Авиатор: назад в СССР 8 Михаил Дорин
        Покоряя небо #8
        Командировка в Афганистан подходит к концу. Перспективы у старшего лейтенанта Родина самые светлые. Но путь к вершинам лётного мастерства никогда не бывает лёгким. Приближался конец 1981 года. Военная операция на западе Афганистана вошла в свою завершающую стадию. Разгром и окружение группировки «двух львов» Масуда и Исмаила не за горами. Граница перекрыта, а советские войска штурмуют укрепрайоны. Ход самой длинной войны в истории Советского Союза изменён.
        Авиатор: назад в СССР 8
        Глава 1
        Команда прозвучала настолько громко, что по коже побежали мурашки. Будто мы в ринге и нам сейчас дали разрешение начать поединок.
        Ручку управления резко увёл вправо, педали соразмерно отклонил в направлении разворота и стремительно начал пикировать. Краем глаза увидел, как в воздухе расцвели вспышки диполей от снарядов и ловушек, выпущенных парой Томина.
        - Снижаемся, - тяжело говорил Валера, которого, как и меня, перегрузка слегка прижала к креслу.
        Я даже говорить при таком пикировании не могу, а он ещё командует.
        - Первый, первый, - даёт нам команду Томин.
        Значит, будем действовать по первому варианту развития событий. За нашей с Валерой парой никто не пошёл. Теперь в расчётное время следует выполнить разворот и горку, чтобы выйти под ракурс 4/4 к группе противника.
        Под собой наблюдаю высохшее русло реки Герируд и отдельные барханы. Пока мы над территорией Афганистана. То, что было нужно сделать в первую очередь, у нас получилось. Затянули в афганское воздушное пространство иранцев. Снижаться нужно ещё, чтобы уйти ниже уровня обнаружения локаторов иранских радиолокационных постов.
        В ушах раздался звук сирены, будто нас с земли сейчас кто-то облучает. Либо, всё пошло по другому плану.
        - Вариант два! Повторяю, вариант два! - кричит в эфир командир. - Двое пикируют за вами.
        - Понял, - отвечает Валера. - Внимание, вправо набор, паашли! - командует он, и мы начинаем выполнять манёвр.
        Слегка просели по высоте, оставляя под собой песчаные барханы. На предельно-малой высоте нам делать нечего, поскольку иранцы купились на наш манёвр. Теперь группа Томина стала атакующей, а мы приманкой.
        - Форсаж! - говорит Валера. - Отсчёт!
        Перегрузка вдавила в кресло, дыхание слегка сбилось, а уши глохнут от постоянной сирены. Нам нужно выдержать 30 секунд до момента следующего манёвра. Мозг сейчас просчитывает разные варианты, но желание уйти из зоны захвата иранцев перебивает все мысли.
        - Держим, секундомер включён, - говорю я, еле шевеля губами.
        - Отстрел! Отстрел! - кричит Гаврюк и автомат выстреливает светящиеся диполи ловушек.
        Форсаж выключили. Время подходит к началу манёвра. Высота уже больше 7000 метров. Пока что мы рядом с границей, но ленточку пересекать нельзя. Противник должен быть на нашей территории.
        - Внимание! Манёвр! - командует Гаврюк.
        Прикрывшись отстрелом ловушек, выполняем переворот и уходим вниз. Сирена моментально пропадает. Пара Томина делает то же самое.
        Заняли расчётную высоту и снова пошли в набор. Сил пока хватает справляться с такими манёврами, но впереди ещё сам бой. На близком расстоянии. Ещё несколько секунд и мы увидим Ф-14.
        - Цель вижу, захват! - докладывает Томин.
        - Вижу цель! - вторит ему Гаврюк.
        Визуально перед нами в разомкнутом строю пара «Томкэтов» в своей песочно-камуфлированной расцветке. Следуют нам навстречу и немного правее. Однозначно ищут нас на экранах своих бортовых радиолокаторов.
        Томин своей парой выполняет манёвр «Вилку», но срывает захват. Валера пока ждёт момента, чтобы дать команду мне.
        - «Крыша», влево, паашли! - командует он, и мы размыкаемся в разные стороны.
        Гаврюк уходит вправо, выполняя разворот на свою цель в горизонте без изменения высоты. Я боевым разворотом ухожу выше. Сбросил обороты, чтобы быстрее выйти в хвост своему противнику. Вот он передо мной.
        - Вижу! - докладываю я.
        - Захват! - сразу за мной повторяет Гаврюк. - Пуск!
        - Запретил! Отставить! - раздаётся громкий крик в эфире, но это уже ничего не изменит.
        Валера пускает ракету, однако та попадает в завесу ловушек. Иранцы продолжили маневрировать, разомкнувшись между собой.
        - Запретил! Пуск запретил! - кричит нам в эфир командующий.
        А мне кажется, что Хреков бы разрешил. Но сейчас руководит с Ан-26 кто-то другой.
        Пошёл ещё один отстрел. Мой оппонент начал уходить выше, но перед ним пронёсся его товарищ. Чуть было не столкнулись два перса! Если быть точным - четыре, поскольку в «Томкэтах» экипаж два человека.
        - Работай со своим! Расходимся! - громко сказал в эфир Валера, когда мы пролетели в нескольких сотнях метров друг от друга.
        Плотно сел на хвост своему противнику. Всё, как учил великий Покрышкин - высота, скорость, манёвр. Продолжил держать иранцев на линии пуска, но разрешения никто не даёт. Снова что-то согласовывают.
        - Они над нашей территорией! Сколько можно, вашу мать? - надрывается Томин, который из-за нерешительности командования упускает свои цели.
        Мой противник продолжает пытаться уйти, но я постоянно его держу на прицеле. Движения всё реже получаются плавными.
        Оппонент со своим оператором вооружения начинает пикировать вниз. Нельзя дать ему возможности уйти под меня. Переворот, и вот опять он передо мной. Светит своим двойным килём с зелёно-бело-красным кругом - эмблемой иранских ВВС.
        Сближаюсь с ним, но снова противник крутанул бочку и отстрелил ловушки. Уходит от меня вверх и выполняет разворот. Ничего! Я ухожу в центр его манёвра и держу на линии прицеливания.
        Снова сманеврировал вниз, а я переворот выполнил. Опять он у меня на прицеле. Где команда на пуск?
        - Держать на дальности пуска. Атаковать запрещаю! - прорвался в эфир командующий с борта Ан-26.
        Что и требовалось доказать! Зато у иранцев по-любому есть разрешение на пуск. Мы же будем их гонять над каменистой пустыней. Пока, конечно, топливо не кончится. И этот момент у нас наступит гораздо раньше, чем у противника.
        Мой оппонент, выходит в горизонт и устремляется к границе. Решил отступить, но сопроводить, я обязан. Продолжил преследовать.
        Держу на прицеле. Дальность соответствует. Остаётся дождаться команды, и противник будет поражён.
        Иранец начинает крутить змейку, но не так интенсивно, как он маневрировал раньше. Видать, устал или с самолётом что-то. Приказа о пуске нет, значит, и пускай летит дальше.
        Такое бегство иранского истребителя можно расценить, как отказ от боя. Значит, сегодня у нас получилось их прогнать. Ф-14 практически пересёк границу, и мне можно расслабиться.
        Вижу, как справа от меня на несколько сотен метров ниже, несутся Валера и его противник. Иранец пускает ракету.
        - Валера! Манёвр! По тебе ракета! - кричу я.
        Небо озаряют вспышки диполей. Ракета влетает в облако и взрывается. Валеры не видно.
        - 117й, - запрашиваю я его, но глаз со своего противника не свожу. Он только пересёк «ленточку» и нет уверенности, что сейчас же не вернётся в бой.
        - Не могу… разворот сделать. Рядом… взорвалась, зараза, - говорит в эфир Валера.
        Заметил, как он пролетел подо мной, с трудом пытаясь маневрировать. Иранец идёт по пятам и не собирается уходить домой.
        - Облучают! - слышу я, в эфире голос Валеры.
        Думать тут нечего. Небольшая горка, и выполняю переворот с пикированием. Вот он этот иранец прямо передо мной. Только ближе подойти, и всё. Прицел включён, лампа «Пуск разрешён» горит.
        - Облучают! Не могу уйти! - волнуется Валера.
        - Валера уже рядом! Вижу тебя! - в эфире голос Томина, но он однозначно дальше меня. Не успеют!
        Иранец близко к Гаврюку и готов уже пускать. Или нет? Чего тянет?
        - Дальность 9. 117й маневрируй! - громко говорит командующий в эфир, но Валера уже сказал, что не может.
        Шкала дальности показывает мне цифру 7. Я могу пускать, но нет приказа. Необходимо сделать выбор: Устав или жизнь товарища?
        - Дальность 8. Уходи, твою налево! - кричит в эфир командующий.
        Секунды, а кажется, целая вечность. Во рту пересохло. Воздуха не хватает. Палец на боевой кнопке, и цель в захвате. Ещё километр и иранец пустит ракету по самолёту Гаврюка.
        - Пуск, - доложил я и нажал кнопку.
        Ракета стремительно уходит вперёд, оставляя белый спутный след. Держу марку на цели. Иранец маневрирует, но слишком поздно. Рядом с Ф-14 м взрывается ракета. От самолёта идёт чёрный дым.
        - Самолёт противника горит. Повторяю, горит, - спокойно доложил я, наблюдая, как от «Томкэта» отделяются несколько обломков.
        - Как горит? Кто пускал? - возмущается командующий.
        Будто бы не слышал, что я доложил о пуске. По-другому нельзя было в такой ситуации.
        Хлопок. Двигатель иранского истребителя начинает гореть. Оба лётчика катапультируются. Наблюдаю, как они спускаются на парашютах вниз. Как раз над территорией Афганистана.
        - Наблюдаю два купола. Лётчики катапультировались. Координаты подскажу, - сообщил я и начал снижаться до 5000.
        Сердце бешено сейчас стучит. Моё решение о пуске ракеты может мне дорого стоить. Однако не дороже, чем жизнь моего товарища. Да и ценность показаний этих иранцев может быть достаточно высокой. Вдруг один из них какой-то полковник или генерал. А может быть, и оба.
        - Эллипс, 701й, следую в район падения самолёта. Координаты лётчиков подскажите, - слышу я в эфире голос Хрекова.
        Вот и группа эвакуации подоспела! Сейчас их заберут, а то в этом районе сбитые лётчики долго не проживут. Духи не будут разбираться иранцы они или афганцы.
        - 701й, 118му, - запросил я Хрекова.
        - Отвечаю, - сказал генерал.
        - Стою в вираже на 5000 в расчётном районе приземления одного из лётчиков. Ориентир - кишлак Духтар, северо-западнее отметки 1557. Вниз по холмам.
        - Понял. Расчётное время прибытия 8 минут, - сказал в эфир Хреков и продолжил общение с командным пунктом.
        На этом канале слышу, как Валера докладывает о своём отказе и советы Томина, следующий с ним рядом.
        Оранжевые парашюты исчезли внизу. Я начал снижаться по спирали дальше. Виток, ещё один. Подхожу к высоте 1800. Наблюдаю на склоне один из куполов парашюта.
        Снизился к самой земле, скорость 600 и выполняю проход над местом приземления. Первый лётчик крутится вокруг своего парашюта, пытаясь, что-то сделать с ним и уложить в укромное место. А со стороны кишлака приближаются духи.
        Не думал, что придётся мне прикрывать теперь ещё и моего недавнего оппонента. Задираю нос, чтобы выйти на большую высоту, и связываюсь с командным пунктом.
        - Наблюдаю группу со стороны кишлака. Приближаются к одному из лётчиков, - доложил я и снова выполнил вираж влево.
        - 118й, наблюдаешь второго? - запросил Хреков.
        - Нет.
        Сколько уже я сегодня маневрировал и не упомнить. Тело начинает уставать, а руки забиваться. Край кислородной маски стал мокрым от пота, капающего со лба.
        - 118й, обеспечьте прикрытие. Группа эвакуации уже на подлёте, - сказал мне ОБУшник.
        - Понял, - ответил я, но прикрывать иранца у меня нечем.
        Можно стрелять моими ракетами воздух-воздух, но толку там мало. А пушка заряжена несколько иными снарядами.
        Слышу в эфире, как один из Ми-24 группы эвакуации докладывает, что видит на вершине отметки 1557 купол.
        - Пройди вдоль восточного склона, - дал команду лётчику Ми-24 генерал Хреков.
        Начинаю пикировать на колонну из нескольких белых пикапов и одной цветастой барбухайки. Так, мы звали грузовики афганцев, расписанных различными символами и обклеенными цветастыми орнаментами.
        - Вижу его. Лежит, не двигается. Выполняю посадку, - докладывает командир «крокодила».
        Захожу на свою цель. Галетник управления оружием вновь переставил на пушку. Начинаю стрелять. Секунда, и снаряды закончились. Выполнил проход настолько низко, насколько это было возможно. Естественная реакция местного населения на отстрел противорадиолокационных снарядов - «салют» в мою честь из всего стрелкового оружия.
        - 118й, видим тебя. Одного забрали. Второго лётчика наблюдаем. Работаем, - сказал в эфир Хреков.
        Выполнил разворот в сторону места приземления и прошёл на безопасной высоте над ещё одним «крокодилом» Ми-24. Вертолёт начал разносить колонну духов, пока Ми-8 Хрекова подбирал иранца.
        - Эллипс, 118й готов на обратный. Связь с Янтарём подскажу, - запросил я воздушный пункт управления.
        - 118й, займите 6000. Связь с Янтарём разрешил, - ответили мне ОБУшник, и я переключился на канал Шинданда.
        Была уже мысль в этом полёте расслабиться, но это чревато. Пока не зарулил на стоянку, всегда нужно быть начеку.
        Посадка прошла в штатном режиме. Пока рулил по бетонной полосе обнаружил, что аэродром по-прежнему бурлит и продолжает активно работать.
        Только я освободил полосу, как за моей спиной уже начали разгоняться по полосе Су-25е. Вертолёты постоянно висят в воздухе, прикрывая каждый взлёт самолётов. Техники перемещаются бегом, подвешивая авиационные средства поражения, и подготавливают всех к повторному вылету.
        На моём месте стоянки небольшое столпотворение. Народ в ожидании моего прибытия и желает знать подробности. А я вот не горю желанием всё это рассказывать. Морально уже готовлюсь к серьёзным разговорам с начальниками.
        Одно радует - самолёт Валеры на месте. Сам он ожидает меня с улыбкой на лице, а Дубок уже держит в руках трафарет и краску. Не знаю, стоит ли считать, что я одержал сейчас свою первую победу в воздушном бою?
        - Сработал план, Серый! - начал трясти меня Валера ещё когда я был в кабине. - Как ты всё рассчитал?
        - С утра же объяснял, - улыбнулся я, встав на ступеньку стремянки. - Главное - это хорошенько подумать.
        На бетонке каждый поздравил меня с первой воздушной победой. И вроде надо радоваться, а я всё равно ощущаю некий подвох во всей этой ситуации. Посмотрел по сторонам и не заметил среди собравшихся Гнётова и Барсова.
        - А как ты по нему пустил? Валерина ракета вообще ушла в сторону, - интересовался Гусько.
        - Всё как учили, - скромно ответил я, поймав при этом задумчивый взгляд командира.
        Он, как и я, сейчас понимал, что всё для меня и него только начинается.
        - Всем готовиться к повторному вылету. Гаврюк и Родин со мной, - сказал командир и повёл нас в штаб.
        Командир молчал и ничего не говорил всю дорогу. Войдя в штаб, он сразу отказал всем в подписании каких-то очередных бумажек.
        - Товарищ командир, ну там сроки… - жалобно смотрел на него кадровик через свои большие очки.
        - Илюша, подождут твои представления на медали. Успеешь ты себе выписать орден, - отмахнулся от него Валерий Алексеевич. - Не до тебя сейчас. Честно!
        - Понял, - расстроено сказал капитан-кадровик и зашёл к себе обратно в кабинет.
        Сняв обмундирование, умывшись на заднем дворе в рукомойнике, мы зашли в отдельное помещение, которое явно его хозяин не всегда посещает.
        - Рассаживайтесь. Сейчас принесут кипятильник, воды, печенюшек, - сказал командир, указав нам на диван и кресло у дальней стены.
        - Товарищ командир, какие перспективы? - спросил Валера.
        - Тёзка, ты не мальчик. Если бы ещё Родин спросил, я бы понял, - недовольно ответил командир, бросая на стол белую папку с документами.
        Всунул ему всё-таки свои бумажки кадровик!
        Командир сел на своё место и быстро просмотрел документы.
        Интерьер в кабинете был весьма скудным. Самым дорогим являлся, пожалуй, портрет генерального секретаря Брежнева. В остальном всё по стандарту. Рабочий стол и ещё один к нему придвинутый вплотную с четырьмя стульями. Зеленоватый сейф, карта Афганистана на стене и график натренированности лётного состава. Такой обычно в кабинете у зама по лётной подготовке висит, но у Араратовича в Шинданде точно нет своего угла.
        - Разрешите? - открыл дверь долговязый солдат и занёс небольшой поднос с заварником, двумя кружками и пачками с названием «Альберт». Те самые печеньки из военторга.
        - Спасибо. Можешь идти, - сказал командир.
        Боец расставил всё на столе, но уходить не торопился.
        - Товарищ полковник. Тут передали для старшего лейтенанта Родина, - сказал солдат и вытащил из запазухи небольшой свёрток газеты «Красная Звезда».
        Томин оторвался от бумаг и взглянул на меня удивлёнными глазами. Долговязый солдат вытащил, положил свёрток на поднос. Газета с масляными пятнами раскрылась, и комнату наполнил ароматный запах ватрушек.
        Блин, сейчас опять начнут мне с кем-то романы приписывать. Потом и вовсе на ком-нибудь женят.
        - Откуда? Кто передал? - спросил Томин.
        - В столовой повара дали, - чётко доложил солдат.
        - Пачку печенья возьми и свободен, - сказал командир.
        Солдат выполнил указание, медленно взяв одну из пачек «Альберта».
        - Кхм, Родин, ты, конечно, меня извини, но это нечестно, - улыбнулся Валерий Алексеевич.
        - Товарищ командир, я не в курсе от кого эти ватрушки, - поспешил оправдаться я.
        - Ну-ну. Меня даже так не подкармливают, - продолжил улыбаться Томин. - Валер, что с самолётом?
        Гаврюк быстро рассказал характер повреждений. Его МиГ-21 надолго вышел из строя. Крыло теперь придётся менять ввиду повреждений от взрыва иранской ракеты.
        Мне был интересен сам ход операции, но Томин знал об этом только урывками.
        - Там всё горит. Десант высаживается. Вертолётчики только успевают дозаправиться и тут же лететь обратно.
        По его информации 17я пехотная дивизия афганцев выполняет охват укрепрайона и отрезает пути отхода. Два наших полка ведут бои, но данных о продвижении нет.
        - Окопались там знатно. Хреков мне ещё вчера говорил, что большие бомбы дальников не дали нужного эффекта, поэтому работают сегодня и бомберы с территории Союза.
        За окном послышался громкий гул турбовинтовых двигателей Ан-26 после посадки на полосу. Томин встал со своего места, приводя себя в порядок.
        - Значит так, ребя. Сидите здесь и думайте, что будете говорить, - сказал командир и вышел за дверь.
        - Серёга, я должен тебе спасибо сказать, - произнёс Валера, подойдя к столу и налив себе чай.
        - Ты бы сделал то же самое, - сказал я.
        Однако после этих слов Гаврюк слегка замялся. Лицо его не выражало той уверенности, что была раньше. Передо мной будто был подчинённый, а не командир звена. Что-то в нём надломилось в последнее время. Похоже, есть смысл поговорить с ним о проблемах.
        Минут десять мы молчали, уплетая ватрушки и запивая их чаем. Телефон у Томина разрывался чуть ли не каждую минуту, а за окном не стихал гул вертолётов и рёв двигателей самолётов.
        - Валер, мы тут с тобой вдвоём. Никто ничего не узнает, - решил я первым нарушить молчание, но Гаврюк остановил меня жестом.
        - Знаю, о чём ты хочешь спросить. Мне жаль, но ты слишком хорошо обо мне думал, - продолжил говорить Валера, отвернувшись куда-то в сторону. - Я снова испугался, Серёга.
        Удивился ли я? Нет, конечно! Просто шокирован таким признанием от Гаврюка.
        - Подробнее, Валер.
        Командир звена собирался с мыслями. Реально ли такое, чтобы этот мужественный человек, кавалер трёх орденов Красного Знамени признавался в своей трусости?
        - Самолёт исправен был и в первый раз, и во второй. Я испугался, - ответил Валера, поправляя свои часы на руке. - Командир знает это. И Гнётов меня раскусил.
        Григорию Максимовичу только дай повод. У них и так отношения с Валерой были натянутые.
        - И что командир? - спросил я, и Валера вынул из кармана сложенный листок бумаги.
        - Это мой рапорт. Написал при нём, а теперь ношу его с собой. Сказал, когда точно решу уйти, тогда и принесу.
        - Ну, сегодня же ты не испугался, - сказал я.
        - С чего ты решил?
        - Иначе не продолжал бы выполнять до конца поставленную задачу, - улыбнулся я.
        - Если честно, чуть молиться не начал. К церкви вообще плохо отношусь, а тут вспомнил, что Бог есть.
        - Он есть, если в него верить, - спокойно ответил я, и Валера с удивлением посмотрел на меня.
        - Серый, ну ты же не можешь быть верующим? Ты же коммунист! - воскликнул Валера.
        - Вопросы о вере давай не обсуждать, - сказал я. - Страх - это нормально. Не боится только придурок и лжец. Но лжец однозначно боится. Я сам потею в кабине в каждом полёте. Глаз дёргается, но ничего не поделаешь.
        Гаврюк посмотрел на меня пристально, будто не ожидал услышать подобных рассуждений от вчерашнего лейтенанта.
        - Иногда я думаю, что ты старше своих лет, Серый. Откроешь секрет?
        - Конечно. Во мне сидит почти сорокалетний мужик, который обладает большим жизненным опытом, - со всей серьёзностью заявил я, но Валера только посмеялся над таким признанием с моей стороны.
        - Ничего глупее не слышал от тебя.
        - Так и знал, что ты не поверишь, - посмеялся я.
        Дверь в кабинет резко открылась, и на пороге появились очень серьёзные люди. Хрекова в его боевой экипировке мы сразу узнали. Поляков тоже присутствовал с ещё парой человек, похожих своими «добрыми» лицами на его подчинённых. Сам особист был уже не с таким каменным лицом, которое ему обычно было присуще.
        Но все они были явно неглавными в этой делегации. Первым в кабинете вошёл плотного телосложения, но совершенно невысокого роста человек в генеральской фуражке.
        - Генерал-полковник Пасечник, заместитель главнокомандующего ВВС, - громогласно произнёс он, встав напротив нас.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, - в голос ответили мы с Валерой, подскочив со своих мест.
        Это именно он был на борту Ан-26РТ и руководил всеми действиями. Неужто ли операция закончилась?
        - Товарищ генерал-полковник, самолёт вот-вот подготовят и нужно снова лететь, - сказал Хреков.
        - Знаю, Андрей Константинович. Я хочу взглянуть на того, кто осмелился нарушить мой приказ и пустить ракету по этим иранцам, - злобно сказал заместитель главкома.
        - Я, старший лейтенант Родин, - вытянулся я в струнку.
        - Значит, ты. А командир, где твой? - спросил Пасечник.
        - Капитан Гаврюк, командир звена. Непосредственный командир старшего лейтенанта, - громко сказал Валера.
        - Понятно. Ты капитан тоже своё получишь. Мне нужен полковник Томин, - произнёс Пасечник.
        - Все на вылетах, товарищ генерал-полковник, - спокойно сказал Хреков. - Сейчас пускай работу свою делают компетентные органы. У нас с вами другая работа.
        - Андрей Константинович, мне нужна информация для главного маршала Кутахова. Там весь Кабул на ушах. А что в Москве скажут? - выругался зам главкома и повернулся к нам. - Вам лучше верить и надеяться на хорошее настроение высшего командования. Может, отделаетесь переводом в стройбат.
        За спинами послышались быстрые шаги. В кабинет вошёл Томин. Неужели не полетел?
        - Товарищ генерал-полковник, командир 236го истребительного авиационного полка полковник Томин, - вышел из-за спин Валерий Алексеевич.
        - Ага. Значит, вы полковник со мной и подполковником Поляковым остаётесь здесь. Поговорим о насущном. Вы же двое проследуете на разговор с товарищами оперуполномоченными, - сказал заместитель главкома.
        Допрос в другом кабинете получился спокойным. Старлей задавал конкретные вопросы, а мне скрывать было нечего.
        - Понятно. И ни от кого никаких команд вы не получали, верно? - спросил особист.
        - Верно.
        - Что ж, я всё записал, - сказал старший лейтенант, просматривая мою объяснительную.
        Старлей вернулся к рассмотрению бумаг, а я попытался прогнуться назад на скрипучем стуле. Это не диван в кабинете у Томина.
        - Можете что-нибудь спрашивать. Не стесняйтесь, Сергей, - сказал особист, не отвлекаясь от бумаг.
        - Что с иранцами?
        - Переживаете? - улыбнулся он, посмотрев на меня.
        - Интересуюсь. Будто бы вы не рады, что вам достался такой объект для допроса, - сказал я.
        - Ими уже занимаются в штабе дивизии полковника Громова. С Кабула прибыли те, кому они интересны. Кстати, один очень похож на вашего командира звена Гаврюка, - улыбнулся он. - Ничего про Валерия не можете мне поведать?
        - Мы ещё продолжаем допрос или как? - поинтересовался я.
        - Это я к слову. Возможно, вас вызовет моё основное начальство, и вами будут заниматься, - ответил особист, будто угрожая мне.
        - Мне должно быть страшно за себя? - спросил я.
        - Нет. А за карьеру свою можете начинать переживать. Она у вас так прекрасно началась, что теперь впору за неё и поволноваться.
        Точно пытается мне угрожать. По сути, мне уже надо смириться с тем, что скоро я уеду в Союз. Там меня ждёт либо ссылка в далёкую часть, либо оставят меня на месте, теперь никакая школа испытателей мне не светит.
        На столе у особиста зазвонил телефон и он быстро поднял трубку.
        - Так точно, - быстро ответил он, продолжая слушать указания. - Есть, - произнёс старший лейтенант и положил трубку.
        Теперь уже лицо оперуполномоченного выражало некую тревогу. Несколько секунд он что-то искал на столе, а потом уставился на меня.
        - Что, вопрос о моей карьере уже решён? - спросил я.
        - Не совсем. Странно, но вас необходимо доставить в штаб дивизии прямо сейчас. С вами хотят поговорить.
        Глава 2
        Поездка на заднем сиденье УАЗика выдалась напряжённой. Водитель в звании ефрейтора гнал по песчаной дороге, совершенно не заботясь о сохранности подвески автомобиля. С другой стороны, для чего ещё нужен этот вариант советского внедорожника если не для езды по таким ухабам.
        Сопровождал меня Поляков, как начальник оперативного отдела дивизии.
        - В двух словах расскажите, почему такая срочность с этим вызовом в штаб? - спросил я, но на откровенность Михаила Вячеславовича надеяться было глупо.
        - Вы же понимаете, Сергей Сергеевич, что у меня нет для вас подходящего…ответа, - спокойно сказал Поляков, подскочив на кресле от очередной кочки. - У вас Родин есть предположения, почему именно вы удостоены такой… «чести»?
        - Похоже, вопрос риторический, - сказал я и Поляков утвердительно кивнул.
        За сбитый иранский самолёт грозит международный скандал, пускай и над территорией Афганистана.
        Очередной ухаб и Поляков чуть не достал макушкой потолка кабины. Я продолжил смотреть на проносящиеся мимо нас искорёженную технику и разбитые глиняные строения.
        Штаб дивизии ничем не отличался от того, что был у нас в пригороде Баграма. Одна лишь разница, что охраны здесь было гораздо больше. Всё же сейчас на западном направлении обстановка гораздо сложнее, чем на восточном.
        И это в очередной раз указывает на то, что история войны пошла не так, как я это помню из рассказов ветеранов, учебников и других источников, которые были у меня в будущем. Может, и не продлится этот конфликт для Советского Союза почти 10 лет.
        - Остановись тут, - сказал Поляков водителю и он резко затормозил рядом с беседкой напротив штаба. - Выйди.
        Ефрейтор заглушил машину и вышел из кабины, хлопнув дверью.
        - Что-то конфиденциальное? - спросил я, наклонившись ближе к подполковнику.
        - Молча посиди и послушай. В официальной объяснительной ты соврал, утаив устный приказ твоего командира полка, - тихо сказал Поляков, отряхивая чёрный портфель от пыли, налетевшей во время поездки.
        Как и было мне сказано, я молчал и слушал. Михаил Вячеславович и не поворачивался в мою сторону.
        - Томин сознался в этом и дал официальные показания. В принципе, это может стать для тебя спасением, если ты сейчас перепишешь свою объяснительную. Время у нас с тобой 10 минут не больше, - сказал Поляков, повернулся ко мне и протянул чистый лист. - Заму главкома всё равно кого наказывать, а тебе ещё служить долго.
        - Вы знаете мой ответ, Михаил Вячеславович, - сказал я и отклонился назад.
        - Сергей, я не знаю, какие вопросы и что у тебя будет спрашивать большое начальство. Но ничего хорошего я не жду. Подумай о себе, а не о мнимых ценностях, - продолжал держать листок Поляков.
        Как он это себе представляет? Переписать показания, обвинив во всём командира полка? Как будто это он нажимал на кнопку и не обращал внимания на команды вышестоящего начальства.
        - Я уже вам всё написал, - не отступал я.
        - Родин, хватит ломать комедию. Сделай, как я тебе говорю, - потряс передо мной чистым листком особист.
        - Михаил Вячеславович, мне кажется, вся эта ситуация напоминает комедию. Не выполни я пуск, писал бы вам сейчас объяснительную по поводу гибели капитана Гаврюка. И скандал международный был бы всё равно. У нас были сведения, что иранцы готовят акцию против нас вблизи границы.
        - Вот сейчас ты это всё и расскажешь, - сказал Поляков, убрав листок в портфель. - Сведения были, информация о взлёте тоже, а вот намерения никто не знал.
        - В воздухе проверять было поздно. Тем более что самолёт Гаврюка пострадал от пуска ракеты иранским истребителем.
        - Репутация Валерия Петровича говорит сама за себя. Не забывай, - намекнул мне Поляков о проблемах Гаврюка.
        Видимо, невозможно было утаить от Полякова факты срыва заданий Валерой. Странно, что он его сразу не отправил домой. Есть у Михаила Вячеславовича в нашем коллективе свои связные, у которых он берёт информацию. Что ж, работа у него такая.
        - Время вышло, Сергей Сергеевич. Пойдёмте, - сказал Поляков и мы вылезли из УАЗика.
        Дежурный на входе объяснил, куда нам пройти. В коридорах штаба было тихо. Темнота в такой светлый день производила впечатление, будто мы вошли в какую-то пещеру.
        - Пришли. Жди здесь, - сказал Поляков и вошёл в кабинет с показательным номером 13.
        Сразу видно, что несуеверные люди в пехоте. В авиации бы уже написали 12+1.
        У двери стояли трое солдат в полевой форме с автоматами. Интересная такая охрана у двери, а главное, кто же нуждается в таком военном эскорте.
        В голове теперь строились догадки о том, кто же за дверью. Слабое волнение присутствовало. Я понимал, что бесследно мой пуск ракеты пройти не мог. С другой стороны, почему командование пытается сразу вешать на нас ярлык провинившихся. Нет бы готовить заявление о недопустимости вмешательства Ирана в наши дела на территории Афганистана. Припомнили бы им поддержку душманов.
        Дверь снова открылась, и Поляков позвал меня войти. Вот сейчас всё и станет ясно.
        Внутри гораздо светлее, чем это было в коридорах штаба. Свет падал через большие окна, освещая просторный кабинет, в котором было несколько человек.
        За большим столом сидели четверо, один из них был мне знаком.
        Это представитель КГБ Сергей Иванович «Бесфамильный», с которым мне довелось работать ещё в Баграме. Очевидно, что с ним рядом сидел переводчик, который тихо беседовал на персидском языке с двумя темноволосыми людьми в лётных комбинезонах «несоветского» образца.
        Перед ними два красных шлема с кислородными масками и разорванные клочки карты уменьшенного размера. Экипировка у этих иранских лётчиков явно лучше, чем у нас. Такие болотного цвета комбинезоны вряд ли выгорают и протираются. На плечах у каждого были вышиты тёмные погоны с четырьмя жёлтыми звёздами в ряд.
        - Джалил, вы нас кое о чём попросили. Вот тот, кто вам нужен, - произнёс Сергей Иванович и указал в мою сторону.
        На меня посмотрели два загорелых иранца. Один из них был действительно вылитый Валера с такими же густыми усами. Он опять повернулся к переводчику и что-то спросил на своём языке.
        - Капитан просит разрешения подойти ближе к этому лётчику, - перевели Сергею Ивановичу слова иранца.
        - Да. Вам разрешено подойти к нашему лётчику, - сказал Сергей Иванович и переводчик, встав со своего места, подошёл ко мне.
        За ним встал и иранец. Подойдя ближе он окинув меня оценивающим взглядом. Странное ощущение, будто на меня смотрит очень знакомая мне фотография. На память я не жалуюсь, однако вспомнить это лицо у меня не получается. Иранец начал говорить, а переводчик переводил его слова.
        - Меня зовут Джалил Зандий, капитан ВВС Исламской республики Иран, авиабаза Хатами.
        - Добрый день, - ответил я, сглотнув ком в горле и немного опешив от того, кто передо мной.
        Вот теперь моя память сработала чётко! В своё время я не только изучал историю авиации своей страны, но ещё и про остальной мир не забывал.
        Передо мной, конечно, не легенда авиации. Но это один из лучших асов мира после Второй мировой войны. Джалил Зандий, в будущем бригадный генерал, герой Ирано-иракской войны. Самый результативный лётчик-истребитель в истории, летавший на Ф-14 «Томкэт». Удивительно, что таким достижением обладает не американец.
        Похоже, что я нарушил его безупречный послужной список. Хотя в конце войны он будет сбит, но выживет. Погибнет он в автокатастрофе в не самом преклонном возрасте. А может уже и не погибнет? Ведь история меняется.
        - Я могу узнать ваше имя, господин? - спросил у меня Зандий.
        - Меня зовут Сергей, - ответил я и переводчик перевёл Джалилу мой ответ.
        - С начала войны я одержал пять воздушных побед и сегодня мог записать на свой счёт шестую, но вы смогли меня победить. Как вам это удалось, ведь вы очень молоды?
        - Меня хорошо обучили. Плюс везение, - ответил я.
        Зандий выслушал ответ, широко улыбнулся и протянул мне руку. Поляков слегка удивился, а Сергей Иванович резко встал со своего места, чтобы посмотреть. После небольшой паузы Михаил Вячеславович кивнул мне, и я крепко пожал руку своему недавнему противнику.
        - Надеюсь, что удача будет вам всегда сопутствовать, - сказал Зандий и вернулся на своё место в сопровождении переводчика.
        Сергей Иванович махнул Полякову и тот вышел со мной за дверь.
        - Об этой встрече никто не должен знать, понял? - спросил у меня Поляков и я молча кивнул. - Скажи водителю, чтобы он отвёз тебя обратно. Твоя командировка продолжается.
        - А что с остальными? - спросил я.
        - Ничего не было. Сергей Иванович со всем разберётся, - ответил Поляков и снова исчез за дверью кабинета.
        В машине я попытался построить догадки насчёт причины всего произошедшего. Могло ли быть такое, что КГБ элементарно использует сейчас этот случай в своих целях? Или всё так и было задумано?
        Тем не менее, мне снова повезло в этом времени встретить легендарного человека. С некоторыми, как с Зандий, удалось и лично пообщаться. Только не хотелось бы больше таких поводов для встречи, как воздушный бой.
        На улице уже стемнело. Когда мы ехали в направлении лётного поля, интенсивные передвижения уже закончились. В воздух поднялась одна пара штурмовиков Су-25, если судить по характерному звуку двигателей и отсутствию следа от розжига форсажа.
        Я попросил водителя, высадить меня около штаба, чтобы была возможность, хоть с кем-то переговорить об итогах сегодняшнего дня.
        В штабе, кроме, командира никого не оказалось. Он сидел в своём кабинете, задумчиво разглядывая карту Афганистана.
        - Валерий Алексеевич, разрешите войти? - спросил я, постучавшись в открытую дверь.
        - Да, Сергей. Проходи. Чай будешь? - спросил Томин, отхлебнув из кружки с рисунками клубники.
        - Спасибо. Я…
        - Так и знал, что будешь. Наливай, - указал он мне на тот самый поднос, который нам сегодня приносили с Гаврюком.
        Пачка печенья была открыта, а ватрушек почти не осталось. Появилась на подносе и вазочка конфетами. Были в ней и «Белочки», и карамель «Взлётная», и «Мишка косолапый». Как будто берёг командир такое лакомство на особый случай.
        - Присаживайся, - указал он мне на кресло, когда я налил себе чай. - Где был?
        - В штабе дивизии, - быстро ответил я.
        - С кем общался?
        - Поляков и его начальство.
        - О чём говорили? - поинтересовался командир, но по моему серьёзному взгляду он понял, что на этом ответы закончились. - Понятно. Сказать не можешь.
        - Товарищ командир, вы взяли на себя вину? - спросил я.
        - Я бы это так не называл. Просто сказал заместителю главнокомандующего, что ты выполнял мой устный приказ. Его это объяснение удовлетворило, - ответил Валерий Алексеевич, подмигнув мне.
        - Вы уж простите, но я сомневаюсь, что он теперь нас оставит в покое.
        - Конечно, ребя! - воскликнул командир. - Сказал, что меня ожидает перевод после войны в «очень тёплую» задницу. Так что на твою карьеру и путь в испытатели сегодняшний инцидент не повлияет.
        - Но пострадаете вы. Вряд ли вы себя видите в том месте, куда вас обещал отправить заместитель главкома.
        - Родин, ты меня за кого принимаешь? Я никогда не буду ради карьеры прятаться за спинами своих подчинённых, - стукнул по столу Томин с такой силой, что у заварника на подносе подскочила крышка. - Если командование считает, что сбить истребитель, который угрожает моим лётчикам - преступление, значит, мне с таким командованием не по пути.
        Разоткровенничался Томин. Не боится, что я могу быть стукачом. Спокойно при мне выражает недовольство.
        Командир нашего полка хоть и своеобразный, но справедливый. Интересно, есть ли способ как-то помочь ему?
        - А если вас не переведут? Ну, передумает заместитель главкома, - предположил я, перебирая в голове знакомых, которые могли бы замолвить словечко.
        На ум сразу приходит дед Виталика маршал Павел Фёдорович Батицкий, который на данный момент является депутатом Верховного Совета СССР. Где только искать моего друга, с которым мы плохо расстались в прошлый раз?
        - Хм, ребя, а ты не внук Кутахова? - с издёвкой спросил командир.
        - Вы же знаете, что нет, - улыбнулся я.
        - Жаль. Я уж понадеялся, - продолжил воображать Томин. - Думай о себе, ребя. Как только операция закончится, сюда поедут члены Военного Совета, кадровики, тыловики и прочие желающие, ухватить себе кусочек регалий. Тут мы с тобой быстро и протолкнём твой рапорт на поступление в испытатели командующему авиацией округа, идёт?
        - Вы думаете, меня в таком юном возрасте возьмут? Мне только недавно присвоили старлея и второй лётный класс…
        - Кстати, который ты до сих пор не обмыл, - указал на меня пальцем Томин. - Возьмут. Тот подполковник-испытатель, что был у нас вчера вечером, интересовался тобой. Он, кстати, старший лётчик-инструктор школы испытателей во Владимирске.
        Вот так да! Это я хорошо попался на глаза вчера. Ещё и похвалы удостоился от такого человека.
        - Полагаете, есть шанс поступить туда? - спросил я.
        - Всё в твоих руках, ребя. Я не буду препятствовать и постараюсь помочь, насколько позволит моё влияние и связи. Правда, после сегодняшнего разговора с заместителем главкома, оно может тебе сыграть во вред, - посмеялся командир.
        - Поговорили на повышенных?
        - Я молчать и юлить не стал. Хреков сказал, что он так не умеет, - ответил командир и сказал заканчивать с чаепитием.
        На служебном УАЗике Томина мы доехали до модулей и разошлись по своим местам проживания. Подойдя к двери своей комнаты, я услышал удивлённые возгласы изнутри.
        - И как это понимать? - доносился возмущённый голос Барсова. - Чем я хуже?
        - Марик, ты же залётчик. Плюс главпахарь по женским полям, - отдёргивал его Гусько.
        Снова чем-то недоволен Марк. Я вошёл в комнату.
        Наш замполит и Валера лежали на кроватях, а Марик стоял возле стола у окна и что-то жевал. Увидев меня, он с трудом проглотил пищу и настороженно окинул взглядом.
        - Серый, я не специально, - начал оправдываться Барсов.
        - Конечно, специально, - поправил его Валера.
        - Я правда думал, что это мне, - продолжил объясняться Марик.
        - Конечно, не думал. Не умеет, - иронично заметил Савельевич.
        - Ну, а кому ещё могли принести? У Серёги ведь никого постоянного нет, - возмущался Марк, подпрыгивая на месте.
        - Постоянно у меня только голова от тебя болит. Чего ты тут скачешь, мальчик-красавчик? Говори нормально, что случилось? - резко сказал я и Марик успокоился.
        - Пришли мы, а на столе вот это, - отошёл в сторону Барсов и показал кастрюльку на столе.
        В ней была большая порция картошки с несколькими кусочками селёдки и лука. Последний, судя по всему, был маринованный.
        - И? - поинтересовался я.
        - Я подумал, это мне Фрося подгон сделала. Она уже готовила такое для меня. Решил я поужинать ещё раз, а то в столовой опять гречка с тушёнкой были. Лёле поулыбался. Хотел её на вкусняшку развести, а она отказала, - объяснил Марк.
        - Не отказала, а послала тебя. Вводишь в заблуждение Серёгу, - снова поправил его Гусько.
        - Ну ладно. Если это твоё, то приятного аппетита, - сказал я и направился к кровати.
        - Так именно, что тут записка, что это именно тебе. Пишут, что из штаба. А я не прочитал и почти всё съел, - утёр Барсов лицо от остатков картошки.
        - Серый, знай! Он хотел твоей голодной смерти. Пока тебя там допрашивали, он тут твой подарок ел, - сказал Валера.
        Барсов жалобно смотрел на меня. Видно, что мальчик хочет есть. Раз это моё, стоит мне самому поделить на всех. Остатка хватит для небольшого перекуса.
        - Тарелки неси, Марк. Второй ужин у нас сейчас будет, - сказал я.
        - О! Вот это хорошо сказал! - хлопнул в ладоши Гусько и потянулся к тумбочке. - Между прочим, тебе Серый положены сто грамм за сбитый, - улыбнулся Савельевич, достав бутылку «Московской» водки с зелёной этикеткой.
        - Евгений Савельевич, я не пьющий. И завтра работать, - посмеялся я, раскладывая по принесённым Марком тарелкам картошку.
        Как только всё было поделено, товарищи подсели к столу. Гусько, всё же, выпил немножко для аппетита. Его в этом деле поддержал Валера. А вот Барсов был чем-то расстроен, смотря на тарелки остальных.
        - Чего-то ты неровно поделил, Родин. Жлоб ты, - возмутился он.
        - Правильно. Ты же уже три картошины съел, пока Серый не пришёл. Всё по-честному, - посмеялся Валера, и мы продолжили свою вечернюю трапезу.
        И всё-таки становится интересно, кто такие подарки мне присылает? В записке указано, что из штаба. Неужели Ася решила пойти по самому короткому пути к сердцу мужчины через желудок? Вот завтра и спрошу после постановки задач.
        А спросить не получилось ни завтра, ни послезавтра, ни ещё неделю. Ритм этих дней был страшнейший.
        Подъём в 3.30, когда ещё афганские петухи видят десятый сон. Темно, как в пещере, но столовая и в это время готова нас покормить своим «фирменным» блюдом - утренней гречкой с тушёнкой. Наверное, по возвращении в Союз я полностью сяду на «безгречневую» диету.
        После приёма пищи проходит быстрая постановка задачи командиром Томиным. Далее ждём актуальную информацию по погоде в районе Шаршари, получаем разведывательные сведения и распределяем новые цели на сегодня. Первые вылеты в предрассветных сумерках, а экипажи оперативно перемещаются на самолёты.
        Пока ожидаешь вызова на вылет, время есть полчаса поспать. Никто из старших тебе замечание за это не сделает. Даже командир не разбудит. Он и сам может в кабинете слегка покемарить между своими полётами. Главное - быть готовым по времени к своему вылету.
        На стоянке всегда в готовности восьмёрка наших самолётов плюс два в резерве. Ещё одно звено с ракетами «воздух-воздух» для вылетов на прикрытие нашей авиации от иранцев.
        Однако за неделю ни одного инцидента. Крутятся «Томкэты» в двадцати километрах от границы с Афганистаном и ближе не подходят. Даже прицелы не включают, чтобы попугать нас.
        Очередной мой вылет на прикрытие наших экипажей закончился успешно. Штурмовики дома, отработали полностью, вернулись целыми и невредимыми. Зарулив на стоянку, медленно открыл фонарь и понимаю, что голова соображает слабо. Усталость накапливается.
        - Сергеич, конфетку скушай, - показал мне на нагрудный карман Дубок, когда поднялся по стремянке.
        - Не помогает чего-то, - сказал я, но конфету, всё же, достал.
        Развернул карамельку, в обёртке с изображением желудей. Медленно положил её в рот и с удовольствием съел. Пожалуй, на всю жизнь «Дубок» теперь стали моим любимым лакомством.
        - Полегчало? - улыбнулся Елисеевич.
        - Как и всегда, - кивнул и стал отстёгиваться от кресла. - Ненадолго только. Еды бы нормальной, а то в столовой одна только гречка за прошедшую неделю.
        - Тю! Зажрались вы товарищ старший лейтенант, - с укором сказал мне Дубок. - Лётному составу, грех жаловаться на еду. Да и нам техникам тоже.
        - Согласен. Как представлю, что ребята на передовой едят, передёргивает, - согласился я, но представить себе могу каков именно там рацион.
        Не так уж давно и мне приходилось питаться на заданиях чем придётся, да беречь запасы из сухого пайка. Честно сказать, пить на боевом задании хочется больше.
        На одну из рулёжек коряво начинает заходить Ми-8 с чёрным шлейфом из отсека двигателей. Со всех сторон уже к нему едут «пожарные» ЗИЛы и комбинированные поливомоечные машины КПМ той же марки с большими щётками между мостами колёс. Боковая сдвижная дверь вертолёта открылась, и из грузовой кабины стали выползать «песчаные люди». Воздушный поток от винтов сдувал с них пыль, которая летела в разные стороны.
        Именно так можно обрисовать внешний вид бойцов этого спецотряда. У большинства отпущены бороды. Почти никого славянской национальности. Одеты не в советскую форму, а в одеяния духов. Вместо сшитых разгрузок «лифчиков» для переноски боекомплектов, эти парни экипированы трофейными жилетами китайского производства.
        - Странное у них обмундирование, - заметил Дубок. - Чем их наши разгрузки не устраивают?
        - Они стараются выглядеть как духи. На ногах даже обуты чабли. Сандалии значит, - объяснил я, указывая на обувь у наших бойцов.
        Из грузовой кабины спрыгнул на бетонную поверхность пленный. Издалека его профиль был мне очень знаком, но стоит рассмотреть получше. Я решил пойти наперерез бойцам, которые его сопровождали, чтоб убедиться в своей теории.
        - Братишка, нечего на него глазеть, - остановил меня один из бойцов, когда я подошёл к ним ближе.
        За спиной послышался визг тормозов машин. Несколько УАЗиков и один ГАЗ-66 остановились, чтобы в них загрузились бойцы.
        - Взяли, значит. Молодцы, - похвалил наших бойцов полковник Громов, вышедший из машины.
        Рядом с ним появился и тот самый Лазарев Александр Иванович, командир отряда «Каскад». Ему один из бойцов протянул что-то замотанное в брезент. По очертаниям похожее на винтовку.
        - Народ надо убрать, - донеслось до меня, когда солдаты из ГАЗ-66 стали оттеснять собравшихся поглазеть на пленного.
        Перед тем как афганца оградили от нашего чрезмерного внимания, я успел разглядеть его. Очень важную птицу поймали наши ребята.
        Пленный держался уверенно и оглядывался по сторонам, злобно улыбаясь. Одет он был в одежду голубого тона и серую жилетку. На груди пустая разгрузка с множеством заклёпок, выложенных в какой-то специальный узор. А на голове присуща этой личности шапка-паколь или просто пуштунка.
        Для меня теперь стало окончательно ясно, что ход войны в Афганистане для Советского Союза теперь изменился. Ахмад Шах Масуд, легендарный «Панджшерский лев» попал в плен.
        Глава 3
        До конца дня разговоры на базе были только про Ахмад Шаха. Каждый, кто заходил в наш класс в штабе, сразу получал повод для удивления, ведь момент прибытия Масуда видели далеко не все лётчики.
        - Я вам говорю, что это ещё не конец, - сделал заключение Гусько. - Масуд фигура серьёзная, но у духов полевых командиров много.
        - Да какая разница, сколько их там? - отмахнулся Барсов. - Всех поймают. А кого не поймают… ну, тут уж достанем мы, - разводил руками Марк.
        - Вот же пустозвон! - качал головой Валера. - Чем ты доставать их собрался?
        - Как чем? Есть у нас способы и средства! ФАБ, БетАБ, ОДАБ и так далее, - перечислял номенклатуру вооружения Марик.
        - Видишь ли, наш юный любитель всех БАБ, - начал Гусько, подойдя ближе к Барсову. - У больших самолётов не получилось должным образом взломать укрепления во время бомбардировки. Наша мощность удара с ними несопоставима.
        - Товарищ майор, да вы не верите в мощь советского оружия? - иронично заметил Гаврюк.
        - Я, товарищ капитан, смотрю на вещи не через розовый светофильтр и трезвым взглядом, - улыбнулся Гусько, и по классу прокатилась волна смешков. - И ничего смешного! Не удивляйтесь, что я употребил слово «трезвый».
        Естественно, всем на ум пришлись знаменитые вставки про возможность выпить от замполита.
        - Евгений Савельевич, вы уж извините, но из вас замполит так себе, - улыбнулся Валера и по классу пронеслась волна смеха. - И выпивку не критикуете, и отечественные бомбы забраковали.
        Гусько обижаться не стал и присоединился к обсуждению этой шутки. Действительно, Савельевич своеобразный. По сути, своим высказыванием он разом подорвал веру в самолёты, на которых мы летаем. А по правде - так оно и есть.
        - Единственное, чем наши удары лучше бомбардировок «туполей», так это точность, - заметил Бажанян. - Как и штурмовики, так и МиГи, мы можем ближе подлететь и сбросить. Правда и получить можно сразу по первое число от духов.
        В класс вошли двое вертолётчиков, активно обсуждающих свой полёт. Это те ребята, которые и привезли пленного Масуда. Со всех сторон сразу посыпались вопросы - что и как произошло.
        - Да мы то, что? - удивился командир вертолёта, которому тут же поднесли кружку чая и предложили сигарету. - Слетали, подобрали, доставили.
        Вертолётчики рассказали, что бойцы «Каскада» вышли на ту самую пещеру, где прятался Масуд. Самого полевого командира взяли живьём, хотя он и отстреливался долго.
        - И ни одного ранения не получил? - удивился Бажанян.
        - Ни царапины. «Каскадёры» сами сильно удивились, - ответил командир вертолёта, назвав бойцов «Каскада» их общепринятым прозвищем.
        Вот уж и, правда, везунчик! Масуд - являлось одним из прозвищ «панджшерского льва». Оно, в переводе с арабского, означает «счастливый».
        - Духи в этих горах везде. За каждым камнем, скалой, холмом и верблюжьей колючкой, - делился своим впечатлением командир Ми-8.
        - По нам с ДШК отработали. Левый двигатель сразу в отказ. Дым, пожар и в ушах сирена орёт, - жестикулирует лётчик-штурман вертолёта, который является на борту правым лётчиком.
        - Ну а Масуд чего? - спросил Гусько.
        - Мне, как бы некогда было на него смотреть, но бортовой техник говорит, что улыбался всю дорогу. Непрошибаемый мужик вообще, - ответил лётчик-штурман.
        - А что за свёрток был? - поинтересовался я. - В брезент что-то завёрнуто было.
        - О! Это гордость спецов! Они весь полёт рассказывали бортачу, что они смогли добыть, - ответил командир вертолёта.
        Как я и думал, предмет, завёрнутый в брезент, являлся винтовкой. Если верить её описанию от вертолётчиков, это та самая М500 американского производства. Похоже, что «каскадёрам» из отряда КГБ удалось найти оружие, из которого был убит наш коллега-штурмовик.
        - А что с этим снайпером? - спросил один из лётчиков Су-25х.
        - Думаю, что ничего, - задумчиво сказал лётчик-штурман. - Ничего не осталось от него. Парни сказали, что гранатами закидали.
        После этих слов в классе повисла тишина. Думаю, у каждого в душе было ощущение, что справедливость восторжествовала и месть свершилась.
        Я же всё больше стал понимать, насколько круто повернулась история Афганской войны. Ведь КГБ и правительство СССР однозначно использует инцидент на границе в качестве давления на Иран. Возможно, прекратится поддержка со стороны Исламской республики оппозиции в Афганистане. Тогда, лишённые союзников за спиной, душманы будут не в состоянии оказывать серьёзное сопротивление. По крайней мере, на западном направлении.
        Вечером в нашей комнате продолжилось обсуждение ситуации в Афганистане. За кружкой чая с моей стороны и небольшого количества спиртного со стороны Гусько и Барсова, пришли к мнению, что ничего ещё не решено в этой войне.
        - С Ираном разобрались, а Пакистан как же? - спросил Марк, накладывая себе на хлеб кильку в томате.
        - Если верить докладам с той стороны, то там всё более менее спокойно. Есть очаги напряжения, но «зелёные» пока держатся, - сказал Гусько, закусывая «техническим апельсином», то есть зелёным маринованным помидором.
        - А я в Баграм снова бы слетал! - мечтательно заметил Марик. - Там Светка. Железобетонный вариант! Заодно и духов погоняем.
        - Там пускай местные разбираются. Как по мне, то интернациональный долг я выполнил сполна, - недовольно произнёс Валера, который от трапезы сегодня отказался.
        - Ну ты чего, Петрович? - удивился Гусько. - Не по-нашему так говорить. Устал в командировке?
        - И устал, и надоело, - ответил Валера.
        Я поставил на стол свою чашку и повернулся к нему. Гаврюк читал «Правду», датированную 17 октября этого года. На первой странице призыв к трудящимся повысить производительность труда с фотографией шахтёров. Чуть ниже указ Президиума Верховного Совета СССР о созыве, как это ни странно, Верховного Совета на 17 ноября. А главное, по мнению редакторов этой газеты, было подчеркнуть высокую миссию… театра!
        - Валер, ты устал. Поспи немного, - сказал я, но меня остановил Гусько. Похоже, что Евгений Савельевич решил «включиться» в работу согласно своей штатной должности.
        - Петрович, я перед молодёжью не постесняюсь и выскажу тебе. Ты чего дисциплину разлагаешь? Чем ты недоволен? - встал со своего места Гусько и подошёл к Валере. - Тебе мало проблем?
        А это был, похоже, намёк на ту самую беду Валеры, за которую командир его оставлял вне полётов. С каждым разом круг посвящённых в эту тайну увеличивается.
        - А я сейчас покажу! - воскликнул Гаврюк и развернул газету. - Смотри, про театр пишут! Что дальше? Ого, спасибо от Республики Ангола! - показал Валера статью на второй странице.
        - И что тебя в этих статьях не устраивает? - громко спросил Гусько.
        - Погоди, Савелич. Смотрим дальше. Пишут про Польшу, Вьетнам, Мексику, Францию, КНДР. Вон сколько стран газета «Правда» охватила своим вниманием! А знаешь, чего тут нет? - смял газету Валера и швырнул в мусорное ведро.
