Полночная радуга Алла Дымовская
        Рассказы #
        Алла Дымовская
        ПОЛНОЧНАЯ РАДУГА
        Часы в большой гостиной пробили семь утра. По двору как раз прошла служанка Аделина с плетеной корзинкой в руках. Было время кормить кур. Я мельком подумала, а не выйти ли за нею следом - столь мило и забавно наблюдать, как упитанные пеструшки сбегаются со всех сторон из птичника, квохчут и выпрашивают пшено, а потом чинным, строгим шагом к ним направляется их господин петух и разгоняет свой гарем по углам. Но когда на тебе такой огромный дом, почти замок, и при нем не менее огромное хозяйство, дел невпроворот. Так что я передумала. Нужно было идти к воротам и проследить, чтобы Тибо-лесник правильно сложил привезенные дрова.
        Мой бедненький Альберт еще, само собой, спал. Справедливости ради надо заметить, никогда он и не вставал раньше полудня и не ложился раньше полуночи. Однако вчерашние гости его доконали. Я не ханжа и не скрипучая зануда, но, слава Богу, знаю, чего можно ждать от его прежних дворцовых знакомых. Полупустые кладовые, винные лужи на полу, карточная игра и пьяные дамы, строящие глазки кому ни попадя. Попробовал бы кто-нибудь строить глазки мне. Я хоть и очень хорошего рода, зато вся моя жизнь всегда давала мне основание не принимать эту публику всерьез. То есть гадостей от них перепадало мне изрядно, а добра можно было три года ждать, и дурой я вышла б, если бы дожидалась. Но каждый из этой придворной своры хорошо помнил, кто я такая, пускай наш принц, а теперь король Дезидерий Четвертый давно уж меня позабыл. Оно и к лучшему. Все равно приближенные к его величеству особы потому и держатся на своем месте, что не любят рисковать понапрасну. Оттого и учтивые приглашения моего Альберта, данные изредка ради развлечения в деревенской тиши, принимают благолепно и безотказно. Мало ли что может быть.
        Впрочем, я, кажется, говорю загадками. Это даже неучтиво. Итак, позвольте для начала представиться - прежде чем я расскажу свою подлинную историю, если кому интересно, вместо той пресной водички, что налили придворные историографы, продавая свои сказки дальним от нас королевским дворам. Теперь-то я зовусь для всех баронессой Орланской, а было ведь время, когда никто не обращался ко мне иначе как Синдерелла, если вообще кто-то ко мне обращался. Да и то по большей части пренебрежительно, вроде как Пульчинелла, комический персонаж на вторых ролях в итальянских уличных представлениях. Но это не важно.
        Конечно, злая мачеха и две полоумные сестрички, само собой, еще тот подарочек. В оправдание попрошу не забывать, милые дамы и не менее милые господа, что наш собственный с отцом крохотный замок, размерами гораздо скромней нашей бесконечной родословной, стоял уже на одном честном слове и кромешных долгах. А госпожа Курдюк, хоть и вдова сельского трактирщика, имела изрядно деньжат в кубышке. Отец ради этой кубышки и женился на госпоже Курдюк, надо сказать, дуре набитой, еще большей, чем ее кошелек. Как и все вчерашние трактирщицы, госпожа Курдюк, сделавшись вдруг благородного звания, невыносимо задрала нос. Нет ничего противнее мещанина во дворянстве, хуже только мещанка. И меня тут же оттерли на задний план. Никакое просо я, разумеется, не перебирала и грязных котлов не скребла, но и натерпелась по горло. Оттого что сама госпожа Курдюк подняться до нашего уровня не смогла, зато у нее чудесно получилось спустить нас с отцом с небес на землю. А Герда и Филомена, ее обожаемые доченьки, те были просто толстые и сильно косоглазые дурнушки, скандальные и плохо воспитанные; сельский трактир - известное
дело. Я тоже за словом в карман не лезла, так что жили мы, можно сказать, превесело. Единственно с золотыми дублонами в наших с отцом карманах по-прежнему дела обстояли скверно. Госпожа Курдюк отличалась крайней скупостью в стадии навязчивой идеи. То есть на авантажную замковую обстановку средств ей жаль не было, но вот под парадными одеждами ее и дочерей весьма частенько не случалось ни чулок, ни, пардон, нижнего белья. Так что мне, бедной Синдерелле, приходилось хитрить и изворачиваться, чтобы выкроить на ситцевое платье. Благо, домашнее хозяйство целиком лежало на мне, госпоже Курдюк возиться по имению не дозволял ее новый статус. А в хозяйстве ведь как бывает, нет-нет, да и урвешь чуток на черный день, хотя госпожа Курдюк следила за тратами, словно Цербер в аду за грешниками.
