Авиатор: назад в СССР 11 Михаил Дорин
        Покоряя небо #11
        ПЕРВЫЙ ТОМ ТУТ:
        
        Сергей Родин продолжает покорять высоты лётного мастерства! Мирная семейная жизнь и лучшая работа в мире - что ещё нужно человеку, по настоящему влюблённому в небо! Совсем немного и он встанет в один ряд с людьми, чьё высокое призвание "учить" самолёты и вертолёты летать.
        Авиатор: назад в СССР 11
        Глава 1
        ЯНВАРЬ, 1983 ГОД, ЦИОЛКОВСК.
        Ярко светит зимнее солнышко. Сквозь остекление так и хочется потрогать его лучи. А ведь за бортом минус 30, и ветер дует со скоростью до 150 км/ч.
        Один раз я уже испытал на себе разгерметизацию, и посадить МиГ-21 у меня получилось. Сейчас вспомнился тот самый случай, произошедший почти перед самым выпуском из Белогорского училища. Но мне нужно следить за местоположением в зоне. Инструктор вот-вот начнёт интересоваться, где проходит наш полёт.
        - Серый, мы где с тобой летим? - спросил из задней кабины мой инструктор Гена Лоскутов по внутренней связи, будто прочитав мои мысли.
        - Первая зона, Ген. Подходим к северной границе.
        - Замечтался, но процесс контролируешь. И какая была скорость только что? - съязвил Лоскутов.
        Таким образом, мой инструктор проверяет, хорошо ли я слежу за параметрами полёта.
        - 600 на приборе. Отворачиваю в центр зоны, чтобы начать задание, - ответил я.
        - Молодец, но скорость в тот момент ты слегка превысил.
        - Не-а, товарищ инструктор.
        - Ого! Кажется, пахнет коньяком! - радостно воскликнул Гена. - 17 минута полёта, верно?
        - 17я минута и 20 секунд, если быть точным, - поправил я Лоскутова.
        Естественно, что секунды на часах я в тот момент не контролировал.
        - Записал. Если в промежутке между 17й и 18й минутой было изменение скорости в большую сторону, с тебя «Армянский», - предложил Лоскутов.
        В этот момент я уже был в центре зоны и готовился к выполнению своего задания - отработке вывода из штопора. Оно было одним из самых сложных в нашей уникальной программе подготовки. Начальник школы Вячеслав Сергеевич Гурцевич весь наш набор предупредил, что каждый должен раз в месяц выполнять полёты на вывод штопора. Ещё и на различных типах.
        - Стреловидность 45°, начинай, - сказал Гена, давая тем самым старт началу ввода в режим сваливания.
        Крыло к этому моменту уже стояло в нужном положении.
        Я ещё не начал гасить скорость, а ком к горлу уже подступил. И в этом свёртке, мешающему нормально глотнуть, поместились и волнение, и переживание, и азарт.
        Проверил положение закрылков. Угол 25°, значит, сваливаться будем при скорости меньше 240 км/ч. Отклоняю ручку управления самолётом на себя, но только сильно перетянуть нельзя.
        Пошло небольшое скольжение на левое крыло. Нос уже задран до угла 26° и… рааз!
        Резко меня отбрасывает к стенке кабины. Если бы не ремни, можно было бы и фонарь пробить. Нос МиГ-23 активно идёт в сторону. Пространство за кабиной начинает вращаться. Ощущаешь себя на детской карусели в парке, только нет здесь лошадок и зайчиков.
        Его Величество, штопор! Первая секунда и я правой ногой до упора отклоняю педаль, а ручку управления самолётом толкаю вперёд в несколько нейтральное положение. Белая черта на приборной панели в этом действии - главный ориентир. Ручка управления должна быть строго напротив неё. Обороты двигателя в норме, помпаж мне не грозит. Это вторая секунда.
        - Так и держи. Терпи, - слышу я голос Гены по внутренней связи.
        Лоскутов сохраняет хладнокровие, но мне известно, что он слегка касается органов управления. Это в случае, если я начну нервничать и неправильно буду действовать при выводе из штопора. За мной такого не было замечено, но я бы тоже никогда не передоверил управление при выполнении столь сложного полёта.
        Самолёт крутился, опускал нос на каждом обороте. Все мысли были о том, что вот сейчас пройдут те самые 5 - 7 секунд, начнёт увеличиваться поступательная скорость и я аккуратно вырвусь из этого водоворота.
        Перегрузка уменьшилась почти до нуля. Угол наклона подошёл к отметке 20°. Ещё один слабый клевок и указатель скорости зафиксировал 200 км/ч. Самолёт снова перешёл в разгон. Вот уже и отметка в 500 км/ч. Аккуратно начинаю отклонять ручку на себя.
        - Плавно-плавно Серый. Вот так, - говорил мне по внутренней связи Гена. - Вывел. Молодец! Ещё полетаем в учебных целях?
        Хотелось бы ему сказать, что даже в таких целях после штопора особо нет желания. Но с каждой набранной сотней метров высоты я опять начинал ощущать эйфорию и тот самый кайф от лучшей работы в мире.
        - Пару комплексов фигур в зоне и домой, - сказал я и Лоскутов не стал возражать.
        Через двадцать минут наш самолёт уже бежал по полосе, выпуская тормозной парашют. Всё же, приятное чувство, когда задание выполнено, ещё и в удовольствие.
        - 088, полосу освободил, - доложил я, сворачивая с полосы на рулежку.
        - 088, руление на минимальных оборотах, скользко на стоянке, - подсказал руководитель полётами, но я и сам уже увидел наледь по всей площади аэродромного бетона.
        Гена ворчал по поводу того, что сейчас нам предстоит долгая и нудная процедура руления. А ему очень хочется пораньше попасть домой. Автобус в сторону Радово - посёлок рядом с Циолковском, ходил нечасто. Да и то, всего один.
        - Серый, ну, чуть быстрее. Мне ещё один полёт надо сделать с тобой сегодня, - продолжал толкать меня на нарушения инструктор.
        Штопор на МиГ-23 это хорошо, но вот начать осваивать новый самолёт - это другое. Сегодня мне запланировали помимо уже выполненного задания и самостоятельного вылета на МиГ-31, ещё и контрольный полёт на Су-17УМ3.
        Всё слетать бы, однозначно, не получилось, но два вылета из трёх сделать реально.
        Лоскутов на этом же Миг-23 должен был с кем-то из слушателей два вылета выполнить.
        - Слушай, Ген. Ты мне друг, но в Радово автобусом ты сегодня не успеешь добраться, - сказал я, аккуратно поворачивая на магистральную рулёжку. - Не переживай, попросим кого-нибудь. Отвезут тебя.
        Чувствовалось, что сцепление не самое хорошее. Ещё и перед нашей посадкой бетон припорошил снежок, похожий на белую крупу.
        Гена продолжал скучать и ворчать. Но главное его разочарование ждало впереди. Чтобы зарулить на место стоянки необходимо было преодолеть небольшой подъём. Рисковать я так не хотел.
        - Гордый, 088, выключаюсь на магистральной. Прошу тягач, - запросил я.
        Тут нервы Гены не выдержали.
        - Серый, мы до завтра будем машину ждать. И техники к повтору будут готовить самолёт дольше. Ничего я не успею! - возмутился Лоскутов.
        - Ген, много в году дней. Успеем ещё, - сказал я, но моего инструктора было уже не переубедить.
        - Гордый, сами зарулим, - недовольно сказал он в эфир и я почувствовал, что управление на себя взял мой инструктор.
        - Ген, ты управление берёшь? - спросил я.
        - Дай сюда. Покажу, как заруливать в горку надо, - проворчал Лоскутов.
        - Гена, тут метра два между консолями. Тормози, а? - не давал я инструктору отклонять педали.
        - Управление взял. Иначе ты сегодня не полетишь, Серёжа, - ответил Лоскутов. - И я не успею на этом борту ещё слетать.
        - Управление передал, - спокойно ответил я и ослабил давление на органы управления.
        И тут началось. Сразу в горку заехать у Гены не получилось. Он слегка добавил оборотов, и самолёт начал свой медленный разворот в сторону соседнего Су-15.
        Надо было видеть, как у одного техника из рук выпал пистолет от топливозаправщика, а другой снял шапку и закрылся ею. МиГ-23 медленно крутило в сторону Су-15.
        - Блин, тормоза! Тормоза! - кричал в эфир руководитель полётами, который видел весь этот балет.
        Какие к чёрту тормоза? Ещё и Гена послушался в этом вопросе руководителя. В итоге тормоза он зажал. Ещё метр, и правая консоль МиГ-23 встретится с крылом «карандаша». Так ласково называли Су-15 за характерный остроносый силуэт.
        Тут уже я не выдержал и быстрыми движениями выключил двигатель, чтобы убрать разворачивающий момент. Самолёт слегка понесло в сторону. Вот она уже левая консоль крыла Су-15.
        Но столкновения не произошло. Остановились мы в каких-то сантиметрах от нашего соседа.
        - Серый, а… что ты там про буксировку говорил? - нервно спросил у меня Лоскутов.
        - Поздно. Уже зарулили, Ген, - ответил я.
        Вызова в кабинет заместителя начальника школы по лётной части ждать нет смысла. Идти нужно сразу и докладывать, как всё было.
        «Пряников» получили мы от зама по лётной части Мухаметова знатных. Иногда он даже переходил на родной для него язык, который ни я, ни Гена не понимал. А вот на русском не матерился.
        - Маратыч, всё обошлось. Тем более, Родин правильно действовал в сложной ситуации… - начал Лоскутов успокаивать зама, но Рашид Маратович не успокаивался.
        - Гена, а зачем ты его довёл до такой ситуации? В Радово торопился, а? Я тебе говорил, что давай в квартиру перебирайся, - продолжал ругаться зам по лётной части нашей школы.
        Я знал, что Лоскутовы жили в хорошем доме в Радово. Женился он весьма успешно, и тесть с тёщей отдали им дом в этом посёлке, где очень много известных людей живёт. Сами они живут в Москве.
        Гена даже от квартиры отказался в новом доме, который недавно построили и расселили там многих испытателей лётно-исследовательского института и конструкторских бюро.
        - Рашид Маратыч, давайте Родин пойдёт к полёту готовиться, а мы пока с вами разберём мою ошибку… - улыбнулся Гена, и Маратович вскочил со своего места, чуть не перепрыгнув стол.
        - Лоскутов, ты оборзел? Какие ему полёты? - возмутился Мухаметов и тут же стал смотреть огромную плановую таблицу. - Родин, иди готовься лететь на МиГ-31, штурман будет… Купер. Потом ко мне, - сказал Маратович. - А ты, Лоскутов, останься. Поговорим.
        На лице Гены не было тревоги. Лоскутов из тех, у кого есть серьёзные связи и ему большие санкции не грозят. Но он слишком честный парень, чтобы воспользоваться «звонком другу».
        Как лётчик, он хорош. Оттого и начальство его не гнобит, но за лихачество всегда порицает.
        Я стоял за дверью в ожидании окончания экзекуции над моим инструктором. Не прошло и пары минут, как в кабинете раздался громкий хохот. Вот так обычно всё и заканчивается у Гены. Пожурят его, а потом вместе с ним смеются.
        - Серёга, пошли, - сказал Лоскутов, выходя из кабинета. - К полёту готовься. У тебя сейчас по плану, что нужно слетать?
        - В зону на простой пилотаж. Купера только сегодня не видел ещё, - ответил я.
        - Вопросы решает, наверное, - посмеялся Гена. - Это ж Купер!
        В лётной комнате было немноголюдно. Кто-то доигрывал за убежавшими на стоянку бильярдную партию, а кто-то просто релаксировал на диване, откинувшись назад.
        Я снял с себя синюю меховую куртку, повесил на вешалку и слегка расстегнул молнию на комбинезоне и ботинках. Сняв телефонную трубку, присел на диван и позвонил на стоянку. Инженер по МиГ-31 сказал, что им нужно минут 30 на подготовку. Значит, можно слегка расслабиться.
        Устроившись в кресле, я откинул голову назад и закрыл глаза. В такие моменты старался всегда прокрутить в голове полёт, который только что выполнил.
        Каждое движение ручкой управления и педалями, увеличение и уменьшение оборотов двигателя, куда посмотрел и какой параметр проконтролировал. Самоанализ полёта - очень важная вещь. Тем более после полётов на выполнение штопора.
        И вот мой виртуальный полёт закончился. Я на земле и вижу мою Верочку. Зелёные глаза, длинные волосы и этот огненный взгляд, прожигающий душу. Телом чувствую, как обручальное кольцо, которое всегда со мной на шее, медленно сползло в сторону и закатилось за шею. Не открывая глаз, я поправил верёвочку и опять вернулся в царство грёз… ненадолго.
        - Шен генацвале! Серго, родненький! - влетел в комнату тот самый Купер, обращаясь ко мне с грузинским акцентом. - Лэтим с тобой! Маратыч сказал только что!
        Расслабиться теперь не получится, поскольку этот истинный грузин, меня сейчас достанет.
        Купарешвили Зураб Георгиевич или просто Купер - один из штурманов школы испытателей. Летать с ним - это что-то особенное! Каждый, кто с ним летал, знает теперь, что лучше города, чем Кутаиси нет. От рассказов про виноград этот фрукт есть, совсем, не хочется.
        - Купер, дай посидеть спокойно, - ответил я, когда Зураб начал меня тормошить, чтобы в очередной раз рассказать о каком-нибудь товаре.
        - Ты меня послушай, - продолжал настаивать Купер.
        При этом он соединял все пальцы одной руки в кучку, как будто солит, выбрасывал руку вперёд и страстно, с восхищением и сильным грузинским акцентом декламировал что-то очень важное собеседнику.
        И тут Зураб рассказал потрясающую историю, как он покупал что-то на Колхозном рынке в Циолковске. Столько страсти, я даже в «Ромео и Джульетте» не читал.
        - Цицмати, генацвале! Ты же знаешь, что это? - спросил Купер, тряся меня за плечо.
        - Конечно! Зачем такую ерунду спрашиваешь, - соврал я.
        Подобный ответ в два раза сокращает объём информации от Купера. Если бы я сказал, что не знаю этого цицмати, то лекцию пришлось бы продолжать в кабине самолёта.
        Все те недолгие минуты, что я пытался расслабиться в кресле, мне пришлось слушать какой же вкус у этой зелени. Терпкий и острый, чем-то напоминает редиску, имеет кислинку и горчинку - ну очень интересно! Весь день мечтал послушать про цицмати.
        - Серго, я им говорю, листочки мягкие и нежные должны быть. Если разорвать и немного помять в руках, будет как хрен пахнуть, - продолжал возмущаться местными торговцами Купер.
        - То есть, растение хрен? - уточнил один из ребят, игравших бильярдную партию.
        - А ты другой хрен знаешь, который на рынке продают? - возмутился Зураб. - Серго, ну ты же меня понимаешь…
        В эту секунду зазвенел звонок и я рванул к телефону. Давно я так не радовался звонкам со стоянки!
        - Спасибо, выдвигаемся, - ответил я, застегнул комбинезон и молнии на ботинках. - Купер, колёса в воздух.
        - Ай, мнэ нравится, когда ты так говоришь! Вот ты точно станешь хорошим испытателем, - продолжил восхищаться мной Зураб, застёгивая куртку.
        Созвонившись с руководителем полётами и получив от него добро на вылет, мы с Купером заспешили на стоянку. В коридоре мы чуть было не сбили ещё Колю Морозова.
        - Серёжка, решил слетать, наконец-то? - ироничным тоном спросил Морозов, поправляя влажные от пота волосы.
        - На 31 м сейчас с Зурабом в зону слетаем и на сегодня всё, - ответил я и собирался пойти дальше, но Морозов не пропустил меня.
        - Самостоятельно? - удивился Коля. - Даже мне ещё не доверяют МиГ-31, а тебе уже в зону можно. Как это тебе разрешили?
        - Не знаю, Коль. Просто, я немножко умею летать на нём.
        На этом беседу я решил закончить и мы с Купером пошли дальше.
        - Серго, этот Мороз мнэ не нравится. Я уже Гене говорил, Маратычу говорил, что с ним летать неприятно. Как виноград переспелый, противный до ужаса! - выразил Купер своё мнение.
        - Ну ладно тебе. Лётчик он хороший. Характером, конечно, не вышел.
        - Так и скажи - внутри гамно и человек гамно, - подытожил Зураб.
        Выйдя на улицу, я почувствовал, как ласково греет зимнее подмосковное солнце. Бетон был ещё скользким, но на полосе всё было сухо. Ничего не должно помешать нашему вылету.
        С диким гулом над полосой проносится Су-24, успев уже убрать шасси. За ним следом на посадку заходит «спарка» МиГ-25ПУ.
        В момент касания полосы, раздаётся слабый визг и идёт белый дымок из-под колёс. Самолёт бежит по полосе, опускает нос и выпускает тормозные парашюты. Небольшой хлопок и оба купола наполняются, замедляя истребитель.
        Слишком я засмотрелся на другие самолёты. Хотя, как можно не любоваться ими!
        - Купер, полетим сейчас в зону. Время уже много, - сказал я, взглянув на часы.
        Стрелки уже показывали 15.30 местного времени, а мой полёт нужно выполнить по светлому.
        Зураб ничего на это не сказал, а только кивнул.
        Техники доложили о состоянии самолёта, и я начал осмотр. Можно в нескольких словах описать этот истребитель-перехватчик. По своей сути МиГ-31 это два больших двигателя, два огромных воздухозаборника, слева и справа баки с топливом. Всё остальное, это лишь дополнение к аппарату. Смотря на этот большой истребитель со стороны, ощущение такое, будто он просит, чтобы на нём как можно быстрее слетали.
        Аккуратно погладив его по радиопрозрачному конусу, я осмотрел стойки, закрыты ли все лючки и нет ли посторонних предметов в соплах или воздухозаборниках.
        - Полетели? - тихо задал я вопрос самолёту, будто спрашивая его разрешения, и полез в кабину.
        Зураб и я заняли свои места. Необходимые проверки перед запуском выполнили и пора запрашивать разрешение у группы руководства полётами.
        - Гордый, ещё раз добрый день! 088, борт 207, запуск прошу.
        - 088, взаимно. Запуск разрешил, - ответил руководитель полётами.
        Весь алгоритм запуска выполняю строго по инструкции. Ничего не пропускаю. С каждой минутой чувствуется, что МиГ-31 оживает. Где-то красота и мощность существуют раздельно друг от друга, то в этом самолёте всё вместе и неразрывно.
        После запуска двигателей проверяем остальные системы. В это же время у самолёта приходит в движение всё, что может шевелиться на крыле и хвостовом оперении. Чувство, что это живой хищник только усиливается.
        - 088, прошу вырулить, - запросил я, когда весь алгоритм запуска был выполнен.
        - 088, успеваете до темноты слетать? - спросил руководитель полётами.
        - Вот как так можно работать? Я же с тобой в самолёте. Целый штурман! Каждая секунда под контролем, - возмутился Купер по внутренней связи.
        Не любил наш грузинский друг, когда его умения ставят под сомнение.
        - Успеваем. Прошу вырулить, - ещё раз запросил я и получил разрешение.
        На МиГ-31 я уже не первый раз летаю, но хочется чего-то нового. Самолёт уже производится серийно, стоит на вооружении, но есть «тёмные закоулки». Хочется проверить его на несколько иных режимах полёта. Об этом я спросил у Купера, но тот не сильно хотел окунаться в исследовательскую работу.
        - Серго, ты только сильно не гони на этой зверюге. Тут можно «пережать педаль газа» так, что не впишешься в поворот и в открытый космос улетишь, - сказал Зураб.
        - Сейчас нет, конечно. Как школу закончу, - посмеялся я, и остановил самолёт на техпосту.
        МиГ-31 осмотрели. Коротышка техник ласково погладил левую консоль крыла, еле допрыгнув до него и мы вырулили на полосу для взлёта.
        Очередной комплекс проверок и начался прогрев мощнейших двигателей. Время на часах уже 16.00, а летать мне не меньше часа. Садиться будем впритык к сумеркам.
        - Гордый, 088 взлёт, форсаж, - запросил я и руководитель полётами тут же разрешил.
        Большая, стремительная машина начинает слегка присаживаться на переднюю стойку. Отпускаю тормоза и включаю форсажи.
        - Включились оба! - докладываю я, устремляясь со своим штурманом по полосе.
        30 тонн тяги несутся на разбеге. Подъём носового колеса и отрыв. Шасси убраны, но форсаж по-прежнему в работе. Заняли высоту отхода в зону и можно погасить пламя двигателей. Готовлюсь выполнить отворот на заданный курс.
        Резко, самолёт сильно затрясло! Сразу выключаю оба форсажа. Есть расхождения в параметрах, но в пределах нормы. Наблюдаю, как мигнула лампа выработки одного из баков. Что-то не то на самолёте. Он нездоров.
        - Серго, там всё хорошо. Мы в точке первого разворота… уже пролетели. Ты давай не позорь меня! - возмутился Зураб.
        - Тише, Купер. У нас что-то не то, - говорю я и начинаю плавно отходить в зону.
        - Все параметры на десать баллов, генацвале, - через пару секунд отвечает Зураб.
        И только он это сказал, параметры работы двигателей начали расходиться друг с другом.
        - Нет-нет. Посмотри на двигатель и… вибрация небольшая, - говорю я. - Сливаем и на посадку.
        Не успел я этого сказать, как самолёт снова тряхнуло. Загорелась лампа выработки левого крыльевого бака.
        - Гордый, 088, задание прекратил, прошу заход сходу.
        - 088, вас понял. Характер отказа? - запросил руководитель полётами как и положено в этот момент.
        А что ему ответить? Тут и вибрация, и падение оборотов двигателя и отказы топливной системы.
        - Гордый, 088, после посадки. Буду садиться сходу, - ответил я.
        Глава 2
        Загорелись практически все лампы, сигнализирующие выработку баков. Такое могло бы случиться в двух случаях. Либо что-то не так с топливной системой, либо у нас керосин льётся рекой.
        В дополнение ко всему вибрация не проходит, а только усиливается. Параметры левого двигателя всё так же незначительно отличаются от нормальных.
        В этот момент в памяти всплывает сама история испытаний МиГ-31. Именно после такого комплексного отказа было определено, что модификация двигателей Д-6, стоящих на этом истребителе, имеет дефект. Плюс к этому ещё и в топливной системе были свои нюансы. Подобный отказ в будущем произойдёт у одного из лётчиков-испытателей.
        Реагировать нужно срочно!
        - Гордый, 088, левый выключил. Готов к снижению, - доложил я, переставляя рычаг управления двигателем в нужное положение.
        Появился небольшой разворачивающий момент, но вовремя удалось компенсировать его отклонением ручки управления самолётом и педалей. Но тряска продолжалась. Левый двигатель всё ещё был на оборотах авторотации.
        - Разрешил снижение к третьему. Остаток? - запросил руководитель полётами.
        - По топливомеру 9200 , - ответил я в эфир.
        Начинаю выполнять вираж, отклоняя ручку управления самолётом влево. Постепенно снижаюсь, но наши с Купером беды продолжаются.
        Загорается табло аварийного остатка топлива. Не может этого быть? У нас топливомер показывает, что керосина ещё очень много!
        - Купер, остаток, - запрашиваю я у штурмана.
        - Серж, по загоревшемуся табло, остаток аварийный, - ответил Зураб. - Топливомер показывает 9 тонн.
        В училище учили, что нужно верить приборам. Но сейчас это не так уж и просто. Показания-то разнятся с предупреждением на загоревшемся табло.
        Самолёт ещё раз тряхнуло. А если сейчас лопатки двигателя разлетятся ко всем чертям? Тут уже и прыгать будет поздно. Да и сейчас под нами одна из близлежащих к Циолковску деревень.
        - Серго, решение, но сам я прыгать не буду.- запросил меня Купер, после того, как в очередной раз самолёт подвергся тряске.
        Такое ощущение, что рядом с нами взрывается одна ракета за другой.
        Уже виден аэродром. Сейчас бы побыстрее снизиться и заложить разворот с большим креном.
        Всё в голове перемешалось. Настолько неординарная сейчас ситуация. А если это не то, что было у того самого Федотова и я просто солью остатки керосина? Себя и самолёт угроблю, и товарища туда же потяну.
        - Под нами люди, Купер. Срезать не будем и зайдём на установленной дальности третьего разворота. Чтоб наверняка. У нас много топлива. Будем сливать, - ответил я, сняв справа жёлтый колпачок, прикрывавший нужный выключатель на панели приборов.
        - Понял, командыр, - ответил Зураб.
        На указателе скорости значение 600 км/ч, обороты работающего двигателя 90%. Самолёт летит без снижения, так что пора начинать слив.
        - Гордый, 088 топливо сливаю и захожу на посадку, - доложил я руководителю полётами, одновременно отклоняя ручку управления в правую сторону и включая тумблер «Слив топлива».
        - Вас понял. Условия на посадке прежние, - ответил он.
        Как раз в этот момент тряска начала сходить на нет. Двигатель практически остановился. Топливо, если судить по показаниям топливомера, начало уходить.
        - Вибрация снялась, - доложил я руководителю полётами, продолжая сливать топливо в безопасном районе.
        - Топливомер показывает большой остаток, - сказал по внутренней связи Купер.
        Прошло ещё несколько минут, прежде чем мы начали выполнять разворот на посадочный курс. Разворот выполнял с креном, чтобы не получилось сваливания.
        - Гордый, выполняю четвёртый разворот, 1000 занял, - доложил я.
        Шасси и закрылки пока не выпускаю. Закрыл кран слива топлива в тот момент, когда Купер мне подсказал, что остаток нам позволяет сесть. Главное - не допустить сваливания.
        Аккуратно выхожу на посадочный курс и устанавливаю скорость 450 км/ч. Проходим километр за километром, но ощущение такое, что вот сейчас снова начнётся тряска.
        - 088, дальний прошёл, к посадке с одним выключенным готов, - доложил я в эфир.
        - 088, посадку разрешил. У земли штиль. Контроль за скоростью, - сказал руководитель полётами.
        Купер подсказывал мне значение скорости и высоты. Над ближним приводом я загасил скорость до 400 км/ч. Высота 70 метров.
        Вот и торец полосы под нами. Скорость ещё большая, но надо выравниваться. Самолёт пытается развернуться, но я выдерживаю направление.
        - Скорость 330, - подсказывает Купер, и можно уже касаться полосы.
        Есть касание! Начинаю тормозить на полосе и выпускаю парашют. Скорость замедляется, и я уже вижу рулёжку, на которой нас ожидает команда техпомощи.
        Как только освободили полосу, руководитель полётами дал команду на выключение.
        Наконец, можно выдохнуть. Сняв перчатку, я прикоснулся ко лбу и почувствовал, насколько он мокрый и холодный. А ведь в полёте самообладание сохранялось полностью, но внутренние переживания были в любом случае.
        Я открыл фонарь. В кабину ворвался морозный воздух, смешанный с парами керосина. Первая мысль была, что это у нас вытекает топливо из самолёта, разливаясь по бетону рулёжной дорожки.
        Рядом с самолётом показались наши техники, быстро подкатившие стремянки, чтобы мы смогли покинуть кабину. Засиживаться в самолёте не очень хотелось после столь короткого полёта.
        Спустившись на бетон, я сразу посмотрел на хвостовую часть. Топливо не вытекает. Фюзеляж в районе двигателей цел, а тормозной парашют ещё болтался на стропах. В такой суматохе совсем позабыл о том, что его нужно сбросить.
        Техники осматривали МиГ-31, пытаясь сделать предварительное заключение о его состоянии. Зураб в это время ходил под самолётом, возмущаясь, что так внезапно закончился наш полёт.
        - Сержик, я думал мы покрутимся, посмотрим Подмосковье с большой высоты. Погода-то шикарная, - не унывал Купер, изучающим взглядом рассматривающий стойки шасси.
        - Тоже не рад, что так быстро сели, - ответил я и подошёл к МиГ-31, чтобы погладить его по радиопрозрачному конусу. - Могли бы и вовсе… «на природе» воздухом дышать, если не хуже.
        - Да брось ты, генацвале! Сильная вибрация была, не спорю. Но потом же нормализовалось всё, - сказал Купер, снимая шлем.
        - А что по поводу топлива скажешь? - спросил я.
        - Топливомер всё чётко показывал.
        Я продолжал гладить МиГ-31. Повернув голову, заметил, как мне улыбается техник со шлемофоном на голове.
        - Починим его, Сергей! Как новенький будет, - сказал он.
        - Не сомневаюсь в вас, ребята, - показал я ему «класс» и ещё раз погладил самолёт. - Не болей больше. До встречи, - прошептал я.
        К самолёту уже подъезжала «Волга» начальника школы испытателей. Я подошёл к Зурабу, прыгающему на месте. Сейчас будем вместе с ним отвечать за произошедшее перед Вячеславом Сергеевичем - начальником нашей школы.
        Машина только остановилась, а к Гурцевичу уже бежал техсостав с докладом. Начальник школы, одетый в кожаную лётную куртку поверх строгого чёрного костюма, вышел из своей «Волги» и начал общаться.
        Минуту спустя он покачал головой, что-то ещё уточнил у инженера и направился к нам. Даже шапку не одел, а ведь на улице мороз градусов 20!
        - Рассказывайте, - сказал Вячеслав Сергеевич, поздоровавшись с каждым за руку.
        - Командыр, это было что-то! Тряхнуло, топливо вниз пошло, но Серго вёл машину уверенно. Я по секрету вам скажу, что Родин - лучший с этого набора. Мне с ним так просто…
        - Кхм, - прокашлялся Гурцевич, положив руку на плечо Куперу. - Я тебя понял. Теперь пойди, погуляй и расслабься, - сказал начальник школы и повернулся ко мне.
        Я дождался, пока Зураб отойдёт на несколько шагов. За это время Купер чего только мне не показал жестами!
        - Купарешвили, в отпуск у меня пойдёшь с завтрашнего дня. Будут тебе и виноград, и…цицинтин твой, - пригрозил Гурцевич. - Никаких летних отдыхов тебе.
        - Цицмати, Вячеслав Сергеевич, - поправил я его. - Неравнодушен Зураб к этому растению.
        - Его проблемы, Родин, - махнул рукой начальник школы. - Давай, рассказывай.
        Выслушав описание всего хода событий, Гурцевич задумчиво посмотрел на самолёт и на меня. Мне бы сейчас очень хотелось заглянуть под капоты двигателей. Я на сто процентов уверен, что в одном из них произошло разрушение лопаток.
        - Почему решил, что нужно сразу садиться? В баках топлива много, течи нет. Мог выработать. Топливомер, что показал?
        - Выработать мог, но была вибрация двигателя, Вячеслав Сергеевич, - ответил я. - А топливомер, как оказалось, работал нормально.
        - Очень странно. А что за светомузыка с включением всех табло топливной системы?
        - Не могу знать, Вячеслав Сергеевич, - молниеносно ответил я и начальник школы задумчиво стал потирать подбородок, который на морозе уже стал румяным.
        - Сейчас машина приедет. Дуйте в лётную комнату и пока рапорта пишите. Что и как было. Будем разбираться, - сказал Гурцевич и пошёл к самолёту.
        Вскоре подъехал микроавтобус «Раф» и мы стали с Купером грузиться в салон.
        На этом сегодняшние полёты были прекращены. В лётной комнате всем было интересно, что произошло на борту и как удалось посадить. Окончательно разобрав со всеми нашими товарищами сегодняшний инцидент, мы приступили к написанию рапортов.
        Конечно, нашёлся среди ребят и тот, кто очень нам хотел помочь. Точнее, поддержать после перенесённого стресса.
        Роль психолога была у Бори Чумакова - нашего со Швабриным соседа по комнате в общаге во время поступления. Его сильно интересовало моё здоровье, переживал ли я в процессе захода на посадку или нет.
        - Сергей, вот я на тебя смотрю и понимаю, что у тебя СПВ, - сказал Боря, внимательно осмотрев меня со всех сторон.
        - Эу, это что такое? Заразное? - спросил Купер, слегка отодвигаясь от меня.
        - Зураб, ты кого слушаешь? - воскликнул Швабрин, сев в кресло со своей «сиротской» кружкой чая. - Борян у нас книжку какую-то умную прочитал недавно и полностью в неё поверил.
        - А нечего тут, Вань, иронизировать, - возмутился Чумаков. - Психология - наука важная. В нашем деле нужно быть подготовленным к стрессовым ситуациям.
        - По мне видно, Борь, что не готов к стрессовым ситуациям? - улыбнувшись, спросил я у Чумакова.
        - Видно. Так я тебе не про стресс, а про СПВ…
        Купер совсем вышел из себя и вскочил со своего места.
        - Да что это за зараза? - начал возмущаться Зураб, переходя на свой родной язык и активно жестикулируя.
        - Купер, успокойся! - громко сказал я. - Синдром профессионального выгорания.
        Швабрин и остальные в комнате продолжали смеяться, наблюдая за тем, как Купер молча взывал к небу.
        - Это хорошо. Я ж думал, что это что-то заразное. И… на это может подействовать, - показал он на паховую область.
        - Зураб, на потенцию не влияет совершенно, - произнёс Боря с видом профессора.
        - Ай, что это ты удумал? Я же про ноги сейчас показывал тебе. У меня, как у советского грузина всё хорошо. Ларису Ивановну всегда хочу! - рассмешил всех Купер, напомнив о крылатой фразе из фильма «Мимино».
        Купер продолжил писать рапорт, а Чумаков отвлекать меня бессмысленным разговором.
        - Сергей, ну ты посмотри на себя? Давай определим, СПВ у тебя или что серьёзнее? - предложил Боря.
        - Ты пару минут назад утверждал, что у меня есть этот синдром, - сказал я, не отрываясь от написания рапорта.
        - Я вижу, что ты устал. Ты не отвечаешь вниманием на внимание со стороны окружающих, - произнёс Боря.
        - Это так заметно? - посмеялся я.
        - Да, - хором ответили почти все в лётной комнате, за исключением Купера.
        Он просто был занят, поэтому в беседе пока не участвовал.
        - Я, как бы, занят, мужики.
        - Вот видишь! Не я один это заметил, - предостерегающе заявил Чумаков.
        У меня вообще сложилось впечатление, что в его теле тоже попаданец. Только со знаниями в области психологии. Зураб закончил с рапортом и решил сходить к товарищу Карлову. Это был помощник начальника школы испытателей по штурманской части.
        - И помнишь, ты говорил, что в отпуске не можешь слишком долго отдыхать? - продолжил меня доставать Боря.
        Да что он такое говорит! Согласен, что не каждый отпуск я отдыхал как надо - то в одно место съезжу, то в другое, то маршала достану, то с нынешней женой проводил вдвоём зимние ночи во Владимирске. Ну не «таскать» же диван весь месяц на спине?
        - Борь, заканчивай с этой диагностикой и дай рапорт человеку написать, - остановил Швабрин Чумакова, который уже листок взял, чтобы какую-то ерунду записывать.
        - Ещё вопрос есть. И он очень важный. Касается стула… - начал спрашивать Боря.
        - А мебель тут при чём? - отвлёкся от чая Швабрин.
        - Я про пищеварительный стул. Нет у тебя с ним проблем, Сергей? - спросил Чумаков.
        Это уже слишком!
        - Так, Боря, возьми что-нибудь полезное почитай. Аэродинамику, методику лётных испытаний, да хоть газету «Правда», - настоятельно рекомендовал я Боре под отдельные смешки товарищей.
        На этом его сеанс психотерапии был закончен.
        В такой обстановке написать нормальный рапорт было весьма сложно, но мы с Зурабом справились. Как раз к моменту его написания и появился в лётной комнате Коля Морозов с недовольным лицом.
        - Что, опять самолёт сломали, - иронично заметил он, картинно швырнув картодержатель и планшет на диван рядом с Иваном. - Как так можно? Что не полёты, так у вас отказ.
        - А ты забыл, Николай, что наша будущая работа весьма опасна из-за возможности отказов? - спросил у него Швабрин,
        - Ну, кто как умеет летать. У меня, если и случается отказ, то ситуация очень сложная. Всякие там мелкие неисправности, я даже не озвучиваю. Техникам только на земле указываю, что нужно сделать, - надменно произнёс наш мистер «я лучше всех» и с улыбкой посмотрел на меня.
        - Ты такой молодец, Коля! - с сарказмом произнёс я.
        Продолжения наша беседа не получила. Нас с Купером вызвали в кабинет к заместителю начальника школы по лётной части.
        - Разрешите войти? - спросил я
        - Сергей и Зураб заходите, - громко сказал Гурцевич, который стоял у окна кабинета.
        Когда мы вошли, рапорта тут же положили на стол Мухаметову. Рашид Маратович сидел за столом и просматривал какие-то бумаги совместно с гостем, одетым в кожаный лётный комбинезон - настоящая редкость.
        И звали этого человека Александр Васильевич Федотов. Среднего роста. Широкие плечи. Взгляд цепкий, а сам он, кажется, излучал не иссякающую энергию. Легенда, одним словом!
        Приходилось мне с ним видеться совсем недавно. Можно сказать, мимолётно.
        Федотов посмотрел на нас с Купером, медленно встал и подошёл поздороваться.
        - Как дела, мужики? - пожал Федотов руку каждому из нас, а заодно и застегнул до конца молнию Зурабу на комбинезоне.
        - Всё хорошо, товарищ генерал, - поспешил отрапортоваться Купер.
        Действительно, Александр Васильевич был генерал-майор запаса. Но это звание ему присвоили уже на испытательной работе. Из армии он уходил капитаном.
        - Не люблю я этого, Купарешвили, - похлопал Федотов Зураба по плечу. - Мне всё рассказали и кое-что я никак понять не могу. Готовы мне объяснить, Сергей Родин, что произошло с самолётом? - пристально посмотрел он на меня.
        Глава 3
        Федотов слушал меня внимательно. Пару раз задал уточняющие вопросы. Большого рассказа у меня не вышло, поскольку Александр Васильевичу было и так всё ясно - случай очень непростой и требует разбора на фирме МиГ.
        И вообще, почему Купер назвал Александра Васильевича генералом? Ему это звание должны были присвоить несколько позже. Хотя, раз и МиГ-29, и МиГ-31 раньше пошли в войска, то и звание было присвоено раньше.
        - Поспешили принять самолёт на вооружение, Василич? - спросил у него начальник школы Гурцевич, продолжавший задумчиво смотреть в окно на протяжении всего моего доклада.
        - Нет. Любой самолёт нужно дорабатывать в процессе его эксплуатации в строевых частях, - сказал Федотов, сев на стул перед Мухаметовым. - Ребята - молодцы, что машину посадили. Ты мне что скажешь, Рашид Маратыч? - спросил он у зама по лётной части школы.
        - Скажу, что пока МиГ-31 вы будете дорабатывать, этот набор закончит учиться. У вас сейчас и так дел много на фирме, - ответил ему Мухаметов, поправив галстук. - Задачу по корабельным истребителям никто не снимал.
        - Тренажёр только-только закончили, - ворчливо произнёс Федотов. - Первый взлёт сделали, но трамплин нам нужен с углом в 12°.
        В августе прошлого года лётчик-испытатель Фастовец должен был выполнить первый взлёт с трамплина на МиГ-29. Но угол схода был всего 8°, а нужно было почти в два раза больше. Финансирование строительства необходимого трамплина постоянно откладывалось, а потом и вовсе прекратилось. В военном руководстве страны не сильно хотели верить в состоятельность идеи корабельных самолётов с укороченным взлётом.
        - Ладно, это решать нужно не здесь, - сказал Гурцевич. - Родин, Купарешвили свободны на сегодня. Давайте домой, отдыхать.
        Прекрасно! Надо бы узнать, что действительно с самолётом. Если мне ничего не вменяют, значит, там и правда какие-то разрушения в двигателе.
        Купер развернулся и уже открыл дверь, чтобы выйти. Но я решил задать интересующий меня вопрос.
        - Я сейчас, Зураб, - и прикрыл дверь.
        Гурцевич тут же обратил на это внимание и отвлёкся от рассматривания окрестностей нашей школы в свете ночных фонарей.
        - Что такое? - спросил он.
        - Мне кажется, мы имеем право знать, что с самолётом. Вы, Александр Васильевич это поняли и уже сделали какие-то выводы, - сказал я и Федотов резко развернулся в мою сторону.
        Для всех этот человек был авторитетом. В конструкторском бюро МиГ к нему прислушивались все начиная с генерального конструктора. Да и руководство ВВС могло прислушаться к мнениям знаменитого лётчика-испытателя.
        - С чего ты так решил? - прищурившись и слегка улыбнувшись, спросил Федотов.
        Надо как-то выйти из этого положения и намекнуть, что дефект топливной системы нужно устранить. Возможно, это в будущем спасёт ему и его штурману жизнь.
        - Мы постоянно общаемся с лётчиками разных фирм. Они делятся с нами своим опытом. В том числе и рассказывают о тех ситуациях, когда они попадали в нечто похожее при первых полётах на том или ином самолёте.
        - И ты вспомнил один из таких случаев, верно? - спросил Мухаметов.
        - С МиГ-31 уже было нечто подобное, когда произошло разрушение лопаток в двигателе, - сказал я. - Сейчас ведь то же самое произошло?
        - Всё верно, Серёжа, - ответил Федотов. - Как ты успел заметить, со стороны у самолёта всё в норме. А вот под капотами двигателей картина невесёлая.
        Дальше слово взял Мухаметов. Он рассказал, что корпус двигателя был изрешечен осколками лопаток турбины. Где-то они чуть было не пробили стенки топливного бака, но нам с Купером повезло.
        А дальше мои соображения по поводу отсутствия течи топлива подтвердились.
        - Каким-то чудом осколки миновали трубопроводы на двигателе, где керосин под высоким давлением. Гидросистема и топливная система тоже не пострадали, - сказал Мухаметов, окончательно сняв галстук.
        - Если бы хоть один осколок что-то зацепил, было бы совсем печально, Серёжа, - добавил Федотов. - А так, у меня просто заберут Ленинскую премию за МиГ-31, - улыбнулся прославленный лётчик.
        - Возможно, разлетевшиеся осколки и не повредили топливные магистрали, но светомузыка ламп выработки топлива из баков началась с первой секунды опасной вибрации, - сказал я и Рашид Маратович, чуть было не рассмеялся.
        - Светомузыка ламп? - спросил Мухаметов. - Интересное выражение.
        - Это цитата, Рашид Маратыч, - сказал я.
        - Вот так придумаешь выражение, а оно потом в массы народные уйдёт, - повернулся к нам Гурцевич.
        Федотов почесал залысину и начал собирать бумаги, которые он приносил Мухаметову.
        - Надо разбираться, товарищи. Пока предлагаю полёты МиГ-31 приостановить. В войска тоже надо передать эту информацию, - сказал Александр Васильевич. - Думаю, тебе Серёжа, лучше идти домой. Переосмысли всё. Может, ещё какая-то мысль появится.
        - Так есть уже, товарищ генерал, - ответил я. - Лампы начали загораться из-за нарастания вибрации двигателя.
        - Тут ты нам ничего нового не сказал. Это логично, - сказал Гурцевич.
        - Значит, проблема в двигателе. Возможно, есть определённый дефект в этой модели форсированных Д-6, - продолжал я подводить старших товарищей к важному знанию.
        Интересно, а в эти годы уже разобрались в причине выхода из строя двигателей этой серии? Лучше я им скажу, а там пускай сами принимают решение.
        - Пока это лишь догадки, Серёжа, - медленно проговорил Федотов. - Случаи дефектов были, но не у всех изделий.
        - Мне кажется, всему виной межвальный подшипник. Только при его разрушении может возникнуть цепная реакция, которая приведёт к повреждению остальных деталей двигателя, вплоть до лопаток, - сказал я и все внимательно уставились на меня.
        - Ты серьёзно? - хором задали мне вопрос три больших начальника.
        - Абсолютно.
        Пару минут каждый из старших товарищей ещё рассуждали, а потом сошлись на мнении, что эту информацию следует передать «двигателистам». Ещё раз попрощавшись со мной, меня отпустили переодеваться.
        Из здания школы я вышел в одиночестве, обратив внимание, что свет продолжал гореть в нескольких кабинетах. За территорией мне предстояла двадцатиминутная прогулка до моего дома.
        Путь пролегал через самые живописные площади Циолковска. Здесь и центральный парк, и «лес-треугольник», и небольшая школа под номером 3. Названа она в честь знаменитого испытателя Юрия Гарнаева. В Циолковске вообще, куда ни глянь, всё дышит и говорит об авиации.
        Мороз крепчал, но в своей модной «Аляске» мне было достаточно тепло. Вообще, отдавая за эту куртку немалые деньги, я сомневался в том, что буду гармонично смотреться на фоне своих коллег в пальто или полупальто с меховым воротником.
        За убаюкивающим скрипом снега под ногами и размышлениями о зимней моде, я и не заметил, как прошёл стадион «Восход». Яркий свет его прожекторов был отчётливо виден из любого угла «леса-треугольника». Долго можно любоваться торжественным фасадом стадиона с монументальной колоннадой, вознесённой на два этажа и гранитной лестницей, ведущей на трибуны.
        Прохожу квартал по улице Маяковского и вижу один самых известных жилых домов. С виду это обычная «сталинка», чей вид не такой роскошный, как рядом стоящие. Здесь её называют «дом-лётчиков». Количество заслуженных людей, проживавших и проживающих в этом доме не пересчитать.
        И вот именно сейчас, я вспомнил сегодняшний полёт. Каждую секунду и параметр на приборах. Со сложной ситуацией справился, остался жив и посадил самолёт. Могу ли теперь ассоциировать себя с теми людьми, чьи подвиги сподвигли дать имя этому дому? Думаю, что мне до них расти и расти. А может и никогда не дотянуться.
        Перешёл улицу и направился к своему дому. Нельзя в этот момент не посмотреть на гостиницу «Дружба», которую строили для конструкторского бюро Туполева. Большое здание из красного кирпича с лепниной на фасаде, эркерами и ещё чем-то. Когда мы первый раз гуляли здесь с Верой, она столько архитектурных терминов упоминала, что я потерялся.
        Что касается нашего дома, его построили недавно. Специально для проживания слушателей и других лётчиков из Циолковска, кому не хватило квартир в других районах города. Удивительно, но я не думал, что во времена Брежнева будут строить пятиэтажный дом, да ещё и с универмагом на первом этаже.
        Я уже почти прошёл мимо витрины, как вдруг открылась дверь и на мороз выскочила пара молодых ребят.
        - Ой! Простите, - извинился парень, который чуть было не упал, врезавшись в меня.
        - Ничего страшного. Я сам слегка задумался. Но в следующий раз аккуратнее, а то упадёшь и головой можно удариться, - спокойно сказал я, поправив парню кроличью шапку-ушанку.
        Совсем как умудрённый опытом рассуждаю! Этот молодец ненамного младше меня нынешнего.
        - Хорошего вам вечера! - пожелала мне девушка с пухлыми щёчками.
        Маленький нос и подбородок, длинные ресницы и изогнутые брови. А из-под вязанной шапки выбилась прядь каштановых волос. Молодая, симпатичная и беззаботная.
        - Вы зайдите для своей жены или мамы купите цветов. Тут ещё пока есть, - указала девушка на магазин и, весело улыбнувшись, убежала со своим парнем.
        Почему бы и нет? Давно Верочку не радовал цветами. Но это минусы Советского Союза - с цветами напряжёнка. Вот и выбор в магазине был небольшим. Из всего «гигантского» набора были только розы и ещё одни цветы, название которых я не сразу смог выговорить. Их и купил.
        Во дворе встретил своих товарищей Борю Чумакова и Ваню Швабрина. Парни, памятуя, что сегодня пятница и закончилась очередная неделя, не нарушали традиций и расслабились. И когда они только успевают! Я с работы ещё не пришёл, а они уже красивые-красивые!
        Мой инструктор из Белогорска рассказывал, как это модно носить усы. Вот когда он поймёт, что они ему не идут совершенно? Может, поэтому у него, пока, с личной жизнью не всё ладится.
        - Серый, и как называются эти прекрасные представители флоры? - спросил у меня Ваня, укутываясь посильнее в пальто.
        - Если я выговорю, то ты подумаешь, что я тебя послал. Длинное и неинтересное название, - улыбнулся я.
        - А я вот говорил тебе сегодня…ик, - начал Боря, которому уже было достаточно отмечать пятницу. - Ты же помнишь, что я тебе говорил?
        - Помню, помню, - сказал я. - Давайте внутрь, а то простынете.
        - Родин, мы сейчас повысили градус до сорока, - махнул рукой Швабрин. - На улице минус 25°-30°, так что для нас сейчас обычная весенняя температура. В районе плюс 10°.
        - Погоди! А разве у нас был коньяк? Я только вино помню, - удивился Боря, застёгивая кожаную лётную куртку и поправляя пилотку чёрного цвета с…морской кокардой.
        - Ты где эту пилотку взял? - удивился я. - Ты же ни дня не служил на флоте.
        Но это было неверным утверждением с моей стороны. Боря с Ваней переглянулись и негодующе зафыркали.
        - А у нас что, не флот? - возмутился Боря.
        - Военно-воздушный флот, Серёжа, - сказал Швабрин и тоже рассмеялся вместе со мной.
        Уговорил я ребят закончить «прохлаждаться» и настоятельно рекомендовал им зайти в подъезд, а также слегка сбавить употребление. Проводив до двери Швабрина и Чумакова, я быстрым шагом влетел на третий этаж, оказавшись перед дверью, оббитой коричневым дермантином. Табличка с номером квартиры 12 была мне очень мила.
        Нажав на звонок, я стал ждать тихих шагов, доносящихся из-за двери. Но их не было, поскольку Вера очень быстро открыла мне, бросившись на шею.
        - Опять ждала у окна? - шепнул я жене на ухо, наслаждаясь запахом её мягких волос и вкусного аромата ужина с кухни.
        - Время сколько, Серёжа? Я пять раз хотела уже на работу звонить. Сегодня же полёты были! Я испугалась, - прижималась Вера ко мне.
        - Куртка холодная. Простудишься. Давай в квартиру зайдём, - сказал я, подняв жену и перенеся её через порог.
        Увидев цветы, Вера мило улыбнулась и аккуратно взяла их у меня.
        - Вазы только нет, - выдохнула она. - Но нужно было выбирать из очень нужного самое нужное.
        - Сама понимаешь, что лучше было купить люстру с рассеивателем под хрусталь, чем вазу, - ответил я, снимая с головы шапку-петушок.
        Я был удивлён, что люстра с кучей «висюлек» стоит дешевле ёмкости для цветов. Столько лет в Советском Союзе, а он продолжает меня удивлять.
        - Конечно, Серёжа. А где ты достал ранункулюсы? - спросила Вера, вдохнув цветочный аромат.
        И как она умудрилась с первого раза понять, что это за растение? Похоже, у прекрасных созданий тяга к цветам в крови.
        - В универмаге. Отстоял очередь большую, - решил я придать значимости презенту.
        - Да брось! Там редко когда очередь в это время. Купайся и ужинать, - ответила Вера и ушла на кухню.
        Как-то она себя странно ведёт. Будто нервничает. Опять за меня переживала, что так задержался на работе?
        Раздевшись и приняв душ, я стал одеваться в домашнюю одежду. Но странные всхлипывания с кухни для меня не очень приятны. Даже игравшая из магнитофона легендарная «Феличита» не могла заглушить этот звук.
        Я медленно вышел из ванной и тихо вошёл на кухню. Вера аккуратно нарезала морковку, готовясь бросить её в кастрюлю.
        - У тебя всё хорошо? - тихо спросил я, предварительно убавив звук на магнитофоне в комнате.
        - Да, Серёжа. Просто… просто вспомнила, как мама кидалась к телефону, когда отец был в командировках… где-то там.
        - Сегодня же его годовщина? - спросил, присаживаясь на табурет.
        Вера подошла к холодильнику «Бирюса», который достался нам по не самой высокой цене от прошлых жильцов и задумчиво посмотрела на него.
        - Что мне там нужно было? - сказала она, дотронулась до ручки и отошла обратно к плите.
        - Верочка, давай поговорим…
        - Ты кушай, а то остынет. Я уже поела, а у тебя с обеда маковой росинки во рту не было, - ответила супруга, помешивая суп.
        Тушёную картошку я съел очень быстро и пошёл мыть тарелку к металлической раковине.
        - Как на работе дела? - спросила Вера. - Как полёты?
        Женщины всё чувствуют. Не говорить же ей, что сегодня опять произошёл инцидент, который чуть не перерос в катастрофу.
        - Всё нормально. Хорошо полетали, - ответил я, закрыв кран и поставив тарелку на стойку.
        - Это здорово. А то я уже себе такого надумала. Мол самолёт чуть в воздухе не взорвался, - произнесла Вера и повернулась ко мне. - Ведь не было ничего такого?
        Вот как ей можно врать? Изо всех сил стараюсь улыбаться искренне, чтобы она ни о чём не догадалась.
        - Нет, конечно. С Лоскутовым слетали, потом с Купером в зону. Всё прекрасно, - ответил я и вернулся к столу.
        Вера закончила варить суп и попросила приготовить место в комнате для чаепития. Это у нас уже становится традицией.
        Цветной телевизор в углу, а перед ним два зелёных кресла и столик на тонких ножках между ними. В самой комнате есть только диван книжка и небольшой комод. И пока всё.
        Можно ещё к этому добавить ту самую люстру, каждую «висюльку» которой надо мыть в воде с уксусом. А мне доставался джекпот - каждую эту штуку повесить обратно. Идеальная форма пыток!
        Я включил телевизор, где уже начинался хоккей. Не знаю почему, но Вера могла со мной посмотреть любое спортивное событие по телевизору. А когда играет ЦСКА, то это вдвойне увлекательно.
        И тут я вспомнил, что сегодня моя жена ходила в ЛИИ и должна была пройти что-то наподобие собеседования на работу. С прошлой она уволилась, и теперь ей должны были предоставить место.
        - Вот, - поставила Вера поднос с чаем из сервиза от Городницкого завода. - Есть конфетки и сушки, - сказала она, поправляя слегка открывшийся в сторону халатик.
        Я даже уже подумал, что ну его этот чай, когда увидел маленькую тёмную родинку на левой груди жены. Однако лучше про работу уже закончить, и на мажорной ноте пойти исполнять свой мужской долг.
        - Верочка, а как ты на работу сходила? - спросил я, но жена погрузилась в хоккей. - Вер?
        - Сходила, Серёжа. Не переживай. Смотри, что «Крылья» делают на площадке, - сказал Вера, отпив чая.
        Странно как-то. Если было бы всё в норме, ответила бы что взяли. Я аккуратно встал и подошёл к жене. Взял горячую чашку из рук, поставил на столик и посмотрел ей в глаза.
        - Дорогая, что произошло? - спросил я и поцеловал ей руки.
        Вера еле сдерживала слёзы, но не вынесла напора эмоций. Что-то серьёзное произошло.
        - Серёжа… я… правда старалась. Ответила им на все… вопросы, - начала плакать и всхлипывать Верочка. - Меня не взяли!
        Глава 4
        Вера не смогла усидеть в кресле и ушла в ванную умыться. Я медленно пошёл за ней, прорабатывая в голове все варианты произошедшего.
        Вообще, моего дохода вполне бы хватило, чтобы мы спокойно жили и не испытывали большого дефицита в еде или товарах потребления. Ну и богатыми бы никогда не были.
        - Расскажи мне подробно, что случилось? - спокойно спросил я, наблюдая, как Вера аккуратно промакивает лицо полотенцем.
        - Когда я выпустилась с института, у меня было распределение в представительство МиГ во Владимирске. Работа там была не самая сложная, но перспектива витала где-то рядом. После свадьбы пришлось уволиться, поскольку здесь не было нужных для меня вакансий на лётной станции МиГ. Везде опытными специалистами всё занято.
        Вера посмотрела на меня слегка опухшими от слёз глазами.
        - Свою бронь после института я потеряла. Вот и пошла в ЛИИ устраиваться. Думала получиться в… в отдел где… ой, Серёжа я не могу уже. Давай не сейчас, - сказала Вера и попыталась пройти мимо меня.
        В таком состоянии ложится спать нельзя. Как же можно помочь, если я не знаю, чего моя любимая ждала от нового назначения?
        - Давай ты успокоишься и полностью всё расскажешь, хорошо? - спросил я и Вера, утерев слезу, молча кивнула.
        Оказывается, Вера у меня очень целеустремлённая! Сам факт работы в ЛИИ её не устраивает, а вот работать в одном из основных научно-исследовательских отделений ей нужно обязательно. В особенности по направлению исследования аэродинамики, устойчивости, управляемости и взлётно-посадочных характеристик летательных аппаратов.
        - Ты пойми, Серёжа. Это же будущее, - с придыханием рассказывала Вера, когда уже все слёзы были выплаканы и мы улеглись с ней на разложенный диван.
        - Какое именно будущее? - уточнил я и слегка напрягся. Про будущее в нашей семье знаю только я.
        - Не знаю точно. Всё же секретно, но шепотки такие ходят! Этот отдел как раз участвует в разработке суперкорабля для полётов чуть ли не в космос. Во Владимирске слух ходил, что уже отряд лётчиков даже подготовили. Разве бы ты не хотел оказаться участником подобных испытаний?
        Это она мне сейчас про полёт в космос на «Буране» говорит? Пару часов назад переживала, что меня дома нет, а теперь про пилотирование нашего орбитального корабля намекает. Пускай и на основе слухов.
        И тем не менее, кто бы не хотел слетать в космос?
        - Конечно, хотел, дорогая, - ответил я и аккуратно обнял Веру. - Давай лучше спать.
        Не прошло и пары минут, как Вера уснула. Я же смотрел на то, как проезжающие автомобили за окном, отсвечивают фарами.
        Так уж вышло, что моей жене, ради того чтобы быстрее приехать на учёбу со мной, пришлось уволиться без перевода.
        Если мест в этом научно-исследовательском отделении нет, то их за пару выходных не появится. А без работы Верочке будет трудно. Она же активная, как тот кролик на батарейках. Надо постараться ей найти такое место, которое можно сопоставить по перспективе с «Бураном».
        К сожалению, нет перспективы у этого корабля. Все работы по нему через десять лет будут окончательно закрыты. И всё же стоит верить в то, что история этого уникального летательного аппарата не будет столь печальной.
        В выходные что-то сделать было трудно. Нужные люди в эти дни обычно отсутствуют на работе.
        Обратиться из всего списка наших преподавателей, инструкторов и начальников можно было к любому. За спрос не бьют. Но все, конечно же, в выходные дни занимались своими делами. Так что пришлось ждать до понедельника.
        Перед началом занятий я забежал к Мухаметову, но тот был занят «воспитательной работой» над кем-то из подчинённых. Момент не самый удачный.
        Криков из кабинета заместителя по лётной части неслышно. Настораживало, что постоянно двигались стулья. Да с таким скрежетом, как будто они там на коньках в хоккей играют.
        Я расслабил ненавистный мною галстук, поскольку батареи в школе топили сильно. Хоть окно открывай! Потоптавшись в коридоре, стало понятно, что разъяснительная работа затягивается, а у меня время ограничено. Процесс поиска работы надо запускать как можно быстрее.
        Недолго думая, я принял решение зайти на более высокий уровень - к начальнику школы. Как минимум выслушает, а дальше выхода из кабинета Гурцевич не пошлёт однозначно.
        Постучавшись и дождавшись ответа, я приоткрыл дверь.
        Если не знать, чей это кабинет, то можно предположить, что здесь хозяин кто-нибудь из советских министров. На полу лежал большой ковёр с затейливым орнаментом. Повсюду фотографии, модели самолётов. На самом видном месте за спиной Гуревича висел портрет Андропова. История в этом плане изменений не претерпела. После смерти Леонида Ильича, пост генерального секретаря ЦК КПСС занял Юрий Владимирович.
