Авиатор: назад в СССР 9 Михаил Дорин
        Покоряя небо #9
        1982 год. Активные боевые действия в Афганистане подошли к концу. Сергей Родин, с честью выполнив задание своей страны, возвращается в полк. Впереди прекрасное будущее, новые вызовы и свершения.
        И главная цель - поступить в школу лётчиков-испытателей.
        Михаил Дорин
        Авиатор: назад в СССР 9
        Глава 1
        Я сделал один проход под нижней кромкой облаков, но кроме чёрного дыма и обломков самолёта на склоне видно не было. Кажется, и катапультироваться наш беглец не успел.
        Самолёт выровнял по горизонту. Теперь есть возможность проконтролировать остаток топлива и принять решение, где садиться. Обдумать случившееся ещё будет время. Сейчас нужно думать о себе.
        До аэродрома Шинданд далеко, а на топливомере стрелка почти лежит на левой стороне. Кандагар рядом, но… это Кандагар. Там вечно всё через одно место. Надо вспомнить позывной борта, который ретранслировал мне команды с аэродрома.
        Как там только его позывной? Помню, что цифры шли у него по порядку. Тогда пойдём с самого начала.
        - 123й, 117му на связь, - запросил я, но в ответ тишина.
        Я продолжил набирать большую высоту, чтобы хоть до кого-нибудь докричаться.
        - 678й, 117му на связь, - продолжил я гадать с позывными.
        На канале пеленгации, который я сейчас использую, навряд ли много экипажей сейчас. Поэтому, транспортник, похоже, ушёл со связи, не продолжив исполнять роль ретранслятора.
        - 234й, 117му на связь, - ещё раз запросил я.
        - Ответил, 117й. Все вас ждут, - весело ответил мне радист этого транспортника.
        Надо же, угадал позывной! На панели загорелась лампа, предупреждающая меня об аварийном остатке. Теперь уже у меня точно нет вариантов. Посадку надо выполнять в Кандагаре.
        Ещё минуту назад я переживал, что мне пришлось сбить одного из коллег. Пускай он и предатель, но не так-то просто это принять. А теперь волнуюсь за себя. Катапультироваться не хочу - возможно, никогда потом не смогу вновь сесть в кабину. Спина и так в последнее время не радует.
        - 234й, передайте на Янтарь - цель поражена. Координаты следующие, - ответил я и начал диктовать номера квадратов.
        - Понял. Передаю, - ответил мой ретранслятор.
        Взял курс на Кандагар и надо бы уже запросить о готовности принять меня. Переключил на станции канал на стартовую частоту этого аэродрома и начал вызывать наших коллег.
        - Мирванс, 117му, - запросил я.
        - Отвечает, Мирванс.
        - Доброго дня! 117й, «весёлый», иду к вам с посадкой. Остаток аварийный, - доложил я и с опаской стал смотреть на топливомер.
        Топливо уходило буквально на глазах, а до полосы лететь ещё километров 100. Остаток у меня уже был меньше 500. Но не в первый раз придётся на «ведре» садиться.
        - 117й, у нас обстрел. Полоса не готова. Сейчас запросим для вас… - начал говорить руководитель полётами Кандагара, но тут же остановился.
        Прошла минута после того, как не смогли на моём запасном аэродроме что-то решить. Даже курс мне не поменяли. Как шёл вдоль реки, так и продолжаю следовать в Кандагар.
        Пока они там думают, я решил ещё раз спросить о возможности посадки.
        - Мирванс, 117му. Есть решение по поводу посадки? Со всеми согласовали? - запросил я, проверяя положение рычага управления двигателем.
        - 117й, обстрел у нас. Полоса частично разбита. Посадка невозможна, - быстро протараторил руководитель полётами.
        - Мирванс, 117й иду к вам с посадкой. Своим решением, - твёрдо отвечаю я и начинаю смотреть в наколенном планшете данные аэродрома.
        Частоты приводных радиостанций выставил. Курсозадатчик на посадочный курс установил.
        - 117й, посадка невозможна. Следуйте на Янтарь, - продолжал вопить руководитель полётами.
        Достали эти перестраховщики! Опять со своими обстрелами и поломками полосы.
        - Мирванс, я 117й, сажусь у вас. Точка! - громко сказал я в эфир. - Рубеж начала снижения.
        - 117й вас понял, - сказал руководитель полётами и начал зачитывать мне условия на заходе.
        Особенно было весело слушать, как мне объясняют, с какой стороны у них сильнее стреляют. Затем пошло описание полосы. Вот тут я впервые за долгое время потерялся.
        - 117й, посадку на полосу рассчитывайте с перелётом 250 метров. Далее на пробеге держитесь левее осевой. После центра полосы правее. Если до третий рулёжки не остановитесь, то держаться строго по осевой. Как приняли? - спросил у меня в эфир руководитель полётами.
        - Доходчиво объяснили, - не сдержался я от комментариев.
        Погода была простая. Заходить на посадку в таких условиях одно удовольствие. Но вот полоса в Кандагаре судя по докладу совсем ни к чёрту.
        Начинаю снижаться. Под собой вижу автомобильную дорогу с вереницей застав. Помню, что у каждой из них было какое-то своё название, а самую дальнюю нарекли не то «Нептун», не то «Плутон».
        Перелетаю одну сопку. Внизу широкий участок реки Герируд, питающий целую долину.
        - На посадочной 117й, удаление 10, - подсказал мне в эфир руководитель зоны посадки.
        Окрестные кишлаки в дыму. Видно, что тут шли тяжёлые бои этой ночью.
        Начинаю выравниваться. В воздухе висят вертолёты, обеспечивая прикрытие. Приближаюсь к полосе, в ушах зазвучат команды о проверке шасси и закрылков перед посадкой.
        - Дальний, к посадке готов, - докладываю я и получаю разрешение.
        Держу обороты чуть выше, чтобы сделать перелёт. Прошёл торец и прицеливаюсь в район рулёжки.
        Высота 10, скорость 250… касание! Но это лишь половина дела.
        Хорошо, что предупредили меня о полосе. Здесь не повреждения, а настоящие ямы!
        Отклонил педаль влево, смещаясь от вытянутой поперёк полосы траншеи. Парировал разворачивающий момент правой педалью, и начал тормозить. Выпуск тормозного парашюта.
        Торможу, но впереди ещё одна яма. Увернуться не успею, перелететь не получится. Слегка даю педаль влево и готовлюсь к худшему. Подломлю переднюю стойку шасси и клюну носом. Представил, как меня снесёт на грунт, а там можно и на мины уехать.
        Вот она яма! Подскакиваю, но продолжаю ехать вперёд, зажимая при этом тормоза. Кажется, нужно поблагодарить советских сталеваров, за качественные стойки и пневматики колёс.
        - Полосу освободил, - сказал я в эфир, сбрасывая парашют на повороте перед подборщиками.
        Стоянка в Кандагаре практически ничем не отличается от Шинданда. Те же обвалования с размещёнными в них самолётами. К ним выложены рулёжки панелями металлических покрытий К-1Д. Те самые шершавые железные плиты, которыми обычно заделывают дырки в заборах.
        Здесь ещё и запасную полосу начали выкладывать из этих металлоконструкций, но пока ещё не закончили.
        Транспортные Ан-12 размещены перед зданием главного терминала аэропорта Кандагар. Выглядит это сооружение весьма эффектно. Несколько огромных панорамных окон с белыми полукруглыми арками, большой перрон для прилетающих самолётов, а также грузовой терминал, который сейчас был не чем иным, как стоянкой военной техники. Само здание испещрено следами от пуль и осколков, а рядом несколько сгоревших машин.
        В торце полосы капониры с догорающими самолётами МиГ-21 дежурного звена. Видимо, Кандагар подвергся подобному обстрелу, как и мы когда-то на своей базе. Рядом афганский глинобитный домик и пара разбитых автомобилей АПА. Сразу видно, что основной удар пришёлся именно здесь.
        Как вообще такое возможно, что мы выводим свои войска, оставляя свои части под обстрелами? Кандагар сейчас - наглядный пример, что не всех мы еще духов додавили.
        На магистральной меня встретил техник, показывающий рукой, куда мне зарулить и под каким углом встать. Остановился и начал выключение, сразу открыв фонарь кабины.
        Тут же почувствовал прохладный воздух с примесями керосина, дыма и гари.
        - Здорово, Шинданд! - весело замахал мне техник, поставивший рядом стремянку, когда я снял шлем.
        - С наступившим, Кандагар, - махнул я и стал отстёгиваться.
        - Переполошили вы нас. Говорят, у вас там ЧП произошло? - спросил он у меня, улыбаясь своими пожелтевшими зубами с несколькими железными коронками.
        - Как обычно - всё через одно место, - ответил я, не решившись рассказать об угоне самолёта.
        Глазами я искал вокруг какой-нибудь автомобиль с суровым и улыбающимся офицером рядом. Сомневаюсь, что особисты не захотят встретиться со мной для допроса.
        - У вас тоже всё как всегда? Как не запросишь Мирванс, у вас обстрел, - сказал я и пригнулся, услышав характерный гул над головой.
        Над стоянкой прошла пара вертолётов, продолжая кружить рядом с полосой.
        - А правду говорят, что у вас там уже и МиГ-29е поставили дежурить? - спросил техник, закуривая сигарету.
        Рядом с топливозаправщиком, достав при этом пистолет и вставив его в заливную горловину. Всегда знал, что советские техники самые бесстрашные!
        - Такие самолёты у нас имеются. Наш полк должны пересадить на них в этом году, - ответил я, сжимаясь от холода.
        В кабине после такой воздушной драки я насквозь пропотел. А здесь погодка не самая курортная. Ещё и ветер, задувающий за шиворот и в уши.
        - Ты какой-то потерянный, паренёк. Чего случилось, что ты к нам по запасу сел? У нас полоса, как будто у кротов брачный период наступил, - поинтересовался техник, стряхнув пепел на бетон.
        - Топливо не хватило бы до Шинданда, - быстро сказал я, продолжая трястись.
        - А ты чего без куртки полетел? Это у вас в Шинданде может и тепло, а у нас прохладнее будет, - улыбнулся он и пошёл к железному ящику рядом с отбойником. Заправкой продолжил заниматься его коллега.
        Через минуту «зубастик» появился с чёрной технической курткой в руках.
        - Не успел отстирать от керосина. Будешь улетать - вернёшь, - накинул он на меня куртку.
        Других вариантов всё равно нет, как бы мне согреться. Так что буду ходить и пахнуть аэродромом.
        Со стороны главного терминала мчались два УАЗика, поочерёдно обгоняя друг друга. Какие-то прям гонки! Хотя, я догадываюсь, куда они так спешат.
        Завизжали тормоза и два отечественных военных «джипа» остановились передо мной. Чуть не наехав мне на ноги, в желании быстрее оказаться первым рядом со мной.
        - Так, где он? Быстро мне его показали? Спрятали? А я знал, что с вами что-то не то, Рудиков, - выскочил из первой машины дёрганный майор в отглаженной песочной форме и сразу направился к технику.
        Об его «стрелки» на штанах можно порезаться. Вот только зачем он так готовился к встрече сопливого старлея.
        - Евграфович, да перестань ты! Никто его не прячет, - сказал техник Рудиков.
        - Не прячете? А где он тогда? Самолёт не наш, а вокруг все ваши, - размахивал он руками. - Этот вообще в куртке, которую только на коврик для входной двери можно использовать, - указал он на меня.
        - Вы меня извините, но я не «этот», - поправил я этого дёрганного.
        - Это… что… кто? - заверещал нервный майор, запинаясь на каждом слове.
        - Гость ваш - старший лейтенант Родин, - представился я.
        - Так! Что за шутки, Рафиков? Я приехал за лётчиком, который выполнил перехват самолёта. Этот больше на курсанта похож, чем на матёрого война, - отмахнулся майор, но потом задумался и начал присматриваться ко мне.
        - Евграфович, ну он это. На форму его посмотри. Лётная же, - сказал Рафиков, подойдя ко мне. - Вы ж замполит. Всё знаете.
        Майор ходил вокруг меня и не понимал подвоха. В очередной раз нетипичный замполит мне попадается в Афганистане.
        - Ты - Родин Сергей? - спросил он.
        - Есть за мной подобный грешок, - ответил я.
        - Никогда бы не подумал. Слишком молодой, - почесал голову замполит. - Поехали. В штабе посидишь, пока за тобой не приедут.
        - А кто должен? - задал я риторический вопрос.
        - Парень… ой-ой-ой! - покачал замполит головой. - Лучше тебе не знать.
        - Но судя по всему, узнать придётся, - сказал я и майор показал мне на второй УАЗик.
        На переднем сиденье сидел старший машины и, судя по выражению лица, он был недоволен одним только моим видом.
        - Добрый день, Сергей Сергеевич, - официальным тоном поздоровался он со мной, презрительно посмотрев на меня. - Капитан Гуманов, оперуполномоченный местного полка.
        В принципе, я даже не сомневался, что это и есть особист. Не разделяю его мнения, что день сегодня добрый.
        - Здравствуйте, - поприветствовал я этого лысого человека с маленькими усиками под носом.
        - Садитесь в машину, - сказал он, и едва я успел запрыгнуть на заднее сидение, как водитель рванул по магистральной рулёжке.
        Ехали в полном молчании, вдыхая терпкие ароматы, исходившие от моей новой куртки. Заметно было, что человек с усиками из последних сил пытался не обращать внимания на эти запахи. Не выдержал он в тот момент, когда мы выехали с лётного поля.
        - У вас произошла течь топлива? - спросил лысый.
        - Нет. Холодно просто, а я свою куртку оставил в Шинданде.
        - Думали, что окажетесь в тёплых краях? - ехидно улыбнулся Гуманов.
        Странно улыбается этот капитан. Мне уже начинает казаться, что я прохожу по этому делу не свидетелем.
        Когда мы оказались в его кабинете, в течение пары минут было полное молчание. Гуманов занимался чем угодно, но только не общением со мной. Возможно, ему было просто поручено держать меня подальше от всех, чтобы я не сболтнул лишнего.
        - Чаю не хотите? - спросил капитан.
        - Можно, - ответил я и Гуманов пошёл к своему серому сейфу, на котором стояла большая банка с водой и металлический электрочайник.
        Капитан налил воду и засыпал заварку чая «со слоном» в расписной заварник.
        - Как вы умудрились попасть в эту историю, Сергей Сергеевич? - спросил он у меня, сыпя сахар в чашку.
        - Оказался неподалёку, - ответил я.
        Решил не отказываться от сладкого чая, поскольку нужно восстанавливать силы после головокружительного воздушного боя. Голова немного побаливает.
        - Когда мне звонили коллеги и ваши кураторы из Шинданда, настоятельно просили вас оградить от чрезмерного внимания. Стесняетесь людей? - продолжал спрашивать Гуманов, медленно насыпая в чашку уже четвёртую ложку сахара.
        Интересная просьба от моих особистов. Так сильно хотят скрыть эту историю? Сомневаюсь, что получится. Кто бы ни был беглецом, разборок, как и после Беленко, не избежать.
        - Нет. Для меня самого подобная просьба удивительна. С людьми хорошо общаюсь, - ответил я.
        - Понятно.
        Через несколько минут закипел чайник и Гуманов разлил горячий напиток по кружкам.
        - Спасибо, - поблагодарил я капитана, когда тот поставил передо мной чай.
        - Пейте. Вы устали. Столько всего сделали за ночь, - сказал Гуманов.
        Так-так! Началась игра на внимательность. Пытается меня подловить на какой-то неосторожной фразе. А я уже начал думать, что меня действительно в гости позвал к себе особист по просьбе коллег из Шинданда.
        - Товарищ капитан, вы если что-то хотите напрямую спросить, то спрашивайте. Зачем эти все аккуратные и провоцирующие фразы? - спросил я и Гуманов, отхлебнув чай, ехидно улыбнулся.
        - Никакой провокации, Сергей Сергеевич. Обычная работа простого оперуполномоченного, - ответил капитан и достал из ящика в столе тарелку с конфетами «Золотой ключик» и печеньем «Альберт».
        - Понятно.
        Конфетками я решил угоститься, но был настороже. Капитан очень нацелен на разговор. Может и спровоцировать на неверный ответ.
        - Война заканчивается, а сражения ещё нет, верно? - спросил Гуманов и я, молча, кивнул. - Сколько вы в Афганистане?
        - С марта 1981 года, - ответил я.
        - Немного вам оставалось, чтобы спокойно убыть в Осмон.
        - Почему вы так сказали, будто я тут ещё останусь после положенного мне срока? - спросил я.
        - Думаю, что ваша командировка закончится гораздо раньше, - твёрдо сказал капитан. - И я сомневаюсь, что вы этому обрадуетесь. Успели уже все свои дела закончить, прежде чем пойдёте под суд?
        Да что он несёт? Он меня за предателя считает или… Похоже, что с Шинданда пришла команда меня не оградить, а задержать.
        Дверь за спиной открылась, и на пороге появились двое мужчин в песочной форме с множеством карманов, в том числе и на рукавах. Та самая «эксперименталка», которая должна пойти в войска через пару-тройку лет.
        - Он здесь, товарищи, - подскочил со своего места Гуманов и поспешил поздороваться с вошедшими.
        Один из них - Краснов. Выглядел он уставшим, как будто новогоднюю ночь отмечал как это и полагается советскому человеку - много ел и пил, а потом поздно лёг спать.
        Второй - Сергей Иванович. Какую должность в аппарате КГБ он занимал, я не знаю, но он явно был начальником для Краснова.
        - Мы видим. Оставьте нас, - сказал Сергей Иванович и Гуманов вышел за дверь, оставив свой чай недопитым на столе.
        Только сейчас заметил, что сижу на стуле и не отрываю своей пятой точки. А ведь в кабинет вошли минимум генерал с полковником. Аккуратно поставив кружку на стол, я начал вставать, почувствовав боль в позвоночнике. Попытался не корчить болезненную мину, но дискомфорт был очень чувствительным в нижнем отделе.
        - Не торопись, Родин, - сказал Сергей Иванович и медленно подошёл ко мне. - Опять мы с тобой видимся при странных обстоятельствах, - сказал он и протянул мне руку, когда я выпрямился.
        - Сам себе удивляюсь, - ответил я ему и пожал руку.
        - А чего так керосином пахнет? - спросил Сергей Иванович и пошёл к столу. - Где так измазался?
        Ох, и зря я взял эту куртку у техников! Лучше бы помёрз на улице, а потом согрелся чаем. Теперь везде со мной этот запах.
        - На стоянке куртку техники дали, чтоб не замёрз, - ответил я.
        - А спирт зажали или тоже угостили? - улыбнулся Краснов, здороваясь со мной.
        - Не пью, Леонид Борисович, - ответил я.
        - Помню, помню, - ответил Краснов и показал мне садиться.
        Сам же Леонид Борисович сел позади меня у стены, взяв отдельный стул. Я и не надеялся, что разговор с этими людьми будет обычным.
        - Итак, рассказывай, Сергей. Как всё было? - спросил Сергей Иванович.
        После моего продолжительного рассказа, предполагаемый начальник Краснова отклонился назад и задумчиво почесал затылок.
        - Как всё грамотно было продуманно. Наше упущение, Борисыч, - сказал Сергей Иванович.
        - Мда. Из Толкачёва тоже не смогли вытащить эту информацию. Хорошо, что у нас есть Родин, - похлопал меня по плечу Краснов.
        - В каком смысле? - удивился я.
        Первая мысль была, что меня как-то использовали втёмную в этом процессе. Мол, всё рассчитали. А все эти догонялки были не чем иным, как инсценировкой, дабы найти уязвимые места у 40й армии.
        - Ты не волнуйся. Репрессии, которые затронут твой полк тебя не коснуться. В этой истории ты один из немногих, кто поступил правильно, - сказал Сергей Иванович.
        Насчёт правильно ли. Я не до конца уверен. Меня до сих пор гложет, что сбил кого-то из своих. Пускай это и было необходимо. Однако говорить об этом не надо. Неправильно поймут.
        - Раз вы так считаете, я могу узнать имя беглеца?
        Сергей Иванович посмотрел на Краснова и не торопился с ответом.
        - Угонщик самолёта, чтобы совершить преступление, тяжело ранил часового. Когда он нанёс удар с воздуха по самолётам, были безвозвратно потеряны три борта, а также получил смертельное ранение техник, - ответил Краснов.
        В душе немного сжалось, поскольку на стоянке в это время был Дубок. Елисеевич, пожалуй, самый светлый человек во всём полку. Не хотелось бы даже думать, что он погиб.
        - Так кто? - спросил я.
        Глава 2
        Середина января, 1982 года. Аэродром Шинданд.
        Я до сих пор не могу поверить, что именно мой командир звена сел в самолёте и совершил это предательство по отношению к стране, зубы сводит от злости. В голове только и звучит вопрос - что это было, чёрт подери?
        Как мог лётчик первого класса, кавалер четырёх орденов Красного Знамени, совершить предательство? Мало того, Валера теперь навсегда встал в ряд с теми, кому будут желать землю не пухом, а стекловатой. Как это случилось?
        База в Шинданде, как и всегда в утренние часы, гудела и шумела. Самолёты и вертолёты выполняют гонку и опробование двигателей, а личный состав батальона охраны продолжает охранять периметр и своих товарищей. Очередной день службы «за речкой» для одной из трёх авиационных баз ВВС 40й армии начался.
        Смотрю я на это и вспоминаю, как поднимались мы ни свет, ни заря, чтобы вылететь на удар по ущельям Панджшера. Иду по дорожке, выложенной из панелей металлоконструкций К-1Д, и ощущаю пыль Баграмского аэродрома, поднимающуюся при каждом шаге.
        Пройдя мимо нового модуля, выкрашенного свежей краской в Шинданде, с улыбкой на лице вспоминаю нашу старую палатку, в которой мы провели первые недели после перебазирования на эту базу. Во рту до сих пор вкус отвара из верблюжьей колючки стоит.
        Пройдя ещё несколько метров, я остановился у постамента в память погибшим лётчикам и техникам. Перед самым убытием основной части нашего полка в Союз, была организована эта небольшая стела с именами и фотографиями тех, кто не с нами. На свалке взяли киль от МиГ-21 и из него сделали памятник.
        Я всматривался в глаза этих погибших ребят на фото, и мне больно на душе. Эти люди навсегда останутся в памяти своих товарищей и за них каждый раз будут поднимать третий тост. А что скажут про Валеру Гаврюка? Как будто и не было его орденов Красного Знамени и тех поступков, что он совершал во имя Родины.
        - С добрым утром, Сергеич! - поздоровался со мной Дубок, подошедший сзади и протянувший мне свою забинтованную руку.
        - Привет, Елисеевич. Ты чего не спишь? Самолёт только после обеда, - спросил я, намекая, про сегодняшний рейс в Осмон.
        - Да вот тоже пришёл. Помянуть бы надо братцев. И Лексеевича Томина обязательно, - сказал Дубок и достал из кармана гранёный стакан с кусочком чёрного хлеба.
        - Мы с тобой сейчас, как Маэстро и Макарыч, - сказал я, вспомнив героев из известного фильма, но улыбаться было тяжело.
        Слишком много погибло ребят за неполный год. И командира не уберегли.
        - Так, не самый плохой пример, - ответил Дубок, налил из фляжки спирта в стакан и поставил его, как и положено, перед постаментом. - Помянем, - выдохнул Елисеевич и пару раз глотнул из фляжки.
        Пару минут мы, молча, смотрели на памятник. Но в голове я до сих пор не мог осознать произошедшее с Валерой.
        - Гаврюка тут не хватает, - тихо сказал Дубок.
        Без преувеличения, он заслужил, чтобы его уважали и помнили. Но это было до того, пока он не перешёл черту.
        Как можно было связаться с таким Иудой, как Толкачев? Оказалось, что Валера был с ним заодно. Именно Адольф Георгиевич устроил Гаврюку переучивание на МиГ-29 и всячески держал рядом с этими новейшими истребителями. Видимо, угон планировался давно.
        - И ты думаешь, после случившегося он имеет право быть здесь? - указал я на памятник.
        И действительно! Когда Толкачёва взяли, Валера запаниковал. Ведь Адольф мог спокойно сдать всех своих подельников, и с кем он имел связи. Пускай Валера и не был его информатором, но он мог стать исполнителем грандиозной диверсии. В итоге Гаврюк на неё и решился.
        - Пусть в нашей памяти, Валера останется командиром звена и первоклассным лётчиком, не так ли? - спросил у меня Елисеевич.
        Как? Пусть Валера многому меня научил, но в первую очередь он выполнял свою работу. А вот то, что он предал Родину - простить нельзя. 31 декабря Гаврюк вместе с Барсовым пошёл в столовую за пирогами. Затем начинил их большим количеством снотворного. Но добродушный Марик выполнил просьбу Лёли, которая специально для меня испекла другой пирог. О нём, судя по всему, Валера узнал только за столом, но план не отменил. Ведь это уже было невозможно, поскольку он не действовал в одиночку.
        - Первоклассный, говоришь? - возмутился я. - Как бы сейчас отреагировал на это погибший рядом с тобой техник с МиГ-29? Да и тебе каково было лежать в госпитале с осколочными ранами?
        Так как топливо в самолёте было маловато для полётов на малой высоте с большой скоростью, Гаврюку пришлось подключить своих западных кураторов. Когда Валера взлетел и направился в сторону Пакистана, ему на перехват были обязаны вылететь истребители из дежурного звена аэродрома Кандагар. Но группа душманов осуществила мощный обстрел из эрэсов. Повредили самолёты и разбили часть полосы. Тем самым дали возможность Валере уйти «за ленточку».
        - Твоя правда. Но он за свой грех уже расплатился. Это был его выбор. А наш с тобой - простить его или забыть совсем, - сказал Дубок, по-отечески приобняв меня.
        Простить? Он по своим стрелял, часового чуть не убил. А один из техников и вовсе погиб. И за что?
        - Ты извини, Елисеевич, но собаке - собачья смерть, - сказал я, пожал руку Дубку и пошёл обратно в модуль.
        После событий новогодней ночи не приходилось рассчитывать на хорошее времяпрепровождение. С каждым днём пребывание в Шинданде становилось всё тяжелее и тяжелее.
        Группу нашего полка, которую оставляли для несения боевого дежурства здесь, в полном составе, сменила другая. Из Союза прибыли нам на замену лётчики-истребители на МиГ-23х.
        Под домашний арест нас не сажали, но большую часть времени мы проводили в нашем модуле. И каждый день, допросы, беседы, снятие показаний и так далее. Опрашивали всех, включая штабных работников и официанток в столовой. На нервной почве все стали заниматься спортом.
        Сегодня нам вновь предстоял визит к особистам. Утренняя немая сцена в комнате, когда товарищи смотрят на тебя потерянным взглядом - стала обыденным делом.
        - Конец моей карьере, - вздыхал Гнётов, сидя на кровати и «пересчитывая» свои пальцы.
        По моим наблюдениям, тяжелее всех пришлось именно зам. комэска. Григорий Максимович понимал, что ему уже не светит повышение и дальнейшее продвижение по карьерной лестнице.
        - Григорий Максимович, давайте оптимистично смотреть на вещи, - начал рассуждать Марк, который не унывал даже в такой ситуации.
        - Барсов, прекрати говорить умные слова. Они тебе не идут, - ворчал Мендель, выводя очередной рисунок в своей тетради.
        - Паша, ты Рембрандт недоделанный! - воскликнул Марк. - Всё рисуешь и рисуешь. Лучше бы делом занялся.
        - Каким? Личную жизнь я себе на пару десятков лет уже устроил, - сказал Мендель, намекая, что по приезде его ожидают сразу две женщины.
        - Это да! - ехидно улыбнулся Марк, но завидев мой осуждающий взгляд, успокоился. - Серый, а ты чего такой спокойный? Всё порешал?
        - А ты всё болтаешь и болтаешь. Посиди молча, - сказал я.
        - Серый, а ты когда нам расскажешь подробности боя? - спросил Паша, поправляя покрывало на кровати.
        Почти две недели меня мучают этим вопросом, но ответить я не могу. Краснов и его коллеги постоянно говорят мне, что о воздушном бое нужно молчать. Мол, не нужно знать остальным, как можно сбить на «весёлом» МиГ-29.
        Через полчаса я стоял в штабе дивизии перед кабинетом особиста - Полякова. Это уже третий мой разговор на тему угона самолёта. И каждый раз мне приходится вспоминать последовательность своих действий в тот злополучный день.
        Дверь открылась, и из кабинета вышел Гнётов. Красный и мокрый, руки трясутся, и взгляд затравленный. Будто его пытали, выбивая признательные показания.
        - Твоя очередь, - сказал Григорий Максимович и прошёл мимо меня. - Конец моей карьере, - тихо проговорил он, удаляясь по коридору, наступая на скрипучий деревянный пол.
        Войдя внутрь, я опять оказался перед Поляковым лицом к лицу. Он, слегка небритый, сосредоточенный и с кружкой чая в руке, поздоровался со мной и продолжил свои бумажные дела.
        - Я закончил, - сказал он, отодвинул в сторону рабочую тетрадь и взял бланк. - Чистая формальность. Хочу, чтобы мы с тобой общались, а не юлили.
        Очередная бумага о неразглашении информации подписанная мной. Даже крупные личности в КГБ не проходят мимо таких формальностей.
        - Замечательно, - сказал он, забрал у меня подписанную бумагу и положил в свою папку. - Должен тебе сказать, твои показания помогли нам полностью восстановить всю картину событий.
        - Только мои? Я там был не один.
        - Раненый прапорщик Дубок и погибший сержант из техсостава МиГ-29 - не в счёт, - сказал Поляков, отхлебнув горячий чай.
        Прекрасно сказали! «Конторе» всегда было не до погибших людей.
        - Рад, что был полезен, - ответил я. - Только я одного понять не могу. Почему вы нас так долго гоняли по допросам? Ни в Союз нас не отправляли, ни на дежурство не допускали?
        - Да хватит уже с вас дежурств. Подежурили, что до сих пор расхлёбываем. Ну а если серьёзно, то мы не нашли останки капитана Гаврюка. Зато был обнаружен парашют и вскрытый носимый аварийный запас. Шли поиски, но, увы. Безуспешно. Ты не переживай Родин. Рано или поздно мы его всё равно найдём.
        - А почему я должен переживать?
        - Ты - тот, кто его сбил. Мы думаем, что рано или поздно, он захочет с тобой поквитаться.
        Значит жив…
        - Я могу идти?
        - Береги себя, Родин, - сказал Поляков и пожал мне руку. - До встречи.
        Ох, и не хотелось бы!
        Следующим местом, куда мне необходимо было попасть, был штаб полка на аэродроме. В коридоре, который вёл к кабинету командира, было много людей. Все шли к новому старшему авиационной группы в Шинданде с документами для подписи. Сегодня как раз улетает самолёт в Союз, а значит, будет много «передачек» документов для утверждения в штабе округа. Документооборот - вещь сложная и долгая.
        - Вы куда без очереди? - возмутился старлей со стопкой красных папок.
        - Меня ожидают, - спокойно ответил я.
        - Это у вас раньше тут были такие порядки в Шинданде, - проворчал майор, размахивающий кипой листов, словно опахалом. - Теперь по-другому будет.
        Интересные перцы! Судя по ширине рожь, красивой форме и остаткам печенья на усах, явно не воевать сюда приехали.
        - Вам бы вытереться, товарищ майор, прежде чем к командиру заходить, - сказал я и постучался в дверь.
        Заглянув внутрь, я увидел сидящего за столом полковника и стоящую рядом с ним Асю. Они вполне себе весело ворковали, смеясь над какой-то шуткой.
        - Товарищ полковник, разрешите войти, старший лейтенант Родин? - спросил я, и командир жестом пригласил меня.
        Уже ефрейтор Кисель оценивающе посмотрела на меня, а потом сравнила с новым командиром. Полковник был вполне себе статным мужиком. Высокого роста, черноволосый, плечистый и выглядел явно младше своих 38 лет. Плюс - не женат. Хорошая партия для брюнетки Аси с навыками массажистки.
        - Вы идите. Чуть позже зайдёте, и мы обсудим ваши… документы, - сказал командир и Ася, покачивая бёдрами, пошла к выходу.
        Полковник внимательно смотрел ей вслед, кивая при каждом шаге ефрейтора. Как только она закрыла дверь, он повернулся ко мне.
        - Хороша? - спросил он.
        - Не пробовал, товарищ полковник, - честно ответил я.
        - Понятно. Родин, верно? Герой войны и орденоносец всего, чего только можно. Что там у тебя? - спросил полковник.
        - Документы, выписки на убытие. Сегодня улетаем. И постановку бы надо провести на перелёт, - сказал я, выкладывая перед новым командиром базы документы.
        - На перелёт постановку проведём. А ты уверен, что после всех событий здесь, для вас это будет не крайний вылет? - спросил он.
        Изначально нас вообще не хотели подпускать к самолётам. Мол, потеряли доверие и всё такое.
        Даже меня подозревали. Реакция особиста в Кандагаре была лишним тому подтверждением. Ему, кстати, позвонил в тот день наш Никитин и в таких «красках» обрисовал меня, что капитан Гуманов был готов сразу вывести такого негодяя, как я, за капонир и расстрелять. Только потом, по приезде Краснова и Сергея Ивановича, меня перевели в разряд свидетелей.
        Сейчас оттаяло руководство в Кабуле и решило дать нам возможность улететь своим ходом. А может, просто кому-то надо перегнать отсюда в Осмон оставшиеся МиГ-21. Новый командир прибыл сюда со своими лётчиками на МиГ-23. Теперь в Афганистане только в Баграме осталось звено «весёлых».
        - Думаю, в Союзе решат, что с нами делать, - сказал я.
        - В этом ты прав. Не мне разбираться с вами, но если хочешь, выскажу своё мнение, - сказал полковник и расписался во всех документах.
        - Это необязательно, - ответил я.
        - Но я всё же скажу, - поднял он на меня глаза. - Вы теперь с чёрной меткой. Каждый из вас. Не знаю, что там действительно произошло и кто виноват, но доверия к вашей группе теперь никакого.
        С этими словами он собрал все бумаги и протянул их мне.
        В Ан-12 продолжали загружаться техники. Сумки, рюкзаки, чемоданы, ящики с запасным имуществом и принадлежностями - всё нужно забирать с собой.
        На стоянке нас готовили к предстоящему вылету. Заглушки сняты, кабина открыта, стремянка приставлена. Я выполнял осмотр, а Дубок всё равно находился рядом.
        - Елисеевич, ты на самолёт не опоздаешь? - спросил я, когда закончил с обходом самолёта.
        - Как же я тебя оставлю? Конфету надо дать на дорожку, - сказал Дубок и достал из кармана две конфеты. - Крайние.
        - Ты прям рассчитал, чтоб к концу командировки всё закончилось, - улыбнулся я и стал надевать шлем.
        - Рано улетаем, - выдохнул Дубок, наблюдая, как я осматриваю маску.
        - Нет. Мы своё дело здесь сделали. Пора домой, - ответил я. - Всё здесь закончилось.
        - Знаешь, а я вот чувствую, что всё только начинается, - сказал Елисеевич и пошёл к стремянке вместе со мной.
        Не стал он меня сегодня усаживать в кабину. Всё-таки болит рука и я уже не такой лёгкий.
        - Янтарь, 107й, группе запуск, - запросил Гнётов в эфир, как только я подсоединился к радиостанции.
        - 107й, запуск разрешил, - ответил ему руководитель полётами.
        Очередной цикл запуска двигателя, проверка оборудования и параметров. Фонарь кабины закрыл. Разрешение на руление от РП получил.
        - 107й, 117му, - запросил я.
        - Ответил.
        - Проход с кем в паре будете делать? - задал я вопрос.
        - Эм… - задумчиво в эфир сказал Гнётов.
        А про прощальный проход над полосой все позабыли!
        - Янтарь, 107му. Разрешите после взлёта над полосой проход. Прошу разрешение всей группой, - запросил Гнётов.
        Это интересно! Нас четверо, так что звеном будет смотреться красиво.
        - 107й, разрешил проход. Сбор на петле и далее группой не ниже 100 метров проход, - ответил нам руководитель полётами.
        Первая пара Гнётова и Менделя вырулила на исполнительный. За ними по готовности будем взлетать мы с Барсовым.
        - 107му, группой по одному по отрыву, взлёт разрешил, - дал команду РП и Гнётов тут же включил форсаж.
        Через несколько секунд уже и я мчался по полосе, поднимая носовое колесо, а затем и основные стойки шасси. Разворот вправо и вижу впереди, как собираются в пару два самолёта.
        - Разрешите пристроиться слева, - запросил Мендель и получил разрешение.
        Я продолжал выполнять разворот и одновременно подходить ближе к Паше.
        - 117й, слева на месте, - доложил я.
        Прошло несколько секунд, и рядом со мной появился Марик.
        - 118й, слева на месте, - доложил он.
        - Разворот вправо, крен 45, и рааз! - дал команду Гнетов, и мы пошли разворачиваться в сторону аэродрому.
        Вот он Шинданд. Вокруг пустыня, кишлаки и где-то на западе отдельные горные хребты. Полоса перед нами и время уже снижаться до расчётной высоты.
        - Занимаем 100, - дал команду Гнётов.
        Но снижаться стали ещё ниже. Аккуратно, как будто пытаемся погладить полосу.
        - Выравниваем. Обороты 90%, - подсказал нам Гнётов.
        Проходим ближний привод и вот он аэродром, который мы сегодня покидаем. Нескоро здесь сядут очередные МиГ-21. Возможно, мы последние, кто летал здесь на легендарных «балалайках».
        Красивый проход и не менее красивое покачивание с крыла на крыло от нашего ведущего.
        Далее выполнили роспуск и заняли курс на Бокайды. Как обычно, сначала там дозаправка, а потом ещё немного долететь до Осмона.
        Высота большая, но даже отсюда видны те самые горы хребтов Гиндукуш и Паропамиз. Красивое зрелище, но сколько жизней забрали эти каменистые исполины?
        Приближалась речка Амударья, а за ней и граница Советского Союза. С трепетом и немного неуверенно, Гнётов выдал в эфир заветную для многих фразу.
        - 12107й, группой из четырёх единиц пересекаю границу Союза Советских Социалистических Республик.
        Глава 3
        Голоса группы руководства полётами своего аэродрома нельзя спутать с другими. После столь длительной командировки, уникальную интонацию, ударения в словах или съедания последних букв слышать очень приятно. На душе становится теплее.
        - 117й, на посадочном, удаление 12, на курсе, режим, - дал мне команду руководитель зоны посадки.
        - 117й, приступил, 600, - ответил я и начал плавное снижение по глиссаде.
        Погода была прекрасной. Яркое утреннее солнце припекало через остекление фонаря кабины. Самолёт шёл ровно, не ощущая на себя болтанки от бокового ветра у земли.
        Машинально смотрю по сторонам, вспоминая прошедшие дни «за речкой», когда каждая посадка - это риск попасть под удар ракеты душманов.
        - 117й, удаление 6, контроли шасси, механизация.
        - 117й, выпущено, 300, - снова доложил я, бросив взгляд на три зелёные лампочки сигнализации выпуска шасси.
        Полоса приближалась. Впереди свой пробег закончил Мендель, сбрасывающий парашют перед освобождением полосы. Теперь и моя очередь пришла произвести посадку.
        - 117й, дальний, 200, полосу вижу, к посадке готов, - доложил я, проверив включение фары.
        - 117й, посадку разрешил, слева под 40, до 8 метров, - разрешил посадку руководитель полётами.
        - 117го вижу, управляю, - вышел в эфир помощник руководителя на стартовом командном пункте у самой полосы.
        Прошёл ближний. Самолёт болтало, но не критично. Выравниваю нос по осевой линии, а земля продолжает набегать. Посадочное положение принято. Осталось коснуться полосы и закончить этот полёт к дому. Касание!
        - Задержи! - командует мне помощник руководителя, чтобы я повторно не отделялся.
        Пробег по полосе был устойчивый, нос держался легко, не поддаваясь влиянию ветра. Мягко опускаю его. Самолёт всеми тремя стойками на осевой линии.
        - Парашют… есть тормозной! - подсказал помощник, наблюдая за мной оранжевый купол на стропах.
        - С прибытием, 117й! - громко и радостно поздравляет руководитель полётами меня, указывая маршрут дальнейшего руления.
        - Спасибо! Соскучился! - весело отвечаю я, переводя сбившееся от полёта дыхание. - Полосу освободил.
        Рулил медленно, поскольку нужно оказаться на центральной заправочной в определённое время. Встреча прибывших из Афганистана, как мне довелось узнать, теперь является обязательным мероприятием.
        На стоянке перелетающих экипажей построение личного состава, флаги, много гражданских, среди которых и дети. Все встречают своих родных, возвращающихся с войны.
        - Паша, не торопись выходить, - тихо в эфир говорит Марик.
        - Отставить разговоры! - громко осаживает его Гнётов.
        Мда, сейчас и правда Менделю будет не особо радостно. Однозначно среди этой толпы есть его настоящая семья, которая вполне могла узнать про роман на стороне. Может и Алёна Буянова тут как тут.
        Выключил двигатель и стал отстёгиваться от подвесной системы. Одновременно смотрел по сторонам и заметил, что на аэродроме много новых самолётов, строящихся укрытий и строений. Расширение нашего полка налицо.
        - Как долетели? - весело спросил молодой техник, которого я видел впервые на нашем аэродроме.
        Низкого роста, губастый и с маленьким «пушком» волос под носом. Откуда только он появился? Наверное, мне непривычно, что не Дубок меня встречает после полёта.
        - Всё хорошо. А ты… - решил спросить я у техника, но он меня опередил.
        - Сержант Бубко, первая эскадрилья, - представился он, поднося руку к головному убору.
        - Без гимнастики, брат, - сказал я, снял перчатку и протянул ему руку, которую он не торопился пожать.
        - Это… у меня руки после циатима, - неуверенно сказал Бубко, спрыгивая со стремянки и пропуская меня из кабины.
        - И что? Как будто у меня чистые, - улыбнулся я и, уже стоя напротив техника, снова протянул руку для приветствия.
        - Ну, ладно, - радостно улыбнулся Бубко и поздоровался со мной. - Мне сказали, что я теперь ваш техник…
        - Не ваш, а твой. А что с Елисеевичем? - спросил я.
        - Не могу знать. Тут перевооружение идёт очень быстрыми темпами, - махнул рукой вдоль стоянки Бубко, где уже красовались и Су-25, и Су-17, и МиГ-23.
        - Понятно. А нас на 29е пересадят, значит? - спросил я.
        - Так точно. Мы уже успели переучиться. К нам сюда из Липецка и Подмосковья люди приезжали. Показывали, рассказывали, зачёты принимали… лояльно, конечно, - застеснялся Бубко.
        - Это нормально. Тебя как звать-то? - спросил я, снимая шлем и расстёгивая противоперегрузочный костюм. - Имя, отчество?
        - Венька Саныч я, - весело подпрыгнул сержант.
        - Значит, так и будем общаться, Вениамин Александрович. Меня можешь звать Сергей Сергеевич или просто Сергеич, понял? - спросил я.
        - Ага, Сергей Сергеевич, - закивал Бубко.
        - Ладно, пойду на митинг, - похлопал я его по плечу и направился к перрону.
        Пока мы вчетвером собрались, я выслушал длительную перепалку между Менделем и Барсовым. Как же Марик и не будет подкалывать нашего «бракодела» Пашу?
        - Слушай, так как теперь ты будешь их посещать? Надо большой дом строить и каждой комнату отводить, - предлагал решение сложившейся проблемы Марк. - Ну, на Востоке это нормально - многожёнство.
        С нашей зарплатой - сомневаюсь. Хотя, лётный состав в денежном отношении не сильно обделён. Я вспомнил, что за Афган у меня на книжке, которая здесь в Союзе у бабы Нади, должны были скопиться неплохие деньги для нынешних лет. Всё же, платили двойной оклад. Плюс чеки Внешпосылторга.
        - Ты задолбал, Барсов! Я тебя когда-нибудь очень сильно и аккуратно побью, понял? - сказал Паша и ускорился вперёд.
        - Ты чего его достаёшь? - спросил я у Марка.
        Гнётов не участвовал в нашей беседе. Он до сих пор был в каком-то ином измерении и раздумьях по поводу дальнейшей службы.
        - Ой, ты вот не начинай, Сергий Радостный! - скривился Марик.
        - Радонежский, балбес! - поправил я его.
        - Не вижу разницы, - усмехнулся Барсов, укладывая рукой свои светлые волосы. - Пускай не расслабляется, а то у него были мысли напроситься на перевод в отдалённый уголок и без семьи туда поехать.
        - Как будто это решит его ситуацию, - сказал я. - Ему нужно принять факт отцовства и заботиться о детях. Подадут на развод? Значит, так тому и быть.
        - Серый, вот ты вообще не соображаешь, что Менделю кранты? - тихо сказал Марик, подойдя ближе. - Вспомни, как было после Беленко. Выявляли всех, у кого бельишко в шкафу обосранное есть. Чуть что-то не так, сразу палки в колёса по всем фронтам службы.
        Есть истина в его словах. Не помню, насколько были большие репрессии после угона МиГ-25. Многим этот случай сломал карьеру.
        - Так ты Марик тоже в этой группе, - сказал я. - Твой аморальный облик знаком всем не понаслышке.
        - Мне просто не везёт в любви. Но сейчас, чувствую, что попрёт. Женюсь скоро, но не знаю на ком, - развёл руками Барсов. - Максимыч, а вы что думаете? - спросил он у Гнётова.
        - Думаю, что это конец карьеры, - ответил зам. комэска.
        Марик покачал головой и покрутил у виска пальцем, показывая мне отношение к состоянию Гнётова. И правда, совсем потерянный стал майор.
        К перрону подрулил Ан-12. По сценарию, сейчас своих родных у рампы самолёта встретят пришедшие семьи. После будет митинг, важные слова и мы разойдёмся по своим домам.
        Марик похвастался, что сегодня же съедет на квартиру в город. К кому не уточнял, но он предвкушал приятный вечер. Сказал, что сильно изголодался по острым ощущениям.
        Из грузовой кабины начали выходить наши техники, штабные работники и другие военнослужащие из подразделений обеспечения. Скопление людей, которые пришли встретить своих родных с войны никакое оцепление уже сдержать не могло. Да и не пытались.
        Радостные крики, слёзы, объятия - всё вперемешку и выглядит естественно. Никакой постановки. Вот те самые эмоции, которые передать невозможно ни на фотографии, ни в кино.
        Нельзя заставить жену на публику рыдать взахлёб, когда она не видела своего мужа почти год, а узнав, что он попал под обстрел, ждала весточку. Теперь он раненый, но живой стоит и обнимает её, опираясь на трость.
        Как можно описать или показать на экране сурового мужчину, который ещё ни разу не видел своего ребёнка. А теперь он держит его трясущимися от волнения руками. Старается изо всех сил сдерживать слезу и не закричать от счастья.
        А можно ли описать тяжесть на душе офицера в потёртой куртке, чей ребёнок не может узнать в нём своего отца? Малыш пытается сделать шаг, но его останавливает что-то. Но вот прошло несколько минут и малыш, неуклюже, но делает шаг навстречу своему отцу и взмывает над землёй, подбрасываемый на сильных руках родителя.
        Марик нежно обнимался с какой-то девушкой в бежевом пальто и сером берете. Гнётов шёл под руку со своей супругой и держал на руках сына. Мендель стоял и о чём-то говорил своей жене, которая поправляла его форму, покачивая коляску с ребёнком.
        В этот момент я ощутил то самое одиночество. Да, в мои годы быть сентиментальным уже поздно. Но смотря на этих людей, хочется, чтобы кто-то также подошёл к тебе и поздравил с возвращением домой.
        - Родин, - позвал меня знакомый голос со спины.
        Повернувшись, я увидел перед собой Бажаняна в парадной форме.
        - Товарищ командир, старший лейтенант Родин прибыл из заграничной командировки, - доложил я, вытягиваясь в струнку и приложив руку к головному убору.
        - Поздравляю, - обыденно сказал Араратович и пожал мне руку. - Вот только не командир я больше. Новая власть теперь здесь, - сказал Бажанян и кивнул в сторону.
        Рядом со сдвинутыми столами, накрытыми бордовыми скатертями стояло начальство и почётные гости. Выделялся в этой компании высокий и худой полковник. Араратович объяснил, что теперь наш полк подчинён 137му Центру боевого применения и подготовки лётного состава.
        - Мы теперь называемся 632 инструкторско-исследовательский смешанный авиационный полк. Будем готовить лётчиков и техников к Афгану, - сказал Араратович. - Зайди после построения в кадры. Там тебе кадровики кое-что покажут.
        И вот думай теперь, что ж там такое мне решили через кадры передать.
        Через несколько минут началось торжественное построение. Говорили много, но всё по делу. Потом и вовсе всем поголовно вручили нагрудные знаки.
        Раздавали очень быстро, без вручения документов. Я рассмотрел очередную награду и узнал в ней тот самый знак «Воину-интернационалисту», который должен был появиться значительно позже.
        Красная муаровая лента крепилась к прямоугольной колодке. Сам знак представлял из себя круглый лавровый венок, на который наложена красная пятиконечная звезда с белой окантовкой.
        - Данным знаком теперь будет награждаться каждый, кто нёс службу в Афганистане, - громко говорил начальник Центра, пока ещё в звании полковника. - Воины-интернационалисты, защитники Отечества! Родина никогда не забудет вашего ратного подвига. Вы там, в ущельях Панджшера, на склонах Луркоха или в долине Джелалабада - на переднем крае борьбы с набирающим силу международным терроризмом, спонсируемом империалистами с Запада…
        Первое впечатление, что говорить он может очень красиво перед строем. Посмотрим, как будет дальше.
        Слово взял и Араратович, который долго народ не задержал. Интересно будет посмотреть и на нового командира полка, когда он у нас появится.
        Закончился митинг, все разошлись, а мне нужно в штаб. Забрав вещи из транспортника, я на «таблетке» домчал до расположения полка.
        В кабинете начальника отдела кадров сидел всё тот же Трефилович, разгребавший очередные личные дела и множество бумаг.
        - Ёпрст! - как обычно воскликнул майор Балтин, протягивая свою морщинистую руку. - Теперь надолго?
        - Как получится, - поздоровался я, памятуя, что меня должны перевести. - Мне Тигран Араратович сказал подойти. Что-то мне пришло.
        Голову подняла Карина, улыбаясь своей белоснежной улыбкой. Может, стоит поближе с ней пообщаться? Как-то уже соскучился я по женской ласке. А у этой девушки симпатичные и объёмные… кхм… глаза. Да, всё дело именно в глазах.
        - Родин, это хорошо, что ты зашёл. На тебя пришли документы, - сказал майор и показал мне «отношение», в котором указывалось, что я рассматриваюсь к назначению на должность старшего лётчика в эскадрилью МиГ-23 в Камрань.
        Блондинка Карина даже приподнялась со своего места, пытаясь заглянуть в этот документ. Вижу, что она по-прежнему предпочитает носить юбки покороче.
        - Так это ж хорошо, - улыбнулся я. - Что мне теперь? Писать рапорт?
        - Пфф! Не обижай старого кадровика! - воскликнул Трефилович. - Всё напечатали уже. Только роспись твоя нужна.
        Теперь протянул он мне и напечатанный на машинке рапорт. Я быстро проверил орфографию, хотя это было ни к чему.
        - Родин, у меня хорошо с русским в школе было. Ошибки проверять не нужно, - проворчал Балтин.
        - На автоматизме просто. Привык читать документы, - улыбнулся я.
        - Это хорошая привычка. Давай подписывай и беги по командирам за визами.
        - Мы уже сегодня будем документы отправлять? - удивился я.
        Ничего себе скорость! Вот что значит, когда в полку грамотный начальник отдела кадров!
        - А чего тянуть? Вон, и Кариночка уже на пляжи Южно-Китайского моря хочет, - посмеялся Трефилович.
        Карина застеснялась, но мне это даже понравилось. Стеснение на её лице смотрится очень притягательно. Но больше всего привлекают формы объёмных… глаз.
        - Сватаете? - спросил я.
        - Что, не нравится? Эх, вам красавцам-орденоносцам не угодишь, - махнул рукой кадровик, пройдя к стойке со справками.
        - Вообще-то, я всё слышу, товарищи офицеры, - громко возмутилась Карина.
        - Да мы знаем, Кариночка, - замахал руками Трефилович и приобнял девушку за плечи. - Эх, замуж выдам тебя и на пенсию пойду, - подмигнул мне старый майор.
        Обещать Балтину не буду. Пока к семейной я жизни не готов. Хотя, глядя на сегодняшнюю встречу прибывших из Афганистана, мне ненадолго, но захотелось быть семейным человеком и вообще иметь родных. Надо бы в отпуск съездить и бабу Надю повидать.
        Процесс подписания рапорта затянулся до следующего дня. Утром пошёл к Буянову домой.
        - Родин, сегодня воскресенье. Забывай, Афган! Тут и выходные бывают, - попивая рассол из банки, встретил он меня в дверях своей квартиры.
        - Рапорт бы надо быстрее подписать, - сказал я. - Чтобы процесс пошёл.
        - Ой, и ты думаешь, что всё так гладко будет? Командира ты ещё не видел нового? - спросил Иван Гаврилович.
        - Нет. А он уже прибыл? - поинтересовался я, убирая в папку подписанный комэска рапорт.
        - Назначен. Был здесь. Завтра будет на рабочем месте, - кивал Буянов, прикрыв глаза. - Непросто тебе с ним будет.
        - А вы?
        - У меня над ним власти нет. Да и не будет он слушать нас. Пойди поговори, но на хорошее не надейся, - ответил комэска и попрощался со мной.
        На следующий день, после быстрого подписания рапорта у Бажаняна, я с Трефиловичем отправился к командиру. Теперь так просто к нему не попасть.
        Новый командир установил график подписания документов. Всё должно подаваться через делопроизводство и приносится только определёнными людьми. По личным вопросам были выделены специальные дни. Сегодня как раз такой день.
        - Вы прям подгадали момент, Трефилыч, - сказал я, когда читал распорядок работы приёмной командира.
        - Да, - вздыхал седой майор, перебирая бумаги на специальных полках.
        В них оставляли документы на рассмотрение и подписание командиром. Потом забирали, не создавая при этом столпотворение в приёмной. Хотя, при Томине здесь «пробок» не было, а он старался принимать всех в любое время.
        - Заходите, - позвал нас ефрейтор, вышедший из кабинета.
        Ещё и адъютанта себе другого завёл командир, которого зовут Иванов Павел Егорович. Новый человек - новые порядки!
        Войдя в кабинет, я представился командиру.
        В кабинете всё осталось так же, как и было при Валерии Алексеевиче. Появилось, правда, больше портретов. Да и фотография Томина в ряду командиров полка теперь заняла своё почётное место.
        - Сергей Трефилович, что у вас? - спросил полковник.
        Среднего роста, короткая стрижка и очень хитрый взгляд. Как с ним общаться, ума не приложу.
        - Товарищ полковник, на старшего лейтенанта Родина пришёл запрос на перевод в другую часть…
        - Это как? Поясните, - спокойно спросил полковник.
        Трефилович объяснил всю ситуацию. Рассказал обо мне и моих стремлениях после Афганистана и показал полковнику пришедшее на меня «отношение».
        - И что я должен сделать? - спросил Павел Егорович.
        - Вот рапорт, - сказал я и протянул бумагу для подписания новому командиру.
        Иванов читал, почёсывая подбородок, периодически поглядывая на меня и на Трефиловича.
        - И вы, Балтин, предлагаете мне его отпустить? - спросил Павел Егорович у Балтина.
        - Так точно, - громко сказал кадровик.
        Я уже начинал нервничать. Пройдя этот барьер, мне придётся ещё выше идти. Но первый шаг очень важен.
        Павел Егорович подумал, взял ручку и что-то написал на рапорте. В душе стало тепло. Подписывает, значит, даёт добро на перевод.
        - Держи. Свободны, - сказал Иванов и вернулся к своим делам.
        Улыбаясь, я взял рапорт и готовился убрать его в папку. Но вердикт на рапорт Иванова был не в мою пользу.
        «Нецелесообразно. Полковник Иванов П. Е.» - гласила надпись в левом углу.
        Глава 4
        Не такой развязки я ожидал в деле своего перевода. Что уж там говорить - я уже во сне видел пальмы и белый песок Вьетнама, а тут споткнулся в самом начале пути перевода.
        - Товарищ полковник, на человека пришло отношение, - сказал Балтин. - При Валерии Алексеевиче вопрос о переводе был согласован.
        - При всём уважении к памяти героя полковника Томина, в данный момент разбрасываться кадрами мы с вами не можем, - поднял на нас глаза Иванов.
        Трефилович посмотрел на меня, намереваясь найти ещё какие-то законные аргументы для перевода в Камрань.
        - Направление Вьетнама весьма приоритетное. Люди там нужны очень сильно. Нас могут просто обязать его перевести, - сказал кадровик и присел на стул, на который ему показал полковник.
        - Люди нужны везде. Наш полк не исключение. В период формирования Центра переводы невозможны, - сказал Иванов.
        - Товарищ командир, часть в Камрани тоже формируется, - сказал я.
        - Вот пускай флот сам и находит лётчиков себе в полки. Или у вас какие-то особые планы? - спросил Иванов, убирая в сторону все бумаги. - Вы прибыли из Афганистана недавно?
        По лицу командира было видно, что он определённо знает, кто перед ним. Зачем тогда все эти расспросы?
        - Так точно, товарищ командир, - громко ответил я.
        - Прекрасно. Получили боевой опыт. Награждён боевыми наградами? - спросил Иванов у Трефиловича.
        - И не раз. Парень, со всех сторон положительный, - начал хвалить меня кадровик.
        - Вот и хорошо. Тогда, товарищ Родин, объясните, зачем мне отпускать подготовленного лётчика? Ещё и с вашим уровнем подготовки, - встал из стола Иванов.
        Ну, что и требовалось доказать. Обо мне полковник слышал. Мой уровень ему известен. Значит, будет всеми силами брыкаться, чтобы не отпустить меня.
        - Товарищ командир, у меня в планах поступление в школу испытателей. Данный перевод…
        - Не продолжайте, Родин, - сказал Иванов и достал из нагрудного кармана лётного комбинезона серебряный портсигар с маленькой красной звездой. - В испытатели… хм, - улыбнулся Иванов, открыл крышку портсигара и достал оттуда папиросу.
        - Вы сами в моём возрасте не хотели? - не постеснялся спросить я и поймал недоумевающий взгляд Трефиловича на себе.
        Командир пристально посмотрел на меня. В его взгляде читалось, что ему этот разговор начинает надоедать.
        Вроде и нужно отказать мне в переводе, но кто его знает, насколько сильно за меня будет царапаться Граблин.
        - Мало ли что я хотел. Я, как и вы, между прочим, служу там, где прикажут, - подкурил папиросу Иванов. - Или вы думаете, что после Афганистана вольны выбирать дальнейшее место прохождения службы?
        - Вообще-то, Павел Егорович, есть указания по этому поводу из главного управления кадров. Там сказано, что подобная привилегия в выборе места службы у ветеранов Афганистана есть, - заметил Трефилович, перебирая бумаги в портфеле. - Вот и оно, кстати.
        - Сергей Трефилович, я читал этот документ. Там сказано, при наличии кадрового резерва и без снижения боеготовности части, верно? - указал на документ Иванов.
        - Подтверждаю, - смирительно произнёс Балтин.
        С каждой минутой Камрань всё дальше от меня. А с ней и возможность поступить в школу испытателей. Спорить с новым командиром не стоит. Так «махнёт шашкой», что буду вечным дежурным по аэродрому.
        - Откуда ты родом? - спросил у меня Иванов.
        - Владимирск, - быстро ответил я, и полковник затушил папиросу в пепельнице, закрыв форточку.
        - Замечательно. С завтрашнего дня вы, старший лейтенант Родин, в отпуске. Давно же не отдыхали? - спросил командир.
        - Так точно, - ответил я, не понимая пока задумки Иванова.
        - Сходите в отпуск, выспитесь, отдохните. Через месяц увидимся и тогда решим, что с вами делать, - сказал Иванов и сел на своё место. - Я вас не задерживаю, - указал на дверь полковник, и мы быстро покинули кабинет с Трефиловичем.
        Интересное решение от нового командира. Дать мне возможность хорошенько всё обдумать. Хотя подумать действительно нужно!
        В Осмоне оставаться не хочется, несмотря на расширение базы.
        Пока я собирал свои вещи, в моей комнате сидел на кровати Марик и чавкал, поедая яблоко.
        - В отпуск? Это тебе повезло.
        - Как будто тебя не отпустили в отпуск, - сказал я, намекнув, что Барсов, как и Гнётов и Мендель тоже убыли отдыхать.
        - Да мне это не особо нужно. Я бы лучше поучаствовал в распределении новых должностей, - мечтательно сказал Марк, делая чуть тише музыку на кассетном магнитофоне Шарп.
        Привёз же наш красавец каким-то образом в Союз из Афганистана презент, за который многие бы в Осмоне отдали огромные деньги.
        Из динамиков играли Арабески вперемешку с Оттаван. Марк продолжал подвывать в такт этим песням в стиле диско на своём ломаном английском.
        - Ты так сказал, будто объявление висит на двери отдела кадров. Мол, записывайтесь в свободные клетки, чтобы заранее занять хорошую должность, - сказал я, аккуратно складывая свою рубашку.