        С балом тоже много чего напридумывали. На самом же деле не было никаких фей, и никаких тыкв с мышами, и фальшивых драгоценностей. А была тетка моя Лавиния, сестра покойной матери, отменнейшая стерва. Она-то и устроила всем нам приглашения на этот дурацкий бал. Иначе без теткиного влияния госпожу Курдюк, пускай бы она трижды по тридцать три раза выходила за разных дворян, ни за что во дворец не позвали бы. Королевство наше хоть и не первой величины и второе с конца по политическому влиянию, но правящие круги цену себе знают и просто так не зовут в гости трактирщиц.
        В отличие от моей бедной мамы, тетка Лавиния вышла замуж не по любви, а от корыстного интереса к девяностолетнему маркизу Бифальку. Надо ли говорить, что брак их продлился недолго. Зато тетка Лавиния осталась с титулом, огромными доходами и тучей ухажеров, которым она отвечала взаимностью лет до пятидесяти. А к нам в дом она завернула по случаю поохотиться на фазана, что и говорить, у отца чудесная охота была, да и подвернула ногу, простите за каламбур. Нет, не на охоте, а на лестнице, гнилую ступеньку госпожа Курдюк не удосужилась починить. Конечно, хлопотали мы вокруг дорогой в буквальном смысле гостьи за здорово живешь. Вот тетка Лавиния и отблагодарила. На всю семью с королевским посыльным четыре приглашения. Только в последний день сама тетка и передумала. Как так, она останется в доме со своей больной ногой в полном одиночестве! И велела мне никуда не ехать, а за ней приглядывать и развлекать. Кстати сказать, госпоже Курдюк было наплевать, поеду я или нет, ну и мои сводные сестрички-толстухи, те даже расстроились. По той простой причине, что без меня у них не имелось ни малейшей надежды на
внимание кавалеров, разве лишь на невольные крики ужаса, если кто ненароком забредет в их сторону.
        В общем, сижу я с теткой. Книжку ей вслух читаю про несуществующего рыцаря, который умер на руках обожаемой им дамы от несчастной любви. Совершенно непонятно, если дама его не любила, то зачем позволила умирать у себя на руках? Тетка тогда еще сказала, что я гусыня и не знаю, как это чудесно, когда надоедливые мужчины, наконец, испускают дух в твоих объятиях. В смысле она, героиня романа, делала это, чтобы удостовериться на сто процентов - больше ей досаждать не станут. Что же, тетке Лавинии видней. Кстати сказать, престарелый маркиз тоже скончался у нее на руках.
        Читаю я, читаю, а тут тетка возьми и скажи. Мол, я мужественная девушка и терплю ее выходки и даже не плачу оттого, что не поехала на бал. С чего бы мне было плакать, если во дворце я не знала ни одной живой души, а появиться в гостях в компании госпожи Курдюк и ее дражайших косоглазых доченек не то что малое удовольствие, а и позору не оберешься. Но тетка, расчувствовавшись, вдруг повелела мне бросить все и срочно ехать, и даже выразила согласие остаться в полном одиночестве среди десятка служанок. Между прочим, если бы я действительно плакала и умоляла об этой дурацкой поездке, черта с два она бы меня пустила! Однако рыцарь с его страданиями, который все никак не хотел умереть, надоел мне самой до смерти, а книжка была толстая. Так что я решила: уж ладно, поеду. Платье, кстати сказать, у меня лежало припрятанное. Не слишком роскошное, но приличное и сшитое со вкусом. Я же говорила, что кое-что мне удавалось урвать потихоньку от госпожи Курдюк.
        Тетка Лавиния, как увидела меня в платье, так пустила слезу. Какая я в нем беленькая и пушистенькая. Вспомнила молодость и покойного маркиза. И открыла коробку с драгоценностями. Хороших, понятное дело, она мне не дала, но и те, что были похуже, тянули на стоимость нашего замка вместе с прилегающими коровниками. Жемчуг вполне приличный и платиновая диадемка для прически. Я быстренько все это надела, пока тетка не передумала. Тут моей престарелой родственнице стукнула в голову не то чтобы моча, но роковая прихоть. У нее, видите ли, хранились какие-то замечательные туфельки, подаренные давным-давно ее любовником по случаю смерти мужа-маркиза, и вот тетка всегда возила их с собой в память о романтическом прошлом. Я чуть было не спросила, а не умер ли тот возлюбленный тоже на ее руках, но вовремя прикусила язык.
        Это оказался сущий кошмар. Высоченные каблучищи, выточенные из горного хрусталя, каждый башмак расшит мелким белым стеклярусом, звенящим и сверкающим, словно бубенчики на колпаке у шута. Однако было ясно - откажись я тут же с восторгом напялить на свои бедные ножки сие чудовищное произведение сапожного мастерства, поездке моей конец. А я уже настроилась, если вы понимаете, о чем я говорю. Пришлось влезать в орудие пытки и делать вид, будто все чудесно. Как я стану в них не то что танцевать, но просто ходить, было для меня совершеннейшей загадкой.