        Во всю стену были сделаны лакированные шкафы, полки и стеллажи. У меня даже предположение появилось, что за одной из дверей этого огромного сплошного шкафа есть потайной ход в ещё одно помещение.
        - Вячеслав Сергеевич, разрешите войти? - заглянул я в кабинет к начальнику.
        Гурцевич, сидевший за столом, сдвинул очки и молча кивнул. Закрыв дверь, я быстрым шагом подошёл к столу.
        - Доброе утро, Вячеслав… - начал говорить я, но Гурцевич показал на мой галстук. - Понял.
        Я быстро привёл свой внешний вид в порядок.
        - Вот теперь, доброе утро! - сказал Гурцевич, отложил ручку и привстал со стула, чтобы поздороваться со мной. - Присаживайся и рассказывай.
        - Вячеслав Сергеевич, у меня…
        - Не с того начинаешь. Как здоровье? Как семья? - спокойным тоном спросил начальник школы, откладывая ручку в сторону.
        Какие-то вопросы интересные у Гурцевича. Тянет время, а потом на занятия отправит?
        - Со здоровьем всё хорошо. В семье всё ладится.
        - Проблемы в учёбе? Что-то хочешь инновационное предложить? - продолжил допрос Вячеслав Сергеевич.
        Такое ощущение, что это он меня вызвал к себе и допрашивает.
        - Проблем нет. Изобретений тоже.
        - Ну вот и хорошо, - сказал Гурцевич, взял ручку и вновь погрузился в документы. - Тогда я тебя больше не задерживаю.
        Ну уж нет! Я же не для опроса сюда пришёл.
        - Вячеслав Сергеевич, я к вам с просьбой пришёл.
        - Родин, все просьбы, отпрашивания, болезни собак, кошечек и мытьё аквариумов в своё личное время. Ты уже четвёртый за сегодня, кто приходит и говорит о просьбах. Если у тебя всё хорошо, и ты мне ничего…
        - Тогда у меня не всё хорошо, Вячеслав Сергеевич, - рискнул я перебить начальника, пока тот окончательно меня не убаюкал.
        Гурцевич опять сдвинул очки и во второй раз отложил ручку.
        - Поехали опять по списку. Как здоровье? Как семья? - спросил Вячеслав Сергеевич, немного повысив тон голоса.
        - Со здоровьем всё хорошо. В семье есть проблемы.
        - Это другое дело. А то сегодня у меня уже были и собаководы, и аквариумисты. Гуторь, а я послушаю, - сказал Гурцевич.
        Интересный глагол он употребил, вместо слова «говорить». Характерен для определённых областей нашей страны.
        Объяснение заняло не больше минуты. Надо было с порога изложить суть причины прихода, пока Вячеслав Сергеевич не начал опрашивать меня.
        - И что от меня нужно? - спросил Гурцевич. - Я не кадровик и не начальник нашего института.
        - Это мне известно. Зато у вас есть телефон, - кивнул я на большой аппарат серого цвета с множеством кнопок для прямого вызова.
        - Ты про городской? - улыбнулся Гурцевич, указав на жёлтый телефон с дисковым наборником.
        - Сомневаюсь, что в городе стоит искать нужного человека для решения этого вопроса, - ответил я.
        - Верно. Иди на занятия, а перед обедом зайдёшь ко мне. Воспользуемся нашим «пролетарским» происхождением, - сказал Гурцевич и я направился к выходу. - Кстати, сейчас у тебя случайно не Глеб Артакович занятие будет вести?
        Лучше бы не напоминал Гурцевич о самом суровом преподавателе в школе. Про него ходили легенды и не всегда хорошие. Был даже слух, что когда он был лётчиком-инструктором в Борисоглебской лётной школе, он лично Чкалова от полётов отстранял.
        - Конечно. Профессор Адмиралов, собственной персоны.
        Даже Гурцевич слегка вздрогнул от его фамилии.
        - Тогда быстрее, а то старик не любит, когда опаздывают, - сказал Вячеслав Сергеевич и я вышел из кабинета.
        Стоит сказать, что весь процесс обучения в школе испытателей мало чем отличается от военного училища. Сначала ударная доза теории, разбавляемая тренажной подготовкой и периодическими лётными сменами. Через пару месяцев лекции должны будут закончиться, и мы будем летать ещё чаще.
        Забежав в учебный кабинет, я с радостью заметил, что Адмиралова пока ещё нет. Обычно он приходит секунда в секунду с началом занятий. Если у кого-то «хватило наглости» опоздать, то ему лучше вообще не приходить. Моральное уничтожение путём вызова к доске обеспечено.
        - Серый, я погибаю, - прошептал мне Швабрин, вешая на спинку стула свою серый пиджак.
        Внешне ни по нему, ни по Боре Чумакову нельзя сказать, что выходные они провели весело. Видимо, как опытные воины, они закончили употреблять вечером, а не под утро.
        - А кто вам виноват, что вы меры не знаете? - спросил я.
        - Да ты бы знал, какую рыбу с Дальнего Востока нам передали вчера! Мы её запекли, картошечки нажарили, лучок замариновали… - вспоминал вчерашний день Ваня, а у меня в этот момент в животе заурчало.
        Утром торопился и ничего не съел, хотя Вера предлагала и даже приготовила мои любимые сырники.
        - Вкуснотища, Серый, - добавил Боря, сощурившись от головной боли.
        - Еда едой, а вот запивали вы чем? - спросил я.
        Мои товарищи переглянулись и поняли, что поддержки в моём лице им не найти.
        - Родин, мог бы хоть немного посочувствовать. Как ты его воспитывал в училище, Вань? - тяжело улыбнулся Чумаков.
        - Он сам так воспитан, Борь, - похлопал меня по плечу Швабрин.
        Весь разговор был слышен остальным слушателям. И если всем было не до воскресного дня Швабрина и Чумакова, то Морозов не мог пройти мимо этого. Он в прямом смысле, прошёл рядом с нами и сел позади меня.
        - Удивляюсь тебе, Швабрин. Как ты курсантов учил? - спросил Николай, расправив свои квадратные плечи.
        - Прекрасно, Колясик. Но ты бы у меня самый любимый курсант бы был, - посмеялся Ваня.
        - Это почему?
        - Ты крепкий, - ответил я. - А в Белогорске на аэродроме такие нужны. Там постоянная проблема с выгребными ямами под туалет.
        Рядом сидящие ребята негромко посмеялись. А Швабрин с Чумаковым не смогли этого сделать. Головная боль не давала им смеяться.
        Морозов скривил лицо и недовольно хмыкнул.
        - Не обижайся, Коль. Ты же вечно пытаешься выпендриться и нас задеть. Мы тебе и отвечаем. Давай уже жить дружно? - спросил я и протянул ему руку.
        Николай «ответил» тем, что картинно уткнулся в конспекты. Не получается у нас с ним сосуществовать.
        - Всем доброе утречко! - медленно зашёл в кабинет Глеб Артакович.
        Трудно сказать, сколько ему лет, раз он начинал летать ещё в годы Гражданской войны. Выглядел он неплохо. Пускай на голове сильная проплешина среди немногочисленных седых волос, а лицо и руки покрыты морщинами, но голос у него ровный, движения быстрые, а ум светлый. Для преподавателя по «Динамике полёта» большего и не надо.
        Даже будучи уже гражданским человеком, не перестаю удивляться, как некоторые преподаватели держат марку в общении со взрослыми обучаемыми. Ведь любой из нас мог бы послать Глеба Артаковича, но ему удаётся держать всю аудиторию в напряжении.
        - Так, сизые вы мои голуби, проверил ваши работы и, как всегда, всем поставил «неудовлетворительно», - сказал Адмиралов и хлопнул по столу рукой.
        В кабинете никакого гула негодования по этому поводу, поскольку это стандартная оценка у Глеба Артаковича. За всё время только мне удалось получить пару троек. Про них я узнал при личной беседе с Адмираловым.
        - Хочу вам вот что сказать. Не самые вы плохие ученики.
        - И это, после того, как он в прошлый раз назвал меня «камнем», - шепнул мне Ваня.
        Адмиралов продолжил рассказывать о том, насколько важно знать динамику полёта любого из самолётов и вертолётов. Затем перешёл к рассмотрению особенностей устойчивости и управляемости МиГ-25. Старичок, одетый в серую жилетку поверх белой рубашки, прохаживался между рядами.
        В руках он держал макет перехватчика МиГ-25 и показывая особенности его поведения на критических режимах.
        - Вы должны понять, что МиГ-25 и МиГ-31 - это перехватчики. Высший пилотаж, сложнейшие фигуры оставьте Т-10 и МиГ-29, - отмахнулся Адмиралов. - Перехватчики начинают жить только в стратосфере и ближнем космосе. Ферштейн?
        И мы все молча закивали.
        - Морозов, ты меня понял? - спросил Адмиралов у Николая.
        - Конечно, - весело ответил тот.
        - Не вижу, голубь, - сурово произнёс Адмиралов. - Я читал отчёт каждого из вас о выполненном самостоятельном полёте.
        Тут я вспомнил, что Адмиралов требует после каждого вылета без инструктора, писать отчёт. Именно писать, поскольку у некоторых есть большие проблемы с анализом полёта. На словах скажут, а на бумаге написать не выходит.
        - А ты что нацарапал, Родин? Взлетел, испугался, сел? - съехидничал Морозов за моей спиной.
        Как маленький! Лет уже много, а всё выделиться пытается. Наверное, Николаю обидно, что Глеб Артакович его недолюбливает.
        - Сейчас один из вас доложит по своему отчёту у доски, и мы обсудим его ошибки. Родин! - позвал меня Адмиралов. - Выходи, рисуй схему сил и то, как ты действовал и почему.
        Неожиданно, но и ожидаемо одновременно. У меня одного только случился отказ. Ещё и не совсем ординарный.
        Выступление моё заняло всю пару, и обсуждения были бурные. Даже Швабрин с Чумаковым забыли о головных болях и выдвигали предположения по действиям в подобной ситуации.
        - Родин садится, - посмотрев на часы, сказал Адмиралов. - Вывод здесь такой - когда вы отсюда выпуститесь, произойдёт разделение на две ветки.
        - Это два разных конструкторских бюро? - поинтересовался Морозов.
        - Тебе неймётся, Коля? Лично порекомендую, чтобы тебя отправили на 126й завод с почтовым ящиком М-5873, - ответил ему Адмиралов и, кажется, Николай понял, где этот завод находится.
        И поняли, похоже, все. Кроме… Бори Чумакова, но Швабрин его отговаривал задавать этот вопрос.
        - Глеб Артакович, а он где находится? - поинтересовался Борис.
        - Вот и тебя туда же отправим. Заодно и узнаешь, - улыбнулся Адмиралов. - Два типа испытателей выйдут из этих стен. Один - это профессор. Человек, который всё просчитывает, знает несколько следующих шагов и также летает. Таких из вас будет большинство, и это хорошо.
        - А второй тип? - спросил Ваня.
        - Талант. Человек, который машину чувствует, сливается с ней и подсознательно знает, как она себя поведёт. Таких мало. И в живых остаётся… тоже мало.
        Не на самой приятной ноте было завершено сегодняшнее занятие. Какого-то значения этим словам я не придал, поскольку не мог отнести себя ни к первому типу, ни ко второму. Больше склонялся к первому, поскольку «телепатических» связей с летательными аппаратами я не устанавливал. Но к ним отношусь как к живым.
        Гурцевич оказал мне содействие и сделал звонок в то самое научно-исследовательское отделение, куда Вера устроиться не смогла. Результат меня удивил. Вячеслав Сергеевич направил меня в ЛИИ в кабинет к начальнику отделения.
        На проходной меня спокойно пропустили и даже объяснили, куда пройти. Поднявшись на нужный этаж и подойдя к кабинету с поясняющей табличкой «Начальник научно-исследовательского отделения №1», я аккуратно постучал. Прочитав имя хозяина кабинета, я слегка улыбнулся.
        - Войдите, - громко крикнул мне хозяин кабинета и я открыл дверь.
        У огромного стола, согнувшись над большим чертежом, стоял давно знакомый мне человек.
        - Добрый день…товарищ полковник, - картинно вытянулся я в струнку.
        - И тебе, Родин! - улыбнулся начальник отделения, сворачивая чертёж.
        Им оказался наш преподаватель по конструкции летательного аппарата полковник Рыбалко. Сейчас, видимо, уже в запасе.
        - Мир тесен, верно? - спросил мой бывший преподаватель, подойдя ко мне и пожимая руку.
        - Ещё как. Приятная встреча.
        - Да, но времени на чай с печеньками нет. Знаю, по какому ты вопросу, Гурцевич уже посвятил.
        Рыбалко пошёл к своему столу и сел в кресло. Мне же сесть не предложил.
        - Мне сказали, что вы попросили меня прийти? - спросил я.
        - Верно. Хотел сам расставить уже точки, чтобы ты правильно меня понял, - сказал Рыбалко, поправив галстук.
        - Поймите, на лётной станции вакансий не оказалось, вот она и пришла к вам.
        - Сергей, присаживайся, - указал на стул Рыбалко и я быстро сел напротив него.
        - Я не поверю, товарищ полковник, что во всём институте и в вашем отделении нет мест. У вас постоянно работа по перспективным направлениям…
        - Сергей, всё понимаю, - перебил меня Рыбалко. - И девчонка она умная, но должность уже занята. Более опытным специалистом.
        Сложно будет как-то повернуть ситуацию в нашу с Верой сторону. Однако, если бы уговорить мою супругу пойти на другую должность, тоже связанную с перспективными образцами техники, то она сможет успокоиться.
        - Послушайте, а разве нельзя ей что-то другое предложить?
        - Сергей, ей предлагали. И я, и соседнее отделение по пилотажно-навигационному оборудованию, и ещё пару отделений. Но, ох… и упёртая твоя Вера. В хорошем смысле, - улыбнулся Рыбалко.
        Раздался телефонный звонок и Рыбалко взял трубку. Пока он разговаривал, я пытался натолкнуть себя на мысль, куда же можно попроситься Вере.
        - Нету! Никого не могу дать. Почему? Никто идти к вам не хочет! Погоди, Аркадич! - воскликнул Рыбалко и отложил телефонную трубку в сторону. - По поводу перспективного места не передумал?
        - А что за вариант?
        - Очень хороший. Рассматривать будете? Если, конечно, ты доверяешь моему чутью, - тихо сказал Рыбалко и я молча кивнул. - Аркадич, есть у меня для тебя перспективный специалист. Как раз для твоих…штук!
        Глава 5
        Рыбалко пару минут объяснял по телефону, что других вариантов набрать народ у Аркадьевича не будет.
        - Я тебе ещё раз говорю, что никто не хочет. Вот именно, что из мужиков никто, а девушка желает, - продолжал начальник отделения, пытаясь сохранять спокойствие. - Да какая тебе разница сколько у неё детей и кто у неё муж? Нормальный муж, лётчик. Всё верно - из наших слушателей.
        Рыбалко прикрыл микрофон телефонной трубки и посмотрел на меня.
        - Ты в ОКБ-115 не хочешь, а то у них лётчиков не хватает? - спросил начальник отделения, но я только успел покачать головой. - Аркадич, ты давай там сильно не наглей. Ещё и лётчиков тебе подавай! Всё, решили мы с тобой? Завтра утром муж её к тебе проводит. Родин его фамилия. Зовут Сергей. Давай, дорогой! - попрощался Рыбалко и положил трубку.
        Значит, есть место в одном из конструкторских бюро. Раньше они были под определёнными номерами. Так, у КБ «МиГ» тоже был номер 155.
        - Так, товарищ Аркадич работает на заводе «Скорость», что неблизко находится. Понимаешь, о чём сейчас речь идёт? - спросил Рыбалко.
        Вот теперь понятно! Это конструкторское бюро Яковлева. И если я правильно понимаю, то Вера сможет участвовать в разработке и испытаниях первого сверхзвукового самолёта с вертикальным взлётом и посадкой Як-141. Очень даже неплохо. Но и не только этим занималось КБ Яковлева.
        - Начальник там Яковлев, верно? - уточнил я.
        - Подтверждаю. Завтра Аркадич, будет здесь на лётной станции их конструкторского бюро. Знаешь, где она?
        Конечно нет! Тут куча всяких представительств, отделов, станций, управлений.
        - Да, знаю, - соврал я, а сам уже начал думать над вариантами, у кого спросить.
        - Вот именно туда подойдите. Он будет ждать. Сразу предупреждаю, что его направление настолько перспективное, что они ещё ни одного образца в воздух не подняли, - сказал Рыбалко и это, видимо, было иронией.
        - Маленькое уточнение - полное имя Аркадича, - сказал я.
        - Пётр Аркадьевич Пчёлкин. Аккуратней, он говорит с космической скоростью. Кого хочешь уболтает! Не заметишь, как и в его конструкторском бюро окажешься, - улыбнулся Рыбалко.
        Дверь внезапно открылась, и в кабинет вошёл мужчина. В первую минуту он мне показался актёром из фильма «Семнадцать мгновений весны». Только играл он там не «наших».
        Светлые волосы аккуратно уложены. Глаза симметричные настолько, что хоть линейкой вымеряй. Нос узкий и выпирает вперёд, словно трамплин палубы авианосца. Вертикальные скулы, образующие практически прямой угол с челюстью. Широкие плечи и узкие бёдра, а походка такая, что он будто не по зелёному ковру кабинета идёт, а по красной дорожке от самолёта. Я бы сказал, что этот человек - истинный ариец.
        Острый взгляд голубых глаз Рыбалко выдержать не смог и нервно посмотрел вниз. Судя по одежде и выправке, а также надменному взгляду на меня, гость себя здесь чувствует хозяином.
        - Рыбалко, а чем вы здесь занимаетесь? Работы нет? - елейным голосом спросил этот человек, одетый в тёмные зауженные брюки и серый пиджак поверх белой рубашки с галстуком.
        Редко где в Советском Союзе я видел подобное сочетание одежды.
        Звучала его речь приторно ласково и, одновременно, угодливо. Будто маньяк жертву завлекает.
        - Егор Алексеевич, все работы выполняются в срок. Вы что-то хотели конкретно узнать? - спросил Рыбалко, но в его голосе я уже не слышал былой уверенности.
        Гость расстегнул серый пиджак и положил передо мной свой коричневый портфель. Запах хорошего парфюма исходил как и от человека, так и от его сумки.
        - Конечно. Только ваш сотрудник для начала покинет этот кабинет, а потом мы поговорим. Вы, кстати, кто? - спросил у меня этот Егор Алексеевич.
        - Сергей Родин, слушатель школы испытателей, - ответил я и встал со своего места, протянув руку.
        - Прекрасно. Вот идите и слушайте, товарищ Родин. Или вам тоже нечем заняться? - с наездом спросил этот «ариец».
        - Пойду. Как только обед мой закончится, Егор Алексеевич, - ответил я, продолжая держать руку.
        Рыбалко отрицательно помотал головой. Наверное, хочет мне сказать, что с этим господином лучше не ссориться.
        - Опустите руку. Не доросли ещё со мной здороваться, - скривил лицо Егор Алексеевич.
        Я подошёл к нему ближе и обнаружил, что на пару сантиметров выше.
        - Думаю, что перерос, - ответил я и прошёл мимо него. - Товарищ полковник, всего доброго. До свидания, - пожал руку Рыбалко и направился к двери.
        Пока шёл, за спиной услышал громкий звук упавшего на стол портфеля.
        - Ну и манеры у вас, Родин. И не боитесь меня? - бросил мне вслед Егор Алексеевич.
        - Вы же человек, а людей бояться не стоит, - ответил я и, не поворачиваясь к нему, вышел из кабинета.
        Придя вечером домой, мы долго общались с Верой по поводу завтрашнего похода к Петру Аркадьевичу на лётную станцию «яковлевской» фирмы. Мне даже удалось донести до любимой, что ей стоит попробовать.
        Ничего не предвещало утреннего отторжения самого факта устроиться на другое место работы.
        - Сергей, давай поговорим, - произнесла Вера за завтраком. - Не стоит мне туда идти. Я ещё раз пойду в тот самый отдел и потребую себе должность.
        Ароматный запах сырников, а также их чудесный вкус мгновенно стал мне неинтересен. Ну чем так не нравится ей перспектива работы в конструкторском бюро?
        - Любимая, не стоит идти в ЛИИ. У «яковлевцев» хорошая база. Сам Яковлев имеет определённое влияние и у вас всегда будет много работы. Напомни, кто создал первый самолёт с вертикальным взлётом? - спросил я, отложив ножик с вилкой и посмотрев в зелёные глаза жены.
        - Ну… они. И насколько же удачным оказался их Як-38? - спросила Вера с напором. - Проблем с машиной много.
        - Как и с любым самолётом. С этим чуть больше, - ответил я.
        Кое в чём с ней можно согласиться. Этот самолёт стал весьма противоречивой машиной, если верить истории. Обидная фраза - видишь в небе грозный Як, а потом об палубу шмяк - приписывается советским лётчикам, инженерам и техникам, которые эксплуатировали этот корабельный штурмовик.
        Совершенно неправильно так называть этот самолёт. Как минимум потому, что много лётчиков погибло, либо оказались участниками аварии с Як-38. Каждый из них вкладывал душу в этот аппарат.
        - Ой, не знаю. Не по себе мне. А потом они меня заставят надоумить тебя к ним пойти работать. Шантажировать будут, - возмущалась Вера, надувая губы. - И вообще, мне краситься надо перед выходом. Это долго…
        - Лучший макияж девушки - улыбка, - ответил я и поцеловал жену.
        Мои слова заставили жену улыбнуться и стать веселее.
        В обеденный перерыв я уже рассчитывал на то, что «буря» уляжется и Вера примет предложение.
        Встретившись с супругой около стадиона «Восход», мы пошли к проходной ЛИИ.
        Первый же взгляд на мою «снегурочку» вызвал у меня ощутимый трепет в душе. Пуховая белая шапка отлично сочеталась с меховым воротником светлого пальто. На фоне белого снега и огромных колонн фасада стадиона она казалась такой маленькой, миниатюрной, воздушной.
        Моя жена улыбалась, медленно оборачиваясь вокруг себя. Как вот ей не любоваться!
        - Я думала платье надеть, - сказала Вера, указывая на расклешённые брюки. - А потом решила, что не стоит.
        - Во-первых, ты и в брюках красотка. А во-вторых, морозно сегодня, - сказал я, и мы направились к проходной ЛИИ.
        Пока мы шли, Веру продолжали одолевать сомнения.
        - Дорогой Серёжа, спасибо тебе большое. И в этом никакой иронии нет. Ты пошёл, договорился по поводу собеседования, - благодарила меня жена. - Но я, по-прежнему, не уверена в твоей задумке. Кто вот так будет брать человека на перспективное направление? В ЛИИ я хотя бы знала, куда иду, а тут полная неизвестность.
        - Не переживай. Ты сейчас всё узнаешь, - ответил я.
        В это время мы проходили через, так называемый, «Цаговский» лес. Я уже был не рад инициативе помочь жене. Хотя, как для мужа и любящего супруга, это входило в мои обязанности. Где только эти самые обязанности прописаны и в каком документе надо бы поискать.
        На проходной нас быстро пропустили. Вере не пришлось оформлять разовый пропуск, поскольку предварительно был сделан «звонок друга» на этот счёт. Ну или «звонок Аркадича».
        Чем ближе мы подходили к лётной станции, тем сильнее волновалась Верочка. Будто опять в ЗАГС собрались!
        - Серёжа, что ты задумал? Куда ты меня ведёшь? - продолжала спрашивать Вера, крепко сжимая мою руку в районе предплечья.
        - Ты же хотела участвовать в перспективных разработках? Эти люди как раз над такими и работают, - сказал я, поправляя её воротник.
        Не думал я, что этот поход обернётся стрессом для моей жены.
        - Ты такой уверенно-самоуверенный в себе, Серёжа, - тихо сказала Вера, когда мы подошли к зданию с табличкой «Лётно-испытательная станция ОКБ-115».
        - И поэтому ты меня любишь? - остановились мы перед ступеньками крыльца.
        - Я тебя просто люблю. И… чуть больше, когда ты такой уверенный, - улыбнулась Вера.
        - Сдаётся мне, что не только за это. Но и за то…
        Вера приложила палец к моим губам и быстро поцеловала, посмотрев перед этим по сторонам.
        - И за это, и за то, дорогой. Пошли, пока я не начала нервничать ещё больше, - сказала Вера и мы вбежали по ступенькам.
        Войдя внутрь, я вспомнил, что нам неизвестно где именно искать Петра Аркадьевича. Рыбалко выдал мне только информацию об испытательной станции.
        - Ну и куда дальше? - спросила Вера, снимая шапку и поправляя волосы.
        - Сложно сказать. Спросим в этом кабинете, - указал я на ближайшую дверь.
        Постучавшись, я заглянул внутрь. В большом кабинете стояло несколько столов с документами и пара кульманов. В дальнем углу несколько шкафов, явно отделявших зону чаепития.
        Это можно было понять и по звонкому девичьему смеху и тихому мужскому голосу, доносившемуся оттуда. Сомневаюсь, что они там чертёж чертят.
        - Добрый день! - громко поздоровался я и в кабинете воцарилась тишина.
        Из-за шкафа вышла девушка в зелёном облегающем платье, расправляя плечи и слегка опуская подол платья вниз. Отчего-то оно было задрано, либо кем-то.
        Кольца на правой руке нет. Возрастом девушка около 30 лет. Пожалуй, у неё небольшое свидание с кавалером в данную минуту.
        - Что вам, молодой человек? - улыбнулась она, поправив высокий хвост.
        - Мне Пётр Аркадьевич нужен.
        - Вам на второй этаж в 205 кабинет. Он там сейчас работает с инженерами.
        - Спасибо, - кивнул я и направился к выходу.
        Вера, которая выглядывала из-за моего плеча, тоже поняла, чем занималась эта девушка и не скрывала возмущения.
        - Прям на работе. И не стыдно, - сказала она, пока мы подымались по лестнице.
        - Не обращай внимание на других, - ответил я. - Она пытается устроить свою личную жизнь. Кольцо на руке отсутствовало, и ей не так уж и мало лет.
        - Всё-то ты замечаешь! - улыбнулась Вера. - Меня также разглядывал?
        - Тебя я срисовал моментально.
        Подойдя к двери кабинета, мы не успели её открыть, как из него выскочил маленького роста мужчина. Лет ему так за пятьдесят однозначно, но глаза и движения настолько резкие, что у неподготовленного человека может и голова закружится.
        В кабинете, кроме него никого не было, а ведь девушка сказала внизу, что он с инженерами работает.
        - Родин и… Родина! Прекрасно! Пчёлкин или просто Аркадич, - быстро пожал он мне руку, и вернулся в кабинет, оставив дверь открытой. - Заходим, вещи вешаем, на стулья садимся, готовимся отвечать…
        И это всё Пётр Аркадьевич проговорил за секунды. Вера уже была в шоке.
        - Итак, первое! Сергей, рады тебя приветствовать в нашем КБ. Здесь у тебя будут все условия. Как окончишь школу испытателей…
        - Стоп! Стоп! Пётр Аркадьевич, подобные предложения рано делать, - посмеялся я.
        - Ладно. Это была шутка. Но в ней есть только доля шутки, а остальное совсем не шутка, - тараторил Пчёлкин, успевая при этом ещё и что-то в блокноте у себя писать.
        Дальше они разговаривали с Верой по поводу работы, а я спокойно слушал.
        - Так что, я предлагаю тебе поработать над моими программами беспилотных систем. Что скажешь? - спросил у моей жены Аркадьевич.
        Судя по всему, первая моя мысль о выполняемых работах в этом КБ была неправильной. Помимо самолётов с вертикальным взлётом и ещё нескольких образцов техники, «яковлевцы» занимались разработкой беспилотников. А вот это реальный джекпот!
        Если Верочка будет здесь работать, я смогу ей помочь с идеями. Там, глядишь, и не «профукает» страна - это направление развития авиационной техники. Только бы у Советского Союза хватило технологий. И главное - Вера захотела этим заниматься.
        - Это очень сложные проекты. Я только слышала о них во Владимирске. Пару раз наблюдала пуски больших, реактивных аппаратов, - смущалась Вера, посматривая на меня.
        - А у нас иная концепция, но пока сказать не могу, какая, - улыбнулся Пчёлкин.
        Вера сжимала мою руку, пытаясь найти поддержку. Аркадьевич попросил нас посидеть в кабинете, а сам вышел.
        - Ты в чём-то сомневаешься? - спросил я.
        - Да. Я могу не справиться. Что, если на меня возложат важную работу, и мне не удастся её выполнить? - продолжала вздрагивать Вера.
        - У тебя получится. Ты самая умная и способная, - обнял я жену. - Всё получится.
        В кабинет вернулся Аркадьевич с ещё одним человеком.
        - Вера, что мы решили? - спросил Пчёлкин.
        Жена посмотрела на меня и утвердительно кивнула.
        - Вот и хорошо! Тебе повезло. Здесь часто представитель по тематике наших испытаний из Министерства авиационной промышленности бывает. Приезжает проверять нас и общается с работниками, - сказал Аркадьевич и мы с Верой встали со стульев, чтобы поприветствовать пришедшего человека.
        Он посмеялся и поздоровался с нами.
        - Увы, ребята, я не из министерства. Всего лишь простой лётчик-испытатель. Михаил Дексбах, к вашим услугам, - сказал пришедший вместе с Аркадьевичем человек.
        Концентрация знаменитых авиационных личностей в Циолковске очень большая. Михаил Сергеевич Дексбах - один из них.
        Заслуженный лётчик-испытатель СССР. Первым в Советском Союзе совершил посадку на палубу корабля на самолёте вертикального взлёта и посадки Як-38. В 1981 году он был удостоен звания Герой Советского Союза. Вся его лётно-испытательская деятельность связана с конструкторским бюро «Яковлева».
        К большому сожалению, в 2006 году его не станет.
        - Большая честь познакомиться с вами, - совершил я крепкое рукопожатие.
        - Да прям уж там, честь. Рад, что вот такое у нас молодое поколение. Смотрю на вас и не нарадуюсь, - сказал Дексбах.
        Вера с Аркадьевичем вышли из кабинета в отдел кадров. Какой-то прям день сегодня слишком хороший. Всё получается.
        Михаил Сергеевич остался со мной и сел за стол напротив.
        - Хорошая у тебя жена. Аркадич мне шепнул, что послушал её, посмотрел документы и доволен, - сказал Дексбах.
        - Это очень хорошо. Большое вам спасибо, - ответил я.
        - Никаких проблем. Пчёлкин у нас голова. Он знает, кого брать на работу, - махнул рукой. - Что о себе расскажешь?
        Кажется, не зря привёл сюда заслуженного лётчика Аркадьевич. Хочет, чтобы мы побеседовали.
        Я кратко рассказал о себе. Дексбах слушал внимательно. Удивительно, но впервые у меня не просили подробностей о моей командировке в Афганистан. Даже Анголу обошли стороной.
        - Радует, что и ветеранов Анголы, Мозамбика, Египта и других горячих точек теперь признают. Много там ребят работали. А кто-то так и не вернулся, - вздохнул Дексбах. - И какие дальше планы?
        - Михаил Сергеевич, давайте уже прямо разговаривать. Я не думаю, что вы мне сейчас предлагаете у вас работать. Мал ещё, да и школу испытателей не закончил, - ответил я.
        - Само собой. Рано ещё это обсуждать. Но мы готовы будем за тобой следить. И я тебе больше скажу - следят за всеми слушателями. Толковых разбирают очень быстро, - улыбнулся Дексбах.
        Мы пообщались с ним по поводу дальнейших перспектив самолётов с вертикальным взлётом и посадкой. Я ему поведал свои соображения на этот счёт, а Михаил Сергеевич утверждал, что будущий подобный самолёт будет намного более продвинутым, чем Як-38.
        После того как мы перешли к обсуждению пассажирской линейки самолётов конструкторского бюро Яковлева, вернулась Вера.
        Она объявила, что все дела на сегодня закончила и теперь мы можем идти. Попрощавшись с Михаилом Сергеевичем, мы пошли на выход из здания.
        - Как всё прошло? - спросил я.
        - Волнительно, но справилась, - ответила Вера, когда я помогал ей надевать пальто.
        - Может стоит сегодня бокал чего-то хорошего пропустить? - шепнул я.
        - Читаешь мои мысли. Но только бокал, - улыбнулась Верочка.
        Когда мы вышли из здания, то я задержал взгляд на чёрной «Волге», стоявшей слева от входа. Мотор был ещё не заведён, но водитель ждал пассажиров.
        Слабый снежок начал срываться, добавляя ещё пару слоёв «белому покрывалу». И этот воздух, который хочется глубоко вдыхать - смесь морозной свежести, запах елей и керосина со стоянки самолётов.
        - Ой, я перчатки забыла в кадрах! - воскликнула Вера.
        - Сейчас схожу, - ответил я, но любимая меня остановила.
        - Может, я с тобой? Не хочу без тебя тут стоять.
        - Не волнуйся. Зачем тебе ходить? Ещё успеет тебе надоесть это место, - улыбнулся я, поцеловав жену в щёку.
        Кадры нашёл быстро. Удивительно, что вообще на лётно-испытательной станции есть свой отдел кадров. Главные кадровики сидят в Москве на Ленинградском проспекте, а здесь что-то вроде представителя.
        Забрав перчатки, я вышел на улицу и не обнаружил на крыльце Веры. Она была внизу и…лежала с мужиком в сугробе. Рванул я по скользким ступенькам, словно горнолыжник по спуску. Только без лыж.
        - Мне так неловко. Но и приятно, что нынче в сугробах можно отыскать такую красавицу, - прозвучал знакомый приторно ласковый голос.
        Вставать он явно не спешил, поэтому я схватил его за воротник мехового пальто и отшвырнул в другой сугроб.
        - Серёжа, аккуратнее! - воскликнула Вера, когда я уже смотрел в голубые глаза человека, который уже пытался меня прожечь своим острым взглядом.
        - Да, да. Аккуратнее, товарищ слушатель! - громко сказал Егор Алексеевич.
        Глава 6
        - Как это всё понимать Вера? - спросил я, сжимая кисти рук в кулаки и сдерживая себя, чтобы не врезать по роже козлу, которого только что сбросил с жены.
        Ловлю себя на мысли, что ревную и жутко бешусь от этого. Стыдно признать, но веду себя, как подросток.
        Вера попыталась встать, но поскользнулась и плюхнулась обратно в сугроб. Шумно вздохнув и покачав головой, я протянул ей руку.
        - Давай, держись, - нагнулся я к ней. - Обхватись за шею. Не ушиблась?
        - Серёжа, всё хорошо, - ответила Вера, когда я помог ей встать. - Ты ничего плохого не думай… я поскользнулась. Этот человек пытался мне помочь. Хотел поймать, но сам поскользнулся.
        - В таких ситуациях все так говорят, - натянуто улыбнулся я.
        Ранее, Вера не давала повода усомниться в ней. Но нельзя не признать, что моя жена наивна и доверчива. Если она и считает, что ничего плохого не произошло, то помыслы Егора Алексеевича вызывают у меня сомнения. Любой другой в сложившейся ситуации, попытался бы встать, а не разлёживаться на незнакомой женщине. Видимо он получал от этого удовольствие. Совсем страх потерял. Днём, на людях и без стеснения так нагло себя вести.
        - Собирался помочь, но прилетел лётчик и забрал мою даму сердца, - обиженным тоном проговорил Егор Алексеевич. - Мне ничего не хотите сказать, Родин кажется?
        - Сказать - нет, а вот «съездить», очень хочется. Следите за своим языком. Вам не следует распускать его, как и ваши руки.
        - Серёжа, ну ты чего? Зачем так грубо? - начала говорить Вера, чем ещё больше вызвала моё негодование.
        Почему она его защищает?
        Не собирался я его бить или наносить увечья. Но смотрю в голубые глаза этого «арийца», чьи светлые волосы немного растрепались, и не верю в такое совпадение. Уж слишком хищный взгляд у него, когда он смотрит на Веру.
        - Пытался, да не сильно преуспел в этом, - съязвил я.
        Егор Алексеевич встал и повернулся к моей жене.
        - Верочка, вы уж меня простите. Я пытался помочь. Не мог, знаете ли, оставить прекрасную даму… в беде, - на последнем слове он резко посмотрел на меня, впившись своим взглядом.
        Чего он этим хочет добиться? Не прожжёт же он во мне дыру.
        - Это вы меня простите. Я падала и вас за собой потянула…
        - Не стоит! Не стоит! - замахал руками «ариец» и отошёл в сторону, чтобы поднять шапку.
        Вера дёрнула меня за руку, пытаясь сказать, что-то важное.
        - И вообще, это тот самый человек из Министерства Авиапрома, про которого Пётр Аркадьевич говорил. Он со мной в отделе кадров разговаривал, - прошептала мне супруга на ухо.
        - И мы теперь должны на колени перед ним упасть? К нам он отношения никакого не имеет. Мы не в Министерстве работаем.
        Сейчас становится понятнее его поведение в кабинете у Рыбалко, и надменное общение.
        - Сам виноват, Верочка. Не устоял на ногах, - вернулся к нам Егор Алексеевич. - Я бы хотел перед вами вину загладить. Я могу вас отвезти домой? Ну, и вас тоже, Сергей Родин.
        Ох, какая же это честь! Сам чувак из Министерства предлагает помощь! Клинья подбивает, белобрысая голубоглазка к моей жене. Не удивлюсь, что это он тот тип, который сидел за шкафами в кабинете на первом этаже. Том самом, где нам подсказали дорогу до Аркадьевича.
        - Нет, спасибо. Я с мужем пойду, прогуляюсь, - ответила Вера.
        Моя ты девочка! Молодец! Егор Алексеевич натянуто улыбнулся, посмотрев на меня.
        - Муж, как вы поняли, ехать тоже не хочет, - добавил я.
        Вера наблюдала за дуэлью взглядов, а потом подошла ко мне и аккуратно взяла под руку.
        - Перчатки забрал? - спросила она.
        - Да, - ответил я, но понял, что автоматически отбросил в сторону перчатки пудрового цвета на ступенях. - Обронил на входе.
        - Ага, вижу. Сейчас подберу, - сказала Вера и пошла к входу в здание.
        Напряжённая пауза в разговоре закончилась.
        - Манеры, манеры, Родин. Вам следует проявлять осторожность в общении с незнакомыми людьми. В особенности со мной. А лучше бояться, - сказал Егор Алексеевич.
        - Чем вы так страшны, что я должен вас бояться?
        - Твоя жена будет здесь работать, а я слежу за всеми конструкторскими бюро. От меня зависит принятие важных решений в Министерстве.
        Вот это я сейчас испугался! Прям, не знаю, куда деться!
        - Со мной ссориться не советую. Пчёлкин вас предупредить ещё не успел, что на мне проекты отдела, в котором красавица Верочка работать будет?
        - Памятку не успел прочитать, да он и не давал.
        - Дерзишь, Родин, - улыбнулся Егор Алексеевич.
        Вера как раз подняла перчатки и, с широкой улыбкой, направилась к нам.
        - Даже не представляешь себе, что я могу сделать. А ты меня обидел, парень. Извинишься, тогда забуду обо всём, что вчера и сегодня было, - поменял интонацию Егор Алексеевич. - Возможно.
        - На обиженных воду возят, - ответил я.
        Вера остановилась, чтобы проверить сумку. Это позволило Егору Алексеевичу сказать своё последнее слово.
        - Не знаю, как у вас там обстоят дела среди лётчиков, но я тебя предупредил, против кого ты попёр, парень, - грозно произнёс он.
        - Забавно, тебе бы тоже не мешало сначала разобраться, - ответил я, взяв за руку Веру.
        - Всего доброго, Егор Алексеевич. Ещё раз прошу прощения, - сказала жена и мы пошли на выход с территории.
        - До новых встреч, Верочка, - с воодушевлением сказал вслед белобрысый.
        Я оборачиваться не стал, а моя жена прижалась ко мне сильнее. Такое чувство, что она пыталась скрыться от этого человека.
        - Как думаешь, он смотрит на нас? - спросила Вера.
        - Не думаю.
        - Взгляд у него такой прожигающий. Слегка не по себе даже.
        В такие моменты ждёшь какой-нибудь предмет, запущенный в тебя сзади. Но с каждым шагом это ощущение уменьшалось, а затем и вовсе пропало. Пока мы шли по тротуару к проходной, мимо нас пронеслась чёрная «Волга».
        - Серёжа, а о чём вы говорили с Егором Алексеевичем? - спросила Вера, как только машина скрылась за одним из зданий.
        - Познакомились. Пообщались. Разошлись, - ответил я.
        - Точно? Мне как-то неловко, что ты его так отшвырнул, - начала волноваться Вера. - Ты точно ничего плохого ему не сказал? Человек же важный.
        - Я был предельно вежлив с ним.
        - Это хорошо. Просто не хочу, чтобы у тебя из-за такого пустяка были проблемы. Не стоит тебя меня к нему ревновать, - прижалась ко мне Верочка.
        Про себя я подумал, что стоит уже перестать думать о произошедшем. Думаю, что Егор Алексеевич понял, что с Верочкой у него «чайку попить не получиться» за шкафом.
        Быстро проводив Веру домой, я вернулся в школу, где нам ставили задачу на завтрашние полёты. Общие вопросы были обговорены ещё до обеда, а после мы готовились с инструкторами.
        Гена Лоскутов, помимо меня, был инструктором у Вани Швабрина, Бори Чумакова и… Коли Морозова. Он-то постоянно высказывал недовольство, что ему мало дают летать. Хотя, куда уж столько! Сейчас он тоже возмущался.
        - Этого недостаточно. Надо больше. И на «крайние» режимы летать, и на штопор, и… - сказал Николай, но я его прервал.
        - Ты куда спешишь, Коль? Есть программа. Мы и так идём по графику налёта, который почти вдвое превышает те часы, которые налётывают в строевых частях, - сказал я, отложив в сторону «Инструкцию лётчикам самолёта МиГ-23УБ».
        - Вот и довольствуйся этими часами, а мне мало, - надменно произнёс Морозов.
        Швабрин улыбнулся и встал из-за стола, чтобы подойти ближе к возмущающемуся коллеге.
        - Колясик, так ты на большой самолёт попросись. И летай маршруты. Часов наберёшь с гаком! - улыбнулся Ваня, пошевелив усами.
        - Умный ты, Швабрин. Вот только балбес и алкаш, - произнёс Морозов, и это было неправильно.
        - Тварь! - громко сказал Швабрин и набросился на Николая.
        Ваня схватил Морозова за шиворот, и потянул на себя. Колян оттолкнул от себя Швабрина, но тот ринулся на него с кулаками.
        В этот момент я успел встать и остановить Ваню, чтобы тот не наделал глупостей.
        - Алкаш? Это я алкаш? Себя видел в зеркале, белобрысый? - рвался Ваня к Морозову, которого удерживал Боря.
        Швабрин болезненно воспринимает, когда кто-то начинает ему говорить за пристрастие к алкоголю. Тем более что он взял себя в руки уже давно.
        - А что не так? Слышал о тебе. Что молчишь, Родин? Или друга прикрываешь? - перешёл на крик Морозов.
        - Не понимаю, о чём ты тут орёшь, - сказал я, усаживая Швабрина на стул. - Если есть претензии к Ивану, так и скажи. Чего загадками говоришь.
        Если Ваня и Боря разок выпили, это ещё ничего не значит. Может, они и пропускают стаканчик другой, но я не помню, чтобы они приходили «на рогах».
        - Думаешь, никто не знает, что ты бухаешь, Ванечка? - ткнул Морозов пальцем в Швабрина, и Ваня снова чуть не сорвался на него.
        Что-то здесь не то. Просто так бы Морозов не дёргал Ваню за эту «ниточку».
        - Заткнись, козлина! - крикнул Швабрин, когда я пытался опять его усадить на стул.
        Дверь в кабинет открылась, и в класс медленно зашёл один из наших преподавателей - Адмиралов.
        - Сынки, что за шум, а драки… а драка есть или, мне кажется? - посмотрел Глеб Артакович на Морозова, у которого был взъерошенный вид.
        - Действия в особых случаях отрабатываем, Глеб Артакович, - сказал я.
        Ваня в этот момент продолжал часто дышать и поправлял рубашку. Галстук отчего-то у него был перекинут через плечо.
        - Случай действительно у вас особый, - покачал головой Адмиралов. - Родин, пошли со мной. Есть разговор.
        Уходить сейчас было бы опрометчиво. Оставлять Борю между двух «самцов» не стоит.
        - Глеб Артакович, мы почти закончили. Осталось немного, - сказал я. - Разрешите через 10 минут подойти?
        - Родин, пошли. Чумаков с ними двумя справиться. Да и они уже остыли, - улыбнулся Артакович.
        Швабрин подмигнул, чтобы я шёл с Адмираловым. Выйдя в коридор, мы молча пошли по нему с Глебом Артаковичем.
        - Заходи. Садись, но не расслабляйся, - сказал преподаватель, когда мы вошли в его рабочий кабинет.
        - Спасибо, - сел я на стул перед Артаковичем.
        - Не переживай ты за этих бойцовских петухов. Они - лётчики, а значит, ничего друг другу не сломают, - сказал Адмиралом, раскрывая портфель.
        - Да, не было драки, Глеб Артакович.
        - Ну, я тоже думаю, что не было. Вы же все друзья, верно? Такие, что прям не разлей вода, - улыбнулся Адмиралов.
        Старик дело говорит. Ощущение, что он нас всех насквозь видит и знает потенциал каждого.
        - Коллектив, Родин - это важно. Уже сейчас к вам присматриваются фирмы и ЛИИ. И оценивать вас будут не только по профессиональным характеристикам, но по человеческим качествам, понял? - сказал Адмиралов, на что я кивнул.
        Глеб Артакович достал бумагу и протянул мне. Это был результат расследования моей аварии на МиГ-31 и выводы представителей конструкторского бюро МиГ.
        - «Разрушение межвального подшипника», - процитировал я один из выводов.
        - Молодец, читаешь на пять баллов. Вот только, как ты дошёл до этого? Мне Сашка всё сказал, что ты ему поведал соображения по поводу причины неполадок.
        - Сашка - это не Федотов ли случайно? - посмеялся я.
        - Он самый. Я его давно знаю. Для меня он Сашка. Для тебя - Александр Васильевич. Так что скажешь, Сергей? С чего ты так решил, что межвальный подшипник?
        Во валит, Артакович! Надо хоть что-то сказать, иначе он выбьет из меня признание о моём появлении в Советском Союзе.
        - Изучал конструкцию двигателя. Цепную реакцию по разрушению мог создать только этот агрегат…
        - Ладно, можешь не продолжать. Конструкторы двигателей сказали, что причина найдена, и они сейчас постепенно всю партию этой серии Д-6 постараются заменить.
        - Это будет трудно.
        - Жизнь человека важнее. Ты был на войне и знаешь это не хуже меня, сынок, - произнёс Артакович и забрал у меня листок. - Ладно, тогда у меня такой к тебе вопрос. Что ты думаешь о будущем нашей корабельной авиации?
        - Смотря о каких самолётах вы говорите, - ответил я.
        - С укороченным взлётом и посадки. Як-38 пока не рассматриваем.
        - Что тут сказать - нам нужна корабельная авиация, - посмеялся я. - Затратное только это дело.
        - Вот и в Министерстве так говорят. Хмырёныш тут один жалом водит! Молодой такой! Папа у него секретарь ЦК КПСС. Вот и пристроил сорванца, - возмущался Адмиралов.
        Ему можно. Человек заслуженный, так что может позволить себе критиковать чиновников. А у меня теперь есть подозрение, что этот «хмырёныш» и «ариец» - один и тот же человек.
        - Мы сейчас с конструкторами КБ Сухого думаем над корабельным вариантом будущего истребителя. Я вам рассказывал об этом уже, - продолжил Глеб Артакович.
        И правда, на одном из занятий нам даже нарисовали примерную компоновку самолёта будущего изделия Т-10К, который потом будет известен, как Су-33. Но это пока знаю только я.
        - Да, я помню.
        - Как думаешь, что можно добавить? Не могут, видите ли, товарищи конструкторы решить проблему продольной статической неустойчивости, - хлопнул по столу Адмиралов.
        Дедушка начинает валить ещё сильнее! Если я сейчас ему скажу про решение этой проблемы, он меня может за Нострадамуса принять. Отдельный «кабинет» на Лубянке мне обеспечен. Хотя к решению уже должны были прийти - 83й год на дворе!
        - Глеб Артакович, я не конструктор, но проблема здесь в том, что нос у самолёта стал тяжёлый, верно? Наверняка установили РЛС неподъёмную под конусом. Плюс, когда самолёт взлетает с трамплина, ему не хватает устойчивости, правильно?
        - Верно рассуждаешь. Что сделать-то нужно?
        Он либо смеётся надо мной, либо реально не знает. Не может быть такого. Наверное, просто проверяет глубину глубин моих знаний.
        Глава 7
        Подумав, я решил, что стоит ему сказать про переднее горизонтальное оперение.
        - Помните, была идея крылышки перед крылом поставить, - намеренно я упростил название, чтобы не показаться слишком умным.
        - Да не крылышки! Переднее горизонтальное оперение называется, Родин, - возмутился Адмиралов, а потом задумался. - Ты думаешь, поможет?
        - Требует проверки. И вообще, сделать его с дистанционным управлением, чтобы лётчик им вообще не управлял…
        - Деловой! Но идея интересная. Несколько лет назад в КБ Сухого думали об этом. Вот сейчас им надо намекнуть.
        Несколько минут мы ещё пообщались с Глебом Артаковичем, и он отпустил меня. Перед выходом, я задал вопрос, который меня сильно заинтересовал в процессе нашего разговора.
        - Под «сорванцом» вы случайно не Егора Алексеевича имели в виду? Ну, это тот, которого папа ЦК КПСС пристроил.
        - Родин, допрашивать меня вздумал? Не 37й год сейчас! - посмеялся Артакович.
        - Просто из любопытства. Я тут одного уже встретил… «важного» товарища.
        - Если у него светлые волосы и он похож на Шелленберга из «Семнадцати мгновений…», то мы думаем про одного и того же человека. Правда, немец в сериале был не блондин.
        Что и требовалось доказать. Гражданин «ариец» оказался важным парнем. Ещё и сыном большого партийного деятеля.
        Пускай так. Не уволит же он меня!
        В классе, когда я вернулся, была полная тишина. Похоже, пока меня не было, никто и слова не сказал.
        - О чём разговаривали? - спросил Николай, не отрываясь от тетрадки.
        Никак не успокоится. Надо бы ему сказать пару ласковых слов, чтобы в чувство привести. Надоел совать свой нос, куда не следует.
        - Об авиации, как это ни странно, - ответил я и подошёл поближе к Морозову, дабы продолжить с ним беседу.
        В этот момент появился Гена Лоскутов, чтобы ещё раз пробежаться по полётам на завтрашний день. Первым к нему направились Ваня Швабрин и Боря Чумаков, но Морозов попробовал их опередить.
        - Не торопись, Колян, - сказал я, дёрнув его назад и усадив на место.
        - Чего такое? - возмутился он.
        Пока остальные заняты, надо закончить эти склоки раз и навсегда.
        - Коля, личные дела Вани тебя вообще не касаются, усёк? Впредь, так быстро своего друга останавливать не буду, - шепнул я.
        - Серый… так это же проблема для всех, - продолжил Коля. - Он же пьёт, как не в себя…
        - Морозов, хорош заливать, - сказал я и оставил его одного.
        Гена обратил на меня и Колю внимание, подозвав к себе.
        - Значит так, у тебя Родин задача завтра с «разлёта» отлетать круги на МиГ-29. Высота 300 метров, крутая глиссада и посадка в первую плиту, - сказал Лоскутов, показывая мой порядковый в плановой таблице.
        - Понял. Готовимся к НИТКе, правильно? - спросил я.
        - Пока нет даже методики для взлёта и посадки с трамплина. Но кое-какие есть наработки. Вот вы и отрабатывайте их, чтобы потом у вас глаза на лоб не вылезли при виде палубы.
        - Так ещё никто не садился на корабль, кроме Як-38 и вертолётов, - улыбнулся Ваня Швабрин.
        - Может, кто-нибудь из вас и выполнит эту посадку, - сказал Гена и повернулся к Морозову. - А ты Николай, завтра на МиГ-23 в передней кабине летишь. Родин у тебя в составе экипажа.
        Ох, уж этот длинный и насыщенный на события день! Я ничего против Морозова не имею, но не думаю, что он рад подобному.
        - Хорошо, - спокойно ответил Морозов. - Сергей, давай полёт разберём?
        - Само собой, - ответил я, улыбнувшись.
        Больше всех удивился такому развитию событий Ваня, чьи плохие отношения с Николаем достигли сегодня апогея. Я же спокойно слушал Морозова, пока тот доводил до меня задание на завтрашний полёт.
        - Полёт на отработку испытательных манёвров для определения балансировочных характеристик самолёта, - сказал Коля, перелистнув страницу тетради подготовки к полётам. - Ничего нового - виражи, спирали, снова виражи, горка и пикирование. В конце отработаем штопор.
        - Понял. Есть какие-то особенности? - спросил я.
        - Конечно, - ехидно улыбнулся Морозов. - Планшет не забудь, чтобы записать, как надо правильно выводить МиГ-23 из штопора.
        Что ты с ним будешь делать? Пару минут назад он начал мне нравиться, а теперь вернулся к своему «обыденному» состоянию.
        Наш инструктор объявил, что подготовка завершена и отпустил всех по домам.
        - Если ты помнишь наставления Лоскутова, он запрещал планшет во время отработки штопора. Как минимум не цеплять его на ногу, - сказал я Морозову, когда мы выходили из кабинета.
        - Родин, я и без твоих наставлений неглупый парень. Ты главное - приди на вылет, - посмеялся Николай и заспешил вперёд меня.
        Для одного дня событий больше, чем достаточно. К тому же, на завтра прогнозировали плохую погоду. Полёты были под вопросом. Значит, есть возможность символически отметить с женой её назначение.
        По пути домой я решил сразу зайти в магазин. В голове были мысли только о предстоящем хорошем вечере с Верочкой.
        Задача в магазине была приобрести бутылочку хорошего вина. Выбор пал на «Чёрного доктора» с тёмной этикеткой. Взяв сыр и пару плиток шоколада, я направился к выходу из магазина. И чуть было меня не снёс Коля Морозов!
        - Ого, Родин. Чего это ты тут… ну… - нервно говорил Николай, потирая красную щеку.
        - Чего это я тут делаю? - повторил я полностью фразу, которую он мне хотел сказать. - Это магазин. Здесь покупают товар. Логично?
        - Да. Наверное. Извини, мне нужно идти, - сказал Коля и пошёл к прилавку.
        Странный он какой-то! Потерянный и совсем неуверенный. Может, чего случилось.
        - Коля, у тебя всё хорошо? - остановил я его за плечо.
        Морозов повернулся ко мне, но ответил не сразу.
        - Нормально всё, Сергей. Мне идти нужно, - сказал Коля и… пошёл на выход из магазина.
        Я попытался его догнать, но Морозов прибавил ходу и вышел на улицу, заскочив в автобус, который только подъехал на остановку.
        Какой-то день сегодня странный!
        Дома, приняв душ и расслабившись, я уже стал забывать о том, что сегодня было. Вера приготовила вкуснейший ужин, а небольшое количество вина придавало романтики в этом деле. Ну и как тут без музыки! Любимый всеми француз Джо Дассен пел прекрасным голосом одну из своих песен, звучащую из магнитофона.
        - Итак, мы с тобой сегодня сделали большое дело, - сказал я, наливая напиток с насыщенным гранатовым цветом.
        - Согласна, - улыбалась Вера. - И какая у нас романтическая атмосфера - мясо по-французски, музыка на французском, вино, сыр, шоколад и… кружки от Городницкого завода.
        Действительно, с фужерами для вина у нас была напряжёнка.
        - Но мне так даже нравится больше, - сказала Вера, нагнулась ко мне и поцеловала.
        А я, вместо того, чтобы закрыть глаза от удовольствия, смотрел на слегка раскрывшийся халат моей жены и аккуратно запустил туда руку.
        - Эм… сударь, а я ещё не так пьяна, чтобы ответить вам взаимностью, - улыбнулась Вера и отклонилась обратно в кресло.
        - Тогда не будем давать вину нагреться, - сказал я, и мы аккуратно чокнулись кружками.
        Ужин мы съели быстро. Не успела кассета закончиться с песнями Дассена. Пока Вера мыла посуду, я убрался в зале и постелил постель.
        - Слушай, а ты не думала насчёт того, чтобы поехать отдохнуть куда-нибудь?
        - Дорогой, а ты у Родины нашей спроси сначала, отпустит ли она тебя? - улыбнулась Верочка.
        - Сейчас учёба, но отпуск у нас будет однозначно. Закон о льготах ветеранам боевых действий даёт мне право на 15 суток отпуска раз в год, даже если я не военнослужащий.
        - И ты можешь взять их в любое время? - уточнила жена, дав мне чистый противень, чтобы я положил его в духовку.
        Тут я, конечно, засомневался. По закону могу хоть завтра, но как этому отнесётся начальство неизвестно. Препятствовать не будет, а выводы сделает.
        - По закону - да, но есть нюансы.
        - Вот и я так думаю. Как будет отпуск, поедем. Домой обязательно съездим… Серёжа! - возмутилась Вера, когда я подошёл к ней сзади и стал медленно целовать шею.
        - А что? Ты сейчас вся такая при деле. Мне это очень нравится. Халат бы ещё снять, - сказал я, развязывая пояс жены.
        - Ты до кровати дотерпеть не можешь? - посмеялась Вера.
        - Никак нет, - ответил я и закрыл кран. - Потом домоем.
        Подхватив жену, я понёс её в комнату.
        Утром, как это обычно бывает в работе метеослужбы, прогноз не оправдался. На небе ни облачка, осадков в виде снега нет. Значит, летать нам сегодня по полной программе.
        Полёты на МиГ-29ом я выполнил достаточно быстро. После заруливания на стоянку, мне подсказали, что МиГ-23 готов к вылету.
        - А где Морозов? - спросил я, расстегнув шлем.
        - Не появился ещё. В лётную комнату позвонили, а его всё нет, - ответил мне техник, доставая из куртки маленький термос. - Согреешься?
        - От чая не откажусь, - ответил я, хотя после того, как вспотел в кабине, стоять на открытом воздухе было холодно.
        Ароматный чай с мятой прекрасно согревал, а от пара изо рта моментально на бровях появлялась изморось. Ждать моего сегодняшнего командира экипажа уже надоело. Я уже дважды обошёл самолёт, но Морозова не было видно.
        Только я об этом подумал, как рядом с МиГ-23 появился Николай. Я вспомнил, каким он был потерянным вчера. Сейчас он выглядел не лучше. В руках он держал планшет, а шлем на голове болтался в разные стороны.
        - Чего не занимаешь место в кабине? Или самолёт ещё не осмотрел? - громко спросил Коля, надевая перчатки.
        - Всё уже сделано, - ответил я. - Ты где был?
        - Не моя вина. Чёрт какой-то припёрся с проверкой и давай спрашивать, как у нас тут подготовка ведётся. Его Мухаметов к руководителю полётами повёл посмотреть, - сказал Морозов, цепляя планшет на ногу.
        - Ты бы планшет оставил. На штопор летим, может помешать.
        - Без тебя знаю, - рявкнул Коля и полез в кабину. - Давай быстрее!
        Что-то не так с ним. Не выспался, видимо. Надо уже слетать, и пускай сам разбирается.
        - «Сказал Икар, смежая веки, что в этом роде войск бардак останется навеки» - процитировал известную шутку техник самолёта, угостивший меня чаем.
