Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Егоров Александр : " Повелитель Ижоры " - читать онлайн

Сохранить .
Повелитель Ижоры Александр Егоров
        # Питерскому школьнику Филу - шестнадцать. Он мечтает о том, чтобы создавать компьютерную реальность, но по бедности вынужден трудиться курьером в обычной фирме. И вот однажды один из богатых клиентов просит его отыскать пропавшую дочь. Для Фила это шанс вырваться из ничтожества. Он хватается за него… И фантастика виртуального мира врывается в реал.
        Александр Егоров
        Повелитель Ижоры
        Пролог,
        в котором два юных друга, сами того не зная, начинают всю нашу историю
        Историк ходил в джинсах и пиджаке. Весной веснушчатые восьмиклассницы поглядывали на его широкие плечи, о чем-то таком вздыхали. Но учитель был непреклонен. Он поворачивался спиной, писал на доске непонятные и ненужные восьмиклассницам вещи.
        Было историку лет двадцать пять. После университета он женился на местной прыщавой дуре, завел ребенка, ждал второго. Понятно было, впрочем, что и жена, и ребенок, и вся эта богом забытая школа в Изваре ему на хрен не сдались. Просто он так косил от армии.
        Звали его Борька.
        В том году, когда началась эта история (видите, нам никуда не деться от истории), май выдался жарким, и спечься заживо в классе никому не хотелось. Но Борис Александрович вел у десятого класса последний урок, а в субботу обещал отвести их всей компанией в поход, с палатками. За это Борьке заранее прощалось все, даже его безответная любовь к древнему миру.
        -Топонимы вообще древнейшая часть лексики,- продолжал свою лекцию Борис Александрович.- Да: топонимы, то есть названия рек, городов, целых местностей. Часто они переходят по наследству от прежних жителей к новым, и тогда новые поселенцы повторяют их, не понимая, да еще и коверкают, подгоняя под свой язык.
        -Коверкают, блин,- шептал Колян Мирский по прозвищу Кольт на ухо новенькому, Игорю.- Я бы сейчас кого-нибудь поковеркал. А интересно, когда они с женой трахаются, она ему…
        Игорь этого не знал. Он молчал, но волновался.
        Колян любил его подкалывать (кажется, в те годы это называлось так). Но обижать не обижал: новенький был из питерских и знал массу интересных вещей, а любопытному Кольту это нравилось. К тому же от природы он не был злым; а был он рослым и довольно нахальным парнем, мускулистым, с густыми светлыми волосами и до странного задумчивым - при всей-то наглости - взглядом. Этот дивный подарок природы приносил ему немало успехов. Он менял подружек раз в четверть, итого набралось уже пять (все они ссорились и дрались друг с другом, но только не с ним). Даже Алевтина Петровна, учительница литературы, ставила ему на балл выше, стоило Кольту взглянуть на нее чуть дольше обычного. А ведь он не мог отличить Маяковского от Лермонтова!
        Историк тем временем вещал о своем:
        -Древнее население здешних мест обитало по берегам рек и кормилось от воды. Они и звали себя - весь, или вепси, что означало: водяные люди. Новгородцы просто перевели это местное слово на свой язык, получилось «водь»[Версия похожа на правду. И все же самоназвание племени «водь» - «ватьяла», «ватьялайсет» (Watialaiset).] . А те, кто жил на возвышенности, считались над этой «водью» как бы островитянами. Слово «Изваара», похоже, и обозначало что-то вроде «там, на холмах»[Vaara - гора, поросшая лесом (карел., фин.).] , а может, и нет; во всяком случае, славянские соседи переделали это слово в «Ижору».
        -«И в жопу»,- повторял бесстыжий Кольт.- Вепси, пепси. Пиво лучше.
        -Финские племена называли эту местность Ингрия[Inkerimaa - Земля Инкери. Ср. Inkerijoki - название реки Ижоры (приток Невы), Ingrikot - самоназвание местных жителей.] ! а шведы - Ингерманландия.- Голос историка сделался таинственным.- А ведь вы помните: сына Рюрика звали Ингвар, или Игорь… вот и подумайте… Альтернативная версия связывает название местности с именем шведской принцессы Ингегерды (Ingegerd, для местных жителей - Ingerid, Inko), жены Ярослава Мудрого. Она принесла князю в качестве приданого Старую Ладогу и прилегающие земли (в шведских сагах - удел Aldeigioborg).]
        Колян опять толкнул соседа:
        -Матюшкин, пошли после уроков пиво пить. Или ты пиво не пьешь?
        Игорь Матюшкин молчал и хмурился. Он слушал учителя внимательно, даже очень внимательно.
        Расскажем теперь и о нем. Так уж вышло, что Игорь перешел в эту школу совсем недавно, потому что их с матерью выселили из питерской квартиры - что-то там случилось неприятное, о чем он не любил рассказывать, и мать не рассказывала. На новом месте Игорь полгода болел и учился дома, и удивительным образом так хорошо выучился, что попал едва ли не в отличники; хотя он нимало этим не гордился, потому что чем тут гордиться. Вот если бы у него был скутер, тогда другое дело.
        Но какой там скутер! У его матери не хватало денег даже на новые джинсы для сына. К тому же он был долговязым и рыжим, и девочки на него не смотрели. Он же, случалось, провожал их - взглядом, только взглядом, внимательным и мечтательным (назовем это так). Но эти мечтательные глаза мигом опускались, стоило им встретиться со взорами встречной красавицы, если, конечно, ее скучающее внимание обращалось к нему хотя бы на мгновение. В довершение всех бед Игорь неудержимо краснел, если девочки с ним заговаривали, ну, скажем, чтобы попросить по-тихому обменяться вариантами контрольной или за каким-либо другим пустяком. Видя это, девчонки смеялись. У него хватало ума обернуть все в шутку. Вот только шутки кончались, во рту пересыхало, а разговоры не имели продолжения. Нужно ли объяснять, как он терзался?
        И все же в его душе был уголок, где он чувствовал себя полновластным хозяином и наслаждался уединением: известно ведь, что если такого убежища нет и не может быть в реале, оно неизбежно построится в сознании, и еще вопрос, что после этого придется считать реалом, а что мозговой игрой. В этом своем таинственном уединении Игорь называл себя Ингваром, и еще у него был названый брат - Ники. Своим воображаемым друзьям и подругам он давал столь же звучные, стальные имена: Рагнвальд, Хельги… однако среди этих фантомов верный Ники стоял особняком.
        Было бы, пожалуй, интересно выяснить, кто же был этим таинственным побратимом, носившим имя то ли норманнского пирата, то ли последнего русского царя-неудачника? Долго гадать нам бы не пришлось, потому что в реале у Игоря был только один друг, уже упомянутый разгильдяй и бездельник, Коля Мирский по прозвищу Кольт. Да и тот, если бы узнал о призрачном мире, выстроенном приятелем, и о своем месте в нем, то, пожалуй, обозвал бы Игоря неприятным для него словом - и был бы несправедлив к нему, конечно.
        Как вы уже догадались, Игорь Матюшкин увлекался исторической альтернативой.
        Все начиналось с малого. Еще в Питере в Доме книги (они с отцом и матерью жили неподалеку от Дома книги) он покупал книжки разных фантастов, талантливых и не очень, если только видел на обложке ребят в скандинавских кожаных доспехах, отделанных кованой медью, и с обнаженными мечами.
        Почему в скандинавских, спросите вы, почему не в русских? А вот почему: по глупой детской причуде Игорь полагал себя потомком викингов-завоевателей. Где-то вычитал он про Лейфа Эрикссона, героя саг, первого открывателя Америки, а точнее, полуострова Лабрадор, откуда происходят знаменитые собачки; скальды сказывали, что Лейф тот был рыжеволосым, как и наш Игорек.
        Самое занятное, что его фантазия была не слишком далека от истины. Предки Матюшкина по отцу происходили из Поморья, где во времена смутные изрядно потоптались норвежские рыбаки, порядком подразбавив густую новгородскую кровь своей, рыбьей,- а то и раньше дело было, в те времена, когда и самые викинги-норманны, давние пращуры тех рыбаков, захаживали в Белое море из какого-нибудь своего Варангера.
        Больше всего на свете Игорь мечтал жить в ином времени. Отмотать время лет на тысячу назад и жить. И не просто так себе жить, но - непременно со славой.
        Путь к славе был хорошо известен. Для этого надлежало возглавить дружину, сесть в корабль и отправиться на завоевания. И там, в неведомых низких землях, а может, на скалистых островах, где бьют горячие гейзеры,- там сойти на берег, покорить всех встречных своей доблестью и затем твердой рукой править маленьким, но гордым народом - до самой старости.
        Так порой и в нашей крови вскипает дух предков, и минувшее кажется нам прекрасным, и сдается нам, что только в этом минувшем и осталось для нас место: заблуждение, подозрительно похожее на правду; но мыто знаем, что дело не в прошлом и не в будущем, а всего лишь в наших бурлящих желаниях, зажатых в этом неуклюжем теле, подобно тому, как мы сами заперты в бетонных клетках, которые мы же и выстроили себе на погибель.
        Короче говоря, уже к своим пятнадцати Игорь Матюшкин был готовым реконструктором.
        Правда, заняться реконструкцией в реале, как этим занимались тогда многие парни и даже вполне обеспеченные взрослые, у него не хватало смелости. Он просто читал и мечтал. Он даже не подозревал, что таких, как он, мечтателей среди его юных сограждан довольно много,- ведь у него не было компьютера с Интернетом, да и какой в Изваре Интернет?
        Поэтому-то он увлеченно слушал Борькины рассказы и ловил каждое слово: слова эти складывались у него в голове в какие-то причудливые нагромождения, далекие от реальности, и это была совершенно особенная история, не та, что преподавалась в учебниках. Сам учитель и не подозревал, какие глубины открываются для пытливого слушателя за его случайно оброненными фразами (скажем с горечью: историк Борька всегда ленился заниматься настоящей наукой, за что и угодил в заштатную школу, а не в Англию на стажировку). Но Игорю и не нужна была достоверность. Его влекли тайны.
        Тайный его побратим, по всей видимости, тоже задумал что-то чрезвычайное: он обменялся записками с Олечкой Артемьевой, задумался, порылся в карманах, затем притих.
        Между тем Борис Александрович поглядел на часы:
        -Итак, подведем итоги. Вы уже поняли, что история здешних мест была похожа на пирог, к которому каждое новое поколение поселенцев добавляло свой культурный слой. Разве что это новое всегда укладывалось поверх старого.
        Кольт не удержался и хмыкнул. Историк даже не взглянул на него:
        -Но это старое не могло исчезнуть без следа. Оно оставалось в поверьях, в легендах, в бессознательной памяти народа… Кто-то, не помню сейчас кто, удачно сказал: боги прежних религий всегда становятся чертями в новых…[К. Вагинов (1899 -1934).] - Тут Борька снова взглянул на часы, развел руками.- Ладно, на этот год хватит с вас. Сейчас звонок будет, отдохните. Потом снова соберемся, поговорим насчет субботы.
        Колян повернулся к приятелю:
        -Завтра я коньяк у папаши утащу,- пообещал он вполголоса.- Слышь, Гарик? У тебя в рюкзаке спрячем, чтоб Борька не нашел. А то ко мне он в сумку всяко залезет.
        Еще пару секунд у юного Ингвара вертелись в голове образы иного времени. Потом он опомнился.
        -Ну, давай,- отвечал он.- А кого еще возьмем?
        -Да никого. Почти. У меня есть далеко идущий план.
        -План?
        -Ну да,- ухмыльнулся Кольт.- Еще какой забойный.

* * *
        Раскурив таинственную папиросу, Кольт затянулся и глухо закашлялся, зажимая рот рукой. Протянул косяк Гарику. Тот осторожно втянул дым. Вещь была непростой, потому что вскоре в голове все поплыло, и своды палатки надвинулись, и даже чьи-то темные лапы вдруг полезли в окошко, затянутое сеткой от комаров. Воздух в палатке стал густым и клейким. Колян пошевелил пальцами, сглотнул и прохрипел:
        -Хренасе, вставляет.
        Они подождали еще немного. Электрический фонарик тускнел. Если на него смотреть долго, в глазах начинали плясать алые и оранжевые круги - у Игоря красные, у Кольта оранжевые.
        -Это… была правильная мысль - в палатке,- снова сказал Колян.- Дым не уходит. Моя мысль.
        -Погоди,- взмолился Матюшкин.- Тихо.
        -Что тихо?
        Вокруг и вправду было тихо. Песни кончились, костер догорел, все расползлись по палаткам, даже Олечка вернулась в свою. Час назад их с Коляном отсутствия никто даже не заметил, только Борька спросил: а где у нас Коля Мирский?- но Игорь друга не выдал.
        Хорошо еще, что коньяк Борька не унюхал, наверно, потому, что сам что-то такое изредка глотал из фляжки,- а чего ему было бояться, все свои.
        -А она ничего трахается,- сказал вдруг Кольт.- Сама на все идет.
        -Артемьева?- зачем-то спросил Игорь.
        -Ну а кто. Ты бы хотел?
        -Не твое дело.
        -А с кем бы ты хотел?
        Игорь скрипнул зубами.
        Кто-то поскребся снаружи в палатку, и Кольт отскочил в дальний угол.
        -Вы чего тут делаете?- прозвенела, разъезжаясь, молния, и Олькина голова из темноты просунулась внутрь.
        -А, вот это кто,- пробормотал Колян.- Вот измена.
        -Ничего себе, кумар какой. Вы чего-нибудь еще соображаете?
        -Многое,- заметил Колян.
        -А я заколку потеряла. Там, в лесу. Смотри, все волосы перепутались.
        Теплая - только что из спальника,- в своих тонких брючках она уселась между ними, и у Игорька голова пошла кругом. В соломенных Олечкиных волосах запутались сосновые иголки. От нее пахло смолой и дымом. И еще чем-то, сладким и острым: такого запаха Игорь еще никогда не слышал. «Хельги,- прошептал беззвучно Ингвар. - Да, я хочу. Да». Ольга пошарила рукой в темноте (фонарик совсем потух), оперлась на его колено. Он накрыл ее ладонь своей, горячей.
        -Гарик?- Олечка обернулась со смехом.- Ты чего?
        Она хотела пожаловаться Коляну, но что-то ее удержало. И еще ей стало интересно: как поведут себя друзья, если узнают…
        -Я пойду,- сказал вдруг Игорь.- Я тут лишний.
        Ответом было молчание. Девушка высвободила руку, отодвинулась. Тогда он выбрался из палатки, задернул полог и побрел прочь. Над ним шумели сосны, как шумели они и тысячу лет назад - равнодушно и бессмысленно.
        У потухшего костра он остановился, сел на теплую еще землю, обхватил голову руками.
        -А я-то мечтал, что ты будешь со мной, Хельги,- бредил он вслух.- Ведь это я тебя люблю. Я, а не он.
        Ингвар облизнул пересохшие губы.
        -Но он мой побратим, Хельги,- словно бы отвечал он сам себе.- Я не могу убить его. Мы поклялись в вечной дружбе. Даже из-за тебя я не могу убить его.
        Из палатки не доносилось ни звука. Только ветер шумел в ветвях.
        Тогда Ингвар поднял голову: звезды мерцали в фиолетовом небе, серебристый череп луны глядел на него недобро, и холодное безумие поднималось в нем, будто он объелся магических грибов и стал берсеркером.
        -Если я не могу убить его, я могу убить себя,- медленно произнес он.- И когда это случится, ты уйдешь вместе со мной, Хельги. Возлюбленная должна всюду следовать за своим ярлом[Ярл - в древнескандинавской государственности военный аристократ-феодал, владетель наследного имения, также предводитель дружины (викингов).] . Ты ведь пойдешь за мной?
        Он поднялся на ноги и огляделся. Пошатываясь, сделал несколько шагов. Опершись о ствол громадной сосны, для чего-то посмотрел вверх: злая луна скрывалась среди ветвей. Он отступил на шаг - луна вновь появилась.
        -Боги все видят,- промолвил он.
        В кармане куртки лежал складной нож. Прислонившись спиной к сосне, Игорь достал его, на ощупь раскрыл, провел пальцем по лезвию. Нож был тупым.
        Он помедлил. Подумал. Затем осторожно положил ножик на землю, скинул куртку (под ней была дешевая застиранная футболка), снова взял нож в руку. Переложил в левую. Потрогал пальцами шею: где-то возле горла пульсировала жилка, даже (как ему показалось) медленнее, чем обычно.
        Это называется сонной артерией, думал он. Если ее перерезать, кровь вытечет быстро. Умереть - уснуть.
        Да. Запястья перерезают только дураки и женщины, думал он. Он-то знает, как нужно. Нужно одним резким движением глубоко вспороть мягкие ткани - после этого нож можно бросить. Кровь хлынет фонтаном, потом поток ослабнет, и у него закружится голова. Затем, вероятно, он упадет навзничь. Главное - в первый миг не вскрикнуть. Однажды, когда он выстругивал рукоятку для боевого топорика, нож сорвался и врезался ему в руку. В кисть руки, возле самого запястья. Нож уперся куда-то, наверное, в кость. И он вскрикнул от боли.
        Это было два года назад. Теперь большой палец плохо сгибается. Вот и шрам на память.
        Но тогда он был маленьким и слабым. Теперь нет.
        Он горестно усмехнулся, зажал ножик покрепче и прижался спиной к теплой шершавой сосне. Закрыл глаза.
        -Эй,- позвал его кто-то знакомым шепотом.- Э-эй. Матюшкин, ты где?
        Руку свела судорога. Игорь выронил нож, тот стукнулся о корень, блеснув в лунном свете, отлетел в сторону.
        -Ты чего тут делаешь один?- Ольга стояла перед ним, ее грудь была обтянута тесной маечкой, будто нарочно.- Ты обиделся?
        -Н-нет.
        -Ты не обижайся. Кольт отрубился. Спит. А я еще спать не хочу. Знаешь что, Матюшкин? Пошли погуляем, а?
        Она нагнулась и подняла с земли его куртку. Сунула ему в руки. Олькины глаза блестели в темноте, беленькая маечка светилась, и луна заливала всю эту картину какими-то колдовскими флуоресцентными красками.
        Все, что случилось раньше, теперь казалось нелепым и смешным. Игорь хотел что-то сказать, но вместо этого просто улыбнулся и накинул куртку Ольге на плечи - будто кто-то ему подсказал, что надо делать. Девушка отстранилась, будто хотела уже уйти, сделала шаг и глянула на Игоря через плечо, улыбаясь только краешком губ.
        Было довольно интересно прижать к себе фигурку в собственной куртке. Долю секунды Игорь обдумывал это, а потом запах ее тела окончательно снес ему крышу (так частенько выражались в те времена, что мы пытаемся описать).
        -Не здесь же,- шепнула Олечка.- Какой ты, Гарик. Пойдем подальше. Борька проснется, запалит. Ой, а чей это ножик?
        -Не знаю,- сказал Игорь ей на ухо.- Du riechst so gut![Ты пахнешь так хорошо (нем.). Песня Rammstein, популярной в те годы восточногерманской группы.]
        -Это песня такая? Я помню. А что это значит?
        -Не знаю,- повторил Ингвар.- Что-то хорошее.

* * *
        Колян зашел к нему через два дня, утром.
        Он был весел и бодр, как обычно, даже радостен с виду, правда, глаза его по-прежнему оставались задумчивыми, но такой уж у него был взгляд. Посмеиваясь, он сказал:
        -Ну вот что, чувак. Про тебя и Артемьеву я все знаю. Она мне сама сказала. Но ты не парься: мне по фигу. Считай, забыли.
        Кольт как-то излишне грубовато хлопнул Игоря по плечу.
        -Я даже прикололся: романтика. Ночь. Луна. Первое свидание, ну и все такое. Я, может, и не спал тогда. Просто прикинулся.
        -Вот как,- сказал Игорь.
        -Ну да. Я не жадный, ты же знаешь.
        Игорь молчал. Ничего сделать было нельзя. К тому же было утро. Утром, да еще таким по-летнему жарким утром, трудно спорить с реальностью. По утрам он не мог быть Ингваром. По утрам Ингвар становился прозрачным и терял силу.
        А его щедрый друг не был похож на названого брата, Ники. Он был всего лишь Кольтом. Разгильдяем и всеобщим любимцем.
        -К тому же мы с ней расстаемся,- продолжал Кольт.- Она, правда, про это еще не знает.
        -Понятно.
        -Что тебе понятно? Ты мне друг? Друг. Вот и не парься.
        Колян развалился в скрипучем советском кресле, которое переехало к ним из той, прежней, жизни. Где остались пустая опечатанная квартира, и Дом книги напротив, и увядшие гвоздички у подъезда, и его, Игоря, никчемное детство.
        -Кстати,- сказал Колян.- Мне папаша компьютер привез. Пошли поюзаем? Мне в этой штуке ни х…я не разобраться. А ты и английский знаешь. Там есть диск с играми, так я даже не понимаю, как называются. Какие-то, бл…дь, графические модели.
        -30-графика?- спросил Игорь.
        -Типа того. Там даже очки есть в комплекте. Для виртуальной реальности. Говорят, башню сносит напрочь.
        -Ну, пойдем,- сказал Игорь.
        -Я знал, что тебе понравится. Хотя трахаться все равно круче, правда ведь?
        Он засмеялся, хотя глаза оставались серьезными.
        -Только смотри, не предлагай ей жениться, как школу кончишь,- предупредил он.- Вдруг она согласится? А, Матюшкин? Вот тогда попал ты.
        Его улыбка висела на лице чуть дольше, чем было нужно. Игорь поглядел на него и отвернулся. Ему не было стыдно. И трахаться действительно было круто.
        Кольт озабоченно потрогал подошву кроссовки, к которой что-то прилипло еще там, в лесу. Затянул потуже шнурки.
        -Ладно, партнер. Двинули.
        С этими словами он поднялся с кресла. Дождался, пока приятель отыщет ключи и запрёт обшарпанную дверь квартиры. Вдвоем они спустились по узкой лестнице и вышли из подъезда на залитую солнцем улицу. К остановке как раз подкатывал, задыхаясь, местный автобус, и друзья решили пробежаться, чтобы успеть. Смеясь и толкая друг друга, влезли внутрь.
        Здесь мы с ними распрощаемся, чтобы продолжить нашу повесть уже совсем в ином времени: именно там, в ином времени, случится немало необъяснимых и таинственных событий, о которых наши герои даже не подозревают, глядя сейчас в окна древнего автобуса, что пылит куда-то по пустынной сельской улице - возможно, прямиком в будущее.
        Часть первая
        Курьер
        Глава 1,
        в которой по прошествии времени один молодой человек тоже вписывается в историю, но на этот раз в чужую
        Когда автобус отъехал от остановки, парень помедлил, привычно потянулся к воротничку куртки, отчего-то досадливо повертел головой. Потом сунул папку с документами под мышку, примерился и в несколько прыжков перелетел проспект, пока машины не тронулись от светофора. На последнем прыжке споткнулся и выронил папку, из которой немедленно вылетели какие-то бумаги.
        Парень бросился их подбирать. Две девчонки на другой стороне улицы рассмеялись, но не громко - не так, чтобы привлечь внимание, а просто чтобы посмеяться. Их не интересовал неловкий долговязый неудачник в бейсболке с длинным козырьком, в потрепанных джинсах, бледный и рыжеволосый, да еще и на службе - в то время как все нормальные люди на каникулах. Вот он поднял голову, и одна из девчонок встретилась с ним взглядом.
        -Странный какой-то,- оценила она.
        -Ага. Как только что из «Strangers»,- отозвалась подруга.- Тебе поиграть не предлагали?
        -Я что, дура, что ли,- покраснела первая.- Мне заняться больше нечем? Чтобы с такими вот…- Тут она что-то прошептала подруге на ухо, та не на шутку развеселилась.- Да еще в очках этих…
        Парень был без очков, поэтому совершенно непонятно было, что имеет в виду вздорная девчонка. Пока подруги смеялись, он успел собрать все свои бумаги. Не оглядываясь, почти бегом он добрался до нужного подъезда; там замедлил шаг, перевел дыхание. У самой двери засмотрелся на свое отражение в темном стекле, пригладил рыжие волосы. Вздохнул. Потянул за ручку, вошел.
        -В маркетинг, к Петрову,- сообщил он девице за стойкой.
        -Знаете, куда?- уточнила девица, рассматривая ярко-вишневые свои ногти. Она никогда не поднимала на него взгляда и поэтому никогда не узнавала.
        -Четвертый этаж?- зачем-то спросил он.
        Дверь лифта лязгнула, как сытая гильотина. На четвертом этаже прозвенел колокольчик, дверь неохотно уползла в сторону.
        -Я акты привез.- Парень выложил на стол перед Петровым стопку скучных документов с печатями. Петров - лысоватый, рыхлый - рассеянно кивнул, взял. Взамен достал из-под вороха бумаг прозрачную папку с мелко напечатанными таблицами.
        -Отвезешь Мирскому, Николай Палычу, пусть посмотрит. А вот это пускай подпишет. И пропечатает обязательно.

«Блин, опять через весь город»,- подумал курьер.
        Петров усмехнулся.
        -Знаю, знаю, не любишь. Ладно, занесешь ему - и все, на сегодня свободен. Только дай мне знать, как в руки отдашь.
        -Хорошо,- кисло улыбнулся курьер. Петров заметил, пригляделся, прищурил близорукий глаз:
        -Постой-ка. Чего грустный такой? А телефон где твой?
        -Сняли вчера.
        -Да что ты говоришь. Кто? Гопники?- Не дожидаясь ответа, Петров похлопал парня по плечу.- Теперь хрен найдешь, конечно.

«Гопники,-повторил курьер старомодное словечко.- Мать так же называла. Только слова меняются, а дерьмо все то же».
        Девчонок на остановке уже не было. В автобусе он уселся на переднее сиденье, чтобы не видеть входящих и выходящих. Прямо над ним светился экран спутникового навигатора. Ехать еще до черта, автоматически отметил курьер. Рядом плюхнулась какая-то старуха, покосилась на него недружелюбно. Он закрыл глаза.

* * *
        Я этих гадов навсегда запомнил, будьте уверены. Такие рожи злобные, мерзопакостные. А толку-то. Уже ничего не поделаешь, хоть и обидно до слез. Такие дела.
        Интересно, зачем им мой спикер?
        Ну, как зачем. Продадут. А перед тем поизучают, пощупают, послушают, если не тупые совсем. Там много есть чего послушать. Музыка моя любимая, сам полгода подбирал (так жалко, сил нет). Книжки, игры, ходилки. Все мои приключения в памяти. Фильмы некоторые увидят - а вот это никому бы показывать не следовало.
        Как это можно заблокировать? А никак. Оператор скажет: сам дурак, нужно было заранее коды доступа прописывать. И тест идентификации. Чтобы аппарат не откликался на чужой голос.
        А может, он и сам не откликнется, филик-то мой. Вполне возможно, он поумней меня. Не зря их раньше называли по-английски смартами, и сейчас еще взрослые говорят иногда - «smart», или по-старому смартфон. Некрасиво звучит. Как будто сморкаешься, блин. А потом еще их скайперами называли, «skyper», но спикер - это все-таки попроще. Как в той рекламе на евроньюс: «Speaker? It's bigger». Дети их уже попросту спичками зовут. А я назвал свой филиком, он же все-таки филипс, хоть и китайский. Так что мы с ним тезки.
        Да, на всякий случай: мое имя - Фил. Или Филипп. Мне скоро семнадцать, и я работаю курьером. Перетаскиваю бумажки с места на место. Как мусорщик. Шеф говорит:
«Деловые бумаги летать не должны. Особенно отягощенные печатью. Это вам не ваши визионерские игрушки. Филипп, это я специально для тебя разъясняю».
        Петров его назвал педантом. Я сперва не расслышал, даже испугался.
        Ладно, скорей всего, это только до осени, а там посмотрим. Вчера мама сказала: если так и дальше пойдет, то придется заканчивать с этой работой. Мало того что спикер сняли, а он полтыщи стоит,- так ведь еще и…
        Вот ч-черт, это не они на остановке? Нет, не они. Показалось. А как вздрогнул-то. Даже мурашки по спине.
        Так что же это получается, я трус?
        Выходит, так.
        Я не знаю, что с этим делать. Вчера они меня даже особо не били. Под глазом осталась царапина, вроде галочки такой, как у фирмы «Найк»,- отметились, одним словом. Кто-то из этих гадюк, похоже, печатку на пальце носит. Модно у них.
        Так вот, я повторяю: бить-то не били, а опозорили вчистую. Да еще от дома в двух шагах. Полночи не спал, ворочался, зубами скрипел. Наутро проснулся, как будто стало полегче. Успокоился. И даже такие подлые мысли в голову стали приходить: вот, думаю, если бы я отмахиваться стал, могли бы и профиль подправить, разве нет? А так вроде и обошлось? Подлые мысли, ублюдочные.
        Выхожу завтракать, а мать на меня так печально смотрит, а потом и говорит: подожди немного, купим тебе новый смарт. Получишь зарплату, я денег добавлю, и купим. Тут я окончательно понял: все, нету больше филика, нету друга единственного.
        Сейчас бы шепнул тихонько в микрофон: ну-ка, Филик, придумай что-нибудь. Он определит, где ты, и отыщет, кто сейчас готов знакомиться. Игра так и называется:
«Strangers»[Здесь: незнакомцы (англ.).] . Всегда как лотерея, всегда интересно. Девчонки обычно просят включить видеорежим, парни приглашают пива вместе попить.
        Или попросил бы его найти кого-нибудь, у кого такое же настроение. Знаете, как это бывает: кому-то грустно, и тебе грустно, а сказали друг другу пару слов - уже, глядишь, и не так противно жить обоим, и не такое безнадежное лето вокруг. Никакого парадокса в этом не вижу, сплошная математика.
        Как автобус разогнался. На такой скорости видеорежим сбоить начинает, невозможно смотреть. Я пробовал. Странно: зрение все, что не нужно, отфильтровывает, а видеоматрица не может.
        Зачем он так несется? Турбина так и воет. Боинг ты китайский. Локхид.
        Да. В общем, «Strangers» - это еще ладно. Недавно слышал историю: парня грузовиком сбило, не до смерти, но он теперь в больнице, в полном коматозе. Говорили, что он любил в «Distant Gaze»[«Отсутствующий взгляд» (англ.). Буквальный перевод: отдаленный.] играть. А там перед глазами постоянно возникают всякие разные объекты, и твоя задача - вовремя реагировать. Может быть, его партнер немного отвлекся, стормозил, не заметил, что тот парень уже на дорогу вышел. Представляю себе этот кошмар: ведь если ты в «Distant» ведущего играешь, то это как будто тебя задавили, а не его. Ему-то что, ему не страшно, только больно. И то пока сознание не потеряешь. Брр.
        А если бы это девчонка с ним была? Она бы просто с ума сошла, наверно.
        Девчонки любят в «Distant» играть, но боятся. В «Strangers» они тоже любят играть, но не все - и в основном из-за этих взрослых уродов, которые под молодых маскируются,- в «Strangers» ведь нет ничего легче, как прикинуться кем угодно, хоть мальчиком, хоть девочкой, хоть принцем английским. Если хотя бы примерно знаешь, о чем говорить, то никто и не догадается. Особенно если видишь только картинку на дисплее: девчонки ведь очки редко включают, да и не покупают их обычно. Так в основном и смотрят картинку на экране. Я долго думал, почему, а потом понял: они же хотят, чтобы их тоже в это время видели, а в очках они выглядят довольно смешно. Тут уж ничего не поделаешь. Вижн-дивайс пока дурацкий с виду и к тому же дорогой - хотя и не так, как раньше, но все же.
        Мне вот, например, не по карману.
        Грустно все это.

* * *
        Парень на переднем сиденье тяжко вздохнул - так, что сидевшая рядом старуха окинула его сочувственным взглядом. Она уже утвердилась в своем кресле, успокоилась и не ждала от соседа неприятностей; теперь ей было страсть как интересно узнать, чем же он таким озабочен. Старуха была любопытна. Кроме того, ей хотелось снова почувствовать себя матерью: может, удастся хоть немножко обмануть время?
        -Что ж ты так вздыхаешь?- осторожно спросила она.- Устал? Или болит что-нибудь?
        Фил повернулся к ней. Поморгал недоуменно.
        -Ничего не болит. Устал. А что?
        -Да интересно, с чего только вы устаете? Весь мир для вас. Это нам, старым, податься некуда. А?
        -Весь мир?- горько усмехнулся юный Филипп.- Где он, этот мир? Где вы его видели?
        Старуха обиженно поджала губы:
        -Как где. Вокруг.
        Вокруг летящего автобуса между тем менялись пейзажи: пространство между домов расширялось, в промежутках вырастали рекламные мегасайты. Один из них Фил проводил глазами с грустью - там красовался его спикер, только поновее. «Long Distance Runa-round»,- гласило непонятное воззвание. Следующая конструкция нависала над проспектом, и автобус нырнул под нее раньше, чем зрители смогли оценить ускользнувшую красоту: «Сказка станет вашей,- нагло врал рекламный плакат известной турфирмы.- Узнайте новости древнего мира».
        -На этот мир у меня денег нет,- сказал Фил.
        -Э-э, какие твои годы?- обрадовалась старуха: оказывается, никакой беды у мальчишки не было, просто дурь в голове.- Станешь работать, и деньги появятся.
        -У кого-то, может, и появятся,- отозвался курьер и снова отвернулся.
        -Что ж ты злой-то такой?
        Ответа не последовало.
        -Вот это все потому, что вы работать не любите,- продолжала старуха авторитетно. - Папа с мамой кормят - ну и ладно. Так ведь?
        -У меня нет отца,- процедил Филипп сквозь зубы.- И я работаю уже второй месяц.
        -А-а… ну, тогда извини…
        Подумав, старуха расстегнула сумку и запустила туда руку. Извлекла две небольшие шоколадки: одну - с белым медведем на этикетке, другую - с сестрицей Аленушкой, вечно горюющей у своего темного пруда.
        -На-ка вот,- сказала она.- Бери, какую хочешь.
        Фил обернулся. Посмотрел на добрую тетку. Молча взял шоколадку с Аленушкой.
        -Послаще выбрал,- похвалила старуха.- Ну и кушай на здоровье. И не грусти. Видишь, на бумажке девушка тоже вся грустная. Плачет, слезы льет. А знаешь, почему?
        -Почему?- не удержался Фил.
        -Из-за вас, дураков. У нее любимый братец козленочком стал. Аллегорию не надо объяснять?
        Парень едва не подавился от смеха, помотал головой, сказал все же «спасибо», а потом долго смотрел вслед тетке, которая пробиралась к выходу, пробралась, сошла на горячий асфальт и устремилась куда-то по дорожке между высотных домов. Ветер гнал облака пыли, закручивал смерчи, как будто экспериментировал с пространством.
«Скоро и его черед спускаться в этот ад»,- подумал Фил. Завернул половинку шоколадки обратно в упаковку, стал запихивать в карман, уронил на пол папку с документами. Потянулся за папкой - потерял шоколадку.
        -Вот блин. Натуральное зомби,- бормотал он, выискивая под сиденьем обкусанный обломок «Аленушки». Никак нельзя было оставлять ее на грязном полу.
        Автобус уже пылил по транзитному проспекту к новостройкам. «Скоро кольцо»,- подумал Фил.

* * *
        -Ага, здесь прогнозы. Рейтинги. Счет я подписал. Спасибо, Фил,- сказал Мирский и положил руки на стопку документов. На его пальце сверкало тонкое золотое кольцо нездешней работы, с маленькой бриллиантовой пирамидкой. Подпись, поставленная этой рукой, стоит дорого, решил курьер.
        Николай Павлович был при галстуке. Мятый льняной пиджак растопырился на плечиках на вешалке в углу. Хозяин кабинета нервно постучал по столу пальцами, словно набрал password на невидимой клавиатуре (кольцо отозвалось волшебным блеском). Гость решил, что это сигнал на выход. Но Мирский направил палец прямо на него:
        -Филипп, ты мне нужен.
        Фил вздрогнул. «Вот еще новости,- пронеслось в его голове.- Я бы домой поехал».
        Тут он вспомнил, что дома и заняться-то нечем.
        -А что случилось?- спросил он, стараясь быть корректным.
        -Так… один вопрос.
        О причудах Николая Павловича знали многие. На шее он носил мальтийский крестик из чистого золота - злые языки уверяли, что это масонский знак; мало того: он гордился своей княжеской фамилией - Святополк-Мирский - и уверял, что она природная, а вовсе не благоприобретенная (мать говорила, лет десять назад можно было хоть Рюриковичем стать). Он был директором консалтинговой фирмы имени самих себя (и Святополка, и Мирского), занимался медиаисследованиями и всякой другой виртуальной чертовщиной, за которую, похоже, получал немало денег.
        Поначалу любопытный Фил терялся в догадках, для чего у Мирского в штате столько сотрудников - ими был набит целый этаж, причем все они без работы не сидели: по коридорам не слонялись и даже в курилках обсуждали малопонятные проблемы поставок и рекламаций.
        Но вскоре ему удалось кое-что разнюхать.
        Оказывается, помимо телерекламы контора господина Мирского по-тихому, полулегально, торговала программным обеспечением для спикеров и стационарных излучателей, а именно - графическими моделями и движками для визионерских игр, причем самыми новыми, нелицензированными, а то и вовсе запрещенными. Фил был бы счастлив утащить отсюда хоть один комплект, но об этом и думать было нечего.
        Надо сказать, Филипп был увлеченным визионером.
        Многие считают, что это возрастное. Но почему же тогда столько людей жить не могут без «Strangers» и прочего?- сомневался Фил.- И почему, с другой стороны, многим их ровесникам это на хрен не нужно? Как играли в свой «World of Warcraft», так и играют. Что, возраст на всех действует по-разному? Или возраст тут вообще ни при чем?
        Самое занятное, что как-то раз, с месяц назад, Мирский спросил его - не увлекается ли он играми в пространстве, вроде «Distant Gaze»? А может, и теми, другими - ты ведь знаешь, о чем я? Фил не стал отнекиваться, хотя и покраснел. Сказал, что ничего дурного в этом не видит. Никто никого не заставляет, спикеры продаются свободно, а что касается привыкания… к трехмерке тоже быстро привыкли, теперь от старых экранов морды воротят, плюются… А насчет ухода в иную реальность - так и тут бояться нечего. Хотя бы потому, что абсолютному большинству и обычного мира за глаза хватает.
        Выпалил всё это на одном дыхании и умолк.
        Мирскому тогда понравился ответ. Он заявил, что Фил мыслит реально, и довольно фамильярно взъерошил ему рыжие волосы, уже отросшие со школы. Курьер не знал что и подумать: впрочем, было доподлинно известно, что Мирский женат и что дети у него уже почти взрослые.
        -А вопрос такой,- продолжил Николай Павлович, сцепив пальцы в замок.- Ты помочь мне можешь. А я могу сделать так, чтобы у тебя все в жизни получилось. Собственно, это даже не вопрос.
        -Не вопрос,- как эхо, повторил курьер, и Мирский невесело усмехнулся, как будто вспомнил что-то давнишнее, а потом потер лоб тыльной стороной ладони.

«Смотри-ка, вспотел даже»,- удивился Фил.
        -Я неудачно выразился,- хмуро произнес Николай Павлович.- Давай-ка я заново начну. Понимаешь, мне тут понтоваться перед тобой незачем («Тоже словечко: понтоваться»,- отметил Фил для себя). А раз понтоваться незачем, то остается только признать: в жизни есть вещи, которых я понять не могу. Например…- Гость раскрыл было рот, но Мирский жестом попросил его помолчать.- Например - за что тебя ненавидит собственная дочка. И почему она сбегает из дома.
        Сказать по правде, Мирский опять выразился неудачно. Фил хлопал рыжими ресницами и глядел недоверчиво; вот он отвел взгляд и еле заметно пожал плечами, будто хотел сказать: да какого черта ты, медиамагнат хренов, тут на жизнь жалуешься. «Я разучился их понимать,- вздохнул Мирский.- Зря я этот разговор начал». Последняя мысль явно материализовалась и зависла в воздухе, потому что собеседник поднял на него глаза:
        -Вы не огорчайтесь, Николай Павлович. Всё еще изменится.
        -Это почему же?
        -Ненависть - самое тупое чувство. Но это ненадолго.
        Мирский помолчал. Кивнул. Парень был подкован не по годам.
        -Короче, смотри.- Он вынул из ящика лист бумаги и протянул Филу. Это была распечатка голосового письма со спикера: иногда в интервалы между словами вклинивались непонятные символы. Проставлена и дата: два дня назад.

«Папа, здравствуй - я не приду. После всего, что случилось - я не знаю, когда вернусь. Если хочешь знать, с кем я, то ни с кем - это правда. Вообще ни с кем. За это не беспокойся. Но не рассчитывай на меня - в ближайшее время. Мне очень жаль, но я не вписываюсь в твою картину мира. Не ищи меня и пожалуйста - в школу не сообщай».
        -И всё. За два дня больше ничего. Неужели ты тоже так с матерью общаешься?

«Не совсем,- подумал Фил.- А откуда он знает, что мы без отца живем?»
        Но вслух ничего не сказал. Да Николай Палыч и не слушал. Он покачал головой сокрушенно:
        -«Не вписываюсь в твою картину мира». Каково? Девчонке только исполнилось шестнадцать… Нет, я слышал про такое, но не ожидал. Как бы тебе сказать? Она слишком привязана к Нику…
        Фил навострил уши.
        -Ну да, у нее есть брат. Помладше Ленки, они погодки. Их мать осталась за границей несколько лет назад. С тех пор мы в разводе.
        Мирский усмехнулся через силу. Улыбка вышла невеселой.
        -В общем, дело не в этом. Ник в последнее время сильно изменился. Стал одеваться, знаешь, в черное, челку себе сделал.- Мирский растопырил пятерню, показал.- В мое время таких называли emo-kids, ну, в смысле emotional. А теперь даже и не знаю как…
        -Я понимаю,- сказал курьер.
        -Вот и хорошо, что понимаешь. И это бы все ладно, но ведь он не дружит ни с кем. Развесил у себя в комнате плакаты какие-то суицидальные… Пишет рассказы, выкладывает в своем дневнике - один другого страшнее. Я из него хрень эту как только ни выбивал, все бесполезно. А Ленка, дурочка, его обожает - а значит, меня должна ненавидеть. Пока что всё как в мыльной опере, верно?
        Он поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. У него были густые светлые волосы, выгоревшие на солнце, как у бойскаута, и прозрачные глаза, серо-зеленые, холодно блестящие из-под длинных ресниц,- даже когда он улыбался, глаза оставались серьезными. Слишком серьезными для владельца крупного бизнеса лет сорока от роду. Наш курьер наблюдал таких бизнесменов во множестве: это был особый сорт людей, продукт параллельной эволюции. На окраинах (а Фил с матерью жили на окраине) кипел совсем другой естественный отбор.
        -Понимаешь, Филипп,- снова начал Мирский.- Наш Ник - неплохой мальчик, только думает о себе слишком много… И вот вдруг - несчастный случай, стресс, нервный срыв,- рассказчик несколько театрально взмахнул рукой.- Да, нервный срыв. Перенапряжение.
        -Наркотики?- предположил курьер.
        -Не-ет,- злобно сощурился Николай Павлович.- На этот раз вряд ли. Он как-то однажды попробовал. Полшколы поставил на уши. Да и куда ему… соплей перешибешь… тут другое.

«Что-то не пойму я, к чему он клонит»,- подумал Фил.
        -Короче, Ник сейчас лечится в одной хорошей клинике, на Черной речке, я его туда с трудом устроил. За него я относительно спокоен. Но я не ожидал, что Ленка воспримет это так близко к сердцу. И теперь у меня вместо двоих ребят - две проблемы.
        Мирский помолчал. Продолжил тише:
        -Я тогда тоже сорвался. Дурой ее обозвал. А она этого не терпит.
        -Вы думаете, она к нему поехала?- спросил Филипп осторожно.
        -Гм… кто ж ее туда пустит?

«Странная семья»,- решил Филипп.
        -Понимаешь, Фил, я в безвыходном положении. Я чувствую себя полнейшим идиотом. У меня ушла из дома дочка, а я не могу ничего сделать. Поручить службе безопасности? Задействовать дорожную полицию? Представляю, как она после этого на меня посмотрит… Может, закрыть ее счет? Перестать оплачивать связь, права аннулировать? Что называется, вернись, иначе по миру пойдешь? Так ведь она не вернется… она гордая… Фил, найди мне ее.
        Филипп от неожиданности вздрогнул. Хозяин кабинета по-прежнему стоял перед ним, а его рука, как манипулятор из фильма ужасов, как-то автоматически тянулась к его же собственному галстуку - собиралась задушить. Курьер испуганно глядел на Мирского снизу вверх.
        -Николай Палыч,- окликнул он.
        -Найди, я тебя очень прошу,- повторил Мирский.- И уговори вернуться. Ты сможешь. Ты знаешь, как с ней разговаривать: у вас много общих интересов… этот ваш андеграунд… я уточнил в твоем клубе… Ты не обижайся, такой уж у нас бизнес. И потом, твой шеф дал тебе отличные рекомендации.

«Педант»,- вспомнил Фил.
        Мирский уже улыбался:
        -Поэтому я Петрова попросил тебя ко мне прислать. Прямо сегодня. Ты еще не понял? Ну и документы подписать… заодно…

«Вот черт, всё подстроено»,- подумал курьер едва ли не вслух.
        -Не обижайся,- повторил Мирский.- Всё это не зря. Если ты мне поможешь, ты не пожалеешь. Хочешь, я возьму тебя на работу? Ник не справился. А ты крепкий, ты сможешь. Скажи сразу: ты согласен?
        Фил хотел было обрадоваться, чего от него и ждали. Но удержался. Вчера, перед тем как эти суки ограбили, тоже ведь думал о чем-то хорошем, уже не вспомнить, о чем.
        Сглотнув слюну, он спросил:
        -Ну а как я ее найду? У меня даже спикер вчера сняли.
        -Не вопрос. Точнее - не ответ. Фил, я тебе выдам телефон. Прямо сейчас. Самый лучший.
        -Мне мать уже обещала.
        -Потом обратно заберу.
        -Тогда согласен,- почему-то сказал Фил.

* * *
        Если честно, я сперва даже не понял, чего он от меня хочет. Я ему кто - сын? Брат? Слуга? И почему именно я?
        Эта Ленка, дочка, и вправду для него что-то особенное значит, это видно. И сам он следить за ней не станет. За мной мать поначалу следить пыталась, если я в клубе зависал, и я помню, как это меня бесило. Вот только заблокировать мой счет она вряд ли смогла бы, потому что нет у меня никакого счета, только свой собственный сетевой кошелек, чтобы легальные обновления хоть изредка скачивать. И дорожной полиции на меня наплевать, да и прав у меня еще нет. Хотя, между прочим, я месяцев на пять старше дочки господина Мирского.
        Он показывал мне видео, где она еще дома. Вывел на экран со своего телефона - классичная такая модель, блин, я таких и в руках не держал,- я не про девчонку, конечно, а про спикер. Но девчонка тоже вполне себе ничего. Вот только глаза, как у отца, грустные.
        Тут я бабку вспомнил, в автобусе. Но этой-то Аленушке, думаю, с чего грустить, вся упакована, в доме весь второй этаж для нее. Целая мансарда. А чтобы уж совсем охренеть, «остин-мини» свой - английский репликар, их сейчас снова делают. Папин подарок на шестнадцатилетие. Он тоже из гаража пропал. Все это Мирский мне между делом поведал, разговорил я его,- хотя и он, и я понимаем, конечно, что дело вовсе не в мансардах и не в английских машинах.
        А в чем? То есть это он меня спрашивает: как ты думаешь, Фил, в чем? Любовь у нее? Приключений захотелось? Я его успокаиваю: нет, говорю, в письме-то ясно сказано, что никого у нее нету. Никого у нее нету?- переспрашивает Мирский, а сам уныло так головой кивает.- Да я и сам знаю, что никого,- говорит. Даже подруг нет. По крайней мере он не видел. Ну, это вовсе не обязательно, говорю. Сейчас уже можно, из дома не выходя, не только знакомиться-общаться, но и… Ну да - он опять кивает. Ага, знаю, говорит. Все этот ваш любимый «Strangers». Ну да, было с ней и такое. Еле-еле отучил ее от этой заразы, слава богу.

«А кстати,- говорит он,- скажи мне, Фил, у тебя есть друзья?»
        Не готов я был к такому вопросу. Потому что если сказать правду, то получится как-то унизительно, а соврать - неубедительно. Одним словом, друзей у меня нет. Так сложилось. Не считать же друзьями соседей по подъезду, с которыми на крышу лазили, или там еще пару приятелей по школе. Им на меня наплевать, и мне, если честно, на них тоже. Был, конечно, парень в «Strangers», с которым мне и сейчас хотелось бы встретиться, но он в игре давно не появлялся. Хотя господину Мирскому вряд ли следовало знать такие подробности.
        Поэтому вместо ответа я неопределенно пожал плечами.

«Про девушек я не спрашиваю,- сказал тогда Мирский.- В общем, я тебе доверяю, Фил. Постарайся держать все в секрете, ладно?»

«Ладно»,- пообещал я.

«Вот и спасибо. Я ведь, если ты не в курсе, твоего отца когда-то знал. И даже довольно близко».

«Он от нас ушел, если вы не в курсе,- произнес я холодно.- Мне было года три. И с тех пор он ни разу не написал даже».

«Я знаю. Он был довольно необычным человеком, твой отец».

«Меня это не слишком волнует»,- сказал я.
        Меня это действительно не волновало. Я размышлял, что я скажу матери, если вдруг сменю работу. А еще гадал, сколько Мирский станет мне платить. Хорошо бы, чтобы к осени хватило на новый вижн. Или попросить у него денег вперед? Раз уж чудеса начались, возможно, они будут продолжаться?
        А потом я почему-то подумал: где-то я уже видел эту его Ленку. Где-то встречал. И еще я подумал, что все чаще про нее думаю. Такие дела.
        Глава 2,
        в которой охотник ловит кое-что лишнее, а потом и сам становится добычей

«4Dimension» был клубом без вывески. Дорогу к нему указывали специальные граффити на фасадах расселенных зданий - для посвященных, да и то для тех, кто шел в первый раз. Любой визионер мог бы найти «4D» с закрытыми глазами. Собственно, никто и не ходил сюда иначе. Считалось хорошим тоном включать вижн-дивайс (по-простому - очки) еще за несколько улиц, как только начиналась зона уверенного приема.
        Тогда заброшенные кварталы расцветали. На месте громадин мертвых домов вырастали дворцы и небоскребы, многоступенчатые китайские пагоды и незнакомые, вовсе дикие руины, похожие на башни из мокрого песка. Рассказывали, что Джек Керимов, главный конструктор «4D», прошлой зимой побывал далеко, в Камбодже, посетил храмовый комплекс Angkor Wat и вернулся в сильно измененном состоянии ума. С тех пор в его творчестве преобладали религиозные мотивы, но все из каких-то экзотических религий. Фил от изумления даже перестал ходить в «4D», и не он один. Но однажды господин Ли Пао, хозяин клуба, из любопытства включил очки, спустя малое время выключил и…
        Короче говоря, Джеку пришлось прибрать азиатчину и срежиссировать несколько разных графических моделей, на любой вкус. Каждый визионер мог выбрать свою - но все эти таинственные дороги вели к дверям «4D».
        Отчего-то Фил предпочитал всем графическим изыскам экономичный режим industrial. Блуждая среди взлетающих к небу плоскостей из темного стекла, он представлял себя путешественником во времени. Иногда, посредством хитро подключенных обработок он достигал странного эффекта: похожая на него фигурка, отражаясь в стеклах, на долю секунды опережала его движения. Оставалось выключить основной сигнал и остаться в будущем. Но, как он знал, это не удавалось еще никому.
        Сегодня задача ставилась другая. Развлекаться было некогда.
        Чтобы улицы не выглядели совсем уж мерзко, Фил не стал выключать доводку картинки, но до предела упростил графику. В последних лучах заката силуэты домов казались вырезанными из темного картона. Камера не тормозила, и он мог внимательно оглядывать местность, иногда кидая быстрые взгляды по сторонам. Размашистые граффити вспыхивали огненными буквами, казалось, прямо на сетчатке глаза.
        Объехав провалы в асфальте, он остановил роллер возле крайнего дома в темном и узком переулке. Сюда выходило несколько слепых окон, заложенных кирпичом в незапамятные времена: сам же клуб, ясное дело, прятался в подвале. Натуральный андеграунд. Плотный андеграунд. Деловым людям из центра, вроде Мирского, здесь делать нечего. Они это явление игнорируют и боятся. И наказывают дочек, если встречают в их спикере ссылки на «4Dimension».
        Ленка, дочка Мирского, оказалась продвинутой девчонкой. И в ее спикере встречались ссылки на «4D». И еще кое-какие.
        Мало того: свое последнее послание она отправила именно отсюда. И отключилась. А может, просто забросила старый спикер в канал - вон он, рядом, отсюда в двух шагах. Вонючая сточная канава с облезлыми берегами.
        Фил помнил эти места еще до наводнения. Он тогда был совсем мелким. Куда-то сюда они ездили с матерью, кажется, к ней на работу. Там он сидел и скучал и посматривал со второго этажа на поросшие веселой травкой берега канала. На дальнем берегу затевалось большое строительство: там ввинчивали в сырую землю сваи и заливали котлован бетоном. Маленькому Филиппу это нравилось. Он говорил, что станет архитектором, когда вырастет. Мать устало улыбалась.
        В одну ветреную ночь все полетело к чертям. Мутная вода покрыла близлежащую низину и не уходила два дня. Сваи торчали из болота, как растопыренные мертвые пальцы. Из близлежащих домов эвакуировали жителей, а потом и вовсе их заколотили.
        Следующей весной ямы засыпали на скорую руку - получились огромные братские могилы для утонувших кошек и крыс,- подъезды к бывшей стройке перекрыли и сделали вид, что так и было.
        О наводнении вспоминали только местные, да кто их слушал? Мама Филиппа в одну ночь потеряла работу, да и сама работа потерялась: торговый центр рассыпался, словно детский конструктор, а собрать его снова за десять лет так никто и не пожелал.
        Зато геймерам здесь было весело. Электричество почти везде отключили, поэтому в эфире не было помех; сигнал обычной видеосвязи не ретранслировался и распознавался еле-еле, а в подвалах не ловился совсем. Зато случайно возникший режим radio silence (так это называл старина Джек) позволял устраивать суперконференции для десятков пользователей. Здесь собирались нонконформисты со всего города. Это и вправду была иная реальность, настоящее ментальное облако, в котором барахтались восхищенные визионеры - луна-парк будущего, а может, модель грядущего мира.
        Филипп уже не застал этих сказочных времен. Теперь электричество включили снова, в клубах торговали пивом, а в темных углах - и таблетками. Целые залы были отданы под дансинг-холлы, где гремела музыка, а графическая модель включалась одна на всех, о чем заранее объявлялось в сети. Многих это устраивало. А в дальних, неосвещенных, залах происходили странные и заманчивые вещи.
        В пятнадцать лет ты готов все отдать, чтоб только побывать там (хотя отдавать, в сущности, и нечего). Несколько раз Филипп оказывался на самом пороге запретной комнаты, и всегда его со смехом выдворяли обратно в общий зал. Он почему-то не противился - то ли потому, что к этому времени успевал напиться для смелости, то ли (как он сам уверял себя наутро) судьба готовила его для каких-то иных, великих свершений и никак не позволяла размениваться на… в общем, пока что с девчонками ему не везло. Столько попыток, и все как-то невнятно кончались.
        Нынешним летом он планировал что-то с этим сделать. Даже завел себе футболку с надписью «F.B.I.: Female Body Inspector».
        Легонько нажав на педаль, он подъехал к неприметной железной двери. Несколько минут посидел, глядя в замаскированную камеру и не выключая бесшумный моторчик. Дождался, пока внутри его заметят, тронул воротничок темной куртки, произнес вполголоса несколько слов. Затем слез и не спеша подвел аппарат поближе к входу. Прицепил к решетке рядом с несколькими другими. Оглянулся. Взялся за дверную ручку.

* * *
        -Всем привет,- произнес он, входя в первый зал - светлый: кирпичные стены - loft, закос под конец века, а может, просто отделывать было лень,- медитативная вьетнамская музыка (Джек не угомонился), газовое пламя в светильниках. Ленки, конечно, здесь не было. Возле барной стойки торчали какие-то парни, среди них он, как обычно, приметил знакомых (знакомые, как легко понять, могут встречаться только в светлом зале). Парни молча пили пиво: для чего другого было еще рано. Кто-то оглянулся, послал встречное приветствие. Славик, приятель, поднялся ему навстречу.
        -Ничего себе дивайс,- потянулся он к филипповым очкам.- Откуда такой?
        -Вчера выдали,- ответил курьер коротко.- По работе нужен.
        -Ты чего теперь, на «Эппл» работаешь?- спросил Славик недоверчиво.
        -Ага. Дегустатором.
        -Блин, дай потискать.
        -Погоди. Дело есть.
        Фил достал спикер, переключил на приемник Славика. Спросил негромко:
        -Смотри. Ты встречал ее в последнее время? Здесь или где-нибудь?
        -Я бы с ней повстречался, будь уверен,- прошептал Славка мечтательно, прикрыв глаза от света ладонью.- Чего ты меня спрашиваешь? Как я ее узнаю? Она же здесь по-домашнему. Ты сам, что ли, снимал?
        -Да какая разница.
        -Ага, значит, не ты… Короче, так: в светлом вряд ли я ее видел. Если бы видел, запомнил бы. В темном - точно не видел…
        -Размечтался… в темном… Если вдруг встретишь ее здесь, скажи мне. В любое время дня и ночи. Слышишь меня? Это важно. Очень.
        -Ладно. Дашь тогда очки поглядеть?
        Фил нехотя отключил спикер и снял вижн-дивайс. Пусть очки давно стояли на режиме bypass, но что-то все же произошло там, в голове. Что-то щелкнуло. Это была иллюзия, игра воображения, но Фил готов был поклясться: каждый раз мир вокруг исчезал на мгновение и снова возвращался - но чуточку сдвинутым, как будто сперва ты смотрел на него одним глазом, а потом - другим. Кажется, это называется параллаксом. «Не зря они так боятся здесь бывать,- подумал Фил.- Хотя кто боится? Взрослые в основном. Кто не пробовал, тот больше всех и критикует».
        Славик пристроил тонкую гибкую пластинку к себе на лоб, надвинул козырек и шепнул что-то в микрофон.
        -Ты что, сразу в двух хочешь?- толкнул его Фил.- А мозги не спекутся?
        -А чего, попробую,- пробормотал Славик.- По-моему, никто из наших еще не пробовал. Твои тем более такие дорогущие…
        Он уже не глядел на Фила. Повернулся и пошел мимо остальных сквозь внушительный пролом в стене - туда, в глубь подвала. Его друг двинулся следом.
        В сумеречном зале без визуализации нечего было делать. Курьер прислонился к кирпичной стенке (в стандартном режиме на ее месте красовались зеркала и черный бархат). У стен на мягких диванах сидели, раскинувшись, темные фигуры; для кого-то играла музыка, и несколько пар перемещались по залу в загадочном бесшумном танце - как водоросли на дне моря - пришло в голову Филиппу. Несколько плоскостей в зале были слабо подсвечены, а границы танцпола как будто прорисованы холодным лазерным лучом. Такие же лучи пронзали пространство сверху вниз и снизу вверх. «Грубый каркас реальности»,- говорил Джек.

«А может, и верно - они разные? Реальность, которую нельзя реконструировать и которую можно?- Фил по старой привычке думал вслух.- Люди привыкли видеть одну, неизменную. Пока не появились графические модели».
        Мысль затормозила и оборвалась. Все равно никто не слушал: верный филик сгинул навеки, а к новому спикеру он еще не привык.
        Люди в зале не обращали на Филиппа внимания. Для них он оставался неясной, неидентифицируемой тенью из иного мира.
        Разведчику надоело подпирать стенку, и он выбрался обратно в светлый зал. Знакомые куда-то делись, у стойки остался только один тип, то ли администратор, то ли охранник. Лет двадцати, с хитрой рожей, ставленник господина Ли Пао. Зовут его Антон, вспомнил Фил. О чем-то этот Антон толковал с барменом, время от времени все же оглядываясь на монитор, висевший под потолком.
        Музыка навевала тоску. Разведчик приблизился к стойке.
        -Пиваса?- предложил мордатый бармен.
        Фил пощупал в кармане мультикарту с открытым кредитом.
        -Мне лучше джин-тоник.
        Антон скосил на него глаз:
        -Как я обычно говорю - вечер начался. Нет?
        -Вроде того,- равнодушно ответил Фил.
        -Твой мотик?
        Фил снова кивнул. Он вспомнил, как они вчера покупали роллер. Потом, когда уже на улицу выехали, Мирский и вручил ему карту - на текущие расходы. Тут-то он, Фил, опомнился, посерьезнел. У него никогда не было открытого кредита. И у матери никогда не было.
        -Это для работы,- произнес Фил.- Мотороллер от фирмы. Вчера выдали.
        -Во как. Чтоб мне такую работу.
        Фил взял длинный стакан. Разболтал кубики льда. Глотнул. Потом сказал:
        -Антон. Я ищу девчонку одну. Помочь можешь?
        -Покажи, что там у тебя.
        Администратор взял спикер из рук Филиппа, долго глядел на дисплей.
        -Не, друган. Здесь я тебе ничем не помогу. Кстати… она на чем ездит?
        -А откуда ты знаешь, что ездит?
        -Молодой ты еще,- Антон зачем-то оглянулся.- У нее даже футболка от Meucci. Такие пешком не ходят. На джипах ездят, и с охранниками.
        -У нее свой «остин-мини». Английский.
        -Парень, ты чего? Тебе такую девчонку тоже на работе выдали?

«Примерно так»,- подумал Фил.
        -Не знаю. Сегодня вроде не парковалась,- сказал Антон, помедлив.- Увижу - скажу.
        -Пиво с меня,- пообещал Фил без особой надежды.
        -Ты это…- начал Антон, опять оглянулся и докончил совсем тихо:- Ты, если надо чего, обращайся.
        -Ты про что?
        -Про всё. У нас тут и второй этаж есть. Ты же знаешь.

«А ведь раньше не предлагал,- усмехнулся Филипп про себя.- Профи».
        Тем не менее расследование начиналось с неудачи. Фил поразмыслил и взял еще коктейль. Виски с колой. Какой виски? Скотч, разумеется. Бармен тонко усмехнулся, но набулькал смесь в широкий стакан. Фил сообразил, что ведет себя как беспризорник, подобравший на вокзале чужой бумажник. Но на это, в общем, было наплевать.
        Через пять минут он снова был в сумеречном зале. Ничего там не изменилось.
        -Я охренел,- восторженно простонал Славик, возвращаясь к нему.- Нет, ты бы посмотрел, как они танцуют… Транс… Я свои теперь вообще никогда не надену…
        -Давай сюда,- Фил протянул руку за своим дивайсом.
        -Фил, смотри еще, чего у меня есть. С твоей штукой знаешь как экстремально пойдет? Я уже попробовал.
        Фил разжал ладонь, осторожно глянул, спрятал. «Вот с чего ты такой сдвинутый,- понял он.- Все сегодня что-то предлагают. Даже странно».
        -Чего стоит?- спросил Филипп, оглядевшись вокруг.- Дорого?
        -Да не дрожи так. Ничего оно не стоит. Ты же мой друг. Разве нет? И девчонку твою мы найдем. Ты не думай, я ее запомнил. Ленка. Так ее зовут.

«А, наплевать»,- решил Фил.
        Он включил спикер, поправил очки и камеру и потом как будто случайным движением отправил таблетку в рот. Никто, конечно, ничего не заметил.
        -Глотай, не бойся,- шепнул верный друг.- Это же не химия. Синхрон.
        -Синхрон?
        -Ага. Перемножает время и пространство… Ладно, я пошел. Встретимся в темном.
        Это была их обычная шутка. Славик хлопнул его по плечу и пропал где-то в темноте, в анфиладе залов, где пламя свечей отражалось в полированном мраморе («Джека сегодня пробило на классику»,- понял Фил).
        Он прислушивался к ощущениям. Ничего не происходило. Вообще-то настоящему визионеру ничего такого и не требуется… Синхрон. Много раз слышал, никогда не пробовал. Ну, подождем.
        -Фил?- Кто-то тронул его за плечо.- Как здоровье, Фил?
        -Джек, это ты. А я только что тебя вспоминал.
        Джек Керимов, конструктор, был взрослым, длинноволосым парнем лет тридцати, всегда в очках, с усами и испанской бородкой. Джек считался авторитетным клубным дизайнером: когда-то именно он основал сообщество «4D» (еще не было ни клубов, ни китайских владельцев, а будущее виделось таким же лучезарным, как первые графические модели). Потом в бизнес пришли новые хозяева. Комьюнити распалось, в моде снова были танцы. Джек по-прежнему зарабатывал немало денег, но теперь относился к своей работе философски. «Странно,- говорил он Филу.- Я еще понимаю, зачем этим китайцам нужны чужие мозги. Но глупость-то им зачем?»
        -филик, ты как будто не в себе,- заметил Джек.
        -Как это - не в себе?- встревожился Фил.- А в ком? И с чего ты взял?
        -Стоишь. Скучаешь. Тебе, кстати, чего этот Антон грузил возле бара?
        -Наверх приглашал.
        Джек поморщился:
        -Ну а ты и уши развесил. Чего вас так туда тянет?
        Фил вспомнил про кредитную карточку в кармане.
        И веско произнес:
        -А что, собственно, мне мешает?
        -Растешь,- усмехнулся Джек невесело.- Я и то смотрю, очки эппловские. Смарт, наверно, тоже новый?
        -Тот сняли,- виновато сказал Фил. Не надо было обижать Джека. Джек - хороший человек. Лучший здесь. Его учитель.
        -И еще… я вижу, ты как будто ищешь кого-то?- продолжал конструктор.
        Фил кивнул. Молча переключил на Джека свой спикер. Тот просмотрел, полуприкрыв глаза, потом произнес несколько слов по-английски - и аппарат послушно повторил запись. Джек умел управлять любыми приборами.
        -Видел ее когда-нибудь?- спросил Фил и внезапно охрип.
        -Не могу пока ничего сказать,- непонятно ответил Джек.- Может, ты ее и найдешь. А может, и нет. И еще неизвестно, что лучше.
        -А ты ее видел?
        -Видел.
        -А она какая бывает… здесь?
        -Ты хочешь, чтобы я нарисовал?
        Джек пошевелил пальцами в воздухе.
        -Давай так,- предложил он.- Если я ее замечу, я так сделаю, что ты тоже заметишь. Только не беги сразу знакомиться. Вообще не болтай лишнего. И не пей сегодня больше, просьба такая. Смотри вот пока… танцы. Музыку знаешь, как включить?
        -Знаю,- энергично кивнул Фил. И перевел взгляд на танцоров. Тут же он почувствовал, что реальность снова как-то встряхнулась и сместилась с привычного места: параллакс - догадался он.
        Отчего-то ему стало весело. Танцующие в темноте и вправду были прекрасны. Он слышал их музыку - больше всего она напоминала эмбиент конца прошлого века, но Фил не был уверен, что принимает звук правильно. У девушки оказались огненно-рыжие волосы, ее лицо было чертовски совершенным - да, именно так, и совершенным, и чертовским,- ее глаза блестели, легкое платье меняло цвет, а под платьем - Филу было разрешено это видеть - под платьем скрывалось самое стройное и желанное тело, какое только мог себе представить восхищенный зритель, обладающий вдобавок эппловским вижн-дивайсом последней модели.

«Стиль хромает,- возник вдруг голос у Фила в ушах.- Мальчик, отвернись. Ты все равно не включаешься в ренессанс». Фил перевел взгляд на партнера - незнакомого и очень схематичного красавца в черном, с набриолиненными волосами. «Сам сейчас захромаешь,- пробормотал Фил в ответ.- Унесенный ветром. Сто тридцатая серия». Красавец не обиделся и вполголоса что-то сказал своей партнерше. Она же одарила юного поклонника самой очаровательной улыбкой, которой… которая… Фил сбился. Сразу вслед за этим до него долетел обрывок насмешливой фразы, которую он не пожелал понять.
        Кто-то уселся рядом (до него донесся легкий аромат цветов и чего-то еще, и его ноздри затрепетали, как у ищейки). Картинка включилась: рядом с ним сидела тоненькая девушка лет семнадцати, как Филу показалось в первое мгновение,- а может, и старше, а может, и совсем взрослая, он не знал, потому что ответный ее загадочный взгляд не был им расшифрован: в таких делах у него не было достаточного опыта. В ярком оранжевом платье, вроде кимоно, девушка была похожа на иностранку. Она сжимала в руках миниатюрный спикер неизвестной Филу марки и внимательно смотрела на дисплей. Она была без вижн-дивайса.
        Фил тоже снял очки.
        -Ты здесь в первый раз?- спросил он.- Я тебя раньше не видел.
        -Ну, да. Можно и так сказать. У вас так… забавно.
        Девушка засмеялась. Голос у нее был волнующий.
        И еще у нее были длинные темные волосы, отливающие металлом. Или она все-таки ухитрилась достроить свой портрет?
        -Меня зовут Диана,- сказала девушка.- Тебе сколько лет?
        -Восемнадцать,- соврал Фил.
        -Может, закажешь выпить чего-нибудь? Мне могут не продать.
        Тут она мило улыбнулась.
        -Почему нет?- отвечал Фил.- У меня здесь все знакомые…
        Последних слов можно было и не говорить, особенно если бы тебе и вправду было восемнадцать. Но девушка если и подумала о том же, то не подала виду, только снова рассмеялась тихонько. Для чего-то Фил спросил:
        -Ты здесь одна?
        -Не бойся… одна.- Диана по-прежнему улыбалась ему одному.
        Нет, Фил не боялся. Это называлось иначе. От кимоно Дианы пахло чем-то удивительным, и она держала его за руку. В его голове путались мысли. В кармане лежала открытая кредитка.

«Диана - богиня охоты»,- вспомнилась ему картинка в учебнике.
        -Так ты принесешь?
        В баре уже не было Антона. Подумав, Фил взял коктейль с мартини, а себе кое-что покрепче. Бармен смотрел на него изучающе. Не обращая на него внимания, Фил подхватил бокалы и вернулся в сумеречный зал.
        Они болтали о пустяках. Фил наслаждался.
        -Филик, ты такой забавный,- сказала ему Диана.- Рыжий. И ты мне кого-то напоминаешь.
        Говорила она не по-здешнему отчетливо. Будто долго жила за границей, а потом вернулась и привыкала к языку заново.
        -А ты откуда приехала, Динка?- поинтересовался Фил.- Ты ведь иностранка?
        -Можно и так сказать,- повторила девушка.- Я тут так… по делам. Ненадолго.
        -Жалко,- честно ответил Фил.
        Зачем-то он вытащил кредитку, повертел в руках:
        -Может, ты хочешь еще чего-нибудь? У меня кредит открытый. От господина Мирского, Николай Палыча, знаешь такого?
        Динка вздрогнула, но он не заметил.
        -Мы с ним работаем,- продолжал он.- Ну, или это… будем работать. Он сам мне предложил.
        -И давно вы с ним знакомы?
        -Ну…- замялся Фил.- Ну, в общем… давно. Он и отца моего знал. А почему это тебе интересно?
        -Так, нипочему,- сказала девушка.
        Потом поставила пустой бокал на столик и улыбнулась.
        -Филипп,- произнесла она, словно пробуя его имя на вкус.- филлипп. А ты красивый, Фил. Может, мы еще выпьем?
        -Конечно. Запросто.
        Еще несколько раз он выходил в бар и возвращался. «Мне даже не нужно менять образ, - шептал он про себя.- Я ей нравлюсь».
        -А ты в какие игры играешь, Филипп?- спрашивала Динка.
        -Я в любые могу. Правда, «Distant» мне не нравится. Я больше в незнакомцев люблю, - откровенничал Фил.- «Strangers». Знаешь, когда парни и девчонки не говорят настоящих имен… ну, и это… в общем… там можно вести себя как хочешь.
        -Да, я слышала… Но мне это неинтересно,- сказала Диана.- Детский сад. А хочешь… а хочешь, мы уйдем отсюда вместе?
        -Куда?- глупо спросил Филипп.
        -Со мной,- отвечала Динка.- Я ведь тебе нравлюсь?
        Он не верил своим ушам. А может, этот вопрос просто прозвучал у него в голове? Но не тут-то было: Динка пригладила его рыжие вихры (отчего у него зазвенело в ушах), а затем склонилась к нему и прижалась губами к его губам. Стало сладко и грустно, словно счастье вот-вот должно было кончиться. Вот что было странно: он начисто забыл, зачем приехал сюда, хотя ведь еще недавно помнил.
        -Или ты ждешь кого-то?- спросила Динка.
        Фил помотал головой.
        -Тогда пойдем отсюда,- велела она.- Пошли в темный зал. Там никто не заметит, если мы…
        -В темный?
        -Да. Ты же бывал там?
        -А как же,- сказал Фил.
        Лестница казалась длинной, может, потому, думал Фил, что графика в темном зале другая? Она грузилась неимоверно долго. Все это время перед глазами мелькали пятна, будто кто-то пытался протянуть через проектор полусгоревшую целлулоидную кинопленку. Кажется, Диана держала его за руку.
        -Динка,- позвал Фил.
        -Я тут,- послышался ее голос рядом.
        -Мы все никак не придем,- пожаловался он.- И голова кружится. Мне плохо.
        -Ты же синхрон принимал. Думаешь, я не знаю?
        -Я не хотел.
        -Врешь,- усмехнулась она.- Хотел. Славик зря не предложит… А ну-ка скажи: что тебе Мирский поручил? Может, за мной следить?
        -Почему… Мне нужно было найти… его дочку найти. Ленку.
        -Так. Теперь понятно.- Отчего-то ее голос сделался злым.- А больше он тебе ничего не рассказывал?
        -Про сына рассказывал,- покорно произнес Филипп.- Он попал в клинику. Н-нервный взрыв.
        Кажется, у Фила начинал заплетаться язык.
        -Ах, вот оно что,- протянула Диана.- Значит, вот чем все кончилось. С пионерами так бывает…
        -Почему говоришь ты так,- Фил кое-как выстроил слова в сомнительный ряд.- Мне плохо. Меня тошнит.
        -Бедняжка.- Динка отпустила его руку.- Пионерчик, ха-ха. Ты ведь никогда и не был в темном, так ведь?
        Фил повертел головой. От этого стало еще хуже.
        -Ну и не надо тебе там быть, малыш,- сказала она.- Мы еще увидимся… позже… когда ты сам найдешь дорогу. Понял?
        -Н-нет,- он судорожно сглотнул слюну. Может быть, она говорила еще что-то, но он уже не слышал. Перед глазами мелькали огненные сполохи, как в горящем танке из какой-то игры, он не помнил, какой, а последняя вспышка была самой острой, горячей, ослепительной, как молния. Воздух вокруг стал прохладным и свежим, словно после грозы, и даже слегка запахло озоном. Последним движением Фил сорвал с глаз вижн-дивайс, но тут же потерял равновесие, покачнулся, полетел вниз по ступенькам и на холодном полу под лестницей окончательно потерял сознание.

* * *

«Параллакс,- думал он, боясь открыть глаза.- Опять этот чертов сдвиг».
        Пошевелившись, Фил поглядел сквозь ресницы. Вокруг было темно. Его участок реальности куда-то двигался. Мимо пролетали метеоры, оставляя за собой светящиеся хвосты. Еле слышно гудел мотор. «Не графика,- догадался Фил.- Просто ночь».
        Вот огни ускорились, а его вдавило в спинку. Фил понял, что сидит в удобном кресле довольно тесного автомобиля, рядом с водителем. Хотел повернуться и посмотреть, кто там за рулем, но шевелиться было больно и почти бесполезно, потому что ему связали руки за спиной, а бейсболку с широким козырьком натянули почти что на самый нос.
        -Сиди,- приказал кто-то сквозь зубы.- Маньяк.
        -Куда мы едем?- спросил пленник слабым голосом.
        -Куда надо.

«Это же…- случилось у Фила озарение.- Это же…»
        -Значит, ты меня разыскивал?- Девчонка говорила с непонятной злобой.- Это отец тебя послал?
        -Лена? Это ты?
        Бейсболка была с него сорвана. Теперь, в свете блуждающих огней, он мог видеть дочку господина Святополк-Мирского, богатую наследницу с собственным «остином» и мансардой в придачу. Беглую принцессу. У Ленки - светлые волосы, стриженные по-летнему коротко, и большие серые глаза, как у отца. Очки не хуже Филипповых прячутся под козырьком. Профиль по-мальчишески строгий, губы сердито сжаты. Курточка уже не от Meucci, но тоже ничего себе.
        -Это я,- сказала Ленка.- А ты-то кто?
        -Фил.
        -Зоофил,- отозвалась Ленка.

«Зачем это она?» - удивился Филипп. Мысли ворочались медленно, будто мозг в черепной коробке распух: вот-вот полезет из ушей. Он искоса смотрел на сердитую девчонку и пытался вспомнить ту, другую. И вспомнить не мог. Он облизнул губы: на губах была кровь.
        -Развяжи руки,- попросил Фил.
        -Цепляться не станешь?
        -Развяжи! Что вообще за дела? У меня и так голова квадратная.

