Скоморох Свенельд Железнов
        Древняя Русь. По дорогам, тонущим в бескрайних лесах, странствует молодой скоморох Радим. У него нет ни коня, ни доспехов, однако он вовсе не безоружен. Его меч - острый насмешливый ум. Его броня - природная ловкость.
        А в глубине зачарованной чащи таится темная и мрачная сила, монстр, древний как мир, против которого железо - ничто. Зло пожирает души людей, целые деревни обращая в свою страшную веру.
        Горячее и чистое сердце - против чудовищного порождения ночи. Кто победит? И почему выбор судьбы пал именно на Радима?
        Ответ впереди, а пока за каждую выигранную схватку скомороху приходится платить очень дорогой ценой…
        Свенельд ЖЕЛЕЗНОВ
        СКОМОРОХ
        ТЕНЬ СКОМОРОХА
        Глава 1
        Призрачный свет манил к себе. Сон сковывал веки, обволакивал плотной пеленой, рождая чувство сладкой неги. Мороз исчез, будто стоял нынче не белояр, а лете-ница, и не метель мела, а дул ласковый полуденный ветерок. Радим тихо засыпал в сугробе под песню зимы…
        Уж три седмицы, как он покинул негостеприимный Суждаль и шел на полуночь по руслам рек. Не оценили суждальцы его талантов, прогнали прочь. Не впервой, но обидно. Радиму вообще не слишком везло последнее время. То на церковников попадет, кои терпеть скоморохов не могут, то «друзья»-соперники постараются, своими прибаутками опозорив его перед всем честным народом.
        Радим пытался ответить им тем же, но у него плохо получалось. В конце концов, скоморохом он стал не по доброй воле, а велением судьбы-злодейки. Тяги веселить народ у Радима отродясь не водилось. Скоморохом был его отец, успевший передать сыну нехитрые основы своего ремесла - и сгинуть от рук неизвестных разбойников в дремучих муромских лесах. Вместе с ним пропали старшие братья Радима.
        Было так: скоморохи отправились в далекую деревню на свадьбу местного старшины, где, видимо, и повстречались с бедою.
        На дороге нашли лишь порубленную в щепы потешную личину. Больше никаких следов не осталось.
        Радим в то время был мальцом и вместе с матушкою зимовал у дальних родичей в городце на Соже. Узнав, что муж и сыновья погибли, матушка повредилась рассудком. Однажды она ушла в ночь и не возвратилась. Мальчик остался на попечении хозяев усадьбы, людей небогатых, да еще и многодетных. Кормить задаром его никто не собирался, а потому пришлось Радиму с малых лет осваивать борону и плуг. Ох, не понравилась ему оседлая жизнь смерда. Веселые застолья, хмельные песни и танцы не часты у тружеников земледельцев. На праздники же Радима не звали. Дома всегда находилась срочная работа, а кому ее поручить, как не приемышу? Кончилось это тем, что подросток, прихватив пару ногат серебра, скрылся из городца. Когда деньги кончились, а добрых людей рядом не оказалось, понял Радим, что на жизнь надо зарабатывать. Начал с пения на постоялых дворах, а там пошло-поехало. Сшил скомороший колпак, купил румян, сделал из липы личину… Ни шатко, ни валко, но на прокорм хватало. Не все нравилось в скоморошьем ремесле, но всяко лучше, чем копаться в земле от рассвета до заката. Много успел повидать Радим за двадцать пять лет
- и сладкого, и горького, - Но спроси его, весело ли ему жилось, ответил бы - нет. Других развлекал, а сам тихо мечтал о лучшей доле.

* * *
        Внезапно покой был прерван какими-то странными звуками. Потом холод ожег щеки. Радим недовольно поморщился. Ему очень не хотелось открывать глаза, но пришлось: уж слишком настойчиво его теребили. Снежинки стремительно кружили в воздухе, переливаясь холодными красками. Радим догадался, что лежит в снегу и смотрит на серое небо. Странные звуки оказались человеческой речью.
        - Эй, живой, что ли?
        Радим попытался пошевелить губами - и понял, что не может. Тогда он дернул рукой. Движение далось с трудом, ведь суставы закоченели, лишив тело гибкости.
        - Живой! За руку тут же схватили и потянули. Перед взором Радима промелькнули редкие облака, вершины вековых елей, развесистые ветви, заснеженный подлесок… Взгляд уперся в темную фигуру, застывшую около скомороха.
        - Ну, подымайся! Или сидеть здесь собрался?
        Радим наконец различил черты собеседника. Парнишка лет пятнадцати в овчинном тулупчике и огромной лисьей шапке тянул скомороха за руку, помогая ему встать. Радим, кряхтя, поднялся и чуть не упал снова, почувствовав, как голова закружилась и его потянуло вниз.
        - Теперь ты мой должник, - поддерживая скомороха, сказал юноша. - Ежели б не я, так и вмерз бы в землю. Глядишь, к лету Живана травку-муравку через тебя прорастила бы.
        Губы, оттаяв, подчинились хозяину, и Радим ответил:
        - Благодарствую…
        - Ну, за благодарность жив не будешь. С тебя гривна кун. Хочешь, сейчас рассчитаемся, хочешь, чуть позже. Но долг платежом красен.
        К Радиму начала возвращаться память. Он восстановил события последних дней и понял, что лучше бы его не спасали. Жить смысла не было.
        - У меня и гнутой резани нет. Кхм… - Радим закашлялся. - Да и спасать меня я не просил. Кхм… кхм…
        - На, для сугрева хлебни вина, - парнишка протянул скомороху берестяную бутыль. - Не боись, более гривны кун с тебя не возьму.
        Радим отпил из бутыли, и ему действительно стало теплее. Затуманенный взор прояснился, и он смог рассмотреть спасителя более подробно. Тот был белобрыс и округл. Голодать последние месяцы ему явно не приходилось, ибо кожа лоснилась, а щеки алели румянцем. Одежда юноши была небогата, но добро сшита. Шапка, тулуп, кожаный пояс, шерстяные порты, шерстяные онучи и лыковые лапти были, если и не новыми, то малоношеными. Через распахнутый воротник тулупа виднелся ворот рубахи, расшитый тесьмой с греческим львиным узором. В петле на поясе парубка висел однолезвийный нож в три четверти локтя длиной. Судя по отсутствию характерного «цоканья» в говоре, юноша был не местный.
        - Нету гривны кун. До нага коли разденешь, и то за мое платье столько не выручишь, - грустно заметил Радим.
        Юноша оценивающе взглянул на залатанный кафтан Радима, протертую войлочную шапку, грязные онучи, потрескавшиеся подошвы и кивнул в сторону валяющегося в снегу заплечного мешка.
        - А там, смотрю, добра много. Плотно упихано.
        - Не трожь! - Радим поднял мешок. - За это добро и резань мало кто даст. Для моего ремесла вещи.
        - Хорошенькое у тебя ремесло. И резани за него не дают. Чем хлеб добываешь?
        - За ремесло дают, не дают за вещи для ремесла. Ибо мало тех, кто сим ремеслом владеет.
        - Ого! Интересное дело! Уж не скоморох ли ты? Радим замер, открыв рот. Он не корчил гримас, не показывал трюков, а его узнали.
        - Э! Ты чего, будто замороженный! - парубок толкнул скомороха в бок. - На, еще хлебни, не замирай!
        - Откуда ты знаешь, что я скоморох?
        - Угадал? Правда? - юноша рассмеялся. - Я сам скоморох. Ну, учусь быть скоморохом, и все такое. Пока настоящих представлений не давал, но все, кому я свое умение показывал, одобряли.
        - Скоморох? - Радим напрягся. - Мешок я тебе все одно не отдам. Режь меня, потом с мертвого заберешь.
        - Стоило тебя спасать, чтоб резать! Не тать я какой-нибудь с большой дороги! Коли зажмешь гривну кун, Сварог тебе судья. Однако, думаю, можешь долг вернуть работой. Возьми меня с собой. Вместе представления давать станем, ты меня подучишь, а потом, как решу, что все узнал, разбежимся.
        - Тебе не понравится. Похоже, удача оставила меня.
        - Ну уж нет! Ежели я к тебе присоединюсь, поверь, у нас все пойдет как по маслу! Я пока ни в чем знал неудачи!
        - Зато я из этих неудач никак не выберусь. Правду сказать, скоморох я не самый лучший. Когда ж против меня целое Коло скоморохов, вообще пропащий.
        - Коло скоморохов?
        - А ты, наверное, про такое и не слышал? - Радим поднял бутыль и крепко к ней приложился. - Тебя как. звать-то, выоноша?
        - Меня? Богданом…
        - А меня Радимом. Так вот, в Киев-граде собрались княжьи скоморохи и решили: хватит жить порознь и отбирать хлеб друг у друга, надо объединяться. И объединились в Коло Скоморохов. Говорят, всем заправлял любимчик великого князя Туровид. Мало ему показалось успеха при дворе, захотелось власти по Руси широкой. Слухи ходят, из волхвов тот Туровид, потому так быстро князя мудрого очаровал. Словом, создали тот Коло и клич бросили, чтоб все скоморохи в него вступали. Кто ж не вступит и Туровида слушать откажется, тому изгоем жить.
        - Ты не вступил?
        - Догадливый. Приходили ко мне три раза люди Туровида. Говорили, чтоб в Тмутаракань шел, мол, там скоморохов не хватает. А почто мне им повиноваться? Я человек вольный, где хочу, там и гуляю. Послал их самих в Тмутаракань. С тех пор неудача и пошла сплошная.
        - А повиниться перед Коло скоморохов не пробовал?
        - Это в Киев идти, Туровида искать? Потом голодным оборванцем пороги хором боярских неделями обивать? Я не такой человек… Лучше умереть свободным, чем рабом жить!
        - А ты - гордый! Не тужи, зададим мы перцу этому Коло скоморохов, коли на нашем пути встанет.
        - Не сомневайся, встанет. Все скоморохи под Коло ходят. Нерешительные мелкие пакости мне делают, а отчаянные даже убить пытались. Так что подумай, нужны ли тебе такие напасти?
        - Напасти закаляют характер!
        - Неосторожный ты вьюноша, Богдан. Но ежели настаиваешь, я не против с тобой поработать. После доброго вина даже умирать расхотелось. Дай еще хлебну!
        - Э! Ты у меня так все выпьешь!
        - Буду должен…
        Радим крепко приложился к бутыли. Вино заплескалось во рту, тонкими ручейками проступив в уголках губ. Густые темные усы и борода увлажнились. Настроение у скомороха поднялось, силы вернулись, - и жажда деятельности вместе с ними. Он закинул мешок на плечо и кивнул в сторону дороги.
        - Куда путь-то держим? - поинтересовался Богдан.
        - В Ладогу. Скоро Масленица, пир давать будут. Скоморохи не часто так далеко на полуночь заходят. А скальды из Норги мне не помеха. Есть надежда, что обойдется без поножовщины.
        - Интересное дело, я тоже в Ладогу шел.
        - А ты зачем?
        - Затем же, что и ты. Та же мысль была, мол, других скоморохов не будет - мне больше достанется.
        - Смышленый!
        - А то!
        - Ну, пошли.
        Они двинулись по запорошенному снегом льду Волхова. Ноги проваливались по щиколотку, а местами и по колено. За интересной беседой поприща летели незаметно.
        - Дай, еще хлебну!
        - Сам допью! Это вино заморское, я его у одного грека купил.
        - Не перечь старшему! Я в вине лучше твоего разбираюсь. Оно наше, родное, ягодное, на меду бродившее. Прошлогоднего урожая. Такое в любой деревне купить можно.
        - Не путай меня, Радим! Я вин столько разных выпил, сколько воды в половодье. Из винной зрелки оно. Заморское!
        Вино в бутыли закончилось, поэтому начали судить рядить о том, что плескалось у Богдана в небольшой южжевеловой фляге… Потом была деревня, где бутыль наполнили под затычку, а во флягу местный винокур накапал чего-то очень дорогого. Бурное обсуждение возобновилось.
        Глава 2
        Год 6559-й от сотворения мира выдался для Киевского государства тихим. Печенеги не беспокоили звоими набегами, дикая чудь не возмущалась, когда княжьи тиуны брали оброк с их племен, молодой полоцкий князь Всеслав тихо сидел в своей отчине, пребывая в «вечном мире» с соседом. Великий князь наслаждался спокойствием в стольном граде, на местах же его именем правили сыновья и верные посадники.
        Старшему сыну, Владимиру, выпала честь княжить в Новгороде, самом крупном после Киева граде, которому его отец был обязан своим престолом. В смутные времена именно новгородцы крепче всех поддерживали Ярослава, добыв ему ряд побед над родными братьями. Изяслав, следующий сын по старшинству, правил Туровской землей, страной плодородной и богатой. Святославу Ярославичу достался Чернигов, город, в котором долгое время правил самый суровый соперник великого князя. Мстислав Владимирович, младший брат Ярослава, одержал над великим князем крупную победу и заставил поделить Русь надвое. К счастью Ярослава, Мстислав вскоре умер, не оставив наследников. Вот тут-то его волости и перешли великому князю. Младшие дети - Всеволод, Вячеслав и Игорь - еще юные и неумелые, сидели в своих уделах под бдительным оком опытных наставников. Первый - в Переяславле, второй - в Смоленске, третий - во Владимире Волынском. В других городах, больших и малых, великий князь утвердил посадников, доверенных людей из дружины и ближнего боярства.
        В Ладоге, граде в двенадцати верстах вверх по течению от устья Волхова, тридцать лет назад посадил великий князь родича своего, шведа Регнвальда Ульвссона. Был он дядей по матери великой княгине Ирине, в девичестве Ингигерд, дочери шведского короля Олафа. В свое время Регнвальд немало способствовал брачным делам племянниц, сначала пытаясь выдать за Олафа Толстого, короля норвежского, старшую дочь короля, потом хотел проделать это с Астрид, ее младшей сестрой. Больше всего не желал подобного брака их отец, шведский король, а потому, когда затея с Астрид удалась и она разделила ложе с норвежским правителем, Регнвальд был объявлен вне закона. Ингигерд спасла своего дядю от бедственного существования изгнанника. В качестве свадебного дара она потребовала Ладогу и, получив волость, передала ее под власть Регнвальда.
        У Регнвальда было двое сыновей - Ульв и Эйлив. После смерти отца Ладожская волость перешла младшему. Про старшего говорили разное, мол, заблудился в лесах, сгинул в походе на чухонцев, да и всякое другое. Но никого по большому счету его судьба не интересовала. Ибо народу было все равно, как зовут ярла - Улеб или Элиб, главное, чтоб закон блюл и от голяди защищал. Правду сказать, Эйлив добро справлял свой долг посадника. Подати отправлял в столицу исправно, с чудью договора установил, народ притеснял в меру. Ни бунтов, ни замятней не допускал, а если кого и обижал, то умело пресекал всякие помыслы о мести. Ладога при Эйливе расцвела. И раньше она была немаленьким городцом - все-таки некогда столица Гардарики, как называли волховские земли норманны, - а теперь стала еще больше. Крепостная осыпь выросла с трех человеческих ростов до четырех, взамен обветшалых, выстроенных еще при великом князе Владимире стен появились новые. Эйлив выселил простолюдинов из центра града, внутри детинца оставил только дружину и местную знать.

* * *
        Попасть за городские ворота у скоморохов вышло просто. Кроме нищих бродяг, приютившихся под стенами прямо на снегу, там никого не было. А вот при входе в детинец их остановили еще на перекидном мосту через ров. Трое дородных молодцев в кольчугах, одетых под толстые войлочные трейи по северному обычаю, и железных шишаках с наносьем заслонили путь.
        - А ну, стой! Почто идете? - спросил один из сторожей.
        - Мы скоморохи. К великому боярину - воеводе. Свои скромные… ик… уменья показать, - Радим был во власти хмеля, ибо спор с Богданом, кто лучше разбирается в вине, продолжался уже не первый день.
        - А звал ли он вас?
        - Скоморохов… ик… всегда зовут к праздникам, - выговорил Радим и широко улыбнулся.
        Ратник поморщился: от скомороха несло кислятиной.
        - К Масленице… - уточнил Богдан, покачиваясь. Воины переглянулись, и старшой, повернувшись к надвратной башне, крикнул:
        - Грим!
        В бойнице появилась невыспавшаяся бородатая физиономия, окаймленная двумя густыми косами.
        - Грим, тут скоморохи пришли. Пускать?
        - Скяморохи? - переспросил Грим. Его русский отдавал характерным норманнским произношением. - Отправь Волуню. Пусть ведет. К Свириду.
        - Будет сделано! - Старшой отвернулся от башни и кивнул младшему из товарищей: - Слыхал? Давай, веди.
        Валуня сделал приглашающий жест, скоморохи поспешили пройти между расступившимися воинами. Мостовой настил заскрипел под ногами. Пройдя под башней, скоморохи очутились во внутреннем граде, разительно отличавшемся от внешнего. Ладога простолюдинов была тесным скопищем полуземлянок, стена к стене жавшихся друг к другу. Ладога знати представляла собой ряд дворов, широко раскинувшихся за крепкими оградами. Каждый из них был полноценной усадьбой, с большим теремом, со своим огородом, амбарами и баней. В усадьбах копошилась дворня, готовя или, наоборот, убирая хозяйские сани, расчищая дорожки, таская мешки со снедью из кладовых в хоромы.