        - Не с той ноги человек встал, что поделаешь, - улыбнулся я, поблагодарил за чай и полез по стремянке в кабину.
        После получения доклада от техников, что всё готово к запуску, я проверил плавность хода рычага управления оборотами двигателем. Сказал об этом Морозову по внутренней связи, но тот мне ничего отвечать не стал.
        - 087, запуск на стоянке, - запросил Николай совсем неприветливым голосом.
        - 087, добрый день, - ответил руководитель полётами, но разрешение не дал.
        Так и хочется сейчас сказать Морозову, что нужно быть вежливым и, хотя бы здороваться. С другой стороны, а то он не знает!
        - 087, запуск, - громче запросил Коля, но руководитель полётами ответил не сразу.
        - Запускайтесь, - ответили нам с командно-диспетчерского пункта.
        - Понял, - проворчал Морозов. - К запуску! - дал он команду мне и технику, тоже подключённого к внутренней связи СПУ.
        Через несколько минут самолёт был полностью запущен, и мы начали руление к полосе. Судя по тому, как Николай быстро преодолел сотни метров магистральной рулёжки, он явно что-то мне хотел доказать.
        Перед постом осмотра он даже забыл остановиться и чуть было его не проскочил, остановившись уже за линией предварительного старта. Техник был удивлён не меньше меня.
        - Коля, мы никуда не спешим. Сбавь обороты, - произнёс я по внутренней связи, пока нас осматривали.
        - Когда будешь командиром, тогда и сбавляй, - огрызнулся Морозов.
        - Раз ты командир, то не забывай, что отвечаешь за весь экипаж и за меня в том числе.
        - Довезу в лучшем виде, Серёга. Расслабься, - ответил Николай и, дождавшись нужного сигнала от техника, запросил вырулить на полосу.
        Как можно расслабиться, когда в передней кабине не совсем морально готовый к полёту человек? Хотя, может я себя и накручиваю.
        Морозов выровнял самолёт по осевой линии. Начал добавлять обороты, чтобы прогреть двигатель. Указатель ротора высокого давления показал значение оборотов 90%, стреловидность крыла в положении 16°. Ждём полминуты и начинаем взлёт. Руки и ноги я решил держать рядом с органами управления.
        - Взлетаю, - доложил в эфир Морозов и перевёл рычаг управления двигателем в положение «Полный форсаж».
        Я ощутил характерный толчок, который является одним из признаков этого режима работы двигателя. Температура двигателя начала плавно расти. Морозов отпустил тормоза, и самолёт начал разбег.
        Скорость растёт. Подходит к отметке подъёма носового колеса и Николай начинает тянуть ручку на себя.
        - Скорость 290, - подсказал я и самолёт, задрав нос, оторвался от полосы.
        - Я тебе сказал, не подсказывать, - пригрозил мне Морозов.
        - Лишним не будет, - ответил я, пока мы набирали высоту.
        Как только заняли пилотажную зону, товарищ Николай начал показывать всё своё мастерство. Надо признать, что все режимы он выдерживал от и до. Стрелки приборов стояли как вкопанные при выполнении фигур.
        Ведь и правда, хорошо парень летает. Что ещё нужно? Острая необходимость быть самым-самым?
        - И ещё горка, - проговорил по внутренней связи Морозов, задирать нос самолёта.
        Скорость начинает падать. Смотрю на указатель угла атаки и вижу, что ходит прямо «по краю» ограничений Николай. И есть тенденция, что вот-вот перетянет ручку управления. Аккуратно пальцем приостанавливаю дальнейшее отклонение. Не сказать, что я сильно боюсь, но потеть начинаю.
        - Ограничение угла атаки 20°, - сказал я по внутренней связи.
        - Это для строевых лётчиков. У нас есть возможность превысить это значение, ответил Морозов, выводя машину в горизонтальное положение.
        Отработали весь комплекс со стреловидностью крыла 45°. Теперь перешли на 72°. А Николай продолжает «играться» с углом атаки. Для кого написаны ограничения? Или он уже себя испытателем со стажем почувствовал?
        - Ещё одну «вираж-спираль» и заканчиваем, - сказал Морозов и начал выполнение манёвра.
        По нашему заданию есть выполнение режима для снятия потом балансировочной кривой. Высота 6000 метров и мы начинаем выполнять плавный разворот. Постепенно Морозов увеличивает крен и отклоняет при этом ручку управления самолётом на себя. И каждый раз отклонение идёт «ступенчато» - задерживаемся в каждом положении на несколько секунд.
        Высота уменьшается, приборная скорость и перегрузка растут. А вот режим работы двигателя менять нельзя.
        Придавливать к креслу начинает знатно. Ещё немного и окажемся вниз головой, но это в данном режиме нормальное явление.
        - Угол атаки 26°, - подсказал я. - Дальше не тяни.
        По инструкции вообще 24° максимально можно задирать нос.
        - Нормально, - ответил Николай, но стрелка прибора начала отклоняться дальше.
        Двигатель на максимальных оборотах. Морозов продолжает увеличивать крен и тянет ручку на себя.
        Пошло резкое скольжение на крыло.
        - Вывод! - громко сказал я, но самолёт оказался быстрее.
        Свалились!
        Глава 8
        Началось вращение влево. Болтает из стороны в сторону. Я будто в роли виниловой пластинки сейчас. Про Морозова даже не думаю. Но он никак не может справиться. Время идёт на секунды, а мы уже почти на высоте «выхода из кабинета».
        - Правая нога, правая нога, - спокойно говорю я, зажимая кнопку выхода на связь.
        Реакции Николая ноль и две десятых. Слегка только правая педаль пошла отклоняться, но этого мало. Такое ощущение, что в передней кабине Коля занят чем-то другим.
        Ещё виток, и высота уменьшается со страшной силой. Что-то нам говорят в эфире, но я не слушаю. Отбрасываю все мысли о том, что Морозов - лётчик хороший и сам справиться. Надо уже самому действовать.
        Отклоняю правую педаль против вращения, а ручку управления полностью на себя и влево. Но она будто бы уже на упоре. Словно не хватает каких-то миллиметров.
        Твою за ногу! Скорее всего планшетка у этого болвана на ноге и не даёт мне поставить ручку в крайнее левое положение.
        - Убери её! Убери, - громко сказал я.
        Даже не стану сейчас разбираться - в эфир вышел или по внутренней связи. А этот хрен молчит. Ручка управления не идёт дальше.
        Вращение продолжается. Секунды тянутся очень долго, высота падает. Пора бы уже прыгать, но команду может мне дать только Николай.
        И как-то темно становится. Мы словно в пучину погружаемся. Кажется, вот-вот мы сможем вырваться из этой адской карусели. Но приборы надежды не дают.
        - 087, не молчи! - услышал я голос руководителя полётами.
        Клевок раз, клевок два. Высота ниже 3000 метров… Есть! Мне удалось додавить ручку управления самолётом. Взгляд на указатель скорости и вот она начала расти.
        Перешли на пикирование! Органы управления я поставил в нейтральное положение. Жду, когда можно будет аккуратно вывести самолёт в горизонтальный полёт.
        Скорость подошла к отметке 500 км/ч. Я аккуратно потянул ручку управления на себя и начал выводить самолёт в горизонтальный полёт.
        - Я сам, - проворчал Морозов, сам выровнял нос самолёта по линии горизонта. - 087й, работу закончил. Заход с визуального рассчитываю, - доложил руководителю полётами Николай.
        Пока мы не выпустили тормозной парашют на полосе после посадки, я молчал. Не хотел нервировать человека, которому ещё предстоит посадить самолёт. Однако на рулении не выдержал и подсказал, что крыло следовало бы сложить. Иначе мы сейчас кому-нибудь голову так снесём.
        - Не та стреловидность, Николай. Обрати внимание, - сказал я, когда мы освободили полосу и занимали магистральную рулёжку.
        - Родин, помолчи, - ответил он, и только сейчас поставил крыло в положение 72°.
        На стоянке я ожидал, что мы нормально обсудим полёт. Разберём ошибки и Морозов признается, что он балбес и его планшет, чуть не стоил нам с ним жизни.
        Открыв фонарь и впустив свежий морозный воздух, я почувствовал дрожь в теле. Холодно стало жутко. Куртка, насквозь промокла от напряжения. Когда Морозов вылез из кабины, в руке у него был тот самый планшет, а на левой ноге - отпечаток от ремешка. Да и на самом планшете была характерная выемка от ручки управления самолётом. Ода небольшая деталь могла привести к катастрофе.
        Молчать я уже не мог. Мои догадки оказались верны.
        - Коля, пошли отойдём, - сказал я, спустившись на бетонку.
        - Сейчас не могу…
        - Можешь, - настойчиво сказал я, поскольку твердолобость этого красавца мне уже надоела за весь полёт.
        Поблагодарив техников за работу, мы направились в лётную комнату. Я намеренно не шёл быстро, чтобы поговорить на улице без свидетелей.
        - Чего ты хочешь, Родин? - спросил Морозов.
        - Зачем это надо было делать? Чего и кому ты хотел доказать?
        - Всё было нормально, пока ты не начал вмешиваться в управление.
        - Балбес, тебе вот эта штука не дала нормально ручку отклонить. И ты начал её снимать. Потерял время. А когда снял, я уже вывел самолёт. Не так разве было? - сказал я, тыкая пальцем в планшет Николая.
        - Ты ещё и в эфир начал говорить. Теперь всем будет известно, что я ушёл в сваливание, - цокнул языком Морозов. - Из-за тебя между прочим.
        Это он зря! Надоело уже слушать его речи о том, какой он крутой, но ему не дают проявить себя. Я остановился и потянул к себе Николая.
        - Неужели твоя репутация важнее наших жизней? - спросил я. - Ты совсем нюх потерял. Не почувствовал, чем в кабине запахло?
        - Чем? Неприятным запахом твоего страха? - усмехнулся Николай.
        - Цветами запахло. Что на могилу носят. Перестань себе уже синяк на груди набивать, иначе это плохо кончится.
        Морозов недовольно зыркнул на меня угрожающим взглядом и прибавил шаг. Догонять я его не стал. Словно со стенкой разговаривал. Нам нужно время остыть.
        После полётов, когда мы переодевались в повседневную одежду, к нам подошёл Лоскутов и уточнил, что произошло в полёте:
        - По материалам объективного контроля к вам есть вопросы по балансировочной кривой. Ничего не хотите сказать?
        - Штопор - дело такое. По-разному может пойти, - ответил я.
        - Да, да. Мне Мухаметов сказал, что он рядом с руководителем полётами стоял в этот момент. Слышал фразу про «убери», - улыбнулся Лоскутов, сложив руки на груди.
        - Послышалось, наверное, - отмахнулся я.
        Похоже, что в момент сваливания, когда Морозов вытаскивал планшетку, я вышел в эфир, вместо внутренней связи.
        - Родин переживать начал. Подумаешь, я крен большой заложил в развороте, - надменно произнёс Николай. - Ничего страшного, Геннадий. Полёт выполнили?
        - Да, в зачёт пошло, - ответил Гена.
        Вот же засранец, Морозов! Я его тут отмазывал, а он меня трусом выставил. Только я хотел возразить, как Лоскутов меня перебил и отправил Морозова домой. Меня же слегка придержал.
        - Планшетка помешала? - спросил Гена.
        - Само собой.
        - Ладно. Я так и понял, что ты вмешался. Теперь будет летать на штопор только со мной. Завтра приди пораньше. Мухаметов пару вопросов хочет обсудить, - сказал Лоскутов и отпустил меня.
        Сложный день закончился, а значит, можно расслабиться дома в приятной компании жены. Придя домой довольно поздно, я обнаружил, что Вера меня ждёт, и даже ещё сама не ужинала. Мне же очень хотелось узнать о её первом рабочем дне.
        - Серёжа, всё хорошо. Идеи и планы большие. Министерство торопит с разработками, но я пока что только осваиваюсь, - сказала Вера, накалывая одну макаронину за другой.
        - Направление беспилотников - очень перспективное. У меня вообще чуйка, что они скоро изменят саму тактику боевых действий. Плюс, это же разведка и без угрозы гибели людей, - сказал я, вспоминая, насколько важным будет использование дронов в будущем.
        - Да. Егор Алексеевич также сегодня сказал.
        Я чуть было не подавился. Снова этот «ариец» крутился на лётной станции рядом с Верой!
        - Говорит, что одну разработку уже приняли на вооружение, но этого мало. Сегодня смотрел, как мы работаем над планером нового беспилотника, - продолжала рассказывать Верочка.
        - Он только на беспилотник смотрел? Или ещё на кого-то? - спросил я.
        - Не на кого-то, а на что-то, - сказала Вера. - Или ты именно «кого-то» имел в виду? - улыбнулась она.
        - Просто он так случайно уже второй день рядом с тобой оказывается.
        - Так-так, Родин ревнует! - улыбнулась Вера. - Тебе не о чем беспокоиться, Серёжа.
        - Я не беспокоюсь, просто тип мне этот не нравится.
        - С ним придётся смириться. От него зависит работа нашего конструкторского бюро. Мне так Пчёлкин сказал, - произнесла Вера, но я промолчал. - Ты правда ревнуешь, дорогой?
        - Ну, ты же у меня красавица и умница. Мне завидуют, - ответил я.
        Вера аккуратно убрала в сторону вилку и подошла ко мне ближе.
        - Если честно, я уже наелась, - улыбнулась она и села мне на колени.
        Ничего отвечать я не стал. С каждым моим поцелуем и ласковым прикосновением Вера вздрагивает и выдыхает от удовольствия. Она - нежная, любимая и очаровательная. Моя футболка уже улетела в сторону, а вот халат с жены я так полностью и не снял.
        - Серёжа, а свет не хочешь выключить? - спросила Вера, пока я снимал штаны.
        - А нам есть чего стесняться? - посмеялся я, усадив Веру на себя.
        - Стеснение - это совсем не про тебя, - ответила любимая и медленно запустила руку мне в трусы.
        И тут во входную дверь мощно постучали. Стук такой, будто здесь глухие живут.
        - Давай не будем открывать, - сказала Вера и продолжила меня целовать.
        Но стук продолжался. Я очень сильно старался не замечать этот звук. Передо мной самая красивая девушка на свете. Ещё и полуобнажённая! Можно и не открывать. Даже нужно не открывать!
        Ещё несколько ударов в дверь были сделаны уже не кулаком, а ногой.
        - Пошли все далеко и надолго, - прошептал я, начиная расстёгивать лифчик жены.
        - Вот-вот… сами уйдут, - прошептала Вера, скидывая с себя халат.
        В дверь несколько раз стукнули уже совсем мощно.
        Это уже перебор!
        - Сейчас дам «леща» незваному гостю и вернусь, - сказал я, поднимаясь со стула.
        - Только аккуратно. И свет выключи на кухне и в комнате, а в коридоре можешь оставить.
        Как же не дать мне по пути пару указаний! Натянув штаны, которые едва могли скрыть мою готовность к исполнению супружеского долга, я подошёл к двери.
        Открыв её, я слегка попутал. Передо мной был человек, который мог прийти ко мне в последнюю очередь.
        - Серёга… ик… ты долго ходишь, - сказал Коля Морозов и рухнул ко мне в коридор.
        Я был настолько ошарашен появлением этого человека у себя, что не сразу решил ему помочь встать. После такого падения можно и лицо «сильно поправить».
        - Что случилось? - вбежала в коридор Вера, закутываясь в халат. - Это кто? Это как? И чего он тут разлёгся?
        - Это всего лишь Коля Морозов и он сейчас пойдёт домой, - сказал я, но моё желание было невыполнимо.
        Он на ногах не стоит, а уж о походе домой и речи не идёт.
        - А я из дома… ик… просто ушёл, - сказал Николай, сворачиваясь калачиком.
        Я закрыл дверь, чтобы не привлекать внимание соседей, и начал поднимать незваного гостя. Сейчас я метался между двух решений - просто спустить его с лестницы или ещё добавить пару оплеух.
        - Серёжа, он вряд ли сам куда-нибудь дойдёт. Его бы умыть, а то он весь бледный какой-то, - сказала Вера, завязывая потуже пояс.
        - Это он такой сам по себе, - пояснил я.
        - Пьяный, что ли? - удивилась Вера.
        - Нет, бледный.
        Жена ушла на кухню и начала варить кофе, пока я разбирался в ванной с Морозовым. Судя по его одежде, он ещё дома не был.
        - Родин, ты чего делаешь-то? - возмущался Коля, когда я заломил ему руку и нагнул над ванной.
        - Привожу тебя в порядок. Чтоб ты до дома добрался, - ответил я и включил душ.
        - Ай! Ледяная! - закричал Коля.
        - Ты же Морозов. Для тебя тёплой должна казаться, - продолжал я поливать его голову мощной струёй воды.
        С кухни доносилось жужжание кофемолки, которую недавно нам передарила Белла Георгиевна. Наверное, это она Веру научила любить хороший кофе. Зёрна нам передал ещё на свадьбе наш друг Макс Курков из-за границы. Запас там был на целый год.
        Несколько минут водных процедур и наш гость немного пришёл в себя. Хотя держать равновесие, ему было сложно. Я дал ему чистое полотенце, чтобы он обтёрся, а верхнюю одежду повесил на вешалку.
        - Пошли на кухню.
        - Я не хочу есть, - ответил Коля, смачно отрыгнув.
        - Тебе никто и не предлагает. Кофе попьёшь.
        Когда Николай уселся за стол, Вера налила ему ароматный напиток из турки.
        - Это джем… джува… джаз… - пытался он выговорить название турки, указывая на неё.
        - Чего он хочет? - удивилась Вера.
        - Он проявляет знания арабского языка, - ответил я. - Джезва - так на Востоке называют медную турку для варки кофе.
        - Твоему коллеге стоит сначала на русском языке вернуть возможность говорить. А он с арабского начал, - улыбнулась Вера и тоже налила себе кофе.
        Поставив передо мной чай и выставив на середину тарелку с конфетами и вафлями, Верочка села рядом со мной, сурово посмотрев на Морозова.
        - Хороший кофе, - сказал Николай. - Спасибо, ребят, что не выгнали. Я вам не помешал?
        - Конечно, нееет! - хором ответили мы с Верой.
        - Понятно, - расстроено посмотрел в сторону Морозов.
        - Может, уже расскажешь, чем обязаны такому визиту? - спросил я.
        - С женой поругался… опять, - ответил Коля.
        - Бывает, Николай. А почему мириться не пошёл? - спросила Вера.
        - Пошёл, а меня не пустили домой. Чуть было милицию не вызвала. А ты же понимаешь, Серый, если все соседи узнают о скандалах в семье, не будет мне хорошего места после школы.
        - А если ты будешь ко всем заваливаться пьяным, то это тебе поможет, так что ли? - спросил я и Морозов покачал головой.
        - Причину не расскажешь? - ласковым голосом спросила Вера. - Вы из-за чего поссорились?
        Как любую нормальную женщину, её в первую очередь, интересуют семейные скандалы, интриги и разоблачения. Только Морозов мне не самый лучший друг. Точнее, совсем не друг. Ещё и считает, что мы с ним якобы соревнуемся за пальму первенства в школе испытателей. Лично я с ним точно не соревнуюсь.
        - Вер, ну не лезь человеку в душу. Может ему неприятно об этом говорить, - заметил я.
        - Ой, мальчики! Вы вот думаете, что про женщин всё знаете. А я знаю о них всё, - улыбнулась Вера.
        - Откуда ты знаешь? - уточнил Николай, который продолжал быть потерянным, словно он в кроличью нору свалился.
        - Всё просто, Коль. Она - женщина, вот и знает, - ответил я. - Рассказывай, в чём причина.
        - Да нечего рассказывать. У моей жены, папа - заместитель командующего Черноморским флотом. Постоянно с ним ссоримся, а супруга на его стороне. Вот и случаются подобные эксцессы.
        - И на почве чего ссоры? Что его в тебе может не устраивать? - спросила Вера.
        Если честно, в Морозове только один заносчивый характер чего стоит.
        - Ему, видите ли, хочется чтобы я генералом был. В морской авиации служил. Заодно и дочка его рядом будет. А я хочу в испытатели! - стукнул Николай по столу.
        - Это и всё? - спросил я. - Маловато для таких скандалов.
        Морозов допил кофе, но на вопрос отвечать не стал.
        - Спасибо, что приняли, но я лучше пойду, - сказал Коля и пошёл, шатаясь из стороны в сторону в направлении коридора.
        - И куда он? Останови его, Серёжа. Нельзя человека вот так на мороз. Ещё и с помытой головой, - шепнула мне Вера.
        - А ты предлагаешь ему на коврике постелить? - спросил я.
        - В нашем доме есть ещё Швабрин. Что он своему коллеге не поможет?
        - Думаю, что Морозову не поможет, - сказал я, и Вера толкнула меня в плечо.
        - Быстро реши вопрос! - зашипела на меня жена. - Или я больше… больше Ваню кормить не буду. Пусть только придёт он к нам на ужин!
        Серьёзная угроза от моей супруги! Швабрин иногда приходил к нам, поскольку сам не особо любил готовить. Или не умел.
        Ваня, всё же, близкий мне человек. Он точно расстроится, если его лишат доступа к вкусняшкам.
        В коридоре все силы вновь покинули Николая, и он устроился на всё том же коврике. Стоит ли говорить, что теперь его одежда была как из «одного места». Надев свитер, я поднял Морозова и вывел его из квартиры.
        - Может, тебе надо было ещё кофе налить, - рассуждал я вслух, спускаясь на первый этаж.
        - Водку я уже сегодня пил. Давай коньяк, - промычал Николай.
        - Обойдёшься, - ответил я, когда мы остановились у квартиры Швабрина.
        Позвонил в звонок и прислонил к стене Морозова. На часах уже достаточно поздно и Ваня «сильно обрадуется», когда увидит нас.
        - Серёга, случилось чего? - спросил Иван, открывая дверь.
        В этот момент из-за угла показался Морозов, который встал, шатаясь, между нами.
        - И ты чего-то долго ходишь, - сказал Коля, занёс ногу, чтобы переступить порог и опять полетел лицом вперёд.
        Ваня даже и не подумал его ловить. Просто сделал шаг в сторону. Николай так и пролетел мимо Швабрина, рухнув на деревянный пол.
        - Ты чего его не поймал? - возмутился я.
        - А надо было? Он не просил, - ответил Ваня с серьёзным выражением лица.
        - Железная логика!
        Глава 9
        Иван возмущаться не стал, и всё прекрасно понял. У него, как раз был дома ещё один диван, на который мы и уложили Морозова.
        - Тазик я ему не дам, а эта штука подойдёт, - сказал Ваня, поставив рядом с уснувшим Николаем металлическое ведро.
        - Думаешь, понадобиться?
        - Не знаю, но содержимое его желудка я на ковре видеть не хочу. Он же потом отмывать не будет, а свалит домой.
        - Ладно. Сам понимаешь, у себя дома его оставлять…
        - Серый, никаких вопросов.
        - У тебя с ним проблем не возникнет? - спросил я, выходя в коридор.
        - Не переживай. Друг друга не поубиваем, - улыбнулся Ваня. - Я ему ещё рассольчик дам утром.
        - Это хорошо, - сказал я и пошёл к выходу из квартиры.
        В голову пришёл вопрос, который у меня возник ещё вчера. В пылу потасовки, Морозов выкрикнул что-то о пристрастии Ивана к алкоголю.
        - Вань, ты меня извини, но я должен спросить, - сказал я, повернувшись к Швабрину. - Что имел в виду Николай, когда говорил в классе о твоём пагубном недуге?
        Как бы мне хотелось, чтобы Иван сейчас мило улыбнулся и сказал, что Морозов ерунду говорил. Я был бы не против, если бы Швабрин просто мне сказал идти спать. Пускай бы даже затаил обиду, но…
        - Чаю хочешь?
        - Поздно пить… чай, Ваня. Говори.
        - Ты всегда был в чём-то даже взрослее меня, Сергей. Ещё курсантом ты такие вещи говорил, что я себя младшим братом ощущал…
        - Не тяни, Иван. В чём дело? - перебил я Швабрина.
        - Употребляю я… периодически, Серёжа. Не так, как раньше.
        - Но сопоставимыми дозами, верно? - спросил я.
        И как это всё прошло мимо меня? Не заметил, что Ваня опять периодически «на кочерге». Главное, чтобы он не пристрастился к чему-то более страшному, чем алкоголь. Сколько же хороших, талантливых и умных людей пострадало от этой заразы?
        - Верно, - расстроено выдохнул Швабрин и повернулся в сторону засопевшего Морозова.
        Николай что-то бормотал во сне. Мне показалось, что он будто вспоминает, как его награждали орденом Ленина. Я посмотрел на Швабрина и бросил взгляд на кухню.
        - Чего молчишь, Серёга? - спросил Иван, посмотрев на меня.
        - Иди сюда.
        Войдя со Швабриным на кухню, я обшарил каждый угол в поисках залежей спиртного. Набралось достаточно, чтобы свадьбу отметить.
        - Итого десять бутылок «Столичной», три пузыря «Советского» и несколько флаконов «Анапы» и «Кавказа». Оптом где-то закупал? - уточнил я, выстроив длинную шеренгу спиртных напитков на кухонном столе.
        - Держу неприкосновенный запас у себя, - ответил Швабрин.
        - Держал, Ваня. Открывай и уничтожай, - сказал я и сел на табуретку.
        Иван вопросительно на меня посмотрел и полез в холодильник. Он меня не так понял, что ли?
        - Серый, ты меня извини, но без закуски такой объём не вылакать…
        - Издеваешься? Алкоголь можно не только внутрь принимать. Открывай и выливай в раковину, так понятнее тебе будет?
        Минут пять Швабрин огрызался. Бил себя в грудь, что больше ни капли не выпьет, но я был неумолим.
        - Я Вере всё расскажу, и она тебя кормить не будет, - сказал я и на удивление подействовало.
        - С козырей зашёл. Лучше я от выпивки откажусь, чем от вкусного ужина, - ответил Иван и откупорил первую бутылку «Столичной».
        Сложно это было ему сделать, но к середине «казни» алкогольных напитков Швабрин свыкся. Правильным ли был мой поступок, покажет время, но сейчас ничего другого мне в голову не пришло.
        - Закончил, - проворчал Швабрин, убирая последнюю пустую бутылку под раковину.
        - Я тебе только добра желаю, Вань. Просто посмотри на Морозова. В один из дней ты можешь тоже ко мне завалиться, и я тебя умою ледяной водой. Как потом будешь себя чувствовать?
        - Не самые приятные ощущения.
        - Ага. Когда в следующий раз надумаешь стакан поднять, представь себя взлетающим с авианосца. Ты же этого хочешь, не меньше чем я?
        - Наша любимая с тобой тема, - улыбнулся Швабрин. - Думаешь, получится у нас принять участие в такой программе?
        - Уверен, что получится. Ты только не пей. Иначе сам понимаешь… Если где всплывёт на работе, что ты на стакане сидишь, то нормального места тебе не предложат. Никому не нужен ненадёжный сотрудник, - сказал я и пошёл к выходу.
        На часах было ровно 12 часов ночи, когда я разделся и лёг в постель рядом с Верой.
        - Получилось? - спросонья спросила она.
        - Думал, ты спишь. Всё хорошо - клиент доставлен.
        - Странный этот Отморозов. Наверняка сам виноват, что жена выгнала, - сказала Вера, повернулась и обняла меня.
        - Это их дело. Пускай разбираются.
        - Он твой коллега. Один из вас. Его нельзя так бросать. Может как-нибудь помочь? - спросила Верочка. - Ты ведь у меня умный, должен что-то придумать.
        Я ещё семейным психологом не подрабатывал. Сам только во второй жизни женился. И то недавно.
        - Придумаю. Давай, спать, - прошептал я и поцеловал жену в макушку. - Или как?
        Задав подобный вопрос, я аккуратно стал вести ладонь по направлению к пупку жены.
        - Хм, почему бы и нет, - ответила Верочка и села на меня сверху, начав нежно целовать.
        Мягким прикосновением тёплых ладней, любимая обняла руками мою голову, сливаясь в сладком затяжном поцелуе. Не знаю, как пахнет страсть, но аромат волос моей жены вполне можно принять за него. С каждым движением и прикосновением я чувствую любовь и нежность прекрасного тела Верочки. Женственна и прекрасна как никогда.
        Секунду за секундой я ощущаю немыслимые позывы. Теперь уже я сверху, и готов взять свою любимую полностью. Хочется кричать, что она моя и никому другому я её не отдам. Держусь, чтобы своими резкими действиями не спугнуть желания и разыгрывающиеся чувства.
        - Серёжа, спокойнее, - страстно выдыхает Вера. - Я никуда не уйду. Я всегда буду с тобой.
        - А я тебя и не отпущу, - улыбнулся я.
        Халат уже где-то на полу, нижнее бельё тоже улетело в сторону. Вера страстно целует меня в шею и за ухом, сильно сжимая мои ягодицы, подталкивая к настоящим действиям. Аккуратно раздвинув ноги, я сдаюсь под её напором.
        Скорость нарастает, будто обороты реактивного двигателя. Вот-вот должен включиться «форсаж», но «рычаг управления» намеренно держу на определённом режиме.
        - Ты сдерживаешься… - шепчет Вера. - Но это прекрасно!
        И с каждым разом всё труднее сдерживать «форсированный режим». Я выполняю переворот! Меня оседлали!
        Лежу на спине и ловлю каждую секунду наслаждения. Поцелуи Веры медленные и очень заводят. Она хочет возглавить этот акт. Не могу не поддаться даме!
        Нежное прикосновение и «рычаг управления» снова в работе. Теперь его контролирует Вера, взобравшаяся на меня. Томный огненный взгляд и то, как она стонет и извивается… только бы «форсаж» раньше времени не включился!
        Во взгляде моей любимо читается столько нежности и теплоты, что я чувствую себя самым счастливым из мужчин. Несколько движений и Вера замирает! Замирает и плавно продолжает неспешные круговые движения тазом.
        Скорость увеличивается, она всё быстрее и вновь замирает! Её буквально трясёт от наслаждения, а я счастлив доставить его любимой.
        Продолжаем входить в экстаз. Амплитуда возрастает до максимума. Частота движений невероятная. Тела, слившись воедино, наслаждаются этими счастливыми минутами.
        Я чувствую, что приближается наивысшая точка удовольствия. В последние секунды тело Веры грациозно откидывается назад, взмывают вверх волосы, в лунном свете я вижу великолепие её груди. Ещё немного и будет финиш!
        У Веры вырывается громкий и сладкий крик, и я не могу сдержать уже включение «форсажа». Стон и крик продолжаются несколько секунд, и нам так не хочется останавливаться. Верочка падает в мои объятия, тяжело дыша. Чувствую биение её сердца, перебивающее дыхание.
        - Ты думаешь, что мы теперь сможем уснуть? - спросил я, нежно поглаживая податливо расслабленное тело.
        - Думаю, что второй раунд мы не осилим. Ой, вслух сказала, - посмеялась Вера.
        - Я не слышал гонга, дорогая, - сказал я и вновь занял «атакующую» позицию по отношению к любимой.
        Достойное завершение ещё одного сумасшедшего дня - это когда ты с радостью исполняешь свой супружеский долг. И приятно, и полезно.
        Утром мы с Верой пошли на территорию ЛИИ. По дороге обсудили некоторые рабочие моменты с женой. Оказывается, они сейчас работают над уменьшением беспилотных аппаратов. Ищут пути решения проблемы с дальностью системы управления.
        - Скажу честно, где-то на заводе разобрали изделие из-за границы, - улыбнулась Вера. - Пчёлкин сказал, что это кладезь знаний, и мы будем его изучать.
        - Это здорово. У противника тоже есть чему поучиться, - тихо сказал я, но Вера на меня зашипела.
        - У нас так тоже думают, а Егор Алексеевич против. Но мы втайне изучаем, - посмеялась жена.
        Кажется, в руках у конструкторского бюро Яковлева оказался один из первых беспилотников Израиля - «Скаут». В 1982 году эти дроны стали настоящей проблемой для ПВО Сирии. Может, наша страна раньше начнёт вкладываться в развитие беспилотных технологий?
        Проводив Веру до работы, я направился к зданию школы. Не успел я сойти со ступенек лётной станции КБ Яковлева, как путь мне преградила известная чёрная «Волга». Напряжённая физиономия Егора Алексеевича показалась из машины.
        - Родин, а вы, где должны быть? - спросил представитель министерства таким тоном, будто я его подчинённый.
        - И вам доброе утро! Странно, что вы интересуетесь тем, как соблюдается распорядок дня, - посмеялся я и прошёл мимо.
        - Постойте! - крикнул он мне, и я повернулся к Егору Алексеевичу. - Так и быть, я прощаю вам ваше поведение. Всё же, такая красивая жена за вас просит. Даже и не знаю, как ей отказать.
        Цеплять пытается меня, хмырёнышь. Выводит из себя, чтобы я повёлся и распустил руки.
        - Действительно, жена у меня красивая! А вам, я советую, «шнурок» завязать, иначе можете его… потерять ненароком.
        - У меня ботинки без шнурков, - посмеялся «ариец».
        - А я не про ботинки. Хорошего вам дня, - ответил я и пошёл в сторону школы.
        С самого утра уже примчался, чтобы по лётной станции жалом водить. Совсем в Москве работы у него нет, что ли?
        Как и сказал мне и Николаю вчера Лоскутов, нас к себе вызвал Рашид Маратович. Думаю, что сваливание после выполнения манёвра, очень заинтересовало заместителя начальника школы по лётной работе. Даже заставил объяснительные написать.
        Пока мы шли в кабинет Мухаметова, Коля благодарил за ночлег.
        - Ты ж мог выгнать меня, и дело с концом, - сказал Морозов.
        - А потом бы тебя могли и из школы «попросить», верно? И с кем мне соревноваться? - посмеялся я. - Шучу. Теперь знай, что в одиночку можно только застрелиться, а работать всегда надо в команде.
        - Верная мысль, - кивнул Коля и крепко пожал мне руку. - Признаю, что из штопора я бы не вывел.
        - Признаю, что напрягся в кабине знатно, - улыбнулся я, и мы вместе посмеялись.
        Оказавшись в кабинете зама по лётной работе, мы сразу отдали ему объяснительные. После прочтения, он в течение получаса пытался добиться внятного ответа от меня и Морозова.
        - Превысил разрешённый угол атаки, значит, - сказал Рашид Маратович. - А ты Родин, почему об этом не написал?
        - Не люблю повторяться, - сказал я, и Морозов слегка улыбнулся.
        - Не смешно, - рыкнул на него Мухаметов. - Ты был командиром на борту. Лет тебе не 18 уже, а ведёшь себя как пацан. Всему уже научился, что вот так можешь нарушать полётное задание?
        - Никак нет, Рашид Маратович, - ответил Николай.
        - А ты что Родин молчишь? Нечего сказать? - возмутился Мухаметов.
        - Рашид Маратович, я всё вам написал. Ответ считаю исчерпывающим.
        В этот момент зам. по лётной работе смял наши объяснительные и, точным броском попал в урну слева от себя.
        - Ещё раз такое повторится и быстрее, чем на Ан-2 ты, Николай, летать не будешь. Ясно? - сказал Маратович и Коля согласился с его решение, молча кивнув. - Морозов свободен и позови мне товарищей Швабрина и Купера.
        - Понял, - ответил Николай, развернулся и вышел из кабинета.
        Мухаметов встал со своего места и пошёл к графину с водой, стоявшему на большом сейфе.
        - Ты тоже молодец. Твоя жизнь была в опасности, а ты вот так ему доверился, - сказал Рашид Маратович, налил себе воды и достал из кармана таблетку.
        - Лётчик жив - полёт удался. Разве не так? - спросил я.
        - Есть и такое выражение, но не во всех случаях оно верное. У меня пару вопросов есть к тебе. Один хочу обсудить, пока мы вдвоём.
        Мухаметов запил таблетку, снял с себя галстук и сел на диван.
        - Присаживайся, - указал он на стул напротив его рабочего места. - Чем ты не угодил товарищу Егору Алексеевичу?
        «Ариец» уже успел и здесь отметиться. Вот значит, кто вчера приезжал и поднимался к руководителю полётами. Засела в нём обида!
        - А он нам товарищ? - спросил я.
        - Интересный вопрос. Но начальство предпочитаю с подчинёнными не обсуждать. Так чем ты ему не угодил? - повторил вопрос Мухаметов.
        - Ничего особого. Случайно швырнул его в сугроб, - ответил я и кратко рассказал историю, произошедшую рядом с крыльцом лётной станции конструкторского бюро Яковлева.
        Маратович послушал и задумчиво почесал затылок. Снова подошёл к кувшину, налил воды и залпом выпил.
        - Да и хрен с ним, - махнул он рукой. - Постарайся с ним не пересекаться. Жену тоже предупреди. Он сын секретаря ЦК КПСС и занимает должность в 10 м главном управлении Министерства Авиапрома. Говорят, что скоро перейдёт на руководящую должность в Министерстве. Сторонник экономичного и рационального подхода к научным разработкам, - сказал Маратович. - Будь аккуратнее с ним. Тебе ещё летать и летать. Но бояться его не надо. Если нужно, мы сможем своих защитить, понял?
        - Так точно, - улыбнулся я.
        Через пару минут появились Швабрин и Купарешвили. Зураб, как всегда был в возбуждённом состоянии.
        - Товарищ зам. начальник, я же к полётам совсем чуть-чуть и подготовился бы уже, - сказал Купер, разводя руками. - Если вы про тот случай, когда опоздал на самолёт и вместо меня полетел другой штурман, то всё так и задумывалось…
        - Купер, помолчи. Не до твоих косяков на работе, - успокоил его Мухаметов. - Какого… художника, ты, ходячий «Боржоми», вчера брал служебный УАЗик и катался несколько раз с аэродрома в город и обратно? Совсем уже страх потерял?
        - Батоно, сто лет жизни вам! Всё было согласовано с Иваном, сыном Жени, Карловым. Штурман всея нашей школы добро дал, - распинался Купер.
        Зураб, как драматический актёр, отлично играл роль. Только имя и отчество штурмана школы местами перепутал.
        - Ты бы хоть имя запомнил штурмана школы Карлова, - сказал Мухаметов, вставая со стула.
        - А разницы же никакой, зам. начальника? - уточнил Зураб.
        Конечно! Вот так у Купера всё просто. Оказалось, вчера был самолёт прямиком с родины Купарешвили. Ему там и передали солидный «гостинец». По рассказам очевидцев, было ощущение, что весь груз в Ан-12 предназначался Куперу.
        - Рашид Маратыч, мы с Купером не состоим в сговоре, но к вам на ковёр вызваны, - прервал молчание Швабрин.
        - Верно. Вопрос бы узнать, какой вы хотели с нами обсудить, - поддержал я товарища.
        - Вопрос, вопрос… точно! - громко сказал Мухаметов. - Вы двое ждите здесь, а Купер идёт за мной.
        - А почему они здесь, а я куда иду с вами? - удивился Купер.
        - Потому что я так сказал. Мы с тобой по поводу вчерашнего груза… побеседуем, - подмигнул Мухаметов Зурабу.
        - Вот это дело нужное, зам. начальника! - обрадовался Купер и вышел из кабинета вслед за Маратовичем.
        Мы переглянулись с Иваном и стали строить догадки, зачем мы понадобились заместителю по лётной работе.
        - Может, насчёт Морозова? - спросил Ваня.
        - Мы с Николаем были уже сегодня здесь. Инцидент исчерпан. Ты вчера летал?
        - Да. Как и ты - на МиГ-29 с посадкой в первую плиту, - ответил Швабрин. - Замечаний не было.
        - Тогда я теряюсь в догадках.
        Возникла пауза, а потом мы с Иваном вернулись к обсуждению нашей с ним любимой темы.
        Мы уже давно обмениваемся мнениями по поводу корабельных истребителей. Можно сказать, мечтаем о корабле и море, взлётах и посадках на палубу и о многом другом.
        - Знаешь, Серый, это ведь не так-то просто. Вот сколько будет длина палубы на новом корабле? 200 метров?
        - А то и ещё меньше, - ответил я, но Иван практически угадал длину участка посадочной полосы.
        - Взлететь нам надо будет с расстояния не более 100 метров. Это всё сложно. И круто одновременно! - произнёс Швабрин с улыбкой на лице. - У страны будет настоящая корабельная авиация. Сможем американцам кузькину мать и шаляй-валяй сделать!
        - Так хочешь с ними встретиться?
        - А что? Нечего им всему миру грозить своим авианосным флотом. Слышал, что они себя лучшими ассами считают, - посмеялся Ваня.
        - Они как твои усы увидят, так сами разбегутся, - улыбнулся я, и Ваня рассмеялся ещё громче.
        Смеяться нам долго не пришлось. Дверь кабинета открылась, и на пороге появился Александр Васильевич Федотов.
        - Привет, мужики! Вижу, что настроение хорошее, - поздоровался он с нами.
        - Добрый день! Мы тут Мухаметова ждём, - сказал Иван.
        - Это хорошо, что вы его ждали. Он чуть позже подойдёт. Ему там с Кутаиси чего-то привезли.
        При этих словах я еле-еле сдержал смех. Купер, похоже, начал раздавать «гостиницы».
        - Ладно, ближе к делу, - сказал Федотов и сел на диван.
        Мы повернулись к Александру Васильевичу.
        - Не буду юлить. У меня есть для вас предложение, от которого вы вряд ли откажетесь.
        Глава 10
        - Хотите работать на фирме МиГ после окончания школы? - улыбнулся Федотов.
        Предложение поразило своей внезапностью. Да что там говорить - я офигел! Смотрю на Швабрина, а тот пытается закрыть рот, но у него не выходит. Он постоянно открывается, как у рыбы.
        - Ваня, подбери, - шепнул я.
        - А? - повернулся он ко мне.
        - Что «а»? Челюсть подбери. Перед человеком неудобно.
        Федотов ещё шире улыбнулся. Мы все знали, что лучшего места работы после окончания школы испытателей просто не существует.
        Да, в будущем первенство среди конструкторских бюро будет принадлежать КБ Сухого. Но сейчас это совершенно не так.
        - Александр Васильевич, не подумайте, что я сомневаюсь, но не рано ли такое предложение делать? - спросил я, отойдя от столь неожиданной новости.
        - В связи с тем, что нынешний набор - особенный, пришлось несколько поторопить события, - ответил Федотов, доставая из портфеля красную папку.
        Александр Васильевич правильно подметил. Если ранее в школе испытателей ЛИИ учились почти два года, то наш поток должен преодолеть весь план за год. Нагрузка у нас такая, что голова уже трещит от занятий и множества полётов. А ведь мы даже и до половины не добрались типов летательных аппаратов, которые предстоит освоить.
        - Я бы назвал обучение «обгрызенным», - сумничал Ваня.
        - Сокращённое, дружище, - поправил я его.
        - Официально, программу назвали экспериментальной, - поставил точку в нашем споре Федотов. - Сразу скажу, что я был против подобных изменений в подготовке. Год обучения - крайне мало, чтобы подготовить испытателя. Но мои лётчики, с которыми я беседовал перед приходом к вам, уверили в вашей готовности стать «фирмачами». То есть…
        - Стать лётчиками на фирме, - хором перебили мы Александра Васильевича.
        - А вот старших перебивать не нужно, - сурово сказал Федотов, расстегнув пиджак, и достал листок из папки. - Швабрин Иван Фёдорович.
        - Я, - подскочил со стула Ваня, словно он ещё в армии.
        - Садись, садись. Командиром звена в учебном полку был. Досрочно получил капитана. Ну, и был награждён… медалью «60 лет Вооружённых Сил СССР», - сказал Федотов и внимательно посмотрел на Швабрина.
        Ване стало не по себе. Он прекрасно знал, что если начнётся перечисление моих наград, то контраст будет сильный. Но труд лётчиков-инструкторов, к сожалению, редко оценивают по достоинству.
        - Негусто, согласен, - выдавил из себя Швабрин.
        - Ваня, количество медалей и орденов ничего не значит. У тебя их реально больше, должно быть, - сказал я.
        - А твой бывший курсант правильно говорит. Моё мнение - лучшие лётчики-испытатели получаются из инструкторов. В вашем наборе - ты такой единственный. Теперь посмотрим на успехи твоего ученика.
        Ну, воспитатель из Швабрина был так себе, а вот учитель - хороший.
        - Родин Сергей Сергеевич. Старший лётчик-исследователь Осмонского полка. Досрочно получил старшего лейтенанта, - продолжил Федотов. - Был в Афганистане и ещё где-то. Получил орден Красного Знамени и… дальше читать не хочу, а то зазнаешься. Верно?
        - Нет, Александр Васильевич, - ответил я.
        - Хорошо. Вот это показатель работы лётчика-инструктора. Значит, именно так ты - Иван, и должен учить самолёт летать, понял?
        - Да, - согласился Ваня, слегка повеселев.
        - Итак, мы за вами наблюдали и приняли решение рассмотреть ваши кандидатуры. Я не возражал. Теперь слушаю вас, - убрал листок в папку Федотов.
        Глупо отказываться от такого предложения. Однако я держу в голове тот факт, что через несколько лет на фирме МиГ начнутся проблемы. Не хотелось бы потом остаться у разбитого корыта.
        Швабрин посмотрел на меня и пожал плечами. Он - мой инструктор и не знает, что делать! Да я и сам несколько сомневаюсь. С другой стороны, быть отобранным самим Федотовым - это показатель. И я верю, что нам с Ваней удастся не дать фирме увязнуть в проблемах, которые могут прийти через несколько лет.
        - Согласен, - ответил я.
        - И я с ним, - произнёс Иван.
        Александр Васильевич поднялся с дивана и подошёл к нам с широкой и доброй улыбкой на лице.
        - Это здорово. Будем работать, ребята, - пожал он нам руки и положил на стол другую папку. - Вот теперь, что я вам хочу показать. Вы это уже видели. Адмиралов показывать должен был, но не могу не ввести вас в курс дела.
        Он открыл папку и показал нам несколько схем, рисунков и уменьшенных чертежей. Это были самолёты МиГ-29К, МиГ-29КУБ и… ещё какой-то непонятный летательный аппарат.
        - Что скажете? Нам с вами придётся двигать вперёд корабельную авиацию. Конструкторское бюро Сухого слегка отстало в этом плане, но их самолёт несколько иной.
        - У него больше тяговооружённость и дальность полёта, - сказал Ваня.
        - Но, он больше по размерам. Значит, и на авианосец поместить можно меньше самолётов, - добавил я.
        - И вы оба верно мыслите, ребята! - одобрительно похлопал каждого из нас по плечу Федотов. - Но не забывайте - вам нужно готовиться много и упорно, чтобы мысли приобрели форму.
        Если следовать истории, то первым на палубу сядет Су-27К. И произойдёт это ещё не скоро. Есть шанс, что история изменится?
        В кабинет вернулся Мухаметов с огромной парашютной сумкой, в которой друг об друга бились стеклянные бутылки.
        - Вух! Этот Купер, похоже, магазин тут собрался открывать, - сказал Маратович и поставил сумку в угл. - Лимонадик? Боржоми? А может, «Киндзмараули»?
        Отказаться от вкуснейшего лимонада я не мог, как и Ваня. Федотов попросил минеральной воды.
        - Давай, Василич! Что там у тебя? - спросил Рашид Маратович, открыв себе бутылочку лимонада с надписью на грузинском, и добавил: - прости, Кавказ, что я о них, тебе промолвил ненароком… кхм… дальше забыл.
        - Ты научи мой русский стих кизиловым струиться соком, - продолжили хором я и Ваня, стихотворение Есенина.
        - А вы всё в паре делаете? - удивился нашей синхронности Федотов.
        Затем он довёл до Мухаметова желание взять нас к себе. Заместитель начальника школы по лётной работе одобрительно кивнул.
        - Поставим им побольше полётов на вашей технике. В пределах разумного, конечно, - ответил Рашид Маратович.
        - Отлично. Тогда я удаляюсь, - сказал Федотов и пожал всем руки. - Кстати, Маратыч, «Аннушка» остался ещё у вас?
        Что-то мне этот вопрос не нравится. Похоже, что подготовка к работе в фирме МиГ начинается не с самолетов, созданных в их конструкторском бюро.
        - Василич, в строю! - воскликнул Рашид Маратович.
        - Пускай ребята освоят. Есть он в плане подготовки?
        Ничего против трудяги Ан-2 не имею, но хотелось бы более скоростные аппараты осваивать.
        - Сейчас гляну, - полез Мухаметов смотреть план подготовки.
        Только бы Маратович сказал, что нет.
        - О! Есть оказывается! Я думал, убрали, - улыбнулся Мухаметов и открыл ещё одну бутылочку лимонада.
        Так, нам с Иваном определили следующий этап освоения нашей профессии - «дедушку» отечественной авиации Ан-2.
        Мы даже до класса ещё не успели дойти, а Гена Лоскутов уже приготовил нам учебные пособия и руководство по лётной эксплуатации этого долгожителя.
        - С 47го в небе. Столько люди не живут, а он летает, - ворчал Швабрин.
        - Иван Фёдорович, всё нормально. Вам же нужно с чего-то начинать, - посмеялся Боря Чумаков.
        Это вообще первый раз, когда он так шутит. Обычно Борис слегка зажат и весьма скромен. Если только не выпьет.
        Рассказывать о разговоре с Федотовым мы, естественно, не стали. Не нужно пока выпячивать на всеобщее обозрение. Скоро и других ребят будут подтягивать конструкторские бюро, чтобы завлечь к себе на работу.
        Открыв документацию по Ан-2, мы принялись настойчиво постигать его секреты. Со стороны других ребят «Аннушка» вызывал недоумение и насмешки. Я же сразу акцентировал внимание, что этот летательный аппарат требует к себе того же уважения, как и новейшие истребители.
        - В своё время он был вехой в авиации. Теперь пришло время других «героев». Но, может кто-то из вас готов доставить груз в Арктику на… Як-40, например? - спросил я.
        - Его там невозможно посадить, - ответил Борис.
        - Правильно, а «старичка» можно. Ему для посадки 215 метров надо, и не так он к грунту требователен, - сказал Иван.
        После ещё нескольких интересных приведённых аргументов, Чумаков согласился, что это чудо-самолёт.
        Спустя несколько дней была нелётная погода, и мы с Ваней отправились на стоянку изучать Ан-2.
        На улице в этот день шёл плотный снег. Белая стена из огромных хлопьев не давала возможности посмотреть вперёд. Всё, что было до недавнего времени почищено на территории ЛИИ, занесло толстым слоем снежного покрова.
        И тем не менее нельзя было не обсудить предстоящие полёты на Ан-2, которые нам Лоскутов собрался запланировать уже в ближайшее время, разбавляя их вылетами на МиГ-23 и Миг-31.
        - Сергей, как думаешь, на авианосец сможем посадить «Аннушку»? - в шутку спросил Швабрин, с трудом преодолевая занесённые снегом тротуары.
        - Странный вопрос, Вань. Мы с тобой теперь каждый самолёт будем к кораблю примерять?
        - Почему бы и нет.
        Обнаружили мы Ан-2 на самой дальней стоянке в окружении Ан-12 и Ан-24. Такое ощущение, что два сына оберегают своего заслуженного отца. Биплан, крылья которого выглядели достаточно «уставшими», гордо задирал 9-ти цилиндровый поршневой двигатель с четырёхлопастным винтом.
        - Не лайнер, конечно, - сказал я, аккуратно смахнув слой снега с нижнего крыла.
        Бело-синяя краска цельнометаллического фюзеляжа слегка требовала обновления. Открыв дверь, мы забрались внутрь. По потолку идут провода и различные трубопроводы, рифлёный пол, а по бортам брезентовые скамейки, напоминающие шезлонги.
        - Легендарная машина! - восхитился Иван, зайдя в кабину лётчиков и заняв место командира.
        Я проследовал за ним и сел справа. Прекрасный вид на заснеженный лес, над которым мы часто в последние дни снижались очень низко к кромкам деревьев. Руководитель, наблюдая за такими полётами, получал эстетическое «удовольствие», сопровождая словами о контроле за высотой.
        - А что, если на Ан-2 вот так полетать? - спросил Иван, вспоминая свой крайний полёт на МиГ-23 на предельно-малой.
        - Только если это будет соответствовать заданию, - ответил я.
        - Пф! Само собой, Серёжа, - подмигнул он мне.
        Наступил март. На календаре 7 число. Солнечный день, предваряющий прекрасный праздник - Международный женский день. И сегодня настал тот момент, когда нам позволили вдвоём лететь на «Аннушке». Допуск на него мы уже получили и сегодня закрепляем.
        - Гордый, 088й, двигатель запущен, прошу на предварительный, - запросил я разрешение на выруливание у руководителя полётами.
        - 088й, разрешил, - ответили с командно-диспетчерского пункта.
        Носового колеса на Ан-2 нет, так что резкое торможение здесь чревато. Клевок носом обеспечен! Медленно заняли полосу после соответствующего разрешения и Ваня, который был сейчас справа, начал зачитывать контрольную карту перед взлётом.
        Двигатель сильно шумит, слегка вибрирует, но это норма. Чувствуешь, насколько этот самолёт хочет в небо!
        - 088й, контрольную карту выполнил, взлетаю.
        - 088й, взлёт разрешил.
        Увеличиваю частоту вращения вала винта до номинальных 2100 оборотов в минуту. Самолёт страгивается с места и начинает разбег. Прошли отметку 60 км/ч. Чувствую, как поднимается хвост, но штурвал от себя не толкаю. Перед полётом договорились, что будем взлетать с трёх точек.
        - Скорость 110, - доложил мне по внутренней связи Иван, и я, отклонив штурвал на себя, оторвал самолёт от полосы. - Меньше двухсот метров, Серёга пробежали!
        Выдерживаю высоту, поскольку чуть начал задираться нос. Нормальная тенденция для Ан-2! Скорость достигла отметки 140 км/ч, и мы начали набирать высоту. Вертикальная скорость набора 2 м/с кажется смешной.
        Но таков уж он из себя. «Дедушка» Ан-2 никуда не спешит!
        - Шасси не забудь! - подкалывает меня Иван.
        - Выпущено, законтрено в 1947 году, - отвечаю я по внутренней связи.
        Проверил температуру масла и цилиндров - всё в пределах допустимых значений. После занятия высоты 300 метров, перевели самолёт в горизонтальный полёт. Теперь Ан-2 издаёт гораздо больше звуков - скрипят расчалки, свистят растяжки. Самолёт гудит, вибрирует и трясётся. Он как будто всем говорит в воздухе - я лечу, сынки!
        Самое классное здесь, так это то, что можно любоваться природой. Весна начинает исполнять свои обязанности. Уже видны очертания полей и посадок, дороги с редкими машинами. Пролетели над посёлком Радово, где виден каждый человек, вышедший на улицу.
        - Эх, на истребителе подобное и не успеешь рассмотреть, - сказал Иван.
        - Слушай, ты уверен, что Боря выполнит мою просьбу? Я думал попросить Морозова купить цветов для жены к нашей посадке, - спросил я.
        - Купит Борян. Морозову другую задачу поставили, чтобы он стол организовал в ресторане. Иначе мы завтра ваших жён не сможем никуда сводить. Я готовить не умею, - посмеялся Швабрин.
        Маршрут мы закончили и начали подходить к развороту на посадочный курс. Снизились до ста метров, закрылки в положении 30°. Слежу, чтобы двигатель не остывал. Он продолжает хлопать, чихать, но температура головок цилиндров не падает ниже 160°, а входящего масла ниже 50°. Проверил, чтобы тормозная гашетка не была зажата.
        И за всем нужно следить! А говорят, что простой самолёт.
        - Скорость 120, высота 100, - подсказал мне по внутренней связи Иван.
        - Гордый, 088, к посадке готов, - запросил я разрешение, постепенно снижаясь.
        - 088й, посадку разрешил.
        Скорость 90 км/ч, а самолёт очень летучий. Прошли торец полосы и идём над ней. Ну не хочет «дедушка» садиться!
        Гашу скорость. Указатель на отметке 80 км/ч.
        - Скорость 70…60, - подсказывает Иван, и мы касаемся основными колёсами бетонной поверхности.
        Как взлетели с «трёх точек», так и сели. Кто-то скажет, что мастерство, но а я считаю - у нас отличные учителя.
        Тормозим плавно. На пробеге Ан-2 всё время хочет развернуться влево из-за реакции винта. Как только скорость падает, «Аннушка» успокаивается. Зарулили на стоянку. Бросил взгляд на часы и понимаю, что времени в обрез. У Веры должен скоро закончиться праздничный концерт ко дню 8 марта.
        - Серый, беги. Вон, Боря с цветочками, - указывает мне Ваня на стоявшего рядом с техниками Чумакова.
        Я выскочил из самолёта и на бегу схватил букет из пяти белых роз. Крикнул, что потом сочтемся, и заберу у него сдачу. Со всей мочи бежал по мокрым лужам к жене. Посмотрел на часы и понял, что успеваю. Точный штурманский расчёт в действии!
        Даже не заметил, что на шее болтается гарнитура, которую забыл оставить в самолёте. Я же дал себе слово - жене подарить цветы сегодня. Вот уже и очертания входа в здание, где проходил концерт.
        Открылась дверь и вот она. Любимая и ласковая - моя жена. Самая-самая на свете! Серое пальто и красный берет, придают ей шарма. Она ищет меня глазами. Ну а кого же ещё?
        - Верочка, вы прекрасны! - услышал я знакомый и противный голос Егора Алексеевича. - Позвольте вам подарить этот скромный букет!
        «Ариец» вышел из-за спины Веры и подарил ей приличную охапку красных роз. Букет в разы богаче моего.
        - Спасибо, Егор Алексеевич! - ответила моя жена, лучезарно улыбнулась ему и приняла букет.
        А потом он ещё и поцеловал ей руку! Какого хрена здесь происходит?
        Глава 11
        Провод гарнитуры слегка покачивался из стороны в сторону, будто метроном отсчитывал секунды. С крыши здания капала талая вода, падая на бетонный парапет крыльца. Звук каждой упавшей капли отдавался у меня в голове. Пульс начал нарастать, а стебли цветов были мной сжаты настолько сильно, что с них стал выделяться сок.
        - Да какого чёрта? - произнёс я, и мои слова были услышаны Верой.
        И главное, она даже не вздрогнула! Повернулась ко мне и… стала улыбаться, как будто это я ей сейчас сунул «дохренилион» роз и вылизал руку. Но мне-то это можно было бы сделать. А вот козлине, стоящему у дверей, чревато для здоровья. Хотя… его стоило бы назвать покойником!
        - Серёжа! Ты уже прилетел? С цветами! - быстро пошла мне навстречу Верочка, обходя ещё нерастаявшие заснеженные участки на большом крыльце.
        Я медленно пошёл к ней, но взгляда с оппонента не сводил. Довольная ухмылка, с которой он на меня смотрел, вызывала рвотный рефлекс вперемешку «чесоткой» рук. Да и ногами хотелось его отметелить. Закурил он настолько пафосно, будто у него в руке была кубинская сигара, а не сигареты с фильтром.
        Но больше всего, мне хотелось поговорить с женой. Неужели так сложно понять, что такие букеты не дарят чужим жёнам на 8 Марта. Эта охапка роз просто кричит - поехали ко мне, подруга.
        - Любимый… - встретились мы с Верой, но она почувствовала моё недовольство. - Всё хорошо?
        - Прекрасно. Это тебе… любимая, - сделал я акцент на последнем слове и стал подниматься по ступеням.
        - Красивые белые розы! Ммм, так пахнут! Когда ты успел? - спросила она, пока мы приближались к арийцу.
        - Нашёл время, - ответил я и остановился перед Егором Алексеевичем. - Как ваше «ничего»?