        - Знаю. Но…
        - Правильно, - перебил Валера Савельевича. - Не пишут, как ты, я, Родин, Барсов и все остальные каждый день гробим себя на этой жаре и свою задницу подставляем под ракеты и пулемёты. Ни слова о парнях, которых привозят на вертушках с увечьями и дырками от пуль. И ни строчки о том, что некоторые уже никогда не увидят свой дом, семьи и друзей, - сказал Валера и пошёл к двери, накинув на себя куртку. - Может молодёжь и не понимает, Савелич, но ты меня должен понять.
        - Гаврюк, стоять! - крикнул Гусько, вскочив со своего места.
        Я успел встать и остановить замполита, чтобы он не рванул за Валерой. Мой командир звена этого не видел, поскольку уже был на пороге, вышел в коридор и громко хлопнул дверью. Тишину в комнате нарушил Барсов своей ненужной репликой.
        - Евгений Савелич, надо «Советский спорт» раздавать. Там даже теоретически не будет…
        - Марик, лучше умно молчать, чем тупо говорить, понял? - сказал я ему.
        - Эм… в смысле? - переспросил он.
        Я махнул рукой и пошёл следом за Валерой. Бесполезно что-то объяснять этом стойкому «деревянному» солдатику.
        Валера стоял на крыльце и медленно курил «Приму» без фильтра. От одного дыма этих ядерных сигарет можно копыта отбросить, а ему ничего!
        - Ты ничего лучше не мог в военторге купить? Обязательно «Приму»? - спросил я, присаживаясь на ступеньку.
        - Ничего другого не было. Да и под настроение подходит, - ответил Гаврюк и сел рядом. - Савелич в гневе?
        - Будь кто-то другой у нас замполитом, мог бы раскрутить твоё выступление. Обеспечил бы тебе и зрителей, и овации, - улыбнулся я. - Ты как будто первый раз обнаружил, что в газетах тему Афганистана обходят стороной?
        - Не первый, но чем дольше я здесь, тем меня это больше бесит, - сказал Валера. - Ты видел себя где-то в другом месте? Не в Советском Союзе?
        Ой, и повезло же Валере, что он мне задаёт такие вопросы, а не кому-то другому! Сразу бы попал на карандаш к оперуполномоченному.
        - Нет. Куда мне ехать, когда я ещё в нашей стране ещё ничего не видел. Да и не нужна мне заграница эта.
        - А я вот насмотрелся за время службы. Ничего хорошего не увидел. Как ты думаешь, у них там, на Западе, лучше живётся? - спросил Гаврюк.
        Ох, и пугает он меня! Я будто с последователем предателя Беленко сейчас разговариваю.
        - Валер, за кордоном, может, и красиво, и цацек много разных. Но мы другие. Настанет время и у нас будет везде Пепси-кола. Только своя, - улыбнулся я.
        - У нас людей не ценят. Мы как расходный материал. Почему скрывают от людей правду о войне?
        - Время придёт, и все всё узнают. И будут ветераны Афганистана примером для будущих поколений, как для нас с тобой ветераны Великой Отечественной.
        - Где-то прочитал умную фразу - свежо преданье да верится с трудом, - произнёс Валера цитату из «Горе от ума» Грибоедова.
        - Пошли спать, Валерий Петрович, - похлопал я его по плечу. - Завтра много дел.
        - У нас очередной день, как предыдущий - взлёт, форсаж, отход вправо, - махнул Валера, и мы зашли в модуль.
        Утро встретило нас шикарной погодой. Небо чистое, ветер штилевой, а на аэродроме уже летают слухи о полной победе в Шаршари. Даже генерал Хреков сегодня больше по земле ходит, чем летает. Правда, это может быть связано с состоянием его вертолёта. Подавляющая часть бортов на задании, а в Шинданде остались только неисправные. Или исправные, но только на бумаге.
        Мы с Валерой шли на очередной вылет, когда стали свидетелями очень театральной сцены. Хреков всеми правдами и неправдами лез в вертолёт, но его очень отговаривали от этой затеи.
        Генерал собирался лететь на том самом борту, который был подбит во время захвата Масуда. Внешне вертолёт был целым. Скорее всего, один из двигателей нужно было заменить, если уж он загорелся после попадания из духовского пулемёта.
        - Я тебя отправлю после Афганистана не в «дыру»… в глубокое дупло у меня поедешь! Знаешь, где это находится? - ругался генерал на зама по инженерно-авиационной службе ИАС вертолётной эскадрильи.
        - Так точно! - громко отвечал инженер. - Я в Магдагачи служу, товарищ генерал.
        Мда, такого парня уже ничем не напугать. Легендарное место, которое стало синонимом слова «звездец».
        - Блин, тебе даже наказание нельзя придумать, с таким-то местом службы. Твою направо! Найди мне вертолёт, живо! - топнул ногой Хреков, и заместитель по ИАС рванул к другим вертолётам.
        - Вы чего встали? - спросил генерал у нас с Валерой.
        - Идём на вылет, Андрей Константинович, - ответил Валера.
        - А нужно бежать. Хорошей работы, ребят, - пожелал генерал, и мы пошли дальше к своим самолётам.
        Задача у нас была несложная. Выйти в зону ожидания и ждать команды авиационного наводчика. Он опознаёт цель, выводит нас в район сброса, и мы отрабатываем фугасными бомбами калибром 250. У каждого подвешены по четыре штуки.
        - Держись на интервале 3 секунды. Всё как всегда. Прицельные данные… - продолжал меня инструктировать Валера, но я остановил его.
        - Всё записано, Валерий Петрович. На прицеле всё установлю, - сказал я.
        - Мне казалось, что только недавно мы с тобой над плотиной в районе Осмона летали на спарке. Допуск ты получал. А теперь уже и в моих советах не особо нуждаешься, - взъерошил мне волосы Гаврюк.
        - Советы твои, Петрович, всегда нужны. Просто мы с тобой такое задание выполняли уже много раз. Ничего особо не поменяется, - ответил я и взглянул на техников под нашими самолётами.
        Началась какая-то суета. С самолётов стали снимать бомбы и в спешном порядке тянуть тележки на склад. У вертолётов тоже забегал народ во все стороны.
        - Это «жжж» неспроста, - предположил я, и Валера утвердительно кивнул.
        Со стороны штаба бежали к своим самолётам Гнётов и Мендель. Григорий Максимович что-то кричал нам, но его голос тонул в шуме двигателей проезжающих машин.
        Хреков активно жестикулировал, тыкая пальцем в приехавшего к нему главного штурмана авиации округа. Рядом с генералом стояло три экипажа вертолётчиков, полностью экипированных. Их Андрей Константинович никуда не пускал.
        - Почему так поздно? Как так могли проворонить? Это же люди! - кричал генерал, надевая на голову шлем.
        - Товарищ генерал, у нас техники нет. Давайте в Лашкаргах звонить, - предлагал штурман вызвать вертолёты с другой базы на западном направлении.
        - Из «Ложкаревки» пока долетят, наших ребят всех положат, - выругался генерал, назвав соседнюю базу на местном военном жаргоне. - Живо координаты.
        - Не пущу, товарищ генерал! Убьётесь, а я меня расстреляют, - настоятельно инженер просил генерала не садиться в вертолёт.
        - Сам тебя сейчас расстреляю. ЖПВ сюда! - вырвал Хреков из рук инженера журнал приёма вертолёта перед полётом и расписался в нём. - Гаврюк, Родин! Чего встали? Бомбы подвесили? - крикнул нам генерал.
        Я обернулся и увидел, как техники очень быстро цепляют на балочные держатели на крыле объёмно-детонирующие бомбы ОДАБ-500. По одной на каждую сторону.
        - Заканчивают, - ответил Гаврюк.
        - Поторопитесь. Там «каскадёров» в ущелье зажали. Я вас буду по поиску и спасанию обеспечивать, - сказал генерал и запрыгнул в вертолёт.
        К нам подбежал Гнётов и довёл новую задачу.
        - Идём звеном. Мы с Менделем атакуем с ходу, - показал Григорий Максимович место удара на карте. - Авианаводчик на месте. Позывной Торос, связь на втором канале.
        - Чего срочность такая? Если их сильно зажали, зачем ОДАБы? - спросил Валера.
        - Проще неуправляемыми снарядами отработать, чтоб своих не зацепить. И почему не вертолёты атакуют? - продолжил спрашивать я.
        - Родин, не ко мне вопрос, - сказал Гнётов, надев перчатки. - Спецов около границы зажали. Они, похоже, в окружении сейчас бьются. Вертолёты подойти не могут. Ущелье небольшое и узкое. Со всех сторон бьют ДШК и зенитки.
        - Максимыч, ты чего-то не договариваешь. Мы будем по противнику там работать или по площади? - спросил Валера.
        - Гаврюк, лезь в самолёт, - сказал сквозь зубы Гнетов, злобно посмотрев на Валеру. - Это приказ.
        Ну всё! Применил своё фаталити наш заместитель командира эскадрильи. У него, кстати, подвешены С-24. Ими можно более точно отработать по противнику.
        - Валер, что-то не то. Чего они опять удумали? - спросил я, подходя к своему самолёту, который уже подготовили по новому варианту боевой зарядки.
        - В воздухе разберёмся, - хлопнул меня по ладони Валера, и я полез в кабину.
        Пока производил запуск, поглядывал за вертолётом Хрекова. Винты начали раскручиваться, а главный штурман и инженер нервно топтались неподалёку. Как генерал собрался сейчас лететь? Не боится народ погубить? Неужели все исправные вертолёты уже на заданиях?
        - 733й, разрешите взлёт, - запросил генерал у руководителя полётами.
        Ещё и собрался со стоянки взлетать! Если бы с полосы, по самолётному, без зависания у земли, то куда ни шло. А тут с места!
        - 733й… разрешил вырулить на полосу для взлёта. Полоса свободна, ветер…733й! - воскликнул в эфир руководитель полётами, но повлиять на решение генерала он уже не мог.
        Ми-8, как мяч от пола, подскочил вверх и, наклонив нос, начал разгон в метре от бетонки. Произошёл тот самый «клевок», который возможен при падении мощности на взлёте у вертолётов. Люди разбежались во все стороны, чтобы не попасть под винты. Пара секунд и вертолёт Хрекова набрал нужную скорость и взял курс в район выполнения задания.
        - 118й, выруливаем, - дал мне команду Валера, и мы стронулись со своих мест.
        - 117й, за нами пойдёте. Вы в зоне ожидания, а мы работаем первыми, - вышел в эфир Гнётов, который вместе с Менделем резво вырулил перед самолётом Валеры.
        - Понял, - недовольно ответил ему Гаврюк.
        Вот что значит пошла делёжка! Чувствует Гнетов, что операция подходит к концу, а он ещё себя не проявил. Плюс во время боя с иранцами сразу не взлетел. Хочет реабилитироваться.
        Пара Григория Максимовича взлетела, и через несколько секунд в воздух поднялись и мы с Валерой.
        Уходим парой на 5000 метров. Пускай и полная боевая зарядка, но самолёт хорошо управляется. Валера летит впереди слева от меня. Гнётов с Менделем на большом интервале и на 500 метров ниже.
        На установленном рубеже перешли на второй канал. Эфир сразу наполнился интенсивным радиообменом. Горные вершины района боёв затянуты клубами дыма. С востока видны пуски систем «Град». И над ущельями кружат вертолёты, отстреливая по целям из блоков неуправляемыми реактивными снарядами.
        - 107й, 117му, - запросил Валера Гнетова, когда мы подходили к району нашей работы.
        - Ответил.
        - Встаём в вираж в этом районе. Выход по команде Тороса, - доложил Валера.
        - Принял, - быстро сказал нам Гнетов, который продолжал говорить недовольным тоном.
        - 118й, вираж вправо, крен 45, паашли! - скомандовал Валера, и мы принялись крутиться в районе города Гуриан.
        Даже с такой высоты можно разглядеть отдельные зелёные участки вдоль реки Герируд. Говорят, здесь раньше выращивали виноград, овощи, зерновые культуры. Вот такой регион противоречий - оазисы и страшная война соседствуют друг с другом.
        - Торос, 107й, к вам для работы, дайте целеуказание, - запросил авианаводчика Гнётов.
        В ответ ничего. Посмотрел вперёд и вижу, что пара наших товарищей продолжает свой заход в район цели.
        - Торос, торос, 107му, - повторил запрос Гнётов, но в ответ опять тишина. - 733й, 107му, - запросил Гнетов Хрекова.
        - Ответил. 50 километров мне до расчётной зоны дежурства, - сказал генерал.
        - Торос не отвечает.
        - Запрашивай дальше. Ответит, - дал указание генерал.
        - 107й, 107й, - прорывается в эфир чей-то крик.
        Самолёт Валеры в этот момент слегка дернулся, и его понесло мне наперерез. Пришлось уйти ниже под него, чтоб не столкнуться. Не ожидал наверняка Валера такого появления в эфире.
        - 107й, ущелье на западе от Чахардель. Повторяю, Чахардель. Их много, со всех сторон. Ориентир - горящий кишлак, - надрывался авианаводчик.
        - Понял. Выход на боевой подскажу, - ответил ему Гнётов.
        Пара Григория Максимовича начала заход на цель. Доклад о видимости противника прозвучал. Сейчас будет пуск.
        - Выходим! Выходим! - громко сказал Гнётов.
        - Есть попадание! Боевой курс прежний, ориентир - сопка с каменным укреплением, скопление духов, - продолжал наводить ПАНовец, а на заднем фоне слышна плотная стрельба.
        Гнётов с Менделем сделали ещё три захода, отстреляв весь комплект. По команде Хрекова, пара ушла на аэродром.
        - Торос, 117й парой в зоне ожидания, - подсказал Валера, но ему не ответили.
        В эфире пошли помехи вперемешку с голосом авианаводчика.
        - Если кто слышит, ориентир - крепость, место удара обозначено дымом. Как приняли? - запросил авианаводчик.
        В его голосе слышалась какая-то обречённость.
        - Торос, я 743й, парой двух вертикальных иду к вам, подготовьте площадку, - появились в эфире ещё два вертолёта.
        Я бросил взгляд вниз и увидел, как к ущелью стремятся вертолёты. Ещё минута и они выйдут в район эвакуации.
        - Справа по тебе ракета!
        - Ухожу, ухожу!
        В эфире друг за другом звучат женские голоса, возвестившие о пожаре левого двигателя. Внизу чёрный дым и вертолёты друг за другом уходят в сторону.
        - Не могу сесть. Двигатель выключил.
        - Подбит, Торос, подбит! Сесть не могу, - расстроено докладывает командир пары.
        - Понял, - снова обречённо говорит в эфир авианаводчик. - Есть ещё кто в воздухе?
        - Торос, 117й на связи, - быстро отозвался Валера. - Четыре большие капли с собой. По две у каждого. Готовы к работе, - доложил Валера о наших боеприпасах.
        - 117й, разре…
        Фраза оборвалась в самом начале. Воцарилось молчание, которое нарушал просьбами об эвакуации отряд «Каскада». И ведь неслышно Хрекова. Хоть какую-нибудь дал бы команду?
        - Если кто слышит, я Карпат-1. Квадрат 40?23, по улитке 5. Мы в кольце. Повторяю, мы в кольце!
        Валера пробовал докричаться до авианаводчика. Ответить, что мы его слышим и готовы отработать по целям.
        - 117й, я Торос, как меня принимаете? - уставшим голосом запросил нас авианаводчик.
        Наконец! Правда, голос явно не ПАНа. Будто кто-то другой взял тангенту радиостанции. И какой-то совсем не бодрый голос.
        - Торос, я 117й, хорошо принимаю. Готовы к работе. Дайте целеуказание, - повторил Валера.
        ОДАБами работать опасно, а вот пушкой можем атаковать. Хотя бы дать нашим возможность уйти. Прорвут кольцо и отойдут ближе к позициям наших войск или к границе, где должны быть афганцы.
        - 117й, от Чахардель на север. Отдельная вершина. Отметка 689.
        Валера не спешил отвечать, поскольку понимал, куда нас сейчас наводят.
        - Торос, 117му. Подтвердите координаты, - переспросил Гаврюк.
        - Чахардель на север. Отдельная вершина. Отметка 689.
        Такого ещё у меня не было. Вызывают «огонь на себя».
        Глава 4
        Не могу себе представить, что творится сейчас в голове Валеры. С такой боевой зарядкой, как у нас, ничего живого в этом ущелье вокруг отметки 689 не останется. Сосчитать погибших будет невозможно.
        - Эллипс, 117му, - запросил командный пункт Валера.
        - 117й, я Карпат-1, сейчас! - продолжали с земли призывать нанести удар по своим позициям.
        - Эллип, 117му! - крикнул в эфир Гаврюк.
        - 117му, ответил Эллипс, - отозвались с борта Ан-26РТ.
        - 117й, парой «весёлых» в районе Гуриана. Получили команду от Тороса на удар. Координаты 40?23, по улитке 5. Подтвердите команду на удар, - чеканя каждое слово, запросил Валера.
        - 117й, я Эллипс, разрешил работу, - как ни в чём не бывало произнёс нам в ответ представитель командования с борта Ан-26РТ.
        С земли продолжали передавать координаты. Просьбы о вертолётах для эвакуации уже закончились. И Хрекова нигде нет! Валера пробовал ещё раз запросить 733го, но в ответ тишина.
        - 117й, как приняли. Работайте по указанию Тороса, - настойчиво повторили нам с борта Ан-26РТ. Этот голос принадлежал тому самому генерал-полковнику Пасечнику.
        - Да они на себя огонь вызывают! - громко сказал в эфир Валера.
        - 117й, координаты получены? - задал вопрос зам главкома ВВС, но Гаврюк не ответил. - Удар подтверждаю, - тихо сказал генерал.
        И как-то на душе стало неспокойно. Ощущение, что этих ребят из «Каскада» уже нет. Будто мы уже нанесли этот удар и продолжаем крутиться, в надежде услышать от них ещё одну команду.
        Валера медлил с решением. По мне, так тяжелее доли нельзя придумать.
        - 118й, левый разворот, крен 45, курс 310, и… раз! - дал мне команду Гаврюк, но в каждом слове чувствовалась тяжесть принятия этого решения.
        Район, куда нанесли свои удары пара Гнётова, угадывался среди гор по густому дыму. Населённый пункт Чахардель был уже на линии боевого пути. Севернее та самая отметка 689.
        - Занимаем 1500. Обороты 84, - сказал Валера, и мы начали снижаться.
        - Установил, - доложил я, отклонив рычаг управления двигателем в соответствующее положение.
        От волнения даже спину закололо. Поглядываю на тумблер, отвечающий за работу вооружения, но рука не подымается переключить его в нужное для сброса бомб положение.
        - 733й, 117му на связь! - ещё раз запросил Хрекова Валера, но и здесь они нам не ответил.
        Необходимую высоту заняли. Перед точкой сброса нужно снизиться до 800 метров. Для надёжности применения этих бомб.
        - «Главный» включаем, - дал команду Валера, но я не стал тянуться к тумблеру вооружения.
        Ну не могу я так! На головы своих парней скинуть две бомбы. В тротиловом эквиваленте взрыв от одной бомбы равен больше чем тонна. Сплошное облако в радиусе 300 метров убьёт, разрушит, спалит всё.
        - 118й, включаем «главный», - повторил Валера.
        Дальномер отсчитывает до цели 10 километров. Нужно решать.
        - Включил, цель наблюдаю, - ответил я, переставив тумблер в нужное положение.
        На прицеле уже загорелась лампа «пуск разрешён», но мы ещё не подошли к точке сброса.
        - Занимаем 1000, разгон 900, - дал команду Валера, и я добавил оборотов двигателя.
        Валера вышел вперёд, как мы и договаривались на земле перед вылетом. Перед глазами уже те самые укрепления, откуда идёт стрельба. Духи окружили эти разбитые строения, пытаясь выбить оттуда наших бойцов. После сброса бомб все в округе погибнут. Надеюсь, что жизни наших ребят того стоили. И это тот самый момент, когда нельзя про нашу работу сказать, что она самая лучшая в мире.
        - До цели 5. Готов к сбросу, - доложил Валера.
        - Готов, - подтверждаю я.
        Скорость на приборе расчётная, цель всё ближе. Дыхание становится чаще, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Палец уже на кнопке сброса. Как же так…
        - Вывод! Вывод, вашу мать! Отбой! - прокричал кто-то в эфир.
        - 118й, в набор! - командует Гаврюк, но я раньше него уже набираю 2000 метров, увернувшись от самолёта своего ведущего.
        Чуть не сошлись мы с ним в воздухе во время выхода из атаки. Только, что за ерунда происходит?
        - Торос, 733й, наблюдаю вас. Готов забрать, - звучит в эфире бодрый голос Хрекова.
        Валера дал команду развернуться на цель ещё раз, чтобы посмотреть на это чудо. Снова вышли на боевой курс, а впереди выполняет заход на возвышенность Ми-8, отстреливающий ловушки от ракет.
        - Работаем гвоздями. Цель - северный склон, - сразу дал команду Валера, и я быстро переключил выбор оружия на пушку.
        - Готов. Цель наблюдаю, - ответил я, но Гаврюк стал смещаться вправо.
        - С курсом 110 работаем. Выравнивай, - скомандовал он, и я сделал небольшой манёвр по направлению, похожий на «змейку».
        - Выполнил.
        - 117й, захожу на посадку. Время загрузки минута, потом ухожу, - сказал в эфир Хреков, который был очень напряжён в эти минуты.
        Сейчас всё это скопление духов будет палить по его вертолёту. Площадки для посадки там нет, а значит, он зависнет в сантиметрах от земли.
        - Цель вижу. Внимание, огонь! - громко командует Валера и отстреливает длинную очередь из пушки по духам в чёрном одеянии.
        - Огонь! - жму я на кнопку стрельбы из пушки, когда Гаврюк резво уходит в набор высоты.
        Набираю 4000 метров и пристраиваюсь к Валере.
        - Справа на месте, - доложил я, и мы вышли в точку начала ещё одного захода для стрельбы.
        - 733й, готовы ещё один заход сделать, - сказал в эфир Валера.
        - Бомби! Бомби, говорю! - кричал Хреков, и от отметки 689 вверх медленно стал подниматься его вертолёт.
        Неужели этот боевой кабанчик сумел? Давно такого чувства эйфории не испытывал. Осталось только выполнить его указание.
        - 118й, работаем каплями. Высота сброса 1000, наклон 30. Паашли! - громко командует Валера, и я перевёл самолёт на пикирование.
        - Наклон 40! - кричу я в эфир, поскольку с углом 30 не сможем мы точно сбросить ОДАБ.
        - Понял, 40, - тут же соглашается Валера, и мы начинаем пикировать.
        Земля быстро приближается, слегка повис на ремнях. Вижу, как чёрные силуэты бегут во все стороны. Давление на живот повышается, а самолёт так и хочет начать выход из атаки.
        - Внимание, сброс! Выходим влево! - командует Валера.
        Жму на кнопку, и бомбы уходят вниз. Ручку отклонил на себя, самолёт просел и передо мной это проклятая отметка 689. Слишком большая скорость ввода была, но запаса ручки хватает вытянуть себя из этого пике. Указатель перегрузки даёт понять, что она уже равна почти 8. Давит родимая! Вжимает в кресло, форсаж включил на автоматизме, как и отстрел ловушек. Смотрю в перископ и вижу позади яркие блики диполей.
        Голову поворачиваю влево и смотрю на результат. Зрелищно выглядит взрыв четырёх объёмно-детонирующих бомб. Вспышка, сплошное белое облако и ударная волна, пошла растекаться по всей территории ущелья.
        - Занимаем 5000. Вух! - выдыхает Валера, а вот я ещё не совсем отошёл. Чувствую, как по спине скатываются капли пота, а во рту сильно пересохло.
        Валера скомандовал сделать ещё пару виражей, чтобы уточнить местоположение Хрекова.
        - 733й, 117му, - запросил Гаврюк.
        - Отв… ответил, - прозвучал какой-то дрожащий голос.
        Так Хреков никогда не разговаривает. Передал бразды ведения радиообмена лётчику-штурману?
        - Местоположение подскажите ваше? - спросил Валера.
        - Прошли Галачах… левый двигатель на малом газу, - ответил нам правак Хрекова.
        При такой посадке это ещё хорошо, что только один двигатель у них не в работе. Не перестаю удивляться надёжности отечественных вертолётов.
        Валера доложил на борт Ан-26РТ, что ребят удалось вытащить. Реакция от зама главкома была соответствующая.
        - Да ну на хрен? Это как вообще? - отозвался он в эфир.
        И вот думай теперь, то ли это он порадовался, то ли вопрос задал.
        - 117й Эллипсу! - запросил Валеру генерал-полковник Пасечник.
        - Ответил 117й. Цель уничтожена, группа эвакуирована. 733 идёт с курсом на Янтарь. У него левый на малом газу, - доложил Валера, но генерал-полковнику этого не хватило.
        - Да как? Откуда он взялся? - продолжал задавать глупые вопросы Пасечник.
        Так и хочется ответить, что от одного двугорбого существа взялся там вертолёт поисково-спасательного обеспечения. Постепенно мы летели в сторону Шинданда, а Ми-8 со спецназом на борту выходил на связь то с одним экипажем, то с другим. Через пару минут мы перешли на канал нашего аэродрома и начали строить заход на посадку.
        При переходе под управление руководителя полётами Шинданда, передали ему о подлёте вертолёта Хрекова.
        - Пожарная, медиков и КПМки обязательно, - сказал в эфир Валера.
        - Количество санитарок? - запросил РП.
        - Много. Наверное, все.
        Смотрю на указатель скорости и вижу, что мы очень быстро хотим сесть. Рычаг управления двигателем почти в положении «максимал». Чувствую, что Валера торопится сесть, чтобы встретить Хрекова. Скорость у нас на снижении большая.
        - Обороты. Скорость, - сказал я в эфир, заметив, что не собирается мой командир звена тормозить.
        - Садимся так. Шасси… выпускаем, - дал он мне команду, когда позади остался дальний привод.
        Руководитель полётами разрешил нам посадку парой, и я начал моститься на правую сторону полосы. Прошли ближний привод, но скорость Валера гасил медленнее меня и ушёл вперёд.
        - Сажусь на траверз 3ей рулёжки, - доложил он, что означало солидный перелёт для его уровня подготовки.
        Полоса набегала, двигатель установил на малый газ и коснулся бетона в районе полосы точного приземления. Впереди приземлился и Валера.
        - Парашют… выпустил! - скомандовал он, и я одновременно с ним выпустил свой.
        - Выпустил, - доложил я.
        Зарулили на стоянку, но в кабине задерживаться не хотелось. В эфире уже был слышен позывной 733.
        - Сергеич, это он летит? - спросил меня Дубок, показав на подлетающий вертолёт.
        С левой стороны валил дым. По курсу вертолёт болтало из стороны в сторону. По высоте он проседал и взмывал. Вертолёт пытался клевать носом, но его снова и снова вытягивали. Не представляю, что там творилось в грузовой кабине.
        На стоянке всё внимание заходящему на посадку. Полосу ни один самолёт не занимал. Машины уже столпились на магистральной рулёжке, чтобы по команде подъехать к борту. Вертолёт прошёл торец полосы. Начинает садиться без зависания, иначе лётчику не удержать вертолёт. Попадёт в левое вращение и рухнет.
        У самой полосы экипаж выровнял вертолёт, и он коснулся основными стойками шасси бетона. Слегка подскочил, повторно отделился, но снова приземлился.
        - Расшибётся! - кричал кто-то из толпы.
        Ещё раз Ми-8 отделился от полосы, и опять его притирают к ней. Теперь уже надёжно и без повторного прыжка.
        - Ох, спасибо советским сталеварам! - схватился за голову тот самый инженер, что не пускал в вертолёт Хрекова.
        Как мне показалось, этот парень за время вылета постарел на пару лет.
        Освободив полосу, вертолёт остановился и стал выключаться. И тут же полосу стали занимать самолёты, чтобы уйти на задание.
        Я обогнал Валеру и нескольких техников, чтобы одним из первых увидеть героев этого боя. Из грузовой кабины по одному вылезали уставшие и израненные бойцы. Кого-то тут же укладывали на носилки и несли в УАЗ «таблетку». Даже издалека видно, насколько сильно забрызган кровью пол грузовой кабины вертолёта. Фюзеляж похож на дуршлаг. Даже на лопастях видны пробоины.
        Досталось и кабине экипажа. Блистер со стороны командира вертолёта был прострелян.
        - Сюда! Врача! - кричал бортовой техник. - К генералу! Быстрее!
        - Отставить сказал! - послышался хриплый голос Хрекова.
        Тут же из проёма сдвижной двери показалась знакомая физиономия. Слегка задранный кончик носа Хрекова появился первым после его слегка выпирающего живота.
        - Живой! Живой! Не посадят теперь, - чуть не плакал от счастья инженер вертолётчиков.
        Генерал держался за левый глаз, который сильно кровоточил. Плечо песочного комбинезона стало бордовым, а сам он еле-еле стоял на ногах. Мы с Валерой подлетели к лестнице, чтобы помочь Хрекову слезть.
        - Да я сам, ребятки. Отбомбились? - спросил он.
        - Так точно. Всё в цель легло, - ответил Валера, поддерживая генерала подмышку.
        - Товарищ генерал, ложитесь и в госпиталь быстрее, - подбежал к нему один из врачей с двумя бойцами и носилками.
        - Да погоди ты! - слегка оттолкнув доктора, он сел на край лестницы грузовой кабины.
        - Надо к врачу, Андрей Константинович, - сказал я.
        Послышался визг тормозов командирского УАЗика. Появился и наш Томин, который только что вылез из кабины, если судить по его мокрому комбинезону.
        - Где этот инженер? - спросил генерал, осматривая своим здоровым глазом всех собравшихся.
        - Я здесь, товарищ генерал, - ответил инженер, быстро появившийся рядом с докторами.
        - О! Нормальный вертолёт. Тащи журнал сюда… - произнёс генерал и потерял сознание.
        Глава 5
        За генерала стало страшно в первые секунды его отключки. Все кинулись ему на помощь, обступив вертолёт. Кто-то из раненых отряда «Каскад» даже попытался рвануть от медсестры и помочь с переноской раненого Андрея Константиновича.
        - Так, надо быстрее в госпиталь. Несите, - сказал доктор, взглянув на рану Хрекова.
        Мы с Валерой тут же принялись выполнять указание медика.
        - Расступились! Живо! - кричал Томин, собственноручно отталкивающий людей с дороги, когда мы с Гаврюком несли Хрекова в машину.
        Он повис на наших с Гаврюком плечах. Главное - генерал был жив. Правда, взглянув на его раненый глаз уверенности в сохранении жизни не было.
        - Аккуратнее. Не заденьте рану, - сказал позади нас доктор, показав нам, куда поднести Хрекова.
        Кровотечение было сильным. Правая сторона моего комбинезона в пятнах крови. Я ещё раз посмотрел на рану Хрекова. В глазу, торчал небольшой осколок.
        Мы аккуратно уложили генерала на носилки и двое бойцов-санитаров в белых халатах затащили его в один из УАЗ-452 модели «таблетка». Как только двери закрылись, машина тронулась с места и помчалась в сторону госпиталя. Доктор просачивался сквозь толпу народа к своей машине, не отвечая на многочисленные вопросы о состоянии здоровья генерала.
        - Я не знаю, - прошёл он мимо нас, отмахиваясь от одного из бойцов «Каскада». - Ну не осматривал я его ещё! - воскликнул он, когда кто-то со спины громко спросил о том, всё ли будет в порядке с Хрековым.
        - Доктор, ну, погоди. Он же дышит. Значит, не должен быть летальный исход? - спросил Гаврюк, перегородив путь доктору.
        - Капитан, вы чего все ко мне пристали? Как будто сами не видели, какое ранение у генерала! - нервно крикнул доктор, но его за плечо отдёрнул Томин.
        - Так, медик, быстро своё экспертное мнение, - спокойно сказал командир, картинно поправляя воротник халата доктора. - Что думаешь?
        - Товарищ полковник… - нервничал доктор.
        - Тебе можно просто Валерий Алексеевич. Говори, что с генералом? - снова спросил Томин, к которому подошёл тот самый командир «каскадёров» Буханкин, с которого ещё не осыпалась вся пыль.
        - А вас, значит, только лётчики интересуют? - иронично спросил доктор.
        - Своих я проверил. Они жить будут. Что с генералом? - громко спросил Буханкин, который раньше критично относился к авиации.
        Доктор посмотрел по сторонам. Народу подошло много, и каждый молчал в ожидании ответа. Тишину нарушил только очередной взлёт пары МиГ-21, уходящих на задание, на форсаже.
        - Жить будет. Крови потерял, но не смертельно. Вот только глаза, скорее всего, лишится, - сказал доктор и пошёл в машину, когда его отпустил Томин.
        Новость одновременно и хорошая, и печальная. Похоже, что генерал Хреков навсегда простился сегодня с полётами. И как мне кажется, он ни секунды об этом не жалеет.
        Смотрю я сейчас на бойцов «Каскада» и экипаж вертолёта. Уставшие, измазанные, кому-то тяжело сдержать слёзы. Выжили ребята, а ведь мы с Валерой чуть было не взяли большой грех на душу. И в этот момент я вспомнил про авианаводчика. Хоть раз бы увидеть этого Тороса.
        - Командир, - подбежал я к Томину, который беседовал с Буханкиным, отойдя в сторону.
        - Ну ничего себе у вас с субординацией проблемы! - воскликнул разведчик.
        - Это ж Родин, - махнул рукой Валерий Алексеевич. - Он всегда такой простой. Чего хотел?
        - Я собственно к товарищу Буханкину. Где мне можно найти Тороса? Ну, авианаводчика вашего.
        - В госпиталь повезли. Контузия, ранение небольшое, плюс оглох. А в остальном, жить будет! - похлопал меня по плечу Буханкин и я спросил разрешения идти.
        Пройдя несколько шагов, услышал, как за спиной Томин говорит обо мне и Валере.
        - Это они? Блин! Родин! - окликнул меня Буханкин.
        Когда я повернулся, разведчик уже шёл ко мне быстрым шагом.
        - Я, товарищ…
        - Неважно, - сказал Буханкин и протянул мне руку. - Спасибо за помощь!
        Странно. Как сейчас пожать руку человеку, которого я чуть не похоронил под ударом целой тонны двух бомб. Если с иранцем был поединок и он выражал своё уважение, то здесь совесть не позволяет принять благодарность.
        - Я не могу пожать вам руку, - ответил я, и поймал удивлённый взгляд Буханкина.
        Да, мне не впервой быть на войне. И много смертей своих товарищей видел. Но никогда мне не доводилось стрелять по ним или сбрасывать на головы бомбы. Мозгом можно понять необходимость такого решения, но сердцем сложно. К сожалению, на войне к зову совести и сердца никто не прислушивается.
        - Совесть не позволяет? - спросил Буханкин.
        - Именно. Мы же вас чуть не разбомбили, - ответил я.
        - Родин, ты выполнял приказ своего ведущего, а он вышестоящего командования. В той ситуации нам, кроме чуда, ничего бы не помогло. К счастью, на этой войне уже не первый раз чудо случилось, - улыбнулся он и повторно протянул мне руку.
        - Это очень хорошо, - ответил я и всё же пожал руку Буханкину ради приличия.
        - Поверь, я знаю, что это тяжёлое решение. Но я, мои ребята, твой командир и любой настоящий воин никогда не станет тебя винить. Любой из нас, оказавшийся на твоём месте, выполнил бы этот приказ. А потом бы жил с этим, терзая себя муками совести, - сказал Буханкин и одобрительно похлопал меня по плечу. - Честь имею, старлей!
        Разведчик пошёл к своим подчинённым, которые загружались в ГАЗ-66. Странное чувство умиротворения на душе. Задача выполнена и совесть чиста.
        Наступил ноябрь, а мы всё так же продолжали бить по Шаршари. Ребята из дивизии Громова и прибывшие им на подмогу десантники из двух полков уже полностью блокировали духов в горах. Иран полностью перестал поддерживать душманов.
        Сбитый мной экипаж Джалила Зандий был отправлен в Иран. А в ответ Исламская республика выдала двух полевых командиров, которые прятались на их территории.
        Согласен, что обмен весьма странный. Как на одних весах можно уместить двух лётчиков, которых на Родине встретили с почестями, и двух оппозиционеров, которым грозит смертная казнь?
        Как раз сегодня, в первый день ноября мы и узнали эту новость. Вечером в нашей комнате Гусько высказался по поводу итогов обмена.
        - Это Восток, мои дорогие. Без ста грамм… - сказал он и опрокинул внутрь стопку самогона. - Без ста грамм не разберёшься.
        Странный вывод от нашего замполита, но он всегда имел на всё свою теорию.
        - Савелич, а ты чего там строчишь? - спросил Гаврюк, заметив, что Гусько продолжил писать.
        - Помогаю командиру подвиги ваши сочинять. Член Военного Совета прислал телеграмму, чтобы списки на поощрения готовили. Командир хочет всех наградить. А, самым лучшим образом знаете кого? - улыбнулся Гусько.
        Первая мысль у меня была про Марика. С таким выражением лица Евгений Савельевич только о нём мог говорить.
        - Барсова, что ли? - усмехнулся Валера.
        - Очень смешно, - скривил лицо Марик, начищая свои ботинки.
        - Ну, его тоже. А вообще, у нас есть кое-кто с представлением на Героя Советского Союза! - поднял большой палец вверх Евгений Савельевич.
        Кого именно подают на столь высокую награду, мы узнали только на вечерних посиделках в курилке. Наш комэска Буянов по всем параметрам был одобрен вышестоящим начальством.
        В представлении указали и его катапультирование, и бой с духами, и больше 400 вылетов. Когда он успел столько налетать, я так и не понял. Иван Гаврилович и сам был в шоке, когда ему назвали такую цифру.
        - Я после 250ти перестал полёты на сопровождение записывать. Только на удары по наземным целям, - сказал он, попивая горячий чай в беседке.
        - Гаврилыч, не скромничай. Пока ты Героя не получишь, никто у тебя в эскадрилье дальше ордена «Красного Знамени» не продвинется, - улыбнулся Томин.
        - Так, командир, может тогда вам пора Героя получать? - улыбнулся Бажанян. - Я мамой клянусь, готов голосовать.
        - Мне главное, чтоб все домой вернулись. Это лучше награды, - сказал командир. - Я спать, а вы не задерживайтесь. Завтра ещё работать.
        Пожелав всем доброй ночи, Валерий Алексеевич пошёл в свой отдельный вагончик.
        - Устал, Алексеевич. Отдохнуть ему надо, - заметил Гусько.
        Вот тут с замполитом невозможно не согласиться. Все устали и хотят домой.
        Следующий день оказался солнечный, как никогда. Утром на постановке командир предупредил, чтобы никто из нас не рисковал при ударах по наземным объектам. Штурмовики и вертолётчики вышли на перекур, а Валерий Алексеевич решил ещё сказать нам пару слов.
        - Ребя, я предупреждаю. Достаточно на наш полк пришлось тяжёлых задач за эту войну, - с серьёзным видом сказал Томин. - Никаких сверхкрутых манёвров! Родин и Гаврюк, вас это в первую очередь касается!
        - Товарищ командир, так мы… - попробовал объясниться Гаврюк, но Томин не дал ему договорить.
        - Вот я тебя и Родина знаю! Постоянно рядом с вашими задницами приключения вертятся!
        - А я всегда знал, что эти двое магнит геморроев, - вставил свою умную фразочку Гнётов.
        - Григорий Максимович, ну вы слишком категорично отзываетесь о своих товарищах. Хорошие они ребята, зато у нас с вами нет таких болезней в пятых точках, - улыбнулся Гусько.
        - За всех не говори, Евгений Савельевич. Мамой клянусь, в санаторий поеду в отпуске к себе в Ереван, - заявил Бажанян, посматривая в окно.
        - Ладно, я про подвиги предупредил. Чтобы были сосредоточенными и внимательными. Кто летит на прикрытие, иранцев не трогать. Не геройствовать! - постучал по столу Томин.
        - Товарищ командир, у нас пока только один претендент на звёздочку, - заметил Гусько, кивнув в сторону Буянова.
        - Савельевич, не завидуй. Мне теперь до конца жизни на митинги, уроки мужества и остальные мероприятия по твоей партийно-воспитательной линии ходить, - недовольно сказал Иван Гаврилович.
        - А ничего в этом плохого нет! Детей полюбишь… ой, вслух сказал! - приложил руку ко рту Томин.
        По классу пробежали мелкие смешки, но Буянов грозно на всех глянул. Конечно, подкол со стороны командира мог бы оказаться чересчур грубым. При первом взгляде на Гавриловича я подумал, что он сейчас со всеми потрохами съест Менделя - зятька. Посидел секунду комэска, подумал и начал улыбаться.
        - Это вы все моей пенсии завидуете. Вам ещё всем служить и служить, а я на даче буду розы выращивать, - мечтательно заявил Буянов. - Зятёк, помогать будешь! - громко сказал комэска Менделю, который всеми силами пытался не попасться на глаза Буянову.
        Хорошо, что Гаврилович спокойно иронизирует на тему подобной ситуации. Для советского общества ситуация с отношениями Алёны и Паши выглядит вульгарной и неприемлемой. А там как уж две женщины поделят этого красавца Менделя неизвестно.
        Я шёл по коридору на улицу, чтобы посидеть на свежем воздухе, как со спины меня позвал Гнётов.
        - Да, Максимович, - подошёл я к нему и был встречен в штыки.
        - Сильно сокращаешь между нами дистанцию. Так будешь со своим командиром звена общаться, - надменно произнёс заместитель командира эскадрильи.
        Ну, началось! Чего он так распетушился? Негодует, что представления на него и меня на одинаковые награды отправили?
        - Так точно, товарищ майор! - громко произнёс я, и Гнётов скривился.
        Понимаю что все уже устали от этой длительной командировки. Отвечать я ему не стал, чтобы не раздуть конфликт. Тем более перед его вылетом.
        - Паясничай, пока есть возможность. К командиру в кабинет. Зовёт он тебя, - сказал Григорий Максимович, надев подшлемник, пошёл на выход из штаба.
        Дверь кабинета была открыта. Томин давал какие-то указания кадровику, шурша бумагами.
        - Илюша, я тебе сказал, что вот такие награды. Какие у тебя проблемы? - поинтересовался командир.
        - Валерий Алексеевич, ну у нас столько подвигов нет, чтобы представления писать. У меня голова уже не варит, - жаловался капитан.
        - Думай. Техсостав - минимум медаль «За Боевые заслуги», - сказал командир.
        Я показался в дверном проёме и Томин тут же обратил на меня внимание.
        - Родин заходит. Илья выходит, - указал на дверь кадровику Томин.
        - Товарищ командир, может, про другие награды подумаем? Наверху могут не подписать, - предложил капитан.
        - Только никаких благодарностей! Медали и ордена! Надо, поеду сам к Ахромееву за резолюцией, - похлопал Томин его по плечу и кадровик вышел из кабинета, захлопнув дверь. - Ты не садись. Быстро поговорим, а то мне на самолёт уже идти надо.
        Валерий Алексеевич взял с сейфа свой шлем и стал доставать из него нужные для экипировки вещи.
        - Спрошу тебя ещё раз - ты точно хочешь в испытатели? - с неким наездом спросил командир.
        - Товарищ полковник, меня не надо в этом вопросе заставлять.
        - Значит, желание не пропало. Тогда второй вопрос, готов ли ты к смене места службы ради этого?
        Вот тут меня совсем в ступор вогнал Валерий Алексеевич! Сейчас как предложит после Афганистана поехать на «золотые прииски» Забайкалья, чтоб оттуда было легче свалить. А из тех мест ещё труднее уехать, чем с Туркестанского округа.
        - Товарищ командир, пока не понимаю о чём вы.
        - Готов или нет? - громко спросил Томин.
        - Так точно! Готов!
        - Я тебя понял, ребя. Есть многоходовая комбинация. Мой однокашник в прошлом году просил, если будут толковые ребята и желающие послужить в «тёплом месте», дать ему фамилии. У них в одном из полков народу почти нет в эскадрилье на МиГ-21. Поедешь?
        Да что за «кот в мешке»? Сейчас согласишься, а потом узнаешь, что поехал в условные Магдагачи. Одно хорошо, что там вертолёты вроде бы стоят, а не самолёты.
        - Очень тёплое? - спросил я.
        - Курорт просто! - улыбнулся Валерий Алексеевич.
        - Ну вы хоть скажете, куда именно?
        В кабинет постучались, и за открытой дверью показался Буянов в противоперегрузочном костюме и белом подшлемнике на голове.
        - Командир, время поджимает, - указал он на часы.
        - Ага, - кивнул Томин и неуклюже надел шлем без подшлемника и шлемофона. - Собственно, твоего согласия уже и не надо. Я твою фамилию ему дал.
        Прекрасно! Без меня женили!
        - А рапорт? - удивился я.
        - Всё потом. Прилечу, ещё поговорим об этом, - сказал Томин и рванул с места.
        Шлем от такого резкого движения слетел назад и полетел вниз. В нескольких сантиметрах я успел поймать снарягу своего командира. Не самый хороший знак перед полётом.
        - Молодцом, Серый! Спасибо, - сказал Томин, забрав из моих рук шлем и взъерошил мне волосы на голове. - Всё будет хорошо, ребя!
        С этими словами Валерий Алексеевич выпроводил меня из кабинета и вышел сам.
        Внутреннее возбуждение после такой встречи, конечно, присутствует. Однако очень неопределённо высказался командир о моём будущем.
        Я вышел из штаба и остановился на крыльце. Кто-то из лётчиков весело общался в беседке, кому-то требовалось разобрать полёт, пройдя по земле «пешим по лётному». Мендель нервно ходил вокруг клумбы с цветами из покрышки от большого грузовика. Вот у него сейчас голова забита мыслями! Думаю, что он ещё и попросится остаться на один срок в Афгане. Только бы домой не лететь.
        Когда вышел на улицу, подумал, что предложение о переводе, какой-то розыгрыш. Да и как перевод, пускай и в «тёплое место», мне поможет? Бред!
        Даже если и так, то по приезде в Союз всё равно буду писать рапорта, письма, телеграммы и другие официальные бумаги во все инстанции. Если уж мне дали второй шанс на новую жизнь, буду стараться провести её в погоне за мечтой. Ведь она всегда должна быть у человека.
        И почему бы не поставить себе новую цель. Лётчиком стал, так надо теперь и в испытатели рвать.
        - Замечтались, Сергей Сергеевич? - прозвучал за спиной голос рядового Кисель.
        - И вам добрый день, Ася. Вышли на перекур? - спросил я, не поворачиваясь к девушке.
        - Подышать осенней пылью Афганистана, - ответила она, встав справа от меня. - Скучно последнее время. Никто не заходит. Никто себя не показывает. Вот вышла сама посмотреть на людей. Себя показать, - сказала Кисель, говоря каким-то чарующим голосом.
        - Вы в таком тоне говорите, будто колдуете, - с серьёзным видом сказал я, но Ася только слегка улыбнулась в ответ. - Сейчас у вас в кадрах народу много бывает. Представления, характеристики, рапорта и так далее. Операция же вот-вот закончится.
        - Закончится одна операция и начнётся следующая. Опять много документов. Плюс к этому начинаются переводы в другие части, - с неким намёком произнесла Ася, ехидно улыбнувшись.
        Значит, не розыгрыш! Пытается мне намекнуть Ася, будто что-то знает.
        - И ты мне, конечно, ничего не хочешь рассказать? - спросил я, посмотрев в чёрные глаза девушки.
        - Я ничего не знаю, и не читала. Слышала только от капитана, что Томин уже предупредил о твоём уходе и надо заказывать ещё лётчиков в военном училище, - ответила Ася и тронула меня пальцем за кончик носа. - На чай когда зайдё… те?
        - Может, скоро и зайду. Но не тешьте себя такой надеждой.
        - Ой, какие мы суровые! - сказала Ася.
        Брюнетка медленно облизнула свою верхнюю губу кончиком языка и подмигнула мне. На пару секунд Кисель замерла на месте, чтобы дождаться моей реакции. На такой жест я никак не среагировал.
        - Ой, всё! - скривила лицо Ася и вошла внутрь штаба.
        А тем временем в воздух поднялась первая пара наших истребителей. За ним следующая. На стоянке начался веерный запуск штурмовиков. Новый «рабочий» день.
        Через час я шёл с Валерой на вылет. В зоне дежурства нужно было поменять пару Гнётова и Менделя.
        - Как думаешь, Максимовичу дадут командовать эскадрильей? - спросил я у Валеры.
        - Томин не очень его жалует. Но других кандидатов нет.
        - А ты себя не рассматриваешь? - улыбнулся я, поздоровавшись с Дубком.
        - Провоцируешь ты меня, Серый! Нет у меня шансов. И ты знаешь почему, - намекнул Валера на его проблемы морального характера, о которых стало известно не только командиру.
        - Елисеевич, как тебе капитан Гаврюк в роли командира эскадрильи? - спросил я у Дубка, но тот слегка замялся.
        - Говори, Елисеевич. Не обижусь, так и быть, - улыбнулся Валера.
        - Петрович, всё у тебя хорошо. Усы только сбрить надо.
        Тут я чуть не упал от смеха. Гаврюк тоже оценил шутку и показал поднятый большой вверх палец Дубку.
        - По самолётам, Серый, - сказал Валера, и я пошёл осматривать свой МиГ-21.
        В кабине я не торопился пристёгиваться, поскольку Валера стоял ещё на бетонке и поглядывал в небо. Включив радиостанцию, я стал прослушивать радиообмен. Как раз с задания возвращался Томин.
        - Янтарь, 101й, готов через дальний зайти, - запросил он, собираясь выполнить посадку по крутой глиссаде снижения.
        Так, мы все обычно и заходим в Афганистане.
        - Разрешил, шасси и механизация-контроль, - дал команду руководитель полётами.
        - Понял, заход.
        В эфире воцарилась недолгая тишина, а затем её разорвал чей-то громкий голос.
        - Манёвр! Пуск слева!
        - Ухожу! Отстрел! - прозвучал голос Томина.
        Я быстро отстегнулся от кресла и вылез из кабины, встав на стремянку, чтобы видеть происходящее своими глазами.
        Со стороны гор тянулся спутный след от выпущенной ракеты. На стоянке всё внимание было обращено на снижающийся горящий самолёт.
        Его несло то в одну сторону, то в другую. Вертикальная скорость снижения была очень большая. Самолёт был уже у самого торца полосы. Но это только обман. МиГ-21 несло на нашу стоянку.
        Глава 6
        Самолёт продолжил падение, превращаясь с каждой секундой в огненную стрелу. И на меня нахлынуло ощущение дежавю.
        Я сам недавно попал в подобную ситуацию. Посадить удалось каким-то чудом.
        Люди на стоянке бросились врассыпную, пытаясь убежать от надвигающегося крушения истребителя. Гул двигателя нарастал. В ушах слышались мужские крики и топот десятков ног.
        Всё происходило словно в замедленной съёмке. Я практически успел рассмотреть бортовой номер истребителя. Когда столкновение уже было неизбежным, произошло то самое чудо.
        МиГ задрал нос. Начал крутить полубочку и уходить влево к полосе. Ещё мгновение, и самолёт перевернулся кабиной вниз. Он был у самой бетонки. Томину осталось докрутить бочку и коснуться полосы.
        А там попробовать удержать его на прямой. Полосы для пробега может не хватить, но есть ещё концевой участок на грунте. Остановится там. Или катапультируется. Но это всё красиво в теории звучит.
        Вращение продолжалось. Консоль крыла прошла в считанных метрах от полосы.
        - Направление! Направление! - выкрикнул я совершенно ненужную уже подсказку.
        Ещё доли секунды, и командир справится! Сядет на полосу, и мы будем также вспоминать этот случай в курилке, как вспоминали его катапультирование.
        Самолёт накренился, и закончил свой полёт. Яркая вспышка, грохот и столб огня взмыл вверх.
        - Парашют? Кто видел парашют? - громко завопил кто-то на стоянке, но в ответ тишина.
        Сейчас я первый, кто готов поверить в очередное чудо. Вот сейчас внезапно за моей спиной на стоянку рухнет Томин, спустившись на парашюте. Будет ругаться и через раз называть всех «ребя». Но нет…
        Пока я бежал к месту крушения, надежда испарилась, как вода на Шиндандском бетоне. Быстро и бесследно. Самолёт командира горел, вспыхивали остатки керосина. И запах… запах смерти.
        Я не мог сойти с места, пока пожарные не потушили огонь до конца. И таким замороженным был не я один. Кто-то не мог сдержать эмоций и рвал на себе плотный комбинезон. А кому-то тяжело было вытерпеть это и не заплакать.
        В нескольких шагах от себя я увидел Валеру, который держался за свои волосы, пытаясь оторвать хоть небольшой кусок.
        - Валера, ты как? - подошёл я к нему.
        Сразу обратил внимание, что он моментально обзавёлся малой сединой на своих усах.
        - Ты понимаешь, что командир погиб? - спросил он, не сводя глаз с обломков самолёта.
        - Мне тоже тяжело. Понимаю.
        - Хм… неа, - сказал Гаврюк, убирая трясущиеся руки от головы. - Ты понимаешь, что он спас всех на стоянке?
        - Валера, у тебя шок, - ответил я, но мой командир звена резко повернулся ко мне.
        Его трясло. Нижняя губа вибрировала, а глаза налились красным цветом.
        - Ни черта ты не понял, Серёжа. Он тебя спас, меня, каждого в этой толпе. И я не могу этого принять, - сказал Валера и повернулся в сторону самолётов на стоянке.
        - Если хочешь знать, на месте командира, я поступил бы точно также.
        - А знаешь, Серый, чтобы сделал я? - громко сказал Валера, пройдя несколько метров и повернувшись ко мне. - Прыгнул и дал бы всем умереть.
        Кажется, Валере нужно перезагрузиться. Слишком сильно на него повлияла трагедия. После такого нужен однозначно отдых.
        Командир так и остался в кабине, не успев катапультироваться. Как только его увезли, я смог пересилить себя и пойти обратно.
        Полёты в этот день в Шинданде были прекращены. И не потому, что утрата Томина имела моральное воздействие. Крушение немного повредило покрытие полосы, а обломки были разбросаны по всей её длине.
        В самом штабе никто не покинул своих кабинетов. Сидя в классе постановки задач, я слышал, как за стенкой тихо всхлипывала девушка из строевого отдела. Несколько раз к нам заглядывал и кадровик Илья. Будто в надежде, что встретит здесь командира, он делал это несколько раз.
        Атмосфера уныния, траура и растерянности в глазах многих лётчиков была видна очень хорошо. Особенно сильно были шокированы те, кто видел момент крушения. И вся эта тишина давила на мозг.
        - Разрешите, - осмелился нарушить эту тишину кадровик, войдя в класс.
        - Да, Илья, - ответил ему Бажанян, который стоял спиной к нам и смотрел на карту Афганистана.
        - Тут… в общем… - пытался найти какие-то слова капитан, но лишь смотрел на свою красную папку с документами. Она тряслась, словно доска на трамплине.
        Не выдержав таких колебаний, он выронил её из рук. Множество бумаг разлетелось по полу. Илья посмотрел на разлетевшиеся жёлтые листья и медленно нагнулся, чтобы их поднять.
        - Сейчас помогу, - сказал я, встал со своего места и подошёл к капитану.
        Моему примеру последовали Гусько, Барсов и ещё несколько человек. Могли бы и все встать, но не уместятся все на небольшом пространстве перед центральным столом.
        - Держи, - протянул я ему пару листов.
        - Спасибо. Я потом зайду. Не время сейчас подписывать документы, - сказал Илья и направился к двери.
        - Стой! - громко сказал Бажанян. - Если положено подписать, значит подпишем. Оставляй.
        - Здесь фамилия… фамилия командира, - заметил Илья. - Но дата не стоит.
        - Давай сюда. С датой разберёшься сам, - сказал Араратович, выхватил красную папку и принялся подписывать документы за Томина.
        - Не знаю, как бы к этому отнёсся Валерий Алексеевич, - сказал Гусько, покачав головой.
