Маки на стене Алексей Владимирович Егоров
        Если не можешь забыть любовь, - убей ее! Маньяк убивает привлекательных молодых девушек. Все, как одна, работали на одного человека, именующего себя «Творцом». В местах преступления находят странные мистические послания. Аналитик Лернон идет по следу. Но что ждет его в конце пути?
        Этот новый год был самым счастливым из всех. При третьем ударе курантов, он сломал мне два ребра. При шестом, из сустава вылетело предплечье. При десятом я упала на паркет как подкошенная. До двенадцатого удара курантов я не дожила. Я потеряла сознание.
        Я не люблю слабых людей. Я не люблю слабых мужчин. В последнее время он стал таким, стал слабым. Я не люблю его больше. Любила ли? Наверняка могу ответить на этот вопрос с откровенной утвердительностью. Иначе меня просто не былобы с ним рядом. Сильные люди не бьют, сильные люди монотонно и тихо разговаривают с вами, выпотрашивая содержимое вашей души. Выворачивая вас наизнанку, как куриный желудочек. Сильные мужчины не читают нотаций, не учат жить, не вызывают жалости и сострадания. Не лезут под кожу. Сильные мужчины просто садят вас на маленькую деревянную табуреточку, из тех, что продают в мебельных гипермаркетах на окраине вашего мегаполиса. Из тех, на которых проводят золотые годы, маленькие крепыши, в коллективных стадах детских садов. Из тех,что водятся в каждом порядочном жилище в респектабельном спальном районе. Все сильные мужчины держат дома такую маленькую деревянную табуреточку.
        Потом, он смотрит тебе в глаза и снимает с тебя последнюю накипь.
        Когда он первый раз ударил меня, в ту новогоднюю ночь, я сразу захотела вернуться обратно. Туда, куда несколько часов назад отправлялась за сигаретами. Я навела прическу, приняла душ, побрила ножки, облилась парфюмом, и накинув тапочки и домашний халатик выскочила за сигаретами. Такая была версия. Поймав такси, я поехала к нему. К другому мужчине. Он всегда ждал меня и всегда проездом. Наши с ним отношения можно характеризовать как собачьи.
        В моей жизни он появился случайно. Я, почти собралась замуж, как вдруг увидела его. Какого-то взбалмошного, высокого, настоящего, обыкновенного до боли в сердце. Живого. Женщины ему были не нужны. Не поймите превратно, просто он был независимым. Терпеть не мог какой-то привязанности. А я привязалась к этому мужчине. Стала его тенью. Я постоянно смотрела на его руки, большие и, как мне казалось, очень теплые. Я воображала разные пакости с его участием. Я охотилась за каждым проявлением внимания с его стороны. В моих фантазиях, мы гуляли с ним по ночному пляжу. Совершенно обнаженные и пьяные. Он таскал меня на руках, кормил спелой черешней и читал Есенина. Постоянно сбивался, придумывал свои рифмы, путал строчки и вставлял из Пушкина и Лермонтова. Мы смеялись как умалишенные. Затем, он вырывал мое нижнее белье и заплыв на приличное расстояние, топил его в реке. С криками и гамом и ором. Это были фантазии? Или я просто живу воспоминаниями о наших днях.
        И еще, на той вечеринке, когда мы впервые увидели друг друга, подруга подплыла ко мне и ненароком, увидев мой застывший и заинтересованный взгляд, прошептала:
        -Попроси его, и он будет писать тебе письма.
        -Письма? - Глупо переспросила я, но он, услышав наш разговор, сразу подошел к нам. Я сразу утонула в его взгляде. В нем было что-то от Бога. Он медленно достал записную книжку и вырвав листок, передал его мне. Раскрыв его, я прочла:
        Мы так и не прогулялись с тобой, по сухому, прозрачному, еще теплому осеннему городу. Он, конечно же ждал нас, его аллеи, его тропинки, его дома. Я бы бесконечно провел тебя по тем местам, где ты вряд ли была, хоть и живешь здесь уже порядком давно. Там, где теряется время, где высотки медленно тают, открывая простор необъятного неба, и под ногами шуршит вечность брусчатки прошлых веков. Там, где стены домов настолько старые, что просто начинаешь уважительно к ним относиться. Где деревья пестрят всевозможными оттенками осени. Это именно то место, куда забредают только влюбленные. Они держатся за руку, дышат осенью, и не одно мгновение не проходит мимо них. Не один лист не упадет с деревьев без их взора, не одна секунда, не будет прожита зря.
        -Это такая уловка? - Рассмеялась я, - вы так всех клеите?
        -Даже и в мыслях не было, - утвердительно ответил он и ушел. А я осталась, с бокалом вина и с ним. С ним в сердце.
        Как-то он сказал:
        -Давай не будем опошлять нашу дружбу сексом. Это так хреново, поверь мне. После, мы уже не будем друзьями.
        Друзьями мы перестали быть в тот же вечер. Нет ничего в природе страшнее, чем женщина, которая чего-то очень сильно желает. Я желала его, и он был моим призом. Это был тот случай, когда он мог месяцами пропадать где-то, но, по первому звонку я неслась к нему как девочка. Это сложно объяснить. Что я испытывала к нему? Любовь? Вряд ли. Это была собачья страсть. Я вела себя как сучка в определенные дни, совершенно обезумевшая кошка, наркоман испытывающий ломку. Один его звонок;
        -Привет, я тут проездом на два часа, я в гостинице «Морская», если хочешь, мы можем увидеться.
        В тот вечер случилось именно так. Единственной моей ошибкой, было то, что я рассказала своему дружку о нем. Я рассказывала это не для того, чтобы между нами не было тайн. Я просто хотела понаблюдать за его реакцией, как он поведет себя, как отреагируетна то, что когда-то у меня был мужчина. Мужики наивные люди, и такие новости становятся для них просто откровением. Конечно, это странно, ведь девушке, с которой ты встречаешься, двадцать шесть лет. И думать, что до тебя она жила монашкой - затворницей, верх глупости. Но, многим мужчинам хочется верить в это, и они сильно удивляются если это не так. А от некоторых, в конце такого повествования можно услышать злобное и проштампованное, - Да ты еще и шлюха!
        -Вот такие новости малыш, представь себе, и такое случается. И до тебя меня любили мужчины, дарили цветы и романтично вздыхали. Да, я спала с ними. Да я шлюха, теперь тебе легче милый?
        Он конечно все мне простил, и я конечно пообещала ему никогда не скрывать от него своих чувств.
        -Как только я полюблю другого мужчину, сразу сообщу тебе, - сказала ему я и добавила, - Милый, ты будешь первый, кто узнает об этом.
        Мы тогда долго смеялись. Но я - то знала, что это не так.
        В тот вечер тихонечко затрещал мой мобильник. Я подняла трубку, прослушала текст и тут же отправилась за сигаретами.
        Когда я вернулась, он даже не посмотрел в мою сторону, как пес обнюхал меня и я стала его куклой для битья. Боже, как же я ликовала. Моя психика так странно отреагировала на его побои. Я думала о нем, о его руках, о его губах. Он бил меня и пыхтел как перед оргазмом. С каждым ударом боль притуплялась и я шептала и шептала:
        -Давай, давай малыш. Давай еще. Ты лучший. Ты самый ласковый из любовников.
        Шептала и хотела вырваться из кожи и улететь в эту злополучную гостиницу на окраине города. Я ликовала. Он подводил черту под нашими с ним «отношениями».
        -С новым годом любимый, с новым счастьем - и я отключилась.
        К своим двадцати шести я не обладала таким опытом. Я имела высшее образованнее, хорошенькую фигурку, веселый нрав и немного любви.
        ***
        -Вы на собеседование?
        -Да, я недавно решилась работы, вернее мой дружок решил меня средств к существованию. Знаете, да я все там написала, собственно, - Я глупо теребила в руках анкету и искала в комнате точку, в которой можно было найти приют моему блуждающему взгляду.
        -И все же?!
        -Он содержал меня, потом отправил в реанимацию.
        -Он бил вас?
        -Один раз, первый и последний, - более уверенно проговорила я.
        Где-то прочитала, что на собеседованиях нужно отвечать утвердительно и четко. Так, как будто ты точно знаешь, что говоришь истинную правду и сомнений в этом нет. Я старалась отвечать именно так. Получалось ли?
        -Один? - Строго переспросил, не высокий прилизанный паренек в душном, сером костюме.
        -На новый год, я вышла за сигаретами, и…
        -Опыта у вас конечно нет?
        -Для меня просто не совсем понятно, что именно нужно будет делать? - Затараторила я, но он прервал мою речь коротким движением руки:
        -Вы нам подходите. Вот, ознакомьтесь с договором, хотя нет, лучше я вам все так объясню.
        Я радостно занервничала. В объявлении говорилось. Требуется девушка - референт. Требование… приятная внешность, высшее образованнее ( гуманитарное) . Особенно мне понравилось то, что образование в этом предложении стояло на втором месте. И это, и пугало, и привлекало одновременно.
        -ОН, очень состоятельный человек. Вы будите сопровождать его в те дни, которые он определит для этого. Вы будите ужинать с ним или завтракать, это он решит сам. Вы будите обсуждать с ним прочтенные книги и просмотренные фильмы. Вы не будите с ним спать. Вы не будите с ним жить. Он будет присылать за вами машину. Связь с ним, вы будите держать вот поэтому сотовому телефону.
        Он передал мне новенькую трубку и монотонно продолжил:
        -Чтобы успешно и эффективно работать с ним. Вам нужно запомнить несколько простых истин. Первое, никогда вы не звоните ему первой. Всегдаон первый звонит вам. Если вы набираете его номер, вы лишаетесь работы. Вы всегда одеваете на встречи то, что он выбрал для вас. Если вы приезжаете в своей одежде, вы лишаетесь работы. В беседах, вы всегда говорите правду. Если вы лжете…
        -Я лишаюсь работы, - Опередила его я и улыбнулась. - А?
        -А, - скучно поправился он, поняв мой главный вопрос, - сто пятьдесят тысяч.
        -В месяц? - ошарашено спросила я.
        -Сначала в неделю, - номенклатурно протараторил очкарик, - Дальше посмотрим.
        Я поправила прическу, нацепила солнцезащитные очки, и выскочила из офиса. На улице бушевала весна. Местами, еще таял серый, прошлогодний снег, но в воздухе уже пахло этой весенней придурью. В больнице я провела почти три месяца. Ко всему прочему, прочитала, лежа на больничной койке, кучу книг. Обогатилась духовно. Как змея, сняла с себя старую жизнь, и напялила новую. Теперь, у меня была новая квартира, работа, и … я была в поиске нового мужчины. Конечно, думала я, он еще будет проездом в нашем городе. И конечно, я побегу к нему как последняя шлюха. А возможно и нет. Это будет зависеть от моего нового избранника. Такое, всегда зависит от мужчины. От того, кто рядом.
        Теперь, мне придется проводить время с мистером Икс. Странно, почему с ним не нужно будет спать. Не то чтобы я этого очень хотела. Запретный плод сладок. А если он красавчик?
        Я бегом пересекла улицу и заглянула в уютное кафе на углу площади. Заказала чашечку кофе и закурила, что делала после больницы очень редко.
        Мысли роились в моей голове. Мысли, это то, что было по-настоящему моим.
        -А если он красавчик? Хотя, женщины не влюбляются во внешнее. Поступок, вот что зажигает. Иногда одного взгляда достаточно для переключения этого заветного тумблера. Иногда, для этого нужны годы. Иногда просто хочется попробовать полюбить, и это самое страшное. Потому что все это заканчивается плохо. Как в моем случае. Лучше быть одной, чем с «мужчиной». Одиночество не порок. Порок, это дать кому-то надежду, не имея серьезных намерений. Не чувствуя происходящее кожей, давать ему прирастать к тебе. Приручать его к себе. А потом, эти бесконечные вечера с молчанием. И вам уже не о чем поговорить. Вы, два одиноких человека, живущих под одной крышей. Это страшно. Это моя жизнь.
        О НЕМ
        Дождь, опять мне душу изводит дождь, мелкий пакостник. И нет, чтобы вылиться сразу, но это видимо не в его характере, и потому он занудно и мерзко сыплет на мою голову свою влагу, как будто хочет пролить меня насквозь, до костей. Я молча стою у своей черты, и, казалось бы, можно сделать всего шаг, и свет окутает меня, и немного согреет, или же подарит надежду. Но я упрямо стою, стою и смотрю на тебя. Ты как в огромной стеклянной витрине, там с тобой твои друзья, наверняка родственники, и куча непонятных мне, и незнакомых людей. Ты сегодня выглядишь потрясающе, чуть укороченное черное платье, уложенные волосы, улыбка, и меня конечно не видишь. Да и не можешь увидеть, так как полоска света, как граница у моих ног скрывает мой силуэт от твоего взора. Но вдруг ты как будто что-то почувствовала, ты подошла к стене из стекла, и попыталась вглядеться в кажущуюся тебе пустоту. И мне бы сделать маленький шаг, и ты бы увидела меня мокрого, глупого, непонятно зачем здесь стоящего. Но я стою и смотрю на тебя,
        Ты медленно проводишь рукой по стеклу, провожая пальцами капли дождя с моей стороны, и ты как будто загрустила, задумалась, но эта ежесекундная пауза быстро проходит. Тебя кто-то отвлекает, и ты закуриваешь сигарету но все же в ту секунду ты что-то почувствовала, чем-то прониклась, что-то вспомнила. Потом закурила, закурила и забыла.
        Все приходящее в этот мир, тленно и имеет начало, и имеет конец. И, как бы печально это не звучало, но это, по всей видимости, именно так. И, приближает ли человек свой конец сам, или делаю это я, в сущности разница не большая. Если вопрос во времени. То это спорный вопрос. Кто осмелится высказать такие предположения как, - «Эх пожить бы еще недельку, или денечек». Но, по большому счету, если в этом истина и смысл, хоть малюсенькая правда? Проводя свой день в бессмысленной рутине, бегая за автобусами, подкрепляясь на остановках собачьей едой, не находя не единой минуты для главных, таких простых вещей, есть ли смысл влачить свое существование дальше? Это, как лошадь, что сорвалась в галоп. Но, не от того что били ее по холеным бокам, она просто захотела чего-то другого. И, какбы печально это не звучало, сама смерть, это порою то самое изменение чего-то. Зачем есть свою жизнь?
        Запись закончилась. Онвыключил плеер и снял наушники. Такая была привычка, все записывать, а затем прослушивать несколько раз.
        -Что тут у нас? - высокий потрепанный, усталый мужчина, явно вспотевший от работы, сосредоточенно смотрел на пол. Перед ним лежал труп молодой девушки.
        -Екатерина Ставрина, двадцать пять лет. Высшее, не замужем, не участвовала не привлекалась, в связях порочащих Родину не замечена, - так он еще пытался отшучиваться на местах кровавых преступлений. Такая работенка стояла поперек глотки. Да еще эта жара, черт бы ее побрал. Весна удавалась в этом году на славу.
        -А этот что тут делает? - майор нервно посмотрел на вошедшего мужчину в плаще и шляпе, аккуратно снимающего наушники, и рыскающий взглядом по месту преступления.
        -Аналитический отдел, теперь без них никуда, - сплюнув, произнес усталый и без особой охоты подал вошедшему руку.
        -Записка была? - Спросил вошедший, не обращая внимание на изуродованный труп молодой девушки.
        -Думайте это он, ваш? - Нервно спросил майор привставая от тела и вытирая пот с обгоревшей на солнце залысины.
        -Мне сказали возраст подходит, - отвечал спокойно вошедший, - характер мне ясен, остается одно, - записка.
        -Да вот ваша херова записка, - съязвил усталый, закурил и, достав из прозрачного пакета бумажку, отдал ее.
        Вошедший быстро развернул ее и бегло прочел. Затем, включив диктофон начал спокойно наговариватьнаписанное:
        И самые красивые слова, и самые нежные прикосновения. Преданный взгляд, чувственные губы. Нежное тепло утреннего дыхания. Чуть слышный и угадываемый аромат палитры твоих изящных крадущихся движений. Ленивое подрагивание крылатых ресниц. Бархат теплой кожи. Манящие изяществом волнующие изгибы. Качающиеся в такт со временем бедра, загадочная улыбка. Янтарный отлив, раскиданных в небрежности по подушке, твоих волос. Кружево белья. Не решительный, по-юношески стеснительно мнущийся на пороге рассвет. Легкое движение ночных штор. И все это ты…утренняя, легкая, светлая, нежная, добрая, красивая…не моя. И утренняя комната наполняется легким ароматом свежее сваренного кофе. Город боится проникнуть своим шумом в твое пространство. И это солнце и это утро и это все только для тебя. Легко и еле слышно вдалекеслышится вечный мотив Нау - «я знаю всехтех, кто ждал, и тех, кто не дождавшись уйдет. Но и с теми и другими одинаково скучно идти. Я люблю тебя за то, что твое ожидание ждет. Того что никогда не сможет произойти».
        Но! Но когда-нибудь в такое солнечное утро тебе все же будет плохо. Ведь когда-нибудь нам всем бывает плохо. Просто невыносимо больно. И боль эта ни сколько физическая сколько душевная. Когда тебя выворачивает как игрушечного медвежонка, перемешивая с мясом с мусором с шелухой. Перемалывает кости и выплевывает мокрым грязным и беспомощным, незащищенным, но еще по наитию влюбленным, а значит сумасшедшим в этот безумный, безумный, безумный мир. Когда-нибудь тебе тоже будет больно. И рядом не окажется никого. Все те, с кем ты спала. Все те, кого ты бросала и поносила. Все те от кого ты выдавливала внимание по капле. Кому дарила свое тело, и от кого прятала свое сердце. Когда-нибудь ты завоешь от горя и стыда. И одиночество мертвенной слизью подступит к твоему горлу. Но не будет уже не сил, чтобы подняться с колен, не влагичтобы банально выплакаться. Останется только пустота. Зовущая в себя, так знакомая сейчас мне, и так ожидающая твоего появления. Когда-нибудь у тебя тоже все будет хорошо!!!
        И ты просто.
        Сойдешь с ума!!!
        -Точно он, - грустно прошептал майор и нервно затушил сигарету о край стола.
        -Так теперь дело уйдет в вашу обитель? - Учтиво спросил усталый, и улыбнулся так, как будто в его жизни произошло нечто прекрасное. Или произойдет в ближайшем будущем.
        -Вы же знаете, что я просто консультирую этот проект, - ответил он и еще раз осмотрев труп, поторопился к выходу.
        -Консультирует он, - нервно выкрикнул майор. Это, между прочим уже четвертая девушка. У этого вашего творца, совсем крыша поехала. Неужели на него управы нет никакой?
        Он резко развернулся и посмотрел майору точно в глаза, - Мы работаем, - твердо и спокойно произнес он и вышел из комнаты.
        -Ага, - язвительно предположил усталый, - а мы у муравьев из попок кислоту высасываем.
        ***
        По делу привязок было не много. Точнее их совсем не было.
        Машина легко подъехала к особняку на окраине городка. Выходить он не торопился, прекрасно знал, что внутренняя охрана следит за его передвижениями, и в скорости отворятся ворота, и он спокойно проследует к крыльцу особняка. Так же, как и в предыдущиетри визита. Его пускали сюда, он понравился хозяину. Во всяком случае, он, сам так характеризовал его визиты.