        - Всё прекрасно, Сергей. Был хороший концерт, но я понимаю, почему вас не было здесь. Полёты! Что ещё нужно лётчику? - воодушевлённым тоном сказал ариец.
        - Сергей, мне цветы подарили. Смотри, какие красивые? - показала Вера мне букет от Егора Алексеевича.
        - Очень.
        Хмырёныш продолжал жадно смотреть на Веру, кося глаз в мою сторону. Ждёт реакции? Сейчас я ему устрою. Кулаки уже наготове.
        - Они свежие. Прямо из…эй! - воскликнул от неожиданности Егор Алексеевич.
        Я резко поднял руку, изобразив прямой удар по лицу. Он выронил сигарету, которая завалилась ему куда-то под пальто. Моментально его глаза стали испуганными. На меня смотрел не самец тигра. Это была вшивая гиена, которая вот-вот получит причитающуюся порцию тумаков ото льва.
        Трусливая сволочь думала, что я буду его бить! Но я просто решил поправить воротник верхней одежды арийца. Вышло всё очень резко и, правда, было похоже на удар. Однако я даже и шею не задел.
        - Завернулся у вас воротничок, Егор Алексеевич, - сказал я. - Не надо так пугаться. Вы же от чистого сердца такие подарки дарите?
        - Да. От самого чистого, Родин. Блин, прожёг пиджак, - сказал Егор Алексеевич, расстегнув пальто и посмотрев на костюм.
        - Как-то неловко получилось, верно, Серёжа? - виновато спросила Вера.
        Я снисходительно посмотрел на неё и опять повернулся к Егору Алексеевичу. Чем больше говорит моя жена, тем я быстрее становлюсь на неё зол. Ну как так можно было принять от него цветы? Стараюсь, чтобы моя злость не была так заметна.
        - Верно. Надо было раньше поправить вам воротничок, согласны? - спросил я у Егора Алексеевича.
        - Возможно, - недовольно ответил он.
        - Кстати, вы такое пристальное внимание уделяете простым работникам и работницам КБ Яковлева. Мёдом вас здесь кормят или как? - поинтересовался я, ещё приблизившись к Егору Алексеевичу.
        Теперь мы были очень близко друг к другу. Казалось, я сейчас коснусь кончиком носа его переносицы. Он уже отошёл от моего резкого движения и пытался вернуть взгляд тигра.
        - Серёжа, что происходит? - спросила Вера с волнением в голосе.
        - Ничего, Верочка, - вперёд меня ответил Егор Алексеевич, уголки рта которого слегка разъехались, изображая самодовольную улыбку.
        - Вопрос был не тебе задан, - прошипел я.
        Носом вдыхал этот скверный аромат хорошего парфюма. В голове уже были нарисованы дальнейшие события. Пару ударов и Егор Алексеевич затылком расколет стекло на двери, позади себя, и ещё получит несколько ударов вдогонку. Потом будет и суд, и увольнение, и бедность. Так и закончится славный путь лётчика-испытателя Сергея Родина.
        Но слева от нас, открылась со скрипом стеклянная дверь.
        - Родин, уже здесь? Молодец какой! - воскликнул начальник школы испытателей Гурцевич, вышедший под ручку с дамой среднего возраста.
        Наверняка, его супруга.
        - Закончили полёты, Вячеслав Сергеевич, - сказал я.
        Гурцевич, недослушав, аккуратно подхватил меня под руку, а затем и Веру, уводя вниз по ступеням. Его жена шла чуть позади.
        - Егор Алексеевич, я этих молодых ребят забираю. Хорошее было поздравление, - улыбался Гурцевич.
        - Спасибо, - ответил ариец, едва скрывая недовольство.
        Как начальник школы понял, что дело запахло жареным? Вот что значит опыт!
        Мы спустились по ступеням, и пошли по тротуару в сторону школы. Гурцевич прибавил шагу, и мы оторвались от Веры и его жены. Они о чём-то уже общались в нескольких шагах, позади нас.
        - Родин, по краю ходишь, - тихо сказал Гурцевич.
        - Вы же знаете, что это за человек.
        - Знаю. И должность его знаю, и перспективы его тоже знаю. А главное, я знаю тебя и твой потенциал, - произнёс Гурцевич, ткнув мне в плечо. - Не позволяй себя спровоцировать. Как бы тяжело не было.
        Дело говорит начальник школы. Обида совсем затмила глаза. Надо просто теперь жёстче поговорить с Верой и сказать ей, что так больше продолжаться не может.
        - Я вас понял, Вячеслав Сергеевич.
        - Молодец! А теперь переодевайся и свободен. Разбор проведём после праздника, а Мухаметову я скажу, что отпустил тебя.
        - Спасибо, а…
        - А с твоей супругой мы тут постоим, чтобы её не украли, - улыбнулся Гурцевич и подтолкнул меня к входу в школу. - И гарнитуру не забудь оставить, а то домой уволочёшь!
        Пока переодевался, у меня горели уши. Материт меня похоже Егор Алексеевич почём зря!
        Чумаков и Швабрин внимательно смотрели на меня, пока я молча одевался. Ваня и вовсе пару раз подходил и разглядывал моё задумчивое лицо.
        - Ну чего? - не выдержал я.
        - Да, так. Цветов у тебя с собой нет, значит, ты их либо использовал по назначению, либо они отправились в урну, - ответил Швабрин.
        - Твоё выражение лица и пыхтение склоняет нас ко второму варианту, - добавил Чумаков.
        - Ни первое, ни второе, - ответил я, громко захлопнув шкаф.
        Ребята вопросительно смотрели на меня и всем своим видом показывали, что так просто не отпустят. Да и не было у меня желания так быстро идти на разборки с Верой.
        - Мужики, всё хорошо. Вон, жена стоит с Гурцевичем и его супругой общается…
        - Заканчивай заливать, - перебил меня Морозов, вошедший в раздевалку. - Ты из тех, что утром летят на работу, а вечером бегут с неё к любимой супруге, спотыкаясь. А сейчас ты явно не спешишь.
        - Когда ты таким экспертом стал? - спросил я.
        - В тот вечер, когда пару раз резко спикировал лицом в пол, - посмеялся Швабрин, но Морозов абсолютно адекватно отреагировал на такую шутку.
        - Я потом неделю во сне вспоминал запах твоего коврика в коридоре, Вань, - улыбнулся Николай, присаживаясь на скамью.
        Историю противостояния с министерским работником я рассказал. Комментарии были разные, но после них у Егора Алексеевича уши должны были гореть синим пламенем.
        - Это тот самый, который в январе тут жалом водил? Всё тобой интересовался - где и чем занимаешься? - уточнил Иван.
        - Ага! Весь из себя «я из министерства», - покачал головой я.
        - Ладно, чего делать будешь? - спросил Швабрин. - Может, помощь нужна?
        - Нет, спасибо. С женой я сам разберусь.
        Я попрощался с товарищами и вышел из раздевалки. На улице продолжало светить солнце, растапливая огромное количество снега прямо на глазах.
        Гурцевич с супругой решили ещё прогуляться, обойдя здание школы испытателей, оставив нас одних. Я несколько секунд смотрел на Веру и не видел в ней и капли недоумения или какого-то раскаяния в случившемся.
        - Серёжа, ну что с тобой? Ты после полётов устал? - подошла она ко мне ближе и погладила по щеке.
        Она всё ещё держала эти проклятые, но очень красивые розы, подаренные ей Егором Алексеевичем. Причём они явно затмевали мой букет, скрывая его в густоте бутонов.
        - Устал, и не только после полётов, - ответил я. - Идём домой.
        Пока мы шли по территории ЛИИ, начинать «разбор эпизода» не стоило. Люди ходят, которые знают меня и Веру. Да и слухи пойдут потом нехорошие, если услышит кто разговор.
        Мы подошли к «Цаговскому» лесу и я замедлил ход. Здесь можно и поговорить.
        - Вера, вот скажи, ты когда стояла на крыльце, кого ждала? - спросил я.
        - Серёжа, что за глупый вопрос? Вышла довольная после концерта, а тут ты. К тебе пошла.
        - Но перед этим ты приняла подарок господина Егора Алексеевича. Он ещё тебе кисть облобызал.
        Вера продолжала на меня с удивлением смотреть, будто я её отчитываю за переход дороги в неположенном месте.
        - Дорогой, что в этом такого? Ну, подарил букет и подарил. Он же не замуж меня позвал или ещё куда-то, - сказала жена, поправив бутоны подаренных ей роз.
        Причём не моего букета. Издевается надо мной!
        - Конечно. Не смущает тебя, что влиятельный человек из Министерства Авиапрома проявляет слишком большое внимание сотруднице, проработавшей менее двух месяцев в конструкторском бюро? - спросил я, указав на букет.
        - Ну… Да, он часто у нас бывает. Контролирует работу по нашим проектам. Они у нас на особом контроле в Министерстве.
        - Это он тебе так сказал? - спросил я, и Вера утвердительно кивнула. - Такими темпами он тебе и работу в его управлении предложит.
        И тут я чуть не свалился в мокрый снег. Вера, услышав моё крайнее предположение, засмущалась. Ай да, сукин сын - Егор Алексеевич! Резкий, как блоха на плешивой собаке!
        - Уже предложил, но это прозвучало вскользь. Ты думаешь, надо отказаться?
        Египетская богомышь! Она ещё спрашивает.
        - Вера, я это скажу сейчас и больше к этому вопросу возвращаться не буду. Готова меня выслушать?
        - Да что происходит? Чего ты такой заведённый, как будто мы с ним целовались. Цветы и его внимание ко мне ничего не значат, дорогой. Ты слишком преувеличиваешь. Я тебя люблю, - улыбнулась Вера своей лучезарной улыбкой.
        Я постарался поверить, что так она улыбается только мне. Разум подсказывает, что я прав. Значит, и мои следующие слова будут правильными в этой ситуации.
        - Любимая моя жена, этот человек хочет разрушить нашу семью. Если ты не прекратишь ему потакать, позволяя проявлять знаки внимания, делать намёки или допускать ухаживания, то это очень быстро случится.
        - Сергей, что ты… - начала говорить Вера, но я не дал ей договорить.
        - Я говорю, а ты слушаешь. Мне эта вся дребедень с цветами, слюнями на твоей ладони и неожиданной перспективой продвижения по карьерной лестнице, надоела. И ты это должна знать и соответствующие выводы сделать. Поняла? - чуть громче сказал я последнее слово.
        Что тут ещё скажешь? Надулась жена, как шарик. Нахохлилась, как воробей. Зафыркала, как ёжик. И всё это продолжалось до самого подъезда.
        По пути я заметил, что от большого букета не осталось и стебля. Все раздала цветы, кроме моих. Но обижаться продолжала.
        В квартире у нас тоже нормального разговора не вышло.
        Дома жена быстро приготовила покушать, и мы с ней поели в полной тишине. Когда пили чай, Вера несколько раз спрашивала, всё ли у меня хорошо на работе, но я отвечал кратко.
        После этого я взял с полки книжку и начал читать. Это очень взбесило Веру, поскольку она предложила посмотреть телевизор.
        - Сейчас документальный фильм про Савицкую будут показывать, - сказала Вера, но мне это было неинтересно.
        - Угу, - ответил я, не отрываясь от книги.
        Нет для меня смысла смотреть фильм, который уже когда-то видел. Да и что я не знаю единственную в истории женщину - дважды Героя Советского Союза. Вторую звезду, правда, она ещё не получила, а вот на орбиту уже слетала. Светлана Евгеньевна будет первой женщиной-космонавтом, вышедшей в открытый космос.
        Вере не удаётся усидеть на месте. Ходит и ворчит, а я молчу и лежу на диване. Полы скрипят, действуя мне на нервы. Как и томное дыхание супруги. Кажется, вот так и выглядит ссора супругов без рукоприкладства.
        - Цветы тебе не такие! Раздала их, так он недоволен, - возмущалась жена, прохаживаясь по залу. - Что ты читаешь?
        - Шекспира, дорогая, - ответил я снисходительным тоном.
        - «Гамлета»?
        - «Отелло». Знаешь, сегодняшняя ситуация меня сподвигла перечитать роман. Поучительная история, - ответил я, и чуть было не заулыбался.
        Вера, буквально запрыгала от недовольства. Возмущалась, что в этой трагедии британского писателя всё закончилось трагично.
        - Мда… Жаль, что так произошло, - сочувственно сказал я, перелистнув страницу. - Не разобрался, мужик.
        - Перестань издеваться! - повысила голос Вера. - Я поняла уже всё, Серёжа. Прости меня. Давай уже, как раньше вечер проведём.
        Так, ещё пока рано проявлять милосердие. Вроде говорит жена от всей души, но нужно потерпеть.
        - «Слова - всегда слова», - процитировал я одного из героев этой трагедии.
        - Серёжа, перестань. Ты у меня самый лучший, любимый, сильный и красивый, - присела рядом со мной Вера, поглаживая по коленке.
        - «Ранения не заживают вмиг. Мы действуем умом, а не колдуем», - продолжаю я играть на главном «инструменте» семейных отношений - нервах.
        - Забыла сказать, что ты очень добрый и храбрый, - произнесла Вера и нагнулась к моему лицу, приготовившись поцеловать.
        Губки сделала бантиком, но я всё равно решил не поддаваться на её лестные слова. Ещё немного потяну. Тем более, в трагедии Шекспира столько гениальных цитат!
        - «Двусмысленны и шатки изреченья. Словесность не приносит облегчения».
        - Да как ты это делаешь? Я в бешенстве! Ничего между мной и этим самодовольным петухом не было, не могло и быть не может. Как вообще можно о ком-то другом думать женщине, когда у неё муж вот… такой?
        - Какой такой? - спросил я, опустил книжку и посмотрел на Веру.
        - Такой… такой симпатичный. Ну, я все уже твои качества перебрала! Люблю тебя, очень сильно! - взмолилась Вера, чуть ли не плача.
        Будем считать, что воспитательные мероприятия проведены. В любом случае, время покажет, правильно ли я поверил супруге. Да что там говорить - полностью уверен в её сознательности и верности.
        - «И когда об этом вдруг узнаешь ты, тогда поймёшь, кого ты потеряла», - пропел я строчку из песни легендарной рок-группы «Король и Шут».
        - Это тоже из «Отелло»? - поинтересовалась Вера, шмыгнув носом.
        - Неа, из другой сказки. Творог есть?
        - Сырников хочешь? - вскочила на ноги жена, смущённо улыбаясь. - Я мигом! Есть у нас немного творожка.
        Вера убежала на кухню, а у меня на лице расплылась торжествующая улыбка.
        Праздник отметили в ресторане, как и планировали. Кажется, инцидент с Егором Алексеевичем стоило бы забыть, да как-то не получалось.
        Прошло ещё несколько дней, но я всё ещё поглядывал на фасад здания лётной станции конструкторского бюро Яковлева. На глаза мне чёрная «Волга» пока не попадалась.
        - Родин, ты завтра готов со мной полетать? - подошёл ко мне с вопросом Лоскутов, когда мы готовились к очередным полётам.
        - Весьма риторический вопрос, Геннадий, - улыбнулся я. - А в чём проблема, что ты так спросил?
        - Как бы… Маратыч сказал, почему вы со Швабриным чаще сейчас на МиГах летаете. Но и программу нужно соблюсти. Времени-то всё меньше и меньше остаётся учиться.
        Пока мы с Лоскутовым решали, в какой бы мне час лучше слетать не на самолёте фирмы МиГ, мои товарищи никак не могли поделить между собой МиГ-31.
        - У меня завтра самостоятельный должен быть первый, - жаловался Боря. - Я всё по бомбёрам, да на вертолёте. Серёга вон тоже со мной летал на Ми-8.
        - Чумаков, не ныть. Всем достанется. Хочешь завтра на 31ом? Со мной, с разлёта полетишь, пока Родин маршрут на предельно-малой высоте на МиГ-29 слетает, - ответил Лоскутов и снова повернулся ко мне.
        Ворчание моих товарищей продолжилось. Со стороны это выглядело смешно и безобидно. К данному этапу обучения у каждого из нас за плечами уже было освоено несколько типов воздушных судов из разных категорий. И самым сложным мне виделся именно вертолёт.
        Я и раньше считал вертолётчиков парнями невероятной отваги, обладающих самыми титановыми «бубенцами». После нескольких полётов на Ми-8 и самостоятельного вылета, состоявшегося пару недель назад, это только подтвердилось.
        - Как на вертолёте? Освоился? - спросил Лоскутов.
        - Да. Висение, простой пилотаж без проблем, - ответил я.
        - Завтра пригодится. Будем новый самолёт осваивать, - сказал Геннадий и пошёл проверять документацию у Морозова.
        Ко мне быстро подсел Швабрин, а Чумаков продолжал ворчать.
        - Ты уже план придумал? - спросил Иван, загадочно улыбнувшись.
        - Какой ещё план? Не пойму.
        - Да как же! В гудок как-то этому «недотоварищу» надо бы прописать. Алаверды! - возмутился Швабрин.
        - Вань, я его на дуэль вызову. У него там шансов нет, - посмеялся я.
        - Ты бы ещё его в лото пригласил сыграть!
        На следующий день, после первого вылета в смену, я томился в ожидании Лоскутова, когда он закончит утренний разлёт. Первый вылет на новом самолёте - это всегда волнительно, а я их уже освоил несколько штук. И один вертолёт.
        В полдень мы с Геной отправились на стоянку. Солнце в этот мартовский день светило ярко. Ветра почти нет, что для сегодняшнего вылета очень хорошее подспорье.
        Путь до нужного нам самолёта как раз пролегал мимо здания, где работала Вера. По дороге Гена задавал уточняющие вопросы - как я отношусь к летательному аппарату, на котором придётся сегодня полетать.
        - Они каждый уникальны и требовательны по-своему. Почему ты так пристально относишься к этому самолёту? - спросил я.
        - Он забрал двух моих друзей, Серый. Я разок на нём чуть «не разложился», - ответил Лоскутов, выкуривая уже вторую подряд сигарету.
        - Перед полётом не самая лучшая тема для разговора, - сказал я, бросив взгляд на здание «яковлевцев».
        Слегка сбавил шаг, борясь с желанием проведать жену. Вроде пару часов не виделись, а я уже соскучился.
        - Ты зайти хочешь? Мы не торопимся, - предложил Гена, который обогнал меня и стоял в нескольких шагах.
        - Нет. Она на работе, да и мы с тобой тоже. Вечером увидимся.
        Я поправил чуть съехавший в сторону шлем и догнал инструктора. И тут меня окликнул знакомый женский голос.
        - Серёжа! Серёжа! - услышал я голос Веры, которая выскочила на улицу и бегом неслась ко мне.
        На улице не май ещё, но мою жену это не смутило. Она была одета в светло-голубую блузку с длинным рукавом и клетчатую широкую юбку. Так и простыть недолго.
        - Вера, заболеешь, - сказал я, но супруга аккуратно сбежала в туфлях на маленьком каблуке по ступенькам.
        - На улице тепло, всё хорошо, - улыбнулась она, подбежав ко мне, и поцеловала в щёку. - Вот! В буфете купила, с товарищем скушаешь.
        Жена протянула мне свёрток с двумя ароматными булочками, которые были ещё тёплые. Я посмотрел на Гену, и тот картинно отвернулся.
        - Ты давай, как прилетишь, зайди ко мне. Чай попьёшь, я тебе салатик сделаю, а то на обед не успеешь сходить.
        - Да мы ненадолго. А с обедом - ничего, потерплю, - ответил я, но Вера отрицательно замотала головой.
        - Не надо терпеть! Гастриты зарабатывать и эрозии всякие, - воскликнула супруга и быстро поцеловала меня.
        Как вот ей отказать?
        - Беги, а то простынешь, - сказал я и Верочка, поправив причёску, вернулась в здание лётной станции.
        Пирожки с Геной съели по дороге, разговаривая о предстоящем вылете. Не заметил, как и до стоянки дошли.
        Техники уже подготовили самолёт, и я пошёл осматривать его перед вылетом. Двухместный учебно-тренировочный штурмовик имел слегка наклонённую переднюю часть фюзеляжа. Кабины были разделены стеклянной перегородкой, но фонарь общий. Проверил воздухозаборники, расположенные по бокам, и осмотрел сопло основного двигателя. Оно на этом самолёте с управляемым вектором тяги.
        Я забрался по стремянке и занял место в передней кабине.
        - Всё делай аккуратно. Не забудь, что здесь очень специфическое управление, - сказал Гена. - Давай запускаться.
        - Гордый, 088й, доброго дня, запуск прошу, - запросил я.
        - Добрый! Разрешил, 088й. Взлёт с площадки будете рассчитывать?
        - Точно так, - ответил я и начал процедуру запуска.
        Самолёт ласково загудел. Стрелки приборов стронулись с мест и начали отображать всю информацию о росте температуры и оборотов двигателей. При взгляде на этот самолёт в первые секунды нет какого-то невероятного желания на нём лететь, но всё изменилось с началом запуска. Он так и просит к себе трепетного отношения.
        - Гордый, 088, запуск произвёл. Прошу вырулить в квадрат для взлёта, - запросил я.
        - 088, разрешил, - ответил руководитель полётами.
        Непривычно, когда для отрыва самолёта от поверхности будет использоваться столь короткий участок. Пока я медленно выкатывался в размеченный белой краской квадрат рядом с полосой, Гена продолжал давать советы.
        - И только аккуратно. Тангаж не больше 15°. Система сама будет тебе помогать, - сказал он по внутренней связи.
        - А ты разве не будешь? - удивился я, и Гена только посмеялся.
        Выполнили контрольную карту перед взлётом, левая рука лежит на рычаге управления двигателями. Смотрю вперёд, примеряясь к линии горизонта, и намечаю себе ориентир.
        - Гордый, 088й, взлёт, - запросил я.
        - Разрешил.
        Подъёмные двигатели перевёл в вертикальное положение, добавил оборотов и аккуратно оторвал Як-38 от бетонной поверхности.
        Глава 12
        С первой же секунды отрыва самолёта от полосы понимаешь, зачем нужны были полёты на вертолёте. Без них можно здорово потеряться.
        За время полётов на самолётах с горизонтальным взлётом уже сформировалась привычка разгоняться по полосе, выжимая максимальные значения тяги двигателей. Да и взгляд обычно бросаешь только вперёд. А здесь всё не так!
        - Повиси пока, - сказал Гена и я почувствовал, что он полностью убрал руки и ноги с органов управления. - Аккуратно поднимайся. Следи за креном и тангажем.
        Мой инструктор сегодня весьма заботлив. Возможно, это связано со сложностью этого самолёта. Як-38 на нашем потоке мне первому предоставили опробовать.
        Ещё немного увеличил обороты подъёмных двигателей, и вот уже высота подошла к значению 25 метров. Самолёт так и хочет клюнуть носом, но парировать это отклонение получается легко. Резких движений на взлёте нельзя делать на любом воздушном судне, но Як-38 в этом отношении более требователен.
        - Превысишь ограничения, и выйдем мы с тобой «на свежий воздух», - предупредил Геннадий, напоминая мне про автоматическую систему катапультирования.
        - Помню. Крен 7°, а тангаж ?6°…+15°, - ответил я и начал переводить самолёт в разгон.
        Сопла подъёмно-маршевого двигателя встали в положение 25°. Вертикальная скорость набора незначительная, и самолёт начал разгон.
        Стрелка указателя скорости пришла в движение. Значение 220 км/ч и можно дальше отклонять сопла. Теперь они в положении 46°, если судить по направлению тяги двигателя по указателю на приборной доске.
        - Разгоняемся дальше, - подсказывает Гена, а я уже чувствую, что это обычный реактивный самолёт.
        Казалось, и не было этого вертикального взлёта. О напряжении напоминает только взмокшая спина.
        Скорость по указателю 380 км/ч и сопла двигателей в полностью горизонтальном положении. Шасси пока ещё не убирал. Подъёмные двигатели выключены, скорость достигла 550 км/ч, и на левой части приборной доски загорелось табло включения следующего режима автоматической системы управления.
        - Высота 100. Шасси, закрылки убраны. Режим «Демпфер», - сказал я Гене по внутренней связи.
        - Понял. Ну, взлетели нормально. Давай в зону, а потом на посадку, - произнёс мой инструктор, и я запросил у руководителя полётами разрешение на дальнейший набор.
        Отработав задание и выполнив проход над полосой, нам предстояло совершить посадку. На Як-38 это целая наука и требует не меньшего внимания, чем взлёт. Хотя на любом самолёте посадка - самый сложный этап полёта.
        - 088, удаление 8, на курсе, глиссаде, - управлял мной руководитель зоны посадки, пока мы снижались на посадочном курсе.
        - 400, шасси выпустил, три зелёные горят, - доложил я.
        Начал запускать подъёмные двигатели. Скорость гасим и продолжаем снижаться.
        - Подъёмные на малом газу. Переводи сопла маршевого двигателя в вертикальное положение, - сказал Гена.
        Система автоматического управления перешла в режим «ВВП». Высота 80 метров, скорость 290 км/ч. Подъёмные двигатели запустились, и теперь нужно медленно подойти к площадке, чтобы зависнуть и сесть. Тут-то опять напряжение возрастает. Уже бы сели с пробегом по полосе!
        - Прошли торец. Гаси до конца скорость, - сказал Гена.
        На посадке также смотришь вперёд и влево. Ищешь глазами ориентир, чтобы относительно него видеть любое смещение относительно земли. Развернулись против ветра. Высота подошла к отметке 10 метров. Обороты двигателей уменьшил и медленно опустился. Касание… а нет! С первого раза не вышло полностью прижать, и самолёт на несколько сантиметров подпрыгнул.
        - Давай, выключаем подъёмные двигатели. Теперь тебя можно об стойку шасси шандарахнуть, - посмеялся Гена.
        - Так это ж, когда на корабль сяду, - ответил я.
        - Сядешь. В этом году уже начнутся испытания «Леонида Брежнева».
        А не рано ли? Этот авианесущий крейсер впоследствии будет переименован в «Адмирал Кузнецов».
        - У нас корабли так быстро строят? - спросил я, когда мы зарулили на стоянку.
        - Точные сроки построек не знаю, но к следующему году должны второй крейсер с трамплином начать строить. Флот собрался на всех четырёх направлениях по одному подобному кораблю иметь.
        - А когда первые полёты с «Брежнева» состоятся?
        - Ориентировочно осенью.
        Который раз уже замечаю, что история страны меняется постоянно. Давно уже неслышно плохих новостей из Афганистана. В Анголе почти прекратили стрелять и готовятся к мирному саммиту. А теперь ещё и корабельная авиация развивается ударными темпами. Так и Союз не распадётся, что не может не радовать.
        Изначально не очень мне хотелось идти на лётную станцию к Вере. Обеденный перерыв подходил к концу, и устраивать там семейные посиделки было бы неправильно. Но Гена настоял, чтобы я перекусил и через полтора часа выдвигался к стоянке.
        - Ещё раз слетаем на Як-38, чтобы закрепить. С короткого разбега покажу, как взлетать, - сказал он, когда мы подходили к месту работы Веры.
        - Слушай, не пойми меня неправильно, но ты упомянул, что разложил самолёт. Как так вышло?
        - Да всё просто - «клюнул» носом и смял переднюю часть. Но это нормальное явление для «голубя мира», - улыбнулся Гена, назвав Як его обидным прозвищем. - Наши техники имеют достаточный запас носовых частей фюзеляжа.
        Последовал я совету Лоскутова и пошёл к Вере. Зайдя внутрь здания лётной станции, не сразу понял, где мне искать супругу. Если бы не пробегавший мимо Пчёлкин, пришлось бы заходить в каждый кабинет.
        - Родин, как учёба? Не определился со своим будущим? - спросил Пётр Аркадьевич, пока мы поднимались по лестнице.
        - Лётчиком буду, - ответил я.
        - Шутки-прибаутки! - посмеялся Пчёлкин. - Это хорошо, что у тебя нормально всё с юмором. Давай к нам и будешь с Дексбахом работать…
        - Пётр Аркадьевич, на этом давайте и закончим рассуждать о моём будущем, - улыбнулся я. - За предложение спасибо, но мне ещё учёбу закончить нужно.
        - Эх, молодёжь! Надо наперёд рассуждать. В будущее смотреть. На шаг вперёд всегда думать, - размахивал руками Пётр Аркадьевич, будто поэму передо мной читает.
        - А ещё всё взвешивать и трезво смотреть на вещи, - сказал я.
        - Да в кого ты такой умный! - посмеялся Пчёлкин. - Супруга твоя тоже, просто клад знаний и бездонный резервуар энергии. Идеи не успеваем её обсуждать.
        И действительно, этот дедушка мёртвого заговорит!
        Но приятно слышать, что он доволен моей женой. Не так уж и много я идей подкидывал Вере. Раньше она сомневалась в перспективе направления беспилотников, а теперь погрузилась туда с головой.
        Мы зашли в большой кабинет, где сперва никого обнаружить не удалось. Просто тишина. Только окно открыто на проветривание, чтобы впустить в помещение свежий воздух.
        - Вот так всегда! Опять эти мормышки куда-то пошли языком почесать, - проворчал Пчёлкин, поставив руки в боки.
        Я осмотрел кабинет, в котором только тихо шелестели листы бумаг, поднимающиеся от дуновения ветра с улицы. Но было одно место, где вполне можно спрятаться девушкам. В дальнем углу стояли несколько больших шкафов, вполне себе отделявших зону чаепития. И оттуда доносился интенсивный шёпот. Наверняка у Пчёлкина не всё хорошо со слухом, вот он и не обнаружил девушек.
        - Пётр Аркадьевич, я здесь подожду, если вы позволите.
        - Давай, Сергей, - кивнул Пчёлкин. - Бездельницы! Обед скоро закончится, а они где-то бродят.
        Аркадьевич вышел и закрыл за собой дверь. Я громко прокашлялся и услышал, как за шкафами заскрипел диван и застучали каблуки по деревянному полу.
        - Доброго дня! Мне бы Веру Родину увидеть? - спросил я, не дожидаясь того, кто выйдет из-за шкафа.
        - Ой! Здравствуйте! Наконец-то, вы к нам пришли! - улыбнулась девушка, которая вышла меня встретить.
        Одета весьма броско, ногти напилены явно не дома. Да и количество украшений весьма немаленькое. Обручального кольца не видно.
        - Кто там? Да ладно! - выскочила ещё одна.
        Про неё можно сказать, что она похожа на «рыжую бестию». Пышные волосы, одета в бордовое платье с коротким рукавом, и губы накрашены в яркий красный цвет. Как будто готовились к моему приходу. И вообще, где все мужики? Что за женсовет здесь собрался?
        - Вы проходите, Сергей. Мы про вас всё знаем, - начали медленно приближаться ко мне две девушки, буквально раздевая глазами.
        Я вроде и не при параде, но смотрят они так, будто мужика первый раз увидели. Походу, лучше в коридоре подождать.
        И только я об этом подумал, как за спиной открылась дверь и вошла Вера.
        - Серёжа, а ты чего тут стоишь. Тебе девочки не предложили сесть? - спросила она.
        - Вер, ну что ты такое говоришь? Предложили, а он стоит и стесняется. Скромный он у тебя, - более спокойным тоном ответила рыжая.
        - А куда мужская половина подевалась?
        - Они с нами не любят сидеть. Кто в столовую, кто домой ходит, - пояснила Вера.
        Жена провела меня за шкафы, а я всё продолжал ловить на себе хитрые взгляды двух девушек.
        Чайная зона устроена в этом кабинете весьма неплохо. Стол с цветастой клеёнкой, на котором уже пыхтит электрочайник, был заставлен кружками и несколькими вазами с конфетами, баранками, печеньем и другими вкусняшками. Вера полезла в жужжащий холодильник «Смоленск» и достала оттуда два помидора и три огурца.
        Я повесил куртку на вешалку, а шлем положил рядом с собой на диване. Слева и справа от меня сели две эти дамочки почти бальзаковского возраста. Когда я оказался под перекрёстным взглядом двух женщин, мне стало как-то некомфортно. Такое ощущение, что они сейчас кинуться меня раздевать дальше.
        Пока Вера убежала мыть овощи, мне преподнесли горячий чай с различными «медвежьими» конфетами. Мишка на них то «на севере», то просто «косолапый».
        А сам разговор свёлся к обычным подкатам. Например, что в КБ «Яковлева» таких красивых молодых людей нет. Или что они меня так себе и представляли. Слова я не успел сказать, а две напудренные дамочки напели мне комплиментов. Да и уши у меня гореть стали сильно.
        Вера возвратилась быстрее, чем две «матрёшки» по третьему разу стали говорить, какие мы с женой молодцы.
        Пока я пил чай в ожидании приготовления салата, Вера представила коллег. Рыжую звали Сара, а другую с наточенными когтями - Лариса. Но предпочитала она сокращение Лара.
        - Вера, ты почему к нам не приводила своего мужа? Такой интересный человек! Умный, общительный, приятно слушать, - сказала Сара, медленно откусив кусочек вафли.
        Да, я такой! Вообще-то, мне ещё и слова не удалось сказать, но меня уже считают тут таким классным парнем.
        Вера улыбнулась, продолжая нарезать в тарелку огурцы.
        - Ну, ты глянь. А какой шлем у него, - с воздыханием произнесла Лариса, будто говорила совсем про другой «шлем».
        - Повезло мне, - улыбнулась Вера и подмигнула, посмотрев на меня.
        - Вот на Серёжу смотрю и завидую тебе, Родина. Есть кто тебе и ножки помассирует вечером, и в постели обнимет. Посмотри, какой он спортивный, Сарочка, - рассуждала Лариса.
        Эти марамойки не стесняются того, что я здесь сижу? С другой стороны, стало очень интересно, что же тут Вера обо мне рассказывала. Сколько помню, я ни разу ей ещё массаж не делал за время нашего знакомства.
        - Да. Серёжа он у меня обходительный. Что касается спорта, то он каждое утро зарядку делает, - начала мешать салат Вера, смущённо посматривая в мою сторону.
        - Ещё скажи, что по утрам бегает, - скривилась Сара.
        - Три раза в неделю стабильно, - спокойно ответила Вера.
        - Какой молодец! - воскликнула Лариса.
        - Ага! Притягательный молодой человек, - вторила ей Сара.
        - Сергей, но вам бы я хотела сделать замечание. Верочка у вас красавица, смугленькая, стройненькая. Надо с ней больше времени проводить. Она за вас переживает и такая худая стала. Вы совсем её не кормите? - спросила Лариса. - Или вы мало зарабатываете?
        Ну, всё! Надоели кошёлки крашенные!
        - Девочки, всё у нас хорошо. Мне хочется сказать, что вы обе очень хорошо выглядите, - сказал я. - Мне кажется, что на работу сюда отбирают только самых привлекательных девушек с острым умом и смекалкой.
        Сара и Лара заморгали глазами, а Вера напряглась так, что руки начали работать со скоростью блендера.
        - Это такой комплимент! - воскликнула Лара.
        - Вы продолжайте, не стесняйтесь, Серёжа, - улыбнулась Сара.
        - А тут нечего стесняться. Видно по вам, что вы стройные, работать любите и лица у вас такие…
        - Какие? - спросили обе девушки хором, в ожидании красивого комплимента.
        - Такие, что с вами бухнуть можно и стыдно не будет, - ответил я, и девицы сразу расстроились.
        Что-то фыркнув себе под нос, они встали, недопив чай, и ушли.
        - Что муж, что жена, - проворчала Сара.
        - Ага. Тут Егорушка шоколадку принёс, а она его из кабинета выгнала, - добавила Лара. - Мол, отвлекает и мешает думать.
        - То-то он не приезжает и сказал Родину отстранить от работы над этими… «пчёлами», - продолжала выражать недовольство Сара, пока не захлопнула дверь в кабинете.
        Вера пыталась не засмеяться, но этого у неё не получилось. Она повернулась ко мне и протянула тарелку с салатом из огурцов и помидоров.
        - Значит, Егор Алексеевич опять тут был? - спросил я.
        - Был да сплыл. Достал приходить и указания раздавать. И главное, если бы что-то дельное говорил, а то портреты криво висят, столы неровно стоят. Не уровень человека из Министерства, - сказала Вера, налив себе чай.
        - Раньше ты мне не рассказывала, что он сюда так часто заглядывает.
        - Не так уж и часто было, Сергей. Нам нужно, чтобы проект «Пчела» был запущен в производство, но у нас не хватает административного ресурса. В Министерстве Авиапрома считают, что лишняя трата денег. Мол, наши летательные аппараты - ерунда и фантазии.
        Странно. В эти годы должны были вложиться в тему дронов. Это потом она будет заброшена с развалом СССР. Неужели, хмырёныш Егор поставил личные интересы выше государственных. Скорее всего, решили переключить внимание на модернизацию и дальнейшую разработку Туполевских беспилотников.
        - Я не просто так пришёл сюда салатик поесть, - произнёс я, накалывая кусок огурца.
        - Со мной ещё поговорить. Ты мне несколько идей подкинул по планеру, по дистанционному управлению. Пчёлкин поддержал, ходил к руководству бюро, но те говорят об отсутствии перспективы. Так что работаем пока очень медленно.
        - Если вы хотите, чтобы эта разработка заинтересовала, начните с денежного вопроса. Чем проще и дешевле будет конструкция, тем больше шансов, - сказал я. - С двигателем проблема?
        - Угадал. Можно подобрать материалы, чтобы облегчить планер. Мы узнавали - есть наработки, но вот найти двигатель маленький и надёжный не так уж и просто.
        Я вспомнил, что на один из барражирующих припасов в будущем ставили четырёхцилиндровый двухтактный двигатель небольшой мощности. Вспомнить бы, где его производили только. Точно! В Германии… Западной. Оттуда непросто достать будет, но есть же связи с ГДР. Секрет производства выкрасть не проблема. А может, и уже выкрали.
        - Помню, мне кто-то говорил, что в Германии делают маленькие авиационные двигатели, - сказал я.
        - Как будто нам их кто-то даст оттуда, - посмеялась Вера.
        Настаивать я не буду, поскольку это и не нужно. Главное, чтобы моя жена где-нибудь себе «записала в голове» эту информацию. Потом всплывёт в разговоре с Пчёлкиным.
        Март упорно двигался к своему окончанию, а количество полётов шло на увеличение. Порой за смену делали до четырёх вылетов на самолётах из совершенно разных классов. Прилетел на одном борту, а тебя уже на стоянке в готовности следующий ждёт.
        К началу апреля мне и Ивану разрешили посещать факультативные занятия на лётно-испытательной станции КБ МиГ. Постепенно знакомились с коллективом, с лётным и инженерно-техническим составом. Тут я уже окончательно понял, что выбирал Федотов лётчиков на фирму не только по профессиональным качествам, но и по человеческим. Все как одна большая семья.
        Сидя на подготовке и слушая задачу от Лоскутова на очередные полёты, я уже и не задумывался о событиях произошедших с участием Егора Алексеевича. Да и не видел я его на территории ЛИИ уже давно.
        - Серёга, давно на штопор летал? - спросил Гена, просматривая план лётной подготовки.
        - В прошлом месяце.
        - Надо завтра слетать. Ваня у тебя в составе экипажа, - поставил Швабрину задачу Лоскутов.
        Швабрин подмигнул мне и подсел рядом. Я ему рассказал о завтрашнем полёте и обрисовал, как будем крутить штопор на МиГ-21.
        - Давно на старичке не летали, - сказал Иван, заполняя тетрадь подготовки к полётам.
        - Легенда уходит на заслуженный отдых. А может, и не уйдёт. Вон сколько стран использует его, - заметил я.
        - Кстати, ты так и не рассказал, как с тем Егором Алексеевичем вопрос разрешился.
        - Не стоит вспоминать.
        - Эх, жалко. Я когда его увидел, мне так и хотелось внести изменения в его… конструкцию лица, - улыбнулся Швабрин.
        - Не появляется и хорошо. Воздух не портит своим въедливым парфюмом, - ответил я.
        Через несколько минут планы на завтрашний лётный день поменялись кардинально. Нет, мы по-прежнему с Иваном были одним экипажем. Только на Ан-2, а не на МиГ-21. Ещё и задание нам поручили весьма странное.
        Пока Швабрин ворчал и жаловался, что он уже заполнил тетрадь под вылеты на других самолётах, я изучал маршрут на завтрашний день.
        - Ваня, как бы ты тут ни вскипал, полетишь на Ан-2. Туда ты командиром, обратно Родин, понятно? - настоял на изменении завтрашнего плана Лоскутов. - Заодно и отработаете посадку на внебазовом аэродроме.
        - Да и, правда, Ваня. Закроем уже вопрос с «Аннушкой» и всё, - сказал я. - Вон, Боря уже ждёт, когда мы ему отдадим «дедушку нашей авиации».
        - Вот именно! - воскликнул Чумаков.
        - Я бы уже сам хотел Ан-2 опробовать, - поддержал разговор Морозов. - Кстати, а куда полетите?
        - В Луховицы, - ответил я. - Недалеко.
        - Заодно посмотрите там на новые серийные МиГ-29, - сказал Гена.
        На следующий день перед вылетом оказалось, что простой полёт по плановой таблице превращается в доставку грузов. Ещё бы! На завод нужно то документацию передать, то небольшую коробочку. А кто-то и вовсе целый мешок с формулярами принёс.
        И это притом, что на этом Ан-2 вместо скамеек стояли мягкие кресла. Можно сказать, что прям пассажирский лайнер.
        Закончив погрузку, с началом лётной смены, мы с Иваном запустились и вырулили на полосу для взлёта. Разрешение получено. Иван добавил мощности и начал разбег. Моментально в воздух поднялся наш бело-синий Ан-2.
        Взяли курс на юго-восток. До самих Луховиц почти 90 км, так что рассчитывали мы лететь почти час.
        Хоть самолёт и не пустой, но Швабрин предложил немного разнообразить полёт. То вираж выполнит, то подобие «горки» сделает. Не сказать, что великое хулиганство, но в привычку входить такое не должно.
        На установленном рубеже, связываемся с Луковицами. Радиообмен беру на себя, чтобы Ваня не отвлекался от управления.
        - Лепесток, 11087й, добрый день! - запросил я руководителя полётами на аэродроме.
        - Добрый, 087й! Отвечает Лепесток.
        Получив условия на посадке и уяснив порядок захода, мы начали медленно снижаться. Погода отличная, так что можно насладиться видами окрестностей Луховиц.
        Тут и огромное число деревень, и извилистые русла рек с большими озёрами. А названия-то какие у рек! Одна Вобля чего стоит.
        Зашли на посадку с ходу, снизившись прямо в район ближнего привода. И уже на пробеге стало понятно, что мы попали в очередную историю.
        - 087й, после выключения зайдите к диспетчеру. Вам с Гордым нужно связаться, - подсказал нам руководитель полётами.
        - Понял, - ответил я, осматривая стоянку самолётов.
        Техники немного, но вся она радует глаз. Несколько новых МиГ-29, вокруг которых кружат лётчики и техники. Наверняка со строевых частей прибыли забирать самолёты.
        Выключив двигатель и передав весь груз, мы отправились к диспетчеру. В небольшой комнате на командно-диспетчерском пункте нас встретила женщина, передав информацию с Циолковска.
        - Много раз уже звонили, - сказала она, оформляя нам полётный лист. - Сейчас перезвонить должны.
        Через пару минут мне передали телефонную трубку, в которой прозвучал голос Гурцевича.
        - Родин, пока не вылетайте. Надо человека забрать из Луховиц. Дождтесь его и обратно, понял? - поставил задачу начальник школы.
        - Без проблем. А кого забирать? Фамилия, имя, должность? - спросил я, достав карандаш и планшет.
        - Швабрину дай трубку. Я ему расскажу, - сказал Гурцевич. - Ты пока оформляйся на вылет.
        - Ну, хорошо.
        Ваня взял у меня трубку, и пару минут общался с Вячеславом Сергеевичем. Странная задача! Особенно если учесть, что Швабрин еле сдерживается, чтоб не засмеяться.
        - Понял, Вячеслав Сергеевич. В лучшем виде доставим. До встречи, - сказал Иван и положил трубку.
        - Рассказывай, - поинтересовался я, уточнив мереообстановку у подошедшего дежурного синоптика.
        - Мне сказали молчать, но ты будешь недоволен, - рассмеялся Швабрин и вышел на улицу.
        Полчаса мы ждали нашего пассажира, но его всё не было. Я несколько раз спросил у Ивана про его разговор с Гурцевичем, но тот был непреклонен.
        Наконец, на горизонте появились белая «Волга» и микроавтобус «Раф». Двигались они в нашу сторону. Похоже, это и был тот самый пассажир, из-за которого мы слегка задержались в Луховицах.
        - Серый, только одно прошу тебя - присядь, чтоб не упасть от неожиданности, - сказал Ваня и ушёл в кабину.
        - А ты куда свалил? - возмутился я, но при виде шатающегося в разные стороны человека, всё понял.
        - Эу, лётчики-залётчики, запускаемся! - крикнул Егор Алексеевич, гордо вышагивая по бетону.
        Глава 14
        Весеннее солнце не могло греть сильнее, чем злость, возникшая внутри. Жизнь подмосковного аэродрома с его запахом свежей травы и керосина не отвлекала внимание.
        Я каждой клеткой ощущал на себе взгляд этого человека. Ну как человека - хмыря, которого надо уничтожить только за то, что он открыл свой рот. А ведь из этого рта несло конкретно! Он что вчера пил - спиртовой коктейль с техническими «апельсинами»?
        - Эу! Ты какими судьбами? - вякнуло это создание, которое козыряло должностью в Министерстве.
        О чём только Гурцевич думал, когда поручал мне эту задачу? Как будто не знает, что Егор Алексеевич может просто не долететь до Циолковска. Тем более что поведение арийца было, мягко говоря, вызывающим.
        Егор Алексеевич подошёл к самолёту, окинул его оценивающим взглядом и вернулся к машине, на которой его привезли. Рядом с чёрной «Волгой» сейчас несколько людей, которых он начал за что-то отчитывать.
        - Серж, куда он пошёл? - спросил Иван, выглянувший из грузовой кабины.
        - Не всё ещё сказал сопровождающим. Ты чего промолчал и не предупредил?
        - Раньше времени расстраивать не хотел.
        - С чего ты взял, что я расстроюсь? Разозлюсь просто.
        - Вот-вот. Мне самому этот деятель не по душе, но Гурцевичу влетит, если мы его не довезём, - тихо сказал Иван, похлопав меня по плечу.
        В этот момент толпа, с Егором Алексеевичем во главе, двигалась к самолёту. Министерский работник продолжал активно рассказывать, как нужно работать и жить более старшим по возрасту коллегам.
        - В управлении решим, что с вами делать. Акт проверки получите потом. И когда в следующий раз тут буду, недостатки устранить, - надменно продолжал ариец разговаривать с людьми.
        Судя по всему, Егор Алексеевич приезжал проверять завод в Луховицах. Теперь срочно летит обратно. Раз так неуважительно разговаривает, то задобрить проверяющего у коллектива не вышло. Один из представителей завода что-то попытался возразить, но Егор Алексеевич слушать не стал.
        - Я тебе сказал, что ты плохо работаешь, - повысил ариец голос на человека солидного возраста с полностью седыми волосами. - Залезу ещё финансовые документы посмотрю. Всё, мне пора.
        Пока ариец забирал портфель, Швабрин осмотрел двигатель и вернулся ко мне.
        - Серый, давай так - начнёт елозить или ерунду нести - я его скину с самолёта. Как раз в речку Вобля и скинем его, - посмеялся Иван.
        - Ага, а потом со мной и поедешь на нары, - ответил я.
        Как же этот Егорка, одетый в светлое дорогое пальто с зализанными назад светлыми волосами, «умоляет» о таком развитии событий? Вот он уже рядом со мной, размахнулся портфелем, что чуть было не ударил им в моё колено.
        И ведь знает, что мы ответить не можем. Задача поставлена довезти. Приказ есть приказ.
        - Так, мальчики, сейчас вы быстро взлетаете, а я…
        - А вы бы помолчали, товарищ пассажир, и слушате командира воздушного судна, - перебил Иван этого козла, но тот надулся, покраснел и готов был прокричать «я хрен из Министерства».
        Я сделал резкий шаг к Егору Алексеевичу и он от неожиданности выронил портфель.
        - Не теряйте вещи, товарищ пассажир, - тихо сказал я, глубоко вздохнув. - Как командир воздушного судна, могу тебя оставить здесь, и пойдёшь ты пешком в Москву, понял? А уж как отмазаться согласно руководящим документам я знаю, усёк?
        - Знаешь, что Сергей, а покажи мне… ик, - нагнулся ариец за упавшим портфелем. - Покажите мне моё место в салоне этого замечательного лайнера.
        Как только Егор Алексеевич занял указанное место, мы с Иваном захлопнули дверь грузовой кабины. Вот же обстановочка! Никто и писка не услышит, если мы накостыляем арийцу. Да проблем ведь потом не оберёмся.
        Приготовившись к запуску, прикрыли дверь в кабину, чтобы не слышать весёлое пение нашего пассажира. Он ещё и поёт, как белый медведь в театре оперы!
        Напряжение спало, но не до конца. По-прежнему хорошая погода не радовала меня от понимания, кого везу. Зачем вообще этого арийца придумали доставлять на самолёте в Москву? Два-три часа и он на колёсах добрался бы до города.
        - Серый, запускаться надо, - сказал Иван, ожидая от меня команды.
        - Давай договоримся, что бы ни случилось, никакого рукоприкладства, хорошо?
        - Принял, - кивнул Швабрин. - А если чуть-чуть?
        - Нет.
        - Прям подножку, чтобы он нос сломал, шею, рёбра или всё вместе?
        - Даже по отдельности нельзя. Не будем пачкаться в этом дерьме.
        - Как скажешь, командир, - ответил Иван, и я запросил разрешение на запуск у руководителя полётами Луховиц.
        Двигатель запустился, Ан-2 завибрировал, и мы начали выруливать со стоянки. Яркое солнце ослепляло, так что я достал из кармана очки «авиаторы».
        - В Афгане приобрёл такие? - спросил у меня Иван, увидев мой аксессуар.
        - Нет. Эти в Анголе уже купил.
        - Эх, поездил ты Серёга за службу. С твоими успехами в академию бы пошёл. Генералом бы стал однозначно. Потом бы вот таких, как этот…
        Иван прервался. В нос ударил запах коньяка, и я краем глаза увидел наглую рожу Егора Алексеевича. Иван, сняв гарнитуру что-то выговорил этому придурку, но тот и не собирался садиться на место.
        - Я тут постою. Посмотрю, как вы взлетать будете, - кричал мне в ухо Егор Алексеевич. - Вы же извозчики, вот и везите меня молча!
        Сейчас бы дать ему с локтя промеж глаз, да нельзя Пресловутые запреты трогать вот таких козлов не дают нам этого сделать. Но шанс проучить даёт нам Ан-2.
        Исполнительный старт заняли. Обороты двигателя выставил на номинальный режим. Параметры в норме, я отпустил тормоза и самолёт начал разбег по полосе.
        А Егор Алексеевич стоит в проходе и не уходит. Скорость на отметке 110 км/ч. Ну, что за человек? Оторвались от полосы и сейчас начнём набирать высоту. И покатится Егор Алексеевич кубарем в грузовую кабину. Может тогда поймёт, что нужно пристёгиваться в кресле.
        Разогнал самолёт и резко потянул штурвал на себя. Нос Ан-2 задран, и мы начали набор высоты. Я краем глаза только и успел заметить, что из нашей кабины исчез ариец. Слегка опустил нос самолёта и быстро бросил взгляд в проход, а там никого. Иван еле сдерживал себя, чтобы не заржать.
        Самолёт перевёл в горизонтальный полёт, и теперь Швабрин может посмотреть местоположение нашего пассажира.
        Через пару минут Иван вернулся на место правого лётчика и надел гарнитуру.
        - Что там? Живой? - спросил я.
        - К сожалению. Шандарахнуть бы его, но это уже сделал пол кабины, - посмеялся Иван, ответив мне по внутренней связи. - Шишку набил, но в сознании и отходит от взлёта.
        - Понятно. Большая шишка? А то скажут, что это мы его «фейсом об пол»?
        - Нормально там всё. Я его когда посадил, он какую-то песню горланил.
        Может теперь утихомирит норов Егор Алексеевич.
        Полёт проходил нормально. Спустя полчаса ариец отошёл от резкого взлёта. Ну, ведь немного осталось до Циолковска!
        - Эх, Серый, так бы и весь… - сказал Иван, но тут опять физиономия арийца.
        Начались возмущения со стороны Егора Алексеевича, что его нужно вести аккуратней, хотя Ан-2 шёл как утюг - ровно и без раскачивания. Егор Алексеевич что-то начал предъявлять Швабрину, но Ваня держал себя в руках. Когда пьяный придурок собрался сесть своей задницей на центральный пульт, терпение лопнуло.
        Иван спокойно вывел нарушителя из кабины и вновь пристегнул к креслу.
        - Серый, ещё раз он встанет, и я его побью, - сказал Иван, сев в кресло.
        В голову пришла светлая идея, как бы нам удержать на месте пассажира. Заодно и проверим его вестибулярный аппарат.
        - Как думаешь, у него не очень слабый желудок? - спросил я и стал накидывать на себя плечевые ремни. Удивительно, но на этом борту они были.
        - Мы же испытатели. Так, давай и проверим! - сказал Иван и тоже покрепче пристегнулся.
        Высота в 1000 метров позволяет нам немного похулиганить. Иван внимательно смотрит по сторонам, а я начинаю комплекс фигур, который доступен нашему «старичку».
        Постепенно прибираю обороты, скорость падает, штурвал отклоняю плавно на себя и начинаю парашютировать. Скорость 85 км/ч. Вышли левый и правый предкрылки.
        Обороты контролирую, парашютирую ниже. Высота подходит к отметке 400 метров. Теперь плавно добавляю обороты, штурвал слегка на себя и вывод. Дальше очередь Ивана набирать высоту и парашютировать на Ан-2.
        - Для затравки ему нормально должно было зайти, - сказал Иван, выводя самолёт в горизонтальный полёт. - Что дальше?
        Я просмотрел по сторонам и обнаружил русло реки. Вот там и можно полетать.
        - Над речкой пройдём, - сказал я.
        Сейчас мы уже в зоне ответственности Циолковска, так что можно и запросить снижение на предельно-малую. Совместить пару заданий в полёте. Запросили разрешение у руководителя, а он и не против.
        Снизились ещё ниже. Почти касаемся крон деревьев, но зазор в 10 метров выдерживаем. Идём точно над речкой, повторяя каждый изгиб.
        - Стая птиц по курсу, - подсказывает Иван, и я ухожу от пернатых влево. - Ещё одна.
        Самолёт накреняется так, что Швабрин буквально висит надо мной. Ну и как тут не выполнить пару виражей! Один вираж, далее подобие «восьмёрки» и ещё один.
        Передал управление Ивану и тот повторяет за мной весь комплекс. Взглянул назад, чтобы проверить пассажира. Тот и не думал вставать с кресла. С каждым манёвром он как-то сильнее вжимался в кресло, но ухмылка не сходила с его лица. Ну, тогда есть кое-что покруче.
        - Серый, как он там? - спросил Швабрин, передав управление мне.
        - Сидит и улыбается, - ответил я, развернувшись назад. - Может заключительный аккорд. Парашютирование-горка и так до Циолковска?
        - Вот за это я тебя и люблю, - посмеялся Ваня и подтянул ремни.
        - Само собой. На 1500 заберёмся.
        Беру управление на себя и набираю нужную высоту, чтобы иметь запас для выполнения манёвра. Начинаю добавлять обороты. При этом штурвал отклоняю от себя. Скорость увеличивается.
        Линия горизонта пошла вверх. Вот уже поравнялась с уровнем моего лба. Плавно штурвал на себя и небо начало быстро набегать.
        В кресло вдавило. Силуэт самолёта на авиагоризонте неестественно крутанулся. Отовсюду посыпалась пыль, заставившая меня, чихнуть. И тут же самолёт начал выходить в горизонтальный полёт. Петлю Нестерова на этом самолёте лучше пока не делать.
        - Коряво получилось, - сказал я, оценивая фигуру пилотажа.
        - Нормально. Меня дважды прижимало к креслу, - улыбался Иван.
        - Будешь пробовать? - спросил я, и Швабрин не смог отказаться от подобного предложения.
        Ещё пару минут маневрирования отработал Иван. На этом мы нашу программу закончили и продолжили полёт в сторону Циолковска. Егор Алексеевич притих. Швабрин даже ходил к нему, чтобы проверить состояние.
        - Серый, ну ему там нравится. Я ему даже карамель «Взлётную» предложил, а он отказался. Пакетики только попросил.
        - А у нас есть?
        - Нет. Но я ему принёс ведро.
        Как это часто бывает, данная ёмкость на самолёте выполняла также функцию туалета. Даже не представляю, отчего сейчас Егора Алексеевича больше должно стошнить - от полёта или запаха из ведра, а может от того что перебрал алкоголя.
        - Слушай, ну там же пусто в ведре? - уточнил я. - А то зальёт нам всё. Отмывать потом…
        И в этот момент почувствовался знакомый и очень мерзкий запах рвоты. Егор Алексеевич настолько сильно опустил голову в ведро, что вот-вот сейчас наденет его вместо шапки.
        - Вот балбес! Финский костюм сейчас испоганит, - махнул рукой Иван.
        - Надо быстрее садиться, а то мы так не министра привезём, чудище лесное, - предложил я и Швабрин кивнул.
        Посадку выполнили как можно более мягко, чтобы не навредить хрупкому здоровью нашего пассажира.
        - Гордый, 11088й, посадку произвёл. Можно нам фельдшера к самолёту. Пассажиру плохо стало, - запросил я в эфир.
        - Понял, высылаю, - ответил руководитель полётами.
        Всё же мне, как командиру воздушного судна, стоит проявить заботу. На стоянке я уже видел знакомую «Волгу», рядом с которой стоял водитель Егора Алексеевича. Далеко не каждому разрешают въехать на аэродром, а тут прям около самолёта забирают важную персону. По магистральной рулёжке быстро ехала «таблетка» УАЗ белого цвета.
        После остановки, Иван встал со своего места и пошёл открывать дверь.
        Как только дверь открылась, Егор Алексеевич покачиваясь, вышел из «Аннушки». Свежий весенний воздух, кажется, ещё больше запустил процесс «обратной тяги» из желудка. Хорошо, что бежать до травы Егору Алексеевичу было недалеко.
        - Ещё и ведро нам испоганил, - ворчал техник, который встречал нас на стоянке. - Не напасёшься на всяких слабаков.
        От помощи нашего фельдшера Егор Алексеевич отказался, наорав на неё. Сделал он это в очень грубой форме. Мы дёрнулись в сторону арийца, чтобы сделать ему замечание, но женщина-фельдшер Валентина Николаевна, махнула нам рукой, чтобы мы не приближались.
        Трижды после этого Егор Алексеевич, напяливая задом наперёд светлое пальто, пообещал всех уволить. Его зализанные волосы растрепались, галстук повис на плече, рубашка вылезла из штанов. А лицо было яростным и бледным.
        Он что-то говорил, но разобрать было сложно из-за проезжавших мимо стоянки самолётов. Как только шум реактивных двигателей стихал, можно было расслышать гневные тирады Егора Алексеевича.
        - Вам сейчас нужно успокоиться, - говорила Валентина Николаевна, но ариец продолжал гнуть свою линию.
        - Уйди! А вы… готовьтесь только на этом корыте и летать! - прорычал Егор Алексеевич и сел в машину.
        Рванула «Волга» с места, пробуксовав и оставив чёрный след на бетоне.
        Я посмотрел в салон, который требовал проветривания. Пожалуй, Егора Алексеевича не только рвало. Было ещё и повышенное газообразование от страха.