        - Он бы сказал, что командир всегда на месте. Может не быть Томина, Бажаняна или ещё кого-то. Но командир всегда на месте, - сказал Араратович и стукнул кулаком по столу в подтверждение своих слов, как когда-то делал Валерий Алексеевич.
        К вечеру прилетел заместитель главкома Пасечник. Осмотрел место крушения, стоянку, пообщался с прибывшими из Кабула специалистами из комиссии. Разбирать тут что-то было лишним, но соблюсти формальности необходимо.
        Сказал он и нам пару слов, придя на постановку задач, на завтрашний день.
        - Говорить тут что-то, думаю, не стоит. Это война, и она без потерь не бывает, - сказал генерал-полковник, осмотрев нас всех суровым взглядом. - Подполковник Бажанян исполняет обязанности до решения кадрового вопроса с командиром этого полка. И… недолго сегодня засиживайтесь. Всё понимаю, но у нас ещё много работы, - намекнул Пасечник на планируемые поминки по командиру.
        - Товарищ генерал, - обратился к нему Бажанян. - Операция ещё продолжается, но традиции никто не отменял. С вашего позволения, мы хотели бы провести прощание с командиром.
        - Я ведь уже сказал, что не возражаю против поминок. Только не надо превращать их в посиделки, - ответил генерал.
        - Я сейчас говорю об официальном прощании перед отправкой останков полковника Томина в Союз, - сказал Бажанян.
        Генерал задумался. Он понимал, что возможны некоторые проблемы с официальной церемонией. Пока ещё погибших в Афганистане было принято скрывать.
        - В политотдел армии ещё не сообщали о вашем желании? - спросил он.
        - Никак нет.
        - Я тебя услышал, подполковник. Будет прощание. Хватит уже прятать погибших товарищей, - кивнул генерал и пожал Бажаняну руку. - Не вставать, команды не подавать, - сказал Пасечник и вышел из кабинета.
        Наступил следующий день. Проходила рутинная работа по плану операции. Аэродром работал штатно. Даже на стоянке можно было услышать весёлые разговоры и смешки. Жизнь продолжалась. О вчерашней катастрофе напоминала только воронка в нескольких десятках метров от полосы.
        В середине дня Бажанян объявил, что послезавтра состоится прощание. Будет присутствовать большое начальство. Гробы с останками командира и ещё нескольких погибших за время операции отправят на Родину.
        - Нам нужно определиться и распределить роли. Кто поедет в Союз? - спросил Гусько и реакция собравшихся в классе меня несколько удивила.
        Я думал, что сопровождать командира, вызовется 90 процентов из нашего полка. Паре человек, естественно, путь в Союз был противопоказан. Одним из них был Мендель, который не спешил решать свои «семейные» проблемы.
        - Я лучше пилотаж откручу в память о Валерии Алексеевиче, - сказал Барсов, но его тут же осадил Бажанян.
        - Обойдёшься! Никто пилотаж на поминках, балбес, не крутит, - сказал Араратович. - Максимыч и Мендель выполнят проход.
        - Есть, - уяснил задачу Гнётов, а Мендель молча кивнул.
        - В Союз поеду я и подполковник Буянов, - сказал Бажанян. - Мы знали Алексеевича лучше всех из присутствующих. Третьим будет однозначно Гаврюк.
        Валера слегка дёрнулся от неожиданности, что его фамилию назвали в числе сопровождающих. Наверняка Бажанян узнал от кого-то, как мой командир звена отреагировал на гибель Томина.
        - Остался ещё один. Кто? - спросил Араратович.
        Командир ко мне хорошо относился. Попытался помочь с переходом в испытатели.
        - Товарищ подполковник, старший лейтенант Родин готов, - встал я со своего места и громко дал своё согласие.
        - Молодец. Мы пробудем пару-тройку дней дома, а потом обратно. Нам дадут ещё три самолёта - одну спарку и два МиГ-21бис, - сказал Бажанян и направился к двери. - Родин, иди сюда.
        Мы вышли с Араратовичем за дверь. При выходе я поймал на себе пристальный взгляд Гнётова. Пожалуй, надо привыкнуть к тому, что заместитель командира эскадрильи ко мне не сильно благосклонен.
        - Как себя чувствуешь после произошедшего? - спросил Бажанян, когда мы шли по коридору.
        - Всё нормально. Готов к работе без ограничений, - сказал я.
        - Это хорошо. Алексеевич тебя всегда хвалил. Впрочем, твой большой потенциал и непомерное везение невозможно не заметить, - улыбнулся Араратович, достав из пачки «Космоса» сигарету.
        - Тигран Араратович, вы же меня не просто так позвали? - спросил я.
        - Конечно. Мамой клянусь, не очень хотел, чтобы ты именно сейчас летел домой. Всё же, ещё сюда, потом вернуться надо. В Осмоне может, что угодно произойти, - затараторил подполковник, когда мы вышли на крыльцо штаба.
        - Вы про Вещевую? Или как у неё там теперь фамилия - Катапульта? - спросил я и Бажанян чуть не поперхнулся от смеха.
        - Такой… ерундовой фамилии… ещё не слышал, - сказал сквозь смех и кашель Араратович.
        - Просто я только прозвище её жениха знаю. Вы же мне и рассказали про их отношения. Назвали этого Ваську джигитом, спортивным и так далее, - улыбнулся я, вспомнив давний разговор с Бажаняном.
        - Да ты тоже ещё тот молодец! - хлопнул он меня по плечу. - Так, я вообще не про твои достоинства. Ты там только в Осмоне не пори горячку. За кинжал не хватайся, если увидишь их вдвоём.
        - Товарищ подполковник, вы меня с кем-то перепутали. Я синдромом дефицита внимания и гиперактивности не страдаю, пубертатный период оставил позади, и возбудимая психопатия мне не присуща, - ответил я и Араратович пристально на меня посмотрел.
        - Родин… а вот то, что ты сказал это не матерные слова? - спросил подполковник.
        - Нет. Научные термины.
        - Это хорошо. Просто я подумал, ты меня послал… научно.
        - Тигран Араратович, всё хорошо. Обещаю, конфликтов не будет. Я лечу в Союз проводить в последний путь нашего командира. Это высокая честь для меня, - твёрдо сказал я, и Араратович крепко пожал мне руку.
        - Иди к полётам готовься, - отправил он меня в штаб.
        В коридоре в очередной раз столкнулся с Асей. Заметно, что девушка сделала вид, будто случайно оказалась на моём пути.
        - Сергей Сергеевич, куда-то спешите? - спросила она, не давая мне обойти её с какой-нибудь стороны.
        - Работать надо, товарищ рядовой. Вам бы тоже не мешало этим заняться, - сказал я и взял её за плечи, чтобы отставить в сторону.
        - Прикосновения? А где ваши нежности, Сергей? - продолжала она меня дразнить, произнося каждое слово с заискивающей интонацией.
        - Ась, что тебе надо? Чего добиваешься? Тебе некого больше в постель затащить? - спросил я.
        - Оборзел ты Родин! - зашипела она на меня. - Нужен ты больно мне.
        - Судя по всему, нужен. Раз постоянно трясёшься от желания меня в койку пригласить. Отстань, красотка, - сказал я, поднял её над полом и поставил в сторонку. - Тебе похудеть бы. Тяжко поднимать стало.
        Кисель фыркнула и отвернулась в другую сторону. Не стал я ждать очередного выпада от брюнетки и пошёл дальше.
        - Думаешь, у тебя всё сложилось? Ошибаешься! - громко сказала мне вслед рядовой. - Не сильно ты и перспективный вариант.
        К чему было это сказано, непонятно. Если она что-то знает о моей судьбе, наградах, да хоть гороскоп на следующую неделю, чего загадками-то говорить. Вывод один - балаболка!
        Чемодан я предусмотрительно занёс перед построением в гермокабину Ан-12. На нём мы сегодня и будем сопровождать нашего командира в Союз. Магистральная рулёжка была переполнена множеством столпившихся людей. Почётные гости и большие начальники уже прибыли. Знамённая группа готова. С минуты на минуту должны были доставить гробы с погибшими солдатами и офицерами за время этой тяжёлой операции.
        - Шестнадцать человек, - прошептал стоящий рядом со мной в строю Гусько. - Из лётчиков только Томин, - удручающе вздохнул он.
        - Валерий Алексеевич хотел, чтобы все вернулись домой, - ответил ему Гаврюк. - А мы его сберечь не смогли.
        Погода сегодня испортилась и была под стать мероприятию. Всё шло к тому, что должен был пойти дождь. Как только привезли погибших, с неба стали накрапывать дождинки.
        - Товарищи, слово предоставляется маршалу Советского Союза Ахромееву Сергею Фёдоровичу, - представил Член Военного Совета заместителя Министра Обороны СССР.
        Стального цвета облака буквально в несколько секунд нависли над Шиндандом. Ахромеев хотел начать свою речь, но выдержал паузу. Он подошёл ближе к гробам и внимательно посмотрел на фотографии погибших.
        Дождь слегка усилился. Фуражки начали вымокать и с козырька закапали мелкие капли. Маршал молчал, смотря на длинный строй военных, стоящих перед ним в промокших одеждах. Он ничем сейчас не отличался от нас. Дождь одинаково влияет и на рядового, и на маршала.
        - Пуля, ракета, снаряд - не знают должностей, званий, имён и заслуг, - начал говорить маршал, и не думая воспользоваться зонтом, чтобы скрыться от дождя. - Сама война, будь она проклята, требует от каждого из нас самоотдачи, мужества и готовности жертвовать собственным благом ради спасения других. Но чаще всего, в жертву приносят только жизнь.
        Маршал закончил говорить и слово стали брать остальные высокие гости церемонии прощания. В дождливое небо поднялись несколько самолётов. Им выпала честь совершить проход над процессией.
        Очередную речь произнёс один из членов политбюро ЦК КПСС.
        - Хоть кто-то приехал, - проворчал Валера.
        И действительно! Не помню, чтобы представители политбюро посещали советские войска в Афганистане. Может, в Кабуле и бывали. А вот чтоб в дальние гарнизоны, не слышал. Фамилию не запомнил этого деятеля.
        Пришло время грузиться. Во время погрузки, на малой высоте прошли строем сначала МиГи, затем Су-25е, а завершили всё братцы - вертикальные, отстреливая одиночные тепловые ловушки.
        Командир Ан-12го сказал нам занять места в гермокабине. Мне удалось сесть рядом с иллюминатором.
        Двигатели транспортника загудели. Самолёт быстро вырулил на полосу и приготовился взлетать. Четыре турбовинтовых двигателя стали набирать нужные обороты. Рывок и самолёт побежал по полосе.
        Отрыв я даже не заметил, поскольку мысленно погрузился в надвигающееся возвращение в Союз.
        - О чём задумался, Серый? - спросил у меня Бажанян.
        - Не так я хотел слетать домой. Думал, что полечу обратно на более весёлой ноте, - сказал я и продолжил смотреть в иллюминатор.
        Самолёт вышел из облаков и за бортом засветило солнце. Красиво выглядит система горных хребтов Паропамиз. И где-то там уже и родная страна.
        - Смотри. Такого никогда не видел, - указал в иллюминатор Валера.
        Рядом с Ан-12 пристроилась пара МиГ-23, следуя рядом. Из кабины экипажа вышел бортинженер и тоже обратил наше внимание на такой кортеж.
        - Запросили по связи разрешение пристроиться. Хотят сопроводить нас до Осмона, - сказал он и посмотрел в иллюминатор по другому борту.
        Справа была ещё одна пара МиГ-23. От такой дани уважения погибшим слегка замерло в душе.
        Под нами осталась пограничная река Амударья. И никто из истребителей не отвалился в сторону. Все проводили командира полка в последний путь.
        Глава 7
        Яркое солнце, невозможная жара и приятный шум моря. Или океана? В этом сне уже и не разобрать.
        Влага испарялась с бетонки после вчерашнего дождя. Техники с голым торсом бегали под самолётом, готовя его к вылету. С каждым шагом мой комбинезон становился всё тяжелее и тяжелее от пота. Никакого морского спасательного костюма. На мне обычный комбинезон, к которому я привык в Афганистане.
        Аэродром огласил дикий гул двигателей. Он нарастал с каждой секундой. Техник бежал ко мне в каких-то странных тапочках с докладом о готовности моего борта, но его голос тонул в этом нескончаемом шуме. И почему мне казалось это нормальным - за тапки на этом аэродроме никого не наказывают.
        Сзади кто-то потянул меня за локоть.
        - Ну что, сегодня первый вылет на новом самолёте? - весело спрашивал меня такой лётчик, чьё лицо было прикрыто светофильтром. - Серый, чего завис? - продолжал он меня теребить.
        Открыв глаза, я сощурился от яркого солнца, проникающего в гермокабину через иллюминатор. Меня толкал вбок Валера, чтобы я проснулся.
        - Ты так поспать любитель! - удивился он, почёсывая свои густые усы.
        - А чего ещё делать? Это в МиГе не поспишь, а тут почти трансатлантический перелёт, - сказал я, отклонившись назад в кресле гермокабины Ан-12.
        - Сейчас снижаться будем. Уже траверз Ташкента прошли, - произнёс Гаврюк и повернулся к Буянову, который что-то проверял в своём чёрном портфеле.
        Снова сны меня одолевают непонятные. Раньше было интереснее - море-океан, взлётная палуба и новый корабельный самолёт. Каждые такие грёзы, словно вещий сон о моём будущем. Как бы сознание даёт намёк, что я окажусь в морской авиации.
        А сегодняшняя картинка другая! Меня будто в отпуск отправили на пляж. Ещё и эти тапочки на представителе техсостава! Гул двигателей ужасный. Наверняка - шум Ан-12го проник ко мне в сон.
        - Ничего, Родин. Пару дней в общаге потаскаешь кровать на спине и будешь свеженьким, - громко сказал Буянов, присев напротив меня в такое же кресло и выложив на столик между нами несколько различных вещей.
        - Гаврилыч, ты ничего не потерял? - спросил у него Бажанян, кивая на предметы, на столе.
        - Из кабинета и вагончика всё забрал. Снаряжение брать не стал - кому оно нужно, - сказал Буянов и стал медленно укладывать вещи в открытый дипломат.
        Это были главные ценности командира. Записная книжка с логотипом Олимпиады в Москве, небольшая пачка чеков Внешпосылторга, удостоверение личности, несколько книг и пару фотографий.
        - Лариса, - вздохнул Гаврилыч, показывая фото Араратовичу и убирая его в чемодан. - Не думал, что мне придётся ей везти Алексеевича.
        - Это его супруга? - спросил я, когда Буянов закрыл ключиком чемодан.
        - Да, Лариса Павловна. Мировая женщина. Сколько бесед она с нами проводила и не пересчитать, - улыбнулся Араратович.
        Буянов рассказал историю, как у него не сразу всё получалось в полку. Не получалось нормально летать.
        - Пошёл к Алексеевичу. Он комэска мой был тогда. Сказал, рапорт на увольнение пиши и домой мне принесёшь. Я и написал, - сказал Гаврилович.
        - И что потом? - спросил Валера.
        - Прихожу, а мне Лариса Павловна открывает дверь. Голова в бигуди, фартук в муке. Стоит и руки вытирает полотенцем, - посмеялся Иван Гаврилович. - Мол, чего пришёл, лейтенант? Я ей говорю, что командиру рапорт отдать. Она уходит и возвращается с оладушками.
        - А они у неё просто, мамой клянусь тысячу раз, такие никто из вас двоих не ел! - воскликнул Араратович.
        - Лариса Павловна говорит, держи оладушки, а ты мне рапорт. Ну, я и без лишних мыслей отдал ей, - сказал Буянов.
        - И передала? - удивился я.
        - Неа. При мне порвала и сказала: «- Иди работай». Добавила, если ещё раз приду, заставит меня туалет на аэродроме чистить и за щёку потеребила, - ответил Буянов и повернулся к иллюминатору.
        Комэска сейчас несколько потерян. Ему из нас четверых тяжелее всего. Он был ведомым Томина и должен был заходить в левом пеленге на посадку.
        - Гаврилыч, ты только… - начал говорить Бажанян, но комэска его перебил.
        - Тигран, эта ракета предназначалась мне. Мы всегда садились парой, но в тот день он дал команду на роспуск. Почему? - спросил Буянов, чьи глаза слегка покраснели.
        Бажанян не ответил. Иван Гаврилович чувствовал за собой вину, боясь рассказать подробности супруге Томина. Не знает как смотреть ей в глаза.
        - Потому что это был его приказ, Иван Гаврилович. Валерий Алексеевич всегда сам принимал решение, - сказал я и Буянов с удивлением посмотрел на меня.
        - Ты так говоришь, будто знаешь его дольше нас с Араратовичем, - произнёс комэска.
        - Не больше вас. Но разве вы не согласны со мной? - спросил я и Буянов медленно кивнул.
        - Всё равно, тяжело принять тот факт, что его нет. Как думаешь, Араратыч, командиру дадут Героя посмертно? - спросил Валера.
        - Пасечник сказал, что лично этим займётся, - ответил Бажанян.
        Ан-12 начал плавное снижение. Транспортник шёл к полосе медленно, не выписывая сумасшедший манёвр или закладывая максимальный крен в развороте. В иллюминаторе не видно отстрела тепловых ловушек. Это всё первые признаки мирной жизни, которая царит здесь в Осмоне. Горы Афганистана остались на время позади.
        Плавного касания полосы у командира корабля не получилось, и мы дважды подпрыгнули на своих местах. Воздушный радист, зайдя к нам, сказал о молодом правом лётчике, которого все учат, да толку мало
        - В Тузеле пару дней назад из-за него чуть с полосы не ушли, - пересказал этот прапорщик нам вкратце предыдущий подобный случай, сняв с себя гарнитуру. - Вы сейчас удивитесь, что там на стоянке творится, - покачал он головой.
        Рампа начала медленно открываться, впуская яркий солнечный свет. Парадную форму никто из нас не брал в Афганистан, так что пришлось одеться в песочные комбинезоны и кожаные куртки.
        - Блин, надо было хоть у кого-то взять фуражку, - возмущался Буянов, оглядывая Валеру, из-за которого и пришлось всем надеть пилотки. - Алексеевич всегда носил фуражку.
        - Ты не хуже меня знаешь, что он так себя обозначал на аэродроме. Чтобы все видели его издалека, - сказал Бажанян.
        - И то, правда, - шепнул Буянов и наклонился к ручке гроба.
        - Взяли, - скомандовал Бажанян, когда рампа полностью открылась.
        Спускаться по скользкой поверхности было неудобно. Однако долго нести командира нам не довелось. Его гроб тут же подхватили молодцы из почётного караула. Оглядевшись по сторонам, я понял, чему удивился радист на борту.
        На магистральной рулёжке выстроился не только наш полк, но и десантники из соседней части совместно с вертолётчиками. На центральной заправочной не было ни одного самолёта. Рядом с Ан-12 уже стояла большая делегация из нескольких военачальников с большими звёздами. Несколько человек в гражданской одежде. Возможно кто-то из них представляет райком партии, а то и Центральный комитет Коммунистической партии республики.
        Оркестр играл траурную музыку, пока караул нёс гроб с командиром к специальной машине. Возле этого чёрного автомобиля стоял наш полковой кадровик. Тот самый седой и старый майор Балтин или просто Трефилович. Он поддерживал под руку женщину в сером пальто и тёмном траурном платке, которая не могла успокоиться и плакала навзрыд. Рядом ещё одна.
        Женщина смотрела на приближающийся гроб с командиром, держа осанку. На лице только судорожно дрожали мимические морщины. Из-под чёрного платка выбились две светлые пряди волос с небольшими седыми прожилками. Не нужно было гадать, кто из них супруга Валерия Алексеевича.
        - Подожди, - услышал я сбоку шёпот Бажаняна, который остановил Буянова.
        Комэска хотел подойти к Ларисе Павловне, но сейчас она стояла рядом с гробом. Руки её почти не тряслись, когда она поправляла фуражку, прибитую к крышке. Оркестр замолчал, уступив место другой «музыке».
        Над стоянкой пронеслись одна за одной пара наших МиГ-21. За ними ещё и Су-17е. Дань уважения отдали и вертолётчики. Завершилось всё это проходом пары МиГ-29.
        - А они откуда? - удивился Валера. - У нас в округе их нет.
        - Неделю назад командир мне сказал, что наш полк пересадят на новые МиГи. Это первая пара из них, - сказал Бажанян. - Одну эскадрилью уже в нашем полку переучили.
        - Эх, и командир не дожил до этого момента, - расстроено вздохнул Буянов. - Может, не стоит увольняться? - задался комэска таким вопросом.
        Прошло ещё минут 20 и гроб увезли. Буянов подошёл к Ларисе Павловне и долго с ней разговаривал. Строй на магистральной начал расходится, а Бажанян разговаривал с каким-то генералом из делегации. Мы же с Валерой осматривали свой аэродром и пытались найти хоть какие-то отличия со времени нашего последнего дня пребывания здесь.
        - Транспортников только прибавилось, - сказал Валера, указав на Ил-76 и пару Ан-12 на стоянке для перелетающих экипажей.
        - Это всё временно. Сейчас все на Афган работают, - заметил я, снимая пилотку и укладывая в карман.
        - Мне кажется, что эта война бесконечная, - предположил Валера и остановил свой взгляд на Ан-12 м, на котором прилетели мы.
        Этот борт сейчас полетит дальше. Осмон был лишь первой остановкой.
        Ан-12 уже вырулил на полосу и начал разбег пред взлётом. А к Ил-76 в это время подъехала длинная колонна грузовых машин с десятками солдат. Постепенно бойцы спрыгивали на бетон и выстраивались перед погрузкой на борт. Пункт назначения для этих ребят сейчас «за речкой».
        - И ведь не все из них вернутся, - размышлял Валера.
        Совсем не понимаю, что происходит с моим командиром звена. Ему явно нужен перерыв в работе.
        - Валер, тебе отпуск нужен. Ты можешь его попросить у начальников? Ну, или у докторов освобождение от полётов, - предложил я.
        - За сумасшедшего меня принимаешь? - спокойно спросил Гаврюк. - Я настолько плох?
        - Говоришь странно. Понимаю, что все устали. Плюс трагедия с командиром…
        - Это была не трагедия, Сергей. Он принял решение погибнуть вместо своих подчинённых, - всё так же спокойно произнёс Валера. - И мне этого никогда не понять.
        Гаврюк поднял с бетонки чемодан и пошёл к ожидавшему нас УАЗику «таблетке». Как раз свои разговоры закончили и Буянов, и Бажанян. На лице Гавриловича уже было некое спокойствие. Видимо, Лариса Павловна нашла верные слова.
        - Серый, обороты прибавь! - крикнул Бажанян, чтобы я шёл быстрее.
        Пока ехали в машине, Араратович рассказал, что сейчас едем в штаб. Как раз будет у каждого возможность решить все свои дела. На мне Бажанян остановился отдельно.
        - Тебя в кадрах ждут. Трефилычу что-то нужно, - сказал Араратович. - В классе сразу подготовь документацию для перелёта и потом в общагу.
        - Когда обратно? - спросил Валера.
        - Через три дня. Возможно, два. Командование сильно торопит, поскольку задач меньше не становится, - объяснил Араратович.
        Как раз мы пересекли КПП аэродрома и направились в часть. Тут же начались вопросы, когда пересядем на МиГ-29. Особенно загорелся этой идеей Валера.
        - Да погоди ты! - успокаивал его Буянов. - Мы ещё с войны не вернулись. Не факт, что нашу эскадрилью вообще пересадят на МиГ-29.
        - Согласен. Как дадут нам по остаточному принципу МиГ-23 в лучшем случае, а я эту машину как-то не очень люблю, - сказал Бажанян.
        С ним можно согласиться, поскольку у этого типа самолётов с изменяемой стреловидностью крыла, поначалу были проблемы.
        - Слышал, что рулить на нём хорошо. А вот летать, всё равно, что шкаф таскать, - улыбнулся я.
        - Эт ты от кого такое слышал? - спросил удивлённо Буянов.
        Не говорить же ему, что прочитал я эту фразу у испытателя Бориса Орлова в его «Записках…». Кстати, у меня есть ещё возможность встретиться с этим испытателем! Он ещё жив в этом времени.
        - Да в Баграме мой однокашник говорил. Помните, когда они на операцию в Панджшере прилетели на усиление, - ответил я.
        - Им виднее. Всё равно нескоро нас перевооружат полностью с наших МиГ-21, - сказал Бажанян и вкратце поведал содержание его разговора с генералом.
        Это был командир нашей дивизии. Он и довёл до Араратовича, что полк скоро ожидают большие перемены.
        - Валерий Алексеевич говорил о перевооружении, расширении нашего аэродрома. Центр переучивания тут хотели сделать, - объяснял Бажанян. - Мол, сюда будут лётчиков присылать, чтобы мы их к Афганистану готовили. У нас опыт есть, вот на нашей базе и хотят сделать эту реорганизацию.
        - Людей больше будет? - спросил Буянов.
        - Да. И не меньше проблем. Но зато статус поднимется аэродрома. Жаль, что командира нет. Должность начальника такого центра могли бы генеральской сделать, - мечтательно сказал Бажанян.
        Когда въехали в часть, сразу бросилось в глаза, что идёт подготовка к расширению. Строилось здание рядом с КПП, высотой в четыре этажа. Конфигурацией напоминало учебный корпус. Чуть дальше ещё одно здание, которое раньше было тренажным комплексом. Его тоже облагородили и пристраивают к нему ещё помещения, похожие на ангары.
        - Сюда тренажёры новые привезут. Будем почти как Липецк, только в Узбекистане, - улыбнулся Бажанян.
        Кажется, Осмон может и правда превратиться в мощный центр подготовки к Афганистану и полётам в условиях его сложного рельефа. Не помню, чтобы тут было подобное. Вот и ещё один признак изменения хода истории.
        В штабе нас встретил на входе дежурный, доложивший Бажаняну о состоянии дел. У стелы с гербом Советского Союза фотография командира с чёрной лентой в углу. Граненый стакан и чёрный хлеб, траурный венок и большой плакат на стене с описанием его жизни. И сразу чувствуется какое-то уныние, которое не было присуще Томину. Он всегда был живым и активным. Кажется, сейчас он сойдёт с этого плаката, снимет шлем и как раздаст всем… указаний!
        - Хорошо. Завтра, чтобы обязательно весь свободный транспорт на похороны. Люди пешком не должны идти, понял? - дал распоряжение дежурному Бажанян и сказал вызывать тыловиков к нему в кабинет. - Родин, в кадры иди. Трефилыч долго ждать не будет, - сказал Араратович, и я отправился на второй этаж.
        В кабинете начальника отдела кадров кипела работа. Девушек прибавилось. Все они печатали, искали что-то в личных делах и картотеках, а потом снова печатали.
        - Здравствуйте, - поздоровался я, но на меня никто не обратил внимание.
        - Вы к кому? - бросила мне «традиционное» приветствие одна из работниц.
        - К товарищу майору, - сказал я. - Он здесь?
        - На аэродроме. Подождите за дверью, - пропищала одна из девушек, активно вбивающая буквы на печатной машинке.
        - Я вам не помешаю, - ответил я и отошёл к стойке, где выписывают справки.
        - Молодой человек, вы не поняли? Фамилия ваша? - надменно произнесла девушка, склонившаяся над ящиком с какими-то папками.
        - Может, вы не поленитесь и повернётесь ко мне? - спросил я, хотя попа у этой блондинки в юбке смотрелась симпатично. Кажется, зовут её Карина.
        - Вот ещё. Фамилия ваша, я сказала? - хамовато воскликнула девица.
        Ну, я не хотел грубить! Сама напросилась.
        - А я вам сказал, девушка, выгнитесь и повернитесь ко мне лицом. Не такая уж у вас и привлекательная задница, чтобы с ней разговаривать, - твёрдо ответил я, и это задело блондинку.
        - Ах, вы… - повернулась она ко мне и выронила из рук несколько бумажек. - Серёжа… ой, ну, Родин! Сергей Сергеевич Родин! - улыбнулась Карина.
        - Где Родин? - воскликнула её коллега.
        - Здесь Родин? - начала смотреть по сторонам другая, надев очки.
        - Неа, здесь Родин, - помахал я ей рукой, раз она меня не видит перед собой.
        - Да мы ж откуда знали, что ты… вы приедете! Сказали, только Тигран Араратович будет, - заулыбалась Карина, подбирая бумаги с пола.
        - Один бы он не справился, вот и приехал, - опустился я на колено и стал помогать собирать ей разбросанные документы.
        Девушки что-то начали друг другу шептать, убирая волосы назад и пытаясь сесть ровнее на своих стульях. Блондинка выпрямилась, втянула живот и начала приглаживать свои бёдра. Подчёркивает, что она с прошлого раза, как я её видел в этом кабинете, похудела.
        - Как вы там? Тяжело? Плохо кормят, наверное? Тепла жен… ой, домашнего не хватает? - оговорилась девушка.
        - По-разному бывает. Мне Сергей Трефилович нужен. Он скоро будет? - спросил я, но тут же дверь за спиной открылась и в кабинет вошёл запыхавшийся майор Балтин.
        - Ёпрст! Родин, да как живой прям! - воскликнул седой кадровик и слегка приобнял меня. - Как оно?
        - Доброго дня! Сами понимаете, ничего хорошего на войне нет, - ответил я.
        - Эт точно. Мда, Алексеевич. Командир. - печально произнёс Трефилыч, снимая с себя кожаную куртку. - Лариса Павловна, как теперь будет, не знаю. Ладно, ты же по делу?
        - Так точно, - ответил я и Трефилович указал на стул передо мной.
        Кадровик попросил девушек выйти на пять минут, чтобы мы могли с ним пообщаться. Перед выходом я был удостоен загадочного взгляда от Карины, которая картинно закусила свой ноготь с ярко-красным маникюром.
        - Дырку прожжёшь, - заметил это Балтин, и девушка быстро выскочила в коридор, захлопнув дверь. - Ты и Барсов теперь самые лакомые кусочки для девчат.
        - Интересно вы меня называете, - улыбнулся я. - А просто парнем, достойной парой или молодым человеком я могу быть?
        - Да, брось! «Кусочек» звучит короче. Давай к делу, - сказал майор и полез к себе в сейф. - Командир за твой перевод похлопотал и я сделал, что смог. Правда, вылезли кое-какие проблемы на пути.
        - Без них никуда, - ответил я.
        - Ага, - рылся в бумагах Трефилович. - Знаю, что ты стремишься в испытатели. Знаю, что командир тебе давал зелёный свет на это. Но я также знаю, что сейчас это сделать сложнее, - сказал кадровик и повернулся ко мне.
        - К чему клоните, товарищ майор?
        - Центр тут формируют. Каждый летчик на вес золота. Не передумаешь переводится?
        - Нет.
        - Хорошо. Сейчас подойдёт человек, которому ты очень нужен в том самом месте. Ты же знаешь, куда тебя должны будут перевести после Афганистана? - спросил Трефилович.
        Конечно… нет! Не успел Томин сказать мне, но не падать же в грязь лицом.
        - Естественно, знаю, товарищ майор, - уверенно соврал я.
        - Да? И ты готов к этому? - уточнил Трефилович.
        Я уже начинаю переживать, на что согласился и куда меня определил Томин. Но он, думаю, знал, как лучше сделать.
        - Да, готов.
        - Тебе же уже сказал Бажанян, что у нас тут теперь большие перспективы открываются. С твоими подвигами можешь претендовать на повышения в должности, а потом и в испытатели сорваться отсюда, - начал меня подкупать кадровик.
        Ему, конечно, нужны будут люди здесь. Формирование новой части - большой и долгий процесс.
        - Товарищ майор, решение мной принято. Не имею права и желание от него отказываться, - сказал я.
        - Значит, Томин не зря за тебя поручился.
        Дверь медленно открылась, и в кабинет вошёл ещё один человек. Необходимо встать, поскольку он старше по званию и меня, и кадровика.
        - Кхм. Вот тот, кто вам нужен, - указал на меня Трефилович, встав со своего места.
        - Добрый день, Сергей Сергеевич! - поздоровался со мной гость.
        В который раз убеждаюсь, что мир тесен. Не ожидал я увидеть этого человека здесь. Ещё и в морской форме.
        Глава 8
        Когда Томин говорил о своём товарище, которому нужны лётчики, я не думал, что это будет кто-то из моих старых знакомых. Гипотетически это мог быть кто угодно. В голове даже перебирал известных лётчиков строевых частей, представляя себя с ними в одном самолёте. Оказалось, что я уже летал совместно с его товарищем. Причём это случилось в один из самых лучших дней моей новой жизни - государственный экзамен по технике пилотирования.
        - Товарищ полковник, вот тот самый старший лейтенант Родин, - представил меня Трефилович, хотя это было совершенно не нужно.
        - Я знаком с Сергеем Сергеевичем уже несколько лет. В представлении он не нуждается, - с серьёзным видом подошёл ко мне полковник с чёрным портфелем в левой руке. - Рад снова вас видеть.
        На груди у этого офицера красовался значок лётчика-снайпера и несколько планок с медалями. Взяв небольшую паузу, чтобы рассмотреть меня, он протянул мне руку для приветствия.
        - Взаимно, товарищ полковник, - пожал я руку морскому лётчику.
        Граблин Дмитрий Александрович, бывший заместитель командира учебного полка по лётной подготовке в Белогорске. Когда он был на нашем государственном экзамене, то его местом службы была Кубинка. Похоже, с того момента он кардинально поменял место службы.
        - Почему в такой форме, Родин? - спросил у меня Граблин. - Это обмундирование не по сезону, насколько я знаю.
        Вот что значит человек не меняется! Всё тот же педант Граблин, который везде увидит недостатки.
        - Виноват, товарищ полковник. Только что с самолёта и не успел надеть повседневную форму, - ответил я, картинно вытянувшись.
        - Вас никто не торопил приходить на службу сразу после прибытия, но за стремление стоит похвалить, - сказал Граблин и снял фуражку. - Спасибо, товарищ майор. Нам нужно поговорить со старшим лейтенантом наедине.
        - Пожалуйста, - указал на свободный стул Трефилович. - Пойду пока чайку попью.
        При этих словах у Граблина чуть волосы на залысине не выросли. К такой простоте строевых частей он не привык. Дверь захлопнулась, и Граблин сел на стул.
        - Расслабленно тут у вас себя чувствуют. На КПП бардак, территория до конца не убрана… Алексеевича подводите таким образом, - сказал Дмитрий Александрович, кивая на стул рядом со мной, чтобы я сел.
        - Строительство идёт. Слышали, наверное, о том, что здесь будет? - спросил я, сев напротив полковника.
        - Это не повод не соблюдать порядок, Сергей. Все проблемы и начинаются с таких вот мелочей, - сказал Граблин, аккуратно облокотившись на стол. - Довольно разборок. Перейдём к делу.
        Полковник положил на стол фуражку и полез в свой портфель. Из него он достал белую папку и большую записную книжку.
        - О наших отношениях с Валерием Алексеевичем попрошу никому не рассказывать, дабы не портить наши с тобой отношения. Так будет лучше и для твоего возможного перевода, - проговорил Граблин, открыв папку с документами. - Слово «возможного» стоит подчеркнуть в данном случае.
        Граблин просмотрел несколько телеграмм, а потом сделал пару пометок в записной книжке.
        - Значит, не всё так просто? Кадровик был прав? - спросил я у Дмитрия Александровича.
        - Товарищ майор, скорее всего, обозначил тебе сложность с переводом. С Осмона будет уехать очень непросто. Тем более, так далеко, - ответил Граблин и поднял на меня глаза. - Сказал тебе Томин, куда именно?
        Да с чего все решили, что командир меня посвятил в свои планы?
        - Мы с ним об этом говорили, - ответил я.
        - Но, недоговорили, верно? - спросил Граблин. - А так как ты спишь и видишь себя в испытателях, и думаешь, что с другого места ты сможешь быстрее попасть туда, слепо согласился.
        - Вроде того.
        - Безрассудство высшей степени. Даже командиру Томину не стоило так доверять. Пускай его намерения и были самые благородные, - ответил Граблин и снова уткнулся в бумаги.
        - Хотите сказать, что не сможете мне помочь?
        - Нет. Я сделаю всё, что смогу и даже больше. Но не строй больших иллюзий.
        Несколько секунд Граблин молчал, просматривая свои бумаги. После такого начала нашего общения с полковником, оптимизма по вопросу перевода у меня поубавилось. В принципе, не так уж и плохо в Осмоне. Может, удастся и на МиГ-29 переучится, а там и пробиться во Владимирск или в Жуковский на испытателя. Правда, не очень-то я верю в то, что меня отсюда отпустят, если в Осмоне такая база готовится.
        - Так, давай к делу, а то времени мало у нас. Мне ещё сегодня в Ташкент попасть в штаб Округа надо, - сказал Граблин.
        - На похороны не останетесь? - спросил я.
        - Не получается. Я специально приехал, чтобы встретить Алексеевича из Афганистана. Пришлось даже на день раньше Сонечку с женой оставить…
        - Вы снова женились? - обрадовался я.
        - Родин, тебе какое дело? - улыбнулся Граблин.
        Вот так Дмитрий Александрович! И, правда, он видный мужик, полковник. Со времени нашей крайней встречи привёл себя в форму и немного схуднул. Почему бы ему не жениться снова?
        - Переживаю за вас и за Соню. Это искренне.
        - Спасибо. Да, я женился. Не думал, что смогу снова кого-то полюбить. Сонечка могла в штыки принять новую женщину, но всё очень хорошо. Они подружились, - ответил Граблин. - К делу, Родин. Ты готов слушать?
        - Так точно.
        - Диспозиция следующая - морской авиации нужны лётчики. Желательно опытные, но сойдут и такие, как ты, - сказал полковник.
        - А вы меня к опытным относите? - слегка улыбнулся я.
        - Эм… нет, - задумался Граблин. - Без обид. Одного года взрослой лётной деятельности недостаточно. Однако ты быстро набираешься опыта и мастерства.
        Надеяться на похвалу от Граблина было бы наивно. Хорошо, что признал за мной потенциал.
        - И куда именно нужны лётчики? На какой флот?
        - Сам понимаешь, что в Крыму мест для тебя нет, - ответил Граблин и переложил лист бумаги.
        Замечательно! Похоже, согласился ты Серый на того самого «кота в мешке».
        - Нет для тебя места и на Балтике. Там пока в главкомате нет понимания, как будет развиваться аэродромная сеть, - сказал Дмитрий Александрович.
        Ещё лучше! Осталось не очень много вариантов, и они не самые «курортные».
        - Товарищ полковник, давайте уже не будем тянуть резину, и вы меня порадуете назначением на Северный флот. Будем считать, что я морально готов, - принял я свою судьбу, что мёрзнуть мне в Карелии или в окрестностях Мурманска.
        - Будешь смеяться, но там ты тоже не нужен. Не нужен ты и на Тихоокеанском флоте, - поправил меня Граблин.
        - Вот сейчас совсем несмешно. Получается, что никому не нужен? - удивился я.
        - Ещё как нужен. Согласно одному межправительственному соглашению от 2 мая 1979 года между СССР и одной из республик Юго-Восточной Азии, нами был основан пункт материально-технического обеспечения флота на постоянной основе. Воинская часть… 31305. Слышал что-то об этом? - спросил Граблин.
        Моя память последнее время не всегда может определить ход тех или иных событий. Не приходят порой на ум и некоторые личности. Чего стоит только инженер, чьё имя и отчество мне знакомы, а фамилию так и не могу вспомнить. Блин, да я и имя с отчеством опять забыл этого кривоносого человека!
        - Не слышал, Дмитрий Александрович.
        - Понятно. База Камрань во Вьетнаме. Как правильно пишется, никто точно не знает. Я привык слитно, а лётчики дальников через тире. Вот туда очень нужны люди.
        По телу даже мурашки пробежали. Помню, что там был какой-то военный объект СССР уже после Вьетнамской войны, а вот про постоянную базу нет у меня сведений.
        - Предлагаете поехать туда? И на какой тип воздушного судна? - спросил я.
        - Тебя назначат старшим лётчиком 3й авиационной эскадрильи формируемого там смешанного авиационного полка. Будешь летать на МиГ-23. Что скажешь?
        Слова Томина про курорт оказались правдивые. Вьетнам - пальмы, белый песок, фрукты и обезьяны, а также тёплые воды Южно-Китайского моря. Вот мой сон в Ан-12 и оказался пророческим.
        - Один вопрос. Как я смогу оттуда уйти в испытатели? Географически путь совсем неблизкий, - поинтересовался я.
        - Директивой о создании полка предусмотрена ротация по примеру Афганистана с той лишь поправкой, что во Вьетнаме замена будет через два года. Отличный повод тебе писать рапорт в испытатели, - объяснил Граблин.
        Из одной «заграницы» в другую - очень привлекательно в финансовом плане, но не очень в плане житейском. Начинаю уже себе представлять условия проживания в Камрани. Однозначно деревянные бунгало или модули «афганского» типа. Жара, влажность, насекомые и… никакой личной жизни. Вьетнамки не в счёт.
        - Сомневаешься? - спросил Дмитрий Александрович, который заметил, как я тяну с ответом. - Я знаю, что твой отец там погиб.
        - Мама тоже, - сказал я, вспомнив судьбу родителей своего реципиента. - У меня из родных осталась одна бабушка. Во Вьетнам её не пустят.
        - Понимаю. Другого места я не могу тебе предложить. Точнее, могу, но это не перебьёт аргументы твоего нынешнего командования, чтобы тебя оставить здесь. Формирование новой базы во Вьетнаме - весомый довод, чтобы тебя отпустить.
        Несколько секунд я соображал, а затем дал положительный ответ.
        - Два года во Вьетнаме. Получишь допуск на второй тип летательного аппарата и с нормальным налётом и регалиями поедешь поступать, - сказал Граблин, собирая свои бумаги в папку.
        - А сейчас моих регалий недостаточно? - улыбнулся я.
        - Не всё меряется наградами. В испытатели поступают не за заслуги, а по способностям, - ответил Дмитрий Александрович и поднялся со своего места. - Свой адрес, телефоны и место службы в Москве я тебе оставил. До встречи!
        Интересный разговор получился у меня с полковником Граблиным. Теперь осталось дослужить своё в Афганистане и вернуться на Родину. А тут уже ждать, когда меня вызовут к новому месту службы.
        В прошлой жизни можно было бы обменяться сотовыми телефонами. Позвонить и контролировать прохождение бумаг и приказов о назначении. Как это делается в Союзе - понятия не имею. Тем более что дорога на перевод будет самой длинной из всех возможных.
        Когда я шёл к своей общаге, в голове мысли сильно путались и не могли выстроиться в нормальную последовательность. Похороны командира, новости об образовании центра в Осмоне и совсем необычным выглядит возможность уехать служить во Вьетнам.
        - Ой, Серёжа Родин! - воскликнула вахтёрша на входе в общежитие и бросилась меня обнимать. - Исхудал, загорел и уставший какой!
        - Здравствуйте, - поздоровался я с Васильевной - нашей вечной дежурной по общаге, которая ощупывала меня, словно врач на медосмотре.
        - Ну как там? Про Валеру знаю, командира нашего. Ой, - сказала Васильевна и тут же разрыдалась. - Парень-то какой был! Мужик! Лариска, жена у него ох и баба-то хорошая!
        - Ну, будет вам, Васильевна, - сказал я и приобнял бабулю. - Я к себе пойду. Ключи дадите?
        - Ага! Чего это я тут воду лью, - сказала дежурная, утираясь краем своего платка. - Ты голодный, наверное. Тебе может супчику нагреть?
        - Спасибо. В столовой перекусил, - соврал я и пошёл наверх.
        - Вот надо невесту тебе. Чтоб дома ждала. А то так вот из командировки и встретить некому. Мужское-то достояние у тебя сильно опухло за столько времени…
        - Васильевна спасибо. Отдыхайте! - успокоил я дежурную, которая озаботилась моей личной жизнью.
        Пока подымался по лестнице, слегка неуютно себя чувствовал. Ведь вряд ли Вещевая съехала из общаги со своим Васей. Она ведь может и на моём пути сейчас попасться. Интересной будет такая встреча.
        На этаже всё по-старому - запах жареной картошки, порошка и хлорки. Играет очередной весёлый ритм советской эстрады. Песня про птицу счастья и что завтра будет лучше, чем вчера. Не знаю, кто поёт, но уж слишком оптимистично звучат такие строчки.
        В комнате ничего не изменилось со времени моего убытия в Афганистан. Прибавилось пыли и паутины, так что небольшая уборка не повредит. Но не сейчас. Сел на кровать и уставился в стенку.
        - Вот и дома, - выдохнул я и полез в ящик письменного стола.
        Встреча с Граблиным напомнила мне о Женечке, так что логичным было достать её фотографию. Несколько секунд я рассматривал её навсегда уже запечатлённый молодой образ и прокручивал в голове мысли о будущем.
        В дверь раздался глухой стук, отвлёкший меня от мыслей.
        - Войдите, - сказал я и дверь открылась.
        - Аля-улю! Как дела? - появился на пороге здоровенный гиббон в белой майке, испачканной какой-то подливкой.
        - Нормально. А что? - спросил я.
        - Там… это…ты «из-за речки» вернулся? - спросил здоровяк, подойдя ко мне ближе.
        Размером он был с огромный шкаф. Причём, как в высоту, так и в ширину. Одни бицепсы были чуть больше моей головы.
        - Да, - кивнул я и попробовал встать.
        - Хэ! Так… это… я тоже! - хлопнул он меня по плечу, что у меня ноги слегка подкосились. - А ты крепкий мужик! Обычно я всех валю, - картинно начал показывать на мне удары руками здоровяк.
        - Дружище, если чего надо спрашивай, - сказал я и стал снимать куртку.
        - Так… это… я и пришёл тебя к столу позвать. Картофан с мужиками нажарили, соленья, «коленвал» взяли, - начал перечислять мне убранство своего стола парень.
        - Я поел и у меня пару дел есть. Ты скажи, где вас найти и подойду попозже.
        - Вот это по-нашему! - снова обрушил на моё плечо свою «рельсу» этот орангутанг. - На кухне сидим. Давай, земеля. Подходи!
        Хлопец вышел из комнаты и мощно закрыл за собой дверь. Чуть побелка не посыпалась с потолка, а картина на стене с репродукцией Шишкина «Утро в сосновом лесу» съехала в сторону. И почему мне кажется, что это был тот самый Вася по прозвищу Катапульта? По всем параметрам подходит.
        Немного отдохнув и прибравшись в комнате, я пошёл на прогулку по-осеннему Осмону. Хорошая погода, мирная обстановка и большое число народу в центре города - контраст с горными пейзажами и песками Афганистана.
        Люди смеются, гуляют, играет музыка. И это нормально здесь, где нет войны. Тот самый пресловутый поствоенный синдром сейчас морально меня одолевает. И вот ты уже не хочешь быть здесь. Тебя тянет туда, где твои товарищи.
        Что делать в Осмоне? Первым пришло на ум посетить кинотеатр «Навои». Репертуар был скудным на знаменитые кинокартины, но это лучше, чем ничего. Выбор пал на классику советской фантастики «Через тернии к звёздам». Конечно, она таковой станет позже, но сейчас это кино на большом экране смотрелось очень даже неплохо.
        В киоске «Союзпечати» я купил «Правду». Ни на одной из страниц нет и слова о том, что происходит в соседней стране. Зато можно поднять голову и увидеть, как двое десантников на костылях стоят в очереди за хлебом в маленький киоск.
        Никто их не пропускал, чтобы они купили его быстрее других. Взгляды людей в их сторону - что-то между непониманием и отвращением. То, о чём я просил Краснову, оказалось ей не под силу. Настроение народа страны и их отношение к войне в Афганистане, кажется изменить не получится.
        Я свернул газету, где в очередной раз пишут о трудовых достижениях, и выкинул в урну. В чём-то и прав Валера, когда возмущается отсутствием информации в газетах.
        - Товарищи, погодите! Вы посмотрите кто это у нас здесь! - услышал я за спиной громкий голос.
        - Что ж вы творите, а? Не стыдно вам? - возмущалась женщина.
        Я решил повернуться и быть готовым высказать всем этим зевакам свои «замечания». Не мог я пройти мимо того, что братьев по оружию, ветеранов Афганистана, смешивают с грязью.
        Оказавшись лицом к этому киоску, я внезапно остановился и понял, что был неправ в своих размышлениях. Оказывается, десантникам уступили очередь. Один из них покупал хлеб, а второй рассказывал скоплению людей какую-то военную историю.
        - Бьёмся, духи очень коварны и хитры, но побеждаем, - рассказывал он. - Вот сейчас лечимся и будем в институт поступать.
        - Ой, ребята! - воскликнула одна из женщин, протянув парню сочное яблочко. - Спасибо вам… - начала она плакать.
        - Ну ладно вам, мать. Всё хорошо. Страна нас не бросит, - ответил второй десантник, который вернулся с авоськой хлеба.
        - Ребят, а где служили? - спросил один из мужиков, но дальше я слушать не стал.
        Может, и не всё так плохо? Народ с армией.
        Солнце клонилось к закату, а я медленно шёл в сторону общаги.
        На входе забрал ключ у Васильевны и услышал, как до вестибюля доносится чей-то пьяный вокал.
        - Патруль вызову снова. Надоели уже, - проворчала дежурная.
        - Пойду, поговорю с ними, Васильевна. Скоро успокоятся, - сказал я и направился в сторону лестницы.
        - Серёжка не надо. Зашибут. Ты ж щупленький какой! - запричитала дежурная.
        - Да я волшебные слова знаю, - улыбнулся я и стал подниматься по лестнице.
        В голове уже прорабатывался план, как вести разговор с пьяной компанией. Руки и шею разминал по дороге, но драка - на самый крайний случай. Пройдя один лестничный пролёт, я услышал тихий женский плач.
        Передо мной на ступеньках сидела Оля Вещевая.
        Глава 9
        Неужели у Вещевой не задалась семейная жизнь?
        То, что насчёт свадьбы мне не врали, понял по обручальному кольцу на безымянном пальце правой руки. О не самой счастливой жизни говорит её заплаканное лицо. Вещевая сидела и поглаживала свои пальцы, будто пыталась успокоить боль в ладони.
        Она не изменилась за эти месяцы. Тот же вид принцессы Диснея, короткие шортики и бежевая маечка. Стройная фигура и ослепительно гладкие ножки с миниатюрными стопами. Даже не знаю, что меня сейчас больше заводит - сочная грудь или эти блестящие, будто натёртые маслом, ноги.
        Всегда думал, что ведусь на девичью улыбку. Но тут, ножки Вещевой затмевают все её остальные достоинства.
        - Здравствуйте, Ольга Онуфриевна, - поздоровался я и поймал на себе волнительный взгляд девушки.
        - Ох, и ты здесь, - прикрыла рот рукой Оля, будто испугалась от одного моего вида.
        - Будем считать, что ты тоже поздоровалась, - сказал я и медленно поднялся на ступеньку выше. - Как жизнь?
        - Серёжа, я… я… не знаю, что и сказать, - начала причитать, утирая слёзы.
        - Для начала расскажи, как у тебя дела? Поздравляю, кстати, с бракосочетанием. Совет вам да любовь!
        - Родин прекрати! Хватит! Не делай вид, что ты меня простил. Будто я не понимаю, что ты сейчас стоишь, смотришь на меня и злорадствуешь, - начала шипеть на меня Оля, будто это я ей насолил в жизни.
        Со стороны кухни слышался концерт народной армейской песни.
        «Мне не раз приснится незабвенный полк родной. Где учился я летать, как птица, между небом и землёй», - горланили представители крылатой пехоты.
        Очень даже хорошие песни ребята поют. Поздно только и завтра многим на службу, а десантники вряд ли уснут скоро.
        - А чего мне злорадствовать? Я пока не вижу, что у тебя настолько всё плохо, как ты мне пытаешься представить, - ответил я.
        - Так вот слушай, раз ни черта не понимаешь…
        - Мне это не интересно, Оль. Даже если у тебя проблемы, они твои, а не мои. Мне о них не обязательно знать, - сказал я и поднялся ещё на одну ступеньку.
        - Совсем не хочешь обо мне ничего знать? Настолько я тебя обидела? - встала с лестницы Оля и сделала шаг мне навстречу.
        Вот почему я всегда с такой жалостью смотрю на девушек, которые плачут? Так и хочется обнять её, прижать, сказать, что всё будет хорошо. Только гордость не позволяет. Осадочек от побега без объяснения причин остался.
        - Ольга, ты лучше меня понимаешь, что наш короткий роман закончился не по моей вине. Ты выбор сделала, а я его принял. Никаких обид, - спокойно сказал я и прошёл мимо девушки.
        - Ты правда не обижаешься? - с некой надеждой спросила Оля.
        - Правда.
        - Что правда?
        - Что обижаюсь, - улыбнулся я. - Спокойной ночи.
        - Сергей, подожди, - позвала меня Вещевая, но я не остановился.
        Раз ушёл, значит ушёл. И нечего оглядываться. Но очень хотелось повернуться и что-то ещё сказать.
        Успокаивать «певцов» не пришлось. Как только я поднялся на свой этаж, музыка прекратилась, а из кухни донёсся громкий голос.
        - Всё! Люди спят. Давайте посидим спокойно, - услышал я громкий бас одного из участников застолья.
        Что ж, вот и не пришлось никого успокаивать. Ребята посидели, песни спели и успокоились. Ничего плохого в том, что кто-то отметил встречу, праздник или ещё какое-то событие, я не вижу.
        Спокойно в своей комнате посидеть мне и в этот раз не дали. Моё глубокое погружение в чтение поэзии Лермонтова прервал громкий стук в дверь.
        - Сосед! Аля-Улю! - прозвучал знакомый бас человека, который уже посещал меня сегодня.
        Похоже, что это опять тот самый здоровяк, звавший на застолье. Открыв дверь, я смог в этом убедиться.
        - Не спишь? - спросил парень, пройдя в мою комнату, не спросив разрешения.
        Высшей степени простота! Хорошо хоть он мне не запретил тут находиться.
        - Как видишь, бодрствую, - ответил я. - Проходи, садись, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях, - быстро протараторил я, посмотрев здоровяку в глаза.
        - Так… это…в смысле? - переспросил он у меня, не поняв суть поговорки.
        - Не бери в голову. Чего хотел?
        - Ну, ты на картошечку не пришёл. Мы тебя ждали. Познакомить с ребятами хотели. Здесь в общаге немного «афганцев» живёт. Тебя звать как? - спросил десантник, протянув мне руку.
        - Сергей.
        - Василий. Приятно познакомиться, - улыбнулся здоровяк, и я начал понимать, кто передо мной.
        Тот самый Вася Катапульта. С такими ручищами можно здоровенные глыбы бросать далеко и очень точно.
        - Мне тоже. Ты зачем пришёл-то?
        - Так… это… поговорить мне не с кем. Короче, с женой я поцапался. Обидел девчонку, а она у меня хорошая, - сказал Вася пошатнувшись, оперевшись о стену, чтобы не упасть.
        - Жену твою Оля зовут? - спросил я, и Вася поменялся в лице.
        Выражение у Катапульты было как у разъярённого буйвола, готового поднять меня на рога. Даже пожалел я в первые секунды, что открыл ему дверь.
        - Ага, Оленька. Ты откуда знаешь? - спросил Катапульта.
        - Ольга Онуфриевна у нас в части служит. В Афгане врачом работала. Предполётный медосмотр у неё проходили.
        - Точно, - улыбнулся Вася. - Она самая.
        - Раз поссорились, иди мирись. Я тебя не задерживаю, - сказал я.
        - Так… это… не знаю как. Любим друг друга, но последнее время частенько ссоримся. Я не бухаю. Сегодня с мужиками просто посидеть решили, - махнул рукой Вася. - Может, ты скажешь, чего делать-то, Серый?
        Так и хочется ему ответить шуткой про муравья и необходимости ему кое-что приделать. Сейчас что-то посоветуешь ему, так ведь побежит выполнять.
        - Иди и мирись. Я уже сказал. Думаю, что простит, раз любит.
        - А как мириться? - почесал свою здоровенную голову Вася.
        - Обычно. Стихи ей прочти. Приятные слова скажи, - предложил я.
        - Неа. Такое в моей голове не водится, - улыбнулся Катапульта. - Есть ещё варианты?