        После тетка приказала заложить свою карету, обычную дорожную, а вовсе не парадную. Но и строго сообщила, что карету, кучера и обоих лакеев нужно вернуть с бала не позже двенадцати ночи. Потому что, если стукнет полночь, то прислуга решит - господа никуда не торопятся и напьется вдрызг, а тетка Лавиния боролась с пьянством среди обслуживающего ее персонала. Я решила не спорить, тем более что возвращаться по нашим дорогам с невменяемым кучером опасно для жизни.
        На бал, я, разумеется, опоздала. Оттого и приглашение не понадобилось. Его попросту некому было показывать. Так всегда и случается. Сначала проверяющие стоят как недремлющие Аргусы на посту у яблочного сада, а после, когда основная масса гостей пройдет, ищи их, свищи. И заходи, кто хочет, лишь бы вид был приличный. Стража едва в приветствии стукнула алебардами, один, самый наглый, даже подмигнул. Ну, я не в обиде, в отличие от трактирных дочек, на недостаток красоты никогда не жаловалась. Гордо проплыла мимо нахала в своем белоснежном платье.
        Но это я так, для красоты сказала, что проплыла. Вернее выйдет - прошагала, словно фельдфебель на карауле возле кухни главнокомандующего. Все проклятые теткины туфли! Ногу в них согнуть было совершенно невозможно и развить скорость больше черепашьей - тоже. В общем, вышагиваю я себе по коврам. А про себя повторяю:
«Только бы не упасть!» Это потом мне уже Альберт наболтал, будто я шла прекрасная и независимая, как королева, чинно и с благородством в осанке. А я чувствовала себя визирем-казнокрадом, которого турецкий султан посадил на кол.
        Тут меня тихонько взяли за локоть. И такой вкрадчивый, уксусный голос мне и говорит:
        - Пожалуйте за мной.- Затем длинный, разодетый павлином дяденька ведет меня куда-то.
        Так что официальная версия произошедшего далее - досужие басни и гнусная клевета. Ни на какой танец принц Дезидерий меня не приглашал. Все сделал его гофмейстер по приказу. Принцу, видите ли, зазорным казалось первому подходить к незнакомке. Но он меня заметил сразу, это да! Спасибо теткиным туфлям! Принц оказался еще тот фрукт, я поняла это с первого взгляда. Избалованный мальчишка, которому все не так. Ему даже и в голову не приходило, что кто-то может быть против его общества и высокомерного обращения, под коим он подразумевал ухаживание за девицами. Признаться по правде, за весь вечер он вообще не сказал никому из гостей ни слова, кроме меня. Как я узнала, для принца это было дело обычное. Короткий кивок избранным, и с них довольно. А тут он расщедрился на целые две фразы:
        - Как вам нравится бал?- и, не дожидаясь ответа: - Ни в коем случае не наступите на мою мантию!
        Очень надо наступать на его мантию! Да я вообще бы никуда не наступала, а лучше присела в уголке, пытка теткиными туфлями сделалась невыносимой. Так мы с принцем и танцевали, как два оловянных солдатика. Ему это очень понравилось. К моему проклятию, он пригласил меня на следующий танец. Я, ей-богу, еле дожила до прощального реверанса. А потом принц куда-то пропал. Я только-только оглядела зал в поисках свободных кресел или, на худой конец, буфета, как опять подлетел ко мне павлин придворный и потащил за собой. И давай мне бубнить в ухо:
        - Его высочество хочет вас поцеловать. Так вы закройте глаза, иначе он останется недоволен.
        И увлек меня в угол за огромную бархатную занавеску. Наглость, конечно, ужасная. Но, во-первых, все же принц, а моему отцу и так хватает неприятностей в жизни, во-вторых, после туфель мне было все равно, хоть целоваться, хоть на костер инквизиции, хуже бы не вышло.
        Я закрыла глаза и стала ждать. Не очень долго. Меня и в самом деле кто-то поцеловал. Потом еще раз, понравилось, наверное. И тут часы дворцовой кордегардии начали бить изо всех сил. Я от нечего делать считала. Целоваться с принцем было удовольствием маленьким, как и танцевать, то же самое, что с деревянным Щелкунчиком. Однако когда счет мой дошел до двенадцати, я пришла в ужас. Все, конец! Ладно, парочка лакеев-остолопов, но если напьется кучер! Вдобавок от тетки влетит по первое число. Мне сразу же стало не до принца. Я выбрала паузу в поцелуях и вылетела арбалетной стрелой вон из-за занавески. Только куда убежишь в теткиных туфлях, ноги переломаешь. Пришлось скинуть на ходу обувь, и, естественно, один башмак я безвозвратно посеяла на бегу. Тетка теперь убьет, но и возвращаться было неблагоразумно. После моего бегства сзади слышался нехороший шум вроде:
«Держи ее, держи!» Как же, сейчас! Еле-еле успела домчаться до кареты. И вовремя - теткина прислуга уже обсуждала возможность похода на королевскую кухню или в ближайший кабачок. Кажется, мое появление их сильно удручило, чтобы не сказать большего.