«Остин-мини» проехал мимо сверкающего пустого супермаркета, свернул на пустынную стоянку. С визгом остановился. Ленка огляделась, протянула руку и отвесила Филиппу хороший подзатыльник. Он уткнулся носом в панель приборов. Большой круглый циферблат, кажется, спидометр, светил ему прямо в глаз. Мало того: тут же, рядом, на панели сидела большая резиновая лягушка. Ленка надавила на нее пальцем, лягушка квакнула противным голосом прямо Филу в ухо.
        От унижения он даже зажмурился.
        -Сиди тихо,- велела Ленка.- Развяжу сейчас.
        Через минуту он был свободен. Откинулся на сиденье, затекшими руками кое-как ощупал себя: где очки? Где спикер?
        -Поживешь пока в реальном мире,- сказала Ленка строго.- К тебе много вопросов.
        -К тебе тоже,- огрызнулся Фил.
        -Вот интересно,- Ленка повернулась к нему.- Мне говорят, что ты меня везде ищешь. Забавно, думаю я. Что это за героя нанял мой папочка? А герой валяется в подвале, совсем никакой… Спасибо, Джек тебя вытащил…
        -Не кричи так,- попросил разведчик.- Меня тошнит чего-то. И голова болит.
        -Таблеток налопался?
        -Я не хотел… я уже думал домой возвращаться.
        -А я вот не хочу домой возвращаться. Ты понял? Или повторить?
        -Ну, понял.
        -Если ты на отца подрядился работать, так и скажи. Я все понимаю. Он таких, как ты, пачками набирает. Себе для опытов.
        -Каких, блин, опытов…- Фила едва не вырвало прямо на сиденье.
        -Он их в зомби превращает,- Ленка даже зубами щелкнула.- И еще кастрирует. Не веришь? Погоди, он тебя отблагодарит…
        Фил пошарил по кожаной обшивке двери. Нащупал ручку. И очень вовремя.
        -Ну что за урод,- Ленку даже передернуло.- Теперь тебя к мамочке везти. Сам-то не дойдешь.
        -Не нужно меня никуда везти,- ясным голосом сказал Фил. Ему слегка полегчало.
        Ленка посмотрела в зеркало: нет, все нормально. Охранники на стоянке ничего не заметили.
        -Лучше было тебя там и оставить, под лестницей,- сказала она.- Но мне тебя жалко стало.
        Несколько минут прошло в молчании.
        -Пить очень хочется,- пожаловался Фил.- Да и поесть тоже.
        -Идти можешь?- спросила Ленка.- Видишь супермаркет? У тебя в кармане папашина карточка. Сходи и купи пожрать. Заодно и проветришься. Не вернешься - тебе же хуже будет.- Ленка скорчила такую суровую гримасу, что было непонятно - серьезно она или нет.- В общем, так… я тебя здесь жду.
        Нахлобучила на него бейсболку, прихлопнула сверху, подтолкнула на выход.
        Как-то не так он представлял себе их встречу.

* * *
        Ох, ох, как всего ломает… да что же это такое?
        На входе нет охраны. Это хорошо. Где тут у них туалет? Ага, вон он. Глаза болят от света. Да чтоб я еще хоть раз…
        Бормоча так, Фил добрался до крана. Поплескался. Поднял глаза: из широченного зеркала на него смотрел незнакомый хулиган, взъерошенный, как воробей в весенней луже,- проще говоря, сомнительный мокрый оборванец, которого в супермаркет и впускать-то не следовало.
        Как бы в ответ на это за спиной скрипнула дверь, и в зеркале появился плотный, схематично прорисованный охранник.
        -Эй, юноша, с вами все в порядке?- поинтересовался он, поигрывая ручным электрошокером.
        -Я сейчас, сейчас,- кое-как выговорил Фил.- Я только сполоснусь и пойду куплю чего-нибудь. У меня мультикарта.
        Язык не подвел. Вроде в словах не путался.
        -Спиртное ночью не продаем,- предупредил охранник.- И не вздумай.
        -Мне и не надо.
        Охранник пару секунд постоял, понаблюдал. Повернулся и вышел, оставив дверь приоткрытой.
        Хорошо хоть не выгнал. Вот позор-то был бы. Вернулся бы ни с чем, как бомж вонючий.
        А если так посмотреть, Фил,- при чем здесь ты? На черта мне все это нужно? И она, и этот ее чудесный брат, который хотел сбежать из дома? Богатенькие сынки, они все такие. Придурки. А я-то при чем? Я же сделал то, что просили. Я ее нашел. Сейчас пойду и…
        Филипп увидел на стене, неподалеку от кассы, стеклянный навес, а под навесом смартфон - как обычно в подобных местах, это была простецкая модель, с небольшим дисплеем. Вставляешь карту и делаешь вызов. Он направился к телефону, на ходу вынимая из кармана мультикарту, подарок Мирского. Приз от нашего спонсора. Фил уже протянул руку, чтобы активизировать телефон, и вдруг остановился.
        Все было предельно ясно. Стоит только ему вызвать номер, и эта история кончится.
        Добрый хозяин подарит ему спикер, и мотороллер, и много чего еще. Его возьмут на работу. Вот только Ленку после этого он не увидит. А напоследок она посмотрит на него как на пустое место.
        Филипп зажмурился, потом снова открыл глаза. Странное дело: не было уже у него никакого спикера, и очков на нем не было, а картинка вокруг все равно как будто дрогнула и сместилась. Впрочем, мир снова стал знакомым и понятным. Он сунул карту обратно в карман, огляделся и двинулся через пустынный холл к торговому залу, туда, где у стенки боязливо жались друг к другу пустые тележки.

* * *
        -Не ем я эту колбасу. Что же ты глупый такой.
        Он не замечал ее улыбки: Ленка сидела, положив руки на руль, а голову на руки. Вероятно, смертельно устала за всю свою жизнь от дураков-ровесников. Кстати, Фил был даже старше на полгода.
        -Не хочешь, тогда самогрейку бери.
        -А что это такое?- Ленка живо обернулась, и он впился глазами в ее лицо: какого черта, она над ним смеется!- Самогрейка? Как это?
        -Поворачиваешь донышко, она и разогревается. Химия. Что, не видела никогда?
        -Дурацкое название,- с этими словами вздорная девица отобрала у него банку с готовым супом. Повертела так и сяк. «Давай сюда, не могу на это смотреть,- протянул руку курьер.- Никогда в походы не ходила?» - «Пешком? Не помню».-
«О'кей, забыли».
        Потом она жадно выгребала ложкой лапшу, а Фил ждал своей очереди. Доберется и до колбасы, будьте уверены, думал он. Но, возвратив изрядно полегчавшую банку, Ленка о чем-то задумалась. Нарисовала пальцем смайлик на запотевшем стекле (Фил удивился), затем стерла все салфеткой, с минуту поглядела куда-то вдаль и вдруг сказала негромко:
        -Отцу не доложил про меня. Теперь на работу не возьмут?
        Филипп замер с ложкой во рту. Облизал, вложил в банку:
        -Откуда ты знаешь, что не доложил?
        Девушка очень изящно вытянула руку, прикоснулась к козырьку его бейсболки. Очень изящно. А что,- подумал Фил.- Вполне логично. Она была опытным пользователем, так отчего бы ей заранее не переключиться на сигнал с его камеры? С этого и начиналась когда-то игра «Distant Gaze». Потом уже придумали надевать очки и управлять движением партнера на расстоянии. Филипп и сейчас считал, что это дерьмовая придумка,- только вот желающих играть на таких условиях всегда находилось предостаточно. Хватало и ведущих, и ведомых. Соглашаются же парни вроде него работать курьерами, а потом - ищейками, а потом…
        Фил снял кепку с прицепленной камерой, кинул Ленке на колени.
        -Я домой пойду. Пошли вы на хрен с вашим бизнесом.
        -Постой,- попросила она совсем другим голосом, не тем, что раньше.- Значит, ты мне не поможешь?
        -Почему это я тебе помогать должен? Я Николаю Палычу скажу, что не смог тебя найти, вот и всё. Верну мотик и телефон. Не надо мне от вас ничего.
        -Ты считаешь, я дура? Сумасшедшая? И я сама себе всё придумала? Что же ты тогда сразу не сообщил отцу? Не сообщил ведь. Может, все-таки что-то понял?
        -Да что я должен был понять?
        -Ты совсем ничего не чувствуешь?- Ленка говорила вполголоса, только как-то излишне четко.- Помнишь игру «Strangers»? Год назад? Мы там с тобой и познакомились.
        -Мы? С тобой?
        Она ничего не отвечала: казалось, ей было очень интересно смотреть туда, вперед, сквозь стекло, на припаркованные машины и дальше - туда, где тянулись уродливые фасады домов, подсвеченные мертвенным голубым светом. В одном из таких домов не спит Ленкин отец. Сидит и ждет, когда дочка-беглянка вернется с повинной. А когда вернется, посадит под домашний арест. Или, чего доброго, отправит в клинику на Черной речке.
        В эту минуту Фил понял, что не хочет уходить. И еще понял, что бежать им, если хорошо подумать,- некуда. А если еще лучше подумать…
        -Twas a bad trip, Lynn[Это было так себе приключение, Линн (англ.).] ,- он всё вспомнил и улыбнулся.
        -Наконец-то ты понял, Flea.[Фли - блоха (англ.).]
        Так они называли себя в их сумасшедшей игре «Strangers». Давным-давно. В этой игре можно дружить хоть целый год, но так ни разу и не увидеться по-настоящему. Тебя видят таким, как ты хочешь, чтоб видели. Славная игра.
        -Едем ко мне,- предложил Филипп.- И скажи все-таки… зачем ты в той игре прикидывалась парнем?
        Глава 3,
        в которой господин Широкий страдает бессонницей, а курьер засыпает в кресле
        Один во всем доме, Николай Павлович Мирский никак не мог уснуть. Ворочался под тонким покрывалом пурпурного шелка, один на своей широченной кровати. Панорамные панели на стенах создавали атмосферу уютной викторианской спальни (панели эти стоили чертову уйму денег, дешевле было бы заказать настоящие гобелены из какого-нибудь Виндзора). Чей-то вкрадчивый голос убаюкивал его строфами «Исэ Моногатари» в старом добром переводе профессора Конрада: с некоторых пор он заставлял себя любить классику.
        Всё напрасно. Сон не шел.
        Мирский покосился на прикроватный столик: может, надеть обруч, как у наших визионеров? Включить режим нейростимуляции, и всё устроится? Нет. В эти игрушки он не играет.
        Он убрал звук, полежал, прислушиваясь к шорохам ночи, еле слышным сквозь толстые оконные стекла. Лучше не стало. В голове громоздились нелепые и невнятные мысли, сцеплялись и терлись друг о друга с неприятным скрипом, словно куски белого пенопласта в ящике из-под аппаратуры. А сон не шел.
        Николай Павлович попробовал было успокоить себя дыхательной гимнастикой. Вспомнил даже краткий медитативный курс, но после пяти минут тщетного самозаклинания бросил. Вместо душевной свежести чтение мантры принесло какое-то душное отупение - как будто кто-то попытался приоткрыть, а потом с размаху захлопнул форточку в его сознании. «Хочешь жить в гармонии с природой?- усмехнулся он саркастически.- Для начала отключи кондиционер: охренеешь через полчаса. Да… а ведь лет двадцать назад только и мечтал, что о собственном доме с климатом».
        Что верно, то верно. Двадцатилетний Коля Мирский (по детской кличке Кольт) не умел медитировать. И презирал поэзию. И во всю эту виртуальную хрень не верил. До поры до времени.
        Мирский выбрался из-под покрывала и сел на постели.

«Я тут ищу гармонии, а у самого дочка из дома ушла,- подумал он.- Что бы я делал, если бы не чудеса техники? Все же полезно торговать продвинутым софтом».
        Николай Павлович был дальновиден и хитер. Кроме новенького автомобиля, на шестнадцатилетие он подарил дочке презабавный талисман - красивую резиновую лягушку, которую Ленка немедленно прилепила на панель приборов. Лягушка умела потешно квакать, если на нее нажмешь, но на этом ее таланты не кончались. Две мультифокусные камеры с автономным питанием, запрятанные в ее выпученных глазках, могли транслировать на базу панорамное изображение. Господин Мирский хвалил себя за предусмотрительность.
        Повинуясь его слову, на экране появилась картинка. Вишневый «остин-мини», подарок на шестнадцатый день рождения, отдыхал на стоянке у супермаркета; Ленка (в курточке и бейсболке) сидела за рулем и с аппетитом ела дрянной супчик из банки. Николай Павлович умилился, глядя на дочку. Такая самостоятельная. Гордая. И с такой смешной стрижкой.
        Он поменял фокус. Рыжий парнишка, курьер, был тут как тут. Тоже уплетал лапшу за обе щеки. Говорил с Ленкой о чем-то, кажется, даже смеялся.
        -Значит, вы уже подружились,- заметил Мирский вслух.- Ну что же, Филипп Игоревич, посмотрим на ваше поведение, посмотрим…
        Для надежности он проверил остальные датчики. При необходимости он мог узнать точные координаты и даже, будь посветлее, увидеть дочкин «остин» со спутника. Но сейчас это не требовалось. Николай Павлович и сам частенько парковался у этого ночного магазина, по пути из офиса домой. Все в порядке, решил он. Никуда детишки не денутся.
        А вот с Ником все было плохо.
        Николай Павлович включил камеру, размещенную в его палате (врачи разрешили, да попробовали бы не разрешить). В окне виднелся темный парк с редкими синими фонарями; ночник крохотной луной светился на стене. Под одеялом угадывалась неподвижная фигура пациента. Ник спал, если только можно было назвать сном его состояние, похожее не то на наркотическое оцепенение, не то на кататонический ступор безнадежного шизофреника.
        Уже не первый день малыш оставался таким. На интенсивной терапии Мирский не настаивал, боясь раскрыть все карты врачам. Кое-чего знать им совершенно не следовало. Для них он был обычным переутомившимся подростком, серьезно слетевшим с катушек в своем колледже.
        Как это у него в спальне на плакате написано? Death is the only escape.[Смерть - единственный выход (англ.).]
        Ногти в черный цвет выкрасил. И это мой сын?
        Николай Павлович вздохнул. Тронул пульт, и панели на стенах погасли. Просторная спальня разом потеряла жилой вид: теперь она напоминала станцию метро где-нибудь в индустриальном районе - если, конечно, посреди вестибюля метро уместна дорогущая итальянская кровать с балдахином.
        Мирский насупился, поморгал, привыкая к новой картине мира. Затем поднялся, прошелся по прохладному паркету босиком. Подошел к импровизированной барной стойке (эта-то сволочь никуда не исчезнет). Налил из пузатой бутылки single malt с островов. Кинул льда. Пригубил. Скотч отдавал жжеными покрышками. Ладно…
        Он уселся в кресло. Повинуясь его слову, шторы расползлись в разные стороны - беззвучно и послушно. Это отвлекло Николая Павловича от тягостных раздумий.
        Прихлебывая из стакана, он глядел из-под полуприкрытых век на темные окна. Заросший сад, освещенный луной, совершенно незнакомым казался в этот час. Вот Мирский прищурился: там, внизу, между деревьев, клочья тумана шевелились и наползали друг на друга. Призрачные фигуры возникали и растворялись. Сознание тоже туманилось - то ли от виски, то ли от чего еще. Но сон не шел.
        Мирский усмехнулся чему-то, глотнул. В тишине ночи слышно было, как внизу в дверь скребется Кобэйн. Дверца хлопнула. Кот, царапая когтями паркет, пронесся по коридору. Улыбка скользнула по губам Николая Павловича.
        Мирский решил покормить кота. А решив так, он поднялся, взял со столика золотые часы, рассеянно взглянул: полпятого. За окнами светало. Напоследок он выглянул в сад. Туман лежал на земле, синие фонарики подсвечивали дорожки. Никого там не было, да и быть не могло.
        Показалось.

* * *

«Смотри под ноги,- прошептал Фил.- Проходи за мной, осторожно».
        Железная дверь с грохотом захлопнулась за спиной: Ленка не догадалась ее придержать. От неожиданности она застыла на месте. Филипп потянул девчонку за рукав.
        В подъезде плотно, по-домашнему, пахло мусоропроводом. Лампы были разворованы еще в прошлом году; последние уцелевшие кое-как освещали надписи и рисунки на стенах. Надписи сообщали, кто, когда и с кем, рисунки поясняли, как именно. Как? А по-разному. «Такого, наверно, даже в темном зале не бывает»,- думал Фил. Ленка не стала рассматривать подробности. Спросила брезгливо:
        -Сам рисовал?
        -Это дети,- пробормотал Филипп.
        -Талантливо.
        Лифт проснулся где-то на двадцатом этаже и повлекся вниз, завывая, как электрический танк из игры «Battle of Evermore». Помнится, с немцами, студентами, в танковые бои рубились… Полрайона разнесли…
        Дверь со стоном отползла в сторону. Кабинка оказалась чистой - рекламная фирма как раз обновила расклейку,- и Фил снова вспомнил, как по-хулигански он выглядит. Наверх они ехали в молчании. Фил старался угадать, о чем Ленка думает. Он поднял на нее глаза и испугался: ее лицо было бледным, совсем бледным.
        -У тебя болит что-нибудь?- спросил он, тронув ее за руку.
        -Так. Ничего. С девочками бывает.
        Наконец лифт выпустил их, и вот они уже стояли у Филипповой двери.
        -Давай тихонько, чтобы мать не проснулась.- Фил осторожно приоткрыл дверь. Ленка кивнула как-то неуверенно.
        Они не стали включать свет в прихожей. Очень осторожно, неслышно ступая, пробрались в комнату Фила. Заперли дверь на задвижку. Ленка остановилась, осматриваясь.
        -Фил, послушай…- начала она.
        -Да что с тобой?
        -Покажи, где у вас ванная,- тускло произнесла Ленка. Фил вышел, показал.
        Вернулся. Устало присел на кресло, оглядел свою берлогу: вот панорамный экран (сейчас темный, мертвый), вот его гордость - самосборный комплект лазерных установок (строить у себя дома графические модели было дорогим удовольствием, но каждый визионер просто обязан был так делать). В той, старой игре он столько раз приглашал Lynn к себе домой, но неведомый друг неизменно отказывался: и в самом деле, это было не по правилам. Что тут еще? Под столом куча кабелей, зарядка от филика (больше не пригодится). Картинки на стенах. Давно висят… Ага, вот это не надо бы ей показывать. Он вскочил, сорвал со стены глянцевый постер, свернул и кинул на книжную полку повыше. Затолкал под кровать старые носки и еще какую-то хрень - он не рассматривал, что именно. Подумав, вытащил из шкафа свежую футболку, полез прочь из старой. Тут-то и скрипнула дверь. Он поборолся с рукавами, просунул голову в воротник и увидел, что Ленка вернулась и смотрит на него.
        -Ванная у вас просто супер,- сказала она.- Только горячей воды почему-то нет.
        Фил промолчал. В его районе никто не задавал таких вопросов.
        -Слушай…- Ленка уселась на краешек кровати.- Может, у вас попить что-нибудь найдется? Горячего? Что-то знобит.
        -Можно кофе. Даже с коньяком. Я знаю, где…- начал было Фил, но почему-то умолк. - В общем, могу принести.
        Стараясь не шуметь, он отправился на кухню. Там включил чайник, достал из тайника полупустую бутылку. Как будто он не знает, где мать ее прячет. Сколько лить? Побольше? Так, теперь чаем разбавим, будет незаметно.
        Ленка стояла возле его стола. С любопытством рассматривала сборники программ на полках.
        Приняла из его рук чашечку, принюхалась, улыбнулась:
        -Ничего себе кофе. Мегадрайв.
        -Это так кажется,- смутился Фил.- Там коньяка чуть-чуть.
        -А что это…- Она поставила чашечку на стол.- А что это у тебя за диски?
        -Старые. От отца остались. Там какие-то программы, графика.
        -Ты смотрел?
        -Я пробовал закачивать. Даже старый дисковод купил. Но там ничего не понятно. Половина программ как будто не доделана…
        -А кем у тебя отец был?
        -Программистом. Мать говорила.
        -А где он теперь?
        Фил отвернулся. Глотнул из своей чашки.
        -Я не знаю,- сказал он наконец.- Мать о нем мало рассказывает. Он пропал, когда я еще мелкий был. Я его не помню совсем. Даже голоса. Как будто он со мной никогда не разговаривал. Будто его и не было.
        -Извини.
        Ленка вытащила один диск из коробки, поднесла к свету. Зеркальная поверхность сверкнула всеми цветами радуги.
        -Красиво,- сказала Ленка.- А что это за программа - «Reminder»?
        Это слово было написано на обороте диска синим маркером, аккуратными печатными буквами. Правда, вместо «М» автор надписи старательно вывел какой-то зигзаг наподобие молнии или причудливого колючего иероглифа.
        -Не знаю,- Фил пожал плечами.- Эта вещь все равно не запускается. Я пробовал. Она требует большой мощности излучателей. А у меня таких мощных нет.
        -«Reminder»,- задумчиво проговорила Ленка.- Напоминатель? Как-то все слишком просто.
        -Что тебе не нравится?
        -Я уже видела это раньше.
        Фил поднял глаза. В зеркальце компакт-диска отражалось его лицо: круглое, удивленное.
        -Мой брат, Ник,- начала Ленка (Фил помрачнел).- Отец тебе рассказывал, что с ним случилось?
        -Ну да. Нервный срыв.
        -Это не так называется. Я встретила его в саду, у нас вокруг дома сад, если ты не знаешь,- такой довольно большой сад, с прудом, пруд, правда, довольно заросший… папа это все называет «английским парком».
        -Красиво живете,- вставил Филипп.
        -Так вот: Ник бродил в этом парке. Недавно прошла гроза, воздух был чистым-чистым. Я бы его не нашла, хорошо еще, Кобэйн вылез из кустов… Кобэйн Ника любит. Он всегда с ним гуляет.
        -Кобэйн?
        -Копчик. Это наш кот.
        Фил решил больше ни о чем не спрашивать. Глотнул кофе с коньяком и слушал дальше.
        -Ник был как лунатик. Он меня не узнавал, не отвечал на вопросы. Вообще ничего не говорил, и глаза у него были совершенно безумные. Я взяла у него спикер. На дисплее была иконка программы. Вот эта самая молния.
        -Правда?
        -Правда. Я позвала отца, тот был страшно недоволен. А когда я спросила, что вообще происходит, он наорал на меня. Отобрал спикер и велел идти домой. Ну, я и решила… пойти, погулять… а на другой день взяла машину и уехала. Послала ему сообщение, что больше не вернусь.
        -А может, лучше было не убегать? Сесть да и разобраться вместе?
        -Он меня обозвал дурой. И сказал, что я вся в мать.
        -Вы все какие-то странные,- произнес Фил.
        -Я - не все. Понял?
        Эти слова Ленка произнесла со злобой. Поставила пустую чашку на стол, как припечатала. Затем подняла глаза на Филиппа:
        -Ты мне лучше скажи - ты поможешь мне? Или ты ему продался за вот этот спикер?
        Ленка ткнула пальцем в свою сумочку: конфискованный «эппл» лежал там. Фил поймал себя на мысли, что…
        -Чего ты на меня так смотришь? Поможешь или нет?
        В полутьме комнаты ее зрачки расширились, голос срывался от волнения, и Филу захотелось прижать ее к себе и не отпускать. Кажется, Ленка это заметила.
        -Остынь,- сказала она.- Тебе не надо было коньяк пить. Не люблю пьяных.
        -Я - ничего,- пробормотал Фил. «Ну что за дурак»,- подумал он с горечью.
        И тут словно кто-то подсказал ему, что делать.
        -Хорошо, Lynn. Мы поедем вместе,- сказал он твердо.- Мы найдем твоего Ника и вытащим. Или сами там останемся, в этой психушке.
        Ленка улыбнулась. Встала, прошлась по комнате.
        -Не обижайся,- проговорила она.- Я всегда знала, что ты смелый.
        Она погладила Фила по лохматой голове (у него захватило дыхание от удовольствия). Снова прыгнула на кровать. Поджала ноги.
        -А скажи, Flea,- прищурилась она.- Ты мне столько наговорил про своих девушек. Пока я играла Lynn. Ну так и где они все?
        -Они все на даче,- отвечал Фил.
        -А мне кажется, вон на тех плакатах. Ты их от меня спрятал?
        -Увлекаешься девушками?- поинтересовался Фил.
        -Дурак.
        -Я тебе налью еще кофе?
        Вскоре они сидели - Ленка на его кровати, он прямо на полу - и разговаривали о всякой всячине, как будто ничего и не произошло.
        -Он бы тебе понравился,- говорила она.- Ник очень хороший. И добрый.
        -Ты так его любишь?
        -Просто он мой единственный друг. Он один меня понимает. Тебе-то хорошо, ты… в таком районе живешь… Тут хотя бы не скучно.
        -Здесь-то?
        Фил с ненавистью глянул в окно: там, в отдалении, темнел еще один двадцатиэтажный мусорный ящик - редкие окна светились красным и желтым, как выигрышные кнопки в идиотской телевизионной лотерее. Мать могла часами смотреть эту лотерею на местном кабельном канале. Фил подозревал, что всю программу вместе с редкостно тупой ведущей генерирует компьютер.
        Иногда ему казалось, что и весь этот пейзаж за окном - чья-то экономичная графика.
        -Ты думаешь, у меня много друзей?- спросил Филипп.- Только те, что в
«Strangers». И ты… теперь.
        -И у меня,- сказала Ленка.
        Да, заметил Фил. Она очень красивая, когда волнуется. Или смущается. Жаль, что это бывает так редко.
        Вот и сейчас это быстро кончилось. И не поймешь, серьезно она или нет.
        -Причешись, ты такой смешной,- говорит она.
        Фил послушно принимается искать расческу.
        -А ты уверен, что отец не пробил этот адрес?- спрашивает она.
        -Адрес? Пробил, наверно. Проще простого. Но ты не бойся, он пока что нас искать не будет. Он ждет. Ждет, что я тебя уговорю вернуться.
        -Правда? И ты это сделаешь?
        Так она мурлычет, а сама стягивает свою великолепную курточку (Фил волнуется).
        -Тебе помочь?- набирается он смелости.
        -Вот еще… не надо…
        И он останавливается на полдороге. А Ленка, как ни в чем не бывало, укладывается на постель, крепко обнимает подушку - теперь подушка будет пахнуть ее запахом, думает Фил.
        -Разбуди утром, хорошо?- шепчет она сонно.- Нам же ехать далеко…
        Так и осталась на его кровати. А он кое-как устроился в кресле.
        На полу валялась Ленкина сумочка - оранжевая, в спортивном стиле,- а в сумочке лежал его новый спикер (отключенный). Фил хотел потихоньку стащить аппарат, но не решился. Пусть будет, как будет.
        До рассвета оставалась пара часов, белесое северное небо уже понемногу розовело, а Фил совершенно не представлял, что с ним будет завтра.
        Ему отчего-то стало грустно. Он тихонько поднялся, задвинул шторы поплотнее. Снова забрался в кресло. Долго сидел так, прислушиваясь к ее дыханию; потом и сам незаметно уснул.

* * *
        В это самое время, а может, чуть раньше, в комнате матери тихонько, но очень требовательно запиликал телефонный звонок.
        Это был старый аппарат: мать Фила все никак не могла решиться завести нормальный спикер. А может, боялась. Далеко не каждому приятно знать, что твое лицо видит собеседник. Особенно если ты уже лет десять живешь одна… ну, с сыном… и уже не слишком-то заботишься о внешности. Да еще денег никогда ни на что не хватает. Словом, вы понимаете.
        Матери Фила было тридцать девять.
        Она села на постели. Протянула руку к прикроватному столику. Взяла трубку. Откашлявшись, проговорила:
        -Алло?
        -Hello, darling,- игриво произнес мужчина, но тут же, не дожидаясь, пока женщина отключит связь, добавил обычным голосом: - Оль, это Мирский. Помнишь такого?
        -Здравствуй, Кольт.
        -Извини за поздний звонок. Или, точнее сказать, за ранний,- Николай Павлович говорил непринужденно, будто они были знакомы сто лет, и даже довольно тесно; судя по всему, так оно и было.- А чтобы ты не задавала вопросов, лучше я спрошу сам: твой Филипп дома сейчас?
        -Дома. Свет горел. Он поздно пришел, я не стала выходить. А что?
        -Постой. Он один?
        -Не знаю. Он передо мной не отчитывается. А что тебе до Филиппа?
        -Нет, Оля, ты не поняла. Мне просто хочется знать. Ты же в курсе, он ведь со мной работает, возит мне документы…
        -Что-то по его работе?- забеспокоилась Ольга.- Ты лучше мне скажи сразу. У него и так в последнее время неприятности. Телефон на улице отобрали…
        -Его неприятности подходят к концу,- объявил Мирский.- Я принял такое решение. Я даже телефон ему подарил.
        -Не надо ему никаких подарков. Ты ему не отец.
        Ольга говорила с непонятной злобой. Это Мирскому понравилось. Ее голос в трубке снова казался молодым.
        -Как обидно, что я тебя не вижу… у тебя по-прежнему нет видеорежима? Игнорируешь прогресс?- Николай Павлович никогда не мог удержаться, чтобы не съязвить.- Оля, я и сам прекрасно помню, что я ему не отец. Но раз уж так вышло…- Эта загадочная фраза, кажется, была принята без объяснений.- Но несмотря на то, что так вышло, я все равно перед ним в долгу.
        -Вот тут ты прав,- сказала Ольга.- Но лучше бы ты оставил нас в покое.
        -Я к нему долго приглядывался,- продолжал Мирский, будто не расслышав.- Наводил кое-какие справки.
        -Ну и?
        -Думаю обеспечить ему нормальное будущее. Со временем.
        -На работу взять?- оживилась женщина.- Правда?
        -Ага. Отдам полцарства… и принцессу в придачу… Ну, правда, с принцессой-то пока все неясно,- опомнился он.- Принцессу еще заслужить нужно…
        -Ты опять гонишь, Кольт,- заявила Ольга в трубку, и так знакомо это прозвучало, что Мирский рассмеялся.
        -Узнаю, узнаю этот голос,- сказал он.- Наконец-то ты… взбодрилась. Ну хочешь, я приеду к тебе как-нибудь в гости? Ты помнишь, в тот раз… год назад? Или больше? Весной: у Фила были каникулы…
        -Заткнись.
        -А ты знаешь, мне понравилось. Ты совсем не изменилась.
        Ольга промолчала, но ее лицо отчего-то покрылось красными пятнами. После всего сказанного было немыслимо продолжать вести себя по-прежнему, знала она.
        Но было и еще кое-что. Счастливый случай не представляется дважды, это она тоже знала. И об этом так часто твердила глупому сыну. И уж если совсем честно, не раз ей в голову приходила мучительная мысль: а что, если бы тогда, давно, из двух друзей она выбрала второго?
        Так уж получалось, что мысль эта вызывала в ее голове непреодолимое желание выпить. Вот и сейчас она поднялась с кровати, не выпуская трубки, добралась до кухни, вынула из секретного места бутылку дешевого коньяку.
        Как всегда, ею овладело смутное беспокойство: а ну как узнает кто-нибудь?
        -И вот что еще,- продолжал голос Николая Павловича в трубке.- Я положил на твою карту две тысячи. Так, в качестве аванса за Филькину работу. Ему лучше денег не давать, так я - тебе… Пользуйся.
        -Николай, я иногда думаю…- начала Ольга и запнулась.- Почему у тебя все всегда так легко получается?
        -Не все, Оль. Например, нормального сына у меня не получилось. В отличие от тебя.
        -Это комплимент?
        -Ничего подобного,- возразил Мирский.- Вы с Игорем этого не заслужили.
        Ольга нахмурилась. Ничего не ответив, она положила трубку на стол (трубка тоже притихла). Отвернула пробку. Вздохнула, прижала горлышко к губам.

«Я позвоню позже»,- проквакала трубка - а потом из нее слышались только тупые и пульсирующие, как зубная боль, гудки.
        Глава 4,
        в которой рыцарь взламывает ворота, а принц находится в шкафу
        Новый день они встретили на приморской трассе. Ленкин «остин», похожий на вишневый лаковый ботинок, с гибридным мотором мог развивать приличную скорость - и если бы не предательские повороты, Ленка разогнала бы его до предела, будьте спокойны. Lynn из их старой игры только и говорил, что о машинах да о гонках: Фил даже и заподозрить не мог, что… но потом Lynn куда-то исчез. И вот теперь снова появился рядом с ним, с такой милой короткой стрижкой и в модной курточке, а под курточкой… объясните, как надо себя вести, если девчонка, которая вам нравится, вдруг оказалась вашим старым приятелем-визионером… Или наоборот, приятель оказался девчонкой, в которую…
        -Ладно, хватит гнать,- сказал Филипп, как бы отвечая собственным мыслям.- Надо отдохнуть, наконец. Давай-ка свернем куда-нибудь, где людей поменьше.
        -Сейчас. Еще немного. Там дальше дорога вдоль самого берега пойдет.
        Похоже, она точно знала, куда ехать.
        -Искупаемся?- предложил Филипп.
        -Мне нельзя. Да и не в чем.- Ленка отвернулась, вглядываясь вдаль: в просветах между соснами мелькало и слепило глаза море - какое-то нереальное, кинематографическое. Фил вздохнул:
        -Жалко. Ты когда-нибудь купалась в восемь утра?
        -В Австралии. Год назад,- отозвалась Ленка лениво, и Фил прикусил язык. Маловато он о ней знал.
        Сегодня утром, свернувшись в кресле, он как раз досматривал очередной чудесный визионерский сон, когда она дернула его за плечо: «Вставай, Flea, нам пора». Потом он мылся и скреб новенькой бритвой подбородок, мучительно соображая, какую такую Черную речку она имеет в виду. Ну да, там - ее брат Ник. В эту чертову клинику не пускают посетителей. Он поможет ей пробраться внутрь? Интересно, как? Ладно, на месте разберемся.
        Он вернулся в комнату, когда Ленка уже надела свою потрясающую курточку и кроссовки и теперь глядела на него, полураздетого, и посмеивалась. Она сказала:
«Прыгай скорей, друг мой Flea,- смешные у них тогда были имена, что ни говори, смешные.- Только оружие не забудь». Он улыбнулся. Подошел к столу, вынул из самого нижнего ящика туристский топорик. «Теперь порядок, Lynn. Я готов».
        Смешной рыцарь с алебардой. Как в игре «Moonlit Knights». Бедный рыцарь и его принцесса в оранжевой бейсболке. Вот только куда же они едут? На север, на север. Не волнуйся, мой верный Flea, я дорогу знаю.
        Машина неслась бесшумно, скорость выдавали только километровые столбики, в панике пролетающие назад один за другим. Вот между сосен показалась тропинка, ведущая прямо на берег. Быстро взглянув в зеркало, чудо-гонщик Lynn рванул баранку влево, и «остин», не сбавляя ходу, плавно вписался в узкую колею между деревьев. Машину тряхнуло. Стуча подвеской на корнях, она проехалась вдоль берега и замерла, спрятавшись между кустов - так, чтобы не было видно с дороги.
        -Кстати, у нас пожевать ничего не осталось?- спросила Ленка, заглушив двигатель.
        Фил помотал головой:
        -Откуда? Колбасу всю ты сжевала… Погоди. Вот, смотри-ка, есть шоколадка. В кармане завалялась. Надо же.
        -Таких, по-моему, уже не выпускают сто лет,- оценила Ленка, рассмотрев бабкин подарок.- Неужели где-то продаются?
        -Свежая,- обиделся Фил.- Я ел, и ничего не случилось.
        -Ты уверен, что ничего?
        Собеседник промолчал. Шоколадка таяла во рту: каждому досталось по небольшому кусочку. Ленка облизала губы сладким языком, Филипп скосил глаз, вздохнул незаметно. Вдали, за деревьями, за кирпичным забором, сияли стеклами корпуса клиники для особо важных пациентов. Клиника эта больше всего смахивала на пятизвездочный отель. Разве что немного странно выглядели решетки на лоджиях. Изгородь, сваренная из стальных прутьев, заходила далеко в воду. Поверху была натянута колючая проволока: боялись тут явно не акул, а излишне любопытных гостей вроде них.
        -Будет непросто,- заметил Филипп.
        Ленка открыла дверцу и, кинув непонятный взгляд на своего напарника, вышла из машины. Потянулась. Присела на капот, спиной к нему. В задумчивости попробовала пригладить невидимый локон (раньше длинные волосы носила - понял Фил). Пощелкала пальцами по выпуклой «остиновской» фаре. Обошла машину спереди, тронула ручку двери:
        -Ты боишься?
        Филипп разозлился. Ему захотелось сказать Ленке что-нибудь едкое, но он так и не придумал, что. Между тем она вернулась обратно за руль, легонько прикрыла за собой дверцу и повернулась к нему:
        -Ты не должен на меня обижаться.- Ленка говорила с ним мягко, как с несмышленым мальчишкой.- И не злись, тебе не идет.
        -Мне наплевать, идет мне или нет.
        -Ты думаешь, мы не сможем?
        Филипп вертел в руках конфетную обертку. Развернул, глянул на нарисованную Аленушку. Девчонка пригорюнилась у заросшего пруда: скучала по братцу? Или у нее просто несчастная любовь - в сказках-то обычно эту тему обходят?
        -Да, это ты точно подметила,- усмехнулся он.- Про шоколадку. Кое-что случилось после этой шоколадки. Это как удар молнии. Из той программы, «Reminder». Понимаешь?
        Ленка кивнула.
        -И вот что странно,- Фил бережно разгладил обертку.- Мне это даже нравится.

* * *
        -Нет, молодые люди. Вас нет в списке. Ничего не могу для вас сделать.
        Девица в белом халате, но с ультрафиолетовой прической снова отвернулась к монитору, и ее улыбка стала непроницаемой. Расслабленный охранник сидел в сторонке, на мягком кожаном диване, под пальмой. Казалось, он вовсе не смотрит на посетителей. Так это или нет, выяснять не хотелось.
        Филипп потянул растерянную Ленку через весь холл - к выходу. Внезапно остановился, вернулся к стойке ресепшн, будто что-то забыл: девица уже успела потянуться за наушниками. «Ага, не слишком-то ты на работе напрягаешься»,- подумал Фил. У него родилась одна мысль. Ленка, стоящая у стеклянных дверей, поглядывала на него с недоумением. Фил щелкнул пальцами, и девица подняла любопытные глаза (она носила сиреневые линзы - под цвет волос). «Ей и лет-то всего семнадцать, не больше,- с удивлением заметила Ленка.- Дура курносая. Из местных, наверно».
        Ей было не слышно, о чем там идет разговор. Вот ее друг полез в карман куртки, вытащил что-то, передал. Девица вскинула тонкие брови, нахально заулыбалась: ну да, все-таки Фил, хоть и рыжий, а довольно красивый. Фигура у него будет ничего себе, когда еще чуть повзрослеет,- а пока что он смешной такой, длинноногий… Нет, вы только посмотрите, что за бесстыжая медсестра! Только что не подмигивает ему, как будто они давно обо всем сговорились. А они, похоже, и правда сговорились. Вот она даже дорогу ему показывает - а заодно на руке браслет золотой, красивый. Наверно, с полгода зарплату откладывала, подумала Ленка. И отвернулась.
        -Лен, все нормально,- прошептал он ей уже в дверях проходной (охранник даже не поднял взгляда).- Я кой-чего разведал. Ник содержится во втором корпусе, на самом берегу. В отдельной палате. Номер триста девять, третий этаж. Прогулка у них с часу до трех. Вдоль по бережку гуляют. Строем, с песней…
        -Кончай болтать,- перебила Ленка.- На территорию прошли - уже хорошо. Слушай, а что такое ты этой кошке крашеной подарил?
        -Клубную карточку. Что я, не вижу, что девушка скучает? А спикер у нее хороший. Как у меня был.
        -Ты скотина.- Она несильно цапнула Фила за челку.- Тебя в провинцию вообще выпускать нельзя.
        -Им тут на самом деле скучно. С тоски помрешь. А так хоть будет повод в город съездить, а? Я не понял, Lynn, ты ревнуешь? Ха-ха…
        Щелчок по лбу - и он умолк.

* * *
        Пациенты строем, конечно, не гуляли. Просто слонялись вдоль берега, все в одинаковых дорогих спортивных костюмах. Их было немного, всего человек пятнадцать: лечение в чудо-клинике стоило ровно столько, чтобы к ней не выстраивалась очередь. Все гуляющие выглядели абсолютно здоровыми. Вот разве что… вот разве что некоторые отчего-то сторонились воды, нервничали, когда морская волна подбиралась слишком уж близко к дорожке. А иные как-то чересчур напряженно вглядывались вдаль, за туманный горизонт, морщили лоб, будто силились что-то вспомнить. Впрочем, всё это не выглядело странным - скорей, каким-то натянутым, как массовка в телесериале.
        Никого, похожего на Ника, поблизости не было. Остался в палате? Или гуляет где-то под присмотром?
        Фил вздрогнул: один из пациентов, до той поры бездумно бродивший по дорожке, остановился прямо напротив них, затем повернулся и принялся напряженно вглядываться в гущу листвы. Они затаили дыхание.
        -М-мне,- промычал больной.

«Ох, какой деловой пассажир,- подумал Фил.- Все мне да мне».
        Он осторожно оглянулся: охранник стоял шагах в двадцати, задумчиво смотрел на море и не замечал маневров своего подопечного.
        -Вижу,- гнусаво произнес больной. Чем-то он напоминал Петрова из Филипповой фирмы. Такой же расплывчатый. Но Петров был неглупым и добродушным, а этот глядел как-то слишком угрюмо - очевидно, рухнул с более высокой ступеньки в бизнес-иерархии. А может, просто был прирожденной сволочью, кто его знает.
        -Вижу,- повторил толстяк, невнятно выматерился и ломанулся сквозь кусты прямо к ним. Ленка вскрикнула от ужаса и попятилась: жирный маньяк шел прямо на нее, растопырив пальцы и вытаращив глаза. Он держал курс на ее яркую футболку и призывно кривил рот (ничего поганее Фил в жизни своей не видал). Жирный запнулся о корень, на миг клюнул носом - и тогда Филипп вскочил, вскинул руки, сцепленные в замок, и сверху жестко опустил ему на загривок.
        Удар пришелся по адресу. Пассажир бизнес-класса медленно и солидно обрушился в кустарник, позабыв даже улыбнуться Ленке напоследок. Ветки нехотя распрямились, но Фил уже заметил, что охранник скорым шагом идет к ним: ноги пациента (в дорогих прогулочных туфлях и белых носках) раскинулись поперек аллеи, а утянуть с глаз долой такую тушу уже не представлялось возможным. Фил кинул бешеный взгляд на Ленку, которая застыла будто в трансе, схватил ее за руку и поволок прочь из кустов.
        И вовремя.
        Охранник склонился над поверженным толстяком. Тот пускал пузыри и бормотал что-то вроде: да имел я всех… Оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, охранник ухватил жирного пациента за шиворот и попытался поставить на ноги. Он глянул на спасителя мутным взором, а затем его вырвало прямо охраннику на брюки. Как легко понять, в дальнейшем пассажиру пришлось туго.
        Фил с Ленкой этого уже не видели. Они выскочили на главную аллею местного парка. Тут были расставлены редкие скамеечки. Большинство пустовало, на некоторых мирно беседовали пациенты постарше и поспокойнее с виду. Никто их не охранял. Ленкиного брата не было и здесь.
        Разведчики, не сбавляя шага, кинулись по дорожке ко второму корпусу. Пока что вокруг было тихо. Видеокамеры, укрепленные в разных местах, без пользы послали сигнал на монитор в караульном помещении: там играли в карты, и никто не обращал на подозрительных прохожих ни малейшего внимания.
        -Через холл не пройти,- сообщил Фил Ленке, осторожно выглянув из-за угла второго корпуса.- Обязательно привяжутся. Где у них тут запасной выход, как думаешь?
        -Не знаю.- Ленка держалась неплохо, но все же порядком напугалась.- Смотри.
        Фил оглянулся.
        -Ага, вход в подвал,- сказал он.- Или в котельную. Или хрен знает куда. Оттуда пройдем наверх.
        Зачем-то пригнувшись, они подбежали к железной двери. Подергали: заперто.
        -Ну что, Lynn?- спросил Фил, усмехаясь.- Взломаем эту игру?
        И он достал из-за пояса топорик.

* * *
        В караульном помещении клиники раздался звонок. Главный по смене напрягся, потрогал наушник, выслушал; глаза сделались оловянными. Остальные отложили карты и озабоченно уставились на него. Ни пса не поймешь, что там ему говорят. На всякий случай проверили камеры слежения. На широких мониторах вся территория видна. Вот берег залива, вот забор. Зараза, глаза-то как слепит - это потому что ветра нет, только рябь на воде, солнце в этой ряби сияет, переливается. А вот и психи гуляют по дорожкам. Скоро обед уже, а потом надо будет всех по комнатам разводить. Пусть дрыхнут.
        -Что? Что?- переспросил главный.- Понял. Если инциденты, сразу докладывать. Ясно.
        Старшой отключил связь, глянул на всех значительно, скрылся за дверью. Без него снова взялись за карты. Иногда поднимали глаза на мониторы. На крайнем увидели сцену: из куста вылезает мокрый Леха Кузьмин, тащит за собой толстого пассажира, тот - упирается. Посмеялись. Какие инциденты, на хрен. Психи есть психи. Вон этому что-то в голову взбрело, он и полез в кусты прохлаждаться. Да и то подумать, на улице жара, в небе ни облачка. Хоть и не выходи совсем до вечера.
        Сейчас Леха вернется, доложит обстановку. А там и в столовку пора. Вечером по пиву, да искупаться - глядишь, и смена прошла.

* * *
        Холл третьего этажа залит солнцем. Растопырились пальмы в кадках. Новенькие диваны сладко пахнут разогретой кожей, как у Мирского в машине. В конце коридора одна дверь открыта, оттуда доносится гудение пылесоса. Рядом припаркована тележка (металлическая, на колесиках, с торчащими оттуда щетками). Понятно: дневная уборка. Это неопасно.
        Вот она, комната триста девять. Ни черта оттуда не слышно, ни шагов, ни голосов, и радио не поёт. А ну как и нет там никакого братца Ника?
        Так. Замок открывается магнитной картой. Взламывать? Хрен сломаешь. Дверь плотно пригнана, даже не подобраться. Перелезть по лоджиям? Не выйдет. Там решетки. А прогулка скоро кончится, и…
        Ты говоришь, у тебя есть план?
        Они прокрались в дальний конец коридора. Пылесос выл за приоткрытой дверью. Еще слышно было, как кто-то в комнате шаркает щеткой по плинтусам. Ленка бросила быстрый взгляд на сообщника: Филик не был похож на героя в своих дурацких брючках, в бейсболке козырьком назад, с торчащими вихрами. Вот Фил потянул из-за пояса топорик. «Замочим старушку?» - подмигнул он ей. «Тихо, тихо,- она уже не глядела на него.- Сперва я войду, а то спугнем».
        Вместо старушки в палате оказалась щуплая некрасивая девица лет двадцати, в синем халате, по всему видать, тоже из местных. Она как раз заканчивала возиться с ковром. Обернулась, выронила шланг и вскрикнула: пираты шли на абордаж. Девица приготовилась дорого продать свою драгоценную жизнь, но тут стриженая бандитка прошипела ей что-то угрожающее, а парень и вовсе напугал до полусмерти своим кровожадным видом, но всего больше - топориком, которым он поигрывал как бы невзначай, пока напарница ловко связывала ей руки за спиной проводом от пылесоса.
«Как это она быстро. Дело знакомое»,- подумал Фил.
        -В триста девятом номере была?- строго спросила Ленка у стреноженной девицы.- Кто там? Быстро говори, а то…
        -Там один парень, он не выходит,- проговорила уборщица сдавленно, будто провод накинули ей на горло.- Пусти. Чего тебе надо?
        Вместо ответа Ленка ухватила пленницу за подбородок:
        -Ты его видела? Говорила с ним?
        -Видела. Он тормозит все время.
        -Что значит - тормозит?
        -То ли на транках постоянно, то ли сроду такой. Не знаю. Я же не врач. Я уборщица.
        Девица всхлипнула.
        -Так. Начинается. Мы уйдем - орать начнешь?
        -Вас поймают. Через десять минут прогулка кончается.
        -Вот сволочь,- процедила Ленка непонятно в чей адрес.
        Тут Фил увидел в тележке полезную вещь: клейкую ленту-скотч. Ленка, не мешкая, залепила уборщице рот. Та подергалась для порядка, а потом как-то разом успокоилась, перестала даже морщиться. Только хлопала глазами сердито.
        Из слота на замке торчала смарт-карта - ключ. Фил вытянул, рассмотрел: это был не именной пропуск, а простая пластиковая карточка с встроенным микрочипом. «Ко всем дверям подходит?» - спросил он связанную девку. Та мотнула головой утвердительно.
        У них оставалось восемь минут. Фил втолкнул тележку в комнату, захлопнул за собой дверь (не гостиница, изнутри не откроешь). Отметил равнодушно, какая эта дверь толстая и массивная. Станет кто кричать - и не услышать. Ладно.
        Коридор все еще был пуст; из триста девятого номера не доносилось ни звука. Фил вставил карту в прорезь. Что-то пискнуло. Задвижка еле слышно прошелестела там, внутри, и дверь отворилась.

* * *
        Я все думал, какой же он из себя, этот Ник? Супермальчик? Заколдованный принц с крашеными ногтями?
        Мы нашли принца в шкафу. Шкафы у психов в палатах устроены замечательным образом: сдвижная стенка, никаких полок, вообще ничего жесткого. Вот там он и сидел. В одних плавках, как курортник. Завернулся в одеяло, скорчился, голову руками обхватил: устроил себе гнездо. Мне отчего-то стало смешно, правда, смех получился нервный.
        Но все же мы его нашли.
        Оказалось, этот Ник довольно симпатичный с виду. Бледный, довольно худой, хотя руки-ноги мускулистые. Подстричь не успели, вся гордость при нем: я же знаю, эти ребята обычно носят волосы длинные, а уж у кого они от природы черные да прямые - тому особый респект. Ногти (я специально пригляделся) все-таки подстригли и даже отмыли, не знаю уж зачем.
        А так, в общем, пацан и пацан. Разве что избалованный, наверное. Принцы - они все такие.
        Но когда он поднял глаза, я даже вздрогнул. Вот если представить, что у человека взгляд направлен внутрь, так это как раз тот случай. Только непонятно, что он там, внутри, мог увидеть. Но что-то страшное, не иначе.
        -Н-не надо,- прошептал он.- Не надо. Пожалуйста.
        Я хотел ему сказать, что никто его и не трогает. Но он бы все равно не послушал. Он весь сжался, как пружина, а потом…
        Ох, даже вспоминать неловко. Мне, конечно, доводилось драться, и не далее чем сегодня, но тут случай был совершенно особенный. Только представьте: этот красавчик в плавках весь вскинулся, рванул меня за плечо (только что не расцарапал ногтями своими), и вот уже оба мы с ним в шкафу, друг на друге. Ну, со мной такие шутки обычно не проходят, и вот уже я на нем сижу, а сам думаю: вот забавно будет, если врачи нас в таком виде засекут.
        Его надолго не хватило. Притих и глаза руками закрыл, того и гляди заплачет.
        -Ник!- Тут и Ленка опомнилась, тянет его за руку.- Что с тобой, Ник? Ты меня узнаешь?
        Никого он не узнает. Такое у меня сложилось впечатление. Только бормочет свое «не надо, не надо».
        -Ну что же это с ним?- спрашивает Ленка в отчаянии.
        -Залечили,- говорю. Но сам думаю: что-то здесь все же нечисто. Другие-то вон, гуляют себе и гуляют, и некоторые даже довольно бодро.
        -Вылезай, тормоз,- это я ему.
        Хватаю за руку, Ленка - за другую, тянем его из шкафа, как рака-отшельника. А он мне в руку вцепился, как клещами. Я тут, если честно, выругался довольно громко.
        Тут он в лице изменился на секунду - все равно как помеха по экрану пробежала. И смотрит во все глаза прямо на меня. А глаза у него серые, печальные - в отца.
        Посмотрел, а потом и прошептал еле слышно:
        -Я не хочу домой.

«Ладно, Фил,- говорю я сам себе.- Пусть они все и сдвинутые, вся семейка, но ты обещал помочь. А потом… потом распрощаемся».

* * *
        Когда в комнате охраны прозвучал первый сигнал тревоги, они уже выходили на берег.
        Плыть не пришлось: на берегу кто-то оставил легкий пластиковый ялик. Вместо весел Фил подобрал на берегу измочаленную доску.
        Ника, как ни странно, не испугали морские приключения. Когда лодка ткнулась носом в отмель, он сам перелез через борт - но тут же встал по колено в воде. Ленка догнала его и взяла за руку.
        Оказалось, что брат и сестра почти одного роста.
        Фил поглядел им вслед, когда они уже исчезли в прибрежных кустах. Похоже, про него забыли, думал он. Могли бы хоть спасибо сказать.
        В любом случае надо добраться до города. И еще поесть бы не мешало.
        Лупоглазый вишневый «остин», спрятанный в зарослях, уже успел развернуться. Теперь он нацелился прямиком на узкую дорожку промеж кустов, пересеченную сосновыми корнями,- эта дорожка вела прямиком к шоссе. Вот сейчас он сорвется с места и уедет. Фил подошел поближе и, к своему удивлению, увидел, что место рядом с водителем свободно. Он распахнул дверцу, наклонился, спросил негромко:
        -До города подкинешь?
        -Филик, ты чего? С ума сошел?- Ленка сидела за рулем в мокрых джинсах. Наверно, это было страшно неудобно. Ник сгорбился на заднем сиденье.
        -Я тебя жду,- сказала Ленка.- Спасибо тебе. Ты самый лучший.
        Возможно, Фил был неопытен или хвалили его нечасто, но уже в следующее мгновение от его тоски не осталось и следа. Он плюхнулся на сиденье «остина» - и тут уже действительно рассмеялся, прямо Ленке в лицо. Она взглянула изумленно, а затем размахнулась и влепила ему затрещину, легонько, конечно, но так, чтобы он все понял. И он все понял: повернулся и поцеловал куда-то в щеку. В смешном тесном автомобильчике это сделать легче легкого. «У тебя нос холодный»,- усмехнулась Ленка. «Я думал, вы давно уехали»,- сказал он. «Конечно, нет»,- ответила Ленка.
        Потом Фил с беспокойством оглянулся на Ника: тот сидел, как чужой, закрыв глаза.

«Нет, братец,- подумал Филипп весело.- Может быть, ты и хороший парень, хотя и псих. Но я самый лучший. Она меня любит, ты понял?»
        -Поехали,- сказала Ленка.- Надо до города поскорее добраться.
        Она пришла в себя и снова стала уверенной и решительной, как обычно.
        -А куда мы поедем?- поинтересовался Фил.
        -К одному хорошему человеку, Филик. Уж если кто и поймет тут что-нибудь, так только он.

* * *
        Блестящий «мерседес»-купе Николая Павловича был небрежно припаркован у главного корпуса: если и не самый мощный, то самый компактный пример человеческого успеха. Дежурный доктор, склонившись к опущенному стеклу, докладывал хмурому Мирскому:
        -На прогулку не выходил, не хотел. Обед прямо в номер доставляется. Все как вы сказали.
        -Я ничего не говорил,- обрывал Мирский.- Я хочу его видеть. Прямо сейчас. Я не понял, в чем проблема?
        -Никаких проблем,- уверял сутулый человечек в белом халате.- Еще минуточку. Сейчас обход закончится.
        -Вам что, счета перестать оплачивать?- грозил Мирский.
        -Это не ко мне,- отнекивался дежурный.- Но я вас уверяю, все будет в полном порядке. Будьте так любезны… буквально еще одну минуточку.
        Глава 5,
        в которой герои встречаются с реальным волшебником, а затем прощаются с этой реальностью
        Ленка подошла к калитке и надавила большим пальцем на кнопку домофона. Где-то в глубине двухэтажного коттеджа тут же запиликал вызов. Фил вертел головой с любопытством: в этих местах ему доводилось бывать нечасто.
        Здесь обитала самая разная публика. Когда-то давно пробовали селиться богачи, в основном из приезжих. Но эта мода быстро сошла на нет. Всякую весну асфальт на дорожках проседал, на участках появлялись не предусмотренные проектом ямы и промоины, из которых неаппетитно пахло: кварталы были выстроены на месте бывшей городской свалки. Когда однажды прямо на главной улице тяжелый джип вице-губернатора провалился колесом в зловонную дыру, случился настоящий скандал. Об этом юному Филу рассказывала мать. Зачем же было строить дома на помойках?- спрашивал он, а мать разводила руками: земля там бросовая, дешевая, а покупатели-то не знают, что за дерьмо спрессовано под асфальтом. В сущности,- говорила она,- все живут на помойках, только некоторые это замечают, а некоторые - нет.
        Когда Фил подрос и стал увлекаться графическими моделями, он понял, что мать имела в виду.
        Впрочем, воздух на бывшей помойке был чистым, ничем таким особенным не пахло. Вот разве что откуда-то тянуло дымом и горелым жиром. Кто-то, видно, устроил семейный barbeque на заднем дворе, как в каком-нибудь Техасе. Оттуда доносилась традиционная для среднего класса радиомузыка: неизвестный простуженным баритоном обещал потуже натянуть ушаночку. Между тем было жарко; в кустах чирикали воробьи, по черепичной крыше соседнего коттеджа не спеша прохаживалась ворона.
        Рассеянно поглядев на ворону, Ленка еще раз нажала на кнопку звонка, и на этот раз кое-что произошло. В окне дрогнула штора, и сразу же после этого камера наблюдения повернулась в их сторону. «Кто там?» - спросил домофон женским голосом. «Мы к Евгению,- сообщила Ленка.- Его что, нет дома?» «Дома,- ответил голос.- Сейчас». Минуту спустя на крыльце появился хозяин, и Фил не поверил своим глазам.
        Конечно, это был Джек (он и забыл, что Джека Керимова из «4D» на самом деле зовут Женей). Но дизайнера и вправду нелегко было узнать. В клубе Джек обычно ходил в простецких джинсах и льняной рубахе навыпуск; сейчас он был наряжен в малиновый шелковый халат, отливавший на солнце золотом. Его длинные темные волосы были художественно зачесаны назад и собраны в косичку. Невообразимую картину завершали мягкие белые мокасины с загнутыми вверх носами.
        -Это же Джек,- проговорил Фил. А Джек увидел их издалека и приветственно взмахнул широким рукавом: «Проходите, не стесняйтесь».
        -Конечно, Джек, кто же еще,- шепнула Ленка.- Я к нему вообще-то часто в гости езжу.
        Фил почувствовал беспокойство. Но Ленка как ни в чем не бывало кивнула хозяину, а сама вернулась к машине. Ник ссутулился на заднем сиденье и безучастно смотрел в окошко. Его взгляд не отражал ровно никаких волнений - ему было все равно, на что смотреть.
        Они кое-как вытащили больного на воздух и под руки повели к дому по желтой кирпичной дорожке среди розовых кустов. Возле альпийской горки, поросшей яркими цветами, кто-то придумал поставить садовую скульптуру - фигурку гнома в дурацком колпаке и в мокасинах. Увидев это, Фил ухмыльнулся.
        У крыльца процессия замедлила шаг.
        -И что же случилось с твоим братом?- спросил Джек, отворяя дверь.
        -Заигрался. Мы его из больницы забрали,- пояснила Ленка.- И сразу к тебе. Ты же один, кто может…
        Но хозяин остановил ее жестом:
        -Не подлизывайся. И не ври мне. Не люблю.
        В комнате Джека Филипп разинул рот. Собственно, это была и не комната (странно было видеть в комнате разобранный до самой крыши потолок), а какая-то суперлаборатория - сборочный цех новой реальности. Трассировочные лазеры были включены и сейчас, и их лучи упирались прямо в крышу. Оставалось только сделать ее раздвижной, как в обсерватории. Привыкнув к темноте и приглядевшись, Фил понял, что именно так и сделано. «Неплохо было бы построить картинку до самого неба,- подумал он.- С луной, со звездами. Вот это была бы графика, куда там всем нашим». Он вспомнил свою домашнюю студию. Детские игрушки. «Пионер ты, Филик, пионер,- съехидничал внутренний голос.- Смотри, учись».
        По углам комнаты громоздились корпуса отдаленно знакомых устройств: кажется, там были многолучевые 30-сканеры, трансляционные генераторы, а также системные блоки мощных компьютеров. «Так никогда и не получится сделать технику компактной,- подумал Фил.- Только процессоры до нанокристаллов уменьшатся, тут же новую хрень изобретут».
        Прямо в стены были встроены панорамные вижн-панели - похоже, перед их приходом Джек смотрел релаксационный фильм о подводном мире. Камера парила над рифом в изумрудной толще воды, словно аэростат в плотных слоях инопланетной атмосферы. Серебристые рыбки просачивались сквозь заросли розовых и оранжевых кораллов. В их движениях было что-то гипнотическое.
        -Я сегодня медитирую,- сказал Джек, усаживаясь на джутовую циновку.- Заодно пробую разные сигнальные системы. Может, подключитесь?
        -Нет, Женя,- сказала Ленка.- Мы к тебе не за этим.
        -Я догадываюсь, зачем. Мальчик влез в недетскую игру.
        -Да. «Reminder». Ты никогда про такую не слышал?
        Филиппу показалось, что Джек побледнел.
        -Слышал кое-что,- сказал он.- Но это не игра. И ты ее неправильно называешь. Не
«Reminder», a «Rewinder l». Через двойное «В».
        -Там логотип - молния,- изменившимся голосом проговорила Ленка.
        -Молния, верно. Не знаю, почему. Наверно, потому, что энергии требуется очень много. Требуется громадная мощность излучателей. Но где вы ее нашли?
        Вместо ответа Ленка раскрыла сумочку и достала оттуда прозрачный пластиковый квадрат.

«Это же мой диск,- подумал Фил.- Когда это она стащить успела? Пока я за кофе ходил?»
        Джек взвесил диск на ладони, хмыкнул.
        -Значит, дистрибутив все же существует,- сказал он.- «Rewinder», полная версия. А Мирский думает, что не сохранилось ни одной копии.

«Ревайндер» - перемотчик (англ.).
        -Мирский?- Фил даже не слишком удивился.- Ты тоже с Николаем Павловичем знаком?
        -Мы когда-то с ним работали. Ленка вряд ли помнит. Я как раз приехал из Ташкента, в университет поступать.
        Фил слушал и хмурился.
        -Когда я пришел к нему, он как раз тестировал ранние версии «Distant Gaze». Вы бы видели тогдашние гаджеты… сейчас бы никто такое и надевать бы не стал…
        Ленка погладила Ника по плечу.
        -Женя, ну посмотри на него… видишь, ему совсем плохо. Помоги, пожалуйста.
        Джек осторожно взял Ника за руку, выслушал пульс, спросил:
        -Ему сколько лет? Шестнадцать?
        -Пятнадцать исполнилось,- сказала Ленка смущенно.- Он же меня на полтора года младше.
        -Это очень хорошо. Я попробую. Подождите.
        Еще несколько минут гости озадаченно молчали.
        Молчал и хозяин. Он опустил глаза и уставился в одну точку - кажется, на острый нос одного из своих чудесных мокасин.
        Ник, съежившись в углу, уперся взором в панорамный экран. На экране постоянно менялись картины. Камера плыла над морским дном, не удаляясь и не приближаясь. Зрители чувствовали себя словно внутри батискафа, вот только непонятно было, кто же им управляет? Ощущение подводного полета было таким реальным, что, когда из расщелины между скал высунулось тупое рыло мурены, Фил вздрогнул, а Ник дернулся, как подстреленный - или, вернее сказать, как если бы пуля попала уже в безжизненное тело.
        -О, господи,- прошептала Ленка.- Женя. Сделай что-нибудь.
        Белый мокасин нервно кивнул, как кукла-марионетка.
        Затем Джек глубоко вздохнул и поднялся с циновки. Неслышно ступая, шагнул к Нику и положил руки ему на затылок. Прошептал что-то, чего Фил не расслышал.
        -Ты умеешь так лечить?- заворожённо спросила Ленка.
        -Нет,- тихо сказал Джек.- И никто не умеет. Я его просто успокаиваю.
        Ник медленно поднял голову. Теперь он, не отрываясь, глядел на руки Евгения: шелковые рукава блестели в полутьме и таинственным образом переливались, становясь то фиолетовыми, то вишневыми.
        -Он видит не совсем то, что мы,- пояснил Джек негромко.- Это как перегрузка в системе ввода.
        Осторожно сняв ладони с затылка, он дотронулся до висков Ника. Чуть нахмурился. Затем очень точными, парикмахерскими движениями ощупал уши, провел пальцами по острым скулам до подбородка, будто снимал мерку. Снова коснулся висков.
        Извлек откуда-то вижн-дивайс, похожий на обруч из тонкой платиновой проволоки (такой модели Фил никогда не видел). Надел больному на лоб. Произнес несколько слов по-английски. Экраны на стенах на мгновение потускнели, потом засветились снова.
        Ник не двигался. Он прикрыл глаза умиротворенно. Казалось, он не дышит.
        -Вот так хорошо,- сказал Джек мягко.- Слушай меня. Сейчас ночь. Ты дома. Ты спишь.
        Гости боялись пошевелиться. Черты больного неуловимо изменились, смягчились, будто он и вправду очутился дома после долгой мрачной дороги; его веки перестали дрожать. Ник сладко вздохнул и прилег на циновку, подложив под голову согнутую в локте руку.
        -Он сейчас спит,- комментировал Джек голосом практикующего месмериста[Месмер Антон Франц (1733 -1815) - швейцарский врач и гипнотизер, первый психотерапевт, основатель учения о «животном магнетизме».] .- Будет спать… некоторое время.
        -А потом?- спросила Ленка.
        -Потом проснется. Надеюсь, ему станет легче. Я так понимаю, врачи глушили его транквилизаторами, они всегда так делают… А на самом деле нужно перезагрузить его мозг. Снять ненужные задачи. Его сознание все еще пытается анализировать то, что он видел там, где он был… знать бы еще, где он был.
        Ленка отвернулась и сделала вид, что внимательно разглядывает экраны на стенах. Стайки рыб проносились мимо (Фил заметил, что они перемещаются по периметру зала, не удаляясь, словно загипнотизированные объективами камер: похоже было, что батискаф остановился).
        -Мы больше не плывем?- спросил Филипп.
        -Я сделал статичный фон,- отвечал Джек даже как будто виновато.- Оперативной памяти недостаточно.
        -Для чего?
        -Вот для него. Для перезагрузки.

«Ты пионер, Фил,- сказал Филипп сам себе.- Лучше помалкивай».
        Ник по-прежнему лежал на полу в экономичной позе эмбриона. Однако что-то все же случилось: вот телевизионная панель на мгновение погасла, потом загорелась еще ярче; по лицу Ника, как по экрану, прошла тень - и он, еле слышно застонав, открыл глаза.

* * *
        -Ты хоть помнишь, как мы тебя из шкафа вытаскивали?- Филу было весело наблюдать, как братец Ник смущается и трет ладонью лоб.- А потом ты на колени рухнул и говоришь: я не хочу, не хочу…
        -Кончай уже над ним издеваться,- сказала Ленка.- А если бы с тобой такое случилось?
        -За мной бы никто не приехал.- Фил больше не улыбался.- И лечить меня никто бы не стал.
        -Я слышал вас как сквозь сон,- проговорил Ник.- Возможно, это и был сон - то, что я видел?
        -Но что же ты видел?- спросил Евгений.
        Он сидел на подоконнике, скрестив руки на груди, и казался безучастным. Халат он сменил на джинсы и льняную рубашку. Но отчего-то сделался серьезным и молчаливым: понятно было, что излечение пациента утомило его до крайности.
        Ник выглядел не лучше. Он вздохнул, жалобно поглядел на сестру:
        -Можно еще кофе?
        Ленка поднялась с кресла, забрала у брата пустую чашку и отвернулась к кофеварке.
        -Так что ты там видел?- тихо повторил Джек.- Расскажи с самого начала. Пожалуйста. Это важно.
        -Рассказать? Только пусть они не смеются, ладно?
        Ник откинул волосы со лба, и стало видно, как блестят его глаза. Да, он был очень взволнован, хотя из последних сил старался это скрыть.
        -В тот вечер было душно, собиралась гроза,- начал он.- Дома не было никого, даже Кобэйн куда-то спрятался… Наш кот,- уточнил он для слушателей.- Мне было скучно, и я залез в сеть. Все конфиденты почему-то были вне зоны действия, будто весь город вымер, и мне показалось это странным, а потом я решил - может быть, они отключились из-за грозы?
        На связи был один мой друг из Австралии. Я послал ему сообщение, он не ответил.
        Тогда я решил поиграть в «Strangers». Отец запретил мне это делать. Он закрыл доступ… после одного случая… Но это - неважно,- опомнился он.- Это к делу не относится.
        Ник взял чашку с блюдечком, и стало видно, как у него дрожат руки. Глотнув, он поставил чашку на стол и продолжил:
        -И вот наконец я решил взломать этот фильтр.
        Джек кивнул с еле заметной усмешкой.
        -На это могло уйти много времени,- продолжал Ник.- Программа-генератор работала бы несколько часов, а может, дней, и отец тысячу раз заметил бы… и я решил попробовать подобрать пароль наугад. Я знал, что пароль должен быть простым. Это всего лишь одно слово. Я много раз видел, как отец его вводит на своем спикере.
        Ник пригладил рукой волосы и почти успокоился.
        -Для начала я набрал все наши имена, все даты рождения. Ничего не подошло. Понабирал даже всякие приколы, как отец выражается, ну, вроде «password» или
«fuckoff». Набрал и «кольт» - это его детский никнэйм, он сам когда-то говорил. Я не знал, что делать дальше, и лепил наугад какие-то слова, цифры… За окном стало совсем темно, только гнулись деревья в парке, видимо, поднялся ветер. Где-то далеко ударил гром. И тут за моей спиной скрипнула дверь.
        -Ой,- сказала Ленка.- Ну ты сказочник. Мне чуть плохо не стало.
        -Ага. Но представьте себе: за окном темно, мрачно, и вдруг в полной тишине скрипит дверь… да так медленно, как бы сказать,- многозначительно… Но это был всего лишь Кобэйн. Такой большой, рыжий, замечательный кот. Кстати, отец назвал его по имени своего любимого музыканта. Он, правда, давно застрелился… я имею в виду, музыкант…
        -Я слышал,- кивнул Джек.- Я помню. Курт Кобэйн из «Нирваны».
        -Точно. Я тоже это вспомнил. Что-то меня как стукнуло. «Ну что, Копчик,- сказал я коту.- Может быть, и тебя впишем в нашу историю?» И я набрал по-английски:
«nirvana»…
        Ленка вздохнула, Фил недоверчиво покачал головой.
        -Да, это и был пароль,- сказал Ник.- Вот так мы с Кобэйном и взломали систему. И я вошел в «Strangers». В своем старом образе, вы его не знаете. Я включил
«random search», случайный поиск. Не успел я осмотреться, как за окном сверкнула молния на все небо, как будто купол сваривали электросваркой… потом загрохотало - Кобэйн даже подпрыгнул,- и тут же хлынул дождь. Я снял очки, встал и открыл окно. Кобэйн мяукнул. Он не любит, когда сыро. Когда я вернулся, на периферии мигала иконка: кто-то заинтересовался мной. Ну, вы знаете, как это бывает.
        Ленка кивнула и отчего-то покраснела.
        -Это была девушка,- продолжал Ник.- Очень красивая. Если, конечно, она не достраивала свой образ. Она была похожа на иностранку.
        Услыхав это, Фил заметно напрягся.
        -Ты дальше рассказывай,- поторопила Ленка брата.
        -Я и рассказываю… Мы познакомились. Она и вправду оказалась нездешней и скоро собиралась уезжать, поэтому… ну, как бы вам сказать… поэтому с ней было интересно. Я уговорил ее надеть вижн-ди-вайс, и…
        -А как ее звали?- не вытерпел Фил.
        -Красивое имя. Ну, может, это никнэйм такой - Диана. Я ее звал Диной.
        Фил дернулся, как будто ему дали пинка.
        -Мне кажется, я тоже ее знаю,- презрительно сказала Ленка.- Я как-то застала их. Вдвоем с папашей, в машине.
        Джек не вмешивался в разговор. Он сидел, закинув ногу на ногу, и, казалось, не слушал.
        -Давай дальше рассказывай,- пробормотал Фил.
        Ник закрыл глаза и запустил пятерню в свои темные волосы.
        -Нам не хотелось расставаться,- продолжил он тихо.- Она спросила: хочешь попробовать новую графику? Там мы сможем встретиться, как в реале, сказала она. И я ответил: хочу. И тогда она послала мне ссылку. И предупредила: «Ничего не бойся». А я и так не боялся. Просто я впервые видел такую программу. Иконкой был логотип - такая ломаная линия, вроде молнии.
        Джек нахмурил брови.
        -Иконка вроде молнии?- переспросила Ленка.
        -Ну, или мне так показалось. Между прочим, дождь лил не переставая, и я вдруг подумал: а что, если, когда гроза кончится, окажется, что все это мне приснилось? Я глянул на Кобэйна. Он сидел у двери, недовольный, и уже явно собирался сваливать, но все же оглядывался, как бы приглашал меня за собой. Ну, на самом-то деле он просто боялся грозы и заодно хотел, чтобы я дал ему пожрать,- он всегда ест, когда нервничает… Его глаза светились в темноте, будто сак-кумулировали свет молнии, и даже шерсть искрилась. Воздух был насыщен электричеством. Мне опять стало не по себе.
        Вместе с котом мы вышли в холл. Входная дверь была приоткрыта, и было слышно, как на улице шумит дождь. Телевизионная панель показывала какой-то молодежный сериал без звука. Там все герои поминутно то целуются, то смеются… Я вспомнил Диану. Не надо бояться, подумал я.
        В общем, я дал коту какой-то жрачки, чтобы он отвязался, а сам спустился в подвал. Там у меня стоит довольно мощный комплект излучателей, мы там постоянно играем, Ленка знает… Дверь я почему-то оставил открытой. Наверно, боялся или что-то предчувствовал. Я прогрел систему и активизировал эту молнию.
        Поначалу все шло нормально. Программа начала грузиться, я увидел заставку: вроде
«Strangers», но другое по дизайну, такое старомодное и как будто сделанное наспех, не слишком-то красиво… Потом что-то сдвинулось - у меня закружилась голова,- и наступила темнота, только перед глазами плыли какие-то пятна, и еще мигало предупреждение: батарея очень быстро разряжалась. Должна была уже включиться какая-нибудь графика, и я гадал, какой она будет. Но ничего не происходило.
        Я переключил очки на ночной режим и все равно ничего не увидел. «Наверно, программа не запустилась»,- подумал я и вообще снял вижн. Но в глазах по-прежнему было темно. На секунду я решил, что ослеп на время,- говорят, такое бывает, если перебрать мощность,- но потом понял, что все еще хуже.
        Да, я оставался в темноте. В темноте и в тишине. Там была ночь. Но я знал, что это уже не наш дом. Как бы вам это описать? Я чувствовал, что вокруг нету стен, и пространство невообразимо расширилось, как если съесть упаковку синхрона,- но я ведь не принимал ничего такого… и еще мне показалось, что воздух стал совершенно иным. Слишком чистым, если такое может быть. Таким густым, влажным, свежим. Как будто им еще никто и никогда не дышал, этим воздухом, и я был первым.

«Диана?» - позвал я, но никто не откликнулся.
        Мне стало не по себе.
        Мало-помалу мгла рассеялась, а может, просто глаза притерпелись к темноте,- и тогда я смог оглядеться.
        Были сумерки, как будто только что зашло солнце, и небо еще слегка светилось. Вокруг стояли деревья, сосны, с такими толстенными корнями: я прошел всего лишь несколько шагов, споткнулся в темноте и едва не расшиб голову о какую-то корягу… Впереди было светлее, деревья там редели, а земля проваливалась куда-то вниз - скорей всего, там был овраг или речка. Все это казалось совершенно диким, сказочным, как в фильмах про ведьм, понимаете? «Вот если бы это были съемки, я бы тогда так не боялся,- думал я.- Да только что-то не видно вокруг ни камер, ни софитов». Со всех сторон шуршали капли - я забыл сказать, шел дождь, такой теплый дождь,- и пахло дурманом, как на болоте, так, что у меня уже начинала побаливать голова.
        Надо было идти хоть куда-то, и я решил пойти вперед. Деревья там расступились, там был такой песчаный обрыв, а чуть подальше светлел противоположный берег. Я слышал, как внизу журчит невидимая речка. Перебраться через нее можно было, наверно, только что-то не больно хотелось. «Надо пойти по течению,- подумал я.- Эта дрянная речка куда-нибудь да впадает. А на излучинах обычно живут люди». Вы понимаете, я уже поверил в то, что… да и трудно было не поверить.
        Я прошел еще немного вдоль берега и понял, что это - пустая затея. Дальше деревья подступали к самой воде, вдобавок склоны заросли какими-то колючими кустами вроде дикой малины или ежевики или что там еще бывает; заросли были совершенно непролазными. И тут я подумал: как-то странно, что я так легко вышел к речке, будто меня специально туда приглашали.
        Оглядевшись, я встревожился еще больше.
        На том берегу сквозь туман проступали неясные и неразличимые темные громады - там высились то ли столбы от поваленного забора, то ли обломки рухнувшего дома, то ли наоборот - начатая и заброшенная стройка… «Чем бы это ни было, но это оставили люди,- решил я.- Пожалуй, мы не станем навязываться. Просто понаблюдаем».
        А потом подумал: вот я уже сам с собой начинаю говорить.
        Подобравшись к самой кромке обрыва, я стал всматриваться в туман. И тут же, к моему изумлению, на другом берегу что-то засветилось ярким искусственным светом, луч проехался влево-вправо, словно кто-то ездил там на бесшумном гибрид-скутере - но в такую возможность плохо верилось. Наконец там засветилось сразу несколько огоньков послабее. А потом на берег вышел человек.
        Я видел его силуэт. Он был довольно высок и широк в плечах, кажется, без оружия; зато он опирался на длинную толстенную палку. Я не мог разглядеть его лица, но знал, что он пристально и недружелюбно смотрит на меня,- одним словом, я замер и похолодел от… в общем, было довольно страшно; я уже приготовился бежать куда-нибудь, все равно куда, но тут он окликнул меня:

«Вы как здесь оказались, молодой человек?»
        Голос у него был властным и уверенным - даже речка как-то притихла. Если судить по этому голосу, говорившему было лет сорок. Он так и стоял на том берегу, шагах в десяти от меня, не делая попыток приблизиться.

