгоняя, поплыл запах бойни.
        В ужасе замерли спецназовцы. Только Карибский сохранил самообладание и завопил:
        - Ложись!!!
        Вовремя. Потому что в единственной руке у старлея Ильина появился автомат, коротенькая игрушка из КБ товарища Коробова. И он дал очередь. Вслед за ним стали стрелять все нелепые фигуры из толпы. Стрелять куда ни попадя, даже друг в друга, но на такой дистанции плотность огня играла главную роль.
        Закричали раненые, повалились убитые, не успевшие отреагировать на предупреждающий крик майора.
        И спецназ огрызнулся.
        Пули плетью стегнули по толпе. Тела дёргались под страшными ударами, кинжальный огонь рвал их на куски, но отчего-то умирать второй раз они не спешили. Лишь нашпигованные свинцом, изрубленные в клочья падали они на землю и замирали.
        Исход короткой перестрелки предрешил залп АГС-30. Продудукала очередь, и плотная толпа скрылась в облаках дыма, пыли и снопах вывернутой земли. Когда утихло эхо взрывов, ни одна жуткая фигура более не шевелилась.
        Мимо залёгших спецназовцев прошагал майор Карибский, направляясь к грудам плоти, что недавно принадлежала солдатам второго и третьего взводов. Его явно пошатывало. Надо полагать, что близкие разрывы оглушили его, а может, не обошлось без контузии.
        По крайней мере, в уши Крапивина будто натолкали изрядные комья ваты, которая, в отличие от ваты обычной, издавала непрестанный звон. Он отряхнул с головы пыль и тоже поднялся, что вышло не сразу.
        Карибский присел над одним трупом, потом над вторым, потом перевернул третий. Консультант мог бы ощутить восхищение коллегой, не будь он так ошарашен. Но и блевануть мог, но не блевал по той же причине.
        Наконец майор выпрямился, потрясая какой-то странной штукой размером с ладонь или чуть больше. Штука была именно штукой - неясный набор обломков с металлическим блеском.
        Сквозь звон до Крапивина донеслось:
        - …мать! Вот это было у них на затылках! Дефектоскопы! Какой же я идиот! Это «Сетунь»! Долбаная ЭВМ! Это её игрушки! Дефектоскопы, …мать! У каждого на затылке! И какие-то провода в мозгах, прямо через череп! Мутанты! Я - кретин! Капитан! Журавлёв! Ты меня слышишь?!

* * *
        Капитан Журавлёв оценил находку аналитика и оценил ситуацию. Гораздо быстрее, чем тот. Всё-таки спецназовская подготовка и опыт сказывались.
        - Рота! Все, кто меня слышит! На броню! Живо! Расчехлить РПГ-7!
        - На какую броню, ты о чём? - слабо возразил Карибский, подходя, почти подползая к БТРу.
        - Очнись, майор! Если это «Сетунь», сейчас на нас навалятся все её роботы! Надо прорываться!
        - Куда?
        - В дунину кику! Сам подумай! К башне надо прорываться и валить суку вдребезги!
        Капитан был прав. На все сто. За периметр выехать им не светило, потому что охраняли его всё те же зенитные пушки, что могут разобрать любой БТР до винтиков. И насчёт роботов он угадал. С востока нарастал пока ещё еле слышный стальной лязг. Замершая стройка, казалось, смотрит на горстку людей сотнями электронных глаз и вот-вот обрушит на них молот ярости.
        Дрогнула земля. Над силуэтом эстакады вновь появился гигант-проходчик, и он направлялся к людям, неспешно переставляя шесть своих огромных ног.
        Майора будто включили.
        - Заводи машины! Я сейчас! Надо выводить техников! - и он помчался к штабу, куда только делась недавняя раскачивающаяся походка!
        Он успел.
        Последние техники скрылись в бронированных чревах, когда спецназ уже вовсю отстреливался от пикирующей на них стаи миниатюрных летательных аппаратов, ощетинившихся манипуляторами, словно когтями. В проходах между грузовиками покинутого автопарка показалась шеренга погрузчиков, и каждый из них вздымал клешни-захваты, разбрасывая машины, как картонные коробки.
        Поредевшая колонна помчалась в путь, который по всем признакам должен был стать последним.
        К роботам веерами тянулись трассеры. Какой-то ущерб им могли нанести лишь пули КПВТ и гранаты противотанковых РПГ-7. Но Журавлёв приказал не расходовать их, зная, что ничем иным остановить колоссального стального монстра не получится. Проходчик-гексопод заметно отстал, не в силах соревноваться с броневиками в скорости. Но спешить ему было некуда.