        В тот первый раз, он приехал с нарядом полиции, нервно представился охране, как Лернон. А его звали именно так. И вознамериваясь арестовать владельца изысканных владений, нагло ворвался в особняк. Хозяин, среднего возраста мужчина, принял его с улыбкой и застенчивостью:
        -Милости прошу, зовите меня попросту, творец. - Представился он.
        Беседа была долгой и бессмысленной. У Лернона не было ничего. Ни отпечатков, ни свидетелей, ни предположений и догадок. Только эта записка, найденная на трупе девушки. Первая была не многословна. В ней говорилось следующее:
        И ты смотришь мне в глаза, но я не вижу их цвета. Они же меняются всегда в зависимости от твоего душевного состояния, но я не вижу их цвет, я не вижу, не вижу. Строки все роятся и роятся в моей голове.
        Авторство этих строквряд ли принадлежало хозяину особняка. Вот и все, что приводило Лернона сюда. Хотя нет, не все. Все девушки, жертвы, как одна работали у этого богатого господина. Все, обладали привлекательной внешностью, были примерно одного возраста, и все исчезали без вести. Позже, их находили, мертвыми. Все были убиты одинаковым образом. У трупов было удалено сердце и глазные яблоки. И записки, чертовы записки, ведущие в никуда. Никакой логики, одна общая тематика брошенного и одинокого романтизма. Какая-то зло радостная страсть перемешанная с отчаянием.
        Лернона уже подташнивало от всего этого. Лично он полицейским не был. Он был консультантом в области литературы. А по итогу выходило, что из него лепили психоаналитика. Спасало одно, отсутствие семьи. Идти было некуда, да и не к кому. Пить он не любил, наркотики не уважал. Отдыхал, порою за чтением Воннегута или Ремарка. В юности писал стихи, говорили даже обнадеживающие.
        В ту первую его беседу, он пристально присматривался к хозяину особняка. И к самому особняку, в частности. Дорогие картины, фарфор, столовое серебро. Полный расклад. И, их первая беседа:
        -Как вы набираете на службу свою прислугу?
        -Я не знаю, - весело отвечал тот, - но, если вы о девушке, той, что пропала, я ее выбирал сам.
        -Так значит сами?
        -Это допрос?
        -Это беседа, - С настойчивостью в голосе пояснял Лернон.
        -Моя девушка, это не прислуга, - В свою очередь пояснял хозяин, - Она компаньон, друг, если вам угодно.
        -По каким же критериям она проникает в вашу, такую защищенную от всех невзгод, обитель?
        -Волею судеб, - улыбаясь отвечал хозяин и ласково предлагал немного «Хеннеси», перед лангустами.
        Лернон читал ему записку, найденную на месте преступления. Показывал фото с мест преступления. Тот не повел и бровью. Все улыбался и улыбался, будь он не ладен.
        В третий свой визит, Лернон настойчиво спросил следующее:
        -Вы хорошо знали своих девушек. Их вероисповедание, увлечения? Ему так хотелось за что-то зацепиться. У третей жертвы остался сын подросток. У второй больная, прикованная к постели мать. У первой, кот и герань на окне в общежитии.
        -Я никогда не интересовался этим, - Спокойно, всегда очень спокойно и улыбчиво отвечал творец.
        -Кстати, а почему творец?
        -Это не интересная история, вам станет скучно! - Ответил он и подлил в бокал Лернона, красного вина.
        -И все же?!
        -В детстве, я постоянно убегал из дома. Мы жили тогда в селе. Можете удивляться, но я совсем не родился таким, каким являюсь или кажусь теперь. Наша семья была многочисленна и бедна. Порою, даже не было средств на хлеб.
        Творец отхлебнул вина, улыбнулся и неторопливо продолжил свое повествование:
        -Отец очень строго относился к нам. Мы подолгу работали и мало ели. Может от того такая тяга к изысканному искусству, к серебру. Детские мечты. Старшие братья мало общались со мной, да и друзьями я похвастаться не мог. Вот, только разве им. Моим, если хотите, вымышленным товарищем. Наша с ним беседа носила односторонний характер. Ночью, или в предрассветные часы, я убегал из дома к пруду. Тихая заводь манила меня своей прохладой. Я бросал скатанный хлеб в воду и разговаривал с ним. Я называл его, Мистером рыбой. Мне так хотелось тогда верить в его существование. В то, что там, на глубине, кто-то искренне и мудро понимает меня. Как-то отец узнал о моем прибамбасе. Они собрались на большую рыбалку, и, я заплакал.
        -Что случилось? - Спросил меня он.
        -Вы убьете его? Вы убьете мистера рыбу?
        Надо мной хохотали все. А старший брат тогда сказал, - Мы выловим пять мистеров рыб, и накормим ими всю округу.
        -Как творец, - завопил отец, корчась от смеха.
        Как творец, - Грустно проговорил хозяин и улыбнулся, - с тех пор все и всегда так стали меня звать. Я привык. Хотя, вымышленных друзей, у меня больше не случалось. Только явственные.
        Когда Лернон слушал его, он все время пытался определить для себя некий собственный портрет рассказчика. Лет, около сорока. Состоятелен, одинок, улыбчив. Высокого роста, стройный, даже спортивный. Хорошо одет, еще бы при его то денежках, не глуп и не рассеян. Четко формулирует, все сказанное. Не тороплив в движениях. Как будто четко взвешивая сложившуюся ситуацию, точно знает, или готовился к ответам. Во взгляде непереносимая игривость. Лернон мысленно предполагал, как бы этот индивид, мог запросто вырезать сердце у юной особы. Складывать все в черный мешочек (а возможно и не черный, и даже не в мешочек вовсе) и везти, через весь город в свой замок. Где же он может хранить свои трофеи? В холодильнике? Вечерами извлекать из потайного логова и подолгу рассматривать. Любоваться цветом глаз.
        «но я не вижу их цвет, я не вижу, не вижу»
        Кто ты на самом деле, мистер творец?
        Ворота отворились и Лернон смело повел свое авто к хозяйскому крыльцу. Его явно уже ждали. Весть о четвертой жертве разнеслась по городу молниеносно. И, пока Лернон улаживал все мелочные дела в отделении полиции, она крылатой стервой перенеслась и в этот злополучный особняк.
        Хозяин, как обычно, встречал его сам. Сегодня он был гладко выбрит, коротко подстрижен и улыбался, снова улыбался.
        -Сударь вы мой, - Запричитал творец, - Я так раздосадован этим вопиющим случаем. Моя крошка снова покинула меня.
        -Ах ты сука, - подумал Лернон, но виду не подал. Протянул хозяину руку и проследовал в гостиную.
        -Сколько очередная проработала у вас? На этот раз?
        -Шесть недель, - последовал ответ хозяина.
        -Первая продержалась дольше всех, два месяца. Зачем вы их нанимаете? Вы что не понимаете, что за вашими девушками ведется охота? Или, может это ваших рук дело? Ах да, у меня же нет доказательств, да еще ваши гребанные бабки. Все же можно решить за бабло. Всех купить. Все продать…ДА?!
        -Не горячитесь Лернон, иначе я перестану впускать вас в свой дом.
        -Дом? - напористо взвыл он, - Какой нахрен дом? Я, и такие как я выросли в квартирках, где кухни жмут матерям в бедрах. По вашим меркам я жил в собачей конуре. Не иначе.
        -Дом, - спокойно парировал хозяин, - это мой дом и вы мой гость, вина хотите?
        -Я за рулем, водка есть!
        -Я такой пошлости не держу, - так же улыбаясь ответил творец и распорядился подать виски.
        Лернон успокоился, присел в кожаное кресло и бегло затараторил:
        -Боже мой, да дайте мне уже слово, что более не наймете себе в подчинение молодой девушки. Одного вашего слова вполне будет достаточно. Там у порога стоит вся королевская конница, все только и ждут пиршества вашей расправы.
        -Вы сами верите мне? Вы верите в то, что я не виноват? - Более серьезно, в несвойственной себе манере, спросил творец, - Вы не отдадите меня им на съедение?
        «Зачем есть свою жизнь»
        В кармане зазвонил телефон. Лернон аккуратно подал извинительный знак рукой, и спокойно ответил, - Алло.
        -Сложно предполагать, - донеслось из трубки, - но, кажется, мы нащупали ниточку.
        -Я слушаю.
        Говорил усталый. В разговоре он был всегда краток и лаконичен:
        -В психушке нашли одного растроганного писаку. Помешался на собственном творчестве, впрочем, подробности в его личной карте найдешь. Авкратце, писанина его очень напоминает наши пресловутые послания. Как две капли воды. Правда, смущает одно, он сидит там безвылазно уже пару лет. Причем на хороших таблеточках. Но, возможно тебе это будет интересно.
        Лернон на скорую руку записал адрес лечебного учреждения и снова обратил свой интерес к хозяину особняка.
        -Вы не отдадите меня им? - С небывалой наивностью в голосе, повторил свой вопрос творец.
        -Не фарисействуйте, вы же прекрасно осведомлены, просто не делайте более глупостей, у нас ничего против вас нет. Не нанимайте больше девушек, я прошу вас.
        -Поздно, - с горестной ухмылкой произнес хозяин, и подлил в бокал гостя.
        Лернон побледнел, - Как?
        -Ну, она же перестала брать телефон, наши встречи прекратились, я заскучал. Пришлось нанять новую девушку.
        -Кто она, откуда, где? - Лернон подскочил с кресла как ошпаренный.
        -Не кричите так, я ее ,еще сам не видел, мы сегодня впервые встречаемся. Устроите слежку? Запрете ее в камере?
        -Какой же вы мудак!!!
        Вики
        Главное, чтобы не мудак, - подумалось мне. Я разворачивала упакованное вечернее платье и крутилась нагишом у зеркала. Примерила его. Это был совсем не дурной выбор. Укороченное черное, с декольте, хорошая ткань. И цена, я пошарила в поисках ярлыка, но к счастью не обнаружила оного. Пусть это будет нашей тайной. Настроение у меня улучшалось с каждой секундой. Жизнь то налаживается.
        Иногда, кажется, что все совсем не так, как хотелось бы. Теперь же, все завертелось само собой. Никто не мог и предположить такого разворота.
        Развороты, что это? Продолжение твоей жизни, или, уже что-то новое? Ты остаешься прежней или становишься при этом другой? И, рада ли ты этому или нет, это случается с тобой. Это случается со всеми?
        В детстве, кто-то сильный, из тех, кто всегда рядом, сказал мне:
        -Девочка моя, ты обязательно будешь счастлива.
        Что это? Я не знала. Да и не могу похвастаться таким багажом сейчас. Возможно, счастье женщины это ее мужчины. Боже, как же нудно и пафосно это прозвучало, - ЕЕ МУЖЧИНЫ.
        Я не люблю слабых людей, я не люблю слабых мужчин. Мои, всегда были сильными.
        В детстве, кто-то сильный, из тех, кто всегда рядом, а это был мой отец, сказал мне:
        -Девочка моя, сильный мужчина, это тот, кто принимает за тебя решение.
        Этот незнакомец все теперь решал за меня. Он прислал мне шикарное вечернее платье, и на телефон пришло короткое сообщение: «В семь вечера, за вами заедут».
        А это, значит что жизнь моя теперь подвластна, какому -то мужчине.
        Я улыбнулась и спешно набрала Катьку. Длинные гудки раздражали, опять она где-то шляется. Потаскуха.
        С Катей я познакомилась еще в университете, вместе осваивали разные премудрости. Первой из них, были парни. До знакомства с ней, я скромно одевалась и была хорошей папиной дочкой. Встретив однажды в университетской столовой ее, я развернулась вокруг собственной оси.
        -А что это у нас за осколки цивилизации? - Надменно спросила она, уныло разгребая салат в моей тарелке, своим любознательным пальчиком. На ней была коротенькая юбочка, оранжевый топ и дурацкие очки на весь фей-с.
        -Это салат, - глупо ответила я, - разве не понятно.
        -А где котлетка?
        -Я вегетарианка.
        -Итишь ты, - нагло характеризовала Катька, - ты же охотница, посмотри на свою милую мордашку, на свои покатые бедра.
        Я глупо одернула юбку и покраснела, - Я совсем не…
        -Я не такая, я жду трамвая, - смеясь во всеуслышание, запричитала Катерина и наглым образом пристроилась рядом.
        -Дорогая моя, - учительским тоном заявила она, немного приподнимая свои очки - стрекозы, ты должна есть печень. Мужскую печень. С кровью.
        -С кровью? - Поперхнувшись листком салата, спросила я.
        -Да к чертовой бабушке все условности, - Взорвалась она и подпрыгнув с места, вытянула меня из-за столика. Нас вихрем вынесло из универа, и через мгновение мы сидели в уличной забегаловке в ожидании свежего шашлыка.
        -Раньше я ела мясо, - пыталась оправдаться я, перед новой, такой непонятным образом возникшей, моей знакомой.
        -Да плевать, не парься, - ерничала она и всегда аккуратно укладывала свои короткие растрепанные волосы, цвета «Солома в стадии загнивания»
        -Мне просто жаль есть живых…
        -Заткнись, - уже более сурово проговорила она и щедро одарила меня своей белоснежной улыбкой, - может я твой антипод?
        -Это как?
        -Как в бойцовском клубе, я та, какой ты хотела быть всегда. Я живу так, как бы ты хотела жить.
        -Не говори ерунды, - разулыбалась я, и нам принесли дымящийся шашлык и мы ели его и долго судачили. Про мужиков, про еду, про университет с его скучными парнями - задротами.
        -Я покажу тебе этот мир, девочка, - кричала разгоряченная Катя, высовывая голову из окна такси и улыбаясь всем проезжающим мимо мудакам. А таковыми она считала всех мужиков.
        С тех пор, я перестала платить за столик в кафе, я знала ,где сегодня вечером хорошая тусовка. Что подают на завтрак в отеле с пятью звездами. Я знала теперь все. Но, случался один маленький побочный эффект. Во всяком случае, так его именовала Катя. Иногда, с этими мудаками приходилось спать. Издержки производства, как говорится. Теперь мы редко посещали лекции, хотя и честно сдавали сессии и упорно и планомерно двигались к нашему дипломированному образованию. Но мы жили. И жизнь эта, была другой.
        -Мы шлюхи!!! - Весело кричала ей, я. Пытаясь пере орать бешеную музыку ночного клуба. Странно, но и здесь в туалетной кабинке, она орала как оглашенная.
        Катька выстраивала несколько дорожек из кокаина, аккуратно оперируя пластиковой кредиткой, - Это вопрос, или утверждение?!
        -А что? - Орала я, ей в ухо.
        -За дверью нас ждут парни, те, что угостили нас кокосом, - объясняла Катерина, - Сегодня придется катить к ним, и они затрахают тебя до смерти. Потому что я, уже отрубаюсь.
        С этими словами, она всосала в себя дорожку и нагло расхохоталась, - А кто мы, после всего этого, решать тебе, девочка моя.
        Я опустила пальчик в белый порошок и эротично облизнула его. Катя начала раздевать меня. Я не сопротивлялась. Я закрыла глаза. В клубе заорала мелодия из «Миссия не выполнима». Или , это звучало только в моей голове. Катя раздвинула мне ноги и занырнула под юбку.
        -Они, - тяжело дыша и гладя ее «Солому в стадии загнивания», шептала я, - Они затрахают меня до смерти.
        Гудки все длились и длились. Я отключила вызов и еще раз крутнулась у зеркала.
        -Вечно она где-то, - Раздосадовано прошипела я, - Не там где нужно мне. Хотя, после той шалости в клубе, мы изредка повторяли. Это ни к чему не обязывало. Катька даже завела себе других любовниц. А возможно, придумывала их, что - бы я ревновала. Но мне всегда больше нравились мужчины. Особенно тот, с кем меня и познакомила Катька.
        « Попроси его, и он будет писать тебе письма»
        На той вечеринке.
        К семи я была во всеоружии. Я приняла душ, немного подкрасилась и сидела теперь как гимназистка в ожидании первого экзамена. Ровно в семь затрещала труба. Сообщение говорило о том, что у подъезда меня ожидает черный Мерседес. Я улыбнулась своему отражению, я вынырнула из своего логова, на встречу новой жизни.
        В машине было много места. Пахло кожей и изысканностью. Как я не пыталась разговорить водителя. Он смущенно посматривал в мою сторону и молчал.
        Вновь набрала подругу, вновь гудки идущие в пустоту, вновь погрузилась в воспоминания.
        С ней всегда было весело. Она взбалмошно врывалась в мою комнатку, и бросала в меня какими-то новыми шмотками, кричала:
        -Давай корова, одевайся. Мы идем на собрание домоуправления номер тридцать дробь один.
        -Что за бред? У нас завтра зачет по истории Буддизма.
        -В жопу зачет, - Орала она как оглашенная, потом открывала форточку и кричала эту свою новость, даря ее миру, - В жопу Буддизм!!!
        -Фу, как не интеллигентно!
        -Интеллигентно? - Вопила Катька, - в таких случаях я обычно интеллигентно съезжала с темы, хоть и к интеллигенции имела косвенное отношение, напротив, прочитала за всю жизнь четыре книги. Но самые главные. Буратино, Анжелика и султан, Боярышник и другие лекарственные настойки, и, Устройство Гидравлических прессов с обратной силовой тягой (не до конца). Данные знания позволяютобщаться с заурядной интеллигентностью, блистая и оперируя в своем лексиконе, фразами, типа, - «нелепость, когнитивный и гайка Борисова».
        Я хохотала.
        -Раньше я могла отличить произведения сюрреалистов от импрессионистов, - продолжала она, - Хотя, считала, что, и то и другое полное говно. Знала, как на портретах выглядят, - Есенин (это такой миленький), Сталин ( усатый бука) и Горький (совсем не красавчик). И, все это, позволяет считать меня, вполне интеллигентной девушкой, а вы как думаете?
        Я была от нее без ума.
        Мы ехали куда-то в спальный район города. Входили в административное здание, в актовый зал. И присаживались как завсегдатаи. На сцене выступал очкарик в поношенном костюмчике и критиковал работу домоуправления.
        -До каких пор, - вдруг начинала яростно выступать Катька. Она поднималась на сцену и сняв туфлю, била ею по трибуне. Я хохотала как умалишенная. Так, мы посетили много собраний. Мы выступали в защиту прав малых народов севера. Мы добивались правосудия на открытых судебных заседаниях. Посещали собрания свидетелей Иеговы, и плясали с кришнаитами. Мы развлекались по полной программе. Особенно кайфовали мы на похоронах, где Катюша читала умопомрачительные речи о смысле жизни и вялом течении обстоятельств.
        В один из таких развлекательных дней, мы долго и молча ехали на такси. Потом я не выдержала, я спросила:
        -Слушай, что ты опять задумала? Почему такой траурный вид?
        -Детка, Вики, я кажется влюбилась.
        -Да ты что? Давай колись, кто он? Почему я опять все узнаю в последнюю очередь?
        -Как то мы с ним приехали на виллу к одному богатенькому фраеру, - ведала свои тайны Катя, причем с такой серьезностью и искренностью в глазах, - Там жила его бывшая.
        -Бывшая?
        -Представляешь, нас привез водитель, он вышел из авто, шел проливной дождь. Стал петь и трогать камешки.
        -Камешки, что за бред?