«Я… не знаю»,- проговорил я и понял, что меня не слышат - человек на том берегу покачал головой с сомнением. Мало того: он переложил свою палку из правой руки в левую, будто готовился достать оружие.
        Тогда я добавил погромче:

«Мне прислали пропуск».

«Пропуск?- переспросил незнакомец.- Кто же прислал? Неужели наша Диана-охотница?

«Да, Диана,- признался я.- Почему вы ее так называете?»

«Потому что вы здесь, юноша. Правда ведь, она заманчивая девочка?»
        Я смутился и не знал, что на это сказать.

«Но как вас зовут?» - был следующий вопрос.

«Ник».

«А фамилия?»
        Назвавшись, я даже слегка успокоился. Может быть, потому, что у нас с отцом такая гордая фамилия. Да к тому же еще и двойная.
        Но тот человек повел себя странно.

«Постой…- сказал он.- Постой, пожалуйста… Тебя действительно так зовут? Ну что же… Диана и вправду никогда не промахивается».

«Я все же хотел бы ее увидеть»,- сказал я, набравшись решимости.

«А я еще и тебя как следует не разглядел».
        В его руках что-то засветилось. Это действительно фонарик, понял я. Значит, тут и электричество есть.
        Луч фонаря скользнул по моей фигуре, задержался на лице. Я заслонился рукой. А он рассмеялся - как мне показалось, с облегчением.

«Теперь понятно. Все верно. Ты его сын. Ты похож на него, и тебя тоже зовут Ники».

«Я не очень похож на него,- возразил я.- Ну и что, что меня так же зовут?»

«Ровным счетом ничего,- вздохнул незнакомец и потушил фонарик.- Ничего удивительного. Просто когда-то мы с твоим отцом были друзьями».

«Погодите,- сказал я.- Кто вы такой? И где мы?»
        Фонарик снова загорелся и осветил его лицо. Ему и вправду было лет сорок, может, чуть побольше, но выглядел он немолодым, наверное, из-за усов и бородки, и еще из-за этой палки, на которую он опирался. Он был одет в белую полотняную рубаху и кожаный жилет, длинные седеющие волосы были перехвачены ленточкой. Впрочем, никто бы не принял его за бродягу. Скорее, он был похож - нет, тогда я еще не решил, на кого он похож… словом, он выглядел очень экзотично.

«Зови меня Ингваром,- сказал незнакомец.- Да. Я Ингвар Матиассен».

«Минуточку,- не удержался я.- Но вы же русский?»

«Это на той стороне я был русским,- загадочно отвечал он.- Но здесь, на моей земле, я тот, кем и должен быть».

«На вашей земле?» - не понял я.

«Вот именно, Ники. Перейди ручей. Не бойся, здесь мелко».

«А может, мне лучше тут остаться?»

«Иди сюда. Не волнуйся, Ники. Если ты захочешь, я отправлю тебя обратно. А может быть, ты и не захочешь».
        Услыхав такое, я не знал, что и подумать.
        Ингвар направил луч от фонаря вниз, чтобы я мог видеть, куда иду; вода оказалась обжигающе холодной, а сама эта чертова речка была глубиной по колено, однако джинсы промокли снизу доверху, и это ощущение я не назвал бы приятным. К тому же спикер оставался у меня на поясе, и я боялся, что он утонет или отключится - ну и что случится тогда?- размышлял я и не мог найти ответа.
        Ободрав ладони о какие-то поганые корни, я вскарабкался на обрывистый берег. Ингвар помог мне подняться. У него были холодные сильные пальцы. Он оглядел меня с головы до ног.

«Ну, теперь здравствуй, Ники»,- сказал Ингвар.

«Здравствуйте»,- отозвался я, пожимая протянутую руку. А сам во все глаза смотрел вокруг.
        Посмотреть было на что.
        Руины вокруг были вовсе не руинами. Теперь я ясно разглядел обширную поляну - и вокруг нее громадные деревянные статуи, врытые прямо в песок, как в детском парке, только огромные - пожалуй, в два человеческих роста. Кто-то расставил эти статуи в строгом порядке - по трое, плечом к плечу, по широкой дуге, открывавшейся к обрыву. Тела истуканов были обильно промазаны пахучей смолой или дегтем, наподобие старых телеграфных столбов, которые еще встречаются кое-где за городом; были у них и лица, искусно вырезанные прямо из ствола дерева и как будто даже позолоченные. Где-то у подножия каждой статуи таились лампы подсветки. Сейчас они горели вполнакала, но даже и в таком неярком свете на дьявольских харях были различимы темные, будто от выпитой крови, полуоткрытые рты и недобрые выпученные глаза.
        Среди троих главных идолов один имел самый злобный вид. У него была бородка, вырезанная из просмоленного дерева с точностью до волоска, и довольно пышная шевелюра, тоже из дерева. Он был похож на революционера Че Гевару.

«Наверно, Перун»,- вспомнил я и даже поискал глазами табличку: таблички не оказалось.
        Заметив, что мне интересно, Ингвар щелкнул пальцами, и подсветка стала ярче (в глазницах Перуна что-то сверкнуло металлическим блеском: почему-то я вспомнил о лазерных излучателях).

«Это - святилище,- пояснил он.- И еще здесь… как сказать… принимают в пионеры».

«Никогда не любил скаутов,- заметил я.- И нацистов тоже».
        Ингвар улыбнулся.

«При чем здесь нацисты… Но, видишь ли, я не ожидал встретить здесь именно тебя, дружок,- с этими словами он положил руку мне на плечо.- Вот посмотрел на тебя, и сразу нахлынуло столько воспоминаний… Сюда вообще-то редко приходят люди с той стороны. Только если Динка пригласит… по моей просьбе».
        Это дополнение мне не очень понравилось.

«Вы так и не объяснили, где мы»,- напомнил я.

«Мы в Ингрии, маленький Ники,- отвечал он.- На земле Древней Ижоры. Так называется местность, что ты видишь вокруг».

«Ижора?- спросил я.- Это же речка такая, недалеко от Питера. Через Колпино течет».

«Ингрия - это целая страна,- произнес Ингвар веско.- Это моя земля. Такая, какой я всегда хотел ее видеть».

«Вы создали эту землю?» - удивился я.

«Ну или открыл. Называй как хочешь».

«И что же? Тут люди живут?»

«Живут. И всегда жили».
        Словно в доказательство, откуда-то издалека ветер принес запах дыма, а спустя еще мгновение до моих ушей донесся еле слышный собачий лай. Он становился громче: первой псине ответила вторая, третья, потом все вдруг заткнулись, как по команде, и снова наступила тишина.

«Слышишь?- спросил Ингвар.- Там их поселок. Эта страна - как бы тебе объяснить? - в стороне от больших дорог… вообще довольно далеко от цивилизации».

«Далеко? Как далеко?»

«Приблизительно за тысячу лет».
        Я вздрогнул и попятился:

«Да что вы тут все, охренели?»
        На это Ингвар ничего не ответил, только пожал плечами. Сумасшедший, точно сумасшедший, сообразил я. Хотя в то же самое время мой разум продолжал бешено работать, пытаясь призвать мысли к порядку… Этот самый Ингвар говорил по-русски, как мы с вами, и в руках у него был электрический фонарик на аккумуляторах, но все вокруг и вправду казалось чертовски диким и древним. И еще меня сбивал с толку воздух. И эти сказочные истуканы.
        Наконец мозг капитулировал, и меня охватила паника. Я отступил на шаг и оглянулся.

«Постой, Ники, не убегай,- позвал меня Ингвар.- Ты заблудишься и пропадешь, и никакой дозор тебя не найдет. А ведь тут и медведи встречаются».

«Да где я, в конце концов?- воскликнул я.- И как отсюда домой попасть?»

«Если ты меня выслушаешь, ты узнаешь и это».

«Но ведь ничего такого не может быть,- проговорил я в отчаянии.- Такого не бывает. Все это иллюзия. Это всего лишь графическая модель. На самом деле я - у себя дома. Я помню, я спустился в подвал и запустил эту чертову программу. Просто из любопытства. Еще началась гроза…»

«Гроза?- переспросил Ингвар.- Ну да, конечно, гроза. Это многое объясняет».

«Вот именно,- сказал я.- А потом как-то резко наступила ночь, и я оказался здесь. Неужели это все из-за грозы? Может быть, в меня ударило молнией?»

«Ага. Испепелило на месте. И вот мы с тобой обретаемся на том свете. Должен тебя разочаровать: хотя это объяснение и напрашивается само собой, оно в корне неверно».

«Что-то я не понимаю».

«То, что ты видишь здесь, не графическая модель и не матрица реальности. Хотя это и не тот привычный реал, в котором остался твой дом… и все твои графические модели заодно».

«А что же это, если не реал?»

«Это скорее реконструкция. Представь, что мы отмотали киноленту в некую точку прошлого и начали всю историю заново, из этой самой точки».

«Но это же невозможно,- возмутился я.- Возникнет хронопарадокс».

«Парадокс?- повторил Ингвар, казалось, с интересом.- Отчего же?»

«Ну а как иначе? Если изменилось прошлое, будущее не сможет остаться неизменным».

«Просто это будущее будет только нашим и к будущему остальных не будет иметь никакого отношения. Считай, что сейчас время движется вбок. Наша история растет в сторону от общей истории, как… ну, скажем, как ветка дерева».
        Он указал куда-то в сторону.

«И что же, пока мы растем вбок, для остальных история продолжается?» - спросил я.

«А какое нам дело до остальных?»
        Казалось, я вот-вот пойму, о чем он говорит. Но не тут-то было. Моя голова шла кругом. Взглянув на меня (даже в темноте я почувствовал его взгляд), Ингвар начал снова:

«Это был рискованный эксперимент. Мы с твоим отцом и сами не подозревали, до каких глубин нам удастся донырнуть. Теория темпоральных направляющих еще никем как следует не сформулирована… но мы опередили теорию. Знаешь, как если наугад подбирать password на вход в чью-то чужую систему, которая работала себе и работала и вовсе не нуждалась в чужом вмешательстве… так вот, мы вдруг взяли и подобрали этот пароль. Чтобы тебе было понятнее: представь, каково это - взломать не локальную сеть, а целую реальность?»

«А что, если реал - тоже чья-то игра?» - предположил я.

«В таком случае, этот кто-то создал программу с открытым кодом».

«Почему же тогда каждый не возьмется перестраивать реал так, как ему хочется?- спросил я.- Я бы, пожалуй, многое бы переделал».

«Переделывать, как выяснилось, не получается. Приходится работать с тем, что есть. Строить альтернативу на чужом каркасе. Только надо выбрать момент, откуда лучше начать».
        Что-то щелкнуло у меня в голове.

«И много таких миров можно создать?» - спросил я.
        Ингвар невесело рассмеялся.

«Лучше об этом не думать. Вероятно, сколько угодно. Если у каждого такого демиурга найдутся мощные излучатели в спектре реликтового излучения, да если еще он подберет нужную последовательность встречных импульсов… да еще если гроза поможет… то эти персональные миры можно будет тиражировать, как копии „World of Warcraft“. Знаешь такую игру?»

«Слышал,- вежливо отвечал я.- Но мы как-то больше играем в „Battle of Evermore“. Там моделей больше».

«Как быстро меняется мир,- вздохнул Ингвар.- Я и забыл, что ты прибыл из будущего. Здесь у меня прогресс не так заметен. Хотя некоторые из моих… подданных… уже перестали бояться радиотелефонов».
        Он вытащил из кармана и показал мне довольно потрепанную рацию, вроде тех, что используют охранники в супермаркетах.

«Вот. Не так давно доставили».

«А спикер тут не работает?»

«Спикер? Разве что в локальном режиме. На коротких волнах. Я мало кому даю такую возможность. Только самым проверенным».

«И много у вас тут людей?» - спросил я.

«Негусто,- улыбнулся Ингвар.- Мы застали эту страну малонаселенной. Можно было попасть и вовсе на безлюдье, но мы ведь не собирались отматывать пленку слишком далеко… Ну что тут могло быть раньше, после схода ледника? Тундра и тундра. Здесь, в одиннадцатом веке, гораздо интереснее. Местные сперва посчитали нас за могучих конунгов, приплывших сюда из заморских стран, а как бы и не из самого Асгарда… ты знаешь, что такое Асгард?»

«Ну, догадываюсь».

«Потом, когда мы заговорили с ними по-русски, они решили, что мы - венедские боги. Конечно, мы с Николаем выглядели божественно,- усмехнулся Ингвар.- Ведь мы запаслись множеством волшебных вещей, включая фонарики и зажигалки. Ну и генератор с ветряком, разумеется».

«А оружие?» - спросил я. Помимо воли, мне становилось все интереснее. Эта их игра получилась захватывающей.

«Конечно, мы захватили с собой кое-что. Но стрелять не пришлось. Здешние жители простодушны и доверчивы. Они всю жизнь прятались по лесам от шведов, потому что те забирали у них детей в рабство; еще бегали от новгородских тиунов - не хотели платить дань какому-то Боривою… Так звался тамошний посадник, еще до нынешнего… Это бедный народ, дремучий, но по-своему милый. Ну да мы тут навели некоторый порядок. Утвердили власть. Видишь, даже внедрили свой пантеон. Николай был сторонником единобожия, но мне это показалось нефункциональным…»
        Рация в его кармане вдруг запиликала. Он поднес аппарат к уху, прислушался, произнес несколько слов на неизвестном языке, затем продолжил по-русски, но тоже непонятно:

«Да, Корби. Десять кун. Выправим виру, и довольно с них».
        Закончив разговор, он обернулся ко мне:

«Кто бы мог подумать: тоже научились уклоняться от налогов».

«А домой вам не хочется?» - спросил я и тут же пожалел, что спросил.

«Мне и здесь не скучно,- как-то слишком ровно ответил Ингвар.- Видишь ли, пока я здесь, я практически всемогущ. Но кто знает: возможно, если я покину Ингрию, все это рухнет. Перестанет существовать. Поэтому ты отчасти прав: весь этот мир - мое творение… и моя иллюзия».
        Тут он умолк, вздохнул и закончил:

«У меня есть предположение, что эта иллюзия рано или поздно развеется, Ники. Вот только я не знаю, как это произойдет и когда».

«А как же мой отец?- не вытерпел я.- Ведь он возвратился домой - тогда, давно?»
        Ингвар неловко переступил с ноги на ногу, затем снова оперся на свой посох. Я только сейчас понял, что ему тяжело стоять и разговаривать со мной так долго. Не слишком-то он всемогущ, подумал я, раз с палочкой ходит.

«Да, Ники. Твой отец вернулся,- произнес Ингвар, помолчав.- К тому же нам двоим здесь было тесно… Но у него неплохо идут дела, так ведь?»

«Ну, у него свой бизнес,- сказал я.- Что в этом плохого?»

«Пожалуй, ничего плохого. Все только хорошее. У него всегда все получалось».

«А у вас?» - зачем-то спросил я.

«У меня получилось только однажды. Когда я нашел дорогу сюда. Ну или еще один раз… может быть…»
        Ингвар запнулся и умолк, а я не знал, что сказать. И еще мне показалось, что в темноте он пристально меня разглядывает.

«Скажи, Ники, твой отец любит тебя?» - спросил он вдруг.

«Мы с ним даже разговариваем редко,- признался я.- А кого он любит - я даже и не знаю, если честно».
        Ингвар грустно улыбнулся.

«Ты знаешь… там, в реале, у меня тоже был сын,- сказал он.- Он даже постарше тебя. Я не видел его лет четырнадцать».

«И вы так спокойно об этом говорите?- не поверил я.- Вы остались в этой своей сказке и бросили своего сына?»
        Ответил он не сразу. Он зачем-то включил фонарик: кусты вереска под нашими ногами на миг блеснули искусственным изумрудным цветом, как на картине безумного французского художника, который… я не успел додумать эту случайную мысль, потому что Ингвар все-таки заговорил:

«Нет, Ники. Я создал этот мир не для того, чтобы возвращаться. Если я вернусь, исчезнет не только все вокруг. Исчезну и я сам. Меня больше нет в реале. Там я выключен… вот как этот фонарь. Был - и нету».
        Он погасил лампочку. Мир вокруг нас действительно пропал. Когда фонарик загорелся снова, Ингвар был серьезен:

«Вот что, Ники. Тебе лучше будет вернуться. Ты еще не готов жить в Ижоре. Ты слишком привязан к своему миру. К своим играм. Ты ведь даже сюда вошел просто потому, что тебе хотелось встретить здесь Диану, разве нет?»

«Я ни к чему не привязан,- возразил я.- У меня там никого нет. Даже друзей нет. Только Ленка».

«Сестра? Она ведь постарше тебя?- Он почему-то усмехнулся.- Может быть, ей здесь будет интереснее… тут у меня много интересного для девочек. Да, и вот что…»
        Он полез в карман и вытащил оттуда какую-то коробку.

«Вот это - тебе. Чтобы тебе не так страшно было возвращаться».

«А что это?- спросил я.- Синхрон?»

«Не совсем. Я знаю, о чем ты говоришь, но это лучше, гораздо лучше. Синхрон китайцы создали для русских. А эту вещь они делают для себя - улавливаешь разницу?

«Я не хочу»,- сказал было я, но как-то так получилось, что четыре или пять таблеток сами собой оказались у меня на ладони. И я машинально их проглотил.
        Прошло всего несколько минут, и мир не то чтобы изменился, но как будто повернулся слегка вокруг своей оси - еще немного, казалось мне, и я окажусь как будто на краю карусели, такой большой центрифуги, с которой меня непременно выбросит прочь, неизвестно куда.
        Ингвар заметил это и усмехнулся.

«Пора домой»,- сказал он.

«Нет, подождите. Я не хочу…» - начал было я, но тут он легонько подтолкнул меня в спину. Я успел заметить, как между головами деревянных истуканов словно бы проскочили искры, а затем прямо перед моим носом взорвалась шаровая молния; тут снова наступила кромешная тьма, и перед глазами у меня поплыли цветные круги… Больше я ничего не помню. Кажется, потом я несколько раз просыпался в больнице, там было темно, и отец со мной разговаривал… потом мы плыли на лодке. Но ведь не могло все это мне присниться?

* * *
        -Вряд ли это тебе приснилось,- согласился Джек.- И у тебя прекрасная память.
        Ник больше не пил кофе. Он молчал и облизывал губы.
        -А по-моему, это какая-то фантазия,- недоверчиво сказала Ленка.- Ты и вправду думаешь, что этот Маттинен…
        -Матиассен[Матиассен - фамилия, происходящая от христианского имени Матиас (Матвей). Вероятно, Ингвар использовал его по ошибке: в реконструированное им время христианство в Скандинавии еще не было распространено.] ,- сказал Ник.- Я точно запомнил.
        Фил не проронил ни звука. Он смотрел в окно.
        Там, за высокими тополями, солнце уже клонилось к закату. Приземистый темный
«мерседес» беззвучно пробирался по узкому проезду, мимо припаркованного «остина», куда-то дальше, Фил не видел, куда.
        -Отца звали Игорь,- проговорил он.- Игорь Матюшкин. Мне было три года, когда он пропал.
        Ленка вздохнула. Ее брат запустил всю пятерню в свои длинные волосы и почему-то закрыл глаза.
        -Значит, это он написал «Rewinder»?- произнес Джек странным голосом.- Твой отец? Ох, Филик… а ведь я мог и сам догадаться.
        -Я его совсем не помню,- сказал Фил.- Он нас бросил.
        Стало слышно, как где-то на улице каркает ворона.
        Ник пошевелился, глянул на Фила виновато. Наморщил лоб.
        -Но что такое этот «Rewinder»?- спросил он.- Джек, ты же знаешь. Объясни.
        Евгений задумался.
        -Я знаю только слухи. Гипотезы. По одной из них, существует реликтовое излучение Вселенной. И не просто какой-то постоянный остаточный фон, а сигнал в широком частотном диапазоне, который генерируется постоянно с самого Большого Взрыва. Причем сразу во всех направлениях. Лучи расходятся в разные стороны. Тот человек… Ингвар что-то говорил про темпоральные направляющие. Он правда так говорил?
        -Не веришь? Думаешь, я сам такое придумал?
        -Не волнуйся. Верю. Хотя и сам не слишком понимаю. Есть догадка: этот реликтовый сигнал несет довольно серьезную информацию. При надлежащем уровне техники его можно детектировать и расшифровать. Как цепочку ДНК.
        -И что это за информация?
        -Ну, скажем, хроника событий с начала времен до настоящего момента. Схема причинно-следственных связей для всей нашей реальности. Что-то вроде координатной сетки. Выбирай, что больше понравится.
        -Ой, блин,- вздохнул Ник.- У меня по физике всегда тройка была.
        А Евгений без тени улыбки продолжал:
        -Так вот. Если предположить, что все это правда, тогда, отмотав равные отрезки по разным осям координат, мы сможем по этим точкам реконструировать многомерный образ прошлого. А потом из этой точки начать свое движение. Получится параллельное прошлое. Улавливаете?
        -Вместе с людьми?- спросила Ленка.
        -И даже вместе со всеми звездами и планетами.
        -А если в этом прошлом мы встретим себя самих?
        -Ну и станем самими собой,- пожал плечами Джек.- И снова доживем до нашего времени… а может, до какого-нибудь другого. Кто может поручиться, что это не происходит с нами постоянно?
        Ленка, расширив глаза, ничего не отвечала.
        -«Rewinder»,- тихонько проговорил Ник.- Он перемотал назад время?
        -Я ничего не утверждаю. Но, похоже, кое-что ему удалось. А ведь если эксперимент удался хотя бы один раз, его результат обязан стать законом… Реальность становится реальной в тот миг, когда хотя бы кто-то один примет ее за реальность.
        -Финиш. Приехали,- сказал вдруг Фил.
        Он смотрел в окно.
        -Это отец,- тихо сказала Ленка.
        Николай Павлович Мирский уже выбрался из «мерседеса» и стоял теперь у ворот. Спокойный и невозмутимый, как обычно. Поодаль переминался плотный охранник.
        -Женя, к вам гости,- сообщил голос консьержки.
        -Я знаю.
        Сказав так, Джек даже не двинулся. Он так и остался сидеть, прикрыв глаза, как будто ждал какого-то сигнала - или просто не знал, что делать.
        -Как он нас нашел?- недоуменно спросил Ник, глядя сквозь челку подозрительно блестящими глазами.- Да еще так скоро?
        -Догадаться было нетрудно,- сказала Ленка.
        Она поднялась. Обняла Фила за плечи.
        -Филик,- сказала она.
        -Ну?
        -Прости меня, Филик. Я ничего не знала. Клянусь.
        Фил покачал головой:
        -Это уже неважно,- проговорил он.- Ты верни мне тот диск, ладно?
        Помедлив, Ленка выложила на стол пластиковую коробку.
        -Ты хочешь пойти туда? К своему отцу?- спросила она.
        Филипп кивнул.
        Ленка выглянула в окно: Николай Павлович Мирский так и стоял у калитки, скрестив руки на груди. Его спутник (в душном темном костюме) говорил с кем-то по телефону. В коттедже не было второго выхода.
        Фил вынул из кармана мультикарту. Повертел в руках, положил перед собой. Солнце сияло на цветном кусочке пластика, и на глаза наворачивались слезы.
        -Возвращайтесь домой,- мрачно сказал Филипп.- У вас неприятности будут.
        По-прежнему глядя во двор, Ленка проговорила:
        -За нас не волнуйся.
        -Евгений, гости ждут,- напомнила консьержка.- Сказать, что тебя нет?
        Джек вздохнул.
        -Минутку,- сказал он.
        Он встал. Приоткрыл дверь в лабораторию. Обернулся.
        -Решайте сами,- сказал он.- Только недолго.
        С этими словами он вышел и плотно прикрыл за собой дверь. В окно было видно, как он не спеша идет по дорожке навстречу гостям.
        -Я не хочу домой,- сказал вдруг Ник.- Меня уже тошнит от этого всего.
        -Воды выпей,- посоветовал Филипп.- И успокойся уже.
        Но Ник не успокоился. Он откинул челку и попросил жалобно:
        -Возьми меня с собой, Фил. Я же был там. Ничего страшного.
        -А я что, боюсь?
        -Я вас одних не отпущу,- перебила Ленка.- И одна тут не останусь. И не думайте.
        -Ты со мной?- Голос Филиппа дрогнул.- Ты правда со мной?
        -Бери диск, Фил,- Ленкин голос сделался вдруг решительным.- Скорее, скорее.
        Экраны на стенах лаборатории оставались темными, еле слышно гудели вентиляторы, светодиоды на каких-то незнакомых Филиппу устройствах перемигивались. Ленка уверенно набрала на клавиатуре несколько символов, огляделась, будто потеряла что-то. Спустя секунду в черном металлическом ящике на полу что-то зажужжало, из него выдвинулась прямоугольная панель с круглым углублением посредине. «Надо же, еще работает»,- пробормотала Ленка и поместила диск куда следовало (панель с лязгом убралась обратно). Настенный дисплей засветился, на нем возникли буквы и цифры. Ник толкнул Филиппа локтем: «Вот оно,- шепнул он.- То самое». По углам комнаты загудели, разогреваясь, излучатели - они были похожи на обычные лазерные пушки, только их лучи были сфокусированы в одной точке под потолком, образуя в пространстве нечто вроде пирамиды.
        Прошло еще полминуты. За стеной послышались голоса. Ленка кинула быстрый взгляд на дверь: она была заперта изнутри. «Спокойно,- прошептала она.- Держитесь за руки».
        Тотчас же потолочные панели начали бесшумно расползаться в стороны, как раскрывается бутон лотоса, если бы наблюдателю повезло оказаться внутри. Розовеющее закатное небо показалось между лепестков, и все, не сговариваясь, устремили взоры вверх; именно в этот момент в зените, там, где сходились лазерные лучи, сверкнула молния. Ослепленные зрители едва не столкнулись головами. Последним, что успел различить Фил, был приглушенный стук в дверь - а может, никакой двери уже не было, потому что земля под ногами вдруг ухнула вниз, и его руки от неожиданности разжались. Он вроде бы звал кого-то и одновременно удивлялся, что его крик удаляется и становится неслышным. А вслед за этим и вовсе наступила слепая и тупая тишина.

* * *
        -Итак, теперь они все знают,- произнес Николай Павлович.- Может, это и к лучшему.
        Джек Керимов вздохнул.
        Потолок лаборатории уже вернулся на прежнее место, дисплей на стене погас. В лаборатории было тихо.
        -До сих пор не могу понять, как это работает,- сказал господин Мирский.- Нет, ну то есть я все это вижу, могу потрогать руками, но все равно не понимаю. Самое печальное, что… когда все вернется на свои места, уже и понимать будет нечего. И, скорей всего, некому.
        -Природа защищается от хронопарадокса,- тихо сказал Джек.- Про это еще в вашей Библии сказано. Все возвращается на свои круги. Или что-то в этом роде.
        -Игорь так не думал,- возразил Николай Павлович.- Гениальная голова. Но безумная. Я никогда не мог его понять. Даже в детстве.
        Евгений бесшумно прошелся по лаборатории: мягкие циновки скрадывали звук шагов. Он щелкнул пальцами, и панели на стенах засветились. Зрителей снова окружило зеленое южное море. Рыбки мелькали среди разноцветных кораллов.
        -Возможно, мне следовало остановить их,- сказал Джек.- С ними-то вся эта альтернатива происходит впервые.
        -А я тут знаешь, о чем подумал?- Мирский наконец улыбнулся и разом показался Джеку моложе.- Я подумал: а откуда мы знаем, в которой именно из альтернатив мы живем? И в который раз все это с нами происходит, кончается и отматывается назад?
        -Вы не буддист, Николай Палыч?- спросил Джек, также улыбаясь - но одними краешками губ.- Или вы верите в множественность миров?
        -Ни во что я не верю. Я бизнесмен. Мне игры надо продавать.
        -«Rewinder» - не игра,- начал Джек и умолк.
        -А я вот иначе думаю,- усмехнулся Николай Павлович.- Еще какая игра. Только нам неизвестно, кто в нее играет. Но уж точно не мы.
        Часть вторая
        Новости древнего мира
        Глава 1,
        в которой герои появляются на первом уровне неизвестно чьей игры
        Ручеек журчал, казалось, прямо под ухом. С минуту Фил соображал, куда может унести его сознание этот поток; потом дернулся, словно ужаленный, и перевернулся на спину.
        -Ай! Ленка, перестань,- взмолился он.
        Ледяная вода залилась за шиворот. Потом Ленка протянула ему руку (мокрую, холодную, ужасно приятную).
        -Филик… давай уже, вставай. Смотри, как тут красиво.
        -Я что, спал?- удивился Фил.
        -Как бревно.
        Фил протер глаза и огляделся. Шумливый ручей протекал в овражке, в двух шагах отсюда, прячась в обрывистых песчаных берегах. Из песка там и тут торчали толстенные корни сосен, а сами эти сосны обступали пришельцев со всех сторон. Их кроны казались вышитыми шелком по ярко-голубой подушке неба: если смотреть снизу, запрокинув голову, то становилось заметно, как деревья качаются,- а потом и голова начинала кружиться. Да еще и солнце сияло не по-земному ярко, будто было еще молодым и полным сил.

«Ничего этого уже тысячу лет как нету,- подумал Фил.- Или наоборот: это нас еще тысячу лет как не будет».
        Воздух опьянял. Воздух был густым, как если уткнуться носом в охапку свежескошенной травы, и еще от него щипало в носу и хотелось по-идиотски улыбаться. Теперь Фил понял, о чем говорил этот Ник. А ведь, похоже, не врал.
        Кстати, куда он делся?
        Послышался шорох осыпающегося песка, кто-то негромко выругался по-английски, потом голова с мокрой темной челкой показалась из-за края обрыва, а затем на берег вскарабкался и сам братец Ник. Голый по пояс и с улыбкой до ушей.
        -Фил, ты проснулся?- обрадовался он.- Сходи, сполоснись. Я пил эту воду: жесткая, как минералка, холодная… на такой жаре в самый раз.
        -Отравишься,- пробормотал Фил.
        -Нет, она чистая. Вкусная. Тут вообще очень чисто. И смотрите: ни одного комара.
        -Зато клещи, наверно, есть,- сказала Ленка.
        Ник не слушал. Он выжимал футболку и приговаривал:
        -Тут хорошо. Нет, люди, мне даже не верится, что я снова здесь. И с вами. Вам верится?
        -Мне - нет,- сказал Фил.- Я, видимо, все еще сплю. И мне все это снится с самого начала. И ты, Ленка, снишься.
        -Уймись.- Ленка глядела на него насмешливо, как умела только она.- Ты ведь не всерьез, я знаю.
        Фил кивнул.
        -Тогда, может, все-таки вернемся?- спросила Ленка.
        -Нет. Мне нужно найти его,- произнес Фил.- Просто поговорить. Хотя бы один раз.
        Ник опустился на корточки и принялся рисовать что-то палочкой на песке. Потом сказал:
        -В тот раз Ингвар встретил меня на берегу. Святилище вон там, на той стороне. По правую руку. Видите Перуна?
        Между деревьями и вправду чернели грозные силуэты. Перун и его собратья в дневном свете оставались неразличимыми - вот было бы стремно,- думал Фил,- забрести туда случайно.
        -Я подошел поближе,- признался Ник.- Пока ты лежал без сознания. Там никого нет. Пусто. Лампочки не светятся. Никто нас не встречает. Может, это потому, что мы без приглашения?
        -Ну, раз уже пришли, не прогонят,- предположила Ленка.
        Филипп все еще смотрел из-под руки в ту сторону.
        -И что будем делать?- спросил он.- Здесь ждать?
        -Рядом с этими чертями?- поморщился Ник.- Ты только посмотри на них. Ночью тут знаете как страшно. Надо искать поселок. Ту самую Извару. Это должно быть ниже по течению.
        -Тогда пойдем,- сказал Фил.
        -Я с тобой,- откликнулся Ник. А его сестра пожала плечами:
        -По-моему, тут без вариантов.

* * *
        Их путь лежал вдоль быстрой речки. Друг за другом они пробирались вдоль обрывистого склона, перепрыгивая встречные ручейки, спотыкаясь на корнях и обходя громадные замшелые валуны. На одном грелась большая змея; Ленка взвизгнула и отскочила подальше, Фил поскорее объявил, что это ужик - но змея (ужом не бывшая) ничего не слышала и даже с места не двинулась.
        Дальше побрели по воде. Над обрывом стелились колючие кусты, в кустах щебетали неизвестные науке птицы, где-то далеко трудился дятел. Солнце все припекало, и Фил пожалел, что где-то в ином времени осталась его бейсболка. Он поливал рыжую голову водой. Нагибаясь, видел в струящемся серебряном потоке мелких юрких рыбешек с темными спинками. Они сновали туда-сюда - им-то, гадам, ни холодно ни жарко, думал Фил, и даже течением их не сносит.
        Ленка развернула козырек на спину. Ей все казалось, что какая-нибудь дрянь непременно свалится ей за шиворот. Ее брат, замыкавший процессию, ни о чем таком не думал, не глядя ступал в воду и озирался по сторонам.
        И вдруг вскрикнул, споткнулся и полетел в воду. Ленка бросилась к нему на помощь и успела схватить за руку; Фил взялся за другую. «Кто-то там есть,- пожаловался мокрый Ник, поднимаясь на ноги.- Смотрите, вот там, в кустах».
        Сверху, в зарослях, зашевелились ветки. Кто-то прячется там, а их видит как на ладони, сообразил Филипп. Он нагнулся и подобрал увесистый камень.
        -Ну и кто тут?- спросил он.
        Ему на мгновение представился звук спущенной тетивы и свист стрелы, и даже сама эта тонкая стрела с черным оперением представилась торчащей из его собственной груди - он даже вздрогнул. Ну да, и ему в детстве доводилось читать книжки про викингов, старые, потрепанные, и даже отцовские фильмы (сплошь фэнтези) достались ему в наследство - вот и все, что ему досталось, если по-честному. И еще этот диск.
        Фил глубоко вздохнул, отгоняя наваждение.
        -Эй, вы. Мы ищем Ингвара,- сказал он твердо (Нику, который все еще потирал ушибленную ногу, его голос показался звонким и мелодичным).- Господина Матиассена, - добавил Фил, подумав.
        Куст притих.
        Кто-то там, наверху, обменялся с кем-то еле слышными фразами на непонятном языке, который Ленка приняла за финский. Вслед за этим из ветвей донесся чей-то приглушенный голос:
        -Здесь Инкеримаа, земля конунга Ингвара. Руочид, скажите имена!
        Фил повернулся на голос и проговорил не торопясь:
        -Меня зовут Филипп. Матюшкин. Или Матиассен. И я сын конунга Ингвара. Поняли?
        Ник глянул на него с восторгом.
        А его слова произвели волшебное действие. Испуганный шепот - и вот кусты раздвинулись, а на берегу показались двое ребят лет пятнадцати, с волосами, как солома, и очень причудливо одетых - в льняные брюки и холщовые мешки, показалось Ленке. Парни были долговязыми и нескладными. Вероятно, поэтому они сразу же согнулись в поклоне - но не слишком низко, так, чтобы подглядывать за пришельцами сразу двумя парами любопытных серых глаз.
        -Привет тебе, мой ярл,- выговорил один, и голос у него сел от волнения.
        -И г-гости,- кое-как докончил второй.
        Фил едва не ахнул: один из ребят сжимал в руке пистолет Макарова - знакомый каждому, с приметными насечками на затворе. На другом поверх рубахи красовался советский армейский ремень, а в руках было недлинное копье с металлическим наконечником.
        -Вольно. Стойте так.
        Местные выпрямились.
        -Где господин Ингвар?- спросил Филипп.
        Двое стражей Ижоры пробормотали что-то на неважном русском, обещая отвести дорогих гостей куда следует. Молодой ярл Филипп может быть спокоен.
        -Обойму отдай,- потребовал молодой ярл.- Чтоб я был спокоен.
        Дозорные переглянулись и поскучнели.
        -Потом верну,- добавил Фил, усмехнувшись.
        Парнишка разрядил «Макарова» и отдал обойму Филиппу. Тот спрятал ее в карман. Видно было, что пистолет в порядке и даже смазан.
        -Молодой ярл, ты ведь скажешь конунгу: я первый тебя увидел и челом бил,- попросил взамен обезоруженный.- Реально первый.
        Напарник глянул на него с досадой.
        -Еще кто кого чем бил,- проворчал Филипп.
        Парни не поняли и на всякий случай опять склонили лохматые головы.
        -Вот это прием,- присвистнула Ленка.
        Лесная тропинка вела прочь от реки: провожатые как могли растолковали, что ведет она куда надо. Их наречие являло собой адскую смесь: диковинные славянские обороты тут соседствовали с уличным жаргоном начала двадцать первого века (Ленка с Ником узнали немало знакомых отцовских словечек). Между собой парни говорили по-своему («не-ет, не карьяла, ватьялайста»,- объясняли они). Тот, что лишился пистолета, назвался Янисом, а другой и того смешней - Ториком.
        -Извара недалеко,- говорил этот Торик, с виду - обычный деревенский раздолбай, только с копьем.- Придем скоро, скоро.
        -О тебе, молодой ярл, мы с детства слышим,- рассказывал Янис, который был в дозоре за старшего.- Все ребята верят: хорошее время настанет, если молодой ярл Филипп приедет из своей земли и возглавит дружину. И Велко, колдун из Суоярви, еще весной писал нашему сотнику: звезды говорят, не в кое время ждите гостей… Сотник, конечно, не рад был…
        Надо было признать: этот Янис неплохо болтал по-русски. Он не умолкал даже на ходу:
        -Мы вас сразу приметили, но поначалу окликать страшились… а скажи, ярл Филипп, далеко ли твое княжество?
        -Да вот оно, тут,- отвечал Фил честно.- Только наше время еще не пришло.
        Что-то это означало для Яниса, потому что он покивал и больше не спрашивал.
        Сосны шумели и роняли шишки. Ник оглядывался по сторонам и поминутно спотыкался. Филипп старался идти ровно. Ленку он взял за руку, она подчинилась.
        Тропинка вывела их на просеку. Вначале в траве сама по себе нарисовалась колея (чему никто не удивился), а потом стало ясно, что дикое пространство вокруг приобрело привычный вид: под ногами была дорога, по которой можно было идти, и даже было куда - прямиком к их деревне, к Изваре.
        -А если в другую сторону?- спросил Ник.
        Янис объяснил, что дорогу эту проложили в незапамятные времена, и ведет она от Извары к переправе. Речку там можно перейти вброд, а за переправой дорога продолжается лесом, лесом, и так до самой Невы, где есть укромное место для торговли и всего такого, и зовется это место не как-нибудь, а Усть-Ижорой. Вверх по течению, мимо волока, поднимаются пришлые варяги - они идут в озеро Нево, в Альдегаборг, и дальше, до Новгорода. Ходят мимо той пристани и торговые лодьи от фризонов, саксинов, из других далеких земель, а охраняют их те же варяги, когда надежно, а когда и нет. Вниз же по Неве спускаются корабли, груженные серебром и тканями и много еще чем.
        Но ижорцы никогда не ходят к Неве без спросу. Им нельзя покидать пределы Инкеримаа, земли Ингвара. Конунг настрого запрещал им это. Боги гневаются на тех, кто нарушит запрет. Ходят туда только дальние дозоры, в которые они, Янис с Ториком, мечтают попасть, когда еще немного вырастут.
        Деревня близилась. Сперва, как водится, запахло дымом и навозом, а уж после показались и первые приземистые домишки. Они были сложены из тесаных бревен, с подслеповатыми окнами, с прорезанными под самой крышей продухами: традиция, решил Фил. Зато в окнах красовался обычный турецкий термопластик.
        Дорога раздалась вширь и превратилась в целую улицу. Первых собак, непочтительно встретивших гостей, пришлось отгонять древком копья. Парни, как две капли воды похожие на Яниса с Ториком, склоняли головы в приветствии, некоторые шли следом. Взрослых видно не было.
        Из-за частокола выглядывали девушки, интересовались. Девушки эти (заметила Ленка) в большинстве носили местные наряды, льняные, легкие, из домотканой выбеленной холстинки. Но были и странности. Кожаный поясок на одной девице был подозрительно похож на тот, что висел у Ленки дома в шкафу - из прошлогодней коллекции «Prada»; y другой, белобрысой и краснощекой (типичная доярка, решила Ленка), на пухлой руке поблескивали золотом недешевые часики. Две или три девчонки вышли на улицу в джинсах и спортивных тапочках. Совсем как дачницы. Только велосипедов не хватало.
        Глядя на Фила с Ником, девицы поочередно краснели и даже забывали поклониться.
        Чьи-то искрящиеся весельем глаза показались Филу знакомыми.
        -филлипп,- окликнули его.- Узнаешь меня?
        Перед ним стояла девчонка в джинсах и довольно прозрачной маечке. Худенькая, стройная. Нездешняя. Чем-то похожая на японку.
        -Диана?- Фил смотрел и не верил.- Привет, Диана.
        Ленка выпустила его руку.
        -Привет и тебе… мой ярл,- девушка рассмеялась.- Долго же ты до нас добирался.
        -Ты и тогда уже все знала? Там, в клубе? А почему не рассказала?
        -А ты бы мне поверил?- Взмахнув рукавом, она откинула назад свои темные волосы (от Ленки не ускользнул насмешливый взгляд в ее сторону).- Ты же… о другом думал.
        Не обращая ни на кого внимания, она обняла Фила за шею и шепнула на ухо:
        -Да и на ногах ты еле стоял. Никогда не ешь столько таблеток.
        Тут она посмотрела на Ника:
        -Малыш, и ты здесь? Как я рада.
        Ники также был расцелован в щеку. Он стоял ни жив ни мертв, и даже не нашелся, что ответить. Фил глядел на него с усмешкой.
        Янис и Торик, как два стреноженных коня, нетерпеливо переминались в сторонке, не смея прервать беседу. Ленка злилась.
        -Еще увидимся,- пропела Динка на прощанье, и гости продолжили путь.
        Они прошли мимо низкого бревенчатого дома, выстроенного «покоем», по-варяжски - с крышей, поднятой над срубом на высоких столбах. Дожди и время сделали бревна серебристыми.
        -А тут что?- спросил Филипп у провожатых.
        -Гостиница,- старательно выговорил Торик.
        -Откуда тут гостиница?
        -Пришлые руотси ставили,- продолжал Торик, краснея.- Много лет. Они тут костры наряжали.
        -Кого наряжали?
        Парень смутился. Начал перебирать русские слова, какие знал. Наконец выдавил из себя что-то вроде «крепость».
        Помог его разговорчивый друг. Выяснилось, что лет тридцать назад шведские пираты повсюду в этих местах строили свои дозорные башни - «костры». При башне обыкновенно имелась ограда в виде земляного вала. Всё это вместе по-свейски называлось «борг»,- припомнил Янис чужое слово («поори»,- повторил его друг на своем наречии). В ограде ставились дома и домишки и вот такой общий дом, для пиров и собраний.
        Сторожевых крепостей шведы понастроили не одну и не две. Здесь была Извара, потому что стоит на пригорке. Не так далеко отсюда (Янис махал рукой куда-то на закат) был городок Коупори[Пос. Копорье.] , оттуда и до моря рукой подать. Там вокруг живет ижора. А совсем в другой стороне, где вепсы, у озера Нево - старая столица, шведский Альдегаборг[Г. Старая Ладога.] , он и сейчас там.
        Долго ли, коротко ли, но шведы покинули Извару (об этом парни поминали с гордостью, будто сами их выгнали). Земляные валы заросли кустарником, башни обветшали. Местные повадились пасти в крепости коз.
        Легенды гласили, что в один прекрасный день все изменилось. В тот год, говорят, гремели большие грозы, много леса сгорело от молний. И в этот самый год, в разгар лета, пришли в Извару могучие конунги Ингвар и Ники - родом варяги, как полагали местные жители,- хотя и говорили те на вендском языке, который сами называли
«русским». Конунги не приплыли с дружиной на кораблях, как до них свеи-руотси, они не пришли лесом, как новгородцы. Они просто явились, и все.
        И не просто так явились: привезли с собой множество таких вещей, о которых ижора и не слыхивала. Они научили местных своему языку, ну, кого получше, кого похуже (тут Янис ухмыльнулся горделиво), дали имена всем вещам, установили закон и порядок. Они поставили на жертвенной поляне своих богов и главного, Перуна,- совсем как у соседей, «венелайсет»,- правда, их боги оказались посильнее вендских, потому что умели сжигать людей на месте, а также возвращать их живыми… Мало того: конунги посылали во все края дозоры, торговали с проезжими купцами из греков и арабов и мало-помалу заставили всех соседей уважать и себя, и все ижорское племя. К ним, в Извару, потянулись «утеклецы» со всех окружных племен, только не всех сюда принимали.
        Вскоре побратим Ингвара, конунг Ники, вернулся в свое княжество, а Ингвар остался править. Они сами, Янис и Торик, были в те времена совсем еще детьми, но теперь, как гости видят, стали настоящими дружинниками, и их даже отпускают в ближний дозор. Потому что служить конунгу Ингвару почетно и приятно.
        Конунг ждет их в башне, пояснил Янис. Оказывается, он уже успел послать нарочного к повелителю, с радостным известием.
        Филипп зауважал долговязого разведчика.
        За поворотом открылась крепость. Главная башня напоминала разжиревшую шахматную ладью. Она была сложена из разнокалиберных кусков белого и желтого известняка, похожих на лепешки; эти никудышные кирпичи были кое-как скреплены глиной, и все сооружение смахивало на замок из песка, какие любят выстраивать дети на пляже. К счастью, была эта башня невысокой и разваливаться вроде не собиралась: для пущей прочности к ней пристроен был длинный кирпичный сарай, подозрительно похожий на гараж. Фил уже не удивился, заметив в стороне вполне современный ветряк - крыльчатку электрогенератора на отдельной высокой мачте. Свежий ветерок и сейчас вращал ее довольно резво.
        За башней виднелись остатки земляной насыпи. Пространство перед укреплением оставалось свободным, чтобы никто не мог подойти незамеченным, а за башней кончалась и крепость - зато начинался крутой берег, который обрывался к уже знакомой речке: как и предполагал когда-то Ник, городок был построен на самой излучине. Дальше тянулись зеленые луга, за которыми темнел лес.
        В стену башни была врезана крепкая стальная дверь. Окна были похожи на бойницы, зато над дверью в неприметном углублении пряталась панорамная видеокамера. Их уже заметили: дверь медленно отворилась им навстречу. Провожатые, как по команде, расступились в стороны, а в дверях показался парень постарше, в камуфляже и с легким карабином за плечами.
        -Привет тебе, молодой ярл,- отрывисто произнес он.- Привет и вам, гости. Я Корби, сотник дружины. Дозор свободен.
        Торик с Янисом вытянулись в струнку. Но Янис скосил на Фила тоскливый глаз: тот понял. Незаметно слазил в карман.
        -Увидимся,- сказал он, вкладывая обойму Янису в руку.
        Сотник Корби распахнул дверь пошире.
        Внутри было темно и свежо, но сыростью не пахло. Когда же двери за вошедшими захлопнулись, на стенах сами собой зажглись электрические свечи. Каждая выхватывала из темноты участок выбеленной каменной стены: зал, в котором оказались гости, был абсолютно круглым. В центре же зала была устроена винтовая лестница с деревянными перилами, причем Филу показалось, что ступени ведут не только вверх, но и вниз.
        Стуча подкованными ботинками по известняковым плитам, сотник Корби проводил гостей к лестнице и объявил негромко, но торжественно:
        -Конунг Ингвар ждет вас.
        Он включил фонарик и двинулся первым, освещая путь. Дощатые ступени поскрипывали под ногами. Ступив на последнюю, Фил уже видел дверь, открывавшуюся ему навстречу, и за дверью - просторный полукруглый зал с высокими стрельчатыми окнами, в которые врывался солнечный свет (снаружи окна эти казались узкими бойницами).
        Из-за обширного стола, прихрамывая, вышел человек лет сорока, с длинными пегими волосами, собранными в косичку, и аккуратной седой бородкой. В прицельном свете солнца его лицо казалось необычайно бледным. На щеках, однако же, проступал мало-помалу особенный румянец, свойственный едва ли не до старости тем людям, чьи волосы от природы были рыжими,- особенно тем, кто с возрастом так и не разучился краснеть от волнения.
        -Здравствуйте, мальчики и девочки,- сказал он.- Здравствуй… Филик.
        -Гм… это ты,- проговорил юный ярл, вмиг потерявший голос.
        Ник, встрепанный и тоже отчего-то покрасневший, вылез вперед и радостно пожал руку Ингвару, как старому знакомому («Привет, Ники»,- бросил тот рассеянно).
        -Да отойди ты,- шепнула брату Ленка.- Пойдем вообще погуляем.
        А Фил вглядывался в великого конунга Ингвара, повелителя Ижоры, и все пытался вспомнить что-то… но так и не вспомнил.
        -Мать про тебя ничего не рассказывала,- пробормотал Фил.- А у нас и видео не осталось.
        -Не думай об этом,- ответил отец.- Все это было давно. И не с нами. А ты совсем взрослый, и тоже рыжий… Это твоя девушка?
        Ленка отвернулась.
        -Симпатичная,- продолжал конунг Ингвар.- Познакомишь?
        -Ее зовут Лена.
        -Меня не зовут,- ровно сказала Ленка.- Я сама к вам пришла. Привет вам от отца, Игорь Сергеевич.
        Глава 2,
        в которой Фил готовится ко сну, но зря, а наутро приступает к осмотру новой земли

«Никогда я не мог ее понять,- думал Фил.- Бесполезно даже пытаться. Она умная и взрослая, хоть и младше меня на полгода. И еще… кажется, она совсем меня не любит».
        Он ворочался под легким пуховым одеялом в гостевом доме - громадном шведском бараке, в той самой гостинице, про которую толковал Янис. Бревенчатый домище оказался вполне пригодным для жизни. Каждому здесь достались своя комната и громадная постель, слишком мягкая для спокойного сна. Кажется, перины здесь набивали гусиным пухом.

«А я люблю ее,- шептал Фил беззвучно.- Именно потому, что она такая. И меня не волнует, что она обо мне думает… я ведь сын конунга, и я должен быть твердым…»
        Тут юный ярл не выдержал. Смял пуховую перину в один объемистый ком. Обхватил его руками, прижал к себе. Потом опомнился, резко перевернулся на спину и сел на постели. Несколько минут, тяжело дыша, глядел на чадящее пламя свечки. Старался думать о другом.
        До поздней ночи они проговорили с отцом в его башне. Это был странный разговор, странный и тягостный. Конунг Ингвар угощал его кофе и смотрел ласково, но Фила не оставляла мысль, что он говорит с совершенно чужим человеком. И оба они это понимают, и от этого еще тяжелее.

«Наверно, так и должно быть,- думал Фил.- Никто никому ничего не должен».
        Впрочем, Ингвар (ему хотелось называть отца так) подробно расспрашивал обо всем: здорова ли мама, хорошо ли им живется на новой квартире - в той самой убогой конуре на окраине, в которую они едва успели переехать. Хвастаться тут было нечем; Фил признался, что материной зарплаты хватало ровно настолько, чтобы его, Фила, в школе не обзывали нищим, и что не от сладкой жизни он пошел работать курьером в это гребаное рекламное агентство. Где, кстати, и познакомился с господином Святополк-Мирским.
        Вспомнив об этом, Фил вдруг задумался.
        Случайностей было слишком много. Некоторые вовсе не вписывались в привычную картину мира (бог знает с чего у Фила в голове возникли эти слова). Совпадения отдавали мистикой. Чего стоит хотя бы шоколадка с Аленушкой, да и сама эта Аленушка, по-хулигански стриженная и в бейсболке? И если уж говорить о хулиганах… расследование не удалось довести до конца, потому что к Ингвару с докладом явился сотник Корби. Доложив, что гости размещены на ночлег и дозоры расставлены, он с достоинством удалился. Но мысль не вернулась: еще с минуту Фил с неудовольствием представлял, как этот самый Корби, а может, и еще какой-нибудь красавец-дружинник ведет Ленку до самых дверей спальни.
        Тогда, заметив это, Ингвар только рассмеялся ему в лицо.
        Фил скрипнул зубами. Поднялся с постели, распахнул пластиковую раму окна и уселся на подоконник, обхватив руками коленки.
        Молочный сумрак ночи успокоил его. Стрекотали невидимые сверчки, где-то на валу переговаривались дозорные - казалось, совсем рядом,- а в окне напротив горела свечка.
        Ленка не откликнулась, когда он постучался в ее дверь. Два часа назад. А что бы он сделал, если бы она открыла?
        Он глубоко вздохнул. Пожалел, что не взял с собой сигареты: герои фильмов в таких ситуациях задумчиво закуривали. А потом что-нибудь происходило.
        Кто-то легонько и бесшумно повернул дверную ручку.
        -Ник? Ты, что ли?- окликнул Фил.
        Замок щелкнул. У ночного гостя был свой ключ.
        -Потуши свечку. Дозор с улицы увидит,- шепнула Диана, запирая за собой дверь.
        Филипп соскочил с подоконника как был, в одних белых штанах-бриджах. Он не верил глазам: Динка надела для него то самое изумительное японское платье, в каком он когда-то видел ее в «4Dimension», и даже ее аромат остался прежним - горячим, цветочным, слишком ярким для этой северной глуши, да еще за тысячу лет до наших дней.
        -Мне вдруг захотелось… тебя увидеть, мой ярл,- медленно проговорила Диана.

«А как же…» - подумал Фил.
        Но Ленка никогда не называла его «мой ярл». И никогда не стояла так близко к нему.
«Ярл - владетель своей земли»,- вспомнилась старая книжка.
        Тот, кто всем владеет.
        -Почему ты не погасишь свечку?- спросила она, облизывая губы.
        -Не хочу,- сказал он. И вдруг понял, что между ними нет ничего, кроме тонкого шелка кимоно, который вполне можно сорвать, сжать в кулаке и забросить в угол. И не только можно, но и нужно, и даже очень требуется прямо сейчас.
        Так он и сделал.

«Интересно, здесь это считается?- пронеслось напоследок в его голове.- Или надо обязательно в реале?»

* * *
        Никогда со мной не случалось ничего подобного. Глупо я сказал: это понятно, что не случалось. Даже и близко не бывало. Все, чем я мог похвастать до сих пор, это пара поцелуев в коридоре на чьих-то днях рождения, поцелуев, переходящих во что-то большее, но так и не перешедших. А про темный зал я, кажется, уже говорил.
        У визионеров,- уверял меня кто-то, Славик, что ли?- вообще все происходит заторможенно, не как у нормальных людей, а все потому, что графика нарисована лучше реала, и в реале у некоторых вообще ничего не получается.
        Врал он, гад. Если только вчера был реал, а за это я ручаюсь, то все получилось как нельзя лучше. Я за себя говорю, конечно. Хотя я уверен, что Динке тоже понравилось.
        Да, конечно, она была куда опытнее меня, то есть - неизвестно, во сколько раз опытнее, потому что на ноль делить нельзя. Только я довольно быстро понял, что учиться тут особо и нечему, а надо только уметь пользоваться тем, что в тебе и так есть. И когда она поняла, что я это понял, вот тут-то и началась настоящая… новая история.
        Какая там графическая модель!
        Вот занятно: все, к чему я готовился столько лет, совершенно не пригодилось, и приготовленные слова оказались ненужными, да и вообще все слова забылись на первой же минуте, будто кто-то отключил звук на спикере, да и картинку тоже. Остались только прикосновения. Это было неожиданно. Никто и никогда не хотел получить так много от моих рук, плеч, груди, от всего остального: я-то по глупости считал, что ей нужно только… оказалось, это не совсем так. Поначалу меня всего трясло, как от холода, и даже удивительно, как она этого не заметила. Но потом стало жарко. Теперь и я точно знал, что мне надо (говорю, я как-то быстро всему научился),- и когда все кончилось в первый раз, я отчего-то одновременно с этим подумал: наконец-то я знаю все, и теперь точно знаю, что счастье в этой жизни вообще недостижимо - ни кровью, ни потом, ни слезами… И хорошо еще, что, поняв это впервые, я никогда не перестану искать продолжения.

* * *
        Филиппа разбудил гудок. Окно было приоткрыто, поэтому ворчание автомобильных моторов казалось частью сна: а во сне он управлял мощным черным джипом-«конкистадором» (хорошо, что Фил не читал ни Фрейда, ни Юнга).
        Автомобильным гудкам посреди древней Ижоры Фил нисколько не удивился. Еще вчера он заметил, что посреди главной деревенской улицы как-то очень явно выделяется проезженная колея, и даже со следами протекторов.
        Ничего удивительного. Такая вот тысячелетняя реальность. Если бы ее создавал он сам, он бы тоже перетащил туда с десяток любимых машин - для себя и друзей. Да, себе бы он взял огромный джип - боевую машину из его сна. Как раз для него теперешнего.
        Дым от дизельных моторов понемногу заползал в комнату. Фил откинул штору и посмотрел в окно.
        На залитой солнцем улице он увидел уже одетого и почему-то печального Ника. Он прохаживался возле большого черного «лендровера» с открытым верхом - это был классический внедорожник, «дефендер», как в телерепортаже про африканское сафари. За рулем восседал незнакомый парень, а сзади - Ленка. Стриженая, в костюмчике в стиле «милитари» и в неизменной бейсболке, она не глядела на Филиппа.
        А он все стоял у окна, не решаясь ее окликнуть.
        Второй джип ждал поодаль. Рядом с водителем сидел суровый гвардеец Корби. Увидев Фила, он приветственно взмахнул рукой.
        Ничего не оставалось, как собираться на выход.
        Умывшись, он принялся искать свою одежду. Тут его ждали новые неожиданности: кроме его старых джинсов на стуле висели совершенно новые, из грубой пятнистой ткани, напоминавшей камуфляжные штаны десантника, кроме них - тонкая полотняная рубашка и жилетка из мягкой, отлично выделанной кожи, которая чертовски приятно пахла. Все это оказалось сшитым точно по мерке.
        Оружия, впрочем, ему не подарили.
        Застегнув ремень, Филипп глянул в зеркало и остался доволен.
        Он вышел из дома. Пожал руку Нику. Тот вздохнул и отвел взгляд.
        -Ты чего такой?- тихонько спросил Фил.
        -А ты чего?
        Филу не терпелось рассказать. Но тут он оглянулся и потерял дар речи: из-за угла не спеша вышел его отец, великий конунг Ингвар, рослый, седой, величественный, и рядом с ним - его принцесса Диана, свежая, как цветок. Они продолжали начатую раньше беседу, и тема, по всей видимости, была приятной, потому что Диана лучезарно улыбалась, а Ингвар - горделивый, осанистый - что-то негромко говорил и очень ласково приобнимал Диану за талию.
        Увидев Фила, Динка смутилась, и улыбка на одно лишнее мгновение зависла на ее лице. Но тут же она снова повернулась к Ингвару, рассмеялась и что-то сказала ему на ухо - и тогда отец перевел взгляд на сына.
        -Доброе утро,- произнес он.
        Филипп сглотнул слюну:
        -Привет.
        Отец пожал ему руку, и его прошиб пот с непривычки. Ингвар заметил, усмехнулся.
        -Не смущайся,- сказал он тихо.- Или не подавай виду. Ты должен понять, Фил: здесь всё наше. И все они - тоже. Ты понял?
        Филипп недоверчиво взглянул на него, хотел что-то сказать, но Ингвар уже не слушал. Он огляделся, подмигнул Диане. Затем шагнул к первому джипу (молчаливый парень-водитель заранее выскочил и распахнул дверцу) и уселся на заднее сиденье рядом с Ленкой.
        -Ники, хочешь вперед?- позвал он.- Садись, малыш.
        Когда Фил плюхнулся на заднее сиденье, Ленка отвернулась.

* * *
        Взрослых в Изваре не нашлось. Ни одного.
        Поначалу я этого даже не понял. Нам встречались ребята лет девятнадцати-двадцати, не старше, иные при оружии: видимо, дружинники. При виде нашего кортежа они становились «смирно», вскидывали руку в приветствии.
        Они приветствовали отца. Но и меня тоже. Солдаты отдавали честь молодому ярлу. Я и не подозревал, что…
        Одним словом, мне это нравилось. И даже очень.
        Я сидел в джипе по правую руку от великого конунга Ингвара и глядел по сторонам, наслаждаясь своим новым положением.
        Ник не оглядывался на меня. Похоже, он все еще обижался неведомо на что. Но мне было на это наплевать.
        Так вот, я не закончил: взрослых в Изваре не было. Никого старше двадцати. Девушки казались еще моложе. Эти смотрели на Ленку, провожали завистливыми взглядами. И все они смотрели на Ингв… все они смотрели на моего отца так, как некоторые старшеклассники из тех, кто имел глупость хорошо учиться, смотрят на любимого учителя - если только в этой Изваре было хоть что-нибудь вроде школы.
        Мне подумалось: а чем же они все тут занимаются, если не учатся?
        Тем, чем мы прошлой ночью?
        Я оглянулся: второй джип не отставал. Корби зажал в коленях верный карабин.
        -Игорь Сергеевич, а почему здесь нет взрослых?- не выдержала Ленка.
        Отец удовлетворенно хмыкнул, будто только и ждал вопроса.
        -Да как тебе сказать, Леночка. Их просто нет. Им не нужно тут быть. У них совершенно другие дела, и я отправляю их подальше отсюда. К счастью, у меня есть такая возможность.
        -Их ссылают?- спросила Ленка.
        -Выселяют. Извара - это республика мечты,- отец говорил с пафосом, но явно не шутил.- Слушай: каждый парень… ну и девочка тоже… мечтает жить без родителей, в собственном доме, ведь правда? Ну, лет с шестнадцати точно?
        Ленка уверенно кивнула.
        -Вот видишь. Поэтому я и решил поступить радикально. Брать сюда только молодых. У меня здесь нет того, что так надоело всем в вашем мире: когда родители живут в одном доме с детьми… а иногда и в одной комнате. Как жили бы мы с твоей мамой, Филик… Это противоестественно. Так быть не должно.
        Я глянул на него внимательно: мне все же показалось, что он лукавит. Вот-вот сорвется и во всем признается.
        -А зачем они приходят?- спросила Ленка.
        Это она о девушках, понял я.
        -В самом деле, зачем?- усмехнулся отец.- Или почему? Ты не знаешь некоторых здешних особенностей, Леночка. Это тебе не Питер. Это Ижора. Здешних девчонок продают родители, с превеликим удовольствием. Стоит просто проехаться по деревням.
        -Это правда?- Ник почему-то обернулся ко мне, но я его никак не поддержал.- Но это же…
        -Здесь даже не средневековье,- объяснил отец.- Это раньше. Гораздо раньше. Здесь тяжелая жизнь, мой дорогой Ники. Тебе с твоим отцом такое и не снилось. Раньше, еще до нас, здесь случались голодные годы, когда вымирали целые деревни. А чтобы голод не повторился, они принимали превентивные меры. Регулировали численность. Но очень особенным образом: детей просто заводили в лес и там бросали… Помнишь сказочку - «Мальчик с пальчик»? В сказках память живет дольше всего. А страшная память - еще дольше. Так вот, о чем это я? Девчонок здесь отдают замуж как можно раньше, за бочонок солонины и мешок картошки. Их просто нечем кормить, этих девчонок. И если я захотел приютить некоторых, я что, преступник? Я просто хочу им помочь.
        Голос конунга Ингвара дрогнул, и я подумал - тут все не так уж просто. Нет, совсем не просто.
        -Но здесь есть и мальчики,- сказала Ленка тихо.
        -Эти приходили сами. Как только прослышали про нашу… коммуну. И как только дорогу находили?
        -А что дальше?- спросила Ленка очень тихо.- Дети?
        -Вот это и есть самый тонкий момент,- отец слегка запнулся.- Здесь у нас есть определенные правила, которые я ввел, чтобы… ну, чтобы ребята вели себя поосторожней. Довольно жесткие правила. Одно из них - такое: девушка, у которой… это происходит… сразу покидает Извару. А этого мало кто хочет, поверьте.
        -А ее парень?- спросила Ленка.
        -Тоже. Вернуться сюда они больше не смогут. Сюда вернется только их ребенок, когда немного подрастет. Если захочет… А он захочет,- сказал отец, помедлив.- Все хотят.
        Ленка больше ни о чем таком не спрашивала. И мы двигались дальше. Медленно, словно патрулировали местность. Как будто чего-то ждали или хотели кого-то встретить.
        Объехать район не составляло труда. Вся Извара уместилась на клочке земли в излучине знакомой нам речки: старая башня на обрыве и деревня домов в двадцать.
        Да, это была странная деревня, и уклад в ней тоже был странным. Большинство домов и домишек, разбросанных как попало, здесь заселяли девчонки - это было похоже на лагерь для герл-скаутов или летнюю спортивную базу волейболисток из молодежной сборной - почему-то мне пришло в голову именно такое сравнение. Впрочем, все девицы (числом полсотни) и вправду были как на подбор, крепкие и рослые.
        Девчонки эти отлично справлялись с хозяйством. Впрочем, это было несложно: все необходимое жителям Извары выдавал сам конунг. Если кто хотел щеголять в местном домотканом платье - этого добра было в достатке, кто предпочитал джинсы - для тех находились и они. Соревноваться в нарядах у девчонок не очень-то получалось: красота распределялась просто - по личному указанию всемогущего конунга Ингвара.
«Коммунизм,- загадочно высказался отец по этому поводу.- Каждому по потребностям, от каждого… понемножку…»
        Парни, однако, жили в отдельной казарме. Было их поменьше, чем девчонок,- десятка три. Командиром над ними был тот самый сотник Корби (ну не было под его началом настоящей сотни, так и что с того?). Все они были вооружены современными пистолетами и автоматическими винтовками, и только самым младшим, вроде Торика, стволов пока не досталось. С виду эти ребята никак не тянули на регулярную армию - скорей уж на партизанский отряд.
        Пока мы проезжали мимо казармы, нас провожали восторженными взглядами. Мой отец лениво вскинул руку в приветствии.
        Представляю, как бы я был счастлив, если бы меня из голодной деревни одиннадцатого века приняли бы в эту сказку, думал я. Хотя… что-то я и так подозрительно счастлив.
        Поселок кончился. Дальше был лес, откуда мы вчера пришли, а за лесом, на самом берегу - святилище Хорса.
        Бог солнца Хоре един в трех лицах, рассказывал нам Ингвар по пути. Самый главный и суровый из этой троицы - Перун, которого местная ижора звала Паркуном («Ну да мы их живо перенастроили»,- пояснил отец). Перун, центровой здешнего пантеона, был небесным кузнецом, повелителем грома и молнии. Именно он владел губительным лучом, который мог заставить любого ослушника раствориться в воздухе прямо на глазах у добрых ижорцев, как не раз уже и происходило. Мы-то кое-что знали о природе этих лучей - но водитель, веснушчатый крепыш из местных, боязливо ежился, слушая любимого конунга. Молния на иконке программы «Rewinder» была довольно символичной, думал я. Вот только непонятно, зачем моему отцу-изобретателю понадобилось придумывать еще и Перуна.
        И не его одного.
        Кажется, Сварог и Святовид были Перуновыми друзьями и соратниками, и все вместе, в одной упряжке, они считались Хорсом. Ну или этот коллективный Хоре считался высшей божественной инстанцией - удобно ведь, когда самого главного начальника не видно, и спросить не с кого.
        Был еще Даждьбог (отец сказал, что вообще-то в переводе это означает просто «дай бог», но такая обыкновенная человеческая просьба как-то сама собой персонифицировалась и обросла божественной плотью, хотя и не окончательно: все-таки Даждьбога считали не совсем богом, а Святым Духом). По крайней мере я так запомнил.
        Был еще Стрибог, бог ветров, Белес, отвечавший за всякую скотину, еще какая-то Мокошь, а также боги поменьше - Ярило, бог любви (Ленка усмехнулась), Купала и прочие.
        Ник сперва лез с расспросами, потом устал. А я решил, что в духовном мире Ингрии наблюдается изрядная путаница.
        Правда, про Ярилу и Купалу кое-что мне понравилось. Кажется, с этими двумя бодрыми богами были связаны некие специальные ижорские ритуалы. Уж не те ли, думал я, которые в совершенстве освоила Динка? Отец говорил об этом уклончиво и пообещал, что в свое время мы и сами все увидим.

«В свое время?» - подумал я, и мне поневоле стало грустно. Я вспомнил о маме. Тогда, утром, я даже не попрощался с ней и не сказал, когда вернусь. И не позвонил, потому что спикер лежал у Ленки в сумке… ну или просто забыл. А отсюда позвонить уже не получится, думал я: за тысячу лет до наших дней на сотовую связь можно было не рассчитывать.
        Но вокруг пели птицы, мотор «дефендера» спокойно порыкивал под капотом, девчонки гуляли на окраине села, и долго волноваться не получалось. В конце концов, думал я, ничего ценного я не забыл в этом реале. И еще - есть вещи, которые терять совершенно не жалко.
        Ленка будто услышала мои мысли и отвернулась. Тогда я тоже стал смотреть в другую сторону.
        Ингвар проследил за моим взглядом. Вдруг присвистнул и приказал водителю остановиться.
        -И ведь только недавно об этом говорили,- пробурчал он.
        На обочине стояли местные девушки. Четверо. Светленькие, совсем деревенские, лет пятнадцати-шестнадцати. Одна в джинсах и майке, две другие - в местного шитья полотняных платьях с узорами, и одна, чуть постарше других,- в свободном льняном сарафане, или как он там называется. Если три первые были просто одинаковыми, толстенькими и крепкими, как яблоки с одной яблони, то эта была по-настоящему красивой, и даже слишком яркий румянец на щеках ее совсем не портил. Вот только непонятно было, отчего она так смущается, увидев конунга Ингвара: остальные-то разглядывали нас как ни в чем не бывало и вовсе не боялись - разве что одна кинула тревожный взгляд на старшую подругу, и этот взгляд также не укрылся от моего отца.
        Присмотревшись, я понял.
        -В машину,- кратко приказал Ингвар.- Туда, назад.
        На моих глазах девушка разрыдалась - да так безудержно, что даже мне стало не по себе, а Ленка побледнела и закусила губу.
        Ингвар молча ждал. Девушка плакала и говорила что-то сквозь слезы - я не понимал ни слова. Слезы она вытирала рукавом. Ее пытались утешить (я слышал обрывки слов на их языке, мягком и приятном на слух). Утешения не помогали. Наконец из второго джипа вышел Корби, и подруги послушно расступились. У девушки подкосились ноги, и этот парень поддержал ее - довольно бережно, как мне показалось, бережно, но непреклонно. Она же уткнулась носом ему в плечо.
        -Спокойно,- произнес Ингвар.- Ничего страшного не происходит. Такой порядок.
        Ленка взглянула на него с ужасом:
        -Ингвар Сергеевич… но что это вообще такое? Ей же плохо…
        -Зато сперва было хорошо,- процедил мой отец, и мне показалось, что на миг он потерял самообладание.- Дочки-матери. Но в целом,- он снова взял себя в руки,- все это пойдет ей лишь на пользу. Поедет на кордон, к изгнанникам. Ей там помогут. И все сложится к лучшему.
        -Как ее зовут?- спросил Ник, оборачиваясь.
        -Как зовут?- переспросил Ингвар.- Корби, напомни, как ее зовут?
        Сотник дружины обернулся к отцу:
        -Маша… Марьятта, мой конунг.
        -Он ее знает,- сказал Ингвар нам.- Девчонка его племени, из карел. Всего-то год как приняли. И кто же, помнится мне, за нее ручался?
        Неожиданно Корби прижал руку к сердцу и открыл рот, но конунг прервал его:
        -Теперь не обижайся,- закончил он жестко.
        Сотник опустил голову. Захлопнул за девушкой дверцу «лендровера» и возвратился на свое место. Маша плакала, закрыв лицо маленькими ладошками.
        -Марьятта - это значит «ягодка»,- проговорил Ингвар как бы про себя.- Сладко было кому-то. Ну да ничего, разберемся…
        Он погрозил пальцем тем трем девицам, что так и остались на дороге. Девицы приуныли. Кажется, они были порядком напуганы.
        Водитель между тем ждал приказаний. Глянул в зеркало вопросительно.
        -Поехали,- сказал отец.- Здесь делать больше нечего.
        Машины снова двинулись вперед, и девушки остались позади - только напоследок кто-то из них взмахнул рукой, прощаясь.
        Я смотрел вперед: там, за лугами, темнел лес. Ник сгорбился на своем сиденье, водитель равнодушно крутил баранку.
        -Отвезите меня обратно, Ингвар Сергеевич,- попросила вдруг Ленка.
        -Зачем же только тебя? Мы все вместе вернемся. Отдохнем слегка и вернемся. Там на хуторе живут замечательные девчонки, и они умеют готовить настоящее ижорское пиво. Не вздумайте отказываться!
        Ленка промолчала.
        А я поймал себя на том, что за все время и вовсе не произнес ни слова.

* * *
        На хуторе нас накормили вяленой лосятиной и вкусным салом, а потом долго поили местным пивом. Пиво это было пахучим и густым, процеженным и остуженным в погребе, совершенно не похожим на отравленную жидкость из банок, что называется пивом в нашем родном времени. Правда, с непривычки я выпил сразу много и довольно быстро опьянел. А вот отец оказался знатоком и ценителем (ну, ему и по возрасту полагалось). Прихлебывая пиво, он вдруг разразился длинным стихотворением по-фински, в котором (как он пояснил) описывался в красках весь непростой процесс пивоварения:
        Ohrasta oluen synty, humalasta julkijuoman,
        vaikk' ei tuo ve'ett? synny eik? tuimatta tuletta[В ячмене - начало пива, в хмеле - буйного напитка, им нужна вода при этом, им огонь свирепый нужен. («Калевала», перевод Эйно Киуру и Армаса Мишина)] -
        ну и так далее.
        Девчонки на этом хуторе глядели на него с восторгом, хотя и хихикали в некоторых местах, все равно как глупые ученицы, которых по ошибке загнали в класс для одаренных. Потом я понял, что им не нужны стихи из толстых книжек, в которых они все равно понимали через пятое слово на десятое. Они хотели моего отца. Хотя и боялись его до дрожи в коленках.
        И они хотели меня, молодого ярла. Теперь-то я чувствовал это. Они с подозрением смотрели на Ленку и вовсе не замечали грустного и потерянного Ника.
        Я же пил пиво и больше не вспоминал о том, что случилось. Мне не было дела до этой несчастной Машки, которая, наверно, и по-русски не говорила. Закон есть закон. А я сын конунга.
        Ник поставил глиняную кружку на стол. Кружка была увесистой: он не допил и до половины. Он хотел что-то сказать, даже открыл рот, но поглядел на меня и передумал.