        Я посмотрел по сторонам, пытаясь найти что-то в качестве презента для Ольги. Книги, тетради, гантели и спортивная форма - выбор очень ограниченный для такого случая.
        - За мной иди, - сказал я Васе и мы направились на кухню.
        Тут есть кое-что, но за это можно получить шваброй по спине от Васильевны. На окне в этом помещении для готовки стояли несколько растений с красивыми цветками. На каждом горшке подписанное название. Эта клумба на подоконнике - гордость нашей вахтёрши.
        - Цветок подари. Дорого внимание, - сказал я и Вася кинулся меня обнимать.
        - Я… ты… вот же голова! Спасибо! - воскликнул Вася, прижимая меня к себе.
        Сдавил он меня знатно. Даже позвоночник слегка хрустнул. Как бы снова спину ни прихватило.
        - Вот… давай… беги к ней, - тяжело сказал я и Вася, отпустив, поставил меня на пол.
        Рванул Катапульта к горшкам с цветами. Выбрал из представленных цветков, Вася самый роскошный. На горшке было написано «Декабрист». Сейчас пойдёт этот каторжник к своей звезде пленительного счастья.
        - Только осторожнее! - громко сказал я, но нельзя остановить движение вперёд этого человека.
        Своим мощным плечом Катапульта сбил деревянный косяк двери в кухню и пошёл дальше. А у меня тут же в голове мысль! Он в дверь не смог попасть, а как он собрался искать Ольгу? По запаху?
        Чтобы парень не натворил «дел», я выскочил из кухни. Где-то в конце коридора уже был шум и громкий звук падения железных предметов.
        - Слон в посудной лавке, - сказал я вслух и ускорился в сторону умывальника.
        Но тут Васи не оказалось. Две девушки просто решили устроить стирку и уронили свои тазики на пол. Теперь охают и ахают над объёмом уборки помещения.
        Следующий громкий звук раздался уже внизу. Разбилось стекло и Васильевна начала сравнивать кого-то с самыми отвязными хулиганами.
        - Буржуи недорезанные! Сколько можно? - кричала она, когда я бегом спускался.
        И здесь не было следов Катапульты. Васильевна пыталась помыть стекло на входе, но слишком сильно надавила на него, и оно выпало, разбившись вдребезги.
        - Ты кого ругаешь, мать? - спросил я.
        - Да как кого? Я говорила этим бездарям, что побольше надо гвоздиков вбивать. Тогда и стекло будет держаться. А это халтура! Тьфу на этих работничков! Воры и засранцы!
        - Васильевна, только Сталина не вспоминай, - тихо сказал я.
        - Вот точно! И Сталина на них не хватает!
        Больше звуков разрушений в общаге слышно не было. Поднимаясь по лестнице, я услышал голос Василия.
        - Олюшка! Ну, прости ты меня! Не со зла. Не могу бросить эту заразу, - невольно услышал я извинения Васи.
        - Ты мой хороший! Меня прости! Я же тебя ударила, - отвечала ему Ольга. - И это ты мне цветочек принёс?
        - Не было нигде. Пришлось таким довольствоваться, - расстроено говорил Вася.
        Парочка стояла на лестничной площадке и мило обнималась. Выглядит настолько мило, что аж противно!
        Показываться на глаза «счастливой» семейной паре я не стал и спустился вниз, чтобы выйти на улицу. Голову проветрить, так сказать. И на входе мне встретился совершенно неожиданный гость для этого времени суток.
        - Родин, не спишь? - перекрыл мне выход Буянов.
        Комэска стоял передо мной и заглядывал за спину, будто я сейчас пытался скрыть что-то за собой.
        - Иван Гаврилович, доброй ночи, - иронично вздохнул я, смотря на «смешанный» прикид подполковника.
        Кожаная куртка, надетая на выстиранную майку, кальсоны в обтяжку и тканевые тапочки на ногах. Неужели опять Алёна Мендель, урождённая Буянова, сбежала к очередному ухажёру в общагу? Надоедать начинают мне эти амурные дела и семейные дрязги нашего городка.
        - Так, глаза мне не закатывай! - рявкнул Гаврилович. - Где он?
        - Кто? Катапульта? - предположил я.
        Просто не на кого было мне подумать в тот момент. Может, Василий тут бегал рядом с общагой, да кошмарил всех тех, кто не спал в это время.
        - Зачем мне этот здоровяк? Тебе тоже не советую с ним связываться, - пригрозил мне пальцем комэска. - Валера где?
        Опа! А Гаврюк тут при чём? Вообще, слишком много действий для одного дня, проведённого в Союзе вдали от войны.
        - Не знаю. Я как ушёл с территории части, так и не видел его.
        - Он ко мне заходил. В не самом хорошем состоянии. А потом быстро ушёл. Я подумал, что сюда, когда услышал причитания Васильевны по поводу разбитого стекла, - покачал головой Буянов и закурил сигарету. - Пошли, поговорим. Ты теперь мальчик немаленький. Думаю, поймёшь.
        Иван Гаврилович отвёл меня к скамейке во дворе и показал присаживаться. Ему хорошо говорить в кожаной куртке, а мне в вязаном свитере не совсем комфортно.
        - Заметил, что с Гаврюком странности творятся? - спросил у меня Буянов.
        Вопрос был очень даже по существу задан. Валера был в последнее время на взводе. История с невыполнением задачи тоже не добавила ему уверенности. А его отзывы о неправильной повестке советских газет при нашем замполите заслуживают отдельного разговора.
        - Не больше, чем вы. Что-то критичное? - спросил я.
        - Общими фразами, значит, решил отделаться. Не осуждаю тебя Сергей. Всё же, ты его ведомый, товарищ и он твой командир, - перечислял мои связи с Валерой. - Однако Гаврюк, прямо скажем, не в себе. И это вынудило меня и Араратовича принять кое-какие меры.
        Вот так! Ну не сошёл ведь с ума Валера, чтобы на него смирительную рубашку надевать?
        - Вы его на медкомиссию отправляете? - спросил я.
        - Нет, но с возвращением в Афганистан ему придётся повременить, - сказал Гаврилович и затушил сигарету. - Он останется в Союзе и поедет переучиваться на МиГ-29, как и ещё приличная часть нашего полка.
        После этой новости у меня загорелись глаза. Может, сейчас мне скажут, что и я тоже поеду переучиваться! Новый самолёт, как новая веха в развитии лётчика. Раньше я и мечтать не мог, что смогу когда-нибудь полетать на МиГ-29.
        - Чего так смотришь загадочно? - улыбнулся комэска. - Ты пока не поедешь переучиваться.
        Ну вот и обломал меня сразу комэска.
        - Что, недостоин ещё? Или какие-то другие причины? - спросил я.
        - Людей не хватает подготовленных. Мне с кем воевать ещё четыре месяца? - грозно сказал Буянов. - Вон, Гнётов все уши прожужжал, чтобы втиснуться в эти списки на переучивание. И откуда он только узнал, что именно сейчас будут эти курсы, - отмахнулся комэска.
        И, правда! Никаких ведь слухов не ходило, что мы можем пересесть на МиГ-29. Про этот самолёт вообще разговоры начали ходить, только когда мы его в небе у границы с Ираном встретили.
        - Значит, как воевать, так это Родин. А как двигаться вперёд - тебе ещё рано. Так, получается? - спросил я, совершенно не стесняясь регалий своего комэска.
        - Ну, ты мне погунди ещё! Переучишься и ты на МиГ-29. Вообще-то, у меня есть иная информация насчёт тебя, - сверлящим взглядом посмотрел на меня Буянов.
        - Иван Гаврилович, оттягивая моё переучивание на новый тип, вы меня не удержите в полку. Вы же про возможность моего перевода? - спросил я.
        Гаврилович начал ворчать, соответствуя своему предпенсионному возрасту и статусу дедушки. На его месте я бы тоже старался удержать в полку перспективного парня. Единственное, что меня сейчас в этой ситуации настораживает, это не самый надёжный вариант перевода. Точнее, он очень долгий. Документы должны пройти много согласований, прежде чем я получу выписку из приказа о назначении на новую должность в другую часть.
        - Родин, ты хочешь меня с Барсовым оставить и зятьком?
        Мда, компашка у комэски на неопределённый период будет в Афгане так себе. Ещё и после курсов приедет Гнётов и будет в каждой новой операции тянуть на себя одеяло, чтобы выслужиться.
        - Так в профессионализме и Менделя, и Марка я не сомневаюсь. Они не хуже меня в лётной работе.
        - Много ты знаешь! - мазнул рукой Иван Гаврилович и встал со скамейки. - Давай ты не будешь переводиться, Сергей. Чем тебе плохо в Осмоне? Хочешь, мы тебя в должности повысим.
        - Старший лётчик? Спасибо, но это не аргумент, - ответил я.
        - Если мало старшего лётчика, давай тогда на командира звена. Что скажешь? - улыбнулся Буянов, и я чуть было челюсть не выронил.
        - Какого ещё звена, Иван Гаврилович? - удивился я.
        - Тактического, - иронично сказал комэска. - Авиационного звена, естественно! Приставим к тебе инструктора, дадим личный состав и будешь руководить.
        - Иван Гаврилович, зачем вы меня… повышаете, так сказать? Не надо покупать меня таким способом, - ответил я. - К тому же у нас нет свободных мест командира звена.
        Может быть и есть в других эскадрильях, но о них я не знаю. Да и куда мне? Я даже допуск на полёт в качестве ведущего не имею.
        - Будет. Гаврюк уйдёт и освободится место.
        Челюсть у меня уже второй раз чуть не отвалилась. Что это за кадровые перестановки такие со стороны командования?
        - Валера не собирался на пенсию. Вроде, - сказал я.
        - К сожалению, Сергей, Гаврюк больше не может служить у нас. Причины ты знаешь. Томин как мог, пытался его удержать, беседовал с ним, закрывал глаза на… трусость. Теперь всё, - сказал Буянов.
        Вот оно что! Не успели командира проводить в последний путь и сразу начали сводить счёты.
        - И вы вот так его лишите неба? Он разве не заслужил шанса остаться? Переведите его в бомбёры, транспортники, вертолёты. Да хоть на «кукурузник»! - возмутился я.
        Иван Гаврилович объяснил подобное решение не только событиями в этой командировке в Афганистане. В их первый срок в этой стране Валера тоже не всегда соответствовал моральному облику. Плюс ко всему, Буянов поведал об одном инциденте во время их совместного вылета на МиГ-21УМ.
        - Больше года назад он потерял сознание прямо в полёте, - сказал Буянов. - Не знаю причину, но я не придал этому значение. Временно не ставил его на полёты, а нагрузил нарядами.
        - Это было в ноябре прошлого года? - спросил я.
        - Именно.
        Вот же совпадение! Значит, в день моего приезда в Осмон, Валера уже был отстранён от полётов и тащил очередной наряд.
        - А он мне говорил, что переучивался на модификацию СМ, - сказал я, вспоминая наш первый разговор с Валерой у КПП.
        - Я его и туда отправил, поскольку он очень эмоционально убеждал меня и Гнётова, что готов летать. Максимыч только пришёл в эскадрилью, и у них сразу отношения с Валерой не заладились.
        Удивительно, как всё не то, чем мне казалось. Я до сих пор не верю, что меня учил человек с таким «багажом». С другой стороны, мы с ним друзья. Он реально меня обучил определённым навыкам. Вместе со мной летал на задания и так же, как и я выполнял боевые задачи. Надо же, как всё повернулось теперь.
        - Решение принято, Сергей, - подытожил Буянов. - Его принял и Гаврюк. Переучивается, достойно выходит вместе с нашим полком из Афганистана и на этом всё, - сказал Иван Гаврилович. - Думай над моим предложением, пока оно ещё в силе. Пойду дальше Гаврюка искать.
        Прикладываясь ко сну, я ещё раз обдумал очередное «привлекательное» предложение.
        Да что за напасть-то пошла такая? Всем я нужен. Неужели в армии всегда была напряжёнка с людьми? И как вообще меня представляют в роли командира звена, если я даже допуск на ведущего пары не имею?
        В таких ситуациях обычно и оставляешь всё на откуп начальникам. Поэтому в армии мне и легко. Здесь думать не надо, а только соображать. И думал я сейчас больше не о себе, а о Гаврюке. Вот так взять и выкинуть человека на обочину.
        Похороны Томина стали продолжением всех памятных мероприятий в его честь. Много народу, цветы, венки, ободряющие слова для его супруги и родных. Один из больших начальников в звании генерал-лейтенанта объявил, что Валерий Алексеевич будет посмертно представлен к званию Героя Советского Союза. Пожалуй, командир это заслужил как никто.
        Почётный караул выполнил прощальный салют, могила была закопана, венки расставлены и собравшиеся потянулись к выходу с кладбища. Я тоже пошёл за всеми, но затем увидел одиноко стоящую женщину в тёмном одеянии. Лариса Павловна, супруга Валерия Алексеевича стояла рядом с местом захоронения, держа в руках подушечки с медалями и орденами командира. Долго я размышлял подойти к ней или вот также постоять в стороне. Но всё разрешилось само собой.
        - Вы можете подойти, молодой человек. Я не кусаюсь, - сказал Лариса Павловна, повернувшись в мою сторону.
        - Простите. Хотел сам подойти, но не хотел вас побеспокоить, - сказал я, встав рядом с женщиной. - Соболезную вам…
        - Спасибо. Мне это многие сегодня говорили. Вы Сергей Родин? - спросила она, посмотрев своими печальными серыми глазами на меня.
        - Да, - ответил я.
        - Я вас узнала. Валера в письмах из Афганистана упоминал про вас. Вы ему очень импонировали, - сказала женщина.
        - Валерий Алексеевич ко всем был справедлив, заботлив и добр.
        - Но не всех называл «голодным до неба», - сказала Лариса Павловна. - Вас таких двое - ты и Валера Гаврюк.
        - Да. Он мой командир звена и ведущий, - сказал я, и Лариса Павловна медленно поправила своей слегка трясущейся рукой воротник моей кожаной куртки.
        - Гаврюка эта одержимость и сгубила. Все его проблемы оттого, что он видит себя только в небе. Но живём мы с вами на земле. Помните это, Сергей, - произнесла Лариса Павловна. - Семья, дети, дом - вот куда вы все лётчики, возвращаетесь. А если этого нет, то так и остаётесь в небе, - сказала женщина и не сдержала слёз.
        - Лариса Павловна, я…
        - Берегите себя, Сергей, - сказала супруга Томина и прошла мимо меня.
        Глава 10
        Сегодня день нашего отлёта в Шинданд. Начинаю привыкать к этой рутинной лётной работе, когда ты спокойно утром садишься в автобус. Сам ещё толком не проснулся, но уже весело беседуешь со своими товарищами и командирами.
        Но сегодня нас только четверо. Помимо нашей улетающей тройки, поехал ещё и Гаврюк.
        - Как это я тебя не провожу в Афган? А вдруг на взлёте сейчас накосячишь! - улыбнулся Валера, когда мы проехали КПП части нашего полка.
        - На новом бы самолёте мог, но не на МиГ-21, - завертел я головой. - Ты сам-то как? Не жаль заканчивать свою лётную карьеру?
        - Официально я не списан, не отстранён, не снят с должности. Сейчас переучусь на 29й, а там «будем посмотреть», - весело сказал Валера.
        Незаметно в нём какое-то расстройство от надвигающейся мрачной перспективы. Похоже, что Гаврюк уже смирился и испил нужное количество «лечебного» горького напитка.
        - Слушай, смысла не вижу в твоём отстранении, - шепнул я Валере, пока Бажанян и Буянов о чём-то разговаривали. - Не подумай только, что я не рад твоей отправке на курсы, но что это тебе даст?
        - А ты мне предлагаешь смотреть, как ты каждый день гребёшь налёт, растёшь по профессиональной лестнице и делишься со мной впечатлениями от вылетов? - нагнулся ко мне Валера. - Пока буду переучиваться, за меня замолвят слово. Буянову придётся смириться с тем, что я буду летать.
        - Где? В Осмоне тебе не дадут…
        - Ещё как дадут! - усмехнулся Валера, и его громкий голос был услышан Буяновым.
        Комэска хмуро посмотрел в нашу сторону. Ох, и недоволен будет Иван Гаврилович, если Валеру оставят в строю! Каким только образом у моего командира звена это получится?
        Завтрак в столовой мне показался просто чудесным. На базе в Афгане картошка консервированная, гречка различных видов и что-то ещё, неподдающееся описанию. А здесь утром на выбор и макароны по-флотски, и каша рисовая на молоке, и оладушки с вареньем. И какао с молоком, а не просто чай с… непонятно из чего.
        Подозреваю, что всё это могла организовать супруга Буянова, которая сегодня вышла на смену в столовой. Вид у Анны Буяновой был сегодня слегка заспанный. Накраситься она, судя по всему, не успела. Улыбками удостоила только наш стол.
        - Мальчики, кушайте. Вам ещё лететь, - сказала официантка, не торопясь ставить перед Гаврюком завтрак из его любимых оладушек с повидлом.
        - Ань, ну ты чего? - удивился Валера.
        - Ничего. Ты никуда не летишь, значит, никаких оладушек.
        - Вот видишь, Гаврилыч. Мы его ещё официально не списали, а он уже реактивной нормы лишился, - заметил Бажанян.
        - Вот так служишь, летаешь, а тебя потом с оладушками прокатывают, - иронично заметил Валера.
        - Ой, фсё! - воскликнула Анна Буянова. - Не дам я тебе с голоду помереть, - улыбнулась она и поставила оладушки перед Гаврюком.
        - Мне, пожалуйста, кашу рисовую, - сказал я.
        - Конечно, мой дорогой. Вань, ты мне когда своего конченного умного Родина покажешь? - с укором спросила Буянова и Бажанян с Гаврюком чуть не подавились едой от смеха.
        Я сразу вспомнил, как у меня не сразу сложились отношения с комэской. Всему виной конфликт на почве его дочери Алёны. Обидно, вообще-то! Я ей помог, а всё равно остался прилагательным на букву «К».
        - Прекрати, Аня! Вот он, - указал на меня комэска. - И нормальный Родин парень. Передовик он у нас, - гордо поднял указательный палец вверх Буянов.
        Супруга комэски пристально посмотрела на меня оценивающим взглядом. Будто каждый прыщик пытается рассмотреть или найти неровно лежащую на голове волосинку.
        - Ага. Мендель у тебя тоже был сначала хороший, - сказала супруга Буянова и поставила на стол мне кашу. - Ешь, милый. Ты меня извини. Я ж поверила словам твоего командира о тебе. А ты оказался не настолько конченным, как я думала.
        То есть малая часть меня ещё соответствует этой характеристике? Удивительно!
        - Ну, спасибо, что хоть начал эволюционировать, - заметил я, отпив глоток горячего чая.
        - Родин, давай не бузи! Ты, знаешь ли, в начале своих славных дел набедокурил ой-ёй-ёй! - вспомнил Буянов нашу с ним перепалку.
        Все уже отвлеклись от разговора и погрузились в поедание завтрака. Я же продолжал напрягать слух.
        - Гаврилыч, получишь у меня, - пригрозила ему указательным пальцем с ярким маникюром Анна.
        - И что именно? - тихонько сказал комэска, будто прямо сейчас потащит в укромный угол свою жену.
        - Как что? Вот это, - сказала Анна и сжала в кулаке дулю, а затем поцеловала в щёку своего мужа. - На улице тебя подожду.
        Пока Бажанян получал условия на вылет, а Буянов куда-то запропастился, я отправился на медосмотр. И не потому, что было у меня желание ещё раз увидеть Ольгу. Положено проходить медиков перед вылетом. И тут, как говорится, всё вот так совпало - мой отлёт, недавняя встреча, молчаливое прощание.
        - Разрешите войти, Ольга Онуфриевна? - спросил я, оказавшись на пороге медицинского кабинета на аэродроме.
        Ольга взглянула на меня и начала суетливо поправлять свои растрепавшиеся волосы. Вид у неё был не совсем здоровый.
        Лицо поразила небольшая сыпь, щёки слегка опухли, и сама она быстро ёрзала на стуле, будто ей было не удобно сидеть.
        - Присаживай… тесь, Сергей Сергеевич, - сказала Оля и указала на стул рядом со своим рабочим местом.
        Я медленно прошёл и занял сидячее положение. Попытался внимательно рассмотреть Вещевую, но она старалась прикрыть лицо. И чего она стесняется? Выглядит не на все 200, но достаточно привлекательно.
        - Жалобы? - спросила она, записывая мои данные в журнал.
        - Жалоб нет. Ел, спал, предполётный режим не нарушал, - весело сказал я и протянул руку, чтобы она замерила у меня давление.
        - Я вам верю. Давление у вас в норме, - отодвинула мою руку Оля.
        Вот так номер! Похоже, пытается как можно быстрее меня выпроводить в полёт. Даже своим принципам не стала следовать Вещевая.
        - Понял. Разрешите идти? - спросил я и Ольга молча, кивнула.
        Я продолжал смотреть на неё и не сводил глаз. Понимаю, что неправильно вот так глазеть на чужую жену, но что-то в ней меня не отпускает.
        - Идите, Сергей. Вам пора, - сказала Оля, не поднимая на меня глаза.
        - Ты уверена? - спросил я, и она не выдержала этого молчаливого давления, бросив на стол ручку.
        - Чего добиваешься? Дырку во мне собрался прожечь? - недовольно спросила Ольга, сложив руки на груди. - У меня всё хорошо. Муж, работа, квартиру скоро дадут. Я счастлива.
        - Это заметно, - сказал я и встал со своего места.
        - Не любила и не люблю я тебя, Сергей. Ты мне не нужен, понял? - злобно прошипела Вещевая, будто вселилась в неё какая-то змея.
        - Понял. Ты нервы побереги. По жизни пригодятся, - сказал я и пошёл к двери.
        - Зачем ты вчера с ним разговаривал? Он мне все уши прожужжал, какой ты славный парень, - продолжала буйствовать Ольга.
        - Да, я такой. Меня все любят, - ответил я, гордо запрокинув голову.
        - Ага! Я тебя не люблю, - продолжила ворчать Ольга и громко чихнула, прикрыв рот носовым платком.
        - А зря! Будь здорова, - сказал я и вышел за дверь.
        Может, показалось, но из кабинета донеслось пару оскорблений в мой адрес. Что и требовалось доказать - всё у Оли хорошо. Ну, почти!
        На стоянке рядом с нашими самолётами толпилось множество техников и людей, не связанных с обслуживанием МиГ-21 и каких-то ещё воздушных судов. У каждого по паре авосек, коробок и бутылок с прозрачными жидкостями. Весь этот митинг пытался разогнать Буянов, который ворчал не переставая.
        - Я тебе эту коробку сейчас засуну по самые гланды, - возмущался он. - Издеваетесь надо мной?
        - Товарищ подполковник, ну передать же родня попросила. Оголодал там совсем братик, - уговаривал его один из техников, держа в руке небольшую коробочку с торчащим горлышком водки и части палки колбасы.
        - Отвали. Спирт у них есть, - отмахнулся от него комэска, просматривая следующую авоську с продуктами. - Водку убирай, а колбасу оставляй!
        - Есть! - радостно воскликнул техник.
        Стандартная тема, когда в самолёт, даже в боевой, пытаются загрузить гостинцы. В этот раз масштаб загрузки поражал воображение. Все свободные ячейки МиГ-21 пытались забить конфетами, колбасой, вязаными вещами и так далее. Самым популярным был алкоголь. Чего уж там - в мой самолёт загрузили почти ящик водки. Место стольким бутылкам нашли в конусе воздухозаборника, где и так уже стоит пятилитровый бак спирта для омывания остекления фонаря при обледенении.
        - Араратович, это Гусько столько заказал? - спросил у Бажаняна Буянов, который разогнал всю толпу и не дал засунуть на борт ещё немного груза.
        - Гаврилыч, всё нормально. В Бокайды дозаправка, а потом в Шинданд напрямую, - ответил Тигран Араратович. - Это всё общее. Плюс кое-какие передачки.
        - Вон Ан-22 стоит! - указал Иван Гаврилович на большой самолёт на стоянке перелетающих экипажей.
        - Мамой клянусь, я к ним подходил. Они говорят, что в грузовой кабине у них секретное что-то. Конвой с ними летит.
        - Он ведь в Шинданд летит? - спросил я.
        - Да, - ответил Араратович. - Что секретное такое везти могут, понятия не имею.
        - Очередные новые бомбы? - спросил Буянов.
        - Слишком много тогда для новых боеприпасов, - предположил я. - Зачем целый Антей гнать для пары десятков новейших бомб или ракет?
        - А с чего ты решил, что их именно столько? - спросил Гаврилович. - Если это испытательный образец или какой-то новый боеприпас, который нужно опробовать, вряд ли сделали столько много.
        На этих размышлениях мы и закончили наш разговор, чтобы начать заниматься места в кабинах.
        Борт послушно начал запускаться, обороты двигателя выходили на нужные значения. В кабине отчётливо ощущался запах еды. Представляю, как у Буянова пахнет. У него же МиГ-21УМ, а там есть задняя кабина. Вот туда-то и зашла большая часть гостинцев!
        Через минуту мы уже рулили к полосе. Тормоза у моего самолёта работали устойчиво, двигатель в норме.
        - 102й, взлёт по одному разрешил. Интервал две минуты, - дал команду руководитель полётами и первым начал выполнять взлёт Бажанян.
        Долго бежал его самолёт по полосе, пытаясь оторваться. Не думаю, что всему виной повышенная загрузка борта.
        Запрашиваться после меня на полосу стал и экипаж Ан-22. Огромный четырёхдвигательный самолёт медленно подруливал к полосе, чтобы после моего взлёта занять исполнительный.
        Очередь дошла и до меня. Вырулил на полосу, зачитал карту контрольных докладов перед взлётом и начал выводить обороты на максимал. Самолёт стоял на тормозах в готовности к разбегу.
        - 118й, взлёт разрешил, - скомандовал руководитель полётами.
        - Понял. Форсаж! - доложил я и самолёт тронулся с места.
        Почувствовал рывок назад от ускорения. Поднял носовое колесо, скорость продолжала расти. Тяжело, но самолёт оторвался от полосы, продолжая набор высоты с уже убранными шасси.
        - 118й, отход по заданию, связь по направлению доложу, - сказал я в эфир.
        Высота была уже 3500. Пробил один слой облачности, второй, и вот оно самое лучшее небесное светило. От яркого света опустил светофильтр и продолжил медленно набирать высоту.
        В эти секунды перед глазами пронеслись все эти три дня. Такое ощущение, что сейчас за спиной оставляю какую-то часть жизни. Прежнее подобное ощущение было после уезда из Белогорска. Я похоронил командира, эпопея с Вещевой подошла к своему логическому завершению. Но главное - у меня новая цель и будущее на другом конце мира. Надеюсь, что всё сложится. В Осмоне мне уже делать нечего.
        После промежуточной посадки в Бокайды, мы снова поднялись в воздух и взяли курс на Шинданд. Скучно такие перелёты одному проводить. Не поговорить, не пошутить. Да и не думаю, что это уместно делать с комэска и заместителем командира полка.
        Погода на посадке в Шинданде была прекрасной. Безоблачно, ветер штилевой, а в районе аэродрома не было большого числа самолётов в воздухе. Их не было вообще!
        - С возвращением, 118й! - весело сказал в эфир руководитель полётами.
        - Взаимно, Янтарь, - ответил я с улыбкой на лице.
        А самый радостный и удивительный момент случился дальше. Я чуть было не въехал в Буянова, который встал посреди рулёжки и не ехал дальше.
        - Долго ещё, Янтарь? - спросил Араратович, который стоял перед Гавриловичем.
        - Ожидать до команды, - твёрдо сказал руководитель полётами.
        Причина задержки банальна. Тот самый Ан-22 с важным грузом. Пока мы дозаправлялись в Бокайды, эти ребята обогнали нас и успели начать разгрузку в Шинданде. Мне удалось эту тяжёлую ношу разглядеть.
        По магистральной ехал огромный прицеп с МиГ-29. Вот и его время настало повоевать!
        Глава 11
        Встретили нас, словно Деда Мороза с подарками. Радостных лиц вокруг наших самолётов было огромное число. Оно и понятно - столько гостинцев в посылку не засунешь, а тут запас спиртного на пару месяцев.
        - Это всё на особые случаи, - объяснил Викентьевич, который встретил Бажаняна с докладом о состоянии дел.
        - Вам спирта не хватает? А колбасы? Магазин собираетесь тут открыть? - спросил Араратович, но Викентьевич только развёл руками. - Не сорвите мне выполнение боевых задач, поняли? Где Гнётов, Гусько?
        Из разговора инженера и Бажаняна стало понятно, что оставшиеся в Шинданде за старших, больше занимались своими боевыми вылетами, чем контролем за личным составом. Гнётов и вовсе спланировал себе каждый день по несколько вылетов, а на совещание ездил Викентьевич.
        Встретили нас и Марик с Менделем.
        - Ты уже заметил, что у нас пополнение в строю? Вторую партию уже доставили, - улыбнулся мне Мендель и показал на большой навес для самолётов и округлой аркой.
        Именно там сейчас и находились два МиГ-29, вокруг которых крутились техники. К ним отбуксировали ещё два, которые как раз и привезли на «Антее» сегодня.
        - Звено будет? - спросил я.
        - Да. По первой сказали, мы будем с этими истребителями вылетать для прикрытия. Ну, чтоб за ними сильно не охотились иранцы или духи. А потом, когда достаточно людей на них переучится, будут самостоятельно задачи выполнять, - ответил Мендель и пригласил меня пройти к ангару МиГ-29.
        Первое, что бросилось в глаза - отсутствие должной охраны. Пару бойцов с автоматами и один дежурный по стоянке из числа офицеров ходил рядом с гражданскими инженерами. Как будто это МиГ-21, которые у половины мира на вооружении стоят. Всё-таки 29й новейший истребитель и так бездарно охраняется.
        - Как тебе? - кивнул Барсов на собранный МиГ-29.
        - Будущее. Скоро мы все будем на таких летать, - ответил я и уже представил себя в кабине этого самолёта.
        Между инженерами шли жаркие разговоры, но активнее всех был тот самый кривоносый с неухоженными тёмными волосами.
        - Я вам сказал, что они должны быть готовы через два дня. Мы даже ни разу гонку двигателей не сделали, - выругался он.
        - Адольф Георгиевич, ну рано его ещё в полёт. Начнём, когда все четыре соберём и подготовим, - ответил один из гражданских.
        Опять он здесь! И почему эта личность вызывает у меня отвращение?
        - Гнётов тут с первого дня их появления крутится. Ему и пару книг подогнали уже, - рассказал мне Барсов. - Не в испытатели он собрался?
        - Кому он там нужен с его характером, - отрицательно помотал головой в стороны Мендель.
        - Характер ни при чём. Там знания и опыт нужен, - сказал я. - А хороший парень - не специальность.
        - Серый, ну он часто с этими инженерами общается. Лётчиков достаёт вопросами. Совсем на служебные дела забил в эти дни, - пожаловался Мендель. - А меня постоянно к особисту вызывают.
        Вот это уже интересно. Пошла активизация работы органов контрразведки.
        За прошедшую неделю лишь раз удалось мне взлететь. В остальном мы занимались подсобными делами, строительством стартового домика и подготовкой документации. Да и погода не соответствовала работе в интересах пехоты.
        В один из дней выпало мне нести службу в дежурном звене совместно с Барсовым, Менделем и Гнётовым. Большая часть суток прошла в молчании. Гнётов занимался своими делами и постоянно что-то вычитывал из книг по МиГ-29. Мендель спал, а Марик с наступлением ночи пошёл на свидание. Удивительно, что Гнётов ничего не сказал ему и не остановил.
        Рано утром в комнате тихо шипел аппарат громкоговорящей связи, через который нам объявляли первую готовность на вылет. Заглушал эти звуки громкий храп Барсова, недавно вернувшегося из расположения медсанбата. Получил там Марк свою дозу удовольствия от женского общества и теперь спокойно отсыпался. Мендель тоже сопел в две дырки, но делал это очень тихо. Гнётов читал книгу.
        Я же проснулся достаточно рано из-за очередного сеанса своего «вещего» сна.
        Пока в нём всё, как и было в последней серии - белый песок, море и техник самолёта в тапочках. Пейзаж Южно-Китайского моря и берега Вьетнама налицо. Очень даже тёплая перспектива, обрисованная мне Граблиным и моими сновидениями.
        Дальше поспать было уже невозможно. Концерт, солировавшего своим храпом Марка, мне уже не даст перейти в спящий режим. По случаю такого пробуждения, я решил выйти на улицу.
        Утренняя обстановка на аэродроме Шинданда была тихой и спокойной. Мелкий дождь накрапывал с момента моего заступления на смену в дежурное звено. Самолёты были зачехлены. По стоянке медленно передвигались сонные часовые, а средства локации были выключены и не вращались.
        С момента нашего возвращения из Осмона это первый день, когда мне удалось попасть в «профилакторий». Именно так с недавнего времени прозвали у нас домик дежурного звена. Причина банальна - сутки ты таскаешь на спине диван, читаешь книги или «расписываешь пульку» в преферанс.
        Вылеты у нас последние дни практически отсутствовали. Операция закончилась и теперь основной задачей у нас является встреча очередной комиссии, которая назначена для проверки готовности полка к новому учебному году. Война войной, а план мероприятий на предстоящий период никто не отменил.
        И как мы только без этого основополагающего документа раньше воевали и жили? Ума не приложу.
        - Чего не спится? - встретился мне на лавке рядом со входом Дубок.
        Мой техник сегодня дежурил «в звене», как и я. Выглядел он, как и всегда хмуро и задумчиво.
        - Много спать вредно. Леонардо да Винчи спал по 4 часа в сутки, - вспомнил я известную легенду о великом учёном и художнике.
        - Тебе такое противопоказано. ВЛК чтобы пройти, нужен режим отдыха нормальный, верно? - спросил Дубок.
        - Да, Елисеевич, - ответил я и спустился со ступенек. - Навес сделали для лавочки? - спросил я, указав на «грибок» над местами для посиделок.
        - Ага. Начальники каждый день ездят и спрашивают - что построили, да что посадили. Пустыня! Что тут посадишь? - возмутился Дубок, орудуя небольшим ножиком.
        Техник держал в руке брусок, из которого выстругивал очень знакомый силуэт. По крылу треугольной формы не узнать наш МиГ-21 было нереально.
        - Домой поделку делаешь? - спросил я, присев рядом.
        - Некому мне поделку делать, Сергеич. Родня вся на Кубань уехала, - сказал Дубок, похлопав себя по карману.
        В двух словах Елисеевич поделился со мной своей жизненной ситуацией. Супруга от него ушла и забрала дочь. Как раз перед самой командировкой в Афганистан. О причине Дубок решил умолчать.
        - Другого нашла? - спросил я.
        - Лучше бы нашла. Обидел я её. Прямо на глазах дочери. Я неделю запойничал. На аэродроме отсыпался. Потом в общежитие пришёл, а в комнате никого. Вот прощальное письмо и всё на этом, - сказал Елисеевич и протянул мне сложенный тетрадный листок в клетку.
        - Я читать не буду. Тебе тоже не советую, - сказал я, взял у Дубка листок и сунул ему в нагрудный карман куртки.
        - А чего это? Хоть какое-то напоминание о семье.
        - Так, ты жене напиши. Может, ответит. У вас же дочь, как никак.
        - А что ей будет? Ей без меня спокойнее. Увидела папку в гневе, и теперь вряд ли подойдёт ко мне, - махнул своей огромной ладонью Дубок.
        - Чего это ты за семью сейчас принимаешь решение? Твоё дело не выключаться из игры. Ну, то есть, из их жизни. Чтобы они видели, насколько дороги тебе, - сказал я и встал со скамейки. - А так ты всем видом показываешь, что они тебе безразличны.
        - Ты чего это такое говоришь? - возмутился Дубок, вскочил с лавочки и стукнулся в крышу «грибка». - Это чего это они мне безразличны?
        Лицо даже не скривилось от такого удара у моего техника.
        - Письма не пишешь, посылки не отправляешь, телеграммы не шлёшь. Где твоё внимание к семье? - сказал я, пытаясь опустить руку Дубка с ножом, которую он держал в непосредственной близости от меня.
        Надо ещё постараться опустить этот «рычаг»! Елисеевич, мужик здоровый.
        - Чего эт я так вскипел? - почесал свой затылок Дубок. - Чуть крышу не разбил, когда вскакивал, - сказал он и снова сел на лавку.
        - Так и голову разбить можно, - улыбнулся я.
        - Да ну её, эту голову. Грибок пришлось бы чинить. Голова? Что ей будет. Кость, - постучал своим кулаком по макушке Дубок.
        - И всё равно, чем ты думать будешь? - посмеялся я, и Елисеевич слегка повеселел.
        - Ох, Сергеевич! Не унываешь ты никогда, - похлопал он меня по плечу.
        С кожаной куртки после пары таких ударов во все стороны полетели брызги от дождевых капель. Я, как мог, держался, чтобы не прогнуться под такой «ударной силой» Дубка.
        - Я попробую написать. Тяжело мне только слова какие-то подбирать, чтобы помириться.
        - Сможешь, - ответил я и повернулся на звук приближающегося УАЗика к домику дежурного звена.
        Рассекая лужи, к нам приближался автомобиль командира полка.
        - Алексеевич… ой, Араратович едет, наверное, - оговорился Дубок.
        Бажанян быстро выскочил из машины и направился в домик, не обратив на нас внимания. Вид у исполняющего обязанности командира полка был очень суровый.
        - Кто-то залетел? - спросил Дубок.
        - Не знаю, - ответил я, но на ум пришла мысль о ночных похождениях Марика.
        Этот «кролик» легко мог и не в ту норку залезть, и не на тот пригорок. Но эта мысль отпала сама собой, когда на входе показался Бажанян и Гнётов.
        - Мне это надоело, понял? Ты зачем на Менделя настучал особисту? - наехал на майора Араратович.
        - Он мне не нужен здесь. Или вы его отсюда отправите, или я сообщу куда нужно, - сказал Гнётов. - Разрешите идти дежурить? - выпрямился он в струнку.
        - Свободен, - прошипел Бажанян и заметил наши удивлённые лица. - Чего не спится? - громко спросил Араратович, когда Гнетов зашёл внутрь.
        - Много спать вредно, - хором ответили мы и стали подниматься с лавочки, чтобы поприветствовать Бажаняна.
        - Сидите, а то Дубок дырку пробьёт в крыше, - сказал Араратович, поздоровался с нами и присел рядом со мной. - Елисеевич, оставь нас на пару минут.
        - Да, Тигран Араратович, - ответил Дубок и, стряхнув с себя деревянную стружку, пошёл в домик.
        - Что слышал? - спросил Бажанян, с укором посмотрев на меня.
        - Если вы о разговоре с майором Гнётовым, то ничего существенного.
        - Не уймётся никак, - сплюнул на землю Араратович. - Два дня уже меня особисты вызывают на беседы. Новый оперуполномоченный, как с цепи сорвался. Рыщет везде, вынюхивает, шпионов ищет, - негодовал подполковник.
        В словах Бажаняна нет преувеличения. Когда мы вернулись, то сразу попали в вереницу различных мероприятий особого отдела. Видимо, в преддверии начала работы новейших истребителей органы контрразведки сильно активизировались и вычисляют неблагонадёжных военных.
        - Я имел с ним беседу. После иранского истребителя. Очень дотошный молодой человек, - сказал я.
        - Поскорее бы Гнётов на переобучение уехал. Надоел стучать на всех! На завтра есть возможность нам полетать, а то засиделись, - сказал Бажанян и пошёл к УАЗику. - Ты над предложением Буянова подумал?
        Вот же старики-разбойники! Продолжают воду мутить и пытаются меня задобрить. Сдался я им.
        - Я Ивану Гавриловичу ответил. Решение менять не собираюсь, - сказал я.
        - Не гони лошадей! Думаю, что скоро ты передумаешь, - громко сказал Бажанян и сел в машину.
        Из уст исполняющего обязанности командира полка фраза прозвучала как угроза. Пока не получилось у меня связать воедино всю картину - фактическое отстранение Гаврюка, деятельность особистов, разговор Бажаняна и Гнётова. Очень всё странно.
        После смены с дежурства возле модуля нас встретил Буянов.
        - О, Родин! Для тебя работа есть. Умывайся, завтракай и дуй в штаб в помощь кадровикам. Начальник этого подразделения «зашивается» с бумагами по наградам и попросил себе помощника от эскадрильи.
        - Иван Гаврилович, и здесь без меня не могут обойтись?
        - Сергей, не нервируй меня! - отмахнулся от меня комэска. - Этот Илюша-кадровик с вечера меня достаёт, а у нас сроки уже горят. Операция чёрт знает когда завершилась, а у нас списка на награды нет и характеристики на каждого не написаны совсем.
        Иван Гаврилович объяснил, что торопит их с представлением на награды политотдел армии в Кабуле. Хреков, находясь там, в госпитале, пролоббировал наши интересы каким-то непостижимым образом.
        - Генерал хочет, чтобы всех наградили здесь. Прямо в Афгане, а не потом на Родине через хрен знает сколько месяцев. За это ему спасибо, конечно, - рассказал Буянов.
        - Товарищ подполковник, разрешите, в другой раз помогу. После смены в дежурном звене разве можно привлекать? - пытался я хоть как-то откосить от такой работы.
        - Родин, хоть одну причину мне назови, и я с радостью отправлю туда Барсова, - сказал Буянов, и Марик с надеждой посмотрел на меня.
        Вот ему-то очень хотелось пойти в кадры и покрасоваться перед девушками. Давно он на Асю засматривается, так что она для него как первая строчка в турнирной таблице. Очередное достижение в копилку.
        Придумать причину было сложно. Хотя можно притвориться Мариком - дурачком.
        - Иван Гаврилович, так я в документах не смыслю ничего. Там же придумывать нужно, а у меня с фантазией очень плохо. Как напишу представление вам на какой-нибудь «Орден Сутулого» сидя в кабинете, так вы меня потом…
        - Потом я тебя за это и ухандокаю! - перебил он меня. - У тебя два пути из модуля сегодня. Один в штаб в отдел кадров с бумажками, чаем, конфетками и девушками. Второй - тоже в том направлении, только для работ по обустройству нового стартового домика нашей эскадрильи. Выбирай.
        - Товарищ подполковник, так, а я почему не имею права выбора? - спросил Барсов. - У меня с фантазией всё хорошо, - улыбался Марк.
        - Вот и прояви фантазию, когда будешь обшивать наш новый класс подготовки к полётам.
        Надо быть дураком, чтобы не воспользоваться сейчас своим правом выбора. Лучше потерпеть общество и странности рядового Кисель, чем заниматься ремонтными работами.
        «Вооружившись» кое-чем мощным из запасов привезённого мной из Союза, я отправился в сторону штаба. На входе мне встретился капитан по имени Илья - кадровик, к которому я сегодня приставлен в помощь.
        - Сергей, объясняю задачу…
        - Илья, не утруждайтесь. Я знаю, как у нас всё делается. Дайте мне список и листы бумаги, - остановил я его, а то можно будет долго слушать официальный инструктаж перед этой творческой работой.
        - Ну и хорошо. Много не придумывать, а то могут и не подписать, если покажется слишком всё идеально, - сказал капитан и направился вместе со мной к кабинету отдела кадров.
        Внутри уже вовсю строчили на печатных машинках реляции и представления девушки, прерываясь только для проверки фамилий в списке.
        - Обеспечил… Сколько ему написать? - спросила пышечка Зоя, повернувшись к девушке в погонах младшего сержанта за соседним столом.
        - Пиши 50 вылетов. Мы кому-то уже писали 45, а этот вроде прапорщик. Ему чуть больше, - сказала ей курносая девушка с рыжими волосами, просматривающая уже отпечатанные характеристики. - Блин, у этого количество смен в дежурном звене 350 вместо 35. Однозначно не поверят!
        - Вот-вот! Мы столько дней в Афганистане не находимся, сколько ему смен отпечатали, - заметила Ася, перекладывающая бумаги на отдельном столе.
        - Так, уважаемые военнослужащие женского пола, - официально начал моё представление кадровик, поправив очки.
        В его голосе были слышны некоторые нотки страха. Неуютно было ему находиться в этой клоаке. Девицы смотрят на нас, словно недовольный театральный режиссёр на прослушивании.
        - Товарищ Родин вам поможет, - закончил он своё выступление с такой интонацией, будто ждал аплодисменты.
        - Понятно, - расстроено выдохнула рыжая.
        - Нам очень приятно, что вы нам будете помогать, - сказала Ася, подняв глаза к потолку.
        - Ну-с… вы тут сами разберётесь, - быстро сказал Илья и выскочил из кабинета.
        Вот так у них порядки в кадрах! Всем рулят три кикиморы, которые съели целого капитана.
        Только я снял с себя кожаную куртку и собрался повесить её на крючок напольной вешалки, как меня предостерегли от этого опрометчивого поступка.
        - Не туда! - хором крикнули девушки, и я в последний момент убрал куртку.
        - Понял, - сказал я, решив, что вешалка не такая надёжная.
        Куртку надел на спинку деревянного стула, стоявшего передо мной.
        - Можете садиться и слушать свою задачу, - сказала мне Ася, не отрываясь от бумаг.
        - Хорошо, - сказал я и начал присаживаться на стул.
        В последний момент я увидел, как лицо Зои расцвело в предвкушении чего-то радостного. В мозгу сразу сыграл какой-то механизм самосохранения, но касание стула уже состоялось. Быстро выпрямившись, я повернулся к разломавшемуся на несколько частей стулу. Вот же мегеры! Решили меня на смех поднять!
        - Вот вы… а как вы так быстро встали? - спросила рыжая.
        - Ноги хорошо развиты. Бегал много в своё время, - ответил я. - Значит так, девочки. У вас ко мне какие-то претензии, я смотрю?
        Тут же вся работа встала, и на меня уставились три пары глаз.
        - А если и так, то что с того? Вы, Родин, грубиян, женоненавистник…
        - Это вы с козырей прямо зашли, Ася, - улыбнулся я. - Продолжайте.
        - Да вы ещё и хам! Пришли, разломали нам стул и теперь радуетесь этому, - начала ворчать Зоя.
        - А такой приятный молодой человек показался на первый взгляд, - скривилась рыжая, задрав свой острый нос к потолку.
        Дальше был стандартный напор со стороны женсовета. Ещё немного и меня уже должны были обвинить в домогательствах ко всем троим одновременно. Представляю, как здесь себя вёл Барсов, который выслушивал бы о каждом своём романе.
        - Мы были о вас лучшего мнения, товарищ старший лейтенант! - сложила у себя на большой груди руки Зоя.
        - Всё? - спросил я, когда девушки уже запыхались от высказывания претензий в мой адрес. - Теперь я продолжу. Предлагаю начать работу с вот этого.
        Из внутреннего кармана куртки я достал три плитки шоколада, которые были весьма дефицитны в Афганистане. Тут же взгляд у девушек изменился на заинтересованный.
        - Так… а, что у вас…
        - Вы имеете в виду, что у меня за шоколад, Анастасия? - спросил я.
        - Это не очень-то и важно. Просто хочется узнать границы вашей щедрости, - с наглецой сказала Зоя.
        - Вот вам «Вдохновение», - показал я шоколад с одноимённым названием и Большим театром на обёртке. - Это вам привет из сказки, - выложил я на стол «Алёнку», этикетка которой не изменится и в будущем. - Ну и чтобы всё у вас было по «Люксу», - сказал я и выложил одноимённый шоколад в фиолетовой упаковке.
        Рыжая и Зоя такой подгон заценили, а вот Ася пока ещё куксилась.
        - Ой, у каждой фабрики есть этот «Люкс». Тоже мне, крутой шоколад нашли. Если бы вы нам из Свердловска его достали, то был бы другой разговор, - слегка отодвинула Ася от себя шоколадку в фиолетовой обёртке.
        Вот знал же, что она та ещё стервозная дама! Правда, с «Люксом» я подстраховался. В Осмоне мне Валера рекомендовал купить «Люкс», но только именно Свердловской кондитерской фабрики номер 1. Мол, такую можно и на презент принести.
        - Так давайте и разговаривать по-другому. Переверните плитку и прочитайте, - сказал я и все три девушки кинулись к шоколадке.
        - Из Свердловска? - удивилась Зоя.
        - Высшей категории? - добавила курносая.
        - Эм… вам что-то от нас надо? - поинтересовалась Ася. - Это очень редкий шоколад. Я в жизни пару раз только такой ела.
        - Считайте, что это ваш третий раз. Давайте чай пить, - сказал я.
        После «сладкого» примирения, общение и работа пошли гораздо лучше. К концу дня все представления были готовы и отпечатаны, а сам кадровик побежал докладывать Бажаняну про необходимость отправки документов в Кабул.
        - Вот Сергей, а вы очень хорошо умеете придумывать реляции. Даже я сама поверила в то, что пишу, - улыбалась мне Зоя, когда я надевал куртку, собираясь покинуть кабинет.
        - Вам бы в кадрах работать. Или замполитом, - сказала рыжая, которую, как я узнал, зовут Раей. - Кстати, у второй эскадрильи, что сейчас в Баграме как раз нет замполита. Я могу…
        - Не надо, - остановил я её. - Меня моя работа устраивает.
        Эта девушка - младший сержант оказалась не то дочкой, не то внучкой кого-то из советских военных советников в Афганистане. Протекция серьёзная, но мне не нужна.
        - Конечно! Знаем мы всё про вас, Сергей, - подмигнула мне Ася.
        Она знает, что я уже настроен на перевод и мне такие назначения не нужны.
        - Тогда, вы прекрасно всё понимаете. Всего хорошего! - сказал я и, выслушав ещё пару действительно хороших слов в свой адрес, вышел из кабинета.
        На выходе из штаба меня догнала неугомонная брюнетка Кисель. Возбудилась она что ли, пока работала вместе со мной?
        - Я… ты извини, сначала на тебя наезжала, - сказала Ася, поправив мой воротник и фуражку.
        Смотрела она на меня, конечно, очень загадочно. Будто гипнотизирует и сейчас затащит в какой-нибудь угол. А там уже и… даже не могу знать, что будет вытворять со мной - вылитая Сирена из мифов.
        - Так как насчёт ещё одной приватной беседы, Серёжа? - спросила Ася.
        - В комнате номер пять?
        - Помнишь? - улыбнулась Кисель, поглаживая себя по бёдрам.
        - Нет! - ответил я и пошёл по дорожке в сторону городка.
        - Предложение действует на сегодняшний вечер, - громко сказала мне вдогонку Ася и зашла внутрь штаба.
        Неугомонная женщина! Может и нужно нам с ней пообщаться ближе, чтобы она от меня отстала. Закроет этот гештальт и успокоится. Вот только я себя не вижу в качестве такого успокоителя её души.
        Рядом со мной резко затормозил УАЗик, чуть не обрызгав меня грязью. Из машины вышел тот самый старший лейтенант-оперуполномоченный, который проводил со мной беседу по сбитому иранскому Ф-14.
        - Сергей Сергеевич, добрый вечер, - поздоровался он со мной.
        Вижу его и сомневаюсь в том, что вечер добрый. Неспроста так резко подъехал.
        - Чем могу помочь? - спросил я, пожимая ему руку.
        - Небольшая беседа. Прошу вас проехать со мной.
        Как тут отказаться, когда такой человек просит? Сев в машину, мы поехали в сторону штаба дивизии.
        - Этот разговор согласован с моим начальством? - спросил я.
        - Это не нужно. Об этом разговоре никто не должен знать, - сказал он. - Вы же не хотите, чтобы ваш перевод в Камрань оказался под угрозой?
        Ещё бы эти товарищи не знали о моих планируемых передвижениях!
        - Нашли чем мне грозить. Думаете, я буду на вас работать из-за боязни срыва перевода? Что вы мне можете инкриминировать? - спросил я.
        - Был бы человек, а статья всегда найдётся, - повернулся ко мне старлей, когда мы подъехали к штабу дивизии.
        Войдя в здание, особист сопроводил меня в тот самый кабинет, где я встретился с иранским лётчиком. В помещении находились несколько человек.
        - Всем добрый вечер, - поздоровался я и оглядел присутствующих
        - Вот тот, кто вам нужен. У него и опыт есть, и знания, - указал на меня Араратович.
        - И почему я не удивлён, - произнёс Поляков, пометив что-то себе на листе.
        - Давно не виделись, Сергей, - сказал Леонид Краснов и протянул мне руку в знак приветствия.
        Глава 12
        У отца Ани вид был весьма уставший. Видимо, не первый день он уже работал без должного количества часов сна.
        - Тигран Араратович, спасибо. Мы сейчас пообщаемся со старшим лейтенантом, и вас доставят в часть, - подошёл к Бажаняну Краснов.
        - Да, хорошо, - сказал Араратович, задумчиво посмотрев в мою сторону. - Сергей, на улице жду.
        - Хорошо, - сказал я, и комната быстро опустела.
        - Неплохо выглядишь. Подкачался? - спросил Краснов, пощупав мои трицепсы, когда мы остались с ним вдвоём.
        - Кушаю плотно.
        - В Афганистане кушать плотно? Не смеши меня, - сказал Леонид Борисович. - К делу, - показал он мне на стул рядом со столом.
        Я сел на указанное место и приготовился слушать Леонида Борисовича. Краснов начал с общих фраз и рассказа о состоянии дел в Афганистане.
        - Активная фаза войны, как ты понимаешь, идёт к своему завершению. В руководстве страны все смотрят в будущее Афганистана с оптимизмом. Уже взяли в плен Ахмад Шаха Масуда.
        - Да, я видел момент, когда его привезли на базу, - сказал я.
        - Интересная личность. Довелось с ним пообщаться. Что ты о нём думаешь? - спросил Краснов, перебирая в руках перьевую ручку.
        Странный вопрос задал Краснов. Будто я его коллега и надо обрисовать личность господина Масуда.
        - Ничего не думаю. Он враг. Из информации от командиров знаю, что он серьёзный противник, - ответил я.
        - Да, да, да, - иронично сказал Краснов, явно ожидая от меня чего-то другого, а не общих фраз. - Кстати, вам ещё не сказали. Туран Исмаил тоже находится у нас. Был передан нам Ираном в обмен на своих лётчиков. Насколько я знаю, в этом есть и твоя заслуга, - улыбнулся Краснов. - Думаю, что отец гордился бы твоими успехами.
        - Считаете убийство людей какими-то высокими достижениями? - спросил я.
        - Либо мы, либо нас. Не стоит задумываться о гуманности сейчас, - сказал Леонид Борисович и отложил в сторону ручку.
        Как-то странно вёл диалог Краснов. Втирается в доверие, говорит на нейтральные темы. Сомневаюсь, что наша очередная встреча просто для того, чтобы поболтать.
        - Ладно. Сразу к делу. Надо поработать на благо Родины, - сказал Леонид Борисович.
        Первая же мысль, возникшая у меня, что сейчас Краснов предложит мне пойти на курсы особистов или как там они называются в СССР. Мол, два года и вперёд оперуполномоченным в какую-нибудь часть.
        - А я для чего служу? Не на благо Родины? - спросил я.
        - Ты парень толковый. Наблюдательный. Память у тебя хорошая, - сказал Краснов, вращая пальцами свою перьевую ручку.
        - Вы мне это уже когда-то говорили. Слишком много комплиментов от сотрудника Комитета, - улыбнулся я.
        - Не скромничай. Так вот, однажды мы с тобой уже поработали. Считаю, что успешно, - сказал Краснов и поднялся со своего места.
        О да! Вспомнил я свои «приключения» в Москве, когда мне пришлось столкнуться со шпионами. Тогда и погиб отец Жени, который остался неоднозначной личностью. Не исключено, что он тоже был представителем иностранных спецслужб.
        - От меня, что вы хотите? Я простой лётчик и не занимаюсь разведкой.
        - Проблема с утечкой информации, Серёжа. Кто-то сливает её и получает за это большие деньги, - произнёс Краснов, нагнувшись ко мне.
        - Насколько я помню, информацию духам сливали сами афганцы. Среди наших военнослужащих предателей нет, - сказал я, но Леонид Борисович помотал головой в стороны.
        - Считай, что это новый виток шпионских игр. Теперь и в Афганистане.
        Тут же передо мной появилась бумага о неразглашении военной и государственной тайны.