        -Да подруга, маленькие такие камешки, гладенькие и мокрые, потом, хрясь и разбил одним из них большое стекло.
        И тут я расхохоталась, причем хохот мой вверг в испуг даже нашего шофера.
        -Ты что ржешь?
        -Просто ты мне клип с Джастином Тимберлейком пересказываешь, - хохоча и давясь смехом, сказала я.
        Мы обе хохотали и шофер тоже хохотал. Потом привез нас на похороны депутата. Все были удрученные и траурные. Покуда в дело не вступила Катерина. Она выступала коротко, но оптимистично. Рассказала всем, какой классный любовник был покойный, приводила интимные подробности.
        Мы не жили, мы играли в жизнь, которую сами себе и придумывали. Теперь, она не брала трубку. Ну, ничего страшного, вечером возьмет. Или прилетит на своей метле, с какими-то умозаключениями и идеями. Хотя, возможно она у своего нового мужика. Как-то хвасталась, что словила за хвост синюю птицу. Нашла богатенького «папика».
        Папа называл меня Виктория, Катя сокращенно нарекла меня - Вики.
        -Я нашла спонсора, Вики. Мы летим в Париж.
        -Париж?!
        -Плюнем от души с Эйфелевой башни. Потом пожрем круасанов, потрахаемся с французиками. Сначала, конечно пофлиртуем, покрутим носиками, мы же из России. Выжмем из этой поездки все соки, оторвемся по полной программе. Он презентовал нам с тобой золотую кредитную карту. У нас неограниченные возможности. И потом… мы увидим ее, - Мону Лизу.
        -С каких это пор мы тащимся по Моне Лизе?
        -Слушай, - Натянуто и вычурно произнесла она, - Найди ты себе, какого-нибудь лоха. Роди ему детей, забирай зарплату, вари щи. Зачем тебе Мона Лиза, эта икона женской мудрости? А ты вообще в курсе, Леонардо писал ее всю свою жизнь. Прикинь, он писал ее всю свою жизнь.
        -Я прикидываю, - смеясь отвечала я.
        Мерседес подкатил к аккуратным кованым воротам. Камера слежения пристально вгляделась в подъезжающий автомобиль, и потихоньку отворила. Через мгновение, я стояла в шикарном холле.
        Про Катьку теперь думать расхотелось, захотелось увидеть хозяина этого уютного гнездышка.
        И он встречал меня, сам. Подал мне мягкую и теплую ладонь и вежливо представился:
        -Творец, можете называть меня так.
        Наваждение
        После беседы с творцом, на душе скребли кошки, или гадили коты, что собственно разницы большой не имело. Состояние было удручающе - дурацким.
        -Итак, на сегодняшний день картинка такова, - Лернон держал свой путь в городскую психиатрическую лечебницу номер один. Хотя, откровенности ради, городской ее назвать, можно было с натяжкой. Располагалась она в редкостном захолустье. Лернон резко развернул свое авто и направил его на северо-восток. Мысли роились в голове, и он пытался разложить теперь все по полочкам.
        -Жертва номер один, - рассуждал вслух он:
        Девушка, молодая, двадцать пять лет. Стройная, спортивная, образованнее высшее. Закончила педагогический, немного поработала в дошкольном учреждении. Начитанная, опять же со слов родственников и знакомых. Просто сияла от счастья от того, что попала в дом к этому «творцу». Во всех блогах , и на всех порталах в интернете, постоянно хвасталась своей непринужденной работой. Подруги умирали от зависти. Как же это примитивно и страшно теперь звучит, «умирали от зависти».
        Одной из своих подруг, как то хвасталась, - «Совсем нет в моих с ним встречах ничего предосудительного. Он очень воспитан, галантен, щедр. Под юбку не лезет, пошлостей не говорит. И вообще, он с другой планеты. Совсем не похож на мужчин из моей прошлой жизни. Не так романтичен, как хотелось бы».
        Жертва номер два и три, схожи с первой. Образованы, хороши собой. В творце души не чаяли. Друг друга не знали, по жизни не пересекались. Из общего - ничего. Если это он, то за что он их? Какие мотивы побудили его на такой, откровенно кровавый поступок. Детские комплексы? А что я знаю о творце? Совсем не много. Вся информация вокруг него тайна за семью печатями.
        Как то вложил удачно свои накопления, теперь обшулушивает акционерные фонды. Владеет несколькими крупными банками, имеет счета. Сам в болото не лезет, везде управляющие компании или доверенные лица. Сам же, живет на полную катушку. Весна в Ницце, лето на Кипре, осень в Стамбуле, зима в Калифорнии. Совершенно открыто занимается благотворительностью. Явно не скупердяй. Нужно будет порыть носом по последней жертве. Екатерина Ставрина, как же ты малышка попала в эту историю? И еще… новая девушка. Кто она? Где она? Нужно забросить информацию майору, пускай с его логова глаз не спускают. Мне нужно все знать о этой новой его девушке. Мне нужно срочно с ней увидеться. Мне нужно предупредить ее о последствиях. Мне нужно.
        Машина с ревом и визгом вылетела из-за поворота и Лернон еле увернулся. Он и сам не заметил, как разогнался и вылетел на встречную полосу. Он молниеносно вывернул руль и притормаживая съехал к обочине. Прямо перед его носом стоял указатель. Он гласил:
        Городской психоневрологический диспансер. Сто метров.
        И желтая, покрытая ржавчиной, стрелка к повороту на право.
        -Черт побери, - Выругался Лернон, и резко добавив газу, свернул в нужную ему сторону. Из-за крон тополей показалась такая же желтая с ржавчиной, крыша. Крыльцо и глупое лицо человека в белом халате.
        -А мы вас ждем, - попытался пояснить служащий.
        -Думаете, мне уже пора.
        -Не понял, - переспросил работник учреждения и галантно приоткрыл перед Лерноном дверь.
        -Лечиться, - устало пояснил он и так же галантно вошел в вестибюль больницы.
        Все здесь было желтым и ржавым. Во всяком случае, таким именно и казалось с первого взгляда. Лернону стало немного противно, да еще этот, пропитавший все, запах лекарства.
        -Ваше руководство присылало нам ориентировочку, - раздосадовано и грустно начал рассказывать мед брат, - Вот, сами посудите, вернее почитайте.
        Он передал Лернону несколько исписанных аккуратным почерком листков бумаги, выдернутых из какой-то общей тетради в клеточку.
        -Нам сказали обращать внимание на всех пишущих психов. Этот у нас один. Вот мы и решили показать его вам. Может, на что и сгодиться его писанина?
        -Где я могу пристроиться?
        -Что простите? - Непонимающе переспросил служака, и нервно вытер свои потные ладони о замызганный край халата.
        -Я спросил, где я могу так присесть, чтобы не мешать никому. И спокойно прочитать вот это, - и Лернон потряс в правой руке листками бумаги и улыбнулся. Правда так натянуто и служебно, что это как в зеркале отразилось на лице мед брата. Он попытался ответить тем же, но рот его скривился в идиотской гримасе.
        Нам бы всем поучиться актерской учтивости у творца, - подумалось тогда Лернону, - или лживой искренности.
        -Что вы сказали?
        -Извините меня Бога ради, мысли вслух. Так, где я могу почитать?
        Служка расторопно провел Лернона в отдельный кабинет. Точнее, это был кабинетик. Малюсенький столик, такой же стул и настольная лампа. И, все тот же желтый цвет, будь он не ладен. Это что, терапия цветом у них здесь такая?
        Лернон снял плащ, бросил шляпу на столик и совершенно неудобным образом пристроился на стульчике. Рассказ этого сумасшедшего писателя назывался так:
        Спасайся рыба, спасайся.
        Лернон перебрался на пол, здесь было гораздо удобнее, разулся и принялся читать:
        Говорят, это поэты придумали любовь. Собрались как-то на даче, выпили, покурили и придумали. Вот же странные люди, будто им и заняться больше нечем? И получилась она у них, хрупкая и шершавая на ощупь, привлекательная на вид и своеобразная внутри. Решили опробовать на нем.
        Он сидел в своем любимом кафе, длинными пальцами обнимая кофейную кружку и все время смотрел в окно. За окном была пустота. Можно было доплатить немного и в окне включили бы, какой-нибудь приличный вид. Осенний лес, или, к примеру, дождливое утро. Для особо обеспеченных, елисейские поля или красную площадь. Средства у него были. Но он, всегда хотел только пустоту. Сами служащие кафе, и даже старший администратор, совсем позабыли о существовании такой опции в каталоге их услуг. И когда он впервые попросил именно ее, были взволнованны и удивлены именно этому факту.
        Теперь, он частенько приходил сюда, заказывал чашечку «американо» икак обычно, нерешительно указывал в каталоге на забытую всеми страницу и отчетливо проговаривал, - Мне вот эту…пустоту! А затем подолгу просиживал, перебирая пальцами по белому фарфору. Иногда, приносил с собой плеер и что-то слушал. Иногда, читал книгу. Или просто сидел с закрытыми глазами.
        -Вот так и живем, - послышалось из за соседнего столика и он, обернувшись, увидел ее.
        -Вы обращаетесь ко мне? - переспросил он.
        -Все мужчины предпочитают худощавых блондинок, - тихим голосом прошептала сочная брюнетка с вьющимися волосами. С виду она была весьма привлекательна, немного полновата, лет около сорока, или чуть больше, - а вы?
        -Я не связываюсь с худощавыми блондинками, - улыбнувшись, произнес он и аккуратно поднес пальцы к губам. Он всегда так делал во время нерешительности или же волнения. Она, сделав очередной глоток красного вина, поставила бокал на стол и поправила шикарную копну смоляных волос.
        -А с кем же вы связываетесь? - не унималась собеседница.
        -Я вообще не терплю моментов, которые меня чем либо связывают, - ответил он и потрогал пространство между собой, и ее рукой.
        -Думайте я развлекательная голограмма? -расхохотавшись, но очень деликатно спросила она, и встав со своего места пересела к нему за столик, - можете проверить, я настоящая. Потрогайте, если угодно.
        -Я вам верю, -утвердительно ответил он.
        -А вот я пожалуй нет, - улыбнувшись произнесла брюнетка и взяла его длинные пальцы в свои маленькие ладони.
        За последнее время, ему жутко не желалось знакомиться с женщинами. Он грустно провожал их привлекательные формы взглядом. Отворачивался и шел, все равно куда, лишь бы не стоять на месте. Постоянно ища свое жизненное пространство, он иногда, проводил целыми днями в исканиях. Праздно шатался по магазинам, заглядывал в подсвеченные вечерние чужие окна. Затаивался в крохотных кафе. Так, случайно, он нашел этот уголок. Здесь мало кому было интересно что он за человек. Под кожу к нему никто не лез, в глаза ни заглядывал, с вопросами ни приставал. За последнее время он просто, как ему казалось, устал от жизни. Люди его раздражали. Денежных средств хватало чтобы немного повитать в некой прострации. Ничем, не занимаясь, погружаться в себя и бороться. С кем?
        -Вся моя жизнь, - любил говорить он, - это борьба с самим же собой. Вот и боролся.
        В его жизни была она. Возможно, та самая! Женщина, воспалено оставляющая выразительный след в жизни обыкновенного человека, каким он и был. Это было как наваждение. Как будто ядовитая змея укусила его в шею, и он кубарем повалился на пол и истошно заорал в образовавшуюся пустоту. Что это было? И если и есть у человека талант, основательно проникать в чужие души. Принюхиваясь там, приглядываясь к каждой выемки понимать, ощущать и впитывать все то, чем так хворал тот, кто, молча сейчас сидел напротив шикарной брюнетки. И так глубоко это засело в нем. Так «хватило» ему этой любви, что он сторонился от любого женского взгляда. А тут она…
        Она же, аккуратно уложила его ладонь на место и быстро юркнув в сумочку, достала свою визитку.
        -Звони, - тихо прошептала брюнетка и направилась к выходу, - если будет грустно!
        О нем сложилось впечатление, что он , прежде всего мужчина. Простые черты лица, богатая, но простая одежда, чистая обувь. Получилось, будто она начала навязываться. А этого никак не должно было быть. Она долго оценивала его взгляд. И что он там увидел в этой пустоте? Себе-то она заказала цветущую сакуру и восходящее солнце. А он, никак не обращал на нее внимание. Но, когда она взяла его ладонь, сразу же пришло понимание, что она перегибает палку.
        -И где твоя гордость? - подумалось ей, и она потрудилась, чтобы не выпрыгнуть из собственного платья и со стыда не убежать в дамскую комнату. Уже, в каком-то тумане, оставила ему свою визитку. Зачем? Сказала, - звони. Для чего? Сегодня же она забудет про этот нелепый инцидент. И все…
        Наташа зашла в свою уютную квартирку и неряшливо бросила ключи на стеклянный столик. Всю дорогу от кафе до дома, она усердно проклинала свою подругу. Зайдя в ванную комнату, одним движением стерла яркую помаду с губ. Сняла платье. И аккуратно, обеими руками, удалила шикарные черные волосы со своей головы. Теперь в отражении на нее смотрела, не менее привлекательная блондинка.
        -Чтобы я еще раз эту куру послушала? - зло прошипела Наташа, - тоже мне психолог недоучка. Она аккуратно удалила с себя все лишнее и, включив воду, встала под прохладный душ. Вода ровным потоком ниспадала по ее атласной коже. Руками она аккуратно поглаживала свои плечи, и даже начала улыбаться. Как вдруг, ее, как будто ошпарило кипятком.
        -Телефон, - закричала она, и пулей вылетела из душевой кабины. Как будто это как-то решало ее проблемы.
        -Блин, -зло и раздосадовано прошептала она, -я же ему дала свой номер телефона.
        В это момент зазвонил телефон. Завернувшись в полотенце она аккуратно достала из сумочки мобильный и, только бы не он, к ее счастью номер был знаком ей.
        -Ало, - нервно процедила Наташа, - конечно хорошо, а как у меня еще могут быть дела? Вот, отмываюсь от твоих советов. Это надо же такое придумать! Да кто тебе сказал, что мне мужик нужен? Я и сама ни плохо существую. Ну оговорилась, не существую а цвету и пахну. Да пошла ты со своим Фрэйдом! Меня ждут!!! - уже с позитивной ноткой ответила она и отключила трубу, -меня ждут, -уже более спокойно и с некоторой ноткой грусти повторила Наташа.
        Душ. Подушка. Вечер, кот, вот и все кто меня ждет, -придумав на ходу четверостишие, промурлыкала Наташа, - вот и все, кто меня ждет!
        ***
        Он проводил ее взглядом, хоть и не делал этого порядком давно. На ней было немного мешковатое платье, она явно, что-то скрывает. И совсем она не полновата, даже наоборот. Об этом легко догадаться по стройным ногам. Он неторопливо покрутил в руках ее визитку и выбросил в небольшой металлический контейнер.
        Потом был салон его комфортабельного авто и неприятная поломка. Колесо выстрелило прямо на выезде со стоянки. Пришлось трястись в метро. Здесь, забившись в укромный уголок, он уткнулся в запотевшее, грязное стекло. Ища там свою пустоту, коротая время за праздными мыслями.
        Он закрывал глаза и видел бескрайнюю заснеженную степь. Он сосредотачивался и начинал беседовать с самым своим лучшим слушателем. С самим собой.
        -Что, грустно, - спрашивал он у самого себя.
        -Да вот, пью, - отвечал собеседник. И, сам с собой общение налаживаю. Потому что…никто не любит, никто не верит и, никто не понимает.
        -Возможно, это подсознательное желание покончить с собой? - спрашивал он, - Медленно, но верно, пропитать свое тело отравленной жидкостью. Сморщится и стать как высохшая шелуха для компота. Деградировать до такой степени, что перестать улыбаться, даже самому себе. Собаки во дворе перестанут здороваться. Кошки с помойки не кивнут одобрительно головой. Сверчок не чирикнет, бог не выдаст, свинья не съест. А ведь лукавишь же. Если даже и не пить, все равно, именно самому себе улыбнуться хочется всегда меньше всего. А другим?
        -А другим, получается, какой-то звериный оскал, - грустно кивая отвечал собеседник, - Иногда, и такое случается, пить совсем не хотелось. И тогда, я представлял себя замерзающим в степи кочевником. Пальтецона овечьем, не греет, руки озябли, ног не чувствую. И метет…господи, как же метет. Что тебе ночь, что день? Одна стена из белой мглистой смерти. И тогда я, тихонечко достаю из заднего кармана (а таковой у меня имеется), маленькую фляжку. Заимел я ее, еще в те стародавние годы, в пору своей службы. Да думал и не сгодиться. Так вот. Достаю значит, потихонечку, со вкусомоткручиваю крышечку. И, в каждом этом движении моем, затаилась вечность. Преподношу, значит, ко рту и тихо так говорю, - За вас ребзя! А они, они схоронились у меня под тонкой оболочкой. Закутались в овечью, скатанную шерсть. Может и выпить хотят, да попросить стесняются. А может и нельзя им, ребятушкам. Смотрят, глазенками лупают, как живые, как настоящие. С ними и пью, за них и пью, из-за них и пью. Главное, чтобы копытца свои в рюмочке не полоскали. После того, уж больно противно ее в рот брать. А нужно, иначе смерть лютую приму,
окоченею.
        А метет, метет, метет. А я вторую погнал, а потом как запою; «Как здорово, что все мы здесь…»
        А они, глядишь, и пляшут уже. Хороводы повели, хвостами закрутили, пятачки свои в разные потаенные углы засовывают, щекотятся подлецы. А там, смотришь, и накидался уже. И уже не в степи ты, а в собственной прихожей, в обнимку с полированной овцой, в которую еще недавно бабу свою выряжал. Баба ушла, овца осталась. Баба конечно овца, без правильного понимания, кто она еще такая? А раньше, когда то, в кучерявой молодости. Писал бывало ей, как и водится при свечах, утирая нос рукавом:
        …Здравствуйте разлюбезная моя душа, - так вот и писал, - а не испить ли нам на брудершафт, пузырчатого пойла, трофейного. Со вкусом легкой эйфории и остаточностью в голове. Помниться, вы мне на пианине мажорили, а я в ладоши хлопал. И несло нас, в заоблачные дали. И не троечка пестрых, с обкаканными попами. И все в степь, в степь, в степь, где пахнет гнилым камышом, где мы с вами, душа моя, отыскали друг друга. Несло нас, несло, несло. И….стадо тучных коней…
        А теперь вот, пью. А дружочек, из тех, что под кожей шевелятся. С ухмылачкой злорадной лесенку приставил, и карабкается. Не иначе прыгать будет.
        -Не топчите мне грудь, Мефистофель, - с интересом говорю, с пунктуацией. А он все прыгает и прыгает. И дружбанов своих за копытца подтягивает. Что с него взять? Нечисть.
        Вагон сильно качнуло и он вышел из своего мыслительного ступора. Алкоголь был теперь в прошлом. Как и друзья и женщины. Вернее женщина. Та, которая заставила его поверить в красоту, что была обещана Федором Михайловичем. Та, которая веру эту в нем убила, вместе с жалостью к этому миру, пониманием и состраданием. Но об этом ему сейчас вспоминать не хотелось.