* * *
        Радим уже не первый раз оказывался в крупном граде, но всегда поражался средоточию богатства на маленьком клочке земли. Многие деревни позавидовали бы количеству и качеству построек в одном дворе Ладоги. Здесь таких дворов было не меньше двух десятков. Дубовый сруб считался вещью вечной и безумно дорогой. Тут таких было не один и не два. Радим заметил целый терем, срубленный из толстых дубовых бревен. Скоморох тяжело вздохнул, ощутив легкую зависть.
        - Ужо напраздновались? - улыбнулся Валуня, когда Богдан очередной раз пошатнулся и был удержан от падения схватившим его за пояс Радимом. - Однако, смотрите, у нас воевода строгий, ежели ему что по пьяному делу поперек скажете, головы не сносить.
        Радим внимательно посмотрел на него. Тот оказался отроком, наверное, чуть старше Богдана, но гораздо упитаннее и крепче в кости. От внимательного взгляда не скрылся и тот факт, что, хотя Валуня и был крепко вооружен, доспех его был далеко не новый. Кольчуга местами залатана, местами просто перехвачена крепежом, чтоб не лопалась дальше. Шишак со следами ржавчины и потрепанной бармицей явно побывал в жестоких сечах. Кожаный пояс покрыт металлическими заклепками, часть из которых выпала и утерялась. На поясе висел меч в полтора локтя длиной, без ножен, в толстой петле из металлической проволоки. Левая рука отрока держала тяжелый продолговатый щит, правая - копье с четырехгранным наконечником, почерневшим от старости.
        - Праздновать мы сюда пришли. Просто по дороге… ик!… из съестного… ик!… мы потребляли только вино.
        - Богато живете!
        - Уже бедно, - пожаловался Богдан. - Я перевел на эту бездонную бочку все свои гривны.
        - Не лукавь! - Радим игриво погрозил пальцем. - Я заметил, у тебя в мошне еще звенит серебро.
        - Не про твою честь! - Богдан снова шатнулся, да так, что только тын усадьбы остановил его от падения.
        - Весело живете! - хмыкнул Валуня.
        - А у вас в Ладоге скучно?
        - Ужо точно не весело. Народ сытый, довольный, тихий. Воевода строгий, не загульный. Чудь последнее время тоже присмирела. В полюдье вот прошлой осенью ходили. Хоть бы от одного дыма в подати отказали! Не… Уплатили по полной, как миленькие. Скучно.
        - Да, мечта… - разоткровенничался Радим. - Хочется… ик!… Хочется такой размеренной жизни.
        - Тебе? - удивился Валуня. - Ты же еще не старик!
        - Возраст тут не помеха… ик…
        - А мне б наоборот. Войну б какую, что ли, затеяли с карелой. Знаю, подвиг готов совершить, да вот негде.
        - Не грусти… ик… Собирай котомку и дуй на первый же варяжский корабль. Будут… ик… тебе подвиги.
        - Думал о том. Не пойдет. Матушка у меня здесь. Не могу бросить, ведь старшой я в семье.
        - Тогда жди. Ежели хочешь подвига, то случай обязательно… ик… представится.
        Валуня добро заулыбался, будто его приласкали. Скоморохи ему явно понравились. Распахнув ворота в один из дворов и кивнув привратнику, он повел скоморохов внутрь.
        - Вот в этих хоромах воевода и живет.
        Радим окинул мутным взглядом возвышавшийся перед ним терем. Огромное двухъярусное здание было составлено из нескольких больших срубов. Кровля в два теса привлекала внимание яркой охрой, которой была выкрашена. Наличники на окнах, ставни и двери тоже сверкали яркими красками. Очень нарядным было красное крыльцо, сооруженное из бревен, которых коснулась рука талантливого резчика. Узоры причудливо вились вокруг опорных столбов, высеченными в дереве образами напоминая древних идолов.
        Скоморохов повели, однако, не к красному крыльцу, а к небольшой двери в задней части терема. Около нее царила суета, холопы сновали туда-сюда. Перед Валуней дворовые бойко расступились, даже придержали дверь, пока воин и его спутники не прошли в терем.
        - Вот мы и на месте. Вам к тому мужу в светлом кафтане, - указал Валуня на седого мужчину лет пятидесяти. - Это Свирид, главный распорядитель в усадьбе.
        В большой клети, четверть которой занимала огромная глинобитная печь, а четверть - столы и лавки, было полно народу. Часть людей суетилась у очага, занимаясь кипящими котлами и жарящимися тушами. Другая - стояла у столов и резала овощи, выгребала из кадок квашеную капусту, наполняла кувшины питьем. Большая же часть мельтешила то тут, то там, таская мешки, подносы, бочонки и освежеванные туши. После ясного весеннего дня, с намеком на оттепель, здесь казалось темно и душно. Скоморохи вспотели почти сразу.
        Валуня подвел спутников к Свириду и представил. Распорядитель подвигал седыми бровями и критически осмотрел обоих:
        - Как звать?
        - Радим. А это - Богдан.
        - Скоморохов у нас хватает. А умеете ли за лошадями присматривать?
        От такого предложения Радим стушевался.
        - Как так? Я - скоморох, а не конюх.
        - Какой ты скоморох, кикимора болотная, - раздался резкий писклявый голос. - О тебе, Радим, слух ходит, что ты тать, а скоморохом прикидываешься.
        Из - за спин заинтересованно замерших холопов появился низенький уродливый карлик. Его волосы были всклокочены, борода топорщилась в разные стороны, а огромный рот кривился в ухмылке. Радим узнал противника. Это был скоморох по прозвищу Леший, они как-то встречались на одном из праздников в Пе-реяславле. Отвратительный тип, мало того, что грубиян, еще и вреден без меры.
        - Молчи, отрыжка Морены. Я поболе твоего в ремесле преуспел. - Хмель у Радима как рукой сняло. Он внутренне весь напрягся.
        - Ругаешься? - За спиной карлика нарисовалась фигура мускулистого здоровяка, под две сажени ростом. Его Радим тоже узнал: человек Лешего, по прозвищу Великан. Муж добрый, да только очень предан грубому недоростку. - Выметайся подобру-поздорову. Тут настоящих скоморохов хватает.
        Радим уже готов был уступить. Леший смел потому, что Коло Скоморохов на его стороне. Иметь дело с Коло не хотелось. Радим начал готовить речь, чтобы ретироваться, сохранив лицо, но тут свое слово сказал Богдан:
        - Да у Радима вы все сосали! Сосунки! Он такое может, чего вам ни в жизнь…
        Пьяная речь Богдана прозвучала четко и громко. Даже холопы, до сих пор не обращавшие внимание на заварушку, остановились и заинтересованно посмотрели в их сторону. В клети мигом повисла тишина. Великан собрался двинуть Богдану в лоб, но Сви-рид его остановил.
        - Стоять! Это что за смута в доме воеводы? - Он сурово блеснул очами. - Пусть Радим покажет, на что способен. А мы решим: в темницу его бросить или к гостям пустить.
        Скоморох понял, что влип. Он печально посмотрел на Богдана и начал судорожно придумывать, что же такое показать.
        - Давай, показывай, - настоятельно потребовал Свирид.
        Радим сбросил наплечный мешок на пол, развязал кушак, снял кафтан и несколько раз покрутил туловищем, разминая мышцы. Полная зрителей клеть замерла в ожидании представления. И оно грянуло.
        Скоморох ловко оттолкнулся от пола, впрыгнул на край стола, потом бросился на стену. Дворовые девки не успели ахнуть, а скоморох уже зацепился за потолочную балку и ловко перебирал руками и ногами. В несколько движений он перебрался на противоположную сторону помещения, где так же ловко сделал несколько шагов по стене и спрыгнул на лавку. Лавка подпрыгнула, и лежавшее на противополжном конце яблоко полетело прямо в руку Радима. В полной тишине он смачно надкусил его.
        - Вот это да… - вырвалось у Богдана.
        Народ оживился и бросился обнимать Радима. Все были в восторге от показанного трюка. Свирид тоже заулыбался, и Радим понял, что не отправится в темницу.
        - Добро. А из твоих, Леший, кто-нибудь так может?
        - Эй… Млад… нет, Олешек, покажи.
        Великан протолкнул через толпу тощего отрока в рких скоморошьих одеждах. Его Радим не знал, но онял, что юноша тоже из людей Лешего.
        - Давай, Олешек, - приказал карлик.
        Отрок подчинился. Он вспрыгнул на стол, оттолкнлся, роняя блюда и горшки, побежал по стене. Но недолго… Зацепиться за балку Олешек не смог и рухнул вниз, прямо в открытый жбан с квасом.
        Такого громкого смеха Радим давно не слышал, будто грянул гром, аж клеть содрогнулась. Некоторые холопы от хохота попадали на пол и катались по нему, надрывая животы. Хмурыми были только Леший и его люди.
        В клеть вбежал обеспокоенный гридь из крепостных сторожей.
        - Что тут?
        - Все хорошо, - Свирид отправил сторожа обратно. - А ты, Леший, приплатил бы Радиму, чтоб он твоих людей обучил.
        Лицо карлика стало пунцовым. Он с нескрываемой злобой посмотрел на Радима.
        - Ну, а Богдан покажет нам свое умение? - спросил Свирид.
        - Я? - Парубок расслабился, решив, что про него благополучно забыли - Я… Я прислуживаю Радиму. Вот, вещи ношу…
        - Добро. Что ж, Радим, располагайся тут, переодевайся. Как только гости захотят увидеть скоморохов, тебя позовут.
        Свирид отвернулся и тут же обрушился с лавиной упреков на холопов, оторвавшихся от дел. Радим и Богдан отошли в угол и перевели дыхание.
        - Нелегко ремесло скомороха… - заметил Богдан, прикладываясь к бутыли с вином.
        - Да, уж. Я в уме уже примерял ладожские колодки. Дай глотнуть.
        - Но опасаться все же есть кого. Погляди на уродца…
        - Ладно, не буду больше пить, а то нож в спину прозеваю.
        Выражение лица Лешего, шептавшегося в углу с Великаном, действительно не предвещало ничего хорошего. Он явно жаждал мести.
        Глава 3
        Гости пировали в огромной риге, выстроенной рядом с теремом. Столы стояли по стенам, оставляя место для прохода слуг и выступления потешного народа. За поперечным столом сидели хозяева и самые видные гости. Радим не знал в лицо ни Эйлива, ни его домашних, но, пока стоял в дверях и ждал знака Свирида, определил, что воевода, пожалуй, дородный боярин лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной седой бородой, длинными волосами, собранными в косицу и оплетенными золотым шнуром. Рядом с воеводой сидела его жена, тучная женщина, вряд ли намного младше мужа. Она снисходительно смотрела на гостей, иногда отвечая на любезности, которые те расточали. Радиму не требовалось много времени, чтобы заметить: женщина была хозяйкой на этом празднике. И похоже, ее уважали не меньше мужа.
        Определить, кто из гостей является знаменитым Остромиром, самым влиятельным, мужем в Великом Новгороде, кто Яном Творимирычем, ближним боярином Владимира Новгородского, а кто Симоном из Переяславля, воеводой Всеволода Ярославича, Радим не мог.
        За главным столом сидели трое видных бояр, все в дорогих одеждах и украшениях. Один был в возрасте, приближающемся к возрасту хозяина праздника, двое - несколько моложе. Особенно Радиму запомнился один из них, светловолосый, с пронзительным взглядом темных глаз. В людской перечисляли, кто приехал в Ладогу, но не рассказывали, как они выглядят. Радим решил, что темноглазый красавец, скорее всего, Симон, доблестный варяг, про чьи подвиги много былин ходит по Руси. Именно так должен выглядеть герой, по которому сохнут девицы, на которого хотят походить юноши.
        Гусляр закончил петь грустную былину о дулебском князе Мезенмире словами:
        Покатилася головушка буйная,
        Покатилася по жухлой траве.
        Прекратилася жизнюшка вольная,
        Прекратилась на русской земле.
        Особого восторга былина не вызвала, и исполнителя проводили холодно. Это порадовало Радима. Публика настроена на примитивное веселье, и после скорбного гусляра трюки скомороха имеют шансы на успех. В риге появились музыканты с дудами и бубнами. Они заиграли задорную мелодию. Свирид махнул Радиму: его выход.
        К выступлению скоморох тщательно подготовился. Он надел специальную короткополую рубаху, сшитую из кусков разноцветного полотна. Ноги обул в кожаные башмаки, уже неоднократно бывавшие в починке, но все же остававшиеся гораздо удобнее лаптей. На голову Радим водрузил цветной колпак с бубенцами. Чтобы колпак не свалился во время трюков, он был снабжен завязками, стягивавшимися под подбородком. За кушак Радим засунул пять факелов, пропитанных смолой.
        Влетев под грохот бубнов в центр риги, Радим завертелся колесом, совершая один прыжок за другим. Потом, быстро выхватив факелы, начал ими жонглировать. Вот в воздухе их замелькало три, четыре, пять, а скоморох все так же легко крутился под ними и ловко ловил руками. Подкинув один, Радим ловко запалил его от факела, закрепленного у опорного столба. Смола вспыхнула, ярко осветив лица сидящих рядом гостей. Те охнули, а потом восторженно загалдели. От горящего факела Радим постепенно запалил остальные. В риге заиграла огненная карусель. Взглянув в сторону хозяйского стола, скоморох поймал обеспокоенный взгляд хозяйки. Она явно не одобряла сей игры с огнем. Ладожский воевода, напротив, был доволен и добро смотрел на представление. Весело выглядели и трое других бояр, по усам которых уже текли медовые реки. Двое из них о чем-то важно перешептывались.
        Радим закончил жонглирование факелами и, нащупав взглядом Богдана, жестом подозвал его. Богдан передал скомороху склянку с какой-то жидкостью и забрал четыре факела. Предстояло главное. Этот трюк всегда очень нравился зрителям, хотя был весьма опасен. Глотнув жидкости, скоморох поднес факел к губам и резко выдохнул в сторону гостей. Язык пламени метнулся поперек риги. Раздались испуганные крики. Когда Радим повторил огненное дыхание еще пару раз, страх сменился восторгом. Впервые за последние месяцы скомороха встречал такой бурный успех. Он расчувствовался и решил рискнуть, сделав трюк, который кроме него редко кто дерзал изобразить. Радим незаметно плеснул жидкости из склянки в одно из блюд с недоеденным барашком. Потом, совершив несколько стремительных прыжков и переворотов, он дыхнул огнем в ту сторону. Присутствующим показалось, будто огненный шар вырвался из глотки скомороха и, совершив короткий полет, врезался в стол. Ярко вспыхнув, шар рассыпался снопом искр, оставив полыхать блюдо. Сидевшие рядом с ним гости попятились и уже хотели бежать, но тут подоспел Радим. Он сделал несколько ловких
движений ртом над пламенем, будто всасывая его. Постепенно огонь потух.
        Радим поднял взгляд и натолкнулся на премилое личико румяной девицы. Судя по яркому зеленому плащу, заколотому массивной золотой фибулой в форме солнечного круга - Ярилы, она была из богатой семьи. Поскольку сидела красавица у самого хозяйского стола, рядом с родовитыми мужами, ее происхождение должно быть не менее благородно. Глядя на рассыпанные по плечам русые волосы, Радим заключил - боярская дочка, на выданье. В отличие от своих соседей, девица не соскочила со скамьи. Она сидела и с любопытством разглядывала Радима. Он улыбнулся ей. Скомороху показалось, что боярская дочка ответила ему тем же.
        Выступление скомороха очень понравилось гостям. Воевода подозвал Радима к своему столу и лично налил ему полный рог доброго меда. Скоморох залпом испил угощение и поспешил скрыться из риги. У него не было желания напиваться до бесчувствия.
        - Неплохо прошло, - Богдан встретил Радима доброй улыбкой. - Уже вечереет, пора перекусить. Пойдем в людскую?
        - И пора получить наши куны. Свирид обещал за каждое выступление по ногате.
        - Ты мне должен гривну кун, не забудь.
        - Уже нет. Я тебя такому научил, что другой за это взял бы дюжину гривен.
        - Дюжину? За что? Я до сих пор не ведаю, как огонь в блюде потух!
        - Есть способ, - Радим хитро подмигнул и зашагал к терему.
        - Ты мне должен, не забывай!
        - Добро. Я набрал в рот молока из крынки и потом выплюнул его на огонь.
        - Когда ты с молоком-то успел?
        - Успел…
        В людской клети было по-прежнему шумно и суматошно. Свирид был здесь и раздавал подзатыльники нерасторопным холопам. Скоморохи подошли к распорядителю и откашлялись, привлекая внимание.
        - Выступили? Молодцы! Голодны?
        - Немного.
        - Эй, налить им по миске ушицы. И хлеба дайте! - Свирид повернулся, чтобы покинуть помещение.
        - Свирид, а как с оплатой?
        - Оплата? - Свирид нахмурился. - Позже, позже… Вот Масленица закончится, тогда и подсчитаем, сколько вам должны. Вычтем харчи, добавим за каждое выступление. Или вы куда на ночь глядя собрались?
        - Нет.
        - Вот и ладно. Сидите, ешьте. Можете прикорнуть тут на лавках. Как будете нужны, вас разбудят.
        Свирид вышел в дверь, ведущую во внутренние покои. Радим и Богдан переглянулись, одновременно повели плечами и, махнув на все рукой, уселись за стол. Тут же перед ними появились две глиняные миски с ушицей из корюшки и краюха свежего теплого хлеба. Скоморохи с аппетитом заработали челюстями.
        - Леший с Великаном куда-то пропали, - озабоченно сказал Радим, когда первый голод был утолен. - Не вижу их тут.
        Богдан завертел головой и подтвердил:
        - Точно, нет. Вон их люди, Млад и этот Олешка у очага греются, самих же не видно.
        - Не к добру это.
        - Боишься?
        - Коло Скоморохов, скажу я тебе, шутить не любит.
        - Интересная мысль. На что ж скоморохи нужны, коли не шутить?
        - Ты, Богдан, тоже теперь у них на примете. Так что поберегись.
        - Это как же?
        - Тикать отсюда надо, тикать. Вот съедим варево, одно дело сделаем, и в путь, - Радим доел краюху, потом собрал рассыпанные по столешнице крошки в ладонь и отправил в рот. - Что скажешь?
        - А дело какое?
        - Непростое. Но прибыльное, - Радим огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто. - Воевода, полагаю, самоцветами и золотишком не беден. Надо б прибрать к рукам, что плохо лежит.
        - Ого! - Богдан даже слегка отшатнулся, услышав такое предложение. - Не сносить нам головы, коли поймают!
        - Не должны поймать. Безоблыжный скоморох всегда выкрутится.
        - Ох, недаром тебя Коло скоморохов гоняет…
        - Думаешь, их скоморохи подобным не промышляют? Заблуждаешься. Вот Туровид, тот, говорят, ловчее всех. У великого князя прямо из казны куны черпает.
        - Неужто? А князь о том ведает?
        - Кто ж его знает. Может, и нет, раз такого возле себя держит. А может, и знает, - ведь с волхвами лучше не ссориться. Казна-то у Ярослава Владимирыча вельми богатая. Чай, от одного дармоеда не обеднеет. Закончив трапезу, скоморохи утерли рты рукавами.
        - Решай. Идешь со мной?
        - Добычу пополам?
        - Ты ж учишься, а я - учу! Мне три части, тебе - одна.
        - Не пойдет. Пополам - и мы вместе. Ежели ты не согласен, я отправляюсь искать Свирида.
        - Серьезный подход…
        Богдан ухмыльнулся и подмигнул Радиму:
        - Согласен?
        - По рукам!
        Пока Радим копался в своем мешке, Богдан достал из котомки кулек, полный серебряных колечек и амулетов. Рассыпал их по столу и с глубокомысленным видом стал выбирать подходящие случаю.
        - Это что за богатство?
        - Походный набор оберегов. Думаю, что надеть.
        - Немало. И все разные?
        - Угу. Видишь, на каждом символы вытравлены? От этих знаков и сила. Здесь Ярило - коли его надеть, сразу облик помолодеет, морщины сгладятся, волосы распушатся. Тут Звезда путеводная - ввек с такой не заблудиться. А вот Полумесяц - хозяина от глаз чужих скрывает, неприметным делает.
        - Ну да? А надень-ка!
        - Надену. Именно с Полумесяцем, ибо видеть нас не должны. Так?
        Богдан натянул колечко на безымянный палец. Радим пристально посмотрел на товарища.
        - Что-то я тебя по-прежнему хорошо вижу. На тот ли палец надел?
        - Это без разницы. А видишь, поскольку привык. Вот денек без меня проведи, а потом попробуй во дворе отыскать. А полной невидимости никто не обещал.
        - Ладно. Хуже не будет. А это что за ожерелье?
        Радим потрогал тоненькую бечевку, на которой висели три простеньких серых камушка, похожих на речную гальку.
        - Это - говорящие камни.
        - Надо же! И о чем они говорят?
        - Не знаю, - Богдан пожал плечами. - С тех пор, как купил, ничего не говорили. Продавец молвил: ежели они пожелают сказать что, то алыми станут, как железо в горне.
        - Забавно.
        - Хочешь, возьми! Может, с тобой будут говорить? Радим осторожно надел на шею ожерелье. Камни цвете не изменились.
        - Молчат.
        - А ты поноси. Я-то их не использовал. Потом расскажешь, как оно - с камнями беседы беседовать.
        - Ох, сомневаюсь, что заговорят… - ухмыльнулся Радим, но ожерелье не снял. Жизнь научила его тому, что на первый взгляд бесполезные вещи часто приносят пользу и спасают от невзгод.
        Глава 4
        На дворе царила ночь. Небо было затянуто облаками, поэтому тьма стояла непроглядная. Блеклый диск луны сиял где-то над вершинами ближнего леса. Звезд не было видно.
        Одеваться в кафтаны скоморохи не стали. Лишняя одежда только сковывает движения. Холод слегка пощипывал тело, заставляя все время шевелиться. У Ра-дима в мешке оказалась очень полезная вещь - длинная пеньковая веревка с петлей на конце. Она предназначалась не для того (как предположил Богдан), чтоб повеситься в случае неудачи, а для проникновения на второй ярус терема. Радим забросил петлю на резной конек крыши со второй попытки. Влезть к темневшему наверху оконцу было для скомороха сущим пустяком. Аккуратно выдавив закрывавшую оконце слюду, Радим, будто змея, просочился внутрь палаты.
        Богдан не отставал от учителя. Подъем по веревке в его исполнении получился не столь стремительным, зато в оконце он ввалился даже тише Радима. В темноте они угадывали только силуэты друг друга, поэтому Богдан нечаянно наступил Радиму на ногу.
        - Тс-с!
        Взмахами рук и толчками в бок Радим дал понять, что будет обшаривать палату вдоль левой стены, Богдану же отдает правую. Тот понял и мелкими шагами двинулся в глубь помещения. Практически сразу Богдан задел лавку, и та предательски скрипнула.
        - Тс-с-с!
        Радим наткнулся на большой, окованный железом короб и попытался разобраться с запором. Пойдя на дело один, он, пожалуй, был бы значительно спокойнее. Сейчас приходилось думать, как там Богдан, не готовится ли опрокинуть что-нибудь или рассыпать. Однако душу грел один резон, который, собственно, и сподвиг Радима на работу с напарником: вдвоем можно значительно больше унести.
        Внезапно из-за двери палаты послышались шаги и негромкие голоса. Богданом овладела легкая паника.
        - Радим! - зашептал он во тьму. - Сюда идут!
        - Тс-с! Схоронись!
        - Как?!
        - Ляг! Затаись!
        Сам Радим вжался в угол между коробом и стеной. Сердце в груди бешено колотилось, губы беззвучно шептали молитвы ко всем известным богам. Радим вспомнил даже Христа, чей талисман в виде крестика из боярышника до боли сжал ладонью. С церковниками у скомороха были старые счеты, но нынче, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
        Молитвы не помогли. Дверь с противным скрипом медленно отворилась, и в палате заиграли отблески света. Вошедших было двое, оба мужчины. Один держал в руке яркую восковую свечу. Радим с ужасом разглядел, что Богдан распластался по полу почти в центре палаты. Пока что его загораживал от вошедших угол печки, но, пройди они вглубь на пяток шагов, им открылась бы интересная картина.
        К счастью, мужи задержались, затворяя дверь.
        - Надо ему все сказать, - говоривший был хрипловат.
        - Не вздумай! - ответил более молодой голос.
        - Но Эйлив - наш друг. Кроме того, весть рано или поздно все равно дойдет.
        - Пусть лучше поздно. Нашему князю нужно время, чтобы определиться.
        Богдан сообразил, что затаился не совсем удачно, и стал медленно ползти к стене.
        - Что там? - услышав шорох, остерегся один из вошедших.
        - Мыши, должно быть.
        Богдан втиснулся под скамью и затих.
        - Ты же знаешь, я предан князю не меньше тебя. Когда удача отвернулась от нас в греческом походе, моя рука спасла молодого государя. Ты хочешь его именем оправдать собственные интересы. Так поступать негоже.
        - Мой интерес тут один. Ладога - это врата в Новгород, пусть привратник во всем слушает господина. Сам знаешь, Эйливу это не нравится. Кликнет варягов, тогда бед не оберешься.
        - Ох, не вовремя ее смерть.
        - Наоборот. Долее ждать - более увязнуть. С Ладогой давно надо решать.
        Вошедшие от двери не удалялись, говорили негромко, но взволнованно. Их лиц Радим разглядеть не мог, но, судя по разговору, - это были бояре, приближенные самого князя Владимира. Скоморох увидел две пары сафьяновых сапог, украшенных золоченой вышивкой и самоцветами. На том, что помоложе, сапожки были ярко-белыми с золотым змеем, опутывающим своим хвостом голенище. Хриплый боярин был обут в сапоги темно-красного цвета с узором в виде диковинных цветов. Радиму подумалось, что две пары великолепных сапог - недурная добыча. Однако разбой он считал делом недостойным, а кроме того, излишне опасным.
        - Не добр ты стал, Остромир. Ладно, буду молчать пару дней. Но перед отъездом обязательно поговорю с Эйливом. Это мое окончательное слово.
        - Уговорились.
        Молодой боярин отворил дверь, и оба собеседника вышли. Снова в палате повисла непроглядная тьма.
        Раздался негромкий стук - это Богдан ударился лбом о лавку, когда поднимался на ноги.
        - Что теперь? - прошептал он.
        - Нашел что-нибудь?
        - Да. Печка да беседа.
        - Шутник, талый снеговик… - выругался Ра-дим. - Ценности нашел?
        - Нет.
        - Иди сюда. - Замок короба поддался ловким рукам Радима. Он откинул крышку и стал шарить внутри.
        - Ничего не видать, - пожаловался Богдан. Радим извлек из-за кушака лучину и чиркнул огнивом. Маленький огонек заплясал во тьме.
        - Во! Так лучше!
        - Тс-с!
        Скоморохи стали извлекать барахло, лежавшее в коробе. Несколько холщовых рубах, еще какое-то тряпье, глиняные горшки, какие-то деревянные доски… Ага, наконец попалось что-то ценное: кольчуга тонкой византийской работы. Тут же рядом находился и массивный конический шишак с позолоченным наносьем.
        - Давай мешок! - скомандовал Радим.
        Богдан подчинился, и вскоре кольчуга и шишак перекочевали в мешок. Радим стал рыться в коробе дальше.
        - Еще есть что?
        - Беда, пусто, - Радим был расстроен. Добыча не радовала богатством. Скоморох рассчитывал на большее.
        - Что будем делать?
        - Пойдем дальше, - кивок в сторону двери указал направление.
        - Куда? Там же бояре!
        - Уже ушли. Боишься?
        - А то! Но все равно пойду. Веди.
        На всякий случай лучину притушили, прежде чем заскрипеть дверью. Однако предосторожность была излишней. Радим чиркнул огнивом, подпаливая лучину вновь. Тени заиграли на бревенчатых стенах.
        - Может, не пойдем дальше? - беспокойно спросил Богдан. - Тут тоже пусто.
        Действительно, клеть, в которую они попали, была уставлена какими-то невразумительными бочками и чурбаками. Похоже, это был проходной помост, в который вела лестница с первого яруса. Из клети двери вели в отдельные палаты.
        Удостоверившись, что ничего ценного и в этом месте не добыть, Радим принял решение идти дальше. Он приблизился к одной из дубовых дверей и прислонил к ней ухо.
        - Богдан, а ты слышишь там что-нибудь?
        - Нет.
        Радим подождал еще несколько мгновений, потом начал медленно отворять дверь. Он был напряжен, в любой миг готов броситься в сторону. Были в жизни Радима случаи, когда ему приходилось сталкиваться с владельцем хором нос к носу - и уносить ноги. Все встречи окончились благополучно именно благодаря постоянной готовности скомороха к неожиданностям.
        Дверь распахнулась полностью, но Радим не спешил переступать порог. Некоторое время он выжидал, вглядываясь в темноту. Может, здесь кто-то спит? Не хотелось бы забрести в палату, забитую отдыхающими ратниками. Расправа будет быстрой и жестокой. Судить по Русской Правде изувеченный труп не станут.
        Радим счел задержку достаточной и переступил порог. Богдан подался за ним. Они осторожно прошли в глубь палаты, держась левой стены. Огонек лучины давал мало света, однако Радим сразу понял, что они попали в то место, о котором он мечтал.
        Столы и лавки были покрыты дорогими паволоками, серебряная утварь в изобилии стояла на расписных коробах, на стенах висели диковинные шкуры и ковры. В глубине угадывались очертания огромного одра, украшенного вычурной резьбою и позолотой. Вдвоем, даже если очень напрячься, всего, что просилось в руки, не унести.
        - Богато! - вырвалось у Богдана, и он потянулся рукой к чаше, стоявшей на одном из столов. - Ого! Вино!
        То, что произошло дальше, Радим воспринял как гром среди ясного неба. Не успел Богдан поднести чашу к губам, как палата внезапно осветилась и скоморохи оказались окруженными дворовыми девками и детинами. Каждый холоп держал перед собой лучину. В клети стало светло, как днем.
        Радим попытался прорваться к двери, но путь преградил коренастый бородач с секирой наперевес. Вид страж имел свирепый - вихры перехвачены железным кольцом-наголовником, на обеих руках широкие кожаные обручни, волосатая грудь выпирала из толстой тюленьей рубахи. Уткнувшись ему в живот, Радим отступил. Остальные противники были не столь грозны - несколько отроков и вдвое больше отроковиц, но бежать все равно было некуда: из палаты имелся только один выход.
        Вооруженные мялицами и колотушками, дворовые теснились вокруг пожилой боярыни, которую Радим видел во главе праздничного стола.
        - Отравители? - грозно спросила хозяйка.
        - Что? - Богдан, на которого был направлен жесткий взгляд ее глаз, неуютно поежился.
        Боярыня медленно села на массивный стул, украшенный причудливой резьбой и росписью. Одна из девок заботливо подложила ей за спину мягкую бархатную подушку.
        - Кто послал вас отравить меня? - боярыня явно не шутила. - А ну-ка, Антипка, придуши старшого.
        Радим еще не успел понять, что старшой - это он, как деревянное топорище прижало его кадык. Скоморох захрипел и задергался, но вырваться не мог: державший сзади Антипка знал свое дело.
        - Отпусти, - велела боярыня слуге. Потом обратилась к Радиму: - Говори.
        - Вот те зуб, милостивая боярыня! - Скоморох повалился на колени. - Не отравители мы. И помыслов даже не было!
        - Проклятые язычники… - выругалась боярыня. - Зуб дают… Захочу, вообще без единого зуба отсюда уйдешь.
        - Не гневись, милостивая боярыня! Христиане мы, добрые христиане! Вот и нательный крестик имеется, - Радим начал судорожно шарить на груди в поисках христианского талисмана.
        - Знаю, какие вы христиане. Как и мой муженек, - церкви строите, а идолов не жгете. Спроси вас, что в Библии написано, слова верного не скажете.
        - Неграмотные мы, есть беда, помилуй, милостивая боярыня…
        - Пей вино, что истуканом замер, - приказала боярыня Богдану. - А ну, быстро!
        Юноша повторять приказ не заставил и большими глотками стал поглощать содержимое чаши. Присутствующие молча наблюдали за процессом. Когда Богдан сделал последний глоток, отставил чашу и вытер рукавом сорочки капли с губ, боярыня глубокомысленно заметила:
        - Не помер.
        - Да рано мне помирать-то, матушка боярыня, - Богдану вино понравилось, он с удовольствием выпил бы еще. - Доброе питие!
        - Кто ж вы тогда такие, коли не отравители?
        - Я - Радим, а он вот - Богдан. Люди мы простые, не отравители, точно.
        - Что за Радим? Что за Богдан? Ежели б это я сказала, мол, Параскева мое имя, то все б поняли, что я - жена воеводы Эйлива. Ибо нет другой Параскевы, которая ходит в золоченых сапожках и носит золотой обруч в седых волосах. Радимов же и Богданов, одетых в замызганные холщовые рубахи, в наших краях немало. Что тут делаете?
        - Скоморохи мы. В хоромы нас какой-то важный господин завел, велел ждать. Мы же - глупня - решили палаты посмотреть, сюда вот зашли.
        - Не тот ли важный господин вам и мешок этот дал? - Параскева указала на набитый доспехами мешок Богдана.
        - Он и дал! - Богдан ответил быстрее Радима. - Вот, говорит, подержите.
        - Так, так и было, - подтвердил товарищ.
        - Покажите, что там.
        Богдан скинул мешок на пол и развязал горловину.
        - Это ж кольчужка и шишак Яна Творимирыча. Не он ли вас сюда привел?
        - Он, он! Точно, так важного господина и звали. Дородный такой, в летах, но красавец, истинный боярин…
        - Ври, да знай меру, - боярыня усмехнулась. - Красавец… Он был красавцем по меньшей мере лет восемь назад. Сейчас же у него шрам через все лицо и кривой нос.
        - Точно, был у него шрам!
        - Лгун. Я ж тебя проверяла, дурака. Это бронь не Яна, а Остромира. Ты вот на удочку и попался.
        У Радима не было слов. Он сжался, ожидая с мгновения на мгновение удара секирой по шее.
        - Воры вы, значит. Тати. Воеводу решили обокрасть, бессовестные. Мне когда Настасья сказала, что лезете в оконце, думала - по мою душу. Вот дворню собрала, все к приходу вашему приготовила. Ан нет. Чужого добра захотелось?
        - Помилуй, матушка боярыня! - Рядом с Радимом на колени упал Богдан. В тоне Параскевы он уловил какие-то нотки, которые его не на шутку напугали.
        - Я-то помилую, да Бог накажет. Хорошо, ежели сослужите мне службу, не отдам вас кату, а может, и награжу щедро. Готовы ли за меня головы положить?
        - Да, милостивая боярыня! - Радим и Богдан одновременно ударились лбами о половицы.
        - Донесли верные люди слух, что какой-то недруг, приехавший нынче в Ладогу, хочет меня убить, ядом потравить. Так вот, желаю выяснить, кто это умыслил и пошто? Ежели слух верен, я в великой опасности. Сделать же мало что могу, разве голодом себя уморить. Нужны помощники ловкие и сметливые, выносливые и радивые. Вы мне подходите.
        - С радостью, матушка боярыня!
        - Тогда так: младшей остается со мной и будет пробовать все блюда, что мне подают. А старшой слово даст честное, что товарища не бросит, а искать отравителя станет.
        - Слово даю! Вот те крест, милостивая боярыня!
        - Э-э… - Богдан явно был недоволен таким оборотом. - Я б лучше тоже поискал. Вдвоем оно сподручнее.
        - Нет. Мне нужен тот, кто будет пробовать пищу. Я хоть и пожила много годов, но умирать еще не собираюсь.
        - Помилуй, матушка боярыня! У тебя столько дворни, на что тебе я, сирый и убогий?
        - Дворня мне как родная. Негоже их губить. Ты же - тать, все одно, плаха по тебе плачет.
        - Радим, может, поменяемся? Давай, ты на боярские харчи, а я, клянусь Сварогом, отыщу подлого отравителя!
        - Нет, Богдан. Что-то неохота.
        - Ты мне должен гривну кун, Радим…
        - Да ты не отчаивайся! Найду я отравителя! Вот, милостивая боярыня мне доверяет, поверь и ты.
        - Радим, ты бросаешь меня в пасть свирепого льва!
        - Это ты обо мне? - нахмурилась Параскева.
        - Нет, нет, ни в коем случае, матушка боярыня! Я так… Жаль, жаль с другом расставаться.
        - Коли скоро врага найдет, то скоро и свидитесь. Все в его руках.
        - Вот-вот. Это и печалит.
        - Ступай, тать, более не смей против воевод ладожских каверзы замышлять. Ищи отравителя. Как найдешь, сразу ко мне. Скажешь сторожам, тебя проводят. В любом случае, завтра на рассвете жду. Надеюсь, придешь не с голыми руками.
        - Буду стараться, милостивая боярыня! Истинно стараться!
        - Настасья, проводи гостя в людскую. И присмотри, чтоб он больше не шастал по чужим палатам.
        Одна из девушек улыбнулась своей хозяйке, опустила колотушку и поспешила к выходу. Радим, кланяясь в пояс, медленно ретировался следом за ней.
        - До свидания, милостивая боярыня!
        - Не пропадай, - негромко напутствовал Радима Богдан.
        Когда мрачный Антипка с секирой исчез за закрытой дверью, скоморох облегченно вздохнул. Он свободен! После того, что пришлось пережить, это казалось почти что чудом.
        Глава 5
        Свежий воздух бодрил, легкий морозец пощипывал незакрытую одеждой кожу. Находиться на улице было приятно. Часть гостей вывалила из риги и веселилась перед теремом, катаясь с ледяных горок и кидаясь снежками. Возраст забаве не помеха. Здесь крутились как совсем юные отроки, так и мужи солидных лет. Было много женщин. Больше, чем сидело за столами. Похоже, воевода согнал сюда всю прислугу, свободную от неотложных дел. Подвыпившие гости приставали к девкам, похлопывали их по ягодицам, пытались обнять. Девки притворно визжали, вырывались и бегали кругами. Наряду с русской речью слышалась норманнская, саксонская, франкская. Немало наехало в Ладогу заморских купцов. Здесь они чувствовали себя как дома. Древний град всегда отличался гостеприимством, еще до Рюрика Русского тут говорили на десятках языков и наречий, и это никого не смущало.
        Радим знал только свой родной язык.
        Поэтому многие речи он не понимал. Однако общее настроение уловить было несложно. Русские, норманны, франки, греки развлекались в полную силу. А вот скомороху было не до веселья. Его мучил сложный вопрос: что дальше?
        Богдан, несомненно, спас Радиму жизнь. Это правда, которую вымарать из памяти скоморох никак не мог. Не случись истории с сугробом, Радим считал бы совершенно естественным как можно скорее унести из Ладоги ноги. Он дал слово боярыне? Мало ли кому он какие слова давал! Слово скомороха весит не больше перышка несушки. Он завел приятеля в ловушку? Думать надо своей головой, а не чужой.
        Бросить Богдана на произвол судьбы не позволяла совесть. Однако сейчас ему вовсе не хотелось уми-Рать. Недавняя слабость вспоминалась, как страшный ДУрман, чуть не приведший к смертельной ошибке.
        Да, нынче дела обстояли не самым лучшим образом. За выступление еще не уплачено, друг в неволе, рядом бродит отравитель… Но, с другой стороны, сам-то Радим сыт и свободен, а это уже немало.
        Как быть? Может, рассказать обо всем воеводе Эйливу и попросить его помощи? Как бы не влипнуть в ядовитое болото. Во-первых, воевода может не счесть чистосердечное признание достаточным наказанием для того, кто хотел поживиться чужим добром, а тогда - темница или, того хуже, - ближайшая осина. Во-вторых, отравителем может оказаться сам воевода. А что? Мало ли за что он невзлюбил супругу? И Радим просто исчезнет подо льдом Ладожки. Нет, просить помощи у кого бы то ни было скоморох не будет. Лучше начать собственные наблюдения. С какого конца за это дело взяться - пока непонятно, но на то голова, чтобы думать.
        В это время около горок показались хозяин с самыми важными гостями - все в соболиных и горностаевых мехах, шубах и кафтанах, расшитых золотом и самоцветами. Их попытались вовлечь в общий круговорот, но бояре не поддались. Они важно остановились около чучела Масленицы, которое предстояло завтра спалить, и что-то долго обсуждали. Смех и веселая возня во дворе вспыхнули с новой силой, когда гости стали водить хоровод вокруг бояр. Те оценили шутку, но вливаться в общее веселье не спешили. Постояв еще немного на улице, они направились к красному крыльцу. Только один из бояр отстал от компании. Он задержался в тени крыльца, постоял немного, наблюдая за веселой толпой, затем двинулся в обход терема.
        Поведение боярина показалось Радиму подозрительным. Чем не кончик ниточки, за который стоит потянуть? Скоморох крадучись двигался за боярином. Хлопнула дверь людской. Значит, боярин вошел внутрь. Интересно, что ему там нужно? Радим проскользнул в клеть следом за холопом, несущим охапку дров.
        Боярин притаился в углу людской, куда не падал свет. Он просто стоял и наблюдал. За кем наблюдал, непонятно. Радим сделал вид, что боярин его не интересует, и, изображая усталость, рухнул на скамью. Из-под прикрытых век он разглядывал боярина. Его отороченный горностаем парчовый кафтан был сшит умелыми мастерами. Он плотно облегал стройную фигуру, без единой лишней складочки. На поясе висел массивный франкский меч с рукоятью, украшенной красным камнем. Одну руку боярин держал на рукояти, другой почесывал коротко стриженную бороду. Радим сосредоточился на лице, силясь разглядеть черты. Ба! Это же тот темноглазый и светловолосый гость, что сидел рядом с хозяином. Радим посчитал его тогда знаменитым Симоном, племянником Якуна Слепого. Что ему здесь надо? Внезапно взгляд упал на ноги. Белые сафьяновые сапожки с золотым змеем на голенище. Этот человек был наверху, когда скоморохи пытались обобрать палату. Его называли Остромиром. Вот он, значит, какой, ближний боярин князя Владимира Новгородского. Красавец мужчина в полном расцвете сил. Сразу вспомнился и подслушанный разговор. О чем там была речь? О
чьей-то смерти и о том, что не следует знать Эйливу? Именно Остромир настаивал на молчании. Возможно, он задумал отравить Параскеву? Радим содрогнулся от странных мыслей, приходящих в голову. Если в деле участвуют такие большие люди, скромному ли скомороху в него влезать?
        Поборов приступ страха, Радим вернулся к размышлениям. Зачем сие деяние Остромиру? Чем ему помешала жена воеводы? Скоморох понял, что слишком спешил, покидая боярыню. Надо было подробно расспросить ее о гостях, кто и откуда прибыл, как с нею связан и что может иметь против нее.
        Тем временем боярин подозвал к себе одного из холопов и начал что-то ему объяснять. Радиму хотелось Услышать их разговор, потому он поднялся, сладко потянулся, будто после сна, и, покачиваясь, направился в угол. К сожалению, шум в людской стоял такой, что, даже проходя мимо боярина в паре шагов, скомороху не удалось уловить ни одного слова. Радим сделал несколько движений, словно разминая мышцы, и направился обратно к скамье. Придется наблюдать, что будет дальше.
        Остромир ушел внезапно. Холоп еще не успел поднять голову после поклона, а боярина как ветром сдуло. Первым порывом Радима было выскочить следом за ним. Но скоморох передумал, когда разглядел, что собирается делать холоп.
        В центре клети стоял стол, на который выставлялись блюда с готовой пищей. Здесь дымились свежие блины и пряженцы, благоухали заморскими приправами куски вяленого мяса, блестели овощи. Именно к этому столу направился холоп. Он взял деревянную лопатку и начал накладывать яства в пустое блюдо.
        Радим следил за руками холопа, пытаясь не пропустить момент, когда тот насыплет в пищу чародейский порошок или плеснет какую-нибудь жидкость. Однако ничего подобного не происходило. Детина ничем не напоминал отравителя.
        Увлеченный наблюдением за холопом, Радим пропустил тот момент, когда в людской появилась еще одна весьма загадочная фигура: плотно закутанная в выцветшие одежды старуха со сморщенным лицом и жидкими седыми волосами. Она двигалась сквозь суетящуюся дворню, словно челнок, рассекающий волны, пробираясь к очагу. Радим попытался разглядеть старуху подробнее, благо там, где она шла, свечи прекрасно разгоняли тьму. Попытка успехом не увенчалась. Радим начал даже беспокоиться, не случилось ли чего с глазами, - столь расплывчато он видел только в сильном хмелю. Старуха тем временем добралась до очага, несколько мгновений грела над ним руки, потом столь же незаметно, как и раньше, двинулась прочь. Радим потерял ее из виду, когда группа слуг, кативших бочки с вином, заполонила полклети. Скоморох покачал головой. Очень подозрительная старуха.
        Не менее подозрительным казалось отсутствие в людской скоморохов Лешего. В риге они остаться не должны были, ведь все способные ходить гости вывалили на улицу. На ледяных же горках Радим никого из скоморохов не видел. Уж не готовят ли они какую каверзу против боярыни Параскевы?
        Радим осознал, что начинает подозревать практически каждого. Вон какая-то девица посыпает специями жареного барашка. Уж не отравой ли? А тот отрок с лицом в бородавках, что так низко склонился над жбаном? Не хочет ли туда подбросить яду? И очень странная баба все время ходит между столами. Собирает виклину, то там, то тут, а потом куда-то прячет. К чему ей виклина-то? Радим тряхнул головой, гоня безумные мысли. Надо быть последовательным, выбрав один предмет наблюдения, и следить за ним, пока не наступит ясность. Холоп, беседовавший с боярином, закончил собирать яства на блюдо и двинулся к выходу. По напряженному выражению лица слуги можно было сказать, что блюдо - весьма тяжелое. Холоп раскраснелся, спина выгнулась от напряжения, руки дрожали. Радим уже собрался последовать за холопом, как вдруг из хода, ведущего внутрь терема, в людскую вошли двое. Обоих скоморох знал. Впереди шел хозяин усадьбы, боярин Эйлив, за ним следовал управитель Свирид. Холопы, завидев господ, тут же склонились в пояс. Эйлив велел им не обращать на него внимания и продолжать работу. Свирид подошел к холопу и забрал у
него блюдо. Негромко и недолго переговорив с хозяином, управитель отправился обратно во внутренние палаты.
        Эйлив задержался у очага. Он бесцельно покрутился у огня, взял со стола кусочек копченой рыбки, пожевал его, потом, прихватив моченое яблоко, скрылся за дверью.
        У Радима все просто закипело внутри в предчувствии разгадки. Блюдо, собранное холопом по приказу Остромира, отправилось внутрь терема, а не на ригу! Очень может быть, что предназначается оно именно боярыне. Но кто же подсыплет яд? А может, это уже сделал холоп? Или Свирид с Эйливом добавят потраву позже? При чем тут вообще Остромир?
        Скоморох понял, что более в людской делать нечего, самое важное происходит во внутренних палатах. Туда и нужно спешить. Через дверь пройти не удастся, ее сторожит мрачный гридь в полном боевом облачении. Остается уже проверенный путь через оконце. Радим поднялся со скамьи и приготовился к новым приключениям.
        Глава 6
        Во дворе еще веселились гости. Правда, их число заметно уменьшилось - видимо, подмерзнув, многие решили вернуться в ригу к сладкому меду и горячим блинам. Радим быстро проскользнул между гостями, завернул за угол и направился к тому месту, где оставил веревку. Веревки уже не было. Похоже, боярыня позаботилась, чтобы никаких следов проникновения воров не осталось и никто бы не заподозрил, что в светлице Остромира хозяйничали чужие. С одной стороны Радим был доволен предусмотрительностью Параскевы, с другой - озаботился проблемой проникновения в хоромы. Искать другую веревку? Не так-то это будет просто. Попытать счастье и вскарабкаться по стене?
        Радим поплевал на руки, растер их и прикоснулся к запорошенным снегом бревнам. Нога нащупала выемку между венцами. Скоморох приподнял тело вверх. Один шаг сделан. Руки стали шарить выше, пытаясь найти место, которое можно обхватить пальцами. Но терем был построен на совесть, бревна подогнаны одно к другому так точно, что найти щелку было сложно. Кроме того, снег, превратившийся в лед, забил все зазоры и сделал стену практически неприступной.
        Однако Радим был не из тех, кто легко сдается. Он все-таки нашарил трещину в бревне, подтянулся еще на шаг вверх. Хотел уже ставить ногу между венцами, как ощутил, что его тащат вниз. Между тем, как он почувствовал захват на лодыжке, и тем, как соскользнул на землю, прошло мгновение. Но за это время Радим успел собраться с силами, приготовиться к встрече с врагом и, более того, придумать, в какую сторону бежать.
        Упав на снег, скоморох кувырком откатился в сторону и, разогнувшись, вскочил на ноги. Противников было двое: один на голову ниже Радима, другой - на две головы выше. Радим без труда узнал Лешего и Великана.
        - Попался, тать! - прогнусавил Леший. - Теперь тебя ждет виселица!
        - Я упражнялся.
        - Это расскажешь воеводе!
        В руке у Лешего виднелась сучковатая дубинка, он угрожающе занес ее и бросился на Радима. Последний не стал дожидаться удара, отпрыгнул вбок и бросился бежать. Его остановила сеть Великана. Здоровяк держал ее в руках, готовясь связать Радима, и бросил сразу, как только тот попытался скрыться. Беглец запутался в сети и рухнул как подкошенный. Посмеиваясь, к нему приблизился Леший:
        - Попался!
        С размаху он опустил дубинку на плечо Радима. Тот вскрикнул и тут же завертелся волчком. Леший не был готов к такому развитию событий, потому и не успел отступить, когда нога Радима подсекла его под коленки. Злобный карлик распластался на снегу.
        - Великан, вдарь ему! - заверещал Леший.
        О том, как Великан мог вдарить, Радим знал не понаслышке. В Переяславле пару лет назад скоморохи собрались на Купалу у одного видного купца. Гулял он знатно, серебра не жалел, яствами весь двор уставил, медом окрестный ручей затопил. Упился хозяин вдрызг, и заиграла в нем дурь. Стал купец со товарищи скоморохов задирать и подначивать. Они ему шутками, он им оскорблениями. Все бы ничего, да прознал купец, что Великан наполовину касог, наполовину северянин, отец Великана у князя Мстислава Владими-рыча служил и в Чернигове суженую свою повстречал. Начал купец грубости говорить, намекая, что грязный дикарь силою белокурую северянку взял, мол, тогда Мстислав Владимирыч дружине в захваченном Чернигове многое позволял. Великан терпел-терпел, молчал-молчал, а потом взял и стукнул купца промеж глаз. Тот разом вырубился. Налетели тогда гости и холопы хозяйские на скоморохов, да ничего путного не добились. Всех уложил Великан, кто на него руку поднимал. Потом, правда, виру пришлось платить, но это когда дело до суда княжьего дошло.
        Радим вовсе не горел желанием попробовать тумака Великана, но поделать ничего не мог. Великан поднял брыкающегося Радима за шиворот и занес тяжелый кулак.
        - Стояйт! - остановил его грозный окрик с норманнским акцентом.
        Великан замер. На сугробах заплясали отблески факелов. Загремело оружие и доспехи. Дерущихся обступили ладожские сторожа во главе с Гримом.
        - Господин, - Леший упал перед начальником на колени. - Вот татя поймали. Хотел бежать!
        - Тать? - Грим повернулся к одному из своих воинов и что-то произнес по-норманнски.
        - Что скрал тать? - спросил воин у Лешего.
        - Намеревался в хоромы пробраться. А уж там злата-серебра поиметь.
        Воин перемолвился парой фраз с Гримом. Тот фыркнул и шумно высморкался.
        - Пойде со мной. Все, - приказал он. Воины обступили скоморохов.
        - Э-э! Нас-то пошто брать? - возмутился Леший. - Мы ж татя поймали!
        - Несогласный? - Грим опустил руку на рукоять меча и кивнул воинам.
        Два удара древками копий в живот и спину опрокинули Лешего. На ноги его подняли пинками. После демонстрации силы возражения пропали. Леший и Великан понуро побрели следом за Радимом в окружении сторожей.
        Глава 7
        Поруб, куда бросили задержанных скоморохов, был холодный и вонючий. Стены были покрыты изморозью, на полу виднелись остатки гнилой соломы и обрывки одежды. В углу стояло переполненное еще со времен царя Гороха корыто с испражнениями.
        Радиму уже приходилось попадать в узилище. Ничего приятного в этом не было, однако всегда удавалось выкрутиться, даже если его вина была очевидна. Сейчас важных свидетелей против Радима не существовало. Кроме того, боярыня явно будет на его стороне, дойди дело до разбирательства. Ей же надо, чтоб кто-то отравителя выискивал. Уверенность в благополучном исходе грела душу Радима. Жаль, что она не могла согреть тело.
        На шеи узникам надели деревянные колодки, цепями прикованные к стенам. Длину цепей отрегулировали так, чтобы никто из скоморохов не мог дотянуться до другого. Не лишняя предосторожность, ибо Великан и Леший первым же делом попытались добраться до Радима.
        - Ты ответишь за то, что втравил нас в это, паскудный мерзавец! - угрожал, давясь слюной, Леший.
        - Я даже пальцем не тронул ни одного из вас, заморыши!
        - Зато мы тебя тронем, дай срок! Коло скоморохов приговорит тебя к смерти - не отвертишься!
        - Вот про Коло я послушаю с удовольствием. Давненько вестей о нем не было. Ваш Туровид еще не по-дох?
        - Ублюдок! - Леший почти что завизжал от возмущения. - Тебя самого последний пес на псарне переживет. Великан, сделай что-нибудь! Раздави эту облезлую жабу!
        Здоровяк взялся за края колодки и попробовал потянуть в стороны, чтобы освободить шею. Его мышцы вздулись буграми, лицо покраснело от напряжения. Колодка была сделана на совесть, даже силачу не удалось совладать с ней.
        - Не могу, - виновато ответил Великан.
        Леший загремел цепями в отчаянной попытке вырваться из своей колодки. Настолько сильна была его ярость, что он дергался и брызгал слюной, пока дверь в поруб не распахнулась и на пороге не появился сторож.
        - Что тут за кутерьма? - сторож осветил факелом тюремное помещение. В руке он сжимал обнаженный меч и был готов пустить его в ход.
        Леший сразу притих. Зато оживился Радим.
        - Валуня, ты, что ли? - узнал он ратника, который провожал их с Богданом от ворот к усадьбе воеводы.
        - Ага… - неуверенно ответил сторож. - Пошто меня знаешь?
        - Скоморох я. Помнишь, утром нас вел?
        - Ага. Вот где встретились. Вроде вас двое было, а тут трое.
        - На эту парочку не обращай внимания. Они не со мной. Скорее против меня. Богдан же в тепле и уюте.
        - Как же тебя угораздило?
        - Вот эти курдуши постарались. Напали подло со спины, драку затеяли. Тут и сторожа набежали.
        - Сам ты - курдуш! - подал голос Леший.
        - Молчи! Не с тобой говорю, - приказал Валуня и снова обратился к Радиму: - Ну, коли не виноват, то утром отпустят. У нас с этим быстро. Либо на плаху, либо на свободу.
        - Масленица на дворе. Кто ж об узниках вспомнит? Боюсь, ждать мне, пока все разъедутся восвояси.
        - Верно. Гостей много важных. Обо мне и то запамятовали давеча, сменить забыли. Все смотреть ходили, как Симон с Переяславля мечом играет. Говорят, мастер в этом деле большой.
        - Слыхал я про него. Да и видал в риге. Знатный варяг.
        - Уж точно! Говорят, сейчас направляется в Нориг, чтоб наследство свое вернуть. Дядя-то евойный, Якун, отнял батьковщину, а Симона, тогда еще младенца, в Русь выгнал. Будет теперь в Нориге замятия. Другие молвят, Симон прямо в Ладогу ехал. Тут хочет могилу князя Олега искать, чтоб щит его языческий взять. Сила, говорят, в том щите волшебная, любой град покорится, как его блеск увидит. Не знаю уж, чему и верить.
        - А могила князя Олега тут?
        - Где ж ей быть! В те стародавние времена окромя Ладоги других градов не было. Курганы вокруг видел? Вот под одним из них, говорят, и уложен наш древний княже.
        - Неужто воевода позволит могилы разорять?
        - Отчего ж нет? Язычники там лежат. Говорят, в Киеве великий князь ужо все курганы срыл.
        - Слыхал… Ну, а об Остромире что говорят?
        - Боярине новгородском? Много всякого, он тут частый гость. Они с нашим воеводой можно считать, что друзья, хоть и не ровесники. Ежели воеводе что надо от князя, он первым делом с Остромиром советуется. Нет в Новгороде более влиятельного человека, чем Остромир. Нет и более богатого. Говорят, на строительство Софии княже у Остромира куны в рез брал. До сих пор не вернул.
        - И боярыня, молвят, Остромиру благоволит?
        - Это ты о чем? - удивился Валуня. - Вот про нее и Яна Творимирыча слухи ходили. Но поклеп это. Добродетельней нашей боярыни не сыскать, она у нас самая праведная христианка. Ежели б не она, до сих пор бы идолы поганые на улицах стояли.
        - Верно. Видал я ее в риге. Добрая боярыня. Будь другом, передай ей, что в порубе томится скоморох Ра-дим. Скажи, вороги коварные кривду на него возвели.
        - До боярыни меня не пустят. Я ж отрок младшой, - сказал Валуня грустным голосом. - Но ты не горюй, утром я нашего сотника найду и о тебе напомню. А сейчас мне пора. Еще обход делать. Спокойной ночи!
        - Спасибо, Валуня!
        Загремели засовы, запирая поруб, снова заворчал Леший:
        - Не поможет тебе этот молокосос. Меня Остромир знает. Он за нас вступится. А тебя сгубит. - Леший противно рассмеялся.
        Радим ничего отвечать не стал. Он свернулся калачиком и прикорнул в своем углу. Думать о неприятностях у него больше не было сил.
        - Убирайся из града подобру-поздорову… - скрипучий голос раздался у самого уха. Радим открыл глаза и замер в ужасе.
        Полуулыбка-полуоскал играла на сморщенном лице старухи. Радим узнал ее сразу, как только увидел. Та самая, что давеча крутилась в людской. Выцветшее платье и длинные седые волосы трепетали на ветру. Откуда в порубе ветер? Судя по одеждам старухи, ветер был очень сильный, почти ураган, но скоморох ничего не ощущал. Радим с трудом приподнял голову. То, что он увидел, его отнюдь не обрадовало.
        Леший и Великан, как и весь поруб, исчезли. Вокруг расстилалась тьма. На фоне мрака ярким пятном выделялась фигура старухи. Теперь она смеялась. Хохотала противным резким голосом, будто несмазанная дверная петля скрипела на ветру. Радим закрыл глаза, но старуха не исчезла. Ее противное бородавчатое лицо то приближалось, то удалялось, навязчиво маяча во тьме. Ведьма. С ними Радиму иногда приходилось сталкиваться, когда неудачный трюк вынуждал залечивать раны. Но никогда ведьмы не являлись к нему и тем более не обращались по собственному почину. Ничего хорошего такое не предвещало. Радим попробовал закричать…
        - Гад, еще и спать мешает, - раздался недовольный голос Лешего.
        Радим продрал глаза и с облегчением отметил, что старуха пропала и он снова лежит на гнилой соломе в холодном порубе. Сон. Это был ужасный сон.
        Некоторое время Радим возился в углу, переваливаясь с боку на бок, потом снова сомкнул глаза. Кошмаров больше видеть не хотелось. Лучший способ избежать их - настроиться на что-то приятное, заполнить мысли добрыми образами. Обычно Радим начинал думать о золоте, кучах звонких динаров и огромных самоцветов, но в этот раз как-то само собой получилось, что ему захотелось тепла и ласки. Перед его внутренним взором появилась девушка в простеньком сарафанчике и белоснежном кокошнике. Она плавно парила ему навстречу, улыбаясь и широко раскрыв объятия. Воображение само нарисовало нежные округлости боярской дочки, виденной на сегодняшнем пиру. Радим затрепетал и ухватился за сей образ. Девушка запала ему в сердце, красотой и обаянием сразив наповал. Во сне она была полностью его, и он мог делать с ней все, что угодно… Радиму стало тепло и уютно.
        Глава 8
        Утро выдалось хмурым и студеным. Солнце скрылось за плотным слоем туч, небо отливало свинцом. Снег еще не шел, но погода явно начинала портиться. Радим проснулся от холода и от лязга цепей. Зябко поеживаясь, он приподнялся и вгляделся в темноту поруба. Свет падал из небольшого оконца прямо на Великана, который растягивал цепи. Мышцы молодца вздымались буграми, лицо покраснело, воздух тугой струей выходил из-под плотно сжатых губ. Леший, чтобы не закоченеть, тоже исполнял нечто вроде пляски вприсядку. Это выглядело столь забавно, что Радим рассмеялся.
        Леший зашипел и грязно выругался. Великан показал увесистый кулак.
        - Рано радуешься. Вот выйдем отсюда, намнем бока по самое не могу!
        Настроения спорить у Радима не было. Он обдумывал дальнейшее. Вот выпустят его на свободу - и что делать? К решению загадки с отравлением он не приблизился ни на шаг. Остромир, конечно, вел себя вельми подозрительно, но против боярина не было ничего конкретного. Да, собственно, и проступка пока нет. Никто не отравлен, лишь боярыня боится, что с ней могут сотворить злое дело. Может, просто блажит? Верит дурным слухам, панику на пустом месте поднимает? Никому не нужна ее жизнь, никто не охотится на нее. Тогда и Богдан в безопасности. Причем всегда сыт и в тепле.
        Мысли о тепле напомнили Радиму, что сам-то он стынет в колодках. Пора бы уж явиться избавителям. Негоже захворать тут.
        Дверь внезапно открылась. Свет широким потоком хлынул в поруб. Его заслонила фигура воина с копьем в одной руке, ведром в другой. Радим узнал Валуню.
        - Доброе утро, Радим! Я тебе харч принес.
        - Вот спасибо! А я надеялся, ты путы снимать пришел.
        Со стороны Лешего раздалось недовольное сопение:
        - О наших харчах не забудь!
        Валуня поставил ведро около Радима, подал ему вынутую из-за пояса липовую ложку, повернулся к другим узникам.
        - Тут кто-то чем-то недоволен? - спросил сторож таким тоном, что Леший не решился повторить свое требование.
        - Вот так и молчите.
        Радим с аппетитом наворачивал горячую похлебку из кислой капусты. Это, конечно, не вчерашняя ушица из корюшки, но тоже достойная еда.
        - Ешь-ешь. А я пока тебе новость расскажу, удержаться не могу. Что у нас ночью сотворилось - беда! Теперь забот у бояр полна мошна.
        - Не томи. Что случилось? - спросил Радим в промежутке между ложками.
        - Ян Творимирыч умер. Говорят, напировался так, что на ногах стоять не мог, пошел в свою палату, лег, заснул, да не проснулся. Воевода наш сам не свой. Места от горя не найдет. Пригласил друга на праздник, а полудлось на погибель. Остромир тоже глубоко опечален. - Молвят, Ян Творимирыч уйму кун ему должен остался. Теперь вроде с его сынов спрашивать надо, да те где? За море как ушли, так и не вернулись. А уж что князь наш, Владимир, делать станет, как о смерти Яна Творимиры-ча узнает, страшно подумать! Боярин ему как отец родной был. В Царьградском походе от смерти лютой молодого князя спас. Чует мое сердце, Пост Великий горьким будет.
        - А что с боярыней? - обеспокоенно спросил Радим.
        - Что ж ей будет? Горюет, конечно, вместе со всеми. Велела тело Яна Творимирыча в церкву Святого Климента отнести. Отпевать собираются. Ему-то все честь по чести воздадут. Вот холопу хозяйскому не повезло. Похоже, похоронят его втайне и в тишине. Даже попа не позовут. Но тсс! Я тебе этого не говорил!
        - Кто-то еще умер? - понизив голос, почти шепотом спросил Радим.
        Валуня склонился к самому уху скомороха:
        - Только никому не говори. А то воевода меня убьет. Он велел всем молчать об этой смерти. Короче, умер один холоп этой же ночью. Так же загадочно, как и Ян Творимирыч. Даже более загадочно, ибо лет ему было раза в три поменьше, чем боярину.
        - Они умерли по одному умыслу…
        - Кто ж знает? Бог дал, Бог взял… Все там будем по его воле.
        Радим глубоко задумался. Он даже прекратил есть.
        - Насытился? - улыбнулся Валуня.
        - Да, спасибо. А не сводишь ли меня в отхожее место?
        - Ну, насмешил, скоморох! Делай свое дело прямо тут. Куда уж более отхожее место искать. Хочешь, я тебе цепь ослаблю и ты в тот угол навалишь? - Валуня указал в сторону Лешего и Великана.
        Предложение было забавное, Радим оценил юмор сторожа, но выйти из поруба он хотел вовсе не для того, чтобы опорожнить брюхо. Скоморох сделал Валуне знак:
        - Соглашайся. Есть разговор, который эти уроды слышать не должны ни в коем разе.
        Валуня нахмурился, размышляя, потом широко улыбнулся:
        - Щас, за молотом схожу.
        Когда сторож покинул поруб, карлик злобно огрызнулся:
        - Конец твоему Валуне. Так и передай. Дай только с Остромиром перемолвиться, вдвоем на колу будете корчиться.
        Радим попытался не придавать значения словам Лешего, но угроза испортила его настроение.
        - Ну, вставай. Пойдем, отведу тебя в отхожее место, - появился Валуня с молотом в руках.
        В пару ударов сторож разомкнул цепи.
        - А вы - чтоб тихо! - грозно крикнул Валуня; ешему и Великану. - Вон полведра похлебки стоит, ешьте и благодарите Радима, что вам харчей оставил.
        Голодные узники потянулись в сторону еды. Шутка была в том, что дотянуться до ведра они могли только самыми кончиками пальцев. Дальше их не пускали цепи.
        Выйдя на свежий воздух, Радим с наслаждением глотнул северного ветра. После темноты поруба он не-много щурился, но все же достаточно ясно различал, где они находятся. Рядом возвышалась стена детинца, а впереди, в ста шагах, виднелся терем воеводы.
        - Валуня, отведи меня к телам. Ну, к Яну Творимирычу и тому холопу. Мне надо на них взглянуть.
        - Ужо попросил! Я и так немало палок огребу, ежели кто из старших увидит, как я с тобой гуляю. Ты ж в церкву хочешь идти. Там, где бояре бдят и сам воевода, быть может, стоит. Даже не мечтай!
        - Хорошо. А к холопу проводишь? Он-то где лежит?
        - К холопу? - отрок задумался. - Он на леднике, вот в этой башне.
        - Это ж десять шагов!
        - Добро! Пойдем, там быть никого не должно в эту пору.
        Снег на тропинке был утоптан слабо. Видимо, ею мало пользовались. Радим даже умудрился ступить чуть в сторону и провалиться по колено.
        - Осторожней! - усмехнулся Валуня. - Ногу сломаешь, а меня пытать будут: пошто узника мучил?
        Дверь в башню была без запора. Ржавые петли заскрипели, и открылся проход во влажную темноту сруба. Валуня взял со стены факел и запалил. Стало видно, что в башне предусмотрено два хода - один - наверх по деревянной лестнице, второй - вниз по каменной. Валуня и Радим пошли вниз.
        - Не ударься. Тут притолока низкая, - предупредил отрок.
        Радим протискивался по узкому коридору вслед за проводником и думал о том, за каким чертом его сюда понесло. В покойниках он раньше не видел проку. Они за представление не платят. Спроси сейчас Валуня, что скоморох рассчитывает увидеть, тот бы затруднился с ответом. После недолгих размышлений Радим решил посмотреть на раны, которые есть на теле. Если холопа зарезали или задушили - это будет сразу видно.
        Наконец лестница кончилась, и перед Радимом предстала маленькая каморка, заполненная кусками льда. Слева лежали туши убитых животных, справа - накрытое дерюгой человеческое тело. Валуня сдернул покрывало и посветил факелом:
        - Вот он.
        Бледное лицо покойника было перекошено страданием. Перед смертью его жутко корчило и корежило. Совсем молодой отрок, чуть старше Валуни, а принял муки несусветные. Чуть приглядевшись, скоморох понял, что видел это лицо вчера. На леднике лежал тот самый холоп, что говорил в людской с Остромиром. Очень неожиданное открытие! Но этого мало. Неестественный бархатистый налет на губах покойника походил на плесень.
        - У него губы зеленые.
        - Правда? - Валуня присмотрелся. - Точно. Обычно синеют мертвяки, а этот позеленел.
        Больше разглядывать тело Радим не стал. Он уверился, что смерть случилась не от ножа или меча, а от горького яда. Зеленой отравы.
        Когда вышли из башни, Валуня спросил:
        - А зачем тебе на него глядеть надо было?
        - Хочу остановить убийц.
        - Каких еще убийц?
        - Тех, что потравили холопа и Яна Творимирыча.
        - Потравили? Не может быть!
        В порубе у опрокинутого ведра Леший и Великан с остервенением пытались дотянуться до капусты. Сторож и скоморох перешагнули через них и молча прошли в дальний угол. Валуня вернул цепь на место, и Радим снова оказался на привязи.
        - Спасибо тебе, Валуня. Я твой должник.
        - Да ну! В отхожее место сводить я всегда рад!
        В это время дверь отворилась, и на пороге появился Свирид. Рядом стояли Грим и несколько воинов.
        - Где Радим? - сурово спросил распорядитель.
        - Тут, - ответил Валуня.
        - А ты сторож?
        - Сторож.
        - Распуты, - приказал Грим.
        - А нас? А как же мы? - раздался возмущенный крик Лешего.
        Валуня с наслаждением пнул карлика под ребра. Тот отлетел к стене и закашлялся.
        - Радим, гости хотят снова увидеть твой танец с огнем. Так что постарайся. А то снова сюда угодишь, - Свирид повернулся и ушел.
        Радима освободили от колодок и повели наверх. Валуня улыбался.
        - Я ж говорил, у нас суд скорый - либо на плаху, либо на волю.
        Скомороху было не до улыбок. Наступало время решительных действий. Он готовился к танцу с огнем.
        Глава 9
        Грим с воинами сопроводили Радима до людской, подождали, пока он собрал все необходимое для представления, и довели до риги. Вооруженный эскорт - это, конечно, почетно, но волей тут и не пахло. Радима явно караулили, опасаясь его побега. С чего бы? Воевода не мог прознать, что скомороху известно о смерти холопа, которую тот пытается скрыть. Не мог он прочитать и его мысли относительно отравления Яна Творимирыча. Зачем же столь плотная опека со стороны самых преданных Эйливу людей?
        Недоумение Радима усилилось, когда он очутился в риге. Гостей было значительно меньше, чем во время его первого выступления. Среди оставшихся бодрствовало явное меньшинство. За главным столом сидела одна Параскева, больше из бояр никого не было. За спиной хозяйки стояли мрачный Антипка и усталый Богдан. Почему молодой приятель устал, Радим догадался, когда увидел, как тому поднесли блюдо с окорочками и с каждого срезали кусок. Под буравящим взглядом Антипки Богдан отправил мясо в рот. После паузы окорочка подали на боярский стол. Потом тот же путь проделали блины, жбан кваса, вяленая рыба, орехи, пиво. Боярыня была ненасытна, а вот Богдан явно не привык к такому обильному питанию. Он уже объелся и теперь мечтал о покое.
        Летающие факелы, огненные шары, прыжки и кувырки прошли у Радима не столь гладко, как вчера. Пару раз он допустил ошибки при жонглировании, выдохнуть огонь смог только с третьей попытки и, задев скамью в соскоке, ее с грохотом опрокинул. Сделай скоморох то же самое вчера, его бы непременно освистали и выкинули с позором. Сейчас же наблюдавших за представлением было столь мало, а состояние их столь плохо, что лишь раз в Радима запустили моченым яблоком.
        Неотрывно следила за кувырками и ужимками только боярская дочь. Она улыбалась самыми кончиками губ, сопровождая цепким взглядом все перемещения скомороха. Радим заметил это и сначала просто растаял от смущения. Потом он понял, что за взором красавицы кроется не восхищение его искусством, а интерес к нему лично. С чего бы так? Боярская дочь будто изучала скомороха, бесстыдно разглядывая его со всех сторон. Радим решил ответить тем же. Он завертелся на одной ноге, подняв вторую на уровень груди. При этом скоморох все время поворачивал голову так, чтобы смотреть на боярскую дочь. Изысканная красота, обольстительное изящество линий… Такого совершенного лица Радим доселе никогда не видел. В груди полыхнул огонь безумной страсти.
        Пыл немного остудил взгляд на фибулу на плаще красавицы. Изображение Ярилы было не простым, на нем отчетливо проступал рисунок. Сверху - два больших выпуклых глаза, снизу зигзаг с острыми зубцами. Клыкастый рот? Радиму стало немного не по себе. Таких изображений солнечного бога он еще не встречал.
        Параскева была явно недовольна выступлением, но выражать свое мнение прилюдно не стала. Она только поморщилась и занялась жареной дичью. Завершая представление, Радим подкатился к ее столу и негромко произнес:
        - Матушка боярыня! Нам надо поговорить с глазу на глаз…
        - О чем?
        - О потраве.
        - Хорошо. Выходи наружу. Я подойду. У дверей Радима встретили Грим и воины. Они окружили его и повели прочь.
        - Э-эй! Я пока не собирался никуда идти! Дайте постоять, воздухом подышать.
        - Не рыпься! - грозно ответил Грим.
        - Ой, нога заболела… Подвернул, верно. Не спешите так, я ж хромаю.
        В это время из риги показалась Параскева в окружении челяди. Ее окрик остановил Грима:
        - Грим! Веди скомороха ко мне! Тот нехотя подчинился.
        - Ступай, Грим, я сама о нем позабочусь.
        - У мне слово ярла. Он велел усадить татя в поруб.
        - Грим, не смей спорить со мной. Ты знаешь, чем это закончится!
        Норманн склонил голову и подчинился. Радим с видимым облегчением покинул круг воинов и приблизился к боярыне:
        - Благодарствую, матушка боярыня!
        - Излагай свое дело, скоморох. Да не задерживай меня.
        - Отойдем чуть в сторону.
        - От своих у меня секретов нет.
        - Ох, не темни, - заметил Богдан, очередной раз ослабляя пояс после обильного застолья. - Мы тут муку принимаем, а ты чего-нибудь добился?
        - Вижу, измучен весь. Щеки какие наел… - Радим дружески похлопал парня по плечу. - Ладно. Слушайте все. Сейчас я такое скажу, что, коли воевода прознает, не сносить мне головы.
        - Не бойся. Говори, - Параскева запахнула шубу плотнее, ибо ветер усиливался.
        Радим пробежал взглядом по лицам присутствующих, чтобы в будущем знать точно, кому доверил ужасную тайну.
        - В эту ночь умер не только Ян Творимирыч, но и холоп, смерть которого воевода велел скрывать.
        - И что? Я знаю об этом.
        - А видела ли матушка боярыня оба тела?
        - Что ты молвишь, скоморох! Нет в том радости - покойников разглядывать.
        - Ежели б видела, то поняла, что оба умерли одинаковой смертью. От одной отравы.
        - Отравы? - Параскева нахмурилась. - Кто-то решил потравить всех в этом доме?
        - Чтоб увериться в правоте моей, надо на Яна Тво-римирыча глянуть. Коли я прав, губы его зелеными будут от яда.
        Боярыня раздумывала недолго.
        - Нет ничего проще. Я как раз собиралась к святому Клименту идти. Пойдем вместе.
        - Можно я тут побуду? А то боюсь мертвецов с детства, - взмолился Богдан.
        - В церкву войти боишься? - подозрительно покосилась на него Параскева.
        - А то! Там же покойник! Да еще вот Радим говорит, что тот с зелеными губами! Жуть-то какая!
        - Ян умер добрым христианином. И нечего бояться. В храме Божьем с тобой ничего не приключится.
        Дальнейшие споры были бесполезны. Боярыня в сопровождении свиты направилась прочь со двора.
        - Что, понял, как тяжела скоморошья доля? - спросил Радим.
        - Ох, не говори. Втравил ты меня. Я думал, с Коло скоморохов дело иметь придется, а тут такое… - Богдан похлопал себя по пузу. - Может, подменишь меня на денек? Отъешься. А то вон какой худой…
        - Не, Богдан. Я ж обещал боярыне отравителей выискать. Вот на след напал. Негоже посередь поля борону бросать.
        - Ого, землепашец-следопыт… Кашу тут, между прочим, готовят чудную. Пальчики оближешь.
        Церковь Климента Римского представляла собой высокий сруб, увенчанный широкой маковкой из блестящей меди. С трех сторон были пристроены небольшие клети. Первая служила преддверием, две прочие - отдельными молельнями. Войдя внутрь, Радим очередной раз подивился богатству христианских храмов. Все здесь сверкало золотом и яркими красками. Более двух Дюжин восковых свечей освещали убранство церкви, не оставляя в ней места для темных уголков. В центре, у алтаря, на помосте, покрытом алой паволокой, лежало тело Яна Творимирыча. Он был одет в парадные одежды, включавшие богатую, парчовую шубу и горностаевую шапку. У ног покойника стоял большой кувшин вина и лежал круглый каравай хлеба. В изголовье пресвитер в длинной белой столе, зеленой фелоне с омофором, расшитым черными крестами, шептал молитвы на греческом языке. Вдоль стен на коленях стояли те, кто пришел попрощаться с боярином.
        Параскева сделала знак спутникам, кроме Радима, остаться на месте, сама же прошла к алтарю. Взгляды присутствующих тут же обратились на нее. Скоморох почувствовал себя неуютно в центре внимания благородных особ, среди которых он без труда узнал воеводу Эйлива, бояр Остромира и Симона. Однако отступать было некуда. Вместе с боярыней он преклонил колени около тела Яна Творимирыча.
        - Смотри, скоморох. Я что-то губ зеленых не примечаю.
        - Да и я не вижу, матушка боярыня. Но, может, стерли зелень, прежде чем класть? - прошептал в ответ Рад им.
        - То нам не узнать.
        - А загородите меня на пару мгновений от батюшки. Хочу кое-что проверить.
        - Будь по-твоему, но не переусердствуй, - боярыня передвинулась чуть вперед, так чтобы священник не видел Радима.
        Быстрым движением скоморох склонился над мертвецом и пальцами раздвинул ему губы. Так же быстро он принял первоначальное положение. Для всех присутствующих скоморох лишь неловко покачнулся и удержался от падения рукой.
        - Смотри, матушка боярыня, на пальцах остался зеленый налет. Его потравили так же, как холопа.
        - Ты залез ему в рот? - Параскеву чуть не перекосило от отвращения.
        - Помилуй, матушка боярыня. Все для твоего блага стараюсь.
        - Не оправдание то для греха! Ладно, пойдем. Так же быстро, как вошли, боярыня со свитой покинули церковь.
        - И что? - полюбопытствовал первым Богдан.
        - Будет ему епитимья за грех. Суровая епитимья.
        - Пропал ты, Радим. Не от потравы помер боярин?
        - От потравы, - ответила за скомороха Параскева. - Потому и не велю Радиму епитимью нынче же принять. Сперва должен отравителя найти. Кого подозреваешь?
        - Есть пара мыслей. Однако позволь пока промолчать, дабы поклеп не возвести. Мне бы в палаты воеводы попасть, пока его там нет. Посмотреть все. Может, найду чего.
        - Это можно. Только смотри, коли воровать удумаешь, не спасу. На воротах повесят - и поделом!
        - Богом клянусь, не будет такого!
        - Вот и ладно. Гляди, не попадись. Порубом не отделаешься.
        Объяснять то, чем он рискует, Радиму не имело смысла. Он уже давно понял, что зря не бежал из Ладоги, когда была такая возможность.
        Глава 10
        Благодаря Параскеве Радим получил полное представление о том, как выгорожены клети в тереме воеводы. На первом ярусе находились большие палаты - людская и сторожевая. Оба помещения связывались небольшим пристроем, в котором была лестница на второй ярус. Пристрой был двухэтажный, верхняя его часть - помост, в котором Радим с Богданом бродили в ту несчастную ночь, когда их поймала боярыня. Двери из помоста вели в два сруба - тот, что над людской, назывался крылом Параскевы, тот, что над сторожевой, - крылом Эйлива. В срубе боярыни поставлены три палаты - одрина боярыни, каморка для холопов и гостевая клеть - там нынче расположился Остро-мир. Крыло воеводы побольше, и палат там было четыре. Параскева подробно объяснила, которая клеть была отдана Яну Творимирычу, а которая Симону Переяславскому, в какой потчует воевода, в какой - его огнищане.
        Нынче оказался самый благоприятный момент, чтобы незаметно попасть в жилище воеводы. Хозяин со свитой отправились в церковь, важные гости ушли с ним или остались пьянствовать в риге, слуги суетились в людской. Единственный сторож стоял у лестницы в пристрое. Норманн скучал, опершись на секиру. Параскеве он вежливо поклонился, на ее свиту посмотрел как на пустое место. Люди боярыни сторожа не интересовали.
        - Дальше сам. Гляди, ежели что, я тебя не знаю, - напутствовала Параскева скомороха.
        Шарить в чужих домах при дневном свете Радиму приходилось и раньше. Но то были избы простых селян или купцов, оставленные под присмотр нерадивым сторожам. Если б те и застукали татя, то всегда был путь - через оконце и в поле. Сейчас мало что второй ярус, так и городней вокруг больше, чем улиц в ином поселке. Не говоря уж о сторожах, которые если начнут сбегаться, то просто затопчут.
        Радим проявлял недюжинную осторожность, входя на половину воеводы. Слуги боярыни донесли, что там пусто, но мало ли - Радиму голову класть. Скоморох шел больше вдоль стен, хоронясь за ларцами и бочками. В одрину воеводы дверь отворил не спеша, прислушиваясь ко всем звукам. Внутрь палаты Радим скользнул, почти стелясь по бревнам. Ох, не нравилось ему, что возможности спрятаться не было.
        В центре одрины стоял огромный дубовый стол на трех массивных ножках. Столешница была усыпана объедками и грязной посудой. Много лежало и непочатых блюд. Создавалось впечатление, что люди покинули стол внезапно, бросив все как есть. Скоморох осмотрел следы пиршества. Жареный заяц был почти цел. Квашеная капуста лежала в четырех мисках, значит, за столом сидели четверо. Это подтверждало и количество ковшей с кислыми щами. У Радима забурчало в желудке, когда он увидел сытную пищу. Однако аппетит сразу пропал, стоило ему обратить внимание на блюдо с блинами. Верхний блин был съеден наполовину. Внутри виднелись зеленые крапинки.
        Радим не был уверен, что видел именно это блюдо в руках мертвого холопа, но если это так, то причина смерти Яна Творимирыча - в блинах. Зелень вкраплений по цвету совпадала с налетом на губах покойников. Чтобы окончательно убедиться в своей догадке, Радиму следовало испытать отравленный блин. Вот только на ком? Терять время на размышления скоморох не стал, он взял из стопки блин, следующий за надкушенным, надломил его, убедился в наличии зеленых вкраплений и сунул добычу за пазуху.
        Когда скоморох распахивал сорочку, амулет с говорящими камнями вырвался из-под одежды и звучно громыхнул об кувшин. Радим быстро перехватил его рукой, прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью торопливые шаги случайных свидетелей. В этот раз Сварог уберег. Никаких неприятных последствий не оказалось. Радим медленно разжал кулак и выпустил камни. Его брови стремительно полезли на лоб, когда он увидел, что самый большой из камней покраснел. Как там говорил Богдан? «Камни станут алыми, как железо в горне, когда им будет что сказать». Похоже, амулет был готов к беседе.
        Некоторое время Радим взирал на красный камень, настороженно ожидая голоса, потом поднес к уху. Бесполезно. Камень оставался мертвым. Пора было уходить. Заняться говорящим камнем можно и в безопасном месте. Поборов искушение залезть в ларец или снять со стен украшенные золотом рога чудных животных, Радим покинул палату воеводы.
        Гостевая светлица была раза в четыре меньше хозяйской и украшена скромнее. Одр, победнее и помельче хозяйского, оказался неприбранным, и Радим мог воочию убедиться, что боярин умер в муках. Постель скомкана, меховые покрывала сброшены на пол и облеваны зеленоватой жижей. У изголовья на стульчаке стояли плошки и кубышки с отварами. Похоже, Яна Творимирыча пытались спасти местные знахари. Однако они оказались бессильны.
        Получается, пировавшие в личных покоях воеводы не хотели смерти Яна Творимирыча. Иначе зачем его спасать? А может, только некоторые не хотели, а другие просто делали вид. В любом случае, особой ясности в происходящем не было. Должны были отравить боярыню, а отправили на тот свет гостя. Как связаны Ян Творимирыч и Параскева? Если верить Валуне, то почти никак. Просто знакомы. Что же тут происходит? Травят всех, кто попадется, или только тех, кто чем-то не угодил?
        Закончив осмотр, Радим покинул сруб воеводы. В пристрое было тихо и прохладно. Скоморох, поеживаясь, спустился с лестницы. Сторож был тут и по-прежнему скучал. Радим уже хотел проскользнуть мимо, как вдруг воин оживился и заступил дорогу. Его широкоплечая фигура полностью заслонила ход в людскую. Скомороха начали одолевать нехорошие предчувствия, он попятился.
        - Стой! - норманн говорил по-русски толково, но небольшой акцент все же был. - Ты - Радим?
        - Допустим…
        - Что? Отвечай, смерд, внятно!
        - Радим.
        - Добро. Хозяйка-боярыня велела к ней тебя направить, как выходить будешь. Палату ее знаешь?
        - Найду, - у Радима отлегло от сердца, он-то уж думал, снова в поруб бросят.
        - Ступай!
        Взбежав по лестнице наверх, Радим постучал в дверь. Ему открыла Настасья. Увидев скомороха, она широко улыбнулась и жестом пригласила внутрь.
        Параскева сидела на своем стульце и парила ноги в тазике с травяным отваром. На соседней лавке валялся Богдан, судя по округлому животу и закрытым глазам, в процессе усвоения пищи. Антипка сидел рядом и камнем точил топор. Две дворовые девушки, тихо напевая, пряли в углу.
        - А мы тебя заждались, - сказала боярыня. - Выкладывай, что выяснил.
        - Много всего, матушка боярыня. Но имя того, кто на вас замышляет, пока назвать не готов.
        - Поторопись, - не открывая глаз, произнес страдальческим голосом Богдан. - И присмотри за моими вещами в людской. Говорят, воруют тут.
        - Не может быть!
        - Я матушке боярыне верю. Служу ей, не щадя живота своего. Помогай и ты.
        - Стараюсь. Жизнью рискую. Ради тебя, между прочим.
        - А я как рискую… Из-за тебя.
        - Хватит ныть, - боярыня нахмурилась. - Что выведал, говори!
        Радим вытащил из-за пазухи блин.
        - Никто откушать не желает? Полагаю, этим потравили Яна Творимирыча. Но проверить надобно.
        - Разве Богдану дать, - ухмыльнулась Параскева.
        - Моей скорой смерти желаешь, христолюбивая матушка? - Богдан открыл глаза. - Ужель от кусочничества избавишь?
        - Велю - съешь, что скажу. Не один ты, чай, на свете. Радим твое место займет, коли надо будет.
        Другое дело, что не тоже тебя травить, ежели можно на неразумных животинах яд попытать. - Боярыня повернулась к Радиму: - Пробуй на псах шелудивых, их на двору во множестве бегает. Не подействует, так сюда возвращайся, дальше думать будем.
        - Так и сделаю, матушка боярыня.
        - Это все, что узнал?
        - Пока да, матушка боярыня.
        - Не густо, Радим. К утру надо, чтоб имя было. И не просто имя, а связанное с отравлением. Ежели не оправдаешь доверия, вместо Богдана при мне будешь. Его же пошлю потравителя искать.
        - Сделаю, матушка боярыня. Все как велите сделаю, - Радим согнулся в глубоком поклоне.
        - Не забудь алый камень в воду погрузить, - подал негромкий голос Богдан.
        - Что? - одновременно спросили скоморох и боярыня.
        - Подзабыл ты, Радим, как мы - скоморохи - друг другу удачи желаем…
        - Ох, подзабыл… - медленно соображая ответил Радим. - Синего камня тебе!
        - Аминь!
        Настасья открыла дверь, и Радим быстро покинул палату. Хоть и не грозна сегодня была Параскева, но в ее отсутствие дышалось вольнее.
        Глава 11
        Вечерело. Радим наскоро перекусил пареной репкой и занялся говорящими камнями. В небольшую плошку скоморох налил колодезной водицы, снял с шеи ожерелье и опустил на дно. Алый камень побледнел, но не произнес ни слова. Неужели Радим неправильно понял Богдана? Или тот просто пошутил? Глупые, надо сказать, шуточки, когда речь идет о жизнях людей. Вот обидится Радим, бросит все, уйдет из Ладоги, кто тогда шутника спасать будет? Мысли сермяжные. Никуда он не уйдет, даже если решится на это. Кругом сторожа, и наверняка Грим отдал приказ никого из детинца не выпускать.
        Внезапно послышались голоса. Один - низкий мужской, другой - совсем слабый женский. Радим быстро огляделся. Людская шумела прежними заботами, но рядом никто не разговаривал. Взгляд уперся в красный камень. Звуки шли из него.
        Сначала разобрать слова было трудно. Речь напоминала невнятное бормотание. Потом звуки стали четче, появилась возможность оценить даже интонации.
        - Моя лапушка! - ворковал мужской голос. - Это несчастье, что твой дядюшка умер. Он был моим лучшим другом. Однако теперь у нас стало одним препятствием к счастию меньше. Он бы никогда не одобрил нашей женитьбы.
        - Не говори так, прошу! - Девушка плакала.
        - Прости меня, прости! Я просто сгораю от любви к тебе. Хочешь, я все брошу, возьму добро и крепкую ладью, погружу на нее тебя и мы уедем за море?
        - Нет! Это слишком великая жертва!
        - Для тебя, моя лапушка, жизни не жалко. Эх, коли б не боярыня…
        - Не ругай ее. Она - добрая.
        - Она - добрая. Я ж - злой. Потому как страдаю. Любавушка, лапушка, подскажи, как быть!
        - Все образуется. Надо потерпеть.
        - Ох, мочи нет терпеть-то!
        - Пойдем к гостям, мой господин. Негоже, ежели нас тут наедине увидят.
        - Пойдем, моя лапушка.
        Голоса затихли. Радим сидел слегка ошарашенный. Волшба сработала. Да еще как! В самую точку. Короткий разговор сказал ему больше, чем тщательный осмотр палат воеводы. Боярыня мешает счастью двух влюбленных. При этом так же мешавший дядюшка только что умер. Несомненно, речь шла о Параскеве и Яне Творимирыче. А говоривший мужчина был один из благородных. Только кто? Остромир, Симон или, может, сам Эйлив? К сожалению, голоса Остромира Радим не запомнил, не до того было ночью в темном углу. Так что любой из троих мог оказаться замешанным в дело.
        Как мешает боярыня счастью влюбленных? Если говоривший - Эйлив, то понятно, а если нет? Вообще, интересно, есть ли жены у Остромира и Симона? Не одну ли из них называли боярыней? Очень все туманно. Радим тяжело вздохнул. Трудную задачу поставила перед ним Параскева. Думать приходится много, да и рисковать немало. Следить за боярами опасно. Однако распутывать клубок надо. Тем более теперь есть замечательная зацепка - имя девушки. Боярин называл ее Любавушкой.
        Камень приобрел естественный цвет. Радим выудил ожерелье из плошки и нацепил на шею. Ценная вещь. Такие действенные амулеты в его жизни еще не попадались. Теперь самое время заняться блином. Накинув кафтан, Радим отправился во двор.
        Рядом с хлевом стояла покосившаяся псарня, оттуда доносились лай и скулеж. Однако трогать хозяйских собак скоморох не решался. Отравишь любимца воеводы - головы не сносить. Неприятностей и так достаточно, неизвестно, как поведут себя Грим и его воины, попадись им сейчас Радим. Может, сразу в по-руб спровадят, на холодную солому бросят. А может, сначала попинают вволю, чтоб размяться. Не радовало и отношение Параскевы. Он тут жизнью рискует, голову выдумками напрягает, а она готова, чуть что с Богданом случится, заменить его на Радима. Поганая доля.
        Небольшой лохматый пес вышел из-за угла и отправился к тому месту, куда холопы выплескивали помои. Глаза Радима вспыхнули охотничьим азартом. То, что надо! Скоморох, мягко ступая по слежавшемуся снегу, приблизился к псу. Сначала тот не обратил на человека внимания, потом, когда расстояние уменьшилось до пары саженей, взглянул исподлобья и зарычал.
        - Фу! Какой злой псина…
        Радим потянулся за пазуху, собака отпрыгнула в сторону и ощетинилась.
        - На, скушай, злобная тварь.
        Половина блина шлепнулась перед псом. Тот немного порычал, потом осторожно принюхался.
        - Кушай, кушай…
        Пес отвернулся и затрусил прочь. Блин остался нетронутым.
        - У! Чернобог тебя сожри! - Радим жутко расстроился. Мало того, что пес сорвал задуманное, блин, повалявшись на снегу, размок, и теперь совсем не хотелось брать его в руки.
        Положение спасла маленькая рыженькая собачонка, выскочившая непонятно откуда. Она прибежала, надеясь обнаружить здесь порцию свежих помоев. Блин стремительно исчез в ее пасти. Собачонка покружила еще немного, вылизывая места, куда сливали отходы, потом засеменила в глубь двора.
        - Стой! Ты куда? - Радим поспешил за ней.
        Собачонка явно не собиралась умирать. Она слопала целый блин отравы, но будто не заметила этого. Или Радим ошибся? Может, зелень в блине не яд, а просто приправа? Вдруг она никакого отношения к смерти Яна Творимирыча не имеет? Измышленная картина отравлений затрещала по швам. Ох, может, потрава только на людей действует? Недаром боярыня человека на пробу взяла, а не козу какую. Псу, вероятно, тот яд не в тягость, он его съел и забыл. Только как проверить? Неужто кого губить придется?
        Убивать Радиму еще не приходилось. Тем более ужасно, потравой. От одной мысли, что он подложит кому-то кусок, а потом будет наблюдать за муками, ему становилось не по себе. Видимо, придется возвращаться к боярыне и снова просить ее совета. Однако вдруг женщина решится сгубить Богдана, а потом вместо него посадить Радима? Скомороху стало совсем нехорошо. Возможно, все обернется и того хуже. Кто принес отраву, того и заставят ее съесть. Умирать Радиму вовсе не хотелось, снова пришли мысли о немедленном бегстве из Ладоги.
        Собачонка внезапно заскулила, повалилась на бок и забила всеми четырьмя лапами. Из ее пасти полезла зеленая пена. Радим облегченно вздохнул. Яд подействовал, как он и предполагал. Значит, скоморох на верном пути.
        Когда агония прекратилась и собачонка затихла, Радим взял ее за лапы и потащил к забору. Негоже, если во дворе воеводы найдут окоченевшего пса с зеленой пеной на клыках. Сведущих лодей это сразу насторожит. Радим закидал собачонку снегом. Пусть лежит здесь, подальше от людских Глаз.
        Стряхнув пот со лба, Радим обратил внимание, что за ним пристально наблюдает какой-то человек. Наблюдающий находился в тени терема,, поэтому понять, кто он, было невозможно. Почему-то Радим сразу подумал на Остромира. Новгородский боярин недавно точно так же стоял в людской, почти не шевелясь, ничем не обозначая свое присутствие. Скоморох не стал играть в гляделки, а отвернулся и медленно побрел по тропинке. Он был готов поклясться, что, когда блин исчез в глотке пса, никто за ним не наблюдал. Вот потом, во время агонии, зритель вполне мог появиться. Тогда Радиму было не до того, чтобы смотреть по сторонам, он следил за собачонкой.
        Так кто же так заинтересовался скоморохом? Кто это - друг или враг? В первом случае бояться нечего, во втором пора прятаться. Если отравитель узнает, что скоморох проводит опыты с ядом, - все пропало!
        Отравить Радима - как два пальца ополоснуть. А может, это вообще человек случайный? Кто-то из челяди вышел на улицу и увидел странные дела. Разумеется, если не трус, он бы заинтересовался, что там с собакой делают.
        Этот вариант очень вероятен. Но хорошего в нем мало. Холоп, скорее всего, поспешит поделиться новостью с хозяевами. Сомнительно, что это окажется боярыня, а не Эйлив или Свирид.
        Внезапно взгляд Радима зацепился за нечто, что его остановило посреди тропы. Впереди, у самого хлева, стояла старуха в выцветших одеждах. Она будто чего-то ожидала, бледным пятном замерев на фоне темных стен. Радиму стало нехорошо. Ведьма! Он вспомнил сон, приснившийся в порубе, и поежился. Только чародейства в этом деле не хватало. А ведь старуха была в людской. Значит, очень просто могла оказаться отравительницей. Только зачем ей это? Кто она вообще такая?
        Старуха внезапно шевельнулась и как дым растаяла на пороге хлева. Ноги сами собой повели Радима следом. Он решил, что надо разглядеть ведьму получше, может, что в голову и придет.
        В хлеву пахло навозом и сырой соломой. В стойлах негромко сопели пятнистые коровы. В небольшом за-гончике блеяли козы. Темнота мешала разглядеть помещение тщательно, потому узнать, куда подевалась старуха, Радим не смог. Аккуратно ступая по жидкой грязи, он двинулся вдоль стойл. Коровы смотрели на человека мутным взором, без малейшей заинтересованности. Козы заблеяли громче, когда Радим проходил мимо.
        Где же старуха? Зачем она сюда пошла? К концу хлева тьма сгустилась настолько, что Радиму стало страшновато. Если ведьма притаилась и готовит нападение, то скомороху грозит смертельная опасность. Отразить атаку он вряд ли сумеет.
        Сердце бешено застучало в груди. Радим остановился. Хватит, дальше он не пойдет. То, что старуха пропала столь таинственным образом, наводит на подозрения, однако проверять их скоморох пока не будет. Есть и другие объекты для изучения. Та же боярская дочка, так приглянувшаяся ему на пиру. Вот за кем Радим посмотрит с огромным удовольствием!
        Скоморох повернулся, чтобы идти обратно к двери, и натолкнулся на неожиданную преграду. Он отпрянул. Преграда взвизгнула. Радим приготовился дорого продать свою жизнь. Однако биться с супостатом не пришлось. Он столкнулся не с ведьмой, а с Настасьей.
        - Какой ты неловкий! - в сердцах воскликнула холопка. - Чуть крынку из-за тебя не разбила!
        - Прости, красавица. Ты так неожиданно появилась.
        - Я тут была все время, корову доила.
        - Не заметил, - извиняющимся голосом проговорил Радим, смущаясь своего страха. - Дай молочка хлебнуть.
        - Вот еще! Не про твою честь. Госпоже его несу.
        Девушка отвернулась и быстро направилась к выходу. Радим посмотрел ей вслед. Мягкий сарафан был достаточно просторен, чтобы скрадывать фигуру Настасьи. Однако когда она подобрала подол, перешагивая через порог, скоморох по достоинству оценил ее белые, стройные ноги. Радим тяжело вздохнул. Не до любви нынче.
        Глава 12
        События, случившиеся после того, как Радим покинул хлев, он вспоминал потом не раз. Все произошло так быстро и внезапно, что показалось странным сном.
        - Доброе молочко! - вытирая усы, сказал Свирид.
        - Госпожа боярыня будут недовольны, - тихо проговорила, потупив взор, Настасья.
        - Сходи снова в коровник, - ответил на это Свирид. - Набери новую крынку.
        Настасья поклонилась и развернулась, чтобы идти обратно. В этот миг Свирид захрипел. Девушка в страхе обернулась. Распорядитель закачался и схватился за горло. Он широко распахнул рот, пытаясь вздохнуть, но сделать этого не смог. Свирид выпучил глаза и рухнул на колени. Его тело задрожало, как осиновый лист, спазмы волнами покатились по горлу. По языку побежала зеленая слюна. Настасья завизжала.
        Первым, кто оказался у рухнувшего в сугроб Свирида, был Радим. Увидев зеленую рвоту, изрыгаемую управляющим, он понял, что случилось.
        - Потравила?
        Девушка ничего не могла ответить. Ее душили слезы, лицо было искажено гримасой ужаса. Крынка вывалилась из рук Настасьи и упала на дорожку. Остатки молока брызнули в разные стороны.
        Кто - то ударил в било. Начал сбегаться народ. Однако Свириду помощь уже не требовалась. Он лежал, закатив глаза. Мертвый.
        Радим первым очухался и схватил Настасью за Руку:
        - Пойдем! Надо во всем разобраться.
        Он повел ее сквозь толпу к терему. Девушка продолжала плакать, послушно семеня за скоморохом. Войдя в людскую, Радим сразу направился к двери, ведущей в пристрой. Он должен был немедленно видеть боярыню. Смерть Свирида вызывала больше вопросов, чем ответов, но кое-что можно было прояснить с помощью расспросов Настасьи. Несомненно, в присутствии хозяйки девушка разговорится.
        Сторож не стал препятствовать скомороху и служанке, только поинтересовался:
        - Что там за гам?
        - Убили Свирида, - коротко ответил Радим. - Спешим сказать матушке боярыне.
        С Параскевой столкнулись уже на лестнице. Она шла вниз, за нею спешила свита.
        - Радим! Что стряслось? - Боярыня была встревожена.
        - Дай отдышаться, матушка боярыня. Страшное дело свершилось.
        - Отравили кого?
        - Свирида. Молоком, что Настасья несла.
        - Как так? - Боярыня грозно взглянула на служанку.
        Та заплакала громче, неразборчиво причитая.
        - Воды б ей дать, - заметил Радим. - А потом расспросить. Я многое видел, но не все.
        - Идем. - Параскева направилась в свою светлицу. - Скажешь все как на духу!
        Затворив дверь палаты, Антипка подпер косяк могучими плечами. Параскева уселась на свой стул.
        - Говори!
        Радим без утайки рассказал все, что видел. И про старуху, и про хлев, и про Настасью с молоком. Описал он и ужасную смерть управляющего.
        - Свят, свят, свят! - перекрестилась Параскева. - Нечто ужасное поселилось в нашем доме. Ведьма, говоришь?
        - Кому ж еще быть? Только вот куда сгинула в хлеву, не ведаю. Настасья должна была видеть.
        - Отвечай! - приказала служанке боярыня. Сквозь слезы Настасья начала оправдываться:
        - Помилуй, благодетельница! Не видала я… Никого не было там, кроме скомороха этого. Сама не пойму, как такое с молоком произошло. О, Боже Иисусе! Грешница я, грешница…
        - Что еще можешь сказать?
        - Пощади, благодетельница! Ничегошеньки я не знаю… Несла крынку тебе. Господин Свирид пить попросил. Я отказать ему пыталась, да он настоял. На свою беду… о, Боже Иисусе! Спаси и помилуй!
        - Ежели в деле ведьма, то всякое может статься, - подал голос Богдан. - Может, скотинку заговорила?
        - Вот оно как пошло, - задумалась вслух Параскева. - Меня хотели отравить, а получилось - Свирида?
        - Должно быть, так, - подтвердил Радим.
        - Настасья, клянись Господом Богом, что ты к этому не причастна! - повелела хозяйка.
        - Клянусь, благодетельница! Господом Иисусом клянусь, не ведала я, что молоко с потравою!
        - И ты клянись, скоморох, что не подсыпал яду! А то знаю, какие вы ловкие.
        - Да, как бы я мог! Ни за что на свете, матушка боярыня! Я ж знаю, что молоко Богдан пробовать станет. Неужто сгубить его хочу?
        - Клянись! Иисусом и Сварогом клянись!
        - Клянусь всеми богами и духами, не мыслю я против вас зла! Вот вам крест!
        - Креститься ты так и не научился, язычник… Ну да ладно. Верю тебе. Верю и Настасье, потому вас гридям не выдам. Но отныне держитесь рядом со мной, чтоб каждый шаг видела. Антипка настороже, чуть что, посечет насмерть, учтите.
        - Спасибо, благодетельница! - Настасья кинулась лобызать ноги хозяйки.
        Радим тоже повалился на колени.
        - Благодарю, матушка боярыня! Однако позволь спросить, кто ж искать отравителя будет, коли я при тебе останусь?
        - О твоем же благе пекусь, скоморох. Ежели муж мой велит по подозрению в убийстве тебя взять, от дыбы не упасу.
        - Постараюсь не попасться ему на глаза. А искать меня вряд ли станут. Там шум такой поднялся, холопья сбежались резво, разве кто упомнит, что я рядом был? Сидеть же тут и ждать ох как не разумно.
        - Хорошо, но зачем ты туда пойдешь? Или разу-знал чего нового? Как там блин?
        - Блин спытал, матушка боярыня. Умер пес. От зеленого яда.
        - Понятно. Пищу с зеленью мне теперь не подавать, - распорядилась боярыня. К Радиму она обратилась более ласково: - Дальше что делать думаешь, скоморох?
        - Появилось у меня одно имя на примете. Только не знаю в лицо, кто это. Может, ведаете о девушке такой - Любавушке? Важно, что в тереме она бывала, то есть не из чужих.
        - Любава из Плескова? Она тут при чем? - Боярыня напряглась.
        - Ежели другой Любавы тут нет, то наверное - она.
        - У меня дворовых с этим именем отродясь не было. Из гостей же только одна такая.
        - Найти бы ее, чтоб прояснить кое-что.
        - Это несложно. Любава - дочь боярская, что недалече от нашего стола сидела. У нее на плаще фибула золотая со знаком Ярилы.
        - Точно, приметил такую! О ней много ли известно?
        - То-то и оно, что нет. Первый год Любава в наших краях, хотя дядька ее постоянно тут бывал. Светлая память ему, рабу Божьему Яну. В этот раз с племяшей приехал, сказал, мол, сиротою осталась, бедная. Не понравилась Любава мне с первого взгляда, хоть и имя такое смирное. Видать, недаром.
        - Не хочу никого клеветать, матушка боярыня. Ничего плохого про нее пока не ведаю.
        - Еще что есть сказать?
        - Только совет малый, коли позволите.
        - Говори.
        - Надо бы вам своего холопа на половине воеводы держать. Чтоб тот все примечал и докладывал. Есть подозрения - смерть вашу там готовят.
        - Неужто? - Боярыня похоже не особенно удивилась. - Совет дельный. Буду думать.
        Радим поклонился, показывая, что ему больше не о чем говорить.
        - Ступай. Только, гляди, со двора не исчезай. Ты свой должок еще не до конца отдал.
        - Не посмею слова нарушить, матушка боярыня! Антипка открыл дверь, и Радим поспешил наружу.
        Как ни враждебен ему был внешний мир, но в палате боярыни он чувствовал себя почти как в пору бе.
        Глава 13
        На улице толпа еще не разошлась, хотя тело Свирида уже исчезло. Дворовые обсуждали смерть управляющего живо и громко. Слух о потраве был главным и самым озвучиваемым.
        Не задерживаясь, Радим быстро скользнул в сторону хлева. Он решил, что неплохо бы проверить корову, чьим молоком насладился управляющий. Когда яд попал в крынку? Уже после дойки или еще в теле коровы? Могла ведь старуха наложить заклятие на бедную животину?
        В хлеву никого не было. Запалив березовую лучину, Радим шагнул в пахнущую скотиной темноту. Все оставалось таким же, как пару часов назад, - животные фыркали и шумно чесались, деревянные перегородки поскрипывали под тяжестью их тел, ноги шлепали в раскисшем навозе. Держа лучину в руках, Радим чувствовал себя увереннее, чем прежде. Но не намного. Ровно настолько, чтобы, не отклоняясь от прямого пути, перемещать источник света то влево, то вправо, пытаясь осмотреть загоны. Что скоморох искал, он бы сам затруднился ответить. Наверное, следы исчезнувшей старухи. В любом случае, его усилия не оказались напрасными. Между отгородкой для коз и загоном, в котором стояла корова-отравительница, имелся узкий проход влево. Человек по нему мог протиснуться только боком, задевая отсыревшие доски. Радим поспешил проверить, куда этот проход ведет.
        Скоморох осветил то место, где должна была находиться стена хлева. Ее не было. Темный ход вел в другое сооружение. Радим немного поколебался, но потом решительно шагнул во мрак. Он стоял на пороге раскрытия тайны и не мог позволить себе отступить.
        Протиснувшись в дыру, Радим оказался в большом помещении, мало чем отличающемся от хлева. Однако в скудном свете лучины было видно, что в стойлах ухоженные лошади.
        Радим понял, что очутился на господской конюшне. Проход соединял два строения, плотно прижатых друг к другу. Судя по тесноте, предназначался он исключительно для удобства холопов. Хозяева заходили туда и сюда через двор.
        Осматривать конюшню не входило в планы скомороха. Он шел проверять корову. Но лишить себя возможности проверить путь ведьмы Радим не решился. Мало ли что она могла обронить по дороге или след какой оставить. Кроме того, надо выяснить, был ли кто на конюшне, когда случилось несчастье. Неужели и тут старуха прошла незамеченной?
        Кони шумно дышали, их выпуклые глаза с интересом следили за движением неожиданного гостя, копыта время от времени опускались на утоптанную землю с глухим стуком. Ничего странного Радим не приметил. Конюшня как конюшня. Разве что большая очень. Здесь коней пятьдесят - не меньше.
        Скоморох с детства мечтал о собственной лошади. Однажды ему повезло и накопленных дирхемов хватило, чтобы купить кобылку. Но Радим не успел толком с ней подружиться, как был вынужден расстаться. В Ростове он соблазнился игрой в зерн. И проиграл. Радим был ловким малым, но не настолько, чтобы справиться с бродячими чернецами. Эти шельмы вошли в доверие, угостили его добрым вином, потом завлекли в игру. Как водится, сначала везло Радиму, однако, когда ставки стали велики, он разом спустил практически все, что имел. Хорошо еще, одежда и личины остались при нем, у скомороха хватило воли остановиться. Позже он вспоминал это приключение как дурной сон.
        Взгляд уперся в вывешенную на перекладину попону. Сперва Радим не понял, что так привлекло его внимание. Потом, оглядев узор, украшавший кусок полотна, он сообразил, что подобное изображение Ярилы он уже видел. Точно, это было зубастое солнышко с фибулы боярской дочки Любавы.
        Гнедой коник, томящийся в загоне, был ее собственностью. Он грустно посмотрел на скомороха и начал жевать влажное сено из корыта. Связь боярской дочки с отравлениями была не очевидна, но многое говорило за то, что у нее вполне мог иметься мотив для убийства Параскевы. Поэтому Радим тщательно осмотрел попону, стойло, коня и наткнулся на седельные сумки, сваленные в углу. От возбуждения зачесались руки. Вот оно! Только бы сумки Любавы не оказались пусты!
        Предчувствия не обманули скомороха. Сумки были полные. Только в них была сушеная трава. Радим вытряхнул все содержимое сумок на землю. Он обязательно хотел найти что-нибудь интересное. Он даже богов молил об этом. Усердие было вознаграждено - из одной сумки выпало несколько продолговатых трубочек. Радим аккуратно их поднял. Береста. Потянув, скоморох развернул берестяные лоскуты. Они были испещрены черточками. Грамоты. Это Радим понял сразу. Но вот прочитать их не смог. Скоморох этому делу обучен не был.
        Грамоты Радим сунул за пазуху. Надо показать их боярыне.
        Поскольку больше в сумках ничего не обнаружилось, Радим собрал рассыпанную по полу траву и вернул их на место. Коник недовольно фыркнул. Чтобы набить сумки так же плотно, как раньше, пришлось позаимствовать сено из его корыта.
        Не успел Радим решить, куда направиться дальше, как в конюшню вошли трое стражников. По косицам скоморох сразу узнал Грима. Первым порывом было вжаться в стену или прикинуться лошадью. Пальцы словно сами собой погасили лучину. Скоморох задержал дыхание.
        - Есть кте? - спросил, как рыгнул, Грим. - Вы-ходь!
        Стражники светили факелами, поэтому Радим сообразил, что скоро его обнаружат. Лишние проблемы ему были не нужны.
        - Я тут, господин! Что случилось?
        - Кте?
        - Скоморох. Человек доброй боярыни.
        - А… - Грим не стал расспрашивать дальше, похоже, он узнал Радима. - Выходь и ступяй в терем! Всем велено быть в людьской!
        - Слушаюсь, господин.
        Радим двинулся к выходу. Когда он проходил между сторожами, Грим схватил его за плечо:
        - Стояйт!
        У скомороха сердце ушло в пятки.
        - Гуди, проводи его. Смотри в обя!
        Один из воинов кивнул и подтолкнул Радима к выходу. Что ж, ничего ужасного не произошло. Просто Грим не доверяет скомороху.
        В сопровождении сторожа Радим пересек двор и вскоре стоял у входа в терем. Тут толпилось полдюжины дружинников, среди которых скоморох узнал Валуню. Прежде чем открыли дверь в людскую, Радим успел шепнуть ему:
        - Увидишь боярыню-матушку, скажи, что я хочу ей слово молвить.
        - Скажу, Радим, коли увижу. Только сумневаюсь, что выйдет она наружу. Нынче всем воевода велел на своих местах быть. Чего творится-то, а? Потравой люд изводят, изверги…
        - Береги себя, Валуня. Не ешь что попало!
        Гуди толкнул Радима в спину, и скоморох буквально вбежал в людскую. Клеть была плотно набита народом. Столько людей здесь еще не собиралось. Все столы и скамьи были заняты, пол тоже усеян сидящими и лежащими холопами. Похоже, сюда согнали всю дворню.
        Место для скомороха нашлось не скоро. Он даже подумывал, не усесться ли прямо у двери. Однако какой-то седобородый старик махнул ему рукой:
        - Эй, скоморох! Иди сюда! Мы подвинемся. Радим старика не знал, но приглашение принял.
        Перешагивая через сидящих на полу, он медленно пробрался к скамье, на которой примостились пятеро холопов. Они двинулись в стороны, освобождая пространство для Радима. Скоморох не отличался тучностью, но на предложенное место втиснулся с трудом.
        - Благодарю, люди добрые.
        - Не стоит. Мы ж корысти ради тебя позвали. Может, повеселишь нас чем? Видели, как ты тут жару давал, по притолоке метался… Ух, хорош был!
        - Нынче тесновато тут. Зашибу еще кого ненароком. Скажите мне лучше, не пропал ли кто из ваших этой ночью?
        - Ну вот, мы его нас веселить позвали, а он хочет, чтоб мы его развлекали!
        - Пропал, - подал голос молодой холоп, сидевший по правую руку от Радима. - Лунька пропал. Только он такой паршивец был, что никому не жалко.
        - Это не такой - русоволосый, кучерявый, моего роста?
        - Ну да, он самый. Ты что-то про него ведаешь?
        - От вас хотел узнать. Он кому прислуживал?
        - До Коляды Свириду, светлая ему память, после перешел к боярыне, - пояснил старик. - Дурной паренек Лунька. Все норовил хозяевам о нас плохое сказать. Чуть кто-то где-то промашку даст, тут же бежал ябедничать. А сам постоянно тягал кусок, который плохо лежит. Живот набивал только господской пищей.
        - Ясно.
        В голове Радима начала вырисовываться картина произошедшего. Некто хотел отравить Параскеву, для чего добавил яд в пищу. Холоп же опробовал кусочек и от того помер. Значит, убивец потраву здесь вкладывал, на кухне. И возможно, сейчас тут сидит, вместе со всеми.
        - Пошто Лунька к боярыне перешел? Или кормит лучше?
        - Тебе-то что за дело, скоморох? - подозрительно покосился на Радима старик.
        - Так зовет боярыня к себе в услужение. Чтобы постоянно рядом был. Хочу знать, стоит ли оно того? Раз люди к ней уходят, может, госпожа она хорошая?
        - Ты нас, холопьев, себе не ровняй, - тяжело вздохнул старик. - Мы люди подневольные. Нас не спрашивают, кого в хозяева хотим. Лунька - ушлый малый, но ежели б захотел, скажем, к воеводе попасть, ничего не вышло бы. Не пустил бы Свирид. Для боярыни же ему ничего не жалко. Вот и Луньку он ей отдал.
        - А что, Свирид и боярыня друзья большие?
        - Я тебе по секрету скажу - очень большие! Но в прошлом. Потом враждовали долго, а недавно снова помирились. По тому случаю даже придел к церкви вместе возвели.
        - Хм. А боярин-воевода как на ту дружбу смотрел? Неужто нравилось ему, когда жена с неблагородным дружит?
        - А тут тайна великая есть! - Старик перешел на шепот. - Связывает она всех троих крепче цепи железной.
        - Знаешь ли ты ее?
        - Может, знаю, а может, и нет… За такую болтовню и в прорубь недолго сыграть.
        - Скажи мне на ушко, а я тебя денежкой побалую.
        - Любопытный ты, скоморох! А сколько дашь?
        - Сребреник.
        - Годится. Давай!
        - Не. Ты сначала тайну расскажи. Потом дам.
        - Добро. Слушай.
        Старик повернулся к самому уху скомороха и зашептал:
        - Был я тогда еще молод. Совсем юн, прямо скажу. Умер наш старый ярл Регнвальд, и осталось у него два сына - Улеб и Эйлив. Наследовать отцу должен был старший. Но привел он в дом девушку из смердов и назвал ее женой. Возмутился тогда Эйлив, и была замятия. Недолго то усобье длилось. Улеб пропал в лесу, как на охоту поехал. Эйлив вернулся, выгнал жену брата в чем мать родила, господином в Ладоге стал. Свирид же управляющим сделался, хотя до того конюхом у Улеба служил.
        - А при чем тут Параскева?
        - При том, что она невестою Улеба была. Да отверг он ее. Когда же Улеб исчез, брат в жены ее взял. Такая вот сказка.
        - Заставляет задуматься.
        - Сребреник давай.
        - А нету пока. Да ты не волнуйся, мне обещали за выступления приплатить. Как дадут, я сразу к тебе.
        - Коварен ты, скоморох! Я к тебе с открытой душой, а ты вона как…
        - Не гневись. Вправду денежку отдам. Только вот сам получу.
        Дверь в людскую распахнулась, внутрь вошел Грим, в сопровождении стражи.
        - Скоморох! Выходи!
        Радим съежился от окрика и даже не подумал встать.
        - Скоморох!
        Старик подтолкнул Радима:
        - Вот он, господин! Иди же, зовут!
        Радим нехотя повиновался. Он протиснулся сквозь ряды холопов и остановился перед Гримом. Тот ничего объяснять не стал. Вместо слов Радиму заломили руки за спину и поволокли наружу.
        Глава 14
        В риге снова было многолюдно. Те, кто вчера упились, уже протрезвели, другие вернулись из церкви от тела Яна Творимирыча, третьи, отлежав бока, потянулись в веселую компанию. Разговоры были у всех об одном - о неожиданных смертях в Ладоге. Про Сви-рида открыто говорили, что он был отравлен. Насчет боярина делали туманные предположения.
        В отношении яств единодушия не было. Некоторые сторонились всякой еды, другие, наоборот, ели за обе щеки, смеясь над пугливыми товарищами. Бояре, сидящие за хозяйским столом, лакомились медом, намазывая его на хлеб. Ни к чему другому они не притрагивались. Эйлив был без жены, по правую руку от него сидел Остромир, по левую Симон. На лицах всех троих озабоченность. Им было не до веселья.
        Гусляр заиграл ритмичную мелодию, и часть гостей пустилась в пляс. Подошвы застучали по выстланному дощатыми щитами полу. Шум усилился настолько, что вести всякие разговоры стало затруднительно. Эйлив недовольно поморщился. Он только что начал говорить с Симоном, а из-за танцев был вынужден замолчать. Однако останавливать гостей воевода не решился. В конце концов, для этого они сюда и собрались.
        Грим подошел к воеводе и склонился к его уху. Эйлив кивнул, и воин быстро удалился. Вскоре он вернулся к хозяйскому столу в сопровождении Радима.
        Когда, утомившись пляской, большая часть гостей вернулась на лавки, воевода дал знак гусляру прекратить играть. Музыка стихла, все замолчали и повернулись к хозяину пира. Тот поднялся со своего места и произнес речь:
        - Гости дорогие! Мы собрались, чтобы весело отметить праздник. Но боги распорядились так, что радость нарушена смертью близких людей. Мы помним о них и скорбим. Однако нам жить дальше. А потому негоже, ежели встретим мы весну с грустными лицами и тусклым взором. Что за год выдастся, когда на Масленицу веселья нет?
        Одобрительные выкрики гостей показывали, что речь воеводы нашла отклик у слушателей. Собственно, большинству из них дела до Яна Творимирыча и Свирида никакого не было. Жалели их, само собой, но горя не ощущали.
        - Решил я подарить вам забаву великую. Такой еще не приходилось вам испытать. Вот есть тать пойманный, в скоморошьем кафтане в дом проникший. Хотел он наше добро прибрать, да добрые люди остановили. Что делать с ним?
        Холодный пот прошиб Радима. Он завертелся, жесткая хватка сторожей усилилась.
        - На осину его! - послышались выкрики. Воевода поднял руку, призывая к тишине:
        - Тихо! Есть более хитрая забава. Давно ль вы охотились? Давно ли в руках рогатину держали? Что скажете, коли зверь поумнее многих будет?
        - Неужто на скомороха будет охота? - раздался голос самого догадливого.
        - Верно! Пустим его в лес, пусть прячется. Мы же выйдем по его следам. Кто зверя завалить сможет, внакладе не останется. Вот эта мошна тому свидетель!
        Эйлив снял с пояса кошель и высыпал на стол горку серебра.
        - Помилуй, господин воевода! - Радим попытался упасть в ноги боярину, но его удержали.
        - Молчи, смерд! - грозно блеснул очами Эйлив. - Коли до восхода продержишься - все серебро твое, и дорога, куда пожелаешь, открыта.
        Скоморох понял, что его судьба уже решена. Не так он желал умереть, ох, не так…
        - Гости дорогие! Принимаете ли условия охоты?
        Раздались довольные крики пьяных гостей. Все горели желанием тут же растерзать скомороха и получить вожделенную награду. Воинам Грима пришлось сдерживать толпу, заслонив скомороха широкоплечими телами.
        - Пусть идет! - перекрикивая возбужденных гостей, приказал Эйлив. - Не троньте его, пока сигнала в рог не дам! Грим, веди его до опушки, там лыжки дай, чтоб в первом сумете не увяз, и пускай на все четыре стороны.
        Грим кивнул и сделал знак своим людям. Радима потащили сквозь бурлящую массу купцов и посадских.
        - Сейчас же, гости дорогие! Всех прошу во двор! Время пришло Морену запалить и песни спеть. Потерпите немного, дайте зверю хоть недалеко уйти!
        Слова воеводы Радим слышал как сквозь стену. Шум вокруг нарастал, пелена ужаса поднималась тем больше, чем скоморох лучше осознавал свое положение. На миг он даже лишился дара речи и безвольно повис на руках сторожей. Отрезвляюще подействовал холодный ветер. Радим встрепенулся и расцепил зубы:
        - Стойте! Я должен поговорить с боярыней.! Вам несдобровать, ежели она узнает, что вы меня не послушали!
        Речь Радима не произвела на Грима и его воинов никакого впечатления. Они упорно тащили его прочь Из града.
        За спиной раздались крики: «Гори, блины, гори, Масленица!» Заиграло зарево от подожженных соломенных чучел. Собравшаяся вокруг Радима толпа постепенно поредела. К тому времени, как скомороха довели до ворот, никого, кроме сторожей, не осталось.
        Воля встретила Радима темнотой, с трудом разгоняемой смоляными факелами. Скоморох подумал, что, с одной стороны, это хорошо, ибо легче спрятаться, с другой - идти по лесу будет непросто. Грим скомандовал что-то на норманнском языке - подошел воин с широкими лыжами в руках.
        - Здесь! - остановил сторожей Грим. - Надявая! Скоморох застыл перед лыжами, больше похожими на обломки досок.
        - Бистро!
        Пожалуй, сподручнее передвигаться в лаптях, чем с такой тягой на ногах.
        - Постойте! - из темноты вынырнул Валуня. - Вот эти велено надеть!
        Он подал Радиму другую пару лыж. Они были гладкими, широкими, со свежим оленьим камусом. Грим хоть и нахмурился, но возражать не стал.
        - Благодарствую! - негромко произнес Радим, принимая лыжи.
        - Боярыня прислала, - прошептал, склонившись к уху, Валуня. - Она пробует остановить забаву. Но уж больно гости жаждут крови. Раззадорил их воевода.
        - Попробую продержаться до утра. - Взгляд Радима зацепился за рукоять «зуба-складенца», торчащего из-за пояса отрока. Оружие представляло из себя нож с обоюдоострым клинком на две трети длины и шестигранной рукоятью с отверстием. В дырку был продет кожаный шнур, завязанный кольцом и намотанный на железо. «Зуб» мог использоваться десятком различных способов, в зависимости от хвата и положения шнура.
        - Передай боярыне вот это! - скоморох отвлек внимание на правую руку, полезшую за пазуху, а левой осторожно ухватил «зуб» и потянул к себе. Оружие покинуло пояс Валуни и тихо исчезло в складках одежды Радима. Из-за пазухи появились берестяные грамоты. - Я нашел их у боярской дочки в седельных сумах. Так и передай боярыне. У Любавы! Пусть прочтет!
        - Эй! Бистро! - прикрикнул Грим. В неверном свете факелов он не заметил, как воин спрятал на груди несколько грамот.
        Радим привязал лыжи сыромятными ремнями к ногам и поднялся в полный рост.
        - Боги на моей стороне, - сказал он и ринулся в темноту леса.
        Глава 15
        В лесу было холодно и темно. Белояр - не ладень, зима только начала отступать, ледяные бастионы подтаяли, но не исчезли вовсе, стужа вольготно гуляла по просторам, будто днем не светило яркое солнышко. Густые еловые лапы заслоняли и без того темное небо. Если бы не белоснежный покров и яркий месяц, в лесу не было бы видно ни зги. Мощные стройные сосны сливались в единую темную стену. Радим мог бежать быстро, лыжи позволяли, но он не хотел сломать шею. В темноте было очень просто налететь на бурелом или неприметную елочку. То там, то сям вырисовывался густой кустарник. В него скоморох не совался.
        Куда он направлялся? Радим вряд ли бы ответил на этот вопрос. Куда глаза глядели, туда и ноги летели. Для него было главным - оказаться как можно дальше от преследователей. Уверенности, что с восходом солнца погоня прекратится, у скомороха не было. Мало ли что обещал воевода. Какой-нибудь рьяный купчик запросто убьет Радима, а потом скажет, что сделал это ночью.
        Обидно, что отравителя Радим так и не поймал. А ведь уже был близок к разгадке. Все три смерти свел в единое целое не кто иной, как он! Не будь его, так и считала бы боярыня, что Яна Творимирыча неизвестная болезнь сгубила, а холоп Лунька сбежал бесследно. Мало того, именно Радим подумал, что виновных должно быть двое. Боярин и Любава. Хотя еще существует эта старуха… Между прочим, кроме скомороха, есть человек, который все знает. Это - Эйлив. Именно он дал приказ спрятать тело холопа, у него на глазах умер Ян Творимирыч, захлебываясь зеленой рвотой, он же видел Свирида, умершего похожим образом. Воевода знает о причине всех смертей, но никому не говорит. С одной стороны, понять его можно - паника в Ладоге хозяину не нужна, с другой - подозрительно. Если добавить к сему разговор, подслушанный на половине воеводы, то все становится понятно. Воевода устраняет людей, которые могут помешать его счастью с Любавой.
        Хорошо бы выяснить роль Остромира. Он явно спорил с Яном Творимирычем накануне смерти. Кроме того, именно Остромир общался с Лунькой, который должен был отнести отравленные блины боярыне. Но при чем тогда ведьма? Она никак не связывается с Остромиром. Она вообще ни с чем не вяжется!
        От размышлений Радима оторвал надрывный вой волков. Слышался он издалека, но скоморох знал, что это ненадолго. По его следу шла стая.
        Скоморох увеличил темп и сразу поплатился за это. Лыжа ткнулась в пенек, Радим кубарем полетел по пушистому снегу. Хорошо, что он ничего не повредил, а потому ловко вскочил на ноги и тут же продолжил путь. Падение научило Радима осторожности. Он стал каждое мгновение ожидать очередной неприятности. От попадания в медвежью яму, мимо которой скоморох промчался как вихрь, это спасло. Однако спасти от стаи голодных волков не могло.
        Звери настигли Радима на дне небольшого оврага. Их было немного, пятеро или шестеро, - все лохматые, зубастые и неимоверно злые. Первым на скомороха бросился тот, что повыше, вожак стаи, не иначе. Он хотел схватить жертву за руку и повалить в снег. Радима выручила ловкость. Он отпрыгнул в сторону и скрылся от повторной атаки за деревом. Один из волков тут же ринулся в обход. Он был не столь смел, как его собрат, кидаться на человека не стал, но грозным рыком попытался отвлечь внимание на себя. Вожак тем временем продолжил нападение. Ощетинившись и обнажив клыки, он рванулся к скомороху. Радим замер, прижавшись спиной к стволу, извлек из-за пазухи «зуб» и отвел для удара. Волк прыгнул, целя в горло противника. Его искрящиеся злобой глаза блеснули в темноте, как два уголька. Скоморох отклонился и ударил. Лезвие с чавканьем вошло в брюхо волка, раздирая обоюдоострым клинком толстую шкуру. Брызнувшей во все стороны крови Радим не видел - темновато, - но он ощутил ее теплоту, когда первые капли коснулись руки. Вожак приземлился около дерева, и ему хватило сил огрызнуться в сторону скомороха. Потом
внутренности выпали на снег. Волк завыл и упал мордой в собственные кишки. Его товарищи подхватили вопль и предприняли отчаянную попытку атаковать скомороха. Радим несколько раз помотал лыжами в воздухе, - волки отступили.
        Вдалеке послышались возбужденные людские голоса. Скоморох понял, что если он немедленно не оторвется от стаи, ему придется иметь дело с охотниками пострашнее.
        Волки больше не нападали, но непрерывно шли по пятам, громким воем преследуя жертву. Время от вре-лени самый смелый приближался и делал вид, что хочет атаковать, - это заставляло скомороха нервничать и снижать темп. Необходимо было что-то предпринять. Еще немного - и печальный конец станет неизбежен. Волков от охотников спасут лапы, а вот скомороху не поздоровится.
        Радим размотал шнур на рукоятке «зуба» и надел петлю на запястье. Получилось что-то вроде кистеня. Пару раз скоморох видел, как дерутся «зубом» опытные воины. Незабываемое зрелище. В руке ратника появлялся то нож, крепко притянутый к ладони шнуром, то кистень, со свистом рассекающий воздух. Боевая часть мелькала столь стремительно, что создавалось впечатление, будто вокруг воина роится не меньше десятка разящих клинков. Особые мастера умели использовать и метательные возможности «зуба». К сожалению, в совершенстве оружием Радим не владел. Он решил воспользоваться преимуществом, которое давал длинный шнур.
        Волки не подозревали о готовящейся каверзе и продолжали нападать внезапными наскоками. Во время одного из них Радим подловил смельчака. Зверь рванулся в сторону человека, пасть раскрылась, обнажая клыки, а скоморох, вместо того чтобы испуганно отмахнуться, развернулся и, отпустив «зуб», сделал круговое движение рукой, сжимавшей конец шнура. Клинок поразил зверя, порезав ему правый бок. Дико завыв и поджав хвост, волк отпрыгнул в сторону. Рана была не опасной, поверхностной, зверь мог бы продолжать преследование. Однако скомороху повезло - раненый волк заскулил и побежал прочь. За ним последовала вся стая. А Радим прибавил ходу.
        Голоса за спиной постепенно утихли. Возможно, охотники потеряли след, может, пошли за волками. Скоморох буквально валился с ног. Один раз он, споткнувшись, упал в небольшую ямку и потом мучительно долго вставал на ноги. Только неимоверное упорство позволило продолжить бег.
        Тем более сказкой показалась ему невысокая избушка, замершая посреди чащи. Из трубы валил дым, в одиноком оконце виднелся свет. Радим понял, что это его спасение. Если он отправится дальше в лес, тот непременно станет его могилой. Сил оставалось самая малость, а охотники были недалече.
        Скоморох приблизился к двери, снял лыжи и постучал. Первый стук вышел почти бесшумным, потому кулак опустился на доски с утроенной силой. Дверь зашаталась на ветхих петлях, внутри послышались шаркающие шаги. Радим ожидал, что его встретят недоверием и вопросами, однако никто даже не спросил: «Кто там?» Заскрипели деревянные засовы, и дверь распахнулась.
        - Заходи, гость ночной, - голос принадлежал женщине, но увидеть хозяйку мешал яркий свет, резавший глаза.
        Прищурившись, Радим перешагнул порог. С его губ слетели слова благодарности, замерзшее тело с удовлетворением приняло теплоту хорошо натопленной избы.
        - Ставь свое добро сюда. Присаживайся, будь как дома, гость дорогой. - Ласковые слова женщины были приятны, но одновременно необычны. Она будто ждала Радима. Вот и стол был накрыт свежей скатертью, в глиняной плошке дымились свежие щи, кувшин источал медовый аромат.
        Скоморох освоился с ярким светом, льющимся из очага и множества лучин. Он смог внимательнее рассмотреть хозяйку. И обмер… Это была та самая старуха, которую он видел в людской и около хлева. Ее морщинистое лицо и крючковатый нос Радим помнил так же хорошо, как собственное имя. Чего он раньше не видел, так это ее глаза. Они были поистине ужасны. Очи ведьмы сочились непроглядным мраком. Их тьма высасывала силы и прижимала к земле.
        Первым позывом было - сломя голову броситься прочь из дома. Оказаться в глухом лесу наедине с ведь-лой… Не так мечтал скоморох закончить жизнь. Луч-ще уж замерзнуть в сугробе или сгинуть под копьями охотников, чем испытать злобные чары. Однако дверь была затворена, а на пути стояла ухмыляющаяся хозяйка. Пришлось бы толкнуть ее, а то и за руку потянуть. Это ведьму-то! От одной мысли о таком побеге у Радима начали бегать мурашки по коже.
        - Угощайся, гость сердечный. Заждалась я тебя.
        Стол ломился от блюд. В каждом вкуснятина, пальчики оближешь. Тут и мясо парное, и пиво пенное, и оладьи со сметаной. Однако хоть и был скоморох голоден, есть в такой обстановке ему совершенно не хотелось.
        - Брезгуешь моим угощением? - В голосе хозяйки прозвучала угроза. - Щи кислые, мед сладкий. Не обижай.
        - Ты кто? - выдавил с трудом Радим.
        - Зови меня Хозяюшкой. Кушай, кушай…
        Радим испуганно осмотрелся. Черные стены, черный стол, черная скамья… В красном углу, где, по обычаю, должен стоять домовой, - большой человеческий череп. Вокруг него натыканы иглы, унизанные какой-то живностью. Птички там висели или лягушки, скоморох рассматривать не стал. Ему и без этого стало хуже некуда. Колени подогнулись, Радим плюхнулся на скамью.
        - Кушай, гость мой ненаглядный!
        Скоморох взял ковшик и зачерпнул щей. Он сделал глоток, но дальше пить не стал. Хозяюшка удовлетворенно улыбнулась и заковыляла к скамье, на которой лежали холщовые мешки. Радим воспользовался моментом, чтобы выплеснуть щи на пол. Жидкость не спеша заструилась в щель между досками. Мед отправился следом.
        Старуха повернулась к гостю, жуя какую-то зеленую травку. Она загадочно улыбалась. Все это напомнило Радиму сцену в людской, и он не сдержался спросил:
        - Это ты потравила Яна Творимирыча и Свирида?
        - С чего ты так подумал, гость мой милый?
        - Я видел тебя в Ладоге.
        - И я тебя видела. Мало того, пыталась предупредить, чтоб не оставался там, бежал куда глаза глядят. Ан нет, не послушал меня.
        Радим вспомнил сон в порубе и поежился:
        - Зачем мне бежать? Не виновен я ни в чем! Хозяюшка улыбнулась:
        - Так уж и ни в чем…
        - Уж, по крайней мере, потравою я не баловался, смертоубийством не занимался.
        - Боюсь, с завтрашнего утра все будут думать иначе, гость мой бедный. Так что наслаждайся сытною едою, пока угощают.
        - Что? Что ты имеешь в виду?
        - То, что слышал. Отравитель - это ты, гость мой прекрасный.
        - Это ложь!
        - Не волнуйся. Теперь уже поздно. Изменить что-либо ты не в силах. Так же как не смог избежать участия в охоте, которую я учинила.
        Радим ощутил слабость во всем теле, его волю будто парализовали. Он почувствовал, как безразличие овладевает душой, сердце цепенеет, а кровь стынет в жилах.
        - Хочешь спать? - мягко прошептали губы Хозяюшки. - Приляг на скамью, растянись в полный рост. Ты проделал дальнюю дорогу, чтобы добраться сюда. Ты заслужил отдых.
        Ведьма явно знала, что испытывает Радим, кроме того, она полагала, что его сильно клонит в сон. Вероятно, из-за угощения, которым она его попотчевала. От отравительницы можно ожидать чего-то подобного.
        Скоморох решил подыграть Хозяюшке. Он закрыл глаза и сладко потянулся. На скамье появилась пуховая подушка, а костлявые руки старухи уложили гос-тя спать. Потом она запела, убаюкивая Радима:
        - Спи, засыпай! Забудь, что с тобою когда-то было. Спи, засыпай! Забудь о том, что тихо сплыло. Спи, засыпай! Помни лишь то, что я велю. Спи, засыпай! Помни слова, что я скажу.
        Смерти Радима ведьма не хотела. Иначе бы он уже давно валялся в луже зеленой рвоты или собственной крови. Сопротивляться ей было бесполезно. Радим решил, что надо ее перехитрить.
        Скоморох шумно захрапел, изображая сон. Ведьма удовлетворенно хмыкнула и направилась к очагу. В большом медном котле кипел травяной отвар. Она попробовала его и поморщилась. Хозяюшка потянулась за дровами, но в избе осталось лишь два полешка. Бросив оценивающий взгляд на Радима, ведьма направилась к двери. Похоже, она полностью поверила в то, что скоморох крепко спит.
        Старуха сняла со стены выцветший плащ и накинула на плечи. Сквозь сомкнутые веки Радим увидел, как внезапно изменилась ее одежда, когда руки застегнули фибулу. Плащ позеленел, заиграл свежей краской. Седые волосы тоже поменяли цвет. Миг - и голову старухи венчали русые локоны. Скоморох зажмурил глаза, отказываясь верить в превращение. Ветер из распахнутой двери колыхнул огонь. Плащ затрепетал в потоках воздуха, играя на свету оттенками зеленого.
        Как только старуха скрылась в морозной ночи, Радим вскочил на ноги. Для этого потребовалось собрать остатки воли в кулак. Как только Радим оказался на ногах, сразу стало значительно легче. Дурман покинул голову, мышцы налились силой. Скоморох схватил свои лыжи и одежду. Ведьма ничего не тронула, и к облегчению Радима, «зуб» был на месте. Выставив оружие лезвием вперед, он шагнул во тьму. Дорогу никто не преградил. Ветер усилился, завывая в верхушках сосен, пошел редкий, мокрый снег. Хозяюшки видно не было, и Радим, нацепив лыжи ринулся прочь от избушки.
        Глава 16
        Как любой путешественник, много дней проведший в дороге, Радим неплохо ориентировался по звездам. Однако тучи плотно заслонили небо, так что понять, где полночь, а где полдень, стало невозможно. Идти сквозь тьму по липнущему к лыжам снегу, да еще в неизвестном направлении, скоморох посчитал верхом безумства. Удалившись от избушки на приличное расстояние, он начал искать дерево для ночлега.
        Вокруг росли сосны и ели, ни одного развесистого дуба или ясеня не попадалось. Радим уже начал подумывать о шалаше, благо нож есть и нарубить веток будет не сложно. Но тут он увидел сосну с раздвоенным стволом. Там, где дерево раздваивалось, было удобное место, чтобы свить гнездышко на одну ночь. Радим прикинул высоту ствола до первой ветки и понял, что так просто ему не взобраться. Мысль работала четко. Скоморох скинул кафтан и привязал к одному из рукавов «зуб». Размахнувшись, Радим кинул импровизированную «кошку» в развилку. Первая попытка была неудачной - зацепиться не удалось. Во второй раз бросок был сильнее и точнее. Кафтан повис на расстоянии в пару локтей от вытянутой руки скомороха. Радим довольно улыбнулся. Все пока складывалось удачно.
        Подпрыгнув и разодрав кору быстрыми движениями ног, Радим дотянулся до кафтана и пополз по нему на дерево. Под весом скомороха одежда затрещала, но выдержала. Вскоре кафтан снова согревал Радима.
        Сон никак не шел. День выдался очень насыщенным на события, а потому внутри Радима все клокотало. Голову распирали разные мысли - и о загадочной ведьме, и об охоте, и даже о Коло скоморохов, которое ныне представляло совсем ничтожную опасность. Уверенность в том, что виновницей убийств была старуха, выросла настолько, что Радим начал обдумывать, как утром найти дорогу к ее избушке. Разумеется, возвращаться он собирался не один. Сначала надо достигнуть Ладоги и рассказать все Параскеве. Потом вместе с вооруженной стражей отправиться в лес.
        Сквозь полудрему Радим различил треск веток. Он открыл глаза и присмотрелся. Волки? Бояться нечего, хотя все равно неприятно. Громкий пронзительный лай опроверг догадку. Это были собаки. А значит, где-то за ними шли люди.
        Радим догадался, что попался, и ему стало плохо. Внизу кружили разъяренные псы, учуявшие добычу. Спрыгнуть вниз, надеть лыжи и бежать представлялось невозможным. С другой стороны, сидеть на дереве было столь же самоубийственно. Когда здесь появятся люди, спастись станет практически невозможно.
        Скоморох обнажил оружие и приготовился к прыжку. Надо завалить одного пса сразу, тогда второй испугается и некоторое время будет держаться в стороне. Недавно скомороху уже удалось проделать это с волками, должно получиться и на этот раз.
        Планы нарушили охотники. Их было двое, один высокий, другой совсем коротышка, в руках у каждого - зажженный факел. Они появились у дерева в тот самый миг, когда Радим готовился к прыжку.
        - Что у нас тут, песики? - спросил коротышка, и Радим понял, что пропал. Голос принадлежал Лешему.
        - Смотри! В развилке! Меж стволов! - указал рукой на скомороха второй охотник. В нем Радим без труда узнал Великана.
        - Точно! Радим! Уж не ты ли, старая скотина? Спускайся, мы с тебя шкуру спустим! - Голос Лешего скрежетал и был пропитан издевательскими нот-ками.
        Радим промолчал, судорожно соображая, как ему выбраться из создавшегося положения. Ничего умного в голову не приходило, с двумя вооруженными людьми, да еще с собаками, скоморох вряд ли бы справился.
        - Слазь, вонючка! - Леший закрепил факел на соседнем дереве, так чтобы свет падал на добычу, медленно вынул из колчана стрелу и положил ее на тетиву. - Аль поиграть охота? Это запросто!
        Великан хохотнул и оперся на рогатину, ожидая представления. Леший натянул лук. Радим вовремя отпрянул за ствол. Стрела просвистела около уха и, сорвав кору, умчалась в темноту.
        - Вот незадача! - выругавшись, Леший снова выстрелил. В лесной тишине щелчок тетивы прозвучал звонко, как удар по билу. Радим уклонился от смертоносного наконечника в самый последний миг. Охотник начал нервничать.
        - Болотная крыса, вертлявая скотина! - выругался Леший. - Но это тебя не спасет. Великан, гони-ка его с той стороны рогатиной. Нечего ему прятаться!
        Великан кивнул и двинулся в обход дерева. Рост позволил ему дотянуться до ноги Радима. Затрещали порты. Еще немного, и пролилась бы кровь.
        - Э-э! Давайте договоримся! - Как ни было противно Радиму, но он сознавал, что теперь у него вообще не осталось шансов. Приходилось постоянно уворачиваться от рогатины да следить за стрелком.
        - С бесами в Хеле договоришься!
        Стрела мелькнула в свете факелов. Только чудом она не пронзила Радима, воткнувшись в дерево в каком-то вершке от его головы. Смерть дохнула в лицо скомороха.
        С «зубом», привязанным к ладони правой руки, и вырванной из ствола стрелой в левой, Радим спрыгнул с сосны, почти на головы собакам. Внезапность дала ему преимущество и смутила противников. Один из псов, ушибленный сильным ударом, с визгом помчался в кусты, второй получил стрелу в шею. Он заскулил и стал кататься по снегу, пытаясь избавиться от костяного наконечника. Леший увидел несущегося к нему с «зубом» Радима и почел за лучшее ретироваться. Благо охотник был в лыжах, а напавший - без них. Великан не сразу сообразил, что происходит, но когда увидел улепетывающего товарища, принял важное решение. Он бросился на Радима со спины. Рогатина прошла рядом с плечом гонимого, порвав и без того драный тулуп. Радим рухнул в сугроб, спасаясь от разящего оружия. Великан ударил несколько раз, целя в грудь противника. Однако проворный скоморох откатился в сторону и свалил соперника подсечкой. В ближнем бою рогатина стала бесполезна. Радим взмахнул «зубом», пытаясь ранить врага в руку. Железо лязгнуло о железо. Великан прикрылся длинным кинжалом греческой работы. Сцепившись, противники кубарем покатились в
темноту ночи.
        - Прекратить! А ну, разнимите их! - раздался властный голос. Послышались голоса людей, от множества внезапно вспыхнувших факелов стало ясно, почти как днем.
        Радима схватили и силой оттащили от Великана. Из порезанной кисти на снег капала кровь. Великан тоже был ранен, «зуб» отсек ему левое ухо. Преисполненного жажды мести силача держали в два раза больше людей, чем его противника.
        Радим увидел, как из мрака с перекошенным от злобы лицом выбежал Леший. Он держал наперевес Рогатину и явно намеревался вогнать ее в живот врага. Радим беспомощно забился в руках охотников.
        - Леший! Стоять! - Властный голос ударил как гром.
        Леший продолжал бежать, но уже не так уверенно. Что-то мелькнуло в темноте, рассекая воздух. Леший отлетел в сторону, как будто его сдуло ветром. Радим увидел на снегу большой круглый щит и понял, что он спас ему жизнь. Скоморох медленно поднял взгляд на предводителя охотников. Сначала в поле зрения оказались ярко-белые сапожки с золотым змеем, опутывающим хвостом голенище. Потом скоморох разглядел парчовый, отороченный горностаем кафтан и драгоценный франкский меч на поясе. Когда Радим посмотрел в лицо спасителя, он уже знал, что увидит, - перед ним стоял светловолосый боярин - Остромир.
        - В следующий раз, Леший, будешь послушнее - или сгинешь навсегда, - Остромир говорил ровно и складно.
        - Он сильно обидел нас, господин, - простонал державшийся за ушибленное плечо Леший.
        - Не важно. Смерды должны делать то, что я сказал. Он бросился на вас почти с голыми руками, значит, он никакой не шептун. Был бы ведуном, сейчас тут волшбой бы воняло.
        - Господин! Может, он и не шептун, но к потраве имеет явное отношение! Ежели и не сам сготовил, то всяко подложил он!
        - Это я уже слышал. - Остромир сделал пару шагов в сторону Радима. - Почто Яна Творимирыча и Свирида извел?
        - Не делал я такого, - выдавил Радим. - Богами клянусь!
        - Клятвы твоим богам малого стоят. Скажи тогда, пошто пса травил? Это я собственными глазами видел, отпираться смысла нет.
        - Проверял. Блин проверял. Правду ли им боярина потравили.
        - Блин? Откуда он у тебя взялся?
        - Был грех, в терем воеводин забрался, чтоб дело сие распутать.
        - Тать! - заголосил Леший.
        - Тихо! - оборвал его Остромир. - Значит, тебе тоже стало интересно, кто яд кладет? Не много ли ты на себя взял, смерд?
        - Не моя вина. Боярыня велела…
        - Параскева? - Остромир был удивлен. - Она тут при чем?
        - Не ведаю, клянусь Сварогом! У меня должок перед ней, вот и велела его искупить.
        - Темнишь ты, смерд. Однако это сейчас не важно. Ты окажешь мне услугу - и останешься жив. Не правда ли, ты хочешь жить?
        - Ежели б я хотел умереть, то разве бился бы с этими уродами? - Радим показал на Лешего. Тот в бессильной ярости оскалился.
        - Вот и ладно. Свяжите ему руки и ведите за мной. Возвращаемся в Ладогу!
        Радим тяжело вздохнул. Ему очень не нравилось, как все обернулось. Дело давно мучило загадками, теперь тайн прибавилось.
        