        Интересное кино разворачивается! Опять тебя, Серый, собрались впутать в свои дела сотрудники КГБ.
        - Леонид Борисович, не много ли для одной командировки у меня с вашими сотрудниками совместных дел?
        - Что поделать, ты всегда там, где что-то случается по нашей части. Увы, сейчас не могу без бумаги тебя посвятить в некоторые подробности этого дела.
        - А зачем мне это? Я могу спокойно отказаться и поехать к себе в модуль. Меньше знаю - крепче…
        - Никогда не поверю, что ты сможешь крепко спать, если знаешь, что Родина в опасности, - перебил меня Краснов.
        - На больное давите? - спросил я, и Краснов утвердительно кивнул.
        Похоже, знает он мои слабости. Не могу пройти мимо, когда страна во мне нуждается.
        Я подтянул к себе бумагу и дважды её перечитал. Никаких слов о сотрудничестве или обязательствах, кроме, как держать язык за зубами, в документе не было.
        - Пожалуйста, - расписался я.
        - Молодец. Теперь продолжим, - произнёс Краснов и убрал в сторону лист. - Недавно у американцев чуть было не появилась документация по вооружению для МиГ-29. К счастью, успели перехватить, - сказал он и сел обратно на стул.
        - И вы не боитесь мне такое рассказывать? - улыбнулся я. - Верите в мою непричастность к ЦРУ?
        - Не только верю, но и знаю. Ты слишком заметный и не обладаешь таким объёмом и доступом к информации. Кстати, ты никогда не думал о работе в КГБ?
        За окном послышался гул взлетающего самолёта на форсаже. Кажется, куда-то вызвали пару с дежурного звена.
        - Спасибо, мне и на своём месте хорошо.
        - Уверен?
        - Всегда в себе уверен, Леонид Борисович.
        Краснов задумался и отложил в сторону ручку.
        - Так, что насчёт подозрительных лиц? Кто-то, возможно, интересовался новым самолётом?
        - Конечно. Половина моей эскадрильи спит и видит себя в кабине МиГ-29. Я один из них, так что меня можно подозревать, - улыбнулся я.
        - Значит, ничего не видел, - сказал Краснов, с задумчивым видом.
        Однако не торопился Краснов отпускать меня. Смотрел пристально и готовился мне кое-что сказать.
        - Точно, ничего странного не заметил после появления здесь новых самолётов? - спросил он.
        - Наш полк скоро на него переучат. Думаю, это вполне нормально, когда интересуются самолётами, прибывшими в полк.
        - Также думали в Липецке и в Кубинке, - тихо сказал Краснов. - На деле там были те, кто готовился продать секреты этого самолёта. И ведь он ещё не так массово поступил в войска.
        Кажется, намекает мне Леонид Борисович, что кое-кто попытается завладеть секретами МиГ-29 и здесь. Зачем вообще тогда пригнали их сюда, раз бояться слива информации?
        - Присмотрись. Если нечто подозрительное заметишь или что-то вспомнишь, то сразу сообщи, - произнёс Краснов и кивнул в сторону двери.
        Я не стал задерживаться и пошёл на выход.
        - Даже не спросишь, как она? - спросил Краснов, намекая на свою дочь Аню.
        - Леонид Борисович, тему наших отношений с вашей дочерью мы давно закрыли. Тем более, мы с ней пару месяцев назад виделись.
        - Да, да, да. Она рассказала о своей командировке в Баграм. Сейчас у неё много работы. Что-то очень серьёзное пытается донести до партийного руководства, - сказал Краснов и сел на свой стул.
        - И у неё есть такие возможности? - удивился я.
        - Ты даже не представляешь, насколько она целеустремлённая. Бронепоезд! - ответил Леонид Борисович. - До встречи, Сергей!
        Представляю себе картину, как Анечка прорывается в кабинет к условному Черненко или Леониду Ильичу. Судя по её характеру, для неё нет закрытых дверей.
        Уже в машине, ответив на несколько вопросов Бажаняна, я раздумывал над словами Леонида Борисовича по поводу возможного шпиона в Шинданде. Кто мог в Афгане сливать информацию о МиГ-29?
        Ну, учит документацию по нему Гнётов, так он через неделю в Липецке будет то же самое делать. Наш техсостав к самолётам не подпускают, часовые тоже не интересуются ими. Как мне кажется, среди военных нет смысла предателя искать. А вот среди гражданских инженеров, вполне. Присмотримся, прислушаемся. Может, кто себя и проявит.
        В модуль мы не заезжали, а сразу отправились на «небольшую» постановку задач. Именно так можно назвать почти полсотни человек, собравшихся для зачитывания нашей обычной «мантры» на предстоящий лётный день.
        Далее разошлись по интересам. Вертолётчики распределили между собой маршруты и очерёдность прикрытия на взлёте-посадке. Звено разведчиков Су-17 сидело в ожидании маршрутов на утренние вылеты. Мы и штурмовики распределили между собой цели, по которым будем наносить удары.
        - Завтра ожидаем ещё и массированный удар в районе Луркоха. Снова там неспокойно, - сказал Бажанян, показывая на карте давно уже забытый нами горный хребет на юго-запад от Шинданда.
        - Араратович, а кто прикрывает новые МиГи? - спросил Гусько, и все повернулись на лётчиков, сидевших в дальнем углу.
        Они держались слегка отстранённо. На своей волне. Это те самые лётчики из Липецка, которым поручено опробовать новые самолёты в условиях Афганистана.
        - Мужики, а вы собираетесь завтра лететь? - спросил Бажанян.
        Один из них медленно поднял голову, оторвавшись от чтения Александра Дюма, но ничего не ответил.
        - Полетим? - спросил он у своего товарища, который что-то рисовал в тетради.
        - Я не хочу, а надо? - устало спросил он.
        - Главный инженер сказал, что самолёты готовы. Может, слетаем?
        Потрясающе! Как будто на прогулку собираются! Тут с каждой вершины можно получить ракету, а они расслабленные.
        - Ну, давай, - согласился второй.
        - Да. Слетаем по кругу. Осмотримся, - сказал любитель Дюма и вернулся к прочтению книги.
        Бажанян выждал немного, а потом медленно пошёл к этим двоим. Настрой у Араратовича был очень серьёзный.
        - По кругу? А может ещё и пару взлёт-посадок конвейером тебе запланировать? - спросил Бажанян.
        - Если вам нетрудно. Во сколько предполётные указания?
        - Представитесь, пожалуйста, - спокойно спросил наш командир.
        - Майор Ткачев, а что? - слегка надменно посмотрел в сторону Араратовича этот лётчик.
        - Очень приятно. А теперь покажите мне свои полётные карты, тетради подготовки на завтрашний лётный день и маршруты, по которым вы собираетесь летать на прикрытие нашей авиации.
        - Товарищ… не знаю вашего звания… - улыбался второй лётчик, отложив в сторону пишущие принадлежности.
        - Подполковник. Врио командира этого полка, - ответил ему Бажанян, и два лётчика засуетились. - Сидите на своих мягких попах, пока они у вас ещё целые. В этом классе есть несколько лётчиков, которые за время этой командировки уже катапультировались и принимали бой на земле.
        - Товарищ подполковник, мы… - попытался что-то сказать Ткачев, но Араратович не останавливался.
        - В этом классе каждый третий получал повреждения в воздухе и чудом добирался до аэродрома. Но главное - каждому из лётчиков, кроме вас двоих, не раз и не два приходилось уходить от ракет. А одному так и не удалось уйти. Мы его несколько дней назад похоронили в Осмоне, это вам понятно, мальчики?
        - Предельно, товарищ подполковник, - кивнул второй лётчик. - Где можно полётные карты взять?
        Вот это я называю настоящий инструктаж! Бажанян очень предметно объяснил новеньким, где они оказались.
        Наутро аэродром загудел с первыми лучами солнца. Вертолёты начали раскручиваться, поднимая в воздух, воду из луж и отдельные камушки из грязи. Разведчики были уже на исполнительном, когда наше звено в составе Бажаняна, меня, Гусько и Менделя готовилось к запуску. Пока что у нас задача нанести удар в районе Луркоха по вновь обнаруженным координатам.
        На утренней постановке нам довели, что будет ещё участвовать восьмёрка Су-17М3 с территории Союза. Они отбомбятся и уйдут к себе обратно. МиГ-29 тоже готовились к запуску. На прикрытие им назначили пару Буянова с Барсовым.
        - Янтарь, 501й, взлёт парой, - запросил командир разведчиков.
        - 501й, паре взлёт разрешил, - дал команду руководитель полётами.
        В незакрытой кабине звук включения форсажа слышен отчётливо. После взлёта пошёл отсчёт до нашего времени «Ч».
        - Внимание, группа 101го, запускаемся, - дал команду Бажанян, и наше звено принялось запускать двигатели.
        Погодка теперь не летняя, так что пришлось в полёт утеплиться в кожаную куртку. Пока двигатель выходил на нужные обороты, я посмотрел в сторону 29х. Липецкие лётчики заняли места в кабинах и доложили о готовности к запуску в эфир.
        - Группа 101го, на предварительный по готовности, - дал нам разрешение на выруливание руководитель полётами.
        - Группа, выруливаем по одному, - сказал в эфир Бажанян, и порулил по влажной от дождевых луж магистральной рулёжке.
        Я последовал за ним, салютовав Дубку, который приложил к голове правую руку. Проезжая мимо него, я заметил, как он аккуратно провёл рукой по левой консоли крыла. Своеобразный ритуал техников перед вылетом!
        Выстроившись на полосе, Бажанян дал команду всем приготовиться и вывести обороты. До расчётного времени взлёта остались секунды.
        - Обороты максимал, - доложил я, удерживая самолёт на тормозах.
        - Понял. Внимание, форсаж! Паашли! - скомандовал Араратович, и мы устремились по полосе, рассекая в разные стороны остатки воды.
        Отрыв, и мы взяли курс в район города Фарах. Пара Гусько через минуту пристроилась справа от меня.
        - Набираем 6000, - дал команду Бажанян, и мы пошли в набор.
        Заняв нужную высоту, Араратович вышел на связь с командующим на борту Ан-26РТ.
        - 001й, группа 101го в двадцати километрах от точки начала боевого пути.
        - Понял. Работу разрешаю, цели прежние, - дал разрешение командующий.
        - Внимание, работаем по две в заходе. Высота сброса расчётная, угол пикирования 30, - сообщил Бажанян, и я начал устанавливать органы управления вооружением в нужное положение.
        Зарядка у нас сегодня - разовые бомбовые кассеты РБК-250, по четыре у каждого. В Панджшере из-за высоты гор можно было бросать их почти со стратосферы. Здесь же нужно ниже.
        - Подходим к точке. Разворот влево на курс 120, паашли! - дал команду Бажанян, и мы начали занимать боевой курс.
        Уже виден Луркох. Отдельные разрывы от бомб, сброшенных Су-25ми. Вот они выходят из пикирования и занимают курс на Шинданд. Горный хребет постепенно поглощает пылевое облако, да только кого-то не хватает у нас. Где-то пропала восьмёрка Су-17х.
        - 001й, цель наблюдаю, дальность 20, - доложил Бажанян.
        - Понял вас. Работу разрешил, - без тени сомнения сказал командующий.
        - Эм… 001й, точно наша очередь? - переспросил Араратович, который понял, что мы обогнали Су-17е.
        - 101й, не понял вас. Какая очередь?
        Араратович молчал, а у меня к горлу подкатил ком. Где-то же должны быть восемь бомбардировщиков.
        - До цели 10. Приготовиться к пикированию, - дал команду Бажанян. - Включаем главный.
        - Главный включён, - доложил я и посмотрел на пару Гусько, который летел на небольшом интервале справа.
        И всё слегка свербило у меня в одном месте. Не давали мне покоя эти Су-17е. Тут одно из двух - либо они полетели не вовремя и ещё далеко, либо… В момент моих размышлений в кабине слегка потемнело.
        - 001й, 405му, - кто-то весело запросил командующего.
        Без тени сомнения ему отозвался командующий
        - 405й, группой из восьми единиц на боевом, цель вижу. Разрешите работу.
        - Разрешаю, 405й, - спокойно отвечает командующий, и тут я поднимаю голову вверх.
        Мне кажется, что я смог отчётливо прочитать на каждой из бомб наименование «РБК-250» и сосчитать заклёпки на фюзеляже у Су-17х.
        То, что было дальше, нужно было просто слышать.
        - Мать вашу! Запретил! Влево! Влево! - скомандовал Бажанян, и я устремился за своим ведущим вниз и разворачиваясь в сторону от траектории полёта бомб.
        МиГ слегка разбалансировался, строй был сломан, но ничего на наши головы так и не свалилось.
        - Выводим! Выводим! Курс 300, - скомандовал Бажанян и я начал снова пристраиваться к нему.
        Справа я видел, как меня пытается догнать пара Гусько. Савелич сам летел чуть выше меня, а Мендель сильно отстал.
        Вот же «стрижи», как их прозвали в Афганистане. Забыли, похоже, что надо не только вовремя взлетать, но и заранее говорить о входе в район!
        Командующий сориентировался и стал раздавать указания. Чуть было не опоздали, товарищ генерал!
        - 405й, работу запретил! Марш оттуда и быть на связи!
        - А оставшиеся бомбы куда? - расстроено сказал ведущий Су-17х.
        В эфире возникла минутная пауза.
        - 405, вам запасная цель 10 километров западнее, населённый пункт на букву Х.
        Вот так даёт целеуказание! Представляю, как сейчас начинает в кабине Су-17 ведущий их группы искать этот населённый пункт. Карту развернуть надо, а это в ограниченном пространстве сложно.
        Снова тишина в эфире, пока мы крутимся в вираже. Наблюдаю вдали, как Су-17е начинают отворачивать с боевого курса и выходить на новую цель.
        - 405й, понял. Населённый пункт на букву Х. Эм… цель вижу, разрешите работу, - запросил ведущий бомберов.
        Я сам быстро глянул в карту. Благо она у меня была удобно сложена, и я мог быстро смотреть по разным направлениям. Западнее 10 километров был только один населённый пункт на букву «Х» - Халидрудак. Однако наши коллеги из числа «Стрижей» вряд ли знакомы с этой местностью и могут отбомбиться не по кишлаку, а по горе на букву «Х».
        - 405, на боевом. Внимание, сброс!
        Снова тишина. Дальше я понял, что сегодня этим бомбёрам ничего не светит. Как я и предполагал, населённый пункт был спутан с горой. Ну а там…
        - Вы что! Я Торос! Торос! Стрижи, твою мать! Здесь свои! Отметка 1554, точка Халиш, - буквально вопил наш старый знакомый авианаводчик.
        Вот ему только дружественного огня не хватало за время службы в Афгане. Не представляю, что там на земле, если вся восьмёрка уже отработала.
        - Свои! Гора Халиш. Повторяю, Торос занял Халиш. Как приняли?
        - Да ёлки-палки! Кто там в районе Халиш? - раздался в эфире рёв командующего.
        И снова молчание. Наверное, «стрижам» пора домой.
        - 405й, в районе Халиш. Работу запретил, - осторожно доложил в эфир командир группы.
        - А ну, пошли вон оттуда! Всем на точку! 101й? - запросил нас генерал.
        - 001й, 101й отвечаю, - отозвался Бажанян.
        - Отработать по своей цели. Быстро! - разозлился генерал.
        К счастью, отработали мы по целям точно. Кассеты разлетелись по площади очень хорошо, оставляя серебристые отблески при виде сверху. При возврате, в эфире командующий постоянно запрашивал о состоянии у Тороса.
        Там тоже всё хорошо закончилось. Бомбы легли совсем неточно.
        Уже на аэродроме мы сразу принялись разбирать этот случай, пока ждали посадку наших товарищей, сопровождавших МиГи. Посадку новые истребители выполнили штатно. Даже тормозные парашюты не выпускали. Следом села и пара Буянова.
        Бажанян подошёл к липецким лётчикам, чтобы расспросить об их первом вылете. Парни очень эмоционально рассказывали и жестикулировали руками. Предложили даже Бажаняну посидеть в кабине, но он отказался. Туда бы Гнётова, но он уже улетел на переучивание.
        - Серый, а ну, беги сюда! - крикнул мне Араратович и предложил вместо него залезть в самолёт.
        - Рано ещё. Да и примета плохая, - сказал я.
        - Ничего. Сегодня уже не полетит самолёт, а значит, можно, - улыбнулся Ткачев и взял у меня шлем.
        Я быстро вбежал по стремянке и запрыгнул в кабину. Посмотрев на расположение приборов, принципиального отличия от кабины МиГ-21 я не заметил. Да появился индикатор на лобовом стекле и его дублирующий экран справа. Немного изменилась ручка управления и навигационные приборы. В целом, всё то же самое.
        - Хоть сейчас садись и лети, - сказал я, вылезая из кабины.
        - Да. Отличный самолёт. Будущее прям, - сказал майор Ткачев. - Когда пересядете на них, сразу разницу почувствуете.
        - Эт точно. Пошли. Не успели мы сегодня Толкачеву рассказать, - сказал второй лётчик.
        - Стоп! - громко сказал я, услышав очень знакомую фамилию из уст лётчика. - Повтори, фамилию.
        - Ты чего? Адольф Толкачев, инженер. Он тут был старшим среди представителей промышленности.
        - Почему был?
        - Вон, - указал Ткачев на полосу, с которой взлетал пассажирский Ту-134. - Улетел он в Москву. Мы ему должны были о первом полёте рассказать, но не успели.
        Вот же я балбес! Похоже, что известнейший предатель в истории Советского Союза только что смылся.
        Глава 14
        Голова сильно заболела. И ощущения совсем не как после «весёлого» вечера. Резкая боль пронзила виски, и перед глазами промчались названия интернет статей и архивные фото-видео материалы.
        Шпион на миллиард, агент под псевдонимом «Сфера», диссидент в сердце - много было слов сказано об этом человеке. И все они о том, что Адольф Толкачёв - предатель Родины.
        Он продал американцам огромное количество секретов, связанных с локацией, авиационными ракетами, электроникой и прицельно-навигационными комплексами Советской авиации. Эта информация была не просто важной или очень дорогой. Она была бесценной.
        В моём времени, его так и не смогли раскрыть без помощи извне. Его сдал один из американских шпионов-перебежчиков в 1985 году. В 1986 году Толкачев будет расстрелян.
        Нужно сделать так, чтобы свою «деятельность» этот негодяй закончил гораздо раньше. Иначе, подобные ему, доведут отечественную авиацию до развала и гигантского отставания от авиации США.
        - Тигран Араратович, мне отлучиться нужно. У меня вроде, вылетов сегодня не намечается? - спросил я, замечая, как Бажанян с недоверием смотрел на меня.
        - Серж, ты чего? Заболел? - спросил он и прислонил ладонь к моему лбу. - Температуры нет, а кривишься, будто тебе голову сверлят.
        - Что-то похожее на это, - сказал я.
        Головная боль утихала, но мозг продолжил сортировать информацию. Ощущение, будто мне вставили флешку в затылок и закачали данные.
        - Так, я тебя Сержик сейчас серьёзно спрашиваю, в чём проблема? Мамой клянусь, отправлю дежурить на КДП, если не скажешь! - завёлся Араратович.
        Неа! Говорить ему напрямую, что мне надо к Леониду Борисовичу нельзя. А то ещё пойдут разговоры обо мне, как о стукаче. И так уже и Бажанян, и Буянов смотрят на меня искоса из-за моего перевода.
        - Товарищ подполковник, голова болит! К медику надо, - сказал я.
        Араратович посмотрел на липецких лётчиков, которые следили за нашим разговором. Попрощавшись с ними до вечера, Бажанян схватил меня локоть и повёл в сторону стартового домика, где мы теперь проводили время между вылетами.
        - Ты хоть при остальных бы так не палился, Серж, - зашептал Араратович. - Сразу надо было подойти, и я бы отпустил.
        Похоже, наш врио командира поверил в мою болезнь. Хотя я и не врал про своё состояние.
        - Товарищ подполковник, ну вы же видите, что у меня вид «не очень», - сказал я, остановившись на магистральной, чтобы дождаться проезда мимо нас машины с надписью «Кислород».
        - У нас все после вылета с таким видом. Особенно, после такого. Чуть не схлопотали по голове бомбами от «Стрижей», - начал ворчать Бажанян, употребив пару эмоциональных словечек на своём родном языке.
        Пройдя магистральную, Араратович повернул в сторону домика, а мне махнул в другую. Как раз в направлении модульного здания высотного снаряжения. Пока ещё не перенесли его в стартовый домик, а доктор так вообще отказался съезжать. Слишком он уж сильно корни пустил на своём месте.
        - Разрешите идти? - спросил я.
        - Давай. Только аккуратнее, а то я вас молодых знаю, - улыбнулся он.
        - Конечно… в смысле? - удивился я. - Причём здесь мой возраст?
        - Серж, не юли мне! Зойка всё уже рассказала про твой сладкий подкат к Асе.
        - Чего? - удивился я.
        - Того! Как будто не понял, - улыбнулся Араратович. - Это хорошо, что ты с девчонкой определился. Ну, не задерживаю больше, - похлопал меня по плечу Бажанян, и пошёл к стартовому домику.
        Угостил шоколадкой на свою голову! Похоже, что я сам себя закопал в очередную яму со слухами и сплетнями. Теперь меня везде будут на одну кушетку с Кисель класть.
        Теперь нужно добраться до штаба дивизии. Как в прошлый раз с поездкой на УАЗе в Баграме, мне уже не повезёт. Взять у старшего инженера какой-то транспорт невозможно - в такую даль они не поедут. Да и на КПП там не пропустят. Стало быть, надо самому зайти к особисту полка.
        Тот самый - старший лейтенант, которого звали Никита Никитин. Родители его фантазию при выборе имени не проявили. Вроде и не самый плохой он человек, но вот не вызывал он у меня каких-то положительных эмоций. Не думал, что придётся к нему идти самому, но ситуация требовала гордость не брать в расчёт.
        Кабинет Никитина был закрыт. Прождав пару минут и заглянув в соседние кабинеты, обнаружить старлея не удалось. Я уже стал сомневаться, что найду его, но тут нашёл оперуполномоченного в отделе кадров. И как же совпало, здесь была только Ася и он.
        Кисель приветливо помахала мне, а вот Никитин даже голову не поднял. Он сидел на месте Зои и просматривал очередное личное дело. При этом что-то помечал у себя в блокноте. Весь кабинет напоминал один сплошной беспорядок.
        - Никита, а я вас ищу… - сказал я, закрыв за собой дверь и повесив куртку на стул.
        Рядом с ним стояла кружка с чаем, от которой шли тонкие струйки пара. При этом Никитина угостили шоколадкой «Люкс», которую я принёс девчатам.
        - Товарищ старший лейтенант, я занят. Если у вас что-то срочное, подождите, когда я закончу, - медленно проговорил Никитин, краем глаза поглядывая на реакцию Аси.
        Вот же хмырь! Всем видом пытается показать превосходство надо мной. При такой красавице напротив, конечно, нужно выглядеть как разноцветный фазан.
        Ася смотрела с большим интересом на происходящее. Сто процентов думает, что весь конфликт сейчас - способ привлечь её внимание. Мол, кто окажется сильнее, останется с этой самочкой. В это время она расплела волосы и начала причёсываться.
        - Срочное, срочное. Давайте поговорим прямо сейчас, - сказал я, и движением головы показал Асе, что нам с Никитиным нужно остаться вдвоём.
        - Ой, я сейчас к соседям схожу. Бумага закончилась…
        - Рядовой, вы можете остаться, - перебил её Никитин. - Родин, поговорим у меня в кабинете.
        Перед выходом Никитин остановился и стал поправлять штаны. Я стал надевать куртку, как в помещении появился Бажанян.
        Обведя взглядом кабинет, он начал делать для себя понятные только мне выводы. По всему кабинету были разложены папки, документы и журналы. Ася расчёсывала волосы, напевая какую-то песенку. Никитин поправлял штаны и заправлял майку в них. Я же стоял растрёпанный, поскольку так и не привёл себя в порядок после вылета.
        - Эм… я не вовремя? - спросил Араратович, с тонким намёком мне на щепетильность момента.
        - Я уже ухожу. И Родин тоже закончил, - сказал Никитин, заправился и вышел в коридор.
        - Приходите ещё, товарищ старший лейтенант. Было с вами приятно пообщаться, - улыбнулась Кисель.
        - А Родин как же? - удивлённо спросил Бажанян. - Он как… общается?
        - Он всегда хорош в общении, - подмигнула мне Ася, и я просто готов был провалиться в этом кабинете под землю.
        Чуть менее часа назад Бажанян провожал меня именно на «близкое общение» с Асей. По итогу вышло, что он сейчас представляет, как в этом кабинете всё это было… втроём!
        - Сергей, ну… ну я понимаю, что ничто людское тебе не чуждо, - сказал тихонько Араратович, отводя меня к выходу. - Ты один не мог справиться?
        Надоели эти сплетни. Надо хоть раз подтвердить. Просто хочу на реакцию посмотреть.
        - Да, Тигран Араратович. Всё было именно так, как вы подумали.
        Тут у Бажаняна вытянулось лицо.
        - Блин, тоже так хочу. Никогда не такого не было, а тут на старости лет тоже захотелось, - еле слышно сказал врио командира.
        - Ой, пойду, товарищ подполковник. Мне пора, - сказал я и выскочил за дверь.
        Никитин ждал меня около кабинета, пытаясь его открыть ключом.
        - Что за разговор, Сергей? - спросил он, пытаясь справиться с тугим замком.
        - Мне нужно попасть к Леониду Краснову.
        - Вы можете со мной поговорить, - сказал старлей, поняв, что я пришёл с какой-то информацией.
        - Нет, не могу. Только с Красновым. Доставьте меня к нему.
        - Сейчас открою кабинет. Зайдём, там и обсудим, - улыбнулся особист, но я не шевельнулся. - Вы поговорите либо со мной, либо ни с кем, товарищ Родин. Выбирайте.
        - А вы выбирайте, когда мне поговорить с Красновым. Если сейчас, то важная информация появится у него быстрее. Если чуть позже, то это приведёт к задержке. А значит, и упущению важного момента. Как вы думаете, смогу ли я смолчать о виновнике задержки? - спросил я, и Никитин немного задумался.
        - Что ж, прошу в мой автомобиль, - сказал он, вынул ключ, и мы поспешили к выходу из штаба.
        На протяжении всей дороги Никитин не задавал мне вопросов. Наверное подумал, что раз ко мне было проявлено внимание со стороны Краснова, то можно верить. А раз я так сильно настаивал на встрече, значит, и правда информация важная.
        - Сергей, а можно личный вопрос без протокола? - спросил Никитин, когда мы шли к входу в штаб.
        - Конечно, - ответил я и старлей остановился.
        - Насколько вы близки с Леонидом Борисовичем? - спросил Никитин, сложил руки на груди и напрягся.
        - Совсем не близки. Никаких отношений, кроме служебных, - сказал я и заметил, как Никитин слегка расслабился.
        - У меня несколько другая информация. Чем можете доказать?
        - Пойдём, а то времени нет, - сказал я, но Никитин не дал мне уйти и быстро встал у меня на пути.
        - Что вас объединяет? Поляков не даёт мне ничего о тебе узнавать, мол, это его хлеб. На мои вопросы на совещаниях о тебе все говорят, чтобы я к тебе не лез. В чём причина?
        - Ну, ты если знаешь, чего спрашиваешь тогда, - улыбнулся я.
        - Хочу понять. Мне не нравится, что в моём полку есть человек вне системы. Так в чём дело? Я же могу кое-чем насолить тебе, - ехидно улыбнулся старлей.
        Вот пристал! Он меня к Асе ревнует что ли? И так решил нервы пощекотать?
        - Ладно, можешь себе записать, - сказал я и подошёл ближе к Никитину, дабы прошептать ему информацию.
        - Я запомню, - тихо сказал он и приготовился слушать.
        - Я прибыл из будущего. Всё знаю, что будет завтра, и эту информацию довожу до КГБ. И сейчас ты мне мешаешь делать свою работу, - улыбнулся я и прошёл мимо него.
        - И ты думаешь, я в это поверю? Бред какой-то, - громко сказал он мне вслед.
        Естественно, бред! И где только таких умных набирают?
        В кабинете Краснов был один и спокойно сидел за столом, читая одну из местных газет на дари.
        - Проходи Сергей, - сказал он, когда я закрывал за собой дверь. Никитин решил остаться снаружи.
        В кабинете тихо играла музыка из иностранного магнитофона, явно купленного в одном из местных дуканов. А может, и за чеки в Военторге. Владимир Высоцкий пел о том, чтобы «друг прикрывал ему спину как в этом последнем бою».
        - Знаешь, что за песня? - указал Краснов на магнитофон с надписью «Шарп».
        - «Их восемь нас двое». Про нас, про лётчиков, - сказал я на манер знаменитой фразы из фильма про подводников.
        - Да, согласен. Ты по делу? Я просто тороплюсь, - сказал Краснов, но даже не шевельнулся, чтобы встать из-за стола.
        Да, да! И куда же он в Афганистане торопится? В тетр, наверняка!
        - У меня для вас информация, - сказал я и без разрешения присел напротив.
        Краснов сосредоточился и отложил в сторону газету. Магнитофон Леонид Борисович не отключал, будто боялся прослушки.
        - Говори.
        - Вы просили меня присмотреться к своему окружению. Если будет что-то подозрительное, то немедленно вам доложить.
        - Всё так. Ближе к делу, - гнал меня вперёд Краснов.
        И вот теперь начинается всё самое сложное. У меня только лишь знания из будущего. Они ни чем не подкреплены. Плюс к этому, не факт, что история не претерпела изменений за эти годы. В Афганистане же всё не так, как было в моём будущем. Может, и Толкачёв не стал предателем?
        Да, и надо понимать, что передо мной опытный сотрудник КГБ. Обман чует за километр.
        - Адольф Георгиевич Толкачёв. Это имя вам знакомо? - спросил я, и Краснов сощурил глаза.
        - Хорошо знакомо. Инженер производственного объединения «Фазотрон». С недавнего времени в ОКБ МиГ, - сказал Краснов.
        Вот и, пожалуйста, изменения! Дальше пробрался этот червь Толкачев!
        - Что вы о нём можете сказать? - спросил я, и Краснов слегка посмеялся.
        - Это ты мне должен сказать, а не я. Разве ты меня допрашиваешь? - улыбнулся Леонид Борисович.
        - Ладно, согласен, - сказал я. - У меня в памяти очень часто всплывал образ этого человека. Когда-то я уже видел его и в не самом простом месте.
        Краснов придвинулся ближе, чтобы слушать более внимательно. Сейчас мне нужно говорить чётко, поскольку… поскольку теперь я буду говорить неправду.
        - И вот недавно, встретившись с ним лицом к лицу, я вспомнил, где и когда. Помните март 1979 года. История с книгами, Платовым и Горшковым?
        Леонид Борисович прокашлялся, достал сигарету «Родопи» и закурил.
        - Ты должен был полностью забыть об этом. Помнишь наш уговор? - спросил он.
        - Помню, но иначе никак. Товарищ Толкачев был в тот день в «Берёзке». Это сто процентов.
        - И? Просто зашёл купить себе что-нибудь дефицитное, - попытался отбросить эту версию Краснов.
        - Вы же сами сказали, что перехватили документацию на МиГ-29. Кто недавно появился в ОКБ МиГ? - спросил я.
        - Тоже не убедительно, - сказал Краснов, крепко затянувшись сигаретой.
        - А не напомните, где живёт товарищ Толкачёв? - спросил я. - Краем уха слышал от его коллег, что окна его квартиры выходят прямо на посольство США.
        Леонид Борисович слегка задумался. Три факта, пускай не самые убедительные, сошлись на одном человеке.
        - Пока всё это совпадения, - сказал Краснов, стряхнув пепел в банку из-под сгущёнки.
        - Я назвал вам три факта. Не смахивает ли на закономерность? - спросил я.
        - Неа. У тебя есть ещё что-нибудь?
        А то! Есть полная голова фактов об этом предателе. Только мне подкрепить особо нечем. Будем врать дальше, ведь главное для меня, чтобы сотрудники КГБ в Москве проверили досконально Толкачёва. Где-нибудь да проколется!
        - Есть ещё кое-что. Его коллеги были сильно удивлены, что он отправился в командировку в Афганистан. Страна с жарким климатом и пыльными бурями, а также наличием проблем с проживанием. Все инженеры, техники и другие работники авиационной промышленности живут не в гостинице, - сказал я.
        - Моя жена тоже удивлена, что я сюда поехал. Что с того?
        - До недавнего времени он категорически отказывался от командировок на лётный полигон, расположенный в Астраханской области. Хотя, именно там самолёт испытывался на испепеляющей жаре. Толкачёв отказывался от поездок именно из-за климата.
        - Хм, а сюда, значит, поехал и даже глазом не повёл, верно? - спросил Краснов, отметив фамилию Толкачева в своём блокноте.
        - Всё так, - сказал я.
        Надеюсь, что хоть немного моя ложь была принята за правду. Всё ради блага страны. Не хочу, чтобы этот человек продолжил из-за мнимых идей участвовать в развале государства и авиации в частности.
        В дверь постучались, и в кабинет вошёл высокий мужчина, одетый в лётный комбинезон песочного цвета. Но уж слишком он у него новый и не затёртый.
        - Что у тебя? - спросил Краснов и вошедший протянул ему какой-то листок. - Когда? Ладно, не говори. Иди сюда, - подозвал «псевдолётчика» Леонид Борисович и показал в свой блокнот.
        Именно туда, где и была записана фамилия Толкачёв.
        - Я понял, - ответил мужчина и вышел из кабинета.
        Краснов свернул принесённый ему листок и положил в карман рубашки. При этом не сводил с меня своего прожигающего взгляда, которым Леонид Борисович, как мне кажется, не одного шпиона уже прожёг.
        В колонках магнитофона Высоцкий пел про друга, не вернувшегося из боя.
        - У тебя всё, Сергей? - спросил Краснов.
        - Личный вопрос. Удивляет, что вы слушаете Высоцкого, - сказал я, но Краснов только покачал головой.
        - Придёт время, и Владимир Семёнович станет классиком. Мне так кажется, - произнёс Краснов и протянул мне руку. - Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся с тобой просто за чаем.
        Пожав руку Леониду Борисовичу, я утвердительно кивнул и пошёл к двери. Хочу и верю, что я смог хоть как-то помочь нашим контрразведчикам выйти на истинного предателя Родины.
        Вечерняя постановка задач прошла в непринуждённой атмосфере. Тему со сбросом бомб решили не поднимать.
        - Без нас разберутся. Генерал-полковник Пасечник сказал, что им этому полку, что нужно открутили и куда надо закрутили, - улыбнулся Бажанян, который заканчивал с постановкой. - Как вам первый лётный день? - спросил он у летчика МиГ-29 майора Ткачева.
        - Прекрасно, командир! Надо ещё полетать, а потом сможем и самостоятельно дежурить, - сказал он.
        - Мы бы тоже хотели, чтобы с нас прикрытие сняли. Это сейчас операция никакая не идёт. Если начнётся, у меня с летчиками и техникой сразу проблемы начнутся, - сказал Бажанян и повернулся к открывшейся двери в класс. - Товарищи офицеры!
        На пороге появился тот самый генерал Пасечник. Вид у него был уставший и суровый. Он так же выглядел и в прошлый раз, когда выговаривал мне и Валере за сбитый иранский истребитель.
        - Садитесь товарищи, - дал он команду, и пропустил вперёд весьма дряхлого дедулю в огромных очках и сером пальто.
        - Дорогие мои соотечественники! Мне нужно вам сказать…
        - Платон Прокофьевич, они тут не все на МиГ-21 летают, - сказал Пасечник.
        - А чего это тогда место занимают? Я же вам говорил, товарищ генерал, что нужны экипажи для отработки полного цикла испытаний в боевых условиях…
        - Профьевич, я вас понял. Итак, Тигран Араратович, нужно в ближайшие дни отработать… - начал говорить Пасечник, но дедуля снова вклинился.
        - Не дни, а день! Мы с вами это уже обговаривали, - возмутился старичок.
        - Товарищ подполковник, всё прекрасно понял, - выдохнул Пасечник и заново обратился к Бажаняну. - Завтра нужно провести учебный бой с МиГ-29. В противниках МиГ-21 и ваши лётчики.
        Глава 15
        Выражение лица Бажаняна не выражало оптимизм. Очередная дополнительная нагрузка на полк в период боевых действий любому командиру не понравится.
        Штурмовиков и вертолётчиков отправили отдыхать. В классе остались только лётчики нашего полка и МиГ-29х. Пасечник и дедуля-инженер продолжали объяснять, что они от нас хотят. Больше, конечно, тараторил Платон Прокофьевич.
        - Необходимость испытать сейчас этот самолёт в боевых условиях, сложно переоценить, - говорил он, будто выступал с трибуны Дворца Съездов.
        - Платон Прокофьевич, а вот этими боями можно было заняться во время испытаний, а не на войне? - негодовал Бажанян.
        - Тигран Арараратович, задача важная. Мы ждём ваших предложений, - сказал Пасечник, подойдя к Барсову, сидевшему за первой партой, и заглянул в его лётную книжку.
        - Нужно посмотреть, как боевые лётчики могут противостоять современному истребителю. Возможно, у нас получится найти ещё какие-то слабые места в МиГ-29, - поправлял очки инженер.
        Основное слабое место - предательство одного из ваших коллег, товарищ Платон Прокофьевич. Может, и не всё слил Толкачев зарубеж, но какие-то данные успел передать.
        - Товарищ генерал, я не обладаю достаточным количеством лётного состава и техники, чтобы выполнить это указание, - сказал Араратович, поднявшись со своего места.
        - Подполковник, вы шутите? - спросил Прокофьевич, подойдя вплотную к Бажаняну, которому он дышал в подбородок.
        Заметная у них была разница в росте! Но вид у этого старичка был весьма боевой. Даже Пасечник удивился такому напору.
        - По мне видно, что я шучу? - переспросил Араратович.
        - Подполковник Бажанян, какие ваши предложения по этому поводу? Задача и, правда, серьёзная. Надо оценить возможности МиГ-29. Есть ли смысл ставить их на боевое дежурство здесь, - начал объяснять Пасечник.
        - Вы напрямую саботируете продвижение передовой техники! - верещал Платон Прокофьевич.
        - Отец, ну, успокойтесь. Я всё уже понял, - натянуто улыбнулся Бажанян. - Тогда можем задействовать в бою пару, которая прикрывала МиГ-29е во время их полёта. Задачи прикрытия ударов нашей авиации от иранцев лягут частично и на дежурное звено.
        - Вот это уже что-то, - радостно хлопнул в ладоши Пасечник. - Определите экипажи, обговорите условия боя и отдыхать, - сказал генерал, и они с противным инженером вышли.
        Платон Прокофьевич перед тем как покинуть кабинет с некоторым презрением посмотрел в сторону Бажаняна и пригрозил тому кулаком. Я уж подумал, что он сейчас средний палец покажет или язык высунет.
        - Саботажник! - воскликнул Платон Прокофьевич и вышел в коридор.
        Бажанян почесал затылок и что-то начал черкать в плановой таблице на завтра.
        - Командир, предлагаю начать один на один. Второй вылет работают двое оставшихся. В третьем - пара на пару, - сказал Ткачёв.
        - Так и сделаем. Надо только выбрать место и договориться по условиям. Не забывайте, что мы на территории боевых действий. Крутиться во всём диапазоне высот опасно, - сказал Бажанян и повернулся к Буянову, вопросительно посмотрев на него.
        Комэска закивал головой, довольно улыбнувшись, и повернулся ко мне. Что ж, похоже, теперь мне не избежать ещё одного боя. Выпала мне сначала честь биться в воздухе с Ф-16 Пакистана. Затем удалось сбить иранского аса на Ф-14. Бой со своими истребителями четвёртого поколения будет не менее сложным, но я же знаю сильные и слабые стороны «Точки опоры», как вскоре назовут МиГ-29 американцы.
        - Сергей, ты готов? - спросил Буянов.
        - Так точно, - радостно сказал я.
        - Вот и хорошо. Давайте-ка, все по модулям, а мы будем разбираться с завтрашним днём, - начал всех выгонять из класса Бажанян.
        Пока липчане рассказывали условия боя, а мои командиры выбирали место, я набрасывал на бумаге схему полёта. В прошлый раз с Ф-14, глубокие размыкания в парах с уходом на предельно-малую высоту нам помогли. Здесь манёвра по высоте нет. Бой учебно-тренировочный, поэтому рисковать новыми самолётами и жизнями лётчиков, выполняя слаломные полёты в ущельях, лишнее. Да и Ткачёв со своим напарником пока ещё не знают так хорошо местный рельеф.
        Мысль была простой, но эффективной. Главное теперь со своим ведущим это обмозговать.
        - Так, ну показывай, Серж. Придумал? - потирал ладони Бажанян в предвкушении моего доклада.
        Липецкие лётчики вышли из класса, и мы могли спокойно обсудить план на завтра.
        - Один на один шансов немного. Дальность обнаружения прицела у МиГа сопоставима с Ф-14. А вот слепая зона меньше, но она есть, - сказал я и взял макет МиГ-21. Для показа сойдёт и он.
        - И где она? - спросил Бажанян.
        - Вот здесь, - показал я два небольших сектора, исходящих от боковой части самолёта, как справа, так и слева.
        - Что это за лучи бобра? - спросил Буянов, смотря, как я на листе рисую области обнаружения прицелом МиГ-29 и слепые зоны.
        - Зона обнаружения комплекса нашего завтрашнего противника. Вот эти два сектора, величиной 40°, и есть слепая зона, - показал я.
        - Значит, я зайду слева, и он меня совсем не заметит? - удивился Бажанян.
        - Мамой не клянусь, но вероятность большая. У РЛПК-29Э четыре режима. Мы ввязываемся во встречный бой, значит, они перейдут на режим «Встреча». На средней высоте дальность обнаружения не менее 60 км, а захвата около 40. Манёвр по направлению нужно сделать сразу же на дальности обнаружения, - показывал я на схеме, но Буянов широко зевал и не особо слушал.
        - Ты мне говори, Сержик, - сказал Бажанян. - Я ведущий в паре и буду командовать.
        С Араратовичем будет интересно повоевать в одной паре! Я уже представил, как мы завтра с ним на залитом солнцем бетоне выполняем «пеший по лётному». Аж мурашки по коже!
        - Вы в процессе сближения делаете отворот влево с максимальным креном и уходом на нижний уровень, который нами на завтра определён, как 5000 метров, - показал я один из самолётов на рисунке. - Я в это время ухожу в набор и через 20 - 30 секунд выполняю пикирование и разворот во внутреннюю сторону. Вы же начинаете заходить сзади ведомого, а затем переключаетесь на атаку ведущего в паре противника. Выводим его, а затем зажимаем с вами второго.
        Бажанян был доволен, рассматривая схему. Мой комэска тоже внимательно смотрел на синие и красные линии на листе бумаги, которые обозначали траектории полёта МиГ-29х и наших истребителей.
        - Всё отлично, Сержик! - радовался Бажанян. - Для нас это шанс.
        - Только ошибка у тебя есть, - сказал Буянов. - На бой полечу я.
        Вот же облом! Специально заманили меня, чтоб я им расписал весь алгоритм. Теперь просто в сторонку меня отодвинули.
        - Родин, чего завис? - спросил Буянов.
        - Думаю. Как вам дальше действовать, - сказал я без должного энтузиазма.
        - Погоди, ты серьёзно думал, что полетишь на этот бой? - улыбнулся комэска, положив руку на плечо.
        - Серж, ты меня извини, конечно, но рановато тебе ещё, - прицокнул языком Бажанян и стал собирать свои письменные принадлежности.
        Пока мы шли к нашему модулю, два старших офицера продолжали обсуждать завтрашний день. Из их разговора я понял, что участие в этом эксперименте даёт какие-то преференции в будущем.
        В случае с Бажаняном всё понятно. Ему нужно зарекомендовать себя командиром, чтобы получить назначение. А вот каков резон Буянову? Ответ я получил тут же, услышав рассуждения Гавриловича.
        - Не буду я уходить, Тигран, - сказал комэска. - Дочке нужно помогать с внуком. От этого зятька снега зимой не допросишься. Да и не бросит он свою семью.
        Тут, видимо, вспомнил Гаврилович, что я иду сзади и прекрасно всё слышу. Семейную тему моментально закрыли и переключились на меня.
        - Родин, ну ты не решил, что будешь делать дальше? - спросил Буянов.
        - Товарищ подполковник, мои планы вы знаете. От них отступать не намерен, - ответил я.
        - Хм, командир, разрешите, я с ним ещё переговорю с глазу на глаз? - спросил Буянов и Араратович утвердительно кивнул.
        - Не задерживайтесь. Стол сейчас накроют, - предупредил Бажанян, зайдя внутрь модуля.
        Очередной разговор тет-а-тет, который ни на что не влияет. Только я ещё больше начал стремиться к переводу. Буянов смотрел на меня пристально, медленно достав сигарету из пачки. Однозначно ждёт, когда я первым заговорю.
        - Ты очень спокоен, Сергей. Как это тебе удаётся? - спросил комэска. - С женщинами пар выпускаешь?
        И этот туда же! Нельзя ли просто предположить, что я держу себя в руках постоянно.
        - Просто я не нервничаю, товарищ подполковник. У меня нервов нет.
        - А по-моему это не так. Думаешь, я поверю в то, что тебя переводят за твои профессиональные навыки? Томин только в одном человеке всегда видел аса. И у этого самородка поехала крыша от полётов, - сказал комэска, выпустив дым после затяжки. - А в тебе нет и половины способностей Валеры Гаврюка.
        Начинает меня этот разговор раздражать. С чего бы Буянов так начал со мной откровенничать?
        - Иван Гаврилович, я не улавливаю сути…
        - Ты стучишь на нас? - грубо сказал Буянов. - Живо отвечай.
        - Нет, - спокойно ответил я.
        - Врёшь, сопляк, - выкинул в сторону сигарету Буянов. - Вчера кто ездил в дивизию? А с Поляковым кто из нас знаком? И тебя единственного на допрос не вызывал наш старлей Никитин. Как это объяснишь?
        Эх, жаль, нельзя мне разговаривать с Гавриловичем на равных. Я бы просто послал бы его и пошёл отдыхать.
        - Никак. Не знаю, что тут объяснять. Если у вас уже сложилось обо мне мнение, то сомневаюсь, что я его могу изменить, - ответил я. - Разрешите идти?
        - Даже не попытаешься оправдаться? - удивился Буянов.
        - Товарищ подполковник, я вам сказал, что никакой я не стукач.
        - И я должен вот так просто сказать, что верю тебе? - ткнул мне в грудь пальцем подполковник.
        - А вы поверите человеку, который прикрывал вас до последнего снаряда в пушке? Даже когда у этого человека не осталось возможность стрелять, он на минимальном остатке топлива разгонял духов на сверхзвуке. И вы ему не верите?
        Буянов задумался, а я не стал дожидаться его ответа. Так и оставил его на улице в размышлениях.
        В комнате опять шли дебаты между Мариком и Гусько по поводу очередной находки. Приятный запах тушёной картошки в небольшом горшочке распространился по всей комнате. А Барсов смотрел жадными глазами на этот деликатес.
        - Серый, вот что ты делаешь этим женщинам, что они тебя так угощают? - возмутился Марк.
        - С чего ты решил, что это мне? - спросил я, вешая куртку в шкаф.
        - Потому что принесли тебе опять со столовой. И записку передали, - протянул мне листок Барсов.
        - Серый, не слушай ты этого неудачника. Просто он потерял привлекательность в женском обществе, - улыбнулся Савельевич.
        - Ничего я не потерял. Всё такой же красавец. Пресс, бицепсы, квадрицепсы, трицепсы, - позировал в разных позах Марик, пытаясь подражать бодибилдерам.
        - Ты хоть обкачайся! Видимо, «главная мышца» у тебя не такая, как у Серого, - посмеялся Евгений Савельевич. - Чего там пишут?
        Я раскрыл записку, а там был указан «обратный адрес» и прямое сообщение на то, кто это всё присылает.
        «Мой пятый номер всегда для тебя открыт», - было написано на листке в клетку, от которого пахло ароматом сирени.
        - Серый! Серый! - звал меня со спины Марик.
        - Чего?
        - Ешь давай, а то остынет, - сказал он, но на его лице явно читалось другое.
        Эти голодные глаза я вижу постоянно. Савельевич сразу понял, что один я всё не съем, и достал «маленькую» бутылочку из своей тумбочки.
        - Евгений Савельевич, нам завтра ещё работать, - жалобно заговорил Барсов, поняв, что его ожидает.
        - Марик, тут пить нечего, - указал на солидную ёмкость, объёмом в 1 литр Гусько. - Раньше начнём - раньше закончим. Наливай.
        - А я как всегда, - ответил я и взял начатую банку компота.
        Вот так картошка, предназначавшаяся мне, снова стала закуской на наших вечерних посиделках
        Утром аэродром снова загудел. Вертолёты летали без остановок. По бетонке то и дело перемещались строем солдаты, грузившиеся то в транспортные самолёты, то в грузовую кабину Ми-8. Боевые самолёты сегодня использовались меньше.
        Свой вылет я уже выполнил и теперь до вечера должен был полировать мебель в стартовом домике. Но меня потянуло к месту стоянки МиГ-29. Очень уж хочется прикоснуться к самолётам, на которых предстоит мне полетать в будущем.
        - Платон Прокофьевич, вы не против я посмотрю? - спросил я у дедушки-инженера, которого я встретил рядом с готовившемуся к вылету МиГ-29.
        Он о чём-то шептался с коллегой, и с опаской смотрел по сторонам.
        - Молодой человек, здесь нельзя находиться, - возмутился он.
        - Я только посмотреть. Даже руками трогать не буду.
        - Прокофьевич, ну, пропусти парня? - крикнул из кабины другого МиГа Ткачёв, готовящийся к вылету.
        Старик-инженер скривился и стал меня осматривать снизу вверх. Будто он проводил со мной строевой смотр и ему мой затёртый комбинезон пришёлся не по душе.
        - Вот подойдите к Ткачёву и посмотрите, - прохрипел дедок и указал мне на самолёт с бортовым номером 01.
        Вокруг этого самолёта ещё бегали техники, а я стоял и смотрел, пытаясь запомнить каждую деталь фюзеляжа и крыла.
        Красивый самолёт! Манёвренный и быстрый. Огромный потенциал для развития. Если в этой реальности не произойдёт фатальных ошибок советского руководства, то авиационная промышленность будет процветать. МиГ-29 будет базой для многих истребителей будущего.
        - Нравится? - спросил у меня Ткачёв, заметив, как я неуверенно поглаживаю радиопрозрачный конус в носовой части.
        - Да. Быстрее бы на нём полетать.
        - На твой век хватит. Сразу ощутишь разницу. «Старичок» МиГ-21 тарантайка по сравнению с этим «бойцом», - надменно произнёс Ткачёв.
        - А ты летал на «весёлом»? - спросил я, заглянув в воздухозаборник.
        - Неа. Су-17е, Су-7Б и учебный Л-29. Потом сразу на МиГ-29. Мировой аппарат, а 21й уже в музей пора сдавать, - сказал Ткачёв, надевая подшлемник и показывая всем, что нужно запускаться.
        - Не знаю. Есть ещё у МиГ-21 порох! Могут ещё повоевать, - стал я защищать свой родной самолёт.
        К 01му борту подъехал автомобиль аэродромного пускового устройства. Один из техников попросил меня отойти, поскольку сейчас пара будет начинать запуск.
        - Тебя же Сергей зовут? - спросил Ткачев, и я кивнул в ответ. - Так вот, нет шансов у ваших «балалаек» против этого самолёта. Тактика, стратегия, удача - всё ерунда. Будущее теперь за этой машиной.
        На душе от таких слов стало обидно за своего старичка. Идя в сторону здания высотного снаряжения, я смотрел на стоянку своей эскадрильи, где запускалась пара Бажанян-Буянов. Вот бы сейчас они показали всё мастерство и неприятно удивили Ткачёва.
        Через пятнадцать минут несколько десятков человек, молча, сидели в классе, прослушивая канал управления. Там шёл радиообмен между парой Бажаняна и Ткачёва.
        - Янтарь, 612й занял зону дежурства. Готов к работе, - доложил Ткачёв и за ним прозвучал в эфире голос Бажаняна.
        Начался учебный бой. Минимальный радиообмен, но каждый в паре понимает друг друга и без этого.
        - 612й, цель вижу, дальность 58, - доложил Ткачев.
        - Разрешил работу, цель ваша, - сказал офицер боевого управления.
        Ещё небольшая пауза, и вот момент манёвра. Только не так всё пошло у наших «весёлых».
        - Выше уходи, - сказал Бажанян.
        - Накрывает! Накрывает! - громко докладывает Буянов.
        - Манёвр влево, и рааз! - снова командует Бажанян.
        - Пуск один! Пуск два! - громко докладывает ведомый Ткачёва. - Выхожу вправо.
        29 м проще. Если прицел на их борту берёт противника в захват на удалении 30 в заднюю полусферу, то нет смысла вступать в ближний бой.
        - Сходимся с ними, - командует Бажанян, но опять что-то не получается.
        - Вилка вправо! Уйдут! - опять ворчит Буянов.
        - Манёвр, паашли! - спокойно командует Ткачев.
        А дальше пошёл сплошной набор команд, в которых не разобрать кто в каком положении. Одно ясно - 29е условно уже выпустили все свои ракеты и выиграли бой за явным преимуществом.
        - 612й, работу закончили. Прошу подход парой, - запросил Ткачёв.
        В голосе Бажаняна при возвращении оптимизма не было совсем. Похоже, моя тактика не сработала.
        Уже после посадки и заруливания, Араратович в плохом расположении духа влетел в кабинет. Мокрый, взъерошенный и с сигаретой в зубах. Говорил он сейчас только на армянском, и вряд ли при этом восхищался погодой.
        - Где ты, Родин? - начал искать он меня глазами и заметил меня на втором ряду. - Встречный бой, говоришь? Резкий манёвр по направлению? - возмущался Бажанян, утирая лоб от пота. - Завтра я посмотрю, как у тебя получится. Готовься к завтрашнему учебному бою.
        Глава 16
        Из уст Бажаняна такая команда звучала словно угроза. Если бы они делали, как я им с Буяновым расписывал, то результат должен был быть вполне приемлемым. По крайней мере, МиГ-21 не смотрелся бы «мальчиком для битья».
        - Товарищ подполковник, а что случилось? - спросил у расстроенного Бажаняна Барсов.
        - Рубашка у меня засучилась! - выругался Араратович, затушив свою сигарету об подоконник, высунувшись на улицу из окна.
        Прямо с языка сорвал, Бажанян! Будь я на его месте, также бы Марику ответил. Как будто не видно по настроению командира, что липецкие лётчики гоняли как курсантов наших начальников с солидным боевым.
        - Смех-то, какой, - вошёл в кабинет, покачивая головой Буянов, снимая противоперегрузочный костюм. - Где этот Родин?
        Ну, давайте вы ещё мне выскажите своё недовольство! Сами два начальника решили первыми полететь, а теперь будут меня во всём винить. Пустили бы других полетать, присмотрелись к сильным и слабым сторонам, подготовились и уже дали бы нормальный бой липчанам.
        - Здесь, товарищ подполковник, - отозвался я, поднимаясь со своего места.
        - Сиди! - махнул он рукой. - Твоя тактика не работает. Вообще! Какие там манёвры с заходом в слепую зону? - возмущался Иван Гаврилович. - Нет шансов у 21го. Так что, в течение нескольких дней просто полетаете все по очереди за цель для них, и на этом разойдёмся.
        - Товарищ подполковник, да как так? - возмутился Марик, вскочив на ноги. - Они тут наши МиГ-21е хают. Говорят, что древние. Мы с этим разве согласимся?
        - Барсов, а ты чего так возбудился? - спросил Буянов, и Марик сел на своё место. - Попробуешь с ними потягаться и там всё докажешь. Вон, с Родиным в паре как раз и полетишь.
        Блин, лучше напарника мне нельзя дать? И вообще, не рано ли мне лететь ведущим на воздушный бой.
        - А не рано ли ему ведущим лететь? - спросил Бажанян.