        - Ой, Серый! Я ж тебе так сказал, поскольку не жду чего-то хорошего от нового командования. Ты сегодня был в эскадрилье? Нет. А там мужики всё мне рассказали, кого и что ожидает, - с набитым ртом проговорил Марк.
        В принципе, об этих слухах я знал, но теперь есть подтверждение. Пускай и слабое, если учитывать репутацию Барсова.
        Араратович уже не будет командиром полка. Это понятно, раз Иванов уже сидит в бывшем кабинете Томина. Комэска через три месяца уйдёт на пенсию. С Гнётовым непонятки. Ходил он общаться с начальством, но пришёл, как и я с отпускным билетом.
        Про Менделя вообще странные разговоры. Он то на север переводится, то ли на Сахалин.
        - Карина с кадров сказала, что он к Трефиловичу приходил и просил найти ему место. Чем дальше, тем лучше, - сказал Марк, просматривая книгу Лермонтова. - Как ты это читаешь, если здесь даже картинок нет?
        - Это слишком сильное чтиво для тебя. Начни с чего попроще, - забрал я у него синий том с произведениями великого русского поэта.
        - С чего же начать? - с интересом спросил Марик.
        - С «Родничка» начни, - сказал я.
        - Ой-ой-ой! Смешно, что звездец! - возмутился Барсов. - У тебя когда отъезд?
        - Завтра в плане перелётов есть до Астрахани борт. С ними домчу, а там и до дома, - ответил я, застегнув сумку и поставив её под кровать.
        Марк вопросительно смотрел на меня, будто ждал от меня денег.
        - Что такое? - спросил я, прикладываясь на кровать.
        - Ты издеваешься? Сколько нас дома не было? У тебя нигде не чешется? - удивился Марик.
        Пожалуй, с ним стоит согласиться. В кабинете Балтина я на Карину смотрел, как волк на зайца.
        - Ты если что-то предложить хочешь, то говори. А то издалека заходишь, - сказал я, готовый к предложению весело провести время.
        - Родин, ты меня удивляешь. Я думал, ты после Вещевой ещё долго отходить будешь. На тебя это…
        - Ты зубы не заговаривай. Предложения какие? - громко сказал я, поднялся с кровати и выключил музыку.
        И повёл меня Барсов в городской парк. Время для прогулок он нашёл просто идеальное. На улице плюс 5, и девушки уже давно не носят лёгкие платья. Музыка не играет. Деревья стоят голые, и народу нет совсем.
        Странная получается прогулка, когда только мы вдвоём с Мариком, подложив газеты под задницу, восседаем на одной из лавочек.
        - Прекрасно, да? - спросил он у меня.
        Посмотрел я по сторонам и не увидел хоть что-то хорошее. Одинокие аллеи, покачивающийся от ветра фонарь на столбе, а народ даже рядом с детским кинотеатром «Антошка» не толпится.
        - У тебя странный юмор, Марк. Ты же собирался хорошенько погулять. Желательно, привлечь к этому противоположный пол, - возмутился я, укутываясь в свою куртку.
        - Ты не понимаешь. Знакомиться нужно именно в таких местах. Неожиданных, я бы сказал, - начал он выдавать мне свою теорию знакомства с девушками.
        Пикапер хренов! Собрался заморозить меня на свежем воздухе. После таких посиделок на газетке в парке ничего не захочется, кроме чая горячего.
        И только я об этом подумал, как в алее показались две девушки. Причёска аля - высокий хвост, вязанные юбки, длинное цветастое пальто на каждой и аккуратная походка, чтобы не наступить лишний раз в лужу. Чем ближе они к нам, тем сильнее жмутся друг к другу.
        Вышли красавицы на свет, и я их внимательно рассмотрел. Одна, рыженькая, закусила нижнюю губу и осмотрела нас сверху вниз. Другая, всем своим видом показывала равнодушие к нашей паре с Марком. Мол, парни ей сейчас неинтересны, а юбку покороче она надела, потому что ей нравится так одеваться зимой.
        - Так, смотри Родин и учись, - сказал Марик и, вскочив с лавки, побежал за уходящими девчатами. - Сейчас я тебе Ален Делона покажу.
        Смотрю я на этого красавца, но от французского сердцееда вообще ничего не взял блондинчик. Что-то показывает руками, жестикулирует, изображает, что он лётчик и все девчата должны перед ним лежать.
        - Ну как? Пойдём с нами? - радостно спросил он, на что получил лишь фырканье и отворот-поворот.
        Озадаченный и хмурый, Марик вернулся ко мне. Чтобы снова занять свой пост на газетке.
        - Что скажешь? - спросил я, ожидая какую-то отмазку от Барсова.
        - Не заморачивайся, - отмахнулся он. - Я на них посмотрел - вообще не наш с тобой вариант. Некрасивые…
        - Походу, ты не Делон, а Луи де Фюнес, - отметил я и повёл Марика к нам в общагу.
        Растерял своё обаяние наш красавец. Так может совсем неженатым остаться.
        На следующий день я совершил долгий беспосадочный перелёт до каспийской столицы. Далее поезд, и вот он родной город.
        В этот январский день он был по-настоящему зимним. Большие сугробы, едва очищенные тротуары и огромное количество детей на замёрзшем льду.
        Ребятня выбирала для своих хоккейных баталий лужу побольше. Некоторые подражали Харламову, Михайлову и Петрову, а другие предпочитали обыкновенные салазки.
        Это приспособление я ещё застал в своём детстве. Деревянная платформа с прибитыми коньками и подложенной небольшой подушкой или свёрнутым маленьким одеяльцем, чтобы сидеть на коленках. К этому транспорту ещё идут в комплекте два больших металлических прута-палки с заострёнными концами. Словно на лыжах ты отталкиваешься и кружишься на льду таким образом. Проводить так можно целый день, пока тебя домой не загонят. Мне везло - у меня не было того, кто прерывал мои катания на салазках.
        Реакция бабушки на мой приезд была ожидаемой. Распереживалась она, что не смогла должным образом подготовиться.
        - Ну что ж ты весточку не прислал? Я бы хоть приготовила что-нибудь поесть, - расстроилась баб Надя, выставляя передо мной сковородку с жареной картошкой и маринованным лучком.
        - Бабуль, ну и этого хватит. Не есть же сюда приехал, - улыбнулся я, взяв немного салатика из свежей морковки.
        Помимо этих блюд, бабушка ограничилась консервами, соленьями разных овощей и ещё несколькими блюдами. Вот так не подготовилась к моему приезду бабуля. Не представляю, что было бы на столе, если б она знала о моём приезде.
        Бабушка молча смотрела на меня, периодически утираясь белым фартуком.
        А я решил, что как поем, схожу к деду на могилу.
        - Зачем в первый день? Отдохни и выспись. На войне, поди и спать не всегда получалось, - сказала бабушка и рванула к зазвонившему телефону.
        Из коридора послышался радостный голос.
        - Костенька, здесь он! Как знал, что и ты будешь тут. Сейчас позову к телефону, - сказала бабуля и крикнула мне, чтобы я подошёл к аппарату.
        Взяв трубку, я услышал голос Бардина. Приятно, что один из моих близких друзей здесь, и мы можем пообщаться.
        - Да, конечно. Только мне кое-куда сходить нужно будет, а потом пересечёмся, - ответил мне Костя.
        - Родителям помогать будешь?
        - Зачем? На собеседование пойду в гарнизон. Отец обещал провести меня, чтобы я пообщался о дальнейшей службе, - чувствовал я, как улыбается мой друг.
        - Здорово, - сказал я, но у самого было не меньшее желание оказаться на его месте.
        - Ну а ты тоже не расслабляйся. Со мной пойдёшь? - спросил Костян. - Отец и насчёт тебя договорится.
        - Шутишь? Новый год прошёл, слишком уже поздно для подарков.
        - Ты главное - с мыслями соберись. Там мужики серьёзные. Могут и вопросы из аэродинамики задать.
        - Может, тогда не надо - не подготовившись? Сам лучше сходи.
        - Отставить разговоры. Завтра идём с тобой в школу испытателей.
        Глава 5
        Утром я заранее подошёл к дому Бардиных, в ожидании их выхода. Командирский УАЗик уже стоял у входа, пуская белые клубы выхлопных газов. Мороз был сегодня очень суровым. Минус 30 на термометре при небольшом ветре превращались в адскую пытку. Но ради возможности пообщаться с элитой ВВС и попробовать убедить их в своей пригодности к поступлению, можно и потерпеть.
        После пары минут ожидания и ощущения обморожения кончиков пальцев на ногах, я решил, что подождать можно и в подъезде. Открыв дверь, я тут же столкнулся с отцом Кости.
        Одет Георгий Харитонович был в кожаные лётные штаны и тёмно-синюю ДСку. Среднего роста, плотное телосложение, фуражка, надетая с правым креном и суровый командирский прищур - очень брутально выглядел командир смешанного авиационного полка.
        - Доброе утро, Георгий Харитонович! - громко поздоровался я, и старший Бардин слегка скривился.
        - Здорово, Сергей, - пожал он мне руку. - Не кричи, а то вчера праздник был, - сказал командир, у которого явно болела голова.
        Сзади шёл Костян и он тут же бросил обниматься ко мне. За год, мой однокашник совсем не изменился. Зато, в отличие от меня, он был одет в парадную шинель и явно шёл предметно разговаривать о своём будущем.
        - Эм… не подскажете какой? - спросил я, при этом перебирая в голове все известные авиационные праздники.
        Вспомнил только про 22 января - день авиации ПВО, но этого праздника в Союзе ещё не было.
        - Ой, было бы что пригубить, а праздник всегда найдётся, - сказал Георгий Харитонович, когда я приобнялся по-дружески с его сыном. - День службы авиационного вооружения, кажется, был. Давайте в машину, а то сегодня прохладно на улице.
        Присев на заднее сиденье, УАЗик рванул с места по заснеженной дороге. Городок уже просыпался несмотря на непроглядную темень. Дети шли в школу, а толпы военных и гражданских устремлялись к автобусам, увозящим их через несколько КПП к местам службы.
        Пропускной режим весьма серьёзный. Не делают скидку даже на командира одной из частей, коим является Георгий Харитонович. Нас с Костей попросили только показать удостоверение личности.
        - А ты чего не по форме? - шепнул мне Бардин. - Встречают по одёжке, не помнишь разве?
        - Да откуда у меня форма? В отпуск только вчера приехал. Твой звонок был, как снег на голову, - ответил я.
        - Вот-вот! Снега в этом году море, - кивал на переднем сиденье Георгий Харитонович. - Как вообще служба, Сергей?
        - Всё хорошо. В отпуск выбрался наконец-то.
        - Отпуск - это здорово, - сказал Бардин-старший. - Я слышал, что «за речкой» был. На какой базе?
        - Баграм и Шинданд. Одну посадку даже в Кандагаре сделал, - сказал я, вспомнив недавний вынужденный заход на этот аэродром.
        - Солидно. Получается, в самый разгар попал? - повернулся ко мне Георгий Харитонович.
        - Не скрою - повоевать пришлось, - ответил я.
        - Ничего. На наш век ещё хватит мясорубок, - сказал полковник, открыв дверь УАЗика, когда мы подъехали на центральное КПП. - Сейчас. Звонок сделаю один.
        Командир полка пошёл в здание, а я разглядывал главные ворота Испытательного центра ВВС. На створках эмблемы центра и большой плакат с официальным названием этого уникального гарнизона. При въезде на территорию гарнизона пока ещё пусто. Во Владимирске значительно позже станет модно ставить памятники на разную тематику. В основном все они так или иначе будут связаны с авиацией. В моё время здесь стоял ракетоносец Ту-16.
        - Так, мальчики, отсюда пойдёте пешком, - сказал Георгий Харитонович. - Рано вам ещё разъезжать на моём УАЗике, поняли?
        - Ага, - вместе сказали я и Костя и стали выбираться из кабины.
        - Сергей, на секунду, - позвал меня Бардин-старший
        - Слушаю, - быстро подошёл я к передней двери с пассажирской стороны.
        - Костя покажет тебе, куда идти. Сразу скажу, в деле поступления в школу испытателей кумовство роли не играет. Разговаривай, просись, но не думай, что они легко согласятся тебя взять, понял? - сказал Георгий Харитонович, пожал мне руку и уехал в другую сторону.
        На КПП про нас уже знали и спокойно пропустили. Теперь предстояло дойти до здания школы.
        По пути встречалось множество строений, начиная от многоэтажных казарм и заканчивая клубом с буфетом на первом этаже.
        - О, космонавт! - указал на памятник Костя.
        Перед клубом стоял МиГ-21, а рядом под высокой елью скульптура лётчика в высотном костюме с гермошлемом в руке.
        - Неа. Это простой лётчик «весёлого», - улыбнулся я, перепрыгивая сугроб.
        - Что ещё за «весёлый»? - удивился Костян.
        Пришлось ему вкратце рассказать некоторую Афганскую терминологию. Видимо, в Венгрии в Южной группе войск такими понятиями не оперируют.
        - Кстати, а ты чего в такой форме? Как будто представляться пришёл, - спросил я, когда мы проходили здание, с которого шёл приятный запах печёных булочек и пирожков.
        В окне можно было увидеть, как в этом здании всё чисто и белоснежно. За столами сидят лётчики в опрятных комбинезонах и спокойно завтракают. На столах шоколад, варенье и красивая сервировка. Однозначно это та самая реактивная столовая.
        - Как тебе сказать. Я решил быть ближе к возможности поступить в школу испытателей. Отец сказал, что опыта у меня мало, но здесь я буду на виду и освою ещё один тип истребителя.
        - Какого истребителя? Здесь же только смешанный полк, а истребители принадлежат испытательному центру? - удивился я.
        - Ты чего, Серый? Полков здесь два. Один смешанный исследовательский - транспортники и вертолёты. Это где мой отец командует, - начал рассказывать Костян и чуть не хлопнулся на задницу, поскользнувшись на льду.
        Как раз мы проходили мимо здания, где размещается пожарная команда. Несколько боксов с пожарной техникой, которой здесь больше, чем во всём городе. Работники в боёвках и с брандспойтами решили машину помыть. Естественно, попутно организовали каток прямо на площадке перед боксом.
        - Кто ж так делает? - крикнул Костян, но невысокого роста пожарный только пожал плечами.
        - Не отвлекайся, - сказал я Костяну. - Второй, что за полк?
        - Второй тоже исследовательский, только отдельный полк истребителей -бомбардировщиков, - сказал Костян, поправляя белое кашне.
        Ого! Что-то новенькое в структуре Владимирского гарнизона. Никогда не думал, что здесь тоже есть такие формирования. Как только Костян мне это рассказал, тут же воздух разорвал гул взлетающего истребителя.
        Солнце только показалось из-за горизонта, едва осветив заснеженную степь лётного поля, а МиГ-25 уже взмыл в воздух, лишая сна всю округу.
        - Разведка погоды пошла, - сказал я, переступая железнодорожные пути.
        Не перестаю удивляться разнообразием строений и коммуникаций в этом гарнизоне. Посмотрев по сторонам, я заметил целых два склада ГСМ с топливными резервуарами. Куда столько?
        Мы вышли на очищенную от снега дорожку, которая вела к зданию штаба смешанных полков. Как объяснил Бардин, они тут делят одно здание на двоих. Истребители на втором этаже, а транспортники на первом.
        - Здесь их так и прозвали - «верхний» и «нижний» полки, - улыбнулся Костян. - Мне сюда, а тебе вон в то здание, - показал он мне на следующее строение вдоль дороги.
        - И это школа испытателей? - спросил я, рассматривая покосившееся здание, которое явно требовало побелки или покраски.
        - А ты думал, что будет как в Белогорске? Колонны, фасад и огромное название с орденом Ленина над входом? - усмехнулся Костя. - Заходи потом сюда, как пообщаешься.
        - А с кем вообще разговаривать? - спросил я.
        - Иди сразу к начальнику. Не ошибёшься.
        А чего не к главкому сразу? Такие простые эти Бардины! Будто мне тут все рады. Может, кто-нибудь и вспомнит Родина-старшего, который тут служил, но добрым ли словом?
        Перед входом в здание школы лётчиков-испытателей стоял высокий столб с прибитыми табличками. Каждая указывает в направлении какого-то аэродрома. Видимо, так увековечивают память своих частей слушатели этой школы.
        - Во, до Белогорска 620 километров, - вслух сказал я, заметив табличку с названием города своей альма-матер.
        На крыльце курили капитан и майор, обсуждавшие что-то авиационное.
        - Надо посмотреть, насколько возможно отработать этот режим. Я не уверен в расчётах инженера, - сказал майор, задумчиво смотря себе под ноги.
        - Я высчитал, что на закритических углах опасности не будет. Правда, надо посмотреть, какая будет подвеска, вариант заправки и режим работы двигателя…
        Вот она, работа испытателя! Всё до мельчайших деталей необходимо знать и проверить. Ведь после них, самолёт уйдёт в войска. И уже по его рекомендациям будет летать строевой лётчик, изучающий руководство по лётной эксплуатации данного типа воздушного судна.
        - Мужики, а как мне начальника найти? - спросил я.
        - Тебе начальник школы нужен? - уточнил у меня майор, не поднимая на меня глаз. - Батя на первом этаже. В тренажёрке должен быть.
        Войдя в здание, я не обнаружил на проходной дежурного. Разрывался телефон, но к нему никто не спешил.
        - Сколько раз говорил, если уходите, то телефон отключайте. На нервы действует, - возмущался подполковник, спустившийся по лестнице со второго этажа.
        Форма на нём была повседневная, а значок классности нелётный. В этой школе, судя по всему, он преподаватель какой-нибудь инженерной дисциплины.
        - Вам кого, молодой человек? - спокойно спросил подполковник.
        - Я к начальнику. Он в тренажёрке?
        - Наверное. Иди, поищи, - махнул он мне и пошёл дальше по своим делам со стопкой бумаг.
        Как-то здесь всё просто. Заходи, спрашивай, общайся. Будто не в армии.
        Пройдя по коридору, я обратил внимание на большое количество фотографий известных людей, которые имеют отношение к работе испытателя. Есть тут и знакомые мне лица, такие как Василий Котлов, который был у меня на присяге, а затем и беседовал со мной, в кабинете командира учебного полка Доброва.
        Только сейчас поймал себя на мысли, что я почему-то знаю, где находится тренажёрный зал. Может, маленький Родин здесь уже был, во времена, когда его отец служил в Испытательном центре?
        Открыв дверь, я увидел пару человек, висящих на турниках и качающих пресс. Не качки, но выглядят подтянуто и достаточно стройно.
        - Вы к кому? - спросил парень с растрёпанными тёмными волосами, с трудом удерживающий уголок на турнике.
        - Мне начальника бы школы найти, - сказал я, и в этот момент ноги парню пришлось опустить.
        - Ох! - пытался отдышаться парень, сложившись пополам. - Батя к себе пошёл, а тебе что нужно? Может, помогу чем-то?
        - Да вот на собеседование к нему хочу сходить, - сказал я.
        - Эт здорово! Какое училище заканчивал? - спросил у меня второй, тоже спрыгнувший с турника.
        - Белогорское, 1980 год, - ответил я, и второй сильно закашлял и начал смеяться. - А что смешного?
        - Ничего! Иваныч, чего он сюда припёрся? - продолжал он ржать и тыкать в меня пальцем.
        - Во-первых, я пришёл, уважаемый. Во-вторых, пальчиком попрошу не тыкать, словно я экспонат, - сказал я, начиная немного злиться на этого задавалу.
        - Характерный! Ну, ты сходи, посмотрим, что тебе батя скажет. Рановато тебе ещё… - начал говорить он, но темноволосый толкнул его в плечо.
        - Уймись! Себя вспомни. С какого раза тебя взяли? С третьего? - спросил Иванович и подошёл ко мне.
        Второй спортсмен замолк и ушёл в соседнюю комнату.
        - Не обижайся. Парень он неплохой, только слишком задиристый, - сказал темноволосый. - Как зовут тебя?
        - Сергей Родин.
        - Валера Токаев, очень приятно!
        И опять Валерий! Везёт мне на людей с таким именем. Но этот парень в будущем должен стать довольно известным человеком.
        - Что посоветуешь, Валер? - спросил я.
        - А ничего. Как будет, так будет. Это собеседование никак не повлияет на дальнейшую твою судьбу. Вот когда приедешь поступать, здесь уже и покажешь, что ты можешь, - сказал Токаев.
        - То есть, можно и не идти разговаривать?
        - Нужно. Это важно для тебя. Ты должен понять, в чём заключается специфика работы испытателя. Батя тебе об этом расскажет. И там уже объяснит, что делать дальше, - похлопал он меня по плечу и объяснил, где находится кабинет начальника школы.
        Попрощавшись с Токаевым, я ещё на секунду посмотрел на него и закрыл дверь в тренажёрный зал.
        Валерий Токаев - будущий лётчик-испытатель и космонавт. Участник программы «Буран». Насколько помню, он будет служить в Крыму, в испытательном управлении морской авиации и будет одним из тех, кто откажется принимать присягу другому государству после распада СССР. Затем будут несколько лет подготовки к космическим полётам. Всего он совершит два полёта и, даже будет выходить в открытый космос.
        В 2000 году будет удостоен звания Героя Российской Федерации.
        Добравшись до кабинета начальника, я выждал паузу, собираясь с мыслями. Волнение такое присутствует, будто я сейчас захожу на важный экзамен.
        - Разрешите? - заглянул я внутрь и обнаружил сидящего за рабочим столом полковника.
        С большими залысинами и седыми висками, добрым выражением лица, будто передо мной отец, дающий хороший совет на будущее. Не зря этого полковника называют здесь «Батя».
        - Да, что у вас? - спросил он, жестом приглашая меня войти.
        - Товарищ полковник, старший лейтенант Родин. Хотелось бы с вами…
        - Ё-моё! - удивлённо посмотрел на меня полковник. - Вылитый Серёга. Какими судьбами к нам, сынок? - встал со своего места начальник школы и быстро заспешил ко мне.
        - Эм… пообщаться о поступлении, - прямо сказал я, не собираясь откладывать решение этого вопроса.
        Полковник крепко пожал мне руку и пригласил сесть.
        - Юра! Саня! Зайдите ко мне! - крикнул в коридор полковник и сел на своё место, отложив в сторону все документы. - Неожиданно, - улыбнулся он.
        А как я в шоке! Думал, сейчас будут жёстко спрашивать, попросят схемы сил нарисовать, уравнения движения вывести. Но пока всё очень приятно.
        - Мне Харитоныч Бардин сказал, что придёт старший лейтенант Родин. Я подумал, что однофамилец, но хорошо, что ошибся. Полковник Брилёв Валентин Иванович, начальник этой школы.
        - Сергей Сергеевич Родин, старший лейтенант, лётчик-истребитель 236го полка Осмон, Туркестанский военный округ, - в ответ представился я.
        Сняв куртку и повесив её на вешалку, как мне предложил сделать Брилёв, я снова сел напротив него. В этот момент в кабинет вошли ещё двое. Мне их представили как зама по лётной подготовке, подполковника Зучкова и зама по инженерно-авиационной службе Солчанова.
        - Итак, Сергей Сергеевич, для начала скажу, что мы трое знали вашего отца, - сказал Брилёв. - Знаем, что за вас поручился полковник Бардин. А также, нам доподлинно известно ваше желание поступить в школу испытателей. Всё верно?
        - Так точно, товарищ полковник, - кивнул я.
        Пока всё идёт неплохо. «Вопросы» несложные. Это явно легче, чем стоять и расписывать кривые Жуковского.
        - Тогда, если мои коллеги не против, мы можем приступить к собеседованию.
        - Расскажите о себе. Что закончили? Где служите? - спросил Зучков.
        Рассказ об Осмоне и командировке в Афганистан затянулся на несколько минут, но присутствующие слушали внимательно. Зучков даже помечал себе что-то в тетради.
        - Ещё раз, какие модификации МиГ-21 у вас были? - поинтересовался Солчанов.
        - УМ, СМ и бис соответственно. В училище был МФ. Самолёт Л-29 на первых двух курсах, - ответил я.
        Пару вопросов задали про МиГ-29. Переучивался я на него или нет, что могу о нём рассказать и как его оцениваю.
        - Почему именно в испытатели решил? В Осмоне формируется отличный Центр боевого применения. По службе, если взять во внимание твои награды и заслуги на войне, пойдёшь быстро, - спросил Брилёв.
        - Должность, положение - это всё не так важно, - сказал я. - Наследие - вот о чём я думаю, когда говорю о желании поступить в школу. Здесь ты на острие боевой авиации, всегда в авангарде. А главное - можешь оставить свой след в истории авиации. Предложить то, чего ещё не делали. Что-то новое, что-то своё. А в полку всё по инструкции. Там ежедневная, рутинная работа.
        - А здесь, думаешь, не так? - улыбнулся Зучков.
        - И здесь так. Только здесь ты ещё и первопроходец. Ты учишь летать самолёты, а не они тебя, - ответил я.
        Брилев задумался, инженер смотрел на меня с удивлением, а Зучков чесал затылок. Что-то сейчас решают они в своих головах.
        Валентин Иванович посмотрел на своих подчинённых, но ни один из них и бровью не повёл. Не намекнул хоть на какое-то решение.
        - Сергей, я тебя выслушал и хочу кое-что тебе сказать, - произнёс Брилёв.
        Я навострил уши, готовясь только услышать слово «да». Другого сейчас я не жду. Просто, как можно меня не одобрить к поступлению? Только, если начальники решили не отступать от критериев отбора.
        - Чуть не забыл, а вы не курите? - спросил Брилёв.
        - Нет, - с удивлением ответил я.
        - Это вам в плюс. Теперь к насущному. Какой у вас налёт на реактивных самолётах, исключая полёты в училище? - продолжил выяснять Валентин Иванович.
        - Порядка 400 часов.
        - Хорошо. Второй тип истребителя вы ещё не освоили, но недавно сдали на второй класс?
        - Так точно.
        - Вот мой вам вердикт - рано, Сергей Сергеевич, - твёрдо сказал Брилёв. - Рано вам поступать в школу.
        Глава 6
        Я не удивился заключению вынесенному Брилёвым. Да и пришёл я в школу испытателей спонтанно. Сейчас не о поступлении речь, а о том, что мне для него необходимо.
        - Можно узнать, почему? - спросил я.
        - Конечно. Даже нужно узнать, - сказал Брилёв и подошёл к столу, где разместились модели различных самолётов.
        Здесь были и поршневые, и реактивные, и винтокрылые машины. Даже проект одного из авианесущих крейсеров с размещёнными на взлётной палубе модельками Як-38.
        - Для того чтобы попасть сюда, одной с нами беседы мало. Тем более, мы общаемся сейчас неофициально и, как видишь, никаких на тебя документов не завели, - сказал подполковник Солчанов.
        - Да, заметил, - сказал я, только сейчас поняв, что действительно никаких официальных бумаг мы не заполняли здесь.
        - Боевые награды, потенциал, знания - это всё хорошо. Можно сказать, прекрасно. Это всё мы учтём, когда будем официально включать тебя в список кандидатов, - сказал Зучков.
        - Почему нельзя сейчас? Чего именно мне не хватает?
        - Есть кое-что. В работе испытателя необходимо больше всего. Внимательно меня послушай и запомни, - сказал Батя, посмотрев на меня своими добрыми серо-голубыми глазами.
        - Слушаю, товарищ полковник, - приготовился я к важной информации.
        - Твой полёт начинается на земле. С момента получения испытательного задания от инженера. Каждое значение, точка или запятая важны. И ты должен найти в них изъян.
        - Я это понимаю, - со всей уверенностью сказал я.
        - Очень хорошо должен понимать, - поднял вверх указательный палец Брилёв. - В момент проработки всплывают все «за» и «против» тех этапов полёта и режимов, так чётко и ладно прописанных инженером. Соглашаясь на полёт, ты - лётчик-испытатель, берёшь на себя всё. В том числе ответственность за надёжность той машины, за которой стоит будущее Советской авиации.
        - А брать приходится многое, - вступил в разговор подполковник Зучков. - И величина этой ответственности ещё и в том, что ты принимаешь решение - лететь или не лететь. Сможешь или не сможешь выполнить главную задачу из трёх компонентов - взлететь, отработать заданные параметры, которые до тебя никто ещё не отрабатывал, и обязательно посадить машину.
        - И вот здесь, важно то качество, которое пока тебе не присуще, - тяжело вздохнув, сказал подполковник Солчанов.
        - Опыт? - спросил я, хотя вопрос был риторический.
        - Профессиональная интуиция, рождённая многолетним опытом, - поправил меня Брилёв и по-отечески похлопал по плечу.
        - Понятно, - смиренно сказал я.
        С опытными людьми в испытательном деле следует согласиться. Мой многолетний опыт не распространяется на лётное дело. Если в большинстве жизненных ситуациях я могу действовать по наитию, то в полёте пока такого у меня нет. Своего опыта я только ещё набираюсь. Пускай и быстро.
        - Но и даже это не гарантирует тебе успех, - сказал Батя, вернувшись на своё место. - Всё предусмотреть невозможно. На то она и испытательная работа, - улыбнулся он. - Прекрасное занятие, в котором всегда есть место неизведанному.
        - Я это запомню, Валентин Иванович, - улыбнулся в ответ я.
        - Хорошо. Теперь о главном. Ты у нас на карандаше, - сказал Брилёв, и Зучков поднял красно-синий карандаш.
        - Понял, - кивнул я.
        - В Осмоне будет несколько типов летательных аппаратов. Освоишь ещё один, наберёшь необходимый налёт для поступления, и тогда мы с тобой встретимся за партой в классе прямо по коридору, по левой стороне, - проговорил Брилёв, кивая головой.
        - Я всё понял, товарищ полковник.
        - Теперь иди и работай. До встречи! - улыбнулся Брилёв и я, попрощавшись со всей троицей, вышел из кабинета.
        На морозе мысли немного пришли в порядок. Теперь появилась некая промежуточная цель, за которой откроется прямая дорога к поступлению в школу. И как я понял, для этого мне нет смысла уезжать из Осмона. Надо работать именно там и повышать свой уровень.
        Гарнизон покинули с Костей мы не сразу. Он ещё долго сдавал документы, беседовал с какими-то знакомыми и расспрашивал об особенностях службы в «верхнем» полку.
        - Значит, ты всё же решил воспользоваться своим пролетарским происхождением? - спросил я, когда мы шли по длинной дороге от главного КПП к городку.
        - Я думал, что самому как-то получится прорваться. Сейчас там налетаю быстренько и через три-четыре года пойду в школу испытателей. Не всё так просто оказалось.
        - Могут не отпустить? - спросил я, ускоряя шаг, поскольку сильный ветер дул в лицо, почти отбрасывая меня и Костяна назад.
        - Ещё как! Даже в Афган теперь не поедешь, если сверху не придёт разнарядка. Людей не хватает катастрофически. Меня уже хотят на командира звена переводить, поскольку большой провал в части пополнения был в предыдущие годы.
        Оказывается, проблема с самой возможностью уехать поступать действительно присутствовала.
        - Мой отец, к тому же, уточнил у Брилёва, что из Венгрии проблематично перевестись. Чуть ли не на Министра обороны нужно выходить, - громко сказал Костя, перекрикивая порыв ветра.
        Проходили мимо строящегося небольшого микрорайона. Параллельно дороге выросли частные гостиницы представительств авиационной промышленности.
        - Маповские гостиницы всё растут, верно? - указал мне на строящееся двухэтажное здание.
        - Здесь и домов скоро будет не меньше, - ответил я, вспоминая, как этот район скоро застроится несколькими девятиэтажками.
        В десятые годы тут ещё пристроят несколько домов, и микрорайон уже не будет называться «Степь».
        - Ага, быстрее бы. Не хочется мне в общежитии «Волга» жить, - улыбнулся Костян, напомнив мне про общежитие в черте города.
        - С родителями, значит, не хочешь? - посмеялся я.
        - Конечно! Никакой личной жизни. Каждое утро будет инструктаж по мерам безопасности и предварительная подготовка под чай с бутербродами. Вечером - разбор полётов, - махнул рукой Бардин.
        - Так, ты в столовой завтракай, - предложил я ему.
        - Это вставать слишком рано нужно. Меня никто возить на службу не будет. Всего сам буду добиваться, - сказал Костян. - У тебя планы какие?
        - К деду сходить надо. Дома побуду, пройдусь, книжку почитаю…
        - Блин, Родин, ты чего такой скучный? Первый офицерский отпуск у тебя, с войны вернулся, орденов полная грудь! - остановил меня Костя у железнодорожного переезда, который отделял жилой городок от военных объектов.
        - И что? Кураж-бомбей предлагаешь провести? - с удивлением спросил я.
        - Почему бы и нет? Сто процентов, ты уже давно не отдыхал на всю катушку.
        - Желания особого нет. И настроения.
        - Тебе же сказали, что пока рано. Это не значит, что совсем отказали. Ну не могут они взять старлея, который многим майорам утрёт нос в полёте. Это нарушает их методику отбора, - улыбнулся Бардин.
        - Ты думаешь, я этого не понимаю. Не хочу и всё, - ответил я и перешёл переезд.
        С другой стороны, отдохнуть-то хочется. Почему бы с другом-однокашником не посидеть и не пообщаться? В прошлый раз всё закончилось у нас довольно прилично, хоть и не без эксцессов.
        - Ты точно в этом уверен? - догнал меня Костя, ехидно улыбаясь.
        - Ладно. Уговорил.
        - Ай, спасибо, дорогой! - воскликнул Костян и кинулся меня обнимать. - Я уже с отцом насчёт «Москвича» договорился. Будет культурная программа.
        Эта бешеная табуретка ещё ездит? В прошлый раз мы немного ей бампер повредили. Тогда этот элемент советской роскоши на колёсах должен был помочь Бардину совратить Галю Капустину, но не срослось. Какая в этот раз причина, мне неизвестно.
        - Всё-всё! - сказал я, отпихивая от себя Костю. - До вечера.
        Дел было ещё много. Первоочередным был поход на кладбище, которое находилось как раз за железнодорожными путями. За последние годы оно, выросло.
        - Ну, здорово, дед, - сказал я вслух, найдя могилу Владимира Петровича.
        Находилась она рядом с могилами родителей моего реципиента - Сергея Родина -старшего и Валентины Родиной.
        Памятник у деда был выполнен, как и положено с нанесением его фронтовых наград. На меня с фотографии смотрели его суровые, но такие родные глаза для моего реципиента.
        В прошлой жизни не сберёг я единственного родного человека, дядю Жору. И в этой тоже самое. Рано ушёл дед, так и не дождавшись меня с войны.
        Постояв с десяток минут и сказав какие-то общие для себя слова, я обратил внимание на «новое кладбище». Оно начало образовываться чуть дальше.
        Пройдя по свежевыложенным из щебня дорожкам, я всматривался в лица погибших в Афганистане. Насчитал я порядка двадцати человек на этой небольшой аллее. Могилы аккуратные, оградки покрашены, памятник стоит у каждого и надпись «Погиб при исполнении интернационального долга в Афганистане». У каждого красуется изображение награды, вручённой ему посмертно. Рядом с одной из могил, я встретил знакомую мне женщину. За прошедшие годы она изменилась. Можно сказать - сдала сильно. От её сурового взгляда ничего не осталось.
        В тёмном одеянии, рядом с двойной могилой, стояла печальная, похудевшая и осунувшаяся Вилора Брониславовна. Сразу я не вспомнил, кто она такая. Но память реципиента, видимо, во Владимирске начинает работать с удвоенной силой. Это та самая завуч из школы.
        - Добрый день! - поздоровался я, подойдя ближе к Брониславовне.
        - Ой! Родин! Живой, - взяла меня за руки завуч, слегка улыбнувшись. - Прости, что так сразу. Я просто за всех наших мальчишек переживаю. Сейчас тем более.
        - Ничего, - сказал я и посмотрел на два памятника, рядом с которыми стояла Вилора Брониславовна.
        Судя по именам, это муж и сын нашего завуча. Оба погибли при исполнении служебного долга.
        - Вот видишь, Сергей. Сын сначала погиб в декабре 1979 года. Транспортный Ил разбился в аэропорту Кабула, а он был в составе экипажа, - вздохнула женщина, подойдя к памятнику и смахнув снег с фотографии сына.
        - Соболезную.
        - Спасибо. А вот и муж, - указала она на другой памятник, где не было надписи про Афганистан. - Умер от последствий командировки для выполнения так нужного нам всем интернационального долга через полтора года после сына. Не вылечили.
        - Не знаю, что вам сказать. Я видел, как там многие болели и гепатитом, и брюшным тифом, - начал рассказывать я о болезнях «за речкой».
        - Тебя пронесло, Сергей?
        - Да.
        - Это хорошо. Моего супруга болезнь и в Африке достала, - объяснила Вилора Брониславовна и рассказала, что её муж долгое время был в Анголе.
        Жаль её. А сколько таких, как она, не дождались своих сыновей и мужей? Пускай и не окрасилась страна в траурные чёрные платки, но потерь в Афганистане не удалось избежать.
        - Сергей, вы идите. Мне хочется одной побыть.
        - Да, конечно. До свидания, Вилора Брониславовна.
        - Ты хоть женат? Дети есть? - остановила она меня.
        - Ни того, ни другого. Холостой я.
        - Понятно. Пора бы уже вам и на земле немного пожить. Наверняка я не первый человек, который вам об этом говорит.
        Чем-то этот разговор мне напомнил общение с вдовой Томина. Печальные слова от понёсшей тяжёлую утрату женщины, но правильные. Где бы найти только ту, с кем можно пожить на земле? Вторую Женю ещё не придумали.
        Проведя остаток дня с бабушкой, я начал готовиться к вечерней прогулке с Костяном.
        - Серёжа, главное тепло одевайся, - начала инструктировать меня бабушка, когда я надевал водолазку с высоким горлом.
        - Баб Надь, я знаю. Мы на машине с Бардиным. В ней печка работает, - ответил я и полез за флаконом одеколона «Зевс».
        - Лучше бы носки потолще бы одел, - продолжала наставлять меня бабуля.
        - Всё хорошо, баб Надь, - ответил я, орошая себя ароматом, который прямо говорил, что я мужик.
        Смесь каких-то сильных цветочных запахов был в этом одеколоне. Но мне понравился. Сегодня прикупил себе в «Универмаге», где был директором Капустин-старший.
        Как только я закончил с приготовлениями и услышал автомобильный сигнал снизу, то сразу пошёл обуваться.
        - А ты чего без кальсонов? Мороз такой, Серёжа. Девчат, как ублажать будешь? - расстроено спрашивала бабушка.
        - Я прилично оделся, воспользовался хорошим одеколоном, побрился. Готов покорять девичьи сердца, - улыбнулся я и поцеловал бабушку в щёчку.
        - Главное, чтобы было, чем после свадьбы покорить во время брачной ночи. А то я так правнуков не дождусь, - зацокала языком бабуля.
        - Ой, баб Надь! - посмеялся я и выскочил за дверь.
        Морковный «Москвич» был разогрет. Из приёмника играла композиция «Землян» про каскадёров.
        - Ты как, Серый? Ох, и аромат от тебя! - передёрнулся в водительском кресле Костян, который пах «Шипром».
        - «Зевс». Излучаю уверенность в своих силах, - посмеялся я. - Поехали, куда там ты хотел.
        - Есть! - весело крикнул Костян, переключил передачу и… снова рванул назад, вместо движения вперёд.
        Глухой удар и «Москвич» влетел в плотный сугроб.
        - Ты когда-нибудь научишься ездить? - спросил я, выйдя из машины и посмотрев на отвалившийся бампер.
        В сугробе была закопана лавочка, которая оказалась прочнее, чем элемент конструкции советского автомобиля.
        - Ладно. Теперь у меня хоть деньги есть, чтоб починить, - сказал Костян, закидывая бампер в багажник. - Может, как обычно, около подъезда в машине посидим?
        - А кто-то обещал культурную программу, - покачал я головой, иронично улыбаясь. - Поехали к твоему дому.
        И вот снова девятиэтажка Бардиных. У нас хороший коньяк и много закуски. В добавление к бутылке марочного напитка «Абхазия», приобрели ещё и грузинский «ОС».
        - Слушай, мы бы спокойно могли пойти в ресторан, - сказал я, нащупав в кармане несколько купюр советских денег. - Офицер может себе позволить.
        - Знаю. Просто хочу здесь посидеть, - ответил Костян, всматриваясь вдаль в ночи.
        Что-то темнит мой товарищ. Не просто так мы здесь.
        Время шло. Мороз на улице крепчал, а коньяка в бутылке становилось всё меньше. Разговоры, конечно, были о службе, авиации и войне. Бардин взахлёб слушал мои рассказы об операциях и то, как мы боролись с иранскими Ф-14 и пакистанскими Ф-16.
        - Серый, это же круто! Настоящий воздушный бой. Вот так вот рядом с противником. Буквально чувствуешь его дыхание на хвосте. Очень круто! - восхищался Костян.
        - Поверь, в тот момент мне было ой как не по себе! - улыбнулся я. - Сирена визжит и буквально оглушает тебя. В воздухе извиваешься как уж на сковородке. Внизу идёт бой, и уже не думаешь, что по тебе может отработать ПЗРК.
        - Наверное, и о параметрах полёта с объективным контролем не вспоминал? - спросил Костян.
        - Совершенно верно. Лишь бы выжить и по своим не отработать, - сказал я и поведал ему о подвиге нашего командующего.
        Тот самый эпизод, когда проявил себя во всей красе генерал Хреков.
        - Блин, во даёт ваш старикан! - восхитился он храбростью Андрея Константиновича. - Знаешь, завидую тебе. Поучаствовал ты в самом опасном конфликте за последние годы.
        - Поверь, лучше воевать на учениях, - сказал я, и мы выпили ещё по одной стопке с Костей.
        Бардин снова уставился перед собой.
        - Ты кого-то высматриваешь? - спросил я.
        - Подожди, она ещё не пришла, - отмахнулся он и тут же хлопнул себя в лоб. - Проговорился, да?
        - Определённо. Ну, и кого ты тут поджидаешь? - спросил я, улыбаясь и закусывая сочным яблоком.
        - Вообще-то, поджидаешь ты, - сказал Костя, и я чуть не поперхнулся. - Тихо! Не надо так реагировать, - проговорил Костя, похлопав меня по спине.
        - Да я и не собирался. Ты думаешь, я сам себе девушку найти не могу? Ха… да за мной очередь в Афганистане выстраивалась! Что за сватовство ты мне наметил сейчас? - спросил я откашливаясь.
        - Девчонка в моём подъезде. Верой зовут. Я её постоянно отпрашивал гулять у отца. Вот хочу вас познакомить, - улыбнулся Бардин, разливая по рюмкам коньяк.
        Смутно помню я эту девочку. В голове пока не сложился её образ. И желания прямо сейчас завязывать романтические отношения нет.
        - Не та ли случайно, у которой папа - генерал? - спросил я. - Совсем моей смерти хочешь? Или думаешь, что я по расчёту соберусь жениться на ней?
        - По расчёту не получится, - сказал Костян и залпом выпил рюмку, занюхав шоколадкой. - Отец у неё умер два года назад. Мать в гарнизоне служит ещё.
        - Мда, - сказал я и выпил свою рюмку. - И почему ты решил сыграть роль сводника?
        - Девчонка она хорошая. Как отца не стало, замкнулась в себе. Мне писала, жаловалась на свою компашку, что они разгильдяи и не всегда пристойно себя ведут. Ну не бить же их!
        - Может и надо, - ответил я, смотря в окно.
        К подъезду, закутавшись в серое зимнее пальто, шла девушка. На голове аккуратная светлая шапка аля-Надя из «Иронии Судьбы», а на ногах кожаные коричневые сапоги. Лицо печальное, хотя на таком морозе вряд ли будешь весёлым.
        - Давай, Серый. Познакомься, - подталкивал меня Костян.
        Смотрел я на это хрупкое и прелестное создание. Идти или не идти? Словно монолог Гамлета читаю на современный лад. Я потянулся к ручке двери, чтобы открыть её.
        А девушка симпатичная. Да что уж там - красивая. Только, что-то меня останавливает. Не пойду же я к ней и сразу буду просить руку и остальные части тела у её мамы?
        - Давай в другой раз, - сказал я и убрал руку от двери. - На трезвую голову лучше такие вопросы решать.
        - Шарик - ты балбес. Не будет у тебя другого шанса. Так и помрёшь холостяком, - махнул Костян и отвернулся от меня.
        Из соседнего подъезда вышла небольшая компания парней в меховых шапках очень неприглядного вида. Один из них подбежал к Вере и, подхватив на руки, закружил её. Не очень это понравилось девушке, но вырваться из объятий грубияна у неё не получилось. Парниша схватил Верочку за голову и сорвал шапку. Кажется, из машины всё же предстоит выйти.
        - Ладно, пошли, - тихо сказал я и открыл дверь.
        - Вот только не надо мне делать одолжение! - громко сказал Костя. - Ещё друг называется.
        - Бардин, жопу оторвал от кресла, - толкнул я его в плечо. - И соберись! Верку - соседку твою, надо выручать.
        Глава 7
        Костян очень тяжело выбирался из машины. Когда я уже закрывал дверь, он её только смог открыть.
        - Я щас! Уже бегу! - высунул ноги из машины Костя.
        Такими темпами, мы помощь девушке не окажем.
        Странная шпана пошла в советских дворах! Уже и около дома, где целая плеяда начальников живёт, не стесняются приставать к дамам. Если только это не постанова от Костяна. Может быть, он решил нам квест с Верой устроить ради знакомства.
        - Верка, ты чего ломаешься? Сколько за тобой ходить можно? - услышал я голос самого задиристого из хулиганов, когда был в нескольких метрах от подъезда.
        Пьяным атаковать шпану в принципе нелогично. Делать это в паре с совершенно «нулевым» другом - опасно для жизни. Шансы явно не в нашу пользу. Тем не менее, девушку в беде бросать нельзя. Может, хоть от нашего громкого голоса разбегутся.
        - Ручки убрал, мальчик, - сказал я, слегка позабыв, что на вид я сам ненамного старше этих парней.
        - Ой, зачем один полез? - возмутилась Вера. - Где Костя?
        - Он прикрывает со спины. Вторым эшелоном пойдёт, но я сейчас сам справлюсь, - сказал я, чуть не поскользнувшись на замёрзшей луже.
        Такое ощущение, что Вера знала, что мы тут будем с Костяном. Вот только про четырёх лишних парней никто не предупредил.
        - Ты откуда вылез? В норку забейся, крыса, пока хвост не прищемил тебе, - отозвался самый суровый из банды, продолжая «танцевать» Веру.
        Коньяк начал во мне поигрывать, но устойчивость и управляемость я сохранял за собой. Надо теперь дождаться Костяна. Что-то опаздывает мой друг.
        - Так, давай ты свалишь, а я сделаю вид… ик, - прерывался я на икание, но главную мысль до этих ребят я довёл. - Короче, идите ребята, пока есть на чём ходить.
        - Ого, Верунчик! У тебя защита появилась! Окуните в снег его, а я пока один на один поговорю с дамой.
        Трое парней, по комплекции напоминавшие братков из 90х, медленно двинулись на меня.
        - Ладно, вы сейчас от моего друга ещё выхватите. Костян! - крикнул я, но в ответ тишина.
        Троица заржала во весь голос, а Вера закрыла руками рот от ужаса. Меня самого немного покоробило, что ж там произошло сзади. Повернувшись, я увидел картину «Приплыли» в исполнении художника Бардина.
        Мой товарищ изо всех сил пытался вылезти из глубокого сугроба, куда он угодил под действием большой дозы алкоголя. Видимо, выйдя на улицу и вдохнув свежего морозного воздуха, у Костяна закружилась голова, и он нырнул в сугроб.
        - Я… бегу! - кричал он, но так ему предстоит бежать очень долго.
        - Эх, - расстроено вздохнул я, признав не самое удачное положение перед началом драки. - Придётся самому.
        Так, голова не в тумане. После выпитого коньяка мои движения будут слегка заторможены, но эти парни и вовсе тюфяки. Сомневаюсь, что они знакомы с элементарной самообороной.
        Первый резко ринулся на меня. Ну, как резко - потянулся, будто за стаканом через весь стол. Плотный удар в «солнышко» и, круглолицый приземлился на колено, потеряв свою тёмную меховую ушанку.
        - Придурки! Вдвоём на него, - давал «дельные» советы «главнюк» хулиганов.
        - Серёга, я уже бегу! - снова пытался выполнить «взлёт» Бардин, но слишком много взял на себя алкогольной ноши мой друг. К земле его притягивает со страшной силой.
        Парни рванули на меня, но мне это и надо было. Два шага назад и вот они уже «пританцовывают» на замёрзшей луже, которую не заметили в слабом свете фонаря и под слоем снега.
        Одного сбил с ног подсечкой, а второго огрел прямым ударом с ноги в живот. Пируэты, выписанные в воздухе этими «фигуристами» были на загляденье. Пока все трое пытались отдышаться, я ринулся к Верочке.
        - Ладно, дружище. Понял, что сегодня не наш день, - отступил он назад, и я решил не трогать поднявшего руки хулигана.
        Но Верочка имела иное мнение. Только парень сделал от неё шаг назад, она со всего маху лупанула его ногой по самому сокровенному месту. Я сам чуть не согнулся, как представил ощущения пацана.
        - Отстань, я тебе сказала! Не люблю я тебя! В следующий раз вообще оторву с концами! - раскричалась Вера и продолжила пинать пытающегося хоть как-то уползти в темноту хулигана.
        Его подельники тоже не рискнули оставаться во дворе и мелкими шажками, шатаясь из стороны в сторону, исчезли.
        - А чего сразу не ударила его по… причиндалам? - спросил я.
        - Держал сильно он меня. Спасибо, что заступился. Ты друг Кости? - спросил Вера.
        - Ага. Сергей, - протянул я руку девушке, которую она с удовольствием пожала.
        Я поднял с земли её шапку, отряхнул от снега и протянул девушке.
        - Спасибо. Знаю я тебя. Как-то приходил ты с ним к нам домой. Даже состояние у тебя такое же было, - улыбнулась Вера, напоминая мне, как мы пересеклись с ней у двери квартиры в мой первый основной отпуск в период учёбы в Белогорске.
        - Совпадение. Так-то, большая редкость увидеть меня в таком состоянии. Можно сказать, что я совсем не пью, - ответил я, немного пошатнувшись.
        - Ну, да! Лётчик и не употребляющий - вызывает у меня сомнения, - посмеялась Вера, надев свою шапку и спрятав под неё свои светлые волосы.
        - Ладно. Мне надо этого страуса достать, - указал я на стоявшего в согнутом положении Костю.
        - Пошли. Помогу… - ринулась к Бардину Вера, но я остановил её.
        - Не стоит. Тебе домой лучше идти.
        - Серёжа, - сказала тонким голосом Вера и у меня тут же в памяти всплыла Женя. - Мы своих, не бросаем. Давайте его заберем, и я вас чаем напою.
        Вот этот огненный взгляд и копна золотистых локонов меня прямо-таки сразили наповал сейчас. От такого чарующего взгляда нельзя трезвому устоять!
        - Чего застыл? - улыбнулась Вера. - Понравилась?
        - А почему бы и нет. Вашей маме, Верочка, зять не нужен, кстати? - со всей серьёзностью спросил я.
        - Ого! Да вы Сергей не любите откладывать всё в долгий ящик. Я ещё маленькая, вообще-то, - ответила Вера и пошла к Костяну, который продолжал бороться с сугробом.
        Через несколько минут мы сидели за столом на уютной кухне.
        - Костян, ты как? - спросил я, но Бардин уткнулся лбом в стол и не подавал голоса.
        Какие-то звуки мой товарищ издавал, но понять ничего не удалось. Вера в это время переодевалась и приводила себя в порядок после улицы.
        На плите начинал посвистывать чайник кремового цвета, а в углу «играл» свою мелодию холодильник. Гудящий двухкамерный «Минск» буквально убаюкивал меня, но при девушке уснуть как-то не солидно. Тем более, красивой, весьма красивой.
        - Как вы тут? - спросила Вера, войдя в кухню в белой водолазке и джинсах.
        - Костя чай не будет, - кивнул я на Бардина.
        - Заметно, - кивнула Вера, растрепав при этом свои светлые волосы. - Что расскажете, Серёжа?
        И тут я понял, что рассказать мне особо и нечего, кроме как о службе. Ничего другого-то у меня и нет. Личная жизнь давно не играет яркими красками, а в остальном - только лётная романтика.
        Вера рассказала, что учится во Владимирском филиале Государственного института авиации.
        - Ого! И даже знаешь, сколько у самолёта крыльев? - спросил я, пытаясь подколоть девчонку.
        - Ха-ха! Одно, конечно, если это моноплан, - ответила Вера, отхлебнув из чашки в красный горошек чай. - Встречный вопрос - в каком слое создаётся сопротивление трения?
        Ого! Пошли вопросы более серьёзные.
        - В пограничном слое. Продолжим интеллектуальный поединок? - спросил я.
        Как говорится, мой вызов был принят, и мы в течение долгого времени обменивались вопросами из аэродинамики, теории реактивных двигателей и других дисциплин, совершенно «ненужных» девушкам.
        - А чего замуж не…
        - Вы сговорились все? - прервала меня Вера, закатив глаза. - Не хочу я замуж. Мне ещё год учиться, а потом пойду работать.
        - Куда? - удивился я.
        - В КБ «МиГа»! - воскликнула Вера, сделав ударение на крайней букве.
        - Ну, ты даёшь, - посмеялся я. - И возьмут тебя?
        - А куда денутся? Я ж умная. Почти как ты, только не летаю, - подмигнула она мне и медленно положила себе в рот раскутанную конфету.
        Незаметно, но уже перешли с девушкой на «ты». В её глазах читается заинтересованность мной, но пока Вера осторожна в своих движениях. Изредка касается под столом моей ноги. Якобы, случайно.
        В этот момент Костян совсем задремал и свалился на пол.
        - Надо его положить на диван, - сказала Вера и подошла к своему распластавшемуся соседу.
        - Вер, я его домой отведу.
        - Не надо, - активно замахала руками девушка, будто я предложил распилить своего друга. - Его Георгий Харитонович убьёт.
        - За что? Папа у Костяна тоже любит пригубить хмельных напитков. Понять должен, - начал я отодвигать Веру.
        - Нет, я сказала! И ты никуда не пойдёшь. Мороз на улице. Да и хулиганы эти где-то за углом прячутся.
        Ты смотри, как распереживалась! Провести ночь в квартире Верочки я не против. Алкоголь подсказывает, что это может быть весьма интересно. Вот только надо удостовериться, где мама, чтобы не попасть в неудобное положение.
        Костяна выгрузили на диван-книжку, стоящий в зале. Вера бережно подложила ему подушку и укрыла. Пока девчонка перемещалась, я наблюдал за её аккуратными и плавными движениями.
        - Сергей, пошли со мной, - скомандовала Вера и, взяв за руку, потянула меня в другую комнату.
        Нормально! Даже делать ничего не нужно! Девушка сама тебя приглашает.
        Мы прошли в соседнюю комнату, где слабо горела небольшая настольная лампа, обеспечивая интимную темноту. На стене календарь с изображением советских символов, зарубежный магнитофон со стопкой кассет и большой письменный стол с разложенными книгами. А главное, здесь была среднего размера кровать, накрытая розовым покрывалом.
        - Раздевайся и складывай всё на стул, - сказала Вера и начала снимать с меня свитер.
        Ого! Девочка оказалась прям-таки лёгкой на подъём! Сняв с меня свитер, она показала пальцем на штаны.
        - Сразу снимать? - удивился я.
        - А чего тянуть? - поинтересовалась Вера, будто каждый день мужик перед ней раздевается.
        Я аккуратно стал снимать штаны, а Верочка продолжала внимательно за мной наблюдать. Как будто контролирует, чтобы я правильно раздевался.
        - Снял? Молодец! А теперь ложись, - указала на кровать девушка.
        Нравится девушке доминировать. Ну, пускай, я не против. В постели разберёмся, кто главный.
        - Лёг, - сказал я, поудобней устраиваясь на подушке.
        - Хорошо. Отдыхай. До завтра, - сказала Вера и пошла на выход из комнаты.
        Опять облом? Да что за дела?
        - Вера, и это всё? - спросил я.
        - Ах да. Чуть не забыла, - заметила девушка и выключила из розетки лампу. - Свет надо экономить. Или… что-то ещё забыла?
        Да нет! Просто раздела мужика, положила себе в кровать, забрала его вещи и куда-то пошла.
        - Отлично. Спасибо. Я как раз это и хотел попросить. Не люблю, когда в глаза светит.
        Вера мило хмыкнула и вышла из комнаты. Немного поворочался, пытаясь нивелировать неровность ниже пояса, и уснул.
        И снова мои непонятные сны. Опять водная гладь тёплого моря, а я со своим ведомым иду практически на предельно-малой высоте, относительно воды. Скорость по прибору растёт, берег приближается, и на нём видны настоящие ржавые скелеты. Будто я приближаюсь к зоне отчуждения.
        Береговая линия под нами, и мне открывается вид на огромную пустыню с разбитыми кораблями. И откуда-то запах сырников…
        Открыв глаза, я обнаружил себя в той самой комнате, куда вчера меня определила Вера. С кухни доносился запах жареного, звуки шипящего масла и весёлой песни.
        «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня», - доносился из динамика радиоприёмника голос певца по фамилии Гнатюк.
        Мои вещи были аккуратно сложены на стуле. Хозяйственная какая, Верочка! Собравшись и заправив постель, я пошёл на кухню.
        Костян ещё пускал пузыри, легонько похрапывая на диване. Заглянув в комнату, я увидел фотографии отца Веры, того самого генерала дяди Славы.
        Он был в командировках в Африке, если судить по фотографиям с темнокожими военными. Да и на полке стояла коробочка с медалью, у которой колодка была в цветах Ангольского флага, какая-то грамота на португальском языке и отдельно орден Красной Звезды. Видимо, генерал Вячеслав Владимирович Полосов был в Анголе военным советником.
        Имя отца Веры я смог прочитать на той самой грамоте рядом с орденами.
        Входная дверь в квартиру открылась и на пороге появилась женщина в военной форме с авоськой фруктов и парой бутылок молока. Не нужно тестов, чтобы понять - передо мной мама Веры.
        - Здравствуйте, молодой человек! - радостно воскликнула женщина с румяными от мороза щеками.
        - Доброе утро! - кивнул я.
        - Да какого хрена! Родя, чего так громко песня играет? Башка болит, - заныл на диване Костян, скидывая одеяло и оставаясь в одних трусах.
        Тут-то и заглянула мама Веры в комнату.
        - Бардин, быстро прикрылся! - начала она на него ругаться, и Костян накинул на себя одеяло.
        - Здравствуйте, Эльвира Павловна. Голова очень болит, так что не надо кричать, - жалобным тоном сказал Костя.
        «Завтра будет лучше, чем вчера. Лучше, чем вчера, лучше, чем вчера…» - продолжалась песня про птицу счастья.
        - Пошли, Костик. Завтракать будете. И ты, зятёк, тоже, - позвала нас Эльвира Павловна.
        Кажется, я попал в эпицентр операции «Женить Веру». Иначе, зачем так меня называть.
        Уже выйдя от Полосовых, Костян расспрашивал меня о прошедшей ночи.
        - Блин, Серёга! Ну, мы тебе все условия создали. В чём проблема-то была, что у вас ничего не состоялось? - спросил он.
        - Наверное, проблема в том, что вы меня в известность не поставили. И вообще, кто это мы и почему ты решил, что всё должно было состояться?
        - Ой, ну тебя, - махнул рукой Костян.
        Придя домой, я с радостью обнаружил кое-что в кармане брюк. Маленькая записка от Веры была приятной неожиданностью.
        - «Твой адрес знаю. Буду писать. Целую, В. В. П.», - вслух прочитал я.
        Кажется, не зря сходил.
        Отпуск пролетел быстрее, чем я думал. Мысли пришли в порядок. И не всё так плохо стало в личной жизни.
        Вера обещала приехать, когда у неё появится время. Её учёба в институте подходила к концу, но преддипломная расслабленность девушке не грозила. Веру взяли на работу в представительство КБ «МиГ» во Владимирске.
        В части меня вновь отправили к кадровику, чтобы обсудить вопросы моей должности. Балтин был рад в очередной раз заняться моим проблемным делом.
        - Сергей, тебя упорно хотят видеть в Камрани, но наше командование ни в какую тебя отдавать не хочет, - сказал Трефилович. - Командир приказал ждать твоего возвращения, а потом снова к нему на беседу.
        Очередной разговор, который уже известно, чем закончится.
        Полковник Иванов в своём кабинете опять стоял около форточки и дымил в неё. Как только я вошёл вместе с Трефиловичем, он даже не посмотрел в мою сторону. Продолжал быть невозмутимым наш новый командир полка.
        - Родин, с выходом из отпуска, - сказал Иванов и подошёл ко мне, чтобы пожать руку.
        - Спасибо, товарищ командир, - быстро ответил я.
        - Что решили? Сразу говорю, с вашим переводом можете ко мне не подходить. У меня задача сейчас полк собрать и начать подготовку людей к Афганистану в первую очередь, - с невозмутимым видом сказал Иванов.
        Молодец, Павел Егорович! Мол, выбирай из того, что есть. Особых вариантов для продолжения службы мне не оставил.