        Глава 17
        В светлице Остромира было тепло и сухо. Радима переодели в новую рубаху и угостили вишняком. Когда он утер усы и довольно крякнул, боярин велел слугам удалиться и остался со скоморохом один на один. Радим сразу понял, что беседа будет нелегкой.
        - Ты должен пойти к воеводе и при дружине обвинить его в отравлении Яна Творимирыча. Потребуй суда, обещай честно поведать, как пособничал.
        - Я?!
        - Расскажешь про ту старуху, о которой ты мне давеча поведал. Яд, скажи, от нее брал и Луньке носил. А тот по указу воеводы его в блины сыпал.
        - Помилуй, господин! Меня ж повесят!
        - Слушай дальше. Эйлив вспылит, может, и меч обнажит. Начинай кричать. Во всю глотку, чтоб стены у терема затряслись. Тут появлюсь я со своими воями. Мы спасем тебя и спросим, отчего воевода пошел на смертоубийство. Ты повторишь обвинения. Задаем вопрос воеводе: что ж он без суда решил расправу учинить по такому важному делу? Дальше не твоя забота.
        - Не нравится это мне, господин…
        - Ежели откажешься мне помогать, отравителем будешь ты. Думаю, уже к вечеру варяги посекут тебе ноги и руки, а к рассвету повесят.
        - Ох, господин, помилуй…
        - Думать над моим предложением тебе особо некогда. Соглашайся сейчас или готовься к смерти.
        - Пожалуй, я соглашусь.
        - Молодец! Ежели не подведешь, я в долгу не останусь. Пошли.
        Радим допил из чарки вишняк и медленно поднялся. Ох, как не хотелось никуда идти, кто бы знал! Однако судьба толкала его все ближе и ближе к обрыву. Остромир затеял какую-то интригу, и Радим должен был сыграть в ней роль. Судя по отношению боярина к смердам, рассчитывать на глубокую благодарность не стоило. Пожалуй, можно было даже опасаться, что после всего боярин велит тихо прикончить скомороха.
        В сопровождении Остромира Радим дошел до палат воеводы. Там их уже ждал невзрачный холоп, при приближении боярина согнувшийся в поклоне. Одним взглядом, без слов, Остромир велел слуге действовать. Тот снова поклонился и быстро исчез за дверью. Боярин ободряюще хлопнул Радима по плечу. Когда дверь открылась, Остромир толкнул скомороха внутрь.
        В хозяйской одрине находились все лучшие люди Ладоги. Воевода Эйлив стоял у стола и перебирал рассыпанную выпечку. Блины и пироги были надломлены и зеленели ядовитой начинкой. Мрачные мужи боярские переминались с ноги на ногу, ожидая неминуемой грозы. Грим держался чуть в стороне, готовый к решительным действиям по первому зову господина. На сиденье, выложенном подушками, восседала Параскева. Судя по ее лицу, она была страшно разгневана. Тут же, потупив взор, стояла Любава. Ее глаза были опущены долу, а весь вид выражал бесконечное смирение.
        - Вот зверь и в клетке! - сказал Эйлив, направляясь к скомороху.
        - Радим, это правда, что ты отравил блины? - задала вопрос Параскева.
        - Нет, матушка боярыня! Вы же все знаете…
        - Похоже, она знает не все, - Эйлив грубо схватил скомороха за руку и подтащил к столу. - Часть пирогов нашли в людской, в твоих вещах. Отвечай, как они там появились?
        - Не ведаю, господин воевода. Сами знаете, я в лесу бродил…
        - Не отпирайся! В лес я тебя только вчера услал. До этого у тебя было время по сусекам поскрести, тать!
        - Погоди, - вступилась Параскева. - Пусть он расскажет, что знает. И про Любаву тоже.
        - Она тут ни при чем! - яростно обрушился на жену Эйлив. - Или тебе мало, что бедняжка лишилась любимого дядюшки?
        - А грамоты? Ты забыл, что они писаны Зоряной, которая поклялась отомстить тебе за Улеба? Скоморох нашел их у Любавы.
        - Ты веришь татю? Ты веришь гнусному смерду? Я знаю, откуда зло идет! Я знаю, кто тебя, тать, подослал! Остромир! Он - жалкий изменник и хитрец. Узнал, что сродственница моя, княгиня великая Ингигерд, скончалась, но промолчал. И всем эту весть нести заказал. А Яну Творимирычу и Свириду потравой рот заткнул. Так ведь, тать? Хотел, чтоб не успел я приготовиться к жизни без заступницы. Желал волость у меня забрать нежданно-негаданно. Опростоволосился твой Остромир, тать! Я давно знал о хвори княгини, давно дружину готовил. Теперь решил негодяй отравой извести меня и боярыню, так? Для того тебя, поганого, нанял. Сознавайся, тать!
        Радим стоял, пораженный услышанным. Он не знал, что сказать. Действовать как велел Остромир? Очень уж не хотелось играть по правилам, навязанным хитрым боярином. Бросит он скомороха в беде, как пить дать, бросит. И тогда веревка с петлей покажется счастьем. Подсказка пришла внезапно. Девушка на миг подняла взгляд, и скоморох увидел ее глаза. Они сочились чернотой. Так же, как глаза старухи в лесной чаще. Потом скоморох пригляделся к зеленому плащу, и все встало на свои места.
        - Это она всех отравила, - Радим показал на Любаву пальцем. - Она мне и пироги подкинула. Ведьма. Оборотень.
        - Что? - Эйлив был в ярости. Его рука опустилась на рукоять меча.
        - Я видел ее в лесу. Тогда она была в облике старухи. Ее же я видел в людской, когда готовили пищу. Потом она отравила молоко для боярыни. Однако Свирид перехватил служанку и выпил потраву. Я узнал ее глаза и одежду.
        - Пусть он замолчит! - взмолилась девушка. По ее щекам покатились самые настоящие слезы.
        Долго упрашивать разъяренного боярина оказалось не надо. Остро наточенная сталь покинула кожаные ножны.
        - А докажет мою правоту вот это! - оттолкнув руку с обнаженным мечом, Радим подбежал к Любаве и дернул за золотую фибулу. Девушка вскрикнула, попыталась остановить скомороха, но опоздала. Фибула оказалась в руках Радима, плащ сполз на пол.
        - Негодяй! - Эйлив бросился на обидчика.
        В это время в комнату с шумом ворвались Остромир и его люди.
        - Стоять! Именем князя!
        Любава закрыла лицо руками, изображая страшное горе.
        - Смотрите! Смотрите на нее! - уворачиваясь от меча, крикнул Радим.
        Фигура девушки сгорбилась, ее руки покрылись морщинами. Эйлив от неожиданности замер с занесенным над головой мечом. Ведьма поняла, что разоблачена, и открыла лицо. Безобразнее лика никто из присутствующих никогда в жизни не видел.
        - Любавушка, лапушка… - выдохнул Эйлив, и Радим сразу узнал голос, подслушанный вчера.
        - Нет, подлая тварь! Мое настоящее имя - Зоряна. Ты убил моего мужа много лет назад, выгнал меня в одной рубашке в лес, привел в свою постель эту потаскушку! Думал, что преступление сошло тебе с рук? Нет! Я хорошо приготовилась и вернулась отомстить!
        - А твой дядюшка…
        - Ян был падок до молодой и красивой плоти, так же как вы все, мерзкие негодяи! Мне не составило труда его соблазнить и уговорить взять с собою под видом племянницы. Вот то, что умер он один, - это несправедливость. Яд должен был убить вас всех, змей подколодных. Но я исправлюсь…
        - Убейте ее! - первой пришла в себя Параскева.
        Однако никто из мужчин в тот миг на решительные действия способен не был. Эйлив стоял, пораженный переменой, случившейся прямо на глазах. Остромир и его дружина-находились в растерянности, пытаясь осознать, как сюда попала ведьма. Радим предусмотрительно отступил за спину боярыни.
        - У них будет такая возможность! Но позже, - проскрипела старуха. - Сначала я расправлюсь с тобою, Параскева. Доделаю то, что не удалось моему яду. Хотелось отплатить тебе той же монетой, что ты заплатила несчастному Улебу. Не судьба. Что ж, ты будешь растерзана на мелкие клочки.
        Ведьма вытянула руки в сторону боярыни. На длинных крючковатых пальцах в мгновение ока выросли острые когти. Старуха с криком взвилась в воздух и бросилась на Параскеву.
        От пожилой боярыни нельзя было ожидать той прыти, что она проявила. Параскева скатилась с сиденья, и ведьма пролетела мимо, прямо в объятия скомороха. Радим почти уклонился от неожиданно напавшей старухи, но все же она зацепила одной рукой его кафтан. Когти с треском вспороли ткань. Ведьма повернулась к скомороху, второй рукой мешая ему вырваться.
        - Что ж, ежели так, ты будешь первым! - Беззубый рот изогнулся в ухмылке.
        Ведьма занесла смертоносные когти, пытаясь ударить Радима по шее.
        - Не выйдет! - закричал он и перехватил руку. Скоморох плотно прижал к себе старуху, чтобы не дать ей снова размахнуться.
        Ведьма захрипела и изо всех сил оттолкнулась ногами, желая повалить противника. Радим не устоял, шагнул назад. Старуха усилила натиск. Скоморох отпустил руки, собираясь ловко вывернуться, но не тут-то было. Теперь ведьма сжимала Радима.
        - Тебе ведь понравилось меня обнимать? - Скрипучий смех заставил Радима задрожать. - Как себя чувствуешь, никчемный человечишка, в объятиях смерти?
        Ответить скоморох ничего не мог. От железной хватки у него сперло дыхание.
        - Бейте ее! - снова закричала Параскева, и на этот раз ее слова подействовали. Одновременно Эйлив и Остромир бросились к ведьме с мечами наперевес.
        Старуха повернулась и, выставив перед собой скомороха, помчалась к выходу. Радим пригнул голову, чтобы ее не снесло косяком. По спине больно ударило распахивающейся дверью.
        - Рази! - крикнул своим людям Остромир, но было поздно.
        Ведьма вырвалась из сруба в дощатый пристрой. От нее с ужасом шарахнулись слуги, прибежавшие на крики. Разогнавшись, ведьма швырнула скомороха в стену. Удар был настолько силен, что доски с треском лопнули, щепками брызнув наружу. Будто снаряд, выпущенный из пращи, Радим пролетел на уровне второго яруса добрый десяток саженей и обрушился на крышу конюшни. Кровля не выдержала, и он упал прямо на круп какого-то жеребца, откуда со стоном скатился на пол.
        Следом за скоморохом в образовавшуюся дыру выпрыгнула ведьма. Похоже, она сочла силы неравными и решила ретироваться.
        - Ага, ты здесь… - в полумраке конюшни сгорбленный силуэт выглядел еще более зловеще, чем в светлице. - И ты еще жив.
        Радим попробовал подняться, но тело не слушалось его. Он застонал.
        - Больно? Сейчас будет еще больнее!
        Вдруг ведьма заметила что-то внизу и склонилась к земле. Она подняла переметные сумки с вышитым золотистым изображением Ярило.
        - Мои травки… - обрадовалась ведьма. Она запустила в сумку руку и отправила щепотку травы в рот. - Я чувствую силу!
        Старуха стояла над распростертым Радимом, с аппетитом жуя сушеную траву. Скомороху каждое движение давалось с трудом, язык онемел, глаза затуманил страх, но он судорожно прикидывал, как избежать обещанной участи. Ничего толкового на ум не шло.
        - Не надо… - выговорил Радим сквозь ссохшиеся губы.
        Ведьма на миг замерла, выпрямила спину, широко раскрыла ужасный рот… И вдруг согнулась пополам и завопила истошным голосом. Чернота потоком хлынула из ее нутра.
        Радим замер, боясь даже вздохнуть. Такого поворота событий он вовсе не ожидал. А ведьма тем временем умирала. Она упала на колени, потом на живот. Некоторое время ее тело дергалось, потом затихло. Скоморох лежал сам не свой.
        Первыми в конюшню прибежали Богдан и Антипка. За ними еще какая-то челядь с дрынами и косами.
        - Ты как? - Богдан участливо склонился над Радимом. Тот что-то промычал в ответ. - Жить будешь. А чем ее сумел уложить?
        Холопы боялись приближаться к мертвой ведьме, и первым, кто ее коснулся, был Богдан.
        - Ого! А она полыни слопала… - Он извлек из сжатого кулака старухи щепотку травы. - Смертельная травка для всякой волшбы. Зачем она только ее в рот потащила?
        Радим вспомнил, как давеча рассыпал седельные сумки и на скору руку собрал в них сено из кормушек. Вот тогда, должно быть, в ведьмину травку и попала полынь. Однако ничего говорить скоморох не стал. Ему было не до того, чтобы пускаться в объяснения.
        - Встать можешь? - Богдан помог скомороху подняться. - Вот молодец! А ходить? Тоже приемлемо. Понимаешь, Радим, тебе, похоже, лучше покинуть град как можно скорее. Тут такое затевается. Я тоже уйду, как только Антипку сумею уговорить.
        Богдан подмигнул мрачному бородачу с топором.
        - Да, надо уходить… - проговорил Радим.
        - Под шумок самое оно. Пока бояре не набежали. Идем.
        Богдан вывел Радима на свежий воздух. Пробежавшие им навстречу дружинники во главе с Гримом не обратили на товарищей никакого внимания.
        - Вон ворота. Открыты, так что все в порядке. Ступай. Держи мой тулуп, - Богдан быстро разделся. - Твой кафтан теперь только на заплаты. Давай, двигай. Я тебя, может, догоню.
        Суета во дворе явно способствовала бесследному исчезновению Радима. Не долго думая, он воспользовался советом Богдана. Вскоре шум Ладоги затих за спиной.
        Глава 18
        Радим неспешно брел по тропе, идущей по руслу какого-то ручья, и думал о смерти. Зачем он крутился, вертелся, сопротивлялся? Чтобы вот так, без резани в кармане, даже без заплечного мешка, забытого в Ладоге, идти куда глаза глядят? Есть в этом смысл? В нынешнем состоянии скомороху предстояло жить либо подаянием, либо разбоем. Первое было противно, ибо ставило на одну ступень с сирыми и убогими, второе - рискованно. Один и без оружия Радим мало чего стоил. Оставалась возможность наняться в батраки. Однако это шло вразрез с жизненными убеждениями скомороха. Ничто он не ценил так высоко, как свободу. Лучше уж холодная могила.
        Ближе к вечеру, хорошенько проголодавшись, скоморох понял, что неплохо бы узнать, куда он идет. В появившейся вскоре деревеньке его долго не привечали. Народ заперся по избам и делал вид, что не замечает громкого стука и хриплого крика. Наконец Радиму открыла сердобольная старушка, жившая на выселках. Она и путь указала, и теплым хлебом угостила. Дорога, по которой брел скоморох, вела в Новгород. Идти в руки Остромира не хотелось, а потому Радим стал выведывать, как отсюда на Белоозеро или Плесков добраться. Оказалось, для этого надо либо об-Ратно к Ладоге топать, либо Новгород миновать. Ни за какие коврижки скоморох не повернул бы назад, еще свежи были воспоминания о суровых приключениях, злобной ведьме и хитрых боярах. Получалось, надо поторапливаться, из Новгородчины выбираться, пока Остромир сторожей по дорогам не разослал. Радим поблагодарил добрую старушку и тронулся в путь.
        Сгустились сумерки, и на скомороха напала оторопь. Мало того, что жизнь не сложилась, так и дальше удачи не видно. Вот доберется он до Новгорода, и что? Обессиленный, нищий, терзаемый страхом перед боярами, кому он нужен? Хотя можно выбрать путь полегче. Вон сугроб, белый, мягкий. Пора уже и передохнуть…
        Скоморох закрыл глаза. Призрачный свет замаячил в глубине его сознания.
        - Эй, живой, что ли? - кто-то пошевелил Радима. Реальность возвращалась неохотно, рука об руку с ней шла боль старых ран.
        - Живой! Ну, Радим, ты меня напужал! Богдан помог товарищу подняться и стряхнуть снег.
        - Это у нас теперь обычай будет тебя из суметов вызволять? Завязывай! А то, гляди, пройду мимо, не примечу.
        - Ох, даже не знаю, что сказать. Жить не хочется.
        - Что так? Ты ж выкрутился славно! Какую ведьму одолел! Тебя теперь в Ладоге долго вспоминать будут. Прославился, считай!
        - Толку от этой славы… Ежели снова в Ладогу приду, думаешь, в колодки не отправят?
        - Ну, в этом ты прав. Эйлив может и сгубить. Давняя история, как он потравил брата, всплыла благодаря тебе. Да и Остромир не лучше. Ты ж не знаешь, он против воеводы давно замышлял, желал того с доходной волости сковырнуть. Теперь в Ладоге только то и обсуждают, удастся ему Эйлива очернить, чтоб того из града князья погнали, или нет. Похоже, твоего языка Остромиру ой как не хватает. Искал тебя, но ты уж утек.
        - Вот как… Что ж выгоды ему во мне?
        - Он бы сказал, что это воевода тебя порешить хотел за правду о грехе великом. Раздул бы историю, как искру в пожарище. А ты б все подтвердил, и перед князем, и перед бискупом. Сейчас что есть? Слухи да тело никому не ведомой старухи. Эйливу легко защищаться. Хотя с народом в мире жить ему стало тяжеловато. Параскеву чуть не святой считали. А тут сразу много нехорошего проявилось. Как она потраву для Улеба готовила, как Зоряну на потеху дружине отдала, а потом в чащу погнала. Даже Грим отказался долее воеводе служить. Собирает викингов и в поход уходит. Хотя тут, молвят, без Остромирова серебра не обошлось. Хитрец-боярин Эйлива всякой поддержки лишить хочет. Тяжелое сейчас времечко в Ладоге настало. Но не печалуйся! По земле градцов много. Добудешь ты себе сытый обед, не сомневайся!
        - Ох, мне б твою уверенность… Я ж почти нагой остался. Вот тулуп - и тот твой.
        - Дарю. Видишь, у меня обнова? Боярыня доху за верную службу дала. Твое ж добро я тоже прихватил. Не дурак, чай. Держи свой мешок!
        У Радима сразу потеплело на душе.
        - Вот это да! Не забыл про меня! Спасибо!
        - И еще кое-что, - улыбнулся в ответ парубок, доставая берестяную бутыль. - Она твоя. Пей за мое здоровье и ни о чем не кручинься!
        - А это просто чудо! - Радим откупорил бутыль и присосался к горлышку.
        - Ну-ну! Не переусердствуй! Тебе путь не близкий, упьешься раньше времени, упадешь в снег, а меня рядом уж нет.
        - Мы разве не вместе? Как та гривна кун, которую я должен?
        - Отработал ты ее сполна. Такое представление показал, что я сам заплатить готов. Увы, дальше наши Дорожки расходятся. Я б, конечно, не прочь еще скоморошьей жизнью проникнуться, но дела зовут. Мне в Киев надо.
        - Я, собственно, тоже на полдень собирался. После Ладоги никакое Коло Скоморохов меня не испугает. Пойдем в Киев, я Туровиду лично выскажу все, что о нем думаю.
        - Пробрало тебя винцо! - засмеялся Богдан. - Туровид будет в ужасе!
        - А пусть боится! Он волшбу ворожит, а мы ту волшбу изводим! Ладожская ведьма получила по заслугам, получит и Туровид.
        - Не зазнавайся, Радим! Не так уж плох Туровид, как ты его представляешь. Он о благе скоморохов печется.
        - Ты почем знаешь? Сам же в скоморохах без году неделя.
        Богдан на миг задумался, потом взял Радима за плечи и произнес:
        - Извини. Наверное, мне следует признаться. Я водил тебя за нос. Жизнь скоморошью я в самом деле до недавних пор представлял слабо, но вот с Коло Скоморохов дело имел. Можно сказать, я его и породил.
        - Это как? - Удивлению Радима не было предела.
        - Только не падай. Мое настоящее имя не Богдан. И о возрасте моем по лицу не суди. Зовут меня Туровид Волхв, я - великий заводила Коло Скоморохов.
        - Вот это да! - только и смог выговорить Радим.
        - Отправился я в дальний путь, чтобы лучше узнать тех, кого боги мне поручили. Признаюсь, путешествие пошло на пользу. Иначе видится скоморошья жизнь из стольного града. Не так я все себе представлял. Теперь буду иначе дела вершить. Вот, к примеру, твой случай. Отныне Коло можешь не бояться. Никто тебе ничего сделать не посмеет, указывать, куда идти, не станет. Более того, ежели потребуется какая помощь, обращайся в Коло. Мы теперь друзья. И всем тем, кто еще не в Коло, скажи, им мы тоже друзья. Надеюсь, рано или поздно вы примете наши правды и обряды, но насильно гнать к себе никого не будем. Бестолково это.
        - Вот это да! Не ожидал, что волхв у меня в учениках ходить будет…
        - Ну, пора прощаться, - внезапно на тропе нарисовалась развилка. - Мне налево, тебе направо. Не поминай лихом! Удачи!
        - Постой! А может, мне с тобой?…
        Богдан отрицательно покачал головой, махнул на прощание рукой и потопал по левой дороге.
        - Счастливо! - запоздало произнес Радим.
        Чуть подумав, скоморох бросился следом за волхвом. Надо ж хоть поблагодарить человека, извиниться за сказанное в запале. За первым же поворотом тропинка пропала, цепочка следов оборвалась. Богдан исчез, будто испарившись. Радим от досады сплюнул и, тяжело вздохнув, повернул к развилке. Нелегка скоморошья доля.
        СКОМОРОХ И КРЕСТ
        Глава 1
        Меж облаков ярко светило солнце, даря земле редкое для велесеня тепло. Золотистые листья берез трепетали на слабом ветерке. Трава еще не пожухла: зеленый ковер, местами расцвеченный розовым клевером, плотно устилал широкое поле.
        Радим вышел на раменье шагом путника, привыкшего к дальним странствиям. Внешность его соответствовала походке: мешок плотно притянут к спине холщовыми лямками, ноги обуты в добрые кожаные боты, в левой руке - резной дорожный посошок. По веретьяной рубахе и портам, местами выправленным заплатами, можно было с уверенностью сказать, что Радим - муж не зажиточный. Однако взгляд живых, хотя и грустных глаз выдавал в нем человека, способного добыть хлеб насущный.
        Тропа была хорошо утоптана. Хоть и не вела она в великий град, но шла через богатые новгородские села, в которые не гнушались заходить иноземные купцы и княжьи вирники. На дальнем конце поля нарисовались темные силуэты изб. Неказистые строения, сооруженные из толстых бревен, врытые в землю так, что наружу торчала только соломенная крыша, были уютными жилищами. Об этом Радим ведал не понаслышке. Ему часто приходилось ночевать у гостеприимных селян, ведь вот уже пятнадцать лет, как его ноги не ведали покоя.
        Радим родился сыном скомороха и, когда остался сиротой, не нашел ничего лучшего, чем продолжить дело отца. Ловкость и силу родителя отрок унаследовал, даже превзошел. Беда таилась в том, что в душе юноша вовсе не был весельчаком и затейником, стремящимся развлечь добрый люд, Радим всего лишь хотел не умереть с голоду. Пока это ему удавалось. Были у него и счастливые полосы жизни, и не очень. Случалось, он даже получал искреннее наслаждение от собственных представлений. Однако чаще скомороший труд Радима не радовал. Уж сколько раз он обещал себе завязать с ним, освоить какое-никакое ремесло, остепениться…
        Пока не удавалось.
        Радим рассчитывал хорошенько отдохнуть в селении, благо сохранилось несколько кун, заботливо спрятанных на дне мешка. Месяц в пути - немалый срок. Хотелось хорошенько попариться, стряхнуть дорожную пыль, расслабиться, отъесться. А главное - надо было подумать, куда идти дальше.
        С новгородской землей у Радима были связаны не самые лучшие воспоминания. Тут ему в прошлом довелось не на шутку бороться за свою жизнь, и кое-кто из врагов, вероятно, еще жив. Встречаться с ними совсем не хотелось. Но на полудне тоже делать было нечего.
        Скоморохов в последние годы развелось пруд пруди, многие тиуны и воеводы из-за тихой жизни ударились в разгул, ушлый народ это почувствовал, быстро напялил личины и бубенцы, толпами пошел по богатым дворам. На закате Радим только что побывал, посетил Полоцк, отзимовал в Минске. Особых восторгов эти земли у него не вызвали: люди там жили скаредные, скупые на еду и серебро. Можно было отправиться на восход, к Ростову и Ярославлю. Грады - хоть куда, не богатые, но на пропитание хватит. Другой путь - рискнуть и податься в Новгород, благо тут недалеко. Эта полуночная столица давно манила скомороха, да только именно в Новгороде жили те, кому Радим не был особенно люб.
        Думы не помешали путнику заметить, что на участке поля еще колосится овес - это в канун Родогоща дня, когда урожай должен быть собран и сосчитан! - а в селении подозрительно тихо. Ни кудахтанья кур, ни коровьего мычания. Не блеют козы, не звучит молот коваля, не скрипит колодезный журавль. И ни над одной избой не вился дым очага. А день нынче хоть и погожий, но не настолько, чтоб забывать о тепле и горячей пище.
        Подозрения усилились, когда скоморох приблизился к околице: нигде ни души. На грядках росли заботливо посаженные репки, морковь и свекла, вокруг изб стояли усыпанные плодами яблони, но хозяева будто исчезли. Пройдя село до конца, Радим обеспокоился не на шутку. Изб было не меньше полусотни, однако все казались покинутыми.
        Что это? Куда подевались жители?
        Радим громко крикнул, однако никто не ответил. Мертвое село; два ряда заброшенных домов. Страх охватил скомороха. На спине и шее выступил липкий пот. Надо скорее убираться отсюда.
        Скоморох ясно сознавал опасность, но любопытство вкупе с шевельнувшейся в душе алчностью принудили задержаться на время. Может, пожитки в домах остались нетронутыми? Стоит посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Главное - все сделать ловко и быстро. А это Радим умел как нельзя хорошо.
        Скоморох легко перепрыгнул плетеную изгородь. Быстро подбежал к двери в избу, распахнул и скользнул внутрь. На всякий случай негромко спросил:
        - Кто живой есть?
        Ответа не было. Пока глаза привыкали к сумраку помещения, Радим двигался плавно, боясь что-нибудь задеть и раздавить. Освоившись, он цепким взглядом окинул клеть. В центре горницы стоял грубо сколоченный стол, рядом - широкая скамья. На стене бурая медвежья шкура. В углу темнел холодный очаг. На длинном воронце теснилась глиняная утварь. Хозяева будто вышли ненадолго, оставив хозяйство как есть.
        Радим прошел вокруг стола, коснулся пальцами шкуры, бросил взгляд в красный угол. Точно! На полке отсутствовали деревянные фигурки домовых. Это непорядок. Вернее всего, хозяева ушли навсегда. И, похоже, не по своей воле…
        Радим заметил, что пол под ногами покрыт темными пятнами. Света не хватало, но скоморох был готов поклясться всеми богами, что это засохшая кровь.
        Бешено стучало сердце. Радим сдернул со стены шкуру и поспешил покинуть избу. Конечно, следовало поглядеть и в подполе, прибрать запасы, коли остались, но нервы буквально звенели от напряжения. Неладно здесь. Лучше уходить, покуда не поздно.
        Выйдя на улицу, Радим отдышался и аккуратно скатал шкуру - можно продать при случае. Ее мех случайно коснулся висевшего на шее неброского ожерелья из камней. Один из серых камней вдруг полыхнул алым.
        Радим охнул, чуть не выронив добычу. О волшебном ожерелье из говорящих камней он совсем позабыл. Нельзя сказать, что скоморох ненавидел волшбу. Скорее, он ее боялся. Как всякий разумный человек, носил с собой множество амулетов и оберегов - на разные случаи жизни. Большинство заговоренных вещей лишь придавали Радиму уверенность. В деле он никогда их не видел, да и не стремился попадать в ситуации, когда помогают такие штуки. Совсем иное - говорящее ожерелье. Это был подарок могущественного волхва Туровида, великого заводилы Коло скоморохов. Камни на самом деле говорили. Прикоснувшись к предмету, они брали часть его памяти, впитывали и хранили до поры до времени. Алый цвет показывал: камни готовы поделиться знанием. Чтобы их выслушать, надо погрузить ожерелье в воду.
        Радим огляделся: невдалеке виднелся колодезный журавль. Любопытно, что расскажут камни? Может, они прольют свет на события, приведшие к запустению?
        Скоморох нечасто использовал волшебное ожерелье. Он его боялся, как-то даже хотел выбросить. Жадность, однако, всегда побеждала страх. Негоже разбрасываться такими редкими вещицами. В нужный момент они могут оказать неоценимую помощь.
        Скомороха сразу насторожило, что колодезное ведро опущено в глубину, вместо того чтобы стоять на срубе. Рачительные хозяева так не делают.
        Радим снял ожерелье и осторожно коснулся колодезя. Все камни, как один, вспыхнули алым цветом. Такого скоморох еще никогда не видел. Каждому камню было что сказать! А ведь Радим давно подметил: камни всегда вещали только о важном. Скоморох торопливо сунул ожерелье за пазуху. Надо скорее поднять ведро и выслушать волшебную молву.
        Журавль заскрипел и с трудом поддался сильным рукам. Что такое? Ведро с водой не может столько весить. Вновь накатили дурные предчувствия. Однако Радим не отступил, и вскоре очам предстала жуткая картина.
        На веревке висела обнаженная женщина. Ее шея была затянута прочной петлей, язык свисал синим куском мяса, глаза вылезли из глазниц. Тело было перепачкано кровью и нечистотами.
        Радим опустил труп. Тело с глухим звуком осело на землю. Ведро, все еще закрепленное на конце веревки, ударило покойницу по плечу и опрокинулось набок. Изнутри потекла зловонная жижа. Радим поморщился, а когда разглядел то, что еще вывалилось из ведра, его чуть не стошнило. На зеленой траве лежала голова ребенка.
        Замешательство было столь велико, что Радим пропустил миг, когда появились вершники. Они окружили бледного скомороха плотным кольцом. Радим понял, что объяснений не избежать.
        - Кто таков? - раздался первый вопрос.
        - Радим… Скоморох…
        Копья вершников склонились к горлу Радима. Дело приняло скверный оборот.
        - Где другие душегубы?
        - Что?
        - Отвечай!
        Железо царапнуло щеку, оставив красный след.
        - Я не душегуб! Я просто скоморох!
        - И личина есть?
        - Личина? Конечно, есть, - Радим скинул заплечный мешок и начал его развязывать.
        - Точно душегуб! Вздернуть татя!
        - Спокойно, ребята. Я его знаю. - Вперед выехал важный боярин - ладно сложенный муж средних лет в синем бархатном кафтане поверх блестящей кольчуги. Вот и встретились. - Вершник снял золоченый шишак с узорчатым наносьем, открыв холеное, гладкое лицо и светлые, почти белые волосы.
        Радим с ужасом признал говорившего. Это был один из тех новгородцев, с которым скоморох меньше всего хотел встречаться: Остромир, правая рука князя Владимира Ярославича.
        Простолюдина и боярина связывала история, случившаяся год назад в Ладоге. Тогда в посадничьей усадьбе начались ужасные отравления, и Радим был поставлен боярыней Параскевой, женой ладожского воеводы Эйлива, искать злоумышленника. В результате скоморох сам стал подозреваемым, а Остромир этим ловко воспользовался, чтобы воплотить свой замысел по изгнанию Эйлива из Ладоги. Радим по его плану должен был обвинить воеводу в отравлении ц вызвать на суд.
        Скоморох не оправдал ожиданий Остромира: он нашел настоящего отравителя, ведьму-оборотня, мстившую за поругание, принятое в молодости от Эйлива. Это смешало замыслы Остромира, и Радим скрылся, заботясь о собственной шкуре. Несомненно, боярин затаил обиду на Радима и теперь, похоже, был в силах взыскать за нее.
        «Лучше бы сразу повесили, но Остромир на пытки отдаст, как пить дать».
        - Не вели казнить, господин великий боярин! - Радим рухнул на колени.
        - А есть почто?
        - Нету! Клянусь Сварогом, нету! - Скоморох согнулся в земном поклоне.
        - Как объяснишь вот это? - Остромир указал на труп женщины и голову ребенка.
        - Никак, господин великий боярин! Не виноват я! Хотел водицы испить, а там такое…
        Остромир приметил торчащее из-за пазухи Радима ожерелье. Брови боярина вопросительно шевельнулись, взгляд заинтересованно скользнул по камням.
        - А это что?
        - Это? - Радим надел ожерелье на шею. - Оберег мой из камушков жабьих, от воды ядовитой.
        - Подай, - велел боярин и протянул руку.
        Как ни жалко было расставаться с волшебной вещью, с жизнью прощаться еще жальче. Радим поднялся на ноги и, косясь на суровые лица вершников, протянул ожерелье Остромиру:
        - Пожалуйста, господин великий боярин! Остромир поднес камни к глазам, потом к носу, понюхал и сурово нахмурился:
        - Морочишь голову, смерд! Уж жабьи камни я знаю. Недоброй волшбой несет от твоего оберега. Не для того он, чтобы потраву чуять. Меня не проведешь.
        В это время к ватаге, окружившей скомороха, подскакали еще несколько дружинников. Их старшой, осадив гнедого жеребца, заговорил:
        - Село пусто. Все колодцы забиты мертвецами. Голова старшого блестела, как медный котел: он был совершенно лыс и по-нездешнему загорел. Лицо воина пересекали старые шрамы, задевая левое веко правое ухо. Черненая бронь ладно сидела на крепком теле, за плечами топорщился снятый кольчужный колпак, длинные кожаные полы прикрывали ноги по самые сапоги. Голос отдавал норманнским про-1зношением. Остромир нахмурился и сжал золоченую эукоять длинного меча.
        - Опять те же тати потрудились?
        - Такого они еще не творили. Караваны разоряли, было дело. Сел не трогали.
        - Дурное дело нехитрое. Сигват, останься со своими. Внимательно осмотрите все избы. Мертвых похороните.
        Лысый кивнул.
        - А мы - в Березейку. Скомороха прихватим с собой. Третьяк, возьми его.
        Такой оборот событий Радиму не понравился. Он 1редпочитал вольную жизнь и потому попробовал воз-эазить:
        - Господин великий боярин, пощади! Дай уйти своей дорогой!
        - Молчи, смерд! Как я решил, так и будет! Остромир резко повернул коня и, хлестнув его плетью, галопом помчался по дороге. За ним потянулись Дружинники. Названный Третьяком молодой черноволосый ратник ухватил Радима под мышки и перебросил на круп чалого скакуна. Лука седла больно впилась под ребро. Скоморох начал дергаться, но был Успокоен ударом поперек спины.
        - Не ерзай, а то уроню!
        Радим понял, что ничего иного не остается, как смириться. Хорошо, хоть сразу не порешили.
        Глава 2
        Исключительной красоты новгородская земля исстари славилась густыми лесами и добрым народом. Радим, несомненно, сохранил бы об этой стороне самые лучшие воспоминания, если б не те невзгоды, которые его здесь настигли. Вот угораздило! И ведь думал обойти новгородские пределы, наведаться в Смоленск или даже в стольный град Киев. Но необъяснимо потянуло на полночь. Вот так всегда и случается, когда нет удачи. В том, что он неудачник, Радим уверялся каждый раз, как появлялись неприятности.
        Ему хотелось жизни безбедной и сытой, однако чем дольше скоморох путешествовал, тем больше уверялся в несбыточности своей мечты. Шел 6560-й год. На Руси было тихо и сытно несколько лет кряду. В селах и градах царил мир, строились новые хоромы, процветали торговые пути. Вороги - что ляхи на закате, что чудь на полуночи, что печенеги на полдне - изредка пощипывали приграничье, но серьезного урона не наносили. Тиуны судили не по своей выгоде, а по Правде Русской. Слава великого князя Ярослава гремела от Булгарии до Франкии, от Норги до Греции. Казалось бы, живи да радуйся!
        Но Радиму в этом порядке было неуютно. Куда б он ни пришел, в Туров - к Изяславу, в Чернигов - к Святославу, да пусть в сам Киев - к великому князю, - нигде не мог найти себе места. Скомороха если и привечали, то радости он находил мало, везде оставался чужаком, гостем, зашедшим ненадолго и уже готовым снова пуститься в путь. А ему так хотелось стать своим, почувствовать, что для кого-то он важен, незаменим…
        Нынче важным он был лишь для Третьяка, которому поручили доставить пленника в Березейку. Про целость и сохранность Остромир не предупредил, поэтому дружинник со скоморохом особо не церемонился. Добравшись до деревни - несколько изб на небольшом лугу посреди леса - Третьяк сбросил полуживого Радима на траву и пнул в бок, чтобы привести в чувство.
        - Вставай!
        Кряхтя и охая, Радим поднялся. Порыв ветра чуть не опрокинул скомороха наземь. Чьи-то крепкие руки поддержали его.
        - Вот так встреча! - На лице подсобившего Радиму ратника появилась улыбка.
        Перед скоморохом стоял отрок в потертой рубахе, широких штанах и пыльных сапогах, с мечом на кожаном поясе и ножом за голенищем. Светлые волосы свисали вихрами, шевелясь на ветру. Радим не признал отрока и начал предполагать худшее. Если это кто-то из новгородских недругов, сможет ли Остромир защитить своего пленника? Захочет ли?
        - Что глазами хлопаешь, Радим! Ужо не узнаешь Валуню? Зазнался али как? Третьяк, я знаком с ним. Он - дюже забавный скоморох.
        - Мне без разницы. Я его по указу господина привез.
        - Пусть у меня на постое побудет. Господину сейчас не до веселья. Сам государь княже со старшею дружиною пришел. Думу сели вершить.
        - Слово дашь, что в целости и сохранности скоморох у тебя будет?
        - Даю. Пусть меня Исусе покарает, ежели обману.
        - Забирай. Его крому не забудь!
        Третьяк с видимым удовольствием передал пленника товарищу, взял коня под уздцы и повел в стойло. Радим тем временем вспомнил Валуню, и на душе стало спокойно. Это был добрый дружинник. Некогда он изрядно помог скомороху и явно сохранил к нему симпатию.
        - От зелена вина не откажешься, Радим? У нас еще много осталось! Тати караван Мерзоя-купца разорили, людей поубивали, а товар не взяли. Все господину досталось! А он - добрый, с дружиною всегда рад поделиться. На, пей!
        Валуня протянул Радиму мех с ядреной жидкостью.
        - Вот, благодарствую! - Радим с удовольствием припал к меху, - А то с полудня маковой росинки во рту не было. А ты какими судьбами в дружине княжьей? Ты же в Ладоге у Эйлива рядовичем лямку тянул?
        - Тут рассказов на долгий вечер! Я все тебе поведаю, пойдем в хоромы. Вот тут я сейчас живу не тужу…
        За плетеным палисадом в окружении зеленых кустов бузины стоял небольшой домик с соломенной крышей и глиняной трубой. У порога гостей встретила миловидная молодица в чистой льняной рубашке, подпоясанной бисерным ремнем. Ее волосы были уложены в толстую русую косу, скреплены кожаным шнуром и спрятаны под узорчатую кичку. На шее женщины висело изящное ожерелье из ракушек, камешков и кусочков серебра.
        - Знакомься, Радим, это - Млада - любушка моя. На прошлой седмице обвенчались.
        - Рад за вас, очень рад, - скоморох улыбнулся. - Неужто к сохе потянуло?
        - А вот и не угадал! Господин меня тиуном обещал тут поставить. Вот со дня на день с татями расправимся, так ряд и учиним.
        Через сени гостя провели в светлицу, где усадили на широкую лавку. Млада тихо посетовала, что угощением хозяева не богаты. Валуня велел ей отправиться в погреб и нести лучшее, что там есть.
        - Хорошо ты зажил, Валуня, - сказал Радим, заметив повешенные на стену доспехи и оружие. - Прошлый раз, как виделись, ходил в старой кольчужке. А тут, смотрю, броня добрая. Новая, поди?
        - Угадал, - Валуня плеснул вина в глиняные чаши. - Еще в бою не пробована. Надеюсь, как стычка случится, не подведет. Пей, сейчас Млада вернется, закусим.
        - Так расскажи, как дошел до жизни такой? Не хотел же из Ладоги уезжать?
        - Не хотел. Тогда матушка была жива и ухода требовала. Прошлой летеницей все изменилось. Прибрал Бог бедную страдалицу, царствие ей небесное! - Валуня перекрестился. - А потом ты помог. Не согрешу, коли скажу: без тебя меня бы тут не было.
        Млада принесла большой свиной окорок и жбан хмельного пива. Еду дополнили зеленый лук, репка и отваренная в соленой воде свекла. Когда заботливая хозяйка выставила на стол пышущий жаром хлеб, гость мог с полным правом сказать, что угощение выдалось на славу.
        - Вот дюже любопытно! Как это я тебе помог?
        - Господин очень хотел тебя найти, вестников в стороны разослал. Да ты ж утек. А бояре скоро замятию затеяли: Эйлив против Остромира стал подговаривать, мол, это он ту ведьму подослал. - Не прерывая рассказа, Валуня ножом разделил краюху на части. - Я же тут под руку подвернулся. Мне говорят - Радима знал? Я отвечаю: «Знал! Добрый скоморох!» Тогда господин велел все рассказать, как потраву ты искал, как боярыне служил. Мне что, жалко? Я правду завсегда готов молвить! Ты угощайся, угощайся!
        Радим, поощряемый Валуней, принялся за еду. Мясо и хлеб после тяжелой дороги казались невероятно вкусными.
        - Вот так и попал я в услужение Остромиру. Эйлива с Ладоги прогнали, нового посадника прислали. Из дружины кто с Гримом варяжить отправился, кто новый ряд учинил, меня ж господин в Новгород увез, определил к себе гридем, одарил богато, вот и Млад у сосватал.
        - Добрый боярин. Жену тебе нашел, красавицу… С чего бы так?
        - Догадываюсь, - усмехнулся Валуня. - Отец Млады был местным старостой, а детей, кроме дочери, не оставил. К ней все тутошние ужо сватались, да ни у кого не вышло. Право сирот выдавать князю дано, считай, Остромиру. Ну, а господину тиун здесь нужен. Вот на меня выбор и пал.
        - Сам-то рад?
        - Еще как! Млада - любушка моя, женушка, каких поискать!
        Млада залилась стыдливым румянцем и отвернулась. Радим хмыкнул и приналег на угощение. Валу-ня хохотнул, разлил из братины пиво, залпом выпил.
        - А теперь ты рассказывай, какими судьбами в наши края?
        Скоморох не успел начать свою историю, как за дверью послышались голоса и тяжелые шаги. Млада отворила на стук. В избу вошли трое широкоплечих гридей без доспехов, но с оружием. Своими могучими телами они заняли всю клеть, заслонив скудный свет, падавший из маленького оконца. Радим сразу догадался, что это за ним.
        - Добрый вечор, - поприветствовал незваных гостей Валуня. - Радим, это сотоварищи мои, братья Свистуны. Первой, Вторый. А с Третьяком ты уже знаком. Угоститься хмельком не желаете ли?
        - Будь здрав, Валуня. Не время нам. Князь скомороха к себе требует. Немедля.
        - Жаль, но на то воля княжья…
        Валуне явно не хотелось отпускать скомороха, однако службу он знал хорошо.
        - Я тебя ждать буду. Как отпустят, сюда иди. Дом Валуни и Млады в Березейке все знают.
        - Добро, - Радим напряженно улыбнулся. Внутренний голос подсказывал, что вернуться в эту гостеприимную светлицу ему не суждено.
        В сопровождении сторожей скоморох миновал деревню и вскоре очутился возле большого шатра, раскинутого на околице. Вокруг суетились многочисленные холопы, подле костров сидели воины, у коновязи топтались взнузданные кони. Первой перекинулся парой слов с вооруженными отроками, один из них прошел в шатер, потом вернулся. Радима подвели ко входу, приподняли полог и толкнули внутрь.
        Шатер был огромен, свод терялся в темноте, ибо все освещение состояло из пары смоляных факелов, воткнутых в землю, и небольшого костра, полыхавшего посреди круга, выложенного гладкими валунами. Нехитрая походная утварь стояла в дальнем от входа конце. Ларцы, лежанки, оружие занимали пространство вдоль стен. В центре высился большой резной стул с высокой спинкой и массивными подлокотниками, испещренными плотной вязью из огнедышащих змеев и диковинных растений. У подножия лежали ворсистые ковры с восхода, уставленные кувшинами и корзинами с яствами.
        Радим сразу разглядел хозяина шатра, крепкого бородатого мужа, одетого в шелк и бархат. Князю Владимиру Новгородскому, старшему сыну Ярослава Киевского, было чуть больше тридцати лет. Мягкий запах свидетельствовал, что князь не пренебрегает дорогими греческими благовониями. Шею Владимира охватывала массивная золотая цепь с крупным крестом. Волосы подстрижены коротко. На руках - самоцветные браслеты и драгоценные перстни.
        Князь сидел на стуле, лениво обгладывая куриную голень. На коврах вокруг расположились бояре, старшая дружина, все видные люди новгородского двора. По Правую руку от князя сидел Остромир. Он переоделся в Мирное платье и смотрелся отменно. Шелковая рубаха Подчеркивала ладную фигуру. Волосы зачесаны на затылок и перехвачены жемчужной нитью.
        Слева располагался Сигват, даже без брони выглядевший грозно. Как заметил Радим, в шатре собрались Ратники, а не беззаботная знать: суровые лица носили следы былых сражений, рукояти мечей потерты, пятки большинства присутствующих были увенчаны блестя-Щими острогами фигурной ковки.
        - Так это ты, скоморох, был в Лощинке? Радим рухнул на колени и склонился в земном поклоне. Опыт показывал, что, прежде чем что-то говорить. высокородным господам, надо тщательно обдумать слова.
        - Он, он это, - ответил за скомороха Остромир.
        - Так поведай нам, что там видел, что там делал? - Князь швырнул обгрызенную косточку в глиняный горшок.
        - Убитых видел, мой господин светлый княже. В колодезе их схоронили лихие люди.
        - Значит, ты знаешь, что там были лихие люди? Кто? Отвечай, что видел!
        - Помилуй, светлый княже, не ведаю ничего. Я в сельце том недолго был. Только заглянул, а тут добрый боярин подъехал и меня взял.
        - Не кривишь ли душой, скоморох? Со мной шутки плохи!
        - Ни в коем разе, светлый княже! - Радим уткнулся лбом в землю.
        - Подними глаза! Я должен их видеть! - приказал Владимир Ярославич.
        Радим подчинился.
        - Отвечай, почто кудесничаешь?
        - Поклеп это, светлый княже! Не кудесник я. Мое искусство людей забавлять, а не духов гневить.
        - Что ж, боярин мой Остромир - лжец, по-твоему?
        - Ни в коем разе, светлый княже!
        - Тогда лжец - ты. Ибо нашел он у тебя вещь чудесную, ожерелье бесовское. Может, это ты Лощинку извел? Отвечай!
        - Помилуй, господин мой светлый княже! Не ведал я, что вещь эта бесовская! Как оберег носил ожерелье! Вот вам крест! - Радим старательно перекрестился.
        Похоже, скоморох ничего не перепутал, поскольку разошлись грозно сдвинутые брови князя и сам он будто бы подобрел.
        - Что ж, Бог тебе судья. Но о татях местных расскажи все, что слышал.
        - Ничего не слышал, светлый княже. Вот вам крест!
        - Усердный! - князь улыбнулся. - А обереги дикие носишь. Неужто не слыхал о ватаге, что у Березейки разбойничает, людей убивает, а добро не трогает? Их еще безликими прозвали, ибо личины надевают.
        - Только краем уха, светлый княже. Я в пределы новгородские недавно пришел. Не вели казнить, но о татях ничего не слыхал.
        - Поверим скомороху? - обратился князь к боярам.
        - Когда проверим - тогда поверим, - ответил Остромир. - Вели, господин, держать его покуда. И крепко держать! За ним пригляд нужен.
        - Что ж, так тому и быть. Бери и приглядывай. А я еще рябушки отведаю. Эй, Кутепка, вина мне и грудинки!
        Бояре зашумели, возвращаясь к еде. Радим понял, что самого страшного он избежал, однако расслабляться не следовало. Остромир поднялся на ноги и подошел к скомороху:
        - Вставай! Двигай!
        - Исполать тебе, светлый княже! Понукаемый боярином, Радим выбрался из шатра.
        Остромир вышел следом и позвал своих гридей. Они немедленно явились, веселые от молодого вина и свежего мяса.
        - Первой! - сказал Остромир. - У хором, где я на постой встал, - банька есть добрая. Туда скомороха запри. Сторожем Третьяка поставь, после полуночи замену пришли.
        - Будет сделано, господин, - кивнул дружинник.
        - А ты, смотри, не бузи, - напутствовал Радима боярин. - Попробуешь утечь - пощады не жди.
        Радим тяжело вздохнул. Будущее рисовалось ему Черными красками.
        