        - Вы чего с ним делали? - подошла к нам женщина-фельдшер.
        Валентина Николаевна была плотного телосложения. Широкое лицо озаряла добрая улыбка, а крашеные волосы развевались на ветру. Она закуталась в кожаную лётную куртку и ждала от нас ответа.
        - Николавна, да ладно вам, - махнул техник, вынося подальше ведро с отходами. - Довезли и хорошо.
        - Неадекватный он. Чутка выпил. С кем не бывает, - посмеялся Швабрин, доставая пачку сигарет.
        - Ванюша, ты мне-то не рассказывай. У меня календарей в авиации больше, чем у тебя и Родина вместе взятых. Вы чего в полёте творили? - взъерошила волосы моего товарища Валентина Николаевна.
        - Над речкой пролетели и всё, - ответил я.
        - И всё? Хочешь сказать, что никаких фигур не выполняли? - продолжала улыбаться фельдшер.
        - Это ж Ан-2, а не МиГ-29. На нём только грузы возить, - вернулся к нам техник, выбросивший отходы вместе с ведром. - Теперь вот новый туалет вам нужно искать на «Аннушке».
        Швабрин приобнял за талию крупную женщину-фельдшера.
        - Да пусти ты! Вот везёт тебе, что я не замужем! - посмеялась Валентина Николаевна.
        - Пф! Николавна, какие твои годы! - рассмеялся я вместе со всеми.
        Наутро я был готов к вызову в кабинет Гурцевича. Удивительно, что это не случилось вчера. Думал, что Егор Андреевич поедет прямиком к папе жаловаться на нас.
        Проводив жену до работы, я встретил Гену Лоскутова, возвращавшегося с тренажёра.
        - Как вчера слетали? - спросил он, поздоровавшись со мной.
        - Нормально. Ты что-то конкретно узнать хочешь?
        - Нет, - ответил Лоскутов, заходя со мной в здание школы. - Есть что рассказать?
        - Пока нет. Точнее, не здесь, - улыбнулся я.
        Очередной лётный день начинался, как обычно. С разлёта мне назначен был полёт в зону на МиГ-31 с Купером в задней кабине. После посадки Лоскутов забрал меня на спарку МиГ-23, чтобы проверить навыки в полёте на штопор. Как он потом сказал, навыки не утеряны.
        Вернувшись после второго вылета в лётную комнату, Морозов передал мне, чтобы я позвонил жене на работу.
        - Лётная станция Яковлева. Родина, слушаю вас, - подняла трубку Вера.
        - А это вас Родин беспокоит, девушка, - посмеялся я.
        - Серёжа, чего так долго? Извелась вся. На обед не пошла, чтобы дождаться звонка, - с облегчением сказала супруга. - У тебя всё хорошо?
        - Да. Всё нормально. Сама знаешь, что идут полёты. Меня может не быть в лётной комнате, - ответил я, заметив, как мне что-то сигнализирует Швабрин около выхода.
        - Ну, ладно. Просто волнуюсь за тебя. Что-то неспокойно мне…
        - Так, отставить это Вера. Всё хорошо. Работа у меня такая.
        - Да знаю я. Ладно. Как прилетишь в следующий раз, сразу звони. Целую!
        Не успел я ответить, как в комнату заглянул с сердитым лицом Мухаметов. Его будто оторвали от важных кабинетных дел, поскольку он крутил шариковую ручку в руках.
        - Чего телефон занят? - возмутился он, посмотрев на меня.
        - Жена звонила.
        - Так… ну… это можно. Поговорил? Молодец. А теперь за мной, - сказал Рашид Маратович. - Швабрин тоже.
        Пока мы шли по коридору, Мухаметов молчал. Но интуиция в данном случае уже подсказала мне, куда он нас вёл.
        Постучавшись в дверь кабинета Гурцевича, Маратович пропустил нас вперёд, а сам заходить не стал.
        Обстановка в этой комнате была очень накалена. Вид у начальника школы испытателей был суровее некуда. Стоит ли говорить, что рядом стояла чашка чая, из которой уже не шёл пар, а в пепельнице полностью выгорела сигарета.
        - Да. Здесь. У меня, - громко произнёс Вячеслав Сергеевич в телефонную трубку.
        Глава 15
        Насыщенная на события получается весна этого года. Что ни день, то серьёзный разговор, новости или задания. Вот теперь одно из них и привело меня с Швабриным в кабинет начальника школы испытателей.
        Вячеслав Сергеевич продолжал внимательно слушать своего собеседника, позвонившего ему в кабинет. Через открытое окно поступал свежий воздух, но остудить пыл Гурцевича никак не получалось. Чем дольше мы смотрели в его проницательные глаза, тем больше они наливались злостью.
        - Так. Что было дальше? - громко спросил он, взяв чашку остывшего чая и поднёся к губам. - Угу.
        Гурцевич отпил чай и скривился, поняв, что он совершенно холодный. Сколько же он разговаривает по телефону?
        - Вот прям так? - продолжал удивляться Вячеслав Сергеевич.
        Иван пытался вытянуться в струнку, но груз напряжения сгибал его в вопросительный знак. Я же старался пока не думать о предстоящем разговоре.
        Обратил внимание на интерьер кабинета - огромное число различных моделей самолётов, фотографии славной истории школы и целый ряд портретов предыдущих начальников. Юрий Андропов, как и полагается, на своём месте за спиной Гурцевича. На телевизоре в углу, звук приглушён максимально, но можно разглядеть, что именно показывают на центральном телевидении - шёл концерт, в котором на сцене живо отплясывали лезгинку.
        Тишина в кабинете нарушалась редким чириканьем птиц за окном и сопением Гурцевича.
        Сейчас бы на улицу и просто пройтись, никуда не спеша. Может, и правда нужно было выпросить отпуск у начальства или какой-нибудь больничный на пару дней? Но слишком много ещё нужно изучить, да и Веру так быстро не отпустят в отпуск.
        Громкий шлепок по столу чуть было не оглушил меня, а Иван и вовсе скривил лицо. Гурцевич этим резким движением прервал мысли об отпуске и вернул меня в кабинет. Где всё так же пахло весной и сигаретным дымом, струившимся из пепельницы.
        - И ты считаешь, что я именно так должен сделать? - тихо сказал Вячеслав Сергеевич, посмотрев на нас.
        Начинаю понимать, что Егор Алексеевич успел доложить куда надо и представил весь вчерашний день… как ему выгодно. Раз так, то молчать не стоит. Укажем со Швабриным в рапорте всё до последнего слова этого пьянчуги.
        - Минуту. Они как раз у меня здесь. Я… я должен их выслушать, прежде чем принять решение. Когда ты был начальником школы, мы своих не бросали, помнишь? - сказал Гурцевич и отложив трубку в сторону. - Родин, что было вчера? У тебя минута. Время пошло.
        Управился гораздо быстрее. Вячеслав Сергеевич остановил меня на том моменте, когда я сказал, что Егор Алексеевич пытался сесть на центральный пульт в кабине экипажа.
        - Я выслушал командира экипажа. Мне всё стало ясно. Да, да, абсолютно верно. Не знаю, 40 градусов или квасок он употреблял, но вёл себя неадекватно. Хорошо, разберёмся. Счастливо, - закончил разговор Гурцевич и положил трубку.
        Начальник школы залпом выпил холодный чай и не скривился.
        - Замначальника управления лётной службы звонил. Садитесь. В ногах правды нет, - указал Вячеслав Сергеевич на стулья вдоль стены. - Когда мне вчера Валентина Николаевна рассказала, то не сразу поверил. После твоих слов всё стало понятно.
        - Сами поймите, что ситуация была очень нестандартная, - сказал Швабрин. - Телесных повреждений мы ему не нанесли.
        - Да? А мне вот тут говорят про… погоди, я записал даже, - сказал Гурцевич и придвинул рабочую тетрадь. - Итак, ушиб лобной части головы с образованием локального скопления излившейся крови и образованием псевдокистозной полости, заполненной свернувшейся кровью. Твою дивизию, что это?
        - Вячеслав Сергеевич, думаю, что это синяк на лбу, - ответил я.
        - Родин, ты случайно на доктора не учился? - удивился Гурцевич. - Пускай у него хоть рога вырастут. Я спрашиваю, как это произошло?
        - Он не пристегнулся и во время взлёта пошёл в кабину, - сказал Иван.
        - А чего дверь не закрыли? - спросил Вячеслав Сергеевич, а потом задумчиво посмотрел в потолок. - Можешь не говорить - на этом борту она не блокируется, верно?
        - Именно так. В момент набора высоты пассажир слабо держался за кресла и выкатился в грузовую кабину, - продолжил я.
        - При наборе высоты на Ан-2 выкатился, значит? Прям как колобок?
        - Конечно, - настойчиво утверждал Швабрин. - Я сам удивился, как это он смог. Ещё так быстро…
        Вновь зазвонил телефон и Гурцевич дал команду Ивану помолчать.
        - Гурцевич. Да это начальник школы испытателей. С кем я говорю? Очень приятно, - поздоровался Вячеслав Сергеевич и начал кивать, слушая, что говорит абонент на другом конце провода.
        Судя по тому, что начальник школы нервно постучал пальцами по столу, позвонивший был весьма серьёзным человеком.
        - И что вы предлагаете? Нет, у меня нет идей, как мне наказать лётчиков. Знаете почему? Да потому что этому вашему Егору Алексеевичу стоило бы вести себя подобающе. Да, да, вы правильно поняли! И вам не болеть! - закончил разговор Гурцевич и повесил трубку.
        Начальник школы встал со своего места, подошёл к окну и настежь открыл его. Комнату сразу наполнил прохладный воздух, но он был необходим Вячеславу Сергеевичу.
        - Много раз вам сегодня звонили? - спросил я.
        - Четвёртый раз уже. Надоели таскаться с этим «мамкиным оладушком» Егорушкой. То с ЛИИ позвонят, то с 1го управления Министерства. Теперь вот с 10го управления позвонили. Каким боком я отношусь к ним, вообще не понимаю, - развёл руками Гурцевич и прикрыл окно.
        - Пускай радуются, что довезли Егора Алексеевича целым, а то он мог и сильнее «пораниться», - сказал я.
        - Знаешь, Сергей, а я тут с тобой согласен. Такие, как этот парень думают, что закон можно применять как им надо, - расстроено помотал головой Гурцевич и подошёл к холодильнику.
        Он открыл дверцу и вытащил оттуда бутылку «Ессентуки».
        - Вячеслав Сергеевич, вы о чём? - удивился Иван, но я толкнул его локтем, чтобы он не задавал таких вопросов.
        - Мысли вслух, Швабрин. Просто мысли, - сказал Вячеслав Сергеевич, взял чистый стакан и налил минеральной воды в него. - Водички налить?
        В горле у меня лично пересохло, так что от прохладной минералки я не отказался. Иван тоже.
        - В общем, так. Работаем дальше. Если нужно, позову, но об этой истории сильно не распространяйтесь. Осталось учиться не так уж и много. Отвлекаться на подобную ерунду я вам запрещаю, понятно? - сказал Гурцевич, и мы с ним согласились.
        - Мы пойдём, а то у нас сегодня ещё ночные вылеты, - сказал Швабрин и начальник школы отпустил нас.
        И вновь зазвонил телефон. Очень хотелось послушать, что ответит Гурцевич, хотя это могли звонить и не по вопросу полёта на Ан-2.
        - Гурцевич. Да, я его начальник. И что? Можете передать Егору Алексеевичу, что если у него слабый желудок, в следующий раз может лететь «Аэрофлотом» или ехать на машине. Я сейчас уточню, - произнёс по телефону Гурцевич и остановил нас жестом. - Вы зачем резкие отвороты делали?
        Мыслей было много, но пришедшая в голову первая - оказалась самой верной.
        - Птиц много. Прям стаями летали, - ответил я со всей серьёзностью.
        - Да. Здоровенные чайки и альбатросы над рекой, - добавил Иван, но Гурцевич на это иронично улыбнулся.
        - Птиц было много по маршруту. Да, те самые знаменитые подмосковные птицы. Конечно, больших размеров. Орланы просто! Да не за что, - сказал Вячеслав Сергеевич и повесил трубку. - Свободны, товарищи!
        На этих словах мы и вышли из кабинета. Как только захлопнулась дверь, телефон зазвонил снова. Кажется, сегодня побиты все рекорды звонков начальнику школы испытателей. Дойдя до лётной комнаты, Иван остановил меня, чтобы обсудить произошедшее. Из комнаты доносился звучный голос Купера вперемежку с бильярдными ударами.
        - Ну, что, пронесло? - тихо спросил Швабрин, остановившись перед дверью.
        - Хотели бы нас наказать, мы бы уже об этом узнали.
        - Если честно, я не думал, что этот тип рот будет открывать. Пьяный, вёл себя опасно на борту, на фельдшера орал - как таких вообще держат в Министерстве! - возмутился Иван, поправляя воротник лётного комбинезона.
        - А ты думаешь, что у секретаря ЦК сын будет плохим? - спросил я.
        - Неа. Никогда. Только это тут причём?
        - Как раз одного из таких сынов мы с тобой вчера и везли с Луховиц, - подмигнул я, и Ваня совсем обалдел.
        - Плохо воспитал его папа. Может, неродной?
        Ага, клонированный! Во все времена дети элиты разделялись на тех, кто уважает свою фамилию и на тех, кому не стыдно эту фамилию опозорить.
        - Кстати, а ты не запомнил его фамилию? - спросил я.
        - И не пытался.
        Зайдя в лётную комнату, мы с Иваном расположились на диване, попивая чай и слушая очередную историю Купера. Боря Чумаков с Лоскутовым как раз закончили партию, в которой наш товарищ проиграл инструктору какой-то напиток.
        - Я в Кутаиси приехал. Ну, как в Кутаиси, в Цхалтубо вышел. Там надо было кое-что узнать, и брата встретил. На такси брат был!
        - Брат в такси работает? - спросил Боря Чумаков, который всегда внимательно слушал истории Зураба.
        В этом деле Купер был неподражаем. Вот и сейчас, обычную поездку на такси он превратил в остросюжетный сериал. А всего-то проехал пару километров от вокзала до санатория.
        - И дэньги взял! Я ему сказал, что он мне не брат. Прям так и говорю - ты, Заза Джеидзе мне не брат. Мы же с ним и про виноград, и про вино, и про коньяк поговорили. А он мне по счётчику рассчитал! В Грузии, если хорошо поговорили, никто дэнег не берёт.
        - Так он твой двоюродный брат? - спросил Иван, только что прекративший смеяться.
        - Ай, какой двоюродный! Нет у меня двоюродных братьев, только сёстры, - ответил Купер.
        - Тогда троюродный? - уточнил Боря.
        - Ой, слушай, что ты пристал с этим братом! Нет у меня троюродных, - возмутился Зураб.
        - Погоди, если у тебя нет двоюродных и троюродных братьев, значит, есть родной. Но у Зазы фамилия другая, - рассуждал Швабрин.
        - Оу, Вано! В Грузии не так родственников определяют. Хорошо поговорил с генацвале - уже брат!
        Вот как его понимать? Всегда удивлялся колориту ребят с Кавказа, а также их гостеприимству.
        В лётную комнату вошёл Морозов с задумчивым выражением лица.
        - Опять не полетели, - сказал Коля, снимая шлем и укладывая в него маску.
        - А что у тебя, должно быть? - спросил я.
        - Да в составе экипажа должен был слетать на спарке Су-15. Что-то там всё не идёт. То в одном месте течь, то в другом. Сегодня без полётов, короче. Может, кто возьмёт покататься? - улыбнулся Николай.
        - Да все уже вроде слетали, - ответил Иван. - Ты Зураба послушай. Он тут смешные истории рассказывает.
        - Вано, генацвале, какой смешной истории? Трагедия. Я брата потерял из-за такси, - расстроено сказал Купер.
        Вскоре пришёл и Мухаметов, чтобы сыграть бильярдную партию. Рашид Маратович очень любил погонять шары и играл с каждым из нас поочерёдно. Общий счёт был не в нашу пользу, хоть и нас с Ваней ему обыграть не удалось.
        - Морозов, чего там Су-15 «чихает»? - спросил он, натирая кий специальным мелом.
        - Сегодня без вариантов. Всё течёт у него.
        - Так, а что у тебя ещё по плану? - поинтересовался Маратович, показывая Куперу вставать к столу, и сыграть с ним.
        - В составе экипажа на МиГ-31. Площадки, спирали…
        - Понятно, - перебил его Маратович.
        Купер как раз сделал первый удар. Я вспомнил, что у меня есть в плане полёт на 31ом. Только все мои напарники сейчас заняты по другим полётам. Отчего бы и не слетать с товарищем.
        - Рашид Маратыч, давайте со мной слетает. У меня есть в плане такой же полёт, - предложил я.
        - Не устал, Сергей? Какой уже полёт за смену? - спросил Мухаметов.
        - Третий.
        - Думал меньше. Давайте на самолёт, а я изменения дам в плановую, - сказал Маратович и мощным ударом загнал шар в лузу.
        Мы начали собираться, как на телефон в комнату позвонили. Боря взял трубку и посмотрел на меня.
        - Серый, это Вера, - прикрыл он микрофон.
        - Давай, - ответил я и взял трубку. - Да, Верочка.
        - Серёжа, у тебя всё хорошо? - спросила жена, сильно волнуясь.
        - Всё в норме. Ты чего так переживаешь?
        - Да… неважно. Опять на вылет? Третий раз? - возмутилась Вера.
        Что-то она нервничает. Давно такого не было.
        - Я и больше летал, дорогая. Не волнуйся. Прилечу, позвоню, хорошо?
        - Да, само собой. Целую тебя, Серёж, - ответила супруга, и я положил трубку.
        Выйдя на улицу, первым делом посмотрел на небо. Натекала кучевая облачность, но без каких-то признаков дождя. Ветер слегка усилился, но кожаная куртка хорошо удерживала тепло и не пропускала воздух.
        - Коль, борт, на котором полетим, эталонный. Там есть особенности, - сказал я.
        - Да, знаю. Летал на этом борту под номером 504. Первый МиГ-31, на котором в ЛИИ уже весь комплекс отработали испытаний.
        - Только сначала лётчики фирмы МиГ.
        - Само собой.
        Чем ближе подходили к стоянке, тем сильнее ощущался запах рабочих жидкостей и керосина. Кажется, что ты настолько сильно голоден до полётов. И вот этот ни с чем несравнимый аромат, смешанный с запахом влажной травы и звуками проносящихся над полосой самолётов, привёл тебя к твоей летающей машине.
        Рядом с ней уже толпились техники, а на соседней стоянке народу было в разы больше. Свой полёт только что завершили испытатели из конструкторского бюро МиГ. Среди огромного числа техников и инженеров мы разглядели Федотова и Валерия Меницкого, ещё одного известнейшего лётчика, с которым мне удалось пересечься в Шинданде.
        - Интересная какая у них спарка МиГ-21, - сказал Николай.
        - Да. Очень модернизированная, - улыбнулся я.
        Тот самый МиГ-21 - 81, следующий этап улучшения легендарной машины. Кажется, это тот самый борт, на котором мне удалось полетать в Панджшере. Думаю, что этот самолёт вполне может и понадобиться дружественным странам.
        Преодолев несколько земляных валунов, мы оказались рядом с нашим МиГ-31. Инженерно-технический состав заканчивал подготовку, а мы с Колей пошли осматривать самолёт. Сегодня он уже слетал трижды, как мне доложил техник.
        - Не жалеют, бойца, - улыбнулся Николай, заглядывая в воздухозаборник. - Здесь, наверное, ещё и катапультирование раздельное?
        - Да. Странно, что ты такие вопросы перед полётом задаёшь, - посмеялся я.
        - В голову просто пришло. Просто уже столько машин перепробовали и каждая по-своему уникальна и особенна.
        За спиной послышались чьи-то разговоры, и я повернулся. В паре десятков метров уверенной походкой и активно жестикулируя, шли Федотов и Меницкий. Коля даже решил волосы пригладить, будто красивую девчонку увидел и боится показаться некрасивым.
        - Сергей, как дела? - поздоровался со мной Федотов, а затем пожал руку и Морозову.
        - Всё хорошо, а у вас?
        - Жарко, как видишь, - посмеялся высокий и плечистый Меницкий.
        Александр Васильевич, как всегда, был в кожаном комбинезоне и протирал залысину. Меницкий же расстегнул свой комбинезон нараспашку, охлаждаясь на весеннем ветру.
        - Как ребята дела? Учёба продвигается? - спросил Федотов.
        - Без замечаний, - буквально доложил Морозов.
        Как будто первый раз видит столь известных лётчиков! У нас теоретические занятия эти двое несколько раз вели.
        - Не напрягайся, парень, - похлопал Колю по плечу Меницкий.
        Мы ещё пару минут пообщались и за «большими» людьми подъехал микроавтобус «Раф». Только когда автомобиль отъехал на достаточное расстояние, Морозов расслабился.
        - Ты бы не хотел у них работать? - спросил Коля.
        Не говорить же ему, что меня и Швабрина уже рассмотрели к распределению туда. Однако это всё пока что слова.
        - Хочу, но сейчас нам надо лететь. Хватит прохлаждаться, - сказал я и подтолкнул Морозова к стремянке.
        Запуск произвели, запросили выруливание, и через несколько минут я уже прогревал двигатели на исполнительном старте. Не первый раз уже я в кабине этого настоящего чуда инженерной мысли. С каждой секундой чувствуешь, как этот самолёт хочет разогнаться по полосе и взлететь как можно выше. Быть в небе быстрее всех и не останавливаться.
        - Секундомер… время, - сказал Коля по внутренней связи.
        - Гордый, 088, взлёт, форсаж, - запросил я в эфир.
        - Взлёт разрешил, - ответил руководитель полётами.
        Разбег по полосе. Морозов следит за скоростью и докладывает о её изменении. На указателе 380 км/ч, нос поднят, и я аккуратно отрываю самолёт от ВПП.
        - Шасси… убрано, - проговариваю я по внутренней связи. - Набираем 600 метров.
        Форсаж выключил. По команде руководителя полётами отвернули в пилотажную зону. С Николаем договорились, что маневрирование будем выполнять поочерёдно. Чтоб ему в задней кабине было не скучно.
        Уже идёт 20 минута полёта, а нам ещё крутиться и крутиться. Морозов даже расстроился, что так долго придётся летать.
        - Ты же хотел больше налёта. Вот и получай, - посмеялся я.
        - Вынужден согласиться, - ответил Коля.
        Самолёт хорошо входит в один разворот за другим. Ограничений по углу атаки и крену не превышаем, а Морозов и вовсе держит все параметры на градус, а то и два меньше, эксплуатационных. Ещё минут десять работы и можем возвращаться. Краем глаза смотрю за топливом. Всё же отложился в памяти у меня тот случай с опасной вибрацией двигателя. Сейчас показания в норме. Однако топливо расходуется быстрее, чем это должно быть. Гораздо быстрее.
        - Коля, секундомер, - сказал я.
        - Уже включил. Топливо? - спросил он.
        - Точно так. Слишком быстро уходит.
        Ритм расхода топлива меняется всё больше и больше. Задание надо прекращать.
        - Гордый, 088, задание прекратил, топливо быстро уходит, - доложил я, разворачиваясь в сторону аэродрома.
        - Вас понял. Остаток ваш?
        Определить было сложно, поскольку показания топливомера и расходомера менялись постоянно. И всё в сторону убывания.
        - Остаток 10, но быстро уходит.
        - Понял вас, - ответил руководитель полётами.
        Пока с ним разговаривали, килограммов 200 керосина успели потерять. До аэродрома ещё лететь и лететь, а у нас темп расхода порядка тонны в минуту.
        Топливо продолжало быстро уходить. Двигатели перевёл в дроссельный режим. Пытался выбрать более экономичный вариант полёта. В эфир постоянно запрашивали с земли, но сейчас было совсем не до них.
        - Гордый, 088, посадка с ходу, как приняли? - вышел я в эфир.
        - Понял, обеспечим, - громко сказал руководитель полётами, и радиообмен прекратился полностью.
        Не знаю, попадал ли кто в подобную ситуацию. Мысли сейчас были только о том, чтобы аэродром появился как можно быстрее. Это даст хоть какую-то уверенность в счастливом исходе полёта.
        Дальность 25 километров и стало совсем всё печально. Показания топливомера были уже рядом с отметкой «500 кг-0». Ещё немного и стрелка начнёт болтаться между этими значениями. Через минуту выключатся двигатели и на этом всё.
        - Коля, давай прыгай! Дальше я сам, - дал команду Морозову, но ответ меня поразил.
        - Или вместе - садимся. Ну, или… ложимся, - ответил он, придав окончанию фразы похоронный оттенок.
        Из того самого «ложимся» ещё никто не возвращался.
        Глава 16
        Произошла сложнейшая ситуация, которая могла бы любого заставить растеряться. Но присутствие на борту ещё одного человека придаёт уверенности. И я верю, что нам удастся сесть. Вопрос только как?
        - Серый, топлива почти нет. Минута и движки встанут. До точки 23 километра, - подсказал мне Коля.
        Я бросил взгляд на землю. Вокруг одни посёлки и деревни. Дороги есть, но садиться на них та ещё авантюра.
        - Тут некуда сесть. Надо попытаться тянуть до аэродрома.
        Впереди уже можно разглядеть окрестности Циолковска. Скоро должна появиться серая полоска ВПП.
        Обстановка продолжала накаляться. В голосе Морозова были уже слышны высокие ноты тревоги. До аэродрома 15 километров, но снижать скорость нельзя.
        - Топливо на нуле, - сказал Коля, и я уже готовился к тому, что сейчас у нас встанут двигатели.
        Двигатели двухконтурные. Снизиться мы сможем, но нужно держать высокую скорость. Сколько? Понятия не имею. На указателе скорости, как было 600 км/ч, так и застыло. Напряжение росло, в любую секунду выключатся двигатели и нужно будет дальше только планировать. А ведь есть гидросистемы, отключение которых ещё страшнее!
        - Тянем ещё. Потеряем скорость, и управлять не сможем, - ответил я, наблюдая впереди белую «зебру» порога полосы.
        - Серый, обороты падают, - дал мне знать Николай, и я направил самолёт на снижение. - Скорость 500.
        Двигатели на МиГ-31 с большим тормозящим моментом и авторотации у них нет от слова совсем. Поэтому и гидравлика не сможет обеспечить управление самолётом.
        - Двигатели встали, Серый.
        Здравый смысл подсказывал - «Катапультируйтесь!». Но, есть вещи, которые ему не поддаются.
        - Шасси… аварийно, - сказал я, выпуская стойки.
        - Выходят… медленно.
        Это уже плохо! Земля приближается очень быстро. Время совершенно потеряло значение. Я видел только полосу и повторял про себя молитву:
        - Гидравлика-скорость-гидравлика-скорость, - шептал я, ощущая во рту солёный привкус пота.
        Мне казалось, что я совершенно не дышу. Движения органами управления нужны плавные, иначе резерв гидравлики закончится очень быстро. Пока лампы отказа гидросистем не загорелись, шанс есть.
        - 400, скорость 480, - сказал Николай. - Шасси есть!
        Первая приятная новость. Я даже не думал бросать взгляд на «держки» катапульты. Полоса передо мной и уверенность в посадке всё больше.
        - 300, скорость 460!
        - Скорость-гидравлика, - продолжал шептать я.
        И вновь меня одолела тревога. Если отказ гидросистемы выскочит на выравнивании самолёта перед посадкой, тогда шансов даже на «выход из кабинета» у нас не будет. Похоже, у нас только один вариант - садиться.
        - 200, скорость 440!
        Так и хочется, чтобы эти секунды уже закончились. Я смотрел только на полосу и упирался в органы управления, держа самолёт ровно по осевой линии. Теперь уже всё равно, сядем мы до полосы или в первую бетонную плиту. Сколько огней подхода мы собьём и насколько сократим количество кротовых нор на концевой полосе безопасности.
        - 100, скорость 440!
        Вижу, что проседаем. А впереди антенна ближнего привода. Ещё очень далеко. Снесём антенну и не факт, что она не окажет влияния. Кому расскажешь - не поверят, что я ударю сейчас об «планету» МиГ-31 на скорости 440 км/ч!
        - Ближний, - громко сказал Николай.
        - Держись, садимся! - ответил я.
        Выровнял! Пятой точкой уже чувствую, как колёса проносятся над травой, но до полосы ещё надо дотянуть. Гидравлика отключилась и тут же грубое касание бетонной поверхности. Я только и успел запечатлеть в памяти значение скорости в 390 км/ч.
        Самолёт продолжал останавливаться, а я всё ещё был сосредоточен. Такое чувство, что я сам бегу по полосе и торможу аварийно. Ещё несколько метров и МиГ-31 замирает на месте. Но напряжение не спадает. И, кажется, только сейчас у меня получилось вдохнуть полной грудью.
        Я открыл фонарь и выбрался на воздухозаборник самолёта, чтобы открыть кабину Морозова.
        - Коля, ты как? - спросил я, увидев его белое лицо.
        - Не знаю как тебе, а я сейчас точно запах похоронных цветов почувствовал, - произнёс он сухим голосом.
        Самолёт обесточили и аккуратно спрыгнули на бетон. Я почувствовал столь родной и приятный букет ароматов - горелая резина, свежая трава и керосин. Посмотрев по сторонам, казалось, что мы одни на столь огромном пространстве нашего аэродрома.
        Сейчас самолёт весело потрескивал, пока его двигатели остывали. Как будто рядом верный, но «заболевший и уставший» боевой друг. Настолько устал, что уже начал истекать керосином, образовывая под собой лужу.
        Видимо, у нас произошёл прорыв трубопровода. Теперь вот топливо вытекает.
        Посмотрел на Колю и не узнал белобрысого красавца. Лицо у него стало ещё более белоснежным, а глаза излучали волнение и страх.
        - Ты чего такой бледный? - спросил я.
        - На себя посмотри. Был смуглый, а сейчас жёлтый, - улыбнулся Коля, и мы с ним громко рассмеялись. - Трубопровод прорвало?
        - По всей видимости. Эх, такая машина и столько с ней ещё нужно возиться, - произнёс я и подошёл к самолёту, чтобы погладить радиопрозрачный конус.
        Коля снял шлем и подшлемник. Белая ткань стала серой. Он слегка смял его и на бетон упали несколько капель пота. Волновался на посадке Морозов сильно.
        В это время появился пожарный автомобиль АА-70, который недавно поступил на аэродром. Здоровенный восьмиколёссный спецтранспорт с большим лафетным стволом для заливки пены. С пожарными ещё несколько машин с командой техпомощи и инженерами. Позади всей процессии микроавтобус «Раф», на котором обычно ездили лётчики из конструкторских бюро.
        Мы отошли с Николаем в сторону, пока инженеры приступали к осмотру самолёта. К нам же подошли приехавшие на микроавтобусе Меницкий и Мухаметов. Замначальника школы по лётной работе накидывал на себя кожаную куртку, поправляя подтяжки старого лётного комбинезона. Волосы Валерия Евгеньевича Меницкого были взъерошены, а лицо покрасневшим. Будто его из душа, или из парилки вытащили.
        - Живы и невредимы? - спросил Рашид Маратович, пожимая нам руки.
        - Да, всё хорошо, - ответил я.
        - Что скажешь, Евгенич? - повернулся он к Меницкому, который достал расчёску и попробовал причесать волосы.
        - Ну, теперь не только я садился с выключенными двигателями на этом самолёте, - улыбнулся он.
        И тут я вспомнил, что в 1979 году Меницкий со штурманом Рындиным попали в такую же ситуацию на заводе в Горьком. И тогда всё закончилось благополучно и для экипажа, и для самолёта.
        - Правда, после того раза на заводском аэродроме перестали ставить ограждение, - пояснил Маратович.
        - Правильно, мы его с Витей Рындиным и снесли. А эти ребята даже ничего не сломали, - улыбнулся Валерий Евгеньевич.
        Даже мы с Колей от таких подробностей не могли удержаться от смеха. Меницкий и Маратович попросили вкратце обрисовать всю ситуацию, но она была практически идентична той самой аварии в Горьком.
        - Я думал, что и этот дефект был устранён, - сказал Меницкий, задумчиво почесав подбородок.
        Запах керосина стал усиливаться с каждой минутой. Всё больше стала увеличиваться лужа под самолётом. Если предположить, сколько топлива сейчас будет вытекать, то оно может залить очень большую площадь на полосе.
        - Давайте в машину и в лётную комнату, - указал на микроавтобус Маратович.
        Николай посмотрел на меня, и всё стало понятно. Не хочет Морозов ехать. Он ещё до конца не отошёл от напряжения, хоть уже смеялся и шутил. Но три выкуренных сигареты за короткое время говорят о ещё не успокоившихся нервах.
        - Мы пройдёмся, Рашид Маратыч, - сказал я, и Мухаметов возражать не стал.
        Облака рассеялись. Над Циолковском вышло солнце. Ветер постепенно стихал. Идти было неблизко от полосы, но Морозову это было очень нужно. Он несколько раз останавливался и делал глубокий вдох. Штанины комбинезона с каждым нашим шагом становились мокрыми от влажной травы. Я старался как-то поговорить с Николаем на совершенно отдалённые от авиации темы, но он предпочитал молчать.
        Судя по всему, каждый лётчик по-разному переживает подобные ситуации. Тем более, Морозов ещё недавно говорил, что он в особые ситуации попадал крайне редко. Как всё-таки изменился он за последнее время. Ещё недавно Коля имел неофициальный титул Мистер «Я круче всех». Теперь он как-то скромен. И это настораживает.
        - Погода хорошая, да? - спросил я и Морозов молча кивнул. - Как говорится, даже матом ругаться не хочется!
        - Но, заставляет задуматься, - ответил Коля.
        - Ты сильно переживаешь эту посадку, верно? - спросил я.
        - Тебе известно, что у меня не было подобных ситуаций. В этом отношении с твоим опытом не сравнить.
        - Да. Счастливчик, что ещё сказать, - улыбнулся я, и Морозов немного повеселел.
        - Вух, тяжело на душе, Сергей. Мысль перед посадкой пришла. Сколько бы мы ни летали, нас всегда будет тянуть к земле, к дому. Как у тебя Вера переносит твои полёты?
        - Ты сам видел. Сегодня вообще очень сильно переживала. Предчувствие у неё какое-то было. Но в целом держится, - ответил я.
        - А вот за меня не переживают. Однажды во время ссоры, мне жена и вовсе сказала, что быть женой военного лётчика выгодно. Погибну, орден дадут посмертно и детей не бросят. Мол, я и после смерти много пользы принесу. Вот я сегодня и подумал об этом. За меня даже переживать никто не будет. Отработанный материал.
        Блин, надо ж было додуматься такое сказать! Понятно, что ссора была, да и Коля тот ещё фрукт. Но не могу себе представить, каково Морозову было это слышать.
        - Коль, да не накручивай себя. Может вам как-то поговорить, развеяться, обстановку сменить? Например…
        - Вот я и хочу на природу выехать, - перебил меня Коля.
        Просто с языка снял!
        - Это вообще отличная идея! Всю группу соберём с жёнами и подругами. Шашлык, речка, удочки, закидушки, уху сварим. Вторые половинки познакомятся между собой.
        - Заодно и машину мою обмоем, - предложил Морозов.
        - Ого! А ты чего молчал? - поинтересовался я, поздравляя Колю с покупкой.
        Наш товарищ стал счастливым обладателем ВАЗ-2106. По его словам, пришлось ему потратить все чеки Внешпосылторга в «Берёзке», чтобы приобрести желанный автомобиль.
        - Приобрёл машину, а так и не езжу на ней. В гараж поставил и всё, - признался Морозов.
        - Значит, нужно как можно быстрее обмывать. И ты поездишь заодно.
        Когда мы вышли к стоянке самолётов, внимание техсостава было обращено в нашу сторону. Кто-то даже удивился, что никогда не видел лётчиков, шагающих по бетону. Только на машине или в кабине самолёта. Сильное заблуждение!
        Как только я и Николай вошли в лётную комнату, к нам тут же бросились все наши товарищи расспрашивать о произошедшем. Вновь мы пересказали всю аварийную ситуацию, но этого оказалось мало. В кабинет постоянно заходили всё новые и новые люди. Пришёл даже преподаватель Адмиралов, который пожелал узнать всё до последнего параметра на касании.
        Глеб Артакович тут же предположил, в каком месте произошёл прорыв трубопровода и вспомнил об аварии Меницкого.
        - Совсем уже обалдели! За четыре года вторая подобная авария, а на заводах и не чешутся исправлять недостаток, - возмутился Артакович. - Наверняка, доказательств требовали, чтобы всю серию истребителей исправить.
        - Теперь у них есть ещё одно доказательство в лице залитого керосином самолёта, - ответил я, выпивая стакан воды.
        Пока заканчивалось обсуждение нашей посадки, большая часть коллег покинули лётную комнату, оставив здесь только инструкторов и слушателей.
        Только сейчас вспомнил, что нужно позвонить Вере, а то опять будет названивать.
        Я набрал её рабочий номер телефона и стал слушать гудки. Один, второй, но к телефону никто не подходит. От чего-то я стал немного потеть. Возможно, это из-за прогулки на свежем воздухе, и нахождения после в тёплом помещении.
        Иван Швабрин вопросительно посмотрел на меня, понимая, куда я звоню.
        - Не берёт? - спросил он, наливая себе чай.
        - Пока нет.
        Ещё пара гудков и меня это начало настораживать. Может, пошла к Пчёлкину? Я положил трубку и решил выждать время.
        Переодевшись и освежившись в душе, вернулся в лётную комнату. Страсти на тему нашей с Морозовым посадки улеглись. Комнату снова наполнил приятный аромат растворимого кофе, а также звуки прихлёбывания чая.
        За бильярдным столом шла очередная партия между Лоскутовым и Купером, во время которой вовсю строились планы на выходные дни.
        - Едем ко мне в Радово. С меня мангал, шампуры и зона отдыха, - предложил Лоскутов. - У меня жена будет рада.
        Гена уже и список начал писать из того, что необходимо купить. Однако были и другие массовики-затейники.
        - Ай, Генчик, так нельзя. Я тоже хочу организовать отдых. Едем все на Быковку. Там место есть просто самое-самое. Я вам как подмосковный грузин это заявляю, - перехватил Зураб пальму первенства в предложениях об отдыхе.
        Купер список не стал писать, поскольку он у него уже был заготовлен. Пугало в нём две цифры.
        Первая - это по два литра алкоголя на человека. Какого именно, Зураб не уточнял. Вторая - по два килограмма мяса, и тоже на человека.
        - Неа, погоди. Мы не с Поволжья, Купер, чтобы столько есть, - остановил Иван зачитывание списка на моменте, где Зураб предложил ящик огурцов достать.
        Швабрин, завидев, что я продолжаю мучить телефон, подошёл ко мне.
        - Сейчас Вань, - сказал я и стал слушать очередную порцию гудков.
        - Тебе к Гурцевичу надо зайти. Он просил срочно, - шепнул Иван.
        - Мне жене надо позвонить. Я обещал.
        В этот момент трубку на другом конце подняли.
        - Лётная станция! - прозвучал недовольный женский голос.
        - Добрый вечер! Веру Родину можно услышать? - спросил я.
        - А кто это? - переспросили у меня.
        Судя по голосу это была Сара.
        - Муж. Веру позовите, пожалуйста, - настойчиво повторил я.
        - Это вы Серёжа? Так хорошо, что вы позвонили. Верочка наша… кхм, точнее ваша, ушла. Прям убежала. Начальство её отпустило, - сказала Сара с хитрецой в голосе. - Вы не расстраивайтесь. Она домой, наверное, пошла.
        Меня эта информация слегка удивила. Согласен, что я сам ей сказал не волноваться, но чтобы уйти с работы раньше времени нужна веская причина.
        - Ей не здоровилось?
        - Серёженька, я же не доктор, но она очень быстро убежала. Мы, женщины, так торопимся не просто так, - перешла на шёпот Сара.
        - Спасибо. Всего хорошего, - ответил я и повесил трубку.
        Спокойно выдохнув, постарался отбросить от себя плохие мысли. Но в них постоянно врывался белобрысый человек с голубыми глазами и прожигающим взглядом. Егор Алексеевич уже и ментально меня достаёт, хотя не находится рядом.
        - Сергей, иди к Гурцевичу. Он уже минут десять тебя ждёт, - сказал Иван, отхлебнув чаю.
        - Дай воды глотну, а то не по себе чего-то.
        Действительно, один телефонный звонок и сразу, как поменялось у меня настроение. Только что был рад, что остался жив и спас машину. Потом строили планы на выходные и уже ощущал запах жареных шашлыков. Слюни пускал практически. И тут эта Сара! Может врёт, жучка крашенная?
        С этими мыслями я пошёл в кабинет Гурцевича. В истинной причине вызова сомнений не было - доложить все обстоятельства аварии. Только один нюанс, почему меня одного вызывают. Летели ведь вдвоём.
        Я постучался и, получив разрешение, вошёл внутрь. И тут в душе стало гораздо теплее.
        - Наконец-то, - воскликнула Вера, вскочившая с дивана и рванувшая ко мне.
        Я не успел ничего понять. Гурцевич сидел за столом и пристально смотрел на меня. В его взгляде можно было прочитать одно-единственное слово - «бардак».
        - Вот видите, Вера Вячеславовна, всё в порядке. А мне уже из Владимирска звонят, из бюро Яковлева Пчёлкин звонил. Все за вас переживают, Сергей Сергеевич. Зачем так жену заставлять волноваться? - произнёс Вячеслав Сергеевич, готовый разорвать меня на части.
        Я попытался Веру успокоить, но она вцепилась в меня и не отпускала. На столике перед диваном стоял налитый чай, к которому она почти не притронулась.
        Такая же ситуация была и с напитком Гурцевича, стоявшем рядом с ним. В очередной раз он не смог выпить горячий чай и довольствовался холодной жижей.
        - Я волновалась. Побежала сюда в лётную комнату, а тебя нет. Ваня успокаивал, а из какого-то динамика я твой голос услышала. Тут вошёл Вячеслав Сергеевич, увидел меня и отвёл сюда.
        Понятно, почему так сделал Гурцевич. В лётной комнате стоит динамик прослушивания рабочего канала. Ребята слушали и следили за сообщениями. А тут появилась Вера в самый критический момент.
        - Вер, ну нам надо бы уйти. Мы мешаем работе, - тихо сказал я, ловя уничтожающий взгляд Вячеслава Сергеевича.
        - Да уже не торопитесь, ребята, - махнул рукой Гурцевич, и поднёс ко рту холодный чай.
        - Правда? Мы можем ещё посидеть? - переспросила Вера, и начальник школы чуть чашку не уронил на стол.
        Конечно! Я за сегодняшний день был в кабинете начальника школы больше чем, за все остальные дни вместе взятые. Он очень рад меня видеть!
        - Верочка, мне кажется, я сегодня пораньше уйду с работы, - улыбнулся я и посмотрел на Гурцевича.
        - Да. Я сегодня вашего мужа раньше домой… отпускаю. Много сегодня работал, - сказал Вячеслав Сергеевич, пытаясь быть добрым.
        - Ой, спасибо. Я просто перенервничала так.
        - Пустяки, Верочка. Он… заслужил, - кивнул начальник школы, проговорив последнее слово сквозь зубы.
        Я понял, что нужно исчезать. Причём делать это как можно тише и быстрее. Тем более, в кабинете снова зазвонил телефон.
        - У него так часто телефоны здесь звонят. Как в справочной практически, - шепнула мне Вера, когда мы выходили в коридор.
        - Занятой человек… - начал говорить я, но тут же прервался, услышав громкий голос из кабинета.
        - Родины, а ну назад! - воскликнул Гурцевич.
        Очень странно, что позвали именно двоих. Как будто позвонивший знал, что мы с женой в кабинете у начальника школы.
        Вернувшись к Гурцевичу, мы обнаружили его всё ещё общающимся по телефону. Он что-то быстро записывал в рабочую тетрадь и внимательно слушал собеседника.
        - Именно вдвоём? Что это всё значит? Ого! Даже так! - удивился Вячеслав Сергеевич и посмотрел на нас округлившимися глазами. - Я вас понял. Всего доброго.
        Гурцевич положил трубку и расслабил галстук.
        - Честно? Сергей, ты уже мне как родственник. Я про тебя всё знаю. И про вас Верочка тоже, - улыбнулся начальник школы.
        - Ну… вы хороший человек, - проговорила Вера, мило улыбнувшись.
        Вот как ей не восхищаться, когда она так улыбается. Даже Гурцевич подобрел и моментально успокоился.
        - Ладно. Дело серьёзное. В понедельник вас обоих вызывают в Москву.
        Глава 17
        В кабинете начальника школы испытателей воцарилось молчание, нарушаемое жужжанием холодильника и медленным постукиванием Вячеслава Сергеевича шариковой ручкой по столу. Он почесал нос и продолжил смотреть на нас.
        - Чего застыли, Родины? - спросил Гурцевич, отклонившись на спинку стула.
        Настоящая ревущая тишина. Я пытался понять, за что меня вызывают в Москву и какие вопросы там будут задавать. Да и куда вообще ехать-то нужно? Ещё и с женой.
        Резко открылась форточка. В кабинет ворвался свежий весенний воздух.
        - Ой! - сказала Вера, от неожиданности подпрыгнув.
        - Вера Вячеславовна, вы чего? - смутился Гурцевич.
        - Давай дослушаем до конца начальника школы, - шепнул я Вере и уточнил у Вячеслава Сергеевича: - а куда именно нам нужно прибыть и почему дело серьёзное?
        Гурцевич встал со своего места, подошёл к графину и налил себе воды.
        - Место серьёзное. Мероприятие требует подготовки, в том числе и моральной. Нервничать не надо. Такое случается. Не вы первые, не вы последние туда поедете, - сказал Гурцевич, отпив воды, со всей серьёзностью в голосе.
        Я уже сам начал немного волноваться, но Вера держалась молодцом. Ровная осанка, спокойное дыхание и пристальный взгляд, полностью настроенный следить за каждым движением Гурцевича. Начальник школы присел в своё кресло и посмотрел на нас.
        - Вячеслав Сергеевич, так куда именно ехать? - спросил я.
        - О, а я не сказал разве? - произнёс Гурцевич и посильнее расслабил галстук. - В общем, вопросы есть к тебе Сергей. Надо будет отвечать.
        Опа! Это перед кем я должен ответить? Да ещё и в обнимку с женой? В голову начали закрадываться тревожные мысли, что Вера успела где-то накосячить. Либо не подумав сболтнула секретную информацию. Лицо моей жены было бледным, хоть она и храбрилась.
        - Вера Вячеславовна, вам не нужно переживать. Если вам будут задавать неоднозначные вопросы, то держитесь супруга, и всё будет хорошо, - спокойно даал напутствие Гурцевич.
        Да чего он так тянет? Пускай уже скажет, что ехать тебе на Лубянку, Серёга.
        - Знаете, после всех переживаний за полёты Сергея, по другим поводам я не переживаю.
        Прям читает мои мысли. Гурцевич посмеялся и вышел из-за стола.
        - Ни на Лубянку, ни в Лефортово, ни куда-то на допрос вы не едите. Вы приглашены в посольство Народной Республики Ангола на приём по случаю подписания мирного договора и окончания войны в этой стране, - зачитал Гурцевич.
        Вера непроизвольно открыла рот и вздохнула с облегчением. Я удивлённо захлопал глазами, а Вячеслав Сергеевич снял пиджак и выпил остывший чай залпом.
        - Наверняка будут награждать. Так что заготовь сразу речь, - шмыгнул он носом.
        Со слов начальника школы, приём в посольстве - вещь очень серьёзная и требует тщательной подготовки. Приглашение на такое событие обычно отправляются заранее и на имя каждого из приглашённых. Но в данном случае меня решили не «утруждать» люди из Министерства авиационной промышленности. Дали на подготовку пару дней и поставив перед фактом.
        - Вячеслав Сергеевич, всё будет сделано, - уверенно ответил я.
        Естественно, будет сделано и полностью завалено! На таких мероприятиях имеется определённый дипломатический протокол. Почти как инструкция экипажу самолёта, только хуже. Да только нет раздела про особые случаи в полёте.
        - Тогда, в добрый путь, дети, - сказал Гурцевич, подошёл ко мне и пожал руку. - Вера Вячеславовна, оставьте нас на минутку. Обещаю, с мужем всё будет хорошо.
        - Вам, Вячеслав Сергеевич, я верю. Извините за то, что отвлекла, - улыбнулась Вера и вышла из кабинета.
        - Фух, Серёжа! - выдохнул Гурцевич и слегка потряс меня за плечи. - Я не меньше жены твоей переживал, когда ты валился на аэродром. Молоток, сынок!
        Я уже думал, что мы и не поговорим с начальником школы на эту тему.
        - При жене не хотел обсуждать аварию, - сказал Гурцевич.
        - Да я понимаю. Не просто было с МиГом.
        - Понятно. Спасибо, что самолёт вернул.
        - Правильнее сказать - вернули, Вячеслав Сергеевич. Мы с Морозовым были в экипаже, и без него я бы не справился, - решил поправить начальника школы.
        - Само собой. Завтра поговорим, - ответил Гурцевич. - Давай домой и готовься к фуршету в посольстве. Я даже не знаю, что проще - МиГ-31 без двигателей посадить или сходить на подобный приём.
        Выйдя из школы, весь разговор с Верой был только об предстоящем мероприятии. Мы даже сделали лишний круг по тропинкам «Цаговского» леса, чтобы всё обсудить.
        - Давай расслабимся и на природу поедем на выходных? А в понедельник начнём собираться, - спросил я.
        - Серёжа, дело серьёзное. Там же дышать надо по определённой программе. И вообще, почему именно тебя пригласили в посольство Анголы. Ты в Африке тоже геройствовал?
        В памяти быстро всплыли моменты моей командировки в эту африканскую страну. Изнурительная жара и отсутствие нормальной воды, приветливые ангольцы и братья-лётчики с Кубы. Каждый эпизод стоял перед глазами, начиная от жёсткой посадки в джунглях на Ан-12 и заканчивая моментом общей фотографии после воздушного боя над Шангонго.
        - Нет. Занимался исключительно обучением ангольских лётчиков, - молниеносно ответил я.
        - Родин, посмотри мне в глаза, - остановила меня Вера и развернула к себе лицом. - Рассказывай и не ври мне.
        Я смотрел на неё, и мне стало не по себе от пристального взгляда. Зелёные глаза испепеляли меня. Будто я смотрю на человека, которого пытают раскалённым металлом.
        Что я ей должен рассказать? Как мы с Мариком бились в меньшинстве с «Миражами» ЮАРовцев? Или как мне пришлось взлетать на ускорителях, словно Мюнхгаузен на ядре из пушки? Что меня чуть не прибили в джунглях УНИТовцы, причём дважды?
        Это слишком сложно для неё. Мне сейчас вспомнился наш разговор, когда я пришёл к ней после посадки на грунт во Владимирске. Будто вся её боль и страх прошли через меня.
        Я обнял её, нежно прижал к себе и поцеловал в макушку.
        - В Анголе было не страшнее, чем на любой другой войне, - ответил я.
        - Больше я тебя на войну не отпущу. И после каждого лётного дня звони мне, чтобы я больше не седела.
        Я погладил её по мягким волосам и наслаждался приятным ароматом французских духов. И тут зрение выхватило несколько седых волос у висков. Такими темпами, у меня жена и правда будет седой.
        Поэтому, год совместной жизни у жены офицера за три идёт. Да и у матерей тоже.
        Расположившись дома на диване, я моментально забыл о предстоящем выходе в свет. Закрыл глаза и прокручивал в голове полёт. Он закончился быстро, и я стал вспоминать Анголу. Словно я опять маневрирую и ухожу от атак «Миражей». Эх, может, стоит попросить Лоскутова запланировать мне полёт на ближний воздушный бой с кем-нибудь?
        Когда я проснулся, обнаружил уже глубокую ночь. Верочка сидела на кухне, листая журналы и книги. Я подошёл к ней и увидел, что она что-то для себя помечает в тетрадке.
        Моя жена активно изучала различную литературу по этикету и пыталась найти в «Журналах мод» пример хорошего платья. Правда, как ей удастся сшить платье за столь короткое время? В Союзе так просто хороший наряд в магазине не купить.
        - Ой, Серёжа, что делать, не знаю. Зачем меня вообще туда позвали? - спросила Вера. - Ты когда спал, звонил Пчёлкин и сказал мне выглядеть на высшем уровне на мероприятии. Даже посоветовал пару фраз на португальском выучить.
        Я подошёл к плите и поставил чайник. Взгляд мой упал на открытую упаковку кофе. Она почти пустая, хотя ещё утром содержимого в ней было гораздо больше.
        - Ты сколько кофе выпила? - спросил я, взглянув на часы, которые показывали 3:30.
        - Много, но это мне не помогает. Ты так и не ответил, зачем меня туда тянут?
        Я сел рядом с женой, отодвинул в сторону журналы с книгами и взял её за руку. Пожалуй, надо с Верой поговорить откровенно о сложившейся ситуации.
        - Дорогая, давай признаемся, что есть кое-кто, положивший на тебя глаз. Затем общими усилиями мы дали ему понять, что ему нужно идти лесом.
        - Ну, ты объяснил Егору Алексеевичу это конкретно в самолёте, верно? - посмеялась Вера.
        - Как мог. Моё мнение, что этот товарищ нам теперь мстит. Если не прав, поправь меня, - произнёс я и Вера кивнула.
        - И ты считаешь, приглашение в посольство Анголы - месть? Попытка выставить нас дураками?
        - Возможно. Однако уж на посольство Анголы влияние этот фрукт оказать не может. Приглашение и правда было выписано на нас двоих. Только об этом доводится заранее. Недели за две-три. Так положено по дипломатическим протоколам.
        - Даже не хочу знать, откуда ты это знаешь, - посмеялась Вера.
        Плохо, что это единственное, что я знаю о подобных мероприятиях.
        - Соответственно, кто-то намеренно не ставил нас в известность. А теперь времени подготовиться у нас мало.
        - Но нам это нужно сделать. И… - и тут Вера прервалась задумавшись. - Я знаю, кто нам с тобой поможет. Сегодня же пятница?
        - Уже суббота, а что?
        При этих словах жена поцеловала меня и побежала к телефону. В такое время только в милицию можно позвонить за помощью. Ну или в скорую. Вряд ли у них есть дежурные по таким вопросам.
        Из коридора послышались звуки вращения дискового номеронабирателя и глубокий выдох Веры.
        - Алло! Да это я. Хотела бы сказать, что ничего не случилось, но есть большая проблема, решить которую можете помочь только вы. Завтра? Хорошо. Вы самая лучшая тётя. Спокойной вам смены, - радостно сказала Вера и повесила трубку.
        Кажется, я понял, кто завтра к нам приедет. Ничего не имею против тёти Беллы и Андрея Константиновича, но у меня ощущение, что завтра у Веры будет очень длинный день.
        Утром вместе с Морозовым пришёл в школу, и мы занялись разбором вчерашнего инцидента. Написание рапортов, опрос со стороны начальства и представителей конструкторского бюро. К нам присоединилась пара человек, назначенная для расследования авиационного инцидента.
        Удивило, что представители управления лётной службы Министерства Авиапрома свою работу закончили быстро, взяли с нас рапорта и пошли опрашивать группу руководства полётами.
        Потом мы с Морозовым сидели за большим столом с Гурцевичем, Мухаметовым, Меницким и ещё одним человеком, которого нам представили как одного из конструкторов фирмы МиГ.
        Вернувшиеся от группы руководства полётами представители Министерства повторно начали задавать вопросы. Рано мы выдохнули.
        Один - усатый и с зализанными седыми волосами, постоянно повторял одну и ту же фразу «Странно всё это».
        - Шасси выпустил аварийно, чтобы не нагружать гидросистему. В случае отказа обоих двигателей она выключится очень быстро, - объяснил я свои действия.
        - Именно так и я поступил в похожей ситуации, - сказал Меницкий.
        - И тем не менее, странно, - сказал усач и что-то записал себе в тетрадь.
        Чего тут странного, мне непонятно. Такое ощущение, что им кровь из носу, нужно разобраться, как в моей голове родилась идея сажать самолёт.
        - Родин, по инструкции вы должны были прыгать. Почему этого не сделали? - спросил второй неизвестный мне человек.
        Худой и высокий, нос которого напоминал равносторонний треугольник. Он же являлся старшим во всей комиссии от Министерства авиационной промышленности.
        - Было принято решение сажать самолёт в целях его сохранности. Плюс, в районе аэродрома имеется множество деревень, посёлков и иных населённых пунктов.
        - Это похвально, что вы так переживаете за технику. Но риск был неоправдан, - сказал худой и посмотрел на Гурцевича. - Вы их этому учите? Ценить технику выше собственной жизни?
        - Они это и без меня знают, - ответил Вячеслав Сергеевич.
        - Странно всё это и неразумно, - сказал зализанный, закрыв тетрадь. - Возможно, зря был придуман подобный эксперимент с ускоренным выпуском.
        - Вам ещё учиться и учиться. В том числе и у старших лётчиков, - добавил худой.
        Какую-то ерунду несут эти два чиновника.
        - По-вашему, мы должны были после обнаружения быстрого расхода топлива, немедленно катапультироваться? - спросил Николай.
        - Вам эту команду должен был дать командир воздушного судна. Как бы странно это всё ни звучало, - ответил ему зализанный.
        Такое ощущение, что передо мной буквоеды и ни разу нелетавшие люди. Не понимаю всего этого цирка!
        - Он дал мне эту команду, - чуть громче сказал Николай. - Я её отказался выполнить, поскольку командиру требовалась моя помощь.
        - Вот видите. Вы тоже непонятно зачем рисковали, - сказал усатый.
        - Я не понимаю, в чём вы нас пытаетесь обвинить? Вместо того чтобы сказать «спасибо» за сохранность техники в столь сложной ситуации, вы сейчас пытаетесь найти виновных? - возмутился я.
        - Виновные будут найдены, товарищ Родин. Мы проверяем правильность ваших действий и так ли вы были готовы к полёту, - пояснил зализанный.
        - Позвольте! - хором сказали Мухаметов и Гурцевич.
        На ноги поднялся Меницкий и попросил слова. Ему позволили говорить.
        Он подошёл к нам и повернулся лицом к остальным.
        - Я не знаю, господа хорошие - представители Министерства, но я вам заявляю официально, что экипаж достоин награды. Самолёт спасли, разрушения предотвратили и привезли большой объём материала для обработки. Я имею в виду аварийную машину, которая цела и сейчас изучается. Это позволит избежать подобных аварий в будущем, - сказал Валерий Евгеньевич.
        - Вы рассуждаете как лётчик. Странно всё это, но вы пытаетесь их защитить, - сказал усатый, и его ответ раззадорил другого представителя конструкторского бюро МиГ.
        - Я бы на вашем месте закончил с этим фарсом и занялся делом. Иначе мы сейчас будем разбираться с тем, кто торопил меня, Валерия Евгеньевича и всех остальных, работавших над программой МиГ-31. Поторопились принять, так давайте теперь дорабатывать самолёт, а не искать оправданий… - произнёс представитель КБ МиГ.
        Меня и Морозова попросили подождать снаружи. Через несколько минут представители Министерства вышли с недовольными лицами и отправились на выход. Мы заглянули внутрь, где шла жаркая беседа между оставшимися.
        - Мужики, свободны. Отдыхайте, - улыбнулся Гурцевич, и мы закрыли дверь.
        На пути домой я пытался понять, почему так себя вели люди из Министерства. Не хотелось бы думать, что их как-то пытался подговорить мой «друг» Егор Алексеевич, чтобы они были ко мне безжалостны. Но не до такого же бреда доходить.