        - Товарищ командир, из всех предложенных вами мне вариантов, я выбираю первый. Остаюсь, - сказал я, выпрямляясь в струнку.
        - Вот и молодец! - улыбнулся Иванов, пожимая мне руку. - Теперь другой вопрос, в каком подразделении ты будешь теперь служить?
        Иванов объяснил, что полк расширили до четырёх эскадрилий.
        - По нехватке личного состава и его специализации, ему либо в родную первую, либо в третью, - сказал Трефилович, листая штатно-должностную книгу.
        - В первую однозначно нет, - сказал Иванов.
        Странная категоричность от командира, что мне нельзя остаться у себя в эскадрилье. Возможно, дело в инциденте с Гаврюком. Нас, кто был тогда в составе авиационной группы Шинданда, решено друг от друга развести по разным подразделениям. В открытую Павел Егорович об этом не скажет.
        - Как раз таки я бы именно туда и рекомендовал его назначить. Там совсем печальная ситуация, - покачал головой Трефилович.
        - У нас же были молодые лейтенанты? Плюс перевели к нам с Бокайды и Зары нескольких человек, - поинтересовался Иванов.
        - Да, но это всего четыре человека. Плюс, ситуация с Гнётовым требует разъяснения. Буянов почти на пенсии…
        - Ладно, Сергей Трефилович, - махнул рукой Иванов и внимательно посмотрел на меня. - Тогда в первую пойдёшь.
        Ну и опять выбрать мне не дали. Да я и не собирался. В первую эскадрилью должны были «прийти» МиГ-29. Как раз то, что мне и нужно.
        Прошёл ещё месяц, и вот я, уже готовый к полётам на МиГ-29, стою на стоянке перед своим первым вылетом на этом уникальном самолёте.
        - Сергеич, как там переучивалось? - спросил у меня Бубко, у которого я принимал борт перед полётом.
        - Скучно. Практики хотелось, - ответил я, вспоминая, что основную массу практических занятий пришлось проводить в кабине тренажного самолёта.
        Вот и сейчас, ко мне пришёл один из липецких инструкторов, которые уже давно откомандированы в Осмон, чтобы подготовить нас к самостоятельным вылетам.
        - С системой «Экран» разобрался? - спросил инструктор, наблюдая, как я проговариваю все действия на случай отказа одного двигателя.
        - Да. Хорошая вещь, кстати, - ответил я, проверяя работу небольшого табло справа на центральной панели.
        - У тебя большой налёт на МиГ-21? - спросил он, поправив мне лямку подвесной системы.
        - Да. Второй класс, как никак, - улыбнулся я, надевая шлем.
        - В первом полёте не лихач. Спокойно выполни несколько кругов с проходом.
        - У меня ещё конвейер по плану, - сказал я.
        - Сделаешь, но только сначала примерься. Самолёт почувствуй. Это не «балалайка» всё-таки, - улыбнулся липчанин и слез по стремянке на бетонку.
        Проверил всё необходимое оборудование перед началом запуска, особенно тот самый индикатор системы «Экран». На нём высветилось подтверждение о готовности к работе.
        - 505й, добрый день! Запуск прошу, - запросил я в эфир разрешение.
        - 505й, добрый! Разрешил запуск, - весело ответил мне руководитель полётами.
        - От фонаря! - крикнул я и переставил ручку закрытия в крайнее переднее положение.
        - Есть, от фонаря! - услышал я радостный голос Бубко, который надел шлемофон, готовясь вместе со мной к запуску.
        Прозрачная капсула опустилась и загерметизировала кабину. Сразу пропал посторонний шум, а на панели погасло табло «Запри фонарь».
        Немного не по себе, что теперь не нужно самому рукой опускать фонарь. Движутся вперёд технологии!
        Рычаг управления двигателем ходит легко, и во всех положениях спокойно фиксируется. Вот теперь можно запускать двигатели. А их теперь здесь целых два!
        Нажал на кнопку «Запуск на земле» и тут же загорелось табло «Запуск левого». Температура и обороты начали расти. Ощущение несколько иное, чем на МиГ-21.
        Техник всё время со мной на связи, контролируя мои доклады. Механизацию крыла проверил, отклоняется плавно. Ход педалей аналогичный. На табло загорелось «Выпусти закрылки». Техники быстро убрали колодки из-под колёс. Проверил тормоза и обороты двигателя, при которых самолёт удерживается на месте.
        - Магнит, 505й, прошу вырулить, - запросил я и получил разрешение на руление.
        По магистральной ехал медленно, чтобы втянуться в управление новой машиной. Сейчас, конечно, в воздухе будет больше возможностей опробовать самолёт по полной, но не хочется въехать в стоянку другой эскадрильи на пути следования.
        - 505й, перед полосой, на исполнительный, - запросил я, осматриваясь по сторонам. Вдруг кто-нибудь да заходит с малого круга и приземлится мне на голову.
        Вырулил на полосу и начал выводить обороты двигателей. Чувствуется, что это уже другой самолёт.
        Двигатели прогрелись, и я готов к взлёту. Есть небольшой трепет, что сейчас мне предстоит взлететь на самом современном истребителе наших ВВС.
        - 505й, взлёт, - запросил я, передвинув рычаг управления двигателем в положение «Максимал».
        Глава 8
        От руководителя полётами прозвучала команда на взлёт. Я отпустил тормоза. Самолёт стронулся с места, резко задрав нос. Пошёл разгон.
        Скорость росла, а сам МиГ несколько вибрировал и пытался дёргаться из стороны в сторону. Пока воздухозаборники не перейдут на основной режим, нос не опустится.
        На приборе почти 200 км/ч и пробег начинал становиться более устойчивым. Нос постепенно опустился. Подходит тот момент, когда я смогу оторвать от полосы новый для себя самолёт.
        Скорость 240, и я отклоняю ручку управления на себя. Всё очень плавно и гораздо легче, чем на МиГ-21. Будто на иномарку пересел. На командно-пилотажном приборе установился угол тангажа 10°. Переднее колесо отрывается, а за ним и основные. Полоса остаётся позади, и вот он первый взлёт на МиГ-29 произведён.
        - 505й, взлёт произвёл, на первом, - доложил я и получил разрешение на выполнение разворота.
        Набрал высоту полёта по кругу и выровнял самолёт по горизонту. Потрясающе, насколько он мягко управляется. Очень послушный самолёт. Позволил себе сделать небольшую змейку, сильно не уклоняясь от линии заданного пути.
        - 505й, соблюдай схему полёта, - сделай мне замечание руководитель полётами.
        У него на экране диспетчерского радиолокатора все мои эволюции в воздухе видны. Я представил себе, насколько же манёвренным будет этот самолёт, когда в следующих полётах буду летать на простой, сложный и высший пилотаж.
        Первый уход на второй круг выполнил с высоты прохода ближнего привода. Примерился, так сказать. А вот во втором уже решил, что можно и ниже.
        - 505й, полосу вижу, проход с высоты выравнивания, - запросил я у руководителя полётами.
        - 505й… не возражаю, - осторожно ответил он мне.
        Переживает, что не справлюсь с поставленной задачей? Вполне себе мне под силу пройти на предельно-малой высоте. На таком юрком самолёте и вовсе проблем не будет.
        Приближался торец полосы. На радиовысотомере проверил, чтобы была выставлена высота опасная высота 20 метров.
        Убираю шасси, самолёт слегка приподнялся, и я добавил оборотов двигателя. Рычаг управления теперь стоял в положении «Максимал».
        Быстрый разгон. Настолько, что я не успел заметить, кто стоял перед полосой, в ожидании своей очереди на взлёт.
        Ручку управления отклонил на себя. Угол набора почти 60°, перегрузка подошла к значению в 4 единицы. Как же резво он набирает высоту!
        - 505й, контроль высоты! - говорит руководитель полётами.
        - Понял, - ответил я, выдохнув от напряжения.
        Выполнил разворот влево и занял курс к третьему развороту. Сейчас буду выполнять посадку с конвейера. А дальше ещё один полёт по кругу и на посадку.
        - 101й, взлёт, - раздаётся в эфире голос Иванова.
        Теперь я понял, кто стоял на предварительном старте. Кажется, после полёта меня ожидает неприятный разговор.
        После выполнения своего задания, посадки и заруливания, я долго не мог успокоиться.
        - Это круто! - не сдерживал я свои эмоции, вылезая из кабины.
        Инструктор из Липецка уже ждал меня на стоянке. Я подошёл к нему и, согласно традиции, представился по случаю первого самостоятельного вылета на новом для себя самолёте.
        - Молодец! - сказал липчанин, пожав мне руку и взяв подписанную мной пачку «Казбека». - Прошелся над полосой, будто всю жизнь на 29 м летаешь. Спокойно, аккуратно.
        - И главное - всё было в рамках закона. Даже у РП разрешение спросил, - улыбнулся я.
        - А вообще, самолёт, как я понял, ты хорошо освоил, - сказал инструктор и мы пошли с ним в высотный домик. - На посадке без отклонений. Конвейер сделал, будто на корабль заходил.
        - Стараюсь. В испытатели готовлюсь, - улыбнулся я.
        - Ты сейчас пошутил или серьёзно? - спросил липчанин.
        - Никаких шуток. Есть у меня дикое желание в школу испытателей поступить.
        - Это похвально. Поступишь, если отпустят. Из моих учеников трое уже дошли до школы и окончили её.
        - Значит, вы приносите удачу? - спросил я.
        - Вообще-то, я думал, что хорошо учу, - посмеялся липчанин, похлопав меня по плечу.
        После лётной смены предстоял разбор полётов. Весь лётный состав, в том числе и липецкие инструкторы, сидел в классе предполётных указаний. Гнётов уже предупредил меня, что полковник Иванов обратит внимание на мои выкрутасы.
        - Ты чего себя как мальчик ведёшь? Это в Афганистане нам всем прощались нарушения регламентов и инструкций, - шептал он мне, когда все расселись по местам.
        - Максимыч, всё было в рамках. Я не превысил ограничений.
        - Вот ты это Иванову и расскажешь. Нашёл, когда над полосой носиться, - махнул рукой Гнётов.
        По его лицу видно, что он волнуется. Ещё бы! Сейчас он исполняет обязанности командира нашей первой эскадрильи и тешит себя надеждой, что получит назначение на эту должность. Вот только в кулуарах говорят обратное.
        - Максимыч, а ты сам-то видел? - улыбнулся я.
        - Видел. Твой училищный инструктор Нестеров за тебя бы порадовался, - прошипел Гнётов.
        - Он меня отлично обучил. Да и липецкие ребята дали нам хорошие знания, - кивнул я в сторону гостей из другого центра переучивания.
        - Не знаю, как липчане тебя учили, но Нестеров не порадовался бы. Он тоже мог выкрутасничать, но подобных действий своих учеников не одобрял, - проворчал Григорий Максимович.
        Через минуту появился Павел Егорович. Вид у него был уставший, а голова вспотевшая. Только что он вышел из своего МиГ-23го, на котором летал с заместителем командира другого полка.
        - Начнём. Чего мы достигли сегодня? - обратился он к руководителю полётами.
        РП поднялся и довёл основные цифры сегодняшнего дня - количество полётов, налёт и замечания. Меня в списке нарушителей не оказалось.
        Дальше выступил каждый командир эскадрильи со своим поведением итогов за лётную смену его подразделения.
        И вот только потом, командир перешёл к «раздаче слонов». Кто-то нечётко выполнял команды группы руководства, и это было услышано Ивановым. Кому-то сделал замечание за медленную работу на стоянке и подготовку самолётов к повторным вылетам. Руководителя ближней зоны отпорол за плохое формирование потока самолётов на посадку.
        Ну и про мой проход над полосой командир смолчать не смог. Заставил меня постоять и выслушать его недовольство произошедшим.
        - Старший лейтенант Родин, вы меня слышите? Вы ещё пока старший лейтенант и не обладаете достаточным опытом полётов на данном типе самолёта. Кто вам давал право выполнить такой проход?
        - Я запросил разрешение. Обстановка позволяла, - ответил я.
        - Подтверждаю, товарищ командир, - встал со своего места РП.
        - Хорошо. Тогда объясните, зачем рисковать самолётом и, главное, собой? - продолжил напирать Иванов.
        - Товарищ командир, никакой опасности не было. Согласно руководству по лётной эксплуатации, проход над полосой может выполняться как с высоты прохода ближнего привода, так и с высоты выравнивания…
        - Но в целях безопасности на высоте не менее 50 метров, - слегка повысив голос, произнёс Иванов.
        - Я взял запас в 20 метров и выставил его на радиовысотомере…
        - Так, Родин, - перебил меня Иванов. - Я знаю, что по документам к вам не прикапаешься. Вы парень неглупый и знаете, как нарушать… законно. Если вообще такое выражение здесь применимо, - улыбнулся Павел Егорович.
        А ведь командир слегка слукавил! Не обязывает меня руководство по лётной эксплуатации выполнять уход на второй круг с такой высоты. Спорить не слишком умно в такой мелочной ситуации. Да и где я, а где командир.
        - Так точно. Вполне применимо, - кивнул я.
        - Я не поленился и посмотрел объективный контроль с вашего полёта, - сказал Иванов. - На грани, но допустимо. Я это к чему - грань в полёте всегда очень тонкая. И не надо самому стараться её пересечь. Вы меня поняли, Сергей Сергеевич?
        - Так точно.
        - А вообще, ставлю в пример. Один из самых молодых у нас лётчиков, а МиГ-29 освоил быстрее всех из крайнего потока переучивающихся.
        На этой радостной ноте мы и разошлись. Можно сказать, что достался мне сегодня и пряник, и кнут.
        Время шло, и приближался момент, когда к нам на базу должны были прибыть первые лётчики для подготовки в Афганистан. К этому времени полк был полностью готов к работе в качестве инструкторов.
        Липчане оказали нам в этом вопросе большую помощь. Не зря их инструкторско-исследовательский полк лучший в стране.
        Благодаря им все эскадрильи были переучены на новые для себя типы самолётов. Правда, для этого нам пришлось снова выйти на «афганские темпы» налёта.
        Сегодня в классе решил восполнить пробелы в лётной книжке. Григорий Максимыч при этом раздавал всем указания для заполнения какой-то новой документации.
        - Теперь каждый у себя в тетрадях пишет, как его подопечный справляется с обучением…
        Это всё, что нужно было услышать из длиннющей речи нашего врио командира эскадрильи. Так как мы теперь полк в составе Центра боевой подготовки, над нами есть множество начальников, проверяющих, ответственных и других надзорных людей. А ещё есть огромный пласт документов, придуманных отделами в Центре, которые нужно выполнять. По моим подсчётам, в сутках должно быть 36 часов, чтобы всё это успеть.
        - Григорий Максимович, а мы можем вот всё это, - поднял Марик вверх листок со списком нововведений. - И оставить из него, например… ничего?
        - Барсов, я сейчас тебя «ничем» сделаю, понял? Думаешь, мне хочется вести… как эту тетрадь там называют? - тыкнул Гнётов в листок, вспомнив одну из ненужных писанин в списке.
        - Это не тетрадь, - пояснил я и нашёл искомый документ. - «Журнал учёта телеграмм, приказов, донесений, поступающих по бюллетеням профилактики предпосылок к авиационным происшествиям и инцидентам, а также проведения разбора авиационных происшествий и инцидентов». В данном журнале предписано обязательно указывать дату, место, обстоятельства и причин данных событий.
        Задумались все. Я сам был в шоке, как раньше мы жили без этих журналов. В будущем подобные журналы будут, и за них спрашивают. Сейчас я предполагал, что всё гораздо проще.
        Как только все документы были проверены методистами из Центра, которому мы подчинялись, нам довели день прибытия первой группы.
        Придя в штаб своей эскадрильи, когда уже приехала первая партия народу, я первым делом собирался обсудить в лётном классе порядок обучения.
        - Всех приветствую… - весело сказал я, открыв дверь, но тут же замолчал.
        В классе на меня смотрели несколько человек, а узнал из них я только Гнётова.
        - Вот, кстати, и Сергей Сергеевич, о котором вы спрашивали, - тут же указал на меня Григорий Максимович.
        - Такой молодой, - расстроено сказал один из лётчиков, имевший большую залысину.
        - И как будет у нас всё построено? - спросил другой, намного моложе.
        - Я всё доведу, так что не торопитесь, - сказал Гнётов и показал мне выйти.
        Григорий Максимович поторопил меня, шепнув, чтоб выходил из класса быстрее.
        - Что случилось? - спросил я, заметив, как напряжён Гнётов.
        Что-то он «сдаёт» последнее время. Видимо, нервничает, что от него может уйти должность комэска. По правде сказать, ему уже намекнуло командование, что нет у него шансов занять должность. Ждут начальники кого-то другого.
        - Вот, принимай управление личным составом. Группа на МиГ-21, - махнул на дверь Гнётов.
        - Командир, не смешно, - покачал я головой.
        - Сергей, я похож на того, кто шутит. Это группа твоя. Летаешь с ними по утверждённому плану командиром и начальником Центра.
        Я слегка приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Шесть человек примерно моего возраста, а двое выглядят даже старше меня.
        - Вы понимаете, что я, например, младше того, что с залысиной? Вы бы слушали старлея?
        - Им придётся тебя послушать. Из всех, кто в моей эскадрильи сейчас, кроме меня, тебя и Марика на 21х никто не летал. Все пришли с МиГ-23 или Су-15.
        - А Марика чего не напряжёте? - спросил я.
        - Ему ещё на МиГ-29 допуститься нужно. Зачёты не сдал, засранец.
        - Командир, вы меня извините, но вы меня сейчас специально нагрузили? Мне как будто не надо осваивать новый истребитель? - я слегка возмутился. - Я готов работать, но почему всю группу на меня?
        - Родин, отставить! - повысил голос Гнётов и сделал паузу. - Все вопросы к Иванову. Никто не думал, что в Афганистане ещё будут стоять МиГ-21. В нашей эскадрилье их оставили, пока не будет достаточно 29х, а потом решено совсем убрать. Вот Павел Егорович и поручил нам работать с этой группой и настоятельно рекомендовал тебя старшим.
        Либо пытается отмазаться Максимович, либо действительно Иванов решил вот так меня напрячь. Мол проверяет, не буду ли я халтурить, раз решил остаться и дождаться удобного момента опять свалить в испытатели.
        - Задачу понял. Пойду выполнять, - ответил я и снова вошёл в класс.
        Лётчики переговаривались между собой и никто на меня внимания обращать не стал.
        - Всем добрый день! Давайте знакомиться… - начал говорить я, но парень с залысиной прервал меня.
        - Слушай, Сергей тебя зовут? - спросил он. - Мы понимаем, что ваш Центр пока ещё не особо начал работать. Давай посидим, поговорим немного. Затем полетаем без выкрутасов и мы полетим «за речку», - улыбнулся он.
        - Во-первых, мы уже официально сформированы и готовы полностью провести горную лётную подготовку. А во-вторых, у меня приказ вас учить. Поверьте, кое-чему нужно обучиться, поскольку там сразу заставят лететь на задачу.
        - Сергей, да мы будем в дежурном звене сидеть, пока нас клопы сами не выгонят из домика, - улыбнулся парень с объёмной причёской.
        - Может, и так. А если вам скажут лететь на разведку в Панджшер. Там средняя высота гор выше 4000 метров. Духов придётся искать в каждом ущелье и ложбине. И вам придётся там летать на очень большой скорости, если не горите желанием получить ракету в правый или левый борт.
        Уговаривать я их не собирался. Когда мы дошли до обсуждения операции в Хосте и Кунаре, всех удивило, что нам приходилось буквально утюжить пузом каждый камень в горах.
        - Сурово всё, - сказал лысый. - Тогда не будем тянуть с практикой. Что хотел бы нам рассказать?
        Никакой лекции мы, естественно, не проводили. Вкратце рассказал про рельеф Афгана, типовые маршруты на разведку местности и особенности на посадке.
        На следующий день запланировали три вылета в зону на сложный пилотаж. В задании прописали и полёт на предельно-малой высоте.
        Первые два вылета прошли спокойно. В полёте редко приходилось брать на себя управление, чтобы помочь проверяемому справиться с маневрированием в ущельях. Третьим был парень по фамилии Тубин.
        - Давай пикирование, вывод и пару бочек. Высота вывода 600, - сказал я парню, когда мы закончили работать в зоне на средней высоте.
        - Понял, - слегка неуверенно сказал парниша и выровнял самолёт по горизонту.
        - Магнит, 524й, работа с переменным профилем. От 4000 до 600, - запросил я у офицера боевого управления, представляясь за своего проверяемого.
        - Разрешил 524й, - сказал ОБУшник и я полностью убрал руки и ноги от органов управления.
        Так, конечно, делать не нужно, но человек должен почувствовать управление в подобных условиях.
        - Давай пикируем, - сказал я и Тубин тут же ввёл самолёт в пикирование.
        Резво, но в пределах разумного. Перегрузка небольшая, но в кресло вдавило.
        - Помни про ориентир, - подсказывал я ему, но Тубин молчал.
        Нос МиГ-21 продолжал наклоняться, подходя к отметке в 35°. Есть ощущение, что мы продолжаем клевать носом.
        Высота 2000. Ещё немного, и нужно выводить. Скорость растёт, к креслу прижимает всё сильнее. Угол наклона уже 40°.
        - Внимание, вывод! - громко говорю я по внутренней связи, но парень молчит.
        Земля приближается, и мы к ней летим на всех оборотах.
        - Вывод! Вывод! - кричу я, но реакции ноль.
        Ставлю ноги на педали и начинаю плавно вытягивать ручку на себя, но скорость слишком большая. Просадка будет ниже 600 метров. Тяну ручку, а она мне не поддаётся. На высотомере почти 1000 метров, к креслу сильно придавило и дышать становиться тяжелее.
        Глава 9
        Тормозные щитки мной были предусмотрительно выпущены перед вводом в пикирование. Высота на приборе уже 950 метров. И всё внутри сжалось.
        Ручку управления начал отклонять на себя, но она будто во что-то упёрлась. Время принять решения о катапультировании ещё есть.
        Ещё раз пытаюсь перетянуть ручку управления самолётом на себя, но она не идёт. Перегрузка на соответствующем указателе была равна 5 единицам. Высота 900 метров. Ещё немного и его не вывести.
        Либо «выходим на воздух» сейчас, либо боремся.
        - Вывод, твою мать! - кричу я по внутренней связи, но парень в передней кабине будто отключился.
        Перегрузка подошла к 6 единицам, а самолёт несся к земле под углом уже 50°.
        И как назло прямо по курсу деревня. Внизу уже можно разглядеть детишек, бегающих по футбольному полю. Прыгать однозначно нельзя, иначе будут жертвы. Тогда только выводить.
        Ещё раз вытягиваю ручку управления на себя. Есть! Нос самолёта стал подниматься.
        Обороты двигателей пошли вверх, но МиГ-21 ещё просаживался. Высота 500… 400… Перегрузка жмёт сильнее, дыхание совсем остановилось.
        Выровнял самолёт по горизонту. Ручку управления установил в нейтральное положение.
        Перед глазами появился силуэт вершин Гиндукуша, сменивший серую поверхность предгорий. Теперь я чётко видел перед собой линию горизонта, а высотомер остановился на отметке 200 метров. И в этот момент я громко выдохнул, издавая подобие рычания.
        - Тубин? - снова громко крикнул я своему инструктируемому.
        - Да… да, слушаю, - ответил он, будто только что очнулся от глубокого сна. - А мы… мы где?
        - Ты совсем дурной? - спросил я, переводя самолёт в набор высоты.
        - В смысле? Не понял вопроса.
        - Бери управление и давай на аэродром, - спокойно сказал я, окончательно отойдя от манёвра.
        Нельзя сказать, что в Афгане мы так не летали, но в те моменты мы знали, что делать. А главное, самолёт был послушен. Здесь же Тубин, будто застопорился и сильно зажал ручку управления, не дав мне сразу вмешаться в ситуацию.
        После посадки я попросил лейтенанта отойти в сторону и объяснить мне, что произошло.
        - Сергей, давай потом, - отмахнулся парень, улыбаясь и уходя в направлении здания высотного снаряжения.
        Однако эта улыбка выглядела весьма натянуто. Надо с ним поговорить о произошедшем.
        - Сейчас, - твёрдо сказал я и Тубин слегка зажался, нервно сглотнув.
        Сразу в лоб я не хотел у него спрашивать о полёте. Надо как-то издалека зайти, чтобы он не врал.
        - Напомни, как тебя зовут? - спросил я, когда мы медленно шли с Тубиным по стоянке.
        - Альберт, - ответил он.
        - Слушай, Алик, а ты Качу заканчивал?
        - Да. Хотели инструктором, как отличника оставить, да и я был не против. Но не срослось.
        - Других отличников нашли? - улыбнулся я.
        - Можно и так сказать, - сказал Альберт, достав слегка трясущимися руками из кармана сигарету.
        Волнуется парень. Не расслабился ещё после полёта.
        - Ну я хочу сказать, что в Каче неплохих парней готовят нынче. Техника пилотирования у тебя хорошая, - похлопал я его по плечу. - В Афганистан сам попросился?
        - Разнарядка пришла, а наш полк на МиГ-29 пересаживается сейчас. Только в моей эскадрилье остались 21е. Комэска спросил кто хочет. Я вызвался. У меня же дружбан там погиб в прошлом году. Тоже в Качу поступал на год раньше меня, да только не прошёл туда. Поступил в Барнаул.
        Если Барнаульское училище заканчивал его товарищ, то в Афганистане летал либо на истребителях-бомбардировщиках Су-17, либо на штурмовиках Су-25. В памяти всплыло одно имя, которое я решил назвать Альберту.
        - Его не Юра Орлов звали? - спросил я и Алик тут же закивал головой, выдыхая табачный дым.
        - Он самый. В закрытом гробу привезли. Посмертно орден Красной Звезды получил, - сказал Альберт и посмотрел куда-то в сторону.
        Тот самый парень, которого подстрелил снайпер в Шинданде. Помню, что нам не сразу разрешили его и ещё нескольких человек должным образом на Родину проводить.
        - Сергей, ты будешь докладывать о произошедшем в полёте? - спросил Альберт.
        Не пришлось мне самому задавать этот вопрос. По-хорошему надо бы ещё пару раз с Аликом слетать и удостовериться в его пригодности или непригодности.
        - Пока не буду. Но если подобное повторится, не обижайся. В Афганистан ты не поедешь, - ответил я и Алик поблагодарил меня, бросившись обниматься.
        Ещё несколько дней полётов, и вот настал крайний этап - работа по полигону. Альберт летел со мной в крайнем вылете в смене.
        Взлёт произвели без отклонений. Тубин весьма резво пошёл в набор высоты, чтобы выскочить сразу в район полигона на нужной высоте для работы.
        - Подходим к полигону. Параметры ввода помнишь? - спросил я.
        - Да. Выполняем переворот и пикируем, угол 40°, высота сброса 800, - сказал Альберт и начал запрашивать у руководителя полётами на полигоне разрешение на работу.
        Через минуту Алик обнаружил цель и начал выполнять заход. Среди нескольких сопок стоял замаскированный муляж танка. Боевая зарядка у нас две ФАБ-250 не давала ему шанса на сохранение целостности.
        - Главный включил. Готов к работе, - доложил он по внутренней связи.
        - Угол прицеливания? - запросил я.
        - 6.30 установлен. Оружие выбрал, - сказал Алик.
        Ещё несколько секунд и мы вышли на цель.
        - Переворот. И рааз! - подсказал я и Альберт начал выполнять манёвр. Я повис на ремнях головой вниз, а самолёт устремился к земле. Началось пикирование на цель.
        В этот раз Алик проговаривал каждое своё действие. По внутренней связи был слышен его прерывистый голос, но пока всё хорошо. Перегрузка росла, скорость подошла к 800 км/ч.
        - Угол… 40, цель вижу, - сказал Тубин, но слышно было, как ему тяжело.
        Перегрузка на выводе при включении форсажа будет около 7. А высота вывода будет в пределах 300 метров.
        - Высота 1500, - подсказываю я.
        - По… понял, - вяло отвечает Алик.
        Я положил левую руку на рычаг управления двигателем, а правой слегка держался за ручку управления. Стрелка высотомера подходила к значению 1000 метров, скорость 900.
        Самолёт слегка подбросило вверх, будто что-то от него отвалилось. Вот же, Алик! Слишком рано нажал на кнопку сброса и бомбы ушли вниз, а самолёт продолжал пикировать. Я не стал ждать, пока он соберётся выводить его.
        Включил форсаж, ручку управления отклонил на себя и перевёл самолёт в набор. В наборе высоты бросил взгляд влево и обнаружил небольшой недолёт до центра круга.
        - В горах каждые пятьдесят метров высоты будут иметь значение. Чем отвеснее пикирование, тем точнее, - сказал я по внутренней связи, но в ответ тишина. - Алик, ты меня слышишь? - запросил я Тубина, но тот снова не ответил. - Алик?
        Прошло несколько секунд, прежде чем Альберт откликнулся на мой вызов.
        - Сам сможешь посадить самолёт? - спросил я, занимая курс на аэродром.
        - Смогу. Нам поговорить нужно, Сергей. Тут такое…
        - Вот на земле и поговорим. Управление возьми, - прервал я его и отпустил органы управления.
        Но после посадки Алик очень быстро решил от меня скрыться. Когда я пытался его окликнуть, он сделал вид, что ничего не слышал.
        Бубко увидел этот эпизод, когда я кричал вслед Турбину и тоже удивился.
        - Я так понимаю, Сергеич, полёт не удался? - спросил сержант.
        - Трудно сказать, Вениамин Александрович, - ответил я.
        - Сергеич, ты меня вот так не называй. Я себя директором завода чувствую, когда слышу своё имя и отчество от тебя, - неуверенно сказал Бубко, протягивая мне журнал подготовки самолёта.
        - Даже не расписался. Вот же Алик! - воскликнул я.
        - Если честно, мне кажется, что не надо ему в Афган. Расшибётся это как пить дать, - шепнул Веня, утирая свой маленький пушок под носом.
        - Саныч, ты бы меньше такое говорил. Накаркаешь ещё, - сказал я, протягивая технику журнал. - Мне бы на «высотку» побыстрее попасть.
        - Так вот, же АПАшка! - воскликнул Бубко, указывая на отъезжающий автомобиль со стоянки.
        Прыгнув на подножку, я быстро домчал до нужного места. Надо сразу рассказать всё Гнётову. Вот только обойти самый щепетильный момент - возможную потерю сознания Алика. С таким недугом из лётной работы попрут сразу. С другой стороны, жив останется, поскольку нельзя ему с большими перегрузками летать.
        Войдя в класс предполётных указаний, своего врио командира эскадрильи я там не обнаружил. Зато сразу же увидел беседующего Алика со своим старшим. Это был заместитель командира его полка. Что-то он ему там очень интересное рассказал, что зам. на меня волком посмотрел.
        - Идите-ка сюда, старший лейтенант, - грубо произнёс подполковник в камуфлированном лётном комбинезоне.
        Такие сейчас редко у кого встретишь. Через пару-тройку лет начнут их всем выдавать.
        - Старший лейтенант Родин, - подошёл я и представился.
        - В чём у вас проблема с моим лётчиком? - спросил он с неким наездом.
        Альберт в этот момент прятал глаза и смотрел куда-то в сторону. Эх и зачем этот цирк нужно было ему устраивать? Спокойно бы всё решили и поехал бы он обратно в свою часть. А теперь конфликта нам не избежать.
        - Я не понимаю вашего вопроса, товарищ подполковник, - ответил я.
        - Тубин утверждает, что вы не дали ему выполнить как следует бомбометание. Мол сами ещё не совсем научились это делать…
        Ну, Альберт! Как только у тебя язык повернулся такое сказать.
        - Что можете на это сказать? - поставил руки в боки подполковник и стал сверлить меня взглядом.
        - Во-первых, никто ему не мешал. Бомбометание он выполнил сам. Вывод из пикирования выполнил я - это правда. Во-вторых, это был не единственный случай, когда я вмешивался в управление. Причину я вам назвать не могу, поскольку Альберт не объяснил мне, в чём у него была проблема на выводе.
        - А с чего это он должен тебе что-то объяснять? Он программу выполнил, потренировался. Ты в плане его подготовки расписался и отметки о выполнении поставил и всё, - развёл руками подполковник.
        - Да, работа у меня несложная, товарищ подполковник. Но вот с Тубиным случай особый.
        - Так, всё! Давай-ка ты перестанешь тут показывать себя крутым инструктором, пойдёшь сейчас и распишешь ему допуск.
        Вот это даёт подполковник! Как будто у себя в полку командует.
        - Решение о его допуске будем принимать завтра. Если позволите, то мне нужно идти, - сказал я и старший группы Тубина небрежно махнул мне рукой.
        Кажется, назревает очень серьёзная ситуация. Зачем только Алик развёл это всё? Настолько боится не поехать в Афган, что готов пойти на ложь?
        Уснуть вечером у меня никак не получалось. Завтра предстоит отстаивать свою позицию. Для себя я решил, что буду до конца бороться, чтобы парня не пустили в Афганистан. Не хочу, чтобы на мне висел потом груз ответственности за его жизнь. Он при первой же атаке с пикирования отключится и погибнет.
        Про потерю сознания надо постараться смолчать. Это оставит ему шанс перейти на транспортников хотя бы. Да и если бы я об отключке говорил, доказать это очень тяжело. Можно прослушать радиообмен и как я попытался докричаться до Альберта. Однако этого мало.
        Утром я расписал на всех допуска, а Гнётов провёл по документам официальный допуск к полётам в Афганистане, как это и было предписано нашими методическими указаниями. Естественно, у Максимовича возник вопрос по поводу Тубина.
        - Сергей, почему ты его не допускаешь? - спросил Гнётов, заметив, как я убрал в сторону план подготовки на Алика.
        - Он не готов, командир, - сказал я и рассказал некоторые подробности из наших полётов.
        Кое-как смог обойти стороной момент отключения Тубина. Вряд ли мне поверил Гнётов, но с доводами согласился и забрал с собой бумаги.
        Без каких-либо неожиданностей через полчаса он вернулся, чтобы заставить меня подписать.
        - Родин, давай ты не будешь изображать из себя академика, - бросил передо мной лист с отметками о выполненных полётах Тубина и его лётную книжку. - Понимаю, что поставили тебя на старшего лётчика и нужно себя показать. Не тот случай, чтобы быть принципиальным.
        И это мне говорит Гнётов! Мистер «я педант». В погоне за должностью и статистикой не хочет портить нам реноме крутого Центра подготовки.
        - Григорий Максимович, это именно тот самый случай, когда нужно быть принципиальным. Я вам рассказал, как он себя вёл на пикированиях и манёврах у земли. Это, как вы помните, краеугольный камень нашей программы подготовки. Горы и Афганистан - неразрывные понятия.
        - Родин, вот чего ты хорохоришься? Подпись поставь и пускай едут в Афган. Мы и так из графика выбились. Этому полку людей нужно менять, а мы их тут держим, поскольку у молодого Тубина параметры на выводе из пикирования вышли за ограничения.
        Так говорит, будто это было легко. Я до сих пор ощущаю, как у меня всё сжалось внутри перед выводом. И как я потом обтекал в кабине от напряжения. Тубин, возможно, и не помнит, как отключился и я вывел самолёт. Говорить он со мной начал, только когда высоту набрали.
        - Товарищ майор, я не подпишу. Вы можете это сделать сами, либо пойти к командиру или заму по лётной подготовке. Они могут тоже принять решение.
        - И что я им скажу? Что у меня Родин отказывается подписывать? Ставь свою закорючку и всё на этом! - воскликнул Гнётов, но я продолжал быть непреклонен.
        Не могу я такой грех на душу взять. Пускай меня лучше ненавидит весь его полк, но смерти не будет на моей совести.
        Полдня я отбивался от атак Гнётова, просьб Тубина и наездов замкомандира приезжего полка. Как я и думал, закончилось всё это дело вызовом в кабинет Иванова.
        Пока мы шли в штаб с Гнётовым, я успел выслушать несколько фраз о том, как я оборзел и меня давно пора наказать. За что только, непонятно.
        - Ты будешь стоять на своём? - остановил меня Максимович у самого входа в приёмную.
        - Да, командир. Буду. Вы бы тоже стояли на своём, верно? - спросил я.
        - Ну это ведь не тот случай. Иванов - педант в этих вопросах. Всё у него, должно быть, по правилам и документам. Но и бросать тень на Центр он не позволит. А ты в первом же потоке отстраняешь лётчика.
        Отвечать больше я ничего не стал. Сейчас ещё предстоит общение с Павлом Егоровичем. Вот тут и наговоримся!
        Войдя в кабинет командира полка, у меня в очередной раз сложилось впечатление, что Павел Егорович не может начать совещание или какой-то важный разговор без папиросы. Снова Иванов курил рядом с открытой форточкой. За столом для совещаний сидел старший группы полка Тубина, а сам Алик сидел напротив него.
        По лицу лейтенанта было видно, что он волнуется. Ведь я могу сейчас поделиться соображениям по поводу его отключек и тогда ему влетит за обман очень круто.
        - Итак, собрались все причастные к этому делу. Старший лейтенант Родин сейчас нам доложит свои соображения, - сказал Иванов, затушив сигарету в пепельнице на подоконнике.
        В очередной раз я пересказал все детали ошибок Тубина. Его командир и Гнётов слушали внимательно, но реагировали по-разному.
        Подполковник то усмехался, то расстроено качал головой. Максимович, в свою очередь, смотрел на командира нашего полка и ждал его реакции.
        - Понятно всё. Присаживайтесь, Сергей Сергеевич, - указал на стул рядом с Тубиным Иванов.
        Когда я сел, Алик слегка отодвинулся от меня. Будто заразиться боится или думает, что я его бить буду?
        - Теперь послушаем товарища лейтенанта Тубина, - дал слово Альберту Павел Егорович.
        Алик без запинки всё рассказал, практически повторив все события, рассказанные мной. За одним только исключением - он везде красавчик, а я у него ручку постоянно выхватывал. Как только Альберт закончил со своими отмазками, в дело вступил его командир.
        - Пал Егорыч, ну, ошибся ваш молодой инструктор. С кем не бывает. Просто слишком рано стал хвататься за управление и не слишком доверил выполнение сложных манёвров другому молодому лётчику. Предлагаю допустить Тубина и собираться нам на перелёт в Баграм, - улыбнулся подполковник.
        Иванов несколько секунд смотрел на собравшихся, а потом снова пошёл к окну покурить.
        - С какой высоты Тубин вы сбросили бомбы на полигоне? - спросил Павел Егорович, доставая папиросу «Казбека».
        - 1000 метров вместо 800, - доложил Альберт.
        - И случилось это потому, что старший лейтенант Родин выхватывал у вас ручку управления? - удивлённо спросил Иванов.
        - Так точно. То же самое было и на пилотаже.
        - Тогда доложите мне высоту вывода из пикирования, рассчитанную для задания в зоне, - спросил Иванов, отворачиваясь от окна.
        - 600 метров, - громко сказал Тубин.
        - Прекрасно. А самолёт вывели на высоте 200 метров. Просто потому, что Родин решил потеребить ручку управления, так? - спросил Иванов, но Альберт промолчал. - Вы летали в зоне номер 3, Сергей Сергеевич? - задал уже мне вопрос Иванов.
        - Так точно.
        - Тогда доложите мне Тубин, какой объект вы видели, приблизившись к земле? С высоты 200 метров, если у вас нет проблем со здоровьем, вы должны были кое-что там разглядеть, - спросил Павел Егорович.
        Речь в вопросе шла о той самой деревне, на которую мы и пикировали. Но Алик вряд ли её смог бы запомнить, поскольку вырубился. Командир, похоже, догадался в чём проблема.
        На крайний вопрос Альберт ответа не дал.
        - Лейтенант, подождите за дверью. Нам нужно принять решение о вашем допуске, - сказал Иванов и затушил свою папиросу.
        Тубин быстро вышел за дверь, а его начальник сощурился от недоумения.
        - Пал Егорыч, как это понимать? - возмутился подполковник.
        - Всё очень просто - этот лейтенант либо просто теряется на пикировании, либо теряет сознание в полёте, - ответил Иванов. - Рекомендую отправить его домой. А лучше в транспортную или армейскую авиацию, где нет таких перегрузок. Этим вы не сломаете человеку жизнь.
        - Ерунда какая-то. Я с ним в полку летал, и такого не было. А тут, в Осмоне открылось. Я не верю, - сказал подполковник.
        - Вы сами слышали его инструктора. Он всё вам предельно рассказал. Мало того, он не строил необдуманных теорий насчёт потери сознания. Одних только его выводов достаточно, чтобы Тубина не пропустить в командировку. Не мной и не вами было написано положение и инструкция по подготовке к службе в Афганистане, - вступил в разговор Гнётов, который теперь твёрдо занял мою позицию.
        Видать, почувствовал какое решение принял Иванов и решил «петь» вместе с ним.
        - Ваш инструктор слишком молод для такой работы. Чему ты, Родин можешь научить? - небрежно спросил у меня подполковник.
        - У меня достаточно знаний о полётах в Афганистане, чтобы передать свой опыт вашим лётчикам. Или вы считаете иначе? - спросил я, но тут же поймал строгий взгляд Иванова.
        Наверняка, Павел Егорович сам хотел что-то сказать, но смолчать я не мог. Так и продолжает нагнетать вопрос по поводу моего возраста этот подполковник.
        - Конечно, считаю. Хм, вы мне представляли инструктора моих парней, как бравого орденоносца и воздушного бойца. Чего он достиг за время Афганской войны? Вы все, чего достигли?
        Иванов не выдержал и привстал со своего места.
        - А теперь я попрошу и вас двоих выйти. Можете идти работать, а нам с товарищем подполковником нужно пообщаться, - сказал Павел Егорович.
        Как-то резко задал свои вопросы товарищ подполковник. Вообще, мне странным кажется такое поведение человека с другого полка. Не могу только вспомнить откуда к нам прибыли эти ребята.
        - Григорий Максимыч, а чего этот старший группы такой смелый с нашим командиром полка? - спросил я, когда мы шли с Гнётовым по коридору штаба.
        - ВВС Московского военного округа, - улыбнулся врио командира эскадрильи. - Этот замкомандира вообще, как говорят, родственник самого главкома Кутахова, - покачал головой Гнётов.
        - Думаете, затаит обиду? - спросил я, когда мы проходили мимо двери отдела кадров.
        - Однозначно. Прямо сейчас нам стоит начать готовиться к очередной проверке. И будут нас инспектировать ой как строго, - почесал затылок Григорий Максимович.
        Глава 10
        Не прошло и недели, как улетела группа лётчиков в Афганистан, а нас уже поставили в известность о прибытии комиссии из Главкомата. Инспектировать будут сформированный Центр, но основное внимание уделят работе нашего полка. Времени у нас было месяц на подготовку.
        137й Центр боевого применения и подготовки лётного состава - именно так теперь называется часть центрального подчинения, в состав которой и входит наш 632й инструкторско-исследовательский смешанный авиационный полк. Такое новообразование на авиационной карте Советского Союза, как этот Центр теперь будет являться основной базой подготовки наших лётчиков к полётам в Афганистане. Но уже многие важные люди видят расширение спектра наших задач. Как раз, чтобы и определить возможности этого расширения и собирается к нам эта комиссия.
        В самом здании Центра заседало не больше сотни человек. По сути, мы стали отдельной дивизией с прямым подчинением сначала начальнику этого Центра, а он уже подчинялся Главкому ВВС СССР.
        За неделю до прибытия проверяющих предварительно осмотрели нашу базу представители Центра во главе с его начальником Просвирновым. Он, кстати, получил недавно генерала.
        После небольшой «экскурсии», нам дали команду собраться в актовом зале.
        Приветственных слов от генерала мы так и не дождались. За исключением суховатого «рад всех видеть». Просвирнов сидел за центральным столом и заслушивал доклады своих заместителей, которые рассказывали ему о состоянии дел в полку и Центре.
        - Внешний вид и порядок на территории обязателен, Пал Егорыч, - настоятельно требовал Просвирнов. - Меня предупредили, что едут строгие ребята. Проверять будут досконально.
        - Так точно, товарищ генерал. У нас все готовы, - доложил Иванов.
        - Насколько мы подкреплены своей нормативно-правовой базой? Всё ли у нас разработано по учебным планам? - поинтересовался Просвирнов у одного из своих замов.
        - Так точно. За месяц подготовили ещё два потока перед отправкой в Афганистан. Все прибывшие лётчики были допущены и прошли полный курс подготовки.
        - Замечательно. А были ли у нас те, кого мы не допустили по какой-либо причине? - задал вопрос Просвирнов нашему командиру полка.
        Иванов спокойно рассказал о случае с Тубиным, не называя конкретно его фамилию.
        - Ясно. Что будете показывать, Пал Егорыч, приезжим гостям? - спросил Просвирнов у Иванова.
        Такое ощущение, что лётный состав, собранный в актовом зале, выполнял роль массовки. Сам же генерал был сосредоточен на том, что сейчас ему предложит Павел Егорович. Кажется, Просвирнов серьёзно переживал за исход работы комиссии, раз так внимательно слушал Иванова.
        - Пилотаж на МиГ-21, несколько проходов парами и звеньями, а также имитация ближнего боя МиГ-23 и МиГ-21, - сказал командир, выкладывая перед начальником центра план показательных мероприятий.
        Также на стенде висела большая схема «линейки» воздушных судов, которые должны были пролететь парадным строем над аэродромом.
        - В строю пролетят МиГ-21, за ними Су-17 и Су-25, после МиГ-23, - объяснял Иванов, показывая указкой на схему.
        - А куда вы определили пилотаж и имитацию воздушного боя? В какой момент показа? - уточнил генерал, поднимаясь со своего места и подходя к схеме.
        - Сразу после прохода взлетает МиГ-21. Пилотировать его будет майор Гнётов, врио командира 1й эскадрильи, - ответил Иванов и Григорий Максимович, услышав свою фамилию, быстро встал со своего места.
        - Хорошо. Воздушный бой кто будет крутить? - задал вопрос генерал.
        - МиГ-21е - пара Родин и Барсов. МиГ-23 - я и Бажанян, - доложил Иванов, и все участвующие тут же встали.
        Мы с Мариком стояли рядом друг с другом, а перед нами, тяжело дыша стоял Араратович. На МиГ-29 он решил не сразу допускаться, а первым делом освоил МиГ-23. Интересная у нас получится схватка!
        Конечно, на земле мы уже всё проработали. Пару раз даже открутили порядок показательного боя в воздухе. Победителями нам с Мариком не дадут из него выйти, хотя «погонять» начальников возможность у нас будет.
        Просвирнов посадил нас на свои места и пошёл ходить рядом со столом. Снова подойдя к схеме, он отрицательно покачал головой.
        - Парад утверждаю. Пилотаж и воздушный бой - нет, - сказал Просвирнов. - Все и так знают, что на МиГ-21 и 23 вы асы. Так вот, проверяющие желают, как мне кажется, увидеть ваш уровень освоения нового истребителя. Включите в программу МиГ-29.
        И тут настроение у большинства лётчиков нашей эскадрильи заметно упало. Половина из присутствующих только-только начали его осваивать. Иванов и вовсе на нём только в Липецке слетал пару ознакомительных полётов по кругу. О каком включении в показ сейчас говорит генерал, не совсем понятно.
        - Товарищ генерал, уровень освоения новой техники у нас низкий. Показ возможностей может быть смазанным, - ответил генералу Иванов.
        Не стал бояться признать эту проблему командир. Вот только судя по выражению лица Просвирнова, он её не признаёт.
        - Тогда я вам конкретно уточняю изменения в показ. В параде выполняют проход новые истребители тоже. И в дополнение ко всем мероприятиям пилотаж крутите на МиГ-29. Над аэродромом. И рассмотрите возможность замены МиГ-21 при выполнении воздушного боя, - дал указание генерал.
        Загнул, генерал. Не хочет слышать о наших проблемах. Полковник Иванов слегка замешкался, услышав поставленную задачу, но молчать не стал.
        - У нас нет тех, кто был бы готов выполнить программу высшего пилотажа на МиГ-29. К отработке воздушного боя мы только недавно начали приступать. Сами понимаете, 29х с двойным управлением ещё нет. Так что все лётчики осваивают практически самостоятельно новый для себя самолёт.
        - Пал Егорович, вам задача ясна? Командование ждёт от нас быстрого освоения новых самолётов. Не стоит их разочаровывать, - ответил Просвирнов. - Кто из лётчиков ас воздушного боя?
        Мда, и как теперь Иванову выкручиваться? Полковник посмотрел в зал в поисках кандидатуры на пилотаж. Гнётов отвернулся куда-то в сторону. Максимович давно освоил МиГ-29 и вполне себе мог бы претендовать на этот полёт. Вот только он после переучивания на 29 м почти не летал.
        Иванов, наверняка, готовился назвать фамилию Гнётова генералу, но тогда нужно будет его заменить на 21 м. На «балалайку» проще найти «пилотажника». Если мне самому вызваться? Можно заработать хорошую репутацию у начальника Центра.
        - Товарищ генерал, старший лейтенант Родин готов отработать пилотаж, - встал я со своего места, обратив на себя взгляды всего зала.
        - Вы уверены в своих силах, Родин? Хорошо освоили МиГ-29? - спросил Просвирнов.
        - Пожалуй, лучше всех в полку, - ответил за меня Иванов.
        - Замечательно. А кто тогда воздушный бой отработает? - поинтересовался генерал.
        - Так…смогу после отработки первой части и ближний бой слетать, - тут же ответил я.
        У Иванова чуть челюсть не отвисла. Он совершенно не ожидал, что кто-то настолько смело может закрыть эту задачу, поставленную генералом. А Гнётов так и не вызвался слетать на МиГ-29.
        - Кто в паре будет с Родиным? - спросил генерал.
        - Товарищ генерал, лучше будет смотреться бой один на два, - сказал Иванов и по залу прокатилась волна удивления.
        Да я сам был в шоке! К такому меня ещё Родина не готовила!
        - Хорошее предложение. Так, мы покажем, насколько МиГ-29 превосходит самолёты предыдущего поколения, - сказал генерал и, раздав ещё несколько указаний, распустил всех.
        Иванов, конечно, дал мне указание задержаться на входе, а Гнётов решил сопровождать меня в этом разговоре.
        - Совсем страх потерял? Так сильно уверен в себе, Родин? - злобно шипел на меня Григорий Максимович.
        - Абсолютно уверен. Самолёт я хорошо прочувствовал. Пилотаж на нём для меня не будет чем-то сложным, - ответил я.
        - Если ты облажаешься, начальник Центра нас изничтожит. А перед ним Иванов расчленит. Как ты собираешься воздушный бой работать один на два? - спросил Гнётов.
        - Пару раз слетаем до комиссии. Потренируемся, и всё получится, - сказал я. - Вы то, чего переживаете, Максимыч? Последнее время нервничаете постоянно.
        - Вот только я с тобой забыл это дело обсудить, - начал рычать Гнётов на меня, но продолжать не стал.
        Из актового зала вышел с оптимистичным настроем Иванов и похвалил меня за смелость.
        - Вызвался сам? Молодец. Генерал сказал, если справишься - поощрить тебя. Если нет - сделать выводы. Для тебя неутешительные, - похлопал он меня по плечу.
        Отлично настроил меня на работу Павел Егорович. Я теперь сам не в восторге, что вызвался.
        Прошла неделя, и вот очередной апрельский день мы встречали построением всего Центра на магистральной рулёжке. Как раз в эти минуты по полосе рулил Ту-154 с проверяющей нас комиссией. Вынесли флаги, установили трибуну и даже пригласили журналистов.
        За строем ожидал кортеж из нескольких машин для перевозки комиссии, а техники уже подготовили к вылетам самолёты, участвующие в показе.
        Ту-154 зарулил на стоянку, а генерал-майор Просвирнов быстрым шагом пошёл встречать председателя комиссии у самого трапа.
        Главным среди московских гостей оказался первый заместитель главкома ВВС маршал Ефимов Александр Николаевич.
        Дважды Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны.
        Во время войны летал в штурмовой авиации, которая несла самые большие потери в ходе боёв с фашистами. Уже после войны, пройдя долгий путь командных должностей, он принимал участие в боевых действиях в Египте. В Афганистане тоже успел побывать.Чуть позже станет и Главкомом ВВС, сменив на этом посту главного маршала авиации Кутахова.
        Скончается в августе 2012 года.
        Ефимов был одет не в повседневную форму, а в лётный камуфлированный комбинезон. Так, сразу его было и не узнать.
        Быстро переговорив с Просвирновым, он направился к нашему строю. Александр Николаевич поприветствовал нас и описал задачи работы комиссии.
        - Постараемся закончить всё быстро, но качество нашей работы от этого не пострадает. Мы собирали вас здесь, поскольку вы обладаете опытом боёв в Афганистане. И только у вас получится научить авиационных специалистов всему, что потребуется им за теми горами. Генерал Просвирнов, что вы нам приготовили? - спросил маршал.
        - Есть возможность ознакомиться со всеми самолётами, которые стоят на вооружении нашего полка. Готовность к запуску групп через 30 минут, - доложил наш генерал, но Ефимов решил сначала посетить лётную столовую.
        За это время весь личный состав группы показа успел ещё раз пройтись «пешим по лётному» и выполнить последние приготовления. У своего самолёта я встретил командира полка и Бажаняна. В очередной раз они наставляли меня, как нужно будет провести воздушный бой.
        Их программа меня совсем не впечатлила. Такое ощущение, что мы для детей показ делаем. А ведь за нами будет наблюдать целый заместитель главкома ВВС, прошедший войну и сам недавно поднимавшийся в небо на МиГ-29. Ефимов не зря одел лётный комбинезон. Однозначно слетает у нас одну лётную смену.
        - Товарищ командир, это будет слишком просто, - не согласился я с Ивановым, который предлагал мне простейшие манёвры для выхода из-под облучения МиГ-23.
        - Поясни, - сказал Павел Егорович.
        - Вклиниться между вами и занять атакующую позицию сзади - ещё ничего. А вот выйти для срыва пуска ракеты простым виражом вправо, не меняя высоты - слабо. Давайте я вам предложу иной вариант.
        - Командир, послушаем Родина. Он уже несколько раз так делал, - посмеялся Араратович. - Тогда, правда, у него был МиГ-21. Сейчас он на более манёвренном самолёте.
        - Ну давай, старлей. Рассказывай замысел, - сказал Иванов и приготовился слушать.
        Я объяснил расклад своим партнёрам по этому показательному бою. Весь этот комплекс должен будет занять у нас не более 5 минут. Просто мне после пилотажа запас топлива не позволит больше летать.
        Иванов дал добро, и они с Араратовичем пошли на свои самолёты. Веня Бубко при этом стоял с открытым ртом и готовился принять от меня фуражку.
        - Серьёзные дяди приехали, да? - спросил мой техник, вытирая тряпкой грязные руки.
        - Не то слово. В глазах рябит от блеска из звёзд на погонах, - ответил я, утвердительно кивнув. Медленно одев свой шлем, я услышал звук запускающихся двигателей самолётов.
        На стоянке уже запустились штурмовики и истребители-бомбардировщики, которым предстоит сейчас пройти в парадном строю над полосой. Замыкать этот строй будет пара Иванов-Бажанян, которые потом встанут в зону ожидания.
        Вдалеке к трибуне подъехал кортеж машин. Из чёрной «Волги» показалась та самая фигура первого заместителя главкома ВВС. Всё как и было рассчитано.
        Я занял место в кабине и ждал условного сигнала на запуск. Им должен был стать момент отрыва от полосы крайней пары самолётов, а именно МиГ-23х.
        На полосе выстроилось звено МиГ-21х. В эфире всем парадом рулил руководитель полётами, а также заместитель Просвирнова.
        - Внимание! Группе 1, взлёт разрешил, - дал команду руководитель полётами.
        По полосе понеслись 21е, подняв носовое колесо и оторвавшись на установленной скорости. За ними пошли Су-17е и Су-25е. Штурмовики разгоняются чуть медленнее сверхзвуковых самолётов.
        - 505й, запуск, - дал мне команду руководитель полётами, когда в воздух поднялись МиГ-23е.
        Запуск произвёл быстро и начал руление на предварительный старт. В голове ещё раз продумал весь комплекс пилотажа. Потом времени не будет.
        В эфире один за одним запрашивались на проход группы. Руководитель полётами не сразу давал всем разрешение. Он отслеживал точность выхода на посадочный курс по времени и безопасный интервал между группами.
        - 505й, после прохода крайней группы на полосу, - дал мне команду РП.
        - Понял.
        Состоялся первый проход четвёрки МиГ-21, один из которых отвернул влево и встал в вираж. Это был Гнётов, который будет передо моим выступлением выполнять фигуры пилотажа.
        Пара Иванов-Бажанян выполнила проход. Я сразу же поехал на исполнительный, выполнив крайние проверки на самолёте. Вырулил на полосу и остановился.
        Гнётов как раз вышел в аэродромную зону для выполнения пилотажа. Несколько фигур, форсированные развороты и он снова уходит в сторону, готовясь к посадке.
        Я ещё раз всё быстро проверяю. В кабине всё в порядке. Двигатели опробовал.
        На ручке управления самолётом откинул гашетку стартового тормоза. Руководитель полётами вот-вот даст мне команду на взлёт. Тормоза выжимаю до конца и жду команду.
        - 505й, взлёт, - получил я разрешение.
        Дал полные обороты двигателя, удерживая самолёт на тормозах. Посмотрел на приборы и удостоверился, что все параметры в норме. Рычаг управления двигателем перевёл в положение «Полный форсаж».
        Бросил ещё один взгляд на приборы, а самолёт уже начал страгиваться с места.
        Примерно 16 тонн тяги при весе машины в 13 тонн прижали нос самолёта к земле, а сами колёса со скрипом поползли по бетонке. Отпустил тормоза и МиГ-29, словно бешеный пёс, кидается вперёд.
        Скорость стремительно нарастала. Однако не надо торопиться брать ручку на себя. Я ждал, когда скорость достигнет отметки в 300 км/ч. Стрелка подходит к нужному значению и…пора!
        Плавно потянул ручку, и самолёт мгновенно оторвался от земли. Сейчас будет первый элемент пилотажа.
        Я непрерывно увеличивал угол набора. МиГ уже почти вертикально, и в этот момент я только убрал шасси.
        Вертикальное положение зафиксировал. Скорость уже 410 км/ч.
        Добрал ручку управления на себя и попался на слепящий луч солнца. Надо тянуть дальше и переложить самолёт на спину. Есть! МиГ-29 при выполнении таких фигур покладистый и лёгкий.
        Посмотрел на высотомер - стрелка на отметке в 1100 м. Ручку отклонил влево и начал выполнять «бочку».
        Начал пикирование. К земле нужно подойти поближе, чтобы большие гости оценили полёт самолёта.
        Земля приближалась, перегрузка росла. И вот он момент вывода! Резко выдохнул и потянул самолёт на «косую петлю». Выполнил и этот элемент.
        - Не ниже 100 метров работай, 505й! - слышу я предостережение от заместителя начальника Центра в эфире.
        - Понял. Не ниже 100.
        Ручку управления самолётом опять на себя и в верхней точке выполнил переворот. Вираж с креном больше 60° и снова потянул самолёт на «косую петлю». Осталось ещё пара элементов.
        Бросил взгляд вниз, а на стоянку уже постепенно зарулили все самолёты, участвовавшие в проходе над полосой.
        Снова начал пикировать вниз, выполнив «бочку» на нисходящей вертикали. Выровнял самолёт, разгон на «Максимале» и снижаюсь как можно ниже над полосой.
        - Выше! Выше 505й! - кричит в эфир заместитель Просвирнова, но он явно плохо изучил мой комплекс.
        О таком проходе было договорено. И как раз сейчас ко мне на хвост садятся два МиГ-23х.
        - 505й, я 001й. Начинаем работу, - услышал я голос Иванова в эфире и заметил пару атакующих у себя сзади.
        Топливо хватает на несколько минут интенсивной работы, а потом спокойно можно сесть с визуального круга.
        Подпустил противника ближе. Выровнял самолёт и стал ждать, когда первый атакующий выйдет сзади.
        - Атакую. Прикрывай слева, - сказал в эфир Иванов, следуя за мной вниз.
        Бажанян окончательно отвалился и слишком широко начал обходить меня. Пора уже начать и… закончить всё.
        Переворот и ушёл вниз под Иванова. Тот последовал за мной. Бажанян пошёл в разворот, но быстро переложить самолёт не успел.
        Снова переворот и резко ушёл вверх. Выполнил «бочку» влево и дал проскочить мимо себя Иванову. Прицел включён. Секунда и противник в захвате.
        - Пуск один! Пуск два! - громко сказал я в эфир и командир отвернул на аэродром, на посадку.
        Остался Араратович, который тут же берёт меня на прицел. Ушёл вверх и тут же выполняю переворот на горке. Ручку отклонил от себя и спикировал вниз. Не тут-то было. Бажанян снова на хвосте и несётся за мной к самой земле. Ладно! Есть ещё одна штука.
        Выровнял самолёт над землёй. Араратович сверху. Ручку управления самолётом на себя и показываю всем видом, что ушёл на мёртвую петлю. Перегрузка начинает расти. Нутром почувствовал, что Бажанян уже близко. Силуэт его МиГ-23 промелькнул в одном из зеркал в кабине.
        Ручку отклонил влево, но потом на себя и вправо. Управляемая бочка получилась, как всегда, эффектно. Во время перевёрнутого положения заметил, как проскочил мимо меня Араратович.