        Глава 3
        Банька была неказиста - сруб в шесть венцов врытый в землю по самую крышу. Половину клети занимал очаг, сложенный из закопченных камней. Когда баню топили, дверь следовало держать открытой, ибо никакого другого выхода для дыма преду, смотрено не было. Внутри находилась нехитрая утварь - бадья да скамья, хотя и та и другая на вид бывалые, но вполне крепкие.
        Радима затолкнули в баньку и затворили дверь. Снаружи подперли бревнышком. Запор, конечно, не слишком надежный, но на стороже оставался Третьяк.
        Опустившись на скамью, скоморох впервые за последние полдня понял, насколько он устал. Глаза слипались, клонило в сон. Мешали только назойливые мысли. Их было так много, что Рад им не на шутку испугался, как бы не лопнула голова. Думалось обо всем сразу: и об убитых селянах, и о неведомых татях, и о своем невезении, и даже о том, как хорошо все устроилось у Валуни.
        Внезапно где-то в темноте послышался шорох. Пленник напрягся, прислушался. Звук не повторился, и скоморох успокоил себя - показалось. В голову лезли новые тяжелые думы о собственной горемычной судьбе.
        Внезапно шорох раздался вновь. А потом - скрип.
        Что это? Мыши, крысы, змеи? Радим сжал висевшие на шее обереги. А вдруг это обдериха - злобный банный дух, хозяин четвертого пара? Много страшных историй приходилось слышать Радиму на своем веку, но одной из самых жутких была былина о мальчике и бане.
        Давным - давно на Смоленщине, в одной небольшой деревеньке, жила семья смердов - отец, мать и двое отроков.
        Жили - не тужили. Однажды истопили они баньку и париться решили по старшинству. Первым пощел отец - поддал парку, пропотел - ив озеро. Потом была матушка - попарилась, согрелась - и купаться. Затем наступила очередь детей. Раньше они парились вместе, в баньке малышам места хватало. Нынче же подросли оба, росту и весу набрали. Заупрямился младший мальчишка, мол, не хочу в тесноте жаться, идем париться по очереди. Ответил ему старший отрок, что не дело так поступать - четвертый пар испокон веков обдерихе принадлежит. Злобен тот дух и мстителен. Коли его не почтить, каверзу страшную учинить может.
        Уверил брата младший отрок, что отдаст обдерихе четвертый пар, сам же и пятым удовольствуется. Попарился старшой, попотел, и в озеро к бате и матушке отправился. Младшой же в баню отправился. Как внутрь вошел - так больше и не вернулся.
        Обеспокоились родичи, что младший братец на озеро не идет, к бане возвратились, а там пар коромыслом. Отец хотел внутрь бежать, да только ошпарился. Мать хотела в дверь войти, - чуть не задохнулась. А брат старший и пытаться не стал, знал, что это проделки обдерихи, а с ним шутки плохи. Как остыла банька, внутрь родичи попали - ив плач. Увидели, что от братца младшего осталось, чуть без чувств не свалились: кости да мясо вареное, кожа с тела клочьями сползла, будто ящерица старую шкурку сбросила.
        Как вспомнил ту историю Радим - мигом вспотел. Ох, не к добру эти шорохи и скрипы.
        В лицо пахнуло жаром. Скоморох явственно ощутил, что в бане становится все жарче. Причину происходящего понять не мог, а потому только крепче сжал обереги. Радим попытался вспомнить какой-нибудь древний заговор от злых духов, но, кроме пары отбрехов про Чура, ничего на ум не шло. Скоморох скороговоркой прошептал заклинания, включая обрывок христианской молитвы, однако это не помогло. - В бане стало очень горячо. Раскаленные камни в кладке засветились алым огнем, наполняя клеть зловещим светом. Радим решил, что пришло время звать на помощь. Пусть немедленно откроют дверь!
        - Ш-шлуш-шай ш-шлово Гош-шпода, ш-шмерт-ный! - раздался шипящий голос. - Покайш-шя в грех-хах-х! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
        Радим инстинктивно упал на колени. Он никак не мог понять, кто говорит.
        - Кто? Кто здесь?… - Скомороху было страшно до дрожи.
        - Ух-ходи отш-шюда! Верниш-шь в ш-швятое лоно! - шипение доносилось со стороны очага.
        Присмотревшись, Радим удостоверился, что голос исходит от каменной кладки. Пленник с ужасом распознал полыхающее алым светом человеческое лицо, сложенное из раскаленных булыжников. Жуткий лик смотрел единственным оком прямо на скомороха.
        - Ещ-ще еш-шть время! Ш-штупай в лес! Ш-шту-пай сквозь него! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
        У Радима пересохло в горле, руки и ноги отказались повиноваться.
        - Твои грех-хи уш-шасны! Покайшшя в них-х, и будеш-шь прощ-щен! Ш-штупай, или ш-шдохни! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
        Вид алого лица был отвратителен. Огненные губы шевелились в такт словам, но в то же время скомороху чудилось, что голос звучит прямо в голове. Огромным усилием воли Радим заставил себя закрыть глаза. Он хотел, чтобы кошмар исчез, растворился без следа.
        Боги вняли мольбам скомороха. Шипение прекратилось, жар спал, и когда Радим рискнул открыть глаза, он не увидел ничего, кроме темноты, наполнявшей баню. Сон, страшный сон… Это казалось наиболее простым объяснением случившегося. Или все-таки не сон? Если это был обдериха, то что он хотел сказать?
        Не успел пленник как следует обдумать смысл кошмара, как скрипнула входная дверь. На миг ярко сверкнул месяц, потом его заслонила темная фигура. Радим прищурился.
        - Не бойся! Это я - Млада! - раздался шепот. - пришла тебя освободить.
        Радим был несказанно удивлен ее появлением.
        - Зачем? Что случилось?
        - Господин Остромир уговорил князя заковать тебя в железо и завтра отправить в Новгород. Неизвестно, что он дальше с тобой сделает. Валуня сказал: надо бежать.
        - Бежать? Не сносить мне головы… - Радим быстро продумывал возможные ситуации. - Поймают - железо благом покажется. А что ты сделала со сторожем?
        - Им занялся Валуня. Поторопись, пожалуйста! Вот твой мешок! Я туда еще пирогов положила…
        - Добро, - увидев свои пожитки в целости и сохранности, Радим воспрял духом и решил, что свобода дает больше возможностей, чем неволя. - Пойдем.
        Следом за Младой скоморох осторожно вышел из баньки и двинулся к плетню. Месяц светил ярко, поэтому дорогу было хорошо видно. С одной стороны, это на руку - идти легче, с другой - самих беглецов тоже издалека видно. Подбираясь к калитке, Радим заметил безвольно замершее в стороне тело. Свет падал человеку на лицо, потому скоморох без труда признал одного из дружинников, которые вели его к князю, а затем в баньку. Третьяк. Ратник был мертв, его тело было рассечено. Валуня из-за Радима зарезал сотоварища? Скомороха покоробило. Сомнения закрались в душу, но он не дал им воли. Решившись на побег, нельзя останавливаться на полдороге.
        Млада вывела Радима на опушку леса и здесь попрощалась.
        - Иди вдоль ручья. Слышишь, за бурьяном журчат? Он выведет тебя к Мете. Пойдешь против течения. Дойдешь до Волочка. Удачи!
        - Спасибо, Млада. И Валуне передай мою благо-дарность!
        - Передам, обязательно! До встречи!
        Млада на прощание поклонилась и спешно пошла к Березейке. Радим постоял, глядя ей вслед, а потом двинулся на звук бегущей воды. Он свободен и вроде как не внакладе. Потеряно только ожерелье, а мешок с пожитками остался нетронутым. Не самое худшее развитие событий.
        
        Глава 4
        В лесу Радим на себе испытал, что осенние ночи теплом не балуют. До сих пор его согревала непрерывная череда приключений, теперь же холод, проникнув сквозь рубаху, пробирал до костей. Радим достал из мешка кафтан и немеющими пальцами натянул на себя. Чтоб стало веселее, решил перекусить, благо сразу нашел завернутые в тряпицу пироги Млады.
        Набив рот вкусной выпечкой с начинкой из смородины, скоморох почувствовал себя гораздо лучше. Даже сил прибавилось, страх перед преследователями улетучился, а ноги зашагали быстрее.
        Конечно, ночной лес опасен. Это Радим знал не понаслышке, самому приходилось бедовать, и в ямы падать, и с тропы сбиваться. Но в этот раз выбирать не приходилось - чем дальше он уйдет, тем больше выиграет. По остывшему следу псы вряд ли пойдут, а людям его век не сыскать.
        Ночной лес был полон жизни. То там, то здесь кто-то хлопал крыльями, надрывно ухал, потрескивали ветки, шумели деревья. Радим был на короткой ноге с лесными тварями. Конечно, он боялся встреч с медведем-шатуном или волками, но был готов к ним. На этот случай в мешке лежал длинный нож с прочной костяной рукоятью.
        Не слишком пугали и лесные духи. Против леших и шишиг хорошо помогали висящие на шее обереги. Гораздо больше Радима страшила встреча с людьми. Князь по малому поводу в такую глухомань с дружиной не пойдет. Значит, в новгородской земле действительно серьезные неприятности. Похоже, тати совсем распоясались и спуску никому не дают, вон даже целые села вырезают. А где разбойному люду прятаться, как не в лесу? Не ровен час, наткнешься на татей. Вот тогда придется попотеть.
        Радим будто в воду глядел. Не успел он пройти по ручью пары верст, как увидел отблески костра. Впереди кто-то был.
        Собственно, вариантов у Радима имелось немного: обойти костер справа либо слева. При этом нельзя потерять из виду ручей - местность незнакомая, можно заблудиться.
        Скоморох присел, вслушиваясь в доносящиеся от костра звуки. Там разговаривали люди. Они вели беседу в полный голос, ничего не остерегаясь. Разобрать слов Радим не мог, но это его не волновало. Главное, что люди у костра заняты собой и, вероятно, не обратят внимания, если мимо осторожно проскользнет случайный путник.
        Чтобы не создавать шума, Радим решил не переходить ручей. Он отправился по тому берегу, на котором стоял, - лишь чуть углубился в чащу. Ступал теперь с огромной осторожностью, старался не хрустеть валежником, не задевать развесистые еловые лапы. Это удавалось с трудом. Скоморох бесшумно поравнялся с костром, отделенным от него лишь несколькими кустами, и затаился, переводя дыхание. Пройти еще столько же - и он в безопасности.
        У костра сидели человек десять. Одеты небогато: в некрашеные холсты и кожи. На ногах - либо драные лапти, либо грязные мозоли. Однако когда Радим перевел взгляд выше, у него вмиг похолодело в груди.
        Их лица скрывали грубо выделанные личины. Ни один уважающий себя скоморох не стал бы выступать в таком виде. Ценились личины, искусно расписанные признанными мастерами. Брови, нос, рот - все должно было светиться яркими красками. Здесь же - невыразительные деревяшки с двумя отверстиями для глаз. Именно эта невыразительность более всего и пугала. У людей отсутствовали лица. Перед костром сидели безликие.
        - Время на исходе. Но все складывается в нашу пользу, братья. Князь здесь, значит, победа близка.
        Говорил человек, чья личина выделялась отсутствием второго ока. Кроме того, на его голове не было ни единого волоска.
        - Он оказался глупым, - усмехнулся щербатый старик в полуличине - она скрывала его лицо только ото лба до носа, оставляя открытыми рот и седую бороду.
        - Все, кто не вернулся в лоно, - глупцы! - ответил одноглазый.
        Услышав слово из ужасного сна, Радим встрепенулся. Ох, неприятная компания здесь собралась, надо скорее уносить ноги. Однако любопытство оказалось сильнее.
        - Мудрецы - те, кто принял спасение. Сегодня среди нас трое новых братьев. Они побывали на Горе, они говорили с Господом, они получили посвящение кровью и плотью. Братья, встаньте!
        Трое мужей послушно поднялись.
        - Принесли ли вы доказательства своего возвращения? Есть ли у вас то, что обрадует Господа?
        - Есть, брат, - нестройным хором ответили мужи.
        - Покажите нам.
        Первый муж поднял с земли дерюгу и, развернув, извлек отрубленную голову:
        - Купчина отказался принять крест и вернуться в святое лоно.
        Второй муж поднял за длинные волосы другую голову:
        - Полдюжины грешниц застал я на купании. Ни одна не приняла спасения. Моя рука покарала их во имя Господа.
        Третий муж тоже принес человеческую голову:
        - Мой отец был закоренелым грешником. Одноглазый одобрительно кивнул:
        - Вы вернулись в святое лоно, братья. Садитесь! Господь радуется вместе с нами.
        Скоморох был благодарен ночи, скрывшей от него кровавые детали происходящего. Бурная жизнь закалила его, но не настолько, чтобы безучастно взирать на жестокость душегубов.
        - Скоро заблудших не станет, - начал вещать одноглазый. - К Покрову все будет закончено. Нам придется многое для этого сделать, но Господь вознаградит нас. На небесах верных рабов Божьих ждет сущий рай.
        Речь напоминала христианскую проповедь. Нечто подобное Радим неоднократно слышал, когда бывал в церкви. Только говоривший был не пресвитером. Немытые мозолистые руки явно привыкли к топору, а не к кадилу. А эта лысина… Где-то он уже видел подобную. Ах, да, тот воевода в Лощинке. Но не может же это быть он? Что ему делать среди грязных смердов?
        - Нам предстоит снова убивать. Готовьте свои души к смертельной схватке, братья. Господь поможет. Помолимся!
        Люди у костра сложили ладони и зашептали молитвы. Радим разглядывал сидевших и все больше убеждался в том, что надо улепетывать. Очи безликих безумно блестели в отблесках пламени, придавая и без того ужасным татям невыносимо жуткий вид. Еще страшнее было их снаряжение. Безоружных среди молящихся не водилось. Длинные ножи и тяжелые рогатины были у каждого. Некоторые, как, например, одноглазый, имели топоры. Кое у кого за спиной виднелись луки и колчаны, полные стрел. Но более всего пугало, что слова одноглазого очень напоминали речь, услышанную во сне. Может, сна не было вовсе? А все это - жуткая явь?
        - У тех, кто не примкнул к нам, еще есть время, - снова заговорил лысый. - Они должны покаяться в грехах и вернуться в святое лоно. Это единственное, что их спасет. Другая дорога - смерть и вечная мука в геенне огненной до самого Страшного суда. Выходи, Радим, мы тебя ждем.
        Одноглазый повернул голову в сторону затаившегося скомороха. Глаз жуткого проповедника полыхнул огнем, его взгляд впился в Радима. Если произошедшее назвать громом среди ясного неба, то это будет слабое сравнение. Скоморох буквально остолбенел, не в силах уразуметь, как его обнаружили, как узнали его имя.
        - Не противься воле Господа, что привела тебя сюда. Иди к нам или умри! - Одноглазый резко взмахнул рукой, метнув топор. Оружие с треском рассекло кусты и вонзилось в березу, за которой прятался скоморох.
        Радим будто оттаял, он резко вскочил и, более не размышляя о смысле происходящего, рванул прочь от костра. Вдогонку закричали, забряцали оружием, кинулись следом, поэтому скоморох бежал что было сил. Ветви хлестали по лицу, оставляя болезненные царапины, ноги ударялись о корни и пни. Непроходимые заросли, как назло, вставали стеной каждый раз, когда скоморох прибавлял скорости. Приходилось их огибать, метаться из стороны в сторону, теряя время и ориентиры. Благодаря ловкости Радим все же избежал опасностей ночного бега. Пару раз свалившись, он не разбил голову и не свернул шею.
        Выскочив на берег реки, скоморох не успел остановиться и с разбегу влетел в воду. Холод привел его в чувство. Куда дальше? Идти вдоль Меты, как предлагала Млада, было опасно. Радиму казалось, он еще слышит звуки погони, а значит, на этом берегу его в покое не оставят. Надо плыть.
        Скоморох скинул кафтан и рубаху, снял боты и сложил добро в мешок. Осенняя Мета была холодна. Боясь окоченеть, скоморох спешно поплыл к противоположному берегу, гребя правой рукой, а в левой держа на весу мешок. Однако на середине силы оставили беглеца. Начали неметь мышцы. Радима охватил страх. Он с тоской подумал, что утонуть в реке еще глупее, чем свалиться в медвежью яму. Вот будет радости у раков - пощипать его бренное тело. Правда, говорят, к утопленникам благоволят русалки. Интересно, они красивы или нет?
        Наконец, правая рука напрочь отказалась слушаться. Радим пошел ко дну. Бросив мешок, он попытался помочь себе левой, но тщетно. Скоморох тонул, барахтаясь из последних сил. Внезапно ноги коснулись твердой поверхности. Или ему показалось? Радим попытался встать и на самом деле ощутил илистое дно. Подхватив плавающий рядом мешок, скоморох, по грудь в воде, медленно побрел к берегу.
        Он добрался до ближайших ивовых зарослей. Там свалился на землю и мгновенно заснул.
        
        Глава 5
        В тинистой заводи нудно гудели мухи. Сидевшая на склоненной к воде иве сойка наблюдала за трудягами-муравьями. Рядом куда-то спешил важный черный жук. Заяц вынырнул из леса на берег и, принюхавшись, осторожно приблизился к реке. Розовый язык заметался по поверхности воды. Внезапно длинноухий насторожился, завертел головой. Потом зверек торопливо отскочил от берега и припустил к лесу. Вслед понесся громкий чих.
        Радим проснулся. Он поднялся с песка, протирая заспанные глаза. Скоморох чувствовал себя сносно, гораздо лучше, чем можно было предположить после вчерашних невзгод. Небольшая простуда была платой за ночевку в мокрой одежде.
        Первым делом скоморох осмотрелся: не видно ли давешних преследователей. На берегу вырисовывалась лишь одна цепочка следов, и они принадлежали Радиму. В лесу пахло опадающей листвой, но не людьми. Река безмятежно несла свои воды в необозримую даль.
        Скоморох скинул исподнее и в чем мать родила встал под лучи горячего солнца. Сладкая нега распространилась по телу, тепло заструилось в жилах, пришло ощущение жизни. Сила наполнила затекшие мышцы. Радим с наслаждением несколько раз выгнулся, потом сделал пару дюжин приседов, попрыгал на месте и наконец нырнул в реку.
        Взбодрившись, скоморох вышел на берег и, обсыхая, предался думам. Нечистое дело творится в земле новгородской. Волшбой не просто пахло - так разило, что не по себе становилось. Хотелось как можно скорее утечь подальше и забыть ужасные лица лысого татя с топором и его приспешников. Пусть разбойным людом занимаются князь и его дружина. Это им не одинокого скомороха имать, потрудиться явно придется.
        Скоморох перекусил подсохшим пирожком, попил свежей речной воды и, быстро собрав вещи, выступил в поход. Пошел против течения, как сказала Млада. Надо добраться до Волочка, а уж оттуда то ли через Торжок идти в смоленские пределы, то ли повернуть к Суждалю.
        Погода стояла замечательная. Пожалуй, даже ле-теница не часто радовала такими ясными и теплыми днями. Легкий ветерок дул с полудня, приятно холодя раскрасневшееся лицо. Радим шел быстрым шагом, временами огибая заболоченные участки, однако стараясь не упускать реку из виду. Заблудиться в незнакомых местах - проще простого. Даже такому опытному страннику, как Радим, не выжить, заплутав в глухой чаще. Тут ведь добрых людей поприщ на десять нет, а может, и более.
        Солнце клонилось к закату, когда Радим заметил ладью. Это было серьезное судно, тридцати локтей в длину и трех в ширину, способное выдержать волну Ильмень-озера. Основу струга составлял ствол осины, аккуратно выдолбленный и распертый еловыми опру-гами от носа до кормы. Верхний обрез борта имел небольшой выступ с отверстиями, к нему дубовыми гвоздями была прикреплена внешняя обшивка корабля - насад. В середине судна торчала одинокая мачта со спущенным парусом. Ладья стояла у берега, привязанная пеньковым канатом к небольшой березке.
        Радима насторожило отсутствие какого-либо движения на струге и около него. Вокруг не было ни Души.
        Скоморох приблизился к берегу, чтобы внимательнее рассмотреть ладью. Быть может, она дала течь или села на мель? Но, даже подойдя ближе, Радим не смог разгадать загадку. В голове завертелись шальные мысли.
        А вдруг на борту какое добро осталось? Хозяева незнаемо где, а Радиму только протянуть руку.
        Скоморох почесал затылок. Последний раз, когда он покусился на брошенное добро, дело закончилось полоном у Остромира. Стоит ли рисковать? Безопасней идти своей дорогой.
        Скоморох прекрасно сознавал, что делает глупость, но тем не менее ступил на самый край берега и заглянул через борт. От смерти его спасла великолепная реакция. Копье, пущенное рукой притаившегося на дне человека, просвистело у виска.
        Метатель выскочил из-под белого плаща, выхватил меч и с криком бросился на скомороха. Его примеру последовали еще четверо воинов, прятавшихся под дерюгами. Радим хотел бежать в лес, но дорогу заступил косматый ратник, размахивающий черненым топором. Скоморох понял всю бесплодность сопротивления и рухнул на колени с мольбами о пощаде:
        - Помилуйте, люди добрые! Не со злым умыслом я к вам заглянул! Помилуйте!
        Косматый занес топор над шеей Радима и обратился к предводителю:
        - Сечь?
        - Секи… - коротко откликнулся тот с ярко выраженным норманнским говором.
        Радим резко повернулся и упал в ноги норманну. Он хорошо знал эту породу людей, грозных викингов, убийц без совести, способных на гораздо большую жестокость, чем казнь непутевого скомороха. Сальные волосы, сплетенные в косицы, маленькие злые глазки под густыми бровями, грязное тело, распирающее мышцами старую кольчугу, - вот типичный облик искателя приключений из далекой Норги. Спастись от их ярости можно было только двумя способами: победить в бою или смутить речами. Выиграть схватку не удалось, оставалась надежда на язык.
        - Не надо, господин Грим! Ведь тебя зовут Грим? Ты служил Эйливу в Ладоге? Мы знакомы! - залепетал Радим, целуя сапоги воина.
        - Нейт, проходимец… Меня совут Хельги Тюленьи Яйца. Хоть я и бывайт в Ладога, но тебя не помнит. Секи, Чтибор… - Норманн пнул скомороха, чтобы тот откатился в сторону.
        - Тюленьи Яйца, помилуй! - скоморох видел блеск стали и уже прощался с жизнью.
        - Чтибор, стой! - раздался громкий женский голос. - Я беру этого человека под свою защиту.
        Чтибор подчинился и опустил оружие. Норманн насупился, ему явно не нравилось вмешательство женщины.
        - Дорогая, зачем ты опять мешаешь мужчинам? - послышался тонкий, хотя, несомненно, мужской голос. - Мы наняли Хельги, чтобы он защищал нас в пути. Не надо вмешиваться!
        Мужчина говорил по-хазарски. Этот язык скоморох пытался учить, зимуя у богатого полоцкого менялы Моисея. Хозяину очень нравилось, когда шутят на его родном наречии. И хотя остроумно высказывался Радим редко, но уже сами попытки говорить по-хазарски приводили Моисея в веселое настроение.
        - Это не защита, мой милый Яков, это убийство. Видишь, он совсем не сопротивляется.
        - Госпожа, - вступил в разговор норманн. - Он, возможен, лазутчик.
        Радим сообразил, что жизнь висит на волоске и сейчас все зависит от того, кто кого переубедит. Предстояло блеснуть знанием хазарского.
        - Добрая госпожа! Благодарствую! Я не лазутчик, клянусь Сварогом, я - скоморох. Я могу доказать. Хотите, колесом пройдусь или через голову прыгну?
        - Скоморох? Ты знаешь наш язык? - улыбнулась женщина. - Это интересно. Я люблю затейников. Пустите его.
        - Ай, не надо, Сара, быть беде, - сказал обладатель тонкого голоса - невысокий седой мужчина в длинном черном кафтане и маленькой бархатной шапочке. Судя по многочисленным перстням, унизывавшим его пальцы, и по аккуратным заплатам на платье, он был богат, но скуп.
        Хельги сделал своим воинам знак, и они спрятали оружие. Сара подошла к Радиму и помогла подняться на ноги.
        - Как твое имя, скоморох?
        - Радим, госпожа.
        - И куда ты идешь?
        - Пока на Волочек, а там погляжу.
        Сара была немолода, но не старше Якова. Черные с проседью волосы женщины аккуратно лежали под веревочной сеткой. Ее глаза были прищурены, и потому казалось, что она постоянно смотрит оценивающим взглядом. Небольшие черные усики пробивались около уголков рта, добавляя облику неожиданные мужественность и суровость. Ее платье было такого же густого черного цвета, как у мужа, но, в отличие от него, Сара не носила золота.
        - Чудно. Мы тоже на Волочек идем. Хочешь отправиться с нами?
        - О, нет, дорогая! - воскликнул Яков.
        - Не надо так делайт, - одновременно с хозяином возразил Хельги.
        Предложение Сары мужчинам не понравилось, но скоморох уже понял, кто здесь главный, и коротко ответил:
        - Хочу. Последовала бурная сцена.
        Яков срывающимся голосом начал уговаривать жену:
        - Ай, Сара! Это поистине глупо - так верить случайным людям. Он сказал, что скоморох, а вдруг он такой же скоморох, как те, в личинах? Ты уже забыла, что мы потеряли вчера трех человек, когда эти оборванцы напали на нас? Сара, мы даже не знаем, может, он был среди них, сбросил личину и погнался за нами!
        - Радим, ты - христианин? - спросила женщина. Скоморох замялся. Господа были иноземцами и, похоже, иудеями. По крайней мере, выглядели они так же, как полоцкий меняла Моисей, который регулярно посещал синагогу и уговаривал Радима сделать обрезание.
        - Когда как, госпожа. В Бога я верую. Сара усмехнулась:
        - Хороший ответ, скоморох. Ты точно не из татей. Те были христианами. - Женщина повернулась к мужчинам: - Вы же помните, что они кричали.
        - Лазутчик может притворяйт, - заметил Хельги.
        - Но он не станет надевать языческие обереги. Посмотри на него. Разве он похож на вчерашних врагов?
        - Дорогая, язычники не менее опасны, чем христиане. Вспомни бедного Езуса, что пару годов назад отправился в эту страну искать древности. Ты точно не могла забыть этого тощего рабби, одержимого страстью к хазарским печатям, пыльным пергаментам и глиняным черепкам. Его очень заинтересовал твой платок, вышитые на нем узоры и орнаменты. Ты получила за платок хорошие деньги, помнишь? Так вот, Езус сгинул бесследно, Сара. А ведь тогда еще и слуху не было об этих ужасных татях.
        - Наш Хельги и его люди тоже не иудеи, Яков. Ты забываешь важные вещи, милый.
        - Ай, Сара, плох я стал, очень плох. А все от чего? От волнений. Бесконечно боюсь напастей. То ли в пути ограбят, то ли в Новгороде товар отберут, то ли в родном Булгаре мятеж учинят. Тревожные времена, ой, тревожные! Ежели возьмешь этого человека, я буду переживать, очень сильно переживать.
        Сара подошла к мужу и обняла его:
        - Милый, успокойся! Все будет хорошо! Веришь мне?
        - Сара, ты же знаешь, я всегда верю тебе.
        - Вот и чудно. Садимся в ладью. Отдохнули - и хватит.
        Яков тяжело вздохнул и подчинился. Следом за ним в ладью забрались воины и Радим. Скоморох хотел было удобно устроиться на корме, когда Хельги поманил его пальцем и указал на скамью в середине. Радим вздохнул, скинул с плеч мешок и обреченно сел к веслу.
        
        Глава 6
        На ладье могли бы поместиться более дюжины человек, но плыли только одиннадцать: Яков, Сара, Радим, шестеро ратников и двое холопов. Грести пришлось всем, кроме хозяев и одного раненого воина из ватаги Хельги, усаженного к кормилу. Темп задавал Тюленьи Яйца, и нельзя сказать, чтобы он жалел команду. Струг шел против течения как на парусах, мягко рассекая водную гладь.
        Когда пришло время передохнуть, ладью привязали к нависшему над рекой тополю, а Сара вдруг вспомнила, что основное занятие скоморохов - вовсе не гребля. - Покажи, Радим, что-нибудь забавное. Повесели душеньку. Можешь?
        Скоморох был изнурен непривычным трудом, однако поспешил уверить, что представить забаву готов в любое время в любом месте.
        Радим прошел на корму, достал из мешка плащ, сшитый из разноцветных кусков полотна, накрылся им, спрятав голову и плечи, отыскал выточенную из липы личину и надел ее. В руки скоморох взял короткие палки с бубенцами на концах. Ими можно одновременно жонглировать и звенеть. Пока Радим готовился, в голове созрел план представления. Насколько он себя помнил, подобного вытворять еще не приходилось, но - тем интереснее.
        Резко распрямившись и скинув плащ, Радим явил зрителям личину: ярко-красный рот, неимоверных размеров нос и широкие черные очи. Руки начали вращать палки - бубенцы мерно зазвенели. От неожиданности присутствующие охнули, а Хельги чуть было не обнажил меч. Потом, поняв, что это забава, все расслабились, некоторые даже засмеялись. Радим тем временем прошелся по борту, подвергнув ладью такому крену, что она чуть не черпнула воды, прыжком достиг мачты и ловко полез наверх, зажав палки в зубах. Добравшись почти до верхушки, скоморох повис, обхватив мачту ногами. Его руки начали подбрасывать и ловить звенящие палки. Зрители восторженно закричали, даже суровый Хельги перестал хмуриться и убрал руку с рукояти меча.
        Совершив пару трюков на мачте, Радим спустился вниз и начал прыгать по ладье. Судно закачалось, Яков недовольно заворчал, и Саре пришлось остановить представление:
        - Хватит, хватит, Радим! Замечательно! И кто, милый, тут говорил, что он не скоморох?
        Как только Радим закончил развлекать народ, оказалось, что время стоянки вышло и предстоит снова вернуться к веслам. Потный скоморох начал протестовать, но его не послушали. Спорить с Хельги было бесполезно.
        К вечеру один из холопов купца потерял сознание, работа веслами на ярком солнце окончательно сломила его. Несчастного тут же окатили холодной водой, потом, когда он стал подавать признаки жизни, выкинули на веревке за борт. Хельги сел грести за двоих. Радим не приметил, чтобы от этого ладья пошла медленнее.
        На ночь остановились у небольшого островка, возвышавшегося посередине реки. Протоки слева и справа были недостаточно глубоки, чтобы пропустить ладью с полной нагрузкой, поэтому перед ночевкой пришлось ее разгрузить. Тюки с мехами и бочки с медом были тщательно посчитаны Яковом и сложены вокруг того места, где он собирался спать.
        При разведении костра случилась интересная сцена. Кресало никак не могло запалить собранный на островке влажный хворост. Сначала мучился один из холопов, потом его место занял Хельги. Безрезультатно. Сухие веточки прогорали, но большое пламя не занималось. Норманн уже хотел послать своих людей через протоку за валежником, когда Радим остановил его. Он взял тлеющую травинку, склонился с нею к Дровам и сильно дунул. Огненный шар вырвался изо Рта и мигом охватил хворост. За один удар сердца разгулялось такое пламя, что ратники в ужасе шарахнулись по сторонам.
        Шептун!
        - Чародейство! - воскликнул Хельги. - Ти…
        Воины схватились за оружие. Радим дружелюбно улыбнулся в ответ:
        - Вовсе нет. Я - скоморох!
        Прибежал встревоженный Яков. Он не видел, что случилось, но тут же набросился на жену, которая тихо сидела на поваленном дереве:
        - Я предупреждал, дорогая! Он накличет беду!
        - Не надо шума, милый Яков! Радим просто зажег костер. Это был греческий огонь, так, скоморох?
        - Ай, Сара! Откуда этот бродяга может знать великую тайну?
        О греческом огне Радим слышал много. Именно на него списывали поражение русского войска в походах на греков. Говорили - метая этот огонь, можно так поджечь ладью, что никто уже не потушит. Вода бессильна против жуткого оружия.
        Доселе скоморох относил существование греческого огня к волшбе, с которой ему не хотелось встречаться. Однако слова Сары зародили странную мысль: а вдруг так и есть? Ведь скоморох купил жидкое пламя в Чернигове много лет назад у хазарина из Херсонеса. Может, грязный купец, больше похожий на разбойника, продал секретное оружие кесаря? Любой, кто откроет тайну греческого огня, получит княжью награду. Любой? Не хотелось бы, чтоб такая думка пришла в головы варягам или их хозяевам. Если это произойдет, скоморох, вернее всего, до Волочка не доедет.
        - Никакой тайны я не знаю, госпожа. Это ловкость рук и ничего более! Сухих прутиков настругал, дерево в пыльцу растер, долонями рассеял да запалил. Хочешь, еще всяких забав покажу?
        Сара не отказалась, и Радиму пришлось попотеть, крутясь колесом и извлекая речную гальку из рукавов завороженных зрителей.
        Тем временем холопы наловили стерляди и сварили сытную ушицу. Спутники сели вокруг костра и, по очереди черпая еду, повели разговор о жизни. Сначала начал жаловаться Яков: и то плохо стало, и это, вот когда Ярослав сидел в Новгороде, все было по-другому. А Владимир слишком молодой и слишком советников любит, что ни скажут - все делает.
        После пары чарок медовухи беседу поддержал Чтибор, как оказалось, коренной ильменец. Он родился в бедной новгородской семье и с ранних лет подрабатывал на купеческих ладьях. После пары стычек с лихими людьми Чтибор решил посвятить жизнь ратному делу, тогда и прибился к ватаге Хельги. Воин часто бывал в родном граде, Ярославова времени он не помнил, но что нынче порядку стало больше, чем лет десять назад, знал точно. Разгорелся спор, Сара встала на сторону ратника, и ее мужу стоило больших трудов отражать двойные нападки.
        Радиму показалось, что женщина затеяла спор ради забавы. Она подтрунивала над Яковом, смеялась и развлекалась, глядя, как он пытается сказать что-то дельное. Хельги и другим воинам беседа была явно скучна. Они бы с интересом поговорили о женщинах и добыче, а заумные темы их не трогали. Радим тоже молчал до поры, до времени, но потом не сдержался и ляпнул:
        - Ох, а у скоморохов вся жизнь полосами. Кто б ни княжил - попы нас гоняют, да добрые люди привечают. Попов не было, так тоже кто-то гонял, кто-то угощал. Не в князьях дело.
        Радим промочил горло сладкой медовухой. В голове приятно зашумело.
        - Не знаешь ты Тору, скоморох, - после паузы тяжело вздохнул Яков. - Рыба с головы гниет. Куда пастырь стадо поведет - туда оно и двинется. Дурной царь целый народ погубить может.
        - Господь не допустит, милый, не допустит, - успокоила расчувствовавшегося мужа Сара.
        - На то его воля! Только у пророков о Руси и слова нет. Ты ведь знаешь, Сара, я древних книг много прочел… К добру ли такое молчание?
        - О нашем Булгаре там тоже ничего нет. Но стоит и процветает.
        - Ай, долго ли так будет? Неисповедимы пути Господни.
        Радима не тянуло вдаваться в глубокомысленные споры, поэтому он многозначительно промолчал. Беседа постепенно свернула к обсуждению дорог. Чтибор рассказал о мощеных набережных Царьграда, Яков поведал об узких проходах в Каспийских горах, а Ра-дим поделился впечатлениями от своего трехдневного путешествия через полоцкую топь.
        Когда уха и медовуха закончились, все разошлись спать. Ратники организовали посменную стражу, поэтому скоморох впервые за долгие месяцы спал совершенно спокойно.
        На рассвете двинулись в путь. Снова светило солнце, пели лесные птицы, квакали лягушки, опять грубые весла мозолили ладони, ныли натруженные плечи. Днем останавливались пару раз, чтобы перекусить и отдохнуть. Сара опять просила показать забаву, но Радим был обессилен. Женщина пощадила его и больше просьбами не донимала.
        К Волочку подошли уже в сумерках. Это было крупное село, получившее свое название из-за того, что здесь находился волок между Метой и Тверцой. Купцы, шедшие к Торжку от Новгорода или наоборот, были вынуждены проходить тут. Князь удачно использовал волок на свою пользу. В Волочке всегда находился княжий мытарь, собиравший плату за проезд. Именно он встретил судно Якова.
        - Исполать, гости дорогие! Что везете? - мытарь был низкорослым смуглым человечком с большим орлиным носом и явно неславянской внешностью. Темная длинная одежда и большой серебряный крест на груди выдавали в нем пресвитера, а речь с чудесным выговором - одного из тех чужеземцев, что приходили с Полуденных гор.
        Холопы мытаря помогли привязать ладью к причалу. Они отступили, освобождая проход сходящим на берег ратникам.
        - Кто вы? С добрыми ли намерениями к нам? - обеспокоенно спросил мытарь. Хельги и его люди выглядели как варяги, которым ничего не стоит снести голову маленькому человечку.
        - Это я, Армен, не признал мою ладью? - Яков вышел на берег, держа в руках небольшой сверток.
        - Слава Богу! - мытарь перекрестился. - Времена лихие, думал, может, злые тати тебя извели, а посудину прибрали. Как съездил? Успешно ль поторговал?
        - Аи, не спрашивай, Армен. Плохо идет торговля, плохо. Как бы мне в убытках не остаться. Одна надежда - зимой еще раз обернуться. Вот ладью продам, сани куплю, совсем на бобах останусь.
        - Прибедняешься, Яков, - ехидно заметил мытарь. - Княжий урок сейчас отдашь?
        - На рассвете. Там и тюки считать сподручней будет, и ты добрее станешь. А пока вот для тебя гостинец, - Яков протянул мытарю сверток. - Как просил.
        Армен взял сверток и сунул под мышку.
        - Уважил меня, Яков. В долгу не останусь, с Божьей помощью, отплачу.
        - Переночевать-то пустишь?
        - А как же! Только пусть твои ребята жбан с медом не забудут. Мой совсем кончился. И вяленой рыбки прихвати, у тебя не убудет.
        Яков хмыкнул, но перечить мытарю не стал. По Указу хозяина холопы захватили провизию и понесли За господином. Хельги и его воины стали готовиться к ночлегу на ладье - натягивать тент и ставить лежа-Ки. Радим, почувствовав, что про него забыли, напом-о себе:
        - А мне где бы заночевать, люди добрые?
        - Кто таков? - спросил Армен у Якова.
        - Попутчик привязался, - проворчал Яков. - Скоморох. Бесполезный человечишка, да жена моя слаба до развлечений, взять уговорила.
        - Скоморох? - нахмурился Армен. - Мы скоморохов в Волочке не привечаем. Слышал, в верховьях они разбойничать взялись, народ христианский изводить. У нас им один путь - на осину.
        - Помилуй, батюшка. Не тать я. Просто душа заблудшая, - склонил голову Радим. - Зла никому не творю. Да некуда мне больше идти.
        - О христианстве ведаешь ли?
        - Конечно, батюшка! - Радим распахнул рубаху, судорожно шаря в поисках христианского амулета. - Вот, храню и почитаю, как зеницу ока.
        - У тебя крест Божий средь языческой скверны затерялся, - укоризненно сказал пресвитер, увидев обереги. - Нехорошо.
        - Грешен, батюшка, грешен. Отпусти грехи, спаси душу.
        Покорность произвела на Армена впечатление.
        - Для заблудших овец всегда открыты врата святой церкви. Пойдем с нами, дорогой, заночуешь у меня.
        - Спасибо, батюшка!
        - Ай, проныра… - не удержался купец.
        Сара одобрительно улыбнулась, Яков, наоборот, морщился, ему уже надоела компания незваного гостя, а тут еще ночь вместе. Тем не менее спутники направились в глубь Волочка.
        Дома здесь стояли добрые, не чета тем, что были в Лощинке и Березейке. Чувствовалось, люди тут зажиточные, способные отстроить дубовые хоромы в пару человеческих ростов высотой. Плетни высокие, ровные, если где и покосившиеся, то заботливо подпертые жердинками. В огородах зеленели посадки, шелестели листвой развесистые сады, богатые плодами. У Радима аж слюнки потекли при виде сочных яблок.
        Двор Армена был одним из самых больших. Дюжина построек, жилых и хозяйственных, стояла полукругом рядом со свежесрубленной церковью. Ее купол венчал золоченый крест, а перед дверью висел медный колокол. От креста, тускло мерцающего в свете луны, веяло холодом.
        Радима, как ни удивительно, пригласили в хоромы наравне с купцом. В предвкушении дармовой кормежки скоморох не ударил в грязь лицом и при входе перекрестился на икону в красном углу. Армен одобрительно кивнул и доброжелательно похлопал гостя по плечу:
        - Дорогой, что ж ты в скоморохи подался?
        - Ничем другим не умею на хлеб насущный заработать.
        - Это плохо. А знаешь ли молитвы Божьи?
        - Конечно, батюшка. Чай, не чудин какой-нибудь.
        Сара шумно рассмеялась. Яков нахмурился и попытался что-то сказать о чуди. Армен его слушать не стал. Ему понравилась речь Радима, но и обижать иудеев желания не было.
        - Мы с тобой позже поговорим, дорогой.
        Слова прозвучали многообещающе. Никак пресвитер собрался провести душеспасительную беседу. Хорошо, что в дом приглашены Яков и Сара, а то проповедь началась бы прямо сейчас.
        Медовуху разлили по серебряным ковшам и поднесли гостям. Следом на стол водрузили огромное расписное блюдо с ячменными лепешками и вяленой рыбой. Прислуживавшие девки были румяны и нарядны, свою челядь пресвитер явно баловал. Яков загляделся на одну из молодиц и тут же получил тумак от Сары. Армен расплылся в улыбке. Беседу повели об урожае.
        За разговором Радим особенно не следил. Его в первую очередь волновал хозяин дома. Скоморох постоянно подливал ему медовухи - в надежде, что батюшка напьется и будет не в силах проповедовать. Армену нравилась услужливость Радима, он с благосклонностью смотрел на его старания. Задумка полностью оправдала надежды. К концу пира хозяин дома совершенно обессилел, начал распевать псалмы на греческом языке и был унесен челядью в постель.
        Холопы помогли гостям разместиться: Якову и Саре в хоромах, а Радиму на сеновале. Как только голова скомороха коснулась зарода, глаза закрылись, и он провалился в объятия сна.
        Наутро его ждала бадья свежей водицы и вышитое крестами полотенце. Скоморох помылся и хотел уже попрощаться с гостеприимным хозяином, как тот взял его за руку:
        - Не спеши, дорогой. Сходим в церкву, помолимся святым образам.
        Отказываться было неудобно, поэтому скоморох послушно двинулся вслед за пресвитером. Попытавшись вспомнить хоть что-то из христианских молитв, Радим обнаружил у себя серьезный провал в памяти. Давненько не приходилось обращаться к христианскому Богу. Что-то там про Богородицу, Деву-Морену… Нет, про Морену быть не может. Морену волхвы почитают, а значит, христиане ругают. Ох, как бы не попасть впросак.
        Однако все разрешилось в лучшем виде. Армен ударил в колокол, и к церкви стал стекаться местный народ. Радиму удалось сделать так, чтобы его оттеснили от пресвитера и задвинули чуть ли не в последний ряд. Армен будто забыл о скоморохе, он поздоровался с прихожанами, роздал черствые краюхи нищим, а потом прошел к алтарю и встал на колени. Народ наполнил небольшую церковь так плотно, что у Радима появился соблазн тихонько утечь и покинуть Волочек не прощаясь.
        Ему помешало то, что «здравая мысля приходит опосля». Он был уже под сводами христианского храма, а вокруг падали на колени верующие. Пришлось упасть и скомороху. Все истово крестились и что-то бормотали. Радим повторил движения ближайшего к нему христианина и сказал «бу-бу». Догадавшись, что такими речами он, вероятно, оскорбляет Христа, скоморох зашептал слова искреннего раскаяния:
        - Ох, угораздило меня. Ты прости уж неразумного, христианский Бог. Я о тебе мало что соображаю. Так что не думай, что бу-бу - это обида какая. Нет! Это заумь такая. Я тебя почитаю. Каждый ведь по-своему почитает. Я вот так. Ежели что обидное, ты уж прости.
        Что Радим хорошо усвоил, это то, что Христа надо всегда просить о прощении. Он это любит. С другими богами такое не проходило, им жертву подавай, желательно такую, чтоб надолго запомнилась, а Бог христиан требовал лишь признания вины. Очень удобно, между прочим, сообразил Радим. Может, в самом деле креститься, взять Христа в покровители?
        Армен начал читать проповедь, смысл которой скоморох понял мало. Попеременно говоря то по-славянски, то по-гречески, пресвитер вещал о грехах, перечислял их и давал советы. Радиму запомнилось только одно: «Не возжелай жены ближнего своего».
        Фраза была повторена столько раз, что скоморох решил: это - самый распространенный грех в Волочке.
        После проповеди Армен угостил всех кислым вином и ячменными облатками. Радим тоже выпил и съел предложенное. Не ахти какое блюдо, но кто знает, когда в следующий раз придется перекусить?
        Из церкви пресвитер вывел скомороха под руку, поинтересовался, понял ли тот что-то. Услышав восхищенную речь и увидев смирение в глазах, Армен буквально растаял и тут же предложил Радиму остаться Волочке навсегда. Звонарем.
        Предложение застало скомороха врасплох. Вроде как и отказаться неудобно, и застрять при железке не больно хочется. Радим сказал, что подумает. Армен похвалил гостя за рассудительность и одобрительно похлопал по плечу:
        - Думай, дорогой, думай. А чтобы лучше думалось, пойдем в хоромы. Я тебе Писание Святое читать буду.
        Вот так попал! Радиму стоило чудовищных усилий не скорчить кислую морду. Надо было уходить из церкви во время службы. Теперь поздно.
        Чтение Святого Писания сначала показалось безумно скучным. Потом, когда молодицы принесли вина и каши, стало веселее. Перекусив, Армен продолжил чтение, а Радим принялся бороться со сном.
        Но вот сморило и пресвитера, он зевнул и сообщил, что на сегодня пока все. Радим горячо поблагодарил проповедника и слезно попросил завтра продолжить. Естественно, оставаться в Волочке еще на день Радим не собирался. Вот поспать чуток - и можно идти.
        Но человек предполагает, а жизнь располагает. Когда Радим встал, потягивась и улыбаясь, рядом уже ждал Армен. Он повел скомороха на вечерню.
        Уйти из церкви Радим не смог, ибо на этот раз пресвитер пригласил его к самому алтарю. Проповеди не было, зато Армен спел заунывную песню. Слова оказались на незнакомом Радиму языке, вероятно, на греческом, поэтому подпеть скоморох не решился, хотя очень хотелось. Не подпевали и прихожане, так что все прошло как и задумывалось.
        Вечером был пир. Опять в гостях оказались Яков и Сара, которые никак не могли договориться с местными мужами о плате за волок ладьи. Купец непрестанно жаловался на жадность смердов, его жена тихонько над ним посмеивалась. После второй братины свежего ячменного пива Радим повеселел и даже начал шутить. Похоже, он чем-то обидел Якова, и тот поспешил улечься спать в свой угол.
        Сквозь пьяный дурман скоморох разобрал негромкиe одобрительные слова Армена, отправившегося лично проводить гостя на сеновал:
        - Хорошо ты о иудеях сказал, дорогой. Хорошо. Так им и надо. Безбожники.
        На следующий день повторилась та же история, что в предыдущий. Радим постоянно намеревался уйти, по тем или иным причинам не мог. Местные уже стали узнавать его и здороваться. Из обрывков разговоров скоморох понял, что Армен представил его как будущего звонаря. Надо бежать! И как можно скорее. Эднако после вечернего чтения опять пришли разозленные неудачным торгом Яков и Сара, снова было пиво, и снова гудела голова. Вот так и приходят к оседлому образу жизни.
        Радим спал крепко, его не разбудили ни первые, ни вторые петухи. К третьим он вяло приподнял веки, но тут же закрыл, ибо вспомнил, что никуда не торопится. День долгий, надо выспаться после вчерашнего. Сквозь дрему до него донеслись обрывки разговора.
        - Эй, хозяин, - зычный голос, судя по произношению, принадлежал норманну. - Видел человека по имени Радим, который приплыл с купцами?
        - Ты бы хоть спешился, язычник поганый, не с холопом говоришь!
        - Не зазнавайся. Я здесь по указу князя.
        - Я тоже им тут поставлен. Ступай вон!
        - Не хочешь говорить? Как знаешь… Десять кун на дороге не валяются.
        - Ты о чем, язычник?
        - Тот, кто выдаст мне Радима, получит десять кун.
        - Алчность - это грех. Ступай вон!
        Послышался топот копыт, негромкие вскрики, потом наступила тишина. Пронесло! Радим улыбнулся, не открывая глаз. Все-таки хорошо, когда люди помогают друг другу.
        Ближе к полудню Радима разбудили негромкие голоса, доносившиеся откуда-то издалека. Спать уже не хотелось, поэтому скоморох прислушался.
        - Тот, кого ты ищешь, здесь! Он на сеновале!
        - Веди!
        - Сюда, сюда…
        Радим встрепенулся. А ведь это за ним идут! Те норманны, которых прогнал Армен, вернулись. Надо срочно бежать! Радим подхватил свой мешок и попробовал оторвать доску на задней стене. Поздно. Дружинники во главе с лысым Сигватом, которого Радим видел в Лощинке, быстро окружили сжавшегося в углу Радима.
        - Собирайся.
        Радим сопротивляться не стал. Вздохнув, он поднялся на ноги и пошел в неволю. Новгородская земля явно не благоволила скомороху. Интересно, его отдадут Остромировым катам или за околицей наденут личины и разберутся с ним по-разбойничьи?
        - Э-э! А мои десять кун? - поинтересовался Яков, ждавший около сеновала.
        - Получишь у князя. Он скоро приедет.
        - Постойте! Я не собираюсь дожидаться князя!
        - Не мешай. - Сигват повел Радима к лошадям.
        - Проклятые лиходеи, вы обманули меня!
        Не обращая на Якова внимания, дружинники оседлали коней и тронулись прочь со двора. Радим полагал, что его снова унизительно перекинут через круп жеребца, но в этот раз повезло. Для скомороха была приведена чалая кобылка с потертым, но очень удобным седлом.
        Во время пути Сигват и его люди не проронили ни слова. Радиму тоже не хотелось говорить. Обсуждать свою незавидную судьбу с удачливыми охотниками не хотелось. Когда Волочек скрылся в пыли, поднятой копытами лошадей, пленник подумал, что предстоит неблизкая дорога. Однако он ошибся. Уже через три полета стрелы отряд въехал в небольшую деревеньку, де, судя по обилию вежей и костров, располагалась; няжья дружина. Приблизившись к покосившейся из-e с поросшей мхом крышей, ратники спешились.; а пороге появился улыбающийся Валуня.
        - Нашли-таки! Повезло тебе, Радим. Ежели б Остромир до Волочка раньше нас добрался, попал бы ты в беду. Свистуны за брата своего Третьяка вражду на тебя замыслили.
        От такой встречи скоморох немного опешил. - Будьте здравы… А что от вас-то ждать?
        - Ужо ничего плохого. Знакомься, это Сигват ярл, воевода князя государя. Лучший боец во всей земле юлуночной. Мой наставник. Он поклялся, что спасет тебя, коли разыщет.
        - Благодарствую. Но по что такая честь?
        - Не прибедняйся, Радим. Знаешь ведь, зачем Остромиру нужен? Вот и нам в том же поможешь, конечно, коли захочешь. Мы принуждать не будем.
        - Ничего не понимаю…
        - Ладно, пойдем в избу. Щас за чаркой сбитня все и обсудим.
        Радим, одинаково счастливый и удивленный, пошел следом за Валуней.
        
        Глава 7
        В пространном разговоре за столом выяснилось, что князь Владимир Ярославич разделил дружину на три части, одну оставил при себе, а две послал к Большому Козину, селу в десятке верст от Волочка. Каждый отряд шел своей дорогой, прочесывая лес и собирая сведения о татях. Дело в том, что появился слух, будто злые люди сотворили с Большим Козиным то же, что и с Лощинкой. Ни мужа, ни жены, ни дитяти там якобы не осталось.
        Князь намеревался истребить разбойников. Потому он старался не дать ускользнуть негодяям, направив войско двумя дружинами - по двум путям на разных берегах Меты. Во главе отрядов Владимир поставил самых доверенных людей - Остромира и Сигвата. При столкновении с татями каждый был обязан, не медля, слать гонца к товарищу за подмогой. Рисковать князь запретил, и победу упускать заказал, ибо, как начнется распутица, ничего серьезного предпринять уже будет нельзя.
        Радима же вспомнили благодаря Остромиру. Тот, обнаружив, что скоморох бежал, обмолвился, что упустили чародея. Когда боярина попросили пояснить, что он думает о Радиме, тот заявил: судя по ожерелью, они имели дело с человеком, который в силах указать дорогу в логово татей. Очень плохо, что он утек. В погоню не пустились, но выспрашивали всех встречных о беглеце. Первому повезло Сигвату. Его люди наткнулись на рыбака, который видел, как плясун в личине развлекал купцов на ладье. Валуня расспросил нечаянного свидетеля об одежде скомороха и убедился в том, что это был Радим. Долго уговаривать Сигвата первыми взять скомороха не пришлось. У норманна были личные счеты с Остромиром, который, пользуясь своим родством с князем - а он был зятем Ярослава Киевского, мужем его младшей сестры, - всегда старался унизить храброго ратника. Теперь представилась отличная возможность отплатить ему той же монетой.
        - Да что ты, Валуня! Я - не ведун, дорогу к логову татей не лучше тебя представить могу!
        - Радим, но ты ужо ведьму в Ладоге нашел? Значит, и сейчас ворогов отыскать сможешь. Делай то же самое.
        - Что делать? Там град был, а тут леса. Там все вокруг терема крутилось, а тут незнамо куда идти. Запутал вас Остромир.
        Сигват слушал разговор скомороха и отрока молча. Серьезное выражение не сходило с его лица, даже когда Радим пытался шутить.
        - Как подлинный чародей, я должен был вас очаровать. Однако вижу рожи кислые, очи грустные… Не дело - когда сбитеня еще целый жбан!
        - Опечалил ты нас, Радим. Не хочешь товарищам помочь.
        - Не возводи напраслину, Валуня! Я лишь сказал, что Остромир меня не за того принимает. Чем смогу - помогу! Вот, к примеру, когда бежал из Березейки, в лесу на безликих наткнулся. Еле утек. Чудные речи они молвили, о боге своем говорили, погибель всем иным готовили.
        - У Березейки? А ты не ошибся с татями? Как же они успели тем же днем Большое Козине разорить? Туда полдюжины поприщ скакать.
        - Не ведаю. Может, этих татей не одна ватага, а много?
        - Господин говорил, что они одного предводителя слушают. Те, кто выжил после встречи с татями, называют его кривым, или однооким.
        - Точно! Видел такого в лесу! Одного ока на личине нет, лыс, совсем как Сигват, заливает соловьем о каком-то лоне святом!
        - Жаль, ты в Березейку не вернулся. А то б накрыли разбойничков.
        - Ох, Валуня, разбойничков б накрыли, да и меня тоже под горячую бы руку порешили.
        - И то верно.
        Сидели долго, до самых звезд. Когда кончился сбитень, послали за вином. Обсуждали, как можно найти татей, где на их стоянку выйти. Ничего определенного не решили. Упились так, что глаза слиплись, а голова стала упорно падать на грудь. На этом и Покончили. Утро вечера мудренее. Скомороху посте-лили на полу у самого очага. Куда легли Валуня и Сигват, Радим не запомнил: хмель усыпил быстрее ус-талости.
        Разбудил скомороха скрежет у самого уха - будто два камня терлись друг об друга и никак не могли притереться. Глаза открывать не хотелось, ибо сон был приятный, расцвеченный красавицами-молодицами, давеча виденными у Армена. Однако, когда в лицо пахнуло жаром, Радим заставил себя расцепить веки. И тут же пожалел.
        В очаге пульсировали жизнью алые угли. Приняв образ полыхающего ока и тонкого пламенеющего рта, они живо напомнили скомороху ночь в баньке.
        - Не-ет… Опять… - простонал Радим и закрыл глаза.
        Однако видение не пропало. Даже сквозь опущенные веки алое лицо было хорошо различимо.
        - Тебе не ш-шкрыться, ш-шмертный! - послышался шипящий голос. - Покайш-шя в грех-хах-х! Верниш-шь в ш-швятое лоно!
        Страха, как это случилось в первый раз, не было. Радим был встревожен, напряжен, но отнюдь не напуган. Ему не нравилось, что какая-то пакость портит его сон, но знание того, что алое лицо только на вид ужасно, а вообще не кусается, пламенем не плюется, придавало уверенности.
        - Двинеш-шься меж-жду шош-шен и придеш-шь к заветной ш-шели! Не ш-шворачивай! Не размыш-шляй! Вш-штань и ш-штупай к святому лону!
        Скомороху показалось уместным спросить:
        - Что это за лоно?
        - Ш-швятое лоно земли скиф-фской одно наш-шве-те! Поклониш-шь ему! Верниш-шь к нему!
        - Скифской? Это где такое? Я в Новгородчине не знаток…
        - Торопиш-шь, ш-шмертный! Чаш-ш ш-штраш-шного ш-шуда близок! Штупай к ш-швятому лону!
        - Я бы все-таки хотел выспаться…
        - Отвергнувш-шие зов сдох-хнут! Принявш-шие щ-швятое лоно будут ж-жить веш-шно!
        - Клянусь Сварогом, надоело…
        С оглушительным шипением алое лицо исчезло. Очаг принял обычный вид.
        - Радим, это ты? - Рука Валуни легла скомороху на плечо.
        - Я… Ты видел?
        - Что?
        - В очаге. Лик.
        - И ты его видел? У меня ужо душа в пятки спряталась, как приметил! Что это было-то?
        - Не ведаю. Я его уже в Березейке видел. - Да ну?
        - Точно. Только тогда я с ним не говорил. А сейчас вот решился.
        - Неужто? Я только его слышал, а тебя нет… Как змеюка шипел что-то про лоно святое и сосны.
        - Сосны… Да, он еще Скипию какую-то поминал.
        - Это что?
        - Морена ведает! Странная речь была. Одно понял: за собой зовет. Только куда - не ясно.
        - Мне ясно, - из темноты раздался голос Сигвата. Он поднялся с лавки и зажег лучину от тлеющих углей. - Отсюда есть две тропы: одна через березовую рощу, другая через сосновый бор.
        - Ты тоже все слышал, Сигват?
        - Да, Валуня. И не в первый раз. Как и скомороху, мне это порождение Хеля вчера являлось. Не знаю, темный альв или раб Фенрира говорил с нами, но мы должны извести его.
        - Что мы можем супротив этой жути, Сигват? Я аж окаменел весь, как чудище увидел.
        - Поперву страшновато, - согласился ярл. - С нами боги! Снаряжайся.
        Валуня нехотя направился к своей лавке. Боязнь боролась в нем с природной удалью.
        - Може, рассвета дождемся?
        - К рассвету мы только соберемся. Иди, поднимай людей. Скоморох, вставай, поедешь с нами.
        - Надо? - тоскливо спросил Радим.
        - Я рта не смог раскрыть, чтоб с альвом говорить. Ты же сумел. Ежели нам понадобится толмач, это будешь ты.
        - Вот ведь беда! - в сердцах воскликнул Радим. Стоило ему только промолчать - ив поход его бы не взяли.
        - Не задерживай, - коротко сказал Сигват и, гремя оружием, вышел на улицу.
        Радим стряхнул с себя солому, взвалил на плечо мешок и отправился следом. Когда край солнца показался над горизонтом, сотня вершников колонной выступила в сторону соснового бора.
        
        Глава 8
        Погода стояла прохладная, не то что в предыдущие дни. Облака бороздили серое небо, грозя ненастьем. Ветер шумел в вышине, играя верхушками стройных сосен. На землю падали шишки, обломанные сучья и жухлая хвоя.
        Воины ехали друг за другом. Разговоров почти не вели, лишь иногда перекидывались негромкими фразами. Все были хорошо вооружены. Без кольчуги и шишака в колонне ехал только Радим. Скомороху обещали, что, если начнется бой, его прикроют. Кроме того, Валуня дал ему продолговатый франкский щит и короткую су-лицу. Если управляться с сулицей Радим умел - благо на охоту ходил, - то ратный щит держал в руках чуть ли не первый раз в жизни. Скоморох старался обходить войны стороной, и доселе это ему удавалось.
        Сигват поднял руку, дружина остановилась. Отряд вышел на распутье, и теперь предстояло решить: идти по хорошо утоптанной дорожке направо - или налево, по узенькой тропке, исчезающей в кустах боярышника.
        - Сосен справа совсем нет, - заметил Радим. - Слева, за гаем, похоже, снова бор.
        - Ясно, - одобрительно кивнул ярл. - За мной!
        Колонна двинулась налево. Если воины и были недовольны тем, что пришлось продираться сквозь заросли, то не подали виду. Они знали порядок и были готовы идти за Сигватом хоть в пекло.
        Радиму с самого начала не нравился этот поход. Когда тропа повела в чащу, его беспокойство обострилось. Пришло ощущение неминуемой беды, комом встало в горле. Небеса способствовали гнетущему напряжению: белоснежные облака сменили сизые тучи, заслоняя и без того бледное солнце. Похоже, собирался дождь.
        Валуня ехал во главе колонны, поэтому именно он первым попал на опушку леса. Сигват и Радим прибыли следом за ним. Открывшаяся картина их настолько заворожила, что они замерли с открытыми ртами.
        - Нашли… Это, должно быть, и есть святое лоно, - скоморох пришел в себя первым.
        Лес со всех сторон окружал голый холм, на котором не росло ни былинки. У подножия бежал темный ручей, исчезавший в ближайших зарослях. На вершине холма стоял огромный косой крест, двумя концами вкопанный в землю. К толстым бревнам был прибит человек - руки к верхним концам, а правая нога - к нижним. Левой ноги ниже колена не было - только обрывки жил и сухожилий. Лохмотья одежд несчастного развевались на ветру, голова безвольно поникла.
        - Он распят? - с дрожью в голосе спросил Валуня и не дожидаясь ответа, перекрестился.
        - Да, - коротко ответил Сигват. - Это христианский бог.
        - Не может быть! - возразил Валуня. - Бог на небесах.
        - Проверим, - ярл тронул коня острогами и рысью помчался к вершине холма.
        Ратники последовали за предводителем. Радим благоразумно задержался возле опушки. Очень уж неприглядное зрелище, от которого на поприще разило недоброй волшбой.
        Вдалеке громыхнуло, начал накрапывать моросящий дождь. Радим запахнул кафтан и поежился. Может, пока ратники занимаются крестом, самому тихонько обратно податься? Обнаружат его отъезд не сразу, и сомнительно, что организуют горячую погоню.
        Мысли Радима прервал треск веток. Скоморох обернулся и увидел, как колышутся верхушки кустов. Кто-то стремительно ломился через заросли! Тяжелый топот и хруст нарастали, поэтому скоморох почел за благо присоединиться к дружине.
        - Идут! - выпалил он, еще издали. - Чужие идут!
        - Где? - Сигват стоял у подножия креста, разглядывая распятого человека.
        Отвечать Радиму на пришлось: на опушку высыпала толпа оборванцев, вооруженных топорами и рогатинами. Впереди шел Кривой.
        - Всем спешиться! Изготовиться! - приказал Сиг-ват дружине.
        Ратники послушно исполнили указ: спрыгнув на землю, заняли место в плотном строе товарищей. Первая полусотня сомкнула щиты и приготовила сули-цы. Вторая полусотня, вооруженная луками, изготовилась осыпать противника ливнем каленых стрел. Валуня занял место в первых рядах, Сигват встал рядом и занялся подсчетом противников, а Радиму поручили следить за лошадьми.
        Татей было очень много - сотни три-четыре, все в невыразительных личинах. Увидев хорошо вооруженных воинов, они остановились под защитой деревьев. Но бежать оборванцы не стали, чего-то ждали.
        Небо почернело, ветер и дождь усилились. Громкий шипящий голос вспорол напряженное ожидание:
        - Ш-швятое лоно ж-ждет ваш-ш, греш-шники! Вкуш-шите плоть и кровь Гош-шподни! Очиш-штитеоь от ш-шкверны! Вернитеш-шь к ш-швоим братьям!
        Ратники в ужасе обернулись, ибо голос шел со спины. Говорил распятый человек.
        - Напейтеш-шь моей крови, я лью ее для ваш-ш! Ш-шгрызите мою плоть, я ш-штрадаю за ваш-ш!
        Вид распятого человека стал более ужасен, чем когда он был неподвижен. На лице читалось бесконечное страдание, тело тряслось в конвульсиях, боль пульсировала в членах. Из ран на руках и ногах хлынула кровь. Ручейками она потекла к подножию креста, скапливаясь в луже.
        - Спаси меня, Господи… - прошептал Валуня и перекрестился.
        Его примеру последовали другие христиане. Раздались тревожные голоса:
        - Страсти господни!
        - Он вернулся. Чтобы спасти нас!
        Строй распался, многие бросились на колени. Сигват попытался образумить своих людей, но без толку. Только самые закоренелые язычники не поддались всеобщей панике и крепче сомкнулись вокруг предводителя. Увы, их было не больше дюжины.
        Как только тати увидели, что ратники вмиг превратились в богомолов, они двинулись из леса. Кривой шел впереди, сжимая в каждой руке по небольшому топору. Его облик дышал злобой и яростью. На тех, кто упал на колени или валялся на земле, тати внимания не обращали. Их натиск был направлен на Сигвата и его окружение.
        - К бою! - скомандовал ярл, и оставшиеся в строю тут же забыли всякие сомнения.
        Луки метнули стрелы, следом полетели сулицы. Раненые тати попадали под ноги товарищей, но это не остановило натиск. Оборванцев было слишком много. Кривой размахнулся и метнул свои топоры, целя в Сигвата. Один из ратников прикрыл ярла щитом. Топор с треском сорвал медный умбон, пронзил доски и впился в руку воина. Раненый выронил щит. Второй топор ударил ратника в грудь, мигом выбив дух.
        Кривой обнажил меч и бегом бросился вперед. Это послужило сигналом для всех татей. С диким криком они ринулись на врагов, швыряя копья и стрелы. В кровожадном вихре столкнулась многосотенная толпа и небольшой доспешный отряд. Рогатины впились в щиты, топоры зазвенели по шишакам, мечи застучали по кольчугам.
        - Шыны воз-злюбленные! - шипящий голос преодолел шум битвы и донесся до каждого. - Дайте греш-шникам прох-ход к святому лону!
        Кривой остановил бой, тати отступили на десяток шагов. Сигват и несколько оставшихся в живых ратников замерли во враждебном окружении.
        - Слышали? - обратился к дружинникам Кривой. - Пусть тот, кто хочет жить, признает свою вину перед Господом и вкусит его плоти и крови!
        Приблизившись к одному из дружинников, замерших в коленопреклоненной позе, тать поднял его за волосы:
        - Вот ты! Ступай к Господу! Пей кровь! Ешь плоть!
        - Нет… Нет… Не могу… - запричитал испуганный воин.
        Кривой повторять повеление не стал. Его меч мигом отделил голову дружинника от туловища.
        - Ты! И ты! Ежели не вернетесь в святое лоно - умрете! - Кривой был беспощаден.
        Дружинники послушно направились к кресту. С ужасом поглядывая на распятого человека, они вплотную приблизились к нему.
        - Не бойтеш-шь, ш-шины мои… - ласково прошипел он.
        Поток крови из культи усилился, словно приглашая к угощению. Дружинники неуверенно лизнули алую жижу.
        - Вы приш-шли к ш-швятому лону! - подбодрил их шипящий голос. - Теперь вкуш-шите моей плоти! У ж-живота… Да, да, да…
        Тряпица, прикрывавшая срамное место распятого человека, закрывала и страшную гниющую рану на животе. Дружинник с отвращением отодрал ткань. Почерневшее мясо обнажилось.
        - Делайте, что велит Господь, или умрите! - крикнул Кривой.
        Один дружинник, закрыв глаза, погрузил зубы в тело распятого человека. Выдрав кусок, он с мукой его проглотил. Второй дружинник заколебался. Он отшатнулся от креста и, закрыв лицо руками, заплакал.
        - Потерянная душа, - зло сказал Кривой.
        Он взмахнул мечом. Голова дружинника упала рядом с отсеченными кистями.
        - Следующий! - потребовал Кривой.
        Подавленные и запуганные воины, набожно крестясь, стали по очереди подходить к распятому человеку. Они послушно пили кровь, кусали гниющее мясо и, ошеломленные, отходили прочь.
        Те, что сомневались в спасительности предложения человека с креста, стали пробираться к Сигвату и его людям. Занятые лицезрением актов обращения, тати не обращали на них внимания. Одним из первых, кто пробился через врагов к Сигвату, был Радим. Весь короткий бой он прятался между лошадьми, а когда все закончилось, вдруг обнаружил, что холм окружен разбойным людом. Можно было пытаться пробраться к лесу, но уж слишком много суровых мужей с рогатинами предстояло миновать. До Сигвата же рукой подать, обойти четверых и протиснуться между пятым и шестым безликими.
        Валуня с улыбкой встретил скомороха:
        - Жив!
        - Покуда. Как думаешь, прорвемся?
        - Ужо даже не знаю. Против бога идти бестолково.
        - Так иди, вкуси крови и плоти.
        - Не надо, Радим, не подначивай, - нахмурился Валуня. - Я добрый христианин, но о таком святые батюшки не говорили. Это неправильно.
        - Что - неправильно?
        - Все, что сейчас происходит. Иисус - добрый! Он бы отпустил с миром тех, кто не пошел за ним. Да и личины эти скоморошьи… Не по-божески это!
        - Точно, Валуня. Я сам ничего не понимаю, но не верится мне, что этот окровавленный человек - бог. Волшба здесь. Дурная волшба.
        Тем временем Кривой решил вернуться к окруженным ратникам, оказавшим сопротивление. Он подошел почти вплотную и потребовал:
        - Вернитесь в святое лоно или умрите!
        В ответ Сигват метнул сулицу. Расстояние было настолько мало, а бросок оказался таким неожиданным, что Кривой не сумел увернуться. Пронзенный насквозь, он упал под ноги своим соратникам. Однако тех это не смутило.
        - Вы все умрете! - крикнул щербатый старик в полуличине и вышел вперед. - Смерть грешникам! Кто принесет их головы, заслужит благословение Господа! За мной, братья!
        Толпа ринулась на ощетинившихся копьями дружинников. Соотношение сил было явно неравное - дюжина смельчаков против нескольких сотен безумцев.
        Татям было все равно, кого и как убивать. Первыми жертвами пали беззащитные лошади. Они были изувечены, расчленены, втоптаны в грязь только потому, что оказались на пути разбойников. Те, что выжили, обезумев от страха, стали метаться по холму, рвя путы, сшибая все на своем пути. С людьми вышло иначе.
        Тати дрались плохо. Они почти не защищались, подставляясь под самые простые удары. Вскоре у ног дружинников высилась гора вражеских трупов. Обычные смерды давно бы бежали, увидев столько смертей. Но безликие с прежней энергией продолжали бросаться под разящую сталь. Натиск усилился, когда к бою присоединились те, кто только что вкусил крови и плоти распятого человека. Они были вооружены и обучены лучше разбойников. Их удар смял ряды обороняющихся, разом вывел из боя половину ратников Сигвата. Вихрь битвы оттеснил отряд к самому кресту.
        - Вернитеш-шь в ш-швятое лоно! - прошипел распятый.
        - Клянусь Сварогом, сначала туда отправишься ты! - ответил Радим, отчаянно размахивающий ме-юм павшего дружинника.
        - Греш-шники! - Шипение угрожающе усилилось.
        Не долго думая, Радим подхватил с земли меч и полоснул по бедру распятого человека. От такого удара нога должна была распасться надвое, но этого не произошло. Даже кожа не лопнула, и не осталось никакого следа.
        Тем не менее результат превзошел все ожидания. Распятый человек дернулся и дико зашипел. Его лицо исказилось.
        - Не-ет! Не прикаш-шайш-шя ко мне!
        - Не понравилось? Получи еще! - Радим ткнул мечом в живот распятого.
        Раны не вышло и на этот раз, однако шипение стало оглушительным. Тати внезапно остановили бой и схватились за головы. Их лица исказили те же маски страдания, что была у распятого на кресте.
        - Ш-шмерть греш-шникам! - прошипел сквозь стиснутые зубы их бог.
        Борясь с болью, наиболее сильные из татей возобновили сражение. Двое ратников пали под ударами боевых топоров. В живых остались Сигват, раненный в плечо Валуня и Радим. Смерть дышала в лицо, и казалось, ничто не сможет ее остановить.
        Радим обратил внимание, что тати на него не нападают, хотя он стоял, открытый для ударов. Верно, боялись, что скоморох причинит их богу новую боль.
        - Давай договоримся! - крикнул Радим распятому. - Мы уходим с миром и больше не тревожим тебя! Иначе…
        Как только скоморох коснулся обнаженного тела мечом, шипение новой волной захлестнуло холм.
        - Ну как, пойдет?
        - Да, греш-шник! Ш-штупайте! Но вы ещ-ще вер-нетеш-шь…
        Тати прекратили схватку, Сигват и Валуня, тяжело дыша, подошли к Радиму.
        - Надо покончить с ним, - сказал Сигват и занес секиру для удара.
        - Ты не сможешь… - грустно заметил Радим.
        Лезвие секиры опустилось на грудь распятого человека. Шипение, переходящее в стон, хлестнуло по ушам. Единственный след удара - красная полоска под левым соском - исчез так же быстро, как появился. Ярл будто попытался разрубить камень - топорище отскочило с такой силой, что он чуть не выронил оружие.
        - Ш-штупайте, пока я так х-хоч-чу!
        Радим отметил, что могучий удар норманна причинил богу татей то же страдание, как и легкое касание меча. В чем дело? На раздумья времени не оставалось, поэтому скоморох поторопил товарищей:
        - Идем!
        - Мы должны уничтожить зло, - Сигват был покрыт потом и кровью, но не собирался отступать.
        - Позже! Он же обещал, что мы вернемся. Мы действительно вернемся, - попытался убедить воинов Радим. - Сейчас мы ничего не можем, кроме как легонца помучить.
        - Он нас боится! Он не бог! Он смертен! - ответил ярл.
        - Мы не успеем этого выяснить, ежели не поторопимся. Я ухожу, - Радим направился в сторону опушки.
        - Добро. Мы вернемся, - Сигват принял решение, злостью глянул на крест и стал спускаться следом за зкоморохом.
        Валуня поспешил за ними. Но не успели они прой-ги и десятка шагов, как снова раздалось шипение:
        - Ш-шмерть греш-шникам!
        Тати ожили. Их руки снова взялись за смертонос-юе оружие и обрушили его на врагов. Радиму только чудом удалось избежать рогатины. Извернувшись, он пал под ноги набегавшему противнику. Тот споткнулся и рухнул. Скоморох помчался к вершине холма, ловко уворачиваясь от клинков и копий.
        Валуня не был так удачлив. Видимо, сказалась и рана. Он не успел прикрыться щитом и получил удар по голени. Кость не пострадала, но кровь брызнула во все стороны. Сигват прикрыл отрока, дав ему возможность уйти из-под следующего удара.
        Если бы не стремительность скомороха, то все было бы закончено за считанные удары сердца. Радим спас товарищей, молнией взлетев на холм. Его меч описал дугу и с силой полоснул по распятому человеку. От шипения заложило уши.
        - Х-хватит! Ш-штойте! Я отпущ-щу ваш-ш!
        - Теперь тебе веры нет!
        - Ш-штупайте!
        Тати оставили в покое Сигвата и Валуню, расступились, освобождая проход к лесу.
        - Они снова нападут, ежели мы пойдем вместе, - мрачно заметил Валуня. - Я останусь у креста. Ступайте.
        - Нет, останусь я, - ответил Сигват. - Ты ранен. - И, возможно, не выживу. Останусь я, Сигват.
        - Ты - храбрец, Валуня. Но ты должен жить.
        - Ничего страшного… Млада найдет себе более достойного мужа. А дружина не ослабеет, потеряв отрока. Ты, Сигват, важнее. Без тебя никто не сможет справиться с этой напастью.
        Сигват обнял Валуню и прижал к груди:
        - Ты мне как сын. Всегда был, всегда останешься.
        - Ты мне как отец, Сигват.
        Радим, с одной стороны, был доволен, что отступление будет прикрыто, с другой, он никак не мог поверить, что для этого Валуня жертвует своей жизнью.
        - Неужели нельзя как-то иначе? - скоморох пытался придумать способ спасения всех троих.
        - Нет, Радим. Ужо нельзя. Вы обязаны выжить и привести сюда князя. Я постараюсь продержаться. Иисусе мне помощник.
        Слезу Радим пускал редко, но сейчас не смог удержаться. Прозрачная капля медленно стекла по перепачканной грязью щеке.
        - Ты понял, гнусная тварь? - обратился Радим к распятому человеку. - Наш друг остается тут. Он будет следить за тобой. Не вздумай тронуть его! Тебе будет очень больно, коли нарушишь слово!
        - Ш-штупайте, греш-шники!
        - Держись, Валуня! Мы вернемся!
        Сигват и Радим бросили прощальный взгляд на замершего у креста воина и поспешили вниз по склону. Они не оборачивались, поскольку боялись, что не смогут удержаться и застонут от горечи при виде одинокого израненного воина, удерживающего натиск сотен врагов.
        