        Радует одно, что с командиром мы на одной волне. Что теперь скажет комэска?
        - Почему бы и нет, Тигран Араратович? - обратился к Бажаняну Иван Гаврилович, когда командир уже смотрел на него вопросительно. - Родину надо ведущим летать побольше. Допуск недавно получил, так что пускай нарабатывает навыки.
        - Я не против, - сказал Бажанян.
        Не слишком долго решался этот вопрос. Моего мнения и желания Барсова спросить не хотят? Вроде бы мы с Мариком не «в контрах», но и не самые лучшие друзья.
        С другой стороны, у нас был опыт работы в паре. Уходили мы в районе Хоста от преследования Ф-16ми Пакистана. Но тот опыт, скорее всего, негативный. Марика ведь тогда сбили, и он катапультировался.
        После окончания вечерней постановки, мы с Мариком подошли к Ткачеву для обсуждения завтрашнего полёта. Решено было сразу начинать бой пара на пару без предварительных одиночных.
        - Так, молодёжь, сразу говорю, что нужно быть аккуратнее, - инструктировал нас Ткачев. - Понятно, что у вашего полка задета честь, но бой учебный.
        - Работаем на одном канале. Аккуратно, лоб в лоб не летим друг другу, - улыбался его ведомый.
        Самоуверенность так и прёт из них.
        - Это понятно. Тем более что с вашим прицелом нет смысла вступать в ближний бой, - сказал я, пытаясь немного задеть своих завтрашних оппонентов. - С таким самолётом можно и не уметь закладывать виражи и боевые развороты, верно, Марк?
        Я повернулся к Барсову и подмигнул, чтобы тот занял мою линию повествования.
        - Вот-вот, мужики. Вы у себя в Липецке и высший пилотаж-то не крутите теперь, верно? Навыков и ума много не надо, чтоб подойти на несколько десятков километров, кнопочку нажать и пустить ракету…
        Ох, и разошёлся Марик! Ткачев уже начал краснеть оттого, что его пытаются выставить неучем в ближних манёвренных боях.
        - Мне кажется, что вы уже разучились… - продолжал Барсов не сдерживать свой словесный понос, но ведомому Ткачева это надоело.
        - Так, успокоился, мальчик! - пригрозил он ему. - Хотите ближний бой, тогда завтра и покрутимся на виражах. Пакетики только захватите, чтоб было куда рыгать.
        Парень хлопнул ладонью по столу, собрал вещи и вышел из кабинета. На нашу небольшую перепалку никто внимания не обратил, а вот Ткачев решил сказать своё последнее слово.
        - Саня - парень горячий, но очень способный. Отец у него был испытателем, но погиб лет десять назад. Он всё хочет по его стопам пойти, - сказал майор, обворачивая ремнём наколенный планшет.
        - Сейчас трудно туда пробиться? - спросил Марк. - Он же из династии получается. Должны из уважения к памяти отца взять как минимум.
        - Он и так бы поступил без проблем. Саша грамотный. А вот командование наше не отпускает. Мол, народу нет, служить некому и всё в подобном ключе. Пишут отписки наверх, и ребята остаются в полку, - сказал Ткачев.
        - А требования вообще, какие сейчас? - спросил я, и Ткачев слабо улыбнулся.
        - Иллюзии питаешь? Ладно, мечтать не вредно. Вредно не мечтать, - выдохнул майор. - Второй лётный класс минимум, но лучше первый. Налёт не менее 800 часов. Это для нас, истребителей. Ну и не менее четырёх лет непрерывной работы.
        Можно сказать, что ни одному из критериев я пока не соответствую.
        - Да и два реактивных типа воздушного судна. У вас, как я понял, с этим в полку напряжено, - сказал Ткачёв.
        - Училищные не в счёт? - спросил я.
        - Неа. Когда вам МиГ-29 поставят, тогда и будет возможность у вас второй тип освоить, - похлопал меня по плечу майор. - Давайте условия разберём на завтра.
        Пока разбирали завтрашний полёт, время пришло выдвигаться на ужин. На пути в столовую и во время приёма пищи Марк неустанно озвучивал свои теории и разрабатывал тактику.
        - Серый, делаешь переворот, выходишь им в заднюю полусферу. Тут я начинаю атаковать их сверху, сбиваем их в кучу, чтобы они не могли маневрировать, а дальше по «классике», - рассказывал Барсов, перемещая в воздухе вилку и ножик в качестве наших самолётов.
        - По какой «классике»? - спросил я.
        - Классике юмора, - улыбнулся Гусько. - Это тебе не в поле противнику по флангам бить. Ткачев с ведомым могут и под вами проскочить.
        - Под нами? - удивился Марк. - Блин, а вот про маневр по высоте я и не подумал.
        - Зря только силы свои ты потратил, на то, чтобы думать, - посмеялся Гусько.
        После ужина ненадолго вернулись в штаб, чтобы уточнить задачу на завтра. Для меня и Марика она осталась без изменений, а вот остальным предстояло выполнить несколько боевых вылетов на бомбоштурмовые удары. Теперь нужно было отработать по нескольким кишлакам вблизи границы с Ираном, которые только представляются в общем понимании как жилые. Обычные опорные пункты с небольшими скоплениями духов. Почему только надо задействовать в этом ещё и нашу эскадрилью, когда есть штурмовики, понятия не имею.
        Бажанян объявил, что таким образом командование экономит ресурс авиационной техники, распределяя задачи между подразделениями.
        Пускай так. Начальству виднее.
        Наступил следующий день. Боевая работа шла по своему плану, а мы с Мариком продолжали отрабатывать свой. Уже полчаса ходим «пеший по лётному», а всё равно находим дыры в подготовке.
        - Сблизились. Манёвр! - скомандовал я и Марик стал отходить в сторону, выполняя переворот.
        - Занял 5000, - ответил Марк.
        - Понял. Кручу бочку, вправо боевой разворот и веду их на тебя, - сказал я и пошёл по траектории, чтобы Барсов атаковал в бок ведущего МиГ-29.
        - Цель вижу! Пуск один, пуск два, - радостно говорит Марк, но я его оптимизма не разделяю.
        Марик опять шёл мне навстречу, вместо того, чтобы быть в центре разворота и атаковать противника в бок.
        - Поздравляю, ты снова сбил меня, - сказал я, убирая в карман макет МиГ-21. - Ты можешь запомнить, что ты держишь их всегда на линии огня и вращаешься в центре их разворота? Как раз там и есть слепая зона их радара.
        - Блин, вечно торможу в этот момент, - почесал затылок Марик. - А если они не пойдут за тобой?
        - Тогда они пойдут за тобой, и я начинаю делать то же самое, что и ты.
        - Идти навстречу?
        Вот балбес! Барсов - мечта карточного шулера. Сто процентов гарантии выигрыша.
        - Нет. Формула Покрышкина - высота-скорость-манёвр. У нас есть шанс в борьбе с самолётами новых поколений только в ближнем бою. Сейчас мы специально будем создавать такие условия. У нас с тобой задача не выиграть этот бой, а показать слабые места МиГ-29. Чтобы конструкторы и инженеры попробовали исправить их.
        Марик задумался, но молчать не стал.
        - А как же честь полка и всё такое?
        - Наш полк уже всем всё доказал. Не сегодня, так завтра будем награждены орденом Красного Знамени или ещё чем-то. У нас наград и заслуг в этой войне на полвека вперёд. Этого у нас никто не отберёт, понял? - сказал я и Марик утвердительно кивнул.
        - Родин, давай в кабину, - крикнул мне Ткачев, который шёл со своим ведомым Саней к самолётами.
        Вот и время пришло! Дубок, как это обычно бывало, посадил меня в кабину. Протянул свою вкусную одноимённую конфетку и пожелал хорошей работы.
        - Янтарь, день добрый, 118й в паре со 119 м, запуск прошу, - сказал я в эфир.
        - Доброго дня, 118й паре запуск, - дал команду руководитель полётами.
        Запуск выполнил быстро, проверил все параметры и стал ждать доклада Марка. Проверил, плотно ли закреплена маска на лице. Сейчас будут большие перегрузки, поэтому снаряжение должно быть подогнано правильно.
        - Готов, - доложил Марк, который ещё и махнул мне рукой из своей кабины.
        - 612й, парой готовы выруливать, - запросил Ткачев, и руководитель полётами дал им разрешение.
        По договорённости первыми в район выполнения задания выходят 29е. Мы идём навстречу и начинаем бой за 10 километров до точки встречи. Этот момент контролирует офицер боевого управления.
        - Янтарь, 612му, подскажите район работы? - запросил место расположения зоны для нашего боя.
        - 612й, отход с курсом 140. Южная зона, район Фарах. Не ниже 5000.
        - Понял, - ответил Ткачёв, когда они с ведомым выстроились на полосе.
        Два Ми-24х уже поднялись в воздух, курсируя вдоль стоянки и западной границы аэродрома. Ещё один висел в торце полосы за спиной у взлетающих.
        - Янтарь, 612й, паре взлёт максимал, - запросил разрешение Ткачёв и получил его от руководителя полётами.
        Пара истребителей начала разбег, отбрасывая чёрный шлейф. Характерная особенность МиГ-29. Он сильно «коптит» на максимале.
        - 612й, взлёт произвели, отход с курсом 140.
        Теперь и наша очередь с Мариком. Не так уж и много раз я летал в паре ведущим, но законность допуска уже не оспоришь. Минимальное количество полётов для этого допуска я сделал, так что пора показывать себя и в качестве ведущего.
        Марик подтвердил готовность к взлёту. Включили форсаж и помчались парой по полосе. Отрыв, и я сразу начинаю контролировать своего ведомого через зеркало справа и слева от меня. Вот он пристроился ко мне.
        - Справа на месте, - доложил Марик.
        - Янтарь, 118й парой взлёт произвели. Прошу 6000 в зону, - запросил я.
        - 118й, 6000 разрешил.
        Пока летели до зоны, проверил, работает ли фотоконтрольный прибор и прицел в режиме ГИРО. Стрелять мы ни в кого не будем, но для контроля результатов он понадобится.
        - 118й, до цели 50, - дал мне информацию ОБУшник.
        - Понял.
        Успеха от этого учебного боя я не ждал. Главное - показать слабые места у МиГ-29. Попутно можно доказать Ткачеву, что зря он так высказывался насчёт «весёлого». Пусть и есть доля правды в его словах, но уважать самый заслуженный истребитель времён Холодной войны он обязан.
        - До цели 30.
        - 119й, работаем по варианту 1, - сказал я в эфир.
        - Понял, - неуверенно ответил Марик.
        Для него я лично написал шпаргалку на все наши манёвры и заставил его приклеить перед собой на таблицу прицельных данных. Думаю, что сейчас он ищет этот вариант 1 в листке.
        - До цели 25. 612й, курс 320, 5000, - дал команду Ткачеву ОБУшник.
        Значит, нам навстречу летят 29е. В первом раунде они идут с принижением, во втором мы. Так будет честно.
        Солнце светило всё ярче. Если всё сработает, нашу хитрость липчане оценят высоко. Надеюсь, что мы не ошиблись в расчётах и с азимутом солнца.
        - До цели 20.
        - 119й, по команде, - сказал я в эфир, заметив, что Марк сзади начал слегка покачиваться с крыла на крыло.
        Вижу, как приближаются к нам 29е. В условиях реального боя нас бы уже на такой дальности расстреляли ракетами и от них не факт, что можно было уйти.
        - До цели 15.
        Дыхание стало чаще. В голове прокрутил все те манёвры, которые сейчас нужно будет выполнить. Солнце как раз в том направлении, которое нам нужно.
        - 119й, внимание, - сказал я в эфир.
        - 10, - громко произнёс ОБУшник.
        - Паашли! - произнёс я.
        Резко переложил самолёт в левую сторону и ушёл на высоту 5000. Краем глаза увидел, как за мной устремились Ткачёв с ведомым. Пока не облучают. Значит, не поймали ещё в прицел.
        - Справа давай, крутим «ножницы»! - командует Ткачев.
        - Второго потерял.
        - Выше ушёл. Не успеет подойти, - самоуверенно говорит Ткачёв.
        Начали меня зажимать два противника. В перископ смотрю, но сзади пока никого не наблюдаю. Марик, должен быть сейчас как раз со стороны Солнца.
        - Слева заходи! Я сзади справа, - даёт команду Ткачёв своему ведомому.
        Слева вижу, как начинает выходить чуть сверху от меня противник. Пора начинать. Главное сейчас правильно рассчитать начало манёвра. Надо ещё ближе подпустить к себе.
        - Наблюдаю. Готов работать! - весело говорит Санёк.
        - 119й, внимание! Манёвр! - громко командую я в эфир.
        Ручку управления самолётом на себя, педалями меняю направление и начинаю выполнять «бочку» влево, замедляя скорость.
        - Горку делай! Уйдёт!
        Одна бочка, вторая и уже выскочил передо мной ведомый пары противника. Попался на мой маневр «управляемой бочки».
        - Да… что он делает! - ругается кто-то в эфир.
        Переворот и выравниваю самолёт по горизонту. Второго не вижу, но ведомый, атаковавший слева, теперь в незавидном положении.
        - Он сзади. Сзади! - громко говорит Ткачев.
        - Как так, он сзади? - негодует Санек.
        - Сейчас прикрою!
        - Не могу сбросить, - негодует ведомый Ткачева.
        МиГ-29 начинает маневрировать, но я плотно держусь за ним. Скорость большая, но при таких манёврах у них преимущества нет. За несколько секунд вспотел, как за час пробежки. Дышать не так и легко, а значение перегрузки даже не контролирую.
        - Вправо ухожу! - в эфир говорит Санек, но это нам и надо.
        Как раз навстречу солнцу, откуда и должен выскочить Марк.
        - Блин солнце! Не вижу вас! - говорит Ткачев.
        - Вижу цель! Работаю! Пуск первый, пуск второй! - радостный голос Марика, пролетевшего где-то справа от меня.
        - Пуск один! Пуск два! - докладываю я и выхожу вправо. - 119й высота сбора 7000.
        - Понял, наблюдаю.
        Первый раунд, судя по всему, остался за нами. Однако чувство такое, что нам просто поддались или недооценили.
        - Расходимся, - сказал Ткачев. - Раунд два, мы с превышением.
        Глава 17
        Марк пристроился ко мне, и мы начали выполнять сближение. Высота у нас 6000. Вряд ли теперь у нас так просто получится выиграть.
        - Внимание! До цели 20, - дал команду ОБУшник.
        - 119й, вариант 2, - сказал я.
        - Эм… понял, - неуверенно ответил Марик.
        - 119й, борт порядок? - запросил я, оттягиваясь назад, чтобы осмотреть самолёт своего ведомого.
        - Порядок, - тихо ответил Марк.
        - Янтарь, 612й, в вираж встаём до команды, - произнёс в эфир Ткачев.
        Он правильно понял, что сейчас не до воздушного боя. Было у нас уже такое с Барсовым. Тогда до аэродрома тянули, можно сказать, «на морально-волевых». Неужели и во втором парном полёте с ним у нас будет авария.
        - 118й, борт порядок, но… у меня… проблема, - начал говорить с перерывами Марик.
        Пристроился слева сзади и осмотрел самолёт Марика. Никаких повреждений, искр или течей. Все отклоняемые поверхности целые. Фонарь не разбит. В своих мыслях я уже какие только отказы не перебрал.
        - 119й, визуально всё в норме. Полёт продолжаем?
        - 118й, перейди на родной стартовый, - сказал в эфир Марик.
        Я выставил галетным переключателем канал аэродрома Осмон, который мы оставили на борту для «личных бесед» в эфире.
        - 119й, - запросил я Марика.
        - Отвечаю. У меня… это… короче листок отклеился, - передал мне в эфир Барсов.
        Ну, точно балбес, а не Барсов! Уже все на ушах из-за его непонятного доклада, а у него листок отклеился с нашими вариантами атак. Не самое плохое, что могло бы быть. Правда, теперь он не знает наших манёвров.
        - Ладно, будем по ситуации работать. Давай на рабочий канал, - сказал я и перешёл обратно на связь с командным пунктом Шинданда.
        Доложив, что всё у нас в порядке, мы с Мариком вышли обратно в исходную точку. Теперь придётся туго, раз он не помнит всех условных сигналов.
        - До цели 20, - снова услышал я от ОБУшника.
        Ткачев с ведомым были уже в пределах видимости. Постепенно с нами сближались два самолёта, а плана у меня в голове так и не сформировалось. В условной точке нужно будет снова разойтись с Мариком. В прошлый раз попытка растянуть пару Ткачёва была успешной. Тогда Марика из виду они потеряли. Сейчас такое не прокатит.
        - Внимание! 10, - громко выдал в эфир ОБУшник, и бой завертелся с новой силой.
        - Вижу цель! - почти одновременно с офицером боевого управления произнёс Ткачев.
        - Влево, паашли! - дал я команду, и отвернул самолёт с линии атаки МиГ-29, уйдя со снижением.
        Марик не отстал и тоже спикировал следом за мной.
        - Обходим сверху, и рааз! - слышу в эфире голос Ткачева.
        Похоже, наши оппоненты выполнили «переворот на горке». Круто задрали нос до минимальной потери скорости, развернувшись при этом почти на 180°. Вот уже и в зеркале видно, как на нас пикируют две точки.
        - Горка и разворот вправо! Паашли! - сказал я и добавил оборотов, отклонив ручку управления самолётом на себя.
        Почувствовалось небольшое давление внизу живота, но пока терпимы подобные нагрузки. Ручку управления отклонил вправо, и вместе с Марком ушли в сторону, чтобы не быть в зоне видимости прицелов МиГ-29. Снова пара Ткачёва за нами, и теперь они готовы атаковать снизу.
        - Вижу цель! - опять докладывает кто-то из оппонентов.
        Ещё один манёвр по высоте и направлению, но 29е не отстают. У них атакующая позиция, из которой они держат нас постоянно в поле зрения.
        - Надо разрывать круг. Набор и полупетля. Паашли! - скомандовал я, обороты вывел на максимал и начал задирать нос.
        Перегрузка растёт, дышать стало не так уж и просто, давит в районе груди, но сил хватает. Смотрю в зеркало и не вижу Марика сзади.
        - 119й! - громко говорю я в эфир, хотя это очень непросто.
        - Я сзади справа… запоздал, - тяжело проговаривает слова Марк.
        Верхняя точка, переворот и полёт в горизонте. МиГов не видно.
        - Вижу цель. Заходи сверху, - командует Ткачёв.
        Слева вижу, как приближается пара противников. Однозначно, сейчас будет манёвр «вилка».
        - Идём вниз, внимание! - командую я, но Марика сзади нет.
        Мой ведомый не поспел за мной и оторвался.
        - Догоняю! - кричит он мне.
        - Уйди вниз! Сбор на снижении, паашли! - скомандовал я, и перевёл самолёт на пикирование.
        Смотрю в перископ и вижу, как над Марком проскочил один из МиГ-29. Сейчас он заложит боевой разворот и зайдёт в заднюю полусферу.
        Второй противник идёт следом за Барсовым, не отпуская его далеко от себя.
        - 119й, манёвр! Влево уйди, - командую я, но не успевает Марик выйти из зоны пуска.
        - Пуск один, пуск два. Второй раунд закончен, - даёт команду Ткачев.
        - Понял, 612й у меня остаток ещё позволяет, - доложил его ведомый.
        Пока мы определялись с количеством топлива, на командном пункте решали, давать ли нам возможность выполнить ещё один бой или нет. Всё же, победителя определить надо.
        - Янтарь, 612му. Ещё максимум десять минут и закончим, - сказал в эфир Ткачев.
        - Разрешили, 612й. Условия для работы прежние, - подтвердил в эфир офицер боевого управления.
        - Янтарь, 612й, прошу работать в диапазоне от 500 до 8000 метров, - запросил понижение нижней границы Ткачев.
        Это уже лишняя просьба со стороны Ткачева. Снижаться в районе населённого пункта, где вполне может сидеть кто-то из духов с переносным зенитно-ракетным комплексом - опрометчиво.
        - Запретили, 612й, - тут же в эфир ответил ОБУшник.
        - Понял, занимаем 6000, - сказал Ткачев и я заметил, как их пара пошла на снижение.
        Что-то мне подсказывало, что он совсем не понял! Настолько хотелось выиграть Ткачеву, что он готов рискнуть, подставив себя и ведомого под удар ракетой с земли?
        Опять заняли нужную дистанцию друг от друга и пошли сближаться. Мы с Мариком на 7000, а Ткачев с Саньком на 6000. До точки начала боя 20 километров, и напряжение нарастает. Можно выиграть, но для этого необходимо просто загонять МиГ-29е.
        - 119й, - тихо запросил я.
        - Ответил.
        - Вариант 1 помнишь?
        - Да.
        ОБУшник подсказал, что до цели 15 километров. Я поднял светофильтр, чтобы лучше всё видеть. Солнце ушло за облака, и теперь не будет ослеплять.
        - Забудь и просто маневрируй за мной. Чем резче, тем лучше, - сказал я и смотрел на приближающиеся МиГ-29.
        Третий раунд - это всего лишь пара минут, которые выжмут последние силы. А потом можно лететь домой на обед. Только проигрывать не хотелось.
        - 10! - громко сказал офицер боевого управления.
        - Переворот и пикируем! Паашли! - дал я команду и мы одновременно с Марком крутанулись вокруг своей оси.
        Сманеврировали очень быстро, так что оказались практически сзади своих противников.
        - Разошлись! - скомандовал Ткачев и отвернул в левую сторону.
        - Влево, - сказал я, и мы устремились за ведущим МиГов.
        Знаю, что где-то позади остался Санёк, но его будет контролировать Марик. Оборонительный манёвр рассчитан вовремя, когда Саня подойдёт ближе, Марк его оттянет на себя
        - Двое за мной. Начинай манёвр, - командовал Ткачёв, продолжая крутить бочки, выполняя после каждой боевой разворот.
        - Держись! - говорю я Марику, понимая, как ему тяжело маневрировать за таким истребителем.
        Мне самому весьма непросто. Да что уж там - не понимаю, как вообще наши старички МиГ-21 держатся за проворными новейшими истребителями.
        - Не могу, - недовольно говорил ведомый Ткачёва, который уже где-то на подходе.
        Только бы не начал крутить Марк манёвр раньше времени. Иначе всё зря. Я же видел перед собой Ткачёва, который маневрировал из стороны в сторону, пытаясь нас сбросить.
        - Ухожу вправо! - сказал в эфир Марик, и я потерял из виду своего ведомого.
        - Да какого? - возмутился Саня. - Опять! Вниз ухожу.
        Значит, вовремя всё сделал Марик. Загасил скорость, крутанул бочку и вышел сзади Санька. А вниз тому уже нельзя. Мы и так на 5000, и ниже нам не разрешено.
        - Запретил, 614й! Прекратить задание! - сказал в эфир Бажанян. - Ниже вам запретили снижаться!
        - Понял, - недовольно ответил Санек.
        - 612й, одиночный бой со 118й, снижаюсь.
        - Запретил, 612! - снова ворвался в эфир Араратович.
        Я молчал и не говорил ничего. Просто преследовал Ткачева, который начал снижаться всё ниже и ниже. Видимо, хочет, чтобы я ушёл с ним на малую высоту.
        Там у меня есть шансы, но это нарушение приказа. Слишком опасно для сохранения нового самолёта.
        Ткачёв делает небольшую горку и начинает делать бочку, проскакивая мне за спину. Попался я на свой же манёвр.
        Теперь он за мной. Ручку управления вверх и вправо. Делаю переворот и ухожу от майора, выполняя очередной боевой разворот. Он продолжает идти за мной. Так, я его не сброшу.
        - Вижу цель! - кричит в эфир Ткачёв, в голосе которого звучит азарт охотника.
        Решение пришло в голову только одно. Мой давний расчёт манёвра по скорости и высоте с целью зайти в хвост противнику. Правда, тут больше надежда на то, что он слишком привыкнет к моим манёврам.
        Ручку управления самолётом слегка на себя, выполняю переворот и ухожу вниз. Ткачёв уже сверху и пытается меня поймать в прицел. Выполнил боевой разворот вправо и снова переворот со снижением на высоту 4000 метров. Ниже уже слишком опасно. Обстановка на земле мне неизвестна.
        - Вижу цель! Захват! - радостно говорит в эфир Ткачёв, но я снова начинаю крутить переворот, бросая взгляд по сторонам.
        Только теперь я кручу манёвр дальше, а майор, привыкнув к моим переворотам снова проскочил вперёд и теперь я его атакую.
        - Срыв захвата, - недовольно говорит Ткачев.
        Продолжаем с ним маневрировать. Вот он - азарт, когда хочешь переиграть своего противника. Не замечаешь пота, стекающего объёмными каплями по спине и усталости от постоянной перегрузки.
        Топливо? Да кто его контролирует, а стрелка на расходомере всё ближе и ближе к малым значениям.
        В эфир Бажанян повторял, как заклинание команду прекратить задание, но я опять выполнил очередной переворот и снова на хвосте у противника. Ткачёв ушёл вверх, выполняя горку почти вертикально, но я от него не отставал.
        - 118й, закончить задание, - спокойно в эфир дал мне команду Бажанян.
        Ещё немного и у меня получится достать этого Ткачева. Я же вижу, как он свои манёвры выполняет не так быстро. В эфире всё чаще он зажимает кнопку выхода на радиосвязь, а там только прерывистое дыхание и односложные доклады, что топлива ему хватает.
        Высота 3700. Уже видны окраины Фараха. Выскочим сейчас над домами и нас могут заметить духи. Возможно, и не собьют. Но риск есть, и он совсем неоправдан в этом случае.
        Сам Ткачев из боя выходить не собирается. Что там у него в голове мне неизвестно. Хватит этого соцсоревнования.
        - Принял, - ответил я Бажаняну.
        Рычагом управления двигателем установил обороты, необходимые для набора высоты. Разворот влево и я вышел из боя самостоятельно. Ткачева ещё не было слышно в эфире.
        - Вижу цель! Пуск один, пуск два! - весело сказал в эфир майор.
        Вот только из боя я уже вышел. Можно было дальше гнать Ткачева вниз и прижимать его к земле. Однако, есть указание командира и здравый смысл. Он подсказывал мне, что пора заканчивать.
        - 118й, задание закончил. Занял 5000. Прошу подход, условия на Янтаре, - запросил я у руководителя полётами на аэродроме.
        Получив погоду и разрешение на вход в район, я продолжил следовать в сторону Шинданда.
        - Спасибо за работу! Два - один! - громко заявил в эфир Ткачев.
        Радуется, как ребёнок! А ведь победил вчерашних лейтенантов. Ещё и на современном истребителе, превосходящим по характеристикам наши МиГ-21.
        - На здоровье, - ответил я.
        После посадки ощущение было некоего опустошения. Это не из-за упущенной победы, а чисто физически. Вот что значит ближний манёвренный воздушный бой! И ведь всего-то весь наш полёт от взлёта до посадки продолжался 30 минут.
        Открыв фонарь, я, наконец, смог подышать свежим воздухом. В кабине уже мне было тяжело впитывать чистый кислород через маску. Пока снимал с себя лямки подвесной системы, почувствовал, как пропотел комбинезон под кожаной курткой. Голова вымокла, будто я её помыл под душем, а в горле пересохло.
        - Как аппарат? - спросил Дубок, протягивая мне мою фляжку с водой.
        - Зачёт, Елисеевич, - сказал я, расслабляясь в кресле.
        Тело постепенно отходило от напряжения и нагрузок. Вокруг самолёта стали собираться сослуживцы, а мне хотелось сейчас просто поспать. Закрыв глаза, я не смог отбросить от себя всю ту карусель, которую мы крутили с нашими оппонентами несколько минут назад.
        - Сергеич, хорош сидеть, - сказал Дубок и потащил меня из кабины.
        - Вот именно сейчас ты, как никогда, нужен со своей силушкой… богатырской, - прошептал я, касаясь двумя ногами бетонного покрытия стоянки.
        Бажанян и Буянов уже здесь. Судя по суровым лицам, не хвалить меня приехали.
        - Товарищ подполковник, старший лейтенант Родин… - начал я докладывать командиру по всей «форме».
        - Отставить! - скомандовал Бажанян. - Чего из боя вышел?
        - Да, - махнул я рукой, будто ничего серьёзного и не случилось.
        - Это что такое за «да», Родин? - возмутился Араратович.
        - «Да», как «да», - ответил я.
        - Родин, почему вышел из боя? Ещё раз повторить? - спросил Бажанян.
        Ну, вот чего добивается командир? Сам же дал команду на прекращение задания, а теперь чего-то требует ему рассказать.
        - Указание с земли, вот и вышел из боя, - спокойно ответил я, чуть накренившись вправо от усталости.
        В этот момент Бажанян и Буянов каждый сделали резкий шаг ко мне, протянув руки. Хотели подхватить, чтобы я не упал.
        - Как себя чувствуешь? - спросил Буянов.
        - Нормально. Устал, но терпимо, - сказал я.
        - Ладно. Вы с Барсовым молодцы. С командного пункта за всем этим наблюдал Пасечник, и остался вами доволен, - похлопал меня по плечу Араратович и пошёл к своему УАЗику.
        - Далеко не уходи. Вечером будете разбирать бой с Ткачевым и инженерами. Они хотят пообщаться с тобой и Барсовым, - сказал Буянов и пошёл следом за командиром.
        Каждый меня приободрил, так что вопрос с актуальностью моей тактики закрыт окончательно.
        А вот с состоянием здоровья не всё так радужно. Боль в нижнем отделе позвоночника хоть и не была невыносимой, но требовала внимания. Каждый раз после таких полётов думаю, что придётся мне всю сознательную жизнь летать с этим недугом.
        - Серый, это было нечто! - послышался сзади восхищённый голос Марика.
        Он продолжал пересказывать мне свои впечатления от нашего полёта. Особенно ему понравился мой манёвр в самом первом бою.
        - Как ты так сделал? - спросил он, выписывая руками в воздухе управляемую «бочку».
        - Со страху, скорее всего, - спокойно ответил я, прогибаясь в спине.
        - Ага! Со страху только обделаться можно. Такой манёвр либо отработан, либо очень хорошо рассчитан.
        - Думай, как хочешь. Ты ж ведь сам его повторил в третьем бою. Разве нет? - спросил я.
        - Повтором это назвать сложно. Скорее, жалкой пародией, - улыбнулся Марк. - Бочку сделал, и чуть было не сел сверху на ведомого Ткачёва. Он так шуганулся от меня, что просел по высоте на 1000 метров, - смеялся Барсов.
        - Ты его на таран брал? - удивился я.
        Марик ответить на этот вопрос не успел, поскольку к нам подошли взмокшие и взъерошенные Ткачёв и его ведомый Санёк.
        - Спасибо за работу, - пожал Саша нам с Марком руки и сделал шаг назад, пропуская вперёд Ткачёва.
        - Вам спасибо. Это был отличный опыт, - сказал я.
        - Для нас не менее показателен был сегодняшний бой, - признался Ткачёв, который был ещё под большим впечатлением.
        Майор пожал нам с Марком руку и застыл, глядя на мой МиГ-21. Видно, что теперь он по-другому относится к этому самолёту.
        - Нравится? - улыбнулся я, вспомнив, как Ткачёв показывал мне МиГ-29.
        - Не то слово. Быстрее бы на нём полетать, - посмеялся майор.
        - Ну, как ты сказал, на ваш век хватит. «Весёлые» пока на покой не собираются, - сказал я и пошёл с Ткачёвым к самолёту.
        Он ходил рядом с фюзеляжем, неловко касаясь его поверхности. Спрашивал особенности управления МиГ-21, слабые и сильные стороны. То, как Ткачёв трепетно поглаживал конус воздухозаборника, вызывало очень тёплые чувства.
        - И какой же из этого нам с тобой нужно сделать вывод, Родин?
        - Из нашего сегодняшнего боя? - уточнил я у майора.
        - Именно.
        - Каким бы крутым и современным ни был самолёт, ему всегда нужен будет лётчик. Только эта связка приносит результат, - сказал я.
        - У меня комментариев больше нет, - сказал Ткачёв, погладил МиГ-21 по фюзеляжу и прошёл мимо меня. - Я рад, что оказался неправым, Сергей.
        Глава 18
        Вечерний разговор с инженерами состоялся уже после постановки задач на предстоящий день. Антураж самый простой - класс в штабе, старшие по званию и должности сидят за центральным столом, а остальные в ожидании вопросов за партами напротив.
        С нашей стороны присутствовал Бажанян, я и Барсов. С другой - Ткачёв и его ведомый, а также Платон Прокофьевич с двумя соратниками. И было ещё двое персонажей.
        Заместитель главкома Пасечник, конечно, присутствовал здесь и выслушивал впечатления от работы МиГ-29. Бажанян всеми силами пытался обойти моменты проигрыша в боях, но от прямых вопросов увернуться не смог.
        - Так сколько раз удалось выйти в тактически-выгодное положение? - уточнил Пасечник.
        - Ни одного, товарищ заместитель главнокомандующего, - сказал Араратович.
        - Маневрировать на малой и предельно-малой высоте не пробовали? - задал вопрос уже инженер Платон Прокофьевич, поправляя растрепавшиеся седые волосы.
        - В условиях боевых действий это рискованно.
        - Не испытания, а сплошные ограничения, - возмутился старик.
        - У вас есть возможность договориться с духами, чтобы по нам не стреляли? Тогда мы хоть сегодня полетим на предельно-малой высоте, - ответил ему Ткачёв.
        - Это всё отговорки. Я считаю, что нам нужно было обратиться в другой полк, - хлопнул по столу Прокофьевич. - Здесь у нас нет условий.
        Ох, мне сейчас хотелось подняться и высказать всё старику! Но тут опередил меня сидящий рядом с генералом гражданский человек.
        - Платон Прокофьевич, вам правильно сказал Тигран Араратович, что здесь война…
        - Она уже почти выиграна, - заметил говорливый старик.
        - Ещё не выиграна. И каждый день гибнут солдаты, а лётчики рискуют своими жизнями. В том числе и для реализации нашего плана «обкатки» самолёта. Мне ещё что-то нужно сказать? - настоятельно высказался Пасечник. - Сейчас борт летит на Кабул, а оттуда можете улететь в Москву первым же рейсом.
        - Вас тут никто не держит, - сказал гражданский рядом с генералом и Платон Прокофьевич поменялся в лице.
        Если вернуться в столицу, не выполнив задание конструкторского бюро, можно надолго попасть в опалу. Вряд ли этот дедушка хочет быть уволен раньше времени или не получить какое-нибудь повышение по работе.
        Генерал-полковник Пасечник, продолжая слушать других инженеров, не переставал улыбаться и повторять, что результаты его удивили.
        - Самолёт отличный! Показал себя хорошо, так что скоро эти четыре борта, что стоят в Шинданде, заступят на дежурство, - сказал Пасечник и продолжал расхваливать МиГ-29.
        - Товарищ генерал, я рекомендую этот процесс не затягивать, - спокойно сказал человек в коричневом свитере и большой залысиной.
        Тот самый, что высказывал Платону Прокофьевичу за неподобающие слова. Насколько я заметил, он старший бригады инженеров МиГ-29. Вот только очень этот мужичок торопит с приёмкой самолёта и постановкой на дежурство.
        - Виктор Михайлович, спешить нельзя, - спокойно обратился к лысому Ткачёв, поднимаясь со своего места.
        - А что вас смущает? - переспросил Пасечник.
        Все, кроме, меня и Барсова повернулись на майора, смотря с непониманием на него.
        - Товарищ генерал, товарищи офицеры и инженеры, я подготовил небольшой доклад и готов его озвучить, - сказал майор и получил на это разрешение.
        Реакция Виктора Михайловича была странной - закатил глаза и недовольно посмотрел на Платона Прокофьевича. Бояться, что сейчас Ткачёв начнёт рассказывать о сегодняшних полётах?
        Доклад прозвучал от майора в течение нескольких минут. Он рассказал о проведённых вылетах, поделился своими наблюдениями и сделал пару выводов. И ни слова о нашем полёте. Обсуждение нашего боя, видимо, решил оставить напоследок.
        - Товарищ майор, вы говорите, что в первый день воздушных боёв результаты были обнадёживающие. Данные соответствовали расчётным, - решил уяснить для себя Прокофьевич, черкая что-то в своей тетради.
        - Именно. Прицел работал устойчиво, зона обнаружения соответствовала заявленной. Попробовали даже вести атаку на две цели сразу, и всё получалось, - ответил Ткачёв.
        - Не было необходимости перехода в режим ближнего боя, поскольку у оппонентов не получалось выйти на требуемую дальность в этом случае, - сказал Санёк, посматривая на Бажаняна.
        Араратович молча кивал, но по выражению его лица было видно, насколько это ему слушать неприятно. Похоже, что не оставили липецкие лётчики шансов моим командирам.
        - Что ж, с этими результатами можно констатировать успешное завершение программы опробования МиГ-29 в боевых условиях, - захлопнул большую тетрадь Виктор Михайлович и начал подниматься с места. - Товарищ генерал, нам с вами нужно обсудить вопросы, связанные с приёмкой новых самолётов…
        - Не торопитесь, - сказал Пасечник. - Мне кажется, что майор не закончил.
        - Товарищ генерал, сейчас Ткачёв нам доведёт его личное мнение, которое не имеет ничего общего с экспертным, - махнул рукой Платон Прокофьевич, чем вызвал раздражение со стороны Ткачёва.
        Генералу тоже не понравился этот выпад старика. Он поднялся со своего места, вышел из-за стола и пристально посмотрел на Прокофьевича и Виктора Михайловича.
        - Вы самолёт для Советской Родины делаете, а не для кого-то другого, товарищ ведущий инженер, - громко сказал Пасечник. - Продолжайте, товарищ майор.
        И тут Ткачев как продолжил! Платон Прокофьевич, сидя за столом, не знал, куда спрятаться. Пасечник хлопал глазами, будто пытался взлететь, а Виктор Михайлович погрузился в себя. Не каждый день случается, что новый самолёт нового поколения проигрывает в бою истребителям на много лет его старше.
        - Итог - нет в ближнем бою у МиГ-29 преимущества перед МиГ-21, - сказал Ткачев. - Доклад закончил.
        Тишина в классе нарушалась только гневным сопением Виктора Михайловича и звуками шагов Пасечника.
        - Старшие лейтенанты Родин и Барсов, - произнёс генерал, и мы встали со своих мест. - Что скажете в дополнение к словам майора Ткачева?
        Тут же Барсов попытался начать, но Бажанян стукнул его по ноге. Марик может такое сейчас сказать, что получиться, будто мы помощью инопланетян воспользовались.
        - Товарищ генерал, не всё дело в самолёте МиГ-29. Главный вопрос касается самой концепции воздушного боя, - сказал я. - Никто не рассматривает влияние индивидуальных средств радиоэлектронной борьбы на самолёте противника, когда нельзя будет применить дальние и средние ракеты.
        - Поясни, старлей, - потребовал генерал.
        - Все мы знаем, что последние годы упор делался на принцип: раньше найдёшь - быстрее уничтожишь. Мол, чем дальше обнаружить противника, тем больше вероятность его сбить. Ближний бой был забыт, - сказал я.
        - А тут вы о нём вспомнили, так? - с недовольством спросил Виктор Михайлович.
        - Я думаю, что противник тоже ищет новые идеи. За время Афганской войны мы своим полком неоднократно сталкивались с самолётами западного производства, которые превосходят наши МиГ-21 в авионике, вооружении и некоторых скоростных характеристиках. И нам удавалось достичь успеха именно благодаря тактике, - сказал я, но тут же в среде гражданских раздались смешки.
        И если ироничные улыбки на лицах Платона Прокофьевича и Виктора Михайловича были ожидаемы, то вот похожая реакция Пасечника была странной. Разве генерал-полковник, заместитель главкома не понимает серьёзности момента? Хорошо работающий комплекс помех на самолёте, и можно даже не включать прицел. Толку от него не будет.
        - Вот и продолжайте разрабатывать тактику дальше, товарищ старший лейтенант, - сказал Пасечник. - МиГ-29 не идеальный самолёт, но не нужно ваш мимолётный успех объяснять вашими сверхспособностями в полётах. Слишком вы о себе высокого мнения, Родин.
        - Товарищ генерал, я… - попробовал что-то сказать Ткачёв, но его остановили.
        - Достаточно разговоров, майор. Главкомом поставлена задача пересадить людей на МиГ-29 как можно скорее. И ваш центр в Липецке будет этим заниматься. Сейчас из Осмона там учатся лётчики, потом из Кубинки отправятся и других полков. У вас много работы, а теорию оставьте академикам и теоретикам. Все свободны!
        После этой команды инженеры и Пасечник вышли за дверь. Разговоры у них были только о том, как бы быстрее в Кабул попасть. Те, кто остаются здесь, уже строили планы на вечерние застолья после удачного, по их мнению, дня.
        Ничего не хотят слушать генералы и инженеры. Что сложного просто взять во внимание пару факторов, которые могут нивелировать все достоинства МиГ-29? Будто я лезу к ним с какими-то предложениями об отмене выпуска самолёта.
        Ткачев смотрел на меня и качал головой, а Бажанян одобрительно похлопал по плечу.
        - Систему не сломать, Сергей, - сказал Араратович и тоже вышел из кабинета.
        Чувство такое, что меня только что «послали» на известное всем «место». И это ощущение некой безнадёги очень расстраивает.
        - Родин, я тебе так скажу, что даром это всё не пройдёт, - сказал Ткачёв и взъерошил мне волосы.
        - И как вам поможет сегодняшний опыт? - спросил я.
        - Я вернусь в Липецк, и мы пересмотрим концепцию тактики воздушного боя. Для этого мы и существуем, - сказал Ткачев.
        - Согласен! - воскликнул Санёк. - Можем тренировать ближний бой у себя. Ты нам как раз наглядно показал пару отличных манёвров, которые я только в учебнике видел, - улыбнулся он.
        - А я вообще никогда не видел, - выдохнул расстроено Марик.
        - Кто бы сомневался? - улыбнулся я, и мы все посмеялись.
        Похоже, «слава» о сообразительности Марика преодолела границы Осмона и Афганистана.
        - А вы у себя можете разрабатывать свои приёмы и способы борьбы с противником в бою, - посоветовал Ткачёв. - Кто знает, авось будем потом соревноваться на учениях друг против друга?
        На такой доброй ноте и расходиться было не так уж и плохо.
        Утверждать точно не буду, но Липецкий инструкторско-исследовательский полк Ткачёва и Санька - уникальная часть. Именно там разрабатываются новая тактика авиационных подразделений и опробывается на всех самолётах, поступающих на вооружение.
        Липчане первыми после испытателей Владимирска садятся в новые самолёты и обучают на них строевых лётчиков. Может, наш с Барсовым бой против Ткачёва и Санька даст толчок новым веяниям в авиационной тактике.
        Перекинувшись парой слов с липецкими лётчиками на выходе из штаба, Барсов решил взять инициативу в свои руки.
        - Ладно, пора и перекусить, - хлопнул в ладоши Марик и потянул меня в столовую.
        - Это само собой. А мы, Александр Николаевич, пойдём с тобой в наш модуль, - сказал Ткачёв. - У нас сегодня макароны на ужин. Надоела ваша гречка, - улыбнулся майор, и мы расстались с нашими недавними оппонентами.
        Очень знакомое имя - Александр Николаевич. Будто в будущем этот человек неразрывно свяжется с Липецким авиацентром. Надо бы спросить фамилию, чтобы сто процентов это определить.
        По дороге в столовую Марик вспомнил, что мне постоянно приносят какие-то вкусности. Упрекнул меня, что я упорно не желаю знать, кто это.
        - Серый, это же поклонница твоего… таланта! - указал Марк пальцем ниже моего пояса. - Врёшь, что не знаешь кто это.
        - Это у тебя весь талант в то самое место ушёл. Не знаю, кто мне передаёт, - сказал я. - И знать особо не хочу. Вкусно и точка!
        Если быть честным, то я лукавил сейчас. После таких посылок потом могут быть неожиданные встречи, которые мне не особо нравятся. Да и актуальность фразы про бесплатный сыр всегда находит своё подтверждение.
        Не думаю, что это присылает мне Ася или кто-то из девчат со штаба. Я там не котируюсь в желанных женихах. Кисель только всё пытается меня затащить в койку, но она это делает не сильно активно в последнее время. Может подкармливание - элемент скрытого воздействия на меня? Но не похоже на поступки взрослой девушки.
        - О, что никто не охраняет 29е? - спросил Марк, и я повернулся в сторону места стоянки.
        Как раз сейчас мы проходили недалеко от укрытия МиГ-29, рядом с которыми стоял только один солдат щуплого телосложения. Уже не первый раз замечаю, что новые самолёты слабо охраняются.
        - Вот один солдат, но это больше «для галочки», - сказал я. - Тут бы надо ставить троих-четверых бойцов и БТР отдельно.
        - Да кому они нужны, Серый? - воскликнул Марик, подталкивая меня идти дальше. - Сейчас аэродром, как Кремль охраняется. Да и душманы теперь носа не показывают к нам.
        - На базу нападали тогда «Чёрные аисты». Это тебе не просто духи, - сказал я, вспоминая, как мы однажды отбивали нападение отборного отряда духов.
        Как раз Мендель, я, Марик и Валера дежурили тогда. И наших товарищей-техников много погибло…
        - Кстати, как думаешь, МиГ-29 долетит до Средиземного моря отсюда? - спросил Марк.
        Странный вопрос от Барсова. С чего это его заинтересовал такой перелёт?
        - Тебе зачем? До Каспия ближе лететь, - сказал я.
        - Точно. Только там пляжи так себе. А я в каком-то журнале видел Средиземное море. Вот где песок, солнце, девчата в трусиках и с большими… - замечтался Марк.
        - Стоп! Думай лучше о столовой, - сказал я, и слегка неуютно себя почувствовал ниже пояса при одной только мысли о сексапильных девицах на Лазурном берегу.
        Рядом появилась официантка Лёля в кружевном белом фартуке, на каблучках и с белоснежным колпаком на голове. Одна прядь тёмных волос выбивалась из-под головного убора.
        - Кушайте. Приятного аппетита! - улыбнулась нам пухленькая девушка и поставила передо мной порцию. - Серёжа, тебе нравится ужин? - спросила она у меня.
        Такое внимание к моей пище эта официантка проявляет уже не первый раз. Как только мои товарищи не взяли это на вооружение.
        Передо мной стояла порция риса с большим куском мяса. Выглядит очень даже аппетитно.
        - Всё очень вкусно. Спасибо, - сказал я, попробовав кусок тушёной говядины, и у Леди слегка покраснели щёки.
        Гусько и Менделю достались макароны, но тоже вполне себе аппетитно пахнущие. Никто из них не скривился. Лёля продолжала смотреть на меня каким-то очарованным взглядом, не удостаивая своим вниманием «безпорционного» в данный момент Марика.
        - Слышь, Лёлька! А ты сама это всё готовила? - пережёвывая кусок хлеба с маслом, спросил Марик. - А то обычно ваши повара такую пайку не готовят. Надо почаще с Серым садиться! - посмеялся он.
        - Тебе Барсов, твоя жена готовить лучше будет, а здесь ешь, что дают, - сказала Лёля и поставила перед Марком порцию перловки с сосиской.
        - Оу! За что перловка? Потому что у меня сосиска в тарелке? - возмутился он.
        - Сосиска твоя в штанах, - сказала Лёля и развернулась на каблучке в сторону кухни. - А в тарелке сарделька.
        - А разница какая? - усмехнулся ей вслед Барсов. - Достала меня эта Лелька. А чего это она тебя так обхаживает, Серый?
        - Не знаю, и не стоит искать тут каких-то подводных камней, - сказал я, выпив чаю.
        - Лёля молодец! - радостно сказал Мендель. - Макароны хорошие нам принесла, Серёгу обслужила. А ты Марк вроде как козёл. Все ж бабы так говорят. Вот и радуйся, что тебе не капусточку свежую приносят, - улыбнулся он.
        - А чего сразу капусту? Будто бы меня никто по-другому не называет, а только козлом, - ворчал Марк, тыкая вилкой в водянистую перловку.
        - Почему? Иногда подонком. Реже сволочью. Людям с такими прозвищами даже капусту могут не принести. Кушай перловочку, - похлопал его по плечу Гусько, и за столом воцарилась тишина.
        Закончив с обсуждениями, все отправились по «интересам». Недавно организованный клуб рядом со штабом полка теперь притягивал много посетителей. Как раз сегодня там шёл показ не нового, но очень популярного советского фильма.
        - А ваша комната не собирается на фильм? - спросил Мендель, заметив, как я, Барсов и Гусько пошли в сторону жилого модуля.
        - Смотрели мы уже «Бриллиантовую руку», - махнул рукой Гусько. - Сколько раз просил чего-нибудь нового привезти!
        - А нам что-то светит из нового посмотреть? - улыбнулся я.
        - Максимум «Свадьбу в Малиновке» или «Кубанских казаков» обещают, - возмутился Савельевич.
        Очень «новые» фильмы! Каждый из них вышел даже не в 70е годы.
        Барсов продолжал возмущаться до самого модуля, в который наша четвёрка пришла самой первой. И вот тут мы поймали кое-кого с поличным.
        - А ну стой! - воскликнул я, когда мы вошли в коридор, ведущий в нашу комнату.
        Рядом с дверью стоял солдатик, которого я обычно вижу в штабе. Адъютант командира полка или, проще сказать, писарь. Шнырь, канцеляр и другие имена можно дать таким ребятам. Чаще всего это хорошие парни, умеющие всё делать «красиво» - и уборку в помещении, и боевой листок, и рабочую тетрадь заполнить каллиграфическим почерком.
        - Товарищи, я… - начал мямлить худосочный рядовой, но к нему тут же подлетел Марк и оторвал его руку от дверной ручки.
        - Чего тут делаешь? - наехал он на него, но сразу обратил внимание на то, что у солдата в руках. - Эт что, картошка? - спросил Марик.
        - Я не знаю. Мне сказали отнести это сюда и передать Сергею Родину. Вот записка, - протянул он Марку свёрнутый листок.
        - Это не мне. Картошку можешь мне, а вот листок ему, - указал на меня Барсов, но я удостоил его гневным взглядом. - Ой, ладно! И картошку тоже ему.
        Кушать я не хотел, а вот записку стоит прочитать. В ней очередное послание с приглашением в пятую комнату после двенадцати ночи.
        - Мне это надоело, - произнёс я и жестом подозвал к себе солдата. - Кто тебе это дал?
        - Я не могу сказать, товарищ старший лейтенант, - вытянулся передо мной в струнку боец.
        - Но моё звание ты откуда-то знаешь, - заметил я. - До этого ты просто называл меня Сергей Родин.
        - Так, вас весь штаб знает. Строевой отдел, кадры особенно…
        - Тебе девушка из кадров дала эту кастрюльку? Раньше тоже носил сюда ты? - спросил я.
        - Так точно. Товарищ старший лейтенант, хоть что делайте, а я не скажу, кто вам это шлёт. Готов под суд, на гауптвахту…
        - А в летчики пойдёшь? - посмеялся Гусько.
        - Нееет! Я высоты боюсь, - заволновался солдат.
        Мда, и ничем его не напугаешь. Да и нет смысла. И так всё ясно, кто шлёт.
        - Свободен рядовой, - сказал Гусько и пропустил бегущего со всех ног бойца. - Есть предположения Серый? - улыбнулся Савельевич.
        - Только одно и оно очень даже вероятное. Чуть позже подойду, - сказал я и пошёл на выход.
        - Серый, а картошечка? - спросил Марик.
        - Кушай, голодающий Поволжья! - крикнул я ему уже с улицы.
        Шёл я быстрым шагом в женский модуль, где и проживала рядовой Кисель. Я же ей говорил, чтобы она перестала тешить себя иллюзиями на мой счёт. Так нет!
        Подойдя к двери уже знакомой мне комнаты номер 5, я громко постучался. Надо быть чуть сдержаннее, чтобы не выносить весь сор из этой комнаты.
        - Ого, Родин! - удивилась красотка Ася, чья голова была завёрнута в полотенце после душа.
        - С утра был им. Ты чего творишь, Анастасия?
        - Что за наезд? - удивилась она. - Ты вроде не пьёшь, а слегка вызывающе говоришь.
        - Я войду, а то в коридоре все услышат нашу перепалку, - сказал я, попытавшись пройти, но меня остановили.
        - Вообще-то, я тут не одна. Приходи утром в штаб и пообщаемся.
        - Неа, сейчас. Кто мне кушанья шлёт и вот эти записки? - показал я ей послание.
        - Ты в своём уме? - иронично улыбнулась Ася.
        - Да, а ты?
        - Абсолютно. Это даже не мой почерк. Ты, конечно, парень ничего, но мы не в тех отношениях чтобы я тебе борщи варила, - возмутилась Ася.
        - То есть это не твоя комната номер 5? - показал я Асе.
        - Моя. Других женских модулей в Шинданде нет. Вот только я… не одна тут живу, - неуверенно произнесла Ася, посмотрев в сторону. - Родин, давай иди отсюда. Потом разберёшься с этим, - стала выталкивать она меня с порога.
        - Да какого чёрта? - воскликнул я и прошёл внутрь. - Мне надоело это всё, - твёрдым голосом сказал я, посмотрев на ещё одного человека в этой комнате.
        - Привет, Серёжа, - мило мне улыбнулась Лёля, поправляя розовый халат в районе объёмной груди.
        - Ещё раз привет, Лёля, - кивнул я нашей официантке, которая сидела на кровати с распущенными тёмными волосами. - Так вот… - начал я грозить пальцем Асе и остановился. - Ёпти!
        Как говорится, и тут до меня дошло, как до того самого животного с длинной шеей. Появилась у меня тайная поклонница по имени Лёля. Теперь даже и не знаю, как выкручиваться.
        - Серёжа, это я тебе покушать присылала, чтоб ты не голодал, - со слезами на глазах начала рассказывать Лёля.
        - Это… ну… а зачем? - спросил я, доставая платок из кармана, подойдя к девушке, шмыгавшей носом.
        - Родин, ну что ты за человек? - скривила свою физиономию Ася.
        - Не с тобой сейчас говорим, - сказал я Кисель.
        Лёля продолжала рассказывать, как она докатилась до такого, что начала меня подкармливать. Девчонка молодая ещё и до сих пор романтика в ней преобладает.
        - Я… же… хотела, - пыталась что-то сказать Лёля, но я ничего не понимал среди плача и шмыганий носом.
        - Дуй, - заставил я её высморкаться в платок.
        - Не могу.
        - Дуй, сказал, - настоятельно повторил я, и Лёля сама схватила платок и высморкалась.
        - Спасибо, Серёжа, - сказала Леля. - Я платочек постираю и тебе верну.
        - Можешь оставить себе. Он новый. И… спасибо за картошечку и другие кушанья, но это лишнее. Мы с тобой и так хорошо общаемся, - улыбнулся я.
        - Ты не обижаешься? - замотала головой Лёля.
        - Нисколько. Мне пора. Хорошо, что мы разобрались, - сказал я и подмигнул ей.
        - Сама галантность и вежливость! - захлопала в ладоши Ася. - Дал девушке надежду и пошёл своей дорогой. Это все мужики умеют хорошо делать.
        - Ася, Серёжа не такой. Вот мы поговорили, и мне спокойно стало, - сказала пышечка Лёля и мило улыбнулась.
        - Ага, да только как парня у тебя не было, так и не будет. В Афган за этим приехала небось?
        - Ася, прекрати! - возмутился я.
        Совсем уже крыша едет у Кисель.
        - А ты кто мне такой, чтобы рот затыкать? Думаешь, пришёл, пару слов девчонке сказал и можешь уйти. Пускай, мол, надеется. Тебе же такая толстуха не нужна, верно?
        - Рот закрой. Головой ударилась? - спросил я, но краем глаза заметил летящую ладонь в сторону лица Аси.
        Лёля пару раз хлёстко огрела свою соседку по комнате и та приземлилась на стул позади себя. Не знаю, кто больше удивился - я или Ася после такого удара.
        - Слышь, селёдка гнилая, - резко поменялась в голосе Лёля, будто в ней проснулось альтер-эго. - Закрыла рот и пили свои ногти дальше. На тебя тоже спрос среди мужиков небольшой. Ногти пили, сказала! - рыкнула на неё Леля, и Ася повернулась к столу, взяв в руки пилочку для ногтей.