        Наверняка, есть в Министерстве Авиапрома люди, которым не мила фирма МиГ. Таким образом, пытаются её развалить. Заодно и школу испытателей взбодрить. Возможно, Гурцевич их не устраивает.
        Вернувшись домой, я обнаружил, что подготовка к походу в посольство только началась. Однако радовал смешавшийся запах борща и кофе наполнивший квартиру.
        - Серёжа, здравствуй, дорогой! Ты как раз вовремя. Я только что пришла, - серьёзным голосом поздоровалась со мной Белла Георгиевна, снимая белую шляпку.
        Белла Георгиевна всё так же шикарно одета и подтянута. Она могла прямо сейчас пойти на светское мероприятие. Её белый пиджак очень гармонировал с бирюзовым платьем с коротким рукавом. Аккуратный маникюр в цвет платья и туфли с открытым носом дополняли стильный образ.
        Скинув туфли, она достала из небольшой сумки домашние тапочки и обулась в них.
        - У нас, вообще-то, чисто, - с недоумением сказал я, помогая Белле Георгиевне снять пиджак.
        - Конечно, - улыбнулась наша гостья. - Поэтому Верочка всегда здесь ходит в тапках. Это для женского здоровья. Полы холодные, Серёжа.
        Пока Вера выполняла примерку платьев, Белла Георгиевна рассказывала мне о порядках на таких мероприятиях. Мы сидели с ней на кухне, чтобы тётя Белла выпила кофе, а я заодно поел первый раз за день.
        - Итак, вы идёте на дневной или вечерний приём? - спросила она, медленно положив ногу на ногу.
        - Не знаю какая у них градация, но начало в 17.00, - ответил я.
        - Ага! Это меняет дело. Покажите ваше приглашение?
        - Нам по телефону позвонили. Точнее, начальнику Сергея! - крикнула из комнаты Вера.
        Белла Георгиевна сильно задумалась. Несколько секунд она размышляла, постукивая наточенными ногтями по столу.
        - Сергей, у тебя нет проблем на работе? - спросила тётя Белла.
        Так хочется сказать, что она ясновидящая.
        - Всё хорошо. Текучка.
        - Просто я вижу, что налицо подстава. В приглашении обычно указывается тип приёма, одежда и время прибытия. Если мы хоть что-то нарушим, это будет проявлением неуважения к принимающей стороне.
        Прав был Гурцевич - МиГ-31 посадить с отказом двигателей проще.
        - И что делать? Надо звонить начальнику и узнавать все эти подробности…
        - Зачем? Мы знаем время, а этого достаточно, - прервала меня Белла Георгиевна, медленно встала со стула и вышла из кухни.
        Наша гостья сделала пару звонков и выяснила, что именно будет за приём. Вот это я понимаю связи! Но от этого было не легче, поскольку название формата «а-ля фуршет» мне ни о чём не говорит.
        Оказалось, что всё очень даже просто. Приём будет без рассадки за столами и длится около двух часов. Напитки разносятся официантами, а также расставляются по примеру «шведского» стола.
        - Вас будет встречать хозяйка мероприятия, а именно супруга посла Анголы. Вы обязаны будете ей представиться и только потом участвовать в мероприятии, - объяснила Белла Георгиевна.
        Вере подобрали платье, в котором она выглядела шикарно. Нежно-кремового цвета с длинным рукавом и по высоте на уровне коленей. Туфли были подобраны в цвет платья.
        - Верочкин марафет беру на себя, - и поцеловала она меня и жену перед уходом.
        Я обулся, чтобы помочь донести оставшиеся вещи, которые Белла Георгиевна брала Вере для примерки до машины. Рядом с подъездом уже стояла чёрная «Волга» с водителем за рулём.
        - Спасибо, Серёжа, - сказала Белла Георгиевна, когда я сложил все сумки в багажник.
        - Вам спасибо, что помогли Вере.
        - Пустяки. Она мне как дочь. И мне хочется, чтобы у неё было всё хорошо.
        - Так оно и будет, - ответил я и открыл дверь машины перед Беллой.
        - Именно в тебе я уверена. Только спину береги, - подмигнула она мне и села в автомобиль.
        В понедельник за час до назначенного времени мы уже шли с женой по Мосфильмовской улице в Гагаринском районе Москвы. Свернув с широкого тротуара, впереди уже можно было заметить на небольшой возвышенности кирпичное двухэтажное строение, огороженное металлическим забором.
        Посольство Анголы находилось недалеко от пруда, тоже названного в честь знаменитой киностудии. Рядом с пропускным пунктом охрана из двух ангольцев в строгих костюмах. Приветливые, говорящие на ломанном русском, но взгляд у каждого очень суровый. Один из них старался не смотреть в Верину сторону, но не оценить её шикарный вид было невозможно.
        - С причёской перестарались, Серёжа, - шепнула мне Вера, пока мы ждали проверки наших документов.
        Охрана как раз сверяла нас со списком в белой будке КПП.
        - Белла Георгиевна знает, что делать. Ты хорошо выглядишь, - ответил я, подмигнув жене.
        - Господин Родин, вам нужно подождать. Вас будет встречать сам посол. Ему нужно время, чтобы выйти к центральному входу.
        Ого! За что мне подобная честь? Одно ясно, что уж в посольстве Анголы мне никто не предъявит за попранную честь Егора Алексеевича. Значит, что-то действительно важное.
        - Сергей, ты там точно никуда не ввязывался в Анголе? Президента спас что-ли? - обрадовалась Вера.
        - Да нет. Я там старше полковника ангольской армии никого не видел. С советскими генералами общался.
        - И как? Всё им понравилось?
        Опять на ум пришла наша поездка к океану. Сразу вспомнил лицо главного военного советника Булочкина, когда он нас отчитывал за этот «туристический поход».
        - Конечно! Кубинцы меня наградили.
        - Погоди, ты там кого учил кубинцев или ангольцев? Почему за успехи в Ангольской войне тебя наградили кубинцы? - спросила Вера, но меня спас охранник, который показал нам, куда нужно идти.
        - Обригадо! - поблагодарил я, забрал документы и направился с Верой к входу в посольство. - Дорогая, ты задаёшь слишком много вопросов.
        - Помню, помню. Не хочу, чтобы мне врали.
        У дверей стоял посол с супругой, мило улыбающийся нам. Он был в строгом костюме и лакированных туфлях, а его жена была одета в светлое платье с коротким рукавом.
        - Сергей Сергеевич, Вера Вячеславовна, меня зовут Луиш Паулу де Альберто. Я уполномочен от имени президента страны Душ Сантуша сопроводить вас на этот приём. Это моя супруга Миранда, представился посол, - пожимая мне руку.
        - Очень приятно. Для нас с супругой большая честь и неожиданность быть приглашёнными сюда, - поблагодарил я. - Времени было мало, но собраться мы успели.
        - Понимаю. Сам постоянно занят. Тем более, в эти дни, когда такие события происходят в нашей стране. Поэтому, приглашение вам отправили за месяц, - улыбнулся де Альберто.
        Вера не подала вида, что информация о столь статусном событии была нам доведена явно не за месяц.
        - Само собой, - кивнул я и проследовал вместе с послом.
        Супруга посла и Вера шли на шаг позади и восхищались нарядами друг друга. Де Альберто пояснил, что ещё не прибыли все приглашённые лица. Главными действующими лицами должны были стать члены политбюро ЦК КПСС.
        - Вы не встречались с товарищем Русовым? - спросил де Альберто, когда мы вошли в здание посольства.
        Нам предложили сдать верхнюю одежду в гардероб. Раздевшись, я поправил синий пиждак.
        Вновь мне доводится слышать фамилию - Русов. На слуху этот человек. Если вспомнить фотографию этого партийного деятеля в газете, когда он был в Анголе и получал награду, то логично, что он будет здесь присутствовать.
        Зайдя в большой зал, где оркестр играл приятную музыку, мы с Верой удивились шикарному оформлению помещения и приятным ароматам горячих блюд. Немного засосало под ложечкой, поскольку мы с женой сегодня только завтракали, а время близилось к вечеру.
        На стенах висят барельефы с изображением Ленина, а на небольшой сцене с трибуной для выступлений - бюст первого президента Анголы Нето. Флаги, стенд с фотографиями и многое другое.
        У стены богато накрытые столы с закусками и бокалами сока. Официанты разносят на подносах напитки. Судя по всему - шампанское. Мероприятие и, правда, торжественное. Все гости общаются, подмигивают друг другу, но всё очень натянуто и картинно.
        Посол с супругой представили нас, и вышли на улицу встречать других приглашенных. В принципе, на этом общение и закончилось. Здесь, как я понял, собралось много народу из других посольств в Москве.
        - Эти из ГДР, наверное, - кивнула Верочка в сторону двух лысых мужиков в светло-серых костюмах.
        Их жёны стояли молчаливо и, словно сканировали всех собравшихся. Даже между собой и слова не проронили.
        - А вот кубинцы, - шепнул я, когда мимо нас прошёл смуглый человек, напевающий ритм песни «Гуантанамера».
        Кто ещё будет напевать эту приятную композицию! Как раз и оркестр сейчас заиграл эту мелодию, и кубинская делегация обрадовалась такому вниманию со стороны организаторов.
        Не прошло и десяти минут, как появились высокие гости нашей страны. Начали работать фотографы, щёлкая вспышками своих камер. Рядом с послом шли тот самый Русов с орденом Ленина на груди и ещё один человек, со звездой Героя Социалистического Труда на левой стороне чёрного пиджака.
        Григорий Русов был невысокого роста с аккуратно уложенными набок волосами. Он приветливо здоровался с гостями. Другой высокий гость из нашей страны тоже не отставал от него, следуя за ним по пятам. Герой Труда выглядел гораздо старше коллеги. Светлые волосы, тронутые сединой, были аккуратно уложены. Создавалось ощущение, что мы с ним где-то уже виделись.
        Посол Анголы вышел к трибуне с приветственной речью и начал выступление на русском языке. С самых первых слов он стал благодарить все силы социалистического лагеря за помощь, приводил примеры героизма кубинских и советских специалистов.
        - В дань уважения павшим войнам и всем, кто помогал строить новую Анголу, прошу почтить память минутой молчания, - объявил де Альберто, и зал погрузился в тишину.
        В этот момент я ощутил, что на меня кто-то пристально и внимательно смотрит. Чувство, будто тебя в прицел рассматривают, не ушло с годами отсутствия работы в поле.
        - Спасибо, - сказал посол и продолжил речь.
        Позади него вышла девушка с большим подносом. На нём были разложены различные награды и удостоверения.
        - У тебя всё хорошо? - шепнула Вера. - Ты напрягся.
        - Всё нормально. Волнуюсь, что сейчас вызовут.
        - Я с тобой, дорогой, - тихо сказала жена и взяла мою ладонь.
        Стало ли мне легче? Конечно. Но этот пристальный взгляд не давал мне покоя. И кто так может смотреть?
        - От имени президента Народной Республики Ангола, я уполномочен вручить Орден Независимости секретарю ЦК КПСС Григорию Михайловичу Русову! - объявил посол де Альберто.
        Русов медленно вышел к трибуне и получил награду. Как мне кажется, слишком рано для появления подобного ордена в Анголе, но история меняется. Возможно, раньше приняли решение учредить этот орден. Естественно, Русову было предоставлено слово для ответной речи, и он этим воспользовался.
        Пока Григорий Михайлович рассказывал, как мы помогали Анголе, я осмотрелся. Чувство присутствия кого-то нежелательного меня не покидало. Ещё и встретился взглядами с другим большим человеком советской делегации. Он внимательно посмотрел на меня и опять повернулся к сцене. Вот что это значило, мне непонятно.
        Русов закончил выступление, получил порцию аплодисментов и спустился со сцены.
        - Я уполномочен вручить Орден Независимости секретарю ЦК КПСС Алексею Анатольевичу Чубову! - произнёс посол и тот самый Герой Труда так же, как и Русов, поднялся на сцену.
        Этого и следовало ожидать. Двум секретарям не дали бы разных наград.
        После Чубова ещё нескольким людям были вручены награды. Мне же было приятно, что просто провожу время с женой. Пускай и стоя на ногах на чужом празднике.
        - Мы ведь с тобой давно никуда не ходили, - сказал я.
        - Да, - улыбнулась Вера. - Посольство Анголы - именно то место, куда нам стоило бы сходить на свидание.
        - А что тебе не нравится? Закуски, выпивка, официанты и красивая музыка.
        - Ты забыл главное - всё бесплатно, - шепнула Вера.
        Со сцены спустилась средних лет женщина, которая являлась супругой посла Венгрии в Москве. Чем она помогала Анголе, понятия не имею. Посол мило улыбнулся, прокашлялся и посмотрел в мою сторону.
        - Для меня лично, большая честь вручить награду этому человеку. Его профессионализм, храбрость и светлый ум внесли огромный вклад в коренной перелом в войне. Уважаемые гости, Президентской медалью Анголы награждается лётчик-испытатель Сергей Сергеевич Родин!
        Аплодисменты в мою честь, были не менее громкими, чем Русову и Чубову. Да и они хлопали не картинно, а вполне по-взрослому. А как довольно улыбались! Будто даже рады за меня. И кто вообще надоумил ангольского посла представить меня как испытателя? Наверное, те же люди, что и забыли вовремя рассказать о мероприятии.
        - Иди, Серёжа, - шепнула Вера.
        Не каждый день тебя награждают большими наградами посол Анголы. Да и аплодисментов от секретарей ЦК КПСС можно всю жизнь ждать и не дождаться. Я медленно подошёл к трибуне и пожал руку послу.
        - Спасибо, - сказал я и выпрямился, чтобы де Альберто прикрепил медаль с красно-чёрной колодкой мне на пиджак с левой стороны.
        - Поздравляю. И спасибо вам, от моего зятя, - сказал посол на португальском. - Вам большой привет от Фронте.
        - Ему тоже. Вы можете им гордиться, - сказал я, вспомнив весь свой запас государственного языка Анголы.
        Я подошёл к трибуне, чтобы произнести речь, и взял паузу, чтобы выдохнуть.
        - Спасибо, господин де Альберто. Благодарю Родину за высокое доверие в деле выполнения интернационального долга. Горд, что имел честь служить с представителями Анголы и Кубы. Борьба продолжается! Родина или смерть! - закончил я свою речь двумя девизами, которые являются традиционными для Анголы и Кубы.
        Любую награду получать волнительно, но весьма почётно. Особенно когда это видит твоя жена. Я посмотрел в сторону Веры и увидел, с какой гордостью она на меня смотрит. И это было действительно искренне. Такой взгляд нельзя сыграть.
        Как нельзя усомниться в искренней радости за меня знакомой мне девушки. Улыбающейся и даже не постеснявшейся мне помахать. В настойчивости и наглости ей нет равных. Если в мире есть топ самых невезучих людей, то я точно один из них.
        Глава 18
        Посол де Альберто подошёл ко мне и ещё раз пожал мне руку. Собравшиеся в зале продолжали мне аплодировать. Приятный запах закусок смешивался с ароматами фруктов и дорогих духов гостей.
        Иностранные гости посольства с уважением смотрят на меня. Промежуточная вершина карьеры достигнута.
        Возникла довольно странная ситуация, если вообще можно так назвать «надвигающийся апокалипсис». Так вот, не очень-то и хочу уходить со сцены, поскольку в зале я могу попасть под перекрёстный огонь.
        Только сейчас осознал, что моя жена Вера и самая преданная поклонница Анна из одного города. Возможно, не так всё плохо у них будет во время общения.
        Мой взгляд был направлен только на Веру. Посол Анголы на заднем плане заканчивал торжественную церемонию. Весь зал снова начал аплодировать. Началось движение масс, но мне было всё равно. Я хотел побыстрее оказаться рядом с женой.
        Верочка в нескольких метрах от меня. Вижу, как она готовится меня поздравить. Её любящий взгляд, который греет душу. Она достаёт платок и слегка промакивает внутренний уголок прекрасных глаз. Первое, что хочется ей сказать сейчас, как же я сильно…
        - Серёжа, рада тебя видеть! - появилась между Верой и мной шикарно одетая Краснова.
        Анна Леонидовна, как всегда на высоте! Стройная фигура, которая не изменилась со времени нашей встречи в Афганистане. Волосы для объёмности сострижены слоями, прикрывают лоб и шею, филировка в виде «пёрышек», боковой пробор налево. Крупные серьги с какими-то белыми камнями и подобие жемчуга на шее. Всё это прекрасно сочетается с белой блузкой, кремовой юбкой и туфлями-лодочками.
        Не думал, что журналисты в Советском Союзе одеваются, как британские герцогини. - Блин, - сказал я, но Аня меня не услышала. - Привет! Давно не виделись.
        Я посмотрел через плечо Красновой, чтобы увидеть Веру. Но она моментально сориентировалась и обошла Аню.
        - Серёжа так рада за тебя, - сказала Вера, не поворачиваясь к Анне.
        - Ба! Вот так встреча! - с иронией в голосе произнесла Краснова, но Вера внимание не обратила.
        - Вера, давай я тебя познакомлю с моей одноклассницей, - сказал я, но жена продолжала смотреть на меня, картинно игнорируя присутствие Ани.
        - Кого? Ой, Анечка! Совсем не узнала тебя, - повернулась Вера в сторону Красновой.
        - О, Полосова, я тебя тоже не узнала, - ответила ей Аня, осмотрев Веру с ног до головы. - Ты в школе толстушкой была. Надо же… так похудела!
        - Да, сбросила пару килограмм. Могла бы об этом не говорить, - парировала жена.
        - Скажешь тоже… пару! Килограмм 15, не меньше. Да о тебе можно статью написать о похудении. Успех был бы гарантирован.
        - Не стоит. Не люблю быть в центре внимания, - ответила Вера, встав слева от меня.
        Я взял свою жену под руку и подбадривая погладил. Краснова порой без «царя в голове». Ведёт себя некрасиво.
        - Сергей, я тебя поздравляю. Такая награда! В честь первого президента Анголы учреждена была. В Афганистане помню, как тебя тоже награждали, - радостно сказала Аня, косо поглядывая на Веру.
        При этом Краснова аккуратно провела правой рукой по медали на моей груди. И даже опустилась чуть ниже. Вера напряглась.
        Хоть убей, но не помню, чтобы Краснова лично присутствовала при моём награждении в Афгане. В период, когда Аня там была, мне вручили второй орден Красной Звезды, но она этого не видела.
        - Ты и там успела побывать? Носит же тебя ветер, Анечка, - ответила ей Вера.
        Пора заканчивать словесную баталию. Чем-то нужно отвлечь от колкостей в отношении друг друга. Как раз сейчас мимо нас проходили два официанта. Один с напитками, а другой с закусками.
        - Девушки, что желаете? - указал я на подносы.
        - Дорогой, мне бокал сока. Я предпочитаю после 18.00 не есть, - сказала Вера.
        - Конечно. Береги фигуру. Ты над ней столько работала. Можешь упустить столь прекрасный результат, - подмигнула ей Аня.
        Я взял два бокала с апельсиновым соком и протянул девушкам. Себе я брать не стал, поскольку сок меня сейчас не спасёт от напряжения. Тут нужен «нурсик» неразбавленного спирта.
        Со спины ко мне подошёл один из кубинцев, поздравил с наградой и предложил присоединиться к обсуждению хода боевых действий в Анголе. Пришлось девушек оставить одних.
        Далеко я не ушёл и мог слышать их разговор. В течение нескольких минут мы разговаривали с кубинцами. Я делился некоторыми воспоминаниями о войне. Как оказалось, одному из них пришлось поучаствовать в нескольких боевых операциях на территории Анголы.
        Когда разговор между нами свёлся к воспоминаниям о еде, выпивке и природе, я сосредоточился на разговоре Ани и Веры.
        - А ты, девочка, не промах. Быстро Серёжу подкараулила и охмурила, - сказала Аня.
        - Ты не права. Мы с ним встретились случайно.
        - Ну, конечно. Сколько ты выдержала, прежде чем перед ним ножки раздвинуть? - продолжала наседать Аня.
        - Дольше, чем ты перед… напомни, как зовут отца твоего ребёнка? Или уже не помнишь?
        - Это не твоё дело.
        - Конечно, не моё. Вот почему ты лезешь в нашу семью?
        - Потому что он совершил ошибку, женившись на тебе. Ты случайно оказалась на его пути. Папенькина дочка, которая не знает жизни…
        - А ты знаешь? - перебила её Вера.
        - Знаю. Опыт большой.
        - Но печальный.
        За спиной возникла пауза. Я повернул голову и увидел, как Аня залпом выпила бокал сока, а потом ещё и шампанского.
        - Что ты для него сделала? Что ты ему можешь дать? - спросила Краснова.
        - Дать? Мы любим друг друга, Аня. Он - мой муж, а я его жена. Прими уже это. И живи дальше.
        На этом их разговор закончился. Вера вышла из зала, а Аня отвлеклась на группу дипломатов. Я направился за женой и был уже в паре шагов от неё, как меня аккуратно подхватил под руку незнакомый мне человек со стрижкой-площадка.
        - Вы Родин? - произнёс он грубым голосом.
        Такое ощущение, что я сейчас встретился с героем одной из частей фильма «Рокки». Такой же квадратный с холодным взглядом. Карикатурный советский человек, которого именно так рисовала западная пропаганда.
        - Я. Что случилось?
        - С вами хотят поговорить важные люди. Идём, - ответил прообраз Драго.
        - Извините, но я сейчас занят.
        Я обернулся, чтобы найти жену. Она что-то спрашивала у охранника, и тот показал ей на один из коридоров.
        - Серёжа, она пошла носик попудрить, - подошла ко мне Аня. - Не волнуйся. Я не дам ей уйти.
        - Звучит обнадёживающе. Рядом с гардеробом и подожду, - ответил я и собрался продолжить поход за Верой.
        Здоровяк вновь остановил меня, крепко схватив за локоть, настаивая на своём. Однако сначала моя жена, а потом уже разговор с важными людьми.
        - Он подойдёт через 3 минуты Михаил, - сказала Краснова.
        Посланник важных людей отпустил меня и ушёл.
        - Ань, я рад тебя видеть, но почему ты всегда появляешься так внезапно и в неподходящий момент?
        - Честно рад видеть?
        Из всей фразы, она только первую часть запомнила. Вроде обидеть её не хочется. Всё же, девушка сильно постаралась, чтобы протащить в печать статью про Афганистан. Само собой, ей помогли ребята из Комитета, но это не уменьшает Аниных заслуг.
        - Честно. Я тебе должен сказать спасибо от всех «афганцев» за статью.
        - Всё это было ради тебя…
        - Причём здесь я? Ты сделала великое дело для многих ребят.
        Аня промолчала. Видно было, что она неловко себя чувствует.
        - Я сделала это, потому что люблю тебя. Не могу идти против разума и сердца.
        Она вновь замолчала и шагнула ко мне. Не знаю, что она собралась сделать сейчас в столь людном и статусном месте. Но даже сознание реципиента отталкивало Краснову.
        - Прости. Мне кажется, никогда уже не будет подходящего момента для нашей встречи, - улыбнулась она и это была искренняя улыбка. - Ты извини. Я не хотела вам с Верой мешать. Просто хочу знать, ты счастлив?
        В уголках зелёных глазах появилась влага. Такое ощущение, что она прощается со мной навсегда. И Аню по-хорошему жаль.
        Может, она до сих пор любит Сергея Родина. Не появись я, и они были бы счастливы. Краснова бы не стала матерью-одиночкой, а жила с любимым человеком. Наверное, так оно и было в другой реальности. Той, из которой я прибыл сюда. А её любимый исчез.
        - Да, счастлив. И очень люблю свою жену. Пообещай мне, что не будешь её обижать и цепляться к ней?
        - Хорошо, - вздохнув, произнесла журналистка.
        Аня кивнула, поправила мне галстук и пошла к Вере. А такое ощущение, что из моей жизни. Главное, что в голове я больше не слышу возражений памяти реципиента. Он тоже сделал выбор в пользу Веры.
        Я нашёл взглядом Михаила и подошёл к нему. Он сопроводил меня к представителям советской делегации.
        Её представители не держались вместе, как это было на награждении. Русов что-то обсуждая с немцами, и выпил с ними рюмку водки.
        - Алексей Анатольевич, вот Родин, - представил он меня Чубову.
        Герой Труда взял бокал шампанского и подошёл к нам ближе.
        - Миша, спасибо, - отпустил подчинённого секретарь ЦК КПСС и пожал мне руку. - Рад с вами познакомиться.
        Начинаю догадываться, кто передо мной. Глаза, статный вид, подходящее имя с должностью - явные признаки того, что это отец Егора Алексеевича.
        - Я тоже.
        Секретарь партии предложил мне взять напиток и отойти с ним в сторону.
        - Вы очень молоды и уже добились такого успеха. Мне приятно осознавать, что нашей страной скоро будут управлять такие энергичные люди, как вы.
        - Прошу прощения, но я не стремлюсь в руководство страны. Мой долг испытывать авиационную технику.
        - И я наслышан, что в этом у вас большое будущее, - улыбнулся Чубов и поднял бокал. - За будущее!
        - За будущее, - повторил я и выпил сок вместе с партийным деятелем.
        - Вижу, вы не пьёте?
        - Нет. Здоровый образ жизни.
        - Это хорошо. Тогда давайте закончим с прелюдиями и послушаем, что вы мне скажете о вашем видении реформ в армии и авиации.
        - Они не нужны. Надо развивать промышленность, вести разработки и внедрять новые образцы.
        - Сергей, я сейчас говорю об авианосном флоте нашей страны.
        Вот это он загнул! Нашёл кого спрашивать! Вчерашний старлей, который вживую ещё не видел авианосцев, должен ему дать совет.
        - Могу только сказать, что на палубу корабля мне ещё не доводилось садиться.
        - Ничего страшного. Какие ваши годы! Просто, какова перспектива этих проектов? Вы же знаете, что авианосцы - это «оружие агрессии» Запада. Их доктрина нападать. Вот они и строят корабли с самолётами. Нам это зачем?
        - Как минимум, чтобы нейтрализовать этот компонент ВМС НАТО, - ответил я и привёл несколько доводов на этот счёт.
        Описал я и преимущества самолётов с горизонтальным взлётом перед их собратьями с вертикальным. Пояснил, во сколько обойдётся нам усиление авиации сухопутного базирования, чтобы осуществить прикрытия противокорабельных самолётов и вертолётов, если мы не будем развивать корабельную авиацию.
        - Без авиационного прикрытия в условиях господства противолодочной авиации НАТО мы не сможем обеспечить даже развёртывание наших подводных лодок с баллистическими ракетами, - закончил я.
        - А подводный флот - главная ударная сила ВМФ, верно? - уточнил Чубов и я кивнул.
        - Мы отстали в этом направлении.
        Чубова слегка напрягло, что я так открыто высказал мнение об отставании. Руководители государства не всегда готовы слышать о подобных проблемах. Но, может, это мой шанс донести до них проблему развития корабельной авиации.
        - Спасибо, Сергей. Рад был с вами пообщаться. Как куратор военно-промышленного комплекса, я подумаю, что мы можем сделать.
        - До свидания.
        - Кстати, вы не встречались с моим сыном Егором Чубовым? Он в Министерстве Авиапрома работает и часто у вас бывает, - сказал секретарь ЦК КПСС.
        - Нет, Алексей Анатольевич. Много работы, полётов. За всеми не уследишь, - ответил я.
        Возле гардероба меня ожидала Вера, мило общаясь с двумя женщинами. Держалась она статно, ровно и очень активно вела беседу. Красновой рядом не было.
        - Вы знаете, я очень люблю орхидеи. Особенно гемарию. Чёрные, бархатные лепестки! А как она цветёт! - воодушевлённо рассказывала одна из женщин на русском языке с очень сильным акцентом.
        - А вы знаете, я ранункулюс у себя решила посадить. Как-то муж подарил, и я прям загорелась, - улыбалась Вера, закатывая глаза от восторга.
        - Ой, лютиковые! Моя страсть! Вера, сажайте у себя обязательно, - восхитилась другая собеседница, являвшаяся женой венгерского посла.
        Это хорошо, что общая тема с представителями дипломатического сообщества была найдена. Женщины и цветы - неразделимы.
        Разговор дам был закончен и я смог подойти к жене. Мы быстро оделись и вышли на свежий воздух. На улице ещё не темнело, и я предложил пройтись до Мосфильмовского пруда.
        Чудесный вечер! Прогуливающиеся пары мило воркуют на скамейках. Владельцы собак выгуливают питомцев, пытаясь их дрессировать. Детвора живёт в ином от взрослых мире, где ещё есть место игре с мячом.
        Запах сырости и мокрой травы стоит в воздухе, а солнце уже скрылось за горизонтом.
        Вера долго молчала, и на мои вопросы отвечала односложно и без энтузиазма. Была мысль, что Анна что-то плохое сказала, и жена расстроилась. Я предложил ей пойти ближе к воде, но Вера не захотела.
        - С важным человеком разговаривал? - спросила супруга.
        - Да. Приятная вышла беседа.
        - Это хорошо. А теперь давай поговорим серьёзно, - сказала Вера, остановившись рядом со скамейкой. - Что это такое было?
        - Ты про что?
        - Про Краснову. Поглаживания, подмигивания, намёки. Ещё и в конце всего этого она подошла ко мне и всё мне рассказала.
        - Всё, это что?
        - Прям всё и рассказала.
        Вот что «всё»? Начну сейчас спрашивать, и сделаю только хуже. Что женщины загадка вселенной, что их слова.
        - Вера, не пойму я тебя. Ты ревнуешь?
        - Кто, я? Нет, - возмутилась жена, отвернувшись в сторону. - Если только чуть-чуть.
        Я улыбнулся и обнял её. Ревнует, значит любит.
        - Серёж, ты меня и правда любишь? - прошептала Вера, посмотрев мне в глаза.
        - Больше, дорогая. Намного больше, - ответил я и поцеловал жену.
        Приближался «Первомай» и по сложившейся традиции, всем нужно готовиться к демонстрациям. Циолковск исключением не мог быть в этом вопросе, поэтому город наряжался, готовился. Полёты шли с удвоенной нагрузкой. Я не успевал порой налёт в книжку записывать. Темпы почти «афганские», только самолёты все разные.
        За три дня до праздника инструктор решил меня совсем измотать. Уже третий полёт за сегодня, а смена только наполовину закончена. Но Лоскутову этого мало и он летит со мной «под шторкой» на спарке МиГ-21. Ещё и начинает мне приборы отключать.
        - Авиагоризонт в работе? - спросил он, когда мы добрались до пилотажной зоны.
        - В работе, - ответил я и тут же мой инструктор его выключил. - Не в работе.
        - Это ещё мало, - радостно заявил Гена.
        Я запросил окончание задания и начал отворачивать на аэродром. Крен в данном случае можно контролировать по дублирующему прибору, поэтому паники у меня не возникло.
        - Гордый, 088, заход с имитацией отказа приборов. Ваше управление, - доложил я руководителю полётами.
        Занял высоту 900 и продолжил полёт до подхода к развороту на посадочный курс. К этому времени мне отключили ещё и высотомер с курсовой системой. Пока я не помпажирую. «Шторка» по-прежнему закрыта.
        Вышли на посадочный курс. Гена продолжает молчать. Хотя, что ему тут нужно говорить, если всё идёт ровно.
        - Удаление 12, на курсе, глиссаде, - проинформировал меня руководитель зоны посадки.
        - 600, - контролирую высоту по радиовысотомеру.
        Ничего не предвещает беды или обильного потоотделения. Разве только пару капель скатываются по спине, действуя на нервы.
        - 088, 6, к дальнему. Контроль шасси, механизация.
        - 300, выпущено.
        Гена всё молчит, хотя обычно он в такие моменты начинает что-то говорить. А сейчас ничего.
        Шторку не открываю. Держу самолёт ровно. Руководитель полётами постоянно на связи и об отклонениях не сообщает.
        - Гена, шторку открываю? - спрашиваю я перед самой полосой.
        Но тот молчит и даже не пискнет. Начинаю волноваться уже за его здоровье. Опустил светофильтр и скинул шторку. В кабину моментально ворвался яркий солнечный свет.
        Полоса подо мной, самолёт выровнял и аккуратно приземлил его. Начинаю в очередной раз запрашивать Гену, но тот молчит.
        Зарулив на стоянку и открыв фонарь кабины, я первым делом посмотрел назад. Картина маслом, как говорится.
        - Серый, ты чего не разбудил меня? - ворчал Лоскутов, потянувшись в кресле.
        - На солнышке тебя так разморило? - посмеялся я.
        - Да устал уже. Целыми днями летаем, а всё программы конца и края не видно, - ответил Гена, отстёгиваясь.
        Спустившись по стремянке, я расписался в журнале у техников, поблагодарил за работу и стал ждать соню - Лоскутова. Мои подколы его только раззадоривали.
        - Да с кем не бывает. Солнце светит, полёт скучный. Грех не поспать, - махнул он рукой, когда мы шли по стоянке в направлении здания школы.
        - Ген, а давай на воздушный бой слетаем. Есть у нас в плане подобное?
        - Есть, но пока нет возможности. Тебе ещё один большой самолёт надо освоить и МиГами заниматься.
        - Как раз бы со Швабриным и отработали бой на двух МиГ-29.
        Гена задумался. А мне хотелось выполнить на этом самолёте все те манёвры, что я выполнял на МиГ-21 в воздушных боях. Это же новый уровень манёвренности и скорости.
        За спиной послышался звук приближающегося автомобиля. Это была «Волга» нашего начальника школы Гурцевича. Он проехал мимо нас и резко остановился. Задняя дверь открылась, а сам Вячеслав Сергеевич быстро вышел и направился к нам.
        - Родин, Лоскутов, вы в курсе, что у нас общий сбор?
        - А что-то случилось? - спросил я.
        Глава 19
        Гурцевич задумчиво смотрел в сторону стоянки самолётов, держа в руках сигарету. Воздух по-прежнему разрывался от звуков реактивных двигателей, а в перерывах «вступали в работу» птицы на высоких деревьях рядом со зданием школы. Щебетание пернатых собратьев действовало умиротворяюще, но пауза в разговоре затягивалась.
        - Вячеслав Сергеевич, - попытался я обратиться к нему, но Лоскутов похлопал меня по плечу и завертел головой. - Чего?
        - Не трогай, начальника. Видишь, он думает, - шепнул Гена.
        - В смысле, думает? - удивился я.
        - Родин, а я что подумать не могу? - повернулся к нам Гурцевич и затушил сигарету, сделав из неё только пару затяжек.
        - Вячеслав Сергеевич, вам в принципе можно всё.
        - Спасибо, что разрешил, - спокойно ответил начальник школы.
        - Пожалуйста.
        Гена еле сдержался, чтобы не засмеяться, а вот Гурцевич нахмурился.
        - Поражаюсь твоему чувству юмора, - посмеялся Вячеслав Сергеевич и взъерошил мне волосы. - Давайте пройдёмся.
        Разговор получался у нас странный. Гурцевич начал вспоминать, как сам много лет назад стал испытателем. Поступил он в школу сразу после войны в Корее, где он принимал участие.
        Слушаешь его и понимаешь, насколько им было сложно на заре реактивной эры. Когда в авиации стремление быть быстрее, выше и дальше преобладало над риском для жизни.
        Эти люди одними из первых получали сильнейшие и длительные перегрузки, подвергались резким и медленным изменениям барометрического давления, предельному нервному напряжению и другим «прелестям» работы лётчика-испытателя. Проще называть нагрузки, которым они не подвергались. А уж о самых первых испытателях, времён Чкалова и вовсе можно написать книги, сравнимые по объёму с трудами Ленина. Ещё и останется.
        - Так, чего это я с вами разговорился, - прервался Гурцевич на моменте, когда у него на посадке произошло полное обесточивание самолёта.
        Мы с Геной приготовились внимательно слушать.
        - В нашем управлении лётной службой совсем решили вас загрузить, - возмутился Гурцевич.
        Не сказать, что я сильно вымотался к данному этапу обучения. Однако нагрузка действительно большая. Но для больших дядей это не аргумент.
        - Ну, вы уже скажите, что делать-то? - развёл руками Лоскутов.
        - Будем заниматься процессом под названием «Мишка пришёл за мёдом», понял? - ответил Гурцевич и зашёл в школу.
        Я много знаю авиационных терминов и всяких прозвищ, но данный процесс мне был не знаком. А вот Лоскутов знал.
        По лицу Гены было видно, что его как будто заставляют лезть за мёдом на дерево в улей с пчёлами. И он так не хочет быть этим самым Винни-Пухом.
        - Короче, Серый, это будет нелегко. Полетим на дозаправку в воздухе, - сказал Гена.
        Ого! Вот это поворот! Согласен, что процесс сложный, но очень интересный. Можно сказать, вершина в лётном деле. Почти как высший пилотаж!
        - Чего ты тогда так расстроился? Ну, слетаем, попробуем…
        - Думаешь, там всё так легко? - перебил меня Гена.
        - Слушай, у нас вообще работа не сахар. Одной задницей больше - одной меньше. Пошли тогда изучать дозаправку, - сказал я, и мы направились вслед за Гурцевичем в здание школы.
        Из нашей четвёрки допуск на дозаправку был только у Бори Чумакова. Он как раз освоил Су-24М, на котором уже была штанга дозаправки.
        После полётов, Гурцевич разбор решил посвятить моральной подготовке всех к столь сложным мероприятиям. В классе присутствовал весь наш набор со своими инструкторами, а также Мухаметов и помощник Гурцевича по штурманской службе Евгений Иванович Карлов.
        За окном солнце уже скрылось за горизонтом, а в классе с каждой минутой становилось всё жарче. Оно и понятно - добавлять в план подготовки новые упражнения в условиях, когда обучение и так уже сокращено, весьма накладно. Тем более что полёт на дозаправку это даже не первый самостоятельный вылет на новом самолёте. Тут даже Мухаметов вынужден был снять куртку от лётного комбинезона.
        - Маратыч, ты чего думаешь? - спросил начальник школы у зама по лётной части.
        - Думаю, что подобное изменение в плане подготовки чем-то продиктовано. Или кем-то. Времени у нас осталось очень мало до выпуска. Можем не успеть.
        Лоскутов шепнул, что в Министерстве Авиапрома торопятся с новыми разработками. На носу испытания авианесущего крейсера «Леонид Брежнев», а самолёты пока не готовы для полноценной работы с палубы корабля. Одной из особенностей будущих корабельных истребителей должны были стать возможность установки на них унифицированного подвесного агрегата заправки УПАЗ. Для того чтобы дозаправлять однотипные самолёты с целью увеличения дальности полёта.
        Наверняка в управлении лётной службы Министерства решили сразу обучить будущих испытателей.
        - Маратыч, давай не здесь. Деваться некуда. Ребятам всё равно её придётся отрабатывать когда-нибудь, - махнул рукой Гурцевич, повернувшись ко всем слушателям.
        Весь набор сидел на одном ряду, так что в данную минуту были все в поле зрения начальника школы. Я встретился глазами с Вячеславом Сергеевичем и понял, о чём он сейчас думает. Он в нас неуверен.
        Согласен, что за несколько дней, которые нам отведут для обучения, научить всех слушателей летать на дозаправку весьма непросто. Из всех самолётов, которые, имеются в распоряжении школы, штангами дозаправки оснащены немногие.
        В кабинет вошёл заместитель Гурцевича по научно-методической работе Крымов Василий Филиппович. Дышал он прерывисто, будто стометровку пробежал. Может, и больше.
        - Филипыч, постой, отдышись, а потом скажешь, - успокоил его начальник школы.
        Крымов протёр платком вспотевший лоб и протянул Вячеславу Сергеевичу большую красную папку. Я успел прочитать, что это план подготовки нашего набора.
        - Я его дополнил с учётом новой телеграммы от руководства. Нужна ваша подпись, - сказал Крымов и сел рядом со штурманом Карловым.
        Гурцевич просмотрел вставленный лист, но подписывать не спешил. Да и где это видано, чтоб вот так на ходу менять план?
        - Вячеслав Сергеевич, есть ещё одна деталь, - сказал Крымов, поднявшись со своего места.
        - Сиди, Филипыч. Ты и так набегался уже сегодня. Что за деталь?
        Заместитель Гурцевича довёл до него информацию, которую он получил от инженерно-технического состава. С техникой вообще всё плохо оказалось. В качестве заправщика можно было использовать только Су-24М, поскольку рабочий агрегат заправки только один.
        - Но это полбеды. У нас дозаправку можно выполнить на одном МиГ-31. Если введут в строй второй Су-24М, то и на нём ещё, - продолжил Василий Филиппович.
        С МиГ-31 тоже ситуация любопытная. У него штанга дозаправки должна была появиться значительно позже во второй половине 80х годов. Но, как я понял, в этой реальности конструкторы решили сыграть на опережение и установили этот агрегат гораздо раньше.
        - А с испытательной базы взять? - спросил Мухаметов.
        - Там тоже всё не ахти. МиГ-23УБ можно взять, на который в качестве эксперимента ставили штангу. Плюс Ту-95, но не к Су-24 же его пристыковывать. Будем с Энгельсом договариваться, чтобы «танкер» выделили нам.
        - Ещё что-то есть из спарок? - поинтересовался начальник школы, но Крымов покачал головой.
        - Без «спарок» мы ребят быстро не обучим, - произнёс Рашид Маратович с расстроенным видом.
        - Где хоть кто-нибудь из инженеров? - грозно спросил Вячеслав Сергеевич.
        - Так… они и занимаются вводом в строй, - сказал Мухаметов.
        Гурцевич почесал затылок и отложил в сторону план подготовки.
        - Надо сказать им, что не стоит торопиться. Я сейчас в управление позвоню. Пускай либо больше техники дают, либо продлевают обучение.
        Тут опять открылась дверь, и в кабинет вошёл ещё один человек. Это был тот самый конструктор фирмы МиГ, который присутствовал на общении с комиссией после нашей аварийной посадки с Морозовым.
        Слегка прищуренный взгляд, едва тронутые сединой тёмные волосы и целых две звезды Героя Социалистического Труда - вот это серьёзный человек!
        - Вячеслав Сергеевич, не помешал? - улыбнулся он.
        - Анатолий Ростиславович, рад вас видеть, - поздоровался с ним Гурцевич. - Разбор полётов закончили.
        - Ну, хорошо. Пойдём, поговорить надо.
        Начальник школы всех распустил и ушёл с представителем конструкторского бюро МиГ.
        Выйдя с территории ЛИИ, мы с Ваней попрощались с Морозовым и Чумаковым.
        Веру я предупредил, чтобы меня не ждала после работы и спокойно шла домой. Как раз сейчас думаю, в квартире стоит приятный запах приготовленного ужина. Даже в животе заурчало от предвкушения вкусной еды.
        - К нам зайдёшь? - спросил я у Швабрина, когда мы закончили обсуждать сегодняшние полёты.
        - Сегодня нет. Есть дела ещё, - ответил Ваня.
        - Ты чего-то недоговариваешь, Иван Фёдорович, - улыбнулся я. - Последнее время ты упорно отказываешься от ужина с нами.
        - Не приставай. Всё равно не скажу.
        Темнит Швабрин! Последнее время он даже выглядит несколько иначе - глаза горят, в разговорах весел. Но главное, он сбрил усы!
        - Вань, ну ты уже признался, - сказал я, не отступая от цели выдавить из него признание в подобных переменах.
        - Ничего я не сказал, - возмутился он.
        Смотрю на моего бывшего инструктора из военного училища и вижу, как он стесняется. Глаза забегали, а головой вертит по сторонам. И всё это началось, как только мы прошли «Цаговский» лес.
        Неправильно доставать человека, но уж очень хочется добиться признания от моего друга. Видно же, что влюбился Ваня, а мне сказать об этом не хочет.
        - Слушай, ну ты же почему-то сбрил усы? - не отставал я.
        - Серёга, отстань! Ты же всегда мне говорил, что они мне не идут. Я и решил пойти на столь кардинальные изменения.
        - Конечно, мой друг! То ты меня постоянно послать пытался из-за этой щёточки под носом, а тут сбрил и ещё радостный ходишь уже который день.
        Иван остановился и сурово посмотрел на меня. Мы как раз были рядом с входом на стадион «Восход», когда в свете фонарей появилась симпатичная девушка.
        - Ну чего ты во мне дырку прожигаешь? Скажи, что у тебя есть «кто-то», - посмеялся я.
        - Чего ты ржёшь? Сейчас у себя построишь в голове гипотезу, что я скоро женюсь. Ещё и в школе обмолвишься, - возмутился Иван.
        - В сплетнях я замечен не был.
        Девушка постепенно приближалась к нам. Причёска под каре, светло-серое пальто и небольшая чёрная сумка под цвет туфель на среднем каблуке. И влюблённый взгляд её был направлен на Швабрина. А тот всё пытался мне доказать, что усы он сбрил просто так.
        - Так, я тебе сказал, что ничего… - продолжал он возмущаться, но быстро прервался, когда за спиной девушка мило прокашлялась.
        - Кажется, моя гипотеза имеет научное обоснование, Фёдорович? - спросил я и пожал руку Ивану. - До завтра, дружище.
        После этого я приветливо кивнул девушке и направился к дому. Желание повернуться и «проконтролировать» Швабрина было велико. Естественно, что через несколько шагов я не сдержался.
        Повернувшись, я увидел, как Иван и его девушка, взявшись за руки, пошли в сторону гулять по улице. А как возмущался-то!
        На следующий день был запланирован тренаж на стоянке самолётов. Перед его началом нас обрадовали, что вопрос с техникой был решён. Штурман Карлов, который зашёл в раздевалку, рассказал о предложении конструкторского бюро МиГ, Туполева и Илюшина.
        - У Илюшинцев сроки горят по доработке агрегатов заправки, а у остальных - штанги нужно опробовать новые. Вот и предложили нам воспользоваться их техникой, - сказал помощник начальника школы по штурманской службе.
        - Евгений Иваныч, и когда летим? - обрадовался Иван.
        - На завтра заявку подаю, и будем пробовать, - ответил Карлов. - Каждому по два вылета…
        - Всего? - хором спросила добрая половина слушателей, а Боря и вовсе упал, пытаясь надеть штанину.
        - А в чём проблема? В полках 4 или 5 вылетов и допуск дают. У нас, так как дефицит времени только два. Будем смотреть, у кого как получится, - улыбнулся штурман.
        Удивил Карлов! Хорошо, что не с первого вылета надо будет в конус попасть. Переодевшись в лётное обмундирование, всем коллективом отправились на стоянку.
        Иван был сосредоточен и смотрел на меня всё утро с осторожностью. Неужели я буду при всех спрашивать о его личной жизни? Захочет, сам расскажет.
        Пока мы шли к стоянке самолётов, Ваня притормозил меня, и мы шли позади остальных вдвоём.
        - Серый, и ты ничего у меня не спросишь? - спросил Швабрин.
        - Смотря про что. Хочешь поговорить про дозаправку? - улыбнулся я, понимая, о чём сейчас мне скажет Иван.
        - Чего о ней говорить! Её надо выполнить. Я про вечер хотел поговорить.
        - Давай. Мы с Верой за любой кипишь, - продолжил я подтрунивать.
        - Ой! Ладно тебе. Ну, есть у меня девушка. Зовут Екатерина. Познакомились мы после того, как ты все мои запасы «жидкой валюты» уничтожил.
        - Это не я, а ты сам вылил.
        - Согласен. В общем, следующим вечером я с ней и познакомился. Она в ЦАГИ работает лаборантом. Умная, скромная и обожает Гоголя.
        - И как же ты другу и не поведал такую новость о себе! Ещё и усы сбрил, - похлопал я его по плечу.
        - Собирался, да всё никак не выходило, - махнул рукой Ваня.
        - Молодец. Рад за тебя, - поздравил я друга.
        - Спасибо! Я тут начал этого Гоголя читать. В школе не до него было. Катя постоянно цитирует героев Николая Васильевича.
        - Жаль, что ты теперь никаким боком не похож на её любимого писателя. Усы же сбрил.
        - Всё! Хорош! - рассмеялся Ваня.
        - Маруся ревновать будет однозначно, - сказал я, напомнив, что достаточно давно Ваня завёл себе живность - кошку.
        Я был рад за Швабрина. Может наладится у него личная жизнь. А то, кроме кошки Маруси дома никто не ждёт.
        На стоянке нас уже ждали выставленные в определённом порядке самолёты. Погода была пасмурной, а ветер сильно продувал незакрытые участки шеи.
        Су-24М, который и будет исполнять роль танкера, стоял отдельно от остальных самолётов. Под фюзеляжем у него уже был установлен тот самый УПАЗ с вытянутым шлангом на всю длину. На конце этой почти 30 метровой магистрали дозаправки нерасправленный конус, к которому и нужно как-то примостить в воздухе штангу самолёта.
        Позади конуса в нескольких десятках метрах - МиГ-31, стояли Лоскутов и Мухаметов.
        Я занял место в кабине и стал привыкать к положению самолёта относительно заправщика.
        Часть ребят разбирали с Гурцевичем особенности дозаправки на больших самолётах. Им предстоит работать сразу с Ил-78. Он, кстати, тоже готовился к завтрашнему дню, выполняя гонку двигателей на стоянке «илюшинцев».
        Напоминает этот тренаж изучение полёта строями в училище. Точно так же самолёты перекатываются с места на место, а лётчики запоминают положение относительно напарника. Вот только полёты в парах и звеньях это просто «цветочки».
        Когда все вопросы практической части были разобраны, всех отправили в лётный класс, чтобы довести порядок работы на завтра. Возвращаясь в здание школы, Лоскутов ещё раз объяснил основные моменты выполнения стыковки:
        - Пилотирование очень плавное. С первого раза даже не думайте пытаться попасть. Нужно почувствовать, как машина будет держаться за «танкером». Привыкнуть к миллиметровым движениям ручки управления и подбору оборотов двигателей.
        - А ты с какого раза попал? - спросил Швабрин у нашего инструктора.
        - У нас этого пункта в программе подготовки не было. До недавнего времени его осваивали по большей части только те, кого отбирали в КБ Илюшина и Туполева. Теперь же значение дозаправки увеличивается. Все должны уметь, - объяснил Гена.
        Собравшись в классе, мы ожидали прихода начальника школы. Через пару минут в классе появились Гурцевич, а также Меницкий и ещё несколько лётчиков из конструкторских бюро. Они со всеми поздоровались и заняли места на задних партах.
        - Итак, чтобы ускорить процесс, лётчики-испытатели фирм МиГ и Сухого решили оказать помощь в обучении слушателей. Так, что нагрузку на следующие два дня распределим по всем равномерно.
        - Мы не в счёт, верно? - посмеялся лётчик от конструкторского бюро Илюшина, который будет командиром экипажа Ил-78.
        Им предстоит летать дольше всех.
        - Сочтёмся, - ответил Гурцевич. - Итак, самолётов-заправщиков всего 3. Из них два Су-24М, которые в воздухе долго висеть не могут. Работа предстоит плотная и очень кропотливая, - продолжил Гурцевич.
        К доске вышел Карлов и начал доводить порядок работы.
        - В начале лётной смены в воздух подымается Ил-78 и уходит в район работы, занимая высоту в диапазоне от 2000 до 7000 метров. За большим «танкером» следуют наши «маленькие» самолёты, - посмеялся Карлов. - Ту-95 и его «морской брат» Ту-142, начинают дозаправку первыми. Работают долго и упорно. По мере отработки и готовности других лётчиков будем подводить истребители.
        Карлов довёл состав экипажей на эти борта. Инструкторами у моих коллег по школе будут представители фирмы Туполева.
        - В это время работает и пара Су-24М, на которых стоят УПАЗы, - продолжил Евгений Иванович. - С ними дозаправку отрабатывают два МиГ-31. Экипажи Швабрин-Байрамов и Родин-Меницкий.
        Вот это да! С самим Валерием Евгеньевичем завтра лететь. Иван тоже будет работать в одном экипаже с представителем фирмы МиГ. Лётчики-испытатели конструкторских бюро предложили завтра отработать сразу два полёта за смену. Похоже, что всем хочется отметить 1 мая, как полагается, а не лишаться выезда на природу.
        Когда закончилась постановка на завтрашний день, я подошёл с Иваном к нашим инструкторам на завтрашний вылет, и они ещё раз разобрали с нами весь полёт. Если с Меницким мы уже были знакомы, то Сагита Тагировича Байрамова я увидел впервые.
        - Взлетаем парой каждый со своим напарником. Выходим в район. Сначала отработаем подходы к заправщикам, уходы от столкновения с конусом, а потом попробуем пристыковаться. На работу у нас 30 минут не больше. Потом уступаем место следующим, - сказал Меницкий. - Сразу говорю - в кабине будет очень жарко.
        Невозможно не поверить будущему заслуженному лётчику-испытателю СССР.
        Наступил этот сложный день. Погода была безоблачной. Ветер штилевой, а солнце только показалось из-за горизонта. Условия самые что ни есть «заправочные».
        Как только закончились предполётные указания, я и Швабрин вместе с Байрамовым и Меницким пошли на самолёты. Валерий Евгеньевич давал мне советы согласно методикам дозаправки, которой они придерживались на фирме МиГ.
        - Становимся справа от заправщика на 40 - 50 метров и начинаем сближаться с конусом. Подбираем обороты двигателя. Смотрим всё это время только на конус. Посмотришь на заправщика - сразу самолёт раскачаешь и начнёшь всё заново. Проверено на себе, - посмеялся Меницкий.
        С Героем Советского Союза стоило бы согласиться, но мысль меня посетила иная.
        - Валерий Евгеньевич, а зачем вставать в 50 метрах? Можно подойти ещё ближе. Нагрузка на лётчика меньше и запаса для стыковки вполне достаточно.
        - Хорошее предложение. Попробуем и твою идею. Может, она лучше подойдёт, - похлопал он меня по плечу.
        В назначенное время огромный Ил-78 вырулил на полосу и начал разбег. Видно было, насколько сложно поднять в воздух почти 190 тонн взлётного веса. Пробежав почти 3000 метров, «танкер» оторвался от полосы, набрал пару сотен метров и пошёл в горизонте над землёй. Через минуту он начал отворачивать в сторону и постепенно набирать рабочую высоту.
        А в это время на полосе уже гудел Ту-95. Огромный бомбардировщик вот-вот тоже поднимется в небо. Если бы было соревнование, кто громче из отечественных самолётов, «медведь» - один из фаворитов. Гул двигателей, кажется, был слышен в Кремле.
        - Гордый, 088й, доброе утро, запуск прошу, - вышел я в эфир сразу, как только начали свой запуск наши коллеги на Су-24М.
        - 088, доброе утро, разрешил.
        Системы на борту проверены, обороты двигателей и температура в норме. Я невольно посмотрел на левую сторону, откуда выдвигается штанга дозаправки и уже представил себе, насколько сложно попасть этим штырём на большой скорости в конус.
        Ваня на своём МиГ-31 вырулил на магистральную рулёжку, поприветствовав меня. Я ему ответил тем же и, получил разрешение на выруливание от руководителя полётами.
        После прохождения техпоста нам разрешили занять полосу.
        - Сергей, а ты сколько весишь? - спросил у меня Меницкий по внутренней связи, как только мы заняли исполнительный старт и я приготовился прогреть двигатели.
        - Утром весы показали 76 килограмм. А что?
        - Ставлю бутылку коньяка, что сбросишь килограмм минимум за полёт.
        - Думаю два. Вызов принял Валерий Евгеньевич, - ответил я.
        Прогрев выполнен. Иван запросил взлёт и включил форсажи. В глубине огромных сопел двигателей появился огонь и МиГ-31 рванул по полосе.
        - Взлёт, форсаж, - запросил я и последовал за ним.
        Быстро отрываемся от полосы, убираем шасси и выполняем разворот в зону работы.
        Атмосфера за бортом спокойная. Солнце пригревает через блистер. В этой голубой безмятежности неба весьма тяжело разглядеть Су-24, который размерами чуть меньше нас.
        - Гордый, 105го наблюдаю, - доложил я руководителю полётами.
        - Понял вас. Работайте по заданию.
        Я начал аккуратно подходить к напарнику.
        - 105й, я 088й, разрешите пристроиться справа.
        - 088й разрешил, - ответил мне командир Су-24М.
        - Подходи, подходи, - подсказывал мне Меницкий.
        Мы ещё не начали дозаправку, а напряжение уже нарастает.
        - Справа на месте. Готов к режиму.
        Глава 20
        Солнце осталось позади. Обрез крыла Су-24М, установленного в положении 69°, казалось, вот-вот накроет нос моего МиГ-31. Маска слегка съехала вперёд, но я не спешил её поправлять. Из-за волнения и физического напряжения, я стал обильно потеть. А ведь мы ещё даже не начинали.
        Старшим заправки является командир заправляемого самолёта, так что пора мне начинать командовать. Однако, командир «утюга», как в шутку называли Су-24 многие советские лётчики, не спешил докладывать о готовности к работе.
        - 105й, к работе готов?
        - 088й, готов. Приборная 550.
        - Понял. Работаем тактически, без выпуска, - ответил я и аккуратно сбавил обороты двигателей на 2%.
        Сейчас мы будем отрабатывать подходы к самолёту-заправщику.
        Медленно отстал от напарника и занял место строго за ним. Подобрал нужную скорость, вернув обороты на прежнее значение. Примерился, чтобы привыкнуть в воздухе к положению относительно заправщика.
        Вначале выполнил подход на расстояние 30 метров от Су-24. Постепенно уменьшаю расстояние, держась на границе спутного следа. Как только начинаю подходить к заправщику, МиГ-31 начинает «ощущать дискомфорт». Идёт раскачка с крыла на крыло, самолёт вибрирует, и удерживать его в строю становится гораздо труднее.
        - Этот момент надо обязательно прочувствовать, - сказал Валерий Евгеньевич.
        Ой, как я его почувствовал! Одно дело, если бы это был просто полёт в строю. Немного отстал и вновь догнал ведущего. А здесь нужно держаться, парировать возникающие отклонения. Делать это необходимо миллиметровыми отклонениями ручкой управления.
        С чем сравнить подобное, ума не приложу. Ты будто гимнаст, который держит равновесие на снарядах. Только в гимнастике с тебя снимут баллы или ты просто приземлишься на маты. Здесь же, чем больше ты будешь корячиться, тем дольше будет идти заправка.
        В управление Меницкий не вмешивался, поскольку не так уж удобно пилотировать из задней кабины при полёте строем. В течение нескольких минут сделали ещё пару подходов, а потом вернулись на исходную позицию, относительно заправщика.
        Между нами сейчас порядка 50 метров. Пора готовить штангу дозаправки к работе.
        - 105й, готов к работе, - произнёс я в эфир и включил соответствующий тумблер. - Режим.
        Слева показался Г-образный штырь той самой штанги. Нужно выдержать определённое время для продувки системы.
        - 088й, понял.
        Подвешенный под фюзеляжем Су-24 агрегат заправки УПАЗ начал работу.
        - Сильно низко не опускайся. Сейчас волан увидишь, - сказал Меницкий из задней кабины.
        Из гондолы показался тот самый конус, раскрывшийся от набегающего потока воздуха. На агрегате заработало трёхцветное световое табло, которое необходимо для выдерживания расстояния.
        - Большой волан, - сказал я по внутренней связи.
        - Так кажется. В него ещё надо попробовать попасть.
        Как только шланг вышел полностью, на световом табло УПАЗа загорелся красный и замигал зелёный сигналы. Наш «танкер» к работе готов.
        - 105й, шланг вышел, норма.
        - Понял 088, готов к работе.
        Конус находился слева от меня. Нужно подойти к нему и выполнить несколько уходов для тренировки.
        - Держи наконечник штанги по нижнему обрезу юбки конуса. Подойдём как раз с небольшим принижением, - сказал Валерий Евгеньевич.