        Настоящие неприятности начались на следующее утро. Причем со всех сторон. Госпожа Курдюк ела меня поедом за то, что я умотала прочь, даже не удосужившись намекнуть на ее семейство принцу или хотя бы представить своих сводных сестер гофмейстеру. Тетка Лавиния лежала в тихой истерике от утраты половины наследства, доставшегося ей от возлюбленного, то есть пары к хрустальной туфле. Она все причитала - так, что слышно было даже в полуподвале кладовой,- сколь опасно делать людям добро. Под этим она, наверное, подразумевала пытку ее дьявольской обувью. И кричала еще, что лучше бы я потеряла все драгоценности и жемчуг вместо ее обожаемой реликвии. Ага, о себе хорошей мечтать не вредно! Если бы я посеяла хоть одну жемчужину, тетка Лавиния принялась бы вопить так, что и в столице было слышно! Отец тоже сокрушался на чем свет стоит, со страхом ожидал немедленной конфискации замка и всех угодий. В общем, в нашем доме поднялся гвалт почище, чем на птичьем дворе, когда выбирают гуся на Рождество. Ничего, право слово, я не ждала хорошего от столь идиотского времяпрепровождения, как королевский бал, но не до
такой же степени!
        Спустя еще каких-то часа три в ворота въехал всадник с небольшой свитой. Мы уже приготовились к наступлению Армагеддона и страшного суда, но дело его оказалось куда более мирное и простое. Все мы упустили из виду одну деталь. Принц Дезидерий при всей его королевской гордости даже не удосужился спросить имя дамы, с которой целовался. А род наш, хоть древний и славный, давно утратил популярность, так что вспомнить, кто я такая, при дворе никто не мог совершено. Поэтому отец-король, которого сынок окончательно достал своими выходками, готовый женить наследника уже и на царевне-лягушке, приказал объехать окрестные дворянские имения, такие, чьи названия не сразу и вспомнишь, и найти пару от утерянной туфли. Потому что принц пребывал в горе, то ли от обиды после моего бегства, то ли ему и вправду попала под хвост вожжа и он влюбился. Впрочем, к делу это не имело отношения. Но принц прилюдно дал своему отцу слово, что непременно женится на владелице второй половины этого хрустального безобразия.
        Посланник, который привез с собой рисованную копию потерянного мною башмака, и был мой Альберт. Придворный младший конюший и барон Орланский. Веселый и добродушный, кудрявый блондинчик с ясными голубыми глазами. У него за душой медного гроша не притаилось, кроме жалованья, зато уж душа была что надо. Я влюбилась в него с первого взгляда. Надо сказать, он в меня тоже. Такие вещи сразу понимаешь, если, конечно, ты не одна из моих косоглазых кузин. И тут же, не мешкая, я выдала ему вторую туфлю. Зачем, спросите? А затем, чтобы избежать очередного ненужного домашнего скандала. Ведь что получается: с одной стороны, сватается принц, будущий король, а с другой его конюший, хоть и с баронским титулом. Реакцию моей родни можно было предсказать наперед и не слишком ошибиться.
        Со двора мы выехали втроем. Я, Альберт и хрустальный башмак. А за нами в отдалении уже скакала свита, обычные гвардейцы, которым на все плевать, кроме доброй выпивки. Оттого, не сговариваясь, мы с бароном свернули в первую же попавшуюся часовню, дали монету священнику, и тот нас обвенчал, ни о чем особенно не спрашивая.
        Хотите знать, откуда у нас теперь огромный дом, почти замок, и при нем не менее огромное хозяйство? От нынешней королевы, бывшей вдовы придворного ювелира, женщины весьма мудрой и прозорливой. Именно она следовала тайно за послом по дороге, а когда поняла, в чем дело и ей не обязательно прибегать к насильственным мерам, просто предложила нам кучу золотых за туфлю. Я и мой муж Альберт с радостью согласились. Так что, повезло нам всем. Я получила любимого мужа вместо деревообразного царственного зануды, ювелирша - королевский трон, а принц Дезидерий - крепкую узду, которой ему так не хватало.
        Простите, но вынуждена вас покинуть. Кажется, стали просыпаться гости, и меня ждут обязанности счастливой хозяйки дома. И если вам когда-либо еще доведется услышать историю Синдереллы и принца, то вы теперь знаете, что в ней вымысел, а что чистая правда. За сим прощайте!
        Тел.: 615-01-01, 232-17-16