«Тоже ведь наследник,- пришла мне в голову мысль.- Сын короля-невозвращенца. Принц, блин, консорт».
        Это невесть откуда взявшееся слово показалось мне очень забавным. Поэтому я подмигнул Нику. Но он, притворяясь пьяным, опустил голову на руки. Тогда я глянул на девчонок и щелкнул пальцами. Одна из служанок немедленно подлила мне пива (прислонившись всем телом к моему плечу, как бы нечаянно), а другая уселась на лавку рядом с Ником. Жеманно повертелась. Потом сама взяла его за руку. Я чуть не подавился от смеха.
        Отец с Ленкой куда-то вышли. Вернулись не глядя друг на друга. Похоже, он уговорил ее остаться. Мне стало весело, и я даже сказал ей что-то, уже не помню, что, а она сквозь зубы послала меня подальше. Я рассердился, но ненадолго. Будущий ярл не должен сердиться на такие мелочи. «Вот и правильно»,- хлопнул меня по плечу отец. Похоже, я думал вслух.
        Поздно ли, рано ли, но все же наступил момент, когда мне захотелось выйти на воздух. Что я и сделал. Меня стошнило прямо с крыльца.
        Реальность стала чуть яснее. В доме отец что-то говорил - громко, перебивая всех. Ижорские девицы, осмелев, смеялись. Голоса Ленки я не слышал.
        За спиной скрипнула дверь, и появился Ник.
        -Фил…- начал он.- Послушай, Фил. Может, мы вернемся?
        -Ну и вернемся,- тупо отвечал я.- Какого х… в общем, мы сейчас поедем в гостиницу. Я лично буду спать.
        -Ты не понял. Может, вообще вернемся? В свой мир? Здесь что-то не так, Фил. Здесь становится как-то…
        Он не закончил.
        -В свой ми-ир,- перебил я его.- Я тебя понял. В свой мир. Только у каждого свой мир. Ты вернешься в папин дом двухэтажный. И в Аст… в Австралию купаться поедешь. А мне ты предлагаешь снова за копейки курьером туда-сюда бегать. Все вы такие, и Мирский, и ты, и даже Ленка, что я, не знаю?
        Ник помотал головой, не соглашаясь. А я мягко ухватил его за воротник - скорее, чтобы не упасть,- но он испугался и даже попятился.
        -Так вот: никуда я не поеду,- объявил я.- Здесь мне нравится. И если вы не со мной, идите в ж…пу… Это там вы были богатые, а я на вас работал. А здесь я… здесь я сам хозяин. И могу иметь что хочу.
        Ник чуть не плакал. И я отпустил его.
        -Я думал, ты не такой,- кое-как пробормотал Ник. Язык его не слушался. Видно, этот парень тоже ухитрился напиться, и это с полутора кружек!
        -Это какой я? Ну-ка, давай, говори.
        -Я думал, ты мой друг.
        Да, он и правда глотал слезы. Ему было всего пятнадцать. Интересно, как он рассчитывал всерьез стать моим другом?
        -Это все слова,- сказал я.- Реальность, она другая. Мне нравится эта. А вы можете идти куда хотите.
        -Это не слова, Фил. Были не слова. Мы с Ленкой… мы говорили про тебя ночью. Я даже хотел позвать тебя, вышел во двор… Но у тебя было открыто окно, и все было слышно…

«Что-о?- подумал я.- О чем это он?»
        -Это никого не касается,- я злобно нахмурил брови, хотя внутри меня все оборвалось.- Это мои дела.
        Я знал, что краснею, как свекла, и ненавидел себя за это.
        -Извини,- сказал он.
        Еле держась на ногах, я смотрел ему в глаза, и в моей голове все мешалось. Вот, значит, почему Ленка на меня не смотрит. Ничего нельзя сделать безнаказанно. Но сейчас мне было на это наплевать. И даже слишком напле…
        Я перегнулся через резные перила крыльца, и меня стошнило снова.
        Дорога до поселка не запомнилась. Там мы разошлись по своим комнатам - каждый со своими мыслями. Ленка заперлась изнутри на ключ.
        Повалившись на кровать, я отрубился и проспал до самого утра. Мне снились какие-то тяжелые сны, ни одного из которых я не запомнил. Проснувшись, я понял, что голова болит слишком сильно, чтобы о чем-то вспоминать. Сейчас бы в горячий душ, подумал я. Но в шведском бараке был только умывальник.
        Я даже не был удивлен, увидев под окном «лендровер» с водителем. Его послал отец специально для меня. «Сауна, только для молодого ярла»,- пояснил водитель, глуповато улыбаясь.
        -Вот это вовремя,- пробормотал я.
        Дома такие штуки были мне не по карману. Вот только почему он зовет меня одного?- подумал я. Но думал об этом недолго.
        Устало развалившись в джипе, я примечал все: и затаившуюся на дереве белку, и какую-то лесную дрянь - скелет крота или ежа, расклеванный воронами, и вырезанного из дерева божка, установленного на обочине вместо километрового знака.
        По этой дороге, потерявшейся в лесу, кто-то да и проезжал временами. По обочинам не валялось мусора и пустых бутылок, как было бы у нас, но следы человеческого присутствия все же встречались. Вот на обломанном сосновом суку кто-то привязал тряпочку (она уже выцвела от времени). Вот кто-то неизвестно зачем воткнул палку в муравейник.
        По этой дороге мы впервые пришли в Извару. Правда, Янис со своей болтовней не давал как следует оглядеться. И глупый Торик пыхтел над ухом.

«Тогда я был другим,- подумал я.- Всего-то… вчера».
        Эта мысль оказалась неожиданно болезненной. А тут еще и джип свернул с дороги, и я едва не врезался башкой в пролетавшее мимо дерево (водитель в ужасе оглянулся, залопотал что-то по-своему).

«Лендровер» прогрохотал по сосновым корням и нашел колею. Потом проехал еще метров сто - и вдруг остановился перед высоким деревянным забором, каких много и в нашем времени, где-нибудь в пригороде, где эти заборы возникают нежданно среди соснового леса, а на них прикреплены видеокамеры, и ты ждешь, что вот-вот в тебя начнут стрелять. Я заставил себя успокоиться. Ведь здесь нас ждали. Ворота распахнулись, и дружинник приветствовал меня уже знакомым жестом.
        Мы проехали внутрь. Сосны продолжали шуметь и за оградой: усадьба оказалась просторной. Земля-то здесь ничего не стоит, подумал я. Вдали виднелся бревенчатый дом под красной черепичной крышей, невысокий, но внушительный. Были и еще постройки неизвестного назначения, навес для автомобилей и даже бассейн с подогревом: над ним строители воздвигли стеклянный навес, больше похожий на парник.
        Все-таки великий конунг Ингрии не смог отказать себе в удовольствиях двадцать первого века.
        Отец встретил меня по-домашнему: в спортивном костюме, теннисных тапочках и (я удивился) с бутылкой французского коньяка в руке.
        -Глотни чуть-чуть,- разрешил он.- Что-то ты с утра усталый.
        -Пиво было кислое.
        Он захохотал. На него-то пиво не подействовало.
        В сауне уже было натоплено, пахло дымом и душистыми травами. Под потолком светилась обыкновенная лампочка в абажуре из толстого стекла. В полутьме мы разделись и уселись на дощатую лавку. Ковшик тоже был деревянным, похожим на бочонок с длинной ручкой; из этого ковшика отец плеснул водой на каменку, та зашипела, и в парной мгновенно стало жарко.
        Я в первый раз увидел его голым. Поджарый, сухой, он казался старше своих лет. Его мокрые седые волосы неряшливо рассыпались по плечам: я догадался, что он начинает лысеть и перевязывает волосы ленточкой, чтобы не было видно залысин. Осторожно глянув вниз, я удивился. Я не ожидал, что увиденное будет настолько незнакомым и неприятным. Да, неприятным.
        Правда, он был еще силен. Нарочно поигрывал мускулами, потягивался, посмеивался, глядя на меня.
        -Ну что, сын?- спросил он.- Нравится тебе тут?
        -Масса впечатлений,- честно отвечал я.
        Пот уже выступил на моей груди и плечах и ниже. Может, поэтому тошнота отступала.
        -Тебе надо тренироваться,- непонятно сказал отец.
        -Тренироваться?
        -Посмотри на себя. Ты еще совсем мальчишка.
        -С этим я ничего не могу поделать,- огрызнулся я.
        -Ты должен стать сильным, чтобы тебя уважали мои люди. Чтобы боялись. Ты - молодой ярл. Тебе здесь все позволено. У тебя будет своя собственная дружина, ты сам ее наберешь. Но ты не можешь быть слабым, иначе они это поймут, Фил.
        В ушах у меня начинало звенеть от жары.
        -Может, окунемся?- попросил я.
        -Сиди.
        Он дотронулся до моего плеча, опять усмехнулся и плеснул еще из ковшика. Стало совсем горячо.
        -Динка тебя просветила в вопросах личной жизни?- спросил он вдруг.
        -А откуда ты знаешь?
        Таким вопросом, понятное дело, я выдал себя с потрохами. И даже как будто согласился с тем, что просвещение мне требовалось. Ну и черт с ним, решил я.
        -Ты всерьез думаешь, что здесь что-то делается без моего разрешения?- презрительно спросил Ингвар.- Я сразу понял, Фил, что у тебя никого еще не было. После первого же разговора с тобой. И я решил принять срочные меры. Разве я ошибся?
        -Не ошибся,- сказал я, краснея. Хорошо еще, что краснеть в сауне бессмысленно.
        -У вас все получилось,- то ли спросил, то ли сам себе ответил мой отец.- Диана - просто потрясающая девочка. Лучше и не бывает… для начала.
        Я почувствовал, что… даже удивительно, при такой-то жаре, что я могу об этом думать. Или наоборот - я об этом не думал, только оно как-то само… Вот ведь незадача. Я поджал ноги и обхватил колени руками, стараясь, чтобы отец ничего не заметил.
        -Не стесняйся, парень,- посоветовал отец.- У тебя здесь будет много подобной работы. То, что позволено Юпитеру, не позволено всем остальным… козлам…
        Тут он поднялся, распахнул дверь и сразу же бултыхнулся в бассейн. Наплевав на все, я последовал его примеру. Лазурная вода расплескалась во все стороны, и я сдуру ударился о дно коленкой. Вынырнул, пуская пузыри. Вода оказалась чистой и вкусной, хоть пей ее. Я чихнул.
        -Ты должен заняться спортом,- строго сказал Ингвар, придирчиво оглядев меня.- И боевыми искусствами. У тебя будет свой наставник, я позабочусь об этом.
        -Спасибо,- только и оставалось мне сказать.
        -Ты умеешь водить машину?
        -Ну, так, слегка,- соврал я.- Я умею на скутере.
        -Скутер…- Отец выбрался на бортик и уселся там, опершись на одно колено, как пожилой древнегреческий олимпиец.- Когда-то я мечтал, чтобы мне купили скутер. А потом решил, что лучше самому брать себе что угодно. Чувствуешь разницу?
        Я кивнул, подплыл поближе и ухватился руками за поручни. Я глядел на него снизу вверх, и ему это нравилось.
        -Тебе нужно научиться управлять людьми,- сказал он назидательно.- Это примерно то же, что и машиной, но интереснее. Нужно просто давить на нужные педали. И подальше смотреть вперед. Понял?
        -Понял.
        -Отлично, сын,- улыбнулся он и встал в полный рост.- И это… не парься. Просто грейся.
        Как будто дождавшись этих слов, возле бассейна откуда-то появились две девушки, завернутые в простынки, вроде весталок (или как их там), с махровыми полотенцами в руках. Они очень приветливо улыбнулись отцу - и мне, конечно. Одна очень грациозно склонилась вперед, протянула тонкую руку и помогла мне выбраться. Поднимаясь, я очень живо почувствовал, что день далек от завершения, и все самое интересное еще впереди. Девушка держала мою ладонь в своей. Ингвар деликатно развернулся и проследовал обратно в разогретую сауну. У меня была пара секунд, чтобы решиться: нырять со стыда обратно в бассейн, как мальчишка, или… я выбрал второе.

* * *
        -А куда вообще ведет эта дорога?- спросил я на обратном пути.
        -Заинтересовался?- Отец искоса посмотрел на меня, улыбнулся, потер руки.- Это правильно. Проедешь по ней до самого конца, там и увидишь. Обратно не тянет, Филик?
        Я помотал головой отрицательно.
        -А ведь это я придумал тебя называть Филиком,- сказал он.- Филик и Филик. Так мило звучит. Мы сперва тебя хотели Олегом назвать, но потом подумали - нехорошо, когда одно и то же имя - Олег и Ольга…
        В первый раз он назвал ее по имени. Мать говорила о нем еще реже, вспомнил я.
        -А ты знаешь, мы ведь с ней со школы знакомы,- продолжал конунг Ингвар.- Мы когда-то жили в этом поселке. В Изваре. Только за тысячу лет после.
        -Я помню. Мы с ней ездили туда. То есть сюда. Но речки этой я не видел. И крепости не было.
        -Речка там у них есть, но она в стороне,- ухмыльнулся отец.- Наверно, она себе новое русло прорыла. А крепость - действительно… ничего нет вечного, кроме того, что мы сами себе нафантазируем. Странно, да?
        -Не думал об этом,- ответил я (и соврал).
        -Ты ведь тоже, Филик, мое создание,- заговорил он снова, усмехаясь.- Моя фантазия. Когда я был в твоем возрасте… нет, помладше… я придумывал себе и друзей, и любимых девушек, а потом проверял, реальны они или нет. Оказалось, что не всегда… но ты все же родился, и ты довольно реальный.
        Он оглядел меня с ног до головы.
        -Меня в твоем почти возрасте забрали в армию. А в армии, Филик, я служил на РАС. Локаторы, излучатели, в общем, звездные войны. Все время за компьютером. Там я придумал все остальное. Теорию темпоральных направляющих. Для Мирского это все игрушки… а я мог бы Нобелевку получить. Как ты думаешь, может, еще не поздно?
        Я притворился, что не понял, а он понизил голос до шепота, как будто хотел выдать страшную тайну:
        -Черт с ней, с Нобелевкой. У нас большое будущее, Фил. Теперь я тебя так просто не отпущу. Да ты ведь и сам не уйдешь, Фил? Не уйдешь ведь?
        Мне ничего не оставалось, как кивнуть.
        -Я подкину тебя до гостиницы,- предложил он другим тоном, совсем не по-конунговски.- Отдохни, поспи… ярл Филипп.
        И он потрепал меня по щеке.
        Возле шведского дома я встретил Ника. Он гулял кругами, словно не находил себе места. Увидев меня совсем рядом, споткнулся, но все равно не удержался от улыбки. Я догадался, что он близорук. С визионерами такое случается. Особенно если они носят длинную челку, подумал я с усмешкой.
        -Где глаза забыл?- сурово спросил я, привыкая к новой роли.
        -Линзы там… в клинике остались,- смутился он.- На тумбочке.
        -Ты мне что-то сказать хотел?
        -Да, Фил. Я хотел тебе сказать, что я тут подумал… Я готов остаться здесь, если и ты тоже останешься. Но вот Ленка…
        -Что Ленка?
        -Она сегодня не спала всю ночь,- прошептал Ник, оглянувшись на ее окно.- Плакала. Только теперь заснула.
        -Ты думаешь, она скучает по дому?
        -Нет. Дом ей не нужен. И возвращаться она не хочет. Она гордая.
        Его голос вдруг стал похож на тот, другой. «Найди мне ее»,- просил когда-то Николай Палыч. Боже, как это было давно. Как будто еще не со мной.
        -Она по тебе скучает,- проговорил Ник.- Она ревнует. Зачем ты так с ней, Фил?
        Что-то шевельнулось в моей душе. Шевельнулось и снова замерло.
        -Ну а что, могут у меня быть другие дела?- спросил я безжалостно.- И… где она была раньше?
        Это у меня вырвалось помимо желания.
        Flea и Lynn. Гонщики-приятели из детской игры «Strangers». Реал оказался для них слишком тяжелым испытанием.
        Жизнь ушла далеко вперед, Lynn. Ревнуешь ты или нет, но твой друг Flea сделался другим. Ему больше не придется рассказывать тебе сказки о своих подружках. Теперь у него есть своя игра, и в ней он самый быстрый гонщик.
        -А тебе-то что до этого, Ники?- Я поглядел ему в глаза. Черт его возьми, дурака: он опять готов был заплакать. Как-то смешно его отец называл таких: emo-kid?
        -Мне ее жалко,- сказал он.- И тебя.
        -Чего-о?- Я не верил своим ушам.- Ты кого это тут жалеешь, пацан? Ты что о себе думаешь?
        Он дернулся, как от пощечины. Но продолжил упрямо:
        -Ты не можешь так, Фил. Ты же не… злой. Ты же помогал ей… и мне… что с тобой такое творится?
        -Не знаю,- сказал я.- Повзрослел, наверно. Да ты и сам в курсе. Говоришь, окно было открыто?
        Можно было про это и не напоминать. Для такого скромняги, как он, это было уже слишком. Он развернулся и пошел прочь.
        -Стой, Ники,- я решил довести дело до конца.- Я ведь тебя не отпускал.
        Ник замедлил шаг и остановился.
        -Ники.
        Он обернулся.
        -Ники, ты пойдешь ко мне в дружину?

«Я должен научиться управлять людьми,- думал я.- Нажать на педаль, потом отпустить. Все просто».
        -Да,- ответил Ник тихо. И добавил громче: - Пойду, конечно.
        И все-таки шмыгнул носом.
        -Сопли вытри,- сказал я.- С завтрашнего дня начнем тренировки.
        Я думаю, если бы я приказал ему вымыть пол в моей комнате, он бы согласился.
«Весело, весело,- думал я.- Это почище, чем „Distant Gaze“. Надо будет еще попрактиковаться. Кто следующий? Ага, бойскауты Янис и Торик… И надо бы познакомиться поближе с их предводителем».
        Глава 3,
        в которой Фил знакомится поближе с предводителем дружины, с новым городом и старым учителем
        Корби, первый сотник дружины, был превосходным стрелком. Хладнокровный и зоркий, как все его сородичи, он, как говорится, первой же стрелой попадал белке в глаз. Умел даже прицельно бить из винтовки прямо из джипа, на ходу - почему-то он называл это «фристайлом». Откуда в его лексиконе появилось такое слово, было неизвестно. Лишних слов он не любил.
        Любил же он свой безотказный карабин и своего конунга.
        Когда-то - а было ему в ту пору лет тринадцать,- он пришел в Ингрию с севера - из земли карьяла. Стояли трескучие морозы, а он пришел налегке, в белом полушубке, на коротких карельских лыжах, подбитых мехом, деловитый, с фунтом вяленого мяса в узелке и коротким ножом на поясе.
        Люди Ингвара заметили его уже на самой опушке леса - дальние дозоры он обошел играючи. Когда мальчишку доставили в башню, конунг встретил его уважительно, угостил кофе (известно, что и тысячу лет спустя карелы, а особенно финны, ни за что не откажутся от кофе). Он же расспросил перебежчика, откуда и почему тот проник в запретный край. И Корби рассказал.
        Грустная это была история. Все его родичи, и молодые, и старые, пропали один за другим в один несчастный год. Отец еще весной ушел на озеро и не вернулся; только разбитую лодочку-«кутьку» нашли потом на отмели. Летом младшую сестру, малышку Пилтти, в малиннике укусила гадюка. Мать после того тоже долго не жила - в начале зимы в три дня зачахла от загадочной болезни, при которой сперва бросает в жар, а потом кровь идет горлом. Юный Корби не умел ей помочь, хотя и привел из соседней деревни колдуна-орбуя, который только и успел, что закрыть глаза умершей да еще напустить в их хижине можжевелового дыму,- так он изгонял духа смерти, чтобы тот не возвратился впоследствии и за сыном. А за свою помощь прибрал к рукам кое-что ценное из дома.
        Мать похоронили на холме Калмистомяки, и Корби остался совсем один. Стрелял из отцовского лука белок, шкурки носил в ближнюю деревню. Тем и жил.
        Но колдун не забыл сироту. Как-то зимой пришел, принес дров, напоил мальчика таинственным отваром, от которого ему сразу стало тепло и не так грустно, а потом (шепотом и с оглядкой) принялся рассказывать то ли предания, то ли правду.
        Поведал он о краях и не далеких, и не близких: об ижорской земле и потаенном поселке Изваара - там, на горе над быстрой речкой,- и о старой башне, в которой живет могущественный волшебник, конунг Ингвар.
        У этого конунга есть множество чудесных вещей. Он пользуется особым покровительством богов, поэтому никому еще не удавалось безнаказанно пробраться в его землю. Даже шведы-руотси его боятся и обходят границы Ингрии стороной. А сам Ингвар впускает к себе лишь совсем молодых ребят и девушек, учит их дивным наукам и отсылает спустя некое время обратно, с удивительными подарками. А кого и не отсылает совсем. Ходят смутные слухи, что самых лучших милостивые боги берут живыми в небесный город, который руотси зовут Асгардом… За это многие старейшины недолюбливают Ингвара, но он-то, колдун Велко, точно знает: конунг Ингвар - не просто волшебник, а никто иной, как сам Паркун, он же Перун, повелитель молний, а дети, побыв у него, тоже становятся посланниками богов.
        Вначале Корби не поверил колдуну. Но тот сердито насупился, полез куда-то к себе под тулуп (изрядно потрепанный, однако крепкий, новгородской работы) и скоро вытащил мешочек, перевязанный бечевой; из мешочка он добыл никогда не виданную Корби вещь.
        Вещь была с палец толщиной, из сияющего гладкого металла светлее серебра, и довольно веская. На широком торце ее поблескивало круглое слюдяное окошко, к другому концу прикреплен был черный крепкий шнурок. Колдун показал диковину и так и эдак, потом повернул слегка вокруг своей оси, и - вот чудо - слюдяное окошко осветилось изнутри, будто там, внутри, вспыхнула звезда с неба. Луч света проник в темные углы хижины, где прятался серый мохнатый домовой, и под просевший потолок. Старый дом сразу показался Корби постылым и убогим.

«Это Паркунов свет,- сказал колдун важно.- Паркун взял силу у молнии и заключил ее в волшебных палочках. Там внутри две такие, с рунами „GP“. Мне все это сам великий Ингвар подарил, в знак милости».

«Ингвар всемогущ?- спросил простодушный Корби.- Он сможет оживить мать и наших?»
        Орбуй погладил его по голове.

«Они ушли в костяные леса Похъёлы, откуда нет возврата,- серьезно отвечал он.- Но говорят, что великий Ингвар бывал и там. Пойди, поклонись ему. Его сила велика, и не нам, смертным, судить о ней».
        Бедняга Корби поверил всему и сразу. Американский фонарик «Maglite» горел для него путеводной звездой. Ему уже виделся могучий Ингвар, повелитель Ижоры, который умеет воскрешать мертвых и подчинять себе всех живых. А сам он, Корби, станет под его началом настоящим героем.
        Он расспросил колдуна, куда нужно идти. И назавтра же отправился, не боясь холодов,- по замерзшим болотам, озерам, через Неву-реку. Ночевал у карел на заимках, где его кормили, жалели и даже хотели женить. Дорогу не спрашивал, шел по солнцу и звездам, как велел колдун. И вот пришел, и даже не устал в пути. Пришел, чтобы спросить: правда ли великий конунг Ингвар может все, как о нем говорят люди?
        Великий конунг с грустью смотрел на юного охотника, такого бесстрашного и упрямого - и такого при этом доверчивого. Он не знал, что ему ответить. Он размышлял.

«Нет, Корби,- сказал он наконец.- Я не все могу. Но я клянусь тебе: в свое время ты снова увидишь родителей. И твою сестренку, Пилтти. В свое время, понимаешь? И тогда ты поможешь отцу починить лодку, и сам приглядишь за сестрой, и твоя мама не умрет от скоротечной чахотки».
        Он помолчал и добавил:

«Но если это случится слишком рано… извини: я не всесилен, Корби».
        Корби, кажется, понял. Он с минуту постоял молча - и вдруг опустился на колени, прижал обе руки к груди и склонил голову.
        В тот же день конунг Ингвар зачислил юного Корби из Суоярви в дружину на правах младшего гридника.
        С тех дней прошло лет шесть. Корби служил конунгу верой и правдой. Он стал непревзойденным стрелком и начальником гвардии.
        И вот теперь сделался боевым наставником молодого ярла.
        Целыми днями Фил занимался с Корби боевой наукой. На заднем дворе казармы, заросшем мягкой травкой, они рубились на коротких карельских мечах, больше похожих на тесаки - с односторонней заточкой. Сперва такое оружие показалось Филу неудобным, но когда он приноровился отбивать удары тупой стороной меча, то понял, что северные кузнецы не были такими уж простачками.
        Оружие нравилось Филу. Меч отлично ложился на руку, хоть и был тяжеловат, а с финским охотничьим ножом молодой ярл вообще никогда не расставался; нож этот ему подарил Корби. Рукоятка его была обтянута засаленным кожаным ремешком, а темное лезвие (нож был выкован из карельского болотного железа) было безупречно острым.
        И все же меч он любил больше. «Было бы неплохо,- думал Фил,- оказаться в Питере с таким мечом. Там, на автобусной остановке. Пусть бы этот гад только протянул руку к моему спикеру».
        Ему уже представлялось, как отрубленная рука лежит на асфальте. Интересно, будет ли она дергаться? Нет, наверно, не будет. Разве только пальцы разожмутся. И кровищи натечет целая лужа.
        Фил сам сжимал кулаки, и молчаливый Корби хлопал его по плечу.
        Понятно, что на первых порах они боролись вполсилы, но ученик делал успехи: в точности удара он, пожалуй, не уступал учителю (пригодились навыки визионера). Корби, даром что родился охотником, ловко умел перекидывать меч из руки в руку, Филу до этого было далеко. И еще он довольно скоро выдыхался. Не желая в этом признаваться, своей волей прекращал бой, предлагал наставнику поучить чему-нибудь и Ника. Выбив у младшего ярла оружие уже на третьем ударе, Корби останавливался и терпеливо ждал, пока меч будет поднят. А Ник садился на траву, жалобно смотрел на обоих, делал вид, что вывихнул плечо, но впустую.
        -Ники, вставай быстро,- погонял Фил.- Дави, Россия! Бей лопарей! Чего тормозим-то?
        Корби, поигрывая тесаком, скупо улыбался. Он не обижался даже на «лопаря», хотя лопари-саами, которые жрут сырую оленину, были гордому карелу противны.
«Попробуй-ка его подлови,- думал Фил.- Да и лет ему сколько?»
        Корби было двадцать, а может, и двадцать один. Поэтому или еще почему, но лицо его чаще бывало грустным, чем веселым; Фил замечал, с какой тоской иногда их наставник глядит на недавно принятых пацанов вроде Яниса с Ториком, да и на Ника тоже. Скоро Корби предстояло покинуть Извару и отправиться в деревню изгнанников. Никто не знал, когда и как это случится. Таков был порядок.
        Порой они развлекались стрельбой из всего, что только могло стрелять. Здесь Корби просто не было равных. Он стрелял из винтовки с колена, с упора, навскидку и как угодно. Стрелял из «Макарова» не целясь - просто как будто бы указывал на мишень пальцем, после чего в ее центре возникала аккуратная дырка. Наконец, он стрелял из лука тяжелыми, убойными стрелами с черным оперением и другими, легкими, которые уносились к цели с опасным писком и вонзались в кружок целыми пучками.
        Всему этому он учил и молодых ярлов.
        Иногда Ленка приходила посмотреть на их тренировки. Иногда приходила Диана. Но ни разу - обе вместе.
        Шли дни, и Фил на глазах становился сильнее и ловчее. Однажды в бане отец с удовольствием ощупал его мускулы и сказал:
        -Ну вот, уже что-то. Скоро и в поход не стыдно, а?
        -Не стыдно.
        -Как команда? Подбирается?
        -Да, понемногу,- ответил Фил, недоумевая: к чему это он клонит?
        Но великий конунг не привык говорить лишнего.
        -Надо познакомить тебя с одним человеком,- заявил он.- Живет он, правда, далеко, в самом Новгороде, но мы быстро обернемся… туда и обратно… молнией.
        -На вертолете, что ли?- спросил Филипп.
        Ингвар усмехнулся:
        -Вроде того. Скоро все узнаешь. Предупреди Ника, мы его с собой возьмем. Будьте оба вечером в точке перехода.
        -Где?- не понял Фил.
        -Ну… на Перуновой поляне. Где же еще.
        Отец ласково похлопал сына по загривку. Пинком распахнул дверь и шумно обрушился в бассейн.

* * *
        Программа грузилась медленно, и в нижнем углу экрана уже начинала мигать батарейка: «Rewinder» пожирал слишком много ресурсов. Конунг Ингвар со вздохом достал из сумки еще один комплект аккумуляторов.
        Ноутбук он держал на коленях, и светящийся экран раскрашивал его лицо нереальными перламутровыми красками. Ингвар, не глядя, стучал по клавишам. Кажется, он пользовался командной строкой.
        Ноут они привезли из башни. Это был довольно старый компьютер «Fujitsu», да и операционная система старая. Наверно, Игорь Матюшкин привык к таким еще в молодости. Спикером он не пользовался. «Какая ему разница,- думал Филипп.- Ему ведь не в игры играть».
        Впрочем, подумал он дальше, все вокруг было его игрой.
        Фил заглядывал отцу через плечо. Младший ярл Ники стоял рядом и с тревогой посматривал по сторонам.
        Тревожиться было от чего. Перунова поляна ночью выглядела очень таинственно. Статуи богов светились ровным светом, исходившим как будто прямо из земли. И в самом деле, хитрая подсветка была устроена у подножия деревянных истуканов так, чтобы никаких проводов и лампочек видно не было: лучи света фокусировались на суровых лицах богов, и сверкание позолоты впечатляло даже Филиппа - что уж говорить о Янисе с Ториком, которых вообще впервые пустили на капище ночью. Грозный Перун (с горящим взором, всклокоченными волосами и острой бородкой) пугал их до дрожи в коленках. Они даже рады были отойти подальше от поляны и заступить там в дозор: видно было, как их длинные фигуры маячат на самом берегу речки.
        Фил нащупал в кармане пистолет. Конечно, Янис одолжил ему своего «Макарова», а куда бы он делся. Главное, что отец ничего не заметил. Он-то ведь строго запретил брать с собой оружие. Неизвестно почему.
        Ингвар потянулся и пододвинул поближе свой посох. В конец этой длинной палки был врезан крупный кроваво-красный камень - рубин или аметист. Он таинственно поблескивал в свете излучателей, которым оставалось греться уже недолго. Сияющие глаза Перуна и его друзей - Святовида со Сварогом - вычертили на земле замысловатые треугольники, которые становились все ярче и ярче, будто свечение исходило из самой земли. Это зрелище завораживало.
        Филипп заметил, что картина меняется, если смотреть из разных точек: перед глазами возникали и исчезали голографические фигуры, призрачные пирамиды, падающие башни, и все это напоминало… да, конечно, все это напоминало графические модели, скажем, industrial, который он так любил когда-то в детстве. Ник смотрел туда же. Но никто не мог поручиться, что видел он то же самое.
        -Сейчас начнется,- предупредил Ингвар.- Желаю удачного трансфера.
        Ник хотел о чем-то спросить, но не успел: конунг подхватил свой посох, поднял его повыше, и камень рассыпался искрами, как бенгальский огонь.
        Боль была такой реальной, словно кто-то хлестнул кнутом прямо по лицу, и Фил поскорее зажал ладонями глаза. Это тоже был сдвиг, параллакс, но немного иной, не такой, как раньше. Вечером Ингвар что-то говорил о пространственно-временной координатной сетке, только Филипп мало что понял. Меж тем ощущения были такими, будто сама Земля уходит из-под ног и всей своей массой катится куда-то в сторону. На небо Фил глядеть боялся. Было ясно, что ничего хорошего там происходить не может: луна пересекла небосклон и остановилась, бледнея на глазах, потому что на другой стороне неба уже забрезжил рассвет. Путешествие заняло полночи - а по секундомеру меньше минуты. Но секундомера ни у кого не оказалось, да и поглядеть на него не удалось бы, потому что стало совсем темно и почему-то душно.
        Затем где-то сверху заскрипели петли. В потолке открылся квадратный люк, и чья-то фигура показалась в ореоле света.
        -Добро пожаловать на новгородскую землю, господа гости,- раздался голос.- Надеюсь, путешествие не было утомительным.
        Говоривший медленно, тяжело спускался по лестнице. Вот он обернулся к гостям - и оказался пожилым толстяком с одутловатым лицом, клочковатой бородкой и лысиной вполголовы. В руке он держал толстую восковую свечу. Да и сам здешний воздух казался вязким, как воск, и пахло здесь воском, как в церкви, и как будто даже медом.
        Вероятно, из-за этого толстяк сперва засопел, закряхтел, а потом оглушительно чихнул. Свечка погасла.
        -Да будьте здоровы уже, Борис Александрович,- рассмеялся конунг Ингвар.- Помочь вам?
        И он достал из кармана фонарик.
        -Никшни, с-сатана,- нахмурил брови толстяк, возясь с зажигалкой.- Да знаю, знаю: анахронизм. Нет у нас еще нормального сатаны в одиннадцатом веке… Не додумались… Ну да какая к черту разница…
        Ник с Филиппом переглянулись. Свеча кое-как разгорелась, и окружающая реальность снова раздалась вширь. Гости стояли посреди огромного подвала с низким бревенчатым потолком, где вдоль стен были уложены целые груды восковых голов и связки готовых свечей. Пока они озирались, выпуклые глаза толстяка тоже заблестели интересом:
        -А кого это ты приволок с собой, дорогой мой Гарик?- осведомился он.- Что за мальцы? А уж этот-то, темненький, хор-рош… Да какая у нас челочка… В вашем классе тоже был один такой, помнишь?
        -Не в нашем, в параллельном. Макс Ковалевский. Как же Макса не помнить? Он же у нас на деревне первым готом был.
        -Точно, вы их готами называли… ох, мальчик… поглядишь у меня на настоящих готов в гостином дворе, в штаны наложишь…
        -Я не gothic,- возразил Ник.- И вообще…
        -Не обижай младшего, Борис Александрович,- перебил его Ингвар.- Да ты погляди на него. Узнаешь, чья кровь-то?
        Старикан ткнул свечкой Нику прямо в лицо.
        -Ну, ну…- Он вгляделся и довольно осклабился.- Конечно, конечно. Как не узнать. Вылитый Коля Мирский, только темнее. Кольт вечно морду Ковалевскому бил, вот и наградил бог сыночком… Ирония судьбы… рад знакомству, рад… Жаль, сестричку с собой не взял, тоже бы обнял с радостью…
        Ник отвернулся.
        -Ну хорошо…- Толстяк занялся Филиппом.- А ты у нас кто таков? Верно ли я догадался - молодой Филипп-ярл собственной персоной?
        Свечка переместилась. Фил внимательно глянул сквозь пламя свечи прямо в глаза толстяку.
        -У-ух ты,- воскликнул тот, нимало не смутившись.- Какие мы суровые. Да не сердись ты, не сердись. Ишь глаза таращит. Давай-ка лучше поздороваемся.
        Фил пожал протянутую руку, пухлую, как котлета.
        -Ты уж прости старика,- Борис явно наслаждался, играя в какого-то неизвестного Филу литературного героя.- Мне можно. Я же ведь был у самых истоков… твоего проекта… да, Филиппище, именно так. Они ведь с Олечкой думали, что их не запалит никто,- с этими словами он кивнул на Ингвара.- А Борис-то Александрович, педагог-новатор, может, вовсе и не спал в своей палатке… может, он все и слышал, да только не стал мешать. Сказать, почему?
        Давно уже выросший ученик глядел на учителя с неудовольствием. Видно было, что конец истории ему хорошо известен. Но Борис Александрович угомонился и сам. Напоследок он зачем-то помахал свечкой перед носом у Филиппа, как поп кадилом, потом прикрыл пламя рукой и заговорил снова, уже совсем другим тоном:
        -А если без шуток - ты как всегда вовремя, Игорек. Дело есть… приблизительно на миллион долларов. Давайте-ка поднимемся ко мне, выпьем, закусим чем Хоре послал… заодно и о нашем вопросе потолкуем.

* * *
        Окна в палатах князя Борислава были аутентичными: низкими, подслеповатыми, с частым переплетом. В свинцовые рамки были вставлены мутные разнокалиберные стеклышки. Свет через них проникал кое-как, вдобавок было еще и душно.
        Поэтому хозяин поднатужился и широко распахнул разбухшие, как и он сам, оконные створки. Стало светлее. В горницу ворвались звуки с улицы: лай собак, крики челяди, конское ржание - и все вместе, и по отдельности. Людская речь одиннадцатого века показалась Филу забавной, какой-то округлой, диковинной, словно у говоривших совсем иначе ворочался язык во рту. Их слова опознавались сознанием как знакомые и родные - вот только понять, что эти слова означают, не очень-то удавалось.
        Пока взрослые разливали что-то в серебряные стаканчики, Фил высунулся в окно и стал смотреть вниз. Ник пристроился рядом.
        Они находились во втором жилье высокого терема, выстроенного на подклети, этаже на третьем по привычному счету (вела туда длинная скрипучая лестница). Под ними был княжий двор, мощенный тесаными плашками в четверть бревна, а по соседству - еще постройки неясного назначения, сараи, амбары, лепившиеся друг к другу, а то соединенные меж собой переходами-галерейками. Амбары были крыты дранкой, а господские дома - тесом, или резными дощечками, уложенными наподобие черепицы, а кое-где - и дорогим медным листом. Здесь не было ярких красок: и бревенчатые стены, и мостовая, и тесовые крыши обесцветились от солнца и дождей, стали светло-серыми, словно серебряными, и блестящими, как рыбья чешуя.
        Рыбой, кстати, и пованивало изрядно. А еще дымом, навозом, разогретой землей и почему-то тушеной капустой.
        За крышами виднелась городская стена. Здоровенные бревна были вкопаны в землю в несколько рядов и плотно пригнаны друг к другу; промежутки были засыпаны землей же.
        Далеко за стеной блестел на солнце мутный ленивый Волхов. У мостков сгрудились рыбацкие лодки. Поодаль стояли на воде тяжелые купеческие барки и еще какие-то длинные корабли опасного вида, с задранными носами. Оттуда же, с рыбной пристани, и тянуло тухлятиной.
        Еще дальше, за рекой, лепились друг к другу русские торговые ряды и гостиные дворы иноземцев. А за гостиными дворами, на лучших местах, понастроены были ганзейские усадьбы - на высоких каменных фундаментах, огороженные частоколом с узкими прорезями-бойницами.
        -Смотрите, парни, смотрите,- Борис Александрович выпил что-то, с удовольствием крякнул, закусил хлебцем.- Кр-репка новгородская сила… да. То место, где мы есть, называется детинец. Типа кремля. Стены какие, видите? Хоть из пушек стреляй - без толку.
        -А почему он Новгород?- спросил Ник.- Был еще и Старгород?
        Учитель ухмыльнулся добродушно.
        -Ну да. А как же. Вон там, где Славенский конец, подальше от реки. Старое городище там было, на высоком месте. И сейчас вал виднеется, травой весь оброс. Игорь, помню, меня тоже все расспрашивал… а я тогда и не знал, что к чему. Теперь бы много мог рассказать, куда там нашим профессорам на историческом. Если бы повезло вернуться.
        Конунг Ингвар мрачно поглядел на него, но ничего не сказал.
        -Посторонись-ка, Филипп,- сказал Борис Александрович.
        Он подвел Ингвара к раскрытому окну. Протянул руку, указал:
        -Вон они. Три лодьи, видишь? Ждут своих снизу. Еще шесть должно с Ловати прийти. Но, надо думать, задержатся: долго стоять будут, после волока обшивку латать.
        -Надо, чтоб задержались,- сказал Ингвар.
        -Гнать не будем. Нам спешка ни к чему. Лучше троих, но уж с гарантией.
        -Пойдут по Неве? Как думаешь? Или озерами?
        -Ну а как иначе? Идут-то в Сигтуну[Город на озере Мёларен, недалеко от нынешнего Стокгольма. После упадка Бирки (первой столицы викингов) Сигтуна на протяжении двух столетий была крупнейшим торговым центром Швеции, пока карельские пираты (по ряду сведений - союзники русских) в 1187 году не разрушили ее.] . Короткий путь мимо вас. Никуда не денутся.
        -Вот и отлично,- сказал конунг.- Пусть тогда готовятся. Хотя дорога будет недолгой.
        Они переглянулись и захохотали.
        -Может, нам уйти?- обиженно спросил Филипп. Ему надоело слушать чужие недомолвки.
        -Да запросто,- охотно согласился Борислав.- Погуляйте. Тут у нас воздух чистый. Только вот что,- он оглядел парней, остановился взглядом на Филиппе.- Вы там поосторожнее. Со двора не уходите.
        -И чтобы через час здесь были,- сказал Ингвар.
        На лестнице Ник едва не подвернул ногу. Филипп подхватил его, засмеялся.
        Дружинник у входа поглядел на них с опаской.

* * *
        Во дворе было скучно и к тому же густо пахло лошадьми. Я заметил, что гридники рассматривают нас издали, словно не решаются подойти поближе к личным гостям князя Борислава.
        Я отвернулся от них, сбежал вниз с крыльца, и тут же под ногой размазалось что-то мягкое.
        -Пошли отсюда,- сплюнул я, отряхиваясь.- Чистый воздух у них, как же. Дерьмо сплошное.
        -А может, не надо…- начал Ник, смутился и умолк.
        -Расслабься. Мы пройдемся и сразу назад.
        На улице легче не стало. Непривычные запахи струились и переплетались. С Волхова тянуло сыростью и рыбой, из подслеповатых окон соседнего амбара - какой-то душной кислятиной. От всего этого уже начинала побаливать голова.
        -Обратно-то дорогу найдем?- обеспокоенно спросил Ники.
        -Запросто. Спросим: где тут у вас самый главный кремль?
        За бревенчатой стеной цитадели начались улицы - узкие, кривые и бессмысленные, будто и не улицы, а проезды между заборами и глухими стенами домов. Да и проездами-то трудно было их назвать, потому что вряд ли кто по ним ездил - похоже, в этой части города не принято было просто так себе ездить или прогуливаться, как мы, а принято было по-быстрому, верхом или пешком, пробираться кому куда надо и поскорей запирать за собой калитку. Даже днем, а уж ночью - точно.
        Из-за высоких заборов взлаивали цепные псы. В остальном было тихо и мирно. Стрекотали кузнечики, хрустели под ногами обветшавшие дощатые мостки (с зимы остались). Меж домов, на лужайках, паслись козы. За нами увязались было две или три бродячих собаки-лохматки, норовили цапнуть за штанину, но потом принюхались, почихали и отстали.
        Мимо прошли куда-то толстые бабы в бесформенных одеждах, напоминавших покроем капусту: вокруг них бегали полуголые ребятишки. Бабы посторонились, не поднимая глаз, а дети и вовсе от нас шарахнулись. Я давно не видел взрослых теток, да и от детей отвык.
        Отбежав, дети пялились на нас во все глаза.

«Ишь, немцы,- шептались они.- Должно, от князя».
        -Щас вам, немцы,- отозвался я.- Мы инопланетяне. Только что из космоса.
        Дети ничего не поняли, но испугались. Взвизгнули и бросились прочь.
        Мы свернули еще в два или три проулка, где было посветлее, и не ошиблись - серые дома вдруг расступились, и стало видно, что там, дальше, дорога спускается с обрыва прямо к Волхову. По реке плыла большая ладья: грязный парус был подвязан к рее, и ладья двигалась на веслах. Вот гребцы на правом борту - десять или двенадцать - все как один погрузили лопасти в воду, и судно стало разворачиваться носом к берегу, едва ли не на одном месте. Мне показалось, я даже расслышал команды на чужом языке и непонятный металлический звон, словно кто-то на корабле стучал в медную тарелку.
        Заглядевшись, я замедлил шаг, и тут в воздухе прямо возле моего уха просвистел камень. «Э-эй,- закричал кто-то.- Держи, не то уйдут». «Это про нас?» - успел я подумать, а из узкого переулка нам наперерез выскочили сразу пятеро оборванцев, лохматых и грязных. У двоих были в руках то ли дубинки, то ли просто палки. Я решил… хотя, если честно, я даже не успел ничего решить.
        -Бежим отсюда,- крикнул Ник и дернул меня за руку, но мои ноги как в землю вросли. В следующее мгновение они окружили нас, вывернули руки и приперли лицом к дощатому забору. Я пробовал высвободиться, но тут же огреб хороший удар дубинкой по шее. Рядом зашипел от боли Ник. Ему тоже досталось.
        -Откуда такие? С пристани?- спросил прямо над ухом чей-то голос. Выговор был, в общем, понятен, но я ничего не отвечал. Мне было тоскливо и отчего-то горько.
«Опять я все испортил»,- запоздало понял я.
        -Небось немец,- сказал другой и обидно выругался. Я обернулся и увидел нападавших: это были парни примерно нашего возраста, с чумазыми курносыми рожами. У одного серые от грязи вихры зачем-то были перевязаны ленточкой. Он сказал еще что-то своим - этих слов я не понял,- потом осклабился, показав гнилые зубы, и снова врезал мне по шее. Я ткнулся лбом в шершавую доску.
        Кто-то уже шарил по моим карманам. Кто-то лез за пазуху, кто-то пытался расстегнуть ремень (отличный тканевый ремень с блестящей никелированной пряжкой).
«Серебро?» - проговорил кто-то недоверчиво. Тот, что с ленточкой, нащупал кожаный чехол спикера, попытался сдернуть. «Все как всегда,- подумал я почему-то.- И тут гопники. Даже за тысячу лет».
        -Что тут держишь?- спросил вор, дергая за чехол.- Золото?
        -Сейчас,- пообещал я.- Я сам.
        Меня поняли. Клещи ослабли. Молниеносно запустив руку под ремень, я вытащил оттуда пистолет. Ничего не произошло: грабители только присвистнули, разглядывая невиданную вещь, и как будто даже придвинулись поближе ко мне, оставив Ника. От них мерзко пахло потом и грязной одеждой. Я сжал теплую рукоять «Макарова» и щелкнул предохранителем. Никто ничего не понял, только тот, что с ленточкой,- наверно, главарь,- нахмурился и протянул руку. И тогда я выстрелил. Еще и еще раз.
        Выстрел был оглушительным: с окрестных тополей с шумом поднялись в воздух вороны и принялись кружиться с неистовым карканьем; тот же звук, вроде карканья, издавал теперь светловолосый оборванец, корчась в пыли у наших ног. Еще один прислонился к забору, зажимая рукой обгоревшую дырку в боку: мне пришлось стрелять в упор. Он выл, не переставая, и понемногу сползал на землю. Дубинку он выронил. Остальных воров и след простыл.
        -Вот так,- почему-то сказал я.
        Тот, с ленточкой в волосах, дернулся и затих.
        -Бежим,- повторил тогда Ник. Я дернулся было бежать по дороге к пристани, но Ник потянул меня назад, и мы побежали, спотыкаясь и едва не падая,- обратно, туда, откуда пришли,- а что оставалось делать? Кажется, за спиной уже раздавались крики, но мы даже не оглянулись, только прибавили ходу. Теперь мы неслись, не разбирая пути, по кривым незнакомым переулкам, по счастью безлюдным,- между заборов и плетней, пугая кур, и бежали так довольно долго, пока не поняли, что окончательно заблудились.
        -Стой,- сказал тут я, тяжело дыша.- Отдохнем.
        Мог бы и не напоминать. Ник был бледен, как покойник. Он пошатнулся, и я схватил его за плечо.
        -Господи,- прошептал он.- У тебя был пистолет?
        -Был,- произнес я тупо.
        -И ты… слушай, Фил… ты что, убил их?
        У него стучали зубы. Меня трясло не меньше.
        -Он хотел забрать спикер,- пробормотал я.- Мне надоело, что у меня постоянно отбирают спикер.
        Я чувствовал, что несу сплошную чушь. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Так начинается истерика, холодно заметил кто-то внутри меня.
        Ник глядел на меня со страхом. Похоже было, что этот парень не слишком-то испугался малолетних разбойников. Он испугался того, что случилось после.
        -А где пистолет?- спросил он.
        -Не знаю. Наверно, там остался.
        Я клянусь: при этих словах младший ярл облегченно вздохнул. Странно, что и мне стало как-то полегче. Нет пистолета. А может, и не было. Не было вообще ничего.
        Но надеяться на это было глупо. Вороны все еще кружились над деревьями, и откуда-то издалека, из-за серых бревенчатых домов, уже доносились встревоженные голоса. Надо было скрываться. Я заметил щель в заборе и кое-как протиснулся туда. Ник пролез за мной. Там росли высокие колючие кусты - смородина или крыжовник. Продравшись сквозь них в самую середину, мы поняли, что с улицы нас уже не видно, - и тогда без сил опустились на землю.
        Здесь было тихо. Среди ветвей жужжали пчелы. Если это и был чей-то сад, то основательно запущенный.
        -Что делать будем?- спросил Ник.
        -Не знаю.
        Я молча облизывал исцарапанную о колючки руку. Было больно. И еще до сих пор болела шея от удара дубинкой. Если бы я не выстрелил, они бы нас ограбили, оправдывал я себя. А может, и прибили бы на хрен. Вся история опять началась из-за спикера.
        -Да: спикер,- вспомнил я.- У него же есть локальный режим. Надо попробовать найти кого-нибудь.
        Ник с сомнением покачал головой. Я достал из футляра свой знаменитый «эппл» - подарок Мирского. К счастью, батарейка не была разряжена. Включив коротковолновый режим random search, я стал прислушиваться к шорохам и писку в наушниках.
        -Слушаю,- раздался вдруг в ушах чей-то голос, искаженный до неузнаваемости.- Кто говорит? Кто на линии?
        Я узнал князя Борислава.
        -Это Фил,- чуть не крикнул я.- Мы заблудились. Борис Александрович, отца позовите.

«И все-таки мы - люди двадцать первого века,- подумал я при этом.- Нам здесь все можно. Играем дальше».

* * *
        Князь Борислав задумчиво вертел в руках пистолет.
        -Откуда взял «Макарова»?- строго спросил у меня отец.
        -У Яниса.
        -Два трупа,- холодно заметил Борис Александрович.- Только за дверь вышел - и сразу два трупа. Далеко пойдет мальчик.
        -Я не хотел,- пробормотал я.
        -Врешь. Хотел.
        Ник сидел на лавке, опустив голову. Я поглядел на него, будто ждал поддержки. Или нет, не ждал. Никакая поддержка мне не нужна, думал я.
        Час назад несколько дружинников на конях отыскали нас в лабиринте улочек старого города и привели обратно в терем - с повинными головами. Князь и конунг Ингвар встретили нас сурово. Оказывается, слух о наших похождениях быстро разлетелся по городу. Нашлись доброхоты, которые донесли князю об удивительном происшествии. Они же принесли ему оброненный пистолет, боязливо завернув его в тряпицу («Перунов огонь»,- предположил самый догадливый).
        Двоих убитых воришек опознали быстро; это были местные беспризорники, которые сколотили шайку и понемногу учились разбойничать. Точно так же, как это происходит и в двадцать первом веке. «Только в наше время они остаются безнаказанными»,- сжав зубы, думал я.
        Князь распорядился по-тихому зарыть трупы на краю погоста, где хоронят висельников и убийц. Похоже, оплакивать их в этом городе никто не спешил. И я тоже.
        -Но ведь ничего не было,- робко сказал Ник со своего места.- Это ведь не люди были. Фантомы. Они умерли, и для них все кончилось, разве нет?
        Борислав снова задумался.
        -Никто не знает, чем это для них кончилось,- признал он.- Может быть, так, а может, и эдак. Одно могу сказать: им было больно перед смертью. Как было бы больно и вам. Это очень страшно, умирать. Будь то в параллельном прошлом или в еще каком-нибудь.
        Над последними его словами я задумался.
        Ни черта я не думал, когда стрелял, ни о параллельном прошлом, ни о чем вообще. Просто передо мной был враг, а в моей руке - оружие.
        Да, ни о чем я не вспоминал, когда снимал «Макарова» с предохранителя. Только почему-то стояла перед глазами та автобусная остановка и уродцы в кожаных куртках. Это летом-то. Они всегда ходят в таких куртках, будто шкура убитого зверя придает им бодрости. Хотя какой там убитый зверь - обычная китайская прессованная крысятина, которой в детстве пугала меня мать (она когда-то торговала одеждой).
        И еще те были бритые наголо.
        -Ну что ж, первая кровь,- сказал вдруг Ингвар.- Скажи, ты испугался?
        -Испугался,- словно эхо, откликнулся я.
        -Это тебе не на полигоне по воронам стрелять. Корби такому ведь не учил?
        -Не учил.
        -Суолайнен у нас известный пацифист. Но я тебе так скажу: здесь жизнь такая, что без крови невозможно. Правда, Борис Александрович?
        -Я вас тоже этому не учил,- хмуро ответствовал князь.
        -Ara. A кто нам в детстве про Освенцим рассказывал? Два урока подряд? Да с такими подробностями!
        Что такое Освенцим, я не знал. Но догадывался, что это не похоже на сауну или на солярий. Борислав же хмыкнул и ответил так:
        -Зато я контрреволюцию всю на корню извел. И преступность у меня знаешь как снизилась?
        -Видать, не вся,- сказал отец, и я был благодарен ему в этот момент. Потому что старый князь отвел взгляд, встал, подошел к поставцу и извлек из него полупустой штоф мутного стекла. Налил себе и Ингвару в стаканчики - и, подумав, наполнил еще два.
        -Гм,- откашлялся он.- Кто из нас без греха. Предлагаю всем присутствующим выпить. И поскорее забыть о произошедшем.
        Ник поднялся со своего места. Мы сдвинули стаканы. Крепкая перцовая водка обожгла горло. Мое лицо (я знал) пошло красными пятнами.
        Спустя несколько минут мне в голову пришла одна шальная мысль. Некоторое время я боролся с ней, а затем она оказалась сильнее. Я встал из-за стола и сказал:
        -А я вот хочу выпить за первую кровь, да. Потому что… кровь за кровь. Удар за удар. Это наша реальность, и мы должны подчинить ее себе. Я так считаю.
        Я приподнял тяжелый графин и налил себе одному. Потом, опомнившись,- и всем остальным. А они глядели на меня в полном и гнетущем молчании.
        -Пацан сказал - пацан ответил,- проворчал наконец князь Борислав, и снова я не понял, к чему это.
        А Ингвар прищурился, вздохнул и произнес:
        -Иного я и не ждал. Но учти…- Он взял свой стакан в руку и продолжил: - Ты еще многих вещей не знаешь, Фил. Нам приходится платить немалую цену за возможность жить так, как нам хочется. И в прямом смысле, и в любом другом… Пожалуй, на днях я введу тебя в курс дела. А пока - ты прав, выпьем за… боевое крещение… У нас не так много времени.
        Ник слушал эту речь, раскрыв рот. Я взглянул на него, улыбнулся ободряюще и поднял стакан.
        Излучатели в восковом подвале уже успели остыть, и мы довольно долго ожидали в полутьме, пока генераторы не выйдут на полную мощность. Голова слегка кружилась от перцовки.
        Капище Хорса встретило нас тьмой: в Изваре почему-то опять была ночь. Я больше не пытался в этом разобраться.

* * *
        Через пару дней отец вызвал меня в башню.
        На широком столе горели свечи из ароматного новгородского воска: это было красиво и романтично, кроме того, экономилось электричество. Тут же стояла бутылка дорогого бургундского вина - початая. А рядом с бутылкой лежал все тот же потрепанный ноутбук.
        Не так уж и часто мне доводилось бывать у него в кабинете. И теперь я с подозрением рассматривал охотничьи трофеи на стенах. Тут была лосиная голова, потом кабанья - со страшными клыками. Не хватало только человечьей. Неплохо бы смотрелась здесь башка какого-нибудь викинга в рогатом шлеме, подумал я. Если они, конечно, и вправду расхаживали с этими кастрюлями на ушах. А если даже и не расхаживали, почему бы не ввести такую моду?
        -Я обещал объяснить тебе кое-что,- напомнил конунг Ингвар.
        И он объяснил.
        Нет, Ижора вовсе не походила на пионерлагерь или базу отдыха для детей-сирот. Все было жестче и конкретнее - это слова самого Ингвара. «Кто из нас без греха»,- говорил, помнится, и князь Борислав. Теперь-то я понял, что он имел в виду.
        Через нашу Ижору проходил знаменитый торговый путь «из варяг в греки». Мимо устья одноименной речки вверх и вниз по Неве шли караваны судов - все примерно так, как рассказывалось в школьных учебниках. Везли всяческие товары, а порой и серебро в слитках, и золотые монеты, и меха, и драгоценные украшения: электронных платежей и банковских переводов еще не было в заводе, поэтому каждый купец таскал денежки с собой.
        За проход с каждого судна брали пошлину. Но пошлиной дело не ограничивалось: новгородские ушкуйники давным-давно облюбовали здешние места для своих корыстных развлечений. И шалили бы до сих пор, если бы в Ижоре не появился Ингвар со своей командой, а новгородское вече не позвало бы к себе княжить премудрого Борислава. Новогородцы и не подозревали, что их князь обязан своей премудростью пятью годам учебы на историческом факультете петербургского университета. Без особого, впрочем, рвения.
        Как Борис Александрович оказался на своем боевом посту? Это была особая (и довольно длинная) история. Отец не слишком-то распространялся о том, как все произошло. Только один раз назвал Борислава «подменным».
        Так или иначе, с разбойниками разобрались просто и быстро. Новопризванный князь
«отнял свою руку» от воров и грабителей, о чем и объявил специальным пергаментом (для большего форсу). «Отнять руку» означало, что при случае он не замедлит отнять и голову, и совсем не понарошку; иные из разбойничков это осознали, а кое-кто и нет.
        Экзекуция была краткой, но впечатляющей. Ни один береговой вор-лапотник более не совался в районы, подконтрольные отныне великому конунгу. Водный путь от Ладоги до Варяжского моря стал свободен - хотя это еще как посмотреть.
        Теперь все, кто шел вниз и вверх по Неве, неизбежно проплывали мимо сторожевых кордонов конунга Ингвара. Внимательные глаза дозорных, вооруженные цейссовскими биноклями, импортированными из двадцать первого века, примечали каждый всплеск весел, каждую команду кормчего. На Ивановских порогах стояли свои люди; они приглядывались к купцам, к иным проезжим и уж тем паче - к иноземным посланникам.
        И не раз бывало, что к особенно знатным гостям выезжали навстречу - так, просто поторговаться. Расписки обычно писались размашистым почерком прямо на широкой глади Невы - под диктовку автоматического и иного стрелкового оружия, а когда и гранатомета. Борислав же получал твердый процент от сделок.
        -Мы с ним всегда на связи,- сказал отец, кивнув куда-то в сторону.
        Там, в углу, поблескивало металлом занятное устройство, не замеченное мною раньше. Приглядевшись, я сообразил, что это старая американская рация, работавшая на коротких волнах. Где-то я читал, что раньше, когда не было спутниковой связи, такими рациями пользовались спасатели и бандиты, да еще моряки в открытом море.
        -Так, значит, мы - пираты?- спросил я.- Грабители?
        -А откуда тогда это все?- Отец обвел рукой свой так называемый офис.- Откуда вино французское?
        На какие деньги, по-твоему, мы тут на «лендроверах» раскатываем?
        Долгих объяснений не потребовалось. Золото и тысячу лет спустя оставалось твердой валютой. Сразу несколько питерских антикваров - скупщиков краденого - с удовольствием получали посылки от конунга Ингвара. Взамен тот получал немало ценных товаров. Джипы, катера и ветряные электростанции. И даже бургундское вино из лучших погребов, к которому Ингвар пристрастился уже здесь, в Ижоре. Канал связи между прошлым и будущим работал бесперебойно. Святилище Хорса было вовсе не святилищем, а комплексом мощных излучателей, работавших в диапазоне темпорального излучения. Другой такой же комплекс, а может и не один, располагался на другом конце временного отрезка - а именно в нашем двадцать первом веке.
        -Представь, Филик,- говорил отец.- Только представь: в моих подвалах сейчас одного только золота на миллионы долларов… На миллионы, Фил. А допустим, мы возвращаемся - и разом становимся миллионерами… Возможен такой вариант?
        -А мы вернемся?- спрашивал я.
        -Кто-то должен остаться здесь,- мрачнел отец.- Иначе все рухнет. Но подумай: ведь рано или поздно… рано или поздно мы все уйдем на покой. Кто-то раньше, кто-то позже. Нет ничего приятней, как вернуться в родные места… Туда, где все тебя знали бедным и никому не нужным,- и вернуться богачом, Фил. Миллионером! Понимаешь, о чем я?
        Я понимал. Я уже верил ему. Все, о чем он говорил, больше не казалось фантастикой - хотя бы потому, что мы сидели в самой настоящей альтернативной реальности, и даже та, которую я за семнадцать лет привык считать своей, уже не казалась такой уж совершенной и единственно возможной. Да, мой дом по-прежнему оставался в двадцать первом веке, в громадном и отвратительном спальном районе нашего туманного города. И там я был бедняком и лузером, у которого можно было запросто отобрать его единственную гордость - спикер «филипс», потому что больше отбирать было нечего… А здесь я стал молодым ярлом, сыном конунга и единственным наследником всей этой земли. И всех остальных земель, какие нам заблагорассудится открыть вместе с моим отцом, гениальным изобретателем. Если мы сами создали эту реальность, почему бы нам не выжать из нее все, что только можно?
        -Верно,- подтвердил Ингвар.- А главное - никаких угрызений совести.
        С этими словами он снова наполнил свой бокал. Глянул на меня - я помотал головой отрицательно. От этого вина у меня бурчало в животе.
        Что и говорить - сегодня я увидел всю эту игру с новой стороны. Мне было слегка не по себе.
        Я протянул руку и взял со стола стакан минералки.
        -Правильно, не пей больше,- проговорил отец.- И не гуляй по ночам.
        Делая вид, что смущен, я отвел глаза. Мне даже не надо было никуда гулять. Динка сама приходила ко мне. Иногда вечером, иногда - уже под утро, потихоньку, чтоб никто не знал. А мне было наплевать. Наутро на тренировках я выглядел бодро и весело.
        -Ты лучше готовься к экспедиции. Это будет для тебя еще одним испытанием. Если ты его выдержишь, то выйдешь на следующий уровень. Как ты думаешь, кого я вижу во главе нашей дружины?
        Постучавшись, вошел сотник Корби.
        -Привет тебе, молодой ярл,- чуть заметно улыбнувшись, сказал он.
        -Виделись…
        -Что нового на восточном фронте?- осведомился отец.- Как наши друзья-руотси? Отправились?
        -Скоро отправятся. На Ладоге тихо. Ветер попутный.
        -Теперь скажи: как успехи молодого ярла?
        Корби помолчал пару секунд, раздумывая.
        -Молодой ярл еще не готов,- произнес он.- Много торопится. Мало силы.

«Вот сука,- обозлился я.- Силы ему мало. Да я тебя завтра…»
        -И не вздумай,- оборвал отец мои мысли, будто слышал.- Мой Корби здесь единственный, кому можно верить. А что торопишься - так это я и сам уже заметил.
        Корби кивнул:
        -Прости, мой конунг. Молодой ярл скоро будет готов.
        -Да, сотник. И ты отвечаешь за каждый волосок с его рыжей головы.
        Отец потрепал меня по затылку. Мне было и приятно, и неприятно. Я искоса взглянул на Корби и удивился в очередной раз: он улыбался. Улыбался мне, как любимому ученику. Снисходительно и ласково.
        Он не знал, что два дня назад я применил его уроки в деле. Правда, стрелять пришлось в упор. Вряд ли учитель похвалил бы меня за такие успехи.
        Я стиснул зубы и отвернулся.
        -Ты все понял?- спросил меня отец.- Ты помнишь, что я тебе говорил? Впереди у нас много дел. Ты должен стать сильным.

«Я должен стать первым»,- докончил я про себя.
        За Корби захлопнулась дверь.
        -Готовься,- снова сказал отец.- Будет весело.
        Глава 4,
        в которой веселье становится опасным, а кровь ценится на вес золота
        Один за другим два внедорожника с прицепами пробирались по лесной дороге. В прицепах, прикрытые тентом, прятались легкие, должно быть, алюминиевые лодки с хищными обводами и полутораста-сильными японскими моторами, подвешенными на транце. Вооруженные парни, одетые в камуфляж, крепко держались за поручни.
        Под широкими покрышками джипов хрустели сухие ветки. Водители неслышно переговаривались друг с другом и еще с кем-то, пользуясь портативной рацией.
        Конунг Ингвар вместе с Филом ехали в переднем «лендровере»: конунг не пожелал, чтобы громадная туша катера всю дорогу болталась перед его глазами. Там же, на откидном сиденье, уместился и Ник. Его не хотели брать до последнего. Потом все же взяли - вместо неразлучных Яниса с Ториком, которым было приказано оставаться в ближнем дозоре.
        Приказ отдал Корби. В этот день он отчего-то был молчалив и хмур. Сидя со своими ребятами во втором джипе, он рассеянно поглядывал по сторонам. Следил взглядом за тем, как ныряет на ухабах передняя лодка.
        Вокруг тянулся древний, дремучий, безразличный лес. Где-то тут,- соображал Филипп,- уже должны начинаться окраины будущего Питера.
        В нижнем течении Ижоры река делала прихотливый изгиб, ненадолго успокаивалась, а потом напрягалась для последнего толчка - и наконец изливалась в полноводную Неву. Там-то и было превосходное место для засады.
        -Ждем тут,- приказал наконец конунг.
        Обрывистые берега реки в этих местах ненадолго опускались, и дорога подходила к самой воде. Фил заметил масляные пятна на песке: понятно было, что пираты останавливаются здесь не впервые.
        И точно. Все и без команды знали, что делать.
        Захлопали дверцы, и ребята повыпрыгивали из джипов. Переговаривались вполголоса, словно боясь нарушить доисторическую тишину: и вправду этот мир казался необитаемым. Было тихо, только еле слышно плескалась река и о чем-то лопотали в зарослях потревоженные утки.
        Фил осторожно втянул воздух носом. Пахло гнилым камышом и какой-то неясной тухлятиной, будто в прибрежных кустах кто-то сдох. Он оглянулся на отца: тот усмехался ободряюще.
        -Воняет,- сказал он.- С прошлого раза осталось. Уж извини, видать, всплыл кто-то.
        Филиппу стало противно. А Ник даже позеленел от ужаса.
        -Летом тут всегда так,- добавил конунг.- Течением трупаков как раз на отмель выносит. Ничего… привыкайте, ярлы.
        Катера-перехватчики были спущены на воду (для этого «лендроверам» пришлось заехать по брюхо в реку). Тут же крепким пеньковым канатом их привязали к кольям, заранее вбитым в песок, и снова прикрыли сверху чехлами. Тем временем оставшиеся бойцы принялись раскладывать подальше от вонючего берега три армейские палатки. Они уже поставили две, когда из леса вышел еще один парень в камуфляже, высокий, стриженный под скобку. Лицом похожий на остальных, но постарше, даже с недавно пробившейся светлой бородкой.
        Первым его увидел Корби. Шагнул навстречу, радостно протянул руку, но пришелец не стал ее пожимать. Вместо этого он облапил рослого командира дружинников и оказался выше того на полголовы. Похоже, они были давно знакомы - и еще Филу показалось, что суровый карел сильно подрастерял свою суровость. Высокий парень что-то шепнул Корби на ухо, дружески пихнул в бок и из-за его плеча почтительно обратился к Ингвару:
        -Привет тебе, мой конунг. Скоро доехали.
        Говорил он по-русски, без здешнего чухонского акцента, но все равно как-то чудно.
        -Привет, Власик,- отозвался Ингвар, пожимая ему руку.- Рад тебя видеть. Не скучаешь по ребятам?
        -Мало есть,- проговорил тот, кого назвали Власиком.
        -Не взыщи. Порядок такой. Каково на рубеже служится?
        -Маетно,- пожал широкими плечами парень.- Утром веселее будет. Но не ранее восхода. Варяги ниже порогов некое время стояли, струги чинили. По реке, мыслимо, пойдут на веслах. Три лодьи. На румах по дюжине гребцов. Больше на целый день никого.
        Они переглянулись. Ингвар подмигнул Власику:
        -Ну, добро тебе. И знакомьтесь: это ярл Филипп. Мой сын. А это Властислав, он родом из Пскова. Был командиром гвардии, но сейчас уже вырос, как видишь… первый боец был на деревне. Наставник нашего храброго Суолайнена.
        Корби смущенно улыбался.
        Его предшественнику дозволялось многое: он обхватил Фила за плечи, хлопнул по загривку, неловко пожал руку. Оглянулся на Ника: того тоже представили (Ник покраснел от удовольствия).
        -Так. Ладно,- сказал Ингвар.- Значит, до утра время есть. Дети, погуляйте пока что… а вы, господа Корби и Власик, со мной. Пройдемся, обсудим план действий…
        Тут он обернулся к остальным:
        -И никакого сегодня пива. Поняли?

* * *

«Филик»,- толкнул меня кто-то и вытолкнул из сна.
        -Ты чего, блин?- Я вытаращил глаза: Ник сидел рядом и держал меня за руку. А другой зажимал мне рот.- Ты охренел, что ли? (Это я произнес уже шепотом.)
        -Тихо, тихо, подожди,- шепнул он.
        Он переполз поближе и улегся рядом. Его дурацкая черная челка щекотала мне ухо.
        -Да говори уже,- я повернулся к нему, чтобы читать по губам: рядом похрапывал великий конунг Ингвар (нет, я все никак не мог привыкнуть звать его отцом - особенно наедине со своими мыслями).
        -Они говорили про тебя.
        Надо отдать Нику должное: он начал с главного. Я сразу понял, о ком он. Что-то наши полководцы там обсуждали. Значит, и меня тоже? Отлично.
        -Корби говорил: молодой ярл, ты то есть, может не выдержать крови. Может сорваться.
        -Не сомневаюсь, что он так говорил.
        -А Ингвар на это только засмеялся. Он сказал: пусть молодой ярл тоже узнает цену золота.
        -А Власик что сказал?
        -Он сказал - ты непременно забоишься… Ты же из мирной земли, войны никогда не видел… А Ингвар опять засмеялся. Почему же не видел,- сказал.- Он же визионер. Тут Власик попримолк, видно, удивился. И они начали говорить, кого на какой катер ставить… я тут ушел.
        Я полежал, подумал. А потом мне отчего-то стало весело.
        -Ну а зачем ты мне-то это все рассказываешь?- спросил я.
        -Фил… Может, мы вернемся?
        -Ты - опять?
        -Нет, Фил, я прошу тебя, послушай. Можешь ты послушать? Мы украдем у Ингвара ноутбук… Включим этого Перуна и исчезнем отсюда. Ты же хотел увидеть отца? Ну и увидел. Если захочешь, ты ведь теперь всегда сможешь повидаться с ним… Но не надо играть в его игры, Фил. Это опасно. Тебя могут убить. Или ты сам…
        -Ты трус,- оборвал я его.- Я все понял. Ты просто трус.
        -Я не трус. Просто я думал, тут свобода. А тут… то же самое, что и у нас. Деньги и бандиты. И эти девчонки несчастные.
        -С чего это они несчастные?
        -Ты еще не понял? Ты не обижайся, но твой отец - просто…
        Я хотел что-то сказать, но тут мой отец, конунг Ингвар, пошевелился в своем спальнике, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Мы с Ником перестали дышать. Я видел в темноте его бледную физиономию, челку и блестящие глаза. Потом он тихонько вздохнул.
        -Не ходи с ними завтра,- беззвучно попросил он.
        -Ерунда. Все это не по-настоящему. Это же параллельное прошлое. Чего ты боишься?
        Ник глядел на меня несколько мгновений, а потом отвернулся.
        -Завтра на берегу останешься,- пообещал я.
        -Я не об этом…
        -Зато я об этом.

«Трус,- думал я про него.- Конечно, трус. И не трахался еще ни разу. Что это он там про отца говорил? Завидует, конечно. И мне завидует».
        Размышляя об этом, я даже не заметил, как уснул снова.

* * *
        Мерный плеск весел далеко разносился над молочно-белой гладью реки. Потом туман рассеялся, и на стремнине один за другим показались варяжские корабли.
        Эти длинные лодьи (еще их, кажется, называли дракарами) были узкими, остроносыми, с острой же кормой. Снабженные окованным медью килем, обшитые внахлест гнутыми сосновыми досками, пропитанными дегтем и смолой, они были крепкими и достаточно маневренными, когда шли не под парусом, а на веслах, как сейчас (по двенадцати с каждого борта). Палубы у них не было; лишь на корме и на носу имелся дощатый настил, под которым были устроены укрытия от дождя и ветра. А чтобы лодьи под парусом не валило и не заливало волной, в самый низ, к днищу, вместо балласта загрузили золотые монеты и серебро в слитках. Это была плата за верную службу князю Бориславу.
        Мускулистые, голые по пояс, бородатые гребцы, сидя попарно на скамейках-румах, по счету кормчего ворочали взад-вперед длинными веслами. Настоящие викинги никогда не сажали на румы рабов. Они гнули спины сами, сменяя друг друга, и могли без отдыха преодолевать огромные расстояния - лишь бы не иссякала вода в бочонках.
        Но эти дракары шли медленно: они были тяжело нагружены.
        -Все готовы?- негромко спросил Корби.
        Парни кивнули.
        Фил сжимал в руках легкий автомат «узи». На поясе у него висел черный финский нож. Он побледнел и закусил губу. Готов ли он? Да, конечно, готов. Сын конунга не может быть не готов.
        Еще с четверть часа назад они сидели на берегу, болтали о пустяках: кто какое пиво пил, кто где бывал. Бывали мало где: каждый все больше рассказывал о своих родных местах (кроме местных, ижорцев да русских, был тут парень издалека, из хяме - это за теми местами, где суоми живут, да еще двое из эстов). Поэтому разговоры не клеились. Ник мог бы рассказать хоть про Швецию, хоть про Австралию, но он молчал. В катер его не взяли, да он и не рвался.
        -Станут пускать стрелы - бьем всех,- сухо сказал Корби.- Пусть Перун пошлет нам удачу.
        Взвыв моторами, катера вылетели из зарослей наперерез варягам. Тотчас же кормчие на лодьях часто-часто застучали в медные тарелки, командуя боевую тревогу. Было видно, как гребцы на румах по очереди бросают весла, поспешно хватая луки и стрелы. На всех были надеты кожаные куртки с нашитыми поверх медными пластинами: кормчие о чем-то догадывались или были заранее готовы к худшему. Сидевшие с другого борта в это время ожесточенно вспенивали веслами воду, разворачивая лодку носом к врагу.
        Плечи и головы гребцов скрылись за деревянными щитами. Щиты эти были похожи на дощатые крышки от оружейных ящиков, но полегче. Снова прозвучал сигнал. Командиры хрипло орали по-шведски. Не теряя хода, дракары выстроились в боевой порядок - один впереди, двое за ним.
        Даже в скучных пресных водах эти акулы фиордов оставались моряками. Они и не думали грести к берегу. Взяв на изготовку луки и пращи, они всерьез собирались бороться - будто каждый день встречали где-нибудь в своих северных заливах быстроходные моторные лодки «Bombardier».
        Первая очередь стрел рассыпалась дождем, не причинив никому вреда. Второй не последовало. Два катера пролетели друг за другом мимо крайнего корабля (с драконьей головой на высоком бревне-форштевне), не переставая стрелять длинными очередями сразу из двух крупнокалиберных пулеметов и еще короткими, из четырех автоматов «узи». Пули прошили дощатый фальшборт дракара насквозь, смяли и порвали кольчуги и медные доспехи, разворотили ребра и спины гребцов и только тогда потеряли убойную силу. Разбитый в щепки корабль потерял ход. А пулемет все бил и бил по нему, теперь уже с другого борта. Эхо от высоких берегов с запозданием возвращало этот небывалый звук. Умирающие корчились на румах и вопили от боли, но вой моторов заглушал крики.
        Фил стрелял, пока в рожке не кончались патроны. Тогда он хватал следующий и стрелял снова. «Узи» в его руках дергался, нагреваясь и шипя от брызг. Молодой ярл что-то бормотал, скрежеща зубами и смеясь, а сам все давил и давил на спусковой крючок. Он стрелял и смотрел в глаза бородатым чужакам. Он уже ненавидел их. Убийство опьяняло и кружило голову. Да, это было не похоже даже на самую лучшую игру. Крики и кровь были настоящими, и люди падали от его пуль. Не фантомы из
«Battle of Evermore», а живые люди. Живые, но смертные.
        Шестеро или семеро гребцов «Дракона» погибли сразу, остальные истекали кровью на румах. Четверым лучникам на корме повезло больше: они успели выпустить по врагу несколько стрел и с простреленной грудью полетели в воду. Одна из стрел царапнула плечо рулевого второго катера, он выругался по-фински и еще крепче вцепился в баранку. А вот кормчий противника повел себя иначе - он выпустил из рук весло, перегнулся через борт и остался висеть так: сразу три пули вскрыли его красивый медный шлем, как консервную банку, и раскроили ему череп. Алая кровь ручьем текла по борту, смешиваясь с мозгами.
        Изуродованный «Дракон» остановился, теряя обломки весел, и его стало сносить течением. Но второй дракар успел развернуться бортом к врагу и ощетинился стрелами: лучники ждали, пока катера развернутся по широкой дуге и подойдут поближе (лишь двое или трое стрелков из молодых в ужасе побросали оружие - их отпихнули вниз, на дно, на тюки с товаром). Корби, вцепившись в поручень на переднем катере, выкрикнул что-то в рацию, и оба перехватчика, разлетевшись в разные стороны, заставили лучников потерять драгоценные секунды. А потом на них обрушился кипящий свинцовый дождь.
        Оружие двадцать первого века не давало осечек.
        Третий корабль, с носовым украшением в виде простоволосой женской головы, под прикрытием гибнущих собратьев двинулся к берегу. Быть может, норманны надеялись, потеряв груз, спасти хотя бы свои жизни: в лесу на том берегу ничего не стоило скрыться, а помочь своим было уже невозможно. Но тут, проскользнув между разбитыми кораблями и вырвавшись на простор, вдогонку пустился головной катер. Он догнал беглецов в считаные секунды. Фил видел, что гребцы в отчаянии налегают на весла, уже не думая о защите, и только двое пращников на корме пробуют раскрутить свое допотопное оружие.
        Сотник Корби тоже увидел это. Он что-то крикнул рулевому, оглянулся - и вдруг сильно толкнул в плечо Филиппа, далеко высунувшегося со своим автоматом. Фил повалился на дно лодки, и тут же камень из пращи, просвистев в воздухе, с тупым хрустом ударил сотника в голову. Корби, не вскрикнув, упал Филу под ноги; а Фил так и сидел на резиновом коврике в растерянности. Автомат он выронил.
        Рулевой вскочил с места и бросился к командиру. У Корби на губах показалась кровь. Катер остановился. Второй, негромко рокоча мотором, подвалил и встал бок о бок, и Власик, парень из Пскова, первым перепрыгнул через борт.
        На него было страшно смотреть. Он приподнял голову Корби, провел рукой по его лицу, оглянулся беспомощно, зачерпнул рукой воды, плеснул; Корби не шевелился. Он дышал с трудом, его веки дрожали, но глаза не открывались.
        -О, Перуне великий,- пробормотал Власик.- Неужто помрет?
        Он обернулся к остальным, и его взгляд упал на Филиппа.
        -Что же, ярл,- хмуро произнес он.- Теперь твой черед. Бери этих.
        Фил не стал медлить. Он подхватил автомат и перелез на второй катер, встав на место Власика. Рулевой повернул ключ в замке зажигания. «Ямаха» зазвенела стартером, завелась и подняла в небо фонтан воды. Опережая волну, катер понесся вдогонку убегавшему варяжскому судну. Дракар уже шел полным ходом к спасительному берегу: еще немного, и он выбросился бы на отмель, но тут на перехватчике застучал пулемет.
        Весла бессильно рухнули в воду. Кто-то закричал на корабле, кто-то упал и, кажется, не выплыл. Дракар развернуло, он накренился. Варяги - те, что остались в живых,- столпились у борта. Они побросали оружие, воздевали руки к небу и кричали что-то вроде «фред, фред!» - просили мира и призывали богов в свидетели.
        Пулеметчик перестал стрелять. Катер сбавил обороты и медленно подошел к черному дощатому боку дракара. От досок исходила душная вонь - пахло разогретой смолой и еще чем-то неизвестным Филу, сытным и в то же время тошнотворным.
        Понурые викинги выбирали весла на борт. Те из них, кто помоложе, во все глаза взирали на чудесную лодку, на сияющие серебром поручни и протянутые вдоль борта леера, на таинственно порыкивающий двигатель, украшенный магическими рунами,- и на суровые лица врагов, так похожие на их собственные лица. Кормчий «Валькирии» (он остался невредим), бросив свое весло, стоял на корме опозоренного корабля. Лет сорока, весь заросший сивым волосом, он с ненавистью смотрел на мальчишек-убийц. Вот он выкрикнул что-то, сорвал шлем и в сердцах бросил в воду.
        -Ты понял, что он сказал?- холодно спросил Филипп у рулевого.
        -Он - руотси… Он сказал… будь прокляты ваши отцы и вы сами,- с трудом перевел парень (это был Харви, тот самый финн из хяме, он немного знал по-шведски).
        Фил медленно поднял автомат. Очередь прорезала тишину, и тяжелую тушу кормчего отбросило к противоположному борту. Он кашлянул, захлебнулся кровью и затих. Остальные - кажется шестеро - даже не успели поднять щиты, как молодой ярл несколькими короткими очередями прикончил троих, а еще двое с криком повалились на румы - у них были перебиты ноги. У последнего шведа, самого молодого, был распорот живот, и черная кровь толчками выливалась на доски. Он зажимал живот руками и скулил не переставая.
        -Ei,- сказал вдруг Харви.- Нет. Не хочу видеть.
        Он бросил баранку и согнулся в своем кресле, словно это его, а не шведа, разрезали пополам очередью. Вот тут-то кровь и ударила Филу в голову. «Тр-рус»,- прорычал он, оскалил зубы, скинул «узи» с плеча и с размаху врезал прикладом рулевому в ухо. От удара затвор переклинило, и автомат с неожиданным грохотом выплюнул последнюю порцию свинца - и тут патроны кончились.
        Харви сполз с кресла и лежал теперь неподвижно.
        Филипп оглянулся. Двое ребят в камуфляже, бледные как смерть, сидели на корме. Один держался за пораненное осколком плечо. Кожух «Ямахи» был пробит в двух местах. Сладко пахло бензином. Мотор чихнул и остановился.
        Раненые враги цеплялись за борта, пытаясь укрыться. Тот, с разорванным животом, поджал ноги и перестал стонать. Его безусое лицо стало серым.
        Трос развязался, и катер потихоньку относило от борта дракара. Но к ним уже подплывал первый перехватчик, в котором рядом с рулевым стоял Власик; его лицо казалось совсем взрослым, да он и был взрослым. Он, не мигая, смотрел на Фила. На шее у него висел «Калашников».