        И вдруг, он увидел ее. Ту брюнетку. Точнее она была блондинкой, более стройной чем в кафе, в облегающем вечернем платье и изящных черных туфлях. Он увидел ее в отражении. Резко обернулся. Рядом с ним сидел мужчина. Лет пятидесяти, с седой шевелюрой и окладистой такой же бородой. В руках он аккуратно сворачивал фотографию. Ее фотографию. Аккуратно он положил ее в портмоне и улыбнулся.
        -Откуда это у вас? - неожиданно для самого себя, спросил он.
        -Жена! - утвердительно пояснил мужчина и гордо похлопал ладонью по портмоне.
        -Жена!? - даже немного растерянно переспросил он.
        -Угу, -только и ответил собеседник и поторопился к выходу.
        Сам того не осознавая, он подскочил со своего места и пошел за бородатым. Мужчина быстро вышел и двинулся к автобусной остановке. Он пошел за ним. Аккуратно пристроился в хвост длинного Икаруса, и все время посматривал в его сторону. Через три остановки тот зашевелился к выходу. Он приготовился. Бородатый вышел, закурил и откашлявшись пошел вразвалочку к пивному ларьку. Он притаился неподалеку. Бородатый выпил залпом содержимое бутылки и откашлявшись в очередной раз, пошел к ближайшему подъезду. Дом был двухэтажный, совсем новый. Большие витражные окна, кованные балкончики. Только теперь он смог оглядеться. Дом обрамлял небольшой скверик, в котором он и прятался. Уже совсем стемнело и в окнах зажгли свет. Бородатый зашел во второй подъезд, и он начал мысленно представлять, как он подымается на второй этаж. Но ошибся. Потому что в первом же огромном окне, на первом этаже… вдруг….увидел ее. Без страха подошел ближе, от окна его отделяла завеса света. Тем временем бородатый уверенно вошел в комнату, там, где была она. И, нежно поцеловав ей ручку скрылся в темноте коридорного проема.
        Она, не отреагировала никак. Просто повернулась в сторону чернеющей пустоты и посмотрела на него. Прямо ему в глаза. Ему даже стало немного ни по себе. В ее глазах он увидел ее, ту самую пустоту. Что он каждую неделю заказывает в своем уютном кафе на окраине города. Он развернулся и пошел, все равно куда, лишь бы идти.
        Ему даже показалось, чтоон никогда не был в своем кафе, или больше не будет. Теперь, вечерами, он станет приходить к этому печальному окну. Туда, где сидела она. Туда, где она смотрела ему в глаза, впиваясь в немую черноту за окном. Приходить, чтобы увидеть ее…свою подлинную пустоту.
        Позже, он вернулся в забытое кафе на окраине города. Неспешно пошарил в мусорном жестяном контейнере и выудив аккуратную визитку, прочел, - Наталья Синицкая. Искусствовед. Улыбнулся и заказал кофе. Машину к тому времени уже починили.
        Спасайся рыба, спасайся
        О своем детстве Александр вспоминать не любил. А если и случалась такое, так только в минуты утренних приготовлений. Он любил так это называть. Неизменный ритуал. Подъем в шесть утра, контрастный душ. Перед этим кросс на беговой дорожке в пять километров и заплыв в собственном бассейне. Сто отжиманий от пола и пятьдесят подтягиваний на турнике. Пресс, приседания и прыжки. Стрельба в тире из лука и пистолета. Иногда, пробежка переносилась в лес, но для этого должно было быть и желание и соответствующая погода. Да и светится он, не особо хотел. Хотя жилище его и находилось в порядочной удаленности от чужих глаз. Соседи отсутствовали, лишний раз появляться на улице, желания не было.
        Матери своей он не знал. А ту женщину, которая его воспитала, он называл Кояшка. Мать бросила его умирать в бескрайней тундре. В вечной мерзлоте. Геологи узнали, что молодая девочка в их экспедиции беременна, совершенно случайно, да и срок уже был приличный. Девчонка попросту скрыла этот факт, а теперь рожала тайком. Потом вышла из избушки и закопала малыша в снег. И все.
        Да нет, не все. Кояшка нашла орущего и обледенелого младенца и притащила в юрту. Муж посмотрел и одобрительно кивнув, отправился в соседнюю деревню за шаманом. После ритуального обнюхивания и постукивания в бубен, шаман нарек ему имя Александр. Еще, шаман посмотрел ему в душу и изрек.
        -Он, когда вырастет, будет Юпатаси, что значит прибирающий чужие души.
        Александр рос в отцовской юрте до четырнадцати лет. Потом Кояшка посадила его в большую птицу и отправила на большую землю. Больше он ее не видел.
        Он вылез из душа и нагишом прошел к огромному серому холодильнику. Достал апельсиновый сок сделал пару глотков и забыл все то, что так внезапно вспомнилось сегодня с утра. Потом небрежно повертел ее визитку и снова положил ее на стеклянный стол. Нужно было отправляться на работу. Иногда, нужно было и поработать. Затем, достал мобильный о быстро набрал текст:
        Говорят, это поэты придумали любовь. Собрались как-то на даче, выпили, покурили и придумали. Вот же странные люди, будто им и заняться больше нечем ? И получилась она у них, хрупкая и шершавая на ощупь, привлекательная на вид и своеобразная внутри. Решили опробовать на нем.
        И отправил сообщение ей.
        Он быстро оделся. Накинул короткий черный плащ,тонкие кожаные перчатки и вышел. Через некоторое время, его авто притормозило у неказистой «хрущевки» вспальном районе. Он вышел, огляделся и неторопливо вошел в пропахший и прокуренный подъезд. Поднялся к почтовым ящикам и открыв ящичек номер десять, вынул белоснежный конверт. Еще раз оглядевшись, он спокойно прошел к своему Мерседесу и тронулся с места. Некоторое время он бесцельно петлял по спальному району. На ходу распечатал конверт и развернув лист бумаги прочел:
        Шесть тысяч - Беляков.
        Далее значился какой-то адрес, несколько цифр и фотография. Вероятно этого самого Белякова. Александр притормозил у городского сквера. Сжег содержимое конверта и развернув Мерседес погнал его на другой конец города. Там, в таком же немытом подъезде, в похожем почтовом ящике, он достал шесть пачек. В каждой пачке было по тысячи долларов. Взвесив содержимое в руке, он аккуратно уложил все в черный кожаный кейс и небрежно бросил на заднее сидение. Теперь, работа его закончилась. За исключением маленькой детали.
        Пообедав в хорошем ресторане, он, как обычно отказался от бифштекса, тем более с кровью. Заказал себе греческий салат, кофе и тост. Почитал Пелевина, его он всегда возил с собой в бардачке. Потом подумав, что времени еще целый вагон и убить его нужно с умом, отправился в кинотеатр на первый попавшийся фильм. С фильмом не повезло. Шла какая-то американская картина. И с половины пришлось уйти. Потом поел мороженного, самого простого в вафельных стаканчиках. И наконец, отправился в назначенный пункт.
        В письме было много цифр. Только Александр знал их значение. Александр и еще один человек. Тот, что их писал. Тот человек аккуратно упаковывал пачки с деньгами и приносил их в разные места передачи. Тот человек присылал письма и фотографии. Больше, про того человека, Александр не знал ничего. Но он четко знал, куда ему теперь нужно было следовать и что при этом делать. Все это Александр узнавал из цифр, включая информацию о том, где в следующий раз будет конверт и деньги.
        Мерседес он оставил за несколько кварталов до объекта. Спокойной походкой, поскрипывая новыми итальянскими туфлями, прошелся по городским мостовым. Зашел в музыкальную лавочку, приобрел набор гитарных струн, и улыбаясь распрощался с вежливым продавцом. Прошел еще пару кварталов, повернул на лево, прошел через арку и очутился на городской набережной. Подбрасывая в воздух кусочки белого хлеба, неподалеку гуляла молоденькая парочка влюбленных. Бабушка прогуливалась со стареющей таксой. Пенсионеры стучали в домино. Весь этот театр Александра не заинтересовал. Он сверил часы и направился к мосту. На середине стоял мужчина. Это был мужчина с фотографии из конверта. Александр подошел к нему и поздоровался. А потом, накинул на шею струну и начал душить. Мужчина захрипел, застонал и обмяк. Он аккуратно снял струну с шей, упаковал ее в целлофановый пакетик и уверенной походкой направился к автомобилю.
        Через тридцать минут его одежда горела в печи местной свалки. Переодевшись, он заехал в автомойку. Ужинать он поехал в свое любимое кафе. Проверил сотовый и обнаружил не прочитанное сообщение. Оно было следующим:
        Извините за вчерашнее приставание, в таких случаях я обычно интеллигентно съезжала с темы, хоть и к интеллигенции имела косвенное отношение, напротив, прочитала за всю жизнь четыре книги. Но самые главные. Буратино, Анжелика и султан, Боярышник и другие лекарственные настойки, и, Устройство Гидравлических прессов с обратной силовой тягой (не до конца). Данные знания позволяют общаться с заурядной интеллигентностью, блистая и оперируя в своем лексиконе, фразами, типа, - «нелепость, когнитивный и гайка Борисова». Раньше я могла отличить произведения сюрреалистов от импрессионистов. Хотя, считала, что, и то и другое полное говно. Знала, как на портретах выглядят, - Есенин (это такой миленький), Сталин (усатый бука) и Горький (совсем не красавчик). И, все это, позволяет считать меня, вполне интеллигентной девушкой, а вы как думаете?
        Александр улыбнулся, - а девочка то с зубками. Или хочет выстроить из себя тупую куклу. Как будто знает что такие мужчинам не нравятся. Ну что ж, - он набрал текст и отправил Наталье. Текст был следующего содержания:
        Случается, и правда такое бывает, случается, что одно мгновение может изменить все. И, если вы, так же как и я считаете, что вся жизнь состоит из мгновений. Из маленьких отрезков времени. Сложенных в одной полой трубе в виде цветных осколочков. Если вертеть такую трубу и смотреть прищурившись одним глазом, то, все закрутится как цветной калейдоскоп. Но, скажете вы, при этом приняв убедительную позу перед зеркалом (я - то всегда так делаю), - О чем это ты?
        Допив кофе он направил свой Мерседес к ее окну. Потихоньку дождался прихода мужа. Отследил этот нелепый поцелуй в ручку и начал охотится за ее взглядом. Сначала в нем была все та же пустота, но затем, когда бородатый ушел, она украдкой достала телефон и прочитала его послание. Улыбнулась и начала быстро работать пальчиками. Александр достал трубу в ожидании послания. И оно действительно пришло спустя минуту.
        …нам нужно встретиться, - только и гласила фраза. Потом пришла еще одна, с цифрами. Это означало, завтра опять нужно было отправляться на работу. И судя по цифрам, где-то в шесть часов вечера. Он прикинул и ответил так:
        19:00 наше кафе.
        И поставив точку, на прощание посмотрел на нее. Она улыбнулась и спрятала телефон в сумочку.
        Он, поехал домой.
        ***
        Теперь она была естественной. Без грима, без макияжа, без парика. Смотрела на него, так просто. Как смотрят девочки на своих отцов вернувшихся с войны.
        Между ними произошло четыре движения. Всего четыре.
        Первое - он посмотрел на нее. Так спокойно и тихо посмотрел, как никто другой. Как будто именно сейчас ему разрешат дотронуться к той неведомой пустоте, на которую смотрел в своем кафе, о которой читал и мечтал. К пустоте из своего леденящего детства.
        Второе - она закрыла глаза. Но и там в своей щемящей темноте она увидела его.
        Третье - он взял ее руку и положил в свою ладонь. И она провалилась, завязла как приманка в липкой паутине. Боясь усугубить свое положение лишним движением. И жить, именно в эту секунду очень захотелось жить, жить, и жить.
        Четвертое - он поцеловал ее. И она сразу же все простила себе. Скрываемый от мужа блеск в глазах. Ранний, придуманный уход с работы. Их встречу на вечерней станции метро. Поездка в его авто, куда-то за город. Его взгляд, свои мысли, его руки, губы. Она простила его себе.
        Потом, после, он гладил ее плечи и целовал ее пальцы, и ей уже не былостыдно за то, что она захотела в этот вечер, захотела побыть женщиной.
        -Ты замужем? - спросил он.
        -Да, - тихо ответила она.
        -Я знаю, но хочу тебе сказать, что-то очень нужное, ты должна знать.
        -Что же это? - она доверчиво окунулась в его омут.
        -Я хорошо зарабатываю на жизнь. Просто, как бы это правильнее сказать, нетрадиционным, что ли способом.
        -Мне плевать, - промурлыкала она и нежно посмотрела ему в глаза. Там был все тот же омут. Глубокий, холодный и любяще - беспощадный.
        -Я убиваю людей.
        -Мне плевать, - в той же интонации произнесла она и поцеловала его влажные губы. Ее пальчики теперь путешествовали по его лицу, исследуя морщинки и трещинки.
        -Заказ мне передают в конверте. Я плохо знаю своего хозяина, но…
        -Мне плевать, - нежно прошептала она на ушко.
        Но он не унимался:
        -Я помню его по детству. Тогда, после ледяной степи я впервые очутился в большом городе. Зимой, чуть не околел на вокзале. Хотелось есть, мне очень хотелось есть. Я умирал, какой раз по счету и не скажу даже.
        -Главное что ты есть, - прошептала она и устроила свою голову у него на плече.
        -Я хочу чтобы ты это понимала. Я встретил его когда погибал, погибал в прямом смысле этого слова.
        -Я понимаю тебя, - промурлыкала она.
        -Знаешь как выглядит смерть? Думаешь это старуха в черном плаще и острым инструментом наперевес?
        -А это не так? - смущенно спросила она. И, как будто замерзнув прильнула к его плечу еще ближе. Обняла, прикрыла глаза и мягкой щекой провалилась в окутывающею теплоту.
        -Ты такой теплый, - прошептала она, - я даже не верю что ты был способен когда либо замерзать.
        -Что? - как будто не совсем расслышав, переспросил он. Но она уже замолчала готовая слушать.
        -Смерть как невеста, - запустив свои длинные пальцы в ее светлые волосы, продолжил он, - она приходит в лучшем своем платье. И ты смотришь на нее и взгляда оторвать не смеешь, не можешь. Как то, самое сокровенное, что может быть ждал всю свою жизнь. От ее глаз - леденящих, бездонных и манящих тебя. От ее рук - прохладных, ласковых, умелых. От ее слов…
        И шепчет она тебе, - Любимый! И ты веришь ей, как ни одной женщине не верил. Он как мать, плохого не скажет, лишнего не даст, чужого не возьмет. Шепчет тебе на ухо, щекочет пухом, льет медом.
        -А он?
        -Он спас меня, - очень тихо произнес Саша и еще крепче обнял ее, - а затем научил всему и дал профессию. Я никогда не спорил, никогда не говорил лжи. Всегда делал так, как мне говорил он. Но лица его, я уже не помню. Когда он пристроил меня в школу, где меня обучали искусству смерти, от него изредка приходили короткие письма. Где он искренне просил всегда слушать только его.
        -И ты всегда делал так?
        -Всегда. Но внешности его не помню. Иногда я даже во сне пытался воспроизвести его образ, собрать калейдоскоп из маленьких осколков памяти. Нарисовать его лицо. Возможно он носил бороду, или мне это только приснилось.
        -А другие сны, может он снился тебе раньше, в каком-нибудь другом сне?
        -Нет, знаешь мне всегда сниться один и тот же сон. Особенно в последнее время. Тихая заводь у какой-то таежной деревни и мальчик, бегущий в лунной ночи. К маленькому деревянному ветхому мостку.
        -Что же он делал там, этот твой мальчик?
        -Он прилег аккуратно на деревянный мосток и опустил в холодную, ночную воду, свою правую руку. Опускал осторожно, как будто проникал в неведомый ему доселе мирок. Листва водяной кувшинки расступилась и пригласила его в свое царство. Прозрачная вода, серебристая с сединой на своей поверхности от призрачного лунного диска, преобразилась легкой рябью. Но тут же затаила свое движение, успокоилась. Вдоль берега еще перешептывался о чем-то камыш, где-то, изредка поскрипывала калитка. Пару раз крякнула утка. И в ответ ей, хором завели свою ночную беседу важные толстобрюхие жабы.
        И в тот же миг все умолкло. И он, ожидая этого мгновения, опустил свою правую руку в ночную, лунную, прохладную воду.
        -Я знаю ты здесь, - шепотом произнес мальчик и медленно развернул свою ладонь к илистому, умиротворенному дну. На его призыв, к деревянному мостку, из глубины поднялась огромная рыбина. Длинной около метра, стемно желтыми, покрытыми вуалью плавниками. Коричневой спиной и золотистым брюхом. Чешуя отливала на лунном свете, серебром и золотом. Большие, выразительные глаза смотрели на руку мальчика. Рыба подплыла ближе и несколько раз коснулась пальцев. Затем сильно вильнула влево, сделала круг и вновь вернулась к мостку. Мальчик аккуратно провел ладонью по ее широкой, красивой, скользкой спине, и свободной рукой бросил в воду несколько катышков кукурузной муки, предварительно смоченных водой.
        Рыбасъела катышки. А затем, сделав круг опустилась к илистому дну, чтобы подобрать опустившиеся туда кусочки лакомства. Но через мгновение, как будто в благодарность поднялась обратно, уткнувшись огромной ноздреватой мордой в детскую ладонь. Маленькие пальчики погладили вековые хитиновые наросты на ее голове, длинные золотистые усы, серебристую меленькую чешую у самого основания головы.
        Луна в это мгновение полностью вылезла из-за облаков, и рыба, повернувшись на бок, засияла сказочным отблеском в своей кольчуге. Как редкая драгоценность брошенная кем-то в воду. Заиграла серебром и перламутром. Золотом загорелись ее сказочные плавники. Алым, зарделся ее немыслимый хвост. Мальчик еще раз погладил ее и вынул руку из воды.
        Рыба тут же приняла свое привычное положение, сделав круг почета и признательности, ушла в глубину. В тот же миг, вновь зашуршали крыльями ночные стрекозы, зашептал камыш, заскрипела калитка.
        -Завтра, -прошептал мальчик, - взрослые из деревни придут убивать тебя, - Спасайся рыба, спасайся!
        Но рыба уже была глубоко. И ночной ветер уносил, эти, сорвавшиеся с губ слова.
        -Спасайся рыба, спасайся!!!
        -Как красиво. Дай мне слово что сделаешь то, о чем я тебя попрошу, -неожиданно приподняв голову, произнесла она.
        -Даю слово, - улыбнувшись сказал он.
        -Ну ты же не знаешь о чем я попрошу тебя.
        -Я…даю…слово., - более уверенно произнес он.
        -Я хочу, чтобы ты убил его.
        -Его?
        -Моего мужа, ты убьешь его, ты же сможешь?
        В комнате повисла пауза. Он улыбнулся, но тут же лицо его стало серьезным.
        -Как бы ты хотела чтобы я это сделал?
        -Может из пистолета или ружья, а лучше, я привяжу его к муравейнику…
        Он прижал свой палец к ее рту запретив ей говорить дальше и впился в ее губы. И время снова остановилось для нее.
        Она перестала торопиться жить. Она перестала быть собой. Она уже стала частью его организма.
        В детстве ей казалось, что взрослая жизнь это театральная постановка, написанная плохим драматургом. В исполнении никудышных актеров. За каким - то туманным стеклом. Отчасти грязным и тусклым. Отчасти подернутым инеем или же дождливой капелью, двигаются фигуры. Женщины и мужчины. Хорошо, - думалось тогда ей, - что есть только женщины и мужчины. И нет чего-нибудь третьего или четвертого. Иначе бы этот, и так сумасшедший мир, и вовсе укатился бы в тартарары.