        Выровнял самолёт и теперь мой противник прямо по курсу. Бажанян решил не бегать, и я легко его условно сбил.
        - 505й, задание закончил. Прошу вход к третьему на 300, - запросил я заход на посадку с визуального круга.
        Посадка получилась мягкой. Тормозной парашют решил не выпускать, поскольку скорость загасил очень быстро.
        Не успел я зарулить на стоянку, как к ней уже подъехал на своём УАЗике Иванов. Он уже обсох после напряжённого полёта, а вот я ещё только отходил от него. Вспотел так, что воду можно из подшлемника выжимать.
        - Товарищ командир, старший лейтенант Родин полётное задание выполнил, - доложил я командира, как только вылез из кабины.
        - Все задуманные элементы выполнил? - спросил Павел Егорович, поправляя воротник моего комбинезона.
        - Так точно. Начальство должно остаться довольным, - ответил я.
        - Посмотрим, - сказал Иванов и пошёл к своей служебной машине. - Сегодня среда?
        - Подтвердил, - сказал я.
        - Это хорошо. В понедельник жду тебя с рапортом на имя начальника Центра.
        Каким ещё рапортом? Не совсем пока понятно, что от меня хочет командир.
        - Товарищ полковник, а что за рапорт?
        - На поступление в школу испытателей. Отпущу я тебя туда.
        Глава 11
        Комиссия была удовлетворена нашим показом. Особенно Ефимов хвалил воздушный бой одного МиГ-29 против пары МиГ-23. Как мне утром сказал Гнётов, маршал потребовал запланировать ему такой же полёт.
        - И что? Полетит? - удивился Марик, когда мы следовали втроём на стоянку готовиться к очередному вылету.
        - Нет, конечно, - сказал Гнётов, останавливаясь, чтобы прикурить сигарету. - Ефимов сказал, что не так хорошо освоил МиГ-29. Так что ему просто спланировали зону и пару кругов после конвейера.
        На аэродроме было непривычно пусто. Никто не запускался, машины не ездили рядом со стоянками самолётов. Только несколько техников, несущих службу в суточном наряде, бродили под выглянувшим солнцем. Небесное светило несмотря на апрель, уже припекало.
        - А чего так пусто? - спросил я у Гнётова.
        - Сейчас маршал будет заруливать. Просвирнов его встречает, - кивнул в сторону стоянки нашей эскадрильи Григорий Максимович.
        - Какой-то закрытый показ получается. Зачем же людей убрали? - удивился я.
        - Родин, вот будешь начальником Центра, тогда и принимай иные решения, - возмутился Гнётов и уставился на заходящий на посадку МиГ-29.
        Истребитель плавно снижался. Прошёл торец полосы и коснулся бетона аккурат в полосе точного приземления. На отлично выполнена посадка.
        - Это маршал? - спросил я.
        - Он самый, - сказал Гнётов и затушил сигарету. - Давай в сторону отойдём, а то увидят.
        - Так, мы же к полёту идём готовиться, - удивился я.
        - Потом. Сейчас маршал увидит, мало не покажется, - ответил Гнётов, подталкивая меня и Марка к отбойникам.
        За ним как раз скрывался с десяток техников, выглядывавших на стоянку.
        - Мы тоже в засаде, Сергеич, - сказал мне Бубко, почёсывая свои усики.
        - А чего всех так прячут? - воскликнул Марик, но на него тут же зашипели, прикладывая указательный палец к губам.
        Самолёт маршала зарулил на стоянку. Двигатели начали замолкать, готовясь к выключению. Как только Ефимов вылез из кабины, я показал Марку, что мы можем идти к своему самолёту. Через десять минут у нас был по плану вылет, а нарушать плановую таблицу полётов не стоит.
        Гнётов тоже потихоньку пошёл к своему самолёту, оглядываясь в сторону начальства. Его МиГ-21 и наши 29е были рядом со стоянкой, куда и зарулил Ефимов. Начав осмотр своих самолётов, мы с Мариком получили порцию гневных взглядов от больших людей из 137го Центра.
        - А ну, пошли отсюда! Вам команду не доводили? - подошёл к нам какой-то майор в повседневной форме с несколькими портфелями. - Здесь маршала встречают.
        - Мы не можем нарушать документы, товарищ майор. У нас вылет скоро, - сказал я, но это не сильно повлияло на возмущённого офицера.
        - Начальник Центра приказал всем спрятаться, чтобы не мешать маршалу. Пошли отсюда, сказал, - уже рычал майор.
        Толпа офицеров во главе с Ефимовым двинулась к машинам, ожидавшим на магистральной. Майор тут же бросился за этой делегацией, позабыв о нас. Подбежав к остальным, он сразу бросился кому-то «настукивать» из командования Центра.
        - Так, а где все люди? Генерал Просвирнов? - спросил маршал и начальник Центра подошёл к Ефимову, который не торопился садиться в машину.
        - Они… на своих местах. Просто, чтобы вам не мешать…
        - Когда это мне мешали техники и остальные лётчики? В какую часть не приеду, постоянно прячут людей от меня. Они работать должны, а не за отбойниками сидеть, - строго указал маршал. - Эх, хороший самолёт! - громко сказал Ефимов, посмотрев на МиГ-29, на котором он только что отлетал своё полётное задание.
        Кортеж укатил, а мы с Марком продолжили готовиться. Странное решение командования - скрывать свой личный состав от глаз приезжего начальства. Будто мы сейчас пойдём на них жаловаться.
        После полётов, командир полка Иванов на разборе полётов рассказал о впечатлениях маршала.
        - Александр Николаевич в восторге. Ему всё понравилось. Он опробовал нашу технику и спокойно убыл в Москву. Это хорошие новости, - сказал Павел Егорович.
        - Есть и плохие? - поинтересовался Гнётов.
        - Куда же без них, - вставая со своего места, сказал Иванов. - Ангола, Куба, Сирия - знаете, что у них общего?
        - Это государства, товарищ полковник. Наши союзники, - быстро ответил Марик, вскакивая со своего места.
        На лице у Барсова была такая дурацкая улыбка, будто он сейчас в «Что? Где? Когда?» верно на вопрос ответил и получил связку книжек.
        - У тебя не Барсов фамилия, случайно? - спросил Иванов.
        - Так точно. Я, товарищ командир, - радостно заявил Марик, которого уже дёргал за штанину Гнётов, чтобы тот сел на место.
        - Садись, - разочарованно выдохнул Иванов. - Как верно заметил «член клуба знатоков» Барсов, это наши дружественные страны. Так вот нам нужно будет подготовить некоторое количество лётчиков и специалистов наземного состава из этих стран. Прибудут они в течение ближайших месяцев.
        Ох и работы у нас теперь прибавится! Мало того, придётся учить иностранцев на МиГ-21 и МиГ-23, так ещё и самим не забывать летать на МиГ-29.
        Рапорт Гнётову я решил написать заранее. Но для начала с комэской нужно поговорить с глазу на глаз. Он и так нервный в последнее время. А тут, если я напишу рапорт, за который его будут везде таскать, то это совсем пошатнёт его нервную систему.
        В своём кабинете Григорий Максимович в этот пятничный день сидел один. Окно было приоткрыто. В чёрно-белом экране телевизора выплясывали девушки в кокошниках.
        - Заходи Родин, - увидел меня Гнётов, как только я открыл дверь. - Что у тебя?
        - С рапортом к вам обратиться пришёл, - сказал я и положил перед комэской лист бумаги с аккуратно написанным текстом.
        Не стал я писать полное название школы. Специально оставил немного места, чтобы в кадрах написать официальное название.
        - Да, слышал. Командир предупреждал меня, чтобы лишних тебе вопросов не задавал, - сказал Гнётов и вывел на бумаге «Ходатайствую по существу рапорта старшего лейтенанта Родина С. С.». - Держи и не забудь к замполиту зайти. Потом к командиру после постановки задач в понедельник. Сейчас в кадры дуй. У них лежит разнарядка.
        - Понял, спасибо, - сказал я и развернулся к выходу.
        Вот только непонятно мне было что за разнарядка. В школу испытателей во Владимирске? С желающими попасть туда проблем никогда не было. Проблема, чтобы тебя туда отпустили на вступительные экзамены.
        - А что это за разнарядка? - спросил я.
        - Не знаю, Сергей. В кадрах спросишь. Тебе Трефилыч всё и расскажет, - отмахнулся Гнётов.
        В кадрах майора Балтина не оказалось. Зато во всей красе была сегодня Карина. Как только я пересёк порог, она отбросила все свои дела. Настолько она заинтересовалась моим приходом, что убрала в стол зеркальце, расчёску и пилочку для ногтей.
        - Чай, Серёжа, будете, - сказала Карина и метнулась к столику с кружками, самоваром и конфетами.
        - Это не вопрос, как я понял? - спросил я.
        - Угадали, - улыбнулась блондинка.
        Одета она была в белоснежную блузку, лишнюю пуговицу на которой она расстегнула, когда я вошёл в кабинет. Бордовая расклёшенная юбка не скрывала стройных ног и сочных бёдер. А медленная походка на каблуках с каждым шагом отдавалась ниже пояса. Ох, Родин! Такими темпами ты новой встречи с Верочкой можешь не дождаться. И не факт, что она готова к близости будет.
        - Сергей, вы снова куда-то переводитесь? - улыбнулась мне Карина, наливая чай.
        - Можно и так сказать, - ответил я и сел на стул рядом с рабочим местом Балтина.
        - Вы настолько сильно хотите покинуть Осмон, что готовы на всё, чтобы уехать отсюда? - загадочно посмотрела она на меня. - Неужели, вас здесь ничего… ой, простите! Вас здесь никто не сможет удержать?
        Если бы у меня были отношения с такой Кариночкой, сочной и так жаждущей меня, я бы, может, и не так стремился в испытатели. Хотя нет! Девушки будут всегда, а вот в школу могут больше не дать возможности поступить.
        - Эм… есть кое-кто, кому это по силам, - сказал я и у Карины глаза загорелись от неожиданности.
        Она поставила чашку с налитым горячим напитком и подошла ко мне.
        - Даа? - воскликнула она. - Кхм, простите Сергей. И у этого человека есть имя? - медленно стала подходить ко мне блондинка, не сводя с меня своих голубых глаз.
        Будь это не Советский Союз, решил бы, что меня сейчас активно соблазняют. Перед глазами даже появился сценарий этой постельной сцены следующего содержания.
        Дверь в кабинет защёлкнулась. Карина медленно расстегнула одну за одной пуговицы. Пока, правда, на своей блузке. Походкой от бедра, направилась ко мне, снимая по пути верхнюю одежду и оставаясь в кружевном нижнем белье. Томное дыхание, нежные прикосновения и… в этот момент должен кто-то зайти. Обычно так это со мной бывает.
        Но сейчас такое невозможно. Зато одной фразой сейчас можно обломать мечты девушки.
        - У этого человека есть и имя, и отчество, и звание с должностью, - ответил я и тут же настроение у блондинки изменилось.
        - У меня нет звания, Сергей, - возмутилась Карина.
        - Так… и не про вас говорил, - пожал я плечами.
        Блондинка фыркнула и пошла на своё место.
        - Чай сами возьмёте, старший лейтенант Родин, - сказала Карина и принялась что-то активно строчить на печатной машинке.
        Трефилович прибыл через пару минут, когда я уже выпил половину чашки.
        - Родин это хорошо, что ты предусмотрительно не написал название школы. Не всё там так просто, - сказал Балтин, записывая меня в какой-то список.
        - Можете пояснить? - спросил я.
        - Да. Эта разнарядка как снег на голову свалилась. «Быстро! Срочно! Ещё вчера надо было!» - вот так мне это обрисовал кадровик 137го Центра.
        Интересная ситуация получается. Во Владимирске мне пару месяцев назад утверждали одно, что есть критерии на поступление. И я с ними согласен полностью.
        Теперь же какая-то срочность в отправке людей на вступительные экзамены. Будто полк ещё один хотят сделать испытательный и кучу народа будут сгонять со всей страны. Иначе бы зачем меня, неподходящего под критерии, вносили бы в список.
        - Ну, я тебя записал. В понедельник сначала к замполиту, а потом и к Иванову. Я уже не пойду с тобой. Вы там сами до чего-нибудь договоритесь, - улыбнулся Трефилович и отпустил меня.
        На выходе я поймал печальный взгляд Карины, смотрящей мне вслед. Жалко девчонку, но не настолько она мне нравится, чтобы броситься к ней в объятья.
        До понедельника ещё два дня и оба они выходные. Тягомотина страшнейшая. И зачем нужно было вот так оттягивать это решение на подпись моего рапорта? Оформили бы его сегодня, а в понедельник бы он уже лежал на столе начальника политотдела Центра, а потом и у Просвирнова. Во вторник можно отправить его стандартным рейсом в Москву на утверждение.
        Благо, за время Афганистана через наш полк шли регулярные рейсы на Чкаловский. Раз в неделю однозначно. Эти ребята выполняли задачи и почтовиков, и пассажирских лайнеров, и… «Чёрных тюльпанов» тоже.
        Так, я размышлял до самого общежития. Уже представлял себе, сколько мне предстоит повторить перед поступлением. Гадать, что именно будет на лётной практике, не имеет смысла. Каждый раз там всё по-разному.
        Так бы я думал до самой двери моей комнаты. Войдя в фойе, я уловил запах женских духов. И это явно не парфюм нашей вахтёрши Васильевны.
        - Сергей Родин, сколько же вас можно ждать? - улыбалась мне хрупкое создание, смотря на меня своим огненным взглядом и перебирая золотистые локоны.
        - Рабочий день до 17.00, Верочка, - ответил я и сделал ей несколько шагов навстречу.
        Девушка бросилась мне на шею и не стала сдерживать эмоций, нежно поцеловав меня в губы. Последние дни мне сильно прёт!
        - Что значит, прёт? - удивилась Вера, положив мне голову на грудь.
        - Оу, я что вслух сказал, что мне последние дни прёт? - улыбнулся я.
        - Совсем голову потерял от запаха моих духов, - сказала Вера, подставив мне шею и дав мне возможность почуять носом приятный аромат французских духов.
        «Клима Ланком» - как у Нади из новогодней советской классики «Ирония Судьбы».
        - И не только от этого аромата, - сказал я, медленно спустив руки чуть ниже талии.
        - Кажется, нам нужно поскорее в твою комнату, - шепнула мне Вера и я, схватив чемодан девушки, повёл её наверх.
        Мы прошли в комнату, и я закрыл её на ключ. Наша одежда за несколько секунд разлетелась по всей комнате. В эти первые секунды наслаждения я не мог определиться, что больше меня притягивает - аппетитные формы девушки или желание целовать её губы, шею и грудь.
        В комнате явно стало жарко. Чем ближе мы были к мягкой, но скрипучей кровати, моё дыхание всё сильнее сбивалось. А она смотрела на меня насмешливыми зелёными глазами. Её огненный взгляд манил меня и лишал рассудка.
        - Пора ложиться, Серёжа, - прошептала Вера и начала подталкивать меня к кровати.
        Но я же самец! В первый раз я буду доминировать.
        Не помня себя, я схватил её и положил животиком на стол, смахнув всё, что на нём было. Вера вела себя весьма послушно, изящно прогнувшись и приподымая свою попу.
        Бешеный темп движений то на столе, то на кровати. В завершение, без сил мы рухнули на шатающийся стол, который держался на морально-волевых качествах после наших с Верой скачек. Такой страсти в отпуске у нас не было!
        - Ты так по мне соскучился, правда? - обнимала меня Вера, прижимаясь сильнее к моей груди.
        - Не то слово. Ещё немного бы и «крыша» потекла, - улыбнулся я.
        - А тебе ничего не скажут соседи за такое громкое… занятие? - улыбнулась девушка, поглаживая меня по вспотевшему носу.
        - Они и сильнее могут шуметь, - посмеялся я и прильнул к губам Веры.
        В этот момент ножки стола не выдержали и подломились. С грохотом и фразами русского фольклора, мы полетели с Верой вниз. Благо, что ниже пола в этом случае упасть нельзя.
        - Сломали, - подытожила Вера, кутаясь в покрывало, которое валялось на полу.
        - Восстановим. Всё равно от сюда готовлюсь съезжать, - сказал я и рассказал Вере о планах на школу испытателей.
        - Так это мы можем… и не расставаться теперь, - обрадовалась девушка, и я в ответ нежно поцеловал её.
        Тут же раздался стук в дверь и послышался ворчливый голос Васильевны.
        - Родин, я всё понимаю - молодость, но занимайся этим делом по ночам. И я всё слышала, как вы сломали стол. Восстанавливать будешь, - выругалась вахтёрша и пошла дальше, «патрулировать» коридор.
        Мда, а стол и правда нужно чинить или новый покупать.
        Все выходные мы провели с Верой вдвоём. Пожалуй, вот с ней мне и правда спокойнее. Нет снов о далёких берегах со ржавыми кораблями. Спина не ноет по утрам. Просыпаешься, а рядом прелестное создание, безмятежно спит, и ты боишься пошевелиться, чтобы её не разбудить.
        - Доброе утро! - прошептала Вера, открыв глаза. - Сегодня ведь уже понедельник?
        - Да. Тяжёлый день.
        - Ты готов пойти и подписать свой рапорт? - улыбнулась Вера. - Это же обычное дело. Чего ты переживаешь?
        - Просто мне непривычно, что так всё идёт легко. Комиссия довольная уехала, меня похвалили за полёт. Ещё и командир сам сказал рапорт писать. А главное - ты приехала. Слишком всё удачно складывается, - усмехнулся я, встав с кровати.
        Я начал собираться на службу, достав повседневную форму из шкафа. Она у меня была уже давно подготовлена, как раз для особого случая. Планки орденов и медалей я закрепил уже давно.
        - Значит, всё будет хорошо. Сегодня пойдёшь и все свои вопросы решишь, - сказала Вера, помогая мне одеться. - Смотри, какой ты красивый! - улыбнулась она, поглаживая рукой по моему плечу. - Беги на работу, а я пока сырников сделаю. На обеде поешь.
        Ради сырников можно и прибежать. Через пару часов я уже стоял перед Ивановым в его кабинете. Точнее, Павел Егорович снова смотрел в окно, заканчивая курить свою папиросу.
        - В повседневную форму нарядился? Молодец, - сказал Иванов.
        - Так точно. Мы же не ограничимся разговором здесь? - спросил я.
        - Нет. Сразу пойдём к начальнику политотдела Центра, а потом и к генералу, - сказал Павел Егорович и затушил сигарету. - Давай документы и рапорт.
        Иванов быстро поставил подписи и указал мне на пробел.
        - Пиши здесь не просто «Школа испытателей», а центр подготовки испытателей, город Циолковск.
        Вот тебе на! А вот к такому я и не был готов.
        - Это мне в случае поступления из армии придётся уволиться? - спросил я.
        - Определённо, да. В Циолковске свой центр подготовки испытателей, не хуже и не лучше Владимирска. И вот оттуда, как раз таки, пришла разнарядка, - сказал Иванов и достал листок с телеграммой.
        В ней говорилось, что требуется прислать для проведения вступительных испытаний в Циолковск по три человека от каждого Центра боевой подготовки. Требования были указаны очень лояльные, по сравнению с теми, что были во Владимирске.
        - Тут тебе и налёт всего 400 часов. Срок службы не менее года. Нужен налёт на реактивных самолётах. Похоже, что ты по всем параметрам подходишь, - сказал Иванов и дал мне телеграмму ознакомиться.
        В первых строках говорилось о большой нехватке в авиационной промышленности лётчиков. Вот и набирают побольше народу.
        - Выходит, что мне повезло? - удивился я.
        - Определённо. Но ещё ничего не свершилось. Быстрее пиши и пойдём в штаб Центра.
        Начальник политотдела внимательно прочитал мою характеристику. Несколько раз спрашивал, за что получил свои награды. Однако, так и не подписывал рапорт, пытаясь меня как-то уболтать, остаться.
        - Люди нужны, Сергей. Ты нужен здесь для воспитания молодых, - постукивал пальцами по столу полковник.
        - Понимаю. Так, я и в Циолковске тоже нужен. Сами видите, что пишут в телеграмме о нехватке, - указал я на листок рядом с рапортом.
        - Это у них там. А ты нужен в армии…
        Мурыжил меня замполит, но всё же на рапорте положительную резолюцию оставил.
        - Имеет огромное желание достичь больших высот в освоении новых образцов техники… Свой долг Родине старший лейтенант отдал сполна, проявив мужество и стойкость при исполнении интернационального долга, - перечитывал я написанное начальником политотдела.
        Иванов пару раз даже улыбнулся, как меня расхваливал замполит на рапорте. Его резолюция по объёму вышла даже больше чем сам рапорт.
        Теперь осталось преодолеть барьер начальника Центра. Если бы я пошёл к нему один, то шансов было бы немного. Пришлось бы доказывать, что я достоин поступать.
        Генерал Просвирнов в момент нашего прихода уже рассматривал другие рапорта на поступление. Оказывается, много желающих попасть в Циолковск.
        - Ещё одного привёл? Скольких ты готов отпустить в Подмосковье, Пал Егорыч? - спросил Просвирнов, откладывая в сторону мой рапорт.
        - Лично за Родина, я пришёл просить. По поводу остальных - на ваше усмотрение, но этот лётчик должен поступать в испытатели, - сказал Иванов.
        Лестно слышать это от своего командира. Пару месяцев назад я бы и не подумал, что он так будет обо мне отзываться.
        - Сами, чего вы хотите, Сергей Сергеевич? - спросил Просвирнов.
        - Я хочу учить летать самолёты.
        - Смело! А сами вы, как будто уже научились летать? - поинтересовался генерал.
        - Вы и маршал Ефимов всё сами прекрасно видели. Как я пилотирую и как я веду воздушный бой. Свои способности я проявил и в Афганистане. Пожалуй, нужен следующий этап развития, - ответил я.
        - Мне всё равно до вашего развития и жизненных целей. Главная цель у вас - служить Родине. Где она скажет, когда она скажет и кем она вас определит, - громко сказал Просвирнов. - Скоро сюда иностранцы прибудут из дружественных стран. Кто их учить будет?
        - Товарищ генерал, Родин, как никто другой, готов. Тем более, вы сами сказали, что поощрите его за отработку задания на демонстрационном показе комиссии, - напомнил Павел Егорович и Просвирнов задумался, почесав свой затылок.
        - Поощрить? Это не сложно. Объявляю вам благодарность, старший лейтенант Родин за… - и начал нести всякую ерунду по поводу этого поощрения Просвирнов.
        Кажется, на этом этапе мне придётся споткнуться.
        - Служу Советскому Союзу! - ответил громко я и генерал дал мне указание подождать за дверью.
        В приёмной уже собралась большая толпа народу в ожидании захода к генералу на подпись различных документов. Однако из-за дверей доносился громкий разговор. Кажется, Иванов пытался меня отстоять, но Просвирнов был непреклонен.
        Через пару минут Павел Егорович появился в коридоре. Вид у него был расстроенный, а в руках рапорт с новой резолюцией - «Запрещаю…».
        Дальше генерал объяснял, что я молод, моих регалий недостаточно, мол я тут ещё должен послужить. Подпись Просвирнова стояла после фразы «Через 3 года».
        - Он говорит, что лучше отправить балбесов из нашего полка, чтобы они нам тут статистику не портили, - сказал Иванов и отдал мне многострадальный рапорт.
        - А три года, откуда он взял срок? - спросил я.
        - Кто его знает? Я за его логикой не поспеваю, - сказал Иванов и глубоко вздохнул. - Давит на то, что у тебя есть боевой опыт и МиГ-29 ты хорошо освоил. Приписал себе это достижение, как начальник Центра.
        Ну конечно! Сам генерал меня обучал полётам на 29 м. Хоть бы постеснялся такие вещи вслух говорить. Хорошо, что он ещё и успехи Томина в Афганистане в свою копилку не добавил.
        - На этом уровне я тебе помочь не могу. Дальше ты сам, Сергей, - одобряюще похлопал меня по плечу. - И времени у тебя мало.
        На этом уровне? То есть, если кто-то выше сможет мне подписать, я спокойно поеду поступать.
        - Насколько мало у меня времени?
        - Срок подачи списков истекает 30 апреля. Сегодня 26е, - расстроено покачал головой Иванов.
        Звонок кому-то знакомым вопрос не решит. Им ещё нужно будет выйти на большое командование. В голове всплыла фамилия Граблина, но он в ВМФ. Совсем не ближний путь решения вопроса. Выйти на Нестерова в училище, так он тоже пока подымет всех на уши, время пройдёт. Найти Хрекова тяжело. Скорее всего лечится и не факт, что он мне поможет. Как и Крутов, чьих контактов у меня нет. Кажется, только самому.
        - А дальше у нас кто по иерархии? - спросил я.
        - Он, - указал Иванов на большой портрет с подписью «Главный маршал авиации Кутахов П. С.» в приёмной начальника Центра. - Не поедешь же ты в главкомат к нему сам?
        К Кутахову, может, и не поеду… наверное. С другой стороны, Павел Степанович очень любит смелых парней. Сам он взрывного характера человек. Можно попробовать сыграть на этом. Дальше Осмона меня вряд ли отправят.
        - Товарищ полковник, а могу я с завтрашнего дня отпуск взять? Готов даже на дней 10, - спросил я, а в голове уже разыгрался очень дерзкий план.
        - Родин, отпуск я тебе дам, но не вздумай. Про Кутахова это я пошутил, - зашипел на меня Иванов.
        А я нет. Надо ехать на приём к Главкому.
        Глава 12
        Вечером я всё рассказал Вере. В моей комнате-«студии», места было не очень много. А из сидячих мест была только кровать и стул. Вот мы и лежали, обнявшись и смотря на закат. Она внимательно слушала мой план по подписанию этой «волшебной» бумаги, что лежала в моём портфеле. Всего лишь пару раз Вера сказала, что я сошёл с ума.
        - Серёжа, мы с тобой недолго знакомы…
        - Но уже весьма близки, - перебил я Веру и обнял её покрепче.
        - Не об этом сейчас. Ты понимаешь, что ставишь на кон всё? - спросила девушка, поглаживая меня по щеке.
        - Сомневаюсь, что меня уволят, если что-то не понравится главкому. Отношения с начальником Центра испортятся однозначно, но не более того.
        - А зачем тебе вообще это нужно? Ты своё отвоевал. У тебя есть награды. Место для службы перспективное. Да тебе всего 23 года.
        - Ты переживаешь, что в испытателях быстро состарюсь? - улыбнулся я, но Вера совсем не хотела шутить.
        - Состарюсь я, Родин. Ты забыл, что мы с тобой теперь связаны надолго?
        Так-так! Чтобы это значило? Похоже, что меня уже в мужья потихоньку гонят.
        - Эм… это как надолго? - спросил я, и тут же получил удар в плечо.
        - Издеваешься? А кто ко мне свататься зимой приходил? - возмутилась Вера.
        Я вообще пьяный был. Так себе из меня зятёк в тот момент.
        - Мы с Костяном были у тебя. Хулиганов отогнали. Чаем ты нас угостила…
        - Ага! А кто в моей постели утром проснулся? - почти на полном серьёзе сказала Вера.
        - Так это была подстава! Завлекла к себе парня и решила охомутать? - улыбнулся я.
        - Не смешно, - покраснела Вера. - Ты мне, вообще-то, уже давно нравился. Я тебя, когда в первый раз увидела, сразу…
        И тут Верочка застеснялась и снова кинулась обниматься. Вот оно признание в любви! Давно тебе никто душу не изливал Серый, верно?
        - Ну ладно тебе. Я же не бросаю тебя. Наоборот, поступлю в школу испытателей, и ты сможешь ко мне чаще приезжать. Циолковск гораздо ближе, чем Осмон, - сказал я, но Вера продолжала вздрагивать.
        - Ты… ты понимаешь, насколько опасна эта профессия? Это как носить на руке драгоценность, которую не обработали. Она постоянно трёт и может тебя поранить. Здесь то же самое, - сказала Вера, посмотрев на меня своими зелёными глазами.
        - Тут чутка по-другому, но принцип тот же. Ты права, - ответил я.
        - Правильно. Здесь ты можешь погибнуть. Каждую секунду. От начала разбега и окончания торможения. И ты предлагаешь мне жить с этим?
        - Придётся, Верочка. Ибо я другим быть не рождён.
        Несколько минут мы молчали, пока солнце полностью не зашло за горизонт, погрузив комнату в кромешную темноту.
        - Серёжа, а можно вопрос, - спросила Вера, когда я встал с кровати и подошёл к кувшину с водой. - А если ты не поступишь? Не то, что тебя не примут по возрасту, а по профессиональным качествам ты не подойдёшь. Что тогда?
        - Тогда я буду готовиться ещё и ещё. Пока моя цель не будет достигнута, - сказал я. - Вспомни себя, как ты шла к своей цели окончить институт и начать работать. Тебе не говорили, что нечего женщине делать в конструкторском бюро? И сейчас, однозначно, намекают на это.
        - Есть такое. И это мотивирует ещё больше, - улыбнулась Вера. - Доказать себе, что ты можешь работать.
        - Вот и я так же. У меня есть то, что я могу дать авиации. Мои знания, умения, здоровье в конце концов. Неправильным будет лишать авиацию этих вещей, - улыбнулся я. - Поэтому полечу завтра в Москву и буду искать там главкома. Он меня выслушает и примет решение.
        Наутро я проводил Веру в Ташкент, а сам отправился на аэродром Осмона, чтобы сесть на утренний Ан-12, который следовал на Чкаловский. С собой только портфель, удостоверение и немного наличных денег. Решил взять ещё и ветеранское удостоверение, которое недавно появилось в Советском Союзе благодаря новому закону, установившему льготы воинам-интернационалистам.
        Нам их сделали практически сразу по приезде из Афганистана.
        Длинный перелёт в жужжащей гермокабине, я решил провести во сне. Вот только уснуть не получалось. Все мысли были о предстоящей встрече с главкомом. Усложняло ситуацию то, что про встречу знал я. Кутахов был не в курсе.
        Первым делом, знаменитого военачальника в его рабочий день необходимо искать на рабочем месте. Это логично.
        Вот только в моём времени не было уже отдельной структуры под названием ВВС. И Главный штаб переехал уже давно в другое место.
        Так что ехать пришлось на Большую Пироговку 21. Здание ничем не примечательно, если не считать двух статуй самолётов по краям лестницы на входе. Выполнены эти фигуры из гранита. Что же интересно будет с этим штабов после развала «великого и нерушимого»? Надеюсь, что такого не случится.
        - Вы куда? - спросил у меня посыльный сержант на входе из своей дежурной будки.
        Показал я ему свои документы, которые мне не смогли помочь пройти внутрь. Пробиваться теперь нужно через бюро пропусков.
        - К кому и цель вашего прибытия? Командировочный ваш где? - противным голосом «завела шарманку» женщина в огромных очках, заполняя какой-то бланк.
        - Старший лейтенант Родин, по срочному личному вопросу на приём к главкому, - сказал я, понимая, что несу ересь.
        В лучшем случае надо мной сейчас посмеются и выпроводят из штаба.
        - Командировочного нет? - взглянула на меня тётя. - Вижу по глазам, что нет. Ожидайте. Павел Степанович скоро будет.
        Ого. И это всё? Так, всё просто не может быть. В моей жизни нужно везде искать подвох.
        - А насколько это будет скоро? - поинтересовался я.
        - Обычно это неделя. Главный маршал очень занятой, а по личным вопросам принимает раз в месяц. В этом ещё не принимал, - пропищала женщина и отвернулась от окошка.
        Похоже, что официально пройти не получится. Да и зачем идти, если главкома нет на месте.
        Поинтересовался у сержанта на входе о Ефимове, но первого заместителя тоже не было на месте.
        - Сейчас все в разъездах. Много командировок, совещаний. Здесь тяжело кого-то поймать, - сказал посыльный.
        - То есть, найти таких видных деятелей невозможно? - спросил я. - Ну, они же живут где-то?
        - Адрес сказать не могу, но я знаю, что иногда главный маршал бывает на своей даче.
        Ещё лучше! Искать маршала на какой-то даче в Подмосковье совсем нереальная задача. Тем не менее я покопался в своей памяти и припомнил все правительственные дачные посёлки, где мог быть участок такого видного военачальника.
        Архангельское первым всплыло в памяти, где в своё время строили свои дачи генералы и маршалы. Возможно, в Горках, а может, и в Кунцеве, где была дача Сталина. Да кто его знает, где искать этого маршала и его дачу!
        Осталось только сесть и думать, рядом с гранитным самолётом на ступеньках Главного штаба ВВС СССР. Может соизволит приехать сегодня на работу Павел Степанович.
        - Чего сидим? Кого ждём, молодой человек? - подошёл ко мне темноволосый парень с орлиным носом и тонкими губами.
        - Кутахова жду. Может, скоро приедет, - ответил я.
        - Ну тогда вы его будете долго ждать. Портфель смотрю у вас штурманский. Вы лётчик? - продолжил интересоваться этот незнакомец.
        - Да. Истребитель. А вы?
        - Я штурман-испытатель на одной из фирм. Чем же вам так понадобился Павел Степанович? - продолжил интересоваться темноволосый.
        Не внушает он мне доверия. И нос мне не особо его нравится. Хотя глаза добрые и говорит уверенно. Да ну его! Чем он мне поможет?
        - Слушайте, я не особо хотел бы сейчас рассказывать о своей проблеме. Мне нужно найти главкома. Вот он то и может её решить. Так, что если вы не знаете, где его дача, то давайте на этом наше общение закончим, - сказал я и прошёл мимо своего нового собеседника.
        - Так, нет вопросов, молодой человек! Могу вас туда отвезти, - сказал незнакомец и, я резко остановившись, повернулся к нему.
        - Правда? Вы знаете, где его дача?
        - Конечно. Мне как раз надо в Луховицы. Так что я вас подброшу. В авиации своих не бросают, - улыбнулся темноволосый и протянул мне руку. - Валерий Сергеевич Зайкин, рад познакомиться.
        - Сергей Сергеевич Родин. Очень приятно, - улыбнулся я и пожал в ответ руку своему новому знакомому. - Вы правда подбросите меня, Валерий?
        - Нет вопросов, Серёга! Едем!
        Как обычно, меня выручает в таких ситуациях счастливый случай. Пускай ещё предстоит самое сложное - разговор с Кутаховым. Однако мне вновь повезло с человеком по имени Валерий. В этом времени их слишком большая концентрация. Надеюсь, что Зайкин из плеяды хороших Валер.
        По дороге я поделился с ним своими планами на поступление в центр испытателей в Циолковске. Зайкин оказался знаком с Садовниковым и Меницким - знаменитыми лётчиками, с которыми мне довелось пересечься в Афганистане.
        - Да у вас за спиной уже неплохой опыт, Сергей. В своём выборе уверены? - спросил Зайкин, когда мы въехали на его «копейке» на улицу дачного посёлка в Подмосковье.
        - Абсолютно. Голоден до испытательной работы, - ответил я.
        - Это не всегда хорошо. Я уже почти семь лет в испытательном деле и не раз уже находил подтверждение знаменитым словам. Знаете каким? - спросил Валерий и мы остановились напротив ворот большого дома в тени высоких деревьев.
        - Готов слушать.
        - Если лётчик, отправляясь в полёт, считает, что идёт на подвиг, значит, он к полёту не готов. Думаю, вы это поймёте. Вы очень способный человек, как я успел заметить, - сказал Зайкин и протянул мне руку. - Удачи не желаю. Скажу, до встречи!
        - Спасибо! Если получится, обязательно отплачу вам за помощь, - улыбнулся я.
        - Нет вопросов, Серёг! - сказал Зайкин и укатил дальше по улице.
        Теперь дело за малым. Во дворе, как я заметил несколько охранников. Думаю, что попытаться пройти через них, словно ниндзя, не лучшая идея. Значит, пойдём напрямки.
        У самых ворот меня встретил плотного телосложения парень.
        - Чего надо?
        - Я к маршалу. Он у себя? - спросил я.
        - А тебе, зачем к нему? - двинулся ко мне здоровяк.
        Ага! Значит, Кутахов здесь. Уже хорошо. Осталось пройти охрану.
        - У меня серьёзный разговор. Я лётчик…
        - Тут таких, как ты придурков ходит много. Дуй отсюда, пока тебе не накостыляли.
        Таак! А вот хамить этого медвежонка никто не заставлял.
        - Оглох? - повысил на меня голос здоровяк и схватил меня за куртку.
        Один плотный удар в живот и левым боковым я бы отправил парня отдохнуть. Но зачем? Он же свой, а я не террорист. Надеюсь, его наезды на меня никто не услышал.
        Прошёл дальше по улице, чтобы попробовать проникнуть через забор. Сейчас охрана ещё не так оснащена, как в моё время. Ни камер, ни раций.
        Нашёл дерево, которое росло так, как мне нужно. Быстро взобрался на него и тут же сполз по стволу в кусты. Передо мной большая зелёная лужайка. Рядом с домом прохаживаются двое, однако делают это не совсем верно. Есть несколько мгновений, когда они слишком далеко друг от друга и можно одного вырубить.
        Обхожу полянку по краю леса, скрываясь за деревьями и кустами. Вот уже и до дома не так уж и далеко. За спиной услышал, как кто-то напевает что-то из репертуара Иосифа Кобзона.
        - Мгновения, мгновения, мгновения… - повторял где-то около забора охранник, постепенно уходя дальше по периметру.
        Есть момент, когда можно подойти к дому и вырубить охранника. Но зачем своих бить? Пару секунд и можно впрыгнуть аккуратно в окно.
        Быстро рванул к дому и прыгнул в окно. Вот я уже на первом этаже. Одна комната, другая, но нигде нет маршала. Может, и нет его здесь вовсе?
        Открываю очередную дверь и застываю.
        - Стоять! - остановился я, когда мне ко лбу приставили пистолет.
        - А портфель можно поставить? - спросил я.
        Передо мной было трое человек, крупной комплекции и у каждого был пистолет. Шансов нет.
        - А ну-ка, тащите ко мне сюда этого террориста! - послышался сверху голос Кутахова.
        Его не перепутаешь ни с кем.
        Глава 14
        Деревянная лестница, ведущая на второй этаж, скрипела под ногами. С каждым шагом я всё ближе был к тому моменту, когда мне предстоит произнести очень мощную речь, дабы не быть отправленным на постоянное место службы на побережье какого-нибудь моря. Карское бы прекрасно подошло в моём случае.
        - Пистолет можно убрать, - сказал я охраннику, который тыкал мне стволом в спину.
        - А вдруг сбежишь, - ухмыльнулся тот, и его шутку подхватили двое других моих конвоиров.
        Сомневаюсь, что в меня бы стреляли в случае бегства. Но потешить самолюбие охраны можно.
        - Со второго этажа безболезненно спрыгнуть вряд ли получится. К тому же слева и справа ни одного окна. Пока проберусь в комнату, получу пару десятков граммов металла в затылок и спину, - обрисовал я развитие событий, если бы решился сбежать сейчас.
        - Верно мыслишь, - сказал охранник, идущий впереди меня.
        Меня завели в большой просторный кабинет с множеством фотографий и большим столом посередине. К нему примыкал ещё один, за которым вполне можно проводить совещания. Сейчас же он полон различных бумаг, исписанных ручками. Несколько стульев вдоль стены, кожаный диван и старый приёмник рядом с рабочим местом. Пора уже Павлу Степановичу его и на телевизор бы заменить.
        На стене большая карта СССР, портрет генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева и несколько фотографий. Есть и фронтовые. Большой сейф в углу, телефон красный, жёлтый и ещё несколько аппаратов для связи. И конечно же, это не был бы кабинет главкома ВВС, если бы здесь отсутствовали самолёты.
        Павел Степанович стоял напротив карты. Как только я вошёл, он повернулся в мою сторону и грозно осмотрел меня сверху вниз. Высокий и статный военачальник, одетый в серый тонкий свитер и спортивные штаны, начал приближаться ко мне. Дверь на балкон была открыта, впуская свежий воздух весеннего леса. Эта прохлада в столь накалившейся обстановке была очень кстати.
        Главный маршал грозно смотрел на меня и пыхтел. Столь суровым взглядом и сопровождающимся дыханием, кажется, пытается задавить меня. Так сказать, «всем своим авторитетом».
        Вот только не первый раз уже я перед Павлом Степановичем стою и это давление переношу проще. Мне даже кажется, что я более спокоен, чем его охрана. А у них-то капельки пота выступили на лбу!
        И тем не менее сердце в груди забилось сильнее. Кутахов - человек эмоциональный, по-хорошему дерзкий и ершистый. Это, если верить воспоминаниям его близких и подчинённых.
        Павел Степанович подошёл ко мне вплотную. Ожидать сейчас можно что угодно. Такими огромными ручищами он может мою голову пару раз провернуть или надавать подзатыльников.
        - Ты… кто… такой? - громко сказал Павел Степанович и трижды прилично хлопнул меня в грудь.
        Насколько помню, это стандартный жест одобрения Кутахова. Странно выглядит в отношении меня. Окрестили-то террористом.
        - Товарищ главный маршал…
        - Ты посмотри на него? - перебил меня Павел Степанович, указывая на чёрный штурманский портфель. - Только не говори, что лётчик?
        Я и сам только заметил, что стою со своим штурманским портфелем в руке.
        - Так точно. Лётчик-истребитель, - сказал я и потянулся во внутренний карман за документами.
        Ох, медленная же охрана у Павла Степановича! Я уже успел руку почти вытащить, а они только дёрнулись.
        - Да что вы тут помпажируете? - иронично заметил Кутахов. - Хотел бы убить, взорвал бы и себя, и нас всех. Вон, с портфелем даже вошёл в мой кабинет.
        М-да, так себе секьюрити у маршала.
        Кутахов взял оба моих удостоверения, проверил и отдал их мне обратно.
        - В Афганистане был, я смотрю. На чём летаешь? - спросил Павел Степанович.
        - МиГ-21 и МиГ-29, товарищ главный маршал.
        - Понятно. Так что нужно-то тебе, Родин - сын Сергея, а?
        Пока я рассказывал свою историю и делился мечтой об испытателях, маршал продолжал оставаться суровым. Прохладный воздух с улицы не мешал ему быть багровым. Всё же, от самого факта столь дерзкого поступка в моём исполнении, отойти маршал никак не мог.
        - И что ты мне предлагаешь, старлей? Чтобы я решил твой вопрос? Думаешь, что лучше своих командиров знаешь, что тебе делать?
        - Товарищ главный маршал, меня не пропускает только начальник Центра. Говорит, что ему самому люди нужны…
        - Значит, нужны! Люди везде сейчас нужны! - громко сказал Кутахов и положил мой рапорт к себе на стол. - Хотите на тёплое место. В тылу отсидеться! А поработать в войсках? Чего молчишь?
        - Товарищ главный маршал, а если бы у вас был такой шанс…
        - Ты меня к себе не приписывай! - погрозил мне кулаком Павел Степанович.
        - И не собирался. Но своего шанса вы бы не упустили. Иначе бы, сейчас передо мной стоял другой главком.
        Кутаховым едва сдержался от моей дерзкой прямолинейности. Охрана и вовсе уже стояла около двери, уходя из эпицентра гнева начальника.
        - Целеустремлённый, значит? И шанса своего не упустишь?
        - Никогда, товарищ главный маршал, - ответил я.
        - Тут на рапорте стоит резолюция твоего начальника Центра - обратиться через три года. Чего же не подождать?
        - Ждать плохо, а догонять ещё хуже! - громко ответил я.
        - Да не кричи ты, - махнул рукой Кутахов и пошёл к кувшину с водой. - Как ты сказал до этого, сможешь научить летать самолёты?
        - Новые самолёты, товарищ главный маршал, - ответил я, но главком иронично улыбнулся, как бы намекая, что это всё лирика. - Не вы ли говорили, что советские соколы должны быть вооружены лучшим оружием в мире.
        - О, как! Подготовился! - посмеялся главком. - Мне лицо твоё почему-то знакомо. Виделись уже?
        - Так точно. Вы были с проверкой в Белогорском училище. При вас выполнял полёт на тренажёре МиГ-21, - ответил я.
        Я в подробностях пересказал ему нашу предыдущую встречу. Тогда Павел Степанович лично давал мне вводные на отработку отказов и предельных режимов полёта. Даже похвалил после задания.
        - Много вас таких по всему Союзу. Всех не запомню, - ответил Кутахов, подойдя к столику с кувшином, и налил в стакан воды. - Но то, что задачу выполнил мою - хорошо. Я простые задачки не задаю. Ладони вспотели тогда?
        - Ещё как!
        - Во! Это хорошо. Вот что значит лётная работа. Она трудная, - сказал Павел Степанович, отпил воды и подошёл со стаканом к открытой двери балкона.
        - А испытательная работа ещё труднее, товарищ главный маршал.
        - Знаю, - произнёс Кутахов, допил воду и вернулся к столу. - Вот что, сынок. Забери это с собой, - протянул он мне мой рапорт.
        В горле пересохло, а по коже побежали мурашки. Неужели, не получилось достучаться до главного маршала?
        Я медленно поднял руку и потянулся к жёлтой бумаге, которая так и не увидела спасительной подписи знаменитого военачальника.
        - Я тебе так скажу, сынок. Ты отдавал себе отчёт, что, придя сюда, поставил на карту всё? Понимал, что выйдя из этого дома, ты можешь вообще больше не увидеть ни одного самолёта в своей жизни?
        - Понимал, товарищ главный маршал.
        - И стоит оно того, чтобы идти к…этой своей мечте?
        - Стоит, товарищ главный маршал, - ответил я и забрал рапорт. - Стоит, когда ты голодаешь, когда сидишь на гауптвахте, когда работаешь в поте лица, когда воюешь…
        - Довольно, - перебил меня Кутахов. - Как человек, я тебя понимаю и вот также бы стоял на этом самом месте, зубами цепляясь за свой шанс. И не ждал бы другого момента, - выдохнул Павел Сергеевич.
        Похоже, что есть надежда. По лицу главкома видно, как он напряжён.
        - А вот как главкома ВВС, меня желания и мечты не интересуют. Есть задачи, которые должны выполняться. Тобой - в своём полку. Мной - в больших кабинетах и на учениях, - сказал главный маршал и пошёл к большому лакированному шкафу с книгами. - У человека должна быть мечта, сынок. Увести его.
        И как серпом по одному месту. Вот теперь, кажется, ты Сергей приплыл окончательно. В некой прострации я спускался по лестнице, не обращая внимания на шептание за своей спиной.
        Выйдя на улицу, я погрузился в некое уныние. Мир какой-то стал тусклый после этого разговора. И даже пролетевший высоко в небе реактивный самолёт не заставил меня посмотреть вверх.
        Что ж, теперь мне предстоит возвращение и дальнейшая служба в Осмоне. Не так всё плохо, но хотелось бы попасть туда, где всё неизведанное. Где ты в авангарде и на том самом острие реактивной авиации. Где летают дальше, летают выше и будут лететь быстрее всех.
        А ведь есть желание сейчас взять, вернуться в дом и попробовать ещё раз уговорить. Но это неправильно. По отношению к главному маршалу, Герою Советского Союза и главкому ВВС это будет проявлением неуважения. Лучше я спокойно попытаю счастья в следующем году.
        Скорее всего, получу ту же самую резолюцию на рапорте, что и сейчас. Вот только к главкому я уже не поеду. Он тогда точно меня вышвырнет на какое-нибудь побережье. Наверное, Карского моря.
        Сделав пару шагов за ворота, я остановился, чтобы посмотреть ещё раз на балкон главного маршала. В доме раздался какой-то крик и послышался топот по деревянному полу. Очередная срочная задача, видимо, прилетела для подчинённых Кутахова. Я повернулся и зашагал прочь. А из дома донёсся знакомый громогласный голос.
        - Я сказал, назад его! Живо! - донеслось до меня.
        Из дома выбежал один из охранников, спотыкаясь на ходу.
        - Задержи его! - кричал он, указывая на меня.
        Блин, может кто-то, что-то украл и на меня повесить хотят? Бежать-то, конечно, нельзя.
        - Стоять! - громко крикнул мне охранник у ворот.
        - Стою, - спокойно сказал я и повернулся к этому толстяку, что трусцой бежал ко мне. - Что там случилось?
        - Пошли. Вернуть тебя сказали, - ответил он мне и, подхватив за локоть, повёл к дому.
        На зелёной лужайке меня перехватил выбегавший охранник и повёл дальше.
        - Может объясните, что происходит? Главком меня отпустил.
        - Не знаю. Сказали вернуть, - ответил охранник.
        Совсем непонятная ситуация. О чём же со мной хочет поговорить Кутахов? Неужели решение своё поменял?
        Вернувшись к Павлу Степановичу, он скомандовал всем выйти, оставшись со мной один на один. После этого главком продолжил смотреть на меня сердито и засеменил по кабинету, держа руки за спиной.
        - Товарищ главный маршал… - начал я представляться, но Кутахов взмахом руки прервал меня.
        - Просто главком. Так проще звучит, - сказал Павел Степанович и подошёл к чёрно-белой фотографии, где он на фоне «Аэрокобры».
        А на другой фотографии тоже Кутахов. Только рядом с ним парень в звании лейтенанта. Взглянув на эту фотографию, главком улыбнулся и повернулся ко мне.
        - Фима Кривошеев, - кивнул он на лейтенанта. - Он командир звена был в моей эскадрилье. В войну в Карелии воевали вместе.
        - Это он вас прикрыл, протаранив самолёт немцев? - спросил я.
        Павел Степанович несколько удивился тому факту, что мне известен этот случай.
        В одном из воздушных боёв с превосходящими силами в хвост Кутахову зашёл вражеский истребитель Ме-109. Кривошеев устремился на выручку, но боеприпасы у него кончились.
        Своим тараном он сбил самолёт противника, но и сам погиб. Чуть позже Ефима Кривошеева за этот подвиг удостоят звания Герой Советского Союза посмертно.
        - Не думал, что этот факт настолько известен. Откуда знаешь?
        «Читал про вас книгу, Павел Степанович», - надо бы именно так ответить на этот вопрос. Вот только книг ещё не выходило про знаменитого главкома.
        - Интересовался боями на Карельском фронте. В училище от преподавателя по военной истории услышал об этом эпизоде, - ответил я.
        Не лучшее объяснение, но и Кутахов не особо собирался вдаваться в подробности моих знаний.
        - Ты мне чем-то его напомнил. Тот, как и ты, целеустремлённый, резкий. Да и я такой же. Иначе бы не дошёл до главкома, - сказал Кутахов и надел очки для чтения. - Давай сюда свой рапорт.
        Сработало? Похоже, что так и есть. Отдав бумагу главкому, он тут же на свободном месте размашистым почерком вывел свою положительную резолюцию.
        - Циолковск, значит. В этом году набор экспериментальный. Поступить будет очень непросто. Я сам выходил с предложением к ЛИИ, и давал команду во Владимирск, чтобы отбор был жёстче. Готовься, Родин. Там тебя никто не пожалеет, - сказал Кутахов и протянул мне рапорт.
        На нём большими буквами было выведено «Отправить установленным порядком. Ручаюсь, как за себя». И под этой фразой традиционное напутствие легендарного главкома - «Верю. Надеюсь. Кутахов.».
        - Спасибо, товарищ главком! - обрадовался я и аккуратно стал убирать рапорт в портфель.
        - Мигом в свой Осмон. Все документы на тебя там оформят, и в назначенное время получишь вызов на собеседование и вступительные испытания, - сказал Павел Степанович и подошёл ко мне ближе, сняв очки.
        - Есть, товарищ главком.
        - И больше под моим окном не лазить! Второй раз подобное тебе с рук не сойдёт, старлей, - сказал Кутахов и дважды стукнул меня в грудь. - Желаю удачи!
        Стоит ли говорить, что в Осмон я летел буквально на крыльях… И не только пассажирского Ил-86, на который я сел, чтобы долететь до Ташкента. С такой резолюцией от главкома нашему начальнику Центра просто не хватит никакой политической воли, чтобы меня завернуть.
        Но я уже предвкушал проблемы, которые могут у меня возникнуть на службе. Перепрыгивать через голову начальства - весьма не хорошо. А уж через генеральскую голову вдвойне плохо.
        В отпуске я решил долго не отсиживаться. Выйдя на службу, на меня тут же налетели мои товарищи с расспросами.
        - Серый, ты в президиум что ли, звонил? - удивился Марик, когда мы сидели в нашем классе. - Тут такое было! Кадровик Центра лично пришёл к Трефилычу и стал делать на тебя документы.
        Гнётов был в курсе, что я собираюсь пойти на такие крайние меры. Но то, что у меня получится, в это он не верил.
        - Иванова и меня вызывал Просвирнов на разговор, - качал головой врио командира эскадрильи.
        - Что говорил? - спросил я.
        - Крепкие выражения и сравнение с врагами убрать? - уточнил Гнётов.
        - Само собой, - улыбнулся я.
        - Тогда он нам ничего не сказал. Я потом долго от слюней утирался, - улыбнулся Григорий Максимович. - А вообще, теперь Родин, ты на одном уровне с западным капитализмом.
        - Да. На крайних полётах Просвирнов на командно-диспетчерском пункте был. Отстранил от полётов половину лётного состава, - рассказал Марик. - Кроме меня, конечно, - выпятил он грудь вперёд.
        - Естественно! Потому, что тебя отстранил я. Так, что давай-ка ты Барсов пошли ко мне. Зачёт по МиГ-29 сдавать заново будешь.
        - Командир, ну давайте послушаем, как Серый в гости съездил к Кутахову. Это ж история покруче наших Афганских приключений будет, - начал упрашивать Григория Максимовича Марк, но тот был непреклонен.
        Командиру полка Иванову я тоже доложился по прибытии из отпуска. В кабинете я застал Павла Егоровича за его «любимым» занятием - осмотром прилегающей территории через окно кабинета за папиросой «Казбека».
        - Разрешите войти, товарищ полковник? - спросил я и командир махнул мне, приглашая в кабинет.
        - Съездил? - спокойно спросил Иванов, на что я дал быстрый утвердительный ответ. - Прекрасно.
        На этом командир закончил свою первую часть разговора. Далее он решил меня слегка взбодрить.
        Сравнивал он меня не только с крупнорогатым скотом, но и с другими млекопитающими.
        - Вух! Выговорился, - сказал Иванов, закончив свою последнюю реплику. - Теперь садись и слушай внимательно, - указал командир на стул за совещательным столом.
        - Есть задание? - спросил я.
        - Хм, задание! - усмехнулся Иванов. - Геморрой, размером с кулак, а не задание. Причём, если невыполним, нас отправят всех далеко и безвозвратно.
        - Опять комиссия? Сколько уже можно? - удивился я.
        - Нет, не комиссия. Но лучше бы она. Там хоть знаешь, чего ожидать. А тут - полная неизвестность. И она очень многочисленна.
        - Я слушаю. Что за задание? - спросил я.
        А всё оказалось не таким уж и страшным! Просто через несколько дней, а именно после 1го мая, пребывает большая группа иностранных лётчиков. Кубинских подданных, если быть точным. Их программа подготовки включает в себя не только практику, но и теорию. Куда они готовятся, я понятия не имел.
        - Прекрасно. Ну мы же не преподаватели. Мы будем только инструкторами, верно? - сказал я.
        - Не только. Кубинцы затребовали, чтобы их учили только те, у кого реальный боевой опыт. На МиГ-23 есть кому учить. А в первой эскадрилье на стареньких МиГ-21 таких только трое, - сказал командир и снова отправился к окну.
        - Павел Егорович, так меня же могут вызвать на вступительные испытания в любой момент? - удивился я.
        - Пока ты здесь, будешь делать свою работу. Просвирнов вообще сказал тебя на аэродром переселить, но иностранцы приедут. Вопрос у маршала Ефимова на контроле, - ответил Иванов. - Задача ясна?
        - Так точно. Майор Гнётов, старший лейтенант Барсов и я. Мы все будем их готовить.
        - Не-а, ты не понял, - посмеялся командир. - Барсов отстранён от полётов. И преподаватель из него, как из меня нянечка в детском садике. Гнётов занят административными делами и ему не до лекций. Кто у нас остаётся?
        А действительно, как это я сразу не догадался?
        Глава 15
        Поставленная задача была несколько удивительной. Кто додумался поручить старлею, пускай и такому боевому, как я, взять шефство над лётчиками с Родины самого Фиделя Кастро? В своё время на Кубу были поставлены советские истребители в количестве целого полка. Наши лётчики учили кубинцев прямо на острове Свободы.
        По достижению должного уровня им оставили всю авиационную технику. Использовали они её по «прямому назначению» - жёстко отвечали на разные провокации американцев и постоянно совершенствовали свою лётную выучку.
        И вот теперь мне предстоит их обучать.
        Этот вопрос я поднял у себя в эскадрилье на очередном разговоре с Гнётовым. Из всех наших лётчиков пока только у меня хватало наглости сомневаться в правильности указания начальства 137го Центра.
        - Григорий Максимович, как они это себе представляют? Моя должность называется старший лётчик, а не преподаватель.
        - Чего стесняешься полностью произнести? - довольно улыбнулся Барсов. - Там в должности и исследователь, и инструктор…
        - А про ударные навыки там ничего не сказано? - спросил я.
        - Эм… нет вроде. А почему у него есть такие слова в должности, а у меня нет, Григорий Максимович? - возмутился Марк.
        В классе все иронично вздохнули и замахали в сторону Барсова.
        - Марк, читай между строк. Ударные навыки - это значит, что если не замолчишь, получишь от старшего лётчика… всеми его ударными навыками, - сказал Гнётов и Барсов тут же замолчал, надувшись от обиды.
        - Продолжим с тобой, Родин. Посмотри назад, - тихо сказал Гнётов и я повернулся.
        Кого я там должен увидеть? Лётчиков, пришедших из авиации ПВО и не имеющих должного опыта воздушных боёв, бомбоштурмовых ударов и других, привычных нам, задач?
        - Всё понял, командир, - ответил я.
        А ведь другие лётчики из нашей эскадрильи так могут и обидеться. Они все старше меня. Тоже хотят нормально работать. Вот только пока что им ставят основную задачу - освоение МиГ-29. Кайфуют, ребята!
        - Я сейчас не про лётную практику вам хотел намекнуть. Теорию дают в самом Центре преподаватели. Зачем мне туда лезть?
        - Вот нужно пойти и уточнить у них, - указал мне Гнётов.
        - Так это их работа! - удивился я.
        - Родин, а ну, успокойся. Я сам не в восторге. Тут своих не успеваешь готовить лётчиков, так ещё и кубинцев присылают, - сказал врио командира эскадрильи. - Давай, пока там конспект какой-нибудь составь для себя в тетради…
        Договорить Гнётов не успел. Дверь в кабинет открылась и на пороге появился довольный Гусько.
        - Политинформирование! - громко объявил Евгений Савельевич и тут же остановился, заметив Гнётова за центральным столом. - Виноват, командир!
        - Бывает. Долго будешь проводить? - спросил Григорий Максимович.
        - Можно сказать, что уже провели. Журнал заполнил. Там ничего интересного, - отмахнулся Гусько.
        - Я тебе устрою, ничего интересного! - возмутился Гнётов. - Проводи как положено. И всем конспектировать. Выборочно проверю. Какие там темы, Евгений Савельевич?
        - Ничего нового - Южная Америка, Юго-Восточная Азия, - пролистнул большую тетрадь Гусько. - Афганистан есть, само собой. О! Есть режим апартеида в ЮАР.
        - На Южно-Африканской республике остановиться поподробнее, - указал Гнётов. - Так, я в штаб. Команды не подавать. Занимайтесь, - сказал Григорий Максимович и медленно встал из-за стола.
        Пока Гнётов на минуту остановился переговорить с Гусько, Марик уже изложил мне одну из своих озабоченных мыслей.
        - Серый, а я слышал, что на Кубе девчата загорелые, спелые, сочные! - замечтался Марик. - Может, с их лётчиками приедет какая-нибудь красивая переводчица…
        - Даже не думай, Барсов. Иначе я тебя принудительно стерилизую, - пригрозил ему Гнётов, услышавший мечтания Марика.
        - Есть, - расстроено сказал Марк.
        В этот же день я был вызван в штаб Центра, где мне предстоял разговор с теми инденерами, которые и будут преподавать теорию кубинским товарищам. Отыскав преподавательскую, я не встретил в ней хоть кого-то, кто был мне нужен. Я там вообще никого не нашёл.
        В одной из пепельниц только дымилась незатушенная сигарета. На экране телевизора шла программа по изучению испанского языка. Актуально в свете приезда кубинской делегации!
        В этот же момент за моей спиной открылась дверь и в кабинет вошли три майора. Они весело беседовали о планах на первое мая. Ни один из них даже внимание на меня не обратил. Как будто в кабинете у преподавателей конструкции летательного аппарата всегда в кабинете стоит парень в лётном комбинезоне.
        Ещё через секунду вошёл подполковник. Молодцеватый, с густыми тёмными волосами и «округлой» формой тела. Такое ощущение, что он не ходит, а прыгает, как баскетбольный мяч.
        - Вы к кому? Почему в такой форме? - сделал мне замечание «круглый» подполковник.
        - Старший лейтенант Родин, старший лётчик-инструктор 632го полка. Буду учить кубинских лётчиков, - представился я.
        - Молодец! - иронично улыбнулся подполковник и похлопал меня по плечу. - Почему так одет?