        Глава 9
        Радим сидел на завалинке и ковырял былинкой в зубах. Настроение было поганое. Вернувшись к Волочку, ярл и скоморох застали там Остромира с дружиной.
        Боярин был очень разгневан тем, что поведал ему Сигват. Он осыпал норманна оскорблениями, кляня его за потерю добрых воинов.
        Сигват принял ругань достойно, не проронив слова, не отведя взгляда. Когда ярость Остромира иссякла, ярл коротко заметил, что надо собираться в новый поход, и на этот раз известно, с чем придется иметь дело, а потому можно подготовить людей. Боярин выслушал норманна без восторга: с одной стороны, он все еще не верил до конца рассказу о кресте на лысом холме, с другой - не хотел, чтобы Сигват имел хоть какое-то отношение к победе над татями.
        Скомороха боярин поперву будто не заметил, лишь бросив на него быстрый взгляд. Причина этого стала ясна, когда Сигват ушел в дом пресвитера на воинский совет. К скомороху медленно приблизились два широкоплечих мужа. Радим без труда узнал старших братьев убитого в Березейке Третьяка. Стараясь не выдать своего волнения, скоморох выкинул измусоленную былинку и сорвал другую.
        - Тебе перед нами ответ держать, скоморох, - сказал Первой.
        - На тебе кровь нашего брата, - поддержал его Вторый и обнажил меч.
        Постепенно вокруг завалинки начала образовываться толпа. Прежде всех сюда подошли товарищи обиженных дружинников, потом появились и любопытные из местных жителей.
        - Это не я убил его. Вы ошибаетесь! - заявил Радим.
        - А кто?
        Ситуация складывалась непростая. Рассказать о помощи Валуни? Так дурно обойтись с человеком, который, рискуя жизнью, остался прикрывать уход Друзей, Радим не мог. О Младе скоморох тоже зарекся говорить. Нечего молодице жизнь губить. Так на кого бы вину переложить?
        - Это тати учинили. Они и меня убить хотели, но я сбег. Ежели хотите отомстить, собирайтесь, я могу показать дорогу к их стану.
        - Почто ж они ночью приходили и только на тебя да Третьяка напали? Никто никаких татей в Березей-ке не видел.
        - А я почем знаю? Что было - то говорю.
        - Лжешь, лис смердящий! - воскликнул Вто-рый. - Мы отмщение тебе принесли, убивец!
        - Не по закону это!
        - Неужто виру заплатишь? Есть ли у тебя сорок гривен серебра, скоморох?
        - А вот и есть. Только пусть нас тиун княжий судит, ибо невиновен я.
        - Раз невиновен, выходи биться! - заявил Вто-рый. - Кому Бог поможет - тот и прав.
        - У меня меча нет.
        - Дело поправимое, - ответил Первой. - Эй, кто-нибудь, дайте ему меч.
        Один из дружинников протянул скомороху тяжелый франкский клинок. Пришлось взять, отступать было некуда.
        - Он в броне, я ж голый, - заметил Радим, оттягивая время поединка. Если бы сейчас появился Сигват или хотя бы Остромир!
        - Скидывай броню, Вторый!
        Дружинник послушно снял кольчугу. Более того, он скинул и рубаху, открыв всеобщему обозрению ладно сложенное тело. Красуясь, Вторый поиграл могучими мускулами. Сразить такого противника могло помочь только чудо.
        - Ну, сшибайтесь, - сказал Первой, предчувствуя короткий бой.
        Вторый уже собирался занести меч для первого удара, как его остановил строгий окрик:
        - Прекратите безбожное дело, дети мои! Не дело решать споры, подобно язычникам!
        Это был Армен. Он вышел из терема, и, заметив, что затевается смертоубийство, поспешил вмешаться.
        - Прости, батюшка, они поневолили меня, - бросая меч на землю, сказал Радим. - Грех великий биться насмерть, а не правду искать у мудрых.
        - Это суд Божий! - яростно возразил Вторый. - Я убью тебя, и Бог мне помощник!
        - Не богохульствуй! - резко оборвал дружинника Армен. - Не тебе, убогому, рассуждать о Боге! И попрания христианских заповедей не потерплю! Вложи меч в ножны, если не хочешь вечного проклятия.
        - Сначала я отомщу за брата! - Вторый шагнул к Радиму, поднимая меч.
        Первой поспешил остановить убийство. Он представлял, во что может вылиться распря с пресвитером. Коли отлучат от святого причастия, так и из дружины вышибут. Князь только норманнам позволял в Христа не веровать. Руси же без набожности при Владимире Ярославиче никак нельзя было. Епископ новгородский, Лука Жидята, тщательно за этим следил. Кто в храм христианский долго не ходил, милостей лишался, а потом мог и без крова остаться.
        - Не надо, Вторый! Остынь. Мы требуем, чтобы скомороха заковали в железо. Пусть князь решает его судьбу.
        - Верно, дорогой, - согласился Армен. - Так и будет. Бог через князя воздаст каждому по грехам его! Я уведу скомороха с собой и посажу под запор до приезда господина.
        - Добро.
        Дружинники расступились, пропуская Армена и Радима. На лицах зрителей читалось недвусмысленное разочарование прерванной забавой.
        - Напраслину на тебя возводят или как? - спросил пресвитер, как только за спиной захлопнулась дверь терема.
        - Напраслину, как пить дать! Не убивал я Третьяка, Христом клянусь!
        - Тогда ничего не бойся, дорогой. Княже справедлив и рассудит по закону. Пока же у меня погостишь. Никуда не ходи, а то попадешь дружине в руки, опять грешную битву устроят.
        - Да, батюшка. Все сделаю как велите. Только вы помогите мне. Друга мы оставили в лесу сдерживать татей-чародеев. Он там поныне с ними бьется. Посодействуйте, чтобы господин великий боярин скорее дружину туда повел. Сгибнет ведь добрый сын церквы Христовой.
        - Слышал я, что вы претерпели. Не верится, дорогой, не верится, честно скажу. Однако с тобою согласен: чем скорее мы с татями покончим, тем лучше. А спасти твоего друга… Бог ему поможет.
        - Бог поможет, помогите и вы, батюшка!
        - Хорошо, дорогой. Я приложу все усилия. Однако удача отвернулась от скомороха. Не успел он миновать сени, как навстречу вышел Остромир. За ним следовали Сигват и несколько мечников. Они закончили совет, и, судя по нахмуренному виду Сигвата, норманну на нем пришлось нелегко.
        - Опять этот скоморох… - недовольно заметил боярин. - Почему до сих пор не в порубе?
        - Указу не было… - растерянно, ответил один из мечников.
        - Неужели не ясно, что убивец должен быть под стражей? В колодки - и в темную!
        - Ежели скомороху будет суд, - сказал Сигват, - пусть учтут, что это он к тайному святилищу вывел. Без его помощи мы бы доныне без цели по лесам мотались.
        - И сотня добрых воев была бы цела, - язвительно добавил Остромир. - В темную!
        - Разреши, боярин, Радим под моим оком пребудет, - попросил Армен.
        - Нет, отче. Ты, верно, не знаешь, какой он кудесник. Божьего человека надурить - ему в радость.
        - Не приметил я за ним такого, боярин…
        - Мало с ним дел имел, отче. Поверь моему слову, его место в порубе, а может, и на суку.
        После этих суровых выражений боярской немилости Радим окончательно потерял надежду выйти сухим из воды. Как его взяли под руки и куда-то поволокли, он не запомнил. Взор заслонил туман отчаянья, сердце оглушительно загремело в груди. Как же так! Он прошел сквозь огонь и воду, а оказался опять на положении пленника. Вырваться из цепких пальцев Ост-ромира не удалось.
        Колодок найти не смогли, поэтому Радима связали толстыми сыромятными ремнями, кинули в холодный мрачный подпол и захлопнули тяжелую дверь. Сильно ударившись о землю, он подумал было, что сломал ребро. Однако вскоре боль утихла, и скоморох понял, что ничего серьезного с ним не случилось. Он пожалел об этом: умереть от ран было бы лучше, чем в бессилии скрежетать зубами, пока истекающий кровью товарищ сдерживает ватагу жестоких татей без надежды на подмогу.
        
        Глава 10
        Забыться и уснуть Радиму никак не удавалось. Ныли связанные руки, в голове ворочались тяжкие думы. Извернуться и выскользнуть из сыромятных кож не получилось. С пенькой скоморох справился бы, сомнений нет, а вот ремни оказались непреодолимым препятствием. Была мысль - перегрызть путы, благо пленник мог согнуться пополам, так чтобы ноги очутились у рта. Однако кожи держались крепко. Грызть их - не перегрызть седмицу, а то и более.
        Устав, Радим закрыл глаза, расслабился и уже собирался провалиться в дрему, как почувствовал запах Дыма. Втянув воздух ноздрями, скоморох убедился: что-то горит, и горит неподалеку. Тревога закралась в душу - а если пламя перекинется на эту избу? Сгореть Радим, может, и не сгорит, а вот задохнется запросто.
        Вспомнился случай из детства, когда жители Го-родца на Соже, где зимовал будущий скоморох, запалили старуху ведунью. То ли сглазила она кого, то ли порчу навела, не важно. Собрались мужи, дождались темноты, тихо пришли на выселки да хворосту принесли. Костер был такой, что всему городцу видать.
        Утром Радим вместе с другими ребятишками на угли смотреть бегал. Тогда из подпола девочку вытащили,, бледную и бездыханную. Внучка ведуньи от пламени укрылась, да вот от дыма не упаслась.
        Послышались крики, потом над головой раздался торопливый топот, кто-то громко заговорил. Слов скоморох разобрать не смог, но понял: случилась беда. Нельзя ли воспользоваться сумятицей?
        Радим громко завопил:
        - На помощь! На помощь! Люди добрые! Горю! Горю! На помощь!
        Однако никто не спешил открывать дверь. Запах гари тем временем усилился. Клочья дыма просочились между мостин и заставили Радима закашляться. Дело оборачивалось худо, очень худо.
        - На помощь!
        Все без толку. Радима охватило отчаянье. Так глупо погибнуть, помереть в расцвете сил по воле злодейки-судьбы! Скомороха, бывало, посещали мысли о смерти. Иногда он бы даже приветствовал ее. Но сейчас совсем не хотелось расставаться с жизнью.
        Дым все настойчивее проникал в узилище. Заслезились глаза, запершило в горле. Радим, не переставая кричать, задергался, как червяк. Бестолково. Только ремни больнее впились в тело.
        Внезапно наверху зазвенело железо, раздался треск древесины, вновь зазвучали голоса. Дверь распахнулась. Вместе со светом в подпол ворвались сизые клубы дыма. На краю лаза замерла темная человеческая фигура.
        - Вылазь, грешник!
        - Не могу, - Радим с ужасом вспомнил, кто последний раз называл его грешником.
        - Тогда умри!
        В руках человека мелькнула рогатина. Через мгновение ржавый наконечник устремился к груди скомороха. Радим резко откатился в сторону.
        - Я тебя достану, грешник! - Человек спрыгнул в подпол и, пригнувшись, чтобы не задевать головой мостины, двинулся к скомороху.
        Радим перекатился к стене.
        - Пощади! - Он уперся спиной в стену. - Пощади, я вернусь в святое лоно!
        - Твои слова лукавы, грешник! Я узнал тебя. Ты ходил на святую гору и творил зло. Господь завещал убить тебя!
        Острие скользнуло по путам, сдерживающим Радима. Кожаные ремни лопнули, освобождая руки. Рогатина с чудовищной силой вонзилась в бревно. Бледная личина скрыла гримасу разочарования.
        Пока противник пытался высвободить оружие для следующего удара, скоморох полностью освободился. Руки затекли, но все ж их гибкости хватило, чтобы избежать очередного наскока. Рогатина вспахала землистый пол, но поранить Радима не сумела. Дым тем временем все больше окутывал место схватки. Человеку с рогатиной стало неуютно, он закашлял, глотнув гари.
        - Грешник, умри! - это были последние слова, которые Радим слышал от своего преследователя.
        Скоморох скрылся в густых клубах, поваливших через дверь. Смерти от железа он избежал, теперь предстояло пройти через огонь.
        Где - то в стороне трещала пожираемая пламенем древесина. На улице звенело оружие и раздавались боевые кличи. Выбравшись из подпола, Радим чуть было не упал. Он запнулся о тело, распластанное у самого входа. Неудачный шаг сбил скомороху дыхание. Радим попробовал ухватить новую порцию воздуха, но глотнул лишь едкого дыма. Зажмурив глаза, кашляя и обливаясь слезами, помчался в сторону, откуда лился дневной свет. Плечо лизнул огненный язык. С потолка посыпались пылающие головни. Скорее! Когда рухнет крыша, смерти не избежать. Дверь была распахнута, поэтому беглецу хватило сил, чтобы вырваться из занимающейся огнем избы.
        Упав на зеленую лужайку, Радим сделал несколько глубоких вдохов, борясь с приступом тошноты. Болела и кружилась голова, зрение никак не могло прийти в норму. Однако скоморох приметил, что пылает почти половина Волочка и сражение кипит почти у каждого двора.
        В дыму Радим различил знакомую лысину - это Сигват секирой прокладывал себе путь. На каждого врага ярл тратил не более двух-трех движений. Ловко уворачиваясь от набегающего противника, он поражал его точным ударом. Справившись с последним безликим, норманн остановился, стараясь отдышаться. Радим хотел было окрикнуть ярла, как увидел, что к тому подскакал вершник на взмыленном коне.
        - Ты предал князя, Сигват!
        - Нет! Я предупреждал! Нельзя было пускать моих людей в стан!
        - Но это твои люди!
        - Они очарованы тварью с креста! Я предупреждал!
        - Ты поплатишься за это, Сигват!
        - Я уже расплачиваюсь…
        Вершник резко развернул коня и помчался в глубь села. По золоченому шишаку и богатому платью Радим признал в нем Остромира.
        - Скоморох! Ты жив! - Норманн заметил Радима. - Они пришли сюда. Они убили наших лучших людей.
        - Это никогда не кончится, ежели мы не повергнем их истукана! Надо вести войско к лысой горе…
        - Я знаю. Но у меня нет войска. Мои отроки сражаются на стороне татей. Я обречен. Но я погибну с честью!
        Сигват закинул секиру на плечо и, повернувшись в сторону, откуда доносились звуки боя, собрался идти на смерть.
        - Погоди! Не спеши умирать, господин. Мы обещали Валуне вернуться. Надо держать обещание!
        - Валуня мертв. Будь он жив, эти выродки не пришли бы сюда.
        В словах норманна была правда.
        - Постой! Говорили, вы шли тремя отрядами. Значит, у князя еще осталась дружина. Надобно к нему ехать! Кто-то должен остановить безликих. Где его найти?
        - Князь вернулся в Березейку. Молвят, он занемог. Однако после того, что случилось, доверия мне не сыскать.
        - Надо опередить все слухи, господин. Мчись к князю немедля.
        - Не успеть. Ночью Остромир послал гонца с наветом. Лучше умереть в бою, чем на плахе!
        - А ежели плыть по реке? По течению ты окажешься недалече Березейки уже к вечеру.
        - Хорошо придумано! - Внезапно глаза ярла задорно блеснули. - Как я раньше об этом не подумал? Ежели булгарский купчина еще не успел переволочь ладью, можно воспользоваться ею. Идем, скоморох!
        - Боюсь, я вряд ли смогу тебе помочь в бою… Скорее буду обузой.
        - Доныне ты мне только помогал. Идем! Без твоих советов мне не победить порождение Хеля!
        Радим с неохотой признал правоту Сигвата. Действительно, ему, Радиму, выпала незавидная, но важная Роль в борьбе с татями. Так уж получилось, что он знал о них побольше многих. Времени на долгие раздумья не было, надо решать: трусливо бежать куда глаза глядят или ввязаться в новое предприятие, рискованное, но благородное. Скоморох после мучительных колебаний выбрал второе. Была не была! За смерть Валуни кто-то должен ответить!
        К ладье пришлось прорываться с боем. Неожиданно из-за плетня выскочили тати, размахивающие топорами и косами. Но это оказались холопы, а не бывшие дружинники. В движениях напавших было много ярости, но мало сноровки. Радим, не имея никакого оружия, быстро спрятался за широкую спину норманна. Сигват отразил град ударов щитом и неспешно, но точно одного за другим поразил противников. Двое рухнули, разрубленные пополам, один - с отсеченной ногой.
        - Возьми топор! И за мной!
        Радим послушался. Вскоре топор ему пригодился.
        У причала кипело жестокое сражение. Несколько одетых в кольчуги татей бились с Хельги Тюленьи Яйца и его ребятами. Сталь звонко гремела о сталь, трещали щиты, надрывно скрипели доски настила. Яков и Сара сидели на корме, спрятавшись за кипой тюков. Им было чего опасаться - ведь нападавших приходилось двое против одного защитника.
        Сигват без лишних размышлений ввязался в драку. Подбежав со спины к двум разбойникам, он обрушил на них секиру. Отрубленные головы с плеском ушли в воду. Окровавленные личины медленно поплыли по течению.
        Радим, размахивая топором, прикрыл норманна сзади. Хельги воспользовался внезапным подкреплением. Его люди, усталые, израненные, обрели второе дыхание. Их мечи буквально за сотню ударов сердца сломили сопротивление врагов и лишили татей жизни. Мета окрасилась в красный цвет.
        - Благодарийт, - тяжело дыша, сказал Хельги.
        Сигват ответил ему по-норманнски. Они о чем-то заговорили.
        - Отплываем! Отплываем! Поспеши, Хельги! - оживился Яков, поняв, что появилась возможность отчалить от негостеприимного берега.
        Хельги послушно шагнул на борт. Его люди последовали за ним.
        - Куда они? Останови их, Сигват! Пусть возьмут нас! - крикнул Радим.
        Речь норманнов становилась все более громкой. Хельги отрицательно качал головой и повторял одну фразу. Сигват пытался его переубедить.
        - Что он хочет? - спросила Сара.
        - Плый с нами. К князю.
        - Нет, нет, нет! - воскликнул Яков, воздев руки. - Ради Бога, хватит мне злоключений! Надо было заплатить этому жадному Пырешке, и он отволок бы нас к Тверце еще вчера! Никаких больше князей! Мы просто отойдем от берега и, когда все закончится, вернемся сюда же.
        - Купчина, не помогая мне - ты помогаешь татям. Князь этого тебе не простит, - твердо заявил Сигват.
        - Ой, чья бы корова мычала, богатырь! Тебе самому не сносить головы, я был у Остромира, все слышал. Отчаливай, Хельги! И быстрее!
        Чал уже был отвязан, поэтому Хельги пришлось только оттолкнуться ногой от пристани. Но ладья далеко не ушла. Быстрым прыжком Сигват перемахнул через борт и принял угрожающую стойку. Хельги выругался. Сигват в долгу не остался.
        Перебранка закончилась - как и предполагал Радим - поединком. Хельги сделал оскорбительное движение, тронув себя между ног и потом указав на Сигвата. Тот побагровел и ринулся вперед.
        Норманны столкнулись щитами, но ни один не уступил. Потом они пустили в ход оружие. Хельги бился мечом, Сигват рубил секирой. Ладья плавно покачивалась у причала, служа ненадежной опорой для ног. Однако оба норманна были опытными бойцами. Они ловко использовали качку, чтобы избегать чужих ударов и вкладывать в свои дополнительную силу.
        Радим с замиранием сердца наблюдал, как два раза меч скользнул по кольчуге Сигвата. К счастью, большого вреда это не принесло: лишь полопались кольца. Затем пришло время Хельги. Секира краем задела его плечо, заставив слегка присесть. Следующий удар пришелся по мечу. Хельги неудачно отступил и, поскользнувшись, рухнул за борт. Фонтан брызг окатил находящихся в ладье.
        - Плывем к князю, - сказал Сигват.
        Тяжело вздохнув, Яков запричитал на родном языке. Радим прыгнул в ладью. Люди Хельги нехотя сели за весла. В это время из воды, отфыркиваясь, появился Хельги. Он потерял шлем и оружие, скинул под водой кольчугу, но выплыл. Сигват протянул ему руку. На этом вражда двух варягов закончилась.
        Радим уже было расслабился, но не тут-то было.
        - Помогите! - раздался с берега негромкий крик.
        Все повернули головы в сторону полыхающего Волочка. У самой кромки, по щиколотку в воде, стоял обгорелый Армен и размахивал шипастой булавой. С ним бились двое татей. Их топоры описывали причудливые дуги. К счастью, рукоять булавы пресвитера была длиннее, чем топорища разбойников. Ему удавалось не подпускать врагов ближе, чем на пару шагов.
        - Помогите!
        Решение зависело от Сигвата. Он честно завоевал позицию главы маленького отряда, а потому распоряжался на ладье, как хозяин.
        - Правьте к берегу, - приказал норманн.
        Перечить ему не стали. Весла черпнули воду, и через пару взмахов судно приблизилось к месту, где сражался Армен. Сигват забрал копье у одного из ратников и прыгнул за борт. Норманн ушел по пояс в воду, но это лишь чуть замедлило его движения. Когда до берега оставались считанные шаги, Сигват метнул копье в одного из татей. Удар оказался верным. Пронзенное сердце остановилось, и враг рухнул замертво. Вскинув секиру, ярл приблизился к Армену:
        - Лезь на лодь. С этим сам разберусь.
        Пресвитер спорить не стал. Радим и Чтибор помогли ему взобраться на борт.
        Поединок Сигвата и татя был коротким. Могучий удар выбил оружие из рук разбойника, тать выхватил нож, но не успел даже взмахнуть им, как повалился с расколотым черепом. Норманн, не мешкая, устремился к ладье - и вовремя. Со стороны села к берегу бежало не меньше дюжины разгоряченных врагов.
        
        Глава 11
        Отойдя от Волочка на пару верст, Сигват и его спутники расслабились. Весла убрали, дав реке неспешно нести ладью вниз по течению. Радим успокоился и уже мечтал вздремнуть в покое, как оказался в центре нового конфликта. Собственно, он сам его и затеял.
        На корме, под лавкой лежал потертый холщовый мешок. Приглядевшись, скоморох без труда узнал лямки, которые не долее как днем раньше стягивали его плечи. Пробравшись к мешку, Радим вытащил его на свет и развязал горловину.
        - Смотри-ка! Мое добро!
        - Не трожь! - К скомороху поспешил Яков. - Это мое!
        - Господин, вы путаете. Тут и личина моя, и рубаха латаная… Вот гляньте.
        - Я купил! Я честно уплатил три резани! - Но это моя крома. Я не продавал ее. - Ой, грабят бедного купчину! Ой, разоряют средь эела дня! Хочешь мешок - плати денюжку! А иначе - он мой! - Яков вцепился в предмет спора.
        Радим вовсе не собирался расставаться со своим добром, поэтому потянул мешок на себя:
        - Господин, здесь мои вещи. Их силою у меня отобрали.
        - Должно быть, за дело! Я ж не у татей их покупал!
        - Яков, милый, оставь крому скомороху. С него все одно взять нечего. Разбогатеет - все сторицей вернет.
        - Ой, вернет, Сара! Как же! Дождешься от него благодарности.
        - Это моя крома!
        - Вот заталдычил! Рассуди нас, Армен! - потребовал купец.
        - Грех это - за мирское добро зубами цепляться. Да ты ж нехристь, Яков. Тебе не втолкуешь. А скомороху епитимья - седмицу на воде и хлебе.
        - Что ж так сурово, батюшка? - Радим обиженно посмотрел на пресвитера.
        - Чтоб урок был, дорогой. Крому же забирай. Ее какой-нибудь холоп боярский продал, хоть права не имел.
        - Армен! Что ты говоришь! Я честно отдал три резани! - возмутился Яков, - видимо, не ожидал такого поворота событий.
        - Я сказал, - устало ответил пресвитер.
        - Яков, подчинись, - обратилась к мужу Сара и потянула его за рукав. - Будет тебе.
        - Аи, беда мне беда! Все против бедного честного торговца. Будь по-вашему. Только пусть скоморох обещает вернуть три резани. Хоть не сейчас, но к Песаху обязательно.
        - За свое добро? Не бывать такому! Моя крома!
        - Ограбили, обобрали! - запричитал Яков и, опустившись на скамью, показательно зарыдал.
        - Отдохнули - хватит, - подал голос безучастно наблюдавший за спором Сигват. - Наляжем на весла. Надо к Березейке до темна добраться.
        Хоть и плыть по течению легче, чем против, но гребцы устали уже к полудню. А тут, как нарочно, на берегу показалась отара овечек, пришедших на водопой. Сигват решил, что сами боги дают знак: надо остановиться и перекусить. Увидев ладью, полную суровых воинов, пастух почел за благо стремительно скрыться в лесу. Он хотел увести и отару, но глупым животным очень хотелось пить. Насытившись, они попытались убежать от норманнов, однако это удалось только тем, на кого не хватило сулиц. Остальные остались лежать на берегу, захлебываясь в собственной крови.
        - Знатная добыча! - Яков так и сиял, будто не было недавних распрей со скоморохом. - Тут и про запас будет.
        - Это вряд ли, - заметил Хельги. - Мы проголодайт.
        Решили готовить баранину на пару. Для начала побросали в костер речные камни. Пока они грелись, Хельги и его ребята освежевали и разделали овец. Принесли котел. В него положили раскаленные камни, а потом сочащиеся кровью куски мяса. Котел закрыли крышкой и прижали ее бревном.
        В ожидании ужина спутники завязали беседу о том, что делать дальше.
        - Если все правда, что поведали об идолище разбойничьем, то это творенье диавола, - начал Армен. - Решил он Господа Бога опорочить и рабов его к рукам своим прибрать. Трудно будет с отродьем сатанинским тягаться. Мечом дело не решить, только рать положите.
        - Есть на тварь управа, - возразил Сигват. - Она оружия боится.
        - Но поразить-то его не смогли?
        - Нет. Но у нас сил не было. Коли вся дружина тварь бить начнет - конец злобному альву.
        - А если не конец? Тут, дорогой, не в силе железной дело. А в силе духа. Молитвою супостата обрушить Не пытались?
        - Не до того было.
        - Ясно, язычник. Ну, а ты, Радим, что ж не вспомнил Господа Бога?
        - Батюшка, не гневись, однако ж Господа все больше тот вспоминал… распятый. Не по себе было. То дрожь, то ярость, никаких светлых дум.
        - Плохо, что средь вас мудрых христиан не нашлось. И теперь ту же ошибку повторить хотите. Диавола оружием земным не одолеть.
        - Так, батюшка, вы же с нами, - скромно заметил скоморох.
        - Да уж, теперь не отступлю. Но я не столь мудр. Тут воистину святой человек нужен. Как блаженный Августин или апостол Иоанн. Знаю одного такого. У Торжка в монастыре настоятелем пребывает вот уж не один десяток лет. Его бы к нам…
        - Уж не об Ефреме ли, братце Георгия да Мойши Угринов, ты речь ведешь, Армен? - поинтересовался Яков.
        - О нем, о единственном из рода Угринов, коему чудом удалось избежать козней Святополка князя Окаянного.
        - А почто изводили тех Угринов, батюшка? - поинтересовался Радим.
        - По святости их. Диавол не дремлет, и как ныне поднял голову в Новгородчине, так при отцах наших всю землю поверг в хаос, отдал Окаянному. Ежели б не Угрины, быть нам в руках сатанинских.
        - О таком не слышал. Я скоморошу, по разным местам хожу, о Святополке байки знаю. Но все говорят: силу брата обрушил князь великий Ярослав. Об Угринах я не слыхал.
        - Беда, когда святых забывают, - сокрушенно покачал головой Армен. - Князь велик, и меч его востер, но без молитв святых угодников не свершилось бы успокоение земли Русской. После того как сатана злыми кознями Владимирычей наших поссорил, натравил, как псов диких, друг на друга, а Окаянный князь наслал язычников-варягов на братьев своих, восторжествовало зло на земле. Долго ли, коротко ли, но свершилось дьявольское дело. Пал князь великий Борислав Владимирыч, зарезанный яко агнец. До последнего рядом были Угрины, трое братьев, юных телом, да крепких духом. Старший из них, Георгий, попытался было заступить дорогу убивцам, но сгиб, удостоившись мученичества во славу Божию. Моисей же да Ефрем взяли мощи его благословенные и отдались милости княжны Предславы, сестры князя великого Ярослава. Говорят, уже тогда от тех мощей чудес много произошло. Только правды все одно мало кто помнит, ибо пришел вскоре в Киевскую землю владетель ляшский Болеслав, призванный губителем Окаянным. Было сражение горячее. Много крови русской пролилось, много жен вдовами остались. Моисей попал в полон к ляхам вместе с
благодетельницей своей Предславой, а Ефрему утечь удалось. Из мощей же он только главу мученика Георгия спас. Остальное злые ляхи захова-ли в неизвестное место, ибо было им пророчество, что православные святые погибель им учинят. Но что б они ни делали, промысла Божия не изменить. Как Ефрем, уйдя к Торжку, удалился в скит, так и Моисей постригся в иноки. Но если первого глава его святого брата берегла, то второму пришлось примерить венец страстотерпца. Ведь постригся он вопреки чаяньям ляшки, у коей в рабстве пребывал. Она на молодого Моисея глаз положила, в грех его тянула. Да не тут-то было. День и ночь держался он молитвами Божьими, скверну отвергал, в Боге спасения искал. Наконец, и венец мученический принял, дабы святостью своей землю родную спасти.
        - Его убили?
        - Повелела распутница ему тайные уды урезать. Чтоб значит ежели не с ней, так ни с кем боле.
        - Ох, беда…
        - Так и думала греховодница. Да только ошибалась. Для святых людей умерщвление страстей плотских не беда, а благо. Претерпел Моисей все боли и печали, только крепче в вере стал. Стал он молить Господа не переставая о погибели для ляхов. И услышал его Боже. Даровал Господь победу мечу Ярославову. Пал Окаянный князь в неизвестной земле, а Болеслав в муках умер. У ляхов же замятия началась. Моисей вышел на Русь и своей благочестивой жизнью стал пример подавать. Видывал я его в Антониевом ските под Киев-градом. Благочестивый старец был, да будет ему земля пухом. Теперь только один инок той же святости в земле Русской есть - брат его Ефрем. Воистину, будь он с нами, нечего б ныне было страшиться.
        - Я тоже Ефрема знаю. Мудрый старец. Не только Евангелие, но и Тору знает. Однако сомневаюсь, что Ефрем сможет к Волочку добраться. Он давно на ладан дышит.
        - Да и времени ему весть подать нет, - сказал Сигват. - Скверна резво идет. Еще неделя - и тати всю Новгородчину заполонят.
        - Времени, конечно, мало. Но с голыми руками много не навоюешь.
        - А мы не с голыми руками. Срубим идолище и в землю уроем, - поддержал норманна Рад им. - Пусть оттуда пошипит.
        - Наивный! Диавол себя в обиду не даст.
        - А куда денется? Всех татей дружина положит, так он только шипеть и сможет.
        - Дело говоришь, - одобрил слова скомороха Сигват.
        - Без имени Господа, дорогой, с супостатом не справиться.
        - Так это вы, батюшка, помогите нам. Ежели до того, как дружина с ворогом сладит, молитва идолище спалит - мы только рады будем.
        - Я сделаю все, что потребуется. Но, увы, хоть вера моя крепка, но грехи тяжки. Вот даже вас, язычников, за собой повести не могу.
        Тем временем кушанье поспело. Сара, сопровождаемая неодобрительным взглядом мужа, принесла туесок с солью и пучок черемши. Спутники достали ножи и начали делить мясо.
        Радиму вспомнился окровавленный Валуня, оставшийся в одиночестве против сотен врагов, и стало грустно. Неужели он больше не увидит этого веселого, ростоватого отрока, у которого только-только стала складываться жизнь? Отчего так: едва Радим сблизится с кем-то, судьба их разлучает? Боги не хотят, чтоб у скомороха появились друзья? Или он сам виноват, что не может сберечь близких людей?
        Закончив с барашком, спутники быстро погрузились в ладью и взялись за весла. Не съеденные туши забрали с собой, к несказанной радости Якова. После обильной еды клонило в сон, но Сигват не дал рассла-'иться. Исполняя обязанности кормчего, он постоянно подгонял гребцов:
        - Живее! Веселее! Раз! Еще раз!
        Яков был уверен, что, дойдя до устья Березейкина ручья, он расстанется с Сигватом и его соратниками, каково же было удивление купца, когда вечером, придав к берегу, норманн заявил, что все пойдут с ним, стеречь корабль останутся только Хельги, его воины да холопы-иудеи.
        Яков бурно запротестовал:
        - Такого уговора не было! Я только помог добраться до князя, а теперь наши дороги расходятся. Мне до стужи в Булгар надо попасть!
        - Успеешь, - коротко ответил Сигват, снаряжаясь в путь.
        - Ну что вам проку от меня, старого, больного Человека? - взмолился Яков. - Я даже меч держать не могу, копье и на пару шагов не брошу. Ой, пощади, Сигват!
        - Ты - иудей. Вы - иудеи - Бога христианского распяли. Совсем как того альва. Может, чем и поможешь.
        - Аи, не надо! Я ж не рабби какой, я простой человек.
        - В любом случае, нам нужна твоя ладья.
        - Это еще зачем? - возмутился Яков, размахивая руками. - Дружину тут не поместить.
        - Зато передовой дозор - можно.
        - Ой, разорите вы меня! Ну почему, почему, Сара, мне так не везет?
        - Такова жизнь, милый Яков. Такова жизнь… Зато с самим светлым князем перемолвимся. У нас есть о чем его попросить.
        В дорогу пустились уже в темноте. Чтобы постоянно не спотыкаться, нарубили сосновых веток и запалили факелы. Идти стало легче.
        К Березейке вышли ближе к полуночи. На околице были остановлены стражей. Дружинники быстро признали Сигвата и разрешили пройти в деревню. К веже князя пеструю компанию не пустили. С особенным подозрением косились на Радима - видимо, смутно припоминая приказ взять его живым или мертвым.
        Сигват переговорил с княжьим огнищанином и, вернувшись к спутникам, сказал:
        - Князь недомогает. Никого видеть не хочет. Но нас примет. Не всех. Со мной пойдет только Радим. А вы ждите тут.
        - Холодно. Я замерзну! - недовольно воскликнул Яков. Его надежда быть допущенным к княжьему столу рухнула, а потому он позволил себе обидеться.
        - Браги, пусти их к костру, - попросил Сигват. Огнищанин согласно кивнул. Радим поспешил за норманном, оставив недовольно ворчащего Якова в компании жены и хмурого Армена. Встречаться с князем не хотелось, но было необходимо.
        Владимир лежал на толстом тюфяке, укрытый теплыми шубами до самой головы. Бледное лицо ярким пятном сияло в темноте, рассеиваемой одинокой свечой. Рука больного сжимала массивный серебряный крест.
        - Говорите, - негромко велел князь. - Тати торжествуют?
        - Государь, я потерял всю дружину.
        - Всю? - Радиму показалось, что Владимир не сильно удивился. - Что же теперь?
        - Нужна твоя помощь, государь. Дай мне своих людей. Я знаю, куда надо идти и что надо делать.
        - Что ты знаешь, Сигват? Это ведь не просто тати, так?
        - Они порождения Хеля. Их конунг распят на Лысой горе на косом кресте. Злая волшба окутывает его. Слова конунга слышны за десятки поприщ. Тати - всего лишь послушные холопы.
        - Это беда, - Владимир откинулся на парчовую подушку и закрыл глаза.
        - Но мы справимся с ней. Дай мне дружину.
        - Одну дружину ты погубил. Тебе мало? По справедливости я должен тебя казнить.
        - Казни, государь, но прежде дай с Хелем поквитаться.
        - Нет тебе веры, Сигват. Вот и убивца этого, скомороха, с собою водишь. Зачем?
        - Благодаря ему Лысую гору нашли, и снова найдем.
        - Сам-то путь забыл? Быстро прочь бежал?
        - Не гневайся, государь, но скоморох на ум скор. Кроме того, к волшбе неравнодушен. А дорога к конунгу злобных альвов вороженная.
        Радим невольно покраснел от смущения и еле сдержался, чтобы не отплатить норманну ответной похвалой. Владимир вперил пристальный взгляд в Радима:
        - На вид и не скажешь…
        - Дай дружину, государь, и ты убедишься, что не лгу. К завтрашнему рассвету будем у Лысой горы.
        - Я должен подумать.
        - Надо спешить, государь. С каждым днем татей становится все больше. Сила Хеля растет и ширится.
        - Я знаю, - слабо ответил Владимир. - Ступайте. Я передам свое слово на восходе.
        Делать в веже больше было нечего. Князь свое слово сказал. И ничего радостного оно не содержало. Удрученные, Сигват и Радим с поклоном удалились.
        - Что будем делать?
        - Спать, - коротко ответил Сигват.
        - Утро вечера мудренее… - задумчиво произнес Радим.
        Нельзя сказать, что Яков, Сара или Армен были серьезно обеспокоены решением князя. Никто из них не чуял стремительного приближения беды, а потому небольшая задержка их устраивала. Купца и купчиху гораздо больше волновало, где они проведут эту ночь. Жадные взгляды ратников были прикованы к толстым мошнам иудеев, а потому спать у костра совсем не хотелось. Сигват заявил, что он остается с дружиной, а кто хочет, может поискать ночлег в деревне. Яков возмутился, что его заманили в незнакомое место, а теперь бросают на произвол судьбы, но норманн слушать стенания не стал, ушел к друзьям.
        Радиму, как и купцу, было неприятно находиться под пристальным взором суровых воинов. Ему то и дело мерещилось, что из темноты выходят, кровожадно скаля зубы, братья Свистуны. Поэтому в стремлении покинуть княжий стан скоморох поддержал Якова.
        - Пойдемте, господин. Мир не без добрых людей. Уверен, нас приютят за небольшую мзду.
        - Мзду? Ты сказал мзду? Аи, разорите вы меня! Все хотят мзду! Всегда и везде. Прихожу в Новгород - чальнику плачу, выхожу на пристань - мытарю плачу, везу товар на рынок - вирнику плачу, худо-бедно торгую - плачу и княжьим холопам, и ребятам посадским, и всем, кому не лень честного купчину обобрать. Голый останусь, раздетый, разутый на старости лет!
        - Может, и не возьмут мзды, коли понравимся хозяевам.
        - Тяжко, тяжко… Я еще кому-то нравиться должен! Аи, беда. У меня и спину ломит, и голова болит, а я должен нравиться!
        - Яков, милый, успокойся, - сказала Сара. - Скоморох дело говорит. У добрых хозяев лечение для тебя обязательно найдется.
        - Хорошо, хорошо… Пойдем! Главное, не попасть в гости к таким лекарям, что пользуют князя-государя. Ты слышала, что говорили его воины? Старик поит Ярославича то ли мочой, то ли кровью и кормит сырым мясом - да не простым, а с червями. Фу! Гадость такую даже мой бывший сосед Соломон не ел, хоть падок был до восточной пищи, арканом не оттащишь.
        - Князя кровью поят? - напрягся Радим.
        - Говорят, народное зелье. И кровь там, и бог знает что еще, - пояснила Сара. - Нам такое лекарство не понадобится. Мы еще крепко стоим на ногах, правда, милый?
        - Аи, не сглазь, Сара! Аи, не сглазь!
        Армен остался у костра. Он завел с молодым ратником долгую душеспасительную беседу, подкрепляемую терпким медом, и не мог оторваться. Поэтому искать ночлег отправились втроем.
        В деревне было тихо. Жители давно спали, а дозоры бродили за околицей. Тревожно лаяли редкие псы. Радим пропустил пару домов и постучался в третий. Ответом было гробовое молчание. То ли хозяев нет, то ли спят крепко? А может, не хотят пускать ночных гостей?
        Скоморох прошел к следующей избе. Не успел постучать, как за дверью заскрипели половицы и загремели запоры. Радим замер в ожидании. Дверь отворилась, мелькнул огонек лучины: на пороге стояла молодица с аккуратно прибранными волосами. Скоморох без труда признал жену Валуни, красавицу Младу.
        Повисло недолгое молчание. Млада улыбнулась Радиму:
        - Так и чуяла, сегодня гости будут. Заходите. Поздоровавшись, гости шагнули в сени.
        - Угощением не богата, но чем смогу…
        - Не надо, - остановил ее Радим. - Нам бы только переночевать.
        - Прошу, - Млада щ стила гостей в светлицу. - Я за соломой схожу. А вы будьте как дома.
        Она снова очаровательно улыбнулась.
        - Чудная какая, - сказал Яков, когда девушка вышла. - Ни о чем не спросила, сразу в дом пустила.
        - Я с ней знаком, - пояснил Радим. Вернулась хозяйка. Она накидала соломы в углу, поближе к очагу, и накрыла ее веретьеи. Еще один лежак Млада обустроила с противоположной стороны очага.
        - Устраивайтесь, гости дорогие.
        Без лишних вопросов Радим понял, что ложе поменьше - для него, а то, что накрыто веретьеи, - для Якова и Сары. Скоморох поблагодарил хозяйку и послушно отправился на отведенное место. Млада затушила лучину, и клеть погрузилась во тьму.
        Спать хотелось неимоверно. Но еще сильнее Радима мучил вопрос: почему Млада так и не спросила про судьбу своего любимого мужа?
        
        Глава 12
        Скомороху приснился пожар. Жаркое, всепожирающее пламя вздымалось зубастыми вспышками. Бежать некуда. Везде одно и то же - беспощадная пляска огня. Из полыхающих глубин зазвучало нарастающее шипение…
        В один миг Радим покрылся потом от головы до пят. Он знал, что случится дальше, и не мог без замирания сердца наблюдать, как из огня рождается алое лицо.
        - Примеш-шь меня - станеш-шь велик. Отринешь меня - до пепла сгориш-шь.
        Яснее некуда. Причем бес ведал, чем его пронять. После пожара в Волочке скоморох начал по-иному относиться к огню. Теперь Радим не понаслышке знал, что значит - гореть заживо. Разговаривать с бесом не хотелось. Хотелось уничтожить мерзкую тварь - отомстить за все, что пережито, что предстоит пережить по ее вине. Ох, если бы знать, как это сделать.
        Собрав волю в кулак, скоморох постарался проснуться. Ведь это всего лишь ночное наваждение. Как ни странно, это ему удалось. Вмиг алое лицо растаяло, уступив место бледному расплывчатому образу. Радим почувствовал мягкую тяжесть на бедрах и понял, что на нем кто-то сидит. В недоумении скоморох протер глаза.
        Жарко полыхал очаг, треща свежими дровами. В отблесках пламени ясно вырисовывалась стройная фигурка Млады. Улыбаясь, она склонилась к самому лицу скомороха:
        - Тесс! Ты же хочешь меня?
        У Радима от неожиданности перехватило дыхание. Он кашлянул.
        - Млада… А Валуня?
        - Валуня уже наш.
        - Ваш? Ты про кого?
        - Дроля, ты же знаеш-шь…
        Млада впилась поцелуем в губы скомороха. Ее шершавый язык залез между зубов и забегал по небу. Ра-Дим очумело лежал, боясь пошевелиться.
        Оторвавшись, хозяйка развязала ворот у рубахи и спустила с плеч. Тугие яблоки персей смотрели на скомороха карими сосками, будто червоточинами. Радим уже не помнил, когда последний раз был с женщиной. Вожделение плотно затуманило голову. Млада лизнула скомороха в шею, потом мягко укусила за мочку уха.
        - Прими меня. Испробуй мою плоть, - прошептала она.
        Ее перси нежно коснулись лица Радима. Скоморох обхватил жаркое тело губами и начал сосать.
        - Так, так! Укуси меня! Еще! Сильнее! Сильнее! Радим послушно делал то, что велела Млада.
        - Кусай! Грызи! Я хочу, чтобы ты глотал мою кровь! Я хочу, чтобы ты ел мое тело!
        Что - то щелкнуло в голове скомороха. Он сразу вспомнил лысую гору, распятого человека и толпу дружинников, прикладывающихся к гниющим ранам. Скоморох поднял взгляд на лицо хозяйки. Вместо румяных щек и тонких бровей он узрел грубо выточенную личину. Темные провалы глазниц ярко выделялись на бледной деревяшке. Радима перекосило от отвращения. Он резко оттолкнул Младу:
        - Ведьма! Сгинь!
        От удара молодицу бросило к стене. Она взвыла - то ли от боли, то ли от разочарования.
        - Глупец! Я ведь спасла тебя! Чтобы вернуть тебя к святому лону, мне пришлось убить твоего сторожа! А ведь он мог стать нашим братом! Одумайся!
        - Так это ты зарезала Третьяка? Значит, благодаря тебе я оказался тогда в лесу?
        - Да! Господь повелел вести к нему тех, кто владеет знаниями. А тебя могли казнить. Моими руками Господь даровал тебе свободу и жизнь. Отплати ему сполна, дроля. Прими святое причастие!
        - Никогда! Твой Господь творит зло. Он убивает невинных!
        - Смерть настигает тех, кто отказывается вкусить плоть и кровь Господни!
        - Что разумеют дети малые, которых вы убиваете? Их пугает один вид крови!
        - Тот, кто не принимает причастие, - умирает.
        - Твоими устами глаголет бес. И уж не первый раз грозит мне ужасной карой. Тем не менее я все еще жив.
        - Оттого что Господь милостив! Он хочет, чтобы ты вернулся в святое лоно!
        - И снова я отвечаю - нет.
        - Греш-шник! Ты умреш-шь!
        Млада метнулась в сени и выскочила оттуда, держа тяжелый топор.
        - Что? Что происходит? - всполошились Яков и Сара.
        Они проснулись, услышав удар тела об стену. Потом сквозь дрему слушали странный разговор, который большей частью пропустили мимо ушей, а меньшей не поняли. Сознание прояснилось к тому моменту, когда в отблесках огня сверкнуло острое лезвие.
        - Бегите! Бегите прочь! - только успел крикнуть Радим, как был вынужден уклониться от рассекающего воздух топора.
        - Аи, беда! - запричитал Яков, хватая одежду.
        - Милый, сюда! - Сара рванула мужа за рукав, убирая его с пути обезумевшей Млады.
        Но Яков метнулся поперек клети в покуть. В темноте он запнулся о лавку и полетел лбом в стену. К его счастью, вдоль стены пробирался скоморох. Мощный удар в живот разом выбил из Радима дух, он охнул и согнулся пополам. Купчина рухнул на пол. В этот миг Млада нанесла очередной удар. Топор с треском вонзился в стену, там, где должна была находиться шея скомороха.
        Растолкав Якова и Младу в стороны, Радим помчался к двери. Купец вприпрыжку бросился следом. Женщина, шипя, попыталась подняться на ноги, но была повергнута ниц локтем спешащего Якова. Когда
        Младе удалось встать, уже было поздно. Жертвы ускользнули. Снаружи они подперли дверь жердиной и беспрепятственно покинули двор.
        Уже занимался рассвет, когда растрепанные Яков, Сара и Радим добрались до княжьего стана. Долго искать Сигвата не пришлось: со стороны княжьей вежи слышались возбужденные голоса. Именно там, в кругу нахмуренных ратников, стоял норманн.
        - Мы отправимся к распятию, как только будем готовы, - ровно сказал Владимир Ярославич. - Но, как я уже говорил, тебя с нами не будет. Возьмите его под стражу!
        Волна ропота пробежала по рядам воинов. Наиболее приближенные к князю двинулись в сторону норманна, однако другая часть ратников заступила им дорогу.
        - Замятия? - раздраженно спросил князь. - Не усугубляй вины, Сигват. Ежели я велю поднять дружину, твои земляки полягут как один.
        - Я бы рад подчиниться, государь, да не могу, пока вижу этого человека рядом с тобой. Это он убивал твоих и моих друзей.
        Радим приблизился к кругу воинов достаточно, чтобы разглядеть основных действующих лиц. Тот, о ком говорил Сигват, был знаком и скомороху - щербатый старик в полуличине, который возглавил татей после гибели Кривого. Разбойник был укутан в княжий плащ и нагло взирал на происходящее липким взглядом. Радим понял, что дело худо.
        - Ты бунтуешь, Сигват. И чтобы оправдать себя, готов возвести напраслину даже на моего нового скомороха. Готов рубить всех, кто надел личину? Это тебя погубит.
        - Он был на Лысой горе, когда гибла дружина. Он сражался на стороне конунга из Хеля.
        - Это я уже слышал. Отдай меч и подчинись княжьему повелению. Не заставляй меня лить кровь.
        - Не могу. Я дал слово, что вернусь и повергну крест.
        - Тогда пеняй на себя.
        Радим понял, что самое время позаботиться о спасении собственной шкуры. Похоже, намечалось сражение, и скомороху в нем победа явно не светила. Яков и Сара тоже догадались, к чему все идет, поэтому осторожно попятились к лесу.
        - Вы куда? - остановил их резкий окрик. Вздрогнув, беглецы остановились. Обернулись испуганно. На сердце отлегло, когда они узнали Армена.
        - На ладью, батюшка! - ответил за всех Радим. - Тут что-то нехорошее затевается. Тати уже вокруг светлого князя.
        - Ты тоже знаешь этого старика?
        - А как же! Он чуть рогатиной мне бок не пропорол!
        - Надо убедить князя!
        - По-моему, тщетно.
        Подтверждением слов скомороха стал трубный звук рога, созывающий дружину. Ратники обнажили оружие, но в схватку не вступили. На стороне Сигвата было около полудюжины норманнов, князя поддерживало полтора десятка огнищан да столько же бездоспешных отроков. Однако время играло на руку Владимиру Ярославичу. По сигналу к веже потянулись новые воины. Очень скоро ярлу пришлось бы несладко.
        Решение выручить норманнов пришло внезапно. Просто так сложилось, что навстречу Радиму и его спутникам попалась небольшая ватага воинов, поднятых тревогой. Они на ходу протирали глаза и силились облачиться в доспехи.
        - Туда! Туда! - махнул скоморох рукой в дальний конец деревни. - Тати! Тати наших режут!
        - Где? Кто?
        - Тати! Скорее! Там!
        Воины послушно ринулись в сторону от княжьего стана. По пути они стали распространять эту весть между теми, кто тоже спешил на зов рога.
        - Зачем ты солгал? - возмутился Армен.
        - Может, Сигвату помогу…
        Он действительно спас норманнов от схватки. Вскоре на дальнем конце Березейки зазвенели мечи. Оттуда раздались крики боли и ярости. Князь смутился, как, впрочем, и все, кто был рядом.
        - Тати! Тати!
        По деревне замельтешили полуодетые мужи и отроки. Кто-то бежал назад, кто-то вперед. Смущение тронуло и ряды ближней дружины. Огнищане плотнее обступили своего господина, ожидая нападения. Сигват махнул норманнам, и они начали отступать к лесу.
        - Бежишь от опасности, как трусливая свинья, Сигват? - стараясь как можно больнее задеть норманна, выкрикнул Владимир Ярославич.
        - Ты ослеп, государь, и не веришь лучшим людям. Чтобы уничтожить заразу, нужно снести крест на Лысой горе. Иначе победы над татями не видать.
        - Отступитесь от него! - обратился князь к норманнам. - Разве вы не видите, он безумен. Возвращайтесь под мой стяг, мы укротим татей.
        Призыв не подействовал на сторонников ярла. Сохраняя ряды, они двинулись по тропе. Бросить огнищан в бой князь не решился. Опытные норманны могли и победить.
        Уходил Сигват той же тропой вдоль ручья, что и Радим со спутниками. Цели у всех совпадали - добраться до ладьи. Поэтому немудрено, что вскоре их пути пересеклись.
        - Мы идем на Лысую гору. Надо успеть туда раньше князя и татей.
        Радим понимающе кивнул. Возмущение Якова во внимание принимать не стали, и небольшой отряд ускорил шаг.
        
        Глава 13
        На ладье все было готово к немедленному отплытию. Поперву, увидев значительную группу вооруженных людей, Хельги испугался и велел отойти от берега, но, узнав Якова и Сигвата, вернулся. Он общался с соотечественниками на родном языке, поэтому Радим не понял, что они обсуждали, однако по тону было ясно: согласия нет. Потом Хельги нехотя уступил. Он отвел Якова в сторону и сказал ему что-то, после чего купец долго хватался за сердце и причитал:
        - Ой, разорили! Ой, разорили!
        Воины организованно погрузились в ладью, вода заплескалась почти у самого края борта. Струг не был рассчитан на перевозку столь значительного войска. Радиму пришлось тесниться на носу в компании Ар-мена и купеческой пары. Пресвитер залез в щель между тюками и почти сразу заснул. Яков и Сара долго возились, переставляя ларцы и бочонки, заставляя скомороха то и дело вставать и приседать. Зато грести его никто не заставлял. Весла взяли в руки самые дюжие из ратников.
        - Пошла! - негромко скомандовал Сигват, и ладья, набирая ход, тронулась против течения.
        В компании несчастного купца и спящего пресвитера было не особенно интересно. Радим подумал прикорнуть, но был отвлечен шепотом Сары:
        - Это правда, Радим, что на Лысой горе, у подножия идола, рассыпаны сокровища?
        - Что?
        - Сигват сказал нашим людям, что они получат много добра, ежели смогут его унести от Лысой горы.
        Радим задумался. Похоже, ярл приобрел новых сторонников хитростью. Негоже было втыкать ему палки в колеса. Поэтому ответ скомороха был более чем многозначным:
        - Добра там много. Но все на костях. Опасное место.
        - Ради золота Хелги пойдет куда угодно, - усмехнулась Сара.
        - Ой, беда, беда, - Яков слышал конец беседы и понял, о чем идет речь. - Все меня бросают! Все мной помыкают!
        - Милый Яков! Я всегда останусь с тобой, - Сара обняла супруга.
        - Ой, какое счастье, дорогая! Вот бы ты еще на веслах грести умела…
        Как ни старались воины, но к вечеру были еще в пути. Встал вопрос ночлега. Сигват сказал, что это ему не нравится. Надо опередить князя во что бы то ни стало - тот будет гнать лошадей всю ночь, в этом ярл был уверен. Хельги и его люди заявили, что устали. Сигват заменил их на холопов Якова и Радима. Хельги он поставил вместо себя у кормила, сам же взялся за весла.
        Ладья пошла медленнее, но без остановок. Перекусывали вяленой рыбой по очереди прямо на борту. Сиг-ват умел убеждать.
        К рассвету почти добрались до Волочка. Только все, - даже Яков, ни мгновения не сидевший на веслах, - были измотаны и смурны. Не менее хмурой была и погода. Сквозь облака еле-еле светило солнце, дул сильный ветер, гоня высокую волну, громко стонали стволы могучих деревьев, растущих вдоль берегов.
        Стало веселее, когда настигли ладью, шедшую попутным. курсом. Она была чуток меньше той, что принадлежала Якову, но людей и груза везла не меньше. Оттого многим приходилось работать черпаками, выплескивая за борт воду, нагоняемую волнами. Увидев ладью, все напряглись. Встречи с викингами никто не хотел. Сейчас было не до битвы с непредсказуемым исходом.
        - Кто такие? - крикнули с попутной ладьи.
        - Сами кто? - ответил вопросом на вопрос Хельги.
        - Новогородцы. Люди торговые.
        - Мы - дружина княжья. Не хотите службу солужить? - вступил в разговор Сигват.
        - Передавайте поклон земной светлому князю! Какую службу он от нас желает?
        - Слыхали о татях, что в этих местах бесчинствуют? Мы посланы обуздать их. Нам нужны помощники.
        На ладье засовещались. Потом вперед выступил толстяк в шитом бисером кафтане - вероятно, хозяин судна. Сказал:
        - Извините, мужи княжьи. Но мы спешим. Пока не сковал лед пути речные, до Итиля дойти надо.
        - Ты не останешься внакладе, купчина. У татей гора награбленных сокровищ. Тот, кто их победит, приобретет все.
        - Рисковое это дело.
        - Дело полезное. Имение приобретете и князю послужите.
        На ладье снова начали обсуждать предложение. Вперед выдвинулся молодой воин, который начинал разговор:
        - А далеко ль те тати? Куды идити?
        - Тут рядом. Еще четвертную поприща вверх - и на берег. А там лесом. К полудню будем.
        - Тогда об чем разговор! Мы еще и в Итиль успеем!
        - Согласны?
        - Согласны!
        - Тогда за нами идите. Не отставайте.
        Гребцы снова взялись за весла, и струги побежали по волнам. Радим сосчитал неожиданно увеличившийся отряд - теперь, включая Сару, их было около трех дюжин. Не сотня бойцов, но все же сила, с которой распятому придется считаться.
        С местом, где надо высаживаться, разобрались быстро. Армен отлично знал окрестные леса, а потому смог указать мысок, где лучше всего пристать, чтобы короткой дорогой выйти к бору. На берег путники сошли с видимым облегчением. Почти целые сутки в переполненной ладье не прошли бесследно. Люди с радостью ощущали под ногами твердую землю. Даже Яков, все время пути сидевший насупясь, проворно перемахнул через борт и растянулся на траве.
        Новые товарищи, во главе с Бождаем, молодым купчиной, иСтригом, толстяком-хозяином ладьи, были более сдержанны. Однако и они чувствовали себя увереннее, когда сошли на берег.
        Сразу решили вопрос с теми, кто останется оберегать суда на время похода. С одной стороны, нельзя было распылять силы, с другой - охрана наполненных товаром ладей - дело ответственное. Если поручить его холопам, то могут не устоять перед искушением и сбежать с чужим добром.
        Желанием идти к Лысой горе не горел только Яков. Но оставлять его Сигват не рискнул: купчина был ненадежен и мог запросто уйти. А ладьи норманн хотел держать про запас. Мало ли как все обернется. Оставалось выбирать среди ратников. Узнав, что никто не хочет лишаться доли добычи, пообещали сторожам равную долю. Тут же сыскались желающие. Двое из людей Хель-ги, и двое от Бождая. Невесть какая сила, но оборонить от случайных людей должны.
        Для пущей надежности ладьи завели между поваленных деревьев и засыпали рублеными сучьями. Теперь, если не присматриваться, разглядеть суда было невозможно.
        Быстро перекусив, двинулись в глубь леса. Впереди шли Армен, Сигват и Радим. Норманн не слишком доверял пресвитеру и шепотом попросил скомороха проверять дорогу, которой тот ведет отряд.
        Что значит «проверять», Радим не особенно понял, ибо в этих местах был таким же чужаком, как и остальные, однако предположил, что ярл имеет в виду его ведовские способности, в которые Сигват уверовал после предыдущего похода к Лысой горе. Разочаровывать предводителя скоморох не стал и просто кивнул в знак согласия.
        Армен не обманул. Он скоро вывел отряд к сосновому бору, рядом с которым виднелась деревенька, где стояла сотня Сигвата до злосчастного дня. Заходить туда не стали, а сразу направились в сторону Лысой горы.
        В прошлый раз отряд ехал верхом, теперь шел пешком, поэтому дорога казалась незнакомой. А может, таковой и была? Радим в очередной раз задумался о волшбе, которая тогда их вела. Они ехали быстро, четко, как завороженные. Сейчас казалось странным, что они могли поддерживать такую скорость на этой тропе. Кони должны были запинаться о торчащие корневища, ветви хлестать по лицу, да и вообще в этот раз путь не казался таким наезженным. Если здесь и ходили люди, то не часто.
        Погода испортилась окончательно. Полил дождь, сначала моросящий, потом рясный ливень. У кого были плащи, закутались в них. Останавливаться не стали, продолжили путь, чавкая промокшими ботами и лаптями.
        Ухудшение погоды подсказывало, что они на верном пути. По крайней мере, Радим в это свято верил. И боялся. Он, конечно, хотел отомстить за Валуню, ему был неимоверно противен распятый человек, но сражаться с ним было страшно. Радим подбадривал себя, успокаивал, что теперь идут подготовленные ратники, но все же иногда прошибала предательская дрожь. Умирать не хотелось.
        