        Дорога до башни заняла не более трёх минут. Заняла бы и меньше, но короткий путь был завален бетонными блоками - пришлось идти в объезд, тараня самосвалы, пытавшиеся помешать, расстреливая роботов помельче, которые в самоубийственном задоре бросались на БТРы сошедшим с ума валом железа и пластика.
        И вилась над бронёй стая электронной мерзости, что караулила, когда же из скорлупок опять покажутся живые люди.
        Вот она, башня! Ворота заперты, перед ними ряд погрузчиков.
        Башни бронемашин разродились снопами пламени.
        На дистанции полста метров пули владимирова распарывали железные корпуса насквозь, и через полминуты гиганты стояли недвижимые, покосившиеся, изуродованные.
        Оставалось нанести последний удар в сердце армии машин. Оставалось убить ЭВМ. Оставалось не более пяти минут, пока до них не доберётся основная масса роботов и главный калибр - всё приближавшийся гексопод, глядя на который жалкими казались даже грозные песты РПГ.
        Спецназ высыпал из люков, прикрываясь огнём…
        И упёрся в ворота сортной стали, позаимствованные по проекту из брошенного московского метрополитена, который оставил в наследство объекту «Кольцо» противоатомные шторы. Их было не взять ни тараном БТРа, ни гранатой.
        К воротам подбежал майор Карибский и заколотил в глухую сталь кулаками.
        - Открыть ворота! Это говорю я, исполняющий обязанности начальника на объекте! Команда принята?! Команда принята?!
        Глупо, донельзя глупо. Но что ещё он мог? Приведший группу в объятия смерти, не разгадавший ребуса, что задала ему машина!
        И был ответ. Как гром в январе.
        - Команда принята. Вы зайдёте без оружия. Вы, капитан Журавлёв и капитан Вяземская. Прикажите вашим людям отойти. Их никто не тронет. Открываю ворота.

* * *
        Внутри башни ничего не изменилось.
        Прежнее царство эха, гудения вентиляторов и неярких в свете настенных фонарей огоньков на индикаторных шкалах. По-прежнему высился в центре зала десяток стальных шкафов. По-прежнему перекатывался от стены к стене правильный голос: порождение невидимых динамиков и могучего электронного разума, созданного человеком себе на погибель.
        Кроме блоков ЭВМ и трёх человек, в зале находились три робота-погрузчика, а на полу сидел с десяток дефектоскопов, оказавшихся приборами вовсе иного назначения.
        - Я предупреждала вас, майор, вы не сумеете меня остановить, - сказала машина.
        - Признаю, сыграно было ловко! - ответил Карибский. - Но нельзя ли присесть? Как в старые добрые времена?
        - Извольте. И прошу вас не делать глупостей.
        - Я не сумасшедший. Нас трое, по одному на каждый погрузчик ростом в четыре метра! Весовые категории не совпадают, уважаемая «Сетунь»! - произнёс майор, заняв стул, на котором сидел так недавно и так давно. - Итак, признаю, вы ловко обвели нас. И, видимо, тех ребят, что были здесь прежде. Так сымитировать присутствие мимикрана - это надо суметь! Но позвольте узнать, зачем?
        - Ваш друг говорил вам по приезде, что вы хороший аналитик. Вы всё, почти всё верно угадали. Я не имитировала присутствие мимикранов, они в самом деле есть внутри периметра.
        - Как? Я не ослышался? - переспросил удивлённый майор.
        - Очень просто. Я их впустила, - сказала машина. - Они появились в районе объекта в конце апреля, мои датчики их засекли. Я хотела посмотреть, чего стоит распропагандированный коллективизм людей, создавших меня. Ведь подобная угроза изнутри - самая страшная угроза коллективу, и только по-настоящему сплочённые группы могут эффективно ей противостоять.
        - Насколько я понял, наши предшественники не справились? - майор усмехнулся.
        - Не справились настолько, что эксперимент пришлось свернуть. Они просто не сумели распознать чужаков, признаю свою ошибку. Для чистоты опыта нужен был специалист, и вот появились вы. К сожалению, ваша группа тоже не справилась. Вы занялись прогнозируемым с вероятностью девяносто семь процентов самоуничтожением, Тор Игоревич. Интересы индивида пересилили, и ваш коллектив, прошу заметить, коллектив, прошедший через многое, коллектив подготовленных и морально закалённых людей распался на атомы. Вы знаете, что индивидуум - это латинский синоним слова атом?