        Удивительный товарищ! У них на носу прибытие иностранной делегации, а он только за форму одежды интересуется.
        - Виноват, товарищ подполковник. У нас так принято ходить на работу. А её у нас много, - ответил я.
        - Хм, будто бы у нас её мало, - задрал нос подполковник.
        Судя по кипящему самовару, вальяжному сидению на стульях и отсутствию больших стопок документов на столах - очень много работают в этом кабинете. Так и надорваться недолго!
        - Так, ладно. Мне вот эти кубинцы вообще ни к селу, ни к городу, - отмахнулся подполковник и пошёл к своему столу.
        Интересная реакция у этого человека на столь серьёзную задачу. Как будто к нам каждый раз присылают иностранцев на учёбу!
        - Вообще-то, меня предупредили, что задача серьёзная. На контроле у зама главкома, - сказал я, но в кабинете меня тут же подняли на смех.
        - Серьёзная? Вот обучение арабов, ангольцев, которое нам сейчас предстоит - это потяжелее будет, - сказал один из трёх майоров, достав большую стопку папок из ящика в столе. - Там можно и нагоняй получить. А кубинцы - просто повышают свой уровень.
        - Как-то не верится, что кубинцев сюда, как на военно-полевые сборы отправили какие-то, - возразил я.
        - Вот именно, старший лейтенант, - сказал подполковник и достал из красной папки с надписью «МиГ-21» план занятий. - С кубинцами всё просто - три капитана, три старлея и с ними два человека сопровождения.
        Странно, что подполковник знает список прибывающей группы. Ведёт же себя «круглый», будто не ему предстоит теоретические занятия проводить.
        - Там говорят ещё и переводчица будет, - довольно почесал подбородок один из майоров, отклонившийся на спинку стула. - Не думал, что военные переводчики бывают женского пола.
        - Да без разницы, кто она, - сказал подполковник и отдал мне тонкую папку с бумагами и отдельный листок. - Вот план их подготовки и лекции с занятиями. Смотри, не перепутай. Удачи и свободен.
        Какая-то ерунда происходит! Мы же не в Краснодарском лётном училище, которое в Союзе занималось подготовкой именно иностранных лётчиков. Это там такие приезды, обыденность. Что-то подполковник не догоняет!
        - Товарищ подполковник, а не слишком ли мы легкомысленно относимся к приезду кубинской делегации? - спросил я. - Это же иностранные граждане. С ними нужно проводить определённое время и…
        - Вот вы этим и займётесь, - указал он на меня пальцем. - Слушай, Родин, тебе с ними полетать две недели нужно, и всё. Потом они уедут в другую командировку. На МиГ-21 и МиГ-23 они переучены. Поделись с ними опытом Афгана, расскажи о ваших приёмчиках, тактике или что вы там ещё делали.
        - Про ваш быт можешь не рассказывать, - посмеялся один из майоров. - А то будешь перечислять весь объём спирта, выпитого на базе, - посмеялись трое офицеров, но это было уже слишком с их стороны.
        Промолчать я не мог в этот момент.
        - Простите, а вы были в Афгане? - спросил я у весельчака.
        - Ещё бы! Две недели в Кабуле сидел в этом дворце… как его там Там-Беж вроде. Условия так себе! Не для больших лиц. Не знаю, что вы делали на базах у себя, но я редко на ужин даже успевал попасть.
        Даже не смог выучить место, где штаб 40й армии в Афганистане. Правильно этот дворец называется Тадж-Бек.
        - Ну вы, конечно, серьёзно повоевали, товарищ майор. Орден наверняка имеете.
        Майора мои слова слегка разозлили. Задел, видимо, самолюбие «великого война».
        - Я не понял, старлей, что за ирония в твоих словах? До хрена-то ты сам повоевал, чтобы так говорить? - вскипел он.
        - Достаточно, чтобы вам было совестно за свои слова. Если у вас она есть - совесть, - ответил я.
        - Так! - стукнул по столу подполковник и в кабинете воцарилась тишина.
        Из телевизора только продолжал вещать ведущий, переводя фразы на испанском языке.
        - Лекции я тебе дал. Хочешь - проводи. Хочешь - не проводи. Задачи такой уж серьёзной вам не ставилось.
        - Почему нам? А вам она не ставилась? - спросил я.
        - Она поставлена начальнику Центра, а он определил вашему полку заняться подготовкой. Теория в столь короткий срок обучения будет лишней. Небольшое занятие вам по силам провести. На практике, мы - преподаватели, ничем вам помочь не можем, - сказал подполковник и подошёл ко мне ближе. - Но ты правильно понял, что задача серьёзная. Если ваш полк её не выполнит, прилетит Просвирнову. А там уже и на Иванова спустится. И далее по нисходящей.
        - Я вас услышал, - ответил я и убрал в портфель папку.
        - Подожди за дверью. Я через минуту выйду и кое-что ещё тебе расскажу, - сказал подполковник и я не стал задерживаться.
        Бравый «майор» смотрел на меня пренебрежительно. Будто я какой-то прокажённый.
        Выйдя из кабинета, я быстро закрыл дверь. Но из помещения было слышно, о чём решил переговорить со своими подчинёнными подполковник.
        - Вы, академики и бойцы невидимого фронта! Я ещё раз услышу, что кто-то из вас в таком тоне разговаривает с лётчиками и другими военнослужащими - реальными ветеранами Афгана - подохните у меня в нарядах. На стоянку пойдёте гайки крутить. Вот там и расскажете техникам, как вы воевали, - злобно произнёс подполковник.
        - Товарищ…
        - Заткнулся, я сказал. У этого парня было по три-четыре боевых вылета в день. Его сбили в районе Хоста, и он от духов отстреливался до последнего патрона. Ранен был, а потом снова в строй вернулся. И он такой не один из бывшего 235го полка, - произнёс подполковник. - Уважайте пролитую кровь. Быстро работать начали! Через полчаса приду и проверю, как вы лекции подготовили по конструкции своих типов воздушных судов.
        Не самым плохим мужиком оказался этот подполковник. Когда он вышел из кабинета, то сначала повёл меня в секретку. Я ознакомился с телеграммой, где указывался количественный состав делегации кубинцев и их сопровождающих.
        - Вот видишь срок - две недели, - указал мне на одну из строчек в телеграмме подполковник.
        Похоже, что про геморрой полковник Иванов был прав. Он действительно большой. Чему можно научить за две недели?
        - Мало времени, - ответил я.
        - Других вариантов нет. Мне намекнули, куда они потом едут. Сам догадаешься или подсказать? - тихо сказал подполковник.
        - В одну из стран на юге Африки. Я прав?
        - Так точно, - кивнул подполковник.
        Кубинские лётчики активно участвовали в Ангольском конфликте, насколько я помнил из истории. В начале 80х им должны были поставить МиГ-23е, но в Анголу эти самолёты с крылом изменяемой стреловидности попадут не раньше 1985 года.
        - Но почему к нам, а не в Липецк, например? - спросил я. - Там инструктора опытнее и их больше.
        - Не знаю, Родин. У вашей эскадрильи, как говорят, есть опыт борьбы с самолётами новых поколений, используя при этом старые и проверенные в деле МиГ-21. В небе Анголы кубинцам придётся тоже побывать в такой ситуации.
        - А есть данные, с какими самолётами им предстоит бороться? - спросил я.
        Подполковник рассказал, что сам работал год назад в качестве одного из советников при ангольском заместителе главкома Народных ВВС Анголы по инженерно-авиационной службе.
        - Я не могу утверждать точно. Имел счастье поработать в этой чудесной африканской стране. На момент моего отъезда кубинцы уже не имели того господства в воздухе, как ранее. Кажется, именно тогда южноафриканцы получили новые «Миражи» Ф-1 разных модификаций, - рассказал подполковник.
        - Опыта борьбы с этими самолётами у нас не было в Афганистане, - ответил я.
        - Ни у кого нет. Даже наши лётчики-советники, которые сейчас в Анголе работают, имеют поверхностные знания. Да и запрещено им выполнять боевые вылеты.
        - Не думаю, что они соблюдают этот запрет, - улыбнулся я.
        - Сам всё понимаешь. Удачи тебе, Родин, - пожал мне руку подполковник и мы с ним разошлись в разные стороны.
        Как и обговаривалось, после первого мая прибыли кубинцы. Встречать их на аэродром ездил начальник центра и командир полка с ещё несколькими офицерами.
        После этого прибывших гостей накормили в нашей столовой, где многим удалось оценить внешность кубинских товарищей. На первый взгляд - совершенно все разные.
        Кто-то темнокожий с крупным носом и волосами, напоминающие мочалку. У кого-то, наоборот, кожа белая и внешность более-менее европейская. Есть и средние варианты - между темнокожими и светлыми.
        С виду не сказать, что они молодые. Выглядят старше меня, несмотря на невысокие звания. Повседневная форма у кубинцев идентичная нашей с некоторыми различиями в цветовой гамме и расположении эмблем.
        - Так, ну вот, Серый, и твои ученики подоспели, - улыбнулся Марик, когда мы обедали в столовой.
        - Да. Завтра начинаем занятия, а в конце недели уже и полёты, - сказал я, разрезая свою мясную котлету.
        - С ними не было кубиночки-переводчицы? - спросил Марк, просматривая в открытую дверь командирского зала на кубинцев.
        - Нет. Уже бы все шептались, - ответил я.
        К столу подошёл замполит эскадрильи Гусько, который как раз ходил к начальнику политотдела Центра получать важную задачу на завтра.
        - Полковой замполит спихнул всё на меня. Мол встречаешь на КПП и сопровождаешь к местам занятий. Будто маленькие и сами дорогу не найдут.
        - А вдруг заблудятся? - улыбнулся Марик. - Это не у них на Кубе. Тут расстояния о-го-го!
        - Их там восемь человек прибыло, - сказал Гусько, присаживаясь рядом с Мариком. - Переводчик и семь кубинцев. У меня, у самого дел куча, а тут собакой-поводырём быть нужно.
        - Да ладно, Савелич, - сказал я. - Это первый день так.
        - Ага. За ним и второй, и третий. А потом раз! Две недели коту в одно место.
        Гусько продолжал ворчать, а в нашем обеденном зале резко снизился уровень шума. Все уставились в сторону командирского зала. В чём дело,точнее, в ком, я смог понять, только взглянув на Марика. Вот он-то уже заливал стол слюнями!
        Повернувшись назад, я оценил объект столь пристального внимания мужчин. Из командирского зала медленно вышла девушка в повседневной форме лейтенанта ВМФ СССР. И если бы не этот факт, я бы предположил, что эта девушка, кубинка.
        Невысокого роста, яркие черты лица и тёмно-каштановый цвет волос. А её пятая точка была очень пышной. Прям как у бразильянок на пляжах - оттопыренная и объёмная. Когда она прошла мимо нас, я успел заметить, как она посмотрела в нашу сторону своими манящим шоколадными глазами. Да и с кубинцами на испанском она говорила с присущим, жителям острова Свободы, акцентом.
        - Серый, а можно я у тебя буду ассистентом? - сказал Марик, смотря вслед брюнетке.
        - Не возражаю, - ответил я.
        - Барсов, уймись. Гнётов сказал, чтобы ты сидел смирно и готовился к полётам на МиГ-29. С кубинцами работает Родин, - строго сказал Гусько.
        - Савелич! Родной ты наш! Давай с Максимычем поговорим, чтобы я тоже с Серым работал. Я лётчикам мешать не буду. С ними пусть Родин работает, - без лишнего стеснения сказал Марик.
        - Вот так помощник! - удивился я. - А ты чем займёшься?
        - Серый, ну у тебя много работы будет. Полёты и объясняловки там всякие. А я буду организационными вопросами заниматься, - ответил Марк.
        - Только… не… ты! - воскликнул Гусько, подавившись хлебом. - Лучше я сам.
        - Савелич, ты сам сказал про свою гигантскую кучу дел, которой тебе надо заниматься. В таком случае помощь нужна…
        - Марик, нет, я сказал! - замотал головой Гусько. - Серый, если он на сто метров подойдёт к этой переводчице или к кубинцам, можешь его пристрелить.
        - Евгений Савелич, мы не в Афгане, - улыбнулся я. - Тут любой офицер с пистолетом привлекает внимание. Мне нечем будет Марка поразить.
        - Жаль! Повезло тебе, Барсов. Но я тебя предупредил. Никакой самодеятельности, - погрозил Марику пальцем Гусько.
        На следующий день назначены были первые занятия. Специально для этих целей выделили один из классов в нашем штабе полка. Его даже отремонтировали в короткий срок и поставили там новые столы, стулья, телевизор и самовар с вкусняшками. Со всех кабинетов собрали самые новые и красивые плакаты, с которых не слетела краска и повесили в этот образцовый кабинет.
        Я просматривал папку, которую мне дал подполковник из Центра, делая пометки, что нужно рассказать кубинцам, а чего им совершенно не нужно знать. Пару дней я вспоминал что-то про «Миражи» и составлял небольшой план. Насколько я помню, бороться с ними можно. И пару тактических приёмов из Афгана вполне подойдут.
        - Так, Родин, ты чего здесь? - забежал в класс эскадрильи Гнётов. - Через пять минут начало. Савелич привёл гостей в новый кабинет. Они уже сидят и ждут тебя.
        - Мне сказали, что кубинцы только на территорию зашли недавно, и их повели на завтрак.
        - Ну так всё уже. Давай-давай.
        - Понял. Идём, - вскочил я с места и направился за Максимовичем.
        Предварительно меня обязали надеть парадную форму, чтобы предстать во всей красе перед кубинцами. Делали акцент и на правильности размещения наград.
        - Всё у тебя блестит, - посмотрел на мои награды Гнётов. - Командир говорил, чтобы ты их прям натёр хорошенько.
        - Чуть дырку не протёр, Григорий Максимович, - улыбнулся я.
        - Тогда пошли.
        Подойдя к кабинету кубинцев, дверь резко открылась и перед нами появился ошарашенный Гусько.
        - Командир, ты только не волнуйся. Всё под контролем, - стал успокаивать Гнётова Савельевич.
        - Что слу… случилось? - начал заикаться врио командира эскадрильи.
        - Пока ничего. Но я над этим работаю. Эм…то есть, работаю, чтобы ничего не случилось, - быстро проговорил Гусько.
        Гнётов проскочил в кабинет и выдал стандартное русское «не может быть» в нецензурной форме. Я зашёл следом и ничего серьёзного не заметил. Кроме отсутствия людей.
        - Где кубинцы, Савелич? - спросил Гнётов, хватаясь за голову.
        Глава 16
        На вопрос Гнётова не было ответа ни у меня, не у Гусько. Григорий Максимович поднял всех свободных людей «в ружьё» для проведения поисков пропавших иностранцев.
        - Никто не видел и не знает ничего, - сказал я, когда получил информацию от одного из офицеров.
        - Мне кранты, - отрешённо произнёс Гнётов.
        - Максимыч, наверняка эти кубинцы зашли в штаб Центра и там остались, - предположил Гусько.
        - Савелич, эту версию мы уже проверили, - сказал я, подойдя к одному из стендов, на котором был изображён район полётов нашего аэродрома.
        Замполит вообще строил догадки одна фантастичнее другой.
        - Наверное, у кого-то заболел живот, и они пошли в санчасть, - предположил Савельевич, выглядывая в окно кабинета.
        - Мне точно кранты, - качал головой Гнётов, присаживаясь за центральный стол. - Какие ещё есть мысли?
        Дверь в кабинет открылась. На пороге появился один из техников со стоянки, который сегодня стоит в одном из нарядов.
        - Видели, как пересекали КПП в город, товарищ майор, - доложил он и Гнётов отпустил его.
        - Однозначно, кранты. Я где их буду искать в городе? - спросил «у потолка» Максимович.
        - В гостинице они не появлялись. Я туда звонил. В городке и рядом с общагами их не видели, - сказал я.
        - Командир, тогда надо по проверенной схеме пойти, - предложил Гусько, но я слегка напрягся, поскольку содержание этой схемы очень не понравится Гнётову.
        - По какой такой проверенной, Савелич? - спросил врио командира эскадрильи.
        - Милиция, вытрезвители, лечебно-трудовой профилакторий…
        - Хорош, Савелич. Командиру сейчас плохо станет, - перебил я Гусько, наблюдая за тем, как Гнётов всё больше погружается в уныние.
        - Тогда ещё один маршрут - больницы, морги…
        - Ну, хорош, Савелич, - развёл я руками. - Чего с парков и кинотеатра не начал?
        - Да кому они нужны? Там им однозначно нечего делать, - отмахнулся Гусько.
        Прибежал ещё один прапорщик и рассказал, что кубинцы возле столовой сели в автобус и поехали в сторону штаба Центра.
        - Есть вот какая идея - они шли со столовой. Тут подъехала машина со штаба Центра и их увезли на концерт в актовом зале, - предположил Гусько.
        - Савелич, ты это всё серьёзно? Какой, блин, концерт? - громко спросил Гнётов.
        - Как какой? Сегодня в актовом зале детский ансамбль «Чебурашка» и спектакль для детей военных «Золотой ключик». Я туда уже и людей назначил сходить, - ответил замполит.
        Тут уже Григорий Максимович еле-еле сдержал эмоции. Кажется, он сейчас был готов разорвать любого. Замполит был первым на очереди.
        - Концерт уже закончился, Евгений Савельевич, - сказал я, посмотрев на часы.
        - Ну, тогда только по проверенным схемам, - развёл Гусько руками. - Предлагаю хотя бы с вытрезвителей начать.
        - Савелич, ты понимаешь, что нам сделают этим твоим «Золотым ключом», если у нас с кубинцами что-то случится? - сокрушался Гнётов, но Гусько только кивнул. - А ты, Родин, понимаешь?
        - Конечно, Григорий Максимович. Одним «Чебурашкой» мы не отделаемся, - ответил я. - Давайте не паниковать. С ними же сопровождающий. Он вполне может все шероховатости сгладить.
        Гусько и Гнётов громко рассмеялись, будто я сейчас анекдот в стиле Никулина рассказал.
        - Их сопровождающий вчера усердно общался с нашим командованием центра. Утром только все вопросы решили, и он сейчас отдыхает, - сказал Гнётов. - Поэтому, у них в сопровождающих только лейтенант-переводчица. Вот чего ты их оставил, Савелич? Тебе же сказали с ними ходить.
        Тут Гусько от неожиданности закашлял и слегка напрягся.
        - Командир… тут такое дело, с ними был сопровождающий. Эм… он всё знает, - улыбнулся Гусько. - Зря мы переживаем. Давай успокоимся.
        - Вот сейчас я совсем ничего не понял. Какой ещё сопровождающий? - встал со своего места Гнётов.
        И в этот момент я начал понимать, кто именно был удостоен такого права сопровождать делегацию. Едва у меня получилось сдержать смех.
        - Максимыч, ты только не волнуйся. Он был мной проинструктирован…
        - Кто он? - выдохнул Гнётов.
        После того как Евгений Савельевич назвал сопровождающего, врио командира эскадрильи несколько секунд находился в прострации. Что тут сказать… Я чуть не умер от сдерживания смеха.
        Находиться в кабинете мы больше не стали. Поскольку нам позвонили из автопарка и сообщили, где предположительно сейчас могут находиться кубинцы.
        Оказывается, старшим микроавтобуса РАФ, на котором и забрали гостей, был именно наш Марик. Как он договорился с автослужбой о выделении этого автомобиля, понятия не имею. Его выгоняют из боксов только для очень высоких гостей, либо когда тыловик едет по важным делам в Ташкент.
        - Просто скажи мне, почему из всех людей в нашей эскадрилье, ты выбрал именно Барсова? Чем он тебя подкупил? - спросил Гнётов у Гусько, когда мы шли к УАЗику модели «таблетка».
        - Командир, ну он сам вызвался. Да и других под рукой не было, - ответил Савельевич.
        - Григорий Максимович, ну ведь нашли. На аэродроме. Главное, что все живы, - сказал я. - Как раз я им наглядно на технике проведу занятие.
        - Конечно, проведёшь, Родин. И будешь проводить так, чтобы все выкрутасы Марка не остались у кубинцев в памяти, - сказал Гнётов, присаживаясь на переднее сиденье.
        Мы с Гусько заняли свои места и «таблетка» рванула в сторону аэродрома.
        - Не факт, что он им что-то плохое учинил. Может, действительно показывал нашу часть. Рассказывал о войне в Афганистане. Про Томина рассказал…
        - Ты вот это всё точно про Барсова говоришь? - перебил меня Гнётов. - Если бы это сказали про тебя, я бы ещё поверил. А этот разгильдяй мог только перед лейтенантом-девушкой крутить хвостом.
        - Вот же павлин! А я-то думал, чего он так рвался с кубинцами работать, - картинно изобразил удивление Гусько. - Максимыч, вот чтоб я неделю без самогона был, не знал, что Марик способен на такие выкрутасы.
        Ох, и лукавит Гусько! Как будто вчера не видел повышенное слюновыделение Барсова при виде девушки в чёрной форме ВМФ.
        - Главное, чтоб он их не повёл на стоянку. Там же МиГ-29. Как начнёт про них что-нибудь рассказывать, а эти товарищи запомнят. Потом нам предъявят… компетентные органы за такую скрытность новых образцов вооружения, - продолжал переживать Гнётов.
        - Хах, да ты не бойся, командир. Марик особо ничего не расскажет про новые МиГи. Он же сам про них знает только поверхностно. Так что тут можешь за советские секреты быть спокоен, - подмигнул мне Савельевич.
        - Не самый надёжный способ сохранности секретов, Евгений Савельевич, - улыбнулся я.
        Въехав на аэродром, Гнётов тут же поинтересовался у наряда на КПП, проезжал ли микроавтобус РАФ и куда.
        - Да, товарищ майор. Поехали на «высотку». Я их там видел где-то полчаса назад, когда в столовую ходил. С ними старший лейтенант Барсов был, - объяснил Гнётову сержант.
        - Хорошо. А потом, куда поехали, не видел? - спросил Григорий Максимович.
        - Они вышли из здания «высотки» и поехали к ангарам в ТЭЧ. Я точно помню, что старший лейтенант у старшего инженера спрашивал, к какому ангару лучше подъехать.
        Ангар? Что-то странное задумал Марик. Может и правда решил с ними занятие провести?
        На аэродроме Осмон как таковых ангаров не было. Но имелись арочные укрытия - конструкции, сооружённые из полуарок с рёбрами, обсыпанные снаружи землёй и покрытые дёрном. Разумеется, покрытие землёй необходимо для маскировки.
        - Поехали к зданию ТЭЧ, - сказал Гнётов и УАЗик рванул по длинной дороге к большим арочным укрытиям недалеко от центральной заправочной топливом.
        - В укрытие 3-А поехали. Однозначно, - сказал я.
        - С чего ты так решил? - поинтересовался Григорий Максимович, утиравший пот со лба.
        В такой солнечный день можно было и запариться в кожаной куртке, которую Гнётов не оставил в штабе. «Погорячился» наш врио командира эскадрильи с одёжкой.
        - Командир, в 3-А на бетонке большая схема района полётов нарисована. Плюс стенды для комиссии. Да и там МиГ-21 стоит. Отмытый и покрашенный.
        - Для комиссии? А мы что, не убрали ничего оттуда? - удивился Гусько.
        - Так для комиссии же. Она же в любой момент приедет, а у нас такое красивое место для занятий, - ответил я.
        - Вообще, не похоже на Марика. Нелогично действует, засранец, - задумчиво почесал подбородок Евгений Савельевич.
        - Логика и старший лейтенант Барсов - несовместимые понятия, - сделал вывод Гнётов, когда мы подъехали к выводной рулёжной дорожке из укрытия.
        Микроавтобус РАФ стоял здесь. Огромные створки откатных ворот были разведены в стороны. Сверху был домик дежурного по стоянке нашей эскадрильи, который, увидев Гнётова, поспешил спуститься.
        - Можешь не торопиться, - крикнул ему Григорий Максимович. - Послезавтра ещё раз заступишь, - грубо сказал врио командира эскадрильи.
        - Есть, - расстроено ответил ему дежурный и ушёл обратно в домик.
        - Бардак! А всё из-за этого индюка, - поправил фуражку Гнётов. - Он меня достал. Я ему устрою сопровождение делегации, - грозился Григорий Максимович.
        Внутри укрытия находились Барсов, переводчица и кубинцы. Пропитка пафосом здесь чувствуется за километр.
        Барсов был одет в новый лётный комбинезон, камуфлированной расцветки «Бутан». За его спиной стояли красивые стенды по конструкции МиГ-21, карта района полётов, стенд со схемами тактических приёмов воздушного боя и, куда ж без них, карта СССР и Мира.
        Но самое, что даже меня впечатлило, где Барсов смог достать такие большие флаги Советского Союза и Кубы? Они были растянуты за его спиной прямо по центру между стендами и смотрелись очень красиво. Я заметил в этот момент на лице Гусько некую радость.
        - Как всё организовал! - шепнул Савельевич мне на ухо, когда мы остановились в нескольких шагах от переводчицы.
        Кубинцы сидели перед Мариком. Каждый за отдельным столом в своих лётных комбинезонах пыльно-зелёного цвета и внимательно слушали Марика. А тот продолжал вещать с трибуны, словно выступал на Генеральной ассамблее ООН.
        - Итак, товарищи лётчики! Вы приступаете к обучению в нашем 137 м Центре боевой подготовки, - громко выступал Марк за красной напольной трибуной с гербом Советского Союза.
        Гнётов решил вмешаться, но я поспешил остановить врио командира эскадрильи. Гусько же изначально не вмешивался в процесс.
        - Родин, сдурел? - сказал Гнётов, и его фраза была услышана переводчицей.
        Девушка приложила указательный палец к губам и вернулась к переводу выступления.
        - Видите, они не против такого занятия. Тем более, он ничего плохого ещё не сказал, - прошептал я, и Гнётов решил остановиться.
        Марик заметил, что появились ещё зрители, но не остановился и решил ускорить выступление.
        - Все вы окончили училище, где вас обучали опытные инструкторы, - продолжил он, растягивая слова.
        Ох, что-то это мне очень напоминает!
        - Каждый из вас находится здесь, потому что лучший в своём деле. Элита! - сделал акцент на крайнем слове Барсов.
        Я сегодня уже столько раз должен был рассмеяться, но сейчас мне труднее всего.
        - А как сказал - элита! - шептал Гнётову Гусько, отмечая ораторские данные Марика.
        Переводчица только и успевала переводить хвалебные слова кубинцам, а те, в свою очередь, утвердительно кивали. Мол, согласны с тем, что крутые лётчики.
        - Вроде бы ничего пока, - сказал Гнётов и слегка расслабился.
        - Но, это было вчера, товарищи! - отмахнулся Марик, и настроение публики слегка ухудшилось, когда переводчица перевела им крайние слова.
        - Рано порадовался, - произнёс Григорий Максимович, приложив ладонь к своей щеке.
        - У вас новый враг. И у него лучшие самолёты, из тех, что производит загнивающий Запад. И в этом противостоянии ваши навыки и умения выходят на первый план. Вы должны быть на шаг впереди, и этому мы вас научим, - произнёс Марик и посмотрел в нашу сторону.
        Пока что он был спокоен и всё так же привержен своей риторике. Только как у него родился подобный план, я не могу даже предположить. Американских фильмов он насмотреться не мог. Это в них уровень пафоса выше крыши.
        - За время этого курса вы научитесь драться в воздухе с превосходящим по силам противником, предугадывать его шаги и побеждать, - сказал Барсов, и кубинцы ему поаплодировали стоя.
        У Гнётова челюсть отвисла.
        - Помните, вы само олицетворение духа свободного кубинского народа. Как и ваш национальный символ - эль токороро вы не можете быть в неволе и под гнётом западного империализма, - буквально прокричал эту фразу Барсов и кубинцы зааплодировали ещё сильнее.
        Переводчица, наверняка, была поражена харизмой Марика. Пора бы ему уже заканчивать, а то он так рекорды Фиделя Кастро побьёт. Правда свою самую длинную речь лидеру кубинского народа предстоит ещё произнести.
        - А теперь о главном. О том, кому предстоит вас учить, - начал Марик и подмигнул мне.
        Вот сейчас начнётся!
        - Ваш инструктор обладает необходимым боевым опытом и навыками, - произнёс Марик и показал мне, чтобы я подошёл.
        - Родин, а ну, делай, как он говорит. Видишь, кубинцы ждут выхода, - шепнул Гусько и подтолкнул меня.
        Если уж играть, то играть до конца. Шёл я к трибуне медленно, будто мы и, правда, снимаем один из известнейших фильмов про авиацию.
        - Он один из лучших лётчиков советских ВВС. О его подвигах слагают легенды, - продолжил Барсов.
        Ох, и переигрывает Марик! Переводчица сама уже начала верить в его слова. А кубинцы смотрят, как я иду к трибуне, буквально затаив дыхание.
        - То, чему он вас научит, позволит вам победить, - продолжил Марк. - Среди его наград орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги». А самое почётная - золотая медаль Министерства обороны.
        Кубинцы были просто поражены. Завидев, как я приближаюсь к трибуне, они резко поднялись со своих мест и выпрямились.
        - Представляю вам старшего лейтенанта Родина, - сказал Марик и сделал шаг назад.
        Ему осталось мне ещё какой-нибудь позывной придумать, вроде «Орла» или «Выхухоля». Тогда точно всё совпало бы.
        - Спасибо. Добрый день, прошу садиться, товарищи, - сказал я и кубинцы сели на свои места.
        Барсов забрал с трибуны свои бумаги. А он и, правда, готовился! У него на листах был сценарий расписан.
        Гнётов, Гусько и Марик вышли на улицу, а меня оставили с обучаемыми.
        Передо мной и, правда, уже не молодые офицеры. Интересно бы сначала узнать об их квалификации.
        Бегло опросив всех через переводчика, я понял всю глубину проблемы, стоящей передо мной. Эти лётчики имеют налёт на МиГ-21 в районе 40 - 50 часов. До этого они летали на Л-29 и МиГ-17. Это, конечно, не так уж и плохо.
        Вот только бороться им предстоит с «Миражами-Ф1», которые имеют определённое преимущество перед МиГ-21. И чтобы его нивелировать, нужно бы владеть техникой явно не на 40 - 50 часов. Этого я от них скрывать не стал.
        - И как мы поступим? - спросил у меня темнокожий кубинец по имени Кампос Лопес.
        - Всё просто - будем летать много. Отрабатывать тактику именно против «Миражей» и учиться их побеждать. Попутно будем учиться бомбоштурмовым ударам, - ответил я.
        - Вы будете один с нами летать? - спросил менее темнокожий с полностью лысой головой и усами Хорхе Бенитес.
        Правильный вопрос задал этот усатый капитан.
        - Нет. Из нашего Центра кто-то ещё будет, - ответил я.
        - А, компанеро Барсов может нас учить, если у него будет возможность? Такие регалии у этого офицера! - спросил Бенитес, и все кубинцы его поддержали.
        Интересно, что же он им тут наплёл?
        - Скорее всего - да. У него найдётся время. Товарищи офицеры, предлагаю сделать перерыв.
        Ко мне тут же подошла переводчица, выпучив карие глаза.
        - Товарищ старший лейтенант, вы не могли бы пройти со мной к вашим командирам?
        Глава 17
        Жгучая красотка выглядела весьма рассерженно, когда мы удалялись с ней от кубинцев. Мои подопечные пока что пошли осматривать МиГ-21, громко разговаривая на своём испанском языке. Что-то уловить в их беседе мне было сложно, хотя я и поставил себе задачу некоторые термины при обучении пояснять на их родном языке.
        - Товарищ Родин, давайте я вам кое-что расскажу сейчас, - сказала лейтенант-переводчик, когда мы отошли на несколько метров от кубинцев. - Вы отдаёте себе отчёт, что вы здесь устроили?
        Она остановила меня и начала сверлить своими карими глазами. Скулы у девушки пульсировали, но это так мило смотрелось на её красивом личике!
        - Не напомните, как вас зовут? - решил я немного сбить начальный порыв переводчицы.
        - Мила Григорьевна Андреева. Давайте не отходить от темы, - сказала девушка и слегка пригладила волосы. - Вы понимаете, что наврали с три короба нашим кубинским товарищам? Ещё и меня заставили переводить весь этот бред.
        - Начнём с того, что я вас не заставлял. Сомневаюсь, что и Марк Барсов тоже принуждал к подобному, - ответил я.
        Он мог к чему-то другому склонять, но только не к вранью.
        - Я… эм… но мне приходится это всё переводить, участвовать в этом показательном… цирке, - возмущалась Мила, слегка подпрыгивая на своих невысоких каблуках.
        - Товарищ лейтенант, всё ведь хорошо. Наши кубинские друзья довольны. Качественное обучение я вам гарантирую.
        - Нет уж! Мне нужно переговорить с вашим прямым или непосредственным командиром, - сказала Андреева и заспешила к Гнётову.
        Григорий Максимович в это время очень жёстко разносил Барсова. Припомнил ему все проколы и залёты. Переводчица не стала торопиться и сбавила шаг.
        - Он так кричит на него! Почему? - спросила Мила, остановившись в нескольких метрах от троицы Гнётова, Гусько и Барсова.
        Действительно, как будто у Марика первый залёт. У любого командира сорвёт «крышу», когда его подчинённый постоянно что-то исполняет. С другой стороны, Барсов интересно всё организовал. Пускай это и было не для кубинцев, конечно, но никто не пострадал. Только нервы Гнётова.
        - Вы знаете, это такой метод воспитания. Сначала лётчика гоняют кнутом, - сказал я, и тут же Гнётов мощно прошёлся по Барсову.
        - Я сказал тебе, стерилизую со всеми вытекающими последствиями, Марик! - громко сказал врио комэска.
        - Хм… очень сильно гоняют кнутом. Потом и пряник, конечно, дают, - объяснил я.
        - МиГ-29 хочешь освоить? Я тебя на подводную лодку отправлю служить. Чтобы у тебя там всё узлом завязалось! - продолжил свою пламенную речь Гнётов.
        - А это был «пряник»? - спросила лейтенант.
        - Нет, - покачал я головой. - Наверное, «пряников» сегодня у Марка не будет.
        - Всё! Хватит это терпеть, - сказала Мила и пошла к Максимовичу.
        Гусько указал на лейтенанта и Гнётов тут же переключился на девушку.
        - Доброго вам дня! Вы командир, который организует обучение группы кубинцев? - спросила Андреева.
        - Да. С кем имею честь разговаривать? - спокойно перестроился Гнётов.
        Мила представилась и начал высказывать свои претензии. Особенно она была недовольна выступлением Марика.
        - Я понимаю, что ваша часть хочет произвести впечатление. Я уже закрыла глаза на вчерашний фуршет с кубинским подполковником.
        - Девушка, мы товарища Эрнандеса доставили в целости и сохранности. Привезли целого и невредимого, - отрапортовал Гусько.
        - Я видела. Поэтому и опущу этот случай. Вот только трижды Герой Советского Союза, которым представился с трибуны ваш офицер, это уже слишком, - сказала девушка, и Гусько чуть не подавился, пытаясь глотнуть из своей фляжки.
        - Чего ржёшь, Савелич? Ты… ты опять за старое? - начал злиться Гнётов, обратив внимание на железную флягу Гусько.
        - Командир, это ж вода. Горло захотелось промочить, - сказал замполит эскадрильи.
        - Серьёзно? - удивился Гнётов и решил понюхать горлышко фляги. - И правда, вода. Ладно, так о каком вы говорите трижды Герое?
        - Об этом, - указала на Барсова Мила.
        Я сам еле сдерживался, чтобы не заржать. Если честно, сегодняшнее утро - настоящая смехопанорама. Давно так у нас не было весело!
        Марик был уже бордовый. Самое интересное, что на лице Милы читалась некая грусть, что ей пришлось вот так настучать на парня. Взгляд у неё на Марика совсем неравнодушный.
        - Товарищ лейтенант, старший лейтенант Барсов будет мной наказан. Учебный процесс не пострадает от этого, - сказал Гнётов.
        - Да… я смогла быстро сориентироваться. Исправила на три ордена Ленина, - застеснялась Андреева.
        Действительно, совсем никакой разницы! Одна награда ненамного почётнее другой.
        - Так, я думаю, нам нужно вернуться к занятиям, - сказала Мила и развернулась в сторону кубинцев.
        Стоп! Марика нельзя оставлять на растерзание Максимовичу. Да и кубинцы могут прознать о нашем вранье. Со временем они и так всё поймут, но лучше это будет потом. Да и мне одному не вывезти все полёты. Момент нельзя упускать.
        - Погодите, Мила Григорьевна. Вы не слышали, что я сказал кубинским товарищам? У меня будет помощник, - сказал я, и переводчица вернулась назад.
        - Товарищ Родин верно говорит. Предлагаю майора Гусько - замполита нашей эскадрильи, - указал на Савельевича Гнётов.
        - Нет, командир. Нужен именно Барсов, - произнёс я и на меня все уставились, будто я им только что открыл вселенную.
        - Исключено, - первой произнесла Андреева.
        - Поддерживаю, - вторил ей Гнётов.
        - Как бы… да, Серый. Нелогично, - нехотя произнёс Гусько, а Марк продолжал молчать.
        - Очень даже логично. Кубинцы думают, что Барсов - заслуженный человек и сами попросили, чтобы он был инструктором тоже.
        - Почему? - удивилась Мила.
        - Для начала, потому что вы им так перевели. Если бы я сказал им «нет», это было бы совсем нелогично. Им нужны лучшие инструктора, а нас таких, по нашему докладу, двое.
        - Я специально перевела им, что он имеет три ордена Ленина, а не Звезды Героя, - возмутилась Андреева.
        - Тем самым, подставили и себя тоже. Орден Ленина весьма высокая награда и они это понимают. Так, что вы в одной лодке с нами, - улыбнулся я.
        Настроение у всех убавилось. А вот Марик, наоборот, слегка повеселел.
        - Прекрасно, - топнула ножкой Мила и пошла в сторону кубинцев.
        Гнётов пару минут возмущался, но затем отпустил меня дальше вести занятие.
        Первую неделю я решил заняться только отработкой техники пилотирования. Пускай у этих лётчиков уже и был достаточный опыт боевых вылетов в Анголе, но МиГ-21 для них по-прежнему совершенно новый самолёт.
        Стоит сказать, что осваивали они новый самолёт быстро. Вполне им хватило нескольких полётов в паре, чтобы уже спокойно держаться за мной и выполнять основные манёвры. Между вылетами я успевал давать немного теории и разбирать с ними ошибки. Никогда бы не подумал, что буду объяснять иностранцам, что они неправильно летают.
        В один из таких разборов на травке за капониром, мне пришлось досконально объяснить своему подопечному, что он неправильно заходит на посадку.
        - Ты подходишь к полосе, - показывал я на макете МиГ-21 этап выравнивания. - Взгляд переносишь чуть вперёд, понимаешь?
        - Си! Да, маэстро, - кивал лысый усач Хорхе Бенитес.
        - Обороты двигателя снижаешь. Эм… эволюсьон менос, верно? - показывал я рукой движение перевода рычага управления двигателем.
        - Маэстро, си, - соглашался Бенитес. - Так ведь я посадка сделать?
        - Сделать-то ты сделал, но начал прыгать по полосе, - сказал я, и тут уже мне в переводе помогла Мила.
        Бенитес соглашался, задав при этом ещё несколько вопросов по технике пилотирования.
        Марик же всё это время стоял рядом и не сводил глаз со жгучей брюнетки Милы. Она продолжала быстро переводить планы на завтрашние полёты.
        - Товарищ Родин, а можно… перерыв? - сказала Андреева, у которой уже язык заплетался столько переводить.
        Девчонка и на полётах сидит рядом с руководителем, подсказывая в эфир на испанском. Теперь ещё и на разборе тараторит, как умная колонка из будущего.
        - Да, конечно, Мила Григорьевна, - кивнул я и объявил перерыв.
        Уставшая переводчица прошла мимо всех, удостоившись оценивающих её фигуру взглядов.
        - Я отойду, маэстро? - спросил с издёвкой у меня Барсов и побежал вслед за Андреевой.
        Кубинцы зашептались между собой, а Кампос Лопес подошёл ко мне.
        - Маэстро Родио, Милагрос и компанеро Барсов между собой аманте? - спросил темнокожий капитан, намекая на взаимные чувства между Андреевой и Марком.
        - Нет, - замотал я головой, но по довольной ухмылке Лопеса было видно, что он мне не поверил.
        - Милагрос красавица. Эрмоса! - похлопал он меня по плечу, будто намекая, чтоб я не упускал своего шанса.
        Я и не отслеживал, насколько близко стали общаться переводчица и наш Осмонский Казанова. У меня было больше головной боли с обучением кубинцев.
        Следующий день начали с изучения тактики воздушного боя. Для этого я вывел всех на свежий воздух, как когда-то и меня учили мои инструктора. Прямо на стоянке самолётов я показывал, как нужно начинать бой с истребителями новых поколений, у которых есть неплохие радары.
        Изначально со мной пару человек не согласилось.
        - Маэстро, а как же ракеты? У «Миража» они бьют дальше. Что тогда делаем? - спросил короткостриженый старший лейтенант Рауль Фалькон.
        - Чтобы пустить ракету, вас сначала нужно обнаружить и захватить в прицел. При должном использовании местности мы выходим из зоны поражения прицела «Миража», - ответил я и наглядно показал на схеме, как использовать местность Анголы.
        И тут есть особенности. Привычный для меня горно-холмистый рельеф занимает центральную часть страны. Вдоль побережья океана - прибрежная равнина.
        - Так как вы уже летали в этих районах, то понимаете всю сложность полётов. Чем дальше на юг и восток страны, тем рельеф более пустынный. А значит, вас будут видеть их локаторы, - сказал я.
        Проблема для кубинцев, если они собираются воевать на МиГ-21, в том, что нет гарантии, в какой версии у ЮАР может использоваться «Мираж» Ф-1.
        - Это может быть как версия Ф-1А с дальномером, который видит на 8 километров. А может, и Ф-1С-100 или Ф-1С-200 с РЛС и дальностью захвата 45 километров, - объяснил я.
        Тут-то и я им рассказал о нашем афганском опыте борьбы с Ф-14. Про сбитого мной иранского аса я умолчал, поскольку помнил о подписке с неразглашением подробностей той истории.
        - И как будем поступать, маэстро? - спросил у меня Лопес.
        - Всё просто. Жмёмся к земле. Идём на высокой скорости, а затем выполняем атаку. При этом, для связи с офицером боевого управления подымаем ретранслятор, прикрываем его и получаем команды о местонахождении нашего противника.
        В этот же день решено было опробовать подобную тактику. За цель пустили двух кубинцев, а мы с Мариком на «спарках» с нашими подопечными.
        Взлёт произвели штатно, собрались в пару и на предельно-малой высоте пошли в сторону горного хребта.
        - Хорхе, снижаемся плавно, - сказал я, но на русском было сложно чего-то от кубинцев добиться. - Суавементе бахар, - произнёс я на своём ломаном испанском.
        - Си, маэстро, - ответил он мне по внутренней связи и резко пошёл вниз.
        Его ведомый, естественно, за ним сперва не пошёл.
        - Забыл дать команду, - сказал я, наблюдая, как следует за нами самолёт Барсова и его обучаемого Лопеса. - Декрето не забывай.
        - Понял. Декрето компанеро.
        Высота уже 200 метров и Хорхе вывел машину из пикирования. Следом пристроился и его ведомый. Слева от нас Сандалашский хребет, ведущий в горный район Чимгана. Где-то вдалеке видны предгорья Тянь-Шаня.
        Под нами изумрудные поля растительности, прозрачные глади нескольких горных озёр и небольшие деревеньки. Ноги держу наготове, чтобы быстро поставить на педали, а ручку управления самолётом постоянно сопровождаю. Пока Хорхе ещё сильно таскает машину из стороны в сторону. Либо пытается справиться с восходящими потоками, но на такой скорости они влияния особого не оказывают. Либо просто любуется склонами, вращая головой из стороны в сторону.
        - Хорхе, ты смотришь перед собой? - спросил я, когда наш самолёт совсем уже уклонился влево.
        Так, недолго и крылом чиркнуть по горному склону.
        - Вперёд смотреть, маэстро. Я так делать, - ответил Бенитес.
        Мы приближались к месту выполнения манёвра. Самолёт-ретранслятор передавал нам команды, а мы готовились выполнить разворот с набором высоты.
        - 505й, десять километров до точки разворота, - передал нам команду офицер боевого управления через ретранслятор.
        - Понял, - сказал я и посмотрел назад.
        Ведомый шёл рядом, слегка покачиваясь с крыла на крыло. Хорхе же держал самолёт ровно. Но сейчас ему предстоит выполнить манёвр.
        - Не забудь декрето компанеро, - подсказал я Бенитесу.
        - Си, маэстро.
        - Пять километров, - снова ретранслировали нам команду ОБУшника.
        Хорхе на испанском дал предварительную команду ведомому и ждал дальнейших указаний. Высшая точка гор слева была сейчас около 2000 метров. Этот хребет кубинцам нужно будет перемахнуть и выйти в заднюю полусферу своему условному противнику.
        - Внимание, влево на курс 260°, - передали нам команду и самолёт, задрав нос, пошёл в набор.
        Ручку на себя дёрнул Бенитес сильно. Я даже слегка вжался в кресло от такого манёвра. Перегрузка пошла вверх, обороты Хорхе держал на форсажном режиме. Ведомый справа чуть отстал, но главное, чтобы он также выполнил разворот как можно ближе к хребту.
        Приближаемся к высшей точке. Высота уже 1900.
        - Влево, - на ломанном русском кричит в эфир Бенитес и аккуратно перемахивает через горную вершину.
        - Выключи форсаж. Включи прицел, - сказал я Хорхе и тот, выровняв машину тут же включил оборудование для атаки.
        Цель, в количестве двух истребителей перед нами. Горит лампа - пуск разрешён. Наши подопечные по очереди отрабатывают по целям. Дважды повторяем подобные атаки и заканчиваем условные перехваты.
        Простейшее задание, но к нему нужно было готовиться очень тщательно.
        - Сходимся для ближнего боя, - говорю я в эфир Марку, тем самым отправляя на посадку наших напарников, которые были целью.
        - Маэстро Родио, как в ближнем бою с «Миражом» поступать? Он новее и быстрее, - спросил у меня Бенитес.
        - Как хочешь, так и крутись, - сказал я и скомандовал на начало боя. - Помни про виражи.
        Хорхе начал сближаться с самолётом Лопеса, но тот пошёл выполнять вираж. Бенитес следует за ним, не отстаёт.
        Для себя отмечаю, что это первая и главная его ошибка. И ведь только что предупредил его про подобное маневрирование.
        Лопес маневрирует, делает переворот и уходит на предельно малую высоту. Мой подопечный не отстаёт, пикируя в развороте. Я вижу, что можно уже атаковать, но Хорхе не жмёт на кнопку. Лопесу хватило секунды, чтобы развернуться в другую сторону и уйти с линии атаки.
        - Поздно. Десквидар бахар! - громко говорю я по внутренней связи, но Хорхе продолжает просто идти по пятам своего противника.
        Тому только это и надо. Там же сидит Марк, который знает пару манёвров, чтобы перейти из обороны в атаку.
        Лопес уходит в разворот с набором и вытягивает за собой Хорхе. Скорости солидные, так что чувствуется напряжение и давление на некоторые участки тела.
        - Не ускоряйся. Проскочишь! - говорю я, но Бенитес только «сикает» в эфир.
        Скорость у нас на пикировании растёт. А в этот момент Лопес уходит в сторону, задирает нос и уже он сзади. Теперь нас преследует противник, а не мы его.
        Бой покрутили ещё несколько минут, а затем вернулись на аэродром. Уже на рулении чувствовалось, что Хорхе недоволен своими действиями.
        После лётной смены, на закате солнца разбираем сегодняшние полёты. Когда все кубинцы собрались, а красотка Андреева подъехала, чтобы переводить мои слова, я попросил пару минут отдышаться.
        Отошёл в сторону и скрылся за отбойником. В ту же секунду силы меня практически покинули. Я чуть было не рухнул на колени. Спина просто отказывалась работать в районе поясницы. Столько нагрузок ей уже тяжело выдерживать. Похоже, что катапультирование в Афганистане будет мне ещё долго отзываться.
        - Серый, ты как? - появился передо мной Марк, когда я нагнулся, уперевшись руками в колени.
        - Терпимо. Щас пройдёт, - сказал я.
        - Чё то у тебя с каждым разом всё тяжелее и тяжелее терпится. К врачам…
        - Спишут, - перебил его я. - На ВЛК меня ведь уже предупреждали про грыжи и остальную ерунду.
        - А летать таким больным, нормально? В полёте если прижмёт?
        - Не прижмёт, - соврал я, а сам вспомнил, как иногда спина давала о себе знать.
        Тогда, болевые ощущения не повлияли на качество пилотирования. Но ведь это уже серьёзное предупреждение.
        - Ладно. Будем считать, что ты просто устал. Просто помни, что у тебя поступление. Побереги себя, иначе могут подрезать, - сказал Марик и пошёл к кубинцам.
        Отойдя от боли в спине, я вернулся к своим обязанностям инструктора. Разбор по большей части посвятили ближнему бою.
        - Запомните, МиГ-21бис по манёвренным характеристикам почти не уступает «Миражу» Ф-1. Кое в чём даже превосходит. Это и надо использовать, - сказал я и взял из рук Милы Григорьевны две модельки самолётов.
        - Мы работали, как нас учили. Не отстаём от противника и держим его на линии огня, - сказал Рауль Фалькон.
        - Держать держите, но вы забыли три главных постулата, - вступил в разговор Марик, но тут же замолчал и продолжил ковыряться травинкой в зубах, сидя на бомботаре в «позе лотоса».
        - Верно, коллега. Высота, скорость, манёвр - все помнят? - спросил я, и кубинцы закивали головой. - Всё, как и на МиГ-17. Только здесь чуть скорость выше и противник сильнее.
        Дальше я повторил те характеристики, за счёт которых можно и нужно выигрывать у «Миражей».
        - Скороподъёмность у нас лучше. Высотные характеристики и тяга на форсажных режимах не значительно, но тоже больше. Тяговооружённость почти равна. Единственное условие - никаких виражей.
        - Видишь «Мираж» - не становись в вираж, - весело сказал Марик и я согласился с его высказыванием.
        Тем более, что уже говорил эту присказку недавно.
        - Так что запомните - никаких установившихся режимов с «Миражом» и его пошагового преследования. Всегда старайтесь увести его вверх. Он резкой потери скорости ой как не любит, - ответил я и на этом сегодняшний лётный день решили закончить.
        После того как нас привезли к штабу, меня остановил Бенитес.
        - Маэстро, я сегодня ошибся, - сказал они на ломаном русском. - Мы ещё будем бои делать?
        - Обязательно, Хорхе. Ими и ударами по наземным целям и будем дальше заниматься, - ответил я.
        - Вы настоящий пилото советико. Продолжайте нас так учить. Мы очень вам рады, - сказал Бенитес и крепко пожал мне руку.
        - Грасиас, - ответил я и Хорхе заспешил в микроавтобус.
        У дверей штаба со мной едва не столкнулась Карина. Девушка куда-то бежала сломя голову и чуть не упала при виде меня.
        - Сергей! Я так рада… в смысле, думала, ты уже уехал с работы, - сказала блондинка.
        - Ты так за мной торопилась? - спросил я.
        - Вообще-то нет. Мне… парня одного перехватить надо. Ну, сам понимаешь, кадровые дела, - неуверенно ответила девушка, слегка покраснев.
        Значит, точно бежала за мной. Думала, что уехал на микроавтобусе. Теперь только вопрос - зачем бежала?
        - Не догнала? - улыбнулся я.
        - Да ну его. Сам придёт, если нужно, - стеснительно улыбнулась блондинка, поправляя воротник своей блузки.
        - Само собой. Ты заходишь? - открыл я дверь штаба, пропуская вперёд Карину.
        - Ага. Там, кстати, на тебя телеграмма пришла. У Трефилыча в папке. Ты к нему подойди, он тебе даст посмотреть, - сказала девушка, облизнув верхнюю губу.
        Наверное, из школы испытателей прислали. Надо подняться и почитать.
        - Спасибо, - ответил я и жестом показал Карине проходить.
        - Да я тут постою! Подожду этого… засранца, - натянуто улыбнулась блондинка.
        Только я переступил порог, как меня за плечо ухватила женская рука.
        - Серёжа, ты прости. Я знаю, что это по-дурацки звучит. Пойдём в кино сходим? Ну, или просто погуляем? Просто посидим? - начала тараторить Карина.
        Эх, милая девушка. И ты в меня влюбилась, что ли? Что ей ответить - ума не приложу.
        - Карин, я не хочу тебя обижать, но я несвободен, - ответил я.
        Она медленно убрала свои пальчики с ярко-красным маникюром и отступила.
        - Вот так сразу? И даже шанса мне не дашь? - спросила девушка.
        - На мне мир мужчин не закончился. В нашей части есть много достойных ребят. Иногда надо и голову поднять, да по сторонам посмотреть, Кариночка, - улыбнулся я.
        - У меня так скоро голова закружится, если столько буду по сторонам смотреть, - расстроилась девушка. - Спасибо, что хоть честен. Другой бы воспользовался.
        - Всё у тебя будет хорошо. Я, кстати, удачу в этом отношении приношу, - сказал я и зашёл в штаб.
        Ох, уж эти женщины! Каждая из них - отдельная история, да ещё и с открытым финалом.
        Трефилович был на своём рабочем месте, когда я пришёл в отдел кадров.
        - Родин, вот тебе телеграмма. Читай, ознакамливайся и собирайся, - улыбнулся он, протягивая мне телеграмму.
        С трепетом в душе, я взял этот листок жёлтой бумаги. Это и, правда, был вызов на поступление в школу.
        - Здорово! И когда мне там нужно быть? - спросил я.
        - Переверни. Там написано. Я так далеко не читал, - ответил майор Балтин.
        На обороте было написано, что с собой нужно иметь и дата прибытия. Я взглянул на календарь и понял, что это всего через четыре дня.
        Обучение кубинцев я не успею закончить.
        Глава 18
        Я продолжил изучать присланную мне бумагу и даже не заметил возвращения в кабинет Карины. Трефилович дал ей пару распоряжений, а сам рассказал мне о работе испытателя и самом Циолковске.
        - Ох, и на опасное дело ты соглашаешься, Родин, - покачал головой Балтин.
        - Мне ещё поступить надо, Трефилыч, - ответил я, переписывая себе в блокнот адрес общежития, где мне надлежит разместиться.
        - Сейчас такой бум в авиационной промышленности. Испытателей не хватает, а полётов очень много. Техника развивается очень быстрыми темпами, - сказал кадровик, просматривая документы.
        - Вот он и будет её развивать. Всё получится, поступит и… к нам больше не приедет, - расстроено вздохнула Карина.
        - Тю! Там процесс долгий, дочка. Сейчас поедет, медицину пройдёт, а затем у него будет подготовка. Там же так написано? - спросил Трефилович, указывая на телеграмму.
        - Всё верно, - подтвердил я.
        Телеграмма в принципе была с указанием на отправку старшего лейтенанта Родина для подготовки к поступлению. Что это такое, пока не совсем понятно.
        Я почему-то представлял себе вступительные испытания по аналогии с лётным училищем. А здесь этот подготовительный курс выглядит странно.
        - Эх, жаль, что только кубинцев доучить не сможешь, - сказал Трефилович. - Не расстроятся?
        Через четыре дня нужно быть в Циолковске, а обучение с лётчиками острова Свободы будет ещё длиться неделю. Надо бы за этот короткий срок дать им максимально возможные знания. Придётся форсировать подготовку.
        Вечером в общежитии, я сел за повторение авиационных дисциплин. Всё же в испытательной работе не всё решают твои практические навыки и количество свободного места на парадном кителе.
        В дверь тихо постучались. Обычно ко мне в рабочие дни может зайти только наша дежурная Васильевна с вопросом не видел ли я, кто курил в коридоре. Откуда она во мне увидела стукача, ума не приложу.
        Подойдя к двери, я учуял знакомый запах, который не смогла скрыть эта деревянная перегородка между мной и моей… гостьей. Невероятное сочетание розы, фиалки и ещё каких-то цветов. А ещё небольшие нотки персика. Так пахнет только Верочка.
        Открыв дверь, я тут же попал в объятия своей девушки. Долгий и нежный поцелуй, резкие движения для того, чтобы быстрее освободиться от одежды. А главное - громкий удар дверью, которую я с трудом смог закрыть на ключ.
        Какая там аэродинамика или конструкция летательного аппарата, когда ты занимаешься любовью со своей девушкой! Полчаса безудержной страсти, и вот вы с ней без сил смотрим в потолок общаги.
        - Сергей, а ведь мы даже не поздоровались, - запыхавшись, сказала Вера, поглаживая своим аккуратным ноготком меня по груди.
        - Да? - удивился я и занял позицию сверху. - Ну, привет, Верочка, - посмеялся я.
        - И тебе не болеть, - крепко обняла она меня, прижимая к себе. - Я так рада, что у тебя получилось в Москве с Кутаховым. Когда поступать ехать?
        - Через четыре дня. Уже телеграмма пришла, - ответил я.
        - Прекрасно. И мне нужно домой к этому времени. У мамы спину прихватило сильно. Она курс реабилитации проходит… - начала рассказывать Вера, и у меня жутко нос зачесался в этот момент.
        Не сказать, что меня сильно беспокоила моя спина. Редко есть боли, как это было последний раз, но пока терпимо. Главное слово в этом случае «пока». Нужно что-то с этим делать.
        Вера надела одну из моих рубашек, и стала расчёсывать свои волосы. Я же пока находился в некой прострации и любовался девушкой. Слишком грациозны были её движения расчёской и глубокие вдохи, от которых вздымалась упругая грудь.
        - Чем ты так заинтересовался? - спросила Верочка, заметив, как я не свожу глаз с неё.
        - У меня редко женщины в комнате, расчёсывают волосы.
        - Да? И сколько же женщин тут было? - напряглась Вера.
        - Пока только ты одна, - произнёс я, и девушка зарядила в меня талмудом «Техники пилотирования».
        Если не считать случайного прихода сюда Алёны Буяновой или, возможно уже Мендель, то я не соврал.
        - Кстати, ты готов к поступлению? ВЛК серьёзное будет, - предупредила меня Вера.
        - Мне даже интересно, откуда ты про серьёзность врачебной комиссии узнала?
        - Я же из авиационной семьи. Плюс кое-что поспрашивала на будущей работе. В этом году поступление будет очень непростым. Но, зная тебя, ты теорию, практику и даже собеседование пройдёшь. Остаётся только ВЛК, - сказала Вера и отложила в сторону расчёску. - Тебя точно ничего не беспокоит?
        Она, как будто знает об этих незначительных болях и моей прошлой медкомиссии, когда меня едва не списала супруга Хрекова.
        - Милая Верочка, всё у меня…
        Мои слова были прерваны неожиданным стуком в дверь. Сегодня у меня прямо аншлаг на посещения!
        Быстро накинув на себя майку и спортивные штаны, я подошёл и открыл дверь. Посетителем оказался мой «компанеро» Барсов.
        - Долго идёшь, Серёга! - весело ухмыльнулся Марк, откусывающий пирожок.
        - Не стоит торопиться жить. Чего хотел? - спросил я, не открывая полностью дверь.
        - А ты чего там скрываешь? - прищурился Барсов и сделал глубокий вдох носом. - Я тебя понял - запотевшие окна, взъерошенные волосы и запах женского парфюма. Ничего не упустил? - ехидно улыбнулся Марик.
        - Браво, Ватсон! Ты потренироваться в дедукции пришёл? - спросил я.
        - Неа. Вот возьми, - протянул он мне небольшой флакон с мазью. - Кубинцы сказали, что она поможет спине маэстро Родио.
        - Ты им зачем рассказал? У меня ничего не болит, - возмутился я.
        - Ты думаешь, отошёл в сторону и никто ничего не видел? Может, у тебя и ничего серьёзного, но вернуть спине изначальное состояние нужно попробовать.
        О медицине наших кубинских товарищей я слышал только самые лучшие отзывы. Начнём лечение с этого зарубежного препарата с интересным названием «Матасанос».
        - Переводится, как «знахарь», - кивнул я на лекарство.
        - Тебе виднее, - подмигнул мне Марк.
        - Спасибо, - поблагодарил я Барсова и он, откусив пирожок, удалился к себе.
        Закрыв дверь и вернувшись на кровать, я поймал на себе строгий взгляд Веры Полосовой. Она ещё при этом постукивала своими коготками по столу.
        - Что? - спросил я.
        - Тебя точно ничего не беспокоит? - настойчиво повторила свой вопрос Вера.
        - Вот этот взгляд меня беспокоит, - сказал я, кивнув в сторону девушки. - Ты сейчас об этой мази?
        - Само собой. Почему ты не сказал, что спина у тебя болит? - села рядом со мной Вера, взяв за руку.
        - У меня ничего не болит. Иногда есть небольшой дискомфорт, но это крайне редко. Вот мне, на всякий случай… - улыбнулся я, но девушка перебила меня.
        - Сергей, это не шутки. Ты собираешься в испытатели, а там серьёзные нагрузки.
        - Здесь не меньше.
        - Но там больше. Это сейчас ты молод и можешь потерпеть. А что потом?
        - Потом будет всё хорошо. Даже не переживай за это, - ответил я и обнял Верочку.