        Она подходила ближе. Прикасалась к этой занавесе рукой, пробовала ее на ощупь, всматривалась. Ей так хотелось к ним в этот взрослый мир. В театр, где все сложное - просто. Но она видела. Женщины играли фальшиво, мужчины бездарно лгали. И она чувствовала эту фальшь у себя на губах. Но она, она то станет той самой актрисой, которая не сыграет а проживет свою взрослую жизнь. Не сыграет а проживет настоящее чувство. Она не станет притворяться. Он, конечно же будет смотреть ей в глаза. Смотреть целую вечность, боясь хоть на секунду моргнуть. Чтобы ни потерять ее, чтобы быть всегда рядом, чтобы быть с ней всегда.
        Но, как-то под вечер, она оказалась на той же сцене. Роль была заезженной, театр провинциальный, режиссер посредственный. И холод, какой-то холод прошелся у ее сердца. Она обернулась и, увидела себя, стоящую за туманным стеклом. Себя. Разочарованную, маленькую, плачущую девочку. Она водила пальчиками по стеклу, пробовала его на вкус, всматривалась.
        Но теперь, теперь ей не было стыдно. Она не играла. Она стала сама собой. Актриса растворилась в ней. И она перестала быть актрисой. Она стала примой.
        Когда он смог оторваться от ее губ, она только и прошептала, - ты убьешь его, убьешь, убьешь, убьешь.
        А в это самое время.
        Бородатый мужчина вошел в подъезд облупленной пятиэтажки. Аккуратно вдвое сложил лист бумаги с цифрами. И достав из внутреннего кармана фотографию красивой блондинки, как-то прощально посмотрел на нее, и, вложил все в конверт.
        -Первый раз, - подумал он, - пользуюсь собственным агентом, для собственных же нужд. Между нами уже все давным давно закончилось. Но, этот блеск в ее глазах он заметил еще вчера. Плевать. В расход. Я не потерплю. В расход.
        Он повертел еще раз конверт в руке, как будто взвешивая ее жизнь, и опустил в нужный почтовый ящик. Достал телефон и четкими цифрами определил для получателя местонахождение нужного почтового ящика. Это был экстренный канал связи. Для самой приоритетной работы. Затем он вынул сим-карту и сломал ее. Телефон он выбросил у реки, за несколько километров от почтового ящика. Заказ был сделан. Он поехал домой. В свою уютную квартиру с большими окнами на первом этаже. В свой новый мир…без нее.
        Когда она в истоме перестала шептать, на его телефон пришло сообщение.
        -Не бери, не бери, - молила она.
        -Ты должна теперь верить мне, - улыбнулся он, - верить во всем.
        Она тоже улыбнулась и прижалась к нему. Он бегло прочел сообщение и удалил его. Он обладал хорошей памятью. И даже позже, когда он, еще и еще пил нектар из ее губ. Он четко знал, куда ему нужно следовать рано утром.
        Ее последними словами, когда она обессилено, прижималась к нему, препятствуя расставанию, уже почти засыпая на ходу, были, - Спасайся рыба, спасайся! Он обнял ее и поцеловал. И не расслышав ее, переспросил, - что ты сказала?
        Но она уже спала. Спала в неистовой своей красоте. Улыбалась и шептала не переставая, произнося одно и то же, как молитву.
        -Спасайся рыба, спасайся.
        Спасайся рыба, спасайся.
        Спасайся рыба, спасайся.
        Говорят, это поэты придумали любовь. Собрались как-то на даче, выпили, покурили и придумали. Вот же странные люди, будто им и заняться больше нечем ? И получилась она у них, хрупкая и шершавая на ощупь, привлекательная на вид и своеобразная внутри. Решили опробовать на нем.
        ***
        Лернон дочитал рассказ и улыбнулся. Вдруг его как будто ударило током. Боже мой, - подумал он, - мальчик и рыба, рассказ творца!!! Убийца в рассказе состоятельный господин живущий в особняке на окраине. Спортивный, спокойный, учтивый и исполнительный. И еще, листки. На месте убийств были такие же листки в клеточку. И почерк, как же он раньше, как же он сразу не обратил на это внимание. Это же тот самый почерк, с записок.
        Он вылетел из кабинета в чем был, даже забыв обуться. Пулей пролетел через регистратуру и чуть не сбил с ног своего недавнего знакомого.
        -Где? - Буквально взревел Лернон.
        -Кто, где?
        -Где этот ваш псих? - Задыхаясь от волнения, спрашивал Лернон и упрямо тряс служащего за ворот.
        -А разве вы не знаете? - глупо и отстранено спросил служака.
        -Почему я это должен знать, что за бред?
        Через минуту они уже стояли перед нужной дверью. Сердце у Лернона выскакивало из груди. Во рту пересохло. Руки дрожали.
        -Соберись тряпка, - скомандовал он сам себе и глубоко выдохнув, открыл дверь больничной палаты.
        У творца
        -Пойдемте наверх, - ласково предложил Творец и так же лаково взял меня за руку. Мымедленно проследовали в гостиную, такую огромную и светлую, что в голове немного зашумело. Посуда из серебра, огромные картины и свечи, повсюду горели свечи. Электрического освежения не было вовсе.
        -Ничего, вы привыкните.
        Он галантно усадил меня в удобное кресло и пододвинул к столу с белоснежным фарфором и серебром. Сам присел немного слева. Разлил по бокалам красное испанское вино и снова улыбнулся.
        -Зачем я здесь? - откровенно спросила я, - эскорт услуга?
        -Давайте с вами договоримся сразу, - оборвал меня он, - Вы не говорите больше таких глупостей, а я, в свою очередь, больше не обижаюсь на вас за сказанное.
        -Ок! - Мотнула головой я, и подумала, черт с тобой, извращенец. Да если и так, что с того?
        -Расскажи мен про своих мужчин, - вдруг развернул разговор в новое русло, хозяин особняка. Он распорядился и принесли что-то горячее и вкусное.
        Я улыбнулась, это такая игра. Ну что же, я принимаю условия игры. Мужчины, о каких моих мужчинах он хочет знать? Считать ли моими, тех, с кем приходилось коротко пересекаться в наших с Катькой похождениях. Или, он ждет искренности и изворотливости моей женской души. Ждет раскаяний или ждет покаяний? Я устало и заинтересованно смотрела на него. Чего он ждет?
        -Что вам рассказать? - Спросила его, я.
        -Давайте, - Предложил он, лейтмотив нашей первой встрече задам я, - он раскрепощено развалился в своем кресле и закрыл глаза.
        -Давай, - подтвердила я.
        -Я хочу чтобы ты правильно поняла меня. Мне не нужна женщина, не ты. Мне нужна твоя душа. Твое откровение. Только для этого ты здесь. В наши дни очень сложно получить от женщины искреннего и нужного. Мне нужно это. И за ЭТО, я плачу деньги за твой внутренний мир.
        -Развлекаешься таким образом? - Предположила я.
        -Можно и так сказать.
        -Почему я?
        -Это очень сложно и просто одновременно, но я не в силах скрывать это от тебя. Да и не буду. Я это никогда не скрывал это от вас, от всех вас.
        -От кого это, от нас? - Мне уже было любопытно.
        -Начну с начала, - Монотонно проговорил он, - расскажи, пожалуйста, как ты устроилась ко мне на работу?
        -Глупость какая, - усмехнулась я, - пришла на собеседование.
        -А адрес тебе кто дал?
        Тут я стопорнула, начала вспоминать, как же ко мне попал этот счастливый билет. Ну конечно, это же он, мой любовник дал мне его. В ту новогоднюю ночь, когда я приехала к нему в одном халате. После всего, когда я, приняв душ ожидала такси. Он обнял меня и дал в руки листок с этим адресом. И еще, еще он сказал, если будет сложно, здесь тебя возьмут на работу.
        -Мне дал этот адрес друг, - смущенно ответила я.
        -Откуда он, этот ваш друг?
        Вот и началась игра разума, - подумала я, но сказала другое, - Меня с ним познакомила Катя.
        -Екатерина Ставрина, - холодно проговорил он, и это прозвучало как-то странно.
        -Вы знаете Катю?
        -Знал, - так же грустно проговорил он. Она попала ко мне так же, через вашего общего друга. И две предыдущие девушки. Катя встречалась с ними, у них был адюльтер. Она же познакомила их с ним, с вашим таинственным дружком. Вы все встречались с одним и тем же мужчиной. Мужчиной вашей мечты.
        -Тоесть, вы хотите сказать, что Катя встречалась с моим мужиком, с тем, с которым сама и познакомила?
        -Я ничего не хочу сказать, - спокойно ответил он, - единственное, что остается фактом, так это то, что кажется, вам осталось жить совсем не много.
        -Отчего же? - Зло спросила я.
        -Такая статистика. Сначала приходит девушка, потом я понимаю что она от одного и того же источника, потом ее находят с выдранным сердцем. Потом приходит Лернон и начинает выедать мне мозг. А ведь это такая игра. И я, то же ее участник, вы не находите?
        -И я, - сказала я, - то же играю в вашу игру?
        -Я не знаю. Я понял эту закономерность после того, как пришла вторая девушка. Когда я попросил рассказать ее про своих мужчин. Она только и рассказывала про него. Про самого нежного, самого загадочного. Он приезжает из неоткуда, и она летит к нему на окраину.
        У меня похолодели руки, в голове зашумело. Но в этот раз я испугалась.
        -Потом он дает им адрес моего человека, того, что нанимает мне прислугу. Дело в том, что редко кто знает о том, что мне требуется собеседница. Это скрытая для мира информация. Практически тайна за семью печатями. И только от того, мне искренне интересно, зачем он делает это? Зачем присылает вас ко мне? Зачем расправляется потом, таким безжалостным способом? И самый главный на сегодня вопрос. Сколько вас еще осталось? Его женщин.
        -А Катя?
        -Катя тоже мертва, как и все предыдущие девушки, можете не говорить мне про полицию, она приходит ко мне каждый день. Лернон идет по следу.
        -Вы разыгрываете меня, - хриплым голоском пропищала я, - Это бесчеловечно.
        -А человечно, впутывать меня в свои игры? - Он наклонился ко мне, и я почувствовала его горячее дыхание, - Но я азартен. Вот Лернон спрашивал меня, зачем тебе еще одна? А я решил так, пусть придут все. Вот человек сидит и ждет, сколько еще будет женщин с выдранным сердцем? Правда, - заорал он, - интересная игра!?
        Перед глазами поплыло, я достала телефон и набрала Катю. Она снова не брала трубку. Руки у меня тряслись. В новостях я слышала о каких-то жертвах, молодые девушки, мои ровесницы. Но при чем здесь я? При чем здесь Катя? Вдруг телефон завибрировал. Это звонила она, Катька. Слезы потекли по щекам, и я радостно затрясла трубой в руке и закричала, - Хрена с два, это Катя, Катя звонит.
        -Так возьмите же трубу, - спокойно посоветовал он и подлил вина.
        -Алло, Катя, почему ты не брала телефон? Тут такое происходит, я тебе потом все расскажу, ты не поверишь. Похлеще наших с тобою приколов…
        -Извините, - послышалось с того конца провода, это была не Катя. Голос был Мужской и не приятный. Он медленно и мертвенно сказал:
        -Девушка, я не знаю кто вы. Но вы, весь день названиваете на этот номер. Дело в том, что, Екатерина Ставрина трагически погибла. Мы расследуем ее гибель. Приезжайте в городское отделение полиции номер два. Спросите следователя Миронова, это я. Вы ее подруга?
        -Я…я ее подруга, - сквозь слезы прошипела я, - что с Катей?
        -Ее убили, - коротко отчеканил майор и положил телефонную трубку.
        -Я не лгу вам, - серьезно сказал творец, - не плачьте. Давайте лучше попробуем разложить все по полочкам вместе. Вам лично не интересно?
        -Что вы несете? - Закричала я, - Что тут вообще происходит?
        -Не я начал эту игру, не я ее автор, - продолжал он в том же тоне, - я пешка в чьем -то замысле. И, если и вы умрете, Лернон скормит меня своим волчатам из управления. В мою искренность он слабо верит. Все зашло слишком далеко. Но я не бездействую. Мои люди тоже ищут. Ищут, этого вашего мужчину мечты. Ищут, но пока безрезультатно. Он так быстро убил всех вас, так скоро подобрал все концы. А сколько осталось вам?
        -Мне?
        ***
        Слезы текли и текли. Я ничем не могла унять их. Вот уже несколько минут, как я покинула этот чертов особняк. Все тот же шофер привез меня в центр и высадил, так я попросила сама. До второго отделения полиции было рукой подать. Но я сначала решила успокоиться, но получалось это и плохо и фальшиво. Казалось, даже моя душа не нужна этому миру. Ноги у меня подкашивались. Кто-то убил Катю, этот кто-то хочет убить меня? За что? Я присела на лавочку и начала бессмысленно копаться в сумочке. Вдруг, я достала обрывок его письма. Он передал мне его тогда, в нашу последнюю встречу. Сказал, - «Будет тяжело, прочитаешь».
        Странно, даже лежа в реанимации я не вспомнила про него. Дрожащими руками я развернула его послание на выдранных школьных листках в клеточку. И борясь со слезами, начала читать:
        Иногда я явственно видела свою смерть, шепчешь ты, и если даже я и летела сквозь какой-то незамысловатый тоннель, то, там я порой встречала старых своих знакомых. Привет, - говорят они, пролетая мимо, - как у тебя дела? У меня дела? И я не знала, как же ответить на этот вопрос. Дел просто у меня не было. И не то чтобы я как-то выпала из реальности, но дел и в взаправду не оказывалось совсем. Я даже не могла вспомнить, чем я занималась накануне смерти. Как-то я читала в одном журнале, что человек не помнит своих прошлых жизней только по одной простой причине, ему просто нечего запоминать. Не было в ее запоминающейся жизни, так нужной на первый взгляд, ничего стоящего, кроме, разве что, только опыта. И придя сюда не с чем, она, кроме как имея непреодолимый опыт, ничего не может унести с собой. И поэтому сложно мне было ответить на такой простой вопрос…как у меня дела? А иногда мне казалось, что вот так можно лететь всю жизнь, ну или какой - то определенный участок времени, но хотя бы отдаленно напоминающий вечность.
        Лететь и молчать. И они постоянно спрашивали бы у меня, как дела? И я постоянно улыбалась им в ответ и молча, проплывала мимо, как большая медуза или рыба. Может даже, я, в одну из жизней и была такой незамысловатой, покрытой строгим хитином и морщинистыми жабрами рыбой. Люди обходили те места, где я водилась, ведь возможно у меня могла быть дурная слава. Я заманивала в свои сети одиноких лодочников и проглатывала их своим непотребным чревом. Но перед этим непосредственно всегда спрашивала у них, - как у вас дела? И конечно ясно, что и этот полет, как и моя смерть, когда-нибудь закончится, хотя я в такие моменты всегда понимала это, что смерть моя, как сон, придет не иначе как через необыкновенный этот полет. И долго ли я буду лететь, или пронесусь по своему тоннелю как пуля? Но все же хочется жеманно пролететь мимо всех них и молчаливо уклонится от докучливого вопроса. И я понимаю, что ты и действительно умираешь для меня…не для мира…не для НЕГО, только для меня. Мягко, не принужденно, честно умираешь. Тебя больше не будет никогда. С этим надо смирится, жить с этим, дышать этим, как и туманом что
окутывает тебя предательски унося зелень твоих глаз. Все, и туман пожирает последние твои слова.
        И ты для меня не существуешь. Хотя, я долго копался в твоем сердце, пытаясь увидеть искренность твоих глаз. Но зелень твоя умирает вместе с тобой. Каждый раз.
        Я прекратила плакать. Слезы пересохли в один миг.
        -Да ведь он же заранее планировал мое убийство!!! - Отчетливо пронеслось в моей голове, - Как и убийство всех этих девушек, и Кати, - слезы опять накатились на глазах, но плакать я не стала. Я решительно поднялась. Путь мой лежал в сторону полицейского отделения.
        Желтый дом
        Лернон ворвался в палату и встал как вкопанный. Он никак не ожидал увидеть столь пожилого человека. Перед ним, за небольшим столиком, на маленькой табуретке, сидел он, автор всех этих писем. Торопиться не следовало. Лернон осторожно подкрался к нему и потрогал за плечо. Больной повернулся к нему и разошелся в откровенной улыбке:
        -А я вас давно жду, - прошептал он и привстав, подал Лернону руку.
        Он был не молод, седые не стриженые волосы копной, длинные костлявые руки с некрасивыми выступающими суставами и жилами. Полосатая пижама и унылое выражение лица.
        -Ждете? - Глупо спросил Лернон и присел на его маленькую деревянную табуреточку.
        -Конечно жду, я всегда кого-то жду.
        -Фу, - Лернон просто выдохнул. Он уже было подумал, что и сам сходит с ума. Какой-то неизвестный психически больной старик, ждет его в своей палате, полный бред. Ну да, он же болен, об этом забывать, совсем не стоит. Ведь мы же в.
        -Ведь мы же в желтом доме, - проговорил за него, старик и философски посмотрел в окно.
        Лернон решил брать быка за рога:
        -Это ваша работа, - Он ткнул под нос старику первую записку с места преступления и пристально посмотрел в его бледные глаза. Тот, в свою очередь, аккуратно развернул листок и погладил текст, своими костлявыми пальцами.
        -Вам знакома эта записка?
        -Это писал я, - утвердительно покачал головой старик, - Я автор, я, меня зовут Саша, Александр Палыч.
        -Для кого вы это писали, и вот это? - Лернон начал показывать ему все, что принес, включая его последний рассказ.
        -Для вас, - улыбаясь ответил он и пристально посмотрел на Лернона.
        -Вы знаете меня?
        -Для вас, для читателей, - пояснил Палыч и медленно начал ходить по палате кругами, - Все писатели пишут для вас. Только мало кто этому рад, и мало, кто это ценит и понимает искренне и от души.
        -Поверьте мне, у вас есть поклонники, - нервно сказал Лернон, - так зачем и кому вы это писали?
        -Я писатель, и вряд ли прилично такое спрашивать у писателя. Зачем вы пишете? Я пишу, потому что я пишу. Я таким сделался, пишущим. Вы меня таким сделали.
        Лернон достал несколько фотографий и начал показывать их старику. На первой был изображен творец.
        -Вам знаком этот человек?
        -Нет, а кто это? - Александр пристально присмотрелся к изображению и улыбнулся.
        -А это, - И Лернон показал ему фото первой жертвы, потом второй, третей. А это, а это, а это?
        -Кто эти милые дамы? - Недоумевал больной. В выражение его старческого лица не было и тени боли или сомнения. Не было страха, была только заинтересованность.
        -Я расскажу вам про искренность, - вдруг сказал больной.
        -Я слушаю, - Он решил не торопить сумасшедшего, возможно, что-то и выплывет стоящее.