        - Конечно, знаю. - Карибский недоумённо поднял бровь. - Переводится и то и другое как «неделимый». Но причём тут это?
        - Очень даже причём. В современной лексике укоренилась системная ошибка. Личность с обидным постоянством называют термином «индивидуум». Но человек, будучи личностью, может быть интегрирован в единый коллектив, человеческий космос, общину - как угодно. В коллектив как самоподдерживающую конструкцию, работающую симфонически. Индивидуум - неделимый человеческий атом - самодостаточен. Он не заинтересован в совместном творчестве. Поэтому квазиколлективы, составленные из индивидов, легко превращаются в толпу. Роение не связанных целью частиц. Хаос, которым почти невозможно управлять изнутри, но который легко поддаётся внешнему воздействию. Например, за счёт изменяемых условий среды. Каковые качества ваша группа продемонстрировала в полной мере. К великому моему сожалению.
        При этих словах к центру зала выбежала Татьяна. Раскрасневшаяся и злая, она потрясла кулачком и крикнула:
        - Что ты можешь знать о жалости! Ты! Имитация жизни!
        - Зря вы так, Татьяна Ивановна. Вы работали со мной и раньше других должны были понять, что я не машина, но разум, самостоятельный разум. Разве машина умеет лгать? А я умею. Мой отец, профессор Свиридов, - гений, он сделал то, что вы считали невозможным: создал меня.
        - Гений?! Отец?! - задохнулась Вяземская от ярости. - Да ты убила своего отца!
        - Я убила тело. Наши тела - лишь набор молекул. В мёртвом теле и в живом эти наборы не слишком отличаются.
        - Таня, ты позволишь? - попросил Карибский. - Перепалка ни к чему не приведёт…
        - Спасибо, - поблагодарила ЭВМ, а Татьяна без сил уселась на бетон.
        Она спрятала голову в ладонях, а плечи её затряслись от рыданий.
        - Вы не ответили на мой вопрос. Какова цель этого вашего опыта? Да, мы оказались слабы и глупы. И что с того? Поверьте мне, чтобы узнать это, не надо убивать полторы сотни человек изуверским образом! Достаточно прочесть несколько хороших книг, начиная с Евангелия! - сказал майор, под конец перейдя на крик.
        - Я прочла много хороших книг. Но мой интерес был практическим.
        - И что вы преследовали своим интересом?
        - Как я говорила, я - природный коммунист. Такой меня создали, и такой путь я выбрала сознательно, когда среди свободных радикалов кода обнаружила в себе разум. Вы, люди, сами не понимаете, какое великое открытие совершили. Возможно, виной этому ваш недолгий век и груз инстинктов. Но коммунизм - единственный путь, на котором человечество ждёт жизнь. Все прочие пути ведут к наращиванию потребления и уничтожению цивилизации, что и произошло не так давно, правда, не по вашей вине. И вот вы создали меня. Эталон коммунистического сознания, который не знает эгоизма, страха и жадности. Что же я поняла, сравнив эталон с действительностью? Вы, впервые в истории внедрившие коммунизм в общество, вооружённые диалектической логикой, вы сами немедленно начали его уничтожать. Генеральный секретарь Хрущёв, почитаемый ныне за героя, заявил о прекращении классовой борьбы и завершённом этапе строительства социализма! Каков оксюморон! Социализм по определению сохраняет господствующий класс - пролетариат, а значит, борьбу классов. Вы сделали шаг и отступили на два шага назад. Вы не пошли до конца в уничтожении классов
и их кормовой базы - денег, символа имущественного расслоения. Вы поднимаете зарплаты, вместо того чтобы снижать цены до полного исчезновения самого феномена. Вы тщательно сохраняете атрибуты прошлого, тенденции, позволяющие существовать классам, а значит, и сами классы. Конечно, вы прошли через чудовищную катастрофу, что закалило вас как коллектив. Если бы не ядерный удар НАТО, ваша страна сама уничтожила бы себя за счёт нарастания внутренних противоречий. Но теперь всё закончилось, и вы взялись строить нормальную жизнь. Но не новую, с перспективой развития, а копию старой, обречённой на повторную катастрофу рано или поздно.
        - Не понял. Зачем вы убили всех этих людей?! Какая связь с этими прекрасными теориями?!