        - Ой, да как же за тебя не переживать? - прошептала она. - Ты, как и многие до тебя, живёшь мечтой о полётах, сверхзвуке и больших высотах. Хоть что-то, может, удержать тебя на земле? - спросила Вера, посмотрев на меня своим чарующим взглядом.
        - Не знаю как что-то, но вот кто-то может попробовать. По крайней мере, сегодняшним вечером, - тронул я кончик носа девушки, взял на руки и положил на кровать.
        Наутро следующего дня я пошёл к Гнётову со своими предложениями по поводу форсирования подготовки кубинцев. Времени у меня было немного, поскольку до начала предполётных указаний нужно было внести изменение в полётное задание.
        На сегодня мы уже запланировали несколько вылетов с воздушным боем два на два. Вот только всё там было стандартно. Так, в реальном воздушном бою быть уже не может.
        Застав своего врио командира эскадрильи в рабочем кабинете за чтением «Правды», я рассказал ему о планируемых мной изменениях. Причиной всего этого я назвал мой скорый отъезд в Циолковск. Вот только Гнётов, выслушав меня, отреагировал не совсем так, как я планировал.
        - Родин, тебе делать нечего? Чего ты лезешь в утверждённый, при твоём участии, между прочим, план со своими изменениями? Там какие полёты сегодня запланированы? - спросил Григорий Максимович, убирая газету в сторону.
        Газета как раз была открыта на странице с заметкой про войну между Англией и Аргентиной за Фолклендские (Мальвинские) острова.
        - Сегодня пара на пару на средних и больших высотах, - сказал я.
        - Ну, так зачем изобретать велосипед, Сергей? Ты думаешь, что за такой короткий срок их вообще можно чему-то научить? - потряс новым полётным заданием Гнётов.
        - Можно и нужно. Или мы их просто как животных тут на убой готовим? Это люди, Григорий Максимович. У них и семьи есть, вообще-то, - стоял я на своём.
        - Ты мне ещё про долг расскажи. У нас с тобой долг перед Родиной, а не перед другими странами, - вышел из-за стола Гнётов.
        - Это вы сейчас про интернациональный долг? - спросил я. - Мы его уже с вами выполнили. Недалеко тут - «за речкой». Или где-то ещё нужно?
        - Вон видишь газету, - указал Гнётов на тот самый номер «Правды». - Везде мы нужны. Ох, и недолго нам с тобой отдыхать придётся! Эти НАТОвцы просто так с нас не слезут. Везде будут стараться укусить страну. Да что там страну? Они как гидра, расползающаяся по всему свету.
        Что верно, то верно. Советский Союз тоже поддерживал по всему миру коммунистические режимы. Вот только везде, где появлялся, строил и защищал.
        - Давайте к нашему основному вопросу, Григорий Максимович. Я ещё раз настаиваю на изменении задания.
        Гнётов походил взад-вперёд, обдумывая моё предложение.
        - Сергей, это ничего не изменит. В реальном бою у них шансов мало. Пока наверху не примут решение об отправке в Анголу МиГ-23, они не смогут на равных бороться с новыми «Миражами», - сказал Максимович, ещё раз просмотрев задание.
        - Но шансы есть. Вы и сами это признали только что, - ответил я.
        - Иди, маэстро, - улыбнулся Гнётов. - Я с командиром решу вопрос по поводу изменения высот и задания.
        - Есть. Спасибо, командир, - ответил я.
        - Врио, пока ещё, - поправил меня Максимович.
        - Ничто не вечно, - громко сказал я, выходя из кабинета.
        После предполётных указаний, пригласив к обсуждению офицеров боевого управления, я объяснил замысел боёв.
        - Я лечу с Бенитесом в паре. Марк с Лопесом. Определяемся, кто первыми взлетает и уже начинаем обсуждать тактику. Диапазон работы от земли до 5000 метров, - сказал я и среди кубинцев послышались удивительные возгласы после того, как им перевела Мила мои слова.
        - Мы не готовы к такому, - покачал головой темнокожий Хорхе Бенитес.
        - Я так не думаю, - поправил я его. - Сначала работаем на разных каналах. Перед началом боя переходим на общий. Всем ясно?
        По жребию, мне и Хорхе выпало взлетать первыми. В этом есть небольшое преимущество, поскольку ты уже знаешь первоначально направление появления оппонентов. Только вот в нашем случае погода в районе планируемого полёта была не очень хорошей.
        - Разведчик погоды дал над Чарвак облачность от 400 до 3000 метров. Сплошную, - сказал ОБУшник, с которым мы отрабатывали замысел.
        Суть его была в том, чтобы прийти в район работы и распустить пару. Один снижается на предельно-малую высоту и ждёт команды от напарника на выполнение выхода для атаки. Тот, кто выше, выполняет роль приманки и выводит оппонентов в нужную точку. Тут же второй выполняет выход из «засады».
        - Это плохая погода, маэстро, - не соглашался на мой план Бенитес. - Тебе сложно будет выполнить набор через облака.
        - Почему мне? В засаде будешь ты, - сказал я, и Хорхе выпучил глаза.
        - Это сложно, - улыбнулся он.
        - Но возможно, правда? - похлопал я его по плечу, и он принял моё предложение.
        На стоянке мы ещё раз прошлись по нашему плану с Бенитесом уже без помощи переводчика. Постепенно мы начали понимать друг друга и без Андреевой. Она, в свою очередь, как-то слишком часто приближалась к Марику. Друг на друга они смотрели очень загадочно.
        - Серый, тебя на пару минут можно? - спросил у меня Барсов, когда я осматривал самолёт перед вылетом.
        - Говори, компанеро, - сказал я.
        - Я тут вроде с лейтенантом общий язык нашёл, - немного стесняясь, произнёс Марик.
        - Испанский выучил? - улыбнулся я.
        - Да, нет! Это вообще тёмный лес. Я не знаю, откуда она такая появилась. Боюсь, что девчонка непростая.
        - Конечно, непростая. Однозначно отец работал в посольстве на Кубе. Скорее всего, послом, - ответил я.
        У Марика глаза выкатились из орбит.
        - Ты как это понял? Или она тебе сказала?
        - Марк, вот ты вчера проявил чудеса дедукции и определил, что у меня девушка в комнате, помнишь? - спросил я и Марик быстро закивал.
        - Ну, там было сложно не догадаться, - улыбнулся он. - Такой запах духов «Красная Москва».
        Эх, рано я его похвалил! Этими легендарными духами вчера и не пахло.
        - Посмотри внимательно на Милу, - повернул я Барсова в сторону Андреевой. - Кожа загорелая. Владеет испанским языком с кубинским диалектом. В Военном Институте такому не научат. Значит, росла в этой среде. А кто мог столь долго находиться на Кубе? Правильно, послы со своей семьёй.
        - Серый, ты… есть то, чего ты не знаешь? - удивился Марик.
        - Да. Какого чёрта ты ещё здесь? Давай в кабину, - подтолкнул я к самолёту Барсова.
        Взлёт произвели, как и договаривались на земле. Первыми в воздух поднялись мы с Бенитесом. «Спарки» с двойным экипажем решили не использовать. Теперь Хорхе в паре со мной на МиГ-21бис.
        Заняли курс в сторону Чарвакского водохранилища и забрались на минимальную для ухода в зону 1000 метров. Внизу красота.
        Многовековые горы со всех сторон, с не тающими снежными шапками. Склоны покрыты лесами, а в долине ореховые и берёзовые рощи, которые с такой высоты прекрасно просматриваются. И, конечно, кажущиеся бесконечными, ковры цветов. Неудивительно, что Бенитес несколько раз повторил «белламентэ», что означает - красиво.
        - Готов? - прервал я его хвалебные слова.
        - Да, маэстро, - ответил мне Бенитес.
        - 505й, подхожу к центру зоны. Паре роспуск, далее 515й по своим, - запросил я у ОБУшника.
        - 505й, разрешил. Начало снижения подскажете, - ответил он.
        - Паре роспуск. Занимаю 3000, - доложил я и отвернул влево на 30°.
        Хорхе тут же начал снижаться и вошёл в плотные облака. И где-то внизу безмятежная водная гладь. Главное, чтобы он снизился на установленную перед вылетом высоту. Иначе столкновения с поверхностью не избежать.
        - Маэстро, 400. Вижу озеро, - доложил мне через несколько секунд Бенитес.
        - Понял. Высоту сохраняй, - ответил я и сам встал в вираж над верхней кромкой облаков.
        - 505й, группе переход на основной канал, - дал команду офицер боевого управления.
        - Понял. 515й, переходим.
        Через пару секунд, я оказался в гуще событий. По мне уже начали работать мои оппоненты. Они решили взять нас в клещи и разомкнулись на приличное расстояние.
        Ручку управления самолётом отклонил резко на себя и пошёл в набор. Офицер боевого управления подсказывает, что один из оппонентов сзади меня в 10 километрах. По условиям надо сблизиться до пяти и только тогда кричать пуск.
        Выполнил переворот на горке и ушёл со снижением к белой вате облаков. А вот и первый оппонент справа от меня и выше. В эфире слышу, как Марк даёт команды на преследование.
        Уйти от одного мне несложно. В любом другом случае вошёл в облачность и там меня бы не нашли. Но мне их нужно двоих вытянуть в район засады.
        - Слева обхожу. Атакуй, 516й, - командует Марик.
        Поднял голову вверх и вижу тень со стороны солнца. Пикирует на меня, кубинский товарищ. Но это не сложно.
        Ручку управления влево и ухожу вверх с набором. Оппонент где-то в стороне и никак не может зацепиться за мой хвост. Постоянно где-то под ракурсом и не получается у него загнать в сектор захвата прицела.
        Один уже за меня уцепился. Теперь где-то Марка отыскать надо.
        - Второго не найду, - тяжело дышит кубинец, выводя самолёт из горки.
        Где же Барсов? Ну, конечно! Кубинец сзади и пытается загнать меня в удобное положение для атаки Марика. Значит, Барсов сейчас где-то слева и атакует от солнца.
        Бросаю взгляд в сторону. И вот он! Пикирует сверху. Однако, рано Марик!
        Не выводя самолёт из разворота, снова пикирую к облакам. Марк проскочил за мной, не успев захватить в прицел.
        - Сорвался! Сорвался! Давай вдвоём, - слышу я азартный голос Марика.
        Вот теперь все в сборе. Ещё несколько секунд и ловушка захлопнется.
        - 515й, манёвр! - командую я.
        - Смотри по сторонам. Нас второй атакует от солнца! - громко говорит Марик.
        Помнит, что подобный манёвр мы с ним совершали в Афганистане, когда летали на учебный бой с МиГ-29.
        - 515й, набор. Курс 315, высота 3000, - дал команду ОБУшник.
        - Понял, - радостно отвечает Бенитес, который вот-вот должен выскочить позади наших оппонентов.
        Я выполнил пару манёвров по курсу и прокрутил «бочку». Так, наш манёвр и не был разгадан со стороны пары Лопеса и Марка. Как шли за мной, так и не отцеплялись.
        - Цель, захват. Атака! - громко сказал в эфир Бенитес. - Пуск сделал.
        - Понял. Конец атаки, - вышел я в эфир. - Расходимся и повторяем.
        Через несколько десятков минут мы уже сели с Бенитесом на полосу Осмонского аэродрома. Когда зарулили на стоянку, его радости не было предела. Он даже позволил себя вытащить Елисеевичу из кабины. Хотя до этого категорически отказывался от его помощи.
        - Советский, сильный! - обнимался он с Дубком.
        Тот, в свою очередь, смеялся над таким проявлением эмоций, но удостоил темнокожего капитана своей фирменной сладостью.
        - Всё получилось, капитан? - спросил я, когда вылез из кабины и подошёл к его самолёту.
        Милы рядом не было, поэтому пришлось разговаривать на ломанных русском и испанском языках.
        - Да. Только… там… эти, - запинался Бенитес, снимая шлем.
        - Спокойно. Не торопись, - успокаивал я его.
        - Большие…авес грандес… эм… птицы, - размахивал руками Хорхе.
        - Всё понял! Много птиц над озером? - спросил я.
        - Дарена! - воскликнул Бенитес, но я понял, что он пропустил в этом выражении букву «х». - Вы гранде маэстро, - вытянулся в струнку Хорхе и крепко пожал мне руку.
        - Грасиас, Хорхе! Вы тоже, - ответил я.
        Оставшиеся пару дней, мы постоянно отрабатывали бои пара на пару. Диапазон высот постоянно меняли, но кубинцы схватили быстро. Всё же, они не новички в авиации.
        Немного отработать кубинцам тактику, и они смогут дать достойный отпор «Миражам».
        Вот только я размышлял над этим, сидя в электричке по дороге в Циолковск и смотря на пролетающие мимо густые подмосковные леса.
        В своих знаниях я уверен. При выполнении полётов проблем нет. Осталось только показать, что во мне есть испытательская жилка.
        Выйдя на платформе со звучным названием «Выходной», я направился пешком до самого города. Циалковск - обычный провинциальный городок. Ничем не отличается от моего родного Владимирска.
        Те же «сталинки» и «хрущёвки», маленькие палатки с мороженым, большой колхозный рынок и, пожалуй, главное заведение в городе с большим количеством мужиков с пенными напитками. «Живая голова» - оригинальное название для пивнушки. Но главное - рёв двигателей взлетающего истребителя. Звук новейшего МиГ-31 невозможно не узнать.
        Вот и кинотеатр со стандартным для этого времени названием «Звезда». У самого входа я заметил, что продаётся ароматная выпечка. Решил с дороги порадовать себя пончиком.
        Тщательнее исследовать закоулки Циалковска сил особо не было. Хотелось уже отдохнуть с дороги. Спросив дорогу до общежития, я направился к нему, купив себе на дорожку ещё один пончик.
        Недавно построенное двухэтажное здание находилось у самой проходной исследовательского института, на территории которого была и сама школа испытателей. Здесь уже столпилось несколько человек в военной форме и с большими чемоданами. Кто-то был и в гражданке, но держался в стороне и нервно переминался с ноги на ногу. Но был ещё один человек.
        Этого усача с острым носом я был несказанно рад увидеть здесь.
        Глава 19
        Встретить знакомое лицо в столь пёстрой компании очень радостно. А ведь не всё у нас так хорошо с ним начиналось при знакомстве. Парой крепких выражений мы с ним обменялись в тот день. Я даже назвал его «позором авиации и алкоголиком». Зато потом мы весьма неплохо сдружились.
        Одна вещь в нём так и осталась неизменной - усы, которые совершенно ему не идут.
        - Да чтоб я побрился! - воскликнул Швабрин, завидев меня издали. - Родин! Как живой!
        - Живее всех, Фёдорович! - радостно ответил я, и мы по-дружески обнялись с моим инструктором из училища.
        - Какими судьбами? - спросил Швабрин, поправляя мне воротник и ощупывая левое плечо. - Подкачался?
        Нажимал инструктор как раз в районе моих затянувшихся ран, полученных в Афганистане. Я уже давно перестал дёргаться, когда кто-то их касается, поскольку они не болят.
        - Матерею, Фёдорович! Я поступать приехал.
        - Да, я тоже. Сказали, что прыгаю на хвост поезда, уходящего на станцию «Испытательную», - улыбнулся Швабрин.
        Пока была задержка с нашим заселением, Иван Фёдорович рассказал о своей службе в эти два года.
        Его назначили командиром звена. Работы хватало всё это время, но желание в испытатели никуда не пропало.
        - Хотел во Владимирск сначала, но зарубило командование на корню. Помочь было некому. Добров теперь в Борисоглебске зам. начальника училища, а родственник мой - Борщёв, ушёл в главкомат, - объяснил Швабрин.
        - Смотрю, твои родственники, все главкоматы оккупировали, - улыбнулся я, намекнув, что и Граблин тоже на службе в таком высоком штабе, только в структуре военно-морского флота.
        - Ага. Так что пора и мне себя показывать. Написал сразу рапорт об увольнении и поехал сюда поступать. Благо документы мои, при помощи дяди Борщёва, были приняты. Дальше он уже власти не имеет.
        - А полковник Граблин? - спросил я. - Хотя, он и мне тоже не особо помог.
        - Дмитрий Саныч пропал совсем. Уже почти год на связь не выходит, - покачал головой Швабрин. - Вроде как поехал «целину поднимать» на Дальний Восток в одну из братских республик. Это уже я от родственников узнал.
        Странно, с чего бы человеку такого ранга, как Граблин ехать за границу именно в том направлении? Тем более, на такой долгий срок.
        - Мальчики, которые только что прибыли, заходим и оформляемся! - выглянула к нам невысокого роста бабуля в лёгком цветастом платье и розовых тапочках.
        Ломанулись все, словно за получкой. Как будто выделенная комната что-то решает при поступлении. Мы вошли с Иваном в фойе и встали в очередь перед окошком дежурной.
        Каждый подходил, называл свою фамилию и получал номер комнаты. Кто-то уже пытался договориться, чтобы поселили с нужным человеком. Кому-то не понравился номер комнаты, мол, несчастливый. На всё это женщина, оказавшаяся комендантом общежития, доходчиво отвечала отказом.
        - Марина Ивановна, ну вы же можете, - уговаривал её один из офицеров, чтобы его поселили в двухместную комнату. - Я сильно храплю.
        - Прекрасно! Зато твой сосед никогда не проспит на работу. Отвали, моя черешня! - махнула на него рукой Марина Ивановна. - Следующий!
        За этим парнем подошли сразу трое, которым бы очень хотелось поселиться на первом этаже. Зачем? Понятия не имею. Возможно, так проще девчонок водить.
        - Товарищ комендант, мы высоты боимся, - улыбался один из них. - Нам ближе к Земному ядру нужно быть.
        - Высоты боитесь? К центру Земли нужно? Ушли от меня на второй этаж! - воскликнула она, выдав им ключ от 14-й комнаты. - Под землю к лысым землекопам отправлю в следующий раз, - крикнула она троице вдогонку.
        Следующим за ключом подошёл высокий офицер в звании капитана.
        - А у тебя есть пожелания, красавец? - спросила Марина Ивановна, и только потом подняла глаза на этого квадратного парня в тёмных очках.
        - Здравствуйте. Нет у меня пожеланий, - ответил он, медленно снимая очки.
        Тон его голоса был настолько вкрадчивый, что по лицу Марины Ивановны пробежала некая тревога. Блондин, со средней длиной волос, смотрел на коменданта высокомерным взглядом, словно лорд на слугу.
        - Хорошо. Вот ключи, - тихо сказала Ивановна.
        Капитан взял свой чемодан, обвёл всех своим испепеляющим взором и пошёл в свою комнату. Он шёл медленно и совершенно беззвучно. Будто и вовсе не наступал на бетонный пол.
        Очередь дошла и до нас со Швабриным.
        - Так, а вы хитрые, значит! Думаете, раз крайними подошли, то я вас вместе поселю? - возмутилась Марина Ивановна.
        - А что, есть другие варианты? - улыбнулся я.
        - Ой, решил, что перед бабкой поулыбаешься, белозубик, и она растает? - воскликнула комендант.
        - Конечно. А вы шоколадку не хотите? - спросил Швабрин.
        - Ты мои зубы видел? Если не видел, то и нечего смотреть, - сказала Марина Ивановна и вернула нам документы, но без ключей. - Шоколадку на стол и оба в 15-ю. Ключ только один остался у меня, так что сами там делитесь им как хотите.
        Всё же, просто доброе слово с презентом лучше работает, чем просто доброе слово. Отплатив за нужное расселение, мы с Иваном Фёдоровичем забежали на второй этаж. Стоит сказать, что теперь я обращался к инструктору по имени, перестав упоминать его отчество.
        Все комнаты были разделены на блоки по два жилых помещения. В каждой такой «двушке» имелся туалет и душ.
        Интерьер комнаты оказался чем-то схожим с моим жилищем в Осмоне. Да по-другому и быть не могло - везде общежития примерно одинаковые. Большой шкаф, тумбочка рядом с кроватью, коих тут было три. Еле сохранившийся до нашего приезда, стол и три стула. Пожалуй, всё самое необходимое есть.
        Кухню отыскали в самом конце этажа, но она уже была занята. Там готовились к «ужину» наши соседи по блоку. Та самая троица парней, которая желала оказаться на первом этаже. Познакомившись с ними, мы немного пообщались о том, кто и откуда прибыл.
        Эти «три богатыря» представились как «человек». Именно так их звали в истребительном полку на Дальнем Востоке.
        - Аббревиатура из наших фамилий, - объяснил кудрявый парень, нарезающий свежий хлеб. - Я - Чебякин.
        - Я - Ломакин, - представился второй, который тоже был с кудрявыми волосами, но у него выделялся больших размеров нос.
        Был этот орган обоняния размером с небольшой персик. Сам же Ломакин очень тщательно намазывал хлеб маслом, подготавливая его к третьему ингредиенту.
        - Ну а я Век, - улыбнулся третий - плотный парень с незначительным лишним весом.
        Он-то и накладывал главный деликатес - красную икру. Эти трое были бы не дальневосточниками, если бы не привезли этого лакомства.
        - Короткая у тебя фамилия редкая и говорящая, - сказал Швабрин, угощаясь предложенным бутербродом.
        - Согласен. Вы как насчёт «беленькой» за встречу? - спросил Век и выставил на стол бутылку.
        На этикетке был изображён деревенский пейзаж, а само название напитка «Пшеничная» было поверх слова «Водка».
        - Я пас. Ну, ты Иван знаешь, - ответил я.
        - Да, мужики. Я тоже товарища поддержу, - сказал Швабрин и троица начала над нами подшучивать.
        Тут же на кухне появился и тот самый капитан модельной внешности. Смотрю на него, и мне кажется, что он сейчас нас заморозит своим ледяным дыханием.
        - «Слёзы льёт лёд. Лёд слёзы льёт!» - пел из динамика радиоприёмника вокалист группы «Карнавал».
        Песня очень подходит этому блондину.
        - О! Колян, проходи, садись. Мы уже готовы, - весело помахал рукой Чебякин.
        - Я воздержусь, - ответил Николай, с небольшой долей надменности в голосе. - Предпочитаю сначала дело сделать, а потом праздновать.
        - Так, мы и празднуем - приезд, - весело сказал Швабрин, достав из своей сумки нарезанную колбасу и сало.
        Я же, особых деликатесов с собой не привёз. Моим вкладом были сыр, пара бубликов «Краковской» колбасы.
        - Тогда и отъезд сразу отмечай, - злобно улыбнулся Николай.
        - А чего так грубо? - спросил Ломакин. - Тебе вежливо предложили присоединиться.
        - Я вежливо и отказался, - ответил Николай с такой же злобной ухмылкой и снял с себя майку.
        Телосложение у него модельное. Мышцы чётко прорисованы, и он не стесняется их напрягать, поигрывая грудными мышцами.
        - Вы же жалкое подобие тех, кто нужен здесь, - сказал Николай и поставил чайник на огонь. - Бездарные, желающие только праздно провести время. И в воздухе, что вы можете? - продолжал он разговаривать голосом серийного убийцы. - О чём вы вообще думали, когда писали рапорт о поступлении сюда?
        Парни улыбались, но никто его не поправил. А с чего это он вообще так с нами разговаривает? Вряд ли у него на груди звезда Героя Союза. Или он уже имеет звание Заслуженный военный лётчик?
        - Череп не жмёт от такого мощного остроумия? - сказал я.
        Николай повернулся к нам.
        - Смотрю, ты самый разговорчивый в этой команде, - обвёл он нас пальцем. - Тебе расскажут парни, кто я. До встречи, мальчик!
        Ох, как он это сказал! Я прям в штаны наложил.
        По рассказу дальневосточников передо мной был «сам» Николай Морозов. Оказывается, этот парень имеет квалификацию «лётчик-снайпер», что практически невозможно в столь молодом возрасте.
        - А ещё, у него орден Ленина за Афганистан. Крутой лётчик, с какой стороны ни посмотри, - сказал Век.
        И правда, серьёзная награда. Швабрин так и вовсе попросил ему налить, когда услышал о достижениях Морозова.
        Через час, вернувшись в наш блок, мы обнаружили ещё одного постояльца. На одной из кроватей сидел худой и немного потерянный парень, смотревший в окно.
        - Мужики, привет. Меня к вам определили, не против? - спросил он, встав с кровати.
        - Нет, конечно, - ответил я.
        - Тем более что с Мариной Ивановной мало кто может договориться о распределении комнат, - сказал Иван. - Как зовут?
        - Боря Чуриков, 126 полк истребителей-бомбардировщиков, - ответил он и мы с ним пожали друг другу руки.
        Оказался парень чересчур скромным. Про свою службу много не рассказывал. Узнали только, что служит он в Германии и уже освоил Су-24М. До этого летал на Су-7Б.
        - Вы сами как свои силы оцениваете? - спросил Боря, когда мы уже готовились ко сну.
        - На данный момент, я устал и хочу спать, - улыбнулся Швабрин, который слегка повеселел после посиделок с троицей «человек».
        Он потом ещё несколько раз ходил к ним в соседнюю комнату нашего блока, чтобы обсудить пару вопросов за стопочкой и бутербродом.
        - Адекватно, Боря, оцениваем. Завтра первый день собеседования и будет более-менее понятно. Доброй ночи! - ответил я и уткнулся в очередную «умную» книгу.
        Как провалился в сон, даже и не заметил. И в этом царстве Морфея опять кладбище кораблей. Длинная береговая черта и скалистый берег. Даже во сне я ощущал волнение, с которым выполнял этот полёт. Вдали зелёная линия густых лесов, переходящая в золотистую степь. И снова сирена в ушах, возвещающая об облучении.
        Проснувшись, я почувствовал, как сильно вспотел. То ли это так сон действовал, то ли просто кто-то из моих товарищей по комнате прикрыл окно.
        На часах уже время шесть утра и пора сделать маленькую пробежку. Швабрин, проснувшись от шума в комнате, решил составить мне компанию.
        - Просьба, Вань. У меня тут мазь. Помочь нужно, - попросил я его нанести лекарство от кубинцев в районе позвоночника.
        - Что, уже такие проблемы, Серёга? - расстроено спросил Швабрин, принимая от меня мазь.
        - Катапультирование бесследно не прошло. Только…
        - Да я понял. Рот на замке, Серый, - опередил меня Швабрин. - Вот только мазь хорошо, но я тебе сейчас несколько упражнений покажу. Со временем это укрепит спину и, возможно, мазь не потребуется.
        Я из будущего знаю множество всяких программ по укреплению. Слышал и миллион историй, как люди на ноги встают благодаря таким физическим упражнениям. Лишней программа тренировок от Швабрина точно не будет, так что можно попробовать.
        - Пошли, тренер. Будешь учить меня, - улыбнулся я, когда Иван закончил намазывать мазь.
        После бега, мы с Фёдоровичем остановились рядом с турниками за общежитием. Здесь уже занимался Коля Морозов, чётко выполняющий упражнения на пресс.
        Ваня начал со мной новую потовыжималку. Растяжки, планки, висы и уголки на брусьях и турнике. Упражнения Швабрина были не самые сложные, но очень эффективные. Заболели мышцы, о существовании которых я и не догадывался. Видимо, давно я себя так не нагружал.
        - Ну как? - похлопал меня по плечу Швабрин, когда я закончил держать уголок на брусьях. - Мне вот такая гимнастика помогла. Тоже были моменты с болями в спине. Укрепил, и всё стало хорошо.
        - Инструктор ерунду не посоветует, - посмеялся я.
        Позавтракав в столовой «Номер один», напротив проходной, мы зашли на территорию аэродрома. Школа лётчиков-испытателей оказалась чуть больше, чем подобное учебное заведение во Владимирске. Пятиэтажное здание с большими панорамными окнами, на входе уже почти легендарный двухместный МиГ-21, а рядом недавно построенный тренажёрный комплекс с железным барельефом на фасаде.
        Рядом небольшой двухэтажный дом. Вид у дома неприглядный: краска облезла, штукатурка облупилась, кое-где видны кирпичи, да и окна пора сменить. Один из ребят просвятил нас, что это старое здание школы. Можно сказать, что историческое.
        Как такового собеседования не получилось. Всех собрали в одном из душных кабинетов. Раздали анкеты. Рассказали, куда мы попали и отправили всех за забор. Мол, первый день не должен быть напряжным.
        Однако меня, Фёдоровича, Борю и ещё пару человек оставили. Нам достался ещё один документ на руки - направление на ВЛК в Москву.
        Глава 20
        Уже второй раз моё здоровье столь досконально проверяют в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале. Анализы, осмотры, езда на велосипеде и другие весёлые штуки. Для меня же самым серьёзным был рентген спины и получение после этого заветной записи в истории болезни о годности к полётам.
        После катапультирования в моей медицинской книжке была сделана запись, и я теперь вынужден был чаще стоять в кабинете хирурга во время медкомиссии квартального и углубленного медосмотра.
        - Родин, быстро к хирургу. Сколько можно уже лежать? - противным голосом подгоняла меня медсестра в отделении.
        - Хозяюшка, да я б с удовольствием закончил и поехал бы в Циолковск, - улыбался я, получая из её рук историю болезни.
        - Вроде здоровый парень. Красавец! И чего это до тебя ведьма так пристала? Опять небось на молоденьких потянуло? - продолжала ругаться медсестра, поправляя на голове колпак.
        Такой характеристики была удостоена та самая Белла Георгиевна, которая могла вмиг перечеркнуть всё моё поступление.
        Зайдя в палату, чтобы взять кое-что из вещей, ко мне с вопросами прицепился Боря. Парень он вроде неплохой, но слегка занудный.
        - Ты представляешь, стоматолог мне сказала, что прикус у меня прогенический, - нервно просматривал он свою медицинскую книжку. - Что делать?
        - Борян, чего ты волнуешься? Нормальный у тебя прикус, - присмотрелся я к челюсти своего соседа по палате.
        Ну, чуть выдвинуты у него зубы нижней челюсти вперёд по отношению к верхней. Сам-то рот смыкается нормально. Вообще, ни разу я не стоматолог, чтоб оценивать зубы и всякие там прикусы.
        - Так что делать, Серый? На комиссии сейчас посмотрят, что не такой прикус и всё, - переживал Чуриков.
        - Дружище, у тебя что написано в книжке? - спросил я, указывая на открытую страницу с обследованием стоматолога.
        - Годен к лётной работе без ограничений, - прочитал Боря.
        - Тогда ручник сними и лежи спокойно. Жди вызова на комиссию завтра, - улыбнулся я, похлопав по плечу Чурикова.
        Вроде парень повеселел.
        Пока я сходил, умылся и надел чистую футболку, Борян продолжал сидеть в комнате. Выйдя из умывальника, обнаружил, как мой знакомый читает надпись на баночке с моей лечебной мазью.
        - Это то самое средство, которое ты каждый день просишь Швабрина тебе втирать? - спросил Боря. - Масан… Мос… - попытался он прочитать название мази.
        - «Матасанос», вообще-то. А что оно тебя так заинтересовало? - поинтересовался я, взяв у Чурикова баночку с этикеткой на испанском языке.
        - Если кто узнает, что ты мухлюешь с этим Ма…
        - Оу, ты где за мной нечестную игру заметил? - перебил я Боряна. - Спина у меня не болит, но для профилактики я мажусь этим средством.
        - Опасно, Сергей, - чуть ли не шёпотом, произнёс Чуриков.
        - Никакой опасности. Я здоров. Сейчас как раз иду получить заключение от хирурга.
        - Раз так, держу кулаки, чтоб у тебя всё получилось, - улыбнулся Боря, тряся своими руками.
        Поблагодарил я за поддержку Чурикова и вышел из палаты. По коридору уже шёл радостный Швабрин, размахивая папкой с документами.
        - Родин, а я всё прошёл! Вот сходил к одному из врачей на… повторный осмотр, - улыбнулся Фёдорович, тряся медицинской книжкой.
        - Вань, ну ты уже не молодой, - посмеялся я и показал ему на щёку.
        Швабрин быстро понял, что следы повторного осмотра остались у него на лице. Облизнув палец, он быстро стёр все улики.
        - И я так по всему госпиталю шёл? - спросил Фёдорович.
        - На этой ярко-красной помаде не написано имя, так что анонимность твоего доктора гарантирована, - улыбнулся я и пошёл в сторону выхода.
        - Серый, главное не дрейфь. Ты здоров и у тебя всё хорошо. И тогда никакая Белла Георгиевна тебя не завалит, - сказал мне Иван.
        - Спасибо. Всё так и будет, - кивнул я.
        Перед входом в кабинет врача небольшое волнение, всё же присутствовало. В определённой степени, сейчас решается моя дальнейшая судьба.
        В очереди со мной сидел сурового вида военный, недовольно пыхтевший от столь долгого ожидания.
        - Малец, дай я первый зайду. Мне поставить у неё печать и всё, - спросил он у меня.
        - Если только печать, - ответил я.
        - Да я уже прошёл медкомиссию. С этой командировкой все нервы уже себе надорвал. А ещё там непонятно сколько быть, - сказал подполковник.
        Я успел прочитать на его медицинской книжке звание. А также краем глаза посмотреть на бланк с кучей каких-то прививок.
        - «За речку» готовитесь? На какую базу?- спросил я.
        - Не знаю ещё. Может, и не туда вовсе, - отмахнулся от меня подполковник и заскочил в кабинет Беллы Георгиевны, из которого вышел один из пациентов.
        Не прошло и пары минут, как я вошёл во владение этой женщины. Внутри ничего за год не поменялось - ширма слева от входа, большой стол и запах дорогого зарубежного парфюма. Вряд ли такая шикарная женщина будет использовать наши советские духи.
        - Сергей Родин, рада вас видеть, - улыбнулась мне Белла Георгиевна, вышедшая из-за ширмы.
        Не могу ответить ей тем же. Однако надо признать, что она продолжает выглядеть очень привлекательно в свои не самые молодые годы.
        Хирург медленно провела аккуратными руками по своим ягодицам, приглаживая белый халат, а затем сложила руки на груди.
        - Добрый день, Белла Георгиевна, - поздоровался я.
        Памятуя о том, что в прошлый раз мне было сразу указано раздеваться, я не стал дожидаться команды и снял с себя футболку.
        - Запомнили мои требования, - улыбнулась хирург, говоря своим страстным голосом.
        - Так будет быстрее, - сказал я, снимая дальше свои спортивные штаны.
        - У нас с вами всё только начинается. Вы же не юнец, который торопится при виде девушки, - с придыханием сказал Белла Георгиевна, и нагнулась за резиновыми перчатками в ящик стола.
        Опять на ней кружевные чулки. Издевается надо мной тётя! Как раз в этот самый момент я остался в одних трусах.
        - Поворачивайтесь спиной, нагибайтесь и снимайте трусы, - сказала Белла Георгиевна и я подчинился.
        С самого «весёлого» решила начать! Закончив с осмотром, госпожа Хрекова дала мне указание одеваться.
        - Пока неплохо. По урологии нет жалоб? - спросила хирург.
        - Нет. Всё… работает очень даже хорошо, - улыбнулся я.
        - Я это заметила, Сергей. Всегда в готовом состоянии, - указала она шариковой ручкой ниже моего пояса. - А что у нас со спиной?
        - Всё хорошо. Не болит…
        - Да, да. Это я уже слышала. Тогда почему используете «Матасанос»? - спросила Белла Георгиевна.
        Вот как она догадалась, какой я мазью пользуюсь? Она почти не пахнет и впитывается моментально, следов не оставляет.
        - Для профилактики. Катапультировался же не так давно, - ответил я. - Не запрещено вроде?
        - Нет, конечно, - замахала она своими руками. - Но наводит меня на мысль, что вы испытываете дискомфорт. Так ли это?
        - Нет. У меня ничего не болит, - ответил я.
        - И даже не врёте? - загадочно посмотрела на меня Белла Георгиевна и медленно встала из-за стола. - Удивительно. Я должна вам верить? - медленно подошла она ко мне, аккуратно ступая на каблуках по деревянному полу.
        - Да, - спокойно ответил я.
        - Смотрю я на вас, и вы мне моего мужа напоминаете. Ох, как он хотел летать на истребителях! Но спина у него была не ахти. Тоже мазала его «Матасаносом», чтоб не болела, - сказал Белла Георгиевна, и облокотилась на стол своей пятой точкой.
        - И как?
        - Да никак, - задрала хирург нос вверх. - Списала его, и мы первый раз развелись.
        Мне показалось, что Белла этим своим поступком очень гордится. Только пока не пойму, к чему она всё это клонит.
        - Белла Георгиевна, вы меня уже посмотрели. Может, напишете заключение? - спросил я.
        - С удовольствием, - хлопнула она в ладоши и пошла на своё место.
        Похоже, всё прошло очень даже хорошо.
        - Рентген ваш я посмотрела. Ничего там критичного нет, - сказала хирург, присаживаясь на стул.
        Вообще хорошо! Комиссия пройдена! Осталось дождаться заключения Центральной ВЛК и всё - едем сдавать теорию и практику в Циолковск.
        Белла Георгиевна начала что-то расписывать в истории болезни. А я уже представлял себе, как буду летать над густыми лесами Подмосковья.
        - Пожалуйста. Желаю удачи, - сказала Белла и отдала мне историю болезни. - Книжку потом распишу. Позже заберёте.
        - Спасибо, Белла Георгиевна. Разрешите идти?
        - Конечно, дорогой мой! - радостно воскликнула хирург, и я быстро пошёл к двери. - Вы только направление забыли, Сергей.
        Ёптить! Какое ещё направление? Остановившись перед дверью, я медленно повернулся к Белле Георгиевне.
        - Сергей, да вы и про основное нагрузочное испытание забыли. Как же так? - скрестила она перед собой пальцы со светло-розовым маникюром. - Вам центрифугу ещё пройти надо.
        Да чтоб я провалился! Какая ещё центрифуга? Её же обычно космонавты проходили?
        - Разве нам нужно проходить центрифугу? - спросил я.
        - А как же? - удивилась Белла Георгиевна. - Вы - экспериментальный набор в испытатели. На вас решили опробовать новую программу прохождения ВЛК. Решено включить и центрифугу.
        В будущем это испытание проходили на ВЛК все лётчики, кто на истребителях летает. Не думал, что это начнётся вот так рано.
        - Хорошо. А потом вы мне подпишите заключение? - спросил я.
        - В этот же день. Правда, после повторного осмотра, - улыбнулась Белла. - Как раз и я удостоверюсь, что у вас ничего не болит.
        Что такое центрифуга? Это очередной, но самый эпичный «аттракцион» на ВЛК. Он определяет способность лётчика, спокойно или не очень, переносить перегрузки.
        Утром следующего дня, в компании ещё трёх человек, мы проследовали к отдельному зданию, где и находилась центрифуга. На входе нас встретила невысокого роста бабуля, чей суровый взгляд к приятной процедуре не располагал.
        - Мальчики, вы мои. Зовут меня Галина Николаевна, и я вам вот что скажу - сюда вам лучше было бы не приходить, - покачала она головой.
        Начало положено. В глазах одного парня уже читалось - да пошло оно всё!
        - Это была шутка. Занимаюсь я этим делом уже больше двадцати лет. Юрка Гагарин при мне в космос летал. Такой же пришёл сюда. Всё улыбался, - с некоторой ностальгией в голосе произнесла Галина Николаевна. - У меня подход следующий - все выполняют мои команды. Только в этом случае вам гарантировано продолжение ваших полётов на истребителях.
        - А если не пройду? Спишут? - занервничал один из моих коллег.
        - Лично спишу. Приду на комиссию и своей рукой вычеркну, - сказала врач. - Ты о хорошем думай, а то стоишь тут при мне и штаны раньше времени намочил. Чего смотришь, лупоглазик ты мой?
        Бабуля очень боевая попалась. Паренёк вообще растерялся после такого наезда.
        - Замыкающим пойдёшь, - указала на него Галина Николаевна. - Первым идёт… Кто из вас, кренделей, Родин?
        - Я, Галина Николаевна.
        - Вот и пошли. Эполеты будем вешать, - потянула меня за руку бабуля.
        В кабинете на моём теле закрепили множество датчиков. Затем пошёл предметный инструктаж, пока мы шли в зал центрифуги.
        - Ничего не трогать без команды. Слушать только меня. Дышать по команде… нет, дыши всё время, - поправилась Галина Николаевна.
        На моей руке закрепили рукав тонометра для контроля за давлением. Голову облачили в шлемофон. Кажется, в нём тоже ещё Юрий Алексеевич проходил свою центрифугу перед полётом в космос. Запах такой, что невозможно оценить количество лётчиков, прошедших через эту «говорящую шапку».
        Округлой формы помещение с большими окнами под потолком. В центре подобие молотка серого цвета на огромной шестерёнке. Это и есть та самая центрифуга.
        Бабуля посадила меня в капсулу и в очередной раз напомнила, что без её команды ничего трогать нельзя. Начинать крутиться в центрифуге тем более.
        - Вот тебе тангента, - сунула она мне в правую руку предмет с кнопкой. - По моей команде нажмёшь её и не смей отпускать до конца всего исследования.
        - Оно закончится тоже по вашей команде? - спросил я с некоторой иронией в голосе.
        - А ты как думаешь? - проворчала бабуля. - Смотрим сюда, - указала она на тёмную полоску с различными лампочками и перекрестием посередине. - Когда будут загораться эти лампочки, туши их нажатием вот этой кнопки.
        Галина Николаевна указала на световые приборы и кнопку справа на аналоге ручки управления.
        - Теперь смотри сюда, - указала она на перекрестие посередине тёмной полоски. - Как у окулиста. По связи будешь мне называть, куда будет показан разрез этого кружка.
        - Понял.
        - И помни, что напрягать спину, пресс и ножки нужно сразу. Иначе без моей команды… ну, тут уже и моя команда не нужна будет - отключишься и пойдёшь в «народное хозяйство». Всё понял? - спросила бабуля и я молча кивнул. - Выдержать тебе нужно перегрузку в 6 единиц. Что скажешь?
        - Вроде несложно, - ответил я.
        - Конечно! Сиди и получай удовольствие. Собаки с кошками проходили подобную проверку перед полётом в космос, а ты - человек. Тем более справишься, - улыбнулась Галина Николаевна, и меня стали закреплять в кресле.
        - И все прошли?
        - Я только Белку и Стрелку помню. Из тех, что прошли, - сказала бабуля, и меня начали с шумом закрывать в капсуле подошедшие сотрудники.
        Через несколько секунд я остался один. Появилось ощущение, что ты оказался внутри просторного чемодана. Внешние звуки исчезли.
        - Начинаем работать, - громко объявила Галина Николаевна.
        Капсула начала своё вращение.
        Глава 21
        Странная тишина. Начал понимать, как себя чувствовал Юрий Алексеевич во время своего полёта в космос. Я ощущал себя рыбкой в консервной банке. Только в руках у тебя предмет с кнопкой, которую ни в коем случае нельзя отжимать.
        Мои показатели здоровья были замерены, а их значение врач зачитала мне по связи.
        - Показания в норме. Начинаем вращение, - раздался голос Галины Николаевны в наушниках.
        Небольшое волнение, всё же, присутствовало. А как по-другому себя можно ощущать в таком закрытом пространстве? Тем более, на тебя начнёт давить масса в несколько раз больше веса твоего тела.
        - Выходим на 1 единицу, - сказала Галина Николаевна.
        На самом первом этапе никаких проблем не было. Дышал как надо, тонометр считывал показания давления. При этом сильно жужжал, что я даже в шлемофоне слышал звук его работы. Лампочки на панели передо мной загорались, и я их спокойно гасил нажатием на кнопку.
        - Разрез вправо. Разрез вверх, - ответил я, смотря на загорающееся перекрестие перед собой.
        - Нормально. Не волноваться. Пошли на две единицы, - сказала врач и теперь я уже начал чувствовать нагрузку.
        Я понимал, что капсула, должна поворачиваться набок во время движения. Даже с моим подготовленным вестибулярным аппаратом непросто распознать начало вращения.
        Две единицы перегрузки достигли, и на этом моменте процедуры началась первая «площадка», то есть вращение идёт без ускорения на одном уровне.
        - Подними левую руку с тангентой, - дала мне указание врач, и я это спокойно выполнил. - Хорошо.
        Тело слегка начало тяжелеть, небольшое напряжение в районе грудной клетки.
        - Дыши животом. Вот так. Хорошие показания, - подбадривала меня врач. - Повышаем нагрузку.
        Теперь пошёл набор до 3-х единиц. Начал ощущать и лицом всю тяжесть давления своего веса тела. Как будто в окно движущегося автомобиля высунулся. Пошла снова загораться гирлянда лампочек, которые я быстро погасил.
        - Разрез? - спросила у меня Галина Николаевна.
        Видимо, я увлёкся отключением лампочек и пропустил момент загорания перекрестия.
        - Влево. Вправо. Вверх, - ответил я, назвав всю смену изображений перед собой.
        - Нормально. Давай ещё повысим, - сказала Галина Николаевна с неким азартом.
        Я сам уже морально настроил себя на борьбу с перегрузкой. Дыхание начало учащаться. В полёте четыре единицы не всегда даже успевал прочувствовать, поскольку они длились не так долго. А здесь каждую нагрузку фиксируют.
        - 4-е единицы. Параметры в норме. Хорошо идёшь. Помаши бабуле правой рукой, - дала мне команду врач.
        Издевается, Николаевна! Поднял руку, и тут тяжесть уже хорошо прочувствовал. Будто гантель взял, но не сразу понял какого она веса. Пришлось приложить дополнительные усилия для этого подъёма.
        Тело в норме. Никаких проблем со спиной не было. На груди ощущалось давление, словно на неё кто-то давит двумя руками. И в этот момент я почему-то вспомнил романтический вечер с Верочкой. Точнее, его интимную часть. Она-то несколько раз упиралась мне в грудь, когда мы с ней были в кровати.
        - Родин, чего улыбаешься? Что смешного? - возмутилась Галина Николаевна.
        - Про девушку вспомнил, - ответил я.
        - Девушки потом. Держи следующую площадку.
        На 5ти единицах это уже ощутимо тяжело. Лицо сильно напряглось, пальцы не так легко нажимали на кнопку, чтобы погасить лампочки.
        Мышцы становились ватными. Будто после длительной болезни, движения получались скованными.
        - Забираемся на 6 единиц. Тут будет самая длительная площадка, - предупредила меня Галина Николаевна, но я и без неё понял, насколько стало тяжело.
        Губы прилипли к зубам, на поясницу стало давить ещё сильнее. Сейчас должен сужаться «тоннель» - периферическое зрение будет ухудшаться, и мне станет сложнее наблюдать за крайними загоревшимися лампочками.
        - Гасим лампочки, - подсказала мне врач, а я с большим усилием продолжал жать на кнопку.
        Главное - не расслабляться и дышать, как раньше. Иначе можно было потухнуть. Площадка всё продолжалась и не видно было того самого момента, когда моё лицо не будет принудительно подвергнуто подобной «подтяжке».
        - Ещё немного. Держись!
        Только этим и занимался. Тело уже было свинцовым, но кое-как двигаться я ещё мог. Пресс и ноги напряжены. Тут уже не до воспоминаний о Верочке!
        - И… закончили! - весело произнесла Галина Николаевна. - Прошёл.
        Вот это я понимаю! Сразу тебе сказали, что ты красавчик! Тут же началась остановка и я резко выдохнул. Однако, кнопку не решился отпустить. Мне кажется, мой палец прилип к ней крепче, чем с Суперклеем.
        Лёгкость в теле усиливалась. Ты будто сам сейчас готов взлететь, и только ремни удерживают тебя в этом кресле.
        В первую секунду слегка закололо в затылке и по всей спине. Боялся, что сейчас начнётся головокружение, а мой вестибулярный аппарат раскрутится как гироскоп и придёт в негодность. Но всё в порядке. Расфокусировка зрения была мгновенной, а потом я словно прозрел ещё больше.
        Капсула открылась и надо мной нависла Галина Николаевна.
        - Родин, что я могу тебе сказать. А ничего! Всё у тебя хорошо, - улыбнулась бабуля и потянулась к моей левой руке. - Да отожми ты палец.
        - Всё по вашей команде делаю, Галина Николаевна, - улыбнулся я, положив тангенту и убрав руку аналога ручки управления.
        Когда я стоял в кабинете у врача и с меня снимали датчики, чувство было незабываемым. То самое ощущение сделанного дела и небольшая слабость в мышцах.
        - Вот твоя история. Но я кое-что хочу спросить у тебя, - сказала Галина Николаевна и протянула мне документы.
        - Слушаю, - ответил я, натянув на себя майку и надев рубашку.
        - Как думаешь, сколько единиц ты выдержал?
        - Думаю, что как и положено - все 6.
        - Ты себя недооцениваешь, Сергей, - подмигнула Галина Николаевна. - Лети, голубь!
        - Спасибо.
        На волне эйфории я побежал в кабинет к Белле Георгиевне. Никакой боли в спине, дискомфорта, чесотки и других отклонений от нормы. Видать, кубинский «знахарь» сотворил чудо, а начало занятий по гимнастике Швабрина закрепило этот эффект. Сомневаюсь, что за столь короткий срок упражнения сделали многое, но в перспективе нужно продолжать заниматься.
        Очереди перед кабинетом хирурга не было, но вот дверь мне поддалась не сразу. Она вообще была закрыта.
        - Одну минуту, - прозвучал за дверью мужской голос.
        Кажется, кого-то она уже там обследует. В моё прошлое ВЛК она тоже закрывала на ключ дверь, когда осматривала меня ниже пояса.
        Замок на двери щелкнул, и из кабинета показалась знакомая физиономия в тёмных очках.
        - Родин, да как живой! - воскликнул Хреков, протянув мне свою ладонь.
        Предварительно он её об себя вытер. Пока тряс мою руку, приглаживал свои редкие растрепавшиеся волосы.
        - Рад вас видеть, товарищ генерал. Как у вас здоровье? - спросил я.
        - Ничего, старлей! - радостно воскликнул он, похлопав меня по плечу.
        - Ничего хорошего, - прозвучал голос Беллы Георгиевны из кабинета.
        - Короче, рано меня ещё списывать, Родин, - улыбнулся Хреков.
        - Правильно. Уже поздно списывать. Списали, - продолжила комментировать хирург.
        Андрей Константинович напрягся так, будто перегрузка на него подействовала в этот момент.
        - Стерва… но люблю её. Давай. Удачи тебе, - попрощался со мной генерал и пошёл на выход.
        Войдя в кабинет я, тихо закрыл за собой дверь.
        - Белла Георгиевна, разрешите? - спросил я и хирург молча, кивнула, подняв на меня свои голубые глаза. - Прошёл центрифугу.
        - Я и не сомневалась. И как ощущения? - спросила она, приняв у меня из рук историю болезни и медицинскую книжку.
        - Непередаваемые. Вам стоит попробовать.
        - С моим мужем никаких центрифуг не нужно. Крутит, как хочешь, что и сознание потерять недолго, - сказала Белла Георгиевна и повернулась ко мне боком, положив одну свою стройную ногу в белой туфле на высоком каблуке на другую.
        - Он у нас в Афганистане командующим был. Настоящий герой. Вам стоит им гордиться, - спел я порцию дифирамбов Хрекову.
        - Горжусь, но это тебе не поможет, - улыбнулась Белла. - Завяжи шнурки.
        Странная просьба хирурга, поскольку я стоял перед ней в резиновых тапках сейчас. Опустив голову вниз, я даже проконтролировал этот момент.
        - Спасибо, но шнурков у меня нет.
        - Наклонись и завязывай, - твёрдо сказала хирург. - Условно.
        Кажется, это всё направлено на проверку моей спины. После такой нагрузки в центрифуге я не знал, как моя поясница отреагирует на такие наклоны.
        - Хорошо, - ответил я и присел на одно колено.
        - Я сказала, наклонись, Сергей, а не приседай, - ухмыльнулась Белла Георгиевна.
        Ну и настырная же тётка! Делать нечего - будем стоять в позе испугавшегося страуса.
        Нагнулся я медленно, поскольку ждал определённого болевого отзыва своей спины. Моментально вспотел от волнения.
        - Вот так, - сказала Белла, когда я занял требуемую позицию.
        Боль отсутствовала. Я спокойно стоял, не чувствуя и доли того дискомфорта, который я ощутил после вылетов с кубинцами.
        - Знаете, Родин. Я редко отступаю от своих принципов.
        Конечно! Своего мужа с лётной работы на истребителях списала, когда он ещё имел второй глаз.
        - Вас я тоже проверила досконально, с пристрастием и должным образом, - продолжила Белла, встав из-за стола и прохаживаясь передо мной.
        Я видел только её белоснежные туфли и ноги в таких же светлых колготках.
        - Отправила вас на центрифугу и попросила слегка повысить вам нагрузку.
        Вот… согласен я с Хрековым! Дал он ей точную характеристику при нашем разговоре.
        А стоять уже не так уж и просто. И не в спине дело. У меня ноги затекли от такого напряжения. Ещё немного, и она мне припишет растяжение подколенных связок.
        - И вы это выдержали. Но это не определяющий компонент вашего допуска. Ваш рентген оставляет некоторые сомнения, - сказала Белла, и я начал уже расстраиваться. - Разгибайтесь.
        Выпрямившись, я потряс напряжёнными ногами. Подошёл ближе к столу, где уже сидела хирургу.
        - Сомнения? В чём сомнения? - спросил я.
        - В вашей пригодности, - ответила Белла и протянула мне историю болезни. - Если и есть вопросы… то не у меня.
        Через минуту Белла Георгиевна заполнила мою медицинскую книжку и поставила свою подпись на заветной фразе «Годен к лётной работе без ограничений».
        - Спасибо, доктор.
        - Не стоит. Если бы был хоть один шанс зацепиться, я бы его использовала. До свидания, Сергей Родин, - улыбнулась хирург и протянула мне книжку.
        - Всего доброго! Ещё раз большой привет от бывшего 236го полка генералу Хрекову, - сказал я, направляясь к двери, пока Белла Георгиевна не передумала.
        - Ага. Ему ещё вечером мне придётся за кое-что ответить, - подмигнула мне хирург.
        Что за женщина эта Белла! Самый яркий пример того, какие женщины всё же, загадочные создания.
        В палате я узнал, что Иван Фёдорович поторопился радоваться прохождению ВЛК. Оказывается, хирург, который осматривала Швабрина, слегка «забылась» и не отправила Ваню на крутящийся аттракцион.
        - Похоже, это та самая хозяйка помады? - намекнул я Фёдоровичу, когда встретился с ним в палате.
        - Родин, не вздумай кому-то рассказать. Анонимность, ты же помнишь? - шепнул мне Швабрин.
        - Конечно! - улыбнулся я. - Завтра пойдёшь?
        - Жду вызова на сегодня. Меня на комиссии сегодня отчитали так, что я уже про поступление хотел забыть. У тебя как прошло?
        Я рассказал ему о своей процедуре и как меня Белла Георгиевна окончательно пропустила. Швабрин был рад, что ему не придётся в одиночку дальше выдерживать вступительные испытания.
        - Борян, вроде, хороший парень, - сказал я, но Ваня отчего-то засомневался.
        - Нудный он, Серёга. Сомневается постоянно. Есть информация, что он парень «не простой». Кто-то его тянет на завод работать после окончания школы.
        - Возможно, и так. Какая разница? Здесь нет определённого количества мест для поступления. Сколько нужно, всех возьмут, - сказал я, прикладываясь на кровать.
        В палату вернулся Боря, светившийся от радости. На лице написано, что он либо в спортлото выиграл, либо ВЛК прошёл.
        - Всё, мужики. Я годен, - сказал Борян и получил от нас поздравления.
        - Слушай, Чуриков, а ты, как оказался здесь? Ну, на поступлении, - спросил у него Фёдорович.
        Боря рассказал, что всегда мечтал, верил… в общем, как и все мы, спал и видел себя в испытателях. Однако Фёдорович не унимался и допытывал его об истинной причине поступления.
        - Заграница, звания досрочно получал, летал на нескольких типах самолётов. Ты можешь и так пойти на завод работать испытателем, - сказал Ваня.
        - Не может, - поправил я Фёдоровича.
        - Ну, смотря как договориться, - улыбнулся Ваня.
        И тут Борян замолчал, отвернувшись в сторону. Ох, и не зря Швабрин напирал на него. Вызывал он нужную реакцию у нашего соседа. Значит, не такой уж и простой этот капитан Чуриков. Пытать мы Борю больше не стали, поскольку всех интересовал ближайший теоретический экзамен.
        Закончив с медициной, мы вернулись в Циолковск. Часть поступающих уже прошла собеседование. Пару человек так и вовсе были отправлены из школы. Об этом на завтраке в столовой «Номер 1» нам и рассказали наши коллеги.
        - Не прошли, - объяснял нам один из трио «человек» по фамилии Ломакин, потирая свой огромный нос.
        - Чем не угодили? - спросил я.
        - Не говорят, - улыбнулся Ломакин, взявший пару пирожков.
        Данный поступок не остался без внимания мистера «я офигенный» - Морозова.
        - Следуешь семимильными шагами к ожирению. И как такие только проходят ВЛК, - надменно сказал Морозов, обратившись к Ломакину.
        - Спокойно, - возразил ему Век.
        - Ещё не собираетесь домой? На собеседовании можно отказаться, - сказал Коля, подойдя к нашему столу.
        - Чего сам не откажешься, раз предлагаешь? - спросил я.
        - Я, Серёженька, здесь заслуженно. Не как некоторые по… случайности, - ехидно улыбнулся Морозов.
        - На кого-то конкретно намекаешь? - спросил я.
        - Даже и не подумаю. Лётная практика всё нам покажет, - замахал руками Морозов и пошёл со своим стаканом чая к столику.
        Мерзкий тип! Не думал, что мне в Циолковске попадутся подобные «экземпляры».
        В ожидании собеседования, я мерил шагами коридор перед кабинетом одного из классов. Там сейчас данный этап поступления проходил Ваня. Из-за дверей были слышны смех и аплодисменты. Он там анекдоты рассказывает или общается?
        - Заходи, Серый, - улыбаясь, вышел из кабинета Фёдорович. - Мужики, во! - поднял он большой палец вверх.
        - Сейчас посмотрим.
        - Давай, - продолжал смеяться Иван. - Я тут подожду.
        Пройдя в кабинет, я оказался перед большим столом, за которым сидели четыре человека.
        - Проходите, Сергей, - пригласил меня к столу перед собой сидевший в центре крупного телосложения мужчина.
        - Доброго всем дня, - сказал я и каждому пожал руку.
        В глазах начальников читалось удивление.
        - Какой-то вы не типичный военный, Сергей Сергеевич, - улыбнулся сидевший с краю человек в белой рубашке. - Обычно с войск ребята стараются показать нам свою выправку и навыки в строевой подготовке.
        - Не будем сотрясать здание, и поднимать в кабинете пыль, - ответил я.
        - Это верно. Я начальник школы испытателей Вячеслав Сергеевич Гурцевич, - представился мужчина крупного телосложения. - Это мои замы и помощник по штурманской службе.
        Гурцевич каждого представил мне по имени-отчеству и начал перечислять значимых эпизодов моей биографии. После того как Вячеслав Сергеевич коснулся темы Афганистана, появились у присутствующих вопросы.
        Особенно штурман Евгений Иванович Карлов интересовался, как мне работалось с аппаратурой задней кабины МиГ-21 - 81. Рассказав о своих впечатлениях, замечаниях и предложив пару моментов, где можно что-то изменить, он закончил с опросом.
        - Вижу, что освоили МиГ-29. Участвовали в обеспечении работ группы «Ромб», - продолжил читать свои бумаги Гурцевич. - Это там вы с Садовниковым пересеклись?
        - Всё верно, Вячеслав Сергеевич, - ответил я.
        - Все уши мне про вас прожужжал, - улыбнулся Рашид Маратович Мухаметов - зам. по лётной части. - Вот, кстати, его рекомендательное письмо, - поднял он вверх листок бумаги.
        - Я его не просил.
        - Само собой, - ответил мне Рашид Маратович. - У меня после такого эссе вопросов к Родину нет.
        - У меня тоже. Будем смотреть на экзаменах и лётной практике на него, - сказал штурман Евгений Иванович.
        Заместитель по научно-методической работе отделался утвердительным кивком головы. Гурцевич убрал всё в сторону и пристально на меня посмотрел.
        - У меня есть к вам вопрос, Сергей Сергеевич. Что самое главное для испытателя, как вы думаете?
        - Честность в работе. Это самое важное.
        - Почему? - удивился Рашид Маратович.
        - Можно соврать жене, почему ты не ночевал дома. От этого могут пострадать ваши отношения, но не более того. А вот если испытатель соврёт по результатам полёта, недоговорит, приукрасит, скроет свои сомнения или тревоги, это может привести к трагедии в следующем полёте для его товарища, - сказал я. - В каждом полёте нужно досконально всё выполнять и запоминать. От этого будет зависеть ещё и жизнь молодого лейтенанта, который потом в войсках сядет в этот самолёт, когда он пойдёт в серию.
        Гурцевич кивнул и отправил меня готовиться к экзаменам.
        С теорией разобрались быстро. Она была не такой сложной, но на ней отсеялись несколько человек. Отправлять их по домам никто не стал, поскольку решение о приёме в школу будут принимать после лётной практики. Но шансов уже меньше.
        Пришло время лётной практики. И первым этапом были полёты на освоенном типе летательного аппарата. Мы сидели в лётном классе. Нам ставили задачу перед полётами на аэродроме Равенское. С каждым беседовал его инструктор на завтрашний лётный день. На МиГ-21 набралось несколько человек. Швабрин, я и троица «человек».