«Вот сейчас он выстрелит, и никто ничего не узнает,- понял Филипп.- Они же все чужие. Был бы хоть Ник… но я его сам на берегу оставил».
        Перехватчик мягко ткнулся в борт их катера. Под днищем плеснула вода.
        Власик медленно переводил взгляд с простреленного мотора на дно, где лежал без сознания Харви, рулевой, и валялся автомат Филиппа с пустым рожком. Посмотрел в сторону варяжского дракара (его понемногу сносило на отмель). Посмотрел зачем-то на небо.
        Был, наверно, уже полдень. От утреннего тумана не осталось и следа. Солнце горело в небесах, как сотня тысяч лазерных излучателей, и отблески на воде слепили глаза. На том берегу, над обрывом, темнел лес. Было тихо.
        Раздался щелчок: это Власик поставил автомат на предохранитель.
        -Корби умер,- сказал он тихо.- Ты старший, мой ярл. Что прикажешь?
        Фил почувствовал, как неприятная слабость опускается со спины до самых ног. Без сил он присел на теплый пластик палубы. Ухватился за леер.
        -Хватит, надо кончать с этим,- пробормотал Филипп.
        Помолчал и добавил громче:
        -Приказ такой: всех в воду. Свидетели нам не нужны. Кто выплывет… расстрелять.

«В доспехах не выплывут,- подумал он вслед за этим.- Вот и берег будет чистым».
        На носу катера уже готовили буксирный конец. Но прежде чем подцепить на буксир обездвиженный перехватчик, ребята постарались в точности выполнить приказ молодого ярла. Тяжелые тела скрывались под водой с глухим плеском. Кто-то успевал вскрикнуть и забиться в агонии, оказавшись в холодной воде; тогда высоко вверх летели брызги, и брызги эти порой казались алыми. Но то была всего лишь игра света. Никто не выплыл, и стрелять больше не пришлось.
        Глава 5,
        в которой великий конунг прощается с верным другом, а молодой ярл - с еще одной надеждой
        Корби Суолайнен лежал посреди Перуновой поляны, на ложе из полевых цветов, с венком на груди. Это был уже не Корби, а то, что осталось от Корби после того, как он перестал быть живым. Труп никак не звали, труп ничего не видел и не слышал, ему было все равно.
        На виске у трупа виднелся обширный кровоподтек. Ведь Корби умер не сразу, и синяк успел налиться темной, еще живой кровью. Но лицо его стало белым, совсем белым, нос заострился, и соломенные волосы потеряли блеск. Нет, это был уже не Корби.
        Но куда же делся тот парень с красивым карельским именем? Сильный и справедливый сотник дружины, всего-то двадцати лет от роду? Вернулся ли он в свою деревню на берегу лесного озера, нашел ли там своих родителей и сестренку? Никто не мог знать этого. Смерть была редкой гостьей в Изваре, и никто не знал, что бывает после: если этого не ведал сам великий конунг Ингвар, то где уж было остальным.
        Ребята подавленно молчали. Девушки глотали слезы.
        Конунг же стоял неподвижно и смотрел куда-то вдаль, поверх темных фигур идолов, выше деревьев, туда, где в небе уже догорал закат. Он тяжело опирался на свой посох. Со стороны казалось, будто конунг ждет чего-то. Так думал и Филипп, который стоял по правую руку и изредка обращал на отца внимательный взгляд. Младший ярл, стоявший с сестрой поодаль, искоса поглядывал на Фила; но Ленка, сжимавшая руку брата, не оборачивалась. Она была еще бледнее Ника.
        Когда от умирающего солнца осталось только кровавое зарево над лесом, конунг сжал крепче свой посох. Тотчас глазницы деревянных богов засветились, а у подножия заклубился светящийся туман - это включилась подсветка; и тогда конунг выступил вперед и произнес:
        -Пусть слышат люди и боги.
        Он помолчал, словно собираясь с духом.
        -Мы прощаемся с нашим братом,- сказал он наконец.- Пусть он и ушел из нашей жизни, но мы непременно встретимся в новом мире. Перун слышит нас. Перун возьмет нас всех в свое время.
        Похоже, громовержец Перун и вправду мог слышать это странное заклинание. Глаза идола плотоядно загорелись, и рубин на конце Ингварова посоха откликнулся кровавым блеском. Но вот очнулись и остальные боги; их взгляды скрестились, и в воздухе возникло таинственное мерцание. Напряжение стало невыносимым.
        И тут лежащая неподвижно фигура вспыхнула ярким белым пламенем, раздался треск, будто рвался туго натянутый ветром парус, а зрители разом зажмурились - но даже когда вспышка погасла, еще несколько секунд перед глазами возникали и лопались какие-то оранжевые пузыри. Потом стало темно.
        Кто-то первым открыл глаза и вскрикнул. Посреди поляны было пусто. Тот, кого называли Корби, исчез из этой истории навсегда, и только разбросанные вокруг, подозрительно скоро увядшие цветы не давали зрителям поверить, что все это им приснилось.
        Так ушел мой боевой наставник, непревзойденный стрелок Корби Суолайнен. Я недолго скучал о нем. Почему? Не знаю. Я стал сильным за эти месяцы в Ижоре. Но я твердо помнил, что должен стать первым.
        И теперь мой учитель Корби уступил мне свое место.
        Когда наш старший товарищ, Власик, вернулся в деревню изгнанников, вышло так, что командиром ижорской дружины стал я сам; уже на следующий день конунг Ингвар, мой отец, представил меня остальным парням в этом новом качестве.
        Это было ни с чем не сравнимым удовольствием. Все тридцать бойцов выстроились перед нами, как на скаутской линейке, и мы с конунгом прошли мимо каждого. Я внимательно рассматривал их лица. Плотно сжав губы, они провожали нас взглядами. Замыкающими стояли Янис с Ториком: они восторженно таращили на меня глаза, и я улыбнулся им ободряюще. Не было только рулевого Харви, и я отлично знал, почему.
        Должен сказать, что меня это не особенно беспокоило.
        Нашлись у меня в эти дни и иные заботы, еще приятнее.
        Золото викингов оказалось совсем не таким, как я представлял. Я думал, это будут блестящие тяжелые слитки, наподобие тех, что хранятся в банках, или красивые монеты с портретами королей, или всякие там кольца нибелунгов. Но золото, которым новгородский князь сполна отплатил служивым варягам, было другим. Это были неровные желтые слитки, похожие на помятые шоколадки в обертке, только все разные по размерам и по весу. На некоторых были нанесены какие-то насечки, на других - нет.
        Были здесь, правда, и монеты (в кожаных мешках), только тоже неровные и даже не очень-то круглые, с дырками и без. Были и какие-то украшения наподобие сережек в виде страшноватых зверей, с подвешенными к ним кольцами и листочками. Эти подвески больше напоминали погремушки, и я решил, что дарить их девушкам могли только дикари.
        И все же эти штуковины были из чистого золота.
        На серебряные слитки - гривны - я даже и не смотрел, хотя их нашлось в варяжском грузе куда больше, чем золотых, не меньше шестисот фунтов. Были они продолговатые, похожие на неуклюжую заготовку для напильника или какого-нибудь зубила, и довольно тяжелые. Парни намучились перетаскивать их в джипы, а из джипов - в подвалы башни. Серебро конунг Ингвар использовал для внутренних расчетов.
        А вот золото отец спрятал в огромный несгораемый шкаф у себя в кабинете. Этому золоту предстояло под покровом ночи отправиться на Перунову поляну. Затем загадочная программа «Rewinder» должна была соединить между собой две точки во времени и пространстве, чтобы адресат смог получить посылку - и в скором времени отправить обратно кое-что для нас.
        Как я ни просил, Ингвар не разрешил мне присутствовать при этом. Оставалось просто ждать.
        И вот день настал. А точнее, настало утро, когда я снова проснулся от автомобильного гудка. И увидел у себя под окном сияющий черным лаком, громадный и мощный внедорожник-амфибию с тонированными стеклами, с высокой трубой воздухозаборника и лебедкой на носу. Его обтекаемый кузов поблескивал, как мокрый дельфиний бок.
        Дверцы «конкистадора» были распахнуты. На торце передней двери были налеплены разноцветные ярлычки с буквами и цифрами: судя по всему, машина была импортирована прямиком из салона известного питерского дилера. За рулем сидел Харви, уже вполне здоровый, но с перевязанной головой (я решил, что за рулем он оказался не случайно, но долго размышлять об этом не стал). Увидав меня в окне, Харви робко улыбнулся и поднял руку: «Привет тебе, молодой ярл». Стараясь не спешить, я оделся и вышел во двор. Харви уже вылез из машины и встречал меня с ключом в руке, торжественный и бледный.
        Я знал, что переборщил в тот раз. Конечно, бедняга ни в чем не был виноват - он ведь не был сыном конунга и поэтому мог проявить мягкотелость, как и остальные представители этой низшей породы людей; я подумал, что стоит простить его, хотя бы ради такого приятного момента. Мне пришла в голову одна мысль. Я положил руку ему на плечо и сказал негромко:
        -Скажи, Харви, ты не держишь зла на меня?
        -Нет, мой ярл,- отвечал рулевой.
        -Тогда скажи мне: почему ты ослушался своего ярла? Ты пожалел тех шведов? Ты сказал: нет, не хочу это видеть. Ты испугался?
        -Это страшно,- признался Харви.- Очень много крови.
        -Но это кровь врага.
        -Этот кормчий, Роальд… он проклял нас всех. Это страшно. Никто не понял, я понял. Потому что я знаю их язык. Я боюсь.
        Я наморщил лоб. Ситуация была сложнее, чем я думал. Не так-то просто управлять людьми.
        -Я могу снять проклятие,- сказал я наконец.- Ты веришь своему ярлу?
        -Верю,- сказал Харви испуганно.
        -Так вот. Я снимаю это проклятие. Я беру его на себя. Ты понял? Отныне вся кровь - на мне, Харви.
        Он склонил голову.
        -Ты - мой господин навсегда,- сказал он.
        Мне вдруг опять показалось, что я еще не проснулся и мне все это снится, но, скорее всего, это происходило взаправду, и даже птички пели по-утреннему, и заспанный Ник стоял на крыльце и протирал глаза изумленно. «Я буду управлять людьми,- вспомнил я.- Именно так».
        -Ники,- окликнул я младшего ярла.- Садись в машину. Проедемся.
        Кивнув, Ники взобрался на подножку и, отряхнув ноги, уселся на сиденье рядом с водителем (на водительское место, разумеется, взгромоздился я сам). Харви вручил мне ключ и остался стоять на полянке, догадываясь, что он больше не нужен. «Пусть сон продолжается,- думал я.- И вообще, когда все это кончится, нам будет о чем вспомнить».
        Дверца «конкистадора» с глухим стуком захлопнулась. Сразу стало тихо; в компьютер не были вшиты музыкальные программы, и это был серьезный минус, потому что здесь скачать их было негде, а FM-радио, конечно же, осталось в далеком будущем. Решим и это, подумал я. Наплевать.
        Внутри было прохладно и приятно пахло новенькой кожей. Я воткнул ключ в кард-слот и несколько секунд тупо глядел на панель приборов, на мигавшие символы и надписи. Потом тронул джойстик, и сиденье подо мной зашевелилось. Стало удобнее.
        Мотор урчал еле слышно где-то далеко впереди. Ник наблюдал за мной с интересом.
«Ты-то, наверно, наездился с папашей на джипе»,- подумал я, и, видать, вслух, потому что он покачал головой:
        -Фил, я не знаю, как его водить. У нас был не такой.
        -Разберемся,- проворчал я.
        Я тронул рукоятку передач на руле (отделанную кожей, необычайно приятную на ощупь). Нажал на газ. И джип медленно и бесшумно покатился вперед.
        -Ай, блин,- не удержался я.- Куда ж ты, с-сука…
        -Крути, крути!- засмеялся Ник.
        Все было нормально. Руль вертелся с легкостью, и широченные колеса «конкистадора» врезались в грунт с солидным хрустом (под покрышками трещали и взрывались сосновые шишки). Вцепившись в руль, я смотрел вперед. Графическая модель вокруг медленно разворачивалась, как если бы я сидел в башне танка из игры «Evermore», и я едва успевал за этим вращением. Кое-как мы выкатились на дорогу, и тут я краем глаза заметил Ленку.
        Я так вжал ногу в тормоз, что тяжеленный джип затрясло, как байдарку на порогах. Мотор заглох.
        -Ты чего?- испуганно спросил Ник.
        -Не знаю,- сказал я.
        Я оглянулся. Ленка стояла возле дома - видно было, что она тоже только что встала с постели. Однако она успела умыться. Ее стриженые волосы были мокрыми. Я вдруг вспомнил, что уже давно ее не видел. Целый день. Кажется, в последний раз вчера за завтраком. А она тогда и вовсе на меня не смотрела.
        Нащупав ручку, я вышел из машины. Ник остался сидеть.
        -Лен,- позвал я.
        Усмехнувшись, она взглянула на меня.
        -Садись, а?- сказал я.- Мы тут решили проехаться. Видишь, какой джип.
        -Заработал?- спросила она.- Быстро ты.
        -Что в этом такого?
        Ленка подошла поближе. Я распахнул перед ней заднюю дверцу. В подголовнике переднего сиденья был встроен дисплей для видео, который, понятное дело, ничего не показывал. Ник опустил стекло и сказал сестре: «С добрым утром». Она погладила его по макушке. Я неловко попытался подсадить ее, она даже не оглянулась, сама скользнула внутрь и потянула дверцу на себя.
        -Ленка, подожди,- проговорил я, но дверь уже была закрыта.
        Медленно я обошел машину и снова сел за руль. Поглядел в зеркало. Встретившись со мной взглядом, Ленка отвернулась.
        Джип полз по знакомой лесной дороге. Мало-помалу я приноровился к его движению, к ухабистой дороге и к сосновым корням, то и дело лезущим под колеса. Вот только восторг куда-то пропал, и я не понимал, почему. «А может, и правда, все это не считается?- думал я.- Все это - фантомы, и все, что происходит, когда-нибудь придется переигрывать заново?»
        -Ты что, нарочно сюда заехал?- спросила вдруг Ленка.
        Похоже, мы свернули в сторону от главной дороги, и я даже сам не заметил, когда именно. Прямо перед нами был обрыв, справа и слева - заросли колючих кустов, а там, вдали, за речкой, виднелось святилище Хорса с его жутковатыми истуканами: это было то самое место, на котором мы оказались в самый первый день (да когда же это было?).
        Дорога здесь кончалась. Я остановил машину, и мы вышли.
        Сосны шумели над головой, в небе плыли точно такие же, как когда-то, белоснежные облака, и снова где-то далеко выстукивал свое послание дятел. Только радости больше не было, и воздух больше не опьянял.
        -Сколько же дней прошло?- спросил Ник.
        -Не помню,- отозвался я.- Здесь все иначе.
        Я с удивлением понял, что так оно и есть. Здесь все меняется слишком быстро. Чтобы стать взрослым, мне понадобилось всего несколько дней.
        -Ники,- сказала вдруг Ленка.- Ты не мог бы…
        Ник кинул на нее удивленный взгляд из-под своей длинной челки (он был не ниже сестры, но было сразу видно, что он - младший: я даже не смог бы объяснить, почему). Он вздохнул, повернулся и пошел к обрыву, туда, откуда доносился плеск ручья.
        Дождавшись, когда он скроется из виду, Ленка обернулась ко мне:
        -Фил, послушай меня, пожалуйста, только не перебивай.
        Я кивнул.
        -Ники тебе рассказал, наверное, всякие глупости про меня? Про то, как я ревную и все прочее? И ты подумал, что это всерьез? Скажи сразу.
        -Я обещал не перебивать,- проговорил я.
        -Ты издеваешься. Ответь: он об этом рассказывал или нет?
        -Рассказывал.
        -Я его об этом не просила. Это он сам… дурак. Так вот что я хочу тебе сказать: ничего подобного не было. Я и не собиралась плакать. Фил, не думай, что это из-за тебя.
        Ее слова были не слишком последовательны.
        -Думаю, что это из-за меня,- сказал я.
        Я смотрел на нее, а вспоминал ту самую первую ночь, с Динкой. Да, я их сравнивал. Почему бы и нет. Ленкина грудь была скрыта под алой футболкой с воротничком у самого подбородка. Но я знал, что именно я смогу увидеть, если этой футболки на ней не будет. Да я вообще все знал. Я видел, что дышит она часто-часто, и мне хотелось прижать ее к себе и дышать вместе с ней. А еще мне хотелось потрогать ее шею, то место, где уже начинается ее ушко с золотым колечком-сережкой и которое выглядит сейчас таким нежным и беззащитным.
        Я протянул руку и дотронулся. Внезапно на ее глазах выступили слезы.
        -Я не… я не хочу любить тебя, Фил. Не смотри на меня так. Этого не будет.
        -Будет,- пробормотал я.
        И сделал вот что: обнял ее одной рукой за талию, а другой - за плечи, притянул к себе и прижался губами к ее губам. Бои на мечах с Корби не прошли даром. Мои руки стали сильнее, куда сильнее. Она не могла вырваться, и даже крикнуть не могла, а может, это было слишком для нее - кричать и звать на помощь глупого младшего брата. Вместо этого она просто закрыла глаза. Настал момент, когда я понял, что она слабеет и сдается, потому что моя рука как-то автономно и независимо от меня лезла расстегивать ее ремень, а она не останавливала ее или не хотела останавливать, и я заметил, что мы уже лежим на земле, я на ней. И вот ремень был расстегнут, и мне требовалось чуть отстраниться, чтобы стянуть с нее джинсы, понятно ведь, что это не сделать, когда прижимаешься так тесно,- и я, встав на колени, уже решал, что сделать раньше: стягивать ее джинсы или свои камуфляжные брюки (хотя про всякий камуфляж можно было забыть) - как вдруг получил такой удар ногой, что даже подскочил. А потом согнулся и взвыл от боли.
        Такого я тоже еще не испытывал. Никогда. Хорошо еще, что успел стиснуть зубы.
        -Почему?- прошептала она сквозь слезы.- Ну почему?
        Я перекатился на живот. Стало холоднее и вроде бы не так больно.
        -Что ж ты делаешь,- наконец смог выговорить я.- Ты с-с… с ума сошла…
        Она отвернулась.
        Так прошло еще несколько ужасных минут. Потом боль стихла, и стало просто тоскливо. Я поднялся на ноги и поправил ремень. Я слышал, как она всхлипывает. Почти так же всхлипывала Диана после одного из наших ночных поединков, когда я намотал на руку ее длинные волосы и держал, пока не… одним словом, пока не отпустил. Ей было больно, но ей хотелось еще.
        Холодная ярость поднималась во мне. Я медленно произнес:
        -Ленка, ты поступила неверно. Но кое в чем ты права, Ленка. Меня не надо любить.
        Еще шаг - и я держал ее за руки, не давая обернуться.
        -Знаешь, как меня все называют здесь?- спросил я.- «Мой ярл»,- говорят они. Тебе понятно?
        Она согнулась, пробуя высвободиться. Но это было больно. Я еще раз притянул ее к себе, и это движение было очень красноречивым, если принять во внимание некоторое возникшее вновь обстоятельство. Ленка молчала, понимая все, что я хотел ей сказать.
        -Я возьму тебя. Когда захочу.
        Неправда, неправда: я не произносил этого. Я отпустил ее запястья, и она развернулась… и взглянула на меня с ненавистью.
        -Прощай, Flea,- сказала она.
        -Нет, Lynn,- отвечал я надменно.- Мы не прощаемся. Это моя игра.
        И опять неправда. Я не был надменным. Я напряженно ждал: что же она ответит?
        -Ты глупый, Flea,- тихо сказала она.- Тебя обманули, а ты и повелся.

«Что?- изумился я.- Что-о?»
        Она протянула руку и вынула из кармана моей куртки ключ - двумя пальцами, как лягушку за лапку. И пошла к машине, не оглядываясь.
        Врубив задний ход, на прощание она нажала на сигнал: «филлип», послышалось мне.
        Взволнованный Ник вылез на берег. Его челка опять была мокрой: видно, он по обыкновению пил воду из ручья.
        -Смотри, Ники,- сказал я ему.- Не пей. Козленочком станешь.
        Он огляделся по сторонам:
        -А что случилось?
        -Ничего особенного. Мы просто поспорили с твоей сестренкой, кто из нас пойдет до дому пешком. Она выиграла.
        Ник недоверчиво оглядел примятую траву.
        -Правда?
        -Я что, тебе врать буду?
        -Слушай, Фил,- сказал он.
        -Да, младший ярл.
        -Я тут подумал… ты бы поговорил с отцом… можно мне тоже джип? Пусть поменьше. Вроде «рэнглера».
        Я рассмеялся:
        -Да нет проблем, Ники. Какая же свобода без джипа.
        И мы побрели по тропинке к дороге.

* * *
        Прошло два дня, заполненные неизвестно чем; Ленка избегала меня, отца я встречал редко. Ник и вправду получил в подарок «рэнглер», и мы с ним убивали время, гоняясь по полям и впустую сжигая по канистре солярки в день. Младшему ярлу это ужасно нравилось, а я скучал по старому другу - гонщику… но о встрече с Lynn теперь нечего было и думать.
        Тогда, после нашего разговора в лесу, мы с Ником нашли мой джип брошенным возле шведского дома. Ключ Ленка просто кинула мне в окно, и с тех пор мы не виделись.
        На третий день у меня на ремне завибрировал спикер: конунг Ингвар звал меня в гости. Стараясь казаться невозмутимым, я подъехал к башне, остановил «конкистадор» у самых дверей и, даже не взглянув на охранника, бодро поднялся в отцовский кабинет.
        Несмотря на летнюю жару, в камине полыхал огонь. В сторонке я заметил флакон с жидкостью для розжига. По-видимому, отец любил внешние эффекты.
        -Ну, здравствуй, молодой ярл,- сказал он.- Победы даются нелегко, не правда ли?
        Тут он умолк. Вышел из-за стола, подобрал кованую витую кочергу и принялся ворошить непрогоревшие дрова в камине. На меня он не глядел. Зато я видел его сутулую спину и затылок; длинные свои волосы он собрал в косичку. Странно, думал я. Почему люди говорят, что мы похожи? Сейчас мне казалось, что в нас нет ни малейшего сходства. Вот разве что волосы у него тоже когда-то были рыжими.
        Наконец он выпрямился, взвесил кочергу в руке.
        -Ты взрослеешь,- сказал он, повернувшись ко мне.- Ты становишься безжалостным. Это хорошо. Но бедняга Корби был прав: тебе недостает силы.
        Стало слышно, как в камине трещат поленья. Я вытер пот со лба, стараясь, чтобы этот жест выглядел естественным.
        -Я тренируюсь,- ответил я ровно.
        -Дур-рак,- Ингвар даже стукнул о пол кочергой, негромко, но отчетливо.- Тебе не хватает внутренней силы. Тот мир, в котором ты жил раньше, не мог тебя ничему научить. Там можно было годами жить неудачником, как и все другие неудачники, и даже не подозревать об этом.
        Я криво улыбнулся.
        -Так вот: забудь об этом навсегда,- продолжал отец.- Здесь у нас действует единственный закон: право сильного - брать. Право слабого - подчиняться. Запомни это.
        Он положил ладонь мне на плечо. Ладонь оказалась тяжелой.
        -Кстати: ты чем-то обидел Ленку? Ну-ка скажи.
        -Ничего подобного.

«Право сильного - врать»,- подумал я.
        -Вы больше не встречаетесь?
        -А что, мы когда-то встречались?- отвечал я довольно нагло.
        Ингвар умолк, разглядывая меня с ног до головы.
        -Не хами,- предупредил он.- Сила состоит не в этом. И не в том, чтобы носиться по лесу на джипе, а потом возвращаться пешком. Итак, насколько я понимаю, эта девочка оказалась тебе не по зубам. Я угадал?
        -Неважно.
        Ингвар взвесил кочергу в руке:
        -Ты оставишь ее в покое. И знаешь, почему?
        Я пожал плечами.
        -Потому что я так сказал,- медленно проговорил Ингвар.- А мое слово здесь последнее. Я сделал тебя предводителем дружины, я же могу и отменить свое решение. Пожалуй, я так и поступлю. Корби был прав: ты еще не готов.
        -Я давно готов,- выговорил я с ненавистью.- Корби просто не хотел, чтобы я…
        -Он тебя спас от смерти. Думаешь, я не знаю? Если бы тот камень не попал ему в голову, то попал бы тебе… и я не выслушивал бы сейчас твое вранье и хамство.
        -Но я же твой сын,- выпалил я, потеряв голову.- Ты что, мне не доверяешь? Если нет, тогда я уйду. Отпусти меня домой. Мне нечего здесь делать.
        У меня не хватило дыхания, и я остановился. Ингвар стоял и смотрел на меня. Он был совершенно спокоен, и за это мне хотелось убить его на месте.
        -Так я не понял - ты оставишь ее в покое?- спросил он затем.
        Я отчего-то вспомнил его в бассейне. Голого, мускулистого, сильного.
        -Я могу с ней вообще не разговаривать,- сказал я.
        -Вот и отлично. Я ведь тебе только добра хочу. И ей тоже. Она, между прочим, дочка моего друга. Я за нее в некотором роде отвечаю. Так что смотри…
        Он расширил глаза и погрозил мне пальцем.
        Мне было все равно. Прощай, Lynn. Я обойдусь и без тебя. Теперь я останусь во главе дружины и буду брать все, что мне захочется.
        Конунг Ингвар протянул руку и похлопал меня по плечу.
        -А вот с этим рулевым, с Харви, ты поступил правильно,- сказал он.- Это я одобряю. За слабость надо наказывать.
        Ингвар оперся на кочергу, будто на свой чудесный посох - кстати, где он?- подумал я. И тут же заметил его за спинкой кресла: кроваво-красный рубин поблескивал сам по себе, будто внутри светилась лампочка.
        -Когда-то я думал иначе,- снова заговорил отец.- Давным-давно. Рассказать тебе об этом?
        Напряжение в воздухе само собой разрядилось, но на сердце у меня скребли кошки. Мне было все равно, что слушать, только бы не свои мысли.
        -Я был тихим мальчишкой,- заговорил отец снова.- Меня не учили драться. От меня требовалось только хорошо учиться, чтобы поступить в университет. Это считалось самой важной целью, и я даже не задумывался о том, что я буду делать после… Но потом моего отца, а твоего деда, застрелили возле парадной! нашего дома, в двух шагах от Невского проспекта. В Питере все еще говорят «парадная»?
        -Говорят,- подтвердил я.
        -Ему было сорок. Он был адвокатом… простым адвокатом по гражданским делам. Так вот: его убили тремя выстрелами в упор, среди бела дня. И напоследок выстрелили прямо в лицо, чтобы он замолчал… это были приезжие отморозки, их так называли, хорошее слово… да. А народ шел мимо и смотрел. Когда я узнал об этом, я понял, что ненавижу их всех, эту толпу, этих недочеловеков… я подумал, что не хочу больше жить в этом вонючем мире. В вашем мире. Тогда-то я и начал увлекаться фантастикой. И видишь, что из этого вышло?
        Он усмехнулся. Прислонил кочергу к стене и прошелся по комнате.
        -А потом мы жили в этой убогой Изваре, у родственников матери. Это было скучное место и скучное время. Двадцать первый век может быть таким тоскли -
        От понятия «парадный подъезд».
        вым, если ты в нем - никто… да. От нечего делать я читал книжки, мечтал и фантазировал. У меня даже подружек не было. Мне хотелось быть супергероем, смелым и безжалостным, а меня все считали никому не нужным ботаником. Знаешь, кто такой ботаник? Это такой скромняга и девственник, вроде нашего малыша Ники, только еще хуже… Мой единственный приятель - и тот надо мной смеялся… Настал день - или, точнее, ночь,- когда я совсем было решил, что я не нужен никому. И я уже хотел взять и разом покончить со всем этим. Но тут кое-что случилось, и вся моя жизнь перевернулась… как бы сказать… заиграла новыми красками. А всего-то и надо было - однажды взять и забрать чужое…- Тут Ингвар усмехнулся снова.- Это как ритуальное убийство, Филипп. Первая кровь должна быть чужой. Тебе понравилось быть сильным и беспощадным? Ты хочешь еще? Скажи честно.
        Я вспомнил, как «узи» пляшет в руках и плюется свинцом. Ненавидящий взгляд шведского кормчего, Роальда, и то, как он захлебнулся кровью за этот свой взгляд. Почему-то здесь же - Динку и ее сдавленный крик в подушку. Да, мне все это нравилось. Нравилось играть первым номером. Ведущим в «Distant Gaze». Ведомыми пусть будут все остальные.
        -Да, я хочу еще,- сказал я негромко.
        -Вот этого я и ждал,- сказал мой отец, конунг Ингвар.- Ты быстро растешь. Я уже говорил тебе это? Теперь смотри сюда…
        Он вернулся за стол и включил свой старый план-шетник. Немного поколдовал над ним, затем развернул дисплей ко мне. На экране возникла цветная объемная карта. Очертания здешних земель были мне знакомы. Дорога, обозначенная на карте стрелками, вела куда-то на северо-запад, к заливу, и дальше - уже по воде.
        Отец ткнул стилусом в верхний левый угол карты, и картинка увеличилась.
        -Сигтуна,- произнес он.- Старая шведская столица. Биргер еще не построил крепости в проливе[Будущий Стокгольм.] , да и не построит - по крайней мере в нашей истории. Богатый город. Так что это будет настоящее дело. Все, что было у нас до сих пор,- это детские игрушки. Фейерверки над рекой.
        -Я понимаю,- кивнул я.
        -Так вот, Сигтуна. Туда ребята Роальда везли золото, да не довезли благодаря неким отчаянным парням на скоростных катерах… Но там тоже живут смелые парни. Я слышал, что сейчас король Олаф готовит флот и вскоре двинет его против Ижоры. Ему надоело, что тут пропадают его корабли с товаром, вот он и решил обеспечить себе… бесперебойный трафик…
        -Погоди. Кто такой король Олаф?
        -Мой давний знакомец. Предводитель викингов. Видел фильмы про викингов? А я в свое время только ими и бредил. Очень этой темой увлекался. Ну а у них все взаправду, и мечи, и шлемы… и довольно крепкие, кстати.
        -Да мы же их раскидаем,- сказал я.- Пусть только сунутся. Продырявим этому Олафу шлем, как дуршлаг.
        -Не спеши. Говорят, у них будет до двух десятков, а может, и больше, боевых дракаров о тридцати веслах. Они обшиты поверху медным листом. В них умещается до черта вооруженных людей. Еще, как говорят, у них есть «холодный огонь». Что под этим понимать - неизвестно. Все толкуют по-разному. Но если верить всему, что говорят про этого Олафа… про чернокнижника… то вообще можно охренеть.
        Я только теперь заметил, что он слегка пьян.
        -Когда мы выходим?- прервал я его речь.
        -Не торопись, ярл. Не торопись. Тем более что это будет твой поход. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе мешали?
        Я промычал что-то невнятное, а он только усмехнулся:
        -Вижу, вижу. Ты хочешь настоящего дела. Но к настоящему делу нужно готовиться по-настоящему…
        -Говоришь, у них двадцать кораблей?
        -Около того. У нас нет двадцати катеров, да это и не нужно. Мы снарядим всего один корабль, зато быстрый и мощный. Это называется - большой патрульный катер на подводных крыльях. Мои люди в свое время выкупили его на какой-то натовской базе, и я перенес его сюда. Излучатели работали на предельной мощности. Могло вообще все взорваться… к чертовой матери… Чрезмерно большие материальные объекты. Их не так просто перетаскивать. Пространство защищается…
        Я не слишком-то понимал, о чем он говорит. Мне хотелось поскорее увидеть боевой корабль на подводных крыльях. Я не вполне представлял, что это такое, но уже хотел его.
        -Да, это будет феерическое зрелище,- продолжал отец.- Боевой молот Тора. Проклятие Одина. Меч Сигурда.
        Эти имена мне ни о чем не говорили. Отец махнул рукой:
        -Команду ты наберешь по своему выбору. Не ошибись. Но и не доверяй особенно никому.
        -Я понял.
        -Рулевым возьми того же Харви. Он знает дорогу. Может вести корабль в тамошних шхерах. Мотористом советую взять Тамме, эстонца. Знаешь его?
        -Ага.
        -Жаль, что Корби больше нет. Мне было бы спокойнее.
        Я промолчал.
        -И вот что… надо обязательно взять младшего.
        -Ника, что ли?- Я рассмеялся.- Он даже плавать не умеет. Он в тот раз вообще в катер садиться отказался.
        -А в этот раз не откажется.
        -Почему?
        -В тот раз с тобой был Корби. А теперь никого не будет.
        Я скептически улыбнулся.
        -Да он же первый обратно запросится,- сказал я.- Придется на берег списывать. Ты что, его не видел? Он там у себя, в школе, ногти в черный цвет красил.
        -Ты совсем не знаешь людей, хотя пора бы уже и знать,- ответил мне отец.- Этот парень за тебя в лепешку расшибется. Одним словом, возьми его.
        -Как скажешь.
        -А пока - свободен,- разрешил отец.- Развлекайся. Через пару дней тут будет весело.
        -А что будет через пару дней?
        -Наш праздник. Иванов день. И особенно ночь. Ты Гоголя читал?
        Я наморщил лоб.
        -Неважно,- рассмеялся отец.- В эту ночь сбываются многие желания. Даже те, о которых ты боялся мечтать. Все-таки наша Ижора - сказочная страна, если ты еще не заметил.
        Глава 6,
        в которой наступает день летнего солнцестояния, наполненный желаниями и волшебством
        Ночь на Ивана Купала выдалась безоблачной. Это была короткая, дурацкая ночь, из тех, что по ошибке называют «белыми»: графика и вправду поблекла и обесцветилась, а ночь все никак не начиналась. Лишь к полуночи солнце наконец уползло за границу мира, а на небосводе показались звезды.
        На лугу у речки горели костры. По вечерней прохладе дым поднимался столбом вверх, и его было видно издали, если только было кому смотреть; но вокруг на многие версты не было людей. Только любопытные лисицы выбегали на опушку леса, нюхали воздух, ничего не понимали.
        Лисицам было чему удивляться. Люди в эту ночь совсем посходили с ума. Ну, их можно было простить - это были и не люди еще, а подросшие щенята, шумные и беззаботные, да еще сбежавшие сдуру (как полагали лисы) подальше от своих родных нор.
        Они визжали и прыгали через огонь. Поджигали ветки и пугали друг друга. Носились по кустам. Потом возвращались к кострам петь песни и развлекаться.
        Наконец совсем стемнело, и все притихли: стало таинственно и отчего-то весело. Может быть, от лета, от плеска ручья и от мерцания звезд, а может, и от волшебных таблеток, которые раздал всем конунг Ингвар. «Вот снадобье Хорса Триединого,- объявил он.- Оно поможет вам познать божественную любовь».
        Ну или еще что-то в этом роде он сказал - а что именно, никто не запомнил.
        Таблетки были синенькими и розовыми, на каждой нанесен был замысловатый иероглиф, а может, надпись по-арабски - Фил не успел рассмотреть в темноте. От них на языке с минуту сохранялся кислый вкус, больше вроде бы ничего не происходило.
        Но спустя час поменялось многое. Парочки разбрелись по лесу, никто их не останавливал; конунг Ингвар исчез куда-то, словно его и не было, и даже луна скрылась за облаками и светила оттуда удивительным мерцающим светом. В воздухе запахло волшебством.
        Да, в эту ночь случались небывалые вещи. Вот какая-то девушка из местных сплела венок из каких-то одуванчиков и дубовых листьев и, покраснев как маков цвет, принесла его младшему ярлу Ники. Тот отчего-то побледнел и заморгал часто-часто. Но девчонка встала на цыпочки, надела венок ему на голову, а потом взяла за руку и повела прочь от костра, в прохладную темноту.
        А кто-то уже возвращался оттуда. Усталый Филипп положил голову Динке на колени, и она в задумчивости перебирала тонкими пальцами его волосы. Темные глаза девушки блестели. Вот она нагнулась к его уху и проговорила тихонько:
        -О чем ты думаешь?
        Фил открыл глаза.
        -Так,- сказал он.
        -Ты ни о чем меня не хочешь спросить?
        Он улыбнулся и поднял голову:
        -Тебе понравилось?
        -Мне вообще нравится здесь,- отозвалась Динка, помолчав.- Мне почти все здесь нравится. Хочешь еще?
        Вопрос был двусмысленным именно настолько, чтобы Фил не смог понять. Он уселся рядом, поджав ноги.
        -Дурачок,- сказала она.- У меня есть еще таблетки. Хочешь?
        -Ага.
        Он прикоснулся губами к ее ладошке, и еще два голубых шарика оказались у него во рту.
        -Много не надо,- предупредила она.- Может сердце выпрыгнуть. А ты мне еще нужен живым, Филик. Мой конунг.
        Обняв ее, он закрыл глаза. В его голове как будто перекатывались легкие пластиковые шарики, словно елочные игрушки - красные, белые, оранжевые. Они сталкивались, лопаясь с тихим приятным звоном.
        Вдруг ему стало тревожно, что все это кончится - потому что это уже кончалось. Так всегда бывало с этими таблетками.
        -А что… а что тебе не нравится здесь?- спросил он.
        Динка вдруг стала серьезной.
        -Многое,- сказала она.- Ну, например, мне никогда не нравился твой отец. Старый извращенец. Мне кажется, он сбежал сюда, чтобы трахать здесь девчонок до самой старости - да, в общем, этим он сейчас и занимается. Я его ненавижу.
        -Но ведь он - конунг,- прищурился Фил.- Он здесь управляет.
        -А ты - его наследник. Поэтому я хотела найти тебя и наконец нашла - там, в клубе, помнишь?
        Фил сглотнул слюну:
        -Зачем ты мне все это говоришь?
        -Ты что, еще не понял? Ты сам должен стать конунгом, повелителем Ижоры. Хозяином этой реальности. Рано или поздно это все равно случится, так зачем тянуть?
        -Вот, значит, какая ты,- произнес он.- Значит, ты не боишься, что…
        -Не боюсь,- сказала Динка, глядя ему прямо в глаза.- Я такая. И всегда такой была.
        Несколько минут Фил молчал. Мысли начинали путаться: действие чудо-таблеток подходило к концу. О чем-то подобном, кажется, предупреждал Ингвар. Он говорил, в эту ночь могут сбыться самые сокровенные мечты. Это какие же?
        -Я собираю команду,- сказал он вдруг.- Мы снарядим корабль и нападем на шведскую базу. Ингвар поручил это мне.
        -Вот и отлично.- Диана тронула его за колено.- Ты глупый. Разве ты не понимаешь? Тебе давно уже пора было собрать свою команду. А потом, когда вы вернетесь, все станет твоим… ты понимаешь, о чем я?
        -Он мне доверяет,- сказал Фил.
        -Он и мне доверяет. А это вдвойне хорошо, правда?
        -Я подумаю,- сказал Фил.
        Диана обняла его. Провела ладошкой по рыжим волосам. Поднялась на ноги и скрылась в темноте. Вдали по-прежнему пылали и искрились костры.
        Несколько минут Фил смотрел ей вслед.
        Потом сунул руку в карман. Таблеток больше не осталось. В голове шумело.
        В отдалении раздался хруст веток, и знакомый голос спросил:
        -Можно с тобой посидеть?
        -А, Ники, это ты,- сказал Фил.- Ну, садись. Ты откуда?
        -Оттуда…
        Младший ярл был бледен, хотя и пытался улыбаться. Он облизывал слегка припухшие губы.
        -Что случилось?
        -Ничего,- отвечал Ник нехотя.
        -То есть как ничего не случилось? А эта девчонка? Как там это… божественная любовь?
        Ник скрипнул зубами.
        -Можно, я не буду рассказывать?- спросил он.- Я думал, все бывает иначе. Наверно, я идиот.
        -Что ж ты так.- Фил не удержался и ухмыльнулся.- А у меня вот все было просто удивительно. Это даже лучше, чем синхрон.
        -Не знаю. Я свои в карман высыпал. Зря ты их ел, Филипп.
        -Расслабься, младший,- посоветовал Фил.- Это моя модель. Чего хочу, то и делаю.
        -Я знаю. Но это опасно.
        В голове у Фила шумело. Определенно, надо было съесть еще.
        -Ты трус,- сказал он.- Как мы с тобой пойдем в поход, прямо и не знаю.
        -В поход?
        -В поход на Сигтуну. Знаешь Сигтуну?
        -Мы с отцом были в Стокгольме,- сказал Ник.- Там рядом. Нас возили на экскурсию.
        -Там живет король Олаф. Мы победим его. Понял?
        Ник промолчал.
        -Съешь свои таблетки, дурак,- сказал Фил.- Чего ты тормозишь?
        -Мне нельзя,- угрюмо произнес Ник.- Не предлагай. Я пробовал однажды… в школе. Я мало что помню. Потом, правда, отцу звонили…
        -Тогда мне отдай,- перебил Филипп.
        Он уже протянул руку, но младший попятился:
        -Нет, Фил… тебе тоже не надо… я тебе серьезно говорю. Не надо.
        -Я не понял.- Голос Фила стал жестким.- Ты что, не слушаешь своего ярла?
        -Я слушаю, Фил. Но только…
        -Дай сюда. Это приказ.
        Ник медленно запустил руку в карман. Вытащил. Разжал кулак.
        Одну за другой Фил отправил в рот три таблетки. Глотнул. Поморщился. Съел еще три. Две остались Нику.
        -Ждем чудес?- спросил Филипп.
        -Я читал когда-то,- тихо заговорил Ник.- Был такой персонаж в истории. Один арабский старик. Он кормил парней гашишем, и им мерещились всякие чудеса. А потом он посылал их убивать, кого сам скажет. Эти парни назывались «ассасинами». Искаженное «хашишин» - «одурманенный гашишем» (арабск.). «Старик» - имам Хасан ибн-Саббах, «горный старец», основатель исмаилитской секты фанатиков-убийц (XI век).]
        -А какие им мерещились чудеса?
        -Девушки в основном,- уточнил Ник.- Райские гурии.
        -Ты думаешь, это чудо? А по-моему, просто телки.
        Ник уселся на землю и опустил голову на руки. Фил усмехнулся и последовал его примеру.
        -Смешно звучит: ассасины,- пробормотал он.- Да пошел ты… пусть лучше будут гурии.
        Костер все еще горел, когда в его голове что-то мягко перевернулось, будто тяжелый ком белья за круглым окошком стиральной машины (Фил вспомнил, что это уже приходило ему в голову, просто голова была тогда чьей-то другой), и после этого мысли потекли по-иному. Он попробовал сосредоточиться на какой-нибудь одной и обнаружил, что это довольно странная мысль: ему показалось, что весь окружающий мир прислушивается к биению его пульса. Если сердце вдруг остановится, замрет и эта графика. Фил постарался не дышать, и игра удалась: сперва перестали шуметь сосны и потрескивать ветки в костре, потом и само пламя на мгновение перестало трепетать и словно бы даже стало плоским.
        Фил замер.
        Пламя костра вспыхнуло жарче и тут же потеряло форму, сделавшись расплывчатым и неопределенным, будто в центре поляны вырос светящийся смерч неясной природы. Круг темных сосен двинулся в сторону.
        А может, это сам небосвод поворачивался вокруг своей оси - причем ось эта проходила прямиком сквозь Филиппову макушку. Похоже было, будто кто-то снаружи отворачивает крышку громадной консервной банки, на дне которой сидят изумленные зрители. «Интересно, что будет, когда крышка откроется?» - только и успел подумать Фил, когда крышка действительно открылась.

* * *
        В комнате на двенадцатом этаже было тихо и темно. Молодой человек в кресле у окна как будто дремал. Фил узнал его. «Только не просыпайся»,- прошептал он.
        На узкой кровати, обняв подушку, смотрела третий сон девушка, которую он узнал тоже, хрупкая и беззащитная, какой никогда не была в жизни и которую - он отчего-то был уверен - он больше никогда такой не увидит. Печаль и нежность заполняли его сердце, и впервые в жизни этого было ему достаточно, как когда-то в детстве. Он не мог к ней прикоснуться. Он вообще не существовал.
        Сидящий в кресле парень вздрогнул во сне. Шевельнулся, подтянул затекшие ноги. Фил на миг почувствовал, как по ногам бегут мурашки. «Спи»,- приказал он самому себе - тому, другому, в кресле.
        Но тот Фил вдруг очнулся и вытаращился в темноту. В этот миг что-то случилось: параллакс?- успел подумать кто-то из них, перед тем как стать одним, живым и ничего не понимающим спросонок Филиппом.
        Я действительно ничего не понимал. Посмотрел в окно: дрянное, оловянное северное небо понемногу становилось розовым. Где-то за крышами соседних домов прятался рассвет. Я взглянул на часы: полпятого. Странно. Спать совсем не хотелось.
        Поглядел на Ленку.
        Неслышно встал. Подошел ближе.
        Провел пальцем по ее голому плечу. Она не проснулась, только тихонько вздохнула и ткнулась носом в подушку.
        Нет, это просто невозможно.
        Что-то происходило со мной этой ночью. Я не узнавал сам себя. Мои желания были слишком реальными. Вот сейчас я…
        Не открывая глаз, она потянулась и в полутьме взяла меня за руку. Легонько сжала мою ладонь пальцами.
        -Ты мне снился, Flea,- прошептала она.- Но это был плохой сон.
        -Почему?- спросил я.
        -Мы с тобой почему-то шли по лесу. Ты, я и малыш Ники. Но с нами был кто-то еще. Девушка, но только такая… взрослая… Ты слышишь меня?
        -Не знаю, о ком ты говоришь,- сказал я в беспокойстве.
        Мне хотелось ее успокоить, но я не знал, как. Присел рядышком, погладил ее по стриженым волосам.
        -Ты же никого не боишься, Lynn,- сказал я.- И я с тобой.
        -Ты уйдешь. Ты бросишь меня, Flea. Ты уже уходил там, в этом сне. Ты уйдешь к ней.
        -Не говори так,- сказал я.
        И нагнулся, чтобы поцеловать.
        Дверь комнаты распахнулась, будто по ней ударили ногой. За ней был свет. Больше я ничего не успел рассмотреть; только почувствовал, как стены рушатся прямо на меня, а потолок отчего-то вертится, все быстрее и быстрее. Я вскрикнул и почувствовал, что снова могу дышать.
        -Что с тобой?- Ник тряс его за плечи.- Ты живой, Фил?
        Филипп открыл глаза.
        -Все вертится,- пробормотал он.- Меня тошнит.
        -Я говорил, не нужно было их есть. Это же слишком сильная доза. Может, отца твоего позвать? Он где-то здесь. Он только что подходил, хорошо, что ничего не заметил. Я позову его?
        -Не надо,- слабым голосом промолвил Филипп.- Не надо. Я бы воды попил. Или пепси. У тебя нету пепси-колы?
        -Откуда… Пойдем домой, а? А то Ингвар увидит.
        Несколько мгновений Фил глядел на него, будто не понимал.
        -Ну да,- проговорил он.- Увидит. Пусть видит. Погоди… вот вернемся из похода… тогда они все увидят. Как ты сказал? Ассасины? Настоящие убийцы?
        На его ремне завибрировал спикер в мягком футляре. Он протер глаза, медленно вытащил аппарат, посмотрел на дисплей. Долго разглядывал символы.
        -Да… Пойдем домой,- наконец сказал он.

* * *
        Когда Ники скрылся за дверью, Филипп подождал несколько минут. Он просто лежал и глядел в потолок.
        Голова кружилась. Он даже не помнил, как они добрались до поселка. Не помнил, как добрался до своей комнаты. Была только одна вещь, о которой он не забыл. Ее послание. Видеофайл, пришедший на спикер.
        Филу было грустно.
        Он вздохнул, протянул руку и откуда-то из-под кровати достал обруч вижн-дивайса. Надел и откинулся на подушку. Теперь можно было закрыть глаза, чтобы реальность перестала плыть.
        Все было как обычно. Слабое магнитное поле еле заметно пощекотало сетчатку глаза - это ощущение было скорее приятным. А затем изображение сфокусировалось.
        Ленка держала спикер в вытянутой руке, так, чтобы встроенная камера ловила только ее лицо. Вот она поправила козырек своей знаменитой бейсболки, фокус сместился, и на мгновение перед глазами у Фила промелькнули зловещие деревянные идолы с огненными глазами. Кажется, был вечер: небо над Перуновой поляной только начинало темнеть.

«Привет»,- сказала Ленка.
        Филипп уже знал, что ответа она не ждет. После того как послание отправилось по адресу, передатчик вышел из зоны локального доступа. «Ты знаешь, я звоню попрощаться»,- сказала Ленка.
        Фил молчал.

«Я ухожу отсюда, Фил. Как только я запишу это послание, я нажму enter. Твой отец… Игорь Сергеевич… включил для меня линию перехода. Он очень любезен. Можешь передать ему, что я благодарю его за все. Особенно за то, что он мне предлагал. Он был очень убедителен. Только я была вынуждена вежливо отказаться. Примерно так же, как и в нашу последнюю встречу, ты помнишь?»

«Ненавижу»,- подумал Фил.

«Я бы тебе об этом и не рассказывала, но ведь мы больше не увидимся, поэтому мне все равно. Просто я…- Ленка принужденно улыбнулась.- Я не могу вас больше видеть, никого. И я не слишком-то вписываюсь в картину вашего мира. Кому-то я уже говорила то же самое… забавно, правда?»
        Тут она усмехнулась снова, но Фил заметил, что ее голос слегка дрожит. Он облизнул губы.

«Похоже, я вообще никуда не вписываюсь,- негромко добавила Ленка.- Не знаю, почему. Не знаю, что со мной. Не думай, что это из-за тебя с твоим отцом, вовсе нет».
        Камера скользнула в сторону: снова показалась рожа то ли Перуна, то ли Святовида, и еще кусок эмалево-синего неба, и обступившие поляну деревья. А потом Ленка снова поглядела в камеру и продолжала - спокойно и зло:

«Да, и вот что, Фил. Я надеюсь, с тобой все в порядке после того случая. И ты можешь и дальше кувыркаться со здешними дурочками. И со своей любимой Дианой. Я не ревную, нет. Ты понял? Пусть все будет как будет. Ты не можешь быть другим… по крайней мере в этом вашем вонючем параллельном прошлом».
        Она оглянулась: деревянный Перун, казалось, вырастал за ее спиной.

«Так что продолжай в том же духе, если хочешь. С тобой останется Ник. Я же знаю, что он от тебя ни на шаг не отходит. Боюсь, что он останется с тобой до последнего. Он - не такой, как ты, и таким никогда не станет. Ты попрощайся с ним за меня, но учти: если с ним что-то случится, ты пожалеешь».
        Филипп вспомнил, как малыш Ники с припухшими губами вышел из леса. Это было смешно. Хотя смеяться не хотелось.

«Ты понял?» - спросила Ленка.
        Фил скрипнул зубами.

«Я пойду,- сказала Ленка.- А ты, наверно, останешься с ним? Ну, смотри сам».
        Фил открыл глаза. Послание кончилось. Он стянул вижн, повертел в руках и небрежно отбросил на пол.
        -Я и смотрю сам,- пробормотал Фил.- Да, мы еще посмотрим, кто с кем останется… и надолго ли. Скоро многое изменится, Lynn.
        Его кулаки сжались.
        -Значит, он сделал тебе предложение? И ты отказалась? Спасибо, Lynn. Теперь я знаю, что делать. Кое-кому не поздоровится.
        Он полежал. Подумал. Потом сполз с постели и поднял с полу платиновый обруч. Осторожно сдул с него пыль и надел снова.
        Часть третья
        Завоеватели
        Глава 1,
        в которой происходят боевые действия разной степени эффективности
        Катер летел над водой, и сияющая гладь реки за его кормой сминалась в две тугие складки. Волны расходились в стороны, белая пена кипела, и струя воды из систем охлаждения рассыпалась фонтаном далеко позади.
        Но внутри было тихо. Только приглушенно рычали моторы - да еще слышны были тяжелые удары, когда катеру случалось налететь крылом на встречную волну.
        Механик Тамме спустился в трюм. В трюме все было в порядке. В баках плескался двухнедельный запас горючего. Специальная цистерна была доверху заполнена питьевой водой. В длинных ящиках хранились сушеное мясо и сало, обильно пересыпанное перцем, хлеб, сыр, а также всевозможные консервированные продукты - свежие, если только можно так сказать о продуктах из двадцать первого века. Кое-что можно было держать в кубрике, в рундуках под койками. Но только никакого спиртного. На боевом катере была установлена строгая дисциплина.
        Правда, механику Тамме было позволено многое. Родом из эстов, он поразительно быстро научился обращаться с техникой. И теперь, прислушиваясь к ровному гудению моторов, он даже щелкал языком от удовольствия.
        Он относился к силовой установке, как к рукотворному божеству. К тому же послушному. Ведь эти самые дизели пришлось запускать и обкатывать на холостых оборотах ему самому - ну, еще Харви помогал, как мог: в книжке, присланной вместе с мотором, надписи были только по-английски и по-русски. Английского он не понимал вообще, a vene keel[Русский язык (эст.).] ему давался с превеликим трудом.
        Да, молодой Тамме плоховато знал по-русски. Может быть, поэтому больше всего он любил посидеть и помолчать. Вот и сейчас он не спешил идти отдыхать в кубрик. Вместо этого он прошел в рубку. Поглядел за работой рулевого. Проверил, достаточно ли давление масла, оценил зарядку аккумуляторов. Втянул носом воздух: в рубке до сих пор вкусно пахло нагретой краской и машинным маслом.
        От этого ему захотелось есть. Не сходить ли на камбуз? Или потерпеть? Еще и поход не начался как следует, а его любимый белый сыр уже на исходе. Очень жаль, что сыр нельзя хранить долго. Пришлось взять совсем немного. И пива нет.

«Жалко, пива нет»,- сказал он по-эстонски рулевому Харви. Финн понял, кивнул и улыбнулся. Но ничего не поделаешь, порядок есть порядок.
        Тамме тоже улыбнулся и вышел из рубки.
        Они с Харви были похожи. Оба светловолосые, молчаливые, рассудительные. Никто в двадцать первом веке и не подумал бы, что им обоим всего-то по восемнадцать.
        А вот младший ярл Ники был куда моложе. И вдобавок он страдал от морской болезни. Он выполз из кубрика и уцепился за леер, хватая ртом воздух. Его подташнивало. На море лучше было и не смотреть.
        -Все хоттишь и хоттишь,- сказал Тамме по-русски.- Ты лутше не ешь ничего. Кушать и так мало.
        Это он шутил. Ники беспомощно улыбнулся и согнулся над водой. Механик не стал на это смотреть и пошел на корму, понаблюдать за двигателями.
        Молодой ярл Филипп в это время стоял на баке, возле немецкой скорострельной пушки, укрепленной на поворотном станке. Из этой пушки можно было стрелять сразу из двух стволов, глядя в оптический прицел, и разворачиваться вместе с нею в любом направлении, как в башне танка, только куда быстрее. Пушка была прислана отдельно. Где удалось раздобыть такую вещь, так и осталось тайной: не иначе как ее свинтили со сторожевика где-нибудь в Палдиски или в Кенигсберге, под покровом белесой прибалтийской ночи.
        Оглядевшись, Фил присел на сиденье возле пушки, взялся за рукояти и попробовал нажать гашетки. Но вовремя удержался. Это было не ко времени, да и несолидно. К тому же ему уже довелось пострелять: все корабельные стволы испытывали еще до отъезда, едва спустили на воду катер. Пушка оказалась довольно точной и дальнобойной. Филипп лично разнес в щепки громадную сосну на дальнем берегу Невы.
        Кроме пушки, катер был оснащен портативными ракетными установками: вчера боекомплект для них пришлось грузить на борт с особой осторожностью. Конунг Ингвар полагал, что один ракетный пуск в направлении злонравной неприятельской столицы позволит разом снять множество вопросов. Глядя теперь на широкие раструбы боевых ракетниц, укрепленных на палубной надстройке, Филипп не мог не согласиться с ним.
        Ракетные установки могли наводиться на цель в полной темноте. Снаряды скорострельной пушки пробивали бревенчатую стену на расстоянии полукилометра.
        Держась за поручни, Филипп перешел с бака на левый борт. Прислонился к теплой стенке ходовой рубки. Обшивка еле заметно вибрировала. Корабль шел полным ходом.
        Это был скоростной катер водоизмещением тонн под тридцать; корпус его, сваренный из магниевого сплава и выкрашенный в ослепительно белый цвет, имел футов шестьдесят в длину и в ширину - двенадцать. Два судовых дизеля с электроприводом разгоняли катер до сорока узлов. Чтобы лавировать в шхерах, он имел поворотную систему водометов, а чтобы не засесть на камнях - мультизональный эхолот наподобие автомобильного парктроника. Это не считая приборов ночного видения, установленных в ходовой рубке.
        Экипаж тоже был вооружен до зубов. Чего стоили только автоматы с подствольными гранатометами - ну и снайперские винтовки, выписанные специально для похода!
        Определенно, Сигтуну ждали большие неприятности.
        Но до этой Сигтуны еще нужно было добраться.
        Фил нащупал ручку двери и вошел в рубку. Рулевой Харви сидел за штурвалом. Рукоятка управления двигателями была поставлена на «полный ход». Увидав командира, Харви вскочил с кресла.
        -Курс прежний, мой ярл,- показал он на карту.- Пройдем Суур, туда нельзя. Плохое место. К вечеру будем у Ханкониеми[Полуостров Ханко, или Гангут (шведск.), в нынешней Финляндии.] . Встанем на якорь. Ночью идти нельзя.
        -Понятно,- кивнул Фил.
        Харви мог бы и не напоминать. В одиннадцатом веке не было спутниковой навигации, и ночью в море можно было ориентироваться разве что по звездам.
        Катер летел на запад. Время от времени на горизонте появлялись и пропадали темные полоски островов - они, казалось, висели над морем в туманной дымке. Смотреть на них долго было тяжело: глаза болели. Море сверкало, как расплавленное олово.
        Харви оставлял острова далеко в стороне. Иногда он сверялся с картой. Миновав опасные банки вокруг высокого острова Суур-Саари[«Высокий остров» (финск.).] (так его называл только Харви: на карте значился Гогланд[То же по-шведски.] ), катер вышел на простор залива. Дальнейший путь был однообразным. Встречных кораблей не попадалось - на их счастье,- только какие-то незнакомые крупные птицы пролетали порой высоко в небе. «Орлы»,- присмотрелся и понял Фил. И правда, это были орлы, строившие гнезда в прибрежных скалах. А один раз Филипп заметил среди волн (совсем рядом) темные туши громадных рыб. Вот из воды показался острый плавник: Фил вздрогнул и взялся покрепче за поручень. Младший же ярл Ники - тот и вовсе побелел лицом и отошел на всякий случай подальше от борта. Хорошо еще, что катер летел быстро, и вскоре акулы - если это были они - остались позади.
        До самого вечера больше ничего не происходило, вот разве что солнце потихоньку катилось и катилось к закату - и наконец загорелось прямо по курсу алым пламенем, подожгло половину неба, а потом в считаные минуты нырнуло в море («Завтра будет большой ветер»,- равнодушно заметил Харви).
        Стало заметно темнее, хотя настоящей ночи все равно не получилось. Еще с полчаса катер рассекал волну, выдавая узлов под тридцать. Когда же небо стало сливаться с морем, а у рулевого начали слипаться глаза, на горизонте показалась полоска земли - это и был полуостров Ханко.
        На самом малом ходу катер неслышно подошел к берегу - на расстояние выстрела, не ближе.
        Стояночные огни включать не стали. В темноте экипаж разместился на койках в кубрике. Харви присоединился к остальным. В рубке остался молодой Янис, а его молчаливый друг, разумеется, вызвался составить ему компанию.
        Фил спустился последним. В их с Ником каюте едва помещалась двухъярусная койка - и больше ничего. Горела подслеповатая лампочка на стене: младший ярл ждал старшего.
        -Ложись,- посоветовал Филипп, стаскивая футболку.- Или хочешь, порнушку в спикере посмотрим?
        -Порнушку?
        -Ну да. Ты думаешь, я даром время терял? Там, у отца на даче, в бассейне, и еще кое-где. Довольно качественно получилось. Полная вовлеченность. Кто - непонятно, а вот кого… все видно в подробностях.
        -Ты сам снимал?
        -Ага. Девчонки так ничего и не поняли. Будешь?
        -Я не хочу смотреть,- сказал Ники.
        -Ну и дурак.
        -Да, возможно,- как-то тускло отвечал Ники.
        Сгорбившись, он сидел на нижней койке в одних трусах. Откинул пятерней длинные волосы, взглянул на Филиппа и произнес:
        -Я вообще-то с тобой о другом хотел поговорить.
        -Давай побыстрее. Пока я вижн не надел.
        -Надевай. Не буду мешать.
        -Да ладно, младший. Я же шучу. Говори, что хотел.
        Ники вздохнул и слабо улыбнулся.
        -Я тут подумал: так странно. Два года назад мы с отцом ездили в Финляндию. Тоже на катере, с его друзьями. Вот прямо здесь на якорь вставали. Тут в нашем времени город Ханко, курорт. Пляж огромный. Стоянка для яхт.
        -Ну и что?- спросил Филипп.
        -Потом в Стокгольм поплыли. Мне отец тогда сказал: ты шведский учи, вдруг пригодится. Но я так и не выучил.
        Фил присел рядом.
        -Ты к чему это все говоришь?
        -Я вот теперь и думаю: а ведь все это время отец нам с Ленкой ничего не рассказывал. Все знал про эту Ижору - но не рассказывал.
        -Ну… вы бы проболтались,- предположил Филипп.- Или не поверили бы.
        -Не-ет. Не только это. Я теперь думаю, они с Ингв… с твоим отцом готовились. Они все точно рассчитали. Ждали столько лет.
        -Погоди. Чего они ждали?
        -Что мы вырастем и встретимся.
        -Не понял,- сказал Фил.
        -Что мы встретимся и продолжим их игру.
        Фил почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. А Ник, не отрываясь, смотрел на желтую нить лампочки.
        -И они хотят, чтобы мы тоже соперничали друг с другом. И тоже предавали друг друга, как они когда-то. А я этого не хочу.
        -Не верю,- сказал Фил, помолчав.- Ты сейчас херню какую-то говоришь.
        Он ухватился за поручень и взобрался на верхнюю полку. Кое-как устроился там, лег на спину и закинул руки за голову.
        Так прошло несколько минут. Потом Ник пошевелился на своей койке и заговорил снова:
        -Фил, ты еще не спишь?
        -У тебя еще что-то?
        -Я просто вспомнил. Ленка мне сказала про тебя… одну вещь.
        -Ну говори,- произнес Филипп очень ровно.
        -Она сказала, что ты в большой опасности. И что ты сам этого не понимаешь. А еще она говорила, что… ты не виноват в том, что у тебя такой отец.
        -Да? Прямо так и говорила? Вот это ты зря мне рассказал, младший.
        Фил мягко соскочил вниз, и его кулак оказался прямо перед носом Ника:
        -Запомни,- сказал он.- Свобода - это власть. А главный здесь я. И сейчас мне не нравятся твои намеки. Ты либо прекратишь умничать, Ники, либо в ближайшее время отправишься домой. К своему отцу любимому. Не учите меня жить. Это моя земля, понятно? А вы все можете убираться отсюда.
        -Я не уйду,- тихо сказал Ник.
        Филипп разжал кулаки. Младший ярл был бледен, но тверд.
        -Ты меня считаешь трусом, я знаю,- сказал он.- Но это не так. И я докажу тебе.
        -Завтра разберемся,- пообещал Фил.- Кто там трус, кто не трус. И хватит уже на сегодня. Не хочу тебя слушать.
        Ник через силу улыбнулся. Филиппу захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее.
        -Не обижайся, младший,- проговорил он.- Спать пора. Туши свет.
        С этими словами он залез на свою койку и, свесив голову, посоветовал напоследок:
        -Не обижайся. И за меня не беспокойся.
        Но младший ярл ничего не ответил. Он протянул руку и погасил лампочку. Было слышно, как за бортом плещется вода. Откуда-то сверху доносились приглушенные голоса: Янис не умел молчать даже в дозоре.
        Ник заворочался внизу на своей койке, натянул на себя простыню и вслед за этим прошептал:
        -Я не обижаюсь. Но я тебя одного не оставлю. Ты уж извини.
        А может быть, это Филиппу уже снилось.

* * *
        Подъем объявили засветло, и тут оказалось, что один из лавсановых якорных канатов без толку свисает с планшира: кто-то ночью перерезал его у самой воды. Кормовой якорь удержал катер на месте. Теперь он описывал медленные круги и подставлял волне то один борт, то другой.
        В свое оправдание Харви сообщил, что корабельные радары не засекли ночью поблизости ни одного плавающего объекта.
        Инцидент так и остался неразъясненным. Однако при свете дня стало понятно, что ближние берега обитаемы: сразу в двух местах на мысе Ханко пылали костры, один поближе, другой подальше. Те, кто их разжег, подкладывали в огонь можжевеловые ветки, и столбы дыма были видны издалека.

«Надо спешить»,- понял я.
        Завыла лебедка. Кормовой якорь был поднят, и Харви с удовольствием врубил полный ход. Пенный след от водометов показал всем, кто мог следить за нами с берега, мощь и скорость двадцать первого века. «Пусть себе чухонцы небо коптят,- думал я.- Попадется кто на лодке - потопим на раз».
        Но ни одной даже самой захудалой лодчонки нам не встретилось.
        Катер по широкой дуге полетел к шведским берегам. Я глядел на карту: Аландские острова оставались с севера, а впереди лежали шхеры Норрстрёма, за которыми уже открывался вход в озеро Мёларен - к самому сердцу королевства загадочного конунга Олафа.
        На ходу, или, точнее сказать, на лету, мы успели поесть и проверить оружие. К середине дня катер сбавил ход. Земля серой лентой протянулась вдоль горизонта. Уже видны были острова, похожие на громадные валуны, сброшенные с большой высоты прямо в воду. Те, что побольше, густо поросли деревьями.
        Мы подошли ближе и легли в дрейф. Теперь чужие берега были видны как на картинке.
        -В нашем веке все иначе,- проговорил Ник.- Здесь уже начинается Стокгольм. На этих островах сплошь причалы. Красиво. Корабли, яхты. А тут - никого…
        -Никого,- подтвердил я, оглядываясь.- Странно. Хотя что странного… их предупредили.
        Харви заложил руль влево. Между двух островов был виден широкий пролив.
        Мощные водометы вспенивали темную воду, и волны позади нас взлетали и набрасывались на прибрежные камни - впервые в истории,- заметил я равнодушно. На воду садились чайки; целая стая этих надоедливых птиц летела за нами: должно быть, они привыкли к рыбачьим лодкам, возвращавшимся с добычей, и приняли наш сияющий катер за такую лодку. Глупые птицы. Я не стал их разубеждать. К тому же стрелять по чайкам считалось плохой приметой.
        Знаменитые шхеры Норрстрема на поверку оказались скучными и ни капли не романтичными. Вокруг все тянулись и тянулись низкие берега, поросшие чахлым лесом, вересковые пустоши, россыпи валунов, словно тот, кто создавал эту графику, никак не мог определиться, что ему больше нравится. Картины проплывали мимо, сменяя друг друга, и только ровный гул мотора выдавал нашу скорость.
        Вот длинный каменистый мыс, как высунутый язык, врезался в пролив, и тут Харви вскрикнул и рванул ручку управления водометами: моторы взревели, вода вокруг забурлила, и катер, клюнув носом, зарылся в волну.
        -Цепь,- проговорил Харви.- Цепь. Не пройти.
        Я вполголоса выругался. Хотя чего ругаться, рулевой все сделал правильно. Теперь уже и я заметил: в самом узком месте пролива эти гады протянули прямо по воде толстенную цепь, собранную из кованых железных колец, да еще с торчащими во все стороны шипами. Цепь опасно поблескивала среди волн в каких-нибудь ста метрах от нас. Страшно подумать, что стало бы с нашими подводными крыльями и алюминиевой обшивкой, если бы не Харви. Я хлопнул его по плечу.
        -Ты молодец, парень,- сказал я.
        На левом берегу цепь, уже подернутая ржавчиной, уползала куда-то между скал и терялась там. Противоположный берег был пологим, зато порос высоченными деревьями. Наверно, там, в лесу, у них есть сторожевой пост, решил я. Самое место устроить засаду.
        -Там должен быть ворот,- произнес Ники. Неслышно, как всегда, он подошел сзади и теперь рассматривал лес в свой бинокль.
        -Ворот?- Двумя пальцами я взял его за воротник.- Что еще за ворот, младший?
        -От слова вертеть,- терпеливо пояснил он.- Как в колодце, видел? Как-то ведь они натягивают эту штуку. И как-то опускают.
        -Сейчас разберемся,- пообещал я.- Дай-ка.
        Прильнув к окулярам, я затаил дыхание. Ну да, конечно. Вот он, ворот. Громадное бревно с ручками и несколько витков грубого ржавого железа на нем.
        Отлично, думал я. Применим сильнодействующие средства.
        Катер качался на волне, и прицеливаться было непросто. Я затаил дыхание. Вот включилась система лазерной наводки: если даже в лесу и прятались враги, то они нипочем бы не догадались, что это за красный солнечный зайчик перемещается вверх и вниз, изучая их дьявольское изобретение. Ну, поизучали и хватит, решил я и нажал на гашетку.
        От грохота я схватился за уши. Деревянная хреновина разлетелась в щепки. Дело было сделано: звенья перебитой цепи бессильно скользнули в воду. Ребята заорали от восторга, кто-то даже выстрелил в воздух.

«Но где же все люди?- думал я.- Если они устроили тут засаду, почему не показываются?»
        Чем дальше мы забирались во владения короля Олафа, тем тревожнее мне становилось. Понятно было, впрочем, что нас заманивают в ловушку, и ловушка эта будет куда серьезней, чем просто ржавая цепь поперек пролива.
        Ничего не оставалось, как идти дальше. Я махнул рукой, и Харви завел мотор. Вода под кормой зашумела, катер резко сорвался с места и, на ходу поднимаясь на крылья, понесся по проливу. Там, за невидимой линией, где раньше была цепь, даже вода была светлее, словно мы пересекли границу сумрака - а может, солнце светило как-то иначе? «Параллакс»,- вспомнил я. Встряхнул головой и протер глаза. Нет, все было в порядке. Лес подступал к самому берегу, и картинки, как и раньше, резво проносились мимо. Размышлять было некогда, нужно было действовать.

* * *

«Ну вот и началось»,- думал я, глядя из-под руки на приближающиеся корабли врага.
        Конечно, это был враг, иначе бы не блестели так ярко на солнце щиты и шлемы, и не взлетали бы так лихорадочно весла над водой.
        Они вышли из-за мыса внезапно, нам наперерез, и Харви еле успел развернуть катер на месте. Четыре больших дракара под прямыми парусами, на каждом с полсотни вооруженных людей. Дальний дозор конунга Олафа.
        Самоубийцы, думал я. Они еще не догадываются, что сейчас мы их всех потопим. Их жалкие кораблики треснут, как скорлупки от грецкого ореха, и пойдут на дно. Может, пустить пару ракет - для острастки, как говорит князь Борислав? Не-ет, подождем. Еще не время. Фейерверк мы устроим чуть позже. А сейчас…
        -Огонь,- скомандовал я.
        По правому борту застучал пулемет. Это была отличная машинка, скорострельная и дальнобойная. Она скосила мачту у одного из встречных дракаров и порядком проредила строй гребцов. Харви заложил крутой вираж, и пулеметчик перестал стрелять. Стало видно, что другому судну вряд ли повезло больше - его парус еще полоскался на ветру, но грести было уже некому. Смотреть на это было, в общем, неинтересно.
        -Смотри-ка, двое уходят,- сказал Ники. Он все еще стоял у окна рубки с моим биноклем.
        -Ну-ка, дай сюда,- потянулся я к нему.
        Да, так и есть. Эти дозорные оказались не такими уж простачками. Они решили предупредить своих. Самое поганое, что они успеют. Первый дракар, незаметный в тени берега, уже убегал в пролив между островами.
        -Р-ракетой их?- пробормотал я.- Нет, не попасть.
        Харви тоже заметил беглецов. Он глянул на меня, будто спрашивал разрешения.
«Гони»,- кивнул я, а сам бросился к пушке.
        Вот черт. Первый дракар успел скрыться за каменной грядой, виднелся только его идиотский парус. Кое-как натянув наушники, я ухватился за ручки. Ствол пополз вниз и вправо. Вот так. Вдавив гашетку, я даже зажмурился от грохота. Несколько снарядов ушли один за другим, один точнее другого. Скалы отозвались прерывистым эхом, и камни брызнули осколками. Последним я, кажется, накрыл дрянную лодку: за камнями взлетел столб воды, парус рухнул, и больше ничего не было видно.
        -Где второй?- сказал я сам себе и тут же увидел. Второй корабль круто повернул и полным ходом летел к отмели, что тянулась до самого берега. Вот он ткнулся носом в песчаную косу. Было видно, как люди прыгают за борт и в панике бегут по берегу, даже не догадываясь пригнуться: возможно, они и не задумывались о природе смерти, настигающей их на расстоянии, а если и задумывались, то не успели додумать мысль до конца.
        Следующий снаряд пришелся прямиком в брошенный корабль, и от взрыва он разлетелся на части. Доски и обрывки тряпок падали неправдоподобно медленно, и я даже оторвался от прицела, чтобы получше рассмотреть.
        И тут что-то случилось.
        Сперва слегка потемнело в глазах. Я подумал, что меня все-таки контузило взрывом, встряхнул головой и протер глаза; и лишь после оглянулся: остальные парни смотрели, как зачарованные, совсем в другую сторону.
        -Стоп,- попробовал я крикнуть, но сам не услышал своего голоса. Харви и без команды сбросил обороты, катер потерял ход.
        -Смотри…- прошептал рядом Ник.
        Прямо напротив рулевой рубки в воздухе болтался сверкающий золотой шар. Вокруг него воздух как будто сгустился и дрожал, как от жары, хотя я почему-то был уверен, что шар холодный. Он притягивал взгляд, его хотелось потрогать, я бы и потрогал, только ноги вдруг стали ватными и руки перестали слушаться. Эта штука двигалась вместе с катером, и получалось, что она неподвижно висит прямо возле лобового стекла. Харви вытаращил глаза там, внутри. Руль он не оставил, только сбросил обороты двигателей и теперь не знал, что делать дальше. Он перепугался до полусмерти.
        Да и было отчего. Я, например, никогда еще не встречал настоящую шаровую молнию, да еще на расстоянии вытянутой руки.
        Шар повисел еще немного в воздухе, качнулся в мою сторону (я попятился и ухватился за леер), потом, будто решившись, довольно резво тронулся обратно к рубке, врезался в стекло (раздался треск, как если яйцо выронить на горячую сковородку), проделал в нем аккуратную дырку и проник внутрь. Я видел, как Харви шарахнулся в сторону. Катер потерял управление, и его развернуло носом к берегу. Тогда золотой шар, прицелившись, врезался прямо в панель управления. Что-то там взорвалось, и почти сразу двигатели заглохли. В рубке засветилась аварийная лампочка. Посреди пульта красовалась громадная черная дырка с обожженными краями.