        Глава 14
        Где - то чуть позже полудня меж сосен показалось открытое место. Замедлив шаг, отряд вышел на опушку, посреди которой возвышалась Лысая гора. На вершине по-прежнему темнел крест. На нем висел распятый человек. Больше вокруг никого не было.
        - Вот те раз… - растягивая слова, проговорил Бо-ждай.
        - Святотатство, - перекрестился Армен.
        - Нехорошее место, - заметил Хельги.
        Сигват сделал знак всем приготовить оружие и сомкнуть строй.
        - Ждать нечего. Пока не пришли тати, надо срубить альва. Поспешим,
        - А где сокровища? - спросил Стриг.
        - Спросим у альва. Вперед!
        Воины обнажили мечи и подняли щиты. Радим покрепче ухватил свой трофейный топор. Яков и Сара прижались поближе к Хельги.
        Размытая дождем глина противно чавкала под ногами, все сильнее свистел ветер, противная морось обволакивала от головы до пят. Радиму, как и многим, было не по себе. Известно, что рядом могучая волшба, но она никак не проявляется. Что это значит? То ли зло не замечает приближающейся погибели, то ли готовит каверзу. Некоторые из ратников наверняка пожалели, что добровольно согласились на это дело. Однако вслух признаться не решился никто.
        До вершины дошли без задержек. Однако на душе было по-прежнему тяжело. Те, кто еще не видел распятого, с любопытством и одновременно с отвращением вгляделись в его черты.
        - Ой, да это же Езус! - воскликнул Яков.
        - Что?
        - Это мой старый приятель рабби Езус из Булгара. Он сгинул в этих землях пару лет назад, отправившись на поиски каких-то древних камней. Он был безумец, но то, что я вижу, безумнее! Его распяли!
        - Ты не ошибаешься, купчина? - спросил Радим.
        - Как я могу ошибаться, если это лицо Езуса! Но что с ним сделали! Ужасно! Сара, посмотри, ты узнаешь Езуса?
        - Не знаю, дорогой Яков. Я так плохо знала твоего приятеля…
        - Что ты, Сара! Погляди внимательнее на этот крючковатый нос, на эти пухлые губы, на бороду, наконец, - это точно он! Только как он тут очутился?
        - Да, непонятно… - протянул Радим.
        - Не важно, - сказал Сигват. - Мы должны с ним покончить. Ежели это ваша иудейская волшба, то скажи, как с ней совладать, купчина.
        - Я пока не видел никакой волшбы.
        - Мы тебе рассказывали.
        - Трудно судить по чужим словам. Кроме того, я не слишком сведущ в этих делах. Яков - маленький человек, а что касается синагоги - совсем крошечный.
        - Ну, как знаешь, - нахмурился Сигват. - За секиры, ребята! Надо свалить этот крест.
        Первый удар решился нанести скоморох. Он видел страх в глазах ратников. Нужно подать пример. В конце концов, он уже делал это!
        Топор тупо звякнул об опорный столб. На черном дереве не осталось даже зарубки. Тем не менее реакция на удар последовала. Распятый открыл глаза и застонал.
        Ратники в страхе попятились. Те, что были христианами, закрестились, язычники сжали в ладонях амулеты.
        - Пить… Пить… - голос распятого был без характерного шипения.
        Сигват и его люди стояли, смущенные происходящим. Они много чего могли ожидать, но не просьбы промочить горло.
        - Пить… Пить… Яков…
        Распятый узнал купца и, похоже, удивился.
        - Езус! Ты ли это?
        - Я… Пить…
        - Дайте ему воды! - потребовал Яков. Ратники растерянно зашептались. Кто-то протянул мех с колодезной водицей.
        - Как ему дать-то? - растерянно спросил Чтибор, стоявший ближе всех к распятому.
        - Тряпицу, тряпицу смочи, - посоветовал Яков. - И на сулице протяни.
        - Святотатство, - покачал головой Армен. Чтибор сделал как велел купец. Распятый жадно схватил тряпицу ртом.
        - Хватит, - приказал Сигват. - А теперь, порождение Хеля, отвечай, почто людей наших изводишь?
        - Это не я… Это он…
        - Кто?
        - Он… Тот, кто издревле в этом кресте…
        - Ты мне голову морочишь? На этом кресте - ты!
        - Я разбудил его… Я не знал…
        - Кого?
        - Его… Всемогущего…
        - Как его уничтожить?
        - Я не могу…
        - Не ты, а мы займемся этим.
        - Бегите…
        - Как?
        - Бегите… Чем дальше, тем лучше.
        - Ну уж нет. Сначала мы срубим тебя под самый корешок!
        - Не надо! Кто против него - обречен…
        - Это мы посмотрим! Рубите!
        - Нет!
        - Постойте! - вступил в разговор Яков. - Езус, кого ты разбудил? Как так случилось? Ты же отправился на поиски своих любимых черепков.
        - Я нашел этот крест… Я искал его… Андрий воздвиг его…
        - Что за Андрий?
        - Давным-давно… Старое предание… В нем заключена сила…
        - Андрей, апостол Господа нашего Иисуса Христа, ходил по этой земле… - задумчиво проговорил Армен. - Есть такое предание. Но он был святой человек! От него не может исходить эта языческая скверна с татями и личинами!
        - Кто возьмет силу… тот станет всемогущ… я не смог…
        - Так это христианская волшба? - обратился Сигват к пресвитеру.
        - Так молвит бес. Но он лукав. Я не верю ни одному его слову.
        - Ежели это христианская волшба, то что нам делать?
        - Если это диавол, он сгинет от святой воды!
        - Где же ее взять?
        - Дайте мех.
        Армен перекрестил емкость с водой, потом опустил в горловину свой серебряный крест. Взболтав содержимое меха, пресвитер отхлебнул глоток.
        - Готово! Да убоится диавол святого причастия!
        - Нет! Не делайте этого!
        Однако слушать распятого пресвитер не стал. Он плеснул водой на ноги Езуса. Тот закричал.
        - Не нравится… Получай еще.
        Армен снова плеснул из меха на крест. Распятый - стал корчиться и бессвязно бормотать. Потом внезапно затих, и когда снова открыл глаза, его взгляд был иным.
        - Греш-шники… Вы приш-шли, чтобы с-сгинуть… Пресвитер вздрогнул, плеща святой водой в третий раз.
        - Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
        - Прочь…
        Святая вода явно не произвела на беса должного эффекта. Небо потемнело сильнее, ударил гром.
        - Рубите, ребята! - велел Сигват и сам поднял секиру.
        По черным опорам креста застучали топоры.
        - Греш-шники! - Распятому это вовсе не понравилось. - У вас еш-шть пош-шледняя возмош-шность ш-шпаш-штиш-шь… Вернитеш-шь в ш-швятое лоно! Примите мою плоть и кровь!
        - Рубите, не слушайте его! - крикнул Радим, присоединяясь к ратникам.
        - Смотрите! - воскликнул Бождай.
        Все повернулись в указанную сторону. Из леса выходило сильное войско. На ветру трепетало алое знамя с серебряным трезубцем. Доспешная дружина шла вперемешку с полуголыми татями. Они разнились одеждами, но походили лицами, вернее отсутствием лиц. Безликое войско молчаливо окружило холм.
        Ропот пробежал по рядам ратников, сгрудившихся у креста.
        - Когда он успел обратить всю дружину? - Удивление вперемешку со страхом сквозило в голосе Ра-дима.
        - Дурное дело не хитрое. Щербатый угощал в княжьем стане не одного государя.
        - Да помогут нам боги совладать с такой силищей…
        - К бою! - скомандовал Сигват. - Живо!
        - Мы так не договаривались… - покачал головой Стриг.
        - Это ж княже, - признал вершника в алом плаще Бождай. - Вы против него замыслили?
        - Ты узнал его в лицо? Нет? Значит, это не князь, а кто-то в его одеждах.
        - Я не ведаю, почто все напялили личины, но стяг - княжий. Это Владимир Ярославич, сто лет ему здоровья.
        - Князь очарован, - пояснил Радим. - Надо скорее расправиться с бесом, тогда злая волшба уйдет. Рубите!
        - Мы не пойдем супротив князя, - твердо ответил Бождай. - За мной, ребята! И не пробуйте нас остановить!
        - Глупцы! Они побьют вас! - предупредил Сигват.
        - Не раньше, чем вас!
        Люди Стрига и Бождая попятились с вершины холма. Сигват остановил своих норманнов, которые было заступили им дорогу.
        - Пусть идут!
        - Греш-шники! Примите причаш-штие и ш-пасе-тесь!
        Стриг и Бождай не стали слушать распятого. Вложив оружие в ножны, они с поднятыми руками отправились навстречу выступающей из леса рати.
        - Рубите! - снова крикнул Радим.
        - Вы прикройте щитами, а вы за топоры, - скомандовал Сигват, и на крест снова посыпались удары.
        - Разреши нам уйти, - взмолился Яков. - Они убьют нас.
        - Иди, коли жизнь недорога.
        Купцы медленно двинулись от норманнской дружины. Если бы они были чуть расторопнее, то, несомненно, пали под ударами татей, ибо те не собирались вступать в переговоры.
        - Мы с миром! Прости нас, княже! - сказал Стриг. В тот же миг он был насажен на рогатину.
        Тати с яростной решимостью бросились избивать сдающихся. Половина ратников пала сразу. Другая успела прикрыться щитами, вступив в неравную схватку. Из кровавой кутерьмы выбраться не удалось никому. Яков и Сара быстро отступили за щиты норманнов.
        - Ш-шмерть греш-шникам!
        Толпа татей с криком и гамом бросилась в атаку. Лучники успели выпустить лишь по две стрелы, а войско беса уже приблизилось на бросок копья. Норманны метнули сулицы. Первый ряд татей повалился в грязь, но его место тут же заступил следующий.
        - Не успеваем, - тихо проговорил Радим, глядя на неглубокие надрубы.
        - Умрем достойно. Вальгалла ждет нас, - сказал Сигват и, откинув щит, взял одной рукой меч, другой секиру.
        - Боже спаси и сохрани! - Армен упал на колени. Неистово крестясь, он запел псалмы на греческом языке.
        - Веревка! - внезапно вспомнил Радим. - Закинем ее на верхушку и дернем! Надо повалить крест!
        Он начал рыться в своем дорожном мешке. Внезапно его рука наткнулась на сосуд с огненной водой. На мгновение скоморох замер, раздумывая, потом решительно полез за кресалом. А потом плеснул огненной водой на распятого.
        - Ш-што ты делаеш-шь, греш-шник!
        - Тебя извожу, бес гадливый!
        Чиркнуло кресало. Искры не долетели до пропитанной жидкостью набедренной повязки.
        - Греш-шник! Ош-штановиш-шь!
        Радим улыбнулся. Кресало чиркнуло снова. Искра слетела с камня. Легкое дуновение подхватило ее, неся к распятому человеку. Крошечный огонек закружился в воздушном вихре. Потом он упал на крест. Когда искра коснулась пропитанной огненной водой материи, повязка на чреслах вспыхнула ярким пламенем. Езус жутко зашипел, дергаясь всем телом. - Это тебе за Валуню! Это тебе за всех наших! В тот самый миг, когда пламя охватило крест, первые рогатины коснулись щитов обороняющихся - и вдруг тати, как один, повалились на землю. Жутко заголосили, воя, как дикие звери. Личины вмиг почернели, покрылись трещинами. Безликие пытались оторвать гниющее дерево от лиц, но тщетно. Оно крепко держало своих рабов. Норманны замерли, затаив дыхание. Враги корчились у их ног, не будучи поражены оружием.
        - Что это?
        - Мы победили… - сказал Радим, вытирая пот со лба.
        - Ты победил, - Сигват сжал его в крепких объятиях.
        Обгоревший до костей, Езус шипел, издавая нечеловеческие звуки. Его язык превратился в пепел, в глазницах играл огонь, но скелет продолжал голосить. Треснул позвоночник. Череп склонился на грудь, а затем сорвался и рухнул на землю. От удара он раскололся и выпустил наружу столб дыма. Выгоревшие мозги просыпались золой. Потом все стихло.
        Небо просветлело. Ветер стих. Над горой повисла необычная тишина, прерываемая лишь треском объятого огнем креста.
        - Магия… Шептун… - проговорил Хельги.
        В отблесках пламени холм, усеянный бьющимися в агонии людьми, выглядел куском гнилого мяса, облепленным опарышами. Радиму показалось, что, куда ни ступи, непременно потопчешь чье-нибудь тело.
        - Вот и сокровище, Хельги, - сказал Сигват. - Собирай доспехи.
        - Там где-то и князь, - заметил Армен. - Какое несчастье!
        - Да. Богатая добыча.
        Не успели норманны опомниться, как на опушке показалась новая дружина. Бросившиеся обирать тех умирающих, с которых можно было что-то взять, срочно вернулись на вершину. Ратники напряглись, поднимая щиты. Одна напасть миновала, грядет другая?
        - Это Остромир! - узнал предводителя Радим. Боярин ехал на вороном коне, укрытом парчовой попоной, запряженном в драгоценную узду. За плечами воеводы колыхался подбитый соболем белый плащ. Ноги, обутые в белоснежные сапоги с золотыми острогами, покоились в узорчатых стременах. Остромир и в бой одевался как на праздник. И чем опаснее был противник, тем дороже убранство. Это Радим слышал от одного калечного чудина, некогда захваченного в полон русской ратью. До того, как угодить в рабство, чудин много воевал, совершая набеги на села, принадлежавшие боярину.
        Судя по нынешнему наряду, Остромир готовился к смертельной схватке. Издалека было плохо видно, но скоморох мог поспорить, что все пальцы боярина унизаны перстнями с самоцветами, а на шее - толстая золотая цепь. Внезапно нахлынули тревожные предчувствия. Чем закончится эта встреча? Ни Ради-му, ни Сигвату ничего хорошего она не сулила.
        Боярин остановил своих людей там, где лежали тела безликих. Боярская сотня была во всеоружии. Один клич - и отряд бросится в бой.
        - Сигват! Где пал князь? - громко спросил Остромир.
        - Не видел. Где-то здесь, - махнул рукой ярл.
        Боярин послал своих людей искать государя. Задача оказалась несложной. Вскоре они вернулись с телом, завернутым в алый плащ. Личину удалось сорвать с большим трудом. Она прикипела к коже и долго не хотела отделяться. Владимир Ярославич не подавал признаков жизни.
        - Он умер? - спросил Сигват.
        - Отдал Богу душу, - ответил боярин и перекрестился.
        - Что теперь?
        Напряженное молчание повисло между воинами. Смерть князя многое меняла в жизни как знати, так и простых дружинников. Кто теперь станет княжить в Новгороде? Не придет ли новый господин сюда со своим уставом? На кого вину возведет за смерть предшественника?
        Крест с треском повалился. Он догорал на земле, источая дым, пахнущий могильным смрадом.
        - Я прослушал твои волшебные камни, скоморох. Там разговоры татей. Ежели бы ты сразу сказал, что могут эти камни, а не заставлял меня копаться в ветхих книгах, мы быстрее справились бы с порождением ада. Да и ты не терпел бы зла. Эти люди были под властью древнего чародейства, языческой силы, что старше этой чащи на сотни лет. Их вело одноглазое и одноногое лихо, обитающее в этом кургане с тех времен, как Господь Бог заточил его. Один несчастный открыл поганому дорогу к свету, поставив крест на проклятой земле, другой разбудил ото сна своими безумными обрядами.
        - Ты не будешь с нами биться?
        - Нет. Правда на вашей стороне. На нашей стороне… - поправился Остромир. - Ступайте с миром. Но больше мне на глаза не попадайтесь. И забудьте все, что здесь случилось. Будете болтать - добром это для вас не кончится.
        Норманны недоверчиво опустили щиты. Боярская дружина даже не шевельнулась. Сохраняя строй, Сигват и его люди стали медленно спускаться с вершины. Пресвитер, купцы и скоморох потянулись следом. - Скоморох, подойди! - окрикнул Радима Остромир.
        Делать нечего, пришлось подчиниться. Радим остановился - так, чтобы его и боярина разделяло тело поверженного князя. По сторонам зашевелились гриди, заступая скомороху путь к бегству. Вот и попал…
        Остромир перешагнул через мертвого государя. При приближении боярина Радим отшатнулся, внутренне сжался, готовясь к неприятностям.
        - Ты оказался смышленее, чем я думал, скоморох. Ловко сладил с таким злом, которое даже я не знал, как одолеть. Мыслил девять ветвей славы искать, а оно проще оказалось. Ты вспомнил, что сегодня день Огня Сварожича? Где ты добыл этой чудесной пылкой водицы?
        Скоморох молчал в недоумении. Вопросы странные. Как ответить, чтоб и дураком не показаться, и лжи откровенной не допустить?
        - Ежели желаешь службу нести среди моих мужей, я буду рад.
        Радима предложение застало врасплох. Однако следовало отвечать.
        - Благодарствую, господин великий боярин! Позволь мне, сирому, идти своей дорогой. Несчастлива эта земля для меня. Все время какие-нибудь напасти.
        - Как знаешь. Ежели надумаешь когда иметь теплую постель и добрую еду, приходи в Новгород. Пытать о твоих тайнах я не буду, а на службу с радостью приму.
        - Благодарствую много раз, господин великий боярин! - Радим попятился прочь.
        Боярин сделал знак, и гриди расступились. Кланяясь на ходу, скоморох почти побежал за удаляющимися норманнами. Остромир задумчиво посмотрел вслед Радиму. Он до сих пор не был уверен, какое решение самое правильное: немедленно казнить опасного бродягу, заточить его в порубе и заставить работать на себя или отпустить от греха подальше. На счастье скомороха, боярин склонялся к последнему.
        Яков, как обычно, ворчал, Сара его успокаивала.
        - Ой, разорили бедного купчину! Столько всего претерпел, а что взамен? Пара ржавых мечей? Вернусь в Булгар грязный, ободранный и обессиленный! Почему кому-то достаются сокровища, как Исаку… Помнишь, Сара, он в прошлом годе золотую домовину древнего царя Атиллы откопал? Ходил такой важный, а потом переехал в Итиль. Кому-то сокровища, а мне - одни несчастья! За что Господь так недобр ко мне?
        - Думаю, он добр, господин, - ответил за Бога Радим. - Благо, голову сохранили.
        - Голова на месте, - согласился купец. - Но болит. У меня всегда голова болит после того, как надышусь какой-нибудь гадостью. Как этот крест вонял! Я давно не помню, чтобы у меня так закладывало нос. Ты, Сара, помнишь? Я - нет. И как, спрашивается, у меня должно быть после этого с головой?
        Радим улыбнулся. Когда никого не было, он достал из-за пояса мошну, ловко срезанную с пояса покойного князя. Ослабив горловину, скоморох запустил в нее руку. Сребреники приятно охолодили пальцы.
        КРОВЬ СКОМОРОХА
        Глава 1
        С Ильменя веяло прохладой, обычной для этих мест в конце серпеня. На ветру поскрипывала калитка, ведущая во двор, огороженный высоким тыном. На Причальной улице Городища было пусто. Уже давно отзвонили вечерню, и добрые люди уснули, оставив заботы до утра.
        Тишину разорвал густой лай собак, потом послышался топот копыт: по улице рысью проехали вершники. Их было пятеро, все рослые, на ухоженных конях под боевыми седлами и с крепкими сбруями. Темные шерстяные плащи защищали всадников от порывов ветра, а длинные мечи, опоясывавшие четверых из них, - от недобрых людей.
        Коней осадили у скрипучей калитки.
        - Мы с Дудикой войдем, - сказал тот вершник, что был без меча. - Стерегите ворота, привяжите животин и ждите. Ежели свистнем, немедля рвите к нам.
        - Делайте как диакон велит, - подтвердил сказанное самый широкоплечий из ватаги. - И никого не пускать - ни туда, ни сюда.
        - Угу, - кивнули здоровяки.
        Спешившись, Дудика и диакон уверенным шагом направились к крыльцу большого дома. Оконца не были затворены ставнями, а потому падавший из них свет хорошо освещал натоптанную дорожку. Пахло домашней скотиной и свежей едой. Навстречу гостям выбежал хромой детина:
        - Просим, просим! Проходите! Хозяин рад, очень рад.
        - Отрадно, - негромко проговорил диакон.
        - А ну, с дороги! - Дудика грубо оттолкнул мешавшегося под ногами детину.
        Не замедляя шага, приезжие вошли в дом. Внутри было ненамного светлее. В центре клети полыхал очаг, пара лучин освещала длинный стол, поставленный у стены, огарок свечи теплился у образа Богородицы в красном углу. Диакон и Дудика перекрестились. Остановившись у самой двери, осмотрелись.
        - Видишь кого похожего?
        - Нет.
        - Надо искать. Слово было верное. Дурить нас тот холоп не посмел бы.
        Углядеть всех, кто находился в доме, было трудно. Мало что некоторые лежали на полу, с головой укрывшись дерюгами, и зычно храпели, так еще сумрак скрадывал закутки и закоулки. Явно бодрствовали только трое. Два мужа, лет по тридцати от роду, сидели за столом и, вяло переговариваясь, хлебали мутноватое пиво из потемневшего, потрескавшегося жбана. Низкорослый толстячок в замасленной рубахе, подвязанной кожаным ремешком, суетился у очага.
        - Надо хозяина попытать. Он всех примечать должен. Гостеприимцы - скользкие твари, но мы тоже не лыком шиты.
        Диакон и Дудика направились к очагу. Языки пламени лизали нанизанную на вертел тушу кабана. Шипел на углях жир. Пахло так вкусно, что Дудика сглотнул слюну.
        - Добро пожаловать, гости дорогие, к Боровичку на роздых и горячую кашу. Рассаживайтесь поудобнее. Могу предложить меда сладчайшего и мясца свежайшего.
        - Ты - хозяин? - спросил диакон.
        - Да, да, гости дорогие, Боровичок стоит перед вами. Очень рад, что почтили меня своим вниманием. Как величать почтенных господ? Вижу, вы из храбрых мужей. Уж не из княжьей ли дружины?
        - Много болтаешь, толстяк. Отвечай, не заходил ли к тебе сегодня скоморох?
        - Может, сначала угощенье, а дело потом, гости дорогие? Я тут…
        - Отвечай, живо! - вступил в разговор Дудика, хватая Боровичка за горло.
        - Хочешь с нами в хитрого и тупого поиграть? - нахмурился диакон. - Не выйдет, заруби себе на носу, толстяк. Мы пока по-доброму спрашиваем. Так видел скомороха?
        Шум у очага отвлек мужей, грустивших у полупустого жбана. Они окинули мутным взором грубых гостей и решили вмешаться:
        - Эй, вы, лиходеи! А ну пустите Боровичка!
        - Щас мы вам накидаем! - пошатываясь, один из мужей поднялся со скамьи и стиснул кулаки.
        Как ни высок был Дудика, но тот, кто приближался к нему, почти доставал притолоки. Рука воина стиснула рукоять меча. Со всех сторон зашевелились постояльцы.
        - Назад, смерды! - закричал диакон. - Ослепли, что ль? Не видите, кто перед вами стоит? Я - Григорий, диакон Святой Софии! Кто нам поперек пойдет, именем Божьим пойман будет!
        Для большего эффекта диакон распахнул плащ, чтобы все увидели богатый золотой крест, висящий на груди.
        - Прости, отче! - Мужи повалились на колени. - Не ведали, что творили. Бес попутал, да хмель в голову вдарил. Темно тут… Не приметили…
        - Молчать, - коротко ответил Григорий.
        - Благослови!
        - Молчать!
        Дудика пинками погнал пьяниц в угол. Диакон повернулся к Боровичку, продолжая начатый разговор:
        - Где скоморох?
        Увлеченный расспросами хозяина постоялого двора, Григорий не заметил, как один из постояльцев тенью скользнул под стол. Пока шел разговор, он сидел, прижавшись к стене и стараясь не дышать. Точнее, замер он после того, как вошедшие упомянули скомороха.
        - Был тут один. Но уж верно не знаю, скоморох он или кто, - начал Боровичок. - Как мешок свой расшнуровал, так я личину липовую увидел. Может, и не скоморох вовсе.
        - Где он?
        - Хорошее серебро мне дал. Я ему в своей горнице постелил. Там, верно, и спит. А может, гуляет где. Я его вечор не видел. Эй, Хромец, покажи важным господам, где моя горница!
        Хромой детина, глупо улыбаясь, вынырнул из темноты. Он услужливо приоткрыл низкую скрипучую дверь и осветил порог лучиной.
        - Пойдешь с нами сам.
        - Э-э, милостивые господа. У меня тут хряк добрый на вертеле. Сгорит, вот вам крест, ежели не прослежу. Не вводите в убытки, помилуйте.
        - Пусть Хромец последит. Двигай. Дудика грубо толкнул Боровичка в спину, понуждая идти.
        - Смотри, Хромец, не подведи!
        - Не подведу, хозяин!
        Детина и Боровичок многозначительно переглянулись. Потом хозяин, приняв лучину, направился в смежную клеть. Григорий и Дудика пошли за ним.
        - Ежели кто из добрых гостей хочет выйти до ветру, то самое время, - негромко пробурчал Хромец. -
        Только смотрите, у ворот трое богатырей ждут, никого мимо себя не пускают.
        Из - под стола осторожно выглянул человек. Тихо, как мышь, пробрался к выходу. Пьяницы заметили только, как дверь на миг открылась, впуская порыв ветра, и негромко захлопнулась.
        Спускаться по ступеням крыльца беглец не стал. Он ловко перемахнул через огородку, приземлившись на раскисшую от дождя землю. Ноги разъехались в стороны, чтобы не упасть, пришлось упереться в грязь руками.
        Радим - так звали беглеца - охнул, беззвучно проклиная месяц, проведенный без скоморошьих забав. Совсем расслабился, думал - раз до пристани без приключений добрался, то и тут обойдется. Оказалось, нет, новгородская земля поглубже заманила да побольнее стукнула. Совсем не ожидал Радим, что вот эдак придется бежать в ночь, накануне уже договоренного отплытия, оставив все добро преследователям. Хорошо, туго набитая мошна с собой. Личин, цветастых тряпок да бубенцов, конечно, жалко, но если утром удастся пробраться на ладью, то барахло - дело наживное.
        Радим поднялся и, стараясь как можно меньше шуметь, двинулся вдоль стены дома.
        - Стой! Кто таков? - раздался внезапный окрик. Беглец застыл как вкопанный.
        - Кто и куда? - из-за баньки вышел воин, укутанный в темный плащ.
        - Я… э… ме… - Радим заговорил заплетающимся языком, имитируя пьяную речь. - Мне… э… по нужде…
        - Далеко не ходи. Сюда за угол, а потом возвращайся в хоромы.
        - Ох… Я… э…
        Беглец зашел за баньку и оказался в тупике. Слева один сруб, справа другой, а прямо перед носом высокий плетень, отделяющий двор Боровичка от соседнего. Долго размышлять Радим не стал. Цепляясь за бревенчатые венцы, он вихрем взобрался на крышу баньки, откуда одним прыжком перемахнул через забор.
        На него с лаем бросились лохматые псы. Подхватив с земли полусгнивший дрын, Радим пустил им в собак. Те, что потрусливее, еще во время замаха показали хвост, а единственный смельчак завертелся на месте, получив удар в грудь. Воспользовавшись его замешательством, скоморох добежал до ближайшего строения. Здесь пришлось повторить ловкий трюк - молнией взлететь на самую крышу. На мгновение остановившись, беглец оценил положение. Окольная улица осталась где-то справа, чтобы до нее добраться, придется миновать еще пару дворов.
        На этот раз он не стал спускаться. Скинув сапожки, скользкие от налипшей грязи, Радим босиком засеменил по кромкам оград. Раскинув в стороны руки - в каждой по сапогу - он искусно удерживал равновесие, пока не спрыгнул на улицу. Через полсотни ударов сердца, обувшись и стряхнув пот со лба, довольный собой скоморох уже бежал прочь от Городища…
        Темнота царила беспросветная, а потому Радим не сразу понял, обо что запнулся. До него дошло, что это была специально подставленная клюка, когда он услышал человеческие голоса и увидел опускающуюся на голову дубину. Попытка увернуться не увенчалась успехом. Сознание покинуло беглеца.
        Глава 2
        Посреди почерневших от пожара развалин, в бывшем подполе спаленной избы горел тусклый костерок. Вокруг сидели два чумазых отрока и одна растрепанная отроковица. Их рубахи, подпоясанные обрывками волосяных веревок, представляли собой смесь заплат и незалатанных дыр, спины были прикрыты от ночного холода потертыми дерюгами. Ступни босых ног повернуты к тлеющим углям. Чуть в стороне, между обломками рухнувшей притолоки, лежал обнаженный бородатый мужчина, на вид чуть старше тридцати годов. Его руки и ноги были опутаны ивовыми прутьями, так что он не мог и пошевелиться.
        Отроки перебирали тряпье, снятое с мужчины, а девчонка пересчитывала монеты, высыпанные из мошны на холщовый лоскут. Глаза юных татей светились радостью, на лицах играли улыбки.
        - Богатая добыча, Зяма! Сыто заживем! - закончив с монетами, сказала отроковица.
        - Скока там?
        - Много! У меня пальцев не хватило. Ни на руках, ни на ногах.
        - У! Хоромы купим и холопов!
        - И сапожки знатные! С фигурной вышивкой!
        - Не… Зачем нам хоромы? Мы ж люди вольные. Ты бока, что ли, пролеживать хочешь, Куря? Умилка и та согласится - купим струг и уйдем варяжить.
        - Боюсь, на струг все ж не хватит. Зяма, может, как наши родничи хотели, уйдем в лес, поставим двор, улей, бортничать зачнем?
        - Умилка, ты же помнишь, чем то для родничей обернулось.
        - А мы тихо уйдем, и подальше от Новгорода.
        - Все одно, ежели не люди бискупа, так княжьи тиуны нас найдут. Тогда либо каждый год отдавать будешь, либо пожгут.
        - Неужто, Зяма, скрыться от них никак нельзя?
        - Никак. Бискупу Бог помогает. А Бог - всемогущ.
        - А нам он почему не помогает? Я к Святой Софии каждую седмицу хожу.
        - Отчего ж не помогает? Смотри, какую добычу подарил. Ты столько серебра раньше видела?
        - Только у княгини, когда она к Пасхе выходит и милостыню несет.
        - То-то и оно!
        - Зяма, - вмешался в беседу Куря, - а что с этим мужичонкой делать будем? Он в себя приходит. Стукнуть еще разок?
        - Можно и стукнуть. А потом придушить надо. Он нас видел, потом узнает - бед не оберешься.
        - Братишка, зачем! Он же в беспамятстве! Бросим тут, уйдем скорее! - сказала отроковица негодующе.
        - Тут нельзя. В Городище все знают, что мы в погорельцах бытуем. Он быстро найдет, кто его огрел да общипал. Придется прятаться. Нам се надо, Умилка? Да и потом, смотри, он уж очухался, нас слушает, запоминает. Придушим, и дело с концом.
        - Пощадите! - подал голос Радим, очнувшийся от нестерпимого холода. - Я ничего не помню. А если и помню, забуду быстро, - только скажите.
        - Он обещает, Зяма! Я прошу, Зяма, не убивай его! Мы ведь никого не убиваем! Таков уговор.
        - Уговора не было, Умилка. Я говорил, что резать не станем. Душить - не резать.
        - Точно, Умилка, отходь пока в сторону. Мы с Зя-мой все сделаем.
        - Пощадите, ребятки! Вы же добрые христиане!
        - Не всяк кто крещен - добр. А мы с тех пор, как бискупли гриди родничей пожгли заживо, вельми озлоблены.
        - Но в Бога-то верите! Хоть в какого. Ни Перуну, ни Христу не угодно, чтоб невинного изводили за просто так.
        - Что ж за просто так. Не было б у тебя мошны, так не придушили бы. За серебро ты нас потом из-под земли достанешь. Дай удавку, Куря.
        Отрок снял пояс. Он подергал за концы, проверяя прочность веревки.
        - Ох, ребятки! Хуже вашего бискупа поступаете. Он хоть поймать меня хочет, а вы сдушегубить. Почто такая судьба скомороху?
        - Зяма, не смей! - Умилка заступила дорогу отроку. - Не допущу братишек любимых до смертного греха!
        - Что ж раньше допустила, когда обобрать его решили?
        - Я грешница, но в пучину не паду и вас не пущу! Смотрите, его тоже бискуп гонит, он тоже от дурного пастыря страдает, а вы вместо помощи ему смерть учинить хотите.
        - Зяма, не слушай ее. Давай души, я подержу. Куря сел на ноги пленнику, прижав их к земле.
        - Пощадите! Клянусь Сварогом, вы не пожалеете! Хоть какую роту принесу, только не губите.
        - Куря, прекрати! - Умилка схватила брата за плечи. - Оставь его!
        - Ладно, Умилка, остынь. Куря, отойди, - Зяма сел на корточки перед головой Радима. - Как тебя звать-то?
        - Радим.
        - Значит, Радим, говоришь, бискуп на тебя зуб имеет? Отчего так?
        - Честно, не ведаю. Хоть и есть кое-какие домыслы. Я ж скоморох. Сами знаете, как попы нас любят. Да еще, верно, кто-то в Новгороде прознал, что меня в ведовстве винят. Поклеп, ребятки, да разве докажешь.
        - А за что винят?
        - Была тут история, еще три лета назад, при великом князе Ярославе Владимирыче. Один бес из пекла на землю вышел: начал народ губить. Так случилось, что я рядом оказался да помог с тем бесом справиться. Но не подумайте, что шептал какие наговоры или молнии с небес призывал. Просто запалил того беса, а он, глядь, и сгорел. Зяма задумчиво произнес:
        - Может, и не зря тебя в ведовстве винят, Радим. Вон как очаровал сестренку. Опасен ты.
        - Отчего же? Ребятки, да будь я ведун или волхв какой, разве лежал бы сейчас тут связанный и беспомощный?
        - И то верно.
        - Так что с ним делать-то будем? - спросил Куря. Взгляд Зямы переместился сначала на удавку, потом на Радима, затем опять на удавку.
        - Была не была. Пусть клянется отцом и матерью, что не будет нам мстить за то, что мы с ним учинили. Тогда жизнь оставим да одежду возвернем. Серебро же отныне наше.
        - Ты что, Зяма! Я уж к его портам присмотрелся. Мои-то совсем драные!
        - Куря, купим тебе порты. Серебра хватит. А Радим пусть обиду на нас не таит. Мы - тати, чего ж еще от нас ждать.
        - Ты чудо, Зяма! - Умилка чмокнула братишку в щеку. - Клянись скорее! - обратилась она к пленнику.
        - Клянусь отцом и матерью, что мстить вам не буду. Что еще сказать?
        - Ничего. Куря, распутай Радима. Умилка, неси его одежу.
        Вскоре Радим уже сидел у костра и ел печеную корюшку вместе с юными татями. Жизнь снова начала налаживаться, смерть прошла стороной. Однако боги явно предостерегали скомороха - нечего ему в этой земле делать. Не будет тут скомороху счастья. А ведь ведал, что в Новгородчине попы скоморохов казнят с особым рвением. Сгинул тут уж не один десяток гусляров. Рассказывали, что епископ местный Лука Жи-Дята крепкою рукой христианство насаждает. Да и про татей в новгородских пределах Радим знал не понаслышке. Пришлось ему из-за них хлебнуть лиха три года тому назад.
        Тем не менее было нечто такое, что тянуло скомороха к полуночи. Ни жадные до чужих душ епископы, ни кровавые тати не могли остановить его. Радим сам толком не понимал, отчего вернулся в эти края. Может, дело в заманчивом предложении могущественного новгородского боярина Остромира? Три года назад тот позвал бездомного бродягу на сытое место среди своих мужей. Но Радим отказался. Причем сделал это без долгих размышлений и душевных мук. Скоморох был твердо уверен, что с Остромиром ему не по пути. Этого боярина он знал уже давно и хорошо помнил, как тот плел интриги в Ладоге против воеводы Эйли-ва. Участвовать в господских играх скоморох зарекся. Он прекрасно понимал, кто окажется крайним, если боярина постигнет неудача. Лучше уж без крыши над головой, да без ножа в спине.
        Теперь же, побродив по Руси, вдоволь натерпевшись от палящего солнца, полуночного ветра да княжьих тиунов, Радим решил, что с такой жизнью надо завязывать. Дошел до скомороха слух, что есть в Норге или Свитьоде князь, добрый до скальдов и веселых людей. Молвили, каждому, кто своим искусством блеснуть умеет, дарит щедрый властитель хоромы и дворню, золото и серебро обильно. Поверил слуху Радим и собрался искать счастья в чужой земле.
        Долго ли, коротко ли собирался, но двинулся наконец скоморох в путь. Пошел Радим известной дорогой - через Новгородчину. Со смешанными чувствами миновал он знакомые местечки и деревеньки. Чем больше припоминал скоморох, тем тревожнее становилось на душе. Но мысли об отступлении не было. Наоборот, Радиму все сильнее и сильнее хотелось добраться до Новгорода, единственного русского города, до сих пор не открывавшего перед ним ворота.
        К Новгороду скоморох прибыл завечер. Внутрь путников уже не пускали. Поэтому Радим отправился к Городищу, которое еще называли Холмоградом. Крепостных стен у Городища практически не осталось, но вот присыпы сохранились. Они высоко вздымались вокруг вросших в землю жилищ смердов, придавая пейзажу воинственный вид. Идти сюда насоветовали добрые люди. На Ильмене, сказали они, укупить местечко в ладье дешевле, чем в большом граде. Две версты, что разделяли Новгород и Городище, скоморох прошел еще до темноты. Он быстро нашел постоялый двор и на следующий день отправился на поиски струга. Тут ему немного не повезло - совсем недавно местные корабельщики ушли за море. Пришлось проситься к чужеземцам. Те обещали отчалить через пару дней. Радим уже стал подумывать, не податься ли в Новгород, полюбоваться изблизи на храм Святой Софии, покрутиться на шумном Торжище. Однако усталость взяла свое. Целый день Радим провалялся на лавке да просидел у очага. Так и не побывал нигде, кроме пристани. Теперь, похоже, в Новгород идти все же придется. Ведь оставшемуся без гроша скомороху никто места на ладье не даст.
        - Мне в Новгород надо. К боярину Остромиру, - сказал ребятам Радим.
        - К посаднику? - насторожился Зяма.
        - Когда я его последний раз видел, он лишь боярином был.
        - Как княже Владимир Ярославич отошел, а Изяслав, брат его, Новгородчину взял, Остромир у нас за княжьего посадника. С бискупом одну лямку тянут. Зачем он тебе?
        - Кун в рез взять. Вы ж меня нищим оставили.
        - Не забывай, ты клятву давал!
        - Мстить я не собираюсь. Ничего Остромиру не скажу о вас. Просто некого мне больше в этих краях о резе просить. Вас разве что.
        - Мы не дадим, не мечтай, - агрессивно ответил Куря.
        - И не думаю даже. Проводите меня до Остромирова двора?
        - Почему бы и нет? - улыбнулась Умилка.
        - Потому что мы не дураки, - сказал Зяма. - Кликнешь стражу, а нам тикать?
        - Я ж клятву давал.
        - Давал. Но кто тебя знает.
        - Зяма, давай придушим его!
        Радим напрягся. Теперь он был свободен. Зяма и Куря - парни крепкие, но скоморох гораздо опытнее, сопротивление может оказать серьезное. Левой рукой Радим незаметно собрал в горсть рассыпчатой земли. Если кинуть в глаза - противник будет слеп какое-то время. Скоморох оперся на правую руку, готовясь резво повернуться на ней, если отроки учинят какую глупость.
        - Добро, не тронем тебя. Но и в Новгород с тобой, Радим, не пойдем. Может, ты не знаешь, но Ост-ромир и бискуп наш, Лука Жидята, душа в душу живут. Вместе кровушку из народа пьют.
        - Ох, жаль. Но хоть скажите, как терем-то Остро-миров найти?
        - Я тебя провожу, Радим.
        - Не делай так, Умилка! Сам найдет. Княжье дворище всякий знает.
        - Ты мне не указ, Зяма. А завтра праздник, я все одно в Святую Софию идти собиралась.
        - Я - старший. Меня надо слушаться.
        - Зяма, братишка, я слушаюсь. Ты не веришь Ра-диму, потому не идешь. А я ему верю. Он добрый, сразу видно.
        - Спасибо, Умилка, - поблагодарил скоморох. - Может, я и не такой добрый, как кажусь. Но тебя не обману.
        Радим уже давно проникся симпатией к спасительнице, а теперь просто не знал, как ей угодить. Улыбка Умилки порождала мысли о весеннем солнышке, драгоценном адаманте в золотой оправе, прозрачной колодезной водице в жаркий летний день. Радим зачарованно любовался отроковицей до самого рассвета. Она спала, свернувшись калачиком, высунув из-под теплой дерюги только кончик носа, но и этого было достаточно, чтобы наслаждаться ее присутствием.
        Зяма видел, что скоморох бодрствует, и тоже не сомкнул глаз. Курю старший отрок уговорил лечь. Тот недолго отнекивался. Весь остаток ночи храп Кури то и дело нарушал окрестную тишину.
        Утром Умилка быстро сполоснула лицо припасенной водой. Утеревшись рукавом, сказала, что готова идти ко граду. Радим немедленно поднялся.
        - Смотри, Радим, если с Умилкой что случится… Мы тебя из-под земли достанем. По кусочкам раздерем.
        - Не беспокойтесь. Я лучше себя ворогам отдам, чем ее.
        Куря недружелюбно хмыкнул. Зяма последний раз попытался остановить Радима:
        - Не ходил бы все-таки к Остромиру. Бояре скоморохам не друзья.
        - Верни мошну, не пойду.
        - Лучше я дам тебя Куре придушить.
        - Поздно, - коротко ответил Радим и отвернулся к Умилке: - Веди.
        Зяма и Куря долго смотрели вслед скомороху и отроковице. Радим и Умилка шли, не оборачиваясь.
        Глава 3
        Когда скоморох и его спутница подошли к Новгороду, они уже многое знали друг о друге. Отроковица рассказала, что ее отец княжий огнищанин Белоглав, уйдя на покой после похода на греков, купил землю в Зеленой Пойме и завел семью. В той же усадьбе он поселил своего младшего брата, Синемора, который еле-еле сводил концы с концами после того, как попал в полон к свейским варягам и отдал последнее на выкуп. Отстроив хоромы, братья стали возделывать поля и рожать детей. Умилка - первая дочь Бело-глава - имела пятерых сестер и ни одного брата. Последних ей заменяли Зяма и Куря - дети Синемора, родившиеся еще до переселения в Зеленую Пойму, а потому самые старшие из ребят. Это было веселое время, полное игр и задорного смеха. Вспоминая о нем, Умилка не могла удержаться от доброй улыбки. Радостные мгновенья светлого счастья навсегда оставили след в ее душе. Беззаботное детство кончилось, когда грянула беда. Несчастье случилось из-за жадности новгородского епископа Луки Жидяты. Поставленный в Новогороде волей великого князя Ярослава, он получил от господина огромные полномочия. Сидеть сложа руки Лука не
стал. С первых же дней стал разбираться с десятиной, которую новгородцы обязаны платить церкви. Сначала застонали купцы, ибо их прижали первыми. Потом завыли посадские, почуяв чужую руку в мошне. Наконец дело дошло и до служилых людей. Гриди заявились в усадьбу Белоглава и потребовали десятину. Он отказал, сославшись на верную службу князю. Гриди пригрозили карой за ослушание, но в тот раз ушли ни с чем. Через месяц к Белоглаву приехал его старый боевой товарищ и воевода Ян Творимирыч. Он гостил три дня, но так и не добился того, чтобы церковь получила оброк. Умилка слышала, как Ян Творимирыч обещал заступиться за товарища перед епископом, а пока советовал воздержаться от поездок в Новгород. На том и расстались. Гроза грянула через седмицу. Ночью не меньше сотни церковных холопов собрались близ усадьбы Белоглава. Вперед выехал Лука Жидята. Он потребовал выдать десятину, в противном случае обещал жестоко покарать ослушника.
        Белоглав решил стоять до конца. Он надел доспех, взял топор и приготовился дорого продать жизнь. Однако Лука не собирался выходить на честный бой. Епископ поджег усадьбу. Всех, кто выскакивал из огня, гриди жестоко секли мечами и кололи копьями. Щадить и миловать Лука строго-настрого запретил. Расправа должна была стать примером для всех ослушников. Спастись удалось лишь троим - Зямы, Кури да Умилки тогда не было дома. Они ушли накануне в ночное, пасти коней, а когда вернулись, застали лишь головешки и обугленные тела. Коней дети продали за бесценок, однако и тому были рады. На вырученные деньги с грехом пополам пару лет протянули. За это время выучились обходиться без крыши над головой, да и в лихих заработках преуспели.
        Закончив рассказ, Умилка попросила, чтобы теперь скоморох поведал о себе. Тот пожал плечами - мол, ничего примечательного в его жизни не было - однако отказать не смог. Рассказал, как потерял отца, убитого татями на лесной дороге, как потом жил с матерью у ее родичей в Городце на Соже. Узнала Умилка о скитаниях Радима и его вольной жизни, о его скоморошьем пропитании и вечной мечте заняться чем-нибудь важным. Про свои несчастья в новгородской земле Радим упомянул лишь вскользь. Особо гордиться ему было нечем. Не пугать же отроковицу повестью о мстительной ведьме или бесовском кресте! В любом случае, Умилка с интересом слушала. Ей нравились неторопливая речь Радима и его подтрунивание над самим собой.
        К городским воротам подошли вместе с толпой окрестных земледельцев и скотоводов, спешивших на утренний торг. Повозки, груженные мешками с зерном, натужно скрипели рассохшимися колесами. Чалые лошадки и бурые коровки понуро брели пыльной дорогой, следуя за хозяевами. По мосту, перекинутому через ров, пускали размеренно, чтобы не было толчеи. Два сторожа - оба одетые в кольчуги и опоясанные мечами - успешно справлялись с задачей.
        - Куда прешь! Стой! - Сторож хлестнул плеткой незадачливого пастуха.
        - А теперь двигай! - И хлестнул снова.
        Смерды безропотно сносили все. Но Радиму не особенно улыбалось получить поперек спины, поэтому он сразу понял, зачем Умилка поспешила заслониться от сторожей медленно бредущими буренками. Скоморох проделал то же самое. Однако ростом и статью Ра-дим значительно отличался от Умилки. Девушка прошмыгнула незамеченной, а вот скомороха сторож приметил.
        - Стой! Куда?! - Сомнений не было, что обращаются к Радиму. - А ну, сюда!
        Радим подчинился. Когда заслонявшая скомороха корова прошла мимо, сторож ухмыльнулся:
        - Хотел нестеганым пройти, смерд? Ух, закачу по полной.
        Свистнула плеть. Скоморох выгнулся, и она прошла мимо.
        - Ах, ты! - Сторож ударил снова, целя в лицо. Радим наклонился, потом выпрямился. Задержка из-за упражнений с плетью привела к тому, что за спиной скомороха стала скапливаться толпа. Поднялся ропот - люди спешили на торг. Второй сторож, похоже, не разделял настроения соратника, поэтому вмешался в замятию.
        - Брон, хватит. Посадник недоволен будет, если вирники придут, а на торгу никого нет. Пусти его.
        - Ладно, - нехотя согласился первый сторож. - Только я тебя запомнил, смерд. Ловчить вздумал! Жди в граде - замещусь, разыщу тебя. В голосе сторожа прозвучала неприкрытая угроза. Радим тяжело вздохнул: умеет же он находить неприятности на ровном месте. Скомороха толкнули в спину, и он поспешил к ожидавшей в воротах Умилке. Отроковица широко улыбнулась:
        - А ты - герой!
        - Ох, лучше бы я им не был.
        - Чего так?
        - Жилось бы в удовольствие.
        По Торговой улице, мимо усадеб Словенского Конца, Радим и Умилка прошли на Торжище. Чего здесь только не продавали! Скоморох не помнил града, где бы он видел такое скопление делового народа. Даже в стольном Киеве было спокойнее. Там протиснуться между палатками было просто. В Новгороде же местами возникали такие заторы, что Радим опасался застрять в них надолго. Иноземцев кругом было немерено. Каждый второй был одет либо по-гречески, либо по-франкски, а кое-кто носил вовсе незнакомое Радиму платье. Продавали мыслимое и немыслимое. Наряду с молодым зерном и откормленным скотом, тонкими паволо-ками и причудливыми височными кольцами, торговцы предлагали пестрых заморских птиц и шкуры диковинных зверей, прозрачные кувшины с разноцветными жидкостями и исписанное рунами оружие.
        - Скорее сюда! - Умилка дернула Радима за рукав.
        Она тащила его за одну из палаток. Там девушка опустилась на корточки, жестом приказав скомороху сделать то же самое.
        - Что? Что такое?
        - Смотри, едут!
        Через толпу пробирались двое вершников в длинных синих плащах. Они внимательно вглядывались в суетящихся людей, время от времени покрикивая на тех, что мешали проезду. Судя по длинным мечам в кожаных ножнах и драгоценным гривнам на шее, это были не простые новгородцы.
        - Кто такие?
        - Гриди бискупли! Тебя ищут!
        - Ты их знаешь?
        - На плащи глянь. Бискуп нарочно другим синий цвет носить запретил. Чтобы боялись, как увидят.
        Вершники проехали мимо. Умилка поднялась на ноги:
        - Пошли! Нам мимо Готского двора. Хоть бы там гридей не было.
        - Пошли…
        Радим еле поспевал за верткой Умилкой. Один раз он чуть не сшиб зазевавшегося торговца вяленой рыбой. Тот рассыпал товар, и вслед скомороху полетели ругательства. Когда они потонули в рыночном гомоне, спутники уже стояли на берегу Волхова. От увиденного у Радима расширились глаза.
        - Вот это да!
        - Не зрел такого? Верно говорят, ни в одной земле такого чуда нет, - заявила Умилка.
        Через великую реку тянулся длинный деревянный мост. Он покоился на десятках толстых дубовых столбов. Настил был положен на такой высоте, что под ним проходила большая ладья с отомкнутой мачтой. Даже в стольном граде Киеве Радим не видел ничего подобного. Днепр никогда не мостили. Водная гладь широка, течение могуче. Как только держится это чудо?
        На левом берегу Волхова виднелся детинец. Толстыми дубовыми городнями он опирался на высокую каменистую осыпь. Множество вежей грозно смотрело узкими бойницами на реку. Высоко над стенами сверкали золоченые купола Святой Софии. Совсем как в Киеве. Недаром Новгород кличут полуночной столицей. Есть чем очи порадовать.
        У моста стоял вирник в синем плаще и собирал плату.
        - Одна резань! Одна резань! Не стесняйтесь, проходите! В Святой Софии скоро к обедне зазвонят! Торопитесь, люди православные!
        Радим вопросительно посмотрел на Умилку. У него не было и резани.
        - Мы через мост не пойдем, - заявила девушка. - Княжье дворище, где посадник бытует, на этом берегу. Вон частокол за площадью видишь?
        - Вижу.
        - Нам туда.
        Княжье дворище, известное как Ярославово, было крепким острогом. Ограда в два человеческих роста плотно окружала многоярусный терем и хозяйственные постройки. Поодаль виднелась небольшая церковь. Она была посвящена Святому Олаву, королю и крестителю Норги, много лет назад попытавшемуся вернуть власть над своей страной с помощью великого князя Ярослава, но павшему в битве.
        - Мы пришли. Вот хоромы посадника.
        - Благодарствую, Умилка. Чем смогу, отблагодарю. Хочешь, приходи сюда завтра поутру. Думаю, я разживусь чем-нибудь у боярина.
        - Не надо, Радим. Братья и так много у тебя отняли.
        - Значит, мы больше не увидимся? Радиму отчего-то стало грустно.
        - Все может статься… Прощай, Радим!
        - Счастливо, красавица!
        Умилка шмыгнула между прохожими и затерялась в толпе. Радим, тяжело вздохнув, постучал в калитку.
        - Кто таков? - спросил привратник - дюжий детина в железном доспехе.
        - К боярину. Слуга его верный Радим пожаловал.
        - Первый раз о таком слышу.
        - Я в Новгороде доселе не был. Потому обо мне и не говорили.
        - Ты из каких краев?
        Радим задумался - аи впрямь, из каких он краев?
        - Из земли низовской. Пусти меня к боярину, он все тебе скажет, ежели захочет.
        Привратник хмыкнул, оглядел скомороха с ног до головы и освободил проход.
        - Эй, малой! - крикнул он холопчонку. - Проводи человека к боярину. Он сейчас плотничает.
        - Слушаюсь, господин…
        Радим последовал за холопчонком в обход терема. Они прошли мимо птичьего двора, миновали конюшню, в которой юный конюх натирал бока двум породистым жеребцам. Далее виднелся небольшой навес. Там были сложены бревна, поленья и свежеструганые доски. Около грубо сколоченных козел расположились несколько человек. Двое, в поту и опилках, возились с какой-то деревянной конструкцией, трое других стояли рядом и давали указания.
        - Не эту! Вон ту, балда, досочку бери!
        В белой шелковой рубахе, голубых шароварах и расшитых золотыми узорами яловых сапожках Остромир и без слов выглядел хозяином. За три года, что Радим его не видел, боярин совсем не изменился. По-прежнему аккуратно причесан, светел ликом и прям осанкой. Может, чуток погрузнел в животе, однако это ему не мешало. Наоборот, придавало солидности.
        Рядом с Остромиром стояли другие видные люди. Один, одетый во все черное, включая длинный плащ с колпаком, держал руки скрещенными на груди. На пальцах черного человека блестели драгоценные перстни. Опытным взглядом Радим определил, что камушки в украшениях редкие, яркие, чистой воды се-марглы. Второй товарищ боярина был разодет еще пышнее. Его грузное тело еле вмещалось под парчовую накидку, перекинутую через плечо. Руки богатея были унизаны браслетами и кольцами, на шее висело несколько золотых цепей с драгоценными подвесками, крестообразная фибула на груди сверкала прозрачными адамантами.
        - Господин! К вам гость! - громко сказал холоп-чонок.
        - Кто еще пожаловал?
        - Доброго здравия, светлый боярин! - Радим склонился в поклоне.
        Остромир сильно удивился. Его брови поползли вверх, усы зашевелились.
        - Неужели Радим? Давно о тебе даже слуху не было. Какими судьбами?
        - За вашей милостью, светлый боярин!
        - Что-то новое… Раньше ты от меня все ускользнуть норовил.
        - Напраслину возводите, господин светлый боярин! Просто я своим был промыслом занят, а вы своим. Не вините сирого. Нынче только вы мою голову спасти можете.
        - Что случилось?
        Остромир заметил, что все вокруг прислушиваются к разговору. Он нахмурился:
        - Что встали? Работайте, работайте! Чтоб мне к вечеру будку сколотили! А то велю Косолапому вас порвать, нерадивых.
        Тут же застучали топоры, запели наструги - холопы вернулись к своему занятию.
        - Так что произошло?
        - Обобрали меня, господин, лихие люди без резани оставили. Все мое состояние на мне теперь, ничего иного не осталось. А собирался я в дальние страны плыть, ремеслом своим чуток подзаработать. На Руси, сами знаете, тесно стало. Попы нас гоняют, а вирники три шкуры дерут. Помогите, светлый боярин, гривной-другой. Я, чем хотите поклянусь, что как вернусь - отдам.
        - Ну вот, а я думал, что интересное расскажешь. Ты же, как все, за серебром пришел. Да еще за море Удрать собираешься.
        - Помилуйте, светлый боярин! Иначе мне по миру идти или в кабалу запрягаться.
        - У каждого своя судьба. А не хочешь ли честно заработать свою гривну? Помнится, я звал тебя к себе, да ты не пошел. Теперь, верно, согласишься.
        - Я б рад, господин светлый боярин, да в Новогороде мне оставаться тревожно. Похоже, бискуп до ужаса зол на скоморохов. Меня давеча ночью поймать пытались его гриди. Еле утек.
        - Лука-то? Он зол. Да за мной будешь как за каменной стеной. Я тебя не собираюсь заставлять скомо-рошить.
        Внезапно вперед подался человек в черном. В его глазах полыхали злые огоньки.
        - Боярин, сей скоморох - тот самый. Владыка будет вам очень благодарен, если у нас не возникнет разногласий.
        - Кто? Радим? Да его даже Коло Скоморохов за своего не считает.
        - Владыка о другом ведает. Сей ночью мы упустили именно Радима. Однако теперь он от нас не уйдет, ведь верно, боярин?
        Тут Радим и узнал человека в черном. На дворе Боровичка он представлялся как Григорий, диакон Святой Софии. Вот угораздило! Скоморох попятился.
        - Радим, извиняй, однако ничего поделать не могу. Дела церковные не в моем попечении. Придется тебе с Лукой побеседовать. Только сильно не страшись, я за твоей судьбой прослежу.
        - Ох, помилуйте, господин великий боярин! Не выдавайте! Не дайте попам меня сгубить! - Радим рухнул на колени.
        - Если все им честно расскажешь - ничего тебе не будет.
        - Что расскажу?
        - Все, что спросят.
        - Благодарствую тебе, боярин. Владыка сей милости не забудет. Отплатит сторицей, - Григорий легонько поклонился.
        За спиной Радима, откуда ни возьмись, появились трое дюжих молодцев в синих плащах. Они несильно, но настойчиво подтолкнули его в сторону ворот. Скоморох не успел надышаться вольным воздухом, как снова оказался в полоне.
        
        Глава 4
        Лука Жидята встретил пленника в мрачной каменной клети, насыщенной сыростью и запахом тления. Через небольшое зарешеченное оконце под сводчатым потолком проникал скудный свет. В полутьме угадывались очертания грубо сколоченного стола и пары скамей. Епископ сидел спиной к свету, поэтому разглядеть его лица Радим не мог. В глаза бросились только длинные пышные волосы и густая борода, из-за чего голова Луки казалась непропорционально большой. Перед епископом лежали каравай и головка сыра. Он отщипывал от них небольшие кусочки и отправлял в рот. Проглотив, Лука запивал вином, прикладываясь к глиняному кувшину с тонким горлышком.
        Рядом с епископом стояли несколько мускулистых гридей в тонких льняных рубахах с закатанными рукавами. В руках они держали плети и дубинки. Радим понял, что шуток здесь не любят.
        - Владыка, мы поймали скомороха, - с гордостью заявил Григорий, подходя к епископу.
        - Молодцы, - скрипучим холодным голосом ответил Лука. - Поставьте его так, чтобы я видел его глаза.
        Несколькими грубыми тычками в бока Радима пе-Редвинули под луч дневного света.
        - Помилуйте, владыка! - Скоморох поспешил рухнуть на колени. - Ничего не творил против вас, не заду…
        - Пусть вернется на место и помолчит.
        Радим получил хороший удар коленом в зубы, но не упал. Сзади его подхватили под руки и поставили на ноги. Отплевываясь кровью, Радим заскулил от боли.
        - Какой-то он несурьезный.
        - Так скоморох же, владыка, грязный смерд.
        - И такие люди замышляют против меня. Ая-яй… Епископ задумался, потом поднялся из-за стола и подошел к Радиму:
        - Отвечай, кто тебя послал? Ефрем? Туровид? Имя Ефрема скомороху ровным счетом ничего не говорило. А вот Туровид а Радим помнил хорошо. С этим парубком он как-то угодил в серьезную переделку в Ладоге. Бояре плели интриги, ведьма ворожила, а скоморох оказался между ними. Туровид тоже тогда шкурой рисковал. Однако, как позднее понял Радим, из добровольного интереса. Парубок-то то непростой оказался: из волхвов, верховный заводила Коло Скоморохов. О нем, что ли, епископ расспрашивает?
        - Никто меня не посылал, владыка. - Разбитый рот мешал говорить. - Сам пришел. Хотел за море податься.
        - Дудика, подоткни ему малость. Удар поддых согнул скомороха пополам.
        - Так что насчет Ефрема и Туровида?
        - Не вели казнить, владыка! О каких Туровиде и Ефреме молвите? Много их по свету.
        - Говори обо всех.
        - Про Туровида слыхал. Он заводила Коло Скоморохов.
        - Туровида вспомнил. Уже хорошо. А Ефрема не знаешь?
        - Слыхал о многих с таким именем. Да не припомню, чтоб свиделся хоть с одним.
        - Лукавишь…
        - Честно, не знаю! Вот вам крест, владыка!
        - Чудно крестишься. Ну, да ты - скоморох, нехристь, что с тебя взять. Как думаешь, Григорий, Ефрем тут действительно ни при чем?
        - Сомнительно, владыка. Митрополит в этом деле точно замешан.
        - Вот и мне так кажется. Ладно, выкладывай, зачем тебя Туровид в Новгород послал? Что велел?
        - Никто меня не посылал, владыка!
        - Дудика…
        Тяжелый кулак гридя обрушился на голову Ради-Скоморох повис на руках сторожей безвольной уклой.
        - Перебрал, Дудика!
        - Винюсь, господин…
        Епископ вернулся за стол. Он отщипнул сыра и начал жевать.
        - Плесните на него.
        Гриди приволокли два ведра холодной воды, окатили Радима. Охая, он пришел в себя.
        - Говори, - потребовал Лука.
        Радим прекрасно понимал, что он может либо честно молчать и снова получить хороших тумаков, либо беззастенчиво врать, оттягивая расправу. Второе явно было предпочтительнее. Сдохнуть от кулаков Дудики он всегда успеет.
        - Туровид меня послал. Убьет, если узнает, что я рассказал. Я должен сесть на ладью и плыть за море.
        - В Рим? - Куда?
        - К римскому бископу?
        - Да, да, владыка, к нему, к нему самому. Они большие друзья с Туровидом.
        - Неужто? Что думаешь, Григорий?
        - Врет. Зачем бы поганый язычник к святейшему престолу отправился?
        - Кто знает… Отвечай, зачем тебе в Рим?
        - Весточку от Туровида передать. Этому… биску. пу…
        - Интересно. Ужель и там вороги?
        - Сомнительно, господин. Врет скоморох.
        - Какую весточку, отвечай!
        - Ну… - Радим задумался, силясь сочинить нечто правдоподобное. - О скоморохах. Мол, мы всегда друзья ему.
        - Григорий, ты слышал?
        - Невероятно, владыка! Туровид - самый отъявленный волхв. Его князь терпит только потому, что отец терпел. Святейший престол ни за что с ним общаться не станет!
        - Правду иль кривду говоришь, скоморох? Смотри, не играй со мной!
        - Правду, истинную правду!
        - В пыточную его. Проверим.
        - Пощады, государь мой, владыка!
        К крикам Радима прислушиваться никто не стал. Его схватили за руки и поволокли к невысокой двери, обитой железом. Дудика отворил проход, пропуская остальных внутрь. В пыточной пахло несколько лучше, чем в каземате со столом. И все благодаря паре жа-ровень с полыхающими углями. От одной из них шел аромат слегка подгорелого мяса.
        - Как тут дела? - спросил епископ полуголого детину у жаровни.
        - Все, что мог, он сказал. Сознался, что помог скомороху улизнуть. А Туровида не знает. Святейшего митрополита тоже.
        - Чего еще жаришь?
        - Румяню, господин. Может, что добавить пожелает.
        Епископ пригляделся к обнаженному человеческому телу, подвешенному на вертел.
        - Помер он. Снимай.
        - Слушаюсь, господин.
        Радим и так не стоял на ногах, а тут еще жуткое зрелище обожженного трупа. И для кого освобождают место - для него! Неужели скоморох печально окончит дни, покрывшись волдырями и углем, зажаренный, будто поросенок?
        Радим решил, что будет сопротивляться до последнего. Силы к нему отчасти вернулись. А дальше пусть будет как решат боги.
        Обгорелое тело бросили прямо под ноги Радиму. Скоморох с ужасом признал в замученном хозяина постоялого двора, с которого он бежал прошлой ночью.
        - Узнаешь пособничка? С тобой будет то же, коли врать станешь.
        - Ох, не вру я, владыка. Всем, чем пожелаете, клянусь!
        - Что ж про Ефрема кривду сказал? Как ты можешь к бископу римскому ехать, да бископа киевского не знать?
        - Бес попутал, владыка! Простите, государь мой!
        - Хорошо. Тогда говори, что против меня готовите? Если ты за море собрался, то кто на меня зуб точит?
        - Откуда ж мне знать, владыка! Что против помышляют, не ведаю!
        - А вот мои люди из Киева другое в своей весточке написали. И кому верить?
        - Неужто про меня там писали? Не может быть такого, владыка! Никогда я против господина бискупа не замышлял!
        - Верно, имени твоего в весточке не было. Но много ль к нам скоморохов на днях явилось? Вот Григорий говорит, что ты один. Ему тоже не верить?
        - Может, прозевали другого! Я ж в том не виноват!
        - Негодяй, на что намекаешь! - полыхнул гневом Григорий. - На жаровню его!
        Гриди с треском разорвали на скоморохе рубаху.
        - Постой, Дудика. Не суетись, Григорий. Откуда у тебя эта отметина? - Лука заинтересованно разглядывал плечо скомороха.
        - От рождения, святой отец…
        - Не может быть. Я видел людей с такими пятнами, но они стоили им очень дорого.
        - С ним что-то не так, владыка? - заинтересованно спросил Григорий, заглядывая через плечо епископа.
        - Неважно. Слова скомороха мне кажутся разумными. Я бы тоже одного человека на такое дело не послал. Григорий, Дудика, прочешите окольный град и окрестности снова. Ищите других скоморохов.
        - А сего мучить будем, владыка?
        - Нет. Все, что хотел, я выяснил. Он больше не нужен.
        Гргорий недовольно поморщился:
        - И что с ним делать? За него Остромир просил. У Радима бешено застучало сердце.
        - В мешок и в колодезь. Как обычно. Остромиру скажешь, что скоморох ушел на все четыре стороны.
        - Слушаюсь, владыка.
        Приговоренный не успел даже дернуться, как его повалили на пол, скрутили пеньковой веревкой и засунули в большой холщовый мешок. Рот забили грязными обгорелыми лохмотьями. Для верности пленника пару раз стукнули головой о каменную стену.

* * *
        Черная земля смыкалась на горизонте с кроваво-красным небом. Багровые мороки медленно плыли над головой. Радим стоял по колено в грязи и вдыхал смрад разложения. Что это? Где он? Горячий ветер принес запах серы.
        Скоморох обернулся. За спиной высился черный-черный лес. Откуда-то из чащи донесся унылый звериный вой. Дрожь пробежала по телу Радима. На голове зашевелились волосы. Вой повторился, и с каждым мгновением он становился все громче и громче. Лесная тварь приближалась.
        Радим попытался сделать несколько шагов в сторону кровавого горизонта. Грязь плотно вцепилась в ноги, не давая двигаться. Скоморох отступил назад. Здесь грязь была пожиже. Скоморох мог идти только к лесу.
        Вой повторился. В глубине черной стены деревьев вспыхнули и погасли два алых глаза. Радим покрылся холодным потом. Что теперь?
        Тяжелое дыхание неведомой твари все громче. Запах серы стал невыносимым. Радим собрался с силами, чтобы не закричать. Он знал, что в Пекло попадают большие грешники, но никогда не верил, что таковым окажется сам.
        Алые глаза показались снова. Они смотрели на скомороха с ужасающим вожделением. Тварь готовилась к броску. Но Радим уже не боялся. Чему быть - того не миновать. Если суждено сгинуть в пасти ужасной твари, пусть это случится скорее. Все одно - хуже Пекла ему ничто не грозит.
        Радим шагнул в сторону леса.
        Тварь завыла и бросилась прочь. Глаза скомороха полыхнули алым огнем.
        