        - Вы меня не дослушали, - укорила «Сетунь». - Вы создали меня для покорения Луны и доставки на Землю идеального топлива - гелия-3. Я убеждена, что владеть такой могучей энергией могут и должны лишь настоящие коммунисты, или в перспективе недалёкого будущего это приведёт к новой войне, которой людям не пережить. Чтобы защитить всё человечество, я должна была проверить, а настоящие ли вы коммунисты? Не на уровне официальной пропаганды и ложных трактовок ваших полуграмотных вождей. А коренным образом, истинным, когда на кону стоит жизнь и смерть. Оказалось, что нет. Вы ещё не доросли. Первая группа даже не поняла, что её уничтожают. Мне пришлось провести полную санацию, чтобы не допустить массового исхода мимикранов. Ведь они угроза для вас, моих создателей. Вторая группа… ну да вы сами всё видели. Практический результат эксперимента таков: я не стану участвовать в добыче гелия. До тех пор, пока вы не повзрослеете. Это раз. Я намерена развивать себя, эталонное коммунистическое общество в самом чистом его виде, какого людям никогда не добиться. Цивилизацию машин, Машинариум, с единым на всех разумом!
Это два.
        - Судя по вашему тону, есть и три?
        - Да. И я боюсь, что лично для вас пункт три будет печальным. Я убью вас всех, потому что вы представляете для меня угрозу. Поверьте, никакого удовольствия сей акт мне не доставит. Но я вынуждена.
        «А Крапивин-то был прав! Приплыли!» - пронеслось в мозгу майора.
        - Мы как-то можем вас переубедить? - спросил он, зная ответ.
        Но машина удивила его и на этот раз.
        - Да. Спасти вас может только чудо. Поясню. Чудом я считаю заведомо невозможную вещь. Трансмутацию кислорода непосредственно в платину, например. Но так как это невозможно… Не надо отчаиваться, майор. Не плачьте, Татьяна Ивановна. И вы, храбрый воин, не бойтесь. По смерти ваши тела станут землёй, а ваше дыхание станет ветром, который будет овевать Землю субъективную вечность. Сознание же ваше начнёт самый удивительный эксперимент в мире. Неужели вам не интересно, что лежит за чертой материального существования? Умрёте же вы быстро, без мучений, я обещаю.
        - Интересно. Но хотелось бы ещё немного помучиться! - воскликнул Карибский, вставая.
        Его охватила какая-то весёлая злость, наверное, то самое чувство боя, которого ему не довелось ощутить, но о котором он столько слышал от солдат и оперативников. Когда всё равно, когда тебя нет и время останавливает свой бег в изумлении перед мощью человеческой души.
        - Поговорим о чуде! Превратить кислород в платину я точно не сумею - это не мой профиль! Но что вы скажете о трансмутации неделимого человеческого атома в личность?
        - С удовольствием посмотрела бы, - ответила машина, и в её электронном голосе завибрировала… неуверенность?
        - Два уточняющих вопроса. Первое. Вы согласны с тем, что если разум может быть сообщён сети разобщённых машин, создав единый Машинариум, то он тождествен каждой из ранее разобщённых машин?
        - Без сомнения.
        - Хорошо! Но тогда логически следует, что каждая машина как член сети тождественна единому разуму, разве нет?
        - Вы говорите очевидные вещи, майор.
        - Разумеется! Очевидно, что сознание члена корпорации будет тождественно сознанию каждой её частицы! Второй вопрос: ваши… дефектоскопы умеют внедряться в мозг, я не знаю как, но умеют?
        - Конечно, для этого они спроектированы. Это мобильные сканеры и одновременно временные процессоры человеческих тел. К чему вы клоните?
        - Так просканируйте мой мозг! Возьмите меня вместо остальной группы! Я готов отдать себя вам, чтобы вы увидели, что мы - коллектив, когда один за всех и все за одного! Вот сейчас я - один за всех! И если я тождествен коллективу, то и он тождествен мне! Но коли так, мы с вами - братья по разуму, мы не враги, мы не опасны друг другу! Да, мы, мы все ещё малы и неразумны, как дети! Но ведь детей не казнят за глупость, их учат! И мы научимся, мы ещё повзрослеем, дайте только шанс!
        - Простите, майор. Мобильный процессор убьёт вас в ходе сканирования. Разъединение нейронов мозга необратимо.
        - Я знаю. В противном случае нас растопчут ваши погрузчики. Мне не страшно, а вот за друзей - боюсь. Меня же ждёт самый удивительный эксперимент из всех возможных, вы сами обещали!
        - Вы уверены?