        Слегка добавил оборотов двигателей и начал приближаться к конусу. Чем ближе подходишь к нему, тем сильнее напряжение. Педали держал пока что в нейтральном положении.
        - Держи крен по заправщику, - продолжал подсказывать Меницкий. - Вот теперь на конус смотри!
        Тот самый волан всё ближе и ближе. Пока от меня требуется только подойти к нему. Расстояние уже меньше 5 метров.
        Пора подворачивать. Слегка отклоняю педаль, и теперь конус проецируется в левое переднее стекло фонаря.
        Расстояние уже минимальное - почти метр. Каков же соблазн сразу пристыковаться!
        Отклоняю ручку вправо и ухожу под конус, меняя высоту. Меницкий тут же говорит, что нужно ещё несколько раз повторить.
        - Это чтобы ты сразу реагировал на какое-нибудь отклонение. Ты, возможно, и не ошибёшься, но это может сделать лётчик танкера.
        - А ещё есть натекание облачности и другие проблемы, - ответил я.
        - Это хорошо, что у тебя настроение бодрое. Так держать!
        Как только все тренировочные подходы выполнили, настало время стыковки.
        - 105й, режим 1, - дал я команду на выполнение дозаправки, чтобы экипаж заправщика понимал - сейчас будет стыковка.
        - Понял, 088й.
        Я уже чувствовал, как пот из организма выходит с невероятной силой. В такие напряжённые моменты и давление с пульсом могут достигнуть больших значений.
        Исходное положение занял. Сделал глубокий вдох, поймал в поле зрения конус и начал сближаться. Меницкий сказал, что теперь он молчит и меня не отвлекает.
        Медленно подвожу самолёт к раскрытому волану. Чем меньше расстояние до него, тем конус сильнее раскачивается. Чувствую, как начинают промокать перчатки. Дыхание слегка участилось. Правую руку стараюсь не напрягать, но от такого количества незначительных отклонений ручки управления, она устаёт невероятно быстро.
        Конус уже в нескольких метрах. Ещё совсем немного, и штанга войдёт в его центр. Сбавлять скорость нельзя, иначе конус сильно разболтает. Солёный вкус всё больше ощущается на губах. Выполнил пару движений ручкой управления и миллиметровое отклонение педали. Есть!
        - Контакт! - произнёс я в эфир.
        - Понял, - ответил мне командир Су-24.
        Штанга вошла в нижнюю часть конуса. Шланг немного изогнулся, но в пределах нормы. «Юбка» конуса дёрнулась в момент касания и уже никуда не делась. Обороты не меняю, чтобы пройти чуть дальше и оказаться в «зелёной» зоне табло УПАЗа. Это означает, что я буду находиться на самом приемлемом расстоянии для заправки от «танкера».
        Прохожу вперёд, и на световом табло осталась гореть только зелёная лампа. Кажется, надо радоваться, но это только начало!
        Пошла заправка. Скорость перекачки топлива у первых модификаций УПАЗов была до 1600 литров в минуту. У Су-24 специально подвешены два подвесных бака для осуществления дозаправки. «До полного» заправляться не будем, поскольку надо оставить следующему экипажу.
        Стоит ли говорить, что я давно не испытывал подобного напряжения. Психологически и физически это самый энергозатратный вид полётов. Во рту уже пересохло, куртка комбинезона прилипла вместе с футболкой к телу. Но самое, что сейчас раздражает - капля пота, которая скатывается по виску.
        Щекочет невообразимо! И не смахнёшь её. Всё внимание только на заправку. Даже на приборы не смотришь.
        - Сергей, минута прошла. Как самочувствие?
        - Бывало лучше, - ответил я.
        - Держись. Немного осталось. Сейчас закончим, - посмеялся Валерий Евгеньевич в ответ.
        Выдержали ещё минуту, а затем пришло время отстыковки. Уменьшил обороты, отходя при этом назад. Световое табло стало менять сигналы. Отстыковались!
        Давно такого кайфа не испытывал. Как только стало возможным, убрал штангу дозаправки.
        - 105й, режим 2, - вышел я в эфир.
        - 088й, понял.
        Шланг постепенно стал убираться в гондолу агрегата заправки.
        - 105й, уборка норма, работу закончил. Спасибо!
        - 088й, понял, всех благ.
        Отвернул вправо и запросил у руководителя полётами на стартовом канале условия на заходе для посадки. А в эфире уже слышен голос Морозова, который после меня должен отработать дозаправку.
        В районе аэродрома пришлось выработать топливо. После посадки и освобождения полосы, Валерий Евгеньевич подвёл предварительный итог.
        - Стоит признать, что первая заправка удалась. Попал хорошо, напряжение выдержал.
        - Спасибо, и коньяк, видимо, выиграл я.
        - Мне не жалко, Сергей!
        Как только зарулили на стоянку, мне не терпелось открыть фонарь и вдохнуть свежего воздуха. Взмок ужасно. Спустившись по стремянке, я отжал рукава комбинезона. Несколько больших капель упали на бетон, а Меницкий одобрительно похлопал меня по плечу и поздравил с успехом.
        - И как тебе наша работа? - спросил он, когда я уставшей рукой расписывался в журнале у техников.
        - Она всё ещё лучшая в мире.
        Мы несколько минут поговорили, дожидаясь посадки Байрамова и Швабрина. Когда они зарулили, Ваня не сразу покинул кабину. Впечатления и ощущения от дозаправки в воздухе у него были сильнее, чем у меня.
        Байрамов дождался Швабрина, и они вместе подошли к нам. Ваня при этом выглядел очень радостным, но весьма замученным. Улыбка, если она была искренняя, у него застыла на лице. Такое ощущение, что Швабрин и рад бы не улыбаться, но челюсть у него свело от усталости.
        - Даже не бледный, - сказал Меницкий, поздравляя с первой дозаправкой Ивана.
        - Евгенич, мы в норме. Вы как? - спросил Сагит Тагирович, пожимая мне руку.
        - Нормально. Это вон ребятам жарко, - улыбнулся Валерий Евгеньевич.
        - Ага. И чего они такие мокрые.
        Шутки-прибаутки - в авиации нормальное явление. Она вся держится на заклёпках и подъё… подшучиваниях.
        До конца полётов мы сделали ещё один вылет. Теперь уже сразу работали со стыковкой, сделав предварительно несколько «сухих» контактов. На разборе полётов Гурцевич, который тоже летал сегодня с кем-то из слушателей, был доволен, выразив благодарность лётчикам-испытателям конструкторских бюро, и не стал их задерживать.
        Меницкий и Байрамов, пройдя мимо меня и Швабрина, попрощались с нами. Как только они вышли, Гурцевич продолжил.
        - Всё сделали быстро. Можно было и план не переписывать, - сказал Вячеслав Сергеевич, который устал не меньше, чем остальные.
        - Так значит, у нас появился свободный день, верно? - спросил помощник Гурцевича по штурманской службе Карлов.
        Среди слушателей послышались тихие смешки. Евгений Иванович Карлов - большой любитель «натуральных продуктов» с высоким градусом. Его интерес по поводу выходного был понятен и начальнику школу.
        - Иваныч, не забудь, что послезавтра майская демонстрация. Все должны присутствовать, - предупредил Гурцевич.
        - Конечно. Всё как обычно, - с энтузиазмом ответил Карлов.
        - Насчёт выходного идея хорошая. Поддерживаю её, - высказался зам. начальника Мухаметов.
        Гурцевич устало выдохнул и задумался.
        - Хрен с ним, с ружьём! Отдыхаем завтра, все свободны, - громко объявил начальник школы.
        Какой-то прям очень хороший день сегодня! Даже не хочется думать, что его может что-то испортить. Его ничего и не испортило. Как и следующий месяц за ним.
        ИЮНЬ 1983 ГОДА.
        Мы упорно двигались к окончанию учёбы. Теоретические занятия закончились. Иногда только Глеб Артакович Адмиралов приходил и рассказывал интересные моменты, касаемо конструкции новых самолётов или аэродинамики.
        Уже было известно, что начались ходовые испытания авианесущего крейсера «Леонид Брежнев», а в Крыму полным ходом шли полёты на тренажёре. Конструкторское бюро Сухого не отставало от «микояновцев». В итоге за место на корабле теперь шла борьба между МиГ-29К и Су-27К.
        История и в этом случае сделала рывок. Эти два самолёта должны были «родиться» чуть позже, но теперь всё иначе. Мы с Иваном уже не могли дождаться, когда же будет выпуск, и мы сможем напроситься на испытания «корабелок».
        На нашем аэродроме появились первые серийные Су-27. На них тут же начали допускаться наши инструктора. При виде полёта этого самолёта, кроме как щенячий восторг не испытываешь.
        Об этом истребителе мечтал Коля Морозов. Я заметил, что он каждый день ходил на стоянку и осматривал его. Запоем читал РЛЭ в секретной библиотеке. Похоже, что он сильно хочет попасть к «суховцам». Пусть у него получится.
        И главное, что время очень быстро несло нас к ещё одному событию - распределению. За себя и Ваню не переживал. Мы уже настолько примелькались на лётной станции конструкторского бюро МиГ, что стали там своими.
        Наступила середина июня, и вот-вот мы должны уже на законном основании быть распределены на новое место работы. На календаре четверг.
        Хороший летний вечер мы с Верой решили провести в кинотеатре, а затем прогуляться по парку Циолковска.
        Время за просмотром замечательного фильма с супругой пролетело очень быстро. Зал был полон народу. В фойе смех и улыбки местных жителей, обсуждающих «Вокзал для двоих» Рязанова, который мы только что посмотрели.
        - Михалков - потрясающий! - впечатлена Вера игрой Никиты Сергеевича. - Хоть и эпизодическая роль, но очень колоритная.
        - Согласен.
        Выйдя на улицу, мы сразу попали в эпицентр вечерней жизни города. Пускай и будний день, но людей в сквере перед кинотеатром огромное количество.
        Влюблённые пары скромно держатся за ручку, оглядываясь по сторонам. Дети на велосипедах, радостно улыбаясь, дрифтуют среди прогуливающихся. Все места на лавочках заняты молодёжью или более старшим поколением. Кругом веселье, танцевальные ритмы и аромат цветов, смешавшийся с потрясающим запахом сладкой ваты и пончиков. Мимо палатки с чудесной выпечкой пройти невозможно. Даже Вера не удержалась и взяла два пончика.
        - Как у тебя на работе дела? - спросил я, когда мы уже шли по направлению к парку.
        - Всё хорошо. Продвигаемся. Кстати, твои подсказки очень хорошо работают. Мне стыдно, что все лавры не тебе достаются.
        - Ты у меня и сама очень умная. Я ж просто говорю, что сделал бы на твоём месте. Вот и всё.
        Мы вошли в центральный парк, где людей было не меньше. Основное внимание всех детей занимали, конечно, аттракционы. Но не меньше их интересовали и выставленные образцы авиационной техники.
        Здесь и МиГ-15, и Ан-10, и несколько вертолётов. Конечно же, «старина» Ан-2 и ещё более «возрастные» поршневые Ил-2, Як-3 и так далее. В столь авиационном городе, как Циолковск, не организовать такую выставку, просто не могли.
        - Ты не переживаешь насчёт завтрашнего дня? - спросил Вера, намекая на распределение.
        - Нет. У меня и Вани уже имеется договорённость. Нет оснований переживать. Завтра в школу прибывает представитель Министерства авиационной промышленности для решения всех вопросов.
        - А у других как? Я за Морозова ещё переживаю. Помнишь, как он нам про жену рассказывал. Пошлют его куда-нибудь в Иркутск, а она и скажет ему, что не поедет.
        - Ну ты же поедешь? - посмеялся я. - Если меня туда отправят.
        - Зачем такие вопросы задаёшь? - возмутилась жена. - В Иркутск, значит, в Иркутск. Там тоже можно жить и летать, правильно?
        - Конечно, - ответил я, но понимал, что такое развитие событий было бы не самым лучшим.
        Престижнее всего работать в конструкторском бюро. Самым желанным было попасть именно к «микояновцам».
        Вера с интересом рассматривала образцы авиационной техники. А потом она остановилась и застыла перед МиГ-21. Да и мне самому было приятно смотреть на этого «красавца».
        - Правда, что вы - лётчики «разговариваете» с ними? - указала Вера на самолёт.
        - Да. К сожалению, ответного слова ещё не дождались, - посмеялся я. - Машину нужно уважать и любить.
        - Это так здорово.
        Вера подошла к МиГ-21 и аккуратно погладила его по фюзеляжу. Её глаза горели, будто она смотрит на ребёнка, который вот-вот появился на свет.
        - О чём бы ты с ним поговорил? - спросила она, широко улыбнувшись. - Я вот попыталась ему пару ласковых сказать, но здравый смысл не даёт мне и слова произнести.
        Я подошёл к самолёту, собрался с мыслями и тоже не сразу сообразил, что сказать. Прикоснувшись к МиГ-21, сразу погрузился в воспоминания о недавних событиях в моей жизни.
        Это и первый самостоятельный вылет на данном самолёте в Белогорске. Что-то кольнуло в щеке, будто я снова испытал на себе разгерметизацию кабины на большой высоте. И это мы тоже пережили с МиГ-21.
        Я провёл рукой по направлению к конусу воздухозаборника и ощутил дуновение ветра «афганца». Зачесалось плечо от воспоминаний катапультирования над территорией душманов.
        И всё пронеслось в памяти очень быстро. Каждый полёт на МиГ-21, словно был заново мной пережит. Вера подошла ближе и погладила меня по плечу.
        - С тобой всё хорошо?
        - Знаешь, а я только сейчас понял, сколько меня связывает с этим самолётом. Кстати, какое сегодня число?
        - 16 июня.
        Потрясающее совпадение! В этот день почти 30 лет назад, МиГ-21 совершил первый полёт. У него сегодня день рождения.
        Я выпрямился, поправил воротник рубашки и сделал полшага назад, чтобы полностью лицезреть самолёт.
        - Кхм, дорогой товарищ именинник! Тебе сегодня много уже сказано слов, но теперь скажу я, - со всей серьёзностью начал я поздравлять МиГ-21.
        Вера сильно удивилась, но не отвлекала меня, слушая каждое слово.
        - Все тебя знают, как настоящего бойца. Ты никогда не сдавался даже в боях с более молодыми коллегами. Количество войн, которые ты прошёл, не сосчитать. И на пенсию ты, дорогой друг не собираешься, - улыбнулся я. - Здоровья тебе, дружище. С днём рождения!
        Я посмотрел на Веру, которая слегка растрогалась от увиденного. Да что там она! У самого в груди невероятное чувство гордости, что довелось летать и воевать на этом самолёте.
        Придя утром в школу, я не узнал коллег. В классе гробовое молчание. Кто-то ходит между столами, щёлкая пальцами. Боря сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Его губы слегка шевелились, будто молитву какую-то читает.
        Иван был более спокойным. Он просто листал толстенную книгу теории реактивных двигателей. Тоже нервничает, хотя причин для этого не было.
        Спустя полчаса пришёл заместитель Гурцевича по научно-методической работе Василий Филиппович Крымов, чтобы довести нам порядок волнительного процесса распределения.
        - Вызываем по одному в соседний класс, где с каждым будет решаться вопрос индивидуально. Прибыли представители Министерства авиационной промышленности. У них своё виденье распределения. Многое будет зависеть от вашего желания, - объяснил Крымов, пожелал всем удачи и забрал с собой первого человека.
        Им оказался Морозов. На его лице не было и тени сомнения. Он даже старался улыбаться.
        - Не переживаешь? - спросил у меня Ваня.
        - Нет. Зачем бы нас тогда приглашали на занятия в КБ МиГ, если потом бы могли передумать?
        - Согласен. Сколько у них там лётчиков? Четыре человека осталось на фирме работать?
        - Да. С народом напряжёнка. Плюс Александр Васильевич Федотов уже возрастной, - ответил я.
        На фирме МиГ и правда была нехватка народу. Когда я это узнал, то был шокирован. Мне казалось, что лётчиков в этом конструкторском бюро всегда было много, а тут всего 4.
        Через пятнадцать минут вернулся Морозов. Он светился от счастья, рассказывая, куда его отправят работать.
        - КБ Сухого! Я изъявил желание и Гурцевич поддержал. Министерские работники не возражали. Предложили в Таганрог сначала, но я решил не отказываться от своего желания, - сказал радостный Морозов.
        - А как супруга отреагирует? - тихо спросил я.
        - Она высказалась «за», если получится остаться в Москве. Мировоззрение у неё немного поменялось, - ответил Николай. - Кстати, Серый ты следующий.
        Я молча кивнул и вышел из кабинета. Постучавшись в соседнюю дверь, получил разрешение войти.
        Стандартная ситуация с процессом распределения. Только народу сейчас передо мной не так уж и много. Гурцевич сидит слева и уже зачитывает мою биографию представителям Министерства.
        - Сергей Сергеевич, куда у вас душа лежит пойти работать? - спросил у меня один из работников министерства.
        На вид обыкновенный советский человек в строгом костюме. Тёмными, аккуратно уложенными, волосами. Бросается в глаза только слишком глубокая ямочка на подбородке. Он внимательно смотрел на меня, ожидая ответа на поставленный вопрос.
        - Огромное желание работать в конструкторском бюро МиГ, - ответил я.
        - Это хорошо. Даже замечательно, - ответил другой представитель Министерства в сером костюме. - Нам же меньше работы, верно?
        - Да, Игорь Витальевич, - сказал Вениамин Григорьевич и откинулся на спинку стула. - Вот только есть проблема - никто об этом ничего не знает. Лично вы, Родин, конструкторскому бюро МиГ не нужны.
        Глава 21
        Кабинет погрузился в напряжённую тишину. Представитель Министерства Авиапрома смотрел внимательно, не сводя с меня глаз. Гурцевич вопросительно посмотрел на Вениамина Григорьевича. А третий член этой «распределительной» комиссии улыбался.
        - Чего вы так на меня смотрите, Вячеслав Сергеевич? - улыбаясь спросил Вениамин Григорьевич.
        Слова чиновника с ужасной ямочкой на подбородке, ставящие крест на распределении в КБ МиГ, ещё отдавались эхом в моей голове. Только не пойму, чего он такой весёлый?
        - Я что-то не то сказал? - обратился ко всем представитель Министерства.
        - Не понимаю вашей радости, Вениамин Григорьевич.
        - Я, кстати, тоже, - поддержал меня Гурцевич. - Товарищ Родин изъявил желание работать в конструкторском бюро МиГ. С чего вы решили, что его там не ждут?
        - Лётчики на фирму МиГ не нужны. Что в моих словах вам непонятно? Нет заявок, просьб, рекомендаций, направлений, желания руководства. Какой хотите выбрать ответ? - спокойно сказал Вениамин Григорьевич.
        - Честный и прямой, - произнёс я.
        Места в конструкторском бюро МиГ есть. Потребность тоже. Об этом прекрасно знают в Министерстве. Получается, что тут два варианта, почему из меня сейчас делают дурака.
        В Министерстве не хотят развития конструкторского бюро МиГ, поэтому вставляют палки в колёса со всех направлений. Не просто же так на фирме всего 4 лётчика. Плюс любая авария рассматривается комиссией по расследованию авиационного события, как измена Родине. Это вариант номер один.
        Вариант под номером два - личная неприязнь ко мне со стороны кого-то в Министерстве. Звонки Гурцевичу, задержка с вручением приглашения в посольство, а теперь и непонятки с распределением. События одной цепи, ведущей к одному человеку. Кажется, Егор Чубов собрался взять реванш.
        - Вы не переживайте, Сергей. Без работы мы вас не оставим, - посмеивался Вениамин - «дырявый подбородок», надевая очки и просматривая бумаги.
        - Конечно. Не волнуйтесь, молодой человек! Выбор у вас колоссальный, - успокаивал меня его коллега.
        Какой-то развод начинается. Ну не могли на фирме МиГ взять и кинуть меня с Ваней! Им же нужны люди. Зачем тогда было нас подготавливать к работе в их конструкторском бюро?
        - Так. Ну вот! Смотрите, как вам повезло. Мест уйма, - посмотрел на меня поверх очков Вениамин Григорьевич. - Знаю, что вы отличный лётчик.
        - Лучший в этом наборе, - поправил его Гурцевич.
        Вот это оценка! Первый раз слышу в мой адрес такое. Не зазнаться бы!
        - Хорошо. Раз всё так, как сказал начальник школы, то лучшему лётчику на выбор предоставляем три лучших места: Новосибирский авиационный завод, Киевский завод, завод им. Гагарина в Комсомольске-на-Амуре,- продолжил Вениамин Григорьевич.
        На фирме МиГ очень ценят преданных людей, не сомневающихся в своём выборе профессии и месте работы. Если проявлю сейчас хоть каплю интереса к другой структуре или предприятию, это приведёт к проблеме с попаданием к «микояновцам». Это будет «козырь» для этих двух «распределителей» из Министерства.
        - Мне эти три места неинтересны. Я дал принципиальное согласие на работу в конструкторском бюро МиГ, - уверенно произнёс я.
        Скрывать факт предварительных разговоров с фирмой теперь нет смысла. Да и нет здесь состава преступления. Блатом ни я, ни Ваня Швабрин при распределении не пользовались. Это был выбор старшего лётчика фирмы и всего остального лётного состава.
        Вениамин Григорьевич задумался, а его коллега Игорь Васильевич взял слово.
        - Давай, ещё какой-нибудь вариант предложу. Сергей, подумай о своём будущем, - уговаривал он меня.
        Уступать нельзя. Без работы всё равно не оставят, так что надо стоять на своём.
        - Подумал. Не утруждайте себя в зачитывании списка других мест работы, - ответил я.
        - Товарищи, мне довелось лично беседовать со старшим лётчиком фирмы. Он мне назвал фамилии двух лётчиков, которых они рассматривали на свободные должности, - сказал Гурцевич.
        - Это хорошо, что вы беседовали. У Министерства и управления лётной службой, в частности, есть более достоверная информация, - ответил Игорь Витальевич.
        - Тогда вы не будете возражать против звонка на фирму МиГ, чтобы они прояснили ситуацию, - сказал Гурцевич и встал из-за стола.
        - Конечно, только это уже не важно. Сейчас Родин выберет предварительно место работы, а потом делайте что хотите, - надменно произнёс Вениамин Григорьевич. - Выбирайте, Сергей Сергеевич.
        Предсказуемые эти два чиновника! Всё хотят от меня согласия работать в другом месте. Надо упираться дальше. Тогда будет возможность Гурцевичу позвонить.
        Вениамин Григорьевич продолжил перечисление заводов по серийному производству и ремонту авиационной техники. Как это ни удивительно, все они находились на солидном расстоянии от Москвы.
        - Я уже выбрал место работы.
        - Родин, чего вы упираетесь? - возмутился Игорь Витальевич.
        Нервный какой! Смотрел бы он лучше в окно и не мешал, а то только ворчит не по делу. Авторитетом пытается давить?
        - Воды? - попытался разрядить обстановку Гурцевич.
        - Можно, - недовольно ответил ему главный «распределитель» Вениамин.
        - На подоконнике есть графин со стаканами, - ответил ему начальник школы, который не собирался быть официантом для представителя Министерства.
        Я знал, что у Вячеслава Сергеевича есть чувство юмора.
        - Шутите, значит? Ничего, - ответил Игорь Витальевич и пошёл за графином. - Родин, ты выбрал что-нибудь для себя?
        Вот пристали! Интересно, насколько у них хватит терпения. Или они думают, что заставят меня согласиться на условный авиаремонтный завод в Барановичах?
        Хотели бы принудительно отправить, уже бы это сделали. Значит, заявка на меня есть в Министерстве. Всё больше склоняюсь к варианту номер 2, который указывает на шаловливые ручки Егора Алексеевича.
        - Для себя место работы выбрал. Повторять его снова не вижу смысла, - ответил я, когда Игорь Витальевич вернулся к столу, небрежно поставив на него графин.
        - Что ты за человек, Родин? - покачал головой Вениамин Григорьевич. - Ну, хорошо! Надо тебе в конструкторское бюро? Вот есть место в КБ Туполева. Только одно. Согласен?
        Блин, чего он такой настырный? Придётся ещё раз повторить.
        - Нет. Можете больше не спрашивать, - ответил я.
        У Вениамина Григорьевича затряслись скулы. Он налил себе воды из графина. При этом был напряжён настолько, что немного пролил на стол.
        - Выйдите отсюда. Зайдёте после всех, - тихо сказал Вениамин.
        - Понял. Хорошего дня, - спокойно ответил я и направился к выходу.
        Мне показалось, господин «впадина на подбородке» кинет стакан мне в спину. Как же так Егору Чубову удалось их подговорить?
        Видимо, действуют они ограниченным кругом. В какой же тогда сейчас должности Чубов в Министерстве, раз может вот так вступать в сговоры с управлением лётной службы?
        Выйдя в коридор, я ускорился, чтобы рассказать всё Ивану. Возможно, его также будут сейчас прессовать. Заглянув в класс, где сидел Швабрин, я позвал его в коридор. Как только он услышал от меня пересказ событий в кабинете, изначально не поверил.
        - Бред какой-то, Серый. Ты думаешь, что они реально пытаются нас, как лохов развести? - спросил Ваня.
        - Дешёвый развод, согласен. Поэтому и нужно быть внимательнее. Возможно, будут ещё подводные течения, - ответил я.
        Гурцевич шёл по коридору и позвал за собой Ивана на беседу в кабинет. Швабрин пошёл вслед за ним и скрылся за дверью. Не прошло и пяти минут, как я услышал громкие возгласы из кабинета.
        - Чего хорохоришься, Швабрин? Работать совсем не хочешь? - кричал Игорь Витальевич.
        Как таких ещё держат в Министерстве?
        Дверь открылась, и спокойным шагом вышел Иван. Увидев меня, он развёл руками и улыбнулся.
        - Не срослось. Предложения в Тбилиси и Ташкент меня не устроили.
        - Странная история, верно? - уточнил я.
        - Давай потерпим. Сейчас все пройдут, а потом мы. Главное, чтобы никого к «микояновцам» за это время не отправили.
        Ожидание было недолгим, и через час мы со Швабриным стояли перед кабинетом. Гурцевич вышел к нам и сказал мне заходить первому.
        - Стой на своём, если хочешь к Федотову, понял? - шепнул он мне и ушёл дальше по коридору.
        Кажется, Гурцевич решил меня оставить одного с представителями Министерства. Может, он как раз и звонит в КБ МиГ, чтобы прояснить ситуацию.
        Ваня пожелал мне удачи и я вошёл в кабинет. Чтобы спастись от летней жары, в кабинете включили кондиционер. Его рычание сопровождалось шмыганьем со стороны Вениамина Григорьевича. Дай Бог здоровья, ему, но видок у него был болезненный.
        - Вы…под… пчих? - чихнул несколько раз Вениамин Григорьевич.
        Час назад ещё был бодрым, а тут сморил его насморк.
        - Будьте здоровы, - сказал я.
        - Давайте уже закончим, Родин. Пойдёте работать в конструкторское бюро Сухого! - произнёс Игорь Витальевич, пока его коллега утирал нос.
        Я промолчал. Решили всё-тики поставить меня пред фактом.
        - Это не шутка, молодой человек. За этим конструкторским бюро большие перспективы. А что в «микояновской» фирме? - добавил Игорь Витальевич, сняв с себя галстук.
        - А вся страна летает на самолётах МиГ, - ответил я.
        Вениамин Григорьевич вытер нос и отклонился назад.
        - Решение принято, товарищ Родин. Вы направляетесь на работу в КБ Сухого. Свободны.
        И в этот момент дверь в кабинет громко открылась. На пороге стоял Федотов в генеральской форме и фуражкой в руке. Из-за его спины показался Гурцевич и, слегка улыбнувшись, подмигнул мне.
        - Доброго дня, Александр Васильевич, - поздоровался Игорь Витальевич.
        По выражению лица Федотова было видно, что он недоволен. Не здороваясь, он молча достал из портфеля документ и положил перед Вениамином Григорьевичем.
        - Ну, вот! - радостно сказал Игорь Витальевич. - Нам меньше работы. Заявка на вас появилась, товарищ Родин. Мы уже вас чуть было принудительно не отправили в другое конструкторское бюро.
        - Что значит, принудительно? - спросил Федотов, посмотрев на меня, а потом повернулся к Гурцевичу.
        - Сергей Сергеевич не хотел ничего слышать о других местах работы, - сказал Вячеслав Сергеевич, не давая открыть рот двум представителям Министерства.
        После небольших трений, я написал заявление и вышел из кабинета. Зашедший следом Иван вышел гораздо быстрее. Федотов всё это время был в кабинете и не выходил.
        Похоже, что проблема разрешилась.
        - Цирк устроили с этим распределением. Раньше всё решалось в кабинете начальника школы. И то, всё уже было известно заранее. А сейчас целая процедура, - сказал Федотов, спускаясь по лестнице вместе с нами.
        Выйдя из здания, он расспросил нас о том, как было дело с распределением. Мы подошли к его чёрной «Волге», куда он забросил портфель и фуражку. После нашего рассказа, он почесал затылок и крепко пожал каждому руку.
        - Молодцы, что не поддались на уговоры. На нашей фирме преданность ценят больше всего, - сказал Федотов, сел в машину и уехал.
        Вечером я довольный и с букетом ждал Веру на выходе с проходной ЛИИ. Увидев меня, она быстро перебежала дорогу и крепко меня обняла.
        - Красивые цветы. Как распределение? Мы остаёмся здесь или куда-то едем? - спросила она, вдохнув аромат красивых роз.
        - Остаёмся. Или ты уже собрала чемоданы? Были небольшие проблемы, но всё разрешилось, - сказал я, и мы пошли с ней в сторону дома.
        - Серёжа, а когда тебе было легко? Вспомни хоть один подобный эпизод, - улыбалась Вера, поправляя прядь волос.
        - Зато не скучно.
        - Это уж точно! Как вообще прошло это мероприятие?
        Не удержался и рассказал, как на самом деле всё обстояло. Вера слушала внимательно, пару раз возмутилась, а потом задумалась над природой столь странного поведения господ из Министерства.
        - Серёжа, он не отстаёт от нас, разве не видишь? Опять этот Егор Алексеевич козни строит. Его, кстати, повысили в должности. Девчата напели на работе, - сказала Вера. - Так, противно было слушать, как они его восхваляют!
        - Ничего. Главное, что он уже к вам не приезжает, верно?
        - А зачем? Он женился. Тесть у него очень важный, - сказала Вера, и я ждал, когда она назовёт мне имя той, с кем породнился товарищ Чубов.
        Здесь удивления у меня не было, поскольку женился он на дочери товарища Русова. Почти что династический брак.
        Следующий месяц проходил ещё под впечатлением распределения. Разговоры были только о будущей работе. Все слушатели перешли на полёты только на той технике, которую им предстоит эксплуатировать на будущих должностях. Исключение составлял только Боря Чумаков.
        Он получил распределение в ЛИИ и летал на том, что останется.
        К великому сожалению, состоялась реинкарнация Коли Морозова. Будущая работа в КБ Сухого вскружила ему голову. Теперь он при любом удобном случае высказывал недовольство любой техникой, кроме продукции фирмы Сухого.
        На одной из подготовок к полётам ему в голову буквально моча в голову ударила.
        - Вот что такого в МиГ-29? Самолёт ближнего привода! Двигатель проблемный. Авионика? Я полетал на Су-27 и могу сравнить…
        Так, его монолог продолжался очень долго. Швабрин пытался с ним спорить, что два истребителя Су-27 и МиГ-29 несколько разные классы.
        Морозова можно понять. Он теперь человек фирмы и должен работать в её интересах. А мы с Иваном - в интересах КБ МиГ.
        В такой конкурентной борьбе и должна развиваться наша авиация.
        Ваня Швабрин увлёкся чтением «Правды». На первой странице огромный разворот и заявление Андропова по итогам встречи с главами государств Организации Варшавского договора. Пока с ними мы союзники.
        - Серый, а ты что думаешь по поводу сравнения МиГ-29 и Су-27? - спросил у меня Морозов.
        - Пока не слетаю на Су-27, не смогу объективно сравнить два самолёта.
        - Вот! А я в отличие от тебя слетал, - гордо заявил Коля.
        - И за это Николай ты получишь расстегай, - в стихах ответил ему Боря Чумаков.
        - Чего смеёшься, Борян? Обиделся, что тебя никакая фирма не взяла? - попытался уколоть его Морозов.
        - Я хотел в ЛИИ, туда и попал. Мне здесь интереснее.
        Колю не удовлетворил такой ответ, и он начал расспрашивать Борю дальше. Через пару минут ситуация уже напоминала допрос.
        - Ты чего пристал, Коля? Летаешь на Су-27 и молодец, - сказал я. - Чего ты добиваешься этим своим сравнением?
        - Я просто хочу, чтобы вы поняли, какой это хороший самолёт. Сколько у него перспектив! А вы упёрлись в МиГи и всё! Что это за конкуренция, когда полстраны летает на самолётах одной фирмы? - возмутился Морозов.
        - Вот ты будешь работать в интересах своей фирмы, а мы своей. Это нормальная конкуренция, - ответил ему Иван.
        В кабинет зашёл Лоскутов с плановой таблицей на завтрашний день. Мне был назначен пилотаж на МиГ-29 и пару полётов на МиГ-23 на отработку различных методик.
        - Кстати, вы чего тут спорили? - поинтересовался Гена.
        - Решаем, чей самолёт лучше, - ответил я.
        - Ответ очевиден, - недовольно сказал Морозов.
        - Ого! Вот она борьба между кланами! Хотел бы я на это посмотреть в полёте. Недавно проводили учебный бой МиГ-29 и Су-27. Результат ничейный. По крайней мере, нам так сказали, - улыбнулся Лоскутов.
        Судя по всему, подобная демонстрация этих самолётов произошла раньше чем это было на самом деле. Тогда результат был ничейным, но с оговорками.
        - Ерунда. Многое зависит от лётчика, который пилотирует машину. Я бы не проиграл на Су-27, - надменно произнёс Коля.
        Откуда такая уверенность? Морозов, конечно, лётчик хороший, но за столь короткий срок прочувствовать все возможности Су-27, вряд ли может.
        - Жаль, что нет возможности твои слова опровергнуть, - спокойно произнёс Ваня Швабрин, убирая в сторону газету.
        Лоскутов оторвался от плановой и посмотрел на меня, а затем на Морозова. Уголки его губ растянулись, и он отложил в сторону ручку.
        - Кто сказал, что нет возможности, Вань? - произнёс Гена.
        Глава 22
        Лоскутов записывал изменения в плановую таблицу, а дискуссия тем временем в классе не прекращалась. Ваня продолжал уверять Морозова в том, что нет смысла устраивать соревнования между двумя истребителями.
        - А чего ты переживаешь? - спросил радостный Коля, которому выпал шанс проявить себя круче всех в нашем наборе.
        - Я не переживаю, а не понимаю твоего стремления доказывать что-то. Ты добился того, чего хотел на распределении. Зачем сейчас возбухаешь?
        - Ванюша, тебя никто на бой не вызывает. Сиди и помалкивай.
        Для меня данный полёт - возможность вспомнить чувство борьбы в воздухе. Ощутить тот самый адреналин. А главное - посмотреть, на что способен МиГ-29 в бою против Су-27. С научной точки зрения это будет очень позитивный момент, даже если я проиграю. Можно будет найти слабые стороны в самолёте своей будущей фирмы, а после и пути их решения.
        Но ведь для Николая - способ выпендриться. Смотрю я на Гену и не понимаю, почему он не хочет вмешаться в спор.
        - Гена, а ты ничего не хочешь им сказать? - тихо обратился я к Лоскутову, пока Морозов толкал очередную речь о величии Су-27.
        - Не вижу смысла. Ты же хотел на воздушный бой слетать? Вот и лети. В программе подготовки есть несколько таких полётов. В чём проблема?
        - В том, что Морозов на Су-27 летает всего 2 месяца, пускай и плотно.
        - Ты сомневаешься в его профпригодности? - посмеялся Гена.
        - Самолёт ещё сырой. Ты бы не рискнул выводить его на критические режимы?
        Лоскутов задумался. Пускай и нашей школе поставили для полётов уже серийные Су-27, но я же знаю историю этого самолёта. Это великолепная машина. Одна из лучших в мире. Но прежде чем стать таковой, она прошла долгий путь. Сейчас в любом полёте может вылезти какая-нибудь «болячка», которая ещё не была выявлена в процессе испытаний.
        - Морозов все ограничения знает. Не переживай, Сергей, - ответил Гена. - Один бой открутите в первой половине дня, сойдёт?
        - Понял.
        Я посмотрел на Морозова, который сиял от счастья, что завтра у него появится возможность меня переиграть. Пускай, лишь бы он уже отвалил.
        Утром после указаний мы отправились на стоянку с Николаем. По пути проговорили весь сценарий боя. Мне удалось донести до Морозова, что нужно быть внимательным к самолёту.
        - Всё хорошо будет. Сильно тебя гонять не стану, - посмеялся он, когда мы подходили к стоянке.
        - Гонять? Ты уверен, что хорошо освоил самолёт? - улыбнулся я.
        - Достаточно, чтобы выйти победителем.
        Такое ощущение, что у нас тут соревнование!
        - Тебе это так важно? Что это тебе даст?
        Николай задумался. Значит, не такой уж он и безнадёжный, раз сомневается в целесообразности обязательно победить.
        - Сергей, представь, что это ещё один эпизод конкуренции между фирмами. Ты представляешь МиГ, я - Сухого. Это на пользу делу.
        - Надо провести десятки полётов на воздушный бой, прежде чем добиться необходимых результатов в сравнения этих машин. Думаешь, если ты сегодня выиграешь, Су-27 станет лучше МиГ-29? Или в КБ тебя похвалят за подобное достижение?
        Коля ничего не ответил, а только фыркнул.
        Наши самолёты стояли рядом. Смотрю на них, и душа поёт. Два лучших истребителя в истории отечественной авиации! Размерами они различаются кардинально, поскольку это два разных класса подобных самолётов.
        Тем не менее размер тут не решает. Несмотря на преимущество Су-27 в дальности и мощности работы локатора, его можно спокойно нивелировать.
        Специально изучил вчера диапазоны высот и скоростей, чтобы найти наивыгоднейший вариант ведения боя. Осмотрев самолёт, я ещё раз подошёл к Николаю.
        - Давай пройдёмся «пешим по лётному».
        - Не стоит. Всё уже обсудили.
        Что за упёртый человек?
        - Пошли, - потянул я его за собой, и мы ещё раз прошлись с ним по сценарию.
        Условились, что отработаем по 3 атаки каждый. По высотам диапазон установили 5000 - 7000 метров. Особое внимание Морозова, я обратил на выход из атаки, чтобы не попасть в струю выхлопных газов.
        - Серый, давай лететь уже, иначе завёрнут нам этот полёт.
        Не слушает старших. Ну, я всё что мог, ему сказал. Главное, чтобы Коля не ставил себе цель обязательно выиграть бой. Безопасность в нашем случае на первом месте.
        Запуск произвели быстро.
        - Гордый, 088й, прошу вырулить паре, - сказал я в эфир.
        - 088й, разрешил.
        Посмотрел на Морозова и… правильно сделал, что посмотрел! Балбес начал выруливать первым. Совсем уже оборзел?
        - 087й, вы первым взлетать будете? - запросил у него руководитель полётами.
        Надо бы сейчас в эфир рявкнуть на Николая, да только все услышат. После полёта всё ему выскажу.
        - Гордый, 087й первым будет. 088й за ним, - ответил я и порулил следом.
        После прохождения техпоста, Морозов вырулил на полосу и ждал, пока осмотрят мой самолёт. Техник внимательно всё проверил, погладил правую консоль и разрешил дальнейшее руление.
        - Готов, - сказал я в эфир.
        - Понял. 087й, карту выполнил, взлёт, - запросил Морозов.
        Руководитель полётами дал ему добро. Су-27 медленно покатился вперёд. Постепенно раскручивались обороты двигателей. Пара секунд и включились форсажи.
        Быстрый разбег, нос поднят и самолёт оторвался от полосы. Набрав скорость, Морозов сделал пару бочек, устремляясь как можно выше. Что он этим хотел показать, не понимаю.
        После прогрева двигателей, в воздух поднялся и я. Занял курс в направлении пилотажной зоны, где мы будем отрабатывать воздушный бой.
        - Гордый, 088й 5000 занял, - доложил я.
        Меня перевели на канал пункта наведения. В эфире сразу услышал голос Николая. Ему хотелось снизиться на 4000 метров и начать первую атаку в переднюю полусферу, пока я ещё только иду в зону. Хитрит уже в самом начале боя!
        Обушник разворачивает на меня Морозова, подымая его на 6000 метров.
        - 088й, вам курс 230, высота 5000. Первая атака 087го будет в переднюю полусферу, - дал мне указание офицер боевого управления.
        Выхожу на заданный курс. Скорость выдерживаю 600 км/ч. Не знаю, понимает ли Коля, что ему нужно меня затягивать в скоростной диапазон 500 - 550 км/ч. Именно там у Су-27 полное преимущество. На скоростях выше этого диапазона, МиГ-29 будет сильнее. Но это всё в теории.
        - 087й цель по курсу, дальность 35, ниже 1000, - давал Морозову целеуказание ОБУшник.
        Маневрировать мы договорились с удаления 15. Посмотрим, насколько хорошо Морозов сможет удерживать меня в зоне поражения.
        - До цели 25.
        В своём прицеле я уже вижу, как приближается ко мне метка от самолёта Николая. Он всё ближе. Даже скорость прибавил. Совсем балбес и не знает сильных сторон Су-27.
        - До цели 20.
        Он всё ускоряется. Хочет сразу на дальности 15 закричать, что пустил ракету. Готовлюсь совершить манёвр, как только офицер боевого управления даст команду. Предвкушение хорошего манёвренного боя постепенно начинает захватывать. Ещё секунда, и меня полностью накроет азарт схватки.
        - 15! - громко произнёс в эфир ОБУшник.
        Перекладываю самолёт вправо и ухожу в сторону. Слева наблюдаю, как на меня начинает пикировать Николай, но это было ожидаемо. Прибавляю скорость, подворачиваю влево и устремляюсь вверх.
        Он заходит вбок. Приближается ко мне слева, зная о слепой зоне моего локатора. Он совсем близко, но пока не может меня поймать в прицел. Ещё немного надо вытянуть его.
        - Цель слева под 40, выше 600, - выдал моё местоположение ОБУшник, сообщая разницу наших высот.
        Сейчас он управляет Николаем и обязан подсказывать, где я нахожусь. Высота уже 6000. Скорость позволяет мне уйти вниз, выполнив переворот. Но ещё рано.
        - До цели 6, выше 600.
        Сделаю переворот сейчас и Морозов накроет меня, поскольку мы уже скатимся в его скоростной диапазон. Плюс это будет нижняя граница по высоте.
        Двигатели работают на форсаже. Пара секунд и я выманю его на манёвр.
        - До цели 5, слева под 40.
        Вот теперь пора! Задираю нос. Тело вдавливает в кресло. Выполняю переворот и ухожу вниз.
        Ручку управления отклоняю на себя и отворачиваю вправо. Не самый сложный манёвр, но Коля как-то плохо среагировал на него. Ему бы устремиться за мной, а он продолжает вираж.
        Я же только ощутил тяжесть в нижней части тела и небольшое давление на грудь.
        Морозов понял, что ошибся и вертикально уходит вверх. Тянет самолёт на мёртвую петлю, но это слишком просто! Наблюдаю, как прицел захватывает цель. Нажимаю гашетку.
        - Пуск 1, Пуск 2, - спокойно произнёс я и выполняю отворот в правую сторону.
        - Понял, - отвечает офицер боевого управления. - Продолжаем наведение в заднюю полусферу.
        - Принял, - недовольным тоном сказал Николай.
        И тут он решил не отходить на положенное расстояние. Докручивает петлю и выходит сзади меня. Только и успеваю отвернуть! В зеркало вижу, как он начинает маневрировать и уже пытается обойти меня сверху.
        Начинает гонять меня из стороны в сторону, не отпуская из поля зрения. Вот теперь мне совсем нелегко! За минуту я уже столько змеек сделал, что гигантского удава на индикаторе кругового обзора пункта наведения нарисовать можно.
        Отворот вправо, и сразу выполняю переворот. Пикирую вниз, но Николай успевает перестроиться. Снова накрывает сверху и готовится атаковать. Ещё один резкий отворот влево, ручку управления на себя и начинаю косую петлю. Сблизились с Морозовым очень сильно. Он так и хочет мне на голову сесть.
        Приходится ещё раз сделать переворот. Дышится не так спокойно, как в самом начале. Давление в области таза возрастает.
        На приборы уже не смотрю. Знаю, что самолёт выдержит все критические режимы. Манёвр за манёвром, продолжаю изматывать Колю. Высота 6000, а он лезет ещё выше, чтобы меня накрыть. Неправильно, дядя Коля!
        Морозов заходит на меня сверху справа. «Ныряю» под него и добавляю скорость. Он не успевает спикировать и остаётся сзади.
        Однако, сделал он это очень быстро. Если добавит оборотов, то выйдет на линию атаки. Мне уже некомфортно! Его план сработал. Стало быть, надо рисковать.
        Ручку управления на себя, скорость падает. Отклоняю правую педаль. Самолёт начинает вращение. Давно так не вертелся, а потому не сразу сориентировался в пространстве.
        Вижу, как подо мной проскакивает Коля. Он тоже пытается затормозить, но тянет слишком сильно на себя. Его самолёт подымает нос.
        Я уже выровнялся по горизонту, а он только пытается это сделать. Странно, что за Николаем чёрные следы дыма. Двигатель Су-27 не коптит. Значит, что-то не то происходит.
        - 087й, тёмный след от тебя. Борт порядок?
        - Порядок, - резко отвечает Коля.
        Делаю разворот, чтобы посмотреть, что произошло. Самолёт Морозова начинает хаотичные перемещения вверх и вниз. То задирает нос, то собирается пикировать.
        Он как будто его не слушается. Коля теряет скорость, и я обхожу его.
        Хлопок и из левого двигателя вырывается пламя. Су-27 начинает резко снижаться.
        - 087й, горишь! Горишь! - громко говорю я в эфир, но Николай молчит.
        Следую за ним. Самолёт Морозова продолжает терять высоту. Хвостовую часть начинает охватывать пожаром. Из центра фюзеляжа бьют оранжевые языки. Валит чёрный дым. Из сопла правого двигателя потянулся густой сизый шлейф.
        Пламя продолжало превращать Су-27 в огненный шар.
        - Коля, горишь сильно! - повторяю я.
        Но он борется. Огонь меньше не становится, а самолёт всё ближе к земле. Ещё один хлопок из второго сопла.
        - Гордый, 087й, пожар двигателей. Катапультир…
        Коля не успел договорить. Его горящий самолёт продолжал вести себя, словно взбесившийся конь. Высота была уже 2500 метров. В такой ситуации бороться с неизбежным смысла нет. Я смотрел за поведением самолёта и понял, что сейчас Коля собирается его увести подальше от населённого пункта.
        Су-27 накренился и плавно пошёл пикировать. Тут же Морозов катапультировался. Система аварийного покидания сработала штатно, и его выкинуло со всей невообразимой перегрузкой из кабины. Руководитель полётами трижды повторил команду на катапультирование, но это уже было ни к чему.
        - Гордый, я 088й, наблюдаю купол. Самолёт упал в поле. Как раз в моём районе, - доложил я руководителю полётами.
        - Вас понял. Остаток ваш?
        - 2 тонны. Место приземления 087го доложу.
        Я продолжал барражировать в районе падения истребителя. Горящие обломки раскидало на большой территории, но крупного возгорания травы и окрестных деревьев удалось избежать.
        Морозов опустился в километре от места падения Су-27. Я сделал пару проходов, пытаясь заметить хоть какое-то шевеление с его стороны. Руководитель полётами уже несколько раз запрашивал у меня место приземления Коли.
        Как только я ему доложил, то заметил машущего с земли человека в белом шлеме. Живой и это главное. В эфире уже был слышен голос командира поисково-спасательного вертолёта, вылетевшего с Циолковска. Он принял от меня координаты приземления Николая и передал мне команду немедленно вернуться на аэродроме. Дольше я и не собирался задерживаться в воздухе.
        После посадки и заруливания, я не торопился вылезать из кабины. На душе было неспокойно оттого, что перед полётом «седьмое» чувство подсказывало мне - не готов ещё Коля летать «в полный рост» на этом самолёте.
        Фонарь кабины открылся, и я ощутил свежий воздух аэродрома с ароматами жидкостей и керосина. Комбинезон, который за время нашего короткого боя, полностью промок, на глазах высыхал под лучами тёплого солнца.
        Я посмотрел по сторонам и заметил некую растерянность инженерно-технического состава. Каждый из техников смотрел на меня и молчал. На лице каждого застыл один и тот же вопрос - ну, что там?
        - Всё нормально, мужики. Катапультировался и живой, - ответил я, и все разом выдохнули.
        К самолёту быстрым шагом приближался Лоскутов и Швабрин. Гена, естественно, курил как паровоз. Не успел я сойти на бетон, как они вдвоём закидали меня вопросами.
        И Гена, и Ваня уже знали, что с Колей всё хорошо. Больше всего им было интересно, как так получилось. Я описал свои наблюдения.
        - Близко не подходил к тебе? - спросил Гена, намекая, что Коля мог схватить выхлопных газов, тем самым нарвавшись на помпаж.
        - Нет. Там что-то другое.
        - Может, элементарно, был пожар двигателя? - предположил Ваня.
        - Слишком долго всё развивалось.
        - Главное, Морозов жив. А там будем разбираться, - подытожил Лоскутов.
        К нам подошёл один из техников и передал распоряжение Мухаметова. Заместитель начальника школы ждал меня в лётной комнате и как можно быстрее.
        Поблагодарив техсостав за работу, я направился в лётную комнату. По дороге начал представлять сейчас себя на месте Морозова, которому ещё предстоит вернуться в строй после катапультирования.
        Переживаю за товарища, который не меньше меня любит полёты и небо. Мне известны возможные последствия такой нагрузки. После катапультирования можно и вовсе без полётов остаться. И больше никогда не сесть в кабину хоть МиГ-29, хоть Су-27.
        Придя в лётную комнату, я застал Рашида Маратовича за странным делом. Он задумчиво смотрел на бильярдный стол и перекатывал белый шар из одной руки в другую.
        - О! Родин, жду тебя уже давно, - сказал он и показал мне сесть на диван.
        В этот момент в комнате появились все остальные. Сначала у ребят был порыв спросить, что произошло в полёте, но Мухаметов сказал всем помолчать и не мешать ему задавать вопросы.
        После моего рассказа, Маратович походил по комнате, придумывая очередной вопрос.
        - Почему Морозов решил именно с тобой полететь на воздушный бой? Ещё и по-взрослому всё делал.
        Какие-то странные подозрения у Мухаметова.
        - Так уж сложилось. Запланировали этот полёт именно мне и ему.
        - Да, вот только изначально его в плановой не было. На подготовке добавили и внесли изменения, - сказал Маратович, толкнув шар в бильярдную лузу.
        Что пытается от меня услышать Мухаметов, мне пока непонятно. Может был какой-то негласный запрет на сложные полёты на Су-27. Тогда зачем нужен серийный самолёт, который нельзя полностью использовать? Тем более, в подготовке испытателей.
        - Ладно. Главное все живы, а самолётов ещё наделаем, - махнул рукой Маратович.
        С каждой минутой мне всё больше начинает казаться, что по поводу ограничений на Су-27 я думал правильно.
        В комнату вбежал запыхавшийся Чумаков. Судя по его обмундированию, он только что прилетел и ещё не успел снять высотно-компенсирующий костюм.
        - Мужики, Коляна в больницу увезли. Сказали, не всё так гладко прошло.
        Глава 23
        Морозов парень непростой, но он наш товарищ. Раз у него беда, необходимо поддержать его насколько возможно.
        Вечером отправились к Николаю в госпиталь. Прибытие нашей «делегации» выглядело со стороны как выкуп невесты. Каждый был опрятно одет, в руках гостинцы. Некоторые даже достали полевых цветов, тем самым решив создать благоприятную атмосферу.
        На входе в травматологию нас встретила «охрана» в лице бабушки, моющей полы. В этот момент кто-то из ребят неудачно пошутил, а Боря Чумаков совершил самую непростительную ошибку - прошёлся по вымытому полу, оставив следы.
        Бабуля, которая мыла полы, пришла в ярость. Чуть не зашибла Борю Чумакова тряпкой.
        - Мать, ну ты посмотри на нас! Мы к товарищу, которого сегодня привезли. К лётчику, - пытался успокоить её Швабрин.
        При этом Иван скрывался за мной, а я уворачивался от тычков шваброй.
        - Бабуль, ну, хватит. Мы же не дети! Вот, эти цветочки вам! - предпринял я попытку вразумить женщину.
        Увидев букет, она тут же растаяла. Помолодела лет на 10 и, даже начала сватать нас к молодым медсёстрам.
        Нам всем пройти к Морозову не разрешили. Гостинцев было много, поэтому договорились, что пойдём мы со Швабриным вдвоём. Предложили и Боре с нами, но тот решил теперь к бабушке-санитарке ближе нескольких метров не подходить.
        - Вы проходите. У него там есть посетительница. Сильно не отвлекайте больного.
        Я посмотрел на Ивана и предложил выждать время. Всё же, отвлекать Морозова от общения с женой было бы неправильно. Тем более, катапультирование прошло не совсем удачно.
        - Быстро оставим фрукты, жене подарим цветы и выйдем, - шепнул Швабрин.
        - Согласен.
        Нас проводили в палату, где лежал Коля. Дверь была закрыта, хотя на улице весьма жарко. Не думаю, что в палате есть кондиционер.
        Мысленно, я приготовился увидеть Морозова в не самом лучшем состоянии. Сразу перед глазами всплывает поход к Нестерову в госпиталь в Белогорске. Картина там была совсем печальная.
        Открыв дверь, я приготовился извиняться за беспокойство перед женой Морозова. Однако в комнате была другая женщина. Гораздо старше.
        - Добрый вечер! Вы позволите, мы войдём? - спросил я и женщина кивнула.
        Морозов лежал на кровати почти неподвижно. Его шея была зафиксирована. Только глаза бегали из стороны в сторону. Первое, что пришло в голову - Николай сильно повредил позвоночник. Вспомнив, что он стоя мне махал с земли после приземления, я отогнал от себя дурные мысли и подошёл ближе к кровати.
        Женщина представилась мамой Николая. Она вытерла слезу и помогла нам разложить фрукты, сок и цветы.
        - Цветы зачем принесли? - с трудом спросил Коля.
        - Для ландшафта. Аромат леса и поля вкупе с весёлыми мелодиями придаст больше сил для выздоровления. Тебе это сейчас нужно, - сказал я, выкладывая на стол радиоприёмник, который передал Гена Лоскутов.
        Он тоже хотел прийти, но занят расследованием по поводу аварии.
        - Да, Коль. Только положительные эмоции, - добавил Швабрин.
        Мама Николая очень обрадовалась нашему приходу. Предложила нам посидеть, пока она сходит к врачу и узнает дальнейшие планы по лечению.
        Как только она закрыла дверь, мы взяли стулья и подсели к Морозову.
        - Как состояние? - спросил Ваня.
        - Хреново. Или ты слепой?
        Мда, настроение у Николая излишне боевое. Ещё пару минут, и нам лучше исчезнуть из палаты.
        - Коль, ты главное - поправляйся. Если что-то нужно, мы всё достанем. Тебя мы не бросим, - вступил я в разговор.
        Морозов злобно улыбнулся.
        - Ты вообще, чего пришёл? Позлорадствовать. Мол, переиграл меня? Что ж, радуйся Родин, пока.
        - Ерунду не неси, Коль. Мы пришли, чтобы тебя поддержать. Ходить ты будешь. Я же видел, что ты вставал с земли. Скоро восстановишься, - продолжил я.
        Швабрин прокашлялся, давая мне понять, что разговора у нас не получится с Морозовым.
        - Идите отсюда. Мне зрители не нужны. Считай, Родин, что я тебя простил…
        - Чего? Простил? Ты чего такое говоришь? В этой аварии никто не виноват. Это случается с техникой. Она может отказывать. Радуйся, что жив и, будешь летать, - уверенно сказал я.
        Не был я полностью уверен насчёт его допуска к полётам. Но раз он шевелит ногами и пальцами, есть надежда.
        - Ты думаешь, во всех твоих бедах виноват Сергей? - после паузы спросил Ваня.
        - Не тебе решать, что и как мне думать. Шли бы вы, товарищи. Без вас тошно, - ответил Николай.
        Разговор следует закончить. Не стоит его сейчас «драконить», высказывая слова поддержки, отправляя «лучи добра» - это всё Морозову не нужно.
        Мы убрали стулья и направились к выходу. Дверь открылась и вошла мама Николая.
        - Ребята, так быстро? Может, чаю попьём?
        - Мам, успокойся. Я их попросил уйти.
        - Если что-то нужно помочь, вы только скажите. И супруга пусть не стесняется. Наши телефоны и где нас найти, она знает…
        - Родин, успокойся. Уехала она сегодня в Крым. Записку только написала. Когда приедет, не знаю. Не утруждайтесь, парни. У вас и без меня работы хватает, - тяжело сказал Николай, махнув ладонью.
        Дальнейшее наше пребывание в его палате было совсем лишним. Теперь понятна причина, по которой он такой нервный. Супруга даже не пришла его проведать в больницу, а написала лишь записку.
        Знаю, что мужиков нельзя жалеть. Это ведёт к их слабости. Но тут мне жаль, что так происходит в жизни Морозова.
        В течение двух недель только и ходили слухи о расследовании аварии Су-27. Конструкторское бюро Сухого постоянно опрашивало инженеров и техников, а также лётчиков, которые летали именно на этом борту. Даже меня пару раз приглашали к членам комиссии, расспрашивая, что я видел.
        Пересказывая события аварии и все внешние признаки пожара и отказа, можно было заметить одну интересную деталь в представителях Министерства. Они всеми силами пытались представить всё как ошибку в пилотировании Морозова.
        Когда меня вызвали в третий раз, то собеседник в кабинете Гурцевича был один. Этот разговор с представителем КБ Сухого был мне организован по личной просьбе их руководства.
        - Я недавно возглавил конструкторское бюро. Ранее работал в Министерстве авиационной промышленности. Плохо вот так начинать работу, но ничего не поделаешь.
        - Пётр Михайлович, Сергей вам ответит на вопросы. Насколько это возможно, - сказал Гурцевич и оставил нас одних, выйдя из кабинета.
        Человека напротив я видел первый раз в своей жизни. Представился он мне как генеральный конструктор фирмы Сухого Пётр Михайлович Самсонов.
        Мощный лоб, кроткий взгляд серых глаз и аккуратно зачёсанные назад тёмные волосы. В начале нашего разговора он пытался шутить, разряжая обстановку. Потом и вовсе перешёл на вопросы, словно это интервью, а не беседа на тему авиационной аварии.
        - Вы первый одержали победу в поединке двух лучших истребителей в мире. Не зазнаетесь? - улыбнулся Пётр Михайлович, поправляя воротник своей белой рубашки.
        - Позвольте с вами не согласиться. Бой так и не был доведён до конца.
        Самсонов посмеялся и отложил в сторону ручку.
        - Мне приятно, что вы так открыты к разговору с потенциальным конкурентом. Насколько мне известно, вас взяли в конструкторское бюро МиГ?
        - Да, но это к аварии не имеет никакого отношения. Что вы от меня хотите услышать? Я уже всё сказал на предыдущих беседах с представителями Министерства Авиационной промышленности.
        Генеральный конструктор задумался, сложил руки и задумчиво почесал подбородок.