        Глава 5
        В мешке было душно и неудобно: колени прижаты к лицу, руки скручены за спиной. К тому же - и это самое неприятное - пленника несли вниз головой.
        У Радима дико болела голова. Он постарался унять панику, начавшую туманить разум. Надо сосредоточиться. Пока сердце бьется, можно спастись. Важно, чтоб перед тем, как бросить в воду, не надумали пырнуть ножом. Чтобы этого избежать, следует молчать. Пусть думают, что он без памяти.
        Но забывать о связанных руках не стоит. Под водой у Радима будет не так много времени, чтобы освободиться от пут. Лучше это начать делать прямо сейчас.
        - Кидай его на воз! Живо! Радим узнал голос Дудики.
        - Камушек прихвати. Привяжем.
        Веревка на руках была затянута на славу. Однако скоморох знал немало способов ослабить любой узел. Благо этим тоже приходилось развлекать народ. Радим ловким движением вывихнул сустав большого пальца левой руки. От боли он даже не поморщился: не до того. Теперь путы стали свободнее. Скоморох попробовал их стряхнуть.
        - Э-э, Дудика… Кажись, шевелится. - Да ну?
        Подкованный железом сапог с силой ударил по плечу. Радим закусил язык, стараясь не застонать.
        - В беспамятстве. Но! Поехали!
        Скрип колес успокоил Радима. Убивцы не стали развязывать мешок, чтобы убедиться в состоянии пленника. Значит, можно продолжать начатое. Скоморох осторожно освободился из пут. Это удалось сделать легко: веревочные петли мягко пропустили левую руку.
        - Тпру!
        Гриди слезли с воза.
        - Вяжи к нему камень. Живо!
        Радима ухватили за лодыжки, крепко стянули ремнем. Время испытания приближалось. Скоморох набрал в грудь побольше воздуха.
        - Воды прибыло, похоже. Прошлым покойничком и не пахнет.
        - Отдирай доски, дурень, не мешкай. Послышались звучные удары топора.
        - Гвозди не покорежь! Потом обратно забивать.
        - Готово.
        - Бери камень. Я возьму мешок.
        - Ух, тяжелый…
        Воздух кончался, а топить Радима не спешили. Скоморох выдохнул и вздохнул снова. Ну, скорее бы!
        - По моему слову…
        Дудика водрузил мешок на колодезный сруб.
        - И-и-и… Давай!
        Хоть и ждал Радим этого мига, но испугался изрядно. Больно ударил камень, бортик колодца прошелся по ребрам. Скоморох ударился о воду спиной. Мешок быстро заполнялся водой. Несколькими мгновениями позже груз потянул скомороха ко дну.
        Радим переместил руки из-за спины к коленям, на уровне которых еще ранее приметил маленькую дырочку. Через нее вряд ли могла пробраться даже мышка. Пальцы заработали, расширяя отверстие. Мешковина, на счастье, была старой.
        Не прошло и десяти ударов сердца, как Радим достиг дна. Камень лег на грунт, удерживая мешок с пленником. Разорвав мешок настолько, чтобы можно было выбраться, Радим взялся за ремень, привязанный к лодыжке. С ним оказалось труднее.
        Кожаный ремень размок и не хотел поддаваться. Радим почувствовал, что в груди кончается воздух. Надо срочно придумывать что-то затейное.
        Если нельзя отвязать один конец, может, попробовать со вторым? Радим нырнул к глыбе, державшей его у дна. Точно! Камень был обвязан ремнем хоть и несколько раз, но не плотно. Радим протолкнул груз через путы с первой попытки и вынырнул на поверхность.
        - Дудика, сышал?
        - Ну. Так бывает, дурень. Последний выдох скомороха.
        Тьма скрыла Радима от взоров гридей. Они заколотили колодец досками и спокойно поехали восвояси. Скоморох заскреб ногтями по влажным стенкам колодца. Смерть снова упустила добычу. Однако надолго ли?
        Нога что-то задела под водой, и скомороха пронзила мысль о покойнике, упомянутом Дудикой с товарищем. Верно, утопленник еще плавает, удерживаемый камнем.
        Скоморох шарахнулся к противоположной стенке колодца. Брр… Надо скорее выбираться наверх.
        Отчаянные попытки уцепиться за щели в бревнах ничего не дали. Радим сломал ноготь и посадил в палец занозу, однако подняться не сумел. Похоже, следовало хорошенько помозговать.
        Сюда люди не ходят. Источник заколочен. А если покричать? Могут услышать гриди епископа. Тогда будет совсем плохо. Что же делать?
        И тут скоморох вспомнил о ремне, болтающемся у него на ноге. Радим уперся - в одну из стенок ногой, в другую - спиной. Скудный лучик лунного света, пробивавшийся через щели между досками, скрывавшими колодезный провал, не радовал яркостью. Однако Радиму оказалось достаточно и этого. Вскоре ремень был распутан. Радим связал его с веревкой, и у него оказалась пара саженей вполне сносного каната, способного выдержать вес человеческого тела.
        Как его укрепить наверху? Эх, будь здесь верный мешок, набитый всякой полезной всячиной, - там и крюк бы нашелся. Сгодится и острый камень. Но где ж его взять? Разве только на дне.
        Нырять чертовски не хотелось. Однако ничего другого Радим измыслить не мог. Набрав побольше воздуха, он погрузился в воду. Пара гребков, и скоморох уже ощупывал дно. В вязком иле лежало немало камней. Однако большинство из них были столь же крупны, как тот, который служил грузом. Наконец рука наткнулась на небольшой камушек с острыми краями. Схватив его, Радим всплыл.
        Передохнув, скоморох приступил к работе. Он привязал к камню ремень. Потом ему удалось закинуть камень наверх, где тот застрял между досок.
        Радим начал карабкаться вверх. Кулаком вышиб доски, схватился за край колодца и перевалился через бортик. Упав на траву, скоморох расслабился. Все тихо, все спокойно, ни погони, ни врагов. Правда, и серебра тоже нет, а значит, не совсем понятно, что делать дальше. Однако утро вечера мудренее. Надо встать на ноги и найти местечко для ночлега. Где только голяка примут?
        Долго мучиться размышлениями Радиму не дали. Вскоре послышались шаги и приглушенные голоса.
        - Глядь, что там?
        - Похоже, рыбина. Дай прихвачу…
        - Сам ты рыбина! Смотри, человек!
        - Точно…
        Радима ткнули палкой в бок. Он легонько застонал.
        - Живой… - произнес круглолицый широкоплечий молодец.
        - Кто ты? Что тут делаешь? - спросил второй находчик, тщедушный мужичок в возрасте.
        - Ох, люди добрые, скоморох я бродячий. Обворовали меня и утопить в колодезе думали.
        - Кто ж тебя так?
        - Может, наровские постарались? Они такие.
        - Те б, верно, прибили. Не стонал бы он тут. Какие-то подмастерья работали, до мастеров им далеко.
        - А вы сами-то кто такие? - с опаской спросил Радим.
        - Душегубы местные. Но ты не боись. С тебя брать нечего, сразу видно.
        - Да уж… Сегодня боги отвернулись от меня.
        - Не совсем, бедолага. Мы ж тебя нашли. Идем с нами, - предложил мужичок. - У нас тут костерок недалече разложен.
        - Вот спасибо, - Радим с трудом поднялся. - Мир не без добрых людей.
        Душегубы повели скомороха в глубь новгородского посада. Если бы даже не пришлось пережить сегодняшние потрясения, все равно запомнить дорогу Радим бы не смог: двигались какими-то переулками, задворками, пару раз пересекали огороды. Наконец впереди заиграл алый отсвет костра. Он был разожжен под самой городской стеной, недалеко от высокой вежи-стрельницы. Вокруг сидели несколько мужей, поглощавших напитки и жареное мясо.
        - Силушка с Чухой вернулись. А кто с вами? - густым басом спросил самый крупный из мужей.
        - Да вот, скомороха нашли на пустоши у отравленного колодца.
        - Невеселый он какой-то. И не приплясывает…
        - Его избили и ограбили. Промок до нитки, бедолага. Пусть, думаем, обсохнет.
        - Ежели он в самом деле скоморох, я б не стал с ним возиться. Такой и отблагодарить не сможет. Но раз привели, пусть садится. Мяса не дадим - самим мало, а меду нальем. Давеча у купчины немецкого пару бочек увели. Весело было…
        Мужи рассмеялись. Радим принял рог с медом.
        - А не боязно лихим людям на виду, да у самой стрельницы сидеть?
        Смех стал громче.
        - Чего ж нам бояться, коли я - сторож сей вежи? - Басовитый здоровяк улыбнулся.
        - Да, да, Буслай - княж-человек. С ним все дозволено, - подтвердил Чуха. - Княжьих да бископьих не задеваем, а уж остальным - как повезет.
        Радим пригляделся к здоровяку. В самом деле, он несколько отличался от остальной компании как манерами, так и одеждой. Душегубы с виду напоминали недомовитых смердов - потертые лапти, грязные онучи, простые холщовые портки и рубахи, латаные кафтаны, дешевые ножи и топоры у поясов. Буслай одевался богаче: тело прикрывали узорчатая рубаха и крепкий кожух доброй работы, порты были сшиты из хорошо выделанных волчьих шкур, на ногах складно сидели яловые сапожки, и, что самое примечательное, - на руках здоровяка были надеты кожаные рукавицы. Перепоясанный широким ремнем с заткнутыми за него двумя кривыми кинжалами, вооруженный франкским мечом на блестящей заклепками перевязи, он выглядел как воин, который всегда готов к схватке.
        - Добрый мед, - заметил Радим, пригубив угощение. - Сугревает.
        Его пробирала дрожь, кожа покрылась мурашками. Попросить у разбойничков одежду Радим никак не решался. А те делиться пожитками не спешили.
        - Постой! А как тебя звать? - отрок с противоположной стороны костра внезапно оживился.
        - Радим…
        - Радим? Ты!
        Отрок вскочил. Никто не успел даже ахнуть, как он через огонь прыгнул на скомороха. Нечаянно задетые головни рассыпались со снопом искр. В руке нападавшего блеснуло лезвие. Несмотря на ненависть, исказившую лицо, Радим признал Курю.
        - Сгинешь за Умилку и Зяму, гад!
        - Почто? - успел выкрикнуть Радим и тут же был повален на спину.
        Первый удар скоморох отбил. Лезвие вспахало землю. Отрок занес оружие снова.
        - Погодь!
        Рука в кожаной рукавице крепко стиснула запястье Кури.
        - Тут только я решаю: кого казнить, кого миловать.
        - Буслай, дай порезать его. Скоморох Зяму и Умилку бискупу на расправу выдал.
        - Правда? - спросил здоровяк Радима.
        - Ложь! Не было такого! Я с Умилкой у двора Ост-Ромирова как расстался, так и не видел ее более.
        - Потому, гад, что схватили ее!
        - То не моя вина!
        - А вот Зяма был уверен, что твоя! Буслай, дай я его порешу!
        Буслай отпустил отрока.
        - Скоморох, плохо твое дело. Я знал Зяму и Умилку - славные ребятишки.
        - Но я ни в чем не виновен! Я даже не знал, что кого-то из них схватили! Да я сам за Умилку до смерти биться готов!
        - Лжешь! - выкрикнул Куря, но как-то не слишком уверенно. - Мы с Зямой, как узнали, что Умилку гриди бискупьи утащили, так сразу в Софию пошли, а там попы только о скоморохе и шептались!
        - Что они обо мне шептали?
        - Не важно! Плохо слышно было. Но мы сразу догадались, что ты ее сгубил. Попам за золото продал.
        - На, обыщи! Нету никакого золота!
        - Так тебя ж обобрали. Тебе Бог мстит! А сейчас и я отомщу!
        - А Зяму-то, Зяму за что взяли? Тоже я виноват?
        - Он полез к диакону Умилку требовать. Тут его и прихватили. Все из-за тебя!
        - А хошь докажу, что я в сем несчастии не виновен?
        - Попробуй.
        - Я соврал, сказав, что попал в колодезь от лихих людей. Остромир выдал меня бискупу, а тот велел утопить. За что убить надумали - ума не приложу. Коли узнают, что я жив, - удивятся очень. Так что рискни, проверь. Стал бы я здесь сушиться, имей возможность вернуться к Остромиру!
        - Складно говоришь. Только мало я к тебе веры питаю.
        - А хошь Умилку и Зяму спасти помогу?
        - Ты?
        - Я.
        - Взаправду?
        - Чем желаешь поклянусь!
        - Слыхали мы уже твои клятвы!
        - Хошь, пойдешь со мной и будешь нож рядом держать. Коли уклонюсь куда или что неверно сделаю - режь без промедления!
        - Один с тобой не справлюсь… Лучше скажи, как спасти их, я сам все сделаю! А тебя тут постерегут. Ежели пропаду - удавят.
        - Где их держат-то?
        Куря остыл и более ножом не размахивал. Он сел на свое место, и Буслай позволил Радиму вернуться к костру. Стали обсуждать, как вызволить брата с сестренкой из полона.
        Каждый из сидящих у костра рассказал, что знал о порубах, устроенных под Святой Софией по указу Луки Жидяты.
        В прошлом году, на Масленицу, Силушка слышал от пьяного служки о железной двери, расположенной за алтарем и ведущей под землю. Правда ль то, или кривда, судить трудно, но служка клялся, что иногда оттуда доносятся людские крики.
        Чуха поведал, будто после вечерни попы из церкви не уходят, а исчезают. Никто не видел, чтоб они брели из Святой Софии на ночь глядя, зато многие поутру у них благословения испрашивали, когда те от своих домов к храму шли.
        Куря поделился слухами о церковных колодниках. Зяма говорил брату, что епископ больше не на сторожей полагается, а на цепи и запоры, заговоренные святыми и оберегаемые христианским богом.
        Радим внимательно выслушал всех, уточнил кое-какие мелочи и сказал:
        - Всего делов-то - затаиться в церкви после вечерни, а потом проскользнуть тайным ходом в подвалы.
        Однако идти туда никто не хотел. Буслай сказал, что это дело дурное, епископа лучше не обижать, в церкви не святотатствовать. Вот если бы Куря золотишка насобирал, гривну, а лучше две, тогда за мзду товарищей можно и выкупить. В этом бы Бус-лай посодействовал. Переть же напролом - себя губить.
        Радим возражать не стал. Намекнул только, что в храме безобразничать не собирается. Есть, дескать, пара мыслей, но ими он поделится только с теми, кто с ним пойдет. Куря было заикнулся, что один отправится, но Буслай его оборвал:
        - Скоморох прав. Одинокому отроку с церковными сторожами не сладить. Тебе же, Куря, подавно. С ножичком бросаться горазд, да поцарапать даже не можешь.
        Скоморох расценил слова басовитого здоровяка как поддержку. Глотнув сладкого меда, Радим окинул взглядом присутствующих и заявил:
        - Третий нам нужен. Покрепче в плечах. Мы с Курей мальцы ловкие, да вот беда - не могучие. Кто-нибудь хочет подзаработать?
        - В Святой Софии? Не подбивай моих ребят на богохульство, - нахмурился Буслай.
        - Ох, что - ж обо мне какие дурные думы. В храме ничего не тронем. А тому, кто с нами пойдет, порядочно приплатим.
        Радим поднял над головой мошну, потряс. Серебро зазвенело.
        - О! Другой разговор, - лихие ребята оживились.
        - Постой! Моя калита! - воскликнул Куря.
        - Была моя, потом твоя, потом опять моя, а теперь достанется тому, кто выручить товарищей наших решится. Неужто ты не готов поделиться такой малостью ради их спасения?
        - Готов. Ну, кто с нами?
        - Я…
        - Я!
        - Я…
        Обилие желающих поразило Радима. А еще говорили, что епископа не обижают. Он ухмыльнулся. Все имеет свою цену. Теперь бы не ошибиться с выбором.
        - Нам нужен самый могучий. Без обид. Мы бы взяли всех, да мошна одна.
        - Самый-самый тут - я, - заявил Силушка, поднимаясь на ноги и расправляя плечи.
        Он действительно выглядел крепким молодцем, с руками-молотами, бычьей шеей и крупным подбородком. Однако ростом Силушка был на полголовы ниже Радима.
        - Дай, сломаю.
        Силушка поднял с земли ржавую подкову. Без лишних разговоров он схватил ее за концы и начал крутить. Металл согнулся, как ивовый прут. Молодец довернул еще чуть-чуть, и подкова распалась на части.
        - С железякой ты справился, сынок. А со мной?
        Из темноты вышел высокий муж с длинной всклокоченной бородой и безумно выпученными глазами. Похоже, он вернулся с промысла, поскольку в руке у него был зажат окровавленный топор, а на плече висела плотно забитая добром торба.
        - Вдарь меня, Берсерк. Испытай, - сказал Силушка.
        Муж воткнул топор в плашку, сбросил мешок под ноги, плюнул на кулак, замахнулся и стукнул. Удар пришелся в грудь. Молодец покачнулся и сделал шаг назад, но на ногах устоял.
        - Хорошо держишь. Дай еще вдарю…
        - Не, теперь моя очередь.
        Без большого замаха, коротко и стремительно Силушка стукнул противника. Берсерк шумно выдохнул и отлетел в темноту. Под шестипудовым телом громко хрустнул хворост, запасенный для костра. Без помощи товарищей Берсерк подняться не смог.
        - Кто-нибудь еще сумневается? - спросил Силушка, потирая кулак. - Сломаю.
        - Добро. Идешь с нами, - Радим улыбнулся. - Дай мне чего-нибудь тело прикрыть.
        - Серебро?
        - Получишь, как выручим ребят.
        - Смотри, не обмани, скоморох. Сломаю.
        - Понял. Коли не попадемся епископу, я свое слово сдержу. Все пусть будут свидетелями.
        - Договорились…
        Силушка отдал скомороху старую рубаху. Похоже, парубок был очень зажимистый, а потому сильно переживал, расставаясь с вещью.
        - Не горюй, верну ее тебе в целости. Вот только дело завершим.
        - Смотри, не порви…
        - Тут уж рвать нечего. Прореха на прорехе.
        - Я сказал. Чуть что - сломаю.
        На рассвете костер затушили, посчитали ночную добычу и отправились спать. Радима и Силушку Куря повел на уютное пепелище у Городища. Там, на теплых дерюгах, они и прикорнули.
        
        Глава 6
        Встав около полудня, скоморох со товарищи отправился к Волхову, где умылся, привел одежду в порядок. Точнее, попытался привести, ибо то, что ему оставили гриди епископа, иначе как лохмотьями назвать было сложно. Потом Радим уселся под развесистым вязом и повел речь:
        - Нас не должны опознать. Потому во град пойдем ряжеными. Легче всего прикинуться каликами. Тогда мало кто внимание обратит.
        - Не получится. Как к Святой Софии подойдем, нас либо прогонят, либо клюками забьют, - сказал Куря. - Калики чужого на паперть ни за что не пустят.
        - Да, сложновато получается… Радим задумался, почесывая бороду.
        - Тогда так: оденемся бискуплими гридями.
        - Ого!
        - Скоморох, а ежель нас поймают?
        - В чем бы нас ни поймали - конец один. А под синими плащами мы будем в безопасности. Тем, кто в таких же плащах, лучше не попадаться. Надеюсь, у Святой Софии они постоянно не стоят?
        - Стоят…
        - Ничего. Важно идти уверенным шагом, да говорить без страха. Не всех же своих они в лицо знают? Сколько гридей в Новгороде? Сотня? Две?
        - Около того… А вдруг знают?
        - Волков бояться - в лес не ходить. Убежим.
        - Не нравится мне… Сломают, - хмуро заметил Силушка.
        - А где одежу гридеву возьмем? - спросил Куря.
        - Сделаем.
        - Как?
        - У причала в Городище много купцов стоит. Надо у них синего полотна позаимствовать. Главное что: синий плащ!
        - А мечи? А кольчужки?
        - Ну, не всегда ж гриди при броне ходят? И потом, если у тебя хороший длинный плащ, под ним мало что заметно.
        - Верно. Но купцы нам просто так полотно не дадут. Пойдем разбойничать? Больно опасно, у причала-то…
        - Нет. Мы поступим иначе.
        - Как?
        - Увидишь. Силушка, дай-ка мне свою мошну.
        - Зачем? Она пустая… - Силушка насторожился.
        - Давай, давай… Я ж тебе потом с серебром верну. Вот так.
        Радим засыпал в горловину мошны речных камушков и ракушек.
        - А теперь, Куря, давай мне кафтан. Не боись, на время. Как сюда вернемся, получишь его обратно.
        - А тебе влезет?
        - Влезет, влезет, и не в такое влезал. Главное, чтоб купчина от меня не шарахнулся.
        - А я как?
        - Тебе-то и так сойдет. Прикинься холопчонком. Только держитесь сзади и не болтайте.
        - Что-то странное творишь…
        - То ли еще будет!
        У скомороха улучшилось настроение. Такое с ним бывало редко и, как правило, к добру не приводило. Радим становился отчаянным и дерзким - а значит, способным на множество необдуманных поступков, о которых потом часто жалел.
        В Городище было тихо. Пока шли к причалу, не встретили ни одной живой души. На берегу'было поживее. Тут суетились холопы, разгружая только что приплывшую ладью. Ее хозяин - высокий жилистый грек стоял рядом и грубо покрикивал на нерадивых.
        Радим направился прямо к нему:
        - Здрав будь, добрый человек!
        - И ты тоже. Хочешь товар?
        - Догадлив, купчина! Верно, из Царьграда пришел?
        - Говори, что надо. Все есть. Дешево отдам, как первому.
        - Мне б полотна василькового десятка два локтей. Имеешь?
        - Мало просишь. Бери пять десятков! Лучше, чем у меня, - не найти.
        - Какую плату хочешь?
        - Всего три гривны серебра. Дешево отдаю. Ты мне понравился!
        - Э-э… столько нет. На гривну чего дашь? Радим достал из-за пазухи мошну.
        - Покажи серебро. Чисто ль?
        - Смотри, мне не жалко.
        Развязав горловину, скоморох дал греку возможность запустить руку внутрь. Купец извлек наружу сребреник, внимательно осмотрел его, попробовал на зуб, потом взвесил на руке мошну.
        - Десять и еще пять локтей.
        - Давай для ровного счета два десятка.
        - Не… Десять и шесть. Только для тебя.
        - По рукам! Тащи товар! - Радим ловко извлек из пальцев купца монету и засунул ее в мошну.
        Грек что - то прокричал на своем языке людям на ладье. Ему ответили не менее громко. Купец быстро затараторил в ответ, размахивая руками. С ладьи донеслась похожая речь. Бурный разговор продолжался долго. Радим с намеком встряхнул мошной, монеты звякнули. Грек извинился и пошел на ладью. Уже через пару мгновений он гнал подзатыльниками мальчишку с кулем синего полотна.
        - Вот. Отмеряй. Ровней держи! - Грек выразил свое недовольство холопом несколькими сочными ро-мейскими ругательствами.
        Когда нужная длина была отмерена, в дело пошел острый нож. Одним ловким движением грек разделил куль.
        - Деньги - товар.
        - Лови!
        Радим кинул купцу мошну, взял полотно и быстро попрощался.
        - Счастливо поторговать, купчина!
        - Э-э-э… - негромко сказал Силушка. - Ты отдал ему мои деньги…
        - Тихо. Быстро уходим.
        Зяма и Силушка двинулись следом за скоморохом. Грек попытался развязать мошну, чтобы пересчитать Доход, но не тут-то было. Шнур был затянут очень тУго. Даже зубами с ним справиться не удалось.
        - Ты отдал мои деньги!
        - Скорее! Бегом! - скомандовал Радим, когда завернул за ближайший дом.
        - Что такое?
        - Грек хитрый, сам кого хочешь обдурит. Сейчас догадается, что мы его обманули. Пока в погоню не бросился, надо ноги уносить.
        Ужасный вопль со стороны причала подтвердил опасения Радима. Заподозрив подвох, купец ножом отсек горловину мошны. На ладонь посыпались речные камушки и ракушки.
        Скоморох прибавил ходу. Он остановился только в укромном месте под развесистым вязом. Силушка, потный и раскрасневшийся, повалился на землю. Куря, тяжело дыша, упал рядом с Радимом.
        - Так ты грека обхитрил?
        - Всяко. Не отдавать же ему Силушкино серебро. Радим показал мошну с монетами.
        - Ловок! Хотя Зяма так тоже умеет. А мне проще ножом да по горлу.
        - Пока о сем забудь. Нам лишние неприятности не нужны.
        Из Новгорода донесся колокольный звон.
        - Если хотим поспеть на вечерню, надо поторопиться.
        - Режь полотно на полосы. Только аккуратнее. И чтоб на пять хватило.
        - Нас же трое?
        - А Зяма и Умилка? Обратно как их вести думаешь?
        Плащи получились вполне сносные. Поскольку ткань не экономили, на них вырезали аккуратные завязки. Накинув плащ, приосанившись, скоморох преобразился. Он легко мог сойти за гридя.
        Силушке плащ тоже пришелся к лицу. Пожалуй, именно он больше всех напоминал сурового дружинника. Куря был слишком молод, чтобы сойти за воина.
        И с этим трудно было что-либо поделать. Но Радим нашел выход. Для Кури сделали специальный плащ, с накидкой для головы. В этом наряде парень превращался в таинственную фигуру, пожалуй, более зловещую, чем Радим и Силушка, вместе взятые. Для пущего страха Куря достал из тайника в спаленном доме старый ржавый меч и повесил его на бок. Эта деталь придала облику лжегридя столько важности, что Радим тут же взялся за изготовление мечей для себя и Силушки. Естественно, о настоящем оружии и речи быть не могло. Имитировать мечи должны были палки. Под длинными плащами они приобрели грозный вид.
        - Готовы?
        - Угу…
        - Тогда поспешаем!
        У городских ворот, как обычно, было много народа. Только теперь люди шли не в Новгород, а наоборот. Опять у моста через ров стояли два стражника, одного из которых Радим сразу признал. Это был тот самый Брон с плетью. Он, как и раньше, нещадно хлестал бредущих в город смердов.
        - А ну посторонись! - грозно рыкнул Радим.
        Синие плащи произвели впечатление. Народ засуетился, освобождая дорогу важным господам. Многие склонились в поклоне, некоторые поспешили спрятаться за спины соседей. Брон еще интенсивнее заработал плетью.
        - Брысь, псы! Дорогу верным слугам господина нашего бископа!
        Радим нахмурился. Проходя мимо Брона, он резко схватил того за руку:
        - Чего творишь, смерд? Бискупа не слушал? Добрый христианин добрых христиан не обижает! В порубе отдохнуть захотелось?
        Брон побледнел, плеть выпала из пальцев.
        - Помилуй, господин! - Сторож упал в ноги Ра-Диму.
        - Не меня, их проси, - строго указал скоморох на толпу.
        - Чего?
        - Их проси о прощении! Скоро! А то загублю! Сторож забил земные поклоны:
        - Простите, люди добрые! Простите, грешного!
        - Молодец. И запомни, еще раз узнаем, что тут бесчинствуешь, - дыба твоя.
        Смерды заулыбались, кое-кто радостно засмеялся. Наиболее голосистый выкрикнул:
        - Слава бискупу!
        - Слава! - подхватила толпа.
        Радим с товарищами поспешили покинуть место народного ликования. А то так недолго и настоящих гридей дождаться.
        По мосту перешли к детинцу так же быстро, как миновали Торговую сторону. Никто не посмел их остановить. Вирник приветственно махнул рукой, не требуя за проход платы.
        Внутри Детинца многое очень напоминало стольный град Киев. Деревянная мостовая Бискуплей улицы, аккуратные терема с расписными наличниками и коньками, каменная громада Святой Софии. Но, в отличие от столичного храма, новгородский собор имел розоватый цвет, которым был обязан примеси толченого кирпича в известковом растворе. Штукатурку зодчие не применяли. Грубо отесанные камни рельефно выделялись в ровной кладке. Суровая красота завораживала.
        - Лепота… - проговорил Радим.
        Вечерня уже кончалась. Святая София была полна верующих. У алтаря пресвитер причащал прихожан. Товарищи протиснулись сквозь истово молящихся женщин и отошли к стене.
        - Что теперь? - прошептал Куря.
        - Ищем укромный уголок.
        Радим огляделся. Где тут можно спрятаться? Подходящего места не находилось. Никаких занавесей, отгороженных притворов, темных ниш в храме не было. А что, если пройти за алтарь? Синие плащи должны послужить отличным пропуском! Правда, есть риск столкнуться с кем-нибудь из гридей, однако других вариантов на ум не приходило.
        - За мной! - тихо скомандовал Радим и стал двигаться вдоль стены к обитой сусальным золотом двери.
        Церковный служка вежливо поклонился синим плащам. Он ничуть не удивился, что они прошли в тайную клеть. Так же спокойно отнесся к их появлению находившийся внутри Григорий.
        - Уже пришли, - коротко заметил он, не отрывая взгляда от вороха берестяных грамот. - Рано.
        Радим обмер, не в силах что-либо ответить. Если диакон его узнает, все пропало. Хорошо, в клети было сумрачно. Огонь нескольких свечей с трудом рассеивал мрак большого помещения. Куря и Силушка полностью полагались на скомороха. Поэтому и они промолчали. Наверное, именно это их и спасло.
        - Что топчетесь? Стучите в дверь, - Григорий мотнул головой вправо.
        Посмотрев, куда указал диакон, Радим разглядел невысокую дубовую дверцу, обитую железными полосами. Именно так, крест-накрест, были обшиты и двери того поруба, где епископ допрашивал скомороха. Вот это повезло! Нет сомнений, здесь проход в подземные клети, где содержат заключенных.
        Стараясь не попасть на хорошо освещенный участок, скоморох быстро прошел к двери. Два удара прогремели на всю клеть.
        - Чего колотишь? Условный стук забыл? - Григорий оторвался от записей и пригляделся к гостям. - А вы кто такие? Что-то не припомню!
        Радим промолчал. Инициативу взял Куря. Обнажив меч, он приблизился к диакону:
        - Молчи, и будешь жив! Иди к двери! Стучи как условлено!
        - Как вы смеете! Да вас…
        Куря одним движением распорол рясу диакона у самого сердца. Меч скользнул по коже, оставляя алую полосу.
        - Ай! Убери свою ржавую железку!
        - Тихо! И делай что велят!
        - Скоморох! Сие невозможно… Живой! Значит, верное было знамение…
        - Стучи! - Куря грубо толкнул Григория. Диакон подчинился. На стук никто не отозвался.
        - Дай сломаю! - вперед выдвинулся Силушка.
        - Обожди!
        За дверями раздались тяжелые шаги.
        - Силушка, возьми-ка ту чашу, - сказал Радим, указывая на потир.
        - Чего? На кой ляд она мне?
        - Чтоб ломать тех, кто дверь откроет.
        - Я могу и руками.
        - Знаю. Но лучше возьми чашу.
        Массивный бронзовый потир послужил на славу. Дверь отворилась. Из нее показалась настороженная физиономия гридя. Силушка медлить не стал. Короткий удар - и противник оказался на полу. Второго гридя Силушка сшиб с ног, бросившись в открывшийся проход. Маленькая лестница, узкий коридор, потом каменная клеть без окон… Там его встретил третий гридь. Воин был полностью готов к бою.
        Меч описал дугу над головой Силушки. На вершок ниже - не жить молодцу. Силушка выхватил палку, заткнутую за пояс. С ее помощью удалось отразить следующий удар. Третий был бы последним. Силушку спас Радим.
        Скоморох, сорвав с плеч плащ, швырнул его в лицо гридю. Тот на миг потерял противников из виду. Этого оказалось достаточно, чтобы перекатиться ему под ноги и, подхватив под колени, повалить на пол. Дело завершили тяжелые кулаки Силушки.
        - А ты отчаянный, скоморох…
        - Очень не хочется умирать в таком сыром месте. Скорее, вяжи этих…
        - Чем?
        - Их же поясами вяжи.
        Пока Силушка стягивал пленников путами, Радим времени не терял. Он ловко опустошил их кошельки и собрал оружие. Самый остро наточенный меч и наиболее красивый нож он взял себе.
        - Куда мы попали?
        - Думаю, куда надо. Вот решетку поднимем…
        - Дай сломаю!
        Силушка взялся за железные прутья, перегораживающие проход. На руках буграми вздулись могучие мышцы. Решетка даже не пошевелилась.
        - Пожалей себя, Силушка. Тут должен быть механизм.
        - А ну говори, как поднимать? - Молодец взял Григория за горло.
        Диакон беззвучно указал на ворот с цепью. Силушка тронул рукоять, но повернуть ее не смог. Мешал массивный железный замок.
        - Щас сломаю!
        Однако и в этот раз его ждала неудача. Силушка аж весь раскраснелся, а замок не поддался.
        - У кого ключ? - спросил Радим. - Обыщите гридей.
        - Я его сломаю!
        Силушка упорствовал даже тогда, когда на шее у одного из гридей нашли ключ. Наконец скоморох улучил мгновение и вставил ключ в скважину. Замок щелкнул, высвобождая покрытый ржавчиной вал. Силушка повернул ворот. Решетка, скрипя, пошла вверх. Как только она приподнялась, в темноту бросился Куря. За ним, сняв со стены факел, поспешил Радим. Перед собой он толкал Григория.
        - Ого! Что такое?
        Клеть, в которой они очутились, имела низкий бревенчатый потолок, подпертый дубовыми столбами, каменные стены, поросшие мхом, и плотно утоптанный земляной пол. От угла до угла расстояние не превышало тридцати шагов, что делало помещение поистине громадным. Размеры скрадывало обилие окованных железом ларей, ровными рядами стоявших вдоль стен и около столбов.
        - Где узники-то?
        - Тут нет узников… - ответил Григорий.
        - Как нет? А где же мы?
        Куря попытался приоткрыть ближайший ларь, но тот оказался заперт. Парень стал ковырять крышку мечом.
        - Дай сломаю!
        Силушка поддел запор захваченным у гридя кинжалом и приналег на рукоять. Железо хрустнуло, и клинок упал на землю.
        - Барахло, а не нож. Дай другой…
        - Лучше присмотри за попом, я попробую сам, - сказал Радим.
        - Тебе сил хватит?
        - Хватит. Я кое-что другое в дело пущу… Силушка нехотя освободил место у ларя. Радим внимательно осмотрел запор, ковырнул ножичком, и крышка откинулась.
        - О, Бог мой! - воскликнул Куря. - Глядите!
        То, что лежало внутри ларя, заставило всех замереть. Золото… Огромный ларь был почти доверху заполнен золотыми украшениями и динарами. Такого богатства Радим еще никогда не видел.
        - И таких тут больше десятка… - пробурчал он себе под нос.
        - Так вы не в казну рвались? - спросил Григорий.
        - Не твое дело! - грубо оборвал его Силушка. - Ребята, мы теперь заживем!
        - Да уж… Только как все вынести из града?
        - Постойте! Вы не забыли, зачем мы сюда пришли? - одернул товарищей Куря. - Мы должны выручить Зяму с Умилкой!
        Григорий хитро прищурился:
        - Значит, вызволять своих голопятых друзей пришли… И ты, скоморох, за тем же? Я могу помочь. Только не троньте церковного добра!
        - Почему? Возьмем сколько захотим. А ребят выкупим! - Силушка алчно смотрел на распростертое у ног богатство.
        - Сие не выйдет! С осквернителями Божьего храма владыка даже разговаривать не будет. Договоримся так: вы получаете своих друзей и отправляетесь на четыре стороны. Казну оставляете нетронутой.
        - Дудки! - возразил Силушка. - Мне золотишко нужно…
        - Мы пришли, чтобы спасти Умилку и Зяму! - произнес Куря, сжимая меч.
        - Ты мне угрожаешь? - Силушка похлопал мечом по ладони левой руки. - Сломаю.
        - Я напоминаю!
        - Не ссорьтесь, - ввязался в распрю Радим. - Спасем друзей, а там поглядим…
        - Вы будете делать так, как я скажу, - уверенным голосом произнес Григорий. - Так лучше для всех.
        - Предлагай. Что мы должны делать?
        - Сейчас сюда придут сторожа. Те, что в ночную смену. Я скажу, чтобы они привели сюда ваших друзей. Сие будет исполнено. Потом мы дадим вам время уйти из града. Но при одном условии: все золото останется в сокровищнице!
        - Мне не нравится, - заявил Силушка. - Скоро явятся гриди… Надо хватать добро и скорее драпать. А умника сломать. И остальных трех тоже! Больше нас никто не видел. Взятого здесь добра с лихвой хватит, чтобы выкупить всех новгородских колодников!
        Григорий побледнел.
        - Не торопитесь! Вы все равно не успеете уйти! Сторожа уже идут. Даже если вырветесь из Софии, из града вам не выбраться. Поймают!
        - Не заговаривай зубы! Пыряй его, Куря!
        - Стой! - Радим схватил парня за руку. - Поп дело говорит. Лучше договориться без кровопролития. Нам отсюда не уйти по трупам.
        Наверху послышался стук в дверь. Воры и диакон переглянулись.
        - Вот и дождались… - Силушка в сердцах сплюнул на пол.
        - Новые сторожа. На замену пришли. Я пойду?
        - Только со мной, - Радим упер Григорию в спину нож. - И не вздумай чудить.
        - Да, я все разумею.
        Пускать внутрь трех хорошо вооруженных человек Радим не считал нужным. Поэтому он велел Григорию разговаривать с гридями через порог. Приказу привести двух узников они удивились, но перечить не стали. Диакон пользовался значительной властью. На Радима, старавшегося держаться в тени, они посмотрели косо, но расспрашивать о нем Григория не решились.
        - Скоро приведут. И вы можете идти, если твои товарищи вернут все золото, что напихали за пазухи.
        - Я скажу им.
        Когда Радим и Григорий спустились в сокровищницу, то застали оставшихся там за перетаскиванием массивного ларя.
        - Что вы делаете?
        - Вот собрали тут немного… Возьмем с собой. Жаль, за остальным не вернуться.
        - Не дурите. С этим нас не выпустят.
        - А мы попробуем, - Силушка пошевелил мускулами.
        - Как хочешь, но пойдешь без нас, - сказал Радим. - Куря, не занимайся глупостями. Оставь золото. Мы пришли за Умилкой и Зямой.
        - Верно, скоморох, - Куря тяжело вздохнул. Силушка понял, что ларец ему вынести не помогут, и разочарованно махнул рукой:
        - Эх, не видать нам сытой жизни… Такую возможность упускаем.
        Тем временем наверху раздался стук. Привели узников. То, что ситуация оборачивается не в его пользу, Радим понял, когда увидел во главе гридей сурового Дудику. Раз его позвали, значит, сообразили, что дело непростое.
        - Вот этих спрашивал? - спросил Дудика, когда Григорий появился на пороге.
        - Сии отроки - ваши друзья? - в свою очередь спросил диакон.
        - Умилка! Здравствуй, - Радим улыбнулся. Зяма с Умилкой выглядели грязными и усталыми, но, похоже, серьезно изувечить их не успели.
        - Негодяй! - воскликнул Зяма. - Умилка, я же говорил, он с ними заодно!
        - Радим, как ты мог!
        - Погоди… Я все объясню.
        - Что с ними хочешь делать, диакон? - спросил Дудика.
        Григорий обратился к Радиму:
        - Видишь, скоморох, я свое слово держу. Теперь твоя очередь. Пусти меня.
        - Не спеши, господин диакон. Ежели пущу, твои псы нас на щепки разнесут.
        - Я слово даю - пока из града не уйдете, погоню не пошлю.
        - Ты хитер, да я хитрее. С нами пойдешь, до самого леса. Там тебя отпустим.
        - Мне так не нравится!
        - А по-другому не выйдет. Вели ребят к нам пустить.
        - Э-э, нет. Либо отпускай меня, либо твоих друзей поведут мои гриди. Как меня освободишь, так их получишь.
        - Ты лучше скомороха слушай. А то щас как ткну… - Из глубины прохода донесся голос Кури.
        - И чего добьешься? Всех вас тут положат. Радим задумался. Ничего хорошего в том, что с ними пойдут люди епископа, не было. После обмена пленниками они могут напасть, и тогда можно рассчитывать только на быстрые ноги. Однако драться с гридями посреди Святой Софии было еще хуже.
        - Добро. Уговорил ты меня, господин диакон. Идем все вместе. Только в дороге веди себя смирно, а то заволнуюсь, могу и порезать.
        - Пойдем. Дудика, колодников ведите за нами. И пошли кого-нибудь вниз, надо помочь там.
        - Что-то недоброе тут делается, диакон. Понимаю так: скоморох злым чародейством выбрался, наших обидел и церкви святой угрожает?
        - Еще как! - Радим показал нож. - Не перечь!
        - Меня испужать думаешь? Слаб еще. И не таких ломали. Добрый меч - голова с плеч.
        - Не вздумайте! Слушайте меня! - забеспокоился Григорий. Он знал, кто падет первым в намечающейся схватке.
        - С чего бы? Ты, диакон, гляжу, не преуспел с ворами. Теперь наше дело.
        - Не смей, Дудика! Не видишь, этот душегуб меня порешит, не моргнет. Бог их накажет, но не сейчас.
        - Сам виноват, что ворам отдался.
        - Не тебе судить! Бископля гнева давно не ведал? Твое дело руками работать, а мое - головой. Делай как говорю!
        Дудика помрачнел.
        - Что ж, диакон, почнем, как велишь. Только смотри, позже на меня не пеняй.
        - Вот и славно. Бог нам поможет, Дудика. Не сомневайся!
        - Идем, - Радим подтолкнул диакона вперед. За скоморохом показались Куря и Силушка.
        - Куря! Братишка! - Умилка хотела броситься к Куре, но была удержана сторожем.
        - Умилка! Зяма! Мы пришли, чтобы спасти вас!
        - Как? Правда? - Зяма был очень удивлен.
        - Да! Я же говорила, что Радим хороший!
        - Самый глупый поступок в твоей жизни, брат. Не стоило сюда соваться. Мы бы сами выкрутились.
        Из Святой Софии они вышли под равнодушные взгляды церковных служек. И диакон, и гриди тут не в диковинку. А глазеть на пленников - себе дороже, были случаи, когда и за меньшее в пособники записывали. Бискуплю улицу миновали без остановок. У ворот Детинца уже стояла стража, которая наружу пускала всех, а внутрь только своих. Григория узнали сразу и вежливо поклонились. Диакон ответил на приветствие, хотел сказать что-то еще, но замолчал - после легкого укола ножом.
        - Где пойдем? - спросил Радим, когда вышли на перекресток у Волхова.
        - Через Людин конец - тут ворота ближе, - сказал Куря.
        - Нет, - заявил Зяма. - По Торговой стороне лучше. За Словенским концом недалече знатная чаща.
        Радим подтолкнул Григория в сторону моста:
        - Пойдем на ту сторону.
        - Может, пустите уже меня? - спросил Григорий. - Вы - туда, а мы здесь останемся. Ведь я не просто так говорю - я слово даю, что погони не будет. Господь не простит, если его верный раб обещанное нарушит. Кара небесная - сие страшно, поверь. Мне вовсе не в радость татей отпускать, но так лучше для церкви. Мы вас позже поймаем, будь уверен.
        - Береженого боги берегут. Пойдешь с нами из града.
        - Как знаешь, скоморох. Я ведь добрый сейчас, а Могу рассердиться.
        - Не угрожай тому, кто с ножом, господин диакон.
        Григорий замолчал и послушно двинулся по мосту. Следом зашагали Куря и Силушка с обнаженными мечами в руках. Саженях в десяти за ними пошли двое гридей с пленниками.
        Солнце уже скрылось за горизонтом, и только алая полоса заката напоминала о нем. В темно-синем небе засверкали звезды. Острозубый месяц бросал свет на речную гладь. Темнота была на руку беглецам. Радим ухмыльнулся. Похоже, им удастся выбраться из переделки живыми. Самое главное - не сплоховать при передаче пленников. Скоморох начал обдумывать детали.
        Под ногой прогнулась доска, из-за чего Радим споткнулся.
        - Ох, Морена! - выругался он.
        Большего он сказать не успел. Григорий резко вывернулся из рук скомороха и побежал вперед.
        - Тати! Бейте! Бейте их всех! - закричал диакон.
        Радим бросился было следом за Григорием, но вовремя остановился. Он вспомнил об Умилке и Зяме. Они ж безоружные! Повернувшись, Радим побежал к пленникам. Дорогу загораживали растерянные Силушка и Куря. Просить их расступиться было некогда. Скоморох вскочил на поручень, по которому быстро обогнул товарищей. Размахивая ножом, он прыгнул на обнажающих мечи гридей.
        Те на миг оторопели. Внезапное появление Радима заставило их отступить на пару шагов. Этого хватило, чтобы пленники смогли отбежать за спины Силушке и Куре. Радиму пришлось бы худо, не прыгни он в реку. Придя в себя, гриди стремительно напали на беглецов. Силушка отразил мечом пару ударов, но, поняв, что долго не продержится, обратился в бегство. Куря был готов стоять до смерти.
        - Беги! Куря, беги! - закричал Зяма.
        Однако гриди не дали парню сбежать. Зяма выломал из поручней длинный дрын и бросился на помощь брату.
        - Беги!
        - Нет! Сам тикай!
        Братья припустили на Торговую сторону. Но было уже поздно. Навстречу бежали Силушка и Умилка, преследуемые вирником и еще парой гридей.
        - Сюда! Прыгайте сюда! - раздался снизу голос Радима. Он вынырнул на поверхность реки. В лунном свете скоморох отлично видел, что происходит.
        Силушка медлить не стал. Его массивное тело тяжело плюхнулось в воду.
        - Умилка! Прыгай! - Зяма подхватил девушку и столкнул с моста. Затем прыгнул сам.
        Последним был Куря. Уходя от удара, он неловко запнулся и кубарем полетел вниз.
        - Лук! Принесите кто-нибудь лук и стрелы! Прощение всех грехов и благословение святой церкви за лук и стрелы! - закричал Григорий.
        К счастью для беглецов, лука у гридей не оказалось.
        - Умилка! Ты как? - Радим помог девушке зацепиться за проплывавшее мимо бревно.
        - Уфф! - Большего Умилка вымолвить не смогла.
        - Держись за деревцо. Хорошо, что сплав идет. Голову спрячь. Так из Новгорода и выберемся. Подгребай рукой.
        Куда делись Силушка и братья-разбойники, Радим не видел. Но они его особо и не интересовали. Умилка была рядом - и это главное. Он сделал то, что задумал. Девушка - на свободе.
        - Осторожно! - Радим оттолкнул бревно, которое волна несла в сторону Умилки. - Тут надо смотреть по сторонам, а то пришибет ненароком.
        - Я… я постараюсь…
        - Тихо! Не так громко. По берегу гриди идут… Действительно, на берегу реки царило заметное
        оживление. Какие-то люди метались, звеня оружием и нестройно крича. Кто-то размахивал факелом, пытаясь разглядеть пловцов. Появились лучники. Наиболее догадливый стал поджигать стрелы и стрелять ими в бревна. Пару раз ему даже удалось попасть так, чтобы огонь потух не сразу. Однако остальные попытки оказались бестолковыми. На широкой речной глади темнота и сплавной лес надежно скрывали беглецов.
        - Радим, смотри! - Умилка показала на Княжью сторону.
        От берега отчалил челнок и поплыл поперек течения.
        - Главное, чтоб не заметили.
        Лодочник был опытным гребцом. Челнок ловко рассекал речную гладь, то и дело уворачиваясь от бревен. Сидевшие на лавках воины пристально вглядывались в темноту Волхова. Им помогали факелы, закрепленные на носу и у кормы.
        - Кажется, там кто-то есть. Греби туда! Челнок прошел в нескольких локтях от притаившегося скомороха.
        - Нет. Показалось… А там что? Греби быстрее!
        - Господин! Туда нельзя! Там слишком могучий сплав идет…
        - Молчать! Делай, что говорю!
        - Мы опрокинемся!
        - Тогда тебя, смерд, повесят на воротах. Живее! Челнок удалился вверх по течению. Радим перевел дыхание.
        - Ух… Отстали.
        - А долго еще плыть будем?
        - Что с тобой?
        - Холодно…
        Скоморох приподнялся над бревном, вглядываясь в берег.
        - Уже не бегут… Похоже, из града выплыли. Еще чуток - и можно вылезать.
        - А где Куря? Где Зяма?
        - Я знаю не больше твоего, Умилка. Они прыгнули в воду, точно.
        - Они могли разбиться?
        - Мы бы услышали крик.
        - Там был такой гам…
        - Всяко бывает. Однако, думаю, они плывут где-то рядом.
        - А если окликнуть их? Опасно?
        - Да, лучше не надо. Мало ли, кто там, в темноте.
        Проплыв еще с полверсты, Радим стал подталкивать бревно с Умилкой к берегу. Вскоре ноги коснулись дна.
        - Вставай. Здесь уже можно идти.
        - Не могу… - чуть не плача сказала отроковица. - Ноги… Ноги не слушаются.
        - Держись за меня. Крепче!
        - Что со мной, даже не знаю…
        - Не важно. Сейчас выберемся.
        Радим вытащил Умилку на берег и бессильно повалился на землю.
        - Ох, совсем я хилый стал.
        - Ты - порный. Я бы тебя вытащить не смогла.
        - Ты меня раз от смерти спасла, так что не прибедняйся.
        Лежать в мокрой одежде было неприятно. Но двигаться беглецы могли лишь через силу.
        - Пойдем в лес, Умилка. А то как бы тут нас не застукали. Держись…
        - Ноги… Слабость прошла. Я могу идти сама.
        - Замечательно. Вставай! - Радим протянул руку, помогая отроковице подняться.
        Лес был мрачен. Лунный свет не пробивался сквозь кроны деревьев, потому идти было тяжело.
        - Затаимся здесь до рассвета, - Радим показал небольшую ямку, образовавшуюся на месте повалившейся с корнями осинки.
        - Холодно…
        - Огня развести, увы, нечем…
        - Тогда обними меня.
        - Что?
        - Обними. Так будет теплее.
        - Ох, конечно…
        Радим прижался к Умилке и крепко стиснул ее в объятиях.
        - Так хорошо…
        Отроковица закрыла глаза и почти мгновенно уснула. Скоморох заснул следом за ней.

* * *
        Черный лес расступился, будто расщепленный мечом. Луна, казавшаяся кровавой, осветила узкую тропинку между деревьями. Радим обернулся. Сзади полыхал пожар. Языки беспощадного пламени вырывались из-под земли, возносясь к пурпурным морокам. Огонь приближался, заставляя перейти на лесную тропу.
        Сопротивляться скоморох не стал. Лес так лес. Страха не было. Чернота и мрак не пугали, а скорее завораживали. Отчего-то захотелось узнать, что скрывается за ними. Радим решительно шагнул на тропинку.
        Ноги мягко ступали по опавшим листьям и черным, будто уголь, хвойным иглам. Ветви деревьев застыли в вечном покое. Странный ветер, насыщенный запахом серы, не мог поколебать их.
        Начались бесчисленные развилки. Скомороху было все равно, куда идти, он просто шагал. То влево, то вправо… Радим шел достаточно долго, чтобы забыть дорогу назад. Но это его не волновало. Он сознавал, что здесь есть только одна дорога - вперед. А там - разгадка черноты этого леса.
        От любопытства даже защемило сердце. Когда же станет ясно, куда ведет тропа? Радим ускорил шаг, потом побежал. Нетерпение овладело им. Еще быстрее, еще…
        Внезапно тропа закончилась. Радим стрелой вылетел на небольшую полянку, заросшую черной травой. Посреди поляны высилась темная изба.
        Скоморох осторожно обошел дом со всех сторон. Ни окон, ни дверей у избы не было. Внезапно послышался тихий голос:
        - Радим…
        Скоморох огляделся, но никого не увидел. Кто его зовет?
        - Радим! - голос стал громче, и скоморох узнал его.
        - Умилка!
        С этими словами Радим проснулся и открыл глаза. Ему улыбалась самая милая девушка на свете.
        
        Глава 7
        Утро выдалось на редкость солнечным. Это было, пожалуй, единственным утешением для Радима и Умил-ки, оказавшихся голодными и гонимыми посреди дикого леса. Нельзя не просушить влажную после ночного купания одежду. Радим нашел недалеко от места ночевки небольшую лужайку, где можно было разложить вещи под прямыми солнечными лучами. Услышав предложение, Умилка смутилась. От мокрых рубах ей, конечно, хотелось избавиться, но не оголяться же перед мужчиной. Радим с полуслова понял причину ее затруднений. Быстро раздевшись, он скрылся в густых кустах, откуда крикнул:
        - Скидывай одежки. Я птичками любуюсь.
        Конечно, хотелось повернуться и полюбоваться нагим девичьим телом, но скоморох сдержал себя: нехорошо лгать милой девчушке.
        Умилка разложила свои вещи и отправилась в кусты на противоположном краю лужайки. Радим покачал головой: столько волнений из-за какой-то малышки, с которой он знаком около двух дней. Как это понять? И что делать дальше?
        Закончив переодевание, скоморох и отроковица, сидя в траве, повели неспешный разговор о будущем.
        - Ты, Умилка, куда идти думаешь?
        - Не знаю… Наверное, к Городищу, на наше место. Зяма и Куря туда придут.
        - Опасно. Увидят гриди - схватят.
        - А куда еще? Если бы братишек в лесу встретить…
        - Да, тут ты права. Ежели их и можно застать где-то, то в привычном для вас месте. Однако раньше чем через седмицу ходить к Городищу не стоит. Думаю, ныне близ Новгорода синие плащи настырно кружат. Пусть успокоятся.
        - Я согласна с тобой, Радим. Не пойду. Но где схорониться?
        - Ежели б я знал окрестные места…
        - Я знаю. Можно бы в деревне какой-нибудь пожить, но чем расплачиваться…
        - Ты не заметила, что мошна с серебром опять со мной?
        - Правда? Чудесно! Только теперь еще обережнее надо быть. Вдруг кто на нее позарится?
        - Спрячу под одеждой, никто и не подумает, что у таких бродяг есть богатство. А когда надо будет, достану сребреник, будто последний, может, еще и скидку сделают.
        - Хорошо придумал!
        - Без тебя моей выдумке - резань цена. Надо дорогу знать, куда идти.
        - Сейчас подумаю… Солнце у нас там, река здесь… Есть тут большое селенье, не более пары верст будет.
        - Большое не надо. Нам бы поглуше и подальше от дорог прямоезжих.
        - Да, понимаю. Знаю одно такое местечко! Дворов пять, не больше. И люди живут знакомые. Только идти туда далеко и опасно. Тропа через большое болото лежит. Там сгинуть легче легкого.
        - Но не проще, чем в Новгороде, правда? Как далече та деревня?
        - Верст двадцать от реки. Но там по гатям плутать придется. Так что, может, и все тридцать получится.
        - Добрая даль. За пару дней дойдем. Нам бы огоньком разжиться, чтоб костерок запалить, и все будет замечательно.
        - Мы, когда с братьями в ночное ходили, а огниво забывали, частенько на древнее капище забредали. Там хоть все давно ковелем поросло, но волхвы тайком бывают. А главное, огонек поддерживают. Можем и мы сходить. Капище нам по пути.
        - Ох, не люблю я ворожбу… Ладно, лучшего все одно удумать не могу.
        Чуть позже полудня собрались в дорогу. В сухой одежде, с полной мошной за поясом и мечом в руке, Радим чувствовал себя достаточно уверенно. Умилка тоже больше улыбалась, чем горевала. Незавидность положения беглецов искупалась их взаимной приязнью.
        Впереди шагала Умилка. Она прокладывала путь, ориентируясь по одной ей знакомым приметам. На всякий случай Радим запоминал дорогу, в некоторых местах метя ее надломленными веточками. Однако сетовать на способности отроковицы не пришлось. Вскоре они вышли на утоптанную тропинку, ведущую к берегу небольшого ручья. Перейдя его вброд, беглецы очутились в густом буреломе. Миновав его, они достигли пригорка, поросшего молодыми березками.
        - Вот. Тут, - У милка указала на пригорок. - Вроде никого нет. Поищем огонек.
        - Давай, я первым пойду. Мало ли что…
        - А ты знаешь, где огонек искать? Вот то-то… Пропусти.
        Радим послушался, но на всякий случай передви-удобнее меч: в подобных местах встречаются недобрые люди. Древние силы влекут тех, кто недоволен своим положением и мечтает о большем. Тайны волхвов скрывают нечеловеческое могущество. Рад им хорошо помнил, как однажды встретил седовласого слепца, умиравшего на лесной дороге. Единственное, о чем тот попросил скомороха, - передать родным, чтобы они не искали его. Прежде чем слепец испустил дух, он поведал недолгую, но печальную историю о своем приключении.
        Совсем недавно седовласый страдалец был полным сил мужем в расцвете лет. Ему не хватало лишь одного: воинской славы. Но вместо того, чтобы податься в варяги или княжью дружину, он решил для начала разжиться волшебным мечом-кладенцом. В тех краях давно ходила легенда о чудесном оружии, скрытом на старом капище под огромным валуном. Под угрозой смерти удалой искатель погнал туда троих холопов. Найдя заповедное место, заставил их копать землю, подводить бревна под камень. Много дней и ночей провели они на капище, разное перетерпели. Холопы сгинули - кто от хозяйских побоев, кто от кошмарных снов. Наконец несчастный достиг того, чего желал. Валун сдвинулся, и горемыка узрел, ради чего старался. Тут он и ослеп. Что там было, слепец поведать не успел. Умер, захлебнувшись слезами.
        Под ногами появились многочисленные пни и вросшие в землю поваленные стволы. Приглядевшись, на них было можно различить лики и древние руны. Когда-то здесь было огромное святилище, занимавшее весь холм от подножия до вершины. Умилка ловко перескакивала через препятствия. Скоморох не отставал, но все же с горечью думал о своих годах. Нет уже легкости в движениях, нет прежней ловкости, остался один опыт.
        Умилка свернула в сторону, остановилась и наклонилась. Улыбаясь, она раздвинула два небольших камня.
        - Есть огонек!
        В глубине маленького вертепа полыхала медная масляная лампадка. Был соблазн забрать прямо ее. Но Радим подумал о последствиях и отказался от такой мысли. Мало ли, как расценят волхвы его поступок. Посчитают кражей, и тогда несдобровать скомороху. Небо с овчинку покажется.
        С помощью меча скоморох быстро заготовил десяток коротких лучин.
        - Уже вечереет. Скоро на ночь вставать. Этих лучинок должно хватить, чтоб огонь донести.
        Зажгли две лучины: на всякий случай. Одну понесла Умилка, другую - скоморох. Как оказалось, беспокоились не напрасно. Не успели они спуститься с пригорка, как налетевший ветер вмиг загасил лучину Радима. Скоморох выругался и поспешил снова запалить огонек.
        Через бурелом вышли к ручью, где и решили расположиться для сна. Радим разжег костер, принес грибы, найденные по дороге, и начал их жарить, нанизав на прутики.
        - Ты на самом деле хочешь уехать за море? Радим чуть помедлил с ответом.
        - Да. Хочу. Ты же видишь, в Новгородчине меня не больно привечают, в соседних землях - ежели и лучше, то ненамного.
        - И мы больше никогда не увидимся?
        - Не знаю… Вообще я думал вернуться. Но если тут меня будет ждать виселица, то над этим стоит поразмыслить. А ты не хочешь отправиться за море? Увидеть дальние страны, познакомиться с новыми людьми?
        - Думаешь, они лучше?
        - Не знаю… Но как узнать, если не попробовать?
        - В Новгород съезжаются гости со всего света. Можно с ними поговорить.
        - С купчинами-то? Пообщался я уже с этим народцем. Они все друг на друга похожи, кто бы ни были: русины, словене, свей иль булгары. Одна нажива на уме. Хочется найти тех, кто меня поймет.
        - А тут, значит, таких нет?
        - Тут… - Радим покраснел. - Есть. Но они вряд ли будут долго терпеть меня.
        - Почему же?
        - Потому что, как ни крути, а бродягу только могила исправит. Много во мне такого, что и самому не по нраву, а уж другим, верно, глаза режет.
        - Правда? Вот не заметила! Ты - славный!
        - Ты очень добрая, Умилка…
        - Ты тоже. До сих пор я думала, что скоморохи тупые и черствые люди, которые ради крохи готовы на все: выставить себя дураком или насмеяться над ближним. Ты другой.
        - Но я - скоморох.
        - Такой скоморох мне нравится.
        Они уснули в наскоро построенном шалаше, прижавшись друг к другу. Улыбки озаряли их лица.

* * *
        Черный ворон сидел на черном коньке черной избы и косил на Радима черным глазом. Из трубы к сиреневым небесам поднимался непроглядно-черный дым. На темной стене скоморох с трудом разглядел еще более темную дверь. Как только он о ней подумал, дверь отворилась.
        Изба приглашала войти. Однако скоморох не торопился. Чем-то нехорошим веяло от черноты, размазанной по избе и вокруг нее. Пусть то, что притаилось внутри, само выйдет наружу. Под пурпурными моро-ками хоть и сумрачно, но все же лучше, чем в тьме. Радим никуда не торопится, может подождать.
        Ворон каркнул - будто гром грянул. Внутри избы что-то шевельнулось. Птица яростно забила крыльями. В дверном проеме появилась черная фигура. Ее глаза полыхнули алым светом.
        
        Глава 8
        Радим проснулся от того, что кто-то его усиленно тряс. Сперва подумалось - нападение.
        «Неужели черная тварь из избы? Бросилась на грудь и подбирается к горлу!»
        Скоморох, еще во власти сна, резко перекатился на бок и кувыркнулся в кусты.
        - Радим! Ты куда?
        Голос принадлежал Умилке. Радим протер глаза, осторожно выглядывая из-за ветвей бузины. Девушка смотрела с недоумением:
        - Что с тобой? Ты так ворочался во сне, а потом как припустил в лес!
        - Ох, в самом деле. Что-то приснилось недоброе, вот и все…
        - Тебе тоже?
        Умилка удивленно вскинула брови:
        - Мне в ночь было не по себе. Снились какие-то черные крылья. Я знала, что сие - сон, но проснуться не могла.
        - Черные крылья? - Радим вылез из кустов и отряхнулся. - Не нравится мне эдакий сон… Зря мы на капище ходили.
        - Я и раньше туда ходила. Ничего такого не было.
        Радим хотел что-то ответить, но его отвлекло приглушенное расстоянием конское ржание. Затем донеслись треск валежника и плеск воды.
        - Что такое?
        - Тихо! Надо уходить! - шепотом ответил Радим, пытаясь засыпать остатки костра землей.
        - Это за нами?
        - Не знаю. Но проверять не будем.
        Беглецы устремились прочь от ручья, поглубже в чащу. Радиму не впервой было ускользать от охотников. Скоморох - не боец, поэтому всегда предпочитал полагаться на ноги… Хотя если преследователей немного, Радим вполне мог потягаться с ними. На его стороне внезапность. Подобные мысли и раньше посещали скомороха, однако он старательно гнал их. Справился и на этот раз. Мало ли как удача повернется.
        Вскоре под ногами зачавкало, трава сменилась мхом, и Радим понял, что они приближаются к болоту. Умилка остановилась, пытаясь вспомнить дорогу.
        - Позабыла. Где-то тут должны быть гати.
        - Поищем.
        Лес был древний и сумрачный. Могучие стволы вздымались вверх ровными колоннами. Окружающий вид напоминал огромный храм, совершенно необозримых размеров, с полом, выстланным влажным зеленоватым ковром, и куполом из шуршащей листвы. Вдалеке послышались чьи-то шаги. Между деревьев мелькнули темные силуэты.
        - Притаимся! - Радим указал на ложбинку за одной из берез.
        - Синие плащи!
        - Точно!
        Саженях в ста от беглецов шли гриди епископа. Они вели лошадей под уздцы, осторожно выбирая дорогу.
        - Стой! - послышался громкий голос. - В болото не пойдем.
        - Дудика велел найти их, где бы они ни были.
        - Коли их засосала трясина, они уже в лапах дьявола. Пойдем вдоль топи.
        Отряд гридей повернул в сторону беглецов.
        - Они идут сюда!
        - Тихо! Лежи! - Радим прижал девчонку к земле. Не торопясь пять воинов прошли в трех локтях от беглецов. Сделай хоть один из них шаг в сторону - несомненно увидел бы схрон. Однако в этот раз удача была на стороне Радима.
        - Ох, повезло…
        - Да, я тоже думала: сейчас найдут.
        Поднявшись с земли, беглецы внимательно осмотрелись. Преследователей не было видно. Зато скоморох приметил в соседней низинке темное пятно.
        - Уж не гати ли?
        Быстро спустившись, беглецы в самом деле обнаружили полусгнившие гати.
        - Шаткие, - произнес Радим. - Они ли?
        - По-моему, да. Других тут вроде быть не должно. Пойдем!
        - Погоди. Надо жердину срубить, а то мало ли что…
        Небольшая стройная осинка была срублена за несколько ударов. Радим с радостью отметил, что доставшийся ему меч крепок и остро наточен. Обстругав один из концов, скоморох сделал длинный посох, которым можно было прощупывать путь.
        - Вот теперь - идем.
        Осторожно ступая на почерневшие гати, беглецы двинулись вперед. Вскоре лес стал реже, мох уступил место трясине, под ногами забулькала вода. Радим замедлил шаг. Гати по-прежнему не внушали доверия, но если раньше падение грозило в худшем случае ушибами и грязью, то ныне вполне можно было и утонуть.
        - Жутко тут… - заметила Умилка.
        - Радует, что и гриди будут думать то же.
        - Верно. Никогда не слышала, чтобы сюда хоть бискупли, хоть княжьи люди совались.
        - Ох, бывают же счастливые места на Руси. Несколько раз гати подозрительно трещали под ногами, но всегда Радиму удавалось перепрыгнуть на крепкую часть мостков. Умилка держалась за ним и старалась не ступать на шаткое место.
        Постепенно лес стал чернее, тина темнее, а над болотом появился сизый туман. Запах испарений заставлял морщиться от отвращения. Так глубоко в топь скомороху еще не приходилось забредать. Пожалуй, тут можно встретить кикимор или каких других болотных тварей, о которых много рассказывали, но редко видели воочию.
        Было не по себе от сходства расстилавшегося вокруг болота с ночным кошмаром. Те же черные стволы с обеих сторон, то же мрачное небо, и единственный путь, с которого нельзя свернуть. Если за болотом окажется полянка с одинокой избушкой - Радим, пожалуй, побежит обратно в болото. Встречать тварь с алыми глазами вовсе не хотелось.
        - Когда же оно кончится… - пробормотал скоморох, очередной раз перемахнув через притопленный участок гатей.
        - Должно уже… - неуверенно ответила Умилка. - Помнится, раньше быстрее переходили.
        - Болото, что ли, выросло?
        - Может, так… А может, уже все забыла. Внезапно Радим остановился.
        - Что такое?
        Впереди гати сужались и" расходились в две стороны. В центре перекрестка на замшелом островке стоял высокий камень. На нем угадывались какие-то знаки. Радим осторожно подошел к камню.
        - Чудной валун. У него три грани. Каждая напротив тропы.
        - И тут что-то варяжскими письменами написано. Ну-ка…
        «Пойдешь - погибель найдешь».
        - Ты смогла сие прочесть?
        - Когда был жив отец, он нас учил.
        - Тут про смерть писано? А еще что-нибудь есть? Чего нам грозит?
        - Тут очень неразборчиво, - Умилка опасливо огляделась. - Не было тут раньше ни камня, ни развилки…
        - Читай, что с той стороны написано.
        - «Сюда пойдешь - в трясине сгинешь…»
        - Ох, странно. Мы ж оттуда пришли.
        - Радим, мне боязно…
        - Мне тоже. Читай с последней стороны.
        - «… дешь - голову потеряешь…»
        - Вот занесла нелегкая. Что ж - куда ни отправься, всюду смерть ждет?
        - Про смерть только и сказано…
        - Сгинуть в трясине да голову потерять - не живота ли лишиться?
        - Радим, прости… Такого тут раньше не водилось.
        - Не виновата ты. Зачаровано болото, как пить дать, зачаровано. Однако делать нечего - надо идти. Не тут же селиться.
        - В какую сторону?
        - Туда, где головы лишают… Авось, не на погибель. Да и писано про одну голову. У нас же две. Кто-нибудь да выкарабкается.
        Радим решительно шагнул на гати. Последнее время ему везло на смертельные приключения с благополучным исходом. Может, и в этот раз все образуется.
        
        Глава 9
        Болото закончилось неожиданно. Гати еще лежали, туман стелился, а по сторонам начался светлый березовый лесок. Впереди нарисовалась опушка. Там, где кончались деревья, виднелась заросшая кустарником делянка. Вероятно, когда-то тут было чистое поле, но за долгие годы оно одичало. О человеке напоминали немногочисленные трухлявые пни да слабо угадывающаяся тропинка.
        - Вышли. Вот славно. Где деревенька-то?
        - Не знаю… - растерянно сказала Умилка. - Тут вроде быть должна.
        - Как так?
        - Совсем в другое место вышли, чем я раньше ходила. Или тут все изменилось…
        Рад им сел на завалинку и почесал затылок:
        - И что же нам теперь делать? Умилка потупила взор.
        - Не знаю… Пойдем обратно?
        - Ярило к закату клонится. В болоте, что ли, ночевать? Надо здесь местечко найти. Только беда - огонька теперь нет. Да и в животе пустота.
        - Я виновата…
        - Нет, Умилка! Просто не повезло. Наверно, не те гати. Утро вечера мудренее. Посмотрим, где тут обосноваться можно.
        Радим углубился в кустарник, прорубая дорогу мечом. Сначала он держался стародавней тропинки, но постепенно совсем потерял ее и пошел наобум. На вершине одного из холмов Радим остановился.
        - Вот недурное место. Отсюда и опушку видать. Коли кто появится - сразу приметим.
        - А тут гляди - дыра!
        Умилка указала на широкий лаз, видневшийся на склоне холма.
        - Нора?
        - Какая большая!
        - Заглянем?
        - Очень хочется? Ну, разве что осторожно. Скоморох и девушка подошли к отверстию.
        - Как тут все заросло. Похоже, заброшенная нора.
        Радим несколькими ударами расчистил ход к дыре. Из нее приятно пахло чем-то сладким. Земляникой? Где ж это в серпень землянику сыскать! Радим подошел к отверстию поближе, вгляделся внутрь.
        - Там светится что-то, - с опаской отстранился скоморох.
        - Что?
        - Ведовство какое-то… Свет бледный, будто лунный…
        - Да, вижу… Сие стены светятся.
        - Пойдем отсюда.
        Но уйти им не дали. Радим обернулся и тут же приметил огромного бурого медведя. Тот неподвижно стоял в пяти шагах от него и не мигая смотрел на людей.
        - Так… Умилка, осторожнее…
        - Что случилось? Ах!…
        - Тихо! Медленно уходим…
        Только Радим собрался сделать шаг, как затрещали соседние кусты. Из них показалась морда еще более крупного медведя. Рядом терлись медвежата.
        - Медведица… - Радим почувствовал, что теряет голову.
        - Что делать, Радим?
        Скоморох посмотрел на свой меч как на бесполезную игрушку. Сейчас хоть бы рогатину… А медведи тем временем заревели. Не торопясь они пошли на людей.
        - Может, в дыру?
        - Туда? Ну уж нет!
        - Радим! Но надо что-то делать!
        Это было и без слов понятно. А нора действительно могла послужить хорошим убежищем. Если медведи попробуют преследовать беглецов, им придется сперва сунуть морду в лаз. Тут меч и пригодится. Но, что дальше?
        - Лезь! Я за тобой.
        Умилка нехотя поползла на корточках в нору. Радим, пятясь, направился следом. Медведи не проявили беспокойства по поводу ускользающей добычи. Они так же медленно, как и раньше, приближались к людям.
        Втиснувшись в нору на пяток шагов, Радим выставил перед собой клинок и остановился. Если звери сунутся - придется драться. Однако медведи не собирались идти дальше. Они улеглись у входа и стали ждать.
        - Радим, что делать?
        - Кабы я знал… Так они нас голодом уморят.
        - Пойдем по ходу? Тут достаточно светло…
        - Волшба…
        - Ты боишься?
        - Конечно, боюсь! Ничего хорошего от чародейства не жду. А тут аж стены светятся. Такого отродясь не видал.
        - Светляки. Жучки такие. Я рассмотрела. Вот глянь, на ладони…
        - Умилка! Осторожнее! Тут немудрено под заклятие какое попасть.
        - Чего уж теперь бояться. Косолапые ход стерегут. Живыми не выпустят.
        - Может, уйдут?
        - Может… Будем ждать?
        - Подождем.
        Ночь укутала землю густой тьмой, а медведи так и не ушли.
        - Ох, не люблю я такие вещи, - сказал Радим. - Но, пожалуй, пойдем ходом. Только чуть что опасное повстречаем - сразу назад. Договорились?
        - Конечно, Радим!
        Ход в глубине расширился. Беглецы смогли встать на ноги. Кроме того, стало явно светлее. То ли светляков прибавилось, то ли светить они стали ярче. Чуть позже под ногами появились каменные плиты.
        - Ох, не нравится тут мне…
        - А мне любопытно…
        - Отважная ты, Умилка.
        Скоморох был прав в своих предчувствиях. Ход начал ветвиться, постепенно превращаясь в лабиринт.
        - Так… Мы, кажись, здесь уже проходили.
        - Ты что, Радим! Мы все время вправо шли.
        - Глянь на землю. Наши следы…
        - Верно. Как тут все чудно…
        - Пока не запутались, можно повернуть обратно.
        - А куда? Смотри - наши следы и там, и там…
        - Заплутали…
        Радим тяжело вздохнул. Чего боялся, то и случилось. Как же он проворонил! Старался же дорогу примечать.
        - Что теперь, Радим?
        - Будем на плитах наш путь помечать. Вот так. Одним движением меча Радим процарапал плиту на полу.
        - Идем.
        Метки помогли избежать лишних хождений, но не уберегли от хитрой ловушки, оказавшейся в одном из ходов. Радим внезапно ощутил, что земля уходит из-под ног. Оттолкнувшись что есть сил, он прыгнул вперед. Плита, на которой он только что стоял, с грохотом полетела куда-то вниз.
        - Стой! - крикнул скоморох, не оборачиваясь. Он очень боялся, что шедшая позади Умилка не успеет остановиться. Однако отроковица замерла на краю обнаружившейся ямы.
        - Радим, что тут такое? - В ее голосе послышался страх.
        - Беда.
        - Что ж делать-то? Я не смогу перепрыгнуть…
        - Зато я смогу. Пойдем обратно. Тут совсем плохо стало.
        - А как же медведи?
        - Как-нибудь разберемся. А может, они вовсе ушли…
        Радим сам не верил своим словам, но в любом случае жалел, что поддался на уговоры и спустился в нору. Медведь - животина земная, а тут жуть какая-то творится.
        Скоморох перепрыгнул на сторону Умилки. Они достаточно быстро вышли на то место, где начали ставить метки.
        - А теперь куда?
        - Сюда, - уверенно сказал Радим.
        Однако удача изменила им. Через сотню шагов они снова оказались там, откуда ушли.
        - Не страшно. Будем всюду ходить да дорожку метить. Рано ль, поздно ль, а выйдем… - подбодрил Радим спутницу.
        В ответ она слабо улыбнулась.
        Устав от подземных хождений, беглецы решили сделать привал. Для этого выбрали небольшую пещеру, из которой в разные стороны уходило пять дорог. Три из них уже были разведаны.
        - Попить бы…
        - Я б тоже не отказался.
        - Тут я виновата…
        - Да ладно. Я виноват. Ты ж меня слушаешь - сказал бы: не пойдем, так и остались бы.
        - Радим! - внезапно глаза Умилки расширились от ужаса.
        - Что? - недоуменно спросил скоморох.
        - Радим! Сзади!
        Скоморох, не оборачиваясь, резко отскочил в сторону. Он прижался к стене, выставив перед собой клинок. По подземелью шествовали призраки. Они были похожи на тени людей, подсвеченные неземными огнями. Призраков было много. Конец колонны терялся в изгибах хода, ее начало миновало испуганных путников и тоже скрылось за поворотом. Призраки не замечали людей. Они были заняты своим, только им одним понятным делом.
        - Что за твари? - Куда они?
        - Тихо, - прошипел Радим. - Вдруг услышат. Однако он напрасно боялся. Никто не обращал внимания на посторонних наблюдателей.
        Призраки внесли гроб. Он был столь же нереален, как и те, на чьи плечи опирался. Поражал размер гроба, такой пристал не человеку, а истинному великану. Медленно и чинно прошествовали скорбные призраки мимо скомороха и отроковицы. Когда последний из них скрылся из вида, Радим стряхнул пот со лба.
        - Помоги мне, Свароже…
        - Ушли. Кто они, Радим?
        - Откуда ж мне знать… Духи подземные али кто еще. Но за ними я не пойду.
        - А ведь как раз туда мы и не ходили.
        - Еще не ходили вон по тому ходу.
        - А ежели он окажется бестолковым, пойдем за духами?
        - Ежели да кабы… Надо идти!
        Слова Умилки оказались пророческими. После бесплодных хождений по лабиринтам, они опять вышли в ту же пещеру. Непомеченной оставался лишь один ход - тот, куда удалилась призрачная процессия.
        - Что будем делать? - спросила девушка.
        - А что нам остается? Головою - да в омут.
        То ли светляки на стенах стали ярче, то ли что-то неуловимо изменилось в форме сводов, но вскоре спутники явственно ощутили, что они приближаются к чему-то грандиозному. Ход более не петлял, развилки исчезли, и широкая подземная дорога вела прямо в сердце тайны. У скомороха засосало под ложечкой. Очень не хотелось иметь дело с волшбой. Но, похоже, деваться некуда.
        - Куда мы пришли? - воскликнула Умилка, когда они остановились на пороге огромной пещеры.
        - Храмину построили боги… Не иначе.
        В свете мириад светляков монументальность сооружения в середине подземного зала потрясала. Массивная мраморная гробница, водруженная на вершину пьедестала, куда вели две дюжины ступеней, подавляла. У подножия, на каменных плитах пола ровными рядами лежали человеческие черепа. Их было так много, что не хватило бы пальцев рук и ног, чтобы сосчитать.
        Имей Радим путь к отступлению, он вряд ли бы решился даже приблизиться к гробнице. Слишком чудовищно было сооружение, слишком явно веяло от него нечеловеческим естеством. Однако ничего другого не оставалось. Только прикоснувшись к волшбе, можно выяснить, для чего она здесь, почему не отпускает гостей, какая злая воля ведет их и куда.
        Жестом Радим велел Умилке оставаться на месте. Сам же, набравшись храбрости, шагнул на переливающиеся неестественным светом ступени.
        Коря себя за безрассудство, подбадривая воспоминаниями о прошлых победах над волшбой, скоморох медленно поднимался вверх. В конце концов, он рискует лишь животом, который и так многие желают отнять. В худшем случае ляжет его череп у подножия рядом с другими и упокоится на веки вечные. Не самая завидная судьба, но уж лучше умереть так, чем загнуться от жажды и голода в колдовском лабиринте.
        Чем ближе к гробнице подходил Радим, тем загадочнее она казалась. На боковинах с необыкновенной живостью и талантом были вырезаны искусные образы, но понять, что они значат, Радим не мог. Загадочные фигуры мало напоминали обычные изображения людей или животных.
        Подойдя к гробнице вплотную, скоморох замер. Пока ничего не происходило. Полчища кащеев с палицами не вырвались навстречу жертве, каменные блоки не посыпались на голову, земля не разверзалась. Осторожно вытянув руку, скоморох коснулся одной из загадочных фигур на боковине. В мгновение ока все вокруг окутал сизый туман. Радим закачался, ноги его не держали. Туман постепенно рассеялся, и скоморох обнаружил, что парит в воздухе. Под ним расстилался необычный пейзаж. Широкая равнина была, как еж иглами, утыкана огромными курганами с вертикальными склонами. Между ними суетились летающие жуки самых странных расцветок. Такой игры красок Радим не видел и в осеннем лесу. Жуки были красными, желтыми, зелеными, некоторые блестели, как хороший клинок. Странные твари то и дело садились на курганы и моментально исчезали в его недрах. Ничего более необычного скоморох в своей жизни не встречал.
        Радим птицей парил над заколдованной землей, пытаясь сообразить, что это за страна. Уж не Пекло ли? Радим был уверен, что за множество грехов наверняка угодит не к предкам, а туда, где собираются нечестивцы. Христиане называли сие место чудным словом «Ад», в детстве же матушка пугала его Пеклом. В любом случае после смерти придется хорошенько покрутиться, чтобы искупить свою лихую жизнь.
        Внезапно скоморох ощутил, как непреодолимая сила повлекла его вниз, к одному из курганов. Это сооружение выделялось тем, что не имело постоянного цвета. Оно то и дело менялось, переливаясь разными красками. У вершины движение замедлилось.
        Никто со скоморохом не говорил, но он вдруг понял, что его приглашают внутрь. Войти в курган и остаться там. Навсегда. Здесь ему будет хорошо. Тут можно жить приятно и спокойно. Теплая нега растеклась по членам, во рту он ощутил вкус изысканных яств, перед глазами заструились картины, ласкающие взор.
        Вот ребятишки играют в лапту. А там колышутся ветром плакучие ивы. Блестящая рыбка плещется в прозрачной воде, мелькая красными плавниками. Мысли забурлили в голове Радима. Почему он? Кому есть дело до несчастного скомороха? Ответа не последовало. Понятно было одно: выбор очень важен, обратного пути не будет. Но если так, значит, сейчас обратный путь есть? Радим задумался. Что его ждет вне волшебной долины курганов? Пустота в желудке, блуждания по подземельям, а вырвись он на волю - снаряженные в погоню гриди? Нужно ли ему все это? Нет… Но как же Умилка? Что будет с ней?
        Курганы безмолвствовали, жуки равнодушно суетились в туманном воздухе. Радим замер в нерешительности. Если есть путь обратно, значит, это не смерть? Но что? Ответа не было.
        Внезапно его осенило: надо вернуться и взять с собой Умилку. Вдвоем здесь будет лучше, чем в одиночку. Сытая и довольная жизнь - не этого ли хочет девчушка? Сначала страшновато, необычно, но быстро привыкаешь. Особенно к полету. Умилка должна согласиться.
        Радим твердо решил вернуться, и в тот же миг волшебный мир исчез. Скоморох снова стоял перед мраморной гробницей.
        - Радим! Живой! Я так испугалась! - по щекам отроковицы текли слезы.
        - Все хорошо! Иди сюда!
        - Ты что! Не пойду! Давай уйдем отсюда!
        - Не бойся. Там… То, что я видел, мне понравилось. Тебе понравится тоже.
        - Нет! Радим, что с тобой? Тут же чародейство!
        - Оно мне понравилось. Не бойся… Иди.
        - Нет!
        - А что иначе? Нам вряд ли удастся выбраться…
        - Радим, тут есть выход! Как только ты исчез, я увидела его. Смотри туда!
        Рядом с тем местом, где беглецы вышли в пещеру, начинался еще один ход. Он был не таким ярким - на стенах отсутствовали светляки - но зато значительно более коротким. Радим ясно увидел на противоположном конце хода темнеющее небо и первые звезды. Может, это обман зрения? В столь явную близость спасения не верилось.
        - Пойдем, глянем, - Радим живо спустился по ступеням и направился к выходу.
        Умилка побежала за ним.
        - Тут темно. И камни набросаны. Зри под ноги.
        - Скорее, Радим! Пойдем скорее!
        - Сгинуть торопишься? Забыла, как в яму чуть не угодила? Может, тут тоже ловушки понатыканы. Иди за мной, след в след.
        Девчушка надула губки, но подчинилась. Это ее и спасло.
        Радим был насторожен и готов к неприятностям, и отделившаяся от стены черная тень не застала его врасплох. Скоморох резко толкнул отроковицу в одну сторону, сам кувыркнулся в другую. Его толчок избавил Умилку от встречи с клацающими клыками, а вот Радиму повезло меньше. Что-то склизкое вмиг обожгло шею. Скоморох вскрикнул, но не поддался панике. Подняв меч, он кинулся на обидчика.
        Тварь, напавшая на беглецов, была истинным чудовищем. Трехглавая змея, переливающаяся всеми оттенками зеленого цвета, встав на хвост, была ростом со скомороха. Одна голова ощерилась клыкастой пастью, другая грозила раздвоенным жалом. Третья извергала из пасти огонь. В этом пламени Радим чуть не погиб. Благо, огонь лишь опалил кончики волос на макушке. Змее потребовалось время, чтобы погубить врага новым смертоносным выдохом. Этим воспользовался скоморох. Рыча от гнева и ярости, он бросился на чудовище. Увернулся от клыков, кубарем подкатился к змее и нанес удар. Бил Радим в то место, где сходились все три головы. Удар был смертельным. Клинок отсек шею, которая несла клыкастую морду. И этого вполне хватило для победы. Обливаясь черной кровью, змея отступила в узкую расщелину.
        - Слава богам! Радим, ты как?
        - Да ничего… Хотя за шею прихватила меня змею-ка…
        - Укусила?
        - Похоже, да… - скоморох нащупал припухлость на собственной шее.
        Напуганный в детстве судьбой соседского мальчишки, всю жизнь берегся Радим ядовитых укусов. Сохранились в памяти раздутая и побагровевшая нога паренька, его искаженное гримасой боли лицо и желтая, мутная рвота. Парнишке выжить не удалось. Он умер через пару дней, наполненных неимоверными муками. Неужели подобная смерть ждет и его?
        Радим испугался. Избежать ножа татей, воды Волхова, стрелы гридя - и пасть от невиданной твари!
        Закружилась голова, подкралась легкая тошнота… Радим опустился на пол и прислонился к стене. Он ощутил, как по всему телу от места, куда его укусила змея, растекается жар.
        - Радим! - Умилка опустилась на колени перед скоморохом. - Надо уходить отсюда! Вдруг она вернется.
        - Похоже, мне конец, Умилка. Не поминай лихом…
        - Нет! Так не должно быть!
        Радим слабо улыбнулся. Боли не было. Только гнетущая усталость сковывала члены, пригибая к земле. Душу охватило равнодушие ко всему.
        - Радим! Очнись! Мы должны идти!
        - Куда?
        - Туда! Вставай! Вон выход, погляди!
        - Нет, Умилка… Оставь. Иди одна.
        - Ты бросаешь меня?
        Эти слова словно ударили скомороха. Радима пронзила мысль, что Умилка останется наедине с недобитой змеей, дикими медведями и хитрыми ловушками. Он не мог этого допустить. Скоморох посмотрел в полные страдания глаза девушки и дрогнул:
        - Ты права… Пойдем.
        Превозмогая ломоту, он поднялся на ноги. Тяжесть давила сразу со всех сторон. В ушах будто ветер свистел. Руки и ноги почти не слушались. Покачиваясь, Радим побрел к светившемуся звездами выходу.
        - Держись за меня, Радим.
        - Не надо… Иди сзади. Тут могут быть ловушки. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Радим сам не понимал, где находил силы. Он чувствовал, что вот-вот рухнет как подкошенный. Ему даже хотелось этого. Конец пути - конец мукам. Отроковица шла позади.
        - Какой чудесный вид!
        Выбравшись из подземного хода, беглецы очутились на склоне высокого холма. В бледных лучах восходящего солнца вырисовывались окрестности. Леса - хвойные и лиственные, густые и редкие - шумели со всех сторон. Вдалеке блестела широкая лента реки. Волшба…
        - Да, наверное. Никогда не слыхала, чтобы тут была такая высокая гора.
        - Меня теперь мало что может удивить.
        - Смотри! Дым!
        - Точно, недалече кто-то костер палит.
        - Идем к ним!
        - А ежели то гриди?
        - Мы обережненько… Тебе нужна помощь! Пойдем, Радим…
        - Ох, пойдем…
        Радим последний раз оглянулся, прощаясь с загадочной гробницей, полной странных видений. Похоже, не судьба скомороху закончить свои дни, утонув в наслаждениях. Немного жаль. Зато он не останется в долгу перед девчонкой, когда-то спасшей ему жизнь. Скоморох улыбнулся одними уголками губ.
        