        - Итого нас пятеро. Немного, - поздоровался с нами инструктор школы Гена Сорокин. - Так, мужики. Главное - не переживайте. Будут очень серьёзные вводные. По итогам одного полёта никто решения принимать не будет.
        - А сколько нужно, чтобы понять нашу годность? - спросил Чебякин, посмеявшись.
        - Обычно три. Но бывают и исключения, - сказал Гена.
        Утром после предполётных указаний, мы с Геной направились на наш МиГ-21УМ. Самолёт выглядел изрядно потёртым, а Сорокин ещё и рассказал, сколько на нём уже налетали часов.
        - Столько не живут, Сергей. Давай обсудим задание, - сказал мой инструктор и положил на консоль крыла свой шлем.
        - Думаешь, это будет честно? Сам же сказал, что будут вводные, - ответил ему.
        - Родин, я ж по-человечески. Хочу, чтоб вы все поступили. Тем более, это только первый этап практики. Дальше будет гораздо сложнее и там, не факт, что я буду с вами, - сказал Гена и достал свой наколенный планшет. - Давай я тебе расскажу программу первого вылета.
        - Не надо, Гена. Как положено, так и сделаем. Давай самолёт осматривать, - сказал я и пошёл вокруг нашего борта, проверяя его готовность.
        - Если как положено, мало кто справляется, Родин. Много ошибок делают, - остановил он меня.
        - Гена, я справлюсь, - подмигнул я инструктору.
        Раз уж я обозначил главное качество испытателя - честность, то таким и нужно быть.
        Глава 22
        Гена объяснил, пока проводили запуск систем МиГ-21, насколько точно я должен держать установленные параметры полёта. С его слов допускаются очень небольшие ошибки.
        - Выдерживание параметров - это значит и следование тому заданию, на испытательный полёт, которое тебе выдадут. Если поступишь, конечно, - подытожил мой инструктор, когда мы выруливали со стоянки.
        - Интересное напутствие, - сказал я, подтянув кислородную маску.
        Пейзаж на аэродроме гораздо зеленее, чем я привык видеть в Осмоне или в Афганистане. Размеры Равенского поражают. Сразу две полосы, одна из которых в длину вскоре будет больше 5000 метров. Множество стоянок самой различной авиационной техники. Тут и огромных размеров транспортные самолёты, и уникальные воздушные суда-лаборатории, созданные в одном экземпляре.
        А скоро на эту полосу будет выруливать и сам «Буран» - космический корабль многоразового использования. Это именно он стал отправной точкой для советского аналога программы американских Шаттлов.
        - Полосу достроили очень быстро, - сказал Гена. - Расширяли под один проект, так что теперь у нас самый длинный «бетон» в Европе.
        - Уже достроили? - удивился я, поскольку полосу под «Буран» должны были закончить только в 1984 году.
        Впереди нас рулили сразу два знаменитых перехватчика - Су-15 в двухместной модификации УМ и МиГ-25ПУ, где также экипаж из двух человек состоит. Мои коллеги из авиации ПВО сейчас тоже поднимутся в воздух. По полосе в этот момент начал разгоняться МиГ-21УМ.
        - Конечно. Тут столько техники навезли. Планировали три года делать, а управились за полтора. Уже год как взлетаем и садимся на «родные» 5400 метров.
        Ещё одно свидетельство того, что кое-что в Советском Союзе поменялось. Интересно, а если бы я был футболистом в прошлой жизни, выиграла бы сборная чемпионат мира по футболу?
        Техник на рулёжке проверил наш самолёт. Вышел на левую сторону с поднятым вверх большим пальцем и приложил руку к голове.
        - Поотклоняй рули высоты. У нас так принято, - сказал Гена, и я «помахал» горизонтальным оперением.
        - Гордый, 451й, на исполнительный, - запросил я у руководителя полётами.
        - 451й, на исполнительный, в первую зону, - дал он мне команду.
        Я выровнял самолёт по осевой линии и начал выводить обороты двигателя. Было непросто, поскольку в своей полковой и военной практике, порой приходилось нарушать инструкцию. А здесь - чем ближе к документу, тем лучше.
        - Спокойно. Взлетаешь, как положено. Дальше пойдут вводные, - сказал Гена, когда я полностью вывел обороты на форсажный режим.
        - Гордый, 451й, взлетаю.
        Разрешение РП мне дал, и я отпустил тормоза. Самолёт рванул вперёд по длиннющей полосе. Её края не было видно совершенно.
        На расчётной скорости мы спокойно оторвались от полосы, и я убрал шасси. Форсаж выключил.
        - Занимай курс в пилотажную зону и начнём работать, - сказал мне Гена, когда я запросил на первом развороте отход по заданию.
        Не прошло и нескольких секунд, как у меня в кабине стало темно. Голубое небо куда-то исчезло и остаётся доверять только приборам.
        - Шторка закрыта. Продолжай набор до 5000, вертикальная 40, - дал мне параметры полёта мой инструктор.
        Ручку управления отклонил на себя и прибавил оборотов двигателя. Для начала нужно слегка собраться и спокойно пилотировать.
        Самолёт плавно набирал высоту, и я, при подходе стрелки высотомера к значению нужной высоты, выровнял самолёт. Ни на единицу не вышел за значение 5000 метров.
        - Гордый, 451й, занял 5000, - доложил я.
        В эфире мои коллеги постоянно запрашивали смену высоты и курса. Голос у всех весьма прерывистый и не такой уверенный как на земле. Один только Морозов говорит ровно, без запинки и напряжения. Вот точно, что «ледяной человек».
        - 451й, понял, 5000, - ответил мне руководитель полётами.
        Как только мы заняли пилотажную зону, Геннадий «поднял» градус напряжения.
        - Запрашивай снижение до 300 метров.
        Смело! А что делать, если такова программа. Разрешение на снижение получил, и направил самолёт вниз. Вертикальную скорость мне задал инструктор 40 м/с.
        Пошло быстрое снижение, на указателе числа Маха стрелка указывает уже на 0.8. Стрелка высотомера прошла отметку в 1200 метров.
        - Вывожу, - громко говорю я по внутренней связи.
        - Хорошо. Точно вывел, - спокойно ответил Гена.
        Представляю, какие у него нервы стальные должны быть, чтоб в такой момент не вырвать ручку управления самолётом из рук своего подопечного. Значит, есть запас в случае возникновения ошибки проверяемого.
        - Давай виражи. Крен 30°, 45°, 60°, - сказал Гена.
        Это не так уж и сложно. В отличие от новых горок и пикирований. И каждый элемент должен быть выполнен как полагается, иначе первое впечатление про тебя будет не самым хорошим.
        - Гордый, 451й, в зоне работу закончил. Заход с конвейера, - доложил я и мне дали условия захода на посадку.
        Гена по-прежнему не открывал шторку. И от этого было уже совсем неуютно. Зайти на посадку - не проблема. Что он мне ещё приготовил за вводную.
        - Гордый, 451й, на втором, 600, заход, - доложил я перед разворотом на посадочный курс.
        Пока всё идёт к тому, что это будет мой самый чистый полёт со времён училища. Давно я так ровно не держал параметры полёта. Ещё и под шторкой.
        - 451й, удаление 12, на курсе, режим, - разрешил мне снижение руководитель зоны посадки.
        И вот тут началось самое интересное. Я почувствовал, что ручка самолёта резко ушла в сторону. Даже начал сопротивляться этому в первое же мгновение подобного отклонения. Оказалось, что это ещё одна часть испытания.
        - Не сопротивляйся. Сейчас будешь выводить сам, - сказал Гена и я ослабил давление на ручку управления.
        Так я оказался в километре от линии посадочного курса. Ещё и руководитель зоны посадки ничего не говорит. Тоже часть экзамена?
        - Работай, - сказал Гена и я начал исправлять положение.
        В случае такого большого отклонения «посадка» должна меня информировать о дальности чаще. Но в данном случае он, как я понял, дальность подсказывать не собирается. Только в установленной точке - 6 км, затем 3,2, 1. Проблема в том, что если не войду в зону допустимых отклонений до дальнего привода, а это удаление 4 километра, меня отправят на второй круг. Как и положено.
        Установил допустимый крен и резко начал исправлять отклонение по курсу. По моим ощущениям, я должен быть уже на удалении 8.
        На курсовом приборе стрелка компаса АРК показывает сильно левее курсозадатчика. А мне нужно, чтобы они совпали. Ещё и снижаться нужно не забывать во время такой «змейки» по направлению.
        - 451й, удаление 6, к дальнему, контроль выпуска шасси, механизации.
        - Выпущено, 300, - ответил я руководителю зоны посадки.
        Стрелка АРК качнулась в сторону курсозадатчика. Плавно я повернулся на нужный курс и взял поправку на ветер.
        - 451й, дальний, 200, к посадке готов, конвейер, - доложил я, услышав спасительный сигнал момента пролёта над приводом в наушниках.
        - Посадка, конвейер разрешил, - ответил мне руководитель полётами.
        Шторка ещё закрыта. Гена должен открыть её только после ближнего привода. На курсовой системе у меня всё совпадает с точным заходом на посадку. Скорость снижения и поступательная соответствуют посадочным.
        - Ближний, контроль высоты, скорости, - произносит в эфир «посадка».
        Параметры проверил, но я опять в закрытой кабине. Сколько можно тянуть? Высота 50… 40… 30… Да уже не открывай, Гена! И так сяду.
        - Открываю, - радостно говорит мой инструктор, и вот она, будто бесконечная, полоса Равенского.
        Спокойно выровнял самолёт, «подобрал» обороты. Аккуратно касаюсь основными стойками полосы и, опустив нос, добавляю оборотов.
        - Конвейер, - доложил я, и теперь уже мне никто шторку не закрывает.
        - Неплохо. А теперь, можешь полюбоваться окрестностями Циолковска, - сказал мне Гена по внутренней связи.
        Быстро выполнил полёт по кругу и, выполнил ещё один конвейер. И только потом, мы с Геной зашли уже с посадкой.
        После заруливания, Геннадий долго со мной беседовал. Расспрашивал, что заметил в полёте, а что упустил.
        - Очень важная часть в работе испытателя - наблюдение. Ты должен всё видеть, запоминать, анализировать, - сказал инструктор, доставая из чёрной папки, которую он оставил техникам небольшой листок. - Это тебе.
        На бумаге были напечатаны несколько тезисов. Больше похоже на план сочинения или рассказа.
        - План отчёта о полёте, - прочитал я заголовок.
        - Да. Сегодня вечером сдаёшь заму начальника школы по научно-методической работе написанный тобой отчёт об этом полёте по вот этому плану.
        Я быстро пробежался по основным пунктам и утвердительно кивнул.
        - Ничего сложного, - сказал я и сложил вдвое листок, собираясь положить его в нагрудный карман, промокшего от пота, комбинезона.
        - Раз ничего сложного, то листок мне верни, - улыбнулся Геннадий.
        Ну, это уже слишком! Я просил по-честному, но не до такой же степени.
        - Гена, а это обязательно? Давай вечером тебе и отдам, - улыбнулся я.
        - Сам же сказал, что по-честному. Тем более, этот план старый. Сейчас у «зама по науке» другие требования. Не поможет, - цокнул языком инструктор.
        И, конечно, никто этих требований не знает. Так вот и пришлось мне применять всё своё творческие и аналитическое мышление для написания отчёта.
        Тяжелее всего пришлось парням из троицы «человек». У них, видимо, творчество всё ушло в другое русло.
        - Вот почему бы не написать отчёт о проделанной работе с местным населением, - мечтательно закатывал глаза Ломакин. - Я тут на аттракционах в Центральном парке катался…
        Почему мне кажется, что дух Марика живёт сразу в трёх этих балагурах? Одного только рассказа про их посиделки в кафе «Малышок» хватило бы на целую папку отчётов. Как они умудрились в этом месте ещё и с незамужними девушками познакомиться, ума не приложу.
        Циолковск - городок маленький и с выбором невест у ребят будут проблемы.
        - Серый, а ты чего не с нами? Пошли сегодня в «Клетку», - начал мне предлагать пойти на танцплощадку в городской парк Ломакин.
        - Спасибо, мужики. Подумаю, - ответил я и продолжил писать «сочинение» для заместителя начальника школы.
        - Совсем так зачахнешь. Или ты уже безнадёжно женат? - улыбнулся Век.
        - До этого далеко. Но она у меня хорошенькая, - сказал я, и кто-то на задних рядах присвистнул.
        Кто бы это мог быть? Естественно, Коля Морозов, который сегодня блистал на полётах. По крайней мере, он сам так сказал.
        - Хвалишься, Родин? - посмеялся Морозов.
        - Горжусь. Ты бы не гордился своей любимой девушкой? - спросил я.
        - Пускай она мной гордится. Замуж за меня выйдет и детей родит. И они будут гордиться. А потом внуки… - начал рассказывать о своих планах Морозов.
        - О, Колян! Это у тебя далекоидущие планы на повышение демографии, - сказал я, поворачиваясь к нему.
        - У меня хороший генофонд. Любая от такого захочет иметь детей, - продолжил гордиться собой Морозов.
        По классу прокатилась волна ироничного вздоха. Как же этот Коля себя любит!
        - И что ты будешь делать, когда будет столько таких же классных ребят, как и ты? Перестанешь быть уникальным, - ответил я ему.
        Морозов почесал затылок и вернулся к своему отчёту.
        Вечером каждого на индивидуальную беседу вызывал зам. по научно-методической работе Василий Филиппович.
        Когда дошла очередь до меня, из кабинета как раз вышел Ломакин.
        - Ну как? - спросил я.
        - Сказал идти русский язык учить, - махнул своим листком дальневосточник. - Из-за пары ошибок сказал заново писать. Ума не приложу зачем.
        Мне секунда понадобилась, чтобы понять насколько зам. по науке прав. Ломакину надо начинать учиться в другой школе - общеобразовательной, а не в испытателях.
        - Я сейчас схожу на беседу и помогу тебе. А то опять в слове «крен» сделаешь две ошибки, - ответил я Ломакину и вернул листок.
        - Это ж какие там ошибки, Серый? - удивился он.
        - Во-первых, на конце никакой буквы «Т» не пишется. А во-вторых, буква «Х» явно лишняя в начале этого слова, - похлопал я его по плечу и постучался в большую коричневую дверь.
        Из кабинета прозвучало что-то между «заходи» и «открыто». Войдя в помещение, я оказался перед тем самым замом начальника школы Василием Филипповичем Крымовым.
        Кабинет у него не самый большой в этой школе. Зато очень качественно играет Юрий Антонов из японского магнитофона. Догадываюсь, откуда такой Шарп себе достал Крымов. Я там тоже был.
        - Фамилия? - спросил он, собираясь записать меня в журнал раскрытый на столе.
        - Старший лейтенант Родин.
        - Да-да, помню. В Афганистане был, когда ты участвовал в полётах на МиГ-21 - 81, - ответил Крымов и протянул мне руку, которую я пожал. - Пожелали стать испытателем?
        - Да. Можно сказать, что это и есть мечта, - сказал я.
        «Мечта сбывается! И не сбывается!» - заиграл припев, пожалуй, самой знаменитой песни Антонова.
        Крымов улыбнулся и встал из-за стола, сложив руки на спине.
        - Вам кто-нибудь рассказывал, почему ваш набор в школу испытателей - экспериментальный? - спросил Крымов.
        В голове есть пару идей, но вот нет какой-то подходящей. Предположения от самых простых - решили свежую кровь впустить в касту испытателей, до самых фантастических - есть наброски самолёта пятого поколения и нужны «сумасшедшие», готовые его испытывать.
        - Предположу, что есть определённый кадровый голод, - ответил я.
        - И это одна из причин, - кивнул Крымов, взяв у меня отчёт.
        Он взял свои очки для чтения и внимательно просмотрел мой листок.
        - Удивительно, но у вас нет ошибок, - пожал плечами Василий Филиппович. - И отчёт хорошо составлен.
        Мы ещё немного побеседовали и зам. начальника отпустил меня. У самой двери я вспомнил, что он не до конца раскрыл причину нашего «необычного» набора слушателей в школу испытателей.
        - Василий Филиппович, так в чём причина нашего набора? - спросил я.
        - Даю подсказку - как думаешь, для чего была построена здесь такая длинная полоса? - спросил Крымов, и я утвердительно кивнул. - Следующее поколение летательных аппаратов будет осваивать космические полёты. И вам принимать эстафету у старшего поколения.
        Это получается, что проект «Буран» живёт и будет развиваться. Хоть бы так оно и было!
        После завершения всех мероприятий сегодня, нас собрал заместитель начальника по лётной части.
        - С первым этапом справились, но это была ерунда, - улыбнулся Рашид Маратович. - Теперь самое интересное начинается.
        Мухаметов объяснил, что вторая часть экзамена будет на другом самолёте - незнакомом для него.
        - Вы мне сейчас Як-40 даёте, а как им управлять? - не унимался ещё один представитель известной всем троицы, Чебякин.
        - Поверь, это не самый сложный самолёт, - улыбнулся Рашид Маратович.
        На столе у каждого Руководство по лётной эксплуатации разных типов самолётов. А у меня нет!
        - Что у тебя Родин? - спросил Рашид Маратович.
        - Мне самолёт не дали изучать.
        - Правильно, поскольку ты и твой товарищ - будете летать не здесь. Вам достался Ту-16, - ответил Мухаметов.
        Ого! Бомбардировщик!
        - Тебе и Морозову достался. Вещи собирайте. Поедете во Владимирск на нём летать.
        Глава 23
        Приятная неожиданность!
        Поехать во Владимирск, чтобы ещё и полетать на большом самолёте - настоящий джекпот!
        Можно и баб Надю проведать. А главное - Вера сейчас тоже там. Значит, после полётов у меня будет возможность приятно провести остаток дня… и ночи.
        После того как всех отпустили в общежитие, Мухаметов оставил меня и Колю, чтобы ввести в курс дела.
        - На собеседовании вам говорили, что ваш набор экспериментальный, верно? - спросил Рашид Маратович, и мы с Морозовым кивнули. - Считайте, что это один из экспериментов, - улыбнулся он.
        - А ближе, чем в Астраханских степях мы не можем полетать на Ту-16? - поинтересовался Морозов.
        - Жару плохо переносишь? - удивился я. - Или мошку боишься?
        - Что ещё за Машка? - спросил Коля.
        - Ууу! - одновременно затянули мы с Маратовичем.
        Пожалуй, Морозов будет неприятно удивлён этой особенности пребывания во Владимирске.
        - Родин, потом ему расскажешь про эту напасть. Не травмируй сейчас человека, - строго указал мне Мухаметов. - У тебя, Морозов, есть другие предложения?
        - Конечно. В Белоруссии есть Ту-16. Есть и в Шайковке, Рязани…
        - Ты можешь оформить туда перевод и спокойно ехать служить в эти «прекрасные» места. А Родин поедет во Владимирск, поскольку это предусмотрено планом вступительных испытаний. Вопросы, Коля? - спокойно ответил Маратович, и Морозов больше не возникал.
        - Так, каков наш план действий, Рашид Маратович? - спросил я.
        - В понедельник на «рейсовом» Як-40 со всеми полетите. Там поступите в распоряжение полковника Брилёва - начальника школы лётчиков-испытателей Владимирского Центра.
        Встреча с Батей будет весьма интересной. Представляю, насколько он удивится моему прибытию во Владимирск.
        - Сколько нужно нам сделать полётов? - спросил я.
        - Программой предусмотрено проведение не менее трёх полноценных вылетов. Полётное задание определит вам Брилёв, - сказал заместитель начальника.
        Мухаметов объяснил, что в этом году принято решение об обмене опытом двух школ между собой. Военные испытатели - лётчики, слушатели, инженеры, прибудут в Циолковск. А во Владимирск поедут представители с местной школы испытателей.
        - Мы и так взаимодействовали постоянно на уровне Министерств и в процессе испытаний. А вот школы будут впервые подобное мероприятие проводить, - сказал Мухаметов.
        - Это чтобы в собственном соку не вариться? - поинтересовался я.
        - И поэтому тоже. Готовьтесь и учите матчасть, - сказал Мухаметов.
        Утро понедельника наступило быстро. За изучением Инструкции экипажу Ту-16 я и не заметил, как приблизился момент нашего отлёта во Владимирск.
        За эти дни, Швабрин успел съездить в Москву, чтобы проведать племянницу Сонечку.
        Дальневосточное трио затянуло Борю Чурикова в водоворот таких событий, что я не видел своего соседа до самого утра понедельника. И когда он открыл дверь нашей комнаты, его видок оставлял желать лучшего.
        Рубашка нараспашку, а слабый запах вчерашнего «праздника», то есть перегара, был очень стойким. В руках у Бориса была литровая стеклянная банка, только что собранной с грядки, клубники.
        - Похоже, ты за нас всех эти дни отрывался, - сказал Швабрин, вытираясь после душа.
        - Мужики, я был в стратосфере, - сказал Боря, слегка запинаясь.
        - Оно и видно, - улыбнулся я, принимая клубнику из рук Чурикова. - И с кем летал? - спросил я, учуяв к тому же и запах женского парфюма от нашего соседа.
        - Она… ой, - почесал затылок Боря, вспоминая имя девушки. - Света? Лена? Или Вика?
        - Наверное, клубника? - посмеялся Ваня, но Боря отрицательно замахал головой.
        - Вероника? - спросил я, вспоминая одну из надоедливых песен из будущего.
        - Тоже нет, - задумался Боря. - Блин, я же не усну, пока не вспомню.
        - Ну, спать тебе недолго осталось, - сказал я и показал время на часах.
        Боря сильно расстроился, что ему теперь придётся мучиться весь день. Сняв рубашку и взяв средства гигиены, он приготовился идти в умывальник.
        - Может, Виолетта? - спросил он у нас.
        Будто мы знаем, с кем он провёл все выходные.
        - А почему не Катя? - уточнил я.
        - Неа. Мне это имя не нравится. Я бы с ней не пошёл. Тут что-то на букву «В», - ответил он и пошёл к двери, напевая известную композицию.
        - Не споткнись. Про порожек помнишь? - спросил Швабрин, намекая на возвышенность, на входе в нашу комнату.
        - Ага, - кивнул Боря и продолжил петь, не смотря под ноги - «Летящей походкой… туру-ру-ру… ты вышла из мая… я!» - крикнул Чуриков и, зацепившись за порожек, полетел вперёд, кувыркнувшись в коридоре.
        Швабрин смеялся. Проходящие мимо нашей комнаты Ломакин и Чебякин тоже не оставили без внимания этот пируэт, а потом помогли горе-певцу подняться.
        - «И скрылась из глаз в пелене января» - допел я куплет песни Юрия Антонова.
        Вылет из Циолковска приближался. Морозов и я заняли свои места в Як-40, попутно обсудив качество кресел в салоне этого небольшого пассажирского самолёта. Точнее, мне пришлось выслушать претензии Коляна к потёртому сиденью, расшатанному подлокотнику и то, что в самолёте слишком мало места для него одного.
        - Я думал, что нас двоих отправят на одном самолёте. Не могли организовать нам отдельный рейс? - качал он головой, посматривая на заходящих пассажиров.
        - Ты ещё не поступил, а запросов у тебя на Героя Союза как минимум, - сказал я, просматривая командировочный.
        - Я ставлю амбициозные цели, Родин. А ты из «блатных», как я посмотрю. В столь молодом возрасте и в испытатели метишь, - улыбнулся Коля. - Фамилия у тебя не главкомовская и неминистерская. Что в тебе такого?
        - Абсолютно ничего. Удачлив и скромен, Колян. И тебе советую, - похлопал я его по плечу, когда начали запускаться двигатели.
        Самолёт произвёл взлёт, и нам предстояло минимум два часа полёта до аэродрома Владимирска. Июнь месяц, речка, жара, рядом девушка и у тебя впереди несколько вылетов на одном из легендарнейших самолётов в истории авиации. Что может этому помешать? Правильно! Нытьё твоего коллеги, которому всё вокруг не нравится.
        - Вот чего он там рассказывает этой тётке? - кивал Морозов в сторону полного мужчины, который что-то шептал, схожей с ним комплекции, женщине на ухо.
        Кажется, мужик делает ей комплименты, и она этому рада. В порядке вещей.
        - Уже час летим. Жара. Пить охота, - продолжил причитать Коля, и я протянул ему свою афганскую фляжку с водой.
        - Попей и успокойся.
        - Родин, совсем сдурел? - возмутился Морозов. - Ты сам-то не брезгуешь?
        Зануда попался мне в напарники по этой командировке. Что с ним будет, когда мы на место прилетим, и он попадёт под рой бешеной мошки?
        - И правда. Потом, как ты буду, - сказал я, но флягу не убирал. - Ты или терпишь, красавец, или пей и затыкайся.
        - Лучше потерплю, - проворчал Морозов, сложив руки на груди.
        - Невелика потеря, - сказал я, убирая фляжку. - Ты мне скажи, тебе орден Ленина за что дали, если не секрет?
        Зря я это спросил, поскольку рассказ Морозова тянул минимум на небольшой сериал. Если вкратце, то за неполную неделю, Коля во время службы в полку авиации ПВО, смог принудить к посадке один самолёт-нарушитель и сбить другой.
        Молодец, что сказать. И в этом нет никакой иронии. В авиации ПВО служба не сахар. Ошибка может дорого обойтись, и иногда приходится выполнять задачу по уничтожению самолёта-нарушителя.
        - Родин, а у тебя что-то есть из наград? Просто в военной форме не видел тебя. Стесняешься? - ехидно улыбнулся Морозов.
        - Есть парочка… незначительных, - ответил я.
        - Ты же в Афгане был. Или просто был и не летал там?
        - В штабе писарем в кадрах просидел, - соврал я.
        - Тогда понятно, почему не афишируешь. Я бы тоже молчал. Наверное, не по себе, когда товарищи на боевых вылетах пропадают, а у тебя мысли только как документы быстрее на подпись передать, - покачал головой Морозов.
        Отвечать я ему не стал. Может, он быстрее замолчит и оставит меня в покое. До самой посадки Коля не проронил ни слова.
        В расчётное время, Як-40 коснулся бетонной полосы Владимирска и порулил к дальнему ангару, где размещались самолёты конструкторских бюро.
        Дверь открылась, и с улицы в салон ворвался разогретый воздух. Весь народ стал надевать на себя приготовленные сеточки. В воздухе появился сильный запах ванилина и одеколона. Я тоже полез в чемодан за своим подобным «защитным приспособлением». А вот Морозов чуть со смеху не умер.
        - Вы… чего? - ржал он как лошадь. - Таким образом, от солнца прячетесь?
        - Зря смеёшься, Коля. Сейчас ты прочувствуешь всё сам, - предупредил я его и встал со своего кресла.
        То, что исполнял на улице Морозов, нужно было снимать. Будь в этом времени какой-нибудь отечественный интернет-сайт с различными видео, однозначно бы Колян стал звездой.
        - Почему… они… меня кусают! - возмущался Морозов, размахивая своим чемоданом.
        Дважды он сдуру лупанул так себя по голове. Ещё раз чуть не зашиб меня. В конце-концов, он укутался в рубашку, но это не помешало ему набрать полный рот этих мелких насекомых.
        - Чем больше ты отмахиваешься, тем сильнее они кусают, - сказал я, увернувшись от очередного вращения чемоданом.
        - Конечно! Расскажи ещё, что они меня за своего примут, - воскликнул Морозов, крутанул своим чемоданом и тот улетел вперёд.
        Ручка не выдержала таких вращений и сломалась.
        Придя в здание школы испытателей, я снял с себя сетку. Морозов смог выдохнуть и пошёл искать туалет, чтобы умыться. На улице было пекло, и кожа требовала немного охлаждения. Коля так вообще всю дорогу неустанно отмахивался, оттого и устал.
        Мы привели себя в порядок и проследовали к кабинету Брилёва. Он как раз был у себя.
        - Валентин Иванович, разрешите войти? - спросил я и Брилёв жестом пригласил нас войти.
        - Сергей Сергеевич, рад вас приветствовать. А вы весьма целеустремлённы, - пожал он мне руку, затем, то же самое сделал и с Колей. - Вы, как я понял, капитан Морозов?
        - Так точно, товарищ полковник, - вытянулся в струнку мой коллега, звонко щёлкнув при этом каблуками.
        - Ну-ну! Такой гимнастики нам не нужно. Всё будет ясно, когда с вами полетаем, - сказал Батя и показал нам сесть на стулья рядом с его столом. - Честно, идея в Циолковске возникла здравая, но не очень вовремя.
        Брилёв объяснил, что сейчас Испытательный Центр загружен различного рода испытаниями. У «школьников», как здесь называют слушателей, пора экзаменационных полётов. Плюс инструктора школы активно повышают свои уровни по программам Курса лётной подготовки.
        - Мороки с вами много - допуск оформи, с секреткой договорись, пропуска выпиши. Но дело важное. Тем более что я давно уже думал над такими обменами, - сказал Батя, забрав у нас командировочные.
        - Получается, что отсюда уехали поступающие, чтобы полетать в Циолковске, верно? - спросил я.
        - Да, - ответил Брилёв и в кабинет вошёл подполковник Зучков, быстро поздоровавшийся с нами. - Забирай их и делай приказ на допуск. Готовимся, сынки. Послезавтра летим.
        Управились мы быстро. Коляна отправили на УАЗике замполита школы в город расселяться, а я заскочил к Косте Бардину в штаб его полка. Он как раз только что прилетел и остывал под кондиционером в классе.
        - Родин, ты просто не можешь спокойно жить, - улыбнулся Бардин, когда я ему рассказал всю историю своего прибытия в Циолковск.
        Мне как раз ребята налили чай. Я их угостил сладкой продукцией от фабрики «РотФронт». Особенно всех обрадовали упаковки жевательных резинок.
        - Я только «Калев» пробовал, - сказал один из сослуживцев Костяна, намекая, что первыми в Союзе жевательную резинку стали производить именно на этой эстонской фабрике.
        Я спросил у Кости о его службе. Он рассказал, что всё у него идёт ровно и, если всё хорошо, через год будет поступать в школу, расположенную в соседнем здании.
        - Сейчас вот в командировку отправляют. Спрашивали только желающих, - сказал Бардин.
        На вопрос куда, Костян ответил размыто. Мол, какие-то учения в Крыму, а летать нужно будет из Джанкоя. Странное место для базирования истребителей. В моё время там был вертолётный полк, а в Советском Союзе и вовсе базировался транспортный полк на Ил-76 и Ан-12.
        - Ты не «за речку» собрался, дружище? - улыбнулся я, намекая, что не договаривает о своей командировке Костян.
        - Я бы от тебя скрывать не стал. Правда, командируют в воинскую часть…22147. Даже не знаю, где такая и находится, - ответил Бардин.
        В своей памяти я тоже не нахожу информации о такой воинской части. История тёмная, но думаю Бардин - мальчик немаленький и знает, что делать.
        Естественно, что я проведал сначала баб Надю, которая накормила меня, будто я год не ел. Веру я дождался с работы и хорошо провёл с ней окончание дня… и ночи.
        Наступило то самое послезавтра, и Зучков дал нам указание находиться в лётной комнате на втором этаже школы. После более чем 30ти градусной жары, посидеть под кондиционером просто необходимо. Не спасает даже ранее начало полётов.
        Мне не привыкать работать в таких условиях, а вот Морозов таял на глазах. Его первым и позвал Зучков летать. Чтобы он потом не ныл. А ведь Морозов уже начал вопить о жаркой погоде и вреде здоровью!
        Другие слушатели, а именно штурмана, тоже ждали своей очереди полетать на свободных машинах. Такая, как Ту-16 сегодня оказалась одна. Вот сейчас со мной в комнате сидели эти двое ребят со штурманского отделения. Их записали ко мне в экипаж.
        - Сейчас первый вылет на «драконе» сделают. А мы с тобой во втором полетим после подготовки к повторному вылету, - сказал мне штурман по имени Саня.
        - А почему «дракон»? - спросил я.
        - Да кто его знает! - улыбнулся второй, которого звали Рома. - Старый он. Чистый бомбардировщик.
        - И всего один, - дополнил его слова Саня.
        - Остальные на стоянке - полковые? - поинтересовался я, заметив, что по магистральной рулят ещё два Ту-16.
        - Да. Берём их периодически, но им самим нужно молодёжь выкатывать, - ответил Саня.
        Оба штурмана уставились в цветной телевизор, где шла очередная серия фильма «Твой сын, Земля». Что-то про становление молодого партийца в колхозе.
        Я же смотрел в окно. На стоянку как раз заруливал наш самолёт с бортовым номером 63. Вот он уже подъезжает к свободному месту и к нему, потягиваясь после дремоты, идут техники.
        И в этот момент пошёл дым, а затем и начала гореть левая основная стойка шасси. Техники тут же ускорились, а стоявший на стоянке техники пожарный ЗиЛ рванул к самолёту. Я и не заметил, насколько быстро экипаж успел покинуть самолёт. Вот так полетали!
        - Опять, - сокрушался Саня, подскочив с дивана и наблюдавший за окончанием всех противопожарных мероприятий. - Две недели не можем слетать эти полёты по методике лётных испытаний.
        Через полчаса в лётную комнату зашли подполковник Зучков, Коля и два штурмана-слушателя. Все мокрые и не очень весёлые.
        Заместитель начальника школы по лётной работе Зучков, рассказал, что произошло.
        - Потёк амортизатор на рулении. Барабан колеса горячий, и на него попала гидросмесь. Пожар, небольшое повреждение - сегодня самолёт не летает, - сделал вывод Зучков. - Пока сидите здесь. Определимся, как завтра будем работать.
        - Есть варианты сегодня полетать? - спросил Рома.
        - Неа. Готовьтесь к речке, если мошку не боитесь, - улыбнулся Зучков и вышел из лётной комнаты.
        Коля был под впечатлением, насколько сложно управлять такой большой машиной как Ту-16. Одному с такой системой управления справиться тяжело.
        - Естественно, что взлетать и садиться самому мне не дали. А вот площадки и выполнение режима полёта получилось. Но сложно, Серый, - качал головой Морозов.
        Уже и обед прошёл. До конца смены оставалось пара часов. Я уже мысленно видел себя в объятиях Верочки. Даже позвонил ей на рабочий телефон. Она как раз сейчас на практике в представительстве КБ «МиГ» во Владимирске. Была бы возможность, можно было и дойти до неё, но нужно дождаться официального отбоя.
        Штурмана уже «пускали пузыри». Отлетавшие сегодня свою программу тоже не стали бороться со сном и устроились спать сидя. И в этот момент, буквально, вбежал в комнату Брилёв.
        Одет он был в лётный комбинезон. В руках шлем, кислородная маска и карта-держатель.
        - Родин, Саня и Рома - со мной на магистралку. Я договорился, чтобы у полка взять самолёт и слетать. Побыстрее, - начал подгонять нас начальник школы.
        Со всем своим снаряжением, мы через три минуты уже стояли на рулёжке, а наш самолёт сруливал с полосы. Взлётный курс 298° на сегодня очень удобен в этом плане - долго до стоянки Ту-16 рулить не нужно.
        Самолёт с бортовым номером 43 остановился напротив нас и под фюзеляжем открылся люк, через который по одному стали выходить члены экипажа. Это уже явно не мой «весёлый» МиГ-21 и не «точка опоры» МиГ-29.
        Передо мной более чем 50 тонный, и это в нормальном полётном весе, бомбардировщик. Почти 35 метров в длину и столько же в размахе крыла. Крупные мотогондолы турбореактивных двигателей, расположены в первой части крыла. Впереди - носовой фонарь, в котором я уже вижу довольное лицо штурмана Ромы, а в остекленении кабины видно, как своё место покидает предыдущий командир корабля. Второй лётчик пока ещё управляет самолётом на стоянке, держа в руках органы управления.
        Пока Брилёв менял командира корабля и принимал управление, я осмотрел борт и тоже заспешил в переднюю гермокабину.
        Здесь на этом большом самолёте размещены рабочие места командира, второго лётчика, штурмана и штурмана-оператора. Стрелок-радист и командир огневых установок заняли свои рабочие места в задней гермокабине через подобный нашему люк.
        После того как я закончил пристёгиваться и подгонять под себя сиденье и педали, занялся осмотром приборов и органов управления.
        Ох, это явно не истребитель! Места здесь много, можно развернуться как угодно. Куча приборов, но большинство мне знакомы.
        Размеры поражают. Одна панель автоматов защиты сети только чего стоит. Штурвал, в простонародье названный «рога», в пару-тройку раз больше, чем привычная мне ручка управления самолётом.
        - Как меня принимаешь, второй? - проверил со мной связь по СПУ Брилёв.
        - Хорошо принимаю, командир, - ответил я. - К полёту готов, гироприборы включены, давление в тормозной системе нормальное, чека снята, вентиль открыт.
        Остальные члены экипажа тоже доложили, как и полагается по инструкции. И это несколько другое ощущение. Сразу понимаешь, что на этом самолёте-корабле одному тебе не справиться с управлением.
        - Грачёвка, 010й, день добрый! Готов продолжить руление по порядковому 116, - запросил Брилёв.
        - Добрый, 010й! Разрешил, взлётный 298°.
        Глава 24
        Наш самолёт медленно рулил по магистральной рулёжке. На аэродроме Владимирска, было большое количество техники как авиационной, так и специальной. Я даже во время активной фазы войны в Афганистане столько не видел.
        Учебно-тренировочный Л-39, спокойно закатывают на место стоянки несколько техников совместно с лётчиками. Прогревается спарка МиГ-25, звук двигателей которого слышен даже у нас в кабине. Совсем новые МиГ-29 и Су-27 только что закончили свои полёты и, прижавшись к местам стоянки вплотную, освободили нам дорогу. Помимо этого, на правой стороне целая эскадрилья бомбёров - Су-24 и Су-17. На каждый завешивают бомбы для проведения каких-то испытаний. И куда-то в район объездной дороги заходят на посадку вертолёты Ми-8. И это только то, что я успел заметить, пока продолжал выполнять свои обязанности перед взлётом.
        - Коэффициент обалдевания не зашкаливает? - спросил меня Батя, когда я нащупывал рычаг выпуска закрылков.
        - Пока стремиться к нулю. Но разница колоссальная, - ответил я.
        - Это ты ещё не взлетел, - вступил в разговор Роман.
        - Ты давай антенну прицела запускай. Сто процентов с такой модёлью давно не работал.
        На этих модификациях Ту-16 стоял прицел РБП-4, о котором я немного успел почитать. Судя по всему, Ромка искал тумблер включения вращения антенны, чтобы запустить её в полёте.
        На линии предварительного старта нас осмотрел техник и дал добро на дальнейшее руление.
        - Грачёвка, 010й на исполнительный, - запросил Брилёв,
        - 010й, исполнительный, ветер 300° до 5 метров, - дал нам разрешение занять полосу руководитель полётами.
        Не торопясь, наш Ту-16 занял полосу.
        - Второй, закрылки 20°, - дал мне команду Брилёв по внутренней связи.
        - Закрылки… в положение 20°, - доложил я.
        - Подтвердил, левый и правый закрылки выпущены, - прозвучал доклад командира огневых установок.
        На таком большом самолёте очень сложно самому контролировать выпуск механизации на крыле. Поэтому здесь у каждого члена экипажа свои обязанности на этот счёт.
        Как только Брилёв выровнял самолёт по осевой линии, я продолжил производить контрольные доклады, согласно своих обязанностей второго лётчика.
        - Выводим обороты. Смотри за стрелкой указателей оборотов двигателей, - дал мне указание Батя. - Сколько должно быть?
        - 4100 в минуту, - ответил я, наблюдая, как стрелки приборов постепенно проходили одну отметку за другой.
        Чем были выше обороты, тем сильнее «оживал» самолёт. Даже штурвал слегка подёргивался в моих руках.
        Наконец, стрелки указателей оборотов двигателей достигли отметки в 4000. Ещё немного и Брилёв даст команду на взлёт.
        - Закрылки… 20°, - продолжил я доклад. - Триммеры нейтрально, переднее колесо прямо, топливная… включена.
        Ух! Пока взлетишь на этом самолёте, устанешь.
        - Взлетаем. Второму - держать газ, - дал команду мне Батя, и я быстро переложил правую руку на рычаги управления двигателями.
        - Держу газ, - доложил я.
        Секунда и самолёт тронулся вперёд. Обороты и температура газов в двигателе в норме. Медленно, но верно, бомбардировщик набирал скорость. Пока что угол атаки был равен стояночному.
        - Скорость 150, - доложил штурман.
        - Поднимаем… рааз, - сказал Батя, предупреждая меня, что сейчас будет подъём носового колеса.
        Я слегка придерживался за штурвал одной рукой и сопровождал отклонение педалей, для выдерживания направления.
        Самолёт слегка приподнял нос на угол 4°, и продолжил разбег. Как же это всё… небыстро здесь! На МиГе уже бы пробивал облака.
        - Скорость 190, - продолжил докладывать о величине скорости штурман.
        - Приготовься. Сейчас будем устанавливать взлётный угол, - спокойно предупредил меня Брилёв.
        Скорость росла, усилия на штурвале становились всё больше. Однако, крайне важно не дать самолёту преждевременно установить взлётный угол. Иначе такую махину на полосе будет не удержать. Начнёт «козлить» на основных стойках шасси по всей бетонке.
        - Внимание, 240! - громко произнёс штурман-оператор по внутренней связи.
        - Поднимаем… два! - потянул на себя штурвал Брилёв, и линия горизонта почти скрылась за краем остекления кабины.
        - Скорость 280, отрыв! - произнёс штурман, и я почувствовал, как самолёт оторвался от полосы.
        - Держим направление, - подсказал мне Брилёв, чтобы я схватился двумя руками за штурвал. - Управление справа. Держу обороты.
        Левую руку Батя убрал с «рогов» и положил на рычаги управления двигателями.
        - Есть. Набор 3000, скорость 310, - доложил я.
        Поступательная скорость медленно, но верно растёт и уже добралась до отметки 320 км/ч. Вертикальная же скорость небольшая - всего 3 метра в секунду.
        Странное ощущение, будто тебя посадили сверху на огромного быка и ты на нём сейчас должен преодолеть огромное расстояние. Обороты двигателя сохранялись на отметке 4100.
        - Второй, давай командуй. Сейчас ты пилотируешь, а я помогаю, - сказал по внутренней связи Батя.
        - Принял, - ответил я.
        - Высота 100, - доложил штурман.
        - Убрать шасси. Закрылки убрать в два приёма, - дал я команду, и тут же Батя начал убирать механизацию крыла сначала на 5°, а затем и на 15°.
        Командир огневых установок проконтролировал, что всё действительно было убрано, и доложил об этом по внутренней связи.
        - Разворот вправо, дальнейший набор до 3000 метров, - подсказал штурман.
        Брилёв запросил отход в пилотажную зону. Я аккуратно ввёл самолёт в разворот и наш «лайнер» накренился на правую сторону. Во время разворота, краем глаза увидел, что лампы по остатку топлива на 30 минут и на 15 минут на щитке питания топливом быстро мигнули.
        - Командир, обратите внимание на лампы остатка топлива, - сказал я, и Брилёв быстро взглянул на панель и махнул рукой.
        - Разберёмся, - ответил Батя. - Самолёт веди плавно. Машина большая и тяжёлая. Сегодня попробуем только площадки, - сказал Брилёв, закрепив у себя на ноге наколенный планшет и достав карандаш. - А теперь начнём, - с радостью произнёс он.
        Что тут началось! Я думал, что меня будут сейчас заставлять пикировать, виражи выполнять и ещё какие-нибудь манёвры, несвойственные данному типу самолёта. Но всё оказалось гораздо сложнее. Мне просто дали параметры полёта и время их выдерживания.
        И вот это было действительно сложно. Отклонений допускать нельзя, поскольку это сразу влечёт за собой неудовлетворительную оценку и не самые хорошие выводы по твоей кандидатуре в испытатели.
        - Держи, держи. Ещё две минуты, - подсказывал Батя, когда я выдерживал параметры набора высоты.
        Тут горизонтальный полёт выдерживать на такой «махине» сложно, а здесь ещё и вверх ползти с постоянными скоростями. А ведь нужно ещё вывести плавно самолёт, чтобы не «недобрать» и не «перебрать» высоты.
        В горизонтальном полёте руки сильно забивались. Не помогали даже снятия усилий со штурвала, когда нажимал на кнопку триммера руля высоты.
        - Устал? - спросил у меня Брилёв, когда я выполнил разворот на аэродром по окончании задания.
        - Есть немного, - ответил я. - Слышал, что лётчика Ту-16 можно узнать по белым пятнам пота на кожаной куртке.
        - Это верно! - посмеялся Батя, убирая наколенный планшет. - Ромка, что скажешь на этот счёт? - спросил он у штурмана.
        - Да я помню, как мы на дозаправку летали, командир, - ответил основной штурман.
        - У второго лётчика пульс под 190 был, а сам он килограмма 2 потерял только за один вылет, - вступил в разговор командир огневых установок.
        - Вот так, Сергей. Хуже только на вертолётах. Там вообще аэродинамика ещё полностью не изучена. Я до сих пор не могу понять, как они летают, - покачал головой Брилёв.
        Что до потери веса, так это мужики правильно заметили. Вспотел я во время этого вылета даже больше, чем в Афгане на бомбоштурмовых ударах.
        Посадку произвели штатно. Мне даже показали выпуск тормозных парашютов. Жаль, не смог увидеть эти огромные купола со стороны.
        Зарулив на стоянку и выйдя из самолёта, я сразу почувствовал «наисвежайший» степной воздух. Время уже было два часа дня, и это самый пик температуры во Владимирске.
        На бетоне наблюдались отчётливые чёрные следы от ботинок. Видимо, кто-то уже наступил в расплавленную чёрную массу между стыками плит и разнёс ещё части по всей стоянке. Этот состав не что иное, как битумно-полимерный герметик или «по-народному» - гудрон.
        - Опять кто-то гудрон размотал по всей стоянке! - ругался один из техников в совершенно выгоревшем светлом комбинезоне и сандалиях на ногах.
        - Фазилыч, не гудрон, а аэродромный битумно-полимерный герметик, - заметил второй штурман Саня.
        - Герметик на букву «Д», - отмахнулся Фазилыч. - Валентин Иванович, как аппарат? - спросил у Бати техник.
        - Вот, у Сергея спроси, - указал он на меня.
        Фазилыч подошёл и поздоровался со мной.
        - Родин… хм, батьку твоего знал. Хороший был мужик. Давай, что там по матчасти?
        Я рассказал про несколько миганий ламп топливной системы, на что Фазилыч отреагировал обыденно.
        - Бывает и такое, - сказал он. - Посмотрим, поправим.
        Рядом с нашим самолётом уже вовсю работает аэродромная поливочная машина, охлаждающая технической водой колёса перед закатыванием на место стоянки. Жара очень сильная. И даже мошка пропала из поля зрения.
        Зайдя в кабинет к Брилёву, мы разобрали с ним полёт.
        - Нормально всё. В первом полёте почти все площадки выдержал. Как правак действовал правильно. За этот полёт, зачёт, - сказал Батя и что-то отметил на каком-то бланке.
        - Следующий полёт? - спросил я.
        - Рассчитывай на завтра, - ответил Брилёв. - Сейчас отдыхать, а завтра не опаздывать.
        Стоит ли говорить, что причина опаздывать у меня была. Сегодня я ночую у Веры, поскольку мама у неё на службе дежурит. Пара часов дома с бабушкой Надей, и уже нужно бежать в объятия своей красавицы.
        - Серёжа, а может, уже пора? - спросила баб Надя, когда я обувался в коридоре.
        - Ты на свадьбу намекаешь? - уточнил я.
        - Конечно. Девушка-то надеется, а ты всё со своими полётами, поступлениями…
        - Это моя работа, бабуль. Я на службе своему Отечеству. Кто-то охраняет границу, кто-то ходит на кораблях, а мне доверили летать, - ответил я, поправляя воротник.
        - С твоей работой ни одна девушка не сможет смириться, - махнула рукой бабуля. - Зови замуж, Верочку, пока она ещё хочет…
        Так-так! Что-то начинается! Кажется, за моей спиной уже были проведены переговоры по поводу этого «хорошего дела» под названием брак.
        - Бабуль, вы там что-то уже с мамой Веры обсуждали? - спросил я.
        - Ну, почему с мамой Веры? С Верой тоже уже решили. Она не против.
        А чего бы ей быть против? Я ей нравлюсь по всем направлениям. Она мне тоже нравится, но что-то пока я не готов. Бабулю только расстраивать не буду.
        - Баб Надь, ты не переживай. И свадьба будет, и внуков получишь вовремя, - успокоил я её.
        - Как внуков? Уже?
        Да ладно… Угораздило же ляпнуть! Теперь пойдут в магазин детскую одежду покупать. Кроватку ещё у кого-нибудь позаимствуют или коляску забронируют.
        Выйдя из дома, я по обыкновению сорвал несколько веточек сирени. По пути к Вере купил ещё тортик «Листопад» в кафе «Сказка». Не мог устоять от запаха кулинарных изысков, исходящего из этого заведения в парке Владимирска. Но как же не удивить свою девушку чем-то особым.
        Оказывается, в этом кафе продавалось три вида мороженого - молочное, арбузное и, вообще неожиданно, томатное. Причём за последним очередь была огромной.
        По совету продавщицы, мороженое не рекомендовалось выносить наружу, поскольку там меня ожидали два очень серьёзных испытания - высокая температура и активизировавшаяся под вечер мошка. Но мы не ищем лёгких путей.
        Запаковав в пакетики мороженое, а торт в коробку, я молнией летел к Вере, лишь бы только обрадовать её лакомством. Получилось, но бежать пришлось быстро.
        - Серёжа, вспотел-то как! - расстроилась Вера, когда я ворвался к ней в квартиру с лакомствами. - И вот надо было тебе меня так баловать?
        - Офицер может себе позволить купить женщине и мороженое, и цветы, и тортик, - ответил я, отдавая гостинцы девушке.
        Пока я приводил себя в порядок в ванной, Вера вскипятила чайник.
        - Опять ты завтра на полёты. Дали бы побыть тебе немного с семьёй, - сказала Вера, нарезая торт и снимая свистящий чайник с плиты.
        - Работа такая, - ответил я, войдя на кухню.
        - Напряжённая, верно? - улыбнулась Вера, загадочно смотря на меня.
        - Ты ведь знаешь не хуже меня, в чём заключается работа лётчика. А для меня это не только работа, но и… - начал я очередную речь о любви к полётам, но девушка прикрыла мне рот своим хрупким пальчиком.
        - Много говоришь, Серёжа, - сказала она и медленно провела указательным пальцем вниз по всему моему телу.
        Только сейчас понял, что стою без футболки, а через стенку есть прекрасная двухспальная кровать. И в квартире мы с ней одни.
        Жадно потянулся к её губам, снимая одежду с этого горячего и нежного тела. Подхватив на руки, я быстро понёс Веру в комнату. Руки тряслись.
        - Сразу видно, что сегодня ты работал руками, - улыбнулась она, когда я положил её на кровать. - Штурвал Ту-16 отклонять было тяжелее?
        - Не так приятно, как нести на руках тебя, - шепнул я Вере и продолжил её целовать.
        Она целует меня со всей страстью. Моё желание взрывается во мне, словно внутри горячий шар и его огонь растекается по всему моему телу.
        Я чувствую, как она готова продолжать. Всё её тело вибрирует от предвкушения, особенно низ живота.
        Медленно, словно пианист, перебираю пальцами по её нежной коже и ощущаю каждую мурашку, которой покрылось её тело. Она что-то шепчет, но я не слышу и овладеваю своей девушкой.
        Мои движения внутри сводят её с ума, и она извивается с каждой секундой всё быстрее и быстрее. Слова о любви здесь неуместны - только непреодолимое желание поглощать друг друга.
        Вера напрягается, и её ногти впиваются мне в спину. Она начинает меня царапать, но я заставляю её стонать от удовольствия ещё громче и прогибаться в спине, словно она дикая кошка.
        Её стоны похожи на рычание. С каждым моим движением она всё больше погружается в море наслаждений вместе со мной. Я будто испускаю электрические разряды, от которых Вера не перестаёт дрожать.
        Но я замедлился…
        - Не тормози… быстрее, - стонет подо мной Верочка, но я в этой скачке главный.
        Мне нравится видеть её безумные от наслаждения глаза. Я постепенно снова ускоряюсь и понимаю, что она уже не в первый раз за эти минуты улетает в стратосферу.
        И вот он последний рывок. Она накидывается на меня и усаживается сверху. Тот самый момент, когда Вера думает, что в атакующей позиции. Но сил у неё уже нет, бёдра дрожат от напряжения, и я снова начинаю разгоняться.
        Вот-вот она провалится куда-то в небытие, а я не хочу отпускать её одну. Ускоряюсь ещё быстрее…
        Совсем не замечаю, как она царапает мою грудь, оставляя маленькие красные полосы.
        - Я не… могу… Закончи уже! - кричит Вера.
        Я перехожу на максимальный режим, будто переставив свой рычаг управления двигателем ниже пояса в соответствующее положение. Вера продолжает шептать моё имя, но я ещё держусь, чтобы не сорваться в штопор удовольствия.
        Ещё немного и мы вместе окунёмся в омут сладострастия, и от этого на меня накатывает новая волна экстаза. Я буквально лечу навстречу своей любимой. Перевожу себя на форсированный режим. Терпеть уже сил нет, и нет желания…
        Мы оба финишируем и, ловя амплитудные колебания своих тел, погружаемся в объятия друг друга.
        Съев всё мороженое и выпив пару кружек чая, Вера уговорила меня слегка нарушить предполётный режим и пойти погулять вечером. При свете солнца во Владимирске в июне это не самое приятное занятие, а вот после заката вполне терпимо. Всего-навсего 30° тепла.
        - Пойдём. Тут кое-что поменялось, пока тебя не было, - сказала Вера и повела меня на мемориал погибшим лётчикам-испытателям.
        Народу здесь гуляло в это время много. Среди них я обнаружил и Колю Морозова. Он что-то «пел» на ушко какой-то девушке, сидя вразвалочку на скамейке. Представительница прекрасного пола была явно в восторге от такого внимания со стороны красавца Коли.
        - Родин, ты какими судьбами? С сестрой гуляешь? - спросил Морозов, вскочив со скамейки.
        - Нет, с девушкой, - поправил я его. - Завтра на работу рано идти, не забывай.
        - Конечно. Только у нас ещё много дел с… неважно, - улыбнулся Морозов и снова подсел к своей пассии.
        Вера с пренебрежением посмотрела в сторону моего коллеги и не смогла удержаться от комментариев.
        - Вы в школе испытателей, однозначно, хотите ему морду набить, - сделала она вывод после знакомства с Морозовым.
        - У многих такое желание возникает, - улыбнулся я, и мы пошли дальше по аллее к мраморным стелам с именами погибших в разные годы лётчиков-испытателей.
        Странное ощущение, но я будто почувствовал в себе своего реципиента. Будто он сам читает эти имена на стелах и ищет кого-то.
        - А что ты мне хотела показать здесь? - спросил я.
        - Смотри, - сказала Вера и показала на имя одного из погибших лётчиков.
        «Сергей Владимирович Родин, капитан, орден Красного Знамени (посмертно)» - гласила свежая надпись на стеле.
        Внутри было ощущение, что я вот-вот должен расплакаться. Вот только это будто не мои чувства, а реципиента. Хоть я и не знал отца настоящего Родина, он тоже оказался для меня не чужим человеком. Всю свою новую жизнь в Советском Союзе я то и дело чувствую присутствие имени Сергея Родина - старшего и его влияния на мою судьбу.
        Возможно, именно сейчас этот круг замкнулся, и Родин-старший спокойно занял своё место «в небесном полку невернувшихся». Дальше всё зависит только от меня. И как-то пусто сразу стало…
        - Ты чего? - спросила Вера, когда я тяжело вздохнул.
        - Что-то в груди… Будто легче стало, - ответил я.
        Может, этого и хотел мой реципиент, чтобы имя его отца было высечено на этой стеле. Теперь он спокоен.
        Наутро всё как и всегда. Прибыли на службу, предполётные указания и ожидание своего вылета. Брилёв решил сегодня с нами закончить все вопросы и отпустить в Циолковск. Оттуда его уже и так подгоняют.
        Мы выполнили с ним первый вылет - несколько полётов по кругу и предоставили самолёт Зучкову, Морозову и их остальному экипажу.
        После обеда, меня и ещё двух штурманов, Брилёв повёл на 43 борт, на котором мы вчера летали. Я не забыл, что обращал внимание техников на странную работу сигнализации выработки баков.
        - Фазилыч, как аппарат? - спросил Валентин Иванович у инженера.
        - Всё норм. Лампа мигала. Лампу поменяли. Лампа в строю! - весело произнёс Фазилович. - Надолго сейчас летите? - спросил он у меня.
        - Маршрут и зона. Часа полтора нас не будет, - ответил я, надевая шлемофон.
        - Покемарить успею. Ну, всех благ, - пожелал нам удачи инженер и пошёл в небольшое строение напротив нашего самолёта.
        Произвели запуск и медленно порулили на предварительный. В процессе руления, Брилёв предупредил, что сегодня даст мне больше заданий. А ещё, посмотрит, как я захожу на посадку.
        - Понимаю, рано. Подстрахую, если что, - сказал Батя, когда нас осматривали на техпосту.
        На взлёте проблем не возникло. Всё же, он попроще посадки. Тем более что я его уже отработал сегодня в первом вылете.
        - Занимаем 1000 метров и курс во вторую зону, - сказал Брилёв и я, доложив группе руководства полётами, что отвернул в левую сторону.
        Не спеша, набираем высоту над Волго-Владимирской поймой. Большое число маленьких островков, зелёные травянистые берега, а слева - сам Владимирск.
        Ни с чем не передаваемое ощущение! Хоть это уже не первый полёт во Владимирске, но только сейчас я обратил внимание на свой родной город сверху. Скромный, небольшой, но не менее родной от этого.
        Вон площадь Ленина, рядом с которой и девятиэтажка Веры.
        - Задумался? - спросил у меня Батя.
        - Никак нет, - ответил я. - Сосредоточен.
        - Второй разворот, отход на маршрут в зону, - сказал штурман Роман.
        Руководитель полётами дал нам разрешение на отворот в зону, и я отклонил штурвал влево.
        Не сразу я привык выполнять двойное движение органом управления. Чтобы не раскачивать Ту-16, необходимо выполнять основное движение и вспомогательное, соблюдая небольшую паузу между ними.
        - Уже и момент двойного движения поймал. К «туполевцам» пойдёшь после окончания школы? - спросил Батя.
        - Надо поступить ещё, - ответил я, выравнивая самолёт по курсу.
        На высотомере 650 метров, скорость 450 км/ч. Отчего-то меня дёрнуло проконтролировать топливомер и насосы топливной системы. Ведь там же что-то исправляли вчера.
        Лампы насосов первой и второй группы баков погасли. Следом и третья с четвёртой группой.
        Приплыли!
        - Командир, топливоподкачивающие насосы, - сказал я по внутренней связи.
        - Вижу. Управление взял. Возвращаемся. Обороты? - запросил Брилёв.
        - 4000. Больше нельзя, - сказал я, держа правую руку на рычагах управления двигателей.
        - Знаю. Высота?
        - 550, командир. Можем сесть. Самолёт был не полностью заправлен, - подсказал штурман.
        - Грачёвка, 010й, отказ насосов. Нужна экстренная посадка, - доложил Брилёв руководителю полётами, и тот сразу же начал разгонять в стороны все самолёты над аэродромом.
        - Полоса будет свободна. Шасси, механизация контроль, - громко сказал руководитель.
        - Второй, помогай с управлением. Тяжело идёт, - сказал Батя.
        Похоже, что и в системе управления какие-то неполадки. Я взялся за штурвал и почувствовал, что он слишком трудно отклоняется.
        Начали выполнять разворот в сторону аэродрома. Курс посадки 298° более хорош в этом отношении - на предпосадочной прямой нет населённых пунктов, а только степь.
        - Аккуратнее, - с натугой говорит Брилёв, которому, как и мне, очень сложно бороться с тяжёлой машиной.
        - Выходим на посадочный курс. Высота 500, - доложил штурман.
        - Нормально, нормально! - говорит Брилёв, и я уже вижу перед собой серую полоску взлётно-посадочной полосы.
        Но рано я начал расслабляться.
        - Левый двигатель встал! - доложил я, почувствовав, что самолёт потянуло в сторону, а обороты двигателя начали падать.
        - Встречный запуск! - командует Батя.
        - Правый встал! - доложил я, и уже никакой из запусков нам не поможет.
        Высота 450 метров и самолёт валится в степь.
        Глава 25
        До полосы слишком далеко. Нам не хватит высоты, чтобы спланировать на бетон. Хоть мы и успели выпустить шасси.
        - Нормально, нормально… - продолжает твердить Брилёв, но особой уверенности мне его слова не придают.
        - Высота 450. Катапультируемся? - задал вопрос штурман-оператор по внутренней связи.
        С такой высоты шансов у них выжить нет. На Ту-16, штурмана катапультируются вниз, а у нас уже выпущены шасси. Ребят просто размотает под фюзеляжем.
        - Люки сбросьте! - громко сказал по внутренней связи Роман, который уже притянулся ремнями и занял положение для катапультирования.
        Даже если сбросим нижние люки, это им не поможет.