        -И уж лучше бы из тумана вышла та самая пресловутая белая лошадь, - отстраненно и полушепотом, начал говорить старик, - с ней бы, определенно, можно было бы поговорить. Я бы сказал ей:
        Лошадь, я так устал, иногда я просыпаюсь утром и чувствую себя так, как будто всю ночь грузил мешки с картофелем. Я принимаю душ, я одеваюсь, я смотрю им всем в глаза и что -то говорю. Но ведь им плевать. Они могут сочувственно махать головой, натянуто улыбаясь соглашаться со мной, или не соглашаться. Они могут слушать меня, и даже, я подозреваю, иногда и слышать. Они , как и этот туман всегда рядом, но в сущности своей вода, вода растворенная в воздухе. Жизнь в полноэкранном режиме, модное нынче увлечение. Всегда быть в тренде, позиционировать себя, не уставать, не склоняться, не просить не верить. Быть сильным. А если я слабый? Если мои сухожилия трещат по швам от вашей любви? - Он так пристально и вопросительно посмотрел при этом на Лернона, что у того сердце замедлило свой темп.
        -Как мне выжить в этом муравейнике, - Продолжал больной, - если я не муравей. А если они ЭТО знают? Почему не убьют меня, не скормят своей королеве? Чего ждут?
        Я всматриваюсь, но ее нет, нет белой лошади, и мне становится немного уныло от того. Она бы точно поняла меня, и я бы понял это по ее умным глазам, я поняла тебя, говорила бы она, я поняла. И ты мог бы даже молчать я бы и так все поняла. Потому что ты пахнешь искренностью. Иногда , какой-нибудь человек впрягает меня в телегу и хлещет по бокам плетью, но я не в обиде на него…потому что и от него пахнет искренностью. Это как растворенная в воздухе слабость. Вы, люди, стыдитесь таких проявлений своей души. А мы, лошади, это чувствуем. Мы вдыхаем это через поры своей кожи, помнишь, как ты написал на смятом листке бумаги.
        Этот город проглотит меня, пережует и выплюнет прямо в небо, и если я не научусь летать, то ударюсь оземь и разобьюсь на миллионы осколков, которые никто и никогда не сможет собрать и склеить. Даже самая умелая в мире волшебница. Но крылья мои в химчистке, а я уже у него в утробе.
        Помнишь?
        -Да, - испуганно ответил Лернон, как-то, он действительно писал такие строки. Это было в далеком детстве, на далеком севере, когда он впервые приехал в большой город.
        -Ты понимаешь тогда, о чем я говорю тебе? - прошептал загадочно старик.
        -Мне очень этого хочется! - ответил Лернон и в горле у него пересохло.
        -А ты не старайся, просто расслабься и проникнись.
        -Мне страшно! - Вдруг сознался Лернон.
        -А знаешь почему?
        -Почему?
        -Потому что всегда страшно быть искренним с самим собой, себе-то труднее всего лгать…никто не оценит! Потом ты обязательно скажешь, спасибо тебе…лошадь…
        -За что? - вытаращив глаза, трясущимися губами, спросил Лернон.
        -За то, что тебя нет, - Неожиданно для Лернона, произнес старик и отвернувшись от него к окну, продолжал, - Стыдно жить, когда стыдно смотреть в глаза даже белой лошади.
        -А ты и не смотри, все же не смотрят, - ответил Лернон.
        -И я улыбаюсь, - говорил старик, - и чувствую что если бы, она и была, то, улыбалась бы в ответ. Я стою и дышу туманом. Давно ли я стал разборчив в жизни? В нашем возрасте, сказала мне ОНА, надо уже выбирать что засовывать в себя. И куда засовывать. Да и вообще не мешало бы начать думать, и желательно головой анализировать.
        -Я анализирую, - Заорал на всю палату Лернон, - Да, ОНА нравится мне, ДА…мне нравится с ней общаться, но ОНА вряд ли пустит меня в свою жизнь. И тем более в свое сердце. Ей тоже было больно, у нее тоже есть опыт общения с сильным полом , может так же как и я, она разграничивает времена года по душевным своим переживаниям. Осень любви, зима забвения, весна холода и синее лето (пытался утопить ее в водке, пиве и всяческого рода приемлемых по цене и качеству субстанциях) и опять осень с таким шлейфом прошлого я вряд ли буду ей интересен потому что может, буду сравнивать, конечно же оценивать(опять!!!) боятся лезть к ней в душу очаровывать. Проще жить так. А проще ли? - Лернона трясло от собственных мыслей и слов, руки его тряслись, - Единственное чего я никогда не смогу сделать для нее, так это понять. Конечно женщина рождена для того чтобы ее любили, а не для того чтобы понимали. И только в ее силах приблизить меня к себе, просто приблизить. Я умею слушать, могу быть ласковым, могу рассмешить, но заставить себя полюбить я вряд ли смогу этого не может даже бог. ОНА сказала мне, что красивая и умная
женщина всегда сама решает с кем ей быть и сама делает выбор в жизни. Ну что ж, ОНА права. И ОНА всеми путями старается уберечь нас от ЭТИХ отношений, ОНА, как и все женщины считает что потом, они обязательно испортятся, да и как потом смотреть друг другу в глаза?
        -Глазами, - улыбаясь ответила белая лошадь. Или это был все тот же старик? Лернон замотал головой, но видел перед собой все ту же лошадь.
        -Неужели все так просто? - процедил Лернон, пытаясь оттереть глаза от наваждения.
        -Все очень просто!!! - Голос у нее был бархатный и уверенный.
        -Почему же тогда так просто все усложнять до безобразия, что это? Пафос?
        -Это жизнь, - прошептала лошадь…такая жизнь.
        -Много ты понимаешь в женщинах, лошадь!
        -Жить в мире, где лошадь больше разбирается в женщинах,иногда опасно, - тихо сказала белая лошадь, - можно стать колбасой. Мужчины думают, что они познали мир. Хотя многие из них не знают где у них в доме хранятся свежие носки (а многие о их существовании даже и не подозревали). Но ведь это же такая ерунда по сравнению с вселенскими масштабами познания женского(такого простого) естества. Ты расстался с одной, а теперь хочешь впустить в свое сердце другую. Так и отпусти ту, ту кому ты так ласково писал эти письма. В сердце не может быть двух ангелов.
        -А лошади верят в ангелов? - Глупо спросил Лернон.
        -Лошади верят в то, что если ты искренне чего-то хочешь, то оно обязательно сбудется. Если ты хочешь чтобы ОНА тебе верила, сам начни верить людям…чтобы понимала постарайся понимать. Чтобы полюбила дай ей время. Любовь не рождается из пустоты…у нее благодатная почва. Из трогательности, ума, печали и радости. Нежности и страсти. Ожидания и простой улыбки. И не смотря на все эти эпитеты, любить ОНА тебя станет, за просто так. Вот к примеру одно из твоих писем…я прочту если ты позволишь?
        -Валяй, - отрешенно проговорил Лернон и совсем опустился с табуреточки на пол, ему было трудно дышать.
        -Мне нравится ,находится дома в одиночестве, когда никто тебе не мешает, не лезет в твою голову, не учит жить. Как-то раз ты сказала мне что тоже любишь приходить вечерами домой, и чтобы кто-то, просто заваривал тебе чашку крепкого и сладкого чая, ставил на стол и молча уходил. И ты бы сидела молча, возможно укутавшись пледом, потом ты бы тихонько достала скомканный листок бумаги, и тайком развернув его еще раз прочла:
        Помнишь, как в прошлой жизни я прикоснулся к тебе небрежно, просто ладонью взял тебя за руку. Она была чуть-чуть холодная, но от этого не менее нежная. Мы сидели за небольшим столиком, простым таким круглым, пустым столиком. Я смотрел на тебя, изучая изгибы твоих плеч, морщинки на твоей ладони, и красоту твоих обворожительных глаз. Мы молчали, вот уже казалось целую вечность, и я понял, что все это длится уже миллионы лет. Этот стол, ты, и наше с тобой молчание.
        Единственное что ты можешь мне предложить, так это быть твоей тенью. И я растворяюсь в твоей красоте, теряю и нахожу смысл жизни, и понимаю, что тенью я уже стал давно, те же миллионы лет назад. Тень не нуждается в заботе, любви и участии, она просто ЕСТЬ.
        Но несмотря ни на что, давай пожалуйста еще посидим с тобой, вот так просто, за небольшим круглым столиком, ну еще немного, еще пару жизней.
        -И что? - Заплакав, попытался задать искренний вопрос, Лернон.
        -Зачем тебе в голове столько мусора, зачем ты раскладываешь все это по полочкам, хранишь? Засыпаешь с этим, просыпаешься? Зачем тебе вся эта парадоксальность? Прошлое убивает тебя, тянет за собой. Когда в голове столько мусора, сердце не может спокойно биться. Забудь! Не вдавайся в размышление, по каким причинам или же почему она в тот или иной период поступила именно так она просто «ТАК» поступила. Она просто по-другому и не могла. Она не могла. Ты же не вникаешь в тонкие процессы метафизики преобразования углекислого газа в кислород и все это в обыкновенном листке на любом драном деревце. Так вот подумай об этом нужно ли тебе все это знать и понимать? Так случилось только потому, что так оно и случилось, выкинь это из головы. Освободи место для новых впечатлений.
        -Значит любовь это всего лишь впечатление? - Грустно спросил он лошадь.
        -Жизнь, это и есть одно большое впечатление, отпечатком оставшееся на твоей душе. Преобразованное в опыт, через переживания. Каждое слово соткано из тени и света. Из звука и тишины, оно рождается и не умирает больше никогда, поэтому думай, пожалуйста, прежде чем,что-либо родить из своего рта. Слова эти поднимаются высоко к небу…и кружатся там вечно. Не старея и не исчезая, только порою лезут нам в голову как некий мыслительный процесс. И каждый поступок не остается не замеченным и каждое движение не случайность. И ОНА тоже не случайность, как некая материализация чувственных идей.
        -И как мне понять все это, - Кричал и плакал Лернон, - как отпустить, легко всегда давать советы, трудно их притворять в жизнь.
        -А ты вспомни ваши мысли, -тихо, так же неспешно, прошептала лошадь, проговори их в голове, раздели на роли.
        Лернон закатил глаза и начал отчетливо шептать:
        ОН.
        Все как и обычно, нет мира. Ничего нет. Просто ничего нет. Маски, что окружают изредка, опостылели и стали у горла сладковатой слизью. Но вдруг, как будто я ощутил аромат, нет, не какой - то особенный, а как будто нечто волшебное родилось в потаенных уголках подсознания и вышло через маленькие поры в этот мир. Мой мир, которого еще секунду назад и вовсе не было. Следом за ароматом появились цвета. Сначала чисто белый, потом оранжевый, голубой, синий и намучено и восторженно родился зеленый. Из этой чудесной зелени, обволакивающе на меня смотрела вечность. И я понял, что ты есть. Для меня, убого жившего в черно белом мирке, без запахов и цветов, без света, это было потрясением. Я смотрел в зелень этих глаз, я верил каждой нотки чувств исходящей от этой кожи, я не ходил уже, но летал.
        ОНА.
        Глупость. Глупость это когда ты вот так смотришь на меня. Мне не уютно. И слова, слова что я говорю, ты же запоминаешь их, ты учишь их наизусть. Зачем тебе это? С этого дня, и всегда ты будешь спать без меня. Всегда!!!!
        ОН.
        Почему любовь выбирает такие незамысловатые цели. Зачем ты в моей жизни? Зачем скрывала наши с тобой отношения, да и были ли они, эти, наши с тобой?
        ОНА.
        Ты очень многое сделал для меня в жизни, да я говорила тебе, что любви не существует, но сейчас и правда сама влюблена. Может это и благодаря тебе. Хотя я всегда была тебе чужой. Мы из разных миров.
        ОН.
        -Ну нет, извини меня конечно, - обратился Лернон к белой лошади, - но ОНА вряд ли так стала бы выражаться! Но главное я - то понял, нужно просто закрыть глаза.
        Лошадь улыбнулась, - да мой дорогой. Не просто забыть, забыть ее вряд ли ты сможешь. А вот закрыть глаза, это тебе под силу.
        -Но как жить с закрытыми глазами?
        -А как жить в обволакивающем тебя ужасном тумане? - Парировала с усмешкой она. Пойми, пожалуйста. Чтобы иногда быть счастливым, нужно, на что-то просто закрыть глаза.
        -И, я закрываю глаза, - прошептал Лернон и перестал плакать, - И я уже не вижу тебя, не читаю твоих писем из прошлого, но кожей все еще ощущаю туман окутывающий меня. Но однажды открыв свою страницу в интернете я отчетливо прочитал эти слова, ПРИВЕТ, КАК ДЕЛА?
        Мое сердце свободно, мои крылья на месте, я снова готов к череде взлетов и падений. Знай, что от простого твоего участия в моей жизни, я частенько летаю над городом. И верю, верю что там, где-то в низу, в тумане, есть ТЫ. И она, моя белая лошадь, моя светлая мечта.
        -Вот так, - подытожил услышанное старик и громко хлопнул в ладоши.
        Лернон очнулся, он сидел на полу, зареванный, с расстегнутым воротником и глубоко и отрывисто дышал.
        -Вам лучше? - спросила лошадь, потом она покачнулась и преобразовалась обратно в старика - больного.
        -Что это было? - Лернон аккуратно приподнялся с пола и вытер мокрые ладони о брюки. Ему было не хорошо, в голове шумело.
        -Это воспоминания, - тихо произнес старик, - вы просто многого не помните.
        -Чего?
        -Это рассказ, из последних, тот, что вы читали последним, он предназначался не вам. Он был адресован следователю по этому кровавому делу. Ведь этих девушек убили, тех, что вы показывали мне. Я хотел предельно точно описать убийцу, разложить его портрет, дать максимальное количество подсказок. А пришли вы.
        -Вы знаете убийцу? - Взорвался Лернон и подскочив к старику, схватил его за отворот пижамы.
        -Да, он приходил ко мне, забирал тексты, мы подолгу беседовали с ним, о ней. Вернее о них. Как он не видит цвета глаз, как он не может забыть. Он рассказывал и просил написать, а точнее сказать, он приходил вот для такого же транса, как у нас с вами. Я погружал его, и он рассказывал мне. Я записывал, и всего - то. Так что автор этих строк, он. А я, за такие именно способности здесь и сижу, в полной изоляции. Зачем этому миру правда?
        -Значит, вы просто записывали за ним?
        -Да, он приезжал изредка, останавливался где-то в гостинице, на окраине городка.
        -Кто он? - У Лернона снова пересохло в горле.
        -Это вы, - тихонько и учтиво произнес Александр и улыбнулся.
        -Что? - Лернон еще сильнее схватил старика за отворот и приблизил его к своему взгляду, - Это какие -то ваши штучки?
        -Нет, это какие-то ваши штучки. Разве вы не помните как приходили ко мне. Как диктовали ваши записки. Кстати, вот последняя, за ней вы обещались зайти через две недели, - старик аккуратно вынул из складок пижамы листок и передал его Лернону.
        Он взял записку, но развернуть не успел. В палату вошли. Лернон повернул голову, это был майор и два полицейских в форме. На заднем плане маячил его недавний знакомый, служащий желтого дома.
        -Лернон, вы арестованы, - громко и четко проговорил майор, - вас подозревают в серийных убийствах.
        -Вот, - кричал торопливо мед брат, - возьмите записи, на камерах внутреннего наблюдения явственно видно, это он приходил к старику. Я сразу же позвонил вам, как вы и просили.
        -Как вы можете это объяснить? - Майор пристально смотрел в глаза Лернону и тряс в руке видеокассеты.
        -Это какой-то бред, - устало процедил Лернон. В голове его снова зашумело. Перед глазами пошли разноцветные круги. Все закрутилось и завертелось, белые лошади, старики, девушки, творцы. Все, что-то говорили ему на перебой. И только майор, все спрашивал и спрашивал. Руки ослабли и записка упала на потертый желтый паркет. Следом, без сознания, упал и сам Лернон.
        Все точки над I
        Почему я во сне не занимаюсь с тобой любовью? Почему не глажу твои обворожительные ноги, не целую тебя, медленно руками не исследую твое тело. Все его впадины и соблазнительные выпуклости. Нежно не ласкаю губами твои плечи, медленно опускаясь все ниже и ниже, к источнику любви. Твоя кожа пахнет счастьем, и я теплыми руками глажу твой живот, бедра. твои волосы пахнут ночью, и я закутываюсь в этой ночи, и до бесконечности заставляю тебя небрежно вздрагивать в сладостной истоме, я знаю все что тебе нравится. И ты как пластилин в моих руках, и я леплю из тебя нечто совершенное, свое, любимое. Ты забываешь все плохое, ты улетаешь куда то в небо, и иногда даже забываешь обо мне. Я хочу чтобы тебе было хорошо, и тебе действительно хорошо. Ты становишься горячей, пылкой, и в то же время беззащитной, но в этой беззащитности есть некое управление мною, здесь я твой слуга, здесь я делаю только то, чего хочешь ты. И я не сделаю тебе больно и только потому, что не занимаюсь с тобой любовью во сне.
        Но ты все равно молчишь. И туман пожирает тебя ты опять только тень. И растворяясь в тумане, как будто напоследок ты шепчешь мне что-то, и я уже не вижу тебя, не вижу твоих глаз, но слышу, слышу очень отчетливо все то, что ты пытаешься донести до меня, я спрашиваю у тебя как дела? И ты шепчешь, шепчешь, шепчешь.
        Майор дочитал последнюю его записку, ту, что передал старик, и закурил.
        Теперь все в этом деле перепуталось окончательно.
        Во-первых, что мы имеем, - скрупулезно размышлял он, - видеозаписи из желтого дома. На них отчетливо записаны все визиты Лернона. Этот паразит периодически приходил к старику. Тот вводил его в транс и записывал за ним, эти чертовы записки. Ну, во всяком случае, так утверждает старик. На записях же, мы просто видим приезжающего в больницу аналитика. Кстати, родился он где-то на севере. Но, все станет совершенно ясно, если мы ответим сами себе на несколько очень простых вопросов.
        Первый. Почему Лернон приезжал именно к старику и диктовал ему эти записки?
        Второе. Прав ли старик в том что говорит, или это плод его воображения ( ведь прямых улик в подтверждение его слов у нас нет)?
        Третье. Кто этот незнакомец, что знал все жертвы? Откуда он и где он?
        Четвертое. Почему, а главное зачем, он направлял их общаться с творцом?
        И наконец, пятое, зачем этот неизвестный, вообще затеял такую игру?
        Ход его мыслей прервала отворяющаяся дверь. В кабинет, пропахший табачным дымом и вопросами, вошел Лернон. За его спиной стоял страж.
        -Оставьте нас, - скомандовал майор и предложил ему присесть. У Лернона был усталый и потерянный вид.
        -Кофе?
        -Пожалуй «американо», - уныло пробурчал Лернон и медленно присел в предложенное кресло. Ноги его не слушались.
        -Вы родились на севере? - четко спросил майор и пристально посмотрел на изнеможенного коллегу.
        -Я прекрасно понимаю ход вашей мысли, - неожиданно спокойно и утвердительно начал говорить Лернон.
        -О чем вы?
        -Сейчас вы сопоставляете все в единую картинку, ведь так? - Лернон устало посмотрел на принесенную чашку с напитком и с удовольствием принялся цедить сквозь зубы.
        -Ну, наши методы не новость для вас!