        - Лёля, людей бить нельзя. Ты девушка, - сказал я.
        - Знаю, - снова запищала пышечка. - Не… не сдержалась.
        - Ладно, больше не деритесь! Хорошо?
        - Серёжа, можешь не волноваться, - улыбнулась Лёля, и я вышел из комнаты.
        Вот так официантка-пышечка у нас. Не завидую я Асе. Ей ещё с ней жить и жить. Лёля так может и дедовщину устроить.
        Ёё… Вот это я попал! Была у меня одна головная боль, а теперь две. И живут в одной комнате. Надо валить отсюда побыстрее. Слишком тут «взрывоопасно».
        Глава 19
        Декабрь в Шинданде мало чем отличался от предыдущего месяца. Днём солнечно и тепло, ночью - холодно. Да так зябко, что с «большой земли» были заказаны обогреватели.
        Занимался установкой этих чудо приборов сам Гусько. Высчитал углы, с которыми будет дуть тёплый воздух, определил потребное напряжение в электросети, расписал график работы устройств. Не забыл всё это завершить двумя или тремя выпитыми стопочками разбавленного спирта, закусив при этом моим традиционным ужином.
        - Серый, не знаю, кто это тебе передаёт, но ты эту девочку не обижай, - советовал мне Марик, угощаясь очередной рассыпчатой картофелиной из тарелки на столе.
        Сегодня вместо селёдки, Лёля передала мне несколько кусочков жареной свинины. Так она и продолжает подкармливать якобы меня, но по итогу всю комнату. Ведь порцию пышечка Лёля делает как на десяток солдат.
        - Это только ты следуешь принципу - наше дело не рожать, - сказал я, встав из-за стола, чтобы помыть посуду.
        - Первый раз слышу о каком-то там принципе! - воскликнул Марик.
        - У тебя вообще последнее время не только с понималкой, но и со слухом, видать, проблемы, - ответил на эмоциональную реакцию Барсова Савельевич. - Тебе Серёга просто до конца этот принцип не озвучил. Думал, что ты знаешь.
        - Да? Не могли бы вы пояснить, что за принцип, Сергей Сергеевич? - начал выпендриваться Марк, продолжая при этом поглощать картошку.
        - Если полностью, то принцип звучит в рифму. Наше дело не рожать - сунуть, вынуть и бежать, - улыбнулся я и Гусько закивал головой.
        - И в чём здесь веселье, что вы так улыбаетесь? Куда и что я сую? - возмутился Марк.
        - Не знаю. Могу прочитать тебе лекцию про размножение гомосапиенс, - посмеялся я. - Сам для себя решишь, как это происходит… технически.
        - Тоже мне, нашёлся учёный Родинстотель или как там этого немца звали, - махнул рукой Марик, пытаясь сравнить меня с великим философом.
        - Вообще-то, Аристотель был грек, а не немец, - поправил я Марика и вышел в коридор.
        В умывальной комнате, куда я отправился с грязной тарелкой и вилкой, мне встретился Мендель.
        Если бы в руках Паши был какой-то журнал с откровенными фотками, я бы не удивился. А тут какая-то тетрадь, в которой я разглядел формулы и штурманские расчёты.
        - Серый, а я… вот… аэродинамику читаю. Конспект свою училищный, - сказал Паша, убирая за спину тетрадь и затягиваясь сигаретой.
        По его дрожащим рукам было видно, как он нервничает. Вид, очень уж затравленный у Менделя, будто он провинился в чём-то.
        К тому же зачем врать, что читаешь аэродинамику? В хорошо освещённой комнате можно было заметить кое-какие надписи на листах тетради. Ничего общего они не имели с аэродинамикой - «ключи» для штурманских расчётов по линейке НЛ-10 я узнал сразу.
        - Молодец. Куда-то готовишься? - спросил я, и Мендель стал искать ответ на вопрос в своих мыслях.
        Пауза затянулась на несколько секунд, я начал мыть тарелку.
        - Если не хочешь, можешь не говорить, - сказал я, заметив, как задёргался Паша. - Может, вместе поразбираем?
        - Нет, нет. Мы с… Гнётовым будем потом… он у меня спрашивать будет, перед переучиванием на МиГ-29.
        Ого! Григорий Максимович уже начинает свою систему подготовки разрабатывать.
        - Что за нововведение? Зачёты ты будешь на переучивании сдавать и после него в полку. А сейчас это выглядит, как чья-то бредовая идея, - уточнил я, закрывая кран.
        - Он так сказал. Тебе… не говорил? - спросил Паша.
        И ведь по его лицу видно, что он знает ответ на свой вопрос. Думает, я не понимаю, что он темнит в разговоре сейчас.
        - Меня на переучивание могут вообще не послать. После Афганистана соглашусь на перевод в какую-нибудь другую часть. На повышение пойду, - улыбнулся я и похлопал капитана по плечу.
        От первого же касания Мендель чуть было не упал. Что-то он совсем нервничает.
        - Ты не заболел? - спросил я.
        - Слабость, горло болит, - ответил Паша и картинно закашлял. - Пойду, Серый.
        Мендель рванул к двери, но я удержал его на месте. Возможно удастся разговорить старшего лётчика.
        - Постой. Я вижу, что у тебя какие-то проблемы…
        - Ты ошибаешься, - натянуто улыбнулся Паша и снова попробовал ускользнуть.
        - Это был сейчас не вопрос. Если у тебя снова проблемы, то давай решим их. Мы же один коллектив. Друг друга в небе и на земле всегда прикроем, - улыбнулся я, но Мендель был зажат.
        - У меня всё хорошо. Честно, - сказал он, вырвался из моей хватки и вышел из умывальника.
        Странный у нас разговор получился с Пашей. Понятно, что у него проблемы сейчас личного характера. Да и случай с продажей покрышек из памяти сложно выбросить. Вот только зачем врать про тетрадку.
        Прошло несколько дней, и на бетонку Шинданда приземлился очередной рейс из Союза. Как раз я зарулил на стоянку после своего вылета и спускался по стремянке.
        - Вон и наши примчали, - кивал в сторону прилетевшего Ан-12 Дубок, протянув мне журнал подготовки самолёта.
        - Там Валера Гаврюк и Гнётов должны быть, - сказал я, поставив подпись под отсутствием замечаний на борту во время вылета.
        - Вон они! Скачут, как кузнечики, - сказал Дубок, и я обратил внимание на хорошее настроение у прилетевших.
        Поумневшие Гнётов и Валера Гаврюк были очень рады вернуться в свой полк. Крепко со всеми обнимались, раздавали гостинцы, вытаскивали из самолёта передачки из дома. Примечательно, что оба одеты в новые комбинезоны, камуфлированной расцветки.
        Насколько помню, название у неё «бутан». Видел я уже подобную форму на Хрекове. Должно это обмундирование появиться несколько позже. Раз уже и у простых смертных, строевых лётчиков, появляется, значит, и скоро массово все переоденемся.
        Гнётов радостно приветствовал всю эскадрилью. Соскучился, всё же! Я думаю, что Григорий Максимович, после освоения МиГ-29 будет ещё больше на всех смотреть свысока. Посмотрим, может, его переделали на курсах.
        Гаврюк был просто на «седьмом небе» от счастья. Он тут же побежал к МиГам, чтобы потрогать новейшие истребители. Гусько пришлось даже оттаскивать Валеру от самолётов силой. Наверняка в дороге «накатил» мой командир звена.
        - Серёга! Как ты тут, дорогой? - подошёл я к Гаврюку, и мы по-дружески крепко обнялись.
        - Нормально. С вылета только, - ответил я, снимая шлемофон с головы.
        Тут же прохладный ветерок подул на вымокшие волосы на голове. Кожаная куртка не продувалась, но на улице после очередной потовыжималки в полёте было зябко находиться.
        - Серёга, я его изучил. Дали нам с Максимычем допуск, и теперь мы готовы летать на этом красавце, - светился от счастья Валера.
        Что ж, похоже, комэска и Бажанян передумали ломать судьбу Валере. Либо, полёты были организованы без их ведома.
        - Пошли. Расскажу тебе про «точку опоры», - радостно похлопал меня по плечу Валера, и мы пошли к стоянке МиГов.
        Гнётов поздоровался со мной, ограничившись парой дежурных приветственных фраз.
        - Всё спокойно здесь? - спросил Григорий Максимович.
        - Да, - ответил я. - Если так можно сказать про то место, где мы находимся сейчас.
        - Ну, ладно-ладно, - замахал рукой Гнётов, забирая свой чемодан и маленькую коробку. - Скоро закончится эта война. Вот увидишь.
        После этих слов замкомэска, молча, пошёл к УАЗику «таблетке», которую специально пригнали для наших товарищей. Однако Гаврюк не торопился и как заворожённый оглядывался по сторонам. Будто не был никогда на аэродроме!
        Народ начал расходиться от прилетевшего самолёта, и я пошёл к Валере. Он же обещал мне что-то рассказать про МиГ-29.
        - Соскучился по аэродрому? - спросил я, подойдя к Гаврюку со спины, пока он смотрел на выруливающую пару Су-25х, гул двигателей от которых приближался к нам.
        Лётчик, заметив нас у стоянки 29х приветливо помахал нам. Гаврюк выполнил воинское приветствие или как это в текущем Уставе именуется, отдал честь, продолжая смотреть вслед рулящему самолёту.
        - Чего ты так застыл, Валер? - снова спросил я.
        - Я буду очень скучать, Серёжа, - произнёс Валера. - Этот гул, этот запах керосина, бетон под ногами и звуки работы техников - такого нигде нет.
        - Ты уволиться собрался? - поинтересовался я.
        - А… да нет! Это я про пенсию в будущем говорю, - сказал Валера и повернулся к МиГам. - А на них мы уже с Гнётовым слетали. Я же тебе говорил, что за меня есть кому слово замолвить.
        - Это хорошо. Теперь будем снова в паре летать.
        - Не торопись, - положил мне руку на плечо Гаврюк и пошёл к самолёту.
        Как это ни странно, но инженер, встретившийся ему на пути, ничего против такого осмотра не сказал. Меня в прошлый раз еле-еле пустили к самолёту по просьбе Ткачёва, а тут проходи - не бойся!
        Гаврюк медленно обходил летающую машину, проводя рукой по закрылкам и гондолам двигателей, заглядывая в сопла и воздухозаборники.
        - Как живой, - прошептал Валера, пятясь назад. - С другой стороны, почему как? Он и есть живой.
        Странный какой-то Валера после приезда. Вроде нет от него запаха спиртного и движения все с нормальной амплитудой.
        - Валер, ты чего? - спросил я.
        - Серый, разве не хочется тебе сесть в кабину этого самолёта и улететь подальше? - спросил Гаврюк, поднимая руки вверх.
        - Хочется. Придёт время, и я тоже переучусь. Ты лучше скажи, как тебе удалось с Бажаняном решить вопрос, чтобы после переучивания тебя не уволили? - спросил я.
        - Я уже говорил тебе сегодня, что за меня замолвили слово.
        - И всё равно - ты ведь знаешь, что тебя может ждать?
        - Да. Бажанян меня сошлёт в группу руководства полётами, и я буду со стороны наблюдать, как ты летаешь на этом шедевре, - улыбнулся Валера.
        - Не самый плохой вариант, - сказал я, но тут же лицо Гаврюка изменилось.
        Он уже не был так весел. Похоже, мои крайние слова его сильно задели.
        - Я не собираюсь мириться с тем, что у меня «отрезают» крылья, Сергей.
        - Тогда переводись. Будешь летать в другом месте.
        - И ждать хрен знает сколько, чтобы туда поставили новые МиГи? На такое я не пойду. Здесь и сейчас! Новый полёт! - произнёс Валера и пошёл в сторону модулей.
        После такой фразы, я был готов его ловить у самой кабины. С таким настроем Гаврюк бы прямо сейчас прыгнул в самолёт и рванул бы с вертикальным набором вверх.
        Ещё несколько дней я наблюдал душевные страдания своего командира звена. Судя по всему, серьёзный разговор у него и Бажаняна состоялся. Кое-что даже было услышано мной во время одной из подготовок к полётам в классе.
        В какой-то момент я остался один, а Гаврюк и Бажанян начали разговор за дверью. Тяжело было не услышать этих высоких тонов.
        - Не забывайся, Валера. Ты - человек заслуженный, но субординацию соблюдай, - ругался Араратович, когда Валера слишком бурно стал реагировать на решение о своём отстранении.
        - Вы нарушаете слово, данное командиру. Он бы так со мной не поступил, - сказал Валера.
        - Твоего… нашего командира нет в живых. Он не всегда делал правильные вещи. В отношении тебя был не прав однозначно, - продолжал говорить Араратович.
        - Ну да. Вы же лучше Алексеевича в людях разбираетесь, - иронично заметил Валера.
        Дверь в кабинет открылась, и Валера вошёл в класс. Араратович не торопился, пытаясь подобрать слова, которые осадят Гаврюка.
        - Я тебя предупредил. Радуйся, что будешь служить, а не в народное хозяйство отправляешься, - злобно произнёс Араратович и ушёл.
        Что-то спрашивать здесь было лишним. И без моих уточняющих вопросов ясно, что Валера, как и планировалось, отстранён от полётов.
        - Внимание, 118й в воздух! - возвестил голос оперативного дежурного с командного пункта.
        Меня слегка передёрнуло даже. Сидел себе весь день, а тут на тебе! Посмотрел в окно, и совсем стало тоскливо. Натекала плотная облачность со стороны гор, а также начали срываться осадки.
        - Так себе погодка, - сказал я, надев куртку и схватив шлем со стола.
        - Не ссы только. В случае чего, сразу на запасной и не слушай никого, - дал мне наставление Валера, но в этот момент в класс вошёл командир Бажанян.
        - Он уже и без тебя всё может, - сказал Араратович. - Сергей, курс и высоту отхода в эфире получишь. Залетел вертолёт неопознанный со стороны Заранджа. Опознать и сопроводить, понял?
        - Так точно, - сказал я. - Товарищ подполковник, думаю, что Валерий Петрович вполне имеет право давать мне советы. Пока я не имею его опыта, это для меня актуально.
        Бажанян покачал головой.
        - Тигран Араратович, в чём необходимость поднимать сейчас экипаж, если в районе Заранжа всегда курсируют вертолёты Ирана. Там же есть и наши позиции, разве нет? - спросил Валера.
        - Гаврюк, готовься к заступлению на дежурство, - грубо сказал Араратович и повернулся ко мне. - Ты ещё здесь, Родин? - сказал он, и я вышел из кабинета.
        Странно, что так ответил Валере Бажанян. Раньше адекватно вёл себя наш заместитель по лётной подготовке. Похоже, что в преддверии возможного назначения на должность командира полка, пытается себя ещё больше проявить Тигран Араратович.
        Дубок, подготовивший для меня самолёт, выглядел хмуро. Я и вспомнить-то не могу, когда он был весел в последнее время.
        - Сергеич, погодка… - начал говорить Елисеевич, стоя в вымокшем комбинезоне от мелкого дождя.
        - Знаю, но это приказ, - сказал я и полез по стремянке в кабину.
        - Погодь! - крикнул он и полез следом.
        - А я уже сел, - улыбнулся я, запрыгнув в кресло. - Давай конфетку и я полетел.
        - Ой, не к добру в такую погоду, - сказал Елисеевич и протянул мне конфету «Дюшес».
        - Эээ, нет! Давай «Дубок», - сказал я. - Мне прошлого раза хватило.
        - Это когда ты «из кабинета вышел»? - спросил Елисеевич, протягивая мне «правильную» конфету.
        - Мог бы и не напоминать, - покачал я головой и Дубок слез по стремянке.
        Взлёт был произведён в обычном порядке. Капли дождя тонкими струйками стали обволакивать остекление фонаря, застилая весь обзор в облаках. В такие моменты начинаешь напрягаться сильнее, а руки сжимают органы управления плотнее.
        Покружился я в районе предполагаемого местоположения вертолёта. Пикировал, делал бочки, снижался под облака и делал проходы на предельно-малой высоте. Но всё тщетно.
        - Янтарь, 118му, остаток 600, цель не обнаружена, - сказал я, напоминая ОБУшнику, что вот-вот и меня надо возвращать на аэродром.
        - 118й, заканчивайте задание, отход по обратному маршруту, - сказал он и я отвернул на аэродром.
        - Янтарь, 118й, к вам с посадкой, прошу условия на заходе, - запросил я у руководителя полётами на аэродроме.
        Остаток позволяет лететь достаточно быстро, чтобы не висеть в воздухе долго. Полёт был практически бесполезен, а вот заход с посадкой пойдёт на пользу. Потренируюсь в сложных метеоусловиях заходить.
        - 118й, остаток ваш? - запросил у меня руководитель полётами.
        - 600, - ответил я и уже не так спокойно начал себя чувствовать.
        Пара секунд, и я стал цеплять плотный слой облачности. Тут же в кабине стемнело, и я включил подсветку приборов.
        Курс продолжал держать на Шинданд, но вот молчание руководителя полётами меня не радовало. Рука на рычаге управления двигателем уже была готова снизить обороты, чтобы сэкономить топливо.
        - 118й, вам уход на запасной. Погода не позволяет вам посадку произвести, - вышел в эфир руководитель полётами, отправляя меня садиться в Кандагаре.
        - Понял, выполняю отворот на запасной Мирванс, - выдал я в эфир позывной этого аэродрома.
        Топливо не так уж и много, но вполне хватит сесть в Кандагаре. Длина полосы там позволяет. Плюс утром прогноз погоды там был благоприятный. Посмотрю ещё на один пункт дислокации в Афганистане.
        - Мирванс, 70118му на связь! - запросил я на канале управления.
        В ответ ничего. Хребет Луркох остался давно позади, трассу до Кандагара с высоты в 5000 метров совсем не видно, а впереди ещё больше полторы сотни километров до самого аэродрома.
        - 118й, Мирванс отвечает.
        - Мирванс, 118й добрый день! К вам по запасному. Прошу условия и курс посадки.
        - 118й! У нас обстрел. Идёт бой. Посадку дать не можем.
        Прекрасно! И чего мне делать? Вот так отправили планировщики меня на запасной аэродром.
        - Мирванс, 118й, к вам по запасному иду. Подтвердите невозможность принять, - запросил я, чтобы убедиться в правильности понятого мной сообщения.
        - 118й, подтвердил. В районе аэродрома бои идут. Посадка невозможна, - чуть ли не переходя на крик, передал мне сообщение руководитель полётами Кандагара.
        Делать нечего. Придётся возвращаться в Шинданд. Ручку управления самолётом отклонил влево и занял курс на свой текущий аэродром базирования. Остаток приближается к 500, так что стоит забраться повыше для экономии.
        - Мирванс, 118й прошу 9000 занять, - запросил я и получил разрешение.
        Через минуту начал связываться с Шиндандом.
        - Янтарь, 70118му на связь
        - Янтарь отвечает, - неуверенно ответил мне руководитель полётами Шинданада. - Вы же на Кандагар пошли?
        - Янтарь, аэродром Мирванс под обстрелом. Закрыт, короче. Прошу подход условия и курс посадки.
        - Эм… 118й, у нас туман, осадки, небо не видно, видимость менее километра, нижний край облачности… - и на этой фразе руководитель завис.
        - Янтарь, 118му. Подскажите нижний край на заходе, - спросил я.
        - 118й, нижний край 100 метров, видимость километр. Очень жёстко! Повторяю, очень жёстко! - передал мне информацию руководитель полётами, намекнув, что условия очень плохие.
        Выходит, что в Кандагаре погода есть, но нет возможности сесть. В Шинданде возможность есть, но погоды нет. Кругом пустыня и горы, топлива у меня мало и я… только что вошёл в плотный слой десятибалльной облачности. Ничего не видно и пилотирую только по приборам.
        Неа, к такой заднице меня Белогорск не готовил!
        Глава 20
        Руки начали слегка уставать. Я представил, как под перчатками сейчас вздулись жилы от напряжения. Если кто-нибудь мне бы сказал, что в такие моменты лётчики сохраняют «олимпийское спокойствие» и не мандражируют, я бы иронично улыбнулся.
        Трицепс на левой руке пульсировал, стало некомфортно в груди, а в горле пересохло.
        Наверняка каждый лётчик в такие моменты задавался вопросом - чего я раньше не сел? Как руководители не смогли проанализировать погоду и выгнали меня без наличия устойчивого запасного аэродрома?
        Сколько уже здесь летаем, так в Кандагаре постоянно случаются то обстрелы, то взрывы. Пожалуй, сейчас это самая горячая точка в Афганистане, если говорить о районах аэродромов.
        Но такие рассуждения в данную минуту не помогут мне посадить самолёт. Об ином варианте сохранения своей жизни я ещё не думал.
        - Остаток 118й? - прозвучал в эфире голос Бажаняна, который однозначно сейчас был на командно-диспетчерском пункте.
        - 500, высота 9000, - доложил я, продолжая держать курс на Шинданд.
        - Понял. Как погода в этом районе? - запросил у меня Араратович.
        - В облаках сейчас. Обледенение отсутствует. Разрешите снижение? - спросил я и приготовился менять высоту.
        - Погоди. Решаем, что с тобой делать.
        Супер! А мне сейчас припарковаться нужно будет и подождать, когда все совещания пройдут.
        Не так уж и много у меня вариантов для того, чтобы не разбиться.
        Первый, он же самый простой - повторно запросить Кандагар для посадки. Теперь дотянуть до полосы туда будет очень сложно, но это лучше, чем заходить вот в такую «чудесную» погоду на посадку. Возможно, в данный момент там затишье.
        - Янтарь 118му, есть ещё возможность на Мирванс уйти. Согласуйте посадку там, - запросил я руководителя полётами в Шинданде.
        - 118й, невозможно. Решаем вопрос, решаем, - быстро протараторил он. - Пока сохраняйте 9000. Удаление от аэродрома 95.
        Что ж, первый вариант отпадает. Есть второй, и он очень болезненный. Меня должны будут вывести в безопасный район, и я спокойно катапультируюсь.
        Звучит просто, но в «спокойном» катапультировании уверенности мало. По спине это ударит очень сильно. И, похоже, для меня станет этот «выход из кабинета» лебединой песней в карьере лётчика.
        К тому же на земле меня могут ожидать «захватывающие» приключения. Мы ещё в зоне боевых действий.
        - Янтарь 118му, прошу снижение, - снова запросил я.
        - 118й, пока сохраняйте 9000. Мы решаем, - ответил мне руководитель полётами.
        Да твою же мать? Сколько можно решать? Хотя… начинает закрадываться мысль, что никто не хочет на себя сейчас взять ответственность. Мол, пусть лётчик сам принимает решение, а мы послушаем.
        - 118й Янтарю, - запросил меня руководитель полётами.
        - Ответил.
        - Заход с рубеж… с рубежа! - громко сказал РП, но на заднем плане были слышны чьи-то крики. - 118й, снижение с этим курсом до тысячи разрешил.
        - Понял, - сказал я и пошёл на снижение.
        Похоже, за мою жизнь на себя ответственность взял руководитель полётами. Он предлагает мне третий вариант - зайти на посадку. Поджилки затряслись у меня ещё больше.
        На высоте 7000 вышел из серой ваты, оказавшись между слоями сплошной облачности. Кажется, что тебя зажимают сверху и снизу, и вот-вот сомнут.
        Нижний слой белой пелены, скрывающей землю, становился всё ближе и ближе. Стрелка компаса показывала на ближний привод аэродрома устойчиво.
        - 118й, выстави частоту дальнего привода. Мы его включили, - сказал в эфир руководитель полётами.
        На предпосадочной прямой обычно две приводных станции, по которым ты держишь направление посадки - ближняя и дальняя. В Шинданде работал обычно только ближний, поскольку дальний вечно обстреливали. Если он сейчас работает, шансы увеличиваются, но ненамного.
        - Переключил, - сказал я, переставив частоту на панели компаса.
        Тут же стрелка колыхнулась в правую сторону и изменила направление. Работает, родненький!
        - 118й, рубеж 30 километров, влево на посадочный, - дал мне команду руководитель ближней зоны.
        - 118й, понял. 1000 занял, - доложил я, отклоняя ручку управления в сторону разворота.
        Пока в плотную облачность ещё не вошёл. Мимо проносятся отдельные рваные части облаков, но мне главное - держать направление. Курсозадатчик был выставлен на посадочный курс Шинданда, и сейчас он практически совпадал со стрелкой компаса.
        - Удаление 25, прибой 360, - дал мне информацию руководитель зоны посадки.
        - Понял.
        Руководитель полётами рассказал порядок моих действий.
        - Снижаемся до дальнего, дальше к ближнему. Выдержи 50 метров. Если не увидишь полосу, обороты максимал и в зону покидания.
        - Принято, - ответил я, но тут же в эфир ворвался знакомый голос.
        - 118й, видимость 800, нижний край меньше ста. Пролёт ближнего привода я тебе подскажу, - вышел в эфир Валера Гаврюк, который, будто, находился где-то на улице.
        - Понял.
        - Верь приборам и слушай команды. Тебя доведут до торца, а там полосу уже увидишь, - подсказал Гаврюк.
        Приближался момент начала снижения. Закрылки и шасси выпущены, всё внимание на приборы. Голову поднимать, чтобы посмотреть перед собой нет смысла.
        - Удаление 20, левее 350, режим, - дал команду на снижение и исправление направления руководитель зоны посадки.
        Начинаю исправлять направление. Второго шанса произвести посадку у меня не будет.
        - Удаление 18, левее 170, на глиссаде.
        - 900, вошёл в облака, - доложил я, и вот теперь начинается самое волнительное.
        - Смотри в приборы и не поднимай головы, - слышу я подсказку Валеры с земли.
        - Удаление 16, левее 90, выше 20, - сказал в эфир руководитель зоны посадки.
        - Чуть выше не страшно. Держи направление, потом довернёшься, - продолжал подсказывать мне Валера.
        Снижаю обороты, взгляд постоянно перемещается от одного прибора к другому. Показания сравниваю с докладом группы руководства, но и у них могут быть расхождения с реальной обстановкой. Такие мысли нужно выбросить из головы.
        - Удаление 12, левее 50, выше 20.
        - 620.
        Продолжил снижение, а самолёт, такое ощущение, будто висел, а не стремился к земле. Его не болтает и не сносит в одну из сторон. Про топливо уже и забыл. У меня всё равно не хватит зайти второй раз при такой погоде.
        - Удаление 10, на курсе, выше 20.
        - 520, - доложил я, но говорить всё труднее.
        Продолжил держать небольшой запас по высоте, но после дальнего привода его нужно устранить. Иначе полосу можно не увидеть.
        - Удаление 6, шасси, механизация, контроль.
        - 300, выпущено полностью.
        - Я уже слышу. Держи направление и режим снижения, - подсказал Валера.
        Легко сказать. Руки устали, а лицо покрылось испаринами. Дыхание участилось.
        - Дальний прошёл, 200, - доложил я высоту и момент прохождения привода.
        - Держи обороты. Мигни! - громко сказал Валера.
        Включил и тут же выключил посадочную фару, но ответа не было.
        - 3, на курсе, выше 10, - громко говорит «посадчик», который не меньше меня сейчас переживает.
        Высота подходит к 100 метрам. В эфире молчание, и только нервно прорывается голос Валеры.
        - Пока не вижу. Держи направление и не смотри вперёд.
        - Удаление 2. На курсе, глиссаде.
        Руки, кажется, вздулись шишками и от этого стало им тесно в шевретовых перчатках.
        - Обороты, обороты, - продолжает подсказывать Валера. - Строго на меня идёшь.
        Голова так и хотела оторваться от приборов, но нельзя. Такое ощущение, что адреналин бил сейчас через край даже на земле. Сквозь маску ощущался этот «запах», который ни с чем и никогда не перепутать.
        Чувство было такое, что пальцы ног сворачивались в трубочку. Все мышцы напряжены, спина мокрая и комбинезон прилип вместе с футболкой к спине.
        - Ближний, скорость, высота! - кричит в эфир руководитель зоны посадки.
        От напряжения мышц рук, ног и живота, захотелось приостановить снижение. Мысль проскочила, что лучше сдаться, но нет. Сяду!
        Появилось чувство, что стал невесомым, будто сам начинаешь «лететь». В наушниках прозвучал писклявый звук момента пролёта над приводом, а Валера продолжал молчать.
        - Влево не уходи, - услышал я его в эфире. - На оборотах! Выравнивай.
        - 118й, полосу видишь? - вклинивается в эфир Бажанян, которому сейчас не место в моих мыслях.
        Высота 70, 60, 50…
        - Не вижу, - ответил я, отрываясь от приборов.
        - Он прошёл торец! - громко говорит Валера.
        Значит, полоса подо мной, но, ни огней, ни осевой линии не видно. Снижаюсь, обороты на малый газ.
        Вот они! Слева и справа мелькают ореолы боковых огней.
        - Вижу, - еле-еле выдавливаю из себя и убираю обороты.
        Держу посадочное положение и вот оно, касание полосы основными колёсами. Опустил нос и выпустил парашют. Скорость начала падать. Проскочил две рулёжки и практически остановился перед крайней. Теперь точно сел!
        В эфире продолжают запрашивать меня, а я уже не имею сил, чтобы ответить. Точнее, голос мой пропал. Попытался что-то сказать, но сейчас я как рыба. Только шевелю губами, жадно глотаю воздух и смотрю по сторонам.
        Условия не просто сложные. Нецензурной лексикой здесь не опишешь. Ощущение такое, что видимость на полосе не лучше двухста метров, а то и меньше.
        - 118й, ответь Янтарю! - уже кричит мне руководитель полётами.
        - На… связи, - едва ли не шёпотом ответил я, освобождая полосу и сбросив парашют на повороте в рулёжку.
        - Нормально сел? Полосу освободил? Самолёт целый? - это уже спрашивал Бажанян.
        Какие-то вопросы у командира странные. Нет бы подбодрить или похвалить.
        - Без замечаний.
        - После выключения сразу в класс, - резко сказал он.
        - Понял. Группе руководства и 117му большое спасибо за управление, - выдохнул я, медленно прорулив мимо стоянки транспортных самолётов, которые остались тут из-за плохой погоды.
        - Это всего лишь наша работа, - спокойно сказал руководитель полётами.
        - Молодец. У самолёта встречу, - сказал мне Валера.
        Меня продолжало трусить и после выключения двигателей. Фонарь кабины открыл не сразу, а вылезти мне помог Дубок.
        - Сергеич, накинь одеяло, - сказал мне мой техник, протягивая стандартный армейский «плед» синего цвета с тремя чёрными полосками.
        - Если честно, выпить бы сейчас, - ответил я, трясущимися руками накидывая на себя одеяло.
        Даже в кожаной куртке было некомфортно. Видимо, напряжение было слишком сильным, что теперь меня зазнобило.
        - Давай спиртику налью, - сказал Елисеевич и пошёл к своему огромному ящику с запасным имуществом.
        - Не, не! Воды дай, - сказал я, замахав руками.
        - Сергеич, ты чего? Ты как воробышек на морозе сейчас. Давай пять капель и успокоишься, - продолжал настаивать Дубок.
        - Неа. Пить вредно, Елисеевич. Давай воды, а то пересохло в горле.
        - Как знаешь. Эх, и чего тебя туда послали! Руки бы оторвал тому, кто такие решения принимает, - сказал Дубок, протянул мне крышку от клетчатого термоса и налил туда чаю. - Это лучше будет.
        - Спасибо, - ответил я, но вкус у чая оказался до боли знакомым, хоть и сладкий.
        Легендарный репейник или верблюжья колючка! Не убился на посадке, так обосрусь до смерти от этого отвара!
        - Елисеевич, ты специально мне колючку налил?
        - Она полезная. Есть ещё спирт и самогон. Выбирай, - улыбнулся он.
        - У тебя прям одни лечебные отвары в наличии, - сказал я и повернулся на звук приближающегося УАЗика.
        Из «таблетки», остановившейся рядом с самолётом выскочил Валера в кожаной куртке, фуражке и с большой радиостанцией на спине. Её антена была сломана посередине, а гарнитура болталась у него на шее, словно стетоскоп у доктора.
        - Поздравляю, Серый! Можешь себе записать посадку в минимуме, - весело сказал он и крепко обнял меня.
        - Аккуратнее, а то колючку разольём, - ответил я. - Спасибо, дружище! Как ты на ближнем приводе оказался?
        - РП отправил, как это и положено по документам. Бажанян с Буяновым мяли свои грудные мышцы. Ждали чего-то.
        Похоже, моя мысль про боязнь командиров взять на себя ответственность была верной.
        Войдя в класс постановки задач в штабе, я был встречен очень тепло своими братьями по крылу.
        - Товарищи офицеры! - картинно подал команду рыжий комэска штурмовиков Арсений Павлович, и все подскочили со своих мест.
        На лицах всех собравшихся были радостные улыбки. Кто-то даже поаплодировал.
        Причём это не выглядело, как попытка надо мной посмеяться. Это некое проявление уважения к человеку, который смог преодолеть страх и выйти победителем со сложнейшей ситуации. Пускай и не без помощи своих коллег.
        - Да ладно вам, товарищ подполковник, - сказал я, пожав протянутую мне руку.
        - Как это ладно? В такую нелётную погоду сел. Это заслуживает уважения, - ответил он, похлопав меня по плечу.
        - Просто повезло, - сказал я. - Плюс Валера и группа руководства отлично сработала, всем спасибо!
        - В такие моменты понимаешь, что не только лётчики служат в авиации, верно? - сказал Арсений Павлович и я, молча, кивнул.
        После такой тёплой встречи и недолгого рассказа о своих ощущениях в класс вошли Бажанян и Буянов.
        - Садитесь, - сказал Араратович, когда все встали, приветствовав его. - Где Родин? - спросил он.
        - Здесь, товарищ подполковник, - произнёс я, встав со своего места.
        Так и быть, готов принять поздравления и сказать несколько слов о той помощи, которую мне оказали все службы. Бажанян медленно подошёл ко мне и поднял руку, чтобы протянуть мне её для рукопожатия. Мне несложно, и я сделал подобный жест навстречу ему.
        - Понятно. Посадил самолёт - молодец, - сказал Араратович, указав на меня своим длинным пальцем, и отвернулся в сторону. - Сегодня был тот самый случай, когда риск не был оправдан.
        Чего он такое говорит?
        - Не хочешь спросить почему? - поинтересовался Бажанян.
        В мою сторону повернулся Буянов, осмотревший меня снизу вверх. Что-то два этих дяди мне последнее время не нравятся.
        - Почему, товарищ подполковник? - спросил я.
        - Зачем было сажать самолёт в такую погоду, если есть порядок действий в подобных случаях. Выход в безопасную зону и катапультирование. Всё! Что вы там устроили, товарищ старший лейтенант? - чуть повысил голос Бажанян.
        Ну, не хочет хвалить - не надо. Зачем всем показывать себя Крутым Уокером из одноимённого сериала в будущем?
        - Товарищ подполковник, я готов с вами обсудить этот случай, если здесь будут присутствовать РП и руководитель зоны посадки. Они осуществляли управление воздушным движением…
        - Почему ты не дождался принятия решения командованием? Тут, конечно, и руководитель полётами вклинился и начал самовольничать, но это с вас ответственность не снимает, - сказал Бажанян и сел на своё место.
        Я выдержал паузу, чтобы снизить градус закипания. Какая-то ерунда происходит в нашем полку после смерти Томина. Каждый сам за себя, командиры ответственности боятся, а на носу переучивание на новый самолёт.
        - Что можете сказать в своё оправдание? - спросил Араратович и Валера не сдержался, чтобы не захихикать. - Что смешного Гаврюк? Встаньте, товарищ капитан.
        Валера медленно поднялся и перестал улыбаться. Его куртка была ещё влажной от мороси, а волосы растрепались.
        - Ничего. Просто предлагаю наказать старшего лейтенанта Родина за просчёты в организации полётов, вылившиеся в посадку лётчика с несоответствием его уровня подготовки метеоусловиям на аэродроме посадки, - сказал Валера и Бажанян вскочил со своего места.
        - Ты также считаешь, Родин? - спросил Араратович.
        - Так точно, - спокойно ответил я.
        - С завтрашнего дня оба отстранены от полётов. Командиру эскадрильи подполковнику Буянову организовать сдачу зачётов Гаврюку и Родину. Вопросы? Все свободны, - сказал Бажанян и первым вышел из класса.
        Глава 21
        Недоумение? А как ещё отнестись к такой реакции командира полка. Будто я специально должен был прыгать, дабы ещё больше подвергнуть свою жизнь опасности. Да и не было у меня такого приказа!
        - Ладно, Серый! Не расстраивайся… - начал меня успокаивать Валера, похлопав по плечу.
        - Не расстраиваюсь. Мне непонятно, в чём я провинился, - сказал я и, расталкивая всех, заспешил за Бажаняном.
        Догнал я Араратовича только возле командирского УАЗика, в который он садился вместе с Буяновым. А ведь раньше, что он, что комэска в Баграме уезжали с нами на большой машине. В Шинданде можно и пешком дойти до модулей.
        - Товарищ командир, разрешите обратиться? - подбежал я к Бажаняну.
        - Чего тебе?
        - Я не совсем понял, почему меня отстранили от полётов.
        - Вот как поймёшь, так и подходи. Обсудим, - махнул он рукой в сторону.
        - Мы могли бы сейчас обсудить это. Ситуация не совсем обычная…
        - Родин, ты совсем оборзел? Мамой клянусь, будешь возмущаться, выговором ты у меня не отделаешься, - воскликнул Араратович.
        - И тем не менее, какие у вас ко мне претензии, что вы решили меня просто отстранить от полётов? Гаврюка, между прочим, тоже, - продолжил спрашивать я и Бажанян стал закипать, как самовар.
        Сейчас дым из ушей повалит. Я уже готовился слушать армянские нецензурные выражения, но из штаба стали выходить другие лётчики. Араратович в этот момент подошёл вплотную ко мне и начал говорить достаточно тихо, чтобы слышать могли только я и он.
        - Родин, мне не нравится, что в моём стаде паршивая овца. Тем более, очень хитрая, умная и говорливая. Ты меня понял? - подмигнул он мне.
        Прекрасное сравнение! Назвать полк стадом, а людей овцами - очень уважительно по отношению к своим боевым товарищам и подчинённым. Кажется, не нравится Бажаняну, что я часто общаюсь с представителями особого отдела.
        - Мои беседы с особистами не содержат и намёка на раскрытие внутренних дел в коллективе. Если вы об этом, конечно, - сказал я.
        - А я не верю в такие совпадения! Слишком часто мне приходится в последнее время бывать «на приёме» в дивизии. И в этом замешан ты. Меня чуйка в таких случаях не подводит.
        - То есть, вы мне мстите? Если так, то, что вы хотите этим показать? - спросил я.
        - Мальчик, слишком ты никчёмен, чтобы я ещё мстил тебе, - сказал Бажанян и сел в УАЗик. - У тебя был шанс оказаться на правильной стороне. Ты остался с Гаврюком. Плюс решил пойти по пути стукача.
        - Я не стукач, товарищ командир, - возразил я.
        - Надоело, - скривил лицо Араратович. - Твоя Камрань, считай, от тебя стала ещё дальше, - сказал он и захлопнул дверь.
        С этими словами УАЗик рванул с места, залив водой из лужи дорожку из бетонных плит.
        В модуле Гусько пытался меня поддержать, мол, это всё из-за конфликта с Валерой и моего нежелания оставаться в полку.
        - Тебе же сказали, что повысят. Ты не соглашаешься, - сказал Савельевич мне наедине, когда мы с ним мыли посуду в умывальнике.
        - Таким образом, значит, меня можно убедить, - улыбнулся я, протирая тарелки.
        - Кто его знает, что у них там в голове твориться. Мне кажется, что просто ни Араратович, ни Гаврилович не хотят проблем перед назначением на новые должности.
        - Так и не было проблемы. Я посадил самолёт, все живы и здоровы.
        - Тут не в посадке дело. Ты уходишь из полка, и за это командование дивизии, армии и выше спросит с командира. Почему у тебя молодые и перспективные куда-то сбегают? Не работаешь с кадрами? Тогда какой ты командир! - изобразил высокое начальство Гусько.
        - Эффектно показываешь генералов, Савельевич, - посмеялся я.
        - Да у них одна порода на всех. Есть исключения, но очень редкие, - сказал он и выключил воду. - Потерпи. Перемелется - мука будет! - отмахнулся он.
        - И долго эта мельница будет работать, чтобы достаточно муки намолоть? - спросил я.
        - Недолго. Тут, правда, мне сказали ещё занятие провести, - сказал Савельевич, вытирая руки. - Не хочешь помочь? Выступишь с каким-нибудь докладом, получишь порцию аплодисментов.
        Ого! Мол, меня сейчас ещё и дополнительной работой нагрузили. Главное, что ещё пока не дошло дело в этом времени до слайдов, презентаций и фото отчётов. Или уже есть?
        Из рук Гусько выпало на пол полотенце. Кряхтя и матерясь, он согнулся, держась за спину. Разгибаться замполит не спешил, поскольку увидел что-то на полу под умывальником.
        - Вот растяпа! Как так можно оставлять? - сказал Савельевич и достал помятую тетрадь.
        Я её уже видел в руках Менделя недавно. Кстати, тоже в умывальнике. Странное место для того, чтобы спрятать тетрадь.
        - Это Паши Менделя, - сказал я.
        - На, отнеси ему. Балбес! Стоял, наверняка, курил и бросил. Потом будет искать и вопить, - сказал Савельевич.
        Гусько пошёл в нашу комнату, а я свернул в другую сторону и пошёл к Менделю. По пути чутьё или чрезмерное любопытство сработало, и я решил просмотреть эту тетрадку.
        Она оказалась занимательной. Мне даже пришлось остановиться и зачитаться мыслями товарища Менделя, пускай и почерк был не совсем похож на его.
        Здесь были интересные расчёты по аэродинамике и какие-то рисунки несуществующих самолётов. Один небольшой эскиз сильно напоминал Су-27, но нарисован с крылом треугольной формы.
        Никогда не думал, что Паша занимается таким проектированием. Смотрел я на эту картинку, и понять не мог, зачем истребителю именно треугольное крыло. Наверняка, решил он просто нарисовать самолёт, который ему привиделся. А так как летает на МиГ-21, то и крыло нарисовал такое же.
        Я постучался в дверь его комнаты, и мне открыл Буянов.
        - Чего случилось? - спросил комэска, стоявший передо мной в тапках, трусах в горошек и расстёгнутой куртке от лётного комбинезона на голое тело.
        - Никак нет, Иван Гаврилович. Мендель тетрадь потерял. Вот решил занести ему, - сказал я и протянул находку Буянову.
        - Передам, - проворчал комэска и забрал у меня тетрадь. - У тебя всё?
        Не склонен со мной разговаривать командир эскадрильи. Взъелись они на меня вместе с Араратовичем по полной.
        - Да. Я пойду.
        - Стой! - резко сказал Буянов, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. - Пошли на улицу и поговорим.
        Дойдя до скамейки, Гаврилыч, как и тогда в Осмоне принялся на меня наседать за мои связи с особистами.
        - Командир от тебя не отстанет. Ты поступай, как знаешь, но твои разговоры за нашими спинами до добра не доведут, - сказал комэска, закурив сигарету.
        - Иван Гаврилович, вы уже второй раз мне на это намекаете. Теперь ещё и Бажанян себя странно повёл, от полётов отстранил. Если вам нечего скрывать от особистов, почему вы так реагируете на мои беседы.
        - Ты что? Думаешь, мы с Араратовичем нечисты на руку? - забрезжил слюной комэска.
        - Ну, такое ощущение складывается. И если я это вижу, представьте, как отреагируют на это представители особого отдела. Мне им даже ничего говорить не нужно будет, - подмигнул я комэске.
        - А ты собрался, значит? - с иронией спросил Буянов.
        - Нет, и никогда этого бы не стал делать, - сказал я и пошёл в модуль. - Где вы у меня и Гаврюка завтра будете зачёты принимать? - задал я вопрос.
        - Доведу дополнительно. И спрашивать буду строго. Командир так вовсе хочет на повтор тебя отправить.
        К счастью для меня, в теории я силён не меньше, чем в практике. Завалить можно любого человека, но со мной будет труднее.
        Перед утренней постановкой мы обсудили с Валерой, как будем сегодня закрывать этот вопрос с отстранением от полётов. Гаврюк не сильно был настроен сдавать, поскольку посчитал оскорблением для себя такой способ наказания.
        - Меня отстранить? Когда такое было? - возмущался Валера, когда мы выходили из столовой.
        Делал он это максимально громко, чтобы быть услышанным. Скромность в последнее время совершенно исчезла из характера моего командира звена.
        - Вообще-то, уже было, Валер, - сказал Гусько.
        - Один раз не считается, - замотал головой Гаврюк.
        - Ты ведь знаешь, что тебя бы всё равно отстранили, - шепнул я Валере.
        - Но ведь этого же не было до момента, пока мне не пришлось побыть немного авианаводчиком при заводе тебя на посадку в тумане, - ответил он, отряхивая штанину от грязи.
        Мимо нас прошёл Гнётов, который проследовал в направлении стоянки МиГ-29. Там по-прежнему было минимальное количество охраны и максимальное количество инженерного состава. Напоминает подобие муравейника, когда все крутятся возле куска пищи.
        - Опять пошёл! - воскликнул Валера, и Максимович услышав эту фразу, злостно посмотрел на него.
        - Завидуешь? - спросил Гнётов.
        - Расстраиваюсь, что тебе доверят такой аппарат для полётов, - цокнул языком Валера.
        - Не расстраивайся. Скоро и тебе новый летательный аппарат дадут. Где-нибудь в Забайкалье или на Камчатке, - ухмыльнулся Гнётов и пошёл дальше.
        Противно было слушать, но причины конфликта здесь мне понятны. Не могут два льва поделить прайд, которым и выступает новый самолёт.
        - Ударить его хочу. Может, давай я с ним подерусь, а зачёты сдам после того, как на губе посижу, а? - спросил у меня Валера.
        - Я тебе даже не старший брат. Что хочешь, то и делай, - покачал я головой.
        Надоело мне его поведение! Как приехал с курсов, так всё у него просто.
        - Да ладно, Серый! Не буду я с ним драться…
        - Валер, ты своим поведением только развязываешь руки командованию, чтобы тебя осадить. Они ни сегодня, так завтра с лётной работы тебя заставят уйти, а тебе весело. Зачёт пошли сдавать, товарищ капитан! - сказал я, сделав акцент на крайней фразе.
        Валерины глаза расширились от услышанного. Не каждый раз яйца учат курицу, если брать во внимание, что я его подчинённый.
        - Вообще-то, командир твоего звена я и мне бы надо тебя заставлять, - сказал он, спеша за мной в штаб.
        - Считай, сегодня я стажируюсь на твою должность.
        После постановки, я и Валера подошли к Гавриловичу, чтобы доложить о готовности к сдаче зачётов.
        Комэска посмотрел на нас с осторожностью, но вызов принял.
        Местом «экзекуции» был выбран кабинет командира полка, в котором уже начал обживаться Араратович.
        - Не рано ли начал? - шёпотом спросил у меня Валера, когда мы вошли в помещение, где ранее хозяином был Томин.
        С тех пор хоть и прошло не очень много времени, но Бажанян сделал всё по своему вкусу. Много здесь было купленного в местных дуканах - магнитофон Шарп, накидка на диван, пара зажигалок и целый стакан ручек Паркер. Сразу видно, что Тигран Араратович перед отъездом из командировки решил постепенно закупаться.
        - Так… точно так, товарищ генерал, - разговаривал Бажанян, крепко держа телефонную трубку, прижимая её к уху.
        - Командир, при… - тихо сказал Буянов, но Араратович замахал кулаком.
        Иван Гаврилович поняв, что разговор по телефону серьёзный тихо прошёл к дивану и сел на него.
        - Товарищ генерал, ну никак… Не готовы ещё! - громко отвечал Араратович, но судя по расстроенному выражению лица, начальство на другом конце отговорки не устраивали. - Принято. До свидания.
        На этой фразе Бажанян положил трубку и вытер пот со лба.
        - Командир, освободился? - спросил Буянов.
        - Да, Гаврилович, - выдохнул Араратович. - Что у вас?
        - Командир, зачёты пришли сдавать Гаврюк и Родин, - сказал Буянов, отклоняясь назад на диване.
        - Какие зачёты? - удивился Бажанян.
        Совсем память отшибло у Араратовича после разговора с начальством. Забыл про нас напрочь.
        - Вчера Родин сел в плохих условиях. На вечернем разборе вы его отстранили. А заодно и Гаврюка, - сказал Буянов, но Тигран Араратович продолжал с недоумением смотреть на комэску.
        Вроде не слышал я, чтобы вчера Бажанян пьянствовал. Но, такое ощущение, что он выкинул из головы все события прошлого вечера.
        - Оу! Мамой клянусь, вообще голова дырявая с этими… звонками, - нервно тыкал пальцем в телефон Араратович. - Родин стоит, а Гаврюк присаживается за стол.
        Бажанян указал место, куда может сесть Валера, а сам достал из тумбочки несколько книг.
        - С чего предлагаешь начать? - спросил Араратович.
        Оценив количество томов, по которым мне предстоит отвечать на вопросы у командира, я не нашёл оптимального для себя варианта.
        - Давайте с наставления по производству полётов, - предложил я.
        - Пожалуйста, - ехидно улыбнулся Бажанян и достал из стопки небольшую серую книжку.
        Десять минут мозгового натиска и командир сдался. Пробелов в знании этого документа он не нашёл. Гаврюк сидел спокойно, но на лице промелькнула довольная улыбка.
        - Ладно, Родин. Это было слишком просто. Перейдём к опросу по штурманской подготовке, - потёр ладони Араратович и достал линейку НЛ-10. - Начинай считать.
        Меня совсем за молодого курсанта держит командир? Такие задачки, как расчёты радиуса и времени разворота для меня как два плюс два. Где же испытание?
        На лице Араратовича проскочила тень сомнения в правильности подобного экзамена для меня.
        - Ну, ладно. Не самая сложная дисциплина, - сказал он и убрал в стол наставление по штурманской службе.
        - Товарищ командир, я думаю… - начал говорить Валера, но Араратович его мгновенно перебил.
        - А ты сиди и молчи. И до тебя очередь дойдёт. У меня для тебя есть много вопросов, - пригрозил ему Бажанян. - Давай по инструкции МиГ-21бис поговорим.
        Ох и с козырей пошёл Тигран Араратович! Правда, у меня и по инструкции всё в порядке. Кривые Жуковского на листке нарисовал, по эксплуатационным ограничениям ответил без запинок. Шансов подловить себя я командиру не оставил.
        - Фух, ты наизусть, что ли выучил эту книгу? Ты сумасшедший, мамой клянусь! - воскликнул Бажанян. - Что с ним делать?
        - Простить и отпустить, - сказал Буянов, который прекрасно знал мои способности и знания.
        - Рано. Есть ещё кое-что, - сказал Араратович и достал «джокер».
        Практическая аэродинамика. Пожалуй, нет более зубодробительной дисциплины, чем эта. Она заставляет потеть всех лётчиков, в каком бы звании они ни были.
        Несколько вопросов и у Бажаняна совсем не осталось тем для обсуждения. Никак ему не удавалось меня подловить.
        - Страшная вещь? - потряс передо мной затёртой книгой Араратович.
        - Было бы чего бояться, - сказал я.
        - Самоуверенный, значит? А ну-ка представь, что я курсант и тебе нужно мне рассказать про подъёмную силу. Вперёд.
        - Командир, я думаю, что это уже лишнее, - сказал Буянов.
        - Я сам решу, Гаврилыч! Он в испытатели собрался? Вот пускай учится объяснять простым языком. Там это ему пригодится. Если только ещё попадёт туда, - громко сказал Араратович. - Я слушаю тебя, старший лейтенант.
        - Без математики объяснить? - спросил я.
        - Без неё любимой, - ответил командир.
        Рассказывать начал с того, что есть у самолёта крыло, имеющее определённую форму.
        - Снизу оно ровное, сверху - выпуклое, - начал рассказывать я.
        Показал на примере руки Араратовича, как может возникнуть подъёмная сила.
        - Если бы у вас была подходящая форма рук…
        - Родин, ты чего несёшь? - возмутился Бажанян, а Гаврюк и Буянов еле сдерживали смех.
        - Это наука, товарищ подполковник. Чем выше скорость, с которой вас будет нести в потоке воздуха, тем быстрее ваши руки вытолкнет вверх. А с ними и вас целиком. Но есть одна проблема.
        - Какая? - схватился за голову Араратович.
        - Снизу всё должно быть гладким. Да и форма рук у вас неправильная, поэтому вы и не сможете самостоятельно полететь. Не возникнет разности давлений…
        - Так! Закончили! - хлопнул по столу Бажанян, пока Буянов и Гаврюк успокаивались. - Значится, Родин - ты балбес. В туман я тебе садиться запрещаю. Больше, чтобы так не делал. Свободен, - указал Бажанян мне на дверь. - Считай, что зачёты ты сдал. Иди, работай, - громко сказал Бажанян. - Гаврюку остаться.
        Раз так, то и задерживаться, нет смысла.
        Уходить не стал. Топтался за дверью кабинета командира в ожидании Валеры. Гаврюк продолжал находиться там уже достаточно продолжительное время. Пока никаких криков и ругани.
        Через пару минут открылась дверь. Валера вышел в коридор не в самом плохом настроении.
        - Что там? - спросил я.
        - Ничего. После Афгана отправляют меня в Забайкалье, гарнизон Белая. Направили документы на перевод в ПВО. Буду летать на Ту-128, - сказал Валера, но в голосе особой радости у него не было.
        Беря во внимание все его проблемы, это наилучший вариант.
        - Если быть честным, не самое плохое разрешение всей твоей ситуации, - сказал я.
        - Хм, сам понимаешь, насколько я теперь далёк от лучших образцов авиационной техники? - спросил Валера, когда мы вышли на улицу.
        Если бы ему можно было сказать, что в перспективе он сможет ещё полетать на новых самолётах. Через несколько лет от Ту-128го откажутся в войсках, и ему на замену придёт МиГ-31. У Валеры не так всё плохо может быть, как он сейчас думает.
        - Со временем что-то новое поступит и в Белую. Ни один самолёт вечно летать не будет, - подбодрил я его.
        - Ага, МиГ-21 не в счёт, как я понял? - улыбнулся Валера.
        - «Весёлый» - исключение из правил, - ответил я, и мы пошли в здание высотного снаряжения.
        Войдя внутрь, я с удивлением заметил как свободные или готовящиеся к вылетам лётчики столпились у одного стола. Такое я раньше наблюдал в своём времени, когда курсанты собирались вокруг одного с целью посмотреть очередное смешное видео или запись пикантного содержания на экране телефона.
        Картина в точности такая же. Громкий голос в этот момент Марика зачитывал какой-то текст, словно доклад на партийном собрании.
        - Право на обеспечение вне очереди бесплатным протезированием, в том числе и зубным. Для инвалидов… так… ВАЗ-2101 с ручным управлением. А такой есть вообще? - удивился Марик. - Я бы и от «Москвича» бы не отказался.
        - Так это что получается, что я тут уже 9 месяцев. У лётчиков - год за два, а по этому закону мне положено день за три считать, - размышлял Мендель, сжимая в руках свою тетрадь, которую мы с Гусько вчера нашли в умывальнике. - И как тогда выслугу считать?
        - Что обсуждаете? - спросил я, и толпа расступилась передо мной.
        Паша растерянно посмотрел на меня и поспешил спрятать тетрадь. Как будто она мне нужна!
        - Серый, ты как не с этой планеты. Газеты не читаешь, - начал возмущаться Марк.
        - Ты сам-то давно читать начал? - отобрал у него газету Гусько и слегка шлёпнул Барсова по макушке. - Почитай, Серый. Вы ж с Гаврюком на занятия не ходите, а тут важную информацию иногда доводят, - улыбнулся Савельевич.
        Вчера вечером мне замполит только говорил о том, что ему нужно занятие провести с личным составом. Неужели, именно для того, чтобы довести этот «эпохальный» документ?