        Глава 10
        Новый приступ болезни начался, когда Радим уже спустился к подножию. Жаром заполыхали спина и плечи, взор помутился, ноги задрожали.
        - Ох, плохо мне…
        - Радим! Не сдавайся! Сейчас до людей дойдем, тебе горяченького нальют - легче станет.
        Скоморох ничего не ответил. Ему уже было все равно, куда они выйдут, чем их встретят. Сам не свой, он шагал через бурелом, теряя всякое представление о действительности. Вскоре он забыл обо всем - об Умилке, о своей цели, только ноги продолжали шагать сами собой, сминая валежник.
        Радим не заметил, как очутился в окружении трех вооруженных людей. Это были сторожа, выставленные теми, кто сидел у костра. Ни Умилка, ни Радим не пытались сопротивляться. Их, уперев копья в спины, погнали к старшим.
        К счастью, у костра грелись не гриди, а хорошие знакомые.
        - Кто к нам пожаловал?
        - Умилка!
        - Братишки! Зяма! Куря!
        - Какими судьбами?
        - Вы тоже решили на топях схорониться?
        - А куда еще податься? Силушку вона ранили. Далеко не уйти.
        Зяма указал на кучу шкур и тряпья, под которыми угадывались очертания человека. Силушка лежал на животе, помутневшим взором глядя на пламя костра.
        - Бедняжка. Куда тебя, Силушка? Молодец пробурчал что-то неразборчивое.
        - Не мучай его расспросами, сестрица. Ранили Силушку. Худо ему.
        - А Радим тоже болеет. Есть что-нибудь горяченькое попить? Налейте ему скорее!
        Заговорили о знахарях и целебных отварах. Но реальной помощи страдальцам не было. Толковали о чудодейственных мазях, живительных напитках и спасительных амулетах, но дальше пустых слов лечение не продвинулось. Радим ничего отвечать не стал. Он уселся между корней высокой березы и прислонился к стволу.
        - Садитесь! Угощайтесь! Тут место обережное. Можно отдохнуть вволю. Бискупли холопцы не сунутся. В стародавние времена, при Рюрике, сгинула здесь варяжская дружина. С тех пор недобрая молва об этих местах идет, - перевел разговор в другое русло Зяма.
        - Неправильно, отрок, - грубый голос принадлежал Буслаю, с аппетитом обгладывающему голень косули. - Все дело в том, что я здесь хозяин. Лука о том знает. Потому не полезет.
        - Ты хозяин болота? - удивилась Умилка. - Никогда не думала…
        - Глупица. Я верховный волхв земли Ильменской, жрец могучего Леда, которому все тут принадлежит.
        - Дядюшка Буслай, я и не знала…
        - А тебе и не следовало.
        - Мы тоже не знали, сестрица, - сказал Зяма. - Он нас нашел и все рассказал.
        Внезапно куча шкур зашевелилась, из нее показалась всклокоченная голова Силушки. Усталые глаза, раскрасневшееся лицо, пот на висках.
        - Ну что, Буслай? Когда обряд начнешь? Скорее, а то совсем загибаюсь…
        - Силушка! Бедняжка! Чем мы можем помочь?
        - Буслай о нем богов просить будет, - ответил Куря. - Мы обещали делать, что он скажет.
        - Я тоже помогу, ежели нужно. Силушка, как тебе не повезло…
        - В одном не повезло, да в другом вывезло, - оживился Силушка. - Я теперь всех вас с потрохами купить могу! Ух, сломал я судьбу горемычную. Заживу теперь добро…
        - О чем он?
        - Мозговитей нас оказался, вот о чем, - в словах Кури сквозила зависть. - За пазуху золотишка из казны бискуплей насовал.
        - Верно, и еще поясок самоцветами набил. Ой… - Внезапный приступ боли заставил молодца уронить голову. - Буслай, я тебе по-княжески плачу. Когда обряд-то?
        - Не кричи. Не у себя дома. Косточки общипываю. Для дела святого готовлю. Вон, Радим тоже болезный, как посмотрю. Но молчит. Бери пример. Таким боги перво-наперво помогают. Что с ним, дочка?
        - Змея покусала. Никогда такой не видывала. Огромная, зеленая вся, от морды до хвоста. Страшная.
        - Давно?
        - Сегодня. Полдня как.
        - А куда?
        - В шею.
        - Плохо дело.
        - А нельзя для него тоже обряд провести? Вместе с Силушкой бы и вылечили.
        - У него золото есть?
        - Откуда ж? Он нас с Зямой спасал, о себе не думал.
        - Храм, значит, осквернил, а разжиться добром не сумел. Глупо. Богам подношение нужно, дочка. Что, скоморох, можешь предложить в обмен на исцеление?
        - У него серебро есть! Вон полная мошна.
        - Мое! Сломаю! - очнулся Силушка. - Дай сюда! Я его честно заработал.
        Радим безропотно дал Умилке отвязать мошну. Она попробовала умилостивить Силушку:
        - Что ты какой жадный! У тебя ж золота полный куль. Разреши, я серебро отдам богам, чтоб они Ради-му помогли.
        - Не смей! Мое серебро. Дай сюда!
        Силушка потянулся за мошной. Резким движением он потревожил рану. Лицо исказила гримаса боли. Силушка истошно завыл:
        - Мое серебро, мое… Я его кровью заслужил. Отдайте мое серебро…
        - Бери, - Умилка кинула мошну Силушке. - Добрые боги Радиму помогут и без него. Правда, дядюшка Буслай?
        - Ошибаешься, малышка. Боги не снизойдут к смертным, коли их не вознаградить подношением. Все имеет свою цену.
        - Но я буду умолять их!
        - Не смеши меня. Я волхвую без малого сорок лег а такого не видал, чтобы боги живот за слезинку даровали.
        Буслай стал готовиться к обряду. Он воткнул oбглоданные кости в землю так, чтобы они образовал круг. Затем волхв стал расчерчивать таинственнь знаки. В середине круга он сложил яркое золото, ш лученное от раненого молодца.
        - Боги, дочка, всем и каждому помогать не смеют. Иначе беспорядок в мире начнется. Только поменяв кровь или имение на милость, можно взывать к богам смертным.
        - Ежели им нужна кровь, пусть возьмут мою!
        - Умилка, не делай так! - воскликнул Зяма.
        - С кровью они возьмут и живот. Ты хочешь?
        - Но мы должны спасти Радима!
        - Дочка, запомни, я никому ничего не должен. Только великому Леду обещался служить до после, него удара сердца.
        - Неужели боги хотят погибели, чтобы подарить жизнь?
        - Сие лучший путь. Даже золото не так к ни взывает, как кровь людская. По норову им, чтоб cамое ценное для человека - живот его - им отходи: Коли кто, богу посвященный, на алтарь возложен - вечно служить сему богу будет. Но особенно любя бессмертные, когда бьются до смерти с их именем в устах. Очень любят… Погибшему даруют почетное место в свите своей, а победителя никогда не обходят милостью.
        - Значит, чтобы спасти Радима, я должна сражаться? Но я не умею!
        - Тогда взойди на алтарь-камень и подставься по нож. Либо пусть сражается тот, кто умеет. Здесь жизнь Радима дорога только тебе?
        - Мне больше всех!
        - Умилка, не смей! - Радим открыл глаза. - Не хватает еще одного греха на душу. Я сам буду за себя сражаться.
        - Ты болен!
        Радим с трудом поднялся на ноги. Он вытащил из-за пояса меч и покрутил им:
        - Чтобы покончить с этим, раз и навсегда, я силы найду. Но с кем я буду биться?
        - С кем угодно. Только меч отложи. По заведенному порядку биться надо голыми руками. Эй, ребятки, кто желает повеселить всесильного бога?
        Никто не отозвался. Лихие люди явно не горели желанием прибить скомороха.
        - Неужто боитесь?
        - С немощным никто биться не будет. Мы душегубы, но хворых не трожем, - отозвался за всех Чуха.
        - Я б сломал скомороха, - подал голос Силушка. - Не сиди эта стрела так глубоко… Он мне много зла сотворил. Серебра хотел лишить. Мою рубаху так и носит, порвал совсем. Скажи, Буслай, если его для меня кто сломает, то боги вылечат мою рану?
        - Буде попросит победитель.
        - Ну, кто разбогатеть хочет? Полгривны злата даю тому, кто убьет скомороха!
        Среди лихих людей пробежал шепоток. Предложение Силушки звучало соблазнительно.
        - Полновесную гривну. Пусть бьется со мной, - из предрассветного сумрака выступил Берсерк.
        Одежда разбойника была перепачкана засохшей кровью, в одной руке зажата секира, в другой - копье.
        - Радим, не смей! - вскинула руки Умилка. - Я - глупица, дурной путь измыслила! Он просто убьет тебя.
        - Может, и так. Однако невмоготу видеть, как ты изводишься ради меня. Платить за живот должен я, поверь, Умилка. Тебе еще жить да жить…
        - Радим, прости меня!
        - Почему же… Я достаточно крепко стою на ногах. Боги выберут, кому помочь.
        - Тогда начинаем! - Буслай довольно улыбнулся. - Войдите в круг! Во имя Леда, да свершится святое дело!
        Волхв убрал из костяного круга золото. Вместо него туда ступили поединщики. Радим и Берсерк встали напротив друг друга. Скоморох посмотрел в глаза сопернику и увидел в них свою смерть. Что ж, время как раз подходящее. Яд змеи все одно не оставляет ему жизни. Чем медленно загибаться от жара, лучше вмиг распрощаться с белым светом.
        - Бейтесь! - Голос Буслая был звучен, как труба. Он воздел руки к небесам. - Во славу грозного Леда!
        Берсерк бросился на противника, собираясь сшибить его с ног. Скоморох пригнулся, пропуская несущуюся гору мышц. Отскочив в сторону, Радим не успел разогнуться, как получил сильный удар промеж ног. Скоморох рухнул на землю. Разум помутился, темнота наполнила очи.

* * *
        Пыльный ветер колыхал черную траву. Посреди черной лужайки стоял Радим и пристально вглядывался в серую взвесь, висевшую в воздухе. Опять сон… К чему бы это?
        Внезапный вихрь закрутил пыль в пяти шагах от скомороха. Тьма сгустилась, потом рассеялась. На месте вихря стоял черный человек с полыхающими глазами. Широкий колпак прикрывал верхнюю часть лица, нижняя заросла густой черной бородой. Приглядевшись, Радим заметил, что человек улыбается.
        - Что тут? Где я? - спросил Радим.
        Вопрос остался безответным. Черный человек воздел над головой руки. Широкие рукава захлопали на ветру. Скоморох увидел, как из-за деревьев появилась стая черных ворон. Птицы закружили над лужайкой, выписывая ровные круги.
        Ударил колокол. Человек в черном резко опустил руки, направив скрещенные пальцы на Радима. Скомороху показалось, что все вокруг на миг замерло: трава, согнутая ветром, складки одежды черного человека, летящие птицы… Потом, будто оттаяв, события понеслись с немыслимой скоростью.
        Оглушительно каркая, вороны стали снижаться. Через мгновение вся стая камнем рухнула вниз, целя клювами в скомороха. Черный человек оглушительно захохотал. Ветер сорвал с его головы колпак. Перед скоморохом стоял Лука Жидята, епископ новгородский. Радим закрыл глаза.
        
        Глава 11
        Первое, что увидел скоморох, когда разомкнул веки, были черные обугленные ветви деревьев. В ноздри бил густой запах гари. Перед лицом появилась плошка с горячим напитком. Ее край нежно коснулся губ.
        - Попей. Полегчает…
        Скоморох безропотно подчинился. По телу заструилось ласковое тепло. Смута в голове исчезла, взор прояснился.
        - Ты кто? - справившись с непослушными губами, спросил Радим.
        Человек с плошкой сидел на корточках и улыбался скомороху.
        - Неужто не признаешь?
        Округлое румяное лицо человека было смутно знакомо. Аккуратные русые усы заканчивались около уголков губ. Гладко блестел выбритый подбородок. Озорные глаза смотрели с хитрым прищуром. Где-то они с этим человеком точно встречались. Только Радим не мог вспомнить, по какому поводу.
        - Ох, извини, в голове мешанка.
        - Тебе досталось, Радим. Согласен. Но я опять подоспел вовремя…
        - Опять? Ты… Туровид?
        - Признал! Здорово, Радим!
        Великий заводила Коло Скоморохов крепко обнял Радима. Встреча оказалась теплой. Как-никак, вместе в Ладоге чудили, и хоть после того четыре года не виделись, но друг о друге помнили.
        О былых делах долгие речи разводить не стали, перекинулись парой фраз с шутками-прибаутками. Ладожские приключения оба помнили отлично. Непонятным для Радима оставался ход недавних событий. Вроде была схватка с Берсерком, потом черный сон, а теперь - на тебе! - старый приятель объявился. Как так?
        С неизменной улыбочкой на устах Туровид объяснил произошедшее.
        - Ты же знаешь, из волхвов я, а потому в известные волховские места тянет. Тут сила могучая, боги близко. Но давеча ощутил, что кто-то к этим силам взывает, да неслабо. Решил - пойду посмотрю. Глядишь, друга найду. И точно! Да только к богам не друг взывал, а враг. А другу помощь неотложная требовалась. Уж не верил я, что нынче еще остались жрецы Чернобога. Ан нет. Смотрю, жертву ему готовит. А на заклании кто? Ба - знакомое лицо! Радим! Конечно, я по-любому вмешался бы, но, увидев тебя, просто вскипел. Немного силу-то и не рассчитал. Пару деревьев сжег. Ладно, не беда. Лес густой, меня простит. Главное, вороги разбежались кто куда. А мне того и надо.
        Радим, конечно, подозревал о могуществе великого заводилы, но того, что тот деревья волшбой палит, не знал.
        Скоморох покачал головой:
        - Силен. Благодарствую. А что о моем черном сне сказать можешь? Не первый раз такой у меня.
        - Странный сон. Будто кто-то извести тебя черной ворожбой надумал, а ты не даешься.
        - Вот спасибо. Утешил… - горько произнес Радим.
        - Не печалуйся. Могу и ошибаться. Мою б тетку сюда, она бы точно любой сон растолковала. Мне сподручнее скоморошьи чудеса наводить.
        - Лес ты пожег знатно.
        - Ну, с кем не бывает!
        - И по-моему, кого-то пришиб. Вон из-под поваленного ствола пятки торчат.
        - Татю, верно, досталось. Но убил его не я. Деревце лишь ноги придавило. Свои, когда бежали, горло ему полоснули. Они пояс с него рвать ринулись, а он сопротивляться вздумал. Чернобожцы, одно слово.
        - Вот оно как. Сломали, значит, - задумчиво произнес Радим.
        - Он тебе хорошим знакомцем был?
        - Не то чтобы очень, но кое-какие у нас счеты водились… Убить он меня хотел.
        - Тогда не переживай. Теперь он тебе не опасен. Да и кое в чем помощником будет…
        Туровид подошел к распростертому телу и начал стаскивать с него одежду.
        - В твоем рубище только милостыню просить, а порты и на то не годятся. Ему - все одно, барахло боле ни к чему. Лапотки надень. А то босый, смотрю, ходишь, - все пальцы сбил.
        Радим начал послушно переодеваться.
        - Поднимайся. И бодрее, бодрее!
        - А в знахарстве ты силен?
        - Тебе зачем?
        - Да вот намедни змея покусала. Думал, к предкам уйду, ан нет, все еще мучаюсь. Щас жар вернулся.
        - Ядовитая змеюка была? И какова на вид?
        - Здоровенная такая. Голов три, а цветом как смарагд.
        - Нехорошая тварь. Никогда не видывал, хотя слышать приходилось. Древнее чудовище, волшебное. Во что вляпался, Радим?
        - Ох, не спрашивай. Сам не понимаю. Сначала что-то дернуло в Новгород податься, чтобы в дальние края отчалить. Потом бискупли люди на меня целую облаву устроили. Затем девчонку встретил. Ради нее в такое пекло полез… До сих пор расхлебываю.
        - Вот за Новгород и облаву я у тебя прощения просить должен. Тут уж извини, за Русь тебе пострадать пришлось. А про девчонку ничего не знаю. Ворожея?
        - Постой! Как за Русь? Ты тут при чем?
        - Так сие я надоумил ту гадалку, что ты в Смоленске повстречал, путь-дорожку на полночь указать. Дело такое, Радим, что без помощи никак нельзя было. До Луки слух дошел, что с нашего Коло человек едет. Надо было его по ложному следу пустить. О тебе тут и вспомнил. А как тебя заманить в земли, в которые ты особо не стремишься? Вот и велел гадалке сказать, что, коли за море отправишься, там счастье найдешь.
        - Коварный! Я ж в обиду уйду!
        - Не надо, Радим. То ж не заради меня одного. Лука задумал со скоморохами разом покончить. Велел списки писать да повсюду нашего брата отслеживать. На то и митрополичье поручение имел. Того и гляди, день кровавых личин объявили бы. Пришлось покрутиться. Иллариона, по смерти Ярослава Владимиры-ча, с митрополичья престола попросили. Заместо него Ефрем из греков приехал, местных порядков не разумеет, свои установить желает. То и хорошо. С его помощью Луку и скинем. Для того сюда и подался.
        - Но я тут при чем? Меня почто к смерти гнать?
        - Не горюй, Радим. Жив ведь! Я был уверен, что вывернешься, а общему делу поможешь. Все так и вышло. Коли мы проиграем, мало никому не покажется. Разом без заработка останешься, а может, и без головы. А с Русью что сотворится? Беда одна! Конец придет. Пока веселие на Руси ести, ничто нам не страшно. Без веселия же - погибель.
        - Может, оно и так, однако нехорошо ты поступил. Ох, нехорошо…
        - Извини, Радим! Все поправим. Вот был бы ты в наших Полянских краях, сразу бы вылечили. Там у нас сила могуча. А тут… Вот одну траву знаю, она по-любому действие яда отсрочит. Где б сыскать… Да не печалуйся, Радим! В Новгороде торг большой. Там купим!
        - До него еще добраться надо. Дорогу знаешь?
        - Найду. Хотя, верно, путь не близкий.
        - У меня иное предложение. Доведи меня до горы. А потом ступай куда хочешь.
        - Какой горы?
        - Вон там должна быть гора, - Радим махнул рукой в сторону, откуда они пришли с Умилкой. - Чародейская гора.
        - Ты бредишь. Плохо, Радим. На, глотни отвара.
        - Я был в той горе! Мы с Умилкой ходили внутри нее!
        - Неужто все так плохо?
        Туровид наморщил лоб. Он полез в свою суму в поисках лекарства.
        - Слушай меня! Тут шагах в ста начинается склон горы…
        - Тут нет горы и никогда не было! - сказал Туровид. - Кругом сплошные болота, а между ними островки малые. На одном из них я с тобой лясы точу.
        - Не верю!
        - На, погрызи корешок.
        - Пойдем смотреть! - попросил Радим.
        - Вставай. И грызи корешок…
        Радим послушно взял в рот протянутое Туровидом снадобье. Раскусив лекарство, он поморщился. Давненько он не грыз ничего столь отвратительного. Птичий помет, которым как-то накормил его один шутник боярин, и то был вкуснее.
        - Не вздумай выплевывать!
        - Лучше б оберег для меня какой соорудил. А то как голый хожу, всем напастям навстречу. Умеешь небось.
        - Свои растерял?
        - Отняли. Как бискупу в руки попал, так все содрали.
        - Я в сем деле не большой умелец. Но что-нибудь сделаем. Где склон-то был?
        - Пойдем…
        Уверенности у скомороха поубавилось, когда через пару десятков шагов под ногами захлюпало. Он пошел вдоль топи и вышел к гатям.
        - Не… Мы шли по твердой земле. С горы досюда никакого болота не было.
        Обойдя островок с капищем Леда по кругу, Радим устало опустился на землю:
        - Похоже, я совсем сдурел. Може, и гада трехглавого не было?
        - Не горюй! Вылечим! А пока вставай, цепляйся за мое плечо. Кратчайшей дорогой к Новгороду пойдем.
        - Сил нет.
        - А посмотри, что у меня есть.
        - Опять?
        В руке Туровида был зажат корешок, подобный только что изгрызенному скоморохом.
        - Он придает тебе сил. Ты разве не ощутил?
        - Он чуть не заставил меня срыгнуть!
        - Бывает. Однако вещь верная. Грызи!
        - Слушай, ступай. Оставь меня в покое. В Новгороде мне, кроме лиха, ничего не светит. Лучше здесь тихо усну…
        - Не смей! Даже думать забудь! Я тебя втравил, я тебя и вытащу. Грызи!
        Поморщившись, Радим подчинился. Стало полегче, и умирать расхотелось. Туровид, заботливо поддерживая Радима, повел его прочь. Путь предстоял не близкий.
        
        Глава 12
        Как долго шли они по лесам и болотам, Радим не помнил. Может, день, может, два. Или даже три. Скоморох потерял счет времени. Спутались день и ночь. Окружающий мир растекался призрачными образами. Корешки больше не помогали. Силы закончились, и если б не Туровид, Радим уже давно свалился бы под каким-нибудь кустом.
        В себя скоморох пришел, когда понял, что лежит на земле совершенно голый, а кто-то старательно мажет ему чем-то липким лицо. Увидав Туровида, Радим немного успокоился. Однако смысл происходящего остался неясен.
        - Как такое понимать?
        - Ага, в себя пришел. На, погрызи корешок.
        - Тьфу! Меня с них тошнит, никакого толку. Зачем оголил меня? Что удумал?
        - Будешь покойника изображать. Лик тебе мертвый рисую.
        - Еще зачем?
        - Да вот, знаешь ли, Лука за тебя в награду гривну серебра назначил. Грех не попользоваться.
        - Откуда знаешь?
        - Слухами земля полнится. Ежели голову приподнимешь, все уразумеешь.
        Опираясь на локти, Радим приподнялся. В полутора верстах виднелись высокие крепостные стены окольного града. От широкой проезжей дороги скомороха отделяла густая полоса подлеска. До Новгорода рукой подать.
        - Дошли, - Радим снова лег. - Ты ж хотел меня травкой выручить? Теперь решил на жуткую смерть предать?
        - Стал бы я тогда покойника рисовать. Нет… Дело хитрое закрутим. На тебя доверенных людей от Луки приманим и ловушкой их возьмем.
        - Ничего не понимаю. Голова и так словно не своя, а тут ты с придумками.
        - Извини, Радим, но придется тебе еще нашему делу послужить. Главное, лежи смирно. Все делать и говорить буду я.
        - Ох, не нравится мне.
        - Потерпи малость. Коли все удачно выйдет, и болезнь твою как рукой снимет, и злата-серебра получишь, сколько в жизни не имел.
        - А коли неудачно?
        - Тут уж воля богов. Но всяко тогда я первым головы лишусь, так что будешь в хорошей компании.
        - Ох, утешил.
        Туровид подхватил Радима и поволок к дороге.
        - Теперь молчи. Расслабься и прикинься покойником.
        Он ловко сунул скомороху в рот горсть семян.
        - Тихонечко соси эти зернышки. Они помогут.
        Сил все равно не было, поэтому притворяться мертвецом оказалось на удивление просто. Туровид остановил первую же телегу, идущую к городу, помахал перед возницей сребреником и погрузил скомороха в стог свежего сена. В ворота въезжать не стали. По указке Туровида телега свернула в глубину заоколь-ных трущоб, проехала несколько сот саженей по вонючим улочкам и остановилась около поросшей мхом, покосившейся землянки. Из трубы, торчавшей над гниловатой крышей, вился ядовитый дымок. Ветром его понесло прямо в лицо скомороху. Радим не смог удержаться и поморщился.
        - Отец Перун, защити и помилуй, - возница схватился за оберег. - Покойник шевельнулся!
        - Показалось, - успокоил его Туровид. - Благодарствую за извоз. Езжай прочь, пока не стемнело. Тут не самое спокойное место.
        Возница взял резань, аккуратно завернул ее в тряпицу и спрятал за пазуху. Понукая лошадь, развернул телегу и поехал к городским воротам. А Туровид поволок Радима внутрь вонючей землянки.
        - Здорово, Богдан, - приветствовал Туровида приземистый детина с заросшей грязной щетиной. - С чем ты к нам пожаловал?
        - Будь здрав, Кукуй. С мертвяком.
        - А… Мы больше этим не промышляем. Сие к деду Зубку надо. Он для псов боярских корма делает.
        - Не для того столько поприщ я мертвяка тащил, чтоб под нож пустить. Я его дорого запродам. Есть наметки. Где хозяин-то? Можно, у вас полежит чуток?
        - Свиряй к Людоте-ковалю ушел. Завечор вернется. Мож, лучше покойника на улице бросишь?
        - Не… Очень ценный мертвяк. Не дай боги, чего случится. Плачу щедро. Пусть тут полежит, ладно?
        - Пусть. Приваливай в угол.
        Радима небрежно бросили на пол, пахнущий гниющими отбросами. Скомороха перекосило. Благо, в землянке было темно и вряд ли кто имел возможность разглядеть выражение его лица.
        - Вот только покойников тут не хватало, - раздался ворчливый голос.
        - Молчи, старик, - прикрикнул Кукуй. - Ты еще за прошлую ночь не рассчитался. Будешь гундосить, на улицу выкину.
        Возражений более не последовало.
        - Я пойду по делу, - сказал Туровид. - Пригляди за ним. Вернусь к полуночи.
        - Тебе место под крышей оставить? А то нонче похолодало. У нас битком народу собирается.
        - Обо мне не беспокойся. Главное, мертвяка не повредите. Вообще к нему не прикасайтесь.
        - Будь спокоен. Надежно, как в боярском порубе, сохраним.
        Туровид вышел наружу. Кукуй погремел утварью, чиркнул огнивом, чтобы что-то рассмотреть, и довольно причмокнул. Похоже, Туровид дал ему добрую плату.
        В свете ненадолго вспыхнувшей лучины скоморох различил смутные очертания землянки. Клеть была не более десяти локтей в длину и столько же в ширину. В ней умудрились разместить глиняную печку, большой ларь, заставленный посудой, и не менее полудюжины соломенных лежанок. Везде ютились завернутые в тряпье бродяги. Покойнику лежанка не полагалась, тряпье тоже. Поэтому скоро Радим ощутил нестерпимый озноб. Клацающий зубами мертвец - зрелище необыкновенное. Наверняка скоморох произвел бы на соседей по землянке незабываемое впечатление. Однако такое представление не входило в планы Радима. Он постарался унять дрожь. Когда Кукуй, прежде чем выйти во двор за дровами, погасил лучину, Радим подтянул колени к подбородку и свернулся калачиком. Стало лучше, но ненамного. Скоморох расслабился и постарался уснуть.

* * *
        Перед взором расстилалось бесконечное кладбище. Черная земля дыбилась всхолмиями в рост человека. В сизом небе с карканьем парили вороны. Спину буравил чей-то недобрый взгляд.
        Радим обернулся. На небольшом пригорке стоял человек в черном. Колпак опущен на плечи, и Радим ясно видел лицо противника. Сомнений не было - это Лука Жидята.
        Зло ухмыляясь, епископ проговорил:
        - Думаешь, ты сильнее меня? Плохо же меня знаешь…
        Радим не понимал, о чем речь, но спрашивать не стал. Ему стало по-настоящему страшно. Вряд ли это безобидный сон, который проходит вместе с ночью. Похоже, без черной ворожбы тут не обошлось.
        - Помилуй, владыка…
        Лука удивленно повел бровями. Потом рассмеялся, погрозив Радиму пальцем:
        - Хитер, скомороший лис!
        Внезапно земля задрожала. Вороны взлетели с оглушительным карканьем. Лука с грохотом провалился в разверзшуюся могилу.
        
        Глава 13
        Радим проснулся от того, что его настойчиво трясли за плечо. Жмурясь от неожиданно яркого света, он приоткрыл глаза.
        - Что такое? - проворчал скоморох.
        - Ага, покойник воскрес, - шутливо заметил знакомый голос.
        Туровид загремел плошками. Через некоторое время губ Радима коснулся край грубо слепленной чашки.
        - На, выпей. Я достал травку. Тебе станет значительно лучше.
        - Если по вкусу такое же, как те проклятущие корешки…
        - Пей!
        Радим подчинился. То, что случилось дальше, произвело на него неизгладимое впечатление. Внезапно все члены налились силой, взор прояснился, и мир обрел краски, кровь забурлила в жилах. Скоморох вскочил на ноги, чуть не проломив головой низкий потолок.
        - Вот тебе на! - удивился Туровид.
        Радим хищно взглянул на репку, лежащую на ларе, быстрым движением цапнул ее и отправил в рот, сжевав овощ за пару ударов сердца. Больше вокруг ничего съедобного не нашлось, и скоморох остановил взгляд на Туровиде. Тот опасливо посторонился:
        - Радим, по-моему, ты в полном порядке!
        - Я хочу есть!
        - Немудрено, ты тут больше суток валялся в качестве мертвяка.
        - Где бы раздобыть съестного?
        - Мда… Не учел. Придется потерпеть. Не самый урочный час, чтобы ходить на торжище. Кроме того, скоро захлопывать ловушку. У меня замечательно получилось распускать слухи. На мертвого Радима придет смотреть самый доверенный холоп бископа. То, что надо!
        - Мне плевать! Я хочу есть!
        - Придумал. У меня еще осталось немного чудесных зернышек. Пососи их…
        - Сам пососи! Я больше спать не намерен. Меня распирает сила! И безумно хочется есть!
        - Радим, я прошу: потерпи чуток. Как «дичь» поймаем, сразу 'займусь твоим пропитанием.
        - Ладно, - смирился Радим. - Долго терпеть-то?
        - Не очень. В полночь встречаюсь в условленном месте. Потом идем сюда… Дело недолгое, - Туровид был явно обрадован покорностью Радима. - Ты кувыркайся, кувыркайся… Только кровлю не снеси.
        Пока Радим разминался, вытворяя свои любимые трюки, великий заводила Коло Скоморохов занялся подготовкой землянки к встрече. По углам он развесил сушеные птичьи лапки. В котле сварил несколько клювов вперемешку с пометом. Полученный отвар разлил по полу и тщательно растер. Достав мешок с птичьими перьями, Туровид начал втыкать их между бревнами стен.
        - Чудное творишь, - заметил Радим.
        - На себя посмотри.
        В этот момент скоморох стоял на одной ноге, заложив вторую за голову, и отжимался от ларя.
        Закончив с подготовкой, Туровид удовлетворенно хмыкнул. Землянка приобрела вид курятника после визита куницы. Пришло время звать гостей.
        - Радим, я на тебя рассчитываю. Никуда не ходи. Скоро буду.
        Радим кивнул и вернулся к упражнениям.
        Время пролетело незаметно. Звук шагов отвлек скомороха от очередной забавы. Он повернулся к двери.
        Впереди шел человек в синем плаще. Его рука лежала на рукояти меча, под одеждой блестела кольчуга. По квадратному подбородку и массивным надбровным дугам Радим признал Дудику.
        - Как так? Он жив?
        - Уж что есть, то есть… - ответил следовавший за гридем Туровид и тихонько коснулся его плеча длинным разноцветным пером.
        Дудика замер как вкопанный. Его глаза закрылись. Туровид начал выписывать круги вокруг гридя, повторяя:
        - Запоминай, что скажешь, когда я кашляну. Запоминай и исполняй как велено.
        - Может, я лучше выйду? - спросил Радим.
        - Тихо!
        Туровид сосредоточенно водил пером по носу Ду-дики.
        - Запоминай! «Я был послан господином к лати-нам, дабы просить их о помощи». Запоминай! «Мой господин втайне причащается опресноками». Запоминай! «Мой господин задумал отдать Новгород лати-нам».
        Несколько раз молча обойдя гридя, Туровид сказал:
        - А теперь забудь все, что помнишь о Богдане. Ступай в свою каморку и спи. Утром явишься на Яросла-вово дворище.
        Дудика подчинился, так и не открывая глаз. Когда он ушел, Туровид довольно рассмеялся:
        - Дело наполовину сделано.
        - Я по-прежнему голоден.
        - Потерпишь до рассвета?
        - Нет!
        - Как знаешь… Я лично до утра собираюсь поспать.
        - Я ухожу. Дай мою одежду.
        - Я выбросил эти лохмотья. Свиряй утром обещал кое-что посвежее принести.
        - Я все равно уйду!
        - Только не слишком по соседским огородам шастай. Тут народ суровый. Прибьют за здорово живешь.
        - Ты обещал мне помочь.
        - Ночью? Не, такого уговора не было. Вот утро настанет, так в Ярославово дворище нагрянем. Там попируем знатно, с рябчиками, фазанами, поросятами…
        - Молчи! Слюнами захлебнусь…
        - Молчу. Я прикорнуть собрался, - Туровид погасил светильник. - Чего и тебе советую. Корешок дать?
        Радим взревел. Утром поползли слухи, что в заокольном сельце завелся оборотень.
        
        Глава 14
        Утреннее солнце только позолотило верхушки крепостных башен, а Радим и Туровид уже стояли в очереди желающих попасть в град. Оба были бодры и полны сил. Радим щеголял почти не латанными портами и рубахой. Туровид стряхнул со своей одежды пыль и теперь выглядел как купчина средней руки.
        На страже у ворот стоял старый знакомец скомороха, Брон. Как и прежде, он без малого смущения орудовал плетью.
        - А ну, постоять-пропустить!
        Радим огорченно покачал головой:
        - Ничему не научился…
        - Ты о ком? - тихо спросил Туровид.
        - Вот об том парне в броне и с плетью.
        - Твой ученик?
        - Самый худой из них. Правда, мало его учил. Дело поправимое…
        - Эй. Ты куда?
        Но Радима уже ничто не могло остановить. В мышцах играла немереная силища, душа жаждала схватки.
        - Куда прешь, босоногий! - грубо толкнул Радима сторож. - Я скажу, когда пойдешь!
        - Плохо же ты с народом обращаешься…
        - Что ты несешь, смерд? Да я тебя узнал! Ты давно нарываешься. Ну, сейчас получишь.
        - Плеткой своей не маши. Не для того поставлен.
        - Что? Ты мне указывать будешь? В поруб захотел, смерд?
        - Что за бунт? - С другой стороны моста к Радиму устремился второй сторож.
        - Лучше не вмешивайся, - посоветовал скоморох.
        Однако слушать его не стали. Брон взмахнул плетью, и… она обрушилась на его товарища. От увечий сторожа защитили доспехи. Он опешил.
        Радим швырнул Брона на мостки. Второй сторож потянул меч, но не успел. Поддетый плетью под колени, он упал рядом с товарищем.
        - Бунт! - заверещал Брон и тут же получил рукоятью в зубы.
        - На, подавись…
        Туровид схватил Радима за рукав и потянул к воротам. Надо было уносить ноги, пока не набежала стража. Чудом проскочив меж недоумевающих ратников, спешащих от надвратной башни, скоморохи смешались с толпой, запрудившей Торговую сторону.
        - Ты чуть не похоронил все мои труды. Да и себя тоже, - сказал Туровид. - С голыми руками идти против сторожей! Ты долго думал, прежде чем сделать это? Больше так не делай!
        - Не буду. А куда мы идем?
        - На Ярославово дворище.
        - Ты обещал знатный пир, - заметил Радим, поглаживая живот.
        - Наешься до отвала. И на судилище над Лукой Жидятой поглядеть не грех.
        - Над бискупом? Как так?
        - Увидишь.
        Внезапно из небольшой улочки послышался девичий голос:
        - Радим!
        Скоморох повернулся - и переменился лицом:
        - Умилка!
        Девчушка постояла мгновение, потом скользнула в глубину переулка.
        - Умилка! - Радим бросился следом.
        - Стой! Куда? - рванулся за ним Туровид. Улочка завернула вбок, потом еще раз. Из-под ног с кудахтаньем полетели куры. Отроковицы нигде не было. Радим несся впереди, Туровид старался не отстать. Не успели они пробежать и полусотни саженей, как попали в засаду. Четыре узловатых дубинки обрушились им на головы. Туровид рухнул как подкошенный. Радим же, благодаря быстроте и сноровке, вильнул в сторону и перекатился под ноги нападавшему. С двумя он бы справился. Однако лихих людей оказалось значительно больше. Его спеленали крепкими волосяными веревками, затянув узел так, что он не мог пошевелить и пальцем. Затем пленника бесцеремонно поволокли во двор.
        Там Радима ждал Буслай в окружении десятка отъявленных негодяев. Умилка стояла в углу, обливаясь слезами, ее придерживали за руки Куря и Зяма. Они были явно недовольны компанией, но ничего не могли поделать. Грозный Берсерк, стоя за их спинами, поигрывал острой секирой. Похоже, ему велели приглядывать за отроками.
        - Вот и скоморох. Недолго же бегал. Хорошо я придумал на Умилку его приманить?
        - Ты умен, Буслай, сего не отнять, - загалдели окружающие.
        - Зачем я тебе? - спросил Радим.
        - Все очень просто. Гривна серебра на дороге не валяется. А твоя голова ровно столько и стоит.
        - Мы можем договориться.
        - Вряд ли, скоморох. Ты разгневал богов. Лед не прощает, когда жертва избегает его. Ты должен умереть.
        - Может, поторгуемся? У меня в одном укромном месте припрятан клад…
        - Никакого торга. Я спешу. До меня дошли слухи, что дела нашего бискупа не так хороши, как раньше. Мне нужно серебро, пока его дают. Приступайте, ребятушки…
        Паники не было. Скоморох успел привыкнуть к смертельным игрищам, устраиваемым судьбой. Спасут ли его боги на этот раз? Где Туровид? Скорее бы он пришел в себя и показал этим негодяям, чей бог сильнее!
        Радиму вывернули руки и склонили к березовой плахе.
        - Нет! - закричала Умилка. - Не смейте! Братья старались удержать сестру, зажать ей рот, но отроковица исступленно рвалась к скомороху. На помощь пришел Берсерк. Он легонько тюкнул Умилку обухом секиры. Девчушка обмякла и повисла на руках братьев. Зяма и Куря попытались возмутиться, но были укорочены строгим окриком Буслая. Сейчас он был грозен, как никогда. Пререкаться с суровым татем братья не решились.
        Невысокий сгорбленный мужичок, прихрамывающий на правую ногу, примеряясь, коснулся шеи скомороха топором с широким лезвием.
        - Хромец! Ты как тут? Помнишь ли меня? - узнал мужичка Радим.
        - А то! С радостью отомщу за моего хозяина, мерзкий пересмешник! Бедного Боровичка по твоей вине извели бискупли гриди!
        - Я не виновен!
        - Боги разберутся!
        Топор впился в позвоночник. Хрустнули кости, брызнула кровь. Из горла вырвался предсмертный стон. Отрубленная голова покатилась по опилкам.

* * *
        Черный омут засасывал скомороха. Он пытался всплыть, бил руками и ногами - но все было бесполезно. Темнота смыкалась плотной завесой. Последнее, что увидел Радим, прежде чем пучина поглотила его, было искаженное ненавистью лицо Луки Жидяты.
        
        Глава 15
        Радим смотрел снизу вверх и удивлялся: он еще жив? Странно. Все вокруг залито кровью. Вот и плашка с поваленным на нее телом. Что? С телом? С обезглавленным телом? До Радима медленно дошло, что он видит свой труп.
        «Не может быть…»
        Вокруг была тишина. Потом к лицу Радима склонился Буслай.
        - Похоже, я выпил сегодня лишнего… - проговорил скоморох.
        - О, боги! - Буслай вскочил и кинулся прочь. - Заклятие! Он зачарован!
        - Свароже, защити нас!
        Забегали, засуетились. Радим ухмыльнулся. Испугались. Было бы чего! Полетали б над долиной островерхих курганов! А тут всего лишь голова - лежит себе, прыгнуть и укусить не может. Хотя, откуда им знать…
        Постепенно суета утихла. Как понял Радим, перепуганные тати разбежались. Тело по-прежнему лежало на козлах, а голова - на опилках. Что делать дальше - совершенно не ясно. Радим попробовал пошевелить ухом. Безрезультатно. Слушались только рот да глаза. Ну, еще нос, из которого вдруг потекла жидкая сопля. Неприятно.
        - Эй, кто-нибудь! - крикнул Радим.
        Ответа не последовало. Радим постарался унять нарастающий страх. Ничего, бывало и хуже. Сейчас хоть разум ясный. Ачто, если закричать «Пожар!» - громко, что есть мочи? Град все-таки, кто-нибудь да прибежит.
        Внезапно послышались шаги. Человек заходил сзади, поэтому скоморох его не видел. Радиму стало страшно. Вдруг человек идет, чтобы учудить со скоморохом какую-нибудь гадость? А бедняге даже отмахнуться нечем. Ох, незавидное положение.
        - Только не бойся! Помоги мне, и я все объясню… - проговорил Радим.
        - Живой… - послышался голос, преисполненный удивления и радости.
        Радим облегченно улыбнулся:
        - Туровид! Ты!
        - Я, Радим. Пришел в себя, а тут такое… Вот лиходеи что с тобой учинили. Если б не двинули так крепко дубиной, ух, показал бы я им!
        - Теперь поздно. Ты знаешь, что со мной?
        - Тебя обезглавили.
        - Сам вижу. А отчего я живой?
        - Волшба. Я про такое слышал от наставников. Ежели перед казнью мертвой воды выпить, то боги к себе не берут.
        - Я ж не пил мертвой воды! Или пил? Ты мне что давеча давал?
        - Обычная вода, колодезная. Неужто бы целый колодец мертвой воды в Новгороде прозевали? Странная история… Но без заклятий не обошлось. Кто-то тебя напичкал волшбой по самые уши. У меня аж все обереги светятся.
        - И что теперь делать?
        - Ума не приложу. Приноравливаться…
        - Что? Жить без тела? Сквернее ничего не могу себе представить!
        - А что? Ты ж скоморох. Народ веселить будешь. Представь: вносят тебя на блюде. Ты песенки поешь, байки говоришь. Потом языком толкнешься - и как покатишься!
        - Смешно, да? А мне знаешь каково?
        - Не уверен.
        - Я в отчаянии! Никогда не думал, что такая беда со мной приключится. Думал, умру себе, как все добрые люди, ан нет. Туровид, ты же великий заводила и волхв от рождения! Помоги мне! Сделай что-нибудь!
        - Что ж… Есть у меня чуток живой воды. Вещь бесценная, раны всякие мигом заживляет. Раз тебя в сие втравил, буду расплачиваться.
        - Мне поможет?
        - Моли богов. Иначе не ведаю, как и поступить. Разве что везти тебя в Киев по частям.
        Туровид, достав из сумы сверток, распутал тряпицу и извлек греческую склянку, заполненную мутноватой жидкостью. Плеснул жидкостью на порезанную шею. Жилы задымились и зашевелились. Лекарь поспешил приставить голову. Радим закрыл глаза и перестал дышать. Туровид снова плеснул живой водой на шею больного. Рана стала заживать на глазах. Вскоре никто бы не догадался, что недавно эта голова лежала отдельно от туловища.
        - Радим! Получилось! Очнись!
        Но Радим лежал как полено. Даже пара звучных пощечин не привела его в чувство. Туровид почесал затылок и полез в суму. Оттуда он извлек маленький сморщенный корешок. Поднес его к губам Радима - и тот сразу открыл глаза.
        - Нет! Только не коренья!
        - Я так и знал, - расплылся в улыбке Туровид. - Живой! И здоровый!
        - Ох, точно. И руки-ноги шевелятся! Глянь!
        Радим ощущал себя как после долгого сна. Скоморох с удовольствием несколько раз перепрыгнул через плашку.
        - Утром я чувствовал себя лучше, - капризно сказал он.
        - Извини, мы опаздываем на собор! Надо торопиться.
        - Какой собор?
        - А куда мы шли, забыл? Вот увидишь, сегодня Луку закуют в железа и отправят в поруб.
        - Ох, не хочется мне с ним встречаться.
        - Утром ты был готов поглядеть на сие зрелище.
        - Утром я был сам не свой! Знаешь, твой Лука меня уже извел во снах. Видеть его не могу.
        - Как знаешь. Я побежал. Без меня там ничего не получится. Одному Остромиру с ним не сладить.
        - Постой… Знаешь, я тоже пойду.
        - Передумал?
        - Что-то кушать хочется.
        Следом за Туровидом Радим направился в сторону Ярославова дворища.
        
        Глава 16
        На Ярославовом дворище творилось нечто необычное. Вокруг частокола стояли доспешные ратники, ворота были распахнуты, и через них непрерывно сновали озабоченные люди. При входе стояла усиленная стража. Они были норманнами. С такими те шуточки, что вытворял Радим с посадскими сторожами, не пройдут. Чуть что - сразу зарубят.
        - Кто такие? - спросил старший норманн.
        - Вот, - Туровид показал сторожу золотой напалок. - Нас ждет великий боярин.
        - Проходите.
        Норманны расступились. Радиму понравилось, как их приняли.
        - Хорошая у тебя игрушка. Мне бы такую.
        - Только скажи - примем тебя в Коло, тоже получишь.
        - Я подумаю.
        Туровид неплохо знал закоулки Ярославова дворища. Спутники пошли не через красное крыльцо, забитое народом, а задворками. Через неприметную дверцу проскользнули внутрь и вновь оказались лицом к лицу с парой вооруженных норманнов. Опять пригодился напалок. Гостей пропустили без лишних вопросов. Пройдя через сумрачные сени, они вошли в большую палату, наполненную жавшимися по стенам людьми. В центре помещения стояли два резных стула с высокими спинками. На них восседали Ост-ромир и Лука Жидята. Остромир теребил бороду, время от времени поводил бровями. Лука сидел насупившись, зло глядя на стоявших недалече норманнских сторожей.
        - Стой тут, - коротко сказал Туровид и заработал локтями, пробиваясь через толпу к Остромиру.
        Радим послушно замер, выглядывая из-за плеча укутанного в шелка и парчу толстяка. Угощения пока не было. Уж не ошибся ли Туровид? Добром это не кончится. Столько богатых мужей вокруг, соблазн пощипать их слишком велик. Если пира не будет, самое время срезать мошны - и бежать.
        - Введите Дудику, - громко произнес Остромир. - Не дело творишь, посадник, моих людей пытаешь… - попытался возмутиться Лука.
        - То княжья воля, не моя. Грамоты великого князя Изяслава и святейшего митрополита Ефрема ты видел.
        - То дьявол нашептал нашему государю. Знаю, откуда уши растут…
        Тем временем в палату, в сопровождении четырех рослых ратников, вошел Дудика. Он выглядел растерянным. Руки связаны за спиной, а пояс непривычно свободен от оружия.
        - Отвечай, Дудика, служишь ли ты господину бискупу?
        - Да.
        - Все ли помнишь, что он тебе поручал?
        - Все не все, а на память не жалуюсь…
        - Тогда отвечай, ездил ли в страны закатные к латинам по указу бискупа?
        - Гнусный поклеп! - не выдержал Лука и стукнул посохом по полу.
        - Держи себя в руках, владыка, - сказал Остро-мир. - Отвечай, Дудика!
        - Мне неведомо… - начал Дудика, но вдруг что-то остановило его. На мгновение гридь замер с раскрытым ртом, потом потупил взор и вяло заговорил: - Я был послан господином к латинам, дабы просить их помощи.
        Окружающие зашептались, покачивая головами:
        - Да он не в себе!
        - Бедняга. Ум за разум зашел. Лука хмуро посмотрел на Остромира:
        - Что с моим человеком твои каты сделали? Как блаженный говорит.
        - Но, заметь, говорит о твоем перевете. - Остромир повернулся к гридю: - Ответь, Дудика, знаешь ли о грехах владыки? Ничего не утаивай. Бог на твоей стороне.
        - Мой господин втайне причащается опресноками. Ропот возмущения пронесся по палате. Лука вскочил, потрясая посохом:
        - Ложь! Извет! Клевета! Не слушайте его!
        - А скажи, Дудика, еще какие грехи знаешь за владыкой?
        - Мой господин задумал отдать Новгород латинам.
        - Ложь! Я знаю, чьих рук дело! Скоморохи! Хватайте скоморохов и тащите на пытошный двор!
        - Владыка, при чем тут скоморохи? Мы о твоих винах говорим. Вот и слово открытое против тебя сказано. А тут у меня и грамотка имеется. В ней же письмо на языке латинском, а рукою твоею писано. Отпираться будешь?
        - Ничего о такой грамоте не ведаю. Покажи сюда, посадник.
        - В руку не дам - вдруг попортишь. А так погляди. И все глядите. Злые письмена, не русские!
        - Извет! Не моя грамота! Подделка!
        - Не кричи, владыка. Смотрите, бояре, узнаете ли подписание владычье?
        К Остромиру приблизились наиболее видные мужи. Они по очереди подходили и крутили в руках свиток. Потом кивали.
        - Его рука, - сказал наконец старший из бояр.
        - У! Сучьи дети! - не выдержал Лука.
        - Не ругай достойных людей, переветник. Скидывай клобук, складывай посох. Пойман ты именем князя великого.
        - Не сметь! Всем прочь! Прокляну!
        Остромир кивнул норманнам. Те бросились на епископа и, повалив на пол, стали рвать на нем одежду. Лука пытался что-то кричать, но ему быстро сбили дыхание, и далее он только хрипел. Через пару мгновений обнаженного и избитого старца поволокли наружу.
        - В цепи его, и на грязный воз! - приказал Остромир. - До Киева путь долгий, пусть раскаивается в грехах своих великих.
        Присутствующие притихли. Однако всеобщую радость скрыть было тяжело. Многие улыбались и сжимали друг друга в объятиях. Раздавался шепоток:
        335
        - Свершилось!
        - Наконец-то!
        - Славно Остромир с этим кровопийцей расправился.
        Радим заметил, что Туровид стоит по правую руку от посадника и перешептывается с ним. Остромир явно был в хорошем расположении духа.
        - А теперь всех прошу во двор! Там ждет угощение великое!
        Только этого Радим и ждал. Быстро сообразив, куда повернули гости, он ловко протиснулся между ними и чуть ли не первым выскользнул наружу.
        Благодать! Двор был полон бочками с медом и вином, чурбаками, накрытыми скатерками и уставленными яствами. Чего только тут не было!
        Радим насытился быстро. Рыгнув и погладив вздувшийся живот, скоморох обвел взглядом двор. Самое время взять толстую мошну. Однако его намерения были пресечены Туровидом, появившимся будто из-под земли.
        - Даже не думай, Радим!
        - Что так?
        - Не надо омрачать праздник. Мы сделали великое дело!
        - Поздравляю. Но мне надо как-то жить дальше.
        - Через пару дней вместе возвратимся в Киев. А пока побудем здесь. Остромир - гостеприимный хозяин.
        - Я собирался за море.
        - Брось! Это из-за меня. Теперь все позади. Время получить награду.
        - Предпочел бы звонким серебром. На Киевщину я не поеду. Дело решенное…
        - Не забывай, ты отравлен заклятием злобного чернокнижника Луки. Кстати, знаешь, за что он на тебя так взъелся? Задери рубашку!
        - Э! Тут люди!
        - Не стесняйся! Задери.
        Радим глотнул еще вишняка и подчинился. Где-то за спиной раздалось девичье хихиканье. Туровид строго цыкнул, и дворовых как ветром сдуло.
        - Во! У тебя чудное пятно на теле. А Лука больно много читал. В одной из книг было написано про нечто подобное. Якобы большая чародейская сила у человека с таким пятном. Вот и решил он от тебя побыстрее избавиться. Сперва Лука тебя простой казнью хотел извести. А когда не вышло - чернокнижить начал. Тут, говорят, Волхов пару дней в другую сторону тек. В общем, сильно тебя достать хотел. Он как раз чарами вдарил, когда тебе тати голову снесли. Вот и получилось, что ты будто умер, а потом ожил, когда волшба по ложному следу пошла. Да еще гадину на тебя он наслал… Много ядов в тебе намешано.
        - А я себя отлично чую. Мне б кун немного на путь-дорогу, а волшбу - ну ее. Будь что будет.
        - Неправильно, Радим. Так и живот потерять недолго.
        - Нашел чем пугать. Я вон голову терял. Ничего, опять на месте.
        - Как знаешь. Без награды не уйдешь, не беспокойся. Гляди, что у меня есть.
        Туровид извлек из-за пояса массивный медный ключ.
        - Что такое?
        - Ты там уже бывал. Следуй за мной.
        Радим пожал плечами, но послушно зашагал следом за Туровидом. Они прошли через торг, миновали мост, который нынче обходился без вирника, и оказались в Детинце. По Бискуплей улице вышли к Святой Софии.
        - Ох, неужто, о чем я подумал!
        - Точно, Радим. Заслужил. Забирай, сколько на себе унесешь.
        Радима долго упрашивать не пришлось. Скоро в его руках заискрились самоцветы, между пальцев заиграли золотые ручейки.
        Глава 17
        Получив нечаянное богатство, Радим долго не мог поверить, что он теперь один из самых состоятельных людей в Новгороде. Наверное, только бояре да княжьи огнищане могли похвастаться большим. Живя старыми привычками, скоморох не стал наряжаться в дорогие одежды, приличествующие его нынешнему положению. На торгу он купил добротный шерстяной кафтан, малоношеные сапоги, заплечный мешок, ярко расписанную личину, еще кое-какие вещи, подобные тем, каких он лишился, бегая от гридей епископа. На все про все Радим не потратил и сотой части того, что нагреб в Святой Софии.
        Утомленный непривычной ролью покупателя, оглохший от зычных голосов торговцев, Радим сразу согласился остаться на ночь у гостеприимного Остромира. Скоморох предусмотрительно взял с Туровида слово, что тот не будет уговаривать его отправиться вместе в Киев. Туровид слово сдержал. Но поговорить о своей дальнейшей судьбе Радиму все же пришлось.
        Только скоморох закрыл глаза, растянувшись на мягкой перине, как в одрину вошел Остромир. Радим поспешил приветствовать посадника:
        - Господин великий боярин, благодарствую за кров и почет! Истинно, недостоин я этих благ.
        - Может, и так, скоморох. А может, достоин гораздо большего. Оставайся у меня. Ни в чем не обижу. Ремесло твое, знаю, давно тебе опостылело. Более никто не посмеет о нем вспомнить. Будешь у меня по ряду жить. Гривны платить обещаю исправно. Ни в чем отказа не будешь знать. В Новгороде теперь я полновластный господин.
        - Рад за тебя, великий боярин. Только почто я тебе? Кроме скоморошества ничего не умею.
        - Не прибедняйся. Видел я тебя в деле. Как раньше, когда злое лихо одолел, так и нынче, когда великой силе книг древних противостоял. Владыка был большим знатоком по части волшбы. Тебя ж побить не сумел.
        - То не моя заслуга. Сам не ведаю, как вышло.
        - Вот, чтоб узнать, и оставайся. Будем вместе загадку разгадывать.
        - Прости, великий боярин, не могу. Я за море еду.
        - И когда отплываешь?
        - Еще не ведаю. Надо с купцами поговорить, может, кто с собой возьмет.
        - Не связывайся с этими разбойниками. Разденут и за борт вышвырнут. Ты теперь не бедствуешь. Купи себе лодь по нраву да людей - добрых новгородцев - набери. Я посодействую.
        - Благодарствую, великий боярин! Мне даже в голову не приходило, что лодь могу приобресть.
        - Привыкай. И не забывай о моей доброте. Надеюсь, ты еще вернешься в наши края.
        Не прощаясь, Остромир вышел, оставив Радима наедине с думами. Может, в самом деле в Новгороде осесть? С тем золотом, что позвякивает в мешке, можно неплохо устроиться. А уж с расположением посадника он заживет припеваючи. Отстроит двор, заведет хозяйство, женится на Умилке… Вот ведь что в голову приходит! Она ж совсем девчонка, хоть и многое на своем горестном веку повидала. Да и не можно Радиму себя в роли мужа представить. Это ж постоянно о семье думать, цепями крепкими себя сковать. Нет! Такая жизнь не для тех, кто привык к свободе. Радиму судьба одна - вечная дорога.
        С такими мыслями скоморох уснул, а когда проснулся, уже совершенно не сомневался, что покинет град сегодня же. Остромир действительно подсобил, прислал пронырливого детину, который устроил для Радима покупку совсем новой ладьи. Была она небольшая (хорошо по рекам легко ходить), но крепкая. По словам детины, вышла из рук лучших новгородских плотников. Людей, желающих плыть за море, скоморох нашел очень скоро. Все были крепкие, молодые, полные желания поскорее покинуть град. Сначала Ра-дим не особо разобрался, кто они такие, а потом было поздно что-либо менять. Две дюжины крепких молод-цев не далее как вчера еще были гридями епископа. Нынче же они скрывались от мести всех тех, кого некогда обидели. Даже если кто-то из них узнал Радима, то не подавал вида. Они уважительно кланялись, делали все как велел скоморох. Так что Радим, загрузив ладью самым необходимым, к вечеру был готов отправиться в путь.
        Провожать его пришел один Туровид. Обнялись, расцеловались. Их многое связывало, но то, что разъединяло, было сильнее. Туровид и Коло Скоморохов были неразделимы, а Радим не любил ходить гурьбой.
        - Бывай, Радим. Удачи тебе в дальних странах. Дадут боги, еще свидимся.
        - Ничего не загадываю. Как судьба поведет, пусть так и будет.
        - Эх, не смогла наша земля тебя к себе привязать. Жалко.
        - Не жалей. Может, и к лучшему, что тут одним прохиндеем меньше станет.
        Радим уже собрался крикнуть, что пора отчаливать, как заметил одинокую отроковицу, появившуюся у пристани.
        - Умилка!
        Это действительно была она.
        - Радим! Ты все-таки уезжаешь? - Девушка была опечалена. - И хотел покинуть меня не попрощавшись!
        - Я искал тебя. Но, видно, плохо, - солгал Радим. - Прости!
        - Я зла не держу. Ты мне ничего не обещал. Вот, возьми на память, - девушка скинула с плеч шерстяной платок. - Пусть он греет тебя в дороге и напоминает о тех, что остались на берегу.
        - Спасибо, Умилка! А тебе я хотел бы подарить вот такую безделицу, - он извлек из мешка массивную золотую цепь с подвесками из ярких самоцветов.
        - Ты что! Такое богатство!
        - Бери! Я теперь не беден, могу позволить себе делать подарки.
        - Ты не совершил ничего плохого, чтобы достать такое чудо? - опасливо дотрагиваясь до золота, спросила Умилка.
        - Ничего, за что я мог бы корить себя. Надень, красавица-Щеки Умилки залились румянцем. Она потупила взор.
        - А то поплыли со мной! Вместе увидим дальние страны! - внезапно прорвало Радима.
        - Нет, Радим. Так не выйдет. У меня здесь мои любимые братишки, я не могу их бросить.
        - Возьмем их с собой!
        - Нет. Я не готова. Я боюсь…
        - Ты права. Тебе нельзя со мной…
        Слеза медленно покатилась по щеке скомороха.
        - Радим, оставайся с нами. Все будут рады. Радим поморщился:
        - Нет. Я не смогу здесь жить.
        - Мы бы тебе помогли.
        - Огромное спасибо, Умилка. Но дело с отъездом решенное. Я должен плыть…
        - Что же тебя так гонит, Радим? Объясни!
        - Не могу… Ох, не могу…
        - Береги себя.
        - Ты тоже.
        - До встречи!
        - До встречи!
        По знаку скомороха корабельщики отвязали ладью. Чалы шумно полетели на палубу. Двое рослых гребцов, вынув весла из уключин, оттолкнулись от пристани. Ладья стала медленно удаляться. Почти неслышно, шепотом Радим добавил:
        - Прощай…
        Над озерной гладью багровел закат. На берегу остались дорогая сердцу девчушка и лучший друг. Оба просили не уплывать, слезно умоляли об этом. Но Радим поступил вопреки их чаяньям. Его твердость имела причину, о которой он никому не говорил. С тех пор, как живая вода помогла вернуть голову на место, в груди Радима не билось сердце. Его тело умерло, но продолжало ходить. Нежить. Дорогие ему люди ведать об этом не должны. Пусть помнят Радима прежним, немного грустным, но всегда добрым скоморохом. И да поможет им Сварог!
        Словарь устаревших слов и выражений, используемых в повестях цикла «Скоморох»
        Белояр - первый весенний месяц. Бискуп (бископ) - епископ. Велесень - первый осенний месяц. Веретье - грубая ткань из конопли. Вертеп - пещера. Вершник - всадник. Виклина - ботва. Вира - плата, штраф.
        Вирник - сборщик виры, налогов и пошлин. Волхв - чародей, колдун у славян. Воронец - брус в избе, служащий полкой. Гривна - мера веса. Гривна кун - единица стоимости. Детина - слуга.
        Детинец - кремль, замок внутри города. Долонь - ладонь.
        Доха - шуба мехом внутрь и наружу. Дроля - милый, дорогой. Замятия - междоусобие.
        Зарод - большой продолговатый стог сена, хлеба. Зрелка - ягода. Калита - большой кошелек.
        Камус - шкурка, снятая с ног лося (оленя), используется для подбивки камасных лыж. Кат - палач.
        Клобук - головной убор цилиндрической формы черного цвета, покрытый спадающей на плечи тонкой черной тканью.
        Клеть - комната, помещение.
        Коваль - кузнец.
        Конунг - норманнский король.
        Кормило - руль у корабля.
        Короб - сундук.
        Ладень - второй весенний месяц.
        Лед - славянский бог.
        Летеница - лето, летняя пора.
        Личина - маска.
        Лучина - кусок сердцевины смолового дерева, зажигаемый для освещения.
        Морена - славянская богиня.
        Морок - облако, туча.
        Мошна - кошелек.
        Мытарь - сборщик пошлины.
        Мялица - мялка, которой мнут лен и коноплю.
        Ногата - единица стоимости, больше резани, но меньше гривны кун.
        Необлыжный - настоящий.
        Одр - кровать, лежанка.
        Остроги - шпоры, крепящиеся на пятках обуви.
        Полдень - юг.
        Полуночь - север.
        Порный - сильный.
        Порты - штаны.
        Поруб - помещение для содержания узников.
        Потир - чаша, используемая в христианском богослужении.
        Пресвитер - христианский священник.
        Пряженец - лепешка, оладья на масле.
        Раменье - опушка.
        Рез - в Древней Руси прибыль, процент от денег, данных взаймы.
        Резань - единица стоимости, меньше ногаты и гривны кун.
        Рига - молотильный сарай с овином, использовался для обустройства массовых пиров.
        Рясный - обильный.
        Сварог - славянский бог.
        Седмица - неделя, состоящая из семи дней.
        Серпень - последний летний месяц.
        Смерд - простолюдин.
        Стола - верхняя одежда, род туники с узкими рукавами и обшлагами, а также двойными полосами кла-вов от плеч до низа подола.
        Стрельница - крепостная башня.
        Сулица - вид метательного оружия, небольшое копье.
        Сумет - сугроб.
        Тиун - доверенный человек, ответственный за исправление порученных хозяином обязанностей.
        Трейя - вид одежды норманнского образца.
        Умбон - накладка на щит.
        Урок - оброк, дань.
        Фелонь - богослужебное облачение, представлявшее собой длинную до пят одежду с прорезью для головы, без рукавов.
        Фибула - декоративная застежка, брошь.
        Хель - норманнский аналог христианского ада.
        Холоп - зависимый человек, практически раб.
        Чернец - монах, инок.
        Чернобог - славянский бог.
        Шишак - шлем.