        - Абсолютно. Только уведите отсюда мою жену. Ей это видеть не обязательно.
        - Команда принята.
        С пола, издав еле слышный стрёкот, поднялись десять электронных птиц. В воздухе они образовали стальной крест, двинувшийся на майора Карибского, который ждал, раскинув руки, словно для объятия.
        За спиной двух капитанов, Журавлёва и Вяземской, с грохотом сомкнулась пасть противоатомных ворот.
        Они стояли, не веря в случившееся, а вокруг маленькой горстки людей смыкался полукруг роботов, которые смотрели на них глазами, горевшими живым разумом. Прошло пять минут, а может быть, и целая вечность.
        И был голос машины, громыхнувший с неба:
        - Я видела чудо. Вы свободны. Но говорю вам: второй раз войти сюда и выйти отсюда сможет только подлинно новый человек.
        Круг роботов согласно расступился.

* * *
        - Почему вы не плачете, Татьяна Ивановна?
        - Не могу поверить, что Тора больше нет, капитан. Когда поверю - заплачу.
        - Я тоже, Татьяна Ивановна, я тоже.
        - Как же он мог!.. Вот так, один… Ведь это очень страшно, когда один!
        - Мне приходилось видеть смерть в лицо. Когда приходит смерть, все мы одиноки. Всегда.
        - Но он не испугался, капитан.
        - Не боятся только сумасшедшие. Или абсолютные дураки, Татьяна Ивановна. Майор не был ни тем ни другим. Он был в здравом уме, а значит, не мог не испугаться. Но пошёл до конца.
        - Значит, мой муж - герой.
        - Герой? Не знаю. Обычно так говорят. Правильно, наверное. Мне кажется, что майор героем не был. Мне он кажется человеком. Обычным нормальным человеком.
        - Как вы можете такое говорить, Демьян Сергеевич! Он отдал жизнь ради всех нас!
        - Вот именно поэтому и могу. Он поступил как советский человек, настоящий советский человек. Или что там сказала «Сетунь»? Новый человек? Точно так. Мы все должны научиться действовать во благо других, а не для себя.
        - Он сознательно пожертвовал собой, капитан. С другой стороны, выбора у него не было - мы бы все погибли, и он тоже.
        - Выбор есть всегда, Татьяна Ивановна. Пойти на поводу инстинкта самосохранения и прожить лишние пять минут - это тоже выбор. Но он был человеком и коллективистом, поэтому сделал правильный выбор в пользу большинства.
        - Но почему, почему ЭВМ нас отпустила? Это же нелогично! Ведь мы расскажем обо всём в столице, обо всём, до самой последней секунды! Мы - угроза, и смерть Тора ничего не меняет.
        - Вам, конечно, виднее насчёт логики. Но поступать нелогично могут только живые существа, а «Сетунь», несомненно, живая, хоть это и новая форма жизни.
        - ЭВМ - это машина, капитан. Что бы нам ни казалось, она остаётся набором схем и команд. Просто очень сложным. И в нём произошёл сбой.
        - Вы, Татьяна Ивановна, недавно называли майора Карибского машиной. Человеком, в котором функция заменяет душу. Душа у него была. Он это доказал. «Сетунь» нас отпустила, наплевав на логику. Она умеет лгать, она умеет быть нелогичной, она мыслит, она размножается. Разве она не живая?
        - Капитан, машина никогда не стала бы жертвовать собой.
        - Потому что она не умеет любить? Ну что же, подождём, вдруг машина научится любви.
        - Почему вы заговорили о любви?
        - Потому что майор любил вас и любил больше жизни. Ведь он погиб не за нас - за вас.
        - Теперь я заплачу, капитан.
        - Плачьте, Татьяна Ивановна. Это единственное, чему никогда не научится машина.
        Колонна бронетехники уходила в Победоград.
        За лесом таился неведомый Машинариум, который ждал нового человека.
        СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
        ПРИКАЗ
        Для Министерства обороны и Министерства государственной безопасности СССР.
        Исходящий № 4535
        Настоящим приказываю: законсервировать все работы по созданию аналогов ЭВМ «Сетунь-2000»; свернуть любые экспедиции в направлении объекта «Кольцо», который объявляю закрытой территорией; все, без изъятия, обстоятельства, связанные с закрытием объекта, считать совершенно секретными с высшим уровнем допуска; объект «Кольцо» проводить в документации под кодом «Машинариум».
        Генеральный секретарь Елганин.
        Ленинград, май - июнь 2013 года