        Гусько протянул мне газету «Правда», датированную 5 декабря 1981 года. Её передовица гласила, что в городах-героях началась ударная трудовая вахта. В правом углу были поздравления правительству Финляндии с Днём Независимости государства. В общем, всё как всегда, если бы не центральная новость.
        Большую часть передовицы занимала фотография Леонида Ильича Брежнева, пожимающего руку генералу Хрекову в парадной форме. Заголовок гласил, что подвиги героев-интернационалистов навечно в истории.
        Андрей Константинович стоял рядом с генеральным секретарём ЦК КПСС в очках с закрытым левым глазом. На груди у нашего «боевого кабанчика», как иногда его именовали в наших разговорах, была звезда Героя Советского Союза.
        - Заслужил генерал! - улыбнулся я, протягивая обратно газету Савельевичу.
        - Ты почитай. Начало под фотографией, - кивнул он мне.
        Снова раскрыл газету и начал читать статью. Под ней была указана фамилия корреспондента - А. Краснова, РСФСР.
        - Смогла, всё-таки, - улыбнулся я, и в груди от произошедшего события стало намного теплее.
        - Что там? - спросил Валера, и я показал ему статью.
        - Похоже, что государство нас с тобой не бросило, - сказал я, проведя пальцем по названию принятого документа.
        Указ Президиума Верховного Совета гласил, что в Советском Союзе устанавливаются льготы для участников войны в Афганистане.
        Глава 22
        Особой радости никто из собравшихся в классе не испытывал. Мало кто понял смысл статей, указанных в этом документе. А те пункты, где рассказывается о льготах, не сразу нашли отклик.
        - А как это всё будут платить? В кассе получать? - хватался за голову Мендель, рассуждая о ежемесячной выплате.
        - Наверняка откроют тебе отдельную сберкнижку и будут начислять на неё, - предположил я, по аналогии с банковскими картами.
        - Как пенсия, что ли? - уточнил Гусько.
        - Простая социальная выплата, - ответил я, продолжив просматривать статьи указа Верховного Совета.
        Можно провести аналогию с законом о статусе «Ветерана боевых действий». Большинство льгот, будь то установка проводного телефона или ежегодный дополнительный отпуск, тоже здесь указаны. Как это будет на практике, только предстоит узнать. Главное, что подобный закон появился уже сейчас, а не через несколько лет от начала войны в Афганистане.
        Обсудили и Хрекова, чью фотографию рядом с Брежневым разглядывали со всех ракурсов.
        - Быстро работает наградная система, - кивал Гнётов, присаживаясь за стол.
        - Он же генерал. Плюс подвиг реальный был. Невозможно пройти мимо, - сказал Гусько.
        - Вот-вот! Причина вся в его звании и должности, - сказал заместитель командира эскадрильи.
        - А почему про Томина забыли? У него разве не подвиг? - спросил Валера, сложив руки на груди.
        - Про командира не забыли. На похоронах объявили, что его к званию Героя представят, - сказал я, вспоминая речь одного из представителей генералитета на кладбище в Осмоне.
        Валера прицокнул и покачал головой.
        - Чего не так? - спросил я.
        - Речи толкать начальство умеет. Они и звезду Героя пообещают, и машину вне очереди, и лучшие путёвки в санатории…
        - Петрович, ну что ты опять ворчишь? - перебил его Гусько, но Гнётов тут же навострил уши и остановил Савельевича.
        - Вы продолжайте, капитан Гаврюк. Хотелось бы послушать до конца экспертное мнение опытного офицера, - ехидно улыбнулся Максимович.
        - Я его уже выразил. Достаточно, - сказал Валера и прислонился к стене.
        Никак эти двое не найдут общий язык. Как они только в Липецке переучивались на МиГ-29 вместе?
        После недолгой паузы по обсуждению льгот, мы снова вернулись к наградам.
        - Савельевич, а в нашем случае не сработает эта система? - спросил Марк, вопросительно посмотрев на замполита. - Ну, насколько скоро придут наши награды?
        В классе эта тема интересовала многих, поэтому загудели все. Каждому что-то, да причиталось за проведённые операции в Луркохе и Кокари-Шаршари.
        - Хреков брал на себя обязательства протащить наши документы как можно быстрее. Но там народу награждать нужно почти весь полк, - сказал Гнётов, присаживаясь рядом с замполитом. - Как придут награды, так и получишь свою «Бухарскую звезду», - улыбнулся Григорий Максимович.
        - Оу, это опять мне звезду шерифа? - обрадовался Марк, предполагая, что его наградят орденом «За службу Родине».
        Гаврюк скривился от разговоров про эту награду. У других тоже не нашлось аргументов, чтобы восхвалять данный орден.
        Не была она в почёте у военных, поскольку её можно было получить и за мирные «подвиги». Больше ценились другие награды. Но дизайн у ордена «За службу Родине» был очень крутой!
        - Максимыч, ну раз начал, давай договаривай, - сказал Гусько, пристально посмотрев на Гнётова, который смотрел на всех и ехидно улыбался.
        Штурмовики, после того как закончили просматривать газету, стали заниматься своими делами и мысль о будущих наградах их не беспокоила. Да и нам было известно, что их комэска Арсений Павлович уже довёл всю «разнарядку» по наградам.
        - Григорий Максимович, не томите, - умоляющим взглядом смотрел на него Барсов.
        - Какая разница, когда ты узнаешь, чем тебя наградят? - возмутился Гнётов. - Приедут большие начальники, организуют построение, натрём с вами ботинки и всем всё вручат.
        Валера смотрел на заместителя командира эскадрильи, словно он сейчас забирает у него эту самую награду. Тот, в свою очередь, не сдерживал гнилую ухмылку, пользуясь моментом.
        - А вы, товарищ капитан, надежду на поощрение не теряете, я смотрю? - спросил Гнётов, и у Валеры побелели костяшки пальцев.
        Я уже готов был остановить своего командира звена, если бы тот собирался кинуться на зам. комэска. Однако ситуация разрядилась при содействии замполита.
        - Я сейчас сам им всё расскажу. Не хочешь людям радостные вести принести, так это сделает майор Гусько, - официальным тоном назвал своё звание и фамилию Савельевич.
        - Ладно, - сквозь зубы сказал Гнётов и достал из внутреннего кармана кожаной куртки сложенный листок. - Техсостав по большей части получит медали «За боевые заслуги». Несколько человек «За службу Родине»…
        - А мы? - расстроено спросил Марик.
        - Барсов, тебе не терпится узнать, что ты остался без награды? - спросил Гусько.
        - Савельевич, да как так? Без награды мне нельзя, - возмутился Марк, замотав головой. - Мы с Родиным вообще чуть «Фалкрумов» не прибили!
        Произнесённое название МиГ-29 меня не сразу заставило напрячься. Если раньше я слышал от нескольких человек название этого самолёта «Точка опоры», то английское название от советского офицера услышал впервые. И, похоже, только меня это заинтересовало. Остальные продолжали ждать информации от Гнётова.
        - Марик, замолчал и слушай дальше. Не оставили тебя без награды, - успокоил его Григорий Максимович. - Вот… Мендель и Марик - по ордену Красной Звезды, - недовольно сказал зам. комэска.
        - Во! - показал большой палец вверх Барсов. - Хотя… лучше бы продолжил коллекцию собирать. Второй орден «За службу Родине» был бы…
        - Ты закончил мечтать? - перебил его Гнетов и Марик замолчал. - За ваши с Менделем дела, награды вообще не положены.
        При этих словах Гусько громко прокашлялся, дав понять, что про случай с продажей покрышки не стоит знать лётчикам «Грачей».
        - Продолжим. Товарищ Гусько получает орден Красного Знамени, - сказал Гнётов и Савельевич попытался изобразить на лице удивление.
        - Ой, как это неожиданно! - усмехнулся он, чем вызвал весёлый смех среди нас.
        - Ага. Мне сказали, что ты там чуть ли не на Героя написал. Тебе за такие подвиги впору было бы орден «Победа» дать, - сказал Гнётов.
        - Ну а чего мелочиться, верно? - обратился я к Гусько и тот мне подмигнул в ответ.
        - Родин, а ты чего не спрашиваешь, какую тебе награду выписали? - спросил у меня Паша Мендель.
        - Мне не принципиально, - ответил я, но у самого было огромное любопытство узнать о своём поощрении.
        Тем более что я принимал участие в составлении реляций, представлений и описания подвигов большинства своих однополчан.
        - Тогда и узнаешь на построении, - сказал Гнётов и свернул бумагу. - И вы, товарищ Гаврюк, тоже.
        - Ох, Максимыч! Интригу решил подержать до конца, - потирал ладони Гусько. - Значит так, вы двое…
        Замполиту не дал закончить Буянов, резко вошедший в класс. Вид у него был сосредоточенный, а дыхание прерывистое. Шёл он к нам явно не прогулочным шагом.
        - Так, всем внимание! - громко хлопнул он и вышел на середину класса. - Дело вот в чём…
        - Опять перебазируемся? - спросил Гнётов.
        - Нет, Григорий Максимович. Надеюсь, из Шинданда мы все и улетим в Союз. Кое-что…
        - Комиссия едет? - нервно спросил Гусько.
        - Нет, Савельевич, - прорычал Иван Гаврилович. - Ситуация следующая…
        - К нам кто-то с концертом едет? - загорелись глаза у Марика.
        - Барсов, щенок ты сутулый! Ты у меня лично будешь серенаду под окнами петь сейчас, - пригрозил ему комэска. - Значит так! У гражданских инженеров, которые помогали военным техникам готовить МиГ-29 началась очень серьёзная проверка. Поговаривают, что всех прогонят через особый отдел.
        - А мы тут причём? - спросил Валера, сдерживая зевок.
        - Просто так ничего не бывает. Возможно, и нас начнут проверять.
        - А в чём причина? Кто-то что-то украл? - спросил Барсов.
        - Марик, я не особист. А если бы им был, то тебе бы сказал в последнюю очередь.
        Определённо никто из присутствующих не догадывался об истинной причине такого внимания к представителям авиационной промышленности. Я же, предположил, что гражданина Толкачёва, всё же, взяли, и теперь будут проверять всех, кто с ним работал на предмет участия в его схемах.
        Выйдя из штаба, я остановился, чтобы вдохнуть столь приятный свежий воздух. Погода была сродни классической - октябрьской с хмурыми облаками и пробивающимися яркими лучами солнца. Никакой пыли или ветров в ближайшее время не ожидается. Можно спокойно дышать, не обращая внимание на присутствие в воздухе паров авиационного керосина.
        - Послезавтра слетаем, - сказал мне со спины Гаврюк. - Соскучился я уже по полётам.
        - А что с 29ми? Вы же переучились. В Осмоне видел, несколько штук стоит. Нельзя вам туда съездить и допуск получить, а потом тут уже нести опытно-боевое дежурство? - спросил я, намекая на то, что липецкие лётчики сейчас несут именно такую службу на нашей базе.
        - Пока дежурство несут лётчики Липецка. В Осмоне тоже переучиваются, и они первыми сюда приедут дежурить вместо липчан, - сказал Валера. - Какая разница, Серый? Мне моя перспектива обрисована. Гарнизон Белая и авиация ПВО. Забудь про МиГ-29.
        После этого он достал сигарету из пачки «Стюардессы» и прикурил.
        - А куда полетим послезавтра? - спросил я.
        - Для поддержки штанов. Парой в зону, а потом покрутим с тобой ближний бой. Заодно посмотрю на тебя, как ты смог с Мариком достойно биться с липчанами, - улыбнулся Валера. - Кстати, проговорился Гусько. Тебе и мне орден Красного Знамени вручат по приезде больших лиц.
        Вот это уже достойно! Расту по наградам!
        - Только вот я в твоём голосе не слышу радости, Валер, - сказал я ему, и Гаврюк вяло улыбнулся.
        - У меня он уже будет четвёртый. Могли бы для разнообразия и что-то получше дать.
        - Валер, ты не прав. Прекрасно понимаешь, что тебе могли бы и вообще ничего не дать, - не согласился я с ним.
        - Могли. Ладно, пошли на высотку за шлемами. На стоянке нужно самолётам гонку двигателя сделать, - сказал Валера.
        За эти два дня, количество людей рядом с МиГ-29 было не очень большим. На беседы гражданских таскали регулярно, но это не мешало МиГ-29 выполнять в день по два-три вылета.
        Мы же с Валерой, как и планировали, полетели парой на простой пилотаж. Я ведущий, а он теперь мой ведомый.
        Весь полёт шёл спокойно, без особенностей. От Валеры ни единого звука или подсказки.
        - Справа на месте, - доложил он мне, когда мы выполнили «восьмёрку».
        - Понял. Янтарь, 118й, парой задание закончил. Готовы работать по второй части задания, - запросил я.
        - 118й, разрешил, - вышел в эфир руководитель полётами.
        - Внимание, 117й паре роспуск, - дал я команду Валере, и он резко отвернул от меня в правую сторону.
        - Занимаю 6000, - доложил мне Гаврюк.
        Отклонил ручку влево и начал выполнять разворот, пока Валера отходит на нужное расстояние.
        - Дистанция 4 километра. Я в обороне, - сказал он.
        - Понял. Сходимся.
        Добавил обороты и начал заходить Валере в заднюю полусферу. И вот тут понеслось!
        Гаврюк спикировал вниз и начал выполнять боевой разворот влево. Слишком просто! Я держался внутри его траектории, но он постоянно маневрировал, выходя из зоны поражения. Лампа ПР, что означает - пуск разрешён, мигала как звезда на новогодней ёлке.
        - Захват… срыв, - сказал я в эфир, продолжая выполнять вираж.
        Валера сейчас слева под 30° от меня. Осталось немного довернуться и произвести условный пуск. Переложил самолёт влево, но Гаврюк ушёл от меня.
        Бочка и он сместился ещё левее. Если не уйду вправо, то подставлю свой тыл, и он выйдет мне в заднюю полусферу. Ручка вправо и ухожу вниз с переворотом.
        Начал вытягивать самолёт вверх. Перегрузка росла, прижала к креслу. Дыхание участилось, но Валеру так не достать. Он слева от меня и выше метров на 500.
        - Разошлись. Давай по новой, - сказал Гаврюк и начал выполнять вираж.
        - Понял. Занимаю 5000, - ответил я и развернулся на обратный курс. Сходимся.
        Выполняю разворот и снова выхожу сзади Валеры. Он - то сманеврирует, то сделает бочку, то спикирует в развороте, то полупереворт выполнит и уйдёт со снижением. Я уже начинаю уставать, пытаясь словить его в прицел. Комбинезон промок от напряжения, руки забились, а глаза щиплет от пота.
        - Захват… срыв. Снова захват! - радостно говорю я в эфир, выйдя в километре от Валеры.
        Гаврюк уходит влево, но я успеваю переложить самолёт в ту же сторону и он всё ещё на прицеле. Уходит вправо. Я за ним. Тоже устал мой оппонент и не хочет уже маневрировать по высоте. Ручку отклонил на себя и готовлюсь выполнить условный пуск. Но такой манёвр я даже и не мог себе предположить!
        Валера опять резко ушёл влево и продолжил выполнять бочку, сместившись назад. Я проскочил вперёд, а надо мной в перевёрнутом положении заканчивал своё вращение Гаврюк. Уйти вверх нельзя, а вниз я себя подставлю под удар. В итоге - теперь Валера атакует, а я в обороне.
        - Конец атаки, - сказал он, когда вышел снова позади меня. - Я торможу, а ты отрывайся. Посмотрим, как ты обороняешься.
        Ладно, здесь уже я попробую его удивить. Начинаю уходить от него, выполняя вираж, но Валера занял позицию внутри моей траектории и держит меня на упреждённой дальности для пуска.
        Переложил самолёт влево и ухожу вниз. И это было опрометчиво! Он только этого и ждал. Всей своей пятой точкой ощущаю, как Валера следует за мной, не отрываясь далеко. Почему только не производит условный пуск.
        - У тебя мало времени. Маневрируй! - громко говорит он в эфир.
        Сейчас дам ему проскочить вперёд! Задрал нос, тем самым снизив скорость до минимальной. 300… 280… 260! Ещё немного и самолёт может уйти в штопор! Ручку отклонил влево и педалями удержал направление вращения. Пытался, быть сконцентрированным, но вокруг всё сильно завертелось. На мгновение потерял ориентировку, но тут же вернулся. Бочку выполнил, и сейчас он должен оказаться передо мной. Смотрю вперёд, но тут никого. Сердце в груди заколотилось от волнения.
        - Я слева. Пуск один, пуск два, - слышу я в эфире, пока разгонял самолёт в процессе пикирования.
        Поднял голову, и передо мной, пересекая траекторию моего полёта, пронёсся Валера. Ещё и «помахал крыльями». Как говорится, опыт не пропьёшь. Выиграть у своего командира не получилось.
        - 118й, давай на точку. Мне ещё пару минут надо поработать, - сказал Валера и занял курс на юг.
        - Понял, - ответил я и развернулся в сторону Шинданда.
        Уже после посадки, Дубок расспросил меня, почему у меня такой вид уставший. И правда, я был вымотан за эти несколько минут манёвренного боя больше чем за несколько предыдущих вылетов. Почти как марафон пробежал.
        - С Гаврюком крутили ближний бой, - сказал я, смахивая пот со лба. - Спина отваливается.
        - У Петровича не забалуешься. Помню, как ему покойный командир даже проигрывал на каких-то учениях в тренировочном бою. Гаврюк тогда слегка загордился даже! - улыбнулся Елисеевич и протянул мне вафельное полотенце.
        - Всё у тебя под рукой, - сказал я, взял белое полотенце и вытер лицо. - А потом что было?
        - Потом уже командир ему никогда не проигрывал, и Валера стал расстраиваться. Точнее, раздражаться, если у него что-то не шло. А потом и вовсе перестал с командиром на бой летать. Всячески этого избегал.
        Самолёт Валеры зарулил на стоянку только сейчас. Вместо пары минут Гаврюк решил полетать чуть дольше.
        - Там лампа аварийного остатка загорелась, - сказал он технику, когда вылез из кабины.
        Я же продолжал смотреть на него, не покидая своего «кабинета» в самолёте.
        - Чего расселся? - спросил Гаврюк, подойдя к стремянке. - Выходи, подлый трус! - улыбнулся он.
        - Я так больше не буду, дядь Валер, - ответил я, превозмогая тяжесть в спине и вылезая из кабины.
        - Само собой. Слишком увлёкся расчётами в бою, - сказал Валера, когда я встал обеими ногами на бетон.
        - А как по-другому? - спросил я, забирая у Дубка свой шлем и фуражку.
        - Нету времени в ближнем бою в шпаргалки смотреть и считать. Интуиция и предугадывание - вот основа, - сказал Валера и легко постучал пальцем по моему лбу.
        - Значит, думать не надо? - улыбнулся я.
        - Соображать надо, а ты думал. Оттого и терял драгоценные мгновения. Даже если бы мы с тобой продолжали крутиться в круге, рано или поздно это привело бы меня в заднюю полусферу по отношению к тебе. И этот момент ты никогда не рассчитаешь в полёте, ясно?
        - Ясно. Значит, пока ученик учителя не превзошёл?
        - Тебе ещё расти до меня, сынок! - усмехнулся Валера и мы пошли с ним в сторону высотки.
        Награды нам решено было вручать перед самым 31 декабря. Прилетевшая делегация 29 числа во главе с замом главкома ВВС Пасечником буднично вручала особо отличившимся ордена и медали. На магистральной рулёжке выстроился и наш полк, и мотострелки Громова.
        Всё действо было похоже на выпускной в военном училище или вручение курсантских погон. Стояли три стола с наградами и по три человека вызывались военнослужащие для вручения.
        Для самых высоких наград был центральный стол. Здесь были ордена Ленина и ордена Красного Знамени - наиболее почётные в наградной системе Советского Союза. И набралось нас таких заслуженных почти четыре десятка человек.
        Пасечник вручал их лично, а компанию ему составил человек в чёрном костюме и белой рубашке. Невысокого роста, аккуратно уложенные волосы набок, на груди орден Ленина. Он уже бывал в наших краях. Я его видел на прощании с Томиным в Шинданде.
        Награждение шло быстро. На столах становилось всё меньше и меньше коробочек с наградами, но начальство не уставало говорить напутственные слова и чётко вешать на грудь солдат, прапорщиков и офицеров медали и ордена.
        - Поздравляю вас, товарищи! Это очень знаменательный день для всех нас, - говорил перед строем генерал Пасечник. - И главные слова сегодня я прошу произнести присутствующего здесь высокого гостя.
        На место Пасечника, который отошёл назад к другим начальникам, вышел тот самый гость с орденом Ленина на груди.
        - Слово предоставляется члену политбюро ЦК КПСС, участнику Великой Отечественной Войны Русову Григорию Михайловичу.
        Фамилия незнакомая, да и не припоминаю я этого человека в числе видных партийных работников. Я вообще не встречал упоминания, чтобы кто-то из политбюро отмечался в Афгане.
        - Товарищи! - громко и по-военному начал свою речь этот человек. - Здесь, в Афганистане, вы выполняете не только интернациональный долг, помогая братскому народу. На ваших плечах защита наших южных рубежей.
        И далее Русов заговорил так, будто сейчас нулевые годы, а не 80е.
        - Имя нашему новому врагу - международный терроризм. Теперь уже об этом можно говорить. Империалисты по ту сторону Атлантического океана снабжают духов не только новейшим оружием и деньгами. Теперь их задача - организовать подрывную деятельность в наших южных республиках. Разделить советский народ. И начать они решили именно из Афганистана. Именно здесь тот самый рубеж, который им ни в коем случае перейти нельзя.
        Русов сделал небольшую паузу, а весь строй не смог сдержаться и зааплодировал этому оратору. Кажется, война в Афганистане теперь превращается в схватку с терроризмом.
        - А теперь, я бы хотел довести до вас решение политбюро ЦК КПСС, принятое 24 декабря 1981 года.
        Партийному деятелю принесли документ на нескольких листах, и Григорий Михайлович принялся зачитывать основные положения. Сначала всё как и всегда - мы молодцы, Родина нас не забудет и мы все вами гордимся. Затем были зачитаны выводы какой-то комиссии, которая проанализировала обстановку в Афганистане.
        - Наиболее боеспособная группировка врага разгромлена. Армия Афганистана может контролировать все процессы становления советской власти в республике. В этой связи, политбюро постановило. Значительная часть Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане, возвращается домой, на Родину.
        Кто-то из строя не постеснялся и произнёс «что?». Марик решил прочистить уши и навострил слух. Да я и сам слегка вытянул шею, чтобы слушать внимательно, что же скажут дальше.
        - Вы с победой возвращаетесь к своим родным очагам, к своим близким, родителям, жёнам, детям, друзьям. Министру обороны, начальнику Генерального штаба приказываю приступить к выводу основной части 40й армии в пункты их постоянной дислокации, которые в необходимо развернуть в ближайшее время на территории Советского Союза. Родина ждёт вас, товарищи! В добрый путь. Благодарю вас за службу.
        - Служу Советскому Союзу! - громогласно произнёс весь строй.
        Глава 23
        После таких новостей от партийного руководства у всех мысли были только о доме. Кто-то уже представлял себе встречу с родными, а кому-то было не очень приятно смотреть на радостные лица своих товарищей. Второй категории «пересечь речку» придётся нескоро.
        Согласно указаниям политбюро, 40я армия полностью Афганистан не покинет. Это и должен будет довести нам Араратович. Врио командира полка дал указание всем собраться после построения в классе. Сам же он поехал на совещание в штаб дивизии.
        Атмосфера в классе предполётных указаний царила праздничная. Не каждый день тебе говорят, что война для тебя закончилась. В моей прошлой жизни уже был подобный момент в одной из Ближневосточных стран. Чем-то речь Русова напомнила мне обращение президента.
        Я смотрел, как мои товарищи подсчитывают, сколько ими было заработано за эти месяцы. Со всех сторон на меня глядели довольные лица лётчиков, разглядывающих свои награды. Звучали из каждого угла разговоры о том, чем заняться после столь длительного пребывания в зоне боевых действий. А кое-кто, как и я, обсуждал свой предстоящий перевод.
        - Арсений Павлович, как же теперь без ваших нравоучений? - спросил у командира эскадрильи штурмовиков один из его подчинённых.
        - Другой придёт, - улыбался рыжий подполковник, снимая с груди свой орден Ленина, врученный ему на построении. - Когда командир придёт? - спросил он у Гнётова.
        - Сказал ждать. Он уточняет порядок действий на ближайшие дни, - ответил ему заместитель командира нашей эскадрильи.
        Посмотрев, как другие бережно обращаются со своими наградами, я решил достать свой. Провёл неуверенно по пятиконечной колодке ордена, выполненной из красной шёлковой ткани с белыми полосками. Сзади ко мне подошёл Валера.
        - «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» - так себе девиз для боевого ордена, - усмехнулся Гаврюк, присаживаясь рядом со мной, со своей красной коробочкой с наградой.
        - Тем не менее, орден очень почётный. Для тебя так и вовсе четвёртый, верно? - уточнил я.
        - Что с того? Не уберегли меня мои награды от перевода на новое место службы, - расстроено выдохнул Валера.
        Я сразу вспомнил статью в газете, где были выложены льготы для участников войны в Афганистане. Там было добавлено, что удостоенные трёх орденов Красного Знамени приравниваются в правах к Героям Советского Союза.
        - Как видишь, не бросила тебя страна, - сказал я, напомнив Валере про его льготы за награды.
        - Посмотрим. Я успокоюсь, только когда Амударью пересечём.
        В кабинет вошёл Араратович с большим чёрным портфелем. Фуражка у него съехала на затылок, а сам он выглядел уставшим и не очень радостным.
        - Я мамой клянусь, но в Афганистан проще было заехать, чем выехать, - проговорил Бажанян, достав большую кипу бумаг. - Сразу хочу всех нацелить - войска выводят, но не все.
        Со слов Араратовича стало понятно, что теперь 40я армия будет размещаться и в Союзе, и в Афганистане. Под авиацию оставляют три основные базы - Баграм, Кандагар и Шинданд.
        - На каждом из аэродромов будет по 2 смешанные эскадрильи - транспортная и ударная. Нас интересует ударная, поскольку мы будем составлять её основу.
        Командование поручило Араратовичу сформировать эскадрилью из МиГ-21х, Су-25х и МиГ-29. Значит, не все поедут из нас домой в ближайшее время.
        - Итак, желающие остаться? - спросил Бажанян, но руку никто не тянул. - Пока спрашиваю добровольно.
        Ага! Потом будет принудительно! Честно, я и не рассчитывал, что сегодня же проведут постановку на перелёт, а завтра, пройдя покачивая с крыла на крыло, мы полетим «за речку» в обратном направлении.
        - Товарищ подполковник, я не готов! - встал со своего места Гусько, делая при этом серьёзный вид.
        - Спасибо за откровенность, но вы, Евгений Савельевич, тут старшим остаётесь от 236го полка, - сказал Араратович и Гусько, картинно стукнув каблуками, присел на своё место. - Ещё желающие?
        Пока штурмовики определяли своих «счастливчиков», у нас тоже кипели обсуждения. Никому не хотелось сидеть ещё пару-тройку месяцев до замены из Союза.
        - Товарищ подполковник, я готов, - сказал Паша Мендель, который, по понятным причинам домой не торопился.
        - Мендель - раз, - загнул один палец Бажанян. - Следующий.
        - Серый, давай останемся, - шепнул мне Валера. А то работами завалят по переформированию части.
        - Мол, новая часть формируется. Нужны помещения и остальная материальная база? - спросил я.
        - Верно мыслишь, - улыбнулся Валера. - Товарищ подполковник, капитан Гаврюк готов.
        - Старший лейтенант Родин готов! - вслед за Валерой вызвался я.
        - Отрадно, что вы двое перед вашей сменой места службы вызвались провести здесь время до марта месяца. Хорошо, - сказал Бажанян.
        - Давайте и я, Тигран Араратович, - спокойно сказал Гнётов, отложив в сторону свою коробочку с орденом.
        - Таак, значит, Григорий Максимович будет старший группы нашего полка, - сделал вывод Бажанян. - Савельевич, ты можешь домой ехать.
        - О нет! Только не это! - картинно расстроился Гусько. - А я так хотел остаться!
        - Савелич, не разлагай дисциплину, - поправил его Гнётов. - Ещё одного не хватает, - заметил он, делая пометки в блокноте.
        Бажанян сейчас смотрел в одну точку, даже не моргая. Нетрудно было заметить, что его столь пристальный взгляд был направлен на Марика.
        - Барсов, - тихо произнёс Араратович, постукивая шариковой ручкой по столу.
        - Я, товарищ подполковник, - встал со своего места Марик.
        - Чего молчишь? - спросил у него командир.
        - Так… эт самое… слушаю, - ответил Барсов.
        - Это хорошо. Ты что решил? - продолжил спрашивать Бажанян.
        - А! Так, я домой поеду! Мне здесь делать нечего, - улыбнулся Марик и собравшиеся не сдержали ироничных улыбок от столь непринуждённых слов старлея.
        - Неа. У тебя здесь ещё очень много дел. Остаёшься, - сказал Бажанян, и Марк расстроено закатил глаза. - Григорий Максимович, порядок вашей работы будет следующий…
        Араратович объяснил, что после отлёта основной части сил, мы будем заступать на дежурство через сутки в парах.
        - На сутки заступает пара МиГ-29 и пара МиГ-21.
        - Понял, - кивнул Гнётов.
        - Глаз да глаз за техниками и аэродромщиками, которые останутся от нашего полка здесь. Но особенно следить за Барсовым, - пригрозил Бажанян.
        - Товарищ подполковник, а я - то чего? - спросил Марк.
        - Того! Сейчас начнёшь искать приключений на свои бубенцы! - громко сказал Бажанян. - Теперь постановку на перелёт проведём. Вылет планируем на 30 декабря.
        После постановки начались сборы в модулях. Все собирали сумки, отсеивали ненужные вещи, которые никто не хотел тащить с собой в Союз, а также утрамбовывали сувениры, приобретённые в дуканах.
        Я смотрел за тем, как складывает свои вещи Гусько и возмущается Марк, ворочаясь на кровати.
        - Блин, три месяца тут торчать. Чё делать-то, Серый? Тяжко без женщин, - сказал Марк, повернувшись набок лицом ко мне.
        В данном случае я готов с ним согласиться. Женского тела… вернее тепла не хватает.
        - Марик, так сто процентов новая смена в столовую скоро заедет. Медсанбат остаётся, - сказал Гусько, вытаскивая из тумбочки один пузырёк за другим.
        - Да я был там, Савельевич. Всё очень плохо. Может в Баграм как-нибудь соскочить? Там Светка есть. Вариант проверенный, - начал мечтать Барсов.
        - Этот проверенный вариант тоже может свалить домой по ротации. Да и не забывай, что там сейчас народу не меньше. Светка всем нужна, - улыбнулся я.
        - Всё-то ты знаешь. Помечтать не даёшь! Тебе хорошо говорить, Серый. Ася рядом вьётся, Лёля подкармливает…
        Рассуждения Марика я слушать не очень хотел, поэтому пропускал всё мимо ушей и занимался своим делом. Кадровик Илья предложил взять на хранение мой орден. Предложил вернуть мне его уже в Осмоне, но я не хотел расставаться с наградой.
        Дверь в нашу комнату открылась. На пороге появился Гнётов.
        - Родин, бегом в штаб к Никитину, - сказал Григорий Максимович.
        Странно, что меня вызывает наш оперуполномоченный. Очередная беседа о моих отношениях с Красновым? Решил перед своим отъездом меня ещё поспрашивать старший лейтенант.
        От такой информации, Гусько надулся и отвернулся от меня. Гнётов мог бы и не называть фамилию особиста, чтобы мои соседи в комнате не напрягались. Собравшись, я пошёл на выход
        - Аккуратнее, Серый! - столкнулся со мной Гаврюк, который нёс туристический рюкзак, набитый какими-то вещами.
        - Ты чего там тащишь? Яблок скомуниздил в садах Герата? - спросил я улыбаясь.
        - Ага. Затарился у техников согревающей жидкостью. Многие из них уезжают, так пускай добро оставляют, - сказал Валера, снимая с плеч рюкзак.
        При касании с полом тот брякнул звуками стекла. Гаврюк спешно засунул рюкзак под кровать и сел на неё. Со стороны похоже на то, что сторожевой пёс «заступил на вахту» около своей конуры.
        Придя в штаб, я сразу направился к особисту. В кабинете Никитин стоял рядом со своим столом, складывая в папки документы. Рядом стояла картонная коробка с наклеенным лейкопластырем сверху - похоже на передачку с Родины.
        - Проходите, Сергей. Присаживайтесь, - сказал Никитин и я сел на стул перед ним.
        - Доброго дня, Никита! - поздоровался я.
        - Никита Васильевич, вообще-то, - поправил он меня.
        - Я это учту, Никита, - ответил я, совершенно не собираясь называть его по имени и отчеству.
        - Это хорошо, что вы всё учитываете, - громко закрыл он папку с документами, пытаясь прожечь во мне дырку. - Я уполномочен передать вам привет от Краснова.
        Эта новость вызвала у меня улыбку. Давненько мне не передавал приветов Леонид Борисович! Обычно он это делал в моменты, когда за меня нужно было замолвить словечко. Сейчас же я терялся в догадках, каковы причины такого внимания.
        - Спасибо! Ему тоже привет, - кивнул я.
        - Что, так просто друг другу приветы можете передавать? - удивился Никитин.
        - Почему бы и нет? КГБшник разве не человек?
        - Ладно… тут вам передали посылку небольшую, - сказал Никитин и поставил передо мной на стол ту самую коробку.
        На том самом лейкопластыре было написано «Серёже Родину». И почему-то я был уверен, что эта посылка именно от бабы Нади. Как только она умудрилась припрячь для доставки целого полковника, мне не известно. Может, Аня Краснова тут постаралась?
        - Не хотите открыть? - спросил у меня Никитин.
        - Вам так интересно посмотреть, какие мне носки прислали? - улыбнулся я.
        - Ерунды не говорите! Какие ещё носки? Открывайте посылку здесь, - сказал оперуполномоченный.
        Молча распаковал коробку, чтобы Никитин убедился в правдивости моих догадок.
        - Теперь мне можно идти? - спросил я и взял коробку в руки.
        - Идите, Сергей, - ответил Никитин, скорчив кислое лицо. - С наступающим вас, - протянул он мне руку.
        Отказывать не было смысла. Пожав руку, Никитин слегка притянул меня к себе.
        - Это не всё. Вам просили передать спасибо за содействие. Вы нам очень помогли, - сказал особист и отпустил руку.
        Похоже, что Толкачёва и, правда, взяли контрразведчики. А инженеров, которые в Афганистане обслуживали МиГ-29, начали гонять на предмет близких связей с этим предателем.
        Ну а бабушка действительно прислала мне вязанные носки и свитер с каким-то лопоухим животным. Вроде и не медведь, но и не заяц. В будущем такой вариант одежды будет в тренде.
        - Серый, ты на утренник собрался? - попробовал меня подколоть Марик, когда я начал надевать свой новогодний подарок.
        - Просто меня очень сильно любит бабушка. Я у неё один, - сказал я, раскрывая пакет с конфетами и протягивая «Мишку на севере» Барсову.
        - О! Мои любимые! - обрадовался наш блондинчик такой сладости, будто получил новогодний подарок.
        В письме бабушка пишет, что очень сильно ждёт, когда приеду. К ней заходила Аня Краснова, и они с ней попили чай. Потом баб Надя описала, что ей рассказала Аня, как она меня видела «в командировке» и что у меня всё хорошо. Хоть в этом плане бабулю успокоили.
        А вот подобный визит и помощь в отправке посылки мне со стороны Красновой, опять наводят на мысли. Она не теряет надежды на наши близкие с ней отношения.
        К 31 декабря почти вся база покинула Шинданд. Основная масса народу перебазировалась на транспортных самолётах домой. Желания отмечать наступление 1982 года в Афганистане ни у кого из нас не было.
        А тем временем, никто не снимал с нас задач боевого дежурства. Липчане же продолжали своё опытное дежурство на МиГ-29. Даже в Новогоднюю ночь пришлось заступать и нести службу в дежурном звене.
        Всё этим декабрьским утром было, как и всегда. Прошли ритуал заступления, пришли в домик и улеглись на кровати. Компанию мне сегодня составили Марик, Гнётов и Валера. С ними мне придётся провести и следующие три месяца, оставшиеся по службе в Афганистане.
        Ткачев и его вечный ведомый Санёк - в соседней комнате. Их пара МиГ-29 тоже заступила на дежурство. Самолёты были завешаны ракетами, готовые взлетать по команде «Воздух».
        - Так, 31 декабря! - воскликнул Марк, вскочив с кровати. - А чего мы лежим и не соображаем горячительных напитков на шестерых?
        - Барсов, уймись! Моча в голову ударила? - сонно пробубнил Валера, перевернувшись набок.
        - Вечером со столовой принесут праздничный ужин. А сейчас давай в горизонт и не шуметь, - кряхтел Гнётов, который даже не открыл глаз, останавливая Марка от намерений залить за воротник.
        - Блин, Григорий Максимович, ну не будет ничего. Война закончилась. Всего три базы в Афгане оставили, - заныл Марик.
        - И будешь ты сюда ездить в командировку постоянно, - сказал я, читая поэмы Пушкина.
        - Серый, ты читай! Умнее будешь, - воскликнул Марк. - Хотя, куда тебе ещё больше умнеть?
        - Действительно. Не как ты. Про тебя так сказать нельзя, - ответил я, перелистнув страницу.
        - И какой же я?
        - «Он слеп, упрям, нетерпелив. И легкомыслен, и кичлив», - процитировал я Пушкина, проговорив отрывок из «Полтавы».
        - Надоел ты мне Серый. На всё у тебя есть ответы, - махнул рукой Марк. - Григорий Максимович, ну на сухую Новый год неправильно встречать.
        - Барсов, иди куда угодно, только не мешай мне спать, - рыкнул на него Гнётов и перевернулся на спину.
        - Я с ним тогда схожу, - сказал Валера и подорвался с кровати, схватив со стула кожаную куртку. - Я дукан знаю, где кулинария отменная.
        - Валера, закуску со столовой возьмите и назад, - сказал Гнётов
        - Да понял я, Максимыч, - улыбнулся Валера и выбежал из комнаты.
        Гнётов ещё пару минут поворочался в кровати и пошёл куда-то на улицу. Так вот, меня и оставили одного с Пушкиным на пару.
        Вечером стол в нашей комнате ломился от кушаний. Картошка настоящая, а не консервированная, мясо сочное, а не с прослойками сала. Ну и какие-то соленья, а также компот.
        - Вы откуда такие пироги взяли? - спросил Ткачёв, который уплетал кусок мясного деликатеса, приготовленный в столовой.
        - Марик решил вопрос, - похлопал по плечу Барсова Валера.
        Марк же был не так доволен тем, что его сейчас выделили как героя.
        - Интересно, каким образом ты смог договориться со столовой? - спросил я.
        - Пришлось продаться в рабство. Пару свиданий пообещал. Лёля правда твоя пыталась помешать, но когда услышала, что и ты здесь будешь, решила тебе личный пирог передать, - протянул Марк мне отдельную тарелку с ароматным яством.
        - Ну, конечно! С общей тарелки мы не едим, - возмутился Гнётов.
        - Да ладно вам, Григорий Максимович, - сказал Марк. - Пускай ест свой с картошкой, а у нас смотрите, какое разнообразие, - истекал он слюной.
        Застолье сначала было ужином, а затем превратилось в подобие пьянки. Всех быстро заклонило в сон. Особенно резко стали отключаться Ткачёв и его ведомый. Пришлось им даже раньше уйти к себе.
        Техники тоже отмечали. Дубок старался контролировать своих коллег. По моим скромным подсчётам, не больше двух-трёх нурсиков в одну глотку употребили в этот вечер, но вот спать все легли очень рано.
        Даже меня слегка разморило, и я решил не дожидаться курантов. 31 декабря - просто ещё один день в году.
        Наутро всё как и всегда - в комнате храп, букет мужских запахов и тишина на улице. Прямо так и вижу, что выйду сейчас на улицу, а на пороге сидит Дубок.
        Солнце ещё полностью не встало, но Елисеевич снова на своём посту. Смотрит куда-то вдаль и не шевелится.
        - Елисеевич, ты всю ночь тут просидел? - спросил я. - Решил вместо часовых сторожить?
        - Неа. Немного поспал, а потом вот решил домой написать, - ответил Дубок, показывая фотографию своей семьи. - Написали мне с Осмона.
        - Это ж хорошо, - порадовался я за своего техника.
        - Ага. Я им и прислал фотокарточку с медалью. Сказал, что теперь на каждое 9 мая буду ходить с ней. Мой отец и дед воевали. И у каждого такая медаль есть, - показал мне Елисеевич свою «Медаль за отвагу», которую ему вручили на награждении.
        Наверное, когда подавали, приняли во внимание действия техника при обстреле базы несколько месяцев назад.
        - Обмыл? - спросил я улыбнувшись.
        - На службе же, Сергеич! - погрозил мне своим большим пальцем он. - Тебе тоже не советую.
        - Да я не пью, - ответил я и посмотрел на спящий аэродром.
        Часовые, наверняка, приснули в своих будках. В воздухе тихо, безмятежно и только где-то на стоянке МиГ-29 слышна какая-то возня.
        - Гражданские, чего с них взять, - сказал Дубок.
        Работать первого января - кощунство высшей степени. Ещё и боец, охранявший стоянку МиГ-29 куда-то пропал.
        Прошло несколько секунд, и ситуация поменялась кардинально. МиГ-29 стал запускаться.
        - Что-то не то, Елисеевич. Почему самолёт запускается? Была команда «Воздух»? - спросил я, медленно поднимаясь на ноги.
        Ещё пара минут и вот уже со стоянки по магистральной рулил новейший самолёт. Один и без команды. И его никто не остановил. Как будто вся база спит.
        Присмотревшись, я увидел ползущего человека перед оставшимися самолётами. Наверняка, это часовой
        Я кинулся в домик, чтобы сообщить на КП о странности с этим МиГ-29.
        - КП дежурному звену, - повторял я снова и снова.
        Но связи не было. Её просто кто-то перерезал. Смотрю в окно, а МиГ-29 уже подруливал к домику нашего звена.
        - Сергеич! Там часовой с МиГовской стоянки. Говорит, самолёт крадут, - громко сказал Елисеевич и ожидая от меня указаний.
        Разбудить никого не удалось. А МиГ-29 тем временем уже рядом с полосой. Ещё минута или две, и он начнёт разбег.
        - Чего делать-то? - спросил мой техник.
        Связи нет, подмоги тоже. И времени в обрез.
        Глава 24
        Дубок смотрел на меня с полной уверенностью в моём решении. Ждать команды нельзя, иначе самолёт уйдёт.
        Я рванул к выходу, по пути схватив первый попавшийся мне шлем и маску. Не смотрел я ни на фамилию, ни на размер, но он подошёл мне.
        - Сергеич, он уже почти на исполнительном! - кричал мне Дубок, когда я резво запрыгивал в кабину.
        - Запуск, запуск! - громко сказал я.
        - Поднимай других, - рыкнул на худосочного техника со стоянки угоняемого самолёта.
        - Так, все спят, - разводил руками техник МиГ-29.
        - Там в сартире на улице кто-то был. Беги туда, дурень! - вразумил его Дубок, но тут же замахал мне руками, привлекая моё внимание. - Сергеич, у него нет подвесного бака. Заправка - 50 %! - крикнул он мне.
        Пристёгиваться времени нет, и я начал запускать двигатель, быстро переключая тумблеры на панели автоматов защиты сети.
        Если у него нет ПТБ, значит, недалеко полетит. Ближе всего Иран. Только туда ему и хватит. Есть ещё одно направление, но лететь туда очень рискованно. Хотя, вся затея с угоном новейшего для этого времени истребителя полна риска и требует немалого азарта и безбашенности.
        Техник не стал бы врать по варианту заправки. Да и логично со стороны тех, кто планировал это опытно-боевое дежурство, заправлять самолёт на самый малый вариант заправки. И она у него равна всего 50 %, то есть чуть больше двух тонн. Километров на 600 - 650, не больше.
        Шлем болтался на голове, пытаясь слететь от резких движений головой. МиГ-29, на который я смотрел, уже был на полосе и уже начал разбег.
        - Запустился! - крикнул я, опуская блистер фонаря кабины.
        Угонщик решил экономить топливо и взлетел на максимале. Было бы чревато большим расходом топлива, если на МиГ-29 включать форсаж для взлёта.
        Со стоянки я резко рванул вперёд, выводя постепенно обороты двигателя на взлётный режим. До полосы несколько метров, а значит, интервал между нами будет минимальный. Главное - попробовать его догнать и заставить ввязаться со мной в бой. Вот только легко это сказать, и ой как трудно сделать.
        Он уже 30 секунд в воздухе и постепенно увеличивал отрыв от меня. Я вырулил на исполнительный старт, не выравниваясь по осевой линии полосы, сразу же включил форсаж. Быстрый разгон, рывок назад и шлем чуть не слетает с моей головы. Не пристегнул я свою кастрюльку. Вот она и болтается у меня.
        Разгон по полосе, скорость растёт, подходит момент подъёма носового колеса. Подъём и отрыв и я правым разворотом ухожу на запад.
        И тут заработало отечественное ПВО! В нескольких метрах от меня прошла очередь крупнокалиберных снарядов, от которых я ушёл в сторону. Опасно так на взлёте маневрировать! Ещё немного и крен бы сравнялся с прямым углом.
        Начал искать глазами чёрный след МиГ-29, который он оставляет за собой. В хорошую погоду, а на рассвете 1 января этого года она именно такая, его должно быть видно почти за 20 километров.
        Вот и он, кстати! Я проходил траверз аэродрома, как вдруг заметил, что «беглец» пикировал на стоянку. Ещё и с большим углом. Кажется, сейчас он будет стрелять по самолётам из пушки.
        Угонщик пускает очередь и один за одним начинают загораться самолёты дежурного звена, выбрасывая в воздух языки пламени.
        Справа ещё одна очередь из зенитной установки, но «беглец» уворачивается от неё и уходит… на юг.
        Вот это поворот!
        Обороты двигателя выставил на максимал и начал набирать скорость. Попутно смог застегнуть шлем и нацепить маску. Но чего-то не хватает. Слишком тихо в кабине. Ага! Разъём для подключения к радиостанции был не соединён. Быстро скрепил его и тут же оглох.
        - Это Янтарь! Кто взлетел? - кричал в эфир на стартовом канале руководитель полётами, но ему никто не отвечал.
        МиГ-29 удалялся на юг, оставляя за собой чёрный след. Я старался, не терять его из виду.
        Догнать его сложно. А когда мне было легко? Обрадовало только то, что курс он взял не в сторону Ирана.
        В голове цифры сменялись графиками, расчёты шли вперемешку с номограммами. Главное - не отставать от него. Хоть и у МиГ-29 разгон до 1000 км/ч быстрее, чем у меня, но ему на такой скорости не долететь до другого аэродрома. И, похоже, я начинаю понимать, куда он собирается улететь. Пакистан примет такой «подарок» с удовольствием.
        Беглец спикировал вниз и выровнялся у самой земли. Между нами примерно 15 километров, а впереди ещё почти 550 до границы и ближайшего аэродрома, куда он может сесть.
        На указателе скорости установилось значение 850 км/ч, и расстояние между нами перестало сокращаться. Всё верно делает! На такой скорости и вне видимости радиолокаторов у него топлива хватит на 600 километров и даже сможет проход сделать над аэродромом посадки.
        - Экипажам в воздухе, доложить свои позывные, - продолжал запрашивать руководитель полётами, но ему никто не отвечал.
        Сто процентов беглец понимает, что за ним летят. Правда, знает он, что впереди ещё и Кандагар, с которого могут взлететь на перехват истребители. Возможно, уже взлетели.
        Тогда стоит перейти со стартового, на другой канал. Точно! Есть, почти никому не нужный канал пеленгации.
        Принцип там следующий: сидит себе солдатик на автоматическом пеленгаторе и ждёт, когда кто-то выйдет на связь и запросит своё местоположение.
        Переставил радиостанцию на 4й канал и стал запрашивать.
        - Янтарь-пеленг, 117й на связь! - громко сказал я в эфир.
        - Оээ, - послышался сонный голос в ушах.
        Что за балбес? Спит в такой момент!
        - Янтарь-пеленг, 117му! - запросил я.
        - Я… эм… повторите, кто вызывает? - вальяжно запросил меня боец, сидящий на пеленгаторе.
        Ну, зараза!
        - Ты там спишь, что ли? - крикнул я в эфир, чтоб привести в чувство этого соню.
        - Нет, никак нет! Прибой 348! - ответил мне оператор на пеленгаторе.
        - Передай руководителю, что 117й на связи. На этом канале, - ответил я и снова прибавил оборотов.
        Начал опять беглец уходить, но своё ускорение нужно беречь. Пока не хочется размышлять над тем, кто там в кабине. Всё после посадки угонщика. Про то, что его нужно будет сбивать, я даже не сомневаюсь.
        - Весёлый 117й, ответь 234му, - запросил меня спокойный голос.
        На заднем плане стоял шум, будто гудели турбовинтовые двигатели какого-то самолёта. Может быть, это и мой оппонент пытается играть со мной.
        - 117й, с дома передают, что с Юга поддержки не будет. Очередной казус у них, - передал мне информацию 234.
        Что-то уже похожее на правду. Горькую! Судя по всему, в Кандагаре очередной обстрел. Даже сейчас не хотят, бездари работать!
        - Цель нужно перехватить, - передал мне очередную команду экипаж.
        И как они это себе представляют? На самолёте, который уже стал историей сбить МиГ-29. Пускай и он ограничен в манёврах и скорости, но у него же есть ракеты, которые он применит.
        - 117й, не дать уйти за границу, - ещё одна команда прилетела мне.
        Не уверен, что получится сбить его пуском вдогон. Там не дурак и станция об облучении у него однозначно включена. Вариант только один - догнать и начать прижимать к земле. А там, как получится.
        У него выбора тоже немного. Будет убегать на форсаже - не хватит топлива на посадку и если будет прыгать за границей Афганистана, то без украденного МиГ-29 он никому не нужен. Там уже пакистанцы его возьмут в плен. Не включит - придётся вступать со мной в бой и пытаться сбить как можно быстрее. Тогда есть шанс, что он дотянет до ближайших аэродромов в Пакистане - Далбандин и Шамси.
        Я же смогу сесть в Кандагаре. Обстрел-то закончится к тому времени. Наверное.
        Руку медленно положил на рычаг управления двигателем в готовности включения чрезвычайного режима, если это будет необходимо. До моей цели чуть больше десяти километров. Виски разболелись от напряжения. Чувствую, что сейчас мне будет очень непросто… выжить.
        Сбросил подфюзеляжный бак и две ракеты на внешних балочных держателях.
        - Эх… - выдохнул я и включил форсаж.
        Расстояние начало сокращаться. Ещё немного и я перейду сверхзвук. Но мне просто нужно догнать беглеца. Слегка придавило к креслу, а скорость быстро перевалила за 1000 км/ч.
        Расстояние сокращалось, и я перевёл самолёт на пикирование, чтобы меня не было видно сверху или в зеркала в кабине.
        Подхожу ближе. Дыхание участилось, а глаза слегка защипало от пота. Ведь там же кто-то из своих. Возможно из тех, с кем я хорошо общался. И вот так просто пустить ракету?
        Радар у меня был выключен, прицел тоже. Высота 500 метров, и вокруг пустынный пейзаж Дашти-Марго. Впереди видна узкая полоска реки Гильменд, за которой уже сложно будет перехватить МиГ-29. Там до границы рукой подать.
        До цели примерно пять. Готовлюсь включить прицел и тумблер системы вооружения. Крайний взгляд на приборы, чтобы проконтролировать все параметры.
        Включаю тумблер, прицел начал работать, и сразу же загорается лампа ПР пуск разрешён.
        - Пуск, - говорю я про себя и нажимаю кнопку.
        Тут же беглец начал резко маневрировать. Сработала у него станция. Ракета ушла мимо, а значит, у меня теперь только одна в запасе.
        Добавил обороты и за противником к самой земле. Вывожу самолёт, чуть не чиркнув брюхом какой-то холм и иду за МиГ-29.
        Круто маневрирует, паразит! Бочка за бочкой, боевой разворот и тут же с набором высоты ушёл вверх. Пока он у меня на прицеле, но вновь маневрирует. Переворот и ушёл вниз. Но я не отставал. Видимо, оппонент решил, что со мной нужно «вопрос решить» и сбить меня. Теперь он пытается сменить позицию и выйти в атакующую позицию.
        Дышать непросто при таких нагрузках. Он твёрдо решил от меня отделаться. Уходит вправо и тут же задирает нос. Управляемую бочку решил сделать, но я это разгадал.
        Выхожу слева от него, левая педаль до упора и разворачиваюсь ему в переднюю полусферу. Лампа ПР снова загорелась, но ненадолго. Он включает на секунду форсаж и проскакивает вперёд, оторвавшись на пару километров.
        Заложил большой левый крен, поднимая песок и камни с небольших холмов под собой.
        Погода слегка испортилась, и уже не светило яркое солнце. Небо затянуло серыми тучами. Верхушки высоких холмов, выросших из ниоткуда в этой пустыне, стали закрываться облаками.
        Обороты максимал и тут же включаю чрезвычайный режим. Я могу дольше на нём пролететь, чтобы попробовать догнать беглеца. Ему же форсаж - это смерти подобно.
        Снова выхожу сзади и продолжаю преследовать. Разворот влево и МиГ-29 ушёл вверх, пробив нижний ярус облаков перистой формы. Беглец перевёл наш с ним поединок выше.
        Я задрал нос и сделал горку. Теперь можно атаковать с принижением. Выполнил прицеливание и… опять срыв захвата!
        Оппонент сделал очередной переворот и устремился к земле в обратном направлении. Разворот влево и сам начал пикировать на него. Но мало высоты, могу не вывести. Тяну ручку на себя, но не так быстро реагирует самолёт. Земля приближается, нос задирается неохотно. В последний момент жёлтый песок сменяется голубым небом, и я вывожу самолёт в горизонт. Быстро выдохнул и понимаю всю «жопность» ситуации.
        Включаю форсаж и выполняю разворот влево. Сейчас я чувствую это злобное дыхание со спины, будто за мной гонится голодный пёс.
        Сирена станции предупреждения об облучении, то верещит, то замолкает. Руки начинают уставать от постоянного маневрирования. В перископе и в зеркалах заднего вида постоянно видел анфас своего противника.
        Ещё один разворот и я пролетаю в расщелину между холмами, разрывая облака. Даже и не ёкнуло у меня под сердцем, что за серой пеленой может быть сопка.
        Пока меня спасает то, что я кружусь рядом с этими неровностями, и его прицел меня не может словить.
        Чувствую, что он сзади. Сирена снова заработала и по мне пошла ракета. Ручку слегка на себя, педаль вправо и переваливаюсь через холмистую гряду, высотой, почти в 2000 метров. Захват сорвался.
        Боевой разворот влево, но мой оппонент продолжает преследовать. Слишком он за мной увязался. Ещё несколько минут таких манёвров, и он уже не долетит до аэродрома.
        Сделал горку, начав набирать высоту. Если у него сейчас не выйдет меня сбить, он однозначно будет убегать, а там уже я могу его не достать. Включаю форсаж, оппонент идёт следом. И опять меня захватывает его прицел.
        Пора! Ручку управления ещё больше отклонил на себя, выключив при этом форсаж. Педаль вправо, ручка управления в ту же сторону и выполняю переворот на горке.
        Самолёт уходит на пикирование, а мой оппонент проскакивает вперёд и теперь я опять сзади. Ракета моя готова, лампа ПР горит, нажал кнопку.
        - Пуск! - снова громко кричу я, тяжело выдыхая при этом.
        Ракета устремилась вперёд, МиГ-29 сманеврировал, но недостаточно. Взрыв был рядом и зацепил фюзеляж. Из правой гондолы двигателя вырвалось яркое пламя, и самолёт начал терять высоту.
        Впереди были те самые холмы, над которыми сейчас были небольшие облака. МиГ-29 продолжал гореть и лететь в их направлении. Вот он скрывается в облаках, и я вижу яркий ореол сквозь серую вату.