        - Я знаю о вашем разговоре с Глебом Артаковичем Адмираловым.
        Ого! Видимо, идеей о переднем горизонтальном оперении наш профессор поделился с «суховцами». Это радует.
        - Мы с ним часто беседуем на такие темы.
        - Теперь хочу услышать от вас лично мысль, что произошло с самолётом.
        Да я ж откуда знаю? Совсем меня за пророка считают?
        - Здесь сложно что-то дельное вам сказать, - ответил я. - В кабине был другой человек. С ним не пробовали беседовать?
        - Николай - отличный лётчик. Мы к себе не берём простых. Но в данном случае он совершил ошибку.
        - Какую?
        - Этого мы не знаем.
        Прекрасно! А человека уже обвиняют! Понятно, что новый самолёт, который только пошёл в серию, дорабатывать сложно. В условиях конкуренции с КБ МиГ это удар по репутации.
        - Так что вы думаете, товарищ Родин про отказ? - спросил Самсонов. - Речевой информатор не сработал. Система управления стала отказывать не сразу…
        - Как это не сразу? Я видел, что самолёт его не слушался. Значит, были неполадки. Возможно был отказ гидросистемы, - прервал я генерального конструктора.
        - Хорошо. Вы говорили, что пожар начался с левой хвостовой части фюзеляжа, верно? Так вот, она пожаробезопасна.
        Я прокрутил в голове ещё раз всё, что видел в тот день. Пожар начался с левого двигателя. Это верно, но не с самого двигателя, а с левого бокового обтекателя хвостовой части.
        Точно! Подобный отказ практически невозможно выявить на земле и при испытаниях. Я начал излагать свою мысль Самсонову.
        По моему мнению, произошёл отказ гидросистемы. Пошла утечка рабочей жидкости, которая, попав на горячее и воспламенилась. Поэтому, сначала был небольшой пожар, а затем стало отказывать управление.
        - А жгуты управления идут как раз по борту самолёта, - задумчиво произнёс Пётр Михайлович. - Тогда почему, этот отказ нельзя было предотвратить на земле? Как проводятся осмотры и регламент?
        - Регламентом не предусмотрено осматривать трубки гидросистемы в некоторых частях. Там и могла произойти утечка.
        - Мистика, - прошептал Самсонов.
        Он молча смотрел на меня и задумчиво кивал. В этот момент Пётр Михайлович прищурил глаза и придвинулся ко мне ближе. Как бы он сейчас и, правда, меня за пророка ни принял!
        Пауза нарастала. Я уже был готов к тому, что он сейчас меня спросит - кто ты, мальчик? Не ты ли сам дырку сделал на трубке гидросистемы, чтобы дураком выставить генерального конструктора?
        Главное, что я подал верную идею. Тот лётчик, который в будущем должен был погибнуть после этого отказа, возможно, останется жив. Да и с Морозова могут снять подозрения.
        - Может, передумаешь к «микояновцам» идти? Я про тебя слышал от Садовникова. Он настаивал взять тебя в конструкторское бюро, - улыбнулся Самсонов.
        Помнит меня ещё, Николай Фёдорович! Наш с ним разговор в Баграме сложно забыть. Да и совместные полёты - это отдельная история.
        Мне не хотелось даже думать о таком поступке, как взять и поменять «коней на переправе» - взять и отказаться от места в КБ МиГ будет подло.
        - Не передумаю. Мы закончили, Пётр Михайлович?
        Самсонов поблагодарил меня, попрощался и отпустил. Выйдя из кабинета, я встретился с Гурцевичем. Он прикрыл дверь и спросил, как всё прошло.
        - Поговорили, обсудили, разошлись.
        - Хорошо. К Морозову больше не ходили?
        Я вспомнил, что было в день нашего посещения. Рассказывать об этом Вячеславу Сергеевичу не стоит.
        - Нет. Мы его маме сказали, чтобы она, если что обращалась.
        - Ладно. Его скоро выпишут. Легко отделался. Врачи говорят, что скоро будет летать, - похлопал меня по плечу начальник школы и вошёл в кабинет.
        Хорошие новости.
        Я подошёл к окну в конце коридора, чтобы посмотреть на аэродром в этот жаркий летний день.
        В небо резво уходил МиГ-29, сразу отворачивая в сторону от города. На полосе прогревался МиГ-31. Окрестности аэродрома в эти минуты были оглушены гулом двигателей.
        На стоянке также стоял Су-27 накрытый чехлами. Пока эти самолёты не летают до выяснения причины отказа. В голове уже родилась мысль, что стоит провести ещё учебные бои с этим самолётом на МиГ-29. Но только когда и «Фланкер», и «Фалкрум», как их называют американцы, «окрепнут». Когда они будут доработаны и готовы во всеоружии.
        Через месяц, завершилось обучение. Выпускной в школе испытателей - момент волнительный, но это не выпуск из военного училища. Построения нет, в небо не летят монеты и нет той грусти на лицах выпускников. Всё тихо и спокойно. Практически «по-семейному».
        Однако, и к этому событию готовиться нужно очень ответственно. Вечером, я собрался прогладить костюм на завтрашнее торжественное вручение дипломов.
        Пятничная телепрограмма не порадовала нас интересным показом фильма или передачей. Шла серия неизвестной мне кинокартины «Соль земли», где действие происходит в Западной Сибири конца 40х годов.
        Вера, которой этот художественный фильм был неинтересен, внимательно наблюдала за тем, как я раскладываю белую рубашку, готовясь к глажке.
        Как и любая супруга, она не может остаться в стороне и всеми способами пытается мне «помочь».
        - Марлю сильнее смочи, - советует мне супруга, стоя рядом с гладильной доской.
        Тяжёлый утюг от Московского «Электрозавода» постепенно нагрелся, и я приготовился к глажке.
        - Ой, не так ты всё делаешь! - вздохнула Вера, подошла ко мне и сама начала гладить.
        Утюг скользил по белой рубашке, разглаживая складки. Но удержаться от улыбки я не смог.
        - Давить сильнее надо, а то не разгладится, - комментировал я каждое действие супруги.
        Пару минут она молчала. Как только она закончила, то сразу перешла к подготовке брюк.
        - Только аккуратнее, а то перед людьми стыдно будет, - продолжил я подтрунивать Веру.
        - Серёжа, может в лётном комбинезоне пойдёшь? Он не мнётся, - улыбнулась она.
        - Нет, дорогая. Твой муж должен выглядеть лучше всех. Там фотографировать будут. Коллеги посмотрят, а у меня штанина мятыя, - ответил я.
        - Ой, всё, - фыркнула она, закончив гладить брюки. - Вешай, а я чай приготовлю.
        Закончив с одеждой, я вошёл на кухню. Приятный аромат приготовленных щей мигом смешался с кофейным. Вера сделала себе кофе, а мне заварила «Чай со слоном» и поставила заварник на стол рядом с коробкой конфет «Птичье молоко».
        - Как там Морозов себя чувствует?
        - Нормально. Сказал, что через месяц ВЛК пройдёт и вернётся к полётам.
        - Здорово. Жена к нему приехала? А то в больнице так и не навестила его ни разу, - спросила Вера, и я чуть не поперхнулся чаем.
        Как же слухи быстро разносятся по городу!
        - Приехала. Завтра увидишь её на вручении.
        - Да больно нужно мне на неё смотреть! К мужу так и не пришла в больницу - что это за жена такая?
        В семейной жизни Морозову не очень повезло. Зато в работе он оказался более удачлив.
        Утром в актовом зале нам в торжественной обстановке вручали дипломы об окончании. Полный зал известных в испытательном мире людей. Генеральные конструкторы и старшие лётчики-испытатели конструкторских бюро, преподаватели, инструктора и руководство школы, а также представители научных институтов и Министерства Авиапрома. Интересно было бы сейчас посмотреть на Егора Алексеевича, но его среди гостей не было.
        Нас рассадили на первом ряду, но не хватало ещё одного - Морозова. На сцене уже всё было готово к торжественному мероприятию. Мухаметов смотрел по сторонам и нервничал.
        В этот момент и появился Николай. В зал он вошёл одним из последних. Морозов поздоровался с Мухаметовым и тихо сел в конце нашего ряда, не обратив ни на кого из нас внимания.
        - Чё то с ним не так, - шепнул мне Чумаков.
        Швабрин, сидевший по левую руку от меня, молчал. Но скрыть свою осведомлённость он не смог. На его лице было написано - «я знаю».
        - Ваня, ничего рассказать не хочешь? - спросил я.
        - Тут нет тайны. Я его разговор слышал с кем-то из «суховских» лётчиков. В Комсомольск его командируют. Пока не восстановится. Будет тренажёры облётывать.
        Вот это действительно удар! Конечно, тут бы любой расстроился. Но мы здесь причём?
        Причину аварии выявили. Вины Николая в ней нет. Руководство школы даже отправило документы на награждение. Возможно, сегодня и наградят. Только рад ли Морозов такой награде?
        Гурцевич вышел к трибуне и открыл церемонию. Говорили со сцены многие гости. Даже Адмиралов высказал напутственные слова. Он всё так же бодр в свои 80 лет! Говорил он долго и очень весело. Зал ухахатывался с его фронтовой истории до слёз.
        - Это всё смешно, сынки. Но впереди у вас новый этап. Жизнь, о которой многие мечтают. Работа, о которой слагают легенды. Но это работа! Лётчик-испытатель - это тяжёлый труд, - громко сказал Глеб Артакович под громкие аплодисменты зала.
        Я посмотрел на Морозова. Он тоже похлопал Адмиралову, но выглядел заторможенным. Отрезанным от мира.
        - Дерзайте, сынки. И запомните, был бы двигатель, а полетит и забор, - улыбнулся Адмиралов и весь зал проводил его овациями.
        Гурцевич вернулся к трибуне и начал вручение дипломов. О каждом из нас сказал несколько тёплых слов. Помимо диплома, ещё и каждый получил знак классности. Из школы мы выпускались в ранге «лётчиков-испытателей 3 класса». Но, не все.
        - Морозов Николай Иванович, диплом с отличием, - объявил Гурцевич и медленной походкой на сцену поднялся Коля.
        Пустым взглядом Николай смотрел сейчас на Вячеслава Сергеевича. Морозов - тот единственный, кому класс не был присвоен. Ему не хватило часов налёта, поскольку он восстанавливался после катапультирования.
        Николай собрался уже идти на место, но Гурцевич его остановил.
        - А теперь, указом Президиума Верховного Совета СССР, за смелые и находчивые действия, совершённые при спасении жизни людей и проявление гражданской доблести, наградить лётчика-испытателя конструкторского бюро имени Павла Сухого - Морозова Николая, орденом «Знак Почёта», - громко объявил Вячеслав Сергеевич.
        Серьёзная награда! Пускай и не звезда Героя, но в самом названии этого ордена почёт и уважение. Коля его заслужил. До конца боролся за самолёт, а затем и увёл его в сторону от населённого пункта.
        Гурцевич прикрепил орден на грудь Морозова и тот пошёл на своё место. Немного оттаял наш «ледяной человек». Встретившись со мной взглядом, он прошёл мимо, а протянутые ему руки других ребят не пожал. Хорошо, что в этот момент Вячеслав Сергеевич начал произносить речь, и всё внимание было адресовано ему.
        Как только церемония закончилась, к нам все начали подходить и поздравлять. Я пожал руку Меницкому и Федотову и увидел сидящую в одном из рядов Веру. Она в лёгком летнем платье с красиво уложенными волосами.
        Рядом с ней сидела и девушка Ивана. Они что-то мило обсуждали, смотря, как мы со Швабриным только и успеваем благодарить за поздравления.
        Во всей этой приятной и радостной атмосфере, в одиночестве остался Морозов. Его тоже поздравляли, но он очень спешил на выход. Я догнал его.
        - Коля, стой! - крикнул я ему вслед, остановив уже на выходе из здания.
        - Чего тебе, Родин? - повернулся он ко мне, расстёгивая пиджак.
        Я смог ближе рассмотреть награду. На пятиугольной колодке, обтянутой лентой светло-розового цвета с двумя продольными оранжевыми полосками по краям, висел прямоугольный орден. На нём были изображены рабочий и колхозница, а также знаменитая надпись о пролетариях.
        - Поздравить тебя хотел. Ты заслужил эту награду, - сказал я и протянул ему руку.
        Пожимать он мне её не стал, а только подошёл ближе.
        - От тебя мне ничего не надо, Сергей. Скоро увидимся, - ответил он, развернулся и ушёл.
        Вот так и делай добро людям!
        Отдохнуть мне и Швабрину дали неделю, а затем мы вышли на работу. За это время своё второе катапультирование выполнил и Федотов с ещё одним лётчиком КБ МиГ. Всё прошло штатно, так что его жизни ничего не угрожало.
        Путь на первый рабочий день пролегал через то же самое КПП. Один из последних тёплых деньков этого лета радовал комфортной температурой и слабым ветром. Проводив наших любимых дам Веру и Екатерину на работу, направились на лётную станцию.
        Мы прошли мимо нашей школы испытателей. На крыльце лётной станции МиГ мы встретились с Меницким, который уже шёл в лётном комбинезоне со стоянки.
        - Вы вот спите, а я уже в полёте! - поздоровался он с нами. - Готовы работать?
        - Конечно, - ответил я за двоих, а то Иван засмотрелся на помятый внешний вид Валерия Евгеньевича.
        Он проводил нас в рабочий кабинет, где уже сидел ещё один наш коллега Сагит Байрамов. В течение нескольких минут мы пообщались, узнали основы распорядка работы и были в предвкушении первых задач.
        - Все документы на вас уже в отделе кадров. Получка будет вовремя. Я договорился, - улыбнулся Сагит.
        По национальности он был казах. Говорил почти без акцента. Высокий рост, длинные растрёпанные волосы, чётко выраженные скулы и густые чёрные брови. Байрамов много юморил, но на столе я заметил, что он серьёзно над чем-то работает.
        - Ладно. Давайте к делу. Сразу приступите к работе или вам нужно осмотреться? - спросил Меницкий.
        - Евгенич, да ты не спрашивай. Сразу назначай, - посмеялся Байрамов.
        Меницкий посмотрел на нас и стал складировать одну бумагу за другой в папку.
        - Пока Александр Васильевич лечится, а я за старшего, вам надо будет вникнуть в направления работы. Каждому сейчас определю фронт. Это тебе, Ивантей, - протянул Валерий Евгеньевич Швабрину большую папку с документами.
        Ваня, раскрыв её, увидел перед собой документацию на корабельный МиГ-29 с различными дополнениями.
        - И что с ним?
        - Модернизируем его постепенно. Готовься в Луховицы на завод частенько ездить, - сказал Меницкий. - А это тебе, Сергей.
        Если у Швабрина папку была увесистая, то мне протянули всего несколько листов. Даже обидно стало.
        Прочитав шапку, я не понял, что это за странное «изделие 9 - 156». Изображения не было, а характеристики самолёта были мне не знакомы.
        - Что смущает тебя? - задал вопрос Меницкий.
        - Странно, мне этот самолёт неизвестен. На нём кто-нибудь летал?
        - На этом самолёте, кроме меня, ещё никто не летал, - улыбнулся Валерий Евгеньевич.
        Глава 24
        Я быстро просмотрел документы и попытался сопоставить известные мне экспериментальные машины. На нескольких листах было прописано техническое задание по данному самолёту, которое было согласовано с Министерством обороны и представителями руководства авиационной промышленности.
        - Ты присядь. Нам ещё разговор долгий предстоит, - сказал Валерий Евгеньевич, снимая куртку лётного комбинезона.
        Он оставил меня в кабинете изучать информацию, а сам направился в раздевалку. Чтобы изучить техническое задание, много времени не нужно. Пока не могу вспомнить - что это был за «Проект 33».
        Одно ясно - конструкторскому бюро нужно модернизировать МиГ-29. В памяти всплыла одна из его первых модификаций с литерой «М».
        Более глубокая модернизация самолёта, которая позволила эффективно работать самолёту по наземным целям, увеличить дальность полёта и упростить пилотирование. Хотя, если сравнивать с легендой МиГ-21, «29й» - иномарка с автоматической коробкой передач.
        Байрамов со Швабриным продолжали общаться по вопросу поставленных Ивану задач. Мой бывший инструктор уже просился как можно быстрее слетать на новой модели корабельного МиГ-29. Сагит обещал, что скоро машину будут перегонять в Крым и там продолжатся тренировки на трамплине.
        - Срок посадки на палубу - ноябрь 1983го. Дальше корабль уйдёт в Николаев и испытания продолжатся только в следующем году, - объявил Сагит.
        Поймал себя на мысли, что отвлёкся от поставленной мне задачи. Уж слишком сильно хотелось поучаствовать в проекте корабельного истребителя.
        Вернулся Меницкий спустя полчаса. Первый раз увидел его в футболке с коротким рукавом и спортивных штанах. Для лётчика он был сложен очень атлетично. Я даже сравнил мышцы моего тела с его. С радостью констатировал, что мне он проигрывает.
        - Кстати, мальчики, а какие у вас есть увлечения? У нас на фирме есть много мероприятий, которые мы проводим для сплочения коллектива, - обратился Валерий Евгеньевич, причёсываясь перед зеркалом.
        Об увлечении спортом среди лётчиков я знал. Федотов был фанатом горных лыж, а Меницкий - футбола. Остальные вклинивались в эти увлечения, насколько им позволяла спортивная подготовка.
        - Как часто в футбол играете? - спросил и Валерий Евгеньевич с удивлением на меня посмотрел.
        - Во! Нам как раз не хватало крайнего защитника. Играем обычно инженера-техники против «штабных». Лётный состав к «штабным» относится. Ну и в городе есть дни, по которым компания хорошая собирается, - улыбнулся Меницкий.
        Договорились с ним, что на следующую игру он берёт меня на «просмотр». Давно не играл в футбол, и хотелось бы вспомнить. Про мой уровень владения мячом Валерий Евгеньевич ничего не спросил, но пояснил - на поле у них есть ребята разных способностей.
        - Так, а как же неофициальное мероприятие? - поинтересовался Байрамов, потирая руки.
        - Предлагаете отметить первый день? - спросил Иван и Сагит показал ему поднятый вверх большой палец.
        - Евгеньевич, вот это мой клиент. Вина? - предложил Байрамов.
        Я сурово посмотрел на Ваню. Ведь обещал мне этот засранец, что пить не будет. А тут обрадовался!
        Швабрин понял мои мысли, но уже давать заднюю было нельзя.
        - Разберёмся, ребят. Как готовы будете, посидим в нашем домике на реке. Шеф подтянется, - сказал Меницкий.
        «Шеф» - так звали Федотова на фирме другие лётчики. Иногда можно было услышать прозвище «Федот», но первый вариант как-то более подчёркивает значимость фигуры этого человека.
        Разговор Сагита и Вани перешёл от делового к банальному личному общению. Мы же с Валерием Евгеньевичем были настроены обсудить будущее нового самолёта. И главный вопрос - как нам успеть до ноября его представить высокому начальству?
        - Почему такие сжатые сроки? - удивился я.
        - Новое руководство Министерства Авиапрома рьяно взялось за перестраивание концепции истребителей 1 к 3. Мол, государству уже не особо нужны два типа истребителей.
        Интересный подход! Неужели в это время среди начальников стали появляться «эффективные менеджеры»?
        - На корабль тоже решено взять только один тип истребителей. У Су-27К есть преимущества. Знаешь какие?
        Не хотелось бы обижать самолёты моей фирмы. Преимущества истребителя КБ Сухого в его дальности, мощности прицела и меньшей посадочной скорости. Последний пункт не самый явный плюс, но для безопасности посадки на корабль значение имеет.
        Я перечислил все плюсы Су-27, но Меницкий посмеялся и замотал головой.
        - Это всё верно, но главное преимущество - административный ресурс. В Министерстве большая часть за продукцию фирмы Сухого. Нас пытаются отодвинуть.
        - Смотрю на задание, которое нам дано от Министерства и не вижу потерю веры в нас, - ответил я.
        - Согласен. Потому и утвердили такой список. Думают, что не сделаем, - произнёс Валерий Евгеньевич и встал из-за стола, чтобы налить себе чаю. - Ты мне давай свои соображения, как мы можем это всё сделать, а я пока тебя чаем угощу.
        Основными требованиями, которое предъявило Министерство обороны были: увеличение боевого радиуса, возможность применения большей номенклатуры вооружения, сохранение манёвренности на прежнем уровне и снижение времени подготовки самолёта.
        - Увеличение топлива повлечёт за собой и больший вес. Значит, нужно облегчать авионику и оборудование. Плюс иные материалы в производстве планера. Сделать его без заклёпок, применив сварные соединения.
        - Верно. И это уже сделано. Новый сплав и конструкция позволили нам использовать внутренние полости для дополнительных баков. Сейчас самолёт вмещает уже 5800 литров.
        Круто! Кажется, МиГ-29М увидит свет гораздо раньше, чем это было в другой реальности.
        - Я сделал облёт двигателей на двух машинах. Планер устойчив. Осталось завершить испытания силовой установки, - сказал Валерий Евгеньевич.
        Возможно, уже реализовали идею многофункциональных дисплеев на этом самолёте, но лучше спрошу.
        - Эргономику кабины не меняли? В задании есть пункты, касаемо удобства лётчика.
        - А что ты хочешь предложить?
        - Вместо аналоговых приборов применить многофункциональные дисплеи. Меньше места занимают и легче по весу.
        Меницкий посмотрел на меня с удивлением. Будто он первый раз слышит про дисплей!
        - Ты хотел сказать телевизионные индикаторы? - спросил он.
        - Вроде того. Смысл тот же. На них можно вывести информацию по системе вооружения, а для резервирования оставить основные приборы на центральной части панели.
        - Пока в разработке. Американцы уже вовсю пытаются на любой самолёт ставить такие экраны. Мы пока только думаем.
        Валерий Евгеньевич тоже считает, это хорошая идея. К тому же на Су-27К подобное ещё даже не планировалось ставить. Для больших начальников увидеть на МиГ-29М даже монохромные индикаторы будет большой неожиданностью.
        Чайник закипел. Он взял две кружки и поставил одну из них передо мной. Наши коллеги вышли на перекур, так что в кабинете остались мы вдвоём.
        - Главное, что на демонстрации будут конкуренты. «Суховцы» покажут Су-27К. Вот и торопимся с модернизированной версией МиГ-29.
        В течение пары недель я и Швабрин готовились к первым полётам на опытных образцах фирмы. Часто бывали на стоянке, осматривали машины на которых предстоит летать. Если у Меницкого появлялось время, он летал с нами на «поддержку штанов» - простые тренировочные полёты на других самолётах фирмы.
        Валерий Евгеньевич, который до поступления в школу испытателей был лётчиком-инструктором, прекрасно объяснял все тонкости режимов, полётных заданий и особенностей пилотирования. Мало того, показывал высокий класс на пилотаже.
        И вот настал день первого вылета. На пути к самолёту меня сопровождал Валерий Евгеньевич, объясняя тонкости задания на испытательный полёт.
        - После взлёта не торопись отворачивать. Почувствуй машину, поскольку двигатели несколько другие. Управление с электродистанционной системой очень мягкое, - продолжал он инструктировать, когда мы ехали на микроавтобусе РАФ на стоянку.
        - Понял. Дальше как и планировалось по заданию, один из двигателей выключаю, верно? - повернулся я к ведущему инженеру по двигателям.
        Меницкий напрягся, увидев, с какой уверенностью я это спросил.
        - Лучше на «Малый газ», - ответил инженер.
        - Хорошо.
        Автомобиль подъехал к самолёту. Ступив на бетон, я не сразу пошёл осматривать новый образец МиГ-29.
        Я сделал пару шагов назад, чтобы посмотреть на все главные внешние изменения самолёта по сравнению с предшественником. Характерный выступ или «зуб» в передней части горизонтального оперения, большой тормозной щиток на верхней поверхности фюзеляжа и ещё пару деталей, которые понятны только знающим людям.
        Поднявшись по стремянке в кабину, я сел и осмотрелся. Вроде всё то же самое. Приборная панель пока ещё только с аналоговыми приборами, но уже намечены поля, для размещения индикаторов. Есть понимание, что сзади новые двигатели, больше топлива в баках и другие изменения.
        Ощущение, что это следующий шаг к истребителям нового поколения, весьма сильное. Подготовку к запуску провёл и запросил разрешение у руководителя полётами.
        - Гордый, доброе утро. 088, прошу запуск.
        - Доброе утро, запуск разрешил.
        Хоть самолёт и новый, но никаких особенностей при запуске не было. Заметил только, что ручка управления ходила гораздо мягче. Давление масла в двигателе росло не так быстро, но в пределах нормы. Посторонние вибраций отсутствовали. Стрелки приборов отрабатывали чётко, без зависаний.
        Получив разрешение на руление, я «отсалютовал» техсоставу на стоянке. Меницкий внимательно смотрел и не уезжал. Наверняка будет стоять до конца полёта.
        Вырулив на полосу, я в течение минуты прогрел двигатели. Все показатели были в норме. Можно взлетать.
        Разрешение получил. Самолёт держу на тормозах, а рычаг управление двигателями переставляю на форсажный режим.
        - Включились оба, - докладываю я и отпускаю тормозную гашетку.
        Новый МиГ рванул по полосе резво. Чувствуется увеличенная тяга его двигателей. Больше тонны самолёт прибавил на этом режиме! Стрелка указателя скорости показывает 260 км/ч. Так быстро я только с ускорителями разгонялся на МиГ-21!
        Отрыв. Начинаю отходить от полосы. Убираю шасси и набираю необходимую для задания скорость. Высота растёт быстро. Нужные 12 000 метров необходимо набрать за минимальное время.
        Аэродром остался позади. Проскакиваю один облачный слой за другим. На высоте 8000 уже нет облаков. Только яркое солнце бьёт в глаза, заставляя меня опустить светофильтр.
        - Гордый, 088, 12 занял, - доложил я.
        - Понял вас, задание разрешил.
        Новые двигатели неустанно толкали самолёт вперёд. Стрелка указателя числа Маха уже перевалила за единицу и продолжала движение дальше. Было ощущение, что «молодой» самолёт не хотел дальше работать. Разгон шёл медленно. Не так, как бы хотелось. А вот топливо на форсаже продолжало испаряться на глазах.
        Скорость достигла значения числа Маха, равного 1.7. Теперь нужен был манёвр, согласно заданию. За несколько секунд надо сделать необходимые действия и вернуться в нормальный полёт.
        Переворот, вишу вниз головой. Ручку управления держу в горизонте и отклоняю правую педаль. Отрицательная перегрузка ощущается здорово. Лицо наливается кровью. Скольжение самолёта получилось большое, и он начал «хрипеть». Не любит ещё таких нагрузок. А ведь дальше будет больше.
        Правый двигатель оставляю на форсаже и быстро перемещаю обороты левого на «Максимал». Смотрю в приборы, стараясь запомнить положение стрелок. Параметры в норме. Пока всё хорошо.
        Возвращаю левый двигатель на форсированный режим. Снова взгляд на приборы: заброс оборотов на полтора процента, температура в пределах нормы, а форсаж включился в работу. Осталось ещё немного помучить и можно возвращаться.
        Обороты правого двигателя снижаю до «Малого газа». В уме считаю до двух, и тоже всё отлично срабатывает. Приёмистость в норме. Самолёт вывел в нормальное положение.
        Однократно мигнула лампа «Вибрации левого двигателя». Жду, что приятный женский голос мне возвестит об отказе, но в наушниках тишина. Это хороший знак.
        - Вибрация левого двигателя, - нарушает тишину «девушка».
        - Вижу, родная, - проговорил я, наблюдая, как лампа «Вибрации» снова загорелась.
        Плавно снижаю обороты левого двигателя. Руки и ноги работаю на автомате, а сам продолжаю контролировать параметры. Ничего серьёзного не произошло!
        А сигнал не снимается. Обороты проблемного двигателя убираю до «Малого газа». Руки и ноги работают раздельно, но одновременно. Не хочу допускать мысли про выключение левого двигателя, но и исключать нельзя.
        Сигнал снимается на снижении. Решаю садиться на одном двигателе, а проблемный оставлю на малых оборотах. Снижаюсь быстро. Аэродром впереди. Полосу вижу отчётливо.
        Правый двигатель работает устойчиво. Появилась рациональная мысль попробовать прибавить оборотов на проблемном двигателе.
        - Неужели собираюсь запускать? А если будет хуже? - спросил я сам себя.
        Я перевел самолёт на крутое снижение. Скорость начала расти, обороты не падали. Надо пробовать увеличить обороты или садиться на одном.
        Рычаг управления левым двигателем начал отклонять вперёд. Обороты медленно, как в замедленной съёмки, поползли вверх. Сигнал вибрации не появился. Значит, двигатель в порядке. Пора на посадку.
        Выхожу в район третьего разворота, высота уже подходит к 1000 метров.
        - Гордый, 088, на третьем, шасси, механизация выпущены, - доложил я.
        - 088, заход.
        Подхожу к полосе, скорость на снижении в пределах ограничений. Обороты обоих двигателей снижаю, выравнивая самолёт. Вибрации нет. «Малый газ» и касание. Бегу по полосе, выпуская тормозной парашют. Благодаря двум куполам, самолёт останавливается быстрее. Смахиваю пот со лба от напряжения. За самолёт переживал больше, чем за себя.
        На стоянке сразу не вылезаю из кабины, а прошу подойти инженеров. У всех вопросы - «как», «что», «всё ли хорошо». С улыбкой смотрю на них.
        - Ребята, у нас ещё много работы.
        Недостатки на новой машине устранялись быстро. Из каждого полёта мы с Меницким «привозили» много данных. Двигатели постепенно становились всё надёжнее, а системы работали без ошибок. Вчера пришла третья машина с бортовым номером 153, которую мы и будем представлять руководству.
        Мы долго обсуждали с Валерием Евгеньевичем, как лучше представить новую машину большому начальству. После очередного полёта на МиГ-29М, Меницкий встретил меня и предложил пройтись по стоянке. Но сразу это сделать не получилось. Техсостав нашей фирмы никогда не отпускал меня без чашечки травяного чая по окончании крайнего полёта в смене.
        - Ну как, сынок? - похлопал меня крупного телосложения техник.
        - Далеко полетит, дядь Вась. - улыбнулся я.
        Техники на фирме МиГ - достойны отдельной истории. Ко мне относились, как к сыну полка! По своему возрасту я был моложе всех лётчиков. Вот за мной и закрепилось прозвище «Сынок».
        Рядом с самолётом один из техников, Герман Геннадьевич уже раскладывал вкусности на газете, прям на ящике с запасным имуществом. Предложил он нам отведать драников, по фирменному рецепту из его родной Беларуси.
        От вкусной выпечки, мы с Валерием Евгеньевичем отказаться не могли. Поочерёдно пили чай, налитый из термоса шахматной расцветки. А в это время третий мастодонт техсостава - литовец Арнас - рассказывал нам о готовности опытного МиГ-29М с бортовым номером 153. Арнас отличался характерным прищуром на левый глаз и привычкой везде ходить со спичкой в зубах.
        Вот такой интересный интернационал собрался за импровизированным столом - два русских, белорус, литовец, и дядя Вася, у которого вообще семья интересная.
        - Василий, а ну расскажи, ты чьих будешь? - посмеялся Герман Геннадьевич, когда разговор зашёл за национальность.
        - Да як его знамо! Мама с Донбасса, а папа - с Караганды. Так шо, простой советский техник, - посмеялся дядь Вася.
        Вот такой он - Василий Сакенович Дуй.
        Перекусив, мы пошли с Евгеньевичем к машине с бортовым номером 153. Она уже была полностью собрана под требования, которые предъявлялись в техническом задании. Мы с Меницким долго ходили вокруг МиГ-29М. Видно было, как он трепетно относится к детищу нашей фирмы.
        - Главное, Сергей, будь внимателен. Я не могу заставлять тебя бороться за самолёт до конца. Это ты решаешь сам.
        Странно начал разговор Валерий Евгеньевич.
        - Всё в порядке. Я понимаю, какой это труд - создание новой машины. Много людей работают над тем, чтобы поднять её в воздух.
        - Да. Только где, та самая грань, до которой можно дойти и не сдаться в борьбе за сохранность техники, - задумчиво сказал Меницкий, поглаживая самолёт в районе кромки наплыва перед левой консолью крыла.
        Он смотрел на самолёт, будто это его ребёнок, чьего рождения он очень ждал. Он хочет мне что-то важное сказать, но пока тянет.
        - Этот борт готов к показу. Мы всё проверили, Валерий Евгеньевич. Инженера уверены в нём.
        - Вот и я уверен. Поэтому у тебя и не составляет труда выполнять на нём сложный пилотаж. Я даже так не могу, как это делаешь ты, - улыбнулся он.
        - Вы мне льстите. Сейчас зазнаюсь, - посмеялся я.
        - Неа. У тебя не получится. Эту машину должен был показывать Александр Васильевич, но состояние его здоровья не позволяет ему это сделать.
        Федотов после катапультирования в августе этого года тяжело восстанавливался. До сих пор не приступил к полётам. Возможно, и не приступит уже.
        - Тогда вам нужно будет это сделать. Вы это заслужили.
        - Тут уже вопрос не заслуг, а умений. И в пилотаже лучше тебя я никого не видел. Поэтому, МиГ-29М представишь ты.
        Глава 25
        Показалось, что я ослышался. Представлять новую технику обычно дают право только старшим лётчикам фирмы.
        - Удивлён? - улыбнулся Меницкий.
        Он ещё спрашивает! Поймал себя на мысли, что уже полминуты задумчиво постукиваю пальцами по фюзеляжу самолёта.
        - Сказал бы «да», но эффект от предложения несколько иной.
        - Что тебя смущает?
        - Абсолютно ничего. Более того, я готов к этому.
        Меницкий посмеялся и взъерошил мне волосы.
        Я прошёлся вокруг самолёта. Уже совсем скоро этот образец появится в войсках. Но для начала его испытают во Владимирске, прогнав по всем критическим и закритическим режимам. Подвесят на него всю номенклатуру вооружения и применят её по воздушным и наземным целям.
        За неделю до показа начались постоянные проверки «сверху». Конструктора проверяли каждую деталь на машине, заставляя меня по три раза в день отрабатывать сценарий демонстрационного полёта. Он был не сложный, но требовал чёткого выполнения. Нужно было выглядеть не хуже конкурентов из КБ Сухого. Они сделали ставку на корабельный самолёт, который они создавали параллельно с основной моделью - очередное изменение истории в хорошую сторону!
        Лётчик на Су-27К, который должен был тоже показать пилотаж, летал не меньше меня. Пилотировал самолёт Вигучев. Делал он это прекрасно. Да и мало кто сомневался в том, что Су-27К - отличная машина.
        Разве что только наш генеральный конструктор Белкин Анатолий Ростиславович. У них с конструктором КБ Сухого Самсоновым была почти «война в Крыму - всё дыму». И это ощущали все.
        Закончив один из моих полётов, я зарулил на стоянку. Следом за мной в воздух поднялся Вигучев и стал репетировать свою программу. Сразу бросилось в глаза, что всё маневрирование проходит на предельной высоте. Но ниже установленных 100 метров он не опускается.
        Открыв фонарь кабины, ко мне по стремянке поднялся Дядя Вася.
        - Как аппарат?
        - Во! - поднял я вверх большой палец.
        - А конкуренты? - шепнул техник, показывая на пикирующий Су-27К.
        - Тоже хороши.
        Только я это сказал, как самолёт выполнил одну из самых красивых фигур высшего пилотажа. Резко задрал нос, не меняя при этом направления полёта. Скорость резко упала. Произошло динамическое торможение. Затем также легко самолёт вернулся в горизонтальный полёт, опустив нос. Кто-то из техников даже поаплодировал.
        У меня же от такой красоты немного мурашки по телу пробежали.
        - Сынок, а мы сможем такую красоту показать? - спросил у меня Дядя Вася.
        - Сможем, но не через неделю, - улыбнулся я.
        - Это правильно. Не торопись. У нас самолёт ещё только крепнет. Его беречь надо.
        Я слез по стремянке вниз и начал разговор с инженерами по поводу работы самолёта. Всех интересовали вопросы, как смотрятся многофункциональные экраны, плавность хода ручки управления и показания работы двигателей. Когда я рассказывал, некоторые не могли удержаться и посматривали на пилотаж лётчика Вигучева.
        - Спасибо, Сергей. Мы все манёвры проверим. Ещё нужно будет слетать, и уточнить кое-какие параметры, - поблагодарил меня один из инженеров.
        На стоянку подъехала машина генерального конструктора. Из чёрной «Волги» вышел сам Белкин. Следом прибыли ещё два автомобиля. Когда пассажирская дверь одного из них открылась, я сразу узнал «высокого» гостя.
        Светло-серый костюм Егора Алексеевича выделял его среди всех. Аккуратно уложенные волосы даже от ветра не развевались. А нос-то как задрал! Взгляд такой, будто он приехал решать вопросы на «бандитскую стрелку».
        - Вот и наш опытный образец, - показал ему самолёт Белкин. - Давайте я вас познакомлю с коллективом инженеров…
        - Анатолий Ростиславович, времени немного. Давайте вы мне расскажете, либо пускай кто-нибудь из специалистов меня ознакомит, - сдержанно прервал его Чубов.
        В своём репертуаре, Егорушка! Вечно занятой, но хоть уже не пьяный.
        - Сергей Родин, подойди сюда, - позвал меня Белкин.
        Я проследовал через скопление людей и подошёл к Белкину. Тот поздоровался со мной и представил Чубову. Невозмутимый Егор сделал вид, что в первый раз меня видит. А главное, улыбнулся. Почти искренне радуясь знакомству.
        - Слышал о вас от моего отца. Вы весьма заслуженный лётчик, хоть и молоды, - пожал мне руку Егор.
        Как играет! Ни одной эмоции не сфальшивил. Руку даже пожал, не пытаясь оторвать.
        - Спасибо! Собственно, что вас интересует? - спросил я, передав шлем технику Арнасу.
        - Расскажите мне вкратце об этом самолёте. В чём его особенности?
        Стоит на время представить, что передо мной не Егор Алексеевич, а важный человек из Министерства АвиаПрома. Пока он вполне адекватно себя ведёт.
        - Давайте подойдём ближе, и я вам всё покажу.
        Рассказ занял у меня не одну минуту. Иногда Чубов переспрашивал и уточнял детали. Пытался шутить. Генеральный конструктор Белкин предложил Егору сесть в кабину. Знает Анатолий Ростиславович, чем можно удивить руководство.
        Как только Чубов занял место в кабине, он поразился видом двух многофункциональных индикаторов.
        - Это впечатляет. У КБ Сухого такого нет. Зато, у них программа интереснее, - сказал Егор и приготовился вылезать из кабины.
        Как только он медленно спустился на бетон, обвёл всех инженеров и техников взглядом.
        - Хорошая работа, товарищи. Так держать, - произнёс Чубов и похлопал.
        В толпе раздались жидкие аплодисменты. Сам же Егор Алексеевич позвал Белкина, и они пошли к автомобилям, активно беседуя.
        Какие-то выводы делает по осмотру техники, товарищ Чудов. Со спины подошёл Швабрин, который тоже недавно прилетел на корабельном МиГ-29. В этом году испытания на корабле не начались. Им с Байрамовым предстоит много работы на тренажёре в Крыму.
        - Опять он здесь. Про полёт не общались? - вздохнул Ваня.
        - Ты про тот самый полёт на Ан-2?
        - Ты так спросил, будто его что-то другое интересует, - удивился Швабрин.
        - Егор Алексеевич интересовался нашей 153й машиной.
        - И что? Он проникся, всё запомнил?
        - Я у него зачёты не принимал, поэтому сказать не могу, - улыбнулся я.
        Машины Министерства развернулись и уехали. Белкин подошёл к инженерам, дав им какие-то указания, а затем направился к нам с Иваном.
        - Сейчас в лётной комнате соберёмся. Есть что обсудить, - сказал генеральный конструктор.
        Мы со Швабриным направились на лётную станцию. По пути прошли мимо Су-27К, который пару минут назад зарулил на стоянку. Самолёт уже обступила толпа работников КБ Сухого, Вигучев приветливо махнул нам.
        - Погодите! - крикнул он, спускаясь по стремянке.
        Среднего роста, светло-русые волосы и сияющая улыбка. Лётчик Вигучев светился от счастья. В светло-голубом лётном комбинезоне с эмблемой конструкторского бюро на груди он сливался с цветом фюзеляжа Су-27К.
        - Хотел поздороваться, - сказал Вигучев и пожал нам руки. - Как дела Вань?
        - Да всё хорошо, Жора. Вы с Сергеем не знакомы?
        Оказалось, что Георгий Вигучев до поступления в школу испытателей был инструктором в Белогорске. В год начала моих полётов он уволился из армии и убыл в Циолковск на обучение.
        - Видел тебя. Хорошо пилотируешь, - улыбнулся Вигучев.
        - Спасибо! Ты тоже неплох.
        - Кстати, а почему не будет пилотажа на корабельной модификации? - спросил лётчик фирмы Сухого.
        Так, так! Начались странные вопросы. Даже в простом разговоре пытаются конкуренты выявить положение дел в нашем КБ.
        - Решили вам место уступить. А то нечестно выставлять только нашу технику для показа, - посмеялся Швабрин.
        Вигучев пожелал нам успехов и вернулся к инженерам.
        Зайдя в лётную комнату, мы увидели задумчивые лица Меницкого и Белкина. Тут же сидел и Байрамов, перебирая в руках ключи от сейфа. Не хватало только Федотова, но он ещё лечился. Должен будет появиться на самом показе.
        Белкин, первым делом предложил обсудить программу демонстрации МиГ-29М.
        - Я разговаривал с Чубовым. Он считает, что «кобра» на Су-27К, смотрится эффектнее.
        - Мы тоже делаем её, но с углом атаки 80°, - ответил Меницкий.
        - Этого недостаточно. Что мы ещё можем показать?
        Началось! Теперь будем менять программу. Приехал Егорушка со своими требованиями!
        - Сергей, что предлагаешь? - спросил Валерий Евгеньевич.
        За несколько дней сложно было что-то придумать. «Кобра» в моём исполнении проигрывала в эффектности манёвру Вигучева. Но есть ещё одна фигура, которую он не демонстрирует в программе. Мог бы, но отчего-то не показывает.
        - Как насчёт «колокола»? - предложил Меницкий.
        Анатолий Ростиславович поддержал эту идею и согласился, что это добавит зрелищности. Байрамов и Ваня тоже. Но меня смущал факт того, что данный манёвр в воздушном бою имеет посредственное значение.
        - Не вижу на твоём лице радости, - сказал Валерий Евгеньевич.
        - Значение этой фигуры двоякое. Люди из военного руководства могут сказать, что потеря скорости в бою недопустима. Сами знаете, что и у меня опыт в этом деле большой, - ответил я.
        - Верно. Разве что уйти от ракет с радиолокационной головкой самонаведения, - поддержал меня Иван.
        Генеральный конструктор почесал лоб и посмотрел на меня.
        - А в чём двоякость значения? - спросил он.
        - С другой стороны - мы покажем надёжность нашей машины. Самолёт, который безопасен в пилотировании на околонулевых скоростях, да ещё на малой высоте. Плюс это говорит о том, что в воздушном бою лётчику не нужно будет беспокоиться за режим работы силовой установки.
        - Мы уже делали такие «колокола». Сергей их выполняет спокойно с высоты 1500. Осталось решить, будем ли мы опускать высоту до 1000, - вступил в разговор Меницкий.
        - За двигатели ручаюсь. Даю добро на изменение в программе. Успеешь отрепетировать Сергей? - спросил Белкин.
        - Конечно. Всё сделаем, - ответил я.
        Все последующие дни шла отработка «колокола». Старались в течение одного полёта сделать его несколько раз, чтобы удостовериться в возможности выводить самолёт с высоты 1000 метров.
        Каждый день весь аэродром сбегался посмотреть на наши «миговские колокола». После заруливания техники выражали восхищение моей работой. Но я постоянно пытался их убедить, что это всё было бы невозможно без их титанического труда. Как и труда сотен и тысяч людей, благодаря которым самолёты поднимаются в воздух. Лётчик - заключительное звено в производственной цепи.
        Вечером перед демонстрацией не мог уснуть. Важный день завтра. Будто я студент перед экзаменом или принцесса перед свадьбой.
        Вера уже крепко спала, обняв меня. Долго лежать в кровати я не смог и пошёл на кухню.
        Холодильник «Бирюса» загудел, как только я включил свет. Закрыв дверь, поставил чайник на плиту и сел за стол. В вазе лежало несколько конфет, каждая из которых напоминала о завтрашнем вылете. Карамель «Взлётная», «Стратосфера», «К звёздам» и так далее.
        Дверь на кухню скрипнула. Сонная Вера, поправляя волосы в бигуди молча вошла и стала готовить себе кофе. Поставив турку на плиту, она села напротив меня, щурясь одним глазом от света.
        - Что случилось? - спросила она.
        - Чаю захотелось.
        Вера повернула голову на часы, висевшие над столом с маркировкой «Янтарь». Большая стрелка показывала на римскую цифру 2.
        - Самое время для чаепития, Серёжа. Тебя что-то беспокоит?
        - Нет. Чаю просто хочу.
        Чайник закипел, выбрасывая столб пара вверх. Пока Вера наливала мне чай, я подбирал слова, чтобы объяснить свою бессонницу.
        Как только передо мной появилась кружка, а стойкий аромат сваренного кофе наполнил кухню, мы продолжили.
        - Завтра полёт… интересный. До этого у меня таких не было, - объяснил я.
        - Дорогой, у тебя уже столько было интересных полётов! И я каждый раз переживаю. Всё будет хорошо, - ответила Вера, отпив кофе.
        - Не притворяйся, что ты не понимаешь всю важность завтрашнего показа.
        Вера кивнула в знак согласия. Завтра будут смотреть не только самолёты или вертолёты, но и беспилотные аппараты, которые КБ Яковлева уже готово предоставить на испытания. В Циолковске никто поднимать эти машины не будет, поэтому их ожидает отправка во Владимирск на полигоны.
        - Для нашей фирмы ничего сложного. Намыть, начистить «Пчелу» и всё, - улыбнулась она.
        Вера взяла меня за руку и посмотрела сонным взглядом.
        - Всё будет хорошо. У меня есть чуйка на успех. Я же видела, как вы работаете. Ваши «колокола» звенят над всем Циолковском.
        Может моя жена каким-то женским восьмым чувством знает, что всё будет хорошо. Значит, и переживать не стоит.
        Утром при выходе из дома меня сразу обрадовала прекрасная погода. Солнце, несмотря на второй день ноября, хорошо пригревало. Придя на лётную станцию, я первым делом пошёл в раздевалку готовиться к вылету. Специально для такого события были заказаны в ателье новые комбинезоны. Светло-синего цвета с эмблемой конструкторского бюро на левом плече. Ещё бы нашивку с именем на груди и тогда совсем было бы круто.
        Меницкий зашёл в раздевалку, когда я уже надевал кожаную куртку.
        - Готов?
        - Да, Валерий Евгеньевич.
        - Присядем, - указал он на скамейку.
        Ваня и Сагит зашли следом и сели напротив. Каждому из нас была отведена роль на сегодняшнем мероприятии. Валерий Евгеньевич будет «гидом» и расскажет большим начальникам о технике нашего КБ. Байрамова отправляют на командно-диспетчерский пункт, чтобы управлять пилотажем.
        Иван будет рядом со мной, чтобы оказывать помощь. Чем мне только помогать, понятия не имею. Зато мне скучно не будет, пока будет идти осмотр техники большими руководителями.
        Прибытие высокопоставленных гостей состоялось в назначенное время. Выглядело, как приезд экскурсии. Впереди шёл человек в стильном тёмном пальто и шляпе, рассказывающий военному руководству о новинках конструкторских бюро. Пока гости были заняты просмотром других образцов, я стал вышагивать весь полёт на земле, работа руками и ногами, будто я в кабине самолёта.
        Сначала делегация посетила ангар КБ Яковлева. Наверняка им представили новые беспилотники. Секретность в отношении этих летательных аппаратов соблюдалась строго.
        Всё это время чувствовалось напряжение. Лётчики КБ Сухого посматривали в нашу сторону с недоверием. Будто мы в ринге и сейчас судья даст сигнал к началу боя. Пока мы только ходим, бросая оценивающие взгляды в сторону друг друга.
        - Вигучев не так приветлив, как неделю назад, - сказал я Ивану.
        - Настраивается. Видишь, пеший по лётному делает, - кивнул он в сторону Георгия.
        Вигучев ходил из стороны в сторону, вращая ладонью. Видимо в уме проигрывал весь демонстрационный полёт. Я подобный самоконтроль уже сделал. Затем он сделал растяжку, потянулся и практически сел на шпагат. Интересная у него разминка.
        Прошло почти получаса, прежде чем важные гости добрались до нашей стоянки. Среди военачальников я узнал маршала Сергея Фёдоровича Ахромеева и главного маршала авиации Павла Степановича Кутахова. Два человека, которые непосредственно своими решениями повлияли на мою судьбу, сейчас стояли недалеко от меня.
        Тут же на первый план вылез господин Чубов, а рядом с ним стоял генеральный конструктор КБ Сухого Самсонов. Молодой, энергичный чиновник сразу начал восхвалять технику наших конкурентов. Причём делал он это, весьма откровенно.
        - Товарищи! Исходя из директивы о создании палубного истребителя, конструкторским бюро Павла Сухого был разработан прототип. Первый и основной вариант - Су-27К, - представил самолёт Егор Алексеевич. - И предлагаю его первым посмотреть в процессе посадки на авианесущий крейсер «Леонид Брежнев» летом следующего года.
        - Почему вы считаете его основным? - задал кто-то из гостей вопрос.
        - Этот самолёт полностью готов к испытаниям с посадкой на корабль. Шасси усиленное, двигатели модернизированы для взлёта с короткого разбега, мощный прицел. По сути, это улучшенный Су-27, который недавно был принят на вооружение. Многие из вас его оценили высоко, - вступили в разговор Самсонов.
        - Разве не должно было быть два типа истребителей на корабле? Мы давали на это согласие, если конструкторские бюро уложатся в сроки, - спросил один из гостей в форме адмирала флота.
        - Мы уже предлагали вам рассмотреть только один тип самолётов на корабле. Проще говоря - сделать выбор в пользу именно этого истребителя. Он полностью готов и ждать других вариантов времени у нас нет, - ответил на этот вопрос Егор.
        Согласен с тем, что Су-27К - гениальная машина. По многим параметрам ему нет равных. Но хоронить проект МиГ-29К в зародыше. Да ещё так явно!
        А самое плохое, что со стороны Кутахова и Ахромеева возражений не было. Кажется, борьба за место на корабле начинает становиться всё серьёзнее.
        - И что нам может показать Су-27К? Где демонстрация возможностей? - спросил Кутахов.
        - Прямо сейчас лётчик-испытатель Георгий Вигучев покажет его возможности в воздухе, - продолжил отвечать Самсонов.
        Лётчик КБ Сухого поприветствовал больших начальников. После нескольких приветственных слов всё внимание переключилось на наш самолёт. Егорка Чубов даже не вышел вперёд, чтобы представить самолёт. Оттого могла возникнуть неловкая пауза. Но тут «бразды правления» взял на себя Валерий Евгеньевич Меницкий.
        Аргументировано, и предельно кратко он рассказал обо всех сильных сторонах МиГ-29М. Особо уделил внимание унификации самолёта.
        - Так это получается, что перед нами не корабельный самолёт? - переспросил Ахромеев.
        - Это тот же самый корабельный вариант, но в «сухопутной» версии. Мы сделали несколько образцов для наземного базирования и морского.
        Дальше он показал стоящий рядом МиГ-29К, который только недавно прибыл с испытаний на тренажёре НИТКА. Можно было бы его использовать в демонстрации, но кабина была ещё старая. Да и двигатели там требовали обслуживания. Решили поберечь самолёт.
        После рассказа о МиГ-29К, Меницкий пригласил Кутахова и Ахромеева посмотреть кабину. Как мы и предполагали, многофункциональные индикаторы сделали своё дело. Внешняя обёртка впечатлила больших начальников. А когда они услышали, что боевые возможности по одновременному поиску и уничтожению как морских, так и воздушных целей у МиГ-29 выше, совсем растаяли.
        По лицу Самсонова было видно, что он напрягся. Да и Егор Алексеевич был задумчив. Его протеже, как минимум, был не лучше нас. Зато как говорил, что только самолёты КБ Сухого следует взять на корабль!
        Кутахов спустился по стремянке к Ахромееву, и они в сопровождении Меницкого и адмирала флота подошли к нам с Иваном.
        - Это лётчики-испытатели нашей фирмы. Швабрин Иван и Родин Сергей, - представили нас военным.
        Кутахов прищурился и усмехнулся, пожимая мне руку.
        - Как дела, сынок? - спросил он, хлопнув меня по плечу.
        - Всё хорошо, товарищ главком.
        - Не ожидал, но рад, что не ошибся в тебе, - ответил он и большие начальники вернулись к остальным.
        Техники получили команду на подготовку самолёта, а я стал занимать место в кабине. То же самое делал и Вигучев. Начиналось самое интересное.
        Георгий стал запускаться раньше меня. Он же будет и демонстрировать пилотаж первым. Так было оговорено.
        Как только он начал руление, запросил запуск и я.
        - Гордый, 088й, утро доброе, запуск.
        - Доброе! Запуск разрешил.
        Тут же в эфир вышел Сагит Байрамов.
        - 088й, я Вынос. Контроль связи.
        - Отлично, - ответил я и начал запуск.
        Двигатель приятно загудел. Приборы включились в работу. Световая индикация теперь на верхней панели части приборной доски. Большинство аналоговых приборов размещались в центральной части. Их стрелки шли чётко и без зависаний. Информация отображалась на двух многофункциональных индикаторах. Красота!
        Самолёт Вигучева поднялся в воздух, начиная программу пилотажа. Пора и мне выруливать на предварительный старт. Дядя Вася погладил консоль и показал мне поднятый вверх большой палец.
        В эфире уже начал работать руководитель пилотажа от фирмы Сухого. Вигучев делал проходы над полосой, «бочку», резво уходил в набор и выполнял манёвры на малой высоте. Я всё ждал, когда он покажет «кобру». Это же настоящая авиационная эстетика!
        И вот Вигучев занял нужную высоту. Прошёл левее полосы. Скорость небольшая. Резко задрал нос. Со стороны кажется, будто змея встала в предбоевую стойку. Самолёт несколько мгновений в вертикальном положении, а потом быстро выравнивается. На мой взгляд, так, как делает этот манёвр Су-27, никто не сможет.
        Мой самолёт на техпосту осмотрели, и я продолжил ждать посадки Вигучева. Через несколько секунд он касается бетонной поверхности.
        Я вырулил на исполнительный старт и стал ждать, когда Георгий освободит полосу.
        Пора и мне взлетать. Мгновенно в голове проносится вся программа пилотажа. Маску притянул посильнее. Ещё раз проверил параметры силовой установки и всё ли в порядке в кабине.
        - 088й, к взлёту готов, - доложил я.
        - Разрешил, - ответил руководитель полётами.
        Откидываю гашетку стартового тормоза. Выжимаю тормозной рычаг. Сразу думаю о том, что надо показать укороченный взлёт. Длина разбега должна быть не более 400 метров.
        Отклоняю рычаг управления двигателями вперёд. Обороты охотно выходят на «Максимал». Нос самолёта прижимается к полосе. Я словно спринтер перед стартом стометровки! Краем глаза смотрю на приборы. Параметры в норме, значит, пора разжигать «факел». Отпускаю тормоза.
        - Включились оба, - докладываю я, что двигатели по приборам вышли на форсированный режим.
        Самолёт задрал нос и сорвался с места. Слегка прижало к креслу, но ненадолго. Скорость стремительно росла. Носовое колесо поднял и на 260 км/ч оторвался от полосы. Непрерывно увеличиваю угол набора. Убираю шасси и сразу выхожу на полупетлю.
        - 088й, я Вынос. Вижу, управляю, - выходит в эфир Байрамов.
        - Понял. Полупетля.
        Фиксирую вертикаль. Указатель скорости на отметке в 400 км/ч. Ручку управления на себя и повисаю вниз головой. Вижу серую полоску ВПП, но времени смотреть по сторонам нет. Дыхание становится прерывистым. Перегрузка давит, но всё в пределах разумного.
        - 1200. Бочка и переворот, - говорю в эфир, чтобы Сагит знал мои дальнейшие действия.
        - Принял.
        Делаю одну бочку, вторую. Переворот и пикирую. Приближаюсь к земле, ремни хорошо удерживают меня в кресле. Высота стремится к предельно-малой.
        - Вывод. 200 метров, - доложил я.
        Ручку управления снова на себя и вытягиваю самолёт на «косую петлю». Каждый манёвр идёт легко, будь то горка или переворот на ней. Но приближается время самого интересного.
        Начинаю вращаться над полосой. Как только пролетел забор аэродрома, разворот на обратный курс. Высота 600 метров. Сейчас будет «кобра», а затем и гвоздь программы.
        Скорость 500 км/ч. Самолёт идёт ровно. Подхожу к центру аэродрома. Резко ручку управления отклоняю на себя.
        Быстро смотрю глазами на скорость, которая моментально падает. МиГ-29 в это момент бьётся, трясётся, гудит. Ему очень не по себе! Одна секунда прошла.
        Перегрузка давит на грудь и спину, а голова совершает «кивок» вперёд. Две секунды, три. Толкаю ручку от себя, и самолёт опускает нос. Потеря высоты минимальная. Выдыхаю и готовлюсь к ещё одной фигуре.
        - Колокол, - предупреждаю я Байрамова.
        Разгон, и начинаю набор высоты. Задираю нос до угла 80°. МиГ стремиться завалиться на спину, но не даю ему это сделать. Вторая «кобра» нам не нужна.
        Уменьшаю обороты двигателей. Скорость постепенно падает. Прохожу отметку в 1000 метров. Движение замедляется, и я на мгновение зависаю вместе с самолётом. Время остановилось.
        Кажется, что ничего тебя не может уже удивить в авиации. И фигуру эту ты делал много раз за последнее время. Но как передать это чувство, когда ты повис в воздухе вместе с многотонной машиной!
        Осознание приходит быстро. Миллисекундная пауза закончилась и МиГ-29 начинает опускаться на хвост. Затем тут же опускает нос и устремляется вниз. Скорость растёт. Вывожу самолёт в горизонтальный полёт.
        - Отлично, 088й. Гости аплодируют, - говорит в эфир Байрамов.
        - Конкуренты тоже, - включается в эфир Вигучев.
        Приятно слышать такую оценку нашей работы. Опять смотрю на параметры двигателей. Всё хорошо. Самолёт всё выдержал. Теперь мы продолжим бороться за выход этой уникальной машины в «серию»!
        Выхожу на ширину круга полётов и запрашиваю посадку через привод. Странное чувство возникло у меня, что слишком всё хорошо. Всё здорово, кроме… давление масла упало. Такого не могло быть. Стучу по прибору, и тут же стрелка стала неистово перемещаться. Загорелась лампа «Форсаж правого двигателя». Ставлю на его «Малый газ».
        До полосы совсем немного, однако, самолёт начинает вести себя неадекватно. Бросок по крену вправо, но я возвращаю его к нормальной траектории.
        - 088й, белый шлейф от тебя, - слышу я голос руководителя полётами в эфире.
        Самолёт резко задирает нос, но я снова выравниваю его. Надо быстрее уводить борт от деревни.
        - 088й, горишь.
        - «Пожар правого двигателя», - вступает в наш разговор девушка по имени РИта.
        Двигатель выключил и тут же промигнула лампа «Пожара левого двигателя». Справа деревня, слева город. Самолёт направить некуда.