        -Так вот, - более уверенно проговорил Лернон, - Я не сумасшедший. Да, я никак пока не могу объяснить произошедшее в желтом доме. Не могу объяснить эти видеозаписи с моими мнимыми визитами. Да, на записках, как выяснилось, мой подчерк. Но, я же не сумасшедший. Я же никого не убивал. Это бред. Я даже не полицейский, я консультант. Я всегда занимался литературой, - он уже перешел на крик, - я во всем разберусь.
        -А этот рассказ?
        -Чертов рассказ, - заорал Лернон, - там же все перемешано. И мое детство, и мои давнишние проблемы с алкоголем.
        -Ага, значит проблемы с алкоголем, - майор что-то записал.
        -Да, - взорвался Лернон, - Но там еще и про творца, про его детство, про его рыбу. И…
        -И еще про какого-то парня, который убивая, работает на другого парня, - майор откашлялся и встал.
        -Старик сказал, что он писал этот рассказ с моих слов. Но я, я же ничего подобного не припомню. Какой-то бред. Это, то же самое, как если бы вам сказали, в один прекрасный день, что вы женщина. Вы понимаете меня?
        -Вы, только вы знали про детство творца, - спокойно прервал его майор и нервно зашагал по кабинету, - вот у вас в голове все и перекрутилось. Как во сне.
        -Это не моя жизнь, - свирепо зарычал Лернон и тоже поднялся.
        В эту минуту в кабинет постучали. Лерон сел на свой стул. Вошедший лейтенант аккуратно положил на край стола тетрадь в кожаной обложке и что-то шепотом на ухо сказал майору. Тот, в свою очередь удивленно скривил гримасу.
        -Вот, - майор пододвинул в сторону Лернона тетрадь, - это сегодня нашли у вашего творца. Прокурор дал наконец-то санкцию на обыск в его особняке.
        -Что это? - равнодушно спросил Лернон.
        -Можете прочесть, - сказал майор и вышел из кабинета.
        Лернон устало взял тетрадь в руки и развернул с первого листа. Текст был аккуратный, как будто выведенный чистюлей отличником из начальных классов. Он начал читать следующее:
        Тишина. Она бывает: утренней и вечерней, ночной и предрассветной, кристально зимней и безрассудно летней, испепеляющей сухой и влажно росистой, c прозрачностью воды и вязкостью тумана. Тишина отдельное блюдо для наслаждения. Тишина пронизывающая и гнетущая. Всепобеждающая, успокаивающая и нагло убивающая на повал. Сводящая с ума. Полная смысла и решенная его на прочь. Слушать тишину надо уметь, иногда ценить, прогонять, погружаться, дышать ею, впитывать и растворяться.
        В самолете было уютно. Странно даже, но уютно. Она наняла меня для этой поездки, для этого странного, но очень хорошо оплачиваемого путешествия. Мне следовало отыскать ее взбалмошную сестру. Я отчасти консультант, но и все детективное мне не чуждо. Особенно если за работу платят хорошие деньги.
        Я расположился в первом классе, и никто мне не мог помешать погрузится в свое, точнее в свою тишину. Я достал ее подарок и включил. На экране мигал знак пришедшего сообщения:
        -Расскажи мне о ней, - писала мне моя недавняя знакомая.
        Я открыл клавиатуру и набрал.
        -О ком?
        Отправить.
        -О ней, - тут же огорошило меня очередное сообщение.
        Я устроился удобнее, и начал писать:
        Иногда мне казалось, что она просто живет в моих фантазиях. Некий идеал восхищения или же притворства. И фантазиям моим суждено было как рождаться так и умирать. Я заворачивал ее в свои обиды, в свои похотливые желания, в свою гордость. Глубоко закапывал в зыбкую почву. Но она воскресала как обычно. А ведь это мы сами создаем у себя в голове такие всполохи чувств. Но разве мы можем их контролировать. Разве мы боги? Нам всегда так хочется, так хочется, чтобы было непременно так. Именно так, как нам хочется. И если это совпадает с планами господа Бога, то мы становимся счастливыми, но вот вопрос на сколько, и на долго ли? И возможно ли быть и прибывать в этом состоянии вечно? Я не смог ответить себе на эти вопросы. Может потому и попал в водоворот этой страсти.
        Отправить.
        -А может вся тайна бытия в простоте? - Появилось сообщение на маленьком экране. Она явно не дремала.
        -Простота, а в чем она заключается, эта твоя простота? И разве возможно назвать отношения людей, а тем более влюбленных, простыми? А если учесть что в жизни вообще просто так ничего не дается, то где она тогда, эта твоя простота?
        Отправить.
        -Простота в слове, - замелькало новое сообщение от нее.
        -Простота во взгляде, - отвечал я - в понимании окружающего тебя мира. Может Господь все устроил так вот сложно, чтобы мы с тобой попроще на это смотрели. Нам не надо вдаваться в подробности, каким именно образом, к примеру, летит шмель. Ведь у него такие маленькие крылья, такие совсем малюсенькие крылышки, что он и по определению совсем не должен летать. А он просто летит и все. И знаешь почему? Только потому, что он любит. Это же просто!
        Значит, нужно было просто любить? А может я не знаю, что это такое, любить? Не присваивать себе человека. Не устраивать ему геноцид чувств. Не заставлять делать необдуманных поступков, говорить ненужных слов, жить твоей жизнью. Не прирастать кожей, не кричать на весь мир о своем. Не думать, не сострадать, не искать правды, не любить. А что значит любить?
        Отправить.
        -А может ты вовсе не шмель, а?
        Я выключил планшетку и сунул в боковой карман сумки. Не шмель, крутилось теперь у меня в голове «совсем не шмель». А ведь она совсем не та, за кого себя выдает. Совсем не дура. Тогда кто?
        Город встретил меня ласковым июльским солнышком.
        Я не специально (хотя кого я обманываю) подъехал к этому месту. Попросил таксиста постоять минут десять. И не ошибся.
        Что это за очередной бред? - подумал Лернон но стал читать далее:
        И не ошибся.
        Она стояла у витрины, с интересом копалась в цветах. Она, как мне казалась, вела себя как довольно счастливый человек. Она должна была быть счастлива. Хотя и останавливалась на мгновения, замирала, чувствуя каким-то шестым чувством прикосновение моего взгляда. Но помнит ли она его тепло? История, из какой-то прошлой жизни. Где она не любила цветов, где она была близко, где она была.
        Тогда я дышал с ней одним воздухом. Я говорил, что судьба подарила мне эту встречу, чтобы просто начать в полную силу дышать воздухом. И я чувствовал его и сейчас, сквозь это расстояние. Каждую нотку, каждую мелодию. Она моргала, и легкий ветерок доносил до меня это незримое волнение силы. Той силы, которой обладает только она. Каждое ее движение несло загадочный тантрический смысл, который я пытался разгадать. Она нелепо отрывала взгляд от ароматных бутонов роз и с откровением смотрела в пустоту. Я так знал эти секунды. Именно в это время она думала о самом сокровенном. О чем-то своем, неведомом никому, даже самым близким, и казалось даже Богу. Нет, она не летала в эти минуты в заоблачных высотах, и не строила планов на жизнь. Она просто была в них настоящей. Без фальши, без прикрас, без масок и мимики настоящая она, с какой-то своей правдой в вечном и не прекращающемся диалоге. В котором, каждое движение - правда. И никаких лишних слов, жестов, мыслей. И воздух наполняется этой искренностью, и я дышу ею. Тайно, из под тишка, воруя каждый глоток.
        Прошлое, как же оно, было. Было, иначе и не скажешь. Я мысленно погружаюсь в воспоминания.
        Было, было, было.
        Вдруг у Лернона проступил холодный пот, руки его затряслись, далее в тексте значилось следующее:
        Три года прошло с того последнего раза, когда я был в этом городе проездом. Да, вздохнул я, и еще раз пристально посмотрел на нее из тайного своего убежища, три долгих года.
        Я встретил ее в уютном, но пустующем сегодня кафе. Она сидела с глупой дамской сигаретой в правой руке, и урной из под кремированного пепла в другой. Темные очки, бледные тонкие губы, растрепанные волосы чуть ниже плеч, бутылка коньяка на столе и никакой перспективы в позе.
        Я открыл электронную записную книжку и начал писать:
        Дневной свет почти не проникал в это темное, страшное, но сухое помещение. Он вышел быстро, быстрее чем она думала. Она даже не успела докурить, как он протянул ей эту урну, скорее похожую на банку.
        -Это все? - Спокойно спросила она.
        -Да, это все, - он машинально вытер руки о край халата, как будто замарался в чем -то мерзком и не очень приятном, - и что вы будете с этим делать? Поставите дома, на телевизоре?
        Она улыбнулась, - увы, нет, но мне кажется, то, что я хочу сделать ему бы понравилось, конечно понравилось.
        -Вы бледненькая, вам надо побольше бывать на солнце, осень нынче прямо балует.
        -Вы правы, - она выбросила сигарету и закурила новую.
        -Вы много курите, но я вас понимаю, - попытался утешить он, - я сам был в такой ситуации, и тоже курил одну за другой, но потом прошло, и у вас пройдет.
        -У меня, - она затянулась и задумалась, - не волнуйтесь у меня не пройдет.
        -И что же вы будете с этим делать? -Он странно посмотрел на банку.
        -Меня ждут, - отрезала сухо она и пошла к выходу, - спасибо вам за хлопоты, деньги я оставила вам там, на полочке.
        Она быстро вышла и направилась к машине, солнце и на самом деле припекало, странно, подумалось ей, уже конец октября а осень действительно балует. Еще деревья так интересно украшены желтою листвой, еще женщины ходят в легких осенних пальто, еще можно жить, жить и любить, и она заплакала. Слезы ручьем потекли сами собой, хотя ей казалось что она уже все выплакала, что где то там внутри уже все давным давно пересохло. Она вдруг вспомнила утренний разговор с мужем:
        -Если ты это сделаешь, - орал он, - то я тебя просто убью.
        -Дурак, - тихо отвечала она ему, - может я этого просто хочу, хочу чтобы ты меня взял и убил.
        -Ты тварь, не унимался муж, - какая же ты все-таки тварь, почему ты думаешь только о себе?
        -Я о себе не думаю, не льсти себе так как о тебе я не думаю тоже, я думаю только о…..
        -Заткнись, сука, ты сука, и тварь и тварь,тварь.
        Она выскочила из дома, быстро накинув длинное драповое пальто, села в такси и вытирая слезы, сказала:
        -В городской крематорий.
        А слезы все текли, она опять села в машину и таксист словно все поняв просто тронулся и поехал.
        -К озеру? - спросил он, чуть обернувшись к ней.
        Она просто махнула в ответ головой, и прикрыв ладонями глаза продолжала плакать. Она вдруг вспомнила его руки, теплые, с длинными пальцами, и почти женскими ногтями, длинными и фигурными. Таким ногтям позавидовала бы любая девчонка , смеясь говорила она ему иногда. Но он как будто не замечал этого. И еще он любил повторять, знаешь любимая, и он всегда ее так называл, любимая. Знаешь любимая, вся наша жизнь состоит из мелочей, из слайдов, вот так просто складывается в единое целое, из одного в другое, из одного в другое. Запоминай, пожалуйста эти мгновения, эти прикосновения судьбы. Вот. Тебе нравится?
        -Да.
        -Скажи мне это пожалуйста.
        -Ты же знаешь что я.
        -Не говори ничего лишнего, просто, любимая скажи мне и все, ну.
        -Я люблю тебя, - тихо выдавила из себя эти несколько слов, и покраснела как маленькая девочка, - я очень тебя люблю.
        -Спасибо тебе.
        -За что?
        -За то, что ты просто есть.
        Такси все двигалось, и руки все сжимали драгоценный предмет, она как змеями обвила эту железную банку, с самым дорогим на сегодня, с самым дорогим, что у нее осталось, с ним.
        Такси остановилось, она быстро сунула, сколько-то денег в руку водителю, и не оборачиваясь, выскочила из машины. Он что-то крикнул ей в ответ, но она ничего не поняла, пальцы нервно сжимали железную банку, и она верно выбрав направление, двинулась к воде. Длинные полы пальто мешали быстро двигаться, а она именно так и хотела, сделать это быстро. Как будто за ней гнались, как будто оставалось совсем немного время, как будто кто-то отсчитывал последние секунды.
        Вот и долгожданная гладь, она нервно открыла банку, и замерла. Она,
        почему то перестала плакать, слезы как будто закончились. Где-то позади уже дико кричал ее муж, истерически размахивая в воздухе табельным пистолетом. Он гнался за ней все это время.
        Она отвернулась:
        -Прости меня, - прошептала она, и медленно начала переворачивать банку.
        Пепел метнулся из нее, и одним мгновением разлетелся с легкостью пуха по глади озера. В этот же миг и прозвучал выстрел.
        Мир покачнулся, она небрежно провела по животу, на ладони сквозь пальто уже выступила кровь.
        -И с этим теперь , - она снова покачнулась, - и с этим всем, теперь нам придется жить, любимый, и это было последнее ее слово.
        Согнувшись вдвое она мягко упала у воды, и озеро, усыпанное пеплом нежно подобралось к ее ногам, и ласково омыло их.
        Как-то жить, почему то как то очень хотелось жить.
        Отправить!
        Уверенно нажал я и стал дожидаться ответа от болезной своей нанимательницы.
        На самом же деле история эта была простецким вымыслом. И не моим, а ее. Она так завораживающе рассказывала мне о мифической своей смерти, что я даже от удивления открыл было рот. Так мы и познакомились. Три года назад, осенью, в этом городке. Зачем она таскала с собой пустую урну для кремированных останков я не знал, может для того чтобы каждый раз придумывать новые невероятные истории?
        -Ты смотришь на нее? - Пришло очередное сообщение от нее.
        -Да, написал я, - она еще копается в цветах. Но я уже лечу по адресу.
        -Не забудь про сестру. И не спеши, полюбуйся еще ею, тебе же есть что вспомнить. Вспомнить, чтобы потом с такой легкостью забыть, - говорилось в очередном ее сообщении, - знаешь, бывает что ум у человека совсем ни к черту. Да и тело барахлит. То суставы не гнутся, то потенция подводит. Угасает жизненный цикл, я это так называю. И только душа, душа, тихо, по ночам шепчет тебе не оставляй меня одну. Понимаешь?
        -Понимаю, - уверенно ответил я и убрал записную книжку. Такси еще постояло минуту и рвануло с места. Унося меня от нее, от воспоминаний трех летней давности. Решать чужие проблемы, за большие деньги.
        Девочки на месте не оказалось, да и адрес этот был, по меньшей мере, интересным.
        -Вам точно сюда? - Переспросил, принимающий плату за проезд, таксист.
        Я бегло сравнил исходный пункт прибытия с адресом на бумажке и утвердительно мотнул головой, - подождете минут десять, пятнадцать, попросил я. Если не вернусь, там денег я дал с лихвой.
        Он потряс в ладони увесистую пачку и улыбнувшись ответил, - за это, за это я простою тут теперь хоть целые сутки. Деньги облегчают понимание.
        Это было обшарпанное, старое двухэтажное здание, в промышленном районе города. Все здесь казалось ни менее ветхим. Старые облупившиеся колонны со строгими пустыми глазницами немыслимых рабочих и работниц, годов не иначе двадцатых выпуска. Они безмолвно посматривали на меня со своей высоты. Ехидно посмеиваясь, глядя на измененную теперь субстанцию окружающего их мирка. На их лицах застыла предвечная сила борьбы за это. Они то точно знали как жить. Странно вообще, что здесь еще живут люди. Квартиру я нашел сразу, долго звонил. Но когда понял, что звонок не работает, попробовал постучать. В место глухого стука дверь неожиданно отварилась. Я вошел. В единственной комнате было пусто. Окно, занавешенное легкой, старой тюлю. Стол, стул, какая - то картина на стене. Какая-то? Да нет, это же наша с ней картина. Боже это же наша с ней картина!!!!
        Лернону совсем стало не по себе. Снова закружилась голова и пересохло в горле, но читать он не переставал:
        После нашего сумбурного знакомства, она как то легко предложила показать мне свой город. Она прямо таки настаивала на слове «свой». Или просто в ее интерпретации это звучало пафосно. Она повела меня на выставку их местных художников.
        -Вот она, - торжественно объявила моя незнакомка, - любуйся!
        Передо мной возникло среднего размера полотно с размашисто накиданными на нем маками. Одни маки цвели, другие складывались в бутоны, третьи сворачивались в коробочки.
        -Маки и только маки. Правда, чудо? - Спросила тогда она. - Ты любишь цветы?
        -Да, - тихо ответил я.
        -А я терпеть не могу, - прозвучало смелое заявление. - И еще терпеть не могу музеи, здесь нельзя курить. А вот они, - и она ткнула мизинцем в полотно, - они мне очень нравятся. Когда-нибудь я накоплю миллион денег и куплю ее.
        -Не думаю, что это произведение стоит миллиона денег, - усомнился я.
        -Думаешь, - весело пискнула она, -а я думаю, что стоит. Все чего-то, да стоит. У всего есть своя цена. Вот у тебя какая она?
        Я поразился, - а разве у людей есть цена?
        -А ты думаешь что ты, - и на этот раз ее замечательный мизинец смотрел мне в подбородок, - важнее этой картины. Для кого-то возможно и так. А вот для меня и вовсе нет.
        И она глупо расхохоталась и бросилась вприпрыжку из зала выставки.
        -Ну, - кричала она мне, - не отставай.
        Я бежал за ней как мальчик. Я совсем не люблю цветы, кричала она на весь музей. Люди оборачивались на нас, пробегающих мимо, и недоумевали.
        -Я только люблю в центре, у цветочных рядов копаться в свежих бутонах роз. Там иногда попадаются малюсенькие такие жучки.
        Наконец я догнал ее, догнал и прижал к себе. И она, уже глядя своими не моргающими огромными глазами мне прямо в душу, прошептала:
        -Там иногда живут маленькие такие цветочные жучки. Они строят там свои отношения, приходят с работы, пьют чай на вечерней кухне. Смотрят друг другу в глаза и разговаривают.
        -Жучки? - Только и переспросил я, улыбаясь.
        -Жучки, - хихикнула она, и прижалась ко мне сильнее, - жучки, да и только.
        Потом мы пили с ней чай.
        -Здесь самые вкусные булки в городе, - шептала она мне, шептала и снова смеялась, - Они наверняка что-то туда подсыпают? Просто булка, сама по себе, не может быть вот такой вкусной, как ты думаешь?
        Я смотрел на нее и поражался, чудо да и только.
        -Давай, - сумбурно вскрикнула она, - давай писать друг другу письма. Прямо сейчас, на салфетках. Вот только я буду как ты, а ты будешь мною. Ты понял меня?
        -Я постараюсь, - взмолился я. Но она уже притащила откуда то, кучу бумаги, аккуратно поделила пополам и снарядив меня шариковой ручкой, принялась за таинство письма.
        -Я пишу от твоего имени, - напутствовала она меня, - ты же не забыл?
        -Я помню, - вздохнул с усердием я, и начал писать.
        Здравствуй мой недавний незнакомец, - начал нерешительно я. Пишу тебе, только потому, что страшно соскучилась. И возможно ли в нашем возрасте вот так вот запросто и страшно соскучиться? Вопрос конечно.
        -Что за ерунду ты там написал? - Она выдернула мой лист и весело рассмеялась.