«Приплыли»,- понял я. Дверь рубки распахнулась, и оттуда выполз Харви, бледный как покойник. Он что-то шептал по-фински.
        -Спокойно,- приказал я скорее сам себе.
        Катер медленно сносило к песчаной косе, где валялись обломки шведского дракара. Несколько неподвижных тел лежало на желтом песке, и лужи крови были видны издалека. На волнах качались доски. Высаживаться на берег отчего-то не хотелось.
        -Тамме,- позвал я.- Тамме, ты где? Слушай, Тамме. Проверь электричество.
        Но механик со страху перестал понимать русский язык. Я ткнул пальцем в пульт:
        -Подключи резервное питание. Там, внизу. Дошло? Иди быстро. Надо попробовать запустить моторы.
        Тамме кивнул и, шатаясь, побрел вниз, в аккумуляторный отсек.
        -Король Олаф умеет посылать молнии,- проговорил Харви, по-прежнему белее мела.- Я не верил.
        -Нет здесь никакого Олафа,- заявил я.
        -Олаф-Магнус, король-чернокнижник,- прошептал Ник.- Надо же. Значит, это правда, что…
        Он не успел договорить. Только ахнул и вцепился обеими руками в леер: из-за мыса появился еще один корабль.
        Это был громадный черный дракар о шестидесяти веслах, с золотой орлиной головой на форштевне. Клюв орла был хищно загнут. Опираясь на длинную орлиную шею, на носу стоял высокий человек в темном плаще и в стальном шлеме, и вправду похожем на кастрюлю-скороварку. Его лица не было видно - его скрывал щиток с прорезями для глаз. Грудь защищал тускло блестящий стальной панцирь. На поясе у него висел короткий меч. Даже без бинокля я видел, что он смотрит на меня. Этот взгляд напомнил мне что-то. Вероятно, у всех крутых парней во все времена одинаковый взгляд, решил я. Этот был по-настоящему крут. Конунг Олаф. Да еще и Магнус, что означает «великий». Великий король.

«Наверно, никто в нашем мире никогда не стрелял в настоящего короля,- зажглась в моей голове сумасшедшая мысль.- Будет потом что рассказать… если придется».
        Еле передвигая ноги, я попробовал пройти на нос, где задрала ствол в небо наша безотказная пушка. Это было непросто. Казалось, силы покинули меня. Это было необъяснимо, и все же я не мог ступить дальше ни шагу.
        В воздухе звенело электричество. Я беспомощно оглянулся.
        -Дайте автомат,- велел я, и кто-то - кажется, Харви - протянул мне «узи».
        Уже сжимая в руках оружие, я на секунду помедлил. «Что-то идет не так,- подумал я с тревогой.- Что-то не так. Он же над нами смеется». Король Олаф и вправду смеялся, и смех этот был совсем не добрым. Его голос далеко разносился над водой и отдавался эхом в прибрежных скалах. Казалось, сами камни говорят с нами на своем, враждебном языке. Мне стало не по себе.
        -Что… он… хочет этим сказать?- подумал я вслух.- Он что, не понимает? Мы же их всех…
        Я медленно навел на шведа ствол автомата. Стрелять издалека было глупо, но палец сам собой тянулся к спусковому крючку, будто кто-то управлял им помимо моей воли.
«Чернокнижник,- вспомнил я.- Чертов колдун». Голова моя кружилась, руки дрожали. Мало того: «узи» вдруг начал разогреваться и через несколько секунд стал нестерпимо горячим. Я хотел разжать пальцы, но уже не мог. Должно быть, мое лицо перекосило от боли, потому что Ники толкнул меня в бок и крикнул:
        -Не надо! Не стре…
        Короткая очередь ударила по ушам, и тут же я отбросил раскаленный автомат в сторону. Но было поздно: там, на носу дракара, король Олаф поднял руку (в руке что-то блеснуло) - и тотчас же вслед за этим позади нас раздался оглушительный хлопок. Стекло рубки рассыпалось сияющим дождем: там, внутри, как будто взорвалась фосфорная бомба - я снова ослеп и оглох и успел только заметить сноп электрических искр, летящих прямо мне в лицо. Я поскользнулся и начал падать навзничь, хватаясь за воздух. Трос леера лопнул, и последним, что я успел почувствовать, был парализующий ужас свободного падения.
        Глава 2,
        в которой победители и побежденные меняются ролями
        Тишина казалась тупой и безнадежной, как в больнице ночью, а про темноту и сказать было нечего - глаза словно развернулись внутрь, и этими перевернутыми глазами я видел какую-то неясную, то ли мнимую, то ли реальную светящуюся паутинку, по которой то и дело проскакивали электрические заряды. Ну или мне так представлялось. Я знал, что эти научно-фантастические образы прижились в моей голове совсем не случайно, но - хоть убей - не мог сообразить, с чем это могло быть связано.
        Сколько прошло времени? Час? Два? Целые сутки?
        Я смутно помнил, как в рубке рванула молния. Потом я, кажется, барахтался в холодной воде. С тех пор в памяти были темнота и тишина.
        Мало-помалу я начал приходить в себя. Оказывается, я лежал ничком на подстилке из прелых опилок (их запах был не слишком приятным), причем лежал почти что голым, в одних порванных джинсах; кроме того, почему-то болел бок, будто меня долгое время пинали ногами.
        Я поерзал на подстилке, попробовал подтянуть ноги и сесть - и тут только обнаружил, что на левой ноге у меня болтается тяжелое металлическое кольцо, а к кольцу приделана цепь. Эта цепь премерзко позвякивала при каждом моем движении и, когда я попытался отползти в сторону, удержала меня уже через пару метров. Другой конец цепи был прикреплен к железному костылю, накрепко вмурованному в пол, и не то что вытащить, но даже и пошевелить его голыми руками не представлялось возможным.
        Глаза все никак не хотели привыкать к темноте. Мне оставалось разве что прислушиваться и принюхиваться. Слух мало что дал; я начал подозревать, что моя тюрьма (а это, конечно, была тюрьма) устроена глубоко под землей. Воздух, впрочем, не был затхлым. Даже наоборот. В этом воздухе пахло озоном. Хотелось дышать глубоко: при каждом вдохе кровь как будто вскипала, и я не мог понять, нравится мне это или нет.
        Вдруг где-то далеко заскрипела дверь, будто кто-то расстегивал тугую молнию на чехле этой реальности, и сразу же стало светлее. Я дернулся и сел на полу, озираясь. Кто-то приближался ко мне, кто-то с факелом в руке: пламя искрилось и шипело и все увеличивалось в размерах, ничего не освещая, и только чья-то громадная тень (чернее темноты вокруг) угадывалась рядом.
        -Кто здесь?- спросил я, чувствуя себя беспомощным идиотом.
        -Не мочно спатт так долго,- проговорил вошедший сиплым шепотом, на старомодном славянском наречии, к которому я уже привык, но слишком разборчиво, как говорят по-русски немцы. «Значит, я спал»,- подумал я.
        А вслух спросил:
        -Где все? Где Ники? Что вы собираетесь делать?
        -Не проси тфой друк, проси свой Перун милость,- продолжал гость, и его голос не сулил ничего доброго. Он осветил своим факелом мое лицо (я почувствовал жар) и холодным носком сапога толкнул меня в бок. Я сжался и скорчился на полу, боясь даже поднять голову. А он отчего-то рассмеялся. И положил тяжелую ладонь мне на плечо.
        -Моли свой вендский бог,- повторил он.- Милость - то есть умереть скоро. Разумеешь?
        -Убьете?- спросил я и почувствовал, как по спине бегут мурашки.
        -Конунг Олаф. Его воля,- сурово произнес гость (жар от факела едва не подпалил мои волосы).- Как велеть король.
        -А где ваш король?
        Он ничего не ответил. Вместо этого нагнулся, слегка погремел моей цепью, проверяя ее на прочность, и вместе со своим вонючим факелом отошел в сторону. Пройдя с десяток шагов (опилки на полу совершенно скрадывали звук), он, кажется, остановился. Я вытянул шею, пытаясь понять, чем он занят. Бормоча что-то на своем языке, он поднял факел вверх, и пламя, шипя, разгорелось сильнее: похоже, на стене был закреплен масляный светильник. Теперь я разглядел своего тюремщика получше. Это был коренастый, плотный человек лет сорока, со светлой бородкой и нечесаными длинными волосами. Он был одет в черный кафтан тонкого сукна, длиной едва не до колен. Голову он перевязал платком, делавшим его похожим на пирата. К счастью или нет, он больше не обращал на меня внимания. Он прошелся по периметру подземелья, зажигая один за другим все новые светильники на стенах. Подвал оказался меньше, чем можно было подумать, и имел каменный сводчатый потолок. Запалив факел под самым сводом, человек в платке обернулся ко мне:
        -Здесь я могу говорить вопрос, не ты. Зачем твои люди пришли в Сигтуну? Грабить?
        -Нет,- помотал я головой.
        -Взять наша земля, Свитьод[Старинное название Швеции.] ? Убить наш король?
        Я потер лоб ладонью. Попробуй убей ваш король, думал я. Колдуны чертовы.
        -Ты думал убить король Олаф,- с удовлетворением отметил тюремщик.- Ты владеть далекий огонь. Но ты не знал наш король. В его руках молния.

«Помню»,- подумал я.
        -Да, ты владеть далекий огонь,- сказал он насмешливо.- Гут. Но я владеть горячий огонь. Именно сейчас.
        С этими словами он зажег еще два светильника прямо посреди зала. Увидев то, что стояло там, в полутьме, я задрожал от ужаса.
        Я увидел большое и довольно высокое кресло, деревянное, сколоченное из толстых грубых просмоленных досок; доски эти ощетинивались черными тупыми шипами, не слишком острыми и не слишком длинными. Были у кресла и подлокотники - с кожаными ремнями, больше похожими на наручники. Такой же ремень был прицеплен и к спинке на уровне шеи, что мне сразу не понравилось. В стороне от этого кресла стоял треножник из железных прутьев: его предназначение я понял сразу. Это была жаровня, полная остывших углей. Рядом на полу валялись железные клещи самого неприятного вида.
        -Огонь, да,- подтвердил палач, пытаясь разжечь угли при помощи своего факела.- Ты скажешь все, ты, варгъюнг… вендский маленький волк.
        Видимо, он забыл, как будет по-русски «волчонок».
        Я привстал, потом снова опустился на опилки. Цепь лязгнула и улеглась на полу рядом, точь-в-точь как цепь лохматого дворового пса. «Варг»,- сказал он. Варгульф. Откуда-то я знал это древнее слово. Клянусь, я даже глянул на свои руки - не превратились ли они в волчьи лапы? Нет, не превратились. А то бы я перегрыз ему горло и убежал отсюда без оглядки.
        А палач поворошил щипцами угли в своей жаровне.
        -Не надо огня,- взмолился я.- Я не хотел убивать ваших. Пожалуйста. Я же сын конунга Ингв… Ингвара…
        С этими словами я попробовал отползти как можно дальше, пока цепь не натянулась. Тогда я зажмурился и застонал.
        Человек в платке выругался.
        Сильный рывок - и моя нога чуть не выдернулась из сустава. Шипя от боли, я проехался по каменному полу, по сырым мерзким опилкам прямо к ногам палача.
        -Ты не говорить мне, ты говорить король Олаф,- прохрипел он, трогая меня пониже спины носком сапога - на этот раз несильно, медленно, как будто даже ласково.- Я говорить с тобой иначе.
        -Отпустите,- сказал я, холодея.
        Он снова пнул меня ногой. Пока я корчился, поджимая ноги к животу, он словно выжидал; но не успел я попробовать подняться, как меня с недюжинной силой схватили за пояс, приподняли и, протащив несколько шагов, с размаху обрушили на пол перед этим сволочным креслом. Я поднялся, шатаясь; но стало еще хуже - теперь палач крепко держал меня за руки, а я не мог его видеть. Изловчившись, я попытался пнуть его пяткой куда-то в голень, но тут же получил такой удар сзади по шее, что взвыл, согнулся от боли и упал на колени. А он только того и ждал: на моих запястьях затянулись кожаные браслеты, намертво приковавшие меня к поручням. Еще удар - и я врезался лицом в шипастую доску. По губе тут же потекла кровь.
        Он ухватил меня сзади за волосы - одной рукой. А другой достал нож из-за пояса.
        -Не надо,- прохрипел я.
        -Молча-ать,- приказал он и прорычал что-то злое, звериное, вроде «argrr…». Его нож был чертовски острым. Ремень на джинсах лопнул, как бумажный, и ткань разошлась с тихим треском.
        Мысль, родившаяся в моей голове сразу после этого, была длинной и невыносимо мучительной: все, что я до сих пор считал плохим в своей жизни, не шло ни в какое сравнение с тем, что начнется сейчас. А все хорошее, что со мной происходило, ничего не отменит, ничего не загладит и никак не облегчит моей участи. Потому что зло сильнее добра - особенно когда стоит прямо за твоей спиной, а на тебе даже джинсов нет.
        Палач отступил на шаг, будто любовался своей работой. Развязал свой пояс и сбросил кафтан прямо на пол. Я мог видеть его тень на полу: длинную, в два человеческих роста. Вот тень еще увеличилась. Придвинулась ближе.

«Лучше сразу сдохнуть»,- успел я подумать, как вдруг за спиной раздался резкий свист, и острая боль обожгла мое тело там, где раньше были джинсы. Стало одновременно горячо и холодно, и я услышал свой отчаянный крик - та часть моего мозга, что еще могла думать, удивилась, как громко я могу кричать. Кнут взлетел снова и, рассекая воздух, опустился, но я больше не кричал, потому что прикусил язык. Я только выл и щелкал зубами, как побитый пес.
        -Молчать,- напомнил тюремщик, примериваясь для нового удара.
        Я разлепил губы и испустил такой вопль, что он заругался по-шведски, как будто даже с одобрением: давай, ори, ори… Следующий крик бездарно затих в этом гребаном подвале, и еще один раз кнут успел просвистеть, когда в дальнем углу снова заскрипела дверь. Пламя факелов затрепетало. Тень на полу нервно дернулась и замерла в нерешительности.
        Чей-то суровый и властный голос прогремел под сводами:
        -Halt, Einar.

«Король пришел,- подумал я.- Когда же все это…»
        Ярчайшая вспышка под потолком заставила меня зажмуриться. «Опять молния»,- понял я. Самым необычным было то, что зрение никуда не делось, разве что трансформировалось: сквозь сомкнутые веки предметы выглядели странно, как в приборе ночного видения. Я только успел заметить, что огонь в светильниках сделался бледным и бессильным, будто электрический свет растворил его и рассеял в пространстве («Ничего себе»,- подумал я). Потом еще одна молния сверкнула и рассыпалась искрами прямо в моей голове, и я наконец-то потерял сознание.

* * *
        -Теперь ты будешь говорить?- спросил тот, кого король назвал Эйнаром.
        -Да,- прошептал я.
        Я сидел в этом чертовом кресле абсолютно голым. В тело глубоко врезались шипы - не до крови, а ровно настолько, чтобы все мышцы, какие только у меня есть, свело судорогой. Горела спина, болели запястья, на которых затянул ремни паскудный мясник. Но я догадывался, что скоро это пройдет. Оцепенение уже сковало ступни и голени. Пальцев ног я не чувствовал.
        -И ты есть настоящий сын Ингвара из Ижоры?
        -Да,- подтвердил я, глядя в ту сторону, где на высоком треножнике в жаровне тлели угли. Я опустил глаза. Длинные чугунные щипцы лежали наготове чуть поодаль.
        Король Олаф произнес несколько слов. Эйнар перевел:
        -Конунг говорит, он рад видеть здесь такой юный и знатный князь. Такой смелый. Он смеется. Ха-ха,- добавил тюремщик, хотя конунг и не думал смеяться.
        -Смеется?
        Конунг, похоже, понял. Он сказал что-то резко и презрительно.
        -Это есть смело - убивать чародейским оружием,- перевел Эйнар.- Ты есть настоящий наследник грабитель Ингвар.
        -Я не грабитель,- проговорил я.
        Взгляд конунга сделался пронзительным:
        -Ты не грабитель, верно. Ты убивать мои люди, убивать много, без счета.

«Убивать твои люди,- мысленно повторял я за ним.- Теперь-то я один. Меня убить куда проще».
        -У тебя есть далекий огонь,- поморщившись, продолжал король. Ублюдок Эйнар переводил, не отказывая себе в удовольствии также погримасничать, да как можно страшнее.- Да, далекий огонь. Грязные финские колдуны давно твердят про это оружие. Про лодки из легкого серебра. Говорят, все это имеет Ингвар. Много? Сколько? Ты все ответишь, вендский бешеный волк. Смотреть в глаза!
        Я поднял голову и поглядел на конунга Олафа, короля-чернокнижника.
        Он был без шлема. Седеющие рыжие волосы рассыпались по плечам. На шее блестела золотая цепь. Пояс, сплетенный из золотых шнуров, перехватывал его талию. Несмотря на царственную осанку, он казался усталым. Было видно, что он уже далеко не молод.
        -Ты говори: сколько такой корабль, как твой, в Ижоре?- спросил Эйнар вслед за своим конунгом.
        Я медлил с ответом.
        -Король сам знать. Но ты скажи.
        -Много,- прошептал я.
        -Не лгать,- тюремщик сжал кулак.- Корабль один. Больше нет. Где Ингвар брать такой корабль? Такой оружие? Говори.
        -Перун послал.
        Конунг Олаф устремил на меня проницательный взгляд. «Ты не очень-то и лжешь»,- понял я его мысль.
        А его подручный наморщил лоб и хмыкнул недоверчиво:
        -Никто не видел такой корабль. Это есть ведовство? Говори ясно, варгъюнг. Ингвар - колдун?
        -Он колдун,- подтвердил я. Что бы это ни сулило мне, у меня уже не было сил спорить.
        -Он может делать еще оружие?
        -Может.
        Олаф, казалось, размышлял о чем-то. Потом заговорил - тяжело и размеренно.
        -Ваше княжество далеко. Ваше чародейство бессильно здесь против конунг Олаф,- переводил Эйнар.- Сегодня ты пленник. Ты убить наши люди. Мы убить тебя. Это - закон. Вот все.
        Опустив голову, я ничего не отвечал.
        Король бросил еще несколько фраз и отвернулся.
        -Да, вас надо сжечь всех,- Эйнар повторил это с удовольствием.- Пока вы не перекусали всех в Сигтуне. Проклятые волки.
        Переводчик и сам оскалил зубы - крупные, желтые.
        -Значит, не всех сожгли,- пробормотал я.
        -Твой люди нам не нужны. Твой маленький друг тоже. Ты есть главный. Ты отвечать за всех. Король Олаф владеть холодный огонь, огонь из воды, огонь из воздух. Это гроза на земле. А я… я владеть горячий огонь. Выбирай.
        Эйнар покосился на жаровню. Угли притягивали взгляд, как золотые монеты в сокровищнице у моего отца, конунга Ингвара.
        -Золото,- сказал я.
        -Что-о?
        Тюремщик подскочил ко мне поближе и врезал шершавой ладонью мне по лбу. Я больно ударился затылком о спинку жуткого кресла. В голове зазвенело.
        -Ты говорить золото?- дышал на меня Эйнар. Изо рта у него воняло.
        -Да, Ингвар даст вам золото. Я могу говорить с ним. На катере есть коротковолновая рация… я могу говорить далеко.

«Понимайте, как хотите, сволочи»,- думал я с тоской.
        -Отец заплатит за меня. И за моих людей. Ингвар заплатит.
        Эйнар еще не успел перевести мои слова, а Олаф уже все понял и расхохотался - негромко, но зловеще, совсем как там, на заливе, когда шаровая молния врезалась нам в рубку. Отсмеявшись, он заговорил снова (Эйнар переводил, и его рожа понемногу покрывалась красными пятнами).
        -Он даст золото? Нет. Нам не надо спросить. Мы не просим, мы берем свое. А ты будешь мертв, волк. Мертв сейчас.
        У меня перехватило дыхание. И тут, словно желая передохнуть, конунг Олаф приложился к фляжке, висевшей (как я теперь разглядел) у него на поясе. Ухмыльнулся и продолжил:
        -Гут. Ты жив. Но я не будет говорить с Ингвар. И ты не будет.
        Поскольку я и вправду не мог говорить, он продолжал, все еще усмехаясь:
        -Ты, маленький волк, хотел взять Сигтуну. Будет не так. Мы взять твой корабль. Взять твой оружие. И наши люди, много. Мы будем в Ижоре. Ты скажешь нам, как пройти… незаметно. В ночь, тихо. Мы возьмем все, что есть у Ингвар. Возьмем его башня, его земля. И его деревянные боги, которые могут сжигать и возвращать обратно.

«Он все знает, этот чернокнижник,- ужаснулся я.- И про излучатели знает, и про перемещение в пространстве».
        Король снова глотнул. Оставил фляжку и утер губы тыльной стороной ладони.
        -Путь будет открыт,- добавил он.- Весь море наш. Весь земля наш, до самый Хольмгард. Так будет навсегда.
        Сказать на это было нечего.
        -Нет, ты теперь не молчать,- сердито сказал мне тюремщик.- Ты отвечать: согласен?
        Я кое-как разлепил спекшиеся губы:
        -А что, если нет?
        -Ты умирать долго. Кричать и не умирать. Просить и не умирать.
        Мне захотелось сдохнуть прямо сейчас. Но чертов стул был на то и рассчитан: быстро он не убивал.
        Больно уже не было. То, что я чувствовал, было следующим уровнем боли, слишком сильным для восприятия. Все мои мышцы, сперва горевшие огнем, теперь сделались чугунными, и я с тоской думал, что уже никогда не смогу вернуться в свое прежнее, теплое, любимое тело. Живой оставалась только моя бедная голова: в нее словно кто-то ввертывал тупое сверло, и мне казалось, что я вижу, как мозги прокручиваются внутри, как фарш в мясорубке.
        -Ты согласен?- повторил Эйнар угрожающе.
        Он обошел вокруг кресла, не спуская с меня взгляда, и остановился возле жаровни. Поднял тяжелые щипцы, поворошил угли.
        Несколько мыслей одновременно пытались родиться в моем сознании, но ни одна не оформлялась в слова. Кровь пульсировала в висках, голова кружилась.
        Эйнар вытянул щипцы из огня, помахал ими в воздухе. Их концы раскалились добела.

«Сейчас он будет меня жечь,- понял я.- Нет, нет… только не это. Надо сказать им… просить их…»
        Щипцы раскачивались, как маятник.
        -Что будет потом?- выговорил я наконец.
        -О-о-о. Гут,- воскликнул палач и отбросил свое оружие в сторону. Сырые опилки зашипели. Запахло смолой. Король оглянулся и что-то сказал Эйнару. Тот перевел: - Ты будешь жить, да. Это очень немало. Ты можешь идти куда хочешь. Можешь идти в Новгород, к вашим. Но твой отец будет наш пленник. Все другие будет наш трэльс… рабы,- это слово он произнес, почему-то скривившись.- Так будет. Это справедливо.
        Я старался дышать медленно, чувствуя, что сейчас потеряю сознание.
        -Согласен?- спросил Эйнар еще раз.
        Конунг Олаф взглянул на меня. Что-то сказал по-шведски своему подручному. Я с ужасом понял, что они вот-вот уйдут. И оставят меня здесь, в этом адском кресле.

«Я не вынесу этого,- загорелась отчетливая мысль в моей голове.- Я не хочу умирать так. Я хочу жить. Мне всего семнадцать. Это не позор, то, что я сейчас сделаю. Это не подлость. Это выживание. Понял, ты, сука? Это выживание».
        Вряд ли я и сам понимал, с кем говорю,- наверно, сам с собой. Облизав давно прокушенную губу, я скривился от боли, будто собирался заплакать, и тут понял, что и на самом деле плачу. Я опустил глаза и зажмурился от жалости к себе. Черные доски были мокрыми от крови. Слезы текли по щекам, и стереть их я не мог.
        -Отпустите,- попросил я чуть слышно. И пошевелил прикованными пальцами.
        Король Олаф понял. Он кивнул. А потом равнодушно отвернулся, будто потерял ко мне интерес. И все медлил и медлил, будто вовсе и не собирался прислушиваться к моему бреду.
        И я вдруг тихонько завыл, и вправду, как попавший в капкан волчонок. Мои зубы стучали, как от холода, меня всего трясло, шею свело судорогой.
        Но тут король, по-прежнему не глядя на меня, произнес несколько слов. Эйнар подошел ко мне вплотную, и я вдохнул исходящий от него густой запах пота и грязной одежды. Зажмурившись, я уже не видел, как он отстегнул кожаные ремни с моих одеревеневших рук и ног. Я даже не пытался подняться. Он поднял меня сам и швырнул на пол, как мешок картошки.
        Тогда конунг Олаф повернулся и тяжелой поступью двинулся к выходу. Тюремщик, чуть помедлив, последовал за ним. Лязгнул засов, и шаги за дверью затихли.
        А я остался валяться на каменном полу, голый и мокрый. Мышцы понемногу расслаблялись, боль возвращалась, голова раскалывалась. Наконец мне стало настолько хреново, что я… впрочем, не стоит пересказывать, что случилось сразу после этого.

* * *
        Кажется, снова была ночь. Никто не входил ко мне, ничьи шаги не нарушали тишины. Что-то шуршало в дальних углах - мыши, думал я. Факелы давно догорели, только в масляном фонаре в самом конце подвала, там, у дверей, еле-еле тлел фитилек, как контрольная лампочка в закрытом до утра супермаркете.
        Я вспомнил, как мы с Lynn…
        Пожалуй, лучше об этом не вспоминать.
        И все же очень хотелось есть. Болела исхлестанная спина. И еще я мало-помалу начинал замерзать в этом подвале.
        Голод был даже более мучительным, чем боль. Человек может терпеть боль, но от голода он помрет, думал я. И от жажды он тоже помрет. Есть множество вещей, от которых человек умирает. А вот от предательства никто еще не умирал.
        Так что же получается, я - трус?
        Когда-то я уже спрашивал себя об этом.

«Не ты, так кто-нибудь другой,- подсказал ответ кто-то внутри.- Героя из тебя не вышло? Забей. Героев в истории подозрительно мало, трупов куда больше, да… Герой - это тот, кому повезет умереть прежде, чем его станут пытать каленым железом».
        Я лежал на боку, поджав ноги: в подземелье было свежо, а на мне не было даже футболки. Я заметил, что кольцо на ноге больше мне не досаждает. Ко всему привыкаешь. Даже сидеть на привязи.
        Когда во рту становилось совсем сухо, я жевал мокрые опилки.
        Так прошло еще несколько часов. Я то проваливался в мутное забытье, то снова просыпался; ничего не менялось. Время от времени мне чудились чьи-то шаги и даже голоса, то тихие, то громкие. Галлюцинации прочно поселились в голове, и я знал, что дальше будет только хуже.
        Я не поверил своим глазам, когда язычок пламени в фонаре затрепетал тревожно, и вслед за этим в полной тишине заскрипел засов: шагов по-прежнему не было слышно.
        Дверь приоткрылась, но тот, кто стоял за нею, не спешил входить. Будто тоже прислушивался.
        Меня охватила паника. Я пополз в темноте туда, где торчало пыточное кресло: зачем? Я не знал. Цепь шуршала в опилках, как змея.
        -Я тебя вижу, волк,- произнес Эйнар.- Тихо. Сиди так.
        Было похоже, что он пришел босиком. Или, возможно, обмотал башмаки тряпками, чтобы не было слышно шагов.
        -Король не дать нам закончить, глупый маленький варг,- сказал он тихо и значительно.- И я здесь снова.
        В темноте я видел только его черный силуэт. Может быть, поэтому я не сразу вспомнил, на чем мы остановились. А потом вспомнил и тихонько застонал.
        -Страшно?- усмехнулся Эйнар в темноте.- Верно. Надо страшиться Эйнар. Эйнар злой. Ха-ха… вот тебе, волк.
        С этими словами он кинул мне что-то. В опилках я нащупал сверток. В нем был грубый ржаной хлеб с копченой свининой. Я вгрызся в этот хлеб, урча и давясь.
        В глиняной бутыли, протянутой мне после, нашлось кислое пиво.
        -Гут,- Эйнар хлопнул меня по плечу.- Теперь мы говорить.
        -Я же все вам рассказал,- прошептал я.
        -Да. Помню. И конунг Олаф слышать. Но теперь он не слышать, и ты скажи мне…
        Он замолчал и, кажется, даже присел рядом. Да. Я чувствовал его мерзкий запах. Хотя, надо думать, от меня пахло не лучше.
        -Теперь скажи мне: ты можешь давать весть Ингвар? Я верно понял?

«Вот оно что»,- подумал я.
        -Я могу с ним говорить. Есть передатчик на корабле. Через него можно. Если был бы спикер, я бы связался.
        -Спикер?- повторил тюремщик.- Это?
        Он был неглупым, этот Эйнар. Они все там были сообразительными, в этом бл…деком параллельном прошлом. Иначе как бы он догадался, для чего предназначено маленькое загадочное устройство с цветным дисплеем, помигивающее светодиодом у него на ладони.
        Футляр от спикера уже куда-то делся. Возможно, Эйнар подарил его жене вместо кошелька?- подумал я и даже не удержался от усмешки.
        -Дай,- сказал я.
        Но он не отдал мне спикер.
        Вместо этого он нащупал в темноте мое голое плечо и сжал его своей грязной лапищей:
        -Золото,- прохрипел он.- Ты хотеть свобода. Я брать золото. Пусть твой отец платить виру. За тебя Ингвар может дать много, так?
        Бородач не на шутку волновался. И (я знал) поминутно оглядывался на дверь. Эта смесь трусости и азарта лучше всего прочего выдавала в нем простолюдина. Конунг Олаф вел себя иначе.
        Теперь я знал, как с ним разговаривать.
        -Золота много,- сказал я уверенно.- Там и монеты, и всякое другое. Алмазы, драгоценные камни. Еще рухлядь. То есть мех.
        Не дослушав, он больно схватил меня за ухо:
        -Ты не волк, ты маленький лис, Ингварссон. Уже начинай торговать! Не-ет. Рухлядь не нужен: много место в корабль. Камень нужно продавать в Сигтуне или в Упсале, это долго. Я брать золото. Только золото. И оружие. Кто иметь золото и оружие, иметь все.
        Напоследок я получил хорошую оплеуху.
        -Хватит уже,- зашипел я.
        -Гут. Ты понял? Мы говорить твой отец. Никто другой не слышит. Брать твой корабль. Иди в море, встречай твой отец. Он платить виру. Ты свободный. Корабль мне. Это все.
        -Прямо сейчас?- спросил я.
        Эйнар сердито засопел. Снова встряхнул меня за плечо:
        -Ты не спешить. Король Олаф готовит корабли. Еще три дня, я знаю. Мы уйти раньше. Но надо подкупить людей, охрана. Будет ночь, я приду. А ты молчать, молчать, понял? Иначе…
        -Я буду молчать,- пообещал я.
        -Король Олаф приходи - ты молчать, понял?
        -Да.
        Тюремщик поднялся на ноги. Постоял, помолчал. Было слышно, как в углу попискивают мыши: унюхали еду, подумал я.
        -Да, юный Ингварссон,- начал он снова.- Я вчера видел твой друг.
        -Ники? Что с ним?
        -Он спрашивал тебя. Ничего больше. Он говорил: если ты умер, он тоже. Смешно. Он прыгал за тобой в море - ты помнишь?
        Несколько картин всплыли в моей памяти. И вкус холодной воды во рту. И то, как не хотелось умирать, когда солнце - вон оно, там, высоко, куда уже не вынырнуть, хотя кто-то и тащит тебя за волосы. И как я, кажется, уже был мертв. И как кто-то темный, чей силуэт я видел сквозь закрытые веки, поднял руку, что-то сверкнуло, и мое тело изогнулось и затряслось на мокром песке, как прошитое автоматной очередью уже после смерти, а затем я вскрикнул, и закашлялся, и снова начал дышать.
        -Я еще долго говорил с ним,- продолжал меж тем Эйнар, нехорошо усмехаясь.- Тогда он плакал. И еще он говорил: смерть - это один лишь выход. Так он сказал.
        Мне стало грустно. Не знаю, почему. Может быть, из-за выпитого пива, а может, и нет.
        -Где он?- спросил я.- Я хочу его увидеть.
        Тут Эйнар, казалось, смутился.
        -После,- отрезал он.- После. Сейчас - молчать.
        Так закончился еще один день, а может, ночь в этом проклятом подземелье. Что было дальше? Я плохо помню. Час тянулся за часом. Я бродил на своей цепи, как пес, потом валился на пол и снова вставал, что-то бормотал себе под нос и умолкал. Допил до последней капли пиво, пустую фляжку выбросил. К ней тут же подобрались мыши. Их возня развлекла меня, но ненадолго.
        Наконец светильник над дверью помигал и погас совсем. В кромешной тьме я потерял счет времени и вырубился уже всерьез. Мне снилось, что Эйнар снова бьет меня кнутом, неправдоподобно медленно и как-то по-подводному бесшумно, причем я не чувствую боли, а чувствую только горечь и стыд; а суровый король Олаф прямо из воздуха лепит сверкающие шаровые молнии и подвешивает их в пространстве, как шарики на новогодней елке. Один за другим эти шарики летели ко мне, ударялись в лоб и взрывались. Тогда я пытался кричать, но голос мне не повиновался; обмирая от ужаса, я пытался бежать, но и бежать не получалось.
        Я очнулся, когда кто-то окликнул меня по имени.
        В дверях маячил мой тюремщик с факелом в руке. А в стороне, у стены, стараясь держаться от него как можно дальше, стоял младший ярл Ники. Щурясь от огня, я пригляделся. Ники зачем-то вырядился в спортивный костюмчик викинга-подростка: в куцую кожаную куртку и такие же штаны, узкие и неудобные. Но я не смеялся над ним, нет, не смеялся. В пляшущем свете факела его лицо беспрестанно менялось. Больше он меня не окликал, так и стоял с открытым ртом.
        Тогда я тоже встал и сделал несколько шагов. Моя цепь загремела, натянулась, Ники немедленно споткнулся об нее, и я чуть не вывихнул ногу.
        -Ты живой,- проговорил Ники.- А этот гад все темнил, темнил…
        -Два парень, виру вдвое,- прогудел тюремщик сзади, но никто его не слушал. Я хлопнул Ника по спине, он дернулся от боли: приглядевшись, я понял, что ему досталось не меньше моего. Эта скотина Эйнар умел разговаривать с людьми.
        -Ничего, все будет нормально,- зачем-то сказал я Нику.
        -Я так не думаю,- ответил он чуть слышно.
        -Эй, Ингварссон, ты надеть это,- прервал его Эйнар. Подошел ко мне и протянул ворох каких-то тряпок. Мне тоже досталась кожаная куртка из лоскутков, связанных ремешками,- изрядно потрепанная,- кожаные штаны вместо порванных и полотняная рубашка. Темные пятна на ней мне не очень-то понравились, но выбирать не приходилось.
        -Цепь сними,- напомнил я.- Как я штаны надену?
        Замок щелкнул, и кольцо на ноге распалось на две половинки. Ржавая цепь осталась лежать на полу. Я натянул эти странные местные джинсы, и тогда тюремщик кинул мне пару стоптанных кожаных башмаков, остроносых, какого-то гномьего покроя. От башмаков пахло сыростью и крысами. Натягивать их пришлось на босую ногу, о чем я не раз пожалел в дальнейшем. Когда я кое-как оделся, Эйнар смерил нас обоих неприязненным взглядом и приказал вполголоса:
        -Молчать. Weg, weg. Пошли отсюда. Кто обмануть - сейчас мертвец. Это все.

* * *
        Вот странно: вместо того, чтобы подниматься наверх, к выходу из башни, мы спускались еще глубже в подземелье по нескончаемой винтовой лестнице. Идиотские башмаки скользили на каменных ступенях. Я шел первым, нес факел и все боялся обжечься: факел шипел и брызгался смолой. Пару раз спотыкался, рискуя свернуть себе шею, и тогда Ники испуганно хватал меня за воротник, а Эйнар недовольно клекотал там, сзади.
        Наконец лестница кончилась. Мы оказались в тесном сыром тупичке с земляным полом и осклизлыми каменными стенами; Эйнар остановился возле дощатой двери, больше похожей на днище от бочки. «Добро пожаловать в ад»,- прошептал Ники. Я только головой покачал.
        Дверь в ад была заперта на засов. Смазанная каким-то вонючим жиром, кованая задвижка легко отползла в сторону. За дверью открылась черная дыра - подземный ход. «Туда, скоро»,- скомандовал тюремщик. Пролез после нас сам и плотно прикрыл дверь.
        -Потайной лаз, если бежать,- сообщил он.
        Узкий тоннель вел в глубь горы, то вниз, то вбок, то вверх - карабкаться вверх было куда тяжелее. Никаких вентиляционных штреков строители не предусмотрели. Воздух был сырым и затхлым, даже факел по-притух и горел нехотя, ничего не освещая вокруг - да и освещать-то было нечего, кроме бурых земляных стен, кое-где укрепленных просмоленными бревнами (об эти бревна ничего не стоило расшибить башку). Согнувшись в три погибели, мы шли и шли друг за дружкой, и в самом деле похожие на горбатых подземных гномов - не хватало только дурацких колпаков. И все же мы шли на волю, если… если только нашему бородатому конвоиру можно было верить. Если только вообще можно было кому-то верить в этом гребаном параллельном прошлом.
        Свет от факела осветил стену впереди, и я встал как вкопанный. В стене виднелась еще одна дверь, похожая на первую. Я толкнул дверь - она не подалась.
        -Стой, куда,- пропыхтел за спиной Эйнар (я заметил, что и он запарился пробираться по этой крысиной норе внаклонку).- Не спешить, Ингварссон…
        Ники уселся на полу, поджав ноги.
        -И что там?- спросил он.- Выход в город?
        Не обращая на него внимания, Эйнар подобрался поближе к двери. Заставил меня поднести поближе факел. Сам же с кряхтением уселся на корточки: я заметил в его руке толстый бронзовый стержень, вроде дверной ручки. Вставив этот ключ в неприметную щель в двери, он с усилием провернул рукоятку, и дверь со скрипом отворилась.
        Оттуда потянуло свежим воздухом, и мы с Ником в один голос вскрикнули от восторга.
        -Тихо,- ухмыльнулся наш предводитель.- Слушай. Море.
        И правда: я услышал отдаленный шум прибоя. Теперь уже Эйнар пролез в дверь первым, я последовал за ним; пламя факела затрепетало, будто хотело оторваться и улететь, и я ахнул от изумления.
        -Вот как,- вздохнул и Ники.
        Мы оказались в просторной пещере со стрельчатым потолком - собственно, это и не пещера была, а расщелина между двумя гранитными глыбами, раскрытая к морю, как створки громадной раковины. Там, в вышине, свистел ветер, среди скал шевелились клочья облаков в лиловом небе, далеко же внизу скалы расступались и открывали вид на темный залив. На волнах покачивался наш корабль, серебряный и стремительный, издали совсем крошечный, как слетевшая на воду чайка, если бы только кто-нибудь догадался привязать такую чайку к воде двумя прочными якорными тросами. Габаритные огни мигали светлячками в полуночном сумраке. Мое сердце застучало, как будто ему не хватало места в груди. Факел выпал из рук.
        Эйнар поглядел на нас с ухмылкой, потом вдруг облапил за плечи и едва не столкнул лбами.
        -Кто обмануть, мертвец,- напомнил он.
        Спотыкаясь и падая, мы спустились по песчаному склону к самой воде. Там Эйнар дернул меня за руку:

«Спокойно»,- понял я. Хотя успокоиться и ему бы не помешало. Его глаза блестели лихорадочно, ноздри раздувались.
        Туман стелился над водой. Когда из этого тумана вдруг нарисовались две темные фигуры, моя душа ушла в пятки. Но береговая охрана молча отсалютовала нашему предводителю: это была пара долговязых остолопов в остроконечных шлемах из дубленой кожи. Один напомнил мне Торика. Эйнар что-то скомандовал им на ходу, и они проследовали вдоль по берегу, даже не взглянув на нас с Ником. Эйнар же озабоченно всматривался в темные колючие заросли, потом замедлил шаг и вовсе остановился. Присвистнул особенным образом.
        Тотчас же раздался ответный свист, и из кустов выбрался хмурый рыжеусый швед с перевязанной головой; он поминутно бросал взгляды на море, туда, где ждал нас наш катер, и на скалы, откуда мы спустились, будто ждал оттуда неприятностей. Тюремщик тоже забеспокоился. Поговорив о чем-то с усатым, он вернулся к нам и озабоченно зашептал:
        -Харальд сказал, надо спешить. Охрана скоро менять. Скоро, скоро иди на корабль.
        -Вплавь?- удивился я.
        Но Эйнар прижал палец к губам.
        -Пошли,- он кивнул куда-то в сторону.- Лодка, лодка.
        До корабля оставалось саженей двадцать, когда кто-то сбросил с борта веревочный трап. Грузный Эйнар полез первым. За ним - Ники. Дрянная лодчонка все качалась и норовила поднырнуть под борт. Не помня себя, я вскарабкался по алюминиевому боку катера и перевалился на палубу.
        -Комантир Фил,- ласково проговорил Тамме у меня над ухом.- Наконец-то ты опраттно… а они нас били, били…
        -Молчать,- оборвал его Эйнар.- Здесь я командир.
        Его рыжий помощник уже залезал на борт, держа нож в зубах.
        Я приоткрыл дверь ходовой рубки (в двери красовалась неровная дыра с оплавленными краями). Харви, наш рулевой, безучастно сидел в кресле у штурвала. Он взглянул на меня и расплылся в болезненной улыбке: я заметил громадный синяк у него под глазом. На разбитом пульте мигали огоньки. Тамме все-таки подключил резервную цепь.
        Харви нажал кнопку на пульте, и где-то в задних отсеках взвыл пусковой двигатель. Один из двух дизелей ожил, корпус корабля затрясло, как в лихорадке. Потом включился второй, и вибрация исчезла. Рокот моторов стал ровнее. Зажужжала лебедка, и якорный трос потянулся вверх. Ничего приятнее я не слышал за всю свою жизнь.
        Можно было отправляться домой. Рулевой положил руки на штурвал.
        Я уже забыл про свои обещания, про золото, про вонючего тюремщика Эйнара… но тут его тяжелая лапа улеглась мне на плечо:
        -Будем говорить твой отец?
        -Завтра. Кто же ночью говорит.
        -Говори здесь,- приказал Эйнар.
        Несколько минут я возился со спикером. Корабельная рация ретранслировала сигнал, но в далекой Изваре никто не отвечал - это было странно, и я не знал, горевать или радоваться.
        -Он молчит,- сказал я.- Ночь.
        Эйнар хмуро посмотрел на небо, сплюнул, сказал нехотя:
        -Гут. Верю. Верю тебе, Ингварссон, до время. Если обмануть… ты помнишь?
        Харви оглянулся на меня, потом на Эйнара. Чуть заметно прищурился. Даже у миролюбивого финна в голове бродили те же мысли, что и у меня.
        Я поискал взглядом рыжего Харальда: он с необычайной сноровкой запер снаружи люк машинного отделения и теперь поднимался на палубу, по-прежнему с ножом наготове. Эйнар тоже посерьезнел. Конечно, он не ждал от нас ничего доброго и был абсолютно прав. Если бы у меня под рукой был хотя бы «Макаров», я бы уложил его на месте, ни секунды не колеблясь.
        Или всадил бы ему в жирный загривок нож. Как кабану.
        Самым мерзким было вот что: мой карельский нож, подарок Корби, висел сейчас у Эйнара на поясе.
        Корабль медленно, очень медленно развернулся и двинулся к выходу из бухты. Харви вел катер вслепую, всматриваясь в опасный ночной сумрак.
        -Смотри,- окликнул меня Ники.
        Среди облаков засветился месяц, и там, на самой вершине скалы, я различил силуэт каменной башни, будто бы выросшей из древнего замшелого гранита. То была цитадель конунга Олафа. Его королевский флаг полоскался на ветру, длинный и раздвоенный, как змеиный язык. Этот флаг был прицеплен к длиннющей мачте, больше похожей на громоотвод или на телескопическую радиоантенну. Вдруг по флагштоку пробежали еле заметные зеленые искры, и я удивленно обернулся к Нику.
        -Огни святого Эльма,- пояснил он.- Атмосферное электричество. Интересно, как…
        Он не договорил. Искры засверкали ярче, и вот уже сами скалы светились и мерцали, как китайская рождественская иллюминация; что-то там происходило, в королевском замке, и это что-то определенно было устроено ради нас. Рыжий пират Харальд попятился и бросился на другой борт, к веревочному трапу. А вот тюремщик Эйнар так и стоял, вцепившись побелевшими пальцами в леер. Что-то он знал, сука, обо всем этом. Да такое, что даже лишился дара речи. И уж точно забыл про нас.
        Что-то включилось у меня в голове.
        Я больше не был пленником. Пусть всего лишь с полминуты, но я был свободен. Я не боялся. Того, другого Фила привязали к пыточному креслу и исполосовали всю спину кнутом. Тот, другой Фил был согласен на все, чтобы только это прекратилось. Но теперь капитан вернулся на свой корабль. Крейсер стоит под парами, и осталось только… осталось только…
        Метнувшись к борту, я выбросил вперед руку и выхватил у Эйнара из-за пояса свой нож: все происходило, как в тормозной графической модели, и я даже успел подумать, что вряд ли дотянусь до его шеи - уж очень он был громоздкий, этот гребаный палач. Но останавливаться я не собирался. Рукоятка ножа удобно уместилась в моей ладони. Только сейчас враг очнулся, зарычал и сам полез на лезвие, как медведь на рогатину. Тут я всего лишь на мгновение замешкался, и клинок скользнул по его брюху, затянутому в дубленую кожу (я и не подозревал, какой она может быть прочной). Изрыгая проклятия, Эйнар навалился на меня, стараясь перехватить кисть с зажатым в ней клинком. Конечно, он был сильнее. Он едва не сломал мне руку. Нож выпал из моих пальцев и покатился по палубе, но Эйнар не обратил на это внимания - похоже, он хотел сломать мне шею голыми руками. Я перевернулся на живот и уже начал задыхаться, когда швед взревел, как медведь, и ослабил захват. Он бормотал что-то и разворачивался всем корпусом, словно почуял нового врага. По его левому предплечью текла кровь.
        Извиваясь ужом, я отполз в сторону и тут увидел Ника. Точнее, сперва я увидел нож в его руке. Клинок был темным. Ник стоял, прижавшись спиной к белоснежной стене рубки, и сам бледнел на глазах.
        Эйнар сделал шаг к нему и медленно занес ручищу для удара.
        -Стой, гад,- крикнул я.- Смотри…
        Что-то, видно, прозвучало в моем голосе, что-то особенное, потому что тюремщик замер на месте и поглядел туда, куда глядел я.
        В кабельтове от нас на волнах качался знакомый черный дракар с орлиной головой. Казалось, он возник из ниоткуда, прямо из сырого морского тумана, как корабль-призрак. А может, он и был призраком, я не знал. Дракар шел под парусом, гребцов не было видно, но отчего-то я был уверен, что конунг Олаф там. Я чувствовал его присутствие.
        А Эйнар вытянул вперед руку, словно пытаясь прогнать привидение. Холодный золотой шар возник в воздухе и завис прямо перед ним.
        То, что я увидел вслед за этим, мне не забыть до конца моих дней.
        Шаровая молния двигалась и двигалась, медленно и бесшумно, повинуясь воле короля-чернокнижника, и была эта молния невыразимо прекрасной и ужасной одновременно, настолько прекрасной, что от нее невозможно было оторвать взгляд; Эйнар выпучил глаза и разинул пасть, будто хотел уже закричать, но этот крик ужаса так и застрял в его глотке, потому что сияющий шар скользнул прямо к его губам, будто для последнего поцелуя.
        Вот тут-то Эйнар и заорал так, как никто никогда не орал на моей памяти. И в тот же миг молния взорвалась. Небо вспыхнуло белым пламенем, и на секунду стало светло, как днем. Ник выронил нож, обхватил меня за шею, и мы оба повалились на палубу. Сверху на нас падали какие-то кровавые обрывки и ошметки, и, наверное, это было самым ужасным из всего, что с нами происходило до сих пор. Что мы кричали друг другу? Я не запомнил и никогда не смогу передать и надеюсь, что это никогда мне не приснится.
        Харви тоже вскрикнул в своей рубке, вскрикнул и ухватился за рычаг. Корабль вдруг дернулся и взревел моторами. Водометы взбили за кормой фонтан брызг, и катер рванулся вперед. Задрав нос и поднявшись на подводных крыльях, он летел вслепую по чужому морю, залитый кровью, но все же свободный. Молнии сверкали и сверкали над нами, понемногу оставаясь позади, все дальше и дальше, и все это было прекрасно и ужасно одновременно - или я уже говорил об этом?
        Часть четвертая
        Золото Ингвара
        Глава 1,
        в которой героев встречают неласково, повелитель Ижоры выходит на связь, а старый учитель приоткрывает двери вечности
        У острова Гогланд, или Суур-саари, мы сбросили в воду безголовое тело Эйнара. Мы - это я и хладнокровный Тамме.
        Он же, Тамме, снял у мертвого с пояса мой спикер, а также флягу с чем-то крепким. Дал мне выпить.
        Солнце стояло высоко, и кровь на палубе давно высохла.

«Кто обмануть - мертвец»,- вспомнил я.
        Потом Тамме отыскал на камбузе засохший сыр. Он пришелся как нельзя кстати, даже Ники смог поесть, хотя поначалу и отказывался. Все это время Ники валялся в кубрике, вцепившись в поручни койки, и делал вид, что спит.
        Возле Ханкониеми мы не стали замедлять ход. Над полуостровом снова дымились костры - кто их разжигал и зачем, мы так и не узнали.
        День перевалил за середину. Тут уставший Харви стал понемногу отрубаться в своем кресле, и эстонец сменил его у штурвала. Скорость пришлось сбросить.
        Я не мог понять, что случилось со связью. На всем диапазоне коротких волн слышалось одно шипение. Связаться с Ижорой не удавалось, Борис Александрович, Новгородский князь, тоже молчал. Я залез на крышу и попробовал наладить антенну - но без толку. Рация, конечно, работала, просто эфир был безнадежно, доисторически пуст.
        Да, вот еще что: там, на крыше рубки, я увидел прилипший к антенне клок светлых волос с окровавленным клочком кожи, и меня тут же вырвало.
        Мы вошли в дельту Невы под вечер. Харви вернулся за штурвал и медленно, поглядывая на эхолот, повел корабль мимо низких болотистых островов, заросших гнусным чахлым лесом, мимо песчаных берегов, засыпанных гниющим плавником, и опасных отмелей. Еще на пути в Сигтуну я не мог узнать знакомых питерских берегов, да и сейчас не узнавал. Ничего общего с нашим временем не было в одиннадцатом веке, даже наша славная река текла по иному руслу, и острова были другими.
        -Мы раньше на Васильевском жили,- сказал Ники, появившийся бесшумно, как всегда. - У самого моря, в новых домах, знаешь?
        Внезапно мне захотелось домой, да так, что даже глаза заслезились.
        Я поморгал и пригляделся: на ближний берег вышел большой медведь, бурый, весь в колтунах, без опаски поглядел на нас, чихнул. В другое время я попробовал бы завалить его из немецкой пушки, сейчас не мог. Медведь полакал воды (я заметил, что язык у него розовый), проводил нас внимательным взглядом. Набежавшая волна напугала его, он зарычал и пустился прочь.
        Закат был красив. Над изгибом реки, над деревьями, над облаками загорелось полнеба, потом огонь слился в лес и там потух, но небо все еще оставалось розовым, а потом остыло и сделалось сиреневым, лиловым, бархатно-синим. В нем загорелись звезды, как будто кто-то проковырял дырки в жестяном куполе небес, а там, за этим куполом, все еще горело солнце - или что у них там горит, когда у нас ночь.
        Да, была настоящая ночь, когда Харви включил прожектор и сбавил обороты. Мы прошли устье старинной речки Охты (так сказал Ники). Всего лишь с десяток верст - и мы дома, думал я. А еще я думал: где-то здесь нас должны встречать первые кордоны конунга Ингвара.
        Приемник молчал по-прежнему, и мне было тревожно.
        Когда над рекой вспыхнула красная сигнальная ракета, а затем другая, Харви заглушил водометы. Стало тихо, только волны шелестели за бортом. Белый корабль был отлично виден с берега. Спустя несколько минут раздался мерный плеск: к нам двигалась лодка. Прожектор скользнул лучом по темной воде, и длинная фигура на веслах заслонилась от света рукой.
        -Эй, кто на лодке?- окликнул я.
        -Свой,- был ответ.- Тише, молодой ярл.
        Прожектор погас. Я стоял у борта и первым протянул руку Власику из Пскова. Его лодка болталась на привязи. На шее у Власика что-то блеснуло темным маслянистым блеском. Короткоствольный пистолет-пулемет израильской разработки.
        -У тебя автомат?- удивился я. Ведь я же знал - Ингвар отбирал у изгнанников стволы. Так, на всякий случай. Даже на кордонах ребята обходились мечами, луками и стрелами.
        Власик не удивился моему вопрос. Что-то в нем изменилось со дня нашей последней встречи, там, на взморье, когда мы по-тихому отплывали в свой бесславный поход. Тогда Власик неслышно вышел из зарослей, но подходить ближе не стал. Лишь помахал нам издалека.
        Теперь Власик был серьезен, очень серьезен.
        -Живы. И то ладно,- сказал он.
        Похоже, он все понял. Трудно было принять нас за победителей. Я не стал ничего объяснять, просто отвернулся.
        -Я долго ждал тебя, ярл,- вздохнул Власик.- Думал уже уходить. Думал, тебя уж на свете нет.
        -Всякое могло случиться,- признал я.
        -Ты не спеши домой,- сказал Власик.
        Ники стоял рядом и хлопал глазами. Власик обнял его за плечи, потрепал по загривку. Будто утешал.
        -Что еще случилось?- спросил я.
        -Так…
        Он обернулся. Оглядел темный берег.
        -В ту пору Корби спас тебя,- сказал он.- Друг Корби - мой друг. Знай, мой ярл: отныне я тебя охраняю. А больше и некому.
        Тут я ощутил, как моя спина покрывается холодным потом.

* * *
        Мы приблизились к поселку в полной темноте. Сосны высились над знакомой дорогой, корни то и дело лезли под ноги, и тишина вокруг казалась зловещей.
        Может, поэтому меня одолевали тягостные мысли. Там, в устье реки, расставаясь с Харви и Тамме, я вдруг подумал, что никогда их не увижу больше. «Мы не уйт-тем, будем ждатт на корапль,- с трудом проговорил Харви, будто вдруг разучился говорить по-русски.- Фозвращайся, Филипп». Молчун Тамме прошептал что-то на своем языке, смутился и просто пожал мне руку. От такого прощания почему-то стало еще тяжелее.
        Как будто я уже знал, что встречу в Изваре.
        Вот просека раздалась в стороны, и луч фонарика осветил почерневший остов первой избушки. Кисло воняло гарью. Власик вздохнул, огляделся и поправил автомат на шее.
        Следующий дом оказался покинутым. Я с грустью вспомнил, как где-то здесь местные девчонки встречали нас, с любопытством поглядывая из-за изгороди. Никто не встретил нас сегодня, никто не вышел на крыльцо. Даже собаки не лаяли.
        -Куда все делись?- спросил я.
        Влас нахмурил брови и взглянул на меня, будто не расслышал. Потом прижал палец к губам:
        -Тс-с… все ушли. Здесь ныне проклятое место. Нечистое. Людям не жить.
        Власик говорил невнятно, словно у него болели зубы, и я едва понимал его.
        Сразу после этого Ники споткнулся о труп. Он вскрикнул, отскочил и выронил фонарик. Власик нагнулся, подобрал, повертел в руках, вложил Нику в ладонь.
        Мертвец лежал поперек дороги, лицом вниз. Я не мог его узнать. Спина его, в холщовой домотканой рубашке, вся потемнела от крови. Парень был убит выстрелом в грудь, убит не так давно: запах разложения еще не был заметен. Почему-то в этой Ижоре не видно было мух. Или это потому, что ночью мухи спят? Я еще раз втянул носом воздух и вдруг понял, что это уже стало для меня привычным - рассматривать трупы.
        -Пошли быстрее,- сказал Ники.- Чего мы ждем? Наш проводник кивнул, и мы скорым шагом двинулись дальше, мимо развалин сгоревшей дотла гостиницы, когда-то давшей нам приют в самую первую ночь в Изваре, когда темноволосая девушка пришла ко мне и скрылась перед рассветом, будто ее и не было. Может, ее и не было?
        Лучше бы ее и не было, подумал я.
        По пути Власик рассказывал нам ужасающие, невозможные вещи.
        После того как мы отправились в наш последний поход, конунг Ингвар, казалось, ни разу не вспоминал о нас. Волновался ли он, ждал ли сына с победой? Возможно. А возможно, и нет. Конунг день и ночь пропадал в своей лесной резиденции, где, по слухам, беспробудно пил и по-всякому развлекался в компании девчонок и прекрасной Дианы (я слушал это, краснея от гнева и стыда). В то время как повелитель Ижоры отдыхал от трудов, в поселке воцарилась скука. Но в тихом омуте уже завелись черти, да такие, что даже могучий Перун с соратниками им был не страшен.
        И верно: без сотника Корби (ну и без меня, ослушника и авантюриста) ижорская гвардия совсем разладилась. Никто не тревожился о завтрашнем дне, никто не выставлял дозоров. Разброд зашел так далеко, что парни из дружины начали в открытую драться из-за девчонок, и те, кто оказывался попроворнее, запросто таскали их к себе в казарму.
        Нет, пояснял Власик, конунга Ингвара по-прежнему боялись и отдавали ему все возможные почести, когда он проезжал мимо в своем джипе - неизменно с бутылкой коньяка, неизменно с Динкой,- за его же спиной возвращались к своим занятиям. Уже несколько избитых отлеживались по домам, уже пошли в ход ножи и пистолеты, а конунгу, похоже, не было до этого никакого дела. Он выглядел утомленным и измотанным. Парни с пониманием переглядывались.
        Не всем такое нравилось. Мальчишки помоложе (которым все равно мало что светило) прятались по окраинам и уходили в леса. Среди них были и юные разведчики Янис с Ториком. Они-то, повстречав в лесу нашего проводника Власа, и поведали ему о невероятных событиях в поселке.
        Так или иначе, рассказывал Власик, время шло, а от молодого ярла не было вестей. Пусть конунг и не вспоминал о нем вслух, но с каждым днем все больше мрачнел и все больше пил. А Диана улыбалась загадочно.
        Да, завоеватели не возвращались и не выходили на связь. Очевидно было, что дерзкая затея провалилась, и молодой ярл Филипп вместе со всей своей малочисленной командой угодил в лапы короля Олафа. Что случилось с ними потом, нетрудно было представить. Олаф-чернокнижник был умен и проницателен. И еще он был чертовски силен. Ему ничего не стоило перехватить занесенный меч и обратить его в сторону нападавшего. Ингвар был уверен: именно это и произошло. Ижору ждали большие неприятности.
        Был бы жив Корби Суолайнен, конунг нашел бы чем ответить. Но Корби не было, дружина разбредалась на глазах, и мужество мало-помалу покидало конунга Ингвара.
        Теперь его дни были заняты некими таинственными приготовлениями: из подвалов башни перевозилось что-то в сторону Перуновой поляны, что-то, чего никому не дозволялось видеть; по ночам отблески и мерцание в небе над капищем были видны издалека, и ясно было, что все это неспроста.
        Но в один прекрасный день случилось то, чего никто не мог предугадать.
        Точнее сказать, день вовсе не был прекрасным. С утра было прохладно и туманно, и парни по обыкновению дрыхли по домам; стоит ли говорить, что об охране никто не позаботился. К тому же накануне в Изваре случился праздник (а такие праздники в последнее время случались все чаще). Короче, у всех болели головы.
        И вот этим-то хмурым утром в Извару вошли чужие.
        Они появились из леса. Обойдя со всех сторон казарму дружинников, они заложили двери досками, облили стены бензином и подожгли. Тех, кто выпрыгивал из окон, разоружали и вязали веревками. Кто пытался драться - не щадили.
        Сгорело еще несколько домов на окраинах - спалили их больше для острастки. Остальные были захвачены без затруднений. Девчонки не сопротивлялись ни минуты.

«Им даже нравилось»,- добавил Власик. Он чуть заметно хмурился, словно припоминал особенно яркие картинки.

«Но кто же это был?» - спросил я, содрогаясь от непонятного озноба. Кажется, я уже знал ответ.

«Изгнанники, мой ярл,- отвечал Власик.- Да. Мои друзья из деревни».
        Говоря так, этот парень был убийственно спокоен.

«И я не мог их остановить,- признался он.- Они голодные. Они всегда хотели вернуться и отомстить. Не гневайся, мой ярл».
        О чем-то он умалчивал, наш честный Влас. Бывший сотник дружины и самый умелый воин из всех изгнанников. Совсем уже взрослый.

«А что стало с отцом?» - спросил тогда я.
        Власик ответил не сразу.

«В последний раз его видели в башне,- сказал он.- Должно быть, он и сейчас там».

«Ты поможешь нам туда пройти?» - спросил я.

«Как велишь, Филипп».
        Может, и не случайно он назвал меня просто по имени, подумал я тогда.
        Сейчас мы двигались по темной пустынной улице мимо домов, покинутых то ли вчера, то ли многие годы назад, и вот что удивительно: чем дальше мы шли, тем более чужой и незнакомой казалась мне эта реальность. И силуэт башни, открывшийся перед нами, казался до того грозным и враждебным, что мы замедлили шаг и, не сговариваясь, остановились.
        Бойницы башни оставались темными, лишь отблеск луны играл на стеклах. Мачта ветряной электростанции с растопыренными мертвыми крыльями торчала над башней, как кладбищенский крест. Откуда-то налетел холодный порыв ветра, и я вздрогнул: лопасти ветряка провернулись со скрипом и снова замерли.
        Стальная дверь была приоткрыта. За нею тоже было темно.
        Но Влас положил руку мне на плечо, и я тронулся вперед, как зомби, послушный чужой воле.
        -Туда, мой конунг,- сказал он.
        Освещая фонариками ступени, мы поднимались по винтовой лестнице. Дерево жалобно поскрипывало под ногами. Лица моих спутников оставались в темноте.
        Дверь в главный зал башни была приоткрыта. За разбитыми окнами виднелось звездное небо. Было прохладно, и почему-то сильно пахло спиртом.
        Влас опустил фонарь и молча встал у двери. Пройдя в темноте несколько шагов, я остановился тоже. Только Ники оглядывался по сторонам, и луч его фонарика метался по стенам, как смертельно раненный солнечный зайчик. Он освещал то кабанье рыло - охотничий трофей, то несгораемый шкаф с распахнутой дверцей, то пыльное зеркало в золотой раме (и тогда зеркало отзывалось возникшей на миг шаровой молнией). Вот луч уперся туда же, куда смотрел и я.
        Широкий стол Ингвара был непривычно чист, если не считать залитого воском подсвечника, опрокинутой бутылки и давно засохшей коньячной лужи. Кресло с роскошной кожаной обивкой стояло в стороне: было похоже, будто сидевший искал что-то под столом и сдвинул кресло, чтоб не мешало. Из перевернутой корзины для бумаг выкатилась пара пустых бутылок. И еще кто-то забыл на полу возле камина кованую чугунную кочергу.
        Я зажмурил глаза.
        Открыв их, я увидел то же самое.
        Между столом и стеной, наполовину прикрытое пушистым ковром, длинное, неловко вытянутое, лежало тело конунга Ингвара. Я не мог видеть его лица, а лишь затылок и вытянутую руку с синими, сжатыми в кулак мертвыми пальцами.
        Пошатнувшись, я отступил на шаг, и фонарик выхватил из темноты рогатую лосиную морду.
        -Филипп?- обеспокоенно окликнул меня кто-то сзади.
        Медленно я обернулся и уставил фонарь на говорившего.
        -Н-н-нет,- сказал я.
        Человек от двери (как его звали?) шагнул ко мне, я вскрикнул и запустил в него фонариком. Не попал. Фонарик ударился об стену и разбился (я успел пожалеть о нем). Сразу после этого я и сам метнулся в сторону, уклонившись от чьих-то рук, навстречу чьей-то темной фигуре с выпученными глазами - а это еще кто?- в панике подумал я и ударил в нее изо всех сил ногой. Раздался тяжелый звон, замедленный, как в рапид-режиме «Distant Gaze», и фигура рассыпалась на куски.

* * *
        Пламя свечей трепетало и множилось в зеркальных осколках. Фил сидел на полу, уставившись на носок кожаного башмака, и молчал.
        Ники глядел сквозь треснувшее оконное стекло на небо, в котором уже меркли понемногу звезды и занимался рассвет, неяркий и невеселый, безнадежный рассвет Ижоры. В окно был виден глубокий овраг, поросший кустарником, и далеко за оврагом - дремучий лес без конца и края. Оттуда, из-за леса, должно было когда-нибудь подняться солнце.
        Ник обернулся и поглядел на по-прежнему молчавшего друга.
        -Мы же все равно выберемся, Фил,- сказал он.- Не сомневайся.
        -Как,- еле слышно откликнулся Филипп. У него даже не хватило сил на вопрос.
        -Как-нибудь…
        Понятно было: младший ярл просто хочет утешить старшего, окончательно павшего духом.
        И было от чего.
        Когда вошедшие в поселок изгнанники окружили башню, живых в ней уже не осталось. Свечи догорали. Немалая лужа коньяку разлилась на столе, превращаясь в липкое бурое пятно. Увидев мертвого конунга, парни порядком опешили. Кто-то опередил их, и теперь они не знали, что делать.
        Они-то, верно, готовили ему иную участь. Они давно выросли и теперь хотели потребовать свою долю рая. Вернее всего, они собирались свергнуть стареющего конунга, готовы были выслушать мольбы о пощаде, просьбы повременить, наконец, обещания всех мыслимых благ, что мог дать им бывший повелитель Ижоры: оружия, девушек, золота, власти, данной ему могучими богами,- но вот теперь не было самого Ингвара, и их мятеж терял смысл.
        Сокровищница была пуста, конунг - мертв.
        Мало-помалу их охватил суеверный ужас: им уже казалось, что со смертью конунга сама эта земля, Ижора, непременно погибнет, и разгневанные боги погубят всех, кого здесь увидят.
        Гнева Перуна боялись, как видно, еще больше, чем гнева самого Ингвара. Так уж воспитал их конунг - всех своих бывших и ныне выросших дружинников, многие из которых когда-то любили его, как отца, а потом были безжалостно изгнаны прочь, чтобы уступить место новым.
        И вот они, постояв с минуту в зале с догорающими свечами, один за другим осторожно спустились вниз по лестнице и покинули башню.
        А вскоре опустел и весь поселок. Девчонок и пленников увели в лес; те, кому повезло меньше, так и остались лежать у сгоревших домов или прямо на дороге.
        Изгнанник Влас уходил последним. На лесной тропинке он замедлил шаг и свернул в сторону. Родом из псковских славян-кривичей, он один жалел об Ингваре. И он решил ждать молодого ярла из похода - с победой, в которую никто не верил, или с поражением, в которое верить не хотелось.
        Теперь он смотрел на Филиппа сочувственно.
        -Не печалься так, мой ярл,- сказал он.- Я знал раньше. Прости.
        -Ты знал раньше?- спросил Фил упавшим голосом.
        -Было знамение: придет конец Ижоре. Все покинули Хорса, творили зло, и боги разгневались. Хоре отвернулся от нас.
        Понять его теперь было непросто. Почему-то он вздумал говорить на старинном славянском наречии, торжественно и велеречиво, как в церкви. В иное время Фил только посмеялся бы, но сейчас словно проглотил язык.
        -Что-то случилось там, на поляне,- предположил Ники.
        -Мы прогневили Хорса,- повторил Власик угрюмо.- Перун дышал пламенем. Святовид ослеп.
        Сразу несколько мыслей, одна другой мрачнее, теснились у Фила в голове.
        -Кто-то включил излучатели,- тихо сказал Ники.- Кто-то воспользовался ревайндером. Перун дышал пламенем… наверно, что-то перемещали тяжелое. Много сразу. Я знаю, кто это мог быть, Фил.
        -Он умер,- отозвался Фил, будто не слышал.- Какая теперь разница.
        -Все не так просто.
        Ники со скрипом выдвинул ящик стола. Посветил фонариком. Печально кивнул, будто нашел там то, что искал.
        -Мне кажется, это для тебя, Фил,- сказал он.
        Письмо было написано быстрым уверенным почерком, будто писавший дорожил каждой минутой. И это не был почерк Ингвара.
        Филипп разгладил бумагу на столе и придвинул свечу ближе.

«Привет, мой конунг,- читал он.- Если ты это читаешь, значит, ты все-таки вернулся. Тогда не обижайся, что я тебя не дождалась. Видишь ли, все получилось спонтанно. И сейчас, извини, у меня не так много времени: мне еще нужно прогревать этих долбаных истуканов, а энергия, кажется, на исходе».
        Строчки плясали перед глазами, и Фил болезненно щурился.

«Да, Филик, я ухожу,- продолжала Диана.- Мне здесь надоело. К тому же с большими деньгами в нашем времени куда интереснее. Это ведь и наш добрый Ингвар понимал. Вообще-то это была его идея - возвратиться в наш мир, поднакопив золота… он ведь и тебе хвастался, правда? Но я решила, что он может и подождать. А чтобы он не спорил, я дала ему несколько наших веселых таблеток, ну, ты их знаешь. Подсыпала прямо в вино. Правда, боюсь, несколько больше, чем обычно,- иначе старик становится таким надоедливым… Теперь он спит прямо в кресле. Наверно, видит сладкие сны. Впрочем, он выпил лишнего, как обычно, поэтому сложно представить, что он там видит».
        В конце строчки Диана нарисовала забавный смайлик.

«Веселые таблетки…- думал Фил.- Она знала, что делает. Она знала».
        С тяжелым сердцем он читал дальше:

«Прости, если все вышло не совсем так, как мы с тобой думали, помнишь? Я хотела бы уйти вместе с тобой и малышом Ники, честно (снова смайлик). Но я не могу ждать. Пока конунг… спит… здесь становится опасно. Мне кажется, эта реальность на глазах деградирует, если только ты правильно поймешь это слово, мой хороший».

«Я все правильно понял»,- тоскливо подумал Фил.

«Так что прощай, мой конунг. Мне было с тобой хорошо и весело, ты даже не подозреваешь, как весело. К тому же я ведь была у тебя первой, правда, малыш? Думаешь, я не догадалась? Теперь ты до самой смерти будешь помнить свою Динку».
        Последние слова были вместо подписи. А чуть ниже была приписка:

«P. S. Кстати, там, откуда я родом, меня действительно звали так».
        Фил медленно скомкал письмо.
        -Что там было?- спросил Ники.
        -Так, ничего.
        -Она убила его,- с уверенностью сказал Ник.- Убила, как только он стал ей не нужен. Она забрала ноутбук и оставила нас здесь. Я никогда ей не доверял, Фил. Я хотел тебе сказать, но ты все равно не слушал…
        -Замолчи.
        С минуту никто не произносил ни слова. За окнами светало. Небо над лесом заалело так, что было больно смотреть.
        Тело Ингвара по-прежнему лежало ничком, и его седой затылок в лучах восходящего солнца казался окровавленным. Чуть позже Фил заметил, что дело обстоит еще печальнее. На шее мертвеца действительно запеклись бурые пятна: похоже было, будто перед смертью кровь шла у него из ушей.
        -Нужно похоронить его,- сказал Влас.- Он был славный конунг.
        Филипп не ответил. Он проглотил комок в горле и отвернулся.
        -Пойдем,- сказал Ники Власику.- Наверно, ему надо побыть одному.
        Вдвоем они молча спустились по лестнице. Фил безучастно наблюдал за ними. Никто сейчас не смог бы понять, что у него на уме.
        Пока шаги не затихли внизу, Филипп сидел за столом, не двигаясь. Потом взял в руку подсвечник. Внимательно поглядел на пламя, на оплывающий воск свечи, для чего-то тронул фитилек - огонь едва не погас, а горячий воск обжег Филу палец. Он поставил свечу обратно на стол.
        Поднялся из-за стола.
        Остановился над неподвижным телом.
        -Вот так, отец,- сказал он негромко.- Зачем только ты послал меня в этот поход? Видишь, что из этого вышло?
        Как и следовало ожидать, Ингвар не отвечал.
        -Зачем я вообще отыскал тебя,- сказал Филипп.- Жил бы себе и жил. Работал бы курьером.
        Ответом снова была тишина.
        -А что, если бы все когда-то случилось иначе?- спросил Фил опять. Он присел на корточки над мертвецом, глядя на его поредевшие, растрепавшиеся, седые, когда-то такие же рыжие волосы.- А что, если бы ты не изобрел никакой «Rewinder»? Ты бы просто жил с нами, со мной и с матерью. Научил бы меня программированию. Мы купили бы машину, ездили бы… на залив… а?
        Откуда-то взявшаяся муха, жужжа, прилетела и уселась Ингвару на шею. Фил взмахнул рукой, и муха убралась.
        -А теперь вот ты умер,- сказал Фил.- А мне тебя даже не жалко как следует. Потому что я не успел к тебе привыкнуть. А ты?
        Он осторожно взял мертвое тело за плечо. Попробовал перевернуть. Тело оказалось тяжелым и неповоротливым. Фил случайно дотронулся до Ингварова уха: оно было холодным и отчего-то сырым, как кусок мяса в мясном магазине.
        Тело перевалилось на спину, и Филипп глянул мертвому в лицо. И тут же отшатнулся и закрыл глаза руками.
        Порывисто встал на ноги. Постоял, стараясь отдышаться. Осмотрелся. Медленно подошел к давно остывшему камину.
        В камине не было углей - лишь груда слежавшейся золы. На полу валялись тяжелые каминные щипцы (Фил криво усмехнулся) и причудливо изогнутая лопатка для углей. Рядом же стоял флакон с жидкостью для розжига: конунг ленился щипать лучину. Яркая этикетка на флаконе привлекала внимание. Филипп протянул руку.
        Жидкость имела острый и противный запах. Все еще улыбаясь, Фил прошелся по комнате, стараясь обходить стороной лишь один угол, тот, где громоздился стол конунга Ингвара. За окном становилось все светлее. Дым будет виден издалека, пришло Филу в голову.
        -А, все равно,- прошептал он.- Пусть все видят.
        Взяв со стола Динкино письмо, он туго свернул его в трубочку. Поднес к пламени свечи. Полюбовался несколько мгновений, как плотная бумага корчится и чернеет в его руке. Пламя отчего-то стало зеленым, и он, расширив глаза, наблюдал, как оно меняет цвет. Потом, обжегшись, уронил письмо на пол.
        Огненная дорожка протянулась по периметру комнаты. Уже загорелся паркет, шкаф красного дерева, в котором хранились винные бутылки, столик с молчащей корабельной рацией.
        Пламя лизало стены, украшенные гобеленами и звериными шкурами, и раму разбитого зеркала, и окна. Страшная кабанья морда тревожно глядела на Филиппа, лосиные рога нацелились прямо ему в лицо. «Вот так, вот и отлично»,- прошептал Фил. Он сделал несколько шагов до двери: едкий дым уже заполнил комнату, и плохо бы ему пришлось, если бы он не рассчитал все заранее. Он притворил за собой дверь и тут заметил, что кожаные подошвы его несуразных башмаков нагрелись и затлели; он попрыгал, стараясь их потушить, и ему это удалось. Из-под двери тянуло дымом. Внизу кто-то вскрикнул и побежал по лестнице вверх.
        -Пошли отсюда, Ники,- приказал Фил.
        -Там что, пожар?- Ник глядел на него снизу вверх и все еще не мог понять.- Почему там пожар?
        -Мы просто попрощались с отцом,- пояснил Филипп.- Просто попрощались. Но теперь нужно уходить, понял?
        -Хорошо, Фил… хорошо.
        Спикер в кармане Филиппа завибрировал, когда они втроем уже выбежали из горящей башни на улицу. Несколько секунд Фил соображал, что происходит, потом выхватил аппарат и поднес к уху.
        -Кто?- крикнул он.- Кто говорит?
        Наверху стекла треснули и с грохотом разлетелись. Огонь и дым вырвался из окон башни. Коротковолновая рация в кабинете Ингвара каким-то чудом все еще работала, и спикер принимал ее затухающий сигнал в режиме calling all stations.
        -Не слышно, не слышно,- кричал Фил. Не выпуская спикера, он метнулся было обратно к башне, дернул ручку двери, но остановился в испуге. Изнутри вырвался клуб дыма, и огонь опалил рыжие волосы Филиппа. Вскрикнув, он отскочил и уронил спикер в пыль. Ничего сделать уже нельзя было.
        Ник подбежал к нему и потряс за плечи:
        -Кто там? Кто это был?
        -Не знаю,- дрожащим голосом проговорил Филипп.- Н-не знаю. Я не расслышал. Там был кто-то. Он сказал, что… скоро все кончится. Что осталось совсем немного.
        -Я не понимаю,- сказал Ник.- Там Ингвар? Он живой?
        -Нет… я же видел его,- продолжал Фил жалобно.- Я же видел. И ты видел. Он не дышал. Он был холодный. Ты же мне веришь, Ники?
        Младший ярл нагнулся и поднял спикер.
        -Не плачь,- сказал он просто.- Конечно, он был мертвый. Все видели.
        -Я бы его не оставил.
        -Никто бы его не оставил. Это не он. Это просто галлюцинация, Фил. Мало ли что тут бывает. Это же ненастоящий мир, ты помнишь?
        -М-может быть,- сказал Филипп.
        -Пойдем, братья,- окликнул их Власик - мягко и участливо, как только сумел.- Нужно уходить отсюда.
        Фил покорно пошел за ним к гаражу, где темнел его джип-«конкистадор» - порядком изувеченный, но еще целый.
        Ники не спешил. Он оглянулся: башня была в огне уже снизу доверху. Клубы дыма поднимались в небо, известняковые плиты чернели и крошились от жара. Еще немного, и провалится крыша, думал Ник. А потом обрушатся перекрытия. И никто никогда больше не увидит конунга Ингвара, повелителя Ижоры, гениального мечтателя, погибшего такой странной смертью.
        Ник хотел вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы - и не вспомнил.
        -Death is the only escape,- прошептал Ник.