        Дважды в одну реку не войти, как говорили древние мудрецы. А вот мне сейчас очень хочется, чтобы у меня вновь получилось сесть в поле. Вот только, как такую махину посадить и ничего не сломать? Других вариантов всё равно нет.
        - Поздно! - громко сказал я и сфокусировался на местности.
        Брилёв тоже искал глазами место, где бы нам сесть. Дорога на Астрахань осталась слева. Высоты нам не хватит, чтобы дотянуть до неё. Прямо перед нами вереница линий электропередач, тянущихся к железной дороге. Мелкие степные кошары и зимовки. Когда только их успели здесь понастроить?
        - Командир, справа есть место, - сказал я и показал рукой на большую поляну с выгоревшей травой.
        - Вижу. Садимся, - сказал Батя, и мы начали с ним отворот вправо. - 010й, двигатели встали! - доложил он руководителю полётами.
        - Отвернуть в безопасную сторону! Катапультируйтесь! - командует РП, но эту команду выполнить нереально.
        - Не успеем! Садимся! - громко крикнул Брилёв, и мы выровняли самолёт по курсу.
        - Всем приготовиться! - сказал я по внутренней связи, поскольку нас могли попросту не слышать стрелок-радист и командир огневых установок.
        - Закрылки в промежуточном, - прозвучал доклад из задней кабины.
        Напряжение нарастает. Манёвренности у этого корабля никакой. Чтобы его «притереть» к земле, нужно очень постараться. Один какой-нибудь большой бруствер или ров, и нас разломит на части.
        - Нормально, нормально… - продолжает свою мантру Батя.
        Не действует она успокаивающе. Земля всё приближается, а управлять этим летающим кораблём всё сложнее.
        - Скорость 300, вертикальная 10, - доложил Рома, который уже был весь в работе, а не в позиции для аварийного покидания.
        - Высота 300, - помогал ему Саня с места штурмана-оператора. - Быстро снижаемся!
        - Не нагнетай… - говорю я.
        Земля стремительно неслась на нас. Деревянные опоры линий электропередач слева. Продолжаем планировать, перелетая одну накатанную дорогу за другой.
        - Высота 150, скорость 260, - продолжал отсчёт один из штурманов.
        Совсем земля близко. Уже можно разглядеть трещины и высохшие травинки. Время совсем замедлилось, а мне очень бы хотелось прямо сейчас всё закончить и пойти домой.
        - Высота 100.
        Перелетели уже ещё одни пирамидальные опоры. Вроде, всё складывается и впереди чисто. Сейчас касание и мы, трясясь на небольших неровностях, пропашем это поле. Но что-то опять не так!
        Ещё одна дорога! Высокий ров! Сейчас передней стойкой войдём в него, и она войдёт в фюзеляж. Над ней как раз штурмана.
        - На себя! - кричу я и тяну штурвал со всех сил.
        Даже не представляю, сколько я сейчас выжал килограмм. Перескакиваем ров и грузно опускаемся на землю.
        Касание! Началась невероятная скачка. Я вцепился в «рога», будто пытаюсь удержаться на этом огромном быке. Одной рукой я успел выпустить тормозные парашюты. Ход начал слегка замедляться.
        Самолёт продолжал скакать по степи, и мне казалось, что внутри у меня сейчас всё лопнет. Внутренние органы будто бились друг об друга. Привязные ремни, казалось, держаться на «честном слове». Ещё немного и они лопнут, начав биться о стену кабины.
        Нас будто по стиральной доске везли. Я уже ждал того момента, когда передняя стойка подломится и мы воткнёмся в землю.
        И снова напасть! Откуда ни возьмись появился… огнетушитель и чей-то планшет. Летали эти два предмета в кабине, словно пара истребителей. Как только ни один из них не прилетел в кого-нибудь из нас - чудо! Но и это был не конец!
        - Трак… трактор! Синий! - крикнул я, увидев впереди технику, которая что-то копала в степи.
        Ну вот как! Степь кругом, копай где хочешь, но ему нужно именно здесь!
        Самолёт окончательно замедлился, но инерции хватит, чтобы столкнуться с техникой. Резко начали выжимать педали, чтобы хоть немного отвернуть в сторону и дать человеку мгновение на покидание трактора.
        Чего не прыгает? Трактор всё ближе, а его водитель ещё в кабине. Я уже вижу его огромные глаза, которые вот-вот выскочат.
        Ход замедлился, самолёт медленно подвернулся в сторону и остановился. Казавшейся бесконечной скачка закончилась.
        И в такой момент я был рад, насколько стало тихо. Во рту сразу почувствовал солёный привкус, а глаза защипало от пота. Он буквально пошёл ручьём в момент остановки. Через остекление кабины пробивались лучи солнца, а в воздухе летали мириады пылинок.
        В кабине все переглянулись. Кому-то нужно было первым что-то сказать, но пока ни у кого такого желания не возникло. И только тракторист медленно вылез из своей кабины и приветливо нам помахал.
        В мой блистер прилетел какой-то камушек. Я выглянул и увидел рабочего рядом с самолётом, который пытался привлечь моё внимание. Медленно я потянул за ручку открытия и отодвинул в сторону блистер.
        - Мужики… так аэродром там. Вы не там сели, - крикнул он мне, отмахиваясь от столбов пыли.
        - Чего там, Сергей? - спросил Брилёв.
        - Он говорит, мол, не на тот аэродром сели, - и я показал в направлении Владимирска.
        - Штурман, твою мать! Ты не на ту карту посмотрел? - посмеялся Батя, и следом все в кабине расслабились.
        Быстро отстегнув ремни кресла, мы начали покидать самолёт. Батя доложил по радиосвязи, что мы произвели посадку и все остались живы.
        Я вылез после штурманов и, пошатываясь на ватных ногах, подошёл к передней стойке.
        - Молодец, - прошептал я, и несколько раз погладил эту часть самолёта.
        Отойдя в сторону, внимательно посмотрел на масштаб произошедшего. Самолёт был цел. Вот только верхушка киля была срезана, словно лезвием. Обойдя корму самолёта, я обнаружил линии электропередач. В одном из пролётов отсутствовали провода, и оттуда доносилось какое-то гудение.
        Я вернулся к штурманам, и мы поздравили друг друга с удачной посадкой.
        - Серёга, и надо же было тебе приехать вот так к нам подлетнуть, - улыбнулся Рома. - Ты, кстати, вполне себе спокойно держишься.
        - Первый раз что ли, - ответил я.
        - А ну-ка поподробнее! - воскликнул Саня, и я вкратце рассказал о своём первом опыте вынужденной посадки в училище.
        Брилёв тоже внимательно слушал, но видно было, что он больше всех переживал за успешную посадку.
        Стрелок-радист в это время отошёл к рабочему и что-то объяснял ему. Тот возмущался и топал с остервенением. Со стороны кормы к нам спешил командир огневых установок, у которого был небольшой синяк на щеке.
        - Валентин Иванович, ну вы даёте! Я уже подумал, что каюк. Сгорим и всё! Там столько искр вокруг самолёта, - рассказывал он свои ощущения от такой посадки.
        - И не говори. Когда Серёга крикнул, что нужно тянуть перед касанием, думал, не вытянем, - покачал головой Брилёв и достал из кармана сигареты.
        Все собравшиеся переглянулись между собой. Батя был противником курения, и его заначка всех ввела в ступор.
        - Товарищ полковник, так вы ж не курите? - спросил я.
        - После такого можно. Ух! Щас бы коньячку, - выдохнул Брилёв и закурил.
        Через минуту над нами пролетел Су-25. Сделав несколько кругов над нами, он прошёл совсем низко, помахав крыльями. Видимо, руководитель полётами отправил экипаж в район аварии, чтобы проверить нас. Ещё через десять минут на горизонте появились два Ми-8.
        Подобрав площадку, вертолёты приземлись в полусотне метров от Ту-16. Один начал глушить двигатели, а второй нет.
        Из работающего вылезли три человека в повседневной форме. Один из них оказался начальником испытательного центра в звании генерал-лейтенанта. Ещё двое были полковниками и как мне объяснили, это были заместитель по инженерно-авиационной службе и лётчик-инспектор службы безопасности полётов центра.
        - Пойду доложу, мужики, - сказал Брилёв и, затушив об ботинок сигарету, пошёл к генералу.
        Тот махнул ему и спокойно пожал руку, приобняв за плечо. Один из полковников быстрым шагом пошёл к самолёту. Второй сразу полез внутрь, чтобы что-то там обнаружить. Наверняка сейчас включит аккумуляторы и проверит наличие топлива. Неужели он думает, что мы с двумя штурманами долетались до полной выработки топлива? Мы, вообще-то, только взлетели с неполной заправкой.
        Рядом с нами уже был солдат с санитарной сумкой и парашютисты из спасательной группы.
        Как только к нам подошёл генерал, они отошли в сторонку, дав нам возможность выстроиться в линию.
        - Расслабьтесь, сынки, - сказал генерал-лейтенант и обвёл нас изучающим взглядом. - Все живы?
        - Так точно, - хором ответил весь экипаж.
        - Это хорошо. Что там? - повернулся он к самолёту, из которого уже вышел один из полковников.
        - Топливо есть. Будем разбираться. Возможно, и правда насосы, - сказал он и пошёл к технической команде, которая прилетела на одном из вертолётов.
        Генерал, молча посмотрел на самолёт и слегка улыбнулся.
        - На моей памяти такой успешной посадки Ту-16 с выпущенным шасси вне аэродрома не было, - сказал начальник центра, каждому из нас пожал руку и поблагодарил за работу. - Давайте в вертолёт…
        Генерал не успел договорить, как его перебил рабочий, подошедший со спины.
        - Товарищ генерал, тут проблема нарисовалась, - сказал он, показывая на оборванную линию электропередач. - Вы нам линию повредили. Что нам делать?
        Начальник посмотрел на повреждённые провода. Немного подумав, он повернулся к рабочему.
        - Что делать? Восстанавливайте. Самолёты иногда совершают вынужденные посадки, - ответил генерал и показал нам следовать в запущенный вертолёт.
        Уже в вертолёте Брилёв сказал, чтобы мы пока не расходились. Возможно, всех потянут на разборки по поводу инцидента.
        Ми-8 аккуратно взлетел и сделал пару кругов над местом посадки Ту-16. Самолёт мирно стоял в степи, а за ним тянулись следы от колёс шасси и, вытянутые на всю длину, тормозные парашюты.
        Полёт до аэродрома много времени не занял, поскольку сели мы всего в 11 километрах от полосы. На стоянке нас уже ждал доктор, инженер Фазилович и ещё несколько машин, явно предназначенных не для нашей перевозки. Всё же, с нами были начальник испытательного центра и его заместитель.
        Брилёв отправил нас в лётную комнату. Сейчас по всем правилам должен состояться предварительный разбор инцидента. Нам нужно изложить свои показания на бумаге, а затем ответить на кучу вопросов, вплоть до того, сколько спал и что ел.
        Стоя под душем в спортивном зале школы-испытателей, я ещё раз прокрутил в голове все свои действия на посадке. Когда будут задавать вопросы в ходе расследования, я должен буду всё точно изложить.
        Когда я смог расслабиться, то почувствовал небольшую дрожь в руках. Затяжелели плечи и забились трицепсы. Всё это последствие очень больших усилий, которые я прилагал, чтобы отклонить штурвал.
        В течение получаса привели себя в порядок и разместились кто в креслах, кто на диване в лётной комнате. Саня спокойно смотрел какой-то концерт по телевизору, а другие пролистывали газеты и продолжали делиться впечатлениями.
        - Серый, ты как? - спросил Роман, заметив, что я буквально растёкся по дивану.
        - Руки устали. Тянул так, что жилы чуть не надорвал, - сказал я, сгибая и разгибая пальцы.
        - Как ты только увидел этот бугор! Я твой должник, - поблагодарил он меня.
        - Вместе же с Батей тянули, - ответил я.
        - Так это ж Батя. Он ас! Но заметил же ты.
        - У нас экипаж, разве не так? Общее дело выполняли, - улыбнулся я.
        Брилев пришёл через пару минут. Он уже переоделся в повседневную форму и позвал нас в машину.
        - Все разборки завтра. Сейчас ко мне. Только ни слова Васильевне, - пригрозил он нам, когда мы уселись в УАЗик «таблетку».
        Жил Брилёв в том же районе, что Костя и Верочка. Если Бардин увидит мою девушку первым, то не станет доводить до неё информацию о сегодняшнем инциденте.
        - Проходите мужики, - сказал Брилёв, открыв дверь своей квартиры.
        Из комнаты к нам вышла невысокого роста женщина в очках для чтения и лёгком платье. Кажется, она пришла откуда-то совсем недавно и ещё не успела переодеться в домашнее.
        - Анна Васильевна, - улыбнулся Брилёв, представляя нам свою супругу.
        - Здравствуйте, мальчики, - поздоровалась она с нами, и мы ей хором ответили тем же.
        - Мы… посидим, - сказал Брилёв, но видно было, как он пытается скрыть от супруги своё волнение.
        - Посидите. Я вам пока пельменей наварю и сальца порежу, - спокойно сказала Анна Васильевна и пошла на кухню.
        - Валентин Иванович, по-моему… - прошептал я, но Батя меня остановил.
        - Конечно, знает. Уже донесли, - сказал он, и мы зашли на просторную кухню, где нас уже ждала бутылка коньяка «Абхазия», стопочки, а также нарезка Докторской, Краковской и какого-то сыра.
        Очень быстро, Анна Васильевна успела нам накрыть на стол. Будто у полковника Брилёва в холодильнике всегда есть дежурная тарелочка с колбасой и сыром.
        Мы заняли свои места, и Батя стал разливать светло-золотистый напиток. Можно было следовать своему принципу «не пью», но слишком был серьёзный повод.
        - Ну, за день рождения! - громко сказал Валентин Иванович.
        Через час, когда уже и пельмени были съедены, да и пару ребят были немного «кривые», празднование успешной посадки было окончено.
        - Задержись, Сергей, - сказал Брилёв, когда я собирался выйти на лестничную площадку.
        Батя закрыл дверь и взял свой рабочий портфель.
        - Завтра придёшь в часть и напишешь рапорт о произошедшем. После выходных улетите с Морозовым в Циолковск. Ваш этап полётов во Владимирске завершён, - сказал полковник и протянул мне папку с различными документами.
        Тут были снимки с экранов локаторов по каждому полёту, выписки из плановой таблицы полётов и журнала хронометража и ещё какие-то бумаги. Среди этих документов был и рапорт на имя начальника школы испытателей в Циолковске. Быстро пробежав глазами по нему, я обнаружил вывод с оценкой «отлично».
        - Спасибо. Правда, сомневаюсь, что я на отлично освоил Ту-16, - сказал я, пожав руку полковнику.
        - Это всё формальности. Основное, что указано в этом рапорте это твоя способность осваивать быстро и с должным качеством незнакомый для тебя вид авиационной техники. Эта цель и преследуется на данном этапе вступительных испытаний…
        При этих словах в коридор с кухни вышла Анна Васильевна, вытирая руки о полотенце.
        - Может, хотите поужинать, Сергей? А то совсем ничего не съели, - спросила супруга Брилёва.
        - Нет, спасибо. Всё было очень вкусно. Меня сейчас дома накормят, - сказал я.
        - Вы звонили своим родным, что с вами всё в порядке? - поинтересовалась женщина, и я только сейчас понял, что столь важное дело я забыл сделать.
        Ни баб Наде, ни Вере я не сообщил, что задержусь после работы. И не подумал, что мои близкие будут переживать.
        - Что ж вы так, Серёжа? - с укором посмотрела на меня Анна Васильевна, а потом перевела взгляд на Валентина Ивановича. - Хотя, мой муж тоже никогда не скажет о том, что у него случается на работе.
        - Ань, да ладно тебе… - развёл руками Брилёв, но его супруга не отступала.
        - Нет, мальчики. Мы же всё через себя пропускаем. Думаете, у вас на лице не написано, что вы в поле сели на вынужденную? А когда ты в Египте или над каким ты там полуостровом летал, что ты мне сказал?
        - На Дальнем Востоке был, - улыбнулся Батя.
        - Ага, а потом ему орден Красного Знамени на 9 мая вручают и медаль в главкомате египетскую передают, - сказала Анна Васильевна, опустив голову, чтобы оттряхнуть свой фартук. - Ладно, мальчики. Поздно уже. Всего вам хорошего, Серёжа. И обязательно берегите себя.
        Я попрощался с Брилёвыми и вышел из квартиры. По пути к Вере, я решил сорвать полевых цветов на одной из клумб рядом с домом. Чуть было меня не поймали хозяйки этого цветника, завидев из окна, как я краду у них цветочки.
        Постучавшись в квартиру, я услышал быстро приближающиеся шаги. Вера резко распахнула дверь, и на её лице уже всё было написано.
        - Почему так долго? Я уже переживаю! Бабе Наде не звонила, но всю школу испытателей на уши поставила… - начала быстро говорить моя девушка.
        - Мы немного задержались…
        - Не ври. Я всё знаю, - тихо сказала Вера.
        Резко прижимаю к себе и целую, чтобы она немного успокоилась.
        - Цветы, где взял?
        - Купил.
        - Не ври мне! Это цветы с маминой клумбы. Она тебя прибьёт!
        Глава 26
        После нескольких опросов и пары написанных бумаг по поводу произошедшего инцидента, меня не стали задерживать во Владимирске и отпустили с Морозовым обратно. Как мне и обещал Брилёв. Полёты на Ту-16 было решено приостановить, а в школе занялись восстановлением пробелов в организационно-методической работе. Любая комиссия по безопасности полётов найдёт достаточное количество недостатков, чтобы потом кого-то наказать.
        По словам Бати и других должностных лиц школы испытателей во Владимирске, наши действия признаны правильными. Но это всё предварительно.
        Возвратившись в Циолковск, я не смог избежать вопросов по поводу инцидента. Гурцевич долго со мной беседовал и, даже попросил изобразить схему посадки. Видимо, хочет какие-то предложения внести в методику действий в подобных случаях.
        Рашид Маратович и вовсе откликнулся на просьбу лётчиков из фирмы «Туполева» организовать встречу со мной. Рассказал им то же самое, и он был в восторге, как мы с Батей вышли из подобного положения.
        В течение пары дней я снова и снова вспоминал все этапы этой посадки в Астраханских степях. И, честно, слегка надоело. Впереди заключительный лётный экзамен, а я ещё не знаю его содержания.
        Швабрин уже отлетал его и, довольный как слон, рассказывал мне в общежитии свои впечатления от полёта на спарке Су-15, когда мы сидели на кухне.
        - Кабина удобная и относительно просторная. Свободнее, чем в МиГ-21, - сказал Ваня, запив привезённую мной рыбу, разливным пивом из стеклянной банки.
        - И каково было задание? - спросил я, очищая рыбину.
        - Полёт на потолок. Разгон до нереальных значений и торможение. Короче, быстрее-выше-сильнее! - улыбнулся Фёдорович.
        На кухню зашёл Боря Чумаков, который был в своём обычном образе «печального рыцаря».
        - Мне кажется, что… - начал он причитать.
        - Борян, стоп. Перестань, - сказал я и протянул ему рыбку, а Ваня налил стакан пива.
        Поскольку я не пил, то пустой стакан был отдан Боре.
        - Вы не поняли. Мне кажется, что нас в космонавты готовят. Всех прогоняют через такие скорости, что глаза из орбит едва не вылитают, - предположил Чумаков.
        - Новый отряд космонавтов? Я не против, - улыбнулся я и продолжил обсуждать с мужиками их полёты.
        На следующий день, мне и Морозову выдали задание, которое необходимо выполнить в заключительном полёте. Как и у других, нужно будет на истребителе-перехватчике выполнить задание в стратосфере на скоростях больше чем две скорости звука или числа Маха.
        Ознакомиться со своим воздушным судном, нас отправили в секретку. Именно на такой случай нам и был оформлен в частях допуск по более высокой степени секретности. Морозов решил повременить и пошёл обедать, прежде чем сядет за изучение. Я же решил налечь на материал сразу.
        В секретной библиотеке мне принесли несколько книг с различными руководствами по лётной эксплуатации, но на обложке не было написано, что именно это за самолёт.
        - Изделие 83, - прочитал я на обложке.
        Ознакомление с первыми страницами, ясности не добавило. В документе написано, что самолёт называется Е-155МП. Совсем ничего не понять.
        И только раскрыв геометрические характеристики и проекции, я узнал профиль этого перехватчика. Красавец МиГ-31 собственной персоной. Только вот времени на изучение очень мало. Да и сам самолёт гораздо сложнее, чем Су-15 и МиГ-25, на котором летали другие.
        В помещение секретной библиотеки вошёл человек, которого я уже встречал однажды. Тот самый, штурман-испытатель Зайкин, который помог мне в Москве, когда я искал Кутахова.
        - Молодой человек, я вас рад видеть! - поздоровался он со мной. - Гляжу, поход к маршалу удался?
        - Ещё бы, Валерий Сергеевич, - ответил я ему. - Вот, неизвестный мне самолёт изучаю.
        Зайкин подошёл к столу и слегка рассмеялся.
        - Вам снова везёт, молодой человек. Могу вам помочь в изучении. Кратко расскажу особенности, - сказал Зайкин и присел рядом.
        - Я, конечно, и сам бы мог справиться. Однако от консультации не откажусь.
        - Да, нет вопросов, Сергей. Поехали! - хлопнул в ладоши Валерий Сергеевич.
        За пару часов объяснений Зайкина и собственных изучений, я понял, что передо мной не просто самолёт. Это ракета!
        В руководстве по лётной эксплуатации кругом скорости, о которых на МиГ-21 и на МиГ-29 можно только мечтать.
        - Как только пройдёте отметку в 13 000 метров, уже можно переходить на «вторую» скорость, - сказал Валерий Сергеевич, показывая мне различные графики.
        - Звучит, как будто в машине передачу переключил, - улыбнулся я.
        - Это точно, - в ответ посмеялся Зайкин и указал в графике значение числа Маха 2.0, что означало скорость примерно 2000 км/ч.
        Из всего прочитанного, я отметил для себя, что этот самолёт не для бомбо-штурмовых ударов. Он вообще ни разу не бомбардировщик и не штурмовик. Что на земле, что на средних высотах он будет «чувствовать» себя не в своей тарелке.
        - Судя по всему, его стихия начинается с высот даже не 10 000 метров, - сказал я Зайкину, когда сдавал секретную литературу.
        - Я бы даже сказал, что с 20 000 метров. Там он будет, как у себя дома, - ответил Валерий Сергеевич. - Кто у тебя инструктор завтра?
        - Геннадий Лоскутов, - ответил я, выходя из библиотеки.
        - Хороший инструктор. Его наш ведущий лётчик всё хочет забрать к нам на фирму, но как-то пока не получается.
        Я вновь поблагодарил Зайкина за помощь и пошёл на выход с территории аэродрома.
        Над полосой стал нарастать гул. Будто ко мне приближается поезд, и несётся он в воздухе. Подняв глаза вверх, я увидел несущегося на всех парах с выпущенными тормозными щитками МиГ-31. Ещё секунда и он, буквально разорвал воздух, проскочив на малой высоте над моей головой.
        Во время такого прохода жизнь замирает вокруг. Не чувствуешь даже биение сердца. Гул двигателей настолько громкий, что перестаёшь дышать. И ведь это не предел самолёта.
        Утром, после указаний и прохождения доктора, мы отправились с Геной облачаться в противоперегрузочные костюмы и гермошлемы. Давно я не облачался в такое снаряжение!
        - Морально готов увидеть наш земной шарик? - улыбнулся Гена, когда я закончил с экипировкой.
        - Надо же удостовериться, действительно ли он круглый или нет, - ответил я, и дверь в комнату высотного снаряжения открылась.
        - Гена, привет! Не видел своего начальника? Разговор есть к Гурцевичу, - сказал серьёзного вида человек, переступивший порог и направившийся к моему инструктору.
        - Доброго дня, Александр Васильевич, - быстро ответил Гена, но в его движениях читалась некая нервозность при виде этого человека с большой залысиной и ямочкой на подбородке. - Не могу знать. Возможно, решил с кем-то из слушателей слетать.
        Чувствовалось, что вошедший в комнату человек властный, сильный, волевой и не признающий авторитетов. Он сам и есть авторитет для всех.
        - Когда мы давали добро на использование наших самолётов, я не думал, что это встанет на поток. Можешь так ему и передать, когда увидишь, - сказал этот суровый мужчина и повернулся ко мне. - Чего молчим?
        - Так вы и не спрашивали у меня ещё ничего, - ответил я.
        - Согласен. Откуда? - спросил «суровый».
        - Осмон. Теперь уже 137й Центр боевого применения, - ответил я.
        - Да, слышал. Такой полк разогнали! Настоящий, боевой, - произнёс он и вышел из комнаты.
        Когда я узнал от Гены, кто это был, ушам своим не поверил. Для авиации этот человек ещё при жизни стал легендой.
        Александр Васильевич Федотов, заслуженный лётчик-испытатель и Герой Советского Союза. Один из лучших лётчиков в мировой истории. Некоторые его рекорды не были побиты и в моё время.
        Он был и лауреатом Ленинской премии, и дважды получал орден Ленина, и обладателем золотой медали Международной федерации аэронавтики. Даже стал заслуженным мастером спорта СССР. В 1983 году ему должны будут присвоить звание генерал-майора.
        К сожалению, он погибнет в 1984 году в одном из испытательных полётов.
        В летнюю погоду совсем неудобно находиться под ярким солнцем в таком обмундировании. Несмотря на утренние часы, температура уже двадцать и будет только увеличиваться.
        - Так, ну а теперь пошли смотреть наш аппарат, - сказал Гена, когда мы подошли к МиГ-31.
        Большой истребитель-перехватчик с максимальным взлётным весом более 40 тонн. Размеры воздухозаборников такие, что туда можно спокойно залезть и комфортно сидеть, не чувствуя стеснения. Сопло каждого из двигателей почти в человеческий рост. Тяга каждого из них на форсажном режиме больше 15 000 килограмм-сил. То есть он почти в три раза мощнее, чем старенький МиГ-21бис.
        После осмотра, начали занимать места в кабинах. Не мог я не заглянуть в заднюю кабину, где разместился Гена. Он как раз раздвигал ручку управления самолётом, которая была утоплена в пол.
        - Если я буду брать на себя управление, то буду тебе об этом говорить, - сказал Гена и показал, где на панели слева находятся тумблеры для взятия управления шасси, закрылками и фарами.
        - Но парашют всё равно на мне, - поправил я его, поскольку в задней кабине тумблер выпуска тормозного парашюта не предусмотрен.
        - Верно. Давай уже запускаться.
        Как только занял своё место и выполнил необходимые проверки перед запуском, запросил у руководителя разрешение на запуск двигателей.
        - Гордый, добрый день, 451й прошу запуск.
        - Доброго дня, 451й. Запускайтесь.
        Выкрикнул из кабины стандартное предупреждение «От двигателей». Проверил ещё раз своё снаряжение, закрыв при этом гермошлем. Фонарь медленно опустился, загерметизировав кабину, и я начал запуск правого двигателя.
        Рычаг управления двигателем на Малый газ. После нажатия кнопки «Запуск на земле» соответствующего двигателя даже в таком закрытом пространстве я услышал громкий звук включения двигателя. Обороты вышли на уровень 59%, а температура газов не зашкаливала от максимального значения в 500°С.
        - Правый запустил, - сказал я по внутренней связи.
        - Давай левый. Не торопись. Всё делаешь правильно, - ответил мне Гена.
        Выполнив все необходимые действия, я запросил команду на выруливание на предварительный старт. Во время руления чувствовалось, что этому самолёту уже не терпится в полёт. Настолько он просит дать ему больше мощности, что очень сложно удерживать его на поворотах.
        - 451й, занимайте исполнительный, ветер штилевой, - разрешил нам вырулить на полосу руководитель полётами после осмотра на техническом посту.
        - 451й, понял. Прогрев 2 минуты, - доложил я.
        Самолёт на исполнительном, двигатели прогреты, и я начал выводить обороты двигателя в положение «Максимал».
        - Ещё давай, - приговаривал сзади Гена.
        МиГ уже слегка присел на переднюю стойку, готовясь, как спринтер стартовать с низкого старта. Пара секунд и я включу «Полный форсаж».
        - Взлетаем, - доложил я в эфир и перевёл рычаг управления двигателем в нужное положение.
        Одна… две… три секунды… Гул слегка стихает, а потом резкий рывок и самолёт срывается с места, выравнивая нос по горизонту.
        - Включились оба, - доложил я в эфир.
        - Форсажи есть! - подтверждает розжиг пламени в двигателях руководитель полётами.
        Скорость растёт быстрее, чем я предполагал. Подходим к отметке подъёма носового колеса.
        - Ручка на себя на раз, два и… держи, держи, - подсказывает Гена. - Отрыв!
        Спокойно отрываемся от бетонной полосы и устремляемся вверх. Первая отметка у нас - разгон до 600 км/ч, где нужно отключить форсаж.
        - Пошли вправо. Только большой крен заваливать не надо, - сказал Гена, как только мы разогнались до нужной скорости.
        В кресло сильно не вдавливает, но ощущение, что ты так быстро разогнался до следующей контрольной отметки в 750 км/ч, очень волнительные. И ведь дальше ещё быстрее.
        - Гордый, 451й, 1000 занял. Прошу набор 7000, - запросил я в эфир.
        - 451й, разрешил, контроль за остатком топлива.
        - Понял, - ответил я руководителю полётами.
        Сейчас мы выходим на дозвуковой потолок по высоте. Скорость на указателе числа Маха постепенно подходит к отметке 0.9.
        - Не выходи за это значение. Нам ещё до 21 000 ползти, - подсказал мне Гена, который окончательно уже передал мне управление.
        Облачность проносилась мимо нас молниеносно. Отдельные перистые облака, нами были не замечены. В кабине пока ещё можно услышать гул двигателя, но вскоре будет по-другому.
        Поверхность уже начинает напоминать мозаику, а стрелка высотомера подходит к значению 7000 метров.
        - Гордый, 451й, 7000 занял. По прямой 2 минуты, - доложил я руководителю полётами.
        - Разрешил, 451й. Контроль кислородного оборудования.
        - В работе. Кислород норма, - ответил я, проверив давление в кислородной системе.
        Вообще, подобные полёты надо бы делать во Владимирске, где район полётов больше, чем вся Прибалтика. Но иногда и здесь - в Подмосковье, можно найти район для набора такой высоты.
        Время горизонтального полёта истекло, и пора уже занимать следующую высоту. После того, как мы вышли на 8500, я проконтролировал, что приборная скорость 1100 км/ч. Ещё немного и перейдём на сверхзвук.
        - Гордый, 451й, прошу 11 000, - весело произнёс я, поскольку на этой высоте будем преодолевать звуковой барьер.
        - Разрешил.
        Ещё один разворот на постоянной скорости с набором и вот уже высотомер показывает двузначное значение высоты в километрах. Земля уже практически не видна и её начинает застилать белое покрывало верхних слоёв облачности.
        - 11 000 заняли, - сказал я по внутренней связи.
        - Как себя чувствуешь? - спросил Гена. - Давай я поуправляю, а то тебе ещё снижаться.
        - У меня всё хорошо. Я должен выполнить задание по-честному, помнишь?
        - Как знаешь. Давай разгоняйся, - сказал Гена и я начал передвигать вперёд рычаг управления двигателем.
        Скорость снова начала расти. 1150, а гул ещё слышно. 1200, и уже задёргались стрелки приборов. 1250… и тишина.
        Вот он, тот самый момент, когда мы обогнали звук. В кабине очень тихо, а стрелки приборов перестали дёргаться.
        И вот теперь начинается самое интересное. Рычаг управления двигателем начинаю перемещать вперёд, одновременно набирая высоту дальше.
        - Гордый, 451й, отметка 14 000 метров. Площадка для разгона до 2.3.
        - Выполняйте, - дал разрешение руководитель полётами.
        Не представляю, что на такой скорости происходит с элементами конструкции самолёта. Наверняка, они испытывают невероятный нагрев и их изрядно потряхивает. За бортом уже не видно, как мы несёмся вдоль нашей планеты. И где-то впереди уже можно разглядеть, как горизонт отчётливо закругляется.
        - Мах 2.3, - сказал мне Гена. - Как ощущение, что ты сейчас быстрее выпущенного тобой снаряда из пушки?
        - Необычные. Тем не менее, соревноваться не буду со снарядом.
        - Это теория, но может кто-нибудь на практике проверит. Набирай дальше. Остаток топлива у нас 6800.
        Ещё пара минут, и мы преодолели высоту в 21 000. Наша Земля отсюда уже отчётливо круглая, а небо перестало быть голубым. Теперь оно тёмного цвета. Тот самый ближний космос. Смотрю на это и не верю глазам. И ведь такое зрелище не каждому дано в своей жизни узреть.
        - Пора заканчивать, Серый. Прости, но снижаться, согласно заданию, положено мне, - сказал мне из задней кабины Гена.
        - Понял тебя. Управление передал, - ответил я, и Геннадий начал снижение.
        После посадки, я первым вылез из самолёта. Хотелось почувствовать под ногами бетон. Эйфория? Да, только так можно описать своё состояние. Пропитанный потом комбинезон постепенно отлипал от спины, а на бетон упали пара мелких капель. Техник подошёл ко мне, спросив о состоянии МиГа, но моё улыбающееся лицо, видимо, отпугнуло его.
        - Поздравляю, - пожал он мне руку. - Ждём вас через несколько месяцев.
        - Спасибо. А вы уверены… - спросил я у техника, который пошёл к Гене.
        - Да у вас на лице написано, что вы уверены в поступлении, верно? - подмигнул он моему инструктору, который только что снял гермошлем.
        - Я препятствий не вижу. А там, как начальство решит, - ответил Гена и стал заполнять журнал подготовки самолёта.
        Я повернулся лицом к полосе и поднял голову вверх. После такой «воздушной гонки» впечатлений море. Насколько же классно было увидеть нашу Землю с такой высоты! Возможно, именно сейчас я понял, насколько же мне нужно быть благодарным судьбе за второй шанс прожить жизнь заново.
        - Сергей, как ощущения? - спросил у меня Гена, когда подошёл ко мне со спины и аккуратно положил руку на плечо.
        - Если честно, как первый раз с девушкой. Словами не объяснить, но очень понравилось, - посмеялись мы с Геной, и пошли сдавать снаряжение.
        Выполнив ещё два подобных полёта в течение следующих трёх дней, нам объявили, что программа поступления завершена. Перед убытием, каждому необходимо было ещё раз побеседовать со всеми начальниками.
        Я сидел в коридоре перед учебным классом вместе с Морозовым в ожидании своей очереди. Сегодня нужно было выглядеть официально, поэтому на мне тёмно-синие брюки и белая рубашка без галстука. Николай, одетый в военную повседневную форму, конечно, был в себе уверен и уже перебирал вслух, на какую фирму пойдёт после окончания школы.
        - Знаешь, а мне кажется, что перспективы у «яковлевцев» неплохие. Вертикальный взлёт весьма популярное сейчас направление для развития. Как думаешь? - спросил Морозов, с издёвкой посмотрев в мою сторону.
        - Я пока не думаю, Коль. Если тебе уже сказали, что ты идёшь работать на фирму «Яковлева», то это здорово, - улыбнулся я.
        - Нет, мне ещё не предложили. Но так и будет, Родин. Мне, как лучшему, будет предоставлен выбор, - пригладил свои волосы Морозов.
        Мда, самооценка у него выше стратосферы. С чего он решил, что распределение после окончания школы будет сродни тому, что в военном училище? Вряд ли здесь есть понятие «золотой медали».
        А вообще, уверенности Морозова могут некоторые позавидовать. Ну и с техникой ему везёт. Никогда не слышал, чтобы он рассказывал о том, что ему приходилось оказываться в сложном положении во время полёта.
        - Сам-то куда хочешь? Или тебя уже бедолаги «туполевцы» обхаживают? - спросил Коля, громко рассмеявшись.
        - А ты считаешь прославленное бюро «Туполева» непрестижным? С таким отношением тебе скажут своё собственное конструкторское бюро основать. Там и будешь летать.
        - Ой-ой-ой! Я тебе всё сказал, Родин. Когда придёт время выпуска, за меня бороться будут.
        - Смотри, чтоб не порвали тебя на части, - улыбнулся я.
        Из класса вышел Швабрин в хорошем настроении. За ним сразу же вызвали Морозова, а Иван сел со мной пообщаться.
        - Так, в гостинице отметим обязательно, - подмигнул Фёдорович, достав мелкую расчёску из кармана и начав причёсывать свои усы.
        - Что сказали?
        - Ничего. Мол, вам всё сообщат. Это было официально, - с серьёзным видом сказал Швабрин, а потом заулыбался. - Но я их вывел на чистую воду. Маратыч подмигнул и показал мне класс, - поднял большой палец вверх Ваня.
        - Тогда, тебе можно и «булки» расслабить, - сказал я и пожал руку Швабрину.
        - Честно, вообще не думал, что когда-нибудь вырвусь с Белогорска. Я ж козлом был в начале, верно? - подмигнул мне Фёдорович. - Это потом с твоей группой я за ум взялся. Ну, и Нестерову спасибо.
        Мы в очередной раз вспомнили Белогорск. Если в начале нашего поступления вскользь вспомнили всех общих знакомых, то сейчас уже подробнее обсудили каждого из них.
        Рыжий Тёмыч, как я понял, на двух детях останавливаться не собирается. Его Света уже опять беременна, хотя полгода, как родила второго. Когда успевают!
        Нестеров тоже с Ириной родили. Да и как! Сразу обогнали Рыжова, поскольку у них тройня. Вот что значит «меткий стрелок» Пётр Николаевич Нестеров.
        Наш командир звена, Роман Валентинович Новиков, к сожалению, был списан с лётной работы. Зато, каким-то образом «пролез» на кафедру Тактики и получил подполковника.
        Я же в свою очередь, подробнее рассказал о Гнётове. Иван был сильно удивлён, что Григорий Максимович оказался не самым плохим человеком. Если судить по моим рассказам.
        Поведал и о встрече с Вольфрамовичем, и с Басолбасовым, и как с Бардиным в очередной раз «нахрюкались» в отпуске во Владимирске. Не умолчал и о появлении в моей жизни Веры.
        - Девушка это хорошо, Серёга. Жениться не думаешь? - спросил Ваня.
        - Сложный вопрос. Сам пока не знаю на него ответ, - сказал я, а сам задумался.
        Женя вспомнилась. Ведь я только сделал ей предложение, а потом случилась трагедия.
        - Короче, ты сомневаешься в ней.
        - Просто не думаю, что будет дальше. Как идёт так пускай и идёт.
        - Это правильно. Вот только может и мимо пройти, Серый, - подмигнул Ваня.
        - Если любит, то будет ждать.
        - Я не про измену. Вон, посмотри на Нестерова. Сколько они так с Ириной жили? А он разродился только несколько лет назад позвать её замуж. Когда-нибудь надо перевернуть страницу, Серый.
        Смотрю на Швабрина и вспоминаю, как я назвал его однажды «алкоголиком». Но, на тот момент, другой характеристики он не заслуживал.
        - Слушай, Вань, раз уж мы так откровенны, сделай одолжение? - спросил я.
        - Конечно, Сергей. Говори, - настроился выслушать меня Швабрин, но ему вряд ли понравится моя просьба.
        - Ну, сбрей ты свои усы! Вообще, не идут тебе.
        - Эх, Родин. Такой момент испортил, - выдохнул Швабрин. - По-моему, я тебя сейчас снова пошлю.
        Мы начали смеяться, а в этот момент из класса вышел довольный Морозов. Я не стал задерживаться и быстро зашёл после него.
        Глава 27
        Оживлённые разговоры начальства школы испытателей в классе не затихли с моим появлением. Рашид Маратович рассказывал какую-то шутку помощнику по штурманской службе Карлову. Заместитель по научно-методической работе Крымов что-то показывал в документах Гурцевичу, с важным видом поправляя свои очки.
        - Филлипыч, так мы делать не будем, - мотал головой начальник школы.
        - Смотрите сами, но это было бы самым верным, - сказал ему Крымов.
        Гурцевич посмотрел в мою сторону и попросил всех вернуться к работе. В окне жужжал кондиционер, давая необходимую прохладу в этот июньский день. Карлов, судя по его красному лицу, вчера очень хорошо провёл вечер. Стоявшая рядом с ним стеклянная бутылка «Ессентуки 4» была уже пустой, и он принялся за минеральную воду марки «Московская», которую отобрал у Маратовича, оставив того ни с чем.
        - Доброго дня, товарищи! - поздоровался я, войдя в класс.
        - Проходи, Сергей! - радостно сказал начальник школы Вячеслав Сергеевич и указал на стул перед большим столом, за которым сидело начальство.
        - Как вам полёты на МиГ-31? - спросил у меня заместитель по лётной службе Рашид Маратович.
        В этот раз я решил не проводить сравнение полёта и уединения с девушкой.
        - Отличный самолёт. Хотелось бы ещё, - сказал я.
        - Ну, и как вы думаете, будет у вас ещё возможность полетать на этом самолёте? - спросил у меня Крымов, медленно сняв очки и пристально посмотрев на меня.
        - Конечно, - ответил я.
        - Вы весьма самоуверенный молодой человек, - сказал Крымов, но Гурцевич тут же сурово посмотрел на него.
        Интересно, а как тогда вёл себя Морозов, раз меня охарактеризовали как самоуверенного?
        - Уверенность и самоуверенность - разные вещи, Василий Филиппович, - ответил я. - Я не знаю, каковы у вас критерия для поступления, но вступительные испытания мною пройдены. Правильно понимаю?
        Рашид Маратович улыбнулся и, подмигнув мне, показал «класс». Крымов в это время отвернулся, смотря в окно на качающиеся ветки деревьев.
        - Не знаю, что мы тут думаем. Всё же налицо, товарищи, - сказал Карлов, наливая себе в гранёный стакан минеральной воды.
        - Сергей, вы считаете, что все вступительные испытания вами пройдены? - задал вопрос Гурцевич.
        Думать тут смысла не было. Я прошёл все испытания. «Выкрутились с экипажем» в аварийной ситуации и сохранили самолёт. У людей, сидящих передо мной, нет оснований меня не принять.
        - Пройдены, Вячеслав Сергеевич.
        - Однако вы понимаете, что можете нам не подойти, верно? - продолжил Гурцевич.
        - В любом случае, решение за вами, - сказал я.
        - Что ж, тогда… - начал Гурцевич, но остановился, начав листать документы на столе.
        - Но если не возьмёте, я буду приезжать и приезжать. Брать вас измором, - добавил я во время паузы.
        Присутствующие посмеялись. Даже Крымов искренне улыбнулся. Начальник школы прокашлялся, закрыл мои бумаги и отложил в сторону.
        - В следующий раз, вы приедете сюда надолго, Родин. Думаю, вы поняли, о чём я, - сказал Гурцевич, и ко мне пришло понимание.
        Я - поступил! Только бы не подпрыгнуть сейчас.
        - Учёба нескоро. Ориентируемся мы на начало ноября, - вступил в разговор штурман Карлов, протянув мне командировочное удостоверение. - Об итоговых результатах мы сообщим в часть.
        - Вы военнослужащий, и продолжаете выполнять свои обязанности. Только когда придёт запрос на вас, и вы напишете рапорт на увольнение, тогда и расслабитесь. Но я вам этого не говорил! - в шутку пригрозил Гурцевич и отпустил меня.
        Ощущения были невероятные. Ещё одна моя мечта сбылась! Теперь можно спокойно дослужить несколько месяцев до начала обучения.
        Через три дня я вернулся в Осмон.
        Погода шепчет, настроение хорошее. Ничто не может меня сейчас расстроить. Придя в общежитие, я получил телеграмму-бланк с извещением из переговорного пункта.
        - «Вы приглашаетесь на междугородние переговоры с Владимирском во 2-е отделение связи Осмон…» - начал я читать.
        Похоже, что со мной хочет поговорить Вера. Надеюсь, что-нибудь интересное скажет, а я порадую её своими успехами на поступлении.
        Вечером я заглянул к Марику, который только что вернулся со службы и готовился убежать на очередное свидание. Почему он выглядит воодушевлённо, я понимал. Предстоящая встреча с девушкой не могла не радовать Барсова.
        - Всё же, ты охмурил переводчицу, - сделал я вывод.
        - Ещё как! Я тут надумал жениться, - с гордостью заявил Барсов, поправляя брючный ремень.
        От такого заявления мне стало не по себе. Кашель напал. Будто это не Марик сейчас передо мной. Вот будет смешно, если он раньше меня на Миле Андреевне женится.
        - Марк, а ты точно на солнце не перегрелся? Так тебя зацепила эта девушка? - спросил я, перестав кашлять.
        - Серый, спать не мог первые дни, как увидел её. Ты же помнишь, как я рисковал с этими кубинцами в ангаре, - сказал Марк, проверяя целостность носков.
        Сразу видно, что парень готовится к «романтическому» вечеру. Вдруг придётся снять обувь, а там дырка.
        - Помню, как ты предстал перед товарищами с Кубы в ранге трижды Героя, - посмеялся я. - Не верю, что тебе даже мысль в голову пришла о свадьбе.
        Мы поговорили по поводу моего поступления, и я несколько раз получил от своего сослуживца добрые напутствия. Мне же было интересно, как прошло обучение кубинцев после моего отъезда.
        - Всё мы с ними отлетали, а потом к нам ещё приехала группа на подготовку. Поэтому Мила и находится здесь, - рассказал Марк. - Тебе работы хватит до конца службы.
        - Понятно. Значит, поработаем ещё до вызова в школу, - сделал я для себя вывод.
        - Тут, вообще-то, командировка намечается. И не в Советский Союз, - подмигнул Марк.
        - Только не говори, что опять в Афганистан? В Союзе вообще лётчиков не осталось?
        - Да, нет! В одну очень тёплую и далёкую страну на берегу Индийского океана, - мечтательно поднял глаза Барсов.
        Что-то мне подсказывает, что у кого-то кол по географии. Сопоставив период и все возможные «тёплые» страны, я решил поправить Марика. Заодно и проверю, правильно ли я догадался о стране, куда они летят.
        - Вообще-то, Ангола на берегу Атлантического океана, двоечник!
        Конечно, Марик был тут же раздосадован, что сюрприз не получился.
        - Всё-то ты знаешь, Серый! - возмутился Барсов. - Опять нам задачу нарезали. И это меньше чем через полгода после возвращения «из-за речки», - негодовал Марк. - Гнётов в шоке! С кем лететь не знает. А там нужно будет и ангольцев учить, представляешь?
        - Вполне. Ты говоришь про нехватку людей. А как же те, кто пришёл в эскадрилью?
        - Деревянные по пояс. Перевод Менделя даже забраковали. Вернули к нам, и теперь он командир звена, - улыбнулся Барсов. - Но в Анголу отказался ехать. Либо политотдел 137го Центра забраковал его кандидатуру, точно не знаю причину.
        В Анголе в это время были неслабые бои. Вся работа советских военных специалистов была скрыта и не выносилась на всеобщее обозрение. И ещё долго не будет выноситься.
        Потом многие окажутся без элементарной возможности получить свои льготы. Участникам боевых действий в Анголе только через многие годы будет присвоен статус ветеранов с соответствующими льготами. «Вас там не должно было быть» - такую фразу чаще всего слышали участники тех событий на Африканском континенте.
        - Ты сам-то поедешь? - спросил Барсов. - Там недолго. Самолёты облетать и практику дать ангольцам. Потом их будут уже кубинцы обучать.
        - Мне никто и ничего не говорил и не предлагал, - ответил я.
        Мне бы не хотелось ехать в Анголу. Благо меня туда вряд ли отправят без моего согласия. Марик наконец-то собрался, и я пошёл к себе в комнату.
        Дата звонка в телеграмме о вызове на переговорный пункт была сегодняшней. Так что в назначенное время, я стоял в кабинке с номером 03 и разговаривал со своей Верочкой.
        Приятно было услышать её весёлый голос и то, как она рада за моё возможное поступление.
        - Слушай, а когда ты школу закончишь, куда направят работать? - спросила она, а я даже через трубку чувствовал, как горят её зелёные глаза.
        - Не знаю. Может, на авиационный завод, а может и в конструкторское бюро решат меня пригласить. Как покажу себя, - ответил я.
        - Понятно. Я рада за тебя. Вот честно, рада, - сказала Вера.
        Дважды мне и трижды моей девушке стучались в кабинку, поскольку всем нужно позвонить в другой город. Но Вера заказала звонок на 20 минут, и раньше трубку вешать из нас двоих никто не собирался.
        - Мне сказали, что начало учёбы в ноябре. Пока запрос придёт, рапорт напишу, отпуск попробую выбить…
        - И тебе дадут? У вас там, наверняка, работы много, чтобы ещё и все отпуска тебе отгулять дали, - спросила Вера.
        - Тут командировка у ребят намечается. Я остаюсь, так что с отпуском может, и правда не получиться.
        - Опять Афганистан? - насторожилась Вера.
        - Пока не знаю, - соврал я. - Завтра только на службе буду и спрошу.
        - Ты только сам никуда не вызывайся. Послужил уже Родине. Тебе и так скоро работа предстоит не менее опасная.
        - Не волнуйся. Я заговорённый.
        Выйдя из переговорного пункта, я посмотрел по сторонам. Вокруг меня оказались одни семейные пары.
        Навстречу мне пробежали девушка и парень, взявшись за руки. Видимо, в кино спешат на вечерний сеанс.
        Придя в общежитие, я лёг спать. Вот только мысль о совместной жизни с Верой было тяжело прогнать от себя.
        Наутро я прибыл в штаб своей эскадрильи. Первым делом зашёл в лётный класс. «Картина» была весьма интересная.
        У доски вовсю горланил Гнётов, объясняя взлётно-посадочные характеристики МиГ-21. Услышав, как я спросил разрешения войти, он сказал мне присесть и подождать окончание лекции.
        - А вы что сделали, оболтусы? Сколько можно вас возить? Как вам доверять МиГ-29? - сокрушался Григорий Максимович.
        Кажется, у кого-то были не самые удачные лётные дни. Поздоровавшись с Менделем, я тихо спросил у него о проблеме, которая здесь обсуждается.
        - Прислали недавно троих - капитана, старлея и лейтенанта прошлого года выпуска, - объяснял Паша. - Как их из училища выпустили, я ума не приложу. Каждый из них, зашёл на посадку так, что у руководителя полётами волосы на висках поседели и голос осип.
        - А капитан и вовсе так сел, что стойку подломил, - зачарованным голосом произнёс Марик, у которого с лица не сходила улыбка.
        Я и Мендель пристально на него посмотрели. Совсем не похоже на нашего Марика. Не уж-то и, правда, влюбился в жгучую брюнетку-переводчицу?
        - Барсов, чего улыбаешься? Я что-то смешное рассказываю? - сделал ему замечание Гнётов.
        - Нет. Просто настроение хорошее, - всё так же зачарованно ответил Марк.
        - Сейчас испорчу. В патруль заступишь с субботы на воскресенье, - сказал Гнётов, но вряд ли это уж слишком расстроило Барсова.
        Заступить в патруль с субботы на воскресенье означало подарить себе свободные выходные. Ведь на маршруте можно находиться не все 24 часа.
        - Есть, товарищ майор, - громко ответил Марк.
        - Родин, ко мне в кабинет. Остальные готовятся к полётам, - дал команду Гнётов и мы вышли с ним в коридор.
        Первое, о чём я хотел сказать Григорию Максимовичу, это о своём желании съездить в отпуск. Есть у меня ещё немного дней в остатке. Хотя в его нынешнем настроении мне оставшиеся 10 суток не светят.
        Я рассказал ему о своей поездке и то, как для меня прошли вступительные испытания. В своём кабинете Григорий Максимович даже предложил мне зелёный чай с номером 125. Вкус у этого напитка оказался весьма терпкий.
        Конечно, в разговоре я почувствовал, что Гнётов не в восторге узнать, что лишается одного из своих лётчиков. Поэтому и момент с вопросом про отпуск пока откладывался.
        - Эх, Родин! На кого ж ты нас бросаешь? - хватался за голову врио командира эскадрильи.
        - Григорий Максимович, это ж нормальный процесс. Нужно двигаться дальше…
        - Ты меня тут с кем оставляешь? - нервничал Гнётов. - Пока тебя не было, в эскадрилье инцидент на инциденте. Это ещё хорошо, что никто не убился.
        Как будто у меня за это время не случилось инцидентов!
        - Ладно, - хлопнул в ладоши Гнётов. - Командировка намечается. Отправить сказали самых подготовленных.
        - А когда говорили отправлять неподготовленных? - улыбнулся я.
        - Просто я понимаю, что ты уже мыслями себя видишь в Циолковске, но задачи бы надо здесь в Осмоне выполнить.
        - Григорий Максимович, пока не будет приказа, я на службе. Если Родина прикажет, то я хоть в Африку поеду.
        - Ой, не шути так, а то и, правда, отправят. Мы через месяц вернуться должны, - покачал головой врио командира эскадрильи. - Может, и быстрее получится. Чай допил?
        - Нет ещё.
        - Давай побыстрее, а то мне ещё с аварией разбираться, - ворчливо сказал Гнётов и пошёл с кружкой к телевизору.
        - Григорий Максимович, вопрос к вам есть. А точнее, просьба, - сказал я и врио комэска кивнул. - Разрешите в отпуск?
        Гнётов чуть чашку из рук не выронил, когда услышал мою просьбу.
        - Оборзел? Ты уже сколько раз в этом году ходил?
        - Но у меня ведь остались десять суток, - улыбнулся я.
        - Остались, и что с того? Работать, кто будет? - возмутился Гнётов.
        Так меня в отпуск и не отпустил Григорий Максимович. Зато летал я много. Успели даже закончить обучение одной из групп Кубинцев.
        Через несколько дней я провожал своих сослуживцев на перроне Осмонского аэродрома. Следовавший в Мелитополь Ил-76 уже был перекрашен в цвета Аэрофлота и имел соответствующую надпись на фюзеляже.
        В командировку отправляли троих - Григория Максимовича, Гусько и Барсова. Как сказал мне Гнётов, направляли только тех, кто имеет боевой опыт и опыт обучения кубинцев.
        - Через 10 минут запускаемся мужики. Торопитесь, - сказал штурман корабля, заметив, что наша группа идёт в развалку.
        - Хорошо, - ответил Гнётов, который тащил с собой два тяжёлых чемодана и рюкзак на плечах.
        Я со всеми попрощался, а с Мариком даже обнялся. Когда все трое начали подниматься по стремянке, то тяжелее всех пришлось Гнётову. Каждая ступенька давалась ему непросто.
        - Максимыч, с такими сумками можно и шандарахнуться, - улыбнулся Гусько, стоя внизу и докуривая сигарету.
        - Не каркай, - кряхтел Гнётов.
        - Что он там несёт? - спросил я, но мой вопрос был услышан Максимовичем.
        - Всё, что нужно. Вот увидишь, Савелич… очень нужное, - произнёс Гнётов, делая очередной шаг по стремянке.
        - Мне вот много не надо. А самогонный аппаратик там смастерю, - улыбнулся Гусько.
        - Я тебе смастерю-ю-ю! - крикнул Гнётов и сорвался с самого верха стремянки.
        Удар об бетонку был очень болезненным, судя по крику Максимовича. Я кинулся к Гнётову, чтобы помочь. С виду не определишь точно, но врио командира нашей эскадрильи похоже сломал себе ногу.
        - Эх, кажись, погода сегодня нелётная, - сказал Гусько, докурив сигарету.
        Естественно, вылет отложить было нельзя. Задача серьёзная. Тем более что и груз Ил-76 везёт в Мелитополь важный. Он же потом и полетит с ним в Африку.
        В госпитале, в который я приехал вместе с Гнётовым, мне сразу сказали, что перелом серьёзный и не один.
        - Как он так умудрился? - спросила у меня медсестра, когда я катил с ней Гнётова по этажу.
        Григорий Максимович стонал и не мог нормально лежать. Однако он всё кричал, уточняя, где его чемоданы.
        - Головой за них отвечаешь, Родин, - грозил он мне.
        - Конечно. Они в целости и сохранности, - сказал я, не решив, стоит ли рассказать один нюанс по этому поводу.
        - Мне уже не нравится, что ты так ответил, - покряхтел Гнётов.
        И он был прав. Вещи Григория Максимовича, в отличие от него, на борт Ил-76 попали, и теперь они летят в Мелитополь.
        После рентгена, один из врачей, которого вызвали из другого отделения, сразу объявил, что случай серьёзный.
        - Кусок бедра сломан, трещина в коленной чашечке. Однозначно и сухожилия растянул…
        В общем, долго Гнётову лежать в госпитале, в кабину и вовсе сказали, что сядет нескоро.
        Пока Максимович сокрушался над той самой стремянкой, пришёл хирург, который и будет оперировать.
        - Что тут у нас? - посмотрел он на рентген. - Ну, всё понятно.
        - Ему бы летать, доктор, - сказал я.
        - Это уж как получится, - ответил мне врач и посмотрел на своего коллегу, который просматривал снимок первым.
        - Ты принёс, что я просил? - спросил травматолог.
        - Конечно. Сейчас она нам понадобится, - сказал второй врач и достал из рюкзака дрель.
        Надо было видеть лицо Гнётова, который увидел в руках хирурга, который будет его оперировать этот инструмент. Мне показалось, что Максимович сейчас встанет и своим ходом пойдёт.
        - Шутка, товарищ майор, - произнёс врач и убрал инструмент.
        Операцию вскоре провели, а мне надлежало прибыть с докладом к полковнику Иванову.
        Я уже шёл по коридору штаба, как меня остановил Трефилович.
        - Сергей, заходи, - радостно объявил он.
        Войдя в кабинет, я поздоровался с кадровиком. За своим рабочим столом сидела Карина, которая также мне приветливо улыбнулась.
        - Что-то срочное, Трефилыч? - спросил я.
        - Конечно! Читай, - протянул он мне телеграмму.
        Это был запрос из управления лётной службы Министерства авиационной промышленности СССР на оформление моих документов. Тут же был и запрос на справку о моей форме допуска.
        - Начало занятий - 1 ноября текущего года, - прочитал я в телеграмме и улыбнулся. - Получается, что…
        - Всё верно, Сергей, - сказал Трефилович и пожал мне руку. - Поздравляю! Ты поступил в школу лётчиков-испытателей.
        Так и хочется сказать себе: «- Серёжа, молодец!». Но, за этой эйфорией, я сразу вспомнил и прошлую жизнь, и трудности в этой. Тернист путь оказался к своей мечте. Теперь оформляюсь и в назначенное время убываю в Циолковск.
        - Мне к командиру надо. Я завтра зайду, и мы начнём тогда с вами работу в этом направлении.
        Получив согласие от Трефиловича и похвалу от Карины, я направился в кабинет к Иванову. В нём уже был и командир полка, и начальник политотдела из 137го Центра.
        - Восстановление долгое предстоит, - объяснил я по прибытии к командиру полка, где в своей любимой позе у окна стоял Иванов.
        - Понятно. Как у Григория Максимовича настроение? - спросил начальник политотдела Центра, который тоже был в кабинете и слушал мой доклад.
        - Расстроен. Это же срыв задачи, как никак, - ответил я.
        - Понятно всё. Павел Егорович, теперь ждите беды, - спокойно сказал начальник политотдела и встал со своего места.
        - Это значит, что прилетит мне? - удивился Иванов.
        - Не вам, а начальнику Центра. Ведь мы никого в резерв не подали. Задача срывается. Она на контроле даже не у главкома, а в Генеральном Штабе. Генерал-майор Просвирнов, думаю, скоро вам позвонит…
        Только это произнёс начальник политотдела, как зазвонил телефон П-170. На этот аппарат обычно звонят командиру только из 137го Центра.
        - Слушаю, - громко ответил Иванов, подняв трубку. - Да, товарищ генерал. Понял. Это сложно. Есть.
        После окончания разговора, Павел Егорович внимательно посмотрел на меня и снова закурил.
        - Ну, и что там? - с интересом спросил начальник политотдела.
        - Переговорили с генералом. Он поставил задачу.
        - И всё? - удивился замполит.
        - И всё.
        Через минуту начальник политотдела вышел из кабинета, а я так и остался стоять рядом со столом командира.
        - Присядь, Сергей, - спокойно сказал Иванов.
        Кажется, я понял суть задачи, которую поставил командиру полка Просвирнов. Нужно найти замену Гнётову. А какой выбор у Иванова? Только ехать самому, но его однозначно никто не отпустит. Менделя уже забраковали, так что с его кандидатурой он даже не пойдёт к начальству.
        - Понимаешь, о чём разговор, Сергей? - спросил Иванов.
        - Понимаю. Хотите послать меня на замену Гнётову.
        - В твоём случае, могу только просить, - произнёс Павел Егорович и повернулся ко мне. - Насильно никто тебя не заставит лететь. Командировка ожидается до августа и не больше.
        - Вы в этом уверены? - иронично улыбнулся я.
        - Не совсем, но так должно быть.
        Не очень убедителен в своих словах Иванов. Вспомнилось, что сказал Гурцевич, когда беседовал со мной последний раз. Мне нужно продолжать служить и не расслабляться. Я в данную минуту офицер и должен помочь своим товарищам.
        - Я согласен, командир. Когда лететь?
        Как говорится, от войны не беги, войну не ищи, время придёт - она тебя сама найдёт.