        -Да, - ухнула она разочарованно, - с воображением у тебя прямо таки беда. На вот прочти, - и она сунула мне свой вариант, моего же письма, к ней. И пока я читал, она строчила новые письма. Я аккуратно взял салфетку и прочел:
        Здравствуй дорогой мой человек, не обижайся на меня, что я не звоню не шлю злополучные СМСки, а просто и банально пишу тебе это письмо. Просто бумага стерпит все, а вот на счет сотовой связи я не уверен, потому и пишу, да и ладно. Скучаю по тебе ужасно, иногда долгим, безмолвным вечером, я сижу у окна и с теплотой смотрю куда то в даль, там бывает дождь , и капли резво падают на стекло протачивают себе немыслимые пути и тоннели. Я пытаюсь пальцем проследить их путь, но редко удается угадать его до конца. Там бывает снег, и метет, метет, кружится вихрем белое безмолвие. А иногда бывает чистое черное небо, и ковер звезд, усыпавший его, но вся эта красота не имеет никакого значения без тебя. Но ты опять где-то. Конечно не со мной и конечно счастлива.
        И тем ни менее мне очень хочется чтобы ты была бы счастлива, чтобы ОН гладил твои нежные плечи, прижимал к себе твои ладони, дыханием согревал их, и шептал тебе на ушко каждый такой вот вечер, я люблю тебя, и поверь мне, если он так не делает, с ним и не стоит тогда жить, потому что в таких мгновениях и рождается вечность, и искренность и любовь и сама жизнь. Боги никогда не изменяют, это у людей такой удел.
        -Да ты прямо писательница, - удивленно сказал я, - возможно немного пафосно и поэтично?
        Но она молча передала мне другую салфетку и принялась за написание следующих. Я прочел:
        Это у людей, такой удел.
        Но вот прошло время, и мы уже друг друга знаем, и ты называешь меня, мой друг, а я тебя все так же безответно, любимая. И я не могу врать не себе ни, тем более тебе. И разве может человек вот так вот, запросто на бумаге изобразить все то, что он переживает и чувствует по отношению к другому человеку, кроме банального, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, да и вроде банального, но ведь все в этой фразе заключено. И нежность, и страсть, и огонь и лед, и главное ТЫ. Ты, здоровая, живая, счастливая, все равно с ним или со мной, но главное счастливая. С улыбкой на лице, и с светлой искоркой в твоих выразительных глазах.
        Дальше, с нетерпением беру следующую салфетку, и читаю:
        Помнишь тот вечер, тогда я весь день думал о тебе. Вдруг, думал я, пускай ты невзначай позвонишь мне, скажешь что тебе плохо, что тебе одиноко. И пусть бы это была ночь, и я бы собрался и через весь город бежал бы к тебе, чтобы просто увидеть и обнять.
        Часов в двенадцать ночи ты позвонила, и я правда бежал, и я нашел тебя пьяную, обнял, поцеловал, и понял что я даже боюсь к тебе прикоснутся, сделать больно невзначай. Если бы я тогда знал что это событие станет моей отправной точкой, моим меридианом в жизни, моим стартом и моим финишем.
        После этого ты как то особо не общалась со мной, говорила что-то о стыде, о том что все это нам следует позабыть, но я все помню, и вряд ли забуду, запах твоих ночных волос, эти руки, эти глаза. И я не испытываю никакого стыда, прости меня, но не испытываю. Я просто тебя люблю.
        -Да сразу видно, что это писала женщина, - попытался раскритиковать я, ее творчество. Но она была неприступна, и писала и писала, а мне пришлось читать, и уже без остановки, меняя салфетку за салфеткой:
        Однажды ты с волнением в голосе подошла ко мне и сказала что нам срочно надо поговорить.
        -Я беременна, сказала мне ты, - и между прочим от тебя, что я скажу мужу, что же теперь будет?
        А я был просто счастлив, я просил тебя не принимать скоропостижных действий, не поддаваться эмоциям. Потом я всю ночь думал, и позвонив тебе сказал, ПОЖАЛУЙСТА, роди мне этого ребенка, живи с ним, да живи с кем хочешь, пусть он думает что это его, но главное что я буду знать правду, и ты тоже. Сделай меня счастливым, ведь это в твоей власти. Ты молчала в трубку, может даже плакала, но молчала. Через неделю я узнал что ты сделала АБОРТ.
        Следующая.
        И я снова стою у окна, снова идет дождь, и где-то ты, по своему счастлива, и где-то я по-своему не счастлив, и все это жизнь. Почему то я думал не долго, единственное раздумье , было по поводу, КАК, но и этот вопрос я решал скоренько. Я сьел их штук сто, или даже больше, сел за бумагу, и написал тебе вот эти строки.
        И понятно что всего я уже сказать тебе и не успею и не смогу, но и пускай, тебя я не в чем не обвиняю, и зависла в воздухе как некий аромат, как чувственность в пустоте, одинокая моя фраза, я люблю тебя, но ничего она уже не весит и не стоит, и.
        Я посмотрел на мою сказочную писательницу, но она молча передала мне новую пачку писем.
        Извини что опять пишу тебе, хоть вроде и умер. Хотя мне это все только кажется, да нет не кажется, я и вправду умер тогда, и где то ТАМ, одна женщина подошла ко мне и сказала, давай я верну тебя домой, и ты примешь другое решение, во всяком случае ты попробуешь.
        И вот я снова стою у окна, и снова тот же самый вечер окутал мое сознание, и ты снова позвонила мне, и я бежал к тебе и обнимал и целовал.
        Следующая.
        Но я был готов к серьезному разговору, я ждал его, и конечно же он состоялся. Мы сидели с тобой за маленьким столиком в кафе, я держал твою руку, смотрел в твои глаза, как же ты мне дорога, как же я тебя люблю, но ты говорила о другом.
        -Ты очень мне небезразличен, - говорила ты, - ты мой самый близкий и преданный друг, и я знаю что слово это так режет тебе уши, но прости меня, я не могу быть с тобой, и я не могу родить этого ребенка.
        -НЕ будь эгоисткой, я прошу тебя, послушай, почему ты не веришь мне?
        -Я не верю никому, - сказала ты
        Почему то я думал не долго, единственное раздумье было по поводу КАК, но этот вопрос я решил скоренько.
        Следующая.
        Я достал небольшой пистолет, купленный с рук накануне, и не думая выстрелил в нее. Но осознание того что же я наделал, пришло буквально через секунду. Я опустился рядом с тобой на колени, обнял тебя и заплакал. И понял, что тоже хочу умереть. Я потянулся было за пистолетом, но был уже скручен кем-то ненавистным мне, и я кричал, отпустите меня, я хочу к ней, но укол в руку успокоил меня.
        Следующая салфетка.
        И вот я снова стою у окна, здесь мне разрешают думать, иногда дают бумагу и карандаш, и у меня есть возможность писать тебе, моя любимая, моя единственная женщина, врач сказал, что возможно я скоро поправлюсь, лет через сорок он обещал меня выпустить, и тогда я обязательно познакомлю его с тобой, с моей доброй, с моей красивой, с моей женщиной. Ночами я пишу тебе стихи, я очень хочу к тебе, но доктор сказал, что пока не следует принимать таких вот решений, но я все же планирую.
        И пишу тебе и люблю тебя, и.
        Следующая.
        Здравствуй мой дорогой человек, здравствуй отрада моих глаз, смысл моей жизни, моя любовь, и мое проклятье. И снова ОДНА женщина как-то ночью зашла ко мне в палату.
        Я, - сказала она, могу снова вернуть тебя назад, но мне хотелось бы, чтобы ты уже начал думать. Куда ты идешь, что ты делаешь, да и вообще кто ты такой? Дорогу в рай не находят за пять минут, сказала она, а дорога в ад порой и широка и легка, и твой выбор, ты идешь, ты и принимаешь решение, так что давай , принимай.
        Следующая.
        И я снова стою у окна, за окном тихо, и самое больное во всем этом что я все это помню, и первую жизнь и вторую, и вот снова ты звонишь, и возможно я дурак, но я опять бегу к тебе, и обнимаю и целую, и ничего не могу поделать с собой, и пускай я снова отравлюсь, или же убью тебя и сойду с ума, плевать. Все за эту ночь я отдаю сегодня, и свой разум и свою любовь, и всего себя как свою жизнь, ничего уже не значащую. И только эта ночь, и я и ты, и от этой отправной точки я снова начинаю жить, мотор снова набирает обороты, и что-то нежное разливается в животе, и нега двигается вместе с пульсом в крови, и одно дыхание на двоих, и мы тихонечко срастаемся кожей, становимся одним целым, мы любим друг друга, и ангелы завидуют нам.
        -Позволь я напишу дальше, а то у тебя опять все закончится через одно место, - запротестовал я. Она же молча, посмотрела мне в глаза и пододвинула ручку. Я быстро начал писать.
        И эта ночь закончилась, но не было уже никаких серьезных разговоров. Я просто взял и уехал.
        Мне здесь уютно и хорошо, я привязался к местному церковному приходу, хожу на службы, помогаю людям, чем могу.
        Кому словом, а кому и делом. Научился гончарному ремеслу, с ребятишками лепим вечерами разные фигурки из глины, я их расписываю и обжигаю, но иногда я все же вспоминаю о тебе.
        И здесь я встретил ТУ женщину. Она как-то невзначай возвращала меня к жизни. А здесь она даже не была похожа на волшебницу или святую, она просто улыбалась людям, и мне показалось, что все мы, все кто живет с ней в этом приходе, все живут уже не первую жизнь. И по воле ее, или же кого-то могущественного, опять имеют шанс прожить эту жизнь, ну вот как-то так, не затейливо, для людей не оставляя себе ровным счетом ничего, не накапливая греха в душе, и злобы в сердце, но при всем этом я все же иногда думал о тебе.
        -Ну уж нет, - рявкнула недовольно она, - это мой рассказ, и закончится он по-моему.
        Она вырвала у меня ручку и принялась писать дальше.
        И однажды ты приехала, с тобой была девочка, лет пяти, аккуратные банты, платьице в голубой василек, синие сандалии, - знакомься, сказала ты, это твой папа.
        Почему ты не сказала мне, что будешь рожать, я то был уверен что ты поступишь по другому. И я плакал, и обнимал свою маленькую, прекрасную девочку. И выяснилось, что ты уже одна, ты все рассказала своему мужу, он оказался понятливым и просто ушел, а ты осталась одна, и вот почему то спустя пять лет, ты приехала ко мне. И нет, ты не ждешь понимания, ты по-прежнему никому не веришь, и тебе даже не трудно одной воспитывать мою дочь, и зачем же ты тогда приехала, зачем?
        -И зачем? - Я пристально всматривался в мою недавнюю знакомую. Она же вытерла платочком свой вечно шмыгающий носик, написала следующее:
        -Просто я захотела тебя увидеть, - банально ответила ты, и я обнимал тебя и целовал, и если захочешь, сказала ты, можешь приезжать ко мне, твоей дочери нужен отец, но только так, мне же не нужен никто. И ты уехала. А я долго думал, и решил уехать к тебе, может ты все же поверишь мне, и все у нас с тобой получится, я собирал вещи неспешно, а ТА женщина , будто невзначай сказала мне:
        -Неужели ты не понимаешь, живя уже в третий раз, что она тянет тебя в ад.
        Но я снова пишу тебя и люблю тебя, и.
        -И что дальше?
        -А дальше, было так, - увлеченно воскликнула она, и снова взялась за письмо:
        Я проснулся, неспешно встал, посмотрел на часы, без двух минут двенадцать.
        И я снова стою у окна, я открыл его, и вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, застрекотал сверчок, сверху мне нежно улыбнулась луна, и приветственно машет лапой ель, как всегда не спится вечным искателям любви - котам. И вместе со всем этим, я полусонный снова стою у окна, и вновь задребезжал телефон, и я все понял. Я опять должен принимать решение, и видимо уже в миллионный раз, но я тупо смотрю на вибрирующую трубку сотового телефона, как же я люблю тебя милый мой человек, как же я хочу тебя увидеть и обнять и поцеловать.
        Но я принимаю решение, и выбрасываю телефон в раскрытое окно. И поэтому пишу тебе.
        Не обижайся на меня дорогой мой человек, что я не звоню тебе и не пишу злополучные СМСки, а просто и банально пишу тебе это письмо. Просто бумага стерпит все, а вот на счет сотовой связи я не уверен, вот и пишу тебе и люблю тебя…и…
        -Значит, он бросил ее? - тихо спросил я.
        -Значит эта история бесконечна, - прошептала она, и, собрав все салфетки в кучу, смяла их, и выбросила в пустую корзину у барной стойки.
        Бесконечна…как сама жизнь.
        -Как ты там? - пискнул плашет.
        Я смотрел на пустую комнату, и на вновь пришедшее сообщение.
        -Сестры твоей нет, - смело написал я, - что делать то?
        -А ее и не было. - Прочел я сообщение от нее.
        -Это дурная игра? Что ты задумала прошивка?
        Успокойся , высвечивалось на экране. Ты уже слишком далеко зашел, слишком далеко чтобы забыть все то, ради чего ты погрузился в это состояние. Ты же пропитываешься ее, ты сам становишься ее. Очнись, слышишь, я уже не прошу тебя, я кричу тебе…очнись!!
        -И еще крылья, понимаешь, - спрашивала она меня. Когда человек любит у него вырастают крылья. Ты думаешь, что они как у ангелов? Белые и меховые? Да нет же, - она весело бегала по кругу и смеялась, - они как у стрекозы. Тоесть их несколько. Как минимум четыре. И они прозрачные и перепончатые, и переливаются на солнышке. Когда ты машешь ими быстро ,быстро, они переливаются на солнышке. И ты тогда можешь летать, но тебе немного жаль. Жаль, что крылья твои только лишь твои.
        Очнись, слышишь, очнись.
        Лернона трясло как в лихорадке, он закатил глаза и потеряв сознание упал на пол.
        -А как ты можешь запомнить все это? Ты же не записываешь. Ты же вообще никогда и ничего не записываешь. Вот к примеру про снежинку, я же тебе сотню раз рассказывала про мою снежинку. Про единственную в своем роде. Как я жду всегда ее прилета. Стою зимними вечерами и задрав голову вверх, жду прилета ее, моей и только моей снежинки. А знаешь, у каждого же есть она, его снежинка. Она прилетит к тебе, и умрет на твоей ладони. Потому что для тебя понимаешь, для тебя.
        Очнись. Лернон.
        ОЧНИСЬ!!!!
        И глаза, я буду помнить только глаза. Это все что останется в моей памяти. А ты? Что будешь помнить ты? Руки? Губы? Слова? Сколько нужно сказать слов, чтобы остаться в памяти? А я буду помнить только глаза, они не могут врать, и не надо опускать их вниз…не надо…ты же не бросишь меня….а?
        -Что? Что ты имеешь в виду? - шептал сквозь пелену Лернон, - где ты? ГДЕ ТЫ?
        ОЧНИСЬ,ОЧНИСЬ,ОЧНИСЬ.
        -Очнись, ну, как ты себя чувствуешь?
        Я открыл глаза. Девушка в белом халате пристально и улыбчиво смотрела на меня. Она прощупала своей легкой рукой пульс на моем запястье и снова переспросила, - как ты себя чувствуешь?
        -Голова немного кружится, сухо ответил я, - а в общих чертах, вроде нормально.
        -Значит так, девушка достала отчет по погружению и начала монотонно и слаженно декламировать. На этот раз в состояние ты ушел быстро, в последние разы ты вообще уходишь довольно таки скоренько. Здесь у нас проблем уже нет. Я рада. А вот дальше проблемка. Как только ты доходишь до встречи с ней, все у тебя обрывается. Задача твоего погружения избавиться от этих переживаний, просто встретится с ней, и поговорить, возможно, предварительно пережив прошлое. Кстати, что там с прошлым?
        -Она умерла, три года назад, сухо ответил я.
        -Значит, мы моделируем ее проекцию, как живую. Но пойми, когда ты начал писать вместе с ней, тебя начало перетягивать в ее сторону, а это нарушение, ты же так с ума сойдешь. И даже я не помогу, вот и приходиться тебя вытаскивать искусственно.
        -Что же теперь поделать? Я постоянно моделирую ее с одной и той же фразой. Она все время снится мне и шепчет. Не оставляй меня одну не оставляй меня одну.
        -Давай, давай попробуем еще разок. Ну, закрывай глаза.
        Она медленно ввела мне препарат внутривенно, и тихо начала говорить. Любовь это в прошлом. Любовь, это сложно.
        Любовь это…
        ***
        Возле кушетки где лежал Лернон стояла медицинская сестра и доктор. Доктор аккуратно снял очки и спокойно спросил:
        -Сколько на этот раз он пробыл в состоянии?
        -Четыре дня, - рапортовала сестра, проверяя приборы.
        -Сколько на этот раз убил? - так же спокойно спросил доктор.
        -Как всегда, - улыбнулась она, - правда для меня до конца не ясно, почему он их убивает?
        -Просто, - спокойно ответил доктор, - он создает ее проекцию, или это его подсознание ее создает, что в сущности не имеет значения. И, так как целью нашей является частичная, точнее выборочная потеря памяти. Он ее и убивает. А как он ее еще должен забыть, по-вашему?
        -Вы доктор, вам виднее.
        -То - то же, - нравоучительно сказал доктор, - суть моего метода проста. Ко мне обратился некий господин Лернон. Просьба его была проста. Он очень хотел забыть какую то свою возлюбленную. Его любовь была очень мучительна и не давала ему покоя. Я погрузил его в состоянии транса. И его подсознание само начало придумывать различных персонажей. Все смешало в кучу и детство и взрослую жизнь. Только вот все эти персонажи и есть он сам. То есть наш Лернон. И каждый раз появляется ОНА. И Лернону приходится убивать ее. А потом самому же и расследовать убийство. Гонятся за творцом, то есть за самим собой. Самому себе в желтом доме диктовать письма и самого себя арестовывать.
        -Что-то чересчур все запутано. Не проще было просто стереть ему память?
        -Отнюдь милочка, - парировал доктор, - я только запускаю процесс. А как отреагирует подсознание пациента, я предугадать не в силах. Вот Лернон реагирует так.
        -Тогда продолжим, доктор, - обратилась к нему сестра и набрала в шприц очередной препарат.
        -Давайте милочка доведем все до абсурда, - зло-радостно улыбнулся доктор и сам воткнул приготовленный шприц в систему пациента, - ему осталось убить последнюю, кстати, она уже на подходе!
        ***
        Лернон очнулся. Он лежал на полу, мокрый и испуганный. Над ним стоял майор и неспешно лил ему на голову воду из графина:
        -Что, лучше стало?
        -Спасибо, - безжизненно прошептал Лернон и поднявшись уселся на свое прежнее место.
        В это мгновение в кабинет вошла я. Лернон обернулся и лицо его похолодело. Руки задрожали. Я смотрела на него и плакала.
        -Что - то не так? - заинтересованно спросил майор.
        -Это он, - тихо прошептала я, - мой мужчина. Тот, что передавал мне письма. Тот, с которым я встречалась в новогоднюю ночь, - слезы застилали мне глаза и я не могла с ними бороться. Боже, как же я была рада его видеть. Именно сейчас. Не смотря ни на что.
        -Катя?! - Тихо и ошарашено проговорил Лернон и схватив со стола шариковую ручку, бросился в мою сторону.