* * *
        Перед рассветом в лесу было тихо. Птицы еще не проснулись, а может, просто не решались запеть. Ветер гудел высоко в кронах, пахло смолой и дурманом.
        Лисица приоткрыла глаза в своем логове, принюхалась: дымом больше не пахнет. И петухи не поют. Вкусные петухи. Лисица была сыта и лисенята тоже. Толстые, довольные, они спали под боком. Может, и не стоит просыпаться раньше времени, размышляла лиса. Стоит поднять голову, как от щенков уже не отобьешься.
        На охоту можно было не спешить. Лиса обленилась. Под частоколом она прорыла хороший лаз, и - вот удивительно - никто не спешил его заделывать. Лисица ходила за курами каждую ночь, то в один курятник, то в другой. Вот только курочки день ото дня тощали, кормить их было некому, и лисе это не нравилось. Выгнать их во двор?- по-хозяйски думала лисица.- Так ведь разбегутся. Люди же разбежались.
        Лиса тихонько вздохнула и уткнулась носом в лапы.
        Разведчик Янис тоже засопел и перевернулся с боку на бок. Под утро стало свежо и туманно, и под куртку заползала сырость. Хорошо лисе, думал он. Пожрала и спит, и шуба всегда при ней. Лисье логово они с Ториком давно приметили в дальнем овраге, но разорять не стали, обошли стороной.
        Вот уже который день друзья ночевали в землянке, на жесткой постели из лапника, накрытого шкурами. Прятались от изгнанников. Припасы, захваченные в Изваре, были уже на исходе, но разведчики не спешили уходить. Что-то удерживало их здесь, в полуверсте от брошенного поселка, а что - они и сами сказать не могли. Их мысли текли неторопливо, как большая река там, за лесом, и разговаривали они теперь тоже не спеша и длинно, как все говорят на языке ватьяла. Понемногу они забывали славянское наречие.
        Так странно: сейчас никто не принял бы их за глупых долговязых чухонских мальчишек. Даже звери в лесу знали их и уважали. «Когда-нибудь изгнанники уйдут,- мечтал Янис.- А мы построим свой хутор, чтобы вокруг никого. На новом месте. Не здесь, нет, не здесь. Это место проклято. Построим дальше по реке. Потом возьмем девчонок от соседей, от карел. Все будет наше».
        Вспомнив о девчонках, Янис зевнул и от души потянулся. С потолка, выложенного из жердей и веток, посыпалась земля.
        Торик поднял голову и протер глаза кулаками.
        -Разве уже утро?- спросил он недоверчиво.- Ты почему не спишь, Янис?
        -Просто так проснулся,- отвечал друг-разведчик.- Я вот что думаю: девчонкам было бы хорошо у нас в землянке.
        -Это нам было бы хорошо,- ответствовал Торик.
        -Тебе и без них неплохо. Ты не думай, что я ничего не слышу.
        Обменявшись такими таинственными репликами, оба на некоторое время притихли.
        Но спать больше не хотелось. Янис, не говоря ни слова, на четвереньках выполз из землянки. Глянул на светлеющее небо. Отошел в сторонку.
        И в это самое время далеко за лесом послышались выстрелы - будто дятел часто-часто застучал клювом по деревяшке. Бестолковое эхо повторяло звук, так что теперь было вообще непонятно, где стреляют. В кустах зашуршали испуганные птицы, застрекотала дура-сорока. В овраге в своем логове вскочила лиса, тявкнула на щенят, высунула нос на улицу.
        Выстрелы прекратились так же неожиданно. В наступившей тишине стало слышно, как где-то далеко каркают вороны, кружа по небу. Лиса навострила уши: тревога приближалась.
        -Это там, на реке,- сказал Янис Торику.- Идут сюда.
        -Изгнанники?
        -Не знаю. Их много.
        Они молча стояли возле своего убежища, не решаясь двинуться с места. Прислушивались к вороньему гвалту, что все приближался и приближался. Они были слишком молоды и не знали, что вороны всегда сопровождают викингов в их походах. Вороны, вероятно, видели, как к большому белоснежному катеру, все еще стоявшему на якоре, подошли борт в борт два боевых дракара. Бедняга Харви, рулевой, едва успел схватить автомат, когда сразу несколько стрел впились ему в грудь и шею. Тамме бросился в реку и уже успел нырнуть, когда шведский гребец схватил копье и с силой метнул прямо в воду - так иные искусные охотники на севере бьют китов. От удара пловец вскрикнул, вскинул руки, показался в последний раз над водой и камнем пошел ко дну. Шведы заорали.
        Больше на корабле не оказалось никого. Король Олаф вполголоса выругался и скомандовал что-то, отрывисто и сердито. Еще пять или шесть дракаров ткнулись задранными носами в берег, и викинги, подхватив мечи и щиты, высыпали прямо в воду. Молниеносно рассредоточившись, они двинулись скорым шагом прочь от берега, сквозь заросли, прикрывая друг друга и тихо перекликаясь. Туман рассеивался, и лес стоял пустынный и тихий, будто скованный ужасом.
        Когда перекличка, больше похожая на собачий лай, достигла лисьих ушей, большая умная лиса затолкала щенят в глубь норы, а сама улеглась у входа, поджав хвост. Ее бока дрожали. Чтобы не бояться, она даже зажмурилась.
        А вот Янис с Ториком допустили непростительную ошибку. Им бы по-лисьи затаиться в землянке и переждать, но они все медлили; может, вспомнили, что когда-то, еще совсем недавно, были лучшими разведчиками, молодыми дружинниками Ижоры? Издалека заслышав голоса, они прислушивались к незнакомому языку чуть дольше, чем следовало, и лишь потом решили отступить, но было поздно: их заметили.
        Викинги засвистели, завизжали, предвкушая веселую охоту. Между стволов летели стрелы. Янис и Торик бежали что было сил, перепрыгивая через корни и кусты и кидаясь из стороны в сторону, как зайцы, неслись со всех ног и все равно уступали неутомимым норманнам в скорости.
        Не сговариваясь, они бежали к поселку. Когда деревья расступились, и под ногами вместо неприметных тропок появилась широкая дорога, викинги притормозили, опасаясь засады; и только один, самый молодой, уже натянув тетиву, решил не упускать случая щегольнуть своим искусством. И правда, швед был неплохим лучником. Он пустил стрелу с колена, привычно - на высоте шеи, где у воинов кончаются доспехи, и стрела, по-пчелиному прожужжав на лету, с хрустом врезалась Янису между лопаток.
        Парень споткнулся и неловко упал на правый бок. Пробежав уже вперед, Торик почувствовал неладное и остановился: увидев упавшего друга, он бросился к нему, даже не подозревая, что на него нацелено с полдесятка стрел; викинги заняли безупречную позицию за деревьями, но отчего-то не спешили стрелять.
        Янис был еще жив. Он хрипел и силился достать стрелу, хотя делать этого не следовало. Если ее выдернуть, кровь хлынет в легкие, и всей жизни тогда останется не более минуты.
        -Пойдем, пойдем,- повторял Торик. Раненый и вправду пытался подняться на ноги, но не мог. Он слабел и дышал все быстрее и быстрее, как будто торопился жить.
        -Б-беги, дурак,- проговорил он вдруг.
        Только сейчас Торик понял, что враги совсем рядом. Он слышал их голоса, но боялся поднять голову. Они приближались.
        Когда копье рассекло воздух, Торик успел только зажмуриться.

* * *
        В эту самую секунду Филипп вздрогнул во сне, закашлялся и открыл глаза.
        Еще с минуту он соображал, где он. Вокруг было сыро и душно, как в оранжерее ботанического сада, где он с матерью гулял когда-то в детстве - среди пальм и неправдоподобно зеленых мясистых кактусов. Отчего эта картинка всплыла в его памяти, он не знал. Никаких пальм поблизости не было, а сквозь стеклянные стены виднелись все те же осточертевшие ижорские сосны и розовеющее рассветное небо.
        Он лежал на циновке возле остывшего бассейна, полуодетый и грязный. Кажется, вчера его стошнило прямо в воду. Пустая упаковка из-под таблеток, украшенная цветными веселыми иероглифами, валялась рядом.
        Ему так и не удалось вспомнить, как он попал сюда из просторной отцовской спальни.
        Господи, как голова-то болит. Будто кто-то врезал прямо по темени чем-то тяжелым. От этого он и проснулся. Да, он проснулся от удара.
        Вчера после таблеток, как обычно, его охватил беспричинный восторг, и он обнимал их обоих, и Ники, и Власика, клялся им, что скоро все-все будет хорошо,- пусть отец умер, да, умер, но ведь теперь он сам конунг, он - повелитель Ижоры, а они - его самые лучшие друзья, которых он никогда не забудет. Кажется, он все собирался купаться, но его удержали, а потом его вырвало прямо на бортик бассейна, вот позор-то. Когда эйфория развеялась, а развеялась она очень скоро, Фил впал в мрачное расположение духа. Причин тому было сразу несколько.
        Вот уже несколько дней они скрывались на лесной даче. Без хозяина никто не мог включить генератор, и в доме не было даже электричества. Ники целыми днями пропадал в подвале, где у Ингвара была устроена лаборатория; при свете фонарика он возился с причудливой старой аппаратурой - но все безуспешно. Компьютеры не включались. Рация молчала на всех диапазонах.
        Также Ники не поленился обыскать весь дом. Сокровищ и здесь не нашлось, если не считать нескольких разнокалиберных золотых монет, забытых кем-то у Ингвара в спальне. Документы и записи тоже пропали: Диана-охотница не оставляла улик.
        На второй день после пожара они решили выбраться на разведку. Поселок был пуст; а на Перуновой поляне их ждало унылое зрелище. Мощные стационарные излучатели, замаскированные под статуи богов, были безнадежно испорчены. Подножия идолов обгорели, будто кто-то разводил под ними костры. Святовид глядел пустыми глазницами. Голова Перуна была обожжена до черноты. Он больше не напоминал Че Гевару. Скорей уж негритянского колдуна, того самого, что превращает людей в зомби.

«Перун дышал пламенем»,- сказал когда-то Власик.
        Вернувшись в отцовскую усадьбу, Фил в первый раз дорвался до таблеток. Зомби так зомби, чего уж там.
        Теперь у него адски болела голова.
        Присев на циновке, несколько минут он глядел в прозрачную, синюю воду бассейна. Взялся за полированный поручень, прижался к нему лбом. В воде уже плавали опавшие листья и еще какая-то дрянь: система фильтров давно не работала. Он поморщился.
        За спиной хлопнула дверь.
        -Слушай, мой ярл,- окликнул его встревоженный Власик.- Слушай: в лесу чужие. Не изгнанники. Это викинги, я знаю. Говорят по-свейски. Поднимайся, негоже тут сидеть.
        -Это король Олаф,- равнодушно отозвался Фил, не трогаясь с места.- Теперь точно все, п…дец.
        -Не смей так говорить.
        Фил почувствовал, как его поднимают под мышки и ставят на ноги. Делать нечего, пришлось встать. Пройдя кое-как несколько шагов, он понял, что вчерашнее не прошло даром.
        -Держи меня,- жалобно сказал он.
        Дом возвышался перед ними, темный, с мертвыми окнами. В вестибюле было темно, хоть глаз коли, и Фил немедленно споткнулся о поваленное (им же, вчера) кресло. Тогда Власик его оставил, а сам бросился по лестнице вверх. Скрипнула дверь спальни. Очень скоро там, наверху, включился электрический фонарик, и Ники сбежал по ступенькам.
        Власик догнал его, и вдвоем они выволокли упирающегося Фила на улицу. Его ноги волочились по земле.
        И тут камень, вероятно пущенный из пращи, вдребезги расколотил стекло над бассейном. Вдалеке слышались треск и крики команд - похоже, пришельцы ломали ворота. Бревенчатый забор пока что держался.
        Дальнейшие события развивались слишком стремительно, чтобы Фил успевал соображать, что происходит. Синхронизация вернулась в тот самый момент, когда «конкистадор», обтекаемый, черный, блестящий джип-амфибия, прогрохотал по бревнам обрушенного забора, и Фил сполз с заднего сиденья на пол. Как раз вовремя: стекло с тяжелым хрустом треснуло, и в дыру влетело кинутое кем-то копье. Наконечник врезался в кожаную спинку сиденья и застрял там. Ники оглянулся с ужасом, крутанул баранку, и
«конкистадор» рванулся вперед.
        Позади кричали по-шведски. Вслед летели стрелы и камни. Металл кузова гремел от прямых попаданий, как ведро, в которое прицельно кидаются гайками. Власик, сидевший рядом с водителем, хладнокровно опустил стекло и выставил в окно ствол ручного пулемета. Грохот прямо над ухом оглушил Фила, зато и стрелы как-то разом перестали стучать по кузову.
        Крики смолкли вдали. Ники, склонившись над рулем, что было сил давил на газ, джип натужно ревел и еле полз на второй передаче. Вот Ник спохватился и врубил третью. Стало тише, колеса чаще застучали по корням, и сосны, одна за другой пролетающие мимо, прибавили ходу: Фил, лежа на спине, мог видеть только их верхушки. Когда джип вдруг притормозил и остановился, он решился подняться и выглянуть в окно.
        Черный деревянный божок, поставленный на обочине вместо верстового знака, был почему-то вымазан кровью. Глядел он грозно и сурово, будто все еще не насытился и ждал новых жертв.
        А еще на обочине крест-накрест валялись два трупа, уложенные чьей-то жестокой рукой один поверх другого. Филипп узнал разведчика Яниса - его светлая голова была неестественно вывернута, ноги свисали в канаву,- а Торик до сих пор, казалось, прикрывал друга своим телом. Копье попало ему в голову, и хорошо еще, что его залитое кровью лицо было обращено вниз. Хотя и увиденного было достаточно, чтобы покрепче зажмуриться.
        Ник сжал кулаки и изо всех сил ударил по рулевому колесу. Сигнал включился и тут же оборвался на жалобной ноте.
        -Езжай,- велел Власик.- Не стой.
        -Куда?- Ники качал головой, и в его голосе слышались слезы.- Куда нам отсюда ехать?
        -В Новгород,- вдруг выговорил Фил.- Больше некуда.

* * *
        И правда, куда нам было еще бежать?
        В этом мире больше не существовало точек перехода, кроме темного, пропахшего воском подвала в тереме у князя Борислава, где, возможно, еще работал маломощный комплект излучателей и детекторов темпорального излучения. Это был последний шанс, и, будь я поумнее, я догадался бы покинуть Извару раньше. Но с некоторых пор все у нас шло не так, и виноват в этом был один человек - я сам.
        И еще, думал я: почему Борис Александрович не выходит на связь?
        Новгород был далеко. Попасть туда можно было водным путем, по Неве, по Ладожскому озеру и вверх по Волхову; но шведы уже заняли устье Ижоры и (я думал об этом с грустью) захватили наш катер. Я еще надеялся, что Харви и Тамме успеют запустить моторы и спастись. Но после похода катер стоял с пустыми баками, и ребята не смогли бы уйти далеко.
        Итак, нам оставалось двигаться по суше.
        Когда-то, в нашем далеком будущем - теперь и вправду далеком,- мы с классом ездили в Новгород на экскурсию. В длиннющем китайском автобусе мы неслись по Московскому шоссе и часа через два были уже на месте. Осмотрели кремль, ничуть не похожий на кремль князя Борислава. Фотографировались возле памятника Тысячелетию Крещения Руси. Памятник был похож на перевернутый колокол, а может, на громадную солонку. Я запомнил ангела с лебедиными крыльями и внушительным крестом, который что-то объяснял коленопреклоненному князю Ярославу. Эти двое стояли на верхушке шара, который я принял за земной, а подножие окружали многочисленные герои и святители, кто с крестом, а кто и с мечом.
        Какая горькая ирония, думал я теперь. Мы вдоволь насмотрелись на людей с мечами, с копьями и даже с шаровыми молниями - встретить бы хоть одного святого, способного сотворить настоящее чудо.
        Каким-то чудом в баках «конкистадора» еще оставалось топливо. На дорогу по прямой нам бы точно хватило, думал я. Только прямых дорог в этом мире не существовало.
        Покинув Извару, мы долгое время двигались на юг по широкой колее, среди лугов и пригорков, поросших березами. Странно: по этой дороге нам еще никогда не доводилось ездить.
        -Тут раньше были деревни чухонские,- пояснил Власик.- Давно, еще до Ингвара. Теперь никто не живет. Молодые в Извару ушли, старики повымерли.

«Вот как»,- подумал я.
        Взбираясь на пологие холмы, джип сыто урчал. Солнце поднималось над дальним лесом, тем самым, что виден был из окна Ингваровой башни. Ники заслонился от солнца козырьком. Зачем-то включил стеклоочистители, и лобовое стекло засверкало каплями.
        То ли от быстрой езды, то ли от переживаний моя голова начисто прошла. И только после этого я начал понимать, какой опасности мы избежали. Солнце мирно светило на небосводе, и этот мир казался совсем не страшным. Как будто родным.
        Я бы вовсе не удивился, если б за следующим холмом обнаружился обычный областной поселок с белыми кирпичными домишками, магазином и автосервисом в грязном бетонном боксе. И чтобы черномазые приезжие торговали у дороги арбузами.
        Подумав так, я даже вздрогнул.
        Со следующего холма и вправду открылся чудесный вид. Он был бы еще более чудесным, если бы не узкая речка, змеившаяся среди изумрудных лугов. Ее берега поросли камышом, и было ясно, что в этом камыше ничего не стоит завязнуть.
        Речка обвивала холм, как удавка. Вернее всего было повернуть обратно и искать другую дорогу. Но Ники медленно, на пониженной передаче повел «конкистадор» вниз.
        -Ты чего делаешь?- спросил я.
        -Прорвемся,- уверенно сказал Ники.- Надо же когда-то начинать.
        Отыскав просвет в камышах, мы остановились. Вышли из машины. Власик, ни слова не говоря, вытащил откуда-то из-под днища длинный багор (я удивился) и отправился промерять глубину. В камышах испуганно закрякали утки.
        -На дне ил, под илом крепко,- сообщил Власик, вернувшись.- Глубины с полсажени будет.
        Ники снова уселся за руль. Мы отъехали подальше и развернулись носом к речке. Двигатель плотоядно порыкивал. Помедлив, Ники взялся за ручку переключения передач и сдвинул ее вперед и вниз. «Раз, два, три»,- вполголоса сосчитал он и резко отпустил педаль сцепления. Джип сорвался вперед. Врезавшись с разгону в воду, он даже не замедлил ход, просто как будто раздвинул пространство в стороны: река расступилась перед нами, упруго скользнув по бортам, на мгновение занавесив плотно задвинутые стекла зеленой мутью и разлетевшись где-то там, сзади, запоздалыми брызгами. Рев мотора снова врезался в уши, и мы выкатились на берег.
        -Ни хрена себе,- сказал я.
        Сияющий Ники обернулся:
        -Долго ли. Если уметь.
        Я приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Широкие колеса «конкистадора» по самые оси были облеплены грязью, бурый ил стекал с покрышек. Из-под днища шел пар.
        -Это одна речка,- сказал Власик серьезно.- Впереди их много. Я знаю, я бывал там.
        -Прорвемся,- повторил Ники.
        Глядя на него, я готов был в это поверить.

* * *
        Нас накрыло неожиданно и сразу. Когда едешь в машине по лесу, вообще трудно заметить, как подступает гроза. Вот внезапно налетевший из-под тучи ветер треплет верхушки деревьев, вот вокруг начинает темнеть, будто кто-то заталкивает надоевший мир в грязный сырой спальный мешок,- и тут вдруг молния разрывает небо пополам, а потом гром накатывается следом, и нарастающий шум в вершинах вдруг прорывается обломным холодным дождем. И все это для тебя совершенно неожиданно, потому что ты всю жизнь прожил в городе и в лесу все равно как слепой.
        Но наш старший друг был настоящим лесным жителем. Уже давно Власик с тревогой поглядывал на небо, хмурился - и вдруг велел Нику поскорее свернуть куда-нибудь и остановиться.
        В следующую секунду молния ослепила нас, и «конкистадор» встал в метре от высоченной березы. Дождь хлынул вертикально сверху, да так, что задрожала крыша. Ник включил дворники. Стало видно, как струи воды разбиваются о капот, отскакивают обратно в виде сотен и тысяч локальных взрывов, как метеоритный дождь на поверхности Луны. Это зрелище завораживало и пугало одновременно. Не верилось, что с небес может низвергаться столько воды. Не верилось, что можно вот так погасить солнце. Но уж если так - возникла у меня дьявольская мысль,- то пусть это будет вечно: тьма и дождь.
        Длинный росчерк молнии, припечатанный ударом грома, был подтверждением. Документ можно было нести по адресу. Курьерской доставкой.
        Вот ведь занесло меня с последним поручением, подумал я.
        А Ники вдруг проговорил задумчиво:
        -Когда я попал сюда первый раз, тоже была гроза.
        -В вашем мире тоже бывает гроза?- спросил Власик.
        -Ты говоришь - в нашем мире?- удивился Ник.- А откуда…
        Гром вернулся и перекатился через все небо прямо над крышей нашего компактного мира, и мы примолкли. Дождь лил и лил по-прежнему, и дворники с тихим стуком взлетали и возвращались обратно.
        -Говорят, гроза - это гнев богов,- продолжал Власик.- Вы видели богов, ярлы? Скажите, какие они?
        Ники не нашелся что ответить.
        -Они злые,- сказал я мрачно.- Злые и несправедливые. Они могут отвернуться от нас, и тогда все выходит так, как сейчас.
        Власик умолк.
        Когда кончился дождь, стало ясно, что боги и вправду отвернулись от нас: едва заметная лесная дорога вконец раскисла, и «конкистадор» еле полз по уши в черной жиже, завывая мотором, как тяжелый бомбардировщик. Похоже, по этой дороге ездили только зимой - такие дороги и называются зимниками, вспомнил я, и даже в нашем времени их осталось до черта: по ним катались одни только экстремалы-джиперы, да и то не поодиночке. Больше всего мы боялись остановиться и навсегда завязнуть в этом зыбучем дерьме. Поэтому, когда становилось чуть посуше, Ник прибавлял скорости, надеясь пролететь черное море грязи, что уже ждало нас в следующей низинке, прямо-таки подмигивало темным блестящим глазом, словно живое.
        Иногда проехать с разгону удавалось, иногда - нет. Тогда мы с Власиком выбирались из машины, обвязывали стальным тросом ближайшее дерево потолще, и Ники включал лебедку на носу - чрезвычайно полезное украшение. Если бы наш джип был дракаром и плавал по морям, мы назвали бы его «Лебедем», думал я, усаживаясь обратно на кожаное сиденье - злобный, грязный и чумазый.
        Стоит ли говорить, что все эти подлости дорога устраивала нам только ради того, чтобы спустя несколько часов вывести нас к еще одной безымянной реке.[Вероятно, нынешняя р. Тосна.]
        На этот раз переправа не обещала быть легкой. В этом месте глинистый берег спускался прямо к воде, но сама речка текла как-то подозрительно быстро и вся закручивалась водоворотами - то ли там, под водой, таились глубокие омуты, то ли, наоборот, камни, но выглядело это все чертовски опасно.
        И еще эта сучья река была довольно холодной (я попробовал помыться и потом долго отогревал руки).
        За рекой было хорошо. Там были поросший зеленой травкой пологий бережок и березовая роща, прямо как на лакированных картинках, что выставляют для иностранцев на Невском проспекте. Там пели птицы и цвели в изобилии белые ромашки. Словом, на том берегу было просто замечательно. Только туда еще нужно было добраться.
        С полчаса мы бродили у воды, поскальзываясь на суглинке, и выбирали спуск понадежнее. Получалось, что переправиться больше и негде: дальше и вверх, и вниз по реке с обеих сторон берега заметно поднимались. На каменистых обрывах росли корявые елки. Дорога - если только это была дорога - не зря выходила к реке именно в этом месте. Словно заманивала в воду.
        Так ничего и не решив, мы вернулись к машине.
        -Что-то мне это все равно не нравится,- признался Ник.- Слишком сильное течение. Боюсь, снесет.
        -Боишься?- усмехнулся я.- А говоришь - прорвемся. Ладно, давай я за руль сяду.
        Когда мотор заревел и джип пополз по склону вниз, в моей голове промелькнула отчаянная мысль - может, еще не поздно отказаться и повернуть обратно? Но под колесами уже хрустела речная галька, а еще через секунду-другую дно амфибии приподнялось на волне, и мы поплыли. На дисплее бортового компьютера замелькали предупреждающие надписи, затем где-то сзади забурлила вода - это автоматически, по сигналу от курсовых датчиков, включились водометы нашего плавучего танка. Я что-то восторженно мычал, вцепившись в руль. Тугие волны стучали в правый борт, нас сносило в сторону, но мы все равно ползли вперед и вперед, на ту сторону реки, медленно разворачиваясь по течению и снова выправляя курс.
        Берег был уже совсем близко, когда эхолот подал сигнал опасности, и я машинально крутанул руль вправо,- но тут же раздался удар и медленный, тягостный скрежет металла. «Конкистадор», не спеша и как будто даже нехотя, развернулся вокруг громадного подводного валуна, помяв весь левый борт и ободрав краску; хуже было другое: откуда-то снизу с шипением вырвалось облако пара, а в следующее мгновение мотор заглох.
        Стало тихо, только вода журчала под днищем.
        -Охренеть,- сказал Ники.- Приплыли.
        Я выругался. Наверно, понтоны потеряли герметичность, и машина на глазах кренилась. Монитор показывал непонятные слова. Вытащив карту из слота, я вставил ее снова и нажал на кнопку стартера. Мотор не завелся. Я попробовал еще и еще. Без толку.
        Тем временем нас развернуло кормой по течению. Власик с тревогой озирался по сторонам. Ники толкнул меня локтем:
        -Давай, давай еще… потонем же. Попробуй…
        Я жал и жал на кнопку. Стартер скрежетал, на мониторе мигали угрожающие надписи.
«Конкистадор» плыл задом наперед, то и дело зарываясь в воду. Нас вынесло на стремнину, и течение все ускорялось. Берега на глазах выросли, и белые камни, поросшие мохом, окружали теперь нас и слева, и справа.
        -Смотрите,- крикнул вдруг Власик.
        Мы обернулись и не поверили своим глазам. Метров через пятьсот река кончалась. Дальше не было видно ничего, лишь радужное сияние над водой говорило о том, что… о том, что…
        -Пороги там. Перекат. Саженей пять, не выше.
        Влас говорил будто сам с собой. «Не хочет пугать»,- понял я.
        -Ниагара, блин,- сказал Ник с ненавистью.- Только этого не хватало.
        -Может, прыгнуть?- спросил я.
        -Костей не соберешь. Попробуй еще, Фил… а?
        Стартер скрежетал. Вода заливала ноги. В панике я шарил глазами по щитку приборов, где мигали какие-то лампочки. Я ничего не понимал. Эта сука еще и писала что-то непрерывно по-английски на своем дисплее, но от волнения я забыл и то немногое, что знал.
        -Фил,- вдруг воскликнул Ники.- Смотри, что он пишет. Сжатый воздух. Пуск при помощи сжатого воздуха!!
        -Где я тебе возьму…- начал я, но опомнился. Ткнул пальцем в дисплей и тотчас же заметил, что на щитке приборов загорелся еще один символ. Что-то произошло в двигателе: там раздался хлопок, затем еще один, и еще.
        -Жми,- кричал Ники.- Жми еще…
        Он схватил меня за руку, и я надавил еще раз на кнопку стартера. Вдруг мотор зачихал, застрелял, и я вжал ногу в педаль газа, больше всего боясь, что вода зальет камеру сгорания. Дизель работал. Вода бурлила под кормой, помятый и полузатопленный «конкист» трясся и зарывался носом в воду, но упрямо полз против течения. Я оглянулся: радужная стена медленно таяла вдали, как мираж. Этот гребаный водопад отпустил нас, едва не угробив,- теперь-то я видел, каким быстрым было течение возле самого переката. Еще немного, и мы ухнули бы вниз, как ведро в колодец, и разбились бы о камни, даже не успев захлебнуться. Или захлебнулись, не успев разбиться.
        У меня вдруг потемнело в глазах. И эту темноту на долю секунды сменила картинка - словно кадр из фильма: застрявший на камнях измятый корпус джипа, по крышу погрузившийся в воду, стекло, все в трещинах, и полуоткрытые, полуотломанные дверцы. И неподвижные, незнакомые, бесформенные объекты внутри.
        Я тряхнул головой, и все исчезло.
        Пороги остались позади. Капот захлестывали волны: идти против течения было нелегко. Вот днище снова ударилось о какие-то вонючие невидимые камни, нас тряхну -
        Используется в некоторых типах дизелей.
        ло, но сейчас нам было наплевать на такие мелочи. Ник что-то вопил, а может, пел, почему-то по-английски, и даже невозмутимый Власик улыбался, сидя сзади и положив руки нам на плечи. Берег был все ближе. Колеса коснулись грунта, и мы подпрыгнули от удара. Буксуя и воя мотором, джип выбирался на пологий берег, оставляя за собой глубокий след протекторов, наматывая глину на колеса. Выехав на пригорок, я остановил машину и распахнул дверцу (оттуда разом хлынула вода). Спрыгнул прямо в ромашки. Довольно смешно: единственное, что мне сейчас было нужно, так это отлить.
        За спиной хлопнула дверца. Малыш Ники откинул ладонью челку, глянул на речку, на бессмысленно бурлящие волны.
        -Ну что, отглотнула?- весело спросил он у реки.- Получи!
        И добавил очень энергичный жест. Власик за стеклом беззвучно рассмеялся.
        Ну, а я поступил еще проще - сделал несколько шагов к реке, остановился и медленно, как мог медленнее расстегнул штаны.

* * *
        Весь оставшийся день мы ехали по холмам, лугам и березовым рощам, играючи перелетали небольшие ручейки, проламывались сквозь заросли орешника, объезжали овраги, распугивали зайцев и сорок, прогоняли гудком лосей и время от времени притормаживали, чтобы осмотреться.
        Мир вокруг нас казался совершенно безлюдным, и это успокаивало. Нам надоели люди. От них было слишком много шума. Нам хватало и нас троих. Мы с Ником говорили о чем-то одновременно, лязгая зубами на ухабах и весело переругиваясь, потом подустали и примолкли. Власик сел за руль. Ему доводилось бывать в здешних местах.
        Солнце переползло на левую половину небосклона и уже готовилось спрятаться за вершинами деревьев. Тени удлинились, в глазах зарябило. Когда закат заалел на полнеба, стало ясно, что доехать хоть докуда-нибудь засветло уже не получится. Кроме того, страшно хотелось есть. Мы ничего не успели захватить в Изваре. Я проклинал себя за глупость и разгильдяйство.
        -Что это там?- спросил вдруг Ники.- Деревня?
        И правда, среди темных стволов проглядывали человеческие постройки. Крытая дранкой избушка на высоких сваях, как на курьих ножках, и еще два сруба того же свойства, но поменьше. Ни огорода, ни забора. На деревню это никак не тянуло.
        -Не деревня, выселки,- отвечал Влас.- Охочие люди тут живут. Лесовики.
        -А на ножках зачем?
        -От снега. От зверя.
        Он вырубил мотор и погасил фары.
        -Тут зверей много?- спросил Ник.
        -Волки есть. И сам иной раз выходит.
        -Медведь, что ли?- Ну.
        Не оборачиваясь, Власик понизил голос:
        -Одного нашего той зимой задрал. У самой избы.
        -Шатун,- подсказал умный Ники.- С берлоги подняли.
        При слове «берлога» Власик почему-то вздрогнул.
        -Кончайте уже,- я вглядывался в сгустившуюся тьму.- Пойдем посмотрим, кто там есть живой. Может, у них пожрать чего найдется?
        Никого там не оказалось, ни живого, ни мертвого. Зато в одной из клетей нашлась сушеная рыба: с полдюжины мелких подлещиков. Кто-то подвесил их на веревке под низким потолком. Мы сгрызли эту воблу в один присест, запивая водой из ручейка.
        Ни хрена не наевшись, мы забились в машину и попробовали уснуть. Спустя полчаса я понял, что это будет непросто; украдкой вытащил две или три таблетки - последние - и отправил в рот.
        Лес шумел глухо и тревожно, по-ночному. Над нами с еле слышным писком проносились летучие мыши. Бесшумно летала сова (вероятно, одна и та же). Но почему-то медведи и волки не шли у меня из головы. Кроме них, в эту голову лезла всякая дрянь. Поначалу она не оформлялась в сознании, а затем я понял, что постоянно думаю о смерти.
        Я закрывал глаза и видел убитых мною людей.
        Вот новгородский воришка корчился в пыли у моих ног. Вот кормчий Роальд кричал мне что-то на своем языке, и я нажимал на спусковой крючок. Вот молодой парень-швед зажимал руками рану в животе и все смотрел на меня неотрывно, и глаза его наполнялись смертью. Вот голова Эйнара разлеталась на куски, как глиняный горшок, и клочья его волос прилипали к моей одежде, и я в ужасе счищал их и счищал, пока не просыпался весь в холодном поту.
        Я пробовал вспоминать о хорошем - или о тех минутах, когда мне казалось, что мне хорошо. Но и здесь моя память включалась избирательно. Я видел отца живым, полуголым и бодрым, как тогда в бассейне; девушки растирали нас полотенцами, он что-то говорил мне, а я улыбался в ответ. Но немедленно после этого я оставался один, в темноте башни, и прикасался к его холодному виску, и видел его остекленевшие, безумные глаза - и просыпался снова.
        Мои нервы были вконец расстроены.
        Так, в полусне-полубреду, я мучился и ворочался не час и не два, то отрубаясь, то снова включаясь в реальность, скрипя зубами от бессилия. А перед рассветом я услышал треск веток и грузные шаги совсем рядом. Шаги приближались, раздавались то слева, то справа, и мне чудилось, что я различаю чье-то тяжелое дыхание прямо тут, в двух дюймах от моего уха, за железной дверцей джипа.
        Я лежал, как парализованный, и боялся даже поднять голову. Дикая мысль, одна из тех, что приходят только ночью, заставила меня задрожать мелко-мелко: это за мной, думал я. Это моя смерть там ходит, и вот сейчас она почует мой запах… а затем дверь медленно отворится.
        Едва не вскрикнув, я потянулся к ручке двери и вцепился в нее, как утопающий в борт спасательной лодки. Зажмурился и перестал дышать. Потоки крови текли перед моими глазами, и сами глаза наливались кровью, и весь этот мир становился багровым.

«Я не хотел,- шептал я беззвучно.- Я не хотел. Простите меня, простите».
        Я повторял это снова и снова, как мантру.
        Мне вдруг привиделся король Олаф. «Bjorn,- сказал он на своем языке.- Это он. Великий медведь. Ты сбежал от меня. Но он придет вместо меня и заберет тебя».

«Боже,- шептал я.- Боже. Сделай так, чтобы мы остались живы. И я больше никому не причиню зла, клянусь».

«Молись свой Перун»,- прогудел у меня в голове голос Эйнара.
        Я не знал, как молиться Перуну. Мне вспоминался суровый бог с лицом революционера Че Гевары, с горящими глазами, грозный и мстительный. Кто-то изувечил его лицо, и теперь он гневался.

«Перун,- опасливо позвал я.- Перун, послушай. Что мы сделали не так? Мы ведь просто хотим жить. Мы хотим выбраться отсюда. Помоги нам… могучий Перун».

«А с каких это пор ты в меня веришь?» - язвительно спросил кто-то в моей голове.

«Ну…- замялся я.- В кого же еще здесь верить?»

«Это верно,- согласился голос.- Правда, ваши люди разрушили мое святилище. Все от жадности. Ты видел, что стало с моим изваянием? А мне оно так нравилось».

«Это не мы его сожгли. Просто излучатели перегрелись».

«Твой отец уже понес наказание,- продолжал голос.- Но мне этого мало. Я довольно жестокий бог. Ты правильно сказал: я злой и несправедливый».

«Но что я должен сделать?» - спросил я.

«Ума не приложу. Сам думай».

«Но я хочу домой,- прошептал я, чуть не плача.- Это не мой мир. Это просто игра, и я хочу выйти».

«Ты прав. Это не твой мир. Он мой».

«Отпусти нас,- попросил я.- Пожалуйста».

«Отпустить? Возможно. Я еще не решил. Это будет дорого стоить».

«Дорого? Как это?»

«Увидишь. А теперь прощай».
        Тут кто-то (я клянусь) шумно вздохнул по ту сторону железной двери. Вздохнул и двинулся прочь: его шаги все удалялись, пока наконец не стихли совсем. Только тогда я сел и прижался носом к стеклу. Но за окном царил кромешный мрак. Если там кто и был, то он ушел и не собирался возвращаться.
        Спереди, на откинутом сиденье, безмятежно посапывал Ники. Власик дышал ровно и спокойно. Еще несколько минут я вслушивался в тишину и пытался понять, не приснилось ли мне все, что я видел и слышал… но так ничего и не понял. А потом уронил голову на сиденье и уснул мертвым сном.

* * *
        Люди в этом древнем мире старались селиться погуще, поближе друг к другу. Только что вдоль дороги тянулись пустынные луга, как вдруг они превратились в поля, засеянные ячменем (так сказал Власик), а сразу за полями начались огороды, серые избы и сараи. Это уже были предместья Новгорода.
        Ни с чем не сравнимые запахи деревни доносились до нас. «Конкистадор» давил широкими покрышками комья навоза. Умные поджарые свиньи убирались с дороги, озабоченно хрюкали, окликая поросят. Гуси-лебеди тревожно хлопали крыльями. Никто не спешил нас встречать хлебом-солью.
        Да, здешний народ был непривычен к технике двадцать первого века. Местные жители с криком разбегались врассыпную от нашего рычащего стального монстра. Те, что посмелее, глядели во все глаза из окошек: возможно, точно так же мы вылупились бы на летающую тарелку. Вряд ли наши рожи были видны им сквозь тонированные стекла, так откуда им было знать, люди мы или демоны?
        Однако в зеркало заднего вида я видел, что иные мужики выбегали на дорогу с кольями и вилами. Показывали отвагу, пусть и с опозданием.
        Наш ручной пулемет лежал на сиденье. Вот странно: никто из нас даже и не мыслил пустить оружие в ход. Все здесь как один говорили на славянском наречии (до нас доносились их возгласы). После чудного, разноязыкого народа Ижоры эти туповатые крестьяне казались своими, родными. Я догадывался, что это ощущение обманчивое. Но я слишком устал видеть врагов во всех встречных.
        Земляные стены кремля возникли перед нами неожиданно. У стен собирались дружинники - то ли слухи о нашем появлении разносились так быстро, то ли нас приметили со сторожевой башни, но с десяток крепких парней с пиками сгрудились у ворот, а еще несколько возились у подъемного моста, впрочем, без особого рвения. Я вдавил педаль газа, и они шарахнулись в стороны. Джип взревел мотором и, пересчитав колесами толстые бревна, пронесся мимо. Караульные завопили - но уже без толку, для порядка.
        Под колесами загремели сосновые плашки. Я пытался узнать хоть одну знакомую улицу, что привела бы нас к детинцу, и не узнавал. Власик вспоминал дорогу, показывал, иногда ошибался. Заборы и бревенчатые стены домов окружали нас, и каждый поворот мог завести в тупик. А заезжать в тупик нам не следовало. Крики позади становились все громче.
        Мы повернули наудачу в проезд, что казался шире других, и едва не задавили зазевавшегося местного. Парень чуть помладше меня прижался спиной к стене, с ужасом глядя на нашу машину. Власик опустил стекло, и бедняга от неожиданности даже взвизгнул.
        -Чур меня, чур,- бормотал парень, глядя во все глаза на черноволосого Ники с его длинной челкой.- Ой, спасите, помилуйте. Не троньте.
        -Урод ты,- сказал обиженный Ники, и мы тронулись дальше, ощутимо стукнув труса по плечу боковым зеркалом.
        Детинец был выстроен по всем правилам старинной фортификации. За бревенчатой стеной кремля виднелись хоромы князя Борислава: ни стрелы, ни камни до них не долетали, а сам он мог видеть дальше всех. Вероятно, он заметил нас, как заметили и многие другие.
        Охраны у ворот уже не было. Когда створки медленно, со скрипом, распахнулись перед нами, я зачем-то нажал на сигнал. А потом на газ.

* * *
        -Что же вы натворили,- сказал Борис Александрович.- Вы даже не понимаете, что вы натворили.
        Черный джип-«конкистадор» стоял под окном княжьего терема. Двор был пуст. Гридники, едва завидев нас, разбежались кто куда. Откуда-то, должно быть, из запертой конюшни, доносилось лошадиное ржание. В остальном же было тихо. Даже слишком тихо.
        Старый учитель (он же - князь Борислав) выглядел хуже некуда. Дрожащие руки и мешки под глазами наводили на мысль, что он не спал несколько ночей подряд. Да так оно и было. В горнице стояла кислая вонь немытой посуды и несвежей одежды: похоже было, что старик редко покидает свое обиталище.
        -Дрянные дела,- продолжал князь тихо.- Слухи вперед вас летят. И про шведский ваш поход народ уже знает. И про изгнанников. На торгу еще с неделю назад мужики толковали: скоро, дескать, Олаф-ко-нунг на Новгород пойдет… а не Олаф, так эти ваши головорезы… их тут боятся как огня. Вон Властислав-то в курсе должен быть…
        Хмурый Власик не отвечал. Он поместился на лавке у окна, держа между колен ручной пулемет; для чего-то он забрал его из машины.
        -А про Ингвара нашего я и не знал совсем, вот пока ты не рассказал… Третьего дня рация вдруг включилась, так я, хрен старый, не разобрал ничего. Одно только и понял, что все, привет всему.
        -Там был пожар,- отозвался Филипп, холодея.
        -Пожар, да.- Одутловатое лицо Бориса Александровича было пепельно-серым.- Искупительная жертва. Огонь очистит все. Эх, дети, дети…
        Он поморгал и прозрачным взором уставился на полупустой стеклянный штоф. Снова наполнил серебряный стаканчик. Опустошил единым махом, крякнул.
        -Так что, мальцы, я вас тут давно ожидал, все на что-то надеялся,- проговорил он.- Вот и дождался. Слава богу. Только вот слишком поздно. Слишком… поздно…
        Борислав достал грязноватый платок, со старческой аккуратностью вытер губы. Ники посмотрел на него и тут же отвел глаза. Сидя за столом, он краснел и бледнел, не пил ни глотка и не говорил ни слова.
        -Борис Александрович,- позвал Филипп.
        -Да, Матюшкин?- Взгляд учителя на мгновение ожил.- Ах, ну конечно. Филипп, ярл. Повелитель Ижоры. Помню-помню. Так забавно смотреть на вас…
        -Почему же забавно?- с неудовольствием спросил Фил.
        -Забавно. Мирский и Матюшкин, дубль второй. История повторяется… а? Нет, правда?
        -Подвал,- напомнил Фил.- Вы обещали запустить излучатели.
        -Не вопрос. Раз обещали, пойдем и запустим.
        Сказав так, князь раздумчиво покивал и снова взялся за бутылку.
        -Тогда, может, мы сами?- спросил Ник.- Вы только скажите, где включить…
        Борислав мутно поглядел на него:
        -Где включить? Эх, мальчик… все бы тебе включить… а мне вот - знать бы, где все это выключить. Да чтобы током не дернуло.
        Он задел рукавом стакан. Тот покатился прямо к Нику под руку, и Ник поймал его на самом краешке стола; и тогда князь накрыл его узкую ладонь своей, тяжелой.
        -Чуешь, чем дело пахнет?- спросил он.
        Со двора послышался людской гомон. Власик посторонился, и Фил тоже выглянул в окно: там, внизу, вооруженные кто чем люди один за другим выбегали на площадь перед княжескими палатами, кричали, пробовали разбить стекла брошенного
«конкистадора». Вот одному или двоим это удалось, и крики стали громче. Затем кто-то начал колотить в двери.
        -Не стучать, закрыто на обед,- поморщился князь.- Вот к-козлы.
        -А кто они? Что им надо?- спросил Фил.
        -Они думают, вы колдуны немецкие. Видели, что вы у меня тут укрылись. Теперь точно решат, что князь Борислав - подменный… пригрел у себя приспешников с-сатаны… Вот так-то.
        -А где же дружина?
        -Э-э, парень. Да вот они и есть дружина.
        -Пойдемте вниз,- поторопил Ники.- Скорей!
        В раскрытое окно влетел камень и с глухим стуком ударил в стену. По-видимому, пращники стреляли с башни напротив. Князь повернул голову, тупо огляделся. Потянулся было к бутылке, но тут второй камень расколотил ее вдребезги.
        -Метко швыряют, прохвосты,- промолвил князь, трезвея.- Прямо в яблочко. Моя школа.
        -Хватит,- Фил схватил его за руку.- Бежим отсюда, Борис Александрович. Надо запускать излучатели. Вы чего, хотите тут остаться?
        -А куда мне идти. Я это… невыездной… да и лифт, хе-хе, не выдержит.
        -Вы о чем?
        -Энергия на исходе, вот о чем. Эти же… революционеры хреновы… они же и ветряк поломали, и концентраторы. Обозвали поганью немецкой, непотребной… а мы, дескать, за возврат к корням, к Хорсу триединому…- Тут князь Борислав длинно выругался.
        При последних его словах с улицы потянуло едким дымом.
        -Надо же, машину подожгли,- сказал князь, вновь доставая платочек. Он вдруг стал деловитым и собранным, будто включился после режима ожидания.- Ну да и мы не пальцем деланы… поглядим еще, поглядим…
        Его башмаки грохотали по лестнице. Фил с Ником еле поспевали за князем. Оглядываясь, следом спускался Власик. Ручной пулемет он нес на плече.
        В подвале было душно. Шум с улицы не доносился сюда, только случайно залетевшие мухи жужжали под низким потолком. Приятно пахло свечами: душистые восковые круги по-прежнему были свалены в дальнем углу. С той поры, когда Фил с Ником были тут в последний раз, их стало вдвое меньше. Более сокровищ не прибавилось.
        Князь Борислав щелкнул выключателем. Зажглись тусклые лампы, и невидимые генераторы загудели.
        -Все как всегда,- произнес он, обращаясь к Филу с Ником.- Ждете минут десять. Точка перехода открывается. Я активизирую ссылку, и вы возвращаетесь. Электричества должно хватить.
        -А вы?- спросил Ник.
        -За меня не беспокойтесь. Мы с Власиком к этому миру привычные. Правда, Властислав?
        -Пусть сунутся,- невпопад ответил Влас.- Будет им мир.
        Он взвесил в руках пулемет и улыбнулся.
        Излучатели разогревались. Вот уже паутина еле заметных пунктиров засветилась в пыльном воздухе перед ними, и на полу сам собой нарисовался симметричный многоугольник, похожий на многолучевую звезду. Запускать генератор на полную мощность было еще рано. Фил поднял взгляд на князя Борислава.
        -Идемте с нами,- сказал он.
        -Исключено,- отвечал князь со вздохом.- У меня своя миссия. Вам, други мои, не понять. Может, на мне теперь вся эта реальность держится. А там, за ней, кто знает, что будет. А? Ты вот знаешь?
        Фил медленно покачал головой.
        -Не знаешь,- удовлетворенно сказал князь.- И отец твой не знал до конца, гений-самородок. Так и не узнал, бедняга.
        -Может, мы узнаем,- пообещал Ники.
        -Ага, узнаете. Только не забудьте, мне расскажите. Или это, хе-хе… киньте SMS…
        Переплетение лучей становилось все ярче. Ники шагнул в середину светящейся звезды. Филипп не спешил.
        -Борис Александрович,- сказал он.- Я все хотел спросить. А вы-то для чего сюда пришли? Тоже, как отец… свободы хотели?
        Учитель не ждал вопроса. Он призадумался. Вытер платком нос. Потом ответил:
        -Даже и не знаю, парень. И власть, и свобода, и девчонки молодые пачками… и еще научный интерес, не забывай об этом… Все это хорошо, конечно. Но как тебе сказать… может, мне просто хотелось… приоткрыть двери вечности?
        -Зачем?
        Борис Александрович пожал плечами:
        -Уже не помню, Филипп. Плюнуть туда, наверно.
        -По-моему, это…- Фил остановился.
        -Глупо. Согласен. Ничего там нет, в этой вечности. Скучно и грустно…
        Зачем-то Борислав приложил руку к груди, будто прислушивался к пульсу. Потом полез за платком, церемонно высморкался. Снова взглянул на Филиппа:
        -В общем, тебе пора, Матюшкин-второй. Все. Последний звонок.
        -До свидания,- сказал Фил и протянул руку старику.
        -Прощай, дружище. И вот что…
        Он задержал Филиппову ладонь в своей, толстой и мягкой.
        -Стань наконец взрослым. Твой отец так и не смог. Так и остался мальчишкой. Десятый класс, вторая четверть.
        Фил хлопал глазами изумленно.
        -Я старался,- прошептал он.- Только все получалось не так, как надо.
        -Вот и двойка тебе. Аттестат не получишь. Раньше это так и называлось - аттестат зрелости… давай исправляйся.
        -Я…
        Но Борислав уже не слушал. Он оглянулся, будто проверял - все ли готово? Власик из темноты помахал рукой, словно прощался.
        -Я понял,- одними губами произнес Фил.
        Тут князь отступил на шаг. Фил хотел что-то сказать ему, но Борис Александрович приложил толстый палец ко рту, а потом вдруг подмигнул, как старому приятелю, и отвернулся к экрану на стене. Тогда Филипп, не говоря более ни слова, шагнул в центр и взял Ника за руку, и тот вдруг схватился за нее крепко-крепко.

«Не бойся»,- шепнул Фил.
        Под потолком сверкнула молния, и сразу вслед за этим стало темно: темнота включилась, как обычно включается свет. Еще через несколько мгновений - хотя от мгновений перед глазами ровно ничего не менялось - лампы зажглись снова, и в их призрачном свете стало видно, что фокус излучателей пуст. Ник и Фил пропали, словно растворились в воздухе. Генераторы затихли, и только одинокая муха обеспокоенно гудела, летая кругами над площадкой перехода. Власик приблизился, и тогда Борис Александрович обратился к нему:
        -Вот и все, Властислав. Теперь у нас каникулы. До самого сентября.
        -Что есть каникулы?- не понял Власик.
        -Неважно. Какая теперь разница. Слышишь?
        Наверху тяжело топотали десятки ног: те, кто пробовал сломать двери, вероятно, добились своего. «Тут они, тут»,- донеслись голоса. Вот кто-то рванул люк, в потолке образовался пустой квадрат, и из этого квадрата вниз полетела горящая пакля. Власик поднял пулемет и дал короткую очередь наугад, потом еще одну. Попятился и едва не выронил оружие: Борислав вдруг схватил его за рукав и оттеснил в сторону.
        Он тяжело дышал, его лицо пошло пятнами.
        -Узрели князя своего?- возгласил он, глядя вверх.- Ослушаться вздумали?
        Он ухватился за дубовые перила и шагнул на первую ступеньку скрипучей лестницы.
        -Забыли мою науку,- продолжал он грозно.- Ну так я вам напомню. Бунтовать они вздумали! Я вам покажу, как бунтовать! Вы у меня еще попляшете!
        Еще одна ступень далась ему труднее. Невидимые бунтовщики, казалось, совещались. Затем прямо в лицо князю полетел еще один ком подожженной пакли.
        -Что-о?- заорал Борислав.
        Вконец рассвирепев, он задрал голову и погрозил кулаком кому-то там, наверху. По-медвежьи рыча, ринулся вверх по ступеням. Как вдруг замедлил шаг, оглянулся, схватился за сердце, повернулся всем корпусом, оступился - и грянулся оземь, подломив под собой перила.
        А вслед за этим люк с грохотом захлопнулся.
        Отшвырнув пулемет, прикрываясь рукавом от дыма, Власик бросился к Бориславу. Глаза старика закатились, пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто искали что-то. Власик вытянул из кармана князя платок, приложил к его губам, чтобы князь не дышал дымом, приподнял голову (затылок отчего-то стал липким), попробовал потрясти за руку, позвать его по имени. Но князь Борислав уже не откликался. Он вздохнул в последний раз, вытянулся - и разом отяжелел.
        Лампы светили все слабее и слабее, дым стелился по полу: горело уже в нескольких местах.
        -Прости, князь,- прошептал Власик.
        Он поднял с полу пулемет и, глухо кашляя, полез вверх по лестнице. Люк был заперт снаружи. Власик нажал на спусковой крючок - и едва удержался, чтобы не упасть. Пулемет стучал, как отбойный молоток, щепки летели в лицо, но люк был слишком толстым. Когда все патроны вышли, Власик выпустил оружие из рук.
        Уже огонь подбирался к сваленным в углу грудам желтого воска, и воск уже терял форму и плавился, испуская густой, одуряющий аромат, от которого кружилась голова. Власик знал, что будет дальше. Он закрыл лицо руками, чтобы не закричать, и в следующий миг (который уже не имело смысла называть мигом) подвал превратился в пылающий ад.
        Глава 2,
        в которой пришельцы из прошлого встречаются с пришельцами из будущего
        Николай Павлович Святополк-Мирский ворочался под тонким покрывалом пурпурного шелка, один на своей широченной кровати. На панорамных панелях плескались морские волны. Ветерок шелестел и, как мог, убаюкивал хозяина. Но ему что-то не спалось. Николай Павлович ощущал себя на необитаемом острове накануне тайфуна.
        Он отключил звук, полежал, прислушиваясь к шорохам ночи, еле слышным сквозь толстые оконные стекла. Лучше не стало. В голове громоздились нелепые и невнятные мысли, терлись друг о друга и крошились, словно рыхлые льдины в ледоход. А сон не шел.
        Николай Павлович протянул руку, взял с прикроватного столика тоненькую книжку в бумажной обложке, изданную лет двадцать назад: «Путешествие в хаос».
        Это были стихи. Авангард начала прошлого века, эфирно-кокаиновые откровения. Такие книжки всегда его усыпляли. Но не сейчас.
        Путешествие в хаос. Надо же.
        Хаотически разбросанные в его голове обрывки мыслей сложились в одну, неприятную.
        -Надо что-то решать,- пробормотал Николай Павлович.
        Он щелкнул пальцами, и панели на стенах погасли. Просторная спальня разом потеряла жилой вид. Теперь она напоминала каменный склеп, чей хозяин, капризный мертвец, заказал вместо саркофага дорогущую итальянскую кровать с балдахином.
        Мирский поднялся, прошелся по прохладному паркету босиком. Подошел к барной стойке. Налил в бокал кальвадос из длинной бутылки. Зачем-то погрел бокал в ладони, пригубил. Уселся в кресло возле окна.
        Там, в саду, в сырых кустах бродил их кот, Кобэйн. В последнее время играть с ним было некому, и кот порядком одичал. Глядел из кустов зелеными глазами. Возвращаться домой не спешил.
        Воровато пробежал по дорожке и скрылся в тумане.
        Сознание Николая Павловича тоже туманилось - то ли от напитка, то ли от чего еще. Но сон не шел.
        Случайно или нет, но в это самое время его дорогой смартфон (в золотом корпусе) завибрировал, задрожал на столе и пополз к самому краю. Николай Павлович подхватил спикер, не без омерзения взглянул на дисплей, будто знал, что именно там увидит.
        -Слушаю внимательно,- сказал он.
        -И я вас слушаю, Николай Павлович,- откликнулась трубка мелодичным девичьим голоском.- А хотелось бы и видеть, кстати.
        Увы, господину Мирскому был хорошо знаком этот голос. Вот что удивительно: вместо того чтобы окоротить нахалку, он послушно тронул пульт, и один из экранов засветился. На нем тотчас же возникла картинка: совсем юная девушка в кимоно, чуть более легкомысленном, чем можно было бы себе позволить, когда говоришь по видеофону с мужчиной едва ли не втрое старше себя.
        Однако Николай Павлович не обращал внимания на чудное платье собеседницы. Напротив, он глядел на нее с плохо скрытой досадой.
        -Я вижу, вы не спите?- осведомилась девушка с экрана.- Это радует.
        -Совсем не радует.
        Николай Павлович ждал, когда же она перейдет к делу. Дело это было, надо полагать, крайне неприятным для него: то-то он и хмурился, то-то и морщился так, будто у него зуб болел.
        -Так вот, ближе к теме,- собеседница прищурилась.- Вы что-то решили по интересующему нас вопросу, Николай Павлович?
        -Да,- ответил Мирский.- Кое-что.
        -Значит, вы согласны передать нам эксклюзивные права?
        -Ничего это не значит,- Мирский старался говорить ровно.- Я рассмотрел ваше предложение. Альтернативное прошлое для VIP-клиентов? Полное погружение? Ну да, конечно. Куда круче, чем космический туризм. Только из этого ничего не выйдет.
        -Отчего же?
        -Слишком рискованно. Слишком затратно. По этим причинам все наши разработки по проекту «Rewinder» заморожены, и я вообще не понимаю, с чего вдруг вы… с чего вдруг ты решила им заняться.
        -Просто у меня появилась такая возможность… Кстати, вы зря думаете, что это слишком рискованно. Дорого - это да. Но теперь, как вы уже догадались, деньги у меня есть.
        -Диана, послушай,- Николай Павлович даже привстал с кресла.- Я не хочу поднимать эту историю. Это наше с Игорем дело, мы с ним вдвоем и разберемся, будь спокойна.
        -Уже не вдвоем. Вы разве еще не поняли? Теперь вам придется делиться со мной.
        -С тобо-ой?- наконец взорвался Мирский.- Да ты кто такая, чтобы я с тобой делился? Я охреневаю, девочка: ты появляешься черт знает откуда, ты пропадаешь на полгода и снова приходишь, да теперь еще с такими предъявами!
        -Вы все еще не понимаете,- терпеливо повторила Диана.- Я вернулась не с пустыми руками. И мне нужен ваш «Rewinder». Вообще-то я могу купить всю вашу фирму вместе с секретаршей. Кстати, чтобы вы знали: вам больше не дадут продать ни одной игры, ни «Strangers», ни «Distant Gaze», ни единого комплекта. Мои юристы позаботятся об этом. Ваши счета будут заморожены, господин Мирский.
        -Вот сволочь,- прошептал Николай Павлович.
        Диана сладко улыбнулась.
        -Я тебя из дерьма вытащил,- сказал господин Мирский уже громче.- Ты вспомни, кем ты была. Шлюха малолетняя.
        -В чем-то вы правы. И что вы теперь будете с этим делать?
        -А я вот что сделаю: я сейчас приеду к тебе в гости, где ты там есть, и надеру тебе задницу.
        -Никуда вы не приедете. Если хотите увидеть своего сына живым. И Фила, вашего любимчика.
        -Врешь,- Мирский слегка побледнел.- Они и без тебя вернутся.
        -Боюсь, ответ отрицательный,- издевательски спокойно продолжала Диана.- Когда я покидала Ижору, у конунга Ингвара были большие проблемы. Точка перехода в Изваре больше не функционирует. Вышла из строя. Мне очень жаль.
        -Ты…- Мирский щелкнул пальцами.- Ах ты…
        -Да. Я тоже буду скучать по Филику. Иногда он был таким милым, вы не поверите. Думаю, ему тоже будет невесело без нас… Тамошняя реальность долго не продержится…
        -Откуда ты знаешь?- едва не вскрикнул Мирский.- Что ты вообще знаешь?
        -Так. Кое-что.- Диана понимала, что сказала лишнее.- Ну, должна же энергия когда-нибудь иссякнуть, разве нет?
        -С Игорем что-то случилось? Говори.
        Диана покачала головой и на секунду пропала из фокуса камеры.
        -Не волнуйтесь вы так,- сказала она затем.- Вам вредно. Если честно, я не знаю, что случилось с конунгом Ингваром. Когда мы виделись в последний раз, он выглядел не совсем здоровым.
        -Вот, значит, как?- Мирский встал и потер ладонью о ладонь.- Отлично, девочка. Ты хорошо поработала, лучше некуда. Теперь отдохни. Я сейчас же отправляюсь туда и сам на месте разберусь, что к чему.
        -Благородно,- негромко сказала Диана.- Но не торопитесь, Николай Павлович. Там-то вы окажетесь, а вернуться не получится. Излучатели в Изваре больше не работают.
        -Остается Новгород,- возразил Мирский. И тут же замолчал.
        -Новгород?
        Николай Павлович поморщился, вздохнул и потянулся к пульту, чтобы отключиться.
        -Нет,- сказала Диана.- Постойте.
        Экран погас.
        -Вот, значит, как,- раздался голос у Мирского за спиной. Он вздрогнул и обернулся.
        -Это была она,- тихонько повторила Ленка. В ночной рубашке она стояла в дверях, и отец поневоле окинул взглядом ее худенькую фигурку. Его вдруг охватила жалость и досада, что она могла все слышать - хотя и вряд ли,- и отчего-то радость, что она с ним. Вероятно, поэтому он строго нахмурил брови, пригладил свои до сих пор густые, как у бойскаута, волосы и произнес:
        -А ну-ка быстро спать. Что за ночные вылазки.
        Ленка уже приготовилась что-то ответить, но не успела. Рыжий Кобэйн протиснулся между косяком и дверью, распушил хвост и требовательно мяукнул.
        -Покорми кота,- велел господин Мирский.- Я в офис. Жди меня.
        Отстранил дочку, погладив мимолетно по плечу, и вышел.

* * *
        В гараже он обошел Ленкин маленький «остин», пригляделся: машина уже начала покрываться слоем пыли. Индикатор спутниковой связи бесполезно помигивал. Никуда Ленка не ездила в последние две недели, и Николай Павлович отлично знал, почему.
        Он уселся в свой «мерседес»-купе, захлопнул дверцу, завел двигатель. Несколько минут задумчиво смотрел на панель приборов.

«Жди меня»,- сказал он дочке. Он просто обязан вернуться. Иначе она останется здесь совсем одна, в этом постылом доме. И уж точно не сможет отбиться, случись что. Когда в офис придут крепкие ребята с постановлением на руках. Когда все менеджеры, как один, начнут наперебой давать показания. Они сдадут меня, они все расскажут. Как будто и не я платил им деньги последние лет десять.
        Но ведь там, в Ижоре, остался Ники. Странный мальчик, совсем непохожий на меня, но все же сын. И там этот разгильдяй Фил. Эта шлюшка сказала - мой любимчик. Неправда. Вовсе я его не люблю. Я бы показал ему, как надо себя вести, влепил бы пару затрещин, рыжему бездельнику. Жаль, что я ему не отец.
        Вот я снова об этом подумал.
        Да, они оба там, наши не в меру самостоятельные детишки. И оба, похоже, влипли по самые уши. А если с Игорем и вправду все так плохо? Что же делать?
        Думай, Кольт, думай.
        Излучатели у Ника в подвале. Я ведь легко сниму все его пароли. Так же легко, как он взломал мой. Ну да, мой пароль был «nirvana», конечно. Сложно не догадаться. Этот глупыш лазил по локальной сети. Он и не подозревал, что все письма из школы дублируются на мой спикер, и что про его художества я давно наслышан. Наелся таблеток и забрался на крышу, да там и отрубился, дурак. Еле сняли. Еще и записку оставил: death is the only escape. Нет, я его такому не учил. Хоть и слушал
«Нирвану» в детстве. Теперь-то никто и не помнит Курта[Курт Дональд Кобэйн, лидер культовой в свое время группы Nirvana (США). Покончил жизнь самоубийством в 1994 году.] , конечно. А я когда-то думал, что я похож на него. Такой же герой.
        Герой?
        А, ладно. Будь что будет.
        Николай Павлович взглянул в зеркало заднего вида. Взъерошил волосы. Криво улыбнулся. Тронул ручку дверцы, приоткрыл.
        Но вдруг прислушался: за воротами гаража что-то происходило. Кто-то переговаривался там, на улице. Он даже различал отрывистые команды, и торопливые шаги, и скрип гравия под широкими колесами.
        Нахмурившись, господин Мирский достал спикер и набрал номер охраны. Никто не отвечал. Служба безопасности не отзывалась тоже. Это становилось интересным.
        Что-то лязгнуло за стеной. Между полом и дверью гаража сама собой образовалась щель, и дверь поползла вверх. Нехорошо сощурив глаза, Николай Павлович сунул руку под сиденье - там у него был припрятан пистолет. Стараясь не шуметь, он вылез из машины. Шагнул к стене, нажал кнопку лифта. Но лифт не пришел. Вместо этого позади хлопнула дверь - та, что вела из гаража в подвал.
        -Стоять,- услышал он.- Бросай оружие.
        На него смотрели сразу три ствола. Три фигуры в камуфляже приблизились.
        -Что вообще за дела?- произнес господин Мирский. Хотя мог бы и не спрашивать.

«Там осталась Ленка,- вспомнил он.- Наверно, кормит кота. Ох, как все хреново складывается».
        Он опустил пистолет и отвернулся.

* * *
        В темноте звякнул колокольчик микроволновки, и Ленка вздрогнула. На кухне было темно (она успела выключить свет), лишь в углу светились две зеленые точки. Вот они бесшумно переместились: кот таращил глаза на хозяйку, моргал, приглашал за собой к двери.
        -Только тихо,- шепнула коту Ленка.
        Она прижалась носом к стеклу. В сумрачном парке помаргивали голубые фонари; под самым окном стоял чужой черный джип-«конкистадор». Дверцы были распахнуты. Две фигуры в камуфляже вели под руки третью, запихнули внутрь, сами уселись по бокам.
        По коридору прогрохотали шаги, ближе, ближе. Ленка без сил опустилась на пол и закрыла глаза руками. Кто-то рванул на себя дверь, выругался, потом ударил по ней ногой. Дверь со стуком распахнулась (Кобэйн отлетел в сторону). Человек поискал выключатель, не нашел, снова выматерился вполголоса. Полез в карман - вероятно, за фонариком.
        Тут кот не выдержал. Скрипя когтями по полу, с пробуксовкой, как болид «Формулы», он полетел к двери, прямо под ноги вошедшему, и тот даже подскочил от неожиданности. Злобствуя и ругаясь, пнул подвернувшуюся табуретку, развернулся и двинулся прочь по коридору.
        Тяжелые шаги давно уже стихли, и хлопнули внизу дверцы, и звук мотора больше не был слышен, когда Ленка, все еще дрожа, поднялась на ноги. Выглянула в окно: сад был пуст. Ей хотелось плакать.
        В мансарде уютно желтела старинная лампа-ночник и зеленая игрушечная лягушка сидела на столе, поблескивая круглыми глазами. Ленка протянула руку - и лягушка квакнула противным голосом, как обычно. Девушка улыбнулась сквозь слезы.
        Она взяла со стола спикер. Нерешительно повертела в руках. Положила обратно.
        Потом, словно передумав, подняла спикер снова, назвала чей-то номер. Волнуясь, с минуту ждала ответа. Не глядя больше на дисплей, оставила спикер лежать на столе и присела на край кровати, закрыв лицо руками.
        Свет ночника потух. Ленка уткнулась носом в подушку.
        Однако ранний рассвет застал ее уже одетой (в джинсы и умопомрачительную спортивную курточку). Свои красивые волосы она спрятала под бейсболкой и оттого окончательно сделалась похожей на мальчишку. Оглядев комнату напоследок, она осторожно прикрыла дверь. Лифт по-прежнему не работал; по лестнице она спустилась во двор. Ворота гаража так и оставались поднятыми. Ленка посмотрела на дисплей: бензина в баке было достаточно.
        Спикер был подключен к автомобильной сети. Резиновая жаба заняла свое место на торпеде. Лупоглазый «остин», сам похожий на лягушку, ворчал мотором, готовый увезти хозяйку прочь из дома.
        Ленка поправила козырек бейсболки. Кинула взгляд в зеркало и усмехнулась. А потом тихонько нажала на педаль.
        Солнце поднималось над деревьями парка, и роса на траве исчезала на глазах. День обещал быть жарким.

* * *
        Вероятно, был уже полдень, когда Филипп открыл глаза - и тут же снова зажмурился от яркого света. Поморгал, приподнялся на локте и снова попробовал оглядеться, щурясь от солнца.
        Он лежал на длинной деревянной скамейке, выкрашенной белой масляной краской, но уже порядком грязной, как если бы по ней ходили ногами; под скамейкой (видел Филипп) валялась пустая бутылка, и не одна. Пахло прокисшим пивом и окурками. Откуда-то доносилась иностранная речь. Возможно, от всего этого в голове гудело.
        Фил поднял глаза и вздрогнул: исполинских размеров чугунный колокол возвышался на площади, шагах в тридцати, и два силуэта на верхушке этого колокола, казалось, тянутся к самому солнцу. Один сжимал в руках увесистый крест, другой склонился перед ним, словно ждал наказания. «Это же тот самый памятник,- вспомнил Фил.- Это все еще Новгород». И точно: за его спиной белел Софийский собор (в точности там, где в прошлой модели стоял терем князя Борислава). В стороне, за деревьями, виднелись крепостная стена и башня красного кирпича с устроенным прямо в ней рестораном.
        Ресторанная музыка была на удивление знакомой: невидимый шансонье все натягивал свою «ушаночку» - боялся простудиться в разгар лета. Этот новый Новгород был куда беспокойнее старого.
        Хотя волноваться не было причин. Вокруг шелестели липы, толковали о чем-то сизые голуби, прохаживались туристы в мешковатых джинсах, с камерами. Кое-кто удивленно поглядывал на встрепанного парня в необычной одежде, растянувшегося на уличной скамейке, как у себя дома. Было даже странно, как это на него не обратила внимания милиция.
        Вдруг Фил дернулся, как ужаленный, и сел на своей скамье, поджав ноги.
        -Ник,- позвал он.- Ники, ты где?
        Но друга рядом не было.
        Последнее, что помнил Фил,- это как он крепко схватил Ника за руку (и верно, чего было стесняться?), и как темнота накрыла их, а потом, словно выждав, последняя притаившаяся молния ослепила и оглушила. Его пальцы разжались, и дальше они падали порознь (это необъяснимое чувство свободного падения напомнило Филиппу о чем-то недавнем и неприятном).
        И вот теперь он остался один, и было совершенно непонятно, где искать Ника.
        Фил нащупал в кармане спикер. Как и следовало ожидать, батарейка была полностью разряжена. На ориентировку ушло слишком много энергии. Опуская спикер обратно в карман, Фил ловил на себе удивленные взгляды туристов.
        Пожав плечами, он встал. Оглянулся: скамейка и вправду несла на себе следы чьих-то грязных подошв. Его собственные кожаные башмаки казались частью маскарадного костюма, да и сам он словно только что сбежал со съемочной площадки.

«Вот и славно»,- решил он.
        Пошатываясь, он побрел к крепостным воротам, ведущим к реке. Почему-то ему казалось, что Ники может отыскаться там.
        Дорожка привела его к Волхову. Мутные воды реки, как и тысячу лет назад, неспешно катились мимо, вот только берега стали иными. У бетонного пирса ждали туристов теплоходы, по узкому пешеходному мостику двигался разномастный поток людей, на пляже пили пиво местные жители вперемешку с отдыхающими. У Филиппа зарябило в глазах от голых тел в разноцветных плавках и купальниках.
        Он прищурился и перевел взгляд: дрянное летнее кафе, похожее на шатер, было устроено у самого крепостного вала. Под складными зонтиками какие-то бледнотелые бездельники жрали сосиски. В стороне скучал фордовский фургончик, разрисованный рекламой, и лепились друг к другу кабинки туалетов. Дверца одного была приветливо распахнута.
        И тут он увидел Ника.
        Несколько парней, явно из местных, прижали его к стенке там, за зелеными кабинками. Ник уже лишился своей кожаной куртки, подарка Эйнара, и стоял теперь в одних штанах, беспомощно оглядываясь. Из носа у него шла кровь, и он размазывал ее кулаком. О чем-то его спрашивали, но он, похоже, не спешил отвечать и только морщил лоб, будто не понимал, чего от него хотят. Что и говорить, Ники выглядел очень необычно среди этих короткостриженых гопников. Но не более странно, чем сам Фил в своем обличье юного викинга.
        Наверно, поэтому Филипп немного помедлил, присматриваясь, и лишь потом, мягко ступая по песку, подошел поближе.
        -Ники,- позвал он, и младший его услышал. Он выпрямился и значительно прибавил в росте. Его обидчики оглянулись.
        -Во, еще один клоун,- сказал один.- С одного цирка, бл…дь.
        Если бы полупьяные дебилы были повнимательнее, они бы, пожалуй, не стали разглядывать, во что именно был одет приблизившийся к ним высокий, загорелый, изрядно обросший парень. Прежде всего им следовало бы взглянуть ему в глаза. А глаза эти были холодными, как карельское железо, и не обещали ничего доброго.
        Двое или трое, впрочем, шагнули навстречу и уже раскрыли пасти, чтобы что-то сказать или просто подышать перегаром, но Фил заговорил первым.
        -Жить хотите?- спросил он.
        Вопрос был прямым и понятным, но вместо ответа сразу двое двинулись к спросившему, мешая друг другу и бормоча на ходу что-то вроде «щас, епт» - и другое, в том же роде.
        Мускулы Фила сами собой напряглись, взгляд заострился. Какое-то новое умение он ощущал в себе: возможно, так чувствует себя неофит, только вчера укушенный вампиром. Теперь он знал все о каждом и видел врага насквозь, вплоть до мятой упаковки презервативов в левом кармане одного из уродов, хотя они ему сегодня вряд ли понадобятся, потому что…
        Он вскинул руку и перехватил чье-то запястье, и тут же вывернул, да так, что нападавший взвыл и согнулся пополам. Отскочив на шаг, ребром ладони он огрел врага по шее у основания бритого черепа. Кинув быстрый взгляд на второго, нанес удар ногой (кожаные штаны едва не треснули), и враг охнул и отлетел в сторону, уронив на землю самодельный кастет. Секунды тянулись медленно, будто не в жизни, а в растянутой во времени графике. Вот третий из четверых, оставив Ника, пошел на Филиппа, кривя морду, всю в угрях (что яснее всего говорило о не слишком высоком качестве раствора, который он вкалывал себе в вены), а Фил заранее видел, как на его покрытой язвами руке кое-как напрягаются вялые мускулы - это был не соперник для ярла Филиппа, которого учил драться сам Корби Суолайнен. Свалив придурка на землю боковым ударом, Фил поглядел в лицо четвертому.
        -Ты че, бля?- выдавил тот из себя и попятился. Но быстрый взгляд, который он кинул Филу через плечо, был моментально считан и расшифрован - Фил обернулся и увидел узкое, гладкое, сверкающее на солнце лезвие ножа, направленное прямо на него и уже чуть заметно дрожащее от предвкушения чужой крови.
        Но тут случилась странная вещь.
        Всем вдруг показалось, что воздух стал плотным и колючим, как бывает морозным зимним утром, и ледяной ветер скользнул по лицам. Это атмосферное явление длилось не дольше секунды и кончилось так же внезапно, но не обошлось без последствий: оранжевый шар, размером с теннисный мячик, возник из ничего и завис между замершими противниками, качаясь из стороны в сторону.

«Фокус короля Олафа»,- вспомнил Филипп.
        Электричество потрескивало в воздухе. Картинка казалась замершей: все зачарованно глядели на шаровую молнию, не трогаясь с места, и даже четверо или пятеро любопытных взрослых, ожидавших продолжения драки, застыли со своим пивом. Шар, светясь изнутри, пошевелился и вдруг как-то незаметно переместился в пространстве, а затем вспыхнул ярче любой фотовспышки и погас, оставив вместо себя в пространстве оплавленную черную дыру - если кто-то успел это заметить. Электромагнитный удар тоже не прошел даром. Тот из местных, что стоял ближе всех, выпучил глаза и уронил нож. На этом общее оцепенение кончилось: четверо, согнувшись, бросились прочь, а один, как слепой, чуть не обрушил вонючую зеленую кабинку, но ничего этого Фил уже не видел, потому что он смотрел на Ника.
        А Ник стоял, прижавшись спиной к стене и вытянув вперед руку. Пальцы он крепко сжал в кулак. Вот его рука дрогнула и опустилась, и сам он потихоньку сполз по стене и сел на песок, словно обессилев вконец. Он глядел на Фила снизу вверх, и его ресницы дрожали.
        -Так это ты, что ли, устроил?- недоуменно спросил Филипп.
        -Вроде нет. Я не знаю.
        -Врешь, наверно,- пробормотал Фил.- Но получилось красиво.
        Ники не отвечал. Он слабо улыбался и ощупывал свой разбитый нос, не сводя глаз с Фила. Тогда его друг уселся рядом и положил младшему руку на плечо. Тыльной стороной ладони вытер ему кровь с подбородка. Поморщился от боли: его руку тоже украшали ссадины.
        -Извини, Ники,- сказал Филипп.- Извини, но… тогда, в Сигтуне… что они с тобой сделали?
        Ник вздрогнул. Улыбка исчезла с его лица, и глаза стали мертвыми.
        -Так. Ничего не сделали,- произнес он.- Научили кое-чему.
        -Запускать молнии?
        -Нет. Я понял одну вещь…- Ник все же постарался улыбнуться.- Правда, чуть не помер перед этим… так вот: если ты их очень сильно ненавидишь, ты не убьешь их… они становятся только сильнее, а тебе больно. Очень больно.
        Он скрипнул зубами.
        -Нужно что-то другое, чтобы победить их,- сказал он глухо.- Нужно чего-то очень хотеть. И тогда они ничего не смогут с тобой сделать.
        -Чего хотеть?- спросил Филипп.
        -Когда они… ну, в общем, когда они меня допрашивали, я молчал. Ничего не говорил. Я мечтал, чтобы мы с тобой вернулись домой. И сидели бы где-нибудь вот так, как теперь.
        -М-м-м,- протянул Фил.- Даже не знаю. По-моему, здесь не так уж приятно сидеть.
        -Все равно. Я не знал, где это будет. Я просто представлял это себе.
        -Ая…
        И тут Фил умолк.
        -Король Олаф очень удивился,- продолжал Ник.- И он сказал одну вещь. Он сказал: у меня в дружине есть смельчаки, есть берсеркеры… но нет таких, как ты. То есть как я. И когда твой друг… то есть ты… предаст тебя, оставайся у меня. Это он так сказал.
        -А ты?
        -Я сказал, что ты не предашь. Что ты будешь меня искать, потому что ты мой друг. И тогда он рассмеялся и сказал: это может случиться только чудом. Но если это вдруг случится, то он, Олаф, обещает тоже сотворить чудо. Прямо в тот самый момент.
        Филипп все еще не понимал.
        -Ну и вот,- сказал Ник тихо.- Вот оно и случилось.
        Солнце сияло в небе и отражалось в воде, как громадная шаровая молния, так что глазам было больно. Фил опустил голову.
        По песку бежал жук, черный, округлый, блестящий, как будто металлический, похожий на маленький «бентли». Филипп пошевелил ногой (кожаный башмак еле слышно скрипнул). Жук замер на месте. Его стальная броня казалась то черной, то синей.
        -Ты хороший парень, Ники,- сказал Филипп вполголоса.- А я сволочь.
        -Почему ты так думаешь?
        -Потому что чудес не бывает.
        Фил вдавил мокасин в песок. Жук попятился, сменил курс и пустился в дальнейший путь.
        -Пойдем отсюда,- сказал Филипп.
        Ник послушно встал и принялся отряхивать от песка свою куртку, по которой прошлись ногами недружелюбные и негостеприимные современники.

* * *
        Приблизительно в тот же час Ленка одернула курточку, глянула на свое отражение в темном стекле и захлопнула дверцу «остина».
        Двухэтажный коттедж за забором казался чисто вымытым, даже черепица блестела, будто ночью шел дождь. Но дождя ночью не было.
        Джек Керимов, конечно, еще спал. Наверняка всю ночь был в клубе, где же еще ему быть ночью.
        Несколько раз Ленка нажимала на кнопку домофона - все впустую, никто не отвечал. Дернув за ручку, она удивилась: было не заперто, и калитка с легким скрипом отворилась. Где-то в стороне закаркала ворона, и Ленка вздрогнула. Оглянулась на машину, вошла во двор.
        Розовые кусты вдоль желтой дорожки были усыпаны цветами. Розы, казалось, провожали Ленку, шевелились, с сожалением глядели ей вслед, а может, и с жалостью - какая-то недосказанность повисла в воздухе вместе с тревожным ароматом цветов.
        Дверь гаража была поднята, словно кто-то уезжал отсюда в спешке.
        У крыльца Ленка остановилась, и сердце у нее тоже едва не остановилось, и было отчего.
        Лужайка перед домом была вытоптана множеством ног. Кто-то прошелся и по альпийской горке, за которой (как Ленка знала) трогательно ухаживала консьержка. Даже садовая скульптура, гипсовая фигурка гномика в мокасинах и халате, была расколота надвое, будто специально. Будто напоказ.
        Ленка потрогала газовый пистолет в кармане куртки. Прислушалась: тихо. Поднялась на крыльцо.
        Дверь открылась беззвучно, и Ленка вошла в холл. Заглянула в комнату консьержки. Никого. Уже не слишком удивляясь, она вошла в лабораторию.
        Лампы здесь не горели. Мертвые панорамные экраны казались окнами в ночь. Когда глаза привыкли к темноте, Ленка увидела то, что так боялась увидеть: разбитые корпуса генераторов, свернутые излучатели, вырванные вместе с проводами аппаратные блоки. Все было испорчено и покорежено, и даже силовой щиток был разворочен, будто по нему долго били бейсбольной битой.
        Но Джека здесь не было.
        Она достала спикер и вызвала его номер. Как и следовало ожидать, никто не отвечал.
        Ленка чуть слышно шмыгнула носом. Огляделась еще. Нагнулась и вытащила из треснувшего дисковода сияющий ярче радуги пластиковый диск. Черным маркером на нем было написано: «Rewinder». «W» в середине слова было похоже на черную молнию.
        Диск треснул пополам.
        Стараясь не оставлять следов, она покинула дом, забралась в «остин» и рванула машину с места. Едва не оторвала глушитель на ухабе (ямы в асфальте с прошлого раза только углубились). Чужие дома и домишки под черепичными крышами один за другим оставались позади, мельчали и удалялись в зеркале заднего вида, пока не пропали совсем.
        Выехав на трассу, Ленка остановилась на обочине и опустила голову на руки.
        Все было ясно. Непонятно было только, что делать дальше.

* * *
        -Да ты не стесняйся,- сказал Филипп Нику.- Ты на них вообще не смотри.
        Они только что прошли мимо ресторана, откуда доносились песни и вкусные запахи (страшно захотелось жрать), мимо крепостной стены, а потом через широкую площадь, где громоздилось какое-то правительственное здание с флагом, и дальше, по улице со старинным смешным названием[«Людогоща(я)» - улица в Великом Новгороде.] , прямиком к вокзалу.
        На них оглядывались.
        В кожаных штанах, скрепленных вместо швов шнуровкой, и в грязной куртке Ники смотрелся законченным оборванцем, да еще и с разбитым носом. Фил заставил его снова снять эту куртку и обвязать вокруг пояса, хоть тот и протестовал,- и теперь Ники стал похож то ли на альтернативного музыканта, то ли на подозрительно молодого мотоциклиста. Не хватало только татуировок.
        Сам Филипп выглядел не лучше. Загорелая грудь виднелась под холщовой рубашкой, волосы так и не удалось причесать.
        Один только Ник смотрел на него с восхищением.
        -До Питера ходят поезд и автобус,- сказал ему Фил.- Я знаю, мы на экскурсию ездили.
        -А мы - на машине,- откликнулся Ники.
        -Да уж конечно. На чем же еще.
        Они прошли еще немного, озираясь по сторонам. Все же это был очень непривычный мир, непривычный и многолюдный. К тому же этот злосчастный город (как казалось Филу) был доверху наполнен самыми мерзкими запахами: бензиновым выхлопом и отвратительной химией, будто все жители, как один, вздумали травить клопов. Из раскрытых дверей магазинов вдобавок тянуло гнилью и спиртом.
        -Вот, смотри,- Фил остановился возле одной витрины.
        -Ну, «Техномир»,- прочитал Ник.- И что?
        Фил вытащил свой спикер «эппл».
        -Продадим… или обменяем с доплатой. Он дорогой, хоть и разряженный. Спасибо папе твоему. На билеты должно хватить.
        -Фил…- Ник даже остановился.- Слушай, Фил… не надо продавать спикер. Смотри…
        Он сорвал с пояса свою кошмарную кожаную куртку. Зачем-то встряхнул. Оказывается, в древней одежде было подобие кармана: Ник запустил туда руку и извлек на свет что-то блестящее, желтое - вытащил и сразу же сжал в кулаке.
        -Золото,- выдохнул Фил.- Ты успел забрать монеты? Какой ты все-таки… умный… А сколько там?
        -Четыре штуки, и все разные. Граммов на сто.
        -Это же просто до черта,- обрадовался Фил.- А как ты думаешь, сколько теперь стоит антикварное золото?
        В полутемном магазине светились одни лишь прилавки с дешевым поддельным «картье». Охранник тронулся было с места, но как будто разглядел что-то в глазах у вошедших - и, подумав, остановился.
        Фил подошел к стойке.
        Продавец метнул быстрый взгляд в полуоткрытую ладонь, и брови его поползли вверх. Он поморгал, потом состроил мечтательную рожу и показал глазами куда-то вверх и вбок. Глазок камеры поблескивал под потолком, и Филу не нужно было ничего объяснять. «На перерыв,- сообщил приказчик кому-то, кого не было видно.- Пригляди здесь».
        Они продолжили разговор во дворе за магазином, где росли пыльные кусты сирени и стояла скамеечка - как раз для таких случаев,- решил Филипп. Некоторых странностей в одежде собеседников торгаш старательно не замечал. Он готов был заплатить за товар прямо сейчас и все пытался выведать, нет ли еще,- но Фил боялся откровенничать.
        -Монетка арабская,- со знанием дела заявил торговец.- Век десятый или одиннадцатый. С раскопок, так? Под гостиным двором до сих пор роются. Да ладно, мы здесь не любопытные. Не хотите говорить, не надо… Я же вижу, вы ребята непростые…
        Специально для непростых ребят он вытащил из кармана толстую пачку денег (Фил удивился) и отсчитал сколько положено. Цена, скорей всего, была грабительской, но торговаться всерьез было некогда.
        -Вот и славно,- подмигнул торговец, прощаясь.- Всплывут еще артефакты - не стесняйтесь, заходите.

* * *
        Маленький вишневый автомобиль с черной крышей притормозил на стоянке возле супермаркета. Девушка в бейсболке хлопнула дверцей и, не оглядываясь, прошла, если не пробежала, по горячему асфальту между разноцветных сияющих свежевымытых машин, мимо брошенных пустых тележек ко входу. Стеклянные ворота бесшумно расползлись перед ней в стороны и, выждав, съехались снова. Грузчик в синем комбинезоне проводил девушку масляным взглядом, почесал под мышкой.
        Еще пять или шесть автомобилей успели припарковаться неподалеку и пять или шесть уехали, прежде чем девушка в яркой курточке показалась снова: в ее руках был бумажный пакет. Она щурилась от солнца и поэтому не заметила, как за ее спиной от стены отделился взрослый мужчина незапоминающегося вида, кинул сигарету в урну и тронулся следом. Она не оглянулась, только прибавила шагу.
        Но из-за большого тяжелого внедорожника ей навстречу уже вышел, улыбаясь, молодой человек в неуместном темном костюме, кажется, даже при галстуке. Девушка метнулась в сторону, но была настигнута. Догнавший что-то сказал ей на ухо, почти ласково, и девушка выронила пакет.
        Дверцу джипа предупредительно распахнули. Будучи аккуратно усаженной на заднее сиденье, девушка не произнесла ни слова. Рубиновые огоньки засветились.
«Конкистадор» унесся со стоянки, гудя покрытками. Порыв горячего ветра поднял в воздух облако пыли, с шуршанием поволок по асфальту смятые рекламные газеты.
        Но бумажный пакет так и остался лежать на асфальте, привлекая внимание одинокой серой вороны. Ворона, кося глазом-бусинкой, вприпрыжку подобралась поближе и углубилась в изучение.

* * *
        В воздухе повис натужный гудок электровоза, и двое молодых людей переглянулись.
        Как один, в новых джинсах и футболках с надписями, они сидели на скамеечке в самом центре круглой площади, не замечая оценивающих взглядов прохожих. Оба были не по-здешнему загорелыми. Вероятно, поэтому они были больше похожи на братьев, чем на друзей.
        Фил успел купить пару банок пива (дрянного местного пива, имевшего металлический вкус), и теперь их нервы понемногу успокаивались. Желтые автобусы подъезжали и отъезжали, и пассажиры на остановке сменяли друг друга. В сущности, никому не было до них дела, а свои взгляды, как предложил Филипп, эти пассажиры могли засунуть себе в свою пассажирную задницу.
        Слыша такое, Ники улыбался. Его друг явно приходил в себя после их фантастических приключений, да и весь этот мир наконец-то становился реальным, и даже к чудовищным китайским автобусам они начали привыкать.
        Фил кинул упаковку в урну и установил в спикер новенькую батарейку. В салоне связи Фил, помявшись, купил еще и вижн-дивайс, подешевле (Ники почему-то погрустнел). Кое-как пригладив лохматые волосы, Фил надел обруч на лоб.
        Когда аппарат вышел в сеть, Фил вздохнул разочарованно. На своей страничке он нашел несколько непринятых вызовов, все от матери. И еще один, с неизвестным адресом. Он был датирован сегодняшней ночью - или, если точнее, ночью за тысячу лет назад, когда принять его было совершенно невозможно.
        -Фил,- сказал Ники.
        -Да?
        Он смял в кулаке пустую жестянку.
        -Я возьму еще. Ладно?
        Фил кивнул.
        Потом коснулся пальцем дисплея: видеорежим включился. Ощущение было настолько прочно забытым и неожиданно болезненным, что он прижал руки к вискам и тихонечко застонал; но тут же графика стабилизировалась.
        Он активизировал ссылку, и перед глазами возникла объемная анимированная картинка - заставка в режиме ожидания.
        У него замерло сердце: на заставке был рыжий большой кот с белой манишкой на груди. Этот кот показался Филу почти знакомым. Он моргал глазами и принюхивался, глядя прямо в камеру. Кончик его хвоста тонко подрагивал, в такт еле слышным гудкам. Но абонент не отзывался.
        Филипп облизал губы.
        Назвал другой номер. Здесь ждать пришлось недолго.
        -Мама,- сказал он.- В общем, я вернулся, и у меня все в порядке.
        Грустно улыбаясь, слушал несколько минут, что она говорит. Терпеливо отвечал, успокаивал. «Тебя не слышно»,- соврал он затем и отключил вызов.

* * *
        На душе было тяжело и муторно, как после таблеток, и я не был уверен, что сумею когда-нибудь забыть это чувство тошноты. Потом я понял, что меня просто укачало.
        Нам попался великолепный двухэтажный автобус со стеклянной крышей. Ники откинул спинку кресла и отрубился почти сразу; я же сидел и тупо смотрел по сторонам, на проплывающие мимо пейзажи.
        Здесь, на трассе, небо было чистым и просторным, таким же, как в покинутой нами древней Ингрии. Мне казалось, я узнаю поросшие лесом холмы и даже речку, что извивалась вдалеке и ныряла под мостик в полукилометре от нас.
        Это была иллюзия, конечно. За тысячу лет все меняется до неузнаваемости, и даже холмы и речки становятся другими, не говоря уж о людях.
        Пассажиры даже не глядели в окна. Кто дремал, кто шуршал обертками. Две девчонки помладше Ника, смешливые и симпатичные, тыкали пальцами в дисплей дешевого спикера, одного на двоих. Они перешептывались. Вскоре мой аппарат еле слышно пискнул, уловив чье-то заинтересованное присутствие. Девчонки умолкли и старательно делали вид, что не смотрят в мою сторону.
        Я закрыл глаза и притворился, что сплю. А потом и вправду уснул.
        Мне снилась какая-то хрень. Разбитое стекло «конкистадора» и потоки воды, почему-то теплой, как в бассейне у Ингвара, и соленой на вкус, если только во сне бывает вкус. Мне следовало поскорее выбираться, но я цеплялся за руль, словно это был катер, а не тяжелый джип, а потом это и вправду стал катер, и вместо руля я сжимал в руках ручки скорострельной пушки - я жал на гашетки, и раскаленный ствол беззвучно плевался огнем. Кто-то хватал меня за плечо, а я стрелял и стрелял, и огненная дорожка тянулась по воде, окружая наш катер кольцом: мне казалось, что в пределах этого кольца мы в безопасности, и даже молния конунга Олафа нас не достанет. Но она все приближалась и болталась передо мной и распухала безобразным золотым шаром, и я хотел закричать и не мог, а потом золотой шар хлопнул и рассыпался миллионом брызг, и я проснулся.
        Солнце светило в глаза. Оно сместилось к западу и стало оранжевым. Лучи пробивали автобус насквозь, а он все летел и летел, подвывая турбиной. Я прикрыл глаза рукой и тут заметил, что сиденье рядом пусто.
        -Ники,- позвал я. Но его нигде не было.
        Вскочив с места, я побежал по салону вперед. На меня оглядывались. Я подскочил к водителю, стал спрашивать, не видел ли он… но смуглый водитель глянул в зеркало, покачал головой отрицательно и залопотал на непонятном языке: на секунду у меня в голове мелькнула бешеная мысль, что я проснулся не совсем в той реальности, как сплошь и рядом бывает в фантастике. Но тут одна из девчонок, что (как я помнил) играли со спикером, нерешительно подняла руку, словно желая прочитать стихи на уроке литературы; я поспешил к ним, цепляясь за спинки сидений.
        -Вы вашего брата ищете?- спросила девчонка.
        Я не обратил внимания ни на «вы», ни на «брата» и просто кивнул.
        -Так он же еще в Чудово сошел, на остановке.
        -Мы видели,- подтвердила другая.
        -На остановке?
        -Ну, он пошел чего-то купить,- сказала первая.- А может, в туалет. А потом сел в машину к своим друзьям, и они уехали.
        -К каким еще друзьям?- ужаснулся я.
        -Ну, к тем, что в джипе,- объяснили девчонки. Глядя на меня, они тоже начинали бояться.- А что, вы думаете…
        Я не ответил, только беззвучно выматерился. Девчонки хлопали глазами. Мне захотелось присесть. По счастью, место напротив было свободным.
        -Мы номеров не запомнили,- сказала одна девчонка тихо.
        Кивнув, я так и не смог поднять голову.
        -Да вы… ты не волнуйся,- немножко осмелела первая.- Может, ему просто позвонить?
        -У него спикера нет.
        Девочки смотрели удивленно.
        -Они в Питер поехали,- сказала первая.- Они нас обогнали, я видела. Но мы тоже скоро приедем, уже недалеко… А ты из Новгорода?
        -Я из Ингрии,- машинально отвечал я.
        -А так хорошо говорите по-русски…
        Через силу я улыбнулся, тронул одну из девчонок за плечо (она радостно подняла ресницы):
        -Спасибо. Я пойду.
        -А вы… в «Strangers» есть?- несколько запоздало спросила другая. Подружка толкнула ее локтем.
        -Нету,- сказал я.
        Без сил я упал в свое кресло. Автобус продолжал свой путь, и ничего поделать было нельзя.

«Вот я и остался совсем один»,- пришло мне в голову.

* * *
        Когда спикер на поясе снова подал сигнал, еле заметная рябь пробежала по сетчатке глаз. Дотронувшись до виска, я заметил, что вижн включился; кто-то был в контакте, кто-то незнакомый, но этот кто-то хотел видеть именно меня. Графика грузилась медленно, как в ранних версиях. Сперва проявилась фигура и лишь потом - белое пятно лица.
        -Значит, ты здесь,- беззвучно произнес я.- Я уже догадался.
        -С возвращением… мой конунг,- отвечала Диана. Хоть я и готовился, но ее последнее слово обожгло меня холодом. Несколько картин, всплывших в моей памяти, я предпочел бы никогда не видеть.
        -Тебе плохо?- Ее голос (вот что было странным) звучал заботливо.- Включи камеру. Тебя не видно.
        Вытащив спикер из футляра, я включил видеорежим.
        -Вот так. Теперь я тебя вижу, конунг. Каким ты стал… сильным… Мне всегда нравились сильные люди.
        -Где Ник?- прервал я.- Где Ленка?
        Она не ответила. Мне никак не удавалось сфокусировать взгляд на ее лице. Мне пришло в голову, что я вижу не образ, а всего лишь фантом, выжженный в моем мозгу слишком глубоко, чтобы его можно было забыть.
        -В самом деле, где же Ник?- спросила она, усмехнувшись.- Тебя это так волнует? Думаю, что он в надежном месте… там же, где и его папаша с сестричкой… скажем так, я их арестовала. Временно.
        -Что ты задумала?- спросил я.
        -Ничего особенного. Я просто развлекаюсь. Но я хочу, чтобы никто мне не мешал. Ни эта сучка, ни ее брат… никто вообще. У меня теперь довольно много денег, ты знаешь… и еще у меня есть далеко идущие планы. Тебе тоже место найдется, Филик. Не сомневайся.
        -Я тебя ненавижу,- сказал я хрипло.
        -Ненавидишь? Конечно. Ты верен себе, мой храбрый конунг.
        Я изумился: ее фигура вдруг приобрела ясные очертания, словно прорисованная тонкой кистью на японской бумаге, а затем сделалась объемной и абсолютно живой. Она достраивает свой образ, подумал я. Но я ошибался. Просто в картинке исчезли лишние детали: облако голографического сканера обтекало ее тело, как можно сделать, только если иметь супердорогой комплект излучателей. Я знал всего несколько мест, где есть такие.
        -Значит, ты меня ненавидишь?- повторила она.- Сильно-сильно?
        Я закрыл глаза. Как это обычно бывает, изображение потускнело, но не пропало.
        -А если ты меня встретишь, что ты со мной сделаешь?
        Я сжал кулаки.
        -Если ты захочешь… ты знаешь, где меня искать.
        Графика погасла в моих глазах. Стиснув зубы, я глядел в окно. Вокруг уже тянулись пригороды. Солнце отражалось в окнах домов, назойливо и угрожающе всплывающих из ниоткуда и проносящихся мимо. Назойливым был и запах: удушливо воняло гарью и почему-то гнилой водой.
        Да, я знал, где ее искать. По крайней мере я знал, куда я пойду прямо сейчас.
        -У канала остановите,- попросил я водителя. Тот кивнул.

* * *
        Железная дверь «4Dimension» распахнулась передо мной, как когда-то давно, в детстве. На входе по-прежнему был Антон, верзила с вечно ухмыляющейся рожей; ухмыльнулся он и в этот раз, посторонился и пропустил. Узнав меня, покивал, небрежно просканировал металлоискателем.
        -И снова здравствуйте,- произнес он.
        Я промолчал. У меня не было настроения разговаривать с охранниками. Особенно теперь, когда у меня была цель.
        Спикер еле слышно пискнул, обнаружив локальную сеть. «Они видят меня в навигаторе, - думал я.- Они знают, что я здесь».
        Кто были эти «они» - наверно, я и сам не смог бы объяснить. Я просто ненавидел их, и эта холодная ненависть гнала меня вперед.
        В светлом зале было немноголюдно. Двое или трое знакомых кивнули мне от барной стойки - и только. Никто не любопытствовал, никто не скучал без меня.
        В сумеречном играла тихая музыка, совсем тихая,- чтобы не мешать парам, колыхавшимся на танцполе наподобие водорослей, в такт своему собственному ритму. Я вдруг понял, как я соскучился по тишине и по тому, чтобы просто сидеть и ни о чем не думать, а если думать, то о чем-нибудь незначительном. Например, о том, как зовут ту девушку на танцполе, вроде бы знакомую, с ярко-фиолетовой прической.
        Несколько минут я думал о ней, но так и не вспомнил имени.
        Нет, прошлая жизнь не возвращалась. Она стерлась из памяти, и от нее остались только тусклые двухмерные картинки, все равно как если рассматривать альбом со старыми видеофайлами: когда-то ты делал их сам, но теперь уже совершенно невозможно было вспомнить, какое чувство заставляло тебя нажимать на кнопку - разве что хотелось испытать новую камеру? Все казалось пресным и плоским, и эта музыка, и эти люди-водоросли, и забытые лица, вроде дешевого наркодилера Славика, которого когда-то я считал своим другом.
        -Привет,- сказал Славик.- Тебя уже ждут.
        -Где? В темном?
        Я даже не подал ему руки. Славик сделал вид, что ничего не заметил.
        -Нет. В офисе.
        -У китайца, что ли?
        -Ли Пао больше не владеет клубом,- сухо сказал Славик.- Вставай, пойдем.
        Никто не проводил нас даже взглядом, только фиолетовая девушка вдруг сбилась с ритма и оглянулась на меня. Я вспомнил, откуда я ее знаю. А потом подумал: вряд ли мне когда-либо в будущем понадобится золотая карточка клуба «4Dimension».

* * *
        Полутемный кабинет господина Ли Пао (просторный, вытянутый в длину) сохранил запах старого хозяина. Очевидно, китаец баловался легкими наркотиками: бронзовые курильницы до сих пор стояли по углам, и вид у них был очень таинственный. Потолок был отделан бамбуком, а стены украшали плетеные циновки, будто это был и не кабинет вовсе, а пиратская лодка-джонка в мангровых зарослях где-нибудь в дельте Меконга.
        Я с удивлением заметил, что за циновками прятались панорамные экраны.
        Новые хозяева добавили только одну неожиданную деталь. На матрасе, наполненном рисовой соломкой, валялась небрежно брошенная довольно длинная резная деревянная палка с алым камнем вместо набалдашника. Я сразу узнал посох конунга Ингвара. Я решил, что это не случайно, как не случаен и старый ноутбук «Fujitsu» на циновке в углу. А также поблескивающие бесстрастно (пожалуй, так) глазки видеокамер под потолком.
        В это время циновки на одной из стен, зашуршав, раздвинулись, и я увидел Диану. Шелковое платье обтекало ее тонкую фигуру, улыбка змеилась на губах. Я втянул носом воздух, как зверь, и она, заметив это, совсем не удивилась.
        -Спасибо, Славик, ты свободен,- сказала она, глядя за мое плечо.
        За спиной захлопнулась дверь. «А ведь можно было и раньше понять»,- подумал я.
        -Мы не закончили,- услышал я вслед за этим.- Так что ты хотел со мной сделать?
        -У меня нет оружия,- проговорил я.
        Она снова еле заметно улыбнулась.
        -Может, возьмешь этот посох, конунг?- спросила она.
        Рубин на рукоятке поблескивал кровавым блеском. Я не сводил с него глаз.
        -Ты украла это у Ингвара,- сказал я.- А потом он умер.
        -Я знаю. Но мне был нужен ключ.
        -Ты о чем?- спросил я.
        -Значит, Ингвар не объяснил тебе,- сказала она с грустью.- Ну да, ведь он не спешил назначать наследника… Это не просто княжеский скипетр, это… это гораздо сложнее. Кристалл используется как излучатель сигнала тонкой настройки. Только с ним «Rewinder» становится управляемым. Это как ключ авторизации для всей программы, понимаешь?
        Подавленный, я молчал.
        -И теперь у меня есть все: золото, камень, «Rewinder»,- продолжала Диана.- Все, о чем можно мечтать. Мне не хватало только одного… тебя, Филик.
        -Меня? Зачем я тебе нужен?
        Диана вскинула тонкие брови, как бы в недоумении.
        -Как зачем. Ты же сын изобретателя. Мне нужны права на «Rewinder», Фил, эксклюзивные права, которые никто не смог бы оспорить. Ради этого я здесь, у вас. Если ты будешь послушным, мы пойдем с тобой в темный зал, и я все тебе расскажу…

«В темный?» - успел я удивиться. Когда-то я только и мечтал оказаться там. Сколько же дерьма мне пришлось натворить, чтобы эта идиотская мечта сбылась, подумал я.
        -Ты будешь послушным?
        В ее ладони лежали три голубых шарика с иероглифами.
        -Если не будешь, я вызову охрану,- шепнула она.
        Давясь, я проглотил две таблетки, одна упала на циновку и покатилась. Диана осторожно подняла ее, повертела между пальцев и сказала вкрадчиво:
        -Кушай.
        Я съел и последнюю. Тогда Динка достала откуда-то еще три (я заметил, что иероглифы на них другие) - и непринужденно слизнула с ладони.
        -«Синхрон» - это пропуск для двоих,- проговорила она.- Некоторые думают, что он помогает от одиночества. Это не так.
        Она нагнулась к моему уху:
        -Ты скоро поймешь. Мы с тобой - повелители этого мира. Нам можно все.

* * *
        Понимание было ошеломляющим. Или, правильнее сказать, ошеломляющим был момент перехода от неведения к пониманию. Как будто кто-то вынул мои глаза и перенес их в иной мир, на обратную сторону луны, и заставил меня видеть то, чего я вовсе не хотел. Параллакс, думал я, опять параллакс.
        Ведь я и сам мог обо всем догадаться, думал я снова. Но в те времена я был занят другим.
        Я был гусеницей (решив так, я понял, что таблетки уже действуют). Да, я был обыкновенной гусеницей, которая живет в своем гусеничном мире, жрет зеленый листик на одной-единственной веточке и не подозревает, что веточек этих вокруг - до черта и больше, и что каждая веточка дает новый побег, и многие из них совсем близко, рукой подать, стоит только взлететь над своей реальностью. Но у гусеницы нет ни рук, ни крыльев. Она даже не знает, что она гусеница, и не может этого узнать, пока не станет бабочкой.
        А бабочка - вот что обидно - ничего не расскажет другим гусеницам.
        Со мной получилось иначе.

«Если твой отец,- сказала мне Диана (вот странно: я еще мог слушать),- если твой отец нашел способ создать свое альтернативное прошлое, за целую тысячу лет назад, не означает ли это, что кто-нибудь в будущем сможет повторить его трюк?
        И если кому-то в будущем придет в голову начать свою собственную альтернативную историю из некоего момента в прошлом - ну, скажем, двадцать лет назад,- что может ему помешать?
        И если твоя, Фил, твоя собственная судьба с этого момента окажется вписанной в его систему координат, не означает ли это, что весь твой мир, который ты считаешь своим,- это всего лишь чье-то параллельное прошлое?»

«Например, твое?» - спросил я, хотя мог бы и не спрашивать.

«Наконец-то до тебя дошло,- сказала Диана.- О, господи, как долго».
        Я сидел на мягком полу темного зала, опустив голову и стараясь больше ни о чем не думать. Диана, раскинув руки, улеглась рядом. В своем огненно-рыжем платье она и вправду была похожа на бабочку - на бабочку, прибитую дождем к земле.
        От «синхрона» меня прибило плотно и всерьез. Я прислушивался к ее голосу, а может, к своим неотчетливым мыслям. Перед моими глазами проплывали странные картины, не сравнимые ни с чем из виденного. Это было волшебством темного зала. Спрятанные где-то излучатели рисовали графическую модель редкой красоты. Это был никакой не
«industrial», который я так любил в детстве. Плоскости и вправду тянулись ввысь, но пейзажи были наполнены светом, они были живыми, и солнце сияло в просторном лазурном небе над сияющими металлом высотными зданиями. А вдали, там, где кончалась земля, начинался океан, неправдоподобно голубого цвета, такого чистого, какого не сделать ни в одном фоторедакторе. Океан был безбрежным, насколько хватало взгляда, а горизонт все отдалялся и отдалялся, будто мое автономное зрение летело над морем: вот уже я видел острова, покрытые изумрудным тропическим лесом, где над деревьями кружили пестрые птицы,- и тут мое сознание в испуге возвращалось обратно в темный зал. И я понимал, что видел своими глазами будущее.
        А девушка из будущего говорила негромко, не глядя на меня, обращаясь ко мне, но как будто сама с собой:
        -Да, мой глупый Филик… там очень красиво… Розовый песок, лазурное море. Там, где я жила, меня звали Динарой - совсем как арабскую золотую монетку… теперь их у меня много, таких монеток, но разве этого я хотела? Если по-честному, совсем не этого…
        Я молчал.
        -А почему ты меня ни о чем не спрашиваешь, Фил?- Она перевернулась на бок и заглянула мне в глаза.- Взрослые всегда спрашивали, откуда я такая взялась, и я отвечала, что из Ташкента, да, или из Чимкента, как ваш друг Керимов… но на самом деле я не оттуда.
        Я жила далеко-далеко, на маленьком острове в Красном море. Это был искусственный остров, и отец его купил довольно дорого… Кажется, он уехал из России, когда на юге стало совсем страшно, он не любил об этом рассказывать. Но ты же видишь - я говорю по-русски… ты меня не слушаешь?
        -Продолжай,- вздохнул я.
        -У отца было много денег и много золота, как у Ингвара, если не больше, я никогда не знала, сколько… Он дружил с местным эмиром. Правителем королевства. Тот называл меня маленькой принцессой. И даже хотел сосватать за сынка какого-то нефтяного насоса - такой там был порядок… мне было лет четырнадцать… но отец отправил меня учиться в Лондон, в гуманитарный колледж.
        -Все это было в будущем,- пробормотал я.
        -Да, Филик. Для тебя - да. На самом деле все обстоит не так просто, но лучше об этом не думать… если судить по внешним признакам, Филик, то наше время было лет на двадцать после нынешнего. Там, у нас, уже были некоторые такие штуки, о которых здесь еще только мечтают. Ну, скажем, удаленное присутствие… как продолжение вашей игры «Distant Gaze»… объяснить тебе, что это?
        -Я примерно понимаю.
        -Ну и главное - «Rewinder». Знаешь, что самое занятное? Никто не понимал, что это такое, но это уже можно было использовать. Никто из пользователей не хотел ничего слышать о физике времени, о темпоральной сетке и о тех людях, кто ее открыл, зато кое-кто уже имел возможность перемещаться в пространстве от станции к станции, открывать параллельные хронолинии - ну, как обычно, это было доступно не всем, а только спецслужбам или мафии, в общем, серьезным ребятам… Так всегда бывает, с любыми открытиями. И, по-моему, это справедливо. Все лучшее всегда принадлежит меньшинству. Главное - вписаться в это меньшинство… и прогнать всех остальных… даже первооткрывателей, ха-ха…
        Я проглотил слюну. А Диана продолжала:
        -Так вот, в нашем колледже многие тоже увлекались исторической альтернативой, это было модно, хотя и не слишком легально и очень дорого… мало кто мог позволить себе использовать «Rewinder», пусть даже бета-версию. Ну, я-то могла себе такое позволить. Я просто снимала деньги с папиного счета. А еще мне очень хотелось… посмотреть, как все начиналось.
        -Что начиналось?- спросил я тупо.
        -Первая версия программы. Где, кто и как ее разработал. Вот это мне и было интересно. Я изучила вопрос со всех сторон. И в один прекрасный день… в один прекрасный день я была у вас.
        Диана тихо рассмеялась.
        -Я довольно быстро отыскала господина Мирского. Он до сих пор полагает, что я - всего лишь симпатичная бедная девочка, что встретилась ему на проспекте как-то ночью… Ты знаешь, он был очень хорош… в парных видах спорта. Мне так надоели эти задроченные синхронисты в колледже, этот их поросячий юнисекс… Между прочим, это серьезная проблема нашего времени…
        -А потом?- спросил я.
        -Потом Мирский снял мне квартиру. У нас все было довольно трогательно, Филипп, но я ни на минуту не забывала, зачем я здесь. Я расспрашивала его, просматривала его файлы. Неважно, как я этого добилась. Считай, что у меня криминальный талант. Так вот: я довольно быстро поняла, что настоящим изобретателем был не Мирский, а некий его друг. Ты знаешь, о ком я говорю. И теперь мне был нужен именно он. Задача усложнилась, когда я узнала, куда он скрылся, наш великолепный конунг Ингвар. Кстати, по сравнению с Николаем Павловичем он был вовсе не так уж великолепен. Ты совершенно на него не похож.
        -Ты думаешь, мне приятно все это слушать?- спросил я.
        -Извини,- сказала Диана холодно.- Ты не хочешь об этом слышать, я понимаю. Тогда послушай другое. Видишь ли, я не зря охотилась за Мирским и за Ингваром… и за тобой. Теперь у меня есть все разработки проекта «Rewinder», включая ключ для авторизации, и больше никто в этом мире и в этом времени ими не владеет, это я знаю точно. Мало того - ты внимательно слушаешь?- у меня куча старинного золота, часть из которого уже вложена в дело. В наше общее дело, Фил. Только ты и я. Все остальные ничего не получат. Вот за что я люблю это ваше время… это время больших возможностей. Мы должны стать хозяевами этого мира. Хочешь знать, как это будет? Смотри…
        Картины, что я видел теперь, напоминали эскизы графических моделей, многомерные, хотя и несколько схематичные. Я мог двигаться в них, раскрывать любую плоскость, совсем как в industrial, но не все шаблоны были прорисованы до конца, и некоторые дороги завершались тупиками. Иногда я узнавал улицы, проспекты и набережные, иногда - нет.
        Здание «Rewinder Corporation» - серебряный небоскреб над рекой в виде громадной кукурузины - было отлично видно с любой городской окраины. Каждое из зернышек этой кукурузины представляло собой отдельный офисный модуль, и я мог заглянуть в любой и посмотреть, что там происходит. Я видел обширный пустынный холл в цокольном этаже, слышал гулкий звук собственных шагов, видел, как девушки на ресепшн улыбаются мне с готовностью.
        Прозрачный лифт возносил меня на последний этаж, доступный только избранным, в пентхаус с зеркальными стеклами: снизу он казался крохотным хрупким кристаллом, а на самом деле был огромным, просто огромным. Здесь были личные апартаменты президента корпорации, и отсюда он силой мысли мог управлять всем своим многомерным миром, каждым человеком, от топ-менеджера в дорогом пиджаке, с бриллиантовым кольцом на пальце до последнего курьера-новичка, что, робея, поднимается в первый раз на лифте в отдел маркетинга. Я пригляделся: этот пионер в дурацкой бейсболке так потешно озирался по сторонам, пока ехал в стеклянном лифте для персонала, что едва не выронил папку с документами. Я увидел и их - это были пустые бумажки, рейтинги, фотоотчеты и прочая ерунда,- и именно поэтому меня посетила вдруг странная мысль… и я даже не успел ухватить ее за хвост и прочитать получше, как вдруг моя рука сама собой потянулась к кнопке вызова.
        -Жду распоряжений, Филипп Игоревич,- с улыбкой произнесла референтка, поразив меня в который раз новым оттенком фиолетовой прически.
        -Марина, слушай… этого новенького, курьера из маркетинга… направь сейчас же ко мне.
        Марина снова (и очень мило) улыбнулась.
        Парень стоял передо мной, и я видел, как на его лице испуг сменяется любопытством.
        -Тебя как звать?- спросил я.
        Он поморгал рыжими ресницами.
        -Олег,- сказал он.- Олег Артемьев.
        -А скажи мне, Олег Артемьев… раз уж ты у нас работаешь… как ты думаешь, чем на самом деле занимается наша корпорация?
        -На самом деле?- переспросил курьер.
        На секунду он прикрыл глаза. Потом снова взглянул на меня, уже увереннее.
        -Я слышал такую версию… мы продаем людям мечту. А потом собираем абонентскую плату. Я думаю, это так и есть.
        -Реально мыслишь,- похвалил я.- А у тебя, например, какая мечта? Только максимально честно.
        Он покраснел, как его бейсболка.
        -Я хотел бы свой мир… чтобы он отличался от этого.
        -Девочки, оружие, большие машины?- спросил я насмешливо.
        -И это тоже. Наверно. Но на самом деле, я хотел бы… собрать несколько человек… и начать все с нуля. Как первые люди на новой планете. Хотя бы попробовать.
        -Вот как,- сказал я.
        Этот Олег молча стоял и хлопал глазами. Возможно, он ждал ответа, а возможно, и нет.
        И я сказал ему вот что:
        -Если ты думаешь, что ты оригинален, это не так,- сказал я ему.- Хотя, может, ты лучше других? Скажи, есть ли у тебя такие друзья, с которыми ты мог бы начать все с нуля? Или девушки? Те, что любили бы тебя и никогда не предали? Ну-ка, отвечай правду.
        Он покраснел еще больше. Наверно, так он краснел перед директором школы - ну, класса до восьмого или до девятого.
        -Нет… то есть я не знаю,- проговорил он.
        -Дурак,- сказал я.- Вот о чем надо было мечтать.
        -С кем ты разговариваешь?- Диана трясла меня за плечо.- Фил… ты что, уснул?
        Сверкающий стеклом и алюминием небоскреб в моей голове рассыпался на кукурузные зернышки. Я открыл глаза.
        -Я не сплю,- сказал я.- Просто… думаю.
        Диана нахмурилась:
        -И что же ты надумал?
        -В будущем довольно красиво,- сказал я.
        -Значит, ты видел.- Она схватила меня за руку.- Только будущее не просто красивое, Фил. Оно - полностью наше. Наше собственное, как золото Ингвара. У нас будут миллионы, и мы превратим их в миллиарды! Мы переедем на собственный остров - хочешь на остров, Фил? В настоящем теплом море, с коралловыми рифами и белым песком… это не то, что ваш вонючий залив… Мы построим свою империю. Мы будем управлять пространством и временем. У нас будет монополия лет на двадцать, пока остальные не спохватятся. А там, если захотим, мы откроем новую альтернативу, понимаешь? Мы не станем доигрывать эту игру, мы начнем новую… и в каждой будем побеждать. Глупо начинать игру, если не уверен в победе, правда?
        -Правда,- эхом отозвался я.
        -Наконец-то ты все понял. Ты ведь перестал ненавидеть меня, а? Ненависть - самое тупое чувство. А ты такой умный… и такой смелый, мой Филипп. Включи достройку… мы же в темном, а здесь можно все…
        Она оказалась слишком близко. Шелк ее платья был холодным на ощупь, а ее тело - горячим и податливым, как расплавленный воск. Оранжевое пламя ее окружало, и я вот-вот должен был сгореть вместе с ней, сливаясь и расплавляясь и соединяясь в одно горячее озеро. Горячая волна поднималась внутри. Я чувствовал вкус крови на губах, тупой соленый вкус.
        Ненависть - тупое чувство. Но это ненадолго. Кто-то уже говорил такие же слова, когда-то давно.
        Я снял вижн-дивайс, и краски померкли. Остался только вкус крови.
        -Что с тобой?- Диана отстранилась, не сводя с меня взгляда.- Что-то случилось?
        Я облизал губы.
        -Продолжай,- еле слышно сказала она.- Ты боишься? Здесь никого нет, кроме нас. И никого не будет.
        -Нет,- сказал я.
        -Ты не хочешь?
        -Больше этого не будет, Динка. У тебя не получится.
        -Это почему…- начала она и остановилась.
        Улыбаясь, я поднялся на ноги.
        -Это все из-за этой девчонки?- спросила вдруг она.- А может, из-за малыша Ники? Я не понимаю. Ты ради них отказываешься от меня? От меня?
        Я оглянулся: в темных углах темного зала помигивали огоньки видеокамер. Они как будто даже перемещались, как блуждающие звезды, вслед нашим движениям. «Вот как», - подумал я. А вслух произнес:
        -Теперь я скажу тебе кое-что, Динка. Я и вправду все понял. Знаешь, и деньги, и власть - это все очень хорошо. А безнаказанно убивать людей - это очень увлекает, особенно если найти логичное оправдание… Плохо только, когда тебя предают. Когда нельзя верить ни собственному отцу, ни девушке, которая спит то с ним, то с тобой, - и все это ради денег и власти. Я понятно объясняю?
        Диана промолчала.
        -Все, кому я верил в Ижоре, и все, кто верил в меня, все они погибли,- продолжал я тогда.- Ты их помнишь. И Корби Суолайнен, и Янис с Ториком, и Харви, и Тамме, хотя они вообще ни в чем не виноваты… и Борислав погиб там, в Новгороде, и Власик, я знаю… и все это из-за меня.
        -Не прибедняйся, Филипп. Ты и сам убивал не меньше,- глухо сказала Диана.- Ты такой же, как и я. Ты - человек будущего. Ты должен верить только себе.
        -Да, я такой же,- сказал я.- Ты никогда не ошибаешься, Динка. Ты абсолютно права. Я верю только себе. Кстати, ты не знаешь, кто такой Олег Артемьев?
        -Нет,- удивленно сказала она.
        -И я не знаю. Загадка. Параллакс.
        -Чего-о?
        Я улыбнулся:
        -Прощай, Динка. Я не буду играть в эту игру. Закончи ее сама… как хочешь.
        Моя голова стала неожиданно легкой, как будто я много дней подряд искал решение трудной задачи, а теперь наконец нашел. Я посмотрел сверху вниз на сидевшую у моих ног девушку, так похожую на бабочку в своем оранжевом платье. Слезы на ее глазах блестели, как роса на цветке.
        Взмахнув рукавами, она поднялась.
        -Не уходи,- сказала она.- Я тебя не отпускаю. Охрана тебя все равно не выпустит. Останься. Я прошу тебя, Фил.
        -Нет,- отвечал я.- Я был идиотом и предателем, но теперь я все понял. Есть люди, которые ждут меня. Ты освободишь их сейчас же, иначе не получишь ничего.
        В моей руке оказалась резная палка конунга Ингвара. Я даже не помнил, откуда она взялась в темном зале - должно быть, я взял ее с собой? Рубин опасно сверкал, словно мог слышать меня. Паутина лучей мерцала в пространстве вокруг нас, и отчего-то я верил, что смогу этим управлять.
        -Ты не сможешь,- прошипела Диана.- И ты их больше не увидишь, этих друзей, которые тебя так любят. И эту сучку… отдай кристалл!
        Неожиданно она цепко ухватилась за посох. Ее слезы высохли, и теперь глаза горели ненавистью. «Просто какая-то фантастика»,- успел я подумать перед тем, как она дернула эту гребаную палку на себя. Я еле устоял на ногах и попятился. Как вдруг случилось кое-что новое.
        Двери темного зала распахнулись, и сразу стало светлее. Силуэты на пороге были внушительными, а автоматическое оружие в их руках выглядело достаточно серьезным аргументом, чтобы тотчас же прекратить нашу затянувшуюся беседу. «Что это?» - в растерянности спросила Диана. Я не ответил.
        Вошедшие без приглашения люди были хорошо знакомы с темным залом: вот один шагнул к стене, и излучатели отключились, зато под потолком зажглись лампы.
        -Осторожнее с ключом, Филипп,- сказал Джек Керимов, и я покрепче взялся за деревянную палку (голова у меня шла кругом). Лучи под потолком потухли: Джек умел управляться с любыми устройствами.
        Да, конечно, это был Джек. Такой же, как обычно появлялся в клубе. С испанской бородкой, без мокасин, в джинсах. Вот только во взгляде что-то изменилось. Я вспомнил: точно так он смотрел на бесчувственного Ника, там, в своей лаборатории. Внимательно и строго.
        Еще один гость был заметно ниже остальных и тоже не вооружен, но сразу было ясно, что и он тут не лишний. Это был пожилой уже китаец, широколицый, в мешковатых брюках и льняном пиджаке. Он окинул нас туманным взором и изобразил на лице подобие улыбки.
        -Сдарастуйте,- выговорил господин Ли Пао (конечно, это был он).- Оцень рады.
        Остальные гости молча выстроились вдоль стен.
        -Вы…- Диана пыталась держаться.- Почему вы… Джек взглянул на нее, как на пустое место.
        -Контроль безопасности системных исследований,- произнес он всего четыре слова, и Динку затрясло мелкой дрожью. Что-то это означало для нее, что-то очень страшное. Она побледнела, словно увидела перед собой призрак из прошлого - а может, как раз из будущего.
        Затем она кинула быстрый взгляд на дверь.
        -Не волнуйтеся!- Ли Пао улыбался одними щелочками глаз.
        -Не надо лишних движений,- добавил кто-то от стены.
        Джек Керимов вынул у меня из рук рубиновый посох. Отложил в сторону и сказал:
        -Я хочу, чтобы ты понял, Филипп. Независимо от того, что здесь случилось, к тебе претензий нет… Мне очень жаль, но мы никак не могли предупредить тебя раньше. Несколько лет мы выжидали и наблюдали, сохраняя полную секретность. Правда, когда нам стало известно о заложниках, мы не стали больше медлить.
        -Их освободили?- спросил я, отчего-то покраснев.
        -С этого и начали.
        -Не волнуйтеся,- заявил тут китаец.- Подвал сухо, хорошо. No ratsl. Весь семья жив, здоров.
        Диана презрительно улыбалась.
        -К этой девушке есть масса вопросов,- продолжал Джек.- Теперь нам придется вернуть ее домой, в ее время… вместе с вещественными доказательства -
        Нет крыс (англ.).
        ми… и передать в руки Комиссии по безопасности, эмиссаром которой я и являюсь.
        При этих словах (я видел) Диана содрогнулась.
        -Жалко, мои люди не застали тебя в лаборатории, эмиссар,- проговорила она.
        -Жалеть будете себя,- ответствовал Джек, и Диана довольно громко выругалась.
        Мне оставалось только стоять и молчать.
        -Печально, что мы больше не увидимся,- сказал мне Джек.- По крайней мере в этой реальности.
        Я кивнул.
        Диану держали крепко. Она пыталась высвободиться, но как-то не всерьез. Мне показалось, что ей даже нравится, когда ей выкручивают руки, но я отогнал от себя эту мысль как неуместную. К тому же ей не было больно; она нашла меня взглядом и даже рассмеялась:
        -Ты еще не понял? Они просто заберут наши деньги, только и всего. В будущем золото стоит даже дороже, чем сейчас… знаешь, сколько…
        -Молчать,- оборвал ее парень с автоматом.
        -Ты глупый, Филик,- сказала она.- Мы с тобой могли иметь все. А ты…
        Она не договорила. Мне пришло в голову, что мир в будущем останется таким же несправедливым, хоть в одной альтернативной истории, хоть в другой. Только слова меняются, а дерьмо все то же, вспомнилось мне.
        -Теперь иди, Филипп,- сказал Джек.- Твои друзья тебя ждут. Вам нужно доиграть эту игру.
        -И добро пожаловаться в клуб,- добавил китаец.
        У меня оставался всего один выход, и я вышел.
        Медленно я спустился по лестнице, прошел через опустевший сумеречный зал и оказался в светлом; здесь кивнул совершенно ошалевшему охраннику Антону, бросил рассеянный взгляд на Славика (кажется, тот окликнул меня, но я не слушал) и, толкнув железную дверь, выбрался на улицу.
        Закат был красив. Над заброшенными домами солнце алело в небе, обещая назавтра ветреный день. Светящиеся граффити то исчезали, то снова появлялись на кирпичных стенах - я приметил пару новых надписей, таких смешных, детских. Было тихо, только где-то далеко, за ржавыми крышами и полуразваленными заборами, каркала ворона. От Обводного канала доносился запах гнилой воды.
        Темная фигурка отделилась от стены.
        -Я тебя жду,- сказал Ник.- Ленка с отцом поехали домой. Устали слишком. А я сказал, что я тебя дождусь.
        Я улыбнулся.
        -Ты бы позвонил ей,- продолжал Ник.- А может, поедем к нам? У нас же две комнаты на втором этаже. На всех места хватит.
        -Ники,- сказал я.- Помнишь, я говорил, что ты хороший, а я сволочь? Так вот. Я пересмотрел свои взгляды. Я больше не буду сволочью. И я буду с вами всегда. Потому что вы самые лучшие.
        -Да и ты не самый худший,- серьезно сказал Ник.
        -Но сегодня мне домой нужно. Мы завтра встретимся, поедем на залив или еще куда-нибудь, если хочешь.
        Он согласно кивнул.
        Мне захотелось сказать ему что-то приятное:
        -Кстати, Ники… у тебя был суперфокус с молнией. Покажешь еще как-нибудь?
        Ник отчего-то смутился.
        -У меня больше не получится. Наверно. Если бы получалось когда хочешь, я бы сегодня устроил кое-кому… фейерверк…
        -Хреновый из тебя Перун,- заметил я.
        -Да уж какой есть.
        Вот так, посмеиваясь и разговаривая еще о всякой ерунде, мы удалялись от клуба
«4Dimension». Закат горел над крышами, и граффити провожали нас, вспыхивая и исчезая по несколько раз, пока мы проходили мимо. Потом вокруг начались обыкновенные улицы; фонари уже загорались, и навстречу все чаще попадались беззаботные люди, которым не было до нас никакого дела - они смеялись чему-то своему, они шли со своими девушками, они пили пиво, и все было как обычно. Я думал о том, что наша игра подходит к концу, и теперь обязательно начнется какая-нибудь другая. И что теперь мне не нужно прятаться под дурацким именем Flea, а Ленке - прикидываться бесстрашным гонщиком Lynn, как мы делали когда-то давно, в нашей игре «Strangers»,- а все для того, чтобы соблюдать правила и ни в коем случае никогда не влюбиться друг в друга. И еще я думал, что обязательно позвоню ей вечером, чтобы сказать об этом.
        Но сейчас мне нужно было попасть домой.
        Мы расстались у метро. Ник пожал мне руку и скрылся за стеклянными дверьми. Я видел, как он идет к турникетам, не без опаски оглядываясь по сторонам,- заметно было, что он напрочь забыл, как ездят в подземке. Вот он задержался, обернулся, заметил, что я гляжу на него, и помахал мне рукой. Я вскинул руку в ответ. На меня стали оглядываться, и я поскорее пошел к остановке.
        Уже темнело; я бездумно провожал глазами пролетавшие мимо машины и воющие моторчиками скутеры. Спустя пару минут желтый китайский автобус, похожий на дирижабль, бесшумно подплыл к самому тротуару и распахнул двери. В салоне тускло горели лампы. Водитель взглянул на меня в зеркало, равнодушно отвернулся. Я снова был никем в этом мире, и мне это даже нравилось.
        Старуха на переднем сиденье напомнила мне кого-то. Эта старуха поглядела на меня, отодвинула сумку, словно приглашая сесть. Опустившись на пластиковое сиденье, я только теперь понял, как сильно устал.
        -Загорел-то как,- сказала тетка.- На юге отдыхал?
        Я кивнул.
        -И то верно. Чем тут у нас зависать, лучше мир посмотреть.
        Автобус тем временем вывернул на проспект и понесся, завывая турбиной, в сторону новых районов. Фонари сливались в одну разноцветную елочную гирлянду, и я понемногу начал дремать. Кажется, я отключился на пару минут; открыв же глаза, я уже не увидел старухи рядом с собой. Зато на сиденье лежала маленькая шоколадка в бумажной обертке. Я повертел ее в руках. Аленушка больше не скучала у темного пруда. Совсем наоборот: румяная розовощекая девочка лет четырех улыбалась мне с этикетки, будто желая похвастать своими чудесными молочными зубами («Будешь шоколад лопать, кариес получишь»,- подумал я). Девочка тоже называлась Аленушкой - так было написано на бумажке,- только, вероятно, жила в счастливом и беззаботном параллельном прошлом.
        Я надел вижн-дивайс и назвал номер. Ссылка была активной; толстый рыжий кот с заставки хитро поглядывал на меня, будто ждал чего-то.
        -Ленка,- сказал я, когда она включила камеру.- Я хотел сказать… я вернулся. И я тебя очень люблю. И всегда любил, как только увидел в первый раз. Вот так.
        Ленка не отвечала. Она почему-то закрыла глаза и не отвечала.
        -Я тоже,- сказала она потом.
        Выскочив из автобуса, я даже не снял вижн. Пустой желтый автобус пополз на свое кольцо, а я зашагал через темный пустырь, подсвечивая себе дорогу фонариком спикера: жители окрестных кварталов гуляли здесь с собаками, и лучше было смотреть под ноги. Двадцатиэтажные дома с горящими окнами выстроились передо мной широким полукругом, как изваяния языческих богов на Перуновой поляне, разве что были повыше, ну так и реальность эта была устроена посложнее. Но я больше не боялся сложностей. Она меня любит, думал я.
        Когда меня окликнули сзади, я все еще улыбался. Обернувшись, я осветил фонариком трех или четырех гадов в дешевых кожаных куртках какого-то дерьмового цвета, будто их обладатели маскировались под окружающий пейзаж. Они двигались не спеша, почему-то уверенные, что я не убегу.
        -Снял все быстро,- сказал один.- Очки, телефон.
        Он немного ошибся во времени. Я ничего еще не снял и не собирался снимать. Улыбка на моем лице (я знал) превратилась в саркастическую гримасу, и мои собеседники истолковали ее неверно.
        -Чего лыбишься? По е…алу хочешь?- спросил другой. И очень неторопливо - как всегда в этой тормозной модели - размахнулся для удара.
        Купленные в Новгороде новые кроссовки были куда удобнее шведских башмаков из дубленой кожи. Я пружинисто подпрыгнул и нанес удар первым. И, едва опустившись на землю, ударил снова - прямо в чей-то рыхлый живот.
        А потом побежал, легко и как-то празднично, зная, что сделал все так, как и должен был сделать. Возле самого дома молодая соседская овчарка, весело залаяв, припустила за мной - наверно, думала, что я с ней играю. Хозяин - мужик из нашего подъезда - окликнул меня, и я замедлил бег, а потом и вовсе остановился. Собака догнала меня и не замедлила обнюхать и обслюнявить с ног до головы. Я отдал ей половину шоколадки.
        Родной скрипучий лифт кое-как поднял меня на двенадцатый этаж. На площадке пахло жареной картошкой и мусоропроводом. Я нажал кнопку звонка и, волнуясь, принялся ждать.
        Спустя минуту дверь отворилась. Мать ахнула и обняла меня.
        -Ты стал похож на отца,- сказала она, разглядывая меня изумленно.- Ты виделся с ним? Это и была твоя… командировка? Я сразу поняла, что ты к нему ездил.
        -Ну да,- ответил я, не зная, что еще сказать.
        -Далеко это?
        -Довольно далеко. На юге. Видишь, даже позагорать немножко удалось. Так, слегка.
        -Ничего себе слегка! Ты еще и вырос. А мускулы-то, мускулы…
        В прихожей висело большое зеркало. Я остановился перед ним и долго вглядывался в свое отражение. За моей спиной в зеркальном мире виднелись темный шкаф и вешалка с моими старыми куртками. Мне пришло в голову, что все они будут мне малы, придется покупать новые.
        -А теперь все кончилось? Ты больше никуда не уедешь?- спросила мать с тревогой.
        -Никуда, мама.
        -Вот и хорошо. Ты знаешь, пока тебя не было, звонила какая-то девочка… у тебя наконец появилась девочка?
        -Появилась,- улыбнулся я.
        -А потом еще Петров звонил, с работы. Интересовался, не хочешь ли ты к ним в отдел маркетинга пойти? Младшим аналитиком или вроде того. Но я думаю: если Николай Палыч тебе работу предлагает, так нужно соглашаться…
        Она говорила еще о чем-то, но я слушал вполуха. Опустив зачем-то руку в карман, я вдруг нашел там еще кое-что из прошлой героической жизни. Значит, все это и вправду было, подумал я. А то я уже начал сомневаться.
        -Да, я же тебе подарок привез,- сказал я матери.- С археологических раскопок.
        И вложил ей в руку красивую золотую монетку.
        Эпилог,
        в котором совершенно другая история продолжается, но не заканчивается
        Утро наступило неожиданно, будто кто-то просто взял и сорвал покрывало с этого мира, как снимают платок с клетки попугайчика; графика обновилась мгновенно. Солнечные лучи с легкостью пробивали жалюзи и упирались в глянцевый постер над кроватью.
        На постере красовалась полноцветная девушка практически без ничего. Девушка только что вылезла из моря и теперь очень грациозно обнимала то ли кусок мрамора, то ли обломок античной колонны. Очевидно было, что она ждет не дождется своего Одиссея, или кого там обычно ждут девушки в жарком и влажном климате. «Сказка станет вашей»,- обещал рекламный слоган.
        Когда Фил повесил на стенку этот плакат, отец только усмехнулся.
        -Гарик,- послышался голос матери на кухне.- Купи еще зелени, раз уж идешь. И стаканов одноразовых. Потом времени не будет.
        -Время всегда будет,- отозвался другой голос - бодрый и жизнерадостный.- Вот только вопрос - хреновое или не очень, ха-ха… Я думаю, надо бы еще вина купить. Пригодится.

«Сегодня же суббота,- поморщился Филипп, ворочаясь в постели.- Чего они носятся? Погодите-ка. Ах, ну да. Мы же собирались за город ехать».
        Он сбросил одеяло и уселся на постели. Что-то ему приснилось сегодня ночью, что-то удивительное, только он мало что запомнил.
        Дверь приоткрылась. Отец деликатно остановился на пороге. Фил видел его отражение в зеркале: значит, наблюдатель (по закону физики) мог видеть его самого.
        Матюшкин-старший завязывал свои достаточно еще длинные волосы в хвостик. Он уже начинал лысеть и старался это скрыть. Зато седина его не касалась. Фирменный огненно-рыжий цвет отца и сына был предметом шуток школьных учителей и соседей-бездельников.
        -Филик, ты собирайся пока,- сказал отец.- Мирский нас ждет на трассе часов в двенадцать.
        -А-а,- протянул Филипп.- Ясно.
        -Ничего тебе не ясно. Он с детьми будет. Ленку ты помнишь, наверно, а младший у них только месяц назад из-за границы вернулся.
        -Ленку помню,- буркнул Фил.- А с этим мы почти и не встречались.
        На это отец рассмеялся и погрозил ему пальцем:
        -Смотри у меня, веди себя прилично. Николай Павлович сам предложил детишек взять, так что ты имей в виду… не кричи сразу, какой ты крутой визионер, лучше помолчи, послушай… У нас намечается сотрудничество. Может, и тебя на работу пристроим.
        -Ага, курьером,- пробормотал Фил.- Пиццу развозить.
        -А что тебе не нравится? Скутер тебе купили? Купили. Чем дурака валять, будешь по делу ездить… Короче, готовься к походу. Носки надень чистые.
        И с этими словами отец покинул сцену. Дверь в прихожей грохнула, стало тихо. Только на кухне рассказывал новости телевизор.

«Согласно статистике,- доносилось оттуда,- далеко не каждая модель выдерживает испытание временем».
        Фил встал, потянулся, полюбовался собой перед зеркалом. Затем откинул жалюзи. Внизу крохотная знакомая фигурка двигалась к стоянке. Вот она подошла к черному
«форду»-внедорожнику, и тот приветственно мигнул фарами.
        У отца был «форд» новой модели, «Escape». Отчего-то Филу нравилось это слово.
        Подумав, он вытащил из шкафа новую футболку - черную, с надписью «F.B.I.: Female Body Inspector». Тут его взгляд упал на плакат со сказочной девушкой, и ему оставалось только усмехнуться. Девушка улыбнулась ему в ответ.

* * *
        На обочине объездного шоссе взрослые вылезли из машин, Филипп - тоже. Николай Павлович Мирский, заметив его, пришел в восторг. И верно, они давно не встречались вот так, семьями. Фил с тех пор успел изрядно подрасти и поумнеть. Поэтому, сдержанно улыбаясь, он пожал руку Мирскому и отошел в сторону. Даже не поглядел на сверкающий черным лаком джип-«конкистадор» Николая Павловича.
        Из третьей машины, пристроившейся поодаль на обочине, никто не вышел. Это был красный «остин-мини» с черной крышей, маленький и лупоглазый, как игрушечный. Лучший автомобиль для богатой девчонки.
        Фил с любопытством смотрел, как в «остине» опускается стекло. Девушка чуть младше Фила, в модной курточке и с короткой стрижкой, глядела на его футболку, щурилась от солнца и улыбалась.
        -Лен, здравствуй,- произнес Филипп.- Тыщу лет не виделись.
        -Здорово. Садись к нам, body inspector.
        Ленка и вправду выросла. За рулем она выглядела почти взрослой. И это ей нравилось.
        Чтобы Фил смог забраться на заднее сиденье, пришлось вылезти ее спутнику - долговязому темноволосому подростку, который очень учтиво пожал Филу руку, совсем не по-русски. «Ник»,- коротко представился он.
        -Это мой брат,- сказала Ленка.- Он в Швеции учился. Но он все понимает, не смотри, что тормозит. Просто еще не адаптировался.
        Парень смущенно кивнул. В волосах у него блеснул обруч вижн-дивайса. «Наш человек»,- понял Фил.
        -В Швеции и в «Distant» играют, наверно?- поинтересовался Фил.
        -Играют,- отвечал этот Ник, почему-то еще больше смущаясь.
        -А ты обычно ведущим или ведомым?
        Ник кашлянул.
        -Когда как,- выдавил он из себя.- Мы вообще-то играли и в другие игры…
        Он не успел договорить, потому что к машине подошел Матюшкин-старший:
        -А, ты уже тут,- сказал он сыну.- Ну, молодец. Тогда мы вперед поедем, а вы за нами.
        -Ленка, не гони.- Господин Мирский издали погрозил дочке пальцем. Ленка отвернулась.
        Предупреждать было бесполезно. На трассе «остин» вырвался вперед и помчался на бешеной скорости, то и дело обгоняя попутные автомобили; на дисплее навигатора мелькали угрожающие надписи. Ленка поглядывала в зеркало, и тогда Фил видел ее профиль, тонкие губы и аккуратный нос.
        Он только теперь заметил на панели приборов смешную резиновую лягушку, зеленую, с выпученными глазами,- это был сувенир или талисман, а может, просто ионизатор воздуха - Филипп не знал. Он смотрел по сторонам, на пролетающие мимо столбы, деревья и километровые знаки. Стрелка на большом круглом спидометре плясала вокруг ста двадцати, ветер свистел за стеклом.
        Довольно скоро они были на месте. На синем указателе было написано странное короткое слово: «Извара». Съехав с шоссе, «остин» промчался еще пару километров по пустынной грунтовой дороге и остановился у высокого деревянного забора.
        -Вот и наша дачка,- пояснила Ленка.- Покупайте рядом. Тут участок продается.
        -Ну, не знаю,- Фил окинул взором окрестные сосны: в этой Изваре было красиво.
        Ленка отстегнула от пояса спикер и углубилась в изучение меню. Тем временем сзади подкатили два отставших автомобиля. «Конкист» загудел и замигал фарами, и тогда Ленка протянула руку и надавила на резиновую лягушку. Звук, который раздался вслед за этим, был резким, необычным и забавным одновременно, и Фил зажал пальцами нос, чтобы не хрюкнуть слишком громко.
        Тут господин Мирский сердито постучал в стекло:
        -Я кому говорил - не гони? У тебя машину отобрать?
        -Ну перестань, папа,- отвечала Ленка.- Я хотела послать тебе видео…
        -Погоди, и спикер тоже отберу,- пообещал Николай Павлович. Взглянул дочке в бесстыжие глазки, плюнул и удалился.
        Створки ворот медленно поползли в стороны.

* * *
        -Ну так вот,- говорил Мирский, посмеиваясь и вгрызаясь в шашлык.- Понимаешь, я бы и не остановился, но она была так легко одета. Ноябрь, уже подмораживает, а она стоит в одном платьице, типа кимоно, знаешь, в таком оранжевом. Такая яркая, как бабочка. Очень нетипично для девушки с проспекта.
        -Да уж,- произнес удивленный Игорь.- А откуда она взялась такая?
        -Говорит, из Ташкента приехала. Только ведь врет. У меня программист, Женя Керимов, как раз оттуда. Мы как-то вместе в офисе сидели - я его специально пригласил,- так он с ней и заговорил по-своему, а она только глазами хлопает. Зато по-английски журналы читает свободно, сам видел. Ничего себе девочка, да?
        -Шпионка,- сказал Игорь.
        -Зато какая шикарная. Ты, наверно, такого и не пробовал…
        Николай Павлович мечтательно закрыл глаза. Покачиваясь, он стоял возле мангала и один за другим сгрызал куски мяса с металлической шпаги-шампура. Жареный лук он сплевывал на землю.
        -Я много чего пробовал,- не уступил Игорь.
        Он оглянулся: Ольга стояла на крыльце коттеджа, слышать не могла. О чем-то они разговаривали там с юной Ленкой, о чем-то веселом, потому что обе смеялись.
        -Да ты забей,- усмехнулся и Мирский.- Ты у нас первым женился, это я… человек без принципов… Кстати, насчет забить… хочешь?
        Он сложил из пальцев загадочную фигуру и вытянул губы трубочкой.
        -Как в молодости, а? У меня где-то есть.
        -Не при детях же,- поморщился Игорь.
        -Ох уж эти дети. Этой Динке, кстати, тоже всего… восемнадцать…- Мирский пошатнулся, примерился и с некоторым усилием вогнал шампур в землю.- Я для нее квартиру снял. Леночка это все, конечно, не одобрит… так что ты молчи, Гарик…
        Николай Павлович опасливо огляделся. Поодаль, между деревьев, виднелось пламя еще одного костра. Мальчикам было неинтересно со взрослыми. У них были свои секреты. К тому же Игорь вручил им бутылку красного вина.
        -Да-а, хорошо им,- вздохнул Николай Павлович.- Молодость, блин. Мой-то младший, правда, даже с девчонками еще не гуляет… Не в меня уродился, ох, не в меня. Он зато исторической реконструкцией увлекается: рыцари там, викинги-фикинги…
        -А я тоже любил… историческую альтернативу,- сказал Игорь не слишком твердым голосом.- И викингов. Ты, наверно, и не знал, Кольт. А я все детство только об этом и мечтал.
        -Да знаю я, знаю,- Николай Мирский, по прозвищу Кольт, приобнял старого друга и повлек к столику, где скучали бутылки.- Помню я все. А ты лучше скажи, когда ты эту хрень разлюбил? Ну-ка, вспомни, когда ты нормальным человеком-то стал? После того случая с Олечкой, правда ведь?
        Игорь заметно побледнел.
        -Когда мы с тобой в походе водки напились да и подрались? Я говорил, надо было коньяк взять. А то у тебя от водки совсем крыша съехала… Помню, ты все кричал: негодяй, ей не быть твоею… или что-то в этом духе. Очень смешно. Потом Артемьева вылезла, проперлась от всего этого…
        -Вы о чем?- Ольга уже шла к ним, отмахиваясь от дыма.- Ого! Уже нажрались. На десять минут нельзя оставить.
        -Да мы, Оль, тут прошлое ворошим,- рассмеялся Николай.- Вспомнили вот, как Игорек наш дрался за твою руку и сердце. Ну и получил ведь…
        -Это ты тогда по носу получил, Кольт,- улыбнулась Ольга. Ее воспоминания, похоже, были приятными.- Гарик тогда тебе хорошо навалял. А Борька вас потом еле растащил, я помню.
        -Ох, да,- погрустнел вдруг Николай Павлович.- А я ведь вам и не говорил. Борька-то наш…
        -Что с ним случилось?- спросил Игорь с тревогой.
        -Умер наш Борис Александрович. У себя в квартире, в Новгороде. Там пожар был, полдома выгорело, так он, говорят, не успел даже на лестницу выйти, так в дыму и задохнулся.
        -О, боже,- вздохнула Ольга.
        Игорь взял ее за руку. На ее глазах выступили слезы.
        -Ну вот,- огорчился Кольт.- Зачем я вам сказал.

* * *
        -Ник,- позвал Филипп.
        Парень взглянул на него из-под своей темной челки.
        -Слушай, Ники. А как ты думаешь, с чего это ваш отец с моим снова решили собраться?
        -Почему нет,- ответил Ник.
        -А почему именно сейчас? Столько лет не встречались, а тут вдруг - давайте дружить семьями?
        Ник не спешил с ответом. Сидя прямо на земле, он глядел в пламя костра (искры летели в темнеющее небо, как огненные мухи). Глотнул вина прямо из горлышка, передал Филу.
        -Я его попросил,- тихо сказал он.- Я хотел, чтобы ты сюда приехал.
        -Зачем?
        -Оно мне снится, Фил. Все реже. Я хотел спросить: тебе тоже снится?
        Фил облизнул губы. От красного вина на губах как будто запеклась кровь. На лице проступили пятна. Он быстро краснел, когда волновался.
        -Это нельзя вспоминать,- еле слышно проговорил он.
        -Им нельзя. Они и не вспомнят, никогда.
        Он обернулся. На лужайке перед домом не было никого - только стояли забытые складные кресла и валялись бутылки из-под «кристалла». Взрослые убрались в свою сауну, и теперь оттуда доносился шум неясной природы - не то смех, не то музыка (Игорь Сергеевич взял с собой гитару).
        -Еще немного, и мы бы тоже забыли,- сказал Фил мертвым голосом.- И стали бы как они.
        -Наверно, так и должно происходить,- Ник взял у него бутылку и аккуратно поставил на землю прямо перед собой.- Так спокойнее. Но я так не хочу. Я ведь помню, как было в тот раз. Ты был конунгом Ижоры, а я все боялся, что тебя убьют… ты помнишь?
        Фил молча кивнул.
        -В этой реальности у меня не было таких… приключений. И таких друзей тоже не было.
        Филипп уперся руками в коленки и тоже поднялся на ноги. Они с младшим были одного роста, и поэтому им было легко смотреть друг другу в глаза.
        -Может, еще будут,- сказал Фил.
        -Может быть, все это много раз повторяется,- заговорил Ники, будто не слушал.- И с нами, и не с нами. Может, в другом мире кто-то изобрел что-нибудь еще. Какой-нибудь другой «Rewinder». Мы никогда этого не узнаем.
        -А может, и узнаем,- возразил Филипп.- Но никому не скажем.
        Сучья в костре потрескивали, и дым поднимался в небо; искры летели все выше, превращаясь в звезды, и это казалось удивительно знакомым, хотя и полузабытым, древним и давно прошедшим, а может, еще не успевшим произойти. Время вообще не имело никакого значения, и Фил даже удивился, когда понял, насколько мало это его беспокоит. Ему стало весело, и он уже открыл рот, чтобы поведать об этом Нику, но тут кто-то за спиной и вправду тихонько рассмеялся и закрыл Филиппу глаза ладошками. Фил обернулся и обнял Ленку, а она почему-то не отстранилась, а прижалась к нему и прошептала на ухо:
        -Ты самый лучший, Филик.
        Он уже хотел ответить, даже зачем-то облизнул губы, когда дверь дома распахнулась, и на крыльце показался Николай Павлович Святополк-Мирский, распаренный и красный, облаченный в простынку. Он окинул затуманенным взором обнимающуюся парочку и стоявшего поодаль Ника - и не нашелся что сказать, только головой покачал. Постоял, пошатываясь, и ушел обратно в дом, даже не захлопнув двери.
        -С легким паром,- запоздало произнес Ник.
        Ленка зажмурилась, и Фил поцеловал ее в губы, очень нежно, и все не мог оторваться, пока костер не зашипел и не взорвался искрами: это ревнивый брат пнул ногой недопитую бутылку.
        -Все, хватит,- объявил он.- Кончайте уже. Вы здесь не одни.
        -Хочешь с нами?- обернулась к нему Ленка.- Давай. У нас в звездолете три места.
        Ник улыбнулся. Запустил руку в карман и достал микрокарту - тонкий кристалл в прозрачном корпусе:
        -Конечно, я с вами. Куда вам без меня.
        -А и верно, куда?- спросил Филипп.- Куда теперь?
        -Да куда хочешь. Хоть через всю вселенную.
        -Только сними эту чертову футболку,- добавила Ленка.
        Костер догорел, и настоящие яркие звезды уже проявились в небе. В доме кто-то бренчал на гитаре и даже, кажется, распевал довольно громко бодрую бардовскую песню: вечеринка там шла по-взрослому. Фил послушно стянул свою черную футболку, свернул жгутом и набросил Нику на плечи. Стало прохладно, но ненадолго, потому что Ленка обняла его, и они пошли втроем через лужайку к одиноко стоящей красной машине, ни капли не похожей на звездолет.
        notes
        Примечания

1
        Версия похожа на правду. И все же самоназвание племени «водь» - «ватьяла»,
«ватьялайсет» (Watialaiset).

2
        Vaara - гора, поросшая лесом (карел., фин.).

3
        Inkerimaa - Земля Инкери. Ср. Inkerijoki - название реки Ижоры (приток Невы), Ingrikot - самоназвание местных жителей.

4
        Альтернативная версия связывает название местности с именем шведской принцессы Ингегерды (Ingegerd, для местных жителей - Ingerid, Inko), жены Ярослава Мудрого. Она принесла князю в качестве приданого Старую Ладогу и прилегающие земли (в шведских сагах - удел Aldeigioborg).

5
        К. Вагинов (1899 -1934).

6
        Ярл - в древнескандинавской государственности военный аристократ-феодал, владетель наследного имения, также предводитель дружины (викингов).

7
        Ты пахнешь так хорошо (нем.). Песня Rammstein, популярной в те годы восточногерманской группы.

8
        Здесь: незнакомцы (англ.).

9

«Отсутствующий взгляд» (англ.). Буквальный перевод: отдаленный.

10
        Это было так себе приключение, Линн (англ.).

11
        Фли - блоха (англ.).

12
        Смерть - единственный выход (англ.).

13
        Месмер Антон Франц (1733 -1815) - швейцарский врач и гипнотизер, первый психотерапевт, основатель учения о «животном магнетизме».

14
        Матиассен - фамилия, происходящая от христианского имени Матиас (Матвей). Вероятно, Ингвар использовал его по ошибке: в реконструированное им время христианство в Скандинавии еще не было распространено.

15
        Пос. Копорье.

16
        Г. Старая Ладога.

17
        В ячмене - начало пива,
        в хмеле - буйного напитка,
        им нужна вода при этом,
        им огонь свирепый нужен.
        («Калевала», перевод Эйно Киуру и Армаса Мишина)

18
        Город на озере Мёларен, недалеко от нынешнего Стокгольма. После упадка Бирки (первой столицы викингов) Сигтуна на протяжении двух столетий была крупнейшим торговым центром Швеции, пока карельские пираты (по ряду сведений - союзники русских) в 1187 году не разрушили ее.

19
        Будущий Стокгольм.

20
        Искаженное «хашишин» - «одурманенный гашишем» (арабск.). «Старик» - имам Хасан ибн-Саббах, «горный старец», основатель исмаилитской секты фанатиков-убийц (XI век).

21
        Русский язык (эст.).

22
        Полуостров Ханко, или Гангут (шведск.), в нынешней Финляндии.

23

«Высокий остров» (финск.).

24
        То же по-шведски.

25
        Старинное название Швеции.

26
        Вероятно, нынешняя р. Тосна.

27
        Курт Дональд Кобэйн, лидер культовой в свое время группы Nirvana (США). Покончил жизнь самоубийством в 1994 году.

28

«Людогоща(я)» - улица в Великом Новгороде.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к